«Огнепоклонники»

Нора Робертс Огнепоклонники

ПРОЛОГ

Огонь родился из жара, дыма и света. Как некий доисторический зверь, когтями прокладывающий себе путь из утробы, он ожил с треском, быстро переросшим в рев.

В один миг огонь изменил все вокруг.

Подобно зверю, огонь полз, змеился по дереву, оставляя на всем, что было чистым и ярким, черные отметины своих сильных пальцев.

У него были глаза – красные, всевидящие, он был наделен таким мощным, таким всеобъемлющим разумом, что не упускал ничего, оказавшегося в его орбите.

Он воспринимал огонь как некую сущность, как золотисто-алое божество, живущее только уничтожением. Огонь брал, что хотел, без жалости, без стеснения. С такой жадностью! С таким пылом!

Все падало ниц перед огнем, все было отдано ему на растерзание. Но это он сотворил огонь, он вызвал огонь к жизни. Значит, он был богом огня. Он был сильнее пламени, коварнее жара, душнее дыма.

Огонь не жил, пока он не вдохнул в него дух.

Наблюдая за возникновением огня, он влюбился.

Отблески пламени трепетали на его лице, плясали в его зачарованных глазах. Он взял бутылку пива и с наслаждением глотнул терпкий холодный напиток, пока его кожа криком кричала от жара.

В желудке у него было неспокойно, его разум пребывал в ошеломлении. Множество невероятных возможностей мелькало в его воображении, пока огонь карабкался вверх по стенам.

Огонь был прекрасен. Огонь был могуч. С огнем было здорово!

Наблюдая за зарождением огня, он словно сам рождался заново. Его судьба была мечена огненным клеймом подобно тому, что спаяло его сердце и душу.

ТОЧКА ВОЗГОРАНИЯ

Точка возгорания – место возникновения огня.

Все, начатое дурно, крепнет злом.

Шекспир. Макбет, акт III, сцена 2[1]

1

Балтимор, 1985 г.

Детство Катарины Хейл окончилось душной августовской ночью, через несколько часов после того, как «Балтиморские иволги»[2] разгромили «Рейнджеров» на Мемориальном стадионе, раскроили их техасские задницы девять к одному, как сказал ее отец. Ее родители взяли редкий для себя выходной и отправились на стадион смотреть игру всей семьей, отчего победа показалась им еще слаще. Обычно один из них, а чаще оба, допоздна работали в пиццерии «Сирико», которую унаследовали от деда Катарины с материнской стороны. Здесь, в пиццерии, ее родители встретились восемнадцать лет назад. Ее матери было восемнадцать, когда двадцатилетний Гибсон Хейл согласно семейной легенде заглянул в заведение за порцией пиццы.

Зашел за пиццей, любил повторять он, а получил итальянскую богиню.

Ее отец часто говорил странные вещи, но Рине нравилось слушать.

Пиццерию он тоже получил. Десять лет спустя, когда деда и нуни[3] решили, что пора им повидать мир. Бьянка, младшая из их пяти детей и единственная дочь, вместе со своим Гибом взяла на себя управление хозяйством: ни один из ее братьев не захотел возиться с пиццерией.

Пиццерия «Сирико» сорок три года простояла на своем месте в Маленькой Италии Балтимора. Она была старше папы: у Рины это не укладывалось в голове. И вот теперь ее отец – а ведь у него не было в жилах ни капли итальянской крови! – управлял заведением вместе с мамой, которая была итальянкой до мозга костей.

В «Сирико» почти всегда было полно посетителей, а это означало очень много работы, но Рина, хотя ей тоже приходилось помогать, была не против. Ее старшая сестра Изабелла шумно выражала свое недовольство, потому что по субботам, вместо того чтобы отправиться на свидание или на вечеринку с друзьями, должна была помогать родителям в пиццерии. Но Белла вечно была чем-нибудь недовольна.

Ей особенно не нравилось, что у их самой старшей сестры Франчески была собственная спальня на третьем этаже, а вот ей, Белле, приходилось делить спальню с Риной. У Сандера тоже была своя отдельная комната, но ведь он был единственный мальчик в семье, хотя и самый младший из детей.

Делить комнату с Беллой было даже весело, пока Белла не достигла подросткового возраста. А уж когда она его достигла, других занятий, кроме как говорить о мальчиках, листать модные журналы и менять прически, у нее не было. Для всего остального, решила Белла, она стала слишком взрослой.

Рине было одиннадцать и пять шестых. Пять шестых – это была существенная деталь. Это означало, что всего через четырнадцать месяцев она сама достигнет подросткового возраста.[4] С недавних пор это была ее самая заветная мечта, подавившая даже желание стать монахиней или выйти замуж за Тома Круза.

В эту жаркую и душную августовскую ночь, когда Рине было одиннадцать и пять шестых, она проснулась в темноте от судорожной боли в животе. Она свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку и закусив губу, чтобы не застонать. Кровать Беллы была отодвинута на максимально возможное расстояние, словно она не желала иметь ничего общего с Риной. Белла мирно посапывала.

Рина осторожно потерла живот. Ей вспомнились съеденные на стадионе сосиски в тесте, попкорн и мороженое. Мама тогда ей сказала, что она еще пожалеет.

Ну почему мама не могла хоть раз ошибиться?

Она попробовала молиться, как учили монахини, чтобы ее боль засчиталась какому-нибудь несчастному грешнику. Но ей все равно было больно!

А может, сосиски в тесте тут вовсе и ни при чем. Может, это из-за того, что Джоуи Пасторелли ударил ее в живот. У него из-за этого вышли крупные неприятности. За то, что сбил ее с ног, порвал на ней блузку и назвал ее нехорошим словом, которого она толком и не поняла. Мистер Пасторелли и ее папа даже повздорили, когда папа пошел к ним в дом «обсудить создавшееся положение».

Рина слышала, как они кричали друг на друга. Вообще-то ее папа никогда не кричал. Ну… почти никогда. Кто у них в семье умел кричать, так это мама. Она была стопроцентной итальянкой, и нрав у нее был крутой.

Но, боже, как же папа кричал на мистера Пасторелли! А когда он вернулся домой, то крепко обнял ее. И они пошли на бейсбол.

Может, это бог ее наказал? Она же позлорадствовала, что Джоуи Пасторелли теперь накажут! И еще она даже порадовалась, что Джоуи Пасторелли сбил ее с ног и порвал на ней блузку, потому что именно из-за этого они пошли на стадион и посмотрели, как «Иволги» надрали задницу «Рейнджерам».

А может, у нее есть внутренние повреждения?

Рина знала, что можно получить внутренние повреждения и даже умереть, потому что смотрела «Скорую помощь», у них с Сандером это был любимый сериал.

Эта мысль привела за собой еще одну острую судорогу. У Рины даже глаза заслезились. Она стала вылезать из постели – ей хотелось к маме – и вдруг почувствовала что-то влажное между ног.

Всхлипывая, умирая со стыда – неужели она могла намочить в постель, как младенец, – Рина выбралась из спальни и направилась по коридору в ванную. Войдя в чистенькую нарядную комнатку с розовой плиткой и такой же розовой ванной, она задрала свою трикотажную ночную рубашечку с картинкой «Охотники за привидениями».

Горячая волна страха прокатилась по ней, когда она увидела кровь у себя на бедрах. Значит, она умирает. У нее зазвенело в ушах. Когда пришел новый приступ боли, Рина открыла рот, собираясь кричать.

И вдруг поняла. Нет, она не умирала. И никаких внутренних повреждений у нее нет. У нее месячные. В первый раз в жизни.

Мама же ей все объяснила. Про яичники, про циклы, про то, как становишься женщиной. У обеих ее сестер были циклы каждый месяц, и у мамы тоже.

В шкафчике под раковиной хранились тампоны «Котекс». Мама показала ей, как ими пользоваться, и как-то раз она заперлась в ванной, чтобы попрактиковаться. Рина смыла кровь и решила, что нечего разводить нюни. Ее не столько смущала сама кровь, столько то место, откуда она выходила.

Зато теперь она стала взрослой. Достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Позаботиться о том, про что мама говорила: «Это женское».

Рине больше не хотелось спать, она решила пойти в кухню и выпить имбирной шипучки. В доме было так жарко! Папа называл это «собачьи дни». А ей о многом надо было подумать теперь, когда она состоялась. Рина взяла свой стакан с имбирной шипучкой, вышла на крыльцо и опустилась на прохладные мраморные ступеньки.

Было так тихо, что она услышала, как во дворе у Пасторелли залаял пес: у него был хриплый, кашляющий лай. На улице горели фонари. Рине казалось, что она одна не спит на всем белом свете. И уж точно сейчас никто на свете, кроме нее самой, не знает, что творится у нее внутри.

Потягивая шипучку, Рина задумалась о том, как вернется в школу в сентябре и у скольких еще девочек начнутся месячные этим летом.

Теперь у нее начнут расти груди. Опустив голову, Рина посмотрела на свою грудь. Интересно, каково это будет, что она будет чувствовать?! Когда волосы растут или ногти, это не чувствуется. Но груди – это же совсем другое дело. Ужасно странно, но интересно. Если груди начнут расти сейчас, они у нее уже будут к тому времени, как она наконец-то достигнет подросткового возраста.

Она сидела на мраморных ступеньках, плоскогрудая девочка с болью в животе, с маленькой родинкой над верхней губой, со скобками на зубах. Ее волосы цвета меда закурчавились в жарком и влажном воздухе, ее золотисто-карие глаза с длинными ресницами стали слипаться сами собой.

В ту душную ночь настоящее казалось ей абсолютно надежным, а будущее было окутано розовым туманом.

Рина зевнула и сонно заморгала. Когда она поднялась, чтобы вернуться в дом, ее взгляд скользнул вдоль по улице до «Сирико», пиццерии, стоявшей на этом месте, когда ее отца еще не было на свете. Поначалу ей показалось, что мелькающий свет, который она заметила в большой витрине, это какое-то отражение, и она подумала: «Красиво».

Ее губы изогнулись в улыбке, пока она, склонив голову набок, изучала колеблющийся свет. Вообще-то он не походил на отражение, и она не могла поверить, что кто-то мог забыть погасить свет перед уходом.

Рина спустилась по ступенькам на тротуар и двинулась вперед, все еще держа в руке стакан. Она была слишком заинтригована, ей и в голову не пришло, что мать спустит с нее шкуру за эту ночную прогулку. Им категорически не разрешалось выходить на улицу среди ночи даже в собственном квартале.

И вдруг ее сердце гулко застучало. То, что она увидела, стало проникать сквозь мечтательную сонливость в ее сознание. Дым повалил в переднюю дверь. Дверь не была закрыта. А свет, замеченный ею, был пламенем.

– Пожар! – Сначала Рина прошептала это, потом закричала во весь голос, бросилась бегом обратно и ворвалась в дом.

До конца своих дней ей не суждено было забыть, как она стояла со всей семьей и смотрела, как горит «Сирико». Рев огня, рвущегося из полопавшихся окон, взбирающегося золотистыми лозами по стенам, непрерывным басом гудел у нее в ушах. Завывали сирены, вода с громким шипением била из больших шлангов, люди кричали, женщины плакали. Но голос огня перекрывал все.

Она ощущала огонь у себя внутри. Как боль, как судорогу. У нее внутри пульсировал огонь – его чудо, его ужас, его грозная красота.

Что там внутри, в огне, где скрылись пожарные? Жарко и темно? Душно и ярко? Пламя напоминало большие языки, жадно высовывающиеся и втягивающиеся, как будто пробующие на вкус то, что они пожирали.

Дым клубился, поднимался плюмажами. Он щипал ее глаза, ослепленные огнем, забирался в нос. Рина стояла босиком, и асфальт жег ее голые ступни калеными углями. Но она не могла уйти, не могла оторвать глаз от зрелища, словно это было какое-то безумное и страшное представление.

Раздался взрыв, и в ответ – новые крики. Пожарные в касках, с черными от гари и копоти лицами двигались как призраки в пелене дыма. Как солдаты, подумала она. Все это было похоже на военное кино.

Струи воды сверкали, пролетая по воздуху.

Ей хотелось знать, что происходит там, внутри. Что делают эти люди? Что делает огонь? Если это война, может, он прячется, а потом выскакивает из засады, золотой и яркий?

Падал на землю пепел, похожий на грязный снег. Как зачарованная, Рина шагнула вперед. Мать схватила ее за руку, потянула назад и прижала к себе.

– Стой тут, – прошептала Бьянка. – Мы должны держаться вместе.

Ей хотелось только посмотреть. Мамино сердце стучало, барабанным боем отдаваясь у нее в ухе. Рина вытянула шею и повернула голову, ей хотелось подойти поближе. Ну, хоть немного ближе. Но она не решилась спросить у мамы.

На мамином лице не было возбужденного интереса, и не любопытством блестели ее глаза, а слезами.

Мама была очень красивая, все так говорили. Но сейчас ее лицо казалось высеченным из камня, на нем залегли глубокие скорбные складки, глаза покраснели от дыма и слез, серый пепел лежал на ее волосах.

Рядом с ней стоял папа, обхватив ее одной рукой за плечи. Рина с ужасом заметила, что у него тоже слезы на глазах. Она видела, как огонь отражается в них, словно огонь пробрался внутрь, к отцу в глаза.

Нет, это не кино, все по-всамделишному. То, что принадлежало им всю жизнь, сгорало прямо у нее на глазах. Теперь Рина могла заглянуть вглубь и увидеть за завесой гипнотической пляски огня черные разводы на стенах «Сирико», зазубренные осколки стекла, копоть и влажную сажу, пятнающую мраморные ступени.

На улицу высыпали соседи – большинство в пижамах и ночных рубашках. Некоторые держали на руках детей, даже младенцев. Многие плакали.

Вдруг она вспомнила, что Пит Толино с женой и ребенком живет в маленькой квартирке над пиццерией. Что-то стиснуло ей сердце, когда она взглянула наверх и увидела дым, валящий из верхних окон.

– Папа! Папа! Пит и Тереза!

– Они в порядке. – Он подхватил ее на руки и поднял высоко-высоко, как когда-то в детстве. Он прижался лицом к ее шейке. – Все целы.

Рина, стыдясь, спрятала лицо у него на плече. Она не вспомнила о людях, не подумала даже о вещах: о картинах, мебели, скатертях и больших духовых шкафах.

Она думала об огне, о его блеске и грозном реве.

– Прости! – Теперь она рыдала, спрятав лицо на голом плече отца. – Прости!

– Ш-ш-ш… Не плачь, мы все исправим. – Но голос у него срывался, он сильно наглотался дыма. – Я все исправлю.

Рина повернула голову и оглядела лица людей, освещенные пожаром. Она видела лица своих сестер, они стояли обнявшись. Мама обнимала Сандера.

Старый мистер Фалко сидел на своем крыльце, перебирая четки узловатыми пальцами. Миссис Дисальво, их соседка, подошла и обняла маму за плечи. Рина с облегчением заметила Пита: он сидел на краю тротуара, закрыв лицо руками, его жена с младенцем на руках жалась к нему.

А потом она увидела Джоуи. Он стоял, засунув большие пальцы обеих рук в карманы брюк, отставив бедро в сторону, и глазел на огонь. Его лицо светилось радостью, как лица святых на иконках у нее в комнате.

И почему-то эта его радость заставила Рину еще крепче уцепиться за отца.

А потом Джоуи повернул голову и посмотрел на нее. И усмехнулся.

– Папа, – прошептала она.

Но тут человек с микрофоном подошел и начал задавать вопросы.

Рина продолжала цепляться за отца, когда он опустил ее на землю. Джоуи все еще смотрел на нее, все еще ухмылялся, и эта ухмылка была страшнее пожара. Но отец подтолкнул ее к сестрам.

– Фрэн, отведи брата и сестер домой.

– Я хочу остаться с тобой. – Рина схватила его за руки. – Мне надо остаться с тобой!

– Тебе надо вернуться домой. – Он присел на корточки, и его воспаленные, покрасневшие глаза оказались на одном уровне с ее глазами. – Пожар потушили. Все уже кончено. Я же сказал, я все исправлю. Значит, так и будет. – Он поцеловал ее в лоб. – Иди домой. Мы скоро придем.

– Катарина! – Мать властным жестом схватила ее и оттащила назад. – Помоги сестрам сварить кофе и приготовить поесть. Мы должны угостить людей, которые нам помогают. Это все, что мы можем сейчас сделать.

Приготовить поесть – это они могли всегда. Кофе целыми кофейниками, кувшины ледяного чая, щедро приготовленные бутерброды. Редкий случай – на этот раз между сестрами не было споров в кухне. Белла плакала не переставая, но Фрэн не закатила ей оплеуху, как можно было бы ожидать. А когда Сандер предложил отнести один из кувшинов, никто не сказал ему, что он маленький.

В воздухе теперь чувствовался запах гари, который ей суждено было запомнить навсегда, дым висел грязным облаком. Но они расставили складной стол прямо на тротуаре, расставили кофейники и кувшины с чаем, разложили бутерброды. Раздали хлеб и чашки в черные от копоти руки. Кое-кто из соседей вернулся домой, подальше от дыма и гари, подальше от пепла, оседавшего на автомобилях и на земле серыми хлопьями. Ослепительного света больше не было, и даже издалека Рина видела почерневшие кирпичи, реки влажной черной сажи, зияющие дыры вместо окон.

От горшков с цветами на крыльце, которые она помогала маме сажать весной, остались одни черепки. Растоптанные цветы были мертвы.

Ее родители стояли на улице у «Сирико», взявшись за руки. Папа был в джинсах, которые натянул впопыхах, когда она его разбудила, мама – в ярко-красном халате, полученном в подарок на день рождения всего месяц назад.

Большие пожарные машины давно уехали, а они все стояли, держась за руки.

Один из мужчин в пожарной каске подошел к ним, и Рине показалось, что говорили они очень долго. Потом ее родители повернулись и, не разжимая рук, направились к дому.

Какой-то мужчина подошел к руинам «Сирико», включил электрический фонарик и скрылся в темных недрах пиццерии.

Когда соседи разошлись, они отнесли остатки еды и питья обратно в дом. Рина подумала, что они выглядят как беженцы из какого-нибудь военного фильма: взлохмаченные, обсыпанные пеплом волосы, измученные бледные лица. Когда все было убрано, мама спросила, кто хочет спать.

Белла тут же ударилась в слезы.

– Как же мы можем спать? Что мы теперь будем делать?

– То, что нужно. Не хочешь спать, пойди приведи себя в порядок. Я приготовлю завтрак. Идите, вам всем надо умыться. Мы все почувствуем себя лучше, когда вымоемся и поедим.

Будучи предпоследней по возрасту, Рина оказывалась и предпоследней в очереди в ванную. Она выждала, пока не услышала, что Фрэн вышла из ванной, а Белла вошла. Тогда она выскользнула из своей комнаты и постучалась в спальню родителей.

Папа вымыл голову, и волосы у него все еще были мокрые. Он надел чистые джинсы и свежую рубашку. Лицо у него было такое, как будто он перенес тяжелую болезнь.

– Твои сестры оккупируют ванную? – Он улыбнулся, но глаза у него остались печальными. – Сегодня можешь воспользоваться нашей.

– Где твой брат, Рина? – строго спросила мама.

– Он уснул на полу.

– Вот как! – Бьянка свернула влажные волосы узлом. – Ничего страшного! Иди прими душ, Рина. Я достану тебе чистую одежду.

– Зачем пожарный пошел туда, когда все остальные уже уехали?

– Он инспектор, – пояснил отец. – Он будет выяснять, почему это случилось. Если бы не ты, они не приехали бы сюда так быстро. А почему ты была на ногах так поздно, дочка?

– Я… – Рине стало жарко. Вспомнив о своих месячных, она почувствовала, что заливается краской. – Я могу сказать только маме.

– Я не буду сердиться.

Рина упрямо уставилась в пол.

– Пожалуйста. Это личное.

– Ты не мог бы спуститься вниз и нарезать немного колбасы, Гиб? – невозмутимо спросила Бьянка. – Я скоро приду.

– Прекрасно. Прекрасно. – Он потер глаза пальцами, потом опустил руки и вновь посмотрел на Рину. – Я не буду сердиться, – повторил он и оставил их вдвоем.

– Что же это ты не можешь сказать отцу? Зачем причинять ему боль в такую-то минуту?

– Я не хотела… Я проснулась, потому что я… Мам, у меня живот болит.

– Ты не заболела? – Бьянка нагнулась и положила руку на лоб Рине.

– У меня началось.

– О! О, моя маленькая девочка! – Бьянка обняла ее, крепко прижала к себе, а потом заплакала.

– Не плачь, мамочка.

– Это только на минутку. Сразу столько всего случилось… Моя маленькая Катарина. Столько потерь, столько перемен. Моя bambina.[5] – Она тихонько отодвинулась. – Сегодня ты спасла нам жизнь. Мы будем благодарить бога за то, что было спасено, и восполним то, что было утрачено. Я очень горжусь тобой. – Она расцеловала Рину в обе щеки. – Живот все еще болит? – Когда Рина кивнула, Бьянка поцеловала ее еще раз. – Пойди вымойся под душем, тебе полегчает. Хочешь у меня что-то спросить?

– Я знала, что надо делать.

Бьянка улыбнулась, но глаза у нее были грустные.

– Иди прими душ, а потом я помогу тебе.

– Мам, я же не могла сказать это при папе, правда?

– Конечно. Ты все правильно сделала. Это женские дела.

Женские дела. Эта фраза заставила ее почувствовать себя особенной. А теплый душ облегчил боль. Когда Рина спустилась наконец вниз, вся семья уже собралась в кухне, и папа так нежно погладил ее по волосам, что она поняла: он уже знает.

За столом царила подавленность, какая-то тяжелая тишина. Но хорошо хоть Белла успокоилась. Видимо, она выплакала весь запас слез, по крайней мере на этот момент.

Рина увидела, как папа сжал мамину руку, а потом он заговорил:

– Нам придется подождать, пока нам не скажут, что можно туда пойти, что это неопасно. И тогда мы пойдем на расчистку. Мы еще не знаем, каков ущерб и сколько потребуется времени, прежде чем мы сможем открыться.

– Теперь мы станем бедными. – У Беллы задрожали губы. – Все погибло, у нас больше не будет денег.

– Скажи, ты хоть раз жила без крыши над головой, без еды, без одежды? – возмутилась Бьянка. – И как ты себя повела, когда в доме горе? Одни слезы да жалобы!

– Она ревела всю дорогу, – сказал Сандер, намазывая маслом гренок.

– Тебя не спрашивают. Что она ревела, это я и сама знаю. Мы с вашим отцом пятнадцать лет работали, чтобы «Сирико» была хорошей пиццерией, чтобы люди туда ходили. А мои родители работали столько лет, чтобы все это создать. Это больно. Но ведь не семья сгорела, а только дом. И мы построим его заново.

– Но что нам теперь делать? – спросила Белла.

– Замолчи, Изабелла! – прикрикнула на нее Фрэн.

– Я хочу спросить, с чего нам начать? – упрямо продолжала Белла.

– У нас есть страховка. – Гибсон взглянул на свою тарелку, словно удивившись, что на ней лежит еда. – Используем ее на ремонт. Все, что нужно, отстроим заново. У нас есть сбережения. Мы не пропадем, – добавил он, бросив строгий взгляд на среднюю дочь. – Но, пока не отстроимся, нам придется экономить. Мы не сможем поехать к морю на День труда,[6] как планировали. Если страховки не хватит, придется нам залезть в наши сбережения или взять ссуду.

– Запомните вот что, – подхватила Бьянка. – На нас работают люди, и сейчас они лишились работы. А у них семьи, дети… Не мы одни пострадали.

– Пит, Тереза и малышка, – сказала Рина. – У них ничего не осталось, ни одежды, ни мебели… Мы могли бы дать им что-нибудь.

– Отлично, вот это разумная мысль. Александр, ешь яичницу, – строго добавила Бьянка.

– Я хочу слойку с шоколадным кремом.

– А я хочу норковую шубу и бриллиантовую диадему. Ешь! Нам предстоит много работы, каждый из вас будет делать свое дело.

– Никто… никто, – многозначительно проговорил Гибсон, ткнув пальцем в Сандера, – не войдет туда без разрешения, понятно?!

– Деда, – пробормотала Фрэн. – Мы должны ему сказать.

– Рано еще его тревожить такими новостями, – сказала решительно Бьянка. – Я потом ему позвоню. И моим братьям тоже.

– Как это могло случиться? Как пожарные это теперь узнают? – не унималась Белла.

– Это их работа, а наша – все отстроить заново. – Гибсон поднес ко рту чашку с кофе. – И мы свою работу сделаем.

– Дверь была открыта, – сказала Рина.

Гибсон повернулся к дочери.

– Что ты сказала?

– Передняя дверь была открыта.

– Ты уверена?

– Я видела. Видела, что дверь открыта, и свет… огонь в окнах. Может, Пит забыл запереть.

На этот раз Бьянка накрыла ладонью руку мужа. Но не успела она рта раскрыть, как зазвонил дверной звонок.

– Я открою. – Она встала. – Я думаю, нам предстоит долгий день. Если кто-то устал, сейчас самое время лечь поспать.

– Доедайте, – приказал Гибсон. – Посуду вымойте.

Фрэн поднялась из-за стола вместе с ним, подошла и обняла его. В свои шестнадцать она была стройной и грациозной. Рина даже немножко завидовала ее женственности.

– Все будет хорошо! Все будет даже лучше, чем раньше. Вот это моя девочка! Я на всех вас рассчитываю. Рина, – добавил он, – можно тебя на минутку?

Когда они выходили из кухни, до них донесся ехидный шепот Беллы:

– Святая Франческа!

Гибсон лишь покачал головой и следом за Риной направился к прихожей.

– Слушай, детка, если ты плохо себя чувствуешь, я могу освободить тебя от наряда на кухню.

Ей хотелось ухватиться за этот шанс, но чувство вины перевесило.

– Я в порядке.

– Если что, скажи мне.

Он рассеянно погладил ее по голове и ушел в гостиную.

Рина проводила его взглядом. Отец всегда казался ей таким высоким, но сейчас словно стал ниже ростом. Ей тоже хотелось быть такой, как Фрэн: сказать что-то нужное и правильное, обнять его… Но она упустила момент.

2

Рина собралась вернуться на кухню, но услышала голос Пита, и ей показалось, что он плачет. Потом она услышала и папин голос, но слов не разобрала.

Поэтому она тихонько двинулась к гостиной.

Пит не плакал, но вид у него был такой, будто он вот-вот заплачет. Его длинные волосы обвисли, он сидел, опустив голову, и смотрел на свои руки, стиснутые на коленях.

Когда ему исполнился двадцать один год, они устроили небольшую вечеринку в «Сирико», только для членов семьи. Пит работал на них с пятнадцати лет. Он и был членом семьи. А когда Тереза забеременела от него и им пришлось пожениться, Бьянка сдала им квартирку над пиццерией за символическую цену.

Рина знала это, потому что слышала, как дядя Пол говорил об этом с ее мамой. За подслушивание ей приходилось каяться, много каяться, но по-настоящему она не чувствовала раскаяния – дело того стоило.

И вот теперь она видела, как мама сидит рядом с Питом, положив руку ему на колено. Отец сидел на кофейном столике – детям такое никогда не разрешалось – лицом к Питу. Рина не могла расслышать, что говорит папа, он говорил слишком тихо, но Пит в ответ лишь упрямо качал головой.

Потом он поднял голову. В его глазах стояли слезы.

– Клянусь, я все потушил, ничего не оставил. Я уже тысячу раз все перебрал в уме, шаг за шагом. Боже мой, Гиб, я бы тебе сам сказал, если бы был виноват. Ты должен мне верить, я не пытаюсь прикрыть свою задницу. Тереза и малышка… Да если бы с ними что-то случилось…

– Ничего же не случилось. – Бьянка крепко сжала его руку. – Успокойся!

– Она так испугалась! Черт, мы все испугались. Когда зазвонил телефон… – Он вскинул голову и посмотрел на Бьянку. – Когда вы позвонили и сказали про пожар и что нам надо немедленно выбираться, я был как во сне. Мы схватили малышку и побежали. Я даже дыма не учуял, пока ты не прибежал, Гиб, чтоб помочь нам выбраться.

– Пит, я хочу, чтобы ты хорошенько все вспомнил. Ты запер двери?

– Ясное дело, я…

– Нет! – Гиб покачал головой. – Не отвечай, не подумав. Вспомни все по порядку. Привычные действия часто становятся автоматическими, ты мог что-то упустить, а потом не вспомнить. Просто прокрути все назад. Последние посетители?

– О боже! – Пит провел рукой по волосам. – Джейми Сильвио со своей девушкой. Это новенькая, они у него часто меняются. Они взяли пиццу со сладким перцем на двоих и пару пива. И Кармине – он проторчал до самого закрытия, хотел уговорить Тони пойти с ним на свидание. Они ушли практически одновременно – примерно в полдвенадцатого, – а мы с Тони и Майком закончили уборку. Я закрыл кассу… О господи, Гиб, конверт из банка все еще там наверху. Я…

– Забудь об этом пока. Вы с Тони и Майком ушли одновременно?

– Нет, Майк ушел первым. Тони немного задержалась, пока я заканчивал. Было уже около полуночи. Она обычно просит, чтобы кто-нибудь из нас был на месте и проследил, как она уходит домой. Мы вышли, и я помню, как вытащил ключи, а она еще сказала, какой у меня красивый брелок на связке. Тереза вклеила в панельку карточку нашей Розы. Помню, как Тони сказала, что это очень мило, пока я запирал. Я запер дверь, Гиб, богом клянусь. Спроси у Тони.

– Хорошо. Ты ни в чем не виноват. Где ж ты теперь жить будешь?

– У родителей.

– Вам что-нибудь нужно? – спросила Бьянка. – Подгузники для малышки?

– Моя мама держит для нее немного про запас. Я просто зашел спросить, чем я могу помочь. Я мимо проходил – туда даже зайти нельзя, они все огородили, – но видно, что дело плохо. Я хочу знать, что мне делать. Что-то же я могу сделать?

– Работы будет хоть отбавляй, как только нам разрешат войти внутрь и начать расчистку. А пока возвращайся к жене и ребенку.

– Если что-то будет нужно, звони маме. В любое время. Я вам по гроб жизни обязан. Если что понадобится, звони. – Пит обнял Гиба. – Все, что угодно. В любое время.

Гиб проводил Пита и у двери обернулся к Бьянке.

– Мне надо пойти туда, взглянуть.

Рина ворвалась в комнату.

– Я хочу с тобой! Я пойду с тобой.

Гиб открыл рот, и Рина по его лицу видела, что он собирается отказать. Но Бьянка кивнула головой.

– Да-да, иди с отцом. Когда вернешься, я тебе еще напомню, что нельзя подслушивать чужие разговоры. Я подожду, пока вы вернетесь, а потом позвоню своим родителям. Может, у нас к тому времени что-нибудь прояснится. Может, все не так плохо, как мы думаем.

На взгляд Рины, все оказалось куда хуже, чем можно было вообразить. При дневном свете почерневший кирпич, разбитые стекла, вымокшие насквозь обломки мебели и оборудования выглядели ужасно, а пахли еще хуже. Казалось невообразимым, что огонь мог сотворить такое, да еще за столь короткий срок. Внутренние разрушения она видела сквозь зияющий пролом, образовавшийся на месте большой витрины, на которой когда-то была нарисована огромная пицца. Ярко-оранжевые скамейки, старинные столы, стулья – все превратилось в искореженную обгорелую массу. Солнечно-желтая краска на стенах исчезла вместе со стилизованным под меню занавесом, закрывавшим проход в кухню. Часто этот занавес отодвигали, и тогда ее папа, а иногда и мама развлекали посетителей, подбрасывая вверх тесто.

Из пиццерии вышел мужчина в пожарной каске с электрическим фонарем и ящичком инструментов в руках. Он был старше отца, она это поняла, потому что лицо у него было в морщинах, а волосы, выбивавшиеся из-под каски, были седыми.

Он внимательно изучил их, прежде чем выйти. Мужчина, Гибсон Хейл, был высокий, худощавый. Такие и к старости не нагуливают животик. Вид у него был измученный – неудивительно после такой ночи. Светлые, как солома, вьющиеся волосы, немного выгоревшие на солнце. Небось любит посидеть на солнцепеке. И шляпы не носит.

Джон Мингер изучал не только пожары, но и людей, в них замешанных.

А девчоночка была хорошенькая как картинка, даже несмотря на запавшие от недосыпания глаза. Волосы у нее были темнее, чем у отца, но точно так же вились колечками. И Джон решил, что рост и сложение она, пожалуй, тоже унаследует от отца.

Он видел их прошлой ночью, когда прибыл на место. Там собралась вся семья, и вид у них был, как у потерпевших кораблекрушение. Жена показалась ему сногсшибательной красоткой. Таких можно увидеть разве что в кино. Старшая дочка больше всех на нее похожа, припомнил он. А вот средней этой сногсшибательности самую малость не хватало. Сын был тоже хорош, но совсем еще сопляк.

А девчоночка, видно, бойкая: судя по синякам и ссадинам на длинных, стройных ножках, она больше времени проводила, бегая наперегонки с младшим братом, чем играя в куклы.

– Мистер Хейл, к сожалению, я пока не могу позволить вам войти.

– Я хотел взглянуть. Вы видели… Вы смогли найти, где начался пожар?

– Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. А это кто? – спросил Мингер, улыбнувшись Рине.

– Моя дочь Катарина. Извините, вы представились, но я…

– Мингер, инспектор Джон Мингер. Вы говорили, что одна из ваших дочерей видела, как начался пожар, и разбудила вас.

– Это я! – пискнула Рина. – Я первая увидела.

Она знала, что хвастовство – это грех, но про себя понадеялась, что это простительный грех.

– Что ж, вот об этом и поговорим. – Мингер бросил взгляд на полицейский автомобиль, подкативший к тротуару. – Moжете подождать минутку? – Не дожидаясь ответа, он подошел к машине и о чем-то негромко переговорил с полисменом. – Мы можем где-нибудь переговорить, где нам будет удобно? – спросил он, вернувшись.

– Мы живем в двух шагах.

– Отлично. Еще минутку.

Он подошел к другой машине и снял с себя, как поняла Рина, защитный комбинезон. Под ним обнаружилась обычная одежда. Комбинезон и каску он спрятал в багажник вместе с ящичком с инструментами, запер багажник и кивнул полисмену.

– Что там у вас? – спросила Рина. – В ящике?

– Разные вещи. Я тебе как-нибудь покажу, если хочешь. Мистер Хейл, можно вас на секунду? Ты не могла бы подождать нас здесь, Катарина?

И опять он не стал дожидаться ответа, просто отошел на несколько шагов.

– Если вы хоть что-то можете мне сказать… – начал Гиб.

– Сейчас мы к этому подойдем. – Мингер вытащил пачку сигарет и зажигалку. Сделав первую затяжку, он убрал зажигалку обратно в карман. – Мне надо поговорить с вашей дочерью. Вы, конечно, захотите подсказать ей, восполнить за нее пробелы. Будет лучше, если вы от этого воздержитесь. Если вы позволите нам все обговорить вдвоем…

– Да, конечно. Рина у меня глазастая.

– Вот и хорошо. – Мингер вернулся к Рине. Глаза у нее были не карие, а скорее янтарные, и, хотя под глазами залегли черные круги, ее взгляд казался ясным и острым. – Ты увидела пожар из окна своей спальни? – спросил он, пока они двинулись к дому.

– Нет, с крыльца. Я сидела на крыльце своего дома.

– А не поздновато ли? Разве тебе не пора было спать в такой час?

Рина задумалась, как бы так ответить, чтобы не лгать и в то же время избежать деликатных подробностей.

– Было жарко, и я проснулась, мне было нехорошо. Я взяла в кухне имбирной шипучки и вышла попить на крыльцо.

– Хорошо. Может, покажешь мне, где ты сидела, когда увидела огонь?

Рина бегом бросилась вперед и послушно села на белые мраморные ступени, насколько ей помнилось, в том самом месте, где сидела раньше. Пока мужчины подходили, она устремила взгляд на пиццерию.

– Тут было прохладнее, чем наверху, в моей комнате. Жар кверху поднимается. Мы это в школе проходили.

– Все верно. Итак, – Мингер сел рядом с ней и тоже взглянул на пиццерию, – ты сидела здесь со своей имбирной шипучкой и увидела огонь.

– Я увидела свет. Огоньки. Я увидела огоньки за стеклом, и я не знала, что это такое. Я подумала: вдруг Пит забыл выключить свет внутри? Но было не похоже – они двигались.

– Как?

Она пожала плечами, чувствуя себя немного глупо.

– Они вроде как плясали. Это было красиво. Я хотела понять, что это такое, и подошла поближе. – Рина закусила губу и опасливо поглядела на отца. – Я знаю, мне нельзя уходить без спроса.

– Мы об этом после поговорим.

– Мне хотелось посмотреть. Я слишком любопытна для моего собственного блага. Бабушка Хейл так говорит. Но мне просто хотелось посмотреть.

– До какого места ты дошла? Можешь показать?

– Да.

Мингер встал и прошел рядом с ней несколько шагов, стараясь представить себе, что должна ощущать маленькая девочка, идущая жаркой ночью по темной улице. Волнение? Запретное удовольствие?

– Я взяла свою шипучку и пила на ходу. – Рина нахмурилась, стараясь вспомнить каждый свой шаг. – По-моему, я остановилась здесь, вот прямо здесь, потому что я увидела, что дверь открыта.

– Какая дверь?

– Парадная дверь «Сирико». Она была открыта. Я видела, что она открыта, и я подумала: «Господи боже, Пит забыл запереть дверь, и теперь мама шкуру с него спустит». В нашем доме мама главная по спусканию шкур. Но потом я увидела огонь. И дым был. Я увидела, как он валит из дверей. Я испугалась. И я закричала что было сил и побежала обратно домой. Я взбежала прямо на второй этаж, и, мне кажется, я все это время кричала как полоумная, потому что папа уже успел вскочить и натягивал джинсы, а мама схватилась за халат. И все кричали. Фрэн повторяла: «Что, что это? Дом горит?» А я сказала: «Нет, нет, это лавочка». Так мы между собой называем «Сирико». Лавочка.

Она хорошо продумала свой ответ, понял Джон Мингер. Вспомнила все, от начала до конца, во всех подробностях.

– Белла стала плакать. Она часто плачет, у нее возраст такой. Ну, в общем, папа выглянул в окно и тут же велел маме позвонить Питу, он живет над лавочкой, и сказать ему, чтоб хватал жену и ребенка и бежал. Пит женился на Терезе, и у них девочка родилась в июне. Папа велел передать Питу, что в доме пожар и чтобы он скорее выбирался оттуда, а потом позвонить в пожарную охрану. Он уже бежал по лестнице, когда крикнул маме, чтобы звонила пожарным. И еще он велел позвонить 911, но она уже позвонила.

– Весьма подробный отчет.

– Я еще кое-что помню. Мы все побежали, но папа быстрее всех. Он добежал до самой лавочки. Огня было все больше. Я его видела. Витрина разбилась, и огонь выскочил. Папа не пошел к парадной двери. Я боялась, что он пойдет и с ним что-нибудь случится. Что он обгорит. Но он не пошел. Он побежал к задней двери и наверх, к Питу.

Рина замолчала, плотно сжав губы.

– Чтобы помочь им выбраться, – мягко подсказал Джон Мингер.

– Потому что они важнее, чем лавочка. Пит схватил малышку, а папа схватил Терезу за руку, и они побежали вниз по ступенькам. Люди начали выходить из домов. Все кричали, визжали. Мне кажется, папа хотел бежать прямо в огонь, но мама ухватилась за него и сказала: «Не надо, не надо». И он не пошел. Он остался рядом с ней и сказал: «О боже, боже, детка» Он ее так иногда называет. А потом я услыхала сирены, и приехали пожарные грузовики. Пожарные выпрыгнули и начали прицеплять шланги. Папа сказал им, что в лавочке никого нет, что все вышли. Но они все-таки пошли проверить. Не знаю, как они сумели, там был огонь и дым, но они пошли. Они был как солдаты. Солдаты-призраки.

– А ты ничего не упускаешь, верно?

– Папа говорит, что у меня слоновья память.

Джон с улыбкой посмотрел на Гиба.

– У вас тут настоящий снайпер, мистер Хейл.

– Гиб. Зовите меня просто Гиб. Да, вы правы, это снайпер.

– Ладно, Рина, что еще ты видела? Пока ты сидела на ступеньках, до того, как заметила огонь. Давай вернемся, сядем, и ты попробуешь вспомнить.

Гиб бросил взгляд на пиццерию, потом на Мингера.

– Это было хулиганство, да?

– Почему вы так решили? – спросил Джон.

– Дверь. Дверь была открыта. Я поговорил с Питом. Он запер дверь вчера вечером. Я был с семьей на бейсбольном матче.

– Наши «птички» надрали задницу «Рейнджерам».

– Да. – Гиб выдавил из себя улыбку. – Пит запер на глазах у Тони… Девчонка молодая, подрабатывает у меня. Он запер, он это точно помнит, потому что Тони – Антония Варгас – заговорила с ним о брелоке на ключах, пока он запирал. Он никогда не оставлял дверь незапертой. Значит, кто-то вломился туда, если дверь была открыта.

– Мы об этом еще поговорим. – Джон сел рядом с Риной. – Приятное место. Тут приятно попить холодненького в жаркую ночь. А ты знаешь, который был час?

– М-м-м… было десять минут четвертого. Я посмотрела на часы в кухне, когда брала имбирную шипучку.

– Думаю, почти все по соседству в это время спали.

– Свет нигде не горел. Только на крыльце у Касто, но они вечно забывают его погасить. И еще я видела, как горел ночник в спальне у Минди Янг. Она каждую ночь спит с ночником, хотя ей уже десять. Да, и еще я слышала, как собака лаяла. Я думаю, это Фабио, пес Пасторелли, я знаю, как он лает. Он залаял, а потом перестал.

– Машины проезжали мимо?

– Нет. Ни одной.

– В такую тихую ночь, в столь поздний час ты бы, наверное, услышала, если бы где-то завелся двигатель или хлопнула дверца машины?

– Было тихо. Только пес пару раз гавкнул. Я слышала, как в соседнем доме гудит кондиционер. А больше я ничего не слышала. Даже когда шла к лавочке.

– Молодец, Рина, отличная работа.

Дверь открылась, и опять Джона ослепила красота вышедшей на крыльцо женщины.

– Гиб, почему ты не пригласишь гостя в дом? Почему не угостишь его прохладительным? Входите, прошу вас. У меня есть свежий лимонад.

– Спасибо. – Джон уже успел подняться на ноги. Она была из тех женщин, перед которыми мужчины встают. – Я не против прохладительного, к тому же мне надо отнять у вас еще немного времени.

Гостиная была отделана броско. Он подумал, что яркие цвета идут такой женщине, как Бьянка Хейл. Все было чисто, мебель далеко не новая, но отполированная совсем недавно: он уловил запах лимонного воска. На стенах висели картины – набросанные пастелью семейные портреты в простых рамках. У кого-то был зоркий глаз и верная рука.

– Кто автор?

– Боюсь, что это я. – Бьянка разлила лимонад по стаканам, наполненным льдом. – Мое хобби.

– Они великолепны.

– У мамы были рисунки в лавочке, – добавила Рина. – Больше всего мне нравился тот, где папа был нарисован в большом поварском колпаке и бросал вверх пиццу. Его больше нет, да? Он сгорел.

– Я другой нарисую. Еще лучше.

– Там был еще старый доллар. Деда повесил в рамке первый доллар, заработанный в «Сирико». И там была карта Италии, и крест, который нуни благословила у папы римского, и…

– Катарина! – Бьянка властным жестом остановила поток слов дочери. – Когда что-то теряешь, лучше думать о том, что у тебя еще осталось и что с этим можно сделать.

– Кто-то устроил пожар специально. Кому-то наплевать на твои рисунки, на старый доллар, на крест. Даже на Пита с Терезой и их малышкой.

– Что? – Бьянка схватилась за спинку стула. – Что ты такое говоришь? Это правда?

– Мы немного забегаем вперед. Детектив по поджогам…

– По поджогам? – Теперь Бьянка опустилась на стул. – О, мой бог! О, сладчайший младенец Иисус!

– Миссис Хейл, я сообщил полиции о том, что мне удалось обнаружить. Там есть специальный отдел по поджогам. Я эксперт, мое дело – осмотреть здание и определить, нужно ли квалифицировать пожар как возникший вследствие поджога. Кто-нибудь из отдела поджогов начнет следствие.

– А почему не вы? – спросила Рина. – Вы же знаете.

Джон заглянул в ее усталые и умные янтарные глаза. «Да, – подумал он. – Я знаю».

– Если пожар возник в результате умышленного поджога, тогда это преступление, и полиция будет вести расследование.

– Но вы же знаете.

Вот шустрая малышка!

– Я связался с полицией, потому что при осмотре здания я обнаружил признаки вторжения со взломом. Детекторы дыма были выведены из строя. Я нашел множественные точки возгорания.

– Что это значит? – спросила Рина.

– Это значит, что огонь занялся не в одном месте, а сразу в нескольких, и, судя по рисунку ожогов, по тому, как огонь распространился по некоторым местам на полу, по стенам, по мебели, наконец, по остаткам вещества, можно сказать, что исходным горючим послужил бензин. И еще я нашел то, что мы называем «фитилями». Легковоспламеняющиеся материалы вроде вощеной бумаги или спичечных коробков. Похоже, кто-то вломился внутрь, разложил фитили в обеденной зоне и провел их до кухни. В кухне много горючего материала: аэрозоли, деревянные шкафы. Деревянные рамы по всему периметру, столы, стулья. Бензин, скорее всего, разлили по полу, по мебели, плеснули на стены. Огонь уже занялся к тому времени, как Рина вышла из дома.

– Кто мог это сделать? Нарочно сотворить такое? – Гиб покачал головой. – Я был готов поверить, что глупые юнцы вломились в помещение, начали безобразничать и нечаянно подожгли. Но вы говорите, что кто-то нарочно хотел нас спалить… хотя наверху спала семья. Кто мог такое сделать?

– Вот об этом я вас хотел бы спросить. Кто-нибудь имеет причину ненавидеть вас?

– Нет! Нет! Боже милостивый, мы прожили в этом районе восемнадцать лет, Бьянка тут выросла. «Сирико» – местная достопримечательность.

– Конкуренты?

– Я знаком со всеми рестораторами в округе. Мы со всеми в хороших отношениях.

– Ну, может быть, ваш бывший работник. Или даже не бывший. Вы кому-нибудь недавно делали выговор или уволили?

– Ничего такого не было, клянусь.

– Посетитель? С кем-нибудь вы ссорились в последнее время? Или кто-то из вашей семьи?

Гиб потер руками лицо, поднялся и подошел к окну.

– Нет. Ничего такого в голову не приходит. У нас семейное заведение. Поступают жалобы время от времени, в ресторане без этого не бывает. Но ничего такого, что могло бы стать причиной пожара. Поджога.

– Кто-то из ваших служащих мог ввязаться в крупную ссору, пусть даже не на работе. Мне понадобится полный список их фамилий, их придется допросить.

– Папа!

– Подожди, Рина. Мы старались быть хорошими соседями, управлять рестораном, как это делали до нас родители Бьянки. Конечно, нам пришлось модернизировать кухню, но мы вкладывали в дело всю душу, понимаете? – В голосе Гиба слышалась печаль, но сквозь нее уже прорывался гнев. – Это честный бизнес. Если вкалываешь как следует, зарабатываешь хорошие деньги. Я не знаю, кто мог сделать такое с нами. С нашим делом.

– Нам все утро звонят соседи, – сказала Бьянка. – Я посадила нашу старшую отвечать на звонки. Люди говорят, как им жаль, сочувствуют нам, предлагают помощь. Помочь с расчисткой, помочь с ремонтом, принести еды. Я здесь выросла, я выросла в «Сирико». Люди любят Гиба. Особенно Гиба. Как же надо ненавидеть, чтобы пойти на такое!

– Джоуи Пасторелли меня ненавидит.

– Катарина, – Бьянка устало провела рукой по ее лицу. – Джоуи ничего против тебя не имеет. Он просто хулиган.

– Почему ты считаешь, что он тебя ненавидит? – тут же спросил Джон.

– Он сбил меня с ног и ударил, разорвал мою блузку. Он назвал меня нехорошим словом, и никто не хочет мне сказать, что оно значит. Сандер и его друзья увидели и прибежали мне на помощь, а Джоуи убежал.

– Он грубый мальчик, – вставил Гиб. – И это было… Они с Джоном обменялись взглядами, и между ними промелькнуло что-то такое, чего Рина не поняла. – Нас это очень расстроило. Ему по меньшей мере, нужна консультация психолога. Но ему двенадцать лет. Не думаю, что двенадцатилетний мальчик мог взломать дверь и сделать то, что, по вашим словам, там было сделано.

– К этому стоит присмотреться. Рина, ты говоришь, что слышала, как залаял пес Пасторелли, пока ты сидела на крыльце.

– Я думаю, это был он. На вид он страшненький и лает по-особому. Как будто у него кашель и горло болит.

– Гиб, я вот о чем подумал. Если бы какой-то парень грубо приставал к моей дочери, я сказал бы ему пару ласковых и его родителям тоже.

– Я так и сделал. Я был на работе, когда прибежала Рина, а с ней Сандер и еще несколько ребят. Рина плакала. Она почти никогда не плачет, и я сразу понял, что ей плохо по-настоящему. У нее кофточка была порвана. Когда она мне рассказала, что случилось… Ну я, конечно, завелся. Я… – Он медленно повернул голову и с ужасом посмотрел на жену. – О боже, Бьянка!

– Что вы сделали, Гиб? – поторопил его Джон.

– Я пошел прямо к Пасторелли. У Пита был перерыв, и он пошел со мной. Джо Пасторелли сам открыл дверь. Он почти все лето не мог найти работу. Я ворвался в дом. – Гиб крепко зажмурился. – Я был так зол. Я был расстроен. Она же всего лишь маленькая девочка! У нее кофточка была порвана, по ноге кровь текла. Я сказал, что его сын все время обижает мою девочку и что мне это надоело. Что надо положить этому конец, что на этот раз Джоуи зашел слишком далеко и я собираюсь обратиться в полицию, что, если он сам не может научить своего парня уму-разуму, это сделают полицейские. Мы орали друг на друга.

– Он сказал, что ты задница и гребаный христосик, который лезет не в свое дело.

– Катарина! – Голос Бьянки был остер, как бритва. – Не смей произносить подобные слова в этом доме.

– Я только повторяю, что он сказал, мама. Для полиции. Он сказал, что папа растит кучу ноющих сопляков, неспособных постоять за себя. Но он много ругался. Папа тоже.

– Не могу вам точно сказать, что я говорил и что он говорил. – Гиб потер пальцами переносицу. – У меня нет в голове встроенного магнитофона, как у Рины. Но это был, что называется, крупный разговор, и он мог бы перейти в рукоприкладство. Мог бы, но рядом были дети. Мне не хотелось начинать драку у них на глазах, тем более что я-то сам пошел к Джо поговорить о недопустимости насилия.

– Он сказал, что кто-то должен преподать тебе урок. Тебе и всей твоей семье. Ну, и ругался при этом, – добавила Рина. – И он делал неприличные знаки, пока папа и Пит уходили. Я видела Джоуи, когда все выбежали на пожар. Он мне улыбнулся. Злобно улыбнулся. Злорадно.

– У Пасторелли есть другие дети?

– Нет. Только Джоуи. – Гиб опустился на подлокотник кресла, в котором сидела его жена. – Такого мальчика хочется пожалеть: похоже, Пасторелли бьет смертным боем и жену, сына. Но Джоуи совершенно неуправляем и страшно груб. – Гиб бросил взгляд на Рину. – А может, и хуже.

– Каков отец, таков и сын, – пробормотала Бьянка. – Он бьет свою жену. Я видела ее всю в синяках. Она держится особняком, поэтому я плохо ее знаю. Они прожили здесь, по-моему, уже года два, и за все это время я с ней почти не разговаривала. Как-то раз приходила полиция: вскоре после того, как он потерял работу. Их соседи услыхали крики и плач и позвонили в полицию. Но Лора – миссис Пасторелли – сказала им, что ни чего страшного не случилось, просто она стукнулась об дверь.

– Да он прямо-таки заклинатель змей, этот ваш Пасторели. Полиция захочет с ним поговорить. Мне очень жаль, что так получилось.

– Когда нам можно будет войти и начать расчистку?

– Придется еще немного подождать. Отдел поджогов должен сделать свою работу. Само здание устояло, каркас оказала прочным, и ваши металлические двери помешали распространению огня на верхний этаж. Ваша страховая компания должна все проверить, а это требует времени. Но мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы ускорить ход следствия. Вот что я вам скажу: все было бы куда хуже, если бы не наш Орлиный Глаз. – Поднимаясь, Джон подмигнул Рине. – Мне очень жаль, что все так получилось. Буду держать вас в курсе.

– А вы вернетесь? – спросила Рина. – Я хочу посмотреть, что у вас в ящичке и что вы с этим делаете. Вы мне покажете?

– Непременно. Ты действительно очень мне помогла. – Он протянул руку, и впервые за все время в глазах у Рины появилась робость. Но она вложила свою маленькую ручку в его ладонь. – Спасибо за лимонад, миссис Хейл. Гиб, вы не проводите меня до машины?

Они вышли вместе.

– Сам не знаю, почему я не вспомнил о Пасторелли. Мне до сих пор трудно поверить, что он мог зайти так далеко. В моем мире, если ты до такой степени зол на кого-то, иди и набей ему морду.

– Прямой подход. Если он в этом замешан, может быть, он хотел ударить вас в самое чувствительное место. Ваша основа, ваша традиция, ваше средство пропитания. У вас есть работа, у него нет. А теперь посмотрите, у кого нет работы?

– О боже!

– Вы и ваш работник идете на прямую конфронтацию. Ваши дети стоят вокруг, все это видят и слышат. Соседи тоже, я полагаю.

Гиб закрыл глаза:

– Да. Да, люди вышли из домов.

– Если он атакует и уничтожит ваш бизнес, с его точки зрения, это, безусловно, преподаст вам урок. Вы не покажете мне его дом?

– Вон там, справа, – кивком указал Гиб. – Там шторы задернуты. В такой жаркий день он опускает шторы. Сукин сын!

– Советую вам держаться от него подальше. Вам хочется выяснить с ним отношения напрямую? Забудьте об этом. Машина у него есть?

– Фургон. Старый синий «Форд». Вон он.

– В котором примерно часу у вас была стычка?

– М-м-м… Где-то после двух. Обеденная толпа как раз схлынула.

Пока они шли, люди останавливались на улице, или выходили из дверей, или выглядывали в окна, чтобы окликнуть Гиба. На окнах дома Пасторелли шторы остались закрытыми.

На тротуаре возле пиццерии собралась небольшая толпа, поэтому Джон остановился, пока они были еще вне зоны слышимости.

– Ваши соседи захотят поговорить с вами, будут задавать вопросы. Будет лучше, если вы не станете упоминать то, о чем мы только что говорили.

– Не буду. – Гиб тяжело вздохнул. – Я как раз подумывал о кое-каких переделках. Пожалуй, теперь для них самое время.

– Как только кордоны снимут, вы увидите значительный ущерб, причем часть его нанесена во время тушения. Но стены остались, они выдержали. Дайте нам несколько дней, и только вам разрешат войти, я вернусь и сам с вами пойду. У вас хорошая семья, Гиб.

– Спасибо. Вы еще не всех видели, но вы правы: у меня хорошая семья.

– Я видел вас всех прошлой ночью. – Джон вынул ключи из кармана, побренчал ими. – Видел, как ваши дети выносили из дома еду для пожарных. Когда люди в трудную минуту думают о других, это хорошие люди. А вот и отдел поджогов. – Он кивнул в сторону подъехавшего автомобиля. – Мне надо с ними переговорить. Я с вами еще свяжусь. – И он протянул руку.

Джон подошел к машине. Детективы отдела поджогов вышли из машины.

– Привет, Мингер!

– И вам привет, – ответил Джон. – Ну, ребята, похож всю вашу работу я за вас уже сделал. – Он вытащил сигарету и пачки и закурил. – Давайте введу вас в курс дела.

3

Нескольких дней не понадобилось. Уже на следующий день после обеда приехала полиция и увезла мистера Пасторелли. Рина своими глазами видела, как это случилось, возвращаясь из школы со своей лучшей подругой Джиной Риверо.

Они остановились на углу у «Сирико». Полиция и пожарная охрана окружили здание желтой лентой, табличками «Вход воспрещен» и заградительными барьерами.

– У него осиротевший вид, – заметила Рина.

Джина обняла ее.

– Мама сказала, мы все зажжем свечки перед воскресной мессой за твою семью.

– Спасибо! Отец Бастильо заходил к нам домой, говорил о том, что надо быть стойкими и что пути господни неисповедимы.

– Так и есть, – сказала Джина, дотрагиваясь до крестика на груди.

– Зажигать свечки, молиться и все такое – это, конечно, неплохо, но, я думаю, гораздо лучше предпринять что-нибудь. Например, провести расследование и узнать, кто это сделал и почему, и добиться того, чтобы преступник понес наказание. А если только сидеть и молиться, дело с места не сдвинется.

– Это кощунство, – прошептала Джина и опасливо огляделась по сторонам: вдруг ангел господень сейчас поразит их!

Рина лишь пожала плечами, не понимая, как может быть кощунством говорить то, что думаешь. Недаром Фрэнк, старший брат Джины, в последнее время стал дразнить ее монашкой.

– Инспектор Мингер и детективы дело делают. Они задают вопросы, ищут улики, чтобы все узнать. Я думаю, это сейчас важнее всего. Хотела бы я что-нибудь сделать, когда Джоуи Пасторелли меня ударил и сбил с ног. Но я так испугалась, даже сдачи дать не могла.

– Он сильнее тебя. – Свободной рукой Джина обняла Рину. – И он злющий. Фрэнк говорит, что он всего лишь мелкий шкет, которому надо надрать…

– Что же ты остановилась? Можешь сказать задницу, Джина. Задница у всех есть, почему же это должно быть стыдно? Смотри, вон приехали детективы из отдела поджогов.

Рина узнала и их, и их машину. Сегодня они были в костюмах с галстуками, как бизнесмены. Накануне, когда они работали в «Сирико», она видела их в комбинезонах и касках.

В тот раз они подошли к дому и поговорили с ней, в точности, как инспектор Мингер. А теперь они вышли из машины и направились к дому Пасторелли. У Рины все сжалось от волнения.

– Смотри, они идут к дому Джоуи.

– С моим папой они тоже говорили. Он пошел посмотреть на «Сирико», и они поговорили с ним.

– Тихо! Смотри. – Рина схватила подругу за руку и потащила ее за собой в сторону, за угол. Девочки спрятались за углом в ту самую минуту, когда миссис Пасторелли открыла дверь. – Она не хочет их впускать.

– Почему?

Пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не болтать, и Рина лишь покачала головой.

– Они показывают ей какую-то бумагу.

– Она испугалась. Все, они входят.

– Мы подождем, – решительно заявила Рина. Она подошла к краю тротуара и опустилась на корточки между машинами. – Подождем здесь.

– Мы же должны идти к тебе домой.

– Это важно. Ты иди, скажи моему папе. – Рина подтолкнула Джину. – А я тут подожду.

Джина побежала, а Рина уселась поудобнее, устремив глаза на шторы, так и остававшиеся задернутыми второй день подряд, и стала ждать.

Она встала, когда пришел ее отец – один.

Заглянув ей в глаза, он сразу же подумал, что на него смотрит уже не ребенок. В этих глазах светилась взрослая ярость.

– Она не хотела их впускать, но они показали ей бумагу. Наверное, это был ордер, как в «Полиции Майами, отдел нравов». И она их впустила.

Отец взял ее за руку.

– Надо бы отослать тебя домой, вот что мне надо сделать. Тебе здесь не место.

– Но ты ведь меня не прогонишь?

– Нет, не прогоню. – Гиб вздохнул. – Твоя мама поступает, как считает нужным. У нее есть вера, и ее суровый нрав, и здравый смысл, от которого она никогда не отступится, и ее удивительное сердце. У Фрэн есть вера и доброе сердце. Он верит, что люди добры по своей природе, что хорошие поступки для них естественнее, чем плохие.

– Не для всех.

– Нет, не для всех. Белла… ну, сейчас она главным образом сосредоточена на Белле. Она живет чувством, а не умом. Плохи люди или хороши, ей сейчас не так уж важно, если только это не затрагивает ее напрямую. Она, наверно, с годами это перерастет, но она всегда будет сперва чувствовать, а потом уж думать. А Сандер – наше солнышко. Счастливый, веселый, хотя и любит подраться.

– Он бросился на помощь, когда Джоуи меня бил. Он прогнал Джоуи, а ведь Сандеру всего девять.

– Да, он такой. Сандер всегда бросается на помощь.

– Потому что он похож на тебя!

– Очень приятно это слышать. А ты – мое сокровище. – Гиб нагнулся и поцеловал ее ладошку. – Ты больше всех похожа на маму, но у тебя есть кое-что свое, ни на кого не похожее, – твое любопытство. Ты все разбираешь на части, чтобы посмотреть как оно устроено, как работает. Когда ты была совсем маленькой, тебе бесполезно было говорить: не трогай то, не трогай это. Ты обязательно должна была потрогать, попробовать на ощупь, посмотреть, что будет. На слово ты никогда не верила. Тебе надо было до всего самой докопаться.

Рина прижалась к отцу. Душная жара нагоняла дрему. Где-то вдалеке слышалось ворчание грома. Рине вдруг стало жаль, что у нее нет какой-нибудь страшной тайны, которую она могла бы доверить отцу. В эту минуту она почувствовала, что ему можно доверить все.

На другой стороне улицы открылась дверь. Детективы вывели на улицу мистера Пасторелли. Они шли по обе стороны от него. Мистер Пасторелли был в джинсах и в замызганной белой футболке. Он не поднимал головы, как будто ему было стыдно, но Рина видела, как сжаты его челюсти, как напряжен подбородок, и поняла, что он в бешенстве.

Один из детективов нес большую красную канистру, а другой – большой зеленый пластиковый мешок.

Миссис Пасторелли громко рыдала, стоя в дверях. Она держала в руках желтое кухонное полотенце и утирала им слезы.

На шум из своих домов начали выходить люди. Старый мистер Фалко появился в дверях своего дома в своих красных шортах. Миссис Дисальво стояла на тротуаре со своим маленьким сыном Кристофером на руках. Он сосал леденец, и леденец казался таким блестящим, таким ярко-лиловым. Все казалось ярким и отчетливым в солнечном свете.

Кругом было тихо. Так тихо, что Рина слышала, как миссис Пасторелли с шумом втягивает в себя воздух между рыданиями.

Один из детективов открыл заднюю дверцу машины, а второй положил руку на голову мистера Пасторелли и усадил его внутрь. Они положили канистру – бензиновую канистру, догадалась Рина, и зеленый пластиковый мешок в багажник.

Темноволосый детектив с щетиной, как у Санни Крокета,[7] что-то сказал своему товарищу и пересек улицу.

– Мистер Хейл! Мы арестовали Пасторелли по подозрению в поджоге. Мы везем его в участок вместе с найденными вещественными доказательствами.

– Он признался?

Умберио улыбнулся.

– Пока нет, но с тем, что у нас есть, можно надеяться, он признается. Мы дадим вам знать. – Он оглянулся на мисс Пасторелли, которая продолжала рыдать. – У нее фингал под глазом, а она по нему убивается. Ну что за люди!

Он приложил два пальца к виску, словно салютуя, и вернулся к машине. Когда машина отъехала, из дома выбежал Джоуи.

Он был одет, как отец, в джинсы и футболку, посерев от многочисленных стирок. Выкрикивая ругательства, он бросился следом. И он плакал. У Рины сжалось сердце, когда он увидела его слезы. Он плакал и бежал за машиной, потрясая кулаками.

– Идем домой, малышка, – тихо сказал Гиб.

Рина шла домой, держа отца за руку. До нее все еще доносились выкрики Джоуи, не прекращавшего свой бессмысленный бег.

Новости распространились быстро. Это тоже был своего рода пожар – с горячими «карманами», зонами подавленного жара, который взрывался при первом же соприкосновении с воздухом. Возмущение, как запальный фитиль, разнесло пламя по всему району: в дома и магазины, на парковки и в парки.

Шторы на окнах дома Пасторелли оставались плотно задернутыми, словно легкая ткань могла служить щитом.

Рине казалось, что двери ее собственного дома вообще перестали закрываться. Соседи шли непрерывным потоком, принося свежие слухи и угощение в глубоких тарелках под крышками, предлагая свою поддержку.

«Вы знаете, что ему отказали в залоге?»

«Представляете, она даже к мессе не пошла в воскресенье!»

«Майк с бензоколонки «Саноко» продал ему бензин!»

«У меня кузен адвокат, так он говорит, что его могут обвинить в покушении на убийство».

И все эти слухи и догадки сопровождались неизменной присказкой: «Я так и знал. От такого, как он, только и жди неприятностей».

Деда и нуни прикатили в своем «Виннибаго»[8] из самого Бар-Харбора, штат Мэн.[9] Они оставили свою тачку на подъездной аллее у дяди Сэла в Бель-Эйре: дядя был самым старшим, и у него был самый большой дом.

Все пошли посмотреть на «Сирико»: дяди, тети, кузены. Это было похоже на парад, только без костюмов и без музыки. Соседи тоже вышли из своих домов, но они, из уважения, близко не подошли, старались держаться в стороне.

Дед был стар, но крепок, с белыми, как облако, волосами и такими же белыми пышными усами. У него был внушительный живот и широкие сильные плечи.

Нуни рядом с ним казалась крошечной. Она прятала глаза за стеклами солнцезащитных очков.

Все много говорили – по-английски и по-итальянски. По-итальянски говорил в основном дядя Сэл. Мама всегда говорила, что дядя Сэл считает, что он в большей степени итальянец, чем итальянские спагетти.

Рина увидела, как дядя Ларри – его называли Лоренцо, когда хотели поддразнить, – подошел к маме и поднес ее руку к губам. Дядя Ларри был самым младшим в семье и считался тихоней.

Дядя Джио пристально смотрел на дом Пасторелли, словно хотел прожечь взглядом дырки в шторах. Он слыл «горячей головой». Рина слышала, как он пробормотал по-итальянски что-то резкое, наверное, ругательство или угрозу. Но дядя Пол – Паоло – осуждающе покачал головой. Он всегда был разумным.

Дед долго молчал. Рине ужасно хотелось знать, о чем он думает. Может быть, он вспоминает те времена, когда у него не было большого живота и волосы не были белыми, когда они с нуни вместе пекли пиццу, когда он повесил свои первый доллар в рамочке на стене.

Может быть, он вспоминал, как они жили в маленькой квартирке наверху еще до рождения мамы или как однажды мэр Балтимора приезжал пообедать в «Сирико». Или как дядя Ларри разбил стекло и порезал руку, а доктор Тривани бросил свои печеные баклажаны с сыром «Пармезан» и повел его к себе в кабинет в квартале от пиццерии, чтобы зашить ему руку.

Дед и нуни рассказывали им множество историй о старых временах. Рина любила их слушать, хотя много раз слышала и раньше. Она протиснулась между тетями и кузинами, взяла его за руку.

– Мне очень жаль, деда.

Он сжал ее пальчики, а потом вдруг отодвинул один барьеров. Сердце у нее забилось часто и быстро, пока дед вел вверх по ступеням. Через желтую ленту она видела обгорелую до черноты древесину и лужи грязной воды на полу. Один высоких табуретов расплавился и изогнулся в причудливой форме. Всюду были следы огня, пол местами был прожжен, местами вздулся.

К своему изумлению, Рина увидела банку аэрозольной краски, врезавшуюся в стену, да так и застывшую, словно ею выстрелили из пушки. Радостных и солнечных красок не осталось, не было больше толстых свечей, воткнутых в оплывшие воском бутылки, не было на стенах красивых картинок, нарисованных рукой ее матери.

– Я вижу здесь призраков, Катарина. Это добрые духи. Их не отпугивает огонь. Гибсон? – Дед повернулся, и папа подошел к нему. – У тебя страховка есть?

– Да. Они уже приходили, осматривали. Со страховкой каких проблем не будет.

– Хочешь использовать страховую премию на ремонт?

– Тут двух мнений быть не может. Мы начнем прямо завтра, если нам разрешат войти.

– И с чего ты собираешься начать?

Дядя Сэл начал было говорить – у него было свое мнение по любому поводу, – но дед властно поднял палец вверх. И, словам Рининой мамы, он был единственным, кто мог застав вить дядю Сэла проглотить язык.

– «Сирико» принадлежит Гибсону и Бьянке. Им решать, что и как делать. Чем семья может помочь?

– «Сирико» принадлежит мне и Бьянке, но все началось с вас. Я хотел бы выслушать ваш совет.

Дед улыбнулся. Рина видела, как эта улыбка раздвигает его пышные белые усы и прогоняет печаль из глаз.

– Ты мой любимый зять.

Это была старая семейная шутка. Соль заключалась в том, что Гибсон был его единственным зятем. Дед вышел обратно за ограждение и вернул барьер на место.

– Давай вернемся в дом, там поговорим.

Пока они, снова как на параде, шествовали друг за другом обратно к дому, Рина заметила, как дернулась штора на одном из окон у Пасторелли.

Слово «поговорим» было весьма вольным термином для описания события, собравшего вместе всю семью. Для этого потребовалось неимоверное количество самой разнообразной еды, старшим детям было велено присматривать за младшими, что вылилось в бесчисленные перебранки и даже драки. Под настроение детей бранили или смеялись над ними.

В доме стоял стойкий запах чеснока и свежего базилика. И еще в доме стоял страшный шум.

Когда дед сказал Рине, что она должна прийти в столовую, где собрались все взрослые, она едва справилась с волнением.

Стол был раздвинут во всю длину, и все равно всем места не хватило. Дети играли во дворе, кое-кого из женщин отрядили за ними присматривать. Рина была единственной из детей в столовой, где сидели мужчины, мама и тетя Мэг, которая была адвокатом и считалась очень умной.

Дед сам положил из большой фарфоровой супницы порцию спагетти на тарелку Рине.

– Итак, этот мальчишка, этот Джоуи Пасторелли, он тебя ударил, верно?

– Он ударил меня в живот и сбил с ног. И снова ударил.

Дед выдохнул через нос, а нос у него был большой, и звук получился такой, как у быка, когда он фыркает, прежде чем броситься на врага.

– Мы живем в такое время, когда считается, что мужчины и женщины равны, но все равно это неправильно, когда мужчина бьет женщину или когда мальчик бьет девочку. Но… что-то такое сказала или сделала этому мальчику, что он решил тебя побить?

– Я стараюсь держаться от него подальше, потому что всегда задирается. И в школе, и на улице. Однажды он вынул карманный нож и сказал, что зарежет Джонни О'Хару, потому что он глупый Пэдди,[10] а сестра Вероника отняла у него нож и послала его к матери настоятельнице. Он… он иногда так смотрит на меня, что у меня живот болеть начинает.

– В тот день, когда он тебя ударил, что ты делала?

– Играла с Джиной на школьной площадке. Мы играли в лапту, но было слишком жарко. Нам захотелось мороженого, и Джина побежала спросить у своей мамы, не даст ли она нам денег на мороженое. У меня вообще-то было восемьдесят восемь центов, но на две порции этого не хватало. А тут Джоуи подошел и говорит: «Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу». Я не хотела с ним идти, и я сказала: нет, я жду Джину. У него лицо было красное-красное, как будто он бежал, он разозлился, схватил меня за руку и потащил за собой. Ну, я вырвалась и сказала, что никуда с ним не пойду. И тогда он ударил меня в живот. И он назвал меня нехорошим словом, которое означает… – Рина умолкла и робко посмотрела на родителей. – Я в словаре посмотрела.

– Ну, конечно, ты посмотрела, – пробормотала Бьянка и оглядела собравшихся. – Он назвал ее маленькой курвой. Это отвратительное слово, Катарина. Больше мы его в этом доме произносить не будем.

– Да, мэм.

– Твой брат пришел тебе на помощь, – продолжил дед. Потому что он твой брат, и потому что это правильно – помогать другим в беде. Твой отец тоже поступил правильно: он пошел поговорить с отцом мальчика. Но тот повел себя не как мужчина: он не сделал того, что должен был сделать, а нанес удар в спину твоему отцу. Скажи, Рина, это все случилось из-за тебя? Нет ли в этом твоей вины?

– Нет деда. Но я виновата, что испугалась и не стала сама с ним драться. Я больше не буду бояться.

Дед невесело рассмеялся.

– Учись лучше быстро бегать, – сказал он. – А вот если не сможешь убежать, тогда дерись. А теперь, – он откинулся на спинку стула и взял вилку, – вот мой совет. Сальваторе, у твоего зятя строительный бизнес. Когда мы решим, что именно нам требуется, ты достанешь нам все материалы со скидкой. Джио, кузен твоей жены водопроводчик, не так ли?

– Я с ним уже поговорил. Все, что вам понадобится, Бьянка, Гиб.

– Мэг, нужно поговорить со страховой компанией. Если уж нам предстоит прыгать через обручи, чтобы получить чек, хорошо бы свести их число к минимуму. Ты этим займешься?

– Конечно. Мне хотелось бы взглянуть на полис, посмотреть, что там можно изменить или улучшить на будущее. И это еще не все. Заведено уголовное дело на этого… – тетя Мэг многозначительно подняла брови, глядя на Рину, – этого человека. Когда дело будет слушаться в суде, возможно, Рине придется давать показания. Вряд ли, но этого исключать нельзя. Я уже зондировала почву, – добавила она. – Обычно обвинение в поджоге доказать почти невозможно, но на этот раз у них все схвачено железно.

– Следователи работали скрупулезно, а вот поджигатель попался на редкость глупый. Прокурор считает, что он будет торговаться: сознается в поджоге, чтобы избежать более тяжкого обвинения в покушении на убийство. Доказательства у них есть, да к тому же два предыдущих привода по подозрению в поджоге.

Мэг намотала на вилку порцию спагетти, а вокруг нее за столом взорвался гул голосов.

– Этим летом он потерял работу автомеханика, – продолжала она, дождавшись тишины. – Через несколько дней в автомастерской, откуда его уволили, произошло подозрительное возгорание. Ущерб оказался минимальным, так как другой механик в тот самый вечер решил воспользоваться автомастерской для любовного свидания. Они опросили служащих, включая уволенного Пасторелли, но доказать поджог не смогли. Пару лет назад у него вышла ссора с братом жены в Вашингтоне. Его шурин работал на подстанции электропитания. Кто-то бросил в окно «коктейль Молотова». Одна… – тетя Мэг снова бросила настороженный взгляд на Рину, – ночная леди видела фургон, отъезжающий на большой скорости, даже запомнила часть номера. Но жена Пасторелли поклялась, что он был дома всю ночь, и они поверили ей, а не свидетельнице. – Мэг подняла свой бокал с вином. – Теперь они используют эти случаи для установления почерка и точно пришьют ему это дело.

– Если бы инспектор Мингер и наши детективы из отдела поджогов вели те дела, они бы его остановили.

Мэг улыбнулась Рине.

– Возможно. Но теперь они уж точно его остановят.

– Лоренцо?

– Готов подставить плечо, можете на меня рассчитывать. У меня есть друг, он занимается настилкой полов. Могу устроить материалы и работы по хорошей цене.

– У меня есть для тебя самосвалы и рабочие руки, – добавил Пол. – У шурина одного моего друга бизнес по поставкам ресторанного оборудования. Добуду тебе хорошую скидку.

– Ну, если все это у нас будет плюс помощь соседей, тогда мы с Бьянкой и детьми можем взять деньги и с легкой душой махнуть на Гавайи.

Папа шутил, но голос у него чуть заметно дрогнул, и Рина поняла, что он растроган.

Когда с разговорами и едой было покончено и кухня приведена в порядок, когда последние дяди, тети и кузены покинули дом, Гиб взял бутылку пива и вышел с нею на крыльцо. Ему надо было многое обдумать, и он предпочитал делать это в компании бутылки холодного пива.

Семья Бьянки пришла на помощь. Ничего иного он и не ждал. От своих собственных родителей Гиб не услышал ничего кроме: «Ну надо же, какой ужас». Впрочем, ничего другого он не ожидал.

Так уж устроена жизнь.

Но сейчас он думал о том, что два года прожил в одном квартале с человеком, который устраивал пожары, чтобы выплеснуть свои обиды и раздражение. С человеком, который сжег его ресторан, а мог бы с такой же легкостью сжечь и его дом.

С человеком, двенадцатилетний сын которого напал – господи, неужели он собирался ее изнасиловать? – на его младшую дочь.

Ему стало тошно при одной мысли об этом. Он напомнил себе, что был слишком доверчив, слишком мягок.

Он был обязан защищать свою жену и четверых детей, но сейчас ему казалось, что он не справится с этой задачей.

Он отпил глоток из небольшой бутылки «Перони»,[11] и тут у тротуара остановилась машина Джона Мингера. Мингер был в футболке и брюках цвета хаки, заправленных в старые холщовые сапоги. Он пересек тротуар.

– Гиб!

– Джон!

– Минутка найдется?

– Сколько угодно. Пива хотите?

– Не откажусь.

– Присядьте. – Гиб похлопал по ступеньке, а сам поднялся и вошел в дом. Вернулся он с упаковкой из шести бутылок, в которой пустовало одно гнездо.

– Приятный вечер. – Джон запрокинул бутылку. – Стало прохладнее.

– Да уж. Приближаемся к пятому кругу ада. Всего-навсего.

– Выдался трудный денек?

– Да нет, не сказал бы. – Гиб оперся локтем о верхнюю ступеньку. – Сегодня приехали родственники моей жены. Тяжко было смотреть на ее родителей, когда мы отвели их туда. – Он кивнул в сторону «Сирико». – Но они выдержали. Более того, они готовы засучить рукава и взяться за работу. Помощников у меня будет столько, что сам я могу сидеть, ковырять в носу, а мое хозяйство само собой восстановится и пицца начнет выпекаться уже через месяц.

– Поэтому вы чувствуете себя ничтожеством? Именно этого он и добивается.

– Пасторелли? – Гиб поднес бутылку ко рту. – Он своего добился, будь он неладен. Его сын напал на мою дочь, а до меня только теперь дошло, что, господи ты боже мой, он же изнасиловать ее хотел. Изнасиловать мою маленькую девочку!

– Но у него же ничего не вышло. Да, у нее есть синяки и ссадины, но это все. А если вы будете думать о том, что могло бы быть, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Их надо оберегать, это долг отца. Вон моя старшая пошла на свидание. Хороший мальчик, а я в ужасе.

– Гиб, для таких, как Пасторелли, самое желанное – нагнать страху. Это помогает ему ощутить собственную силу.

– Значит, мне не суждено его забыть, верно? Да, это делает его чертовски сильным. Извините. – Гиб выпрямился и нервно провел рукой по волосам. – Это у меня так, приступ жалости к себе, вот и все. Целая семья – я их всех даже сосчитать не могу! – готова прийти мне на помощь, соседи за меня горой. А все остальное надо с себя стряхнуть.

– Стряхнете. Может быть, вот что вам поможет. Я приехал сказать, что вход вам разрешен, можете начинать ремонт. Я думаю, тем самым вы кое-что отнимете у него. Точнее, вернете себе кое-что из того, что он у вас отнял.

– Хорошо было бы наконец начать что-нибудь делать.

– Его посадят, Гиб. Я вам прямо скажу: лишь малая часть дел о поджоге заканчивается арестом, но его мы все-таки взяли. Сукин сын запрятал в сарай башмаки и шмотки, от которых разит бензином. Бензин он купил по соседству, у мальчишки обслуживающего заправку «Саноко», и мальчишка знает его в лицо. В одежду он замотал ломик, тот самый, которым дверь взламывал. Он был так глуп, что угостился вашим пивом из холодильника, прежде чем поджечь. Выпил одну, пока был там. Мы сняли его «пальчики» с бутылки. – Джон поднял свою бутылку «Перони», посмотрел сквозь нее на свет. – Люди думают, огонь поглощает все. А он оставляет нетронутым то, чего не ждешь. Например, бутылку «Будвайзера».[12] Он взломал вашу кассу, взял мелкую наличность. Остальное было в банковском конверте, и конверт мы нашли при нем. Нашли его отпечатки внутри кассового ящика, на холодильнике у вас в кухне. В общем, его общественный защитник пошел на сделку.

– Суда не будет?

– Слушание по приговору. Я хочу, чтобы вы все правильно поняли, Гиб. Многие люди считают поджог преступлением направленным на уничтожение имущества. Но это не так. И вы знаете, что не так. Оно направлено против людей, против тех, кто теряет свой дом или свои бизнес, против тех, кто вынужден смотреть, как их труды, их воспоминания развеиваются дымом по ветру. То что он сделал, было актом злобной мести, направленной лично против вас и вашей семьи. Теперь он за это заплатит.

– Да.

– Жена не смогла наскрести денег на залог или на адвоката Она пыталась. Сын тоже попал на заметку. В последний раз, когда там была полиция, он швырнул стулом в одного из полицейских. Мать умолила не забирать его, и они решили оставить все как есть. Но я вам советую не спускать с него глаз.

– Я так и сделаю, но вряд ли они останутся здесь. Они арендуют дом и уже задолжали за три месяца. – Гиб пожал плечами. – Все соседи только об этом и говорят. Но вы правы, мне давно уже следовало проснуться и следить в оба за тем, что у меня есть.

– Вы женаты на самой красивой женщине, какую мне когда-либо приходилось видеть. Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова.

– С какой стати мне обижаться? – Гиб открыл еще одну бутылку пива. – Когда я в первый раз ее увидел, в меня словно молния ударила. Зашел в пиццерию с приятелями. Мы хотели перекусить, а потом обойти окрестности, заглянуть в какой-нибудь бар, может, подцепить пару девочек. А тут она. Как будто кулаком мне грудь пробила, схватила сердце и стиснула. Она была в джинсах в обтяжку и в такой белой блузочке в сборку – они это называют «крестьянский фасон». Спроси меня за минуту до этого, верю ли я в любовь с первого взгляда, я сказал бы: «Черта с два». Но это было именно оно. Она повернула голову и посмотрела на меня. И конец. Я увидел всю свою будущую жизнь в ее глазах. – Гиб засмеялся, казалось, у него стало немного легче на душе. – Вот что поразительно: это продолжается до сих пор. Вот уже скоро двадцать лет, как мы женаты, а я по-прежнему вижу все, когда смотрю на нее.

– Вам везет. Вы счастливый человек.

– Вы правы. Я бы все на свете отдал только ради нее одной. Но получил гораздо больше: всю эту жизнь, работу, семью. У вас есть дети, Джон?

– Есть. Сын и две дочери. А также внук и внучка.

– Внуки? Кроме шуток?

– Свет моих очей. Я был не слишком хорошим отцом, пока мои дети росли. Не сделал для них всего, что мог бы. Мне было девятнадцать, когда появился первый. Моя девушка «залетела», мы поженились. Дочка родилась два года спустя, вторая – еще через три года. Я тогда тушил пожары. Такая жизнь графика тяжело сказывается на семье. Я не ставил их на первое место, и это моя вина. Поэтому мы развелись. Вот уже десять лет назад.

– Мне очень жаль.

– А знаете, что самое смешное? После этого наши отношения наладились. Мы сблизились. Может быть, развод сжег плохое и освободил место для хорошего. Итак, – Джон запрокинул бутылку и допил все до конца, – если у вашей жены незамужняя старшая сестра, я свободен.

– Только братья, но у нее целое море кузин.

Они немного помолчали. Это было дружеское молчание.

– Это хорошее место. – Джон затянулся сигаретой, окидывая взглядом округу. – Хорошее место, Гиб. Если вам не помешает лишняя пара рук при ремонте, рассчитывайте на меня.

– Я буду вам очень признателен.

Рина лежала в постели у себя в комнате на втором этаже и слушала их голоса, доносившиеся до нее через открытое окно, за которым в небе уже сгущались мягкие летние сумерки.

Было уже совсем темно, когда Рину разбудили пронзительные крики. Она вскочила с постели с мыслью о пожаре. Он вернулся. Он вернулся, чтобы сжечь ее дом.

Оказалось, что это не пожар. Это кричала Фрэн. Фрэн стояла на тротуаре, спрятав лицо на плече у мальчика, который водил ее в кино.

В гостиной работал телевизор, но звук был приглушен. Ее мама и папа были уже в дверях. Протолкавшись между ними, Рина увидела, почему кричала Фрэн, почему мама и папа застыли, словно окаменевшие, в открытых дверях.

Горел пес. Его шкурка тлела и дымилась, дымилась кровь вытекавшая из его горла. Она уже образовала лужицу на тротуаре. Рина узнала Фабио, хриплоголосого пса Джоуи Пасторелли.

Она смотрела, как вслед за его отцом полиция увозит и Пасторелли. Но он не опускал головы, как его отец, а в его глазах горел злобный мстительный огонек.

Это был один из последних моментов бесконечно долгого, жаркого августа, запомнившихся ей с абсолютной ясностью. В то лето ее детство кончилось.

Она запомнила злобный огонек в глазах Джоуи, его гордую походку, пока его вели к полицейской машине. И она запомнила его руки, перепачканные кровью его собаки.

4

Май 1992 г.

Приторно-тягучие звуки «Эмоций» Мэрайи Кэри доносились через стену соседней комнаты. Это был нескончаемый поток, неукротимая пенная лава.

Рина была не против музыки. Она была не против бесконечных вечеринок, поминутно вспыхивающих ссор, она была бы не против грома небесного. В конце концов, она выросла в большой и шумной семье.

Но Рина решила, что, если ее соседка по общежитию еще раз заведет эту песню, она проткнет ей глаз карандашом, а потом заставит ее съесть этот проклятый компакт-диск вместе с футляром, усеянным стразами.

Черт побери, у нее сессия в самом разгаре! В этом семестре у нее просто убийственная нагрузка.

Но дело того стоило, напомнила она себе. Дело того стоило.

Рина отодвинулась от компьютера и устало потерла глаза. Может, ей не помешает небольшой перерыв. Или затычки для ушей.

Она встала, не обращая внимания на хаос, неизбежное следствие совместного проживания двух студенток в маленькой тесной комнатке общежития, и открыла мини-холодильник, чтобы взять банку пепси. В холодильнике обнаружились открытая картонка обезжиренного молока, четыре коробки коктейля для похудания, бутылка диетического лимонада и пакет морковных чипсов.

Нет, это просто невыносимо. Ну почему все берут ее продукты без спроса? Конечно, у Джины никто ничего не возьмет, она вечно сидит на диете, кому нужна вся эта низкокалорийная дребедень? И все-таки.

Рина села на пол и смерила взглядом горы книг и тетрадей у себя на столе, пока голос Мэрайи плавал в ее переутомленном мозгу подобно целой стае злобных русалок.

С чего она взяла, что сможет это выдержать? Почему решила, что хочет окончить колледж? Она могла бы, по примеру Фрэн, пойти в семейный бизнес.

Тогда прямо сейчас она могла бы быть дома. Или пойти на свидание, как любая нормальная девушка. Когда-то ей не терпелось достичь подросткового возраста. Это была ее мечта. И вот она уже вышла из подросткового возраста, а каков итог? Она сидит на полу в тесной комнатке общежития, лишенная собственной банки пепси и похороненная под грудой учебников, за которую мог бы взяться разве что безумный мазохист.

Ей восемнадцать, а она еще ни разу в жизни не занимал сексом. У нее и приличного бойфренда до сих пор не было, так, сплошное недоразумение.

Белла в следующем месяце выходит замуж, Фрэн отбивается от поклонников чуть ли не дубинкой, Сандер вечно окружен целой стаей фей, по выражению мамы.

А вот она сидит одна в субботний вечер, потому что у нее носу экзамены, а она так же одержима желанием их сдать, как ее соседка – Мэрайей Кэри.

О нет, вдруг поняла Рина, теперь это была Селин Дион.

Нет, лучше умереть!

А ведь она сама виновата. Это ведь она занималась до посинения, а по выходным больше работала, чем бегала на свидания. Потому что она знала, что ей нужно. Она это знала с той памятной жаркой недели в августе.

Ей нужно было разобраться с огнем.

Поэтому она училась, но ей нужно было нечто больше, чем знания. Ей нужна была стипендия. Она работала, копила деньги, прятала их, как белка, на случай, если ей не удастся получить стипендию. Но ей удалось. И вот она здесь, в университете Мэриленда, делит комнату со своей старой подругой и уже подумывает об аспирантуре.

Когда семестр закончится и она поедет домой, будет работать в лавочке, а все свободное время проводить в пожарной части. Или в разговорах с Джоном Мингером. В попытках уговорить его взять ее с собой.

Ну разумеется, предстоит свадьба Беллы. Последние девять месяцев только и было разговору, что о Беллиной свадьбе. Если хорошенько подумать, эта свадьба сама по себе была веской причиной, чтобы сидеть здесь в одиночестве субботним вечером.

Бывают перспективы и похуже.

Если она когда-нибудь выйдет замуж – а это означало бы, что для начала ей надо обзавестись настоящим официальным бойфрендом, – она все устроит по-простому. Пусть Белла бегает на бесчисленные примерки своего немыслимо навороченного подвенечного наряда и ведет бесконечные, со слезами и истериками, дебаты о туфлях, прическах и цветах. Пусть она разрабатывает напоминающие военную кампанию планы грандиозного свадебного пира.

Сама Рина предпочла бы скромное семейное венчание в церкви Святого Леопольда, а потом вечеринку в «Сирико».

Но, скорее всего, ей предстоит участь вечной подружки невесты. Она уже успела стать экспертом в этом деле.

О боже, сколько раз подряд Лидия может прослушивать песню из «Красавицы и чудовища»? И как она при этом ухитряется не впасть в кому?

Охваченная внезапным порывом вдохновения, Рина проложила себе дорогу к своему портативному проигрывателю, раскидывая попадающиеся под ноги вещи, перебрала коллекцию компакт-дисков и мстительно врубила на полную мощность «Командный дух» группы «Нирвана».

Пока шла война между канадской дивой и мусорным роком, зазвонил телефон.

Она не приглушила музыку – теперь это было делом принципа, – поэтому ей пришлось кричать в телефон.

Третий взрыв музыки оглушил ее из телефонной трубки, когда Джина прокричала:

– Вечеринка!

– Я же тебе говорила, мне заниматься надо.

– Вечеринка! Брось, Рина, веселье только начинается. Надо же когда-то жить.

– Разве тебе не сдавать литературу в понедельник?

– Вечеринка!

Рина невольно рассмеялась. Джине всегда удавалось ее развеселить. Религиозная фаза, через которую она проходила в то лето, когда случился пожар, трансформировалась в фазу увлечения поэзией, затем в помешательство на рок-звездах, затем в помешательство на моде и супермоделях. Теперь она была помешана на вечеринках.

– Смотри, провалишь экзамен!

– Я вручаю свою судьбу высшим силам и промываю мозги дешевым вином. Давай, Рина. Джош здесь. Спрашивает, где ты.

– Правда?

– На вид – тоскующий и унылый. Слушай, не морочь мне голову, ты все равно все сдашь на «отлично». Лучше приходи и спаси меня, пока я по пьяне не отдалась первому встречному козлу. Хотя, с другой стороны…

– А где празднуют? – спросила Рина.

– У Джен и Деб.

– Двадцать минут, – со смехом сказала Рина и повесила трубку.

Ей понадобилось именно столько, чтобы снять с себя старенький тренировочный костюм, натянуть джинсы, решить, что надеть сверху, и справиться с волосами, которые падали на спину непокорной копной.

Она так и не приглушила музыку, пока одевалась и красилась, стараясь при помощи румян замаскировать бледность перезанимавшейся перед экзаменами отличницы.

«Лучше бы позаниматься. Лучше бы выспаться. Лучше бы не ходить», – твердила себе Рина, торопливо крася ресницы.

Но она устала, и ей надоело вечно поступать правильно. Уж лучше повеселиться часок да заодно присмотреть за Джиной, пока та действительно не наделала глупостей.

И увидеть Джоша Болтона.

Господи, до чего же он хорош собой! Сияющие, как солнце, волосы, ослепительно голубые глаза и эта чудная застенчивая улыбка. Ему было двадцать, он стажировался по литературе. Собирался стать писателем.

И он спрашивал о ней!

Да, это будет именно с ним. Она была в этом уверена на девяносто девять процентов. Он будет у нее первым.

Может, даже сегодня. Рина отложила тушь и посмотрела на себя в зеркало. Может быть, именно сегодня она узнает, на что это похоже. Она прижала ладонь к животу, где все трепетало от нервного ожидания. Может быть, в последний раз она смотрит на себя в зеркало и видит в нем девственницу.

Она была к этому готова и хотела, чтобы у нее это случилось с кем-нибудь вроде Джоша. Чтобы он был милым и прекрасным, как мечта, но все-таки с опытом, чтобы избежать неловкой возни.

Рина скорее дала бы себя убить, лишь бы ее не заподозрили в неопытности. Разумеется, в теории она все изучила. Всю анатомию, всю физическую сторону. А с романтической стороной познакомилась по книгам и фильмам. А вот практическую сторону – раздеться догола и соединиться телами – ей еще только предстоит освоить.

И не такое это дело, которое можно смоделировать, чтобы попрактиковаться на муляжах или тренажерах и освоить технику.

Поэтому ей нужен понимающий и чуткий партнер, который проведет ее через все трудные места, пока она сама не освоится.

Она его не любит? Нет. Ну и что? Для нее это никакой роли не играет. Зато он ей очень нравится. И она же не Белла, ей не нужно замужество.

Во всяком случае, пока.

Ей просто хочется узнать, почувствовать, понять, как это работает. И, может быть, это глупо, но ей хотелось расстаться с этим последним атрибутом детства. Все эти мысли преследовали и мучили ее. Наверное, именно поэтому в последнее время она стала такой рассеянной и беспокойной.

И ее, разумеется, одолевали сомнения.

Она схватила сумку, выключила музыку и выскочила за дверь.

Стоял прекрасный теплый вечер, небо было усыпано звездами. Глупо было бы тратить такой вечер на перечитывание конспектов по химии, твердила себе Рина, направляясь к автостоянке. Она запрокинула голову к небу и улыбнулась, но вдруг почувствовала ползущий по позвоночнику холодок. Оглянувшись через плечо, она пристально осмотрела траву, дорожки, фонарные столбы.

Никто за ней не следит, черт побери, одернула себя Рина, но все-таки ускорила шаг. Просто ее преследует чувство вины. Ничего, она сможет с этим жить.

Рина села в свой старенький «Додж», купленный на рынке подержанных машин, и, поддавшись суеверному чувству, все-таки заблокировала изнутри все двери, прежде чем тронуться места.

Дом, снятый группой студентов в складчину, находился в пяти минутах езды от территории колледжа. Старый трхехэтажный кирпичный дом весь светился огнями, как на Рождество. Вечеринка вывалилась на лужайку перед домом, из распахнутых дверей слышалась музыка.

Рина почуяла в воздухе сладковатый запах травки. До нее донеслись возбужденные голоса, обсуждающие достоинства Эмили Дикинсон,[13] текущую администрацию и более безопасные темы, например, подающих и отбивающих команды «Иволги».

Как только Рина попала внутрь, ей пришлось протискиваться в тесноте, она едва избежала столкновения с каким-то алкогольным напитком, который ей чуть не выплеснули на грудь. Она с облегчением отметила, что не все люди, заполонившие помещение, ей незнакомы.

Джина заметила ее, пробилась к ней и схватила за плечо.

– Рина! Ты здесь! У меня такие новости!

– Ничего не говори, пока не съешь целую коробку «Тик-так».

– Вот дерьмо! – Джина ухитрилась сунуть руку в карман джинсов – таких тесных, что их можно было счесть смирительной рубашкой, надетой не на ту часть тела. Коктейль для быстрого похудания не стесал с нее ни одного из двенадцати фунтов, набранных за первый семестр.

Джина вытащила маленькую пластиковую коробочку, которую всегда носила с собой, и вытряхнула несколько освежающих апельсиновых пастилок себе на ладонь.

– Я пила, – пояснила она, хрустя пастилками.

– Кто бы мог подумать? Брось тут свою машину, я отвезу тебя домой. Этому столику больше не наливать.

– Да ладно, все равно меня скоро стошнит. И тогда мне станет лучше. И вообще, все это неважно. Новости! – Она протащила Рину через забитую людьми кухню на задний двор.

Здесь тоже были люди. Неужели весь студенческий городок решил завалить сессию?

– Скотт Делотер провалился по всем предметам и решил бросить учебу, – объявила Джина, сопроводив свои слова победным буги.

– Кто такой Скотт Делотер и почему ты так радуешься его несчастью?

– Он тут живет. А теперь съезжает. Да знаешь ты его! Ну, такой коротышка с крупными зубами. А радуюсь я потому, что его несчастье – это наш выигрыш! Смотри, в следующем семестре им будет одного не хватать, и еще один в декабре выпускается, значит, тоже аут. Джен говорит, они могут втиснуть нас обеих на следующий семестр, если мы согласны спать в одной комнате. А мы и так спим в одной комнате! Рина, мы можем выбраться из общежития!

– Переехать сюда? Джина, спустись на землю! Мы не потянем.

– Мы же будем делить квартплату на четверых! Не так уж это дорого. – Джина схватила подругу за руки, ее черные глаза затуманились от возбуждения и вина, голос дрожал от восторга. – Три ванные! Три ванные на четверых, а не одна на шесть.

– Три ванные… – Рина повторила это, как молитву.

– Это же спасение! Когда Джен мне сказала, у меня было видение. Видение, Рина. Мне показалось, что Пречистая Дева улыбается мне. И она держала оливковую ветвь.

– Три ванные, – повторила Рина. – Нет-нет, я не должна соблазняться блестящими побрякушками. Квартплата какая?

– Ну… с учетом того, что она делится да плюс к тому тебе больше не понадобится пособие на питание в столовке, потому что готовить мы будем здесь, можно считать, что это бесплатно.

– Так много?

– Мы обе будем работать этим летом. Мы можем экономить. Откладывать. Ну, Рина, ну, я тебя очень, очень, очень прошу. Ответ надо давать быстро. Смотри, у нас будет двор. – Джина повела рукой вокруг. – Мы сможем посадить цветочки, черт, мы сможем выращивать овощи и продавать на местном рынке. Мы будем зарабатывать деньги, живя здесь!

– Скажи мне, сколько, Джина.

– Нет, сначала я принесу тебе выпить…

– Да говори уже, не телись!

Рина поморщилась, когда Джина назвала сумму ежемесячной квартплаты.

– Но ты должна учесть…

– Тихо, дай мне подумать. – Закрыв глаза, Рина начала вычисления. Будет туговато, решила она, но если они сами будут готовить, меньше тратить на тряпки, кино, компакт-диски… Она сможет обойтись без обновок ради такого чуда, как три ванные. – Я в игре.

Джина издала победный клич, заключила Рину в объятия и закружила ее.

– Это будет потрясающе! Дождаться не могу. Пошли, достанем вина и выпьем за академическую неуспеваемость Скота Делотера.

– Звучит подло, но случаю соответствует. – Они сделали еще один круг, и вдруг Рина остановилась как вкопанная. – Привет, Джош.

Он закрыл за собой заднюю дверь и улыбнулся медлительной застенчивой улыбкой, от которой у нее задрожали ноги.

– Привет! Слышал, что ты здесь.

– Угу. Я решила устроить небольшой перерыв, а то уже мозги из ушей потекли.

– Есть еще завтрашний день для последнего рывка.

– Вот и я ей то же самое говорю. – Джина одарила их обоих сияющей улыбкой. – Слушайте, вы тут потолкуйте вдвоем, а я пойду травить в одну из трех ванных, которые вскоре станут моими. – Она в последний раз пьяным жестом обняла Рину. – Я так счастлива!

Джош проводил ее взглядом!

– Почему Джина так довольна, что ее тошнит?

– Она довольна, потому что мы переезжаем сюда в следующем семестре.

– Правда? Вот здорово! – Все еще держа руки в карманах, он шагнул к ней, наклонил голову и поцеловал ее. – Мои поздравления!

Ее кожу опалило жаром. Она нашла это ощущение завораживающим и восхитительно взрослым.

– Я думала, мне понравится жить в общежитии. Это было приключение. Мы с Джиной выросли по соседству, решили учиться вместе. Но кое-кто из наших соседок по этажу меня на потолок загоняет. Одна из них сутками крутит Мэрайю Кэри и сводит меня с ума.

– Я бы сказал, это коварный план.

– Мне кажется, он успешно претворяется в жизнь.

– Ты выглядишь замечательно. Я рад, что ты пришла. Я как раз собирался уходить, когда услышал, что ты здесь.

– О! – Ее радость угасла. – Ты уходишь…

Он улыбнулся и взял ее за руку.

– Уже нет.

Бо Гуднайт сам не знал, что он делает в чужом доме среди толпы незнакомых ему студентов колледжа. Но вечеринка есть вечеринка, и он позволил Брэду затащить себя сюда.

Музыка была неплохая, девушек было много. Высокие, миниатюрные, полненькие, стройные. Прямо-таки шведский стол, выбирай на вкус.

Брэд, например, уже выбрал себе одну. Он был от нее без ума, и именно из-за нее они были сейчас здесь.

Она была подругой подруги одной из девушек, живущих в этом доме. И Бо она понравилась, даже очень. Честно говоря, он и сам бы за ней приударил, если бы Брэд первым не положил на нее глаз.

Правила дружбы обязывали его отступить.

Зато Брэд проиграл, когда они бросили монетку, и теперь должен был везти его, Бо, домой. Пожалуй, им обоим не стоило пить: они еще не достигли совершеннолетия.[14] Но вечеринка есть вечеринка, подумал Бо, потягивая пиво.

К тому же он сам зарабатывал себе на жизнь, сам платил за квартиру, сам себе готовил как умел. Он был не менее взрослым, нет… черт побери, он был куда взрослее старшекурсников, опрокидывающих рюмку за рюмкой.

Прикидывая свои шансы, он окинул взглядом комнату. Он был худым и длинноногим двадцатилетним парнем с волнистыми черными волосами и мечтательными зелеными глазами. У него были тонкие черты лица, такие же изящные, как его телосложение, но он с гордостью отмечал, что сумел нарастить неплохие бицепсы, размахивая молотком и таская доски.

Доносившиеся до Бо обрывки разговоров – ворчанье насчет экзаменов, споры о политологии и феминистских проектах – выбивали его из колеи. Колледж был не для него. Последний звонок в средней школе стал счастливейшим днем его жизни. До окончания школы он подрабатывал каждое лето – сперва чернорабочим, потом подмастерьем и вот теперь, к двадцати годам, стал профессиональным столяром и плотником с весьма приличным заработком.

Он обожал мастерить вещи из дерева, у него это хорошо получалось. А может быть, у него хорошо получалось, потому что он обожал свою работу. Свое образование он получил на работе, среди запахов опилок и пота.

И это было ему по душе.

Он сделал себя сам. В отличие от большинства присутствующих он не рассчитывал на папочку, который оплатит его счета.

Внезапная нотка озлобления в собственных мыслях поразила и даже немного смутила его. Загасив ее, Бо расслабил плечи. Он еще раз оглядел комнату и нацелился на пару девчонок, сидевших рядом на диване и занятых болтовней друг с другом.

Рыженькая выглядела очень даже многообещающе, а в случае неудачи брюнетка могла составить ей достойную замену.

Бо сделал шаг по направлению к ним, но тут его перехватил Брэд.

– Прочь с дороги. Я как раз собрался согреть пару одиноких женских сердец, – проворчал Бо.

– Я же тебе говорил, получишь удовольствие. А я уже получаю. Мы с Кэмми собираемся уходить, едем к ней. Не в обиду будет сказано, я выиграл очко.

Бо взглянул на своего приятеля и заметил самодовольное предвкушение секса за стеклами очков Брэда.

– Ты меня бросаешь в чужом доме, где я никого не знаю, чтобы забраться в постель с девушкой?

– Безусловно.

– Ну что ж, вполне разумно. Если она вышвырнет тебя пинком под зад, на меня не рассчитывай. Сам добирайся до дому.

– Без проблем.

Она пошла взять свою сумку…

– Погоди! Бо крепко схватил Брэда. за плечо, увидев эту девушку в толпе. Целая копна непокорных кудрей золотистого цвета свежей дубовой древесины. Она смеялась, и ее высокие скулы, обтянутые тонкой, как фарфор, кожей, окрасились нежным румянцем.

Он видел ее смеющийся рот с маленькой родинкой справа над верхней губой. Его зрение как будто обострилось, стало телескопическим, сквозь прокуренный воздух, сквозь калейдоскоп мельтешащих лиц он различал детали ее лица. Продолговатые глаза того же цвета, что и волосы, тонкий нос. Золотые колечки в ушах. Два в левом, одно в правом.

Она казалась высокой – может, была на каблуках? Ему не было видно ее ног. Но он видел цепочку у нее на шее, а на цепочке какой-то камешек, видел округлые очертания груди под розовой блузкой.

На несколько мгновений музыка для него смолкла. Шум в комнате стих.

Потом кто-то возник перед ним, и оглушительный шум вернулся.

– Кто эта девушка?

– Которая? – Брэд растерянно оглянулся через плечо и покачал головой. – Тут их полным-полно.

Но Бо его уже не слушал. Он даже имени друга не смог бы вспомнить, если бы кто-нибудь в эту минуту попросил познакомить его с Брэдом.

– Вот, держи. – Он сунул свою пивную кружку в руки Брэду и начал пробираться сквозь толпу.

Но к тому времени, как он добрался туда, где видел девушку своей мечты, ее уже и след простыл. Нечто, похожее на панику, волной захлестнуло его. Лавируя в толпе, он стал пробиваться в столовую, где люди сидели у стола, на столе и даже под столом, потом заглянул в кухню.

– Тут девушка не проходила? Высокая блондинка, с кудряшками, в розовой блузке?

– Никто, кроме тебя, не заглядывал. – Брюнетка с короткой стрижкой послала ему томную улыбку. – Я могу стать блондинкой.

– Как-нибудь в другой раз.

Бо обыскал весь дом, дошел до третьего этажа, спустился обратно вниз, обошел передний и задний двор.

Он нашел четырех блондинок, он нашел кудряшки. Но он так и не нашел ту, что заставила музыку смолкнуть.

Рина вела машину, хотя сердце ухало в груди и кровь билась в виски. Но она вела машину сама и твердила себе, что я хорошо, что это правильно. Это доказывало, что ее не смело вихрем страсти, что она сама сделала сознательный выбор. Она контролировала свои действия и их последствия.

Заниматься любовью в первый раз, да нет, всякий раз нужно только по сознательному выбору.

Жалела она лишь об одном: надо было заранее позаботиться и купить сексуальное белье.

Джош снимал квартиру вне студенческого городка, и его сосед по комнате с группой товарищей решил в эту ночь обойти все питейные заведения города, открытые до утра. Когда Джош сказал об этом Рине – а он целовал ее, когда говорил ей об этом, – именно она предложила поехать к нему.

Да, именно она сделала этот ход. И тем самым начала новый этап своей жизни. Но все равно руки у нее дрожали. Она поставила машину на стоянке, осторожно выключила двигатель, взяла свою сумку. Она точно знает, что делает, напомнила себе Рина. Она продемонстрировала себе это, совершая обычные действия: заперла машину и аккуратно спрятала ключи в маленький внутренний кармашек, где всегда их держала.

Она улыбнулась, протягивая ему руку. Они пересекли стоянку и успели войти в здание, когда на стоянку въехала еще одна машина. И припарковалась.

– У меня немного неубрано, – извиняющимся тоном сказал Джош, пока они поднимались на второй этаж.

– Видел бы ты, что у нас творится. Видел бы это Департамент здравоохранения, нас бы просто закрыли.

Рина ждала, пока он открывал дверь, потом вошла внутрь. Насчет «неубрано» он оказался прав: одежда, обувь, пустая коробка из-под пиццы, книги и журналы – все валялось вперемешку. Тахта выглядела так, словно ее притащили сюда с помойки и небрежно накрыли пледом.

– Домашняя атмосфера, – заметила Рина.

– Просто омерзительно, если уж всю правду говорить. Надо было попросить тебя подождать внизу десять минут, пока я раскидаю все это по шкафам.

– Это неважно.

Рина повернулась и позволила ему обнять себя. От него пахло туалетной водой «Ирландская весна», на его губах она ощутила вкус мятных леденцов. Он легко коснулся рукой ее волос, спины…

– Хочешь, включим музыку?

– Было бы неплохо, – кивнула Рина.

Джош все-таки не удержался и провел руками по ее плечам, прежде чем отступил на шаг и подошел к стереосистеме.

– По-моему, у нас нет ни одной песни Мэрайи Кэри.

– Слава тебе господи! – Рина со смехом прижала ладонь к своему бешено скачущему сердцу. – Я нервничаю. Никогда со мной такого раньше не было.

Он открыл рот и снова закрыл. Глаза у него округлились.

– Никогда…

– Ты у меня первый.

– О боже! – Еще минуту он смотрел на нее серьезными голубыми глазами. – Теперь и я начинаю нервничать. Ты уверена, что хочешь…

– Уверена. Твердо уверена. – Рина подошла к нему и взглянула на груду компакт-дисков. – Как насчет вот этого?

Она выбрала «Ногти длиной в девять дюймов».

– Группа «Грех»? – улыбнулся Джош. – Что это, синдром юной католички?

– Ну, может быть, отчасти. Мне понравилось их «Ложись, займись любовью». И потом, это как раз к месту.

Он вставил диск в гнездо и обернулся к ней.

– Я сох по тебе с самого начала семестра.

Тепло разлилось по ее телу.

– Но ни разу не пригласил меня на свидание…

– Я хотел. Тысячу раз хотел, но у меня прямо язык отнимался. Мне казалось, что у тебя есть парень. Ну, тот, с психологического.

– Кент? – В эту минуту Рина не могла даже вспомнить лицо Кента. – Мы несколько раз встречались. Главным образом на лекциях. У нас предметы часто совпадают. Он никогда не был моим парнем.

– А теперь я твой парень.

– Теперь ты мой парень.

– Если ты передумаешь…

– Я не передумаю. Если уж я решила, я никогда не отступаю. – Рина обхватила ладонями его лицо и прижалась губами к его губам. – Я хочу этого. Я хочу тебя.

Он коснулся ее головы, вплел пальцы в массу вьющихся волос. Их губы слились в долгом поцелуе. Их тела притянуло друг к другу как магнитом. Ее тело казалось наэлектризованным.

– Мы можем пойти в спальню.

«Вот оно!» – подумала Рина. Она затаила и медленно выпустила дыхание.

– Пошли.

