«Это странное волшебство»

Мэри Стюарт Это странное волшебство

1

«А если это будет мальчик, назовем его Просперо», – сказала Филлида жизнерадостно.

Я засмеялась: «Бедный парнишечка, ради бога, почему? А, конечно… Кто-нибудь рассказал, что Корфу – шекспировский волшебный остров из „Бури“?»

«Между прочим, именно так, да, вчера, но только очень прошу сейчас меня не расспрашивать. К чему бы ты ни привыкла, я Шекспира за завтраком запрещаю. – Моя сестра зевнула, высунула ногу на солнце с краю террасы и стала любоваться дорогой босоножкой. – Ну я вообще-то не имела этого в виду, только у нас здесь уже есть Миранда и Спиро, а это, может быть, и не сокращение от Просперо, но звучит очень похоже».

«Да? Очень романтично. Кто они?»

«Местные мальчик и девочка, близнецы».

«Вот это да. Папа, должно быть, образованный дядя?»

Филлида улыбнулась: «Можно сказать и так».

Что-то в выражении ее лица пробудило во мне любопытство, но я догадалась, что она это сделала нарочно. Я могу быть такой же вредной, как Филлида, когда мне хочется, и я сказала: «Ну и ладно, может, тогда поменяем тему? Как насчет того, чтобы назвать нерожденное дитя Калибаном? Это подходит, как перчатка».

«Почему?»

Я процитировала: «Та ведьма синеглазая была сюда перенесена с младенцем. А кофе еще есть?»

«Конечно. Вот. Боже мой, Люси, как здорово, что ты здесь! Наверное, неприлично называть удачей то, что ты свободна и смогла приехать, но я ужасно рада. Это рай после Рима».

«И райский сад после Лондона. Я уже чувствую себя по-другому. Когда я думаю, где я была вчера, и про дождь…» Я поежилась, выпила кофе и откинулась на спинку стула. Золотой мех сосен тянулся к сияющему морю. Я впала в мечтательное состояние, вполне естественное для начала отпуска, если человек устал и за ночь был перенесен из апрельского озноба Англии на солнечный свет волшебного острова в Ионическом море.

Может быть, нужно объяснить (тем, кому повезло меньше меня), что Корфу – остров у западного побережья Греции. Он длинный, в форме серпа и лежит в изгибе материка. На север он всего в двух милях от Албании, а от города Корфу, который расположен прямо посередине серпа, берег Греции отдален миль на семь-восемь. Северное побережье острова, широкое и покрыто горами, они переходят в плодородные равнины и все уменьшающиеся холмы к длинному плоскому скорпионьему хвосту юга, от которого, по мнению некоторых, Корфу, или Керкира, получил свое название. Дом моей сестры расположен в двенадцати милях к северу от города Корфу, там, где остров начинает загибаться к материку, а подножие горы Пантократор создает убежище для маленького клочка плодородной земли. Это – собственность семьи Филлидиного мужа уже очень давно.

Сестра на три года меня старше. В двадцать лет она вышла замуж за римского банкира Леонардо Форли. Его семья поселилась на Корфу во время венецианской оккупации острова и каким-то образом умудрилась пережить разнообразные последующие «оккупации», сохранив свое маленькое владение в большей или меньшей неприкосновенности, даже процветали. Во время британского протектората прадедушка Лео построил претенциозный и романтический Кастелло дей Фьори в лесу над маленьким заливом, посадил виноградники, апельсиновые сады и маленькую плантацию (если это можно так назвать) миниатюрных японских апельсинов. Ими поместье Форли позже прославилось. Прадедушка даже расчистил в лесу место для сада и построил у южной стороны залива, так что не видно от Кастелло, пристань и дом для лодок – эллинг. По утверждению Филлиды, это сооружение вместило бы Шестой флот и действительно укрывало под своей сенью запутанную флотилию судов, на которых имели обыкновение прибывать гости. Во времена прадедушки в Кастелло происходил постоянный праздник. Летом все плавали и ловили рыбу, а осенью охотились. Тридцать или больше гостей вторгались на греческие и албанские земли и мучили птиц.

Все это закончилось после первой мировой войны. Семья перебралась в Рим, но не продала Кастелло, в двадцатые и тридцатые годы он оставался их летней резиденцией. Игры судьбы во время второй мировой войны почти разрушили состояние, но в послевоенном Риме Форли загадочно возродились вместе с вечным городом. Тогда старший Форли, отец Лео, снова обратил внимание на заброшенную собственность. Он сделал кое-что для ее возрождения, но после его смерти три года назад Лео решил, что облезлая роскошь Кастелло для него не годится, и построил две маленькие деревянные виллы, совершенно одинаковые, на плато, ограничивающих залив, в центр которого смотрел Кастелло. Вместе с Филлидой они использовали виллу Форли – дом на севере залива над ущельем с эллингом. Виллу Рота с прошлой осени арендовал англичанин мистер Мэннинг, он там работал над книжкой. («Ты такие видела, – сказала сестра. – Сплошь фотографии и немного текста большими буквами, но они хорошие».) Все дома связывала дорога и разные тропинки через лес и вниз, в залив.

В этом году жаркая римская весна обещала жуткое лето. Форли рано переехали на Корфу. Беременная Филлида плохо переносила жару, поэтому ее убедили оставить старших детей (которые учились в школе) с бабушкой. Лео доставил Филлиду на остров и вернулся в Рим, пообещав прилетать на выходные, когда сможет, и привезти детей на Пасху. Поэтому, когда сестра услышала, что я временно на мели, она написала умоляющее письмо с просьбой приехать к ней и составить компанию.

Трудно было бы найти лучшее время для приглашения. Пьеса, в которой я играла, провалилась после нескольких жалких представлений, и я осталась без работы. Это была моя первая работа в Лондоне – «большой шанс», что частично объясняло мою депрессию. Никаких карт не осталось в рукаве, агентства вежливо меня отвергали, за ужасную зиму я устала, упала духом и серьезно задумалась, в двадцать пять-то лет: не сваляла ли я дурака, выбрав, вопреки всем советам, сценическую карьеру. Но все ведь знают, что сцена – не профессия, а вирус, я его и подцепила. Поэтому я работала, до прошлого года пробивала путь, как все начинающие, а в конце концов решила, что три года на ведущих ролях в провинции достаточно, чтобы поискать удачи в Лондоне. И она вроде ко мне обернулась. Через десять месяцев эпизодических ролей на телевидении и одной странной роли в мыльной опере мне нредложили кое-что существенное. Но пьеса осела подо мной, как умирающий верблюд, после двухмесячного показа. По крайней мере мне повезло больше, чем тем тысячам, кто до сих пор пробивается к нижней ступеньке лестницы. Они сидят в захламленных офисах, а я – на террасе виллы Форли, а передо мной столько недель сияющего солнца Корфу, сколько я пожелаю выдержать.

Перила огромной террасы нависали над поросшими лесом скалами, которые круто спускались к морю. Под балюстрадой облаками клубились кроны сосен, остро и горячо пахли под утренним солнцем. За домом разливались прохладные леса, маленькие птички сверкали и щебетали. Залив спрятался за деревьями, но вид все равно роскошный – спокойная вода в изгибе Корфу, а на севере туманно неопределенные призрачные снега Албании. Абсолютно и неправдоподобно мирная картина. Ни звука, кроме пения птиц, и никого, кроме деревьев, неба и моря. Я вздохнула: «Ну уж если это и не волшебный остров Просперо, то он должен бы им быть… А кто эти твои романтические близнецы?»

«Спиро и Миранда? Дети женщины, которая для нас работает, Марии. У нее коттедж у главных ворот Кастелло, ты видела его прошлой ночью по дороге от аэропорта».

«Помню свет… Маленький домик, да? Значит, они уроженцы Корфу. Как, кстати, их называют, корфузианцы?»

Она засмеялась: «Идиотка, корфиоты. Да, они – крестьяне-корфиоты. Брат работает для Годфри Мэннинга на вилле Рота. Миранда здесь помогает матери».

«Крестьяне? – Слабо заинтригованная, я дала ей возможность продолжать игру. – Забавно встретить здесь такие имена. Кто был этот их начитанный папочка, Лео?»

«Лео, – сказала любящая жена, – по моему глубокому убеждению, не читает ничего, кроме римской „Файнэнши-ал тайме“, последние восемь лет. Он бы подумал, что „Просперо и Миранда“ – название инвестиционного фонда. Нет, это намного чуднее, чем ты думаешь, любовь моя… – Она улыбнулась мне, как кошка канарейке, и я увидела, что приближается порция сплетен, которые она именовала „любопытные факты, которые тебе следовало бы знать…“ – Официально Спиро назван в честь святого этого острова, на Корфу каждого второго мальчика зовут Спиридон. Но, поскольку наш выдающийся житель Кастелло был причиной такого крещения и появления на свет близнецов, надо полагать, готова спорить, что он крещен именем Просперо».

«Выдающийся житель? – Это явно прибереженный для меня bonne bouche, но я смотрела на нее с некоторым удивлением, вспоминая, как она описывала Кастелло дей Фьори. „Экзотический до предела, вагнеровская готика, декорация для музыкальной версии Дракулы…“ Кто мог бы согласиться за такое платить? – Значит, кто-то арендовал Валгаллу? Повезло вам. Кто?»

«Джулиан Гэйл».

«Джулиан Гэйл? – Я резко выпрямилась и уставилась на нее. – Ты не можешь иметь в виду… Ты имеешь в виду Джулиана Гэйла? Актера?»

«Вот именно». Сестра была довольна произведенным эффектом. Я совершенно проснулась, чего ей не удавалось добиться всеми предшествующими разговорами. Джулиан Гэйл – не просто актер, он – один из наиболее ярких огней английского театра дольше, чем я могу упомнить… А в последнее время он и одна из тайн.

«Да, – сказала я. – Вот, значит, куда он отправился!»

«Я и подумала, что тебе будет интересно», – произнесла Фил самодовольно.

«Не то слово! Все до сих пор гадают, с какой стати он вдруг исчез два года назад. Конечно, я знала, что он еще болен после того жуткого события, но так все бросить и тихо пропасть… До тебя, должно быть, доходили слухи».

«Могу представить. У нас здесь их масса. Но не сияй глазами и не думай, что тебе удастся к нему подойти, дитя мое. Он здесь искал одиночества в самом прямом смысле. Совсем не выходит, в смысле в общество, кроме домов нескольких друзей. Вокруг всей территории через ярд развешаны таблички: „В нарушителей границ стреляют“, а садовник сбрасывает нежеланных посетителей со скалы в море».

«Не буду его беспокоить. Он для меня слишком много значит. Ты его, наверное, видела. Как он?»

«По виду все в порядке. Просто ни с кем не общается, вот и все. Я видела его всего несколько раз. Именно он мне сказал, что Корфу – место действия „Бури“. Ты как, согласна, что он образованный дядечка?»

На этот раз я проигнорировала ее интриги. «Это была его лебединая песня, „Буря“. Я видела ее последнее представление в Стратфорде и выплакала все глаза, когда он говорил: „От грубой магии я отрекаюсь здесь…“ Он поэтому и выбрал Корфу?»

Она засмеялась: «Сомневаюсь. Разве не знаешь, что он практически туземец? Был здесь во время войны и немного, когда она закончилась, а потом, говорят, привозил сюда семью почти каждый год на каникулы, пока дети не выросли. У них до недавнего времени был дом недалеко от Ипсоса, но его продали, когда погибли жена и дочь сэра Джулиана. Однако у него здесь оставались… связи. Поэтому, решив уйти на покой, он сразу вспомнил о Кастелло. Мы не собирались его сдавать, он в плохом состоянии, но Гэйлу так хотелось найти что-то изолированное и тихое, и казалось, что Бог послал пустой дом рядом с семьей Марии, поэтому Лео согласился. Мария с близнецами привели в порядок несколько комнат, недалеко живет пара, которая присматривает за апельсиновыми плантациями, стали смотреть и за домом. Их внук ухаживает за садом и помогает, где надо. Так что любой, кому нужны мир и обособленность, может быть доволен… Тут только наша маленькая колония, не модный курорт, и можно сколько угодно спокойно загорать и купаться».

«Мне это подходит, – сказала я мечтательно. – Ой, как мне это подходит».

«Отправишься сегодня утром?»

«С восторгом. Куда?»

«В залив, конечно. Это вниз, вот туда», – она лениво показала сквозь деревья.

«Ты, кажется, предупреждала про знаки для нарушителей?»

«Ну это не с моря, только с берега. Мы никого в залив не пускаем, за спокойствием сюда и приезжаем. Очень хорошее место – прямо вниз на северной стороне у маленького причала, но в заливе песок, и это – райское местечко, чтобы полежать в одиночестве… Впрочем, делай как хочешь. Может, я попозже спущусь. А если желаешь поплавать, я позову Миранду показать тебе дорогу».

«А она здесь?»

«Дорогая, ты пребываешь среди вульгарной роскоши, забыла? Ты что думаешь, я сама варила кофе?»

«Усекла, графиня, – сказала я грубо. – Помню денечки…»

Я замолчала, когда на террасу вошла девушка с подносом, чтобы убрать посуду от завтрака. Невысокая и плотная, с мощной шеей и круглым лицом, тяжелые брови почти встречались над носом. Яркие темные глаза и теплая кожа излучали простую животную привлекательность здоровья и молодости. Бледно-красное платье подходило ей, придавало нежное сияние. Такого не бывает у городских греков, которых я до сих пор встречала. На вид примерно лет семнадцать. Она с откровенным любопытством смотрела на меня по-гречески прямо, без малейшего смущения. К таким взглядам постепенно привыкаешь, но очень трудно так же смотреть в ответ. Она улыбнулась, я попробовала сказать по-гречески «доброе утро»: «Калимэра», – это весь мой греческий словарь, и она улыбнулась еще шире, а лотом разразилась восхищенным потоком греческих слов. Моя сестра, смеясь, с трудом ее остановила.

«Она не понимает, Миранда, знает только пару слов. Говори на английском. Покажешь ей дорогу к берегу, когда уберешься, пожалуйста?»

«Конечно! С удовольствием!» Выглядела она просто восхищенной, и я цинично предположила, что приятно побездельничать в середине рабочего утра. Как выяснилось, я была не права. Серая ущербность Лондона и недавние неудачи мешали мне понять, как грекам нравится кому бы то ни было помогать. Она начала складывать тарелки на поднос и приговаривать: «Я не долго. Минуточку, только минуточку…»

«Это значит полчаса, – заявила сестра. – И вообще, куда спешить? Все время мира – твое».

«Это точно», – сказала я с чувством глубокого удовлетворения.

К берегу вела тенистая тропа, усыпанная сосновыми иглами. Она извивалась между деревьев, неожиданно вышла на маленькую поляну, где ручей, текущий к морю, попался в плен и превратился в маленькое озеро под кустом жимолости. Здесь тропа разделялась на две – одна шла вверх глубже в лес, другая круто спускалась между сосен и золотых дубов к морю. Миранда показала вниз: «Вам туда. Другая – в Кастелло, она частная. Никто туда не ходит, это только к дому, понимаете?»

«А где другая вилла, мистера Мэннинга?»

«С другой стороны залива, на вершине скалы. Ее не видно с берега, деревья загораживают, но там есть тропинка, как эта, от эллинга вверх. Мой брат Спиро там работает. Хороший дом, очень красивый, как синьорин, хотя, конечно, не такой прекрасный, как Кастелло. Тот – дворец».

«Да, говорят. Твой отец тоже работает в поместье?»

Я разговаривала просто от безделья, совершенно забыла Филлидин вздор, к тому же совершенно ему не поверила. Но, к моему величайшему смущению, девушка заколебалась, и одну ужасающую секунду я думала, что вдруг сестра не врала. Я еще не знала, что греки совершенно естественно воспринимают самое дикое вмешательство в яичную жизнь, если это вопросы, да и сами их задают. Только я начала что-то бормотать, как Миранда уже ответила: «Много лет назад отец оставил нас. Он ушел туда».

«Туда» – это была стена деревьев, украшенная миртовыми кружевами, но я знала, что прячется за ней, – угрюмая закрытая земля коммунистической Албании. «В смысле, как пленник?» – спросила я в ужасе.

Она помотала головой: «Нет. Он был коммунистом. Мы жили на юге, а там таких много. Не знаю, почему. На севере по-другому, моя мать оттуда».

Она так говорила, будто остров простирался на четыреста, а не на сорок миль, но я ей поверила. Где собирается двое греков, будет представлено как минимум три политические партии, а может, и больше. «И он не давал о себе знать?»

«Никогда. Сначала мать надеялась, но теперь, конечно, граница закрыта для всех, и никто не может ни войти, ни выйти. Если он еще жив, то должен оставаться там. Но мы и этого не знаем».

«Значит, никто не может поехать в Албанию?»

«Никто, – ее черные глаза неожиданно ожили, будто что-то вспыхнуло за безмятежными глазницами. – Кроме нарушителей закона».

Такой закон мне бы вряд ли захотелось нарушить, те враждебные снега выглядели высокими, холодными и жестокими. «Извини, Миранда. Должно быть, это большое несчастье для твоей матери».

Она пожала плечами. «Это было давно. Четырнадцать лет назад. Даже не знаю, помню я его или нет. И у нас есть Спиро. – Снова сверкание. – Он работает для мистера Мэннинга, я говорила. С яхтой, с машиной, прекрасной машиной, очень дорогой! И еще с фотографиями, которые мистер Мэннинг снимает для книжки. Он сказал, что, когда закончит настоящую книжку, которую продают в магазинах, он напишет там имя Спиро, напечатает. Представляете! Спиро может делать все! Он мой близнец, понимаете?»

«Он похож на тебя?»

Она удивилась: «На меня? Да нет, он мужчина, а потом, я же только что сказала, что он умный. А я нет, но я – женщина, и это не нужно. С мужчинами по-другому, правда?»

«Так говорят мужчины, – я засмеялась. – Скажешь сестре, что я вернусь к полднику?»

Я пошла вниз по тропинке между соснами. На первом повороте что-то заставило меня обернуться. Миранда исчезла. Но, кажется, мелькнуло что-то бледно-красное не по дороге к вилле Форли, а выше в лесу, на запрещенной тропе в Кастелло.

2

Чистый белый песок маленького залива укрылся между скалами и аквамариновым морем. Крутая тропинка спускается мимо компании молодых дубов прямо на пляж. Я быстро переоделась в уголке и выбралась под белое сияние солнца. Пустынно и очень тихо. И справа, и слева лесистый мыс врывается в спокойную мерцающую воду. Дальше море меняет цвет, как павлин, с переливами переходит в густой темно-голубой там, где в воздухе плавают горы, менее материальные, чем туман. Далекие снега Албании, кажется, дрейфуют, как облака.

После горячего песка вода показалась прохладной и шелковой. Я опустилась в молочное спокойствие и лениво поплыла вдоль берега к южному краю залива. С земли дул слабый ветерок, нес безумную сладкую и острую смесь апельсинового цвета и сосен, она наплывала горячими волнами через соленый запах моря. Скоро я приблизилась к мысу, белые скалы спускались к воде, наклонились сосны, выделили тенью темно-зеленое озеро. Я осталась на солнце, лениво перевернулась на спину, закрыла глаза. Сосны дышали и шептали, спокойная вода молчала…

Меня качнула и перевернула волна. Я забултыхалась, пытаясь выпрямиться, но тут пришла другая, как от лодки, и наскочила на меня. Но весла не шлепали и мотор не шумел, только волны хлопали по скалам. Я огляделась, озадаченная, и слегка заволновалась. Ничего. Пустое, спокойное море, бирюзовое и голубое до горизонта. Я попыталась встать, но обнаружила, что отплыла слишком далеко, доставала до дна только пальцами и повернула туда, где помельче.

На этот раз волна очень сильно подбросила меня, а другая последовала прямо за ней, так что я минуту беспомощно глотала воду, а потом, уже совершенно взволнованная, поплыла к берегу, как могла быстро. Рядом море закружилось и зашипело. Что-то потрогало меня за ногу, холодное тело проплыло рядом под водой. Я окончательно испугалась и не заорала только потому, что вдохнула массу воды и утонула. В ужасе я пробилась наверх, вытряхнула соль из глаз и огляделась. Залив такой же пустой, как раньше, но поверхность расписана следами движения морского создания, которое об меня терлось. Оно двигалось вдаль стрелой, оставляя четкий след на ровной воде залива, прямо в открытое море, потом сделало красивый поворот и повернуло обратно…

Я не желала разглядывать это явление природы. Моя невежественная душа, пораженная паникой, вопила: «Акулы!» Безумно размахивая руками, я неслась к мысу.

А оно плыло быстро. В тридцати ярдах от меня море раскололось, взорвалось и выплеснуло огромную серебряно-черную спину. Вода стекала с нее, как жидкое стекло, спинной плавник изгибался полумесяцем. Существо шумно вздохнуло, посмотрело ярким темным глазом и опять исчезло, волна подвинула меня еще на несколько ярдов к скале. Я вцепилась в нее руками и задышала, совершенно терроризированная.

Это точно была не акула. В сотнях приключенческих книг я читала, что ее узнают по большому треугольному плавнику, а на картинках я видела ужасные челюсти и маленькие жестокие глаза. Это создание дышало воздухом, а глаз был большой, как у собаки, может, тюлень? Но в этих теплых водах не живут тюлени, и вообще, у них нет спинных плавников. Значит, дельфин? Слишком большой… А потом я с облегчением и восторгом нашла ответ. Очарование Эгейских морей, «парень, что живет быстрее ветра», любимец Аполлона, «желанье моря», да, дельфин… Я вспомнила все его прекрасные имена, когда выбралась на горячую скалу в тень сосен, опустилась на колени и устроилась, чтобы смотреть.

Он вернулся, огромный, гладкий и сияющий. Темная спина и светлый живот. Грациозный, как яхта на соревнованиях. Выскочил и улегся, чтобы посмотреть на меня. Больше восьми футов в длину. Лежал и покачивался, могучий, с полумесяцем хвоста и совершенно непохожий на рыбу. Темные глаза смотрели внимательно, по-дружески заинтересованно, клянусь. Он улыбался. От удовольствия и восхищения я просто опьянела. «Ой, мой дорогой!» – сказала я очень глупо и протянула руку, как голубю на Трафальгарской площади. Он ее, естественно, проигнорировал, но лежал все так же улыбаясь, глядя на меня, нисколько не испугался и чуть-чуть подвинулся вперед.

Значит, все эти истории правдивы… Я знала, конечно, легенды, античная литература забита рассказами о дельфинах, которые дружили с людьми. Трудно поверить в такую старину, но имеются чудесные истории и посвежее, со всякими научными доказательствами. Пятьдесят лет назад в Новой Зеландии жил дельфин Джек Лоцман, который двадцать лет проводил корабли через узкий пролив Кука. Одна дельфиниха недавно в Италии играла с детьми у берега и привлекала такие толпы, что скоро бизнесмены, потерявшие клиентов, притаились, залегли и пристрелили ее, когда она приплыла поиграть. Подобные истории уменьшали сомнение в древних.

А передо мной находилось живое доказательство. Меня, Люси Веринг, звали в воду поиграть. Яснее не покажешь, даже прилепив плакат на красивый полулунный плавник. Качался, смотрел, отвернулся, перекувырнулся, подвинулся поближе… Ветер раскачивал сосны, пчела пролетела пулей у моей щеки. Дельфин неожиданно изогнулся, нырнул, море чавкнуло, закачалось и опять стало пустым.

Вот так. Разочаровалась, будто осиротела, повернулась, чтобы высмотреть его далеко в море, как вдруг неожиданно недалеко от моей скалы море раскрылось, как от бомбы, и дельфин вылетел вверх на ярд, а потом опять вниз, хвост хлопнул пушечным выстрелом. Понесся торпедой, встал в двадцати ярдах от меня и уставился ярким веселым глазом. Здорово выступил и добился своего. «Хорошо, – сказала я, – войду. Но если снова меня уронишь, я тебя утоплю, парень, вот увидишь».

Я опустила ноги в воду и приготовилась соскользнуть. Еще одна пчела пролетела мимо со странным высоким жужжанием. Что-то, наверное, маленькая рыбка, плеснулось рядом с дельфином. Только я безмятежно подумала, как, интересно, ее зовут, как зажужжало опять, еще ближе. И снова всплеск воды, со странным подвыванием, как поющие провода.

Поняла. Слышала такой звук раньше. Это не пчелы и не рыбы. Это пули, из винтовки с глушителем, скорее всего, и одна из них рикошетом отскочила от поверхности моря. Кто-то стрелял в дельфина из лесов над заливом. Мне даже не пришло в голову, что опасность есть и для меня. Я пришла в ярость и решила что-нибудь сделать как можно быстрее. Вот лежит дельфин, улыбается мне из воды, а спортсмен-убийца наверняка опять целится… Надо полагать, он не видел меня в тени сосен. Я закричала изо всех сил: «Перестань стрелять! Перестань сейчас же!» – и бросилась в воду. Никто, естественно, не стрельнет в зверя, если есть риск попасть в человека. Я выскочила на солнце, рассекая грудью воду, надеясь, что мое грубое поведение напугает дельфина. Так и вышло. Он дал мне пройти несколько футов, а когда я двинулась дальше, вытянув вперед руки, отплыл и пропал.

Я стояла по грудь в воде и смотрела в море. Никого. Тишина и пустота до спокойно плывущих гор материка. Волны бежали к берегу и угасали с шепотом. Дельфин исчез. И волшебство вместе с ним. Просто маленький одинокий пляж, над которым притаился неприятный нервный тип с ружьем. Я повернулась и посмотрела на скалы.

Высоко в центре залива виднелись, очевидно, верхние этажи Кастелло дей Фьори – нелепые башенки на фоне каменных дубов, кедров и средиземноморских кипарисов. Нижних этажей не было видно, но большая терраса с каменной балюстрадой выдавалась вперед прямо до края скалы над заливом. С берега бы мне не рассмотреть вообще ничего, помешал бы занавес цветущих кустов на скалах, но из воды все как на ладони. Балюстрада со статуями по углам, каменные вазы с яркими цветами на фоне темных кипарисов, а в глубине в тени – стол и стулья. И мужчина, почти невидимый. Смотрел на меня.

Очень быстро я поняла, что это точно не сэр Джулиан Гэйл. Слишком темный и даже на таком расстоянии видно, что совсем незнакомый, небрежно держится и явно молодой. Может, садовник, который сбрасывает непрошеных посетителей со скалы. Что же, если садовник сэра Джулиана имеет обыкновение развлекаться стрельбой по движущимся мишеням, давно пришла пора его остановить. Я выскочила из воды, схватила туфли и полотенце и бросилась к ступеням у скалы, которые, по моему разумению, вели на террасу.

Сверху я услышала крик и подняла голову. Он вышел на балюстраду и наклонился. Его закрывали ветки куманики, но он явно не походил на грека и закричал на английском: «Туда, пожалуйста». Рука показывала в южную оконечность залива. Я это проигнорировала. Кто бы это ни был, скорее всего, гость, я собиралась разобраться с ним немедленно, пока еще не остыла, незачем ждать, пока я встречу его на какой-нибудь приличной вечеринке у Филлиды… «Но вы не должны стрелять в дельфинов, мистер Как-вас-там, от них нет никакого вреда…» Тысячи раз такие вежливые речи направлялись к придурковатым мужчинам, которые стреляли или ловили капканами барсуков, выдр и бобров – безвредных созданий, погибающих по той простой причине, что человеку захотелось прогуляться с собакой в погожий день. Нет, на этот раз я раскалилась добела, очень поэтому храбрая и скажу все.

Я поднялась по ступеням, как ракета, покидающая землю. Они были крутые и изломанные, пробирались через густой лес, поросли корнями и камнями, ощетинились ветками мирта и жасмина и закончились на огромной поляне, залитой светом.

И он тут стоял, явно озабоченный, спустился с террасы, чтобы меня перехватить. Я остановилась и поняла, в каком я невыгодном положении. Он шел вниз пятьдесят футов, я поднялась больше, чем на сто. Он явно имел право там находиться, а я нет. Он занимался собственными делами, которые явно меня не касались. Более того, он был полностью одет, а я пребывала в купальнике, обмотанном мокрым спадающим полотенцем. Я прижала полотенце к себе и постаралась привести в порядок дыхание, злая, как никогда, но это не помогало, я не могла произнести ни слова.

Он сказал не агрессивно, а вежливо: «Это – частное владение. Возможно, вы покинете его тем же путем, каким пришли? Отсюда вы попадете только на террасу, а потом более или менее в дом».

Я отдышалась и решила не терять времени. «Почему вы стреляли в дельфина?»

Он выглядел ошарашенным, будто кто-то неожиданно ударил его по лицу: «Почему я что?»

«Именно это вы сейчас и делали, не так ли, стреляли в дельфина в заливе?»

«Милая де… – Взял себя в руки и поменял тон, будто я сумасшедшая. – О чем вы говорите?»

«Не притворяйтесь, что не знаете! Это точно вы! Раз вы никого сюда не пускаете, кто тут еще может быть? – Я тяжело дышала, руки тряслись и судорожно сжимали полотенце. – Кто-то сделал по нему несколько выстрелов несколько минут назад. Я была внизу и увидела вас на террасе».

«Я действительно видел дельфина. Не видел вас, пока вы не закричали и не выпрыгнули из-под деревьев. Но вы, должно быть, ошиблись. Выстрелов не было. Я бы услышал». «С глушителем, конечно. Говорю же, я была внизу. Думаете, я побежала бы сюда для развлечения? Это были пули, точно. Я узнаю рикошет, когда его слышу».

Он уставился на меня с сомнением, будто только что осознал, что я живое существо, а не нелепая помеха, которую надо сбросить со скалы. «Тогда почему вы прыгнули в воду рядом с дельфином?»

«Да ясно же! Я хотела его прогнать, чтобы его не ранили!» «Но вас тоже могли ранить. Не знаете, что пуля от воды отскакивает, как от скалы?»

«Конечно, знаю. Но надо же было что-то делать, нет?» «Храбрая девушка», – сказал он очень холодно, так что я опять закипела.

«Не верите, да? Говорю, правда. Это были выстрелы, и, конечно, я прыгнула, чтобы вас остановить. Я знала, что вы остановитесь, если там кто-нибудь будет!»

«Знаете, и то и другое одновременно не получается. Или я стрелял, или я не верю, что были выстрелы. Не одновременно. Выбирайте. На вашем месте я бы выбрал второе. Просто поверить нельзя. Даже если предположить, что кто-то хотел застрелить дельфина, зачем нужен глушитель?»

«Это я у вас спрашиваю».

Какое-то время я думала, что зашла слишком далеко. Он сжал губы, глаза злые, замолчал, смотрел на меня и измерял взглядом. Крепкий мужчина лет тридцати в джинсах и майке без рукавов. Грудь и руки могли бы принадлежать любому греческому землекопу, который строит дороги безо всяких механических приспособлений. Волосы и глаза у землекопов тоже очень темные. Но чувственный, чувствительный рот моего нового знакомого противоречил всему остальному, говорил об агрессивном, импульсивном человеке, который за все расплачивается собственной монетой. Я хорошего впечатления произвести не могла – мокрые волосы, красная физиономия, откровенная ярость и полотенце, которое все время соскакивало, но в одном я была совершенно уверена – он испытывал один из приступов агрессивности. К счастью, не физической. Пока. «Хорошо, – коротко сказал он. – Боюсь, вам придется поверить мне на слово. Я не стрелял в зверя, ни из винтовки, ни из рогатки, ни из чего другого. Это вас устраивает? А теперь, если вы меня извините, буду очень признателен, если вы…»

«Уйду тем путем, каким пришла? Хорошо, сообщение получено. Извините, возможно, я не права. Но я точно не ошибаюсь относительно выстрелов. Не больше вашего понимаю, зачем кому-то это делать, но факт есть факт – это было. Послушайте, не хочу вам мешать, но просто не могу это так оставить… Это опять может случиться… Раз это не вы, кто это может быть?»

«Не знаю».

«Не садовник?»

«Нет».

«И не житель виллы Рота?»

«Мэннинг? Наоборот, если хотите продолжить свою спасательную кампанию, предлагаю прямо туда и направиться. Мэннинг много недель его фотографировал и приручил вместе с греческим мальчиком, который на него работает».

«Приручил? А… Понятно. Тогда, значит, это не он». Мой новый знакомый ничего не ответил, терпеливо ждал, пока я смоюсь. Я прикусила губу и застыла, чувствуя себя идиоткой. (И почему так легко почувствовать себя дурой, когда проявляешь элементарную доброту, то, что образованные люди называют сентиментальностью?) Я дрожала.

Злость и энергия оставили меня одновременно. На поляну легла прохладная тень. Я сказала: «Думаю, я увижу мистера Мэннинга достаточно скоро, и, если он не сможет помочь, наверняка сможет мой зять. В смысле, это все частное владение, и берег тоже, и мы можем остановить таких нарушителей, даже должны, да?» «Мы?»

«Владельцы этого места. Я – Люси Веринг, сестра Филлиды Форли. А вы живете с сэром Джулианом?»

«Я его сын. Значит, вы мисс Веринг? Я не осознал, что вы уже здесь. – Он, похоже, задумался, не извиниться ли, но вместо этого спросил: – А Форли дома?»

«Нет». Я собралась уходить и нагнулась, чтобы выпутаться из веток.

«Извините, что был немного груб. – А голос у него нисколько не смягчился. – Нас последнее время беспокоило огромное количество людей, а отец… Он болел и приехал сюда, чтобы окрепнуть, понятно, что он хочет, чтобы его оставили в покое».

«Я похожу на охотника за автографами?» Он немного развеселился. «Да нет. Но ваш дельфин привлекает сюда народу даже больше, чем отец. Распространились слухи, что его здесь фотографировали, потом они превратились в идею, что снимается кино, поэтому лодки с любопытными заполнили залив, высаживались и устраивали пикники в лесу. Очень утомительно. Мне все равно, если бы они просто использовали пляж, но они приезжают с транзисторами, а я этого не выношу. Я – профессиональный музыкант, работаю здесь. И если вы думаете, что это – причина хотеть избавиться от дельфина, могу уверить, что это мне даже в голову не пришло».

«Ну что же, похоже, больше говорить не о чем. Извините, если помешала работать. Ухожу, можете вернуться к своим занятиям. До свидания, мистер Гэйл». Торжественность моего ухода нарушило то, что полотенце зацепилось за ветку куманики и слетело. Минуты три я водворяла его на место. Но зря я беспокоилась о своем достоинстве. Он уже удалился. Где-то наверху, очень близко, раздались голоса, вопрос и ответ, такие краткие и безмятежные, что звучали, как оскорбление. Потом музыка, радио или граммофон, поток аккордов заполонил воздух. Меня точно уже забыли.

3

Душ и нормальная одежда немного меня успокоили. Я очень хотела рассказать Филлиде все и, возможно, услышать ее комментарии по поводу нелюбезного мистера Гэйла. Но когда я выглянула на террасу, сестры там не оказалось, только стол, наполовину накрытый к полднику. Серебро небрежно валялось в середине скатерти. Никаких признаков Миранды и ее матери. Открылась и закрылась дверь кухни, через холл простучали быстрые шаги Филлиды, она вошла в большую гостиную, которую называла salotto. «Люси, это я тебя слышала?»

«Я тут. – Только собралась войти, как она побежала навстречу, и выражение ее лица выбило из моей головы все воспоминания об утреннем приключении. – Фил! Что случилось? Ты выглядишь ужасно! Что-то с Калибаном?»

«Не так все просто. Ужасные новости, и вообще кошмар. Бедный мальчик Марии утонул, Спиро, я про него рассказывала за завтраком».

«Фил! Господи, как страшно! Но как? Когда?»

«Прошлой ночью. Он с Годфри был в яхте, это Годфри Мэннинг, и произошел несчастный случай. Годфри только что пришел с новостями, я сообщила это Марии и Миранде и… Отослала их домой. – Она прижала руку к голове. – Люси, так жутко! Просто не расскажешь. Если бы Мария хоть что-нибудь сказала, но она ни слова… Но ты входи, Годфри еще здесь, лучше с ним познакомиться».

Я отшатнулась: «Нет, нет, не беспокойся обо мне, я пойду в комнату или еще куда-нибудь. Мистеру Мэннингу сейчас не до вежливых бесед. Бедная Фил, так жалко… Слушай, хочешь, уйду на остаток дня? Где-нибудь поем, а потом…»

«Нет, пожалуйста, мне с тобой лучше. Он в тяжелом состоянии, и я честно думаю, что ему полезно об этом поговорить. Входи… Господи, как я хочу выпить! Калибану придется разочек потерпеть». Она слабо улыбнулась.

Salotto – длинная комната с тремя большими французскими окнами-дверями на террасу. Солнце приглушала глициния, и в комнате было прохладно, голубые стены и белый потолок создавали прекрасный фон для сияния итальянских зеркал и бледно-золотого полированного дерева пола. Спокойная комната, такую могут создать только деньги и хороший вкус. У Филлиды всегда было со вкусом в порядке. Я иногда думала, как хорошо, что она, а не я вышла замуж за богатого человека. Когда я переросла стадию пивных банок и бутылок из-под кьянти, на мой вкус сильно повлияла жизнь в постоянной суматохе дешевых подделок, по-своему приспосабливаемых для каждой пьесы. Мне нравится всякая театральщина, что не мешает восхищаться несомненным даром элегантности моей сестры.

Стол в дальнем конце комнаты был уставлен бутылками. Спиной к нам около него стоял мужчина и наливал в стакан содовую. Повернулся. Первое впечатление – маска холодного контроля, натянутая поверх какой-то сильной эмоции. Потом я увидела, что не права, контроль не маска, а создан самой эмоцией, как тормоз Вестингауза автоматически включается струей пара. Замечательно свежее впечатление после общения с мистером Гэйлом. Я смотрела на Годфри Мэннинга с интересом и некоторой симпатией. Высокий, крепкий, коричневые волосы выгорели на солнце, умное узкое лицо и серые усталые глаза, будто он не выспался. Лет тридцать пять.

Филлида представила нас друг другу, он сказал что-то вежливое, но все его внимание сосредоточилось на ней. «Сказала им? Очень плохо?»

«Даже хуже. Налей выпить, ради бога, а? – Она села. – Что?.. Шотландский, пожалуйста. А тебе, Люси?»

«Если в кувшине сок, можно, пожалуйста, его? Он со льдом?»

«Конечно. – Годфри вручил нам стаканы. – Слушай, Фил. Я сейчас должен с ними поговорить? Они захотят что-нибудь спросить».

Она отпила, вздохнула и немного расслабилась. «На твоем месте я бы не стала. Я отпустила их домой, они ни слова не сказали, собрали вещи. Думаю, к ним придет полиция… Потом они захотят узнать у тебя каждую деталь, но сейчас вряд ли Мария способна что-нибудь воспринять, кроме того, что ее сын умер. Между прочим, она, по-моему, даже этого не поняла. Не поверила. Годфри, а… Никаких сомнений?»

Он задумался, смотрел, как виски льется в стакан. Замученное лицо, может быть, он даже и старше, чем я подумала. «Есть. В этом самая и жуть, понимаешь? Поэтому я до сих пор и не приходил… Шарил вокруг, думал, может, он мог выбраться на берег здесь или на материке, или, может, его нашли… Если его тело выбросило… Но в душе я уверен, что вероятности нет. Я видел, как он тонул».

«А вы были далеко?»

«Ровно посередине, подальше на север, в миле и от Кулуры, и в другую сторону».

Я спросила: «А что случилось?»

Они оба уставились на меня, будто забыли, что я здесь присутствую. Годфри Мэннинг расправил плечи и пригладил волосы жестом, который я потом хорошо узнала. «Знаете, я не совсем уверен. Звучит очень глупо? Но это чистая правда. Столько раз прокручивал все в голове, что уже не уверен, что действительно помню. И бессонная ночь вовсе не помогает. – Он подошел к столу, чтобы еще налить себе выпить, и сказал через плечо: – Самое плохое – навязчивое ощущение, что я мог что-то сделать и это предотвратить».

Филлида начала бурно протестовать, а я быстро сказала: «Уверена, что это не так! Простите, я не должна спрашивать. Вы, наверное, больше не хотите это обсуждать».

«Все нормально, – он вернулся к стулу, но не сел, просто оперся рукой о спинку. – Я уже беседовал об этом с полицией и Фил все описал вкратце. Худшее, можно сказать, кончено… Только помог бы мне бог говорить с его матерью… Она захочет узнать намного больше полиции. Между прочим, будет легче, я думаю, если еще об этом поговорить. – Он сделал большой глоток, который, похоже, был ему очень нужен, и посмотрел мне в глаза. – Встречали Спиро?»

«Приехала только вчера».

Его рот скривился. «Ну и начало для визита. Они с Мирандой близнецы, вы ведь видели ее и мать, и он работает, точнее работал, для меня».

«Фил говорила».

«Мне с ним очень повезло. Редкие для этих мест способности к технике. В большинстве деревень единственные „машины“ – ослики и мулы, и для мальчиков с такими интересами работы нет. Они уезжают в города. Но, конечно, Спиро хотел работать рядом с домом. Его отец умер, и он хотел жить с матерью и сестрой. Я приехал сюда в прошлом году, и он работал для меня с самого начала. Чего он не знал о яхтах, знать и не стоило, а если я скажу, что разрешал ему ездить на моей машине, вы поймете, как он был хорош. – Он кивнул в сторону окна, где на столе лежала большая папка. – Не знаю, говорила Фил или нет, но я работаю над книгой, в основном фотографии, и даже в этом Спиро был неоценим. Он не только усвоил достаточно, чтобы помогать технически, с обработкой пленок и всякое такое, но даже и позировал мне иногда».

«Фотографии восхитительные», – сказала Филлида. Мэннинг напряженно улыбнулся. «Хорошие, да? Ну вот, таким был Спиро, не властелин мира, что бы о нем ни говорила бедная Миранда. У него были умелые, почти умные руки, он медленно соображал и был упрям, как слепой осел, но ему можно было доверять. И у него имелось одно бесценное и очень важное для меня качество – на фотографиях он получался прекрасным, как во сне. Естественно держался перед камерой, просто невозможно было снять его плохо. – Он допил виски и поставил стакан. Стук стекла по столу прозвучал, как финальный гонг. – Что приводит нас к прошлой ночи». Пауза. Усталые серые глаза снова повернулись ко мне.

«Я экспериментировал с ночными фотографиями – лодки, рыбная ловля, лунные блики на воде, всякое такое, и решил попробовать снять восход и горы, покрытые снегом. Довольно сильный ветер, но не о чем беспокоиться. Взяли яхту, пошли вдоль берега. Может, знаете гору Пантократор на север отсюда? Береговая линия изгибается и идет почти на восток под прикрытием горы. Только повернув на север в открытое море, встречаешься с настоящей погодой. Мы добрались туда за полчаса до восхода и повернули напротив Кулуры – это самое узкое место между островом и материком. Море волновалось, хотя для моряка ничего страшного, а ветер с севера дул все сильнее…

Я в рубке занимался камерой, а Спиро был на корме, когда вдруг заглох мотор. Я крикнул, спросил, что случилось, услышал в ответ, что что-то намоталось на винт, и он его через минуту очистит. Так что я продолжал свои занятия, только скоро обнаружил, что яхта отклонилась от курса, повернулась поперек ветра и раскачивалась слишком сильно, чтобы считать это удобным. Поэтому я вышел посмотреть, что случилось. – Он поднял руку странным трагическим жестом. – Тогда это и произошло. Я увидел, что Спиро на корме наклонился, яхту сильно качнуло, и, Я думаю, не уверен, что я крикнул, чтобы он был осторожнее. Потом порыв ветра, волна или что-то еще ударило яхту в привальный брус, и она прыгнула, как бешеный мул. Спиро держался за леерную стойку, но она была скользкая, и он ее выпустил. Я увидел, что он пытается схватиться опять, но промахнулся и исчез. Когда я добрался на корму, его уже не было видно».

«Он не умел плавать?»

«Умел, но было очень темно, яхта дрейфовала быстро. Ветер стал намного сильнее, пока я работал в рубке, и нас за несколько секунд разнесло на ярды. Даже если бы он оставался на плаву, его было бы трудно найти… А я не думаю, что так, он бы закричал, я бы точно что-нибудь услышал. Я сам орал, даже охрип, но ответа не было…»

Он опять встал, подошел к окну. «Ну вот и все. Я выбросил спасательный пояс, но меня несло очень быстро, а ко времени, когда я включил мотор и вернулся туда, где он, по-моему, выпал, не осталось никаких признаков. Я был приблизительно на месте, потому что пояс нашел, и плавал там очень глупо несколько часов, но как-то не мог сдаться и бросить все так… Рыбацкая лодка тоже появилась и помогала, но толку не было». Пауза. Он стоял к нам спиной и смотрел – а улицу.

Филлида пробормотала мрачно: «Это ужас, ужас…»

«А винт действительно был обмотан?» – спросила я.

Он обернулся. «Что? Не был. По крайней мере, я там ничего не увидел. Засорилась форсунка. Я все привел в порядок за несколько секунд, если бы он сначала посмотрел там…» Он пожал плечами и не закончил фразы.

«Ну ладно, – сказала Фил, искусственно оживившись. – Я честно не понимаю, чего ты себя винишь. Ну что ты еще мог сделать?»

«Да я не обвиняю себя в том, что случилось, это было бы абсурдно. Мне так тяжело оттого, что я его не нашел. Болтаться два часа в черном ветреном море и знать все время, что в любую минуту может стать слишком поздно… Пойми меня правильно, но было бы легче, если бы я привез домой его тело».

«Потому что мать не верит, что он утонул?»

Он кивнул. «Она будет надеяться вопреки всем доводам разума и ждать, что он появится. А потом, когда… если его тело выбросит на берег, все начнется сначала».

Филлида сказала: «Тогда только остается надеяться, что тело скоро найдут».

«Сомневаюсь. Ветер и волны направлялись в другую сторону. Если его выбросило на берег Албании, мы, возможно, никогда о нем не услышим. Она будет ждать годами».

«Как отца», – сказала я.

Годфри смотрел на меня несколько секунд, будто забыл, кто я. «Отца? Господи, да. Забыл.».

Филлида заволновалась: «Ну и не вспоминай, ради бога. Перестань терзаться! Ситуация достаточно ужасна и без того, чтобы обвинять себя в том, чему не мог помочь или воспрепятствовать».

«Если бы еще его мать и сестра это понимали».

«Конечно, поймут. Когда спадет шок, и ты сможешь с ними поговорить, нужно рассказать им все, как нам. Увидишь, они это примут, не будут тебя ни хвалить, ни ругать. Принимают все, что делает с ними судьба. Такие люди. Сильные, как их скалы, и верят так же крепко». Он смотрел на нее несколько удивленно. Люди, знакомые с Филлидой только поверхностно, как с легкомысленной и хорошенькой дамочкой, всегда удивляются, наткнувшись на фундамент мощной материнской теплоты. Она выглядела благодарной и расслабленной, будто освободила его от всех обвинений, и это для нее важно. Улыбнулась. «Твоя беда в том, что ты не только пережил ужасную историю и шок, но еще и боишься встретиться лицом к лицу с Марией и перенести сцену, ничего в этом странного нет. Но не надо беспокоиться, сцен не будет, им даже не придет в голову задавать вопросы».

«Не совсем понимаешь. Спиро не должен был со мной идти прошлой ночью, у него было свидание в городе. Я убедил его отменить это дело. Его мать даже не знала до последней минуты».

«Ну и что? Ты, наверное, платил ему за переработку, как всегда? Так я и думала… Да, знаю, Мария говорила. Поверь, они будут ужасно благодарны за то, что ты давал ему работу и платил всегда очень великодушно. Спиро очень хорошо о тебе думал, и его мать тоже. Господи, да тебе ли беспокоиться, что они о тебе скажут!»

«Могу им что-нибудь предложить, как ты думаешь?»

«Деньги? Не знаю. Подумаю. Не совсем представляю, что они теперь могут делать… Но пока не будем об этом беспокоиться. Задам пару тактичных вопросов и дам знать, ладно? Но знаешь, лучше забери фотографии. Я не успела посмотреть, но Марии ни к чему сейчас их видеть».

«Да, конечно». Он взял папку и прижал к себе, будто не знал, что делать дальше.

Профессия приучила меня смотреть на лица и слушать голоса, а если объекты наблюдения находятся в состоянии стресса, это даже интереснее. Никогда не буду актрисой высшего класса, но хорошо понимаю людей. Сейчас я почувствовала в состоянии Годфри Мэннинга и его жажде успокоительных слов что-то не соответствующее характеру. Потрясающая разница между тем, каким он, по идее, должен быть, и тем, что сделал из него шок, просто выводила из равновесия. Как актер, не вошедший в роль. Поэтому я заявила совершенно бестактно, будто вывести его из этого состояния было очень важно: «А это фотографии для книжки?»

«Некоторые. Я вчера принес Фил посмотреть, хотите взглянуть?» Он быстро пересек комнату и положил папку на низкий столик у моего стула.

Очень сомневаюсь, что мне хотелось смотреть на фотографии мертвого мальчика, но Фил не протестовала, а для Годфри это было явное облегчение. Поэтому я приступила к делу. Сначала видовые снимки – голые скалы, яркое море, цветы на скалах, крестьянки с козами и осликами между цветущих яблонь или склонившиеся над каменным бассейном с горой разноцветного белья. Море. Иногда берег с кружевами водорослей, или завившаяся волна, или ее следы на высыхающем песке. На одной дельфин улыбался прямо в камеру. Я даже вскрикнула, впервые вспомнив утреннее приключение. Но тут Филлида отодвинула фотографию, и я увидела покойного мальчика.

Круглое лицо, широкая улыбка, загорелая кожа и густые черные волосы, упругие, как вереск, почти как у сестры. Но сразу понятно, о чем говорил Годфри. Могучая шея, которая придавала Миранде крестьянский вид, превратилась в классическую силу, знакомые линии могучей скульптуры. Мальчик подходил к скалам и морю, как колонны античных развалин.

Я не знала, как нарушить молчание, но сестра сделала это очень просто. «Знаешь, Годфри, я совершенно уверена, что позже, когда все немного устоится, Мария с огромным удовольствием возьмет одну из них. Ты сможешь для нее напечатать?»

«Если ты так думаешь… Может, это идея. Да, и вставлю в рамку. – Он начал запихивать фотографии обратно в папку. – Когда-нибудь поможешь выбрать такую, чтобы ей понравилась?»

«Нет вопросов. – Она вытащила одну из пачки. – Эта. Лучше я много лет не видела, и он очень на себя похож».

«Да, удачная». А голос совершенно бесцветный.

Я молча смотрела, не могла оторваться. Дельфин изогнулся аркой в бирюзовом море, со спины стекают серебряные капли. Бронзовый обнаженный мальчик протянул к нему руку и смеется, прямое, как стрела, тело пересекает дугу дельфина в точке, известной художникам, как золотое сечение. Одно из чудес фотографии – мастерство и удача – безупречно соединили цвет, свет и материю и запечатлели навсегда. «Это прекрасно! Другого слова не подберешь! Миф! Если бы сама не видела дельфина, подумала бы, что это подделка!»

Годфри смотрел на картинку безо всякого выражения, а теперь улыбнулся. «Он совершенно настоящий. Спиро приручил его для меня, и зверь приплывал играть, когда мальчик заходил в воду. Готовое сотрудничать создание с массой личного очарования. Говорите, вы его видели?»

«Да. Пошла купаться, и он пришел посмотреть. Между прочим, вы его чуть совсем не потеряли сегодня утром».

«Потеряли дельфина? – спросила Фил. – О чем ты, ради бога, говоришь?»

«Кто-то в него стрелял. Я задыхалась от желания все рассказать, но твои новости вышибли все это из моей головы. Когда я была в заливе, кто-то, очевидно, скрывался в лесу с винтовкой и стрелял. Если бы я не оказалась на месте и не спугнула дельфина, скорее всего, злодей бы попал».

«Но… Это невозможно!» По крайней мере я сломала сосредоточенность Мэннинга на смерти Спиро. Он неодобрительно на меня посмотрел. «В лесу? Стрелял? Вы уверены?»

«Совершенно. Что еще хуже, винтовка была с глушителем, значит, это не охотник за зайцами, который решил поразвлечься и пострелять в дельфина. Это сознательная попытка убийства. Я сидела под деревьями, и он, надо полагать, меня не видел. Но когда я завизжала и прыгнула к дельфину, выстрелы прекратились».

«Но Люси! – Филлида пришла в ужас. – В тебя могли попасть!»

«Не подумала. Разъярилась, должна была его остановить».

«Ты никогда не думаешь! Однажды тебя убьют! – Она повернулась к Годфри с жестом возмущенным и веселым одновременно. – Она всегда такая. Единственно, от чего она всегда слетает с катушек, это звери. Спасает тонущих пауков и ос, убирает муравьев с дороги. Что смешно, они на нее реагируют. Однажды она взяла в руки гадюку, и та ее не укусила».

«Она замерзла, – сказала я сурово, а Годфри смотрел на меня, будто на редкую извращенку. – Не люблю, когда кому-то плохо, вот и все. Поэтому теперь буду за ним присматривать и купаться каждый день. Ваш дельфин заимел телохранительницу, мистер Мэннинг».

«Восхищен».

Фил сказала: «Но я все равно не верю. Да кому на всем белом свете это может в голову взбрести, в лесу с ружьем…»

Мне показалось, что Годфри собирается ответить, но он продолжал складывать фотографии, закрыл папку с хлопком. «Не представляю. Вы, надо полагать, никого не видели?»

«Видела».

Это произвело сенсацию. Филлида пискнула и хлопнула рукой по месту, где находился Калибан. Годфри Мэннинг быстро спросил: «Да? Где? Вы, наверное, не подошли поближе, чтобы узнать, кто это?»

«Подошла, в лес под террасой Кастелло, и он был совершенно мерзкий! Он сказал, что он сын Джулиана Гэйла и…»

«Макс Гэйл! – Это Филлида. – Люси, ты пытаешься сказать, что Макс Гэйл бегал по лесам с винтовкой и целился во всех вместе и каждого в отдельности? Не дури!»

«Ну он не признался. И уже избавился от ружья, так что я не могла доказать, но я ему не верю. Он выглядел, будто способен на все, и потом грубил ужасно, а в этом не было никакой нужды».

«Вы зашли на их территорию», – сказал Годфри сухо.

«Все равно это не мог быть он!» – сказала сестра уверенно.

«Возможно, нет», – изрек Годфри.

Она внимательно на него посмотрела: «Что?»

«Ничего».

Но она, похоже, поняла, чего он не сказал. Ее глаза расширились. «Но с какой стати… – Она задохнулась и поменяла цвет. – Господи боже, а вдруг это… Годфри, это страшно! Если он получит в руки ружье…»

«Вот именно. А если так, естественно, Гэйл его прикроет».

«Но что можно сделать? В смысле, если есть опасность…»

«Больше не будет. Слушай, Фил, все в порядке. Если Макс Гэйл раньше и не знал, то теперь знает, и ему хватит ума держать все подобные предметы вне пределов достижимости».

«Как? Только скажи как? Когда-нибудь был в этом жутком паноптикуме?»

«Нет. С какой стати? Там есть оружейная комната или что-то в этом духе?»

«Комната! О дай мне силы! Комната! В Кастелло оружие вместо обоев. Ружья, кинжалы, копья, дротики, все, что бывает. От карабинов до кастетов. У парадного входа даже пушка. Боже мой, дедушка Лео коллекционировал эти вещи! Никто и не заметит, если пропадет дюжина винтовок».

«Очень мило».

Тут я не выдержала. «Послушайте, еще минута, и я завизжу. Что за тайна? Вы говорите про Джулиана Гэйла? Если да, я никогда в жизни не слышала большей ерунды. С какой стати ему беситься с винтовкой? Он мог бы пристрелить нескольких театральных критиков, знаю таких, которые много лет на это напрашивались, но не дельфина. Это невозможно!»

«Вы его знаете?» – спросил Годфри грубо и удивленно.

«Никогда не встречала, над нами звезды разные. Но знаю массу людей, которые с ним работали, и все его обожают. Это не для него. Если спросите, откуда я знаю, то скажу, что видела каждую пьесу, в которой он участвовал последние десять лет, и если есть на свете люди, которые не могут скрыть всех деталей своей сущности, то это актеры. Кажется парадоксом, но правда. И чтобы Джулиан Гэйл убил живое существо, вышедшее из греческого мифа, нет, не годится никуда. Если он был пьян или сошел с ума… – Я остановилась. То, как они переглянулись, не оставило бы равнодушным даже счетчик Гейгера. Эту тишину можно было потрогать. – Ну?»

Годфри прокашлялся. Казалось, он не знает, как начать.

«Но ради бога, если она собирается пробыть здесь несколько недель, лучше рассказать, – произнесла сестра. – Наверняка она его рано или поздно встретит. Он ходит только к Каритису и играть в шахматы с кем-то в Корфу, а остальное время его никогда не оставляют одного, но я однажды встретила его у Каритисов, а Люси может наткнуться на него на улице».

«Да, наверное».

Филлида повернулась ко мне. «Ты сказала утром, что тебе интересно, почему он пропал, уйдя со сцены. Знаешь про автомобильную катастрофу три-четыре года назад, когда погибли его жена и дочь?»

«Боже мой, да. Это произошло за неделю до его первого появления в „Тигр, тигр“. Я видела спектакль через месяц. Сэру Джулиану повезло, в этой роли нужно столько слез, что можно кошку утопить, так что он играл лучше, чем всегда, если это возможно, но похудел на несколько стоунов. Знаю, что он болел потом, ходили слухи, что уйдет в отставку, но никто не верил. Он был в полном порядке во время сезона в Стратфорде, но неожиданно объявили, что в „Буре“ он появится последний раз. Что тогда случилось? Опять заболел?»

«В некотором роде. Закончил в сумасшедшем доме, нервный срыв, был там год».

Я смотрела на нее в полном шоке. «Не представляла…»

«Никто не знал. Такие вещи не рекламируют, особенно, если человек на виду, как Джулиан Гэйл. Я узнала только потому, что Макс сказал что-то Лео, когда снимал дом, а потом один друг досказал остальное. Предполагается, что сэру Джулиану лучше, он иногда ходит в гости, но его всегда кто-нибудь сопровождает».