Джош сжал ее руку. Ей хотелось запомнить это, запомнить каждую мелкую подробность. Запомнить, что от него пахло «Ирландской весной», запомнить вкус мятных леденцов на его губах. Запомнить, как волосы падали ему на лоб, когда он наклонял голову.

Запомнить эту комнату, его спальню, неубранную сдвоенную кровать с простынями в синюю полоску и покрывалом из джинсовой ткани, с единственной подушкой, плоской, как блин. У него был громоздкий стальной письменный стол с мощным компьютером и беспорядочно громоздящимися стопками книг, дискет и бумаг. Пробковая доска с записками, фотография листовками.

Нижний ящик комода – маленького, прямо-таки детского – был сломан и криво свисал. На комоде скопилась пыль. Там тоже лежали книги и стояла прозрачная стеклянная банка с мелочью: главным образом одноцентовыми монетами.

Он бросил на абажур лампы у кровати полотенце, чтобы смягчить свет.

– Если хочешь, можем просто выключить, – предложил Джош.

– Нет. – Что же она увидит, если будет темно? – Э-э-э… у меня ничего нет. Ну, в смысле, для защиты.

– У меня все схвачено. В смысле… – Он вспыхнул от смущения и засмеялся. – У меня есть презервативы.

Все оказалось проще, чем она думала. Они повернулись друг к другу, обнялись, прижались… Руки, губы, дрожь, бьющая по нервам…

Поцелуи становились все глубже, дыхание – все чаще. Они сели на кровать, потом легли. У Рины осталась всего лишь минута, чтобы пожалеть, что вовремя не сняла туфли – с ними же будет неловко? – но она тут же забыла об этом, охваченная жаром и суетой.

Его губы прижимались к ее шее, его руки сжимали ее грудь. Сперва поверх блузки, потом под ней. Это она уже проходила, но никогда раньше у нее не было этого ощущения, что все только начинается.

Его кожа была такой теплой, такой гладкой, его тело – таким хрупким, что на нее нахлынула волна нежности. Именно так она себе все это и представляла: растущее возбуждение, ощущение его кожи, вырывающиеся изо рта вздохи и стоны наслаждения.

У него были такие яркие голубые глаза, такие шелковистые волосы… Он так сладко и нежно целовал ее… Ей хотелось, чтобы он целовал ее вечно.

Когда его рука скользнула у нее между ног, Рина напряглась. В прошлом она всегда останавливалась на этом месте. Она никогда не позволяла мальчикам заходить так далеко, касаться ее интимно. Но Джош сам остановился. Он убрал руку, этот милый мальчик, чье сердце билось рядом с ее собственным. Он прижался губами к ее шее.

– Все хорошо, мы можем просто…

Рина взяла его руку и вернула на место.

– Да.

Она сказала «да», а потом закрыла глаза.

Дрожь прошла по ее телу. Да, это было что-то новое! Ничего подобного она раньше не знала, не чувствовала, не понимала. Человеческое тело – само по себе чудо, а ее тело сейчас пульсировало жаром и сладкой, обжигающей болью.

Джош выкрикнул ее имя, она чувствовала, как он тоже содрогается всем телом. Он покрывал жадными, влажными поцелуями ее грудь, и от этого у нее непроизвольно сокращались мышцы живота. Она нащупала его возбужденную твердую плоть. Завороженная, она принялась исследовать. Но тут он резко втянул в себя воздух и вскинулся всем телом. Она сразу отпустила его, словно обожглась.

– Прости. Я что-то сделала не так?

– Нет. Нет. – Джош судорожно глотнул воздух. – Я… м-м-м… Мне надо надеть резинку.

– Да, ладно.

Все в ней дрожало: это значит, что она готова. Он вытащил презерватив из тумбочки у кровати. Первым движением Рины было отвернуться, но она сдержалась. Он собирается проникнуть в нее; эта часть его проникнет в нее. Лучше видеть, знать, понимать.

Она напряглась, но он, надев резинку, вновь повернулся к ней и поцеловал ее еще раз. Он целовал и гладил ее, пока тугой комок нервов не расслабился.

– Будет немножко больно. Мне кажется, будет больно всего одну минутку. Прости.

– Ничего, не извиняйся.

«Должно быть немножко больно, это нормально, – подумала Рина. – Такая грандиозная перемена не может обойтись без боли. Ничего, потерпим».

Она почувствовала, как он толкает ее, проникает в нее, и напряглась, чтобы сдержать невольное сопротивление. Он продолжал целовать ее.

Нежное прикосновение к губам, твердое – между ног.

Она ощутила боль. Боль нарушила романтический налет минуты. А потом острая боль размылась, превратилась в слабую, ноющую, в загадочную смесь возбуждения и легкого дискомфорта, потому что он начал двигаться внутри ее.

Он зарылся лицом ей в волосы, его стройное гладкое тело слилось с ее телом. И это было чудесно.

5

Странно было возвращаться домой на лето, перевозить вещи из общежития, сознавать, что следующие три месяца уроков не будет, и Джина не будет стонать над ухом каждое утро, как только прозвонит будильник.

Но когда переезд был завершен и Рина оказалась в своей старой комнате, ей показалось, что все осталось, как прежде.

Нет, все было иначе. Она сама изменилась. Она сделала несколько решительных шагов, убегая из детства. Может быть, девочка, собиравшая вещи перед отъездом в колледж прошлым летом, все еще жила у нее внутри, но та, что вернулась на каникулы, знала гораздо больше и больше испытала. И была готова к новым переменам.

Даже дом изменился в ее отсутствие. Рина узнала, что следующие несколько недель ей придется делить комнату с Фрэн. Белла нуждалась в отдельной комнате для всех своих подвечныхных прибамбасов, и добрая, кроткая Фрэн уступила ей свою спальню на предсвадебный период.

– Так проще – ответила Фрэн, когда Рина ее об этом спросила. – Мне дороже мир в доме. И потом, это еще на пару недель, не больше. Она уже практически переехала в дом, который им купили родители Винса.

– Поверить не могу, что им купили целый дом. – Рина разложила блузки в своем втором ящике именно так, как ей всегда нравилось: по цвету.

Единственное, о чем ей точно не придется скучать, вспоминая общежитие, так это о беспорядке.

– Ну они же богатые. Потрясающее платье, – заметила Фрэн, развешивая в шкафу вещи Рины. – Где ты его достала?

– Прошлась по торговым центрам после экзаменов. Ничто так не снимает стресс, как походы за покупками. – Она умолчала о том, что ей хотелось купить новые вещи, подходящие к ее новой индивидуальности. – Чудно как-то получается: Белла уходит из дома раньше нас. Мне всегда казалось, что это будешь ты или я. Но ей всегда было больше всех надо.

– Винс дает ей то, что ей надо.

Фрэн повернулась, и хотя Рина знала ее лицо и фигуру во всех подробностях не хуже, чем свои собственные, она была поражена. В потоках послеполуденного света Фрэн казалась бесподобной: просто картинка в позолоте.

– Я его не так уж хорошо знаю, но он производит приятное впечатление. Спокойный, надежный. И, видит бог, он красавец. По ней с ума сходит. На руках носит, как принцессу. А ей всегда именно этого хотелось. К тому же он богат, это тоже делу не вредит, – добавила Фрэн с легкой усмешкой. – Как только он окончит юридическую школу и вступит в коллегию адвокатов, ему прямая дорога в фирму его отца. Карьера, считай, готова. Достойный наследник, насколько я слыхала. Блестящий юрист. Маме с папой он тоже очень нравится.

– А тебе?

– Да. В нем есть шик, Белле это нравится, но с семьей он нашел общий язык. Вписывается в ритм, когда мы здесь или в лавочке. – Что-то грустное промелькнуло в лице Фрэн, пока ее руки продолжали деловито распаковывать вещи Рины. – Он смотрит на Беллу, как на произведение искусства. Нет, я ничего плохого сказать не хочу, – добавила Фрэн. – Он как будто в себя прийти не может, что ему так повезло. Подстраивается под ее настроение. А оно у нее меняется по сто раз на день.

– Ну, значит, основной экзамен он выдержал. – Рина тоже подошла к шкафу и вытянула наряд подружки невесты цвета мяты. – Могло быть хуже.

– Еще как, – согласилась Фрэн. Изучая платье, она прислонилась к косяку открытого гардероба и сплела руки на груди. – Она могла бы выбрать бежевое платье. Мы, конечно, будем выглядеть бледными тенями на фоне ее ослепительной элегантности. Что и требовалось доказать.

Рина, усмехнувшись, убрала платье обратно в шкаф.

– Все-таки лучше, чем платья морковного цвета с миллионом оборочек и рукавами-буфами, в которые нас вырядила кузина Анджела в прошлом году.

– Не напоминай! Все-таки Белла не такая вредная.

– Давай договоримся: когда придет наш черед, мы выберем друг для друга такие платья, чтобы не быть похожими на жалкий кордебалет.

Фрэн обняла Рину и закружила ее по комнате.

– Как хорошо, что ты дома!

К обеду Рина отправилась в «Сирико» и сразу погрузилась в знакомые звуки и запахи.

Они не просто отчистили и отремонтировали пиццерию после пожара. Они сохранили традицию: кухонная зона, открывающаяся прямо в обеденный зал, бутылки из-под кьянти вместо подсвечников, большой стеклянный прилавок со сладостями, ежедневно закупаемыми в итальянской пекарне.

Но они внесли и нечто новое, словно давая понять, что они не только не дрогнули, но использовали это испытание, чтобы стать еще сильнее.

Они покрасили стены в золотисто-желтый цвет, и ее мать сделала десятки новых рисунков, изображавших не только членов семьи, но и весь окружающий квартал, а также саму пиццерию «Сирико» в прошлом и настоящем. Кабинки теперь были выкрашены в ярко-красный цвет, столы покрыты традиционными скатертями в красно-белую клеточку.

Новое освещение придавало помещению веселый и праздничный вид даже в ненастные дни, но его можно было приглушить для создания интимной атмосферы на частных вечеринках, становившихся все более частыми за последние два года.

Ее отец сам стоял за большим разделочным прилавком и поливал пиццу соусом. В его волосах уже серебрилась седина, впервые появившаяся в те первые недели после пожара. Кроме того, ему требовались очки для чтения, и это его страшно раздражало. Особенно если кто-нибудь говорил ему, что очки придают ему солидный вид.

Ее мать вернулась к плите, она готовила соусы и домашнюю лапшу. Фрэн уже надела свой ярко-красный фартук и подавала посетителям лазанью – дежурное блюдо этого дня.

По дороге в кухню Рина останавливалась у столиков, здоровалась с соседями и завсегдатаями, смеясь всякий раз, когда говорили, что ей надо больше есть, нарастить мясца на косточках.

Гиб сажал одну пиццу в печь и вынимал другую, когда она добралась до него.

– А вот и моя девочка! – Он отставил выпечку и сгреб ее в охапку. От него пахло мукой и потом.

– Фрэн меня предупредила, что ты дома, но у нас тут была запарка, никак не мог выбраться.

– Я пришла помочь. Белла в кладовой?

– С Беллой ты только что разминулась. Предсвадебный аврал, сама понимаешь. – Гиб взял специальный нож-колесико и начал ловко резать пиццу. – Что-то насчет розовых бутонов. Или вазонов.

– Значит, тебе не хватает рук. Салями с зеленым перцем – кому?

– Шестой стол. Спасибо, детка.

Рина обслужила стол, взяла еще два заказа. «Как будто никуда и не уезжала», – подумала она.

Вот только сама она изменилась. Она год проучилась в колледже, но сейчас все, что она узнала, перемешалось у нее в голове. Она действовала на автопилоте, ориентируясь на знакомые лица и запахи, но постоянно сознавала, что сама изменилась необратимо с тех пор, как была здесь в последний раз. У нее появился бойфренд. На этот раз официальный. Они с Джошем стали парой. Они спали вместе.

Ей понравился секс: уже одно это давало ей право вздохнуть с облегчением. В первый раз все вышло очень мило и даже приятно, это было волнующее приключение. Но для нее все было так ново, так непривычно, что ее ум и тело не поспевали за происходящим, стараясь все это постичь. Она не достигла оргазма.

Этот чудесный новый опыт она открыла для себя, когда они были вместе во второй раз.

И теперь она с нетерпением ждала третьего раза. Ей хотелось знать, что ждет ее впереди.

Конечно, они занимались не только сексом, когда были вместе, напомнила себе Рина, хватая телефон, чтобы записать заказ на доставку. С Джошем они много разговаривали, могли говорить часами. Она обожала слушать, как он рассказывает о своей писательской работе, как собирается писать истории о маленьких городках вроде того, в котором вырос он сам в штате Огайо. Истории о людях, о том, что они делали друг для друга и друг с другом.

И слушать он тоже умел. Он слушал с неподдельным интересом, когда она объясняла, почему ей хочется изучать свойства огня и заниматься пожарным делом.

Теперь у нее был не просто кавалер, которого она моя привести на свадьбу Беллы. У нее был настоящий бойфренд.

Все еще улыбаясь этой мысли, Рина зашла в подготовительную зону. Ее мать вынимала овощи из недр одного из многочисленных холодильников. Пит, теперь гордый отец троих детей, стоя у разделочного стола, резал и взвешивал тесто для лепешек, служивших основой пиццы.

– Привет студенткам! Ну-ка, поди сюда, дай-ка мы тебя поцелуем.

Рина обвила обеими руками его шею и шумно чмокнула прямо в губы.

– Ты когда вернулась?

– Пятнадцать минут назад. Стоило мне войти, как они тут же пристроили меня к работе.

– Эксплуататоры! Кровососы!

– Не будешь резать тесто, я тебе покажу, кто такие кровососы. А ну-ка пусти мою девочку, а не то я твоей жене скажу. – Бьянка распахнула объятия, и Рина бросилась на шею матери.

– Как ты ухитряешься оставаться такой красивой? – спросила Рина.

– Это все кухонный пар – очищает поры. Ой, девочка моя, дай-ка мне на тебя поглядеть!

– Ты видела меня две недели назад, на смотринах приданого Беллы.

– Так это когда было!

Бьянка отодвинулась. Ее улыбка дрогнула, что-то промелькнуло в ее глазах.

– В чем дело?

– Ни в чем. – Но Бьянка поцеловала дочь в лоб, словно благословляя. – Наконец-то все мои дети дома. Пит, иди смени Катарину, а она останется здесь со мной. У нас женский разговор.

– Опять о свадьбе, – разочарованно протянул Пит. – У меня уже начинается мигрень.

Он замахал руками, словно отгоняя мух, и выскользнул из помещения.

– У меня неприятности? – с полушутливой тревогой спросила Рина, доставая из холодильника бутылку воды. – Я пошутила, что в платье подружки невесты выгляжу как спаржа, проращенная в темноте. Неужели до Беллы уже дошло?

– Нет. И ты все равно будешь выглядеть прекрасно, хотя платье… неудачное.

– Вот это называется дипломатией.

– Дипломатия – мой последний якорь спасения в этом свадебном трамтарараме. Если бы не дипломатия, я уже давно свернула бы шею Белле. – Бьянка покачала головой. – Она ничего не может с собой поделать. Она взволнована, напугана, она безумно влюблена, она хочет, чтобы Винс ею гордился. И одновременно ей надо произвести впечатление на его родителей, выглядеть как кинозвезда и обставить большой новый дом.

– Значит, Белла в своей стихии.

– Верно. Твоему папе нужно тесто для двух больших порций и одной средней, – добавила Бьянка, глядя, как Рина ловко отрезает и взвешивает тесто. – Ты ничего не забыла?

– Да я с рождения режу тесто!

Рина спрятала остатки теста в охладитель, отнесла необходимые порции отцу и вернулась к матери, чтобы помочь с салатом.

– Два салата по-домашнему на шестой стол. Я возьму на себя греков в третьей кабинке. Эта свадьба – величайшая мечта ее жизни, – продолжала Бьянка, продолжая резать салат. – Я хочу, чтобы у нее было все, чего она пожелает. Я хочу, чтобы у всех моих детей было все, чего они ни пожелают. – Она нагрузила поднос и прошла в раздаточную. – Заказ готов! – крикнула она и вернулась за следующим подносом. – У тебя есть мальчик.

Рина сумела сделать глоток, но ей показалось, что вместо воды она глотает морские камешки.

– Что?

– Думаешь, я не вижу? Да мне стоит только раз взглянуть. – Бьянка понизила голос, чтобы муж ее не услышал общим шумом, стоявшим в кухне. – Думаешь, я не знала, как это происходит с вами со всеми? Ты была последней.

– Сандер тоже был с мальчиком?

К счастью, Бьянка рассмеялась в ответ.

– Он пока предпочитает девочек. Мне знаком твой приятель?

– Нет. Это просто… Мы начали встречаться какое-то время назад, и это… просто случилось. Всего неделю назад. Я хотела, чтобы это случилось, мама. Мне жаль, что ты разочарована, мама, но…

– Разве я хоть слово сказала? Разве я взывала к твоей совести или сомневалась в твоем выборе? Я только одно хочу спросить: ты предохранялась?

– Да, мама. – Рина положила нож и обвила руками мать. – Мы были осторожны. Он мне очень нравится. Тебе он тоже понравится.

– Откуда же мне знать, понравится он мне или нет, если ты не захотела пригласить его домой и познакомить с семьей, если ты ничего о нем не рассказываешь?

– Он стажируется по литературе. Он будет писателем. У него добрая улыбка, а в квартире беспорядок. Его зовут Джош Болтон, он вырос в Огайо.

– А что у него за семья?

– Он мало говорит о семье. Его родители в разводе, он единственный сын.

– Значит, он не католик?

– Не знаю, не спрашивала, но… нет, я так не думаю. Он очень добрый, очень умный, и он слушает, когда я говорю.

– А это самое главное! – Бьянка обхватила ладонями лицо Рины. – Привези его познакомиться с семьей.

– Он приедет на свадьбу Беллы.

– Значит, он еще и храбрый. – Бьянка многозначительно подняла брови. – Что ж, если он переживет все это, может, его стоит на время оставить при себе.

Когда суета обеденного часа миновала, Рина села – по настоянию отца – перед огромной тарелкой спагетти. Оставив Пита хозяйничать на кухне, Гиб начал совершать обход. Всю свою жизнь Рина наблюдала, как он это делает. Она знала, что до него это делал дед.

С бокалом вина, с бутылкой воды, с чашкой кофе – в зависимости от времени суток – он останавливался у каждого столика, у каждой кабинки, перебрасывался словом, иногда вступал в разговор. Если посетитель был завсегдатаем, он иногда присаживался к столу на несколько минут. Разговор мог касаться спорта, еды, политики, местных новостей, рождений, смертей. Рина знала, что тема значения не имеет.

Главное – доверительные отношения.

Сегодня это была вода, и, усевшись напротив дочери, Гиб отпил большой глоток.

– Ну, как? – Он кивнул на ее тарелку.

– Лучше не бывает.

– Ну, так заправься как следует.

– Как там бурсит мистера Алегрио?

– Беспокоит его. Он говорит, это к дождю. Его внук получил повышение, а его розы в этом году хорошо принялись. – Гиб улыбнулся. – Ну-ка скажи мне, что он заказал?

– Фирменную пиццу, овощной суп, домашний салат, кружку «Перони», бутылочку газировки, хлебные палочки и вафельные трубочки с начинкой.

– Молодец! Ты никогда ничего не забываешь. Жаль, что ты пошла на эти курсы правоведения, на химию, вместо ресторанного бизнеса.

– У меня всегда хватит времени помочь тебе здесь, папа. Всегда.

– Я горжусь тобой. Ты знаешь, чего хочешь, ты этого добиваешься, и я тобой горжусь.

– Кое-кто меня так воспитал. Ты, случайно, не знаешь, кто? И, кстати, как поживает отец невесты?

– Я стараюсь об этом пока не думать. – Гиб отпил еще воды. – Стараюсь не думать, как она выйдет мне навстречу в этом своем платье. Как я пойду с ней по церковному проходу и передам ее Винсу. Боюсь разреветься, как малое дитя. Пока мы имеем дело с подготовкой, со всем этим безумием, можно не думать о самом страшном. – Он оглянулся через плечо. – Ого! Видать, кое-кто еще прослышал, что ты вернулась домой. Привет, Джон.

– Гиб.

С радостным криком Рина вскочила и обняла Джона Мингера.

– Как я без вас скучала! Мы не виделись с Рождества. Присаживайтесь. Я сейчас вернусь. – Она поднялась, принесла еще один прибор, а усевшись, переложила половину спагетти ему на тарелку. – Вы должны меня выручить. Отец считает, что я в колледже голодом себя морю.

– Что вам принести попить, Джон? – спросил Гиб.

– Мне без градусов. Спасибо.

– Сейчас принесут. Мне надо возвращаться к работе.

– Ну, рассказывайте! – потребовала Рина. – Как вы поживаете, как ваши дети, внуки, жизнь вообще?

– Все хорошо, жизнь идет своим чередом, без работы не сижу.

Выглядел он неплохо, решила Рина. Мешки под глазами потяжелели, волосы стали почти совсем седыми. Но ему шла седина. Пожар сделал его почти членом их семьи. «Нет, не только пожар», – мысленно уточнила она. Все, что он сделал после пожара. Помогал с ремонтом, терпеливо отвечал на ее бесчисленные вопросы.

– Попадались интересные дела?

– Все дела интересные. Готова к совместным поездкам?

– Только позовите!

Его лицо смягчилось в улыбке.

– Был у меня случай. Пожар начался в детской спальне. Восьмилетний мальчик. В момент возгорания никого дома не было. Никаких катализаторов, ни спичек, ни зажигалки. Ни следа вторжения, никаких компонентов поджигания.

– Электричество?

– Нет.

Обдумывая задачу, Рина вновь принялась за еду.

– Химическое устройство? Дети в этом возрасте любят играть со всякой химией.

– Только не этот. Он мне сказал, что он собирается стать детективом.

– В какое время дня начался пожар?

– Примерно в два часа пополудни. Парень в школе, родители на работе. Никаких предыдущих инцидентов. – Джон Мингер намотал спагетти на вилку, прикрыл глаза, смакуя вкус. – Несправедливо загадывать тебе такие загадки, не дав осмотреть место или хотя бы взглянуть на фотографии.

– Погодите, погодите, я еще не сдаюсь! – Рина всегда считала, что головоломки созданы, чтобы их решать. – Точка возгорания?

– Письменный стол. Клееная фанера.

– Держу пари, на столе было полно горючего материала. Бумага, клей, сам стол, тетради, учебники, а может, и игрушки. Около окна?

– Прямо под окном.

– Значит, у него есть занавески, они занялись, поддержали огонь. Два пополудни… – Теперь она закрыла глаза, пытаясь вообразить картину, вспомнила, как выглядела комната Сандера, когда ему было восемь лет. Беспорядочное нагромождение мальчишеских игрушек, комиксов, школьных тетрадей. – Куда выходило окно?

– Ты просто снайпер, Рина. На юг.

– В это время суток в комнату сильно светило солнце, если только занавески не были задернуты. Мальчишки не задергивают занавесок. А какая была погода в тот день?

– Ясная, солнечная, теплая.

– Мальчик хочет стать детективом? Возможно, у него есть лупа.

– В яблочко! Лупа лежит в середине стола, прислонена в наклонном положении к книге как раз над кучей бумаг. Фанерный стол, матерчатые занавески.

– Бедный мальчик!

– Могло быть хуже. Разносчик увидел дым, позвонил 911. Им удалось погасить огонь прямо в спальне.

– Как мне не хватало профессиональных разговоров! Знаю, знаю, я только учусь, и самые нужные предметы я начну изучать только на третьем курсе, когда меня переведут в Тенистую рощу. Но все равно, мне кажется, что это профессиональный разговор.

– Я должен тебе еще кое-что сказать. – Он положил вилку и посмотрел ей прямо в глаза. – Пасторелли вышел.

– Он… – Рина выпрямилась и огляделась по сторонам, проверяя, не слышит ли кто-нибудь из семьи. – Когда?

– На прошлой неделе. Я только что узнал.

– Рано или поздно это должно было случиться, – мрачно проговорила Рина. – Его бы раньше выпустили, но лишний срок намотали, когда он ударил охранника.

– Вряд ли он будет доставлять вам неприятности. Скорее всего, он сюда больше не вернется. Никаких связей у него здесь не осталось. Его жена все еще в Нью-Йорке у своей тетки, я проверил. Его сын уже отбыл свой срок.

– Я помню, как его увозили. – Рина выглянула в окно, посмотрела на другую сторону улицы. На крыльце дома, который когда-то снимал Пасторелли, цвела герань в горшках, занавески на окнах были раздвинуты.

– Которого из них?

– Обоих. Помню, как они вывели мистера Пасторелли в наручниках, и как его жена закрывала лицо желтым посудным полотенцем, и как у нее на одной кроссовке шнурки были развязаны. Помню, как Джоуи бежал за машиной и кричал. Я стояла рядом с папой. Мы глядели на это вместе, и, мне кажется, это еще крепче привязало нас друг к другу. Я думаю, он именно поэтому разрешил мне пойти с ним, когда они забрали Джоуи. После того, как он убил этого несчастного пса.

– У тебя была в жизни печальная глава, когда этот маленький гаденыш набросился на тебя. Отец хотел показать тебе, что эта глава закрыта. Тревожиться не о чем, она по-прежнему закрыта, но и ты и твои родные должны знать, что его выпустим.

– Я им скажу. Позже, Джон, позже, когда мы все соберемся дома.

– Идет.

Рина снова посмотрела в окно, озабоченное выражение сбежало с ее лица.

– Это Сандер. Я сейчас вернусь. – Она выскользнула из кабинки, выскочила за дверь и бросилась через улицу к брату.

Возвращение домой во многом напоминало возвращение в детство. Запахи и звуки дома были те же, что и всегда. Полироль для мебели, которым всегда пользовалась ее мать, запахи еды, ставшие такой же неотъемлемой частью кухни, как и разделочный стол. Музыка, постоянно доносящаяся из комнаты Сандера, даже если самого там не было. Журчащая в туалете вода. Там унитаз подтекал, если не подергать ручку.

Часа не проходило, чтобы не зазвонил телефон, сквозь открытые по случаю хорошей погоды окна доносился шум уличного движения и голоса прохожих, остановившихся поболтать.

Рине казалось, что ей снова десять лет и она сидит, скрестив ноги на постели сестры, пока Белла прихорашивается перед маленьким трюмо перед уходом на свидание.

– У меня столько дел, просто голова кругом идет. – Белла смешивала разные оттенки теней для век с ловкостью профессионального визажиста. – Просто не представляю, как мне все успеть до свадьбы. Винс говорит, что я напрасно волнуюсь, но я хочу, чтобы все было идеально.

– Все будет идеально. У тебя потрясающее платье.

– Я совершенно точно знаю, чего хочу. – Белла встряхнула своими роскошными волосами. – В конце концов, я готовилась к этому всю свою жизнь. Помнишь, как мы играли в свадьбу со старыми тюлевыми занавесками?

– И невестой всегда была ты, – с улыбкой напомнила Рина.

– Но теперь все всерьез. Я знаю, папа психанул, когда узнал, сколько стоит платье, но, в конце концов, невеста должна быть королевой на собственной свадьбе. Не могу же я быть королевой в каких-то обносках! Я хочу, чтобы Винс ослеп, увидев меня в этом платье. Ой, ты только посмотри, что он мне дал на «что-то старое»![15]

– Я думала, ты наденешь жемчуг Нуни.

– Нет. Он хорош, но старомоден. И потом, это же не настоящий жемчуг. – Белла открыла ящик туалетного столика, вынула маленькую коробочку, подошла и присела на край кровати. – Вот что он купил мне у антиквара-ювелира.

В коробочке были серьги: сверкающие бриллиантовые капли в обрамлении тонкой филиграни, словно сотканной волшебными паучками.

– О боже, Белла, неужели это настоящие бриллианты?

– Разумеется. – При каждом жесте на ее безымянном пальце вспыхивал солитер прямоугольной формы. – Винс стал бы покупать мне стекляшки. У него прекрасный вкус. У него все семья шикарная.

– А наша нет?

– Я вовсе не то имела в виду. – Белла подняла одну сережку, любуясь игрой света. – Мать Винса летает за покупками в Нью-Йорк и в Милан. У них двенадцать человек прислуги, представляешь?! Ты бы видела дом его родителей, Рина! Это дворец. У них сторожа на полной ставке работают. Его мать так мила со мной: я теперь называю ее Джоанной. Утром перед свадьбой она возьмет меня с собой в свой салон красоты.

– А я думала мы – ты, мама, Фрэн и я – пойдем к Марии.

– Катарина! – Белла снисходительно улыбнулась, похлопала сестру по руке и поднялась, чтобы убрать серьги обратно в коробочку. – Мария не того класса мастер, она не сможет сделать мне свадебную прическу. Я стану женой важного человека, у меня теперь будет совершенно другой образ жизни, совершенно другие обязанности. Чтобы быть на высоте, я должна иметь соответствующую прическу, соответствующий гардероб, соответствующее… все.

– А кто решает, что соответствующее, а что нет?

– Это просто видно. – Белла взбила волосы. – У Винса есть кузен, очень симпатичненький, я думаю, было бы неплохо, если бы он сопровождал тебя на приеме. Он тебе понравится, я уверена. Он заканчивает Принстон.

– Спасибо, у меня есть бойфренд. Он приедет на свадьбу. Я уже договорилась с мамой.

– Бойфренд… – Белла даже позабыла про макияж и села на постель. – Когда, где, как? Как его зовут? Расскажи мне все. Обида тотчас испарилась, они снова стали сестрами, и ничего для них не было в мире важнее разговора о мальчиках.

– Его зовут Джош. Он ужасно милый и очень симпатичный. Он хочет стать писателем. Я с ним познакомилась в колледже. Мы уже пару месяцев встречаемся.

– Пару месяцев? И ты мне ничего не сказала?

– Ну, у тебя других дел было полно.

– И было, и есть. – Белла задумчиво вытянула губы трубочкой. – Он из этих мест?

– Нет, он вырос в Огайо. Но сейчас он живет здесь. Летом подрабатывает в книжном магазине. Он мне очень нравится, Белла. Я с ним спала. Пять раз.

– Вот это да! – Белла даже подпрыгнула на кровати. – Рина, это потрясающе. Он хорош? – Она вскочила и закрыла дверь. – Винс просто супер в постели. Он может держаться часами.

– Мне кажется, он хорош. – «Часами? – подумала Рина. – Разве такое бывает?» – Я была только с ним.

– Смотри, не забывай предохраняться. Я перестала.

– Что перестала?

– Предохраняться, – шепотом сообщила Белла. – Винс говорит что хочет детей прямо сейчас, поэтому мы выбросили мои пилюли. Свадьба уже так скоро, даже если я залечу, это не страшно. Мы их выбросили в прошлые выходные, значит, не исключено, что я уже залетела.

– О боже, Белла! – Рина испытала шок при мысли о том, что ее сестра из невесты прямым ходом превращается в жену и мать. – А ты не хочешь сперва немного попривыкнуть к тому, что ты замужем?

– Мне не надо привыкать. – Белла улыбнулась, и ее лицо приобрело мечтательное выражение. – Я точно знаю, как все будет. Все будет просто идеально. Ну, мне пора кончать с приготовлениями. Винс будет здесь с минуты на минуту, а он ужасно не любит, когда я опаздываю.

– Желаю приятно провести время.

– Мы всегда отлично проводим время. – Белла снова уселась у трюмо, а Рина направилась к двери. – Сегодня вечером Винс ведет меня в потрясающий ресторан. Он говорит, что мне нужно отдохнуть, расслабиться и больше не думать о свадьбе.

– Вот в этом он прав.

Рина вышла, закрыв за собой дверь. В эту самую минуту по лестнице поднимался ее брат. Он бросил взгляд на дверь, потом посмотрел на Рину и улыбнулся.

– Ну? Сколько раз она сказала «Винс считает, что…».

– Я сбилась со счета. Он по ней с ума сходит.

– Вот и слава богу. А то я боюсь, как бы он ее не придушил. Одно я тебе точно могу сказать: я буду рад, когда это кончится.

Рина подошла к нему. Он был немного выше ее ростом, поэтому она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.

– Вот уедет она отсюда, и ты будешь по ней скучать.

– Да, наверное, – пожал плечами Сандер.

– Есть планы на вечер?

– Думаешь, ты только приехала, а я из дому уйду? Какой же я после этого брат?

– По мне, так самый лучший на свете.

Когда Белла отчалила с женихом в свой шикарный ресторан, а остальные члены семьи собрались за обеденным столом за бифштексами по-флорентийски, приготовленными в честь ее возвращения из колледжа, Рина решила, что подходящий момент настал.

– У меня есть новости, – объявила она. – Сегодня Джон мне сказал, и я попросила, чтобы он доверил мне рассказать всем. Пасторелли вышел. Его выпустили на прошлой неделе.

– Сукин сын!

– Не за столом, Сандер, – машинально одернула сына Бьянка. – Они знают, куда он поехал, где находится?

– Он отбыл свой срок, мама. – Рина уже успела с этим примириться и говорила об этом спокойно. – Джон считает, что нам не о чем беспокоиться, и я с ним согласна. Его ничто не связывает с этим местом, у него нет причин сюда возвращаться. И вообще, все это было так давно.

– А мне кажется, что это было вчера, – сказал Гиб. – Но думаю, нам придется с этим смириться. А что еще мы можем сделать? Он был наказан за то, что сделал. Все кончено, он ушел из нашей жизни.

– Да, но нам все-таки не помешает быть немного настороже. Хоть на время. – Бьянка тяжело вздохнула. – И, пожалуй, лучше не говорить об этом Белле накануне свадьбы, а то она закатит истерику.

– Она может закатить истерику из-за сломанного ногтя, – вставил Сандер.

– Вот и я о том же. Значит, мы знаем, и мы будем соблюдать осторожность. Но будем считать, что Джон прав, и нам не о чем беспокоиться. Итак, – властно скомандовала Бьянка, – ешьте, пока все не остыло.

6

На этот раз Бо не был на все сто процентов уверен насчет своих планов на день, хотя обычно он бывал легок на подъем. Его друг Брэд уже официально стал полноправным героем спектакля под названием «Брэд и Кэмми». Поскольку действие только разворачивалось, все были счастливы. Счастливой паре хотелось поделиться своей радостью, и они устроили двойное свидание. Что ж, Бо не стал возражать, но его немного смущали сроки: предполагалось, свидание растянется на весь день с захватом вечера.

По мнению Бо, это было слишком ответственное мероприятие.

Вдруг они с подружкой Кэмми с порога друг другу активно не понравятся? Такое случалось. Его заверили, что она хорошенькая, но это было мнение Кэмми. А мнению девушек в таких случаях просто невозможно доверять.

Но даже если она похожа на Клаудиу Шиффер, вдруг она болтает без умолку? Или хихикает? Бо терпеть не мог хихикающих девиц. Или, того хуже, вдруг она окажется мрачной фанатичкой? Уж лучше хихикающая дурочка, чем девица с миссией по спасению мира.

Кроме того, он все еще не мог забыть девушку, которую так и не нашел и не знал ее имени, лицо которой видел меньше минуты.

Глупо, но что тут поделаешь?

Он знал, что через такое вот двойное свидание Брэд пытается вернуть его в реальный мир. Хорошенькая девушка, по крайней мере, так было заявлено, день, проведенный в Гавани. Они сходят в Океанариум, погуляют, послушают музыку, поедят в рыбном ресторане, повеселятся. Бо мысленно велел себе развеселиться и покрепче взялся за руль, следуя указаниям Кэмми.

Кэмми и Брэд заняли заднее сиденье, по убеждению Бо, чтобы обниматься без помех.

Он въехал на стоянку и выждал, пока его пассажиры на заднем сиденье прервут наконец свой затяжной поцелуй.

– Мы все поднимемся. – Кэмми отлепилась от Брэда и схватила свою сумку. – Вот смеху будет! Сегодня потрясающий день!

Бо решил, что тут она права. Голубое небо, пушистые белые облачка, яркое солнце… Лучше провести такой день на свежем воздухе, чем сидеть взаперти, тоскуя по Девушке Своей Мечты, или даже возиться с инструментами в мастерской своего бригадира.

Мечтой жизни Бо была собственная мастерская. Как только он накопит денег, чтобы арендовать дом или даже – вот она, мечта! – купить дом, у него будет собственная мастерская. Такой симпатичный маленький сарайчик, который можно будет оборудовать верстаком и электроинструментами. Может, он начнет свой собственный бизнес.

Он вошел в многоквартирный жилой дом. На его взгляд, это был заурядный дом, каких полно в любом университетском городке. Ни за что на свете Бо не согласился бы жить в таком. Для воплощения своей мечты ему предстояло уговорить Брэда расстаться с частью своих накоплений. Тогда они смогут скооперироваться, купить дом и отделать его заново.

– Она живет прямо тут, на первом этаже. – Кэмми подошла к двери и постучала. – Тебе понравится Мэнди, Бо, вот увидишь. Она такая веселая.

Бо терпеть не мог, когда его загоняли в тупик, и широкая улыбка Кэмми живо напомнила ему об этом. Теперь, если ему не понравится ее подружка, ему придется делать вид, что он всем доволен. Попробуй он только проявить недовольство, как Кэмми начнет тыкать Брэда локтем в бок, а кончится все тем, что Брэд ткнет локтем в бок самого Бо. Ему это надо?

Но его тревога отчасти развеялась, когда дверь открыла хорошенькая голубоглазая рыженькая девушка с выпуклостями в нужных местах, туго упакованными в джинсы и серую футболку.

Выпуклости были так аккуратно упакованы, что Бо даже решил временно воздержаться от осуждения брови, проткнутой колечком. Откуда ему знать, может, это считается сексуальным.

– Привет, Мэнди! С Брэдом ты знакома.

– Конечно. Привет, Брэд!

Она чуть-чуть, еле заметно, шепелявила. Вот уж это точно было сексуально. – А это Бо. Боуэн Гуднайт.

– Привет, Бо! Сейчас возьму сумку, и покатим. Не входите, тут полный погром. – Она засмеялась, заставляя их отступить из прихожей на лестницу. – Моя соседка по комнате вчера уехала на все выходные в Оушен-Сити – курортный город в штате Мэриленд – и все тут перевернула вверх дном в поисках своих босоножек. Я пришла уже после ее отъезда и убирать не собираюсь. Пусть сама убирает.

Она трещала без умолку, но у нее это выходило забавно и мило. Она перекинула через плечо ремень походной сумки и напялила черную бейсболку с эмблемой «Иволог».

«Ах бейсбол», – подумал Бо. В нем возродилась надежда.

Она выскользнула за дверь, заперла ее за собой и наградила Бо быстрой, очаровательной улыбкой.

– У меня тут камера, – она похлопала по туго набитой сумке. – Я вас до печенок достану со снимками. Честно предупреждаю.

– Мэнди потрясающе фотографирует, – вставила Кэмми. – Она на стажировке в «Балтимор сан».

– Ненормированный день и без оплаты. Я это обожаю. Эй, ты посмотри на себя!

Не успел Бо опомниться, как она повернулась кругом и принялась изучать парня, спускающегося по лестнице. Он был в костюме с галстуком, вид у него был потерянный.

– Пижон, – сказала Мэнди со смешком. – Шикарно выглядишь.

– Еду на свадьбу, – пояснил он и нервно подергал узел полосатого галстука. – Эта штука правильно завязана?

– Кэмми, Брэд, Бо, это Джош. Сосед сверху, товарищ по колледжу, щелкопер-любитель. Давай я завяжу. А чья свадьба?

– Сестра моей подружки. Мне предстоит познакомиться со всей ее семьей, и я немного нервничаю.

– Я тебя понимаю. Предстоит пройти сквозь строй. – Мэнди перевязала галстук, погладила его по лацкану пиджака. – Ну вот, ты бесподобен. Не волнуйся, милый, на свадьбах люди либо плачут, любо напиваются.

– Они по большей части итальянцы.

– Значит, они будут делать и то, и другое. Итальянская свадьба – это нечто! Ты просто помрешь со смеху. Главное, не забывай поднимать бокал и говорить – как это? – salute![16]

– Salute. Запомню. Рад был познакомиться, – кивнул Джош всем троим. – Увидимся позже.

– Он такой милый, – сказала Мэнди, когда он вышел. Сох по этой девице весь прошлый семестр. Наконец-то у него все наладилось. Итак, – Мэнди перевернула свою бейсбольную шапочку козырьком назад, – пошли смотреть на толстозадых рыб.

Белла хотела, чтобы все было идеально, и, по мнению Рины, ее желание исполнилось. Погода стояла великолепная: упоительная синева и золото раннего лета, яркие и нежные живые цветы, влажность воздуха, к счастью, на низком уровне.

В своем пенно-белом платье, с отсвечивающими золотом волосами под воздушной вуалью Белла выглядела принцессой: это дружно признали все. Она несла изумительной красоты букет из розовых бутонов и белых лилий.

Церковь была убрана цветами в белых корзинах по ее выбору. От традиционного органа она отказалась в пользу арфы, флейт, виолончели и скрипки. Рина признала, что ансамбль звучит чудесно.

И шикарно.

Рина вспомнила, как когда-то они играли в свадьбу со старыми тюлевыми занавесками и делали букеты из бумажных салфеток «Клинекс». У нее защипало глаза и запершило в горле. Те времена остались позади. Изабелла Хейл, как королева, проплыла по центральному проходу церкви Святого Леопольда, опираясь на руку своего отца. За ней белой рекой тянулся шлейф, ее лицо сияло, бриллианты сверкали огнями в ее ушах.

Желание Беллы исполнилось на все сто процентов, подумала Рина: Винс, красивый и элегантный в коротком фраке жемчужно-серого цвета, казалось, был ослеплен ею.

Его черные глаза не отрывались от ее лица. В глазах ее отца стояли слезы. Он бережно поднял вуаль Беллы, поцеловал ее в щеку и на вопрос священника «Кто отдает эту женщину этому мужчине?» с тихим достоинством ответил:

– Ее мать и я, ее отец.

Это был тот редкий случай, когда Белла не заплакала. Ее глаза, оставшиеся сухими, радостно светились на всем протяжении службы и свадебной церемонии, а ее голос звенел, как колокольчик.

«Это потому, что она точно знает, чего хочет, – думала Рина. – Она всегда этого хотела. Она купается в лучах юпитеров и знает, что все глаза устремлены на нее».

Рина забыла, что платье подружки невесты, мягко говоря, ей не льстит. Ее всегда завораживал огонь, и здесь она увидела огонь иного рода: сильный, горячий и яркий огонь счастья ее сестры струился в воздухе.

Поэтому не Белла, а Рина прослезилась, когда произошел обмен брачными клятвами и кольцами. Она поняла, что церемония знаменует окончание целой эпохи их жизни и начало новой жизни для Беллы.

Прием состоялся в загородном клубе родителей Винса, где его отец был одним из учредителей. Здесь тоже все утопало в цветах, здесь тоже было много музыки, еды и вина.

Каждый стол был застелен скатертью того же оттенка розового цвета, что и цветы в букете Беллы, на каждом стояли свежие цветы и высокие белые свечи.

Рине пришлось сидеть за длинным главным столом вместе с другими родственниками невесты. Она была благодарна матери, предусмотрительно усадившей Джоша за одним столом с Джиной. Джина не даст ему заскучать, на нее можно положиться. И еще она благодарила бога, что не ей, а Фрэн – по старшинству – и брату Винса, исполнявшему роль шафера, придется произносить традиционные свадебные тосты.

Рина ела мясо на ребрышках, разговаривала и даже смеялась с другими участниками свадебного приема, тревожилась о Джоше, но всякий раз, окидывая взглядом огромную бальную залу, спрашивала себя, что это за мир, частью которого стала сестра.

Члены двух семей общались друг с другом, все перемешалось, как это всегда бывает на подобного рода мероприятиях, но, даже если бы она никого тут не знала, ей нетрудно было бы разделить их на две группы. Трудяги и привилегированный класс. Городской квартал и богатый пригород.

Невеста была не единственной, кто сверкал бриллиантами или щеголял нарядом, стоившим больше, чем недельная выручка «Сирико». Но она была единственной представительницей своей семьи, которая вырвалась наверх. Вероятно, единственной, кому удалось сделать это убедительно и непринужденно, словно она с рождения ничего другого не носила, кроме туалетов от Прада, вынуждена была признать Рина.

Словно прочитав ее мысли, Сандер склонился к самому ее уху.

– Ну вот, теперь мы стали бедными родственниками.

Рина подавила смешок и взяла свой бокал с шампанским.

– Да пошли они! Salute!

Стало проще, когда, исчерпав формальные обязанности подружки невесты, она смогла найти Джоша.

– Ну как ты? Нормально? Я вроде бы могу считать себя свободной, хотя бы на время.

– Все нормально. Эта была впечатляющая свадьба.

– Точно, – согласилась Рина. – Я и не думала, что фотографии займут столько времени. У меня такое чувство, что я тебя бросила. И я хотела тебя предупредить, что…

– Катарина! – Ее тетя Кармела подплыла к ней на волнах духов «Белые плечи». – Ты прелестно выглядишь! Ты сама прямо как невеста! Но такая худенькая! Мы тут тебя откормим пока ты дома. А кто это красивый молодой человек?

– Тетя Кармела, это Джош Болтон. Джош, моя тетя Кармела Сирико. Она жена моего дяди.

– Рад познакомиться, миссис Сирико.

– И вежливый. Зови меня просто Кармела. Наша племянница. – Тетя Кармела обвила своей сильной рукой плечи Рины. – Она у нас такая хорошенькая, правда?

– Да, мэм, она…

– Франческа – настоящая красавица, а Изабелла… ну, у нее есть стиль. А вот наша Катарина, она у нас самая умненькая. Правда, cara?[17]

– Точно. За мозгами – это ко мне.

– Но сегодня ты выглядишь просто божественно! Может, твой молодой человек кое-что поймет, когда ты поймаешь букет.[18] – Тетя Кармела задорно подмигнула. – Я знакома с твоей семьей? – спросила она у Джоша.

– Нет, – торопливо ответила за него Рина. – Мы с Джошем познакомились в колледже. Мне нужно познакомить его с остальными, тетя.

– Да-да, конечно. Оставь мне танец, красавчик! – крикнула тетя Кармела вслед Джошу, пока Рина поспешно уводила его прочь.

– Вот об этом я собиралась тебя предупредить, – начала Рина. – Подобных сцен будет много, и допрос третьей степени тебе обеспечен. Кто твои родные, чем они занимаются, чем ты занимаешься, в какую церковь ходишь. Все в моей семье считают, что имеют право знать. Не принимай близко к сердцу.

– Да все нормально. Джина меня просветила. Это немного непривычно, но, в общем, нормально. А ты действительно выглядишь потрясающе. Я никогда раньше не видел большой католической свадьбы. Это было нечто.

– Но это довольно нудная процедура, – засмеялась Рина. – Ладно, я собираюсь представить тебя остальным дядям и тетям, так что держись.

Вечеринка продолжалась, и все прошло хорошо, как убедилась Рина. Конечно, Джоша забросали вопросами, но поскольку все говорили одновременно, ему пришлось отвечать только а половину из них.

Музыка не давала гостям скучать, причем выбор был, как говорится, на все вкусы: ретро – от Дина Мартина[19] и до Мадонны. К тому моменту, как пришла ее очередь танцевать с женихом, Рина совершенно успокоилась.

– Никогда не видела свою сестру такой счастливой. Церемония прошла прекрасно, Винс. Все было чудесно.

– Это стоило ей таких волнений. Но такова уж наша Белла.

Он так плавно двигался, при этом ни на минуту не сводя глаз с ее лица, что Рина подумала: а уж не брал ли он уроки? Наверняка брал, решила она. Уроки танцев и обаяния.

– Теперь мы можем начать свою жизнь, создать свой дом, свою семью. Мы пригласим вас всех на ужин, как только вернемся из свадебного путешествия.

– Буду ждать.

– Я счастлив, что у меня жена такая красавица, такая очаровательная женщина. И она умеет готовить. – Он засмеялся и поцеловал Рину в щеку. – И теперь у меня появилась еще одна сестра.

– А у меня еще один брат. Una famiglia.[20]

– Una famiglia. – Он улыбнулся и закружил ее по танцевальной площадке.

Позже, лежа в постели и обнимая Джоша, Рина стала вспоминать свадьбу. Торжественность церемонии, великолепие убранства, роскошные цветы. Формальный холод официального приема, к счастью, вскоре растопленный весельем настоящей вечеринки.

– Скажи, моя тетя Роза действительно села на шпагат, или мне это приснилось?

– Не помню, которая из них Роза, но кто-то точно сел. А еще кто-то сделал мостик.

– Это все мои троюродные сестры Лина и Мария-Тереза. Они это начали. О боже!

– Мне очень понравились танцы, особенно тамбурелла.

– Тарантелла, – засмеялась Рина. – Ты здорово держался, Джош, это было нелегко. Ставлю тебе высший балл.

– Мне было весело, и никакого тут геройства нет. У тебя клевая семья.

– А также большая и шумная. Мне кажется, семья Винса шокирована, особенно когда дядя Ларри схватил микрофон и начал петь «Это любовь».[21]

– Он прекрасно пел. Твоя семья мне понравилась больше. Его семья показалась мне слишком чопорной. Сам-то Винс ничего, – торопливо добавил Джош. – И он безумно влюблен в твою сестру. Они выглядели прямо как пара из голливудского фильма про любовь.

– Да, это точно.

– И твоя мама. Ты не обидишься, если я скажу, что она настоящая красавица? Она совсем не похожа на маму. Знаешь, в моей семье никогда не было таких грандиозных мероприятий. Мне очень понравилось.

Рина приподнялась на локте и улыбнулась, глядя на него сверху вниз.

– Значит, приедешь к нам завтра на ужин? Мама велела непременно тебя пригласить. Увидишь, какие мы, когда не разодеты.

– Конечно, приеду. А ты не можешь остаться сегодня? Мой сосед по комнате вернется не раньше завтрашнего вечера. Можем пойти куда-нибудь, если хочешь, или останемся здесь.

– Да я бы рада, но не могу. – Рина наклонилась и поцеловала Джоша. – Честное слово, я бы очень хотела, но, боюсь, если я останусь у тебя на ночь, отец этого не поймет. Ему будет не хватать меня. Он и без того подавлен, так еще родственники ему все уши прожужжали, что скоро ему готовить еще одну свадьбу – для Фрэн.

– Ты и вправду толкнула ее прямо на букет, когда Белла его бросила.

– Рефлекс. – Рина села в постели и откинула волосы назад. – Хочу побыть с папой сегодня вечером, отвлечь его, иначе он будет думать о Беллиной первой ночи, а для него это зыбкая почва. – Она ласково коснулась щеки Джоша. – Я рада, что ты сегодня хорошо провел время.

Он тоже сел и обнял ее так нежно, что сердце у нее запело от счастья.

– Мне всегда хорошо, когда я с тобой.

Рина оделась, освежила макияж. Нехорошо возвращаться домой в таком виде, будто она только что каталась с парнем по постели, хотя все так и было. У дверей она позволила Джошу себя обнять и задержать для нескольких прощальных поцелуев.

– Может, в следующие выходные мы могли бы поехать куда-нибудь вместе? – предложил он. – На пляж или что-то в этом роде.

– Я с удовольствием. Увидимся завтра. – Рина вышла за порог, но повернулась и вытянула его на лестницу для последнего поцелуя.

Потом она танцующей походкой спустилась по ступенькам и вышла из подъезда в теплую летнюю ночь.

Бо въехал на стоянку в тот самый момент, когда она вставляла ключ в зажигание.

До этого он высадил Брэда и Кэмми у дома Кэмми. Они отлично провели день. Бо назвал бы его многообещающим. Ему понравилась Мэнди. Иначе и быть не могло. Она действительно достала их всех до печенок со своими снимками, но у нее все выходило мило и забавно. И вообще, она произвела на него впечатление как фотограф.

– Я хотел бы увидеть хоть кое-что из шести миллионов снимков, которые ты сегодня нащелкала, – сказал он.

– Тебе их не избежать. Обожаю показывать свою работу. Я в этом смысле такая же зануда, как со съемками. Было здорово. Я рада, что Кэмми все-таки сумела вытащить меня из дому, хотя я долго упиралась. Ну вот, теперь ты видишь, что я опять забыла включить сначала мозги, а уж потом язык.

– Все нормально, меня они тоже волоком тащили. Я решил, что если это будет кошмар, я смогу годами попрекать Брэда. Можно я тебе позвоню?

– Без проблем. – Мэнди извлекла из кармана листок бумаги. – Я уже записала для тебя свой номер. Если бы ты его не попросил, я бы тебе сама его всучила. – Она сгребла обеими горстями рубашку у него на груди, дернула на себя и одновременно поднялась на цыпочки.

Поцелуй вышел горячим.

– Неплохо. – Она облизнула губы. – Знаешь, если у нас с тобой что-нибудь получится, они будут попрекать нас годами.

– В жизни всегда так. Всюду сплошной риск. – Бо наконец сделал вывод, что бровь, проколотая колечком, выглядит очень сексуально. – Может, я зайду?

– Соблазнительно, очень соблазнительно. Но, я думаю, лучше мы с этим повременим. – Мэнди отперла дверь и, пятясь, вошла в квартиру. – Позвони мне.

Он сунул листок с номером телефона в карман и, не переставая улыбаться, вышел к машине.

Так как вечер у него был свободен и сосед не глушил его музыкой, Джош решил поработать. Ему показалось любопытным описать свадьбу и построить на этом сюжете рассказ.

Он хотел записать свои впечатления – их было так много! – пока они не перепутались или не выветрились из памяти.

Ему, конечно, очень хотелось, чтобы Рина осталась у него на ночь, но он был отчасти даже рад, что она уехала домой. Теперь он был полным хозяином помещения, и это означало, что он может спокойно все обдумать и не откладывая заняться работой.

Он уже почти закончил в общих чертах набросок, когда в дверь постучали. Думая только о своей истории, он пошел открывать. Открыв дверь, он наклонил голову в знак приветствия.

– Могу я вам помочь?

– Да, я живу наверху. Вы слышали… Вот, видите, вот опять началось.

Джош инстинктивно повернулся в ту сторону, куда указывал незнакомец. Боль взорвалась у него в голове, красное марево поплыло перед глазами.

Дверь закрылась прежде, чем его тело ударилось об пол.

Тощий сопляк. Протащить его глупую задницу в спальню – дерьмо вопрос. Носок, набитый медяками, оставит след. Может, они потом его найдут. Оставим его на полу, пусть думают, что он свалился с кровати и стукнулся головой.

Все надо делать просто, быстро, главное, не усложнять. Зажигаем сигарету, раскуриваем через мундштук, никаких отпечатков, чтоб все чисто. Сунуть ее в рот недоумку. На всякий случай. Так, его отпечатки на пачке, на спичках. Теперь кладем горящую сигарету на кровать, прямо на простыни. Они хорошо тлеют. Добавим бумаги. Джо у нас умник, в колледже учится, бумаг у него много. Оставляем пачку сигарет, оставляем спички. Ну вот, теперь можно поискать пива в кухне. Почему бы и не выпить, пока загорается?

Нет ничего лучше, как следить за рождением огня. Нет ничего на свете лучше. Кайф покруче любого ширева.

Тлеющий огонь. Хитрый огонь. Хитрый и ловкий. Тихо, тихо, все в секрете, растет, не спеша, все ближе и ближе к первой вспышке.

Так, перчатки. Вынимаем батарейку из детектора дыма. Люди так неосторожны. Забывают вставить батарейки, ну, что ты с ними сделаешь! Такая жалость.

Парень может очухаться. Ну и что? Очухается – врежь ему еще раз, и все дела.

А хорошо бы он очухался. Давай, тощий ублюдок, очнись, чтоб я мог врезать тебе еще раз.

Ладно, хватит психовать. Надо держать себя в руках. Последим за дымом. Какой он тихий, какой смертоносный. Сексуальный. Дым – вот, что их берет. Оглушает. Так, бумага занялась. Вот и пламя.

Первое пламя – первый кайф. Слушай, как оно говорит, шепчет. Смотри, как оно движется, пляшет.

Так, теперь простыни. Уже кое-что для начала. Хорошее начало. Надо стянуть простыню вниз, накрыть ублюдка.

Красота! Какие краски, любо-дорого глядеть! Золотой и красный, оранжевый и желтый.

Вот как это будет выглядеть: закуривает в постели, засыпает. Дым достает его, он пытается выбраться из постели, падает, ударяется головой. Огонь настигает его, пока он в отключке. Кровать загорается. Ну, красотища! Еще немного бумаги не помешает. Клади ему прямо на рубашку, пусть загорится. Вот так!

Давай, давай! Ну что так долго? Попей пива, охолони. Кто бы мог подумать, что тощий ублюдок будет так гореть? Вот уже и ковер загорелся. А вот не будешь в следующий раз покупать дешевку.

Спекся, вот что с ним стало. Спекся, мать его так! Пахнет жареной свиньей.

Пора делать ноги. Надо уходить, придется пропустить шоу. Это же так интересно – следить, как люди потрескивают и тают, пока их поедает огонь.

Но пора сказать слова прощания умнику Джо из колледжа, Только вот спешить не надо. Дергаться не надо. Проверим коридор. Чертовски жаль, что нельзя остаться и понаблюдать, но, ничего не поделаешь, надо идти. Шагом, шагом, не надо торопиться. Не оглядываться. Тихо, спокойно, торопиться некуда. Никаких проблем.

Отъезжаем. Соблюдаем лимит скорости, как любой законопослушный сукин сын.

Он прожарится до хруста, пока они до него доберутся.

Вот это называется веселье.

7

Бо проснулся с трудом, в голове у него гудели колокола. Он лежал лицом вниз на постели, которая пахла носками из спортзала, а не простынями, но ему было так плохо, что он готов был так и пролежать до конца своих дней, вдыхая эту вонь.

Он же не виноват, что вечеринка в квартире его соседа была в полном разгаре, когда он, попрощавшись с Мэнди, вернулся домой. Он заглянул на вечеринку только из вежливости. Потом ему показалось, что было бы забавно завершить таким способом свой субботний вечер.

И поскольку до дому ему было всего ничего – лишь подняться на один марш по лестнице, – он решил, что ничего не будет страшного, если он выпьет пару пива.

Но это была его вина – и он готов был это признать, как только его голова перестанет гудеть, – что он засиделся до двух часов ночи и вылакал в одиночку целую батарею бутылок.

И все-таки это была не только его вина: ведь пиво просто было под рукой вместе с начо.[22] А что еще делать, когда ешь начо, как не запивать его пивом?

Океанами пива.

У него был аспирин. Кажется. Где-то. О, если бы только милостивый бог подсказал ему, куда, черт побери, он засунул пузырек с аспирином! Он бы ползком за ним пополз, если бы только знал, куда направить свое несчастное тело.

И почему он не задернул шторы? И почему этот милостивый бог не может притушить солнечный свет, чтобы он не бил по глазам, как жар из домны?

Потому что он поклонялся богу пива, вот почему. Он нарушил заповедь и воскурил фимиам ложному пенистому божеству пива. И за это ему сейчас приходится расплачиваться.

Бо подумал, что аспирин, от которого теперь зависело его спасение, скорее всего, где-то на кухне. Он взмолился, чтобы аспирин оказался там, и, прикрывая глаза рукой, выполз из постели.

Ему едва хватило сил застонать, не то, что выругаться.

Он с трудом встал, покачался, помолился, пока не отдышался. Больше никогда! Он дал обет. Будь у него нож, он пустил бы себе кровь и кровью начертал свой обет на полу. Голова кружилась, и в ней по-прежнему били колокола, а в животе поднималась буря. Последняя надежда: только бы не заблевать собственные ноги. Уж лучше боль, чем это.

К счастью, его квартира была размером с микроавтобус, то есть кухня находилась на расстоянии всего нескольких шагов от складной кровати. Что-то в кухне пахло, как дохлая крыса. Как будто ему мало было всего остального. Стараясь не замечать раковины, забитой грязной посудой, и стола, заставленного коробками из-под еды из ресторана, которые он не удосужился выбросить, Бо начал рыться в шкафчиках.

Фанера, подумал он с отвращением, как всегда. Чуть лучше пластика. В шкафах обнаружились коробки с печеньем «Лайф» бисквиты с глазурью, «Фритоз» и «Чириоз». Пакет картофельных чипсов со сметаной и луком, четыре коробки макарон, банки консервированного супа.

И там, между «Лайф» и «Чириоз», стоял пузырек аспирина. Спасибо тебе, Иисус!

Так как крышечку он уже открутил и выбросил в момент последнего похмелья, ему оставалось только вытряхнуть три беленькие таблеточки в свою потную, дрожащую ладонь. Бо бросил их в рот, вывернул кран и, так как голова под краном не помещалась из-за грязной посуды, набрал воды в ладонь.

Он закашлялся, когда одна таблетка застряла у него в горле, шатаясь доплелся до холодильника и выудил из него бутылку минералки. Выпив, он бессильно привалился к столу.

Потом, перешагивая через груду одежды, обуви, через свои дурацкие ключи и все остальное, что упало на пол, Бо пробрался в ванную.

Опершись обеими руками на раковину, он набрался мужества, поднял голову и посмотрел на себя в зеркало.

Его волосы выглядели так, словно крыса, сдохшая у него в кухне, перед этим всю ночь танцевала у него на голове. Его лицо имело цвет цементного раствора, глаза были налиты кровью.

– Все, Гуднайт, глупый ты сукин сын, это конец. Я заставлю твою задницу пойти прямым путем.

Он включил душ, вступил под хилую струйку, запрокинув голову к потолку, стащил с себя трусы и единственный остававшийся на нем носок. Потом он наклонил голову вперед, чтобы скудный ручеек полился ему на волосы.

При первом же случае он выберется из этой дыры. Ну а пока он приведет здесь все в порядок. Одно дело – жить в дерьмовой квартире, чтобы сэкономить денег, и совсем другое – превратить ее в отхожее место, потому что он о ней совершенно не заботился.

Так люди не живут, и он сам устал жить в таком бардаке. Он устал от самого себя. Устал надрываться на работе целую неделю, а потом спускать пар, накачиваясь пивом, и маяться с похмелья по воскресеньям.

Пора взяться за ум.

Ему потребовался час, чтобы принять душ, убрать вкус вчерашней вечеринки изо рта и проглотить что-то съедобное с надеждой, что оно удержится в желудке.

Бо натянул старый тренировочный костюм и, собравшись с силами, принялся разгребать завалы в комнате.

Он собрал гору одежды в прачечную. Кто бы мог подумать, что у него столько тряпья? Он стащил омерзительные простыни с кровати. Ему хотелось их сжечь, но бережливость взяла верх, и он, связав их, использовал как мешок для грязной одежды и полотенец. Судя по размерам мешка, он решил, что добрую часть воскресенья ему придется провести в прачечной.

Но пока он вытянул из общей кучи самое замызганное полотенце, разорвал его на куски и использовал, чтобы вытереть пыль со стола. Он же своими руками смастерил этот стол, мог бы гордиться своей работой, и вот, смотрите, сам же превратил его в свинарник.

Вернувшись в кухню, он обнаружил, что у него, как ни странно, есть жидкость для мытья посуды и целая неоткрытая бутылка «Мистер Клин». Он загрузил бумажные мешки мусором, обнаружив в процессе, что никакой дохлой крысы у него в кухне нет, а мерзкий запах идет от недоеденной и забытой в незапамятные времена порции китайской кисло-сладкой свинины. Он плеснул в раковину жидкости для мытья посуды, подумал и плеснул еще. Посуда выглядела очень плохо.

Он стоял, широко расставив ноги, как стрелок в вестерне, и ожесточенно мыл посуду в целом облаке мыльной пены. К тому времени, как он отчистил все рабочие поверхности, чтобы было, куда складывать чистую посуду, Бо почувствовал, как жизнь постепенно возвращается к нему.

Раз уж он так завелся, он опустошил холодильник и вымыл его до блеска. Бо открыл духовку и нашел фирменную коробку, содержащую то, что в далеком прошлом могло быть остатками пиццы по-гавайски.

– Черт, ну и свинья же ты, Гуднайт, – сказал он себе вслух, решительно принимаясь за ванную комнату.

Через четыре часа после того, как он тяжелым инвалидом выполз из постели, у него в активе были два узла белья для прачечной, которые он уложил в большую пластмассовую карзину, три мешка промышленной прочности, набитых разнообразным мусором, и чистая квартира.

Чувствуя себя праведником, Бо выволок мусор к мусорному баку.

Вернувшись к себе, он стащил с себя тренировочный костюм, добавил его к белью, приготовленному в стирку, и натянул на себя самые чистые джинсы и более-менее свежую футболку.

Он собрал мелочь, найденную в кровати, под кроватью, в своем единственном кресле и в разных карманах. Он надел солнечные очки, которые много недель считал потерянными, взял ключи.

В дверь позвонили в тот самый момент, когда Бо собирался поднять корзину с грязным бельем.

Он открыл дверь, перед ним стоял Брэд.

– Привет, я пытался позвонить… – Брэд смолк на полуслове и застыл с открытым ртом. – Что за черт! Я попал в параллельное пространство?

– Я тут немного прибрался.

– Немного? Парень, да тут человеку жить можно. О, у тебя кресло есть!

– У меня всегда было кресло. Просто его не было видно. Я собираюсь в прачечную. Хочешь со мной? В прачечной встречаются шикарные цыпочки.

– Не исключено. Слушай, я пытался тебе дозвониться пару часов назад, но все время было занято.

– Наверно, я вчера сдвинул трубку с аппарата. А в чем дело?

– Дело скверное. – Брэд вошел в кухню, постоял молча, собираясь с духом, потом подошел к холодильнику и достал бутылку кока-колы. – Вчера в доме Мэнди был пожар.

– Пожар? Господи боже! Она цела?

– Она цела, но страшно потрясена. Кэмми забрала ее к себе. Я их только что оставил. Решил, что ей надо остыть, понимаешь? Это было в новостях.

– Я не включал телевизор. С головой ушел в уборку, обо всем забыл. Большой был пожар?

– Очень скверный. – Брэд опустился в кресло. – Начался в квартире наверху. Говорят, что все случилось из-за сигареты в постели. – Он провел рукой по лицу, потер глаза, приподняв очки. – Черт, Бо, парень погиб. Представляешь, он сгорел заживо в своей квартире. Сгорел почти весь второй этаж и часть третьего. Мэнди выбралась из здания, и они впустили ее назад забрать вещи, но она в жутком состоянии. Это был тот парень с галстуком. М-м-м… как его?.. Джош. Помнишь, парень сверху?

– Боже, он умер? – Бо рухнул на кровать.

– Я же говорю, дело скверное. Мэнди даже говорить об этом не может. Он погиб, и еще несколько человек попали в больницу с ожогами и отравлением дымом. Она говорит, пожар, видимо, начался прямо после того, как ты отвез ее домой. Она еще не ложилась, смотрела что-то по телику, когда услышала крики и вой дымовых детекторов.

– Он собирался на свадьбу, – пробормотал Бо, – и не мог правильно завязать галстук.

– А теперь он мертв. – Брэд сделал большой глоток кока-колы. – Заставляет задуматься, а? Путешествие иногда оказывается коротким.

– Да уж! – Бо вызвал в памяти образ погибшего парня, как он стоял в своем парадном костюме с застенчивой улыбкой на лице. – Да, заставляет задуматься.

По воскресеньям после обеда дел бывало немного. Некоторые по традиции заходили поесть после церковной службы большинство жителей «Маленькой Италии» отправлялись прямо домой – готовить воскресный ужин. Рина и Сандер взяли послеобеденную смену на себя. Мия, юная кузина Пита, обслуживала столики, а Ник Касто развозил заказы на дом.

Они включили Тони Беннетта по стерео, потому что он нравился воскресным посетителям, а Сандер готовил пиццу на большом рабочем столе, слушая через наушники «Перл Джем».

Для Рины это было развлечением – работать в кухне, когда посетителей было мало. Время от времени она выходила в обеденный зал и, по примеру отца, совершала обход столов.

Семейный бизнес должен был перейти к Фрэн – это уже было решено, – но Рина знала, что всегда будет выкраивать время, чтобы помочь, чем бы ей ни пришлось заниматься в жизни. Если бы они не ждали гостей к ужину, они с Сандером после смены пошли бы посмотреть, к примеру, матч в итальянские кегли или сыграть с друзьями в уличный бейсбол.

Но раз уж у них были гости, да не кто-нибудь, а ее бойфренд, она решила после смены пойти домой и помочь маме готовить ужин.

Еще пара часов, и она пойдет домой, начнет накрывать на стол. Конечно, она вынет парадный сервиз и постелет лучшую скатерть. Мама готовит свои лучшие блюда: цыпленка с розмарином и ветчиной, а на десерт будет тирамису.

Будут цветы, оставшиеся со свадьбы Беллы.

Джош, конечно, будет стесняться, подумала она, накладывая на тарелку порцию ризотто.[23] Ничего, ее семья его приручит. Она подучит Фрэн, чтобы та как бы невзначай спросила его, о чем он пишет.

Фрэн замечательно умеет вызвать людей на разговор. Напевая себе под нос вместе с Тони Беннеттом, Рина вынесла тарелки на подносе, чтобы самой обслужить посетителей.

– Итак, твоя сестра – замужняя женщина.

– Совершенно верно, миссис Джамбриско.

Женщина кивнула и бросила взгляд на мужа, который уже углубился в ризотто.

– Заарканила богатого, как я слыхала. Влюбиться можно в богатого с такой же легкостью, как и в бедного.

– Возможно.

Сама Рина хотела бы знать, каково это – влюбиться в кого бы то ни было. Может, она уже влюблена в Джоша, только сама еще не об этом не знает.

– Помни одно. – Миссис Джамбриско многозначительно махнула вилкой. – Может, сейчас мальчишки вьются вокруг твоих сестер, но придет и твой черед. Этот твой деверь… У него брат есть?

– Да. Он женат, один ребенок уже есть, ждет второго.

– Ну, может, двоюродный?

– Не беспокойтесь, миссис Джамбриско! – крикнул Сандер из кухни. – У Катарины есть дружок. – Он послал ей воздушный поцелуй. – Он сегодня придет к нам на ужин, чтобы папа устроил ему допрос по всей форме.

– Это уж как положено. Итальянский мальчик?

– Нет. И он приедет на ужин есть цыпленка, – крикнула Рина в ответ Сандеру, – а не для того, чтобы его поджаривали на допросе! Приятного вам аппетита.

По пути назад в кухню она бросила на Сандера убийственный взгляд, хотя втайне ей было приятно, что у нее есть дружок и брат ее поддразнивает.

Она засекла время, поставила варить «перышки» и как раз подавала спагетти со смешанным гарниром, когда в ресторан влетела Джина.

– Рина!

– Желаете что-нибудь еще? – Рина схватила кувшин с водой, наполнила стаканы. – У нас сегодня есть крем-сабайон на десерт, мама сама готовила. Оставьте для него местечко.

– Катарина! – Джина схватила ее за руку и потащила прочь от стола.

– О господи, в чем дело? Я через полчаса освобожусь.

– Ты ничего не знаешь?

– Чего я не знаю? – Джина больно стискивала ее руку, глаза у нее были заплаканные, и до Рины наконец стало доходить, что случилось что-то неладное. – Что произошло? Что-то не так? Твоя бабушка?..

– Нет. О боже, нет. Это Джош. О, Рина, это Джош!

– Что случилось? – Ее пальцы онемели на ручке кувшина. – Что-то случилось?

– Был пожар в его квартире. В его квартире, Рина… Давай уйдем в кухню.

– Говори толком. – Рина вырвала руку у Джины, и вода, выплеснувшись из кувшина, окатила холодом ее руку. – Он пострадал? Он в больнице?

– Он… Господи, спаси и помилуй нас! Рина, они не успели добраться до него вовремя. Он погиб.

– Нет. Этого не может быть! – Стены поплыли у нее перед глазами, закружились хороводом красочные мамины рисунки, скатерти в красно-белую клеточку. Дин Мартин распевал «Volare»[24] своим бархатистым баритоном. – Этого не может быть! Ты что, с ума сошла? Как ты можешь говорить такие вещи?

– Это был несчастный случай. Это ужасно! – Слезы покатились по щекам Джины. – Рина! О, Рина!

– Это какая-то ошибка. Сейчас я ему позвоню, сама увидишь. Я ему позвоню сию же минуту.

Но когда она повернулась, перед ней оказался Сандер. От него пахло мукой, как от папы. Его руки сжали ее в объятиях.

– Идем, идем в кухню. Мия, позови Пита, скажи, что он нужен нам здесь.

– Нет, пусти. Я должна позвонить.

– Иди сюда и сядь. – Он выхватил у нее кувшин, пока она его не выронила, и сунул его Мии.

– Он приедет на ужин. Может, он уже выехал. Пробки… – Рина начала дрожать всем телом. Сандер втянул ее в разделочную.

– Сядь. Делай, что я говорю. Джина, ты уверена? Ошибки нет?

– Мне сказала Джен. Она… Ее подруга живет в одном доме с Джошем. В одном коридоре. Ее отвезли в больницу. – Джина отерла слезы тыльной стороной руки. – С ней все будет в порядке, но ее пришлось отвезти в больницу. Джош… Это началось в его квартире, так они сказали. Они не могли до него добраться до того… И в новостях это тоже было. Моя мама слышала в новостях. – Джина села на пол у ног Рины, положила голову ей на колени. – Прости. Мне так жаль!

– Когда? – Рина смотрела прямо перед собой и ничего не видела. Ничего, кроме серого дыма. – Когда это случилось?

– Я точно не знаю. Вчера вечером.

– Мне надо домой.

– Я тебя провожу через минуту. Держи, – Сандер протянул ей стакан воды. – Выпей.

Рина взяла стакан и посмотрела на него.

– Как? Они сказали, как начался пожар?

– Они думают, что он курил в постели и заснул.

– Нет, это неправильно. Он не курит. Тут что-то не так.

– Давай мы позже в этом разберемся. Джина, позвони нашей матери, и… Ты не могла бы здесь подождать, пока Пит не придет? Пошли домой, Рина. Выйдем через черный ход.

– Он не курит! Может, это был не он. Они ошиблись. Приняли его за другого.

– Мы это узнаем. Мы позвоним Джону. Когда вернемся домой, – сказал Сандер, поднимая ее со стула.

Рина слепо окунулась в солнечный свет и июньскую жару. Каким-то непостижимым образом она двинулась вперед, не чувствуя ног.

Завернув за угол, она услышала голоса детей. Они играли, перекрикивая друг друга. Дети всегда так делают. И радиоприемники в машинах были включены на полную мощность, музыка разносилась по округе, пока они катили мимо. А в ухо ей что-то шептал голос брата.

Ей никогда не забыть, как Сандер провожал ее домой. Они оба так и не сняли рабочих фартуков. Яркое солнце резало ей глаза, а брат продолжал крепко обнимать ее за талию. Маленькие девочки играли в классики на тротуаре, еще одна сидела на ступенях крыльца и что-то упорно втолковывала своей кукле Барби.

Из открытого окна лились звуки оперы. Рина узнала «Аиду», и ей захотелось плакать. Но она не заплакала. Вот Джина – да, Джина лила слезы ручьями, а глаза Рины оставались сухими.

А потом появилась мама, она выбежала из дома, оставив дверь открытой настежь, и бросилась к ней, как уже было однажды в детстве, когда она упала с велосипеда и вывихнула запястье.

И когда мамины руки обвились вокруг нее крепко-крепко, все вдруг стало реальным. Стоя на тротуаре в объятиях матери и брата, Рина разразилась слезами.

Ее уложили в постель, мама осталась с ней, пережидая новый приступ слез. И была на месте, когда Рина очнулась от неглубокого и беспокойного сна, наградившего ее головной болью.

– Джон звонил? Он приходил?

– Пока нет. – Бьянка погладила волосы Рины. – Он сказал, что это потребует времени.

– Я хочу поехать туда. Хочу сама посмотреть.

– А что он об этом сказал? – мягко спросила Бьянка.

– Что мне не следует. – Собственный голос показался ей слабым и тонким, как будто она долго болела. – Что меня все равно не пустят внутрь. Но…

– Потерпи, девочка. Я знаю, как это тяжело. Постарайся еще немного поспать. Я посижу с тобой.

– Я не хочу спать. Вдруг это ошибка?

– Мы подождем. Это все, что мы можем. Фрэн пошла в церковь поставить свечку и помолиться. Она пошла за меня, чтобы я могла остаться с тобой.

– Я не могу молиться. Я не могу вспомнить молитву.

– Дело не в словах, и ты прекрасно это знаешь.

Рина повернула голову и увидела, что ее мать держит в руках четки.

– Ты всегда находишь нужные слова.

– Если тебе нужны слова, можешь повторять за мной. Мы начнем молиться.

Бьянка вложила четки с распятием в руку Рины. Набрав в легкие побольше воздуха, Рина перекрестила себя распятием и нащупала первую бусину четок.

– Верую в Господа Бога Всемогущего, Создателя неба и земли.

Они перебрали все четки, тихий ласковый мамин голос переплетался с ее голосом. Но она не могла молиться за душу Джоша, ей не хватало смирения принять божью волю. Она молилась, чтобы это была ошибка. Она молилась, чтобы бог сделал так, чтобы она очнулась и обнаружила, что все это было ужасным сном.

Подойдя к двери ее спальни, Гиб увидел, что голова его дочери лежит на коленях у его жены. Бьянка все еще держала четки, но теперь она тихонько напевала колыбельную, которую пела всем своим детям, когда они подолгу не могли заснуть ночью.

Они встретились глазами, и Гиб понял, что она прочла в его глазах правду: ее прекрасное лицо омрачилось горем.

– Джон здесь. – Его сердце сжалось от боли, когда Рина повернула голову и взглянула на отца с отчаянной надеждой. – Хочешь, я попрошу его подняться сюда, детка?

Губы Рины задрожали.

– Это правда?

Гиб ничего не сказал, лишь подошел к ней и прижался губами к ее лбу.

– Я спущусь. Я сейчас спущусь.

Джон Мингер ждал в гостиной с Сандером и Фрэн. Если на лице отца Рина увидела печаль, то на мрачном лице Джона читалось сочувствие. Она сказала себе, что выдержит, она должна выдержать, потому что ничего другого не оставалось.

– Как? – спросила она хрипло и тут же покачала головой, не давая ему ответить. – Спасибо вам. Спасибо, что все это сделали, что пришли поговорить со мной. Я…

– Ш-ш-ш… – Он подошел и взял ее за руки. – Давай сядем.

– Я сварила кофе. – Фрэн занялась кофейником. – Рина, я принесла тебе пепси. Знаю, ты не любишь кофе, поэтому… – Она замолчала и беспомощно развела руками. – Я не знала, что еще сделать.

– Ты все сделала правильно. – Бьянка подвела Рину к креслу. – Прошу вас, садитесь, Джон. Рина должна услышать все, что вы можете ей сказать.

Он сел, потер нос.

– Я говорил с офицером страховой компании, с инспектором, кое с кем из пожарных и с полицией. Все считают, что пожар начался случайно. Вызван непогашенной сигаретой.

– Но Джон не курил. Вы им передали, что я говорила?

Он не курил.

– Я все это с ними обсудил, Рина. Бывает, что люди, непривычные к курению, изредка балуются сигареткой. Может, кто-то оставил пачку в квартире.

– Но он никогда не курил. Я… я никогда не видела, чтобы он курил.

– Он был один в квартире, никаких следов взлома или вторжения. Он был… Судя по всему, он сидел или лежал в постели, возможно, читал или писал. И уронил сигарету на матрац. Точка возгорания и распространения огня совершенно очевидна и бесспорна. Началось с того, что матрац затлел, потом занялись простыни. Должно быть, он проснулся в дыму, не разобрал спросонья, что к чему. Он упал, милая. Упал или скатился с постели, увлекая за собой простыни. Это сработало как фитиль. Патологоанатом будет делать анализы, а пожарный инспектор проведет повторный осмотр в качестве профессиональной любезности, но на данный момент нет причин подозревать что-либо иное, кроме трагического несчастного случая.

– Они будут искать наркотики. Проведут токсикологический анализ на наркотики и алкоголь. Он не употреблял наркотиков и не так уж много выпил. И он не курил. Когда начался пожар?

– Около одиннадцати тридцати вчера вечером.

– Я была с ним. Там, в его квартире. Я пробыла там почти до десяти вечера. Я уехала с ним после свадьбы. Мы… извини, папа, мы занимались любовью. Он спросил, не останусь ли я на ночь, потому что его соседа нет в городе, но я решила, что мне надо быть дома. Если бы я осталась…

– Ты не знаешь, было бы так или иначе, если бы осталась, – перебил ее Джон. – Ты же не куришь.

– Нет.

– Он это знал, и можно предположить, что именно поэтому не хотел курить при тебе.

– Вы осмотрели место? Вы…

– Рина, это не моя юрисдикция. Это округ Принс-Джордж, и там работают люди, хорошо знающие свое дело. Я видел фотографии с места пожара, мне дали почитать отчеты – опять-таки в качестве любезности. Я пришел бы к тем же выводам. Милая, у тебя уже имеется непосредственный опыт злонамеренного поджога, ты знаешь, что это такое. Но ты изучаешь такого рода расследование как учебный предмет, и ты знаешь, что иногда подобная трагедия является следствием обычного несчастного случая.

– Пасторелли…

– …живет в Нью-Йорке. Я попросил местных копов проверить. Просто на всякий случай, чтобы исключить эту версию. Вчера вечером он был в Квинсе. Он работает ночным сторожем, и, похоже, все подтверждается. Он не мог съездить в Мэриленд и вернуться в Нью-Йорк, чтобы заступить на работу в ноль часов шесть минут. А он заступил.

– Значит, это просто… случилось? Почему мне от этого только хуже?

– Ты ищешь ответов, а их нет.

– Нет. – Рина опустила взгляд на свои руки, чувствуя, как кусочек ее сердца откололся и рассыпался в пыль. – Ответы есть всегда, но иногда не те, которых ищешь.

8

Балтимор, 1996 г.

Неужели это так трудно? Рина обошла кругом безобидный на вид тренажер, прозванный «лабиринтом». В департаменте он имел статус легенды, но в ее душу не вселял страха. Разумеется, ей приходилось слышать связанные с ним истории, анекдоты, предупреждения о том, с чем новобранцу придется столкнуться в этой коробке, но, спрашивала себя Рина, но разве все дело не в том, чтобы просто сосредоточиться и все сделать правильно?

Она прошла подготовку в моделях горящих зданий здесь, в академии. Она справлялась с физическими нагрузками. Лазила по приставным лестницам, взбиралась на стены, причем в полной экипировке, преодолевала полосу препятствий. Она отрабатывала смены, хотя по большей части ее брали только посмотреть и близко к огню не подпускали, но дважды ей все-таки доверили управление брандспойтом при пожарах в жилых домах.

А управление брандспойтом, из которого под напором бьет вода, – это занятие не для мягкотелых или слабых духом. Она же теперь коп, не так ли? Рина страшно гордилась тем, что носит униформу. Но если она хочет дослужиться до следователя по поджогам, носить жетон этого отделения, она должна досконально изучить огонь изнутри. Пока она не научится делать то, что умеют делать пожарные, пока не сделает то, что они делают, она не добьется своей собственной личной цели.

Ей мало было лабораторных занятий, искусственных препятствий и смоделированных ситуаций. Она не удовлетворится, пока не узнает все на практике.

Она в хорошей форме, напомнила себе Рина. Она много работала, чтобы нарастить мускулы на свои тонкие кости. Такие мускулы, которые пронесли бы ее в полной выкладке вверх и вниз бегом по шестиэтажному дому.

Она заслужила это право на попытку завоевать уважение мужчин и женщин, сражающихся с огнем на переднем рубеже.

– Ты не обязана это делать, ты же знаешь.

Рина повернулась к Джону Мингеру.

– Нет, обязана. Ради себя. А самое главное, я сумею это сделать.

– Не самый лучший способ провести прекрасное воскресное утро.

Вот тут он был прав. Но речь шла о ее миссии и даже, хотя она не смогла бы этого объяснить, о ее награде.

– Солнце будет светить по-прежнему, когда я выйду. Птички будут петь. – Правда, Рина надеялась, что сама она станет другой. – Со мной все будет в порядке, Джон.

– Ну, если с тобой не все будет в порядке, твоя мать с меня голову снимет.

Он перенес вес на другую ногу, изучая лабиринт. Ему было уже под шестьдесят.

Морщинки вокруг глаз от вечного прищура стали глубже.

Он верил в эту девочку, по-отцовски гордился ее успехами, восхищался тем, с каким упорством она идет к своей цели. Но он не мог не тревожиться.

– Никогда не видел, чтобы кто-то тренировался с такой же свирепостью, как ты.

На ее лице промелькнуло удивление, тут же сменившееся улыбкой.

– Приятно слышать.

– Ты многого добилась за эти несколько лет, Рина. Тренировки, обучение, работа. – Втайне он спрашивал себя: может быть, искра, вспыхнувшая в ней одиннадцать лет назад, разгорелась ярким пламенем в тот день, когда погиб в огне парень, которого она любила? – Ты быстро продвигаешься.

– А почему я должна двигаться медленно?

Как объяснить двадцатидвухлетней девушке, что у нее вся жизнь впереди и эту жизнь нужно не просто проживать, ею надо наслаждаться?

– Ты еще слишком молода, милая.

– Я справлюсь с лабиринтом, Джон.

– Я говорю не только о лабиринте.

– Знаю. – Рина поцеловала его в щеку. – Это метафора той жизни, в которую я вступаю. Это то, чего я хочу. Всегда хотела.

– Что ж, ты принесла немало жертв, чтобы добиться своего.

Рина смотрела на вещи иначе. Летние месяцы, проведенные в учебе, работе, тренировках, были для нее вложением в будущее. А наградой ей служил адреналин, возбуждение, которое она ощущала, когда надевала униформу или слышала, как к ней обращаются «офицер Хейл». Сердце у нее стучало от возбуждения, мышцы сжимались сами собой, когда она была окружена огнем. Это был всепоглощающий азарт. Ничто не могло с ним сравниться.

Как и с полной опустошенностью, с изнеможением, наступавшим после боя.

Она никогда не будет такой, как Фрэн, не для нее спокойная жизнь и управление рестораном. И она никогда не будет такой, как Белла, ей не суждено тратить свою жизнь на салоны красоты и званые обеды.

– Мне это нужно, Джон.

– Да, это я тоже знаю. – Сунув руки в карманы, он кивком указал на лабиринт. – Ладно, только учти: там тяжело, Рина. Не думай, что держишь бога за бороду.

– Нет, я буду думать, что держу бога за бороду, когда выйду оттуда. А вот идет еще парочка дымоглотателей.

«Дымоглотателями» в шутку называли пожарных.

Рина помахала рукой в знак приветствия и пожалела, что не позаботилась накраситься.

Стив Росси, смуглый, жилистый, с глазами, как у спаниеля, был последней пассией Джины. Эта страсть тлела на медленном огне с тех пор, как Рина их познакомила полтора месяца назад, но в последнее время стала подходить к точке кипения. Стив не интересовал Рину, а вот его спутник, загорелый Адонис в джинсах и фирменной футболке пожарного департамента Балтимора, был весьма привлекательным.

Она сидела за одним столом с Хью Фицджеральдом и целой бригадой других дымоглотателей в пожарной части. Они играли в покер, выпили пару пива. И после крупномасштабного флирта прошли через ритуал совместного поедания пиццы и похода в кино, за которым последовало несколько сочных поцелуев.

И тем не менее ей казалось, что он, скорее всего, видит в ней своего парня.

Черт, в пожарной робе и сапогах она и сама себе казалась парнем.

– Эй, – окликнула она Стива, – что ты сделал с моей соседкой?

– Она спит, как младенец. Не смог сдвинуть ее с места, не то что привести сюда полюбоваться на нас. Ты как, готова?

– Да я-то готова. – Рина перевела взгляд на Хью. – А ты пришел посмотреть?

– Только что со смены, решил заглянуть. Вдруг придется делать тебе искусственное дыхание?

Рина засмеялась и начала одеваться: вступила в негнущиеся брезентовые штаны, отрегулировала длину подтяжек.

– Вы оба через это прошли, значит, и я смогу.

– Без сомнения, – согласился Хью. – Таких крутых, как ты, еще поискать.

«Не самый лестный комплимент, какой могла бы жаждать услышать женщина от потенциального любовника», – подумала Рина. Но если вступаешь в клуб для мальчиков, часто становишься одним из них. Свои длинные вьющиеся волосы она завязала в хвост и накрыла капюшоном.

Нет, она никогда не обладала женственностью своих сестер, но – бог свидетель! – еще до конца лета она получит сертификат пожарного.

– Может, перекусим, когда ты с этим покончишь? – предложил Хью.

Рина застегнула куртку, невыносимо тяжелую и жаркую в этот августовский день, и посмотрела на Хью. Глаза Хью были ясными и голубыми, как озерная вода, подумала она.

– Идет. Ты угощаешь?

– Пройдешь лабиринт – я угощаю. – Он помог ей надеть баллон со сжатым воздухом поверх костюма. – Провалишься – ты угощаешь.

– Договорились. – Рина послала ему улыбку, такую же солнечную, как и этот день, надела маску и шлем.

– Проверка радио, – отдал приказ Джон.

Рина проверила свой приемник и все снаряжение, показала Джону большой палец.

– Я буду тебя вести до самого конца, – напомнил он ей. – Не забывай регулировать дыхание. Будешь паниковать – попадешь в беду.

Она не собиралась паниковать. Это всего лишь тест, еще одна смоделированная ситуация, твердила себе Рина. Она дышала глубоко и ровно, дожидаясь, пока Джон щелкнет хронометром.

– Вперед.

Было темно, как в могиле, и жарко, как в седьмом кругу ада. Это была просто фантастика. Густой черный дым заполнял воздух, она слышала свое собственное дыхание, слегка хриплое, так как она вдыхала кислород через маску из баллона. Она сориентировалась, настроила стрелки компаса, сидевшего у нее в голове, и двинулась вперед, нащупывая дорогу руками, ногами, ведомая интуицией.

Рина нашла дверь. Протиснулась в нее. Пот тек по ее лицу.

Она наткнулась на преграду. Ощупала ее пальцами в брезентовых рукавицах, нашла низкий, узкий проем и проползла под ним на животе.

Там, внутри, могли остаться люди. Такова была цель этого упражнения. Она должна была обыскать «здание», найти живых или мертвых и выбраться обратно наружу. Сделать дело. Спасти жизни. Остаться в живых.

В наушниках раздался голос Джона, странный и чужой в этой черной дыре, спрашивающий о ее состоянии.

– Нормально. Хорошо. На «пять с плюсом».

Рина полезла вверх по стене, потом ей пришлось протискиваться через еще одно узкое отверстие. Она начала терять ориентацию, остановилась, чтобы сообразить, где находится.

«Не торопись, – приказала она себе. – Забраться, пробраться, выбраться».

Но кругом не было ничего, кроме черноты, дыма и невыносимого жара.

Она попала в тупик, ощутила первый спазм паники в горле, услышала его в своем учащенном, захлебывающемся дыхании.

Голос Джона приказывал ей сохранять спокойствие, сосредоточиться, следить за дыханием.

А потом под ней провалился пол.

Она застонала от боли при ударе и почувствовала, как самообладание изменяет ей. Ей никак не удавалось восстановить дыхание.

Она была слепа, на какой-то жуткий момент она оглохла и слышала только гул крови в ушах. Пот теперь тек ручейками, он капал с лица, катился по спине под сковавшей ее по рукам и ногам тяжелой робой. Снаряжение весило тысячу фунтов, маска душила ее.

«Похоронена заживо», – пронеслось у нее в голове. Она была заживо похоронена в дыму. Уцелевшие? Никто не мог уцелеть в этом удушающем черном аду.

Ей пришлось подавить импульсивное желание сорвать с себя снаряжение, освободиться.

– Рина, выровняй дыхание. Дыши медленнее и скажи мне, где ты.

«Я не могу». Она чуть не сказала это вслух. Она не могла с этим справиться. Неужели кто-то может? Она даже думать не могла, потому что не могла ни видеть, ни дышать, а все мышцы в ее теле кричали от перегрузки. Ей хотелось пустить в ход ногти и, царапаясь, проложить себе путь сквозь пол, сквозь стены. Выбраться на свет, на воздух.

Горло у нее пылало огнем.

Неужели и с Джошем было так? Теперь ее глаза горели от слез: она видела его. В голове у нее больше не было компаса, только это милое лицо, застенчивая улыбка, волосы, падавшие на лоб, когда он наклонял голову. Был ли он в сознании, когда дым ослепил и задушил его, до того, как его поглотил огонь? Может быть, он вот так же запаниковал, вот так же боролся за единственный глоток воздуха, чтобы позвать на помощь?

«О боже, неужели он знал, что его ждет?»

Ну, конечно, именно поэтому она здесь, в этой страшной дыре, заполненной жаром и горем. Чтобы знать, как это бывает. Чтобы понять. И чтобы это пережить.

Рина с трудом поднялась на колени. Руки и ноги у нее дрожали. Она сказала себе, что не умирает, что она не замурована и не брошена на произвол судьбы.

– Я в порядке. Провалилась в люк. Их тут, наверно, много. Я в порядке. Выхожу.

Она оперлась о край люка, подтянулась, встала на ноги и, выровняв дыхание, двинулась вперед. Она потеряла ориентацию и двигалась вперед наобум. Еще одна дверь, еще один тупик.

Откуда в этом чертовом тренажере столько места? По виду не скажешь. Выглядит, как обычный трейлер.

Рина пролезла в оконный проем. Все ее мышцы вибрировали, пот лил градом. Пространство сузилось, время остановилось. Глаза у нее болели от напряжения в попытке хоть что-нибудь разглядеть. Свет, силуэт, тень.

Дым и дезориентация, паника и страх. Они убивали так же коварно и неумолимо, как огонь. Ведь пожар – это не только пламя, разве она не усвоила этого давным-давно? Пожар – это еще дым и пар, проваливающиеся полы, рушащиеся на голову потолки. Это удушающая, ослепляющая паника. Это изнеможение.

Она опять провалилась под пол – неужели это был тот же самый люк? У нее не было сил даже чертыхнуться.

Вот еще одна стена. «И какой садист придумал эту чертову штуку?» – подумала Рина. Она втиснулась еще в какой-то проем, наткнулась еще на одну дверь.

Рванула ее и вывалилась на солнечный свет.

Стащив с себя маску, она вдохнула воздух. Пришлось опереться ладонями о колени: голова у нее кружилась.

– Неплохо, – сказал ей Джон, и она с усилием приподняла голову, чтобы увидеть его лицо.

– Был момент, когда я там чуть было не сломалась.

– «Чуть было» не считается.

– Кое-чему я научилась. Кое-что поняла.

– И что бы это такое было, милая?

Рина взяла у него предложенную бутылку воды и стала с жадностью пить.

– Если у меня и были какие-то сомнения насчет того, чтобы идти в следователи, а не в дымоглотатели, они развеялись окончательно. Это не самое любимое мое времяпрепровождение. – Она ткнула пальцем в оставшийся за спиной лабиринт.

Джон помог ей снять баллон с воздухом, похлопал по спине.

– Ты отлично справилась.

Рина отпила еще глоток, потом поставила бутылку на землю и снова уперлась руками в колени. На нее упала тень, и она подняла голову. Это подошел Хью. Он тоже, в подражание ей, встал, согнув ноги, опершись руками о колени, и улыбнулся ей в лицо.

Она улыбнулась в ответ. Ей все никак не удавалось отдышаться, но она почувствовала, как смех подступает к горлу. Смех облегчения и торжества.

– Гадостная штука, верно?

– Это еще мягко сказано.

– Похоже, ты меня выставила на завтрак у «Денни».

Рина засмеялась снова.

– Потом я вхожу в раздевалку, иду в душ и вижу себя в зеркале. – Рина поморщилась и переложила пакет с покупками – результат дня, проведенного с Джиной в торговом центре «Уайт Марш», – из одной руки в другую. – Волосы у меня висят мочалкой, и от них разит потом. Мое лицо черно от дыма. От меня пахнет скунсом.

– И все-таки он тебя пригласил, – напомнила ей Джина.

– Вроде того. – Рина замолчала: ее отвлекла пара красных туфель на высоких каблуках в витрине. – Завтрак у «Денни». Нам было весело. А завтра мы собираемся поиграть в бейсбол в парке аттракционов. Вообще-то я не против, Джина, но я не отказалась бы и от ужина в шикарном ресторане. Тогда у меня появилась бы причина купить вон те туфли.

– Ой, туфли обалденные! Ты должна их купить.

Считая это своим долгом как лучшей подруги, Джина потащила Рину в магазин.

– Ого! Девяносто долларов, – вздохнув, проговорила Рина, взглянув на ярлычок на подошве.

– Это же туфли! Потрясные красные туфли. Им нет цены!

– Есть, когда приходится их покупать на зарплату новичка в полиции. Но я их хочу. Они мои. – Рина прижала одну туфлю к груди. – Никому другому они не достанутся. Хотя у меня они будут пылиться в шкафу.

– Итак?

– Ты права. – Рина нашла продавца, вручила ему туфлю, назвала свой размер, а потом присела рядом с Джиной. – Они будут моей наградой за то, что я выжила в лабиринте. И не говори, что я уже купила платье и что это и есть награда.

– Разве я что-то сказала? С какой стати? – Такое неподдельное изумление прозвучало в голосе Джины, что Рина невольно улыбнулась. – Платье было наградой двадцать минут назад, а туфли – сейчас.

– Я тебя обожаю.

Рина склонила голову набок и оглядела подругу. Джина отпустила волосы, и теперь они черной волной спускались на ее плечи.

– Ты выглядишь свежей, как росистый луг.

– Я чувствую себя свежей, как росистый луг. – Джина обхватила себя руками. – Стив – это все… Он крутой, и сильный, и милый, и умный. В общем, Рина, он тот самый.

– Тот самый?

– Единственный и неповторимый. Я выйду за него замуж.

– Ты… Джина! Когда? Мы больше часа ходили по магазинам, и только теперь ты обрушиваешь эту новость мне на голову?

– Он еще не делал мне предложения. Но ничего, я его обработаю, – уверенно добавила Джина. – Я думаю, мы поженимся в мае на будущий год. Или, может быть, подождем до сентября. Я думаю, в сентябре будет даже лучше, потому что тогда я смогу использовать все эти чудные осенние цвета. Ты будешь выглядеть потрясающе в платье цвета старого золота. Или в красновато-коричневом.

По мнению Рины, путь от признания парня единственным и неповторимым до свадьбы был длинным, но Джина явно вознамерилась преодолеть его семимильными шагами.

– Ты действительно хочешь выйти замуж?

– Действительно хочу. Знаю, трудно быть женой пожарного. – Джина вытащила из сумки коробочку мятных пастилок «Тик-так», вытряхнула несколько себе на ладонь, предложила Рине. – Ненормированный день, опасная работа. Но он делает меня такой счастливой! Ой, а вот и красные туфли! Примерь!

Рина послушно надела принесенные продавцом туфли. Она встала, проверяя, по ноге ли они, любуясь ими в низком зеркале.

Она примеряла красные туфли, которых не могла себе позволить, которые скорее всего никогда не будет носить. А Джина уже планирует свое будущее. Рина ощутила в сердце легкий укол зависти.

– Стив думает о браке?

– Пока нет. Я сама не думала до сегодняшнего утра, когда он зашел поцеловать меня на прощанье. Я подумала: «О, мой бог, я влюблена!» Я могу себе представить, как буду просыпаться каждое утро рядом с этим парнем. Раньше я ни с кем такого вообразить не могла. Все, Рина, ты покупаешь эти туфли, и не спорь со мной.

– Что ж, в таком случае… – Рина села, сняла туфли и судорожно вздохнула, когда ей пришлось вынуть свою истощенную кредитную карточку, чтобы заплатить. – Я поступаю безответственно.

– Нет, ты ведешь себя, как настоящая женщина. Все нормально!

– Я компенсирую. – Рина тяжело вздохнула. – Сама знаю. Моя лучшая подруга влюблена, а я не могу даже раскрутить парня на настоящее свидание.

– Еще как можешь! Посмотри на себя! Ты такая загорелая, такая спортивная, такая красивая! По утрам ты за пять минут приводишь себя в товарный вид, а мне требуется целый час.

– Я надеваю униформу, – напомнила ей Рина. – По части гардероба я полный ноль. – Она покачала головой. – Все, хватит об этом. Мне бы сейчас следовало говорить о Стиве. Он мне очень нравится, вот о чем надо говорить. И если ему мозгов не хватает, чтобы живенько прибрать тебя к рукам, значит, кто-то должен дать ему доброго пинка в задницу.

– Спасибо!

– Может, я сама приглашу Хью на ужин в шикарный ресторан. Единственное «но»: я только что израсходовала девяносто долларов и тридцать пять центов на туфли.

– Мы все вместе поужинаем в ресторане. Я уговорю Стива все устроить.

– Ты самая лучшая подруга на всем белом свете.

– А это значит, что я имею шанс одолжить у тебя новые туфли.

– Они же тебе велики на целый размер!

– Подумаешь! А знаешь, ты могла бы пригласить Хью на свадьбу Фрэн.

– Это еще когда будет! Неужели я должна ждать октября? – Рина собрала все свои сумки и мысленно сказала себе, что не истратит больше ни цента в торговом центре. – Может, к тому времени у меня с ним все будет кончено.

– Вертихвостка!

– О, если бы! Я честно признаю, что не ищу мистера Единственного. Я даже не уверена, что мне нужен мистер Здесь и Сейчас. Просто у него роскошное тело. И между нами, безусловно, что-то есть. Что-то горячее.

Они вышли из магазина и влились в толпу субботних покупателей.

– И я не чувствую себя росистым лугом, – добавила Рина.

– По-моему, ты выглядишь свежо и аппетитно.

– Да, конечно, но любовной росы на мне нет. – Она остановилась у новой витрины. – Я не похожа на тебя или на Фрэн. Она вся лучится с тех пор, как встретила Джека.

– Он такой лапочка!

– Согласна. А главное, он ей идеально подходит. Они будут абсолютно счастливы вместе. Но мне идеальный парень пока что не нужен. Во всяком случае, мне так кажется. Что я буду с ним делать?

– Разве ты не хочешь быть абсолютно счастливой? Рина покачала головой.

– Не знаю. У меня есть более важные дела. Идеальный парень и любовная роса только помешают моим планам.

Бо упирался изо всех сил. Никакой пользы это ему не принесло, но он все равно упирался.

– Я ненавижу ходить по магазинам. Не хочу!

– Хватит ныть! – Мэнди волокла его за собой, крепко ухватив за руку. – Как ты себя ведешь? Разве ты не мой лучший друг, а иногда и ночной партнер?

– За что меня наказывают? За что ты тащишь своего лучшего друга и ночного партнера в торговый центр в субботу? Это же сущий ад!

– Потому что мне нужно купить подарок на день рождения именно сегодня. Кто ж мог знать, что я буду безумно занята последние две недели и начисто забуду, что вечеринка с сюрпризом назначена именно на сегодня? Ой! Взгляни на этот костюмчик!

– Нет! Никаких костюмчиков! Ты же обещала!

– Я соврала. Ты пойми, этот зеленый цвет создан для меня, и только для меня одной. И смотри, как скроен жакет. Я теперь работаю в штате «Сан». Я должна одеваться как профессионал. Сейчас я его примерю. Две секунды.

Бо изобразил, что приставляет к виску пистолет, потом, что продевает голову в петлю, но она уже скрылась в примерочной.

Он мог бы сбежать, он мог бы просто сбежать. И ни один мужчина на свете не бросил бы в него камень.

Но ему нужен был подарок для дурацкой вечеринки с сюрпризом, затеянной их общими друзьями. Мэнди высмеяла его предложение просто купить бутылку вина по дороге на вечеринку.

Но она могла бы сама купить подарок, а он внес бы свою долю. Многие так и поступают.

И где ее нелегкая носит? Почему она так долго?

– Сидит бесподобно, – пропела Мэнди, наконец выпорхнув с фирменным пакетом в руках. – Я надену его сегодня. Надо только подобрать подходящие туфли.

– Убью на месте, – пригрозил Бо.

– О, прекрати! – Мэнди похлопала его по плечу своей маленькой ручкой, на которой сверкали четыре кольца. Колечко на брови отошло в область преданий. Бо даже немного скучал по нему. – Можешь посидеть в кафетерии, пока я буду искать туфли. Но сначала подарок. Пока моя кредитка не задымилась.

Она втащила его во чрево зверя. Все двигалось и гудело на разные голоса. Бо без всякой ностальгии вспомнил аттракцион «Замок ужасов», который не без труда выдержал, когда ему было двенадцать лет, за свои же кровные пять долларов.

– Что нам выбрать? Практичное или забавное?

– Мне все равно. Купи хоть что-нибудь, и пошли скорей отсюда.

Мэнди передвигалась по торговому центру с видом женщины, не только хорошо знающей местность, но и готовой гулять по ней часами. А может, и днями.

– Может, свечи? Большие фигурные свечи. Это и забавно, и практично.

Она уже начала напоминать ему мать Чарли Брауна. Та тоже трещала скороговоркой, так что ничего невозможно было понять. Он любил Мэнди, но ведь и Чарли Браун, вероятно, любил свою мать. Но от этого ее речь не становилась более понятной.

Бо подумал, что, может, стоит помолиться, и поднял глаза вверх.

Звук как отрезало. Голоса, музыку, детский плач, девичий смех.

Его зрение, как уже было однажды, стало телескопическим. Он увидел ее с поразительной отчетливостью.

Она стояла на втором этаже, нагруженная покупками, и та же масса золотистых кудрей струилась каскадом по ее спине. Его сердце медленно и тяжело, как паровой каток, заворочалось в груди.

Видимо, некоторые просьбы всевышний исполняет, даже если они и не высказаны.

Он бросился бежать, стараясь не потерять ее из вида.

– Бо! Боуэн! – крикнула Мэнди, бросаясь за ним в погоню. Она поймала его за секунду до того, как он врезался в толпу подростков.

– Ты что, с ума сошел?

– Это она! – Бо никак не мог отдышаться и почему-то не чувствовал собственных ног. – Она здесь. Вон там, наверху. Я ее видел. Где же эта чертова лестница?

– Кто?

– Она! – Бо повернулся кругом, увидел лестницу и бросился к ней. Мэнди преследовала его по пятам. – Девушка Моей Мечты.

– Здесь? – Голос Мэнди звенел. – Правда? Где? Где?

– Она только что… – Он остановился на вершине лестницы, тяжело дыша, как гончая после охоты. – Она была там, вон там.

– Блондинка, да? – Мэнди не раз уже слышала эту историю. Теперь она вытянула шею, оглядывая толпу. – Вьющиеся волосы. Высокая, стройная?

– Да, да. Она была в голубой кофточке. М-м-м… без рукавов, но с воротничком. Черт, куда же она подевалась? Не может быть, чтобы все повторилось по новой!

– Давай разделимся. Ты иди туда, я – сюда. Какие у нее волосы – длинные, короткие?

– Длинные, свободные, ниже плеч. У нее были сумки. Много фирменных пакетов.

– Она мне уже нравится.

Но двадцать минут спустя они встретились на том же месте.

– Мне очень жаль, Бо. Честное слово.

Разочарование и досада вступили в жестокую схватку в его груди, он чувствовал себя почти больным.

– Ты уверен, что это была та самая девушка? Ведь прошло уже сколько? Четыре года?

– Да, я уверен.

– Давай посмотрим на это вот с какой стороны. Тебе известно, что она все еще где-то здесь. Ты ее еще увидишь. – Мэнди ободряюще сжала его руку. – Я это точно знаю.

9

Рина получила ни с чем не сравнимое удовольствие от любительской игры в бейсбол в загоне парка развлечений. О сексуальных красных туфлях она уже и думать забыла. Летний субботний день, солнце, бейсбол и очень симпатичный парень, с которым все это можно разделить.

Можно ли желать большего?

Она поправила шлем, встала на позицию и крепко ударила по мячу, летевшему к ней. Он ушел высоко и далеко.

– Должен признать, ты в хорошей форме.

Рина улыбнулась, топнула ногой и снова приготовилась бить. Ей было бы приятно думать, что он восхищается ее телом, а не искусством владения битой, но боевой азарт не позволил ей бить по-девчоночьи.

– Чертовски верно, – согласилась она, замахиваясь. – Этот я запросто срежу в правый угол.

– Ну, это зависит от подающего. – Хью тоже размахнулся. Мяч шумно стукнулся о биту. – А вот и двойной.

– А это зависит от бегущего.

– Черт!

Но он засмеялся и отбил следующий мяч.

– Кстати, о форме. Тебе тоже грех жаловаться, Хейл. Ты когда-нибудь играл на поле?

– В школе. – Он поймал следующий мяч запрещенным ударом. – В бригаде есть команда по софтболу.[25] Я подающий.

– Я обычно беру левый фланг, если удается поиграть.

– У тебя подходящие ноги.

– Бегала стометровку в школе. – Рина снова заняла позицию, замахнулась слишком рано и пропустила мяч. – Думала продолжить в колледже, но у меня было слишком много учебных нагрузок. Я превратилась в книжного червя. Надо не упускать из виду мяч, – добавила она, обращаясь к себе самой, и снова ударила по мячу.

– Безусловно. Почему бы нам как-нибудь вместе не сходить посмотреть игру на «Кэмден-Ярдз»?

Рина с улыбкой обернулась к нему.

– Отличная мысль.

Когда он пригласил ее выпить пива и перекусить в баре, Рина чуть было не предложила отправиться в «Сирико», но решила, что еще рано. Она еще не готова была отдать его на растерзание родственникам и соседям.

Они зашли в мексиканскую закусочную, поели начо и выпили по бутылке пива «Курз».

– Так где же ты так научилась махать битой?

– М-м-м… – Рина слизнула плавленый сыр с большого пальца. – Главным образом у моего отца. Он обожает бейсбол. Нам всегда удавалось посмотреть несколько игр чемпионата, когда мы были детьми.

– Ах да, у тебя же большая семья, верно?

– Две старших сестры, младший брат. Зять, племянница и племянник благодаря усилиям средней сестры. Еще один зять на подходе – спасибо старшей сестре. Она выходит замуж этой осенью. Тети, дяди, кузены… ну, их всех не перечислишь, их слишком много. И это я имею в виду только двоюродных. А как насчет тебя?

– Три старших сестры.

– Правда? – Значит, у них есть что-то общее, подумала Рина. Большой семьи он не испугается. Очко в его пользу. – А ты кронпринц.

– Можешь не сомневаться. – Хью улыбнулся и отсалютовал ей пивом. – Они замужем. У них уже пятеро детей на троих.

– А что делают твои сестры? На миг он как будто растерялся.

– В каком смысле?

– В смысле работы.

– Ничего. Они не работают. Ну, ты понимаешь, они домохозяйки.

Рина подняла бровь, глядя на него, и отпила пива.

– Я слыхала, что это тоже работа.