«Ты хочешь сказать, что он должен быть под наблюдением? Пытаешься меня уверить, что Джулиан Гэйл… – Я остановилась. Почему слова такие жуткие? Даже если они не вызывают в памяти гротесковых образов Бедлама, они даже хуже, нежные синонимы самой трагической болезни из всех. – Неуравновешенный?» – закончила я.

«Не знаю! – Филлида пребывала в смятении. – Бог его знает, не хочется придавать этому слишком большое значение, и вообще, раз его выписали, если это правильное слово, из дома, значит, он наверняка в порядке?»

«Но он должен быть в порядке! И вообще, ты сказала, что встречала его. Каким он показался?»

«Совершенно нормальным. На самом деле он впечатляет, я в него влюбилась сразу, как с обрыва упала. Очаровательный. – Она взволнованно взглянула на Годфри. – Не ведь могут быть рецидивы? Никогда не думала, даже идея не возникала… Но если подумать, что дети приедут сюда на каникулы, и вообще…»

«Послушайте, вы слишком впечатлительные. Одно упоминание ружья раздуло все сверх разумных пропорций. Человек вовсе не маньяк-убийца или что-то вроде этого… И никогда не был, иначе бы он здесь не находился».

«Да, можно предположить, что ты прав. Глупо паниковать. – Она вздохнула. – И Люси это, скорее всего, показалось. Она не видела ружья и не слышала!.. Давайте забудем про это, а?»

Я не стала настаивать. Это потеряло значение. То, что я только что услышала, было слишком печально. Я сказала: «Лучше бы я была повежливее с мистером Гэйлом. Ему, наверное, тяжело приходится. Для других-то это плохо, а для сына…»

«Ой, милая, не страдай ты так! – Фил успокоилась и решила умиротворить всех окружающих. – Возможно, мы совершенно ошибаемся, и с ним ничего не случилось, просто пожилому человеку захотелось мира и спокойствия, а Макс смотрит, чтобы он их получил. Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что Макс устроил карантин из эгоистических соображений. Он пишет партитуру какого-то фильма, и он-то вот вообще нигде не появляется. Вспомни все эти надписи с угрозой пристрелить нарушителей, а еще и молодой Адонис – телохранитель…»

«Молодой кто?»

«Адонис, садовник».

«Вот это да! Разве может быть такое имя у человека, даже в Греции?»

«Оно его вполне устраивает, уж поверь».

Фил повернулась к Годфри, сказала что-то про Адониса, который, похоже, был близким другом Спиро. Опять прозвучало имя Миранды, что-то про приданое и трудности после смерти брата. Но я больше не слушала. Меня придавили услышанные новости, не так-то легко, когда падают идолы. Будто я долго путешествовала, чтобы увидеть Давида Микеланджело, а нашла только разбитый пьедестал.

Я вспомнила ясно, будто это было вчера, его последнее появление в «Буре», умные ритмичные стихи, когда Просперо отрекается от темных сил. Если это правда, они и еще о многом говорили.

«… От грубой магии

Я отрекаюсь здесь.

Когда я обрету

Ту музыку небес (она уже звучит),

Чтобы дойти до самого конца

В очарованьи воздуха, тогда

Я уничтожу все, зарою в глубину

Земли свой жезл.

И глубже,

Чем услышишь камня стук,

Я книгу утоплю».

Я завертелась на стуле, оттолкнула усилием воли свою печаль и возвратилась в salotto, откуда собирался уходить Годфри Мэннинг. «Лучше пойду. Хотел спросить, Фил, когда Лео приезжает?»

«Может, в следующую субботу. Не уверена. Но на Пасху точно, вместе с детьми. Думаешь, пора? Может, останешься, поешь с нами. Мария приготовила овощи, слава богу, терпеть не могу сырую картошку, а остальное все холодное. Оставайся».

«С удовольствием бы, но хочу находиться у телефона. Могут быть новости».

«Да, конечно. Перезвонишь сразу, если что-то узнаешь, ладно?»

«Обязательно. – Он поднял папку. – Дай знать, как только Мария захочет меня видеть». Попрощался и ушел.

Мы сидели в тишине, пока рокот его автомобиля не затих за деревьями. «Ну ладно, – сказала сестра. – Лучше найти что-нибудь съедобное. Бедный Годфри, плохо ему. Хотя странно. Никогда не думала, что он так может реагировать. Должно быть, был привязан к Спиро больше, чем признает».

«Фил», – сказала я резко.

«Мм?»

«Это правда или ты опять выдумываешь, что Джулиан Гэйл – отец Миранды?»

Она посмотрела искоса: «Ну… Да черт побери, Люси, нельзя воспринимать все так буквально! Бог его знает, что-то в этом есть, только неизвестно что. Он окрестил девочку Мирандой, а можешь ты представить себе корфи-ота, который выбрал бы такое имя? А потом муж Марии их покинул. Готова спорить, что Джулиан Гэйл поддерживал семью. Мария не говорила ни слова, но у Миранды проскакивало кое-что пару раз, уверена, что он им помогает. А почему? Ведь не потому же, что знал мужа во время войны!»

«Раз они близнецы, значит, он отец Спиро тоже?»

«Элементарный биологический здравый смысл подсказывает, что ты даже, возможно, права. Ой. – Она подпрыгнула на стуле и вытаращила глаза. – Ты имеешь в виду, что кто-то должен пойти и сообщить об этом ему? Но Люси, это только слухи, и не может же он этого признать, как? Ну то есть если туда пойти и…»

«Я не о том. В любом случае, говорить не наше дело, Мария сама скажет. И скоро. Забудь. Где этот твой полдник, умираю с голода».

Мы пошли на кухню, а я думала, что Джулиан Гэйл, скорее всего, уже знает. Видела в окно, как Мария и Миранда вместе вышли из дома. И не на проезжую дорогу, которая вела к их коттеджу. На маленькую тропинку, где я ходила утром. Она ведет только в пустой залив и Кастелло дей Фьори.

4

Шли дни, мирные и красивые. Я держала слово и каждый день спускалась к морю. Иногда дельфин появлялся, но никогда не подходил достаточно близко для прикосновения. Хотя понятно, что ради блага зверя нужно бы его отпугнуть навсегда, мирное присутствие дельфина так меня восхищало, что я не могла себя заставить сделать то, что покажется ему предательством. Я приглядывала и за террасой Кастелло, но больше никто не стрелял. Не ходило и никаких слухов о том, чтобы кто-нибудь местный баловался в лесу с ружьем. Но я каждый день плавала, смотрела и никогда не покидала залива, пока дельфин не уплывал в открытое море.

Новостей о Спиро не было. Мария с дочерью вернулись на виллу Форли на следующее утро после смерти мальчика и стоически выполняли свою работу. Миранда потеряла яркость и пухлость, похоже, много плакала, говорила и двигалась несколько заторможенно. Марию я видела мало, она больше держалась на кухне, молча занималась своим делом, закрыв лицо черным платком.

Погода стояла сияющая, жара даже в тени. Филлида вся извелась. Раза два она ходила со мной гулять по окрестностям или в город Корфу. Однажды вечером Годфри Мэннинг пригласил нас пообедать в отель «Палас». Но в целом неделя прошла очень тихо, я купалась, сидела на террасе с Филлидой или брала ее маленькую машинку и каталась вокруг, исследовала местность.

Лео не сумел приехать на выходные, без него прошло и вербное воскресенье. Фил предложила мне отправиться в город посмотреть на крестный ход. Это один из четырех раз в год, когда святого этого острова, Спиридона, выносят из церкви, где он лежит в темном алтаре среди тлеющих свечей. Его несут по улицам на золотых носилках. Это не образ святого, а мумифицированное тело, поэтому он всем родной и будто со всеми в родстве. Жители острова верят, что он по-доброму заботится о Корфу и всех его людях, только тем и занимается, что как можно основательнее вникает в их дела. Наверное, поэтому в дни крестного хода все население острова собирается в городе, чтобы его приветствовать.

«Более того, – сказала сестра, – это красивое шествие, не просто парад с гоготом медных труб. У святого Спиро красивый золотой стул, его лицо совершенно ясно видно сквозь стекло. Оно вовсе не противное, ни капельки. Он такой маленький и… уютный! – Она засмеялась. – Если долго пробудешь на Корфу, тебе покажется, что ты с ним знакома лично. Он во все вмешивается на острове, следит за рыбаками, поднимает ветер, устанавливает подходящую погоду для урожая, приводит мальчиков домой из моря… – Она остановилась и вздохнула. – Бедная Мария. Интересно, она пойдет? Обычно не пропускает».

«А ты? Уверена, что не присоединишься ко мне?»

Она покачала головой. «Останусь дома. Нужно долго стоять, пока крестный ход проходит мимо, и там толкаются. Мы с Калибаном занимаем слишком много места. Вернешься к полднику? Ну и хорошо. Желаю приятно провести время».

Маленький городок Корфу заполнила праздничная толпа, воздух звенел колоколами. Поток людей нес меня по узким улицам, шумела толпа, откуда-то доносились звуки последней репетиции оркестра. В магазинах продавалась еда, сласти и игрушки, их окна заполняли пурпурные яйца, готовые к Пасхе, петушки, куклы, корзинки с маленькими апельсинами и огромные кролики. Кто-то попытался продать мне губку размером с футбольный мяч, еще кто-то попробовал убедить, что мне могут понадобиться связка лука и красный плюшевый ослик, но я не поддалась. В конце концов я выбралась на Эспланаду, главную площадь Корфу. Мостовая была совсем забита, но когда я попыталась устроиться в задних рядах, крестьяне, которые приехали в город рано утром и давным-давно заняли места, бурно жестикулируя, пропустили меня вперед.

Где-то ударил большой колокол, потом донесся отдаленный звук оркестра. Толпа почти затихла, все повернули головы к узкой улице Никифорова, где вспыхивали первые хоругви и медленно двигались на освещенную солнцем площадь. Крестный ход начался.

Не знаю, чего я ожидала, забавного интересного спектакля. Все иностранное стоит запечатлеть на пленку и забыть, пока не вытащишь фотографии когда-нибудь вечером дома. А все оказалось очень трогательно.

Оркестры – их было четыре, все роскошно разнаряженные, – играли торжественно и довольно плохо, каждый свою мелодию. Огромные и жутко тяжелые деревенские хоругви были грубо разрисованы божественными преданиями. Мужчины, которые их несли, потели и дрожали, а лица помогавших им мальчиков сохраняли выражение пламенной мрачности. Дети в разной школьной форме были так красивы, что почти не бросалась в глаза изношенность их одежды, а молодые люди были просто роскошны.

Нельзя было ни на минуту усомниться, что все это делается в честь святого. Люди, столпившиеся вокруг, смотрели в тишине, не двигались и не толкались. Полиции не было, а в Афинах она бы присутствовала обязательно. Их собственный Спиридон, патрон острова, вышел на солнце, чтобы их благословить.

И вот он появился. Архиепископ, белобородый старец девяносто двух лет от роду, шел впереди, за ним священнослужители в шафрановых, белых и красных ризах сияли на солнце, а заплатки видно только вблизи. Потом шел лес высоких белых свечей, каждая в золотой короне, украшенная цветами и длинными белыми, пурпурными и сиреневыми лентами. В конце концов, в окружении четырех золотых фонарей и под балдахином появились золотые носилки, там сидел святой, и все его видели. Маленький, голова склонилась к левому плечу, мертвое лицо почти плоское, сгусток тени за сверкающим стеклом.

Женщины вокруг закрестились, зашевелили губами. Святой и сопровождающие его лица остановились помолиться, и музыка замолкла. Салютом выстрелила пушка в старой крепости, эхом взлетела стая голубей, свистя крыльями в тишине.

Я смотрела на сияющие на солнце ленты, увядающие цветы, поднятую старую руку архиепископа, сияющие лица причесанных крестьянок. Как ни странно, горло мое сжалось, будто от слез.

Всхлипнула женщина от неожиданной печали, очень громко в тишине. Я обернулась, не удержалась. Миранда. Она стояла в нескольких ярдах от меня среди толпы, пламенно смотрела на святого, шевелила губами и безостановочно крестилась. В ее лице были страсть и горе, она будто упрекала святого за недосмотр. Ничего странного в этом нет, греческая религия проста. Старая церковь знала толк в утешении, намного легче, когда точно знаешь, кто виноват.

Процессия прошла, толпа начала рассыпаться. Я увидела, как Миранда быстро уходит, будто стыдится слез. Люди разбредались в узкие улицы, я двинулась на улицу Никифороса к пристани, около которой оставила машину.

На полпути есть маленькая площадь. Там я снова увидела Миранду, она стояла у платана спиной ко мне, прижав руки к лицу, похоже, плакала. Я не знала, что делать, но к девушке вдруг подошел мужчина, который стоял недалеко и смотрел на нее. Она не шевельнулась, не показала, что заметила его, но стояла тихо, спиной к нему, опустив голову. Я не видела его лица, только подумала, что его молодость и силу не может скрыть даже дешевый ярко-голубой костюм. Он подошел к ней ближе, говорил тихо, вроде уговаривал. Мне показалось, что он убеждает Миранду повернуть в боковую улицу подальше от толпы, но она отказывается. Потом она закрыла платком лицо, явно не хотела с ним общаться.

Я быстро подошла. «Миранда, это мисс Люси. У меня здесь машина, и я сейчас еду обратно. Хочешь, отвезу тебя домой?» Она повернулась. Глаза мокрые от слез. Молча кивнула.

Я не смотрела на молодого человека, думала, что он сейчас сам отвяжется и пропадет в толпе. Но он воскликнул, будто с облегчением: «Спасибо большое! Вы очень добры! Ей не нужно было приходить, конечно, а теперь час не будет автобуса! Конечно, ей надо домой!» Уставилась я на него, не из-за странного отношения к девушке или неожиданно безупречного английского, а просто из-за внешности. В стране, где все молодые красивы, он все равно потрясал. Правильные византийские черты, чистая кожа, огромные глаза с длинными ресницами, как на греческих иконах. Этот тип обессмертил Эль Греко, но, оказывается, он до сих пор существует в жизни. В молодом человеке, впрочем, не было меланхолии и слабости, которые (естественно) присутствуют у святых, проводящих дни на штукатурке церковных стен. Они смотрят на грешный мир, сжав маленькие губки, слегка склонив головы, с осуждением и легким удивлением. Этот юноша явно уже несколько лет с удовольствием наблюдал грешный мир и поглощал его дары. Не святой, вовсе нет. И не старше девятнадцати. Красивые глаза смотрели на меня с откровенным греческим восторгом. «Вы, должно быть, мисс Веринг?»

«Почему, да. – Я удивилась, а потом сообразила кто это. – А вы… Адонис?» Очень трудно произносить такое имя, я смущалась, будто обозвала кого-то Венерой или Купидоном. То, что в Греции можно запросто встретить Перикла, Аспазию, Электру и даже Алквиада, вовсе не помогало. Уж слишком прекрасен, вот в чем дело. Он улыбнулся. Очень белые зубы, а ресницы ну никак не короче дюйма.

«Немножко чересчур, да? Греки зовут меня Адони. – Он произнес это, как A-thoni. – Может, так вам легче? Не так нежно?»

«Слишком вы понятливый!» – воскликнула я непроизвольно, он засмеялся, но резко посерьезнел.

«Где ваша машина, мисс Веринг?»

«Рядом с портом. Это совсем близко, но так много народу…»

«Можем обойти. – Он показал в узкую улочку на углу площади, которая ступеньками уходила между двух высоких домов. Я снова посмотрела на тихую девушку, которая пассивно ждала. – Она пойдет», – сказал Адони, быстро заговорил по-гречески, а потом повернулся ко мне и повел через площадь, а потом вверх по ступенькам. Миранда шла на несколько шагов сзади. Он сказал мне на ухо: «Не надо было ей приходить, но она очень религиозна. Нужно было подождать, всего неделя, как он умер».

«Вы хорошо его знали?»

«Он был моим другом».

Лицо его закрылось, будто он все сказал. А наверное, так и было. «Извините».

Какое-то время мы шли в тишине по пустынным аллеям, мелькали только тощие кошки, и пели птички на стенах. Тут и там между домами росли из земли ярко освещенные солнцем камни, пыльные котята запекали себя среди бархатцев и ноготков, старухи выглядывали из темных дверей. Шаги эхом отражались от стен, а с главной улицы разговоры и смех доносились, как рев отдаленной горной реки. Скоро дорога расширилась, широкий пролет ступеней провел нас мимо церковной стены прямо на площадь у порта, где я оставила «фиат» Фил. Здесь тоже толпился народ, но уже маленькими кучками, целеустремленно отыскивающими транспорт домой или полдневную еду. Никто не обращал на нас внимания.

Адони, очевидно, знал машину, уверенно к ней пропихался и протянул руку за ключами. Безвольно, почти как Миранда, которая до сих пор не произнесла ни слова, я ему их вручила. Он открыл двери, направил Миранду на заднее сиденье. Она влезла со склоненной головой и устроилась в уголке. Мне стало интересно и забавно, этот талантливый юноша что ли собирается везти нас обоих домой? А как бы отнеслась к этому Фил? Но он не сделал такой попытки.

Пустил меня на место водителя, закрыл дверь и устроился рядом. «Привыкли к нашему движению?»

«Да». Если он имел в виду обыкновение ездить по правой стороне, то я это усвоила. А что касается движения, на Корфу его практически не было. Если за обычное путешествие я встречала один грузовик и полдюжины осликов, то это было уже очень много. Но сегодня на бульваре у залива было много народу. Наверное, поэтому Адони молчал, пока мы пробирались на северную дорогу. Крутой нескладный поворот, а потом прямо между стенами багряника и асфодели. Дорогу немного попортили зимние дожди, так что я ехала медленно, а третья передача тарахтит. Под прикрытием шума я тихо спросила Адони: «Миранда с матерью смогут себя содержать теперь, когда Спиро нет?»

«О них позаботятся», – сказал он однозначно и с полной уверенностью.

Я удивилась и заинтересовалась. Если Годфри Мэннинг сделал предложение, он бы наверняка рассказал Филлиде. К тому же, что бы он ни решил дать сейчас, вряд ли он посчитает, что обязан делать это постоянно. Если семью обеспечит Джулиан Гэйл, значит, Филлида не ошиблась насчет близнецов. Я была бы просто ненормальная, если бы не попыталась выяснить. «Рада слышать. Не знала, что у них есть родственники».

«Есть, конечно, сэр Гэйл, но я не имел в виду его или Макса. Я хотел сказать, что сам за ними присмотрю».

«Вы?»

Он кивнул и глянул через плечо на Миранду. Я видела ее в зеркало, она не обращала внимания на наш тихий английский разговор, да мы и слишком быстро для нее говорили. Она смотрела в окно и была где-то далеко. Адони наклонился и положил палец на кнопку радио, греческие и итальянские машины без музыки не ездят. «Разрешите?»

«Конечно».

Резко замычал какой-то поп-певец с афинского радио. Адони тихо произнес: «Я женюсь на ней. Приданого нет, но это не важно. Спиро был моим другом, и существуют человеческие обязательства. Он экономил для нее, но теперь, когда он умер, эти деньги нужны ее матери, и я не могу их взять».

В старом греческом свадебном контракте девушка приносила богатство и землю, а юноша только мужество, и это считалось хорошим обменом. Урожай на дочерей мог довести семью до нищенства, Миранда в таких обстоятельства вряд ли могла надеяться выйти замуж. И этот прекрасный парень, которого с восторгом приняла бы любая семья, предлагает контракт, обеспечивает весь капитал. В его мужских достоинствах сомневаться невозможно, у него хорошая работа в стране, где почти нет рабочих мест, и, если я хоть чуть-чуть разбираюсь в людях, он ее не потеряет. Красивый Адони был бы достойным ответом на любую молитву. Он это, конечно, знал, отнюдь не дурак, но чувствовал себя обязанным мертвому другу и, судя по всему, выполнит свой долг до конца, эффективно и ко всеобщему удовлетворению, не только Мирандиному. И кроме того (прозаически подумала я), Лео, надо полагать, подарит замечательный свадебный подарок.

«Конечно, – добавил Адони, – сэр Гэйл может дать ей приданое, не знаю. Но это не меняет дела, я возьму ее. Я еще ей не сказал, но позже, когда будет удобно, скажу сэру Гэйлу, и он все организует».

«Я… Конечно. Надеюсь, вы будете очень счастливы».

«Спасибо».

«Сэр Джулиан… чувствует себя за них ответственным, Да?»

«Он крестный отец близнецов. У вас в Англии, кажется, это тоже есть, но не совсем так. В Греции крестный отец, koumbaros, играет большую роль в жизни ребенка, часто он важнее отца, и именно он организует свадебный контракт».

«Понятно. – Вот как все просто. – Я знала, что сэр Джулиан знаком с семьей много лет и крестил детей, но не догадывалась, что… Что он за них отвечает. Несчастье было для него, наверное, ужасным шоком. Как он?»

«Все в порядке. Встречали его, мисс Веринг?»

«Нет, мне казалось, он ни с кем не видится».

«Он действительно не слишком много выходит, это правда, но с лета у него были посетители. Но Макса вы видели, да?»

«Да». Ничто в его голосе не выдавало, знал ли он что-нибудь о нашей встрече. Но раз он называет его просто по имени, отношения, значит, достаточно неформальные, чтобы он знал, что именно произошло. В любом случае, это именно он сбрасывает посетителей со скалы. Несомненно, он все об этом слышал. А может, у него даже есть приказы, что делать, если опять припрется мисс Люси Веринг… Я сказала деревянным голосом: «Я так поняла, что он тоже ни с кем не общается».

«Это зависит… – ответил Адони жизнерадостно. Он вытащил откуда-то тряпку и начал вытирать стекло. – Не то, чтобы это помогало от насекомых, которые налипают на стекло снаружи. Мы почти приехали, может, остановитесь, чтобы я их убрал?»

«Они мне не мешают, спасибо».

Разговор, значит, окончен. В любом случае Миранда начала возвращаться к жизни. Сиденье под ней заскрипело, в зеркало я увидела, что она опять подняла платок и смотрела в затылок Адони. Что-то в выражении ее лица указывало, что их брак будет удачным.

Я сказала тоном человека, который переводит разговор на нейтральную тему: «Вы когда-нибудь ходите на охоту?»

Не обманула, засмеялся. «Все еще ищете своего преступника? Думаю, вы ошиблись, ни один грек в дельфина не выстрелит. Я тоже моряк, все корфиоты моряки, а дельфин приносит хорошую погоду. У нас даже бывает „дельфинья погода“ – летом, когда дельфины плывут рядом с лодками. Нет, я стреляю только в людей».

«В людей?!»

«Пошутил. Приехали. Спасибо, что подвезли. Отведу Миранду к матери, а потом обещал вернуться в Кастелло. Макс хочет днем уйти. Может, там скоро и увидимся».

«Спасибо, но… Вряд ли».

«Очень жаль. Пока вы здесь, нужно посмотреть на апельсиновые плантации, это что-то необыкновенное. Слышали про миниатюрные деревья? Очень хороши. – Быстрая улыбка. – С удовольствием бы вам их показал».

«Может, когда-нибудь».

«Надеюсь. Пошли, Миранда».

Заводя мотор, я увидела, как он вводит девушку в дверь дома ее матери, будто в свой. Я почувствовала острую, определенно крайне примитивную зависть к женщинам, у которых проблемы просто забирают из рук и решают, хотят они того или нет, независимой эмансипированной ногой нажала на педаль и покатилась по кочкам вниз к повороту на виллу Форли. По крайней мере, раз Макса Гэйла не будет, днем поплаваю спокойно.

Купаться я отправилась после чая, когда тепло начало спадать и скала уронила тень на песок. Потом я оделась, подняла полотенце и медленно пошла вверх по тропинке.

На поляне у озера я остановилась отдышаться. Журчал прохладный ручей, золотой свет прорывался через листья молодых дубов. Где-то пела одна-единственная птица. Лес затих, растянулся, прикрылся тенью от жары. Ятрышник и маргаритки у воды. Синяя синица пролетела в страшной спешке, явно набив полный рот насекомых для своего семейства.

Вдруг раздался крик, птичий крик ужаса, и быстрое, как автоматная очередь, синичье тарахтение взволнованной родительницы. К суматохе присоединились другие пернатые. Вопли разносились по мирному лесу. Я бросила полотенце на траву и понеслась на шум. Синие синицы-родители встретили меня, почти терлись об меня крыльями, пока я бежала до поляны с тонкой травой и ирисами, где происходила трагедия.

Не так-то просто было ее заметить. Сначала я обнаружила восхитительного белого персидского кота, который грациозно приготовился к прыжку, хвост мотался туда и сюда в скудной траве. В двух ярдах от его носа дико вопил не способный сдвинуться с места синичонок. Родители ругались, а кот не обращал на них ни малейшего внимания. Я сделала единственно возможную вещь. Прыгнула на аристократическое животное, как вратарь, схватила за туловище и прижала. Синицы пронеслись мимо, прошуршав крыльями по моим рукам. Маленький застыл и даже не пищал.

Были все основания меня жестоко изувечить, но у белого кота обнаружились крепкие нервы и отличные манеры. Он яростно дергался и вырывался, но не кусался и не царапался. Я держала его и приговаривала, пока он не затих, потом подняла и пошла через кусты подальше, пока родители не увели своего детеныша из виду. Я утащила своего пленника прежде, чем он увидел, куда птицы направляются. Кот не сопротивлялся, казалось, вполне доволен моим вниманием. Подчинившись force majeure, он всем своим видом показывал, что сделал это только для того, чтобы я носила его на руках… Гора делалась все круче и круче, а он начал урчать.

Это было чересчур. Я остановилась. «Вот что я тебе скажу. Ты весишь тонну. С этого момента потащишь свою тушу сам! И, надеюсь, ты знаешь дорогу домой, потому что обратно к этим птицам я тебя не пущу!» Я опустила его на землю. Продолжая урчать, он потерся об меня и пошел вперед.

высоко задрав хвост, туда, где кусты редели и ярко сияло солнце. Потом он остановился, оглянулся и скрылся из виду. Дорогу он, несомненно, знал. Надеясь найти там тропу, я последовала за ним и оказалась на поляне, полной солнца, пчелиных песен и таких восхитительных цветов, что я застыла, разинув рот.

После лесной тени такое обилие цвета просто не сразу доходило. Передо мной на полных пятнадцать футов расположилась шпалерами глициния, а под ней росли розы. Сбоку – чаща пурпурного багряника, и яблони цветут, вокруг трудятся пчелы. В сыром углу – аронник и лилии с почти золотыми светящимися лепестками. И везде розы. Огромные кусты, подстриженные как деревья, голубая ель, наполовину закрытая розовыми цветами. Один куст белых роз высотой футов в десять. Там были столистные, мускусные розы, дамасские розы, розы пестрые и полосатые. Одна словно вышла из средневекового манускрипта, полусфера, будто ее ножом отрезали, а сотня лепестков сжата плотно, как в луковице. Двадцать или тридцать разновидностей, и все в полном цвету, старые, посаженные много лет назад и одичавшие, будто в секретном саду, ключ от которого потерян. Неправдоподобно.

Несколько минут я стояла неподвижно, только оглядывалась, опьянев от запахов и солнечного света. Забыла, что розы пахнут так. Ярко-красная роза прикасалась к моей руке, я сорвала ее и поднесла к лицу. Глубоко между листьями в созданном мной провале показался край старой металлической таблички. Я наклонилась, протиснулась меж шипов и прочла четко написанное имя: Belle de Crecy. Теперь я знала, где я. Розы – еще одно хобби дедушки Лео. У Фил на вилле осталась часть его книг, вчера вечером я их от безделья перелистывала, наслаждалась иллюстрациями и старинными названиями, которые, как поэзия, напоминали о садах Франции, Персии, Прованса… Belle de Crecy, Belle Isis, Deuil du Roi de Rome, Rosamunde, Camaieux, Ispahan…

Все эти имена сейчас скрывались под листьями, куда какой-то предшественник Адони любовно Зроткнул таблички век назад. Белый кот элегантно застыл на фоне темного папоротника, доброжелательно смотрел, как я их разыскиваю, а мои руки наполняются похищенными розами. Запах просто наркотический. Воздух звенел от пчел. Общее впечатление, будто из темного леса я вышла в волшебную сказку. Ничуть бы не удивилась, если бы кот заговорил.

Когда неожиданно сверху раздался голос, я чуть с ума не сошла. Он добавлял очарования, а не разбивал его, звучал стихами, элегантными, как белый кот. «Наверняка богиня, взращенная сим воздухом! Молитвы ответа дождались, ты лишь останься…» Я бросилась вверх, но сначала никого не увидела. Потом над глицинией показалась голова мужчины, только тогда я поняла, что цветы скрывают высокую каменную стену, она просвечивала между ними. Терраса Кастелло. Розовый сад посажен прямо перед ней. Я хотела повернуться и убежать, но… Это не Макс Гэйл, этот голос я слышала много раз в темноте лондонских театров. «Основной мой вопрос, – добавил сэр Джулиан Гэйл, – который я приберег напоследок, может показаться нахальным. О чудо! Девушка ты или нет?»

Думаю, если бы я встретила его нормальным способом где-нибудь в театре, я бы так прониклась уважением, что потеряла дар речи. Но здесь ответ был заложен прямо в тексте и, кроме того, был правдой. Я прищурилась против солнца и улыбнулась вверх. «Не чудо, сэр, а девушка, конечно».

«Мой язык! О небеса! – Актер выглядел искренне восхищенным. – Я прав. Вы – злоумышленник Макса!»

Я вспыхнула. «Боюсь, что так, и опять я сюда залезла. Простите, пожалуйста, не поняла, что терраса так близко. Мне бы и в голову не пришло подниматься, но я спасала птицу от этого типа».

«От кого?»

«От кота. Он ваш? Его, наверное, зовут ужасно аристократично, Флоризель или Козимо дей Фьори?»

«Между прочим, я зову его Филя, это уменьшительное от Простофиля, когда познакомитесь поближе, поймете почему. Он джентльмен, но с мозгами у него туго. Раз уж вы здесь, может, подниметесь?»

«Нет! – сказала я быстро, отступая назад. – Спасибо, но мне пора».

«Не верю, что вы так уж спешите. Может, пожалеете меня, немного развеете тоскливое спокойствие дня отдыха? Ой! – Он наклонился вперед. – На этот раз, я вижу, вы не только нарушаете границы частного владения, но и воруете! Украли мои розы!»

Это заявление, произнесенное голосом, слабейший шепот которого ясно слышен в последних рядах галерки, имело всю силу обвинения, высказанного перед Верховным Судом. Я посмотрела на забытые цветы в собственных руках и забормотала: «Да, я… Эх, убийство… Никогда не думала… Мне показалось, что они дикие. Знаете, посаженные много лет назад и просто остались… – Я оглянулась и увидела то, чего не заметила раньше. Кусты, несмотря на буйный вид, хорошей формы, края тропинок аккуратно подрезаны. – Очевидно, этот сад теперь принадлежит лично вам или… Мне очень стыдно».

«Или! Боже мой, нарвала охапку моих любимых французских роз и думает, что они из моего сада или! Приговор вынесен, девушка! По всем правилам вы должны заплатить штраф. Если красавица заходит в сад к чудовищу и прямо-таки нагружается его розами, она напрашивается на неприятности, нет? Идите и не спорьте! Вот ступеньки. Филя вас проводит. Простофиля! Покажи леди дорогу! – Белый кот поднялся, прищурился и скользнул небрежно вверх по глицинии, прямо на руки Джулиану Гэйлу. Тот выпрямился, улыбаясь. – Это я говорил, что ему мозгов не хватает? Оклеветал. Сможете сделать что-нибудь аналогичное?»

Его очарование работало безотказно. Я забыла все, что Филлида о нем говорила, засмеялась. «Могу, но только в собственном, более тяжеловесном стиле».

«Тогда идите». Вверх вел пролет ступеней, почти спрятанных кустами Йорка и Ланкастера. Мимо заросшей мхом статуи они вывели меня между двух огромных кипарисов на террасу. Джулиан Гэйл опустил кота и шагнул навстречу. «Входите, мисс Люси Веринг. Видите, я вас знаю. А это мой сын. Но, конечно, вы уже встречались…»

5

Макс Гэйл сидел за большим столом, покрытым бумагами. Когда он встал, я застыла на месте. «А я думала, вас нет!» Никогда не предполагала, что могу ляпнуть что-то до такой степени наивное. Плюс к тому я еще дико покраснела и забормотала: «Адони сказал… Я подумала… Точно он сказал, что вас не будет!»

«А я и отсутствовал, только до чая. Как поживаете?» Скорее безразличный, чем враждебный, взгляд на секунду встретился с моим и упал на розы. Может быть, чтобы заполнить паузу, он спросил: «Адони был в саду?»

Взгляд сэра Джулиана перескакивал с сына на меня. «Не был, иначе он бы ее остановил! А неплохо выбирала, да? Я решил, что она должна платить штраф, a la красавица и чудовище. Не заставим целоваться после такого короткого знакомства, но придется, по крайне мере, побыть с нами и что-нибудь выпить!»

Младший Гэйл задумался и посмотрел на стол, будто в поисках оправдания. Россыпь рукописей, записных книжек и бумаги, на стуле рядом устроился магнитофон. Я быстро сказала: «Спасибо, но не могу…»

«Не имеете возможности отказаться, юная леди! – От чьего сопротивления сэру Джулиану было веселей, невозможно угадать. – Давайте, давайте, полчаса в гостях – очень маленькая плата за ваш проступок. У нас есть шерри, Макс?»

«Да, конечно. – Может, голос у него такой бесцветный, только по сравнению с выразительностью отца? – Боюсь, выбора у нас нет, мисс Веринг. Вам как, сухое?»

«Ну… – Я задумалась. Придется остаться. Вряд ли я смогу пренебречь сэром Джулианом, хозяином здесь, а к тому же и не хочется упускать шанс пообщаться с человеком, который достиг всех возможных вершин моей профессии и которого я любила и обожала всю сознательную жизнь. – Вообще-то, если можно, я предпочла бы что-нибудь, что можно пить долго, и холодное… Я плавала, пить хочется. Может, есть апельсиновый сок или что-то вроде этого?»

«Вот чего захотели. Конечно», – Макс Гэйл неожиданно очаровательно улыбнулся и вошел в дом.

Как и на вилле Форли, с террасы можно было войти в какую-то большую комнату. Все окна, кроме одного, были занавешены. В темноте виднелись очертания огромного рояля, великанский граммофон и вращающаяся книжная полка, заставленная книгами и пластинками.

«На солнце или в тень?» – спросил сэр Джулиан, вытащив для меня яркий стул. Я выбрала солнце, и он устроился рядом, стена кипарисов создавала для него такой же прекрасный фон, как папоротник для белого кота. Зверь, урча, вспрыгнул актеру на колени, аккуратно перевернулся два раза и улегся.

Эта парочка являла собой потрясающее зрелище. Сэр Джулиан никогда не был красив, но крупным мужчинам такого типа годы добавляют своего рода тяжеловесной грации. (Сразу вспоминался его Марк Антоний и то, как позже все попытки сыграть эту роль казались потугами сыграть его.) Мощные грудь и плечи с возрастом несколько отяжелели, густые седые волосы, аристократические брови и нос, светло-серые глаза, но присутствует намек на какую-то слабость в подбородке, почти замаскированный красотой широкого рта. Глаза немного напряженные. Морщин на сцене я никогда не замечала, может, они – следствие болезни и сильной потери веса. Трудно сказать, в чем причина безусловной привлекательности сэра Джулиана, да и вообще его трудно описывать. Его лицо принимает черты то одного, то другого персонажа, будто этот человек существовал только на сцене – король, сумасшедший, страховой агент, солдат, фат… Словно оставив эту освещенную раму, он перестал существовать. Было очень грустно думать, что он оставил ее навсегда. Не сможет быть собой, будет никем.

Он отвел взгляд от кота, понял, что я на него глазею, и улыбнулся. Привык, наверное. Чего он не мог знать, так что именно я выискиваю в его лице – следы нервного срыва, которые могут оправдать Филлидины страхи. Но он, казалось, сидел спокойно и расслабленно, руки (эти предатели) лежали неподвижно и элегантно, может быть даже чересчур, на кошачьем меху.

«Извините, что так на вас уставилась. Никогда не была к вам так близко, обычно из последних рядов».

«Когда я к тому же безвкусно разукрашен несколькими фунтами фальшивой бороды, в костюме и короне? Вот и увидели самого человека, бедное, голое создание. Не спрошу, что вы думаете о нем, но по крайней мере скажите, что вы думаете о декорациях. Как вам наша осыпающаяся роскошь?»

«Кастелло? Раз спрашиваете… Сказала бы, что он не очень к вам подходит. Был бы хорош для готического триллера – Франкенштейн, тайны Удольфо или что-то в этом роде».

«Правда ведь? Кажется, что он должен постоянно скрываться в тумане, чтобы вампиры ползали вдоль стен, а не стоять среди цветов мира и солнца этого заколдованного острова. Однако, по-моему, он подходит для актера на отдыхе, и это, безусловно, рай, особенно с тех пор, как Макс разогнал всех случайных прохожих».

«Слышала, вы болели. Очень жаль. Нам вас в Лондоне очень не хватает».

«Серьезно, дорогая? Вы очень добры. Макс, вот и ты. Мисс Веринг думает, что дом – отличная декорация для Франкенштейна и его монстра».

«Ничего подобного я не… Во всяком случае, я это формулировала не так!»

Макс Гэйл засмеялся. «Я слышал, что вы сказали. Да в любом случае невозможно оскорбить это чокнутое барокко. Куку рококо. Свежий апельсиновый сок подходит?»

«Прекрасно, спасибо».

Он принес немного и себе, и отцу. Я заметила, что рука Гэйла-старшего, когда он протянул ее за стаканом, ужасно тряслась, и его сын быстро переставил маленький металлический столик прямо к нему, поставил стакан туда и налил туда ледяного сока. Сэр Джулиан уронил руки обратно на кота, и они застыли в скульптурном спокойствии. Я была права насчет неестественности позы, но она говорила не о тщеславии, если только о таком, которое скрывает слабости.

Когда Макс Гэйл наполнил мой стакан, я собралась положить розы на стол, но он поставил кувшин и протянул руку. «Дайте их мне. Поставлю в воду, пока не соберетесь уходить».

«Значит, мне разрешат их себе оставить, когда я заплачу штраф?»

«Милое дитя, – сказал сэр Джулиан, – добро пожаловать за всеми остальными. Надеюсь, вы не восприняли серьезно мои нападки, это был просто способ пригласить вас. Очень рад, что цветы вам понравились».

«Я их обожаю. Они, как со старых картинок, знаете, настоящие розы в книгах сказок. „Секретный сад“, „Спящая красавица“ и „Тысяча и одна ночь“«.

«Именно этим они и являются. Вот эта росла в Персии, там ее мог видеть Гарун аль Рашид. Эта – из „Романса розы“. А эту нашли в саду волшебницы Розамунды в Вудстоке. А это – самая древняя роза в мире. – Его руки почти не дрожали, когда он трогал один цветок за другим. – Вы должны прийти за новыми, когда эти умрут. Я отнесу их в музыкальную комнату, Макс, здесь прохладно… А теперь расплачивайтесь, мисс Люси Веринг. Говорят, вы как раз в нашем бизнесе, и одной из причин вас сюда заманивать было желание услышать все последние сплетни. Факты я получаю из газет и журналов, но сплетни обычно намного интереснее, а часто и в два раза правдивее. Расскажите…»

Уже не помню, о чем он меня спрашивал и насколько я была способна ответить, но, хотя я вращалась совсем в других театральных сферах, я знала многое и о том, что происходило в городе. И было просто восхитительно слышать, как небрежно он упоминает имена людей, до которых мне так же далеко, как до облаков над горой Панток-ратор. Он явно показывал, что беседовать ему со мной интересно, но насколько это объяснялось его очарованием, я до сих пор не знаю. Знаю только, что, когда он перевел разговор на мои проблемы, можно было подумать, что для него это – вершина и цель всего разговора.

«А теперь расскажите о себе. Что вы делаете и где? И почему мы никогда не встречались?»

«Боже мой, да я просто в другой лиге! Добралась только до Вест-энда». Я осеклась. Похоже, я выдала чувства, которые скрывала даже от Филлиды. У меня тоже есть тщеславие.

«Пьеса провалилась? – Снисходительная симпатия была бы оскорблением, но этот спокойный тон восхитительно успокаивал. – Что это было? – Я ответила, и он кивнул. – Любимое детище Мак Эндрю, да? Не слишком разумное вложение, я сразу так подумал, как прочитал пьесу. Вы были кем? Как там ее, девушкой, которой приходится закатывать массу неправдоподобных истерик весь второй акт?»

«Ширли. Да, я была ужасна».

«А там не за что зацепиться. Такого рода фантазии, маскирующиеся под рабочий реализм, нуждаются в четкой изобразительной и временной схеме, простого неконтролируемого словоизвержения недостаточно, если позволено так выражаться. И он никогда не умел ставить женские роли, вы не заметили?»

«Мэгги в „Единственном конце“?»

«Можете назвать ее женщиной?»

«Ну… Пожалуй, вы правы».

«Я прав потому, что советую не винить только себя насчет Ширли. А что дальше?»

Я задумалась, не зная, что сказать.

«Вот так? Что же, бывает. Очень мудро поступили, что убежали на Корфу, пока можете! Помню…» И он рассказал массу злых и очень смешных историй о хорошо известном в тридцатые годы театральном агенте и начинающем актере, в котором легко было узнать сэра Джулиана Гэйла. Когда он закончил и мы отсмеялись, я вдруг начала делиться собственным опытом, который не только не считала забавным, но даже собиралась от всех скрыть. Теперь по какой-то причине я говорила о нем с облегчением, мне было даже приятно. Тень Кастелло двигалась по саду, сэр Джулиан слушал и комментировал, задавал вопросы, будто заманил меня на террасу именно для того, чтобы услышать историю жизни молодой актрисы среднего класса, которая всю жизнь останется на вторых ролях.

Слабый звук остановил меня и заставил резко обернуться. Совсем забыла о Максе Гэйле, не слышала, что он опять вышел из дома, но он был тут, сидел у перил вполне в пределах слышимости. Сколько он пребывал там, понятия не имею.

И только тогда я поняла, как потемнело. Штраф заплачен, пора уходить, но трудно сделать это сразу, как я увидела Макса Гэйла. Нужно сначала хоть что-нибудь ему сказать. «А вы ходили сегодня утром смотреть на процессию?»

«Да, и видел вас в городе. Нашли себе хорошее место?»

«Я была на Эспланаде, на углу у дворца».

«Это довольно… приятно, как вам кажется?»

«Очень, – я улыбнулась. – Как музыкант, вы должны были оценить оркестры».

Он засмеялся и стал похож на отца. «Это точно. Когда все четыре играют одновременно, это действительно что-то».

«Лейтмотив для твоей „Бури“, Макс, – сказал его отец, приглаживая кота. – Остров, полный шумов».

Макс усмехнулся: «Возможно. Хотя даже и я не смогу воспроизвести некоторые из них».

Сэр Джулиан повернулся ко мне. «Мой сын готовит для киноверсии „Бури“ партитуру».

«Вот что это будет? Как здорово! Вы, по-моему, выбрали для этого очень подходящее место. Поэтому вы и приехали на Корфу, сэр Джулиан?»

«Не совсем, это судьба. Знаю остров уже тридцать лет, у меня здесь друзья. Но счастливый случай подбросил эту работу Максу, когда мы оказались здесь заточены». «Вы правда думаете, что это – остров Просперо?» «А почему бы и нет?» – спросил Джулиан Гэйл, а Макс сказал: «Все, добилась», – и засмеялся.

Я посмотрела на него удивленно: «Что я сказала?» «Ничего. Совсем ничего. Но если предложить человеку объяснить теорию, которую он взращивал неделями, нужно приготовиться к лекции, и, судя по блеску в глазах моего отца, ничего вас уже не спасет».

«Но я послушаю с удовольствием! Кроме того, ваш папа может телефонный справочник заставить звучать, как „Войну и мир“, если захочет, поэтому его личная теория про „Бурю“ должна быть потрясающей! Не обращайте на него внимания, сэр Джулиан! Почему вы думаете, что это остров Просперо?»

«Вы – восхитительная молодая леди, – сказал сэр Джулиан, – и если захотите выкапывать мои розы с корнем и уносить, я пришлю Адони вам помочь. Нет, Макса, если подумать. Ему полезно немного поработать по-настоящему, вместо блуждания в романтических кружевах безумия, где имеют обыкновение обитать музыканты… Кто это сказал, что действительно мудрый человек не ждет, пока ему докажут что-то, прежде, чем он в это поверит, а готов верить всему, ложность чего не доказана?»

«Не знаю, но мне кажется, что это похоже на попытку объяснить способ мышления гения».

«Все розы, – сказал тепло сэр Джулиан. – Ты слышал, Макс? Мои теории о „Буре“ – проявление способа мышления гения».

«Да, наверняка», – сказал его сын. Он сидел на перилах, прислонившись спиной к каменной вазе, которая стояла в углу. Я искала в его лице общие с отцом черты, но, кроме мимолетных выражений, ничего не находила. Темные глаза, глубже посаженные, рот прямее, все лицо менее подвижное. Тоже что-то нервное – слабые линии у бровей, выражение губ. Очень может быть, что он нарочно старался не развивать отцовское очарование. Сэр Джулиан имел актерскую потребность в любви, автоматически использовал все свои возможности, Макс отбрасывал их, наоборот, старался не нравиться.

«Множество фактов разного рода, – говорил сэр Джулиан, – связывает этот остров с островом пьесы, даже больше, чем тех, которые доказывают, что это остров Одиссея и Навсикаи, в любом случае разговоры об этом традиционны. А когда традиции так упорны, кажется только разумным предположить, что их стоит расследовать».

«Шлиман и Троя», – пробормотал Макс.

«Вот именно, – сказал сэр Джулиан и неожиданно улыбнулся мне, очень похоже на сына. – Итак, поскольку я похож на Шлимана, как гений и ясновидец, и твердо намерен верить, что Корфу – остров Просперо, я искал доказательства этого».

«И нашли?»

«Не совсем доказательства, слишком сильное слово. Но стоит начать искать, как находишь массу восхитительных параллелей. Начнем с простейших, помните описание природы острова?»

«Думаю, довольно хорошо. Там намного подробнее описана природа, чем обычно у Шекспира, правда?»

«Сказал бы, что больше, чем где бы то ни было, кроме „Венеры и Адониса“. В этом описании есть сосны, возделанные земли, плодородие (не многие из средиземноморских островов действительно плодородны, знаете ли), берега и бухты, лимоны перед пещерой Просперо… – Он поднял руку и указал на группу зелено-золотых деревьев на юге. – Лимоны растут по всему обрыву от виллы Мэннинга, а все побережье изрыто пещерами. Можно сказать, что это есть на любом острове, но одного там нет – соляные шахты, о которых говорит Калибан, помните?»

«А здесь есть?»

«Да, на юге. Они там уже века».

«А как насчет земляных орехов, которые он собирался выкапывать? Они здесь растут?»

«Земляных орехов нет, если он имеет в виду английский сорт, но есть съедобные коренья и трюфели».

«И мартышки?» – спросила я с ощущением, что задаю неприличный вопрос.

Сэр Джулиан отмахнулся от мартышек. «Просто перепутал. Несомненно, Ариэль рассказывал массу историй о своих путешествиях, и бедный монстр запутался».

Макс сказал: «Невозможно спорить с одержимым. Посмейтесь над ним, мисс Веринг».

«Не сделаю ничего подобного! Если за теорию стоит держаться, то стоит и попытаться ее опровергнуть! Как насчет самой истории, сэр Джулиан? Начнем с кораблекрушения. Если корабль шел из Туниса в Неаполь, вам не кажется, что Корфу не по пути?»

«С тем же вы сталкиваетесь в историях Одиссея, когда они, например, на веслах проходили за ночь неправдоподобные расстояния. По моему убеждению, это поэтическая правда, чем-то аналогичная семи дням творения, предполагается, что им помогали боги. То же самое с неаполитанским кораблем в „Буре“. Шторм был ужасным, буря, вошедшая в историю. Корабль полностью сдуло с курса и несло вслепую много дней, пока не выбросило на скалы. Вы не понимаете, что это делает историю приемлемой, несмотря на явное неправдоподобие?»

«Сжалься, – сказал его сын, – конечно не понимает». «Это очень просто. Факт, что корабль попал сюда, так фантастически отклонившись от курса, позже делает необходимым объяснение, что шторм был магическим или в некотором роде сверхъестественным».

«Минуточку. Факт? Вы пытаетесь сказать, что кораблекрушение действительно было?»

«Только то, что все легенды основаны на правде. Действительно существуют критский лабиринт и сгоревшая Троя. Я угадал, даже провидел, что здесь действительно было кораблекрушение, ставшее основой легенды».

«Только угадали? Нет прямых воспоминаний и записей?» «Нет».

«Тогда почему здесь? Почему Корфу? Ваши географические детали ничего не доказывают. Они могут подтверждать, но не служить началом».

Сэр Джулиан кивнул, погладил кота нежной рукой. «Я начал не с того конца. Нужно начинать не с фактов, а с пьесы, с главного героя, Просперо. По-моему, самое замечательное в пьесе – концепция характера, в нем как бы обобщено все, что думал Шекспир о силе и власти людей. Посмотрите, как он представлен, – фигура отца, волшебник, который властен над силами природы, морем и ветром, доброжелательный и сверхъестественный Маккиавели, который контролирует остров и всех, кто на нем находится». Он смотрел на меня, подняв брови, и ждал ответа.

«Святой Спиридон?»

«Святой Спиридон! Именно! – Он взглянул на Макса, будто восхищаясь умом любимого ученика. Макс слабо улыбнулся. – Даже имя… Вы заметите сходство, а сокращенная форма – Спиро – еще ближе. Святой Спиридон, а точнее, его тело, было перенесено сюда в 1489 году. Он немедленно прославился различными видами волшебства, чудес, если хотите, особенно относительно погоды. С ним появилась еще одна святая, женского пола. Ее тело также находится в церкви в городе, но она не возбудила народного воображения, поэтому ее не выносят. Я, честно говоря, даже не помню ее имени».

«Никогда не слышала о ее существовании».

Он улыбнулся. «Это – страна мужчин. Но эта дама вполне может быть прототипом Миранды, дочери волшебника. Вряд ли она попала бы в легенду, будь она просто попутчицей или даже женой. У волшебников не бывает жен, причины этого, кстати, было бы интересно выяснить, но думаю, вы бы с ними не согласились».

«Догадываюсь, но опровергать не буду, это мужской мир. Между прочим, у ведьм не бывает мужей, во всяком случае у настоящих, из старых сказок».

«Истинная правда. Ну так вот это – исходный пункт – сказочно плодородный остров Корфу, который охраняет святой, умеющий управлять погодой. Теперь допустим существование бури. Настоящий шторм, когда какой-то важный корабль, может быть даже с очень важными итальянскими персонами на борту, унесло далеко с курса и выбросило на берег, так что пассажиров спасло что-то чудесное, что можно приписать святому. Так начинает расти легенда. После добавляются германские элементы волшебной сказки, например, красивая дочь. Хорошо было бы привязать к событиям истории острова все элементы пьесы, но пока мне это не удалось».

«Какая жалость! – сказала я без иронии, я получала массу удовольствия. – А Калибан? Язычество?»

«Если хотите. Грубость, сексуальность, восхитительная чувственная поэзия. И он определенно был греком».

«Откуда вы взяли?»

Он хихикнул: «Он приветствовал Просперо на острове „водой с ягодами в ней“. Вы не сталкивались с греческим обыкновением разводить варенье в воде?»

«Нет. Но это не причина. Он мог подать и кофе, кем бы он тогда был, французом?»

«Ну хорошо, оставим бедного Калибана в покое. – Тут белый кот потянулся, выпустил когти и очень громко зевнул. Сэр Джулиан засмеялся. – Не надо было меня вдохновлять. Простофиля слышал все это раньше и, к моему сожалению, бедный Макс тоже».

«Ну а я нет, и это оказалось очень интересно. Можно бесконечно развлекаться. Я должна перечитать и поискать всякие детали. Хорошо бы у сестры была книжка».

«Возьмите мою, – среагировал он немедленно. – Она где-то на верхней полке, думаю, Макс… Спасибо большое», – это сыну, когда он подал книгу.

«Но если вы над ней работаете…»

«Работаю? – Он так сказал это слово, что оно прозвучало крайне нелепо. – Вы только что услышали, насколько серьезно. И вообще, для развлечений я использую книжку в мягкой обложке, где можно пачкать, резать и клеить… Спасибо, Макс. Вот и ваши розы. Это моя собственная книга, она немного древняя, и, боюсь, я в ней все-таки писал, но, может быть, вы сможете это проигнорировать».

Я уже заметила карандашные пометки. Прижимая книгу к груди, будто прижизненное шекспировское издание с авторскими пометками, я встала. Сэр Джулиан тоже поднялся, а белый кот, лишившись места, спрыгнул на пол и, полный достоинства, удалился по ступенькам в розовый сад.

«Правда, пора идти, – сказала я. – Спасибо за книгу, я буду очень о ней заботиться. Я… Знаю, что пробыла слишком долго, но мне было очень хорошо».

«Милое дитя, вы оказали нам честь. Я безумно наслаждался вашим визитом и, надеюсь, вы скоро вернетесь. Как видите, существует определенное ограничение на количество моих разговоров, которое могут вынести Макс и кот, и очень приятно иметь хорошо воспитанную, захваченную в плен аудиторию. Но если вы должны…»

В лесу уже было темно. Мистер Гэйл вежливо проводил меня до конца розового сада, указал тропу к поляне с ручьем. Красивый Простофиля был тут как тут, мечтательно разглядывал большую ночную бабочку у куста жимолости. Макс Гэйл поднял кота, попрощался со мной и быстро удалился. Очень скоро заиграл рояль. Композитор не стал тратить времени и приступил к работе. Потом лес закрылся за мной, и больше ничего не было слышно.

Тишина, будто перед штормом. Запах цветов висел в воздухе облаками. Я осторожно шла по тропинке и думала о закончившемся разговоре, не о «теории» сэра Джулиана, а о нем самом и о том, что думают о нем Фил и Годфри.

Что-то с ним и сейчас неправильно, это очевидно. Не только физические видимые признаки, но о многом говорило и постоянное напряженное внимание сына. А против – разговор, не его нормальный и веселый тон, а использование определенных фраз. Будет ли человек, недавно вышедший из сумасшедшего дома, говорить о романтических кружевах безумия? И стал бы сын говорить об «одержимости» отца, предлагать посмеяться над ним? Может, это, конечно, его способ выходить из трудных ситуаций. А может, его напряжения порождала я, а не отец?

И тут я сдалась. В любом случае невозможно представить сэра Джулиана блуждающего с винтовкой и опасного для окружающих. Скорее я начну подозревать Филлиду или самого Годфри Мэннинга. И, скорее чем кого-нибудь другого, я готова подозревать Макса Гэйла.

Уже послышалось журчание воды, впереди, где лежало озерцо, расступились деревья. Вдруг возник новый странный шум, будто там собралось огромное количество говорливых кур. Поняла – вечерний хор лягушек. Я остановилась у края поляны, чтобы подобрать полотенце, и они меня, наверное, увидели, потому что перестали петь, маленькие тела запрыгали в воду. Я опять спряталась в кусты, потом обошла вокруг к дальнему концу озера, где было укрытие прямо над берегом. Раздвинула ветки и посмотрела вниз.

Сначала в темноте я увидела только тусклый блеск воды, отражение неба, круглые листья каких-то плавучих растений. Потом – лягушку, большую, на листе лилии, ее горло пульсировало в такт песне. Толстое и веснушчатое тело, глаза блестят, как ягоды. Близко запела еще одна, еще… Весело и интересно, я стояла очень тихо. Хор с каждой секундой становился все громче и счастливее.

И вдруг тишина, будто повернули выключатель. Моя лягушка нырнула. Между листьями вся поверхность воды покрылась кругами и забулькала. Кто-то шел от залива.

Сначала я подумала, что Филлида пошла искать меня на берегу, потом поняла, что это мужчина. Тяжелые шаги, осторожное дыхание, которое он явно старается заглушить и успокоить. Я отпустила ветки, стояла тихо, ждала, пока он пройдет.

Вышел на поляну. Грек, раньше не видела, молодой, плотный, широкоплечий, в темных брюках в водолазке, через руку перекинута светлая куртка. Остановился у пруда, вытащил из кармана сигарету, засунул между губ, но не зажег спичку, передумал. Опять убрал, засунул сигарету за ухо. Не мог бы яснее объяснить, что прячется, даже словами.

Когда он повернул, чтобы уйти, разглядела его лицо. Необыкновенно возбужденное, до пота, так неловко смотреть, что я затаилась еще основательнее. Не заметил. Провел рукой по лбу, перебросил куртку на другую руку и пошел с торопливой осторожностью по тропе к Кастелло.

В вершинах деревьев зашумел торопливый ветер, прохладный воздух принес запах дождя. Я стояла тихо, пока шаги таинственного незнакомца не замолкли и опять не зашевелились лягушки на листьях лилий, прочищая горло для песен.

6

По неизвестной причине, которую я никогда не пыталась осознать, я так и не рассказала сестре о визите к Гэйлам, даже когда на следующее утро она решила, что в конце концов должна спуститься со мной в залив, и показала тропинку, ведущую в Кастелло.

Поляна при ярком свете выглядела совсем по-другому. За ночь ветер очистил воздух и освежил лес. Песок в заливе сиял, море у берега дрожало от слабого ветра. Я расстелила коврик в тени сосен и положила на него вещи. «А ты ведь тоже будешь?»

«Несомненно. Раз уж спустилась вниз, ничто мне не помешает немного поплескаться на мели, даже если я буду похожа на маму-слониху, которая ждет близнецов. Потрясающий купальник, где ты его взяла?»

«Маркс и Спенсер».

«Бог ты мой!»

«Но я не вышла замуж за богача», – сказала я жизнерадостно, натягивая лямки на плечи.

«Можно подумать, я сейчас получаю от этого массу удовольствия, – она с печалью посмотрела на собственную фигуру, вздохнула и уронила роскошный пляжный халат рядом с косметичкой, заполненной лосьонами, косметикой Элизабет Арден и прочими аксессуарами, без которых она и не помышляла выпустить себя на берег. – Это не честно. Ты только посмотри на меня, а это – вещи от Фабиани».

«Бедняжечка! И в них залезают в воду? И ради бога, неужели ты собираешься плавать с этой кохинористой штукой?»

«Да ни за что! – Она стащила с пальца кольцо с огромным бриллиантом, бросила в косметичку и застегнула молнию. – Пошли. Одна надежда, что твой друг не примет меня за дельфина. Форма примерно та же, как считаешь?»

«Ничего с тобой не случится. Он не носит желтого».

«Серьезно, Люси, никто оттуда не смотрит? Я бы предпочла обойтись без аудитории».

«Если не отплывешь от берега, тебя никто и не увидит, только если подойдет к краю террасы. Сейчас посмотрю».

Густо-зеленая в тени сосен вода переходила в сияющий бледно-голубой там, где в залив углублялась полоса песка. Я прошла по отмели примерно пятьдесят ярдов от берега, повернулась и посмотрела на террасу Кастелло. Никого. Позвала Филлиду. Мы плавали и плескались, я посматривала в открытое море, поджидала дельфина, но хотя один раз я увидела вдалеке перекат его сияющим колесом, существо не приблизилось к заливу. Потом мы вернулись на берег, легли загорать и лениво беседовать. Замечания Фил становились все короче, а скоро и совсем прекратились. Я оставила ее спать и опять пошла в воду.

Хотя я все время следила за лесом и террасой, с самого первого дня никто там не появлялся. Поэтому я даже удивилась, когда обнаружила, что у стола кто-то сидит. Седые волосы. Сэр Джулиан Гэйл. Он помахал мне рукой, и я помахала в ответ, чувствуя себя необыкновенно польщенной этим его жестом. Он немедленно отвернулся, склонил голову над книгой, перевернул страницу.

На террасе с ним никого не было, но когда я повернулась, чтобы заплыть поглубже, еще кое-что привлекло мой взгляд.

Что-то сверкнуло в одном из верхних окон. А за вспышкой последовало движение, будто некто поднял бинокль к глазам, чтобы следить за заливом.

Когда за тобой так следят, невольно приходишь в ярость. С огромным бы удовольствием ответила грубостью на грубость и скорчила жуткую рожу в сторону Кастелло, но сэр Джулиан мог бы принять это на свой счет. Поэтому я немедленно вернулась на отмель, встала и выразительно направилась (упражнение в театральной школе – разъяренная купальщица, изгнанная из воды) к южным скалам залива. Закончу купание там, где меня не видно от Кастелло.

Никогда не думала, что так трудно с достоинством перемещаться по трем футам воды. Когда я дошла до конца отмели к глубокой воде у скал, я безумно злилась на Макса Гэйла и думала, что зря сразу не вышла на берег. Переплыла к скалам и вылезла на берег под соснами.

Среди камней у подножия скалы извивалась тропа, наверное, она вела к вилле Годфри Мэннинга, но оказалась такой каменистой, что я осталась внизу. Совершенно белые скалы были изрыты озерками и заливами. Я пошла между ними по гладким горячим камням. Иногда цветущие кусты доходили почти до воды и исчезали, а иногда над водой нависали скалы, истоптанные тропами, а кусты у их подножия смотрели прямо в воду.

Я остановилась у совершенно изломанной скалы, будто прилив бился сюда со страшной силой, когда дул ветер. Под скалой валялись обломки камней и свежие водоросли, очень может быть, что их выбросил ночной шторм. За следующим поворотом я видела узкий залив или даже пещеру, окруженную густыми деревьями, заполнившими склоны. Сосны, дубы и падуб. И лимоны, о которых говорил сэр Джулиан. Через кусты я увидела что-то красное, должно быть крышу эллинга Годфри Мэннинга. Рядом никого не было. Я решила закончить купание здесь, а потом вернуться по тропе.

Осторожно я брела между скал и водорослей. Дорогу загородило озерко, я пошла по воде, размышляя о морских ежах, которые в этих водах (я читала) могут втыкать отравленные иглы прямо в ногу. «Как дикобразы, что закрыли проход моим босым ногам…» Бедный Калибан. Интересно, Джулиан Гэйл прав? Поздно вечером я читала «Бурю», играла в предложенную им захватывающую игру, даже придумала кое-что сама. Спрошу его об этом, когда опять пойду в Кастелло. Если пойду… Но конечно, нужно вернуть Шекспира… Если смогу узнать у Миранды или Адони, когда Макса Гэйла дома не будет…

Я дошла до миниатюрной бухты, углубившейся в скалы. Это место – не хуже любого другого. Остановилась и полезла туда, выяснять, какое дно. Вода роскошная, маленькие рыбы плавают туда-сюда и булькают, в черных тенях шевелятся крабы, пробираются через коричневые водоросли на дне. И сами водоросли непрерывно шевелятся, как белье на ветру. Рыбья кость. «Из его костей кораллы, и жемчужины…»

Тело лежало наполовину в воде, наполовину на берегу, огромное пятно тени. Солнце светило прямо мне в глаза и до сих пор его прятало. Плоть и одежда, непохоже на человека, бесформенный комок лохмотьев под скалой. Трудно понять. Пораженная и просто больная, я не знала, что делать, но, конечно, нужно посмотреть. Опустилась на колени у воды и закрыла глаза от солнца.

Лохмотья двигались, как водоросли. Это же водоросли… Но потом я увидела голову, лицо, бесформенное и неопределенное под темными волосами, какие-то морские жители уже над ним поработали. Маленькие рыбы деловито сновали в зеленой воде.

Спиро… Его матери придется это увидеть. Лучше ничего не говорить, пусть прилив опять его унесет, деловитые морские существа очистят, приготовят к морской жизни, он будет как рыбья кость, что лежит у черных волос…

Потом ко мне вернулся разум. Придется сказать. Не говорить жестоко. И здесь нет прилива. Если больше не будет шторма, он пролежит здесь много дней, и кто-нибудь его найдет.

Случайное течение заставило воду двигаться, мертвый человек шевельнул головой. И я узнала его. Не лицо, его-то узнать невозможно, но как-то все слилось в единый поток узнавания. Форма лица и головы, цвет, на нем были синие брюки и серый свитер… Не Спиро. Если только, конечно, ночью в лесу был Спиро, еще живой и направляющийся в Кастелло.

Сомнений не было и быть не могло. Этого человека я видела прошлой ночью на поляне. Я сидела вся перекособоченная, прижалась к горячему камню. Одно дело найти покойника, другое – узнать его, знать точно, где он был перед смертью…

Крепко закрыла глаза, сжала пальцами камни. Солнечный свет бился о закрытые веки. Я кусала губы, медленно и громко дышала, старалась успокоиться и хорошо себя почувствовать. Филлида. Она не должна этого видеть, даже подозревать, какой ужас скрывается недалеко от нее. Необходимо успокоиться, вернуться к Филлиде, убедить ее уйти с берега. Потом тихо позвонить в полицию.

Открыла глаза в глупой надежде, что ошиблась, нет тут никаких покойников. Но он лежал в тени, нелепый, знакомый, и тихо шевелился. Я встала, постояла, прислонившись к камню, не оглядываясь, побрела по скалам на тропу. Дошла до кустов и задумалась. Интересно, я могу подняться вверх по скале на восемь футов? Вдруг раздался какой-то звук. Посмотрела налево. Кто-то хлопнул дверью эллинга. Наверное, сломался замок, потому что я услышала раздраженный возглас и еще один хлопок. На этот раз дверь закрылась, и появился Годфри Мэннинг.

Я не знала, дойдет он до меня или тропа выше поворачивает на виллу Рота. Открыла рот, собралась его позвать, надеясь, что не услышит Филлида, но в этот момент он взглянул на меня и приветливо помахал рукой. Прежде чем он издал хоть звук, я прижала палец к губам и начала подавать сигналы.

Ничего странного, что он выглядел ошарашенно, но когда он остановился надо мной на тропинке, голос его звучал с глубокой заботой. «Люси, что-то случилось? Вам плохо? Солнце? Это не этот чертов псих с ружьем?»

Как это ни возмутительно, старания в области самоконтроля привели к тому, что я онемела. Но помотала головой и показала пальцем.

Годфри взглянул на воду, с такого расстояния ничего не было видно. Потом он легко спрыгнул ко мне и обнял за плечи. «Вам лучше сесть… Вот так. Лучше? Не пытайтесь разговаривать. Вас что-то напугало, там, в воде? Расслабьтесь, я пойду и посмотрю, не шевелитесь. Сидите тихо и не волнуйтесь. Я недолго».

Я сидела, зажав руки между коленей, и смотрела вниз. Шаги Годфри, быстрые и уверенные, по скалам, к воде. Долгая тишина. Море бормотало, над тропой летали птицы.

Я подняла голову. Он неподвижно стоял там, где стояла я, и смотрел вниз. Я видела его профиль, ясно, что он потрясен. Только тогда до меня дошло, что сначала и он должен был подумать, что это Спиро. Если бы я могла думать или хотя бы разговаривать, я бы его предупредила. Я откашлялась. «Это не… Спиро? Нет?»

«Нет».

«Знаете его?»

Он задумался, потом кивнул. «Его зовут Янни Зулас».

«Да? Вы действительно его знаете? – Почему-то это меня поразило, хотя вполне разумно предположить, что это местный житель. – Он жил где-то здесь?»

«Да, в деревне».

«Что… Как вы думаете, что случилось?»

«Бог его знает. Несчастный случай в море, это очевидно. Он рыбак, обычно ходил в море один… Вы, должно быть, видели его лодку. Она обычно проплывала мимо этого берега, красивая синяя лодка с темно-коричневым парусом. Но прошлой ночью в море… Не подумал бы…» Его голос затих, он смотрел в воду. Потом повернулся и пошел ко мне.

«Два в одну неделю?» – спросила я. Глупый вопрос, будто Годфри знал ответ. Даже и не собиралась говорить это вслух, прикусила язык, как только фраза из меня выскочила.

«Два в одну неделю? – Он спросил удивленно, с явным непониманием. – А, понял».

«Извините, очень глупо с моей стороны. Думала вслух. Не должна вам напоминать. Просто жуткое совпадение».

«Вообще-то я не верю в совпадения. Если бы собственными глазами не видел, что случилось со Спиро, начал бы очень внимательно присматриваться к тому, что здесь происходит. – Он замолчал, опять посмотрел на воду. – А так, все, что произошло, – два молодых человека из одной деревни в течение одной недели утонули. Для общества, которое живет в основном за счет моря, это не удивительно. Только…» Он остановился.

«Что только?»

Он посмотрел на меня несчастными глазами. «Не ожидаешь такой эпидемии летом, вот и все».

«Годфри, вы о чем? У вас такой вид, будто вы подумали… – Я заставила себя замолчать. Он продолжал на меня смотреть, и я закончила, неожиданно охрипнув. – Вы пытаетесь сказать, что это не случайность?»

«Боже мой, нет! Просто встает проблема. Но вам-то не нужно беспокоиться. В любом случае, может, никто об этом и не подумает».

Вам-то не нужно… Что бы он, интересно, сказал, если бы имел малейшее представление о моих проблемах… Почему я до сих пор ничего не сказала о прошедшей ночи, сама не знаю. Наверное, эта смерть выглядела насильственной, вернее, воспринималась так, и просто страх заставлял меня держать язык за зубами. Будто тот первый выстрел из винтовки с глушителем был сигналом начала страха и опасности, а молчание оставляло меня в стороне, на заколдованном островке безопасности, позволяло защищать его от вторжения насилия. «А у него есть семья?»

«Жена. Они живут с его родителями. Вы, наверное, знаете дом, розовый на перекрестке».

«Да, очень симпатичный. Помню, я думала, что они хорошо, наверное, живут».

«Жили. Им будет его не хватать».

Я посмотрела на него, пораженная не словами, а холодностью тона. «Вы к чему-то подводите. Знаете об этом что-то? Почему не говорите?»

Он заколебался, потом неожиданно улыбнулся. «Сам не знаю почему. Это меня не касается, и точно не затронет вас. Просто, когда этим займется полиция, может проявиться кое-что любопытное».

«Например?»

Он пожал плечами. «Простые и бесхитростные рыбаки не живут так хорошо, как Янни и его семья. Ходили слухи, что он занимается контрабандой, регулярно ходит в Албанию и хорошо на этом зарабатывает».

«Но ведь… Я думала, что здесь многие мужчины этим занимаются? И Корфу хорошо расположен, прямо у железного занавеса. Наверное, „предметы роскоши“ там хорошо идут? Но откуда кто-то вроде Янни Зуласа может взять такие предметы?»

«Откуда я знаю? У него были бы свои контакты, кто-нибудь в городе Корфу, может быть, связь с Афинами или Италией… Но уверен, что он бы не смог заниматься этим один. Он вовсе не был гениален. Делал это, скорее всего, за плату».

Я облизала губы. «Даже так… Вы же не думаете, что может быть связь. Что он из-за этого убит? Вы же к этому ведете? Значит, это убийство, Годфри?»

«Нет, нет, ради бога, не предполагал ничего подобного! Боже мой, нет! Не мучайте себя. Вы белая, как простыня. Слушайте, все это сущий вздор. Сомневаюсь, что бедный Янни мог бы стать таким важным, чтобы его стоило убивать! Забудьте об этом. Я подумал, что у него могли быть неприятности с пограничниками с той стороны. У них, очевидно, есть прожекторы, автоматы и все прочее. Если он был ранен, а потом поплыл домой, ночью могли происходить жуткие вещи. Он мог потерять сознание и упасть за борт».

«Понятно. Но даже если полиция что-то узнает об этом, у семьи не будет неприятностей, правда?»

«Сомневаюсь. Я не о том».

«Тогда что вас беспокоит?»

«Тогда они могут задуматься и о Спиро сильнее, неприятно. Я очень подозреваю, что он не раз ходил с Янни. Это меня не беспокоило, я не задавал вопросов. Мальчику приходилось содержать мать и сестру, а как он это делал – его личное дело. Но не хочу, чтобы они узнали об этом теперь. Это ни к чему не приведет и расстроит мать. По ее мнению, Спиро был sans peur et sans reproche и хороший христианин. Уверен, что она посчитает контрабанду аморальной, как бы легко мы с вами к ней ни относились».

«Я не сказала, что легко к ней отношусь. Думаю, что, если живешь под защитой страны, нужно соблюдать ее законы. Просто не удивилась. Но знаете, даже если полиция обнаружит что-нибудь нехорошее про Спиро, я уверена, они Марии не скажут. Полицейские тоже люди, все уже закончилось, мальчик умер».

«Возможно, вы правы. Ну что же… – Он потянулся и вздохнул. – Вот проклятое дело, лучше с этим покончить. Вы уже способны двигаться?»

«Да, я в порядке».

Он взял меня за руку и вывел на тропу. «Отведу вас к себе домой, к телефону. Это ближе, и ни к чему волновать вашу сестру, пока вы окончательно не пришли в себя. Полиция захочет вас видеть, можно встретиться с ними у меня, если хотите, а потом отвезу вас домой на машине… У вас с собой была одежда, полотенце или туфли? Если подождете, я принесу».

«Все в заливе, но боюсь, Фил тоже там. Она спала, а сейчас, наверное, проснулась и гадает, куда я делась».

Он немного растерялся. «Это меняет дело, да? Придется сказать. Не очень в этом разбираюсь, а это не… расстроит ее или что-то?»

«Думаю, все будет в порядке, если она не увидит тела. Все равно ведь узнает… Подождите, кто-то идет. Наверное, она».

Через секунду Филлида появилась на тропинке. Должно быть, давно проснулась. Никаких следов купания, накрасилась, причесалась, одела красивую юбку поверх купального костюма, а сверху – халат. Как только я ее увидела, немедленно вспомнила о собственных недостатках, всегда так было. Ну и страшная я, наверное, соль высохла на коже, волосы дыбом, а физиономия еще и перекошенная от шока. Сестра весело сказала: «Кажется, я слышала голоса! Привет, Годфри! Направлялся к нам или просто пришел купаться?»

«Ни то и ни другое. Был у яхты и услышал Люси».

«Ты мои туфли принесла? Спасибо большое. Как ты отгадала, что они мне нужны?»

«Ну, дорогуша, я хорошо с тобой знакома. Проснулась, обнаружила, что ты исчезла, и поняла, что ты шныряешь тут вокруг, суешь нос в озера и заливы и бог знает куда зайдешь. – Она засмеялась. – Ничуть бы не удивилась, если бы сестрица появилась с полным горшком жутких морских существ, чтобы нести их домой. Помню однажды… – Она замолчала, уставилась на нас. – Люси. Годфри. Что-то не так? Что?»

Он соображал слишком долго. «Твоя сестра перегрелась, я предложил отвести ее ко мне домой и немного выпить. Она сказала, что ты на берегу, и я как раз к тебе и шел. Надеюсь, ты к нам присоединишься?» Он говорил совершенно естественным тоном, но сестра никогда не была дурой. Она все увидела на моем лице, а еще и рука Годфри до сих пор меня поддерживала.

«Что-то точно не так. Люси, ты выглядишь ужасно… И не перегрелась, не притворяйся, ты не способна перегреться. Что случилось? Ты упала или что?»

«Нет, нет, со мной ничего, честно. – Я отлепилась от Годфри и посмотрела на него. А он оказался красивее, чем я думала. Солнце подчеркнуло густой загар, волосы спереди почти светлые, а глаза очень ясно-серые. – Лучше все сказать ей сразу».

«Хорошо. Фил, случилась ужасная вещь. Один местный рыбак утонул, его выбросило на берег, а Люси нашла тело».

«Ой, какой кошмар! Люси, дорогая… Бедная девочка! Это выглядело, наверное… – Ее глаза расширились, она подняла руку к лицу. – Ты видела? Могла понять… В смысле, неделя…»

«Это не Спиро», – Годфри ответил быстро, почти резко.

«Не он? – Рука упала, она вздохнула с облегчением. – А я подумала… Но это значит двое, всего за несколько дней? Представляете, кто это?»

«Местный житель Янни Зулас. Сомневаюсь, чтобы ты его знала. Слушай, мы как раз направляемся к телефону. Пойдешь с нами? Если я просто схожу в залив за остальными…»

Он резко замолчал и обернулся. Тень упала на меня, я одевала босоножки. Голос Макса Гэйла произнес прямо рядом: «Что-нибудь случилось?»

Я подпрыгнула, будто он меня ударил. Другие двое замерли с открытыми ртами, будто их поймали за чем-то неприличным. Он намного тяжелее Филлиды, но мы не слышали ни звука, ходит, как кошка. Несколько секунд мы не отвечали. Идиотская пауза, мужчины смотрели друг на друга, как злобные псы, а я разглядывала их.

«Случилось?» – сказал Годфри. Я поняла, что он не хочет ничего рассказывать Гэйлу. И ничуть не удивилась. Гэйл посмотрел на Годфри, на Фил, потом на меня, я быстро наклонила голову и стала застегивать босоножку.

Он сказал нетерпеливо: «Очевидно, что-то не так. Я смотрел в залив из бинокля, мне показалось, там плавает что-то странное, но непонятно что. Потом мисс Веринг пошла в эту сторону. Остановилась и смотрела в воду, и по ее реакции очевидно, что что-то очень не так. Потом к ней присоединились вы, и это стало еще очевиднее. Что там? Или мне самому посмотреть?»

Ему ответила Филлида, должно быть, не чувствовала оттенков моего настроения, но и не знала того, что знала я. «Там мертвое тело. Утонуло. Вот там. Нужно позвонить в полицию».

«Кто это? Вы знаете?»

Годфри молчал, не отводил взгляда от лица Макса. Ответила опять Филлида: «Забыла имя. Годфри сказал, он из деревни. Янни что-то».

«Янни Зулас, – сказала я. Он посмотрел на меня, будто впервые осознал мое присутствие. Но как-то не очень было похоже, что он увидел меня и сейчас. Он молчал. – Вы его знали?»

Посмотрел на меня, отвернулся. «Да, слегка».

Годфри спросил: «Вы что-то там видели в море. Что именно? Могла это быть потонувшая лодка?»

«А? Сказал, что не разглядел, но могла… Господи, действительно! Интересно, когда он вышел прошлой ночью. Мне показалось, я слышал лодку вскоре после полуночи. – Посмотрел на Годфри. – А вы?»

«Нет».

«Прошлой ночью? – спросила Филлида. – Это случилось так недавно? Это может быть, Годфри?»

«Не эксперт, не знаю. Не думаю, чтобы он там был долго. Но не трудно будет выяснить, когда его последний раз видели».

Я смотрела на лицо Макса Гэйла. Он был трагичен, задумчив, выглядел как угодно, только не так, как, по-моему, должен был. «Должно быть, это случилось в последние сорок восемь часов. Я видел его лодку в субботу. Она проплыла по заливу около трех дня».

Если бы я не знала того, что знала, никогда бы не догадалась, что он врет. Даже задумалась, вдруг это не Янни я видела на тропинке в Кастелло. Но потом я вспомнила, что Макс Гэйл за последние несколько минут дал мне и другие поводы для сомнений. Он неожиданно посмотрел на меня, я отвела глаза и занялась второй босоножкой.

«Ну ладно, – сказал Годфри, – будет легко узнать у него дома, и чем скорее мы подпустим к этому делу экспертов, тем лучше. Пойдем? Главное, никому не надо оставаться с телом. Здесь нет прилива, чтобы его унести. Что вы делаете? – Макс Гэйл и не вздумал отвечать, уже прыгал вниз по камням. Годфри непроизвольно дернулся, будто хотел его остановить, потом пожал плечами. – Не возражаете? Я сейчас», – и тоже пошел вниз. Гэйл склонился над водой. Какое-то время он молча смотрел на тело, потом сделал то, чего не делали ни я, ни Годфри, – протянул руку, чтобы прикоснуться к покойнику. Годфри впять дернулся, но потом, видимо, решил, что уничтожить улики прикосновением вряд ли можно, и промолчал, только смотрел внимательно.

«Что, ради бога, они делают?» – спросила Фил.

Я опять начала замерзать. «Не знаю, и мне плевать. Надеюсь, они поторопятся, хочу одеться, вызвать нолицию и покончить с этим».

«Замерзла, ягненочек? Одень мой халат».

«Спасибо. Это прекрасно. Снова могу с тобой конкурировать. Было бы намного лучше, если бы ты не выглядела всегда так, будто только что вышла из салона Элизабет Арден, особенно когда я похожа на неизвестно что. Может быть, Макс Гэйл просто видел, как я плаваю. А может, он ничего и не видел».

«Ты что-то имеешь в виду. Никогда просто так не говоришь. Что ты имеешь в виду?»

«Не знаю. Не нравится мне это дело».

«Господи, да кому нравится? А что, есть дело?»

«Не знаю. Есть ощущение… Что что-то происходит. Не могу лучше сформулировать, и вообще, может быть, не права, но думаю… Годфри тоже это чувствует. Почему они с мистером Гэйлом не любят друг друга?»

«Не замечала. Сегодня они немного странные, это да. Наверное, Годфри расстроен больше, чем показывает… в конце концов Спиро совсем недавно… а Макс Гэйл совсем не старается быть очаровательным, да?»

«У него кое-что на душе». Я имела в виду просто, что у него есть свои проблемы, об отце беспокоится, но она поняла это совсем по-другому.

«Мне тоже показалось. Ничего особенного, просто еще о чем-то думает. А ты что хотела сказать? Что-то тебя очень беспокоит, да?»

«Тебе не показалось, что он странно воспринял новости?»

«Нет. Может, знаю его лучше, чем ты. А что?»

«Будто он не удивился, что там тело».

«Наверное, думал, что там Спиро».

«Конечно. Смотри, они возвращаются». Мистер Гэйл прекратил исследования, вытащил руку, ополоснул в соленой воде, встал и вытер платком. Похоже, они так и не сказали друг другу ни слова. Теперь Годфри произнес что-то, указывая рукой на нас с Фил, потом они пошли к нам.

«Ты почувствуешь себя лучше, если выпьешь», – сказала сестра.

«Кофе. Горячего, как любовь, и сладкого, как ад».

«Возможно, Годфри на такое и способен».

Мужчины поднялись на тропинку. «Ну?» – спросили мы хором. Они переглянулись, потом заговорил Гэйл.

«Интересно, что скажет доктор. Похоже, он получил Удар по голове. Возможно, шея сломана, но вряд ли».

Я встала. «Ну если найдут лодку, что-нибудь прояснится. Хочу одеться. Мои вещи…»

«Боже, забыл. Подождите минуту, сейчас все принесу».

Макс Гэйл сказал неожиданно агрессивно: «Идите вверх по тропе, я пойду возьму ваши вещи и догоню».

Мы явно не звали его с собой, а он откровенно намеревался услышать все, что мы скажем полиции. Я подумала, что Годфри возразит. Но Филлида с удовольствием вскочила. «Да, давайте уйдем отсюда! Мистер Гэйл, вы ангел… Я тоже оставила вещи под соснами».

«Видел. Я недолго. Не ждите, догоню».

Быстро пошел. Годфри посмотрел вслед холодными глазами, заметил, что я на него смотрю, и улыбнулся: «Сюда, пожалуйста».

Тропа повернула и круто пошла вверх. Годфри шел между нами. Я думала о том, что у него есть ванна, удобные стулья, а если кофе нет, то хоть сок. Макс Гэйл принесет одежду. Наверное, скоро, не захочет ничего пропустить. Странно, что он предложил сходить.

Между деревьями внизу я вдруг увидела Макса Гэйла. Он лежал у воды, протянув туда руку. Виднелись только плечи и голова. Встал. Скрылся из виду, меня не заметил.

«Устали?» – спросил сзади Годфри.

«Ни капельки. Просто отдышалась. Но скорее бы это закончилось».

«Это точно. Уже целую неделю общаюсь с полицией. По крайней мере они знают, как ко мне идти».

Филлида потрогала его за руку. «Бедный Годфри, не переживай. По крайней мере на этот раз это не касается тебя лично, просто совпадение».

Я встретилась с ним глазами. Он произнес, не отводя взгляда: «Не верю в совпадения».

7

Или она расстроилась больше, чем хотела показывать, или прогулка на берег по жаре с купанием и подъемом в виллу Рота оказалась для Филлиды слишком большой нагрузкой. Во всяком случае мы провели остаток дня тихо, после полдника сестра прилегла на несколько часов, а к вечеру была усталой, беспокойной и более чем просто не в настроении. Ее легко удалось уговорить рано лечь спать. Мария и Миранда ушли сразу после обеда. К десяти в доме было очень тихо, даже сосны сзади на горе не шумели и, как только я закрыла окно, исчез и шум моря.

Я и сама устала, но не могла успокоиться и лечь, поэтому отправилась на чистую и пустую кухню, сварила себе еще кофе, отнесла его в salotto, закинула ноги на стул, поставила пластинку Моцарта и приготовилась к тихому вечеру. Но ничего не вышло. Спокойная красивая комната, даже музыка не могли выместить из головы мысли, пробивающиеся в сознание с самого утра. Вопреки желаниям я думала о своем утреннем открытии, явных противоречиях между мужчинами, вспоминала о долгих разговорах потом, которые породили новые свежие проблемы.

Полицейские Корфу вежливы, внимательны и добры. Они приехали очень быстро и сразу пошли с мужчинами смотреть на тело. Вскоре откуда-то приплыла лодка и увезла страшный груз. Потом появилась еще одна и отправилась в море искать то, что, возможно, видел мистер Гэйл. С террасы виллы Рота мы с Фил смотрели, как она виляет недалеко от земли, но определить, с каким успехом, было невозможно, не хватало бинокля.

Полицейские вернулись. Расспрашивали меня подробно, но отвечать было легко, потому что, конечно, никто не предполагал, что я видела Янни раньше, поэтому выясняли только, как я нашла тело.

И когда Макс Гэйл заявил полиции, что не видел Янни Зуласа с тех пор, как в субботу днем мимо проплыла его лодка, я не сказала ни слова.

Это теперь меня больше всего и мучило. Я сидела одна в salotto, снаружи все темнело, бабочки бились по стеклу. И вовсе я не хотела понимать, почему так поступаю. Я постаралась сконцентрироваться на фактах.

Они в некотором роде успокаивали. Годфри позвонил ближе к вечеру и рассказал, что было дальше. Оказалось, что лодку Янни нашли в море, на гике виднелись следы волос и крови, должно быть в налетевшем шквале эта деревянная балка неожиданно ударила его и отправила за борт. Почти пустая бутылка спиртного, закатившаяся за кучу веревок и других такелажных снастей, казалось, объясняла небрежность молодого рыбака. Доктор сделал заключение (сказал Годфри), что Янни попал в воду уже мертвым. Полиция не собиралась дальше углубляться в это дело. Следов того, что видел мистер Гэйл, не обнаружилось.

И наконец (в этой части разговора Годфри был несколько загадочен, потому что телефон у него спаренный), никак не упоминалась противозаконная деятельность покойного. Очевидно, его лодку обыскали и ничего не нашли, поэтому полицейские (которые предпочитали закрывать глаза на маленькие нарушения закона, если только им не навязывали расследования) удовлетворились предположением, что это была рутинная рыбалка, а смерть Янни случайна. Похоже, они намеревались на этом и успокоиться.

И Годфри успокоился. А я никак не могла.

Полиция выяснила, что семейные Янни последний раз видели его в воскресенье. Он провел день с семьей, ходил смотреть крестный ход и вернулся домой во второй половине дня. Был в хорошем настроении. Да, много пил. Поел, а потом ушел. Нет, не сказал куда, с какой стати? Они решили, что рыбу ловить, как обычно. Он отправился к лодке. Да, один, всегда ходил один. Тогда они видели его последний раз.

В соответствии с отчетом полиции, больше никто его и не видел. А я промолчала. Годфри беспокоился, что расследование приведет к Спиро, а я боялась, что оно захватит Джулиана Гэйла. Что Макс Гэйл замешан, сомневаться не приходилось, но я имела на этот счет собственные теории, которые не допускали интереса полиции к махинациям Янни, способного разрушить хрупкий мир сэра Джулиана. Если смерть Янни несчастный случай, а оснований в этом сомневаться нет, не имело никакого значения, наносил ли он визит в Кастелло перед тем, как отправиться в море. Так что, раз Макс Гэйл решил молчать, это не мое дело. Я могла оставаться в своем заколдованном мире и сидеть тихо. Не все ли равно, так или иначе…

Но я знала, что нет, и это заставляло меня сидеть без сна, одна пластинка сменяла другую, стрелки часов ползли к полуночи. С одной стороны, мне навязали информацию, которой я предпочла бы не обладать. С другой… Пластинка закончилась. Медленно пощелкала, как робот, упала следующая пластинка, бережно опустился звукосниматель, кларнет запел в комнате, окатил меня бриллиантовыми и золотыми брызгами музыки.

Я опять задумалась о фактах. Не буду думать о нескольких вещах одновременно, об одной за раз. Лучший способ забыть о том, что кажется, – вспомнить о том, что знаешь точно…

Годфри уверен, что Янни – контрабандист и что должен существовать где-то его «контакт», босс. Почти наверняка это – Макс Гэйл. Все увязывалось, это объясняло и таинственный визит прямо перед отплытием, и молчание Гэйла. Это также объясняло одну вещь, которая беспокоила меня с самого утра, – реакцию Гэйла на новости о смерти Янни. Он не удивился, что в скалах нашли тело, и вовсе не потому, что подумал о Спиро. Спиро ему даже в голову не пришел. Первый вопрос: «Кто это? Вы знаете?» А мы все подумали, что это – утонувший мальчик.

Если я угадала правильно, его действия совершенно разумны. Он знал, что Янни должен уехать предыдущей ночью, должно быть знал о возможном риске. Очевидно, не ожидал, что Янни встретится со смертью, но столкнувшись с утопленником, не имел сомнений в том, кто это. Его история о чем-то плавающем в море – чушь, я уверена. Он просто увидел меня, потом Годфри, сделал выводы и нашел оправдание спуститься вниз. И следующая реакция – осмотреть тело, очевидно в поисках признаков насильственной смерти. Если бы такие признаки были, он, наверное, сказал бы правду или ее часть. А так попридержал язык и, несомненно, одновременно с Годфри очень рад, что обстоятельства не пришлось выносить на белый свет.

Точно, все хорошо объясняется, даже возвращение Гэйла к трупу. Он хотел осмотреть его повнимательнее, чем мог при Годфри, и убрать все, что могло связать Янни с его «контактом». И Гэйлу повезло, что лодка оказалась совершенно невинной. Или бедный Янни плыл уже домой, когда случилось несчастье, или ночное путешествие правда было обычной рыбалкой. Даже нападение на дельфина можно понять. Я поверила, что Гэйл стрелял в животное, потому что боялся интересующихся им толп туристов, которые разрушили бы так нужную ему обособленность. То, что я так из-за этого разозлилась, не основание начинать расследование, которое, возможно, принесет вред семье Спиро и наверняка – семье Янни. Две осиротевших семьи и так достаточно перенесли. Нет, нужно молчать и радоваться, что совести не за что меня мучить. А что касается Макса Гэйла…

Кларнет замолк, проигрыватель выключился. В тишине я услышала какой-то шум в Филлидиной комнате. Она не спала, суетилась. Я посмотрела на часы. Двадцать минут первого. Спать пора давным-давно. Я пошла через холл к ее двери. «Филлида?»

«Заходи, заходи!» Голос, будто вот-вот заплачет. Сидя на кровати, она вытаскивала все из комода и бросала на пол. Очень хорошенькая, в какой-то штуке из желтого нейлона, с» распущенными волосами и большими страдальческими глазами.

«Что случилось? Что-то ищешь?»

«Боже мой! – Она выдвинула еще один ящик, заглянула в него и с шумом захлопнула. – Да его и не может быть тут… Я бы не сделала такой глупости, правда?»

«Потеряла что-то?»

«Кольцо. Бриллиант. Проклятый обожаемый бриллиант Форли. Когда мы были в заливе. У меня от этих историй в голове все перепуталось, но он был на мне, да? Да?!»

«Господи, конечно, да. Разве не помнишь, ты его сняла перед тем, как идти в воду? Подожди, Фил, оно не потерялось. Ты засунула его в косметичку, маленькую, на молнии, с розами. Я видела».

Она бросилась в гардероб, полезла в карманы купального халата. «А потом я его надела или не надела, когда вылезла из воды?»

«Не думаю, не помню… Нет, точно нет. Я бы его заметила на руке. Его не было, когда мы пили кофе у Годфри. Но солнышко, оно в маленькой сумочке, ты его точно туда положила».

Она отпихнула халат, захлопнула шкаф. «В этом-то все и чертово дело! Идиотская сумка до сих пор лежит на берегу!»

«Ой нет!»

«Точно. Я тебе говорю, ее тут нет. Я смотрела везде!» В ванной был бедлам, пляжная сумка валялась на полу в одной куче с тапочками и полотенцем. Она подняла сумку, надо полагать в сто восемьдесят девятый раз, перевернула кверху ногами, потрясла и бросила. Пнула полотенце ногой и повернулась ко мне. Трагические глаза, руки разведены жестом печали и благословения. «Ты видишь? Я по-кретински оставила все на кретинском берегу!»

«Но послушай… Может, ты его надела? Ты использовала косметичку, когда опять красилась. Может, надела и сняла, когда умывалась у Годфри. И оставила в ванной».

«Уверена, что нет. Не помню ничего подобного, а если бы оно у меня было во время умывания, я бы заметила. Нельзя не заметить, когда машешь такой сверкающей штукой у себя перед носом. Ой, какая я дура! Вообще не собиралась его сюда привозить, но забыла отвезти в банк, а на моей руке безопасней, чем… Или так я думала. Ой, черт, черт, черт!»

«Но послушай, подожди беспокоиться. Раз ты его не стала одевать, оно до сих пор в косметичке. Где ты ее последний раз видела?»

«Там, где мы сидели. Мы ее подпихнули под деревья, Макс Гэйл ее бы и не заметил. Он просто сгреб, что валялось, и пошел».

«Точно. Он спешил».

«О том я и говорю. – Она не замечала оттенков, говорила просто и смотрела на меня дикими глазами. – Проклятая вещь просто валяется в песке и…»

«Ради бога, не смотри ты так! Это безопасно, как в доме. Никого там нет, а если и забредет, кто поднимет пыльную пластиковую косметичку?»

«Она не пыльная, мне ее Лео подарил. – Филлида начала плакать. – Если уж на то пошло, он дал мне это гнусное кольцо, а оно принадлежит его гнусной семье, а если я его потеряю…»

«Ты его не потеряла».

«Его смоет прилив».

«Нет прилива».

«Твой дурацкий дельфин его съест. Что-нибудь с ним случится, я знаю. – Она уже просто рыдала. – Лео не имел права мне ничего давать такое, чтобы я все время за ним следила! Бриллианты – гадость, если они не в банке, про них все время думаешь и мучаешься, как грешник, а если они в банке, то какой от них толк, всегда плохо, никому они не нужны, это кольцо стоит тысячи и тысячи, а в лирах – миллионы, и надо будет говорить со свекровью, а еще с жуткими тетками, а его дядя собирается стать кардиналом…»

«Но это в любом случае ему не помешает, поэтому успокойся и… Эй! Что, по-твоему, ты делаешь?»

Она опять бросилась в гардероб и вытягивала пальто. «Если ты думаешь, что я сомкну, на секунду сомкну глаза, когда кольцо там лежит…»

«Ну нет, – сказала я очень строго и вырвала у нее из рук пальто. – Не дури. Естественно, ты волнуешься, но ты туда сегодня не пойдешь!»

«Но я должна», – пропищала она, вцепилась в свое пальто и готовилась к настоящей истерике.

«Нет. Я сделаю это сама».

«Ты не можешь. Одна. Ночью».

«Ну и что? Хорошая ночь, и я уж точно предпочитаю прогуливаться, а не смотреть, как ты тут визжишь. Я бы и сама на стенку полезла! Давай, давай, нужно иногда разнуздаться!»

«Но Люси…»

«Решено. Немедленно отправлюсь и возьму эту штуку, ради всех святых вытри глаза, а то у тебя будет выкидыш или что-то в этом духе, а уж тогда-то Лео точно найдет что сказать, не говоря о его маме и тетках».

«Я с тобой».

«Ничего подобного ты не сделаешь. Не спорь. Пошла в кровать. Давай… Я точно знаю, где мы сидели, и возьму фонарь. Давай завязывай, дам тебе попить и пойду. А ну быстро давай!» Я редко спорю с Филлидой, но если надо, с ней очень легко справиться. Сестра легла в кровать и слабо улыбнулась.

«Ты ангел, правда. Мне так стыдно, но я все равно не засну, пока оно не найдется… Послушай, может, позвонить Годфри и попросить его? Нет, он сказал, что уезжает и будет поздно. А если Макса Гэйла? Он виноват в некотором роде, что не увидел… Можно ему позвонить, спросить, видел он или нет, а потом ему придется предложить спуститься вниз…»

«Не собираюсь просить о милости мистера Гэйла. – Теперь она заметила мой тон. – Сама схожу. Честно, не боюсь. Чего бояться? Не верю в привидения. И не так темно, как кажется, небо забито звездами. Есть фонарь?»

«На кухне, на полке у двери. Люси, ты святая! Я не смогу существовать, пока эта штука не вернется в свою коробочку!»

«Нужно брать пример с меня и покупать украшения ты знаешь где. Тогда можно потерять на берегу все сразу, и никакой Лео за это не отлупит».

«Если бы я думала, что этим все ограничится, – сказала Филлида, постепенно становясь сама собой, – возможно, я и получила бы от этого удовольствие. Но его мать…»

«Знаю. И тетки. И кардинал. Хватит уже с меня, вполне представляю, что они занудят тебя до смерти. Прекрати переживать. Скоро положишь свой великий бриллиант под подушку. Пока».

Лесную тишину заливал звездный свет. Лягушки попрятались при моем приближении, закачали листья лилий кругами на воде. Я на секунду остановилась. Сказала, что не верю в привидения, знала, что бояться нечего, но никак не могла удержаться от взгляда на то место, где прошлой ночью появился Янни, и вся от этого покрылась гусиной кожей. Потом я услышала рояль. Нервная мелодия пробиралась между деревьев. Некоторые фразы я уже слышала. Точно, поэтому я Янни и вспомнила.

Призрак исчез. Просто тропа к берегу. Но я не сразу по ней пошла, сначала тихо поднялась к Кастелло.

Остановилась на краю розового сада, спряталась в тени. Розы пахли густо и сладко. Музыка звучала ясно, но приглушенно, значит, из дома, а не с террасы. Я узнала еще пассаж. Простая, почти лирическая фраза вдруг оборвалась на середине, как пропавшая в темноте ступенька. Я даже испугалась. Потом пианист заиграл опять, через полминуты остановился и вернулся на несколько тактов. Одну длинную фразу он проиграл несколько раз, прежде чем двинулся дальше.

Когда он остановился в следующий раз, я услышала голоса. Красивые переливы Джулиана Гэйла, неразборчивые ответы его сына. Опять рояль. Он там и работает. Они оба там. Доказательство чего-то, понятия не имею чего. Я повернулась и пошла с фонарем по тропе вниз, через поляну и по ступеням к заливу.

После темного леса берег казался светлым, как днем. Плотный песок, по нему легко ходить. Я выключила фонарь и заспешила к месту, где мы сидели утром. Тень от сосен была такой густой, что казалось, там что-то лежит. Еще один труп. Но я не остановилась. Это игра теней, не больше, еще один призрак, желающий покрыть меня гусиной кожей, образ, запечатленный в памяти, на этот раз не живого Янни, а мертвого.

Музыка тихо звучала сверху. Я не включала фонарь, чтобы не привлекать внимания Гэйлов, и приближалась к деревьям.

А что-то там лежало. Не тень, твердое, длинное, как тогда в воде. На самом деле.

На этот раз у меня был действительно шок. Сердце дернулось, страшная острая боль погнала кровь по телу, застучала молотом, как мотор у мотоцикла завелся. Кровь больно билась в голове, пальцах, горле. Я конвульсивно сжала фонарь, и он включился, направленный на то, что лежало под соснами.

Не тело. Длинный, аккуратно завернутый сверток, больше человека. Он лежал как раз там, где мы сидели утром.

Я прижала свободную руку к ребрам под левой грудью. Театральный жест, но как все клише, основан на правде. Четкое ощущение, что необходимо удержать перепуганное сердце, иначе оно вырвется из грудной клетки. Постояла несколько минут, неспособная ни двигаться вперед, ни убежать.

Оно не шевелилось. Ни звука, кроме отдаленной музыки и шороха моря. Ужас тихо проходил. Тело или нет, оно явно не собирается на меня нападать, а лучше столкнуться с дюжиной тел, чем вернуться к Филлиде без алмаза Форли. Я направила на это фонарь и смело пошла вперед.

Сверток шевельнулся. Я со свистом вздохнула и увидела блестящий живой глаз. Но за обрывок секунды я сумела удержаться от визга и поняла, что, вернее, кто это. Дельфин. Дитя Аполлона. Любимец Амфитриты. Морской волшебник. На берегу среди суши. Глаз шевелился, смотрел на меня. Хвост двинулся, будто пытаясь повторить движение, которым приветствовал меня в воде. Его стук по песку эхом отразился от скал.

Я подошла поближе. «Дорогой? Что случилось? Ты ранен?» Он смотрел на меня и не боялся. Я посветила фонарем на большое тело. Ни ран, ни отметин. Осмотрела песок вокруг. Крови нет, только след, где зверь был вытащен или выброшен из воды. У корней сосны – Филлидина косметичка. Я подняла ее, даже заглянула внутрь, но сунула в карман и забыла. Скорее всего алмаз на месте, но намного важнее любого бриллианта дельфин, беспомощный и беззащитный. Кто-то захотел его обидеть, очень даже ясно… Если он не попадет в воду, то умрет, как только солнце высушит тело.

Я выпрямилась и постаралась привести мысли в порядок, вспомнить все, что знаю о дельфинах. Достаточно мало. Как киты, они иногда выбрасываются на берег без видимой причины, но если при этом не поранятся и опять попадут в воду, то им не будет вреда. Еще они должны быть мокрыми, иначе кожа потрескается и воспалится. А дышат они через дырочку сверху головы, она называется дыхало, кажется, она должна быть чистой.

Опять зажгла фонарь. Да вот дыхало, в форме полумесяца, блестящая ноздря на голове. Открыто, но присыпано песком. Я пристроила фонарь на ветку сосны, окунула руки в море и аккуратно смыла песок. Дельфин тепло дышал мне на ладони, странно почему-то. Его ум и доброта стали менее волшебными и более трогательными. Невозможно и подумать, что он умрет.

Я провела руками по его коже и испугалась, какая она грубая, ветер уже поработал. Попыталась оценить расстояние, на которое нужно его тащить. Иногда слабые брызги долетали до его хвоста, но только брызги, ярда четыре до воды. И еще несколько футов, у берега мелко. Но если хоть наполовину засунуть его в воду, я с ним справлюсь.

Выключила фонарь, обняла дельфина и попыталась сдвинуть с места. Но не могла ухватиться, руки соскальзывали с его обтекаемого тела. И за плавник нельзя тянуть, я только потрогала, а зверь дернулся, и я испугалась, что он залезет еще выше на берег. Потом я встала на колени, уперлась в него плечом и попыталась толкнуть назад, но он не подвинулся ни на дюйм. Встала, потная, задыхающаяся, почти в слезах. «Не могу, мой хороший, не могу даже шевельнуть тебя!» Молча смотрит. В четырех ярдах море шепчет. Четыре ярда, жизнь или смерть.

Я схватила фонарь. «Пойду искать веревку. Если обвязать ее вокруг тебя, я смогу тянуть. Вокруг дерева, как блок, что-нибудь придумаю! – Я погладила его по плечу. – Я быстро, дорогой, буду бежать всю дорогу». Но кожа оказалась такой сухой, что я остановилась. Найти веревку или помощь я смогу не сразу. Бесполезно идти к Годфри, может, он еще не вернулся, и я потеряю время. И не могу идти в Кастелло. Придется отправиться домой. Лучше облить дельфина водой, прежде чем уйти, чтобы с ним ничего не случилось, пока меня нет.

Сбросила босоножки и побежала к воде. Добрызгивалась она только до хвоста, а к тому же летела грязная и с песком, зверь так еще быстрее высохнет. Потом я вспомнила про косметичку, маленькая до дури, но лучше, чем ничего. Выскочила из воды, вытащила сумочку из кармана, высыпала косметику на песок. Алмаз Форли засиял в свете фонаря, я напялила его на палец, остальные вещи засунула в карман и фонарь тоже. Потом побежала к морю, зачерпнула нелепую пинту воды и вылила на дельфина.

Это заняло лет сто. Наклон, встать, бежать, лить, бежать, наклон… Я аккуратно провела рукой вокруг его дыхала, дельфины, как ни странно, могут утонуть, а в таких обстоятельствах вряд ли работают нормальные рефлексы. Когда я лила воду ему на лицо, он моргнул, я немного растерялась, но потом он внимательно смотрел, как я бегаю туда-сюда.

В конце концов он стал достаточно мокрым. Я бросила сумку, вытерла руки об пальто, которое, вероятно, уже не удастся привести в порядок, натянула босоножки и погладила его плечо. «Вернусь, мой хороший, не волнуйся. Очень быстро. Ты дыши. И молись, чтобы никто не пришел». Это я первый раз почти призналась себе, почему шепчу и почему, как только смогла, выключила фонарь.

Побежала по берегу. Рояль умолк, но свет на террасе горел. Ничего там не двигалось. Потом я забежала в тень, на крутую тропу к вилле Форли. Опять зажгла фонарь и понеслась со всех сил. Поднялся ветер, шуршал листьями и заглушал мои шаги.

Поляна. Лягушки попрыгали в озеро. Ручей сверкает в свете фонаря. Я его выключила и тихо пошла по открытому пространству, стараясь отдышаться, прислонилась к молодому дубу. Только я отошла, что-то шевельнулось на тропе.

Зажгла фонарь. Он осветил мужчину в ярде от меня. Запросто могла на него налететь.

Зашуршали кусты, кто-то прыгнул. Выбил из моей руки фонарь. Я повернулась и наверняка заорала бы так, что все бы мертвые проснулись, только он схватил меня, грубо притянул к себе и зажал рукой рот.

8

Он оказался очень сильным, я дралась, брыкалась и боролась по необходимости в тишине, но не могла сделать ничего. Должно быть, я ему причинила боль, потому что он вздрогнул, и его дыхание сбилось. Он убрал руку с приглушенным: «Тише, ладно?» – на английском, а потом обеспечил это, уткнув мое лицо в собственную грудь. Я стала не только немой, но и слепой. Его влажное пальто пахло морем. У меня возникло слабое впечатление какого-то движения поблизости, но я не слышала ничего за нашим общим с этим злодеем дыханием и стуком своего сердца. Бандит больно давил рукой мне на затылок, а щеку царапала пуговица. Ребра, которые держала вторая его рука, тихо трещали перед переломом.

Я перестала сопротивляться в расслабилась. Немедленно он ослабил жестокую хватку, но не отпускал, придерживал теперь за обе руки. Я освободила голову. Если закричать, услышат на террасе Кастелло… Могут спуститься через несколько секунд… Конечно ведь, даже Макс Гэйл…

«Где вы были?» – потребовал ответа мой пленитель.

Я уставилась на него. Как только он увидел, что я не собираюсь визжать, он меня отпустил. «Вы?»

«Где вы были?»

Я прижала руки к лицу, начала тереть щеки. «Какое ваше дело? Заходите немного далековато, не кажется, мистер Гэйл?»

«Были наверху в Кастелло?»

«Нет! А если бы и была…»

«Значит, на берегу. Зачем?»

«Если и есть причина…» Я резко замолчала. Испуг и ярость заставили на секунду забыть события этого дня. Может, Макс Гэйл и не имеет никакого права интересоваться моим поведением, но вполне может иметь для этого весьма основательные причины. И отказ от ответа ничего не даст. «Спустилась за кольцом Фил. Она оставила его утром на берегу. Не смотрите, будто не верите, оно было в маленькой сумочке, которую вы не заметили, видите? – Я сверкнула на него бриллиантом, засунула руку глубоко в карман, будто подумала, что он сейчас начнет стаскивать с нее кольцо, а потом опять воспламенилась. – А теперь, может, расскажете про свои игры? Это не шуточки, скажу я вам! Скоро вы здесь капканы на людей расставите. Мне было больно!»

«Извините. Не хотел. Думал, что вы закричите».

«Бог ты мой, а я и собиралась! А вам-то какое дело?»

«Ну я… Могли услышать… Отец… Он бы испугался…»

«У, какой заботливый! И совершенно неважно, что я из-за вас чуть с ума не сошла от испуга? Идеальный сыночек, да? Очень странно, что вы так поздно пошли гулять и оставили папу одного! Если уж на то пошло, где вы были, что так хотите это скрыть ото всех?»

«Рыбу ловил».

«Ну? – Ирония рванулась с моих губ и немедленно затихла. Я сказала медленно: – Но вы были в Кастелло полчаса назад».

«Что вы хотите сказать? Вы же вроде говорили, что не поднимались туда».

«Шум от вашего рояля слышен с материка. Слышала с берега».

«Это невозможно», – сказал он грубо, но с оттенком удивления.

«Да говорю слышала. Вы играли на рояле и говорили с отцом. Я знаю ваши голоса. Это были вы».

Он помолчал немного, потом медленно сказал: «Похоже, вы слышали магнитофонную запись работы, с комментариями и всем прочим. Но это все равно непонятно. Отца нет дома, он уехал в гости к другу».

«Далеко?»

«Если вам так интересно, в Корфу».

«Вы не могли подумать, что я заору, как пароходная сирена».

«Что? Я… Боюсь, я сказал первое, что пришло в голову. Но его правда нет дома».

«И вас тоже? Ну ладно, кто бы ни прокручивал эту пленку, алиби получилось замечательное».

«Какая глупая. – Крайне артистично засмеялся. Отцовский талант, значит, в нем все-таки не пропал. Может быть, никто, кроме знатока актерского мастерства, не заметил бы, что он при этом напряженно о чем-то думает. – Ваше воображение работает без выходных, мисс Веринг. Не устраивайте из этого тайн. Скорее всего, отец по каким-то причинам решил вернуться домой и развлекался с магнитофоном. А я был на рыбалке с Адони… И если это вас хоть чуть удовлетворит, то это вы напугали меня до полусмерти. Извините, что среагировал немного грубо. Но если кто-то неожиданно выскакивает из темноты и бежит… Нужно вести себя соответственно».

«Соответственно чему? Закону джунглей? Не сказала бы, что эти реакции очень нормальны, если вы только не ожидали… А чего вы, собственно, ожидали?»

«Точно не знаю. – Это, по крайней мере, звучало правдиво. – Мне показалось, что кто-то быстро идет от берега и старается, чтобы его не услышали, но ветер заглушал звуки, и я не мог быть уверенным. Потом звуки прекратились, будто этот неизвестно кто спрятался и ждет. Естественно мое любопытство, я решил тоже подождать».

«Я только остановилась отдышаться. Ваше воображение работает без выходных, мистер Гэйл».

«Очень может быть. – Скорее всего, он просто не заметил насмешки. Наклонил голову, смотрел на руку. – Но как раз когда я решил, что ошибся, вы вылетели из деревьев, как олень. Я схватил вас чисто рефлекторно».

«Понятно. И так же чисто рефлекторно вышибли из моей руки фонарь, прежде чем я что-нибудь увидела?»

«Конечно».

«И даже когда поняли, кто это, продолжали действовать, как гестаповец?» На это ответа не было. Похоже, возбуждение и испуг взбрызнули слишком много адреналина в мою кровь, я вроде как опьянела. Даже сама удивилась, что нисколько его не боюсь. В подсознании я, скорее всего, предполагала, несмотря на слова Годфри, что это не очень опасный преступник и не хочет причинять мне вреда. На сознательном уровне я прежде всего хотела выяснить, что происходит. Уже слишком близко с этим соприкоснулась, чтобы продолжать все игнорировать. Мой заколдованный остров перестал существовать, может, его никогда и не было.

Поэтому я спросила, будто проявляя чисто академический интерес: «Все равно хочу выяснить, почему вам важно, где я была. Или что я могу вас узнать. Или это кого-то еще я не должна видеть?»

Сначала мне показалось, что он не ответит. Где-то в лесу крикнула два раза сова. В озере лягушка попробовала голос, но потом занервничала и снова нырнула. Макс Гэйл тихо спросил: «Кого-то еще?»

«Мужчин, которые прошли мимо, пока вы меня держали».

«Ошибаетесь».

«Ну нет. Кто-то там еще был, видела рядом с тропинкой, когда вы на меня прыгнули».

«Ну тогда вы его и узнали. Адони, наш садовник. Вы его ведь встречали? – И не подумаешь, что опять врет. Тон такой, будто вежливо ставит меня на место. Я почувствовала, как адреналин опять опасно закипает, а Гэйл мягко добавил: – Он обычно ходит со мной на рыбалку. В чем дело? Вы мне не верите?»

Я умудрилась сказать очень приятным голосом: «Просто любопытно, почему вы не поставили лодку в собственный залив. Это забавная дорога, если вы, конечно, просто ловили рыбу».

«Ветер поднимался, и так было удобнее. А теперь, если вы меня извините…»

«Хотите сказать, что оставили лодку с нашей стороны залива? Причалили к нашей пристани? Но это же нехорошо! Лучше пойдите и отвяжите. Мы не любим на вилле Форли, когда нарушают наше право собственности!»

Короткая пауза. Неожиданный смех. «Ладно. Одно очко в вашу пользу. Но не сегодня. Уже поздно, а мне надо кое-что сделать».

«Наверное, помочь Адони нести домой улов? Или правильнее назвать это добычей?»

Я его достала. Будто ударила. Он дернулся, не ко мне, но мои мускулы напряглись, и я, кажется, даже сделала шаг назад. Я удивилась, с какой стати я решила, что он хоть капельку похож на отца. И неожиданно испугалась. «Не волнуйтесь. Не собираюсь вас выдавать! Зачем? Мне все равно, но поймите, что трудно быть в центре событий и совершенно не понимать, что происходит! Ну да, я поняла, это было достаточно очевидно, но я ничего не скажу. Слишком хорошо отношусь к Миранде и ее матери и, если уж на то пошло, к вашему отцу, чтобы вмешивать в это полицию с ее вопросами. Какое мне дело, во что вы впутались? Но мне не безразличен Адони… Вы знаете, что он собирается жениться на Миранде? Зачем вам нужно его в это замешивать? Разве не хватит несчастий?»

Он слушал молча и не двигаясь, но смотрел необыкновенно внимательно. Потом спросил, очень тихо: «О чем это вы говорите?»

«Вы прекрасно знаете. Предполагаю, что Янни ничего не сделал прошлой ночью, поэтому вы отправились сегодня на албанский берег делать это самостоятельно. Я права?»

«Откуда у вас… эти фантазии?»

«Никаких фантазий. Мне утром сказал Годфри Мэн-нинг».

«Что? – Ну все, готов. Он так это сказал, что я отступила еще на шаг, а он на этот раз последовал за мной. Я наткнулась на дерево, отвернулась и собралась бежать, но он схватил меня за руку, не больно, но крепко, не вырвешься. – Мэннинг? Он вам сказал?»

«Отпустите!»

«Нет, подождите. Не собираюсь вас обижать, не пугайтесь… но вы должны рассказать. Что сказал Мэннинг?»