– Да, наверно, ты права. Я бы ни за какие деньги не согласился. Твоя семья держит ресторан. «Сирико». Отличная пицца.

– Лучшая в Балтиморе. Практически уже в третьем поколении. Моя сестра Фрэн уже вступила в совместное управление. А Джек – парень, за которого она выходит, – подкидывает вверх тесто. А ты тоже – второе поколение на своей работе?

– Третье. Мой дед работал, а отец все еще работает. Начинает поговаривать о пенсии, но я-то его хорошо знаю. К этой работе вроде как прикипаешь душой, – пояснил Хью.

Рина вспомнила о лабиринте. Ей хотелось вернуться туда, преодолеть испытание быстрее, точнее, успешнее.

– Да, я знаю.

– Но ему уже пятьдесят пять. Люди – штатские – на самом деле не понимают, каковы физические нагрузки.

– А также эмоциональные и психологические.

– Да, и это тоже. – Хью откинулся на спинку стула и окинул ее изучающим взглядом. – Физически ты справляешься. Лабиринт не для слабаков. И ты работала в горящих зданиях, продержалась пару тяжелых смен. Комплекция у тебя хорошая, как у этой… как ее… борзой.

В последнее время по части свиданий Рина попала в засушливую зону, но она еще не забыла, как флиртовать.

– А я уж думала, ты не заметил.

Ей нравилась мгновенно вспыхивающая у него на лице задорная ухмылка. Эта ухмылка говорила, что он мужчина, знающий, кто он, что он и что ему нужно.

Вот и сейчас она блеснула у него на лице.

– Я заметил. Особенно когда ты бежала стометровку в Академии в этих маленьких шортиках. Ну, как бы там ни было, большинству женщин физические нагрузки не под силу.

– Большинству мужчин тоже.

– Безусловно. Я вовсе не имел в виду, что женщины чем-то хуже. – Хью вскинул руку. – Я только хочу сказать, что немногие из знакомых мне женщин на это способны. У тебя есть выносливость, интуиция, мозги. И отваги тебе тоже не занимать. И я не понимаю, почему ты не вступаешь в ряды.

Рина взяла еще один начо. Она знала, что Хью скуп на похвалы. Поэтому она восприняла его слова серьезно и дала ему серьезный ответ.

– Я об этом подумывала, иногда меня это очень увлекает. На тренировках, или когда я отрабатываю смену. Но тушение пожаров – не мое призвание. Я хочу знать механизм пожаров. Как они возникают, почему, кто их зажигает и, опять-таки, почему. Вот что меня привлекает. Чтобы вбежать в горящее здание, требуется исключительная смелость.

– Я видел, как ты это делаешь, – напомнил Хью.

– Ну, понимаешь, я должна была это сделать, чтобы понять, как это делается. Но это не дело моей жизни. Я хочу войти в здание после, когда ваша работа будет уже закончена, восстановить картину и понять почему.

– В департаменте есть пожарные инспектора. Мингер – один из лучших.

– Да, об этом я тоже подумывала. Джон один из моих главных героев. Но… но есть еще кое-что, чего многие штатские не понимают. Поджог. Что он творит, и не только с собственностью. Что пожар, вспыхнувший вследствие поджога, делает с людьми, с жилыми кварталами, с бизнесом, с экономикой. С городом. – Рина подняла истекающий маслом начо, пожала плечами, чтобы снять лишний пафос. – Такова моя миссия в жизни. Ты тушишь пожары, Фицджеральд. А расчистку буду проводить я.

«Он не из тех, кто любит за ручку подержаться», – отметила про себя Рина. Но он проводил ее до дому. А когда они дошли до дому, прижал ее прямо к двери и наградил еще одним, возникшим как бы ниоткуда, сочным поцелуем.

– Еще рано, – сказал Хью, поднимая голову.

– Рано, – согласилась Рина. Ей было досадно, что они так мало встречались. Всего пара ни к чему не обязывающих свиданий. Ей этого было мало, чтобы решиться на нечто большее. – Но…

Хью поморщился, но в его больших красивых глазах озерного цвета светились веселые искорки.

– Я так и знал, что ты это скажешь. Может, сходим на матч на этой неделе?

– Я с удовольствием.

– Я тебе позвоню, договоримся. – Он уже собрался было уходить, но снова повернулся к ней и поцеловал ее еще раз. – У тебя потрясающие губы.

– Мне твои тоже нравятся.

– Слушай, у тебя в ближайшее время не намечается никаких отгулов?

– Могу выцыганить еще денек в дополнение к выходным. А что?

– Есть одно местечко на Дальних пляжах. Наш старый коттедж на берегу. Там не так уж плохо, ты не подумай. Мы могли бы провести там пару дней в следующий раз, когда я буду не на дежурстве, если ты тоже сумеешь подгадать. Возьмем Стива и Джину.

– Пара дней на берегу? И когда мы выезжаем?

Опять он ослепил ее своей усмешкой:

– Мы поменяемся дежурствами и все устроим.

– Я начинаю укладывать чемодан.

Рина вошла в дом и сплясала боевой танец победы в крошечной гостиной.

Пляж, классный парень, добрые друзья. Жизнь повернулась к ней солнечной стороной.

Такие шансы надо ловить, грех сидеть в четырех стенах, когда на дворе летний вечер.

Рина опять схватила свои ключи и вышла через заднюю дверь. Она успела проводить взглядом хвостовые огни машины Хью, поворачивающей за угол налево, и машинально заметила другую машину, поворачивающую следом за ним. Послав Хью воздушный поцелуй, она повернулась и направилась в другую сторону – к «Сирико».

Приятно было оказаться в «Маленькой Италии». Нет, ей нравилась жизнь в университетском городке, нравилась даже комнатенка размером чуть больше шкафчика для швабры, которую ей выделили в центре подготовки под названием Тенистая Роща, к западу от Балтимора. Но здесь был ее дом.

Аккуратные дома, стоящие вплотную друг к другу, белые крылечки или маленькие веранды, горшки с цветами, итальянские флаги, развевающиеся над крышами.

На каждом шагу встречаешь кого-то, с кем можно поздороваться.

Рина не спешила, любуясь расписными бумажными шторами на некоторых окнах. Может, ей попросить маму сделать такую для нее и Джины? Пожалуй, на это надо будет получить разрешение у домохозяина, но, так как он троюродный брат Джины, вряд ли с ним будут проблемы.

Она свернула и прошла полквартала, чтобы полюбоваться несколько минут, как старики в пестрых рубашках играют в итальянские кегли.

Ну почему она не пригласила Хью прогуляться по кварталу и полюбоваться местным колоритом?

Вообще-то надо было так небрежно, как бы между прочим, спросить, не хочет ли он вечером в пятницу пригласить ее в открытый кинотеатр. Это была местная традиция. Вечер в кино означал живую музыку, а отсюда уже один шаг до танцев. И тогда у нее наконец появится шанс надеть туфли.

Надо будет это обдумать. Может, устроить двойное свидание с Джиной и Стивом? Но пока придется наслаждаться вечером в одиночку.

Рина напомнила себе, что вечером по выходным в «Сирико» полно народу, и, если она хочет пообщаться с семьей до наступления хаоса, ей следует спешить.

Атмосфера уже начала оживляться, когда она подошла к дверям пиццерии. Жужжание голосов, звяканье столовых приборов, телефонные звонки приветствовали ее, когда она вошла внутрь.

Пит стоял за прилавком с пиццей, ее мать – у плиты, Фрэн вместе с двумя наемными официантами, которых ее отец до сих пор называл «своими ребятишками», обслуживали столы. Перед глазами у Рины уже мелькнуло ее ближайшее будущее в виде фартука и блокнота для заказов. Она хотела окликнуть Фрэн, но вдруг заметила Беллу, сидящую за столом и вяло ковыряющую в тарелке с закусками.

– Привет, незнакомка. – Рина опустилась на стул по другую сторону стола. – Что ты здесь делаешь?

– Винс сегодня играет в гольф. Я решила ненадолго привезти сюда детей.

– И где же они?

– Папа с Джеком повели их гулять в Гавань. Мама тебе звонила, хотела дать знать, что я здесь, но тебя не было дома.

– Я только что вернулась, даже не проверила автоответчик. – Рина протянула руку и стащила оливку с тарелки сестры. – Битва в кегли подходит к концу, через полчаса у нас тут будет наплыв.

– Дела идут хорошо, – пожав плечами, заметила Белла.

Она выглядела великолепно, отметила про себя Рина. Жизненный стиль, к которому она всегда стремилась, подходил ей идеально. Она выглядела… холеной. Ее золотистые волосы, местами искусно высветленные, были тщательно уложены. Безупречно гладкое лицо словно светилось. Уши, пальцы, шея сияли золотом и драгоценными камнями. Дорогие и изысканные украшения великолепно сочетались с бледно-розовой льняной блузкой.

– Как поживаешь? – спросила Рина. – Надеюсь, так же хорошо, как выглядишь?

На губах у Беллы промелькнула улыбка.

– А я хорошо выгляжу?

– Как картинка с журнальной обложки.

– Спасибо. Я над этим работаю. Чтобы сбросить вес после родов, вернуть себе форму, требуется время. У меня теперь персональный тренер. Потрясающий мужик, сплошные мышцы и ни капли жира. Но дело того стоит. – Белла протянула запястье, демонстрируя браслет с бриллиантами и сапфирами. – Подарок от Винса за то, что я вернула себе прежний вес после рождения Винни.

– Очень красивый. Блестит здорово.

Белла довольно засмеялась, кокетливо пожала плечами и перевернула вилкой ломтик ветчины на своей тарелке.

– Ну а теперь о деле, я пришла поговорить с Фрэн насчет свадьбы.

– А что с ней не так?

– Я просто не понимаю, с какой стати Фрэн остановила свой выбор на какой-то убогой дыре, когда можно устроить роскошный прием в нашем клубе. Я принесла с собой список возможных меню, цветочных аранжировок, музыкальных композиций. Она не должна мириться с третьим сортом, когда я готова помочь ей сделать все на высшем уровне.

– Это очень мило с твоей стороны, – искренне отозвалась Рина. – Но, мне кажется, Фрэн и Джек хотят чего-нибудь попроще и поближе к дому. Это их желание, Белла. Я ничего плохого не хочу сказать, – торопливо добавила Рина, взяв сестру за руку, потому что глаза Беллы вспыхнули. – Честное слово! У тебя была потрясающая, великолепная свадьба, и она идеально подходила тебе. А свадьба Фрэн должна быть такой, какой хочет наша сестра.

– Я всего лишь хочу поделиться тем, что у меня есть. Что тут плохого?

– Совершенно ничего. А знаешь, что? Я думаю, ты можешь помочь с цветами.

– Правда?

– У тебя это лучше получится, чем у мамы и Фрэн. Я думаю, они должны доверить цветы тебе, особенно если ты готова за них заплатить.

– Да я-то готова, но они…

– Я их уговорю.

Белла откинулась на спинку стула:

– Да, ты всегда умела найти к ним подход.

– При одном условии. Если Фрэн хочет, чтобы были простые цветы, ты не будешь свозить сюда самосвалами орхидеи и всякое такое.

– Если ей нужна простота, я могу устроить и простоту. Но это будет ослепительная простота. Я смогу превратить самый убогий зал в цветущий сад. В скромный сельский сад, – уточнила Белла, увидев, как прищурилась Рина. – Легкая, старомодная романтика.

– Прекрасно. Когда настанет моя очередь, буду рассчитывать на тебя.

– Есть кто-то на примете?

– Я не ищу потенциальных мужей. Но у меня есть потенциальный приятель. Пожарник.

– Надо же, какая неожиданность!

– Накачанный, – пояснила Рина, кладя в рот еще одну оливку. – Из него выйдет отличный матрац.

Белла улыбнулась:

– Мне тебя не хватает, Рина.

– О, милая, мне тоже тебя не хватает.

– Я не думала, что буду так скучать по тебе.

Теперь настал черед Рины рассмеяться.

– Честное слово! Я не думала, что буду скучать по тебе и по всему этому, – Белла обвела рукой ресторан. – Но иногда я скучаю.

– Ну, адрес тебе известен. Мы здесь всегда.

Рина задержалась дольше, чем предполагала. Белла давно уже забрала детей и уехала в свой роскошный особняк в пригороде. Когда толпа посетителей поредела, она ловким маневром увлекла маму и Фрэн за один из столиков.

– Между нами девочками…

– Что бы это ни было, лишь бы дать отдохнуть моим ногам. – Бьянка села и налила всем газировки.

– Это насчет свадьбы и Беллы.

– Ой, не начинай. – Фрэн зажала уши ладонями. – Мне не нужна свадьба в загородном клубе. Не хочу, чтобы куча официантов в смокингах подавала шампанское или внесла на блюде дурацкого лебедя.

– Я тебя понимаю. Но ведь цветы на свадьбе должны быть, верно?

– Конечно, я хочу, чтобы были цветы.

– Предоставь Белле организовать цветы.

– Я не хочу…

– Погоди. Ты точно знаешь, чего хочешь, знаешь, какие краски тебе нужны. Но Белла в этом деле профессор. У нее есть стиль, с этим не поспоришь.

– Я утону в розовых лепестках.

– Нет, не утонешь. – «В противном случае, – мысленно добавила Рина, – я лично утоплю в них Беллу после церемонии». – Ты хочешь устроить простую свадьбу, старомодную и романтичную. Она все это обеспечит. Она, конечно, не понимает и никогда не поймет, зачем тебе это нужно, но она понимает, что этого хочешь ты. Это твой день. Она хочет тебе помочь. Она хочет быть с нами на этом торжестве. Она же твоя сестра.

– Она и так будет с нами. – Фрэн покрутила прядь волос у виска. Бьянка продолжала сидеть молча. – Она даже почетная гостья!

– Она хочет что-то для тебя сделать. Она любит тебя.

– Ради бога, Рина, не начинай. – Фрэн опустила голову на стол. – Не дави на меня, я и так чувствую себя виноватой.

– Она скучает, ей одиноко без нас.

– Мама, помоги мне.

– Хочу сперва выслушать все до конца. Хочу понять, почему Рина встала на сторону твоей сестры.

– Во-первых, потому что я думаю… нет, я знаю, что она сумеет это сделать. Причем за свой собственный счет. – Рина погрозила сестре пальцем, когда Фрэн протестующе вскинула голову. – Подарок от твоей сестры – это не оскорбление, так что ты лучше помолчи. Она хочет подарить тебе свадебные цветы, и она хочет, чтобы они доставили тебе удовольствие, поэтому она ничего не испортит. Ну-ка, быстро назови пять цветов, кроме розы.

– Ну… лилии, герань… черт, хризантемы, маргаритки. Не дави на меня.

– Помнишь, как она гоняла всех этих цветочных дизайнеров, когда устраивала все эти композиции, кусты? Обо всем этом ей известно больше, чем любой из нас. Она знает, как устраивать все это. Она сказала, что может сделать аранжировку на тему сельского сада. Сама не знаю, что это такое, но звучит неплохо.

Фрэн закусила губу:

– Я тоже не знаю, что это такое. Но, наверное, это правильно.

– Для нее это будет очень много значить. А когда все будет сделано, я думаю, это будет очень много значить для тебя.

– Я могла бы с ней поговорить. Может, я съезжу вместе с ней в питомник? Или съезжу к ней домой, взглянуть еще разок на ее сады, а она объяснит мне, что собирается делать.

– Отлично. – Чувствуя, что пришла пора покинуть поле боя, Рина выскользнула из кабинки. – Мне пора домой. – Она наклонилась, поцеловала Фрэн в щеку и хотела уже поцеловать маму, но Бьянка тоже встала.

– Я тебя провожу, мне надо подышать воздухом.

Когда они вышли за дверь, Бьянка обняла Рину.

– Я этого не ожидала. Не думала, что ты встанешь на сторону Беллы.

– Я редко с ней соглашаюсь. Но я уверена, что тут она никак не сможет напортить. Она будет стараться не только для Фрэн, но и для себя самой, чтобы не осрамиться. Беспроигрышная ситуация.

– Умница. Ты всегда была у меня самая умная. Почему бы нам всем не съездить посмотреть на ее цветы? Женщины «Сирико» в полном составе.

– Хорошая мысль.

– Позвони мне, когда вернешься домой.

– Мама, ради бога, не волнуйся!

– Просто позвони, чтобы я знала, что ты благополучно добралась до дому.

«Четыре с половиной квартала, – кипела Рина, шагая прочь. – В моем родном районе. Прошедший обучение полицейский офицер».

Но она позвонила матери, когда вернулась домой.

Поскольку Рина была новичком в полиции, это означало, что в столовой ее очередь была последней. Она окончила академию в пятерке лучших выпускников, но это тоже ничего не значило: ее отправили патрулировать улицы.

Она не протестовала и не возмущалась. Ее научили, что путь наверх надо заслужить.

А патрулировать улицы ей нравилось. Ей нравилось общаться с людьми, приходить на помощь, разнимать дерущихся.

У нее был напарник, полицейский десятого года службы по имени Сэмюэл Смит, все звали его Смитти. К ним поступил вызов по поводу беспорядков на Пратт-авеню в юго-западной части города.

– А я-то хотел заехать за пончиками в «Хрустящую корочку», – проворчал он, поворачивая машину в том направлении, откуда поступил вызов.

– Как ты ухитряешься поглощать столько пончиков, Смитти, не прибавляя в весе?

– Полицейская закваска. – Он подмигнул ей. В нем было шесть футов четыре дюйма росту и крепких, как камень, двести двадцать фунтов веса. У него была кожа цвета грецкого ореха и темные глаза, не упускающие ничего. Без униформы его внешность можно было назвать пугающей, в форме он был просто страшен.

Рине повезло, что в первый год службы ей достался напарник, сложенный, как мощный грузовик. К тому же, будучи уроженцем Балтимора, он знал город не хуже, если не лучше, ее самой.

Когда они повернули за угол, она увидела толпу на тротуаре. Это был район картинных галерей и старинных домов, уличная драка для здешних мест была явлением нетипичным, и тем не менее застали они здесь именно драку.

Зеваки окружили двух катающихся по асфальту мужчин.

Напарники вышли из машины и пробились сквозь толпу.

– Разойтись, разойтись, – прогремел голос Смитти.

Люди отступили, но дерущиеся продолжали с упоением мутузить друг друга. Не слишком искусно, отметила Рина. Туфли ручной работы были сильно поцарапаны, классные пиджаки можно было выбрасывать на помойку, но крови было немного.

Они приблизились к мужчинам.

– Полиция. Прекратите!

Рина ухватила того, что был помельче, и он откатился, когда она резко дернула его за руку. Он вскинул свободную руку со стиснутым кулаком. Рина вовремя заметила замах, мысленно чертыхнулась и блокировала удар предплечьем.

Используя инерцию, она перевернула мужчину лицом вниз и заломила ему руки за спину.

– Ты на кого руку поднимаешь? Ты, может, хочешь меня ударить? – Рина надела на него наручники, пока его тело вскидывалось и раскачивалось, как панцирь перевернутой черепахи. – Получишь за нападение на офицера полиции.

– Он первый начал.

– Тоже мне «первый начал»! А тебе, малыш, сколько лет, двенадцать?

Рина вздернула его на ноги.

Лицо у него было слегка поцарапанное, до ее прикидкам, парню было лет двадцать пять. Его противник – примерно в той же кондиции и примерно того же возраста – сидел на краю тротуара, куда его посадил Смитти.

– Ты замахнулся на мою напарницу? – спросил Смитти и ткнул пальцем в пленника Рины. – Стоять! – приказал он, подходя вплотную и возвышаясь над ним, как секвойя над саженцем. – Говори, тупая задница, ты замахнулся на мою напарницу?

– Я не знал, что она коп. Я не знал, что она – это она. И он первый начал. Спросите, кого хотите. Он первый начал драться.

– Я не слышу извинений. – Смитти постучал пальцем по своему уху. – Офицер Хейл, вы слышали извинения от этой тупой задницы?

– Нет, не слышала.

– Я извиняюсь. – Вид у парня был не виноватый, но явно пристыженный, казалось, он вот-вот заплачет. – Я не хотел вас ударить.

– Ты меня не ударил. Ты дерешься как девчонка. Всех прошу разойтись, – приказала она толпящимся вокруг людям. – Ну, теперь можешь изложить мне свою версию, пока он излагает моему напарнику свою. И хватит повторять, что он первый начал.

– Женщина, – вздохнул Смитти, пока они возвращались. – Вечно все драки начинаются из-за женщины.

– Только не надо возлагать на женский пол вину за глупости мужчин. Я могу обидеться.

Смитти повернул голову и удивленно округлил глаза.

– А ты женщина, Хейл?

– И почему мне всегда достаются остряки-самоучки?

– Ты хорошо справилась. Грамотно его скрутила. У тебя хорошие рефлексы, и ты не потеряла головы, когда он хотел тебе двинуть.

– Если бы контакт состоялся, была бы совсем другая история. – Довольная хорошо выполненной работой, Рина откинулась на спинку сиденья. – Пончики покупаешь ты.

В квартире было пусто, когда она вернулась домой после смены. На дверце холодильника перманентно красовался моментальный снимок Джининой необъятной тети Опал, призванный отбить у Джины желание хватать кусочки. Рядом с ним Рина нашла записку, написанную петлистым, с завитушками, почерком Джины:

«Ушла со Стивом. Мы в клубе «Дред». Если хочешь, вливайся. Хью тоже может заглянуть. Дж.».

Рина задумалась. Она стояла на кухне и перебирала в уме, что бы ей надеть. Потом она покачала головой. Шумный клуб? Она была не в настроении.

Ей хотелось вылезти из униформы, вытянуться на кровати и покопаться в бумагах. Джон передал ей копии старых дел, чтобы она попыталась самостоятельно определить, где несчастные случаи, а где поджоги. Что, как и почему.

Когда она перейдет работать в отдел поджогов, эти часы, проведенные за реконструкцией старых дел, сослужат ей полезную службу.

Войдя в спальню, Рина остановилась у зеркала и внимательно оглядела себя. Может, она и выглядела не слишком женственно в форме, но ей понравилось то, что она увидела в зеркале. Она излучала уверенность в себе, хотя и пережила момент легкого потрясения в этот день на улице. Нет, она не испугалась, просто вдруг осознала, как легко получить травму. Достаточно одного неверного движения, одного взмаха кулака, одного удара в лицо.

Но ведь она справилась! Сам Смитти так сказал, а это кое-что да значит.

Хотя она чувствовала себя более уверенно дома, изучая книги и файлы, на улице она тоже справлялась. Во всяком случае, училась справляться.

Рина сняла форменную фуражку, положила ее на комод. Отстегнула и убрала оружие. Расстегивая рубашку, она нахмурилась, задержав взгляд на белом хлопчатобумажном лифчике. Надо будет совершить еще один набег на магазины, тут же решила Рина, и накупить белья посимпатичнее. В уставе нет ни слова о нижнем белье женщин-офицеров. Приятно будет сознавать, что у нее под формой что-то красивое и женственное. Это поднимет ей настроение, укрепит моральный дух.

С этой мыслью она приготовила пенную ванну, зажгла свечи, налила бокал вина.

Об очередном пожаре она начала читать, принимая ванну.

Когда зазвонил телефон, она дала включиться автоответчику, рассеянно прослушала кокетливый голосок Джины, предлагающий назваться и оставить сообщение. И выпрямилась, расплескивая воду, когда раздался голос звонящего.

– Привет, сука. Совсем одна? Может, я к тебе загляну. Давно не виделись, ты небось скучала?

Когда Рина поднялась, вода залила и погасила свечи. Обнаженная, роняя капли, она бросилась к своему оружию, вытащила его из кобуры. Не выпуская из рук пистолет, она накинула халат и бросилась к двери, чтобы проверить замки.

– Может, хулиган? – сказала она вслух, стараясь успокоить себя. – Может, просто какой-то псих.

Но она проверила окна, осмотрела улицу внизу. Потом она дважды проиграла и прослушала сообщение. Голос был ей незнаком. И телефон больше не зазвонил.

Им так и не удалось сходить на матч или на пятничный сеанс в кино. Расписания не совпадали: то она была занята, то Хью. Но они встретились, чтобы съесть по гамбургеру в кафе быстрого обслуживания рядом с пожарной частью.

– Джина трижды упаковывала и опять распаковывала свои вещи, – сказала ему Рина. – Можно подумать, она отправляется на сафари, а не к морю на пару дней.

– Я еще не встречал женщины, которая не взяла бы вдвое больше вещей, чем нужно.

– Она перед тобой.

Хью улыбнулся и откусил кусок гамбургера.

– Ну, это мы еще поглядим, когда ты приедешь. Ты поняла, куда ехать? Я могу отложить отъезд до завтра, если боишься, что не найдешь дорогу.

– Я думаю, справлюсь. Извини, я не могу уехать раньше. Джина все равно освободится только завтра после обеда. Мы втроем будем завтра скорее всего ближе к ночи.

– Я оставлю свет на крыльце. Знаешь, даже лучше, что я приеду первым. У меня будет время проверить дом, им в этом сезоне еще не пользовались. Забью холодильник жратвой. Говорят, ты умеешь готовить.

– Я родилась со сковородкой в одной руке и головкой чеснока в другой. – Рина к готовке относилась как к искусству. – Попробуй раздобыть креветок, я их приготовлю в чесночном соусе.

– Грандиозно! Я думаю, дорога у вас много времени не займет. В середине недели, так поздно ночью… В Северной Каролине на дорогах пробок уж точно не будет. – Хью бросил взгляд на часы. – Я думаю добраться до Гаттераса к двум часам ночи, если ничто не помешает. – Он вытащил из заднего кармана бумажник и бросил на стол несколько ассигнаций. – В коттедже нет телефона, но ты можешь позвонить в супермаркет во Фриско, они мне передадут.

– Ты уже это объяснял, папочка. Не беспокойся о нас.

– Ладно. – Хью обогнул столик, наклонился и поцеловал ее. – Осторожней на дороге.

– Ты тоже. Увидимся завтра ночью.

Так просто. До смешного просто. Вокруг ни хрена.

Деревенская дорожка, отвези меня домой.

Классная ночь, куча звезд, но луны нет. Темно, пусто, то, что доктор прописал. Обогнал его пять миль назад, стало быть, он скоро будет. Выберем место, приготовимся.

Встанем на краю дороги, откроем капот. Можно было бы и аварийный сигнал выставить, но нет, не стоит. А то еще притормозит какой-нибудь другой болван.

Этой ночью время есть только на одного.

Только на одного.

А он обязательно остановится. Это уж как пить дать. Доброхоты всегда останавливаются. Добрые самаритяне. Это будет не первый, которого ты снял таким образом. И, бог даст, не последний.

Старый драндулет. Взял его у тупорылого мужлана. И что ему остается делать? Лить слезы в свое пиво. Так, фонарь на месте. Девятимиллиметровый на месте.

Прислонимся к капоту. Насвистываем. Можно и сигаретку выкурить, время провести. Он будет с минуты на минуту.

Вон они, фары. А ну-ка, примем несчастный вид. Выйдем на шаг вперед, поднимем руку. Если это не он, просто помашем им, пусть проезжают. Скажем: «Нет, спасибо, у меня все в порядке. Только что ее завел. Спасибо за внимание!»

Но это он, точно он! Большой человек в большом синем «Бронко». Предсказуем, как рассвет. Останавливается, хочет протянуть руку помощи несчастному.

Подходим прямо к дверце. Лучше не дать ему выйти.

– Привет! – Широкая улыбка, посветим ему в глаза фонарем. – Черт, до чего же я рад вас видеть!

Хью заслонил глаза от света фонаря.

– У вас проблемы?

– Уже нет.

Поднимаем пистолет. Дважды в голову.

Тело дергается, как кукла. Теперь родная мамаша не узнает его в лицо. Пора надевать перчатки. Надо отстегнуть урода, отодвинуть его от руля. Ну вот, теперь осталось только загнать этот шикарный полноприводный внедорожник в лес. Нет, не очень далеко. Мы же хотим, чтобы его нашли побыстрее.

Проколем одну шину. Пусть думают, что у него случилась неприятность на дороге, а потом кто-то подъехал и еще добавил.

Назад на своих двоих за канистрой бензина.

Так, теперь посмотрим, что нам нужно. Нам нужен бумажник, ну и, пожалуй, часы.

О нет! Беднягу ограбили и убили по дороге на пляж! Какая ужасная трагедия!

Смешно. Так, действуй грубо, плесни, еще плесни бензинчику, пропитай сиденья. Подними капот, включи мотор. Плесни как следует на шины. А теперь назад! Побереги себя.

Все, поджигай ублюдка!

Полюбуйся, как он горит. Нет, вы только посмотрите на него! Человек-костер, пылает, как последний сукин сын! Лучше всего самая первая минута. Рев, вспышка! Ну, все, только любители остаются глазеть на пожар. Запоминается только первая минута. Первая вспышка. Раз-два.

Так, уходим, уходим. Отведем драндулет обратно в Мэриленд. Можно позавтракать яичницей с ветчиной.

Новости Рине принес Стив. Он зашел в участок и остановился у стола, где она печатала отчет об очередном уличном происшествии. Его глаза ввалились и горели на побелевшем лице.

– Привет, как дела? – Она бросила печатать и подняла голову. – Эй, в чем дело? Только не говори, что у тебя вторая смена и тебя некому подменить. Я как раз кончаю смену и еду домой за вещами.

– Я… Мы можем поговорить? Наедине.

– Конечно. – Рина отодвинулась от стола и пристально взглянула на него. Она занервничала. – Что-то случилось? Джина…

– Нет-нет, это не Джина.

– Ну, тогда что? Хью? Он попал в аварию? Тяжелый случай?

– Нет, не в аварию. Дело плохо. Совсем плохо.

Теперь она схватила Стива за руку и вытащила в коридор.

– Что? Скажи сразу.

– О господи, он мертв, Рина. Он мертв. Мне только что звонила его мать.

– Его мать? Но…

– Он был убит. Застрелен.

– Застрелен? – Ее рука разжалась.

– Сначала она говорила совсем бессвязно. – Стив рассказывал, глядя поверх ее головы, его губы стали тонкими, как лезвия бритвы. – Но я вытащил из нее все, что мог. Кто-то застрелил его. Он ехал к морю, до острова ему оставалась пара часов. Кто-то, должно быть, заставил его остановить машину, или столкнул с дороги, или у него был прокол. Я точно не знаю. Она точно не знала. – Он судорожно втянул в себя воздух. – Но они застрелили его, Рина. Господи, они его застрелили, а потом подожгли его машину, чтобы это замаскировать. Забрали бумажник, часы. Не знаю, что еще.

Голова у Рины закружилась, в горле у нее поднималась тошнота.

– Его опознали? Точно опознали?

– У него были вещи в машине. Вещи, которые не сгорели. Это точно его вещи. Документы на машину в бардачке. Его родители позвонили мне оттуда. Это он, Рина. Хью мертв.

– Я попробую что-нибудь узнать. Позвоню в местную полицию, выясню все, что смогу.

– Ему стреляли в лицо. – Голос Стива пресекся. – Его мать мне сказала. Выстрелили ему прямо в лицо. Ради гребаных часов и того, что было в бумажнике.

– Сядь! – Она толкнула его на скамью, села рядом с ним, взяла его за руку.

Что бы она ни выяснила, – подумала Рина, человек – хороший человек, которого она поцеловала на прощанье всего сутки назад, – был мертв.

И опять в ее жизнь ворвался огонь.

ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

Цепная реакция – ряд событий, тесно связанных друг с другом так, что каждое из них инициирует следующее.

Может ли кто взять огонь за пазуху,

чтобы не прогорело платье?

Книга притчей Соломоновых (6:27)

10

Балтимор, 1999 г.

Огонь вырвался из незаселенного здания в Южном Балтиморе холодной январской ночью. Внутри пожарные работали в аду бушующего пламени и клубящегося дыма. Снаружи им приходилось преодолевать отрицательные температуры и ледяной ветер, который превращал воду в лед и жарко раздувал пламя.

В этот день Рина впервые вышла на работу как член городского отдела по расследованию поджогов.

Она знала, что получила это место под началом капитана Бранта не без поддержки Джона Мингера, который нажал на соответствующие кнопки. Но это была не вся правда. Она работала как каторжная, чтобы заслужить это место: училась, тренировалась, практиковалась, отрабатывала бесплатно бесконечные сверхурочные, ни на секунду не изменяя своей цели. Она честно заслужила свой блестящий новенький жетон.

Когда у нее хватало времени, она продолжала оказывать добровольную помощь местной пожарной команде. Она сполна проглотила свою порцию дыма.

Ее по-прежнему обуревала жажда постичь причины и следствия. Кто или что вызвало пожар? Кого пожар сделал несчастным, кто от него выгадал?

На рассвете, когда Рина со своим напарником прибыла на место, здание представляло собой почерневший кирпичный остов, причудливо украшенный водопадом, застывшим на морозе.

Теперь она работала в паре с Миком О'Доннеллом. Он был старше ее на пятнадцать лет. Рина знала, что он человек старой школы, но признавала, что у него, несомненно, есть чутье.

Он умел чуять поджоги.

Он был в теплой парке, в башмаках с подковами, в шлеме, надетом поверх вязаной шерстяной шапочки. Рина выбрала такой же костюм. Они прибыли на место происшествия на рассвете и остановились, каждый со своей стороны машины, пристально изучая здание.

– Жаль, что власти отдают такие дома на откуп бомжам. – О'Доннелл развернул две пластинки жевательной резинки и обе отправил в рот. – Яппи[26] не скоро украсят собой этот район Балтимора.

У него был сильный ирландский акцент.

– Здание примерно пятидесятого года. Асбест, штукатурная плита, потолочная дранка, фанерные перегородки. Добавь сюда мусор, накопленный бомжами и наркоманами, это целая гора топлива.

Рина вынула из багажника полевой набор. Рассовывая по карманам цифровую камеру, запасные перчатки и дополнительный фонарик, она заметила черно-белую полицейскую машину и фургон-труповозку.

– Похоже, тело еще не увезли. О'Доннелл продолжал задумчиво жевать.

– У тебя проблемы? Не выносишь вида прожаренных жмуриков?

– Нет. – Ей уже приходилось видеть их раньше. – Я, наоборот, надеялась, что его еще не увезли. Хочу сделать собственные снимки.

– Составляешь альбом, Хейл?

Рина лишь улыбнулась, пока они шли к зданию. Дежурные полицейские кивнули им, когда они нырнули под желтую ленту заграждения.

Пожар и действия пожарных превратили первый этаж в хаос обугленной и залитой водой древесины, покоробившейся и обвисшей дранки, покореженного металла и битого стекла. Рине было известно, что заброшенный дом стал убежищем для наркоманов. Она знала, что под верхним слоем они найдут иголки от шприцев, и натянула кожаные перчатки для защиты.

– Хочешь, я начну здесь разметку?

– Я сам. – О'Доннелл осмотрел помещение, вынул блокнот и начал делать наброски. – Ты помоложе меня, полезешь наверх.

Рина окинула взглядом стремянку, которой заменили обрушившуюся лестницу. Покрепче схватив полевой набор, она пересекла помещение и начала взбираться.

«Штукатурная плита», – вновь повторила она про себя, изучая следы прогара на стенах, то и дело щелкая камерой. Затем она сделала еще один снимок – общий вид сверху всего первого этажа – для отчета.

Рисунок следов подсказал ей, что огонь поднялся снизу вверх, как это обычно и бывает, и охватил потолок. «Да, тут полно пищи для огня, – подумала Рина, – и сколько угодно кислорода, чтобы дать ему разгореться».

Примерно половина второго этажа обрушилась и превратилась в тот самый «верхний слой», который О'Доннеллу предстояло разметить. Здесь, отметила Рина, огонь, добравшись до потолка, проел настил, дранку, штукатурную плиту, разгорелся и пожрал рухлядь, оставленную непрошеными жильцами.

Рина различила то, что осталось от большого кресла и металлического стола. Гладкая поверхность потолка позволила огню скользить, распространяя дым и газы равномерно по всем направлениям.

Огонь убил пока еще не установленного субъекта, чьи скрюченные останки сейчас лежали внутри того, что, видимо, было стенным шкафом. Над останками сидел на корточках какой-то человек. Даже в таком положении было видно, какой он высокий.

На нем были перчатки, уставные башмаки, шерстяная шапочка с клапанами и красный клетчатый шарф, многократно обмотанный вокруг шеи и подбородка.

– Хейл. Отдел поджогов. – Рина тоже присела на корточки на уцелевшем краю пола. Дыхание ледяным облаком вырывалось у нее изо рта.

– Петерсон, медэксперт.

– Что можете сказать мне о нем?

– Глубоко прожарен. – Петерсон мрачно улыбнулся одними глазами. По ее оценке, ему было чуть за сорок. Высокий, чернокожий, он казался худым и гибким, как змея, несмотря на несколько слоев теплой зимней одежды. – Похоже, этот идиот думал, что сможет спастись от огня, забравшись в шкаф. Скорее всего, его задушил дым, потом он поджарился. Скажу больше, когда проведу вскрытие.

Рина двинулась вперед, пробуя прочность пола на каждом шагу. Она знала, что вероятное удушение дымом можно было считать милосердным. Тело прогорело насквозь, стиснутые кулаки были подняты, как это обычно бывает у жертв огня. Жар сокращает мышцы, оставляет впечатление, будто жертва погибла, кулаками отбиваясь от пламени.

Она подняла камеру и сделала еще несколько снимков.

– Как это он оказался здесь один? – спросила она вслух. – Температура ночью была ниже нулевой. Бродяги используют такие дома как укрытие, а этот к тому же пользовался славой наркопритона. В предварительных отчетах сказано, что на третьем этаже были найдены одеяла, пара старых стульев, даже небольшая электроплитка.

Петерсон промолчал, когда Рина присела на корточки рядом с телом.

– Видимых травм нет?

– Насколько можно судить. Может, что-то всплывет при вскрытии. Думаете, кто-то устроил пожар, чтобы замаскировать убийство?

– Это было бы не в первый раз. Но сначала надо исключить несчастный случай. Почему он здесь один? – повторила Рина. – Когда вы его опознаете? Ну, хоть приблизительно?

– Может, удастся снять отпечатки. А может, опознаем по зубам. Несколько дней.

Как и О'Доннелл, Рина вынула блокнот и сделала несколько набросков в дополнение к фотографиям.

– Ваше мнение? Мужчина, примерный рост – пять футов десять, ну, может, одиннадцать дюймов. Никто пока не сумел связаться с владельцем здания. Разве это не любопытно?

Рина начала делать разметку, разбивать площадь на квадраты, как это делают археологи на раскопках. Ей предстояло снимать слои, просеивать, документировать и упаковывать. Прожженное пятно на дальней стене подсказывало ей, что там использовали катализатор. К тому же выводу пришел и дознаватель из пожарного департамента. Она взяла образцы, спрятала их в конверты, надписала.

Электрические лампочки у нее над головой частично оплавились. Рина сфотографировала потолок и пятно на стене. А потом она пошла по следу, с трудом продвигаясь в хлюпающих водой обломках. Четыре точки, решила она, стараясь представить себе, как здание выглядело до пожара. Необитаемое, полуразрушенное, предназначенное на снос.

Рина провела пальцами в перчатке по обугленной древесине, собрала еще несколько образцов. Потом она закрыла глаза и принюхалась.

– О'Доннелл! Я тут наверху нашла признаки множественных точек возгорания. Наличие катализатора. В полу много трещин и вмятин для скапливания.

Опустившись на корточки, она вытянула шею и осторожно заглянула в дыру, образованную рухнувшим вниз полом. О'Доннелл уже сделал разметку и начал разрабатывать сектора.

– Хочу еще раз проверить хозяина, разузнать об этом здании.

– Дело твое.

– Хочешь взглянуть на картину сверху?

– Тебе непременно нужно, чтоб я тащил свою старую задницу по этой лестнице? – проворчал О'Доннелл.

Рина улыбнулась, глядя на него сверху вниз.

– Хочешь услышать мою первоначальную рабочую версию?

– Улики, Хейл. Сперва улики, потом версии. – Он на секунду задумался. – Ну, ладно, валяй.

– Он поджег не с того конца. Надо было начать с дальней стороны, как можно дальше от лестницы, а потом двигаться к ступенькам: это путь отхода. Но он был глуп и начал зажигать у лестницы, пятясь к стене. Может, он был пьян или просто туп, но он сам себе отрезал путь к отступлению. В конце концов, спекся в шкафу.

– Ты контейнер нашла? В чем он держал горючее?

– Нет. Может, он зарыт под всеми этими слоями. А может, он там, внизу. – Рина указала пальцем. – Парень бросил его здесь, в панике, его преследует огонь. Огонь настигает контейнер с горючим. Взрыв. Вот отсюда и дырка в полу, и первый этаж загорается, а обломки отсюда рушатся вниз.

– Ну, раз ты такая умная, давай спускайся и помоги мне расчистить все эти завалы.

– Уже. – Но сначала Рина отодвинулась от дыры в полу и вынула свой сотовый телефон.

Это была скучная и грязная работа. Она эту работу обожала. Она знала, почему О'Доннелл дал ей раскрыть дело, и была ему благодарна. Он хотел проверить, выдержит ли она эту грязь и вонь, монотонность и физические нагрузки.

И он хотел увидеть, умеет ли она думать.

Найдя десятигаллоновую[27] канистру под горой мусора и пепла, Рина почувствовала, как все стало на свои места.

– О'Доннелл!

Он отвлекся от просеивания, поджал губы.

– Новичкам везет.

– В днище дырки проделаны. Он делал дорожки и зажигал, лил дальше и опять зажигал. Рисунок наверху указывает на запалы. Этот тип наверху не мог забрести туда случайно. И он не жертва. Само по себе так гореть не может. Тот, кто поджег, попал в ловушку. На окнах первого и второго этажа решетки, через окно не уйти. Держу пари, когда опознают тело, это будет владелец.

– А почему не пироман, не наркоман, не кто-нибудь, заимевший зуб на владельца?

– Пожарные, приехавшие на вызов, говорят, что все двери были заперты на засовы изнутри. Им пришлось взламывать двери. А решетки наверху? Кто ставит решетки на окна верхнего этажа? И они новые. Выглядят совсем как новые. Это работа хозяина. Хозяин запирает двери, чтобы не пускать внутрь всякий сброд. У хозяина ключи.

– Заканчивай, пиши отчет. Пожалуй, ты нам сгодишься, Хейл.

– О да, я вам сгожусь. Я с одиннадцати лет этого ждала.

Вечером того же дня Рина, все еще упоенная своим успехом, сидела в «Сирико» напротив Фрэн, уплетая «волосы ангела»[28] с дарами моря.

– И вот, представляешь, мы не можем обнаружить владельца здания, трижды заложенного и застрахованного. Поговорили с его знакомыми. Они в один голос утверждают: он жаловался, что бездомные и наркоманы обесценивают его собственность. Что он не может от нее избавиться. Думаю, медэксперт либо опознает нашего покойника как владельца, либо владелец в бегах после неудачного поджога. У меня еще полно работы на месте, но, в общем, все выстраивается. Элементарно, как в учебнике.

– Нет, ты только послушай себя! – засмеялась Фрэн. – Моя младшая сестренка – следователь! Не рассказывай все, пусть мама и папа услышат, как ты раскрыла свое первое дело, когда приедут.

– Закрыла. И это еще не окончательно. Надо еще кое-что проверить, проделать восстановительную работу, провести опросы. Но я надеялась, что они позвонят, пока я еще здесь.

– Рина, во Флоренции сейчас второй час ночи.

– Верно, – кивнула Рина, – верно.

– Они звонили сегодня после обеда. Они прекрасно проводят время. Папа уговорил маму взять напрокат мотоцикл. Ты можешь себе представить, как они разъезжают по Флоренции, словно пара подростков?

– Я могу. – Рина подняла свой бокал и выпила вина за здоровье родителей. – Они бы с места не стронулись, если бы не ты.

– Ничего подобного!

– Чистая правда. Ты продолжила дело. Ты взяла на себя всю ответственность, всю работу, чтобы они могли немного попутешествовать. Белла здесь почти не бывает, а когда бывает, пальцем о палец не ударит, разве что поест и попьет. И я ничем не лучше ее.

– Ты обслуживала столы в воскресенье, а во вторник проработала в кухне больше часа, и это после смены!

– Я живу наверху, подумаешь, большое дело! – Рина лукаво улыбнулась. – Я вижу, Беллу ты не защищаешь.

– Белла есть Белла, ее не переделаешь. И у нее все-таки трое детей.

– А также няня, экономка, садовник… ой, я забыла про сторожа! – Рина заметила, как нахмурилась сестра. – И нечего так смотреть! Ну, ладно, ладно, я от нее отстану. На самом деле я на нее вовсе не злюсь. Просто мне совестно, что все свалилось на тебя. И Сандер тебе помогает, хотя так занят в медицинской школе.

– Тебе нечего стыдиться. Каждый из нас делает то, что для него важнее всего. – Фрэн с улыбкой взглянула на мужчину, который подбрасывал тесто у рабочего прилавка.

У него были большие руки и грубоватое, но удивительно милое лицо. Ярко-рыжие волосы, падавшие ему на лоб, были похожи на маленькие язычки пламени. Он взглянул на свою жену, и его глаза загорелись радостью.

– Кто бы мог подумать, что ты влюбишься в ирландца, который любит итальянскую кухню?! – Рина сунула в рот новую порцию спагетти. – Знаешь, вы с Джеком выглядите такими счастливыми, хотя работаете здесь вместе уже три года.

– Два с половиной. Два было прошлой осенью. Но, знаешь, мы счастливы еще по одной причине. – Фрэн потянулась через стол и схватила Рину за обе руки. – Не могу больше ждать. Я хотела подождать, пока ты поешь, чтобы мы с Джеком могли сказать тебе вместе, но я больше не выдержу ни минуты.

– О, мой бог! Ты беременна?

– Четыре недели. – Щеки Фрэн заалели. – Срок небольшой, мне бы лучше молчать, держать это при себе. Но я не могу, и…

Она замолкла, потому что Рина уже вскочила со стула и бросилась ей на шею.

– Вот это да! Нет, погоди! – Рина бегом обогнула рабочую стойку и прыгнула на спину Джеку. – Папаша! – Его лицо стало огненно-красным, как и волосы. Она поцеловала его в щеку. – Шампанское для всех! За мой счет.

– Мы собирались пока держать это в семье. – Джек расплылся в глуповато-счастливой улыбке, когда она спрыгнула на пол.

Рина огляделась по сторонам. Люди аплодировали, многие бежали поздравить Фрэн.

– Поздно! Я принесу шампанское.

Новость Фрэн и первый успех на новой работе заставили Рину выпить чуть больше, чем следовало бы. Но она чувствовала себя превосходно, когда направилась к задним дверям «Сирико», чтобы пойти к себе.

Джина и Стив были женаты уже почти год и жили отдельно, поэтому для Рины не было смысла продолжать снимать квартиру с двумя спальнями.

Родители считали, что не надо ей жить в маленькой квартирке над пиццерией, что это глупо, когда ее собственная комната ждет ее дома. И уж конечно, они воспротивились, чуть не поссорившись с ней, когда она настояла, что будет платить арендную штату, но Рина напомнила им, что они сами воспитали ее такой – независимой и ответственной.

Квартиру она считала первым шагом. Когда-нибудь Рина хотела бы обзавестись собственным домом. Но это когда-нибудь. А пока ей очень нравилось жить над «лавочкой», это согревало ей душу. Совсем рядом с родителями. В одном квартале от Фрэн и Джека.

Обогнув дом, Рина увидела свет у себя в гостиной. Она машинально расстегнула куртку, чтобы легче было дотянуться до оружия. За все годы службы ей лишь дважды приходилось вынимать его по служебной надобности. Оно всегда казалось ей чужим, когда она держала его в руке.

Рина начала подниматься по ступенькам, мысленно вспоминая утро. Ушла она еще до восхода солнца, может быть, и забыла погасить свет. Но у нее это вошло в привычку, воспитанную с детства: мама строго наказывала за бесполезную трату электричества.

Положив ладонь на рукоятку пистолета, Рина другой рукой взялась за ручку двери, чтобы проверить замок. Дверь открылась, пистолет был уже наизготове. Потом она с досадливым вздохом задвинула его обратно в кобуру.

– Люк! Давно ты здесь?

– Пару часов. Я же тебе говорил, что могу заглянуть сегодня вечером.

«Да, верно», – подумала Рина, стараясь успокоить сердцебиение. У нее просто вылетело из головы. Радуясь ему, она шагнула с холода в теплую квартиру и протянула ему губы для поцелуя.

Поцелуй вышел кратким и формальным. Рина удивленно подняла брови. Обычно ему не терпелось до нее дорваться. Таковы же были и ее чувства к нему. Люк Чамберс был наделен утонченной, можно было даже сказать, элегантной, словно сделанной на заказ, сексуальностью, затронувшей какие-то струны в ее душе. Он преследовал ее с первой минуты знакомства, и это романтическое преследование тоже импонировало ей.

Ей нравилось, что он за ней ухаживает с цветами и телефонными звонками, романтическими ужинами и долгими прогулками по берегу. Ей очень нравилось, что он видит в ней хрупкую женщину. Приятно для разнообразия почувствовать себя женщиной, а не крутым и твердым, как скала, копом.

Возможно, именно поэтому ему не потребовалось много времени, чтобы уложить ее в постель. Но прошло три месяца, прежде чем она дала ему ключ от своей квартиры.

– Я задержалась внизу, поужинала, поговорила с Фрэн. – Рина размотала шарф, сняла шапочку и на радостях закружилась по комнате. – У меня сегодня был лучший день, Люк, и меня ждала самая прекрасная новость, когда я…

– Что ж, я рад, что хоть у кого-то был хороший день.

Он отошел от нее, выключил телевизор и картинно рухнул в кресло.

Ну, ладно, подумала Рина. Он, конечно, интересный и сексуальный, милый и романтичный, но у него было много работы. Он устал. Но, пребывая целыми днями в мире мужчин на равных, она с удовольствием принимала от Люка маленькие, льстящие ей, знаки внимания.

– Трудный выдался денек? – Рина стащила перчатки и куртку, убрала все в узкий стенной шкаф.

– Моя ассистентка подала заявление об уходе.

– Вот как? – Рина пригладила свои непокорные кудри, успев подумать о том, не пора ли ей сменить прическу. Потом она устыдила себя за то, что слушает Люка невнимательно. – А почему она уходит?

– Решила, что хочет вернуться к себе в Орегон. Ты представляешь? Вот просто так, ни с того ни с сего. Теперь я должен подыскивать новую, назначать встречи, отбирать из потенциальных кандидаток замену ей. Она уезжает через две недели, и за это время ей придется обучить свою преемницу всему, что она знает сама. Да плюс к тому у меня сегодня были три деловые встречи в городе. У меня голова раскалывается.

– Я принесу тебе аспирин.

Рина подошла, наклонилась и поцеловала его в макушку. У него были такие красивые шелковистые волосы, темно-каштановые и мягкие, как мех норки. И глаза в масть: темно-карие.

Когда она выпрямилась, он взял ее руку и устало улыбнулся.

– Спасибо. Последняя встреча затянулась, и мне просто захотелось тебя увидеть. Снять напряжение.

– Надо было заглянуть на первый этаж. Снятие напряжения – фирменное блюдо «Сирико».

– Как и шум. – Люк повысил голос, потому что она ушла в ванную. – Я рассчитывал на более тихий вечер.

– Ну, вот сейчас ты его получишь. – Рина нашла пузырек и вынесла его в кухню, где стояла газовая плита, надежная, как старая лошадь, а все рабочие поверхности были выкрашены в жизнерадостный желтый цвет. – Выпью-ка я с тобой аспиринчику на пару. Я там внизу переусердствовала с шампанским. Отмечали большое торжество.

– Да я уж вижу, ты здорово повеселилась. Я заглянул в окно, когда шел сюда.

– Ну, и что же ты? Надо было зайти. – Рина протянула ему аспирин и воду.

– У меня голова болела, Кэт. И мне не хотелось сидеть в шумном ресторане и ждать, пока ты нагуляешься на своей вечеринке.

«А если у тебя болела голова, какого черта ты раньше не раздобыл себе аспирина? – подумала она. – Мужчины, в сущности, такие дети».

– Я могла бы уйти с вечеринки раньше, если бы знала, что ты здесь. Фрэн беременна.

– А? – рассеянно спросил Люк.

– Моя сестра Франческа. У них с Джеком будет ребенок. Она смогла бы в одиночку освещать весь Балтимор своим лицом, когда сказала мне об этом.

– Но ведь они, по-моему, только недавно поженились?

– Уже пару лет назад, и они пытались с самого старта. В моей семье все любят начинать пораньше. Из-под венца и прямо в роддом. У Беллы уже трое, а она хочет еще одного.

– Четверо детей в наше-то время! Это безответственно.

Рина опустилась на подлокотник его кресла и начала разминать ему плечи.

– Вот что получается, когда у тебя большая итальянская семья. К тому же они с Винсом могут себе это позволить.

– Ты же не собираешься рожать по ребенку в год?

– Я? – Рина засмеялась и глотнула воды. – Нет, дети у меня на десятом месте. Я только-только начала по-настоящему работать. Кстати, об этом, сегодня у меня было первое крупное дело. Слыхал про пожар? Пустующее здание, одна жертва?

– У меня сегодня не было времени на новости. Двенадцать часов проработал, как вол. И все это время плясал чечетку вокруг потенциального клиента. Это был очень важный клиент.

– Отлично. Клиент с большим счетом?

– Он еще не мой, но я над этим работаю. – Люк ласково провел рукой по ее ноге. – Я пригласил его на ужин вместе с женой. В четверг вечером. Надень что-нибудь особенное, будь добра.

– В четверг? Люк, в четверг возвращаются из Италии мои родители. У нас в доме будет праздничный ужин. Я же тебе говорила.

– Ну, подумаешь, увидишь их в пятницу или в выходные. Ради всего святого, ты живешь в двух шагах от них! Это действительно крупный счет, Кэт.

– Я понимаю. Жаль, что ты не успеешь к нам на ужин.

– Ты что, меня не слышишь? – Его рука стиснулась в кулак у нее на ноге. – Ты должна быть со мной. Именно такое светское мероприятие мне необходимо, чтобы заполучить его счет. От меня этого ждут. Все уже договорено.

– Извини, у меня тоже все уже договорено. И это было известно гораздо раньше, чем ты договорился на четверг. Если хочешь перенести свой ужин, я…

– С какой это стати я должен переносить ужин? – Люк рывком поднялся с кресла. – Это же бизнес! – воскликнул он, раздраженно взмахивая руками. – Для меня это важнейший шанс. Это возможность продвижения, которой я так ждал. Ты все равно практически живешь в семье. Какая разница – когда съесть еще одну долбаную порцию спагетти? Подумаешь, большое дело! Это можно сделать в любой день!

– Вообще-то мы собирались приготовить каннеллони.[29] – Рина тоже встала, стараясь подавить огорчение. – Моих родителей не было целых три недели. Я обещала, что встречу их, если только меня не вызовут на работу. Они приедут домой, и у нас для них есть грандиозная новость: их старшая дочь ждет своего первого ребенка. В моем мире это важнейшее событие, Люк.

– А то, что нужно мне, вообще значения не имеет?

– Конечно, имеет. И если бы ты спросил меня раньше, чем строить эти планы, я бы тебе напомнила, что я уже занята, и ты мог бы назначить другой день.

– Клиент хочет четверг, клиент получит четверг, – отрезал Люк. Щеки у него вспыхнули от гнева. – Так положено в моем мире. Ты себе представляешь хоть в малейшей, хоть в самой отдаленной степени, какая конкуренция царит на рынке управления финансами? Сколько требуется времени и усилий, чтобы добиться распоряжения многомиллионным счетом?

– Честно говоря, не представляю. – Про себя Рина решила, что с этим недостатком она вполне может прожить. – Но я знаю, что ты много работаешь и что для тебя это важно.

– Да, это заметно.

Когда он отвернулся, Рина закатила глаза к потолку. Но ей хотелось помириться, и она подошла к нему.

– Слушай, мне действительно жаль. Если есть способ перенести встречу на другой день, я…

– Я же тебе только что все объяснил!

Люк снова всплеснул руками. При этом он резко повернулся и больно задел ее по лицу рукой.

Рина отшатнулась, глаза у нее округлились, она закрыла лицо рукой.

– О боже, Кэт! Прости, я не нарочно… Я сделал тебе больно? О господи. – Он взял ее за руки. На его лице отражалось то же изумление, какое, она полагала, было написано на ее собственном. – Это вышло случайно, клянусь тебе.

– Ладно, все нормально.

– Ты попала мне под руку. Я не ожидал… Я такой неуклюжий болван, черт меня дери. Господи, дай же мне взглянуть. Там синяк?

– Да ты меня едва задел.

В общем-то, подумала Рина, это было правдой. Она скорее была потрясена самим фактом, пусть это и вышло случайно, чем испытывала боль.

– Щека покраснела, – прошептал Люк, осторожно касаясь пальцами ее лица. – Я чувствую себя просто ужасно. Я чувствую себя чудовищем. Твое прекрасное лицо!

– Ерунда. – Ей все-таки пришлось его утешать. – Ты же не нарочно, а я не хрустальная.

– Для меня – хрустальная. – Люк притянул ее к себе. – Мне так жаль! Мне вообще не следовало приходить в таком паршивом настроении. Мне просто хотелось тебя увидеть. А у тебя была вечеринка, там, внизу. Мне хотелось просто побыть с тобой.

– Ну, вот я здесь. – Рина погладила его по волосам. – И мне очень жаль, что я не могу помочь тебе в четверг. Честное слово.

Он отстранился от нее и улыбнулся.

– Может, ты сможешь мне это возместить?

Секс был хорош. С Люком ей всегда было хорошо. А в этот раз, после размолвки, он был особенно нежен. Ее тело согрелось рядом с ним, согрелось изнутри, мышцы, усталые и напряженные после тяжелого и долгого дня, расслабились. И пока ее тело достигало пика наслаждения, голова освободилась от всех мыслей.

Довольная и полусонная, Рина свернулась клубочком, прижавшись к нему.

– Ты когда-нибудь обзаведешься кроватью пошире? – спросил Люк.

Рина улыбнулась в темноте.

– Как-нибудь на днях.

– Почему бы нам не провести выходные у меня? Заглянем в пару клубов в субботу вечером, а в воскресенье устроим поздний завтрак.

– М-м-м… Посмотрим. Мне, наверно, придется поработать обеденную смену внизу в воскресенье, но, может, после. Может, после.

Люк замолчал, и ей даже показалось, что он заснул.

– Может, пообщаешься с родителями в четверг пораньше, пропустишь ужин и присоединишься к нам в семь прямо в ресторане?

– Люк, для меня это просто невозможно.

– Прекрасно! – В его голосе послышалась обида. Он перевернулся и встал с постели. – Как всегда, все будет по-твоему.

– Это несправедливо, сам знаешь.

– Я тебе скажу, что несправедливо, – огрызнулся Люк, натягивая одежду. – Несправедливо, что ты никогда и ни в чем не желаешь идти мне навстречу. Для тебя все, что угодно, важнее меня.

Блаженное состояние после секса испарилось без следа.

– Если ты и впрямь так считаешь, тогда я не понимаю, зачем ты теряешь со мной время.

– Вот и я себя об этом спрашиваю. Ты берешь больше, чем даешь, Кэт. – Он нервными, резкими движениями застегивал рубашку. – В скором времени ты выдоишь меня досуха.

– Я даю тебе все, что могу.

Люк сунул ноги в туфли.

– Печально, если это все, что у тебя есть.

Когда он ушел, демонстративно хлопнув дверью, Рина осталась лежать в постели. Неужели она и вправду столь эгоистична? Столь скупа эмоционально? Ей нравился Люк, но, может быть, она действительно проявляет слишком мало интереса к его работе? Да, это так, вынуждена была признать Рина. Его работа мало ее волновала, она была слишком поглощена своей собственной.

Может, она действительно дает ему слишком мало. Печально, если это все, что у нее есть.

Рина повернулась на другой бок в темноте. Ей долго не удавалось заснуть.

Когда Рина вместе с О'Доннеллом вернулась в полицейский участок после смены, проведенной в опросах свидетелей и записи показаний бывшей жены владельца здания, его бывшего делового партнера и его нынешней подружки, ее стол был засыпан тремя дюжинами белых роз на длинных стеблях.

Цветы вызвали целую бурю комментариев со стороны сослуживцев, но приложенная карточка заставила Рину улыбнуться.

«Кэт, прости. Идиот».

И все-таки она позволила себе насладиться ароматом цветов, только когда вынесла их в комнату отдыха, чтобы расчистить на столе место для работы.

Ей надо было писать отчеты. Хотя опознание тела еще ожидало своего подтверждения, владелец дома так и не был найден.

Вместе с О'Доннеллом она прошла в кабинет начальника участка, чтобы сообщить ему последние новости по делу.

– Ждем отчетов из лаборатории, – начал О'Доннелл. – Владельца – это Джеймс Р. Гаррисон – в последний раз видели выпивающим в «Танце с веером», это кабаре с раздеванием в нескольких кварталах от сгоревшего дома. У нас есть чек оплаты кредитной карточкой с указанием даты и времени. Он расплатился без двадцати час ночи. «Форд», зарегистрированный на его имя, запаркован позади здания.

О'Доннелл перевел взгляд на Рину, сделал ей знак продолжать.

– Мы нашли ящик с инструментами под обломками на первом этаже. Среди них была отвертка с наконечником, соответствующим отверстиям в днище канистры, обнаруженной там же, на месте. Гаррисон отсидел срок за мошенничество пять лет назад, поэтому его отпечатки в архиве имеются. Они соответствуют тем, что мы сняли с ящика для инструментов, с отвертки и с канистры бензина. Медэксперт не смог взять отпечатки с тела, поэтому они сейчас работают над зубами.

– Результат нам обещали завтра, – добавил О'Доннелл. – Я поговорил кое с кем из его деловых партнеров, У него были серьезные денежные проблемы. Любил лошадей, а они его не любили.

Капитан Брант кивнул и откинулся на спинку кресла. Волосы у него были белоснежные, глаза голубые и холодные, как лед. На письменном столе, аккуратном, как гостиная ее тети Кармелы, стояли фотографии его внуков.

– Итак, похоже, он поджег дом, чтобы взять страховку, и застрял внутри.

– Похоже на то, капитан. Медэксперт не обнаружил никаких следов насилия: никаких ранений или повреждений. Мы все еще ждем токсикологию, – вставила Рина, – но нет никаких доказательств в пользу того, что кто-то хотел его смерти. Его жизнь застрахована на небольшую сумму. Всего пять тысяч, и получит их бывшая жена. Он так и не удосужился переписать завещание. Она снова вышла замуж, работает полный день, как и ее муж. Она не кандидат в подозреваемые.

– Заканчивайте с этим. Быстрая работа, – похвалил капитан.

– Я напишу отчет, – предложила Рина, когда они с О'Доннеллом вернулись в общую комнату.

– Валяй. У меня своей бумажной работы полно. – Он сел. Их столы стояли лицом друг к другу. – У тебя день рождения или что?

– Нет. А что? Ах да, цветы. – Рина разложила на столе свои записи и устроилась за клавиатурой компьютера. – Я встречаюсь с парнем, и вчера он повел себя как ублюдок. А это компенсация.

– Шикарно.

– Да, это одно из его преимуществ.

– У вас серьезно?

– Еще не решила. А что? Ты решил за мной приударить?

Он усмехнулся, и у него покраснели кончики ушей.

– Моя сестра знает одного парня, он для нее делал кое-какую работу. Столяр. Отлично работает. Она говорит, славный малый. Хочет его пристроить.

– И ты думаешь, я пойду на свидание вслепую со столяром твоей сестры?

– Я обещал спросить. – О'Доннелл развел руками. – Она говорит, он симпатичный.

– Вот пусть сам и ищет себе девушку, – отрезала Рина и начала печатать отчет.

11

Бо сунул в рот последнее печенье с арахисовым маслом и запил его холодным молоком. Затем, сидя за стойкой для завтрака, сделанной его собственными руками, он испустил преувеличенно тяжелый вздох.

– Вот если бы вы избавились от своего мужа, миссис Мэллори, я построил бы вам дом вашей мечты. А взамен попросил бы только ваше печенье с арахисовым маслом.

Женщина довольно улыбнулась и махнула на него кухонным полотенцем.

– В прошлый раз это был мой яблочный пирог. Что тебе и впрямь нужно, так это милая симпатичная девушка, которая заботилась бы о тебе.

– Она у меня уже есть. У меня есть вы.

Она засмеялась. Ему очень нравилось, как она смеется. Она запрокидывала голову и хохотала так, что ее смех эхом отдавался под потолком. Она была полненькая, кругленькая, уютная, и Бо мог бы стать таким же, если бы она продолжала кормить его своим печеньем с арахисовым маслом. Волосы у нее были рыжие, яркие, как красный сигнал светофора, все в мелких кудряшках.

Она годилась ему в матери, и с ней было куда веселее, чем с той матерью, что досталась ему от природы.

– Тебе нужна ровесница. – Она лукаво погрозила ему пальцем. – Такому красавчику, как ты.

– Дело в том, что их так много! Не знаю, какую выбрать. И ни одна из них не завладела моим сердцем так, как вы, миссис Мэллори.

– Продолжай. Подольститься ты умеешь, как даже мой покойный дедуля не умел. А уж он был настоящий ирландец, упокой господь его душу.

– Была одна девушка когда-то, но я ее потерял. Дважды.

– Как?

– Возникла, как видение, на другом конце переполненной комнаты. – Бо щелкнул пальцами. – Испарилась. Вы верите в любовь с первого взгляда?

– Конечно.

– Может, это была она, и теперь я брожу, неприкаянный, все надеюсь ее найти. Однажды мне показалось, что я нашел ее, но и во второй раз она успела испариться. Ну а теперь мне пора.

Он разогнулся и поднял с табурета свое длинное мускулистое тело – шесть футов два дюйма.

Может, Бриджет Мэллори и годилась ему в матери, но она все-таки была женщиной. Она залюбовалась им.

Она питала слабость к этому красивому молодому человеку, что правда, то правда. Но она не стала бы то и дело предлагать ему работу на протяжении последних шести месяцев, если бы все сводилось только к этому. Бо был не только красив. Он был честен и отлично делал свое дело.

– Я еще найду тебе девушку, попомни мои слова.

– Вы мне, главное, такую, чтобы пекла вкусные пироги. – Бо нагнулся и поцеловал женщину в щеку. – Передайте от меня привет вашему мужу, – добавил он, натягивая куртку. – А если что еще понадобится – звоните.

Она протянула ему пакет с печеньем.

– Твой номер у меня есть, Боуэн. Если что – я до тебя доберусь. И не только по телефону.

Бо вышел к своему грузовику. Неужели еще больше похолодало? Он старался держаться дорожки, которую сам и расчистил от крыльца до подъездной аллеи. Земля была бела от снега, который подтаял, а потом замерз и превратился в лед. А тяжелое свинцовое небо над головой обещало новый снегопад.

Бо решил заехать в супермаркет по дороге домой. Все-таки мужчина не может питаться одним печеньем с арахисовым маслом. Да, он, пожалуй, был бы не прочь найти женщину, знающую, как хозяйничать в кухне, но, за неимением таковой, мог и сам справиться.

Теперь у него был свой собственный бизнес. Бо влез в грузовик и любовно погладил рулевое колесо. «Гуднайт. Столярные работы на заказ». А вместе с Брэдом ему уже удалось купить, отремонтировать и выгодно продать пару коттеджей.

Бо хорошо помнил, как ему пришлось уговаривать Брэда в первый раз вложиться в дело. Как он убеждал друга, что покосившаяся развалюха – это необработанный бриллиант. Надо было признать, у Брэда было чутье. А может, слепая вера.

И бабушке надо было поклониться до земли: она тоже ему поверила и ссудила деньгами. Вспомнив об этом, Бо решил позвонить ей, как только доберется до дому, и спросить, не надо ли ей чего подремонтировать.

Они с Брэдом работали как проклятые, ремонтируя тот первый дом, но зато потом продали его с хорошей прибылью и вернули бабушке ссуду с процентами. А остальное вложили в следующий дом.

Если хорошенько подумать и все по порядку вспомнить, придется признать, что за то, кем он стал сегодня, ему надо было благодарить того погибшего парня. Бо и сам не знал, почему именно это событие – смерть практически незнакомого человека – изменило его жизнь. Но эта страшная смерть подтолкнула его к тому, чтобы перестать дрейфовать и начать активно двигаться к цели.

Джош, вспомнил он теперь, ведя машину от дома Мэллори в Оуэнз-Милл. Мэнди тогда была буквально убита горем. И, как ни странно, пожар и смерть этого юноши еще больше скрепили их дружбу.

Брэд и эта… как ее? Черт, как же ее звали? Маленькую блондиночку, тогдашний предмет его страсти? Кэрри? Конни? Черт, какая теперь разница? Это ничем не кончилось.

В настоящий момент предметом страсти Брэда была жгучая брюнетка, обожавшая танцевать под сальсу. А вот Девушка Его Мечты, та, которую он мельком видел на вечеринке целую жизнь тому назад, время от времени все еще всплывала у него в памяти. Он все еще видел ее лицо, копну золотистых волос, маленькую родинку в уголке рта.

«Все это было давно», – напомнил себе Бо. Он так и не узнал, как ее зовут, как звучит ее голос, какие духи она любит. Может быть, именно поэтому воспоминание о ней и связанные с ним чувства казались такими сладкими. В его воображении она становилась именно такой, какой он хотел ее видеть.

Бо влился в густой поток движения. Похоже, все жители Балтимора в полном составе решили в этот вечер отправиться за покупками после работы. Малейший намек на снегопад, и все бросаются делать запасы. Может, ему плюнуть на это дело и обойтись тем, что есть? Или просто заказать пиццу.

Ему надо было просмотреть чертежи следующего заказа и уточнить список необходимых материалов для нового дома, который они с Брэдом взялись ремонтировать.

Чем тратить время без толку, уж лучше бы…

Бо бросил беглый взгляд налево, так как на его полосе движение застопорилось.

Сначала он просто увидел женщину, очень красивую женщину за рулем темно-синего «Шеви-Блейзера». Пышные волосы, кудри цвета светлой карамели, выбивались из-под черной вязаной шапочки. Она барабанила пальцами по рулю, и он понял, что это ритм музыки, которую она слушала по радио. Сам он раскачивался в такт песне Брюса Спрингстина[30] «Я расту», и, судя по ритму ее пальцев, она была настроена на ту же волну.

Забавно!

Заинтересовавшись, Бо подался вперед, чтобы получше разглядеть ее лицо.

Это была она! Девушка Его Мечты. Ее скулы, изгиб губ, родинка.

У него рот открылся сам собой, он дернулся от неожиданности и заглушил мотор. Она бросила взгляд в его сторону, и на одно захватывающее дух мгновение ее удлиненные золотисто-карие глаза встретились с его глазами.

Музыка смолкла.

– О черт! – воскликнул Бо.

Она нахмурилась, отвернулась и уехала.

Ругая себя по-черному, Бо торопливо включил двигатель, но все было бесполезно: его полоса безнадежно стояла, а ее полоса двигалась. Клаксоны взвыли, когда он отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу.

Им овладела безумная идея бегом догнать ее машину. Просто бежать и бежать по улице, как псих, вырвавшийся из сумасшедшего дома. Но она была уже слишком далеко впереди. Так далеко, что он, проклиная себя, даже не смог разглядеть номера ее машины.

– Который раз на том же самом месте, – пробормотал про себя Бо, стоя на мостовой и не обращая внимания ни на рев автомобильных гудков, ни на первые, падающие ему на голову снежинки.

– В общем, это было странно. – Рина оперлась на прилавок в кухне «Сирико», где ее мать вновь хозяйничала у плиты. – Вообще-то он мне показался настоящим красавцем, хотя рот у него был раскрыт так широко, что туда могла влететь целая туча мух, а глаза выпучены, как у жабы. Понимаешь, я чувствовала, как он на меня смотрит. А когда я оглянулась, вид у него был вот такой.

Рина мимикой изобразила, какой у него был вид.

– Может, у него был сердечный приступ.

– Мама! – Рина со смехом наклонилась и поцеловала мать в щеку. – Это был просто какой-то сумасшедший.

– Ты не забываешь запирать двери?

– Мама, я же коп. Кстати об этом, мне сегодня досталось еще одно дело. Пара ребятишек вломились в свою школу, подожгли несколько классов. Поработали добросовестно, надо отдать им должное.

– Где их родители?

– Не все родители такие, как ты. Такого рода поджоги – распространенное явление среди детей. Никто не пострадал, за что можно только бога благодарить, ущерб собственности нанесен минимальный. Мы с О'Доннеллом их задержали, но один из них вызывает у меня скверные предчувствия, и, я думаю, школьный психолог меня поддержит. Десять лет, а в глазах уже горит этот скверный огонечек. Помнишь Джоуи Пасторелли? Вот у него было то же самое.

– Ну, так хорошо, что его поймали.

– На этот раз. Ладно, я пошла наводить марафет. У меня свидание.

– Куда ты сегодня идешь?

– Понятия не имею. Люк напустил таинственности и предпочитает держать меня в неведении. Мне велено надеть нечто сногсшибательное, вот почему я сделала налет на торговый центр, чтобы купить новое платье, и столкнулась с этим психом.

– Давай о Люке. Он – тот самый?

– На данный момент да. – Рина ласково погладила мать по голове. Она уже знала, что с Люком у нее не навсегда. – Чем ты недовольна? Белла и Фрэн у тебя пристроены, рожают тебе внуков.

– Я не говорю, что ты обязана выйти замуж и рожать детей. Просто я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Да все нормально, мам. Я счастлива.

Он выбрал дорогой французский ресторан, и Рина порадовалась, что не пожалела денег на синее бархатное платье. Его глаза потеплели, когда он ее увидел, и ярлык с ценой, крепко впечатавшийся в ее память, окончательно перестал ее тревожить.

Но когда Люк заказал бутылку шампанского «Дом Периньон» и икру, Рина уставилась на него в изумлении.

– Что происходит? По какому случаю?

– Я ужинаю с красивой женщиной. С моей красивой женщиной, – добавил он, взяв ее за руку, и так нежно поцеловал ее пальцы, что Рина растаяла от удовольствия. – Ты сегодня выглядишь потрясающе, Кэт.

– Спасибо. – Она, безусловно, приложила к этому немало стараний. – Но я же вижу, что-то происходит.

– Ты меня слишком хорошо знаешь. Давай подождем шампанского. Когда же его, наконец, принесут?

– Никакой спешки нет. Можешь скоротать время, рассказывая мне, как прекрасно я выгляжу.

– С головы до ног. Мне нравится, когда ты так причесываешься. Тебе идут гладкие, зачесанные назад волосы.

Ей пришлось возиться с ними бесконечно долго, у нее даже руки заболели, пока она распрямляла свои непокорные кудри при помощи круглой щетки и фена. Но, раз уж ему это нравилось, она была готова помучиться, лишь бы время от времени доставить ему такое удовольствие. Люк кивнул официанту, и тот поднес бутылку к столу. Люк посмотрел на ярлык и постучал по своему бокалу, давая понять, что он сам намерен дегустировать.

Когда напиток был одобрен и разлит, Люк поднял свой бокал.

– За мою восхитительную, мою сладкую Кэт.

– Ты решил включить меня в меню? Я не против, если меня будут подавать под этим гарниром. – Рина чокнулась с ним и выпила. – М-м-м… Даст сто очков вперед шипучке, которую подают в «Сирико».

– Тамошний винный погреб не слишком глубок. А вот здешний просто из ряда вон. Как бы то ни было, таким изысканным шампанским не запивают пиццу со стручковым перцем.

– Ну, я не знаю. – Рина решила воспринять его замечание как шутку. – По-моему, одно неплохо сочеталось бы с другим. Ну, все, нам принесли шампанское, мы выпили, даже сказали тост. Теперь говори, что происходит?

– Любопытная, да? – Люк шутливо щелкнул ее пальцем по носу. – Я получил повышение. Грандиозное.

– Люк! Это же замечательно, это великолепно! Поздравляю! Значит, теперь пьем за тебя.

Рина снова подняла свой бокал и выпила.

– Спасибо. – Он широко улыбнулся ей. – Не стану скромничать, я приложил немало стараний. Счет Лордера стал последним козырем. Я получил его, и все было решено. Конечно, все прошло бы еще успешнее, если бы ты помогла мне их очаровать, но…

– Ты сам справился. – Рина накрыла ладонью его руку. – Итак, у тебя новая должность, новый кабинет? Давай, рассказывай.

– Мощная прибавка к зарплате.

– Это само собой. – Рина поставила бокал, и официант материализовался, как из-под земли, чтобы вновь его наполнить.

Его рука напряглась под ее ладонью.

– Если ты готова сделать заказ…

– Почему бы и нет? Я проголодалась, а ты расскажешь мне все в деталях, пока мы едим.

– Ну, если ты так хочешь.

Рина выждала, пока они не сделали заказ. Люк сделал свой заказ по-французски, и она решила, что это, пожалуй, несколько претенциозно. Но он был так мил, и потом, подумала она, сегодня он имеет право пофорсить.

– Когда же это случилось? – спросила Рина.

– Позавчера. Мне удалось зарезервировать стол только на сегодня, но я хотел сказать тебе свою новость в торжественной обстановке. Здесь не так-то просто заказать стол.

– И как же нам теперь тебя величать? Король финансового планирования?

Довольная улыбка расплылась по его лицу.

– Это будет следующим номером. А пока я довольствуюсь скромной должностью Ви-Пи.

– Вице-президент? Вот это да! Мы должны устроить вечеринку.

– О, у меня есть кое-какие планы. Знаешь, Кэт, ты могла бы замолвить словечко своей сестре. Теперь, когда я занял этот пост, она может убедить своего мужа передать мне ведение своих счетов.

– По-моему, Винс вполне доволен своим нынешним положением, – начала Рина, но тут же заметила, как потемнел его взгляд. – Хорошо, я об этом упомяну. Я увижу ее в воскресенье на дне рождения Софии. Ты, конечно, прийти не сможешь.

– Кэт, ты же знаешь, как я отношусь к этим большим семейным сборищам, тем более к детским дням рождения. – Люк возвел глаза к потолку. – Избавь меня.

– Я понимаю, это бывает утомительно. Все нормально. Я просто хотела сказать, что мы были бы тебе рады. Ты всегда желанный гость.

– Если ты думаешь, что это поможет убедить твоего зятя…

На этот раз Рина напряглась и усилием воли заставила себя расслабиться.

– Давай не смешивать семью и бизнес, хорошо? Я попробую уговорить Винса встретиться с тобой, но, ты меня извини, мне кажется, это неприлично – пытаться заполучить его счет на дне рождения его дочери.

– Неприлично? Ты считаешь, я веду себя неприлично, когда делаю свою работу и даю твоему зятю разумные финансовые советы?

Рина дала ему повариться в собственном соку, пока им подавали первое блюдо.

– Нет. Но, я тебя уверяю, Винс удивится, если ты заговоришь с ним о бизнесе на семейном празднике.

– Мне приходилось бывать на ваших семейных празднествах, – напомнил ей Люк. – Члены твоей семьи часто обсуждают бизнес. Пиццу как бизнес.

– «Сирико» – это семейное дело. Я сделаю, что смогу.

– Извини. – Люк похлопал ее по руке. – Ты же знаешь, как я завожусь, когда речь заходит о моей работе. Мы же пришли сюда праздновать, а не спорить. Я знаю, ты сумеешь заарканить своего зятя.

«Разве я ему это обещала?» – удивилась Рина. Ей казалось, что нет, но она решила не спорить. Это было умнее. Иначе спор затянулся бы до бесконечности, и она потеряла бы аппетит.

– Попрошу вас поподробнее, господин вице-президент. Ты возглавишь какой-нибудь отдел?

Люк стал рассказывать, а Рина с удовольствием следила за оживлением на его лице. Она знала, что это значит: добиваться цели, трудиться ради этого, вкладывать душу и, наконец, получить свое. Это было бесподобно. Напряжение улеглось, пока они ели.

– Рыба замечательная. Хочешь кусочек? – Стоило ей это сказать и увидеть выражение его лица, как она рассмеялась. – Извини, я все время забываю, что ты не любишь пробовать с чужой тарелки. Но, я тебя уверяю, ты многое теряешь. Ой, я тебе не говорила, что мне сегодня досталось новое дело? Так получилось…

– Я еще не закончил. Я даже не добрался до самого важного.

– О, извини. Значит, еще что-то есть?

– Главная новость. Ты спрашивала, будет ли у меня новый кабинет. Будет.

– Большой и роскошный? – спросила Рина, подыгрывая ему.

– Совершенно верно. Большой и роскошный. И он будет находиться на Уолл-стрит.

– Уолл-стрит? – Ошеломленная Рина положила вилку. – В Нью-Йорке? Тебя переводят в Нью-Йорк?

– Я ради этого жилы рвал, и я это получил. Отделение в Балтиморе – это берлога по сравнению с тем, что я буду иметь в Нью-Йорке. – Лицо Люка стало торжественным и мрачным. Он залпом выпил шампанское. – Я это заслужил.

– Безусловно. Я просто не ожидала. Я не знала, что ты хочешь переехать.

– Нет смысла об этом говорить, пока переезд не состоялся. Но дело не только в переезде, Кэт. Для меня это большой скачок.

– Еще раз поздравляю. – Рина улыбнулась и снова чокнулась с ним. – Мне будет тебя недоставать. Когда ты уезжаешь?

– Через две недели. – Его глаза потеплели, губы изогнулись в той самой улыбке, которая пленила ее несколько месяцев назад. – Завтра же поеду туда утренним поездом, хочу присмотреть квартиру.

– Ты даром времени не теряешь.

– А зачем его терять? Кстати, это еще не все. Переходим ко второй части. Кэт, я хочу, чтобы ты поехала со мной.

– О, Люк, это было бы чудесно. Я бы с удовольствием съездила в Нью-Йорк, но завтра я не могу. Если бы ты предупредил меня заранее, я могла бы…

– Я имею в виду не завтрашний день. У меня в Нью-Йорке есть агент по недвижимости, и я точно знаю, какая квартира мне нужна. Я хочу, чтобы ты была со мной в Нью-Йорке, Кэт. – Не успела Рина открыть рот, чтобы возразить, как Люк взял ее за руку. – Ты – именно то, что мне нужно. Вишенка на торте. Едем со мной в Нью-Йорк. – Ее сердце подпрыгнуло, когда он вынул из кармана маленькую коробочку и открыл ее щелчком большого пальца. – Выходи за меня замуж.

– Люк! – Это был ослепительный бриллиант. Рина совершенно не разбиралась в бриллиантах, но этот камень был ослепительным, потому что он ослепил ее. – Он великолепен. Он… просто потрясающий, но…

– Чистая классика. Как ты! У нас будет потрясающая жизнь, Кэт. Достойная. Богатая.

Люк на мгновение отвернулся и кивнул, а затем снова устремил взгляд на Рину и надел кольцо ей на палец.

– Погоди…

Но официант уже подошел с новой бутылкой шампанского и сияющей улыбкой на устах.

– Наши поздравления! Желаем вам всего самого хорошего.

Пока он разливал вино, раздались аплодисменты за соседними столиками. Люк поднялся, обогнул стол и заглушил все слова, какие она могла бы сказать, долгим и жарким поцелуем.

– За нас, – сказал он, вновь усаживаясь на место. – За начало нашей долгой, долгой истории.

Но когда он чокнулся с ней, она ничего не сказала.

У Рины сосало под ложечкой от досады, пока Люк выводил ее на улицу. Она чувствовала себя в западне. Ее заманили в западню и заставили принимать поздравления от персонала и посетителей ресторана. В уличных огнях кольцо у нее на пальце переливалось и сияло.

– Поехали ко мне. – Люк обнял ее, когда они стояли у его машины, наклонил голову и стал целовать Рину в шею. – Отметим как следует.

– Нет, мне нужно домой. Мне завтра рано на работу и… Люк, мне надо тебе кое-что сказать.

– Как хочешь. – Он поцеловал ее еще раз. – Сегодня твой вечер.

«Где уж там», – подумала Рина. От волнения и досады ее даже стало подташнивать, затылок ломило от начинающейся мигрени.

– Я сделаю несколько фотографий цифровым аппаратом, чтобы ты имела представление. – Люк вел машину, не переставая улыбаться. – А может, плюнешь на свою работу, и сбежим туда прямо сейчас? То-то будет здорово! – Он повернул голову и подмигнул Рине. – Мы могли бы пройтись по магазинам. Я могу позвонить своей секретарше, и она забронирует нам номер в «Плазе» и билеты на шоу.

– Я не могу. Это просто не…

– Да ладно, ладно. – Люк пожал плечами, давая понять, что вопрос исчерпан. – Но потом не жалуйся, если я сниму квартиру, которой ты не видела. У меня три места намечено на юге Манхэттена. Сам я склоняюсь к мансарде с тремя спальнями. Агент утверждает, что там много места для приема гостей. Только что появилась на рынке, так что я вовремя успел. Довольно близко от работы: в хорошую погоду я смогу ходить пешком. Цена крутая, но на своей новой должности я могу себе это позволить. А принимать гостей мне придется, от меня этого ждут. Разъезжать тоже придется. Мы не будем сидеть на месте, Кэт.

– Похоже, ты все уже распланировал.

– Это то, что у меня лучше всего получается. Ах да, я хочу устроить небольшую вечеринку до нашего отъезда. Мы можем соединить отходную с помолвкой. Если у меня, то придется действовать быстро. Мне пора собирать чемоданы.

И опять Рина ничего не сказала, позволила ему болтать, пока они подъезжали к ее квартирке над «Сирико».

– Давай подождем с оглашением. – Люк кивком указал на ресторан. – Сегодня я хочу, чтобы ты была только моей. Завтра успеешь похвастать своим кольцом.

Он обогнул машину, чтобы открыть для нее дверцу. Это был один из типичных для него жестов галантности, казавшихся ей старомодными и милыми.

Когда они поднялись в квартиру, он помог ей снять пальто. Опять потерся носом о ее шею. Рина отступила на шаг и набрала в грудь побольше воздуха, прежде чем повернуться к нему.

– Давай сядем.

– Свадебные планы? – Люк рассмеялся и развел руками. – Знаю, женщины любят погружаться в них с головой, но давай сегодня сосредоточимся на том, что мы помолвлены. – Он подошел ближе и провел пальцем по ее щеке. – Позволь мне сосредоточиться на тебе.

– Люк, я хочу, чтобы ты меня выслушал. В ресторане ты не дал мне шанса. Ты показал мне кольцо. Не успела я слова сказать, как официант уже подходит с шампанским, а люди за соседними столиками начинают аплодировать. Ты поставил меня в безвыходное положение.

– О чем ты говоришь? Тебе не нравится кольцо?

– Разумеется, мне нравится кольцо, но я его не принимала. Ты не дал мне рта раскрыть. Ты просто действовал, исходя из предположения. И мне жаль, Люк, мне очень, очень жаль, но твое предположение было неверным.

– О чем ты говоришь?

– Люк, до сегодняшнего вечера мы даже не упоминали о браке, а теперь мы вдруг помолвлены и переезжаем в Нью-Йорк. Для начала, я не хочу переезжать в Нью-Йорк. Моя семья здесь. Моя работа здесь. Я здесь живу.

– Ой, ради всего святого, это всего пара часов на поезде. Можешь видеться со своими родными хоть раз в месяц, если захочешь. Хотя, если хочешь знать мое мнение, тебе давно пора перерезать пуповину.

– Я не хочу знать твое мнение, – тихо ответила Рина. – Ты же моего мнения не спрашивал. Я тоже недавно получила повышение, но, как мне теперь вспоминается, мы так и не удосужились его отпраздновать.

– Да как ты можешь сравнивать…

– Я не сравниваю, просто подвожу итоги. – «Давно пора было это сделать, – призналась себе Рина. – Сама виновата». – Тебя моя работа совершенно не интересует, но ты предполагаешь, что я ее брошу и с радостью перееду с тобой в Нью-Йорк.

– Хочешь продолжать играть с огнем? Я слыхал, что в Нью-Йорке тоже бывают пожары.

– Не принижай то, что я делаю.

– А чего ты ждала? – Люк сорвался на крик. – Ты ставишь свою работу выше меня, выше нас. Думаешь, я могу позволить себе отказаться от повышения, чтобы ты могла остаться в Балтиморе и готовить спагетти по воскресеньям? Если ты не понимаешь, почему моя карьера важнее, значит, я в тебе серьезно ошибся.

– Ну, значит, ошибся. Но даже это к делу не относится. Я никогда не говорила, что хочу выйти замуж. И это значит, что я не хочу выходить замуж. По крайней мере, не сейчас. Я никогда не говорила, что выйду за тебя. А ты меня даже не спросил. Даже не выслушал.

– Не будь идиоткой. – Лицо Люка раскраснелось от возмущения и стало багроветь. – Ты приняла предложение. Ты согласилась. У тебя кольцо на пальце.

– Я не хотела устраивать сцену. Не хотела ставить тебя в неловкое положение.

– В неловкое положение? Меня?

– Люк, официант дежурил около нас неотступно. – Рина устало потерла лоб рукой. – И эти люди за соседними столиками. Я просто не знала, что еще тут можно было сделать.

– Значит, все это время ты просто морочила мне голову?

– Это в мои намерения не входило. И я вовсе не хочу делать тебе больно сейчас. Брак для меня… Я к нему просто еще не готова. Мне очень жаль. – Рина сняла кольцо с пальца и протянула ему. – Я не могу выйти за тебя замуж.

– Да что с тобой, черт подери, происходит? – Люк схватил ее за плечи и встряхнул. – У тебя какой-то бзик насчет того, что ты не можешь уехать из Балтимора? Ради всего святого, очнись. Тебе пора повзрослеть.

– Здесь я счастлива, и это не бзик. Во всяком случае, я так не считаю. – Рина высвободилась. – Здесь мой дом, здесь моя семья, здесь моя работа. Но, Люк, если бы я была готова к замужеству, если бы я хотела выйти замуж, и для этого надо было бы уехать из Балтимора, я бы уехала. Просто сейчас вопрос так не стоит.

– А как насчет того, что нужно мне? Почему бы тебе для разнообразия не подумать не только о себе? Как ты думаешь, что я с тобой делал все эти месяцы?

– Я думала, нам было хорошо вместе. Если ты все это время думал о женитьбе, извини, тогда я тебя не поняла. Мне очень жаль.

– Тебе жаль? Ты меня унизила, и теперь тебе жаль?! Значит, по нулям, да? Это все искупает.

– Я сделала все, что было в моих силах, чтобы тебя не обидеть. Давай не будем усугублять ситуацию.

– Усугублять ситуацию. – Люк отвернулся. – Да ты хоть представляешь, скольких трудов мне стоило, скольких хлопот – и это помимо всего остального, с чем мне надо разбираться! – устроить тебе идеальный вечер? Найти идеальное кольцо? А ты бросаешь мне его в лицо!

– Я просто говорю «нет», Люк. У нас с тобой разные цели в жизни. Все, что я могу, это сказать тебе «нет». Извини.

– Ну да, конечно, тебе жаль. – Люк вновь повернулся к ней, и было в его лице что-то такое, чему Рина не могла дать определение. – Ты извиняешься, что твоя дурацкая работа тебе дороже меня, что твое вульгарное мещанское семейство тебе дороже меня, твой люмпенский образ жизни – все это тебе дороже. И это после того, сколько я в тебя вложил…

– Осади назад! – Теперь Рина тоже рассердилась. – Что значит «вложил»? Я не биржевая бумага, Люк. Я не твой клиент. И будь осторожен, когда говоришь о моей семье.

– Да меня тошнит от твоей гребаной семьи.

– Тебе придется уйти. Сию же минуту. – Ее гнев стремительно перерастал в бешенство. – Ты на меня обижен, мы оба выпили…

– Да уж, конечно. Ты без зазрения совести лакала шампанское по двести пятьдесят за бутылку, все это время собираясь пнуть меня по лицу.

– Вот как? Прекрасно. – Рина бросилась в спальню, рванула на себя ящик письменного стола и вытащила чековую книжку. – Я выпишу тебе чек… Я выпишу тебе чек на обе бутылки, и будем считать, что мы квиты. Давай договоримся, что мы оба совершили ошибку и…

Люк рванул ее за руку, и Рина потеряла равновесие. Не успела она глазом моргнуть, как он ударил ее наотмашь. Чековая книжка вылетела у нее из рук, она врезалась плечом в стену и упала.

– Ах ты сука! Чеки мне будешь выписывать? Гребаная сука, что ж ты мне яйца крутишь?

Рина увидела звездочки, маленькие красные звездочки, пляшущие перед глазами. Не столько боль, сколько шок пригвоздил ее к месту в ту минуту, когда Люк наклонился и рывком поднял ее на ноги.

– Убери руки. – Рина услышала дрожь в собственном голосе и собралась с силами. «Учись быстро бегать», – когда-то сказал ей дедушка. Она научилась. Но здесь бежать было некуда. – Убери от меня руки, Люк. Сейчас же.

– Мне надоело выслушивать, как ты командуешь. Ты больше никогда не будешь говорить мне, что делать. Хватит, накомандовалась. Пора тебе узнать, что бывает, когда кто-то пытается со мной играть.

Рина перестала думать. Она не думала о том, что он собирается снова ее ударить, или о том, как положить этому конец. Она просто среагировала. Среагировала так, как ее учили.

Она изо всех сил врезала ему ребром ладони по шее под подбородком и одновременно яростно двинула коленом между ног.

Звездочки все еще плясали у нее перед глазами, когда он рухнул. Дыхание вырывалось у нее изо рта короткими, отрывистыми всхлипами. Но, бог свидетель, ее голос больше не дрожал.

– Ну вот, теперь ты можешь сказать, что я кручу тебе яйца. Имеешь право. Ты назвал меня сукой? Уж лучше бы легавой. Забыл, что я коп? Тебе же хуже. А теперь подбери свою тощую задницу и вынеси ее из моего дома. – Рина схватила торшер, яростно выдернула шнур из стены и вскинула стальную штангу на плечо, как дубинку. – Или мы можем устроить второй раунд, ублюдок. Убирайся вон и считай, что тебе крупно повезло. Ты мог бы провести эту ночь в камере. Или в больнице.

– Я этого не забуду. – Лицо Люка стало мертвенно-белым, и ему пришлось отползти, прежде чем он сумел подняться на ноги. – Его глаза горели пылающей злобой, когда он посмотрел на нее. – Я этого так не оставлю.

– Отлично, я тоже. Убирайся ко всем чертям. И никогда больше ко мне не приближайся.

Ее не била дрожь, когда она вышла вслед за ним в гостиную. Ее не била дрожь, когда она ждала, пока он заберет свое пальто и дохромает до двери. Она сохраняла спокойствие, когда заперла за ним дверь на засов и даже когда подошла к зеркалу, чтобы осмотреть свое лицо.

Она вынула свою цифровую камеру, установила таймер, сделала снимки анфас и в профиль, а затем послала их электронной почтой вместе с кратким объяснением своему напарнику.

«Чтобы прикрыть свою задницу», – сказала себе Рина. Потом она достала из морозильника пакет замороженного зеленого горошка и прижала его к пылающей щеке.

И затряслась, как осиновый лист.

12

Сидим в машине, курим «Кэмел». Надо же, маленькая шлюшка преуспела в жизни. Разъезжает с Шикарным костюмом на блестящем «Мерседесе». За такую тачку запросто можно выложить тридцать штук. Мне бы такую. Может, просто угнать эту? Разве это не классный прикол? Выходит Шикарный костюмчик в своем кашемировом пальто, а колесам приделали ноги.

Вот смеху-то будет!

Но сначала поиграем в гляделки. Это первый номер нашей программы.

Так, вынимаем бинокль. Шлюха почти никогда не опускает шторы. Любит небось, когда парни кончают, глядя, что она там творит.

Католички – самые распоследние шлюхи и есть.

Стоит в своей гостиной. Вид у нее не больно-то довольный. Голубки рассорились в любовном гнездышке? Надо было пива взять. Такое хорошо смотреть под холодненькое.

Нет, вы только гляньте на ее физию! Хорошенькая мордочка, пышные губки, маленькая родинка. Нет, тут надо не пива, а чего покрепче.

Ушла в спальню. Вот это другой разговор. Разденься, детка. Сними с себя все для папочки.

Ого! Мощно врезал! Кой-кому пришлось несладко. Хоть бы он двинул ей еще разок. Ну, давай, Костюмчик, вмажь ей еще разок. Фанаты в первом ряду требуют нокдауна.

Черт, ну и слизняк! Позволить такой глисте себя уложить?

Надо это дело перекурить. Давай-ка возьмем еще сигаретку. Тут есть над чем подумать. Может, пнуть его в задницу, когда он выйдет? Может, забить его до смерти, гребаного сопляка? Взять трубу или биту. Весь Костюмчик в крови. И чтобы «пальчики» указывали на нее. Прямо на нее.

Посмотрим, надолго ли она останется в гребаной полиции, когда ее заподозрят в убийстве.

Вот смеху-то было бы! А она бы так и не узнала. Так всю жизнь и гадала бы.

Костюмчик выходит. Хромает, об собственные яйца спотыкается. Как будто они у него с дыню величиной. Ну как тут не посмеяться? Животики надорвешь.

Все, хватит ржать, едем за блестящим синим «Мерседесом». Потрясная тачка.

Эй, а ведь это идея! Надеваем улыбочку пошире. Отличная идея. Да, так гораздо лучше, а главное, забавнее. Большая потеха.

Потребуется время, но дело того стоит. Придется сделать крюк, взять кое-какие припасы. Пусть все будет просто. Чем проще, тем лучше. Простота – твой фирменный знак.

Ну вот теперь, можно и пивка. Взрывчатка 101. Уж это-то она знает. Наверняка знает. Отдел поджогов с подрывным отделом, можно сказать, закадычные друзья.

Симпатичная штуковина. Главное, простенькая. Мальчики и девочки, не пытайтесь повторить этот трюк дома.

Час уже поздний, очень поздний, как раз то, что нам надо. Сучка уже спит одна-одинешенька. Машин почти нет. В четыре утра город вымирает. Хоть бы он и вовсе сдох. Этот проклятый город не принес нам ничего, кроме горя.

Шикарный костюмчик уже спит в своей шикарной квартирке, спит со своими яйцами-дынями. Было бы здорово изъять его из обращения. Так просто, так смачно. Но нет, так гораздо лучше. Пара минут, и вот тебе тридцать штук. Все закрыто и все заряжено.

Отойди немного, тачку свою отведи подальше. Почему бы и не посмотреть шоу? Ну, хоть чуть-чуть.

Закуриваем еще одну и ждем фейерверка.

И-и-и пять, четыре, три, два, один.

Бум!

Нет, вы только посмотрите, как эта хреновина взлетает! Смотрите, как она горит!

О да, детка, отличная работа. Супер. Экстра-класс. Вот теперь в шлюху будут тыкать пальцами, потому что Костюмчик первый ткнет в нее пальцем. Схватится за свои больные яйца и укажет прямо на нее.

Ночка, можно сказать, прошла не зря.

Машину только жалко. Отличный был «мерс».

В шесть часов утра, за полчаса до того, как ее будильник должен был прозвенеть, Рина была разбужена стуком во входную дверь. Она с трудом заставила себя подняться и схватилась за пульсирующую болью щеку.

Боль стреляла прямо в ухо. Такие, как Люк, знают, куда бить.

Она натянула халат, старательно избегая зеркала над комодом, и вышла из спальни.

Взгляд в «глазок» ее сильно озадачил. Торопливо поправляя волосы, она отперла и открыла дверь.

– О'Доннелл? Капитан? Что-то случилось?

– Ничего, если мы зайдем на минутку?

Рина попятилась. Грозовые тучи в глазах О'Доннелла еще больше сбили ее с толку.

– Я заступаю на смену только в восемь, – проговорила она.

– Хорошо тебе навесили. – О'Доннелл кивком указал на ее щеку. – Будет классный «фонарь».

– Наткнулась на кое-какую дрянь. Это насчет того, что я послала тебе вчера по электронной почте? Не стоило поднимать столько шума из-за ерунды.

– Я еще не проверял электронную почту. Мы здесь по поводу инцидента, затрагивающего Люка Чамберса.

– О боже, неужели он подал жалобу из-за того, что я вышвырнула его отсюда? – Рина тряхнула головой. Мучительная краска бешенства и стыда залила ее лицо. – Я хотела, чтобы это осталось моим частным делом, и послала тебе письмо электронной почтой вместе с парой фотографий на всякий случай, если он захочет это раздуть. Очевидно, он захотел.

– Детектив Хейл, мы вынуждены задать вам прямой вопрос. Где вы были между тремя тридцатью и четырьмя часами сегодняшнего утра?

– Здесь. – Рина перевела взгляд на капитана Бранта. – Я была здесь всю ночь. А что случилось?

– Кто-то поджег машину Чамберса. Он утверждает, что это вы.

– Кто-то поджег его машину? Он пострадал? О боже. – Рина опустилась в кресло. – Он жив, ранен?

– В момент поджога его не было в машине.

– Слава богу! – Рина закрыла глаза. – Слава богу! Я ничего не понимаю.

– Вчера вечером у вас с мистером Чамберсом произошла размолвка?

Рина посмотрела на своего капитана, и ей передалось его нервное напряжение.

– Да. И во время этой размолвки он ударил меня по лицу, сбил с ног. Потом он заставил меня подняться на ноги и пригрозил новыми побоями. Я вынуждена была защищаться. Ударила его ребром ладони по шее и столь же жестко – коленом в пах. А затем я приказала ему уйти.

– Вы угрожали мистеру Чамберсу оружием?

– Торшером. – Рина села и стиснула руки на коленях. – Я схватила торшер и сказала мистеру Чамберсу, что, если он не покинет мой дом немедленно, я устрою ему второй раунд. Я была зла, он за минуту до этого меня ударил! Он тяжелее меня на добрых пятьдесят фунтов.

Если бы он снова напал на меня, мне пришлось бы принять любые меры, чтобы защитить себя. Но в этом не было необходимости: он ушел. Я заперла за ним дверь, сделала фотографии и переслала их своему напарнику на тот самый случай, если Люк решит исказить факты и подать на меня жалобу.

– Мужчина напал на вас в вашем доме, а вы не удосужились об этом доложить?

– Совершенно верно. Я с этим справилась, и я надеялась, что тем дело и кончится. Мне ничего не известно о поджоге его машины.

Капитан сел напротив нее.

– Он сделал несколько утверждений, правда, ничем не подкрепленных. Согласно его версии, вы напали на него в состоянии опьянения и расстройства по поводу того, что он переезжает в Нью-Йорк, а он, в попытке удержать вас и привести в чувство, мог нечаянно вас ударить.

Нервы у Рины совсем разыгрались, помимо негодования, она ощутила острое отвращение к себе. Она повернулась к капитану ушибленной щекой.

– Посмотрите хорошенько. По-вашему, похоже, что это вышло нечаянно? Все было именно так, как я сказала. Да, мы оба выпили, но я не была пьяна. Это он рассердился, потому что я отказалась переезжать в Нью-Йорк вместе с ним. Я порвала с этим сукиным сыном, но я не поджигала его машину. Я не покидала квартиры с того момента, как вернулась сюда примерно около десяти вчера вечером.

– Посмотрим, сумеем ли мы это проверить, – начал О'Доннелл.

– Я могу это доказать. – Рина расцепила руки, но тут же вцепилась в подлокотники кресла. Только так она сдерживалась, чтобы не стиснуть кулаки. Ее душило бешенство. – Я позвонила подруге около одиннадцати. Мне было жаль себя, я была зла, как черт, и лицо болело адски. Одну минутку.

С этими словами она встала и ушла в спальню.

– Джина, надень халат и выйди сюда, будь добра. Нет, это важно.

Рина вышла из спальни, закрыв за собой дверь.

– Джина Риверо… Росси, – поправилась она. – Жена Стива Росси. Она приехала. Я просила ее не приезжать, они ведь молодожены, но она приехала, привезла целый галлон мороженого, и мы просидели… ну, я не знаю… далеко за полночь. Ели мороженое и перемывали кости мужикам. Она настояла, что останется на всякий случай: вдруг он вздумает вернуться и будет ломиться в дверь?

Дверь спальни открылась, и в гостиную вышла заспанная и раздраженная Джина.

– Что происходит? Ты хоть знаешь, который час? – Тут она наконец заметила мужчин. – В чем дело? Рина?

– Джина, ты знакома с моим напарником детективом О'Доннеллом и с капитаном Брантом. Они должны задать тебе пару вопросов. А я пока сварю кофе.

Рина ушла в кухню, оперлась руками о рабочий стол и сделала несколько глубоких вздохов. Ей надо было подумать, и она должна была рассуждать как коп, рискующий своей задницей. Но она никак не могла сдвинуться с мысли о том, что кто-то поджег машину Люка. Как это произошло? Почему? Кто мог сделать Люка своей мишенью? Или это была случайность?

Она выпрямилась и заставила себя пройти через привычный ритуал варки кофе. Вынуть зерна из морозильника, смолоть. Отмерить на всех, всыпать в кофейник еще одну лишнюю ложку, добавить щепотку соли.

Сама она не пила кофе, но держала его в доме для Люка. Мысль о Люке вызвала у нее новый приступ бешенства. Она угождала ублюдку, она его баловала, а что получила за все свои труды? «Фонарь» под глазом и перспективу служебного расследования.

Рина смотрела, как кофе закипает в кофейнике жаропрочного стекла. Из комнаты до нее доносился возбужденный голос Джины. Разговор явно шел на повышенных тонах.

– А может, этот подонок сам поджег машину? Чтобы ее подставить! Вы видели ее лицо?

Рина вынула из шкафа чашки, налила сливки в маленький белый кувшинчик. Разборки разборками, а гостеприимства никто не отменял, напомнила она себе. Такие вещи мама вбила в нее с рождения.

В дверях кухни появился О'Доннелл.

– Хейл? Ты собираешься вернуться в комнату?

Рина кивнула и взяла поднос. Щеки Джины все еще были пунцовыми от возбуждения, когда Рина внесла поднос в комнату и поставила его на кофейный столик.

– Это обычная процедура, – объяснила Рина, ласково взяв Джину за руку, после чего принялась разливать кофе. – Это расследование. Так полагается. Они обязаны задавать вопросы.

– Ну а мне кажется, что все это чушь собачья. Он тебя ударил, Рина. И это не первый раз.

– Этот тип уже нападал на нее раньше? До вчерашнего вечера?

Рина чуть не поперхнулась от смущения.

– Да, он меня задел. Это было только один раз, и я думала, это вышло случайно. Он и сам так утверждал. Я не знаю. Это случилось в споре… ну, в общем, довольно пустяковом. Это было быстро, и ничего за этим не последовало. Не то, что вчера вечером.

– Миссис Росси подтвердила ваше заявление. Если Чамберс будет настаивать на своих обвинениях, возможно, нам придется уведомить Бюро внутренних расследований. – Брант покачал головой, не давая Рине возразить. – Я собираюсь убедить его отозвать обвинения. – Брант взял чашку кофе, добавил сливок. – Есть какие-нибудь версии? Кто еще хотел досадить этому парню?

– Нет. – Рине еле-еле удалось сдержать дрожь в голосе. Она только что получила значок детектива, только-только начала входить во вкус работы, к которой ее готовили. Об этой работе она мечтала полжизни.

– Нет, – повторила она, усилием воли заставляя себя сохранять спокойствие. – Он только что получил повышение. Полагаю, он обошел нескольких других кандидатов. Но вряд ли кто-то из брокеров может сообразить, как поджечь «Мерседес».

– Ну, как это делается, можно прочесть в Интернете, – напомнил ей О'Доннелл. – Как насчет клиентов? Он когда-нибудь говорил тебе, что кто-то недоволен его деловыми качествами?

– Нет. Он жаловался, что у него слишком много работы, что его слишком мало ценят. Но больше всего он любил хвастать.

– Другая женщина?

Теперь Рина вздохнула и даже пожалела, что не пьет кофе. Если бы она держала чашку, это помогло бы ей чем-то занять руки.

– Мы встречались примерно четыре месяца. Он больше ни с кем не встречался, насколько мне известно. Он с кем-то встречался до меня. Кажется, ее звали… Дженнифер. Фамилии не знаю. Разумеется, по его словам, она была первостатейной стервой. Эгоистичная, сварливая, капризная. Я уверена, что все то же самое он теперь будет говорить обо мне. Она занималась банковским делом. Извините, я больше ничего не знаю. – Немного успокоившись, Рина расправила плечи. – Я думаю, вам следует все тут осмотреть. Обыскать мою квартиру и машину. Чем скорее ситуация прояснится, тем лучше.

– Вы имеете право на представительство со стороны департамента.

– Я пока о нем не прошу. Он меня ударил. Я дала ему сдачи. Для меня дело на этом кончается.

Уж она позаботится, чтобы этим дело и кончилось, пообещала себе Рина. Она не позволит этой грязной истории омрачить свою репутацию или повредить своей карьере. Она этого не потерпит.

– Второе дело никак со мной не связано. Чем скорее мы это установим, тем скорее я смогу вернуться к работе, и тем скорее следователи смогут освободиться и заняться другими делами.

– Мне очень жаль, что так получилось, Хейл.

Рина взглянула на своего напарника и покачала головой.

– Это не твоя вина. Это не вина департамента. И не моя тоже.

Рина решила, что не позволит себе стыдиться или обижаться из-за того, что ее коллеги обыскивают ее дом, роются в ее вещах. Чем более тщательно будет проведено это негласное расследование, тем скорее оно будет закрыто.

Когда они покончили со спальней, она вошла туда вместе с Джиной, чтобы одеться.

– Это неслыханно, Рина. Не понимаю, как ты это терпишь.

– Я хочу, чтобы мой послужной список был чист. Здесь нет ничего уличающего меня, значит, они ничего не найдут. И начнут искать в другом месте. – Но с Джиной можно было не притворяться. Рина закрыла глаза и прижала ладонь к животу. – Меня подташнивает.

– Ой, милая моя! – Джина крепко обняла Рину. – Тебя подставили. Но ты же знаешь, все прояснится. Вот увидишь, пяти минут не пройдет.

– Вот и я себе то же самое говорю. – Но для Рины пять минут пробыть под подозрением было ровно на пять минут больше, чем нужно. – Единственное, что указывает на меня, это тот факт, что мы с Люком вчера поссорились. – Она отстранилась от Джины, натянула свитер. – В таких делах подозрение всегда падает на бывшую жену или подружку… тем более что в данном случае бывшая подружка по чистой случайности служит детективом в отделе поджогов. Иногда именно те, кто расследует или гасит пожары, становятся поджигателями. Ты слыхала такие истории. – Голос Рины дрогнул. – Некоторые поджигают, чтобы потом погасить и почувствовать себя героями. А другие просто сводят счеты с кем-то.

– Я таких людей не знаю. И уж ты-то, конечно, не из их числа.