«Отпустите, пожалуйста». Он немедленно отпустил мою руку, я начала ее тереть, хоть она и не болела. Но я тряслась. Что-то случилось, и вся сцена полностью переменилась. Вместо почти приятной перепалки возник серьезный и угрожающий разговор. И причина – имя Годфри.

Гэйл повторил: «Что он вам сказал?»

«Про Янни? Что он контрабандист, и у него, скорее всего, есть „контакт“, или как там это называется, который достает товары. И что он надеется, что полиция не вмешается, потому что и Спиро этим занимался, и Марии будет плохо, если это выяснится».

«Это все?»

«Да».

«Когда он вам это сказал?»

«Утром, перед тем, как вы пришли».

«А… Значит, вы сейчас не были у Мэннинга?»

«Конечно, нет! Вы себе представляете, сколько времени?»

«Я… Конечно. Извините, не хотел обидеть. Мэннинг сказал, что я – „контакт“ Янни?»

«Нет, я поняла это сама».

«Как?»

Я задумалась. Страх прошел, здравый смысл ко мне вернулся и сообщил, что опасность мне не грозит. Контрабандист или нет, вряд ли он меня за это убьет. Я сказала: «Видела, как Янни прошлой ночью шел в Кастелло».

«Понятно… – Он явно удивился, быстро переоценивал ситуацию. – Но не сказали полиции?»

«Нет».

«Почему?»

«Не совсем уверена. Для начала боялась, что могу ошибиться, и Янни шел вовсе не в Кастелло. Если бы подумала, что вы виноваты в его смерти, сразу бы сказала. Потом поняла, что между вами и Янни есть какая-то связь, и вы знали, что он выходил в море прошлой ночью».

«Откуда?»

«Потому что вы не удивились, когда услышали, что он утонул…»

«Заметили? Ошибся я. Дальше».

«Но у вас был шок. Это я увидела».

«Чересчур много замечаете. Почему вы решили, что я его не убил?»

«Господи, да нет! Мне даже не пришло в голову, что вы его убили! Если бы я только предположила, что это не просто несчастный случай, я бы сразу все выложила! Это… не так?»

«Не знаю. Продолжайте. Что еще вы увидели?»

«Как вы вернулись к телу и смотрели на него».

«Правда, боже мой? С тропинки. Очень я неосторожен. Думал, это невозможно. Кто еще это видел?»

«Никто».

«Уверены?»

«Точно».

«И тоже ничего не сказали? Ну, ну. Значит, это совершенно ваша индивидуальная идея, что я занимался контрабандой с Янни?»

«Да».

«А теперь вы знаете точно. Сохранилось намерение молчать?»

Я ответила без угрозы, но с откровенным любопытством: «Как вы собираетесь это обеспечить?»

Он ответил так же просто: «Дорогая, даже и пробовать не буду. Могу только сказать, что очень важно, чтобы никто не знал, что я не был дома сегодня вечером, и умолять вас молчать».

«Тогда не беспокойтесь. Промолчу».

Пауза. «Так просто?»

«Я же сказала. Ради вашего отца. И Марии. Только…»

«Что?»

«События случаются по три, говорят, и если что-нибудь произойдет с Ад они…»

Он засмеялся. «Ничего, обещаю! Не могу взять на себя ответственность и повредить такое произведение искусства! Ну… – Он это протянул, как вздох облегчения. Потом заговорил нормальным голосом: – Не должен вас задерживать. Бог его знает сколько времени, а вам надо домой с этим вашим сокровищем. Извините, что не заметил его утром и послужил причиной получасовых мучений вашей сестры… И извините, что напугал. Сказать, что я благодарен, – неправдоподобное преуменьшение. Можно проводить вас домой?»

«Не нужно, спасибо. И вам ведь нужно помочь Адони?»

«С ним все в порядке. Слышали сигнал?»

«Сигнал? Но не было… Неужели крик совы? Нет, правда! Это был Адони?»

«Он. Друг-разбойник дома вместе со своей добычей. Поэтому пошли. Отведу вас домой».

«Нет, правда…»

«Пожалуйста. В конце концов в лесу темно, а вы понервничали, правда?»

«Я нервничала? Конечно, нет!»

«Тогда зачем же вы так неслись?»

«Потому что… – Я замерла. Дельфин. Забыла про него. Ветер, дельфин сохнет на берегу. – Очень поздно, Фил беспокоится. Не волнуйтесь, сама дойду, спокойной ночи».

«Лучше мне отвести вас домой. И насчет лодки вы правы, лучше, чтобы утром она была у меня под рукой. Отведу ее под сосны. – Я даже слегка застонала, он услышал. – Минуточку. Вы узнали обо мне больше, чем мне бы хотелось. Пора и вам немножко побыть честной. Вы встретили кого-то в заливе?»

«Нет».

«Видели кого-нибудь?»

«Нет».

«Тогда почему вы не хотите, чтобы я туда шел? Послушайте, я должен знать. Когда-нибудь скажу, почему. Черт возьми. Мне приходится вам доверять, почему бы вам не довериться мне для разнообразия? От чего-то вы бежали, как заяц перед гончими. От чего? Или скажете, или я пойду и сам посмотрю. Ну?»

«Дельфин».

«Что дельфин?»

«В заливе».

«Предполагается, что я пойду стрелять в него посередине ночи? Сказал я вам, что не прикасался к зверю! Послушайте, у вас был жуткий день, вы устали и испугались. Никто вашего дельфина не тронет, поэтому вытирайте глаза, и я отведу вас домой. Он может сам за собой присмотреть».

«Не может. Он на берегу. На песке. Не может слезть».

«Господи, но вы же не думаете до сих пор, что я причиню ему вред… – И тут до него дошло. – На песке? Хотите сказать, что он на берегу?»

«Да. Далеко. Он умрет. Я пробовала и пробовала его сдвинуть, но не смогла. Побежала за веревкой, вот почему спешила. Если он будет без воды долго, ветер высушит его, и он умрет. И все это время мы теряем…»

«Где он?»

«С другой стороны, под соснами. Что вы? Ой? Что вы делаете?»

Он схватил меня за руку и развернул. «Не волнуйтесь, это не нападение. Слушайте, в моей лодке есть веревка. Я спущусь, возьму ее и приду, как смогу быстро. Бегите к своему дельфину и ждите. Он с вашей помощью проживет еще двадцать минут?.. Хорошо. Мы вместе сможем, не волнуйтесь. Но… Потише, пожалуйста, ладно?» Я не успела ответить, он ушел, ветки зашумели ему вслед.

9

Небыло времени сомневаться и задавать вопросы. Этим можно заняться позже. Я подчинилась, понеслась опять вниз по тропинке на берег, через бледный песок, туда, где большое тело лежало так же неподвижно. Темный глаз смотрел. Жив. Я прошептала: «Теперь все в порядке, он идет», – и опять начала черпать морскую воду и поливать дельфина. Не хотела думать ничего конкретного о том, кто идет, это тоже можно оставить на потом.

Он появился быстрее, чем я ожидала. Маленькая моторная лодка выскочила, задрав нос. Мотор не шумел, только весла шлепали по воде, а лодка уверенно неслась вдоль залива. Ветер и шум моря заглушали все звуки. Гэйл-млад-ший вылез, приткнул лодку к молодой сосне и оказался около меня на песке с мотком веревки в руке. «Боже мой! Как он сюда попал?»

«С ними бывает. Я читала. Иногда их шторм выбрасывает, а иногда ориентация нарушается или что-то в этом роде, они прыгают и, прежде чем что-то поймут, уже и на берегу. Нам повезло, что прилив небольшой, а то вода могла бы быть в милях отсюда. Можете его подвинуть, как по-вашему?»

«Попробую. – Он походил вокруг зверя. – Несчастье в том, что не за что ухватиться. У вас был фонарь?»

«Уронила, когда вы на меня напали в лесу».

«Да, вспомнил. В лодке есть… Хотя нет, обойдемся. Попробуете взяться с другой стороны?»

Вместе мы попытались поднять дельфина. Получилось немножко, мы его смогли протащить примерно на фут к воде. Но он нас подвел. Наверное, испугался незнакомого мужчины или мы ему сделали больно, терли об песок и камни, но он начал извиваться и дергаться, так что дальше фута ничего не получилось. Я совсем замучилась. Макс Гэйл тяжело дышал.

«Ничего хорошего. – Он выпрямился. – Он весит тонну, все равно как таскать бомбу. Нужна веревка. Она его не поранит?»

«Не знаю, но придется попробовать. Он умрет, если здесь останется».

«Похоже на то. Хорошо, помогите обвязать в узком месте у хвоста».

Дельфин лежал, как бревно, медленно водил глазами, пока мы возились с его хвостом. Без фонаря было невозможно понять, но мне показалось, что глаз не такой яркий, как раньше. Хвост был тяжелым и холодным, как что-то совсем мертвое. Зверь мускулом не шевельнул, что бы мы ни делали. «Он умирает, – сказала я захлебываясь. – От сопротивления он совсем замучился». Я вытерла глаза тыльной стороной руки и продолжила работу. Веревка была жуткая, а хвост дельфина испачкался в песке.

«Рвете на себе волосы, да?»

Я посмотрела на Макса Гэйла, а он возился с петлей. Не грубил, просто думал о чем-то другом. Плевать ему на дельфина, просто хочет закончить это дело и вернуться к своим темным ночным занятиям. Ну и чего придираться? Спасибо, что вообще пришел. Но какой-то застарелый инстинкт самозащиты заставил меня сказать довольно едко: «Похоже, будете вполне счастливы в этой жизни, если сможете стоять в стороне, смотреть, заниматься своим делом и позволять другим как угодно увечить себя и друг друга. Будете притворяться перед собой, что беспристрастны, терпимы и все такое прочее, а потом вдруг заметите, что мертвы, да и вовсе не жили никогда. Живым больно».

«Поэтому вы решили разбивать сердце над животным, которое даже не узнало вас и никогда не узнает?»

«Кому-то должно быть дело. И он меня узнает, он хорошо меня знает».

Он пропустил это мимо ушей. «Вот и все, лучше сделать не могу. Надеюсь только, что мы сможем это снять, прежде чем он наберет скорость в шестьдесят узлов… Ну все. Готовы?»

Я бросила пальто на песок, скинула босоножки и встала рядом с Гэйлом. Вместе потянули веревку. Ничего странного я не видела в том, что мы стояли рядом, соприкасались руками, работали вместе так естественно, будто делали это всю жизнь. Но прикосновение его руки я ощущала очень сильно.

Дельфин подвинулся на дюйм или два, еще на дюйм, на фут. Его так оказалось даже тяжелее тащить, ему, наверное, было больно, веревка, наверное, резала кожу…

«Отпускаем», – сказал Макс Гэйл. Мы расслабились.

Я отпустила веревку. «Пойду посмотрю. Так боюсь, что…»

«Проклятье!» Это завопил Гэйл, когда дельфин неожиданно рванулся вперед, дергая хвостом, раскидывая песок. Веревка затрещала в руках Гэйла, он попытался устоять на месте.

Я подбежала обратно: «Извините! Ой, что это?» Он обмотал веревку вокруг правой ладони и запястья, а левую руку поднял вверх, сжал, будто ему больно, я вспомнила, как он смотрел на нее наверху. Должно быть, поэтому ему так тяжело и было привязывать веревку, и он не смог двигать дельфина. «У вас рука болит?»

«Нет. Извините, чуть не упал. По крайней мере, он наверняка жив. Приступаем, нужно еще попробовать, пока он совсем не испугался». Он снова схватился, и мы еще раз попробовали. На этот раз дельфин не шевелился, лежал, как покойник, двигался медленно-медленно. Мы достигли того места, с которого он сорвался, но потом застрял, и невозможно было сдвинуть его с места. Гэйл остановился и вытер пот с глаз. Левая рука отцепилась от веревки и беспомощно повисла.

«Послушайте, это займет всю ночь, – сказала я. – А мы не можем… Я имею в виду, что лодка, может быть, его сдвинет… мотором? – Он так долго молчал, что я занервничала и быстро заговорила: – Да ладно, я понимаю, я… Просто подумала, если Адони действительно в безопасности и добрался, это уже не важно. Забудьте. Вы были очень великодушны, что позволили себя этим вообще обеспокоить. Может быть… Если я просто побуду здесь всю ночь и буду его поливать, если бы вы могли… Как вы думаете, вы можете позвонить Фил и сказать? Ну, что видели меня с террасы и спустились? И конечно, вы спуститесь утром, когда это будет неважно, с лодкой или с Адони… – Он повернулся и смотрел на меня. Тень на фоне звезд. – Если вам не трудно».

«Воспользуемся лодкой сейчас, – сказал он резко. – Как сделаем, привяжем веревку к носу, а потом медленно поедем назад?»

Я радостно кивнула. «Буду с ним рядом, пока не поплывет. Его, может быть, нужно держать, пока не придет в себя, а то утонет. Дыхало накроет вода, а они дышат очень часто».

«Промокнете».

«А я уже».

«Возьмите нож. Вот. Придется перерезать веревку как можно ближе к хвосту».

Я заткнула нож за пояс, как пират, и понеслась к дельфину. Это не воображение, его красивый глаз стал тусклее, а кожа опять высохла и погрубела. Я положила на него руку и наклонилась. «Только минутку, солнышко, не пугайся, минуточку».

«Нормально?» – приглушенно спросил с лодки Макс. Он привязал веревку к кольцу, она тянулась по воде к дельфиньему хвосту.

«Нормально», – ответила я.

Зашумел мотор, заполнил грохотом ночь. Моя рука на дельфиньем теле. Даже не вздрогнул, не боится такого шума. Потом мотор заработал ровнее и тише, лодка тихо начала отдаляться от берега. Веревка поднялась, задрожала, вода летела с нее, посверкивала, потом веревка натянулась. Мотор заработал быстрее. Петля у основания хвоста врезалась в тело зверя. Очень туго натянута кожа, наверное, очень больно.

Дельфин конвульсивно дернулся, моя рука схватилась за нож, но я сдержалась. Прокусила губу до крови и потела, будто это меня мучили. Мотор ровно шумел, звездный свет струился по веревке… Зверь шевельнулся. Медленно и ровно огромное тело заскользило по песку к воде. Держась рукой за петлю, я пошла с ним рядом. «Получается! Можете очень медленно?»

«Хорошо. Так? Свистните сразу, как он окажется в воде, и остановлюсь».

Дельфин скользил, как морское судно, начавшее спуск на воду. Песок и разбитые раковины под его телом шумели не тише мотора. Наконец дотронулся до воды… Медленно, медленно входит в море. Я шла за ним. Намочила ноги, по колено в воде, по щиколотку. Рука, лежащая на петле, уже под водой.

Теперь мы достигли места, где дно резко углублялось. Почти сразу я оказалась в воде по грудь, захлебываясь прохладной ночной водой. Дельфин стал легче, вода брала на себя его вес. Еще несколько секунд, и поплывет. Шевельнулся только раз, конвульсивно, веревка натянулась тетивой и больно стукнула меня по руке, так что я закричала. Мотор перешел на шепот, и Макс спросил: «Больно?»

«Нет. Давайте дальше, это его поддерживает».

«Еще долго?»

«Почти достаточно глубоко. Он очень тихий. Думаю, он… Боже мой, думаю, он умер! Ой, Макс…»

«Спокойно, моя дорогая. Я иду. Держи, научим его плавать. Скажи, когда».

«Почти… Хорошо! Стоп!» Мотор выключился неожиданно, будто захлопнулась звуконепроницаемая дверь. Тело дельфина рядом со мной подскакивало и болталось. Я обняла его, чтобы удержать.

Макс отцепил веревку, повел лодку под сосны, цепь зазвенела. А вот он и со мной рядом в воде, конец веревки намотан на руку. «Как? Умер?»

«Не знаю. Не знаю. Буду держать, пока отрезаешь веревку».

«Поверни его голову в сторону моря, просто на случай… Давай, старина, поворачивай… Вот так. Отлично. Теперь держись, дорогая, я быстро, как смогу».

Дельфин лежал неподвижно в моих руках, дыхало широко открыто, не в воде, тело тяжело качается, как лодка полузатонувшая. «Все уже хорошо, – говорила я ему шепотом. – Ты в море… В море! Не можешь теперь умереть… Нельзя…»

«Не волнуйся, – веселый голос Макса с другого конца дельфина. – Святой Спиридон за своими присматривает. Не в себе зверь, да? Только бы Бог его продержал в таком состоянии, пока я не снял с него эту проклятую веревку. Замерзла?»

«Не очень», – ответила я, клацая зубами.

Когда он снова склонился над веревкой, мне показалось, что дельфин шевельнулся. Через секунду я была уверена. Мускулы зашевелились под кожей, медленная рябь силы пробежала по мощной спине, плавник двинулся, ощущая воду, попробовал переложить на нее вес… «Он шевелится! Он в порядке. Ой, Макс, быстрее, если он сейчас поплывет…»

«Если он это сделает, отправимся вместе с ним. Веревка мокрая, ничего не получается. Придется отрезать. Нож, пожалуйста».

Когда он просунул лезвие под веревку и начал ее перепиливать, дельфин вернулся к жизни. Огромные мышцы плавно изогнулись, еще, плечи подобрались, закрылось дыхало. Я сказала: «Быстрее! Он уходит!»

Дельфин потянулся из рук. Неожиданная холодная волна окатила меня доверху, когда великанское тело рванулось прыжком прямо в море. Макс громко ругнулся, потом раздался второй всплеск, и он ушел под воду. Я потеряла равновесие и какие-то жуткие секунды думала, что Макс повис на веревке и несется за дельфином в открытое море, как пескарь, попавшийся на удочку. Но когда я перестала падать и тонуть, резко откинувшись назад, Макс вынырнул рядом со мной с перерезанной петлей в руке. Я схватилась за него, почти рыдая от облегчения и восторга. «Ой, Макс!» Опять упала, и он обнял меня. Я почти не заметила, смотрела в темное, звездное море, где очень далеко след морского огня горел и взрывался длинными веселыми петлями и изгибами и исчезал в темноте… «Ой, Макс… Смотри, он плывет, видишь свет? Все, уплыл. Уплыл. Правда, великолепно?»

Второй раз за ночь я была схвачена в охапку и лишена возможности говорить, но на этот раз его ртом, холодным и соленым. Поцелуй продолжался вечность. Мы оба промокли и промерзли до костей, но там, где встретились и сцепились наши тела, я чувствовала, как горяча кожа Макса и как его кровь бьется навстречу моей. Если бы мы были обнаженными, ничего бы не изменилось.

Отпустил. Мы смотрели друг на друга. Я с трудом взяла себя в руки. «Что это было? Штраф за розы?»

«Вряд ли. Назови это кульминационным пунктом бурной ночи. – Отбросил волосы со лба, и я увидела, что он улыбается. – Отдых воина, мисс Веринг. Возражаете?»

«Добро пожаловать. – Воспринимай все легче, думала я, все надо воспринимать легко. – У вас с Адони, должно быть, была веселенькая рыбалка».

«Развеселая. – Он вовсе не притворялся, жизнерадостный и очень довольный собой. – Между прочим, это прорвались чувства, которые я скрывал всю эту жуткую неделю. Не заметила? А отец чувствовал».

«Твой отец? После первой встречи? Не верю. По виду ты мечтал меня линчевать».

«Мои чувства, – сказал он осторожно, – лучше описывать как смешанные. И черт возьми, если будешь продолжать в том же духе и всегда приближаться ко мне в полуобнаженном виде…»

«Макс Гэйл!»

Он засмеялся. «Никогда не слышала, что мужчинам ничто человеческое не чуждо? И некоторым не чуждо больше, чем другим?»

«Если это по-человечески. Ты себе льстишь».

«Хорошо, дорогая, назовем это штрафом за розы. Ты много нарвала, правда? Восхитительно. Иди сюда».

«Макс, так нельзя… Из всех самодовольных… Это странно! Какое время ты выбрал…»

«Любовь моя, раз ты искришься, как кошка, каждый раз, как я к тебе подхожу поближе, что остается делать, кроме как тебя сначала немножко утопить?»

«Заметно, что ты много понимаешь в электричестве».

«Угу. Нет, подожди. А заряд в тебе почти смертельный, да?»

«Сам можешь воспламенить несколько бикфордовых шнуров… Ради бога, мы, наверное, с ума сошли. – Я оттолкнула его. – Вылезай. Готова умереть с тобой и быть похороненной в одной могиле, но не от воспаления легких, это не романтично… Нет, Макс!.. Можешь делать со мной все, что хочешь, но на сухой земле. Вылезай, ради всех богов!»

Он засмеялся и отпустил меня. «Хорошо. Пошли. Господи, я веревку утопил… Нет, вот она. За это тебе тоже пришлось бы расплачиваться, совершенно новая сизалевая веревка, шестьдесят футов длиной…»

«Я тоже пострадала. Платье стоило пять гиней, босоножки – три фунта десять пенсов, а в порядок я все это никогда не приведу».

«Просто жажду за все расплатиться, – сказал Макс жизнерадостно и остановился в восемнадцати дюймах воды.

«Верю, но счет не тебе. Ой, дорогой, ну не будь сумасшедшим, давай выходить…»

«Очень жаль. Кто, по-твоему, будет расплачиваться по счетам дельфина, Аполлон или святой? Я бы на твоем месте выбрал Аполлона. Конечно, если потеряла бриллиант сестры, расплаты ты просто не перенесешь».

«Убийство! Ой, нет, вот он. – Он сиял, в лунном свете совершенно голубой. – Макс, серьезно, спасибо большое, ты такой прекрасный… Я такая дура! Будто ты когда-нибудь мог…»

Он схватил меня за руку и в ту же секунду я увидела свет, маленький танцующий свет, как от электрического фонаря, движущийся по тропе от виллы Рота. Он пробирался между скал, осветил лодку, так что я впервые увидела ее имя – «Ариэль», – потом луч света упал на воду и осветил нас, мокрых и ободранных, вылезающих на берег. В этот момент мы находились как минимум в четырех футах друг от друга.

«Бог великий на небесах! – сказал голос Годфри. – Что происходит? Гэйл, Люси, оба насквозь мокрые! Неужели еще один несчастный случай?»

«Нет, – сказал Макс безразлично и без выражения. – А вы что спустились?» Он будто поставил между нами стену, но Годфри, казалось, не заметил. Он уже спрыгнул со скал на песок рядом с соснами. Фонарь осветил место, где лежал дельфин, и широкий след там, где мы тащили его в море. Мое пальто валялось грязной кучей, рядом – босоножки.

«Господи, да что случилось-то? Люси, у вас никаких неприятностей? Нашли алмаз?»

«Откуда вы знаете?»

«Фил позвонила, конечно. Сказала, что вы ушли много часов назад, и она беспокоится. Я сказал, что спущусь и посмотрю. Только что вошел. – Фонарь осветил нас обоих и остановился на Максе. – Что случилось?»

«Не светите в лицо. Ничего не случилось, во всяком случае в смысле, который вы в это понятие вкладываете. Ваш дельфин выскочил на песок. Мисс Веринг пыталась запихнуть его обратно в воду и не могла, поэтому я привел лодку и вытянул животное в море. В процессе мы промокли».

«Вы хотите сказать, что привели лодку в такое время ночи, чтобы спасти дельфина?!»

«Правда, он хороший?» – с удовольствием вставила я.

«Очень», – ответил Годфри. Он не отводил глаз от Макса. – Мог бы поклясться, что вы уплыли уже давно».

«Вас же вроде не было, – сказал Макс, – сами только что вошли». Снова как два озлобленных пса. Но, может быть, тон Макса объяснялся стиснутыми от холода зубами, потому что дальше он добавил совершенно спокойно: «Я сказал, привел, а не вывел. Отплыли мы где-то около десяти. Вернулись совсем недавно. Адони как раз шел вверх, когда прибежала мисс Веринг. Я был еще в лодке».

Годфри засмеялся: «Извините, не хотел приуменьшать ваш добрый поступок. Как повезло Люси и дельфину!»

«Да, не так ли? – сказала я. – Я совершенно не могла придумать, что делать, как вдруг услышала мистера Гэйла. Я пошла бы за вами, но Фил сказала, вас дома не будет».

«А я и не был. Вышел около половины одиннадцатого и вошел в дом, когда зазвонил телефон. Нашли кольцо?»

«Да, спасибо. Это просто эпопея, не представляете!»

«Очень жаль, что не принял участия. Получил бы удовольствие».

«Мне тоже понравилось, – сказал Макс, – но давайте отбросим правила приличия. Услышите это как-нибудь в другой раз. Если мы не хотим умереть от воспаления легких, нам нужно идти. Где ваши туфли, мисс Веринг?.. Спасибо. – Это Годфри, который осветил их фонарем. – Одевайте быстро, ладно?»

«Что это?» – голос Годфри резко изменился. «Мое пальто. – Мне было не до его тона, я вся дрожала крупной дрожью и с трудом напяливала босоножки на мокрые и грязные ноги. – А это косметичка Фид, мистер Гэйл, не будете так добры…»

«Это кровь!» – сказал Годфри. Он поднял пальто светил фонарем на рукав. Действительно кровь.

Я почувствовала, а не увидела, как рядом напрягся Макс. Луч фонаря скользил в нашу сторону. Я сказала резко: «Пожалуйста, выключите фонарь, Годфри! Я не чувствую себя достаточно прилично в мокром платье. Дайте пальто. Да, это кровь. Дельфин порезался об камень или еще что-то и всю меня испачкал, прежде чем я заметила. Будем надеяться, что смогу вывести пятно».

«Скорее, – сказал Макс, – ты дрожишь. Завернись в него. Пошли, нам пора». Он обернул пальто вокруг моих плеч.

Зубы мои издавали звуки, будто печатная машинка, от пальто поверх промокшего платья было ни капельки не теплее. «Д-да, идем. Годфри, я вам потом расскажу. С-спа-сибо, что спустились».

«Спокойной ночи, – сказал Годфри, – завтра зайду и посмотрю, как вы себя чувствуете». Он скрылся в тени сосен, луч фонаря медленно двигался по земле, где лежал дельфин, и по скалам.

Мы с Максом быстро шли по песку, ветер холодил мокрую одежду. «Пальто стоило девять фунтов пятнадцать пенсов, – сказала я, – и это твой счет. Из дельфина кровь не текла. Что сделал с рукой?»

«Излечимо. Сюда. – Мы стояли у ступеней к Кастелло, я хотела идти дальше, но он меня остановил. – Не можешь идти домой в таком виде. Пошли наверх».

«Ой, нет, может, я лучше…»

«Не глупи, почему нет? Мэннинг позвонит твоей сестре. И ты можешь, в конце концов. И не собираюсь провожать тебя всю дорогу, а потом в таком виде ковылять обратно. Более того, в моих ботинках полно воды».

«Ты мог утонуть».

«Мог. И какой счет ты бы предъявила Аполлону?»

«Знаешь какой», – сказала я совсем не легкомысленно и так тихо, чтобы он не услышал.

10

Терраса была пуста, мы с Максом вошли через открытое высокое окно. Комната, освещенная маленькой тусклой лампой на низком столике, выглядела огромной и таинственной, пещера, полная теней. Рояль скалил зубы у темного окна, спящий камин и огромный граммофон казались древними музейными экспонатами.

Сэр Джулиан сидел в кресле у лампы. Ее свет почти мелодраматически оттенял седые волосы и трагические брови. На коленях – белый кот, элегантная рука гладит его – картинка. Как на сцене. Еще «нужны пурпурные драпировки и шорох теней под дверью… В тот же момент я увидела другие, менее приятные сценические эффекты. На столе у его плеча стояла бутылка турецкого джина, на две трети пустая, кувшин воды и два стакана. И сэр Джулиан разговаривал сам с собой. Пересказывал „Бурю“, монолог, когда Просперо топит книги. Старый волшебник произносил слова очень тихо, наполовину самому себе, наполовину – высшим силам, в чьи области он вторгся. Никогда это не получалось у него лучше. И если кто-нибудь захотел бы выяснить, что важнее, чистая техника или ежевечерние пот и кровь на освещенной сцене, они получили бы ответ. Вряд ли сэр Джулиан Гэйл понимал, что вообще говорит. Он был ужасно пьян.

Макс замер у окна, так что я на него наткнулась, и издал неопределенный приглушенный звук. Потом я увидела, что сэр Джулиан не один. Из темноты появился Адони, одетый, как Макс, в водолазку и ботинки. Грубая одежда только подчеркивала его неимоверную красоту. Но лицо осунулось от волнения. «Макс, – заговорил он, но резко замолчал, когда увидел меня и понял, в каком мы виде. – Это были вы? Что случилось?»

«Ничего важного», – ответил коротко Макс. Это было не время выбирать выражения или что-то отвергать. Я поняла еще больше, когда он вышел на свет, и я увидела его первый раз за ночь. Агрессивность полностью исчезла, он выглядел не просто взволнованным, он злился, ему было стыдно, и еще он очень устал. Левую руку он засунул глубоко в карман брюк, какая-то тряпка, может быть носовой платок, была обмотана вокруг запястья и пропитана кровью.

Сэр Джулиан повернул голову. «А, Макс… – Потом он увидел меня и поднял руку с кота грациозным привычным жестом. – Наверняка, богиня… Нет, это мы уже обсуждали, правда? Но как восхитительно снова вас увидеть, мисс Люси… Простите, что не встаю, кошка, видите ли… – Голос его неопределенно замер. Похоже, он смутно осознал, что ему требуется больше оправданий, чем может обеспечить кот. Он улыбнулся. – Я тут слушал музыку. Если вам интересно…» Рука не очень уверенно потянулась к магнитофону, который стоял рядом с ним на стуле, но Адони быстро шагнул и прикрыл магнитофон рукой, сказав что-то по-гречески. Сэр Джулиан отбросил свое намерение и опять откинулся на спинку стула, кивая и улыбаясь. Я с ужасом и симпатией увидела, что кивок перешел в дрожь, которую он с огромным усилием обуздал.

«Кто здесь был, отец?» – спросил Макс.

Актер взглянул на него, отвернулся, избегая взгляда. «Здесь был? А кто бы мог здесь быть?»

«Знаешь, Адони?»

Молодой человек пожал плечами. «Нет. Когда я вошел, он уже пребывал в таком состоянии. Я не знал, что вообще кто-нибудь есть в доме».

«Значит, он был один, когда ты вошел? Вряд ли ты бы мне иначе подал сигнал. – Он посмотрел на отца, который не обращал ни малейшего внимания на разговор, вернулся в свой внутренний мир, заполненный парами джина, янтарным светом и сиянием поэзии. – Почему он вернулся, хотел бы я знать? Он не сказал?»

«Что-то сказал про болезнь Михаила Андиакиса, но больше я из него ничего не вытащил. Он не говорил ничего членораздельного… Постоянно пытается включить опять эту штуку. Это происходило и когда я вошел, я просто испугался, подумал, он не един».

«Кто-то определенно здесь был. Он не сказал, как добрался от города?»

Адони мотнул головой. «Я подумал, не позвонить ли Андиакису, но в такое время…»

«Нет, это не нужно. – Он склонился над отцом и сказал осторожно и четко: – Отец, кто сюда приходил?»

Сэр Джулиан вынырнул из мечтаний, поднял глаза, сфокусировал их и ответил с достоинством: «Нужно было кое-что обсудить». Дикция оставалась, как всегда, безупречной, только чувствовалось, что он прилагает к этому усилия. Ладонь неподвижно лежала на кошачьей спине, чувствовалось, что ее он тоже внимательно контролирует. Макс полностью взял себя в руки, но терпение давалось ему недешево. Я смотрела на них, и мне начало казаться, что я дрожу не из-за мокрой одежды, а от симпатии и любви.

«Естественно, – сказал четко сэр Джулиан, – пришлось предложить ему войти, раз он привез меня домой. Очень хорошо с его стороны».

Макс и Адони переглянулись. «Кто?»

Нет ответа. Адони сказал: «Не отвечает на прямые вопросы. Бесполезно».

«Но необходимо. Мы должны узнать, кто это был и что ев ему сказал».

«Сомневаюсь, что много. Мне он ничего не говорит, только пытается включить магнитофон, рассказать, что ты пишешь музыку, и изложить историю острова, как Миранде и Спиро».

Макс откинул мокрые волосы с бровей почти отчаянным жестом. «Нужно выяснить, сейчас, прежде чем он отрубится. Он прекрасно знал, куда мы отправились. Согласился не путаться под ногами. Боже мой, я был уверен, что ему уже можно доверять. Думал, что он в безопасности с Михаилом. Какого черта он вернулся домой?»

«Дом там, где сердце, – сказал сэр Джулиан. – Когда умерла жена, мой дом стал пуст, как кухня Бога с потухшим очагом. Люси понимает, правда, дорогая?»

«Да, – сказала я. – Я пойду, Макс?»

«Нет, пожалуйста, если можешь… Пожалуйста, если останешься… Отец, все уже в порядке. Здесь только я, Адони и Люси. Ты можешь рассказать. Почему ты не остался у Михаила?»

«Бедный Михаил играл очень интересную игру, гамбит Стейница, в первые минуты я потерял ладью. Играете в шахматы, дорогая?»

«Знаю, как ходить».

«Пяти ходов хватило бы. Белые начинают и выигрывают за пять ходов. Предварительное заключение. Но йотом у него был приступ».

«Какой приступ?»

«Не представлял, что его сердце не в порядке, и он ведь совсем не пьет. Точно знаю, что именно по этой причине тебе нравится, чтобы я ходил к нему в гости, но выпить изредка, по чисто социальным причинам, абсолютно безвредно. Мое сердце могуче, как колокол. Как колокол. Сердце человека, – произнес он, будто потерял нить разговора, – там, где его дом. Спокойной ночи».

«Минуточку. Значит, Михаил Андиакис умер от сердечного приступа? Понимаю. Извини, отец. Не странно, что ты почувствовал, что надо…»

«Нет, нет! Кто сказал, что он умер? Конечно, нет. Я был там. У них телефон, все получилось очень удачно, так доктор сказал. Но если бы я там отсутствовал, сомневаюсь, что у него вообще случился бы приступ. Он всегда очень возбуждается от наших игр. Бедный Михаил».

«Ты пошел вызвать доктора?»

«Я же тебе сказал. Почему ты не слушаешь? Думаю, я хочу в кровать».

«Что случилось, когда пришел доктор?»

«Он укладывал Михаила в постель, а я ему помогал. – Это был первый его прямой ответ, и сэр Джулиан, казалось, был этим недоволен, потому что искоса посмотрел на сына, прежде чем продолжить. – Это хорошо, что я могуч, как колокол, хотя абсолютно непонятно, зачем уж колоколам быть так категорически могучими? Колокольчики звенят мелодично и жестоко. Потом я пошел за доктором. Я имею в виду за дочерью. Да дочерью».

Адони сказал: «Замужняя дочь живет на улице Каподи-стриас. Трое детей. Если она привела их с собой, места для сэра Гэйла не осталось».

«Понятно. Кто подвез тебя домой, отец?»

«Ну я, конечно, пошел в гараж Караманлиса. – Сэр Джулиан заговорил неожиданно трезво и раздраженно. – Макс, я не понимаю, почему ты разговариваешь, будто я не способен смотреть за собой! Попытайся запомнить, что я жил здесь до того, как ты родился! Я думал, что Леандр поможет, но его не было. На работе находился только один мальчик, он предложил, чтобы меня отвез его брат. Мы очень интересно поболтали, действительно интересно. Я знал его дядю, его звали Мануйлис. Помню, однажды, когда я был в Авре…»

«Мануйлис привез тебя домой?»

Сэр Джулиан сконцентрировался. «Домой?»

«Сюда», – исправился Макс.

«Дело в том, что мне пришлось пригласить его в дом. Он пришел за бензином и увидел меня. Можно, конечно, сказать, что он был вынужден предложить меня подвезти, но все равно приходится вести себя прилично. Извини, Макс».

«Все нормально, я понимаю. Конечно, приходится. Он привез тебя домой, ты пригласил его внутрь, и ты чувствовал, что придется его пригласить, поэтому купил джин?»

«Джин? – Сэр Джулиан опять поплыл. На его лице ум боролся с опьянением, сонливостью и хитростью. – Это турецкий джин, жуткий состав. Бог знает, что они туда подмешивают. Но он сказал, ему нравится… Мы остановились у кабачка… Раньше он назывался „У Константиноса“, а теперь не помню, в двух милях от Ипсоса. По-моему, он догадался, что в доме ничего нет».

Макс молчал. Я не видела его лица. Тишину нарушил Адони. «Макс, смотри. – Он наклонился и подобрал что-то, а теперь протягивал руку с каким-то маленьким объектом на ладони. Окурок. – Это было у камина. Это ведь не твой, да?»

«Нет». Макс взял окурок и поднес к свету.

Адони сказал: «Да, правда?»

«Очевидно. – Их глаза встретились над головой старого человека. В тишине замурлыкал кот. Макс заговорил с новой, пугающей нотой. – Кое-что обсудить. Какого дьявола он хочет обсуждать с моим отцом?»

«Эта встреча, – спросил Адони, – могла быть случайной?»

«Скорее всего. Ехал мимо и подобрал. Чистый случай. Кто мог это предвидеть? Черт побери его неоднократно».

«И довел его… до такого состояния?»

«Дал ему дойти до такого состояния. Разница есть. Не мог этого сделать нарочно. Никто не знает, что он такой, кроме нас, Михаила и Каритисов».

«Может, он говорил всякую чушь весь вечер. Может быть и он не добился от него никакого толку».

«Он не смог добиться от меня толку», – сказал очень довольный сэр Джулиан.

«Боже мой, будем надеяться, что это так. – Макс бросил окурок в камин и выпрямил плечи. – Ну ладно, отведу его в кровать. Будь хорошим мальчиком и присмотри за мисс Люси. Покажи ей ванную комнату, та, которой пользуется отец, – наименее противная, по-моему. Найди полотенце и покажи свободную спальню, в которой спит Михаил. Там есть электрокамин».

«Хорошо, а твоя рука? Ты вообще на нее не смотрел?»

«Пока нет, сейчас займусь. Давай, парень, не суетись. Я бы сам поднял шум, если бы думал, что это серьезно, я в некотором роде пианист, не забывай. Люси, извини. Пойдешь с ним?»

«Конечно».

«Сюда», – сказал Адони. Массивная дверь закрылась за нами, мы пошли по мраморному шахматному полу.

Интерьер Кастелло дей Фьори мог бы придумать переутомленный Дали под воздействием наркотиков. С одного конца холла – массивная витая лестница с металлическими литыми перилами и ступенями из голого камня. Стены покрыты деревянными панелями, скорее всего дубовыми. Островами в мраморном море лежали небольшие ковры разных оттенков тускло-коричневого и оливково-зеленого, насколько можно судить в полумраке. Огромнейший камин, в котором можно было бы зажарить целого бизона, явно сооружали мужчины, которые никогда не занимались приготовлением пищи. Он занимал половину стены. На каминной полке устроились вертела, щипцы и сотня других приспособлений средневековой кухни, назначение которых я не могла угадать. Они выглядели, как орудия пыток, а может быть, ими и являлись. Мебель выглядела так, будто Гэйлы выставили все лишнее из остальных комнат из акустических соображений или просто чтобы не сойти с ума. Кругом стояли огромные сооружения грязных оттенков, множество бамбуковых столов, китайских ширм и бог знает чего из очень блестящего дерева. Кажется, там была фисгармония, имелся там орган со всеми полагающимися ему трубами в темноте около резного шкафа и вешалки, сделанной из оленьих рогов. Точно там была арфа и маленький лес травы в поврежденной слоновьей ноге. Все эти богатства освещала одна слабая лампочка в фонаре. Его держал яванский воин в полном вооружении, немного похожий на ящерицу, которую американцы называют гила монстром.

Адони грациозно бежал передо мной по широким ступеням. Я шла медленнее, ледяная одежда липла ко мне, босоножки оставляли мокрые следы. Он остановился подождать и с любопытством меня разглядывал. «Что случилось с вами и Максом?»

«Дельфин Спиро оказался на берегу, а Макс помог снова спустить его в воду. И он втащил за собой нас обоих».

«Нет, правда? – Он засмеялся. – Хотел бы я это видеть!»

«Думаю, тебе бы понравилось». По крайней мере его настроение недавняя сцена в музыкальной комнате не испортила. Может, он к таким привык?

«Когда вы наткнулись на Макса, вы бежали за помощью? Понял! Но что вы делали на берегу в темноте?»

«Ну хоть ты-то не начинай! Меня уже Макс замучил! Я там искала кольцо, вот это, его там оставила утром моя сестра».

Его глаза и рот округлились от вида алмаза. «По, по, по! За эту штуку дадут немало драхм! Ничуть не странно, что вы отправились за ней в темноте!»

«Больше стоит, чем ваше путешествие?» – спросила я невинно.

«Не сказал бы».

«Нет?» Чем же, ради бога, они занимаются? Наркотики? Не может быть! Оружие? Странно! Но что я в конце концов знаю про Макса? И он так беспокоился, что отец проболтается, боялся даже. А Адони… Насчет византийских святых у меня особых иллюзий не было…

«Когда вы первый раз шли по лесу, никого не видели?»

«Макс тоже спросил. Слышала, как сэр Джулиан крутит магнитофон, но не представляла, что посетитель еще там. Ты, наверное, знаешь, кто у него был?»

«Мне так кажется. Это догадка, но я так думаю. Сэр Гэйл, может быть, скажет Максу, когда они останутся одни, не знаю».

«Макс обычно вообще не держит в доме выпивку?»

«Ничего, что его… Что можно найти».

«Понятно». Я действительно поняла. Увидела, как возникли слухи и как фальшива фантазия Фил. За исключением того, что запои – симптом внутреннего напряжения, сэр Джулиан Гэйл вполне в своем уме. И если вспомнить, в театральном мире перешептывались, особенно те, кто его знал, но на моем уровне… Все слухи опровергала безупречность всех его появлений на сцене до самого ухода. Но сегодня он продемонстрировал, как это получалось.

«Мы думали, что он лучше, – сказал Адони. – Он этого не делал уже… Ну давно. Макс очень… – Он поискал слово, но нашел, по-моему, не очень подходящее. – Несчастлив».

«Очень жаль. Но похоже, это случилось не по его инициативе».

«Не по его? А, понял. Это правда. Но Макс разберется. – Он тихо засмеялся. – Бедный Макс, ему со всем приходится разбираться. Послушайте, давайте поторопимся, а то вы простудитесь, и тогда Макс будет разбираться со мной».

«А может?»

«Запросто. Он платит мне зарплату». Он остановился, нажал практически незаметную кнопку на панели. Еще один тусклый свет пробудился к жизни, на этот раз поднятый потрясающей фигурой из бледно-розового мрамора, изваянной каким-то здравомыслящим викторианцем-реалистом, который был выше фиговых листочков. Перед нами протянулся широкий коридор. Одна стена изъедена массивными металлическими дверями, другая – окнами любопытно отвратительной формы. «Сюда».

Адони быстро провел меня по коридору. Из стен торчали трогательные головы оленей и козлов, тут и там стояли объеденные молью чучела птиц. Всю остальную поверхность стен заполняло оружие – топоры, мечи, кинжалы и древнее огнестрельное оружие (в исторических пьесах мы считали такие предметы кремневыми ружьями и мушкетами). По-моему, такие использовали во время греческой войны за независимость. Оставалось надеяться, что сэр Джулиан и его сын не осознавали убийственности этого убранства, как, похоже, это происходило с Адони.

«Ваша ванная – там, – он указал на дверь напротив безвкусной композиции из кнута и шпор. – Покажу, где все, и пойду бинтовать ему руку».

«Он сильно ранен? Не говорит…»

«Совсем и не сильно. Думаю, просто поцарапался, хотя крови много было. Не волнуйтесь, Макс очень разумный, он о себе позаботится, как надо».

«А ты?»

Он взглянул удивленно: «Я?»

«А ты о себе позаботишься? Я понимаю, что это меня не касается, но… Будь осторожен. Ради Миранды, если не ради себя».

Он засмеялся, дотронулся до серебряной цепочки на шее, где, наверное, висел крест или какой-нибудь медальон. «Не волнуйтесь и обо мне, мисс Люси. Святой за своими присматривает. Поверьте, это правда».

«Значит, у вас все сегодня прошло нормально?» – спросила я немного сухо.

«Похоже на то. Сюда. – Он открыл передо мной дверь и нажал на выключатель, показались мрамор и красное дерево. – Спальня за следующей дверью, за той. Найду полотенце, а потом сделаю чего-нибудь горячего попить. Найдете дорогу вниз?»

«Да, спасибо».

Он залез в шкаф размерами не меньше гаража и выбрался с парой полотенец. «Вот. Теперь у вас все есть?»

«Наверное. Только… Я должна к этому прикасаться?» Это – жуткая штука, которая, очевидно, предназначалась для нагрева воды. Она выглядела, как выброшенная на берег мина, прицепленная на панель с циферблатами и выключателями, которая запросто могла бы находиться перед пилотом воздушного лайнера.

«Вы не лучше сэра Гэйла. Он называет это Лолитой и отказывается к ней прикасаться. Она совершенно безопасная, ее сделал Спиро. Пожар был только один раз, но сейчас все в порядке. Мы со Спиро поменяли электропроводку всего месяц назад». Он улыбнулся и закрыл дверь. Я осталась наедине с Лолитой.

Три ступени вели к ванне размером примерно в плавательный бассейн. Ее окружали всякие приспособления из почерневшей меди. Но я простила Кастелло все, когда повернула кран, обозначенный С, и вода потекла потоком с облаками пара. Я надеялась, что бедный Макс тоже скоро достигнет такого же блаженства. Оставалось надеяться, что существует другая ванна и другая, не менее эффективная Лолита. Я даже почти не думала о Максе, а о всяких приключениях у меня вообще ни мысли не осталось. Я только хотела вылезти из этой мерзкой одежды и залезть в восхитительную ванну…

К тому времени, когда я решила высушить свое тело, отваренное до сияющего розового цвета, мое нижнее белье, в основном нейлоновое, почти высохло. Платье и пальто были еще сырыми, поэтому я оставила их на горячих трубах, одела халат, который висел за дверью, и пошла в спальню приводить в порядок лицо и волосы.

У меня были остатки косметики Фил. Я попыталась причесаться при неизбежно тусклом свете перед зеркалом, но оно раскачивалось между двумя колоннами красного дерева и упорно пыталось повернуться лицевой стороной к ковру. Потом я нашла на полу обрывок газеты и засунула его на место, где он, видимо, фиксировал зеркало с 20 июля 1917 года. В зеленоватом свете мое колеблющееся отражение могло бы из многих вышибить последние остатки разума. В халате сэр Гэйл, очевидно, появлялся на сцене. Обилие темно-красного плотного шелка я дополнила помадой Фил, огромным алмазом на руке, а мои короткие волосы круто завились, высыхая. Во всяком случае, это было ничуть не чуднее, чем во все прочие мои появления. Я подумала, будет ли он квалифицировать это как «полуобнаженность». Хотя не важно, ему и так есть о чем подумать.

Я состроила рожу своему отражению и пошла среди орудий убийства, а потом вниз по лестнице.

11

Дверь музыкальной комнаты была открыта, но, хотя свет горел, там никого не оказалось. Джин тоже исчез, на его месте стояло что-то вроде остатков сельтерской воды и чашки из-под кофе. Я остановилась у входа, услышала быстрые шаги. Открылась маленькая дверь под лестницей, впустила поток прохладного воздуха. «Люси? Я тебя услышал. Уже в порядке? Согрелась?»

«Прекрасно, спасибо».

А он оказался совсем другим. Белый бинт на запястье и сухая одежда – новый толстый свитер и темные брюки – делали его таким же крутым, как раньше, но гораздо моложе, примерно как Адони. И выражение лица – такое же усталое, но почти как у Адони восхищенно-возбужденное. Действительно, удалась у них поездка…

Я спросила быстро: «Ты так оделся. Неужели собираешься опять выходить?»

«Только отвезу тебя домой, не волнуйся. Пошли на кухню? Там тепло и есть кофе. Мы с Ад они решили поесть».

«Обожаю кофе. Но, может, мне не надо оставаться, сестра уже, наверное, винтом пошла».

«Я позвонил и рассказал, что случилось… Более-менее. – Он по-мальчишески улыбнулся. – Вообще-то, Годфри Мэннинг ей уже звонил и рассказал про дельфина и что ее кольцо в безопасности, поэтому она совершенно счастлива и говорит, что ждет тебя, когда ты захочешь появиться. Поэтому пошли».

Я последовала за ним вниз по пустой, наполненной эхом лестнице. Казалось, слугам Кастелло не позволяли делить роскошь с вышестоящими. Служебные помещения не украшали ни мертвые животные, ни оружие. Я лично променяла бы все здание, со всеми органными трубами, на одну кухню. Это замечательная огромная пещера, в ней пещера поменьше для камина. Большие бревна весело горят в железной корзинке, добавляя сладкий запах к аромату пищи и кофе и освещая большую комнату живым пульсирующим огнем. На стенах висят вязанки высушенных растений и связки лука, сияя и шевелясь в потоках теплого воздуха. В центре кухни – огромный деревянный стол. В углу Адони жарил что-то на электроплите, которую, наверное, построил вместе со Спиро. Прекрасно пахло кофе и ветчиной.

«Яичницу с ветчиной будешь?» – спросил Макс.

«Придется, – заявил Адони через плечо. – Я уже приготовил».

«Ну…» – сказала я, а Макс вытащил для меня стул в конце стола ближе всего к огню, где довольно любопытный набор тарелок и приборов занимал примерно пятидесятую часть стола. Адони поставил передо мной тарелку, и я поняла, что зверски хочу есть. «А вы уже?»

«Адони да, а я как раз дошел до стадии кофе. Налить немного сразу?»

«Да, пожалуйста. – Я подумала, тактично ли спросить про сэра Джулиана, и это заставило меня вспомнить про одолженный наряд. – Мои вещи не высохли, и я взяла халат твоего отца. Он будет возражать, как ты думаешь? Он очень роскошный».

«Смех в зрительном зале. Конечно, нет. Будет восхищен. С сахаром?»

«Да, пожалуйста».

«Приступай. Если сможешь все это съесть, сомневаюсь, что выживет хоть один микроб воспаления легких. Адони отлично готовит, если его заставить».

«Это превосходно», – пробормотала я с набитым ртом.

Адони выдал мне потрясающую улыбку и сказал: «Очень приятно. – А потом Максу что-то напоминающее фразу, которую я пыталась выучить в разговорнике. – Она говорит по-гречески?»

Макс сделал головой странное движение, так всхрапывают упрямые верблюды, а греки говорят «нет». Мальчик выпустил из себя поток речи, в которой я не услышала ни одного на что-то похожего слова. Он был, скорее, возбужден, чем выражал какие-то опасения. Макс слушал без комментариев, только раза два вставил греческую фразу, одну и ту же, которая притормаживала словесный поток Адони, наверное, просил говорить помедленнее. Я ела и старалась не замечать, что Макс все больше хмурится, а Адони говорит все эмоциональнее.

В конце концов мальчик закончил, увидел мою пустую тарелку. «Еще хотите? Или сыра?»

«Спасибо. Это было прекрасно».

«Еще кофе, может?»

«А есть?»

«Конечно. – Макс налил, подвинул сахар поближе. – Сигарету?»

«Нет, спасибо».

Он засовывал пачку в карман, когда Адони, который убирал мою тарелку, произнес что-то по-гречески, и Макс протянул ему пачку. Мальчик вытащил три сигареты, улыбнулся, сказал что-то Максу, добавил: «Спокойной ночи, мисс Люси», – и ушел через дверь, которой я раньше и не заметила, в дальнем углу кухни.

Макс сказал просто: «Прости за тайну. Мы укладывали отца спать».

«Ему уже лучше?»

«Будет. Ты, надо полагать, знала про его… трудности?»

«Нет, откуда? Не представляла».

«Но ты в том же бизнесе… Наверное, должны были распространиться слухи».

«До меня не дошли. Скорее всего, были, но я знала только, что с ним что-то не в порядке. Я предполагала, сердце или что-то еще. И, честное слово, никто здесь… По крайней мере Фил не говорила, а она бы все первая услышала. Она знала только то, что ты сказал Лео – что он был болен и в больнице. Это с ним часто?»

«Если бы ты спросила вчера, сказал бы, что, вероятно, не случится больше никогда».

«Он заговорил?»

«Слегка».

«Сказал, кто это был?»

«Да».

«И о чем они говорили?»

«Вот это нет. Он просто повторял, что из него ничего не выудили. С вариациями. Больше всего был доволен собой. А потом заснул».

«Знаешь, по-моему, не надо беспокоиться. Готова спорить, что он ничего не сказал».

Он посмотрел удивленно. До сих пор не замечала, что у него такие темные глаза. «Почему ты так уверена?»

«Ну… Ты был расстроен, а мне ничего не оставалось, как наблюдать. Вот что я заметила. Он был определенно пьян, но сосредоточился не выдать что-то, что знает. Забыл почему, просто знал, что нужно. Он не должен никому говорить о… о том, что делали вы с Адони. Он так опьянел, что не мог понять, кто безопасен, а кто нет, но не выдавал ничего. Он даже вам с Адони не отвечал из-за меня, и даже на неважные вопросы, например, что случилось с Михаилом. А как он читал стихи и тянулся к магнитофону… Что ли скажешь, что он имеет обыкновение давать шекспировские концерты у себя дома? Актеры этого не делают. Слушай, не сердишься, что я это говорю? Может, я лучше…

«Нет. Продолжай».

«Я поняла, что он читает стихи потому, что в этом случае он может продолжать бесконечно без риска сказать что-то не то. И поэтому же он заводил магнитофон».

«Да, это могло помочь. И я уверен, что встреча в гараже была случайной. Если бы нас с Адони подозревали, следили бы за нами, а может, и перехватили бы по дороге домой».

«Ну и вот. Если бы твой отец проболтался или даже намекнул, где вы, была бы масса времени вызвать полицию или… что-нибудь».

«Конечно», – он посмотрел немного странно.

«Но перестать беспокоиться о твоем отце… не знаю. Не разбираюсь в этом. Вдруг он начнет пить опять?»

«Заранее не скажешь. Он не алкоголик, даже не приближался к этому состоянию, просто периодически начинал пить, чтобы выйти из приступов депрессии. Можно только ждать».

Я больше ничего не сказала, подвинула стул к огню и устроилась допивать кофе. Бревна потрескивали, из них пузырями выходила смола, маленькими опаловыми шариками подпрыгивала на углях. Комнату заполняли звуки ночи – огонь, хруст древних полов, успокаивающихся после дневной нагрузки, звуки старой системы отопления. Я протянула ноги к огню, неожиданно совсем рядом громко запел сверчок, я подпрыгнула, посмотрела на Макса, и мы улыбнулись друг другу. Молчали и не двигались, но вроде и разговаривали без слов, меня переполняло необыкновенное счастье, будто солнце встало утром в мой день рождения в мне подарили весь белый свет.

Глядя в огонь, он вдруг заговорил, будто продолжая непрерывавшийся разговор. «Это началось четыре года назад. Отец репетировал странную вещь, которую написал для него Хэйворд, – „Тигр, тигр“. Ты, наверное, помнишь. За восемь дней до премьеры мои мать и сестра погибли в дорожной катастрофе. Сестра была за рулем, она не виновата, но от этого не легче. Мама умерла сразу, сестра прожила день, достаточно долго, чтобы понять, что случилось, хотя от нее и пытались скрывать. Я в это время был в Штатах, да к тому же лежал в больнице с аппендицитом, так что приехать не мог. Так вот, было восемь дней до премьеры, и она состоялась. Ни к чему рассказывать, что такая ситуация может сделать с человеком. Отец почти погиб».

«Представляю». Я заодно представляла самого Макса, прикованного к больничной койке, получающего все по телефону, телеграфом, почтой…

«Тогда он начал пить. Пока я попал домой, прошло почти два месяца, произошло уже много плохого. Я, конечно, понимал, какой это для него удар, но шок был, когда я приехал и понял… ты тоже можешь представить. Дом пустой и заброшенный, будто там пыль не вытирали много недель, хотя это чушь, конечно, вытирала. Но ощущение пустыни, почти с эхом. Салли, сестра, всегда была будто заряжена электричеством. А тут отец, худой, как телеграфный столб, голова почти совсем седая, бродит по этому проклятому месту, как сухой лист в дырявом сарае. Не спит и пьет.

Но это только начало. Шок со временем проходит, и се мной, дома, он пил уже меньше. Но периодически, когда уставал, перенапрягался или впадал в глубокую депрессию, что свойственно людям его типа, – это реально, как корь, да ты знаешь, наверное, – пил до полного ослепления, «только еще одну». К несчастью, не так уж много для этого нужно. Пьеса шла долго, он играл в ней восемнадцать месяцев. За все это время я смог увезти его только на три недели, а потом отец вернулся в Лондон, и дом раздавил его. Снова началось «только еще одну», и он опять напивался».

«Ты не мог его заставить продать дом и уехать?»

«Нет. Он там родился, и его отец. Он об этом даже думать не соглашался. Через несколько лет будто несся с обрыва вниз. Начались „срывы“, хотя, благодаря друзьям, их относили на счет напряжения и излишней работы. Он осознавал, что происходит, и имел достаточно гордости, чтобы уйти, пока легенда не разрушилась. Сделал, что смог… Отправился в больницу лечиться. Потом я привез его сюда, чтобы убедиться, что он в порядке, и чтобы он отдохнул. Теперь он рвется обратно, но не поедет, пока есть какой-то риск, что это начнется вновь. Я думал уже все, а теперь не представляю. Знаешь, это не вопрос силы воли. Не презирай его».

«Знаю. И как я могу его презирать? Я его люблю».

«Только от Люси Веринг. Выдается без оглядки и по неизвестным причинам. Нет, не смеюсь, Бог мне не позволит… Скажи одну вещь».

«Какую?»

«Ты что имела в виду на берегу?»

«На берегу? Когда? Что я сказала?»

«Очевидно, не должен был этого слышать. Когда мы заходили на ступеньки».

«Умеешь задавать вопросы, да?»

«Извини, не прав. Забудь». Он наклонился, начал кочергой передвигать поленья в камине. Я так засмущалась, что не могла бы ничего сказать, даже если бы захотела. Язык пламени выметнулся и зажег новое полено. Огонь осветил лицо Макса, подчеркнул следы боли и напряжения, брови, почти как у отца, восхитительно четкую линию щеки, рот. И этот же свет дал мне кое-что понять. Это я не права. Раз задают вопрос, хотят знать ответ. Почему он должен ждать, пока наступит момент, подходящий для меня? И я заговорила без малейшего усилия.

«Если бы ты спросил три часа назад, я бы ответила, что ты мне даже не нравишься, и… По-моему, я в это верила. А теперь ты сидишь, смотришь на меня, и все, что ты делаешь, это выглядишь… так, как выглядишь, а все мои кости текут водой, и это нечестно. Со мной такого никогда не случалось. И я сделаю для тебя все, что угодно в мире, и ты знаешь, а если не знаешь, то должен… Послушай, я не имела в виду… Ты спросил…»

Поцелуй на этот раз получился лучше, такой же захватывающий дух, но мы были сухие и теплые и знали друг друга почти на два часа дольше… Откуда-то из темноты раздался громкий щелчок и жужжание. Немедленно мы отпрыгнули друг от друга. Тоненький голосок сказал: «Ку-ку» ку-ку, ку-ку, ку-ку», – и растаял в тишине.

«Проклятые часы, – взорвался Макс и тут же рассмеялся. – Они всегда пугают меня до полусмерти, будто кто-то забрался сюда с пистолетом. Извини, я тебя не уронил?»

«Прямо на землю. Четыре часа, мне пора».

«Подожди еще чуть-чуть? Послушай, ты должна кое-что узнать, я попытаюсь недолго, если ты опять сядешь… Не обращай внимания на эти часы, они всегда спешат. Ты что так на меня смотришь?»

«Как правило, мужчины не подскакивают до небес, когда слышат звук, будто взводят курок. Только если они этого ждут. Ждал?»

«Возможно», – ответил он весело.

«Боже мой! Тогда я, конечно, останусь, чтобы все услышать. Приступай».

«Минуточку, положу еще одно полено в огонь. Тепло?»

«Да, спасибо».

«Не будешь курить? Никогда не куришь? Мудрая девушка. —Он уперся локтями в колени и уставился в огонь. —Не представляю, как начать, но постараюсь короче. Детали потом, те, которых сама не знаешь. Расскажу, что случилось сегодня и, особенно, что произойдет завтра, то есть сегодня, потому что хочу, чтобы ты мне помогла, если согласишься. Пожалуй, начну с Янни Зуласа».

«Он правда был контрабандистом?»

«Да. Регулярно возил груз, самые разные товары, на албанский берег. Про „контакт“ ты угадала: у него был „контакт“ на той стороне по имени Мило и здесь люди, которые привозили товар и платили ему. Но не я. Тут ты ошиблась. Теперь скажи, что ты знаешь об Албании?»

«Почти ничего. Пыталась про нее прочитать, прежде, чем сюда ехать, но почти нечего. Знаю, конечно, что она коммунистическая и на ножах с Югославией Тито и с Грецией по другой границе. Городов не знаю, кроме Дурреса на берегу и столицы Тираны. Поняла, что в конце войны они были еще в каменном веке, но очень старались и искали помощи. А потом вмешался СССР, да?»

«Да. Они снабжали Албанию инструментами, тракторами, семенами и так далее, всем, что нужно для сельского хозяйства. Но это было не совсем честно. Не буду углубляться, не уверен, что правильно все понимаю, но несколько лет назад Албания порвала с Россией и вышла из СЭВа. Но им все равно была нужна помощь, а может, и поддержка против России. Они обратились в коммунистический Китай, который тогда поссорился с Россией, и китайцы с восторгом бросились изображать крестную-волшебницу и заодно засовывать ногу в заднюю дверь Европы. Так все до сих пор и идет. Сейчас Албания закрыла границы для всех, кроме Китая. Нельзя войти и, еще более наверняка, нельзя выйти».

«Как отец Спиро?»

«А он, наверное, и не хотел. Но это подводит нас к следующему разделу рассказа – Спиро. Слышала о нашей связи с семьей Марии?»

«В некотором роде. Адони сказал».

«Отец был на Корфу во время войны, работал какое-то время с отцом Сииро – дикий был тип, во живописный и симпатичный. Во всяком случае он поднял в отце романтические порывы. Когда родились близнецы, он стал им крестным отцом. Ты не знаешь, но здесь эти отношения воспринимают очень серьезно. Крестный отец действительно отвечает за будущее детей, как кровный, даже иногда больше».

«Это я поняла. И он принял участие в выборе имен, да?»

«Это точно. Остров Корфу уже тогда занял ему в голову. Слава богу, я родился в Лондоне, а то ничто не помешало бы ему назвать меня Фердинандом. Как бы ты на это среагировала?»

«Ужасно. Фердинанд для меня ассоциируется с запыхавшимся быком. А как тебя зовут, вообще-то? Максимилиан?»

«Господи, нет. Максвелл. Мама назвала».

«Крестный отец у тебя, значит, был без навязчивых идей».

«Совершенно верно. В четкой английской манере подарил мне серебряную ложку и исчез из моей жизни. Но на Корфу так не бывает. Когда пропал кровный отец Спиро, крестный отец должен был содержать младенцев».

«Он находился здесь, когда это случилось?»

«Да. Он здесь жил недолго после окончания войны, а за это время почувствовал, что полностью отвечает за семью. У Марии нет родственников, она бедна, как мышь, поэтому он взял все на себя и, даже когда уехал, посылал деньги каждый месяц».

«Но ведь и собственные дети…»

«Он справлялся. Мы не богатые, видит Бог… Жизнь актера неопределенна… но просто удивительно, как мало нужно греческой семье, чтобы жить с удовольствием. Он содержал их полностью, пока Мария не пошла работать, и даже потом поддерживал, пока дети тоже не смогли зарабатывать. Почти всегда мы приезжали сюда в отпуск, так я выучил греческий, а дети – английский. Мы много общались, и отцу это очень нравилось. Здорово, что существовало место, куда я смог привезти его после катастрофы… Как готовая новая семья. Это помогло ему больше, чем что-нибудь другое. Быть кому-то нужным…»

«Да он нужен тысячам! Понимаю, что это по-другому. Значит он вернулся сюда, чтобы обрести мир, а тут умер Спиро. Это, должно быть, страшный удар».

«Несчастье в том, что Мария не верила, что мальчик может умереть. Она не переставала умолять отца выяснить, что действительно случилось, и привезти Спиро домой. Она поручила его особым заботам святого Спиридона и не могла поверить, что он может утонуть. Вбила себе в голову, что он там, где отец, но его можно вернуть».

Он докурил вторую сигарету, бросил окурок в огонь, но не попал, опустился на пол, чтобы его поднять, там и остался, у камина. «Понятно, что это неразумно, и Мэннинг рассказал ей, что случилось, но матери не слушают разумных доводов, к тому же оставался слабейший шанс, что мальчик все-таки выжил. Отец не счел себя способным с этим справиться, но я знал, что ни он, ни Мария не успокоятся, пока не выяснят, где его тело, поэтому я взял это на себя. Наводил справки, где мог, здесь и на материке, выяснял, не выбросило ли его на берег живого или мертвого. Одного человека в Афинах я вопросил выяснять в Албании. Там, где Спиро упал в воду, течение направляется четко к албанскому берегу. Никаких результатов. Его не видели ни на греческом, ни на албанском берегу».

«И я произносила тебе речи о том, что надо помогать людям. Извини».

«Ты не могла знать, что меня это заботит».

«Да, было похоже, что это, скорее, проблемы Годфри».

«Это ясно, но местные греки однозначно предполагали, что это – дело моего отца или мое. Поэтому полиция с нами контактировала и поставляла всю информацию. Поэтому, когда Янни Зулас отправился в обычное контрабандное путешествие в субботу вечером и получил новости о Спиро от своего албанского „контакта“, он пришел прямо к нам. То есть как только смог. Ты увидела его, когда он шел к нам, в субботу вечером».

«Новости о Спиро? Хорошие новости?»

Я знала ответ прежде, чем он заговорил. Блеск его глаз живо напомнил мне сияние Адони. «Да. Он сказал, что Спиро жив».

«Макс!»

«Знаю. Ты угадала, как мы себя чувствовали. Его выбросило на берег в Албании со сломанной ногой и в крайней степени истощения, но он выжил. Его нашли простые люди, пастухи, которые не видят никакого смысла докладывать о чем бы то ни было в народную полицию, или как она там называется. Большинство людей знают про контрабандистов, они, наверное, решили, что Спиро во что-то такое замешан, поэтому молчали. Более того, они рассказали местному контрабандисту, который, естественно, знал Мило, а тот передал новости Янни».

«Макс, это прекрасно! Правда! А Янни его видел?» «Нет. Информация пришла через третьи руки. Мило плохо говорит по-гречески, Янни получил от него просто факты и очень важное заявление от Спиро, что никто, совсем никто, даже Мария, не должен знать, что он еще жив, кроме меня, моего отца и Адони – людей, которые могут его как-нибудь вытащить. Естественно, мы не могли пойти в полицию и действовать по нормальным каналам, иначе люди, которые его спасли, попали бы в неприятное положение, уж не говоря о Янни и Мило. Поэтому Янни договорился, что приедет ночью и заберет мальчика».

«И он поплыл обратно прошлой ночью, после того как с тобой встретился, наткнулся на береговую охрану и был убит?»

«Он не мог пойти обратно один, это работа не для одного человека, не забудь, мальчик не может ходить. Нет, когда Янни сюда пришел, он попросил меня пойти с ним. Свидание мы назначили на сегодня. Мило и его друг должны были принести Спиро туда, а мы с Янни – забрать его. Поэтому…»

До меня наконец-то дошло, я только удивилась, как я не понимала этого раньше. Я уставилась на его перевязанную руку, вспомнила их секретный переход по лесам, впечатление, что мимо меня прошел не один человек, крик совы, лицо Адони… Я вскочила на ноги. «Улов! Адони с уловом! Вы с Адони сами туда отправились! Значит, это сделано? Вы правда привезли Спиро домой?»

Ой, какие глаза. «Привезли. Он сейчас здесь, устал, но живой и хорошо себя чувствует. Сказал, что у нас была удачная ночь».

Я плюхнулась на стул. «Не могу поверить. Это… прекрасно! Мария сможет зажечь замечательную свечу на Пасху! Подумай, Мария, Миранда, сэр Джулиан, Годфри, Фил… Как все будут счастливы! С трудом дождусь дня, когда об этом все узнают!»

Сияние исчезло с его лица. Казалось, даже свет камина поблек. «Боюсь, пока об этом не должен знать больше никто».

«Но… Даже его мать и сестра? Почему, если он дома и в безопасности? Ведь как только он выбрался из Албании, ему нечего бояться? И Мило незачем замешивать, можно никому и не говорить, что он был на албанской земле. Можно придумать историю…»

«Я об этом думал. Как его выбросило на берег на одном из островов в проливе, и он сумел привлечь наше внимание, когда мы ловили рыбу. Не обдурю греческую полицию или доктора, но для общего успокоения это сойдет, сошло бы. Но не в этом дело».

«Тогда в чем?»

Он задумался, потом медленно сказал: «Возможно, Спиро до сих пор в опасности… Не с той стороны, с этой. То, к чему он прикоснулся, погубило Янни».

Что-то в выражении его лица и нежелании говорить напугало меня. Я начала бурно протестовать, слишком бурно, будто таким образом могла закрыть глаза на все, чего не хотела знать. «Но мы знаем, что случилось со Спиро! Он упал за борт с яхты Годфри! Какая может быть опасность? А смерть Янни – несчастный случай, ты сам говорил! – Я остановилась. В напряженней тишине громко тикали часы с кукушкой, шелк шуршал по моему телу, когда я сжимала руками колени. – Продолжай. Скажи прямо. Уже можно. Ты утверждаешь, что Годфри Мэннинг…»

«Ничего я не утверждаю. Я говорю. Вот. Годфри Мэннинг выбросил Спиро за борт и оставил его тонуть».

«Макс, не могу поверить, прости, это невозможно».

«Это факт, ни больше, ни меньше. Так говорит Спиро. Ну да, ты не поняла, что мы с ним общались. Он так говорит, и я ему верю. Ему нет причины врать». Как только Макс решил сказать мне всю правду, он начал бросать свои факты, как камни.

«Но почему?»

«Не знаю. И мальчик не знает, что, если подумать, делает его рассказ еще правдоподобнее. Ничего не выдумывает. Удивлен не меньше тебя. Извини, Люси, но боюсь, это правда».

Я посидела минуту в тишине, не думая, а разглядывая руки, вертела огромный бриллиант, смотрела, как огонь играет в его гранях. Постепенно моя немота прошла, и я начала думать. «А ты раньше подозревал Годфри?»

«Нет, с какой стати? Но когда Янни мне рассказал, я удивился, что не надо сообщать Годфри. В конце концов казалось разумным скрыть новости от матери и сестры Спиро, они могли бы очень воодушевиться и выдать все, прежде чем Янни доведет дело до конца, но Годфри – другое дело. Он предположительно беспокоится о Спиро, и у него лучшая здесь яхта. Более того, он опытный моряк, а я нет. Я ожидал, что скорее его пригласят для спасения, чем меня и Адони. Это немного, но заставило меня задуматься. Потом, когда Янни на следующий день нашли мертвым, после странного предупреждения Спиро, я задумался еще больше…»

«Ты ведь теперь не предполагаешь… Ты не можешь предполагать, что Годфри убил Янни Зуласа? Макс…»

«То, что я сказал про Спиро, – факт, то, что случилось с Янни – догадка. Но, по-моему, одно убийство следует за другим, как ночь за днем».

«Убийство…» Я не поняла, что сказала это вслух, но он кивнул. «Совершенно уверен. Тот же метод. Его сильно ударили по голове и бросили в море. Бутылка – интересная деталь».

«Его стукнуло гиком. Полицейские сказали, что там были волосы и кровь…»

«Ему могли помочь. Кто угодно может стукнуть голову человека без сознания по деревяшке, прежде чем выбросить его за борт, достаточно сильно, чтобы скрыть след удара, которым лишил его сознания. Я не выдвигаю это как теорию, только говорю, что это могло произойти».

«А почему ты вернулся к телу?»

«Когда Янни ушел от нас ночью, я слышал, как отплывала его лодка. Подумал, что вдруг он настолько глуп, что поплыл обратно один и столкнулся с береговой охраной. То, что было видно, вполне позволяло предположить, что у него где-то дырка от пули или какая-нибудь еще странность, которая заставит начать серьезное расследование. Я очень волновался, как бы полицейские не начали патрулировать в здешних водах, прежде чем я доставлю Спиро домой».

«Понятно. А твоя рука? Береговая охрана?»

«Да, шальная пуля, причем потраченная зря. Правда, только царапина. Мне ее осмотрели, когда осматривали ногу Спиро. Должно быть, что-то услышали и выстрелили наугад. Мы были уже далеко, видеть они нас не могли».

«Ты, наверное, знаешь, что говоришь, но это звучит для меня так… невозможно. И я не понимаю ничего с самого начала».

«Боже, а кто понимает? Про Янни это все догадки, незачем их сейчас обсуждать. Первое дело —снова поговорить со Спиро. У меня было время услышать все только вкратце, а я хочу узнать все остальное, прежде чем решить, что делать. Он, наверное, достаточно отдохнул. Понимает он или нет, но, может, у него есть какой-то ключ к тому, почему Мэннинг пытался его убить. Тогда, возможно, это объяснит смерть Янни. И что же такое могло сделать обязательными два убийства. Понимаешь, что нужно передать мальчика властям, прежде чем Мэннинг даже начнет подозревать, что он не так мертв, как Янни. Пойдешь со мной к нему?»

«Я? Ты хочешь?»

«Если согласна. Мне нужна твоя помощь, и, если согласишься, лучше тебе знать столько же, сколько я».

«Конечно, все, что я могу».

«Дорогая. Иди сюда. Не смотри так и не волнуйся. Это все невозможно, ты права, но что делать, если мы оказались в такой ситуации. Мы должны стараться обеспечить безопасность, а сейчас это значит – поверить Спиро. Хорошо? – Я кивнула, как смогла, не поднимая головы с его плеча. – Тогда слушай. Как я понимаю, нужно утром отвезти мальчика прямо в Афины, в больницу, а потом в полицию. Когда он расскажет там свою историю, можно будет безопасно возвратиться домой. Пойдем?»

«Где он?»

Макс засмеялся. «Прямо под нашими ногами, в очень готической, но безопасной подземной темнице, а Адони охраняет его с единственной действующей винтовкой из этого жуткого арсенала Лео. Пошли. Прямо под часы с кукушкой и в правый подземный ход к темнице».

12

Широкие каменные ступени вели вниз прямо от двери. Макс дотронулся до выключателя, и появился слабый желтый свет, показал нам путь. Макс закрыл дверь, я услышала поворот ключа в замке. «Пойду первым, ладно?»

Я шла за ним и с интересом смотрела по сторонам. Все, что я видела раньше, заставляло ожидать неимоверных ужасов. Вряд ли меня удивили бы полуразрушенные скелеты, свисающие со стен на цепях. Но в коридоре имелись только стеллажи для вина, большей частью пустые. Чистый пол, никакой пыли и пауков, а они обязательно были бы в таком месте в Англии. Свежий, немного влажный воздух. Об этом я сказала Максу, он кивнул. «Скоро поймешь почему. Официально это – винный погреб, но он дальше переходит в естественную пещеру. Не знаю, где она выходит на воздух, может, быть, это – дырка не больше вечной трубы, но воздух всегда свежий и пахнет морем. Дальше винных стеллажей еще больше. В прошлом вене каждый выпивал четыре бутылки в день, и места требовалось много. Ничего странного, что при постройке Кастелло захотели использовать пещеры».

«Очень здорово. Может, об этих пещерах твой отец и говорил».

«Да. Почти во всех скалах у берега есть пещеры, но отцу, понятно, хочется думать, что Просперо жил именно под Кастелло. Когда я говорю, что непохоже, чтобы тут когда-нибудь был выход наружу, он отвечает, что это неважно. Это, пожалуй, поэтическая правда, как мартышки».

«Очень романтическая теория, и я полностью за нее! В конце концов, что значат факты? Обыденность… А где мы сейчас, если показывать снаружи?»

«Еще не вышли из-под фундамента. Сама пещера южнее, глубоко внизу. Скоро пойдем по ступеням, а потом будет природный проход. Смотри». Он остановился, хотя мы прошли всего две трети коридора, положил руку на пустой стеллаж и потянул. Тяжеловесно и никак уж не беззвучно узкая секция стены выехала в коридор. Показалось черное, зияющее отверстие. Я охнула, а Макс засмеялся. «Восхитительно, правда? Говорю же, в Кастелло есть все. Между прочим, подозреваю, что старый Форли держал лучшее вино там, чтобы его дворецкий не нашел. Осторожно, дальше света нет. У меня с собой фонарь, подержи минутку, пока я дверь закрою. Не пугайся так!»

«Она не останется закрытой навсегда, пока не выцветут наши кости?»

«Нет. Даже не до утра, к моему глубокому сожалению. Давай фонарь, я пойду вперед».

Мы двигались круто вниз и, казалось, не по полу, а по монолитной скале. Макс шел впереди, тут и там блестели сырые подтеки на стенах, пахло свежее и вроде солонее. Казалось, вся скала шумит морем, как прижатая к уху раковина. То я это слышала, то нет, и наступала тишина, заполненная холодным воздухом и нашими шагами. Желтый свет создавал на лице Макса резкие тени, когда он оборачивался. Лицо незнакомца. Его огромная тень уродливо изламывалась на грубых стенах.

«Еще очень далеко?» Почему-то голос звучал, как шепот.

«За угол и пять, нет шесть ступенек вниз, и увидишь сторожевого пса».

Луч фонаря осветил бледное лицо и голубое дуло ружья. «Адони? Это Макс с мисс Люси. Он хорошо себя чувствует?»

«Сейчас да. Не спит».

За спиной Адони – грубый занавес из чего-то вроде мешковины, из-под которого пробивается теплый тусклый свет. Адони отодвинул занавес, отступил в сторону. Макс махнул фонарем. Я вошла в пещеру. Большая. Потолок скрылся в тенях между сталактитами, похожими на сосульки. Но стены примерно на шесть футов побелены и скрыты полками и бочками. На одной из бочек, приспособленной вместо стола, стоял старомодный каретный фонарь урожая примерно 1830 года, наверное взятый из музея наверху, отбрасывал мягкий оранжевый свет и весело сверкал медью. Посередине расположилась парафиновая печка, на ней – кофейник. Где-то в темноте капала вода, сталактит ронял ее на камни. Очень домашний звук, будто кран протекает. Пахло сигаретами и кофе.

Раненый мальчик лежал в глубине пещеры на самодельной кровати, на вид очень удобной, – два пружинных матраса один на другом, покрытые простынями, пуховыми подушками и безбрежным стеганым одеялом. Нога Спиро была в чем-то вроде клетки, чтобы ничего на нее не давило. Мальчик полулежал среди подушек, похоже, в пижаме сэра Джулиана – бледно-голубой, шелковой, с темно-красным кантом, пил кофе и совершенно не выглядел больным. Он удивленно взглянул на меня в задал Максу какой-то вопрос на греческом. Макс ответил по-английски. «Это – сестра кириа Форли. Она – мой и твой друг, собирается нам помочь, и я хочу, чтобы она услышала твою историю».

Спиро внимательно и безо всяких признаков приветливости посмотрел на меня круглыми темными глазами. Его можно было узнать по фотографиям, но только приблизительно. Густые волосы, мощнее тело, сильные плечи – все на месте. Но сияние здоровья, солнца и счастья исчезло. Он выглядел бледным, очень молодым и незащищенным. Макс подставил мне ящик, спросил у мальчика: «Как ты себя чувствуешь? Болит?»

«Нет», – сказал Спиро. Было совершенно очевидно, что это – ложь, но в ней не было бравады. Просто он не хотел признаваться в слабости.

«Хорошо». Макс тоже сел, перебросил через пещеру гигантскую тень, посмотрел на мальчика минуту или две. «Если тебе лучше, расскажи подробно, что случилось. Со всеми деталями, пожалуйста».

«Всеми чем?»

«Все, что ты можешь вспомнить».

«Хорошо». Спиро допил кофе и, не глядя, передал чашку Адони. Тот тихо поставил ее в сторону, подошел к кровати и сел, изогнулся, как кот, в изголовье кровати подальше от сломанной ноги. Он залез в карман за двумя сигаретами, засунул в рот сразу обе, зажег и передал одну Спиро. Мальчик взял ее, тоже не глядя, но здесь не было никакой враждебности. Молодые люди знакомы так хорошо, что слева не нужны. Они сидели рядом на подушках, Адони расслабленный и грациозный, Спиро напряженный и какой-то прямоугольный, по-рабочему сжал в кулаке сигарету. Он еще раз опасливо на меня посмотрел и больше не обращал внимания, сосредоточился на Максе, будто тот судья и сейчас вынесет окончательный и неопровержимый приговор.

Мальчик говорил медленно, лицо его делалось все более усталым. Я уже поверила в вину Годфри, хотела услышать только подтверждение, узнать, как он это сделал. Возможно, в менее романтической обстановке я воспринимала бы все по-другому, но там казалось, что любая сказка может оказаться правдивей. Даже вполне вероятно, что это – пещера Просперо, и здесь, на грубом полу, неаполитанские герцоги слушали рассказ давно утонувшего графа.

Ничего необычного той ночью не происходило. Единственно, что удивило Спиро, так это что небо было не особенно чистым, а по радио обещали шторм. Он сказал об этом Годфри, но тот ответил, что распогодится. Они вывели яхту и поехали незадолго до полуночи. Ночь оказалась очень темной, но Спиро больше ничего не говорил, а Годфри сидел в рубке, занятый оборудованием и камерой.

«Он выглядел, как обычно?» – спросил Макс.

«Не могу сказать. Тихий и, может, немного резкий, когда я заговорил про погоду, но он такой был целый день. Я подумал, что он сердится за то, что я с утра пошел в эллинг чинить мотор, поэтому я ничего не говорил и не думал. Он мне платит, ну и все».

«Все равно, это может быть интересным. Но пока продолжай. Вы были в проливе темной ночью».

Спиро сделал затяжку и потянулся стряхнуть пепел на пол. Адони подставил ему блюдце из-под кофейной чашкя.

«Мы прошли примерно половину пути в проливе между Кулурой и материком. Подошли близко к островам, ясно было видно пену прибоя. Я предложил укрыться за ними от ветра, пока облака разойдутся, между ними кое-где виднелись звезды, но мистер Мэннинг сказал „нет“, и мы поплыли дальше. Прошли еще мили две, он вышел из рубки и велел мне спуститься приготовить кофе. На столе лежала камера, но вряд ли он ей занимался. Свет не горел, только штормовой фонарь, почти ничего не видно. Тогда я об этом не думал. Когда мы фотографировали по ночам, мы всегда, естественно, ходили без света. Но когда потом я мог только лежать в кровати и думать… Я вспомнил все, что казалось странным. Странно, что мы вообще в такую темную ночь отправились снимать, странно, что он соврал про камеру, а что случилось дальше, было еще страннее».

Адони усмехнулся. «Знаю, отказал мотор. И чего в этом такого странного, если ты его утром на части разобрал, мой юный гений?»

Спиро впервые улыбнулся, произнес что-то по-гречески, но никто мне этого не перевел. «Если бы это случилось, – сказал он с редкой простотой, – это действительно было бы странно. Но этого не случилось».

«Но ты говорил раньше…»

«Сказал, что мотор остановился. Не говорил, что заглох. Все было в порядке с мотором».

«Ты, конечно, уверен».

Мальчик кивнул. «И не нужно быть гением в моторах, чтобы понять, что все в порядке. Даже ты, – усмешка в сторону Адони, – даже ты бы понял, мой красавчик. – Он отклонился от ложной атаки Адони и засмеялся. – Давай, бей, сейчас-то ты точно можешь это сделать».

«Подожду», – ответил Адони.

Спиро опять повернулся к Максу. «Нет, мотор был в порядке. Послушай. Я услышал, что он замолк, и тут меня поввал мистер Мэннинг. Я высунул голову из двери и крикнул, что сейчас посмотрю, – люк к мотору под трапом рубки, ты понимаешь. Но он не согласился: „Не думаю, что это здесь, Спиро. Думаю, что-то намоталось на винт. Можешь посмотреть?“ Я пошел на корму. Он стоял у румпеля, сказал: „Иди осторожно, яхта немного качается. Подержу для тебя фонарь“. Я дал ему фонарь и наклонился, чтобы досмотреть на гребной вал. Яхта дергалась и леера были мокрые, но я держался крепко. Ничего со мной не должно было случиться».

Он шевельнулся, будто ему было больно. Адони соскользнул на пол, подошел к бутылке, которая стояла на ящике рядом с двумя пустыми стаканами. Налил темного сладкого вина, отнес его Спиро, потом посмотрел на Макса, тот покачал головой. Молодой человек поставил бутылку и вернулся на кровать, по-кошачьи устроился в новом положений рядом с раненым.

«Все случилось очень быстро. Яхта резко наклонилась, будто мистер Мэннинг повернул ее слишком быстро боком к ветру. Меня бросило на леерное ограждение, но все еще было безопасно, потому что я крепко держался, а потом что-то ударило меня по голове сзади. Это меня не оглушило, но, по-моему, я попытался повернуться и поднять руку. Но яхта опять дернулась, и, ничего не успев понять, я упал. Попытался схватиться, но леера ускользали. Что-то ударило меня по руке – тут, – и я полетел. Оказался в воде. Вынырнул недалеко от яхты и увидел, что мистер Мэннинг на корме высматривает меня в темноте. Я закричал, негромко, вы же понимаете, нахлебался воды и замерз. Но он, наверное, услышал. А если не услышал, то увидел. Включил фонарь и посветил на меня в море».

«Да?» – сказал Макс невыразительно, но так, что мне показалось, холодный ветер собирается в нашем погребе. Адони тоже это почувствовал.

«Я не боялся, во всяком случае не его. Мне не пришло в голову, что это он меня ударил. Думал, случайность. Нет, я не боялся. Я хорошо плаваю, хотя мотор не работал, яхта плыла в мою сторону, и он мог меня видеть. Скоро мог бы поднять меня обратно. Я опять закричал и поплыл к нему. Он держал в руке заводную ручку, но я и не представлял зачем. Когда я приблизился, он наклонился и ударил меня опять. Но яхту качало, ему приходилось держаться, поэтому удар меня только задел. На этот раз я увидел его приближение и нырнул. Он попал по руке, а не по голове. Думаю, он почувствовал удар, но не видел, потому что фонарь погас, а большая волна отбросила меня за пределы его видимости. На этот раз я не сопротивлялся. Видел, что опять зажегся свет, но не издал ни звука и дал воде унести себя в темноту. Потом я услышал, что заработал мотор. Он поискал меня еще, но течение быстро меня тащило, а волны прятали. Потом од повернул яхту и оставил меня в море».

Тишина. Никто не двигался. Мне казалось, что я сплю. Пещера потемнела, по ней бродило эхо моря, бормотала проплывающая мимо лодка, шуршали волны под ночным ветром.

«Но святой был с тобой», – сказал Адони так довольно, что тени разбежались, пещера опять согрелась и наполнилась мягким светом английского викторианского фонаря.

Спиро передал Адони пустой стакан, поправил вокруг себя одеяло и кивнул. «Да, он был со мной. Рассказывать остальное, кирие Макс? Ты знаешь, что случилось».

«Хочу, чтобы мисс Люси послушала. Продолжай, но коротко. Ты устал, и очень поздно».

Окончание истории было совершенно классическим, такие случаи происходили не меньше полусотни раз, от Одиссея до святого Павла. Убийце не повезло, что ветер той ночью направил течение на албанский берег. Спиро – хороший пловец, Ионическое море очень соленое, но все равно он вряд ли выжил бы, если бы не упал прямо в течение. Он сумел продержаться на воде достаточно долго, чтобы море перед рассветом выбросило его на берег.

Он был уже совсем истощен, вся энергия ушла на то, чтобы не утонуть. Даже не знал, что попал на берег. Просто когда его выбросило на скалы, у него хватило сил, чтобы зацепиться, три раза не дать волне стащить себя обратно, а потом подтянуться и выползти на грязные камни.

И тут удача его оставила. Святой Спиридон увидел, что доставил мальчика на берег, где заканчивалась его территория, и резко его покинул. Спиро соскользнул на острые камни и потерял сознание, лежа на сломанной ноге.

Он не помнил, как его нашел пастух, который ловил овцу-скалолазку. Спиро очнулся в постели, грубой, но сухой и теплой, в доме пастуха. Оказалось, что тот имеет кое-какие хирургические навыки, потому что ногу он вправил и зафиксировал. Старая женщина дала питье, от которого мальчик опять заснул, а когда проснулся второй раз, боль была уже легче, он мог вспоминать и думать…

«Остальное вы знаете». Он неожиданно зевнул, жутко, как зверь, и лег.

«Да, остальное знаем. – Макс встал. – Теперь спи. Утром… Боже мой, уже три утра! Собираюсь тебя отсюда увезти. Не спрашивай как, но я это сделаю, как бы мистер Мэннинг ни мудрил. Хочу, чтобы твою ногу как следует посмотрели, а потом расскажешь свою историю властям».

Мальчик посмотрел вверх, усталость и удивление вместе создавали тяжелый угрюмый взгляд. «Властям? В полицию? Ты собираешься обвинить мистера Мэннинга в попытке утопить меня? На основании одного моего слова? Они будут смеяться над тобой!»

«Вопрос не в том, чтобы обвинить его в этом. Хочу знать почему. Что-то тут есть, что стоит расследовать, Спиро. Тебе придется мне доверять. Теперь еще несколько минут. Подумай. Ты, наверное, много об этом думал. Почему он это сделал? Хоть малейший намек? Ты же на самом деле не думаешь, что это потому, что ты перебрал мотор без разрешения?»

«Конечно, нет».

«Больше ничего, может, в какое-то другое время?»

«Нет. Я думал. Конечно, думал. Нет».

«Тогда возвращаемся к тому утру. Когда не к чему прицениться, хватаются за все подряд, даже за мелочи, за все, что необычно. Ты обычно сам осматривал яхту?»

«Нет, но я это уже делал. И был при этом один».

«Просил разрешения?»

«Конечно».

«А на этот раз не стал. Почему ты решил работать без разрешения?»

«Потому что он сказал, что собирается выйти в море и хочет, чтобы я обслужил мотор. Я собирался сделать это после завтрака, но встал очень рано, пошел купаться, а потом решил, что прямо отправлюсь работать. Я знаю, где запасной ключ, поэтому вошел, сварил себе кофе на камбузе, а потом открыл большие двери, чтобы впустить свет, и начал работать. Хорошее утро, я отлично себя чувствовал и хорошо все делал. Когда мистер Мэннинг позавтракал и спустился, я наполовину закончил и думал, что он обрадуется, но он очень рассердился и спросил, как я вошел. Тогда я не захотел говорить ему, что видел, куда он прячет ключ, поэтому сказал, что дверь была плохо закрыта. Он поверил, это бывает. Но он все равно злился, сказал, что замок придется поменять. Тогда я тоже взбесился и спросил, что ли он думает, что я вор, а если так, то пусть лучше пересчитает деньги в бумажнике, который оставил на камбузе. Будто я его потрогаю! Я ужасно взбесился! Еще я ему сказал, что сам починю ему замок и больше никогда к его дому не подойду. И он снова стал вежливым, извинился р сказал, что все в порядке».

Макс нахмурился. «И именно тогда попросил тебя пойти ночью с ним?»

«Думаю… да, скорее всего. Он раньше говорил, что не хочет брать меня с собой, но передумал… Мне показалось, потому, что он чувствует себя виноватым, что так со мной говорил. – Он добавил наивно: – Это был способ дать мне лишние деньги и меня не унизить».

«Тогда похоже, что он решил взять тебя с собой и от тебя избавиться. Понятно, что это имеет смысл, только если он подумал, что ты видел что-то, что не должен был… Значит, в яхте, в эллинге. Подумай как следует. Было что-нибудь необычное в яхте? Или в эллинге? Или в чем-то, что он говорил… или нес?»

«Нет. Я думал. Ничего».

«Бумажник. Ты говорил, что он оставил бумажник. Где ты его нашел?»

«На полу около плиты на камбузе. Он туда соскользнул и его не заметили. Я его положил на стол в каюте». «Там были бумаги? Или деньги?»

«Откуда я знаю? – Спиро вспыхнул, как турецкий петушок, потом осел под взглядом Макса и улыбнулся. „Ну я посмотрел, чуть-чуть. Там были деньги, но сколько, не знаю, я увидел только уголки. Не греческие, все равно, какой мне от них толк? Но даже если бы там был миллион драхм, я бы их не взял! Вы же знаете, кирие Макс!“

«Конечно, знаю. Он после этого оставлял тебя одного в яхте?»

«Нет. Когда я закончил, он позвал меня в дом помочь с фотографиями. Я работал целый день. Он позвонил в дом Форли и сказал моей матери, что я пойду с ним ночью».

«Иначе говоря, он сделал все, чтобы ты за весь день ни с кем не виделся. Ты когда-нибудь подозревал, что он делает что-то незаконное во время ваших поездок?»

«Нет, и какое это имеет значение? Я бы не сообщил в полицию. Он был бы не единственным».

«Хорошо, Спиро. Больше не буду тебя сейчас беспокоить. Адони, я вас двоих запру, пока буду провожать мисс Люси домой. Вернусь через полчаса. У тебя есть ружье?»

«Да».

«И это». – Спиро залез под подушку и спокойно, будто носовой платок, вытащил убийственно блестящий десантный нож.

«Это вещь, – сказал Макс жизнерадостно. – Теперь спи, а скоро я тебя увезу. – Он прикоснулся рукой к нлечу мальчика. – Все будет хорошо, Spiro mou».

Адони проводил нас до двери. «А сэр Гэйл?»

«Я за ним присмотрю. Он будет достаточно крепко спать, наверняка. Ему ничего не грозит, не беспокойся и тоже поспи. Когда вернусь, проведу остаток ночи на кухне. Если я тебе понадоблюсь, подойди к верхней двери и позови. Спокойной ночи», «Спокойной ночи, Адони», – сказала я.

«Спокойной ночи», – Адони опять улыбнулся, немного устало, и дал занавесу упасть на место, перекрыть вход в пещеру и теплый свет. Мы с Максом остались в темном скалистом проходе. Он включил фонарь. Грубые стены, лестница… Я была почти совсем во сне, только какая-то часть мозга бодрствовала и внимательно слушала.

«Теперь понимаешь, почему я прячу мальчика и хочу контрабандой вывезти его в Афины? Не столько из-за того, что он до сих пор в опасности, хотя может быть и так, просто намного легче выяснить, что затеял Мэннинг, если он не узнает о наших подозрениях. Это что-то крупное, очевидно… И я почти точно знаю, где начинать искать».

«В яхте?»

«Или там, или в эллинге. Занятия Мэннинга связаны с этой яхтой, а фотографии – очень хорошее прикрытие. Если принять историю Спиро, а я ему верю, эта маленькая ссора с Мэннингом утром дает единственный ключ… Единственное отклонение от нормы… Это можно увязать и со смертью Янни. Я думал об этом. Когда Янни принес новости от Спиро в воскресенье ночью, мы обсуждали их достаточна свободно. Я показал, что мне кажется странным, что Мэннингу нельзя рассказывать. Янни тогда сказал, что видел яхту Мэннинга в необычное время в необычных местах, и какое-то время ничего хорошего про него не думал. Когда я сказал про фотографии, он цинично пожал плечами. Из этого нельзя исходить, такой человек, как Янни, посчитал бы фотографию нелепым занятием для кого угодно. Но после нашего разговора ему могло хватить подозрительности и любопытства пойти смотреть на яхту Мэннинга или делать еще что-то, на что не имел права.

Замечен и убит. Мне кажется, его неожиданно ударили сзади, потом засунули в лодку. Яхта Мэннинга была привязана. Потом Мэннинг ударил его голову об гик и выбросил тело за борт, освободил шкоты, разлил вокруг бутылку спиртного, пустил лодку плавать и спокойно отправился домой. Да, это можно было сделать. Он не мог увезти его далеко, потому что должен был вернуться на веслах, а потом шторм выбросил тело на берег… Но это сработало, его никто не заподозрил. Импульсивный парень наш Годфри… и умеет рисковать. Да, представляю все очень хорошо».

«Пообещай одну вещь».

«Какую?»

«Ты не пойдешь туда сегодня. Не будешь таким глупым?»

Он засмеялся. «Ты смертельно права, моя дорогая! Я должен доставить Спиро куда нужно, а потом могу спорить с человеком, который имеет такие представления о жизни и смерти. Он, наверное, стрелял в дельфина, поняла? Кто еще? Единственная возможная причина, которую ты приписывала мне, это то, что о звере заговорили, и люди начали толпами приходить на него смотреть. Когда Мэннинг первый раз увидел тебя в заливе, он, наверное, подумал, что и ты случайный прохожий, который слишком близко подошел к его тайне. Как Спиро и Янни».

«Но… Такие красивые фотографии! Они правда красивые! Он не мог его убить, раз так с ним работал! Он должен был ему нравиться!»

«И Спиро тоже? – Я замолчала. – Пришли. Сейчас, закрою проход».

«Что я должна делать?»

«Уверен, что это совершенно безопасно и, надеюсь, легко. Прикрой мое возвращение из Афин со Спиро».

«Конечно, если смогу. Как?»

«Утащи Мэннинга подальше от порта утром, в то время, когда я там скорее всего буду. Быстрее лететь самолетом, но так весь остров узнает. Придется везти его в машине, прикрыть чем-нибудь в Игуменице».

«Где?»

«На пароме на материк. Приеду в Янину, а там сяду на афинский самолет. Значит, мы не сможем съездить туда и обратно за день, но я постараюсь вернуться завтра. Позвоню вечером, чтобы знала, на каком мы приедем пароме. Последний приезжает не раньше чем без четверти одиннадцать, тогда уже совсем темно, сомневаюсь, что Мэннинг будет поблизости. Но я бы хотел приехать раньше, если смогу, то есть в пять пятнадцать. Поэтому, если ты отправишься с ним пить чай или что-нибудь в этом духе и продержишь его да начала седьмого, я доеду до дома…»

«Вот именно сейчас мне кажется, что меня от этого стошнит, но постараюсь».

Мы вернулись на кухню. Свет, тепло, приятные пищевые запахи, казалось, отгородили нас от реального мира, оазис безопасности среди напряженного ночного кошмара. Макс закрыл за нами огромную дверь, повернул ключ в замке.

«Теперь тебе пора домой. Иди наверх, бери вещи, а я посмотрю, хорошо ли спит отец».

«Будем надеяться, что Фил тоже, а то бог знает какую историю придется придумывать! Все, кроме правды. А ты понимаешь, что я не верю? Я знаю, что это правда, но не верю. А утром, при солнечном свете это покажется вообще невозможным».

«Знаю. А ты про это не думай. У тебя был тот еще вечерок, как говорится, ты почувствуешь себя по-другому, когда отоспишься дома».

«У меня часы остановились. Черт, туда, наверное, вода попала. Сколько времени?»

Он посмотрел на запястье. «А мои тоже. Проклятье. Это морское купание, похоже, никому не принесло много хорошего, да?»

Я засмеялась: «Вы могли бы выразить некоторые вещи и получше, мистер Гэйл».

Он протянул руки и привлек меня к себе. «Лучше я некоторые вещи сделаю», – сказал он, И сделал.

13

В этот день я спала очень долго. Первое, что помню – звук открываемых ставень, а потом неожиданно горячий поток света на подушке и лице. Голос Филлиды произнес: «Давно пора, Рип Ван Винкль! – Когда я что-то пробормотала, выволакивая себя из глубин сна, она добавила, – Тебе звонил Годфри».

«Ой! – Я заморгала от солнечного света. – Звонил мне? Чего хотел… Ты сказала Годфри? – Тут я окончательно проснулась и подскочила с подушки так бойко, что она удивилась. Это помогло мне собраться. – Мне снился сон. Сколько времени?» «Полдень, дитятко». «Боже мой! И чего он звонил?»

«Конечно, узнать как ты добралась с кольцом домой». «Он думал, мистер Гэйл меня обокрадет по дороге?»

Я слишком поздно почувствовала, какие у меня отвратительные интонации. Сестра посмотрела с любопытством, но ничего по этому поводу не сказала. «Я разбудила тебя слишком неожиданно. Ничего, я тебе кофе принесла. На».

«Ангел! Спасибо. О небеса! Я спала, наверное, как мертвая… Твое кольцо на туалетном столике. А, уже взяла».

«Могла бы поспорить на всю свою сладкую жизнь, что я так и сделаю. Взяла много часов назад, но не рискнула тебя будить, ты была совершенно провалившаяся, бедненькая. – Она повертела рукой, алмаз засверкал. – Слава богу! Благословенная Люси! Я ужасно благодарна! Если бы пришлось всю ночь сидеть и думать, не подобрал ли его кто… А вниз бы я все равно не пошла. Ты когда вернулась?»

«Понятия не имею. – Сказала я честно. – У меня часы остановились. Я думала в них вода попала, но просто забыла их завести. В начале утра. Были, вообще-то сложности. Тебе Годфри не рассказал?»

«Эту часть я не поняла. Что-то про дельфина на берегу, а вас с Максом Гэйлом в воде. Все это звучало крайне неправдоподобно. Что случилось?»

Я выдала ей сокращенную и приличную версию спасения дельфина, закончив появлением Годфри на берегу. «А обрывки твоей высокоценной косметички найдешь в ванной. Страшно жаль, но нужно было что-то использовать».

«Боже мой, это старье! Совершенная ерунда!»

«Редкое облегчение. Как ты вчера про нее говорила, я подумала, что это – священная реликвия».

Она стрельнула в меня глазами и исчезла в ванной. «Я была не в себе прошлой ночью, и ты это знаешь».

«Не знаю». Я налила себе еще кофе.

Она вылетела из ванной, зажав косметичку двумя пальцами. «Кажется ты назвала это „обрывки“? Ты, надо полагать, не представляешь, что случилось с моей помадой от Лиззи Арден?»

«Боже, значит там все-таки была священная реликвия?»

«Ну, она золотая».

Я допила кофе. «Найдешь ее в кармане халата сэра Джулиана Гэйла. Я ее там забыла. Опять виновата. Можно сказать, я тоже была не в себе».

«Халата Джулиана Гэйла? Чем дальше, тем лучше! Что случилось? – Она уселась на край кровати. – Я, как безумная, пыталась не заснуть до твоего прихода, но от этих зверских таблеток просто отключилась, как только Годфри позвонил, и я перестала беспокоиться. Продолжай. Хочу знать все, что упустила».

«Да, в сущности, ничего. Мы были насквозь мокрые, поэтому пришлось подниматься в Кастелло сохнуть. Мне дали кофе, я приняла ванну… Фил, ванная комната! Ты просто не поверишь… Извини, забыла, это замок предков Форли. Тогда ты знаешь эту ванну».

«Их две. Не забывай, там двадцать спален. Должен быть у человека комфорт. Скажем, я знаю эти комнаты. Там была алебастровая ванна или порфировая?»

«У тебя это звучит, как в Новом Иерусалиме. Не знаю, не на таком уровне живу. Она довольно противного темно-красного цвета с белыми точечками, совершенно как несвежая салями».

«Порфировая. А вода была горячая?»

«Кипящая».

«Правда? Они, должно быть, что-то сделали. Всегда была просто теплая, а еще там имелся кран для морской воды, которую накачивали каким-то сверхъестественным способом из пещер. Под Кастелло есть пещеры».

«Да ну?»

«В них обычно держали вино».

«Надо же. Как интересно».

«Только все время попадались креветки и всякие зверюшки, а однажды даже младенец каракатицы, а это как-то обескураживало».

«Представляю».

«Поэтому Лео это прекратил. Предполагалось, что это очень полезно, не всему есть пределы».

«Во всяком случае должны быть. Креветки в вине – один из них».

«Креветки в вине? О чем ты говоришь?»

Я опустила пустую чашку. «Точно не знаю. Мне казалось, что о винных погребах».

«О ваннах из морской воды, идиотка! Лео их отменил. А, поняла, ты надо мной смеешься. Ну все равно продолжай. Ты приняла ванну, хотя и непонятно откуда взялась горячая вода, они не могли заставить топки работать. Они сжирали около тонны угля в сутки, причем требовались три раба, чтобы вертеться вокруг них целый день».

«Адони и Спиро изобрели газовую колонку».

«И она работает?»

«Да, говорю же, вода была превосходная. Более того, там нашлись горячие трубы, чтобы сушить вещи, и электрический камин в соседней спальне. Пока вещи сохли, я ходила в халате сэра Джулиана, поэтому оставила всю косметику в его карманах. Пила кофе и ела яичницу с ветчиной на кухне. Потом Макс Гэйл привез меня домой с алмазом, и это – конец истории. Между прочим, было довольно весело».

«Звучит вполне жизнерадостно. Макс Гэйл прилично себя вел?»

«О да. Очень».

«Я, надо сказать, удивилась, что он тебе помог. Вроде предполагалось, что он мечтает избавиться от дельфина».

«Значит, это не он. Стал мне помогать, как только я попросила. И не его отец. Убеждена. Наверное, какой-то гнусный местный парень хотел немного поразвлечься. Буду вставать».

Сестра взглянула на часы и поднялась. «Господи, да, придется бежать, если я хочу успеть».

«А ты куда?»

«К парикмахеру и по магазинам, поэтому поем в городе. Нужно было, конечно, тебя разбудить и позвать с собой, но ты выглядела такой усталой… Если останешься дома, есть холодное мясо и фруктовый пирог. А хочешь, пойдем со мной. Успеешь? Я должна выходить примерно через двадцать минут».

«А Годфри хотел, чтобы я ему перезвонила или что?»

«Да, забыла. Он жаждет услышать все в подробностях про эту ночь. Я ему сказала, что уеду, а то бы я его пригласила, но он, наверное, сам тебя куда-нибудь позовет. Телефон звонит, он, скорее всего. Что сказать?»

Я взяла чулки и села, маскируя суетой размышления. Годфри очень интересно, что происходило в Кастелло ночью – что нам сказал сэр Джулиан, как реагировал Макс… Если удастся оттянуть разговор до завтра, можно использовать его любопытство, чтобы убрать с Максовой дороги. «Скажи, что я в ванной или еще кое-где, не могу подойти к телефону, еду с тобой, не знаю, когда вернусь, но позвоню… Нет, он позвонит. Вечером».

«Трудно достижима? Хорошо. Значит, поедешь со мной?»

«Нет. Так быстро не соберусь, но все равно спасибо. Побездельничаю, а потом пойду на берег».

«Договорились», – сказала сестра добрым голосом и отправилась утихомиривать телефон.

Между прочим, я не собиралась идти на берег, Годфри запросто мог бы меня там увидеть и спуститься. Намеревалась подняться в Кастелло и увериться, что Макс и Спиро благополучно удалились. Не хотелось использовать спаренный телефон, в любом случае, к тому же, сэр Джулиан вряд ли стал бы со мной разговаривать. Я надеялась, что найду в саду Адони или как-то встречусь с ним наедине.

Поэтому я съела свой холодный завтрак как можно раньше и в спешке, сказала Миранде, что отправляюсь на берег до обеда, и пошла в комнату за вещами. Но когда я вышла, она ждала меня в холле с маленьким свертком в руке. «Мне? Что это?»

«Адони только что принес. Какие-то вещи, которые вы там оставили прошлой ночью».

Взяла. Через бумагу нащупала очертания помады и пудреницы. «Очень хорошо с его стороны. Я собиралась пойти за ними. Он еще тут?»

«Нет, мисс, не остался. Но велел сказать вам, что все хорошо». В ее голосе присутствовал совсем слабый оттенок любопытства. Я заметила, какие яркие у нее глаза, румянец вернулся на щеки и подумала, что Адони, наверное, намекнул ей на правду.

«Я рада. Он рассказал про наши приключения?»

«С дельфином? Да, рассказал. Странная история. – Самой странной для ее греческой натуры, скорее всего, была поднятая нами суета. – Но ваше пальто, мисс Люси! Не знаю, можно ли привести его в порядок!»

Я засмеялась. «Мнохлое ему пришлось перенести, да? Ты, наверное, удивлялась, что я такое делала».

«Поняла, что вы упали в море, потому что платье и пальто… Я постирала платье, а пальто придется отдавать в настоящую чистку».

«Господи, да не надо этим заниматься. Спасибо большое за платье, Миранда. Когда увидишь Адони, поблагодаришь за вещи? И сообщение. Это все, что все хорошо?»

«Да».

«Ну и отлично. Я волновалась. Сэр Джулиан плохо себя чувствовал».

Она кивнула. «Все, наверняка, в порядке сегодня утром».

Я вытаращила глаза, а потом поняла: она точно знает, что я имею в виду, и совершенно не беспокоится. Снова греческая натура – если мужчина хочет иногда напиться, кому до этого дело, кроме него самого? Его женщины примут это, как и все остальное. Жизнь здесь восхитительно проста. «Очень рада», – сказала я и отправилась в сосновый лес.

Как только меня перестало быть видно от дома, я свернула с тропинки и полезла вверх через лес, туда, где расступались деревья и несколько сосен свободно устроились на вершине мыса. Разложила коврик в тени и легла. Землю покрывали сосновые иглы, тут и там росли мягкие пушистые листья земляного плюща, красивые бледно-розовые орхидеи и лиловые ирисы с белыми пятнами. Кастелло прятался за деревьями, на юге виднелась крыша виллы Рота, а снизу – дом Форли. Вдалеке за сияющим морем разлеглись горы. Снег с них почти сошел, но на севере в Албании вершины все еще сияли белым. Под них выбросило на берег Спиро, и там Макс вез его под выстрелами береговой охраны. А там, под фиолетовыми горами, паром…

Я взяла с собой книгу, но читать не могла. Скоро я увидела то, чего ожидала. Годфри целенаправленно пошел по тропинке. Он углубился в залив, остановился и высматривал кого-то на берету, Ионного подождал, мне показалось, что собирался пересечь пляж и подняться к дому Форли, но он этого не сделал. Немножко там поторчал, повернулся и удалился.

Скоро я увидела, как что-то белое движется в сияющем голубом море за деревьями. Я положила подбородок на руки и смотрела на яхту. Похожая принадлежала Лео несколько лет назад. Я закончила школу и гостила здесь летом. Сейчас мимо меня плыла яхта с мотором, примерно тридцать футов в длину, бермудское парусное снаряжение, насколько я понимаю, такую мачту можно опускать. Очень может быть. Годфри говорил, что его яхту построили в Дании, значит она приспособлена к тому, чтобы плавать в каналах и проплывать под низкими мостами. Значит прошлой ночью она пришвартовалась не в заливе, а в эллинге. Даже если его строили с таким же размахом, как Кастелло и с расчетом, что он будет вмещать несколько яхт, он должен быть просто огромным, чтобы вмещать примерно сорокафутовую мачту. Корпус яхты серого цвета с белой полосой у носа. Красивое судно, в любое другое время я бы любовалась его обтекаемыми линиями и красотой паруса, но сегодня я только поразмышляла о его скорости – узлов семь или восемь, а потом, прищурившись, стала рассматривать маленькую черную фигуру Годфри у румпеля.

Море бежало наперегонки с серым корпусом. Интересно, он серый для маскировки? Белая пена. Красивая яхта встала между мной и солнцем, и я видела только силуэт, направляющийся в море, а потом на юг к городу Корфу.

«Люси?» – спросил телефон.

«Да. Привет. Очень плохо слышно».

«Ты получила сообщение от Адони?»

«Да. Что все хорошо, и я решила, что вы благополучно уехали. Надеюсь ничего не изменилось?»

«Есть кое-какие разочарования, но я продолжаю надеяться. А у тебя как дела?»

«Хорошо, спасибо. И здесь все хорошо. Тихо и нормально, насколько я вижу. Не волнуйся».

«А… – пауза. Хотя никого дома не было, я осмотрелась. – Знаешь либретто, которое я приехал обсуждать с другом? Мы обсуждали сюжет весь день, но оэ не особо им проникся. Говорит неправдоподобно. Не уверен, что смогу переубедить».

«Поняла. Но знаешь, сейчас можно говорить. Сестры дома нет, а того, с кем спарен телефон, тоже. Он уплыл на яхте недавно и еще не вернулся. Я до сих пор следила. Можешь говорить, что хочешь».

«Но я не знаю точно, насколько хорошо знают английский на центральной телефонной станции в Корфу. Но понятно, что новости не очень хорошие, как ни выражайся. Мы были в полиции все утро, они слушали достаточно вежливо, но не собираются воспринимать это серьезно. И уж во всяком случае не будут предпринимать никаких действий против нашего друга, пока мы не предъявим неопровержимые доказательства».

«Если бы за ним последили…»

«Они уверены, что не стоит. Общая идея, что это обычная незаконная торговля, а никто не собирается воспринимать это достаточно серьезно, чтобы тратить деньги на расследование».

«Они, значит, не верят мальчику?»

«Этого я не совсем понял. Скорее нет. Они думают, что он ошибся и больше склонны верить в несчастный случай».

«Приятное спокойное решение. А смерть Янни – тоже несчастный случай?»

«Тут они тоже не меняют мнения. Несчастье в том, что они на меня ужасно злы за мое поведение прошлой ночью. Пришлось им рассказать, а мои поступки могли вызвать большие неприятности. Греко-албанская граница всегда была чем-то вроде поезда с динамитом, к которому медленно приближается огонь. В конце концов они согласились что я вряд ли мог пригласить полицию на свидание с Мило и его приятелем, но я также скрыл улики для расследования по поводу Я.З., а они так хорошо относились ко мне и отцу… В общем-то, я их понимаю, но сейчас мое имя ничего не значит, они не собираются ничего делать на основании только моих слов, еще и потому, что это пришло через голову местных полисменов. То есть видишь, у них нет причин действовать».

«Но если это… Незаконная торговля?»

«Это вряд ли привело бы к убийству. Насколько мы знаем, с этой стороны границы ее вообще не воспринимают серьезно».

«Понимаю».

«Поэтому им хочется оба происшествия считать случайностью. И конечно, черт возьми, мы не можем ничего доказать. Просто не знаю, что дальше будет».

«Можешь привезти его обратно… Мальчика?»

«Этого тоже не знаю. С точки зрения медицины все в порядке, но безопасно ли это… Если бы хоть намек на то, что на самом деле произошло, уж не говоря о доказательствах. Если бы я не знал его так хорошо, и если бы не смерть Я., я бы тоже реагировал, как полицейские, это я понимаю. Ты совершенно права была вчера. При свете дня все это кажется фантастичным, но все равно я чувствую, что это правда… Ну ладно, еще поговорю с ними попозже, а еще есть и завтра. Может что-нибудь получится».

«Когда вернешься?»

«Завтра. Попытаюсь пораньше, как обещал».

«Хорошо. Я совершенно уверена, что смогу все сделать. Тебя не встретят».

«Этот камень упал с моей души. – Он засмеялся. – Мы сумели хорошо приехать сюда, но в госпитале ему по-новому упаковали ногу, так что она в ботинок не влезает. Остается только заднее сиденье и под коврик. Достаточно странная ситуация, если кто-то болтается вокруг. Это будет трудно организовать?»

«Смертельно легко. По-моему. Не знаю, кто паук, а кто бабочка, но мне даже не придется стараться».

«Ради бога, следи за собой».

«Не волнуйся, он ничего от меня не узнает. Может, на сцене я и отвратительная актриса, но вне нее – потрясающая».

Он опять засмеялся. «Кому рассказываешь? Но я имел в виду не это».

«Знаю. Все в порядке. Буду осторожна», Он вздохнул. «Полегче стало. Пойду опять терзать эту очаровательную полицейскую компанию. Должен идти. Благословляю тебя. Позаботься о себе».

«И ты».