– Но такое бывает, Джина. – Рина закрыла глаза и поморщилась, потому что щека опять запульсировала болью. – Если бы я расследовала такое дело, я бы первым долгом заподозрила разозленную бывшую подружку, которая знает, как поджигать автомобили.

– Ну, допустим. Но, проведя тщательную проверку, ты бы вычеркнула ее из списка подозреваемых. И не только потому, что она в жизни пальцем никого не тронула и никогда бы не использовала огонь, чтобы поквитаться даже с самым последним мерзавцем, который ничего другого не заслуживает. Тебе пришлось бы ее вычеркнуть, потому что она провела ночь в своей квартире, поедая мороженое со своей лучшей подругой.

– Я бы для начала спросила себя: а уж не покрывает ли ее лучшая подруга? К счастью, в ее пользу свидетельствует ветеран пожарного дела, который знает, что его жена откликнулась на сигнал SOS и поехала поддержать подругу. Очко в мою пользу. Да еще тот факт, что Люк солгал вот об этом. – Рина осторожно коснулась пальцем щеки. – Пропущенный мяч с его стороны. Никто, взглянув на фингал, не подумает, что это вышло случайно. Я все задокументировала и, слава богу, позвонила тебе, а ты меня не послушала и приехала.

– Стив тоже на этом настоял. Он бы и сам приехал, но я подумала, что в такую минуту ты не захочешь видеть парня.

– Ты была права. – Волнение у нее в желудке улеглось, пока она обдумывала ситуацию, изучала в уме факты, как если бы речь шла о постороннем деле. – Мой послужной список чист, и он таким и останется. – Рина потянулась за тональным кремом, чтобы замаскировать синяк, но передумала: ну его к черту! – Мне надо спуститься вниз, сказать родителям. Они все равно узнают из новостей. Пусть уж лучше услышат сначала от меня.

– Я пойду с тобой.

– Тебе надо домой. Тебе же на работу.

– Позвоню, скажусь больной.

– Не надо. – Рина подошла и поцеловала Джину в щеку. – Спасибо, подружка.

– Мне Люк никогда не нравился. Знаю, ты скажешь, что это я сейчас стала такая умная. – Джина воинственно вздернула подбородок, в ее глазах сверкнул боевой огонек. – И тем не менее это правда. Он мне никогда не нравился, хотя на вид он красавец. Стоило ему открыть рот, как оттуда раздавалось: «Я, я, я». И он на всех смотрел свысока.

– Что я могу сказать? Ты права на все сто. Он мне нравился, потому что на него приятно было смотреть, он был хорош в постели, и с ним я чувствовала себя женщиной. – Рина пожала плечами. – Я вела себя глупо. Не задумывалась о последствиях.

– О чем это ты? Он что, мозги тебе промыл?

– Может быть. Я это переживу. – Рина со вздохом изучила свое отражение в зеркале. По щеке разливался синяк, он разрастался на глазах. – Ну, теперь мне предстоит выдержать сцену с родителями. То-то будет весело.

Бьянка взбивала яйца в миске с ожесточением чемпиона-тяжеловеса, выколачивающего дурь из конкурента, который осмелился покуситься на его титул.

– Почему он не в тюрьме? – спросила она. – Нет, почему он не в больнице? В тюремной больнице! А ты! – Она яростно взмахнула вилкой, указывая на Рину, и за вилкой потянулась вожжа яичной пены. – Ты не пришла и не сказала отцу, чтобы он сам отправил подонка в больницу еще до ареста!

– Мама, я сама с этим разобралась.

– Ты с этим разобралась. – Бьянка вернулась к яйцам, хотя они были уже в нокдауне. – Ты с этим разобралась! Ну, так позволь мне кое-что тебе сообщить, Катарина. Сколько бы тебе ни было лет, есть вещи, с которыми должен разбираться твой отец.

– Вряд ли папа помчался бы вслед за Люком, чтобы растереть его в пыль. Он…

– Ты ошибаешься, – тихо сказал Гиб.

Гиб стоял, привалившись к стене, и смотрел в окно.

– Папа! – Рина не могла вообразить своего кроткого отца в погоне за Люком или в кулачной драке с ним. А потом она вспомнила, как он много лет назад стоял лицом к лицу с мистером Пасторелли. – Ладно. – Она прижала пальцы к вискам. – Ладно, допустим. Но, несмотря на честь семьи, я бы не хотела, чтобы папу арестовали за оскорбление действием.

– А как насчет этого ублюдка? Его ты тоже не хочешь арестовать за оскорбление действием? – огрызнулась Бьянка. – Уж больно ты мягкосердечна для копа.

– Я никогда не была мягкосердечной, мама.

– Бьянка! – Опять мягкий голос Гиба установил тишину в комнате. Но на этот раз он повернулся и пристально взглянул на дочь. – А какой ты была?

– Трезвомыслящей, рассудительной. Во всяком случае, мне хотелось бы так думать. И еще мне хотелось сохранить все это в секрете. Но, честно говоря, я была потрясена. Я изо дня в день встречалась с Люком и не заметила никаких тревожных признаков. Теперь-то, задним числом, я их вижу, но, когда он меня ударил, для меня это стало полной неожиданностью. Если вам от этого станет легче, смею вас заверить, я причинила ему больше боли, чем он мне. Он будет хромать неделю.

– Большое утешение. – Бьянка вылила яйца в чугунную сковороду. – Зато теперь он причиняет тебе неприятности.

– Ну, кто-то же действительно сжег его машину.

– Я испекла бы им торт.

– Мама, – проговорила Рина с упреком, едва сдерживая улыбку. – Это серьезное дело. Кто-нибудь мог пострадать. Расследование меня не беспокоит. Мне повезло, у меня есть Джина: она подтвердила, что я была дома всю ночь. И ничто не связывает меня с этим происшествием, кроме ссоры с Люком. Мне станет легче, когда найдут того, кто это сделал, хотя это не моя проблема. Но я расстроена, – признала она. – Особенно из-за того, что приходится расстраивать вас обоих.

– Мы твои родители, – напомнила Бьянка. – Дети только и знают, что расстраивают своих родителей.

– Он бил тебя раньше, до вчерашнего вечера? – спросил Гиб.

Рина хотела просто ответить «нет», но потом решила рассказать всю правду.

– Один раз. Но я тогда подумала, что это вышло нечаянно, – торопливо добавила она, когда у Бьянки вырвалось проклятье. – Честное слово, мне показалось, что это вышло случайно. Он жестикулировал. Я подошла к нему, и так получилось, что он шлепнул меня рукой по щеке. Он тогда был в таком шоке, в таком ужасе. Опять-таки задним числом я понимаю, что это не так. – Рина встала и, взяв отца за руку, заставила его разжать кулак. – Поверьте мне. Посмотрите на меня и поверьте мне. Я бы никогда, ни при каких обстоятельствах не потерпела рукоприкладства от мужчины. Вы воспитали меня такой – независимой и сильной. Вы не зря старались. – Она обняла Гиба. – Люк ушел из моей жизни. Все кончено. Но я усвоила очень важный урок. Я больше никогда не буду пытаться стать не тем, что я есть. Даже в мелочах, чтобы угодить кому-то. И еще одно: теперь я знаю, что умею за себя постоять.

Гиб коснулся легким поцелуем ее ноющей щеки.

– Ты его свалила, да?

– Двумя ударами. – Рина отступила на насколько шагов и показала, как она расправилась с Люком. – Бац, бац, и вот он уже на полу: лежит, свернувшись, как вареная креветка. Забудьте об этом. Не тревожьтесь обо мне.

– Нам лучше знать, о ком тревожиться, – проворчала Бьянка и выложила на тарелку пышную яичницу. – Ешь.

Рина поела и пошла на работу. Ей пришлось пройти через синий коридор: каждый полицейский из ее отдела счел своим долгом встать и встретить ее кратким кивком, односложным замечанием, неуклюжей шуткой. Сочувствие выплеснулось и в кабинете капитана.

– Парень утверждает, что ты первая его ударила. Я на него надавил с бывшей подружкой, и он сразу стал потеть. Сказал, что она ненормальная и что будто бы она на него набросилась при расставании.

– Везет же ему с подружками!

– Мы собираемся ее допросить. Выжали из него несколько имен: он утверждает, что эти люди могли иметь на него зуб, потому что он такой красивый и преуспевающий. Несколько клиентов, пара сотрудников. Его бывшая секретарша. Всё это снимает подозрения с тебя, Хейл. Плюс к тому у тебя железное алиби и сотрудничество при обыске, который не выявил ничего такого, что могло бы связать тебя с поджогом. Если только он не подаст письменную жалобу, – а он как раз сейчас весь в сомнениях, – ты можешь приступать к работе без ограничений.

– Спасибо! От всей души.

– Мне звонил Джон Мингер. Он уже прослышал об этом.

– Ясно. – Рина тотчас же подумала о своих родителях. – Догадываюсь, откуда ветер дует. Извините, мне жаль, если это осложняет положение.

– Не вижу, каким образом это могло бы что-либо осложнить. – Но капитан отодвинулся от стола, и Рина поняла, что он ее оценивает. – Джон хороший человек и прекрасный следователь. Он хочет покопаться в этом деле в свое свободное время, у меня с этим нет проблем. А у тебя?

– Никаких. Можете сообщить мне еще какие-то детали?

– Над делом работают Янгер и Триппли. Захотят поделиться – пожалуйста, это им решать.

– Спасибо.

Рина вышла из кабинета, раздумывая о том, как лучше подойти к детективам с просьбой поделиться информацией. Не успела она что-то придумать, как Триппли указал пальцем на ее стол.

– Дело у тебя на столе, – сказал он и вернулся к разговору по телефону.

Рина подошла к столу и перелистала дело. В нем были снимки машины Люка снаружи и внутри, предварительные отчеты и заявления экспертов. Она бросила взгляд на Триппли.

– Ценю.

Он пожал плечами, прикрыл ладонью телефонную трубку.

– Парень – типичная задница. Тебе такие нравятся? Тогда пригласи на свидание Янгера.

Не отрываясь ни на секунду от клавиатуры своего компьютера, Янгер показал напарнику средний палец и послал Рине солнечную улыбку.

Трудно было удержаться от желания взглянуть на место преступления, на собранные улики своими глазами, но Рина решила не мутить воду. Вместо этого она стала рассматривать дело, как учебное пособие, изучать документы и вновь поступающие данные, которые передавали ей детективы.

По ее мнению, все выглядело как-то даже чересчур, как-то даже нарочито просто и примитивно. Кто-то проделал быструю и гнусную работу, и этот «кто-то», вероятно, проделывал ее не раз до того, как уничтожил машину Люка.

Рина размышляла об этом, потягивая из бокала кьянти, пока перечитывала дело среди шума и суеты «Сирико», которых она старалась не замечать.

Она заняла место за столом лицом к двери и сразу заметила Джона, как только он вошел. Она помахала, похлопала по столу, а потом поднялась, чтобы лично принести ему бутылку «Перони».

– Спасибо, что зашли, – сказала Рина, вернувшись к столу.

– Я всегда с удовольствием. Как насчет пиццы пополам?

– Идет. – Рина передала заказ Фрэн. Ей не хотелось есть, ей надо было поговорить. – Знаю, вы начали копаться в этой грязи в свое свободное время. Можете сказать мне, что вы думаете?

Джон поднял кружку пива, отхлебнул глоток.

– Ты первая, – сказал он, кивком указывая на папку на столе.

– Грязный трюк. Этот тип знаком с машинами. Вскрыл замок, отключил сигнализацию. Если она и сработала, никто пока не заявил, что слышал ее. Но даже если кто-то слышал… Мало кто обращает внимание на автомобильный сигнал, если он умолкает через пару минут. Катализатором был, конечно, бензин: разлит по салону, по капоту, под капотом. Использовал аварийные сигнальные ракеты в багажнике как запальное устройство.

Рина замолчала, собираясь с мыслями. Джон тоже ждал молча.

– Этого хватило бы за глаза, чтобы сжечь машину, – продолжала она. – Синтетическая обивка сидений подвержена возгоранию под действием пламени. Термопластик плавится при горении и зажигает другие поверхности. Тут так и было. Быстрый огонь. Бензин как страховка. Бензин ему, в сущности, не был нужен. Он устроил вентиляцию и мог добиться разрушительного пожара, если бы запалил смятую газету под сиденьем или приборным щитком.

– Скрупулезен или небрежен? Рина покачала головой.

– Можно сказать, и то и другое. Он вынул стерео – большинство поджигателей не в силах удержаться от соблазна забрать ценности, которые они могут продать или использовать, – но это не похоже на случайное автомобильное ограбление.

– А почему?

– Слишком жестоко и подготовлено. Плюс он мог бы забрать дорогие шины, но не взял. Он знал, что делает, Джон. Мы получили сажу и продукты пиролиза с того, что осталось от оконного стекла, а это означает вентиляцию. Без нее огонь в машине скоро угас бы сам собой. В большинстве случаев именно так и бывает. Автомобили практически герметичны, когда окна и двери в них закрыты. Ему нужен был быстрый пожар, и он добавил катализатор, хотя машина и без того была загружена горючим под завязку. Он добился полного охвата минуты за две, не больше.

– Рабочее предположение?

– Месть. Парень хотел испечь машину, и он ее испек. Засунул смоченную бензином тряпку как фитиль в бензобак. Запустил туда пластиковый стаканчик с петардой. Просто и надежно. И опять-таки с гарантией. Множественные точки возгорания: под водительским сиденьем, в багажнике. Лаборатория установила, что в салоне он использовал как фитили пару пакетов из-под чипсов. Из них выходят отличные фитили. Дают много жара, сгорая, обугливаются до практически нераспознаваемой золы, а масла дают хороший долгий огонь, достаточный, чтобы поджечь обивку сидений. Стало быть, даже если устройство в бензобаке почему-то не сработает, машина все равно сгорит. Поджигатель использовал обычные бытовые предметы, и он знал, что делал.

– Дорогая машина со всеми наворотами. Ты не думаешь, что кто-то забрал дорогую стереосистему, а потом просто решил позабавиться и сжег остальное?

– Нет, я считаю, что им двигали личные чувства, а стерео он забрал просто как маленький бонус. Главным для него был поджог.

Джон кивнул и снова взял свою пивную кружку.

– Я мало что могу к этому добавить. Есть отпечатки пальцев владельца, есть твои. Дежурного с парковки у ресторана, где вы были до инцидента. Механика из гаража владельца. – Он взглянул на нее поверх пивной кружки. – Как лицо?

Время и ледяные компрессы притупили боль, но Рина представляла, как выглядит ее синяк.

– Смотрится, наверное, ужасно; но на самом деле терпимо.

Джон наклонился вперед и понизил голос:

– Скажи мне вот что, ты кому-нибудь звонила, кроме Джины, когда он тебя ударил?

– Нет. Я дала согласие на проверку своего телефона.

– А она кому-нибудь звонила? Кому-нибудь сказала?

– Нет. Ну, то есть Стиву сказала. Но он вне подозрений, Джон. Сыщики, которым досталось это дело, опрашивали нас троих. Расследование ведется строго по правилам, без скидок на своих. Я позвонила Джине, потому что была расстроена и искала сочувствия. Она приехала, потому что разозлилась из-за меня и хотела мне посочувствовать. – Рина огляделась вокруг, чтобы убедиться, что никого из ее родственников нет поблизости. – Честно говоря, Джон, когда женщине ставит фингал парень, с которым она спит, это не тот случай, которым она будет хвастать. Мне хотелось, чтобы это по возможности не стало достоянием гласности. И я не знаю никого, кто мог бы сделать нечто подобное, чтобы отомстить за меня.

– Ты ни с кем не встречалась, кроме этого типа?

– Нет, Джон. Я знаю, все подстроено так, чтобы указать на меня или по крайней мере на нашу с Люком стычку, но, сколько я ни думала, сколько ни ломала голову, все это выглядит как совпадение. – Рина похлопала рукой по папке с делом. – Люк не был мистером Популярность среди своих сослуживцев и не умел мирно расставаться с женщинами. Но все равно как подозреваемые они все не годятся. Так же как и я. Все выглядит так, будто кто-то нанял профессионального поджигателя. Черт, я бы поверила, что Люк сам его нанял, чтобы обвинить меня, но уж слишком у него было мало времени.

– Да, времени маловато, – согласился Джон, – но, что ни говори, это версия: нанять поджигателя, чтобы подозрение пало на тебя. Может, тебе следует вспомнить, кто имел на тебя зуб в последнее время.

– На копов всегда кто-нибудь имеет зуб.

– Вот уж чистая правда! – Он слегка отодвинулся от стола и улыбнулся: Фрэн принесла им пиццу. – Как дела, красавица?

– Хорошо. – Она обняла Рину за плечи. – А теперь заставьте мою младшенькую сестричку позабыть о работе и поесть как следует.

– Сделаю, что смогу. Забудь об этом деле, – сказал Джон, когда Фрэн ушла. – Если у тебя из-за него будут неприятности, ты с этим справишься. Неофициально тебя никто не подозревает. Твой послужной список чист, потому что ты его заслужила, алиби у тебя железное. Забудь об этом деле, пусть система за тебя поработает.

– Ладно. Знаете, Джон, я не знаю, я ли выбрала свою профессию, или она выбрала меня. Мне кажется, пожары меня преследуют. «Сирико», потом первый парень, который был мне действительно дорог, потом Хью, а теперь вот это.

Джон положил себе на тарелку кусок пиццы.

– Судьба – зловредная штука, – сказал он.

13

Балтимор, 2005 г.

К добру или к худу, но дело было сделано. Сердце Рины стучало, горло у нее пересохло, в желудке она ощущала трепет волнения или легкой паники.

Она купила себе дом.

Она стояла на белом мраморном крыльце, сжимая вспотевшей рукой ключи. Договор был подписан. Она получила закладную. И банковскую ссуду на такой долгий срок, что, ей казалось, последнюю выплату придется делать только к выходу на пенсию.

«Ты же все рассчитала, – напомнила она себе. – У тебя все получится. Давно пора было обзавестись недвижимостью. О боже, ты стала домовладелицей!»

И разве она не влюбилась в этот дом? Он был так похож на ее родной дом, что Рина влюбилась в этот дом с первого взгляда. Каждая деталь этого дома находила отклик в ее душе. Местоположение, сам облик дома, даже несколько обветшалый интерьер, который нуждался в обновлении, но все же был ей мил. При доме даже имелся задний двор. Узкий, конечно, но все-таки это был настоящий двор с травой. Здесь даже росло дерево.

Значит, ей придется косить траву и сгребать граблями листья, а это, в свою очередь, значит, что придется покупать газонокосилку. И грабли. Для женщины, прожившей последние десять лет в квартире, это была головокружительная перспектива.

Итак, она переезжает в маленький трехэтажный одноквартирный домик, зажатый в ряду других таких же домов-близнецов, расположенный всего в трех коротких кварталах от дома, в котором до сих пор жили ее родители.

Все еще по соседству, думала она. И в то же время далеко, как на луне.

Но это хороший дом. Отличный дом. Разве ее дяди вместе с отцом не осмотрели его от подвала до крыши? Остановить их было невозможно. Конечно, дом надо слегка подремонтировать. Да и мебели у нее столько нет, чтобы его заполнить.

Но все это со временем будет.

Стоит ей вставить ключ в замок и войти в дверь, как она попадет в свой собственный дом.

Но Рина села на крыльце и стала ждать, пока сердце успокоится.

Она забрала из банка львиную долю своих сбережений плюс значительную часть денег, оставленных ей дедушкой и бабушкой.

«Что я наделала? – думала Рина. – Залезла в долги. А ведь дом – это насос, выкачивающий деньги. Страховка, налоги, ремонт, обновление…» До сих пор она всего этого избегала. Все эти досадные заботы ложились на плечи ее родителей, а потом домохозяев.

Ее все это не касалось.

Она избегала не только этих, но практически всех других обязательств. У нее была работа, семья, друзья, которых она сохранила с детства.

Но среди членов семьи Хейл только она одна до сих пор не вступила в брак. Из всех детей Гибсона и Бьянки Хейл только она одна не подарила родителям внуков. «Времени нет, – вот что она отвечала своим родным, когда они подшучивали над ней или начинали ее торопить. – Так и не нашла подходящего мужчины».

И все это было правдой. Но сколько раз она отступала перед серьезными отношениями за последние годы или даже намеренно избегала их?

«Свидание – пожалуйста, секс – прекрасно, но не рассчитывайте на прочную привязанность». Сандер говорил, что она рассуждает, как мужчина. Может быть, он был прав.

Может быть, она и купила этот дом как своего рода компенсацию за несуществующую собственную семью. Так некоторые одинокие люди или бездетные пары заводят себе собаку или кошку.

«Вот видите! Я тоже могу поступать ответственно, когда захочу. Я купила дом».

А теперь, когда все было решено и подписано, она не могла решиться войти в этот дом.

Может, еще можно все переиграть? Покрасить, подремонтировать, а потом продать. Никакой закон не обязывал ее владеть этим домом тридцать лет.

Тридцать лет! Рина сжала руки. Что она наделала?

Ей тридцать один год, черт побери. Она полицейский с десятилетним стажем. Она может войти в этот дурацкий дом, и у нее не начнется кризис личности. И вообще, скоро сюда нагрянут ее родичи, и она не хочет, чтобы они застали ее на крыльце в состоянии, близком к нервному срыву.

Рина встала, отперла дверь и решительно вошла внутрь.

Мгновенно, как будто она вытащила пробку из бутылки с надписью «Стресс», напряжение испарилось.

К черту закладные и ссуды, и страх перед выбором красок. Она этого хотела. Ей нужен был этот старый дом с высокими потолками, резной отделкой и паркетными полами.

Конечно, тут было слишком много места для одного человека. Ее это не смущало. Одну спальню она отведет под кладовую, как только у нее будет, что туда складывать. Другую спальню она сделает кабинетом, еще одну – гимнастическим залом, ну а последнюю будет держать как комнату для гостей.

Не обращая внимания на гулкое эхо, на пустоту, Рина вошла в гостиную. Может, и в самом деле взять мебель, которую ей предлагают родственники? Хотя бы на время. Развесить по стенам мамины рисунки. Дом сразу станет уютным.

А вот эта комната поменьше станет ее библиотекой. И еще ей понадобится большой стол для столовой. Множество стульев. Ведь она будет приглашать к себе родственников.

«Кухня хороша», – подумала Рина, обходя первый этаж. Именно кухня сыграла решающую роль, когда она принимала решение. Предыдущие владельцы оставили ей в наследство прекрасное оборудование – надежное, вполне добротное, оно могло прослужить еще много лет. Множество светло-бежевых рабочих поверхностей и шкафчиков цвета меда. Может, когда-нибудь она соберется и заменит деревянные дверцы стеклянными. Может быть, из матового стекла. Или какого-нибудь модного зернистого.

Она с удовольствием будет здесь готовить. Белла была единственной из всей семьи, кто так и не заразился любовью к готовке. Над мойкой располагалось прекрасное трехстворчатое окно, и оно выходило в узенький задний дворик.

Во дворе цвела сирень. Поправка: в ее дворе цвела сирень. Она может поговорить с дядей Сэлом, чтобы устроил ей маленькое патио, пусть хоть величиной с почтовую марку, и посоветоваться с Беллой насчет цветов.

Конечно, она давным-давно ничего не сажала, разве что герань в горшке на подоконнике. А вот много лет назад, припомнила Рина, они с Джиной сажали помидоры, сладкий перец и космею во дворе дома, где снимали комнату на двоих, когда учились в колледже. На расстоянии стольких лет, подслащенных ностальгией, Рине показалась, что она вроде бы копала и полола с удовольствием.

Пожалуй, на этот раз лучше ограничиться космеей и другими цветами, не требующими особого ухода, решила Рина. Да, лучше всего посоветоваться с Беллой.

Если вам надо знать все о цветах, моде и тех местах, где стоит появляться, обращайтесь к Белле.

Рина спросила себя, не подняться ли на второй этаж, не прикинуть ли, как расставить мебель, но решила закончить прогулку по первому уровню, выйдя на задний двор.

Ей хотелось потоптаться по собственной траве.

Двор был окружен с обеих сторон сетчатой изгородью. Ее сосед справа посадил со своей стороны какие-то ползучие кусты. Симпатичный штрих, решила Рина. Надо будет подумать о чем-то в этом роде. Это было не просто красиво, это создавало иллюзию уединенности.

А слева…

Так, так, так, сказала себе Рина. Она мало что могла бы сказать о самом дворе, но вот чтобы посмотреть на его хозяина, стоило заплатить за билет.

К счастью для нее, здесь никакие кусты не мешали обзору.

Мужчина стоял к ней спиной, и вид сзади был весьма многообещающим. Прохлада середины мая не помешала ему снять рубашку. Впрочем, возможно, его согревала работа с древесиной и какими-то мощными электроинструментами.

Джинсы низко сидели у него на бедрах, да их еще оттягивал книзу пояс с инструментами, но он не сверкал голой задницей, и это говорило в его пользу. На голове у него красовалась бейсболка, повернутая козырьком назад, и это был спорный момент, который мог как прибавить, так и отнять очки от общего счета. Как бы то ни было, из-под бейсболки виднелись густые и волнистые черные волосы.

Рина могла бы начать флиртовать с ним прямо сейчас, пока он был занят работой. Рядом с ним на козлах для пилки дров стоял приемник, и она слышала музыку, но совсем тихо, и прибавила ему еще очко за то, что не врубает полную громкость. Она еле различала голос Сахарного Рея.

Шесть футов два дюйма, прикинула Рина. Около ста восьмидесяти фунтов крепких, хорошо тренированных мускулов. О возрасте она судить не хотела, не видя его лица. Но, судя по тому, что она уже видела, такой сосед мог считаться неплохим дополнительным стимулом к переезду в собственный дом.

Агент по недвижимости упомянул, что соседом у нее будет столяр, и, если надо, к нему можно обратиться по поводу ремонта. Но он не упомянул, что у столяра-соседа такая классная задница.

Трава у него на участке была скошена, и он вроде бы вполне уверенно и профессионально управлялся с тяжелым инструментом, имевшим вид фаллического символа. Никаких колец на красивых сильных руках. Никаких видимых татуировок или пирсинга.

Его шансы еще больше возросли.

Его дом был очень похож на ее дом, хотя у него во дворе уже имелось патио величиной с почтовую марку, сложенное из какого-то камня. Никаких цветов. А жаль: Рина считала, что умение сажать цветы и ухаживать за ними положительно характеризует людей, свидетельствует о фантазии и ответственности. Но патио выглядело чистеньким, и в нем красовался мощный гриль для жарки мяса.

Если все остальное соответствует виду сзади, пожалуй, она выбьет себе приглашение на бифштекс.

Он остановился, отложил инструмент. Рина была уверена, что это «пистолет» для ввинчивания шурупов. Шум компрессора стих, теперь она более отчетливо слышала песню Сахарного Рея. Сосед-столяр взял большую бутылку воды и поднес ее ко рту.

Теперь он отступил от козел, и Рина увидела его в профиль. Красивый нос, крупный рот… Ему хватило ума надеть защитные очки и вкуса, чтобы выбрать такие очки, которые ему шли. Похоже, лицо соответствовало всему остальному.

«Чуть за тридцать, – решила Рина. – Как раз то, что нужно».

Когда он повернул голову и бросил взгляд в ее сторону, Рина салютовала ему жестом, как бы говорившим: «Привет, новый сосед».

Он оцепенел, словно она навела на него свой табельный пистолет. Он поднял руку и медленно стащил с себя очки. Цвета глаз Рина не различала, но ощутила пристальный, прямо-таки пронизывающий взгляд.

Потом его лицо осветилось счастливой улыбкой. Он бросил очки на землю, направился к изгороди и перепрыгнул через нее.

Двигался он хорошо – быстро и ловко. Глаза у него были серо-зеленые, и сейчас в них горел встревоживший Рину маниакальный огонек.

– Вот и ты, – проговорил он. – Вот черт! Вот и ты.

– Да, это я. – Она опасливо улыбнулась. От него пахло опилками и потом, и это было бы отличное сочетание, если бы он не смотрел на нее как людоед, готовый проглотить в один присест. – Катарина Хейл. – Она протянула руку. – Я только что купила дом.

– Катарина Хейл. – Он взял ее руку и задержал в своей мозолистой руке. – Девушка Моей Мечты.

– Гм! – Его шансы стремительно пошли вниз. – Что ж, рада познакомиться. Мне пора в дом.

– Все это время, – продолжал он, не сводя с нее глаз. – Все эти годы. Ты еще лучше, чем мне помнилось. Как же так?

– В каком смысле? – Рина высвободила руку и попятилась.

– Я не верю. Ты здесь. Раз – и ты здесь, рядом. А может, у меня галлюцинация?

Он снова схватил ее за руку, и Рина уперлась ладонью ему в грудь.

– Может, и галлюцинация. Может, ты перегрелся на солнце. Ступай-ка ты лучше к себе, сосед-столяр.

– Нет, погоди. Ты не понимаешь. Ты то появлялась, то исчезала. И это повторялось снова и снова. Ты все время исчезаешь прежде, чем я успеваю тебя догнать. А теперь ты здесь, даже разговариваешь со мной. Я разговариваю с тобой.

– Уже нет. – Никто ее не предупреждал, что сосед-столяр – ненормальный. Разве агент не обязан был это сделать? – Иди домой. Приляг. Обратись за помощью.

Она повернулась и направилась к своей двери.

– Погоди, погоди, погоди. – Он бросился за ней следом. Рина повернулась кругом, схватила его руку и заломила ее ему за спину.

– Не заставляй меня прибегать к аресту, ради всего святого. Я даже переехать сюда толком не успела.

– О господи, коп! – Он засмеялся, повернул голову и улыбнулся ей из-за спины. – Я забыл. Меня предупредили, что сюда въезжает коп. Коп – это ты. Это так клево.

– Ты в одном шаге от серьезных неприятностей.

– И от тебя очень приятно пахнет.

– Все, с меня хватит. – Рина толкнула его к стене своего дома. – Ноги шире плеч.

– Ну, ладно, ладно, хватит. – Он смеялся и стукался лбом о стену дома. – Если я кажусь тебе сумасшедшим, то это только от неожиданности. О черт! Не надо надевать на меня наручники… по крайней мере, пока мы не узнали друг друга получше. Колледж-парк, май 1992 года. Вечеринка… Черт, я даже не знаю, чей это был дом. Студенческий дом, но не общежитие. За пределами территории. Джилл, Джесси… нет, Джен. Мне кажется, там жила какая-то Джен.

Рина молчала. Наручники все еще были у нее в руке.

– Продолжай.

– Я увидел тебя. Я никого не знал. Пришел с другом и увидел тебя на другом конце комнаты. На тебе была маленькая розовая кофточка без рукавов, волосы у тебя были длиннее – ниже плеч. Но мне больше нравится твоя теперешняя прическа – пышным облачком вокруг лица.

– Я передам своему парикмахеру, что ты одобряешь. Я встретила тебя на вечеринке в Колледж-парке?

– Нет. Я так до тебя и не добрался. Музыка смолкла. Для меня это была та самая минута. Можно мне повернуться?

Нет, он не был похож на сумасшедшего. Ну… не совсем. И Рина была заинтригована. Она отступила.

– Руки держи при себе.

– Без проблем. – Он вскинул их ладонями наружу, потом опустил и зацепился большими пальцами за петли своего пояса с инструментами. – Я увидел тебя и… бац! – Он стукнул себя кулаком по груди. – Но к тому времени, как я пересек комнату, – там было битком набито, – ты уже исчезла. Я тебя всюду искал – наверху, снаружи, везде.

– Ты видел меня больше десяти лет назад, на другом конце комнаты на вечеринке в колледже, и ты помнишь, во что я была одета?

– Это было… на миг словно все исчезли, в комнате никого не было, кроме тебя. Знаю, это звучит странно, но это правда. Потом был еще один раз. Моя подружка потащила меня в субботу в торговый центр, и я увидел тебя на верхнем этаже. Я побежал искать эту чертову лестницу, а когда поднялся, ты опять исчезла, как Гудини.[31] – Он одарил ее лунатической улыбкой и сдвинул бейсболку еще дальше на затылок. – Потом зимой девяносто девятого. Я возвращался от клиента и застрял в пробке. Поймал Брюса по радио. «Я расту». Смотрю по сторонам и вижу тебя в соседней машине. Ты выбиваешь ритм по баранке. Опять ты рядом. И я…

– О, мой бог! Тот самый псих!

– Извини.

– Тот самый псих, который глазел на меня по дороге в супермаркет!

Опять он улыбнулся, но на этот раз задорно. Он как будто смеялся над собой.

– Да, это был я. Мне все время казалось, что я тебя придумал. Но я ничего не придумал. Ты здесь. Ты существуешь.

– Это еще не значит, что ты не псих.

– В криминальном плане я не опасен. Мы могли бы поговорить. Ты могла бы пригласить меня на чашку кофе.

– У меня нет кофе. У меня пока ничего нет.

– Ну, тогда ты могла бы зайти ко мне на чашку кофе. Только у меня его тоже нет. Видишь: соседняя дверь. Ты могла бы зайти выпить пива. Или кока-колы. Или просто зайти и остаться навсегда.

– Спасибо, я пас.

– Хочешь, я приготовлю ужин? Или свожу тебя на ужин в ресторан. Или увезу на Арубу.

Смех готов был сорваться с ее губ, но она заставила себя сдержаться.

– Об Арубе я подумаю. А что касается ужина… сейчас час дня.

– Ладно, пусть будет обед. – Он засмеялся, стащил с головы бейсболку и запихнул ее в задний карман, потом провел длинными пальцами по своим густым черным волосам. – Не могу поверить, что несу всю эту чушь. Я не ожидал увидеть Девушку Своей Мечты в соседнем доме. Позволь мне начать сначала. Бо. Боуэн Гуднайт.

Рина пожала протянутую руку. Ей понравилась эта рука – сильная, мозолистая.

– Бо.

– Мне тридцать три, холост, судимостей нет. При врачебном осмотре признан физически здоровым. У меня свой бизнес. «Гуднайт. Столярные работы на заказ». И еще я занимаюсь недвижимостью вместе с партнером. С тем самым приятелем, с которым мы были тогда на вечеринке. Могу представить тебе рекомендации, медицинские отчеты, налоговые декларации. Только, пожалуйста, не исчезай.

– Откуда ты знаешь, что я не замужем? Что у меня нет детей?

Его лицо лишилось всякого выражения. Он даже побледнел.

– Не может этого быть. Бог не может быть так жесток.

Рине это стало нравиться. Она склонила голову набок.

– А вдруг я лесбиянка?

– За всю свою жизнь я ничего такого не сделал, чтобы заслужить столь ужасный удар судьбы. Катарина, прошло тринадцать лет. Сжалься надо мной.

– Я подумаю. Друзья обычно зовут меня просто Риной. Мне пора. Ко мне должны прийти.

– Не исчезай.

– Пока не выплачу закладную, точно не исчезну. Интересно было с тобой познакомиться, Бо.

Она вошла внутрь, а он так и остался стоять во дворе.

Разумеется, они принесли с собой еду. И вино. И цветы.

И мебель.

Раз уж родственники сделали ее переезд свершившимся фактом, Рина решила включиться в процесс. Она несколько раз съездила в квартиру над «Сирико» за коробками и чемоданами с одеждой. И чтобы в последний раз попрощаться.

Тут ей было удобно, подумала она. Может, даже слишком удобно. Комфорт может перейти в привычку, если выпустить ситуацию из-под контроля. Но ей будет всего этого не хватать. Стоит сбежать вниз – и можно поесть или просто поболтать. Или пройти полквартала и заглянуть к родителям. Так удобно!

– Можно подумать, я переезжаю в Монтану, а не в дом на той же улице. – Рина повернулась к матери и увидела слезы в ее глазах. – О, мама!

– Это глупо. Я так счастлива, что все мои дети живут рядом. Но мне нравилось, когда ты была прямо здесь. Я горжусь, что ты купила дом. Это здравый и умный поступок. Но мне было спокойнее, когда ты была прямо здесь.

– Я все еще прямо здесь. – Рина подняла последнюю коробку. – В глубине души мне страшно. Мне кажется, что я взяла на себя слишком много и теперь мне не справиться.

– Нет на свете ничего такого, с чем моя девочка не могла бы справиться.

– Надеюсь, ты права. Напомни мне об этом в первый же раз, когда я буду вызывать водопроводчика.

– Ты позвонишь своему кузену Фрэнку. И тебе следует поговорить с кузеном Мэтью на счет малярных работ.

– Основное схвачено. – Рина остановилась у двери, дожидаясь, пока мама распахнет ее. – И у меня в соседях мастер на все руки.

– Не вздумай нанимать на работы в доме человека, которого ты не знаешь.

– Как оказалось, я его знаю. Вернее, он меня.

Она рассказала Бьянке всю историю, пока они загружали коробки в машину и проделывали короткий путь к новому дому.

– Он увидел тебя однажды на вечеринке в колледже? И он влюблен по уши?

– Ну, насчет «влюблен по уши» – это спорный вопрос. Но он запомнил меня. И он очень симпатичный.

– Интересно…

– Он очень мужественно себя вел, даже когда я пригрозила надеть на него наручники.

– Так, может быть, он к этому привык? Может, он преступник? Или извращенец? Может быть, ему нравится заниматься сексом в наручниках?

– Мама! Он просто симпатичный, немножко странноватый парень с классной задницей и мощными инструментами. Мама, я уже большая девочка. И у меня есть оружие.

– Не напоминай, – отмахнулась Бьянка. – Что это за фамилия – Гуднайт?

– Не итальянская, – пробормотала Рина. Она остановила машину и увидела, как дверь соседнего дома открывается. – Что ж, похоже, у тебя будет шанс составить собственное мнение.

– Это он?

– Угу.

– Красивый, – сказала Бьянка и вышла из машины.

Он умылся, заметила Рина. А может, и душ принял. Волосы у него были влажные, он надел чистую рубашку и избавился от пояса с инструментами.

– Видел, как ты разгружаешь вещи, и подумал: может, тебе не помешает лишняя пара рук? Позвольте мне это убрать с дороги? – обратился он к Бьянке – Да, теперь я вижу: красивые женщины в семье – это наследственное. Я Бо, сосед вашей дочери.

– Да, дочь рассказала мне о вас.

– Она считает меня сумасшедшим, и я дал ей законный повод так думать. Но обычно я вполне нормальный.

– То есть вы безобидны?

– Боже, надеюсь, что нет.

Это вызвало у нее улыбку.

– Бьянка Хейл, мать Катарины.

– Рад с вами познакомиться.

– Давно вы здесь живете?

– Да нет, всего пять месяцев.

– Пять месяцев… Не припомню, чтобы я хоть раз видела вас в «Сирико».

– «Сирико»? Лучшая пицца в Балтиморе? Я все время там заказываю. Спагетти с тефтельками – это нечто запредельное.

– Мои родители владеют «Сирико», – пояснила Рина, открывая багажник.

– Шутишь? – Он перевел взгляд на Бьянку. – Нет, серьезно?

– Почему бы вам не зайти и не поесть? – пригласила его Бьянка.

– Обязательно. Просто последние пару месяцев я работал буквально сутками и… позвольте мне это взять. – Он отодвинул Рину в сторону и вытащил коробки, вся время обращаясь к ее матери. – Я в последнее время ни с кем не встречался… ну, в смысле свиданий. Я не люблю есть один в ресторанах.

– Что с вами не так? – удивилась Бьянка. – Молодой, интересный. Почему вы ни с кем не встречаетесь?

– Я встречаюсь… то есть встречался. И буду встречаться. Но у меня очень много работы, а в свободное время я ремонтирую этот дом.

– Вы были женаты?

– Мама!

– Мы беседуем.

– Это не беседа. Это допрос.

– Да я не против, – улыбнулся Бо. – Нет, мэм, ни женат, ни помолвлен я раньше не был. Я ждал Рину.

– Прекрати, – приказала Рина.

– Мы беседуем, – напомнил он ей. – Вы верите в любовь с первого взгляда, миссис Хейл?

– Я же итальянка. Конечно, верю. И зовите меня Бьянкой. Входите, познакомьтесь с семьей.

– С удовольствием.

– Ловко, – заметила Рина.

– Это от отчаяния, – пояснил Бо.

– Поставь это вон там.

– Я могу отнести куда надо, только скажи.

– Сейчас надо поставить вон там.

Рина указала на подножие лестницы и закрыла входную дверь.

– Ладно. Мне нравится твоя мать.

– Ну, это естественно. Она всем нравится. – Рина сняла солнцезащитные очки и похлопала ими по ладони, изучая его взглядом. – Можешь зайти. Только помни, ты сам напросился.

Она прошла в кухню, ловко увернувшись от пары своих племянников, мчавшихся ей навстречу. В кухне на плите тихо кипел соус, и громко кипели споры.

– Это Бо, – представила его Бьянка, и наступила тишина. – Он живет в соседнем доме. Он столяр, и он неравнодушен к Рине.

– По правде говоря, я твердо уверен, что она – любовь всей моей жизни.

– Прекрати! – Но Рина засмеялась и покачала головой. – Это мой отец Гиб, моя сестра Фрэн, ее муж Джек, один из бесенят, выбежавших отсюда, – их сын Энтони. Это моя сестра Белла, второй бесенок – ее сын Доменик. Остальные ее дети – Винни, София и Луиза – тоже бегают где-то тут. Мой брат Сандер, его жена Ань и их малыш Дилан.

– Очень приятно с вами познакомиться, – улыбнулась Фрэн. – Могу я предложить вам вино?

– Да, спасибо.

– Фрэн и Джек сейчас управляют рестораном моих родителей. Муж Беллы сегодня не смог приехать. Сандер и Ань – врачи, они работают в местной больнице.

– Рад познакомиться со всеми вами.

Рина попыталась увидеть их всех его глазами. Высокий красивый мужчина у плиты мерил его пристальным взглядом. Прелестная беременная Фрэн наливала вино, а рыжий Джек возил на спине их рыженькую дочку. Белла в своем дизайнерском костюме, туфлях, сшитых на заказ, с идеальной прической стояла, прислонившись к разделочному столу. Сандер, потягивая вино, стоял рядом со своей очаровательной женой-китаянкой, похожей на золотую статуэтку, а она поглаживала по спинке их шестинедельного малыша, чтобы он срыгнул.

Конечно, на Бо со всех сторон посыпались вопросы, но он достойно с ними справился. И его вроде бы ничуть не удивила эта итало-ирландско-китайская семья, собравшаяся на кухне почти пустого дома.

Он с такой легкостью включился в общий разговор, что Рина с удивлением услышала, как на вопрос о своей семье Бо ответил, что он единственный ребенок.

– Мои родители разошлись, когда я был маленьким. Я вырос в округе Принс-Джордж. Моя мать сейчас живет в Северной Каролине, а отец в Аризоне. Мой партнер стал для меня братом, мы знаем друг друга с давних пор. Может, ты его помнишь, – обратился он к Рине. – Он встречался с девушкой, которая знала Джен. Мне кажется, ее звали Кэмми.

– Нет, извини. У меня было не так уж много знакомых в колледже.

– Она все свое время проводила за учебой, – вставила Белла с еле заметной усмешкой. – А потом у нее сердце было разбито трагедией.

– Белла! – Голос Бьянки прозвучал, как удар хлыста.

– Ой, ради бога! Это же было сто лет назад! Ей давно уже пора было это пережить.

– Когда человек умирает, он остается мертвым, сколько бы лет ни прошло.

Бо повернулся к Рине.

– Извини, мне очень жаль.

– Тебе не за что извиняться, – сказала Рина, бросив долгий пристальный взгляд на сестру. – Вот, возьми закуски. – Она взяла тарелку. – Пока я не обзаведусь обеденным столом, придется нам есть стоя или сидя на полу.

– Я мог бы сделать его для тебя.

– Стол?

– Да. Я же столяр. Я делаю такие вещи. Особенно люблю делать мебель. Ты мне только скажи, что именно тебе нужно, и я все сделаю. Это будет мой подарок на новоселье.

– С какой стати ты будешь делать мне стол?

– Помолчи, – вмешалась Бьянка. – Вы делаете хорошие вещи?

– Исключительно хорошие. Я уже предлагал Рине рекомендации. Может быть, вы знаете мистера и миссис Бакко с Фаун-стрит?

Бьянка прищурилась:

– Да, я их знаю. Дэйв и Мария-Тереза. Так это вы – тот молодой человек, который делал для них буфет?

– Дубовый, со стеклянными дверцами. Да, это моя работа.

– Это хорошая работа. – Бьянка бросила взгляд на мужа. – Я бы тоже хотела что-то похожее. Идемте сюда, посмотрим столовую.

– Мама!

– Что случится, если он всего лишь посмотрит? – бросила Бьянка через плечо и увела Бо.

Ань передала ребенка Сандеру. Она была крошечная, едва ли пяти футов роста, с угольно-черными, блестящими, как атлас, волосами и красивыми черными глазами. Она взяла фаршированный трюфель с тарелки, которую держала Рина.

– Он клевый, – негромко проговорила Ань. – Налицо серьезный фактор клевизны.

– Я еще въехать в дом не успела, а она уже сватает мне парня-соседа.

– Да брось, худшее, что может случиться, – ты получишь бесплатный стол. – Ань улыбнулась. – А парень, по-моему, умеет махать молотком.

– Я уловил намек, – грозно заметил Сандер.

– Что-то они там заболтались. – Рина сунула тарелку в руки Ань и направилась в столовую.

Ее мать, энергично жестикулируя, объясняла, сколько народу надо будет усадить за стол. Бо увидел Рину и схватился за сердце.

– Стоит ей войти в комнату, как у меня голова идет кругом.

Рина осуждающе покачала головой.

– Советую тебе сбавить обороты.

– Имей сострадание, это же мой первый день! Мы с твоей мамой решили, что лучше всего будет складной стол с двумя опускающимися крыльями. Так ты сэкономишь место, зато на званых и семейных обедах сумеешь рассадить всех.

– Я еще сама не знаю, чего хочу. – «И это касается не только стола, – мысленно добавила Рина, – но и тебя тоже». – Я просто не знаю.

– Я сделаю тебе несколько эскизов. У меня такая же планировка, все замеры могу произвести дома. Я вижу здесь большой потенциал. – Он улыбнулся ей. – Просто безграничный потенциал. Пожалуй, мне пора.

– Вам стоит остаться, – возразила Бьянка. – Вам надо поесть.

– Спасибо. Воспользуюсь вашим предложением как-нибудь в другой раз. Если тебе что-то понадобится, – повернулся он к Рине, – я всегда рядом. Я записал тебе свой номер телефона. – Он вынул из кармана визитку. – Здесь указан номер сотового. На обороте я указал домашний. Если что-то понадобится, звони.

– Хорошо. Я тебя провожу. Он отдал ей свой бокал.

– Спасибо, я дорогу знаю. Оставайся со своей семьей. Я обязательно зайду пообедать в «Сирико», Бьянка.

– Будем рады.

Бьянка молчала, пока не убедилась, что он ушел и не услышит ее.

– Он хорошо воспитан. У него хорошие глаза. Дай ему шанс.

– У меня есть его телефон. – Рина сунула карточку в карман. – Я об этом подумаю.

14

Пожар начался на чердаке старинного особняка на Болтон-Хилл. Это был благополучный район с уютными палисадниками перед солидными домами, со сквериками и, тенистыми деревьями, растущими вдоль улиц.

Хозяева дома лишились третьего этажа, большей части крыши и части второго этажа. Так как пожар начался поздним утром рабочего дня, все были на работе.

Бдительная – или любопытная – соседка заметила дым и пламя и позвонила в пожарный департамент.

Рина читала отчеты, пока они ехали к месту происшествия.

– Нет признаков взлома. В доме есть охранная система. Код имеется у прислуги, приходящей раз в неделю. Пожарный инспектор нашел точку возгорания на чердаке. Газеты, старые журналы, спичечные коробки.

– Приятный район, – заметил О'Доннелл.

– Да. Я здесь кое-что осматривала, пока подыскивала себе дом, но ноги сами собой несли меня обратно, туда, где я выросла.

– Это естественно. Слыхал, у тебя интересный сосед.

Ее глаза прищурились.

– Где ты это слышал?

– Ну, может, твой отец упомянул об этом Джону Мингеру. Может, Джон упомянул об этом при мне.

– Может, вам всем стоит найти более достойный предмет разговоров, чем мой сосед?

– Судимостей нет.

– Ты что, проверял? Ради всего святого!

– Безопасность прежде всего. – О'Доннелл подмигнул ей и завел машину на стоянку. – Штраф за превышение скорости полгода назад.

– Ничего не хочу знать.

Рина вылезла из машины и подошла к багажнику, чтобы вытащить полевой набор.

– Холост, ни разу не был женат.

– Заткнись, О'Доннелл.

Он тоже достал набор.

– Имеет лицензию на бизнес в Балтиморе и в округе Принс-Джордж. Юридический адрес указан в округе Принс-Джордж. Там живет его партнер. Твой парень не сидит на месте. Переезжает каждые шесть-восемь месяцев.

– Это называется копанием в чужих делах.

– Ну да. – Пружинящим шагом О'Доннелл направился к дому. – Вот потому-то это так интересно. Знаешь, что он делает со своим партнером? Они покупают строения – главным образом жилые дома, – ремонтируют и перепродают. Твой парень…

– Он не мой парень.

– Твой парень въезжает, работает внутри, наводит полный блеск, продает, покупает следующий, снова переезжает. Похоже, он занимается этим последние десять-двенадцать лет.

– Я рада за него. А теперь давай сосредоточимся на работе и оставим мою личную жизнь в покое.

Сначала Рина изучила здание, закопченные стены, угол разлома крыши. Она сделала фотографии для отчета.

– В предварительном отчете говорится, что дверь и окно на чердаке были открыты.

– Кто-то устроил отличную сквозную тягу, – заметил О'Доннелл. – Чердак использовали как кладовую, как это обычно и бывает. Одежда не по сезону, елочные украшения. Отличное топливо.

– Выходит соседка, – торопливо предупредила Рина, опуская камеру. – Беру на себя.

– А я начну. – О'Доннелл взвалил на плечо полевой набор и направился к двери.

– Мэм! – Рина вытащила из-за пояса свой жетон. – Я детектив Хейл из городской полиции Балтимора, отдел поджогов.

– Поджогов? Ну и ну. – Женщина была крошечная, смуглая, аккуратная, как свежевыглаженное белье.

– Мы с моим напарником расследуем происшествие. Вы миссис Николс? Шари Николс?

– Совершенно верно.

– Вы сообщили о пожаре?

– Так и есть. Я была на заднем дворе, у меня там небольшой садик. Сначала я его учуяла. Дым.

– Это было около одиннадцати утра?

– Примерно в одиннадцать пятнадцать. Я точно знаю, потому что я подумала: моя младшая через час вернется домой из детского сада, и тишине настанет конец. – Женщина улыбнулась. – Она у меня егоза.

– Сколько времени вы провели во дворе до того, как почувствовали дым?

– Ну… может, час, может, немного меньше. И я на несколько минут вернулась в дом примерно без четверти одиннадцать, потому что забыла захватить с собой телефон. Пожарный инспектор уже спрашивал, видела ли я кого-нибудь поблизости. Я никого не видела. – Она бросила взгляд на соседний дом. – Чертовски жаль. Слава богу, никого дома не было, никто не пострадал. Скажу вам честно: я страшно перепугалась. Подумать только: ведь могло перекинуться на мой дом. – Она потерла ладонью горло, глядя на почерневшие кирпичи. – Пожарные, слава богу, приехали быстро, и я немного успокоилась.

– Да, мэм. Если вы ничего не видели, может, вы что-нибудь слышали?

– Я из дома услышала сигналы детекторов дыма. Сначала я не обратила на них внимания. У меня музыка была включена. Но как только я учуяла дым, огляделась и увидела, что он идет из их чердачного окна, я поняла, что это их сигнализация звенит. Небось там внутри полный кавардак. Ей это не понравится.

– Простите?

– Я только хотела сказать, что Элла Паркер – хозяйка дома – любит, чтоб все было в точности, как ей по вкусу. У нас с ней общая прислуга – Энни, – но ко мне она приходит только раз в месяц, потому что я больше не хожу на работу и сама убираю в доме. Элла придирчива, и она ужасная аккуратистка. Она расстроится из-за беспорядка не меньше, чем из-за пожара. Не подумайте – я ничего плохого не хочу о ней сказать, – добавила поспешно миссис Николс. – Просто такой уж она человек.

– Вы с миссис Паркер хорошо ладите?

– Нормально.

Рина почувствовала неуверенность в голосе соседки и решила выдержать паузу.

– Правда, нельзя сказать, что мы друзья, – пояснила миссис Николс. – Мой средний сынишка иногда играет с ее сыном.

Рина кивнула в ответ.

– Думаете, это и вправду был поджог, а не случайность?

– Мы пока не пришли к определенному выводу.

– О боже, боже! Пожалуй, мне лучше прямо сейчас сказать, что мы с Эллой повздорили несколько недель назад. – Она потерла лоб рукой. – Не хочу, чтобы полиция заподозрила, будто я имею к этому какое-то отношение.

– Почему мы должны так подумать?

– Ну, мы с ней крупно поругались, и у нас одна прислуга, и наши дети вместе играли. И пожарных вызвала именно я. Вчера вечером я говорила об этом с мужем, и он говорит, что я сама нарываюсь на неприятности. Но я никак не могу выбросить это из головы.

– Расскажите мне, из-за чего у вас вышла размолвка.

– Из-за мальчиков. Ее Тревор и мой Малколм. – Она тяжело вздохнула. – Три недели назад я их застукала: они школу прогуливали, идиоты. День был прекрасный, и я решила пройтись до школы пешком, забрать мою младшенькую. Думала: свожу ее в парк, пусть побегает, пар выпустит, а то у нее слишком много энергии. Ну и увидела этих двоих, как они бегут через улицу к парку. Ну, вы же понимаете, они бегут, я за ними. Задала им хорошую головомойку и отправила обратно в школу.

Рина понимающе улыбнулась:

– Держу пари, они не ожидали вас увидеть.

– Ума им не хватило не попасться мне на глаза. Хочешь прогуливать, так хоть не зевай. Не попадайся. – Шари покачала головой. – Когда Элла вернулась домой с работы, я пошла к ней, чтобы все рассказать. И сына с собой взяла. Только не успела я рта раскрыть, как она говорит, это мой мальчик во всем виноват, а я, мол, не имела никакого права поднимать руку на ее сына. – Шари развела руками. – Все, что я сделала, это взяла его за руку и отправила обратно в школу, где ему и было место. Если бы о моем сыне кто-то так же позаботился, я бы спасибо сказала, а вы разве нет?

– Да, да, конечно. Но миссис Паркер расстроилась?

– Разозлилась, как черт. Ну, я тоже не растерялась, нашла, что ей ответить. Хорошо, говорю, в следующий раз, как увижу его на улице во время занятий, пройду мимо и слова не скажу. Ну, мы с ней, конечно, много больше друг другу наговорили, но представление вы имеете.

– Не могу вас винить, – охотно откликнулась Рина. – Конечно, вы были расстроены. Вы же только хотели сделать как лучше.

– А мне посоветовали заниматься собственными делами и не совать нос куда не следует. Да если б я послушалась ее совета, ее проклятый дом сгорел бы до основания. Мальчики с тех пор перестали играть друг с другом, и мне жаль, что это так. Но я не могу позволить Малколму бегать, где ему вздумается. А он мне сказал, что Тревор уже не в первый раз сбегает из школы, и я вам точно говорю: он был так напуган, что сказал правду.

– Он говорит, что Тревор уже не в первый раз пропускает занятия в школе?

– О черт! Не хочу я навлекать на этого мальчика еще больше неприятностей.

– Будет лучше для него и для всех, если мы узнаем всю правду, миссис Николс. Чем больше вы сможете мне рассказать, тем скорее мы все выясним.

– Ну что ж… Не знаю уж точно, как там на самом деле, но мой сын говорит, что Тревор иногда убегает с уроков, а на этот раз и его уговорил пойти с собой. Конечно, Малколма это не извиняет, и за свои дела он был наказан как положено. Последние три недели я его провожаю в школу каждое утро и встречаю каждый день после занятий. Уж не знаю хуже наказания для девятилетнего парня, чем когда мама провожает его в школу и встречает из школы. Он со стыда готов сквозь землю провалиться.

– Моя мама однажды проделала то же самое с моим братом. Ему было двенадцать. По-моему, он так до сих пор и не оправился от позора.

– Хотите знать мое мнение? Уж лучше бы родители делали, что положено, чем набиваться в лучшие друзья своим детям.

– А у соседей дела обстоят именно так?

– Учтите, это только сплетни, – ответила Шари. – Нет, сама-то я не прочь иногда посплетничать. Вот что я вам скажу: дисциплины я там не вижу. Но это мое личное мнение, и мой муж считает, что я слишком часто его высказываю. Тревор хороший мальчик, но он постепенно становится неуправляемым. Поймите меня правильно: может, я сейчас не в самых лучших отношениях с Эллой, но такого я никому не пожелаю. Мне кажется, это был какой-то кошмарный несчастный случай.

– Мы все проверим. Спасибо, что уделили мне время.

Рина, не откладывая на потом, сделала несколько срочных звонков, после чего вошла в дом, постояла в холле, впитывая атмосферу. Пожар сюда не добрался, но она ощущала запах гари. Произведенная при тушении «проливка» несколько повредила помещение. На Полу, на ступеньках лестницы остались сажа и грязь.

Но она поняла, что имела в виду соседка. Если не обращать внимания на беспорядок, вызванный чрезвычайными обстоятельствами, все было безупречно. Пол, там, где его не затронула грязь, блестел, цветы в вазах были аранжированы, как на выставке, цвет штор и диванных подушек был, тщательно подобран, и даже картины на стенах, казалось, были выбраны под цвет обстановки.

Наверху Рина обнаружила ту же картину. Больше всего пострадала хозяйская спальня. Краска пошла пузырями, потолок был закопчен, повсюду виднелись следы потопа.

Пламя опалило пуховое одеяло и шторы на окнах. Деревянные жалюзи обуглились.

Рина видела, каким путем пошел огонь. Спустился по ступеням с чердака, проел паркетный пол, изгрыз старинный ковер.

Пройдя дальше по коридору, она увидела два домашних кабинета. И здесь была антикварная мебель, расставленная в строгом порядке.

Спальня мальчика располагалась в другом конце коридора. Сразу было видно, что в этой просторной, полной воздуха комнате живет фанат английского футбола. Об этом говорили и плакаты в рамках на стенах, и черно-белая – в цвет футбольного мяча – отделка. Книжные полки уставлены аккуратными рядами книг. Ни разбросанных игрушек, ни раскиданной одежды.

Рина вытащила из сумки папку с делом и сверилась с информацией. Потом она вынула сотовый телефон и сделала звонок.

О'Доннелл уже с головой ушел в исследование слоев обломков, когда она осторожно поднялась по поврежденной лестнице.

– Наконец-то ты решила меня навестить.

– Мне надо было проверить кое-какую информацию. Пришлось сделать пару звонков. – Рина подняла голову и посмотрела на зияющую дыру в крыше. – Большей частью огонь ушел вверх. Им повезло. Разрушения на втором этаже не так уж велики. На первом этаже только копоть и вода.

– Пока я не нашел следов катализатора. Точка возгорания в юго-восточном углу. – О'Доннелл указал пальцем, и Рина начала фотографировать. – Фанера прогорела быстро, за ней слой изоляции – воспламенился мгновенно, – огонь пошел вверх и взял крышу.

Рина присела, начала разбирать обломки руками в перчатках и вытащила опаленный со всех сторон кусочек фотобумаги.

– Снимки. Целая пачка фотографий. Возможно, запал.

– Точно. Маленький костер из фотографий. Огонь идет вверх, вырывается наружу. Картонные коробки с елочными украшениями, пластиковые пакеты с одеждой – все занялось, отсюда и пошло вниз по ступеням. С ветерком через открытую дверь и открытое окно.

– «Пальчики» проверил? Дверная ручка, оконная рама?

– Тебя ждал.

– А я побеседовала с соседкой. Угадай, кто любит прогуливать школу?

О'Доннелл, сидевший на корточках, приподнял голову.

– Да ну?

– Я уточнила. Юный Тревор Паркер шесть раз отсутствовал на уроках за последние три месяца. В день пожара опоздал в школу, пришел между одиннадцатью и половиной двенадцатого. При себе имел записку, – добавила Рина. – В записке говорилось, что он был у врача. – Она начала проверять отпечатки на обгорелой древесине оконной рамы. – В школьном архиве хранятся записи об учениках, в том числе и медицинская информация. Они назвали мне имя лечащего врача Тревора. Я проверила – он не был у врача в день пожара.

– Ты молодец, девочка! В отчете об этом ничего нет, – заметил О'Доннелл. – Родители были на работе – оба, – пока их не известили о пожаре.

– Есть отпечаток большого пальца, – объявила Рина. – Маленький. По-моему, детский.

– Пожалуй, пора нам потолковать с Паркерами.

Элла Паркер оказалась очень импозантной дамой тридцати восьми лет. Она была вице-президентом по маркетингу одной местной компании и пришла в участок с кожаным портфелем от Гуччи. Ее муж также был вице-президентом, большой фирмы, его компания занималась поставками оборудования для научно-исследовательских организаций. Весьма солидный господин, стильно и дорого одетый и с «Ролексом» на левой руке.

По требованию полиции они пришли вместе с сыном. Он оказался мрачноватым, худеньким, но крепко сбитым девятилетним мальчуганом в кроссовках за двести долларов.

– Спасибо, что пришли, – начал О'Доннелл.

– Если у вас есть новая информация, мы хотим ее услышать. – Элла поставила портфель на стол перед собой. – Мы связались со своей страховой компанией, нам нужны оценки ущерба. Нам нужно как можно скорее вернуться домой, чтобы начать ремонт.

– Ясно. Хотя мы установили источник возгорания, у нас все еще остаются некоторые вопросы.

– Я полагаю, вы говорили с нашей бывшей прислугой?

– Бывшей? – переспросила Рина.

– Вчера я ее уволила. Нет никаких сомнений в том, что это ее вина. Никто, кроме нее, не знал нашего охранного кода. Я тебе говорила, что это была ошибка, – обернулась она к мужу.

– Она представила отличные рекомендации, – ответил ее супруг. – И она проработала у нас шесть лет. Разве у Энни была хоть какая-нибудь мыслимая причина устроить пожар в нашем доме?

– Людям не нужны причины для преступных дел. Они их просто совершают. Вы с ней говорили? – спросила Элла.

– Мы с ней поговорим.

– Не понимаю, почему вы до сих пор ее не допросили? Зачем тогда вы вызвали нас в такое время? У вас есть хоть малейшее представление о том, сколько времени и сил требуется, чтобы пережить пожар в доме? Вы понимаете, какой это стресс?

– Представьте себе, да, – ответила Рина. – Мне жаль, что вам пришлось это пережить.

– У меня погибли личные вещи на несколько тысяч долларов, не говоря уж об ущербе, нанесенном моему дому. Мне пришлось отменить назначенные встречи, перекроить все свое расписание…

– Элла!

В голосе Уильяма Паркера слышался не только упрек, но и глубокая усталость.

– Не смей меня прерывать! – огрызнулась его жена. – Это мне приходится копаться во всех деталях. Да ты никогда… – Она оборвала себя на полуслове и повернулась к детективам. – Извините. Я очень расстроена.

– Это можно понять. Не могли бы вы нам сказать, как часто вы поднимаетесь на чердак? – спросил О'Доннелл.

– По крайней мере раз в месяц. И я заставляю… заставляла прислугу регулярно там убирать.

– Мистер Паркер?

– Ну… где-то два-три раза в год. Перетаскиваю вещи вверх или вниз. Елочные украшения и все такое.

– Тревор?

– Тревору не разрешается подниматься на чердак, – отрезала Элла.

От Рины не укрылся взгляд, брошенный сыном на мать, прежде чем он опустил голову и вновь уставился в стол.

– Мне нравилось играть на чердаке, когда я была маленькой, – как будто между прочим заметила Рина. – Там так много интересного.

– Я сказала, ему запрещено подниматься на чердак.

– Мальчики часто делают именно то, что им запрещается делать. По нашей информации, Тревор иногда пропускает занятия в школе.

– Только раз… и ему больше не разрешается играть с мальчиком, который в ответе за это. Не понимаю, каким образом это касается вас.

– Тревора не было в школе в то утро, когда случился пожар. Правда, Тревор?

– Разумеется, он там был. – От гнева и нетерпения голос Эллы стал визгливым. – Мой муж забрал его из школы уже после того, как мы узнали о пожаре.

– Но ты пришел в школу не раньше полудня, не правда ли, Тревор? Ты пришел после начала занятий с запиской, в которой говорилось, что ты был у врача.

– Что за чушь?! У какого еще врача?!

– Миссис Паркер, – вмешался О'Доннелл. – Почему бы вам не позволить мальчику ответить самому?

– Я его мать, и я не позволю полиции допрашивать и тем более запугивать его. Мы в этом деле – потерпевшие, а вы выдвигаете какие-то абсурдные обвинения против девятилетнего ребенка. – Она решительно поднялась на ноги. – Все, с меня хватит. Идем, Тревор.

– Элла, замолчи. Просто помолчи пять минут, черт побери. – Уильям повернулся к сыну. – Тревор, ты опять прогулял школу?

Мальчик дернул плечом, упорно глядя на стол. Но Рина заметила, как в его глазах блеснули слезы.

– Ты поднимался в то утро на чердак, Тревор? – мягко спросила Рина. – Может быть, просто поиграть?

– Я не желаю, чтобы моего сына здесь допрашивали, – повторила Элла.

– А я хочу знать правду. – Ее муж встал. – Если не можешь с этим справиться, выйди из комнаты. Но я хочу послушать, что скажет Тревор.

– Как будто тебе не все равно! Как будто тебе есть дело до нас! Ты только и знаешь, что трахаешь свою блондинку, а на нас тебе плевать!

– Я только и знаю, что пытаюсь найти в себе силы, чтобы выжить в одном доме с тобой. Поэтому я слишком мало уделял внимания Тревору.

– Ты мне изменяешь, сукин ты сын! Ты даже не смеешь это отрицать!

– Перестаньте! Перестаньте! – Тревор зажал уши ладонями. – Перестаньте все время кричать! Я не хотел это делать. Я не нарочно. Я просто хотел посмотреть, что будет.

– О, мой бог! О, мой бог, Тревор! Что ты наделал? Больше ни слова, слышишь? Ни единого слова! Я не позволю ему сказать больше ни слова. – Элла повернулась к Рине. – Я сию же минуту вызываю адвоката.

– Перестань, Элла! – Уильям положил руку на плечо сыну. Потом он склонил голову и прижался щекой к макушке мальчика. – Прости, сынок. Мы с мамой здорово испортили тебе жизнь. Нам придется за это ответить. Но и тебе придется ответить за то, что ты сделал. Расскажи, что произошло.

– Вы с мамой опять поругались, я злился на вас, и мне не хотелось идти в школу. Вот я и не пошел.

Рина протянула ему бумажный носовой платок.

– И ты вернулся домой?

– Я просто хотел поиграть в своей комнате, посмотреть телевизор. Но…

– Ты был расстроен, обижен и…

– Они собираются разводиться.

– О, Тревор… – Уильям снова сел. – Это не из-за тебя.

– Ты разрушил наш дом. Мама так сказала. Вот я и подумал, если будет пожар, ты останешься дома и поможешь все исправить. Но я не хотел… Я взял спички и поджег фотографии, а потом не смог погасить. Я испугался и убежал. У меня была записка. Я заранее напечатал ее на компьютере. И пошел в школу.

– Это все твоя вина! – бросила Элла мужу.

Уильям взял сына за руку.

– А я и не спорю. Во многом это моя вина. Мы с этим справимся, сынок. Хорошо, что ты сказал правду. Мы с этим справимся.

– Если бы дом сгорел, вы бы не развелись. – Тревор спрятал лицо на груди у отца. – Не уходи, папочка!

Рина вернулась домой поздно в подавленном настроении. Для Тревора Паркера не будет счастливого или хотя бы легкого конца. Конечно, курс консультаций у психолога может помочь, но не склеит разрушенную семью. Эта семья, по мнению Рины, была обречена.

Слишком многие семьи были обречены, насколько она теперь знала.

Можно сколько угодно приводить в пример Фрэн и Джека, Гиба и Бьянку, все равно на другой чаше весов скапливалось слишком много неудавшихся семей, и они перевешивали.

Дом этого мальчика не сгорел, но он уж точно был разрушен до основания. И огонь тут был ни при чем.

Рина подъехала к дому, вышла из машины и заперла ее. И увидела Бо, сидящего на крыльце своего дома с бутылкой пива.

Она чуть было не прошла мимо: с ним все было слишком сложно, требовалось слишком много времени, чтобы все это распутать. Куда проще, подумала Рина, войти в свой собственный дом и закрыть за собой дверь.

Но она все же подошла к нему и села рядом на ступеньки. Взяла у него бутылку пива и отпила большой глоток.

– Если ты сейчас скажешь, что ты сидел здесь и ждал меня, я буду считать, что ты ненормальный.

– Ну, тогда я не буду этого говорить. Но вообще-то у меня вошло в привычку посидеть на крыльце погожим вечером с бутылочкой холодного пивка. Тяжелый выдался денек?

– Скорее, невеселый.

– Надеюсь, никто не умер?

– Нет. – Рина вернула ему пиво. – Но этот вопрос заставляет меня взглянуть на сегодняшний день другими глазами. Были такие дни, когда кто-то умирал. В смерти есть полная безнадежность. Мертвые не возвращаются.

– Как, в твоем мире нет реинкарнации?

Рина улыбнулась:

– Сегодня мне не пришлось иметь дело с кем-то, кто может вернуться в образе собаки-ищейки. Просто с маленьким мальчиком, который чуть не спалил свой дом, пытаясь скрепить распадающийся брак своих родителей.

– Он не пострадал?

– Физически – нет.

– Это уже кое-что.

– Да, это уже кое-что. Ты говорил, что твои родители расстались, когда ты был маленьким?

– Да. – Бо отпил пива. – Это было… неприятно. Ну, ладно, – горько усмехнулся он, встретив ее взгляд, – это был кошмар. Но у тебя и без того был тяжелый день, так стоит ли грузить тебя еще и рассказом о моем тяжелом детстве?

– Мои родители женаты тридцать семь лет. Они – как одно тело с двумя головами. Они иногда ссорятся, но никогда не скандалят, если ты меня понимаешь.

– Да, я тебя понимаю.

– Можно было бы сказать, что они сцементированы друг с другом, но я скажу по-другому. Они и есть цемент. Иногда их единение меня пугает. Потому что хочется именно этого, и на меньшее уже не соглашаешься.

– Мы могли бы начать с ужина. А там видно будет.

– Могли бы. – Рина снова взяла бутылку и задумчиво отпила. Она чувствовала запах свежести, исходящий от Бо, и чего-то еще. Может быть, льняного масла. Наверное, Бо пропитывает им древесину. – Или мы могли бы уйти в дом и заняться безумным сексом. Ты же этого хочешь.

Бо нервно рассмеялся и вытянул ноги перед собой.

– Не стану отрицать: я же все-таки парень. Да, безумный секс с тобой устроил бы меня по полной. Я мечтал заниматься с тобой любовью семь семнадцатых моей жизни.

Рина невольно фыркнула.

– Семь семнадцатых?

– Ну, цифра, возможно, округленная, но я так подсчитал. Поэтому заняться с тобой любовью – для меня это было бы величайшее событие в жизни. С другой стороны, раз уж я мечтал заниматься с тобой любовью семь семнадцатых своей жизни, не умру, если подожду еще немного.

– Забавный ты парень, Боуэн.

– Да, я могу быть забавным парнем. Я могу быть серьезным парнем, или хитрым парнем, или просто обычным парнем. Я многогранный парень. Мы могли бы поужинать. Я мог бы не раз угостить тебя ужином.

– Может быть. Мой партнер тебя прогнал.

– Прогнал? Откуда и куда?

На этот раз Рина рассмеялась от души.

– Прогнал по базе. Проверил твое прошлое.

– Нет, кроме шуток? – Вид у него был скорее заинтригованный, чем оскорбленный. – Вот это да! И как? Я прошел проверку?

– Вроде бы да. А ты даже не обиделся? Я бы разозлилась.

– Это даже интересно. По-моему, меня до сих пор еще никогда не прогоняли. Причин ни у кого не было.

– У меня большая, шумная, слишком заботливая семья. Мои родственники часто суют нос, куда их не просят, и достают меня до печенок. Но нравится мне это или нет, в них смысл моей жизни.

– А я – единственный ребенок из разбитой семьи. Посочувствуй моим страданиям.

– Ты вроде бы не страдаешь.

– Точно, не страдаю. Я тебе завидую. А еще я очень хочу до тебя дотронуться. – Он коснулся ее руки, плеча, повернул к себе ее лицо, и их глаза встретились. – Может, ты и не совсем такая, как я себе представлял, но ты так долго просидела у меня в голове, что я хочу узнать, какая ты на самом деле.

– Ко мне длительные отношения как-то не прилипают. Вернее, я к ним не прилипаю. Представляешь, как это было бы ужасно, если бы мы в конце концов возненавидели друг друга, но нам все равно пришлось бы жить бок о бок?

– Одному из нас пришлась бы переехать. Ну а пока… – Бо откинулся назад, открыл входную дверь и поставил пустую бутылку внутри. – Хочешь прогуляться? Я слыхал, что тут неподалеку, всего в нескольких кварталах, есть отличный итальянский ресторан. Могли бы перекусить.

– Ладно. – Рина поднялась, мысленно спрашивая себя, уж не совершает ли она ошибки. – Ладно, давай прогуляемся.

15

Рина носила ребенка на руках по гостиной в кукольных размеров квартирке Сандера и Ань. Они уже начали складывать вещи.

Она выехала из квартиры над «Сирико», и теперь в эту квартиру собирался въехать ее брат со своей маленькой семьей.

Оба окна в гостиной были открыты. До нее доносился шум уличного движения и голоса детей, играющих в парке по соседству.

– Ну, подумаешь, мы поужинали в «Сирико». Два раза. Пару раз посидели у него на крыльце. Он набросал для меня эскиз стола. Стол замечательный. Честно говоря, бесподобный. Я не знаю, что о нем думать.

– Давай ближе к делу. – Ань все это время не переставала складывать детские вещи. – Почему ты с ним не переспала?

– И это говорит приличная женщина, мать семейства!

– В настоящий момент из-за рождения, вскармливания, работы и подготовки к переезду моя сексуальная жизнь застыла на мертвой точке. Хоть про чужую жизнь хочется узнать что-нибудь интересное. Как он по части поцелуев?

– Понятия не имею.

– Ты с ним даже не целовалась? – Ань бросила памперсы и схватилась за грудь. – Ты переехала… когда? Три недели назад? Ты разбиваешь мне сердце!

– Он работает, я работаю. – Рина пожала плечами. – Хоть мы и живем по соседству, видимся не каждый день. Мы даже стараемся не мозолить друг другу глаза каждый день. Он не сделал свой ход. Я тоже не сделала. Мы вроде как… – Она описала пальцем круг в воздухе. – Обходим это дело стороной. Я жду, что он сделает первый шаг. И я думаю, он понимает, что я жду, поэтому и тянет время, держит меня в неизвестности.

– Ладно, ты проводишь с ним время, значит, он тебе нравится? Пульс у тебя частит, значит, ты находишь его привлекательным? И тем не менее ты на него не прыгнула.

– Нет. – Рина немного отстранила от себя Дилана и заглянула ему в лицо. – Что со мной не так?

– Ты немного боишься, да?

– Нет на свете такого мужчины, которого я боялась бы. – Она не могла и ни за что не позволила бы себе бояться. – Даже этого чемпиона, который, по-моему, только что самым что ни на есть замечательным образом наложил в свой подгузник. Иди к маме, мой сладкий.

Ань взяла ребенка, отнесла его в спальню, в которой им приходилось тесниться втроем, и уложила на пеленальный столик.

– Я думаю, ты его немного боишься, – продолжала она. – Я тоже поначалу побаивалась Сандера. Он был такой симпатичный, такой забавный, и он прекрасный врач. А потом, когда мы начали встречаться, я ужасно боялась знакомства с твоей семьей. У меня было какое-то предубеждение. Мне казалась, что это какой-то «Клан Сопрано»,[32] только без стрельбы и трупов.

– Ну, спасибо, буду знать, на что похожа моя семья.

– Большая семья, настоящая итальянская семья. Как скромной китайской девушке вроде меня вписаться в такую семью?

– Ты как цветок лотоса, изящно переплетенный с виноградной лозой.

– Какой красивый образ! А знаешь, я их всех обожаю. Мне кажется, я полюбила твою семью еще до того, как полюбила Сандера. Я им восхищалась, я хотела его как мужчину, но твоей родней я была просто ослеплена. И вот, смотри, что у меня теперь есть. – Она чмокнула Дилана в животик и обвила одной рукой талию Рины. – Разве это не самый прелестный малыш на всем белом свете?

– Самый.

– Когда Сандер впервые сделал мне предложение, я отказала.

– Что? – Рина в изумлении уставилась на свою золовку. – Ты отказала Сандеру?

– Я была в полной панике. «Нет, нет, ты что, с ума сошел? Пусть все остается, как есть. Нам вовсе не обязательно жениться. Нам и так хорошо, не надо ничего менять. Просто забудь об этом». Он ушел, пропадал где-то целый час. Я уж думала, он и вправду решил забыть. Но он вернулся и сказал, чтобы я перестала валять дурака.

– Ах, как романтично!

– Представь себе, да! Это было очень романтично. Он был такой сердитый, такой сексуальный. «Я люблю тебя, ты любишь меня, давай вместе строить нашу жизнь». Я сказала «да», и мы начали ее строить. – Ань подняла малыша, прижалась щекой к его щечке. – Слава богу! А знаешь, почему я тебе все это рассказываю? – добавила она. – Чтобы ты поняла, что, когда немного боишься, это нормально. Но лучше не медлить и сделать ход.

Может, она и сделает ход, размышляла Рина по дороге домой. Что ее останавливает? Ань права… Впрочем, Ань всегда бывала права. Лучше сделать свой ход. Тот, кто делает первый ход, напомнила себе Рина, обычно получает преимущество. Становится хозяином положения.

Бо любил ее в своих фантазиях и оставался верен этой любви… Как он сказал? Семь семнадцатых своей жизни. Ну, разве это не трогательно? Можно предположить, что у него возникали всякие идеи и образы на ее счет. Конечно, в большинстве своем преувеличенные и нереальные.

Если она сделает первый ход, у них появится новое игровое поле. А играть она любит.

Иногда можно просто поддаться порыву, сказала себе Рина. Она поставила машину и взяла свою сумку. Хватит заниматься самокопанием и пытаться предугадать последствия.

Она прошла прямо к двери Бо и постучала. Он долго не открывал, и она подумала, что он, наверное, работает на заднем дворе. Он часто работал там по вечерам. Но когда он все-таки открыл дверь, у нее уже была наготове кокетливая улыбка.

– Привет! Я была тут по соседству и подумала… – Тут Рина заметила, что он бледен и как будто находится в шоке. – Что случилось?

– Я… Мне надо идти. Извини. – Он умолк, но не двинулся с места.

– Бо, что случилось?

– Моя бабушка…

Рина крепко взяла его за руку.

– Что случилось с твоей бабушкой?

– Она умерла.

– Господи! Мне очень жаль. Когда?

– Они… они только что позвонили. Только что позвонили. Мне надо поехать к ней домой. Она у себя дома. Я должен позаботиться… Я должен что-то делать.

– Хорошо. Я тебя отвезу.

– Что? Погоди, дай мне секунду. – Бо прижал пальцы к глазам. – Я совершенно вышел из строя.

– Это естественно. Поэтому я тебя отвезу.

– Нет. Нет, все нормально. – Он опустил руки и покачал головой. – Это далеко. В Глендейле.

– Идем. Где твои ключи от дома?

– Мои… – Он сунул руку в карман и вытащил их. – Да. Да. Послушай, Рина, ты не обязана. Мне просто нужна минутка, чтобы это осмыслить.

– Тебе не следует садиться за руль, поверь мне. И ты не должен ехать один. Запри дверь, – велела она ему, а потом повела его к своей машине. – Где находится Глендейл?

Бо опять потер глаза руками, словно прогоняя сон, назвал адрес и довольно путано объяснил, как ехать. К счастью, Рина неплохо знала этот район еще с тех пор, как училась в колледже.

– Твоя бабушка болела?

– Нет. Во всяком случае, ничего серьезного. А может, я просто ничего не знал? Нет, у нее, конечно, были проблемы со здоровьем, но так всегда бывает, когда тебе восемьдесят семь. Или восемь. Черт, я даже не знаю точно!

– Ни одна женщина не станет протестовать, если ты забудешь о ее возрасте. – Рина погладила его по руке. – Может, расскажешь мне, что случилось? Или хочешь просто помолчать?

– Я точно не знаю. Ее нашла соседка. Забеспокоилась, что она не отвечает по телефону. И она не вышла этим утром забрать почту. Она строго всегда соблюдала распорядок, понимаешь?

– Да.

– У нее есть ключ. У соседки. Она пошла проверить. Бабушка все еще была в постели, должно быть, умерла во сне. Я не знаю. Она пролежала так весь день. Целый день одна.

– Боуэн, трудно терять близкого человека. Но позволь тебя спросить: когда придет твой час, ты можешь пожелать себе нечто лучшее, чем забыться сном у себя дома, лежа в собственной постели, и тихо уйти?

– Наверное, нет. – Он тяжело вздохнул. – Наверное, нет. Я только вчера с ней разговаривал. Мы перезванивались каждые день-два. Просто: «Привет, как дела?» Она сказала, что у нее опять подтекает кран в кухне. Я собирался заехать к ней сегодня или завтра, сменить сальник. Но сегодня так и не собрался.

– Ты о ней заботился, да?

– Да нет, я просто чинил, что требовалось, по дому. Приезжал где-то раз в две недели. Этого мало. Я должен был чаще ее навещать. И почему мы всегда это понимаем, когда уже слишком поздно?

– Мы всего лишь люди, нам свойственны запоздалые сожаления. У тебя есть еще родственники где-нибудь поблизости?

– Нет. Мой отец в Аризоне. Черт, я ему даже не позвонил! Дядя во Флориде. Кузен в Пенсильвании. – Бо откинулся на спинку сиденья. – Надо отыскать их номера.

Рине все стало ясно. Значит, ему надо рассчитывать на собственные силы.

– Ты знаешь, чего бы она хотела? Она когда-нибудь говорила с тобой о похоронах?

– Нет. Мессу, наверное. Она хотела бы мессу.

– Ты католик?

– Нет, это она католичка. Была. Я, в общем-то, отошел от этого. Последнее причастие. Теперь уже поздно. Я чувствую себя идиотом, – признался он со вздохом. – Я никогда раньше ничего такого не делал. Мой дед умер почти двадцать лет назад. Автомобильная авария. Родители моей матери живут в Вегасе.

В последний раз, когда я видел бабушку… Когда же это было? Недели две назад. Мы пили такой паршивый чай со льдом… знаешь, его продают в банках, с подсластителем и лимонным привкусом.

– Его бы следовало объявить вне закона.

– Точно, – засмеялся Бо. – Мы пили паршивый чай со льдом и ели покупное печенье у нее во дворике. Она не из тех, кто сам печет. Она любила смотреть по телевизору передачи из серии «Худшее в мире». Ну, знаешь, «Худшее в мире домашнее животное» или «Худшая в мире неприятность на каникулах». Она обожала подобную чушь. Она выкуривала по три сигареты в день. «Вирджиния Слимз». Три. Ни одной больше, ни одной меньше.

– И ты любил ее.

– Любил. Я об этом как-то не задумывался, но я и вправду ее любил. Спасибо. Спасибо, что поговорила со мной.

– Да не за что.

Немного успокоившись, он стал указывать ей дорогу, и они подъехали к хорошенькому кирпичному домику с безупречно убранным двориком.

На окнах были белые ставни, маленькое крылечко тоже было выкрашено в белый цвет. Рина подумала, что Бо наверняка покрасил… а может быть, и сам построил для нее это крылечко.

Из дома вышла женщина лет сорока с лишним. Глаза у нее покраснели от слез. На ней был синий тренировочный костюм, светло-каштановые волосы были стянуты коротким хвостиком на затылке.

– Бо! Мне так жаль. – Она обняла его. – Слава богу, ты приехал. – Она всхлипнула и отступила на шаг. – Извините, – сказала она Рине. – Я Джуди Добер, живу по соседству.

– Это Рина. Катарина Хейл. Спасибо, Джуди, что… посидели с ней.

– Конечно, милый. Конечно.

– Мне надо войти.

– Иди. – Рина стиснула его руку. – Я войду через минуту.

Рина осталась на лужайке, проводила его взглядом, когда он подошел к дому и скрылся за дверью.

– Сначала мне показалось, что она спит, – начала рассказывать Джуди. – На одну секунду. Говорю ей: «Ну, Мардж, побойся бога, что ты делаешь в постели в такое время дня?» Она не была лежебокой. А потом я поняла, я почти сразу же все поняла. Я всего лишь вчера с ней разговаривала. Она сказала, что Бо должен приехать через день или два, исправить кран. А уж когда он приедет, у нее будет для него наготове целый список всяких мелких поручений. Она страшно гордилась им. Доброго слова не могла сказать о его отце, своем сыне, но обожала Бо. – Джуди порылась в кармане, достала бумажный носовой платок. – Она его очень любила. Он единственный, кому она была дорога, если вы меня понимаете. Только он один уделял ей внимание.

– Вы тоже.

Джуди взглянула на нее и опять заплакала.

– Джуди! – Рина обняла ее за плечи, и они вместе двинулись к дому. – Бо сказал, что его бабушка была католичкой. Вы знаете, в какую церковь она ходила, как зовут священника?

– Да-да, конечно. Мне следовало самой об этом вспомнить.

– Мы можем позвонить. И, может быть, мы найдем номера телефонов ее сыновей.

Смерть могла наступить тихо, но она неизбежно сопровождалась грустными хлопотами. Рина старалась помочь, чем могла. Она позвонила священнику, пока Бо дозванивался до своего отца. Бумаги в маленьком письменном столе были рассортированы в идеальном порядке и представляли собой настоящую картотеку. Страховка, участок на кладбище, копия завещания, купчая на дом, документы на владение древним «Шевроле», на котором, как поняла Рина, Мардж Гуднайт ездила в церковь и за покупками.

Священник приехал быстро. Рина поняла, что Мардж была активным членом приходской общины.

На каждом шагу она находила в доме следы пребывания Бо. Чистота и порядок в доме были, несомненно, заслугой самой Мардж. Но техническое состояние дома – это было его рук дело. Здесь не было никаких времянок, кое-как прикрученных или приклепанных деталей, которые ей часто приходилось видеть в домах или квартирах одиноких стариков.

Как и сказала Джуди, он уделял ей внимание. Он заботился о ней.

Он делал все, что нужно: звонил по телефону, говорил со священником, принимал решения. Только раз, увидев, как он растерялся, Рина подошла к нему и взяла его за руку.

– Что я могу сделать?

– Они… Им надо знать, во что ее обрядить. На похороны. Мне надо что-то подыскать.

– Давай, я этим займусь. Мужчины никогда не знают, что женщинам хочется надеть.

– Я был бы тебе очень обязан. Все ее вещи вон там, в шкафу. Это не срочно. Они еще не… Я хочу сказать, она все еще там.

– Все нормально. Я об этом позабочусь.

Было в этом нечто нереальное: войти в спальню женщины, с которой она никогда не встречалась, и перебирать вещи в ее шкафу, пока тело все еще лежало в кровати. Рина сначала подошла к постели и взглянула на старую женщину.

Мардж Гуднайт не красила волосы и не возилась с укладками. Волосы у нее были седые, прямые, коротко остриженные. Значит, женщина она была серьезная, деловая, без дамских причуд, решила Рина. Ее левая рука с обручальным и венчальным кольцами лежала поверх одеяла.

Рина представила себе, как Бо сидел тут и держал ее за руку, пока прощался.

– Для него это слишком сложно, – сказала она вслух. – Выбирать для вас платье – это не его специальность. Надеюсь, вы не будете возражать, если я этим займусь? – Она открыла шкаф и улыбнулась, увидев встроенные полки. – Его работа, не так ли? – Рина обернулась через плечо и взглянула на Мардж. – Вы любили порядок во всем, а работу для вас делал он. Хорошая работа. Пожалуй, я ему закажу что-нибудь похожее для себя. Как насчет этого синего костюма, а, Мардж? Солидный, но не скучный. И вот эту блузку к нему, с узкой полоской кружева по планке. Я думаю, она вам нравилась.

Она нашла сумку-чемодан для одежды, повесила внутрь костюм с блузкой и – хотя и понимала, что это излишне, – добавила туфли и нижнее белье из комода.

Перед тем, как уйти из комнаты, Рина опять повернулась к постели.

– Я зажгу для вас свечку и попрошу маму прочесть молитвы. Никто так не умеет читать молитвы по четкам, как моя мама. Спокойного перехода, Мардж. Спаси вас господи!

Рина взяла два часа личного времени на посещение похорон. Бо не просил ее прийти. Ей даже показалось, что он избегает этого ее вопроса. Она села в заднем ряду, ничуть не удивляясь, что на мессу пришло столько народу. Краткий разговор со священником убедил ее в том, что Мардж Гуднайт была столпом церковной общины.

Как это обычно бывает, друзья и соседи принесли цветы, в церкви пахло лилиями, ладаном и свечным воском. Рина вставала, преклоняла колени, снова садилась, произносила слова молитвы в соответствии с требованиями мессы, знакомыми ей, как ритм собственного сердца. Когда священник заговорил об усопшей, он нашел личные, теплые слова.

«Она оставила след, – подумала Рина. – Разве не это самое главное?»

Когда Бо вышел к кафедре, чтобы сказать слова прощания, Рина отметила, что он отлично смотрится в темном костюме. И еще она подумала, что Мардж было бы приятно услышать ее мнение.

– Моя бабушка, – начал он, – была женщиной суровой. Она не считала дураков блаженными. Она считала, что человек должен шевелить мозгами, которые дал ему бог, а если он этого не делает, значит, зря только небо коптит. Она рассказывала мне, как во время Великой депрессии она работала в десятицентовом магазине и зарабатывала доллар в день. Ей приходилось идти пешком две мили[33] туда и обратно. Дважды в день, в любую погоду. Она не считала это великим подвигом, просто делала, что положено, и все.

Как-то раз она мне рассказала, что подумывала стать монахиней, а потом решила, что лучше заниматься сексом. Надеюсь, это ничего, что я говорю об этом здесь, – добавил Бо, когда по церкви волной прокатился смешок. – Она вышла замуж за моего деда в 1939 году. У них было то, что она назвала «двухчасовым медовым месяцем», а потом им обоим пришлось возвращаться на работу. Очевидно, за этот краткий перерыв они успели сделать моего дядю Тома. Она потеряла дочь шести месяцев от роду и потеряла во Вьетнаме сына, которому не суждено было справить двадцатый день рождения. Она потеряла мужа, но никогда не теряла своей веры. И своей независимости, которая для нее была столь же важна. Она научила меня кататься на двухколесном велосипеде и всегда доводить начатое до конца.

Он откашлялся:

– У нее остались два ее сына, мой кузен Джим и я. Мне будет ее не хватать.

Рина ждала возле церкви, пока люди подходили к Бо и выражали свои соболезнования, прежде чем рассесться по машинам и разъехаться. Стояло чудесное утро, ярко светило солнце, в воздухе сладко пахло свежескошенной травой.

Она заметила двоих, не отходивших от него ни на шаг. Мужчина примерно его возраста, рост около пяти футов десяти дюймов, модные очки в тонкой оправе, добротный темный костюм. И женщина лет тридцати с короткими ярко-рыжими волосами, в солнцезащитных очках и черном платье без рукавов.

Судя по тому, что он ей рассказывал, они не могли быть кровными родственниками. Но Рина поняла, что эти люди и есть его семья.

Бо отделился от них и подошел к ней.

– Спасибо, что пришла. У меня так и не было случая с тобой поговорить, поблагодарить тебя за все.

– Все нормально. Извини, я не смогу поехать на кладбище. Мне нужно возвращаться. Это было достойное прощание, Бо. Ты все сделал правильно.

– Жуть! – Он надел солнцезащитные очки на свои покрасневшие глаза. – Мне не приходилось говорить при таком скоплении народа после кошмарного публичного выступления на выпускном вечере в средней школе.

– Ну что ж, ты справился.

– Я рад, что все кончилось. – Бо оглянулся, и его подбородок окаменел. – Мне придется ехать с моим отцом. – Он кивком указал на мужчину в черном костюме. У мужчины были темные волосы с серебристыми прядями на висках. Загорелый и подтянутый, отметила про себя Рина. И явно проявляющий нетерпение.

– Похоже, нам с ним нечего сказать друг другу. Как это может быть?

– Не знаю, как, но это бывает. – Рина поцеловала его в обе щеки. – Держись!

* * *

В десять часов дождливого июньского утра, превратившего воздух в водяную взвесь, Рина стояла над частично обгоревшим телом двадцатитрехлетней женщины. То, что от нее осталось, лежало на грязном ковре в грязном номере гостиницы которую точнее следовало назвать ночлежкой.

Судя по водительским правам, найденным в заброшенной под кровать виниловой сумочке, а также заявлению дежурного администратора, ее звали Де Уанна Джонсон.

Поскольку ее лицо и верхняя часть тела были обезображены, официальное установление личности предстояло отложить на потом. Она была завернута в одеяло, набивка матраца, разбросанная по телу и вокруг, служила фитилями.

Рина щелкала фотоаппаратом, пока О'Доннелл делал разметку.

– Итак, Де Уанна въезжает три дня назад с каким-то парнем. Она платит наличными за две ночи. Хотя нельзя исключить, что она сама решила лечь спать на полу и поджечь себе лицо, я чувствую тут запах грязной игры.

– Может, на эту мысль тебя навела вон та сковородка, покрытая засохшей кровью и серым веществом?

– Надеюсь, ей не было больно. Да, Де Уанна, держу пари, сначала он тебя здорово отделал. У него тут отличный источник горючего – одеяло, набивка матраца, – плюс мы имеем ее телесный жир для эффекта свечи. Но он облажался. Надо было открыть окно, надо было пропитать этот ковер легковоспламеняющейся жидкостью. Слишком мало кислорода, пламени недостаточно, чтобы довести дело до конца. Думаю, она была мертва до того, как он ее поджег. Надеюсь, медэксперт и рентгенологи это подтвердят.

Рина обошла комнату и жалкую кухоньку. Разбитая посуда на полу, еда, которую она определила как рубленый бифштекс и кетчуп. Все это застыло на сероватом линолеуме.

– Похоже, она готовила ужин, когда все это началось. Кое-что от ужина пристало к сковородке вместе с ее мозгом. Видимо, он схватил сковородку прямо с плиты. – Рина отвернулась от плиты, стиснула руки, словно хватая сковородку, замахнулась… – Отбросил ее назад. Вот, кровавое пятно это подтверждает. Сразу ударил еще раз, теперь наотмашь. Опять отбросил назад. Она падает. Может, он бил ее еще, прежде чем до него дошло: «О, черт, что я наделал!» – Рина обошла тело кругом. – Решил поджечь ее, чтобы замаскировать убийство. Но животный жир горит неохотно. Небольшое пламя уничтожает ткани, съедает ее лицо и верхнюю часть туловища, но не может поднять температуру в закрытой комнате настолько, чтобы поджечь набивку матраца и даже спалить основную часть одеяла, в которое он ее завернул.

– Ну, значит, парень не химик.

– Я тебе больше скажу: он этого не планировал. Судя по уликам, убийство было совершено спонтанно, без предварительной подготовки. А дальше он импровизировал.

Рина прошла в ванную. Полочка над туалетом была забита косметикой. Лак для волос, гель для укладки, тушь для ресниц, губная помада нескольких оттенков, румяна, тени для век.

Присев на корточки, она начала перебирать мусор руками в латексных перчатках и через несколько секунд вернулась в комнату с коробочкой в руках.

– А вот и мотив.

И она показала напарнику домашний тест на беременность.

Дежурный администратор довольно туманно описал мужчину, поселившегося в одном номере с жертвой, но его словесный портрет подкрепили отпечатки пальцев, снятые Риной с ручки сковороды.

– Попался, – сказала она О'Доннеллу и повернулась в вертящемся кресле лицом к его столу. – Джамаль Эрл Грегг, двадцать пять лет. За ним много чего числится. Разбойное нападение, незаконное владение оружием с целью применения, членовредительство. Отсидел срок в «Ред Онион», Виргиния. Выпущен три месяца назад. Указан адрес в Ричмонде. На водительских правах Де Уанны Джонсон тоже указан адрес в Ричмонде.

– Что ж, видно, придется нам туда съездить.

– В базе числится кредитная карта «Мастер-кард» на ее имя. В сумке я ее не нашла. Нигде в комнате ее не было.

– Если он взял карточку, он пустит ее в ход. Задница! Давай выпустим предупреждение. Может, сэкономим себе поездку по Девяносто пятому шоссе.

Рина написала отчет и провела поиск известных подельников.

– Единственный контакт в Балтиморе – заключенный из его блока в «Ред Онион». Парень все еще там, отбывает четвертак за сбыт наркотиков.

– Джамаль был арестован за владение с целью применения. Может, он приехал сюда в поисках связей своего приятеля?

– За Де Уанной Джонсон ничего не числится. Ни криминала, ничего по малолетству, никаких арестов. Но они с Греггом вместе ходили в школу.

О'Доннелл спустил очки на кончик носа. Ему приходилось ими пользоваться для чтения:

– Школьная влюбленность?

– Всякое бывает. Он выходит, подбирает ее, и они едут в Балтимор – за ее деньги, на ее машине. Должно быть, это любовь. Позвоню-ка я по адресу, указанному в ее правах. Может, что и откопаю.

– Давай-ка я лучше введу капитана в курс дела, – сказал О'Доннелл. – Может, он заставит нас сгонять в Ричмонд.

Когда О'Доннелл вернулся, Рина предупреждающим жестом подняла палец.

– Я вам очень признательна, миссис Джонсон. Если ваша дочь с вами свяжется или если вы что-то узнаете о местонахождении Джамаля Грегга, прошу вас сообщить об этом мне. У вас есть мой номер телефона. Да. Спасибо.

Рина оттолкнулась в кресле от стола.

– Школьная влюбленность. Такая сильная, что у Де Уанны есть пятилетняя дочь. Живет сейчас у ее матери. Джамаль и Де Уанна уехали три дня назад, хотя ее мать возражала. Он сказал, что якобы есть возможность найти работу. Она говорит, что ее девочке напрочь отказывают мозги, когда речь заходит об этом ничтожестве, и она надеется, что на этот раз мы засадим этого вора и ублюдка надолго, тогда у ее девочки появится шанс наладить свою жизнь. Я ей не сказала, что такого шанса у ее дочери уже нет.

– Он уже сделал ей одного ребенка. Только вышел из тюрьмы, только затеял новое дело, и тут она ему заявляет, что у нее в духовке уже печется следующий. Он теряет голову, убивает ее, поджигает, забирает ее кредитную карточку, наличные, машину.

– Логично.

– Нам дали добро на поездку в Ричмонд. Погоди. – О'Доннелл поднял трубку зазвонившего телефона. – Отдел поджогов. О'Доннелл. Да. Да. – Он стал записывать, не прерывая разговора. – Задержите прохождение платежа. Мы едем.

Рина уже успела вскочить и схватить куртку.

– Где?

– Винный магазин на Центральном.

Рина на бегу схватила рацию и запросила подкрепление.

Он уже ушел к тому времени, как они добрались до места. С досады Рина, стоя под дождем, пнула заднее колесо машины Де Уанны Джонсон, которую Джамаль бросил у тротуара. Она вытащила свой сотовый, когда он запел.

– Хейл. Хорошо. Ясно. – Она отключила связь. – Жертва была беременна. Шесть недель. Причина смерти – удар тупым предметом по голове.

– Быстро сработал медэксперт.

– Я его обаяла. Слушай, он не мог уйти далеко. Даже если он решил бросить машину, он не мог далеко уйти.

– Что ж, поищем. Не стой под дождем. – О'Доннелл снова сел за руль и взял рацию. – Всем постам. Преступник на свободе. Он без машины. Зол, что не удалось купить выпивки.

– Бар! – воскликнула Рина. – Где ближайший бар? О'Доннелл оглянулся на нее с одобрительной улыбкой.

– Отличная мысль. – Он завернул за угол и кивнул: – Давай заглянем сюда.

Бар назывался «Последний приют». Несколько посетителей явно прятались здесь от дождя, пересиживая непогоду в обществе бутылки.

Джамаль сидел у дальнего края стойки и запивал виски пивом.

Он молнией слетел с табурета и рванул к задней двери.

«Чует копов за милю», – успела подумать Рина, бросившись за ним. До двери, выходящей в переулок, она добралась, на три шага опередив О'Доннелла, и сумела уклониться от металлического мусорного бака, брошенного Джамалем. О'Доннелл на него налетел.

– Ты цел? – спросила она на бегу.

– Достань его. Я за тобой.

Джамаль бегал быстро, но и Рина от него не отставала. Когда он перепрыгнул через сетчатую изгородь в конце переулка, она проделала это столь же проворно и опять оказалась у него за спиной.

– Полиция! Стоять!

«Да, шустрый парень, – подумала Рина, – но он не знает Балтимора». Она быстрее бегала, и она знала Балтимор.

Затопленный дождем переулок, в который он влетел, перепрыгнув через изгородь, был тупиком. Наткнувшись на стену, Джамаль повернулся и вытащил нож. Глаза у него были совершенно безумные.

– Ну, давай, сука.

Не сводя с него глаз, Рина вытащила оружие.

– Ты что, совсем сдурел, Джамаль? Брось нож, пока я тебя не пристрелила.

– Кишка тонка!

Теперь она улыбнулась, хотя ладони у нее вспотели, и ей с трудом удавалось сдерживать дрожь в коленях.

– Хочешь пари?

У себя за спиной она услышала, как ругается и пыхтит О'Доннелл. Эти звуки показались ей музыкой.

– И со мной, – сказал он, целясь из пистолета поверх сетчатой изгороди.

– Я ничего не делал. – Джамаль бросил нож. – Я просто сидел и выпивал.

– Ага. Расскажи это Де Уанне и ребенку, которого она носила. – Сердце Рины ухало в груди. Она двинулась вперед. – На землю, ублюдок. Руки за голову.

– Не знаю, о чем вы говорите. – Он лег и сплел руки на затылке. – Вы меня с кем-то путаете.

– Когда будешь мотать новый срок, попробуй почитать о свойствах огня. А пока, Джамаль Эрл Грегг, ты арестован по подозрению в убийстве.

Рина ногой отшвырнула нож и надела на него наручники. Напарники промокли насквозь, с них текло, когда они услышали сирены.

О'Доннелл улыбнулся ей:

– Быстро бегаешь, Хейл.

– Стараюсь.

И поскольку все было кончено, она села на мокрый асфальт, чтобы отдышаться.

16

«Что ж, все позади», – подумал Бо, входя в дом. Во всяком случае, он молил бога, чтобы все поскорее было кончено. Адвокаты, нотариус, страховка, агенты по недвижимости. Все эти встречи, весь этот ворох бумаг – у него голова шла кругом. Не говоря уж о паре схваток с отцом.

«Все кончено», – говорил себе Бо, не понимая, что он при этом чувствует – облегчение или подавленность.

Он поставил упаковочную коробку рядом с той, что уже занес в дом и свалил у подножия лестницы. И еще одна в машине, напомнил он себе. Пусть полежит, он с этим позже разберется.

И тут – он готов был поклясться! – Бо услышал голос своей бабушки, велящей ему закончить то, что начал.

– Ладно, ладно, – проворчал он, провел рукой по мокрым волосам, с которых стекала вода, и снова вышел на улицу.

Неплохо было бы выпить пива. Пиво, горячий душ, ну, и, может, какая-нибудь спортивная передача по кабельному телевидению. Надо остыть. Расслабиться. Пока он поднимал брезент, чтобы достать последнюю коробку, к дому подъехала Рина. Бо мгновенно забыл о своем намерении провести вечер в пижаме на диване у телевизора.

– Привет!

Ему показалось, что она выглядит бледной и усталой, но, может, это было из-за дождя?

– И тебе привет.

Она была без шляпы, ее влажные волосы потемнели от дождя.

– Есть минутка? – спросил он. – Может, зайдешь?

Рина помедлила, пожала плечами.

– Можно. Тебе помочь?

– Нет, я сам.

– Что-то я тебя всю неделю не видела, – заметила она.

– Пришлось втискивать работу между официальными встречами. Оказалось, что я назначен бабушкиным душеприказчиком. Звучит солидно. Нет, ты не подумай, она вовсе не купалась в деньгах. В основном адвокаты и куча бумаг. Спасибо, – добавил Бо, когда Рина открыла для него дверь. – Хочешь вина?

– Спроси лучше, хочу ли я дышать.

– Давай, я дам тебе полотенце. – Бо присоединил коробку к остальным и прошел по коридору туда, где, как знала Рина, располагалась ванная.

По плану его дом был почти точной копией ее собственного. Но Бо преобразил его. Все деревянные части, в том числе и карнизы, и настил полов, были доведены до натурального цвета и покрыты прозрачным лаком, а зеленый цвет стен еще больше подчеркивал медовый тон древесины. С потолка свисал светильник, стилизованный под керосиновую лампу. Пожалуй, на полу не помешала бы дорожка, решила Рина. Что-нибудь старое, немного износившееся, со своим неповторимым характером. И он, наверное, собирался заново отлакировать стол у дверей, на который бросил ключи.

Бо вернулся с парой темно-синих полотенец.

– Я вижу, ты тут здорово потрудился. Очень красиво.

– Правда? – Он огляделся по сторонам, вытирая голову полотенцем. – Ну, это только начало, но начало, надеюсь, неплохое.

– Очень хорошее начало, – поддержала его Рина, входя в гостиную.

Мягкая мебель нуждалась в заботе. Хорошие чехлы не помешали бы. Или перетяжка. И у него был самый большой телевизор, какой ей когда-либо приходилось видеть. Плазменная панель занимала целую стену. Тут стены были более сочного зеленого цвета, вся столярная работа была выполнена великолепно. Маленький камин, облицованный бежевым мрамором, был заключен в великолепную дубовую раму того же медового цвета и увенчан широкой массивной полкой.

– О боже, Бо, это великолепно. Честное слово. – Рина подошла к камину, провела пальцами по каминной полке. Пыль была, но под пылью древесина казалась шелковистой на ощупь. – Господи, а что это ты сделал у окна!

У окна стояли полки из той же древесины с тем же орнаментом.

– Именно такая деталь необходима для комнаты такого размера. Придает законченность, не отнимая ощущения пространства. Создает уют.

– Спасибо. Я тут думал, не застеклить ли их, может, зернистым стеклом. Пока не решил. Но я обязательно застеклю буфет в столовой, так что эти, пожалуй, оставлю открытыми.

Он гордился своей работой, но ее восторженная реакция явно подбодрила его.

– Кухня готова. Хочешь посмотреть?

– Хочу. – Выходя из комнаты, Рина оглянулась на камин. – Сможешь сделать что-нибудь в этом роде у меня?

– Я могу сделать все, что ты захочешь.

Рина вернула ему полотенце:

– Надо бы нам обсудить твои расценки.

– Я сделаю тебе скидку за то, что вскружила мне голову.

– Было бы глупо отказываться. – По дороге Рина заглянула в другие комнаты. – Я любопытна. Что тут будет? Комната отдыха?

– Что-то вроде того. Места хватит для телевизора приличных размеров с развлекательными приставками. Я разрабатываю дизайн.

– А этот монстр, что у тебя в гостиной, послужит тебе масштабной линейкой?

Бо весело улыбнулся:

– Уж если собираешься смотреть телевизор, так по-крупному.

– У себя я думаю использовать это место под библиотеку. Много полок, теплые краски, может, установлю такой маленький газовый каминчик. Большие мягкие кресла.

– Вот здесь лучшее место для камина, – указал он подбородком. – А вон там можно установить такой симпатичный диванчик под окном.

– Диванчик под окном? – Рина окинула его критическим взглядом. – Я что, всерьез вскружила тебе голову?

– Ну, вот сегодня, например, я собирался выпить пива и посмотреть по телику что-нибудь спортивное. А потом увидел тебя.

– Ну, значит, всерьез. – Рина вышла из комнаты и заглянула в ванную. Оценила новую плитку, новую сантехнику. Потом она прошла в столовую и обнаружила строительный разгром. – Тут еще много работы.

– Я люблю работать. Даже когда приходится крутиться между клиентами. Бизнес идет хорошо, поэтому работа в собственном доме у меня продвигается не так быстро, как раньше. Но мне здесь нравится, вот в чем все дело. Ну и потом, здесь ты.

Эти слова Рина решила оставить без комментариев и вошла в кухню.

– Разрази меня гром! Это потрясающе, Бо. Прямо как на картинке.

– Кухня – сердце дома. – Он открыл дверь в маленькую домашнюю прачечную, бросил туда мокрое полотенце. – Главный козырь при продаже. Я всегда начинаю перестройку с кухни.

Он покрыл пол крупной плиткой темно-серого цвета, краской более светлого тона выкрасил все рабочие поверхности, а все шкафы побелил. Дверцы некоторых шкафчиков были застеклены. Бо соорудил стойку бара, за которой можно было просто посидеть, сделал окно с эркером, чтобы лучше просматривался задний двор. Широкие подоконники были сложены из камня и словно специально созданы для горшков с цветами и рассадой.

– Оборудование первоклассное. Уж я-то в этом деле знаю толк. Хотела бы я иметь такой встроенный гриль.

– Могу устроить по сходной цене. От производителя.

– Мне нравятся светильники. Стиль начала двадцатого века. Классно.

Бо нажал на выключатель, и за стеклами шкафчиков зажглась подсветка.

– Здорово! Теперь у меня разыграется кухонная зависть. Вот этот застекленный шкаф очень хорош. А почему он пустой?

– У меня ничего нет. Вернее, не было. Теперь, наверное, есть. Кое-что из бабушкиных вещей. – Бо открыл холодильник, вынул бутылку белого вина. – Она все оставила мне. Ну, она сделала пожертвование церкви, но все остальное оставила мне. Дом. Все.

– Тебя это печалит, – тихо заметила Рина.

– Да, пожалуй. Немного. Я ей благодарен. – На минуту Бо прислонился к холодильнику с бутылкой в руке. – Дом полностью выкуплен и чист от долгов. Как только преодолею чувство вины, я его продам.

– Она бы не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Она же не ждала, что ты въедешь и будешь там жить. Это просто дом.

Бо вынул бокалы и разлил вино.

– Я как раз хотел об этом сказать. Большой работы ему не требуется. Я делал для нее весь текущий ремонт. Я начал вывозить вещи. Коробки в другой комнате. – Он протянул ей бокал. – Главным образом фотографии, кое-что из ее драгоценностей и…

– Дорогие тебе вещи.

– Да, то, что мне дорого. У нее была пара картин, которые я нарисовал еще мальчишкой. Ну, ты знаешь, квадратные домики с треугольными крышами. Большое круглое желтое солнце. Птички в виде галочек, летающие вокруг.

– Она тебя любила.

– Я знаю. Мой отец решил обидеться и разыграть обделенного сироту, потому что ему она ничего не оставила. За последние пять-шесть лет он видел ее хорошо, если два раза, и он изображает убитого горем сына. – Бо замолчал и покачал головой. – Извини.

– Семья – штука сложная. Мне ли не знать. Она сделала свой выбор, Бо. Это ее право.

– Да, конечно. – Но он крепко потер пальцами переносицу. – Я мог бы отдать ему долю, когда продам дом, но ей бы это не понравилось. Поэтому я ничего ему не дам. Вот моему дяде и кузену она все-таки оставила кое-что по мелочи. Я считаю, что она ясно выразила свою волю. Ладно, хватит. Ты не голодна? Может, я приготовлю ужин?

– Ты приготовишь ужин?

– Эту страницу я перевернул давным-давно и по счастливому совпадению обнаружил, что, когда парень умеет готовить, это возбуждающе действует на женщин.

– Ты не ошибся. Что у нас в меню?

– Что-нибудь соображу, – улыбнулся Бо. – А пока расскажи мне, почему у тебя такой усталый вид.

– А я выгляжу усталой? – Рина отхлебнула вина, пока он открывал морозильник. – Да, пожалуй. Трудный день. Хочешь, чтобы я морочила тебе этим голову?

– Хочу. – Бо нашел пару куриных грудок, сунул их в микроволновку для оттаивания и открыл отделение для овощей.

– Нас с напарником вызвали на дело. Ночлежка в южном Балтиморе. Единственная жертва, женщина. Ее голова и большая часть туловища… Нет, извини. Я только что сообразила, что это не застольный разговор.

– Ничего. У меня луженый желудок.

– Скажем так: она сильно обгорела. Ее завернули в одеяло и подожгли, чтобы скрыть, что она была забита до смерти. И все это было сделано халтурно. Все было ясно, как неоновая реклама.

Рина рассказала ему все, наблюдая, как он что-то взбивает в маленькой миске и выливает это на куриные грудки.

– Тяжелая у тебя работа. Черт знает что тебе приходится видеть!

– Приходится идти по канату, балансируя между объективностью и сочувствием. Трудно бывает сохранять баланс. И в этом деле я буквально закачалась. Вся косметика женщины осталась в ванной, ужин, который она пыталась приготовить… Она любила этого сукина сына, а он так рассвирепел, узнав, что она опять беременна – как будто это только ее вина! – что ударил ее по лицу сковородкой и ею же забил до смерти. Потом он запаниковал и поджег ее. Поджег ей волосы. Для этого надо быть особенно хладнокровным сукиным сыном.

Бо налил ей еще вина.

– Но вы его поймали?

– Это было нетрудно. Он же туп, как кирпич. Воспользовался ее кредитной карточкой… вернее, попытался. Но он нас засек. В ту же минуту, как мы вошли в маленький бар. Выскочил в заднюю дверь, опрокинул моего напарника мусорным баком. Я бегу за ним, догоняю, перепрыгиваю через изгородь, дождь льет как из ведра. Я даже ни о чем не думаю, просто преследую. Он города не знает, забегает в тупик. Поворачивается и вытаскивает нож.

– Господи, Рина.

Она покачала головой:

– А у меня пистолет. Табельное оружие. Он что думал, что я испугаюсь и сбегу? – Вообще-то ей хотелось сбежать, если уж говорить всю правду, но об этом она не сказала. – Мне уже и раньше приходилось обнажать ствол, и не раз, но в тот момент я об этом даже не вспомнила. У меня руки тряслись, я вся похолодела, но не от дождя. Изнутри. Я поняла, что, возможно, мне придется им воспользоваться. Мне никогда раньше не приходилось стрелять. Хуже того, я поняла, что смогу. Мне хотелось в него выстрелить, потому что у меня перед глазами стояло то, что он с ней сделал. Мне стало страшно. Впервые мне стало так страшно на работе. Пожалуй, это застало меня врасплох. Поэтому… – Рина вздохнула и отпила еще вина. – Твое предложение выпить и поужинать пришлось как нельзя вовремя. Мне не хотелось бы говорить о подобных вещах с родными. Не хочу их тревожить.

Бо тоже встревожился, но виду решил не подавать: ей бы это не понравилось.

– Вряд ли люди понимают, с чем тебе приходится иметь дело. Я имею в виду не только стресс и личный риск. Наверное, тут важнее всего эмоции. То, что ты видишь, что тебе приходится с этим делать. А потом это сидит у тебя внутри.

– Вот потому-то я и пошла на эту работу. Я видела, что произошло с Де Уанной Джонсон, и мне надо с этим жить. Спасибо, что дал мне выговориться. Я написала отчет, но он не дает такого освобождения от этого кошмара. Хочешь, помогу с ужином?

– Нет, я сам. Разве на тебя подействует возбуждающе, если я попрошу тебя почистить картошку?

– Ты пытаешься меня соблазнить, Бо?

– Подбираюсь к этому.

– И сколько тебе обычно требуется времени, чтобы подобраться и перейти к следующему этапу?

– Обычно не так уж много. Особенно если учесть, что прошло полных тринадцать лет.

– Тогда я скажу, что времени прошло более чем достаточно. – Рина поставила свой бокал и встала. – Все равно цыплятам надо помариноваться, – добавила она, подходя к нему.

– Похоже, сейчас мне полагается выдать в ответ нечто до ужаса остроумное. Но в голову ничего не приходит.

Бо положил руки ей на бедра, провел ладонями вверх по ее телу и притянул ее к себе. Он склонил голову и замер в сантиметре от ее губ, услышав вырвавшийся у нее тихий вздох предвкушения. Его глаза оставались открытыми. Не отрывая от нее взгляда, он чуть склонил голову и коснулся губами ее губ. А потом впился в нее поцелуем.

От нее пахло дождем, на ее губах был ощутим аромат вина. Ее руки ухватились за его плечи, потом поползли вверх, вплелись ему в волосы и сжались в кулаки, когда ее сильное тело прижалось к нему. Бо двигался бездумно. Он слегка повернул ее и прижал спиной к стойке, не прерывая поцелуя.

Рина слегка прикусила его язык зубами, и он почувствовал вкус проступившей крови. А из ее горла вырвался какой-то звук – не то вздох, не то стон. У него все поплыло перед глазами.

Руки не слушались ее, когда она стала вытягивать его рубашку из-за пояса.

– Здорово у тебя получается, – с трудом проговорила Рина.

– Охотно возвращаю комплимент. – Бо скользнул губами по ее шее, потом снова принялся целовать ее лицо. – Я хочу… Давай поднимемся наверх.

Все у нее внутри было открыто, все болело от напряженного ожидания. Запустив руки ему под рубашку, Рина вцепилась пальцами в крепкие, тугие мускулы. Ей хотелось ощутить на себе это мощное тело, его тяжесть, его жар, его страсть.

– Мне нравятся твои полы. Посмотрим, насколько они крепки.

Бо казалось, что он слышит биение собственного сердца – громкий, настойчивый стук. Отстранившись, чтобы сорвать с нее куртку, он понял, что это стучат в дверь.

– Господи! Кого это несет?

– Ты кого-нибудь ждешь?

– Нет. Может, они сами уйдут… – Но стук становился все громче. – К черту. Слушай, стой, где стоишь. Дыши только по необходимости, но не двигайся. – Бо стиснул ее плечи. – О боже, ты только посмотри на себя. Я мог бы просто… Ладно, жди здесь и не двигайся, я сейчас вернусь и займу свое место, только пойду и убью того, кто там колотится в дверь. Это займет всего минуту.

– У меня есть пистолет, – предложила Рина.

Его смех прозвучал несколько натянуто.

– Спасибо, я справлюсь голыми руками. Главное, не исчезай. Ничего не делай. Оставайся здесь.

Рина улыбнулась ему вслед. У него действительно здорово получалось. По правде говоря, он был просто исключителен. Мужчина, который умеет так целоваться… Она уже знала, что работать руками он тоже умеет… У него есть все данные, чтобы стать потрясающим любовником. Но теперь, когда у нее появилась минутка, чтобы немного остыть, она поняла, что в его предложении подняться наверх было здравое зерно.

Тряхнув волосами, Рина вышла из кухни. Ей хотелось взглянуть, удалось ли ему избавиться от досадной помехи.

Она обнаружила его на пороге, обнимающим хорошенькую рыженькую женщину – ту самую, которую Рина видела на похоронах. Женщина спрятала голову у него на плече, ее тело сотрясалось от рыданий.

– Мне так плохо, Бо. Я даже не думала, что мне будет так плохо. Я не знаю, что делать.

– Все хорошо. Входи. Дай мне закрыть дверь.

– Это глупо. Я глупая, но ничего поделать не могу.

– Ты не глупая. Давай, Мэнди, просто… – Он умолк, заметив Рину, и она увидела, как на его лице сменились удивление, смущение, вина, отрицание. – Гм… Н-да.

По лицу Мэнди текли слезы, пока она смотрела на Рину. Потом она отодвинулась от Бо. Залилась краской, и ее лицо стало одного цвета с волосами.

– О боже, извините! Мне так жаль… Я не думала, что у тебя кто-то есть. Господи, какая же я идиотка. Извините, я ухожу.

– Все в порядке. Это я как раз собиралась уходить.

– Нет, я уйду. Боже! – Мэнди обеими руками вытерла залитые слезами щеки. – Считайте, что меня здесь не было. Того, что осталось от моего самоуважения, здесь точно не было.

– Не стоит беспокоиться. Я просто осматривала дом. Я живу рядом. Рина Хейл.

– Я Мэнди… Рина? – переспросила Мэнди. – Я вас знаю. – Она всхлипнула, вытерла слезы. – То есть не то чтобы… Я была в колледже вместе с вами. Я была соседкой Джоша Болтона, он жил как раз надо мной. Однажды я вас видела, всего на минутку, перед тем как он… – Ее голос затих, лицо сморщилось. – О боже, что я такое несу?

– Вы знали Джоша?

– Ну да. Да. – Мэнди прижала пальцы к губам и покачнулась. – Этот паршивый мир до ужаса тесен, не правда ли?

– Иногда бывает. Мне действительно пора уходить.

– Мэнди, дай мне минутку, – начал Бо, но Рина покачала головой и выскользнула за дверь.

– Все нормально. Потом продолжим.

Она стремительно пробежала к своему дому под непрекращающимся дождем и скрылась у себя.

– Бо, мне ужасно жаль, – снова всхлипнула Мэнди. – Мне следовало позвонить. Мне надо было остаться дома и напиться до бессознательного состояния. Иди за ней.

Но Бо знал, что настроение пропало. Он видел, как изменилось лицо Рины при упоминании имени Джоша Болтона. Он прочел в этом лице нечто большее, чем просто удивление. Он увидел горечь утраты.

– Все нормально. Давай сядем.

Может, день выдался такой, или, может, все дело было в вине или в дожде, но Рина наполнила ванну, налила себе еще один бокал вина и опустилась в воду. И заплакала. Все ее тело исходило болью и слезами, и когда она выплакала их все до дна, Рина почувствовала себя онемевшей. Ее лихорадило.

Она вытерлась досуха, натянула тонкие фланелевые брючки и футболку, а затем спустилась вниз, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть.

Кухня показалась ей безликой. «Одиночество, – подумала Рина, – вот оно, одиночество». У нее внутри все было пусто от одиночества.

То ли от вина, то ли от дождя, а может, и от слез у нее началась головная боль. Понимая, что готовить сейчас она не в силах, Рина вытащила из морозильника один из полуфабрикатов своей матери. Это оказался минестроне.[34]

Оставив его разогреваться на плите, Рина налила себе еще вина.

Удивительно, как боль умеет возвращаться через годы, словно их и не было, и рвать из тебя душу. Рина редко вспоминала Джоша, а когда все-таки вспоминала, у нее сжималось сердце, но не было такой пронизывающей боли. Обычно она вспоминала мальчика, которому так и не суждено было стать мужчиной, с грустью, с горьковато-сладким сожалением.

Просто она расклеилась и перестала держать себя в руках – так это объяснила себе Рина, следя за кастрюлей с супом. День выдался тяжелый, а теперь еще и одиночество казалось острым, как нож в сердце. Еще один нож в сердце.

Она оглянулась, услыхав стук в заднюю дверь, и тяжело вздохнула. Она знала, что это Бо, еще до того, как открыла дверь.

Волосы у него опять были мокрые.

– Слушай, можно мне войти на минутку? Я только хочу объяснить…

Рина вернулась в кухню, оставив дверь открытой.

– Тебе ничего не нужно объяснять.

– Ну да, как же. Это выглядело… Но на самом деле все было совсем не так. И было, и есть. Мы с Мэнди друзья, и мы не… Нет, ну, было когда-то, но это было давным-давно. Рина… может, ты хоть посмотришь на меня?

Она знала, что он увидит следы слез на ее лице. Она не стыдилась этих слез, но сейчас ей не хотелось ничего объяснять. Она уже злилась на себя за эти слезы, злилась на него.

– У меня был тяжелый день. – Но Рина все-таки повернулась к нему лицом. – Просто многое накопилось. Я справлюсь. По-моему, у твоей подруги дела обстоят еще хуже.

– Это верно. Она… Мы друзья.

Рина наблюдала, как он сует руки в карманы – чисто по-мужски, когда мужчина пребывает в мучительном замешательстве и не знает, что еще с ними делать.

– И Мэнди была вся в кусках, потому что ее бывший муж снова женится, гребаный ублюдок. Извини. Она только что узнала. Развод дался ей тяжело и вступил в силу всего две недели назад. Для нее это был страшный удар.

Рина прислонилась к рабочему столу, потягивая вино и не мешая ему закончить свое торопливое объяснение. «Несчастный парень, – подумала она. – Совсем запутался среди двух женщин на грани нервного срыва. Да еще в такой дождливый день».

– Что-то я слегка окосела. Хочешь? – Она протянула ему свой бокал.

– Нет, но спасибо за предложение. Рина…

– Во-первых, я квалифицированный наблюдатель. Я не приняла сцену у тебя на пороге за любовные объятия. Я видела ее на похоронах твоей бабушки и поняла, что она значит для тебя.

– Мы с ней просто…

– Семья, – перебила его Рина. – Она член твоей семьи, Бо.

Напряжение ушло с его лица.

– Да. Да, это правда.

– А сегодня я увидела женщину в расстроенных чувствах, и ей вовсе не хотелось, чтобы совершенно посторонний человек присутствовал при ее излияниях. Мне бы тоже не хотелось, будь я на ее месте. Во-вторых, если уж мы ведем счет, ты получаешь очко за то, что не оттолкнул от себя друга, попавшего в беду, чтобы поваляться со мной в постели. Где она?

– Спит. Выплакалась, и я уложил ее в постель. Увидел, как у тебя тут зажегся свет, и решил… Я хотел объяснить.

– И ты объяснил. Я не обижаюсь. – Рина вдруг поняла, что не только не обижается, но больше не чувствует себя одинокой. – Я не ревнива, и мы не устанавливали никаких правил игры. Мы даже не знаем, нужны ли нам такие правила. Мы же собирались заняться сексом, не так ли? – Она подняла бокал. – Всегда бывает следующий раз.

– Ты не обижаешься, – констатировал Бо. – Но ты расстроена.

– Не из-за тебя. – Чтобы чем-то себя занять, Рина взяла большую ложку и начала помешивать суп. – Это не из-за тебя, – повторила она. – Это из-за прошлого. Из-за милого, несчастного, погибшего мальчика.

– Джош. У вас с ним что-то было?

– В этом паршивом и до ужаса тесном мире он был у меня первым. – Слез у нее не осталось, и она не пролила больше ни одной. – Как ни странно, я была с ним в тот вечер, когда ты увидел меня впервые на той вечеринке. Я ушла с ним. В тот вечер у нас с ним это было в первый раз. Он был у меня первым.

– Я с ним познакомился.

Ложка звякнула о край кастрюли. Рина стремительно повернулась к нему.

– Ты знал Джоша?

– Нет. Я с ним познакомился в тот самый день, когда он умер. В тот же день я познакомился с Мэнди. Свидание вслепую. Двойное свидание с моим другом Брэдом и девушкой, с которой он тогда встречался. Когда мы заехали за Мэнди, Джош спускался вниз по лестнице. Он собирался на свадьбу.

– О боже, свадьба моей сестры Беллы! – Нет, оказалось, что у Рины еще есть в запасе несколько слезинок. Они жгли ей глаза.

– Угу. Он не сумел правильно завязать галстук. Мэнди ему помогла.

– Он был славный мальчик, Джош, – глухо проговорила Рина.

– Он изменил всю мою жизнь, – сказал Бо.

Рина вытерла слезы и опять повернулась к Бо. В его зеленых глазах не было мечтательности, они были словно наэлектризованы.

– Я не понимаю, – сказала она.

– Я в то время много шлялся по вечеринкам, – пояснил Бо. – Не я один, многие так делали. Я плыл по течению. Строил планы на далекое будущее. Ну, типа: «Да, я этим обязательно займусь, но когда-нибудь потом. Соберусь, разгребу все дерьмо, начну новую жизнь… когда-нибудь». В то утро я проснулся после свидания с Мэнди… Я завез ее домой, а потом еще завернул на вечеринку к соседу. Я проснулся с похмельем библейских масштабов. Проснулся в своей квартире, напоминавшей мусорный бак. Я решил навести чистоту. Вообще-то я делал это примерно раз в полгода, когда становился сам себе противен. Обещал себе изменить свою жизнь, но это я тоже делал примерно раз в полгода. А потом пришел Брэд и рассказал мне про молодого человека, которого мы видели накануне в доме Мэнди. Рассказал, что с ним случилось.

– Но ведь ты его не знал.

– Нет, я его не знал. Но… – Бо замолчал и покачал головой, стараясь найти верные слова, чтобы она поняла. – Но он был моего возраста, и он был мертв. Я с ним познакомился, смотрел, как Мэнди завязывает ему галстук, и вдруг я узнаю, что он мертв. У него уже не было шанса на будущее. Минуту назад он собирался на свадьбу в своем лучшем костюме, а в следующую минуту…

– Его уже нет, – прошептала Рина.

– Его жизнь оборвалась внезапно, неожиданно. А что я сделал со своей? Я ее растрачивал черт знает на что, как мой отец. – Бо замолчал и перевел дух. – Словом, для меня это стало потрясением. Я перестал думать о том, что будет когда-нибудь, взялся за ум и получил лицензию строителя. Уговорил Брэда купить со мной на паях дом. Настоящую развалюху. Бабушка одолжила нам часть денег. В жизни своей я столько не работал, пока делал ремонт этого дома. Когда я… Черт, это звучит так глупо и эгоистично…

– Нет-нет, продолжай.

– В общем, всякий раз, когда я начинал испытывать отвращение к себе, когда я падал духом и спрашивал себя, как меня угораздило во все это ввязаться, – а я работал по десять-двенадцать часов в сутки, – всякий раз я вспоминал Джоша, вспоминал, что ему так и не дали шанса. И я оценил свои силы, понял, на что я способен, если не сдамся и не буду отступать. Может быть, я все равно не отступил бы, может быть, мне и так все удалось бы, не знаю. Но я никогда не забывал Джоша, не забывал, что его смерть изменила мою жизнь.

Рина поставила бокал с вином и помешала суп.

– Я не хочу потерять свой шанс с тобой, Рина.

– Ты ничего не потерял. – Выключив газ, она повернулась к нему. – Позволь сказать тебе одно: не смотри на меня как на завидный трофей. За мной тянется длинная цепь краткосрочных или оборванных отношений от Джоша до тебя. Неправильный выбор, неудачно выбранное время или просто невезенье.

– Я рискну. – Бо подошел к ней, наклонился и поцеловал. – Я не могу сегодня оставлять Мэнди там одну, понимаешь?

– Нет, не можешь. Вот почему я говорю, что ты ничего не потерял. Вот, возьми суп. Если она проснется, нет ничего лучше маминого минестроне для поднятия настроения.

– Спасибо! – Бо коснулся пальцем родинки у нее над губой. – Почему бы мне не пригласить тебя завтра на ужин?

Рина достала контейнер для супа.

– В самом деле, почему бы и нет? – улыбнулась она.

У него в гостиной еще горел свет, когда она ложилась. Что он там делает? Смотрит свой гигантский телевизор? Наверняка свою кровать он в этот трудный час уступил своей подруге.

Рина надеялась, что они поели немного минестроне, приготовленного ее матерью.

У нее никогда не было друга-мужчины, ровесника, который позаботился бы о ней вот так, вдруг подумала Рина. Мужчины в ее жизни, если только это не родственники, были для нее либо учителями, как Джон Мингер, либо напарниками и коллегами. Либо любовниками.

Наверное, это здорово, решила она, почувствовать в мужчине друга, прежде чем затащить его в постель или позволить ему затащить тебя в постель.

Рина выключила свет, закрыла глаза в надежде, что сон принесет ей отдохновение.

Было около трех часов ночи, когда ее телефон зазвонил. Рина мгновенно проснулась, включила свет и схватила трубку. Даже при ее работе от звонков среди ночи у нее сердце подскакивало к горлу. Мысли о семье, о несчастных случаях и смерти близких машинально начинали биться в мозгу.

– Алло?

– У меня для тебя сюрприз.

Краем сознания Рина отметила номер звонящего на определителе как незнакомый, но сосредоточилась на голосе. Мужской, грубоватый, глухой.

– Что? Какой номер вы набираете?

– Большой сюрприз для тебя. Скоро будет готов. Когда ты его получишь, я буду дрочить и воображать, что он у тебя во рту.

– Пошел ты к черту! Если уж хочешь будить кого-то среди ночи с непристойностями, не звони полицейскому.

Рина повесила трубку и записала номер, а также время звонка.

А потом выключила свет и заснула, выкинув звонок из головы.

17

Давно уже Рина не брала в руки и не просматривала дело Джошуа Болтона. Она и сама не знала, зачем взяла его сейчас. Ничего нового она в нем не увидела. Дело было закрыто много лет назад. Следователи, медэксперт, криминалистическая лаборатория – все сочли эту смерть случайной.

Не было никаких причин считать иначе. Не было взлома и вторжения, травма головы соответствовала удару, полученному при падении, не было кражи, ограбления, вандализма, не было мотива. Просто молодой человек заснул с сигаретой в постели.

Вот только она точно знала, что Джош не курил. Рина никогда не видела его с сигаретой.

Однако бригада нашла на месте пачку сигарет, спички, а эксперты проявили на том и на другом его отпечатки. Это перевесило показания девушки, которая с ним спала и утверждала, что он никогда не курил.

Она сама пришла бы к такому же выводу, подумала Рина, перечитывая отчеты. Она пришла бы к точно такому же выводу и закрыла бы дело.

Но она так и не смогла полностью с этим смириться. Ни тогда, ни сейчас.

Рина все еще перечитывала отчеты, разложив на столе фотографии с места происшествия, когда зазвонил ее телефон.

– Отдел поджогов. Детектив Хейл.

– Рина? Это Аманда Гринбург. Мэнди, помните? Мы познакомились вчера у Бо… в минуту моего величайшего позора.

– Да, конечно. Я помню. – Рина при этом смотрела на то, что огонь сделал с парнем, которого она знала.

– Ну, еще бы вам не помнить! Слушайте, я просто хочу извиниться.

– Не за что. Честное слово. – Рина тронула пальцем фотографию. – Но я хочу спросить, не найдется ли у вас время для встречи со мной. Мне хотелось бы с вами поговорить, если выкроите время.

– Конечно. Когда?

– Вы можете прямо сейчас?

Поскольку день стоял погожий, Рина заняла столик на открытом воздухе при небольшой кофейне в пяти минутах ходьбы от полицейского участка. Не успела она усесться, как увидела Мэнди, спешащую по тротуару. Большая квадратная сумка, перекинутая через плечо, била ее по бедру.

Ярко-рыжие волосы растрепались, хорошенькое личико хитрой лисички раскраснелось. На ней были солнцезащитные очки в стиле Джеки Кеннеди-Онассис, и, они ей очень шли.

– Привет! – Мэнди рухнула на стул.

– Спасибо, что согласилась встретиться со мной.

– Без проблем. Кофе, – сказала Мэнди подошедшему официанту. – И сделайте так, чтобы моя чашка не пустела.

– Диетической пепси.

– Ладно, я хочу снять тяжесть со своей души. Вчера вечером я действительно была в кусках, а Бо не только мой лучший друг, он, как никто, умеет утешать несчастных женщин. Просто удивительно, как ему это удается. Мы не спим вместе.

– С некоторых пор, – уточнила Рина.

– С некоторых пор. Мы годами не гуляли по этой дорожке. Мы с Бо друзья. Мой бывший… – Мэнди выждала, пока им подавали заказанные напитки. – Мы с Марком прожили вместе больше года. Сбежали в Вегас в минутном порыве. Все пошло как-то не так чуть ли не с той минуты, как мы вернулись. Не знаю почему. Все-таки легче, когда знаешь, тебе не кажется?

– Кажется. Всегда лучше, когда знаешь.

– А я не знала. Потом он приходит ко мне однажды вечером и говорит, что ему жаль, но у него со мной ничего не выходит, и он встретил другую. Он думает, что он влюблен. Представляешь, стоит передо мной с жалким видом и говорит мне – своей жене! – что ему жаль, но ему кажется, он влюблен в другую женщину. Не хочет меня обманывать и поэтому считает, что нам нужно развестись.

– Тяжелый удар.

– Да, мне было тяжело. – Мэнди взяла чашку кофе, и кольцо у нее на большом пальце блеснуло на солнце. – Ну, ясное дело, я завелась. Разразился грандиозный скандал. В тот раз кончилось тем же: я всласть наплакалась в жилетку Бо. Но что мне делать? Ублюдок меня больше не хочет. А вчера я узнала, что он женится на ней, и на меня опять накатило.

– Мне очень жаль.

– А, пошло оно все к черту. И они оба. Но я не хочу испортить жизнь Бо только потому, что мне надо поплакаться ему в жилетку. Я его старый друг. А ты – Девушка Его Мечты.

Рина поморщилась.

– Ты хоть понимаешь, как тяжело соответствовать такому титулу?

– Могу себе представить, – усмехнулась Мэнди, – хотя лично я Девушкой Мечты никогда ни для кого не была. Мы с Брэдом часто подшучивали над ним из-за тебя.

– На то и существуют друзья.

– Точно. Но это же классный прикол, ты не находишь? Ты въезжаешь в соседний дом. У него в глазах такие маленькие сердечки, как в мультяшках… Но тут появилась я и все испортила.

– Ничего страшного.

– Давай быстро сменим тему. – Мэнди сделала знак официанту наполнить ее чашку. – Де Уанна Джонсон.

– Откуда ты о ней знаешь?

– Я работаю в «Сан».

– Ты репортер?

– Фотограф. Вчера ты сделала заявление по делу, и я знаю, что им понадобятся подробности. Я подумала, что если бы достать фото…

– Джамаль Эрл Грегг обвинен в убийстве второй степени по делу о гибели Де Уанны Джонсон. Если тебе нужны подробности, обратись в контору окружного прокурора.

– Но ты же местная, у тебя здесь крепкие связи. И ты женщина. Нравится нам это или нет, это придает истории особую сочность.

– Мой напарник не женщина, мы задержали подозреваемого вместе. Тебе придется действовать через представителя по связям с прессой, Мэнди. Разрешение дано. С фото проблем не будет. Но, честно говоря, я попросила тебя о встрече, чтобы поговорить о другом пожаре. О Джоше.

– Ладно. – Мэнди опустила взгляд в свою чашку. Рина заметила, что кофе она пьет без молока и сахара. И пьет, как воду. – Тогда я тоже была вся в кусках. Мы все были. Потом со мной приходил говорить репортер. Я тогда была в «Сан» практиканткой. Потом уехала на полгода в Нью-Йорк, когда окончила колледж, но поняла, что я для них – девчонка из провинции. Я вернулась в Балтимор. Однажды я говорила с его матерью после его смерти. Родственники приехали забрать его вещи. Это был полный мрак.

– Следователи с тобой говорили? Пожарный инспектор, полиция?

– Конечно. Они опросили всех в здании, насколько я знаю. Его сокурсников, друзей. С тобой они наверняка тоже говорили.

– Да, они говорили со мной. Наверно, я последняя видела его живым. Я была с ним в тот вечер.

– О! – Сочувствие отразилось на лице Мэнди, она сдвинула очки на макушку. – Боже, я не знала. Прости. Меня в тот день не было дома. Свидание вслепую с Бо. Наше первое свидание. Двойное свидание – наше и Брэда и моей подружки, в которую он тогда был влюблен.

– Ты вернулась домой между половиной одиннадцатого и одиннадцатью?

Мэнди удивленно подняла брови, отпивая кофе.

– Правда?

– Так было записано в протоколе.

– Ну, значит, так оно и было, насколько я помню. Бо завез меня домой, высадил у двери. Я хотела пригласить его зайти, но потом решила притормозить и посмотреть, что будет. Моя соседка уехала на все выходные, квартира была в полном моем распоряжении. Я включила музыку и выкурила косячок. В заявлении я об этом само собой не упомянула, но в студенческие годы я этим баловалась время от времени. Я посмотрела телевизор и где-то примерно в полночь легла спать. А проснулась от топота, криков и завывания пожарной сигнализации. Я ничего не соображала.

– Ты знала студентов, живших в доме?

– Конечно. Если не по имени, так в лицо.

– У него бывали размолвки с кем-нибудь из них?

– Нет. Ты же знаешь, каким он был, Рина. Он был симпатяга.

– Да, но даже симпатяги иногда вступают в конфликты с другими людьми. Может, с девушкой?

«Пожар в спальне, – подумала Рина. – Типично скорее для женщины. Нечто более личное, более эмоциональное. Я тебя достану там, где ты спишь, ублюдок».

Пока она думала, Мэнди крутила одну из множества серебряных цепочек у себя на шее.

– Он встречался с девушками, ходил на вечеринки. Такие дома в университетских городках – это целые муравейники всяких драм, секса и бесконечных вечеринок. К экзаменам – аврал, полная паника. Но был как раз пересменок. В мае конец семестра, многие уезжают домой на лето или насовсем по окончании курса. Приезжают новые. В начале июня дом не заполнен даже наполовину. А Джош никого, кроме тебя, не видел, когда вы начали встречаться. Честное слово, насколько я помню, у него ни с кем не было бурных объяснений или каких-то драм. Ни в доме, и в колледже. Джоша все любили. Его невозможно было не любить.

– Да, – согласилась Рина. – Ты когда-нибудь видела, как он курил?

– Должно быть, он курил. Меня спрашивали, но я ничего определенного вспомнить не могла. Многие из нас курили за компанию, на вечеринках или затягивались тайком, чтобы расслабиться. Были у нас противники курения – настоящие нацисты! – вот этих я помню. Но Джош не был одним из них. Он со всеми ладил.

– И ты не видела и не слышала ничего странного в ночь пожара?

– Ничего. А что, дело снова открывают?

– Нет. Нет, – повторила Рина, качая головой. – Это личное. Просто я не могу забыть. Что-то меня все время точит. Возвращается снова и снова.

– Я знаю. – Рассеянным жестом Мэнди опустила солнцезащитные очки обратно на нос. – У меня то же самое. Всегда тяжелее, когда ты молод, как мы были молоды в то время, и когда это один из нас. Человек не должен умирать в двадцать лет. По крайней мере, так думаешь, когда тебе двадцать. Жизнь бесконечна. Времени полно.

– Де Уанне Джонсон было двадцать три. Времени всегда не так много, как нам кажется.

Рина спрятала файл Джоша, как уже не раз делала это раньше, и сосредоточилась на текущих делах.

Когда мать Де Уанны Джонсон вошла в участок, Рина встала.

– Я ею займусь, – сказала она О'Доннеллу. – Миссис Джонсон? Я детектив Хейл. Мы говорили с вами по телефону.

– Они сказали, что я должна прийти сюда. Они сказали, что мне еще нельзя забирать Де Уанну.

– Давайте пройдем сюда. – Рина взяла женщину под руку и отвела ее в комнату отдыха. Здесь была короткая стойка, загроможденная кофеваркой, древней микроволновкой и пластиковыми чашками. Она указала миссис Джонсон на стул. – Присаживайтесь. Могу я предложить вам кофе, чаю?

– Нет, ничего не нужно.

Женщина села. Ее темные глаза ввалились. «На вид ей немногим больше сорока, – прикинула Рина, – и скоро ей придется хоронить свою дочь».

– Я скорблю о вашей потере, миссис Джонсон.

– Я ее потеряла в ту самую минуту, как он вышел из тюрьмы. Не надо было его выпускать. Надо было запереть его там навсегда. Теперь он убил мою девочку, а дочечку ее оставил сиротой.

– Мне очень жаль, что такое случилось с Де Уанной. – Рина села напротив нее. – Джамаль за это заплатит.

Усталость гасила гнев и боль в темных глазах несчастной женщины.

– Как мне сказать малышке, что ее папа убил ее маму? Как мне это сказать?

– Я не знаю.

– Она горела… Она чувствовала огонь?

– Нет. – Рина сжала руку миссис Джонсон. – Она ничего не почувствовала. Она не страдала.

– Я воспитывала ее одна, старалась, как могла. – Миссис Джонсон тяжело вздохнула. – Она была хорошей девочкой. Он ее ослепил, этот кровопийца, она ничего не соображала, но она была хорошей девочкой. Когда я смогу забрать ее домой?

– Я узнаю специально для вас.

– У вас есть дети, детектив Хейл?

– Нет, мэм, детей у меня нет.

– Знаете, мне теперь кажется, мы только для того и заводим детей, чтобы они разбили нам сердце.

Эти слова застряли в голове у Рины, прокручивались в ней снова и снова помимо ее воли, поэтому по дороге домой она заглянула в «Сирико» и увидела свою мать у большой плиты и отца за рабочим прилавком.

Она удивилась, увидев в одной из кабинок своего дядю Ларри и тетю Кармелу. Они поглощали закуски.

– Садись, садись, – проговорил дядя Ларри, когда Рина наклонилась и поцеловала его. – Расскажи нам, как ты живешь.

– Это заняло бы минуты две, но сейчас у меня и этого нет. Я уже опаздываю.

– Горячее свидание? – подмигнула тетя Кармела.

– Угадали.

– Как его зовут? Чем он занимается? Когда ты наконец выйдешь замуж и подаришь своей маме хорошеньких внучат?

– Его зовут Боуэн, он столяр. А что до хорошеньких внучат, по-моему, Фрэн, Белла и Сандер подарили ей уже более чем достаточно.

– Их никогда не бывает достаточно. Это тот, что живет в соседнем доме? Как его фамилия?

– Она не итальянская, – засмеялась Рина и снова поцеловала тетю. – Buon appetito.[35]

Она вернулась в кухню и налила себе воды из охладителя. Руки её отца были в тесте, поэтому она поднялась на цыпочки и поцеловала его в подбородок.

– Привет, красавец.

– Кто это? – Гиб оглянулся на жену. – Кто эта незнакомка, раздающая поцелуи? Вроде бы я ее где-то видел.

– Да еще недели не прошло, как я заходила. – Рина сделала вид, что обиделась. – И звонила два дня назад.

– О вот теперь я тебя узнаю. – Он поднял руки и ущипнул ее за щеку пальцами, испачканными в тесте. – Это наша пропавшая дочь. Как, ты говоришь, тебя зовут?

– Остряк-самоучка. – Рина повернулась к матери и чмокнула ее в щеку. – М-м-м… тут что-то вкусно пахнет. Новые духи и соус-болонез.

– Сядь, я покормлю тебя.

– Не могу. Сегодня мне готовит ужин красавец-мужчина.

– Твой столяр еще и готовит?

– Я не говорила, что это столяр. Но, да, это он. И он вроде бы умеет готовить. Мама, твои дети разбивали тебе сердце?

– Я даже счет потеряла. Вот, возьми грибы. Вдруг он не справится с ужином?

– Попробую. Если мы разбивали тебе сердце, мама, зачем ты завела нас четверых?

– Потому что ваш отец не хотел оставить меня в покое и дать мне спокойно поспать.

Услышав это, Гиб повернул голову и тихонько засмеялся.

– Я серьезно спрашиваю.

– А я и не думала шутить. Стоило мне пошевелиться, как он давал волю рукам. – Бьянка помешала ложкой в кастрюле. – Я родила четверых, потому что вы не только разбивали мне сердце. Вы наполняли его радостью. Вы самое дорогое, что у меня есть, и вы сидите у меня в печенках. – Она подтащила Рину к разделочной и понизила голос: – Ты не беременна?

– Нет, мама.

– Да это я так, на всякий случай.

– Последние пару дней у меня странные мысли бродят в голове, а так все в порядке. Вкусные грибы, – добавила Рина. – Мне пора.

– Приходи на ужин в воскресенье! – крикнула Бьянка ей вслед. – Приводи своего столяра. Я ему покажу, как надо готовить.

– Посмотрим, как сегодня дело пойдет, – ответила Рина. – Может, и приглашу.

Бо решил придерживаться первоначального плана и приготовить цыпленка: это было его коронное блюдо. Еще он собирался завернуть в кондитерскую. Но в этот день он построил беседку для миссис Мэллори, а она, узнав о его планах на вечер, вручила ему свежеиспеченный лимонный пирог.

Он все еще решал, этично или не этично будет выдать его за собственное творение, когда Рина позвонила в дверь.

Бо заранее включил музыку – он выбрал джаз и Нору Джонс – и вытер пыль. Были у него праведные намерения провести более тщательную уборку, но на их пути встала миссис Мэллори со своей беседкой и неодолимая слабость, которую он питал к ее домашнему печенью.

Но он решил, что дом и так выглядит пристойно. На всякий случай он сменил постельное белье, постелил свежие простыни. Когда он открыл дверь и увидел Рину, желание использовать свежие простыни вспыхнуло в нем со страшной силой.

– Привет, соседка.

Бо атаковал ее с ходу – зачем же терять время? – обхватил руками ее талию и поймал ее рот поцелуем.

Ее тело чуть расслабилось. Едва заметно, на один дразнящий миг. Потом она легко выскользнула из его объятий.

– Для аперитива неплохо. А где же главное блюдо? – Рина протянула ему бутылку в серебряной сетке. – Надеюсь, к нему подойдет «Пино-Гри».

– Мы с прошлого раза так и не ушли от темы цыпленка, поэтому подойдет замечательно.

Бо взял ее под руку и провел в кухню.

– Цветы. – Рина повернулась к столу, чтобы полюбоваться махровыми маргаритками, которые он воткнул в темно-синюю бутылку. – И свечи. Ну, ты и хитер!

– У меня бывают минуты озарения. Это вещи моей бабушки. Вчера я провел вечер за разбором коробок.

Следуя за его взглядом, Рина изучила содержимое буфета. За его стеклами появилось еще несколько старинных бутылок причудливых форм, посуда темно-синего стекла, красивые хрустальные бокалы.

– Очень мило. Она была бы рада, что ты вот так расставил ее вещи.

– У меня нет ничего такого. При переезде это только лишняя морока.

– А ты часто переезжаешь?

Бо открыл бутылку и вынул из буфета пару бокалов.

– Трудно продать дом, если все еще в нем живешь.

– Разве тебе не жалко расставаться со своими домами?

– Бывало… Но потом я вижу другой дом и думаю: «Вот это да! Подумать только, что тут можно сделать!» Потенциальная прибыль против привычки и комфорта.

– Домашние святыни приносишь в жертву выгоде? Продажный тип!

– Точно. – Он со смехом чокнулся с ней. – Садись. А я займусь ужином.

Рина заняла один из высоких табуретов перед стойкой бара.

– А тебе случалось начинать с нуля? Купить участок и выстроить дом?

– Я об этом подумывал. Может быть, когда-нибудь. Что-то типа Дома Моей Мечты. Но пока мне больше нравится увидеть то, что есть, и подумать, как это можно улучшить. А может, и вернуть из небытия.

Когда он приоткрыл духовку, до нее донесся запах розмарина. Мысленно Рина напомнила себе, что надо будет подарить ему пару горшков с зелеными специями для его прекрасных подоконников. Если отношения между ними продвинутся так далеко…

– Ты сказал, что можешь сделать в моем доме все, что я захочу. Это было честное предложение или тобой двигала похоть?

– Фактор похоти исключать нельзя, но в разумных пределах. Ты можешь заказать все, что пожелаешь. – Бо налил оливкового масла в сотейник.

– Как насчет камина в моей спальне?

– Чтобы топить дровами?

– Ну, необязательно. Меня устроит газовый или электрический. Пожалуй, даже в большей степени. Мне лень таскать дрова по лестнице.

– Это можно сделать.

– Правда? Мне всегда хотелось чего-нибудь такого… как в кино. Камин в спальне. Камин в библиотеке. А вообще-то мне больше всего хотелось бы превратить спальню в настоящие хозяйские апартаменты. Расширить ее немного, и чтобы обязательно с примыкающей ванной комнатой. И чтобы над ванной было окно в потолке.

Бо оглянулся и внимательно посмотрел на нее.

– Ты хочешь, чтобы у тебя над ванной было слуховое окно?

– По-моему, это входит в разумные пределы. Конечно, все это нужно будет делать постепенно. Я не могу выйти из бюджета.

Бо добавил в масло мелко нарезанный чеснок.

– Я посмотрю, набросаю пару чертежей и прикину стоимость работ. Что скажешь?

– Идет. Знаешь, ты так хорош, что просто не верится.

– Я думал то же самое о тебе.

– Я сама не знаю, чего хочу, Бо. Я не знаю, чего захочу завтра, не говоря уж о том, что будет через год.

– Я тоже.

– А мне кажется, что знаешь. У тебя есть хотя бы приблизительные представления о будущем. Мне кажется, когда ты занимаешься своей работой, когда строишь и проектируешь, ты уже можешь заглянуть на год вперед.

– Я знаю, что сегодня я хочу тебя. Я знаю, что хотел тебя – пусть хоть в мечтах – не один год. Но я не знаю, что мы будем делать друг с другом завтра. Или через год. – Бо положил цыпленка в сотейник. – Я думаю, что не случайно ты въехала в соседний дом. И не случайно я увидел тебя столько лет назад, а встретил только сейчас. Мне кажется, раньше я был не готов к встрече с тобой.

Бо взглянул на нее. Она сидела у стойки, следя за ним своими золотистыми глазами львицы, и водила пальцем по краю хрустального бабушкиного бокала.

– Мне кажется, это означает, что все становится на свои места, – продолжал он. – А может быть, это означает что-то совсем другое. Я не хочу знать ответ немедленно.

– Ты говорил о потенциале. Ты смотришь на новый дом и прикидываешь его потенциал. Это тебя привлекает. Ну так вот, у тебя есть потенциал, чтобы заставить меня влюбиться. Меня это пугает.

Бо почувствовал, как горячая волна приливает к его сердцу.

– Боишься, что я причиню тебе боль?

– Возможно. Или я причиню тебе боль. Или просто все окончится какой-то большой и ужасной неразберихой.

– А может быть, это будет нечто необыкновенное…

Рина покачала головой.

– Когда я смотрю на свои отношения с мужчинами, стакан всегда наполовину пуст. А то, что в него налито, может оказаться непригодным для питья.

Бо взял бутылку и наполнил ее бокал до краев.

– Просто до сих пор тебе не тот человек наливал.

– Возможно. – Рина бросила взгляд на духовку. – Не спали цыпленка.

Цыпленка он не спалил, и Рина вынуждена была признать и его кулинарные достоинства! Он к тому же сумел сервировать ужин идеально. Потягивая второй бокал вина, она попробовала цыпленка.

– Ну что ж, – сказала Рина, – это хорошо. Просто здорово. И учти, это серьезный комплимент из уст женщины, выросшей в семье, где еда – не способ поддержания существования и даже не искусство, а образ жизни.

– Цыпленок под розмарином – мое тайное стратегическое оружие.

Рина засмеялась.

– Расскажи мне о своей первой любви.

– Да это же ты! Ну, ладно, – кивнул он, когда она грозно прищурилась. – Тина Вулрич. Восьмой класс. У нее были большие голубые глаза и маленькие, как яблочки, груди. Она великодушно позволила мне их потрогать одним прекрасным летним вечером в темном кинотеатре. Как насчет тебя?

– Майкл Гримальди. Мне было четырнадцать, и я была до безумия влюблена в Майкла Гримальди, зацикленного на моей сестре Белле. Я мечтала, что пелена спадет с его глаз, и он поймет, что я его судьба. Но мое чувство так и осталось безответным.

– Майкл свалял дурака.

– Ну, допустим. Кто впервые разбил тебе сердце?

– Ну, это уж точно ты. Кроме тебя, никто.

– Не знаю, повезло нам в этом смысле или нет. Возьми, к примеру, ту же Беллу. Она обожала разбивать свое сердце и обожала разбивать сердца другим. Она без этого жить не могла. Или, скажем, Фрэн. Помню, как она плакала у себя в комнате, потому что какой-то дурак пригласил другую девочку на выпускной вечер. Меня такие вещи всерьез никогда не трогали. Наверное, это неправильно?

– Когда-нибудь приближалась к слову на букву С?

– Свадьба? – Что-то промелькнуло в глазах у Рины. – Смотря как посмотреть. Я тебе как-нибудь расскажу. Я сегодня говорила с Мэнди.

Бо понял, что разговор о бывших романах закончен.

– Да?

– Она позвонила, чтобы извиниться, – уже в который раз! – а я попросила ее о встрече. Время от времени я вытаскиваю из архива дело Джоша. Мне хотелось поговорить с ней о нем. Конечно, ничего нового я не узнала, но для меня это стало своего рода навязчивой идеей, и я решила ее расспросить. Ну, как бы то ни было, она мне понравилась. Огромные запасы энергии. Может быть, потому, что за двадцать минут она выпила галлон кофе.

– Для нее кофе – все равно, что бензин для машины, – согласился Бо. – Она так и не может понять, как я ухитряюсь жить без него.

– Ты не пьешь кофе?

– Так и не пристрастился.

– И я тоже. Интересно…

– Можем поставить еще одну галочку в списке «Мы созданы друг для друга». Хочешь еще цыпленка?

– Спасибо, нет. Боуэн?

– Катарина?

Она засмеялась и отпила еще вина.

– Ты спал с Мэнди, когда она была замужем?

– Нет.

– Ладно. Это один из моих «пунктиков». У меня их не так уж много, но это один из них. Я вымою посуду, – сказала Рина, поднимаясь.

– Давай просто составим тарелки и займемся ими позже. – Взглянув на ее лицо, Бо вздохнул. – Еще один из твоих «пунктиков». Ладно, мы вымоем посуду. Хочешь сначала десерт?

– Я еще не решила, буду я с тобой спать или нет.

– Ха-ха. Вот и разбилось мое сердце. Я имел в виду такой десерт, который кладут на тарелки и отправляют в рот. У нас есть пирог.

Рина, составлявшая посуду в раковину, обернулась.

– Какой пирог?

Бо открыл холодильник и вынул блюдо с пирогом.

– Лимонный.

Рина подошла поближе и пристально заглянула ему в лицо.

– И он не покупной.

– Нет.

– Ты испек пирог?

Бо попытался изобразить на лице выражение оскорбленной невинности.

– А что тут такого удивительного?

Она оперлась о прилавок, не сводя с него проницательного взгляда.

– Если ты назовешь пять ингредиентов этого пирога, кроме лимона, я прямо сейчас лягу с тобой в постель.

– Мука, сахар… О черт! Ты меня раскусила. Пирог испекла моя клиентка.

– Она расплачивается с тобой пирогами?

– Это мои премиальные. И еще у меня есть пакет шоколадного печенья, но я ими не поделюсь, если ты не будешь со мной спать. Мы можем ими позавтракать.

– Можешь отсидеть срок за попытку подкупить офицера полиции.

– А что, на тебе микрофон?

Рина засмеялась, а потом задумалась. К чертям посуду! Она оперлась локтями о прилавок и вздернула подбородок.

– Поставь пирог на стол, Гуднайт. Хочешь знать, нет ли на мне микрофона? Иди сюда и попробуй отыщи его.

18

Он двинулся вперед, не сводя с нее глаз. В ее глазах читался вызов и горел веселый огонек сексуального возбуждения. Он уже был готов, когда прижался к ней. А кто не был бы на его месте?

Она по-прежнему стояла, раскинув руки и опираясь ладонями о прилавок, даже когда он начал ее целовать, даже когда уловил губами ее краткий взволнованный вздох.

– Пистолет у тебя? – спросил Бо, не прерывая поцелуя. Рина слегка вздрогнула.

– Он у меня в сумке. А что?

– А то, что, если опять кто-то будет стучать в дверь, мы пустим его в ход. – У нее была всего секунда, чтобы успокоиться и даже засмеяться, потому что Бо подхватил ее на руки. – А посуду вымоем потом.

– Какой ты сильный!

– Ты еще не все видела. – Но у него колени подогнулись, когда она легонько укусила его за шею. «Держи себя в руках, – приказал себе Бо, вынося ее из кухни. – Иначе ты все испортишь». – И мы не будем заниматься этим на полу в кухне, – продолжал он вслух. – Хотя я ничего не имею против такого варианта. – Он повернул голову, чтобы видеть ее лицо. – Просто не в этот раз.

Рина тронула его волосы, ее улыбка стала нежной.

– Не в этот раз. Ты собираешься нести меня до самой спальни?

– В эту ночь, Скарлетт, ты не будешь думать об Эшли.[36]

Пока он поднимался по ступенькам, она обвила руками его шею и начала покрывать его лицо поцелуями.

Бо забыл включить свет, хотя ему казалось, что он все продумал заранее, но он и в темноте знал дорогу.

Рина продолжала обнимать его за шею, пока он опускал ее на постель, и увлекла его за собой. Их губы так и не разомкнулись ни на миг. Стук собственного сердца отдавался у него в ушах подобно тамтаму в джунглях.

– Погоди. Тут слишком темно. – Но он не удержался и попробовал на вкус ее шейку, нежное местечко под подбородком. Ладони у него так и горели от желания ощутить ее плоть. – Я хочу тебя видеть. Я должен тебя видеть.

Бо отлепился от нее, нащупал в ящике тумбочки спички и зажег свечу, которую купил специально для такого случая.

Когда он вновь повернулся к ней, она приподнялась на локтях. Ее волосы словно светились над головой нимбом расплавленного янтаря.

– Ты настоящий романтик.

– Только когда я с тобой.

Рина склонила голову набок, и нимб заколыхался.

– Вообще-то я не доверяю парням, которые говорят нужные вещи в нужное время. Но я должна признать, что у тебя здорово получается. Помнишь, на каком месте ты остановился? – Бо опустился рядом с ней и услышал ее вздох. – Да, все верно.

Он грезил ею всю свою сознательную жизнь. В его фантазиях она могла быть – и была – любой, какой ему хотелось. Но реальная, живая Рина превзошла его ожидания. Кожа, губы, ее запах… Все это накатило на него горячим водопадом желания, наслаждения, опьянения.

Женщина, которая была рядом с ним, которая так страстно отвечала на его поцелуи, не была грезой. Из грезы родилась живая женщина, и он утонул в ней.

Пульс Рины участился, сердце стучало, взгляд подернулся дымкой желания. И все это вызвал Бо. Зубы легонько царапали кожу, языки скользили, вздохи смешивались. Его рот был горяч, как будто он готов был дать им обоим перегореть на одних поцелуях.

Потом, когда ей показалось, что больше она не выдержит, когда ее тело выгнулось ему навстречу, требуя большего, он пустил в ход руки.

Сильные, крепкие руки легко касались и дразнили ее, а потом стали властно стискивать груди, бедра, ноги. Жар разгорелся так, что Рина не понимала, как не воспламенилась ее кожа.

Он стянул с нее рубашку и набросился на нее с поцелуями. Он упивался холмиками ее грудей через кружевные чашечки бюстгальтера, его язык скользнул под тонкую ткань, пробуя ее на вкус.

Рина ахнула и перекатилась через него, потянула за рубашку, сражаясь с пуговицами. Она отбросила назад волосы, оседлала его, развела в стороны полы рубашки, провела ладонями по его груди.

– Ты хорошо сложен, Гуднайт. – Ее дыхание уже было прерывистым. – Отлично сложен. И парочкой шрамов обзавелся.

Она провела пальцами по тонкому шраму, вьющемуся вдоль груди, и почувствовала, как он дрожит. Тогда она опустила голову и тоже, как раньше делал он, стала пробовать его на вкус губами, зубами, языком.

Бо, оттолкнувшись руками, сел и подтянул ее к себе. Рина обхватила ногами его бедра. Руки, пробежавшие по ее спине, загрубели от мозолей, но это делало прикосновения еще более волнующими. Одним движением пальцев Бо расстегнул застежку лифчика. Она выгнулась назад и застонала, когда он впился ей в рот поцелуем.

Бо чувствовал, как ее сердце бьется прямо у нее на губах, он почти ощущал его на вкус. Ее тело было таким гладким, таким гибким… Узкий торс, узкие бедра, сильные ноги. Ему хотелось исследовать ее бесконечно. Но в этот день долгие годы ожидания толкали его только к одному: овладеть ею.

Он толкнул Рину назад и стянул с нее брюки, преследуя их поцелуями. Ее тело извивалось, а когда его рот наткнулся на новую полоску кружева и принялся за новый пир, она начала вскидываться.

Ее руки обхватили его голову, она прижала его к себе, когда оргазм потряс ее тело. Его кровь пульсировала ей в такт. Он сорвал с нее эту последнюю полоску кружева и снова довел ее до экстаза.

Она подтянула его кверху, бормоча что-то несвязное. Они покатились по постели. Ее руки тоже были проворны, они быстро раздели, обнажили его. Тело и душу. Ее рот был горяч и жаден, тело вибрировало, как натянутая струна. Она не отрывалась от него, пока он распечатывал презерватив, а потом довела его едва ли не до безумия, когда отняла у него резинку и натянула ее сама.

Опять она оседлала его. Он смотрел на нее, не отрываясь. Ее кожа, волосы, глаза – все светилось золотом в пламени свечи.

Она втянула его в свою таинственную влажную глубину.

Она вбирала в себя его содрогания. Дрожь наслаждения пробегала по ее телу, оно струилось, как шелк. Она стала двигаться, ритмично, как наездница, затягивая его все глубже, упиваясь отчаянной хваткой его рук, вонзившихся в ее бедра.

«Точка возгорания», – мелькнуло у нее в голове, когда внутри у нее вспыхнуло пламя оргазма. Их тела забились в унисон.

Голова у нее все еще кружилась, она лишь краем сознания ощутила толчок, когда он перевернул ее и прижал к постели своим телом. Она ощущала его силу и мощь глубоко у себя внутри, слышала, как его тяжелое дыхание смешивается с ее собственным. Она подняла руки, уперлась ладонями в его плечи. Только теперь она заметила, что от страсти его глаза стали совершенно зелеными и прозрачными, как кристалл.

Он вновь вонзился в нее, и она задохнулась. Сама не сознавая, что делает, она вонзила ногти ему в плечи. Ей даже показалось, что она вскрикнула. Сквозь яростный гул крови в ушах до нее донесся какой-то беспомощный звук. Ее тело напряглось в ожидании большего, приняло в себя и вытерпело все, даже когда наслаждение стало нестерпимым.

Она почувствовала, как напряглись его стальные мышцы, и поняла, что он тоже близок к финалу. Взрыв потряс их одновременно.

Ее руки бессильно соскользнули с его плеч. «Полный охват», – безмолвно сказала она себе и распласталась на кровати.

Рина лежала под ним неподвижно, как мертвая. «Как павшая в бою», – рассеянно подумала она. Вспотевшая и изломанная. Поскольку Бо тоже лежал, не двигаясь, последние несколько минут, она решила, что бой закончился вничью.

– Это телефон? – пробормотала Рина.

Бо так и не шевельнулся, зарывшись лицом в ее волосы.

– Нет. А что?

– Погоди. – Рина отдышалась и сосредоточилась. – О боже, это у меня в ушах звенит. Вот это да.

– Я перестану на тебя давить, как только смогу двигать руками и ногами.

– Не спеши. Знаешь, ты был прав. Тринадцать лет назад мы были к этому не готовы. Мы поубивали бы друг друга.

– Я и сейчас не уверен, что мы не поубивали друг друга. Но ничего страшного. Они смогут похоронить нас прямо так.

– Если мы мертвы, мы больше не сможем заниматься любовью.

– Конечно, сможем. Если в раю нет секса, на кой черт он нужен?

Рина попыталась припомнить, был ли в ее жизни когда-либо другой человек, который мог с такой легкостью ее рассмешить?

– Я думаю, за такие слова ты мог бы запросто отправиться прямо в ад.

– Если не бог придумал секс, то кто же тогда? – Бо сумел приподняться на локте и взглянуть на нее. – То, что у нас было, кого угодно может заставить поверить в бога.

– Я слышала пение, но не уверена, что это были ангелы.

– Это был я. – Он наклонил голову и нежно поцеловал ее.

Они съели пирог в постели и снова занимались любовью. Пирог оставил терпкий лимонный привкус на языке и крошки на простынях.

Рина наградила Бо затяжным прощальным поцелуем, выбралась из постели и начала собирать свою одежду.

– Уходишь?

– Уже два часа ночи. Нам обоим завтра на работу.

– Ты могла бы остаться и поспать здесь. Тебе же не ехать на другой конец города! Ты не забыла? У меня на завтрак шоколадное печенье.

– Соблазнительно. – Рина натянула брюки, рубашку, распихала белье по карманам. Она ощущала изумительную усталость, такую усталость, какую дает только хороший секс. – Но если я останусь, думаешь, нам удастся заснуть? Мы слишком горячи друг для друга.

– Я бы не смог продержаться еще один раунд, – заявил Бо. – Я без сил.

Рина склонила голову набок, изучая его лицо в пламени свечи.

– Врешь!

– Докажи, – усмехнулся он.

Рина засмеялась и покачала головой.

– Спасибо за ужин, десерт и все остальное.

– Всегда рад услужить. С большим удовольствием. Как насчет завтрашнего вечера?

– Подумаю. Можешь не вставать, – сказала она, когда он потянулся за брюками. – Я дорогу знаю.

– Я тебя провожу. Так все-таки как насчет завтрашнего вечера? У меня, у тебя, в любом другом месте.

– Честно говоря, мне завтра может обломиться пара билетов на «Иволог». Напротив третьей базы. Если билеты будут, ты пойдешь?

– Спрашиваешь! Тебе нравится бейсбол? – спросил Бо.

– Нет. – Рина кое-как пригладила пальцами волосы. – Я обожаю бейсбол!

– Серьезно? Кто взял Суперкубок в 2002 году?

Рина на секунду вытянула губы трубочкой.

– Это был год Калифорнии. «Ангелы» против «Гигантов». «Ангелы» победили с перевесом в семь очков.

– О мой бог! – Не сводя с нее изумленного взгляда, Бо стукнул себя кулаком в грудь. – Ты точно Девушка Моей Мечты. Выходи за меня замуж, роди мне детей. Только давай подождем до конца завтрашней игры.

– У меня останется время купить белое платье. Я дам тебе знать, будут билеты или нет.

– Если нет, я начну добывать пару на следующий домашний матч. – Он взял ее за руку и повел вниз по лестнице.

Рина взяла свою сумку.

– Ты не обязан провожать меня до моей двери, Бо.

– Конечно, обязан! А вдруг там грабители? Или марсиане? Никогда не знаешь, чего можно ждать.

Он схватил ключи, сунул их в карман и вышел за дверь вместе с Риной.

– Да, ты настоящий романтик. К тому же старомодный.

– Но мужественный и стремительный, как пантера.

– Это может пригодиться при встрече с марсианами.

Они спустились с его крыльца и поднялись на ее крыльцо, где она опять позволила ему целовать себя, пока у нее не подогнулись колени.

– Иди домой, – прошептала Рина.

– А может, тебе следует проводить меня обратно? Ты же полицейский.

– Марш домой. – Рина слегка подтолкнула его и отперла свою дверь. – Спокойной ночи, Гуднайт, – сказала она и закрыла за собой дверь.

Проследим за ней. Следить мы умеем, ждать умеем. Никогда бы не подумал, что это займет так много времени, но, черт побери, чего на свете не бывает. И чем дольше ждешь, тем больше дерьма. Шлюха теперь трахает парня из соседнего дома. Удобно.

Можно убить его прямо сейчас. Подойти, постучать. Он откроет. Решит, что это Шлюха. Сунуть «перышко» прямо ему в кишки. Сюрприз!

Лучше подождать. Подождать и проследить. Мы с ним потом разберемся.

Пока город горит.

Свет зажегся. Ночник. В ее спальне. Держу пари, она голая. Трогает себя там, где он ее трогал. Где она ему позволила. Сука. Шлюха.

Ничего, мы свое возьмем. Попользуемся по полной, прежде чем поджечь ее.

В окне темно. Легла в кровать.

Дай ей время заснуть. Так веселее, если ее разбудить. Время есть, чего-чего, а времени у тебя полно.

Закури сигарету. Расслабься.

Вынимай телефон. Представь ее себе. Во всей красе. Голую, в постели.

Просыпайся, сука.

Телефон зазвонил, вырывая ее из сна. Прежде всего Рина бросила взгляд на часы и отметила, что проспала не больше десяти минут. Номер звонящего на определителе заставил ее нахмуриться. Номер местный, незнакомый.

– Алло?

– Скоро сюрприз. Совсем скоро.

– А, чтоб тебя!

– Большой и яркий. Ты сразу поймешь, что это для тебя. Ты голая, Катарина? Ты мокрая?

Когда он назвал ее по имени, она ощутила что-то вроде удара кулаком в сердце.

– Кто…

Рина выругалась, когда телефон щелкнул у нее в ухе. Опять она торопливо записала номер и время звонка.

Первым делом, пообещала себе Рина, самым ранним утром кое-кто еще будет разбужен несвоевременным звонком.

Она вылезла из постели, взяла оружие, проверила заряд. Взяв пистолет с собой, она проверила все двери и окна. Потом она вытянулась на кушетке в гостиной, положив пистолет на столик рядом с собой, и попыталась заснуть.

– Сотовый телефон и в том, и в другом случае. – Стоя рядом с О'Доннеллом, Рина доложила о ночных звонках своему капитану. – Зарегистрированы на разных людей, но оба номера местные – город Балтимор.

– Он назвал вас по имени?

– При втором звонке, сэр.

– Голос вы не узнали?

– Нет, сэр. Возможно, он пытался его изменить. Говорит негромко, хрипловато. Но мне он не показался знакомым. В первый раз я решила, что это просто какой-то извращенец набирает номера наугад, кайф ловит. Но теперь я понимаю, что это не так.

– Идите и проверьте.

– Я чувствую себя дурой, – призналась Рина своему напарнику, пока они шли к машине. – Зачем я втягиваю тебя в это? Могла бы взять личное время и сама разобраться…

– Парень делает звонки с угрозами…

– Он мне не угрожал.

– Намекал, – сказал О'Доннелл, слегка нахмурившись, когда Рина опередила его и забралась на водительское сиденье. – Угроза подразумевается, и угрожает он не кому-нибудь, а копу, называет копа по имени. Это официальное дело.

– Многие люди знают меня по имени. И все это очень напоминает телефонного психопата. – Рина выехала с парковки на задней скорости. – Ближе всего к нам адрес номера два. Телефон зарегистрирован на имя Абигайль Парсонс.

Абигайль Парсонс преподавала в пятом классе. Она оказалась весьма дородной дамой лет шестидесяти в крепких башмаках и ярко-синем платье. По мнению Рины, ее приятно заинтриговало то, что ее вызвали из класса полицейские.

– Мой сотовый телефон?

– Да, мэм. У вас есть сотовый телефон?

– Разумеется. – Она открыла сумку размером с Род-Айленд[37] и извлекла миниатюрный телефончик «Нокиа» из внутреннего кармашка. Рина заметила, что все в этой сумке было аккуратно распределено по разным отделениям. – Он отключен. Я не включаю его на уроках, но держу при себе. С ним что-то не так? Я не понимаю.

– Не могли бы вы мне сказать, кто еще имеет доступ к этому аппарату?

– Никто. Он мой.

– Вы живете одна, миссис Парсонс? – спросил О'Доннелл.

– С тех пор, как мой муж умер два года назад.

– Когда вы пользовались телефоном в последний раз?

– Я пользовалась им вчера. Позвонила своей дочери после школы. Я собиралась к ней на ужин, хотела спросить, не нужно ли ей чего-нибудь, что я могла бы купить по дороге. А в чем все-таки дело?

Ради второго номера им пришлось съездить в гимнастический зал, хозяйка которого, оказавшаяся говорливой двадцатидвухлетней особой, вела занятие по аэробике. Когда урок закончился, она вытащила телефон из сумки, запертой в ее шкафчике в раздевалке. Она жила одна и заявила, что прошлой ночью была дома. Вернулась поздно с какого-то девичника.

В памяти обоих аппаратов не осталось следов звонка на номер Рины.

– Он клонировал номера, – сказал О'Доннелл, когда напарники вновь оказались на улице.

– Да. Вот это-то и странно. Кто из тех, кого я знаю, будет тратить время и силы на клонирование сотовых телефонов, чтобы потом будить меня среди ночи?

– Ты лучше спроси, кто знает тебя? Надо будет перетряхнуть старые дела, может, что и выплывет.

– Сюрприз для меня, – пробормотала Рина. – Большой и яркий. Сексуальные намеки.

– Старый приятель? Новый приятель?

– Я не знаю. – Она распахнула дверцу машины. – Но он меня зацепил.

Рина старалась больше не думать об этом деле, но оно выбило ее из колеи на весь день. Кто мог клонировать два телефонных номера только для того, чтобы морочить ей голову? Нет, клонировать телефонные номера не так уж трудно, если у тебя есть соответствующее оборудование и если знаешь технологию. А узнать технологию легче легкого.

Но для этого требуется подготовка, желание или необходимость. Вернее, цель.

Она поймет, что это для нее. Что она должна понять? Рина откинулась в кресле за столом и закрыла глаза. Большой и яркий сюрприз.

Личный сюрприз или профессиональный?

Большую часть дня Рина провела в суде. Ей пришлось ждать, а потом давать показания по делу о поджоге из мести, приведшему к гибели одного человека. Она получила билеты на бейсбол у приятеля из конторы окружного прокурора. И направилась обратно к полицейскому участку, чувствуя жжение между лопаток.

Если он знал ее имя, значит, следит за ней? Рина чувствовала, что за ней следят. Она чувствовала себя беззащитной, идя по знакомой улице.

Если он позвонит еще раз… Нет, когда он позвонит еще раз, она продержит его на связи, сколько сможет. Она уже держала наготове магнитофон. Она его разговорит, а потом разработает. Она вытянет из него что-нибудь информативное.

А там посмотрим, кто получит сюрприз.

Вытащив телефон, Рина позвонила. Бо на сотовый. Он уже числился у нее по разряду серьезных увлечений. Его номера были введены в память ее телефона.

– Привет, Блондиночка.

Рина запела на ходу:

– Там, на стадионе, где шум, и гам, и толчея, там хочу с тобою быть и я…

– Я куплю арахис и попкорн, – пообещал Бо. – Когда у тебя конец смены?

– Если ничего не случится – давай, оба постучим по дереву! – тогда в шесть тридцать.

– Я буду готов. Что ты сейчас делаешь?

– Иду по улице. Тут сегодня прекрасный день. Только что закончила давать показания в суде, и, поверь, я внесла свой вклад в то, чтобы один сукин сын, на котором труп висит, получил свой законный четвертак.

– Черт, а я всего-навсего вешаю карниз. Совсем не так интересно.

– Ты когда-нибудь давал показания в суде?

– Меня оправдали.

Рина засмеялась.

– Это скучно, поверь. Ладно, я жду попкорна.

– С сюрпризом внутри.[38] Рина? – встревожился Бо, когда она не ответила.

– Да-да, я слушаю. – Рина повела плечами, сбрасывая напряжение. – Увидимся позже, хорошо?

Она закрыла телефон и, остановившись у входа в участок, внимательно оглядела улицу: машины, прохожих… Когда ее телефон снова зазвонил, она вздрогнула и выругалась. Потом, прочитав номер на определителе, она испустила вздох облегчения.

– Привет, мама. Нет, я еще не спрашивала его насчет воскресенья. Спрошу обязательно.

Голос матери все еще звучал у нее в ушах, когда она вошла в участок.

На парковке у стадиона «Кэмден-Ярдз» творилось нечто невообразимое. Глядя на эту мясорубку, Рина всегда испытывала невольный прилив легкого злорадства. Она жила так близко, что могла ходить на стадион пешком.

Она обожала толпу, шум, автомобильные заторы и возбуждение толпы, направляющейся к большому стадиону, который нравился ей ничуть не меньше, чем сама игра.

На ней были удобные джинсы, белая футболка и черная бейсболка с яркой иволгой на кокарде. Она наблюдала за детьми, катящими в легких сидячих колясочках или топающими на своих двоих рядом с родителями. Казалось, недавно и она была такая, подумала Рина. Хотя в детстве ее водили на старый Мемориальный стадион.

До нее доносился запах жареных сосисок и пива.

Когда они прошли через турникет, Бо обхватил ее одной рукой за плечи. Он был одет точно так же, разве что футболка на нем была голубоватого цвета.

– Как тебе барбекю от Буга?

– Когда-то он был отличным полевым игроком. Талантливый человек талантлив во всем.

– Отлично. Я взял сандвичи. Хочешь?

– Спрашиваешь! Учти, на стадионе во время игры я прожорлива, как волк.

Они пробивались сквозь толчею, с трудом удерживая в руках пакеты с едой, но Рина боролась с желанием оглянуться через плечо, всмотреться в каждое лицо в толпе. Тут легко затеряться, думала она. Проще простого следить за кем-нибудь на стадионе. Даже без билета можно прорваться. Ценой расквашенного носа.

При мысли об этом, в ней все больше крепло ощущение, что за ней следят, поэтому она постаралась подавить это ощущение. Она не собиралась портить себе вечер.

Когда они начали подниматься на свою трибуну, Рина на секунду замерла, затаив дыхание.

– Я всегда это любила. Как начинаешь видеть поле, весь этот зеленый простор, коричневые задние линии, белые базы, поднимающиеся трибуны. И звуки, и запахи.

– Ты вызываешь слезы у меня на глазах, Рина.

Она улыбнулась и остановилась еще на минуту, чтобы вдохнуть в себя атмосферу. Пестрый шум – разговоры, выкрики торговцев, звуки музыки – окатил ее волной. А мысли о неприятностях, анонимных телефонных звонках, часах, проведенных в суде, о крутом счете по карточке «Виза», полученном со вчерашней почтой, – все рассеялось, как туман на солнце.

– В бейсболе можно найти ответы на все вселенские вопросы, – изрекла она вслух.

– Истинная правда.

Они нашли свои места и сели, уложив пакеты с едой к себе на колени.

– Помню, в первый раз, когда меня взяли на стадион, – начала Рина, откусывая большой кусок сандвича с ростбифом, – мне было лет шесть. Саму игру я не помню, не помню, кто с кем играл, но помню свои ощущения. Движение игры, понимаешь? Ее особый звук. Это было начало моей великой любви.

– А я впервые попал на серьезную игру в премьер-лиге, только когда учился в средней школе. А до этого видел игры только по телевидению. Понимаешь? Телевидение все обедняет, мельчит. Нет того душевного подъема.

– Ну, значит, тебе будет, о чем поговорить с моим отцом. Родители приглашают тебя на ужин в воскресенье. Если ты свободен.

– Правда? – Его лицо вспыхнуло удивлением и радостью. – Это что, обряд посвящения? Мне придется отвечать на вопросы?

– Возможно. – Рина взглянула на него искоса. – Ты как, выдержишь?

– Я всегда прекрасно проходил тестирование.

Они ели, глядя, как заполняются трибуны и как постепенно смягчаются краски весеннего вечера. Они криками приветствовали «Иволог», когда команда вышла на поле, дружно встали, когда заиграли гимн.

Первые три подачи они потягивали пиво.

Ему нравилось, что она вскакивает, подбадривает игроков криком, свистит и ругается при каждом промахе. Рина не была создана для вежливых аплодисментов, подобающих воспитанной барышне. Она хватала себя за волосы, била Бо по плечу, провела с парнем, сидевшим по другую руку от нее, краткое обсуждение возможных сексуальных отклонений у арбитра на третьей базе, когда он не засчитал пробег их игроку.

Сошлись на том, что он слепая задница.

На седьмой подаче Рина принялась за батончик мороженого «Дав» и чуть не вымазала его мороженым с головы до пят, когда вскочила при мощном ударе биты, пославшем мяч в долгий полет.

– Вот это я понимаю! – воскликнула Рина, сплясав победный танец, и с размаху шлепнулась на свое место. – Хочешь? – спросила она, спохватившись.

– Спасибо. Считай, ты меня уже угостила.

Она улыбнулась ему:

– Обожаю бейсбол!

– О да.

Они проиграли всего одну мучительную пробежку, и она взвалила всю вину на арбитра третьей базы.

Бо не думал, что завоюет ее сердце признанием в том, что никогда еще поражение родной команды не доставляло ему такого удовольствия. Но он готов был обречь любимых «Птичек» на потерю всего сезона, лишь бы наблюдать, как она бушует во время каждой игры.

Выйдя за ворота, Рина прижала его спиной к дереву и впилась губами ему в губы.

– А знаешь, что еще мне нравится в бейсболе?

– От души надеюсь, что ты мне скажешь.

– Игра меня возбуждает. – Рина потерлась носом о его ухо, обдала его своим горячим дыханием. – Давай пойдем ко мне.

Она взяла его за руку и вывела на тротуар. Они вместе шли сквозь толпу, пробираясь самой короткой дорогой к дому.

19

Бо так завелся к тому времени, как они попали в дом, что стремительно захлопнул дверь и, повернув Рину лицом к себе, прижал ее спиной к двери.

Она сбросила с плеча сумку, стянула с него футболку через голову.

– Прямо здесь. Прямо здесь. – Она уже расстегивала пуговицу на его джинсах.

Бо не мог думать, не мог остановиться. Он ритмично обрушивал на нее удар за ударом, и мягкое шлепанье ее голых бедер по дверной панели возбуждало его еще больше.

Все это было неистово, стремительно и чудесно, и когда они опустошили друг друга, сил у них совсем не осталось. Они опустились на пол, как тряпичные куклы.

– Господи, боже мой! – дыша, как паровоз, проговорил Бо. – Что же будет, когда они выиграют?

Рина расхохоталась:

– Черт побери, Бо! Черт тебя побери! Пожалуй, ты можешь оказаться идеальным парнем для меня.

Ей пришлось натянуть джинсы, когда зазвонил ее телефон. В голове у нее все еще гудело, когда она сняла трубку.

– Сюрприз!

Рина выругала себя за небрежность. Не проверила номер на определителе, не включила запись. Она быстро проделала и тo и другое.

– Привет. Я все ждала, когда же ты опять позвонишь? – Она вскинула руку, давая понять Бо, что он должен молчать.

– Брендан-авеню. Ты его увидишь.

– Ты там живешь? Ты сейчас там? – Рина проверила время. Рановато для него. Еще не было и полуночи.

– Сама поймешь, когда увидишь. Лучше поторопись.

– Дерьмо! – выругалась она, когда он повесил трубку. – Мне надо идти.

– Кто это был?

– Я не знаю. – Рина бросилась к стенному шкафу, взяла с верхней полки свое оружие. – Мне звонит какой-то псих. Загадочные послания с сексуальным подтекстом, – торопливо пояснила она, застегивая кобуру. – Скорее всего, клонировал чей-то сотовый номер.

– Эй, погоди. Ты куда?

– Он сказал, что у него для меня что-то есть на Брендан-авеню. Я поеду проверю.

– Я поеду с тобой.

– Нет, не поедешь.

Рина накинула жакет, чтобы прикрыть кобуру. Бо встал у нее на пути к двери.

– Ты не выйдешь отсюда одна, чтобы ехать проверять какого-то психа. Не хочешь, чтоб я ехал с тобой, ладно. Звони своему напарнику.

– Не стану я будить О'Доннелла ради такой чепухи.

– Хорошо. – Его голос звучал спокойно, но жестко. – Хочешь, я сяду за руль?

– Бо, уйди с дороги. У меня времени нет.

– Звони О'Доннеллу, вызывай патрульную машину, или я поеду с тобой. Есть еще один вариант: устраивайся поудобнее, потому что ты вообще никуда не поедешь.

Рина скрипнула зубами от злости.

– Это моя работа. Только потому, что я с тобой спала…

– Не надо! – Его резкий тон, внезапная холодность во взгляде заставили ее взглянуть на него по-новому. – Я понимаю, что это твоя работа, Катарина. Но это не значит, что ты должна ехать туда одна из-за какого-то психа, который тебя достает. Итак, что мы решили?

Рина распахнула жакет.

– Видал?

– Трудно не заметить. Итак, что мы решили? – повторил он.

– Черт бы тебя побрал, Бо, отойди. Иначе мне придется сделать тебе больно, а я этого не хочу.

– Аналогично. Может, ты и сумеешь меня свалить. Мне не хотелось бы мериться с тобой силами. Но даже если ты уложишь меня на лопатки, я отряхну свою жалкую, униженную задницу, сяду в свой грузовик и поеду за тобой. В любом случае одна ты не поедешь. Если для тебя это вопрос самолюбия, придется тебе уладить его позже. Ты просто теряешь время.

Рина редко ругалась по-итальянски, приберегая это на моменты крайней злости. Сейчас она выпустила целую очередь колоритных проклятий. Бо спокойно стоял перед ней и терпеливо ждал.

– Я поведу! – рявкнула Рина. Внутри у нее все кипело. – Ты не понимаешь, – сказала она, когда он распахнул перед ней дверь. – Никто из вас не может этого понять.

– Под «никем из нас» ты подразумеваешь мужскую часть рода человеческого, – предположил Бо, когда она стремительно проскользнула мимо него.

– Я должна позвонить своему напарнику-мужчине из-за какой-то ерунды, потому что я женщина.

– Нет, я так не думаю. – Бо забрался на пассажирское сиденье и стал терпеливо ждать, пока она в бешенстве обходила машину. – То есть ты, конечно, женщина, тут спору нет, но, мне кажется, обыкновенный здравый смысл подсказывает, что не стоит очертя голову бросаться невесть куда в одиночку.

– Я могу сама о себе позаботиться.

– Да, наверное. Но мне трудно в это поверить, когда ты рискуешь без всякой нужды.

Рина бросила на него убийственный взгляд и дернула машину с места. Шины завизжали.

– Я не люблю, когда мне указывают, что делать.

– Да кто же это любит? А теперь скажи, сколько раз этот парень тебе звонил? Что он говорит?

Она барабанила пальцами по рулю, стараясь справиться с досадой.

– Это третий раз. У него для меня сюрприз. В первый раз я подумала, что это случайный звонок сексуально озабоченного идиота. Во второй раз он назвал меня по имени, поэтому я проверила. Он звонил с разных сотовых телефонов, и, похоже, номера клонированы.

– Если он знает твое имя, значит, это личное.

– Теоретически.

– Черта с два. – От его спокойствия не осталось и следа. – Ты же знаешь, что это личное, потому и злишься.

– Ты мне помешал.

– Угу.

Рина выждала немного.

– В моей семье, когда мы ссоримся, мы орем друг на друга.

– А я предпочитаю стратегию окопной войны. – «Попробуй выбить меня с моих позиций». – Бо повернулся к ней и наградил ее долгим холодным взглядом. – И кто победил?

– Всего лишь на этот раз, – бросила в ответ Рина.

На подъезде к Брендан-авеню она замедлила ход, пристально вглядываясь вперед. Ей вспомнились его слова: «Сама поймешь, когда увидишь».

И она увидела.

– Черт, черт! – Рина схватила сотовый, набрала 911. – Говорит детектив Катарина Хейл, жетон номер 45391. Сообщаю о пожаре, дом 2800 по Брендан-авеню. Начальная школа. По визуальному наблюдению полномасштабный пожар. Известите пожарных и полицию. Вероятен поджог. Оставайся в машине, – приказала она Бо, резко затормозив у тротуара, схватила фонарь, выскочила наружу и скоростным набором вызвала О'Доннелла. – Горит, – кратко доложила она и бросилась к зданию. – Он мне об этом сообщил. Я на месте. Я же тебе велела сидеть в машине, – набросилась она на Бо.

– Мой ответ был «нет». Там есть люди?

– Там никого не должно быть, но это не значит, что там пусто.

Рина сунула телефон в карман, вытащила пистолет и двинулась к широким парадным дверям.

Его послание было нанесено на них кроваво-красной аэрозольной краской.

Сюрприз!

– Сукин сын! Держись у меня за спиной, Бо. Я не шучу. Не думай, что ты тут главный, потому что у тебя между ног кое-что подвешено. Помни, у кого пистолет. – Добравшись до двери, она потянула, потом толкнула. – Заперто.

Рина задумалась. Оставить Бо снаружи, у всех на виду, или взять его с собой, пока она будет обходить здание?

– Держись ко мне поближе, – приказала она.

Пока они огибали здание, до нее донесся вой сирен. Рина обнаружила выбитое стекло. Через окно ей было видно, как огонь распространяется по классной комнате, пожирает парты, ползет вверх по стенам и выбирается в коридор.

– Ты туда не пойдешь.

Рина отрицательно покачала головой. Без специальной экипировки туда невозможно было войти. Но она видела точку возгорания, видела фитили – кажется, это была смятая вощеная бумага, – ведущие в коридор и через него в другие классные комнаты. До нее доносился запах бензина, она видела ручейки бензина, блестящие на полу, еще не тронутые огнем.

Может, он наблюдает?

Рина отступила от здания, чтобы осмотреть соседние дома, и что-то хрустнуло у нее под ногой. Она посветила фонарем, потом присела на корточки.

У нее пальцы чесались, но она не притронулась к тому, что увидела. Это был коробок спичек. Горло сдавил спазм, когда она разглядела под фонарем знакомый логотип «Сирико».

– Сделай мне одолжение. В багажнике моей машины лежит рабочий набор, а в нем мешки для улик. Мне нужен один.

– Ты туда не пойдешь, – повторил Бо.

– Нет, я туда не пойду.

Рина осталась на месте, разглядывая спички, потом подняла глаза и осмотрелась. Ладно, он ее знает и хочет дать ей это понять.

А вот есть ли у него желание оставаться поблизости и наблюдать?

Уже начала собираться толпа, стали останавливаться машины. Воздух наполнился возбужденными голосами, вой сирен приближался.

Когда Бо принес ей пластиковый мешочек, Рина спрятала в него коробок и запечатала.

– Ждем. – Она поспешила обратно к фасаду здания, прицепила жетон к брючному ремню и начала отдавать собравшейся толпе приказы держаться подальше.

– А мне что делать? – спросил Бо.

– Не путаться под ногами. – Рина заперла мешочек с уликой в машине. – Мне надо будет доложить обстановку бригадиру команды, когда они сюда доберутся. У тебя зоркий глаз. Последи за зеваками. Заметишь в ком-нибудь излишний интерес, скажешь мне. Он взрослый мужчина. Он будет один. Он будет следить за мной, а не за пожаром. Сможешь?

– Да.

До сих пор Бо видел тушение пожара только в кино. Но вот подкатили красные машины, из них повыскакивали пожарные и бросились в здание. Все происходило так стремительно, все было так ярко и шумно, что напоминало какое-то странное спортивное состязание.

Бо вспомнил игру, которую они видели на стадионе этим вечером. Тут была такая же напряженная и сосредоточенная командная работа, только вместо бит и мячей тут были брандспойты, топоры, кислородные баллоны и маски.

Люди в масках и с баллонами бросились в огонь. Весь мир обычно бежит от огня прочь, а эти люди в блестящих шлемах, отражающих вспышки «мигалок» и сполохи огня, вошли в гущу дыма и жара.

У него на глазах пожарные в специальной экипировке взломали двери и скрылись внутри, пока их товарищи поливали здание огромными дугами воды из брандспойтов.

Приехавшие на вызов полицейские быстро установили заграждения, и толпа стала собираться за ними. Выполняя просьбу Рины, Бо начал изучать лица, чтобы определить типа, которого она искала. Он видел пламя, отражающееся в широко раскрытых, испуганных глазах, золотистые и красные отсветы, пляшущие на лицах. Все они казались ему одинаковыми. Здесь были пары и одиночки, семьи с детьми на руках, в пижамах и ночных рубашках, многие, босиком. Другие, полностью одетые, вылезали из останавливающихся машин.

«Вход свободный», – подумал Бо и оглянулся на здание. Зрелище действительно того стоило.

Огонь выбился через крышу, поднялся стремительными золотистыми столбами среди клубов дыма. Запах едкого дыма резал глаза, в воздухе заплясали хлопья пепла. Вода вскипала белыми гейзерами, она била по зданию с такой силой, что Бо удивился, как оно еще стоит.

До него донесся звук бьющегося стекла. Он поднял голову и увидел сыплющиеся дождем осколки: одно из окон взорвалось. В толпе кто-то закричал. Даже с того места, где он стоял, Бо ощущал волну жара. «Как же они выдерживают?» – удивился он. Натиск огня, опаляющий жар, удушающий дым…

Поднялись лестницы, люди рассыпались по ним, подняли брандспойты, изрыгающие воду.

Какой-то мужчина решительно пробился сквозь толпу. Бо выступил вперед, готовый действовать, хотя и не представляет как именно, но вовремя заметил блеснувший полицейский жетон. Копы и пожарные встретили вновь прибывшего приветственными кивками. Крупный парень, отметил Бо, широкие плечи, выпирающий живот, суровое ирландское лицо. Он двинулся прямиком к Рине.

О'Доннелл, понял Бо, и ему стало немного спокойнее. Впрочем, его спокойствие тут же улетучилось, как только он увидел, что мужчина помогает Рине надеть пожарную робу. Он протолкался сквозь толпу и уже готов был прорваться за ограждение, когда полицейские в форме остановили его.

– Рина! Черт побери!

Она обернулась в его сторону, нацепляя баллоны. Бо заметил, как по ее лицу пробежала досада, но она что-то сказала своему напарнику. Он подошел к ограждению и обратился к полицейским:

– Этот с нами. Гуднайт? – повернулся он к Бо. – Я О'Доннел.

– Рад знакомству. Нет, какого черта она делает? Какого черта ты делаешь? – обратился он напрямую к Рине, щурясь от дыма.

– Иду внутрь. Меня этому учили. – Она надела шлем.

– Лучший дымоглотатель среди копов, – заметил один из пожарных, и она улыбнулась ему.

– Я потом объясню, – повернулась Рина к Бо. – Мне надо идти.

Не успел Бо возразить, как О'Доннелл хлопнул его по плечу.

– Знает, что делает, – сказал он, кивком указывая на Рину, которая уже двинулась к зданию школы вместе с двумя другими. – Ее этому учили.

– Как и тех парней, которые уже ушли туда. Их там не меньше дюжины. Зачем же ей идти?

– Затем, что это поджог. – Дым окатил их черной волной, и О'Доннелл закашлялся. Он схватил Бо за плечо и оттащил его назад, туда, где воздух был чище. – Тушение пожара может уничтожить улики, к свиньям собачьим. Она пошла туда сейчас, чтобы хоть что-то увидеть, пока все не смыло. Кто-то устроил это шоу специально для нее. Она не из тех, кто может от этого отмахнуться. Она уже работала раньше с этими парнями. Поверь, они не пустили бы ее туда, не будь уверены, что она справится.

– А быть копом – этого ей мало? – пробормотал Бо, и О'Доннелл улыбнулся во весь рот.

– Быть копом – это очень много, но все дело в том, что она не просто коп. Она спец по поджогам. О гаде знает больше, чем кто-либо из тех, с кем мне приходилось работать. Об огне, – пояснил О'Доннелл, перехватив недоуменный взгляд Бо. – Эта девочка знает, что такое огонь. А теперь скажи мне, что знаешь ты.

– Ни хрена я не знаю. Мы ходили на бейсбол, потом вернулись к ней домой. Ей позвонили.

Теперь Бо не сводил глаз со здания, начисто позабыв, что ему поручено следить за толпой. Сердце у него отчаянно колотилось, он старался не пропустить момент, когда Рина выйдет обратно.

– Кое-что она мне сказала. Какой-то тип звонил ей трижды, называл по имени. Клонировал сотовые номера. На этот раз он сказал ей, что у него для нее здесь кое-что есть. Пожар уже начался, когда мы приехали.

– А ты-то как за ней увязался?

Бо бросил быстрый взгляд на О'Доннелла.

– В противном случае ей пришлось бы меня пристрелить. Я думаю, она просто не захотела тратить на меня время.

На этот раз О'Доннелл засмеялся и дружески хлопнул Бо по плечу.

– Она вам сказала, что он написал «Сюрприз» на дверях?

– Да, она ввела меня в курс. – О'Доннелл вытащил пачку жвачки из кармана, предложил Бо пластинку. – С ней все будет хорошо, – заверил он молодого человека, направив в рот сразу две пластинки. – И давно ты ходишь на бейсбол с моей напарницей?

Внутри здания Рина пробиралась сквозь густую завесу дыма. Она слышала свое собственное дыхание, шипение кислородной смеси в баллоне, треск еще не подавленного пламени.

Поиск возможных жертв все еще продолжался, но до сии пор – слава богу! – не было найдено ни одной.

Для него это было легкое дело, думала она, продвигаясь в дыму. У него было полно времени, чтобы спланировать и подготовить пожар в этом месте. Но то, что она видела, казалось такой элементарной, такой любительской работой! Это могло быть делом рук подростков или какого-нибудь поджигателя-дилетанта.

Но он не был дилетантом, хотя и воспользовался таким простым горючим, как бензин и вощеная бумага.

Рина не сомневалась, что есть что-то еще.

Огонь спустился по лестнице, следуя за дорожкой бензина и фитилей. Здание могло сгореть как факел, если бы не телефонный звонок, приведший ее сюда.

Значит, уничтожение здания не было для него главной целью.

Второй этаж пострадал еще больше, И температура, и плотность дыма увеличились. Рина не сомневалась, что найдет здесь вторую точку возгорания. Сквозь густой дым она с трудом различала силуэты пожарных. Они казались призраками героев.

Тут тоже сохранились остатки фитилей. Рина подняла обуглившийся коробок спичек, спрятала его в мешок, пометила место.

– Как дела, чемпион?

Она показала Стиву большой палец.

– Прогар на восточной стене? Думаю, это вторая точка возгорания. – Из-за масок голоса у них обоих звучали механически и напряженно. – Вот здесь огонь притянуло к потолку. – Она указала вверх. – Вот здесь отразило обратно вниз. Его к тому времени давно уже здесь не было.

Они двинулись дальше вместе, документируя улики, записывая, забираясь в самое сердце еще живого огня.

Он лизал стены, и пожарные убивали его. Он плясал над головой по обугленному потолку и гудел нутряным ревом, от которого у Рины всегда пробегал холодок по спине.

Огонь был грозен в своем великолепии. Его мощный танец завораживал светом и жаром. Ей приходилось подавлять внутренний страх и какое-то невольное восхищение, чтобы сосредоточиться на типе горючего, на методе, на характерных признаках индивидуального почерка поджигателя.

Здесь, даже несмотря на удушающую гарь, острее чувствовался запах бензина. Лица мужчин, боровшихся с вздымающимися вверх столбами огня, почернели от копоти, их глаза словно остекленели от напряжения. Вода била из брандспойтов сквозь разбитые окна.

Обвалился еще один участок крыши, и огонь, подстегнутый вентиляцией, взвился вверх штормовой волной. Рина бросилась вперед, чтобы помочь с брандспойтом. На ум ей пришел образ укротительницы львов, бьющей хлыстом взбесившегося огромного хищника.

Все мышцы в ее теле до самых кончиков пальцев вибрировали от напряжения.

Она заметила то место, где часть стены была вырублена, и сквозь пелену воды и дыма различила прогар, узнала почерк.

«Его работа, – подумала она. – Первая точка возгорания».

Руки у нее дрожали, огонь медленно умирал. Она поняла, что у него это не первое дело.

Увидев, что она вышла, Бо чуть не упал от внезапно накатившей слабости. Он узнал ее сразу, как только она появилась в нескладной тяжелой робе из-за густой пелены дыма.

И что бы там ни говорил О'Доннелл, как бы уверенно он ни держался, Бо услышал, как он вздохнул с облегчением, когда Рина, переступая через обломки, выбралась из дыма и воды.

Ее лицо было черным от сажи. Пока она снимала баллоны, пепел так и сыпался с ее защитного костюма.

– Вот наша девочка, – с гордостью заметил О'Доннелл. – Погоди здесь, приятель. Я пришлю ее тебе через минуту.

Рина сняла шлем, и темно-золотистые завитки упали ей на лицо, когда она согнулась в талии, оперлась ладонями о колени и сплюнула на землю. Она так и осталась в этой позе, подняла только голову, приветствуя О'Доннелла. Потом она выпрямилась, оттолкнула бросившегося к ней санитара. Расстегивая верх робы, она направилась к Бо.

– Мне надо остаться. Придется снова туда пойти. Я договорюсь, чтобы тебя отвезли домой.

– Ты в порядке?

– Да. Там могло быть гораздо хуже. Он мог сделать все гораздо страшнее. Жертв нет, здание пустовало, школьников распустили на лето. Это был просто показательный поджог.

– Он оставил тебе этот коробок спичек из вашего семейного ресторана. Дал понять, что это шоу для тебя.

– С этим я спорить не стану. – Рина бросила взгляд на пару промокших до нитки, покрытых сажей пожарных, закуривавших сигареты. – Заметил в толпе кого-нибудь подозрительного?

– Нет. Должен признать, когда ты туда вошла, я перестал смотреть. Я все свои душевные силы отдал молитве.

Рина улыбнулась, а потом, когда Бо большим пальцем попытался стереть сажу с ее щеки, насмешливо подняла бровь.

– Я выгляжу не лучшим образом.

– Не могу тебе даже описать, как ты выглядишь. Ты меня до смерти напугала. Давай отложим все споры на потом, когда у тебя будет больше времени. – Бо сунул руки в карманы. – По-моему, нам много надо сказать друг другу, но я предпочитаю разговор без свидетелей.

Рина оглянулась. Пожарные делали проливку здания, худшее было позади.

– Я организую тебе транспорт. Слушай, мне очень жаль, что все так вышло.

– Мне тоже.

Она отошла, договорилась, чтобы его отвезли домой. И подумала, что пожар спалил не только здание школы. Если она правильно поняла то, как Бо отстранился от нее, пожар превратил в пепел их начинающийся роман.

Подойдя к своей машине, Рина вытащила из багажника полевой набор и бутылку минеральной воды, которую всегда держала там на всякий случай. Тут к ней подошел Стив.

– Так это и есть тот парень, о котором говорила Джина? Ты с ним встречаешься?

– Это парень, с которым я встречалась. По-моему, он только что решил, что коп, которому приходится вскакивать среди ночи и мчаться на пожар, это для него слишком сложно.

– Это его потеря, милая.

– Может быть. А может, он нашел удачный предлог, чтобы сбежать. Я не умею располагать к себе мужчин, Стив.

Рина захлопнула багажник. Ее машина была засыпана пеплом, как и она сама. И от нее несло гарью, тут не поспоришь. Прислонившись к машине, Рина открыла бутылку и отпила несколько глотков, чтобы промыть горло. Потом она передала бутылку Стиву. К ним подошел О'Доннелл.

– Они разрешат нам вернуться внутрь через несколько минут. Что у тебя?

Рина вынула из полевого набора маленький магнитофон и включила его, чтобы не повторять дважды.

– Телефонный звонок от неустановленного субъекта на мой домашний телефон в двадцать три сорок пять, – начала она и изложила ход событий, свои наблюдения, перечислила, предмет за предметом, уже собранные улики. – Выключив магнитофон, она спрятала его обратно. – Мое мнение? – продолжала она. – Он нарочно прикинулся дурачком. Неопытным любителем. Но он не пожалел времени, чтобы вскрыть стену наверху и все подстроил так, чтобы огонь распространялся за обшивкой стен, а не только по полу. Мы нашли там разбитое окно, когда я туда добралась. Может, он это сделал, может, оно уже было разбито, в любом случае вентиляция раздула огонь. Он использовал самое простое горючее. Бензин, бумажные фитили и спички. Но простое горючее при данных обстоятельствах работает отлично. Он маскируется под дилетанта, но я голову даю, что он профессионал.

– Мы с ним раньше встречались?

– Я не знаю, О'Доннелл. – Рина устало откинула назад волосы. – Я просмотрела старые дела. Ты тоже. Ничего не высвечивается. Может, это какой-то псих, считающий, что я задела его нежные чувства. Может, он избрал такой способ поухаживать за мной. Я когда-то ходила в эту школу.

Она взяла из машины и показала ему коробок спичек в пластиковом мешке.

– Из «Сирико». Он дает мне понять, что знает меня, что может подобраться близко. Оставил так, чтобы я наверняка нашла. Не внутри, где коробок запросто мог сгореть. Снаружи, где шансы высоки, что я его найду. У места проникновения или там, где он хотел, чтоб мы думали, было место проникновения. Это его личное послание мне. – Рина снова заперла мешочек в машине. – Должна признать, это здорово действует на нервы.

– Ну, раз уж мы на месте, дело отдадут нам. Когда он опять позвонит, – добавил О'Доннелл, – если тебе вздумается съездить на место и проверить, не предупредив меня… Выброси эту мысль из головы.

Рина расправила плечи.

– Он меня достал. – Она тяжело вздохнула. – И кое в чем он прав. Вернее, ты прав. Я думала, это какой-то псих, играющий у меня на нервах. С этим я могла бы справиться. Но здесь нечто большее. – Она оглядела окутанное дымом здание. – Так что можешь не беспокоиться, я не буду действовать в одиночку.

– Отлично. Пора браться за работу.

20

Место пожара Рина покинула уже после шести утра. Они с О'Доннеллом разделились: она поехала со Стивом в пожарную часть, а О'Доннелл отправился в участок, чтобы зарегистрировать вещественные улики и написать первоначальный отчет. Рина намеревалась расспросить по горячим следам пожарных, принимавших участие в тушении.

Там она могла – наконец-то! – принять горячий душ. Она всегда держала в багажнике смену одежды. В пожарном депо можно было рассчитывать и на хорошую еду, а после такой трудной ночи Рина буквально умирала с голоду.

– Так что там с этим Гуднайтом?

Рина повернулась к Стиву в полном недоумении. Он пожал плечами.

– Джина будет меня поджаривать. Она всегда злится, когда я не знаю деталей.

– Она все равно будет поджаривать тебя. Просто скажи ей, чтоб обращалась прямо к первоисточнику.

– Ну, спасибо.

– Она ведь нормально относится к твоей работе? У вас с ней не было проблем в этой связи?

– Ну, она, конечно, беспокоится. Но проблем нет, ты права. Было очень тяжело в прошлом году, когда мы потеряли Биггза. Она переживала не меньше, чем я. Мы это обсудили. – Стив дернул себя за ухо. – Поговорили о том, что риск – неотъемлемая часть этой профессии. Приходится покупать все в наборе, понимаешь? Не всегда срабатывает, но Джина – сильная, ты же знаешь. У нас есть дети, еще один на подходе. Что ей остается делать? Только терпеть.

– Она тебя любит. Любовь терпелива. – Рина остановила машину у депо. – Когда будешь звонить ей сегодня утром, попроси ее позвонить моим родителям. Пусть просто даст им знать, что я работаю над делом и что все в порядке. Ты можешь воздержаться от деталей, Стив? Только на этот раз.

– Без проблем.

Двое пожарных мыли пожарную машину. Стив подошел поговорить с ними. Рина помахала им рукой и, захватив смену чистой одежды, вошла внутрь.

Она вымывала запах гари из своих густых волос, пока у нее не заболели руки, а потом просто закрыла глаза, позволяя воде стекать по голове, по шее, по плечам, по спине.

Глаза у нее были словно песком засыпаны, она чувствовала себя измученной, но знала, что это пройдет. Вот только привкус останется, сколько бы воды она ни выпила. Это она тоже знала.

Рина медленно втерла в кожу душистый гель. Это успокаивало. Она готова войти в горящее здание, но черта с два она пожертвует ради этого своей кожей. И даже своим тщеславием, подумала она, тщательно нанося крем.

Одевшись, она перебросила сумку через плечо и направилась в кухню, чтобы выпросить порцию еды.

Казалось, тут всегда, в любое время суток, что-нибудь да готовится. Большие горшки с перцем чили или рагу, огромный мясной рулет, яичница на десяток человек. Разделочные столы и плиту отмывали после каждой готовки, но в воздухе всегда держался запах кофе и горячей пищи.

В этой пожарной части Рина проходила практику и часто подрабатывала добровольцем в свободное время. Она спала на нарах, готовила на этой плите, играла в карты за столом, смотрела телевизор в комнате отдыха.

Никто не удивился, когда она вошла. Одни сонно кивали, другие весело приветствовали ее. Перед ней поставили тарелку яичницы с беконом.

Рина села рядом с Грибли, пожарным двенадцатого года службы. Он носил аккуратную бородку, а на ключице у него был жженый шрам. Боевой шрам.

– Говорят, вчерашний поджигатель упредил тебя заранее?

– Верно говорят. – Рина доела яичницу и запила ее кока-колой, взятой из холодильника. – Похоже, он что-то против меня имеет. Пожар был в полном разгаре, когда я приехала. Прошло минут десять, как он позвонил.

– Долго же ты ехала, – заметил Грибли.

– Он мне не сказал про поджог, а то приехала бы раньше. В следующий раз учту.

Один из дремавших за столом поднял голову.

– Ждешь следующего раза? Думаешь, он серийный? Не рано ли?

– Я к этому готова. И вам всем тоже придется к этому готовиться. На этот раз он сделал все просто. Это был пробный ход. Знаете, как на улице к женщинам пристают? Легким движением берут за плечико, реакцию проверяют. Второй этаж, восточная торцовая стена. Там было первичное возгорание?

– Точно, – кивнул Грибли. – Этот сектор был в полном охвате, когда мы поднялись. Часть стены вырублена, вентиляционные дыры в потолке.

– То же самое было на первом этаже, – продолжала Рина. – Он не спешил, время у него было. Мы нашли четыре коробка спичек, один из них не вспыхнул.

– Провел фитили со второго этажа на первый. – Пожарный, сидевший напротив нее, Сэндз, поднял свою кофейную кружку. – Еще не занялось, когда мы подоспели. Небрежная работа, если хочешь знать мое мнение.

– Да, – кивнула Рина.

Только сама она не знала, что это было: действительно небрежность или хитрость?

– Все было почти по-детски. – Рина села и откинулась в кресле, вытянув ноги. О'Доннелл сделал то же самое. – Бензин, бумага, спички. Детские игрушки. Если сбросить со счетов специально просверленные вентиляционные дыры, это либо работа подростка, либо взрослого любителя. Спичечные коробки, не успевшие вспыхнуть и оставленные специально для нас. Как, по-твоему, он думал, что мы не найдем дыры, или хотел, чтобы мы их нашли?

– Если хочешь понять его мотивы, смени местоимения. Я бы сказал, он хотел, чтобы ты их нашла. Мы так, статисты. На авансцене ты.

– Ну, спасибо, утешил. – Рина резко выпрямилась. – Кто? Зачем? Где пересеклись наши пути? А может, они пересеклись только в его больном мозгу?

– Мы еще раз перероем старые дела. И начнем опрашивать тех, кто в этом замешан. Может, это кто-то, кого мы посадили. А может, тот, кого не посадили. Может, у тебя с ним что-то было, и ему не нравится, что ты дала ему от ворот поворот.

В ответ на это Рина покачала головой.

– У меня ни с кем ничего серьезного не было. Я не допускала ничего серьезного с тех пор, как… – Она умолкла и потерла затылок, заметив пристальный взгляд О'Доннелла. – Ты же знаешь, после Люка у меня ни с кем ничего не было.

– Давненько же ты в завязке.

– Может быть, и так, но это мое дело. А если ты думаешь, что это Люк, забудь. Ни за что на свете не станет он ползать по пыльному школьному зданию. Побоится запачкать костюмчик, сшитый на заказ.

– Может, он надел треники по такому случаю. Он все еще в Нью-Йорке?

– Насколько мне известно. Ну, ладно! – Рина вскинула руки в знак того, что сдается. – Я проверю. Ты зануда, О'Доннелл, но я проверю.

– Ты хоть когда-нибудь задумывалась, насколько травмировал тебя этот тип?

– Признаю, он поставил мне пару синяков. Когда я играла в контактный футбол, бывало куда хуже.

– Я не имею в виду твою физиономию, Хейл. Он тебе мозги испортил. Жаль, что ты доставила ему такое удовольствие. Пойду налью себе кофе. – Он встал и ушел, давая ей время обдумать его слова.

Вместо этого Рина выругалась себе под нос и, повернувшись к компьютеру, начала искать текущие данные по Люку Чамберсу. Когда О'Доннелл вернулся со своей кружкой, она сухим, официальным голосом доложила:

– Люк Чамберс проживает в Нью-Йорке, работает в той же брокерской компании, которая послала его на Уолл-стрит. Женился в декабре двухтысячного на Джанин Грейди. Детей нет. Овдовел, когда его жена погибла в теракте девятого сентября. Она работала на шестьдесят четвертом этаже первой башни.

– Тяжелый случай! Такой поворот может свести человека с ума. Ничего такого не случилось бы, если бы ты согласилась на его план и поехала с ним.

– О господи, ты прямо как пес, зажавший в зубах кость. Прекрасно. Я свяжусь с местными копами, попрошу проверить, был ли он вчера в Нью-Йорке.

О'Доннелл подошел к ее столу, вынул из кармана жестянку диетической кока-колы и поставил перед ней.

– Если бы речь шла обо мне, ты бы меня заставила проделать то же самое. А если бы я отказался, ты сама сделала бы это для меня.

– Я устала. Я на нервах. Ты, конечно, прав, но от этого мне только хочется тебе врезать.

О'Доннелл с довольной улыбкой занял место за своим столом.

Какое это было облегчение – наконец-то добраться до дома! Рине хотелось только одного: как следует выспаться.

Она вошла и повесила сумку на столбик перил. Потом перед ее мысленным взором возникло нахмуренное и осуждающее лицо матери. Она сняла сумку и перевесила ее в стенной шкаф.

– Ну, что, ты довольна?

Мигающий огонек автоответчика она демонстративно проигнорировала и прошла прямо в кухню.

Свою почту Рина бросила на стол и положила рядом захваченную с работы папку с делом. Прежде всего спать, сказала на себе, но все-таки не утерпела и нажала кнопку воспроизведения на автоответчике.

Как только устройство объявило, что первое сообщение получено в два десять утра, сердце у нее отчаянно забилось.

– Ну, как тебе сюрприз? Держу пари, тебе понравилось, раз ты все еще там. Весь этот огонь, а? Золотой, красный, ярко-синий. Держу пари, ты кончила. Держу пари, тебе хотелось забраться внутрь, и чтоб этот парень из соседнего дома тебя трахал, пока там все горит. Но я-то сумею лучше, чем он. Ты только дождись. Только дождись.

Ее дыхание было слишком громким, слишком частым. Она остановила запись, закрыла глаза и постаралась успокоиться.

Он следил за ней. Он знал, что Бо был с ней. Знал, что она подходила к окну. Он был так близко, что мог наблюдать за ней, а она его не заметила. Может, он был среди тех, кто вышел из соседних домов? Или он был водителем одной из проезжавших мимо машин? Одним из лиц в толпе?

Следил за ней. Следил, как она следила за пламенем.

Рина содрогнулась. Он хотел испугать ее, и она не могла это остановить. Но она могла кое-что предпринять. Это было в ее власти.

Она прослушала остальные сообщения.

Второе поступило в семь тридцать утра.

– Все еще не дома? – Он засмеялся каким-то сиплым смешком. – Дела, дела, дела.

– Наглеешь, ублюдок, – сказала Рина вслух. – Это вечная ошибка.

Третье сообщение было записано в семь сорок пять.

– Рина! – Она вздрогнула, а потом испустила вздох облегчения, узнав голос Бо. Да, пришлось признать, что она была здорово напугана. – Твоей машины не видно, значит, ты еще на работе. Мне сегодня надо съездить на оценку работ, а потом подкупить стройматериалов. Звучит довольно прозаично после вчерашних приключений. В любом случае позвони, когда вернешься.

Следующий звонок поступил через час: Джина требовала встречи, чтобы узнать все подробности о новом парне.

– Ну, с этим ты опоздала. – Рина присвистнула и щелкнула пальцами. – Вот он здесь, а вот его уже нет.

И тут она нахмурилась: автоответчик буквально взорвался слезливым голосом ее сестры Беллы.

– Ну, почему тебя вечно нет на месте, когда ты мне нужна?

Поскольку все сообщение только в этом и состояло, Рина взялась за телефон, но остановила себя. Она должна рассуждать как коп, а не как сестра.

Она стерла все сообщений, кроме двух первых, вынула пленку, запечатала ее в пакет, потом заправила в устройство новую.

Она позвонила О'Доннеллу и ввела его в курс дела.

– Значит, он там был.

– Скорее всего. А может, он следил за моим домом, видел, как я уехала с Бо. Возможно, он меня выслеживал, последовал за мной туда от дома. Правда, «хвоста» я не заметила, хотя специально его высматривала.

– Утром мы проведем еще один обыск, – сказал ей О'Доннелл. – Я доложу и организую патрулирование твоего дома на эту ночь.

Рина хотела было возразить, но заставила себя умолкнуть.

– Хорошая мысль. Кто-нибудь из нашего участка, хорошо? Если он заметит патрульную машину, может, это его отпугнет. Но лучше без опознавательных знаков.

– Я это устрою. Отдыхай.

Рина вспомнила о звонке от Беллы.

– Да, обязательно. – Она потерла усталые глаза. – Я так и сделаю.

Она взглянула на телефон. Надо перезвонить Белле. Конечно, надо. Может, ее эмоциональный срыв вызван какой-нибудь ерундой вроде сломанного ногтя, но это неважно. И вообще это было нехорошо – и несправедливо – так думать о родной сестре, признала Рина. Все-таки Белла не такая дурра. Ну не совсем такая.

Может, что-то случилось с детьми? Вряд ли. Если бы дело было в этом, она получила бы уже с десяток звонков от своих родственников. В экстренном случае родители позвонили бы ей на сотовый.

И чего она тянет, вместо того чтобы просто взять и позвонить сестре? Кто же она такая после этого?

Рина взяла телефон и вызвала в памяти номер сестры.