На другом конце провода положили трубку, зашуршали мили моря и воздуха, лежащие между нами. Когда я положила и свою трубку, оказалось, что я глазею через большую стеклянную панель на дорогу, ведущую к террасе. В ее раме виднелось пустое вечернее сумеречное небо, одна планета горела среди пыльных звезд. Несколько минут я не шевелилась, не снимая руки с телефона, смотрела на планету и чувствовала, как меня оставляет напряжение, будто кто-то положил палец на звучащую струну.

Когда опять зазвонил телефон, я даже почти не подпрыгнула. Подняла трубку, приложила к уху. «Да? Здравствуйте, Годфри. Да, это Люси. Вы в Корфу? Нет я какое-то время уже дома. Думала, когда же вы мне позвоните…»

14

Он позвонил на следующий день после полдника и предложил поесть вместе. Хотя, судя по голосу, он очень жаждал моей компании, я полагала, что ему нужна только информация, и не представляла, сколько смогу его удерживать. Поэтому я отказалась, но согласилась поехать днем погулять. Даже умудрилась предложить маршрут. Не то чтобы было много из чего выбирать: по дороге на север никто бы не поехал на машине, которую хоть чуть-чуть ценит, поэтому вряд ли я смогла бы уговорить Годфри отправиться туда. Придется направиться на юг. Именно там Макс и Спиро поедут домой, но к счастью можно повернуть на Палайокастрицу, известную жемчужину западного побережья, которую я имела все законные основания хотеть посетить.

Я даже на самом деле рассматривала это место на карте, но отложила поездку. Дорога вроде шла по горам, а я немного нервничала насчет возможностей маленькой Филлидиной машины. Я сказала Годфри, что со мной за рулем это было бы огромное напряжение нервов, а с Фил – самоубийство. Но если бы Годфри меня повез, и если бы у него была машина, которая может ехать по откосам… Он довольно засмеялся, заявил, что с восхищением покорит все откосы, какие я желаю, и что действительно, у него имеется машина, для которой это очень легко.

Он не солгал. Черный тупоносый очень мощный ХК 150 на узких дорогах выглядел как с трудом взнузданный бык. Он прополз, с трудом сдерживая свою мощь и жужжа, как рой пчел-убийц, встал на дыбы на частной дороге Кастелло и повернул вниз к воротам и коттеджу Марии.

Женщина стояла на улице, размешивала палкой в ржавой жестянке что-то вроде еды для кур. Услышав машину, она выпрямилась, прижала жестянку к груди, курицы квохтали и болтали у ее ног. Годфри замедлил ход перед поворотом, поднял руку и прокричал приветствие. Она ответила теплым взглядом, полным уважения. Так же смотрела на него Миранда, когда привела ко мне в salotto. Похоже женщины благодарны ему за доброту.

Я взглянула на него, когда машина слишком быстро поворачивала и так гудела, что подняла кур в воздух шумным облаком. Не знаю, что я собиралась увидеть, может быть монстра с гладкой кожей, копытами, рогами и хвостом, которые стали заметны благодаря моему глубокому проникновению в сущность Мэннинга. Но он был таким, как всегда, – несомненно привлекательный мужчина, который мастерски и с видимым удовольствием вел роскошную машину.

И этот человек, подумала я, выбросил мальчика, любимого брата и сына, с кормы своей яхты, будто медузу, а потом поплыл и оставил его тонуть…

Годфри, должно быть, почувствовал мой взгляд, потому что тоже посмотрел на меня и улыбнулся. Я обнаружила, что непроизвольно улыбаюсь в ответ и совершенно не притворяюсь. Вопреки себе, Максу и истории Спиро, я не могла в это поверить. Все это, как я и сказала Максу, при солнечном свете выглядело невозможным.

И очень хорошо. Раз придется провести с ним несколько часов, нужно выкинуть из головы все свои знания, заблокировать сцену в пещере, забыть о существовании Спиро, будто он правда умер. И труднее всего не думать о Максе. Смешно, я получала сильное тайное удовольствие, когда говорила о нем «мистер Гэйл», да еще тоном, каким Годфри и Филлида обычно упоминали о малознакомых людях, которым обязаны, но вряд ли готовы уделять достаточно внимания, чтобы питать к ним симпатию или антипатию. Однажды, говоря о Максе, я случайно увидела царапину на своей руке. Волна скрытого удовольствия пробежала по позвоночнику, я даже удивилась, положила ладонь на царапину, чтобы спрятать ее, и обнаружила, что ласкаю собственное тело, будто оно ему принадлежит. Я выглянула из машины и сделала какое-то нелепое замечание о пейзаже.

Очень красивая дорога. Слева – море, ровное и голубое, в нем почти потерялся белый полумесяц паруса, маленький, как ноготь. Справа – яблони в цвету и багряник утопили стволы в желтых, красных и белых цветах. Две маленькие девочки в выцветших красных платьях стояли босиком в пыли. Одна из них держала ветку с апельсиаа-ми, как маленькая англичанка могла бы держать связку шаров, а фрукты надувались и сияли между зеленых листьев.

Дорога выпрямилась, ХК 150 рванул вперед, ровно увеличив скорость. Настроение у меня поднималось. Все получится хорошо, ничто не мешает расслабиться и к тому же получать удовольствие. Я откинулась назад и начала щебетать, надеюсь натурально, о всяких пустяках – о видах, о людях, встреченных Фил вчера в Корфу, о том, как Лео приедет с детьми на пасху…

Мы проскочили развилку дорог. Я резко выпрямилась. «Там ведь был поворот? Уверена, что было написано Палайокастрица!»

«Да, было. Извините, не думал. Собирался сказать, что я вас сегодня туда не повезу. Далеко, у нас времени не хватит. Поедем туда в другой раз, когда не нужно будет рано возвращаться».

«Действительно нам нужно рано вернуться?» Вопрос выскочил из меня непроизвольно и выразил все мое разочарование. На его лице появилась тень удовольствия и удивления. После того, как я долго водила его за нос по телефону, он мог подумать, что тут какая-то провокация.

«Боюсь, что так. У меня вечером дела. Не говорю, что это невозможно, но не хотелось бы ехать так далеко на совсем короткое время. Там красиво и много что стоит посмотреть. Кроме того бессмысленно ехать туда и не поесть. На берегу ресторан, там держат живых лангуст в морской воде. Самостоятельно выбираешь и они его готовят свеженького. Вы, скорее всего, это не одобряете, но они просто восхитительны. Я вас скоро туда отвезу, если пообещаете не отказываться больше со мной пообедать».

«Я не… Это будет замечательно».

Мы проехали через маленькую деревню – одна улица домов и игрушечная белая церковь с красной крышей. Гудение мотора отражалось от горячих стен, мы распугали коз, детей, тощего щенка и осла с оборванной веревкой. Дети смотрели нам вслед, от восторга не мигая. «Одно здесь хорошо, – жизнерадостно сказал Годфри, – не приходится планировать поездки в зависимости от погоды. Солнце всегда светит на этот благословенный остров, и каждый день хорош, как любой другой».

Я напряженно размышляла. Сжала руками колени и в панике пыталась вспомнить карту. Как убрать его с дороги, он же едет прямо к Корфу? Я сказала громко: «В один прекрасный день я вам про это напомню и съем лангуста. Боюсь, что мои чувства к рыбам не слишком сильны. А куда мы едем? В Пеллекас?» Это – единственный оставшийся до Корфу поворот.

«Нет, в Ахиллеон».

«Прекрасная идея!» Это была премерзкая идея, насколько я понимала. Чтобы туда попасть нужно проехать прямо через Корфу, не рядом с портом, но достаточно близко. И весь путь домой мы проделаем там же, где и Макс. Ну что же, придется принять меры, чтобы мы не направились домой около пяти тридцати, оставалось только надеяться, что к югу от Корфу есть на что посмотреть. Я полезла в сумочку, выудила путеводитель и произнесла с величайшим энтузиазмом: «Я собиралась туда когда-нибудь поехать, но было то же препятствие – Фил сказала, что это на вершине горы, и ехать туда приходится по жуткому зигзагу. Точно, вот оно. Вилла Ахиллеон воздвигнута для Елизаветы, императрицы Австрийской… Стиль итальянский ренессанс. Куплена в 1907 году императором Германии. Сады открыты для посетителей. Плата за вход – одна драхма, направляемая на благотворительные цели».

«Что это, ради бога, вы цитируете?»

«Древний Бедекер, нашла у Фил на полках. Принадлежал моему дедушке, 1909 года издания. Очень приятный. Послушайте, как начинается история острова. Бедекер говорит, что остров перешел во владение римлян, потом стал долей венецианцев, потом был оккупирован французами, потом был под властью турков и русских, но, обратите внимание на „но“, с 1815 по 1863 год находился под защитой Британии. Правь Британия. Такие были времена»[1].

«Определенно были. – Он засмеялся. – Сейчас тоже можно посмотреть весь дворец, хотя это стоит несопоставимо больше драхмы, а эти деньги идут непосредственно правительству Греции. Благотворительность своего рода… Хотел бы, чтобы там имелось что-нибудь классическое, Фил говорила, что вы интересуетесь, но я ничего такого не знаю. Только какой-то храм в парке Мон Репо, но это – частное владение. Но можно сказать, что Ахилл – святой покровитель Ахиллеона, так что может и это сойдет. Говорят, виллу собираются превратить в казино, так что это – последняя возможность увидеть ее в первозданном состоянии. И дорога очень красивая, вам понравится».

«Вы очень добры».

Он говорил легко и очаровательно, сидел у руля, расслабленный и красивый, солнце сверкало в его волосах, зажигало веснушки на загорелых руках. Он оделся в рубашку с открытой шеей, повязал желтый шелковый шарф – летняя униформа представителей высшего класса. Это ему очень подходило. Спокойный, уравновешенный и совершенно нормальный. А почему бы и нет? Когда уголовник отдыхает, он должен выглядеть как можно обычнее ради безопасности. Наверное, очень даже запросто мужчина, который утопил за неделю двух молодых людей, может наслаждаться приятным днем с девушкой, долго выдумывать, куда ее повести, и даже получать удовольствие от пейзажа… «Там отличный вид, – сказал он. – Дворец на горе, покрытой лесом. С бельведера видно весь путь от Албании до греческого берега. В хорошую погоду ясно просматривается порт в Игуменице».

«Превосходно».

«А может, теперь расскажете, что случилось ночью в Кастелло?»

Мне понадобились вся дисциплина и техника, чтобы не подпрыгнуть подстреленным кроликом. «Что случилось? Ну… Ничего особенного, а что? Вернулась домой с алмазом, вы же знаете».

«Черт с ним, с алмазом, прекрасно знаете, что я имею в виду. – Он смотрел с веселым любопытством. – Видели Джулиана Гэйла?»

«А. Да, видела. Когда мы поднялись, с ним был Адони».

«Преданный сторожевой щенок. Ясно дело. Ну и как чувствовал себя сэр Джулиан?»

«Очень скоро лег спать. – Я смотрела на дорогу, но боковым зрением замечала, что Годфри все время на меня поглядывает. – Он очень… устал».

«Говорите уж прямо. Накачался».

«Откуда вы знаете?» Вопрос получился слишком прямой и прозвучал обвинительно, но раз уж он сам про это заговорил, зачем я-то буду в себе удерживать вопросы.

«Не притворяйтесь, они узнали кто с ним был, правда?»

«Ну… Упомянули. – Я откинулась назад и сделал свой голос как можно более вредным и любопытным. Получилось так похоже на Фил, что даже странно. „Мистер Гэйл не слишком был вами доволен, Годфри“.

«Черт возьми, а мое какое дело, если старику нравится накачиваться? Когда я понял, что происходит, он уже почти отрубился. Они что, воображают, что я мог его остановить?»

«Не знаю. Но на вашем месте я бы опасалась мистера Гэйла».

«Ну? Пистолеты для двоих, а потом кофе для одного, или он действует просто хлыстом? Ну, может, я это и заслужил, в конце концов».

И тогда я поняла точно. Не знаю в чем это выразилось, что-то в голосе, чуть заметное удовлетворение изогнуло углы рта, что-то проявилось одновременно жестокое, веселое и очень страшное. Все сомнения, порожденные светом дня, исчезли навсегда. Конечно, он убийца. Разрушитель по натуре. «Зло, как для меня ты хорошо…» И никакого несоответствия в том, что он создавал такие снимки. Явно получал одинаковое удовольствие и от фотографирования Спиро, и от разрушения его. Превратить сэра Джулиана в развалину для него не проблема. Я отпихнула взгляды и мысли от олицетворенного зла, восседающего рядом, и сконцентрировалась на идиллии из серебряных олив и черных кипарисов, через которую в облаке пыли пролетал ХК 150. «Красивая дорога».

«Если бы они только что-нибудь сделали с этими рытвинами. Не отвлекайтесь, Люси. Действительно меня ожидает хлыст?»

«Не удивлюсь. Мистер Гэйл провел утомительный вечер. Я его затопила своей истерикой и потащила помогать дельфину, он упал в море, а потом мы пришли домой, а его отец пьян… И я еще тут. Ничего удивительного, что он жаждет вашей крови».

«Пожалуй. – Похоже, это его ничуть не беспокоило. – А сегодня он где?»

«Вроде, поехал в Афины. Что-то он говорил Адони, не обратила особого внимания. На сегодня вы, скорее всего, в безопасности».

Он засмеялся. «Снова начинаю дышать. Посмотрите какого цвета платье у девочки, вот там, под оливой, тускло-красное на фоне едко-зеленого…»

«Это вы отвлекаетесь. Хочу знать, что произошло».

«Да, в сущности, ничего. Увидел старика в гараже около порта, он хотел, чтобы его подвезли, поэтому доставил его домой. Подумал, что приятно будет с ним поговорить, как-то так получается, что он никогда не остается один, я такого шанса упустить не мог».

«Да чего ради он вам нужен один? Неужели собираетесь играть эпизодическую роль в следующей пьесе сэра Гэйла?»

«Это было бы зрелище! Нет, хотел узнать кое-что и подумал, что у него легче. Мы с Максом Гэйлом как-то не особенно дружны, а сторожевому щенку я не нравлюсь, не знаю почему».

«Годфри! Неужели вы напоили его нарочно?»

«Бог мой, нет. С какой стати? Не собирался извлекать из него государственные тайны. Но как только он выпил пару рюмок, его невозможно было остановить, да и не мое это дело его останавливать, не так ли? Признаюсь, что и не пробовал. – Опять улыбается удовлетворенно. – До какого-то момента было очень интересно».

«Не представляю, что вы хотели у него узнать».

«Только как дела в полиции».

«В полиции?»

«Зачем так удивляться? На этом острове до ушей Гэйлов доходит все, а до остальных – ничего. Чертовски трудно что-нибудь выяснить про Спиро, все считают, что это не мое дело, но уверен, они Гэйлам сообщают все новости».

«У них какая-то родственная связь».

«Говорят. Но не понимаю, почему это дает им исключительное право на информацию из полиции по делу, к которому я имею близкое отношение».

«Вполне согласна, – сказала я с симпатией. – Вы, должно быть, ужасно нервничаете».

«Да, до сих пор».

Вот если бы я не знала то, что знала, ничего бы в этом заявлении нехорошего не услышала. Но с такими ключами, я увидела в этой фразе целый мир скрытого удовольствия. Опять слишком сильно руки сжала, трудно расслабиться. «А у сэра Джулиана оказались новости? Что выяснилось про Спиро?»

«Не сказал ни слова. Мы немного выпили в таверне и я подумал, что он немного странно держится. Сначала мне показалось, что он увиливает и хочет что-то утаить, но скоро понял, что он встал на свою любимую мозоль и пытается скрыть именно это. Думаю, бедный парень не пил ничего крепче сухого шерри примерно год. – Рот Годфри дернулся. – После этого, боюсь, я ускорил необратимый процесс. У меня запасы иссякли, я купил водки и ликера домой, а потом предложил поехать ко мне, но старик не согласился. Он к тому времени уже слегка поплыл, уговорил меня купить бутылку джина и поехать к нему в Кастелло. Этого пойла немного понадобилось, чтобы он дозрел, но боюсь это и лишило меня остатков надежды выудить из него что-нибудь членораздельное. Он вбил себе в голову, что единственная причина моего визита в Кастелло – желание услышать запись их проклятой музыки для фильма. – Он коротко и немного нервно рассмеялся. – Поверьте, я услышал все, вместе с разговорами».

«Ой, верю. Из „Бури“ куски?»

«Он вам это тоже заводил?»

«Декламировал, когда мы с мистером Гэйлом вошли в дом. Между прочим, мне понравилось. Он делал это прекрасно, джин не повлиял».

«Он долго практиковался».

Жестокие слова были сказаны легко, но, думаю, именно в этом момент я начала ненавидеть Годфри Мэннинга. Вспомнила усталое и измученное лицо Макса, напряжение сэра Джулиана, отчаянно старающегося не рассыпаться, двух мальчиков, свернувшихся на самодельной кровати, благодарную Марию… До этого момента главным было то, что я помогаю Максу, это оправдывало необходимость вранья. Но сейчас я разобралась, и мне стало легче. Докажем, что Годфри Мэннинг преступник, его за это накажут, и я собираюсь приблизить этот момент всем, чем могу. Что-то во мне определилось, холодно и тяжело. Готова к бою. Я почувствовала, что он на меня смотрит, и привела лицо в порядок.

«А что происходило, когда вы пришли в дом? Что он сказал Максу и мальчику-манекену?»

«При мне ничего. Нет, честно, Годфри. – Крайне приятно было осознавать, как искренне я звучу. – Они угадали, что там были вы только потому, что вы бросили окурок около камина».

Он скрипуче засмеялся. «Детективы с неограниченной ответственностью! Вы провели прекрасную ночь, не так ли? Они в вашем присутствии ничего не обронили про Спиро?»

«Ни слова».

«Или про Янни Зуласа?»

Я вытаращила удивленные глаза. «Янни… А, утонувший рыбак. А почему?»

«Просто спросил. Чистое любопытство».

Я ничего не ответила, решила подержать паузу. К чему-то подходим… Очевидно он до сих пор гл уверен, что полиция поверила в два несчастных случая, и также очевидно, что ему очень хочется это узнать точно. И поскольку он явно не склонен переживать по поводу содеянного, его, значит, занимает что-то, что еще нужно сделать. Ему нужно чистое поле без наблюдателей. Его попытки с сэром Джулианом, а теперь со мной, говорят о том, что он не подозревает о нашем внимании, просто ему срочно нужен зеленый свет. Ну и ладно, подумала я жизнерадостно, пусть еще попотеет. От меня он зеленого света не дождется.

Дорога пошла вверх, извивалась на крутом склоне между деревьями, виноградниками и полями цветущей кукурузы. Он неожиданно спросил: «Вы видели, как он возвращался к телу, когда мы ушли?»

«Что? Кого видела?»

«Гэйла, конечно».

«О, да… Извините, засмотрелась на пейзаж. Да видела. А что?»

«Не спросили, зачем он это сделал?»

«Да нет. Думаю, он просто хотел еще раз посмотреть. – Я немножко подрожала. – Лучше он, чем я. А что, вы думаете он увидел что-то чего мы не заметили?»

Пожал плечами. «Он вам ничего не сказал?»

«Совсем ничего. Да я вообще Гэйлов плохо знаю, вряд ли они мне скажут больше, чем вам. Вы что-ли начали думать, что в смерти Янни было больше скрыто, чем на первый взгляд?»

«Нет. Скажем, это любопытство и понятное неудовольствие, когда что-то вырывают из рук. Человек утонул у моих ступеней, как Спиро с моей яхты, и мне кажется, что меня должны держать в курсе. Вот и все».

«Ну, если что-то станет известно про Спиро, Мария узнает, расскажет сестре, а она сразу мне. Если что будет, дам вам знать. Понимаю, каково вам».

«Уверен, что понимаете. Вот и приехали. Проверим, пропустят ли нас за одну драхму?»

Открытые ворота. Огромные деревья, уже по-летнему тяжелые, свесили ветки через стены. Сонный привратник лишил нас двадцати драхм и разрешил войти.

Дом очень близко от ворот среди густых деревьев. Двери открыты. Я слабо ожидала увидеть настоящий музей, бережно охраняемые реликвии прошлого, но это был просто пустой дом, летняя резиденция, из которой выехали владельцы. Оставили открытыми двери и окна, так что мертвые листья и насекомые годами скапливались в покинутых комнатах, кривились поды, облезала краска со стен, ржавел металл… Заброшенное место в заброшенных остатках бывших садов и террас, а за границами сада столпились деревья и кусты одичавшего парка.

Я очень мало помню об этом посещении Аххилеона. Уверена, что Годфри – хороший гид, помню, что он беспрерывно и очаровательно излагал массу информации, а я должным образом реагировала. Но меня захватило новое ощущение ненависти, которое постоянно норовило прорваться наружу, из духа противоречия я, возможно, даже с ним заигрывала. Он относился ко мне все более тепло. Я была очень счастлива, когда мы, наконец, выбрались ив пыльных комнат на террасу.

Здесь по крайней мере был свежий воздух, и не так трудно было восхищаться, как среди пыльных и облезлых остатков роскоши. Пол террасы покрывал отвратительный кафель цвета печенки, а слишком густые деревья загораживали весь вид, но я излила максимум эмоций на жуткие металлические статуи по углам и ряд бледных мраморных муз, печально расположившихся вдоль стены. Я оказалась идеальным туристом, останавливалась у каждой, будто их Микельанджело изваял. Три пятнадцать, три двадцать… Даже если тратить три минуты на каждую музу, невозможно протянуть дольше, чем до трех сорока семи…

Оставался сад. Мы детально его обследовали, осмотрели лилии под пальмами, несколько несчастных пионов, борющихся за жизнь в густой тени, мерзкую статую ликующего Ахиллеса (шесть минут), каких-то тевтонских воинов, перерезающих друг другу глотки среди буйной ежевики (полторы минуты). Я даже с безумной смелостью залезла бы в какой-то колючий куст, в котором спрятался Гейне на стуле, если бы перед ним не стояли ворота, замотанные проволокой, и если бы я не боялась истощить терпение Годфри.

Зря беспокоилась. Оно было непоколебимо. Он наверняка был уверен, что провести с ним день – необыкновенно волнующее событие для меня. Так, между прочим, и было.

Когда он взял меня за руку, чтобы аккуратно отвести к воротам, где нас ждал «Ягуар» я так заволновалась, что по моим костям ток прошел. Было еще только двадцать минут пятого. Если немедленно отправиться, да еще Годфри, как можно ожидать, предложит попить чаю, мы окажемся как раз на нужном месте в нужное время.

У ворот стояла еще одна статуя – маленький рыболов на обломке лодки, голоногий, круглолицый, улыбался куда-то вниз. Ну и жуткая у него шляпа. По уровню гениальности произведение приближалось к тем музам, но я, конечно, застыла перед ним с Бедекером и начала суетливо выискивать в книге еще какой-нибудь вид не доезжая до Корфу, который мог бы задержать моего торопливого гида.

«Вам нравится? – спросил Годфри с некоторым удивлением. Он приложил палец к детской щеке. – А вы заметили? Если бы это было сделано не семьдесят лет назад, а семь, это мог бы быть Спиро. Может, его дедушка позировал. Очень похож, не думаете?»

«Не знакома со Спиро».

«Конечно, нет. Забыл. Ну на Миранду».

«Да, пожалуй, вижу. По-моему очаровательно».

«Теплое лицо, – сказал Годфри, легко проводя рукой по линии щеки. Я быстро отвернулась, чувствуя свое лицо слишком выразительным. Пол пятого. Он уронил руку. – Все время смотрите на часы. Наверное, как Фил, не можете без чая в это время? Поищем в Корфу?»

«А куда ведет другая дорога? Такой берег красивый…»

«Никуда особенно, обычная красивая дорога и рыбацкая деревня Бенитсе».

«Там, наверняка, есть кафе, правда? Эту будет очень забавно для разнообразия. Там нам чаю дадут?»

«Обычный широкий выбор. Растворимый кофе или лимонад, возможно толстые ломти хлеба, подсушенные в духовке. До сих пор не выяснил, кто их ест. Я не могу их даже разломить. Но раз вам хочется… Запрыгивайте».

Чай мы там нашли в простом чистом отеле прямо на берегу моря. Для меня лучшее место трудно было найти. Снаружи стояли столики, я выбрала один под деревом и сидела лицом к морю. Прямо рядом с нами раскачивало мачтами стадо разноцветных лодок у причала, а далеко в воде танцевал одинокий красный парус.

Годфри обернулся. «Что вы там нашли такое интересное?»

«В сущности ничего, но могу смотреть на море часами, а вы? Такие красивые лодки. А ваша яхта – просто красавица».

«Когда вы ее видели?»

«Вчера днем. Видела, как вы уплывали».

«И где же вы были? Я вас высматривал на берегу».

«Какая жалость! Я туда не пошла, отправилась в лес и заснула. – Я засмеялась. – Очень нуждалась в сне».

«Определенно перенапряглись. Хотел бы я видеть, как вы освобождали дельфина. Интересно было бы снять со вспышкой. – Он отхлебнул бледного чая, отодвинув к краю кусок лимона. – Я где-то читал, по-моему у Нормана Дугласа, что когда белые дельфины умирают, они меняют цвет. Наверное, восхитительная картина, как вы думаете?»

«Прекрасная. Вы сказали, что куда-то поплывете ночью?»

«Да».

«Может, вам пригодится команда? С удовольствием бы к вам присоединилась».

«Очень смело с вашей стороны при таких обстоятельствах. Не боитесь быть моей командой?»

«Ни капельки, очень было бы здорово. Вы хотите сказать, что можно? Во сколько?»

Если бы он принял мое предложение, не знаю, что бы я сделала. Скорее всего, сломала бы ногу. Но он сказал: «Можете, конечно, но вы меня неправильно поняли. Я не сказал, что поеду ночью на лодке. Отправлюсь на машине к друзьям».

«Ой, извините, все перепутала, жалко, я так уже воодушевилась».

Он улыбнулся. «Вот что я вам скажу. Скоро я вас с собой возьму. Может, в пятницу? Или в субботу? Поплывем вокруг озера Каликопулос и посмотрим на место, или на одно из мест, где, говорят, Одиссей вступил на берег в объятия Навсикаи. Это для вас достаточная классика?»

«Великолепно».

«Буду с нетерпением этого ждать… Смотрите, паром».

«Паром? – Я так сразу охрипла, что пришлось откашляться. – Какой паром?»

«На материк. Он ходит в Игуменицу и обратно. Вон, видите? Видно плохо на фоне всего этого сверкания. Он доплывет минут через двадцать. – Он посмотрел на часы и отодвинул стул. – Надо же, запаздывает. Поехали?»

«Я бы хотела подняться наверх, если у них есть…»

Владелец отеля, который приблизился к Годфри с чеком, без всяких трудностей понял, чего я хочу, и повел по внешней лестнице по коридору в огромную комнату. Она была идеально чиста и кроме обычных устройств содержала целую галерею благочестивых картин. Возможно, все прочие посетители этого места приходили в это святилище поразмышлять…

Но я пришла изучать Бедекер. Вытащила и побежала пальцем вниз по странице. Жутко мелкий шрифт танцевал под моим взглядом. «Одна драхма в день за переводчика – вполне достаточно… услуги камердинера – пять драхм в день, без этого можно обойтись…»

А вот кое-что способное понравиться любителю классики вроде меня. «Могила Менекрята, между шестым и седьмым веком до рождества Христова…» И вполне по дороге. Теперь, если только удастся убедить Годфри, что день будет потерян, если я не посещу эту могилу, что бы это ни было…

Сумела, и в этом мне необыкновенно повезло, по той простой причине, что никто не знал где это. Мы спрашивали всех подряд, нам с радостью и доброй волей указывали дорогу к тюрьме, футбольному полю, участку, где когда-то находилась крепость, и к пруду. Я бы, конечно, пожалела Годфри, если бы не видела совершенно ясно, что он убежден в моих попытках продлить время общения с ним как можно дольше. Непробиваем. В его словаре God было уменьшительным от Годфри.

В конце концов мы нашли Менекрита в саду полицейского участка. Сторож приветствовал нас так горячо, будто последним посещавшим эту могилу туристом был сам Карл Бедекер в 1909 году. Сторож дал мне прочитать выцветший документ, а потом обвел меня вокруг этой штуки три раза. Годфри сидел на стене и курил, наступили прекрасные сумерки, стрелки часов сделали круг и отпустили меня на свободу…

«Позже шести, – сказал Годфри. – Надеюсь, у вас будет время выпить со мной, прежде чем я отвезу вас домой. В Астнре есть очень милая терраса, выходящая на порт».

«Это будет прекрасно», – сказала я.

15

Было совершенно темно, когда Годфри привез меня на виллу Форли. Я попрощалась у входа, подождала, пока машина исчезла за деревьями, повернулась и поспешила внутрь. Свет в кухне показывал, что на месте или Мария, или Миранда, но salotto был пуст, из спальни Фил ничего не светило. Скоро я узнала почему. Я пошла к телефону, зажгла лампу и, прежде чем подняла трубку, увидела бледный прямоугольник записки на столе.

«Люси, дорогая, сегодня я получила телеграмму, что Лео и дети приезжают в субботу, и он сможет пробыть целых две недели. Хей хоп! Отправилась на Корфу кое за чем. Не жди, если голодная. Масса есть всего и для Г., если он вздумает остаться. С любовью, Фил».

Когда я дочитала, в холл вошла Миранда. «Это вы, мисс Люси! Я слышала машину. Видели письмо от синьоры?»

«Да, спасибо. Слушай, Миранда, тебе совершенно незачем сейчас оставаться. Мистер Мэннинг уехал домой, сестра, наверное, будет поздно, так что если есть что-нибудь холодное…»

«Я пришла сказать. Она позвонила несколько минут назад. Встретила друзей в Корфу, итальянских, которые приехали только на ночь, и будет с ними обедать. Она сказала, что если хотите присоединиться: берите такси и приезжайте во дворец Корфу, но никто из них не говорит по-английски, и она думает, что вы лучше останетесь дома, да?»

Я засмеялась. «Определенно. В этом случае я приму ванну и поужинаю, когда хочешь. Но я могу за собой присмотреть. Если скажешь, что там есть, можешь идти домой».

«Нет, нет, останусь. Холодные крабы и салат, но я делаю суп. – Она широко улыбнулась. – Я умею делать суп, мисс Люси, вам понравится».

«Наверняка. Спасибо».

Она не ушла, остановилась на краю круга света от маленькой лампы, перебирая руками подол красного платья. Я неожиданно поняла то, чего до сих пор не замечала, занятая своими проблемами. Это уже не поблекшая, отбеленная слезами Миранда прошлой недели. Часть сияния вернулась, и как-то она возбуждена, будто вот-вот заговорит. Но она сказала только: «Конечно, останусь. Сегодня днем я была свободна. Выходной, так это сеньора называет?»

«Именно так. А что ты делаешь в выходной?»

«Иногда у Адони тоже выходной».

«Понятно». Я не могла скрыть обеспокоенности. Миранда провела день с Адони. Может, от одного этого она опять сияет, но я вовсе не была уверена, что такой молодой человек мог удержаться и не сказать про Спиро. Даже для меня искушение сообщить новости девушке и ее матери было очень сильным, а для девятнадцатилетнего Адони, причем принимавшего во всем героическое участие, может быть и непреодолимым? Я добавила. «Не уходи, Миранда. Хочу срочно позвонить и не знаю, какой номер. Кастелло, пожалуйста: мистера Макса».

«Но его нет, он уехал».

«Знаю, но он должен был вернуться до шести».

Она помотала головой. «Он поздно приедет. Адони сказал. Мистер Макс позвонил около пяти, сказал, что приедет сегодня, но поздно, и не надо его ждать к обеду».

«Ой». Я села довольно тяжело на стул около телефона, будто новости в прямом смысле слова меня подкосили. Не о затраченных усилиях я думала, а о пустом вечере, который простирался передо мной без новостей… и без него. «А он еще что-нибудь сказал?»

«Только, что ничего не изменилось». Она сказала эти слова, как цитату, явно не понимая смысла, и посмотрела с любопытством. Стало ясно, что Адони все-таки сдержал слово, девушка не представляла, что происходит. А я должна что-нибудь понять из имеющихся у меня крошек информации. Ничего не изменилось. Предположительно он приедет на позднем пароме, но раз так, вряд ли с полицейским эскортом, может быть, он и Спиро с собой не привезет. Больше я ничего не смогла угадать, но моя роль на этот день явно закончилась. Так долго я бы и не смогла удерживать Годфри, да похоже это было и ни к чему.

«Откуда говорил мистер Макс?»

«Не знаю. Думаю, из Афин».

«Из Афин? В пять часов? Но если он собирался приехать сегодня…»

«Забыла. Значит, не из Афин. Адони не сказал, только, что с материка. – Она широко махнула маленькой рукой. – Оттуда откуда-то». Из ее тона ясно было, что все места за пределами Корфу совершенно одинаковые, нет между ними никакой разницы и не стоит их посещать.

Я засмеялась, она присоединилась ко мне. Первое спонтанное выражение удовольствия с тех пор, как пропал ее брат. Я спросила: «Что случилось, Миранда? Ты такая радостная… Что-то хорошее?»

Она открыла рот, чтобы ответить, но что-то на кухне привлекло ее внимание, и она резко повернулась. «Суп! Нужно идти! Извините!» Исчезла за дверью кухни.

Я приняла ванну, потом вышла в столовую, где Миранда как раз снимала все с большого подноса и расставляла сиротливо на одиноком краю стола. Она не выразила желания убежать, с удовольствием смотрела, как я пробую суп и сияла от моих похвал. Мы говорили о кулинарии и пока я поглощала суп, и когда перешла к салату из крабов, и я больше вопросов не задавала. Ела, слушала и все думала, что же за прекрасный выходной устроил ей Адони? Нужно сказать, что английский Миранды вовсе не так хорош, как в моем пересказе, но она говорит достаточно быстро и членораздельно. Просто для удобства я ее чуть-чуть отредактировала.

«А это соус из синьориной книги, – сказала она, вручая мне блюдо. – Она не любит греческий соус, поэтому я взяла его из французской книги. Хороший? У вас был хороший день, мисс Люси?»

«Замечательный. Мы ездили в Ахиллеон».

«Я там была один раз. Красиво, правда?»

«Очень. А потом мы пили чай в Бенитсе».

«А почему вы туда отправились? Там ничего нет! В Корфу лучше».

«Хотела посмотреть и вернуться по берегу. Кроме того очень хотелось чая, до Корфу было далеко, а еще я захотела посмотреть на некоторые древности по дороге домой».

«Древности? Это вы про статуи, как на Эспланаде, английские?»

«В некотором роде, хотя там они недостаточно старые. Это я про вещи, которым много сотен лет, как в музее в Корфу».

«Они дорогие, эти древности?»

«Очень. Не могу точно сказать сколько стоят, можно даже сказать дороже денег. Ты их видела?»

Она мотнула головой, замолчала и начала кусать губы, будто очень старалась помешать себе заговорить. Глаза сияли. Я остановилась, не донеся стакана до рта. «Миранда, что такое? Что-то точно случилось, не притворяйся, ты выглядишь, будто тебе подарок подарили. Можешь рассказать?»

Она вздохнула, проглотила воздух, опять пальцами затеребила подол. «Это кое-что… Адони нашел».

Я опустила стакан. Он стукнул по столу. Ждала.

Тишина, а потом она торопливо заговорила. «Адони и я, мы нашли это вместе, сегодня. Когда я получила выходной, я пошла в Кастелло. Иногда Адони работает в саду, когда сэр Гэйл спит, и мы разговариваем. Но сегодня у мистера Гэйла в гостях был мистер Каритис, и они мне сказали, что Адони купается. Поэтому я пошла в залив».

«Да?» Все мое внимание направилось на нее.

«Я не могла его найти, поэтому полезла по тропинке между скал к вилле Рота. Тогда я его увидела. Он был на скале, выходил из куста».

«Выходил из куста?»

«На самом деле это пещера. Все знают, что в скале под Кастелло есть пещеры, там держали вино. Адони сказал, что посмотрел в трещину, услышал воду и понял, что еще должны быть пещеры. Остров полон пещер. Вот около Эрмон…»

«Адони нашел новую пещеру?»

Она кивнула. «Он на эту скалу раньше не забирался. Не знала, что он интересуется… Как это сказать, исследованиями? Но сегодня он сказал, что хотел найти воду под Кастелло, а он знал, что мистер Мэининг уехал с вами, поэтому можно было. Думаю, он был не очень рад меня видеть. Думаю, он услышал меня и подумал, что это мистер Мэннинг возвращается. Очень был испуганный вид».

Да уж, можно испугаться. «Ну и что он нашел?»

Ее лицо осветилось. «Доказательство».

Я подпрыгнула. «Доказательство?»

«Он так сказал. Сама я думаю, что доказательства не нужны, но он так сказал».

«Миранда! – Голос у меня какой-то стал истерический, контролировать себя надо. – Объясни пожалуйста. Не представляю, о чем ты говоришь. Какие Адони нашел доказательства?»

«Доказательства святого Спиридона и его чудес».

Я опять села. Она смотрела на меня, мои дыхание и сердцебиение постепенно нормализовались. Присутствовало полуистерическое желание захохотать, но я удержала себя в руках. Немного погодя я произнесла. «Хорошо, продолжай. Расскажи… Нет, не суетись, я закончила, спасибо. Слушай, давай ты принесешь кофе, а потом сядешь, попьешь со мной и все расскажешь?» Она быстро ушла, но, вернувшись, отказалась составить мне компанию и даже сесть, а стояла, опершись на спинку стула. Ее история ее явно прямо-таки распирала. Я налила себе кофе. «Давай. Что там про святого?»

«Вы были на крестном ходе в вербное воскресенье».

«Да».

«Значит, вы знаете про святого покровителя острова?»

«Да. Много читала про остров, прежде, чем сюда приехать. Святой Спиридон был епископом Кипра, его пытали римляне. Когда он умер, его тело забальзамировали и переносили с места на место, пока не принесли на Корфу. У нас есть похожий святой в Англии, его зовут Гутберт. Рассказывают много чудес, которые совершал он и его тело».

«В Англии тоже? – Очевидно, ей никогда не приходило в голову, что в такой холодной туманной земле может быть что-то так согревающее сердце, как настоящий святой. – Тогда вы понимаете, что на Корфу нас учат о нашем святом в детстве, много историй о прекрасных чудесах. И это правда, я знаю».

«Конечно».

«Но есть другие истории, которые мне сэр Гэйл рассказывал про святого, которых я раньше никогда не слышала. Он, мой koumbaros, рассказывал много сказок, когда мы были детьми. Спиро и мне. Он очень ученый человек, как папа римский, и знает очень много всего про Грецию, из нашей истории, как мы учим в школе, Перикл, Александр, Одиссей и Агамемнон. А еще про нашего святого, вещи, случавшиеся много лет назад на этом самом месте, что священники нам не рассказывали. Я про это никогда раньше не слышала».

«Да?»

«Он рассказал, как святой жил здесь в пещере с дочерью. Она была принцессой, очень красивой. Он командовал ангелами и демонами – колдовал, поднимал и успокаивал штормы и спасал потерпевших кораблекрушение. Я вообще-то не верю про дочь. Святой был епископом, а у них не бывает дочерей. Может, она была святая монахиня… Мог сэр Гэйл немного перепутать?»

«Очень может быть. А дочь звали Миранда?»

«Да. Меня назвали в честь этой святой женщины, корфиотки. Значит вы тоже знаете эту историю?»

«В некотором роде. – Даже интересно, какую путаницу могли породить в этой голове шекспировские изыскания сэра Джулиана. – В английской истории мы называем его Просперо, говорим, что он был волшебником, но не епископом, и приехал из Милана, в Италии. Ты же понимаешь, это…»

«Он жил в пещере за лимонными деревьями. – Она махнула рукой на север, и я вспомнила сэра Джулиана с его рассказами. – Там он колдовал, но когда стал старым, обратился к Богу и утопил волшебные книги и вещества».

«Но Миранда… – Я заговорила и остановилась. Не время указывать на расхождения с историей кипрского епископа, который (и это не единственное отличие) уже пребывал с Богом примерно тысячу лет, когда его тело доставили на остров. Хотя, наверное, можно объяснить, что была бы выразительная фигура, легенды вырастают, как кристаллы вокруг нити. – Да?»

Она наклонилась вперед над спинкой стула. «Адони говорит, что мистер Макс делает пьесу из этой истории, как… – Она искала в памяти, а потом чисто по-гречески выбрала наилучший пример. – Как Эдип. Это пьеса про старых богов, она идет в Афинах. Я спросила сэра Гэйла про пьесу, а когда он мне рассказал историю, я подумала, что священники должны про это знать, потому что и я не слышала, и они не слышали, а им нужно знать и рассказать епископу. Что вы улыбаетесь, мисс Люси?»

«Да так. – Я подумал, что зря волнуюсь. В конце концов именно греки изобрели цинизм. Каждый грек очень любопытен, как любая английская гончая рождается с отличным обонянием. – Продолжай, что ответил сэр Джулиан?»

«Он засмеялся и сказал, что эта история, про волшебство и книжки, не правдивая, или, может, только немного правдивая и менялась со временем. И что поэт, который ее написал, добавил что-то из других историй и из своей головы, чтобы получилось красивее. Это бывает. Мой koumbaros сказал, что это как история Одиссея, это еще одна история про наш остров, которую мы учим в школе, но вы ее не знаете».

«Знаю».

«Вы тоже? Все англичане такие ученые, мисс Люси?»

«Это очень известная история. Мы ее тоже в школе изучаем. – Она охнула. Вот это слава! – Мы изучаем все ваши греческие истории. Рассказ сэра Джулиана про волшебника может и основан на крохотном фрагменте правды, как легенды про Одиссея, но я честно думаю, что не больше. И он наверняка не хотел, чтобы ты поверила во все от слова до слова. Это придумал поэт, может в этом нет ничего общего с настоящим святым Спиридоном. И ты сама понимаешь, что тот кусок про пещеру и принцессу просто не может быть правдой…»

«Но это правда!»

«Но послушай, Миранда, когда святого привезли сюда в 1489 году, он был уже…»

«Мертвый много лет, я знаю. Но есть какая-то правда в истории сэра Гэйла, и священникам нужно про это рассказать. Мы можем это доказать, Адони и я. Я же сказала, мы сегодня нашли доказательство!»

«Доказательство, что „Буря“ это правда?» Настал мой черед таращить глаза. Какой-то совершенно неуместный апофеоз у этого длинного рассказа.

«Не знаю ни про какие бури, но сегодня мы их нашли в пещере за лимонными деревьями. Там есть проход и пещера очень глубоко в скале, с водой, там он и утопил свои книги. Вот что нашел Адони, он привел меня и показал. Они в воде, их хорошо видно и в том самом месте, где говорил сэр Гэйл, волшебные книги святого!» Ее голос драматически замер, любая великая актриса позавидовала бы. Лицо сияло, полное восторга. Почти минуту я могла только глазеть на нее, пытаясь подобрать слова и все объяснить, чтобы не принести слишком жестокое разочарование. Адони был с ней, с какой стати он позволил своей фантазии так разыграться? Конечно, он сам в это не верит, а его объяснения она приняла бы легче…

Адони. Вообще-то все, что он делает, всегда имеет определенный смысл и конкретную причину. «Адони нашел это в пещере. Где вход?»

«За поворотом, посередине скалы, недалеко от эллинга».

«А это место видно с залива, с нашего?»

«Нет. Нужно пройти половину пути к вилле Рота. Она над тропой, в скалах, за кустами».

«Понятно. Когда Адони увидел, что это ты, что он сказал? Постарайся вспомнить точно».

«А я уже сказала. Он сначала рассердился и хотел меня прогнать, потому что мы не должны были там быть. Потом он остановился и подумал, и сказал, что я должна войти в пещеру и посмотреть, что он нашел. Он провел меня, там крутой проход долго-долго вниз, но у него был фонарь, и там сухо. Внизу большая пещера, полная воды, очень глубокой, но чистой. Под выступом, все в пузырьках, лежат книги».

«Момент. А почему ты подумала, что это книги?»

«Они выглядят, как книги, – сказала Миранда рассудительно. – Старые цветные книги. Уголки виднелись под пузырьками, и видно слова».

«Слова?»

«Да, на иностранном языке, картинки и волшебные знаки».

«Но девочка дорогая, книги? В морской воде? Они бы размякли через несколько часов!»

«Вы забыли. Это святые книги. Они не могут погибнуть».

Ладно, пусть так. «Адони пробовал их достать?» «Очень глубоко, очень холодно, и там еще был угорь. – Ее передернуло. – И он сказал, что их не надо трогать, он расскажет сэру Гэйлу и мистеру Максу, и они придут. Он сказал, что я свидетель, что он их нашел, и что никому нельзя рассказывать, только вам, мисс Люси».

Я положила руки на стол и крепко их к нему прижала. Кровь пульсировала в кончиках пальцев. «Он сказал тебе мне рассказать?»

«Да»

«Миранда, ты раньше сказал, как Адони говорил, что эти книги – доказательство. Он сказал доказательство чего?»

«Что он мог иметь в виду, кроме той истории?» «Понимаю. Это прекрасно, спасибо, что ты мне рассказала. Не могу терпеть, хочу увидеть, но ты никому не рассказывай, совсем никому, даже матери, ладно? Если это окажется ошибкой, будет ужасно возбудить надежды людей».

«Не расскажу. Обещала Адони. Это наш секрет, его и мой».

«Конечно. Я бы хотела его об этом расспросить. Думаю, я сейчас пойду в Кастелло. Как ты думаешь, ты можешь позвать его к телефону?»

Она посмотрела на часы. «Там никого нет. Сэр Гэйл поехал с мистером Каритисом в Корфу обедать, а Адони отправился с ними».

«Но Макс забрал машину. Адони, значит, не мог их отвезти?»

«Нет, мистер Каритис приехал на своей машине. Но Адони хотел в Корфу, и поэтому присоединился к ним, и сказал, что вернется с мистером Максом позже».

Конечно, так он и сделает. Что бы он ни нашел в пещере у виллы Рота, какое бы доказательство ни получил, Адони хочет рассказать об этом Максу как можно быстрее. И если он прав насчет своего открытия, а я не сомневаюсь, что это так и есть, тогда сегодня начнется травля и конец, который я так желала ускорить сегодня днем, приближается.

Я посмотрела на часы. Если паром приходит в десять сорок пять… Час Максу, чтобы выслушать историю Адони и найти полицейских… Полчаса на дорогу… Это четверть первого. Если Годфри вернется со своего свидания, с кем бы оно ни было, он может к тому времени уже лечь спать и не услышит, как исследуют его секреты в скалах… Мои руки совершенно самостоятельно переползли к краю стола и схватились за него. Мысли перестали беспомощно тыкаться в разные стороны и установились совершенно четко.

Годфри сказал, что вечером уезжает, создалось впечатление, что у его срочное дело, так что никто ему не должен мешать. Вполне допустимо, что объекты столь таинственно спрятанные – часть его ночного бизнеса. Что, вполне возможно, когда Макс приведет в пещеру полицию, все доказательства исчезнут. И даже слов Адони и его свидетеля будет недостаточно, чтобы выяснить, что там было и куда делось. Мы будем снова в той же точке, а бизнес Годфри, возможно, закончится, а ему это все сойдет с рук…

Преодолевая внутреннее сопротивление, я все это обдумала и пришла к очевидному, единственно возможному выводу. Встала. «Покажешь пещеру и книги? Сейчас».

Она начала убирать со стола, остановилась, удивленная. «Сейчас, мисс?»

«Да. Это может быть важно. Хочу увидеть их сама».

«Но… Так темно. Вы же не пойдете там одна в темноте. Утром, когда Адони вернется…»

«Не проси объяснять, Миранда, но мне нужно сейчас, это важно. Просто покажешь пещеру, вход, и все».

«Ну конечно, мисс. А что если спустится мистер Мэннинг?»

«Не спустится. Он уехал куда-то на машине, он говорил, и вряд ли будет гулять по скале. Но мы проверим, позвоним ему домой… Можно притвориться, что я оставила что-то в машине. Знаешь номер?»

Где-то в пустом доме Годфри звонил, надрывался телефон, я ждала, а Миранда болталась около меня, очень польщенная моим интересом к ее истории. В конце концов я положила трубку. «Вот так-то. Его нет, так что все в порядке. Покажешь, Миранда? Ну пожалуйста. Просто покажи пещеру, и можешь сразу идти домой».

«Ну конечно, если вы правда хотите… Если его нет, я совсем не боюсь. Я возьму фонарь?»

«Да, пожалуйста. За пять минут я переоденусь и возьму пальто, а у тебя есть что-нибудь надеть?» К счастью не нужно было говорить, что это должно быть что-то темное, по благословению святого крестьяне Корфу ничего другого и не носят.

Через три минуты в легких туфлях на резиновой подметке и темном пальто я копалась в столе Лео в поисках пистолета. Точно знала, что он держит его там.

16

Залив темен и тих, ни звука, ни пятна света. Мы двигались по бледному песку, не зажигая фонаря. Оказалось, что и под тенью сосен, где когда-то лежал дельфин, на каменистой тропинке и у подножия южных гор легко ориентироваться и без предательского света. Не доходя до извилистой тропинки к вилле Рота, мы повернули в кусты. Миранда шла впереди круто вверх, прямо в густые кусты, укрывшие скалы. Над нами склонялись черные и тихие лимонные деревья. Листья не шуршали. Море почти замолкло. В такой тишине не спрячешься.

Даже когда мы включили фонарь, шума мы производили ничуть не меньше парочки здоровых буйволов.

К счастью, идти было недалеко. Миранда остановилась у вечнозеленого куста, который плотно приникал к скале. «Здесь», – прошептала она и отодвинула ветки. Я посветила вперед фонарем. Узкий проход, почти трещина. Почти сразу уходит вниз и через четыре ярда, судя по всему, утыкается в стену. Гладкий пол, сухие стены. Ветер шуршал ветвями, холодил мне кожу. Миранда зашептала с очевидным удовольствием: «Проход ведет налево, а потом опять вниз, очень долго, но там легко. Вы первая пойдете или я?»

Я сначала собиралась просто спрятаться и наблюдать за входом в пещеру, пока Адони не приведет людей, а Миранду отослать домой от греха. Но теперь мне пришло в голову, что, если Годфри придет за «книгами» до приезда Макса, мне тоже понадобится свидетель. Это из самых высоких соображений. А если говорить попроще, мне нужна была компания. И даже если Годфри нас найдет, что очень трудно в кромешной темноте, нет никакого риска, что нас ожидает судьба Янни. Я готова ко всему, вооружена пистолетом, и вообще, с двумя людьми расправиться труднее, чем с одним, больше, чем в два раза.

Но все равно я волновалась. В тихой темноте среди нормальных ночных звуков и ветерков больше всего на свете мне хотелось самой увидеть, что там нашел Адони. Если Годфри сегодня придет это забирать, я не смогу даже посмотреть или последить за ним, и положение ничуть не улучшится… Три части бравады, три части мести за людей, которых я успела полюбить, и три части обычного человеческого любопытства – этот коктейль эмоций заставил меня спросить тоном, который в темноте мог сойти за храбрость: «А в пещере внутри есть куда спрятаться?»

«Да, там много мест – другие пещеры с упавшими скалами, проходы…»

«Отлично. Пойдем. Показывай дорогу». Куст с шуршанием встал на место за нашими спинами.

Проход шел все время вниз с крутыми поворотами, как лабиринт. Похоже было, что огромная скала раскололась на прямоугольные блоки, а проход создали трещины между ними. Были и боковые ответвления, но основной ход ни с чем нельзя было перепутать, как шоссе, пересекающее лабиринт тропинок. Миранда уверенно двигалась впереди, налево, направо… За последним поворотом казалось, что пол обрывается в бездонные черные глубины. Она остановилась. «Пещера внизу. Спуститься легко, там что-то вроде ступеней».

Мы подошли к краю. Лестница великанов – обломки скал сформировали гигантские ступени вниз к темной воде. Осветили путь фонарем. Большая пещера, но не огромная. С нашего краю примерно двадцать футов до потолка, дальше он аркой уходит вверх и пропадает в темноте. Наверное, там как раз находятся трещины, которые пропускают воздух и звук воды в верхнюю пещеру. В стенах – тоннели и ответвления – масса мест, где можно спрятаться в случае чего. Вода тихо лежала у ног, пахло солью и сыростью. Миранда схватила меня за руку. «Там, внизу! Посветите! Туда!» Я направила луч фонаря в воду. Сначала только снял отраженный свет, но потом он будто просочился сквозь воду, и я увидела дно, круглые камушки, белые, как кости, зеленые и жемчужные. Какая-то тень шевельнулась между ними и исчезла. «Видите? Около стены, где камни подвинуты. Вон!»

Увидела. Угол чего-то вроде большой книги или ящика между камушками. Похоже, этот объект, чем бы он ни являлся, задвинут под скалу и аккуратно прикрыт камнями.

Я встала на колени и наклонилась. Очевидно, море было связано с этим водоемом, какое-то его движение закачало воду, тени и отражения заскользили в луче света. Предмет цветной, с гладкой поверхностью. Восприимчивая натура под воздействием историй сэра Джулиана запросто могла бы принять его за книгу. Я лично решила, что это угол коробки с какой-то этикеткой. Буквы виднелись, но очень плохо.

«Видите?» Шепот Миранды эхом разнесся по пещере.

«Да, вижу». Все мысли о том, что я не боюсь угрей и ледяной воды и могу это достать, умерли естественной и безболезненной смертью. Даже если бы я могла нырнуть и поднять это, мне не удалось бы пролезть четыре фута по ровной стене и выбраться наружу без веревки.

«Это книга, да?»

«Может быть. Но даже если и так, не думаю, что очень старая. Она могла сохраниться там только если завернута в полиэтилен или что-то в таком роде, а это значит…»

Я замолчала. Какой-то шум, новый, не часть эха пещеры и не обычный ночной шорох, проникший через невидимую трещину в скале. Я выключила свет, положила руку девушке на плечо. Глухая темнота. «Тихо. Я что-то услышала. Слушай». Заглушая капли воды, откуда-то сверху донесся звук осторожных шагов. Идет, господи ты боже кой, идет.

Миранда шевельнулась. «Кто-то идет. Наверное, Адони вернулся. Может быть…»

Я остановила ее прикосновением и прошептала в ухо: «Это не Адони. Нас не должны тут найти, нужно спрятаться. Быстро…» За руку я потянула ее глубже в пещеру. Она не задавала вопросов. Мы держались у стены, нащупывали дорогу дюйм за дюймом, пока не добрели до поворота. «Подожди». Я на секунду зажгла фонарь и вздохнула с облегчением. Мы забрели в глубокий тоннель с низкой крышей, отгороженный от воды давно упавшими обломками. В темноте, медленно и осторожно, почти беззвучно мы углубились в него, зажались в расселину, как морские звезды.

Еле успели. Свет. Из моего угла видно было только кусок потолка и дальнюю стену, но слышала я очень ясно, пещера и вода усиливали каждый звук. Шаги по камню. Щелчок мощного фонаря. Положил куда-то, луч перестал дергаться. Человек дышит. Плеск. Или его тело, или что-то другое опустилось в водоем. Вода плещется и булькает. Тяжелое дыхание. Вода заплескалась по-другому, будто что-то из нее достают. Капает и течет. Двинулся луч света. Медленные шаги, уходит. Затихает вода.

Рядом шевельнулась Миранда. «Он взял книгу. Может быть, что это не Адони, мисс Люси? Может, он вернулся взять книгу для сэра Гэйла. Кто еще может знать? Можно я посмотрю?»

«Нет! – сказала я как можно более страшным шепотом. – Это не Адони. Уверена. Есть кое-что, Миранда. Не могу сейчас рассказать, но поверь, пожалуйста. Будь тут. Не двигайся. Я посмотрю».

Я выскользнула из расселины и включила фонарь, но держала руку на стекле, так что свет с трудом просачивался между пальцами. Миранда смотрела на меня, глаза блестели, но она не двигалась и молчала. Я осторожно пробралась к основной пещере, остановилась у поворота, выключила фонарь и прислушалась. Ни звука. Только вода капает и бормочет.

Включила свет, встала на колени, посмотрела вниз. Куча камней грубо разбросана и, насколько я могу судить, уменьшилась. Там, значит, было больше одного этих прямоугольных объектов, потому что еще один угол, покрытый пузырьками, торчал на новом месте. А на выступе прислонилась к стене и ждала возвращения хозяина длинная железная палка с крючком. Гарпун.

Я встала, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. Все ясно. Адони прав, это – ключ, который был нам нужен, ключ ко всему убийственному бизнесу Годфри. И совершенно очевидно, что нужно делать дальше, даже и думать нечего. Какую часть своего сокровища он забрал и вернется ли он за остальным, определить невозможно. Но в любом случае рисковать и следить за ним пока не имеет никакого смысла. Если он вернется, мы можем встретиться в проходе. Если нет… Остаток «доказательства» благополучно может пребывать здесь до приезда Макса. Так же, как, впрочем, и я…

Я едва успела опять залезть в нишу, когда мы услышали, что он возвращается, увидели струящийся перед ним свет. Все повторилось точно так же, те же звуки, так же свет удалился и мы остались в черноте с плеском воды. «Подожди», – опять прошептала я.

Как только я вылезла, сразу увидела, что гарпун исчез. Наклонилась и посмотрела под скалу. Как я и ожидала, камни опустились ниже, ничего там больше не пряталось. Пещера лишилась сокровища. И незачем останавливаться и думать. Решение, к несчастью, так же однозначно, как раньше. Придется идти за ним. И быстро.

Через секунду я вернулась к Миранде. «Вылезай, быстрее!»

Она материализовалась рядом со мной, дышала быстро и лихорадочно, дрожала. Глаза такие же яркие, но уже другое возбуждение. Похоже, испугалась. «Что это, мисс? Что это?»

Я попыталась говорить спокойно и уверенно. «Книги исчезли, их взял мистер Мэннинг. Уверена. Я должна увидеть, куда он их денет, а он не должен нас заметить. Понимаешь, не должен заметить нас… Объясню позже, но сейчас нужно спешить. Пойдем».