Она сама не знала, смеяться или досадовать, когда экономка сообщила ей, что Белла в салоне красоты. Это еще не означало что тревога ложная. Ее сестра бросалась в салон красоты, как другие люди – в пункт «Скорой помощи».

Рина уже готова была подняться наверх, но тут раздался стук в дверь. У нее защекотало в груди: она подумала, что это Бо. Но когда она открыла дверь, перед ней предстала жизнерадостная, беременная Джина.

– Стив сказал, что ты наверняка дома. Я просто должна была проверить, как ты. – Она крепко обняла Рину. – Ну и ночка, а? Ты в порядке? У тебя усталый вид. Тебе следует отдохнуть.

– Свежая мысль, – заметила Рина, и Джина вошла в дом.

– Ну, давай сядем. Моя мама осталась с детьми на пару часиков. Благослови ее господь вечной молодостью и красотой. – Джина села, похлопала себя по округлившемуся животу и с улыбкой оглядела комнату, стены которой были выкрашены предыдущими жильцами в странный оттенок грязно-зеленого цвета.

– Ты так и не выбрала краски? Ты с этим не тяни, красить надо, пока стоит такая хорошая погода, чтобы можно было проветрить и не дышать запахом разбавителя. Стив готов тебе помочь.

– Спасибо. Я пока ничего не выбрала. Пожалуй, нужно что-нибудь более традиционное, чем это.

– Все, что угодно, будет выглядеть более традиционно, чем это. Я могу тебе помочь. Обожаю подбирать краски. Это как игрушки. Ну, как? Я тебя развеселила?

– А что? Разве я в этом нуждаюсь?

– Стив мне кое-что рассказал, Рина. Не волнуйся, я ничего не сказала твоим родным. Вообще никому. И не скажу, если ты не захочешь. Буду волноваться о тебе сама.

– Не о чем волноваться.

– Ну, конечно. Подумаешь, какой-то пироманьяк одержим моей лучшей подругой настолько, что сжег нашу старую начальную школу! Есть о чем волноваться!

Рина со вздохом поднялась, прошла в кухню и налила им обеим по стакану минеральной воды.

– А заесть чем-нибудь можно? – спросила Джина у нее за спиной. – Желательно с большим количеством сахара.

Рина вынула из буфета остатки кофейного кекса.

– Он черствый, – предупредила она. – Позавчерашний.

– Можно подумать, что это имеет значение! – Джина со смехом отломила кусок. – Я кору древесную есть буду, только сахаром посыпь. – Она села возле старой разделочной колоды, служившей Рине кухонным столом. – Ну, ладно, ты была занята, я была занята, теперь пора мне узнать все детали об этом столяре. Моя мама узнала от твоей, что ты с ним знакома еще с колледжа. Я вроде бы знала всех твоих приятелей, но что-то не припомню большого парня по фамилии Гуднайт.

– Потому что мы его не знали. Во всяком случае, я. Он меня пару раз видел, когда мы с тобой в колледже учились.

– Моя мамаша вечно все перепутает. – Джина отломила еще кусок кекса. – Садись и выкладывай.

Рина стала рассказывать, чувствуя, как постепенно отступает усталость и затихает головная боль. Джина в нужных местах прерывала повествование ахами и охами, восклицаниями типа «О мой бог!» и хватанием за сердце.

– Он увидел тебя на другом конце комнаты и не смог забыть! Он держал тебя в сердце все это…

Рина скривилась.

– Заткнись! Это так романтично! Как Хитклиф и Кэтрин.[39]

– Они были чокнутые.

– Ой, я тебя умоляю! Ну, хорошо, это романтично, как в фильме «Неспящие в Сиэтле». Ты же знаешь, я обожаю этот фильм.

– Все точно, только мы не живем на противоположных побережьях, я не помолвлена с кем-то другим, а он не вдовец с маленьким сыном. В остальном все совпадает. В точности.

Джина погрозила ей пальцем.

– Ты не испортишь мне этот праздник. Я шесть лет замужем, жду третьего ребенка, где мне взять романтики? Должна же я расслабиться! Итак, он хорош собой?

– Очень. Отлично сложен. Отчасти это, наверно, из-за его работы. Физический труд.

– Теперь к сути. Как он по части секса?

– Разве я сказала, что занималась с ним сексом?

– Мы с тобой, что, вчера познакомились?

– Черт, попалась. Он зашкаливает.

Джина заморгала и откинулась на спинку стула.

– Ты никогда так раньше не говорила.

– Чего я не говорила?

– Ты всегда говоришь: «Это здорово» или «Это мощно». Иногда «Было весело» или «Середняк». Я бы сказала, по шкале от одного до десяти твой максимум – восьмерка.

Рина наморщила лоб.

– У меня были десятки. А ты слишком много внимания уделяешь моей сексуальной жизни.

– А на что ж тогда друзья? Значит, это лучший секс в твоей молодой, полной приключений жизни?

– Я не говорила… Ну, ладно, да, так оно и есть. Это было здорово, и мощно, и весело, и романтично. Это было дико и необузданно. И со вчерашнего дня все кончено.

– Как? Почему? Я же только что пришла!

Рина налила еще немного воды и стала следить за поднимающимися пузырьками.

– Притащить парня на место пожара, который касается тебя лично, а не только профессионально, дать ему увидеть, как ты бегаешь в пожарной робе, отдаешь приказы, в том числе и ему, и при этом он знает, что на тебе зациклился какой-то псих? Понимаешь, это как-то сразу снимает романтику, Джина.

– Ну, значит, у него паршивый стояк.

Рина со смехом покачала головой.

– Ничего подобного. В прямом и в переносном смысле. Мы только-только начали танцевать, Джина. И вдруг мотив сменился. И все усложнилось.

Джина тяжело вздохнула.

– Ну, если он так к тебе относится, значит, он мне больше не нравится.

– Он бы тебе понравился. Он симпатичный. Я не стану его винить за то, что он прервал танец.

– Значит, он еще не прервал танец.

– Вчера я почувствовала, что он отстранился. Просто об этом еще не объявлено официально.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Рина? Ты пессимистка. Когда дело доходит до мужчин, ты жуткая пессимистка. Вот почему… – Прервав себя на полуслове, Джина нахмурилась и отпила воды.

– Давай уж, не останавливайся.

– Ладно, скажу, потому что я люблю тебя. Вот почему у тебя отношения с мужчинами так непродолжительны, так поверхностны. Это началось еще с колледжа. С бедного Джоша. А после Люка стало еще хуже. Он был колоссальной задницей, – торопливо добавила Джина, когда Рина поперхнулась водой. – Тут спору нет. Но, если хочешь знать мое мнение, то, что тогда случилось, сильно ударило тебя по мозгам, и ты совершенно разучилась строить прочные отношения.

– Это неправда. – Но Рина сама слышала, что ее голосу не хватает убедительности.

Джина взяла ее за руку.

– Милая моя, вот я сижу и слушаю, как ты мне рассказываешь об этом парне… Ты ни о ком так не говорила с тех пор, как мы еще в школу ходили. Я чувствую, что тут назревают серьезные отношения, а ты уже готова послать все к чертям. Ты уже заточена на это. Почему бы тебе не подождать и не посмотреть, как все повернется, прежде чем ставить на нем крест?

– Потому что для меня это важно, – тихо призналась Рина, и Джина еще крепче сжала ее руку. – Потому что он смотрит на меня, и для меня это важно. Я никогда такого раньше не чувствовала. Ни с кем, ни разу. Я не жалела, что такого раньше не было. Может, дело было во мне – я не могла или не хотела. Может, мне это было не нужно. Я не жалела. У меня в жизни всего хватает. У меня есть семья, работа, если бы мне нужен был мужчина, их кругом полно. Но он стал для меня важен, и это случилось так быстро, этого так много, я боюсь, как бы это меня не раздавило, когда он уйдет.

– Ты влюблена в него?

– Я… еще не решила. Мне страшно.

Джина вся расплылась в улыбке. С трудом поднявшись на ноги, она обогнула импровизированный стол, обняла Рину и чмокнула ее в макушку.

– Поздравляю.

– По-моему, вчера я все испортила, Джина.

– Погоди. Притормози. Вспомни, что со мной творилось, когда у нас со Стивом все началось всерьез. Я была вся в кусках.

– А тебе это шло, – улыбнулась Рина.

– Это был кошмар. – Джина выпрямилась, повела плечами. – Я собиралась на год уехать в Рим и завести безумный роман с каким-нибудь непризнанным гением-художником. И как же мне было осуществить свою мечту, когда этот проклятый пожарник измотал мне всю душу? До сих пор мотает, до сих пор держит меня в страхе. Иногда я смотрю на него и думаю: что я буду делать, если с ним что-нибудь случится, если я его потеряю? А вдруг он влюбится в другую? Дай парню шанс, Рина. – Она ласково погладила Рину по щеке. – Я его даже не видела, но я тебе говорю: дай ему шанс. Сейчас заберу у матери детей и вернусь в тот цирк, который называется моей жизнью. Позвони мне завтра.

– Позвоню. Джина! Ты меня развеселила, спасибо!

– Значит, мое дело сделано.

Рина проспала три часа и проснулась с колотящимся сердцем. В мозгу еще сохранились смутные воспоминания о приснившемся ей кошмаре. Огонь и дым, темнота и страх – мешанина деталей, никак не связанных друг с другом. Может, оно и к лучшему, решила она, свернувшись калачиком, пережидая, пока сердце не успокоится.

Кошмары мучили ее время от времени, особенно когда она испытывала стресс или переутомление. Это была профессиональная болезнь полицейских. Никто не видел того, что видели они, никто не трогал того, что им доводилось трогать, нюхать то, что они нюхали.

Но кошмар пройдет, он всегда проходит. Она с этим справится. Это ее работа – справляться с такими вещами.

Рина села и зажгла свет. Она что-нибудь съест, поработает немного. Это поможет ей избежать нового приступа бессонницы. Ей не хотелось проснуться в три часа ночи от нового кошмара.

Все еще полусонная, Рина спустилась вниз. Джина права, подумала она, спускаясь и проводя пальцами по стене. Надо серьезно заняться покраской, съездить за образцами и вообще пора сделать дом своим.

Неужели она и вправду боится серьезных отношений? Она долго колебалась, прежде чем решиться на покупку дома, хотя мечтала о своем доме годами. Теперь вот все никак не может взяться за отделку дома, хотя, по идее, раз это ее дом, он должен отражать ее индивидуальный вкус и стиль.

Что ж, первый шаг – признать, что у нее есть проблема. Значит, надо пересилить себя, пойти и купить краску и начинать ремонт.

Вот разберется она с этим делом, закроет его, потом возьмет неделю отпуска и сделает что-нибудь для себя. Купит краску и обои, поездит по антикварным магазинам и магазинам подержанной мебели, она посадит цветочки.

Без особого интереса Рина начала осматриваться в кухне. Ей не особенно хотелось есть. Ей хотелось размышлять. Она не виновата, что она коп, что у нее бывает срочная и неприятная работа. И она, безусловно, не виновата в том, что Бо не захочет с этим справиться.

Это у нее-то страх перед серьезными отношениями? Чертя с два! Рина уже была готова завязать серьезные отношения с ним – впервые в жизни! – а он соскочил с корабля при первом подъеме волны.

Да пошел он!

Он сам к ней пришел. Мечтательные зеленые глаза, чувственный рот. Рина вытащила чеснок и помидоры и принялась яростно их шинковать, воображая, что режет на части Бо Гуднайта. Девушка Его Мечты? Чушь! Не была она девушкой ничьей мечты, ее это звание не прельщало. Она такая, как есть, и если ему не нравится, пусть проваливает.

Она нагрела оливковое масло в глубокой сковороде с длинной ручкой, вытащила красное вино.

Он ей не нужен. Кругом полно мужчин. Если ей когда-нибудь один из них понадобится, можно выбрать любого. Не нужен ей симпатичный, сексуальный, веселый столяр, чтобы заполнить пустоту своей жизни.

В ее жизни нет пустот.

Обжаривая чеснок, Рина вздрогнула, когда у нее за спиной раздался стук в заднюю дверь. «Не дергайся», – приказала она себе, но все-таки взяла пистолет, оставленный на разделочном столе.

– Кто там?

– Это я, Бо.

Со вздохом облегчения Рина спрятала пистолет в выдвижной ящик, тряхнула головой, сбрасывая напряжение, и отперла заднюю дверь.

Грудь у нее сдавило, и она ничего не могла с этим поделать. Стеснение в груди, пересохшее горло и тяжесть в животе – все это были незнакомые ей и неприятные для нее симптомы. Никогда раньше она не испытывала такого волнения в отношениях с мужчиной.

Но она открыла дверь и встретила его легкой непринужденной улыбочкой.

– Нужен стакан сахара? Или соль?

– Да нет. Ты получила мое сообщение?

– Да. Извини, я вернулась домой только после четырех, потом ко мне заходила подруга. А потом я поспала. Только что встала.

– Я так и думал. У тебя шторы в спальне были задернуты, когда я вернулся домой, вот я и решил, что ты спишь. А потом увидел свет в кухне, дай, думаю, рискну. М-м-м… что-то вкусно пахнет. Помимо тебя.

– О черт! – Рина бросилась к плите и спасла чеснок от сожжения. – Я просто решила сварганить немного макарон.

Она добавила нарезанные кубиками помидоры, плеснула немного красного вина. Может, она и не ощущала особого голода, но порадовалась, что у нее чем-то заняты руки. Она добавила базилика, молотого перца и оставила все это тушиться под крышкой на малом огне.

– Ловко у тебя получается. Думаю, это наследственное. Но ты выглядишь усталой.

– Спасибо. – Рину передернуло от собственного, кислого, как уксус, голоса. – Обожаю, когда мне об этом напоминают.

– Я беспокоился о тебе.

– Извини, такая уж у меня работа.

– Я так и понял.

– Я собираюсь выпить вина.

– Спасибо, – сказал Бо, – с удовольствием присоединюсь. Ты мне можешь еще что-нибудь рассказать о вчерашнем происшествии?

– Незаконное вторжение, поджог с множественными точками возгорания, сообщения, оставленные следователю. Обошлось без жертв. – Рина протянула ему бокал красного вина.

– У тебя такое стервозное настроение, потому что ты устала, потому что этот сукин сын осложняет тебе жизнь или ты злишься на меня?

Ее голос был так же едок, как и ее улыбка.

– Выбирай, что тебе больше нравится.

– Первые две причины я могу понять. Но почему бы тебе не объяснить третью?

Рина прислонилась к разделочному столу.

– Я делала то, чему меня учили, то, что должна делать, то, за что мне платят.

Бо осмыслил сказанное и кивнул.

– И что же?

– Что «что же»?

– Нет, это моя реплика: «И что же»? Кто с кем спорит?

«Ты умеешь вести себя, как подобает взрослой цивилизованной женщине», – сказала себе Рина. Она вынула большую кастрюлю, подставила под кран в раковине и начала наполнять водой.

– Если ты голоден, тут с лихвой хватит на двоих.

– Спасибо, не откажусь. Рина, ты на меня злишься, потому что я помешал тебе вчера ночью?

– Ты не должен был вмешиваться.

– Когда человек, который мне дорог, начинает действовать безрассудно и может попасть в беду, я обычно вмешиваюсь.

– Я не действую безрассудно.

– Как правило, нет. Во всяком случае, мне так кажется. Но он пробил твою защиту.

– Ты не знаешь, какова моя защита. – Рина перенесла кастрюлю на плиту, включила горелку. – Ты меня совсем не знаешь.

Она замерла, когда он положил ладонь поверх ее руки и повернул ее лицом к себе.

– Я знаю, что ты умна, знаю, что ты предана делу. Я знаю, что ты предана своей семье. А когда смеешься, ты смеешься всем лицом, а не одним ртом. Я знаю, что ты любишь бейсбол. Я знаю, где тебя тронуть, чтобы тебе понравилось. Знаю, что ты любишь лимонный пирог и не пьешь кофе. Знаю, что ты можешь войти в огонь. Скажи мне что-нибудь еще, я буду знать.

– Зачем ты пришел, Бо?

– Повидать тебя, поговорить с тобой. А тут мне еще обломилось поесть макарон в придачу.

Рина отступила на шаг, взяла свой бокал.

– Я решила, что после вчерашней ночи тебе будет неловко.

– В каком смысле?

– Не будь тупым.

Бо беспомощно развел руками.

– Стараюсь. Мне будет неловко… с тобой?

Рина молча отпила вина.

– Мне будет неловко с тобой, потому что… Да, тут выбор невелик, – решил Бо, видя, что она упорно молчит. – Потому что мы вчера поругались, когда ты захотела поехать одна? Нет, дело не в этом. Я же одержал верх. Потому что мне пришлось держаться в стороне? Не может быть. Я же не полицейский и не пожарный. Ты меня озадачила. Сдаюсь.

– Тебе не понравилось, когда я вошла.

– В горящее здание? – Он горько засмеялся. – Ты чертовски права. А что, прикажешь мне быть в восторге, когда ты бросаешься в огонь? Значит, тут у нас действительно есть проблема, потому что этого никогда не будет. Кстати, для меня это был первый опыт. С учетом этого, можно считать, что я вел себя примерно. Я же не побежал за тобой, не схватил тебя, не выволок наружу. Хотя, сознаюсь, эта соблазнительная мысль промелькнула у меня в уме. Хочешь, чтобы я полюбил риск, связанный с твоей работой? Это необходимо, чтобы мы были вместе?

Рина долго смотрела на него молча.

– Боже, я и впрямь пессимистка.

– О чем ты говоришь? Ради бога, ты не могла бы перевести это на нормальный язык, понятный не только женщинам, но и мне?

– Ты хочешь быть со мной, Бо?

Он вскинул руки. Вид у него был комичный – олицетворенное мужское недоумение и досада.

– Я же здесь.

Рина, смеясь, покачала головой.

– С этим не поспоришь. Ты, безусловно, здесь. Придется мне извиняться.

– Отлично. За что?

– За то, что сочла тебя ублюдком. Я думала, ты решил отчалить, потому что не мог примириться с моей работой, с тем, что я собой представляю. Мне придется извиниться за то, что я себя «накрутила», убедила, что меня не колышет, если ты уйдешь. Нет, внушить себе это я не сумела, но очень старалась. Я злилась на тебя, хотя не ты, а именно я не могла справиться с ситуацией. Я только теперь начинаю понимать, что у меня есть проблемы: я не умею строить отношения. – Рина подошла к нему, обхватила ладонями его щеки, прижалась губами к его теплым губам. – Поэтому я извиняюсь.

– Значит, мы покончили с нашей первой ссорой?

– Вроде бы да.

– Хорошо. – Бо повторил ее жест: обхватил ладонями ее щеки и поцеловал. – Первая ссора – всегда сложная штука. Давай поговорим о чем-нибудь совершенно другом, пока будем есть. Кстати, я надеюсь, что это будет скоро, потому что, кроме бутерброда с арахисовым маслом, я сегодня ничего не ел.

Рина повернулась, чтобы взять макароны.

– Это будет гораздо лучше.

– Все уже прекрасно.

ПОЛНЫЙ ОХВАТ

Полный охват – конечная стадия развития пожара.

А под черным небосводом

Кругом, кругом, хороводом

Пляшут смерти огоньки.

С. Т. Кольридж

21

– Я хочу больше узнать о девушке, с которой ты встречаешься.

Бо продолжал невозмутимо работать, сооружая новый сарай, в котором миссис Мэллори, по ее собственному мнению, остро нуждалась. Он лишь на минуту прервался и подмигнул ей.

– Не ревнуйте! Вы все равно навсегда останетесь любовью моей жизни.

Она фыркнула и поставила свежий лимонад, специально для него приготовленный, на верстак. Ее волосы оставались огненно-рыжими, она надела модные солнцезащитные очки с янтарными линзами. И фартук в веселеньких цветочках.

– Я по глазам вижу, мальчик мой, что ты нашел мне замену. Я хочу знать, кто она.

– Она красавица.

– Скажи мне что-нибудь такое, о чем я сама не догадаюсь. Он отложил «пистолет» для ввинчивания шурупов и взял стакан лимонада.

– Она умная, веселая и добрая, хотя иногда бывает и свирепой. У нее глаза как у львицы и маленькая родинка вот здесь. – Бо похлопал себя по губе. – У нее большая семья. У них итальянский ресторанчик в моем районе. Она там выросла. Эй, погодите, может, ваш брат ее знает? Разве ваш брат не коп?

– Коп, – подтвердила миссис Мэллори. – Последние двадцать три года. А что, он ее арестовывал?

Бо рассмеялся.

– Вот уж это вряд ли. Она тоже коп. Отдел поджогов города Балтимора.

– Как и мой брат.

– Шутите? Я думал, он… Не знаю, что я думал. Значит, они знакомы. Как фамилия вашего брата? Я ее спрошу.

– О'Доннелл. Майкл О'Доннелл.

Услышав это, Бо отставил стакан лимонада и стянул с себя защитные очки.

– Вот тут вступает музыкальная заставка из «Сумеречной зоны».[40] Он ее напарник. Ее зовут Катарина Хейл.

– Катарина Хейл? – Миссис Мэллори скрестила руки на груди. – Катарина Хейл?! Та самая, с которой я хотела тебя познакомить много лет назад?

– Не может быть. Вы хотели меня с ней познакомить?

– Мой брат говорил, у него есть хорошенькая новая напарница. Я спрашиваю: она не замужем? Он говорит, нет, не замужем, а я говорю, у меня есть симпатичный молодой человек, делает для меня работы по дому. Я ему говорю: пусть спросит, не хочет ли она познакомиться с приятным молодым человеком? Но она тогда встречалась с кем-то. Оказалось, что не с таким приятным молодым человеком, но Мик больше не хотел заводить с ней этот разговор. Тем дело и кончилось.

– Обалдеть! Удивительное это дело: мы с Риной, оказывается, кружили по разным орбитам годами, близко сходились, но никогда не пересекались. Вы ее когда-нибудь видели?

– Один раз, когда она пришла к Мику на вечеринку. Очень хорошенькая, хорошо воспитанная.

– Я завтра иду на ужин к ее родителям. Прямо к ним в дом. Семейный ужин.

– Приходи с цветами.

– С цветами?

– Подари ее матери веселеньких цветочков, но не в коробке. – Миссис Мэллори погрозила Бо пальцем, одновременно давая инструкции. – В коробке – это слишком формально. Букет. Принеси букет веселеньких душистых цветочков и вручи его хозяйке дома, как только войдешь.

– Ладно. Спасибо, миссис Мэллори!

– Ты хороший мальчик, – вынесла свои приговор миссис Мэллори и удалилась в дом, чтобы позвонить брату и побольше разузнать об этой самой Катарине Хейл. А Бо остался работать в саду.

Цветы. С цветами он может справиться. Их продают в супермаркетах, а ему все равно надо купить кое-что из еды. Бо остановил грузовик у магазина неподалеку от дома миссис Мэллори, взял тележку. Молоко. Вечно у него кончается молоко, а он спохватывается в последнюю минуту. Хлопья. И почему они не выставляют кукурузные хлопья рядом с молоком? Разве это не было бы логично?

Может, стоит взять пару бифштексов, пригласить Рину и зажарить их на решетке? Мысленно одобрив этот план, Бо захватил кое-что по мелочи и начал потихоньку продвигаться в сторону цветочного киоска.

Там он остановился, сунул руки в карманы и принялся изучать букеты, выставленные в витрине.

Миссис Мэллори сказала «веселеньких» и «душистых». Большие желтые – кажется, это лилии, – выглядят нарядно. Но лилии, кажется, приносятся на похороны? Так и попасть впросак недолго. Нет уж, упаси бог!

– Это труднее, чем я думал, – пробормотал он вслух и смущенно обернулся, когда к нему подошел мужчина.

– Тоже в конуре?

– Простите?

Мужчина наградил Бо страдальческой улыбкой и хмуро указал на цветы.

– Да я подумал, может, вам тоже пришлось ночевать в собачьей конуре. Я там ночевал прошлую ночь. Придется принести жене цветов. Нечто вроде входного билета.

– Вот оно что! Нет, у меня завтра званый ужин в доме родителей моей подружки. А пропуск из собачьей конуры – это, по-моему, розы.

– Черт! Да, пожалуй. – Мужчина подошел к продавщице за прилавком. – Похоже, мне понадобится дюжина роз. Вон тех, красных. Женщины, – вздохнул он, повернувшись к Бо, и почесал голову под бейсболкой.

– И не говорите. Я, пожалуй, выберу вон те. – Бо вопросительно взглянул на продавщицу. – Вон те разноцветные штуки с большими головками?

– Герберы, – подсказала она.

– Они веселенькие?

Продавщица снисходительно улыбнулась ему.

– Я полагаю, да.

– Ну, тогда мне большую охапку этих ромашек, когда вы освободитесь. Разноцветных.

– Бьюсь об заклад, жены обходятся дороже матерей, – заметил мужчина с тяжелым вздохом.

Бо с подозрением покосился на герберы. Неужели он польстился на дешевку? Он хотел веселеньких и нарядных, а не дешевых. Он выждал, пока продавщица заворачивала розы.

– Увидимся.

– Угу. – Бо рассеянно кивнул мужчине. – Удачи, – добавил он и снова повернулся к продавщице. Пришлось сдаться на ее милость. – Слушайте, это семейный званый ужин. Семья моей девушки. Герберы подойдут? Дюжины достаточно? Помогите мне.

Она опять подошла к охладителю.

– Подойдут идеально. К такому случаю нужны как раз такие цветы. Жизнерадостные и яркие, но ни к чему не обязывающие.

– Отлично. Прекрасно. Спасибо. С меня семь потов сошло.

Следить за лохом – плевое дело. Надо для разнообразия потаскаться за соседом, приглядеться к нему поближе. Болван работает в субботу.

Запросто было бы его порезать прямо на парковке. Дождаться, пока он выйдет с пучочком цветочков, и вскрыть ему сальник прямо на месте.

Эй, приятель, можно тебя на минутку? Не мог бы ты мне помочь? Такой, как он, прибежит, виляя хвостиком. Щенок гребаный. Выпустить ему кишки, пока сукин сын еще лыбится.

Бросим розы на сиденье. В собачьей конуре? Черта с два! Как будто ты когда-нибудь позволишь бабе командовать. Суки и шлюхи. Надо, чтоб знали свое место. Указать бабе ее место – это ж половина удовольствия.

Ладно, посмотрим пока. Там видно будет. Надо ждать. Так, вот он ходит, идет к своему грузовику с парой пакетов. Тупые ромашки торчат сверху. А может, он на самом деле гомик? Может, мечтал трахнуть в задницу какого-нибудь другого гомика, пока трахал ее.

Такого зарезать – тебе ж еще и спасибо скажут. Одним педерастом меньше в мире будет. Интересно, что она почувствует, когда узнает, что гомик, с которым она спит, получил свое на парковке супермаркета?

Нет, не сейчас, найдем способ получше. Всему, как говорится, свое время и место.

Выезжаем со стоянки следом за ним. Неплохой грузовичок. Кстати, это мысль. Почему бы не развлечься, в самом деле, спалив на хрен его грузовичок? А кабы с ним вместе, так еще лучше. Надо будет подумать.

Миссис Мэллори попала в самую точку, решил Бо. Бьянка не только улыбнулась, когда он протянул ей цветы на пороге дома в воскресенье, но и расцеловала его в обе щеки.

Кое-кто из членов семьи уже был на месте. Брат Сандер сидел, развалившись в кресле, и держал своего ребенка на сгибе локтя. Джек, муж сестры, лежал, растянувшись на полу, и играл с одним из мальчишек в гонки по «Формуле-1». Бо решил, что ему не хватает только карточки участника.

Фрэн, старшая сестра, вышла из кухни, растирая себе живот круговыми движениями, как делают беременные женщины. Еще один ребенок, кажется, женского пола, цеплялся за ее ногу, глядя на Бо круглыми и испуганными глазами совенка.

Рина двинулась вперед, оставив его стоять в дверях. Она обнималась и целовалась со всеми так, словно они не виделись, по меньшей мере, полгода. Потом она подхватила на руки маленького совенка, и испуганное выражение на лице малышки тотчас же сменилось радостной улыбкой.

Ему предложили кресло, выпивку. Потом женщины удалились с поля.

Сандер оторвался от спортивной передачи по телевизору и приветствовал Бо улыбкой в тридцать два зуба.

– Когда женишься на моей сестре, сможешь разобрать стену между домами. Будет много места. Заведете пять-шесть детишек.

Бо почувствовал, как у него отваливается челюсть. Какие-то бессвязные звуки вырывались из его горла. Помимо этого в комнате слышался только голос комментатора из телевизора, освещающий ход футбольного матча.

Сандер разразился смехом и пнул отца в ногу.

– Я же тебе говорил, что будет смешно! У него такой вид, словно он проглотил головку чеснока.

Гиб продолжал следить за экраном.

– Ты что-то имеешь против ребятишек?

– Что? Нет. – Бо в отчаянии оглядел комнату. – Кто? Я? Нет.

– Отлично. Возьми моего. – Сандер поднялся и переложил ребенка на колени Бо. Бо застыл в ужасе. – Сейчас вернусь. Я мигом.

– Гм… Да.

Бо взглянул на ребенка. Тот смотрел на него снизу вверх раскосыми черными глазами. Боясь шевельнуться, Бо бросил на Гиба панический взгляд, но сочувствия и помощи не дождался.

– Что, никогда не держал ребенка на руках?

– Такого маленького – никогда. Мальчик, игравший на полу, подполз к нему.

– Они вообще-то ничего не делают. У моей мамы будет еще один. И уж на этот раз пусть будет брат. – Мальчик повернулся и бросил грозный взгляд на отца.

– Я старался, как мог, приятель, – сказал Джек.

– У меня есть младшая сестра, – пояснил мальчик, обращаясь к Бо. – Она любит маленьких куколок.

Поняв, что от него требуется, Бо сокрушенно покачал головой.

– Какая гадость.

Мальчик явно почуял родственную душу и влез на подлокотник кресла.

– Я Энтони. Мне пять с половиной. У меня есть лягушонок, его зовут Немо, но бабушка не разрешает взять его с собой за стол.

– Да, у женщин есть свои причуды.

Ребенок у него на коленях заерзал и испустил крик. Точнее, вопль, если бы кто-нибудь спросил мнения Бо. Он без особой надежды задвигал коленями.

– Ты можешь его взять, – посоветовал Энтони. – Только надо положить руку под голову: у него шея еще слабенькая. А потом поднять его на плечо и похлопать по спинке. Они это любят.

Ребенок продолжал плакать, и, поскольку никто не пришел на помощь – садисты! – Бо опасливо просунул руку ему под голову.

– Да, вот так, – одобрил его действия эксперт по младенцам. – А другой рукой надо подхватить его под попку. Они жутко скользкие, ты должен быть осторожен.

По спине у Бо потекла струйка панического пота. И почему младенцев делают такими маленькими? И такими шумными? Неужели для размножения рода человеческого нельзя было придумать более практичное решение?

Затаив дыхание, он поднял, повернул, прижал к плечу и позволил себе перевести дух, только когда вопли перешли в тихое хныканье.

В кухне Фрэн взбивала яйца в миске, Рина шинковала овощи, а Бьянка поливала соусом цыпленка. Для Рины это был один из редких моментов мира и покоя. Чисто женская, свойская, семейная атмосфера.

Из раскрытой задней двери задувал легкий ветерок, кухня была полна аппетитных и сладких ароматов. Цветы Бо очень красиво смотрелись в прозрачной стеклянной вазе. Маленькая племянница, сидя на полу, деловито колотила ложкой по большой пластмассовой миске.

Работа с ее тревогами и заботами осталась в другом мире. В этом доме она вновь становилась ребенком, и так будет всегда. Утешительно было это сознавать.

– Ань придет, как только покончит с делами в клинике. – Бьянка распрямилась и закрыла крышку духовки. – Белла, как всегда, опоздает. Ну-ка давай посмотрим на тебя. – Она, подбоченившись, оглядела свою дочь. – Ты выглядишь счастливой.

– Почему бы мне не быть счастливой?

– Любовный огонек, – сказала Фрэн, оставив миску и склонившись над разделочным столом, насколько позволял живот. – Насколько это серьезно?

– Я никуда не спешу.

– Он горяч. В чем дело? – Фрэн отодвинулась от стола и пожала плечами. – Я не имею права заметить, что парень горяч? К тому же он смотрит на тебя с таким щенячьим восторгом! Горячий и сладкий. Горячий шоколад в мужском обличье.

– Фрэн! – Рина засмеялась и укоризненно покачала головой, глядя на сестру. – Что ты такое говоришь?

– Это не я. Это гормоны.

– Куда ни взгляну, обязательно кто-нибудь с пузом. Видела Джину пару дней назад. Она слопала четверть моего кофейного кекса.

– У меня это маслины. Поставьте передо мной миску маслин, и я ее опустошу.

– А меня всегда тянуло на картофельные чипсы. – Бьянка заглянула в кастрюлю на плите. – Гофрированные, каждый вечер. Четыре раза по девять месяцев. Пресвятая Дева, сколько же я картофеля извела? – Она обогнула прилавок, обхватила руками лицо Рины, ласково повернула ее голову. – Я рада, что ты выглядишь счастливой. Мне нравится Бо. Я думаю, он тот самый.

– Мама…

– Я думаю, он тот самый, – продолжала Бьянка, ничуть не смутившись, – не только потому, что у тебя глаза блестят. И не только потому, что он смотрит на тебя, как будто ты самая восхитительная из женщин. Я думаю, он тот самый, потому что твой отец злобно косится на него при каждой встрече. Это у него радар срабатывает: «Так этот парень думает, что может увезти мою дочь? Ну, это мы еще посмотрим!»

– Куда он меня увезет? На Плутон? Он живет в этом районе!

– Он похож на твоего отца. – Бьянка улыбнулась, увидев, что Рина недоуменно нахмурилась. – Сильный, надежный, горячий и сладкий. – Она подмигнула Фрэн. – И это, девочка моя, именно то, чего ты так долго ждала.

Не успела Рина ответить, как в кухню вошла Ань с Диланом на руках.

– Извините, что опоздала. О чем сплетничаем?

– О Ринином Бо.

– Душка-душка. Дилан заставил его понервничать, но он выдержал испытание. – Ань села у стола, расстегнула блузку и жадный детский ротик к груди. – Твой отец поджаривает его насчет его бизнеса, – добавила она и махнула Рине, чтобы та оставалась на месте. – Нет, не ходи туда, он сам справится. Мама Би? Похоже, будет у вас терраса на заднем дворе вашей лавочки. Вы давно этого хотели.

– Правда? – Бьянка постучала ложкой по краю кастрюли, стряхивая соус. – Мне нравится, когда мои дети приводят на ужин полезных людей.

Сандер заглянул в кухню.

– Всем привет. Мы на минутку сбегаем в лавочку.

– Ужин через час. Если не вернетесь вовремя, не сядете за стол я вас всех половником отделаю.

– Да, мэм.

– Забери ребенка. – Фрэн наклонилась и подняла дочку.

– Давай. – Сандер подхватил племянницу и усадил к себе на бедро. Она радостно заверещала. – Рина! Твой парень в порядке!

– Вот спасибо, – бросила она в спину уходящему брату. – Мы с ним встречаемся-то всего пару недель.

– В порядке, значит, в порядке. – Бьянка собрала в дуршлаг яркие сладкие перцы и понесла их к раковине мыть.

В конце квартала собралась небольшая компания: Бо, Гиб, Сандер, Джек и пара детишек. Бо измерил участок у задней стены «Сирико», оглядел несколько тесно расставленных столиков, вынесенных наружу по случаю летнего времени, отметил дорожку от столиков к двери.

– Бьянка хочет, чтоб была настоящая терраса, – пояснил Гиб. – В итальянском духе, может, с терракотовой плиткой. Я думаю, прессованная древесина была бы и проще, и быстрее, и дешевле, но она стоит на своем. Подавай ей плитку и только.

– Да, тут легко можно соорудить платформу из досок. Прямо от задней стены и немного повернуть под углом. Можно сделать лакокрасочное покрытие в итальянском духе, знаете, под стенную роспись. Или просто расписать, чтобы выглядело как плитка или каменная кладка. А потом залакировать.

– Стенная роспись. – Гиб задумчиво вытянул губы. – Это ей могло бы понравиться…

– Но…

– Ой-ей-ей! – Сандер засмеялся, покачиваясь с каблука на носок. – В этом «но» мне слышится много, много долларов.

– Но, – повторил Бо, меряя край воображаемой террасы шагами, – если уж вы решите строить, можно добавить кое-что еще, все-таки сделать плитку, создать атмосферу летней кухни. Внутри у вас кухня открытая, вот и снаружи можно сделать то же самое. Зеркальное отражение, только поменьше.

– Что за летняя кухня?

Бо взглянул на Гиба, прочел в его глазах настороженное любопытство.

– Тут можно поставить еще одну плиту с горелками, рабочий стол. Отгородить эти две стороны решетками, может, посадить что-нибудь вьющееся и довести лозы до крыши. Тут можно обойтись простыми планками. Будет такая узорчатая тень: и солнечно, и не печет. В этом случае у вас будут посетители и в самые жаркие часы.

– Я о таких вещах не думал.

– Ну, ладно, можно просто удлинить уже существующую террасу, переложить покрытие или…

– Нет-нет, продолжай. Может быть, легкая колоннада.

Сандер ткнул Джека локтем в бок и шепнул:

– Зацепил его.

– Ну, видите ли… – Похлопав себя по карманам, Бо умолк. – У кого-нибудь есть, на чем писать?

Ему пришлось удовлетвориться бумажной салфеткой и спиной Джека. Он набросал примитивный чертеж.

– О боже, мама будет в восторге! Папа, ты попал на бабки.

– И сколько мне это будет стоить?

– Сама конструкция? Я представлю вам примерную смету. Сначала мне нужно сделать измерения.

– Эй, вы там закончили? Я тоже хочу посмотреть. – Джек повернулся и начал изучать салфетку. Потом он поднял взгляд на свекра. – Да, отец, вы попали. Единственный выход: заставить его съесть салфетку, потом убить его и избавиться от тела.

– Я об этом уже размышлял, но тогда мы опоздаем к ужину. – Гиб вздохнул. – Лучше уж вернуться и показать ей салфетку. – Он хлопнул Бо по плечу и ухмыльнулся. – Посмотрим, сколько он проживет после того, как представит смету.

– Он ведь шутит, да? – спросил Бо у Сандера, когда Гиб повернулся и направился обратно к дому.

– Ты когда-нибудь смотрел по телику «Клан Сопрано»?

– Он ведь не итальянец!

И выглядел он как нормальный мужик, семьянин, дед, заботливо несущий свою внучку домой.

– Только ему не говори. По-моему, он сам об этом забыл. Но наша лавочка? – Сандер остановился у входа. – У моего отца шкала ценностей такая: на первом месте моя мать, потом его дети, потом внуки, остальные родственники, а потом эта лавочка. Для него это не просто бизнес. Ты ему нравишься.

– Откуда ты знаешь?

– Если бы ему не понравился парень, которого Рина привела на воскресный ужин, он был бы гораздо приветливее.

– А почему?

– Если бы ты ему не понравился, он бы не беспокоился. Он сказал бы себе, что Рина не может относиться к тебе серьезно. Если у папы и есть любимчик, то это Рина. Их связывает нечто особенное. А вот и Белла наконец прибыла со своей бандой. – Сандер кивнул на остановившийся у дома спортивный «Мерседес» последней модели.

Первой из машины вышла тоненькая девочка, только что вступившая в подростковый возраст. Тряхнув головой, она перебросила через плечо волну отсвечивающих золотом на солнце белокурых волос и направилась к дому Хейлов.

– Принцесса София, – сказал ему Сандер. – Старшая дочка Беллы. Сейчас проходит через стадию «Я прекрасна, но мне все надоело». А вот Винни, Магдалина и Марк. Винс – корпоративный адвокат. Богатая семья.

– Он тебе не нравится.

– Да нет, он ничего. Дал Белле то, что она хотела, содержит ее на уровне, на который, по ее словам, она имеет право. Он хороший отец. Обожает детей. Просто он не тот парень, с которым ты захочешь попить пивка и поговорить по душам. А вот и сама пчелиная королева – Белла.

Бо увидел, как Винс открывает дверцу, и из машины выходит Белла.

– У вас в семье богатый урожай красивых женщин.

– Что есть, то есть, – ответил Сандер. – Нам, мужчинам, приходится ходить вокруг них на цыпочках. Привет, Белла!

Он помахал рукой, перебежал через улицу и, обхватив сестру обеими руками, оторвал ее от земли.

…Шум был невообразимый. «Будто попал, – подумал Бо, – на какую-то шумную вечеринку, которая длится и длится в течение нескольких лет». По всему полу копошились дети разных возрастов. Взрослые переступали через них или обходили их.

Рина пробралась к нему, погладила по плечу.

– Ты как? Держишься?

– Пока да. Они говорили, что меня надо убить, но отказались от этого плана, потому что всех позвали к столу.

– Еда для нас – это святое, – согласилась Рина. – А что ты…

Ей пришлось замолчать, потому что Бьянка вышла из кухни и крикнула:

– Ужин!

Это было всеобщее лавинообразное движение. Очевидно, приказам Бьянки Хейл повиновалась вся семья. Бо усадили на стул между Риной и Ань и, следуя семейной традиции, положили ему на тарелку еды, которой ему хватило бы на неделю.

Текло вино, тек разговор. Все перебивали, заглушали или вовсе не слушали друг друга, но никто не протестовал. Каждому хотелось что-то сказать, и каждый говорил свое, когда вздумается.

Обычные правила тут не действовали. Если разговор заходил о политике, они говорили о политике. Точно так же они говорили о религии, еде, бизнесе. И совершенно бесцеремонно расспрашивали его о Рине.

– Итак, Бо, – Белла подняла свой бокал, – вы с Катариной уже определились по старшинству? Кто из вас выше?

– Я выше. Примерно на четыре дюйма.

Она послала ему через стол ехидную улыбочку.

– В последний раз она привела в дом…

– Белла, – одернула ее Рина.

– В последний раз она привела в дом актера. Мы решили, что он с такой легкостью запоминает текст ролей, потому что в голове у него много пустого места.

– Я однажды встречался с такой же девушкой, – с легкостью парировал Бо. – Она могла точно описать, кто во что был одет, ну, скажем, на церемонии присуждения «Оскара», но не смогла бы с уверенностью сказать, как зовут президента Соединенных Штатов.

– Белла умеет и то, и это, – вставил Сандер. – Она у нас девушка разносторонне одаренная. Винс, как рука твоей матери?

– Гораздо лучше. На будущей неделе снимают гипс. Моя мать сломала руку, – пояснил он, повернувшись к Бо. – Упала с лошади.

– Мне очень жаль.

– Ей это почти не мешает. Она поразительная женщина.

– Несравненный образец, – сладким голоском добавила Белла. – Как насчет твоей матери, Бо? Рине придется держаться на ее уровне и меркнуть в сравнении с ней?

Наступило напряженное молчание.

– По правде говоря, я крайне редко вижусь со своей матерью.

– Ну, значит, Рине повезло. Прошу прощения. – Белла бросила салфетку, встала и вышла из комнаты.

Рина вскочила и последовала за ней.

– Дай-ка я тебе покажу, что Бо придумал для нашей лавочки. – Повернувшись к жене, Гиб вынул из кармана салфетку и разгладил ее на столе. – Только помни: я отец твоих детей, и ты не можешь выкинуть меня из дому ради этого парня только потому, что он ловко управляется с молотком. Передай дальше, – попросил он Фрэн.

Белла схватила свою сумочку и выбежала через заднюю дверь. Рина следовала за ней по пятам.

– Что с тобой, черт побери, происходит?

– Ничего со мной не происходит. Мне нужна сигарета. – Белла вытащила из сумочки сверкающий драгоценными камнями портсигар, щелкнула крышкой и вынула сигарету. – Ты что, забыла? В доме курить нельзя.

– Ты подкалывала Бо, зачем?

– Не больше, чем все остальные.

– Нет, больше, и ты сама это знаешь. Подтекст, Белла.

– Да пошла ты со своим подтекстом! Тебе-то что? Потрахаешься с ним пару недель и двинешься дальше. Как всегда.

Рина в бешенстве толкнула сестру, и той пришлось отступить на два шага.

– Даже если бы это было правдой, это мое личное дело.

– Вот и занимайся своими делами. У тебя это лучше всего получается. Ты сюда вышла со мной поговорить только потому, что разозлилась. А если мне что-то нужно, тебе плевать.

– Чушь собачья! Я тебе перезвонила – дважды. Я дважды оставляла тебе сообщения.

Белла снова затянулась. Пальцы у нее дрожали.

– Я не хотела с тобой разговаривать.

– Тогда зачем ты звонила?

– Потому что тогда мне хотелось с тобой поговорить. – Ее голос дрогнул, она стремительно отвернулась. – Мне надо было с кем-то поговорить, а тебя на месте не было. Тебя никогда нет, когда ты нужна.

– Я не могу быть на месте целыми днями, карауля тот заветный миг, когда тебе захочется со мной поговорить, Изабелла. В караульном уставе этого пункта нет.

– Не будь ко мне жестока. – Белла снова повернулась лицом к Рине, на глазах у нее были слезы. – Прошу тебя, не надо меня мучить.

Белла всегда была слаба на слезу, вспомнила Рина. Но те, кто хорошо ее знал, умели отличать проявления скверного нрава от искреннего горя. На этот раз слезы были настоящими.

– Милая, что случилось? – Рина обняла сестру и отвела ее к скамейке в дальнем углу патио.

– Я не знаю, что мне делать, Рина. Винс завел роман.

– О Белла! – Рина притянула ее к себе. – Ты уверена?

– Он изменял мне годами.

– О чем ты говоришь?

– О других женщинах. У него были женщины на стороне чуть ли не с самого начала. Просто раньше он… Раньше ему хватало совести щадить мои чувства и все скрывать. Вести себя осмотрительно. По крайней мере, притворяться, что он меня любит. Теперь он себя больше не утруждает. Не ночует дома два, три раза в неделю. Когда я пытаюсь его пристыдить, он говорит, не приставай, пойди купи себе что-нибудь.

– Ты не должна это терпеть, Белла.

– А какой у меня выбор? – с горечью спросила Белла.

– Если он спит с другими женщинами, если он не уважает брак с тобой, ты должна его оставить.

– И стать первой разведенкой в этой семье?

– Но он тебя обманывает!

– Он меня обманывал. Когда обманываешь, стараешься по крайней мере скрыть обман. А он уже начал этим бравировать. Он бросает это мне в лицо. Я пыталась поговорить с его матерью: все-таки ее он слушает. И знаешь, что? Она просто отмахнулась. У его отца с самого начала были любовницы, подумаешь, большое дело! Ты жена, все преимущества на твоей стороне. Дом, дети, кредитные карточки, общественный статус. Все остальное просто секс. Это ее слова.

– Какие глупости! Ты говорила с мамой?

– Не могу. И ты не говори. – Белла сжала руку Рины, стараясь удержать слезы. – Она… О боже, Рина, я чувствую себя такой дурой, таким жалким ничтожеством! Все кругом так счастливы, а я… нет. Фрэн и Джек, Сандер и Ань. А теперь еще и ты. Я отдала этому браку тринадцать лет жизни. У меня четверо детей. И я его даже не люблю.

– О боже, Белла!

– Я никогда его не любила. Нет, я думала, что люблю. Я думала, что люблю его, Рина. Мне было двадцать лет, а он был такой красивый, такой светский, такой богатый. Мне хотелось всего этого. Это же не грех – хотеть быть богатой. Я была ему верна.

– Как насчет консультирования у психолога?

Белла вздохнула и устремила взгляд вдаль, за патио, прочь от дома, в котором она выросла.

– Я уже три года хожу к аналитику. Кое-что я еще могу держать в секрете. Она говорит, что мы делаем успехи. Странно. Я этого не чувствую.

– Белла! – Рина поцеловала сестру. – Белла, у тебя есть семья. Своя семья. Ты не должна переживать все это в одиночку.

– Иногда приходится. Фрэн у нас самая добрая, ты – самая умная. А мне была отведена в семье роль красавицы, хотя на самом деле Фрэн красивее меня. Я придавала этому больше значения, я над этим работала. Я сделала ставку на красоту, и вот что я получила.

– Ты заслуживаешь лучшего.

– Может, заслуживаю, а может, и нет. Но я не знаю, смогу ли от этого отказаться. Он хороший отец, Рина. Дети его обожают. Он хороший отец, и он кормилец. Он хорошо обеспечивает семью.

– Ты только послушай, что ты говоришь. Он мешок дерьма, лживый ходок налево.

Белла со слезливым смехом затушила сигарету и обвила руками шею Рины.

– Вот почему я позвонила тебе, когда больше некому было звонить. Только поэтому, Рина. Только ты умеешь сказать что-то в этом роде. Может, это отчасти моя вина, но я не заслужила, чтобы мой муж перекатывался из моей постели в чужую.

– Чертовски верно, ты этого не заслуживаешь.

– Ну, ладно. – Белла вытащила из сумочки бумажный носовой платок и осушила лицо. – Я поговорю с ним еще раз. – Она открыла пудреницу и начала поправлять макияж. – Поговорю с моим аналитиком. И, может быть, поговорю с адвокатом. Прощупаю почву.

– Ты всегда можешь поговорить со мной. Конечно, ты можешь меня не застать, когда позвонишь, но я обязательно перезвоню. Обещаю.

– Я знаю. Господи, ты посмотри, во что я себя превратила! Настоящее пугало. – Белла вытащила помаду. – Извини за то, что я там наговорила. Честное слово. Я извинюсь перед ним, перед тобой. Он хороший парень. Вроде бы. Это меня и разозлило.

– Все нормально. – Рина поцеловала ее в щеку. – Все у нас будет нормально.

22

– Скажи мне только одно, – попросил Бо, пока они возвращались домой. – Я прошел проверку?

– Прости, мне очень жаль. – Рина поморщилась. – Прости за все эти расспросы, требования сдать кровь на анализ.

– Завтра сдам.

Рина похлопала его по плечу.

– Ты хороший парень, Гуднайт.

– Да, но проверку-то я прошел?

Рина покосилась на него и поняла, что он спрашивает всерьез.

– Я бы сказала, это был триумф. Мне очень жаль, что Белла так вела себя за ужином.

– Это было не так уж страшно.

– Это было ничем не заслуженное оскорбление, но лично против тебя она ничего не имела. Она была расстроена своими собственными делами. Ей сейчас нелегко приходится, но я только сегодня об этом узнала.

– Понятно.

– Моя мама не успокоится, пока не получит свою колоннаду.

– А твой отец меня не побьет, когда я представлю ему смету?

– Зависит от сметы. – Рина взяла его под руку. – Знаешь, когда я была маленькой, я мечтала, что теплым летним вечером буду возвращаться домой под ручку с красивым парнем, который будет уверять, что он от меня без ума.

– Поскольку я не первый, кто воплощает твою мечту, я уж постараюсь сделать этот вечер незабываемым.

– Ты первый.

– Да иди ты.

– Нет, давно, когда… – Рина замолчала. – Сколько именно глубоко закопанных темных тайн своего прошлого я должна открыть?

– Все до единой. Давно, когда?..

– Когда мне было одиннадцать, я была уверена, что стоит мне стать подростком, как все образуется само собой. Мое тело, мальчики, умение общаться, мальчики, мальчики, мальчики. Когда я наконец стала подростком, ничего не встало на свои места само собой. Мне кажется, эта история началась в ту ночь, когда случился пожар в «Сирико».

– Я слышал об этом. Люди по соседству до сих пор о нем вспоминают. Какой-то тип имел зуб на твоего отца и решил сжечь вашу пиццерию.

– Это краткая версия. В то лето для меня многое изменилось. Я начала учиться. Я замучила вопросами Джона… Джона Мингера, пожарного инспектора, он занимался нашим делом. Я слонялась вокруг пожарной части. К старшим классам я стала совершенно невыносимой.

– Этого быть не может.

– Очень даже может. Я прилежно училась, занималась спортом, я стала послушной, сторонилась ребят. Для любого парня я была идеальным напарником по лабораторным занятиям, спарринг-партнером, стеной плача, но только не девушкой, которую он пригласил бы на выпускной вечер. Я училась на «отлично», окончила школу третьей в классе, а вот количество свиданий с мальчиками могла пересчитать по пальцам одной руки: И все это время я… вожделела.

Рина положила руку на сердце и испустила театральный вздох.

– Я вожделела каждого парня, который садился рядом со мной на лабораторной по химии, чтобы я ему помогла, или рассказывал мне о проблемах со своей девушкой. Я хотела быть одной из тех девчонок, которые знают, как встать, как сесть, как разговаривать, как флиртовать и манипулировать четырьмя парнями одновременно. Но я так и не набралась смелости выйти на дорогу. До того вечера с Джошем, того самого вечера, когда ты впервые меня увидел. Наконец-то я тронулась по этому пути.

– Он увидел то, чего не видели другие.

– Звучит неплохо.

– Это было нетрудно. Я тоже это видел.

По молчаливому уговору они свернули к его дому.

– После Джоша во мне что-то замкнулось, во всяком случае, на время. – Рина вошла в дом, когда Бо открыл дверь. – Я больше не хотела заводить приятеля. Огонь хотел отнять мое семейное наследие, источник пропитания, самое дорогое, что у нас было, а теперь он отнял жизнь первого мужчины, мальчика, который прикоснулся ко мне. Я тогда выстояла. Месяцами училась и работала, как ненормальная. Если мне хотелось секса, я находила себе парня, использовала его, давала ему использовать себя и двигалась дальше.

Рина вошла в его гостиную, сама не понимая, как и почему ее шутливый рассказ о прошлом вдруг стал таким серьезным?

– Их было не так уж много, и они для меня ничего не значили. Да я и сама не хотела принимать их близко к сердцу. Я хотела работать, хотела стать профессионалом. Аспирантура, практика, лабораторные работы, полевые испытания. Во мне тоже горел огонь, и он никого не подпускал близко. – Она тяжело вздохнула. – Появился новый парень, между нами проскочила искра. Мы еще ходили кругами, думали, решали, что нам с этим делать. А потом его убили.

– Тяжелый удар. На твою долю выпало больше, чем положено.

– Да, было тяжело. Если хорошенько подумать, меня это как-то охладило. Только начнешь сближаться с парнем, только он становится тебе дорог, как тут же его теряешь.

Бо усадил ее, сам сел рядом, взял ее руку и начал перебирать ее пальцы, словно играя с ними. «Игра с огнем», – вдруг пришло ему на ум. – Что изменилось? – спросил он.

– Я боялась, что это ты.

– Боялась?

– Да, немного. Я должна тебе сказать. Ты имеешь право знать, потому что все изменилось. Точнее, меняется. То, что между нами происходит, должно стать исключительным. Если ты хочешь встречаться с другими женщинами, со мной это не пройдет.

Бо оторвал взгляд от ее пальцев, встретился в ней глазами.

– Единственная, на кого я смотрю, это ты.

– Если что-то изменится, предупреди меня.

– Ладно, но…

– Можешь не продолжать. – Рина придвинулась к нему. – С меня и этого довольно.

* * *

Похоже, это был типичный кухонный пожар. Большой беспорядок, ущерб от дыма и копоти, второстепенные травмы.

– Жена готовит ужин, жарит цыпленка на плите, отлучается на минутку, жир воспламеняется, огонь перекидывается на шторы. – Стив кивком указал на покоробившийся от огня кухонный сервант, почерневшие стены, остатки обгорелых занавесок на окнах. – Говорит, что, как ей показалось, она уменьшила огонь, но, должно быть, она увеличила его. Пошла в туалет, ей позвонили по телефону. Думать забыла о кухне, пока не сработал детектор дыма. Пыталась тушить сама, обожгла руки, запаниковала, выбежала и позвонила в службу спасения от соседки.

– Странно, – Рина прошла по черному от сажи полу и принялась изучать следы жира на защитном щитке плиты и на стене под шкафчиками. – Звонок поступил где-то в шестнадцать тридцать?

– В шестнадцать тридцать шесть.

– Рановато для ужина. – Рина взглянула на кухонный шкаф, на поверхности которого остался безобразный след сгоревшего пищевого жира. – Так, что у нас в итоге? Она говорит, что схватила сковородку, но неудачно, разлила жир по прилавку и уронила сковородку.

Рина присела на корточки рядом со сковородкой, принюхалась к пропитанному жиром цыпленку.

– Что-то в этом роде, – подтвердил Стив. – Она говорила довольно сбивчиво. Медики обрабатывали ей руки. Заработала себе ожоги второй степени.

– Наверно, была в такой панике, что совсем позабыла схватить вот это. – О'Доннелл постучал по домашнему огнетушителю, подвешенному на крючке в шкафу для половой щетки.

– Уж больно сильное пламя добралось до занавесок, – заметила Рина. – Цыпленок жарился вот здесь. Довольно далеко. – Она остановилась у плиты. – Какой хитрый огонь: выпрыгивает из сковородки и поджигает занавески на расстоянии нескольких футов. Удивительно неуклюжая повариха! – Рина указала на поверхность плиты. – Жир побежал вот сюда, повернул, плюнул в стену. Как будто у него глаза были. А потом, спохватился: «Ах, боже мой, что я наделал!» Она хватает сковородку, протаскивает ее на несколько футов в обратном направлении, разливает жир, потом бросает ее и убегает.

О'Доннелл улыбнулся ей:

– Люди вытворяют черт знает что.

– Это точно. Паршивые шкафы, – прокомментировала Рина. – Стол обшарпанный, потускневший. Оборудование дешевое, старое. Линолеум видел лучшие времена. И это еще до пожара. – Она обернулась. – Телефон прямо там, на стене. Портативная модель. Где туалет, куда она пошла?

– По ее словам, она воспользовалась тем, что рядом с гостиной, – ответил Стив.

Они прошли тем же путем.

– А тут приличная мебель, – заметила Рина. – Довольно новая, стильная. Все чисто убрано, кругом порядок. А вот и еще один телефон, на маленьком столике. – Она заглянула в ванную. – Полотенца в одной цветовой гамме, набор душистого мыла, все благоухает ароматами. Все как в журнале. Держу пари, эта кухня была соринкой у нее в глазу.

– Камешком у нее в башмаке, – уточнил О'Доннелл. Рина подняла крышку унитаза, увидела голубую воду.

– Женщина содержит дом в такой чистоте, в такой свежести и красоте, а плита буквально заросла жиром? Мы на одной волне, Стив?

– О да.

Пожалуй, нам пора с ней побеседовать.

Они расположились в красивой гостиной. Сара Грин сложила свои забинтованные руки на коленях. Ее лицо опухло от слез. Ей было двадцать восемь лет, ее блестящие темно-каштановые волосы были стянуты сзади в длинный хвост. Ее муж Сэм сел рядом с ней.

– Я не понимаю, почему мы должны говорить с полицией, – начал он. – Мы поговорили с пожарными. Саре пришлось нелегко. Ей давно пора отдохнуть.

– Мы просто должны задать несколько вопросов, кое-что прояснить. Мы сотрудничаем с пожарным департаментом. Как ваши руки, миссис Грин? – спросила Рина.

– Врачи сказали, что это не страшно. Дали мне какое-то обезболивающее.

– Как подумаю, что могло случиться… – Сэм погладил жену по спине.

– Мне так жаль… – На глазах у нее заблестели слезы. – Я чувствую себя такой дурой!

– Огонь – страшная вещь, его легко испугаться. Вы работаете в компании «Барнс и Нобл», миссис Грин?

– Да. – Она попыталась улыбнуться О'Доннеллу. – Я менеджер. Сегодня у меня выходной, вот, думала устроить Сэму сюрприз: домашний ужин. – Ее улыбка искривилась. – Сюрприз!

– Не надо, родная.

– Вы рано начали готовить ужин, – заметила Рина.

– Да, наверное. Это был порыв.

«Это вряд ли», – подумала Рина. К пакету, в который был упакован цыпленок, – Рина извлекла его из кухонного мусора, – был прикреплен чек из магазина, свидетельствующий о том, что он был куплен в прошлую субботу.

Это означало, что он пробыл несколько дней в замороженном состоянии, а чтобы его разморозить, требовалось время.

– У вас прекрасный дом, – сказала она вслух.

– Спасибо. Мы над ним работаем с тех пор, как купили его два года назад.

– Я сама только что купила дом. Он просто кричит, что ему необходима модернизация и ремонт. На это требуется масса времени и труда, не говоря уж о расходах.

– И не говорите. – Сэм закатил глаза. – Стоит заткнуть одну прореху, как обнаруживаются шесть новых.

– Я вас прекрасно понимаю. Вот я смотрю на облупившуюся краску. И тут же вспоминаю, что придется заменить шторы, отциклевать пол, возможно, начать присматривать новую мебель. А потом у меня под ногами неделями будут путаться ремонтники.

– Это раздражает, – согласился Сэм.

– Но раз уж собираешься в этом доме жить, хочется получить именно то, что нужно, – с этими словами Рина улыбнулась Саре.

– Ну, это же ваш дом. – Сара поджала губы, стараясь не встречаться взглядом с Риной.

– Не заводите ее, – засмеялся Сэм и поцеловал жену в щеку.

– Мне, наверно, придется запросить сметные расценки, по крайней мере, на те работы, с которыми мне самой не справиться, – продолжала Рина во все том же тоне непринужденной беседы. – Например, водопровод, столярные работы. Кухня. Мне сказали, что кухня обычно съедает львиную долю бюджета. А вы какие расценки получили на вашу?

– Нам составили смету две недели назад. Двадцать пять тысяч. – Сэм покачал головой. – А если шкафы на заказ, натуральная древесина, то и вдвое больше. Это абсурд! – Он всплеснул руками. – Ну вот, теперь я завелся.

– Должно быть, это очень досадно, миссис Грин, отделать почти весь дом по своему вкусу и мириться с устаревшей, запущенной кухней. Постоянный раздражитель. Что-то вроде сломанного ногтя.

– Думаю, теперь, как ни крути, придется ее ремонтировать, – вставил Сэм, обнимая Сару за плечи. – Триумф через трагедию. Большую часть расходов покроет страховка. Все равно никакими деньгами не измерить Сарины страдания. – Он бережно поднял ее забинтованную руку за запястье и поцеловал, и женщина начала плакать. – Ну, не надо, детка, все не так уж страшно. Не плачь. Тебе больно?

– Если вы не востребуете страховку, Сара, – мягко сказала Рина, – все это утрясется. Мы можем сделать так, что вам ничего не будет, но только если вы не востребуете страховку. Это явное мошенничество. И, кроме того, это поджог. Это преступление.

– О чем вы говорите? – вскричал Сэм. – Что все это значит? Мошенничество? Поджог? Вот как вы обращаетесь с людьми когда они в беде, когда им больно?

– Мы пытаемся вам помочь, – вмешался О'Доннелл. – Вам обоим. У нас есть основания полагать, что пожар начался совсем так, как вы рассказали, миссис Грин. Если дело перейдет на следующий этап, в вашу страховую компанию, мы уже ничем не сможем вам помочь.

– Я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом. Моя жена пострадала. А вы сидите здесь и намекаете, что она сделала это нарочно. Да вы с ума сошли!

– Я не хотела, – всхлипнула Сара.

– Конечно, нет, милая.

– Я только хотела новую кухню.

Рина вынула из сумки бумажные носовые платки и протянула ей.

– И поэтому вы подожгли старую.

– Она не…

– Я разозлилась, – перебила мужа Сара. Она повернулась и взглянула прямо в его ошеломленное лицо. – Я просто страшно разозлилась на тебя, Сэм. Мне противно было там готовить, приглашать наших друзей. Я тебе говорила, но ты все повторял, что сейчас мы не потянем, что надо подождать и что тебе надоел вечный ремонт в доме.

– О боже, Сара!

– Я не думала, что все так получится. Мне так жаль! А когда я это сделала, это было так ужасно, мне стало так страшно! Я действительно запаниковала, – повернулась она к Рине. – Я думала, он сожжет занавески, ну и верх серванта, но разгорелось так быстро, что я просто ударилась в панику. А когда я схватила сковородку, когда плеснула жиром на шкаф, она была такая горячая, что я обожгла руки. Я боялась, что весь дом сгорит, и побежала к соседям? Я страшно испугалась. Прости меня.

– Сара, ты могла погибнуть. Ты могла… из-за кухни? – Сэм обнял ее, когда она разрыдалась, и взглянул на Рину поверх ее головы. – Мы не будем требовать страховку. Прошу вас, умоляю, вы же не станете предъявлять ей обвинение?

– Это ваш дом, мистер Грин. – О'Доннелл поднялся на ноги. – Пока нет попытки мошенничества, преступления нет.

– Сара, люди делают глупости. – Рина коснулась ее плеча. – Но с огнем шутить нельзя, он этого не прощает. Не стоит испытывать его еще раз. – Она вынула карточку и положила ее на кофейный столик. – Позвоните мне, если у вас будут вопросы или просто захочется поговорить об этом. Э-э-э… это, вероятно, не мое дело, но когда будете готовы к ремонтным работам, я знаю человека, который все вам сделает по вполне разумным расценкам.

– Люди, – покачал головой О'Доннелл, пока они шли к машине.

– У меня было такое ощущение, будто я бью щенка палкой. – Рина обернулась на дом. – Возможно, они обернут все это в шутку: трагедия со временем превращается в комедию. «О да, мы обожаем нашу новую мебель! Сара сожгла старую». Или через два года они разведутся. Как ты смотришь на развод, О'Доннелл?

– Никогда там не бывал. – Он устроился на пассажирском сиденье. – Жена бы меня не пустила.

Рина засмеялась и села за руль.

– Она такая строгая? В моей семье тоже смотрят на это строго. Тут и католичество, и семейный фактор. Кое-кто из моих кузенов прошел через бурные воды в своих браках, но пока все браки устояли. Сто раз подумаешь, прежде чем решиться на этот шаг. Узы брака могут обернуться темницей. Или петлей.

– А ты хочешь, чтоб тебя взнуздали? Твой строитель?

– Нет. То есть да, но взнуздать себя я не дам. Я просто рассуждаю. – Рина помедлила, но решила, что напарник есть напарник, все равно что родственник. – Моя сестра Белла рассказала мне, что ее муж гуляет налево. Похоже, это тянется годами, но сейчас он обнаглел и решил ткнуть ее в это лицом.

– Паршиво.

– Ты когда-нибудь изменял?

– Нет. Жена бы мне не позволила.

– А этот сукин сын! – вздохнула Рина. – Не знаю, что она будет делать. Я вообще удивляюсь, как она ухитрилась так долго держать это при себе, не разболтала всем.

– Щекотливая тема.

– Моя семья живет разговорами на щекотливые темы. И Белла посещает психоаналитика – еще один сюрприз. Это наводит меня на мысль о том, что брак – это минное поле. Минное поле личной жизни. От адюльтера до кухонных поджогов. Скучать не приходится.

О'Доннелл повернулся на сиденье, внимательно изучая ее профиль.

– А ты всерьез запала на этого парня.

Рина принялась было отрицать, потом пожала плечами.

– Вроде бы двигаюсь в этом направлении. Меня пот прошибает, когда начинаю об этом думать. Поэтому лучше я буду думать о чем-нибудь другом. Например, о том, что мой поджигатель не звонил с тех пор, как подпалил школу.

– Но ты же не считаешь, что он завязал?

– Нет, не считаю. Я пытаюсь вычислить, сколько он заставит меня ждать. А пока, ты не против, если мы сделаем крюк? Мне нужно кое-куда заехать.

– Ты же за рулем, двигай!

Адвокатская контора Винса располагалась в центре города, из его кабинета открывался вид на Внутреннюю гавань. Рина только раз бывала там раньше, но хорошо все запомнила.

«Интересно, не является ли секретарша Винса, сногсшибательная брюнетка, одной из тех, с кем он гуляет налево?» – размышляла Рина.

Приемная была отделана и обставлена роскошно и очень современно, в нейтральных тонах с преобладанием серого и цвета спелой сливы. Ей не пришлось долго ждать, ее вскоре провели в просторный кабинет Винса с широкими окнами и броскими картинами на стенах.

В знак приветствия он расцеловал ее в обе щеки. На кофейном столике уже охлаждался во льду лимонад и стояло блюдо с сыром и крекерами.

– Какой сюрприз! Что привело тебя в наши края? Тебе нужен адвокат?

– Нет. И я тебя надолго не задержу. Спасибо, но у меня нет даже времени присесть.

Он улыбнулся. Красивый, обаятельный, светский.

– Задержись на минутку. Город подождет. Нам никогда не удается поговорить друг с другом.

– Да, действительно. Ты часто пропускаешь семейные сборища.

Его улыбка не погасла, только стала чуть тусклее.

– Ничего не поделаешь, работа!

– А также женщины, с которыми ты забавляешься. Ты изменяешь Белле, Винс, но это ваше с ней личное дело.

– Прошу прощения? – Весь его шарм вдруг куда-то испарился.

– Но ты решил ткнуть ее носом в ее положение обманутой жены. Ты решил унизить ее, а это уже мое дело. Хочешь гулять налево? Да бога ради. Можешь нарушать свои брачные обеты. Но не смей заставлять мою сестру чувствовать себя несчастной неудачницей. Она мать твоих детей, и хотя бы за это ты должен ее уважать.

Он сохранил спокойствие.

– Катарина, я не знаю, что там Белла тебе наговорила, но…

– Уж не хочешь ли ты назвать мою сестру лгуньей, Винс? – Рина волновалась, ей пришлось приложить героические усилия, но она сумела сохранить спокойствие. – Может, она и плакса, но она не лжет. А лжешь как раз ты. Ты лжец и изменник.

На этот раз ей удалось вызвать у него вспышку бешенства. Рина увидела, как это бешенство вспыхнуло в его глазах, почувствовала, как оно опалило ее.

– Ты не имеешь права приходить ко мне на работу и говорить со мной подобным образом о вещах, которые тебя совершенно не касаются.

– Дела Беллы касаются меня самым непосредственным образом. Ты с давних пор являешься членом семьи и знаешь, как у нас обстоят дела. Либо уважай ее, либо разведись с ней. Выбор за тобой. Но делай его поскорее, или я очень сильно осложню тебе жизнь.

Он удивленно рассмеялся:

– Ты мне угрожаешь?

– Да, я тебе угрожаю. Окажи матери своих детей должное уважение, которого она заслуживает, Винс, или я позабочусь о том, чтобы другие люди узнали, где ты проводишь свои вечера, вместо того чтобы быть дома с женой. Моя семья удовлетворилась и моим словом, – добавила Рина, – но я добуду доказательства. Всякий раз, как ты пойдешь налево, кто-нибудь будет за тобой следить и все записывать. Когда я с тобой покончу, тебя перестанут принимать в доме моих родителей. Твои дети захотят узнать, в чем дело.

– Мои дети…

– Заслуживают лучшего от своего отца. Почему бы тебе не задуматься об этом? Уважай свой брак или разорви его. Выбирай.

С этими словами Рина вышла из комнаты. На этот раз, пока она шла к лифту, у нее не было ощущения, будто она бьет щенка палкой. Нет, на этот раз она испытывала ощущение полного торжества.

* * *

Бо вошел в «Сирико», неся в руке плоский современный портфель, которым пользовался, когда хотел произвести впечатление на потенциальных клиентов. Или, как в данном случае, на родителей женщины, с которой он спал.

Ему показалось, что обеденная смена в самом разгаре. Жаль, надо было выбрать более спокойное время. Все еще можно исправить, решил Бо. Но, раз уж он здесь, можно воспользоваться случаем и заказать пиццу на вынос.

Не успел он повернуться к стойке, как к нему подошла Фрэн и расцеловала его в обе щеки. Бо растерялся, не зная, чему он обязан такой честью.

– Привет, как поживаешь? Давай я подыщу тебе столик.

– Не надо, я хотел только…

– Садись, садись! – Она взяла его под руку и провела к кабинке, где какая-то пара уже ела макароны. – Бо, это моя тетя Грейс, а это мой дядя Сэл. Это Бо, друг Рины. Бо, посиди с родственниками, пока мы найдем тебе столик.

– Но я не хочу…

– Садись, садись! – На этот раз приказ прозвучал из уст тети Грейс, поедавшей его жадным взглядом. – Мы о тебе наслышаны. Вот, поешь хлеба. Поешь макарон. Фрэн! Принеси приятелю Рины тарелку. Принеси ему стакан.

– Я только хотел…

– Итак. – Грейс легонько похлопала его по руке. – Ты строитель, столяр.

– Да, мэм. Честно говоря, я только хотел оставить кое-что для мистера Хейла.

– «Для мистера Хейла»? Как официально! – Она снова похлопала его по руке. – Ты будешь строить колоннаду для Бьянки.

«Быстро расходятся слухи», – подумал Бо.

– Я принес показать им несколько набросков.

– У тебя в портфеле? – впервые подал голос Сэл, тыкая вилкой, на которую был намотан ком спагетти, в портфель Бо.

– Да. Я собирался…

– Ну-ка давай посмотрим. – Сэл сунул спагетти в рот, одновременно жестикулируя свободной рукой: мол, давай, показывай.

Фрэн вернулась с тарелкой салата, поставила ее перед Бо.

– Мама говорит, что ты должен поесть салата, а потом спагетти с итальянской колбасой. – С неотразимой улыбкой Фрэн поставила перед ним бокал. – Она сказала, что тебе понравится.

– Да. Конечно.

– Скажи своему папе, чтобы шел сюда, – приказал Сэл, наливая в бокал Бо красного вина из бутылки. – Мы смотрим колоннаду.

– Как только у него будет свободная минута. Тебе еще что-нибудь принести, Бо?

– По-моему, у меня все есть.

Сэл расчистил середину стола, и Бо вынул свои наброски.

– Вот вид спереди, сбоку и сверху, – начал он.

– Да ты настоящий художник! – воскликнула Грейс, указывая на нарисованный углем вид Венеции на стене рядом с собой. – Прямо как Бьянка.

– Мне до нее далеко, но спасибо на добром слове.

– Тут у тебя по краям колонны. – Сэл пристально вгляделся в рисунок сквозь очки. – Шикарно.

– Больше похоже на Италию.

– Больше денег.

Бо пожал плечами и решил съесть салат.

– Их можно заменить столбами. Я могу их обработать, расписать яркими красками. Будет нарядно.

– Одно дело картинки рисовать, другое – строить. У тебя есть образцы твоей работы?

– У меня есть портфолио.

– В этом кейсе?

Бо кивнул, продолжая есть. Сэл опять жестом велел ему показать.

– Гиб занят, но он подойдет через минуту. – Бьянка скользнула в кабинку и села рядом с братом. – О, эскизы! Они, чудесны, Бо. У тебя прекрасная рука.

– Художник, – энергично кивнула Грейс. – Сэл его терроризирует.

– Ну, разумеется, – согласилась Бьянка. Одним движением она сумела заехать брату локтем в бок и поднять со стола набросок. – Это больше, чем я ожидала. Я даже вообразить не могла.

– Мы всегда можем уменьшить…

– Нет-нет. – Она властным жестом остановила Бо. – Это лучше, чем я ожидала. Ты видишь, Сэл? Вы с Грейс могли бы сидеть там сегодня. Красивые цветные лампочки, виноградные лозы, теплый воздух.

– В августе жарища.

– Вот и хорошо. Это поможет нам продать больше минеральной воды.

– Отдельная кухня. Больше рабочих рук, больше затрат, больше хлопот.

– Больше прибыли. – В ее глазах читался вызов. Она воинственно повернулась к брату. – Кто управляет этим заведением последние тридцать пять лет? Ты или я?

Сэл поднял и опустил брови. Они яростно заспорили. Бо не понимал и половины, потому что они то и дело переходили на быстрый, как пулеметная очередь, итальянский, сопровождая свои слова энергичными жестами. Он решил не вмешиваться и занялся салатом.

Через минуту пустую тарелку у него забрали и заменили на полную: спагетти с итальянской колбасой, как и было обещано. Гиб подтащил стул и сел в торце стола.

– Где моя дочь? – спросил он у Бо.

– Э-э-э… я не знаю. Я еще не был дома, но она говорила, что, скорее всего, будет работать допоздна.

– Смотри, Гиб. Смотри, что Бо нам построит.

Гиб вынул очки из нагрудного кармана рубашки, взял наброски и, поджав губы, принялся их изучать.

– Колонны?

– Их можно заменить на столбы.

– Я хочу колонны, – решительно заявила Бьянка и ткнула пальцем в лицо брату, когда он открыл рот. – Баста!

– Это больше, чем я думал.

– Это лучше. – Бьянка грозно прищурилась, глядя на мужа. – В чем дело? Тебе нужны новые очки? Ты что, не видишь, что у тебя перед глазами?

– У меня перед глазами нет цены. Не говоря ни слова, Бо снова открыл портфель, вынул лист со сметой. И с удовольствием проследил, как у Гиба округляются глаза.

– Это довольно круто. – Гиб протянул лист Сэлу.

– Это максимальные расценки оплаты труда, – сказал Сэл.

– Я стою этих денег, – ответил Бо с достоинством. – Но я не против бартера. Прекрасные спагетти, Бьянка.

– Спасибо. Ешь на здоровье.

– Какого бартера? – уточнил Гиб.

– Еда, вино. – Бо опять взглянул на Бьянку. – Готов работать за каннеллони. Плюс устная реклама. Я сейчас только разворачиваюсь в этом районе. Поставлю вам материалы по себестоимости. А, если возьмете на себя часть черной работы – разгрузку, покраску, – это снизит расценки.

Гиб шумно вздохнул:

– Насколько снизит?

Бо вытащил из портфеля второй вариант сметы и передал его Гибу.

Гиб долго смотрел на поданный ему лист.

– Да, тебе, похоже, крепко полюбились каннеллони. Он опять передал лист Сэлу, но на этот раз его перехватила Бьянка.

– Идиот, – сказала она по-итальянски, – при чем тут каннеллони? Ему полюбилась твоя дочь!

Гиб откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по столу.

– Как скоро ты можешь начать? – спросил он, протягивая руку для скрепления договора.

23

– Бо, ты не обязан лишаться прибыли подобным образом, занижать свои расценки только из-за того, что это моя семья.

– Гм… – Не открывая глаз, Бо поглаживал ладонью ее ногу. – Ты что-то сказала? Я в коме от каннеллони, осложненной сексуальным опьянением.

Что ж, это понятно, подумала Рина. Он съел три гигантские порции каннеллони, приготовленные ее матерью, прежде чем они – наконец-то! – отдали должное полу у него на кухне.

– Ты хорошо работаешь и заслуживаешь, чтоб тебе хорошо платили.

– Мне платят. Я только что съел первый взнос. Это выгодный бизнес, – продолжал Бо, предвосхищая ее возражения. – «Сирико» – это местная достопримечательность. Эта работа покажет всем, на что я способен, люди начнут обо мне говорить. Твои родичи – первые по части беспроволочного телеграфа.

– Ты хочешь сказать, что мы болтуны?

– Поговорить вы любите, это точно. У меня с самого ужина в ушах звенит. Нет, я ничего плохого сказать не хочу, – поспешно добавил Бо. – В конце концов, мне даже удалось убедить твоего дядю.

– Дядя Сэл – старший из маминых братьев, известный крохобор. Мы все равно его любим.

– Они получили выгодную сделку, я получил работу, которая мне нравится, и в придачу – бесплатную рекламу. Да еще и право – о боже, боже! – поглощать стряпню твоей матери до самой смерти.

– Ты забыл сексуальный бонус.

– Это личное. – На этот раз Бо пробежался пальцами по ее бедру вверх и вниз. – Не входит в сделку. Но поскольку я тут возился с кое-какими планами по ремонту твоего дома, можешь отвести меня наверх и подкупить новыми сексуальными услугами.

Рина приподнялась на локте и с удивлением посмотрела на Бо.

– Ты и про меня не забыл?

– Так, прикидывал кое-что. У меня было мало времени. Но стол для твоей гостиной почти готов.

– Я хочу посмотреть. Умираю, как хочу скорее увидеть.

– Стол будет окончательно готов через пару дней. А чертежи пока совсем сырые, не на что смотреть.

– Я хочу! – Рина дернула Бо за руку. – Прямо сейчас. Сию же минуту.

Бо громко застонал, но сел и потянулся за штанами.

– Половина планов еще у меня в голове.

– Я хочу видеть другую половину. – Рина торопливо натянула рубашку. Потом наклонилась к Бо и чмокнула его в губы. – Заранее благодарю.

– Ты меня после поблагодаришь. – Бо открыл холодильник и протянул руку к бутылке воды, когда зазвонил телефон.

– Кто, черт подери, может звонить мне в час ночи? Надеюсь, это не Брэд с просьбой внести за него залог и выпустить из-под ареста. Хотя справедливости ради надо заметить, такое было только однажды.

– Не бери трубку. Погоди. – В полурасстегнутой рубашке Рина бросилась к телефону и взглянула на определитель. – Тебе знаком этот номер?

– Вот так с ходу не припомню. – Тут она увидела по лицу, что он догадался. – Вот дерьмо! Думаешь, это он?

– Давай я отвечу. – Она сняла трубку. – Да?

– Готова к новому сюрпризу? Не люблю повторяться, но что поделаешь!

Рина кивнула Бо и показала знаками, что ей нужны бумага и перо.

– А я уж думала: когда ты снова позвонишь? Как ты узнал, что можно найти меня здесь?

– Я знаю, что ты шлюха.

– Потому что я спала с тобой? – спросила она и начала записывать разговор.

– А ты помнишь всех, с кем спала, Рина?

– У меня прекрасная память на такие вещи. Ну-ка напомни мне, и тогда посмотрим, насколько это было незабываемо.

– А ты сама вспомни. Просто вспомни всех, кому ты давала. Начиная с самого первого.

Ее рука дернулась.

– Женщина никогда не забывает, кто был у нее первым. Это был не ты.

– Мы с тобой устроим вечеринку, ты и я. Но прямо сейчас почему бы тебе не прогуляться? Увидишь, что я тебе оставил.

В трубке щелкнуло.

– Ублюдок, – пробормотала Рина, лихорадочно отыскивая свой сотовый телефон. – Он сделал что-то поблизости, даже ехать не надо. Не вешай трубку, – добавила она, надела кобуру и одновременно позвонила с сотового.

– Это Хейл. Прошу вас засечь этот номер. – Рина продиктовала номер. – Это сотовый телефон, и, скорее всего, он сейчас в движении. Я оставила линию, по которой он звонил, открытой. – Выходя из кухни, она отбарабанила домашний номер Бо. – Возможно, он устроил пожар поблизости от моего дома. Мне нужна пара патрулей. Я сейчас выхожу, чтобы проверить. Вы можете со мной связаться… Сукин сын! – Рина услышала, как Бо выругался у нее за спиной и бросился обратно в кухню. – Поджог автомобиля по этому адресу. – Вызывайте пожарных!

Бо промчался мимо нее с огнетушителем.

Капот грузовика был поднят, двигатель изрыгал огонь. Из-под шасси вырывались клубы дыма, огонь бежал по лужам бензина, разлитым по дорожному полотну. Колеса тлели, невыносимая вонь горящей резины отравляла воздух. Огонь, раздуваемый приятным ночным ветерком, плясал на капоте и на крыше грузовика.

Ярость Рины уступила место страху, когда она заметила фитиль из скрученных тряпок, тянущийся к открытому бензобаку. Из бензобака, куда уходил фитиль, свешивалась красная льняная салфетка с расправленным углом, на котором был четко виден логотип «Сирико».

– Назад!

Рина бросилась к Бо и выхватила у него из рук огнетушитель. «Времени либо хватит, либо не хватит», – отрешенно подумала она и направила огнетушитель на бензобак.

Из огнетушителя с фырканьем вырвалась пена. Ветерок швырнул дым ей в лицо. Дым ослепил ее и начал душить. Потоки горящего бензина подползали все ближе, вкус огня заполнил ей рот.

– К черту грузовик! – Бо схватил ее и бегом кинулся вместе с ней на другую сторону улицы.

Грузовик взлетел на воздух и с грохотом рухнул обратно на землю. Взрывной волной их сбило с ног. В воздухе бушевал огненный вихрь, куски раскаленного металла шрапнелью сыпались на улицу. Бо затащил Рину в укрытие за одним из запаркованных автомобилей.

– Ты не ранен? Не обжегся?

Он покачал головой, глядя на огненный ад, в который превратился его грузовик. В ушах у него звенело, глаза слезились, одно плечо горело. Проведя по нему рукой, Бо увидел, что она в крови.

– Я почти успела. Еще несколько секунд…

– Ты чуть было не взлетела на воздух ради дурацкого пикапа «Шевроле».

– Он переиграл меня. Он специально выбрал время. – Пламя плясало в глазах Рины, она яростно стукнула кулаком по асфальту. – Двигатель, шасси – все это отвлекающие моменты. Если бы я раньше заметила фитиль… Господи, Бо, да у тебя кровь идет!

– Поцарапал руку, когда нас швырнуло об землю.

– Дай мне посмотреть. Где мой мобильник? Где этот чертов мобильник? – Рина выползла из-за машины и увидела свой разбитый телефон, лежащий посреди улицы. – Вот они едут. – На вой сирен из соседних домов стали выходить люди. – Сядь тут, дай мне взглянуть на твое плечо.

– Все нормально. Давай оба присядем на минутку.

Бо не знал, его или ее бьет дрожь. Может быть, обоих. Ноги его вдруг ослабели, и он опустился на тротуар, увлекая ее за собой.

– У тебя тут глубокий порез. – К Рине вернулась профессиональная выдержка. – Понадобятся швы.

– Может быть.

– Сними рубашку. Тут нужно перетянуть. Я могу наложить жгут, пока не приедут медики.

Бо приподнялся и вытащил из заднего кармана джинсов платок-бандану.

– Сойдет. Мне очень жаль, Бо. Прости.

– Не надо. Не извиняйся. – Бо смотрел на свой грузовик, пока она перетягивала ему руку. Боли он еще не чувствовал, но думал, что ждать осталось недолго. Но, глядя на то, что еще недавно было его надежной машиной, он ощутил растущий в груди гнев. – Если ты будешь извиняться, это означает, что виноват не он, а ты.

Подъехала пожарная машина, из нее высыпали пожарные.

Наложив жгут, Рина на минуту опустила голову на подтянутые к груди колени и глубоко вздохнула.

– Мне надо пойти поговорить с этими парнями. Я пришлю тебе медика. Если он не решит иначе, я отвезу тебя в травмопункт, пусть обработают порез.

– Забудь об этом! – Бо не собирался ехать в больницу. Больше всего на свете ему сейчас хотелось врезать этому чертовому психу по полной. Он поднялся и протянул Рине руку. – Идем, расскажем им, что произошло.

Не успела Рина закончить свой отчет, как улица заполнилась людьми. Приехали ее родители, Джек, Сандер, Джина со Стивом, родители Джины.

Рина слышала, как ее отец позвонил по сотовому Фрэн, сказал ей, что никто не пострадал, и велел передать новости Ань.

Рина подошла к подъехавшему О'Доннеллу.

– Вы засекли место? – спросила она.

– Работаем. Ты не ранена?

– Нет. Пара синяков. Ударилась об асфальт. Бо сыграл героя, заслонил меня собой. – Она потерла глаза. – Этот отморозок подготовился заранее. Залил капот бензином, набил в шасси матрасной набивки, поджег ее, чтобы было больше дыма. Лужи бензина под грузовиком и вокруг. Поджег шины. Дым, вонь… На время меня это отвлекло.

«На слишком долгое время», – мысленно добавила Рина. Если бы Бо ее не оттащил, его грузовик стал бы не единственной жертвой.

– Я заметила фитиль и одновременно обеденную салфетку «Сирико» в клапане бензобака. Счет пошел уже на секунды. Я стала его тушить, но тут Бо схватил меня, как футбольный мяч, и потащил в сторону. Он потерял грузовик и свои инструменты, рассованные в «карманы» по всему салону, но он спас мне жизнь.

– Этот тип звонил тебе к Гуднайту. Проверь свой автоответчик. Может, он сначала звонил к тебе домой?

– Я еще не заходила к себе.

– Так зайди сейчас.

– Хорошо. Я сейчас вернусь. Рина отошла, перебросилась несколькими словами с Сандером и направилась к своему дому.

– Ладно, приятель. – Сандер подошел к Бо, хлопнул его по здоровому плечу. – Ну-ка давай мы с тобой прогуляемся до клиники. Я тебя подштопаю.

– Да ну, док, это всего лишь царапина.

– Вот об этом позволь мне судить.

– Иди с Сандером, не спорь, – распорядилась Бьянка. – Я зайду, достану тебе чистую рубашку.

Бо бросил взгляд на свой дом.

– Дверь открыта.

Бьянка склонила голову набок, ее взгляд сочувственно смягчился.

– У тебя ключи с собой? Я запру твою дверь.

– Нет. Ключи в доме, не до них было.

– Мы об этом позаботимся. – Она прижала к груди голову Бо. – Мы своих в беде не оставляем. А теперь будь хорошим мальчиком, иди с Александром. А завтра, когда тебе станет лучше, пойдешь поговоришь с Сэлом.

– О чем?

– Сэл продаст тебе новый грузовик по сходной цене.

– Джек, пойди помоги Бьянке. – Гиб похлопал жену по спине. – Я пойду с ними, прослежу, как бы наш раненый не сбежал.

– Ему просто нравится наблюдать, как я втыкаю в людей иголки, – пояснил Сандер, взяв Бо под здоровую руку.

– Это воодушевляет. – Бо огляделся в поисках путей отхода и обнаружил, что его взяли в «коробочку». – Медик сказал, что может понадобиться пара швов. Я могу подождать до утра.

– Зачем откладывать? – возразил Сандер. – Да, кстати! Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка? Обожаю делать прививки.

– В прошлом году. Отстань от меня. – Бо с сомнением взглянул на Гиба. – Мне не нужен почетный караул.

– Шагай, шагай. – Гиб продолжил, когда они пробились сквозь толпу. – Я там кое-что слышал, и, как мне кажется, я должен знать, что происходит. Кто-то позвонил Рине на твой домашний номер?

– Да, тот же тип, что и раньше. Он ее терроризирует. Это он поджег школу. А разве она вам ничего не говорила?

– Придется тебе просветить нас, раз уж ты все знаешь.

Его не просто взяли в «коробочку». Из него выжимали информацию.

– Лучше вы сами ее спросите.

– Сейчас я спрашиваю тебя! А с ней поговорю после.

– Вообще-то я с вами согласен. Она должна была сказать, а теперь она на меня обозлится, если я скажу. Пожалуй, не так уж плохо быть единственным сыном разведенных родителей.

Бо рассказал им все, что знал, пока они преодолевали два квартала, отделявшие его дом от клиники, где работал Сандер, и добирались до его кабинета. Природная жизнерадостность Сандера уступила место профессиональной сдержанности. Он молча указал Бо на смотровой стол.

– Когда это началось? – продолжал расспросы Гиб.

– Насколько мне известно, с того самого момента, как она переехала.

– И все это время она молчала! – Гиб повернулся и начал мерить кабинет шагами.

– Стив тоже ничего не сказал, – напомнил Сандер и принялся очищать рану.

Бо закусил губу.

– Неужели вы, садисты в белых халатах, не можете придумать что-нибудь получше этой дряни, прожигающей до кости?

– У тебя тут довольно глубокий порез, Бо. На шесть швов потянет.

– Шесть? Вот черт!

– Не боись, я тебя подморожу.

Бо взглянул на шприц, который Сандер вынул из ящика, и решил, что лучше будет смотреть на побагровевшее от ярости лицо Гиба.

– Больше я ничего не знаю. Не знаю, что за игру он затеял, но он держит ее в напряжении. Она пока справляется, но это здорово действует ей на нервы.

– Кто-то, кого она засадила, – пробормотал Гиб. – Она его засадила, а он вышел. Моей дочери не миновать разговора со мной.

– Под «разговором» в нашей семье подразумеваются крик, ругань, а порой и швыряние хрупкими предметами, – объяснил Сандер. – Небольшой укольчик.

– Я не думаю… Ай! Ничего себе «небольшой укольчик». Мистер Хейл… Гиб, вы ее отец, вы ее знаете лучше, но я бы сказал, что крик, ругань и швыряние хрупкими предметами ничего не изменят.

– Попробовать никогда не мешает, – пробормотал Гиб.

Дверь открылась, и вошел Джек с рубашкой и ботинками.

Взглянув на руку Бо, он сочувственно поморщился.

– Бьянка сказала, тебе это пригодится. Швы, да?

– Вот, Доктор Мрак говорит, что целых шесть.

– Закрой глаза и думай об Англии, – сказал Сандер.

Могло быть хуже, решил Бо. Он мог опозориться и запищать, как девчонка. Но он отправился домой, сохранив достоинство, когда экзекуция закончилась.

Народу около его дома заметно поубавилось, но не все еще разошлись, бурно обсуждая событие, которое раньше, как предположил Бо, могли увидеть только по телевизору.

Рина, О'Доннелл, Стив и еще двое парней, видимо, эксперты по криминалистике, все еще осматривали разрушения. «Интересно, – подумал он, – моя страховая компания обязана покрывать ущерб, нанесенный другим машинам обломками моего грузовика? Черт, теперь волей-неволей придется повысить расценки».

Рина отделилась от коллег и направилась к нему.

– Как рука?

– Вроде бы останется при мне. Твой брат наложил швы и угостил леденцом.

– Только так удалось заставить его перестать плакать, – пояснил Сандер. – А что до грузовика, могу хоть сейчас выписать свидетельство о смерти.

– Плохо дело, – согласилась она. – Побочный ущерб нанесен машинам, запаркованным спереди и сзади – включая мою. Ладно, здесь мы сделали все, что можно. Распишись тут, Бо, и мы увезем, что осталось как вещественное доказательство.

– А как насчет моих инструментов? Что-нибудь уцелело?

– Когда закончим, я тебе верну все, что мы собрали. Мама в доме. – Рина перевела взгляд на отца. – Она хотела подождать тебя, узнать, как Бо.

– Прекрасно. Я вместе с ней подожду.

– Я здесь задержусь еще немного. Уже поздно, вам пора домой.

– Мы подождем.

Рина, нахмурившись, проводила взглядом Гиба, пока он шел к ее дому.

– Что происходит?

– Пошли, Джек, я тебя провожу. – Сандер обнял зятя за плечи и бросил взгляд на Бо. – Следи, чтобы повязка была сухой, пользуйся мазью. Я к тебе завтра загляну. – Он подхватил Рину рукой под подбородок, поцеловал ее в щеку. – Спеклась твоя задница. Спокойной ночи.

Джек поцеловал ее в лоб.

– Береги себя. Увидимся, Бо.

Рина перевела взгляд на Бо.

– Что происходит?

– Ты им ничего не говорила…

– А ты сказал?! – прошипела Рина.

– Ты должна была сама им сказать. А ты поставила меня в такое положение, что мне пришлось стать гонцом, приносящим дурные вести.

– Отлично! – Рина кипела от злости. – Просто великолепно! И ты не мог просто промолчать, дать мне самой со всем этим разобраться.

– Знаешь, что? – сказал Бо, немного помолчав. – Это была дерьмовая ночь, и у меня нет сил на новый раунд. Делай что хочешь. Я иду спать.

– Бо…

Он махнул рукой и ушел, а Рина осталась, злая, как черт, не зная на кого излить свою злость.

Когда она наконец вошла в свой дом, был уже пятый час утра. Она мечтала принять прохладный душ и улечься в свою собственную мягкую постель.

Ее родители прилегли на тахте, прижавшись друг к другу, как пара уснувших детишек. Считая, что ей повезло, Рина попятилась в надежде проскользнуть наверх незамеченной, но ее остановил голос отца:

– Даже не мечтай.

Рина обреченно закрыла глаза. Ни разу, ни единого разу никому из детей не удалось пробраться в дом потихоньку после «комендантского часа». Что за человек! Брюхом, как змея, слышит.

– Уже поздно. Я хочу поспать хоть немного.

– Ты уже большая. Хочешь – перехочешь.

– Терпеть не могу, когда ты так говоришь!

– Следи за выражениями, Катарина, – проговорила Бьянка, не открывая глаз. – Мы все еще твои родители и будем твоими родителями через сто лет после твоей смерти.

– Послушайте, я действительно очень устала. Не могли бы мы отложить это на завтра?

– Кто-то тебе угрожает, а ты нам ни полслова? – С этими словами ее отец поднялся с тахты.

Все ясно, ни единого шанса на отдых у нее нет. Рина стащила с головы ленту, которой были перевязаны волосы.

– Это работа, папа. Я не могу, не хочу и не буду рассказывать вам все о моей работе.

– Это личное. Он звонит тебе. Он знает твое имя. Он знает, где ты живешь. А сегодня ночью он пытался тебя убить.

– Я похожа на мертвую? – вскипела Рина. – Или, может, я ранена?!

– А что бы с тобой было, если бы Бо не проявил оперативность?

– Замечательно. – Рина вскинула руки и зашагала по комнате. – Значит, он – белый рыцарь, а я – дама, попавшая в беду. Ты это видишь? – Она выхватила свой жетон и сунула его отцу под нос. – Такие штуки не дают беспомощным дамочкам.

– Но их дают упрямым, эгоистичным женщинам, которые не в силах признать свою неправоту.

– Это я эгоистичная? – Они уже кричали, стоя друг напротив друга. – С чего ты это взял? Это моя работа, мое дело. Я тебе указываю, как делать твою работу?

– Ты – мое дитя. Твои дела меня всегда касаются. Кто-то пытается причинить тебе вред, и теперь этот человек будет иметь дело со мной.

– Вот именно этого я и пыталась избежать. Почему я вам не рассказала? Прокрути этот разговор назад. Я не дам тебе в это вмешаться. Я не позволю тебе вмешиваться в мою работу, в эту часть моей жизни.

– Не смей мне указывать, что я буду делать!

– Аналогично!

– Баста! Баста! Хватит! – Бьянка вскочила с тахты. – Не смей повышать голос на своего отца, Катарина. Не смей кричать на свою дочь, Гибсон. Я сама буду кричать на вас обоих. Болваны! Stupidi![41] Вы оба правы, но это не помешает мне столкнуть ваши пустые головы. Ты… – Она ткнула пальцем в грудь мужа. – Ты ходишь кругами и никак не доберешься до сути. Наша дочь не эгоистична, и за это ты извинишься. А ты… – Палец ткнулся в грудь Рины. – У тебя есть твоя работа, мы гордимся тем, что ты делаешь, тем, что ты есть. Но это другое дело, и ты сама это понимаешь. Речь идет не о ком-то другом. Речь идет о тебе. Разве мы когда-нибудь запрещали тебе входить в горящее здание, которое могло в любой момент обрушиться тебе на голову? Мы когда-нибудь говорили: «Нет, ты не можешь стать полицейским офицером, потому что мы не хотим волноваться из-за тебя день и ночь»?!

– Мама…

– Я не закончила. Ты сама поймешь, когда я закончу. Кто больше всех гордился тобой, когда ты стала тем, кем хотела? И ты смеешь говорить нам, что это не наше дело, когда кто-то хочет погубить тебя?

– Я… я просто не видела смысла в том, чтобы волновать всех.

– Ха! Волноваться – это наша работа. Мы твои родители.

– Ну, ладно, надо было сказать вам. Я собиралась после сегодняшнего… Если бы Бо не встрял…

– Теперь ты будешь обвинять его? – вмешался Гиб.

Рина приняла бойцовскую стойку.

– А больше никого не осталось. И потом, его же здесь нет, он возражать не будет. Конечно, я с удовольствием повешу это на него. Да и с каких это пор он вдруг стал твоим лучшим другом?

– Он пострадал, спасая тебя. – Гиб сжал запястья Рины. – Сандер этой ночью мог зашивать тебя. А могло быть и того хуже.

– Извинись, – напомнила ему Бьянка.

Гиб мученически возвел глаза к потолку.

– Прости, что я назвал тебя эгоисткой. Ты не такая. Я просто был очень зол.

– Ладно, все нормально. Я эгоистична, когда речь заходит о вас. Я люблю вас. Люблю вас обоих, – повторила Рина, прижимаясь к отцу и взяв за руку мать. – Я не знаю, кто все это делает и почему, но теперь мне действительно стало страшно. Оба раза он оставил на месте преступления предметы из «Сирико».

– Из «Сирико»? – переспросил Гиб.

– В школе это был коробок спичек, сегодня – столовая салфетка. Он мне намекает, что может войти туда, добраться до вас. Он мне намекает… – Ее голос дрогнул. – Я боюсь, что он может причинить зло кому-нибудь из вас. Я бы этого не вынесла.

– Ну, значит, ты понимаешь, что мы чувствуем, когда речь идет о тебе. Иди поспи немного, тебе надо отдохнуть. Мы закроем за собой дверь.

– Но…

Бьянка сжала руку Гиба, не давая ему заговорить.

– Тебе надо отдохнуть, – повторила она. – О нас можешь не беспокоиться.

Когда они остались наедине, Гиб шепнул жене:

– Ты же не думаешь, что мы оставим ее одну?

– Мы оставим ее одну. Мы должны верить в нее, и она должна знать, что мы верим в нее. Это так трудно. – На мгновение Бьянка сжала губы, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Это всегда бывает трудно: отойти от своих детей, дать им действовать самостоятельно. Но приходится это делать. Идем, давай запрем дверь. Мы пойдем домой и там будем тревожиться о ней.

Звонок разбудил ее без четверти шесть утра. Рина еле продралась сквозь вязкую дрему переутомления, нащупала выключатель, потом магнитофон.

– Что? – пробормотала она в трубку.

– Не так уж ты проворна, да? Не так умна, как ты думала.

– Зато ты у нас умный, да? – Рина изо всех сил старалась сдержаться. – Только, знаешь, уж больно ты суетишься. Столько хлопот, столько шума, чтобы взорвать один несчастный грузовик! Грузовиков много, новый купим.

– Держу пари, он здорово разозлился. – В трубке послышался тихий смешок. – Хотел бы я видеть его рожу, когда пикапчик взлетел на воздух!

– А чего ж ты? Надо было остаться и посмотреть. Будь у тебя яйца круче, ты бы остался, поглядел бы на спектакль.

– У меня есть яйца, сука. И ты будешь их лизать, прежде чем я с тобой покончу.

– Если это все, что тебе нужно, скажи мне, где и когда.

– Я назначу время и место. Ты что, все еще не понимаешь? Даже после того, что было сегодня, ты все еще не понимаешь. А еще говорят, что ты умная. Да ты просто тупая сука.

Глаза Рины прищурились.

– Ну, раз так, может, ты мне хоть намекнешь? Скучно играть, когда я совсем не знаю правил. Ну, давай, – принялась уговаривать Рина, – давай поиграем.

– Моя игра, мои правила. До следующего раза.

Когда он повесил трубку, она глубоко задумалась. От сонливости не осталось и следа. Ее ум работал, и работал он быстро.

«Ты что, все еще не понимаешь? Даже после того, что было сегодня?»

Что было именно сегодня? – спросила себя Рина. Он пользуется разными способами, атакует разные цели. Он не придерживается определенного modus operandi,[42] как поступил бы на его месте обычный серийный поджигатель.

Он оставляет в качестве подписи какой-нибудь предмет из «Сирико». Как послание ей.

Кто-то из тех, кого она арестовывала в прошлом? О'Доннелл заподозрил Люка. Что ж, Люк никогда не любил их лавочку. Но Люк живет в Нью-Йорке. Можно, конечно, предположить, что он специально приезжал в Балтимор, но зачем? Зачем ему преследовать ее после стольких лет?

Да и речь не та, слова чужие. Конечно. Люк мог сделать это нарочно, чтобы сбить ее с толку. Но опять-таки зачем?

Плюс к тому Люк ничего не знает о пожарах, о взрывчатке. Он никак со всем этим не соприкасался, если не считать того случая, когда сожгли его «Мерседес», он…

Рина выпрямилась.

– О боже!

Это было не то же самое, точного совпадения не было. Грузовик Бо не был взломан, салон не был подожжен, сигнализация не была отключена. Но…

Мотор, шины, шасси залили бензином, взрывное устройство было помещено в бензобак.

Столько лет назад! Неужели это один и тот же человек? Поджог был направлен не против Люка, он и не думал о Люке.

Он думал о ней. Все это время.

Рина поднялась и начала расхаживать по комнате. Прошло столько времени! Шесть лет? Может, в промежутке были и другие инциденты? Может, она просто не врубилась? Может, ей и раньше приходилось выезжать на вызванные им пожары?

Придется изучить открытые дела, особенно «глухари». Все незакрытые дела, когда-либо проходившие через их участок.

Как давно это началось? Сколько лет он готовился вступить в личный контакт с ней?

Холодный страх сжал ее сердце и заставил замереть на ходу. Кровь отлила от лица. Она повернулась и сбежала вниз по лестнице.

Руки у нее тряслись, когда она схватила листок, исписанный вручную на кухне у Бо. Запись ее разговора с поджигателем.

«А ты просто вспомни, просто вспомни всех, кому ты давала. Вплоть до самого первого».

– Первого, – прошептала Рина и медленно опустилась на пол. – Джош! О господи, Джош!

24

Без пяти минут восемь Рина постучала в дверь Бо и продолжала стучать, пока он не открыл.

Глаза у него были заспанные, волосы с одной стороны были примяты, с другой – стояли дыбом. На нем ничего не было, кроме синих боксерских трусов и хмурого выражения лица.

– Мне надо с тобой поговорить.

– Да-да, конечно, заходи, – проворчал он, когда она проскользнула в дом мимо него. – Присаживайся. Может, позавтракаешь? Я к твоим услугам.

– Мне жаль, что пришлось тебя разбудить. Особенно после такой ночи, но это очень важно.

Бо пожал плечами и выругался, когда боль пронзила раненое плечо. Выждав несколько секунд, он поплелся в кухню, вынул банку кока-колы из холодильника и начал жадно пить.

– Я также знаю, что ты на меня зол, – продолжала Рина. Ей понравился собственный тон: прямо как у ее учительницы начальных классов. – Но сейчас не время вести себя по-детски.

Его припухшие от недосыпа глаза прищурились. Он показал ей средний палец.

– Вот это, – сказал Бо, – было бы по-детски.

– Хочешь подраться? Прекрасно. Но я запишу тебя на более поздний час. Это официальный разговор, я хочу, чтоб ты слушал меня внимательно.

Бо плюхнулся на стул и махнул рукой: валяй, мол, я слушаю.

Рина видела недовольство, усталость, боль, но жалеть его она не собиралась – у нее просто не было на это времени: это не стояло в повестке дня.

– У меня есть причины полагать, что связь с этим поджигателем уходит гораздо дальше в прошлое, чем мы раньше думали.

Он отпил еще глоток.

– Ну и что?

– Я исхожу из телефонных разговоров с ним, включая последний, сегодня рано утром.

Бо с такой силой стиснул банку, что смял ее.

– Значит, он разбудил тебя с утра пораньше, а ты решила поделиться радостью и подняла с постели меня?

– Бо!

– Да иди ты! – Бо произнес это устало, без запальчивости, с трудом оторвался от стула и подошел к шкафчику. Открыв его, он вынул пузырек «Мотрина», вытряхнул несколько таблеток себе на ладонь и бросил их в рот, как леденцы.

– Болит?

Бо устремил на нее стальной взгляд, запивая таблетки кока-колой.

– Да нет, мне просто нравится запивать «Мотрин» классической кока-колой. Завтрак чемпионов.

Что-то оборвалось у нее внутри.

– Да, я вижу, ты здорово на меня зол.

– Я зол на тебя, на всех мужчин и женщин, маленьких детей, разнообразную флору и фауну планеты Земля и других планет Вселенной, где, как я верю, существует жизнь, потому что мне удалось поспать минуть пять, не больше, и все тело у меня болит и стонет.

Рина увидела на его теле множество синяков, ссадин, царапин. Она насчитала немало таких и у себя на теле, но его состояние было куда хуже. Еще бы: он же принял главный удар на себя, закрывая ее своим телом.

Рина собиралась быть деловитой и краткой, изложить ему самую суть, не вдаваясь в детали. Но теперь, глядя на его сердитые глаза, встрепанные волосы, несчастное, избитое тело, она решила сменить тактику.

Даже ее строгая учительница начальных классов подула на больное место и поцеловала ее, когда она ободрала коленку на игровой площадке.

– Почему бы тебе не присесть? Я соберу тебе что-нибудь поесть, приложу лед. Не нравится мне это колено.

– Я не голоден. Там есть пакет мороженых овощей.

Ей выпало на долю немало ушибов и синяков, она прекрасно понимала, для чего нужны мороженые овощи. Вынув их из морозильника, Рина положила холодный компресс ему на колено.

– Мне очень жаль, что все так случилось. Мне очень жаль, что твой грузовик взорван. И зря я на тебя наехала, когда ты сказал отцу то, что я не готова была сказать. – Рина села, поставила локти на стол, устало потерла ладонями глаза. – Мне очень, очень жаль. Прости меня, Бо.

– А вот этого не надо. Как я буду срывать на тебе зло, если ты заплачешь?

– Я не буду плакать. – Но ей пришлось вынести жестокую внутреннюю битву, чтобы сдержать слово. – Все еще хуже, чем я думала, Бо. И ты вовлечен во все это из-за меня.

– Насколько все хуже? Что ты имеешь в виду?

– Мне надо позвонить. – Рина вынула сотовый телефон. – Это займет больше времени, чем я думала. Можно мне тоже баночку? – Она кивнула на его кока-колу.

Бо кивнул.

– О'Доннелл? – Рина встала. – Я задержусь еще на полчаса. Немного опоздаю.

Открыв холодильник, Рина увидела несколько банок диетической кока-колы вперемежку с классической, которую предпочитал сам Бо, и поняла, что это куплено специально для нее. К глазам подступили глупые слезы.

– Нет, не буду. Увидимся через полчаса.

Рина отключила связь и снова села. Открыв жестянку, она взглянула на Бо.

– Несколько лет назад я кое с кем встречалась. Какое-то время он был моим парнем. Это тянулось месяца четыре. Он был не из тех, с кем я обычно встречаюсь. Слишком светский, слишком требовательный. Но мне хотелось перемен, и он оказался самым подходящим. Он был помешан на престиже: ездил на «Мерседесе», носил итальянские костюмы, знал, какое вино к какой еде полагается. Мы пересмотрели кучу фильмов с субтитрами,[43] которые, я уверена, понравились ему не больше, чем мне. Мне нравилось быть с ним, потому что я чувствовала себя женщиной.

– А в другое время кем ты себя чувствовала? Пуделем?

–. Настоящей женщиной, – уточнила Рина. – Капризной, кокетливой, непредсказуемой. – Она пожала плечами. Столько лет прошло, а ей все еще было немного стыдно. – Мне надо было сменить ритм. Я позволяла ему выбирать рестораны, принимала его планы. Для меня это был краткий отдых. В моей профессии приходится все время быть начеку и нельзя себе позволить иметь слабости. Надо все подмечать, надо многое делать. Ну, в общем, наверное, мне хотелось чего-то совсем другого…

– Не могли бы мы притормозить на этом месте? Думаешь, это он тебе звонит?