Мы быстро взобрались по лестнице великанов, пошли по проходу, поворот за поворотом, осторожно освещая путь и останавливаясь на каждом углу, прислушиваясь. Но ничего нам не мешало, и скоро мы вылезли наружу, аккуратно раздвинув куст можжевельника. После пещеры воздух показался сладким и почти горячим, пахло цветами и мятой травой, ветер шевелил ветки, готовый маскировать шум наших движений. Пошли вниз между кустами и молодыми деревьями. Не было видно луны, но небо все светилось от звезд, и мы шли достаточно быстро. Я старалась не вылезать на тропу, а идти сбоку по той стороне, откуда можно увидеть эллинг. Может быть. Скоро мы вышли на пригорок, поросший жимолостью и, к несчастью, куманикой между лимонными деревьями.

Прямо под нами – эллинг. Черный силуэт крыши на фоне светлого моря. Дверь на сушу, кажется, открыта. Закрылась со слышным щелчком. Тень двинулась вдоль стены и тихо пошла вверх по тропе. Мы залегли, как мыши, почти не дыша. Ниже нас он завернул и опять пошел вверх знакомой легкой походкой. В следующую секунду он прошел в футе от нас, и я увидела его четко. Поменял легкую дневную одежду на темные брюки и теплую шерстяную водолазку. В руках ничего нет. Прошел, исчез…

Мы лежали в густой тени. Я не видела Миранды, но чувствовала, что она повернулась и смотрит на меня. Она протянула дрожащую руку, прикоснулась ко мне. «Мисс, мисс, это что такое?»

Я накрыла ее руку своей ладонью. «Ты совершенно права. Дело не в том, что мы залезли в частное владение, это намного серьезнее и может быть опасно. Жалко, что я тебя в это замешала, но очень нужна твоя помощь. – Она молчала, я сжала ее руку. – Не могу сейчас все рассказать, но случались… Всякие происходили вещи, и мы думаем… мистер Макс и я, что они связаны с несчастным случаем с твоим братом. Адони тоже так думает. Мы хотим выяснить. Ты можешь просто мне поверить и делать, что я скажу?»

Пауза. Она молчала так напряженно, что воздух между нами вибрировал, как тетива, когда улетела стрела. «Да».

«Видела, кто это?»

«Конечно. Мистер Мэннинг».

«Хорошо. Если тебя спросят… Что это?»

«Посмотрите». Она резко двинулась, указала вверх на скалы. Над черными деревьями только что вспыхнул свет. Вилла Рота.

Я вздохнула. «Ненадолго мы в безопасности, слава Богу. Хотела бы я знать время».

«Мы не можем зажечь фонарь?»

«Нет, нужно было раньше посмотреть. Не важно. Похоже, он положил эти вещи в эллинг. Наверное, нужно рискнуть, спуститься и посмотреть… Он сказал, что уезжает сегодня не на лодке, но, может, он просто отшивал меня, чтобы пойти в пещеру. Может, он здесь проболтается всю ночь… Или он врал, спустится и пойдет в море, и тогда все. – Я с ненавистью смотрела на квадрат света. – В любом случае проклятая штука заперта. Даже если…»

«Я знаю, где ключ».

«Точно знаешь?»

«Спиро сказал. Лишний ключ всегда держали под полом, где дом нависает над водой. Я знаю место, он показал».

Я сглотнула. «Может, он сейчас не там, и в любом случае…» Замолчала. Свет погас. Скоро мы услышали шум мотора. Что это машина Годфри, сомневаться не приходилось. Он включил фары, свет плавно осветил круг деревьев и удалился в вглубь острова, и шум затих в лесу. Где-то вдалеке он опять зашумел, набирая скорость, и затих окончательно.

«Уехал», – нелепо изрекла Миранда.

Я села. Ужасно бесило то, что стучали зубы, я их крепко сжала, засунула руку в карман, где тяжелый пистолет Лео странно прижимался к моему бедру. Со мной все ясно. Я не желала даже приближаться к этому дому, но если я этого не сделаю, то буду презирать себя всю оставшуюся жизнь. Пистолет имеется. Вероятно, и ключ. Нужно хоть попробовать. «Тогда пошли. – Я выскочила на тропу, Миранда за мной. Побежали вниз по горе, я бормотала инструкции. – Ты должна прямо идти домой. Можешь попасть в Кастелло?»

«Да».

«Тогда иди туда. Тогда увидишь их сразу, как они приедут домой. Но сначала попробуй позвонить Адони. Знаешь, где он может быть?»

«Иногда он ест у Кристомалиса или в баре Корфу».

«Попробуй. Если его там нет, может, его друзья знают, где он. Может, он пошел в порт ждать или даже в полицию… Старайся».

Мы дошли до эллинга. Я остановилась у двери, потрогала ее… Просто на всякий случай, конечно, заперто. Миранда подошла к стене, наклонилась. Приблизилась, сунула в руку холодный ключ. «Вот. Что сказать Адони?»

«Не пересказывай, что случилось. Мистер Мэннинг может вернуться домой и поднять трубку, кто его знает. Просто скажи, чтобы он немедленно вернулся, это срочно, так говорит мисс Люси. Он поймет. Если нет, скажи что угодно, что я заболела и тебе нужна помощь, все, что угодно, только бы он вернулся. Не уходи из Кастелло, а дверь открывай только Максу или полиции… Или мне. Если я не вернусь, расскажи обо всем, что произошло, и что я здесь. Хорошо?»

«Да». Такие союзники встречаются раз в сто лет. Я ее напугала и смутила, но она все так же не задавала никаких вопросов. Сказала только одну фразу: «Да поможет вам святой, мисс». И очень быстро побежала по тропинке в залив Кастелло.

Я еще раз взглянула на темные горы, помолилась за себя и с огромным трудом засунула отвратительно трясущийся ключ в замочную скважину. Ключ легко повернулся, и я вошла.

17

Эллинг оказался просторным сооружением, высокий потолок потерялся в темноте. Звуки моря отражались от него глухо, как в пещере. Вокруг трех стен выше воды проходила узкая платформа, обшитая досками, у ближней стены стояла яхта. Быстро тускнеющий свет фонаря осветил ее красивые мощные линии и имя, написанное на носу, – «Алистер». К стене у двери прислонился гарпун из пещеры.

Прятать здесь что-нибудь было негде, только на самой яхте. Я захлопнула за собой дверь, шагнула на палубу и толкнула дверь рубки. Она не была заперта, но я не сразу вошла.

В дальней части эллинга окно выходило на скалы. Там было видно кусок тропы, черные камни, дерево и бледный кусок неба со звездами. Глаза привыкли к темноте, я видела даже часть крыши виллы Рота. Прекрасно. Если Годфри быстро вернется, меня предупредят шум машины и свет в доме.

Внутри рубки я включила фонарь, осветила все вокруг…

Все примерно так же, как на яхте Лео. Большие окна с занавесками на обе стороны, под окнами – койки вроде небольших диванов с яркими подушками. Между ними – откидывающийся стол, а сверху – лампа. Дверь в переборке закрыта занавеской, но наверняка там обнаружится еще одна койка, туалет и обычные морские причиндалы, всякие веревки и запасные якоря. Справа, прямо рядом с дверью – камбуз. Койка напротив для экономии пространства пребывает в рубке только наполовину, ее другая половина скрывается в пространстве за переборкой под сиденьем в кубрике с левого борта. Эта койка завалена одеялами, от маленькой койки-диванчика ее отделяет маленький стол с закрытыми полками внизу. И везде шкафы и рундуки. Я начала методично с правого борта.

В камбузе ничего. В духовке пусто. Шкафы забиты посудой так плотно, что нет места для тайников. В рундуках глиняная и фаянсовая посуда, оборудование для фотографии, консервы, картонные коробочки с невинными разнообразными запчастями. В гардеробе одежда, целая полка разных ботинок, идеально начищенных, блестящих, как сам Годфри.

И везде одно и то же. Все открыто, все вещи нормальные и невинные —одежда, запасные одеяла, фотографическое оборудование, инструменты. Единственное место, закрытое для любопытных, – шкафчик у ножек большой койки, запертый на ключ. Но, судя по его форме и моим воспоминаниям о яхте Лео, он содержал, скорее всего, спиртное. Бутылки мне нигде не попадались, а в шкафчике вряд ли хватило бы места для нужных мне пакетов. Я оставила его в покое и продолжила, даже подлезала под матрасы и сложенные одеяла. Нашла я только «Тропик рака» в бумажной обложке и засунула обратно, аккуратно все сложив, как было. Потом я занялась полом.

Там всегда бывают тайники – секции пола, которые поднимаются и открываются в трюм. Наверняка под столом. В борту я увидела утопленное кольцо, потянула, открылось квадратное отверстие восемнадцать на восемнадцать дюймов, но там не оказалось сокровищ, только вода, которая колыхалась с движением судна и слабо пахла бензином. То же самое в тайнике на полубаке.

Люк к двигателю под трапом рубки не совсем подходил для тайника. Я туда все равно посмотрела и даже подняла крышку бака со свежей водой, но ничего не увидела, кроме призрачного отражения фонаря и моей собственной тени, которая странно ежилась на поверхности сорока галлонов воды. Здесь нет…

Я привинтила крышку обратно. Руки начали потеть и трястись. Выключила фонарь и пошла вверх по трапу на палубу.

Сначала к окну… Снаружи ничего не светилось, но нужно знать наверняка. Я побежала к корме, нырнула под гик и взобралась на сиденье, чтобы выглянуть наружу. Темно и тихо. Я могу… Должна искать еще.

Начала с кокпита. Снова зажгла фонарь, но все время поглядывала в окно. Тоже все невинно. Пространство под сиденьем у правого борта занимали емкости для горючего, а больше ничего. Под сиденьем на корме скрывались брезент и водолазное оборудование. Сиденье у левого борта прятало всего-навсего конец большой койки. Ничего. Никаких странных объектов, вывешенных за борт или скрывающихся под дном, – эту мысль я отбросила очень быстро. Я прекратила исследования, стояла, несчастная и неопределенная, и упорно пыталась мыслить, несмотря на охватившее меня напряжение.

Годфри наверняка принес пакеты сюда. Не было времени отнести их в дом, и вряд ли он спрятал бы их на улице, раз уж «Алистер» стоит под рукой, а Годфри даже не приходит в голову, что его подозревают. Он мог, конечно, передать их сообщнику, а потом просто занести в эллинг гарпун. Но у сообщника был бы транспорт, значит, лодка или ослик. Во втором случае мы бы его услышали. Лодку с веслами мы бы не заметили, но зачем Годфри такие сложности, если есть «Алистер»? Также очевидно, что использовать пещеру для хранения невинных предметов он не стал бы.

Но я посмотрела везде. Нет их ни на яхте, ни под яхтой, ни на платформе, ни на полке над ней. Где же они все-таки могут быть, если я обыскала все это помещение, как можно запрятать эти мокрые и пухлые предметы так быстро и эффективно?

Ответ пришел немедленно. Очевидно, в воде. Он просто переместил их со дна пещеры на дно залива. Они должны быть прямо на дне, если только я смогу их разглядеть.

Гарпун под рукой, даже еще не высох, и можно запросто вытянуть их через борт.

Я уже оказалась у фальшборта, схватилась за гарпун и увидела настоящий ответ, очевидный и простой, который я должна была заметить сразу. Это сэкономило бы массу драгоценных минут и нервной энергии. Мокрый след вел через дверь эллинга, вдоль платформы… Капли с мокрых пакетов, для разумного человека это очевидно, как следы на свежем снегу. Меня извиняли только страх и спешка, хотя вооруженной хорошим, тяжелым пистолетом Немезиде бояться совершенно нечего.

А следы-то сохли. Я называла себя словами, которых я, по-моему, никогда не знала, и светила на платформу угасающим желтым лучом фонаря. Да, вот они, следы на снегу. Две еле видные линии капель, будто два велосипеда проехали, через дверь, вдоль платформы, к краю… Но не в воду в конце концов. Они шли через борт, через палубу и прямо в дверь рубки.

Я бросилась туда молнией. Вниз по трапу, к столу… До сих пор не смотрела на его поверхность, а сейчас ясно увидела еще сырой след там, где он клал пакеты.

Здесь след исчез, но оставался только один ответ. Просто Годфри открыл люк под столом и опустил их туда.

Снова я открыла люк. Квадратное отверстие. Подбежала к трапу и выглянула в окно. Света нет. Опустилась на колени, включила фонарь, но он осветил только воду в трюме. Ни малейшего признака. Но я точно знала, что они должны быть здесь… Нашла. Не на дне, а задвинуты немного вбок в сетках, специально сделанных, чтобы их носить. Не в воде, отодвинуты от края отверстия так далеко, чтобы увидеть их можно было только в таком же положении, как я, – наполовину засунувшись в трюм. Я вылезла, опять посмотрела в окно и еще раз нырнула.

Две минуты попотеть, и я его заполучила – большой прямоугольный пакет, завернутый в полиэтилен. Положила на подол пальто, чтобы не оставлять следов, и осветила.

Фонарь дрожал в руке. Желтый жалкий луч скользил по поверхности пакета, но блестящая упаковка его почти полностью отражала. За три секунды, которые я себе позволила, я получила только впечатление слабо окрашенной картинки, товарного знака и даже (Миранда была права) несколько слов. Я прочитала LEKE, а перед этим что-то вроде NJEMIJE.

Где-то что-то хлопнуло и почти вышибло из меня остатки разума. Фонарь упал, покатился, описав полукруг, в миллиметре от люка. Я поймала его и посмотрела. Ничего. Темнота. С трудом пришла в себя и подумала, что это очень хорошо. Даже если бы я реагировала нормально и попыталась схватить пистолет, а не фонарь, мне бы это не удалось. Проклятая книга Просперо, или что там еще было в этом пакете, стояла прямо на нем. На Джеймса Бонда мне пришлось бы учиться очень долго.

Поднимался ветер. Задрожали двери, будто кто-то пробовал их открыть. Вода плескалась о стены, отражение звездного света дрожало на стропилах. В окне было темно, но с меня уже хватило. Крышка люка вернулась на место, фонарь залез в карман, прижав к себе пакет обеими руками, я аккуратно выбралась из «Алистера».

Как только я вылезла на платформу, на тропе за окном что-то зашевелилось. Только тень, но ошибиться невозможно. Света-то не было, но он быстро и уверенно приближался к эллингу.

Прежде всего – избавиться от пакета. Я уронила его в щель между платформой и яхтой. Яхта стояла к ней близко, секунду я думала, что пакет не пролезет, он запутался у меня в пальто, потом застрял в щели, и я не могла его ни пропихнуть, ни вытащить, он был скользкий и не удавалось за него ухватиться… Я наклонилась, уперлась в «Алистер», пододвинула пакет сначала на дюйм, а потом он и исчез с тихим плеском. А потом раздался, как эхо, еще один плеск. Пистолет Лео выскочил из кармана и исчез под водой.

Сначала от страха я хотела последовать за пакетом и пистолетом и спрятаться под платформой, но я бы не пролезла в щель, а бежать через всю яхту времени не было. В любом случае Годфри бы меня услышал. Он уже у двери. Ключ в замке.

Только одно место достаточно велико, чтобы спрятаться, хотя оно и прямо у него на глазах. Сама яхта. Можно бы, конечно, попробовать не прятаться, а спокойно стоять и навешать ему на уши лапши. Но даже если бы на «Алистере» ничего не было спрятано, а Годфри меня обнаружил в такое время за запертой дверью, вряд ли удалось бы заморочить ему голову. А раз яхта с грузом, надежды вообще нет. Рубка или ничего.

Тихим привидением я проскользнула в рубку. Ключ со щелчком повернулся в замке. Как дверь открылась, я не слышала, загнанной мышью я уже забилась в закрытый конец большой койки, подтянула кипу одеял, чтобы спрятаться как можно лучше.

Одеяла пахли пылью и карболовым мылом. Они погрузили меня в густую темноту, которая, по крайней мере, создавала ощущение безопасности. К несчастью, они лишили меня слуха, единственного чувства, которое могло бы подсказать, чем занимается Годфри. Как я ни напрягалась, можно было иметь обо всем только весьма слабое представление. Оставалось тихо лежать и молиться, чтобы он не вошел в рубку.

Яхта резко дернулась, минуту я думала, что он уже на борту, но это опять был только ветер. Он делался все сильнее, его порывы хлопали волнами по корпусу яхты и сваям, подпиравшим платформу. Я чувствовала, как «Али-стер» колышется на швартовых, но вдруг он дернулся по-другому, совсем резко. Годфри.

Шли минуты, заполненные приглушенными ночными шорохами. Я скорее чувствовала, чем слышала, что Мэн-нинг движется по яхте, пыталась угадать, где он и что делает. Яхта почти успокоилась, мягко покачивалась на волнах, трогающих ее корпус. Порыв ветра залетел в рубку, запахло морем. Наверное, Годфри оставил дверь эллинга открытой, а значит, он не собирается долго тут быть…

Очень сильный ветер. Волна пробежала прямо подо мной, приподняла «Алистер», и я услышала металлический звук. Не ошибешься. Я поняла. Яхта ожила и вышла в открытое море. Значит, он открыл большие двери, а я не услышала, осторожно вывел свою яхту, а теперь она плывет, ускользает из залива.

Двигаться я не могла. Просто лежала и дрожала под грузом одеял, каждый мускул завязался узлом. Старалась заставить голову работать.

Макс наверняка уже вернулся. А даже если он еще в Корфу, Адони едет домой… И он оставит Максу сообщение от Миранды, так что Макс не будет болтаться в Корфу, а направится прямо сюда и, скорее всего, приведет полицейских. Когда они доберутся до эллинга и увидят, что яхта уплыла и я вместе с ней, они отгадают, что произошло. Не было, я это понимала, большой надежды, что они найдут «Алистер» в темноте, но по крайней мере существует пара карт, которые можно разыгрывать, если меня найдет Годфри. В таких обстоятельствах он вряд ли посчитает, что мое исчезновение обойдется ему бесплатно.

Я на это надеялась. Стоит ему обнаружить пропажу пакета, как он обшарит яхту и найдет меня. Но поскольку я ничего не могла сделать по этому поводу, оставалось только лежать и молиться, чтобы плохая погода удержала его на палубе. Может, он вообще не спустится…

Через три минуты открылась дверь рубки.

18

Я услышала щелчок и почувствовала неожиданный порыв свежего воздуха, затихший, когда дверь закрылась снова. Острый звук зажигаемой спички вонзился в мой тихий угол, а за ним последовал дым сигареты. Годфри для этого, должно быть, и ушел с ветра, а теперь отправится восвояси…

Но нет. Ни движения. Он где-то очень близко, я, как животное, чувствовала присутствие опасности, волосы шевелились на коже. Я радовалась шуму воды и сотне слабых скрипов и стонов, которые издавал «Алистер», двигаясь в темноте. Если бы не они, Годфри услышал бы стук моего сердца.

Он стоял на месте не больше нескольких секунд, но для меня пауза растянулась так, что я чуть не закричала. Но он за это время успел только как следует зажечь сигарету: чиркнул еще одной спичкой, уронил на стол ее и спичечный коробок, а потом вышел и закрыл за собой дверь. От облегчения я вспотела и ослабела. Было жарко, как в духовке, поэтому я раздвинула чуть-чуть складки одеяла, впустила немного воздуха и осторожно выглянула в рубку.

Первая мысль – оружие… Есть, конечно, фонарь, но он не тяжелый, вряд ли это подходящая защита от убийцы. В таких обстоятельствах вообще трудно придумать что-нибудь подходящее, кроме пистолета Лео, хотя я бы согласилась на хорошую большую полную бутылку, если бы только проклятый шкаф был открыт. Но не было никаких бутылок, я бурно перемешивала в своей голове содержимое рубки… Камбуз? Наверняка камбуз забит всякими предметами. Кастрюля – это слишком грубо, нужно что-то такое, что можно спрятать… Нож? Ящиков я не открывала, но наверняка в каком-то есть нож. И еще заводная ручка от мотора, если удастся тихо открыть крышку люка, а потом встать со стороны камбуза, за дверью и ждать…

Осторожно, глядя одним глазом на дверь, я шевельнулась, чтобы отбросить одеяло и выскочить из койки. И замерла, уставившись на… Видно даже в почти полной темноте. Годфри при свете спички точно это разглядел – моя нога в желтой полотняной туфле торчит из-под одеяла. Я была спрятана не лучше страуса, зарывшего голову в песок.

Теперь я поняла, что случилось. Он зашел, чтобы спрятаться от ветра и прикурить, увидел ногу, зажег еще одну спичку, чтобы увериться… И что же он сделал?

Ответ я получила немедленно. Яхта выровнялась и успокоилась, будто теряла скорость. Прямо рядом со мной мотор чихнул, зарычал, так что я чуть не пробила переборку, потом тихо забормотал, и, еле-еле пульсируя и дрожа бортами, «Алистер» равномерно пошел вперед с ровным килем. Годфри просто развернул яхту носом к ветру, не устанавливая главного паруса, и завел мотор, так что яхта пойдет спокойно и не будет требовать внимания. И нечего думать зачем. Его шаги уже шумят под дверью.

Я соскочила с койки, бросила мокрое пальто и расправила платье. Не было времени даже бежать за ножом. Когда Годфри открыл дверь, я направлялась к столу и коробке спичек, явно мечтая только зажечь лампу. Я жизнерадостно приветствовала его через плечо. «Эй, привет. Надеюсь, ты не слишком возражаешь против безбилетников?» Лампу я с трудом зажгла, колпак установила на место с третьей попытки, но, может быть, Годфри и не заметил моих трясущихся рук. Он двигался к окну.

«Естественно, я в восторге. Откуда ты узнала, что я в конце концов решил пойти?»

«Не знала, но надеялась! – Я постаралась придать своему голосу редкое лукавство. – А ты меня видел, правда? Шел меня разоблачать! Как в этих морях наказывают безбилетников?»

«Наказание мы организуем позже. – Он говорил и двигался, как обычно, но я не могла смотреть ему в глаза, не получалось пока. Я повернулась к зеркалу в двери шкафа и стала приводить в порядок волосы. – Что заставило тебя прийти?»

«Хотела погулять после ужина и… Есть у тебя расческа, Годфри? Я похожа на мышиное гнездо! – Не говоря ни слова, он вытащил расческу из кармана и протянул мне. Я довольно странным манером начала взбивать себе волосы. – Пошла на берег. У меня была слабая надежда, что дельфин вернется, но его не оказалось. Я немного погуляла по тропе, слушала волны и думала, как было бы хорошо, чтобы ты отправился сегодня в море. Потом я услышала тебя, наверняка это был ты, в эллинге, поэтому пошла быстрее. Знаешь, просто в надежде».

Он передвинулся и встал прямо за моей спиной. Стоял очень тихо и смотрел на мое лицо в зеркале. Я улыбнулась ему, но не получила ответа, светлые глаза напоминали камни.

«Ты услышала меня в эллинге?»

«Да. Дверь».

«Когда это было?»

«А Бог его знает. Полчаса назад? Меньше? У меня плохо со временем. Я крикнула, но ты вроде спешил, поэтому…»

«Ты видела меня?»

Оттого, что он дышал мне в шею, меня охватывала паника, почти спазмами. Я быстро обернулась, вручила ему расческу и уселась на койку-диванчик, переплела ноги, изображая крайнее легкомыслие. «Видела. Ты вышел и помчался по тропинке наверх к вилле».

Годфри заметно расслабился, когда понял, что я не видела его по дороге от пещеры. Затянулся, выпустил длинную струю дыма в лампу. «А потом?»

Я улыбнулась ему, надеюсь, игриво. «Ой, я собиралась покричать тебе вслед, но увидела, что ты в свитере и вообще так одет, что, может, и пойдешь все-таки в море. И решила поболтаться вокруг, а когда вернешься, попроситься с тобой».

«А что же ты этого не сделала?»

«Чего не сделала?»

«Не попросилась».

«Да, это у меня надо спросить. – Я изобразила смущение. – Ну извини, знаю, что надо было, но тебя долго не было, мне стало скучно. Я дернула дверь, она была открыта, поэтому…»

«Дверь была открыта?»

«Да».

«Это невозможно. Я ее запер».

Я кивнула. «Знаю. Я же слышала. Но она, наверное, как-нибудь не зацепилась, знаешь, с этими пружинными замками бывает. Я только дернула ее, чтобы чем-нибудь заняться, ну бывает, когда делать нечего. А она открылась, и я очень удивилась».

Невозможно было выяснить, поверил он мне или нет, но по словам Спиро, с замком это случалось, а у Годфри не было оснований предполагать, что я слышала эту историю. Он, конечно, мог поменять замок, как угрожал, но он же возился с ним в понедельник. Оставалось надеяться, что он этого не сделал.

Годфри стряхнул пепел в вазу на шкафчике со спиртным и притих. Казалось, что он необыкновенно высок, лампа висела на уровне его глаз. Я немножко помечтала, как я ее качну неожиданно и разобью ему голову, но сомневалась, что у меня получится достаточно быстро. Может, попозже. Вместо этого я улыбнулась, неопределенно и даже несколько печально. «Я… Извини. Наверное, это ужасно с моей стороны, нужно было подождать, но я была уверена, что тебе все равно, залезу я в яхту или нет…»

«Тогда почему ты спряталась, когда я спустился?» «Не знаю! – Нотка экзальтированной честности, по-моему, получилась неплохо. – Честное слово, не знаю! Но я же была на яхте, прямо здесь, заглядывала в комоды и на ка… На кухне, и вообще».

«Зачем?»

«Зачем? – Всю свою технику я вложила в этот вопрос. – А зачем женщины всегда разглядывают чужие дома? А яхта ведь намного интереснее дома. Я хотела увидеть, как она приспособлена для жилья, на чем тут готовят и… Ну все! – Я засмеялась, пытаясь привести его в хорошее настроение своим невежеством. Главное, чтобы он не понял, насколько я разобралась в устройстве его яхты. – И это, правда потрясающе, Годфри! Даже не представляла! – Я притихла и укусила себя за губу. – Я тебя раздражаю. Тебе не все равно. Наверное, у тебя нервное потрясение, я знала, что так будет, поэтому, наверное, в спряталась, когда услышала, что ты идешь… Неожиданно подумала, как это можно воспринимать, что ты можешь прийти в ярость, поэтому впала в панику и спряталась.

Думала, может, ты и не пойдешь в море, а я потом тихонечко вылезу, когда ты уйдешь. Вот и все».

Я прекратила монолог и подумала, что, возможно, стоит зарыдать, но потом решила, что это будет чересчур. Вместо этого я посмотрела на него сквозь ресницы, во всяком случае попыталась сделать именно это. Больше никогда не поверю романтическим романам, это просто физически невозможно. Годфри в любом случае не растаял, поэтому я прекратила попытки и решила провокационно улыбнуться и прикоснуться рукой к глазам. «Извини. Мне очень стыдно. Пожалуйста, не сердись».

«Не сержусь». Первый раз он отвел от меня глаза, шагнул, открыл дверь и выглянул в темноту. Увиденное, похоже, его удовлетворило, но дверь он больше не закрыл. «Ну ладно, раз ты здесь, попробуй получать от этого удовольствие. Не могу так надолго оставлять румпель, поэтому выходи. У тебя не слишком теплое пальто? Попробуй это». Он открыл шкаф, вытащил тяжелую морскую байковую куртку и протянул мне.

«Не волнуйся, мое сойдет. – Я встала и потянулась за собственным пальто с фонарем в кармане, а потом вспомнила, какое оно мокрое. Хоть убейте, не способна так быстро придумать причину, по которой у меня намок подол, поэтому пальто я опять бросила. – А хотя, спасибо большое, твое наверняка теплее. Похоже, сегодня ветрено. – Когда он помогал мне надеть куртку, я улыбнулась ему через плечо. – Ты простил меня? Очень глупо с моей стороны, имеешь полное право сердиться».

«Я не сердился», – сказал Годфри и улыбнулся. Потом он повернул меня к себе лицом и поцеловал.

Ну что же, на что напрашивалась, то и получила. Я закрыла глаза. Если представить, что это Макс… Нет, невозможно. Ну кто-то безразличный, например, тот довольно хороший мальчик, с которым у меня происходил мертворожденный роман, а в критический момент оказалось, что мне на него наплевать… Это тоже не получилось. Кем бы Годфри ни был, он целовался совершенно не как довольно хороший мальчик…

Я открыла глаза и через плечо Годфри посмотрела на красивую тяжелую лампу, которая раскачивалась примерно в футе от его головы. Если удастся передвинуть его… По-моему, бывают обстоятельства, когда правильным, даже достойным поступком для девушки будет ударить мужчину по голове лампой, в то время как он ее целует…

«Алистер» неожиданно сильно перекосило. Годфри отскочил от меня, будто я его укусила. «Выключи, пожалуйста, лампу».

«Конечно».

Он побежал по трапу. Я задула лампу, опустила на место стекло за какие-то секунды, но «Алистер» успел выровняться, а Годфри появиться в дверях и протянуть мне руку. «Выходи смотреть на звезды».

«Минуточку».

Не такой уж он был и спокойный, спросил довольно резко: «Что ты делаешь?»

«Платочек. Он у меня в кармане пальто». Я копалась на койке в путанице пальто и одеял. Фонарь скользнул в карман куртки, я зажала в руке платок, подбежала к трапу и вложила свою ладонь в руку убийцы. Красивая ночь. Звезды, брызги, огромные волны блестят. Слева еле виднелись очертания берега на фоне неба, черный монолит, отсекающий свет звезд. Снизу – маленькие огоньки, очень мало и очень далеко. «Мы где?»

«Примерно в полумиле от Глифы».

«А где это?»

«Знаешь, как берег заворачивает на восток к материку у подножия горы Пантократор? Мы примерно прошли половину этого загиба…»

«Значит, мы идем на восток?»

«Какое-то время. После Кулуры повернем в пролив. – Да, и Спиро рассказывал, что они прошли половину пути и были в проливе между Кулурой и материком. – Почувствуешь, как ветер усилится, когда мы выйдем из-под прикрытия Пантократора. Он уже и сейчас не слабый. – Он обнял меня по-дружески, но неумолимо. – Посиди со мной. Яхта не все время будет такой самостоятельной. Что-нибудь знаешь о мореплавании?»

«Ничего». Когда он усадил меня на кормовое сиденье, мои глаза немедленно начали обшаривать еле видный кокпит. Только я прекрасно знала, что никакого оружия там не валяется, тем более что эта псевдонежная рука не позволит ничего схватить. Мне пришло в голову, что, скорее всего, у него есть пистолет, и я уже выяснила, что в ближнем ко мне левом кармане ничего нет. Если на него найдет еще один приступ сексуальности, может быть, удастся выяснить, что у него в другом кармане… Когда он сажал меня рядом с собой, я завернулась в куртку, чтобы защититься от его рук, и устроилась прямо в его подмышке. Если бы у него там была кобура, он не стал бы меня так плотно к себе прижимать. Там точно пистолета не было. Я немного откинулась назад и приняла решение продемонстрировать, как мало понимаю в мореплавании. «А лодка быстро может ехать?»

«Примерно восемь узлов».

«Да?» Я явственно показала, что не имею ни малейшего представления об узлах, но не хочу демонстрировать свое невежество. Он меня просвещать не стал. Обнял покрепче, выбросил сигарету за борт и добавил: «Это под парусом. А с мотором – шесть или семь».

«Да?» Я воспроизвела интонацию и на этот раз имела успех, потому что он засмеялся и снова повернулся, чтобы меня поцеловать.

«Алистер» наклонился и качнулся, гик прошел над нами, а главный парус затрещал, как винтовочный выстрел. Это оправдало мой инстинктивный отскок ото рта Годфри, но потом я взяла себя в руки и ответила со сдержанным энтузиазмом. Мои глаза смотрели, как гик качается над нашими головами маятником, при этом я старалась отвлечься от мистера Мэннинга и поразмышлять.

Его поведение легко объяснить. Он еще не уверился в моей невинности и не собирался рисковать и оставлять меня без наблюдения, пока он будет опускать главный парус и заводить мотор. Он мог только удерживать яхту так, как она была, – мотор работает на холостом ходу, а парус лениво тащит ее вперед, пока Годфри не решит, что со мной делать. Мне очень повезло, что ветер дует приблизительно в нужном ему направлении. Если он направляется, что очень даже вероятно, именно туда, где однажды топил Спиро, ему пока еще очень даже по пути.

Неожиданный удар о форштевень заставил нос «Алистера» подняться под таким углом, что гик пролетел над нами опять с треском и стуком. Годфри резко выпустил меня на свободу, а его правая рука потянулась к румпелю. Он на секунду наклонился вперед, и я увидела мое оружие.

Прямо за Мэннингом за кормовым сиденьем кокпита на крюках висел спасательный пояс, к нему на веревке была привязана дымовая сигнальная ракета. Это металлическая трубка длиной примерно в фут, примерно две трети длины занимает круглый пустотелый металлический поплавок. Это достаточно тяжелая штука подходящей формы, из нее получилось бы отличное оружие, только бы снять ее с крюка. Веревка, похоже, длиной футов десять – пятнадцать, для моих целей достаточно. Как бы им завладеть? Вряд ли можно пролезть мимо Годфри, тогда точно не будет шанса использовать эту штуку. Вот если бы он встал на минуточку…

«Почему ты не опускаешь парус? – спросила я. – Мне казалось, его опускают, когда мотор работает».

«Не обязательно. Хочу скоро пойти под парусом, а пока и так нормально».

«Понятно». Разумеется, я это сказала так, чтобы было очевидно мое полное непонимание. Хотя все стало ясно. Под парусом он пойдет, чтобы было тихо. Мы направляемся с грузом к албанскому берегу, и скоро, несомненно, он меня потеряет, как Спиро. И будет управлять своим «Алистером» двумя руками. Я глубоко вдохнула соленый воздух и положила голову ему на плечо. «Божественно, правда? Я так рада, что сюда прокралась, и ты совсем не сердишься. Посмотри на звезды… В Лондоне очень не хватает ночного неба, там только тускло сияют пять миллионов ламп. Годфри, а разве не положено зажигать огни?»

«Положено, но не буду. Пока не встретим какого-нибудь еще нарушителя закона, увидим всех встречных первыми, от этого нет никакого вреда». «Нарушителя закона?»

По-моему, он улыбнулся. «Который не зажигает огней». «Да? А ты, значит, фотографируешь? Восход? Хотела бы я знать, – захихикала я, – что на этот раз скажет Фил, когда я вернусь утром?»

«Где она сегодня? Она знает, что ты отправилась гулять?»

«С друзьями в ресторане. Она мне оставила записку, но было поздно к ним присоединяться, поэтому я осталась дома. Я… Мне было немного грустно. Мы с тобой провели такой хороший день, и я просто не могла сидеть дома. Почему-то».

«Бедная Люси. А потом я был с тобой так суров. Кто-нибудь знает, где ты?»

Небрежный вопрос, но для меня он прозвучал, как сирена пожарной сигнализации. Я даже не сразу ответила. «Миранда была дома. Я ей сказала, что ухожу».

«В эллинг?»

«Нет. Я же этого не знала сама, правда?»

Он не ответил. Я совершенно не представляла, как на него подействовали все мои усилия. Прохладный, но достаточно приятный тон и холодная чувственность ничего не говорили о его мыслях и планах. С этим типом так просто не разберешься. Но поверил он в мою невинность или нет, я поняла, что никакие слова и действия моей судьбы не изменят. Единственное мое оружие – знание того, что Спиро жив, Годфри можно обвинить в убийстве Янни. Адони и Миранда видели пакеты, Миранда видела, как он нес их в эллинг, и знает, где я. А когда Годфри вернется, его встретят Макс, Адони и полиция, которая на этот раз так просто ему не поверит. Говоря прямо, убьет он меня или нет, его игра проиграна.

Несчастье в том, что, если ничего не зависит от того, убьет он меня или нет, очевидно, что разумнее всего меня все-таки убить, а потом убежать, не возвращаясь к Максу и греческим полицейским.

Остается только молчать. Тогда сохраняется слабая надежда, что он мне поверит, отложит дела и отвезет меня домой. А может быть, он расслабится до того, что перестанет за мной наблюдать, и я ухвачу оружие, которое висит за его спиной. Я быстро сказала: «Слушай. Что-то случилось с мотором. Слышишь?»

Он повернул голову. «По-моему, звучит нормально».

«Не знаю… Мне показалось, что он как-то стучит».

Он прислушался к равномерному урчанию движка, потом покачал головой. «Должно быть, ты услышала другую лодку. На северо-восток от нас одна есть, она плывет из Кентромы. Ветер иногда доносит звук. – Он схватил меня покрепче, когда я попыталась встать на ноги и посмотреть. – Это ерунда. Старая шаланда с довоенным мотором. Сиди смирно».

Я уставилась в темное море, где качался и вертелся тусклый свет, появлялся и исчезал за черной водой. Ветер дул в нашу сторону, они не могли бы нас услышать, а если и так, никогда бы не догнали красивую мощную яхту.

Неожиданно недалеко от нас я увидела вспышку света. Большая рыба подпрыгнула в волнах и зажгла фосфорический светло-зеленый свет. «Годфри, смотри!»

«Что?»

Я наполовину встала. «Свет, красивый зеленый свет, прямо в море. Честное слово, он только что был там…»

«Рыбы играют. – Тон его вовсе не переполняло терпение, в приступе страха я поняла, что он обдумывает что-то свое. – Здесь это часто можно увидеть».

«А вон опять! А это можно сфотографировать? Ой, посмотри! Пусти, Годфри, пожалуйста, я…»

«Нет, сиди здесь. – Рука, как железная балка. – Хочу кое-что спросить».

«Что?»

«Ответ на один вопрос у меня уже есть. Но остался еще один. Зачем ты пришла?»

«Я сказала…»

«Знаю, что ты сказала. Думаешь, поверю?»

«Не понимаю, что ты…»

«Я и раньше целовался с женщинами. Не пытайся уверить, что ты пришла потому, что хотела быть со мной».

«Ну можно признаться, что я не ожидала, что так получится».

«Как?»

«Ты прекрасно знаешь».

«Да, пожалуй. Но если ты ходишь за мужчиной по пятам, прячешься в его кровати и изображаешь Клеопатру в лохмотьях, вряд ли ты можешь ожидать, что он будет очень деликатен».

Будто кислоты налили на полированную поверхность и показали шершавое уродливое дерево. Его отвратительные качества прорывались и днем. Если бы было достаточно светло, он бы увидел, как я на него смотрю. «Тебе обязательно меня оскорблять? Понимаю, что я тебя удивила, но, по-моему, ты с этим уже справился. А если хочешь правду, совершенно непонятно, почему тебе так важно, чтобы никто не увидел твоей лодки. Я тебе подробно рассказала, что случилось, а если ты мне не веришь или если ты думаешь, что я немедленно прямо здесь лягу с тобой в кровать, ты просто подумай еще раз. Такое поведение не входит в число моих привычек».

«Тогда зачем ты так себя вела?»

«Ну послушай! – Я засмеялась. Только бы он не переходил к насильственным действиям. Надо его успокоить, поизвиняться поласковее… – Ну Годфри, забудь! Извини, глупо тебя обвинять, я сама напросилась… И я немножко с тобой заигрывала, признаю. Это тоже глупо. Когда женщина попадает в сложную ситуацию лицом к лицу с разъяренным мужчиной, она инстинктивно использует секо, чтобы выпутаться. Я притворялась не очень хорошо, да? Но я не думала, что ты так разозлишься или… Переходить границы».

«Сексуально? Очень мало знаешь».

«Ну отомстил. Не помню, чтобы чувствовала себя такой несчастной идиоткой. И не беспокойся, больше не буду ходить по пятам… Никогда не посмотрю тебе в глаза при свете дня в течение всей моей жизни!» Он не ответил, но для моих обостренных чувств это было будто громкий смех. Я сама чувствовала иронию собственных слов. Опять вспыхнул и погас зеленый свет. Я сказала: «Может, можно тебя попросить окончательно провалить свое путешествие и отвезти меня домой?»

«Бесполезно, дорогая. – Совершенно новый тон, мне сразу стало холодно. – Где ты есть, там ты и останешься. Пойдешь до конца».

«Но ты не хочешь…»

«Не хочу. Ты пришла потому, что это ты захотела, так ты говоришь во всяком случае. А останешься ты потому, что придется. Нет времени везти тебя обратно, даже если бы я захотел. Истратил на тебя слишком много времени. У меня срочное дело и расписание…»

«Годфри…»

«Я везу груз фальшивых денег в Албанию. Они лежат под полом рубки. Семьсот тысяч лек, немного потрепанных, мелкими купюрами. Очень хорошо сделаны. Если меня поймают, то расстреляют. Поняла?»

«Я… Не верю, ты меня обманываешь».

«И не думаю. Хочешь посмотреть?»

«Нет. Нет, верю, раз тебе хочется, но не понимаю. Зачем? Для чего их можно использовать?»

На траверзе у нас была Кентрома. Мне показалось, что очень близко я вижу бледный призрак земли, мое сердце дернулось, но сразу надежда пропала. Как максимум скала. Ветер неожиданно посвежел, он теперь дул не с востока, а все время в разные стороны, будто горы с разных сторон пролива перебрасывались ветрами. И совсем недалеко показались огни Кулуры, конец острова… Я сосредоточилась на словах Годфри.

«…В настоящее время ситуация в Албании такая, что может случиться что угодно, и это соответствует определенным интересам. Ты наверняка следишь за моей мыслью? Балканскую кастрюльку всегда можно заставить закипеть, если начать нагревать ее в правильной точке. Югославия, Болгария, Греция – все вытащили кинжалы и сидят вдоль албанской границы, готовые ко всяческим событиям, но не берущие на себя труда их начать».

«Или не желающие. Не морочь мне голову! Ни один грек не захочет беспорядков на границе, в которых его можно будет обвинить… Ой!»

«Я так и думал, что ты сможешь понять. Чертовски просто, да? Замечательный сценарий. Коммунистический Китай очень хорошо устроился в Албании, маленькая база в Европе, Большой Братец за такую бы себе глаз вырвал. А если свалится современное прокитайское правительство, причем по вине Греции, возникнет мощная балканская заварушка, китайцы вылетят, а русские войдут. А может быть, заодно и в Грецию. Дошло теперь?»

«Боже мой, да. Старый финт. Гитлер испытал его в последней войне. Поток фальшивых денег, и правительство падает, как карточный домик. Это давно происходит?»

«Подкачка денег? Некоторое время. Это – последняя порция. Д-день – страстная пятница, до того времени все разойдется и, поверь уж мне, взрыв произойдет очень быстро. – Он засмеялся. – Гриб взрыва они увидят прямо из Вашингтона».

«А ты? Откуда ты его увидишь?»

«У меня будет место в партере, не волнуйся, но не на вилле Рота. Г.Мэннинг, эсквайр, исчезнет почти немедленно. В субботу тебе не удалось бы поехать со мной кататься, дорогая. Тогда я думал, что очень жаль. Мне понравилась наша прогулка, у нас масса общего».

«Обязательно быть таким грубым?»

Никак не среагировал, смотрел в темноту на север. «О чем я действительно жалею, так это что я не смогу использовать фотографии. Бедный Спиро даже такого памятника не получит. Скоро мы подойдем к месту, где я выбросил его за борт».

Его тон не изменился, он все так же обнимал меня, нежный, как кандалы. Но это и хорошо, от прикосновения его тела мне было и так плохо. Треск паруса, когда над нами снова прошел гик, заставил меня подпрыгнуть, будто Годфри ударил меня кнутом. «Нервная, да?» Засмеялся.

«Кто тебе платит?»

«Может, ограничимся тем, что не Греция?»

«Я этого и не думала. А кто?»

«Что бы ты ответила на сообщение, что мне платят в двух местах?»

«Я бы пожалела, что тебя нельзя расстрелять два раза».

«Нежная девушка. Это самое маленькое, что сделают со мной греки, если поймают!»

«А где делают деньги? Не верю, что кто-то на Корфу…»

«Боже мой, нет. Есть один умный паренек. Он мне уже давно присылает оборудование для фотографии. Когда-то он работал в местном отделении банка Лео. Это через него я пролез в этот бизнес, ну и, конечно, потому, что знаю Лео».

Я, должно быть, побелела. Я почувствовала, что кровь отлила от моего лица, а рот стал маленьким и холодным. «Лео? Все равно не поверю, что он об этом даже хотя бы подозревает!»

Какое-то время он колебался. Я почти физически чувствовала его жестокое желание соврать, но потом он решил, что забавнее говорить правду. «Нет, нет, чист как снег наш Лео. Я только имел в виду, что получил дом, идеальное место для этой операции, а с эллингом вообще бесценное. И это хорошее прикрытие – жить прямо под боком у самих Форли. Если бы что-то пошло не так и началось расследование, куда бы оно, по-твоему, направилось первым делом? Куда, как не в виллу Форли, где живет директор банка? А пока они бы добрались до виллы Рота, она была бы абсолютно свободна от улик, а если бы дела действительно пошли плохо, то и от меня».

«А когда поднимется это облако-гриб? Я так поняла, что источник фальшивых денег будет легко обнаружен в Греции?»

«Конечно. Но только в Корфу, если повезет, не дальше».

«Понятно. Спиро, значит, обнаружил?»

Он пожал плечами. «Сомневаюсь. Но мог увидеть пачку в моем бумажнике».

«Поэтому ты убил его на всякий случай, и тебе плевать, да? Даже смешно думать, какой шум я подняла по поводу дельфина… Ты, наверное, стрелял в него просто для смеха, раз уж все равно собирался уезжать. – Я смотрела на него в темноте. – Как люди становятся такими, как ты? Тебе просто плевать, кого или что ты разрушаешь, да? Предал собственную страну, и ту, в которой ты гостишь, и не только это, уничтожил просто так бог знает сколько людей. Я имею в виду не только Спиро. Я еще про Фил, Лео, их детей. Ты знаешь, что с ними из-за этого произойдет».

«Отбрось сентиментальность. Для таких разговоров нет места в мужском мире».

«Даже смешно, как часто этот „мужской мир“ изображает из себя игровую площадку для малолетних преступников. Бомбы, вранье, кинжалы, военная форма, громкий голос… Да пусть все будет по-твоему, но не забывай, что я – актриса, и мне интересно, как функционируют люди, даже такие слабоумные, как ты. Просто ответь, почему? – Я почувствовала, что он начинает злиться, рука напряглась. – Ты это делаешь ради денег? Но у тебя они есть. И талант своего рода с камерой, поэтому это не комплекс неполноценности, если только это у тебя не на сексуальной почве. И ты не можешь быть политическим фанатиком, раз работаешь на две стороны. Зачем тогда? Мечтаю узнать, просто для общего развития, какой механизм приводит в действие клоунов в фильмах ужасов».

«Ядовитый у тебя язычок, да?»

«С кем поведешься. Ну? Ты вроде мародера? Или ты от этого возбуждаешься?»

У него перехватило дыхание, потом он засмеялся, очень мерзко. Мог себе позволить. Должно быть, уже разобрался, что оружия у меня нет, убежать мне, понятно, некуда. Держал он меня уже не очень крепко, но мог сразу схватить, если бы я шевельнулась. Я и сидела тихо. «Все именно так и есть», – сказал он.

«Так я и думала. Все тогда сходится. Поэтому ты и назвал яхту „Алистер“?»

«Какая начитанная девочка, просто удивительно. Конечно. У него девиз был, как у меня, – Fais ce que veult».

«Делай, что хочешь? Рабле придумал это раньше. Все у тебя из третьих рук, это судьба, Годфри. Выкидывая людей за борт, в команду мастеров не попадешь».

Он не ответил. Огни Кулуры светили на траверзе. Налетел неожиданный шквал ветра, пригнал с севера черные волны. Рука Мэннинга двинулась к румпелю, «Алистер» наклонился и приподнялся навстречу волне. Звезды мигали. Ветер пел на вантах. Палуба круто поднялась вверх. Гик затрещал.

«Это ты со мной и сделаешь? Выбросишь за борт?»

«Алистер» повернулся носом к ветру и выровнялся. Рука Годфри оставила румпель. «Когда я это сделаю, ты, ей-Во-гу, будешь очень этому рада». Он встал и потянулся руками к моей шее.

Я отклонилась как можно дальше от жестоких рук и вытащила из кармана фонарь. Моя спина уперлась в ограждение левого борта. Годфри оказался на мне. Яхта дернулась, гик полетел к правому борту, парус хлопал, как кнут. Вода веером переплеснулась прямо на нас, нога Годфри скользнула, мокрые руки промахнулись мимо моего горла.

«Алистер» поворачивал, гик летел обратно. Руки добрались до цели, большие пальцы давили все сильнее. Я прижалась к комингсу, освободила левую руку и ударила эту гадину фонарем по лицу. Слабый, конечно, удар. Он меня не отпустил, но инстинктивно дернулся назад, выпрямился и потащил меня за собой…

Я промахнулась правой ногой мимо его тела, наткнулась ею на румпель, уперлась со всей силы и толкнула.

«Алистер», который уже и так сильно раскачался, повернул, как бумеранг, и так сильно наклонился, что планширь правого борта ушел под воду. И гик, как реактивный, врезался в голову Годфри.

19

Если бы я сумела захватить Годфри врасплох, все бы закончилось немедленно. Но он почувствовал, как моя нога прошла мимо его тела, а неожиданный наклон «Алистера» за секунду предупредил о том, что может случиться. Инстинкт яхтсмена сделал остальное.

Он наклонился вперед ко мне, а рукой постарался защитить голову. Я мешала ему, била по лицу, старалась подтолкнуть под летящий со свистом гик. Прямое попадание могло бы свалить и быка, но Годфри только задело, да еще он рукой смягчил удар. Он упал прямо на меня и прижал к сиденью.

Невозможно было понять, он жив, потерял сознание или вообще умер. Я старалась ухватиться за мокрое и скользкое сиденье, вытащить себя из-под него, но прежде чем я смогла это сделать, ветер подул «Алистеру» в борт, и яхта повернула на другой галс. Тело Годфри слетело с меня, упало на палубу, а я тоже шлепнулась, причем совершенно запуталась в куртке. Мы заскользили вдоль борта и врезались в правую сторону кокпита.

«Алистер» подпрыгнул и приготовился к следующему рискованному маневру. Я умудрилась стащить с себя куртку и встать, согнулась, чтобы избежать убийственного гика, и неуклюже шаталась. Палуба полетела вверх, гик вернулся к левому борту с такой силой, что, казалось, мачта совсем отломается. Я бросилась на дико раскачивающийся румпель, вцепилась в него и повисла, стараясь выровнять яхту и хоть что-нибудь понять.

Сначала я решила, что Годфри умер. Он лежал у борта, не двигаясь, в темноте я видела только половину его лица… Наверное, вторая половина почернела от крови. Но тут «Алистер» прыгнул на очередную волну, Годфри окатило холодной водой, и он пришел в себя. Шевельнулся, пугающе уверенно потянулся рукой к краю сиденья кокпита, схватился и собрался вставать. Я резко повернула румпель к правому борту, яхта повернулась, рука Годфри соскочила, и он упал на палубу.

Теперь или никогда. Я отпустила румпель и схватила дымовую ракету с крючка. Молилась я только о том, чтобы веревка оказалась достаточно длинной и позволила дотянуться до Годфри. Он лежал у борта, крепко схватившись за сиденье, а правой рукой вытаскивал что-то из кармана. Я подняла металлическую сигнальную ракету и бросилась вперед.

Слишком поздно. В его руке оказался пистолет. Годфри кричал что-то, слова заглушали ветер, треск рангоутного дерева и удары гика. Но понять его было нетрудно. Я бросила ракету и вернулась на кормовое сиденье.

Бледная половина лица повернулась ко мне. Поднялся пистолет.

Я с ненормальной силой дернула спасательный пояс с крюков, он неожиданно легко снялся, и я свалилась вбок, вцепившись в пояс, как в щит. Когда я схватилась за комингс и встала, прямо у моих ног оказались рычаги управления мотором. Я ударила по дросселю и прыгнула к фальшборту.

«Алистер» с ревом рванулся вперед. Годфри отпустил сиденье, вытер кровь с лица, повернул в мою сторону дуло пистолета и нажал на курок. Выстрела я не слышала. Маленькое облачко дыма унес ветер. Я схватилась рукой за живот, согнулась вдвое и полетела головой вниз в море.

Вынырнула я из тяжеленного черного моря непонятно как, на чистом инстинкте. Кашляла, глотала соленую воду, очень больно было дышать. Глаза таращились в непроглядную темноту. Руки били по воде, ноги дрыгались, как у удавленника, потом я потеряла контроль и опять пошла вниз…

Холодная вода, сомкнувшись над головой, привела меня в полное сознание. Годфри. Он стрелял в плохо видимую цель на отчаянно болтавшейся яхте и, естественно, меня даже не задел. Спасательный пояс вырвался из моих рук, когда я падала. Его удержала веревка, когда я экспериментировала с ракетой, веревка плотно зацепилась за крюки. «Алистер» я полным ходом отправила в путь, но Годфри быстро с ним справится и поедет меня искать для полной уверенности…

Я постаралась справиться с паникой. Вынырнула же я все-таки, и достаточно просто, а что темно, так это даже хорошо. С ноги свалилась туфля, я немедленно почувствовала себя легче и попыталась осмотреться.

Темнота. Ничего, кроме темноты, шума ветра и моря. Потом зашумел мотор, непонятно, далеко или близко, но, когда ветер затихал, казалось, что этот звук приближается. Конечно, он вернется. Мог бы и поверить, что попал в меня, и я утонула, но вряд ли будет рисковать. Будет здесь болтаться, загораживать мне путь к земле, пока не поймает.

Волна, огромная, как гора, подняла меня вверх, и я увидела Годфри. Он включил огни, «Алистер» без парусов шел тихим ходом и удалялся от меня, но никаких сомнений, что он вернется. Более того, он был между мной и землей. Вдалеке виднелся темный берег с редкими огнями, почему-то намного дальше, чем казалось с борта «Али-стера».

Он сказал, полмили. Никогда мне не удавалось проплыть такое расстояние. Очень даже приятная для купания вода, и я достаточно удобно одета, но как пловцу мне далеко до Спиро, и вряд ли я могу надеяться на его удачу.

Оставалось только плыть к ближайшему берегу, и если Годфри хватит терпения, он меня найдет.

«Алистер» повернул и шел по прямой параллельно берегу. Море светилось, отражало темное небо, завивалось барашками. Казалось, что я попала в странный и неуютный мир мокрых звезд, они брызгали мне водой в глаза и рот. Тело меня не слушалось, вело себя очень странно, я могла только заставить его не тонуть и пытаться двигаться в нужном направлении.

Когда меня подняла вверх очередная волна, свет был не дальше чем в двухстах ярдах, даже пахло горючим. «Алистер» медленно кружился, направлял луч света в воду. Мне показалось, что Годфри наклонился за борт и что-то поднял. Может, мою туфлю? Он может посчитать ее свидетельством того, что я утонула. Или будет ходить вокруг нее кругами, пока меня не найдет…

Вдруг недалеко я увидела еще один свет, слабее, чем у «Алистера», и высоко поднятый. «Алистер» погасил свой луч. Зашумел другой мотор, второй источник света подошел поближе. Потом раздался крик. Старая шаланда из Кентромы решила посмотреть, что происходит в ее рыболовных угодьях… Мотор «Алистера» взревел и скоро затих вдали.

Тогда я закричала. Получилось очень тихо, но ветер подхватил крик, получилось похоже на чайку. Может быть, лодка из Кентромы пошла за «Алистером», не знаю, но ее свет исчез, и звук мотора затих. Я сосредоточилась на том, чтобы не только не тонуть, но еще и плыть.

И тут до меня дошло, что огни Кулуры у меня справа, а меня несет на запад намного быстрее, чем я могу плыть. Открытие подействовало, как укол бензедрина. У меня мозги прочистились. Конечно. Мы не доплыли до течения, которое отнесло Спиро в Албанию. И ветер восточный. Я так свалилась в воду, что меня должно нести на юго-запад. Тело Янни вынесло прямо к вилле Рота. Вряд ли святой Спиридон так аккуратно доставит меня домой, но, по крайней мере, если я смогу не утонуть и тихо двигаться, то, может быть, и выживу. Поэтому я плыла и молилась. Хотя святой Спиридон перепутался в моей голове с Посейдоном, Просперо и даже Максом, я была уверена, что молитва дойдет по назначению.

Через двадцать минут в более чем беспокойном море, которое билось о берег не больше чем в ста ярдах, я поняла, что ничего не выйдет. Шанс для Спиро и для меня – совершенно разные вещи. Течение оттолкнулось от скалы и понесло меня от берега в открытое море. До сих пор нужно было не тонуть и чуть-чуть двигаться на север, а теперь понадобилось плыть против течения, а сил не осталось. Руки стали ватные, тело свинцовое, я захлебывалась, и каждая маленькая волна меня почти топила.

Одна почти совсем утопила. Я проглотила больше воды, чем обычно, и в панике опять начала бороться. Вынырнула с вытаращенными глазами, забила по воле руками. Шум моря о берег доносился приглушенно, будто далеко, наверное, уши наполнились водой… Меня несло от берега и все время вниз, как будто я уже утонула…

Уже утро. Глупо бороться, сопротивляться, надо расслабиться, и скоро я опущусь на золотой песок, поставлю ноги на него… Сплю я, что ли? Мне снились миллионы таких снов, как я лечу в темноте, только музыка играла… Скоро проснусь, солнышко засветит, и придет Макс…

Он пришел. Поднимал меня. Прижимался и толкал меня вверх, в воздух из черного кошмара.

Я смогла дышать. Оказалась на поверхности, поднятая нечеловеческой силой, которая точно не могла родиться во мне самой. Я выплескивала море из больных легких, а подо мной повернулось огромное тело, подняло и бросило поперек течения. Прежде чем море снова схватило меня и утащило, я опять получила грубый удар и полетела вперед, прямо на скалы.