– Нет. Теоретически это возможно, но я уверена, что это не он. Он финансовый аналитик, раз в две недели делает маникюр. Сейчас живет в Нью-Йорке. Как бы то ни было, наши отношения дошли до того, что он начал меня раздражать. Я все пустила на самотек, потому что… Сама не знаю почему. Да ладно, это неважно. В тот вечер, когда я получила свое первое дело как детектив, мы с ним повздорили. Он меня ударил.

– Что? – Бо поставил свою жестянку на стол. – Что?

– Погоди. – «Расскажи ему все, – сказала себе Рина. – Всю унизительную историю». – Я подумала, что это вышло случайно. Сам он так и сказал. У нас был бурный разговор, мы двигались, жестикулировали, я подошла к нему сзади и попала под руку. Это могло быть случайностью, и я поверила, что это случайность. До следующего раза.

Никакой сонливости в его глазах не осталось. Они светились пронзительной беспощадной зеленью.

– Он снова тебя ударил?

– На этот раз все было по-другому. Он устроил романтический ужин, все очень тщательно подготовил, я понятия ни о чем не имела. Шикарный французский ресторан, шампанское, цветы, весь набор. Он мне сказал, что его повысили в должности и переводят в Нью-Йорк. Я за него радуюсь, хотя вообще-то новость меня ошеломила. Но что тут поделаешь? К тому же… – Рина замолчала, перевела дух. – К тому же в глубине души я подумала: вот он, легкий выход для меня. Расстаемся без драм, без сцен.

– А почему ты говоришь об этом с таким виноватым видом?

– Ну… это звучит как-то уж слишком бездушно: «Слушай, приятель, ты мне слегка поднадоел, до чего же я рада, что ты уезжаешь из нашего штата!» И вот, пока я стараюсь не подать виду, что испытываю некоторое облегчение, он заявляет, что хочет взять меня с собой в Нью-Йорк. И даже после этого до меня не сразу доходит, что он имеет в виду. Оказывается, он хочет забрать меня с собой! Насовсем! Этому не бывать, и я пытаюсь объяснить ему, почему не могу с ним уехать. Да и не хочу.

– Так. Парень, с которым ты встречалась пару месяцев, хочет, чтобы ты снялась с места, бросила свой дом, свою семью, свою работу, потому что его переводят в Нью-Йорк. – Перечисляя все это, Бо многозначительно воздевал кверху палец у нее перед носом. – Я же тебе говорил: есть жизнь во Вселенной и помимо нашего голубого шарика. Похоже, этот парень был зачат на планете «Ни фига не выйдет». Это ее немного рассмешило.

– Погоди, дальше будет еще хуже. Вдруг откуда ни возьмись появляется кольцо с бриллиантом величиной с метеорит, он говорит мне, что мы женимся и переезжаем в Нью-Йорк. – Рина закрыла глаза, на нее накатила волна пережитых тогда ощущений. – Я в нокауте, клянусь тебе. Все это свалилось на меня как снег на голову. Я пытаюсь ему сказать, «спасибо», но… нет. Куда там! Официант приносит шампанское, люди кругом аплодируют, а чертово кольцо уже у меня на пальце.

– Засада!

– Точно. – Рина перевела дух. Она была благодарна Бо за понимание. – Я не могла с ним объясняться на глазах у всего ресторана, пришлось подождать, пока мы не поехали ко мне домой. Скажем так: он не сумел принять отказ должным образом. Он наорал на меня. Я, видите ли, его унизила, дура, лживая сука и так далее в том же духе. Ну, а я перестала его жалеть и наорала на него в ответ. И тут он меня ударил. Сказал, он мне покажет, кто тут главный. Но когда он попытался подкрепить слова делом, я его свалила, врезала по яйцам и выставила за дверь.

– Поздравляю! Вот все, что я могу сказать. Нет, еще кое-что: после всего, что ты мне сейчас рассказала, он стал первым кандидатом на авторство фильма ужасов, который мы смотрим сейчас.

Бо старается избавить ее от чувства вины, поняла Рина. От мысли о том, что она глупая или слабая. Любопытное это было ощущение: рассказать о грязном и унизительном случае парню, который не дал ей почувствовать себя запачканной и униженной.

– Честно говоря, я все равно не думаю, что это он, но он с этим связан. На следующий день с утра пораньше ко мне явились мой капитан и О'Доннелл. Оказалось, что кто-то поджег «Мерседес» Люка через пару часов после того, как он выполз за дверь моей квартиры. Люк обвинил в поджоге меня, но у него ничего не вышло. Во-первых, когда он ушел от меня, ко мне приехала Джина. Она осталась на ночь и была еще у меня, когда они пришли. А во-вторых, они просто поверили мне. – Рина видела по глазам, что Бо все понимает, но все-таки сообщила последние детали: – В тот раз был использован не в точности тот же метод, что прошлой ночью, Бо, но есть много совпадений. И когда поджигатель позвонил мне сегодня утром, он на это намекнул.

– Этот ублюдок Люк мог специально поджечь свою машину, чтобы обвинить тебя. Он мог сделать это и сейчас, чтобы отомстить.

– В это можно было бы поверить, но… Когда он вчера позвонил, он сказал еще кое-что. В тот момент до меня не дошло. Потом все пошло слишком быстро, и до самого утра у меня не было времени об этом задуматься. Он сказал, что мне следует вспомнить всех своих мужчин вплоть до самого первого.

– И что же?

– Первым был Джош. Джош, который погиб при пожаре задолго до того, как я познакомилась с Люком.

– Он курил в постели…

– Я никогда в это не верила. – Даже теперь, рассказывая об этом, Рина почувствовала, как у нее дрожит голос. – Мне пришлось с этим смириться, но я никогда в это не верила. Трое из мужчин, с которыми у меня была связь, пострадали от пожаров. Один из них мертв. После всего, что мне стало известно, я больше не буду считать это совпадением.

Бо поднялся, прохромал к холодильнику и взял еще одну банку кока-колы.

– Потому что теперь ты думаешь, что Джош был убит.

– Да, я так считаю. И еще я думаю, что использование огня с самого начала не было случайным. Любой, кто знает меня, знает, что я училась и работала, чтобы стать следователем по поджогам. С тех самых пор…

– С тех пор, как сгорел ваш ресторан.

– О мой бог! Пасторелли! – Рина почувствовала, как желудок ей сводит судорогой. – Все началось в тот день. Ладно, я это проверю. А пока… не мог бы ты взять отпуск?

– С какай стати?

– Бо, Джош погиб. Люк переехал в Нью-Йорк, да и вообще, между нами больше нет ничего общего. А ты живешь рядом. В следующий раз он подожжет твой дом. Или тебя самого.

– Или тебя.

– Возьми пару недель, устрой себе каникулы, дай нам время закрыть это дело.

– Каникулы – дело хорошее. Куда поедем?

Ее руки стиснулись в кулаки на столе.

– Я – фитиль. Я уеду, он затаится и будет ждать моего возвращения.

– Ну, как я погляжу, оба мы с тобой фитили. Если только ты не собираешься сойтись с другим парнем, пока я где-то там катаюсь на водных лыжах. Мне моя шкура дорога, Рина. Все, что от нее осталось, – добавил Бо, оглядев свое побитое тело. – Но я не собираюсь отсиживаться где-то в укрытии, дожидаясь, пока ты дашь мне отмашку, что все чисто. Я так не работаю.

– Сейчас не время доказывать, какой ты крутой парень.

– Извини! Пока я не отрастил себе сиськи, придется мне все же быть мужиком.

– Ты будешь меня только отвлекать. Я буду беспокоиться за тебя и отвлекаться. Если с тобой что-нибудь случится… – Горло у нее сжало спазмом, и она замолчала.

– Если бы я все то же самое сказал тебе, ты бы мне заявила, что можешь сама о себе позаботиться, что ты не дура и зря не рискуешь. – Бо вопросительно поднял брови, увидев, что Рина не отвечает. – Давай пропустим эту часть. Все равно у нас одни и те же аргументы. – Все его природное добродушие куда-то испарилось, зеленые глаза смотрели холодно. – Этот сукин сын наехал на меня, Рина. Он взорвал мой грузовик. И ты думаешь, я теперь уйду?

– Прошу тебя! Хоть на несколько дней. Три дня. Дай мне три дня… – Ее голос дрожал.

– Нет, только не плачь. Это нечестный прием, это ниже пояса. И это все равно не поможет.

– Я не пытаюсь давить на тебя слезами. Я никогда так не поступаю, запомни! – Рина вытерла слезы. – Я могу взять тебя под охрану.

– Можешь.

– Неужели ты не понимаешь? Я не могу с этим справиться.

Рина отошла к окну и выглянула наружу.

– Ни за что не поверю, что ты с чем-то не можешь справиться.

– Я не знаю, что делать. – Рина прижала кулак к груди, чувствуя, как колотится сердце. – Не знаю, как мне быть. Не знаю, как с этим справиться.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Нет, нет! Ты что, ослеп или совсем спятил? – Рина стремительно повернулась к нему. – Я могу справиться с уголовным делом. Над ним просто надо работать. На него надо смотреть как на головоломку. Надо просто найти все кусочки и сложить их в нужном порядке. Но это? Я не могу… не могу справиться с этим. – Она постучала кулаком по груди. – Я… Я…

– У тебя приступ астмы? – спросил Бо, видя, что она стоит, тяжело дыша.

Рина удивила и его, и себя. Она вдруг схватила с кухонного прилавка кружку и швырнула ее об стену.

– Ты законченный идиот! Я люблю тебя!

Бо закрылся рукой, словно защищаясь от новой кружки, хотя руки Рины бессильно повисли вдоль тела.

– Погоди минутку, хорошо? Одну минутку.

– Да пошел ты!

Рина бросилась на него, но он схватил ее за руку.

– Я просил тебя подождать одну минутку. Похоже, твоя любовь принимает странные формы, – заметил Бо.

– Не смей смеяться надо мной. Ты сам все это начал. Я ничего не делала, я только вышла на свой собственный задний двор в тот день.

– Я и не думал над тобой смеяться. Я просто пытаюсь перевести дух. – Бо продолжал крепко удерживать Рину за руку, не поднимаясь со стула, и пакет мороженых овощей медленно таял на его разбитом колене. – Когда ты говоришь, что любишь меня, это Любовь с большой буквы или с маленькой? Только не вздумай меня бить, – предупредил он, увидев, как ее свободная рука сжалась в кулак.

– Я не собираюсь прибегать к физической силе. – Но соблазн был велик. Рина с трудом заставила себя разжать руку, расслабить мышцы. – Буду тебе очень признательна, если ты отпустишь мою руку.

– Ладно. А я буду тебе признателен, если ты не убежишь отсюда, вынуждая меня хромать за тобой следом. Вдруг меня схватит судорога, и я изрежу себе ноги осколками?

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Вот видишь? Черт, вот почему это со мной случилось. Ты не слобак, Гуднайт, но ты такой симпатяга, что создается впечатление, будто тобой можно манипулировать. И ты уступчив. Ты буквально на все готов, вплоть до самой границы, проведенной у тебя в голове. Но чтобы заставить тебя перейти эту границу, наверно, потребуется динамит. Мама была права. Моя мама всегда права. – Рина со вздохом подошла к шкафу, вынула щетку и совок. – Ты похож на моего отца.

– Ни капельки.

Рина начала подметать осколки.

– До тебя я никогда и ни к кому не относилась по-настоящему серьезно, потому что никто не подходил под эту мерку. Никто не походил на единственного человека, которым я больше всего восхищаюсь, – на моего отца.

– Ты права. Мы с ним близнецы, разлученные в младенчестве.

– Ты спрашиваешь, с большой буквы или с маленькой. До их пор была с маленькой, и даже этого хватало, чтобы сбить меня с толку. А сегодня утром ты открыл дверь, и вдруг оказалось, что это Любовь с большой, огромной, сияющей буквы Л. А посмотри, на кого ты похож. Что у тебя с волосами творится – кошмар!

Бо поднял руку, ощупал голову. Поморщился.

– Черт!

– А твои трусы распадаются на части. Он поддернул растянутую резинку.

– Нормальные трусы. Им сносу нет.

– Ты весь в синяках. Настроение у тебя паршивое. И все это не имеет никакого значения. Прости меня за кружку.

– Твой брат вчера упомянул, что у вас в семье принято швыряться хрупкими вещами. Я был влюблен в тебя примерно с десяти тридцати вечера девятого мая девяносто второго года. Еще с прошлого века, представляешь?!

Рина выбросила осколки в мусорное ведро.

– Нет, не был.

– Тебе легко говорить. Это была любовь с маленькой буквы, – продолжал Бо, пока она ставила щетку на место. – И она была сильно приукрашена фантазией. Все засияло по-новому, когда я с тобой познакомился, но все равно это была любовь с маленькой буквы.

– Знаю. Я уже опаздываю, – сказала Рина, бросив взгляд на часы. – Я распоряжусь, чтобы к тебе приставили пару полицейских, пока…

– Она выросла.

Рина ничего не ответила.

– Она выросла, Рина, и теперь, я думаю, нам обоим придется решать, что нам с этим делать.

Рина подошла к нему, прижалась щекой к его макушке. На сердце у нее стало легко.

– Все это так странно, – сказала она. – И я не могу остаться. Не могу больше задержаться ни на минуту.

– Все нормально. Это может подождать.

Рина наклонилась и поцеловала его в губы.

– Я тебе потом позвоню. – Она поцеловала его снова. – Будь осторожен. – Она поцеловала его опять. – Береги себя.

Она торопливо выбежала из кухни и покинула дом, прежде чем Бо успел подняться со стула. Поэтому он остался сидеть за столом перед банкой теплой кока-колы, размышляя о том, что жизнь – странная штука.

Не успел он допить кока-колу, как опять раздался стук в дверь.

– А-а, чтоб тебя!

Бо встал, решил, что таблетки и мороженые овощи помог ли, и направился к двери. Надо будет дать ей ключ, решил он. Это было неизбежно. И это почти то же самое, что жить вместе, а оттуда недалеко и до страшного слова на букву С. Но ему пока не хотелось об этом думать.

Когда он открыл дверь, ему на шею бросилась женщина.

– Бо, о господи, Бо! – Мэнди стиснула его с такой силой, что все его ушибы тут же напомнили о себе. – Мы сразу приехали, как только узнали.

– Что узнали? И кто это «мы»?

– Узнали про бомбу в твоем грузовике. – Мэнди отстранилась и торопливо оглядела его. – О мой бедный малыш! Они сказали – незначительные повреждения! Да ты весь побитый! Ой, и у тебя повязка. А что у тебя с волосами?

– Заткнись. – Бо обеими руками попытался пригладив волосы.

– Брэд паркуется. В этом районе невозможно найти место для парковки. А место перед твоим домом до сих пор огорожено.

– Брэд?

– Я только теперь узнала, потому что нечаянно отключила мобильник, и я была не дома, из газеты мне не могли дозвониться. Мы ничего не знали до сегодняшнего утра. Почему ты не позвонил?

– Бо не был тупицей, хотя и проспал всего пять минут в эту ночь. – Ты и Брэд? Вместе? Мой Брэд?

– Успокойся! Можно подумать, ты с ним спишь. И это вышло неожиданно. Пошли, давай я помогу тебе сесть.

Бо замахал руками, как регулировщик на перекрестке.

– Погоди, погоди, погоди. Я что, попал в Зазеркалье?

– Ничего подобного. Мы знали друг друга годами. Мы просто встретились, решили вместе поесть, сходить в кино, ну а дальше все пошло само собой. – Мэнди широко и весело улыбнулась. – Это было потрясающе.

– Замолчи, Мэнди! Ничего мне не рассказывай. – Бо зажал руками уши и начал производить звуки, изображающие радиопомехи. – Мой мозг этих данных не воспринимает. Он взорвется.

– Ты же не из тех, кто считает: «Раз я с ней спал, никого из моих друзей она уже не заинтересует». Так?

– Что? Нет. – А может, он как раз из тех?! – Нет, – решительно повторил Бо после минутного размышления. – Но…

– У нас с ним полный контакт. А теперь давай я тебе помогу…

Вдруг на ее лице появилось блаженно-мечтательное выражение. Проследив за ее взглядом, Бо увидел Брэда, идущего к ним по улице с тем же блаженно-мечтательным выражением на лице. Бо отвернулся и схватился за голову.

– Моя голова, моя голова! Слушайте, ребята, вы мои лучшие друзья, но если тот сукин сын вчера меня не достал, то вы сейчас меня добьете.

– Не говори глупостей! И, между прочим, хочу тебе напомнить, что ты красуешься в дверях своего дома в нижнем белье. Весьма непрезентабельным. Он в порядке! – крикнула Мэнди Брэду.

– Парень, ты нас так напугал! Я постарел на десять лет! – Брэд взбежал по ступенькам. – Ты в порядке? Ты был у врача? Хочешь, мы свозим тебя на рентген?

– Я был у врача.

Бо застонал, когда Брэд обнял его.

– Мы чуть с ума не сошли, сразу приехали. А как твой грузовик?

– Спекся.

– Жаль. Отличный грузовик. Что мы можем сделать? Хочешь, я оставлю тебе машину? Или давай мы останемся, отвезем тебя, куда хочешь.

– Я не знаю. Я пока еще туго соображаю.

– Не волнуйся, – сказала ему Мэнди. – Хочешь лечь? Я могу приготовить тебе что-нибудь поесть.

Бо заметил, что они потихоньку держатся за руки. Тем не менее он понял главное: в трудную минуту они пришли к нему. Как всегда.

– Мне надо принять душ, одеться, прояснить мысли.

– Отлично. Ты давай в душ, а я пока приготовлю завтрак. Мы оба возьмем отгул на сегодня, верно, Брэд?

– Ясное дело.

– А когда ты снова спустишься, – добавила Мэнди, – расскажешь нам все, что случилось. Мы хотим знать все.

Рина протерла слипающиеся глаза и вновь сосредоточилась на экране своего компьютера.

– Пасторелли-старший большую часть жизни не вылезал из тюрем. Нападение, дебош в пьяном виде, покушение, поджог, мелкое воровство. Четыре задержания по подозрению в поджоге, отпущен за недоказанностью. Два до пожара в «Сирко», еще два после освобождения из тюрьмы. Последний известный адрес – в Бронксе. Но его жена живет в Мэриленде, прямо в пригороде округа Колумбия.[44]

– Сын пошел по стопам отца, – откликнулся О'Доннел. – Пара сроков в колонии для несовершеннолетних еще до того, как ему исполнилось шестнадцать.

– Об этом мне известно. Джон для меня отследил, когда я его попросила. Они его забрали, – задумчиво сказала Рина. – Как раньше забрали его отца. В тот вечер, когда Джоуи убил свою собаку, поджег ее и бросил у нас на крыльце.

Она встала, обогнула сдвинутые столы и присела на краешек стола О'Доннелла, чтобы шум в общей комнате полицейского участка не мешал их разговору.

– Он убил своего пса, О'Доннелл. Они сказали, что это был демонстративный акт насилия, вызванный арестом отца по обвинению в пожаре. Трудный ребенок из проблемной семьи. Его отец систематически избивал мать, а время от времени и сына.

– Но ты на это не купилась?

– Нет. Я видела, как он бежал за полицейской машиной, увозившей Джо Пасторелли. Он боготворил отца. Как и многие другие дети, выросшие в такой атмосфере. Его мать была слабой женщиной. Авторитет отца был для него непререкаем. И вот, взгляни на его послужной список. – Рина повернулась так, чтобы ей был виден экран компьютера О'Доннелла. – Аресты за нападение, нападение с сексуальными целями, вандализм, угон автомобиля с отягчающими, нарушение условно-досрочного режима. Он не просто идет по стопам отца, он его превосходит.

– На его счету нет поджогов.

– Может, он действует осторожнее, а может, ему просто везет. Может, они с отцом образовали шайку. А может, поджигательство он приберег для меня. Но за этим стоит кто-то из них или они оба.

– Не спорю.

– Один из них или оба убили Джоша Болтона.

– От того, что есть в их досье, до убийства – шаг немалый, Хейл.

Рина покачала головой.

– Может, были и другие убийства, только их не поймали. Все замыкается на мне. Все началось в тот день, когда Джоуи напал на меня. Сексуальное нападение, вот что это было, только я тогда была слишком мала, до меня просто не дошло.

Но она до сих пор отчетливо помнила, как он хватал ее за грудь, как совал руку ей между ног, какими словами ее обзывал. Она помнила, какое у него было обезумевшее лицо.

– Он бросился на меня, я закричала, мой брат и пара его друзей меня услышали, прибежали и отогнали его. Я рассказала отцу, и он пошел прямо к ним домой, у них с Пасторелли-старшим произошел крупный разговор. Я никогда не видела отца таким взбешенным. Если бы на крик не прибежали соседи и клиенты «Сирико», если бы не разняли их, могло бы кончиться плохо. Очень плохо. Мой отец пригрозил позвать полицию, и все, кто там был, узнав, что случилось, его поддержали.

– И в ту ночь Пасторелли поджег «Сирико».

– Вот именно. «Ты мне будешь портить жизнь, ублюдок, вот что ты за это получишь». Это была паршивая работа. Грязная работа по пьянке, и он даже не вспомнил о семье, жившей наверху. Они могли сгореть заживо.

– Но ты заметила пожар?

– Я заметила пожар. Опять все замыкается на мне. Итак, нам пришлось практически заново отстраивать пиццерию, но, слава богу, никто не пострадал. Страховка покрыла расходы, и все соседи предложили нам свою помощь. Можно взглянуть на дело с другой стороны и сказать, что пожар пошел на пользу семье. Мы сплотились, пожар дал моим родителям шанс обновить и расширить заведение.

– Неприятная новость для того, кто хотел доставить нам неприятности.

– К тому же он попался. Его пес залаял, О'Доннелл. Это была одна из тех вещей, которые я рассказала Джону. Пес залаял у них на заднем дворе, где стоял сарай. Там нашли канистру из-под бензина, часть украденного пива и башмаки, в которых он был.

– Его парень зверски убил свою собаку?

– Да. В его глазах пес стал виноватым. Пес залаял и тем самым выдал его отца.

– Значит, пес должен умереть…

– Точно. Более того, пес должен сгореть. Парня забирают, показывают психиатру, потом колония, и все, он в системе. Он выходит, и мать забирает его в Нью-Йорк. Там он опять влипает, но он все еще несовершеннолетний. Трудно несовершеннолетнему выбраться из Нью-Йорка в Балтимор, чтобы нагадить мне или моей семье. Вот смотри. – Рина постучала по экрану. – Он отбыл короткий срок, но к тому времени, как погиб Джош, они оба вышли на свободу. Джо Пасторелли подтирает полы. Такое унижение!

Рина сама ощущала правду в своих словах. Ощущала разумом, всем своим существом. Вот они – части головоломки! – Но «Сирико» процветает. Наша семья процветает. А та маленькая сучка, из-за которой все началось, учится в колледже, трахается с каким-то слизняком. Стоило Джоуи немного ее полапать, как она шухер подняла и все изгадила. А этому парню она дает без проблем. Пора с ними поквитаться. Я была с ним в тот вечер, понимаешь? В тот вечер, после свадьбы Беллы, я была с Джошем. Один из них убил его. Поджег его. Только потому, что я была с ним в тот вечер.

– Ладно, допустим. Тогда почему он или они не расправились с тобой? Ты же была там. Почему бы не убить вас обоих?

– Потому что этого было мало. Убить меня – и сразу всему конец. А вот сделать мне больно, заставить меня страдать, опять пустить против меня огонь, да так, чтоб я ломала голову и ничего не понимала, это совсем другое дело. У Пасторелли-старшего есть алиби на тот день, Джон его проверил. Но алиби могло быть фальшивым. Джоуи вроде бы был в Нью-Йорке, есть люди, которые это подтверждают. Но мало ли что… И смотри, через три месяца после смерти Джоша Джоуи взяли за угон. В Виргинии, заметь, а не в Нью-Йорке.

– Я не отрицаю, что люди могут таить злобу двадцать лет. Но двадцать лет – долгий срок.

– Были промежуточные этапы. Возможно, я кое-что упустила, не связала. Был один случай, когда я только поступила на работу. Пожарный, с которым я время от времени встречалась, был убит. Он ехал в Северную Каролину, мы собирались туда на долгие выходные. Меня задержали, я не смогла поехать с ним, но мы со Стивом и Джиной собирались выехать на следующее утро. Его нашли в машине, в лесу у проселочной дороги. Это выглядело так, будто его остановили на дороге, убили, ограбили, а машину отогнали в лес и подожгли, чтобы все это прикрыть. Это случилось день в день ровно через одиннадцать лет после пожара в «Сирико».

О'Доннелл откинулся на спинку кресла.

– Хью Фицджеральд. Я немного знал его. Я помню, когда он был убит. Я не знал, что вы были связаны.

– Пожалуй, так нельзя сказать. Мы пару раз встречались, он был другом Стива. И его смерть выглядела случайной, никак со мной не связанной. Местная полиция так ее и квалифицировала.

«И я тоже, – напомнила себе Рина. – Я тоже ни разу не заглянула поглубже».

– Все это было поздно ночью, на неосвещенной местной дороге. Одна из его шин была проколота. Они решили, что он посадил к себе не того попутчика, или кто-то подъехал, попытался его ограбить. Убил его, отогнал машину в лес, поджег в надежде, что огонь заметет все следы. И эта надежда сбылась. Дело до сих пор не закрыто. – Рина перевела дух. – У меня тогда никаких подозрений не возникло. Черт, я тогда носила униформу, и на ней даже пуговицы еще не потускнели. Кто я была такая, чтобы оспаривать мнение закаленных копов? И на каком основании? Только потому, что у меня было мерзкое предчувствие? Мы всего пару раз ужинали вместе, и оба думали, что это может перерасти в нечто большее. Но мы еще не были парой. Он был убит в Северной Каролине. Стрелки не указывали на того, кто поджег ресторан моего отца за одиннадцать лет до того. Мне бы следовало сообразить пораньше и увидеть связь.

– Да, жаль, что твой хрустальный шар был в поломке в тот день.

Рина по достоинству оценила сарказм и то чувство, которым он был продиктован, но ее это не охладило.

– Огонь, О'Доннелл. Всегда присутствует огонь. Джош, Хью, машина Люка, а теперь грузовик Бо. Каждый раз огонь. Возможно, были еще какие-то пожары, на которые я не обратила внимания, не связала воедино. Дело еще открыто.

– С одной только разницей. Теперь он хочет, чтоб ты знала.

25

Лора Пасторелли работала за прилавком круглосуточной бакалейной лавочки возле кольцевого шоссе, отделяющего штат Мэриленд от округа Колумбия. Ей было пятьдесят три года, а на вид – лет на десять больше. Глубокие морщины, причерченные скорее заботами и печалью, а не годами, бороздили ее лицо, обрамленное подстриженными кое-как черными с проседью волосами. На шее у нее висел серебряный крестик. Вместе с обручальным кольцом он составлял все ее украшения.

Она подняла голову, когда вошли О'Доннелл и Рина. Ее взгляд скользнул по Рине, не узнавая ее.

– Могу я вам помочь?

Она проговорила это без всяких эмоций, автоматически. Ей приходилось повторять эти слова десятки раз в день.

– Лора Пасторелли? – О'Доннелл показал свой жетон, и Рина заметила, как Лора инстинктивно отпрянула. Потом ее губы сжались в тонкую линию.

– Что вам нужно? Я работаю. Я ничего плохого не делала.

– Нам нужно задать вам несколько вопросов о вашем муже и сыне.

– Мой муж живет в Нью-Йорке. Я пять лет его не видела.

Ее пальцы поползли вверх по впалой груди и нервно ухватили крестик.

– А Джоуи? – Рина выждала, пока взгляд Лоры не переместился к ней. – Вы меня не помните, миссис Пасторелли? Я Катарина Хейл. Мы жили по соседству.

Она узнала Рину не сразу. А узнав, поспешно отвела взгляд.

– Я вас не помню. Я много лет не бывала в Балтиморе.

– Вы меня помните, – мягко возразила Рина. – Может быть, есть более удобное место, где мы могли бы поговорить?

– Я на работе. Из-за вас я могу потерять работу. Я вряд ли могу быть вам полезной. Почему вы не можете оставить нас в покое?

О'Доннелл подошел ко второму служащему, пухлощекому молодому человеку, который прислушивался к их разговору, не скрывая своего любопытства. Судя по значку у него на комбинезоне, его звали Дэннисом.

– Дэннис, почему бы тебе не постоять пару минут за прилавком? А миссис Пасторелли возьмет небольшой перерыв.

– Мне надо делать инвентаризацию.

– У тебя почасовая оплата, верно? Вот и постой за прилавком. – О'Доннелл вернулся обратно. – Почему бы нам не выйти на воздух, миссис Пасторелли? Сегодня хорошая погода.

– Вы не можете меня заставить. Вы не имеете права.

– Будет хуже, если нам придется вернуться, – тихо сказала Рина. – Не вынуждайте нас говорить с хозяином магазина. Мы вовсе не хотим осложнять вам жизнь.

Лора молча обогнула прилавок и вышла из магазина, низко наклонив голову.

– Он заплатил. Джо заплатил за то, что случилось. Это была случайность. Он тогда был пьян, и это была случайность. Ваш отец его на это толкнул. Он наговорил неправды про Джоуи, из-за него Джо напился, вот и все. Никто не пострадал. Страховка все покрыла, не так ли? А вот нам пришлось переехать. – Она вскинула голову, в глазах у нее блестели слезы. – Нам пришлось переехать, и Джо попал в тюрьму. Неужели он мало наказан?

– Джоуи был страшно расстроен, не так ли? – заметила Рина.

– Они забрали его отца. В наручниках. На глазах у всех соседей. Он же тогда был маленьким мальчиком. Ему нужен был отец.

– Это было трудное время для вашей семьи.

– Трудное? Это разрушило мою семью. Вы… Ваш отец говорил ужасные вещи про моего Джоуи. Люди слышали, что он сказал. То, что сделал Джо… Это было неправильно. «Мне отмщение, и Аз воздам», – говорит Господь. Но это была не его вина. Он был пьян.

– Ему набавили срок. Он не раз попадал в переделки, пока сидел в тюрьме, – напомнил О'Доннелл.

– Он же должен был защищаться, разве нет? Тюрьма изуродовала его душу. Выйдя на волю, он так и не стал прежним.

– Ваша семья озлоблена на мою. На меня.

Лора нахмурилась.

– Вы тогда были ребенком. Нельзя винить ребенка.

– Не все так думают. Вы не знаете, ваш муж или ваш сын не были недавно в Балтиморе?

– Я же вам говорила, Джо в Нью-Йорке.

– Не такая уж это долгая поездка. Может, он хотел навестить вас.

– Он со мной не разговаривает. Он отступился от церкви. Я молюсь за него каждый вечер.

– Он, должно быть, до сих пор видится с Джоуи.

Лора пожала плечами. Казалось, этот сдержанный жест стоил ей немыслимых усилий.

– Джоуи редко со мной видится. Он занят. У него много работы.

– Когда Джоуи навещал вас в последний раз?

– Несколько месяцев назад. Он занят. – В ее голосе зазвучали плаксивые нотки. Рина вспомнила, как она рыдала, закрывшись желтым посудным полотенцем. – Вечно вы к нему придираетесь. Забрали его отца, потом его самого забрали. Ну да, у него бывали неприятности, он делал нехорошие вещи. Но теперь он исправился. У него есть работа.

– Что за работа?

– Он механик. Он много узнал об автомобилях, пока был в тюрьме. Об автомобилях, о компьютерах, о разных вещах. У него есть образование. И у него хорошая постоянная работа в Нью-Йорке.

– В авторемонтной мастерской? – подсказал О'Доннелл. – А как она называется, вы не знаете?

– Кажется, «Авторайт». В Бруклине. Что вам от него нужно?

– Она меня не сразу узнала, – заметила Рина, когда они снова сели в машину. – Но как только узнала, она не удивилась, что я полицейский. Кто-то держит ее в курсе событий.

О'Доннелл кивнул в знак согласия, одновременно набирая по телефону городскую справочную Нью-Йорка. Он записал номер.

– Есть «Авторайт» в Бруклине. – После минутного колебания он протянул листок из блокнота Рине. – Ты займись младшим, я возьму на себя старшего.

Вновь оказавшись за своим столом в участке, Рина позвонила в нью-йоркскую автомастерскую и под лязг металла провела краткий разговор с владельцем.

– Джоуи действительно работал в этом гараже, – сказала она О'Доннеллу. – Пару месяцев, и было это год назад. За эти два месяца в мастерскую дважды вламывались, крали инструменты и оборудование. При втором ограблении кто-то уехал на «Лексусе». Один из механиков утверждал, что слышал, как Джоуи бахвалится легкой добычей. Владелец информировал копов, они провели дознание. Его вина не была доказана, но его уволили. Еще через пять месяцев было новое вторжение со взломом, на этот раз все выглядело как вандализм. Машины были разбиты к чертям, все стены исписаны непристойностями, мусорная корзина подожжена.

– И где был наш мальчик во время этой вечеринки?

– По его утверждению, в Атлантик-Сити.[45] Трое свидетелей. Но его свидетели – люди мафии, Карбионелли. Семейство из Нью-Джерси.

– Мучитель твоего детства связан с мафией?

– Стоит это проверить. Я прогоню по компьютеру имена тех, кто дал ему алиби.

– Тем временем старший в настоящий момент не работает, – заметил О'Доннелл. – Подметал полы в двух барах, потерял работу, потому что слишком часто угощался выпивкой за счет заведения. Это было шесть недель назад.

– Один или оба, – добавила Рина, – находятся в Балтиморе.

– Точно. А почему бы нам не позвонить нашим нью-йоркским друзьям? Пусть проверят.

Желудок Рины словно стянуло узлом. Она старалась отвлечься от неприятного ощущения, сосредоточившись на работе. Здесь был свой регламент, и его надо было соблюдать. Собирать данные, систематизировать их, записывать, готовить отчет для напарника и капитана.

Уголовное дело. Надо думать об этом как об обычном уголовном деле, смотреть объективно, со стороны. Держать дистанцию. Поскольку она не могла официально расследовать поджог машины, Рина позвала с собой Янгера и Триппли, когда они с О'Доннеллом пошли к капитану.

– Вам двоим будет полезно послушать, что мы накопали, – сказала им Рина.

Капитан Брант пригласил их к себе в кабинет.

– Разрабатываем версию, – начал О'Доннелл и кивнул Рине, чтобы она говорила первая.

Рина изложила факты, начиная с пожара в «Сирико» в то лето, когда ей было одиннадцать лет, и кончая уничтожением грузовика Бо предыдущей ночью.

– Нам стало известно, что Пасторелли-младший закорешился с тремя членами семейства Карбионелли из Нью-Джерси. Он отбывал срок в тюрьме Райкерс одновременно с неким Джино Борини, кузеном Ника Карбионелли. Именно Карбионелли, Борини и еще один тип из их клана дали алиби Джоуи Пасторелли на ту ночь, когда был совершен налет на автомастерскую.

– Это произошло через пять месяцев после его увольнения и выглядело как детский вандализм, – продолжала Рина. – Как будто банда подростков вломилась в помещение, все кругом разгромила, кое-что украла по мелочи и устроила любительский пожар в мусорной корзинке для прикрытия. Они не слишком придирчиво изучали алиби Пасторелли.

– Мы задействовали местных коллег, пусть побегают, – добавил О'Доннелл. – Для них это не приоритетное дело, но они пошлют пару детективов по последним известным адресам.

– Есть много общего между поджогом машины Люка Чамберса несколько лет назад и тем, что было вчера. – Рина взглянула на Триппли. – Может, он использовал то же устройство в бензобаке.

– Мы это проверим.

– Капитан, я хочу заново открыть дело Джошуа Болтона.

– Янгер возьмет его. Свежий глаз, детектив, – пояснил он специально для Рины. – Вы годами изучали это дело. Давайте поставим на прослушку ваш телефон, телефон Гуднайта. Еще раз расспросите Лору Пасторелли.

Смена Лоры Пасторелли закончилась, поэтому они поехали к ней домой. Она жила в маленьком аккуратном домике на узкой улочке. Возле дома стояла старая «Тойота Камри». Проходя мимо, Рина заметила на приборном щитке круглый магнит в виде медали святого Христофора, к которому крепилась безделушка – так называемый «парковочный ангел».

Когда они постучали, дверь открыла женщина примерно одного возраста с Лорой, но выглядевшая куда лучше. Ее круглое лицо было безукоризненно подкрашено, темные волосы подстрижены и уложены в модную прическу. На ней была белая рубашка, аккуратно заправленная в темно-синие брюки.

У ее ног сидел пушистый рыжий шпиц и тявкал во все легкие.

– Замолчи, Мисси, ты старая дура. Она любит хватать за лодыжки, – сказала женщина. – Честно предупреждаю.

– Да, мэм. – Рина показала свой жетон. – Мы хотели бы поговорить с Лорой Пасторелли.

– Она в церкви. Каждый день ходит после работы. В магазине что-то случилось?

– Нет, мэм. В какую церковь она ходит?

– Святого Михаила, на Першинг-стрит. – Ее глаза прищурились. – Если не было ничего в магазине, значит, это либо из-за ее никчемного мужа, либо из-за ее никчемного сына.

– Вы не знаете, она виделась с мужем или сыном?

– Ну, если виделась, мне бы не сказала. Я жена ее брата. Патриция Адзи. Миссис Фрэнк Адзи. Почему бы вам не войти?

О'Доннелл с сомнением покосился на все еще тявкающий клубок пушистой шерсти. Патриция усмехнулась.

– Дайте мне минутку. Бога ради, Мисси, заткнись.

Она подхватила собачку и унесла ее. Они услышали, как где-то в доме хлопнула дверь. Потом Патриция вернулась.

– Мой муж обожает эту идиотскую собачонку. Она прожила у нас одиннадцать лет, а ума так и не нажила. Заходите. Хотите поговорить с Лорой? Она снимет власяницу и стряхнет с головы пепел где-то через полчаса. – Патриция с тяжелым вздохом провела их в уютную маленькую гостиную. – Извините за откровенность, но нелегко жить в одном доме с мученицей.

Прощупывая почву, Рина ответила ей сочувственной улыбкой:

– Моя бабушка всегда говорила, что две женщины не могут ужиться в одном доме, как бы хорошо они ни относились друг к другу. В кухне должна быть только одна хозяйка.

– Не могу сказать, что она очень сильно мешает, и потом, она не может себе позволить иметь собственный дом. Место у нас есть. Дети выросли. И она вкалывает как каторжная, непременно хочет платить за проживание. Можете вы мне сказать, о чем идет речь?

– Ее муж и сын могут располагать информацией по делу, которое мы расследуем, – начала Рина. – Когда мы беседовали с миссис Пасторелли сегодня днем, она заявила, что у нее уже продолжительное время не было контактов ни с одним из них. Нам нужно задать ей несколько уточняющих вопросов.

– Ну, как я уже сказала, со мной она не поделилась бы, если бы виделась или говорила с кем-то из них. И Фрэнку не сказала бы, с тех пор как он установил свои правила.

В искусство быть полицейским входит умение подхватить ритм разговора и поддержать его. Поэтому Рина лишь улыбнулась и спросила:

– Вот как?

– В прошлом году он появился перед самым Рождеством, как снег на голову свалился. Лора, как обычно, пролила море слез, как будто он явился ей в ответ на молитву. – Патриция выразительно возвела глаза к потолку.

– Я уверена, что она была рада снова увидеть сына.

– Когда у тебя в башмаке гвоздь, умнее его вытащить раньше, чем охромеешь.

– Вы не ладите со своим племянником, – заметил О'Доннелл.

– Я вам прямо скажу: он меня пугает. Хуже отца: пронырливее и, мне кажется, гораздо умнее.

– Он когда-нибудь угрожал вам, миссис Адзи?

– Не напрямую. Просто у него взгляд нехороший. Вы же наверняка знаете: он несколько раз сидел в тюрьме. Лора придумывает для него всякие оправдания, а правда в том, что он просто негодяй. И вот он к нам пожаловал. Нам с Фрэнком это не понравилось, но не прогонять же родственника. Так не полагается. Простите, я вам даже кофе не предложила.

– Все в порядке, – заверила ее Рина. – Джоуи приехал навестить свою мать перед праздником?

– Может быть. Он только и говорил, что о себе. Приехал на шикарной машине, сам в дорогом костюме. Подарил ей дорогие часы, серьги бриллиантовые. Я бы не удивилась, окажись они крадеными, но я промолчала. Уверял, что у него раскручивается большое дело, какой-то клуб, который он со своими партнерами, – Патриция произнесла это слово с язвительной интонацией, – собирается открыть в Нью-Йорке. Якобы огребет на этом кучу денег. Мой муж спросил его, как он будет открывать клуб и получать лицензию на продажу спиртного, если у него есть судимости. Я сразу заметила, что Джоуи разозлился, но он только ухмыльнулся наглой такой ухмылочкой и сказал, что есть способы. Но суть не в этом.

Патриция взволнованно взмахнула руками.

– Он остался на ужин, сказал, что снял для себя номер люкс в отеле, и целый час хвастал своими подвигами. Но всякий раз, как Фрэнк задавал ему прямой вопрос об этом его новом бизнесе, он уходил от ответа и все больше злился. Разгорелся спор, и что сделал Джоуи? Смахнул все со стола, побил посуду, забросал едой все стены. Орал и ругался на Фрэнка, ну, правда, Фрэнк его достал. Мой Фрэнк не из тех, кто отступает, и уж такого поведения в своем доме не стал бы терпеть, можете не сомневаться. – С решительным кивком Патриция обвела взглядом Рину и О'Доннелла. – Он имеет право задавать вопросы и говорить все, что он думает, в своем собственном доме. Ну, Лора, конечно, вступилась за Джоуи, уцепилась за его рукав, и что сделал Джоуи, как вы думаете? Он ее ударил. Ударил родную мать по лицу!

Патриция схватилась за грудь, покраснев от возмущения.

– У нас в семье нравы крутые, не спорю, – продолжала она, – но такого я в жизни не видела. Никогда. Чтобы сын бил собственную мать? Назвал ее визгливой сукой, или что-то в этом роде. – Она покраснела. – Он сказал и кое-что похуже, если уж говорить всю правду. Я уже пошла к телефону, чтобы вызвать полицию, но Лора умолила меня не звонить. Представляете, стоит передо мной, из носа кровища хлещет, и умоляет не вызывать полицию! Ну, я и не вызвала. Он уже выходил за дверь, жалкий трус. Мой Фрэнк крупнее его: конечно, куда проще ударить слабую женщину, чем двухсотфунтового мужчину. Фрэнк вышел прямо за ним, велел ему никогда больше сюда не возвращаться. Сказал, что, если он вернется, в следующий раз Фрэнк вышвырнет его никчемную задницу обратно в Нью-Йорк.

Патриции пришлось перевести дух после столь длинной речи.

– Могу вам прямо сказать, я гордилась мужем в ту минуту. Когда Лора прекратила истерику, Фрэнк ей сказал, что, пока она живет под его крышей, ей запрещено открывать дверь для Джоуи. А если она это сделает, пусть идет на все четыре стороны и живет как знает. – Она вздохнула. – У меня свои дети есть и внуки тоже, у меня бы сердце разбилось, если б я не могла с ними видеться. Но Фрэнк поступил правильно. Человек, который бьет свою мать, – самая худшая мразь.

– После этого вы его не видели? – спросила Рина.

– Больше я его не видела, и, насколько мне известно, Лора тоже его больше не видела. Все праздники нам испортил, но мы это пережили. Все успокоилось, как обычно и бывает. С тех пор самое большое волнение мы пережили, когда случился пожар в доме, который мой сын строит в округе Фредерик.

– Пожар? – Рина переглянулась с О'Доннеллом. – Когда это было?

– В середине марта. Только-только подвел под крышу. Какие-то юнцы вломились в дом, устроили вечеринку, притащили керосиновые обогреватели, чтоб холод разогнать. Один из них опрокинулся, кто-то уронил спичку, и дом наполовину сгорел, прежде чем пожарные потушили огонь.

– Юнцов поймали? – осведомился О'Доннелл.

– Нет, и это просто возмутительно. Месяцы работы пошли прахом.

Когда дверь открылась, Патриция оглянулась на Рину и встала.

– Лора…

– Что они здесь делают? – Глаза Лоры покраснели и вспухли от слез. Рина поняла, что в церкви она больше плакала чем молилась. – Я же вам сказала, я не видела ни Джо, ни Джоуи.

– Мы не смогли связаться с вашим сыном, миссис Пасторелли. Он больше не работает в автомастерской.

– Значит, нашел кое-что получше.

– Возможно. Миссис Пасторелли, у вас есть часы и серьги, подаренные вам вашим сыном в декабре прошлого года?

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Миссис Пасторелли! – Рина старалась говорить как можно мягче, но не сводила глаз с Лоры. – Вы только что вернулись из церкви. Не усугубляйте свое горе ложью об этих вещах.

– Это были подарки. – Слезы, стоявшие у нее в глазах, выплеснулись и покатились по щекам.

– Сейчас мы поднимемся наверх и возьмем эти вещи, – сказала Рина, обняв Лору за плечи. – Я выдам вам квитанцию на них. Мы все выясним.

– Вы думаете, он их украл? Почему все всегда подозревают моего мальчика в самом худшем?

– Просто нужно все досконально прояснить, – продолжала Рина, ведя Лору вверх по лестнице.

– Он точно их украл, – проворчала Патриция. – Я так и знала.

– «Пьяже», – сказала Рина, осмотрев часы в машине. – Сорок бриллиантов по ободку циферблата. Золото семьсот пятьдесятой пробы. В розничной продаже стоят тысяч шесть-семь.

– Откуда ты знаешь все это?

– Я женщина, любящая разглядывать витрины, особенно с вещами, которые я не могу себе позволить. Так, серьги… Бриллианты. Чистые, четырехгранной формы, в классической оправе. Наш мальчик не поскупился на рождественские подарки маме.

– Проверим, не было ли в Нью-Йорке ограблений ювелирных магазинов или богатых домов, где фигурируют сходные предметы.

– Обязательно. – Рина поднесла бриллианты к свету. – У меня такое чувство, что какая-то милая женщина не дождалась заслуженного подарка от Санты в прошлом году. – Она опустила клапан с зеркальцем и поднесла серьгу к уху. – Очень мило.

– О черт, ты действительно девчонка.

– Верно подмечено. Итак, он приехал пофорсить перед матерью, показать дяде, что он тоже не пальцем деланный. Дорогая машина, костюм, подарки. Ни за что не поверю, что он выиграл в лотерею. Но дядя, вместо того чтобы позавидовать, устроил ему допрос с пристрастием, и он разозлился. Большой скандал, его выставили за дверь. Он решил, что так этого не оставит.

– Он терпелив. Никогда не видел второго такого терпеливого ублюдка.

– Вот тут он превзошел своего папашу. Выжидает, рассчитывает, готовится. К тому же он знает семью. Как отомстить отцу? Достать его через сына.

– Возьмем в округе Фредерик дело о пожаре.

– Тот же почерк, что и в начальной школе, и в нью-йоркской автомастерской. Пусть это выглядит как дело рук подростков или любителей. Ничего сверхсложного – по крайней мере, на поверхности. Он в этом поднаторел, О'Доннелл. Это его конек.

Умно, умно. Не зря дал маменьке сотовый. Номерок на тот самый случай, если вдруг. Тупая сука. По сто раз приходится ей показывать, как этой гребаной штукой пользоваться. Наш маленький секрет, мамуля. Мы с тобой против всего дерьмовогомира.

Проглотила сразу, как всегда.

Но это окупается. Маленькая шлюшка наконец-то кое-что скумекала! До чего же приятно было заставить ее вспоминать! До чего же сладко!

Теперь все повернется в другую сторону. Все невезенье, все неудачи, все обломы. Теперь все будет по-другому.

Все сгорит, включая маленькую шлюшку. С нее все началось.

Голова у Рины раскалывалась от сведений, теорий и сомнений когда она вошла в «Сирико». «Сирико»… Для нее это было лучшее лекарство от забот трудного дня. А в этот вечер ее ждал дополнительный приз: встреча с Бо.

Она не увидела его, окинув взглядом зал, зато сразу заметила рыженькую… как ее… Мэнди, вспомнила Рина, сидевшую в кабинке с мужчиной лет тридцати. Его светло-каштановые волосы были подстрижены армейским ежиком. Мэнди сделала себе прическу-ретро в стиле хиппи.

Они пили красное вино и сидели рядом, приклеившись друг к другу бедрами, как сиамские близнецы.

Рина также заметила Джона Мингера за одним из двухместных столиков и направилась к нему, на ходу здороваясь со знакомыми.

– Ты именно тот, кого я хотела видеть.

– Удался сегодня креветочный соус.

– Буду иметь в виду. – Рина села напротив него и взмахом руки отослала направившуюся к ней официантку. – У меня есть подвижки.

Он набрал на вилку новую порцию «язычков».

– Мне так и сказали.

Рина на минуту опешила.

– Папа тебе позвонил.

– А ты думала, не позвонит? Почему ты сама не позвонила?

– Я собиралась. Мне нужны ваши уши, ваши мозги, но не здесь и не сейчас. Не могли бы мы встретиться утром? Может, позавтракаем вместе? Нет, лучше приходите прямо ко мне домой. Я приготовлю вам завтрак.

– В котором часу?

– Можете пораньше? В семь?

– Попробую вставить в свое расписание. Ну а пока, может, дашь мне что-нибудь пожевать?

Рина начала было рассказывать, но сразу остановилась. Стоит ей начать, он захочет услышать все. Да она и сама захочет рассказать ему все.

– Пусть поварится эту ночь у меня в котелке, тогда я изложу вам все по порядку.

– Ну, тогда в семь.

– Спасибо.

– Рина. – Джон положил ладонь на ее руку, когда она начала подниматься. – Я должен напоминать тебе, чтобы ты была осторожна?

– Нет. – Рина встала, наклонилась и поцеловала его в щеку. – Нет, не должен.

Она прошла в кухню, чмокнула воздух в сторону Джека, поливавшего сырую лепешку теста томатным соусом, и спросила:

– Ты не видел Бо? Мы с ним должны здесь встретиться.

– Он в разделочной.

Заинтригованная, Рина обогнула прилавок и вошла в разделочную. И замерла на пороге, глядя, как ее отец дает Бо урок по искусству создания пиццы.

– Тесто должно быть эластичным, а то не будет растягиваться, как надо. Дергать нельзя, а то враз дырами пойдет.

– Ясно. Значит, я просто…

Бо взял с одного из смазанных оливковым маслом подносов в охладителе ком теста и начал его месить, а потом раскатывать, вытягивать.

– Так, теперь давай кулаками, как я тебе показывал. Начинай делать форму.

Бо подвел оба кулака под расплющенное тесто, поднял его и начал бережно подбивать снизу, поворачиваясь на месте. «Для первого раза неплохо», – подумала Рина.

– А можно мне его подбросить?

– Уронишь – заплатишь, – предупредил его Гиб.

– Договорились.

Расставив ноги, сосредоточенно прищурившись, с видом человека, собирающегося жонглировать зажженными факелами, решила Рина, Бо подбросил тесто в воздух. Высоковато, по мнению Рины, но он сумел его поймать и, продолжая поворачиваться, снова подбросить.

Такая простодушная улыбка радости расплылась по его лицу, что Рина еле удержалась от смеха. Ей не хотелось прерывать его. Он был похож на мальчишку, только что научившегося кататься на двухколесном велосипеде.

– Это так здорово! Но что мне теперь с ним делать?

– А глаза у тебя на что? – спросил Гиб. – Как, по-твоему, большая лепеха получилась?

– Вроде да. По-моему, нормальная.

– На доску.

– Есть! – Бо шлепнул тесто на доску и рассеянно вытер руки о короткий фартук, завязанный на спине. – Только я бы не сказал, что это лепешка. Она не совсем круглая.

– Но в общем и целом она совсем не плоха. Подравняй ее немного. Обрезки отдай мне.

– Сколько он вывалял на полу, прежде чем сумел вылепить эту? – спросила Рина, входя в разделочную.

Бо, улыбаясь, оглянулся на нее через плечо.

– Я разучил процесс. Две испортил, но ни одной не уронил.

– Он быстро учится, – заметил Гиб, обмениваясь поцелуем с дочерью.

– Кто бы мог подумать, что делать пиццу так сложно? Вот взять хотя бы этот здоровенный миксер. – Бо кивком указал на стоящий в углу промышленный смеситель из нержавеющей стали, используемый для перемешивания муки, дрожжей и воды в больших количествах. – Чтобы поднять этот чан с тестом на прилавок, требуются два здоровых мужика.

– Извини, я много раз его поднимала, хотя я ни капельки не похожа на здорового мужика.

– Вот уж это святая правда. Потом это тесто надо делить, взвешивать, ставить на подносах в охладитель, потом резать, когда оно поднимется. И все это еще до того, как начнешь делать саму пиццу. Никогда больше не буду принимать пиццу как нечто само собой разумеющееся.

– Можешь закончить эту прямо там, в кухне. – Гиб взял доску и вынес ее туда, где Джек освободил место на рабочем столе.

– Только не смотри на меня, – попросил Бо, повернувшись к Рине. – А то меня заклинит. Пойди лучше посиди с Мэнди и Брэдом.

– Ладно. – Она схватила банку содовой из холодильника и ушла в зал.

– Эй! Привет, Рина, это Брэд. Брэд, это Рина. Я с ней познакомилась в один из самых постыдных моментов моей жизни.

– Ну, тогда я буду вести себя солидно для равновесия. Очень рад тебя видеть, Рина. Во плоти после стольких лет рассказов о Девушке Его Мечты.

– Я тоже рада. – Рина отпила содовой и улыбнулась Мэнди. – Когда мне было пятнадцать, я как-то раз бежала в класс и уронила тетрадь. Тетрадь раскрылась, и один парень по имени Чак – высокий, широкоплечий, светлые волосы с выгоревшими прядками, голубые глаза – поднял ее раньше, чем я сама успела. А там половина страниц была исписана нашими именами, или инициалами в сердечке, или просто его именем. Ну, знаешь, как девчонки делают.

– О боже, и он увидел?

– Трудно было не заметить.

– Да, это было ужасно неловко.

– Я думаю, мое лицо вернуло себе нормальный цвет только через месяц. Так что теперь мы на равных.

26

Рина решила, что все сделала правильно. Вечер в «Сирико» – это именно то, что ей было нужно. Ее душа успокоилась, желудок больше не сводили нервные спазмы.

Вечер, проведенный в компании ближайших друзей Бо, оказался интересным и познавательным. «Семья», – подумала она. Эти двое были его семьей. Братом и сестрой, такими же родными, какими были для нее самой ее собственные сестры и брат.

– Мне понравились твои друзья, – сказала она, отпирая свою входную дверь.

– Это очень хорошо. Если бы они тебе не понравились, нам с тобой пришлось бы распрощаться. – Бо шлепнул ее по попке, когда они вошли внутрь. – Нет, серьезно, я рад, что вы трое нашли общий язык. Они мне очень дороги.

– И друг другу тоже.

– Когда ты это поняла? До или после того, как они начали облизывать друг друга?

– До. – Рина потянулась. – Как только вошла. Флюиды похоти.

– Знаешь, я никак не могу к этому привыкнуть.

– Это потому, что ты видишь в них родственников. С тех, самых пор, как вы с Мэнди перестали кувыркаться в постели. Но оттого, что они теперь кувыркаются в постели друг с другом, они не перестали быть твоей семьей.

– Пожалуй, мне лучше какое-то время не думать о постели. – Бо положил ладони ей на плечи, начал растирать ее руки сверху вниз. – Устала?

– Уже не так, как раньше. Я получила подзарядку. – Рина обхватила его за бедра. – Есть идеи насчет того, что мне делать с накопленной энергией?

– Возможно. Давай выйдем во двор. Хочу тебе кое-что показать.

– Ты хочешь показать мне это непременно во дворе? – засмеялась Рина, пока Бо тянул ее за собой. – Вот дитя природы!

– Секс, секс, секс – вот все, о чем способны думать женщины. И за это хвала тебе, господи!

Бо вытащил ее через заднюю дверь на двор.

Полумесяц заливал маленький дворик ярким белым светом. Наспех посаженные Риной цветы взошли и расцвели в горшках. Теплый, немного душноватый воздух был напоен зеленым запахом лета.

И тут она увидела. Под раскидистым кленом висели качели.

– Качели? Ты купил мне качели?

– Купил? Ты меня обижаешь. Надо было мне надеть пояс с инструментами, чтобы ты вспомнила, кто я.

– Ты их сделал?! – Глаза Рины увлажнились, теперь уже она тянула его вперед. – Ты сделал мне качели? Когда же ты успел? Какие красивые! Ой, какие гладкие! – Она провела пальцами по древесине. – Прямо как шелк.

– Сегодня закончил. Это помогло мне отвлечься. Хочешь попробовать?

– Спрашиваешь! – Рина села, раскинула руки на спинке и привела качели в движение. – Это замечательно, это потрясающе! Ты сразу снял еще десять фунтов стресса с моих плеч, Бо! – Она протянула руку. – Ты мой милый.

Он сел рядом с ней.

– Я рад, что тебе понравилось.

– Супер! – Рина опустила голову ему на плечо. – Это сказка. Мой собственный дом, мой собственный двор, теплая июньская ночь. И жутко сексуальный парень сидит рядом со мной на качелях, сделанных его собственными руками. Все, что случилось вчера ночью, кажется каким-то нереальным.

– Наверно, нам обоим надо было от этого отвлечься на несколько часов.

– И ты провел эти часы, делая для меня качели.

– Когда тебе нравится то, что ты делаешь, это не работа.

– Знаю, – кивнула Рина. – Это удовольствие.

– Верно. И, черт побери, похоже, завтра у меня будет новый грузовик. – Его пальцы играли ее волосами. – Твоя мама поедет со мной. Ее брат – представитель фирмы «Додж».

– Хочешь совет? Предоставь действовать ей. – Какие-то из посаженных ею цветов сильно и сладко благоухали ванилью. – Она обгложет цену дяди Сэла до кости. Оттащи ее назад, когда увидишь слезы в его глазах, но не раньше.

– Есть!

– Ты принял потерю с удивительным самообладанием.

– А что же еще мне остается делать?

– Много чего. Ты мог бы закатить скандал, пробить кулаком стену…

– Так потом пришлось бы снова ее заделывать.

Рина весело рассмеялась.

– Ты умеешь владеть собой, Боуэн. Я знаю, что в душе ты огорчен, потрясен, взбешен, но виду не подаешь. Ты не спросил меня, есть ли что-то новое по делу.

– Я решил, что ты сама мне скажешь.

– Обязательно скажу. Сначала мне надо поговорить кое с кем еще, но потом я расскажу тебе все, что смогу. Ты облегчаешь мне жизнь.

– У нас же с тобой роман. А с какой стати я должен усложнять тебе жизнь?

На минуту Рина прижалась лицом к его плечу, вдыхая, впитывая всем телом его волнующее присутствие. Ей стало даже немного страшно: как сильно она его полюбила, как быстро эта любовь угнездилась в ее сердце и захватила все ее существо. Вот и сейчас она чувствовала, как любовь пульсирует в кончиках ее пальцев.

– Судьба, – прошептала она, и ее губы скользнули по его подбородку. – Я думаю, ты моя судьба, Бо. Иначе быть не может.

Повернувшись на качелях, Рина приподнялась и оседлала его, обвила руками его шею.

– Меня это даже немного пугает, – призналась она. – Совсем чуть-чуть. Придает приятную остроту нежному и сладкому чувству. У меня такое ощущение, будто я ждала… – Рина запрокинула голову назад и взглянула на чистый серп луны и россыпь звезд на небе. – Но не так, как ждешь, допустим, автобуса, – продолжала она, снова взглянув ему в лицо. – Не так, как ждешь, что вот автобус придет и отвезет тебя, куда тебе нужно ехать. Нет, мне казалось, будто я сама за рулем, знаю, куда еду, делаю, что хочу. А потом я будто бы подумала: эй, а почему бы не свернуть на эту дорогу? Мне хотелось бы по ней поехать. И тут появился ты.

Бо наклонился и поцеловал ее в ложбинку на шее.

– Я голосовал на дороге?

– Я думаю, ты шел вдоль дороги, и ты тоже знал, куда идешь. Мы решили ехать вместе, сменяя друг друга за рулем. – Рина обхватила ладонями его лицо. – Всего этого не случилось бы, если бы ты увидел только девушку в розовой кофточке, когда увидел меня на другом конце комнаты на той вечеринке.

– Я до сих пор ее вижу, ту девушку. И я вижу, какой она стала. Я с ума схожу по той, какой она стала теперь.

Не отрывая ладоней от его лица, Рина поцеловала его в губы. Поцелуй был глубокий, горячий и влажный.

– Ты сделал пиццу, – мечтательно прошептала она.

– И она оказалась вкусной, несмотря на все шуточки Брэда про несварение и отравление.

– Ты сделал пиццу, – повторила Рина, покрывая поцелуями его виски, щеки, губы и горло. – И ты сделал мне качели. – Она зажала его нижнюю губу зубами, потянула, потом скользнула языком ему в рот, вложив всю себя в этот долгий поцелуй. – Я как раз собираюсь выразить мою искреннюю благодарность.

– А я как раз готов ее принять. – Его голос стал хриплым, руки нетерпеливо скользили по ее телу. – Пойдем в дом.

– М-м-м… нет. Я хочу посмотреть, хорошо ли сколочены эти качели. – Рина стянула с него рубашку через голову и бросила за спину.

– Рина, мы не можем…

Ее губы замерли, руки скользнули между ними и расстегнули пуговицу его джинсов.

– А вот и можем.

Рина укусила его за плечо и одновременно потянула вниз «молнию» джинсов. Чувствуя, как он напрягся, она ухватилась одной рукой за спинку качелей, чтобы не дать ему подняться вместе с ней. Ее глаза возбужденно горели в темноте.

– Успокойся, здесь никого, кроме нас, нет. – Она легонько укусила его за подбородок, упиваясь его вкусом, пока ее губы блуждали по его лицу. – Мы – весь мир. Давай качаться, – прошептала она, подтягивая его руки к своей груди. – Держи меня. Трогай меня.

Теперь Бо уже не смог бы остановиться, даже если бы она его попросила. Он просунул руки ей под рубашку, но этого ему было мало. Он начал сражаться с пуговицами. Ему хотелось взять больше. Он обхватил ее, упиваясь ее сладким вкусом. А качели тем временем тихонько покачивались.

Что-то было колдовское в этом душном воздухе, в движении, в запахе травы, цветов и женщины, натянутой, как струна, готовой и ждущей под его руками.

В этот момент они были целым миром в этой звездной темноте, в напоенном запахами лета воздухе.

Ее кожа, посеребренная луной, вся в ажурных пятнах света и тени, отбрасываемой листвой клена, как будто обволакивала его. Он задрожал всем телом от желания, когда она приподнялась и снова опустилась, окружая его собой.

Тихий, протяжный стон вырвался из груди Рины. Их глаза были полузакрыты, она следила за ним из-под опущенных ресниц, и Бо тоже следил за ней. Они следили друг за другом, пока их губы встречались, и дыхание смешивалось. Наслаждение и возбуждение нарастали, смешивались. Она использовала мягкое покачивание, чтобы довести и его, и себя до вершины. Это был медленный подъем, неспешный и нежный, нежный и неспешный, и спуск с вершины оказался таким же медленным и плавным, они как будто скользили по шелку.

– Ты хорошо работаешь, – прошептала она.

– Честно говоря, большую часть работы проделала ты.

Рина тихонько засмеялась и потерлась носом о его щеку.

– Я имела в виду качели.

К семи утра Рина уже разогревала в духовке хрустящий бекон и варила кофе. На столе уже лежали нарезанные бублики и все, что нужно для омлета.

Она чувствовала себя виноватой, но ей пришлось выставить Бо за дверь в половине седьмого, не дав ему ничего, кроме наспех поджаренного бублика. Но ей необходимо было поговорить с Джоном наедине.

Она уже была полностью одета, даже кобуру нацепила, чтобы бежать на работу сразу по окончании разговора.

Он пришел ровно в семь. Рина знала, что в этом на него можно положиться, впрочем, как и во всем остальном.

– Спасибо. – Она поцеловала его в щеку. – Я знаю, час ранний, но у меня смена с восьми до четырех. О'Доннелл прикроет меня, если я немного опоздаю. Сейчас угощу вас первоклассным омлетом за ваши труды.

– Не стоило так стараться. Мы можем обойтись одним кофе.

– Ни в коем случае. – Рина провела его в кухню. – Я еще раз прокрутила все в голове за ночь, и теперь мне хочется просто выплеснуть все это на вас. – Она налила ему кофе. – Хорошо?

– Выплескивай.

– Это уходит глубоко в прошлое, Джон.

Она рассказывала и готовила омлет. Он не перебивал, дал ей высказать все, как вспомнилось.

«Она движется, как ее мать, – думал Джон. – Плавно, текуче, с грациозными жестами, подчеркивающими речь. А думает, как коп». Он заметил это в ней, когда она еще была ребенком. Логику и наблюдательность.

– Мы проверяем драгоценности. – Рина поставила перед ним тарелку с омлетом и села напротив. Себе она взяла только половинку бублика и одну полоску бекона. – Возможно, они и не из Нью-Йорка, но мы найдем, где он их взял. Было бы здорово, если бы удалось получить под это дело ордер на его арест. Это был глупый ход, и хотя он не глуп, это очень похоже на него. Ему необходимо хвастать, надуваться сознанием собственной значительности. Поджигательство – одно из таких проявлений, – добавила она. – У любого поджигателя частью внутренней мотивации является стремление громко заявить о себе. Для него это дело принципа. «Мой отец это сделал, и я могу. Только еще грандиознее».

– Это еще не все?

– Да. Все эти пожары он устраивал из мести. Если я права. А я верю, что я права, Джон, я верю, что это он. Может быть, он работает вместе с отцом, а может, и в одиночку. Это их месть мне и моей семье, потому что в его глазах мы в ответе за то, что случилось с его отцом.

– Вряд ли он работал только здесь, против тебя. Уж больно он хорош, – заметил Джон. – Слишком хорошо подготовлен, организован, целеустремлен.

– Согласна. Может, он работает на «семью» из Нью-Джерси, а может, он «свободный художник». Он не боится ждать. Конечно, некоторые перерывы объясняются тем, что он отбывал тюремные сроки, но он не боится выжидать, выбирать нужный момент. Он ждал три месяца, когда дядя вышвырнул era из дома, прежде чем в отместку поджечь дом своего двоюродного брата. Это наверняка был он.

– С этим делом я могу тебе помочь. Я знаю людей в округе Фредерик.

– Я на вас рассчитывала. Впрочем, я в вас никогда не сомневалась. Мы заново открываем дело Джоша Болтона. – Рина отпила глоток диетической пепси. – Я уверена, что эта опять окажется он. И я должна пригвоздить его хотя бы за это. За Джоша.

– Только не давай воли чувствам, Рина. Не позволяй себе этого. Иначе ты сыграешь ему на руку.

– Я знаю. Я над этим работаю. Он хочет, чтоб я знала, что это он. Как бы он ни устраивал поджоги, как бы ни маскировал их, как бы ни заметал следы, он хочет, чтобы я знала. Но почему именно сейчас? Зачем он ждал столько лет, почему начал действовать открыто только сейчас? Что-то произошло. Что-то подожгло его запал.

Джон кивнул, отламывая вилкой новый кусок омлета.

– Он держал тебя на своем радаре все это время, он сумел подобраться к тебе незамеченным и стал наносить удары. Может быть, ты сама как-то на него повлияла. Может быть, все дело в том, что ты купила этот дом. Завела роман с соседом.

– Может быть, может быть. – Но Рина покачала головой. – У меня были поворотные моменты в жизни и до сегодняшнего дня. Окончила колледж… а он получил школьный аттестат в тюрьме. Я получила полицейский жетон, а он, насколько нам известно, менял одно случайное место работы на другое. У меня и раньше бывали мужчины, а у него мы не можем найти никаких следов серьезной привязанности. Он не может залезть ко мне в голову и узнать, насколько серьезны были мои чувства к мужчинам, с которыми у меня была связь. Если смотреть со стороны, мои отношения с Люком выглядели серьезно. Да-да, – заторопилась она, опережая Джона, – он взорвал этот чертов «Мерседес», но он тогда мне не позвонил. Он не начал диалога.

– Может быть, все дело во времени. Прошло двадцать лет со времени пожара в «Сирико». Что ни говори, а круглая годовщина – это веха. Надо найти его мотив, это поможет тебе найти его самого. Мы должны его посадить до того, как ему надоест играть в прятки, и он придет за тобой. А ты ведь знаешь, что он за тобой придет, Рина. Ты знаешь, насколько он опасен.

– Я знаю, что он опасен. Я знаю, что он буйный социопат с женоненавистническими склонностями. Он никогда, ни за что не оставит ни одной обиды – реальной или воображаемой – не отомщенной. Но он еще не скоро придет за мной. Игра его слишком сильно возбуждает, делает его исключительным в собственных глазах. Но я допускаю, что он может нанести удар людям, которые мне дороги. И это приводит меня в ужас, Джон. Я боюсь за свою семью, за вас, за Бо.

– И опять ты играешь ему на руку.

– И это я тоже понимаю. Я хороший полицейский. Ведь я хороший полицейский, Джон?

– Ты хороший полицейский.

– За время работы в полиции я большую часть своего времени посвятила расследованию поджогов. Работе с уликами, деталями, наблюдению, психологии, физиологии. Я не уличный коп. – Рина вздохнула. – Могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз мне приходилось обнажать оружие по служебной надобности. Мне ни разу не пришлось из него стрелять. Мне приходилось подавлять сопротивление, но только раз я имела дело с вооруженным подозреваемым. Это было в прошлом месяце. И всю дорогу у меня тряслись руки. У меня был мой девятимиллиметровый, у него – жалкий ножик, но у меня тряслись руки.

– Тебе удалось с ним справится?

– Да. – Рина провела рукой по волосам. – Да, я взяла его. – Она закрыла глаза. – Ладно, я все поняла.

День прошел в рутинных делах. Чтение отчетов, составление отчетов, телефонные звонки, ожидание ответных звонков.

Потом пришло время поработать ногами. Рина отправилась в свой родной район допросить одного из старых дружков Джоуи.

Тони Борелли когда-то был тощим угрюмым юнцом, учился в школе классом старше ее. Его мать, вспомнила Рина, была скандалисткой. Ее излюбленным занятием было, стоя на ступеньках крыльца или высовываясь из окна, орать на своих детей, на соседей, на мужа, иногда на совершенно незнакомых людей, проходивших мимо.

Она умерла от осложнений после инсульта, когда ей было всего сорок восемь лет.

Тони тоже имел немало столкновений с законом. Магазинные кражи, угоны машин без цели присвоения, хранение наркотиков. Когда ему было чуть за двадцать, он отбыл небольшой срок за работу в подпольной мастерской, разбиравшей угнанные машины на запчасти в южном Балтиморе.

Он и сейчас остался тощим – настоящий мешок костей в засаленных джинсах и выцветшей красной футболке. На голове у него сидела серая фирменная кепка с надписью «Автомастерская Стенсона».

Он копался в моторе «Хонды» и вытирал руки большим носовым платком, который когда-то мог быть синим.

– Джоуи Пасторелли? Господи, да я его не видел с тех пор, как мы были детьми.

– В то время вы с ним были неразлучны, Тони.

– Мы были детьми. – Он пожал плечами, продолжая сливать масло из «Хонды». – Да, мы с ним корешились. Считали себя крутой шпаной.

– Вы и были шпаной.

Тони бросил на нее взгляд и криво усмехнулся.

– Да, наверно, были. Это было давно, Рина. – Он покосился на О'Доннелла, который ходил вдоль верстака, словно зачарованный разложенными на нем запчастями и инструментами. – Когда-то же надо взрослеть.

– Я до сих пор дружу со многими одноклассниками. Даже с теми, кто уехал из нашего района. Мы поддерживаем связь.

– Ну, может, у девочек все по-другому. Джоуи уехал в Нью-Йорк, когда нам было… сколько? Лет двенадцать, не больше. Давным-давно.

За разговором Тони продолжал работать, время от времени бросая нервные взгляды на О'Доннелла, заметила Рина.

– У тебя были неприятности с законом, Тони?

– Да, были. Были у меня неприятности! Я даже отсидел. Если ты один раз попал, некоторые люди думают, что ты уже никогда не отмоешься. У меня теперь есть жена. У меня есть ребенок. Есть эта работа. Я хороший механик.

– Профессия, которая помогла тебе найти работу по разборке ворованных машин на запчасти.

– Ради всего святого, мне тогда было двадцать лет! Я заплатил свой долг обществу. Чего тебе от меня надо?

– Я хочу знать, когда ты в последний раз виделся или говорил с Джоуи Пасторелли. Он несколько раз возвращался в Балтимор, Тони. Когда парень возвращается на старое место, он навещает старых друзей. Если ты что-то от меня скрываешь, Тони, если будешь упорствовать, я обещаю тебе неприятности. Мне бы этого не хотелось, но я могу это сделать.

– Это все из-за того, что он тебе надавал, когда мы были детьми. – Тони наставил на нее вымазанный машинным маслом палец. – Я в этом не участвовал. Ничего общего не имею. Я не бью девок… женщин. Ты видала в моем досье, чтоб я когда-нибудь бил женщин?

– Нет. Я ничего не видела в твоем досье насчет насильственных действий, точка. Но я увидела, что ты держал рот на замке, когда тебя взяли за разделку угнанных машин. Ты никого не назвал. Думаешь, это благородство? Думаешь, это верность дружбе, Тони? Мы ищем Джоуи в связи с делом об убийстве. Хочешь стать пособником? Тебе это надо?

– Эй, притормози. Погоди. – Он отступил на шаг, не выпуская из рук разводной ключ. – Убийство? Я не знаю, о чем ты говоришь. Жизнью клянусь.

– Расскажи мне о Джоуи.

– Ну ладно, может, он и заглядывал пару раз. Может, мы попили пивка. Это законом не запрещено.

– Когда? Где?

– Черт! – Тони стянул с себя кепку, и Рина увидела, что волосы у него сильно редеют, образуя на лбу две глубокие залысины и узкий, длинный «вдовий мысок» между ними. – Первый раз, когда он дал о себе знать после пожара, после всей этой чертовни… это было как раз перед тем, как я связался с подпольной мастерской. Он появился, сказал, что у него тут какие-то дела. Сказал, что знает этих парней, если я хочу срубить деньжат. Вот так я с ними и связался.

– Тебя арестовали в девяносто третьем.

– Ну да. Курочил машины примерно с год, потом меня арестовали.

Рина почувствовала, как у нее сжалось сердце.

– Значит, Джоуи втянул тебя в это в девяносто втором?

– Выходит, что так.

– Когда? Весной, летом, зимой?

– О черт, как я могу это помнить?

– А ты вспомни картинку, Тони. Какая погода стояла? Джоуи появляется, столько лет прошло, вы заходите в бар, а может, и не в один. Вы идете пешком? Снег лежит?

– Нет, погода была хорошая, я помню. Я курил травку, слушал по радио какой-то матч. Теперь я вспомнил. В самом начале сезона, но погода была хорошая. Наверно, апрель или май.

В мастерской было жарко, жарко и душно, но пот, выступивший на лице у Тони, был вызван не тяжелыми рабочими условиями.

– Слушай, если он кого-то убил, мне он об этом не говорил. Не скажу, что я сильно удивлюсь, если он это сделал, от него всего можно ждать, но мне он ничего не говорил. – Тони облизнул губы. – Он говорил о тебе.

– Да ну? А что говорил?

– Просто чушь. Спросил, не видел ли я тебя в последнее время. Спросил, не перепадало ли мне от тебя… ну, ты понимаешь.

– Что еще?

– Рина, я был под кайфом. Помню только, что мы несли обычную чушь, и он втравил меня в это подпольное дело. Я отсидел три года, и теперь я чист. С тех пор работаю здесь. Он опять проявился через несколько лет после того, как я вышел.

– В девяносто девятом?

– Да. Я с ним выпил ради старой дружбы. Он мне сказал, что у него закинуто много удочек и он может мне помочь. Но я сказал ему, что мне это не нужно. Он разозлился, и мы немного поцапались. Он меня в бар привез, а тут сел в свою машину и уехал, оставил меня без колес. Я чуть задницу себе не отморозил, пока искал такси, чтоб добраться до дома.

– Было холодно?

– Чертовски холодно. Я поскользнулся на льду, весь зад себе отбил. Но мне повезло: через несколько недель я встретил Трейси. Она еще больше прочистила мне мозги. Она никакой уголовщины не терпит.

– Ей повезло.

– Нет, это мне повезло. И поверь, Рина, я это понимаю. И ценю. В следующий раз, когда увидел Джоуи, я ему прямо сказал, что завязал.

– Когда это было?

Тони стал переминаться с ноги на ногу. – Пару недель назад. Может, три. Он пришел ко мне в дом. Не знаю, как он узнал мой новый адрес. Было уже около полуночи. Он напугал Трейси. Разбудил малышку. Он был пьян, хотел, чтоб я составил ему компанию. Я не пустил его и велел уходить. Ему это не понравилось.

– Он был без машины?

– Нет. Гм… Я постоял на пороге, проследил. Хотел убедиться, что он не вернется. Увидел, как он садится в «Чероки». Черный джип «Чероки».

– Номер не запомнил?

– Извини. Даже не смотрел. – Теперь он мял в руках кепку, но Рина видела, что это не нервная реакция человека с нечистой совестью. Это был страх. – Он напугал мою жену и ребенка. У меня теперь все по-другому. У меня есть семья. Если он убийца, я не хочу, чтобы он приближался к нашему дому.

– Если он опять с тобой свяжется, я хочу об этом знать. Не говори ему, что у нас был с тобой этот разговор. Если сможешь, попробуй узнать, где он остановился, но не нажимай.

– Ты меня пугаешь, Рина.

– Вот и хорошо. Потому что он страшный человек. Если он на тебя разозлится, он будет мстить. Я не шучу, Тони, это чистая правда.

Рина вышла из мастерской вместе с О'Доннеллом, но они остановились и обернулись, когда Тони окликнул ее.

– Есть кое-что еще. Это личное.

– Да, конечно. Я сейчас вернусь, – сказала она О'Доннеллу и вернулась к Тони.

– Он вправду кого-то убил? – встревоженно спросил Тони.

– Мы это расследуем.

– И ты думаешь, он может попытаться что-то сделать Трейси или малышке?

– Месть – его специальность, Тони. Сейчас он, пожалуй, слишком занят, ему не до тебя. Но если мы его не достанем, он сможет найти время. Держись от него подальше, Тони, и свяжись со мной, если он появится.

– Да, я понял. Мне повезло, когда Трейси решила дать мне шанс. Этим я не стану рисковать ни за что на свете. Слушай! – Он опять снял кепку, провел рукой по лысине. – Э-э-э… когда мы были детьми… ну, еще до того, как началась вся эта чертовня с пожаром и все такое… он тебя выслеживал.

– Выслеживал?

– Наблюдал за тобой в школе и на улице. Иногда он по ночам удирал потихоньку из дома и смотрел на твои окна. Иногда даже влезал на дерево у вас на заднем дворе, пытался заглянуть к тебе в спальню. Я иногда ходил с ним.

– Видел что-нибудь интересное, Тони?

Он опустил глаза и уставился на носки своих башмаков.

– Он собирался тебя изнасиловать. Он это не так называл, и я тебе прямо говорю, Рина, я тоже так об этом не думал. Мне было двенадцать лет. Он говорил, что собирается тебя поиметь, хотел, чтоб я тоже поучаствовал. Я ему сказал, что мне это не нужно, и вообще я думал, он просто свистит. А главное, мне казалось, что у него кишка тонка. Но потом, когда все узнали, как он тебя сшиб, я понял, что он задумал. Но я никому ничего не сказал.

– Зато теперь сказал.

Он снова посмотрел на нее.

– У меня маленькая дочка. Как подумаю… Прости. Прости, что я никому ничего не сказал… Надо было давно рассказать, что он тогда задумал. Но я хочу, чтоб ты знала: если он опять здесь появится, я ему не скажу, что ты его ищешь. И я тебе сразу позвоню.

– Ладно, Тони. – Чтобы скрепить уговор, Рина пожала ему руку. – Я рада, что у тебя теперь есть семья. – Это ведь совсем другое дело, когда есть семья.

– Точно. Это совсем другое дело. Рада, что ты это понимаешь.

– У нас есть подтверждение того, что Джоуи Пасторелли был в этом районе, когда погиб Джош, как и тогда, когда подожгли машину Люка. У нас есть подтверждение того, что он был в Балтиморе две-три недели назад.

Рина проводила брифинг для детективов из отдела поджогов и экспертов-криминалистов, Стив тоже присутствовал в качестве пожарного инспектора.

– По показаниям свидетеля, он был за рулем черного джипа «Чероки», когда в последний раз приезжал к Тони Борелли. На имя Джозефа Пасторелли, старшего или младшего, никакой автомобиль не зарегистрирован. Его мать не водит машину. Возможно, он одолжил «Чероки» у кого-то из знакомых, но, скорее всего, джип краденый. Мы сейчас проверяем все отчеты по угнанным «Чероки». Янгер?

Он заерзал на стуле.

– Мы все еще сопоставляем данные, но, похоже, устройство, помещенное в бензобак Гуднайта, идентично тому, которым был взорван «Мерседес» Чамберса шесть лет назад. Петарда, плавающая в чашке, фитиль из тряпок, смоченных бензином. Мы ищем схожий почерк, изымаем дела из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Коннектикута и Пенсильвании. Кроме того, мы вернулись к делу об убийстве Хью Фицджеральда и поджогу его машины в Северной Каролине. А следствие по делу Джошуа Болтона, считавшемуся смертью в результате несчастного случая, открыто заново.

Другой детектив кивком указал на доску, к которой были прикреплены увеличенные портреты из уголовных дел обоих Пасторелли, а также снимки с различных мест преступления.

– Мы исходим из предположения, что этот парень совершал поджоги в течение десяти или больше лет, убил, по меньшей мере, двух человек и ни разу не засветился?

– Совершенно верно, – подтвердила Рина. – Он осторожен, и он свое дело знает. Весьма вероятно, что Карбионелли дают ему крышу в обмен на поджоги по их заказу. И мы считаем – это тоже только предположение, – что до настоящего момента у него не было причин давать мне знать о себе. Что же его сейчас подвигло? Причина до сих пор известна лишь ему одному. Но он постоянно возвращается сюда. Его тянет обратно в Балтимор.

– Причина в тебе, – предположил Стив.

– Пожалуй, – согласилась Рина, – а еще в его отце и в том, что случилось в августе восемьдесят пятого. Он злопамятен и готов ждать сколько угодно долго. До сих пор, как мы знаем, он приезжал, делал свое дело и скрывался. На этот раз он остался и вышел из тени. Он еще позвонит. Он еще что-нибудь подожжет. – Она оглянулась на снимок из уголовного дела. – На этот раз он намерен довести дело до конца.

В конце смены Рина собрала все сделанные по делу записи. Она намеревалась еще поработать, но решила сделать это дома, чтобы ее не отвлекал постоянный шум. И еще она хотела быть дома, когда он опять позвонит.

Удерживая папки одной рукой, она схватила телефон.

– Отдел поджогов, Хейл. Да, спасибо, что перезвонили. Нью-Йорк, – шепнула она О'Доннеллу и положила папки на стол, чтобы освободить руки и записывать. – Да, да, записываю. У вас есть имена пожарного инспектора и следователя поджогам? Детектива по делу об ограблении? Буду вам очень признательна. Я с вами свяжусь.

Рина повесила трубку и повернулась к О'Доннеллу.

– Часы, серьги, масса другого добра украдены из квартиры в Верхнем Ист-Сайде пятнадцатого декабря прошлого года. Жильцов из здания пришлось эвакуировать: начался пожар в одной из квартир. Хозяев в тот момент не было дома. Когда огонь потушили и все жильцы вернулись в здание, эти люди обнаружили, что их квартира ограблена. Наличные, драгоценности, коллекция монет.

– Все компактное, портативное.

– В доме есть швейцар, но в одной из квартир была вечеринка. Был приглашен обслуживающий персонал. Люди входили и выходили: гости, официанты и так далее. Можно было запросто проскользнуть незамеченным, пройти в нужную квартиру, устроить поджог.

– Причина пожара установлена?

– Они обещали завтра прислать копии дел, но суть изложили. Множественные точки возгорания. Хозяйственный шкаф с запасами бытовой химии, диван, кровать.

– Кто поджег, тот и взял.

– Пока никто не арестован, похищенные ценности не найдены. Департамент полиции Нью-Йорка будет признателен за любую помощь в раскрытии дела.

– Услуга за услугу, – сказал О'Доннелл.

27

Прежде чем отправиться домой, Рина решила заглянуть к родителям. Ей давно надо было поговорить с глазу на глаз с матерью.

Она заметила припаркованный у «Сирико» новенький блестящий синий грузовик и без труда сложила два и два. Поставив машину позади него, она быстро обошла грузовик кругом и решила, что Бо добыл себе первоклассные колеса с мощным мотором.

В пиццерии было затишье: для ужина слишком рано, время обеда уже миновало. В кухне командовал Пит, его дочь Роза, приехавшая домой на каникулы, обслуживала столики.

– На заднем дворе! – крикнул ей Пит. – Вся шайка.

– Помощь нужна?

– Пока справляюсь. – Он щедро полил соусом «субмарину»[46] с мясными тефтельками. – Но можешь передать моему парню, что у нас заказ на доставку, так что пусть заносит сюда свою задницу и принимается за работу. Заказ почти готов.

– Есть.

Рина пересекла разделочную и вышла через служебную дверь на задний двор, по которому разбрелась вся ее семья, включая пару кузенов, дядю Ларри, а также Джину с ее матерью и двумя детьми.

Все говорили одновременно, и ее это ничуть не удивило.

Какая-то разметка в виде крестиков была нанесена оранжевой аэрозольной краской на жесткую клочковатую траву двора. Тем не менее ее родители яростно спорили, отец указывал в одну сторону, мать – в другую, а Бо разрывался между ними.

Рина подошла к маленькому столику, за которым сидела Белла, потягивая шипучку.

– Что происходит?

Белла махнула рукой.

– Они измеряют, размечают, спорят. Мама совсем с ума сошла из-за этой своей террасы с летней кухней.

– Почему ты считаешь, что мама сошла с ума?

– Разве им мало работы без летней кухни? Тридцать лет они прикованы к этому месту. Больше тридцати.

Рина села и заглянула в глаза Белле. «Что-то не так, – поняла она. – Что-то происходит».

– Они любят это место.

– Я это знаю, Рина, – раздраженно проговорила Белла. – Но они не становятся моложе. В этом возрасте им следовало бы наслаждаться жизнью, отдыхать, путешествовать – ловить этот чертов момент, или как там это называется, вместо того чтобы искать дела на свою голову.

– Они и наслаждаются жизнью. Для этого им не надо никуда ехать, они работают и каждый день видят, как их труд вознаграждается. И они путешествуют.

– А вот если бы вообще не было никакого «Сирико»? – Белла повернулась на стуле и понизила голос, словно понимая, что произносит нечто кощунственное. – Если бы «Сирико» не было, если бы мама с папой не познакомились такими молодыми, не осели здесь, не приковали себя к этому месту, она могла бы поехать учиться в художественную школу. Она могла стать настоящей художницей. Она бы увидела мир, встретила интересных людей. Она бы что-то сделала, чего-то добилась, прежде чем выскочить замуж и нарожать детей.

– Позволь мне, во-первых, отметить самое очевидное и напомнить, что в таком случае тебя бы здесь не было. А во-вторых, она могла выбрать художественную школу. Она могла выбрать и папу, и художественную школу. Но она выбрала его, это место, эту жизнь.

Рина перевела взгляд на мать. По-прежнему стройная и красивая, с блестящими на солнце волосами, гладко зачесанными назад и стянутыми на затылке, она со смехом что-то доказывала мужу, тыча пальцем ему в грудь.

– И когда я смотрю на нее, Белла, – продолжала Рина, – я не вижу женщину, растратившую свою жизнь понапрасну и полную сожалений. Не вижу женщину, которая бы спрашивала себя, что было бы, если бы…

– Почему я не могу быть такой счастливой, Рина? Почему я не могу просто быть счастливой?

– Я не знаю. Мне жаль, что ты несчастлива.

– Я знаю, ты ходила к Винсу, говорила с ним. Ой, только не надо смотреть на меня глазами полицейского! – нетерпеливо вскричала Белла. – Он рассердился. Но ты сумела его встряхнуть. Он не ожидал, что моя сестренка надает ему по мозгам. Спасибо!

– На здоровье. Это был порыв. Я не могла ему противиться. Но я боялась, что ты будешь недовольна моим вмешательством.

– Вовсе нет. Хотя это ничего не изменило, я не стала бы обижаться за то, что ты вступилась за меня. Нет, он порвал со своей последней любовницей. По крайней мере, насколько я могу судить. Но вряд ли это надолго. Я не знаю. – Белла пожала плечами и вновь бросила взгляд на мать. – Я никогда не буду такой, как мама. Они с папой – команда, и он ее обожает, что бы она ни делала. У меня такого никогда не будет.

– У тебя прекрасные дети, Белла.

– Это правда, – согласилась Белла со слабой улыбкой. – У меня прекрасные дети. Что-то мне неможется.

– Ты думаешь…

Но Белла решительно покачала головой и прервала разговор. К ней подбежал младший сынишка.

– Мама! Можно нам мороженого в стаканчиках? По одному шарику. Бабушка велела спросить тебя. Ну, пожалуйста! Можно?

– Конечно, можно. – Белла погладила сына по голове. – Но только по одному шарику. Я так их люблю, – повернулась она к Рине, когда он убежал с радостным криком. – Я больше не могу об этом говорить. Не говори ничего. – Она вскочила на ноги. – София! Идем, поможешь мне делать порции.

Белла ушла внутрь, младшие дети с радостными воплями устремились за ней наперегонки. София замыкала шествие. Как всегда, надувшись, отметила Рина, но все-таки послушно. В ее возрасте невозможно было отказаться от тайной страсти к мороженому.

– Не понимаю, почему именно я должна ей помогать. Почему всегда я?

– Слушай, что с тобой не так? – удивилась Рина. – Тебя бросают на раздачу? Вот и хорошо. Кто тебе помешает положить в свой стаканчик второй шарик мороженого?

Губы Софии дрогнули.

– Тебе положить, тетя Рина?

– А ты как думаешь? Там есть лимонное. – Рина наклонилась и ущипнула Софию за щеку. – Будь поласковее с мамой. Нет, не закатывай глаза, просто сделай то, о чем я тебя прошу. Двадцать четыре часа доброты. Думаю, ей это сейчас нужно.

Рина поцеловала нежную щечку, которую ущипнула, а потом подошла к своей матери. Бьянка обняла ее.

– Ты как раз вовремя. Твой отец только что понял очевидное: что я была права.

Вместе с матерью Рина стала наблюдать, как Бо, Гиб, Ларри и остальные идут к углу здания. Бо указал куда-то баллончиком с краской, Гиб пожал плечами в ответ. Тогда Бо начал проводить волнистую линию на траве.

– Что он делает? – спросила Рина.

– Воплощает мою идею прохода от угла. Люди смогут прямо с тротуара перед домом завернуть за угол и зайти на мою летнюю веранду. Может, им не хочется идти через ресторан, как сейчас, если им нужен столик на свежем воздухе. Может, они вышли на прогулку, услышали музыку…

– Музыку?

– Я установлю динамики. И фонарики вдоль дорожки. И высокие горшки с цветами. – Бьянка шлепнула себя ладонями по бедрам. Это был жест довольной собой женщины, знающей, как настоять на своем. – Декоративные деревья. Лимонные деревья. Вон в том дальнем углу. Маленькая игровая площадка, чтобы детям не было скучно. И еще…

– Мама! – Рина со смехом прижала пальцы к вискам. – У меня голова кружится от твоих идей!

– Это хороший план.

– Да, это хороший план. Масштабный.

– Мне нравится мыслить масштабно. – Бьянка с улыбкой следила, как Бо что-то объясняет Гибу, загибая пальцы, а Гиб хмурится в ответ. – Мне нравится твой Бо. Мы сегодня от души повеселились. Я довела дядю Сэла до слез, и это было так смешно! А Бо купил мне гортензию.

– Он… он купил тебе куст?

– И посадил его для меня. Если ты за него не выйдешь, я его усыновлю. Так или иначе, я его не отпущу.

Дети с криками выбежали на задний двор с вафельными стаканчиками, к Рине подошла Джина со своей матерью, Бо перехватил ее взгляд и улыбнулся ей.

Она поняла, что сейчас не время для серьезного разговора о поджоге и убийстве.

Рина не могла остаться, хотя ее объяснения по поводу того, что ей необходимо вернуться домой, были встречены возгласами протеста.

– Я хочу наметить для твоих родителей как можно более подробный план, – объяснил ей Бо. – Пусть они за вечер его обсудят, я хочу, чтобы они точно знали, чего хотят. Если ты подождешь полчаса, я поеду с тобой.

– У тебя есть своя тачка. Большая и крутая. Я должна перечитать некоторые дела. Что мне сейчас действительно нужно, так это час тишины. Хочу кое-что обдумать.

– Хочешь, я принесу тебе что-нибудь на ужин?

– Было бы здорово. Все, что угодно. Попробуй меня удивить.

Сандер подошел к ней, пока она с любопытством разглядывала дорожку между двумя волнистыми оранжевыми линиями.

– Я тебе все покажу.

Он дернул ее за волосы по старой, еще детской привычке. Она привычным жестом ткнула его локтем в бок.

– Давай я провожу тебя домой, – начал он, – посижу с тобой немного. Нам с тобой никогда не удается…

– Нет, мне надо работать. И мне вовсе не нужно, чтобы мой ненаглядный братик разыгрывал из себя моего телохранителя.

– Я выше тебя ростом и сильнее.

– Совсем чуть-чуть.

– А это означает, что я не только твой братик, но прежде всего мужчина! Но дело не в этом. Катарина, он может прийти к тебе в дом.

– Да, может. Он знает, где я живу. Я к этому готова, Сандер. Я не могу обзавестись телохранителем на круглые сутки. Я хочу, чтобы ты сам был осторожен. – Рина повернулась к нему и положила руки ему на плечи. – Джоуи Пасторелли. Если я права, он хочет отомстить. Ты почти на три года младше, но ты схватился с ним и заставил его отступить. Могу поклясться, он этого не забыл. Я хочу, чтобы ты был осторожен, позаботился о своей жене и о малыше. Не беспокойся обо мне, и мне не придется беспокоиться о тебе. Договорились?

– Если сукин сын хоть близко подойдет к Ань и Дилану…

– Вот именно. – Их взгляды встретились. – Не спускай с них глаз. Вы с Джеком должны приглядывать за Фрэн и Беллой, за детьми, за мамой и папой. Я договорилась о дополнительных патрулях, но никто не знает наш район, как мы его знаем, никто его не чувствует так, как мы. Если что-нибудь вызовет у тебя подозрения, немедленно звони мне. Обещай.

– Тебе даже просить об этом не нужно.

– Жарко, – заметила Рина, помолчав. – Будет жаркая ночь. Наступает настоящее лето.

Она села в машину и поехала домой. Но, доехав до дома, она не вышла из машины. Сидя за рулем, она принялась изучать дом, улицу, квартал. Она уже познакомилась со многими соседями, живущими бок о бок с ней. Она знала этих людей всю свою жизнь. Она знала это место, она сама его выбрала, потому что хотела здесь поселиться. Она могла бы поздороваться с дюжиной людей, знавших ее по имени.

Теперь ни она, ни они не были в безопасности.

Собрав папки с бумагами, Рина вышла из машины и заперла ее. Машина была испещрена царапинами и вмятинами, следами взрыва, напоминавшими о том, что стало с грузовиком Бо.

«Сколько времени ему понадобится, чтобы поджечь мою машину? – подумала Рина. – Две минуты? Три? Он мог бы это сделать, пока я сплю или спускаюсь по лестнице, готовлю завтрак».

Но это был бы всего лишь мелкий укол. Рина понимала, что на этот раз он захочет подняться на ступень повыше.

Она подошла к своей двери и приветственно помахала Мэри Кэт Леони, соседке, которая мыла мраморные ступени своего крыльца через три дома от нее. Жизнь шла своим чередом, люди занимались повседневными делами: мыли ступеньки, обслуживали столики, ели мороженое в вафельных стаканчиках.

Рина отперла дверь, положила папки. И вынула из кобуры пистолет. Что бы она ни говорила – другим или самой себе – о том, что она справится с ситуацией, что ей нужен час тишины и одиночества, она была настолько встревожена, что совершила полный обход дома. С оружием в руках.

Все проверив, хотя и не успокоившись, Рина спустилась вниз, взяла папки и выпила холодной кока-колы. Пора воспользоваться кабинетом, который она только начала устраивать на третьем этаже. Пора заняться тем, что ей удавалось лучше всего: упорядочивать, изучать и анализировать.

Она включила компьютер, а пока он загружался, повернулась к доске на мольберте, которую втащила наверх вскоре после переезда. Из принесенных папок она вынула некоторые фотографии, газетные вырезки, копии отчетов. Затем она вывела на экран и распечатала копии фотографий и отчетов из своего компьютера.

Когда все было устроено, Рина отошла назад и оглядела доску. Потом она села за компьютер и принялась составлять список событий, начиная с того далекого дня в августе, когда ей было одиннадцать лет.

Ей потребовалось больше часа, но она не замечала бега времени. Когда зазвонил телефон, она была так глубоко погружена в прошлое, что совершенно забыла о настоящем. Рина выругалась и чуть было не схватила трубку по рассеянности, но вовремя спохватилась и, подтянув к себе аппарат, взглянула на определитель.

Она дала телефону прозвонить еще раз. Прекрасно зная, что ее телефон прослушивается и что где-то сидит коп с записывающим и пеленгующим оборудованием, она все-таки включила свой собственный магнитофон, прежде чем ответить.

– Привет, Джоуи.

– Привет, Рина. Долго же ты соображала.

– Ну, я не знаю. По-моему, я справилась совсем неплохо, если учесть, что я двадцать лет о тебе не вспоминала.

– Зато теперь ты обо мне думаешь.

– Конечно. Вспоминаю, какой ты был тощей задницей, когда жил на нашей улице. Похоже, теперь ты стал большой задницей.

– Всегда у тебя язык был без костей. Ничего, скоро я заставлю этот язык поработать на себя.

– В чем дело, Джоуи? Не можешь найти себе женщину? До сих пор бьешь их и насилуешь?

– Скоро узнаешь. Нам с тобой предстоит уладить много дел. Есть еще сюрприз для тебя. Специально для тебя выбрал.

– А может, хватит этого дерьма, Джоуи? Почему бы нам не встретиться? Скажи, где, скажи, когда, и мы перейдем прямо к делу.

– Ты всегда за дурака меня держала, всегда думала, что я не стою тебя и твоей святой семейки. Все печете паршивую пиццу?

– Ну, нет, Джоуи, это ты загнул. Пицца «Сирико» совсем не паршивая. Давай встретимся там, я куплю тебе большую порцию – сам убедишься.

– Жаль, твой теперешний хахаль не сидел в кабине, когда его грузовик взлетел на воздух.

Теперь его дыхание участилось, он явственно пыхтел в трубку. «Достала я его», – подумала Рина. У нее было такое чувство, будто она тыкала палкой в свернувшуюся кобру.

– Может, в следующий раз. А может, у него будет несчастный случай дома, в постели. Всякое дерьмо на свете бывает, верно? От него несло жареной свиньей, пока он горел. Твой первый. Помнишь его, Рина? А простыни пахли тобой. Ты на них кончала, а я их взял, чтоб его поджечь.

– Сукин сын! – прошипела Рина. – Сукин ты сын!

Он засмеялся, и его голос упал до шепота.

– Этой ночью кое-кто сгорит.

Бо провел в «Сирико» не час, а почти два. Ему предстояла на редкость интересная работа. Кроме того, не меньше шести человек подошли к нему с вопросами о ремонте, переделке, изготовлении корпусной мебели, пока он делал замеры во дворе. А в ресторане он роздал с десяток визитных карточек, прежде чем получил заказанного цыпленка с «Пармезаном» на вынос.

Если хотя бы треть из них действительно позвонит и закажет работу, ему придется всерьез задуматься о наемном помощнике на полную ставку.

Большой прогресс. Раньше он подумывал только о помощнике на неполную ставку или просто рекрутировал Брэда, когда работа была не по силам одному или его поджимало время.

Теперь ему предстояло брать на себя обязательства, регулярно выписывать кому-то платежный чек. Кто-то будет зависеть от него, ждать этого чека. Каждую неделю. А ведь еще недавно он работал один и был вполне доволен жизнью.

Безусловно, сначала надо будет все хорошенько обдумать.

Бо провел ладонью по капоту грузовика, пока обходил его. Отличная машина, признал он. И он получил ее по смехотворной цене. Он ничего подобного не ожидал.

Но, разрази его гром, ему будет не хватать его верного старого коня.

Он вынул из кармана ключи, огляделся по сторонам, взглянул на другую сторону улицы и вдруг услышал пронзительный подзывающий свист. Бо увидел мужчину. Тот стоял, сунув руки в карманы. Бейсболка, джинсы, черные очки, застывшая ухмылка. Было в нем что-то знакомое, до того знакомое, что Бо приветственно поднял руку с ключами.

И тут он вспомнил. Это был тот самый парень, который покупал цветы в супермаркете. Розы, чтобы выбраться из собачьей конуры.

– Эй! – окликнул его Бо, открывая дверцу грузовика. – Как дела?

Не меняя скалящейся ухмылки, мужчина подошел к машине и сел в нее. Он опустил оконное стекло, выглянул и изобразил пальцами выстрел из пистолета. Бо услышал, как он сказал «Бац!», проезжая мимо.

– Псих!

Покачав головой, Бо положил на пассажирское сиденье пакет с цыпленком, а сам сел за руль. Он еще раз огляделся по сторонам, развернулся и поехал к Рине.

Он отпер дверь своим ключом, окликнул ее, чтобы дать ей знать, что он вернулся, потом отнес пакет в кухню. От него пахло потом, и он решил, что первым делом он отправится в душ. Что ж, он зайдет домой, примет душ и захватит эскизы, сделанные для Рины. Они посмотрят их вместе, это ненадолго отвлечет их обоих от неприятных мыслей.

Бо вышел из кухни и начал подниматься по лестнице, вновь окликая Рину.

– Эй, твой охотник пришел с добычей! Заскочу к себе на минутку, приму душ и… Похоже, я говорю сам с собой, – заключил он, увидев, что и в спальне ее нет.

Тут до него донесся звук открываемой двери где-то наверху, и он поднялся на третий этаж.

– Слушай, Рина, почему люди вроде нас с тобой покупают дома, где приходится лазать по… Эй, в чем дело?

Она стояла у самой двери, ведущей, как он знал, в маленькую ванную. Ее лицо было белым, как полотно.

– Тебе надо сесть. – Рина покачала головой, но Бо не стал ее слушать. Он подхватил ее под обе руки, оторвал от пола и перенес обратно в кабинет. – Он опять звонил?

На этот раз она кивнула.

– Мне нужна одна минута.

– Я принесу тебе воды.

– Не надо, я уже попила. Да, он опять звонил, и он меня достал. Я контролировала ситуацию, я нажимала на кнопки, а потом он добрался до меня, и я не выдержала.

После звонка Джоуи у нее еле хватило сил позвонить О'Доннеллу. Потом ее замутило, и она еле успела добежать до ванной. Ее вырвало.

– Я видела, как ты подъехал.

Когда он подъехал, она стояла у окна в ванной, высунув голову наружу и стараясь отдышаться.

– Что он сказал?

Рина предпочла не повторять, что он сказал. Вместо этого она указала на магнитофон.

– Включи. Тебе следует самому это услышать.

Пока Бо слушал, Рина подошла к окну и открыла его.

– Ты на это не подписывался, – прокомментировала она, старательно держась к нему спиной, когда запись кончилась.

– Нет, не подписывался.

– Никто не подумает о тебе плохо, если ты решишь держаться от всего этого подальше, Бо. Он попытается достать и тебя, если сумеет. Он тебе уже навредил.

– Значит, ты не будешь возражать, если я уеду на пару недель? Может, поеду на экскурсию по национальным паркам или слетаю на Ямайку, займусь подводным плаванием.

– Нет, не буду.

– Ты же серьезная девушка, католичка. Тебе придется пойти на исповедь и покаяться в такой наглой, беспардонной лжи.

– Это не ложь.

– Ну, тогда ты довольно низкого мнения о мужчинах.

– Дело не в том, какого я мнения о мужчинах. – Рина нетерпеливым жестом закрыла окно. – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Мне страшно.

– Мне тоже.

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я хочу выйти за тебя замуж.

Бо заметно растерялся:

– Черт! Вот это да. Я не знал, что в этой комнате идет бомбежка. Пожалуй, я сяду, пока что-нибудь не врезалось мне в голову.

– А ты что думал, Гуднайт? Я действительно серьезная девушка и католичка. Посмотри на мою семью, посмотри на меня. Думаешь, я захочу чего-то другого, когда я наконец нашла человека, с которым мне хорошо, которого я люблю и уважаю?

– Я не знаю. Не знаю. Сам институт брака, скажем так, не является чем-то…

– Для меня он является священным. Брачные клятвы священны, и ты единственный мужчина, которому я готова их дать.

– Я… я… Приехали! Я уже начал заикаться. Похоже, что-то все-таки врезалось мне в голову.

– Меня не волновало, выйду я замуж или нет, будут у меня дети или нет, потому что не было человека, за которого я хотела бы выйти замуж и завести детей. Ты это изменил, и теперь тебе придется иметь дело с последствиями.

– Может, ты хочешь меня напугать, чтобы я на самом деле поехал смотреть национальные парки?

Рина подошла к нему, обхватила его лицо руками и крепко поцеловала.

– Я люблю тебя.

– О боже, боже.

– Скажи: «Я тоже тебя люблю, Рина». Если ты на самом деле меня любишь.

– Я на самом деле тебя люблю.

Бо не сводил с нее глаз. Увидев в них испуг, Рина улыбнулась.

– Просто я… я так и не дошел до этой части плана в своей голове. Понимаешь, у меня был план. Первый этап: «Нам хорошо друг с другом». Несмотря на поджоги и членовредительство. Второй этап: «Может, нам стоит съехаться и жить вместе?» Ну а потом третий этап: «Что нам дальше делать?»

– Со мной это не пройдет. Мне тридцать один год. Я хочу детей, я хочу, чтобы их отцом был ты. Я хочу, чтобы у нас была общая жизнь, наша жизнь. Однажды ты мне сказал: «Я понял, потому что музыка вдруг смолкла». Теперь я тебе скажу: «Я поняла, потому что музыка вдруг зазвучала». Можешь не спешить. – Рина еще раз поцеловала его. – Подумай об этом. Спешки нет. Сейчас и без того слишком много всего происходит.

– Слишком много всего происходит, это правда…

– Я все равно вышла бы за тебя замуж, даже если бы ты уехал на время куда-нибудь подальше.

– Никуда я не поеду. И я не представляю, как бы ты могла… – Бо так и не сумел произнести страшные слова «выйти замуж». – Как бы ты могла всерьез относиться к человеку, готовому тебя бросить, чтобы спасти собственную шкуру.

– Твоя шкура мне очень дорога. – Рина вздохнула. – Ладно, все эти посторонние разговоры помогли мне немного успокоиться. Вернемся к главному. Мы его поймаем. Может, не успеем остановить, что он там задумал на сегодняшнюю ночь или на завтрашнюю, но в конце концов мы его возьмем.

– Я рад, что ты веришь в свои силы.

– Я верю, что добро побеждает зло. Особенно если добро не сидит сложа руки в борьбе со злом. Точно так же я верю в святость брачных уз и в красоту бейсбола. Для меня это истины, Бо. Незыблемые и неоспоримые. – Рина отвернулась. – Он знает меня лучше, чем я его, в этом его преимущество. Он изучал меня годами, он знает все мои слабости. Но я быстро учусь. Я хочу знать: почему сейчас? Почему именно сейчас он решил, что может или должен дать мне знать, кто он такой, что он сделал? У него на хвосте сидят копы по всему Восточному побережью. Он мог бы изъять меня из обращения давным-давно, и никто не узнал бы, кто и почему это сделал.

– Но тогда это не имело бы такого значения. Он не имел бы такого значения.

– Да, отчасти именно по этой причине. Он хочет произвести большой шум, он готовился к этому двадцать лет. Боже, что за человек может двадцать лет сходить с ума из-за женщины? Я этого не понимаю.

– А я понимаю. – Бо не двинулся с места, когда она стремительно повернулась. – Это не одно и то же, но я знаю, каково это – когда кто-то забирается к тебе внутрь и сидит там вопреки всем доводам разума. Для меня это было чудо. Для него это психоз. Но в каком-то смысле для нас обоих это была некая фантазия. Мечта. Только она развивалась в противоположных направлениях.

Рина задумалась, изучила доску.

– Его фантазия коренится в детстве. В нашем с ним детстве? Изнасилование не имеет отношения к сексу. Это власть и порабощение. Он нацелился на меня, зациклился на мне, пытался меня изнасиловать, но дело было не столько во мне, сколько в том, кем я была. Младшей и, вероятно, избалованной дочерью в семействе Хейл.

Рина перешла на другое место, словно хотела взглянуть на доску под каким-то новым углом.

– «Святая семейка», – вот как он нас назвал. Мы были счастливы, нас все уважали, у нас было много друзей. У него отец уголовник, в семье царило насилие, их все чурались, он был единственным ребенком. Таких семей, как наша, в округе было много, но мы были больше на виду из-за «Сирико». Нас все знали. А их, по сути, никто не знал. Я была ближе всех к нему по возрасту. Его отец избивал мать, от отца он и научился жестокости с женщинами. Но мало того что его попытка взять власть надо мной, изнасиловать меня была подавлена – да не кем-нибудь, а моим младшим братом! – ее последствия роковым образом повлияли на всю его дальнейшую жизнь. И он убежден, что все случилось по моей вине. Рина снова обошла доску.

– Но это не объясняет того, почему он раскрыл себя сейчас и чего ждать дальше. Он социопат. Бессовестный, но своекорыстный. И мстительный. Когда его достают, он не спешит отвечать, он сжигает. Что-то его подстегнуло. Что-то вызвало эту реакцию. Что-то заставило его вернуться сюда и дать мне знать, кто он такой.

Бо давно уже ее не слушал. Он поднялся, подошел к доске и ее последние слова воспринимал как монотонное жужжание.

– Это он? Это Пасторелли?

– Да, младший.