Огромная волна понесла меня, совершенно беспомощную, и бросила, как камень. Я упала на дно… Нет, распростерлась на песке, уже хваталась руками за берег, а море убегало назад, тянуло меня за собой и чмокало. Я всхлипывала, меня тошнило, я ползла вперед, пока волны от меня не отвязались и не ушли, разгладив исцарапанный мной песок. И я поползла дальше на твердый сухой берег.

У меня осталось смутное воспоминание, что прежде, чем потерять сознание, я посмотрела в море на своего спасителя. Он выпрыгивал из волн, будто хотел увидеть меня в безопасности, его черное тело сверкало, след на воде горел зеленым и белым. Звездный свет отражался от плавника. А потом он исчез, победный хлопок хвоста эхом отразился от скал.

И я упала на песок в футе от воды.

20

Высоко надо мной в небе висел свет. Скоро он превратился в лампу в окне коттеджа высоко у скал, но остался далеким, как луна. Не хочется даже вспоминать, как я тащила собственное тело в промокшей ледяной одежде по крутой скалистой тропе. Но думаю, мне повезло, что тропинка там вообще оказалась. Со временем я взобралась наверх и привалилась к старой оливе отдохнуть. Она росла у ручья, который пробегал под грубым мостиком и отчаянно бросался в море. Я с трудом различала небольшую долину, оливковые деревья, между ними – фасоль и кукурузу. Среди старых деревьев светились окна домов, шумели листья, а на землю падали твердые фрукты и стучали, как дождь. Под ближним окном чернели кусты.

Я опять заставила двигаться свои дрожащие свинцовые конечности. Под босыми ногами лопались ягоды, трещали ветки, я стукнулась пальцем о камень и вскрикнула. Немедленно в ответ раздался лай, и злобная полудикая собака, каких полно в Греции, помчалась ко мне. Я почти не обратила на нее внимания, только сказала что-то, она подошла ко мне, зарычала, ткнулась холодным носом в ногу, но не укусила. В следующую секунду открылась дверь дома, выбросила поток света на траву. Наружу вышел мощный мужчина. Спотыкаясь, я вылезла на свет и пробормотала на английском: «Пожалуйста, пожалуйста… Можете мне помочь?»

Какое-то время он молча на меня смотрел. Вполне естественно. Я вылезла из ночи, как призрак, мокрая и грязная, в песке и пыли, а за мной по пятам шла собака. Потом он крикнул что-то, собака убежала, и что-то он сказал такое вопросительное. Не знаю что, даже не поняла, на каком языке, но какая разница, я разучилась разговаривать. Пошла на свет к человеческому теплу дома, вытянула вперед руку традиционным просительным жестом и упала на колени на пороге прямо к его ногам.

Обморок, наверное, длился недолго. Я слышала, что он кого-то звал, потом появился женский голос. Меня схватили руки, подняли, потянули в теплую и светлую комнату. Мужчина сказал что-то резкое своей жене и ушел, хлопнув дверью. Сначала я испугалась, стала думать, куда же он отправился. Потом женщина, издавая какие-то трудно различимые звуки, начала возиться с моей одеждой, и я поняла, что он просто вышел из единственной комнаты, пока меня раздевают.

Наверное, старуха задавала вопросы, но я не понимала, да и почти не слышала. Мои мозги от холода окостенели, как и тело, и дрожали от истощения и шока. Скоро меня раздели и вытерли замечательным льняным полотенцем, таким пожелтевшим, что скорее всего оно было частью приданого этой женщины. Она его до сих пор не использовала. Потом меня завернули в грубое одеяло, осторожно подтолкнули на деревянный стул у огня. Подбросили дрова, поставили сверху горшок, развесили мою одежду, с интересом ощупав нейлон. Потом старуха пошла к двери и позвала домой мужа.

Он вошел, пожилой, похожий на разбойника крестьянин с усами. К губе прилипла грязная самодельная сигарета. За ним следовали еще два крепких мужчины пониже ростом, но с такими же темными пламенными лицами. И все уставились на меня. Хозяин что-то спросил. Я помотала головой, но вообще-то то, что меня больше всего интересовало в тот момент, спросить было достаточно легко. Я вытащила руку из одеяла и обвела вокруг рукой. «Керкира? – спросила я. – Это Керкира?»

Буря жестов и утвердительных «не» принесла мне чувство физического облегчения. Начать общаться с людьми, узнать, где я нахожусь… Это необходимо, чтобы не рехнуться. Бог знает, какого ответа я ожидала, очевидно, еще не отделалась от своих кошмаров. Нужны были слова, чтобы вытащить меня из этого бреда – одинокая почти смерть в море, мучения на «Алистере», безымянная черная скала, на которую я карабкалась… Это Корфу, а это – греки. Я в безопасности. Я сказала: «Я англичанка. Вы говорите по-английски?»

На этот раз головы двигались по-другому, но я слышала, что кругом говорят слово «англита», так что они поняли.

Я попробовала еще раз. «Вилла Форли? Кастелло дей Фьори?»

Они опять поняли. Бурно заговорили, но я поняла только одно слово – «таласса» – это значит «море».

Я показала на собственное спеленутое тело. «Я… Таласса… Лодка… – Упражнениям в пантомиме очень мешало одеяло. – Плыть… Тонуть…»

Все зашумели. Женщина сунула мне в руки миску явно с выражениями симпатии. Это оказался какой-то суп, по-моему из фасоли, довольно густой и безвкусный, но горячий и сытный и для таких обстоятельств превосходный. Пока я ела, мужчины вежливо отвернулись и активно, хотя и приглушенно, переговаривались. Когда я закончила и вернула женщине миску, один из них, не мой хозяин, вышел вперед, прочистил горло и заговорил на очень плохом немецком.

«Вы из Кастелло дей Фьори?»

«Ja. – Мой немецкий был не намного лучше, но все-таки хоть какое-то понимание. Я заговорила, медленно выбирая слова. – Идти Кастелло, как далеко?»

Бормотание. «Десять. – Показал свои пальцы. – Ja, десять».

«Десять километров?»

«Ja».

«Это дорога?»

«Ja, ja».

«Есть машина?»

Он не сказал «нет», но его реакция была однозначна. Нет машины и никогда не было. Зачем им машины? У них есть ослы и женщины. Значит, я еще не вылезла из кошмара. Еще предстояло невозможное мучительное путешествие. Я попыталась сообразить, что будет делать Годфри.

На свидании он наверняка обнаружил, что одного пакета не хватает, понял, что его взяла я, и сообразил, куда я могла его спрятать. Можно надеяться на его уверенность, что никто не имеет никаких оснований его подозревать, иначе бы путешествию помешали. Хорошо бы он думал, что я сделала случайное открытие, например, увидела, как он несет пакеты, и стала их искать из любопытства. Потом я их нашла, осознала, что происходит что-то серьезное, испугалась, спряталась и начала изображать невинность, чтобы спасти свою шкуру. О Миранде он наверняка даже не подумал.

Ну хорошо, он от меня избавился. Мое исчезновение вызовет шум и слезы, которые могут привести к неприятным для него последствиям, учитывая смерть Спиро и Янни. Он может решить проигнорировать потери, но неожиданное исчезновение Г. Мэннинга, эсквайра, естественно, обратит официальное внимание на его дом, на эллинг, поэтому (поскольку явно еще не начался официальный розыск меня) он наверняка рискнет сегодня вернуться, чтобы найти и убрать последний пакет фальшивых денег.

И здесь я обязана появиться. Даже если Годфри будет встречать Макс, чтобы задержать этого преступника, нужны доказательства. Настоящие доказательства, не просто слова Адони и Миранды и даже Спиро. От этого Годфри наверняка отобьется без особых хлопот. И как только от него отвяжутся хоть на пять минут, Г. Мэннинг, эсквайр, навсегда исчезнет бесследно по подготовленному пути.

Я посмотрела на обступивших меня мужчин. «Есть телефон?»

Вопрос я задала без особой надежды, но они прямо-таки просияли. Да, конечно, телефон имеется, в деревне, выше на горе, где начинается дорога. Это они сообщили мне по-гречески, все говорили одновременно и безумно жестикулировали, но я на удивление легко все поняла. Если я желаю телефон немедленно, они меня туда отведут. Я кивнула, улыбнулась, поблагодарила, потом показала на свою одежду и вопросительно поглядела на женщину. Немедленно мужчины улетучились из комнаты, а она начала снимать мои вещи с веревки. Нейлон высох, но платье было совершенно мокрым и противным.

Я сбросила одеяло – оно пахло чем-то, я старалась убедить себя, что козой, – и начала одеваться. Но когда я собралась одеть платье, женщина остановила меня. «Нет, нет, это… Это честь… Очень рада…» Она и на английском не могла бы выразиться яснее. «Это» оказалось белой батистовой блузой, вышитой красным, зеленым и золотым. К ней прилагалась длинная черная юбка, оживленная каймой тех же цветов. Национальная корфиотская одежда, которую надевают в святые дни и праздники. Может, это тоже была часть ее приданого, а может, принадлежало ее дочери. Все мне идеально подходило. Юбка была из плотной ткани ручной работы, а еще я получила теплый жакет, чтобы надеть поверх блузки. Она восхищенно суетилась вокруг меня, гладила и хвалила, а потом позвала мужчин посмотреть.

Они ждали снаружи, теперь не трое, а – я сосчитала – шестнадцать. Я вдруг остановилась и поцеловала старую женщину в щеку. Она взяла меня за руку, на глазах показались слезы. «Англичанка. Я очень рада».

На улице толпа мужчин проводила меня как персону королевских кровей вверх по каменистой дороге между деревьев в крохотную деревню, разбудила владельца маленького магазина, в котором был телефон. В Кастелло никто не отвечал. Я подумала и набрала номер виллы Форли.

После первого же гудка взволнованная Фил подняла трубку. «Люси. Где, ради бога…»

«Все в порядке, Фил, не волнуйся. Извини, что не могла позвонить раньше, но со мной все хорошо», «Но ты где? Я пробовала узнать у Годфри, но…»

«Когда?»

«Час назад, ну или сорок пять минут. Его не было, поэтому я решила, что ты где-то с ним. Это так?»

«Нет. Слушай, Фил, сделаешь для меня кое-что?»

«Что? Что вообще происходит?»

«Скажу при встрече, а сейчас времени нет. Просто не задавай вопросов, а позвони еще раз Годфри. Если он ответит, скажи, что меня нет дома, и спроси, с ним я или нет, как ты бы на самом деле спросила, если бы я не позвонила, а ты беспокоилась. Очень важно, чтобы он не знал о моем звонке. Сделаешь? Это ужасно важно, Фил!»

«Да, но…»

«Тогда, пожалуйста, ну ангел. Обещаю, что скоро буду дома и все расскажу. Но я должна знать, появился он или нет. Как только узнаешь, перезвони мне сюда». Я сказала номер.

«Как ты, ради бога, туда попала? Ты ходила с ним гулять? Знаю, что ты ужинала, потому что посуда не помыта. Миранда просто ушла и все так оставила».

«Это я виновата. Отправила ее по делу».

«Ты? Ну что все-таки происходит? Посуда разбросана по столу, ты посередине Пантократора в середине ночи…»

«Можно сказать, что Годфри меня выкинул. А домой идти далеко».

«Люси! Ты хочешь сказать, что он к тебе приставал?»

«Можно это назвать и так. Не нравится мне твой Годфри, Фил, но просто на случай, если он вернулся, я заканчиваю разговор и жду твоего звонка. Но пожалуйста, сделай все, как я сказала, это очень важно».

«Боже, ну конечно. Пусть поволнуется, – сказала Фил вредным голосом. – Хорошо, киска, вешай трубку, я перезвоню. Хочешь, я за тобой приеду?»

«Не помешало бы».

«Противная грубиянка», – сказала она, наверное не мне, и повесила трубку.

Теперь у деревенского магазина стояли двадцать три мужчины и еще что-то случилось. Все улыбались. Когда я положила трубку, мой говорящий на немецком приятель оказался рядом. «Fraulein, идите смотреть. – Он гордо показал на дверь магазина. – Для вас, к вашим услугам».

В звездном свете стоял мотоцикл, восхитительный, почти новый, с двумя цилиндрами, оседланный гордым и скромным молодым человеком. Теперь мужчины толпились вокруг него, восхищенные тем, что смогли помочь.

«Он из Спартиласа, – сказал мой приятель, указывая на склон Пантократора выше магазина, где светились слабые огоньки другой деревни. – Он был в гостях в Кулуре в доме своего дяди, мы услышали, что он едет, и остановили. Видите? Это очень хорошая машина, как автомобиль. Вы не можете быть здесь, здесь недостаточно хорошо для иностранцев. Но он отвезет вас домой».

Я чуть не заплакала от умиления и нервного истощения. «Вы такие хорошие, вы очень хорошие. Спасибо огромное вам всем». Это все, что я смогла сказать, а они, похоже, больше ничего и не хотели. Доброта и доброжелательность, окружавшие меня, были ощутимы, как свет и огонь, они согревали ночь.

Кто-то принес подушку, похоже, лучшую в доме, еще кто-то ее привязал. Третий человек принес сверток с моим мокрым платьем и привязал сзади сиденья. Молодой человек стоял, улыбался и с любопытством на меня посматривал.

Телефон прозвонил один раз, и я быстро к нему подбежала. «Да?»

«Люси, я позвонила на виллу Рота, но его нет».

«Нет ответа?»

«Конечно, нет. Слушай, ты можешь сказать, что случилось?»

«Дорогая, пока не могу… Скоро буду дома, не волнуйся. Но никому не говори, что я звонила. Никому. Даже Максу».

«Даже Максу? С каких это пор…»

«И не надо за мной приезжать. У меня есть транспорт. До встречи».

Хозяин магазина даже и не подумал, что можно потребовать с меня деньги за телефон. Ему было очень приятно, как я поняла, что его подняла с постели среди ночи полуутонувшая незнакомка. Все, кто мне помогал, не нуждались даже в благодарности, они были счастливы помочь, на самом деле. Усадили, показали, куда ставить ноги и как обнимать молодого человека за талию, пожелали быстро доехать и отошли, когда мой новый друг завел мотор. Мотоцикл взревел и понесся через деревню. Все спящие в окрестностях проснулись. Несомненно, они и от этого будут счастливы…

В облаке дыма мы мчались по гравию, дорога извивалась змеей между олив по крутым скалам примерно в трехстах футах над уровнем моря. Дорога не для быстрой езды, любой бы сказал, но мы ехали очень быстро, на поворотах наклонялись, как «Алистер» в море. Гравий разлетался от нас волнами, а сзади на полмили висело облако пыли. А мне было все равно. Ветер в волосах и ощущение безумной скорости даже успокаивали. Я не способна была бояться. Он, как Бог, появился, чтобы освободить меня, и не мог подвести. Я прижималась к кожаной спине, а мы неслись и ревели между рощ, уже вниз, к морю.

Бог повернул кудрявую голову и что-то жизнерадостно прокричал. Мы пролетели поворот по маленькому ручью, почему-то очень похожему на ступени, и выскочили на гладкую дорогу. Не то чтобы это было намного лучше. Дорога спускалась по склону Пантократора с крутыми и, скорее всего, очень опасными поворотами. Мы ехали с такой скоростью, что на поворотах отлетали к краю дороги и почти цеплялись за маленькие цветы и камни. Шины визжали, Бог весело кричал, ночь заполнял запах горелой резины, а мы двигались вниз и скоро очутились у подножия горы на уровне моря.

Дорога выпрямилась. «Хорошо?» – спросил Бог через плечо.

«Отлично!» – провизжала в ответ я, вцепившись в него, как обезьяна, захваченная ураганом.

Он шевельнул рукой, мы поехали еще быстрее. Цветущие деревья пролетали мимо потоком…

Вдруг мы оказались в знакомой мне деревне, и он замедлил ход, подкатил прямо к воротам Кастелло и остановился.

Молодой человек опустил ноги на землю, повернулся вопросительно, показал пальцем на аллею, но я помотала головой. До Кастелло было довольно далеко идти, но, пока я не разобралась, что происходит, не стоило рекламировать свое появление и с ревом возникать у парадного подъезда. Поэтому я отцепилась от его кожаной куртки, не слишком уверенно слезла, отряхнула свое одеяние и отвязала сверток с платьем.

Я попробовала поблагодарить своего спасителя, он улыбнулся, мотнул головой и стал поворачивать машину в обратную сторону, что-то покрикивая. Наверняка, что ему было очень приятно. Когда он взялся руками за руль, я быстро схватилась за него. «Твое имя? – это я знаю, как будет по-гречески. – Твое имя, пожалуйста?»

Он улыбнулся. «Спиридон. Бог вам в помощь».

В следующую секунду он превратился в затухающий рев в темноте, и облако пыли медленно опускалось на дорогу.

21

В Кастелло не было света. Огромный дом устремился к звездному свету башенками и стенами, почти такой романтичный, каким его задумывали. Я обошла вокруг до террасы, там тоже ни света, ни движения, ничего. Длинные окна пусты и занавешены, я их потрогала – заперты.

Держась в тени, я обошла вокруг на ту часть террасы, которая нависала над скалой и заливом. Шептало невидимое море, вокруг была темнота, перечный запах кипарисов почти заглушал запах роз. Летучие мыши прорезали тишину тонкими, как лезвие ножа, криками. Какое-то движение заставило меня быстро обернуться – через балюстраду перекатился маленький бледный сгусток и двинулся вниз по горе. Белый кот, Но тут я заметила проблеск света за деревьями справа, там должна быть вилла Рота. Мягко, как белый кот, и почти беззвучно, как призрак из моря, роль которого я исполняла, я выбралась с террасы и направилась через лес к свету. Под деревьями я налетела на ХК 150 и чуть не упала. Мэннинг, наверное, отвел машину подальше от дома, чтобы случайные посетители решили, что он где-то отсутствует вместе с автомобилем, и дальше не пошли.

Близнец виллы Форли весь оброс миртом. Главная дверь выходила в лес, от нее шла аллея к воротам, мощеная тропинка огибала весь дом прямо до широкой террасы, выходящей к морю. Над дверью горел свет. Я раздвинула листья и выбралась из кустов.

Две машины. Большой облезлый черный «Бьюик» Макса и какая-то маленькая незнакомая. Значит, он вернулся, и идет сражение. Хорошо бы вторая машина принадлежала полиции.

Одолженные веревочные сандалии позволяли ходить совершенно беззвучно. Вдоль стены я пробралась к террасе.

Терраса точно такая же, как у Филлиды, только выступающую наружу часть обвивал виноград, а не глициния. Еще там не оказалось обеденного стола, только несколько больших стульев и низкий стол, на котором стоял поднос с бутылками и стаканами, Я тихо прошла мимо всего этого к французскому окну.

Все три окна были закрыты и занавешены, но в центральном между занавесками образовалась примерно трехдюймовая щель. Я могла видеть всю комнату. Когда подошла, обнаружила, что и услышу все… В стекле рядом с задвижкой была большая, похожая на звезду дыра. Кто-то пробивался внутрь.

Первым я увидела Годфри. Он сидел близко от окна, немного сбоку, на стуле у большого стола, совершенно спокойный, со стаканом виски в руке. Он все так же был одет в свитер и темные брюки, а на спинке стула висела куртка, которую я сбросила с себя, прежде чем прыгнуть в море. Я с восхищением увидела, что половина лица у него разбита и покрыта засохшей кровью, а красивый рот, похоже, болел, когда он пил. Периодически он промокал губу платком.

Сначала мне показалось, что комната полна народу, но постепенно состав толпы определился совершенно четко. В нескольких ярдах от Годфри в середине комнаты почти спиной ко мне стоял Макс. Я не видела его лица. Адони был у двери лицом к окну и смотрел на Годфри. Рядом со мной прямо у окна на краю кресла сидел Спиро. Его больная нога в новой белой повязке странно торчала вперед. На полу у кресла замерла Миранда, она прижимала ручку кресла к груди с такой нежностью, будто это был сам Спиро. Брат с сестрой удивительно походили друг на друга, а тут еще у них было совершенно одинаковое выражение: чистая, ничем не замутненная ненависть, направленная на Годфри. На полу рядом с ними лежала винтовка. Рука мальчика так висела над ней и так иногда дергалась, что было ясно – положил он ее только по прямому и очень настойчивому приказу полицейских.

Полиция тоже присутствовала. На противоположном конце комнаты около двери сидел инспектор (не знаю, как у греков называется эта должность) из Корфу, который расследовал смерть Янни. Это мощный седой человек с густыми усами и черными умными глазами. Он как-то не очень аккуратно выглядел, очевидно одевался в спешке. Несмотря на спокойное лицо и твердый взгляд, он явно не был уверен в том, что делает, и плохо себя чувствовал.

Годфри говорил спокойным и слишком мне знакомым голосом. «Как угодно, мистер Пападопулос. Но предупреждаю, что то, что произошло в моем эллинге, и тот факт, что эти молодые люди вломились в мое жилище, я не собираюсь оставлять без последствий. Что касается девушки, я не совсем понял, в каких действиях по отношению к ней меня обвиняют, но дал вам полный отчет о своих движениях сегодня днем и уверен, что вы найдете достаточно количество людей, подтверждающих мои показания».

«Мы заинтересованы в ваших движениях ночью. – Голос у Макса был очень грубый, он явно с трудом держал себя в руках. – Для начала, что случилось с вашим лицом?»

«Несчастный случай с гиком».

«Еще один? Вас не удивляет, что так распространились эти несчастные случаи? Как это случилось?»

«Вы яхтсмен?»

«Нет».

«Тогда не задавайте глупых вопросов. Вы свой шанс уже использовали, черт побери. Права задавать мне вопросы у вас не больше, чем набрасываться на меня, вламываться сюда и обыскивать дом. Если бы вы не позвонили в полицию, я наверняка сделал бы это сам. Поговорим о ваших методах попозже».

Пападопулос мрачно сказал: «Если позволите, Макс. Итак, мистер Мэннинг, вы сообщили нам, что не видели мисс Люси Веринг после семи часов вечера вчерашнего дня, когда отвезли ее домой?»

«Именно так. – С инспектором он разговаривал терпеливо вежливо. Идеально играл роль. Демонстрировал неприязнь к Максу и бешенство по поводу его действий, утомление, а относительно меня – удивление я слабое беспокойство. – Я доставил ее домой перед обедом. Сам собирался опять уезжать».

«И с тех пор ее не видели?»

«Сколько я должен… Извините, инспектор, я немного устал. Нет, с тех пор я ее не видел».

«Вы дали нам отчет о своих движениях после того, как привезли мисс Веринг домой. Когда вы пришли в эллинг, вы обнаружили, что он заперт и, насколько вам известно, там никого не было?»

«Именно так».

«Ничто не указывало на то, что кто-то – мисс Веринг либо кто-то еще – заходил туда и удалился?»

Мне показалось, что Годфри задумался, но он, должно быть, был твердо убежден, что утопил меня бесследно. «Нет».

«Вы слышали, что сказала девушка?»

«Миранда? – Годфри теперь говорил с легким осуждением. – Она может сказать все, что угодно. Помешана на брате и изобретет любую сказку, только бы у меня были неприятности. Бог знает почему мальчик родил такую странную идею, или кто ему ее внушил. Никогда в жизни не был так счастлив, как сегодня, когда увидел его живым».

Спиро сказал что-то по-гречески, короткую, грубо звучавшую фразу, так что сестра его засмущалась. А потом он перевел: «Плевать». – А потом и проиллюстрировал это действием.

«Спиро», – сказал строго Макс, Годфри посмотрел на инспектора и засмеялся. «Сатана делает выговор грешнику. Правда, это всегда очень забавно, вам не кажется?»

«Извините, – сказал Пападопулос. – Спиро, держи себя в руках, или тебе придется уйти. Давайте вернемся несколько назад, мистер Мэннинг. Простите, не слишком хорошо говорю по-английски. Про сатану я не понял. Что вы хотели сказать?»

«Я говорил, что в чем бы Миранда меня ни обвиняла, факт остается фактом. Она не видела, как мисс Люси Веринг входила в эллинг или подходила к моей яхте. Ничто не свидетельствует о том, что она это сделала».

«Нет. Хорошо, мистер Мэннинг. Оставим это на время… Да, Макс, понимаю, но мы ничего больше не можем сделать до того, как Петрос доложит о результатах обыска в эллинге. Когда мистер Гэйл встретил вас по возвращении и обвинил…»

«И напал на меня, вы хотите сказать».

«Как угодно. Когда он спросил вас, где вы были, вы ответили, что это была „нормальная поездка“. Что вы под этим подразумеваете? Возможно, рыбную ловлю?»

Адони сказал невыразительно: «Камеры были в рубке».

«Значит, вы фотографировали, мистер Мэннинг? Можно поинтересоваться, где?»

Недолгое молчание. Годфри отхлебнул виски, посмотрел в стакан, потом поднял глаза, посмотрел на полицейского и улыбнулся, будто пожал плечами. «Вижу, придется раскалываться. Никогда не думал, что вы до меня доберетесь. Если бы не это недоразумение с девушкой, сомневаюсь, что вам бы удалось. Или вам настучали?»

Выражение лица инспектора не изменилось, но Макс напрягся, а Адони вытаращил глаза. Капитуляция, когда они даже еще не схватились за пистолет?

«Очень прошу, – сказал Пападопулос. – Я не понимаю. Если бы вы использовали более простые выражения…»

«Он имеет в виду, – сказал Адони, – что вам о нем рассказали, и он хочет признаться».

«Не имел в виду ничего подобного. Держи свой красивый ротик закрытым, если можешь. Это для мужчин». Годфри даже не взглянул на него, будто отмахнулся от комара. Адони смотрел спокойно, но у меня даже сердце подпрыгнуло. Я подумала: «Вот тут ты ошибся, Годфри…»

«Пожалуйста, – произнес Пападопулос. – Не будем терять времени. Итак, мистер Мэннинг?»

Годфри откинулся назад, совершенно спокойный. «Поскольку ваши люди обыскивают яхту, нет никакого смысла притворяться, что я фотографировал, не так ли? Достаточно посмотреть на камеру… Нет, если говорить чистую правду, у меня были дела на другой стороне».

В комнате и до того было тихо, а теперь стало еще тише. Я подумала, что не может же он просто так признаться… Почему? Ну почему? А потом поняла. Миранда рассказала полиции, что знала. Годфри понял, что она была со мной на берегу. Думаю, пещеру и свертки в разговоре с ним еще не упоминали, но он мог догадаться, что она видела то же, что и я, и, должно быть, рассказала полицейским. Более того, обыскивали яхту, и если констебль хоть что-то соображает, он найдет тайник под полом. Годфри наверняка собирался дать самое безобидное объяснение до того, как что-нибудь найдут.

«Где на другой стороне?»

«В Албании».

«А какие дела?»

«Назовем это импортом?»

«Как это назвать, не важно. Это-то я понял. Значит, вы это признаете?»

Годфри нетерпеливо шевельнулся. «Уже признал. Наверняка вы не будете притворяться, что не знаете, что вокруг происходит? Вы, конечно, закрыли глаза на то, как был убит Янни Зулас, но, между нами…»

«Янни Зулас? – Пападопулос быстро взглянул на Макса. Годфри опускал заранее все паруса, в которые еще только собирался подуть ветер.

«Вижу, вы меня понимаете. Я так и думал».

«Вы знаете о смерти Зуласа что-то, что не рассказали полиции?»

«Абсолютно ничего. Только догадываюсь, учитывая собственный опыт с береговой охраной на той стороне. Она потрясающе эффективна».

«Значит, вы думаете, что его неприятности начались там?»

«Ничего я не думаю, это догадка. Но мои догадки – не доказательства, не так ли? Только имею в виду, что, если беспрерывно бросать перчатку на тот берег, вызов в конце концов примут. Ничего удивительного, что полиция не стала в это углубляться. Вы, должно быть, знали, чем он занимается».

«Как Зулас был связан с вами?»

«Со мной? Никак. Я с ним не знаком».

«Тогда откуда вы о нем знаете?»

Годфри улыбнулся. «Когда занят одним делом, слухи доходят».

«Он не был связан с вами?»

«Я уже ответил. Ни в малейшей мере».

«Было высказано предположение, что Спиро, а за ним Янни Зулас, что-то выяснили о вашем бизнесе…»

Остальное я пропустила. Потому что за моей спиной раздались шаги и показался свет фонаря. Должно быть, констебль из эллинга. Я отошла от освещенного окна и подумала, не подойти ли к нему и не рассказать ли про пакет, который я утопила. Потом я вспомнила, что он, скорее всего, не говорит по-английски. Он прошел у нижнего конца террасы и вокруг дома. Я вернулась к окну. Вполне возможно, он его сам нашел, а если так, можно еще послушать, как защищается Годфри. А потом ворваться и разбить всю его защиту.

Мэннинг теперь поменял амплуа и прекрасно изображал рассерженного индивида, который держит себя в руках, но до поры до времени. «И может, объясните, какой чертовщиной я должен был заниматься, чтобы дойти до убийства?»

«Не могу, – сказал с сожалением Пападопулос. – Из того, что вы говорите о своих товарах, не могу. Радиодетали, табак, антибиотики и так далее… Обычный список, мистер Мэннинг. Странно, что это окупалось. Аренда дома, яхта, поиски контактов, риск… Вы не бедный человек. Зачем вы это делали?»

«Неужели трудно понять? Я здесь застрял со своей проклятой книжкой, она мне до смерти надоела. Конечно, я не нуждаюсь. Но мне было скучно, а с помощью яхты можно было немного развлечься… Вы что, правда хотите заниматься всем этим сегодня? Я это делал просто для кайфа, так и запишите. Аполлон вам переведет».

Адони сказал вежливо: «Он имеет в виду, что ему нравятся риск и насилие сами по себе. Такое выражение используют безответственные преступники и несовершеннолетние».

Макс засмеялся. Годфри сжал рукой стакан: «Ну ты, маленький…»

«Маркое! – Макс резко повернулся к греку, и я первый раз увидела его лицо. – Все это сейчас не важно. Извини, понимаю, что контрабанда через границу имеет для тебя значение, но действительно важно сейчас узнать про девушку. Если он настаивает…»

«Минуточку», – сказал Пападопулос и повернулся к двери. Вошел констебль. Он явно не нашел пакета, а скорее всего, вообще ничего. Когда начальник задал ему вопрос, он показал пустые руки и пожал плечами, ответил на греческом. Макс что-то спросил, и человек продолжил свою речь, бурно жестикулируя. Но мне было уже не до этого. Когда я двинулась вперед, чтобы посмотреть на его руки, Адони заметил движение, и я встретилась с ним глазами.

Никто на него не смотрел. Все уставились на констебля, а Спиро уперся взглядом в Годфри. Никто не заметил, как Адони тихо выскользнул за дверь и закрыл ее за собой. Я тихо отошла от окна и стояла на углу. Он прошептал: «Мисс Люси, мисс Люси, я даже не был уверен в этой одежде… Но это вы! Мы думали, вы умерли! – Он даже обнял меня, это очень успокаивало. – Мисс Люси, мы думали, что вы поплыли с этим дьяволом на яхте, и он вас убил!»

«А так и было. Я отправилась с ним, и он попробовал меня убить, но я убежала. Спрыгнула за борт, как Спиро, и он оставил меня тонуть, но… Адони! Не говори такие слова, тебе негде было им научиться! Тише, тебя услышат…»

«Мы должны его загнать в угол. Мы должны, наверняка…»

«Обещаю, что так и будет. Все теперь про него знаю, Адони. Это не только Спиро, Янни и я, он предатель и шпион, и я могу это доказать»

«Тогда пошли, мисс Люси, не надо его бояться. Прямо заходите. Макс почти рехнулся, я думал, он его убьет»

«Нет пока… Подожди, я должна знать, что случилось. Можешь быстро сказать? Это полиция из Корфу, да? А из Афин?»

«Нет. В Афинах сказали, что Макс должен отвезти Спиро домой и обратиться утром в полицию Корфу. Они сказали, что будут следить за этим делом, но, по-моему, не заинтересовались. У них и так дел полно после коммунистической демонстрации во вторник, а это, в конце концов, дело корфиотов. Поэтому Макс и Спиро вернулись одни, я встретил паром, рассказал Максу про пещеру и коробки. Он решил не терять время, было уже одиннадцать, и в полиции был только дежурный. Поэтому он быстро поехал домой, чтобы сразу пойти в пещеру».

«Значит, Миранда тебя не нашла?»

«Нет. Она позвонила в бар, но я туда не заходил. Я пошел к своему другу Дионисосу и с ним поужинал, потом мы отправились в „Мимозу“ в порту, ждать парома. Мальчик из бара прибегал меня искать, но не нашел. Когда мы. попали в Кастелло, нас ждала Миранда, скоро она вспомнила и рассказала нам про вас».

«Скоро?»

Что он улыбался, было понятно даже в темноте. «С нами был Спиро».

«О господи, конечно! Естественно, она все забыла… А потом? Она рассказала…»

«Никогда не видел Макса таким. Мы с ним побежали в эллинг, но яхты не было и вас. Мы поискали там и по берегу, потом пошли в виллу Рота. Было заперто, Макс разбил окно, но мы ничего не нашли. Поэтому он позвонил Пападопулосу домой, все очень быстро рассказал и попросил по дороге захватить из Кастелло Спиро и Миранду. Потом мы с Максом вернулись в эллинг ждать мистера Мэннинга».

«Ну?»

«Ждали. Он появился без мотора, просто под парусом, очень тихо. Мы стояли в тени у дверей. Он не вошел внутрь, оставил яхту снаружи носом к морю и привязал, – значит, скоро снова собирался в море. Потом он вошел в эллинг. И мы его взяли. Он дрался. Потом Макс отправил меня искать вас в яхте, мистер Мэннинг притворялся, что очень удивлен и сердится, но Макс просто спросил: „Где она? Где моя девушка?“ – и схватил его за горло, я думал, что он его убьет. А потом мистер Мэннинг сказал, что ничего не знает, и Макс сказал: „Давай, Адони, быстрее, пока полиция не доехала. Им это не понравится“

«Не понравится что?»

«Что мы собирались сделать, чтобы он заговорил. Но тут появилась полиция, мистер Мэннинг очень ругался, а мистеру Пападопулосу было неудобно. Пришлось идти в дом. Один человек остался обыскивать яхту. Вы видели, что он вернулся? Ничего не нашел, только место под палубой, где мистер Мэннинг прятал коробки. Но вы это слышали?»

«Угадала. Это было по-гречески».

«Конечно. Забыл. Вот и все. Подождите. – Он исчез за углом, а через секунду снова материализовался рядом со мной. Сунул стакан в руку. – Выпейте. Это виски. Вы замерзли?»

«Нет. Но все равно спасибо». Я выпила и отдала ему стакан.

Он куда-то его опустил, потом спросил: «А теперь что, мисс Люси? Вы сказали, мы можем все доказать, это правда?»

«Чистая. Нет времени рассказывать все, но на всякий случай, просто если со мной что-нибудь случится… Слушай. – В нескольких фразах я пересказала то, что говорил Годфри. – Вот. Афины могут проследить контакты, наверное. Свяжутся с Тираной и как-нибудь это остановят. Но это не ваше дело. Нам теперь нужно, чтобы полиция как следует в него вцепилась».

«А какие у вас доказательства? Достаточные для полиции?»

«Да. Одна из коробок с деньгами. Правда. Я сбросила ее с платформы в эллинге, где-то посередине левой стороны. Я хочу, чтобы ты пошел и ее вытащил».

«Конечно. Но сначала зайду с вами».

«Не нужно. Коробка важнее. Он знает, что я ее взяла, должен знать, и может прекрасно догадаться, куда я ее дела. Он опасный человек, и если что-то пойдет не так… Нельзя допускать, чтобы он имел хоть малейший шанс пробраться туда, взять ее и убежать, или он может убить меня, если будет думать, что я одна про это знаю. Лучше не будем показываться ему вместе. Иди сразу».

«Хорошо. Осторожнее».

«Обязательно. У этой свиньи есть пистолет, вы его отобрали, надеюсь?»

«Да. А полиция отобрала его у нас».

«Ну ладно, пора… Ой, Адони…»

«Вы боитесь?»

«Боюсь? Это будет лучший выход в моей жизни. Вперед!»

Сцена не изменилась, только на месте Адони теперь стоял констебль. Годфри зажег сигарету и снова почти расслабился, демонстрировал легкое смущение человека, допустившего не совсем благовидный поступок, за который теперь приходится жестоко расплачиваться. Они теперь дошли до пещеры и ящиков, которые, по утверждению Годфри, содержали радиоприемники. Он объяснял, как они были упакованы и хранились.

Я осторожно просунула руку через дырку в стекле и повернула ручку. Она двигалась с трудом, но бесшумно.

«…Но наверняка это может потерпеть до завтра? Я во всем признался, готов рассказать что угодно, но не сейчас и точно уж не перед толпой любителей и детей, которые пытаются приписать мне массовые убийства. Послушайте, инспектор, если настаиваете, я сейчас поеду с вами в Корфу, но если мисс Веринг действительно пропала, мне кажется, стоило бы сосредоточиться на ней и оставить мои мелкие грехи на завтра».

Инспектор и Макс заговорили одновременно, первый – внушительно-серьезно, второй – страстно и злобно, но тут неожиданно в первый раз подала голос Миранда, да так темпераментно, что заглушила их обоих. «Он знает, где она! Он убил ее! Не слушайте его! Он убил ее! Я знаю, что она пошла на яхту! Он взял и убил ее, как хотел убить Спиро, моего брата!»

«Это правда, – сказал Спиро. – И Бог видит, что это правда».

«О, ради Бога! – сказал Годфри и резко встал, как человек у которого лопнуло терпение. – Мне кажется, это продолжалось достаточно долго. Я вежливо отвечал на ваши вопросы, Пападопулос, но пора заканчивать эту сцену! Это мой дом, если нужно, я пойду с вами и вашим человеком, но будь я проклят, если еще буду терпеть тут нападки местных крестьян. Я предлагаю вывести их отсюда, пожалуйста, сию же минуту, и Гэйла вместе с ними».

Задвижка поддалась. Осторожно открывая створку окна, я услышала, как Макс говорит незнакомым голосом: «Маркое, умоляю. Девушка… Нет времени. Дай мне его на пять минут. Только на пять. Ты не пожалеешь».

Ответ Пападопулоса заглушил удар ладони Годфри по столу. «Это переходит все границы! Более того, это преступный заговор! Клянусь, инспектор, вам придется за это отвечать! Какого черта вы все пытаетесь сделать? Паладопулос, вы должны немедленно убрать этих людей из моего дома, слышите? Я уже сказал все, что собирался сказать сегодня. А что касается Люси Веринг, сколько я могу повторять, что отвез эту дурацкую девицу домой в семь и с тех пор ее не видел? Это правда, клянусь Богом!»

Ни у одной актрисы в мире лучше момента для выхода не было. Я открыла окно и вошла.

22

Сначала все замерли. Я смотрела на Годфри и только на него, поэтому не знаю, в каких позах, осознала только секундное затишье, а потом крики, суету, когда Макс вдруг пошел вперед, а Пападопулос протянул руку и схватил его за рукав.

Я спросила: «Не ожидал меня, Годфри?»

Он не ответил. Лицо его обесцветилось, он сделал шаг назад, схватился рукой за край стола. Где-то внизу замелькала рука – Миранда перекрестилась.

«Люси, – произнес Макс хрипло. – Люси, моя хорошая…»

Инспектор вышел из состояния обалдения, сел. «Это мисс Веринг, да? Я вас сначала не узнал. Мы как раз думали, где вы». Петрос, констебль, держал в руке пистолет.

«Знаю. Боюсь, что подслушивала, но мне хотелось узнать, что скажет мистер Мэннинг, а еще, что произошло после того, как я с ним рассталась примерно час назад».

«Видит Бог, – сказал Макс. – Мы были правы, Маркое…»

«Час назад, мисс Веринг? Час назад он был в море».

«Да, и я с ним. Оказалась за бортом где-то к востоку от Кулуры, за островом».

Спиро издал возбужденный и удовлетворенный звук. Раздавались какие-то восклицания, Петрос пошел вперед с пистолетом в руке. Годфри молчал и не двигался. Прислонился к столу, вроде как оперся. Он был очень бледный, а разбитая сторона лица казалась еще черней.

«Мы должны понимать…» – начал Пападопулос.

Макс сказал: «Посмотри на его лицо. Он пытался тебя убить?»

Я кивнула.

«Макс! – закричал Пападопулос. – Петрос? Ну… Мисс Веринг, рассказывайте вашу историю, и быстро».

«Да, конечно, но есть кое-что… Что-то срочное, что я должна вам сначала сказать».

«Ну?» – потребовал инспектор.

Я открыла рот, чтобы ответить, но все заглушил неожиданный резкий телефонный звонок. Звук, казалось, расколол тихую комнату. Я подпрыгнула, а внимание всех присутствующих на секунду сосредоточилось на аппарате. Констебль с пистолетом автоматически двинулся поднять трубку.

Этого было достаточно. Я почти не заметила, как Годфри тронулся с места, но его рука, опиравшаяся на стол, вдруг оказалась дюймом ниже, выдвинула ящик, вытащила пистолет и выстрелила. Все в одном движении, быстром и плавном, как у кота. Эхом ответил пистолет Петроса, но явно слишком поздно. Пуля ударилась в стену, оружие упало на пол, дымясь, и покатилось под стол. Петрос издал странный звук, схватился ладонью за правое плечо, сделал шаг назад и перекрыл дорогу Максу, который прыгнул вперед.

Одновременно с выстрелом Годфри полетел к открытому окну, где стояла я, в двух шагах от него. Мою руку схватило и закрутило за спину, а тело прижалось к Годфри, как щит. И заложник. Пистолет воткнулся мне в бок.

Макс застыл, как мертвый, в середине комнаты. Пападопулос окостенел, находясь в процессе вставания, руки прижаты к ручкам кресла. Констебль прислонился к стене. Он отлетел туда от Макса, а кровь текла у него между пальцев. Близнецы не шевельнулись, но Миранда всхлипнула.

Подогнулись мои колени, я качнулась, и пистолет жестоко меня ткнул. «Держись на ногах, ведьмочка, – сказал Годфри, – а то пристрелю тебя на этом самом месте. Остальные слушайте. Я ухожу, и девушка вместе со мной. Если меня будут преследовать, не собираюсь объяснять, что с ней случится. Вы дали понять, как мало я потеряю… Нет, я не возьму ее с собой. Она чертовски неудобный компаньон в море. Можете спуститься за ней, как только услышите, что я уехал, не раньше. Поняли? Попробуйте раньше, и… – Движение пистолета завершило предложение, так что я вскрикнула, а Макс дернулся с места. – Стоять!» – крикнул Годфри. Он медленно тянул меня к окну, не переставая говорить. Я не дралась, но пыталась повиснуть, как неживое тело.

Макс сказал хрипло: «Он не оставит ее живой, Маркое. Он ее убьет».

«Это ему не поможет, – умудрилась проскрежетать я. – Я… рассказала… все… Адони. Адони знает…»

«Заткни свой мерзкий рот», – сказал Годфри.

«Ты слышал? – спросил Макс. – Отпусти ее, проклятая ты душа. Ты же не надеешься, что тебе это сойдет с рук? Отпусти ее!»

Пападопулос быстро пробормотал: «Если вы не причините ей вреда, возможно, мы сумеем…»

«Мне доставит огромное удовольствие причинить ей вреда как можно больше. – Он больно дернул мою руку и сделал еще шаг. – Иди, ты. А где красивый мальчик? Куда он направился?»

Остановился. Мы стояли прямо в окне. Его тело напряглось, и он выдернул меня из столба света – повернулся, я теперь была за его спиной, а пистолет втыкался в живот. Сзади нас на тесной террасе что-то шевельнулось.

Адони… Это Адони с пакетом, несет его и себя лично прямо под прицел пистолета.

Через секунду я поняла, что не права. Раздался звон стекла, плеск жидкости и звук… Кто-то напевал: «Иди, тут выпивка дешевле…» Сэр Джулиан жизнерадостно подкреплялся виски. Увидел нас. Красивый неразборчивый голос. «Привет, Мэннинг. Ничего, что я пришел? Увидел свет… Подумал, может, Макс здесь. Ах Люси, дорогая…»

Наверное, я потеряла половину сознания. Следующую минуту помню очень смутно. Сэр Джулиан пошел вперед, дружелюбно подмигивая. В одной руке перекошенный стакан, в другой – бутылка. На лице сияла нежная глупая улыбка, уже очень пьяная, он помахивал Годфри бутылкой. «Одолжил у вас, дорогой Мэннинг. Надеюсь, вам все равно?»

«Добро пожаловать, – сказал Годфри быстро и махнул головой. – В комнату».

Сэр Джулиан, казалось, не заметил ничего странного. Я пыталась заговорить, но не смогла. Смутно задумалась, почему ни звука не издает Макс. Потом отец увидел сына. «Почему, Макс… – Он остановился, будто что-то начало доходить до него через алкогольный туман. Неопределенно уставился на Годфри. – Телефон. Кто-то звонит. Это не я. Сначала хотел, но вместо этого пришел».

«Заходи, старый пьяный дурак», – сказал Годфри и потянул мою руку.

Сэр Джулиан глупо улыбнулся, салютующе поднял бутылку и подбросил ее вверх прямо в лампу. Чуть-чуть промахнулся. Попал в шнур. Свет закачался, заметался по потолку и опять вниз, дикие тени полетели по стенам, а последовавший за тем водоворот действий казался отрывком из старого фильма, где все движутся слишком быстро и слегка нетрезво…

Что-то белое метнулось по полу… Гипс Спиро мощно ударил Годфри по ногам. Годфри шатнулся, восстановил равновесие, ударившись локтем о раму, тихо зарычал мне в ухо и выстрелил в мальчика. Дернулся пистолет, запахло паленой тканью. Целился-то он в Спиро, но свет все еще метался, как от землетрясения, я нетвердо стояла на ногах и сбила ему прицел. Пуля попала в гипсовую повязку, которая от этого разбилась вдребезги. Должно быть, это было прямо как удар по открытой ране. Мальчик закричал, покатился в сторону, Миранда с визгом упала рядом с ним. Может быть, я вырвалась или Годфри меня оттолкнул, но неожиданно я оказалась на свободе. Почти сломанная рука странно повисла сбоку, я упала. Годфри опять выстрелил, что-то меня ударило и придавило к полу. Макс молча пролетел мимо прямо на пистолет.

Я валялась на обломках гипса. Вокруг пахло виски и порохом. Телефон продолжал звенеть. Я оглохла, ослепла и плакала от боли. Два человека вывалились на террасу, плотно сцепившись, один из них наступил мне на руку. Пападопулос бегал туда-сюда, Петрос ползал на коленях под столом и искал пистолет.

Потом кто-то обнял меня и прижал к себе. Сэр Джулиан весь пропах виски, но голос у него был совершенно трезвый. «Как себя чувствуешь, девочка дорогая?»

Я кивнула, не могла разговаривать. Прижалась к нему и дрожала, а по террасе носился и стукался о стены звук борьбы. В странном качающемся освещении невозможно было понять, где кто. Пападопулос встал рядом со мной, расставил ноги, пистолет в руке неуверенно двигался за слившимися телами. Снова выстрелил пистолет Годфри, зазвенел металлический столик. Пападопулос что-то вскрикнул, раненый констебль вскочил и побежал к окну, широко раздвинул занавески.

Мужчины переместились на балюстраду, которая нависала над поросшей деревьями скалой. Их силуэты смутно вырисовывались на фоне неба. Один прижал другого спиной к камню. Треск, стон. Сэр Джулиан дышал мне в ухо: «Бог всемогущий…» Человек на камне – Макс. Спиро что-то сказал, отодвинул сэра Джулиана, подтащил свое тело к окну и лег на живот, прижав винтовку к щеке. Я закричала. Сэр Джулиан выкинул вперед руку и опустил дуло. «Нет. Жди».

Сжатые напряженные тела на балюстраде вдруг зашевелились, ругательство… Макс отчаянно дернулся, вывернулся с неожиданной силой, группа рассыпалась. Макс отпустил руку с пистолетом, но прежде чем преступник успел собраться и использовать свое оружие, Макс жестоко ударил его по лицу, так что Годфри откинулся назад, потерял равновесие, наступила его очередь падать на камень.

Две долгие секунды мужчины были в футе друг от друга. Спиро поднял винтовку и выстрелил. Пуля громко стукнулась о камень. Макс на секунду застыл, за это время Годфри перекатился боком через широкий парапет, дернулся, прыгнул и исчез в кустах.

По всем законам природы он должен был сломать себе спину или по крайней мере ногу, но, должно быть, остался цел. Прозвучала серия затухающих тресков, когда он проламывался вниз, а потом глухой шум, когда он спрыгнул ка дорогу.

Не помню, как я двинулась с места, но вдруг оказалось, что я отпихнула Пападопулоса и Миранду и бросилась к Максу, повисшему на парапете и тяжело дышащему. «Ты ранен?»

«Нет». И он уже выпрямился и бросился к ступеням, которые вели вниз с террасы.

Тень Годфри неслась, освещенная звездами, вниз между деревьями. Пападопулос оперся на парапет, прицелился, но вдруг передумал, что-то крикнул. Сначала я не поняла почему, а потом осознала, что Адони находился на тропе ниже Годфри, причем почти по прямой. Годфри его не видел за кустами.

Мальчик, должно быть, услышал выстрелы, а потом и топот Годфри. Остановился, на секунду застыл, прислушиваясь, а потом метнулся в тень деревьев. Годфри, ни о чем не подозревая, продолжал бежать вниз. Рядом со мной охнула Миранда. Пападопулос весь извивался, чтобы все хорошо рассмотреть. Макс замер перед лестницей.

Годфри повернул за угол и быстро побежал мимо места, где прятался Адони. Вниз… Мимо… Исчез из виду за густыми кустами.

Миранда что-то закричала, а Пападопулос сказал неопределенно: «Он пропустил его».

Заговорила я: «У него доказательства, за которыми я его отправила. Он должен сохранить.их».

«Он трус!» – завопила Миранда и бросилась к ступеням.

Из-за деревьев быстро приближался Адони. Пакета не видно. Макс двинулся вниз по ступеням теперь уже в очевидно тщетной попытке догнать беглеца, но Миранда обогнала его с криками и налетела на Адони, яростно начала бить кулаками по груди. «Трус! Трус! Трус! Испугался этой бандитской свиньи! Что он сделал с твоим братом, а ты его отпустил? Трус! Баба! Я плюю на тебя, плюю! Будь я мужчиной, я бы выгрызла ему сердце!»

После этих слов она попыталась оттолкнуть Адони и побежать дальше, но он поймал ее одной рукой и отодвинул немного вбок. С почти отсутствующим выражением он загородил дорогу и Максу и перекрыл ему путь. Когда я добежала до них, я услышала, что Миранда всхлипывает и ругается, а Адони говорит быстро и тихо: «Нет, Макс, нет. Подожди и посмотри».

На месте недавней суматохи возникло необыкновенное затишье. После слов мальчика Макс остановился. Они втроем выглядели, как статуя: двое мужчин смотрят друг другу в глаза, Адони в звездном свете похож на архангела Михаила, загораживающего врата в рай, девушка почти потеряла сознание и привалилась к его боку. Скоро перестал звонить телефон. Это Пападопулос к нему все-таки решил подойти и что-то в него кричал. Сэр Джулиан, должно быть, пошел к Спиро. Констебль вяло спускался вниз, но очень медленно, потому что был ранен и все равно поздно…

Затих и ветер. Все было очень хорошо слышно. Хлопнула дверь эллинга. Топот ног по деревянной платформе. Пауза, когда Годфри достиг «Алистера» и отвязал его. Сейчас отталкивает от пристани… Мотор зашумел неожиданно громко. Потом он еще набрался сил, «Алистер» устремился вперед к свободе и открытому морю. А потом этот звук исчез, его поглотил рев сразу вспыхнувшего огромного пламени. Яхта взорвалась. Языки пламени поплясали над водой и исчезли. Эхо взрыва добежало до скалы, потыкалось в камни и замерло в шелесте деревьев.

Сэр Джулиан спрашивал: «Что случилось? Что случилось?» Ему отвечал на греческом Спиро.

Пападопулос бросил телефонную трубку и выбежал к нам. «Макс! Что, черт возьми, произошло?»

Макс отвел глаза от Адони. Прокашлялся задумчиво. Я сказала: «Наверное, я знаю. Там пахло все время газом. Совершенно запросто можно было… Случайно не закрыть кран газовой плиты на кухне, тогда газ идет вниз и скапливается под палубой. Его незаметно, а потом мотор работает и, естественно, взрыв… Я однажды видела что-то подобное в кино».

«Да, и Спиро говорил что-то про газ. Боже, что за ночь! Боже мой. Так, должно быть, все и было… Он пользовался камбузом?»

«По дороге туда – нет. Вполне разумно. Он бы заметил запах, когда полез под палубу за коробками. Нет, он, наверно, что-то готовил по дороге домой. Когда я вытаскивала коробку, если и пахло, то совсем чуть-чуть. Ты нашел коробку, Адони?»

«Да».

«Ты нашел коробку? – Внимание инспектора обострилось и немедленно перескочило на новый объект. – Это ты и собирался нам показать? Это радиоприемник?»

«Нет, фальшивые деньги, инспектор Пападопулос, часть груза в семьсот тысяч албанских лек, которые он ночью перевозил. Я смогла украсть один пакет и спрятать в эллинге, прежде чем он… Нашел меня. Туда Адони и ходил, я его посылала. Думаю, что этот несчастный случай сэкономит всем много нервов, в смысле, если бы пришлось его расстреливать…»

Конец фразы я подвесила. Рядом со мной очень тихо стояли Макс и Адони. Инспектор поразмыслил и кивнул. «Возможно, вы правы. Хорошо, мисс Веринг. Я вернусь минуты через две и буду очень рад вас выслушать. Коробка в безопасности, юноша?.. Хорошо, внесите ее в дом. Теперь лучше спуститься к морю и посмотреть, нельзя ли что-нибудь подобрать. Вы способны ходить, Петрос?»

Полицейские направились вниз. Тишина. Все смотрели на Адони. Он прямо смотрел нам в ответ и улыбался. Очень красивый. Миранда прошептала: «Это ты, это ты…» Она опустилась рядом с ним на землю, прижала его руку к щеке и смотрела снизу вверх восхищенно. А он смотрел на нее, сказал что-то по-гречески очень нежно. Макс вздохнул, подошел ко мне, обнял и поцеловал.

Сэр Джулиан ждал на террасе. Зря мы с его сыном боялись, что он будет комментировать наше поведение. Он наслаждался самовосхвалением. «Лучшее выступление в моей жизни!»

«Это точно! Вы одурачили даже меня. Ты знаешь, что он вовсе не был пьян?» – спросила я Макса.

«Да. Не мог знать точно, что он выкинет, но думал, что сможет как-то разрядить ситуацию. Так и вышло, но не совсем. Не метко кидаешься, папа!»

«Жалко было переводить хорошее виски, это мне сбило прицел. Однако в стакане осталось достаточно, чтобы напоить Спиро. Я опять забинтовал бедного парнишку и положил на диван. Как только рассветет, придется опять ехать в госпиталь. А, да, я позвонил твоей сестре, Люси. Очень успешно ее успокоил. Да, это была ночь!»

«Она еще не совсем закончилась, – сказал Макс. – Не смогу отдыхать, пока не услышу историю Люси… Нет, все в порядке, моя хорошая, подождем, пока Маркое вернется. Тебе же не захочется все рассказывать ему еще раз. Замучилась, наверное».

«Думаю, у меня второе дыхание. Чувствую себя почти нормально. Немного голова кружится, и все. – Я вдруг опустилась на парапет. Рассвет. Албанские снега засветились. – Как ты думаешь, они… им там есть чего находить?»

«Наверняка нет. – Он подошел ко мне и обнял за плечи. – Забудь. Из-за этого мучиться не стоит. Так лучше».

«Знаю».

Сэр Джулиан процитировал: «Не стоит позволять воспоминаньям нас тяжестью прошедшей нагружать… и я должен сказать, Макс, что пришел к выводу – Просперо не для меня. Зря трачу свой талант. В этом нашем фильме я буду играть Тринкуло. Сегодня же напишу об этом Санди».

«Значит, вы к нам возвращаетесь?» – спросила я.

«С отвращением, но я это сделаю. Кто захочет покинуть заколдованный остров ради ледяных, отсыревших, рычащих, ослепительных, великолепных огней Лондона?»

Макс промолчал, но его рука напряглась. По ступеням на террасу поднялись Адони и Миранда, склонив головы, шепча, и исчезли за французскими окнами. «Беатрис и Бенедикт, – сказал мягко сэр Джулиан. – Никогда не думал, что в жизни услышу такой замечательный шекспировский взрыв. Помните? „О боги, если бы мужчиной я была! На площади его бы сердце съела!“ Ты поняла, Люси?»

«Нет. Она правда так сказала? А Адони? Что он ей сказал, когда она поцеловала его руку?»

«Не слышал».

Макс посмотрел на меня с сомнением и довольно сухо ответил: «Ты хотела съесть его сердце, сестричка. Я его для тебя приготовил».

«Господи небесный», – сказала я.

Сэр Джулиан улыбнулся. Ты сегодня увидела другое лицо заколдованного острова, да, бедная девочка? Для таких, как мы, один музыкант да несколько актеров – это странное волшебство, грубая магия».

«Я в восторге, что попала с вами в одну группу. Это возносит меня слишком высоко».

«Может, тогда взамен согласишься вознестись вместе со мной?» – спросил Макс.

«Ну это уже другой конец шкалы, – сказал его отец. – Но буду восхищен, если она согласиться обдумать этот вопрос. Как ты считаешь, дорогая, сможешь ли ты когда-нибудь опуститься так низко, как жена музыканта?»

Я засмеялась. «Не совсем поняла, кто мне сделал предложение. Но любому или вам обоим – да».

Далеко в заливе растаял изгиб голубого огня, прокатилось серебряное колесо и пропало под светом дня.

Примечание

1

Во время средиземноморского похода адмирала Ф.Ф.Ушакова в 1798-1800 годах остров был осажден, а затем взят русскими десантными войсками.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22 . .

Реклама на сайте