– Я его видел! Дважды. Я видел его дважды. В первый раз он стоял совсем рядом со мной, как ты сейчас.

– Где? – Рина не верила своим ушам. – Когда?

– В первый раз это было в субботу, как раз перед семейным ужином. Я закончил работу у одной клиентки и поехал в ближайший супермаркет купить цветов для твоей матери. Он стоял рядом со мной. Черт, какой же я дурак!

– Прекрати! Расскажи мне, что случилось. Он говорил с тобой?

– Да.

Его руки сами собой сжались в кулаки. Он постарался вспомнить все в подробностях и добросовестно рассказал ей все, что вспомнил.

– Сукин сын купил красные розы.

– Он следил за тобой. Наблюдал не спеша, времени не жалел. От дома клиентки к супермаркету. Ему понравилось говорить с тобой. Пари держу, он словил кайф. Он почувствовал свою силу, свою власть.

Рина нашла среди своих бумаг карту города и прикрепила ее к своей пробковой доске.

– Покажи мне, где дом клиентки, где супермаркет. – Рина взяла цветные кнопки, пометила красными две указанные им точки. – Очень хорошо. Дай-ка я отмечу, где еще он был, насколько нам известно. – Она воткнула еще одну красную кнопку в карту там, где жил Тони Борелли. – Где ты видел его во второй раз?

– Минут двадцать назад, – сказал ей Бо. – Напротив «Сирико».

Рина чуть не опрокинула коробку с кнопками.

– Он шел в «Сирико»?

– Нет. – Бо схватил ее за плечо. – Он уехал. Он был на другой стороне улицы, немного наискосок от меня. Когда понял, что я его заметил и узнал, он сел в свою машину.

– Марка, модель?

– Гм… – Бо пришлось закрыть глаза, чтобы воскресить в памяти всю сцену. – «Тойота». Полноприводная, как мне кажется. Темно-синяя, а может, черная. Рискуя подорвать свой мужской авторитет, признаюсь все-таки, что я не могу перечислить все марки и модели машин, курсирующих по улицам. Я узнал эту, потому что встречался с девушкой, у которой была такая машина. Ну, как бы то ни было, я ему помахал, ну, как обычно бывает, когда встречаешь знакомого. Он проехал мимо и показал мне вот это в окно. – Бо изобразил выстрел большим и указательным пальцами. – Сказал «Бац!» и уехал.

– Упрямый ублюдок. – У Рины в горле пересохло при мысли о том, что в руке у Джоуи мог быть настоящий пистолет. – Должно быть, он стоял перед своим прежним домом и наблюдал за нашей лавочкой. Он сказал, что у него для меня запланирован еще один сюрприз на эту ночь. Он глуп, если думает, что я дам ему хоть один шанс поджечь «Сирико». – Она яростно воткнула кнопку в карту. Вспышка гнева помогла ей немного успокоиться. – Мне надо сделать несколько звонков.

28

Полицейская засада была размещена напротив «Сирико» для наблюдения за пиццерией и квартирой наверху. Еще двое копов наслаждались гостеприимством ее родителей, другие следили за домом Фрэн. И, несмотря на возражения Винса, уверявшего, что у него охранная система последней модели, Рина послала людей и к нему.

– Он может выбрать любого из нас. Или никого. – Она прошлась по гостиной, остановилась и опять посмотрела на карту. – Но где-то он этой ночью зажжет спичку.

Бо по ее просьбе стащил доску вниз по лестнице. Попытка хотя бы символически отделить личную жизнь от работы бесславно провалилась. На какое-то время ее работа стала ее жизнью.

У нее в кармане зазвонил сотовый телефон. Рина выхватил его.

– Хейл. Одну минуту! – Она схватила блокнот. – Давайте! – Она начала строчить. – Да, да, понятно. Мы должны проверить долгосрочную стоянку БВИ.[47] Самое подходящее место, где можно бросить одну машину и взять другую. Отлично! Спасибо!

Сунув телефон обратно в карман, Рина вернулась к доске и пометила желтой кнопкой аэропорт.

– Семья только что вернулась из большого путешествия по Европе. Из Кеннеди[48] добрались рейсовым автобусом до долгосрочной стоянки и обнаружили, что их джипа «Чероки» нет на месте. Он угнал машину, чтобы совершить бросок на юг. Навестил старого приятеля, а тот дал ему от ворот поворот. Может, он пользовался машиной еще какое-то время. Они не могли так быстро отследить машину до самого Мэриленда. Потом он поехал в БВИ, а может, в Даллес, может в Национальный,[49] но, скорее всего, в БВИ, – бросил эту, взял другую и уехал. Любит внедорожники. Полно места, куда можно спрятать все свои игрушки.

– Я пойду к себе, приму душ. Сегодня было жарко.

Рина повернулась к нему.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что пойду к себе и приму душ.

– А ты не мог бы принять душ здесь? Ты что, кино не смотришь? Убийца всегда вламывается в дом, пока принимаешь душ. Вспомни, что случилось с Дженет Ли в «Психозе».[50]

– Дженет Ли – женщина.

– Не имеет значения. Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты принял душ здесь. У тебя тут есть чистая рубашка.

– Моя рубашка? Здесь?

– Да, я ее постирала. Так что сделай мне одолжение, хорошо?

– Хорошо. – Бо положил руки ей на плечи и сразу понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что кто-то напряжен, как туго закрученная пружина. – Наверно, нет смысла просить тебя хоть немного расслабиться?

– Ни малейшего.

– Ну, тогда я пошел принимать душ. Слушай, если сюда ворвется какой-нибудь псих с ножом, наряженный в платье своей мамаши, держи его на расстоянии, пока я не натяну штаны.

– Договорились.

Оставшись одна, Рина пошла на кухню и взяла бутылку воды. Она выпила слишком много кофе и решила, что надо промыть организм. В кухне она увидела на столе принесенный им пакет с цыпленком. Нет, расслабиться она не могла, но она умела быть благодарной. Она возблагодарила бога за то, что есть на свете кто-то, столь идеально вписавшийся в ее жизнь.

Она, безусловно, выйдет за него замуж, решила Рина, вынимая из пакета пластиковые контейнеры. Пусть подергается на крючке какое-то время, – имеет право! – но в конце концов она подсечет его и выдернет из воды.

Рина засмеялась, вспомнив, как покупала красные туфли, а Джина сказала ей, что выходит замуж за Стива, только он об этом еще не знает.

Столько лет спустя она наконец поняла свою подругу.

Рина положила цыпленка разогреваться в духовку. Надо поесть, это подкрепит ее силы. Нельзя держаться на одних нервах.

Взяв бутылку воды, Рина вернулась в гостиную.

– Где же ты, Джоуи? – спросила она вслух. – Где ты час?

«Они ищут там, мы действуем здесь. Дело не только в том, чтобы правильно выбрать время. Надо все правильно спланировать».

Да уж, теперь она точно нервничает. Думает, он придет за ее мамочкой и папочкой.

Придет, но не сейчас.

Приятное местечко, Феллз-Пойнт. А будет еще лучше. Когда начнет гореть.

Копы такие тупые. Сколько раз он это доказывал? Может, они и подцепили его пару раз, но тогда он был моложе. И потом, он многому научился. В тюрьме многому можно научиться. Времени полно. Можно думать, прикидывать, планировать, читать.

В тюрьме он усовершенствовал свои компьютерные навыки. Нет ничего полезнее в сегодняшнем мире, чем прочные компьютерные навыки. Взлом, поиск, клонирование телефонов.

Или установление адреса вдовы некоего копа.

Жаль, что второй переехал во Флориду. Как-нибудь на днях он и с этим разберется, но было бы так приятно взять сразу обоих ублюдков, которые тогда увели его отца. Вытащили человека из его собственного дома, унизили его.

Унизили их обоих.

И неважно, что второй ублюдок уже убрался на тот свет. Вполне сгодится и его вдова.

Джоуи оставил свою машину – и на этот раз тоже «Чероки» – в квартале к югу и двинулся вперед по тротуару решительным шагом, как человек, которого ждут дела.

Он все еще был в джинсах, но надел синюю рубашку с воротничком на пуговичках, рукава которой закатал выше локтя. На нем были кроссовки и черная бейсболка полевого игрока команды «Иволги». За спиной у него был маленький рюкзачок, в руке он нес коробку лощеного белого картона от цветочника.

Она жила одна, миссис Томас ублюдок Умберио, для друзей Деб. Ее дочь жила в Сиэтле, значит, вне зоны игрового времени. Ее сын жил в Роквилле. Будь это ближе к Балтимору, подумал Джоуи, он взял бы сына вместо вдовы. Но он решил поставить шоу в родном городе, придется этим ограничиться. Он знал, что Деб пятьдесят шесть лет, что она преподает в средней школе математику, ездит на «Хонде» 1997 года, ходит в какой-то бабский спортзал три раза в неделю после школы и задергивает занавески в спальне, как правило, в десять вечера.

Может, чтобы без помех заниматься мастурбацией, подумал Джоуи, входя в многоквартирный дом. На четвертый этаж он предпочел подняться по лестнице, а не на лифте.

На каждом этаже было по четыре квартиры. Он уже все разведал. Волноваться особенно не о чем. Пара старых болванов из квартиры напротив каждую среду довольно рано уходят ужинать в ресторан.

«Полезно делать домашнюю работу, да, учитель?» – подумал Джоуи и с улыбкой позвонил в дверь Деборы Умберио.

Она открыла дверь, не снимая цепочки, поэтому он увидел ее только в щель: темные волосы, лицо типичной училки, настороженные глаза.

– Дебора Умберио?

– Да, это я.

– У меня для вас цветы.

– Цветы? – Ее щеки порозовели. Женщины так предсказуемы. – Кто посылает мне цветы?

– Э-э-э… – Он повернул коробку, сделал вид, что читает надпись на боковой стороне. – Шарон Макмастерс, Сиэтл.

– Это моя дочь. Вот это сюрприз. Подождите минутку. – Она закрыла дверь, сняла цепочку и снова открыла. – Какой приятный сюрприз, – повторила она и потянулась за коробкой.

Он врезал ей правым кулаком по лицу. Она рухнула навзничь, а он тем временем проскользнул в квартиру, защелкнул замок, поставил на место цепочку.

– В самом деле приятный, – сказал Джоуи.

Дел у него было по горло. Перетащить ее в спальню, раздеть догола, привязать, всунуть кляп. Она вырубилась начисто, но он врезал ей по новой, чтобы оставалась в отключке еще какое-то время.

В этот вечер занавески в спальне задернулись немного раньше обычного, но он решил, что вряд ли кто-нибудь заметит. А если кто и заметит, всем начхать.

Он не выключил телевизор. У нее был включен канал «Дискавери» – это ж надо! – пока она возилась в кухне.

Похоже, она готовила себе салат. Жарить-шкварить ей лень, решил Джоуи, обшарив ее холодильник. Ну, ничего, скоро кое-что будет жариться.

Он нашел бутылку белого вина. Дешевое дерьмо, но иногда приходится мириться с тем, что есть.

Он научился ценить тонкие вина, пока работал на Карбионелли. Он чертовски многому научился, пока работал на Карбионнелли. Он пил вино, заедая его сваренными вкрутую яйцами, которые она приготовила для салата. В рюкзаке у него были хирургические перчатки, но он больше не беспокоился об отпечатках.

Они уже прошли этот этап игры.

Джоуи обыскал ее шкафы, порылся в морозильнике. Нашел несколько упаковок замороженного ужина. Поначалу он взглянул на них с отвращением, но картинка на коробке с рубленым бифштексом и картофельным пюре была вполне аппетитная.

Он сунул ее в духовку, залил майонезом салат.

Пока разогревался ужин, он стал переключать каналы. Черт, неужели тупая сука не могла подписаться на кабельные каналы? «Фактор риска» кончился, началось «Колесо фортуны», пока он ел рубленый бифштекс с картофельным пюре.

Да, дел у него было полно, но и времени полно, чтобы их все переделать. До него донесся тихий приглушенный стон из спальни. Не обращая на него внимания, Джоуи выпил еще вина под «Колесо фортуны».

– Ну ты, задница, давай гласную!

У него в голове вдруг живо всплыло детское воспоминание о том, как отец, откинувшись в кресле в гостиной, попивает пиво и говорит кому-то незнакомому мужчине в телевизоре эти самые слова: «Ну ты, задница, давай гласную!»

Это воспоминание подбросило его, как пружина, ярость в нем разгорелась с неистовой силой. Ему хотелось врезать по экрану кулаком, пробить его ногой. Он уже готов был так и сделать, распираемый бешенством.

«Ну ты, задница, давай гласную!» – говорил отец и иногда, иногда улыбался сыну широкой улыбкой.

– Когда же ты попадешь на это шоу, Джоуи? Когда же ты туда попадешь и выиграешь нам денежек? У тебя в голове больше мозгов, чем у всех этих недоносков, вместе взятых.

Он бормотал эти слова, вспоминал эти слова, пока метался взад-вперед, стараясь успокоиться.

У них все было бы хорошо, думал он. Они бы выбрались из этой дыры, и у них все было бы хорошо. Им просто нужно было немного времени. А у них это время отняли.

Потому что эта маленькая сучка побежала жаловаться своему папаше и все испортила.

Джоуи весь затрясся. Горе и ярость бушевали в нем, в голове гудело. Наконец он немного успокоился.

Он взял бутылку, отпил еще глоток вина.

– Порядок. Пора за работу.

«Человек, любящий свою работу, – король среди людей», – подумал Джоуи, включая свет в темной спальне. Он улыбнулся женщине на кровати. Ее глаза часто-часто моргали, а потом расширились от ужаса.

Его приятель Ник хвастал, что никогда не вкладывает ничего личного, всегда помнит, что это такая работа, но Джоуи никогда ему не верил и не принимал всерьез все это дерьмо. Сам он всегда вкладывал личное отношение в то, что делал. А иначе какой смысл?

Он подошел к кровати. Ее глаза следили за ним.

– Привет, Деб. Как дела? Хочу заметить, что ты в неплохой форме, хотя тебе под шестьдесят. Что ж, тем приятнее для меня.

Ее била крупная дрожь, ее тело дергалось, как от слабых электрических разрядов. Ее руки и ноги натягивали бельевую веревку, которой он ее связал, в попытке вырваться. Велик был соблазн сорвать с ее губ изоленту, вынуть кляп изо рта, чтобы услышать этот первый захлебывающийся крик.

Но нет, не стоило беспокоить соседей.

– Ну что ж, давай приступим.

Он взялся за пуговицу джинсов, наблюдая, как она отчаянно мотает головой, как ее глаза наполняются слезами. Боже, он обожал эту работу.

– Ой, погоди, где же мои манеры? Я забыл представиться. Джозеф Фрэнсис Пасторелли-младший. Можешь называть меня Джоуи. Твой гребаный муженек вытащил моего отца из нашего дома, надел на него наручники, и все это на глазах у соседей. Бросил его в тюрьму на пять лет.

Теперь он расстегнул джинсы. Она натерла себе запястья до крови, вырываясь из пут. Через минуту крови будет больше. Это всегда доставляло ему удовольствие.

– Это было двадцать лет назад. Многие люди могли бы сказать, что это долгий срок. Разве можно так долго копить обиду? Но вот что я тебе скажу, Деб: эти люди – дерьмо. Чем дольше держишь в себе обиду, тем слаще, когда заставляешь говнюков заплатить.

Он распустил «молнию», высвободил член. Погладил. Теперь она издавала тонкие, пронзительные крики. Заглушенные кляпом и изолентой, они напоминали дребезжащие радиопомехи.

– Вот, скажем, хреносос, за которого ты вышла. Часть вины за все это лежит на нем. Но, раз уж он умер, – да, кстати, мои соболезнования, – ты получишь, что причиталось ему. – Джоуи сел на край кровати и похлопал ее по ноге. Она попыталась отдернуть ногу. Он снял кроссовки. – Я тебя изнасилую, Деб. Но это ты уже поняла. Предупреждаю: будет больно. – Он приподнялся и стянул с себя джинсы. – Люблю делать больно, меня это возбуждает. Главный тут я, что хочу, то и делаю.

Она дергалась, плакала, истекала кровью. Он, сколько мог, следил за ее избитым и окровавленным лицом, любовался делом своих рук. Он видел лицо Рины. Он всегда видел лицо Рины.

Он кончил неистово и бурно. В ушах у него звенел ее тонкий, механически дребезжащий крик.

Когда он скатился с нее, ее крики перешли в мяукающие всхлипывания. Джоуи воспользовался ее ванной: опорожнил мочевой пузырь, вымылся. Ему не нравился запах секса, запах шлюхи, который женщины оставляют на мужчине.

Он вышел, выпил еще вина, переключил несколько каналов, нашел трансляцию бейсбольного матча и посмотрел одну подачу, заедая ее вафлями.

«Чертовы «Иволги», – подумал он, когда они проиграли подачу. – Не могут найти мяч, даже если вбить его им в задницу».

Когда он вернулся в спальню, она все еще пыталась высвободиться, но явно ослабела.

– Порядок, Деб, я отдохнул, приступаю с новыми силами. Время второго раунда.

На этот раз он взял ее гомосексуальным способом.

Ее глаза потускнели и лишились всякого выражения к тому времени, как он кончил. Она перестала сопротивляться и вся обмякла. Джоуи мог бы расшевелить ее для нового раунда, но ему надо было соблюдать расписание.

Он принял душ, напевая себе под нос, причем воспользовался ее жидким мылом с запахом лимона. Одевшись, он выстроил все, что мог использовать, из ее собственной кухни.

Моющая жидкость, тряпки, свечи, вощеная бумага. Нет нужды представлять это несчастным случаем, но работу надо делать аккуратно. Человек должен гордиться делом рук своих.

Джоуи вынул из рюкзака и натянул латексные хирургические перчатки. Пока он смачивал тряпки, зазвонил телефон. Он остановился, выждал, пока не включился автоответчик. Раздался веселый женский голос:

– Привет, мам, это я. Просто так, без повода. Надеюсь, ты ушла на горячее свидание. – Послышался звонкий смех. – Позвони мне, если вернешься не слишком поздно. Или я перезвоню тебе завтра. Целую. Пока.

– Ну, надо же, как это мило! – пропищал Джоуи, подражая женскому голосу. – Да, ты угадала: у твоей мамочки сегодня горячее свидание.

Он порезал виниловый пол, вскрыл подпольный слой, электрической отверткой из своего рюкзака отвинтил дверцы нескольких шкафчиков и построил шалашики – проходы для огня. Потом он приоткрыл окно для тяги, установил фитили из тряпок и смятой вощеной бумаги.

Довольный собой, он принес свечи и тряпки в спальню.

Она была в полубессознательном состоянии, но он заметил, как напряглось ее тело, а в приоткрывшихся глазах появился страх.

– Извини, Деб, ну, просто нет времени для третьего раунда, понимаешь? Придется перейти прямо к грандиозному финалу. Твой муж-хреносос когда-нибудь приносил свою работу домой? – спросил Джоуи и вытащил нож.

Она обезумела, – оказалось, в старушке еще теплится жизнь! – когда он повернул лезвие к свету.

– Ты его когда-нибудь спрашивала, как прошел день на работе? Он когда-нибудь приносил домой снимки, чтобы ты увидела, что делается с людьми, сгоревшими в постели?

Джоуи со всего размаха вонзил нож в матрац в дюйме от ее бедра. Ее бедра вскинулись, она начала метаться, как безумная издавая булькающие звуки. Воздух со свистом вырывался из ее ноздрей, глаза вылезали из орбит, и он даже удивился, как они не выпадут у нее из черепа, словно пара оливок.

Он разрезал матрац, вытащил набивку. Затем, спрятав нож, он извлек из рюкзака контейнер.

– В той комнате я воспользовался кое-чем из твоих кухонных припасов. Надеюсь, ты не против. Но для спальни я принес кое-что с собой. Немного метилового спирта. Старое, проверенное средство.

Джоуи пропитал разбросанную набивку, тряпки, простыни, которые она испачкала от страха. Простыни он стянул до полу, использовал их вместе с тряпками и остатками вощеной бумаги как фитиль, ведущий к ее занавескам.

Лампу он поставил на пол и, насвистывая сквозь зубы, разобрал на части стоявшую у кровати тумбочку.

– Все равно что разжигать костер, – объяснил он ей, сооружая деревянные шалашики над фитилем. – Понимаешь, у метилового спирта температура воспламенения меньше сотни градусов.[51] Скипидарное масло, которое я использовал в кухне, требует гораздо больше тепла, около двухсот градусов[52] – это по Фаренгейту. Но если все сделать правильно, будет гореть вполне прилично, когда разгорится. Это будет моя вторая волна: так это у нас называется. То, что они называют точкой возгорания. Но главное шоу будет здесь, а ты, Деб, будешь его звездой. Но сначала еще несколько деталей.

Джоуи взял стул, стоявший у ее маленького туалетного столика, и взобрался на него, чтобы достать до детектора дыма на потолке. Вскрыв оболочку, он вынул батарейку.

Раз уж стул оказался под рукой, он сломал его и устроил еще один шалашик прямо на матраце. Отойдя на два шага назад, он кивнул.

– Неплохо, совсем неплохо, хотя мне и не пристало себя хвалить. Черт, у меня опять встает. – Он почесал себя между ног. – Я бы с радостью угостил тебя еще разок, милая, но меня ждут в других местах.

Он выложил картонки со спичками вдоль фитилей, внутри шалашей и улыбнулся, на этот раз холодно, наблюдая, как она извивается и колотит пятками по матрацу, старается крикнуть сквозь кляп.

– Бывает, дым достает тебя раньше, но бывает, что и нет. Я тут так все устроил, что ты услышишь, как потрескивает твоя кожа. Будешь нюхать свое жаркое. – Его глаза стали холодными и бесстрастными, как у акулы. – Они не доберутся до тебя вовремя, Деб. Нет смысла тешить себя ложной надеждой, верно? И когда ты встретишься в аду со своим мужем-хренососом, передай, что Джозеф Фрэнсис Пасторелли-младший шлет ему свои наилучшие пожелания.

Джоуи использовал длинную плоскую бутановую зажигалку – показал ей, как из зажигалки выстреливает пламя, прежде чем поджечь набивку матраца, спички, тряпки.

Он следил, как огонь разгорается и вспыхивает, как послушно пробирается по проложенной им дорожке. Подхватив свой рюкзак, он вышел и разжег огонь на кухне. Потом он включил газовую плиту, но погасил огонек запальной горелки и оставил дверь открытой.

Огонь подбирался к ней, заползал на кровать, как любовник. Дым поднимался ленивыми клубами. Джоуи подошел к окну и приоткрыл его на два дюйма.

На мгновение он застыл на месте, глядя, как огонь окружает его, словно бросает ему вызов.

Ничего он так в своей жизни не любил, как танец огня. У него было сильное искушение остаться, задержаться еще на минуту, полюбоваться этим танцем. Еще хоть минуту.

Но он отступил. Огонь уже начал петь.

– Слышишь его, Деб? Он ожил. Он возбужден, он голоден. Чувствуешь жар? Я тебе почти завидую. Почти завидую тому, что ты сейчас переживаешь. Почти.

Вскинув рюкзак на плечо, он забрал цветочную коробку и выскользнул за дверь.

Уже стемнело, а в темноте огонь горит ярче. Этот обязательно будет гореть ярко. Джоуи взял меню доставляемых на дом обедов «Сирико» и выбросил его перед зданием.

Дойдя до своей машины, он спрятал в багажное отделение рюкзак и пустую цветочную коробку. Потом он взглянул на часы, прикинул, сколько у него времени, и неспешно объехал вокруг квартала.

Он видел, как струйки дыма выбиваются из открытого им окна, как зарево огня поднимается в поисках воздуха, доступ которого он обеспечил. Он набрал номер Рины. На этот раз он не стал распространяться, просто отбарабанил адрес, потом выбросил в окно машины сотовый телефон и поехал дальше.

У него было много работы.

Война была уже в полном разгаре, когда приехала Рина. Струи воды, изгибаясь дугой, били в здание, боролись с яркими языками пламени, вырывающимися из окон. Одни пожарные выносили людей из здания, другие подтаскивали внутрь брезентовые рукава с брандспойтами.

Она достала из багажника шлем и громко, стараясь перекричать шум битвы, сказала Бо:

– Держись, оттуда подальше. Держись оттуда как можно дальше, а я пойду узнаю, какая там ситуация.

– На этот раз там люди.

– Они выведут людей. Это их работа.

Огибая заграждения, которые все еще устанавливали пожарные, щурясь от дыма, заволакивающего все кругом, она подбежала к командиру бригады, отдававшему приказы по двусторонней рации.

– Детектив Хейл, отдел поджогов. Это я сообщила о пожаре. Доложите обстановку.

– Четвертый этаж, юго-восточный угол. Эвакуация и тушение. По прибытии – черный дым и активное пламя. Трое моих людей только что прошли к двери очаговой квартиры. У нас…

Раздался взрыв, подавивший все остальные шумы. Дождем посыпались осколки кирпича и стекла. Это был смертельный дождь, секший, как картечь, автомобили, тротуар, людей.

Рина вскинула руку, закрывая лицо, и увидела, как сквозь крышу вырвался фонтан огня.

Мужчины бросились в здание, прямо в огненное пекло.

– Я аттестована! – прокричала Рина. – Я иду внутрь.

Командир покачал головой.

– Мне доложили, что внутри остается еще одно гражданское лицо. Никто больше не войдет, пока я не узнаю, в каком состоянии мои люди.

Он оттолкнул ее, бросая короткие приказы и вопросы в рацию.

Прерываемый помехами голос сообщил в ответ о потере двух человек.

Вся ночь была напоена огнем, его мощью и страшной красотой. Рина с ужасом следила за его бешеной пляской на крыше, но стояла как зачарованная и оторваться не могла.

Она представляла, что творится внутри здания, как огонь прыгает, взвивается, как пожирает все вокруг, как он огрызается и отбивается от тех, кто пытается его убить, как наносит ответные удары. Она знала, как огонь умеет шипеть, реветь и шептать, скользить и взрываться.

Сколько разрушений он успеет нанести, прежде чем его укротят? Что успеет поглотить? Не только кирпич и древесину, но и плоть человеческую. На этот раз.

Весь четвертый этаж рухнул с грохотом, подобным раскату грома, и распахнул ворота огню, вырвавшемуся прямо в небо.

Мужчины, спотыкаясь, выходили из здания, вынося на спине своих павших товарищей. Медики бросились вперед.

Рина вместе с командиром подошла к одному из мужчин, глотавшему кислород через маску. Он покачал головой.

– Этот гад был уже в полном охвате. Мы вошли. Жертва на кровати. Необратима. Уже необратима. Мы начали тушить, и тут взрыв. Больше всех досталось Картеру. Ему хуже всех. Господи, я думаю, он мертв. Бриттл плох, но Картера, я думаю, мы потеряли.

Рина подняла голову, потому что раздался новый взрыв. «Рухнула еще часть крыши, – машинально отметила она. – И третий этаж под квартирой, которую он выбрал».

Кого он на этот раз убил? Кого сжег заживо?

Она присела на корточки и тронула за плечо пожарного, уронившего голову на колени.

– Я Рина, – сказала она. – Рина Хейл. Отдел поджогов. Как вас зовут?

– Блейн. Джерри Блейн.

– Джерри, я прошу вас рассказать мне в точности, что вы там видели, пока это еще свежо в вашей памяти. Дайте мне все, что сможете.

– Одно могу сказать вам точно: кто-то пустил гада. – Пожарный поднял голову. – Кто-то его запустил.

Рина знала, что гадом пожарные называют огонь.

– Хорошо, – сказала она. – Вы вошли в квартиру в юго-восточном углу четвертого этажа.

– Через дверь. Бриттл, Картер и я.

– Дверь была закрыта? Он кивнул:

– Закрыта, но не заперта. Горяча на ощупь.

– Можете сказать, не заметили ли вы следов взлома?

– Никаких следов, насколько я мог судить. Мы ударили по комнате струей. Спальня… по коридору слева, в полном охвате, кухня по коридору прямо, густой черный дым. Он сделал дымоходы.

– Где?

– Я видел один в кухне, может, два. Окно было открыто. Тяга. Мы с Бриттлом бросились в спальню. Вся комната полыхала. Я видел тело на кровати. Обуглено. А потом рвануло. Из кухни. Я учуял газ, и тут рвануло. А Картер…

Рина сжала его руку. И, сидя рядом с ним, стала наблюдать, как люди окружают и топят смертоносный огонь.

Стекло захрустело у нее под ногами, когда она выпрямилась и пошла навстречу О'Доннеллу.

– На этот раз он убил двоих. Человека в квартире, которую он использовал как точку возгорания. Один пожарный погиб при взрыве, вероятно, газа из газовой плиты. Он все рассчитал, он так все подгадал, чтобы к тому времени, как он мне позвонил и пожарный расчет прибыл на место, был уже полный охват.

– Рина, – О'Доннелл выждал, пока она не отвернется от клубящегося дыма и упорно сопротивляющихся языков огня, – по этому адресу живет Деб Умберио.

– Кто? – Она потерла затылок, пытаясь вспомнить это имя. – Умберио? Кто-то из родных детектива Умберио?

– Его вдова. Том умер пару лет назад. Автомобильная авария. Это была квартира Деб.

– Боже! О боже! – Она прижала пальцы к глазам. – Алистер? Что насчет его напарника, детектива Алистера?

– Он во Флориде. Вышел на пенсию, переехал туда полгода назад. Я позвонил ему туда, предупредил.

– Что ж, это хорошо. Тогда мы… О мой бог! Джон!

Рина уже нащупывала в кармане телефон, но О'Доннелл схватил ее за руку.

– С ним все в порядке. Я его нашел по сотовому. Какая-то счастливая муха его укусила, и он сегодня вечером отправился в Нью-Йорк. Хочет нанести личный визит Пасторелли. С ним все в порядке, Хейл, и, раз уж он поехал, пусть выполнит, что задумал. Мы послали наряд к нему на дом, просто на всякий случай. Надо все проверить.

– Надо будет взять под охрану социального работника, занимавшегося его делом, судебного психиатра и, черт, судью семейного суда. Всех, кто в этом участвовал. Но, я думаю, он сосредоточится в первую очередь на тех, кто имел непосредственное отношение к аресту его отца. Мне надо защитить мою семью.

– Это у нас под контролем. Мы их из виду не выпустим, пока не возьмем его.

– Я хочу позвонить домой… хочу сказать, родителям и всем остальным. Просто чтобы больше, об этом не думать.

– Звони. А я опрошу жильцов, выясню, кто что видел.

Сделав нужные звонки, Рина вернулась туда, где ее ждал Бо.

– Сегодня он убил двоих.

– Я видел, как увозили пожарного. – «В черном мешке», – добавил он мысленно. – Мне очень жаль.

– Убитая женщина была вдовой одного из детективов, которые арестовали его отца за поджог «Сирико». Он сделал свой ход. Теперь мяч на нашем поле. Теперь уже неважно, что мы знаем, кто он такой. И неважно, что мы знаем, зачем он это делает. Для него это уже не имеет значения. Важно, что он может это сделать. Мне придется просить тебя об одолжении.

– Только скажи…

– Не возвращайся домой. Позвони Брэду, переночуй сегодня у него. Или у Мэнди. Или у моих родителей.

– Как насчет компромисса? Я не поеду домой. Я буду ждать тебя тут.

– Это займет много часов, а помочь мне тут ты ничем не можешь. Возьми мою машину. Я поеду с О'Доннеллом. Сделай мне одолжение, будь так добр. Договорились?

– При одном условии. Когда закончишь, ты тоже не поедешь домой. А если поедешь, позвони мне заранее. Я тебя там встречу.

– Ладно, это честно.

На минуту она прижалась к нему, он обнял ее за плечи.

Мимо, завывая сиреной, пронеслась машина «Скорой помощи». Она везла кого-то, кому еще можно было оказать помощь. А Рина, пройдя сквозь дым, вернулась туда, где никакой надежды не было.

29

Душная жара висела в воздухе подобно пропитанному потом ватному одеялу, пока Джон Мингер плутал по незнакомым ему улицам Бронкса. Звонок О'Доннелла заставил его отказаться от намерения свернуть с шоссе, найти какой-нибудь мотель, отоспаться и отправиться на поиски Джо Пасторелли утром.

Даже вооружившись картой, распечатанной из Интернета, он пару раз свернул не туда. По своей вине, признал он, ерзая и стараясь найти удобное положение за рулем после четырех часов езды.

«Старею, – подумал Джон. – Скриплю помаленьку, но старею».

Зрение у него было уже не то, что раньше, и вести машину в ночное время было тяжело. А ведь, казалось бы, совсем еще недавно… Когда же, черт побери, он успел состариться?

Бывало, он работал по сорок восемь часов подряд и держался на паре чашек кофе. Но в те времена у него была работа, которая могла продержать его на ногах двое суток, напомнил он себе. Те дни миновали.

Он не считал выход на пенсию наградой за достойную карьеру. По его мнению, это была пустота, пропасть, заполненная бесконечными часами скуки, отравленная воспоминаниями о работе.

Наверное, глупо было проделывать весь этот путь на машине, но Рина пришла к нему, попросила о помощи. Для него это значило куда больше, чем пенсия и золотые часы на память. Но к тому времени, как он нашел нужную улицу и начал искать место для парковки, глаза у него были как песком засыпаны, а затылок ломило от боли.

Прогулка от автостоянки до дома Пасторелли помогла ему размять затекшие ноги, но поясница ныла и болела по-прежнему. Джон зашел в попавшийся по пути корейский магазинчик, купил бутылочку минеральной воды и упаковку «Экседрина».[53] Он принял две таблетки прямо на улице, запивая их водой, и стал невольным свидетелем того, как проститутка на углу сняла клиента и скользнула к нему в машину. Впереди толпилось еще немало ее товарок, выставлявших напоказ свои прелести. Чтобы избежать контакта с ними, Джон перешел на другую сторону улицы.

Пасторелли жил в старой, потемневшей от смога кирпичной пятиэтажке без лифта. Его имя было указано напротив квартиры, расположенной на втором этаже. Джон набрал на кнопках домофона номера квартир на третьем и четвертом этажах и открыл дверь, когда какая-то добрая душа отомкнула ему электронный замок.

Если воздух на улице наводил на мысли о паровой бане, внутри на ум приходила раскаленная духовка. Боль с новой силой забилась в голове Джона.

Из-за двери квартиры Пасторелли доносились звуки работающего телевизора. Он был включен так громко, что Джон разобрал некоторые реплики диалога и узнал сериал «Закон и порядок». Ему вдруг пришла в голову неприятная мысль: не отправься он, повинуясь порыву, в эту неожиданную поездку на север, сидел бы он сейчас один в затемненной комнате и смотрел то же самое осточертевшее шоу.

Если Пасторелли смотрел сейчас, как правосудие подтягивается по скользкому канату закона, значит, он точно не был полтора часа назад в Мэриленде. Значит, не он играл с огнем.

Джон сжал руку в кулак и постучал по двери.

Стучать пришлось дважды и даже трижды, прежде чем дверь со скрипом приоткрылась на цепочке.

«Я бы не узнал тебя, Джо, – подумал Джон. – Прошел бы мимо по улице и не оглянулся». Некогда смазливая и наглая физиономия «крутого парня» превратилась в череп с запавшими глазницами и желтушной кожей, свисающей многочисленными складками под подбородком.

От него пахло сигаретами и пивом. И еще чем-то сладковатым, напоминающим запах гниющих фруктов.

– Какого черта тебе надо?

– Хочу поговорить с тобой, Джо. Я Джон Мингер из Балтимора.

– Балтимор… – Смутный огонек зажегся в этих запавших глазах. – Тебя послал Джоуи?

– Да, можно и так сказать.

Дверь закрылась, звякнула цепочка.

– Он прислал денег? – спросил Пасторелли, открывая дверь. – Он должен был прислать денег.

– Не в этот раз.

Два вентилятора под потолком разгоняли застоявшийся горячий воздух и распространяли запах дыма, пива и того неуловимого, что пахло гниющими фруктами. Джон узнал этот запах. Это был не просто запах старика или даже запах больного старика, это был запах смертельно больного старика.

Черное кожаное кресло с откидной спинкой напоминало человека в смокинге, попавшего в ночлежку для бездомных. Рядом стоял шаткий столик, на котором умещалась жестянка пива «Миллер», переполненная пепельница и пульт управления телевизором. Большой новенький телевизор, как и кожаное кресло, тоже был «из другой оперы» в этой убогой квартирке. И еще Джон заметил на столике несколько пузырьков с лекарствами.

У дальней стены стояла тахта, не развалившаяся только благодаря изоленте, которой она была обмотана, и многочисленным слоям пыли. В нише располагалась встроенная кухонька. Буфет, заляпанный жиром, был заставлен коробками из самых разных ресторанов, доставляющих еду на дом. Джон заметил, что меню последних дней включает китайскую кухню, гамбургеры и пиццу.

По коробке из-под пиццы, явно чувствуя себя как дома, прополз таракан.

– Откуда ты знаешь Джоуи? – спросил Пасторелли.

– Ты не помнишь меня, Джо? Почему бы нам не присесть?

Вид у Джо был такой, будто он вот-вот свалится, если не сядет. Он превратился в мешок костей, и Джон не понимал, как он двигается, не гремя ими. Сам Джон взял себе единственный стул – металлический, складной, – передвинув его так, чтобы сидеть лицом к креслу.

Джо сел и взял пачку сигарет. Джон наблюдал, как он вытаскивает сигарету трясущимися худыми пальцами, с каким трудом зажигает спичку.

– Джоуи должен прислать денег. Мне за квартиру платить.

– Когда ты видел его в последний раз?

– Ну, может, пару месяцев назад. Купил мне новый телик. Тридцать шесть дюймов, плоский экран. Гребаный «Сони». Джоуи дешевку не берет.

– Молодец!

– Кресло, вот, мне подарил на прошлое Рождество. Вибрирует, сука, если захочешь. – Потухшие глаза живого мертвеца уперлись в лицо Джона. – Он должен прислать денег.

– Я с ним не виделся, Джо. Честно говоря, я сам его ищу. Может, он звонил? Когда он звонил в последний раз?

– Эй, что это значит? Ты коп? – Джо медленно покачал головой. – Никакой ты не коп.

– Нет, я не коп. Речь идет о пожарах. У Джоуи большие неприятности в Балтиморе. Если он будет продолжать в том же духе, ты больше не получишь от него денег.

– Хочешь впутать моего парня в беду?

– Твой парень уже в беде. Он поджигает дома там, где вы раньше жили. Сегодня он убил человека, Джо. Он убил вдову одного из детективов, которые тебя арестовали после поджога пиццерии «Сирико».

– Ублюдки выволокли меня из моего собственного дома. – Джо выдохнул дым и закашлялся до того, что из его глаз потекли слезы. – Вон из моего дома.

Он взял пиво, отхлебнул и снова закашлялся.

– Сколько доктора дают тебе, Джо? Сколько тебе осталось?

Череп оскалился в улыбке, напоминавшей ночной кошмар.

– Болваны. Докторов послушать – я уже должен быть мертв. А я еще здесь, так? Ни хрена они не знают. Я их перехитрил.

– Джоуи знает, что ты болен?

– Возил меня к доктору пару раз. Они хотели накачать меня всякой отравой. К черту! Рак поджелудочной. Говорят, рак теперь поедает мою печень и всякое такое дерьмо. Кишки. Говорят, пить нельзя, курить нельзя. – Натужно ухмыляясь, Джо затянулся сигаретой. – Пошли они все куда подальше!

– Джоуи вернулся в Балтимор все подчистить, все закончить для тебя.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Посчитаться с людьми, которые испортили тебе жизнь. Прежде всего с Катариной Хейл.

– Маленькая шлюшка. Нос задирает, будто она лучше всех на свете, а мы, жалкие твари, глянуть на нее не смеем. Подзуживает моего парня. Ну, хотел он урвать свое, что с того? Этот сукин сын Хейл, он что себе думает? Думает, он может указывать мне, что и как? Я ему показал.

– Ты за это заплатил.

– Всю жизнь мне поломал. – Ухмылка исчезла. – Этот говнюк Хейл всю жизнь мне поломал. Я потом так и не смог получить приличную работу. Всю жизнь потом только и знал, что чужую блевотину подтирал. И это жизнь? Отнял у меня достоинство, вот что он сделал. Отнял у меня жизнь. Я в тюрьме рак подцепил, что бы там ни говорили эти гребаные доктора. Может, и Джоуи от меня заразился. А что? Очень может быть. А все из-за этой маленькой шлюшки.

Не стоит и пытаться доказать ему, что рак поджелудочной железы невозможно подцепить в тюрьме, решил Джон. И уж никак нельзя передать его сыну по наследству.

– Тут есть на что разозлиться, согласен. Наверно, Джоуи тоже так думает.

– Он же мой сын, так? Джоуи своего отца уважает. Может, он от меня раковые гены получил, только он знает, что моей вины тут нет. У него котелок варит. Всегда варил. И он свои мозги получил уж точно не от своей тупой суки-матери. Он пришлет мне денег, может, возьмет меня в поездку, чтоб я мог выбраться из этой проклятой жарищи.

Джо на минуту закрыл глаза, подставив лицо под один из вентиляторов. Не дающий прохлады ведерок развевал его редкие, бесцветные волосы.

– В Италию поедем. На север, в горы, там прохладно. У него дело на мази. Копам до него никогда не добраться. Он слишком умен.

– Сегодня вечером он спалил женщину в ее собственной постели. Сжег живьем.

– Может, да, а может, и нет. – Но в мертвых глазах Джо вдруг вспыхнул дьявольский свет гордости за сына. – Если сжег, значит, она сама напросилась.

– Если он свяжется с тобой, Джо, окажи себе услугу. – Джон вынул записную книжку, вырвал чистый листок, записал на нем свое имя и номер телефона. – Позвони мне. Поможешь мне его найти, ему же лучше будет. Если полиция найдет его раньше, я даже предсказать не берусь, что будет дальше. Он убил жену копа. Позвони мне, Джо, может, я сумею устроить так, чтобы ты получил немного денег.

– Сколько?

– Пару сотен, – сказал Джон, пытаясь из последних сил справиться с отвращением. – Может, больше. – Он поднялся, оставив листок на столе. – Поверь, он и вправду играет с огнем. Искушает свою удачу.

– У кого мозги есть, тому удача не нужна.

В тот самый момент, когда Джон Мингер выезжал из Бронкса, Джоуи вскрывал замок на задней двери его дома. По пути он сделал пару остановок, но на место прибыл точно по расписанию.

Он представил себе, как жена копа поджаривается, словно молочный поросенок. Этот образ развеселил его, пока он вскрывал замки.

«Меня ждут в других местах». Да, ему надо было побывать во многих местах. И кое-кого сжечь. Старая ищейка Джон Мингер входил в его список кандидатов на приз.

Джоуи проник внутрь и вынул из рюкзака короткоствольный пистолет двадцать второго калибра. Для начала он прострелит ублюдку коленные чашечки. А потом они немного побеседуют, пока он готовит пожар.

А городских героев он этой ночью заставит побегать, думал Джоуи, осторожно пробираясь по темному дому. Старик сейчас небось уже дрыхнет, сказал он себе. Небось уже десятый сон видит.

Сам он считал, что лучше быть мертвым, чем старым.

Вот сейчас он решит проблему возраста для Мингера. Мингер умрет, как и вся их поганая шайка. Все они подохнут раньше, чем его отец. Вот она, справедливость.

Они убили его отца. Все равно что выпустили ему кишки ножом. И каждый из них за это заплатит.

Джоуи поднялся наверх, чувствуя, как нарастает в душе радостное предвкушение. По коленям, снова подумал он. Бац! Бац! Посмотрим, как ему понравится.

Посмотрим, как ему понравится следить за огнем, пока тот ползет к нему по постели. Посмотрим, как старому хрену понравится, когда огонь начнет его пожирать. Как рак пожирает его отца.

Сам он не даст себе так умереть. Ни за какие коврижки Джоуи, сын Джозефа Пасторелли, не даст раку забрать себя.

Много дел, повторил он себе, у него еще много дел. Ему многое нужно успеть, прежде чем он сам шагнет в огонь и положит конец всему.

Когда он покончит с Мингером, настанет время выходить на главную цель. Ночь еще только наступает.

Но Джоуи заглянул во все комнаты, обыскал каждую и не нашел своей жертвы.

Его палец дрожал на спусковом крючке, рука тряслась от напряжения, пока он пытался сдержать себя и не выстрелить по пустой постели.

Значит, старик пошел посмотреть, как горит эта сука, подстилка полицейская, вот что он сделал. Что ж, люди любят смотреть. Рина небось позвонила ему в слезах, и он пошел подержать ее за ручку.

Интересно, сколько раз старый хрен ее трахал за эти годы.

Ничего, он может немного подождать. Да, ночь еще молода, он может уделить этому еще немного времени. Достанет сукина сына, когда тот вернется домой. Он будет ждать тихо-тихо, как кот у мышиной норки. А время ожидания он использует с толком и все подготовит.

Дым еще висел в комнате, ее сапоги хлюпали по мокрому ковру в спальне, пока Рина смотрела на останки Деборы Умберио.

Промокшие, насквозь обугленные остатки матраца сказали ей все.

– Она сгорела прямо там, где лежала, – заметил О'Доннелл. – Вместе с матрацем.

Петерсон, судмедэксперт в рубашке с короткими рукавами и брюках цвета хаки, ждал, пока Рина делала снимки цифровой камерой.

– Может, она была уже мертва к тому времени, как он поджег комнату. Или без сознания. Я дам вам знать, что мы обнаружим. Мы сию же минуту этим займемся.

– Она не была мертва или без сознания. – Рина опустила камеру. – Он наверняка хотел, чтобы она была жива и все сознавала. Он хотел, чтобы она знала, что ее ждет. Чтобы она прочувствовала. Его это возбуждает. Сначала он ее пытал, мучил. Ему это необходимо. Он хотел, чтобы она страдала. – Рина перевела дух. – Поскольку она была женщиной, он наверняка позабавился с ней. Это делает его более значительным в собственных глазах, дает почувствовать себя мужчиной. У него в прошлом уже были случаи сексуального насилия. Я думаю, он ее изнасиловал.

– Есть следы чего-то похожего на ткань у нее во рту, – объявил Петерсон, ниже наклоняясь над телом. – Значит, во рту у нее был кляп.

– Она открыла ему дверь. – «Как Джош», – подумала Рина. – Почему? Она – сколько? – тридцать лет была женой копа, и она открывает дверь незнакомому человеку. Он кем-то прикинулся. Может, разносчиком или монтером. Кто-то должен был его видеть, когда он входил в здание. Опрос должен что-нибудь выявить. Что-нибудь или кого-нибудь.

– Сейчас начнем разбирать по слоям, – сказал ей О'Доннелл.

– Тут и так видно, что он сделал, – возразила Рина. – Использовал горючее, проложил фитили к кровати и по всей комнате, построил дымоходы, чтоб жарче горело. Ему не нужна была вторая точка возгорания в кухне, чтобы ее убить. Это было предназначено для нас. Для пожарных, которые приехали на вызов. Почему бы не убрать парочку пожарных заодно?

Она осторожно обошла груды строительного мусора и заглянула в кухню. Из стены торчала крышка кастрюли. С нее, как и с уцелевших обломков потолка, капала черная жижа. От стены, выходившей на улицу, почти ничего не осталось. Некоторые из обугленных кухонных шкафов были без дверец. Рина вошла, присела на корточки и, светя себе фонариком, стала рассматривать повреждения сквозь лупу.

– Эти дверцы не сгорели, их не оторвало взрывом, О'Доннелл. Он их отвинтил и использовал для дымоходов. Ну, и как горючее. Он изобретателен. – Рина, хмурясь, оглянулась на партнера. – Но разве он пришел бы с пустыми руками, в надежде, что у нее найдется все, что ему нужно для работы? Ему нужна была веревка, что-то быстровоспламеняющееся по его выбору, спички, а может, и оружие. Значит, сумка, портфель рюкзак. Что-то в этом роде.

Она выпрямилась и вытащила из кармана подавший голос телефон.

– Это Джон, – сказала она О'Доннеллу.

– Валяй. Я дам отмашку экспертам, пусть начинают работать.

Они разбили помещение на квадраты, начали съемку.

– Пасторелли при смерти. – Рина потерла переносицу. – Рак поджелудочной железы. Он сказал Джону, что не видел Джоуи пару месяцев и что Джоуи должен прислать ему денег. И еще он говорил что-то насчет скорой поездки в Италию.

– Вот почему сынок так заторопился.

– Его отец умирает. Он не может оставить эту смерть не воспетой. Но это еще не все. Насколько понял Джон из этого разговора, старший, возможно, убедил младшего, что его ждет такой же конец. Джоуи хочет, чтоб я знала, кто все это делает, кто меня достает, потому что для него это жертвоприношение отцу и, господи, может быть, своего рода миссия самоубийцы. Он так и остался мальчишкой, бегущим за полицейской машиной, которая увозит его отца.

– Значит, он решил, что, если они выживут, он сумеет переправиться с отцом за границу, когда выполнит здесь свою миссию? Отомстить, расквитаться, или как там он это называет, а потом сбежать в Италию?

– Только не сбежать. Он не называет это бегством. Бегство в его представлении – это слабость. – Рина потерла усталые глаза. – Он думает, что ему все сойдет с рук. Это совсем другое дело. Купаться в роскоши где-то далеко отсюда – все то время, которое, как он полагает, им осталось, – показывая нос нам, оставшимся здесь. В декабре прошлого года он взял большие деньги. Мог использовать часть этих денег на покупку фальшивых паспортов, транспорта, дома за океаном. Возможно, у него там есть друзья или связи. Пасторелли сказал, в Северной Италии, в горах. Мы можем начать над этим работать. Хотя забраться так далеко ему не удастся. – Она оглядела все еще курящиеся развалины. – Я не дам ему забраться так далеко.

– Джон собирается остаться в Нью-Йорке, понаблюдать за Пасторелли?

– Нет, он считает, там больше нечего ловить. Он едет домой. Я настаивала, чтобы он взял комнату в мотеле и не пытался проделать весь обратный путь в один прием. Судя по голосу, он совсем выбился из сил.

Джоуи ждал до полуночи, а потом подумал: какого хрена? Можно достать старого ублюдка и потом. Оставить ему приятный сюрприз, а изъять его из обращения можно в другой раз.

Он видел, как полицейские подъехали к парадному и черному ходу, видел, как они отъехали. Проверяют, все ли спокойно, проводят осмотр местности. Может, оно и к лучшему. Надо проделать здесь кое-какую работу и двигаться дальше.

Джоуи уже подготовил спальню – ту, в которой нашел одежду в шкафу. Кое-что из одежды он использовал, чтобы сделать фитили. Набивку матраца тоже – он уже стал думать о ней как о своей торговой марке. Вощеную бумагу, метиловый спирт. Почему бы и не поставить подпись под картиной?

Было бы здорово распространиться по всему дому, но Джоуи решил, что быстрее и проще – причем с тем же успехом! – сосредоточиться на одной комнате.

Он нашел семейные фотографии, выломал их из рамок и разбросал по полу. С реальной семьей он разберется позже. Ты забрал мою семью, я заберу твою.

Но пока он удовлетворился тем, что щелкнул зажигалкой и зажег пламя. Полюбовался тем, как оно оживает.

На обратном пути Джоуи выложил фирменную салфетку с веселым логотипом «Сирико», из набора, прилагаемого к обедам на дом, на кухонный буфет.

Рина работала в спальне: извлекала жидкость, оставшуюся в щелях пола, затекшую под плинтус. Она упаковывала остатки фитилей, не сгоревших до пепла, брала и образцы пепла.

Триппли вошел и присел рядом с ней.

– Мы нашли несколько волосков в стоке душевой. Возможно, это его волосы.

– Хорошо. Отлично. Если мы получим его ДНК с места преступления, это свяжет его намертво.

– В гостиной обнаружены осколки винной бутылки. Вдруг удастся получить отпечатки?

Рина по его тону поняла, что есть что-то еще. Она оторвалась от работы.

– В чем дело?

– Перед домом нашли меню доставляемых на дом обедов «Сирико».

У Рины сами собой стиснулись кулаки.

– А я все думала: где он его оставит? – Нахмурившись, она вновь принялась за работу. – Доставка на дом. Ну конечно! Он мог прикинуться разносчиком. Но только не еды. Она бы его не впустила, если сама не заказывала ужин на дом. Посылка? Что могло бы… Цветы! – Рина вспомнила, как Бо столкнулся с ним в супермаркете. – Может быть, цветы?

Она опять оторвалась от работы и запрокинула голову, пытаясь все это представить.

– С какой стати жена копа с тридцатилетним стажем станет открывать дверь незнакомцу? С такой, что он доставляет цветы. Надо расспросить соседей, жильцов соседних домов, не видели ли они парня с цветочной коробкой плюс с рюкзаком или портфелем.

– Сейчас начну опрос.

Они оба оглянулись на вошедшего в комнату О'Доннелла.

– Новый поджог, – сказал он. – Пожарные выехали по вызову в дом Джона Мингера.

– Его там нет. – Рина распрямилась, чувствуя, что у нее дрожат колени. – Он не мог так скоро добраться до дома, даже если ехал без остановок.

– Поезжай, – сказал ей Триппли. – Мы тут сами управимся.

Рина стремительно вышла, на ходу сдирая защитные перчатки.

– Если он хочет со всем покончить этой ночью, он может атаковать моих родителей, моего брата или сестер.

– Они под охраной, Хейл.

– Знаю.

Но она все-таки сделала серию кратких звонков, пока О'Доннелл вел машину.

– Не выходи из дома, – сказала Рина отцу. – Пусть никто не выходит. Я сейчас еду к Джону. Я хочу, чтобы все вы носа не высовывали на улицу, пока я не разрешу. Перезвоню, как только смогу. – Она отключила связь, прежде чем он успел возразить. – Джоуи остановился не здесь. Может, где-то за городской чертой, но точно не в городе. Знать бы, где его база. Может, даже в Вашингтоне.

– Копы обходят отели, мотели, всюду показывают его рожу. Трудно охватить сразу столько мест.

– Он выберет ночлежку подороже. Деньги у него есть, свое будущее он уже распланировал. Если у него есть фальшивый паспорт, значит, есть и кредитная карточка. Может, он изображает бизнесмена в деловой поездке. Пара дней в одном месте, потом переезд в другое.

О'Доннелл остановился за пожарной машиной, и Рина сразу выскочила. Она увидела, что огонь локализован, почти потушен.

Она подошла к Стиву.

– Он использовал бензин?

– Похоже, нет. Судя по всему, огонь сосредоточен в спальне. Детектор дыма дезактивирован. Женщина выгуливала собаку, заметила дым и вызвала нас.

– Где она?

– Вон стоит. Нэнси Лонг.

– Нэнси? Мы с Джиной вместе с ней в школе учились. Найдя ее толпе, Рина подошла к ней. Одной рукой Нэнси держала на поводке взволнованного терьера, другой опиралась на руку мужа.

– Нэнси!

– Рина! Боже, какой ужас! Но, говорят, мистера Мингера не было дома. Внутри никого не было. Я увидела дым. Сюзи не давала мне покоя, и я вывела ее на прогулку. Она как раз делала свои дела, когда я взглянула наверх. Может, я слышала запах, не знаю, но я подняла голову и увидела дым, идущий из окна. Я не знала, что делать. Наверно, я запаниковала. Я подбежала начала колотить в дверь, звать мистера Мингера. Потом я побежала домой. Я даже не могла набрать номер службы спасения, так у меня руки тряслись. Пришлось звать Эда, чтобы он позвонил.

– Успокойся. Вполне вероятно, ты спасла дом Джона. А если бы он был дома, могла спасти и его жизнь.

– Я не знаю. Я просто в ужасе.

– Ты еще кого-нибудь видела на улице? Может, кто-то гулял или проезжал мимо.

– Нет, на этот раз я никого не видела.

– На этот раз?

– Я хочу сказать, по улице никто не шел, кроме меня.

– Может быть, ты видела кого-то здесь раньше?

– Когда приучаешь щенка не гадить в доме, приходится часто выходить на улицу. Перед тем как лечь спать, я вывела Сюзи, как мне казалось, на последнюю прогулку в этот день. Мы уже возвращались, я как раз открывала дверь, чтобы войти, и увидела, как мимо идет какой-то тип. Но это было раньше, мне кажется, где-то около полуночи.

– Ты его не узнала?

– Нет. Я бы и внимания не обратила, но только он оглянулся, когда я что-то сказала Сюзи, и вроде как помахал. И я еще подумала: интересно, у кого сегодня счастливый день?

– Счастливый день?

– У него была такая длинная белая цветочная коробка, и я вспомнила, что Эд совсем перестал дарить мне цветы.

– И это было примерно около полуночи?

– Да я бы сказала, не примерно, а точно.

– Я сейчас покажу тебе фотографию, Нэнси.

Рина стояла в кухне Джона, глядя на фирменную салфетку из «Сирико» на серванте. Такие салфетки всегда вкладывали в упаковку при доставке на дом. Потом она заменила салфетку полицейской биркой, указывающей местоположение улики, и спрятала ее в пластиковый мешок.

– Джон возвращается, – сказал ей О'Доннелл, отключив сотовый телефон. – Будет здесь часа через два-три. Хочешь начать работать здесь или подождешь, пока он вернется?

– А ты не мог бы пока сам этим заняться? Я хочу взглянуть, как там моя семья, а потом завезти в участок уже собранные улики.

– Возьми с собой патрульного.

– Я так и сделаю. А знаешь, он мог бы и не спешить. Мог подождать еще день или два, мог убедиться наверняка, что Джон дома. Но ему важнее было заставить нас побегать именно сегодня. Он ждал только одного: когда же я наконец соображу, кто он такой.

– Дом твоих родителей под охраной. Часовые у парадной и у задней двери.

Рина выдавила из себя улыбку.

– Это его разозлит. – Тут зазвонил ее телефон, и у нее внутри все сжалось. – Хейл.

– Жаль, что его не было дома. Он бы сейчас уже поджаривался.

Рина сделала знак О'Доннеллу.

– Для тебя это, наверно, стало большим разочарованием, Джоуи.

– Черта с два! На сегодня с меня хватило полицейской суки. Я думал о тебе, пока трахал ее, Рина. Всякий раз, как я ее насиловал, я думал о тебе. Ты получила мои послания?

– Да, я их получила.

– Это лицо твоего папаши в дурацком поварском колпаке на логотипе, не так ли? Твоя сексуальная мамаша его нарисовала. – Он засмеялся, убедившись, что Рина молчит. – Тебя ждет еще один сюрприз. В клинике твоего брата. Лучше поспеши.

– Черт. О черт! – Рина сбросила звонок и набрала девятьсот одиннадцать. – Клиника, где работают мой брат и его жена. Это в двух кварталах отсюда.

– Я сяду за руль.

О'Доннелл выбежал из дому вместе с ней. Карта вин от «Сирико» лежала в придорожной канаве, а здание было охвачено огнем.

– Я одеваюсь. – Рина открыла багажник и вытащила свою робу. – Помогу тушить.

– Рина!

От удивления она замерла: впервые за все время совместной службы напарник назвал ее по имени.

– Ты на ногах уже сколько? Часов восемнадцать? Пусть этим займутся пожарные.

– Он заставляет нас бегать кругами, распылять силы. – Рина со злостью захлопнула багажник. – Он не может напрямую ударить по «Сирико» или по мне и моей семье, поэтому он поджигает здесь. Просто со зла на меня.

Рина стояла, держа шлем в опущенной руке, а перед ней плясало пламя.

– Он увлекся, – решительно заявила она. – Он заигрался, он уже не может остановиться. Как ему теперь выйти из игры? Игра затягивает, гипнотизирует. И обязывает.

– А что еще он может поджечь? Все, что осталось, взято под охрану.

Дым вызвал слезы у нее на глазах.

– Школа, потом Бо… Ну, Бо, я думаю, – это так, случайность. Просто возможность представилась. Хочет держать меня в напряжении. Жена Умберио, потом Джон. А теперь Сандер.

– Прокладывает дорожку к тебе.

– Я для него – финишная ленточка. Это все укладывается в схему мести, но порядок не тот. Сандер должен был гореть после школы. Сандер был следующей ступенью, потом мой отец, потом ресторан и так далее. Он перепрыгивает через этапы, но сохраняет общую схему.

– Его старый дом. Это вписывается в схему, – добавил О'Доннелл, когда Рина повернулась и пристально взглянула на него. – Там взяли его отца, и он больше туда не вернулся. Его самого вытащили из этого дома. Мать увезла его оттуда.

Рина бросила шлем обратно в машину.

– На этот раз я сяду за руль.

30

Языки пламени вырывались из окон второго и третьего этажа дома, где когда-то жила семья Пасторелли. Здесь не было ни сирен, ни криков, ни толпы. Только огонь, пылающий в темноте.

– Вызывай пожарных! – крикнула Рина О'Доннеллу. Она схватила шлем и бросилась к багажнику, где лежала роба. – Там внутри люди. Двое… возможно, в спальне на втором этаже. Я вхожу.

– Дождись бригады.

Рина натянула робу.

– Я должна попытаться. Может, они живы, связаны. Я больше никому не дам сгореть заживо этой ночью.

Она выхватила из машины огнетушитель. Краем сознания она слышала голос О'Доннелла, кратко описывающего ситуацию и диктующего адрес. Он последовал за ней по пятам, пока она поднималась по ступеням крыльца.

– Может, он еще тут. – О'Доннелл держал в руке обнаженный ствол. – Я прикрою тебя сзади.

– Займись первым этажом! – не останавливаясь, крикнула Рина. – Я поднимусь.

На этот раз он оставил дверь открытой, отметила она. Словно приглашал войти, располагаться, чувствовать себя как дома. Рина переглянулась с О'Доннеллом, кивнула и ворвалась в дверь.

Внутри было темно, но кое-что можно было различить в серебристом свете луны, пробивающемся с улицы. Смутными тенями обрисовывались дверные проходы и мебель. Рина обвела все внутреннее пространство глазами. Дуло пистолета следовало за ее взглядом. Сердце билось в горле, а в груди лежал лед, пока она бежала вверх по лестнице туда, где дым стелился под потолком.

Дым собирался, густел, клубился, заваривался мутным настоем, пока она бежала. Рев огня напоминал свирепый грохот морского прибоя, и Рина знала, что этот прибой может превратиться в цунами. Она попробовала закрытую дверь на жар, обнаружила, что она холодна. Она бросилась вперед по коридору.

Огонь плясал на потолке у нее над головой, окружал следующий дверной проем чем-то вроде золотистой рамы. Он стал подбираться к ее башмакам. С испуганным криком Рина направила на пламя пену из огнетушителя. Снаружи уже доносился вой сирен. Но никто в доме не откликнулся на ее крики. Собрав в кулак все свое мужество, она бросилась вперед сквозь огненную стену.

Комната пылала. Огонь поднимался с пола, взбирался по комоду, где ваза с цветами уже была охвачена огнем. На мгновение Рина застыла, окруженная огнем, ослепленная его блеском и фантастическим жаром, его красками и движением, его силой.

Она знала, что ее маленький огнетушитель выглядит жалким и смешным в сравнении с его неистовой страстью. А главное, она уже опоздала. Безнадежно опоздала.

Джоуи не поджег постель. На этот раз он приготовил ей целую мизансцену. Он хотел, чтобы она это увидела.

Разумеется, он их скомпоновал. После того, как пристрелил. Он усадил их обоих, прислонив к спинке кровати. Казалось, они наблюдают. Зрители, завороженные насмерть величием огня.

Рина двинулась вперед. Ее сознание словно раздвоилось. Ее душа застыла на месте в ужасе и каком-то болезненном трансе, пока сама она подбежала к кровати, рискуя обжечься. Она должна была проверить. Должна была удостовериться, что она опоздала.

– Назад! Берегись!

Рина повернулась на крик О'Доннелла. И опять лишь частью сознания она увидела, как он стоит в дверях на фоне неистово бушующего пламени. Его лицо блестело от пота и было закопчено дымом, но глаза смотрели ясно и твердо.

Он зачехлил свой пистолет и вместо него держал в руках домашний огнетушитель.

– Они мертвы! – прокричала Рина, стараясь, чтобы он услышал сквозь рев и шипение пламени, но в ее голосе прозвучала глухая безнадежность. – Он убил их в их собственной постели.

О'Доннелл еще секунду удерживал ее взгляд, и в его глазах, полных ненависти и гнева, она прочла понимание.

– Мы спасаем что можем. – О'Доннелл поднял и перевернул огнетушитель. – Это наша работа.

И он выдернул чеку.

Взрыв сбил Рину с ног и швырнул на кровать, прямо на колени погибшим. На мгновение ее разум отключился. Она была не в силах что-либо воспринять.

А потом она выкрикнула имя своего напарника, стащила с кровати окровавленную простыню и прорвалась сквозь завесу огня в дверь.

Она знала, что его больше нет, она знала это уже в ту минуту, когда набрасывала простыню на то, что от него осталось, и своим телом сбивала поглотивший его огонь.

Позади нее хлынула вода и погасила пламя. Другие люди ворвались в ее преисподнюю.

– Он знал, что я войду первая. – Рина сидела на краю тротуара. Она оттолкнула кислородную маску, которую Сандер прижимал к ее липу. – Эти люди в доме… они ничего для него не значили. Вот почему он застрелил их, вместо того чтобы принести в жертву огню. Они ничего не значили, но он знал, что я войду первая.

– Ты ничего не могла сделать, Рина. Ты ничего не могла изменить.

– Он убил моего напарника.

Она крепко зажмурилась и прижалась лицом к коленям. Ей никогда, никогда не забыть, как он горел, как пламя поглотило его разорванное тело.

«Это наша работа». Таковы были его последние слова. И теперь она не знала, хватит ли ей душевных сил продолжить работу, которая убила его. Горечь утраты и чувство вины переполняли ее.

– Ублюдок знал, что я первой войду в огонь. Он начинил огнетушитель взрывчаткой в расчете на то, что О'Доннелл или кто-нибудь еще схватит его и пустит в ход. В кухне… скорее всего, он оставил его в кухне. На самом виду. Тут действуешь инстинктивно. Видишь, хватаешь, пускаешь в ход. Если бы я не сразу вошла…

– Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что это не выход. – Сандер схватил ее за плечи и приподнял, чтобы их глаза встретились. – Ты прекрасно знаешь, что бесполезно гадать, что было бы, если бы… Катарина, ты исполнила свой долг, как и О'Доннелл. Только один человек виноват в том, что случилось.

Рина оглянулась на дом. Война еще кипела, и она была всего лишь одной из жертв. Она потеряла напарника там, наверху. Она потеряла свое сердце и со страхом думала, что потеряла и все свое мужество.

– Он убил их только для того, чтобы показать мне, что он может это сделать. Он убил их только для того, чтобы я увидела. А О'Доннелла он убил просто на закуску. Подлый ублюдок.

– Тебе нужно отдохнуть, Рина. Тебе нужно поспать. Я отвезу тебя к маме и дам тебе снотворного.

– Ничего подобного ты не сделаешь.

Рина опять прижалась лицом к коленям, изо всех сил стараясь удержать слезы. Она боялась, что уже не сможет остановиться, если прольет хоть одну слезинку. Ей хотелось вернуть свой гнев, хотелось почувствовать, как он горит у нее в крови но она ощущала только страшный, деморализующий груз безысходного горя.

Они были молоды, напомнила она себе. Моложе ее годами. Он убил их холодно и быстро в их собственной постели, а потом усадил как кукол. Этот образ будет преследовать ее до самой смерти. Как и воспоминание о хорошем человеке, хорошем полицейском и добром друге, превратившемся в живой факел.

Рина подняла голову и посмотрела в глаза брату.

– Я тебе велела не выходить из дому. Я сказала, что это очень важно, чтобы вы все сидели дома.

«Это мог бы быть мой брат, – подумала она. – Моя мать, сестра, отец». Убив О'Доннелла, Джоуи дал ей понять, что на его месте мог оказаться кто угодно. Таков был смысл его последнего послания. Он мог бы выбрать любого. Он все еще мог выбрать любого.

– Обо мне можешь не беспокоиться. – Сандер ласково погладил ее по щеке. – Один из копов отвез Ань и малыша к маме. У нас уже появилась собственная частная полиция.

Тогда он тоже погладил ее по лицу, вспомнила Рина. Двадцать лет назад, когда она лежала оглушенная и плачущая после нападения Джоуи. Ее брат погладил ее по лицу. От него тогда пахло виноградным леденцом.

Душившее ее горе поднялось к горлу и выплеснулось из глаз.

– Сандер… Он сжег твою клинику.

Теперь Сандер прижался лбом к ее лбу и обнял ее. Руки Рины тоже обвились вокруг него.

– Ничего, – прошептал он. – Все будет хорошо.

– О боже, Сандер… Он сжег клинику, он придет за тобой, за всеми вами, если мы его не остановим. О'Доннелл был для меня почти членом семьи. Джоуи это знал. О'Доннелл не имел никакого отношения к тому, что произошло двадцать лет назад. Месть тут ни при чем, он погиб только из-за того, что был связан со мной. Я не знаю, как это остановить. Я перепугана до смерти.

Дрожь началась у нее в пальцах ног и поднялась вверх. Рина судорожно ухватилась за руки брата. Ей казалось, что она сейчас рассыплется на кусочки.

– Я не знаю, что делать, Сандер. Я не знаю, что мне дальше делать.

– Нам нужно вернуться домой. Нам просто нужно…

Сандер замолчал, и они оба оглянулись: Бо, расталкивая людей и раздвигая ограждения, прорвался сквозь оцепление. Он выкрикивал ее имя.

Рина вскочила на ноги и зашаталась. Сандер помог ей сохранить равновесие.

– Посиди здесь. Я его приведу.

– Нет. – Рина не сводила глаз с Бо. – Я просто больше не могу сидеть.

Она двинулась к нему со всей возможной скоростью, но это было все равно что плыть в сиропе. Бо между тем боролся с двумя полицейскими в форме, пытавшимися его скрутить.

– Он со мной. Все в порядке. Он со…

Бо вырвался и сгреб ее в охапку, не дав ей договорить.

– Они сказали, что ты вошла в горящий дом. – Он так крепко ее стиснул, что она задохнулась. – Они сказали, что ты вошла туда. Они сказали, что пострадал коп. Ты ранена? – Он отстранил ее от себя и принялся лихорадочно ощупывать. – Ты ранена?

– Нет. О'Доннелл. – Слезы затуманили ей глаза. – Он… он погиб. Он убит. Джоуи зарядил огнетушитель взрывчаткой, О'Доннелл взял его, и огнетушитель взорвался у него в руках. Он взорвался, и огонь… Я не смогла его спасти.

– О'Доннелл? – Рина увидела, как страх в глазах Бо сменяется болью. – О боже, боже, Рина! – Он привлек ее к себе и снова крепко обнял. – Мне так жаль… Мне очень, очень жаль. О господи, миссис Мэллори!

– Что?

– Его сестра. – Бо тихонько укачивал ее, пока они стояли на улице среди дыма и смерти. – Рина, мне очень жаль. Мне больно, и мне очень, очень жаль. – «Но я так рад, что это не ты», – чуть было не вырвалось у него. От облегчения, смешанного с горем, он еще крепче прижал ее к себе. – Что я могу сделать?

– Ничего. – Опустошенность возвращалась. Тупая, сосущая боль. – Его больше нет.

– А ты есть. – Бо отстранил ее и заглянул в лицо. – Ты жива. Ты здесь.

– Я не могу думать. Я даже не знаю, могу ли я что-то чувствовать. Я просто…

Опять он не дал ей договорить, на этот раз закрыв ей рот поцелуем.

– Все ты можешь. Ты будешь думать, и чувствовать, и делать то, что нужно делать. – Он прижался губами к ее лбу. – Ничего другого не остается.

«Мы спасаем, что можем», – вспомнила Рина. И это помогло ей обрести равновесие.

– Ты помог мне устоять, Гуднайт, – пробормотала она.

– Что?

Рина покачала головой:

– Что ты здесь делаешь? Бегаешь по улице как ненормальный. Ну почему никто меня не слушает?

Бо никак не мог оторваться от нее. Он поминутно дотрагивался до ее волос, рук, лица.

– Я моложе и проворнее твоего отца. Я прорвался через копов возле дома, а он не прорвался.

– Дьявол!

Рина повернулась к горящему дому. Огонь возьмет два верхних этажа. Он опалит соседние дома, изуродует чьи-то жизни. Но он больше не заберет ни одной жизни этой ночью. Во всяком случае, не здесь. Значит, здесь ей больше делать нечего.

«Это наша работа», – сказал О'Доннелл. Она должна заняться своей работой. Изучать, наблюдать, анализировать. Находить ответы на вопросы «кто» и «почему», а не рассиживаться на тротуаре, трясясь от шока и горя.

– Дай мне минуту. – Рина сжала руку Бо и, оставив его у края тротуара, подошла к Янгеру, прибывшему на место, как только до участка дошла весть о гибели О'Доннелла. – Я пойду успокою свою семью, проверю, как там обстоят дела. Если он опять позвонит, дам тебе знать.

Лицо Джона было непроницаемо.

– Теперь он взял одного из наших. Взял копа. Хорошего копа. – Янгер бросил взгляд на небо. – Теперь он покойник.

– Да. Но он будет предпринимать новые попытки. Слава богу, У нас все под наблюдением. Я хочу вымыться. – Рина расстегнула робу. – Вымыться, прочистить мозги. Если тебе нужно встать под душ, можешь воспользоваться удобствами у моих родителей.

– Ловлю тебя на слове. Капитан едет сюда. Я его проинформирую, выставлю караул.

– Спасибо.

Янгер положил руку ей на плечо, когда она уже повернулась, чтобы уйти.

– Он все время опережал нас на шаг, Хейл. Богом клянусь, больше этого не будет.

«Не будет? – с горечью подумала Рина. – Он, как кобра, такой же терпеливый, такой же смертоносный. Он может затаиться, не давать о себе знать годами и снова выползти из-под камня в любой момент».

Бросив последний взгляд на горящий дом, Рина ушла. Нет, нельзя так думать, сказала она себе. Эти мысли у нее от усталости, от подавленности. Он зашел слишком далеко, он больше не будет ждать. Он слишком близок к цели, он не объявит перерыв в игре, черт бы его побрал.

Она спрятала пожарную робу в багажник машины.

– Детектив Янгер может заглянуть к нам, когда покончит здесь с делами. Джон вернулся из Нью-Йорка.

– Что он делал в Нью-Йорке? – Бо взял ее за руку и сплел пальцы с ее пальцами.

– Навещал Джо Пасторелли. У Пасторелли рак поджелудочной железы. В последней стадии.

– Не самый легкий уход. – Сандер примкнул к ней с другой стороны. – Он проходит курс лечения?

– Не похоже на то. Зато Джоуи, похоже, убежден, что в нем самом раковые клеточки тикают, как маленькие бомбы замедленного действия.

– Это наследственное? – спросил Бо.

– Я не знаю. – Усталость давила на нее каменной плитой. – Понятия не имею. Сандер?

– Менее десяти процентов случаев являются наследственными. Основной причиной является вдыхание дыма при курении.

– Вот тебе ирония судьбы. Дым, огонь, смерть. Как бы то ни было, я узнаю детали, когда Джон вернется. Важно уяснить, что нам это дает: вот спусковой механизм, заставивший Джоуи выступить в открытую и все закончить именно сейчас. А сейчас я съезжу домой, переоденусь.

– Я поеду с тобой.

– Мой дом сторожит полиция, Бо.

– Я поеду с тобой, – повторил он и обогнул машину, чтобы сесть с пассажирской стороны.

Рина мученически закатила глаза.

– Садись, – приказала она брату. – Я подвезу тебя к маме. Никому сегодня нельзя ходить по улице в одиночку. – Скажи им, что со мной все в порядке, – добавила она. – Я сама скоро к ним загляну.

Свет горел во всех окнах дома. Она на минутку вышла, чтобы переговорить с двумя полисменами, сидевшими в машине у дома, а потом вопросительно взглянула на Сандера.

– Фрэн, Джек, дети, Белла и ее дети. Ты не говорил, что все собрались здесь.

– Обычное дело.

Рина расцеловала его в обе щеки.

– Иди, успокой всех. Они же нервничают. Попроси маму помолиться за упокой души О'Доннелла. Я вернусь через пятнадцать минут.

Она поспешила забраться в машину, пока никто ее не заметил. Ей не добраться до дома, если все они высыпят на улицу.

– Они держатся, – сказал Бо, когда она отъехала. – У тебя крепкое тыловое обеспечение, Катарина. Они напуганы, они сходят с ума от беспокойства, но они держатся железно.

– Он хочет расправиться с ними. Боюсь, зная это, я не смогу держаться железно.

– Сможешь. Знаешь, если уж я подписываюсь на брак и все такое… Эй, я сказал «брак» прямо вслух! Так вот, если уж я подписываюсь на брак и семейную жизнь с детьми, я хотел бы выстроить ее на хорошей, надежной основе.

– Ну, момент ты выбрал неудачный, но если это предложение…

– Ну уж нет! Предложение сделала ты. Я лишь даю тебе ответ.

– Понятно.

– Только что-то я кольца не вижу. Это не будет считаться официальным, пока ты не купишь мне кольцо.

Рина остановила машину. Просто затормозила посреди улицы, остановилась, положила голову на руль и разрыдалась.

– Эй, ты что? О боже, не плачь. – Бо отстегнул ремень безопасности, повернулся к ней и попытался ее обнять.

– Мне надо. Это сейчас пройдет. Я думала, расплачусь в доме, прямо в той спальне, когда увидела, что он с ними сделал. Он их застрелил, а потом усадил в постели, как кукол.

– Что?

– Карла и Дон Димарко. Я их плохо знала. Они купили этот дом всего несколько месяцев назад. Молодая пара, это их первый дом. Ее мать ходила в школу вместе с матерью Джины. – Рина выпрямилась и отерла слезы. – Он не поджег кровать. Я их видела. Видела подушки. Он заглушил выстрелы подушками. Я стояла там, огонь был повсюду вокруг меня, и я представила себе, как он входит, кладет подушки им на лица… Малый калибр. Маленькая дырочка. Просто маленькая дырочка.

Бо промолчал, только взял ее за руку.

– Огонь вокруг. Повсюду. Жар, дым, свет. У огня есть свой язык. Я слышу, он говорит со мной. Огонь меня завораживает, он меня притягивает. Так всегда было, с той самой ночи, когда я стояла на тротуаре со стаканом имбирной шипучки и смотрела, как он терзает нашу пиццерию. Я понимаю, почему Джоуи рвется к огню, – сказала Рина и повернулась к Бо. – Я понимаю, почему он выбирает огонь. Или огонь выбирает его. Я вижу, шаг за шагом, весь путь, который привел нас к этой точке. Но теперь, после О'Доннелла, мне кажется, я дошла до самого края. Я потеряла контроль, стоя в той комнате, глядя на людей, которые просто купили дом в этом районе. Глядя на них, я пала духом. А потом мне показалось, что мои родители стоят в дверях, тянут меня назад от края и напоминают, что мне надо делать свое дело.

Она замолчала, пытаясь унять дрожь.

– Я понимаю, что он делает и почему. Его тоже завораживает огонь.

– Ты что, внушила себе, что у тебя есть что-то общее с этим ненормальным подонком?

– Да, между нами много общего. Но у меня, слава богу, есть прочная семейная основа. А теперь у меня есть ты. Я сказала, что ты помог мне устоять, Бо. Если я опять споткнусь, упаду, ты опять меня поднимешь. А иначе с какой стати ты сидел бы тут в эту кошмарную ночь и говорил мне о браке и семейной жизни с детьми?

– Хочешь знать? – Бо вытащил из заднего кармана носовой платок и сам отер слезы с ее щек. – Весь этот вечер я провел в доме твоих родителей. Я сидел, волновался, стоял, переживал, ходил… Я наблюдал, как то же самое делают твои близкие. И я понял: когда любишь, когда это самое дорогое, самое важное, что есть в твоей жизни, нельзя просто скользить по поверхности. Надо пускать корни, надо работать, строить свою собственную семью. Когда хочешь, чтобы было что-то прочное, ради этого стоит гнуть спину. – Он поцеловал ей руку. – Спина у меня крепкая.

– У меня тоже. – Рина поцеловала его, потом, откинув назад волосы, снова завела машину. – Какое кольцо ты хочешь?

– Броское и крупное, чтобы я мог хвастать перед друзьями, а они – мне завидовать.

Рина невольно рассмеялась.

Она остановила машину позади полицейской патрульной, стоявшей у ее дома.

– Сейчас переговорю с этими парнями, а потом сбегаю наверх, возьму кое-что из вещей. А ты подожди здесь. Почему бы тебе не начать планировать свадьбу? Ты будешь выглядеть просто сногсшибательно в длинном белом платье.

– Ну, это уж ты размечтался! Вообще-то мне не подобает надевать белое. Я ведь не девственница.

Рина вынула свой полицейский жетон, но оказалось, что в этом нет нужды: она узнала полицейского, вышедшего из радиофицированной патрульной машины.

– Офицер Деррик!

– Детектив Хейл! Этот ублюдок убил О'Доннелла? Это правда?

– Да. – Опять Рине пришлось брать себя в руки. – Как давно вы здесь?

– С двух часов ночи. Еще одна машина осуществляла патрулирование окрестностей, но, так как велика была вероятность, что он направляется к вам, мы снялись с пожара в клинике и перебазировались сюда для стационарного наблюдения. Два офицера прикрывают заднюю дверь. Связываемся раз в четверть часа.

– Ну и что тут на этот час?

– Все тихо. Многие вышли из домов, когда услышали вой сирены. Сейчас люди вернулись в свои дома.

– Я сейчас войду в дом, хочу взять смену одежды. Мой… – Рина хотела сказать «друг», но решила поднять свой статус. – Мой жених ждет в машине. Спасибо за службу, офицер.

– Без проблем. Хотите, я провожу вас внутрь, подожду вас?

– Да нет, не стоит. Я быстро. Предупредите второй наряд, что я вхожу в дом.

– Есть.

Рина пересекла тротуар и начала подниматься по ступеням крыльца.

Четыре пожара меньше чем за шесть часов. Может, он думает не только о мести? Может, метит в Книгу рекордов Гиннесса? Он знал окрестности, это играло ему на руку, и все-таки это была чертовски быстрая работа. Подозрительно быстрая.

Рина отперла дверь, вошла и включила свет. Бросив ключи на столик, она воспроизвела в уме карту местности. Феллз-Пойнт… Он вошел где-то около половины седьмого. Вышел между четвертью и половиной десятого. Без напряга мог добраться до дома Джона и подготовить поджог. Должен был уйти оттуда около полуночи. Дальше начинается цейтнот. Времени в обрез, чтобы добраться до других мест. Пожар был уже в полном разгаре, когда они подъехали к клинике, а он позвонил ей за несколько минут до этого.

За несколько минут, думала Рина, поднимаясь по лестнице. А всего через несколько минут после этого – буквально через пять минут! – они с О'Доннеллом уже мчались к старому дому Пасторелли.

Нет, он был не просто на шаг впереди. Подобная оперативность никому не по плечу. Сообщник? Не вписывается. Просто не вписывается, и все тут. Это его миссия, его одержимость. Он ни с кем не поделится.

Но он поджег клинику, прошел два квартала, вломился в свой старый дом, убил двоих, оставил на самом виду заминированный огнетушитель и устроил еще один поджог. И опять пожар был в полном разгаре к ее приезду.

Потому что сначала он убил Карлу и Дона, догадалась Рина. До того, как поджег клинику. Он подготовил оба пожара и использовал таймеры. Вполне вероятно, он подготовил клинику к пожару еще до того, как поехал к Джону. Вот схема, поняла она. Сандер, потом Джон.

Она это упустила. Упустила, потому что бегала кругами. Он именно этого и добивался. Он заставил их распылить силы на тушение пожаров, которые были скорее отвлекающим маневром, а не очками на его световом табло.

Она многое упустила, потому что была расстроена, потрясена, опрокинута.

«С двух часов ночи», – сказал офицер Деррик. Они здесь с двух часов ночи.

Ее руки стали липкими от пота. Она потянулась за оружием и повернулась, готовая выбежать обратно на улицу.

Он вышел на площадку из дверей напротив. На нем была футболка с эмблемой «Сирико». В руке он держал пистолет двадцать второго калибра.

– Настало время большого сюрприза. Тебе придется вытащить этот пистолет очень медленно, Рина. Брось его на пол.

Рина подняла обе руки. «Никогда не отдавай оружие, – напомнила она себе. – Никогда не выпускай оружия из рук».

– Дом окружен полицией, Джоуи.

– Да видел я их. Двое спереди, двое сзади. Прибыли сюда где-то минут через десять после меня. Что, нелегкая выдалась ночка? У тебя лицо в саже. Ты все-таки вошла в мой дом, да? Я знал, что ты войдешь. Я тебя хорошо изучил. Ты добралась до них раньше, чем огонь?

– Да.

Он широко ухмыльнулся.

– А как твой напарник?

«Злорадствуешь? – подумала Рина. – За это я отправлю тебя в ад, чего бы мне это ни стоило».

– Теперь ты убил копа, Джоуи. Ты покойник. Каждый коп в Балтиморе будет охотиться за тобой. Тебе отсюда не выбраться.

– А я думаю, выберусь. Но если не выберусь, я, черт побери, хоть закончу то, что начал. Пистолет, Рина.

– Попробуй только выстрелить, копы будут здесь раньше, чем я упаду. Ты же не так хотел это закончить? Ты же не пристрелить меня хотел. Все дело в огне, да? Кайфа не будет, если я не сгорю.

– Ты сгоришь. Держу пари, твой напарник отлично горел.

Страшный образ промелькнул у нее в памяти. Она подавила его. Но он оставил у нее в крови искрящий провод.

Напрасно она говорила, что не может ни думать, ни чувствовать! Все она могла. И он ее недооценил.

– Я знаю, что у твоего отца рак.

Лицо Джоуи вспыхнуло.

– Не смей говорить о моем отце! Не смей произносить его имя!

– Может, ты думаешь, что и у тебя рак? Что ты унаследовал его от отца? Шансы очень невелики, Джоуи. Меньше десяти процентов.

– Ни хрена ты не знаешь! Это ест его изнутри. Можно видеть, как оно его ест, можно нюхать. Я таким путем не уйду. И он не уйдет. Я позабочусь о нем, прежде чем болезнь его доест. Огонь очищает.

На Рину накатила новая волна ужаса. Он собирался сжечь своего родного отца!

– Ты не сможешь ему помочь, не сможешь его очистить, если умрешь здесь.

– Может, и не смогу. Но он учил меня всегда выискивать номер первый. И я думаю, я выберусь. Ты будешь гореть, они прибегут, а я выскользну. Как дым.

Он шагнул вперед, она шагнула назад.

– Выстрел в живот тебя, наверно, не убьет… по крайней мере, не сразу. Но будет чертовски больно. Они могут услышать. А может, и нет: такой маленький пистолетик стреляет без особого шума. Как бы то ни было, времени мне хватит. В обрез, но хватит. Я для тебя уже все приготовил.

Он толкнул ее в спальню, включил свет. По всему полу и по кровати тянулись фитили и дымоходы. Он схватил ее за волосы и рывком заставил опуститься на колени, прижимая пистолет к ее виску.

– Только пикни, только дернись, я прострелю тебе башку, а что останется – спалю.

«Ты не должна умереть», – сказала себе Рина. Как она его посадит, если сама не выживет?

– Ты тоже сгоришь, – сказала она вслух.

– Допустим, ну и что? Я не знаю лучшего способа уйти. Я с двенадцати лет хотел узнать, каково это. – Джоуи вытащил ее табельное оружие из открытой кобуры и швырнул в сторону. – Слишком много шума, – пояснил он. – А ведь ты тоже хотела узнать, каково это – войти в огонь, дать ему тебя обнять… Ты узнаешь. Вот как мы поступим. Ты позвонишь своему старику, скажешь ему, чтобы подгребал сюда. Мол, хочешь переговорить с ним с глазу на глаз.

«Он не знает, что я зашла на минутку, за одеждой. Не знает, что они меня ждут».

– Зачем?

– Он сгорит, ты сгоришь, и всему конец. Круг замкнется.

– И ты думаешь, я приведу к тебе своего отца?

– Он убил моего. Теперь пусть заплатит. У тебя есть выбор. Или ты ему звонишь, приносишь его в жертву, или я забираю всех. Всю твою семейку. – Джоуи накрутил ее волосы себе на руку и дернул так, что у нее из глаз посыпались искры. – Мать, брата, сестер. Всех этих сопляков, которых они наплодили. Всех до единого. Так что выбирай. Или твой папаша, или они все.

– Он всего лишь вступился за меня, как сделал бы любой отец.

– Он унизил моего отца. Из-за него отца выволокли из дома, упекли в тюрьму.

– Твой отец сам вынес себе приговор. В ту самую минуту, как зажег спичку в «Сирико».

– Он был там не один. Ты этого не знала, да? – Торжествующая улыбка расплылась по лицу Джоуи. – В ту ночь он взял меня с собой. Он показал мне огонь, показал, как его создавать. Он показал, что надо делать с теми, кто нас достает!

Джоуи ударил ее наотмашь и сел на нее верхом.

– Ты трясешься! – Теперь его голос захлебывался от смеха. – Ты трясешься, прямо как в тот день. Когда твой папаша сюда приедет, я тебя трахну прямо у него на глазах. Я ему покажу, что за шлюха его обожаемая доченька.

Он разорвал на ней рубашку и прижал дуло пистолета под ее подбородком. Изо рта у Рины вырвалось короткое рыдание. Она усилием воли заставила себя не сопротивляться.

– Помнишь, как я это делал на игровой площадке? Правда, с тех пор у тебя появились сиськи. – Он стиснул ее грудь рукой и вытянул губы трубочкой в притворном одобрении. – Неплохие. Не будешь слушаться, я поимею их всех: твою мамочку, сестриц, даже эту азиатскую курву, на которой женился твои братец. Да, и потом есть еще эта твоя маленькая шлюховатая племянница. Обожаю молоденьких. Знаешь, чем моложе, тем они сочнее.

– Я тебя убью. – Внутри Рина была тверда и холодна, как камень. Ей не нужно было распалять себя гневом. Все это время он жил в ней и, притаившись, ждал. – Сначала я убью тебя.

– У кого пистолет, Рина? – Джоуи провел стволом по ее шее. – У кого власть? – Он опять с силой ткнул дулом ей под подбородок. – Кто здесь главный, мать твою?

– Ты. – Рина не сводила с него глаз, пока собирала свое мужество, пока выстраивала его на твердокаменной основе гнева. «Это наша работа», – напомнила она себе. – Ты здесь главный, Джоуи.

– Верно. Твой отец в обмен на моего, сука. Отдашь его, я оставлю жизнь всем остальным.

– Я ему позвоню. – Рина позволила слезам пролиться, позволила себе дрожать, позволила ему увидеть то, что он хотел увидеть: слабость и страх. – Он скорее умрет, чем позволит тебе прикоснуться к ним.

– Вот и хорошо!

Джоуи сместил свой вес. Рина считала собственные вздохи. Она медленно села, не сводя с него заплаканных глаз, моля бога, чтобы он увидел в этих глазах только то, что нужно: мольбу и бессилие.

Роняя слезы, она подняла руку, как будто для того, чтобы стянуть на груди разорванную рубашку, и рубанула его ребром ладони по руке, державшей пистолет. Одновременно ее вторая рука сжалась в кулак и нанесла ему прямой удар в лицо. До нее донесся стук упавшего пистолета. А потом из глаз у нее посыпались искры, когда он опять навалился на нее.

Сидя в машине, Бо нетерпеливо барабанил пальцами. Черт побери, что она там копается? Он, уже в который раз, бросил взгляд на окно ее спальни. Там по-прежнему горел свет. И опять, уже в который раз, он посмотрел на часы.

Если она надолго там застрянет, подумал Бо, он тут, пожалуй, заснет от безделья. В конце концов, сейчас уже четыре часа утра!

Он вылез из машины и подошел к полицейскому, сидевшему с пассажирской стороны.

– Я пойду посмотрю, что там и как, хорошо? Похоже, она там пакует весь свой гардероб, вместо того чтобы взять чистую рубашку.

– Женщины.

– Да уж, ничего не поделаешь.

Бо выудил из кармана ключи. Придется им подумать, что делать с двумя домами, размышлял он, поднимаясь по ступеням крыльца и окидывая взглядом оба дома. Продать один? Который? Сохранить оба и соединить? Это будет интересная работа, но в результате они окажутся владельцами слишком большого дома.

Он подавил зевок и отпер дверь.

– Эй, Рина, ты что, укладываешь приданое? Может, ты решила сбежать со мной в Вегас? Кстати, а что, собственно, входит в приданое?

Он закрыл за собой дверь, подошел к подножию лестницы и тут услышал, как она выкрикивает его имя.

У нее шла кровь носом. Она чувствовала вкус крови во рту, но продолжала яростно бороться. Джоуи ударил ее ногой – кажется, он ударил ее ногой, – но она ничего не ощущала, кроме ярости и смертного страха. Она расцарапала ему лицо, попыталась выцарапать глаза.

Кровь шла не только у нее.

Но он был сильнее, и он одолевал.

Голос Бо вырвал у нее из груди крик:

– Бо! Уходи! Зови полицию!

Джоуи выпустил ее и нырнул куда-то в сторону. За пистолетом. О боже, за пистолетом!

У Рины все плыло перед глазами, кажется, она не могла больше сделать ни единого вдоха. Слезы прокладывали себе дорожки по крови на ее лице, пока она ползком пробиралась к входу в спальню, куда Джоуи бросил ее пистолет.

Послышался топот бегущих ног. А может, это стучало ее сердце? Рина перекатилась через себя, сжимая пистолет обеими руками. И с ужасом увидела, что Джоуи нырнул вовсе не за пистолетом.

– Не надо, ради всего святого! Ты что, не понимаешь? Ты же сгоришь!

– И ты тоже. – Он держал в воздухе зажженную спичку. – Давай вместе узнаем, каково это.

Он бросил спичку прямо в лужу бензина на полу. Огонь вспыхнул с радостным ревом, словно зверь, вырвавшийся из клетки. И Джоуи вспыхнул. Как факел.

Рина откатилась в сторону, когда вырвавшийся на свободу зверь прыгнул к ней. Он все-таки цапнул ее за ноги, и она закричала. Бо вытащил ее из огня, загасил пламя голыми руками, своим телом.

– Шкаф с бельем, одеяла. – Рина, тяжело дыша, стащила с себя затлевшие джинсы. – Не бери огнетушитель, он может быть заминирован. Давай. Скорее!

Зубы у нее выбивали дробь, когда она ползла назад.

Теперь Джоуи стал кричать: чудовищные, нечеловеческие вопли вырывались у него изо рта. Он волчком кружил по комнате. Огонь объял его с головы до ног.

Рине казалось, что она видит – и всегда будет видеть! – его глаза, глядящие на нее из огня, пожиравшего его лицо.

Каким-то образом ему удалось шагнуть к ней. Шаг, потом другой. К двери.

Потом он упал и покатился. Огонь окутывал его пылающей мантией.

Помощь пришла. Полицейские уже взламывали дверь. Скоро завоют сирены. Пожарные машины, шланги, пожарные в брезентовых робах.

Прислонившись спиной к стене, Рина смотрела, как горит Джоуи.

– Погаси его, – прошептала она, когда к ней вернулся Бо. – Бога ради, погаси его.

ЭПИЛОГ

Рина сидела, завернувшись в наброшенное на плечи одеяло, в кухне своей матери и мелкими глотками пила охлажденное вино. Ей не нужен был брат-доктор, чтобы понять, что она еще не отошла от шока. Ей не нужна была ни помощь медиков, ни снотворное.

Ей нужно было просто быть здесь. Просто быть.

Ань смазала ее ожоги каким-то бальзамом. Это сразу принесло облегчение:

– Ушибы есть, но ничего не сломано, насколько я могу судить. – Сандер нахмурился, глядя на ее избитое лицо. – Рина, тебе нужно сделать рентген.

– Позже, док.

– Вторая степень. – Ань бережно бинтовала ей лодыжки. – Тебе повезло.

– Знаю. – Рина нащупала руку сидевшего рядом Бо и улыбнулась отцу. – Знаю, что мне повезло.

– Сейчас ей надо поесть, а потом ей надо отдохнуть. Она не будет сейчас заниматься полицейской работой, – свирепо проговорила Бьянка, обращаясь к Янгеру.

– Да, мэм. Мы завтра этим займемся, – сказал он Рине.

– Когда пройдем по слоям, мы обязательно найдем таймеры. Я думаю, он не собирался умирать. По крайней мере, не сейчас. Просто он не хотел быть униженным. Побежденным, как его отец. Для него это было невыносимо, как и медленная смерть. Поэтому он сделал выбор.

– Тебе надо поесть. Сейчас я сделаю яичницу, и все сядут за стол. – Бьянка рванула на себя дверцу холодильника, потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.

Гиб двинулся к ней, но Рина коснулась его руки и покачала головой.

– Позволь мне.

У нее перехватило дыхание от приступа боли, когда она поднялась на ноги, но она подошла к матери и обняла ее.

– Мама, все хорошо. Мы все живы. Мы в порядке.

– Моя девочка. Моя маленькая девочка. Bella bambina.[54]

– Ti amo, Mama.[55] И я в порядке. Но я проголодалась.

– Va bene.[56] Ладно. – Бьянка руками отерла слезы со щек. – Садись. Я приготовлю.

– Я тебе помогу, мама. – Белла тоже вытерла слезы и поднялась.

Бьянка изумленно подняла брови:

– Я еще не забыла, как готовить завтрак.

Да, именно это ей сейчас и нужно, подумала Рина. Шум, суета, звуки и запахи материнской кухни. Она ела все, что перед ней ставили, с аппетитом, удивившим ее саму.

Позже она вышла к отцу и Джону, сидевшим на ступенях крыльца: Они пили кофе. Над городом занимался рассвет, жемчужная дымка обещала еще один невыносимо жаркий день.

В душе у Рины не было никаких сомнений: она никогда в жизни не видела ничего более прекрасного.

– Сколько лет прошло с тех пор, как мы впервые вот так сидели, – задумчиво произнес Джон Мингер.

– Тогда мы пили пиво, помнишь?

– И еще выпьем.

– У меня тогда была хандра, – сказал Гиб. – Сам не знаю, какое у меня настроение сегодня. Ты мне тогда говорил, что мне везет. Все верно. Красавица жена и прекрасные дети. И ты был прав, когда сказал, что Рина у нас самая умная. Тут ты тоже угадал. Я чуть не потерял ее, Джон. Прошлой ночью я чуть не потерял мою девочку.

– Ты ее не потерял. И тебе по-прежнему везет.

– Найдется еще одно местечко? – Рина вышла на крыльцо. – Опять будет жаркий день. Я обожала жаркие летние дни, когда была маленькой. Они тянулись бесконечно, да самой ночи. Я лежала в постели и слушала. Вот Фрэн возвращается со свидания, вот старый мистер Франко выгуливает свою собаку. Вот Джонни Руссо промчался на своем мотоцикле без глушителя. Помнишь, как ты его за это гонял, папа? – Она наклонилась и поцеловала отца в макушку. – В такое утро люди поднимаются и из дома выходят рано, еще до жары. Идут в парк или в магазин, болтают на крыльце или на заднем дворе через забор. Идут на работу. Поливают цветы, слушают новости, если у них выходной. Если хотите знать мое мнение, нам всем повезло.

Они долго сидели молча, глядя, как наступает утро, потом Джон ласково похлопал ее по колену.

– Пойду взгляну, что там у меня дома, посмотрю, что надо сделать.

– Мне очень жаль, что так получилось с вашим домом, Джон, – сказала Рина.

– Мне жаль, что так получилось с твоим, милая, – ответил Джон.

– У нас есть много рук, чтобы помочь вам с ремонтом, – сказала Рина. – И один мой хороший знакомый – отличный мастер.

Джон наклонился и поцеловал ее в макушку.

– Твой напарник гордился бы тобой. Я свяжусь с вами. Береги ее, Гиб.

– Спасибо, Джон. За все.

Рина проводила его взглядом, когда он отъехал на своей машине.

– Он помог мне стать тем, кто я есть. Надеюсь, тебя это не смущает.

– Мне нравится, что ты стала такой. – Рина видела, что в глазах у отца стоят слезы, хотя он сидел, не поворачиваясь к ней, устремив взгляд вдаль. – Мы с твоей мамой денек-два еще понервничаем, а потом успокоимся.

– Я знаю. – Рина прижалась к отцу, глядя, как кругом становится все светлее. – Ты тоже помог мне стать тем, кто я есть, – сказала она. – Ты и мама. Vi amo. Molto.[57] – Обняла отца. – Molto.

Гиб посмотрел на дочь, погладил ее по волосам.

– Ты собираешься замуж за этого парня?

– Да. Я выйду за него.

– Хороший выбор.

– Я тоже так думаю. А сейчас я пойду, со всеми попрощаюсь и попробую их всех отправить восвояси. Вам с мамой надо как следует выспаться.

– Мне бы не помешало.

Рина нашла Беллу одну в кухне.

– Ты и завтрак готовишь, и посуду моешь?

– У Фрэн какие-то спазмы. Мама отвела ее наверх.

– У нее схватки?

– Может быть. А может, просто Брэкстон-Хикс.[58] Над ней хлопочут двое врачей, мать и ее муж, ну что с ней может случиться?! – зло проговорила Белла. – Ох, Рина, прости! Я веду себя как последняя стерва. – Она отшвырнула кухонное полотенце. – Сама не знаю, что со мной происходит.

– Мы все устали, Белла. Имеешь право.

– Я ей завидую. Она может позволить себе эту безмятежность, это спокойствие. Словно вокруг все прекрасно и нет никаких проблем. Носит эту безмятежность как костюм, сшитый на заказ. Но дело даже не в этом. Я завидую тому, как Джек на нее смотрит. Можно просто растаять. Ты только пойми меня правильно: я рада за нее. Но мне так хочется, чтобы у меня тоже так было.

– Мне очень жаль, что ты расстраиваешься, Белла.

– Что же делать? Я сама постелила себе эту постель. – Белла положила ладонь себе на живот. – Между прочим, я опять беременна.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Я научилась определять это чуть ли не заранее. Я беременна. Я нарочно забеременела. Может, это было глупо с моей стороны, может, эгоистично, но дело сделано. И я не жалею, что будет еще ребенок.

– Ты сказала Винсу?

– Он в восторге. Он и вправду любит детей, хотя меня не любит так, как я хочу. Теперь какое-то время он будет внимательным и милым, и он постарается получше скрывать свои делишки. Хотя в последнее время мне грех жаловаться: после того, как ты промыла ему мозги, он остерегается заводить романы.

– Ты сумеешь с этим справиться, ты будешь счастлива, Белла!

– Работаю над этим. Я с ним не разведусь. Не отдам то, что у меня есть. Значит, из того, что у меня есть, придется выжать максимум. Не говори пока маме с папой. Пусть сперва Фрэн родит своего малыша, и пусть ему достанется все внимание, какое положено. Не хочу отнимать у него ни капли блеска и славы.

– Ты молодец, Изабелла, – улыбнулась Рина. – Ты всегда была молодцом.

Рина смотрела в окно, пока Бо вез ее домой. Люди выходили из своих домов. Кто-то направлялся в парк на прогулку или на пробежку, кто-то выгуливал собак, кто-то вышел с детьми. Люди спешили на работу. До нее донесся запах свежего хлеба из булочной.

Ее настроения не испортил даже запах гари, когда они подъехали к дому.

Она кивнула полицейским, оставшимся дежурить у ее дома.

– Мне надо немного поспать, потом я хочу пойти в церковь, зажечь свечу в память об О'Доннелле, – сказала она Бо. – А тебе надо отправиться к миссис Мэллори. Сестре О'Доннелла.

– Обязательно, – кивнул Бо. – Сегодня же пойду, попозже.

– Я пойду с тобой. И я хочу, чтобы ты был со мной, когда я пойду навещать его жену. Но сначала я хочу войти в дом.

– Я уложу тебя в свою постель, а потом мы пойдем в церковь, зажжем свечу, пойдем навестить его семью. Но сначала тебе надо съездить в больницу, пройти осмотр.

– Кости целы, ожоги обработаны. Нет, ты только не подумай, что я не выжму из Сандера каких-нибудь чудо-таблеток. Выжму обязательно. Но после того, что было, мне больше всего нужна постель, и твоя мне отлично подойдет. Но сначала я хочу заглянуть к себе. Я должна это увидеть.

Рина отперла дверь. В ноздри ей ударил запах, резкий запах гари. Она осмотрела почерневшие от копоти стены и молча начала подниматься по лестнице. Зубы у нее стучали.

Огонь обуглил дверную раму в ее спальне, растекся по полу. Комод был обожжен, древесина покоробилась, по границам прогара на стенах можно было судить, как высоко поднялось пламя.

Она сразу узнала то место, где упало тело Джоуи. Он заглушил под собой огонь на полу.

– Он был не настолько безумен, когда это началось. Но это безумие пожирало его изнутри, пожирало его разум, а может, и душу. Как огонь пожирает горючее. Как рак пожирает его отца. Джоуи оно сожрало без остатка.

– Ты никогда не была причиной всего этого. С самого начала ты была лишь поводом.

Рина повернулась и окинула Бо изумленным взглядом.

– Ты прав. Бог свидетель, ты прав! А то, что ты сейчас сказал… Это кажется отпущением грехов. Мне повезло. Я знаю, что мне повезло. Несколько шишек, синяков, ожогов. Но мне становится грустно, когда я гляжу на эту комнату. Знаю, она не была идеальной. Но она была моей.

– Она все еще твоя. – Бо нежно обнял ее за талию. – Я могу все исправить, ты же знаешь.

Рина тихонько рассмеялась, напряжение отпустило ее, она прижалась к Бо.

– Я знаю. Конечно, ты можешь.

И так, обнявшись, они пошли домой. Рина и парень, живущий по соседству.

Примечания

1

Перевод Лозинского М.Ю.

(обратно)

2

Знаменитая бейсбольная команда г. Балтимора, штат Мэриленд. (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

3

Бабушка (искаж. итал.)

(обратно)

4

В англоязычных странах подростковый возраст достигается в тринадцать лет.

(обратно)

5

Девочка (итал.).

(обратно)

6

Национальный праздник, отмечается в первый понедельник сентября.

(обратно)

7

Герой сериала «Полиция Майами, отдел нравов», сыгранный актером Доном Джонсоном.

(обратно)

8

Фирменное название одного из типов домика на колесах.

(обратно)

9

Северо-восточный штат, богатый туристическими красотами и называемый Американской Швейцарией.

(обратно)

10

Презрительное прозвище ирландцев в США.

(обратно)

11

Итальянская марка пива.

(обратно)

12

Популярная марка немецкого пива.

(обратно)

13

Американская поэтесса (1830–1886).

(обратно)

14

В США возрастом совершеннолетия считается 21 год.

(обратно)

15

Свадебная примета, согласно которой невесте на счастье полагается надеть что-то старое, что-то новое, что-то одолженное и что-то синее.

(обратно)

16

Здоровье! (итал.). Это слово часто употребляется в качестве тоста.

(обратно)

17

Дорогая (итал.).

(обратно)

18

Имеется в виду обычай, когда невеста на свадьбе бросает свой букет в сторону незамужних подружек, и той, что его поймает, предстоит следующей выйти замуж.

(обратно)

19

Дин Мартин – американский киноактер и певец.

(обратно)

20

Семья (итал.).

(обратно)

21

Популярная песня, состоящая из английских и итальянских слов.

(обратно)

22

Мексиканское блюдо, свернутые лепешки с острой начинкой и плавленым сыром.

(обратно)

23

Итальянское национальное блюдо, рис со специями.

(обратно)

24

«Летать» (итал.) – популярная итальянская песня 50–60 годов.

(обратно)

25

Облегченный вариант бейсбола.

(обратно)

26

Словом «яппи», означающим «молодые профессионалы», в США называют молодых, честолюбивых, стремящихся к быстрому карьерному росту адвокатов, врачей, бизнесменов, управленцев.

(обратно)

27

Галлон – мера жидкости, около 4 литров.

(обратно)

28

Особо тонкий сорт длинных макарон.

(обратно)

29

Национальное итальянское блюдо – макароны в виде коротких трубочек, начиненные мясным фаршем.

(обратно)

30

Автор и исполнитель популярных песен.

(обратно)

31

Гарри Гудини (1874–1926) – иллюзионист, прославившийся своим умением исчезать из замкнутых пространств.

(обратно)

32

Популярный американский сериал.

(обратно)

33

Американская миля равна 1,6 км.

(обратно)

34

Густой овощной суп (итал.).

(обратно)

35

Приятного аппетита (итал.).

(обратно)

36

Упоминаются герои романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром».

(обратно)

37

Самый маленький по площади штат США.

(обратно)

38

В США часто в пакетики с попкорном кладут небольшие призы для детей.

(обратно)

39

Герои романа Эмили Бронте (1818–1848) «Грозовой перевал».

(обратно)

40

Популярный в США телесериал о зловещих паранормальных явлениях.

(обратно)

41

Дураки (итал.).

(обратно)

42

Образ действия, индивидуальный почерк преступника (лат.).

(обратно)

43

Речь идет об иностранных фильмах: в США нет дубляжа, а так как большинство американцев не любят читать субтитры, зарубежное кино становится уделом интеллектуальных снобов.

(обратно)

44

В округе Колумбия, территориально не являющемся частью ни одного из штатов, расположена столица США г. Вашингтон.

(обратно)

45

Город в штате Нью-Джерси, где с 1974 г. официально легализованы азартные игры. Игорный бизнес, как и в Лас-Вегасе, контролируется мафиозными семействами.

(обратно)

46

Закрытый бутерброд на продолговатой, разрезанной вдоль булочке.

(обратно)

47

Сокращенное название международного аэропорта «Балтимор – Вашингтон Интернэшнл». Находится между городами Балтимор (штат Мэриленд) и Вашингтон.

(обратно)

48

Имеется в виду международный аэропорт имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке.

(обратно)

49

Названия международных аэропортов в Вашингтоне.

(обратно)

50

Знаменитый триллер Альфреда Хичкока, где актриса Дженет Ли сыграла роль женщины, которую маньяк убивает в душевой кабине.

(обратно)

51

Около 38 °C.

(обратно)

52

Около 93 °C.

(обратно)

53

Патентованное болеутоляющее средство в таблетках.

(обратно)

54

Прекрасная девочка (итал.).

(обратно)

55

Я люблю тебя, мама (итал.).

(обратно)

56

Хорошо (итал.).

(обратно)

57

Я люблю вас. Очень (шпал.).

(обратно)

58

Ложные схватки при беременности, названные по имени английского акушера Джона Брэкстон-Хикса (1823–1897), впервые описавшего это явление.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ТОЧКА ВОЗГОРАНИЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

ПОЛНЫЙ ОХВАТ

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте