«Образ смерти»

Нора Робертс Образ смерти

Увы! Часы всегда опаздывают; сейчас позже, чем вам кажется.

Роберт У. Сервис

И музыка изливает на смертных свое великолепное презрение.

Ральф Уолдо Эмерсон

ПРОЛОГ

Смерть была его призванием, а убийство – не просто действием или средством достижения цели. И уж конечно, оно не было минутным капризом или дорожкой, ведущей к прибыли и славе.

Смерть была для него смыслом жизни.

Он считал себя «поздно расцветшим цветком» и часто сожалел, что столько лет растратил впустую, прежде чем нашел свое призвание. Столько времени пропало даром, столько золотых возможностей упущено! Но цветок все-таки расцвел, и теперь ему оставалось только радоваться. Он заглянул в себя наконец и понял, для чего был создан.

В искусстве смерти он был виртуозом. Хранителем времени. Вершителем судеб.

Конечно, он стал таким не сразу. Опыт пришел со временем. Пришлось много экспериментировать. Время его наставника истекло задолго до того, как он сам стал виртуозом. Но даже в свои лучшие годы его учитель так и не увидел главной цели, не достиг всей полноты власти. Зато сам он мог поздравить себя с тем, что не только овладел мастерством, не только отточил его, но и расширил репертуар, пока совершенствовал свои навыки.

Он очень скоро понял, что предпочитает иметь дело с женщинами. В великой опере, которую он писал и переписывал, женское исполнение неизмеримо превосходило мужское.

Его требования были немногочисленны, но очень конкретны.

Он не насиловал своих жертв. Конечно, он экспериментировал и в этой области, но очень скоро убедился, что изнасилование омерзительно и унизительно для обеих сторон.

Изнасилование было начисто лишено изящества. И как в любом творческом деле, требующем профессионального мастерства и концентрации, ему тоже был необходим отдых; он называл эти периоды состоянием покоя.

В эти периоды он вел себя так же, как любой другой человек во время отпуска. Он путешествовал, любовался видами, наслаждался тонкими блюдами местной кухни. Он мог кататься на лыжах или заниматься подводным плаванием, а мог просто сидеть под зонтиком на роскошном пляже и проводить время за чтением или поглощением коктейлей.

Он планировал, обдумывал, готовился. Когда наступала пора снова браться за работу, он чувствовал себя полным сил и энтузиазма.

«Вот как сейчас», – подумал он, готовя свои инструменты. Только на этот раз ему было так хорошо, как не бывало раньше, потому что в последний период покоя к нему пришло понимание его собственной судьбы. Он вернулся к своим корням. Туда, где впервые серьезно взялся за работу. Здесь он возобновит связи, все сделает по-новому перед финальным падением занавеса.

Это добавит множество новых оттенков, сказал он себе, пробуя лезвие старомодного выкидного ножа с костяной ручкой, купленного во время путешествия по Италии. Он повернул лезвие ножа к свету, полюбовался блеском стали. Год примерно тысяча девятьсот пятьдесят третий, решил он. Классическая форма.

Он не случайно выбрал этот нож. Ему нравилось использовать старинные вещи, хотя он применял и более современные инструменты. Лазер, например. Прекрасное средство, когда требуется элемент нагревания.

Инструменты должны быть разнообразные: острые, тупые, горячие, холодные. Множество разнообразных инструментов, отличающихся друг от друга формой и предназначением. Существуют ведь различные циклы. Требуется немалое искусство, внимание, сосредоточенность, чтобы завершить цикл и выявить абсолютный максимум способностей его партнерши.

Только когда выявлен этот абсолютный максимум, он может закрыть проект с сознанием того, что работа выполнена на славу.

Вот эта, например, оказалась превосходной. Он мог себя поздравить с таким выбором. Она продержалась три дня и четыре ночи – и жизнь в ней еще не иссякла. Он ощущал глубокое удовлетворение.

Разумеется, он начал очень тихо. Очень медленно. Это было решающее, просто жизненно необходимое условие. Постепенное нарастание, дальше, дальше – к заключительному крещендо.

Он уже знал – мастер своего дела всегда знает подобные вещи, – что они близки к заключительному аккорду.

– Включить музыку, – приказал он и постоял какое-то время с закрытыми глазами, впитывая в себя звуки увертюры к «Чио-Чио-сан» Пуччини.

Он прекрасно понимал, почему героиня оперы выбрала смерть во имя любви. Разве не этот выбор, сделанный много лет назад, предопределил его собственную судьбу?

Он накинул защитный халат на свой белый, сшитый на заказ костюм.

Повернулся и посмотрел на нее.

Какая очаровательная, подумал он. Как всегда, он вспомнил ее предшественницу. Провозвестницу. Вероятно, ее можно было назвать матерью. Прародительницей Евой.

Эта чудесная белая кожа, усеянная ожогами и кровоподтеками, узкими вырезанными полосками кожи и правильно нанесенными точечными уколами. Во всем этом можно было проследить его сдержанность, терпение, добросовестность в работе.

Лицо оставалось нетронутым – пока. Он всегда оставлял лицо под конец. Ее глаза смотрели прямо на него. Широко раскрытые, но – он должен был признать – немного затуманенные. Она уже испытала почти все, что способна была испытать. Что ж, он все правильно рассчитал. Прекрасно! Он же готовился. Он предвкушал.

Он уже приготовил следующую.

Он рассеянно оглянулся на вторую женщину, мирно спящую в другом конце комнаты под воздействием введенного им наркотика. «Возможно, завтра, – подумал он. – Завтра мы начнем».

Ну а пока…

Он подошел к своей партнерше.

Он никогда не затыкал им рты. Он считал, что они имеют право кричать, умолять, рыдать, даже проклинать его. Свободно выражать любые эмоции.

– Прошу вас, – сказала она.

Только и всего. «Прошу вас».

– Доброе утро! Надеюсь, ты хорошо отдохнула. Нам сегодня предстоит большая работа. – Он с улыбкой надавил лезвием ножа между ее первым и вторым ребром. – Так давай начнем. Не стоит ждать, не так ли?

Ее вопли стали для него музыкой.

1

«Бывают редкие минуты, – думала Ева, – когда особенно остро ощущаешь, как хорошо жить на свете». Она лежала на широкой кушетке и смотрела видео. На экране разворачивалось крутое действие – ей нравились все эти взрывы, а над так называемой «сюжетной линией» Еве практически не приходилось задумываться.

Можно было просто смотреть.

У нее был попкорн, пропитанный маслом и солью, толстый кот растянулся у нее в ногах, отчего ступням было приятно и тепло. На следующий день у нее был выходной, а это означало, что она может спать, пока сама не проснется, а потом вести растительное существование.

А главное, у нее был Рорк, уютно устроившийся рядом с ней. А поскольку ее муж после первой горсти воздушной кукурузы пожаловался, что от попкорна у него изжога, вся миска была в ее распоряжении.

Лучше просто не бывает.

А может, и бывает. Может, и будет, потому что она собиралась привлечь своего мужа к исполнению супружеских обязанностей, как только фильм кончится.

– Классно, – заметила Ева, когда на экране воздушный трамвай с туристами протаранил рекламный щит. – Просто супер!

– Я сразу подумал, что сюжет тебе понравится.

– Нет тут никакого сюжета. – Ева загребла из миски новую горсть попкорна. – Вот это мне и нравится. Просто несколько слов диалога в перерывах между взрывами.

– Была откровенная любовная сцена. Хоть и короткая, зато крупным планом.

– Да, но это на твой вкус. Для тебя и таких, как ты. – Она взглянула на него искоса, пока на экране пешеходы бросились в стороны, подальше от рушащегося здания.

Он был настолько великолепен, черт бы его побрал! На чей угодно вкус! Лицо, казалось, было отчеканено самими богами, причем в тот день они явно были в ударе. Крепкие кости – превосходный фундамент под белой ирландской кожей. И эти губы, заставлявшие ее вспоминать о поэтах, пока он не пускал их в ход, да так, что она имени своего вспомнить не могла. И эти глаза безумной кельтской синевы, заглядывающие прямо ей в душу.

А если прибавить к этому шелковистые черные волосы, гибкое и стройное тело, сексуальный до чертиков ирландский акцент, потрясающие мозги, острый язык, темперамент и предприимчивость, можно считать, ей достался просто исключительный набор. И он весь принадлежал ей. Только ей одной. В ближайшие тридцать шесть с чем-то часов Ева собиралась хорошенько попользоваться тем, что ей принадлежит.

На экране среди развалин вспыхнул уличный бой. Грохотали бластеры. Тут и там взрывались в дыму и пламени самодельные бомбы. Герой – его можно было отличить от остальных, судя по тому, сколько врагов он сумел завалить, – прорвался сквозь кучу-малу на велосипеде с реактивным двигателем.

Увлекшись действием, Рорк машинально запустил руку в попкорн, но тут же выдернул и недовольно осмотрел свои пальцы.

– Почему бы тебе просто не насыпать соли в масло и не съесть его?

– Кукуруза прекрасно впитывает и соль, и масло. А в чем дело? Запачкал свои хорошенькие пальчики?

Он провел пальцами по ее лицу и улыбнулся.

– Они уже чистые.

– Эй! – Ева засмеялась и отставила миску с попкорном в сторону.

Ничего с попкорном не случится. Даже коту Галахаду, известному обжоре, не нравился такой соленый попкорн. Ева больно ткнула Рорка пальцем в ребра, перевернулась и оказалась на нем верхом.

– Придется тебе за это заплатить, приятель.

– Сколько?

– Платить будешь в рассрочку. Я думаю, мы начнем с… – Ева опустила голову к его лицу и прикусила эту великолепную нижнюю губу. Она почувствовала его руку у себя на спине, подняла голову и грозно прищурилась. – Ты чем, собственно, занимаешься? Хватаешь меня за зад или стираешь с пальцев остатки масла с солью?

– Двух зайцев одним… задом. Да, что там насчет первого взноса?

– Процент будет – ха-ха! – крутой и жесткий. – Опять она набросилась на его рот.

И тут подала голос ее рация.

– Черт бы ее побрал, – пробормотала Ева. – Нет, ну какого хрена? Я же не на дежурстве!

– Тогда чего ж ты носишь ее в кармане?

– Привычка. Дурацкая привычка. Черт бы ее побрал, – повторила Ева, вытаскивая рацию из кармана. – Это Уитни. – Она со вздохом провела рукой по волосам. – Придется ответить.

– Остановить просмотр, – скомандовал Рорк и стер масло с ее щеки. – Включить свет на семьдесят процентов.

– Спасибо. – Ева включила рацию. – Даллас.

– Лейтенант, немедленно отправляйтесь в Ист-Ривер-парк, угол Второй улицы и авеню Д. Вы – ведущий следователь.

– Майор…

– Я понимаю, вы не на дежурстве и даже не на вызове. Считайте, что с этой минуты все изменилось, – перебил ее Уитни.

Вопрос «ну почему?» возник в голове у Евы, но, будучи дисциплинированным копом, она промолчала.

– Слушаюсь, сэр. Я свяжусь с детективом Пибоди по дороге.

– Увидимся в управлении.

Он отключил связь.

– Странно, – заметил Рорк. Он уже выключил видео. – Майор звонит тебе лично и выдергивает тебя на дело в неприсутственный день.

– Дело горячее, – ответила Ева и сунула рацию обратно в карман. – У меня нет открытых горячих дел. Да даже если бы и были… Это ему несвойственно – звонить мне, когда я не на дежурстве. Извини. – Она бросила взгляд на погасший экран. – Поломал нам все кино.

– Кино никуда не денется. Но, раз уж делать мне сегодня больше нечего, я поеду с тобой. Я не буду путаться под ногами, – торопливо вставил Рорк, не давая ей возразить.

Еве пришлось признать, что он прав. К тому же она знала, что он ради вечера с ней изменил свое собственное расписание. Наверное, отложил совещание по покупке какой-нибудь небольшой страны или межпланетной станции. Крыть ей было нечем.

– Ну, тогда пошли.

Рорк умел оставаться в тени, когда ему это было нужно. А кроме того, он умел наблюдать. Что он увидел по прибытии на место, так это множество черно-белых полицейских машин и небольшую армию патрульных и экспертов-криминалистов.

Часть этой армии сдерживала репортеров, а у репортеров был нюх на такие дела. Полицейские установили заграждения, и Рорку вместе с репортерами и обычными зеваками пришлось наблюдать из-за этих барьеров.

– Если тебе станет скучно, – сказала ему Ева, – просто возвращайся домой. Я сама доберусь.

– Мне не станет скучно.

И он стал наблюдать за ней. За своим копом. Ветер трепал полы ее длинного черного пальто. Пальто было ей необходимо: в первый день марта 2060 года холод стоял лютый, прямо как зимой. Она прикрепила свой жетон на поясе, хотя Рорку казалось, что и без жетона все должны были видеть, что перед ними коп, наделенный властью.

Высокая, стройная, она широким шагом двинулась к полицейскому оцеплению. Ветер, доносивший до него запах реки, трепал ее короткие темно-каштановые волосы.

Рорк наблюдал за ее лицом, за тем, как ее глаза цвета неразбавленного виски внимательно оглядывают все кругом, как линии ее рта, еще недавно такого теплого и нежного под его губами, стали жесткими. Свет играл на ее лице, подчеркивая высокие скулы.

Был краткий миг, когда Ева оглянулась на него. А потом решительно двинулась вперед, прошла за ограждение, чтобы заняться работой, для которой, подумал Рорк, она была рождена.

Ева прошла сквозь строй патрульных и экспертов. Некоторые узнали ее, другие заметили то же, что и Рорк: перед ними коп, наделенный властью. Когда ей заступил дорогу один из патрульных, Ева молча отвела назад полу пальто, чтобы он увидел жетон.

– Да, лейтенант. Мне приказано встретить вас и проводить. Мы с напарником были первыми на месте.

– Ладно. – Ева смерила его быстрым взглядом. Молод. Подтянут, чисто выбрит, аккуратен. Весь блестит, как трубы военного оркестра. Щеки порозовели от холода. Судя по голосу, урожденный ньюйоркец, житель Бруклина. – Что там у нас?

– Лейтенант, мне было приказано отвести вас на место, чтобы вы посмотрели сами.

– Вот как? – Ева пригляделась к бляхе на его толстой зимней куртке. – Ладно, Ньюкирк, пошли, я посмотрю сама.

Ева осмотрела оцепленное место, изучила деревья и кусты на опушке. Похоже, место было плотно оцеплено и хорошо охранялось. И не только со стороны суши, заметила она, бросив взгляд на реку. Водная полиция охраняла берег.

Скверное предчувствие змейкой заскользило по ее позвоночнику. Что бы это ни было, ясно одно: дело крупное.

Техники установили прожектора, заливавшие всю округу мертвенным белым светом. И в этом свете Ева увидела идущего к ней Морриса. «Если уж главного судмедэксперта вызвали на место, значит, дело скверное», – подумала она. Подтверждение своим мыслям она прочла на его лице – встревоженном и напряженном.

– Привет, Даллас. Я слышал, тебя вызвали на место.

– Мне никто не сказал, что тебя вызвали.

– Я был тут неподалеку, в ресторане с друзьями. Клуб любителей блюза на Бликер.

«Вот почему на нем такие сапоги», – поняла Ева. Серебристо-черный рисунок. Наверное, шкура какого-нибудь пресмыкающегося. Нормальный человек не рискнет появиться на месте преступления в такой обуви. Даже такой модник, как Моррис.

Он тоже был одет в черное пальто. Ветер раздувал полы, выворачивая их вишнево-красной подкладкой. Под пальто на нем были черные брюки и черный свитер-водолазка. Для Морриса это был чуть ли не домашний костюм. Его длинные темные волосы, гладко зачесанные назад, были у корней и на концах перевязаны серебряными ленточками.

– Майор тебя вызвал, – предположила Ева.

– Да, он мне звонил. Я еще не прикасался к телу – только визуальное наблюдение. Я ждал тебя.

Ева не стала спрашивать почему. Она прекрасно понимала: необходимо увидеть все своими глазами, составить собственное представление.

– С нами, Ньюкирк, – приказала Ева и двинулась к огням прожекторов.

На земле лежал то ли снежный, то ли ледяной покров. Так могло показаться издалека. И тело, уложенное на этом покрове, издалека могло показаться телом фотомодели, позирующей для какого-нибудь изысканного снимка.

Но Ева – даже на расстоянии – уже знала, что это не так. Змейка предчувствия, скользившая по ее позвоночнику, обрела зубы.

Ева встретилась взглядом с Моррисом. Его глаза ничего ей не сказали.

Она знала, что это не лед и не снег. И женщина, лежавшая на белом полотне, не позировала.

Ева вынула из полевого набора аэрозольный баллончик с изолирующим составом.

– Ты все еще в перчатках, – напомнил ей Моррис. – Эта дрянь пристает к перчаткам намертво.

– Да, верно. – Не сводя глаз с тела, Ева стянула с себя перчатки, затолкала их в карман, после чего обработала изолирующим составом руки и ноги. Прикрепила к отвороту пальто миниатюрную камеру. – Включить запись. – Эксперты вели собственную запись, Моррис тоже. Но Еве хотелось иметь свою. – Убита белая женщина. Ты ее идентифицировал? – спросила она у Морриса.

– Нет.

– Пока не идентифицирована, – продолжала Ева. – Лет двадцать пять – тридцать. Волосы темно-каштановые, глаза голубые. Небольшая татуировка на левом бедре – синяя с желтым бабочка. Тело обнажено, уложено на белой ткани с раскинутыми руками, ладонями кверху. Серебряное колечко на безымянном пальце левой руки. Многочисленные видимые раны свидетельствуют об истязаниях. Разрезы, кровоподтеки, проколы, ожоги. Перекрестные резаные раны на обоих запястьях – вероятная причина смерти. – Она оглянулась на Морриса.

– Да, возможно.

– На теле вырезаны цифры, указание времени. Восемьдесят пять часов, двенадцать минут, тридцать восемь секунд. – Ева тяжело вздохнула. – Он вернулся.

– Да, – подтвердил Моррис. – Он вернулся.

– Давай установим ее личность и определим время смерти. – Ева огляделась по сторонам. – Возможно, он принес ее сюда через парк или доставил по воде. Земля тверда, как камень. Это общественный парк. Может, мы и найдем какие-то следы, но вряд ли они нам что-нибудь дадут.

Она опять сунула руку в полевой набор, но остановилась, увидев подбегающую Пибоди.

– Извини, я задержалась. Ехать пришлось с другого конца города, в метро была «пробка». Привет, Моррис! – Пибоди в надвинутой на глаза вязаной шапочке потерла покрасневший от холода нос и взглянула на тело. – О черт! Кто-то над ней здорово поработал. – Пибоди переступила обутыми в зимние ботинки ногами, чтобы взглянуть с другой точки. – Послание. Что-то смутно знакомое. – Она постучала пальцем по виску. – Что-то есть, но вспомнить не могу.

– Установи личность, – приказала Ева и повернулась к Ньюкирку. – Что вам известно?

Он и так стоял навытяжку, но сумел вытянуться еще больше.

– Мы с напарником были в патруле, заметили ограбление и начали преследовать грабителя. Он углубился в парк, пошел в восточном направлении. Мы не смогли его задержать, у него было значительное преимущество. Тогда мы с напарником разделились: хотели отрезать подозреваемому путь к отступлению. И в этот момент я увидел тело. Я вызвал своего напарника по рации, а потом уведомил майора Уитни.

– Уведомление майора не входит в ваши обязанности, офицер Ньюкирк.

– Да, лейтенант. Но я посчитал, что при сложившихся обстоятельствах уведомление не только оправданно, но и необходимо.

– Почему?

– Лейтенант, я узнал надпись. Мой отец над этим работал. Девять лет назад он был членом опергруппы, образованной для расследования серии садистских убийств. – Ньюкирк бросил взгляд на тело и вновь посмотрел на Еву. – С точно такой же надписью.

– Ваш отец – Гил Ньюкирк?

– Да, лейтенант. – Его плечи чуть-чуть расслабились, когда он услышал этот вопрос. – Я тогда следил за ходом дела, насколько мог. А потом мы с отцом это обсуждали. Годами. Особенно после того, как я сам поступил на службу. Как и вы. Поэтому я узнал надпись. Лейтенант, я считал, что в этом случае можно нарушить порядок и уведомить майора напрямую.

– И вы были правы. Верный ход, офицер. Будьте наготове.

Ева повернулась к Пибоди.

– Убитая опознана как Сарифина Йорк, возраст двадцать восемь лет, – отрапортовала Пибоди. – Проживает на Двадцать первой улице, западная сторона. Не замужем. Работает в «Звездном свете». Это ретро-клуб в Челси.

Ева присела на корточки.

– Ее убили не здесь. И она не была завернута в эту простыню, когда ее принесли сюда. Ему нравится, когда на месте все чисто. Время смерти, Моррис.

– Сегодня в одиннадцать утра.

– Восемьдесят пять часов. Значит, он взял ее где-то в понедельник или даже раньше, если не сразу пустил часы. Раньше он запускал время в первый раз вскоре после похищения.

– Пускает часы, когда начинает над ними работать, – подтвердил Моррис.

– Черт, черт, черт! Я это помню. – Пибоди, тоже сидевшая на корточках, подняла голову. Ее щеки раскраснелись от ветра, глаза прищурились. Она вспоминала. – В прессе его окрестили Женихом.

– Это из-за кольца, – объяснила Ева. – Мы выдали в прессу сведения о кольце.

– Это было – когда?.. Лет десять назад?

– Девять, – поправила Ева. – Девять лет, две недели и… три дня с тех пор, как мы нашли первое тело.

– Имитатор? – предположила Пибоди.

– Нет, это тот же человек. Надпись, время… этого мы не выдавали в прессу. Это были закрытые данные, мы их держали под замком. Но мы не закрыли дело. В тот раз мы его не взяли. Четыре женщины за пятнадцать дней. Все шатенки. Самой младшей двадцать восемь лет, самой старшей тридцать три. Все замучены. Интервал – от двадцати трех до пятидесяти двух часов. – Ева снова взглянула на вырезанные цифры. – Он улучшил свои показатели.

Моррис кивнул, не прерывая осмотра.

– Судя по всему, первыми были нанесены самые поверхностные ранения, как и раньше. Смогу подтвердить после лабораторного осмотра.

– Следы связывания – на лодыжках, на запястьях. Прямо над порезами. – Ева подняла одну руку. – Она не была пассивна, насколько я могу судить. Она сопротивлялась. Раньше он их усыплял.

– Да. Я проверю.

Ева вспомнила все в подробностях, вспомнила свою тогдашнюю злость и досаду: они так и не сумели взять убийцу.

– Он ее обмыл. Дочиста. Обмыл тело, вымыл голову. Он использует самые дорогие средства. Потом он ее упаковал для транспортировки, вероятно, в пластик. Нам ни разу не удалось снять даже пылинки ни с одной из жертв. Упакуй кольцо, Пибоди. А ты грузи ее, Моррис. – Ева распрямилась. – Офицер Ньюкирк, мне нужен полный и подробный отчет в письменном виде. Срочно.

– Есть.

– Кто ваш лейтенант?

– Громан. Я в семнадцатом участке.

– Ваш отец еще работает?

– Да, он все еще работает, лейтенант.

– Ладно, Ньюкирк, я жду отчет. Пибоди, свяжись с отделом пропавших без вести, проверь, объявили ли ее в розыск. Мне надо связаться с майором.

К тому времени как Ева вышла из парка, ветер утих. «И на том спасибо», – подумала она. Толпа зевак поредела, но псы телерепортажа проявили стойкость. Справиться с этой проблемой можно было только одним способом: встретить ее лицом к лицу.

– Я не буду отвечать на вопросы. – Ей пришлось кричать, потому что, стоило ей появиться, как ее тут же забросали вопросами. – Я сделаю краткое заявление. А будете орать – и этого не получите. Ранее этим вечером, – продолжала Ева, не обращая внимания на крики, и уровень шума тотчас же упал, – офицеры полиции Нью-Йорка обнаружили тело женщины в Ист-Ривер-парке.

– Личность установлена?

– Как она была убита?

В ответ Ева лишь сверлила взглядом репортеров, пытавшихся выйти за установленные ею рамки.

– Вы что, парни, с неба свалились? Или вам просто нравится слушать собственные голоса? Любой идиот знает, что имя жертвы не подлежит разглашению, пока не уведомлены ближайшие родственники. Причина смерти будет установлена медэкспертом. И если кто-нибудь спросит меня о версиях, он будет выброшен из медиа-пула и больше не получит от меня никакой информации по этому делу. Это ясно? А теперь хватит тратить мое время.

Ева ушла маршевым шагом и была уже на полпути к своей машине, когда заметила прислонившегося к капоту Рорка. Она совершенно забыла о нем.

– А ты почему не дома?

– Ты хотела, чтобы я ушел и пропустил все веселье? Привет, Пибоди.

– Привет. – Пибоди сумела улыбнуться, хотя ей самой казалось, что ее щеки превратились в две ледышки. – Вы все время были тут?

– Почти все время. Отлучился ненадолго. – Рорк открыл дверцу машины и вынул две герметично закрытые кружки. – Хотел купить вам подарки.

– Это кофе! – В голосе Пибоди прорвалось благоговение. – Горячий кофе!

– Поможет вам немного оттаять. Скверный? – повернулся он к Еве.

– Отрава. Пибоди, установи ближайших родственников.

– Йорк Сарифина. Работаю.

– Я сам доберусь до дому, – начал было Рорк и вдруг осекся на полуслове. – Как ее звали?

– Йорк, – повторила Ева. – Сарифина. – Ее сердце сжалось. – Ты хочешь сказать, что ты ее знал?

– Под тридцать, привлекательная шатенка? – Ева снова кивнула. – Я нанял ее несколько месяцев назад – управлять клубом в Челси. Не могу сказать, что я с ней тесно знаком, но она произвела на меня впечатление умной, энергичной, уравновешенной и способной женщины. Как она умерла?

Не успела Ева ответить, как вернулась Пибоди.

– Мать в Рино – это в Неваде, отец на Гавайях. Держу пари, там тепло. В городе у нее сестра. Живет на Мюррей-Хилл. Да, и только что поступили данные из отдела розыска. Вчера сестра объявила ее в розыск.

– Давай первым долгом возьмем квартиру убитой, потом клуб, потом сестру.

Рорк положил руку на плечо Еве.

– Ты так и не сказала мне, как она умерла.

– Плохо. Здесь не место вдаваться в детали. Могу организовать для тебя транспорт, или ты можешь…

– Я поеду с тобой. Она работала на меня, – добавил он, не давая ей возразить. – Я еду с тобой.

Ева не стала спорить. И дело было даже не в том, что ей не хотелось напрасно тратить время и силы. Главное – она его понимала. Но, раз уж он едет с ней, она им воспользуется.

– Если служащий – тем более менеджер – не приходит на работу несколько дней подряд, тебя должны известить?

– Не обязательно. – Он, поморщившись, попытался устроиться поудобнее на заднем сиденье полицейского автомобиля. – И я, уж конечно, не знаю наизусть ее расписание. Но я это уточню. Если она не пришла на работу, скорее всего, кто-то ее прикрыл, и, возможно, о ее отсутствии доложили управляющему этим сектором Отдела развлечений.

– Мне нужно имя управляющего.

– Получишь.

– Объявлена в розыск вчера. Кого бы ни бросили на это дело, он должен был опросить коллег в клубе, соседей, друзей. Надо с ними связаться, Пибоди.

– Я выясню.

– Скажи мне, – повторил Рорк, – как она умерла.

– Причину смерти определит Моррис.

– Ева!

Она бросила взгляд в зеркало заднего вида и встретилась с ним глазами.

– Ладно, я могу тебе сказать, как это происходило. Близко к тексту. Ее выследили. Убийца не торопился, времени у него было полно. Он изучил ее привычки, ее распорядок, передвижения, уязвимость… То есть те минуты, когда она бывала одна, когда ее легче всего было достать. Когда все было готово, он схватил ее. Скорее всего, на улице. У него наверняка есть машина на этот случай. Он накачал ее наркотиками и отвез… – это называли «мастерской», – вспомнила Ева, – в подготовленное место, скорее всего частный дом. В этом доме он держал ее на наркотиках, пока готовился, или – если она была первой, – начал сразу.

– Если она была первой?..

– Да, ты все правильно понял. Подготовившись, он запускает часы. Снимает с нее одежду, связывает. Связывать он предпочитает веревкой – старой доброй пеньковой веревкой. Она раздражает кожу при попытках высвободиться. Он использует четыре вида пыток. Физических пыток, о психологических не говорим. А именно: жар, холод, острые и тупые инструменты. Эти виды пыток он использует по нарастающей, и это продолжается, пока жертва представляет для него интерес или доставляет удовольствие. Как только стимул утерян, он останавливает часы. Перерезает вены и дает жертве истечь кровью. Уже после смерти вырезает на теле жертвы время: часы, минуты и секунды. Сколько она продержалась.

Какое-то время в салоне машины царила полная тишина.

– И сколько она продержалась? – спросил наконец Рорк.

– Она была сильной, выносливой. Потом он их моет. Моет тщательно, пользуется самым дорогим мылом и шампунем. Мы считаем, что он потом заворачивает их в пластик, увозит в заранее выбранное место и там выкладывает на чистой белой простыне. Надевает на безымянный палец левой руки серебряное колечко.

– Да, – пробормотал Рорк, глядя в окно, – я что-то такое припоминаю. Я об этом кое-что слышал.

– С одиннадцатого по двадцать шестое февраля 2051 года он похитил, замучил и убил подобным образом четырех женщин. А потом он остановился. Просто растворился в эфире. Я-то надеялась, он провалился в тартарары.

Теперь Рорк понял, почему именно ее вызвали на это дело, почему именно ей позвонил майор Уитни, хотя она была не на дежурстве.

– Ты работала над раскрытием этих убийств.

– Вместе с Фини. Он был ведущим следователем. Я была детективом второго класса, только-только получила звание, и мы вместе над этим работали. Ко второму убийству у нас была оперативная группа. Но мы его так и не нашли.

«Четыре жертвы, – подумала Ева, – а возмездие его так и не настигло».

– Он всплывал снова то там, то здесь, – продолжала она. – Две – две с половиной недели – четыре или пять женщин. Потом он уходит в подполье. На год-полтора. И вот теперь он вернулся в Нью-Йорк. Мы думаем, что именно здесь он начал. И уж на этот раз мы доведем дело до конца.

Человек, которого пресса окрестила Женихом, сидел перед развлекательным центром в своей прекрасно обставленной гостиной. Как всегда, по завершении проекта он отмечал свой успех, открыв половинную бутылку шампанского.

Он знал, что еще слишком рано, что, скорее всего, репортажей не будет. Его последнее творение найдут только утром. Но проверить он должен. Он не мог устоять перед искушением.

Всего несколько минут, пообещал он себе. Он проверит, а потом будет наслаждаться шампанским и музыкой. Возможно, Пуччини. Да, Пуччини в честь… Он не сразу вспомнил ее имя, ему пришлось напрячь память. Ах да, Сарифина. Какое прелестное имя. Пуччини в честь Сарифины. Он действительно считал, что она наилучшим образом реагировала на Пуччини.

Он прошелся по каналам и почти сразу же был вознагражден. Он обрадовался, сел прямее, скрестил лодыжки и приготовился слушать последние новости.

Личность женщины не разглашается, поскольку прежде всего должны быть уведомлены ее ближайшие родственники. Хотя на данный момент нет подтверждения тому, что женщина была убита, появление на месте лейтенанта Евы Даллас свидетельствует о том, что речь идет о преступлении.

Он захлопал в ладоши, когда лицо Евы появилось на экране.

– А вот и ты, – проговорил он. – Здравствуй, дорогая! Как это приятно – встретить старого друга. И уж на этот раз… На этот раз, обещаю тебе, мы узнаем друг друга получше… гораздо лучше. – Он поднял бокал, словно салютуя ей. – Я знаю, ты станешь моей лучшей работой. Моим шедевром.

2

У Сарифины была обставленная в современном стиле квартира: стены выкрашены яркими красками, мебель обита яркими тканями, столы и полки с черной блестящей поверхностью. «Броско, энергично, – подумала Ева. – И в то же время практично. Нетрудно поддерживать чистоту и порядок». Видимо, эта женщина не любила домашнюю возню.

По постели, застеленной красным, как сигнал светофора, покрывалом, были разбросаны подушки в наволочках с пестрым рисунком. В гардеробе хранилась коллекция винтажных нарядов. Блестящих, простых по фасону и опять-таки ярких. Туфли – наверное, тоже винтажные – аккуратно сложены в прозрачных пластиковых коробках.

Она берегла свои вещи.

– Это в таких прикидах она появлялась в клубе? – спросила Ева у Рорка.

– Да, совершенно верно. Это ретро – тема сороковых годов прошлого века. Она должна была одеваться по тогдашней моде, общаться с посетителями, узнавать и приветствовать завсегдатаев, ходить между столиками, поддерживать разговор, танцевать. И выглядеть соответственно.

– Я думаю, она так и выглядела. Есть и более современная одежда, два деловых костюма. Проверим ее электронику, – добавила Ева, взглянув на блок связи у кровати. – Вдруг он ей звонил? Раньше он так не делал, но мало ли? Все меняется. Забирайте телефоны и компьютер. У нее в клубе был свой кабинет?

– Да.

– Там тоже надо проверить электронику. – Ева выдвинула ящик небольшого письменного стола у окна. – Ежедневника нет, записной книжки нет, сотового телефона нет. Наверно, все это было у нее с собой. В шкафу висит большая сумка. Подходит к костюму и деловой одежде. Несколько этих – как их называют? – вечерних сумочек. Посмотрим, сможет ли сестра нам сказать, чего здесь не хватает.

– В холодильнике пинта соевого молока, – доложила Пибоди. – Срок истек в среду. Остатки китайского обеда, по-моему, недельной давности. Я нашла мемо-кубик. – Пибоди протянула его. – Список покупок. Продукты и разные хозяйственные мелочи. И еще на холодильнике рамка для фотографии, но фотографии нет. Фотографию я нашла в кухонном ящике. Лицом вниз. Она и парень. Похоже, речь идет о бывшем дружке.

– Ладно, давай надпишем и упакуем.

Ева бросила взгляд на часы. Было уже около часа ночи. Если они сейчас начнут стучаться в двери и будить соседей, люди разозлятся.

А разозлившись, не захотят разговаривать с полицией.

– Поехали в клуб, – сказала она.

Благодаря Рорку и его любви к старыми фильмам, особенно к мрачным черно-белым мелодрамам и детективам середины прошлого века, Ева была знакома с музыкой и модой, с обстановкой и атмосферой сороковых годов прошлого столетия. Во всяком случае, в том виде, в каком их изображали в голливудских фильмах тех лет.

Войдя в клуб «Звездный свет» в два часа ночи, она поняла, каково было бы прокатиться в машине времени. Клуб представлял собой просторное помещение с тремя уровнями. До каждого из них можно было добраться по широким белым ступенькам. И на каждом уровне даже в этот час царило оживление. Люди сидели за столами, застеленными белыми скатертями, или в кабинках с подушками из серебристой парчи.

Официанты – мужчины в белых смокингах и женщины в черных платьях с юбками клеш – сновали между столами и разносили напитки на подносах. Клиенты были в смокингах и черных галстуках-бабочках, в винтажных костюмах, в блестящих платьях вроде тех, что Ева уже видела в шкафу у Сарифины, или в современных, но чрезвычайно изысканных и сшитых на заказ.

Сама обстановка здесь дышала элегантностью. Ева с удивлением заметила за столиками как совсем молодых людей – лет двадцати с небольшим, – так и тех, кто уже, несомненно, справил столетний юбилей.

На сверкающей черной сцене играл джазовый ансамбль. А может, и оркестр, решила Ева. Музыкантов было не меньше двадцати – струнные, духовые, фортепьяно, ударные. Под их зажигательный ритм пары ритмично двигались по танцплощадке в самой середине клубного зала.

Все помещение было оформлено в черных и серебристых тонах. Все сверкало и переливалось в блеске медленно вращающихся под потолком зеркальных шаров.

– Это просто супер, – заметила Пибоди. – Запредельное нечто.

– Старина снова в моде, – откликнулся Рорк, оглядывая клуб. – Нам нужна помощница менеджера. Зила Вуд.

– А ты имена всех помощников менеджера помнишь наизусть? – прищурилась Ева.

– Да нет, я специально в файл заглянул. Имя, расписание, удостоверение личности. – Он заметил женщину, которую искал. – Вот Зила.

Ева проследила за его взглядом. Потрясающе красивая женщина в бледно-золотистом платье, с кожей цвета крепкого кофе. Длинные черные волосы волнами падали ей на спину. Ева заметила, что она успевает заглянуть во все уголки зала и в то же время ухитряется неторопливо скользить по полу, словно времени у нее навалом, и она никуда не спешит.

Она заметила и узнала большого босса: ее взгляд был прикован к нему. А глаза у нее золотистые, прямо в цвет платья. Она поднялась по ступенькам, легко касаясь рукой перил, и подошла к ним.

– Мисс Вуд.

– Как это чудесно! – Она протянула руку Рорку и ослепительно улыбнулась. – Я сию же минуту организую столик для вас и ваших друзей.

– Нам не нужен столик. – Ева заставила Зилу переключить внимание на себя. – Пройдемте в ваш кабинет.

– Да, конечно, – ответила Зила, ничуть не смутившись. – Прошу вас следовать за мной.

– Моя жена, – сказал Рорк, и Ева тут же нахмурилась. – Лейтенант Даллас и ее напарница детектив Пибоди. Нам нужно поговорить, Зила.

Голос Зилы остался таким же спокойным и медлительным, точно сливки, льющиеся в черный кофе, но в глазах появилась тревога. Она прошла мимо гардеробной, миновала серебристые двери туалета и набрала код частного лифта.

Несколько мгновений – и они перенеслись в двадцать первый век.

Комната была обставлена просто и по-деловому. Строго по-деловому. На настенные экраны были выведены изображения разных зон клуба, включая кухню, винный погреб и кладовую, где хранились крепкие напитки. На столе помещались блок связи, компьютер, коробки с дисками.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – начала Зила.

– Нет, спасибо. Вы знаете Сарифину Йорк?

– Да, конечно. – Тревога углубилась. – А что, случилось что-то?

– Когда вы видели ее в последний раз?

– В понедельник. По понедельникам мы устраиваем чаепития для завсегдатаев старшего возраста. Их проводит Сарифина, у нее здорово получается. По понедельникам она дежурит с часу до семи, а я беру вечернюю смену. По-моему, она ушла около восьми. Но она не пришла в среду, вот я и спросила. – Зила бросила взгляд на Рорка и нервно поправила волосы. – Во вторник у нее выходной, но она не пришла в среду. Я ее прикрыла. Я просто подумала… – Зила принялась теребить ожерелье у себя на шее, перебирая сверкающие крупные камни. – Она поссорилась со своим парнем и очень горевала из-за него. Я подумала: вдруг они опять помирились?

– Она раньше когда-нибудь пропускала работу без предупреждения? – спросила Ева.

– Нет.

– Это правда или вы опять ее прикрываете?

– Нет-нет, я говорю правду! Сари никогда не пропускала работу. – Теперь Зила не сводила глаз с Рорка. – Она никогда не пропускала работу, поэтому я и прикрыла ее в среду. Ей здесь нравится, и она великолепно делает свою работу.

– Я вас прекрасно понимаю и вовсе не сержусь из-за того, что вы прикрыли подругу, Зила, – заверил ее Рорк.

– Спасибо. В четверг она тоже не пришла, и я не смогла до нее дозвониться. Даже не знаю, что я тогда почувствовала. И рассердилась, и встревожилась. Всего понемногу. Поэтому я позвонила ее сестре. Сари указала в анкете, что в непредвиденном случае нужно известить сестру. Я не известила ваш головной офис, сэр. Не хотела, чтобы у нее были неприятности. – Зила судорожно перевела дух. – Но у нее неприятности, да? Вы здесь, потому что у нее неприятности.

«Придется лягнуть ее прямо в лицо, – подумала Ева. – Увы, только так всегда и бывает».

– Жаль, что приходится вам это говорить, но Сарифина мертва.

– Она… что? Что вы сказали?

– Вам лучше присесть, Зила.

Взяв Зилу под руку, Рорк бережно усадил ее в кресло.

– Вы сказали… вы сказали, она мертва? Это был несчастный случай? Как… – В расширившихся от шока золотистых глазах заблестели слезы.

– Она была убита. Мне очень жаль. Вы были друзьями?

– О боже, боже… Когда? Как? Я не понимаю.

– Мы это расследуем, мисс Вуд. – Ева перевела взгляд на Рорка. Он понял ее без слов, подошел к стенной панели, отодвинул ее и взял бутылку бренди. – Кто-нибудь к ней приставал? Преследовал ее? Проявлял необычный интерес?

– Нет-нет. То есть я хочу сказать, многие проявляют к ней интерес. Она такой человек… Привлекает внимание. Я не понимаю.

– Она не жаловалась на излишнее внимание? Кто-нибудь ее преследовал? Делал авансы?

– Нет.

– Выпейте вот это. – Рорк заставил Зилу взять рюмку.

– Кто-нибудь заходил, расспрашивал о ней?

– Только сегодня, несколько часов назад, приходил полицейский детектив. Он сказал… Он сказал мне, что сестра Сари объявила ее в розыск. И я подумала… – Теперь полились слезы. – Честно говоря, я подумала, что сестра Сари зря так волнуется. Я сама немного волновалась, думала, вдруг она вернулась к своему бывшему, а он уговорил ее бросить работу? Они из-за этого и расстались, – продолжала Зила, утирая слезы со щек. – Ему не нравилось, что она здесь работает. У нее почти все вечера были заняты. – Во влажных глазах промелькнул ужас. – Это он? Он ее убил? О боже.

– А как по-вашему, он был на такое способен?

– Нет-нет-нет, боже упаси. Он нытик, вот что я о нем думаю. Все ему не так, вечно всем недоволен. Но у меня и в мыслях не было, что он может ей угрожать. В смысле, ее жизни.

– У нас пока нет причин его подозревать. Можете назвать нам его имя и адрес?

– Да, конечно.

– У вас сохранились диски наблюдения за понедельник?

– Да, мы храним их неделю.

– Они мне понадобятся. Я возьму также диски за прошлую субботу и воскресенье. В понедельник она ушла отсюда одна?

– Я не видела, как она уходила. То есть я хочу сказать, я пришла сюда, в кабинет, где-то без четверти восемь, а она как раз надевала пальто. Я что-то такое сказала типа: «Тебе здесь еще не надоело?» – а она засмеялась. Ей надо было закончить какую-то бумажную работу. Мы пару минут поболтали о делах. Она сказала, увидимся в среду, а я… я пожелала ей приятного выходного. Потом она вышла из кабинета, а я села, мне надо было проверить, какие столики зарезервированы. Я полагаю, она вышла из клуба, нигде больше не задерживаясь. Она не говорила, что ее кто-то ждет.

– Хорошо. Буду вам благодарна, если вы достанете мне эти диски. Да, и имя и адрес человека, с которым она раньше встречалась.

– Да. – Зила поднялась на ноги. – Я могу что-то сделать? Я не знаю, что мне делать. Ее сестра! Мне позвонить сестре?

– Мы сами об этом позаботимся.

Когда раздается звонок в дверь посреди ночи, большинство людей уже знают, что сейчас им сообщат плохие новости.

Когда Джейси Йорк открыла дверь, Ева сразу увидела страх в ее глазах. А стоило ей вглядеться в лицо Евы, как страх сменился горестной обреченностью.

– Сари? О нет. Нет!

– Можно нам войти, мисс Йорк?

– Вы нашли ее. Но…

– Позвольте нам войти, мисс Йорк. – Пибоди взяла Джейси под руку и мягко развернула ее. – Вам нужно сесть.

– Случилось что-то плохое? Я знаю, случилось что-то ужасное. Прошу вас, скажите мне сразу. Вы мне скажете? Сейчас же, прошу вас.

– Ваша сестра мертва, мисс Йорк. – Все еще держа Джейси под руку, Пибоди почувствовала, как она вздрогнула. – Мы глубоко скорбим о вашей утрате.

– Мне кажется, я знала. Я поняла, как только позвонили из клуба. Я знала, что с ней случилось нечто ужасное.

Пибоди отвела Джейси к креслу в гостиной. Теснота и беспорядок, заметила Ева. Уютный беспорядок, говорящий о том, что здесь живет семья. Она обратила внимание на фотографии. Мальчики, смеющийся мужчина. Сарифина.

Яркие вязаные пледы, множество напольных подушек. Судя по их виду, ими активно пользовались.

– Ваш муж дома, мисс Йорк? – спросила Ева. – Может быть, стоит позвать его? Может быть, вам так будет легче?

– Его нет… Клинт повез мальчиков в Аризону. В… в Сидону. На неделю. В школьный лагерь. – Джейси окинула взглядом комнату, словно ожидая, что ее муж и сыновья должны в ней материализоваться. – Они поехали в лагерь, а я не поехала. Мне не хотелось жить в палатке, у меня работа. И я подумала: будет здорово – побыть неделю дома одной. Я им не звонила. Я им не сказала, не хотела, чтобы они волновались. Зачем их волновать, если все будет хорошо? Я твердила себе, что все будет хорошо. Но все плохо, да? Все плохо!

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

По прикидкам Евы, Джейси была лет на десять старше сестры. Короткие светлые волосы. Заплаканные глаза – цвета летнего ясного неба.

– Я позвонила в полицию, – проговорила Джейси, рыдая. – Когда мне сказали, что Сари не пришла на работу, я позвонила в полицию. Я поехала к ней на квартиру, но ее там не было, поэтому я позвонила. А они сказали, что надо подать заявление. О пропаже человека. – Она закрыла глаза. – Что случилось с Сари? Что случилось с моей сестрой?

Напротив кресла стояла оттоманка. Ева села на нее, чтобы оказаться лицом к лицу с Джейси.

– Мне очень жаль. Она убита.

Мокрое от слез лицо Джейси, покрытое красными пятнами, побелело как полотно.

– Они сказали – по телевизору – они сказали, что сегодня нашли женщину в Ист-Ривер-парке. Полиция не говорит, кто она такая, – так они сказали, – пока не извещены родственники. А ближайшая родственница – это я. – Джейси прижала руку к губам. – Я подумала: «Нет-нет, это не Сари. Сари не живет в Ист-Сайде». Но я ждала, что кто-то позвонит в дверь. И вы позвонили.

– Вы были близки с сестрой?

– Я… Я не могу. Не могу.

– Я принесу вам воды, мисс Йорк. – Пибоди коснулась плеча Джейси. – Можно, я пойду на кухню и принесу вам воды?

Джейси лишь кивнула в ответ, не сводя глаз с Евы.

– Она была моей маленькой сестренкой. Моей куколкой. Моя мама умерла, когда я сама была маленькой, а через несколько лет отец снова женился. И у них родилась Сари. Сарифина. Она была такая хорошенькая, настоящая куколка. Я ее любила.

– Она рассказала бы вам, если бы кто-то ее преследовал? Если бы ее что-то тревожило или смущало?

– Да. Мы все время общались. Она любила свою работу, делала ее хорошо и была счастлива. А вот Кэлу это не нравилось. Она с ним встречалась последние несколько месяцев. Ему не нравилось, что она работает вечерами и не может уделять все свое время ему. Она страшно рассердилась и обиделась, когда он поставил ей ультиматум. Он потребовал, чтобы она уволилась, а иначе угрожал порвать с ней. Поэтому они расстались. И ей от этого стало только лучше.

– Почему?

– Потому что он просто ей не подходил. Не думайте, во мне говорит не просто старшая сестра. – Джейси замолчала и взяла стакан воды, который протягивала ей Пибоди. – Спасибо. Спасибо вам. Он просто ей не подходил. Он эгоист. Ему не нравилось, что она зарабатывает больше, чем он. Она и сама все это видела и понимала. Она хотела все забыть и двигаться дальше. Но все-таки их разрыв огорчил Сари. Она не любит проигрывать. Но вы же не думаете… Вы думаете, это Кэл ее убил?

– А вы?

– Нет! – Джейси отпила из стакана, отдышалась, отпила еще глоток. – Мне такое и в голову не приходило! С какой стати ему ее убивать? Он ее даже не любил, – добавила Джейси. – И он был слишком занят собой, ему не хватило бы… Я должна ее увидеть. Мне надо видеть Сари.

– Мы это устроим. Когда вы видели ее в последний раз?

– В прошлое воскресенье после обеда. Еще до того, как Клинт уехал с мальчиками. Она заехала попрощаться. Она была полна жизни, полна энергии. Мы договорились в субботу – это завтра – вместе сходить за покупками. Мои парни вернутся только в воскресенье, в субботу у них решающий матч. Мы с Сари решили сходить по магазинам, вместе пообедать. О боже, боже. Как она умерла? Как умерла моя девочка?

– Мы это пока выясняем, мисс Йорк. Я сообщу вам детали, как только смогу. – На самом деле Ева не собиралась рассказывать этой несчастной женщине, пока рядом нет ее близких, на кого она могла бы опереться, как умерла ее сестра. – Мы можем связаться с вашим мужем. Хотите, чтобы он и ваши сыновья вернулись домой?

– Да. Я хочу, чтобы они вернулись домой. Чтобы они были дома.

– Ну а пока мы можем кому-нибудь позвонить? Соседке? Подруге? Кто-нибудь может посидеть с вами?

– Я не знаю. Я…

– Мисс Йорк, – мягко заговорила Пибоди. – Вы не должны сейчас оставаться в одиночестве. Давайте позвоним кому-нибудь из ваших друзей.

– Либ. Вы могли бы позвонить Либ? Она приедет.

Когда они вышли, Рорк тяжело вздохнул.

– Я часто спрашиваю себя: как вы делаете то, что вы делаете? Стоите над трупами, разгадываете ход мысли убийцы. И вас не коробит. Но из всего того, что вы делаете, тяжелее всего – приходить к тем, кто остался, и приносить им эту боль. По-моему, нет ничего на свете страшнее этого. – Он коснулся руки Евы. – Ты ей не сказала, как умерла ее сестра, дала время оправиться от шока…

– По-моему, я не сделала ей никакого одолжения. Ее эта новость просто убьет. Может, было бы лучше сказать ей прямо сейчас, пока она оглушена горем.

– Ты все сделала правильно, – возразила Пибоди. – Правда, у нее есть подруга, но лучше подождать, пока вернутся ее родные. Ей нужна опора. Они должны вместе через это пройти.

– Что ж, поедем, посмотрим, что нам скажет Моррис. Послушай, – повернулась Ева к Рорку, – я свяжусь с тобой, как только смогу.

– Я хотел бы поехать с тобой.

– Сейчас… уже сколько? Пятый час утра. Зачем тебе ехать в морг? Тебе это ни к чему.

– Извините нас, Делия, – шепнул Рорк Пибоди и, взяв Еву под руку, отвел ее в сторонку. – Я хочу пройти все до конца. Позволь мне, я тебя очень прошу.

– Я тебе расскажу все, что мы узнаем у Морриса, а пока ты сможешь поспать. Конечно, – продолжала Ева, не давая ему возразить, – это не одно и то же. Скажи мне, что не винишь себя в случившемся. Я хочу это услышать.

Рорк оглянулся на дом сестры, вспомнил поселившееся в этом доме горе.

– Она умерла не потому, что я нанял ее на работу. Уж не настолько я возомнил о себе. И все-таки я хочу пройти весь путь до конца.

– Ладно. Садись за руль. Нам придется сделать остановку по дороге. Мне нужно поговорить с Фини.

* * *

Он был ее учителем, наставником, напарником. Он был – хотя они никогда не говорили об этом вслух – человеком, заменившим ей отца.

Он выбрал ее из всей своры, когда она еще носила форму, и сделал ее своей. Ева никогда не спрашивала у Фини, что он в ней такое увидел, что заставило его взять ее – зеленую и неопытную – в стажеры. Она знала одно: взяв ее, он сделал свой выбор.

Она и без него стала бы хорошим копом. Она стала бы детективом, потому что очень этого хотела. Она старалась, она была создана для этой работы. Возможно, в конце концов она и самостоятельно добралась бы до лейтенантского звания.

Но без него она не была бы тем копом, каким стала.

Когда его произвели в капитаны, он подал прошение на перевод в отдел электронного сыска. Он был рожден для этой работы. Электронная работа была его сильным местом, его страстью, поэтому его прошение было удовлетворено.

Ева вспомнила, как расстроилась, когда он ушел из отдела убийств. Первые несколько месяцев ей очень его не хватало. Она привыкла видеть Фини, работать с ним, общаться с ним каждый день. Ей его не хватало, как собственной руки.

Она могла бы оставить это до утра. Нет, было уже утро, но она могла бы оставить это до какого-нибудь божеского часа. Однако Ева знала: будь она на его месте, она ждала бы этого звонка в дверь именно в этот час.

Она разозлилась бы до чертиков, если бы не было этого звонка.

Им не пришлось долго ждать. Лицо Фини было смято сном. Уютное, родное лицо. Его волосы – рыжеватые с проседью – стояли дыбом. Как будто воздух вокруг его головы был наэлектризован.

Но хотя на нем был махровый халат необычного для Фини пурпурного цвета, глаза его были глазами копа. На все сто процентов.

– Кто убит?

– Надо об этом поговорить, – сказала ему Ева. – Но скорее не кто, а как.

– Что ж… – Он почесал подбородок, и Ева услышала, как скребут его пальцы по отросшей за ночь щетине. – Ну, тогда входи. Жена спит. Пошли на кухню, мне нужен кофе.

Теплый дом, обжитой, подумала Ева, как и дом Джейси, только на пару десятков лет старше. Дети Фини выросли, теперь у него уже были внуки. Ева даже не знала точно, сколько их. Но в кухне была просторная обеденная зона с длинным столом, чтобы все они могли за ним поместиться.

Фини принес кофе, шаркая по полу шлепанцами. Ева готова была биться об заклад на месячную зарплату, что шлепанцы подарены ему на Рождество.

Посреди стола стояла ваза причудливой формы красно-оранжевых тонов. Работа миссис Фини, догадалась Ева. Жена Фини увлекалась разного рода ремеслами, все время что-то лепила или ваяла. Зачастую непонятно что.

– Мне дали дело, – начала Ева. – Убита женщина, шатенка, под тридцать, тело найдено в Ист-Ривер-парке.

– Да, я видел репортаж по телику.

– Найдена обнаженной со следами пыток. Ожоги, кровоподтеки, порезы, уколы. Запястья перерезаны.

Фини выругался.

Да, он уже все понял, отметила Ева.

– У жертвы было серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки.

– Сколько? – спросил Фини. – Сколько она продержалась? Какое время он на ней вырезал?

– Восемьдесят пять часов, двенадцать минут, тридцать восемь секунд.

– Мать его так, – пробормотал Фини. Он сжал руку в кулак и начал машинально выстукивать ритм по столу. – На этот раз он не уйдет, Даллас. На этот раз он от нас не уйдет. Наверняка он уже захватил вторую.

– Да, – кивнула Ева. – Я думаю, номер два у него уже есть.

Фини поставил локти на стол, проделал пальцами бороздки в волосах.

– Придется нам перелопатить все, что было собрано девять лет назад. Все данные на него, собранные за границей, где он тоже выходил на работу. Надо собрать опергруппу – это первым делом. С самого старта. Мы же не хотим найти еще одно тело. Что у тебя уже есть?

– Пока только тело, кольцо, простыня. Пришлю тебе копию записей. Я сейчас еду прямо в морг, послушаю, что нам скажет Моррис. А тебе бы лучше одеться, Фини. Или ты собираешься пойти на работу в махровом халате пурпурного цвета?

Фини оглядел себя и покачал головой.

– Видела бы ты тот, что жена преподнесла мне на Рождество, поняла бы, почему я до сих пор ношу этот. – Он поднялся из-за стола. – Слушай, ты поезжай, увидимся прямо там, в морге. Все равно я поеду на своей машине.

– Ладно.

– Даллас.

В этот момент Рорк понял, что ни его, ни Пибоди как бы и не существует в природе. У этих двоих своя реальность, и, кроме них, там нет места никому.

– Надо найти, что мы в тот раз пропустили, – сказал между тем Фини, обращаясь исключительно к Еве. – То, что все пропустили. Всегда что-то есть. Улика, шаг, мысль… На этот раз мы не можем упустить ничего.

– Не упустим.

Рорку уже приходилось бывать в морге. Интересно, подумал он, почему все эти бесконечные коридоры выложены белой плиткой? Для замены естественного освещения? Или просто в качестве некоего абсолюта?

И по этим бесконечным коридорам, пока они шли, катилось эхо – бесконечное повторение их шагов, гулко отражавшихся от стен. В «кладбищенскую смену»1[1] – юмор висельников, когда речь идет о работе в морге, – в помещении было удивительно тихо.

Стоял предрассветный час. Рорк видел, что бессонная ночь начинает сказываться на Пибоди: у нее под глазами залегли темные круги. А вот Ева пока была полна бодрости. Рорк знал, что на нее усталость наваливается внезапно. Наваливается и душит. Так бывало всегда. Но пока она еще держалась. На чувстве долга, на целеустремленности, на сдерживаемом гневе, хотя вряд ли она сама сознавала, что это и есть необходимое ей горючее.

Ева остановилась перед двойными дверями, ведущими в прозекторскую.

– Тебе обязательно нужно ее увидеть? – спросила она, повернувшись к Рорку.

– Да. Я хочу помочь, и я должен понимать, что к чему, иначе от меня не будет никакого толка. Мне уже приходилось видеть смерть, ты же знаешь.

– Но не такую. – Ева толкнула дверь и вошла.

Их встретил Моррис. Ева отметила, что он переоделся в серый тренировочный костюм и черные с серебром кеды. Наверное, хранит их здесь, на месте, для разминки, подумала она. Он сидел на металлическом стуле и не сразу встал, когда они вошли: он пил нечто густое коричневого цвета из высокого стакана.

– Привет гостям. Протеиновый коктейль?

– Безусловно, нет, – отказалась Ева.

– На вкус чуть-чуть лучше, чем на вид. Но дело свое делает. Рорк, рад тебя видеть, несмотря на…

– Аналогично.

– Убитая работала в одном из клубов Рорка, – сказала Ева.

– Мне очень жаль.

– Я ее почти не знал. Но…

– Вот именно. «Но». – Моррис отставил коктейль в сторону и поднялся. – Мне жаль, что всем нам теперь придется узнать ее очень хорошо.

– Она была менеджером в клубе «Звездный свет» в Челси.

– Это твой? – улыбнулся Моррис. – Пару недель назад я ходил туда с приятельницей. Любопытное путешествие в прошлое. В весьма занимательное время.

– Фини сейчас подъедет.

Моррис перевел взгляд на Еву.

– Понятно. В прошлый раз мы тоже работали над этим делом втроем. Помнишь?

– Да, я помню.

– Ее звали Коринной. Коринна Дагби.

– Возраст – двадцать девять лет, – подхватила Ева. – Продавщица в модном обувном магазине в центре. Любила вечеринки. Продержалась двадцать шесть часов, десять минут и пятьдесят восемь секунд.

Моррис кивнул.

– Помнишь, что ты сказала, когда мы были здесь в тот раз?

– Нет, не помню.

– А я помню. Ты сказала: «Он на этом не остановится». И ты была права. Мы поняли, что ему требовалось много больше. Ну что? Ждем Фини?

– Он потом наверстает.

– Ладно.

Моррис пересек комнату.

Рорк взглянул, потом подошел поближе.

Ему уже приходилось видеть смерть раньше. Кровавую, жестокую, насильственную, бессмысленную и ужасную смерть. Но он убедился, что Ева опять оказалась права.

Ничего подобного ему раньше видеть не приходилось.

3

«Столько ран, – подумал он, – и все промыты дочиста». Ему почему-то казалось, что было бы не так ужасно, если бы тело было в крови. Кровь стала бы доказательством того, что когда-то в этом теле была жизнь. Но это… Женщина, которую он помнил живой, полной сил и энергии, теперь выглядела как безжизненная кукла, изрезанная и изуродованная жестоким ребенком.

– Чистая работа, – заметила Ева, и Рорк стремительно повернулся к ней.

Он уже открыл было рот, чтобы как-то выразить охвативший его ужас. Но он увидел лицо своей жены, увидел, что в ней поднимается и грозит выйти на поверхность ярость, хотя ее голос по-прежнему звучал спокойно. Рорк увидел и сочувствие, и жалость. В ней был такой запас жалости, что он часто удивлялся, как ей удается носить в себе эту тяжесть.

И он ничего не сказал.

– Он очень методичен. – Моррис включил компьютерное изображение и протянул Еве очки-микроскопы. – Видишь эти раны на конечностях? Длинные, тонкие, неглубокие.

– Может, скальпель или острие хорошо заточенного ножа. – Хотя изображение было выведено на экран и увеличено, Ева наклонилась, чтобы изучить раны сквозь очки. – Нанесены с большой точностью. Или он накачал ее наркотиками, или сумел обездвижить ее так, чтобы она ему не мешала, даже если сопротивлялась.

– И какую из этих версий ты выбираешь? – спросил Моррис.

– Он ее связал. Где веселье, где кайф, если она без чувств или не может в полном масштабе ощутить боль? Вот тут небольшие ожоги. – Ева повернула левую руку убитой. – Вот здесь, на сгибе локтя. Точные, но кожа немного обуглена по краям. Пламя? Не лазер, а живое пламя?

– Я готов согласиться. Зато некоторые другие ожоги, по-моему, от лазера. А вот здесь, на внутренней поверхности бедра? Видишь, пятнистый рисунок? Это от холода. Холод. Крайний холод.

– Да. А кровоподтеки? Ни разрывов, ни ссадин. Гладкая поверхность.

– Кистень, – вступил в разговор Рорк. – Старомодный кистень оставляет такой след. Кожаный. Правда, натуральная кожа стоит дорого, но если вы можете себе это позволить… Кистень набивают обыкновенным песком. Действует вполне эффективно.

– И опять-таки я согласен. А тут у нас проколы кожи, – продолжал Моррис. – Круговой рисунок. Вот здесь, здесь и здесь. – На экране вспыхнули кадры фотоувеличения тыльной стороны правой ладони, пятки левой ноги и левой ягодицы. – Двадцать крошечных проколов с характерным рисунком.

– Как иголки, – задумчиво проговорила Ева. – Тут нужен какой-то инструмент… Надевается на руку… – Она на пробу приложила изогнутую правую руку к пятке жертвы. – Это что-то новенькое. У нас в досье такого рисунка нет.

– Он изобретательный ублюдок, – вставила Пибоди. – Моррис, можно мне взять бутылку воды?

– Угощайся.

– Тебе нужен воздух, – не глядя на напарницу, заметила Ева. – Пойди подыши.

– Нет, мне только воды.

– Этот рисунок, может, и новый, – продолжала Ева, – но он вписывается в общую схему. Больше терпения, больше изобретательности, более творческий подход. Когда так долго занимаешься одним и тем же делом, набиваешь руку. На груди и под грудью – более глубокие раны. Обширные следы ожогов, кровоподтеки на икрах. Постепенно усиливает боль. Хочет растянуть удовольствие. На лице – порезы и ожоги. Никаких кровоподтеков. Ударь ее кистенем – и она потеряет сознание. Ему это не нужно.

Двери с шумом распахнулись. Вошел Фини и двинулся прямо к столу.

– О черт, – сказал он.

– У нас тут есть новый рисунок. Уколы в кружок. Посмотри. Интересно, что ты об этом думаешь?

Ева склонилась над изуродованным лицом. Ее глаза за стеклами очков-микроскопов смотрели, не мигая.

– Здесь нет следов кляпа. Похоже, он не затыкал им рты. Ничего такого, что повредило бы кожу вокруг рта. Значит, у него есть надежное место… скорее всего частный дом. Такое место, где он может чувствовать себя свободно, не боясь, что кто-то услышит. Чтобы она могла кричать. Токсикология есть?

– Да, прислали перед самым твоим приходом. В крови найдены остаточные следы стандартного седативного средства. Еле-еле удалось их засечь. В момент смерти она была в сознании и все понимала.

– Тот же modus operandi.[2] Усыпляет ее, когда занимается другими делами.

– Кроме того, в организме найдены следы воды и протеина. Лаборатория подтвердит, но…

– Он предпочитает давать им питательные вещества в достаточном количестве, чтобы они держались, – сказал Фини.

– Да, я помню, – кивнула Ева. – А потом кончает с ними вот таким образом. – Она подняла руку убитой, вывернула ее запястьем наружу. – Разрезы крест-накрест, но не слишком глубокие. Она истекла кровью, но на это потребовалось время. Это время он добавляет к своему хронометражу.

– Я бы сказал, с учетом предыдущей потери крови и травм, на это потребовалось часа два. Максимум три. К концу она потеряла сознание.

– Есть следы того, чем он ее мыл?

– Да. В ранах на коже головы, в уколах под ногтями. Я отослал образцы в лабораторию.

– Отошли туда же образцы кожи и волос. Я хочу знать, какую воду он использовал. Городская вода? Пригород?

– Я об этом позабочусь, – кивнул Моррис.

– Он уже принялся за вторую. – Фини бросил взгляд на Еву, пока она снимала очки. – Возможно, уже выбрал третью.

– Да уж. Я поеду в управление, надо доложить майору. А ты пока вызови пару лучших своих людей. Пусть проверяют и анализируют данные по мере поступления. Пусть проводят вероятностные тесты. Первым на месте был сын Гила Ньюкирка.

– Иди ты!

– Вот именно. Можешь связаться с Ньюкирком-старшим? Он в семнадцатом участке, как и его сын. Я вызову сына. Нам в опергруппе нужны патрульные, вот пусть он поработает. Если его лейтенант не против.

– А кто его лейтенант?

– Громан.

– Я его знаю, – сказал Фини. – Я этим займусь.

– Хорошо. – Ева проверила время и произвела кое-какие подсчеты в уме. – Пибоди, закажи нам конференц-зал. Он мне нужен на все время операции. Это будет наша штаб-квартира. Если кто-то начнет возникать, брось их на съедение Уитни. Встретимся там для первого брифинга в девять ноль-ноль.

Пока они выходили, Ева покосилась на Рорка.

– Я так понимаю, ты захочешь остаться на брифинг?

– Ты правильно понимаешь.

– Мне придется согласовать это с Уитни.

– Конечно.

– Садись за руль. Посмотрим, что я смогу сделать.

Ева сделала звонок и ничуть не удивилась, обнаружив Уитни на рабочем месте.

– Сэр, мы едем в управление из морга. Резервируем конференц-зал.

– Забронировала конференц-зал «А», – доложила Пибоди с заднего сиденья.

– Конференц-зал «А», – сказала Ева в трубку. – Я назначила первый брифинг на девять ноль-ноль.

– Я там буду. Вместе с шефом Тибблом.

– Да, сэр. Я привлекла капитана Фини, поскольку мы с ним вместе работали над предыдущим расследованием. Я попросила его привлечь еще двух людей из электронного отдела для обработки данных. Мне хотелось бы включить в опергруппу офицера Ньюкирка, так как он первым прибыл на место и он сын офицера, который участвовал в предыдущем расследовании.

– Я вам это обеспечу.

– Спасибо, сэр, этим уже занимается Фини. Мне нужны еще четыре человека. Бакстер, Трухарт, Дженкинсон и Пауэлл. Я распределю их текущую нагрузку на других. Мне понадобится все их время.

– Это вам решать, лейтенант, но Трухарт – стажер, а не детектив, у него мало опыта.

– Он не знает усталости, сэр, и у него зоркий глаз.

– Доверюсь вашему мнению.

– Спасибо. Мне придется пригласить доктора Миру. Нужно перепроверить, возможно, даже обновить, психологический портрет. К тому же мне не помешают услуги гражданского эксперта-консультанта.

Пять долгих секунд Уитни молчал.

– Вы хотите привлечь к делу Рорка, Даллас?

– Убитая была его служащей. Эта связь может помочь прояснению некоторых версий следствия. Кроме того, сэр, у него есть доступ к более мощному оборудованию, чем то, что может обеспечить Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка. Нам бы это не помешало.

– Опять-таки это вам решать, лейтенант.

– Да, сэр.

Было уже светло, когда Рорк свернул в гараж Центрального полицейского управления.

– Мы на месте, сэр. Я все подготовлю к девяти ноль-ноль.

– Я позвоню шефу и доктору Мире.

Ева на минуту застыла, когда Рорк поставил машину на место для парковки. Пибоди тихонько похрапывала на заднем сиденье.

– Ты ведь кое-что знаешь о пытках, – сказала она наконец.

– Да, знаю.

– И ты знаешь людей, которые знают других людей.

– Верно.

– Я бы хотела, чтобы ты об этом подумал. И если у тебя есть контакты, которые могли бы что-то добавить к нашим данным, я хочу, чтобы ты их задействовал. У него есть инструменты, у него есть мастерская. Хорошо оборудованная мастерская. Я думаю, у него и электронные игрушки есть. Он мониторит сердечный ритм жертвы, делает кардиограмму, а может, и томографию. Камеры, звук. Я думаю, он бы хотел понаблюдать, но он не может наблюдать и работать одновременно. Его работа требует большой сосредоточенности.

– Я дам тебе все, что могу.

Ева кивнула, повернулась и стукнула Пибоди по коленке.

– А? Что? – Пибоди выпрямилась на сиденье и заморгала. – Я задумалась.

– Угу. Я, как задумаюсь, тоже сразу начинаю храпеть и пускать слюни.

– Пускать слюни? – Пристыженная Пибоди вытерла рот. – Я не пускала слюни.

– У тебя есть час в комнате отдыха.

– Нет-нет, я в порядке. – Пибоди вылезла из машины, поморгала и раскрыла глаза пошире, чтобы показать, что она бодра. – Просто на минутку задремала.

– Час, – повторила Ева и направилась к лифту. – Возьми час, потом приходи в конференц-зал. Поможешь мне подготовиться.

– Нечего на меня злиться только потому, что я задремала на пару минут.

– Если бы я злилась, пнула бы тебя в задницу, а не дала бы час на сон. И не надо со мной спорить, когда я до смерти хочу кофе. Поспи часок. Думаю, тебе это необходимо. – Когда двери открылись, Ева вышла из лифта вместе с Рорком и ткнула пальцем в Пибоди. – Время пошло.

Рорк выждал, пока двери не закрылись.

– Тебе тоже не помешал бы час сна.

– Мне лучше кофе.

– И что-нибудь поесть.

Она уставилась на него, прищурившись.

– Будешь меня пилить насчет еды и сна, выгоню из опергруппы.

– Если бы я не пилил тебя насчет еды и сна, ты бы вообще не спала и не ела. Что у тебя в кабинете на автоповаре?

– Кофе, – с тоской в голосе ответила Ева. Ей не терпелось зарядиться любимым напитком.

– Встретимся прямо там. Я быстро.

Рорк повернулся и направился в обратную сторону, а Ева сердито посмотрела ему вслед, но ничего не сказала.

Ну и черт с ним, пусть бегает по своим делам, а она пока напишет первый отчет и созовет членов своей опергруппы.

Ева прошла через «загон» для детективов, называемый так из-за тесноты. Было уже недалеко до пересменки. У себя в кабинете она подошла прямо к автоповару, запрограммировала кофе и выпила первые полкружки, не отходя от аппарата.

В тот первый раз, девять лет назад, у нее не было настоящего кофе, чтобы взбодриться, вспомнила Ева. Не было даже этого тесного кабинета, только заваленный бумагами стол в «загоне». В тот раз она не была ведущим следователем, следствие вел Фини. Ева знала, как давила на него эта ответственность, знала, что он теперь вспоминает все предпринятые тогда шаги, все лопнувшие версии, все тупики, в которые утыкалось следствие. Все мертвые тела.

Все это необходимо было вспомнить. Вспомнить, чтобы вновь не повторять прежние ошибки.

Усевшись за стол, Ева послала сообщения Бакстеру и Дженкинсону с приказом известить своих напарников и прибыть к месту службы. Потом она недрогнувшей рукой распределила их текущую нагрузку по другим детективам, прекрасно сознавая, что это вызовет бурю протестов, возмущения и негодования в «загоне».

Ева затребовала из архива дела девятилетней давности, включая психологический портрет, составленный доктором Мирой, разослала запросы по другим нераскрытым делам со схожим почерком и принялась сравнивать modus operandi.

Она позвонила в лабораторию и поторопила с результатами, оставила краткое, но емкое сообщение в голосовой почте заведующего лабораторией Дика Беренски по прозвищу Дикхед. Было у него и еще одно прозвище – Дикарь.

Ева уже пила вторую кружку кофе, когда начала составлять отчет. Она уже закончила его, когда в кабинет вошел Рорк. Он поставил на стол герметически запечатанную глубокую тарелку и протянул Еве одноразовую ложку.

– Ешь.

Ева недоверчиво распечатала крышку и заглянула внутрь.

– Черт бы тебя побрал! Уж если ты вознамерился меня кормить, какого черта ты притаранил овсянку?

– Потому что это полезно. – Рорк опустился на единственный стул для посетителей, держа в руке свою глубокую тарелку. – Ты хоть знаешь, что в вашей столовке ничего, хоть в отдаленной степени похожего на съедобное, не подают?

– Ты преувеличиваешь. Яичница не так уж плоха. Если посолить как следует.

Рорк посмотрел на нее, склонив голову набок.

– Ты все солишь так, что смотреть страшно, но от этого еда не делается съедобной.

Ну раз уж миска перед ней стояла, Ева зачерпнула ложкой немного овсянки. Черт с ней, хоть пустой желудок заполнит.

– Тут есть только полицейская еда. – Она проглотила и нахмурилась. В общем-то, как ни странно, овсянка оказалась не такой противной, как можно было ожидать. – А это не полицейская еда.

– Нет, не полицейская. Я купил это в магазинчике за углом.

Ева взглянула на него, надув губы с глубокой обидой – в точности как еще недавно смотрела на нее Пибоди.

– Там продают еще и бублики, и сдобные булочки.

– Продают, – улыбнулся Рорк. – Но тебе полезнее овсянка.

«Ну, может быть, – подумала Ева. – Но зато от сдобных булочек гораздо больше удовольствия».

– Я хочу кое-что сказать, пока еще не началось, – заговорила она. – В любое время, как только почувствуешь, что хочешь уйти, можешь уйти.

– Я не захочу, но спасибо, что предупредила.

Ева проглотила еще ложку овсянки, потом повернулась в кресле, чтобы посмотреть в лицо Рорка.

– И еще одно ты должен понять, – сказала она твердо, – если я в какой-то момент почувствую, что от твоего участия в расследовании больше вреда, чем пользы, я от тебя сразу избавлюсь.

– В личном плане или в профессиональном?

– Да иди ты!

Рорк отставил свою тарелку с овсянкой, встал и запрограммировал кофе для себя. Пусть только попробует от него избавиться, подумал он. Они оба прекрасно знают, что ей его не стряхнуть.

– Наша личная жизнь выдержит любые колдобины на дороге. Мы можем понаставить друг другу синяков, когда работаем вместе, или, точнее, когда я тебе помогаю, но мы все преодолеем.

– На этот раз все не так, как обычно.

– Это я тоже понимаю. – Он вернулся к столу с кружкой кофе и встретился взглядом с Евой. – Однажды ты не смогла его остановить.

– Я его не остановила, – поправила Ева.

– Да, именно так ты и думаешь. Для тебя это личное. Не спорь. Сколько бы ты ни пыталась убеждать себя, что это работа, для тебя это личное. Тебе нелегко придется, а может быть, и нам обоим. Но за девять лет многое изменилось. Очень многое.

– Девять лет назад некому было приносить мне овсянку.

– Вот видишь, – улыбнулся Рорк. – Вот тебе конкретный пример.

Но Ева помрачнела.

– Нам вряд ли удастся спасти вторую жертву, Рорк. Если только чуда не произойдет, нам ее не спасти.

– И ты уже опасаешься, что тебе не удастся спасти следующую. Я знаю, как это на тебя давит, как тебя это точит, съедает изнутри. Но у тебя есть тот, кто понимает, кто любит тебя и готов помочь тебе, чем только может. А возможности у меня, слава богу, немаленькие. – Рорк подошел к ней и легко коснулся рукой ее лица. – Его почерк почти не изменился за эти годы, Ева, зато твой изменился. И я абсолютно уверен, что на этот раз тебе удастся его остановить. Ты его остановишь.

– Мне тоже хотелось бы в это верить. Ладно! – Ева съела еще ложку овсянки. – Час Пибоди истек. Мне надо оформить отчет, сделать копии для опер-группы. Я заказала копии старых отчетов, затребовала нераскрытые дела по убийствам, приписанным ему. Найди мне Пибоди, скажи ей, что она должна забрать старые дела из архива, а потом вы оба готовьтесь к совещанию. Мне понадобится еще десять минут.

– Хорошо. Но если у тебя на брифинге в этом твоем конференц-зале будет обычное занудство, накачка, тогда учти: я беру с собой кофе.

Верная слову, Ева вошла в конференц-зал десять минут спустя. Следом за ней двое патрульных тащили вторую доску. Сама Ева была нагружена коробкой с копиями файлов.

– Давай сначала вывесим текущее дело, – обратилась Ева к Пибоди. – А потом устроим урок истории. – Она вытащила файлы из коробки, уложила их на стол. – Я распечатала кадры с места и снимки тела. Развесь их на второй доске.

– Есть.

Ева подошла к чистой белой доске на стене и начала писать печатными буквами. Это ее умение писать печатными буквами всегда поражало Рорка. У нее получалось идеально ровно, четко, правильно, прямо как по прописи. А вот почерк у нее был ужасный – настоящие каракули. Рорк наблюдал, как она выводит на доске имя убитой и всю хронологию с того момента, как ее видели выходящей из клуба, до времени смерти и обнаружения тела.

Потом Ева разделила доску вертикальной чертой на две части и на свободном месте принялась вносить данные по убийствам девятилетней давности, начиная с Коринны Дагби.

«Это не просто статистические данные, – пришло в голову Рорку. – Это своего рода мемориал в честь погибших. Они не забыты». И еще он понял, что Ева делает это главным образом для себя. Теперь она представляла их интересы.

В конференц-зал вошел Фини.

– Я утряс вопрос с малышом. С младшим Ньюкирком. – Он увидел доску и впился в нее взглядом. – Его старик обещал покопаться в своих старых записях. Просил передать, что готов работать сверхурочно, сколько нужно, или взять личное время, если потребуется.

– Хорошо.

– Я вызвал Макнаба и Каллендар. Макнаб приспособился к твоему ритму, он не будет жаловаться на монотонную работу. Каллендар тоже хороша. Ничего не упускает.

– Я вызвала Бакстера, Трухарта, Дженкинсона и Пауэлла.

– Пауэлла?

– Перевелся к нам с шестьдесят пятого участка три месяца назад. Двадцать лет стажа. Роет каждое дело как крот, пока не дойдет до сути. И еще на меня работают рядовые – Харрис и Дарнелл. Крепкие ребята. Но я поставлю над ними Ньюкирка. Он был первым на месте и знает о прежнем деле.

– Если он похож на своего старика, значит, он хороший коп.

– Да, он хороший коп. Тиббл, Уитни и Мира уже идут сюда. – Ева подошла к доске. – Я собираюсь говорить о текущем деле. Хочешь рассказать о прежнем деле?

Фини покачал головой.

– Сама расскажи. Может, мне это поможет взглянуть на дело по-новому, под другим углом. – Он вытащил из кармана записную книжку и передал ей. – Мои заметки с прежнего дела. Бери, я сделал для себя копию.

Ева поняла, что Фини передает ей не просто свои записки, он передает ей бразды правления. У нее сердце сжалось.

– Хочешь, чтобы было так?

– Дело не в том, чего я хочу, а в том, что так и есть. Так и должно быть.

Фини отвернулся. Конференц-зал начал заполняться полицейскими.

Ева подозвала одного из полицейских, приказала ему раздать копии файлов, потом изучила подготовленные Пибоди и Рорком доски.

«Все эти лица, – подумала она. – Вся эта боль».

Как она выглядит – та, кого он захватил сейчас? Как ее зовут? Кто-нибудь ее ищет?

Сколько она продержится?

Когда Уитни появился в конференц-зале вместе с Мирой, Ева подошла к ним. Ее вдруг поразил контраст. Какие они разные! Широкоплечий мужчина с темной кожей и властным лицом, на котором ясно читалось, что он привык командовать, и очаровательная, интеллигентная женщина в элегантном бледно-розовом костюме.

– Лейтенант, – приветствовал ее Уитни. – Шеф сейчас будет.

– Да, сэр. Опергруппа собралась в полном составе. Доктор Мира, в каждом наборе есть копия вашего первоначального психологического портрета, но если вы хотите что-нибудь добавить устно, прошу вас.

– Я хотела бы сначала перечитать записи по убийствам.

– Я вам их предоставлю. Сэр, хотите что-нибудь сказать?

– Начинайте, Даллас. – Уитни отступил в сторону, давая дорогу вошедшему Тибблу.

Шеф полиции был человеком крупным и, как всегда казалось Еве, суровым и сдержанным. Невозможно было догадаться, о чем он думает и что чувствует, но иначе, считала она, и быть не могло. Вряд ли ему удалось бы преодолеть все эти ступени служебной лестницы и добраться до самого верха, не будь он таким. Он был опытным политиком – и это можно было считать неизбежным злом, – но всегда умел повернуть дело так, чтобы его департамент при этом не пострадал.

Темнокожий, черноглазый, в строгом темном костюме… Костюм – это часть его образа, решила Ева. Как и звучный, сильный голос и сильная воля.

– Шеф Тиббл.

– Лейтенант. Прошу прощения, если задержал брифинг.

– Нет, сэр, мы идем по расписанию. Итак, если вы готовы…

Он кивнул и прошел к задней стене комнаты. Он не сел, остался на ногах. Наблюдатель.

Ева кивком дала знак Пибоди и выступила вперед. У нее за спиной вспыхнул настенный экран.

– Сарифина Йорк, – начала Ева. – Возраст – двадцать восемь лет в момент смерти.

Она начинает с жертвы, догадался Рорк. Хочет, чтобы каждый коп в конференц-зале навсегда запомнил этот образ. Чтобы каждый коп в конференц-зале думал о ней, не забывал ее за текущей работой. Работать придется долго, будут усталость, досада, потому что кучу данных придется перелопатить впустую. Но они должны поминутно помнить о ней.

Как и о том, что с ней сделали. На экране появились новые кадры.

Ева перечислила всех убитых женщин поименно. Имена, лица, возраст, снимки, запечатлевшие их страдания и смерть. Это заняло много времени, но никто не перебивал, не вздыхал, не ерзал от нетерпения.

– Мы полагаем, что все эти женщины – двадцать три женщины – были похищены, замучены и убиты одним и тем же человеком. Мы полагаем, что их может быть больше, чем двадцать три, но о других либо ничего не известно, либо они не были связаны с данной серией. Возможно, их тела не были найдены, возможно, способ убийства был иным. Мы полагаем, что это были более ранние жертвы, еще до Коринны Дагби. Начиная с нее он выбрал определенный метод.

Она немного помолчала, чтобы убедиться, как предположил Рорк, что внимание всех сосредоточено на фотографиях первой жертвы.

– Метод почти не меняется от одной жертвы к другой, в чем вы сможете убедиться, изучив копии дела девятилетней давности. Полные копии файлов следствия по делам об убийствах, совершенных неизвестным субъектом, будут розданы вам позднее.

Ева обвела взглядом помещение. Ее глаза, решил Рорк, не упускали ничего.

– Его методология, – продолжала она, – характерна для серийного убийцы. Мы полагаем, что он выслеживает и выбирает женщин, входящих в одну возрастную группу, женщин одной расы, одного типа, определенной внешности. Он изучает их привычки, их распорядок. Знает, где они живут, работают, делают покупки, знает, с кем они спят.

Она опять замолчала, переступила с ноги на ногу. Рорк заметил, как луч солнца, просочившийся сквозь защитный экран на окне, блеснул на рукоятке ее оружия.

– Нам известны двадцать три женщины. Они были выбраны целенаправленно. Между убитыми нет никакой связи, за исключением возраста и самого общего внешнего сходства. Ни одна из убитых женщин никому не говорила, что ее кто-то преследует, ни разу не упомянула в разговоре с друзьями, сослуживцами, родственниками, что кто-то ей досаждает или пристает к ней. В каждом отдельном случае жертва покидала место жительства или службы, после чего бесследно исчезала, и никто ее не видел вплоть до обнаружения тела.

Должно быть, у него есть транспортное средство, на котором он захватывает жертву и отвозит в укромное место. Вероятно, речь идет о некоем хорошо оборудованном частном доме, поскольку процесс убийства – как в случае с Сарифиной Йорк – занимает несколько суток. Все предыдущие расследования показали – это было подтверждено хронологией и медицинской экспертизой, – что он всегда выбирает и похищает вторую жертву, прежде чем покончит с первой, а третью – прежде чем покончит со второй.

Ева пересказала вкратце отчеты следователей с мест обнаружения трупов и отчеты судмедэкспертов. Таким образом, она провела присутствующих через весь процесс пыток и медленного умирания.

Рорк услышал, как Каллендар – женщина-детектив из электронного отдела – тихонько шепчет: «Господи», пока Ева перечисляла подробности.

– Но он может и слегка отклоняться от принятого плана, – продолжала Ева, – и приспосабливать свой метод к особенностям конкретной жертвы. Согласно психологическому портрету, составленному доктором Мирой, он подстраивается к жертве, к ее способности терпеть боль, к ее желанию жить, к ее выносливости. Он осторожен, методичен, терпелив. Скорее всего, это взрослый, возможно даже пожилой, мужчина, отличающийся высоким интеллектом. Живет один, имеет постоянный источник дохода. Вероятно, его доходы высоки. Хотя он выбирает исключительно женщин, нет доказательств того, что он применяет к ним сексуальное насилие.

– И на том спасибо, – проговорила Каллендар. Если Ева и слышала, то виду не подала.

– Власть над жертвой, контроль над ней, обретенные через секс, его не интересуют. Для него они не сексуальные объекты. Вырезая на торсе – посмертно – проведенное с ними время, он их метит, ставит клеймо. Кольцо, которое он надевает им на палец, – это еще один вид клейма. В знак того, что это его собственность. – Ева оглянулась за подтверждением на Миру.

– Да, – согласилась доктор Мира, элегантная немолодая женщина с мягко вьющимися каштановыми волосами и негромким, спокойным голосом. – Убийства представляют собой ритуал, хотя и не являются обрядовыми в общепринятом смысле слова. Эти убийства – ритуал, разработанный им самим, начиная с выбора жертвы и выслеживания, через похищение и пытки, вплоть до посмертного омовения. Он уделяет большое внимание деталям, засекает время. Использование колец указывает на интимность и собственнический интерес. Они принадлежат ему. Скорее всего, для него они являются символом женщины, сыгравшей важную роль в его жизни.

– Он их моет – тело, волосы, – продолжала Ева. – Хотя при этом вещественных следов не остается, мы сумели определить марку мыла и шампуня на предыдущих жертвах. Это элитные, дорогостоящие продукты. Значит, посмертная «презентация» тел тоже важна для него.

– Да, – согласилась Мира, когда Ева опять оглянулась на нее. – Очень важна.

– Еще одно важное обстоятельство. Он оставляет тела на белой простыне, обычно в парке или в зеленой зоне. Ноги сомкнуты, как видите, – опять-таки не сексуальная поза, – зато руки широко раскинуты.

– Некий призыв, – прокомментировала Мира. – Или раскрытые объятия. А может быть, и смирение с тем, что было с ними сделано.

– Хотя он точно следует традиционной схеме действий обычного серийного убийцы, тут есть одно существенное отклонение. Дай полную хронологию, Пибоди, – распорядилась Ева и повернулась, когда хронологическая шкала вспыхнула на экране. – У него нет эскалации насилия, нет существенного сокращения интервала между сериями. Он занимается своими жертвами две-три недели, потом делает перерыв. Через год или два цикл повторяется в другом месте. Его «фирменный стиль» идентифицирован в Нью-Йорке, в Уэльсе, во Флориде, в Румынии, в Боливии, а теперь снова в Нью-Йорке. Двадцать три женщины, девять лет, четыре страны. Этот возомнивший о себе сукин сын вернулся сюда, и вот тут он остановится.

И вот тут, заметил Рорк, в голосе Евы прорвалась ярость, которую она сдерживала, пока излагала данные, перечисляла имена, методы и улики. Она превратилась в мстительницу.

– Уже сейчас в его руках женщина в возрасте от двадцати восьми до тридцати трех лет. Шатенка с белой кожей, стройного сложения. Она уже похищена. Мы должны найти и остановить его. Мы должны спасти ее.

Сейчас я раздам вам индивидуальные задания. Если у кого-то есть вопросы или проблемы, мы их выслушаем, когда я закончу. Но прежде я должна сказать вам еще одну вещь. Мы его возьмем. Мы возьмем его здесь, в Нью-Йорке, мы выстроим против него железобетонное, пуленепробиваемое дело, чтобы он чувствовал, как оно на него давит, каждый час каждого дня и каждого года, проведенного в камере.

«Нет, это не просто ярость, – подумал Рорк, – тут есть заряд». Она вбивала в них эту ярость и этот заряд энергии, чтобы они работали, пока не свалятся замертво.

Она была великолепна.

– Он не уйдет, не убежит, не вылетит и не выползет из этого города, – продолжала Ева. – Он не выскользнет из рук правосудия только потому, что кто-то из нас дал его адвокату лазейку величиной с блошиный зад. Он заплатит, и мы должны чертовски постараться, чтобы он заплатил за каждую из этих двадцати трех женщин.

4

Когда Ева уже заканчивала свою речь, на авансцену конференц-зала вышел Тиббл. Ева сразу же смолкла и уступила ему место.

– Эта команда будет иметь в своем распоряжении все ресурсы Департамента полиции и безопасности Нью-Йорка. Вы получите разрешение на сверхурочную работу. Если ведущий следователь решит, что вам потребуется подкрепление, а начальник уголовной полиции это одобрит, дополнительные силы будут вам приданы. Любые отпуска, за исключением отпуска по болезни, отменяются для всех членов вашей команды вплоть до закрытия дела. – Он помолчал, оценивая реакцию на свои слова, остался ею доволен, после чего продолжил: – Я не сомневаюсь, что каждый из вас будет работать с полной отдачей и не пожалеет своей задницы, пока этот сукин сын не будет опознан, задержан и водворен в камеру, где проведет весь остаток дней, отпущенных ему дьяволом. Вы обязаны не только остановить его, но и выстроить против него дело, чтобы накрепко запереть его в камере. И тут я не потерплю никаких проколов. Надеюсь, лейтенант Даллас спустит шкуру с любого из вас, кто ухитрится проколоться.

Поскольку шеф полиции смотрел прямо на нее, пока произносил эти слова, Ева согласно кивнула:

– Да, сэр.

– Репортеры набросятся на вас, как стая волков. Мы рассмотрели вариант введения Синего кода и отвергли его. Общество требует защиты и имеет право знать, что маньяк выслеживает женщин определенного типа. Однако только один голос предупредит их об этом, и этот единственный голос будет представлять не только данную опергруппу, но и весь департамент. Лейтенант Даллас будет говорить за всех нас. Надеюсь, это ясно? – спросил шеф полиции, опять повернувшись к Еве.

– Да, сэр, – повторила Ева без всякого энтузиазма.

– Все остальные не будут давать комментариев, контактировать с репортерами, отвечать на любые вопросы, включая «Который час?», если вас об этом спросят. Отсылайте всех к своему лейтенанту. Не будет никаких утечек, если только эти утечки не санкционированы департаментом. Если утечки будут и их источник будет обнаружен – а он непременно будет обнаружен, никто не должен питать иллюзий на этот счет, – виновный может не сомневаться: он будет отправлен в архивный отдел на Бауэри.[3] Возьмите его. Возьмите и закройте его быстро, чисто, жестко и навсегда. Лейтенант?

– С вашего позволения, сэр. Итак, все вы получили задания. За работу.

Зашаркали ноги, заскрипели стулья. Тиббл сделал знак Еве.

– Пресс-конференция в полдень. – Он вскинул палец, словно предупреждая ее реакцию. – Вы сделаете заявление – краткое и по делу. Ответите на вопросы в течение пяти минут. Не больше. Это необходимо, лейтенант.

– Я понимаю, сэр. При предыдущем расследовании мы утаили от публики цифры, вырезанные на телах жертв.

– Продолжайте в том же духе. Присылайте мне копии всех отчетов, запросов, рапортов. – Шеф Тиббл взглянул на доски, взглянул на лица. – Что он видит, когда смотрит на них?

– Потенциал, – не задумываясь, ответила Ева.

– Потенциал? – недоуменно переспросил Тиббл, переводя взгляд на нее.

– Да, сэр, я думаю, он видит именно это. Со всем уважением, сэр, мне нужно начать работу.

– Да-да, конечно. Свободны.

Ева подошла к Фини.

– Эта комната подойдет для электроники?

– Вполне. Мы установим здесь нужное оборудование, я все подготовлю. Раз уж он вернулся сюда, это наводит на мысль. Может, он использует то же место, что и в прошлый раз? Может, у него тут дом? Может, он даже живет здесь, когда не работает?

– Частный дом, заброшенный склад… В городе таких полно, в пригородах – тем более, – задумчиво проговорила Ева. – Может, ублюдок работает в Джерси, по ту сторону реки,[4] а город использует как место выброса тел. Но если он поселился в том же месте – а он производит впечатление человека привычки, верно? – это несколько сужает поиск. Проверим все дома, подходящие под описание и не менявшие владельца за последние девять лет. Нет, десять, – поправила себя Ева. – Ему же нужно было время, чтобы подготовиться.

– Да уж, это несколько сужает поиск. – Фини рассеянно потянул себя за нос. – Все равно, что искать муравейник в пустыне. Мы над этим поработаем.

– Хочу поручить тебе поиск по пропавшим без вести. Ты не против?

Он тяжело вздохнул и машинально сунул руки в свои обвисшие карманы.

– Ты всякий раз будешь спрашивать, против я или нет?

Ева пожала плечами, ее руки тоже нырнули в карманы.

– Да как-то странно все это.

– Я и раньше выполнял для тебя задания по электронике.

– Это не то, что раньше, Фини. – Ева выждала. Ей хотелось убедиться, что они правильно понимают друг друга. Когда их глаза встретились, она продолжала: – Мы оба знаем: сейчас совсем другой случай. И если тебя это достает, я хочу знать.

Он окинул взглядом помещение. Рядовые полицейские и члены опергруппы вносили в конференц-зал столы и оборудование. Потом Фини сделал знак Еве, и они вместе ушли в дальний угол комнаты.

– Меня это достает, но не так, как ты думаешь. Мне тошно от мысли, что мы упустили этого парня в прошлый раз и что он ушел в мою смену.

– В прошлый раз я работала вместе с тобой. Мы работали целой командой. Не ты один, все мы его упустили.

Его глаза, печальные глаза сенбернара, встретились с глазами Евы.

– Ты же знаешь, что я имею в виду. Знаешь, каково это.

Конечно, она знала. Он сам ее учил тому, что такое ответственность. Что значит отдавать приказы и отвечать за них.

– Да. – Ева рассеянно провела рукой по волосам. – Да, я знаю.

– На этот раз твоя смена. Тебе придется нелегко, потому что мы оба знаем: будет еще одно имя, еще одно лицо на этой доске, прежде чем мы его поймаем. Тебе придется с этим жить. И ничего ты поделать не можешь, тебе просто придется с этим жить. Меня это достает, – повторил Фини. – Но это доставало бы меня гораздо больше, если бы не тебя, а кого-то другого бросили на это дело. Мы прояснили вопрос?

– Да, прояснили.

– Я начну проверку по пропавшим без вести. – Фини дернул подбородком в сторону Рорка. – А вот поиск его пристанища лучше бы поручить нашему гражданскому консультанту.

– Это точно. Вот пойди и озадачь его. А я загляну в лабораторию. Придется надавить на Дикхеда, чтобы дал отчеты. Подкупить или припугнуть. Или и то, и другое. – Ева оглянулась на Рорка. Он уже работал: помогал Макнабу устанавливать центр обработки данных. – Только скажу сначала пару слов этому гражданскому.

Она подошла к Рорку и хлопнула его по плечу. Он завязал волосы сзади, как часто делал, когда предстояла серьезная электронная работа. На нем были джинсы и свитер, надетые в спешке (господи, неужели это было только вчера?), когда они поехали на вызов.

И в эту минуту, поняла Ева, он гораздо больше был похож на члена их команды, чем на императора финансового мира.

– На минуту, – сказала Ева и отошла на несколько шагов.

– Чем могу помочь, лейтенант?

– У Фини есть для тебя работа. Он тебя проинструктирует. Я ухожу. Беру Пибоди. Я просто хочу… Слушай, не покупай ничего, а?

Рорк поднял бровь, улыбка вспыхнула и осветила все его лицо.

– Чего именно?

– Электронных игрушек, новой мебели, завтраков с доставкой, голых танцовщиц. И так далее, – добавила она, изобразив в воздухе волну рукой. – Ты здесь не для того, чтобы обеспечивать департамент припасами.

– А если я проголодаюсь? А если мне потом захочется танцевать?

– Придется потерпеть. – Ева легонько ткнула его пальцем в грудь. Рорк воспринял это как жест любви и – одновременно – как предупреждение. – И не жди, что я буду тебя целовать на прощанье или при встрече, пока мы на дежурстве. Это выглядело бы, как будто мы…

– Женаты? – Рорк усмехнулся в ответ на ее каменный взгляд. – Хорошо, лейтенант, я постараюсь обуздать все свои желания.

«Да уж, ты постараешься», – подумала Ева. Но ей оставалось довольствоваться его словом.

– Пибоди, – скомандовала она, – со мной. Пошли, зададим жару Дикхеду.

Дик Беренски заслужил свое прозвище. У него была яйцевидная голова, покрытая гладко зачесанными назад черными волосами. Дикхед не просто брал взятки – он всячески их приветствовал.

Но, несмотря на это, Беренски поддерживал работу криминалистической лаборатории на высшем уровне и свое дело знал не хуже, чем все выпуклости на теле девицы с разворота журнала «Плейбой», висевшего у него над письменным столом.

Ева вошла в лабораторию, стремительно проследовала мимо длинных белых прилавков, рабочих станций и бесконечных кабинок из прозрачного стекла. Она увидела Беренски. Покачиваясь взад-вперед в кресле, он строчил на компьютере тонкими пальцами, напоминающими паучьи лапки, и прикасался ими к сенсорным экранам. Приходилось признать, что Дикхед здорово умел делать два дела одновременно.

– Где мой отчет? – спросила Ева.

Он даже не потрудился взглянуть на нее.

– Осади назад, Даллас. Тебе что надо: быстрее или лучше?

– Мне надо быстрее и лучше. И не вздумай напортачить, Дикхед.

– Я сказал: осади назад.

Тут он повернулся в крутящемся кресле, и Ева прищурилась: его лицо скривилось от злости. Необычная реакция для Беренски.

– Думаешь, я тут дурака валяю? – возмутился он. – Гуся щиплю?

– Это было бы не в первый раз.

– И этот случай у нас не первый, верно?

Ева покопалась в памяти.

– Девять лет назад ты не был здесь главным.

– Но это я девять лет назад обрабатывал кожу и волосы тех четырех женщин. Всю славу присвоил себе Харт, а всю работу проделал я. Черт бы ее побрал.

– Ладно, работу проделал ты. Браво, браво! А теперь мне нужен анализ кожи и волос этой женщины.

– Я сделал всю работу, – с горечью повторил Дикхед. – Я провел анализы, я провел исследование и идентифицировал продукты, хотя их было кот наплакал. Это вы упустили ублюдка.

– Хочешь сказать, что ты свою работу сделал, а я не сделала? – Ева наклонилась и оказалась нос к носу с ним. – Лучше ты сам осади назад, Дикхед.

– Э-э-э, прошу прощения. Только не бейте рефери! – Пибоди отважно втиснулась между заведующим лабораторией и ведущим следователем. – Все, кто работал девять лет назад, разделяют ваши чувства.

– А ты-то откуда знаешь? – накинулся на нее Дикхед. – Девять лет назад ты хипповала в какой-нибудь коммуне, сидела на земле и выла на луну с другими оболтусами.

– Эй! – воскликнула возмущенная Пибоди.

– Она права. – Ева говорила тихо, но ее голос резал воздух, как кинжал. – Ты не можешь заниматься этим в одиночку, Беренски. Я затребую другого лаборанта.

– Я здесь главный. Это не твоя лавочка. Тут я решаю, кто над чем работает. – Дикхед вскинул руку, он почти кричал. – Дай мне минутку, одну минутку, вот все, о чем я прошу. Черт бы тебя побрал, Ева!

Такая реакция была нетипична для Беренски, Ева молча отступила на шаг. Дикхед уставился на свои длинные пальцы, которые не прекращали двигаться.

– Некоторые дела не так-то легко закрыть, верно? Они остаются с тобой, влезают прямо в печенку. Прилипают, как дерьмо к подошвам. Работаешь над ними, и вроде бы все уходит. А потом возвращается да как врежет тебе по шарам!

Он тяжело вздохнул и взглянул на Еву. Она прочла в его глазах не просто досаду из-за нераскрытого дела, а горькое разочарование, которое с легкостью могло превратиться в отчаяние.

– Помнишь, когда это прекратилось, просто замерло намертво, все подумали, что он сдох или его посадили по другому делу? Мы его не сцапали, и это всех здорово злило, но это прекратилось. – Беренски тяжело вздохнул. – Но оно не прекратилось. Он не сдох, его не посадили. Он просто прыгал с места на место по планете Земля и развлекался, как мог. И вот теперь он опять у меня на столе, и меня это здорово злит.

– Я исполняю обязанности президента клуба Здорово Разозленных. Приму к рассмотрению твою заявку на вступление в клуб.

Дикхед фыркнул, рассмеялся… Кризис миновал.

– Я получил результаты. Просто перепроверял данные. Тройная проверка. Другие продукты, не те, что раньше.

– А старые продукты еще есть в продаже?

– Да-да, в том-то и дело. На первых четырех жертвах он использовал мыло с экстрактом масляного дерева с добавлением оливкового и пальмового масел, розового масла и ромашковой эссенции. Мыло, сваренное вручную, импортированное из Франции. Фирменное название – «Эссанс». Не знаю точно, как лягушатники сами это произносят, но вроде так. Твердое мыло, по пятнадцать баксов за кусок. Это было девять лет назад. Теперь шампунь. Тот же производитель, то же название, экстракт икры и фенхеля.

– Они кладут икру в шампунь? – изумилась Пибоди. – Какая идиотская трата продукта!

– Да это всего лишь рыбьи яйца. На вкус гадость, если хочешь знать мое мнение, – усмехнулся Дикхед. – Лаборант в Уэльсе был хорош. Сумел взять след, получил тот же результат, что и я. То же самое во Флориде. В Румынии и Боливии ничего не сумели. А теперь он переключился на другую торговую марку.

– Какую?

– Так, что мы тут имеем? По-прежнему мыло, сваренное вручную, по-прежнему экстракт масляного дерева. С добавлением масла какао, оливкового масла, экстракта грейпфрута и абрикоса. Есть уточнение, и тут пришлось немного повозиться: экстракт не просто грейпфрута, а грейпфрута-королька с розовой мякотью. Производится исключительно в Италии и – вот тут слушай внимательно! – обойдется тебе в пятьдесят баксов за кусок.

– Значит, он повысил уровень.

– Вот именно. Я все это проверил по Интернету. – Дикхед вывел изображения двух кусков мыла на экран. Мыло было прозрачным и ярким, насыщенным по цвету, оба куска, украшенные по краям цветами и травами, казались драгоценными камнями. – Здесь, в городе, продается только в одном магазине. Шампунь оттуда же. Масло белых трюфелей, сто пятьдесят баксов за флакон в восемь унций. – Он презрительно фыркнул. – Я бы столько не заплатил даже за бутылку первоклассного спиртного.

– А тебе не надо платить за спиртное, – рассеянно заметила Ева. – Ты взятки выпивкой берешь.

– Ну, допустим. Все равно я прав.

«Дорогие, эксклюзивные продукты. Престиж, – подумала Ева. – Для меня и моих женщин все только самое лучшее?»

– И где находится этот магазин? – спросила она.

– Называется «Сентуаль». В средней части Манхэттена, на пересечении Мэдисон и Пятьдесят третьей. Да, есть еще филиал в Гринвич-Виллидж, на Кристофер-стрит.

– Хорошо. Что насчет простыни?

– Ирландский лен, плотность – семьсот денье. Опять перемена. Раньше он использовал египетский хлопок, плотность – пятьсот денье. Производится в Ирландии и в Шотландии. Продается во многих магазинах. Дорогие универмаги, магазины тканей и постельного белья. Марка называется «Фальт».

Беренски чудовищно исказил произношение этого ирландского слова, но Ева уже слышала его раньше и знала, что оно означает. «Добро пожаловать».

– Ладно, пришли копии мне, Уитни, Тибблу и Фини. С водой закончил?

– Все еще работаю. Если грубо и весьма приблизительно, и строго между нами, я бы сказал, что это обыкновенная водопроводная вода, но фильтрованная. Обычная вода из-под крана, но система фильтров очищает ее. У нас в Нью-Йорке хорошая вода. Я думаю, этот парень – просто фанатик чистоты.

– Чего-то он, безусловно, фанатик. Ладно, спасибо. Пибоди, мы идем в поход по магазинам.

– Клево!

– Даллас? – Беренски снова повернулся в кресле. – В следующий раз принеси мне что-нибудь посущественней. Дай мне что-нибудь.

– Я над этим работаю.

По дороге Пибоди подошла к автомату, взяла банку диетической пепси для себя и классической – для Евы.

– Надо поддерживать уровень кофеина. В жизни не работала над чем-то подобным. Тебе дают дело, и, не успели мы глазом моргнуть, как у нас уже есть опергруппа, штаб-квартира и напутствие шефа полиции.

– Это просто дело. Мы над ним работаем.

– Это не просто дело. Плюс еще то, что было девять лет назад, да еще те, что во Флориде и в других странах. Можно сказать, нас бомбардируют делами.

– Это одно дело, – возразила Ева, когда они сели в машину. – Одно дело с множеством ответвлений.

– Отростков, – поправила ее Пибоди после минутного раздумья. – Это дело напоминает осьминога.

– Дело напоминает осьминога? – переспросила Ева.

– У него куча всяких отростков, щупалец… Но голова одна. Если доберемся до головы, остальное отомрет само собой.

– Ладно, – согласилась Ева. – Дело похоже на осьминога.

– И даже если, допустим, нам не удастся добраться до головы, ну, не сразу, – уточнила Пибоди, – но мы крепко ухватимся за одно из щупальцев, тогда по нему можно будет…

– Я уже поняла, Пибоди. – Теперь у Евы в голове прочно поселился образ гигантского осьминога, и она вздохнула с облегчением, когда подал голос телефон, укрепленный в гнезде на приборном щитке. – Даллас.

– Привет, что происходит?

– Привет, Надин. – Ева скользнула взглядом по экрану видеотелефона, с которого ей улыбалось лицо Надин Ферст, самой горячей штучки в мире массмедиа.

– Пресс-конференция, и от имени департамента будешь выступать ты. Я же знаю, как ты любишь такие вещи.

– Я – ведущий следователь.

– Я так и поняла. – Кошачьи глаза Надин так и впились в Еву с экрана. – Но почему столько шума из-за этого дела? Убитая женщина в парке, кто такая, пока не сообщается.

– Мы сообщим ее имя на пресс-конференции.

– Ну хоть намекни. Знаменитость?

– Никаких намеков.

– Да брось, не будь занудой. Мы же друзья.

В том-то и было все дело. Они были друзьями. Более того, Надин можно было доверять. К тому же, размышляла Ева, она может оказаться полезной.

– Придется тебе дождаться пресс-конференции, Надин.

– У меня конфликт интересов. Просто скажи…

– Придется тебе там побывать, а когда вся эта ерунда закончится, попробуй пробраться ко мне в кабинет.

– Предлагаешь мне эксклюзив после пресс-конференции? Весь блеск пропадает, Даллас.

– Никакого эксклюзива ты не получишь. Мы просто поговорим. Только ты. Только я. Никакой камеры. Ты захочешь это сделать, Надин.

– Я там буду.

– Умно, – заметила Пибоди, когда Ева отключила связь. – Это было очень умно. Включить ее в это дело, поторговаться, но получить все ее ресурсы и контакты.

– Она будет молчать о том, о чем я велю ей молчать, – согласилась Ева. – И она – идеальная воронка для любых утечек, санкционированных департаментом утечек. – Ева запарковала машину и передернула плечами, сбрасывая напряжение.

Первым делом они навестили магазин в центре Манхэттена. Стоило им войти, как их охватило и чуть не задушило облако ароматов.

– Как будто провалились в какой-то здоровущий букет, – проворчала себе под нос Ева.

Все продавщицы были одеты броско. Вероятно, под стать товарам, предположила Ева. Товары были выставлены, как бесценные экспонаты в каком-нибудь небольшом частном музее.

В магазине были покупательницы. Бродили среди прилавков, рассматривали, некоторые даже что-то покупали. Зная, сколько здесь стоит кусок мыла, Ева спросила себя, уж не с ума ли они все посходили.

К Еве и Пибоди подошла блондинка. Вместе с сапожками на высоченных каблуках росту в ней было под два метра. Сапожки, как и рудиментарная юбочка и тесный жакетик были цвета неспелых бананов.

– Добро пожаловать в «Сентуаль». Чем я могу помочь вам сегодня?

– Информацией. – Ева извлекла жетон.

– Какого рода?

– Мыло с маслом какао, экстрактом масляного дерева, оливковым маслом и экстрактом розового грейпфрута…

– Да, это из нашей цитрусовой линии. Сюда, пожалуйста.

– Мне не нужно мыло, мне нужен список покупателей этого мыла, а также шампуня из белых трюфелей. Клиентов, купивших и то, и другое.

– Это довольно сложно, поскольку…

– Я упрощу вам задачу. Или список покупателей, или ордер на его изъятие, который застопорит работу магазина на несколько часов. А может, и дней.

Блондинка откашлялась.

– Вероятно, вам следует поговорить с менеджером.

– Отлично. Ничего не имею против.

Ева проводила взглядом удаляющуюся блондинку и заметила, что Пибоди нюхает крошечные кусочки мыла, выставленные в качестве образцов.

– Прекрати.

– Да ладно тебе! Я никогда не смогу себе позволить даже обмылок. Я просто нюхаю. Мне вот это нравится – гардения. Старомодный, но сексуальный запах. «Женственный», как сказал бы мой парень. А бутылочки видела? Масло для ванны. Волшебная вещь.

– Ты готова заплатить пару сотен за какую-то хрень, которая в конечном счете все равно утечет в канализацию? Если бутылка столько стоит, я скорее выпью то, что в нее налили.

Подошла другая женщина, и Ева повернулась к ней. Вновь пришедшая была миниатюрна, с рыжими волосами и в костюме сапфирового цвета.

– Я Чесси, менеджер. Есть проблемы?

– Только не у меня. Мне нужен список ваших клиентов, купивших два специфических товара, так как данные товары являются уликами в полицейском расследовании.

– Да, я поняла. Могу я увидеть ваше удостоверение?

Ева извлекла жетон. Чесси взяла его, изучила и подняла взгляд на Еву.

– Лейтенант Даллас?

– Совершенно верно.

– С радостью помогу вам, чем могу. Какие товары вас интересуют?

Ева назвала ей мыло и шампунь, кивнула, когда Чесси попросила подождать минутку, и проводила ее задумчивым взглядом, когда она ушла.

– Пибоди…

Оглянувшись, Ева увидела, что ее напарница пробует у себя на руке образец крема для тела из тюбика величиной с наперсток.

– Это как шелк, – произнесла Пибоди дрогнувшим от благоговейного трепета голосом. – Как жидкий шелк. Одна моя кузина сама варит мыло и делает кремы и все такое, и у нее здорово получается. Но это…

– Хватит мазаться! Мне с тобой ехать, а из-за тебя вся машина пропахнет каким-нибудь благоухающим черт знает чем лугом.

– Луг так хорошо пахнет! Луг – это пастбище. На нем коровы травку щиплют.

– Я же говорю, жуть. Не исключено, что он покупал здесь, – принялась Ева размышлять вслух. – А может, в Гринвич-Виллидж. А может, в Интернете. Черт, да он мог купить это дерьмо в Италии, или где там оно продается, и привезти сюда. Или заказать, чтобы ему сюда доставили. И все-таки с чего-то надо начинать.

Чесси вернулась с распечатками.

– У нас не зафиксировано продаж – по карточкам или за наличные – обоих продуктов одновременно. И в нашем магазине в Гринвич-Виллидж таких продаж тоже нет, я им позвонила. На всякий случай я скопировала все продажи каждого из названных предметов в отдельности по обоим магазинам. Это касается продаж по кредитным карточкам. У нас, как вы понимаете, нет документации по продажам за наличные. Я просмотрела записи за тридцать дней. Могу проверить более ранние записи, если это вам поможет.

– На данный момент этого достаточно. Спасибо. – Ева взяла распечатки. – Вы получили памятку насчет меня?

– Да, конечно. Чем еще я могу вам помочь?

– Спасибо, на данный момент это все.

– Если она получила памятку «Помогите лейтенанту Даллас», значит, это место принадлежит Рорку, – констатировала Пибоди, когда они вновь оказались на улице. – Да ты могла бы плавать в этом масле для ванны! Как же ты…

– Погоди. – Ева выхватила телефон и позвонила Рорку.

– Лейтенант?

– Ты производишь постельное белье? Простыни и так далее под фирменным названием «Файлтиа»?

– Да, а что?

– Ничего. Я дам тебе знать. – Ева отключила связь. – Я не куплюсь на совпадение, Пибоди.

– О! До меня только сейчас дошло. Первая жертва на него работала, была вымыта продуктами из магазина, которым он владеет, ее тело было выложено на простыне, произведенной его фирмой. Нет, спасибо большое, я тоже не куплюсь на совпадение. Но я не понимаю, что, черт возьми, это значит.

– Пошли. Ты садись за руль. – Ева опять вытащила телефон и позвонила Фини. – Пропавшие без вести. Добавь новые данные. Ищи женщину, работающую у Рорка. Ничего ему пока не говори. Просто ищи женщину, пропавшую за последние два-три дня, соответствующую по внешним данным, работающую на одном из предприятий Рорка в нашем городе.

– Ясно. У меня есть три кандидатуры без вести пропавших по трем штатам.[5] Дай мне минуту. А тебе разве не пора на ля-ля-ля-шоу? Свидание с прессой?

– Я как раз туда еду.

– Ладно, погоди, – проворчал Фини, – дай мне время. Этот сукин сын навалял кучу слоев на некоторых своих… О черт! Росси Джулия, возраст – тридцать один год, работает личным тренером и инструктором в «Культуре тела», филиале «Здорового духа», подразделения «Рорк Энтерпрайзиз». Объявлена в розыск вчера вечером.

– Возьми кого-нибудь из патрульных, поезжай к ней на работу, на квартиру, узнай, кто объявил ее в розыск…

– Я знаю протокол, Даллас.

– Верно. Раскрути это дело, Фини. – Ева отключила связь. – Чертовы репортеры!

– Ты должна сказать ему, Даллас. Ты должна сказать Рорку.

– Знаю, знаю. Сначала мне надо покончить с этой ерундой. Пресс-конференция, мать ее. Мне надо подумать. Рорк справится. Ему придется с этим справиться.

Придется подумать об этом позже. В эту минуту она могла думать только об одном: для Джулии Росси, возможно, уже слишком поздно. Оставалось только гадать, что он уже успел с ней сделать.

Он очистил ее под звуки «Фальстафа». Музыка Верди, как и эта нетрудная работа, неизменно приводила его в веселое состояние духа. Его партнерша должна быть совершенно чиста, прежде чем он начнет с ней работать. Особенное удовольствие доставило ему мытье ее волос – этих чудесных темно-каштановых волос.

Конечно, он с наслаждением вдыхал запах с легким придыханием цитрусовых, женственным ароматом, смешанным с запахом ее страха.

Она рыдала, пока он мыл ее, громко, надрывно рыдала. Его это встревожило. Он предпочитал крики, вопли, проклятья, молитвы, просьбы сжалиться монотонным рыданиям.

«Ничего, еще только начало», – успокоил он себя.

Вода, которой он поливал ее из шланга, была ледяной. Эта вода превратила ее рыдания в судорожные и короткие всхлипы.

– Ну как? Это освежает, не так ли? Закаляет. Я должен заметить, у тебя прекрасный мышечный тонус. Сильное, здоровое тело. Это важно.

Теперь ее била крупная дрожь, у нее клацали зубы, губы посинели. «Любопытно будет, – подумал он, – сменить холод жаром».

– Прошу вас, – проговорила она, задыхаясь. – Что вам нужно? Чего вы хотите?

– Все, что ты сможешь мне дать, – ответил он. Он выбрал самую маленькую горелку, включил пламя и прикрутил его до величины острия булавки. Когда он повернулся и ее взгляд метнулся к горелке, она вознаградила его безумным воплем.

– Итак, начнем?

Он передвинулся к торцу стола и радостно улыбнулся, любуясь высоким, изящно изогнутым сводом ее стопы.

5

Ева ненавидела пресс-конференции, но еще больше она ненавидела сотрудника отдела по связям с общественностью. На этот раз у нее был более чем веский повод для ненависти. Специалист по связям предложил, чтобы она перед пресс-конференцией позанималась четверть часа со специальным тренером и воспользовалась принесенным гримом.

– Чтобы предстать на экране в более выразительном виде, – пояснил он.

– В убийстве нет ничего выразительного, – огрызнулась в ответ Ева и быстрым шагом направилась к главному входу Центрального полицейского управления.

– Нет, конечно, нет. – Представитель по связям трусцой припустил за ней следом. – Но мы должны избегать таких слов, как «убийство». Подготовленное заявление…

– …будет не слишком приятно на вкус, когда я затолкаю его тебе в глотку. Я не твоя подчиненная, и забудь о своих политтехнологиях. Это не тот случай.

– Да, но можно же совместить информативность с тактичностью.

– Тактичность – это собачье дерьмо, заполированное плевками.

Ева толкнула дверь и вышла. Тиббл решил устроить пресс-конференцию на ступенях Центрального полицейского управления. Не только из-за символического значения самого здания, но и для того, решила Ева, чтобы пресс-конференция не слишком затянулась.

Ледяному мартовскому ветру уж точно не хватало тактичности.

Ева взошла на возвышение, выждала, пока шум не стихнет. Ее взгляд мгновенно выхватил в толпе Надин, чье ярко-красное пальто горело, как маяк.

– Я сделаю заявление, потом отвечу на вопросы. Тело двадцативосьмилетней женщины, идентифицированной как Сарифина Йорк, было найдено прошлой ночью в Ист-Ривер-парке. Следствие установило, что мисс Йорк была похищена предположительно вечером прошлого понедельника. В течение нескольких дней ее насильно удерживали. Способ убийства и собранные по делу доказательства указывают на то, что мисс Йорк была убита тем же лицом, который отнял жизнь у четырех женщин в этом городе в течение пятнадцати дней девять лет назад.

Эти слова вызвали взрыв. Ева терпеливо ждала, пока шум не стихнет. Она стояла молча, пока ее бомбардировали вопросами.

– Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка санкционировал формирование оперативной группы. Группа сформирована с единственной целью: расследовать это преступление, задержать и заключить в тюрьму виновного. С этой целью мы задействуем все имеющиеся у нас ресурсы, весь наш опыт, каждый человеко-час. Вопросы.

Вопросы полетели в нее, как ракеты. Когда вишен так много, можно выбирать самые спелые.

– Как она была убита? – повторила вопрос репортера Ева. – Мисс Йорк жестоко пытали в течение нескольких суток, после чего она умерла в результате потери крови. Нет, у нас пока нет подозреваемых, на данном этапе мы исследуем все имеющиеся у нас улики.

Она ответила еще на несколько вопросов, радуясь, что отпущенное на брифинг время почти на исходе. Надин не задала ни одного вопроса, заметила Ева. Мало того, телевизионная звезда «Канала 75» вышла из толпы, чтобы поговорить по телефону.

– Вы говорите, что ее пытали, – выкрикнул кто-то. – Можете сообщить детали?

– Не могу и не буду сообщать вам детали. Конфиденциальность этих деталей чрезвычайно важна для следствия, но даже если бы это было не так, я все равно не стала бы сообщать их вам, чтобы вы не трезвонили с экрана о ее страданиях, причиняя тем самым еще большую боль ее родным и друзьям. У нее отнята жизнь. Хватит с вас и этого.

Ева сошла с возвышения и скрылась за дверями управления.

«Надин потребуется несколько минут, чтобы добраться до убойного отдела и, чаруя всех вокруг, проложить себе путь к кабинету лейтенанта, – решила Ева. – И вообще Надин может подождать. Просто подождать».

Первым долгом Еве надо было поговорить с Рорком.

Запах ударил ей в нос, как только она вошла в конференц-зал. Этот запах был для нее куда приятнее, чем та агрессия ароматов, которой она подверглась в магазине «Сентуаль».

«Кто-то, – поняла она, – принес гамбургеры».

Подойдя к рабочей станции Рорка, Ева увидела, что сам он предпочел бутерброд с ломтиками холодного мяса. Он прервал работу, разломил «субмарину» пополам и протянул ей половинку.

– Съешь что-нибудь.

Ева недоверчиво помедлила.

– Что это?

– В природе ничего подобного нет, можешь не сомневаться. Потому-то я и сказал: «Съешь что-нибудь».

У нее не было аппетита, но, чтобы доставить ему удовольствие, Ева откусила кусочек.

– Мне надо с тобой поговорить.

– Если хочешь получить ответы на вопросы по заданию, которое ты мне дала, у меня их пока нет. В Нью-Йорке и пригородах буквально не счесть домов, особняков, складских помещений и других пригодных зданий, находившихся во владении одного и того же лица, лиц или организаций в течение последнего десятилетия.

– А как ты это проверяешь?

– Делю на сектора… можно сказать, на квадраты. Подразделяю по типам строений, потом по типам владения. Чудовищно скучная работа.

– Сам напросился.

– А я и не спорю. – Не сводя с нее глаз, Рорк взял бутылку воды и отпил.

– Есть кое-что еще. Лаборатория идентифицировала мыло и шампунь, которыми была вымыта жертва.

– Быстрая работа.

– Да, Дикхед вцепился в нее зубами. Он работал над делом девять лет назад.

– Вот как.

– Наш эстет использует очень дорогие продукты. Совершенно эксклюзивные. Только один магазин в Нью-Йорке. Принадлежит тебе.

– Мне? – Рорк откинулся на спинку стула, взгляд синих глаз ледяным сверлом пронзил ее. – Как и простыня, на которой она лежала, – уверенно предположил он.

– Вот именно. – Ева машинально откусила еще кусок. – Кто-нибудь не столь циничный мог бы подумать, что это совпадение, тем более что ты производишь и продаешь много всего на свете.

– Но мы с тобой столь циничны.

– Да. Поэтому я позвонила Фини и попросила включить «Рорк Энтерпрайзиз» в поиск по пропавшим без вести и объявленным в розыск. Тебе не понравится то, что я скажу.

– Кто она?

– Джулия Росси. – Ева подхватила его бутылку с водой и отпила глоток. – ~ Тренер и инструктор в «Культуре тела». Ты ее знаешь?

– Нет. – На мгновение он прижал пальцы к глазам, потом опустил их. – Нет, вроде бы не знаю. А в предыдущем расследовании были такие моменты? Такие связи со мной или с тем, что мне принадлежит?

– Насколько мне известно, нет, ничего такого не было. Я уже начала проверять данные предыдущего расследования. Он заменил прежние мыло и шампунь на твою продукцию. Простыню тоже. Если ты – часть мотива, мы должны понять почему. Может быть, конкурент или бывший служащий? Мы должны разработать эту версию.

– Когда он взял вторую женщину?

– В розыск ее объявили вчера. Деталей пока не знаю, Фини над этим работает. Мне сейчас надо уйти, я хочу потянуть за другую веревочку, но мы этим аспектом займемся. Понимаю, как тебе должно быть неприятно, но взгляни на это с другой стороны. Это ошибка. Его ошибка. Во всех предыдущих случаях никакой связи между жертвами не было. А теперь есть.

– Да. Теперь есть.

– Прости, мне надо бежать.

– Беги. Я буду копать дальше.

Ева не поцеловала его, хотя ей очень этого хотелось. Просто в утешение. Она ограничилась тем, что накрыла его руку ладонью и тихонько сжала. А потом ушла.

По дороге в свой кабинет Ева столкнулась с Бакстером.

– Ничего, – сказал он ей. – Повторно допросил сестру, зашел в клуб, переговорил с соседом ее бывшего. По нулям.

– А сам бывший?

– Уехал из города на выходные. Сосед говорит, поехал в Колорадо кататься на сноуборде.

– И чего это ему понадобилось прыгать на доске с горы в снег? – удивилась Ева.

– Хоть убей! Вот летний спорт – это я понимаю. Женщины одеты весьма скудно. Но снег и лед? Кожи совсем не видно.

– Какой же ты циник, Бакстер.

– И тем горжусь. Хочешь, я проверю бывшего? Сосед вроде бы знает, где парень остановился. Завтра к вечеру он должен вернуться.

– Навестим его, когда вернется. Поговори с Дженкинсоном. Проверь, насколько они с Пауэллом продвинулись по списку допрошенных из прежнего дела. Вы с Трухартом можете помочь им добить список. Скоро выйдут выпуски новостей, а это значит, что к завтрашнему дню нас засыплют звонками всякие полоумные. Придется их проверять. Вот и давай разберемся с тем, что у нас пока есть.

Надин ждала, сидя на стуле для посетителей, закинув ногу на ногу и изучая свои ногти, пока говорила по телефону через наушник.

– Значит, придется перенести или отменить, – говорила она. – Нет-нет. Мы подписали соглашение, и там сказано, что если мне подвернется что-то горяченькое, нечто такое, чем я могла бы заняться лично, это важнее всего остального и я этим занимаюсь в первую очередь. Таков уговор. – Надин взглянула на Еву и закатила глаза, давая понять, что ей приходится выслушивать по телефону всякий вздор. – А вот на это и существуют ассистенты и ассистенты ассистентов. А что касается сюжета, репортер имеет право перенести съемку. Уж мне ли не знать, я ведь и есть чертов репортер.

Она сдернула с головы наушники.

– Тяжкое бремя славы, – усмехнулась Ева.

– И не говори. Но я несу его с достоинством. Можно мне кофе?

Ева послушно подошла к автоповару. Ее собственный организм настоятельно требовал подзарядки. Кофе поможет ей взбодриться.

Надин действительно несла бремя славы с легкостью и изяществом. Мелированные, стильно подстриженные волосы, четкие черты лица, великолепный костюм – прямо под камеру. Но Ева знала: хотя у Надин было собственное шоу на телевидении, хотя рейтинги «Сейчас» плавали где-то в небесах, как голова наширявшегося наркомана, по сути она именно «чертов репортер». Как сама сказала.

– С кем ты говорила во время пресс-конференции?

– А ты как думаешь? – бросила в ответ Надин. Ева повернулась и протянула Надин кружку кофе.

– С твоими ассистентами, чтобы подобрали для тебя детали по делу девятилетней давности.

Надин отпила кофе.

– Надо же, соображаешь!

– Кое-какие детали того расследования просочились в прессу.

– Кое-какие, – кивнула Надин, и ее лицо помрачнело. – Кое-какие детали насчет того, как пытали убитых женщин. Думаю, на самом деле было еще кое-что. Было нечто куда более страшное, но это не просочилось.

– Было еще кое-что. Было нечто куда более страшное, – подтвердила Ева.

– Ты над этим работала.

– Ведущим был Фини. Я была его напарницей.

– Девять лет назад меня не было в Нью-Йорке. Я тогда с боем прорывалась наверх из жуткой дыры – филиала второстепенной телестанции в Южной Филадельфии. Но я помню это дело. Помню эти убийства. Я тогда сделала серию репортажей о них, и знала бы ты, чего мне стоило выбить права на эти репортажи! Но именно они – помимо всего прочего! – помогли мне вырваться из Южной Филадельфии.

– Мир тесен.

Надин кивнула и отхлебнула кофе.

– Но теперь на тебя работает целый отдел, подбирающий материалы, – продолжала Ева. – Ты же у нас теперь большая шишка. – Ева присела на краешек своего стола. – Мне нужно все, абсолютно все, что ты сможешь нарыть по этим убийствам. По всем убийствам. Здесь, в Европе, во Флориде и в Южной Америке.

– Что? Где? – ошеломленно заморгала Надин.

– Я тебе все объясню, не для протокола, но я хочу, чтобы ты пустила по следу всех своих помощников и задействовала твой собственный отточенный нюх. Надин, он уже взял вторую.

– О боже!

– Мы не можем ей помочь. У нас почти нет шансов ее спасти. Для этого надо его разыскать. Поэтому мне нужна информация. Все, что только можно. Вдруг мы успеем спасти еще одну, которую он сейчас выслеживает?

– Дай мне подумать. – Закрыв глаза, Надин откинулась на спинку стула. Отпила еще кофе. – Есть у меня пара умников. Я могу их подкупить и запугать, чтоб работали втихую и результаты держали ближе к жилетке. Конечно, я и сама поработаю, на меня ты всегда можешь рассчитывать. – Она снова выпрямилась. – Ты же знаешь, я это сделаю. Я считаю, что жизнь важнее репортажа. Не намного важнее, – с улыбкой уточнила Надин, – но все-таки. Я это сделаю, потому что мы друзья. Мы играем по-честному и уважаем друг друга. Ты мне ничего не должна.

– Знаю. Но и ты знаешь: я все равно с тобой расплачусь.

Надин вопросительно изогнула бровь.

– Поскольку я чертовски умна, спорить с тобой не буду. Эксклюзивное интервью с глазу на глаз?

– Только когда возьму его, не раньше.

– Договорились. Появление в эфире «Сейчас».

– Не зарывайся.

Надин засмеялась.

– Пусть это будет любой из членов команды по твоему выбору. С включениями твоего интервью – я упомянула, что оно должно быть обширным? – по ходу эфира. Интервью будет записано заранее.

Ева обдумала вариант.

– С этим я могу работать.

– Договорились. Чтобы нарыть детали, мне нужны детали. – Надин извлекла диктофон и склонила голову набок. – Согласна?

– Согласна.

Было что-то жуткое в наблюдении изнутри за работой полицейской лавочки. Любопытный опыт, подумал Рорк, но уж больно непривычный для человека с его… скажем так, пестрым прошлым.

Ему уже приходилось – и не раз! – работать с полицейскими. Не говоря уж о работе с его собственным полицейским. Ему приходилось принимать полицейских у себя дома. Они бывали у него и в гостях, и по работе. Но работать в опергруппе, в самом сердце полицейского управления, вкалывать целый день – это было совсем другое дело.

Он заметил, что они не сидят на месте: приходят и уходят. Врываются торопливым шагом, вновь ускользают, что-то говорят другу на отрывистом, казенном и в то же время красочном полицейском жаргоне.

В соседях у него оказались Макнаб, к которому Рорк питал большую привязанность, и смуглая, пышнотелая и черноглазая Каллендар. За работой они не сидели, предпочитали ходить или даже пританцовывать вокруг стола. Они перелопачивали горы данных в поисках одного ключевого бита информации. Прилежные пчелки в трудовом улье.

Что до красочности, похоже, все сотрудники электронного отдела, кроме капитана, предпочитали одеваться броско, даже кричаще. На Макнабе были ярко-желтые джинсы и бирюзовая рубашка, по которой мельтешили летающие черепахи. Его длинные светлые волосы были зачесаны назад от красивого узкого лица и перехвачены широкой желтой резинкой. А оба уха оттягивала книзу сложная система колечек и заклепок.

Рорк искренне недоумевал, как может человек добровольно проделывать дыры в собственной плоти.

Но было в этом мальчишке какое-то неотразимое обаяние. И он чертовски здорово делал свою работу.

Девушка – а на вид ей было не больше двадцати – пока оставалась для него загадкой. У нее была кожа цвета гречишного меда, а на голове – невероятная масса черных кудряшек, закрепленных множеством неоново-ярких заколок всех цветов радуги. Из ушей свисали серебряные кольца такой ширины, что Рорк мог бы с легкостью просунуть в них кулак. На ней были мешковатые штаны с бесчисленными карманами, с разводами лавандового и розового цвета, и облегающий зеленый свитер с надписью «Боги электроники» на весьма впечатляющей груди.

Длиннейшие, покрытые изумрудным лаком ногти щелкали по клавишам, как безумные кастаньеты, когда она переходила в ручной режим.

Как и Макнаб, она казалась неутомимой: сгусток энергии, поминутно прорывающейся в дергающихся, приплясывающих движениях. Она все время притопывала, подергивалась, качала головой. Все ее тело было беспрерывно в движении: ноги, голова, плечи, ягодицы.

Это завораживало.

– Эй, Блондинчик! – позвала она, и Макнаб оглянулся через плечо.

– Это ты мне, Морковка?

– Раз стоишь, сгоняй за жидким.

– Можно. Хотите? – повернулся Макнаб к Рорку. – Чего-нибудь попить.

– Да, спасибо.

– Так или погудеть?

Рорку потребовались несколько мгновений на перевод, и за это время он почувствовал себя древним старцем.

– Было бы неплохо погудеть.

– Есть.

Макнаб выкатился из комнаты, а Каллендар послала Рорку быструю улыбку. Улыбка у нее была славная.

– А ты, говорят, круто упакован, верно? Плаваешь на спине в море гринов. Ну и как?

– Здорово, – ответил Рорк.

– Да уж, держу пари. – Оттолкнувшись ногами, Каллендар откатилась в кресле на колесиках и взглянула на экран Рорка. – Круто сечешь. Множественный поиск с синхроном и перекрестом. Ого, и вторичку уже запустил?

Этот язык был ему хорошо знаком.

– Верно. Проверяю типа имена, анаграммы, перекрестные даты. Составляю таблицу, иду дальше, глубже. Предки, родственные связи и так далее.

– Я же говорю, круто. Макнаб сказал, ты супер в кибере. Глубокое бурение. – Каллендар перевела взгляд на свою собственную рабочую станцию. – Я тоже ничего.

Она скользнула обратно и, подрагивая плечом в такт какой-то ей одной слышной музыке, вновь взялась за работу.

Рорк, посмеиваясь про себя, тоже вернулся к работе, но остановился, когда в конференц-зал вошли Ева и Фини.

«Джулия Росси», – вспомнил он. Это имя, образ, о котором он старался не думать, вновь всплыли в памяти. Встретившись глазами с Евой, он поднялся на ноги и подошел к ней.

– Нам нужно оповестить команду о Росси, – сказала Ева. – Тех, кто на выезде, оповестим по телефону. Придется обнародовать связь с тобой.

– Ясно.

– Ну ладно.

Вошла Пибоди и бросила сочувственный взгляд на Рорка. Подойдя к главному компьютеру, она вставила в прорезь диск с новыми данными.

– У нас есть новости, – объявила Ева, и щелчки клавиш, голоса, топот тут же стихли. – Есть основания полагать, что женщина, пропавшая с вечера четверга, похищена нашим субъектом. Росси Джулия.

Пибоди вызвала на экран изображение и данные.

– Возраст – тридцать один год, волосы темные, глаза карие, рост – пять футов пять дюймов, вес – сто двадцать два фунта. В последний раз ее видели, когда она покидала место работы: фитнес-центр под названием «Культура тела» на Сорок шестой. Капитан Фини.

– Бывший муж Росси, – начал Фини, – некий Райли Джеймс, уведомил полицию в восемь утра в пятницу. В соответствии с протоколом она была официально объявлена в розыск только по истечении суток. Не вернулась домой в четверг вечером, как ожидалось, хотя у нее была назначена встреча с бывшим, который, согласно его собственному утверждению, должен был привезти ей собаку. На собаку у них была оформлена совместная опека.

Это последнее замечание вызвало у присутствующих вполне ожидаемые смешки, и Фини грозно повел глазами в сторону весельчаков. Смешки стихли.

– Соседи подтверждают договоренность между бывшими супругами. Райли не смог дозвониться ей по сотовому. Мы проверили: он действительно пытался установить ее местонахождение. Звонил друзьям, сослуживцам. Заявления, сделанные им офицеру из отдела пропавших лиц и мне, проверены и подтверждены. Он считается непричастным к ее исчезновению.

Обычно Росси, покинув здание на Сорок шестой улице, шла на запад, к Бродвею, потом на север к Сорок девятой улице, в метро. Мы поищем очевидцев в этом районе. На дисках наблюдения транспортной службы не зафиксирован ее вход в метро на этой станции в четверг вечером. С утра четверга ее проездной на метро не использовался. Свидетели подтвердили, что в тот вечер Росси покинула здание примерно в семнадцать тридцать. На ней было черное пальто, черные тренировочные штаны и серая фуфайка с логотипом «Культуры тела», а также серая вязаная шапочка. – Фини отступил на шаг и оглянулся на Еву. – Лейтенант.

– Объект соответствует установленному профилю. Вероятностные тесты дают девяносто шесть процентов за то, что она похищена и удерживается нашим убийцей. Ее исчезновение и другая собранная сегодня информация добавляют к этой схеме новый штрих. И Йорк, и Росси работали в системе «Рорк Энтерпрайзиз». С учетом масштаба организации сам этот фактор почти не влияет на вероятность связи. Однако мыло и шампунь, использованные при обработке тела, идентифицированы лабораторией как продукты, произведенные и реализуемые предприятиями этой фирмы. Как и простыня, на которой лежало тело Йорк.

Рорк почувствовал на себе взгляды. Деться было некуда. Пришлось смириться.

– Велика вероятность, – продолжала Ева, – что имеется связь на каком-то уровне между преступником и «Рорк Энтерпрайзиз». На данный момент эта связь неочевидна, явная точка соприкосновения не просматривается. Но она есть, и мы ее используем. Мыло и шампунь чрезвычайно дороги, продаются всего в нескольких магазинах. Где-то он их купил. Макнаб, узнай, где.

– Уже работаю.

– Каллендар, возьми на себя простыню, сравни по покупкам с данными Макнаба. Рорк?

– Лейтенант?

– Списки сотрудниц. Найди и вытащи для меня женщин, соответствующих схеме, работающих и живущих в городе. Он похищает их в городе. По всей вероятности, он уже скоро начнет искать номер третий. Это вопрос дней. Нам нужны имена.

– Вы их получите.

– Дженкинсон, мне нужен полный и подробный отчет от вас с Пауэллом к девятнадцати ноль-ноль. Бакстер, то же самое касается тебя и Трухарта. Информировать меня немедленно в любое время суток о получении любых новых данных. Следующий брифинг в восемь ноль-ноль. Это все. – Ева стащила с головы наушники. – Пибоди.

– Здесь.

– Зарегистрируй, скопируй, а потом иди домой, поспи немного. Фини, можешь просмотреть всю электронную работу на данный момент и сделать мне краткую сводку?

– Могу и сделаю, – ответил Фини.

– Рорк, скопируй, что успел нарыть, перебрось мне на комп здесь и дома. Когда закончишь, загляни ко мне в кабинет.

Ева вышла и на ходу набрала по рации номер Миры.

– Соедините меня с ней, – приказала она секретарше Миры, вечно стоявшей на страже интересов своей патронессы. – И без глупостей. Никакого вздора я слушать не хочу.

– Сию минуту.

– Ева. – На экране видеотелефона возникло лицо Миры, и в ее глазах тут же появилось встревоженное выражение. – Вид у вас измученный.

– Второе дыхание истощилось, жду прихода третьего. Мне надо посовещаться с вами.

– Да, я знаю. Освобожу для вас любое удобное время.

– Хотела бы я сказать «сейчас», но сначала пусть придет третье дыхание. Без него мне не пробиться через всю эту психологию.

– Ладно, тогда до завтра.

– После восьмичасового брифинга.

– Я приду к вам. Постарайтесь поспать хоть немного, Ева.

– Попробую втиснуть сон в свое расписание.

Ева прошла в свой кабинет, запрограммировала кофе и задумалась: не принять ли одобренную департаментом энергетическую таблетку? Но они всегда привносили с собой какую-то нервозность.

Она выпила первую кружку, стоя возле узенького окошка и глядя на свою порцию города. Воздушные трамваи, светящиеся в темноте, перечеркивали небо в разных направлениях. И сидевшие в них люди все как один думали: пора домой, пора поужинать и на боковую. Или телевизор посмотреть.

Улица внизу была забита машинами, и сидевшие в них люди думали то же самое, что и те, которые проносились в небе у них над головой.

Но где-то по этим улицам бродил человек, самозабвенно преданный любимому делу. Он не думал о том, что пора на боковую.

«Интересно, он делает перерывы на обед? – подумала Ева. – Хороший, плотный обед перед работой. Когда он начал работать с Джулией Росси? Когда он запустил часы?»

Пропала сорок семь часов назад. Но он не запустит часы, пока не будет к этому готов. Работа над номером два всегда начиналась только после окончания работы над номером один.

Ева не слышала, как вошел Рорк: он умел передвигаться совершенно бесшумно. Но она его почувствовала.

– Может, нам повезет, – сказала она. – Может, он не начнет до завтрашнего дня. На этот раз у нас есть кое-что еще по сравнению с первым разом. Может, нам повезет.

– Она погибла. И ты это знаешь.

Ева повернулась. Вид у него был рассерженный, и это было неплохо, но несколько утомленный, и это было для него необычно.

– Ничего я не знаю. Буду знать, когда увижу труп. И вот что я тебе скажу. Мы едем домой. Можем поработать дома.

Он закрыл за собой дверь.

– Я нашел ее личное дело. Она проработала на меня почти четыре года. Ее родители в разводе. У нее есть младший брат – единоутробный брат – и сводная сестра. Она окончила колледж в Балтиморе. Там до сих пор живут ее мать и младший брат. У нее всегда были прекрасные характеристики. Три недели назад ей повысили зарплату.

– Ты же знаешь, это не твоя вина.

– Вина? – переспросил Рорк. Его можно было обвинить во множестве вещей, он это понимал и принимал. Но только не в этом. – Нет, это не моя вина. Но где-то как-то может оказаться, что именно я – причина того, что именно данные конкретные женщины умирают в данный конкретный момент.

– Рассуждения тут неуместны. Ты для меня бесполезен, если будешь накручивать себя из-за ложной вины. Или прекращай, или ты с нами больше не работаешь.

– Ты не можешь меня прогнать, – страстно возразил Рорк. – Плевал я на твою чертову опергруппу, на твой гребаный протокол. Что хочешь со мной делай, я остаюсь.

– Прекрасно. Хочешь злиться – злись. – Ева схватила пальто. – Мне это очень поможет в работе.

Она попыталась проскочить мимо него, но Рорк схватил ее за руку и повернул лицом к себе. Рванул ее к себе, обхватил руками.

– Должен же я на кого-то злиться! Ты как раз под рукой.

– Возможно. – Ева позволила себе расслабиться, прижалась к нему. – Ладно, допустим. Но ты должен мыслить ясно. Мне нужны твои мозги, а не только твои богатые возможности. И это еще одно преимущество, которого у нас не было девять лет назад.

– Ты, конечно, права, но мне от этого не легче. Пора выбираться отсюда, – сказал Рорк, отодвигаясь от нее. – Это я тебе говорю как на духу. Я могу выносить копов до известного предела. Потом меня начинает тошнить.

– Эй! – возмутилась Ева.

Рорк привычным жестом щелкнул ее по подбородку.

– За исключением одного.

Ева подхватила сумку с делами, которую собиралась взять с собой.

– Пошли.

Она села за руль. Главным образом потому, что знала: битва за проезд в верхнюю часть города поможет ей взбодриться. Горячий душ, ужин на скорую руку – и она сможет продержаться еще несколько часов.

– Соммерсет может нам помочь, – задумчиво произнес Рорк.

– В каком качестве? Хоккейной клюшки?

– Дела служащих, Ева. Он может их проверить, составить список женщин, работающих на меня и подходящих под описание. А у меня освободилось бы время для других дел.

– Ладно, только он должен понимать, что отчитываться ему придется передо мной. И что я буду выколачивать из него все дерьмо, когда нужно, как из любого своего подчиненного. А что, это мысль. Работа покажется не такой нудной.

– Ты чертовски здорово делаешь свою работу.

– Да, у меня неплохо получается. – Ева окинула взглядом армию машин, направляющихся на север, тоненький ручеек пешеходов, текущий по тротуару или пробивающийся через перекресток. – Никто ничего не замечает. Не замечают других людей. Конечно, если кто-нибудь выпрыгнет из верхнего окна и приземлится им на головы, это заставит их задуматься… на минутку. Но когда женщину силой сажают в машину или в фургон, никто даже не вздрогнет. Разве что она поднимет крик до небес. А так все идут по своим делам, смотрят только под ноги.

– И еще тебе здорово дается цинизм. Ты могла бы, наверно, вести мастер-класс. На самом деле не все люди такие. Не все смотрят только под ноги. Не всегда.

Ева пожала плечами.

– Ну, допустим, не всегда. Он действует очень ловко. А может, у него есть какое-то прикрытие. Люди его не замечают. Если бы она подняла шум, тогда да, конечно, кто-нибудь заметил бы. Может, они не придут ей на помощь, но заметить – заметят. Значит, на улице не было никакой явной борьбы. Есть версия, что он их накачивает наркотой, а не берет силой. Быстрый укол, – добавила она. – Обнимает ее за плечи. «Привет, Сари, как дела?» Просто парень провожает до машины накачанную дурочку, помогает ей сесть внутрь. Машина должна быть где-то поблизости. Прямо там, на месте, где он ее берет. Завтра придется облазить кучу гаражей.

Наконец они проехали в ворота. Давно Ева так не радовалась, увидев внушительный и одновременно элегантный особняк Рорка. Во всех окнах приветливо горели огни.

– Приму душ и чего-нибудь перехвачу на скорую руку прямо в кабинете.

– Тебе надо перехватить пару часов сна, – поправил ее Рорк. – Ты спеклась, Ева.

Это было чистой правдой, но Еве стало досадно, что он ей об этом говорит.

– У меня еще есть силы.

– Чушь! Ты не спала больше тридцати шести часов. И я тоже, если на то пошло. Нам обоим нужно поспать.

– Я придавлю пару часов, когда поставлю доску и просмотрю кое-какие записи.

Рорк предпочел промолчать: он смертельно устал, у него не было сил спорить. Он силой затащит ее в постель. Можно смело предположить: стоит ей пробыть в горизонтальном положении тридцать секунд – и она отключится.

Ева остановила машину у входа и схватила сумку с файлами.

Она знала, что Соммерсет поджидает их в вестибюле, и он ее не разочаровал.

– Проинформируй своего ходячего покойника лично, – бросила Ева, не давая Соммерсету раскрыть рот. – Я первым делом приму душ, потом начну работать.

Она двинулась прямо наверх, даже не сняв пальто, не перекинув его, как обычно, через столбик перил. А знала ведь, что Соммерсета это злит до чертиков. Только скрывшись за поворотом лестницы, Ева позволила себе протереть словно засыпанные песком глаза и широко зевнуть.

Душ, наверно, покажется ей чудом.

Ева бросила сумку в спальне, выскользнула из пальто. В тот самый миг, как она расстегивала кобуру, ее взгляд упал на кровать. Ну, может, на пять минут.

На пять минут снять тяжесть с ног. А потом она примет душ, не рискуя в нем утонуть.

Отбросив кобуру в сторону, Ева взобралась на возвышение, на котором стояла белая и мягкая, как невесомые облака рая, кровать, и рухнула поперек постели лицом вниз.

Рорк не угадал: она отключилась ровно через десять секунд.

Он вошел в спальню пять минут спустя и увидел ее на постели. Толстый кот растянулся у нее на попке.

– Ну что ж, – вздохнул Рорк, обращаясь к Галахаду, – по крайней мере нам не придется из-за этого драться. Но скажи мне, Христа ради, почему она не сняла ботинки? Как она может так спать?

Он сам снял с нее ботинки. Она даже не шелохнулась. Тогда Рорк стащил ботинки с себя, вытянулся на постели рядом с ней и обнял ее за талию.

Он отключился почти так же быстро, как и Ева.

6

Во сне была белая простыня, расстеленная на черной земле, а на ней лежало изуродованное тело. Стоял лютый холод, в небе пробивались первые лучи рассвета, и небоскребы в восточной части города проступали на их фоне черными силуэтами.

Ева стояла, спрятав руки в карманы черной куртки, похожей на морской бушлат, и низко надвинув на лоб вязаную черную шапочку.

Тело лежало между нею и большими черными часами с белым циферблатом. На циферблате тикала секундная стрелка, и каждое ее движение громом отдавалось в воздухе.

Во сне рядом с ней был Фини. В неестественно ярком свете прожекторов, заливавшем место преступления, было видно, что в его рыжих волосах нет серебра и морщины на лице еще не так глубоки.

«Я тебя учил видеть то, что нужно увидеть, и находить то, что скрыто под видимостью».

Она присела, раскрыла полевой набор.

«Вид у нее отнюдь не умиротворенный, – подумала во сне Ева. – Люди часто говорят так о мертвецах. На самом деле ничего подобного».

Но ведь смерть – это не сон. Это нечто совсем иное.

И тут убитая открыла глаза.

«Я Коринна Дагби. Мне было двадцать девять лет. Я родилась в Дэнвилле, штат Иллинойс, и приехала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой. Я работала официанткой. Надо же как-то жить. У меня был парень. Он заплачет, когда вы ему скажете. Я мертва. Заплачут и другие: мои родные, мои друзья. Я купила новые туфли за день до того, как он захватил меня. Теперь мне не суждено их надеть. Он сделал мне больно, он просто мучил меня, пока я не умерла. Разве вы не слышали, как я кричала?»

Ева стояла в морге, и Моррис держал окровавленной рукой скальпель. Его волосы, заплетенные в аккуратную косичку, были не такими длинными, как в жизни. Склоняясь над телом, он бросил взгляд на Еву.

«Она была здоровой и крепкой, у нее было хорошенькое личико, пока он ее не изуродовал. Она напевала под душем и пританцовывала на улице. Все мы так поступаем, пока не попадаем сюда. Но в конце концов все мы попадаем сюда».

В углу тикали большие черные часы с белым циферблатом. Каждое движение секундной стрелки эхом отдавалось в помещении морга.

«Они не попадут сюда, если часы остановятся, – подумала Ева. – Если я остановлю часы. Они будут напевать под душем и пританцовывать на улице, они будут есть пирожные и кататься на поезде, если я остановлю часы».

«Но ты не остановила часы. – Коринна вновь открыла глаза. – Разве ты не видишь?»

Имена и тела менялись, одно перетекало в другое, а часы все отсчитывали время, стуча как молот. От этого стука у нее заломило виски, она зажала уши ладонями, чтобы заглушить этот стук.

Быстрее, быстрее, быстрее – лица всплывали и сливались друг с другом, а секунды все бежали. Столько голосов! И все эти голоса звали, сливались в один, и этот единственный голос прокричал:

«Разве ты не слышишь наши крики?»

Ева проснулась, задыхаясь от удушья, ужасные вопли все еще звучали у нее в ушах. Свет был приглушен, в камине плясало невысокое пламя. Кот тыкался головой в ее плечо, словно хотел сказать: «Проснись, проснись же!»

– Да проснулась я, проснулась! О боже.

Ева перевернулась на спину и взглянула на потолок, стараясь привести дыхание в норму. Одной рукой она почесала Галахада за ушами, одновременно проверяя часы на запястье другой.

– О черт.

Она проспала почти три часа. Сбрасывая с себя сон, Ева потерла глаза кулаками и начала подниматься с кровати. И тут до нее донесся шум воды из душа.

Проведя ладонью по покрывалу рядом с собой, Ева почувствовала оставшееся после него тепло. Значит, они оба поспали. Вот и хорошо.

Раздеваясь на ходу, она направилась под душ.

Ей хотелось смыть с себя переутомление, ощущение песка в глазах, все напряжение последних суток. Хотелось ощутить всем телом упругий ритм бьющих теплых струй, прогнать смутную головную боль, с которой она проснулась, избавиться от воспоминаний о приснившемся кошмаре.

Но, подойдя к просторной стеклянной кабине душа, Ева поняла, что ей хочется не только этого. Ей нужен был он.

Он стоял к ней спиной, упершись обеими руками в стеклянную стенку, пока струи воды били в него со всех сторон. Мокрые черные волосы прилипли к голове, делая его похожим на выдру, влажная кожа блестела. Длинная спина, крепкие ягодицы, которые хотелось укусить, и все эти объемные, тренированные мускулы.

Скорее всего, он поднялся только что. Наверно, чувствует себя таким же измученным, как и она сама.

И еще Ева знала, что вода окажется слишком холодной. Ничего, она это исправит.

Ева проскользнула в кабину, обвила руками его талию, прижалась всем телом к его спине. Легонько укусила плечо.

– Смотри, что я нашла. Это будет получше сюрприза в коробке кукурузных хлопьев! Сделаем воду погорячей!

– Тебе непременно нужно, чтобы мы сварились?

– Непременно. Ничего, потерпи, сейчас привыкнешь. – Чтобы это доказать, Ева провела ладонями вниз по его животу. – Смотри, что я нашла.

– Вот так ты себя ведешь с членами следственной группы?

– Только с одним членом. Остальным остается разве что мечтать.

Рорк повернулся и обхватил ее лицо ладонями.

– А теперь смотри, что я нашел. – Он нежно поцеловал ее в лоб, в обе щеки, в губы. – Но я хотел, чтобы ты еще немного поспала.

– Я и так проспала больше, чем собиралась. – Ева снова прижалась к нему, опустила голову ему на плечо. Вода омывала их обоих. – Есть вещи получше сна.

Кабину заполнил клубящийся пар. Ева запрокинула голову, нашла губами его губы. Нежный, мягкий поцелуй. Глубже… Еще глубже…

Его пальцы вплелись ей в волосы, пробежались по ним, а губы шептали что-то нежное, такое нежное, что у нее во рту стало сладко. Но даже в этой сладости, в этой нежности она угадала рвущуюся наружу страсть. Она оторвалась от его рта и прижалась губами к его шее, почувствовала пульсирующую жилку, а ее руки тем временем гладили его спину. Он держал ее и медленно поворачивал под струями воды, смывая усталость.

Его руки, скользкие от жидкого мыла, пришли в движение. Он медленно, неторопливо, раз за разом проводил этими скользкими руками по ее коже, напевая себе под нос от удовольствия. Потом он повернул ее спиной к себе, прижался к ней сзади. Волшебные руки обхватили ее груди, накрыли их, а его губы ласкали ее плечо и шею.

Ева застонала, обвила рукой его шею и задрожала, когда его руки скользнули вниз.

Рорк чувствовал, что она готова, открыта и ждет его. Он чувствовал это по ее прерывистому дыханию, по тому, как двигалось ее тело. Ева невольно вскрикнула, когда его руки скользнули ей между ног и обхватили ее. А когда он пустил в ход пальцы, дразня ее острым наслаждением, она задрожала мучительно и неудержимо, ее рука импульсивно сжалась у него на шее. Судорога высвобождения прошла по ее телу. Его пальцы скользнули внутрь – прямо в этот горячий и влажный бархат.

– Это еще не все. – Рорку хотелось дать ей еще больше.

Ее прерывистые вздохи превратились во всхлипы. И эта женская слабость возбудила его до безумия. Остатки усталости, не снятые сном, не смытые водой под душем, утонули, растворились в любви к ней.

Рорк повернул Еву лицом к себе, прижал спиной к стенке кабины. Она задыхалась, но не сводила с него глаз.

– Бери, – проговорила она. – Бери еще.

Схватив ее за бедра, он пытался овладеть собой, продлить, задержать мгновение. А потом медленно и плавно овладел ею.

Вокруг них клубился пар, вода стекала по их телам. Двигаясь синхронно, они следили друг за другом.

Это не просто наслаждение, подумал Рорк. Это даже больше, чем любовь. В тот самый момент, когда оба больше всего в этом нуждались, они дарили друг другу надежду.

Ева захлебывалась, ее дыхание то и дело пресекалось, но он видел, что она улыбается. Эта улыбка его доконала. Он поцеловал эти изогнутые в улыбке губы. Окруженный ею со всех сторон, он тонул в ней, тонул в этом наслаждении, в этой любви. Он с головой погрузился в эту надежду.

– Я взбодрилась, – объявила Ева, просовывая голову в ворот своей любимой трикотажной фуфайки с логотипом Департамента полиции и безопасности Нью-Йорка на груди. – Сон и секс под душем. Надо было бы прописать эту комбинацию для обязательного применения всем членам нашей группы.

– Боюсь, у меня не хватит пороху играть под душем с Пибоди и Каллендар. Даже ради успешной работы опергруппы.

– Ха-ха, как смешно. – Ева присела на валик дивана в гостиной, примыкавшей к спальне, и натянула пару толстых теплых носков. – Нет уж, тебя я придержу. Будешь моим собственным энергетическим коктейлем. Все, пора за работу.

– А поесть? – напомнил Рорк.

– Да, я решила перехватить…

– Знаю я, что ты решила перехватить. – Рорк взял ее за руку и вместе с ней вышел из спальни. – Но тебя ждет разочарование, потому что это будет не пицца.

– По-моему, у тебя какое-то предубеждение против пиццы.

– Нет у меня никакого предубеждения. Но я настаиваю на внесении еще одного элемента в твой энергетический коктейль. В дополнение к сну и сексу под душем мы съедим бифштекс.

– С бифштексом не поспоришь, но я буду есть его с жареной картошкой.

– Гм.

Ева знала, что означает это «гм». Овощи. Ничего, с этим можно жить. Пусть посуетится, пусть попытается впихнуть в нее что-нибудь полезное для здоровья. Это отвлечет его от мыслей о Джулии Росси.

Она позволила ему заказать все, что он считал нужным для правильного кормления, а сама покормила кота. Овощи оказались какой-то непонятной смесью, которую он назвал салатом «нисуаз». Ладно, там хотя бы что-то хрустело.

За едой Ева перечитала доклады своих детективов.

– Люди запоминают детали, – прокомментировала она. – Если есть что запомнить. Близкие предыдущих жертв кое-что вспомнили.

– Иначе и быть не могло. Для них – для каждого из них, – уточнил Рорк, – это был кошмарный шок. Такое бывает раз в жизни.

– Ну, насчет «раза в жизни», это если повезет, – покачала головой Ева. – В любом случае ничего нового это нам не дает. Не было в их жизни никаких незнакомых людей, никто не жаловался на преследование с чьей-то стороны. У каждой свой распорядок, но, в общем-то, у всех примерно одинаковый, если не считать незначительных отклонений. Каждая из женщин ходила на работу и возвращалась домой практически в одно и то же время каждый день. Так и не нашлось ни одного достойного внимания свидетеля, который видел бы их в обществе кого-то постороннего в момент исчезновения.

– Достойного внимания?

Ева пожала плечами.

– В таких делах всегда находятся чокнутые и жаждущие внимания. Ничего существенного не было. Но все равно приходится проверять каждого из них. Приходится тратить время на ложные версии. У меня эти люди в печенках сидят.

– Ты собиралась проверять гаражи и стоянки. Полагаю, ты проделывала то же самое в прошлый раз.

– Да. Пришлось просмотреть много часов записей камер наблюдения, допросить кучу сторожей – белковых и механических, проверить квитанции платежей и штрафов. Ничего. А это значит, что он мог воспользоваться уличной парковкой, неохраняемой стоянкой… А может, ему просто повезло.

Рорк удивленно поднял бровь.

– Повезло четыре раза подряд?

– Вот именно. Так не бывает, верно? Я думаю, везенье тут ни при чем. Он не рассчитывает на удачу. Он просто все готовит заранее.

– А ты не думала, что он может пользоваться казенным транспортом? Патрульной машиной, представительским лимузином, такси?

– Да, мы рассматривали эту версию, но зашли в тупик. А теперь опять придется к ней вернуться. Я поручила Ньюкирку порыться в архивах, проверить, не покупал ли кто-нибудь частным образом подходящую машину. Пару раз в год они выставляются на аукционах. Проверяем архивы на предмет угонов. Я бросила Макнаба на поиск в городских и транспортных архивах. Вдруг это кто-то из служащих? Потом сравним полученные данные с другими делами. Даже если он сменил имя и внешность, для удостоверения все равно требуются отпечатки пальцев. Пока ничего не всплыло.

– Как насчет медицинского оборудования и медикаментов? Он же накачивает их седативными средствами, кормит внутривенно. Ему требуются капельницы, иглы, лекарства…

– Я это уже проверяла и еще проверю. Бесчисленные клиники, больницы, оздоровительные центры, частные практики, пункты «Скорой помощи». Куча докторов и других медработников, потерявших лицензию. Добавь сюда похоронные бюро, даже косметические салоны. Там же делают пластические операции. Все это означает много часов поиска и проверки.

– Да, я понимаю. Ты не упускаешь ничего. Ни единой версии.

– Мы работала над этим неделями, даже когда убийства прекратились. Потом мы с Фини проработали еще несколько недель. Принимались за это дело всякий раз, как выдавалась свободная минута. Почти не спали. И не было у меня тогда ни секса, ни бифштекса.

Ева вскочила на ноги: ей хотелось двигаться. Она принялась расхаживать взад-вперед. Вдруг рассказ о прошлом поможет ей вспомнить то, что она тогда упустила?

– Бывало, мы работали круглыми сутками, пытались раскрутить это дело в наше свободное время. Сидели с кружкой пива в каком-нибудь полицейском баре в три часа утра, обсуждали, перебирали все с самого начала. И я прекрасно знала, что, вернувшись домой, Фини опять сядет за работу и начнет все по новой. Да и я сама делала то же.

Ева оглянулась на Рорка. Он сидел за столом над остатками ужина. На экране ее компьютера светились данные об убийствах. Те же данные были выведены на настенный экран.

– И миссис Фини приходилось все это терпеть. Она удивительная женщина. Из тех, кто понимает. Понимает своего мужа-полицейского, эту работу, эту жизнь. Может, поэтому она увлекается всеми этими чудными штуками?

– Чтобы не сходить с ума, гадая, где он, чем занят, почему не приходит домой, хотя на часах уже три часа утра, – предположил Рорк.

– Точно, – кивнула Ева. – Нелегко вам, парни.

Рорк улыбнулся.

– Ничего, мы справимся.

– Он все-таки ее очень любит. Ты же знаешь, как он закатывает глаза, когда говорит о жене. Даже не говорит «моя жена», просто «жена». Как стихийное бедствие. Но без нее он просто пропал бы. Я знаю, вот прямо сейчас он сидит и работает, а она небось сидит рядом и вяжет плед или лепит что-нибудь. А перед ним проходят, одно за другим, эти лица. С того, прежнего, дела и с этого.

«Разве ты не слышишь наши крики?»

– И он знает, что это на его совести, – добавила Ева.

– Как ты можешь так говорить? – возмутился Рорк. – Он сделал все, что мог.

– Нет, не все. Всегда остается что-то еще. Что-то пропустил, не увидел, не посмотрел с нужной точки, не задал еще один важный вопрос в нужную минуту. Может, кто-то другой сделал бы это лучше на его месте. Я не хочу сказать, что этот другой работает лучше или больше. Просто этот другой… – Ева сделала жест рукой, как будто открывая невидимую дверь. – Просто этот другой что-то повернет и откроет, а он нет. Фини вел это дело, значит, оно на его совести.

– А теперь на твоей?

– А теперь на моей. И он переживает, потому что… ну, он же меня воспитал. Он сделал из меня копа. Мне не хотелось брать его в это дело, – призналась Ева и села. – Но я не могла оставить его в стороне.

– Фини не так-то легко свалить. Он крепок и упрям, – напомнил ей Рорк. – Как и воспитанный им коп. Он справится, Ева.

– Да. – Она вздохнула и бросила взгляд на стенной экран. – Как он их выбирает? На этот раз, мы знаем, среди прочего ему нужно, чтобы они в каком-то качестве работали в твоей системе. Он так чертовски умен, что уж наверняка смекнул: мы об этом догадались. Значит, хочет, чтоб мы знали. Дает нам информацию – какую считает нужной для себя. Чтоб мы знали, женщин какого типа он предпочитает, сколько он над ними работает. Он не против того, чтоб мы знали, каким шампунем, каким мылом он их моет. Но на этот раз он дал нам нечто большее. Это новая деталь головоломки. Как ты считаешь? – Ева оглянулась на Рорка. – Он тебя знает? Лично или по работе? Может, он вел с тобой дела? Может, ты выкупил его фирму, а он не хотел ее отдавать? Может, ты перехватил у него контракт? Перебил цену? Может, ты его уволил или не повысил, когда он ждал повышения? У него случайностей не бывает, значит, его выбор осознан.

Те же самые вопросы задавал себе Рорк, рассматривал их, анализировал со всех сторон.

– Если он работает на меня, я это узнаю. По поездкам, – пояснил Рорк. – Деловые это были поездки или личные, я могу проверить по архивам, кто из моих служащих ездил в те места, где были совершены прежние убийства, в нужное нам время, кто брал отпуск в тот же период.

– А как, по-твоему, сколько у тебя служащих?

Рорк усмехнулся.

– Честно говоря, не знаю.

– Вот именно. Но мы воспользуемся психологическим портретом – Мира к завтрашнему утру обещала составить новый вариант – и несколько сократим этот список. – Она поднялась первая. Согласно заведенному между ними распорядку, если Рорк накрывал на стол к ужину, Ева потом убирала посуду. – Я проведу вероятностный тест, но, я думаю, шанс, что он работает на тебя, невелик. Он не производит впечатления обиженного служащего.

– Согласен. Могу проверить те же данные по самым крупным конкурентам и субподрядчикам. На моем личном оборудовании.

Ева ответила не сразу, просто вынесла тарелки в кухню и загрузила их в посудомоечную машину. У него в кабинете стояло незарегистрированное оборудование, которое позволяло ему избежать контроля со стороны Службы компьютерной безопасности и законов об охране частной сферы.

Но, что бы он ни нашел, она не сможет использовать это в суде. Не сможет объяснить, откуда у него эти данные. «Незаконные средства, – думала Ева. – Нарушение закона. То самое, о чем говорил Тиббл. Лазейка величиной с блошиный зад для его адвоката».

«Разве ты не слышишь наши крики?»

– Проверь.

– Хорошо. На это потребуется время.

– Вот и начинай. Раньше сядешь, раньше выйдешь.

Оставшись одна, Ева начала устанавливать доску с фотографиями. Тем временем компьютер, переведенный в голосовой режим, озвучивал последние отчеты членов ее опергруппы.

«Доска слишком мала, – заметила она про себя. – Слишком мала для всех этих лиц, для всех этих данных. Для всех этих смертей».

– Лейтенант! – на пороге возник Соммерсет.

– Компьютер, приостановить работу, – приказала Ева и повернулась к Соммерсету. – В чем дело? Я работаю.

– Да, я вижу. Рорк просил передать вам эти данные. – Соммерсет протянул ей диск. – Я провел поиск служащих по его просьбе.

– Хорошо. – Ева взяла диск, положила его на стол и оглянулась. – Ты еще здесь? Исчезни.

Не реагируя на ее слова, он остался стоять на месте. Тощий, мрачный, в траурно-черном костюме, прямой как палка.

– Я помню это дело. Помню отчеты в прессе по этим женщинам. Но там ничего не говорилось об этих цифрах, вырезанных на телах.

– Гражданские лица не должны все знать.

– Он очень тщательно их выписывает – каждую цифру, каждую букву. Настоящий каллиграф. Я уже видел такое раньше.

Взгляд Евы метнулся к Соммерсету.

– Что ты имеешь в виду?

– Не это, не в точности то же самое, но нечто похожее. Это было во время Городских войн.

– Пытки?

– Нет-нет. Хотя, конечно, пыток было много. Пытка – классический способ получения информации или осуществления наказаний. Хотя в то время… все было не так аккуратно, как здесь.

– Расскажи мне то, чего я не знаю.

Соммерсет сурово взглянул на нее.

– Вы слишком молоды, вы не видели Городских войн. Вы не можете даже помнить подонков, осевших в Европе, когда пожар поутих здесь и перекинулся туда. Короче говоря, в те времена тоже были моменты, о которых гражданским лицам не полагалось знать.

Теперь все внимание Евы было приковано к нему.

– Какие именно?

– Тогда я был медиком, к нам в медпункт привозили раненых и убитых. Иногда в кусках, иногда грудами. Часто раненые умирали у нас на руках. Мы хранили трупы в надежде, что за ними придут родственники – если таковые существовали. И если тело поддавалось опознанию. Эти тела хранились для похорон или кремации. Если тело не поддавалось идентификации, оно вносилось в реестр под номером, после чего его кремировали. Мы вели реестры, вносили в них, насколько возможно, подробные описания тел, перечисляли личное имущество, если оно имелось, указывали место, где был найден труп, и так далее. И мы писали номер прямо на теле с указанием даты смерти – часто приблизительной.

– Это был стандартный порядок действий в то время?

– Это был порядок, заведенный у нас, когда я работал в Лондоне. В других местах действовали иначе. В зонах наибольших разрушений практиковались массовые захоронения и кремация. Никаких записей вообще не велось.

Ева вернулась к доске и принялась изучать вырезанные на телах цифры. «Это не одно и то же, – подумала она. – Но это версия».

– Он знает их имена, – сказала она вслух. – Имена ему неинтересны. Ему важно время. Время должно быть записано. Именно время их идентифицирует. В его глазах все эти часы, минуты, секунды заменяют имя. Мне нужна еще одна доска.

– Прошу прощения?

– Мне нужна еще одна доска. Что тут непонятного? На этой места не хватает. У нас тут есть что-нибудь в этом роде?

– Полагаю, я смогу найти что-нибудь для вас.

– Отлично. Вот и займись этим.

Когда он ушел, Ева вернулась к столу, внесла в свои записи данные по Городским войнам, а потом стала фиксировать свои размышления.

Солдат, санитар, врач. Может быть, он потерял семью или дорогого ему человека… Нет, эта версия ей не нравилась. С какой стати ему мучить и осквернять символ – можно назвать это символом – дорогого ему человека? А с другой стороны, если его любимая была замучена, убита и помечена подобным образом, возможно, это возмездие или какая-то безумная попытка воссоздания?

Может быть, его самого пытали, но он выжил. Может, его пытала женщина с темно-каштановыми волосами примерно одного возраста с теми, кого он теперь похищал и пытал.

А может быть, он сам был мучителем в эпоху Городских войн?

Ева вскочила и принялась расхаживать. Тогда зачем он ждал несколько десятилетий, прежде чем приступить к воссозданию? Может быть, какое-то событие послужило спусковым механизмом? Или он экспериментировал всю дорогу, пока не нашел метод, идеально ему подходящий?

А может, он просто гребаный психопат?

И все-таки Городские войны – это версия. Да еще какая! В психологическом портрете, составленном доктором Мирой еще девять лет назад, говорилось, что он человек зрелый. Мужчина, скорее всего белый, припомнила Ева, в возрасте от тридцати пяти до шестидесяти.

Допустим, ближе к шестидесяти. Тогда – да, в юности он еще мог застать Городские войны.

Ева опять села, добавила новые данные и провела вероятностный тест. Пока компьютер работал, она всунула в прорезь диск, принесенный Соммерсетом.

– Компьютер, вывести результаты на стенной экран два.

Принято. Работаю…

Когда данные появились на экране, у нее сам собой открылся рот.

– О боже, боже.

Сотни имен. Может быть, тысячи.

Ева во многом могла бы упрекнуть Соммерсета, но только не в отсутствии добросовестности. Они были сгруппированы по месту работы или жительства. Очевидно, целые толпы женщин с темно-каштановыми волосами в возрасте от двадцати восьми до тридцати трех лет работали в системе «Рорк Энтерпрайзиз» в том или ином качестве.

– Кто-то мне говорил о гигантском осьминоге с щупальцами…

«Понадобится целая цистерна кофе», – добавила она мысленно.

Кабинет Рорка был просторен и обставлен мебелью обтекаемых форм. Из окон, сквозь защитные экраны, прозрачные изнутри и непроницаемые снаружи, открывался потрясающий вид на город. Широкая подковообразная консоль управляла оборудованием, не менее сложным и мощным, чем то, каким могло похвастаться правительство.

Уж кому знать, как не ему! Он ведь исполнял несколько государственных заказов.

Но Рорк знал, что каким бы мощным ни было оборудование, успешный взлом зависит от мастерства хакера. Мастерства и терпения.

Первым делом он прокачал файлы работавших у него женщин. Их было много, но это была несложная операция. Как и прокачка служащих-мужчин, работавших на него девять лет назад, ездивших в страны, где произошли другие убийства, или бравших отпуск в том же временном интервале.

Пока шел поиск, Рорк составил список основных конкурентов, чтобы выявить тех, кто преследовал не только деловые цели. Но начать он решил с самого верха.

Любая компания или организация, как и любой человек, конкурирующий с ним, скроет свои внутренние файлы под множеством защитных слоев. И каждый из этих слоев придется бережно и тщательно снимать.

Он сидел за консолью. Светодиоды мерцали и вспыхивали, как драгоценные камни. Его рукава были закатаны выше локтя, волосы стянуты на затылке ленточкой. Рорк начал с компаний, имеющих представительства в местах, где совершались убийства. Он начал снимать защитные слои.

За работой он разговаривал с механизмами, с защитным материалом, пытавшимся ему противостоять, причем его акцент становился все более заметным. Со временем он целиком перешел на ирландский, сыпал проклятьями, пока слои таяли.

Потом Рорк сделал перерыв на кофе и заодно проверил результаты первоначального поиска.

Среди его подчиненных не было мужчины, подходящего под описание во всех деталях. Но он отметил тех, кто побывал хотя бы в двух из указанных мест или был в отпуске в нужное время.

Стоило присмотреться к ним получше. Рорк переключался с одного задания на другое, чтобы внимание не ослабевало. Он прокладывал себе дорогу между защитными преградами, просеивал данные. Заказал поиск, перекрестный поиск, анализ… Его оборудование откликалось дюжиной голосов сразу.

В какой-то момент он встал, чтобы налить себе еще кофе, и бросил взгляд на часы. Четыре шестнадцать утра.

Проклиная все на свете, Рорк снова сел и потер лицо руками. Неудивительно, что он теряет хватку. А Ева заснет прямо за столом, он это знал. Если бы она решила подвести черту, обязательно заглянула бы к нему проверить, далеко ли он продвинулся.

Раз не заглянула, значит, будет работать, пока не рухнет. Вот и он сам делает ровно то же самое. А главное – у него нет сил с ней об этом спорить.

«Почти половина пятого, – подумал Рорк. – Джулия Росси, возможно, уже мертва. А может, молится всем богам, чтобы послали ей смерть поскорее».

Рорк на минуту закрыл глаза и отдался на волю чувству вины, хотя и знал, что это бесполезно. Он слишком устал и даже гнева не чувствовал.

– Скопировать документ Си на диск, сохранить все данные. Продолжить все текущие поиски. По завершении сохранить результаты. Оператор будет вне доступа.

Принято…

Перед уходом Рорк позвонил в Дублин.

– Доброе утро, Брайан.

Широкое лицо его старого товарища на экране видеотелефона расплылось в удивленной улыбке.

– Ну и ну! Смотрите, кто пришел! Собственной персоной. И на какой стороне лужи[6] ты сейчас находишься?

– На стороне янки. На твоей стороне еще слишком рано, все пабы закрыты. Надеюсь, я тебя не разбудил.

– Нет, не разбудил. Я как раз пью чай. Как поживает наш дорогой лейтенант?

– Хорошо, спасибо. А ты там один?

– Увы. Хотел бы я сказать, что я не один. Нет у меня очаровательной женщины, которая согревала бы мою постель. Не то что у тебя.

– Мне очень жаль, Брайан. Слушай, я разыскиваю истязателя.

– Вот оно что! – Брайан почти не удивился такой новости. – А сам ты совсем уже занемог? Ты такой нежный? Не в состоянии справиться с делами?

– Я всегда был нежный в этом смысле, как, впрочем, и ты. Он замучил больше двадцати женщин за последние двадцать лет. Все они были в возрасте от двадцати восьми до тридцати трех лет. Все с белой кожей и темными волосами. Последнюю обнаружили только вчера. Она работала на меня.

– Вот как, – сказал Брайан. – Что ж, я понимаю.

– Еще одна пропала. Это его стиль, он их похищает заранее. И эта тоже работала на меня.

Брайан с шумом втянул в себя воздух.

– Ты что, крутил с ними на стороне?

– Нет. Он старше нас по возрасту, судя по психологическому портрету. Старше по крайней мере лет на десять, если не больше. Он предусмотрителен и опытен. Он путешествует. Денег у него достаточно, чтобы купить дом для своих дел. Он профессионал. Устраивает себе этот праздник раз в год или два. Сексом не занимается, никаких изнасилований. Похищает, связывает, истязает, убивает, обмывает тело. И записывает прямо на теле, сколько времени женщина продержалась под его пытками.

– В жизни не слышал ничего подобного. Страх какой-то! – Брайан дернул себя за ухо. – Могу поспрашивать. Хлопнуть кое-кого по плечу.

– Буду тебе признателен.

– Дам знать, как только – так сразу, – пообещал Брайан. – А пока передай моему дорогому лейтенанту, что я ее нежно целую и жду только, когда же она наконец пнет твою поджарую задницу и придет в мои распростертые объятия.

– Непременно передам.

Закончив разговор, Рорк забрал записанные диски и покинул кабинет. А компьютеры продолжали гудеть.

Он нашел Еву именно там, где и ожидал. Ее голова лежала на столе, на скрещенных руках. Рорк заметил вторую доску, диски, записи от руки, компьютерные записи.

Полчашки недопитого кофе – он еще не успел остыть. И кот, свернувшийся клубком на раскладном кресле. Рорк поднял Еву со стула. Она сонно запротестовала, зашевелилась, отодвинулась.

– Что?

– Спать, – ответил Рорк и понес ее к лифту.

– А… который час? – пробормотала Ева заплетающимся языком. – Я вроде как отрубилась?

– Только что. Твой кофе еще не успел остыть. Нам обоим надо вздремнуть.

– Брифинг в восемь. – Она еле ворочала языком. – В шесть вставать. Надо готовиться. Я не…

– Ладно-ладно. – Рорк шагнул из лифта в спальню. – Спи давай, шесть уже скоро.

– У тебя что-то есть?

– Еще проверяю. – Он уложил ее на кровать. Почему бы ей и не уснуть одетой. Очевидно, сама Ева не возражала: она быстро заползла под одеяло, даже не попытавшись раздеться.

– Есть данные для меня? С чем я могу работать?

– Утром посмотрим. – Рорк разделся и забрался в постель рядом с ней.

– Если есть что-то…

– Тихо. – Он прижал ее к себе, легко поцеловал в губы. – Спи.

Она вздохнула. Возможно, с досады. Но вздох еще не стих, как она уже спала.

7

На этот раз Рорк не встал с кровати раньше ее, как обычно. Ева так удивилась, что просто уставилась в эти неистово синие кельтские глаза, когда он разбудил ее, поглаживая по волосам.

– Ты что-то задумал?

– Безусловно. Я всегда кое о чем думаю, когда лежу в постели со своей женой.

– Ты же мужчина. Более того, ты – это ты. Ты небось думаешь о сексе, даже когда дорогу переходишь.

– Ну разве тебе не повезло? – Рорк чмокнул ее в кончик носа. – Но сегодня утром – увы! – мне остается только мечтать. Ты хотела встать в шесть.

– А-а, да. Черт! Ладно. – Ева перевернулась на спину и приказала организму смириться с тем, что уже утро. – А ты не мог бы изобрести что-нибудь такое, чтобы вливать кофе прямо внутрь по желанию?

– Я этим займусь не откладывая.

Ева вылезла из постели и, спотыкаясь, потащилась к автоповару.

– Я спущусь в бассейн, сделаю несколько кругов. Это поможет мне взбодриться. Ну и размяться заодно.

– Отличная мысль. Я, пожалуй, последую твоему примеру. Ну-ка поделись кофейком.

Ева недовольно поморщилась. Мог бы и сам сварить себе чертов кофе. Но она передала ему кружку и проворчала:

– Никакого водного поло.

– Если это эвфемизм, означающий секс в бассейне, можешь не беспокоиться. Я хочу только поплавать. – Рорк вернул ей кружку.

Они вместе спустились на лифте. Рорк был задумчив, у Евы слипались глаза.

Помещение бассейна представляло собой оранжерею. Голубая вода поблескивала среди пышных тропических растений. Теплый и влажный воздух был напоен ароматом экзотических цветов. Ева не отказалась бы от двадцатиминутного заплыва и еще одной кружки кофе. А потом позволила бы себе отмокнуть в горячей ванне-джакузи.

И, черт побери, раз уж он здесь и она здесь, можно было бы устроить один блиц-матч по водному поло.

Но сейчас было не время себя баловать. Ева прыгнула в воду, вынырнула и поплыла вольным стилем, мощно загребая воду. Прохладная вода в сочетании с простыми, ритмичными, повторяющимися движениями смыла с нее усталость. Через десять минут она уже была в форме и почувствовала себя проснувшейся. Конечно, ей хотелось хоть пару минут понежиться в теплых струях гидромассажа, но она сознавала, что эта приятная процедура могла бы вновь ее усыпить. Ева натянула на себя халат.

– Поедешь со мной в управление или будешь работать здесь? – спросила она у Рорка.

Рорк обдумал вопрос, отжимая намокшие волосы.

– Пожалуй, я поработаю на незарегистрированном. По крайней мере какое-то время. Если что-то найду, сразу позвоню тебе или просто приеду.

– Идет. – Ева прошла к лифту вместе с ним. – Есть подвижки?

– Кое-какие, но на четыре утра ничего особо значимого.

– Это на тот момент, когда мы закончили?

– Нет, немного позже. Дорогая Ева, ты слишком мало отдыхала. – Рорк коснулся ее щеки. – Ты такая бледная.

– Я в порядке.

– А ты нашла что-нибудь полезное?

– Пока не знаю.

Ева рассказала ему о гипотезе Соммерсета, пока они одевались.

– Значит, ты думаешь, что наш убийца мог работать в одном из медицинских центров во время Городских войн. В том или ином качестве.

– Я об этом думала. Кое-что проверила, – добавила Ева, застегивая кобуру. – Деталей немного, но кое-что я раскопала. Другие организации тоже пользовались этим методом. В том числе и здесь, в Нью-Йорке.

– Где он это начал.

– Да, я тоже так думаю, – кивнула Ева. – Почему-то для него это важно. Здесь он начал, сюда вернулся. Потом он вышел в большой мир, но теперь опять обосновался в этих местах.

– Дело не только в месте. Здесь ты, Фини, Моррис, Уитни, Мира. Все вы работали над этим делом. И не только вы, были и другие.

– Да, я тоже об этом подумала. Обычно, если убийца возвращается на прежнее место и повторяет серию, тут есть особый подтекст. Он как бы посмеивается над полицией, показывает нам нос. Посылает нам сигналы, оставляет сбивающие с толку улики. Хочет почувствовать свое превосходство. Мол, вы меня не поймаете. Тут ничего подобного нет. Но я об этом думаю. – Ева выпила последний жизнеутверждающий глоток кофе. – Мне пора двигаться, а то опоздаю на брифинг.

– Погоди, я должен тебе передать, что Брайан ждет тебя с распростертыми объятьями, когда ты покончишь со мной.

– Кто? Брайан? Брайан из Ирландии?

– Он самый. Я ему позвонил, попросил поискать истязателей. У него есть связи, – пояснил Рорк. – Он умеет раскапывать информацию.

– Гм. – Еве пришло в голову, что она вышла замуж за человека с кучей весьма странных знакомств. Но иногда эти знакомства оказывались полезными. – Ладно. Увидимся позже.

Рорк подошел к ней, снова провел рукой по ее волосам.

– Береги моего копа.

– Это входит в мои планы. – Ева поцеловала его в губы и отступила на шаг. – Я с тобой свяжусь.

Во время инструктажа Ева попросила каждого из членов группы сделать устный отчет о достижениях или отсутствии таковых. Она внимательно выслушала предложения по различным версиям – новым и старым – и аргументы «за» и «против».

– Если Городские войны – это версия, если мы берем за основу, что этот подонок был медиком или в любом случае научился своим подлым приемчикам в те еще годы, значит, – заметил Бакстер, – ему сейчас уже под восемьдесят, если не за восемьдесят. То есть он на полвека старше убитых женщин. Из него песок сыплется. И как старый хрен мог такое провернуть?

– Приблудный Пес упускает из виду тот факт, что в наши дни многие парни, вышедшие из среднего возраста, сохраняют прекрасную форму, – вставил Дженкинсон. – Сейчас восемьдесят – это все равно, что шестьдесят раньше.

– Больной Ублюдок кое в чем прав, – признал Бакстер. – Ему, конечно, виднее: он сам уже на грани и скрипит при ходьбе. И все же я утверждаю, что требуется немало сил и гибкости, чтобы снять тридцатилетнюю женщину – тем более что он предпочитает высоких и сильных, – на улице, взвалить на плечо и унести.

– Во время Городских войн он мог быть ребенком. Подростком. – Трухарт смущенно откашлялся, словно извиняясь за то, что подал голос без спроса. – Я не говорю, что восемьдесят – это слишком много, но…

– А сам-то ты уже бреешься, Несмышленыш? – усмехнулся Дженкинсон.

– Хотя у офицера Несмышленыша действительно меньше растительности на подбородке, чем у Больного Ублюдка в ушах, во время Городских войн по улицам шлялось немало подростков. Это были сироты. Они были травмированы, многие избиты до полусмерти. Во всяком случае, так мне говорили, – добавил Бакстер, широко улыбнувшись Дженкинсону. – Это же было еще до меня.

Ева терпимо относилась к подначкам, которыми копы обменивались между собой. Она позволила им поизгаляться еще несколько минут. Но когда все собранные данные были доложены, идеи высказаны, а стресс снят, она раздала всем задания на день и объявила отбой.

– Пибоди, найди бывшего приятеля Сарифины Йорк. Надо с ним потолковать. Я минут на десять украду Миру. Буду у себя в кабинете. Доктор?

– Столько разных путей, – заметила Мира по дороге в кабинет.

– Один из них приведет нас к нему, – сказала Ева, а про себя добавила: «Рано или поздно».

– Его последовательность – это и достоинство, и недостаток, – продолжала Мира. – Это поможет вам найти его. В какой-то момент негибкость его погубит.

– Негибкость?

– Неспособность отклониться от однажды выбранной модели поведения, – подтвердила Мира. – Неспособность, неумение, нежелание. Он придерживается одной и той же схемы, и это поможет вам предугадать его действия.

– Я предугадала, что он возьмет номер два с запасом времени. Это никак не поможет Джулии Росси.

Мира покачала головой.

– Это не имеет отношения к существу дела. Вы ничем не могли помочь Джулии Росси, поскольку она уже была захвачена прежде, чем вы узнали, что он опять в деле.

– А речь идет о деле? – спросила Ева. Она первая вошла в свой кабинет и жестом пригласила Миру занять стул для посетителей, а сама присела на край стола. – Для него это дело? Бизнес?

– У него деловой подход, деловой распорядок. Или ритуал, как я уже говорила. Он гордится своей работой, потому и выставляет ее напоказ. Демонстрирует. Но только финальный результат, когда работа закончена.

– Когда с ними покончено, он выставляет их напоказ. Как предметы коллекции. Как свою собственность. Вот почему он выкладывает их на белой простыне. Вот почему надевает им кольцо на палец. Это я понимаю. Во время Городских войн – если уж следовать по этому пути – тела складывали, сваливали кучами в зависимости от имевшихся площадей. И накрывали. Простынями, холстом, брезентом, пластиком – что было под рукой. Одежду, обувь, личные вещи обычно забирали. Прожаривали и отдавали другим людям. В военное время действовал принцип «чтоб ничего не пропадало». Поэтому он забирает их одежду и личные вещи, но потом производит иное действие: выкладывает их на простыне, а не накрывает простыней.

– Гордыня. Я думаю, в смерти они кажутся ему прекрасными. – Мира положила ногу на ногу. Сегодня на ней был бледно-желтый костюм, свежий, как дыхание весны. Свои чудные волосы она собрала на затылке в пучок. – Как я сказала на брифинге, выбор жертвы указывает на контакт с женщиной такого типа в прошлом. Для него она что-то символизирует. Мать, сестру, любовницу, безответную любовь.

– Безответную?

– Эта женщина была вне его власти. Он не мог заставить ее увидеть себя таким, как ему хотелось. Ни пока она была жива, ни в момент смерти. Зато теперь он добился своего. Вернее, добивается. Снова и снова.

– Но он их не насилует, никаких следов сексуальных притязаний ни в какой форме. Будь это любовница, разве он не увидел бы в этих женщинах сексуальный объект?

– Любовь, а не любовница. Женщины для него либо шлюхи, либо мадонны, поэтому он боится их и почитает.

– Наказывает и убивает шлюху, – подхватила Ева, – и создает мадонну. Мадонну он очищает и выставляет напоказ.

– Да, – подтвердила доктор Мира. – Его интересует их женственность, а не секс. Возможно, он импотент. По правде говоря, я уверена, что именно так и окажется, когда вы его поймаете. Но секс его не волнует. Как теперь говорят, секс его не «заводит». В противном случае, будучи импотентом, он уродовал бы гениталии или насиловал бы их посторонними предметами. Но такого не наблюдалось ни с одной из жертв. Возможно, он получает удовлетворение или даже сексуальное высвобождение при виде их боли, – добавила Мира. – Но все это второстепенно. Можно сказать, это побочный продукт. Его «заводит» боль, выносливость жертвы и результат. Смерть.

Ева оттолкнулась от стола, подошла к автоповару и машинально запрограммировала кофе для двоих.

– Вы сказали, что для него это бизнес, и я не стану с этим спорить. Но мне кажется, это что-то вроде науки. Регулярные научные эксперименты. Весьма виртуозные. Наука на грани искусства, я бы сказала.

– И я не стану с этим спорить, – в тон ей повторила Мира и взяла кофе. – Он сосредоточен и предан делу. Для него важен – я бы сказала, жизненно важен – контроль. Над собой и над этими женщинами. Он способен надолго отступать от активной деятельности, проживать длительные периоды покоя. Это говорит об огромном самообладании и силе воли. Но, я думаю, даже при такой железной воле он не способен поддерживать длительные личные отношения с кем бы то ни было. Даже с мужчинами, не говоря уж о женщинах. А вот деловые отношения? Да, до какой-то степени. У него должен быть доход. Он вкладывает деньги в своих жертв.

– Дорогие шампуни, простыни, серебряные кольца. Поездки по всему миру на поиски женщин. И в каждом из этих мест он снимает или покупает частные дома. Ему же надо где-то над ними работать. Ему требуется уединение.

– Да, – согласилась Мира. – Судя по дороговизне средств, которыми он пользуется, у него высокий уровень доходов. Да, омовение – это для него часть ритуала, но он мог бы пользоваться и более дешевыми, общедоступными средствами.

– Для него – все самое лучшее, – кивнула Ева. – Но это приводит меня к мысли, что он может быть конкурентом Рорка или работать в одной из его компаний в какой-то высокооплачиваемой должности.

– И то, и другое вполне логично. – Мира отпила кофе и улыбнулась: Ева не забыла, что она любит со сливками, но без сахара. – И он решил продемонстрировать эту связь. Точно так же, как он решил вернуться в Нью-Йорк и работать на этот раз здесь. Он сам сделал выбор, Ева. Но это означает, что у него был выбор. Было из чего выбирать. – Мира отставила чашку и взглянула на Еву озабоченно и строго. – Он выбрал вас. Все эти женщины в каком-то смысле принадлежат Рорку. Вы принадлежите ему абсолютно. Во всех смыслах.

Обдумывая эту идею, Ева нахмурилась.

– Вы думаете, он выбрал эту схему ради меня? Я ведь не была ведущим следователем в первом расследовании.

– Вы женщина, и вы принимали участие в первом расследовании. У вас темные волосы. В то время вы были слишком молоды и не отвечали его специфическим требованиям. Зато теперь – в самый раз.

– Вы считаете, что я мишень?

– Да, считаю.

– Ха! – Ева пила кофе, обдумывая эту возможность. Раз Мира высказала такое предположение, к нему следует относиться серьезно. – Он предпочитает длинные волосы.

– Но иногда делает исключения.

– Да, было пару раз. Но он неглуп. Раньше, по крайней мере, действовал очень умно. А вот это глупо. – Ева опять задумалась, перебирая в уме различные возможности, стараясь взглянуть на дело с другой стороны. – Было бы глупо пытаться похитить полицейского. Это куда сложнее, чем взять гражданское лицо.

– Зато, с его точки зрения, вы будете ценным трофеем. Чем труднее задача, тем почетнее приз. Если он что-то знает о вас, а я вас уверяю, ему известно многое, значит, понимает, что вы продержитесь долго. Очень долго.

– Меня трудно выследить. Во-первых, я обязательно замечу слежку. Во-вторых, у меня, в отличие от остальных, нет регулярного распорядка дня. Они пробивали карточку на входе и на выходе примерно в одно и то же время, посещали одни и те же места. А я – нет.

– Это еще больше усложняет его задачу. Он считает, что ему бросают вызов, и не может не откликнуться, – парировала Мира. – Тем почетнее для него победа. Вы считаете, что он ввел в уравнение Рорка, потому что Рорк – его конкурент. Очень может быть, что так оно и есть. Но то, что он делает, это не месть. Во всяком случае, не на сознательном уровне. Он все делает с одной конкретной целью. Я полагаю, что в данном случае конкретной целью являетесь вы.

– Что ж, это было бы удобно.

– Да, – вздохнула Мира, – я знала, что вы именно так на это отреагируете.

Ева, прищурившись, вновь задумалась.

– Если вы правы и если я сумею заставить его клюнуть… подтолкнуть его, чтобы он попытался выйти на меня, прежде чем возьмет другую… Чтобы сделал меня женщиной номер три… Мы могли бы его накрыть.

– Вам не удастся заставить его клюнуть, – возразила Мира, не сводя глаз с Евы, и взяла свой кофе. – Уверяю вас, у него все идет по заведенному распорядку. Единственной переменной в этом распорядке является период времени, который его жертвы выдерживают под пыткой. Он уже выбрал женщину номер три. И, если только он не решил на этот раз ограничиться тремя – а до сих пор он всегда брал по четыре, – женщиной номер три будете не вы.

– Значит, мы должны найти ее раньше. Давайте пока оставим вашу гипотезу между нами. Мне надо ее обдумать.

– Я очень хочу, чтобы вы ее обдумали, – сказала Мира, поднимаясь на ноги. – Как член команды и специалист по психологии, как человек, которому вы глубоко небезразличны, я хочу, чтобы вы обдумали мою гипотезу как можно более тщательно.

– Я постараюсь.

– Это тяжелое дело. Для вас, для Фини, для меня, для майора. Мы уже занимались им раньше, и упустили его. Если мы опять его упустим…

– Это не вариант, – перебила ее Ева. – Сделайте мне одолжение. Знаю, это нелегко, но просмотрите список Соммерсета. Женщины, работающие у Рорка. Просто проверьте, кто из них, как вам кажется, подходит ему по типу. Мы не можем пустить слежку за всеми этими женщинами, но если есть способ сократить этот список…

– Я немедленно этим займусь.

– Мне пора идти.

– Да. – Мира отдала Еве свою пустую чашку и ласково провела пальцами по ее руке. – Я прошу вас не просто подумать. Я прошу вас быть осторожной.

За Мирой еще не закрылась дверь, а на столе у Евы уже звонил телефон. Она взглянула на определитель и взяла трубку.

– Привет, Надин.

– Привет, Даллас. Что слышно о Росси?

– Ищем. Если ты поломала мне расписание, чтобы узнать новости…

– Вообще-то я поломала расписание себе, чтобы сообщить тебе новость. Одна из моих прилежных пчелок наткнулась на самородок. В Румынии.

Ева тут же вывела на экран компьютера все, что у нее было по следствию в Румынии.

– У меня еще нет полной информации. Все файлы по делу обещали прислать сегодня, но позже. Что у тебя?

– Тесса Болвак, румынская цыганка. У нее было свое шоу по телевизору. «Час с ясновидящей». На самом деле всего двадцать минут.

– Ты ломаешь расписание нам обеим ради ясновидящей цыганки?

– В Румынии она была знаменитостью. Ее уважали, с ней считались, она была известным экстрасенсом и регулярно консультировала полицию.

– Странные люди эти румыны.

– Не только румынская полиция консультируется у экстрасенсов, – напомнила Надин. – Ты тоже ими не брезговала. И это было не так давно.

– Это ты о Селине Санчес? И смотри, к чему это всех нас привело.

– Мы не будем сейчас это обсуждать, – продолжала Надин, – суть не в этом. Ясновидящая Тесса – и она сама, и ее продюсеры прекрасно понимали ценность столь громкого дела – провела специальный выпуск своей программы, посвященный этим убийствам и своей роли в расследовании. Она заявила, что твой парень – хозяин смерти и ее слуга.

– О господи!

– Это еще не все. Смерть призвала его и обеспечила работой. Белый человек, – Надин передвинулась, чтобы прочитать текст на экране своего компьютера, – с черной душой. Смерть живет в нем как в доме, и он живет в доме смерти. Музыка взмывает ввысь, пока течет кровь. Музыка играет для нее – божественной дивы, которая пела для него. Он их отыскивает – цветы для букета. И этот букет для нее. Для алтаря, воздвигнутого в ее честь.

– Надин, дай мне…

– Погоди, погоди. Белый человек, – продолжала Надин, – несущий древо жизни и живущий смертью. Эта программа Тессы имела оглушительный успех.

– Ну разве я не говорила, что румыны – странные люди?

– Погоди, тут есть еще кое-что странное. Через два дня после выхода программы в эфир ее тело – с перерезанным горлом – выловили из Дуная.

– Как же ясновидящая это пропустила?

– Ха-ха. Следствие решило, что это убийство с ограблением. Ее сумка и драгоценности так и не были найдены. Но я вот тут подумала: может, те, кто вел следствие, просто лишены моей иронии и твоего цинизма?

– Интересно, почему это ирония досталась тебе? – обиделась Ева. – У меня этой самой иронии – завались. Что ж, может быть, может быть… Она так занялась своим магическим кристаллом, что не заметила, как некий парень решил украсть у нее побрякушки. – «Слишком много совпадений, – подумала Ева. – Я на это не куплюсь». – А может, парень убил ее, потому что ее слова ему не понравились. Снаряд лег слишком близко.

– Да, мне это тоже в голову пришло, – согласилась Надин. – Это не его стиль, но…

– Скажем так: он не дал ей статуса своей избранной жертвы. Она его просто раздражала, вот он ее и убрал. У тебя есть запись ее программы?

– Есть.

– Перешли мне. Я еще раз свяжусь с Румынией, пусть перегонят мне материалы по ее делу. У тебя еще что-нибудь есть?

– Куча кричащих газетных заголовков. То же самое на экране. Мои прилежные пчелки прошерстят их, вдруг что-то выплывет?

– Дай мне знать.

Отключив связь, Ева записала: «Белый человек. Музыка. Древо жизни. Дом смерти».

Потом она отправилась на поиски Пибоди.

– По-моему, уже теплеет. – Пибоди съежилась, стараясь повернуться боком к пронизывающему до костей ледяному мартовскому ветру.

– А ты стоишь на той же стороне от экватора, что и я? – покосилась на нее Ева.

– Нет, серьезно, по-моему, сегодня на пару градусов теплее, чем вчера. А поскольку сейчас март, можно считать, что уже апрель. Так что, если подумать, лето уже близко.

– По-моему, ветер выдул из тебя все мозги. – Ева извлекла жетон и подставила его под луч сканера на двери дома, в котором жил Кэл Маршалл. – С учетом этого факта я, пожалуй, пересмотрю свое решение поручить допрос приятеля Сарифины Йорк тебе.

– Нет, почему же! Я могу это сделать. Да, ветрила ледяной. Я чувствую, как он проникает мне через роговицу прямо на сетчатку. Но до мозга он пока не добрался.

Когда их наконец впустили в здание, Пибоди стащила с головы шапку с наушниками.

– У меня волосы не примяты? Нельзя проводить допрос, если голова не в порядке.

– Волосы как волосы. Удовольствуйся этим.

– Волосы примяты, – пробормотала Пибоди и принялась ворошить их пальцами, взбивать, прихорашиваться, встряхивать головой.

Они вошли в лифт.

– Прекрати! Перестань вести себя как девчонка. Тьфу, смотреть противно. Вот был бы у меня напарник без сисек, не стал бы возиться со своими волосами.

– Бакстер обязательно поправил бы волосы перед допросом.

Это была неоспоримая истина, и Ева лишь нахмурилась в ответ.

– Бакстер не в счет.

– А ты вспомни Миники. Он…

– Если ты не заткнешься сию же минуту, я тебя свяжу и обрею наголо. И тебе никогда больше не придется страдать из-за примятых шапкой волос.

Ева вышла из лифта и направилась к двери с номером квартиры Кэла Маршалла.

– А допрос буду вести я? – спросила Пибоди благонравным голоском.

Бросив на нее уничтожающий взгляд, Ева позвонила в дверь. Когда дверь открылась, она слегка отодвинулась в сторону, пропуская Пибоди вперед.

– Мистер Маршалл? Я детектив Пибоди. Мы с вами говорили по телефону. Это моя напарница, лейтенант Даллас. Разрешите нам войти?

– Да, конечно. Входите.

Светловолосый, загорелый, спортивный, с голубыми глазами, холодными, как вода горного озера. Впрочем, сейчас глаза казались несколько запавшими, потухшими, и заговорил он таким же потухшим голосом:

– Это из-за Сари? Вы пришли поговорить о Сари?

– Почему бы нам не присесть?

– Что? Да-да, давайте сядем.

Через открытую дверь Ева заметила кровать – застеленную – и брошенный на нее большой рюкзак. К стене был прислонен сноуборд. В гостиной висела на спинке стула теплая лыжная куртка с все еще прикрепленным к ней пропуском на фуникулер.

Перед темно-синим гелевым диваном стоял черный литой стол, а на нем – несколько пустых бутылок из-под пива.

«Вошел, – подумала Ева, – бросил свои манатки, проверил голосовую почту. Узнал, что ее больше нет. Сидел тут и пил всю ночь».

– Я только что узнал. Вернулся домой и узнал… – Он потер глаза. – Э-э-э… Вейл… он узнал от Зилы. Она работает вместе с Сари в клубе. Она сказала Вейлу… а он сказал мне.

– Для вас это, наверно, было шоком, – сочувственно заметила Пибоди. – Вы впервые услышали о ее смерти в тот момент? У вас не было с собой сотового телефона? Не смотрели новости по телевизору?

– Телефон я отключил, телевизор не смотрел. Хотел только покататься на сноуборде. Мы с Вейлом специально поехали в Колорадо. На доске покататься и ни с кем не общаться. Скверная шутка, – добавил он. – Прилетели обратно вчера вечером. Вейл – он живет ближе к аэропорту – первым добрался до дому. Зила оставила ему сообщение. Зила с ним поговорила. А он позвонил. Я приехал домой, а он…

– У вас с Сарифиной был роман?

– Мы… мы с ней расстались пару недель назад. – Он потер лицо обеими руками. – Пару недель назад. Мы расстались.

– Почему вы расстались?

– Вечно она была занята. Вечно она… – Он замолчал и поднял взгляд на Пибоди. – Мне хотелось большего, понимаете? Я хотел, чтобы она была ближе, чтобы проявляла интерес к тому, что я делаю. И не задним числом, а в тот момент, когда я это делаю. У нас ничего не получалось. Не получалось так, как я хотел. Вот я и сказал, что мне надоело. Что между нами все кончено.

– Вы поссорились?

– Да, крупно поговорили. Обменялись резкостями. Она сказала, что я инфантильный эгоист, а я сказал: «Сама такая». Что-то в этом роде. Черт, черт, черт! Она же мертва! Вейл сказал… Мы катались на доске, и я рассказывал о ней Вейлу. Гадости о ней говорил. А она была мертва. – Кэл стукнул себя кулаком в грудь. – Думаете, я сделал ей больно? Черт, я ведь и хотел сделать ей больно. – Вот здесь, – он опять стукнул себя кулаком по груди, – в глубине души я хотел сделать ей больно. Я хотел, чтобы ей было погано, потому что я ее бросил, понимаете? Я хотел, чтобы она тосковала, чтобы ей было одиноко, а я тем временем найду себе кого-нибудь получше. Да не кого-нибудь, найду себе кучу других баб, умеющих весело проводить время. О боже! – Он уронил голову на руки. – О мой бог!

– Нет, вы не сделали ей больно, мистер Маршалл. Мы так не думаем. До того, как вы расстались, она оставалась здесь с вами?

– Все реже и реже. У нас все шло наперекосяк. Мы почти перестали встречаться. Пару раз в неделю, не больше.

– Она когда-нибудь жаловалась, что ее кто-то достает? Кто-нибудь мешал ей? Приставал?

– Мы в последнее время почти не разговаривали, – ответил он тихо, упорно глядя вниз, на свои руки. – Нет, я помню. В смысле, она ничего такого не говорила. Ей нравились эти старики, что приходили в клуб. Туда не только старики приходили, но ей особенно нравились старики. Гладкие, говорила она. Обточенные временем. Выдержанные, как старый виски. Некоторые за ней приударяли, и ей это нравилось. Она прямо кайф ловила. Меня это не смущало. Мне казалось, это смешно.

– Кто-нибудь в особенности?

– Не знаю. Я так особо не прислушивался. Меня вся эта ретро-мура не колышет. Со скуки помереть можно, понимаете? Но она выглядела здорово, это я вам точно говорю. Ну, когда одевалась на работу. Черт, до чего же классно она выглядела!

– Из такого колодца много не выкачаешь, – заметила Пибоди, пока они спускались на лифте.

– Нет, не скажи. Ей нравились старики, она нравилась старикам. Высока вероятность, что убийца – старик.

– И что?

– Держу пари, он за ней приударял. Бывал в этом клубе. Вступил с ней в контакт за неделю или за две до похищения. Для него это такое волнующее приключение – поговорить с ней, может, даже потанцевать… С намеченной жертвой. Отличный способ узнать ее поближе, почувствовать ее жизненный ритм.

– Да, пожалуй. – Пибоди с шипением втянула в себя воздух, когда они вышли на улицу. – И если так, то потом, когда она снова его увидела – на улице или где там он ее сцапал, – она не испугалась. Это же знакомый, свой. Мистер Гладкий из клуба «Звездный свет».

– А если он вступил в дружеский контакт с Сарифиной Йорк, не исключено, что он вступил в дружеский контакт и с Джулией Росси.

– Фитнес-центр, – догадалась Пибоди.

– Можно с этого начать.

Он умел сливаться с окружающей средой. Он знал, как сделаться незаметным. Глаза скользили по нему, не задерживаясь. Этим своим даром он пользовался вовсю в каждом проекте на этапе исследования.

Он воспользовался этим даром сейчас, пока следил за ней – за Евой Даллас, – выходившей из какого-то жилого здания. Широкий шаг. Свободный, целеустремленный. Сильный.

Он восхищался сильными женщинами – сильными телом и духом. Она была сильной. Прародительница Ева. Всеобщая матерь. Она была очень сильной, подумал он. Но он верил, что эта Ева – эта последняя Ева – будет сильнее всех, кто был раньше.

«Твой час еще не настал, – думал он, провожая ее взглядом, любуясь ее сильной походкой. – Еще не время для этой Евы. Но когда придет твой час…»

Он был убежден, что она станет его лучшей работой. Шедевром. С ней он выйдет на новый уровень совершенства. Покорит последнюю вершину.

Ну а пока есть еще одна, требующая его внимания.

Надо поспешить домой. Она его ждет.

Менеджер «Культуры тела» был азиатом шестифутового роста с телом, как будто отлитым из стали. Его звали Пи. Одет он был в черное трико, его лицо обрамляла аккуратная острая бородка.

– Как я уже говорил другим копам, это был обычный рабочий день. Джулия провела свои классы, позанималась с клиентами. Я дал им список клиентов. Вам нужен…

– Нет-нет, список у нас уже есть. Спасибо за сотрудничество.

Пи опустился на стул в своем кабинете – стеклянном кубе, откуда он мог обозревать все зоны на своем этаже фитнес-центра. За стеклянными стенами кабинета люди отжимались, бегали трусцой, качались на тренажерах, потели, пыхтели…

– Мы с ней приятели, понимаете? Не могу примириться с мыслью, что с ней что-то случилось. Но я вам точно говорю, она может о себе позаботиться. Она сильная.

– Кто-нибудь за последние недели просил, чтобы их обслужила именно она? – спросила Ева.

– Да, я тем, другим, парням уже говорил. Клиенты всегда ее хвалили. Устная реклама. Джулия хорошо работает, добивается отличных результатов, но при этом не терроризирует клиентов.

– У нее были пожилые клиенты? Скажем, за шестьдесят?

– Да, конечно. Фитнес-клубы работают не только для молодежи. У нее есть пожилые клиенты, они приходят в зал. Она ведет класс по тайчи[7] два раза в неделю и класс по йоге через день специально для группы клиентов, которым за шестьдесят. Дважды в неделю у нее есть даже класс для столетних.

– Были какие-нибудь новые клиенты за последние несколько недель?

– Как я уже говорил тем парням, члены клуба не обязаны фиксировать свой приход на занятия. Они могут просто прийти и выбрать любой класс по своему вкусу.

– А как насчет тех, кто вступил в клуб, скажем, за последние тридцать дней? Мужчина, допустим, за пятьдесят.

– Это я могу для вас узнать. Но не обязательно регистрироваться в нашем отделении. Любой член любого из наших клубов – а они разбросаны по всему миру – может просто прийти без всякой регистрации. Достаточно предъявить клубную карточку.

– А вы фиксируете, кто предъявил карточку? У вас есть записи? Как члены клуба пользуются вашими залами, как часто они приходят, кто и какие суммы платит тренеру?

– Да, конечно. Такие данные поступают прямо в головной офис. Но я могу…

– Ничего, я сама их добуду, – сказала Ева. – Без проблем. Она давала частные уроки?

– Это против правил, – начал он.

– Нас не волнуют правила, Пи, – перебила его Ева. – Никто ее не накажет, если она подрабатывала. Мы хотим лишь ее отыскать.

– Ну ладно. Да, похоже, она подрабатывала на стороне. – Он с шумом выдохнул воздух, надувая щеки. – Если кто-то готов заплатить кучу бабок, чтобы вы пришли к нему домой позаниматься часок пару раз в неделю, отказаться трудно. Мы с ней приятели, но я управляющий. Она знает, что я знаю, и все такое, но мы это не обсуждаем.

– Ну а как вам кажется? Раз уж вы с ней приятели, как, по-вашему, не появился ли у нее в недавнем прошлом новый клиент?

Опять он надул щеки в шумном выдохе.

– Она меня пригласила на матч «Никербокеров».[8] Лучшие места – прямо за судейской трибуной. Мы с ней идем на следующей неделе. В мой день рождения. О черт! – Пи провел руками по своей бритой голове, словно приглаживая несуществующие волосы. – Честно говоря, ей это не по карману. Я так и сказал, а она засмеялась, пошутила, что выиграла крупный куш. Я решил, что она получила гонорар на стороне. А может, и не один.

– Когда она купила билеты?

– Пару недель назад. Слушайте, вы должны ее найти, хорошо? Вы просто обязаны ее найти.

8

Выйдя на улицу, Ева двинулась по маршруту, которым Джулия Росси обычно добиралась до метро. Она родилась в Нью-Йорке, напомнила себе Ева. А это означало, что она шла энергичным шагом, погруженная в собственные мысли, хотя и была настороже, как и все ньюйоркцы.

Может, она любила любоваться витринами? Может, останавливалась, изучала выставленные товары, может, даже входила в магазин. Но…

– Бакстер и Трухарт проверили магазины и супермаркеты по пути следования, – повернулась она к Пибоди. – Никто не помнит, чтобы она заходила в тот день. Кое-кто из продавцов узнал ее по фотографии. Она бывала там раньше. Но не в день исчезновения.

– Она не дошла до метро.

– Не дошла. А может, она и не собиралась в метро. – Ева повернулась кругом и отступила к стене здания. Людские потоки текли мимо. – У нее появились лишние деньги. Купила пару дорогих билетов. Она взяла работу на стороне. Может, клиент живет поблизости от фитнес-центра. А может, и по-другому: он дал ей денег на такси или прислал за ней машину.

Обдумывая эту возможность, Ева добавила к картине замечание Бакстера о разнице в возрасте, а также тот факт, что Джулия Росси была тренером по гимнастике, то есть находилась в превосходной физической форме.

– Может, она попалась в западню. Просто влетела в его паутину.

– То есть он ее не похищал. Он просто открыл дверь.

– Ловко, – признала Ева. – Да, это было бы очень ловко. Свяжись с Ньюкирком. Я хочу, чтобы он вместе с другими патрульными прочесал этот район. Во всех направлениях, в радиусе пяти кварталов. – Ева направилась к машине. – Я хочу, чтобы ее фотографию показали каждому продавцу, официанту, бродяге, спящему на тротуаре, каждому швейцару и уборщику. – Позвони Макнабу, – добавила она, забираясь в машину. – Пусть разошлет ее фотографию всем таксопаркам и конторам по прокату автомобилей с шофером. Автобусным компаниям, депо воздушных трамваев. Главное – никого не пропустить. Да, и еще Департамент городского транспорта. Диски наблюдения за другими станциями метро. Она не воспользовалась своим проездным, но не исключено, что она все-таки поехала в тот вечер на метро.

Пибоди уже передавала ее распоряжение Ньюкирку.

– Она поехала к нему, – сказала Ева, вливаясь в поток уличного движения. – Я в этом уверена. Она поехала прямо к нему.

Повинуясь порыву, Ева позвонила Зиле по домашнему телефону.

– Да? – Зила, явно только что проснувшись, подавила зевок. – Лейтенант? Что…

– Сарифина когда-нибудь давала частные уроки?

– Частные уроки? Простите, я что-то туго соображаю.

– Уроки танцев. Она когда-нибудь давала частные уроки танцев?

– Да, конечно. Время от времени. Люди хотят разучить па для разных торжественных случаев. Ну, например, свадьбы, религиозные праздники, семейные торжества. И прочее в том же роде.

– В клубе или в доме клиента?

– Обычно в клубе. По утрам, когда мы закрыты.

– Обычно, – настойчиво продолжала расспрос Ева, – но бывали и исключения?

– Дайте подумать. – Зила двинулась куда-то, не прерывая разговора, и до Евы донесся характерный мелодичный гудочек автоповара. – Я работала вчера ночью почти до трех утра, а потом приняла снотворное. Плохо сплю с тех самых пор… Мне надо прояснить мысли.

– Зила, – в голосе Евы прорвалось нетерпение. – Мне необходимо знать, посещала ли Сарифина клиентов на дому.

– Да, такое бывало, особенно когда речь шла о пожилых клиентах. Или о детях. Родители хотят, чтобы их дети умели танцевать. Или пожилая пара хочет хорошо выглядеть на какой-нибудь торжественной встрече или в круизе. И все-таки обычно мы даем такие уроки прямо в клубе.

– У нее появились новые частные клиенты за последние несколько недель?

– Дайте сообразить. – Зила залпом проглотила кофе, решила Ева. – Возможно. С ней было легко, понимаете? Она была контактна. Любила помогать людям. Мы с ней о таких вещах почти не разговаривали. Если уроки шли через клуб, я хочу сказать, если занятия проходили здесь, она это фиксировала. Клуб получает процент с гонорара, а у Сари была прямо-таки мания насчет точности в расчетах. В этом она была очень пунктуальна.

– А если урок проходит на дому у клиента, клуб получает процент с гонорара?

– Ну, это так называемая «серая зона». Как я уже говорила, Сари любила помогать людям. Она могла выехать на дом к клиенту, уделить ему час-другой, сделать скидку, не внося сведения в учетный журнал. Она делала это в свое свободное время, до или после работы, или в свой выходной. Невелика беда.

«Невелика беда?» – спросила себя Ева, отключая связь.

– Мы думали, он хватает их на улице. Нет, они сами шли к нему. По крайней мере, эти две. Могу биться об заклад, они сами к нему пришли. Как они туда попали?

– Фото Йорк было разослано вчера. Правда, сейчас конец недели, – добавила Пибоди. – Если она взяла такси, шофер мог не обратить внимания, а может, еще не видел новости по телевизору.

– Нет-нет. Мы, конечно, проверим, но это была бы нечистая работа, а он любит работать чисто. Разве он может так рисковать? Оставлять запись, возможного свидетеля? Чтобы шофер такси высадил ее прямо у его дверей? Нет, не вписывается.

– То же самое относится к частному транспорту.

– Нет, если он сам предоставляет этот транспорт. Лично. Повторяю, мы все равно проверим. Проверим все перевозки. Кто «голосовал», кто кого подвез в районе, где женщин видели в последний раз.

«Сколько напрасно потраченного времени», – с горечью подумала Ева. Но это все необходимо было сделать.

– Он на такой риск не пойдет. Он их заманивает к себе, вот что он делает. Милый, безобидный старичок, вежливый, воспитанный старый джентльмен хочет научиться танцевать танго. Хочет держать себя в форме. За частные услуги хорошо платит. Щедро. Даже транспорт предоставляет.

– Никто не видел их на улице, потому что с улицы они сразу исчезают. – Пибоди кивнула: теория ей понравилась. – Они уходят с работы, садятся в поджидающую машину. Никто не обратит на это внимания. Но…

– Но?

– Откуда ему знать, что они никому не рассказали о выгодном предложении? Я хочу сказать, все эти женщины – отнюдь не дуры. Он же не может быть уверен, что они не рассказали подруге или кому-то на работе о выгодном предложении со стороны. Я буду там-то у такого-то.

Ева остановила машину возле дома, в котором жила Джулия Росси. Она молча размышляла, сидя в машине и постукивая пальцами по рулю.

– Верно подмечено. Мы знаем, что они никому ничего не сказали. А может, сказали, но никто такой информацией не поделился. Как он обеспечил молчание? Надо будет прокачать вероятность. – Ева вышла из машины и вытащила мастер-ключ, чтобы открыть дверь. – Сначала он даст им вымышленное имя и адрес. Такой трюк не так уж трудно провернуть, если деньги есть и знаешь, как за это взяться. Теперь, если они не дуры, если их что-то беспокоит или смущает, они это проверят, чтобы убедиться, что все в порядке. А для нас это значит, что появилась новая порция работы для электронного отдела.

Они вошли в вестибюль трехэтажного жилого дома без лифта. Квартира Джулии Росси была на первом этаже.

– Не забывай психологический портрет. «Умный, зрелый, сдержанный». – Опять Ева пустила в ход мастер-ключ, чтобы декодировать электронную печать, наложенную на дверь Бакстером. – Мы знаем, что он путешествует, поэтому ищем человека общительного и, держу пари, обаятельного. Он знаком со своими жертвами.

Войдя в квартиру, Ева остановилась на пороге и оглядела тесную гостиную. Большой настенный экран, отметила она, маленькая кушетка, пара кресел, столик с декоративными безделушками. Брошенные носки и обувь – в основном спортивного типа. Электронику уже забрали.

– Знает, что им нравится, – продолжала Ева, – что им импонирует. Он это использует. Знакомится с ними, приходит в их клубы, заводит беседу. И в то же время держится в тени, старается не привлекать к себе внимания. Сливается с окружающей средой. Мистер Гладкий. Мистер Полированный. Мистер Славный Парень. Мистер Безобидный.

Подойдя к окну, Ева внимательно оглядела улицу, соседние дома.

– Втирается к ним в доверие. Может, рассказывает о своей жене или дочке. Закладывает им в голову определенные картинки, самые безобидные, самые обыденные. Конечно, это требует времени, но ему нравится действовать не спеша. Потом предлагает частные уроки… а может, незаметно подводит их к тому, чтобы они сами это предложили. Вот тут-то они и попались. – Ева повернулась и прошла в такую же маленькую и тесную спальню. – У нее есть защитные экраны, но старые и дешевые. При хорошем оборудовании можно наблюдать за ней прямо на месте. Все можно узнать: когда она встает, сколько времени ей требуется на сборы, когда она уходит на работу, каким маршрутом следует. Могу пари держать, он все это записывает. У него серьезный подход, вот в чем все дело. Интересно, скольких он выбрал, отследил, а потом забраковал? Сколько женщин до сих пор живы, потому что они не вписались в точно сконструированный им образ?

– Жуть берет.

– Да уж. – Сунув руки в карманы, Ева покачалась на каблуках. – Может, он всегда так работал. Во всяком случае, он уже работал так раньше. Предварительный личный контакт, манипулирование объектом, заманивание к себе в дом. Мы проверим старые дела под углом этой версии.

– Даллас? Что мы ищем? Я хочу сказать, здесь, в ее квартире?

– Ее. Джулию Росси. Он знает о ней больше, чем мы. Давай посмотрим, что нам удастся найти.

На теорию Евы работало скорее то, чего они не нашли. Хотя в жилой комнате было тесно и царил кавардак, Джулия Росси держала в идеальном порядке свои диски с музыкой и записями упражнений.

– Два пустых гнезда на полке дисков с упражнениями, три – на полке дисков с музыкой. У нее все расставлено по алфавиту, по-моему, не хватает упражнений для сердечников и основ йоги. Проверим, что Бакстер изъял из ее шкафчика в клубе.

– У нее много инвентаря. Ручные гантели, гири для лодыжек и запястий, маты, степперы, беговая дорожка. – Пибоди осматривала стенной шкаф, который Росси приспособила для хранения спортивного инвентаря. – Думаю, кое-чего не хватает. Самые легкие и самые тяжелые гири для лодыжек, самый легкий и самый тугой эспандеры.

– Легкий для него, тугой для нее. Итак, она взяла простейший инвентарь, музыку, демонстрационные диски. Ты когда-нибудь работала с физиотерапевтом?

– Нет. – Пибоди сжала ягодичные мышцы в надежде, что этот способ сможет уменьшить площадь ее зада. – А ты?

– Тоже нет, но, бьюсь об заклад, хороший физиотерапевт намечает для клиента индивидуальную программу: что-нибудь специально приспособленное для его тела, возраста, веса, целей программы и так далее. Если она готовила программу здесь, на своем компе, наши электронщики это найдут. Пошли.

Рорк вошел в конференц-зал, превращенный в штаб-квартиру опергруппы. В помещении стоял гул голосов – людских и электронных. Копы висели на телефонах, бормотали в микрофоны-петельки, отдавали команды компьютерам. Копы сидели, ходили, нетерпеливо перетаптывались на месте.

Вот только его копа нигде не было видно.

Рорк подошел к Макнабу, одетому в серебристые джинсы и трикотажную фуфайку неистово оранжевого цвета.

– Лейтенант здесь?

– На выезде. Но уже едет сюда. Какую-то новую версию разрабатывает. Хотите?

– Хочу, – ответил Рорк, не задумываясь.

Постукивая носками серебристых башмаков на воздушной подошве, Макнаб повернулся во вращающемся кресле.

– Только что разослал фотки Йорк и Росси по всем компаниям городского и частного транспорта. Даллас думает, что наш парень обеспечил им транспорт.

– А они просто запрыгивают в машину?

– Вот именно. Нужна жидкость. На ходу поговорим.

Макнаб изложил Рорку новости, пока они шли к автомату. После глубокого раздумья он выбрал апельсиновую шипучку – возможно, под цвет своей фуфайки.

– Домашний урок или консультация, – задумчиво проговорил Рорк. – Любопытно! И никакого риска, связанного с публичным похищением. Но и тут есть свои риски и проблемы.

– Это точно. А вдруг они передумают, не приедут… Вдруг вздумают захватить с собой подружку? Возможностей куча. – Макнаб отпил из банки с шипучкой. – Но лейтенант хочет, чтоб мы это прокачали. Мы качаем. Она сказала, если вы заглянете, дать вам список ваших сотрудниц, чтоб вы его проверили с учетом этой версии. Женщины, подходящие под параметры, которые могли бы согласиться на частную работу.

– Ладно, сейчас займусь.

– Возможностей куча, – повторил Макнаб. – С учетом того, сколько у вас разных интересов. По недвижимости подвижки есть?

– Ничего примечательного.

– Бывает, работу нужно подбросить. Понимаете? Подбросить вверх, чтобы фишка легла по-новому. А то бьешься-бьешься над ней, все равно это просто данные. Может, мне над этим попотеть, пока вы список осваиваете?

– Свежий глаз! Да, это отличная мысль.

– Ну, значит, договорились. Глядите, вот и наши дамы. Только глянешь на них, и сразу – ух!

Макнаб произнес это «ух» с несомненным сексуальным подтекстом, ухмыльнулся, глядя на Пибоди и Еву, сошедших с эскалатора в другом конце длинного коридора, и тут же бросил виноватый взгляд на Рорка.

– Я хочу сказать, у меня «ух» на мою, а у вас на вашу. Вы только не подумайте, будто я зарюсь на лейтенанта. Будь у меня «ух» на лейтенанта, она пнула бы меня в задницу, а потом вы растоптали бы то, что к тому времени еще осталось бы от меня, в кровавую пыль. А Пибоди, что осталось бы, каблуком растерла бы, а потом подожгла. Про «ух» это я просто так сказал.

– Знаю я, что ты сказал. – Удивительным образом Макнабу всегда удавалось его развеселить. – И я совершенно согласен со всем, что ты сказал, включая кровавую пыль. С нашими женщинами не поспоришь. Они неотразимы. Лейтенант, – приветствовал Рорк Еву, когда она поравнялась с ним.

– Как это мило, что у вас двоих появился перерыв на шипучку.

– Лейтенант, я ввел Рорка в курс дела и передал ваш приказ.

– А мне показалось, что ты дул шипучку и глазел на нас.

– Гм… Это второстепенные факторы, никак не влияющие на основную работу. Фото убитых разосланы, лейтенант, и я выделил особую линию для ответов по этой рассылке. Если будет поступать информация по этим запросам, я подумал, не стоит сливать ее в общий котел. Там и так много чего варится.

– Хорошо. Это правильная мысль. А теперь я хочу, чтоб ты передал другим то, чем сейчас занимаешься, и занялся электроникой Росси. Ее компом. Я ищу персональные фитнес-программы. Найди мне что-нибудь такое, что подходит нашему убийце.

– Есть.

– Фини?

– В челночном режиме, – ответил Макнаб. – Проверяет, кто над чем работает, всех подбадривает. Приходит на подмогу. Проверял медицинское оборудование, когда я вышел купить… когда я вышел, чтобы ввести Рорка в курс дела.

– Передай Фини, что надо послать кого-то в «Культуру тела»: Росси часто пользовалась их компьютером. С менеджером мы уже побеседовали, он готов оказать любую помощь. Пусть комп перевезут сюда и проверят по полной.

– Есть.

– Рорк, со мной.

Рорк двинулся вперед в ногу с ней.

– Потрясающе.

– Это ты о чем?

– О тебе. Я сказал, что ты неотразима, но с таким же успехом можно назвать тебя потрясающей. Это очень сексуально.

– Не смей говорить «сексуально» на работе.

– Сама только что сказала.

Ну ладно, пришлось признать, что он сумел ее рассмешить. И это явно было сделано умышленно. И ей действительно удалось сбросить часть напряжения, от которого ломило затылок.

– Остряк-самоучка.

Ева вошла в «загон» и остановилась, когда один из детективов окликнул ее по имени.

– Есть трупешник в ночлежке на авеню Д, – сообщил он. – Лицензированная компаньонка… – он кивком указал на проститутку в забрызганном кровью платье, сидевшую за свободным столом. – Утверждает, что парень хотел устроить вечеринку, и она устроила ему эту вечеринку. Но он отказался платить и навесил ей пару тумаков, когда она выразила ему свое неудовольствие. Вытащила перо. Она утверждает, что он сам напоролся на нож. Шесть раз подряд.

– Надо же, какой неловкий.

– Точно. Дело в том, лейтенант, что она сама позвонила и вызвала копов. Не пыталась сбежать и держится за свою историю. Говорит, что парень хохотал как безумный всякий раз, как нож входил в него. Есть пара свидетелей. Говорят, видели и слышали, как эти двое сговаривались. Потом слышали, как он орет в ее комнате наверху. Как видите, фингал у нее полноценный. Так и наливается.

– Да, я вижу. Судимости есть?

– Пару раз по мелочи. Ничего серьезного. Лицензию получила три года назад.

– А погибший?

– Досье длиной в мою руку. Оскорбление действием, нападение с оружием, запрещенные вещества – употребление и распространение. Отсидел за вооруженное ограбление с насилием – избил до полусмерти продавщицу круглосуточного магазинчика. Только что вышел. Накачан «Зевсом».

Ева изучающе смотрела на проститутку. Вид у нее был скорее раздосадованный, чем испуганный. А на лице наливались всеми цветами радуги синяки.

– Парень, накачанный «Зевсом», запросто может напороться на нож несколько раз. Дождись токсикологии по трупу, еще раз ее допроси, проверь, будет ли она настаивать на своей истории, потом отведи в камеру.

– Парень был обдолбанный вусмерть. Любой адвокат, даже самый зеленый, отмажет ее по самозащите. Правда, на пере ее можно было бы подцепить. Холодное оружие.

– А смысл?

– Вот и я так подумал, – кивнул детектив. – Хотел с вами сперва прокачать.

– А она просила адвоката или представителя?

– Пока нет. Злится она, вот что. – Он кивком указал на проститутку. – Знает, что лицензия автоматом будет приостановлена на тридцать дней. Стало быть, осталась она без платы за услуги, и еще месяц ей не работать. Плюс получила кулаком в торец, и платье испорчено. Новое платье, если верить ее словам.

– Поганая штука – жизнь. Получи токсикологию, закрой это дело. Если что-то будет не так, свяжись с наркоотделом по трупу, – добавила Ева. – Может, кто-то там что-нибудь о нем знает.

Она вошла в кабинет и закрыла дверь.

– Ее освободят, – заметил Рорк.

– Скорее всего. Она умно поступила. Не побежала, сама к нам пришла. Глупо было якшаться с парнем, накачанным «Зевсом», если, конечно, так и было. А раз она уже три года этим промышляет, должна была знать, что он накачан.

– Девушке же надо на что-то жить, – возразил Рорк.

– Где-то я уже это слышала. С незарегистрированного что-то есть?

– Ничего существенного на данный момент. Я оставил Соммерсета проводить поиски и перекресты. Он знает, что искать. Знает, как это находить.

Брови Евы сошлись на переносице.

– Мне что, придется его благодарить?

– Я сам об этом позабочусь.

– Вот и хорошо. – Ева стянула с плеч пальто и тут же подошла к автоповару. Ей хотелось кофе. – Макнаб действительно ввел тебя в курс дела?

– Чистая правда. Я пройдусь по списку сотрудниц, выловлю тех, кто может согласиться на домашний урок или консультацию. Думаешь, именно так он и действовал с самого начала?

– Не знаю. Трудно сказать. – Ева потерла глаза, потом яростно вцепилась себе в волосы, словно хотела выдернуть их из головы вместе с мыслями. – Но было больше двадцати женщин. Неужели ни одна из них никому не сказала, куда отправляется? Вымышленное имя – да, я понимаю, но если они заранее знали адрес, если назначили встречу, насколько это вероятно, что ни одна из них ни с кем не поделилась, не оставила никаких записей?

– Вероятность мала. Да, я понимаю. Но… Их могло быть больше двадцати. И об этом ты тоже подумала, как я вижу, – добавил Рорк, внимательно глядя на нее. – Он их выбрал, обо всем договорился, и если он почувствовал или узнал, что они кому-то рассказали, он мог просто доиграть спектакль до конца. Пройти этот урок танцев на дому.

– Да, я думаю, мог. И никто бы ничего не заподозрил. А потом заманить их снова или похитить. Поэтому мы вернемся к его предыдущим делам, узнаем, не давал ли кто-нибудь из этих женщин урок на дому за неделю или две до своего исчезновения. Он работает чисто, – продолжала Ева, – всегда проверяет, не наследил ли где. И в то же время он одержим. Я могу себе представить, как он откладывает похищение или переключается на другой объект. Если так, значит, мы это пропустили.

Рорк допил кофе. Кабинет вдруг показался ему до ужаса тесным. Жидкий, желтоватый, как моча, свет едва пробивался сквозь узкое окошко. Комната была не больше обувной коробки.

– Тебе когда-нибудь приходило в голову попросить кабинет побольше?

– Это еще зачем?

– Немного свободного пространства не помешало бы. А то дышать нечем.

– Я дышу нормально. Послушай, Рорк, ты не можешь принимать это на свой счет.

– А как, по-твоему, я должен этого избежать? – возмутился он. – Я – его трамплин, разве нет? Одна женщина мертва, потому что она работала на меня. Другую подвергают истязаниям прямо сейчас. Джулию Росси уже не спасти. Слишком поздно.

– Пока не станет слишком поздно, еще не слишком поздно. – Но Ева понимала, что он ждет честного ответа, и она обязана дать ему честный ответ. А он обязан его принять. – Невелика вероятность, что мы найдем ее вовремя. Не скажу, что это невозможно, но на данном этапе пока не исключено.

– А следующая? Он ведь уже наметил следующую. Номер третий.

– На данный момент он ее выследил, выбрал, собрал информацию по ней. Но тут у нас больше времени. Не надо считать его непогрешимым. Он тоже делает ошибки. К тому же он один, а нас много. Я бросила на это дело самых лучших. На этот раз мы его возьмем. – Взгляд Евы вдруг лишился всякого выражения. Теперь это был бесстрастный взгляд полицейского. – На этот раз все кончится. Но для меня ты бесполезен, если не можешь отставить в сторону эмоции.

– Не могу. Но я могу их использовать. Могу и буду делать все, что нужно.

– Ладно.

– Включая мое право время от времени злиться до чертиков, – добавил Рорк.

– Прекрасно. Только заруби себе на носу: ответственность лежит на нем. Полностью, тотально, абсолютно. Ты за его действия не отвечаешь, это его вина. Если даже мать в детстве использовала его как боксерскую грушу, все равно вина лежит на нем. Он сделал выбор. Даже если его папа, дядя, тетя или кузина из Толидо, штат Огайо, пинали его задницу регулярно каждый вторник, все равно он сам виноват. Мы с тобой оба это понимаем. Мы оба знаем, что такое выбор. Мы оба знаем, что когда мы отнимаем жизнь, при любых обстоятельствах, несмотря на любые оправдания, все равно это наш выбор. Он может быть правильным или неправильным, но это наш выбор.

Рорк подумал и отставил в сторону недопитую чашку кофе. Встретился с ней взглядом.

– Я люблю тебя. По множеству причин.

– Может, позже ты приведешь мне некоторые из них.

– Я приведу тебе одну прямо сейчас. Это твоя нравственная сердцевина. Чистая и несокрушимая. – Рорк положил руки ей на плечи и притянул ее к себе. Нежно поцеловал. – Ну и потом, есть еще секс. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов.

– Я так и знала, что ты ввернешь секс.

– Всегда. При любой возможности. Ну что ж… – Рорк отступил на шаг. – Кое-что я могу сделать прямо сейчас. А именно: заказать ужин для всей команды. Не начинай, – продолжал он, грозно вскинув палец. – Даже рта не открывай.

– А я думала, тебе нравится мой рот. Слушай, я не хочу, чтобы ты…

– Я как раз думал, что неплохо бы заказать пиццу.

Ее глаза прищурились, она шумно вздохнула.

– Это удар ниже пояса, приятель.

– Мне известны все ваши слабости, лейтенант. Это будет пицца со сладким перцем.

– Только пусть это не входит у тебя в привычку. Их только начни кормить, они с тебя с живого не слезут.

– Я думаю, твои люди справятся с парой кусков пиццы. Я обо всем позабочусь, а потом займусь списком сотрудниц.

Когда он ушел, Ева закрыла за ним дверь. Она решила поработать в тишине, чтобы никто не мешал. Ей хотелось спокойно подумать, прежде чем возвращаться в конференц-зал, где все шумят, где ее будут поминутно дергать.

Она вызвала на экран данные по делу девятилетней давности.

Этих женщин она знала. Знала их имена, лица, знала, откуда они родом, где жили, работали или учились.

Все очень разные, но примерно одинаковой внешности. А теперь Ева решила искать еще одну точку пересечения.

Мечтавшая стать актрисой Коринна работала официанткой и брала уроки танца, вокала, театрального мастерства, когда могла себе это позволить. У этого истязателя была куча способов ее заманить. Приезжайте по такому-то адресу для прослушивания на роль. Какая начинающая актриса не клюнет на такую приманку? Или: приезжайте по такому-то адресу в такой-то день, поможете обслужить частную вечеринку. А почему нет? Ей не помешали бы лишние деньги. Возможностей море.

Ева проверила остальные имена в списке. Секретарша, аспирантка, работающая над диссертацией по международным отношениям, продавщица магазина сувениров.

Следуя по цепочке, она начала делать звонки, беседовать с людьми, которых допрашивала девять лет назад.

Раздался стук в дверь, и Пибоди просунула голову в щель. В руке у нее был наполовину съеденный кусок пиццы.

– Пиццу принесли. Набросились, как стая волков. Поторопись, если хочешь урвать кусочек.

– Минуту.

Пибоди откусила еще кусок.

– Что-то есть?

– Может быть. Может быть. – Черт, запах пиццы был таким соблазнительным. – Я сейчас приду, устрою брифинг. Распорядись, чтобы те, кто на выезде, включили рации. Хочу всех проинформировать в один прием.

– Есть.

– Выведи на экран убитых по первому делу. Со всеми данными.

Ева собрала свои заметки и диски, позвонила Мире.

– Вы мне нужны в зале.

– Десять минут.

– Пять, – сказала Ева и отключилась.

Войдя в зал, Ева заметила, что две коробки из-под пиццы уже пусты, а в третьей почти ничего не осталось. Она положила на стол свои записи, подошла и схватила кусок.

– Дженкинсон, Пауэлл, Ньюкирк и Харрис на линии, – доложила Пибоди. – Все остальные здесь.

– Сейчас Мира придет. Я хочу, чтоб она тоже послушала.

Не успела Ева откусить пиццы, как к ней подошел Фини.

– У тебя что-то есть. Я же вижу.

– Сама еще не знаю. Все только предположительно. Может быть, связь. Может быть, метод. Все расскажу, как только Мира придет. – Ева оглянулась и ловко поймала брошенную ей Рорком банку пепси. – Есть подвижки?

– Есть пятьдесят шесть наиболее возможных кандидаток с учетом рода занятий в рабочее и нерабочее время. И это еще не конец.

– Ладно. Пибоди, включи экран и загрузи диск. Тот, что я с собой принесла. – Ева кивнула вошедшей Мире, отпила из банки и водрузила на голову наушники с микрофоном-петелькой.

– Всем слушать. Требую полного внимания. Если вы не можете жевать пиццу и думать одновременно…

– А вы там едите пиццу? – прозвучал у нее в ушах жалобный голос Дженкинсона.

– Мы работаем над новой версией, – ответила Ева.

9

– Одна из официанток, работавших вместе с Коринной Дагби, вспомнила, точнее, ей кажется, что она вроде бы вспомнила, как Коринна упомянула о роли, которая ей будто бы светит. В каком-то театре далеко от Бродвея. Может, она говорила еще кому-то из родственников, друзей, студентов на своем факультете, но они ничего такого не помнят.

Мелисса Конгресс, вторая жертва по первому делу, работала секретарем. В последний раз ее видели, когда она покидала клуб в нижнем Уэст-Сайде. Была сильно под газом. Вполне вероятно, что в данном случае речь идет о похищении. Просто подвернулся удачный момент. Тем не менее установлено, что она постоянно выражала недовольство своим положением и зарплатой, слишком продолжительным рабочим днем. Нельзя исключать возможность того, что ее пригласили на собеседование, предложили более престижную работу. Если так, можно предположить, что она знала своего похитителя в лицо и узнала его.

Эниз Уотерс, – продолжала Ева. – Аспирантка из Колумбийского университета. Свободно говорила на мандаринском диалекте китайского и на русском. Работала над диссертацией по политологии. Иногда подрабатывала репетиторством, обычно в студенческом городке. В последний раз ее видели, когда она покидала главную университетскую библиотеку. Свидетели заявляли, что она отказалась от приглашения выпить в компании: сказала, что у нее есть работа. Она всегда была серьезной и ответственной и все решили, что ей надо позаниматься дома. Насколько все они помнят, в тот раз она не упомянула о репетиторской работе на стороне. Взяла в библиотеке лингафонный курс на дисках, эти диски так и не были найдены. У нее действительно был назначен урок в студенческом кампусе на следующий день. Предположительно она взяла диски для этой цели.

И последняя, Джоли Вайц. В последний раз ее видели, когда она покидала магазин «Артефакт», место своей работы, примерно в семнадцать часов. В свободное время она занималась керамикой, продала несколько предметов по консигнации в магазине «Артефакт». По утверждению хозяйки магазина, Джоли упомянула, что ей нужно зайти куда-то по важному делу перед свиданием с новым приятелем. Приятель был проверен, подозрения с него сняты. Так как убитая оплатила платье в одном модном магазине и должна была его забрать, было высказано предположение, что это и было ее «важным делом». До магазина она так и не дошла, а может, и не собиралась.

Ева выждала минуту. Ей хотелось, чтобы все усвоили ее слова.

– Новая версия. В некий момент времени наш убийца вступал в контакт с жертвами. Йорк давала уроки танцев. Росси подрабатывает тренером за пределами клуба. Логично предположить, что большинство этих женщин получили приглашение поработать частным образом и сами добровольно отправились к своему убийце. Я начала изучать другие дела за пределами Нью-Йорка. Полагаю, эта версия распространяется и на них. Тут у нас есть помощница повара, фотограф, медсестра, декоратор, бухгалтер, внештатная корреспондентка, две женщины-физиотерапевта, две художницы, продавщица из питомника растений, хозяйка цветочного магазинчика, библиотекарь, консультант-косметолог, гостиничная горничная. Еще учительница музыки, врач-травник, сотрудница фирмы по поставке продуктов питания.

Не установлено никакой связи между этими женщинами, за исключением самого поверхностного внешнего сходства. Но давайте включим эту возможность. Возможность поруководить кухней на частной вечеринке, устроить фотосессию, стать частной сиделкой, написать статью. И так далее.

– А почему никто не знал об их частной работе? – спросил Бакстер.

– Хороший вопрос. Часть из них – это, скорее всего, похищения, как мы и думали. Возможно также, что, приглашая их в дом, он уделяет время предварительной беседе с целью определить, говорили они с кем-нибудь или нет. В некоторых случаях халтура на стороне запрещена официальным работодателем. Например, если коп подрабатывает охранником, вышибалой, телохранителем, он никому не станет об этом рассказывать. Доктор Мира? Есть идеи?

– Возможно, это еще одна форма власти и наслаждения. Он приглашает своих жертв к себе. Они приходят к нему добровольно. Для него это лишнее доказательство превосходства над ними. Возможно, это действительно часть созданного им ритуала. Отсутствие следов насилия на телах – я имею в виду тот факт, что он не бил их кулаками, не душил руками, не пытался изнасиловать, – указывает на полное отсутствие интереса или склонности к физическим, телесным контактам. Истязания осуществляются при помощи инвентаря, инструментов. Способ заманивания, о котором вы рассказали, идеально вписывается в его психологический портрет.

– Мне это нравится, – признался Бакстер. – По-моему, это разумно. Если ему под или за шестьдесят, он при похищении скорее воспользуется хитростью и обманом, а не силой.

– Согласна, – кивнула Ева. – Если это подтвердится, значит, он понимает, что они сильнее его физически. Все эти женщины были в отличной физической форме. Некоторые из них – просто спортсменки. Он выслеживает сильных молодых женщин. Мы полагаем, что сам он немолод, возможно, не слишком крепок физически.

– Возможно, именно отсюда его потребность подавлять, унижать и контролировать их, – кивнула Мира. – Да, заманивая их к себе в дом, он устанавливает свое интеллектуальное превосходство над ними, после чего осуществляет физическое доминирование, и это продолжается до самого момента смерти. Он не просто овладевает ими, он меняет самую их суть, делает их другими, не такими, какими они были раньше. Таким образом он делает их своей собственностью.

– О чем нам это говорит? – Ева окинула взглядом зал. – Мы узнали о нем нечто новое, чего не знали раньше.

– Он трус, – подала голос Пибоди, и Ева ощутила вспышку гордости за свою напарницу.

– Совершенно верно. Он не вступает в борьбу со своими жертвами один на один, как мы раньше думали, не рискует публичным столкновением – даже с применением наркотика. Он использует ложь и обман, денежную приманку, сулит продвижение по службе или личную выгоду. Ему приходится тщательно их изучать, пускать в ход то, что сработает наиболее эффективно. Возможно, он гораздо дольше наблюдает и выслеживает каждую жертву, чем нам раньше казалось. И чем больше времени он на это тратит, тем больше шанс, что где-то как-то он успел «засветиться», что кто-то видел его с одной из жертв. А может, и не с одной.

– Мы это выясняли. По нулям, – вставил Бакстер.

– Мы к этому вернемся, проведем повторные опросы. Спрашивать будем о мужчинах, с которыми убитые проводили время на работе, о мужчинах, посещавших их классы или хотя бы выражавших такое намерение. Месяц назад, два месяца назад. После похищения он эти заведения больше не посещал. Он с ними покончил и переключился на другой объект. Мы ищем того, кто бывал в этих клубах, а потом перестал их посещать. Для Йорк возьмем последнюю неделю, для Росси – последние три дня.

Макнаб, покопайся в компах Росси. Найди мне новых ее клиентов со стороны. Рорк, с тебя имена, адреса, место работы каждой из твоего списка, кто подходит по типу. Фини, продолжай разрабатывать версию с Городскими войнами. Идентификация трупов, замечания, комментарии, имена официально зарегистрированных медиков или волонтеров. Мне нужны снимки, жуткие истории, военные рассказы, передовицы, любой обрывок, какой сможешь нарыть. Бакстер, ты с Трухартом возьмешь на себя улицу. Дженкинсон, ты с Пауэллом идешь в клубы. Попробуйте найти кого-то, кто может вспомнить. Пибоди, все записывай.

– Есть, лейтенант.

Ева двинулась к дверям, и к ней присоединился Фини.

– Надо поговорить, – бросил он.

– Да, конечно. У тебя что-то есть?

– У тебя в кабинете.

Ева на ходу пожала плечами.

– Я как раз туда и иду. Хочу проверить дела, с первого по последнее, начну обзванивать опрошенных. Нам хватило бы одной подвижки, одной, пусть хоть самой маленькой, трещинки, и мы расколем дело. Нутром чую.

Фини молчал. Они прошли через «загон» в ее кабинет.

– Кофе хочешь? – спросила Ева и нахмурилась, увидев, что он закрывает дверь. – Проблемы?

– Почему ты не пришла с этим ко мне?

– С чем с этим?

– С этой новой версией.

– Ну, я… – Совершенно озадаченная, Ева покачала головой. – Я только что это сделала.

– Черта с два. Только что ты выступила как ведущий следователь, как руководитель группы. Ты провела брифинг и раздала задания. Ты не прокачала это со мной. Это мое дело, ты не забыла? Ты использовала мое дело.

– Это только что выяснилось. Бывший дружок Йорк кое-что сказал и навел меня на мысль. Я начала ее разрабатывать и…

– Ты начала ее разрабатывать, – перебил Фини, – разбирая мое дело. Я его вел. Я был ведущим. Я за все отвечал. Я делал ходы.

У Евы все внутри сжалось от этих слов, и она набрала полную грудь воздуха, чтобы успокоиться.

– Ну да. Точно так же я собираюсь разбирать другие дела, те, что были вне Нью-Йорка. Все они – часть целого, и если есть подвижка…

– Которой я не увидел? – Усталые глаза Фини в эту минуту неистово горели и смотрели на нее в упор. – Ход, которого я не сделал, пока копились все эти трупы?

– О господи, нет, конечно. Фини, никто так не говорит и не думает. Мне просто повезло. Ты же сам меня учил: когда берешь след, нельзя его упускать. Вот я и стараюсь его не упустить.

– Вот именно. – Он медленно опустил голову. – Слава богу, ты хоть не забыла, кто тебя учил. Кто сделал из тебя копа, и на том спасибо.

У Евы пересохло в горле.

– Да, я не забыла. Я была с тобой с самого начала, Фини. С тех самых пор, как ты вытащил меня из формы патрульного. И я работала с тобой над этим делом. Я была там вместе с тобой, и мы не закрыли дело.

– Ты могла бы проявить уважение и хотя бы обговорить это со мной, прежде чем разбирать мою работу по частям. А вместо этого ты вылила мне на голову ушат помоев и спихиваешь на меня какой-то дурацкий поиск по Городским войнам. Я жил и дышал этим делом, днем и ночью.

– Я это знаю. Я…

– Ты не знаешь, сколько раз я вынимал его и изучал за эти девять лет, сколько раз проживал его заново, – яростно перебил ее Фини. – А теперь ты считаешь, что тебе повезло, ты взяла след и можешь копаться в моей работе, даже не посоветовавшись со мной.

– Я этого вовсе не хотела и даже не думала. Расследование для меня важнее всего…

– Как и для меня, разрази меня гром.

– Правда? – Бешенство, кипевшее у нее в груди, выплеснулось наружу. – Вот и отлично. Потому что я веду следствие наилучшим доступным способом: как можно скорее. Чем скорее мы раскроем дело, тем выше шансы Росси, а сейчас ее шансы уцелеть равны большому круглому нулю. Речь идет не о твоей работе, а о ее жизни.

– Не говори мне о ее жизни. – Фини в бешенстве разрубил воздух ладонью и угрожающе наставил палец на Еву. – Не говори мне о Йорк, о Дагби, о Конгресс, Уотерс или Вайц. Думаешь, только ты одна помнишь их имена наизусть? Думаешь, только ты одна несешь на себе это бремя? – В его голосе прозвучала неизбывная горечь. – И не вздумайте читать мне лекции о том, как лучше вести следствие и что для вас важнее, лейтенант.

– Ладно. Вы высказали свою точку зрения и свои чувства по этому поводу, капитан. А теперь говорю как ведущий следователь по делу: осади назад. Тебе надо передохнуть.

– Черта с два.

– Возьми час в комнате отдыха или пойди домой и придави, пока не стряхнешь с себя все это.

– Или что? Снимешь меня со следствия?

– Не доводи меня до этого, – проговорила Ева тихо и грозно. – Не доводи до этого нас обоих.

– Ты довела нас до этого. Подумай-ка лучше об этом. – Фини вышел и хлопнул дверью с такой силой, что стекла задрожали.

Ева со свистом выпустила воздух сквозь зубы. Она схватилась за край стола и без сил рухнула на стул. Ноги у нее были как желе, в желудке бушевала буря.

Им уже и раньше доводилось ссориться. Невозможно работать бок о бок с человеком, тем более в таких ужасных обстоятельствах, в каких им приходилось работать, и не поссориться ни разу. Но на этот раз слова были такими злобными, такими страшными, что ей показалось, будто с нее содрали кожу.

Ей хотелось пить. Воды. Галлона два, не меньше, чтобы смыть жжение в горле. Но она боялась, что не удержится на ногах, если встанет.

Поэтому она сидела, пока не отдышалась, пока не утихла дрожь в руках. Нарастающая боль расползалась от затылка к темени. Но Ева вызвала следующий файл на экране, начала набирать следующий телефонный номер.

Два часа Ева вела допросы по телефону, используя при необходимости переводчиков. Она почувствовала, что ей нужен воздух, и с трудом сумела открыть окно. Стоя у окна, вдыхая мартовский холод, она подумала: «Еще пару часов. Осталось поработать всего пару часов, закончить с опросами, прокрутить вероятности и можно будет писать отчет. Когда систематизируешь данные, версии, заявления, показания, слухи, толки, когда излагаешь все это ясным, четким языком фактов, начинаешь лучше видеть, слышать, ощущать».

И этому тоже ее научил Фини.

Черт бы его побрал!

Когда засигналила рация, Еве не хотелось отвечать. Велик был соблазн просто проигнорировать. Пусть себе гудит, пока она стоит и вдыхает холодный воздух.

Но она все-таки вытащила рацию.

– Даллас.

– Кажется, у меня что-то есть. – Волнение в голосе Макнаба прорвалось сквозь туман у нее в голове.

– Иду.

Войдя в конференц-зал, Ева чуть ли не физически ощутила заряд энергии. И в то же время заметила, что Фини нет на месте.

– На ее домашнем компе, – начал Макнаб.

– Тебе просто повезло, Блондинчик, – заметила Каллендар. – В руки свалилось.

– Извлечено благодаря моим исключительным способностям, Морковка.

Они ухмыльнулись друг другу. Весь этот обмен репликами свидетельствовал о командной работе и гордости ее результатами.

– Отставить, – приказала Ева. – Что там у тебя?

– Я вывел на стенной экран. Нашел под рубрикой «Навар». Я копался в документах типа «Ход занятия», «Физиотерапия» и так далее. В общем, искал в самых очевидных местах. Не сразу сообразил, что навар – это левые деньги. Сперва подумал, что это рецепт какой-нибудь…

– Частные клиенты.

– Точно. Она же не могла так и записать, верно? Вот и придумала «навар». Клиенты у нее есть. Работает с ними, пока им самим не надоест, да еще и повторные уроки проводит для закрепления материала. Перед началом занятий составляет индивидуальную программу для каждого. Программ этих там тонны. Но эта… – Макнаб постучал пальцем по экрану компьютера. – Она написала программу шестнадцать дней назад и с тех пор редактировала, вносила новые данные тут и там. Работала над ней до того самого вечера, когда ее похитили. Сделала копию на диск, но диск среди ее файлов не обнаружен.

– Она взяла его с собой, – заключила Ева, изучая данные на стенном экране. – У нее была встреча с клиентом, и она взяла программу занятий с собой. Клиент по имени Тед.

– Похоже, так он ей представился. У нее все частные клиенты числятся под именами без фамилий, и для каждого она разрабатывала индивидуальную программу.

– Рост, вес, тип тела, возраст, измерения. – Ева сама ощутила приступ головокружения. – История болезни, по крайней мере в том виде, в каком он ее изложил. Программа правильного питания. Все как положено. Мальчики и девочки, – громко объявила Ева, – к нам поступило первое описание внешности. Рост разыскиваемого преступника – пять футов шесть с четвертью дюймов при весе в сто шестьдесят три фунта. Жирноват ты, сукин сын. Возраст – семьдесят один год. Склонен к полноте, судя по размерам.

Она не сводила глаз с экрана.

– Пибоди, свяжись со всеми офицерами на выезде, передай описание. Макнаб, пройдись по компам из «Культуры тела» и найди нам Теда. Каллендар, проведи поиск по электронике. Йорк, поищи это имя, любые инструкции для человека с таким типом фигуры и возрастом.

Теперь Ева повернулась к ним лицом.

– Рорк, дай мне все, что у тебя есть. Мы с тобой начнем обзванивать женщин из списка. Надо узнать, приглашал ли их кто-нибудь посетить его на дому. Патрульным заняться поисками мужчины, подходящего под описание. Бакстер, Трухарт, возвращайтесь в клуб, в фитнес-центр. Попробуйте расшевелить чью-нибудь память. Мне нужна рабочая станция с блоком связи. Его нору мы нашли. Давайте выкурим из нее ублюдка.

Он со вздохом отступил от рабочего стола.

– Ты меня глубоко разочаровала, Джулия. А я так на тебя надеялся…

Он рассчитывал, что мощный хор из «Аиды» поможет ей очнуться и взбодриться хоть немного, но ничего не вышло. Она лежала как кукла, с открытыми глазами, уставившись в одну точку.

Нет, она не умерла. Ее сердце все еще билось, гоняя кровь по жилам, ее легкие работали – вдыхали и выдыхали воздух. Но она была в состоянии кататонии. Это было, пришлось ему признать, пока он мыл и стерилизовал свои инструменты, довольно любопытно. Сколько бы он ни резал, ни жег, ни давил, ни бил, ему не удавалось добиться от нее никакой реакции.

Да, это была проблема. Какое уж тут партнерство, если партнерша практически отсутствует и в представлении участвовать не желает?

– Мы позже попробуем еще раз, – утешил он ее. – Мне больно видеть такой провал с твоей стороны. Физически ты в прекрасной форме – одна из моих лучших партнерш, но, судя по всему, тебе не хватает психической и эмоциональной выносливости. – Он бросил взгляд на часы. – Всего двадцать шесть часов. Да, это, безусловно, шаг назад. Не думаю, что ты побьешь рекорд Сарифины.

Он сложил инструменты, вернулся к столу, на котором лежала его партнерша. Свежие раны кровоточили, все тело было пятнистым от кровоподтеков и пересекающихся порезов.

– Оставлю тебе музыку. Посмотрим, может, она пробьется, наконец, в твою упрямую головку. – Он постучал пальцем по ее виску. – Поживем – увидим, дорогая. А теперь я должен спешить, в самом скором времени я ожидаю гостью. Только я не хочу, чтоб ты думала о ней как о замене тебе. Или даже как о твоей преемнице.

Он наклонился и поцеловал ее пока еще нетронутую и гладкую щеку с такой же нежностью, с какой отец мог бы поцеловать дочь.

– Ты пока отдохни, а потом мы попробуем еще раз.

Пора было – пора, пора, пора – подниматься наверх. Надо вымыться и переодеться. Потом он заварит чай и выложит на блюдо вкусное печенье. У него же гостья.

Гостья – это такая радость!

Он отпер дверь лаборатории и вновь запер ее за собой. У себя в кабинете он бросил взгляд на стенной экран и сокрушенно прищелкнул языком, увидев лежащую в коме Джулию. У него возникло опасение, что придется все закончить очень скоро.

Он сел за письменный стол, аккуратно поддернув брюки безупречного белоснежного костюма. Надо ввести в компьютер последние данные. Джулия просто не реагирует ни на какие стимулы, размышлял он, внося в файл ее жизненные показатели, пущенные в ход методы и музыкальные отрывки, использованные во время этого получасового сеанса. Он полагал, что применение сухого льда поможет вернуть ее к жизни. А если не сухой лед, тогда лазер, иглы, медикаментозные средства, которые ему удалось достать.

Что ж, пора смириться с очевидностью. Время Джулии истекает. Ничего не поделаешь. Заполнив страницу виртуального журнала, он пересек весь большой, выстроенный лабиринтом подвальный этаж, миновал более не используемую кладовую и старую рабочую зону, где когда-то совершенствовал свое искусство его дедушка.

«Семейные традиции, – повторил он себе, – это основа цивилизованного общества». Он прошел мимо лифта на лестницу. Джулия была права. Ему пойдет на пользу регулярная физическая нагрузка. В последний период покоя он позволил себе несколько расслабиться, признал он, похлопывая себя по пухлому животу. Вино, еда, тихая созерцательность, ну и лекарства, конечно. По окончании этого рабочего периода он поедет на курорт, к целебным источникам. Надо заняться своим физическим и душевным здоровьем. То, что доктор прописал.

Пожалуй, на этот раз можно совершить космическое путешествие. Он еще ни разу не бывал на спутниках. Пожалуй, это будет забавно и уж, безусловно, полезно для здоровья – провести время на курорте «Олимп», в космическом центре развлечений Рорка.

После того как он завершит свою нынешнюю миссию, это будет чем-то вроде вишенки на торте.

Ева Даллас, лейтенант полиции Нью-Йорка. Вот уж она-то точно его не разочарует, в этом он был уверен. Нет, он готов признать, что захватить ее будет не так-то просто. Он еще не все продумал. Но ничего, он найдет способ.

Он отпер стальную сейфовую дверь, ведущую в подвал, с помощью кода и ключа и шагнул в просторную, безупречно убранную кухню, после чего снова запер дверь. С этой стороны она выглядела, как обычная деревянная.

Он заранее решил посвятить лучшее время на следующий день изучению данных, собранных по его последней Еве. Она не была такой предсказуемой, как те, кого он обычно выбирал. Но именно поэтому она казалась совершенно особенной и такой желанной.

Он с нетерпением ждал новой встречи с ней после стольких лет.

Он прошел по прекрасному старому дому, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, все ли в порядке. Миновал парадную столовую, где всегда завтракал, обедал и ужинал, миновал библиотеку, где часто читал или просто слушал музыку. Он вошел в гостиную, самую любимую свою комнату. Тут у него был зажжен камин, красиво отделанный розовым мрамором, а в большой напольной хрустальной вазе стояли роскошные бело-розовые лилии.

В углу помещался концертный рояль, и он все еще видел, как Она сидит за клавиатурой, создавая и воссоздавая прекрасную музыку. Он до сих пор помнил, как Она пыталась научить его, к несчастью короткие, пальчики игре на фортепьяно.

Играть он так и не научился, и певческого голоса – такого, чтобы покорить вершины вокала, – у него не было. Но он глубоко и преданно любил музыку.

Двойные двери напротив гостиной были закрыты и заперты. Они оставались запертыми много лет. То, что за ними когда-то делалось, он делал теперь в другом месте.

Его дом – это его дом. И Ее дом, подумал он. Этот дом навсегда стал Ее домом.

Он поднялся по изящно изогнутой лестнице. Он до сих пор пользовался комнатой, в которой жил, когда был мальчиком. Не мог себя заставить использовать спальню, где когда-то спали его родители. А потом спала Она.

Он сохранил все в этой спальне. Содержал ее в безупречном состоянии. Такой же безупречной некогда была Она.

Проходя мимо, он взглянул на Ее портрет, написанный в ту пору, когда она светилась, буквально светилась молодостью и здоровьем. Она была в белом. Он считал, что Ей всегда следовало носить только белое. Белый – цвет невинности. О, если бы только Она осталась невинной!

Белое платье облегало Ее тело, это стройное и сильное тело, сверкающее ожерелье – символ жизни – обвивало Ее шею. Ее волосы, зачесанные наверх, напоминали корону. И в самом деле, впервые увидев Ее, он подумал, что Она принцесса.

Она улыбалась ему с портрета так нежно, так по-доброму, с такой любовью…

Смерть была его подарком Ей, подумал он. Смерть была подношением Ей через всех дочерей, которых он сложил к Ее ногам.

Он поцеловал серебряное кольцо, которое носил на пальце. Точно такое же кольцо было выписано на портрете. Символ их нераздельной связи.

Он снял костюм. Сложил пиджак, брюки, жилет, рубашку в корзину для стирки. Потом он принял душ. Он всегда принимал душ. Ванна, возможно, расслабляет и успокаивает, но все-таки ужасно негигиенично отмокать в собственной грязи.

Он энергично терся целым набором щеток – для тела, для ногтей, для ног, для волос. Щетки тоже подвергались санобработке и заменялись раз в месяц.

Он пользовался сушильной кабиной. Полотенца были, по его убеждению, такими же негигиеничными, как и вода в ванне.

Он почистил зубы, побрызгался дезодорантом, намазался кремами.

Прямо в халате он прошел обратно в спальню и начал рыться в гардеробе. Дюжина белых костюмов и рубашек висели в одной секции. Но он никогда не принимал гостей в рабочей одежде.

Он выбрал темно-серый костюм, светло-серую рубашку и жемчужно-серый галстук. Он оделся, причесал свои белоснежные волосы, а потом занялся аккуратной бородкой и усиками.

После этого он вновь надел ожерелье – Ее ожерелье, – которое снял перед тем, как принять душ.

Символическое дерево с множеством ветвей, сверкающих золотом. Древо жизни.

Довольный своей внешностью, он спустился на лифте в кухню и прошел через нее в гараж, где держал свой черный седан. И проделал приятное путешествие по городу под негромкую музыку Верди.

Припарковался он, как и было условлено, на маленькой, плохо охраняемой площадке в трех кварталах от магазина «Ваш праздник», где работала его потенциальная партнерша. Если она пунктуальна, значит, уже сейчас идет сюда и думает о том, какую уникальную возможность он ей предоставляет.

Она, наверно, торопится… На ней темно-синее пальто и разноцветный шарф.

Он оставил седан и двинулся к магазину. Впервые он увидел ее именно там, в кондитерском отделе, и был сразу же сражен ее изяществом, ее прекрасной внешностью, ее искусством.

После той первой встречи прошло два месяца. Скоро, очень скоро все потраченное им время, усилия, старания, вложенные в его выбор, принесут свои плоды.

Он заметил ее на расстоянии квартала и замедлил шаг. В руке он нес два небольших фирменных пакета из близлежащих магазинов, специально захваченных с собой. Любой, кто бросит на него взгляд, увидит всего лишь человека, вышедшего за покупками воскресным днем.

Но никто не заметил, никто не обратил на него внимания. Он улыбнулся, когда она увидела его, и приветливо помахал ей рукой.

– Мисс Гринфельд! Я надеялся успеть и подъехать к самому магазину. Сожалею, что вам пришлось так далеко идти одной по такому холоду.

– Ничего страшного. – Она движением головы откинула назад свои чудесные темно-каштановые волосы, достававшие почти до плеч. – Это так мило с вашей стороны предложить меня подвезти. Я могла бы взять такси или поехать на метро.

– Ни в коем случае. – Он не прикоснулся к ней, пока они шли к машине, он даже посторонился и отступил, когда какой-то пешеход, увлекшийся разговором по сотовому телефону, вклинился между ними. – Вы же жертвуете мне свое время в воскресный день. – Он указал на стоянку. – А кроме того, вы дали мне возможность кое-что купить.

Он распахнул перед ней дверцу машины. По его прикидкам, они провели вместе на улице не больше трех минут. Он сел за руль, завел двигатель и улыбнулся ей.

– От вас пахнет ванилью и корицей.

– Издержки профессии.

– Это чудесно.

– Я с нетерпением жду встречи с вашей внучкой.

– Ей тоже не терпится с вами познакомиться. Она так взволнована! Свадебные планы. – Он засмеялся и покачал головой. Такой добрый, снисходительный дедушка. – На уме ничего, кроме свадебных планов. Мы оба вам благодарны за то, что согласились с нами встретиться, да еще в нерабочее время. Моя дорогая внученька так капризна, так разборчива… Не признает никаких фирм по обслуживанию, никаких организаторов свадеб. Все сама. Никому не доверяет.

– Женщина, которая всегда знает, чего хочет.

– Совершенно верно. И, стоило мне увидеть вашу работу, я сразу понял, что она захочет с вами познакомиться, хотя вы и работаете в фирме, а она не желает даже внутрь войти. – Он засмеялся и сокрушенно покачал головой. – Вот уже больше года, с тех пор, как у нее были неприятности с вашим менеджером. Такой уж характер у моей девочки. И ее мама, упокой господь ее душу, была такая же. Неуступчивая и своевольная.

– Я знаю, наша Фрида иногда бывает вспыльчивой. Если бы она узнала, что я согласилась на предложение поработать на стороне, она бы психанула. Так что будет лучше для всех, если это останется между нами.

– Вы, безусловно, правы.

Когда он подъехал к дому, она на миг онемела от восхищения.

– Какой прекрасный дом! Это ваш? Я хочу сказать, вы владеете всем зданием?

– Совершенно верно. Дом принадлежит нашей семье на протяжении нескольких поколений. Я хотел, чтобы мы встретились здесь, чтобы вы могли составить представление о месте, об обстановке. Свадебные торжества состоятся именно здесь. – Он отключил двигатель, вылез из машины и провел ее в дом. – Позвольте пригласить вас в гостиную. Располагайтесь, будьте как дома.

– Это великолепно, мистер Гейнс.

– Благодарю вас. Прошу вас, зовите меня Эдвард. Надеюсь, вы разрешите мне звать вас Ариэль.

– Да, пожалуйста.

– Позвольте мне взять ваше пальто.

Он повесил пальто в стенной шкаф в холле. Разумеется, позже придется избавиться от пальто, шарфа, от всей ее одежды. Но ему нравилось разыгрывать этот спектакль.

Он вернулся в гостиную, опять сокрушенно вздохнул.

– Я вижу, моей внучки еще нет дома. Она вечно опаздывает. Я сейчас приготовлю нам чай. Будьте как дома.

– Спасибо.

В кухне он включил защитный экран, чтобы наблюдать за ней, пока готовил чай.

У него, разумеется, были домашние роботы, он регулярно менял у них жесткие диски памяти. Но большую часть работы предпочитал делать сам.

Он выбрал чай «Эрл Грей» и мейсенский фарфоровый сервиз своей бабушки. Заварил чай сам, как его учили: нагрел чайник, довел воду до кипения, тщательно отмерил порцию чая.

Пользуясь щипчиками, он положил в сахарницу несколько кусочков дорогого сахара, настоящего рафинада. Он знал, что она добавит сахар в чай. Он видел, как она бросала в чай отвратительный химический подсластитель. Этот сахар она примет за настоящее угощение, и ей даже в голову не придет, что каждый кусочек накачан транквилизатором. Она ничего не заметит, пока наркотик не попадет ей в кровь.

Он расстелил на подносе кружевную салфетку, поставил на него тарелку с тонкими глазированными печеньями, купленными специально к этому случаю. А рядом поместил узкую бледно-зеленую вазу с одним-единственным розовым бутоном.

Бесподобно.

Он отнес поднос с тремя чашками – для поддержания иллюзии опаздывающей внучки – в гостиную. Ариэль бродила по комнате, осматривая его сокровища.

– Какая прекрасная комната! Вы здесь будете проводить свадьбу?

– Здесь. Это моя любимая комната. Такая гостеприимная. – Он поставил поднос на столик между двумя креслами с подголовниками, повернутыми к камину. – Давайте выпьем чаю, пока невеста не пришла. О, она обожает такое печенье! Я подумал, что было бы прекрасно, если бы вы могли испечь такое же для приема.

– Я уверена, что мне это удастся. – Ариэль села, повернув кресло к нему лицом. – Я принесла диск. Там есть торты, которые я испекла сама, и те, что я помогала готовить.

– Превосходно. – Он с улыбкой протянул ей сахарницу. – Один кусок или два?

– Говорят, жить надо, рискуя. Два.

– Бесподобно.

Он откинулся на спинку кресла, жеманно грызя печеньице, пока она рассказывала о планах и идеях. Пока ее глаза не начали закрываться сами собой, а язык заплетаться.

Он аккуратно отряхнул крошки с пальцев, когда она попыталась, оттолкнувшись обеими руками, подняться с кресла.

– Что-то не так, – сумела проговорить она. – Со мной что-то не так.

– Нет. – Он отпил из своей чашки, когда она обмякла и потеряла сознание. – Все именно так, как и должно быть.

10

Чтобы иметь возможность работать и не сойти с ума, Рорк возвел вокруг себя стену молчания. Он спрятался за этой стеной, отсеивая звонки, щелканье клавиш, голоса и электронные шумы.

Он взял на себя фамилии от А до М, а Еве оставил вторую половину алфавита. Неужели на него работает столько шатенок на букву А? Аронсон, Абботт, Аберкромби, Абрамс и так далее вплоть до Азулы.

Очень скоро выяснилось со всей определенностью, что двум людям эта работа не под силу.

Ева привлекла новые полицейские кадры, и уровень шума возрос до небес.

Рорк пытался не думать о времени, утекающем безвозвратно, пока он сидит тут и дозванивается служащим, которых никогда в глаза не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Эти женщины зависели от него, он платил им зарплату, они выполняли работу, которую он или кто-то другой работающий на него им поручил.

Каждый звонок требовал времени. Многие женщины терялись и начинали паниковать, когда им домой, на работу или на мобильный звонил владелец компании, мужчина в дорогом деловом костюме, занимающий угловой кабинет в многоэтажном административном здании. Каждый звонок был скучен, каждый раз приходилось повторять одно и то же, все это было похоже на нудную ежедневную рутину.

«Таков порядок», – сказала бы Ева. А Рорк удивлялся, как она выдерживает всю эту монотонность.

– Привет, Ирландец. – Каллендар прорвалась сквозь стену, возведенную Рорком, ткнув его кулаком в плечо. – Не засиживайся, это вредно. Надо вставать, двигаться, заправляться горючим.

– Прошу прощения? – В первый момент ее голос показался ему просто гудением. – Что?

– При такой работе вся энергия стекает вниз, надо ее подкачивать. Прервись, купи что-нибудь в автомате, подзарядись. Переключись на голос хоть ненадолго.

– Я еще до Б не дошел, разрази меня гром.

– Долгий рейс. – Она сочувственно кивнула и предложила ему соевых чипсов из своего пакетика. – Дам тебе бесплатный совет: надо двигаться. А то вся кровь в заду скопится. Нет, зад у тебя классный, но ты же хочешь, чтобы кровь вернулась к голове, а не то мозги заклинит.

Она была права, Рорк и сам это знал. Но в глубине души ему хотелось нарычать на нее, чтоб занималась своим делом, а к нему не лезла. Вместо этого он отодвинулся на стуле от рабочей станции.

– А ты хочешь чего-нибудь из автомата?

– На твой вкус, лишь бы холодное и с газом.

Каллендар оказалась права: приятно было подняться из-за стола, двигаться, отъединиться от работы и шума.

Выйдя из конференц-зала, Рорк увидел полицейских, спешащих по коридору или совещающихся друг с другом у торговых автоматов. Какого-то бедолагу, заливающегося истерическим смехом, волокли по коридору двое могучих патрульных. Другие копы не удостоили его даже взглядом.

Пахло очень скверным кофе, застарелым потом, а также чьим-то слишком крепким и недорогим одеколоном.

Бог свидетель, ему не помешал бы глоток свежего воздуха.

Рорк выбрал для Каллендар банку шипучки гигантских размеров и задумался, что бы взять для себя. Ровным счетом ничего из предложенного ему не хотелось. Он купил простую воду, потом вынул сотовый телефон и сделал звонок.

Повернувшись, он увидел направляющуюся к нему доктора Миру. Что ж, в лабиринтах полицейского управления такую встречу вполне можно считать заменителем свежего воздуха. Ничего другого ему все равно не светит.

– Я не знал, что вы все еще здесь, – заметил Рорк.

– Я съездила домой и вернулась. Места себе не нахожу. Вот я и отослала мужа на ужин к нашей дочери, а сама вернулась. У меня еще есть бумажная работа. – Мира взглянула на гигантскую банку шипучки у него в руке и улыбнулась. – Нехарактерный для вас выбор.

– Это не для меня, для одного из электронных сыскарей.

– Вот оно что. Я понимаю, как вам здесь тяжело.

– Чертовски скучно. Я бы лучше год работал отбойным молотком, чем неделю – копом.

– Да, я понимаю, вы к такой работе не привыкли. Но я имела в виду другое. Вас используют, а вы не знаете, кто и почему.

– Меня это бесит, – признал Рорк. – Я тут как Раз думал, что до сих пор даже не подозревал, сколько женщин, оказывается, на меня работает. Скольких нам приходится обзванивать. Они просто винтики большого механизма, понимаете?

– Если бы для вас они были только винтиками, вы бы здесь сейчас не работали. Я могла бы вам сказать, что вы не в ответе за то, что с ними случилось или еще может случиться. Но вы и без меня об этом знаете. И все же вы чувствуете ответственность. Это совсем другое дело.

– Совсем другое, – согласился Рорк. – Мне нужно найти объект, а я его не нахожу. Пока не нахожу.

– Вы привыкли все иметь под контролем, привыкли действовать и командовать. – Доктор Мира сочувственно положила ладонь ему на локоть. – Но именно этим вы сейчас и заняты, хотя вам и кажется, что это не так. И я здесь с той же самой целью. Надеюсь, Ева даст мне какое-нибудь задание.

– Хотите шипучки?

Она засмеялась.

– Нет, но за предложение спасибо.

Они вошли вместе, а потом разделились. Рорк вернулся к своей рабочей станции, а Мира направилась к Еве.

– Дайте мне задание, – попросила Мира. – Все что угодно.

– Мы обзваниваем этих женщин. – Ева объяснила цель, подход и дала Мире список имен.

В смокинге с черным галстуком-бабочкой он устроился в своей ложе бельэтажа театра «Метрополитен-опера», нетерпеливо предвкушая представление «Риголетто». Он обеспечил себе новую партнершу, она сейчас спит. А что касается Джулии… нет, он решил, что не будет портить себе вечер, размышляя об этом разочаровании.

Он завершит этот проект завтра, после чего двинется дальше.

Завтра он остановит часы.

Ну а сегодня он послушает оперу, сказал он себе, ощущая приятную щекотку во всем теле, пока настраивался оркестр.

«Этот псих скупил целый бакалейный магазин», – вот и все, что смогла подумать Ева, когда увидела прибытие Большой Жратвы. Бесчисленные подносы с мясом, хлебом, сыром, салатами и сладостями. Плюс к тому два больших мешка кофе – настоящего кофе.

Ева перехватила взгляд Рорка. Ее собственный взгляд метал искры. Рорк лишь покачал головой.

– Даже рта не раскрывай, – сказал он твердо.

Она с трудом проложила себе путь в толчее к его рабочей станции.

– Надо поговорить.

Ева вышла из конференц-зала, Рорк последовал за ней. Гул, стоявший в конференц-зале, ясно свидетельствовал о том, что никто, кроме нее, ничего не имел против копченой говяжьей грудинки на ржаном хлебе.

– Слушай, я не возражала против пиццы, но…

– Я должен что-то делать, – перебил ее Рорк. – Не так уж это много, но это хоть что-то. Нечто положительное. Нечто осязаемое.

– Копы могут сами купить себе еду, а если я закажу жратву от имени департамента, у меня на это бюджет есть. Есть определенная процедура…

Рорк с досадой перебил ее:

– Господи боже, да мы уже по уши погрязли в процедурах! Что тебе за дело, если я куплю пару чертовых бутербродов?

Ева почувствовала, как ее саму досада берет за горло, и постаралась взять себя в руки. Она прижала пальцы к глазам и потерла изо всех сил.

– Ты не можешь взять час на отдых? – забеспокоился Рорк. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, – настойчиво повторил он и положил руки ей на плечи. – Ты без сил. Тебе надо поспать хоть часок, отключиться.

– Этого не будет. Ты и сам, между прочим, тоже не похож на майскую розу.

– У меня такое чувство, будто мой мозг использовали на манер боксерской груши. Но дело не в усталости и даже не в недосыпе. Меня убивает монотонность.

Ева нахмурилась и тут же снова рассердилась.

– Ты не первый раз занимаешься полицейской работой.

– Я только теперь понимаю, что до сих пор это была мелочевка. И притом у меня была ясная конечная цель. И интересно было мериться силами с преступником.

– Мериться силами? Что ты имеешь в виду? Рисковать жизнью? Проливать кровь?

Рорк уже успел немного успокоиться. Он повертел головой. Шея затекла и, чтобы ее размять, понадобятся, наверное, годы.

– Увы, это куда более привлекательная перспектива, чем часами сидеть перед экраном или висеть на телефоне.

– Да, я тебя понимаю. Но это часть полицейской работы, причем значительная часть. Полицейская работа не сводится к наземным или воздушным гонкам, к взлому замков и проникновению в частные дома. Слушай, пожалуй, это тебе было бы невредно поспать часок. Я бы даже сказала, необходимо. Я тебе это устрою.

Рорк провел пальцем по ямочке у нее на подбородке.

– Звучит крайне неаппетитно, но дело даже не в этом. Я тебе прямо скажу: если ты работаешь, я тоже работаю. Это новое правило, и оно действует, пока мы не закончим это дело.

На спор ушли бы силы, которых у нее не было.

– Ладно. Договорились.

– Есть что-то еще. – Рорк взял ее рукой за подбородок и не отпустил, хотя она поморщилась и попыталась оттолкнуть его руку. – Вот что бывает, когда мозг используют на манер боксерской груши. Мне следовало раньше это заметить, а я заметил только теперь. В чем дело?

– Мне бы казалось, что возвращение чертова ублюдка, который ускользнул от нас девять лет назад, а теперь решил вернуться, чтобы опять мучить и убивать женщин на моем газоне, – этого более чем достаточно.

– Нет, есть что-то еще. – И тут он зацепился сознанием за «ускользнул от нас». – Где Фини?

Вместо ответа Ева в сердцах пнула ногой торговый автомат с такой силой, что он разразился воем сирены.

Внимание! Внимание! Повреждение или взлом данного блока является преступлением и влечет за собой наказание в виде лишения свободы сроком до тридцати дней, а также штрафом в пределах тысячи долларов. Внимание! Внимание!

– Ну ладно, – мягко заговорил Рорк, подхватив ее под руку, и повел по коридору. – Давай поговорим у тебя в кабинете, пока нас обоих не арестовали за попытку ограбить автомат с газировкой.

– У меня нет времени…

– Найдешь время. Это в наших общих интересах.

Он провел ее прямо в кабинет. Сидевшие в «загоне» копы из вечерней воскресной смены не обратили на них никакого внимания. В кабинете Рорк закрыл дверь и прислонился к ней, а Ева с не меньшим ожесточением, чем раньше автомат, пнула свой письменный стол. Раз, другой, третий…

– Когда надоест пинать неодушевленные предметы, расскажи мне, что случилось.

– Я облажалась – вот что случилось. Черт, черт, черт! Я все изгадила.

– Как?

– Ну что мне стоило? Десять минут! Да нет, пять! Пять минут, чтобы все прокачать с ним перед брифингом. А я об этом даже не подумала. Мне и в голову не пришло. – Явно не зная, что ей дальше делать, Ева стиснула голову обеими руками, сжатыми в кулаки. – И что, черт побери, со мной не так? Ну почему, почему я не сообразила?

– А теперь еще раз с самого начала, – попросил Рорк. – Только яснее.

– Фини. Я не дала ему новые данные, не прокачала с ним новую версию. Ну, о том, что преступник контактировал с объектами, заманивал их к себе, а не похищал с улицы, как мы считали, когда работали над первым делом. – Ева еще раз пнула ногой стол. – Черт! Я просто смешала его со всеми остальными, даже не вспомнила, что он вел первое расследование. А всего-то и надо было, что отвести его в сторону и сказать: «Слушай, у нас есть кое-что новенькое». Дать ему время с этим освоиться.

– Ему это не понравилось, насколько я понимаю?

– Кто мог бы его винить? – бросила в ответ Ева. Ее усталые глаза потемнели от напряжения. – Обрушился на меня, как тонна кирпичей. А я что? Разозлилась на него, вот что я сделала. Нет, чтобы сказать: «Эй, извини, я увлеклась и не подумала». Не-ет, так я сказать не могу. О, черт бы меня подрал!

Ева потерла глаза кулаками, загоняя непослушные слезы внутрь.

– В общем, скверное дело.

– Ты так устала, девочка моя.

– Ну и какого хрена? Ладно, допустим, я устала. Это моя работа, тут уж ничего не поделаешь. Подумаешь, устала! Это ничего не значит. Я на него набросилась, Рорк. Выволочку устроила. Я ему велела взять перерыв, отправляться домой. И почему я просто не сбила его с ног и не ткнула носом во все это?

– А ему нужен был перерыв, Ева?

– Да не в этом дело.

– Именно в этом.

Теперь она вздохнула.

– Я правильно угадала ход убийцы, но это не значит, что я поступила правильно. Фини сказал, что я его не уважаю, но это неправда. Это абсолютная неправда, но в данном конкретном случае он прав: я не оказала ему уважения. Я тебе уже говорила, девять лет назад он вел следствие, и мы не взяли убийцу. На него это давит. А я только добавила тяжести к его бремени.

– Сядь. Ой, только ради бога, не спорь со мной! Ты можешь сесть на пять минут?! – Рорк подошел к ней и силой усадил в кресло. – Я кое-что знаю об ответственности. Это некрасивое слово. Ответственность очень часто бывает связана с несправедливостью. Но кто-то должен решать, принимать меры. Ты не посчиталась с его нежными чувствами. Можешь об этом посокрушаться, если тебе легче станет. Но факт остается фактом: на тебе лежит такая нагрузка, что просто некогда нянчиться еще и с Фини.

– Это не называется «нянчиться».

– Ему тоже нелегко приходится, – продолжал Рорк, как будто его не прерывали, – очевидно, ему надо было спустить пар. Вот он и выпустил. А ты как раз оказалась под рукой. Очень удобно. И теперь вы оба жалеете себя.

У Евы рот открылся сам собой от шока и не закрывался пять секунд. Потом она оскалила зубы.

– Ну укуси меня, – пробормотала она.

– Надеюсь, мне хватит на это сил в ближайшем будущем. Ты велела ему идти домой. Ты поняла… ты была рассержена и обижена, но ты поняла, что ему надо на какое-то время уйти. А он ушел, потому что понял – даже будучи рассерженным и обиженным, – что ему лучше уйти. А теперь миссия завершена, и, мне кажется, вы оба разгребете обломки и обо всем забудете. Я прав?

Ева фыркнула и нахмурилась.

– Ну, если уж ты хочешь быть таким проницательным и рассудительным…

– Он тебя любит.

– О боже!

Рорк невольно рассмеялся.

– И ты его любишь. Если бы вы были друг для друга просто копами, все равно вам было бы нелегко. Но добавь сюда любовь, и при таком раскладе, как сейчас, получается просто смертельный аттракцион.

Даже в сидячем положении Ева все равно могла пнуть свой стол. Она так и сделала, но на этот раз слабее, без сердца.

– Ты рассуждаешь прямо как Мира.

– Приму это за комплимент. Ну как? Полегчало?

– Не знаю. Может быть. – Ева прижала пальцы к вискам. – Голова меня убивает.

Вместо ответа Рорк сунул руку в карман и извлек из него крошечную коробочку. Поддев крышку большим пальцем, он протянул коробочку ей. Ева свирепо взглянула на голубые пилюльки. Она знала, что это стандартное средство от головной боли, как знала и то, что он начнет ее пилить, если она откажется, а от этого голова разболится еще больше. Он может даже насильно запихнуть пилюлю ей в глотку – с него станется. Ей не хотелось подвергаться такому унижению, поэтому она взяла таблетку и бросила в рот.

– Вот это моя девочка!

– Повторяю: ну укуси меня.

Рорк поднял ее на ноги и притянул к себе. Укусил нижнюю губу.

– Просто предварительный просмотр перед премьерой.

Ну раз уж он был тут, она коснулась его лица.

– Ты тоже выглядишь неважно.

– Я и чувствую себя соответственно. – Рорк прижался лбом к ее лбу. – Давай съедим по бутерброду и выпьем приличного кофе.

Макнаб подал им знак, как только они вошли в конференц-зал.

– Есть кое-какие сигналы.

– Сотрите с лица горчицу, детектив.

– Ой, извините. – Макнаб вытер рот тыльной стороной ладони. – Начал поиск по Теду на работе у Росси, – принялся излагать он. – Есть парни, подходящие по росту и весу, но не по возрасту. А если по возрасту, тогда по другим параметрам не подходят. Прошелся по другим клубам. Этот Пи ведет строгий учет, не придерешься. И все равно не клеится так, чтобы все тип-топ.

– Короче, Макнаб.

– Ладно. Есть кое-кто, – правда, нет никого по имени Тед, – но есть кое-кто, подходящий под описание. Может, вы захотите их проверить. Но они по профилю не подходят. Есть женатые с детьми, с внуками, и такой собственности, как мы думаем, за ними не числится. Ни за ними, ни за другими членами семьи.

– И это ты называешь сигналами?

– Нет. Я подумал: эй, а не проверить ли места других серий? Начал с Флориды и получил сигнал. – Он вызвал данные на экран. – Членство в клубе на имя Эдуарда Нейва. Дата рождения – 8 июня 1989 года. По возрасту вписывается идеально. Для членства требуется медосмотр, поэтому рост у нас есть. Тоже вписывается идеально. Вес на пару-тройку фунтов легче, но вес с годами меняется. Он мог и растолстеть слегка. Да, Пибоди говорит, что Тед – уменьшительное от Эдуарда, так что…

– Адрес?

– Вот тут проблема. Он указал адрес во Флориде. Я проверил. Адрес фальшивый. По такому адресу расположен оперный театр в Майами.

– Выведи его удостоверение.

– Сейчас. – Макнаб задумчиво дернул себя за ухо, и без того сильно отягощенное колечками. – Тут вторая проблема. Могу предоставить вам кучу Эдуардов Нейвов, но по данным ни один не совпадает с членом клуба.

– Все равно скопируй мне их данные. Мы их разыщем. Как долго он был членом клуба?

– Пять лет. Вступил в клуб за три месяца до начала серии. Это он, Даллас. – В голосе Макнаба прозвучала железная убежденность, а его красивое лицо стало суровым. – Нутром чую. Доказательств пока нет, но нутру тоже стоит иногда доверять. Он здорово замаскировался.

– Ничего, мы его раскроем. – Ева взглянула на Рорка. – У тебя же есть филиалы в Европе?

– Есть.

– Начни поиск по членству в городах, где были серии. Вдруг это для него способ выслеживания?

Ева направилась к своей собственной рабочей станции. Надо еще раз прокачать Флориду, решила она. Надо проверить, нет ли связи между фитнес-центром и убитыми во Флориде женщинами. Может, кто-то из них – член клуба? Или кто-то из обслуживающего персонала, из уборщиц?

– Ева! – Мира поднялась из-за стола. Ева заглянула ей в глаза и почувствовала, как сжимается сердце. – Я не смогла дозвониться до Ариэль Гринфельд. Она работает кондитером в фирме «Ваш праздник». У них есть небольшой магазинчик в центре города. Я звонила по всем указанным телефонам, но она не отвечает. Я только что говорила с ее соседом: Гринфельд указала его телефон на экстренный случай. Он утверждает, что она не возвращалась в свою квартиру с тех пор, как ушла на работу утром.

– Дайте мне ее адрес.

Ева хотела было позвать Пибоди, но вовремя спохватилась. Она уже совершила ошибку с Фини, не стоит обижать и отталкивать от себя еще одного члена команды.

– Мы с Рорком это проверим. Если не последует особого распоряжения, всем членам команды выметаться к чертям собачьим домой к двадцати трем ноль-ноль. Вернуться на рабочее место к восьми ноль-ноль для первого брифинга. Если что-то – все, что угодно, – выяснится до этого часа, докладывать мне незамедлительно.

Пока они ехали к дому Ариэль Гринфельд, Ева бросила взгляд на Рорка. По его лицу ничего нельзя было понять, но она догадывалась, что он чувствует. Вину, тревогу, сомнения.

– Что такое «Ваш праздник»?

– Это фирма, которая занимается подготовкой и проведением праздничных мероприятий. У них есть и несколько специализированных магазинов, дорогих, эксклюзивных. Все, что нужно, под одной крышей. Тут тебе и праздничный гардероб, и цветы, и выпечка, и фирма обслуживания, и украшения, и организаторы вечеринок. Зачем бегать по магазинам в разных концах города, если можно поехать в одно место и найти практически все, что требуется? Если требуется нечто особенное, есть консультанты. Они найдут все, что нужно.

Ева подумала, что даже она могла бы пойти в такой магазин. Правда, для этого ей сначала надо было бы выпасть из окна, удариться головой о тротуар и серьезно повредить себе мозги. Но вслух она сказала:

– Удобно.

– Да, я тоже так подумал. Фирма процветает. Ариэль Гринфельд проработала там восемь месяцев.

– А сейчас она, возможно, трахается с каким-нибудь случайным знакомым, подобранным в баре.

Рорк повернул голову к Еве.

– Ты не хочешь, чтобы я позвонил ее начальству и выяснил, в котором часу она ушла с работы?

– Давай с этим подождем. Сперва проверим ее квартиру, поговорим с соседом. А знаешь, почему я отпускаю команду только через два часа? Может, это еще и не она. Вот мы, допустим, бросим на это все силы, а тем временем он возьмет кого-то другого. Давай сперва проясним ситуацию.

– Давай проясним. Как твоя головная боль?

– Прячется от таблетки. Я знаю, что она где-то там, затаилась, но теперь можно не обращать на нее внимания.

Когда они припарковались, Рорк накрыл ладонью ее руки.

– Где твои перчатки?

– Где-то. В другом месте.

Продолжая удерживать ее руки, Рорк открыл «бардачок» и вынул запасную пару перчаток, купленных совсем недавно, во время последнего похода по магазинам.

– Вот, надень эти. На улице холодно.

Ева с благодарностью натянула перчатки. Они прошли квартал до многоквартирного жилого дома.

– Ты так и не съел бутерброд, – напомнила Ева.

– Ты тоже.

– Я по крайней мере не выкладывала сотен долларов за жрачку, которая мне даже не досталась.

Рорк обнял ее за плечи.

– Не понимаю, как можно называть еду жрачкой. Даже аппетит отбивает.

Подойдя к дому, Ева не стала звонить в домофон. Вместо этого она воспользовалась своим универсальным полицейским ключом.

«Приличный дом», – отметила Ева. Для рабочих людей, но с крепким солидным доходом. Итак, жильцы с постоянным местом работы и хорошими постоянными доходами. Аккуратный вестибюль, стандартные камеры наблюдения, одинокий лифт.

– Четвертый этаж, – скомандовала Ева. – Она могла бы ходить на работу пешком, если любила прогулки. Или на метро. Можно сесть в метро и проехать пять кварталов, если погода паршивая или если она опаздывает. Она же выпечкой занимается? Кондитеры встают рано, не так ли? Когда открывается магазин?

– Пекарня открывается в семь тридцать, потом открывается кафе. Магазины работают с десяти до шести, по субботам – до восьми. Но ты права, работа пекарни наверняка начинается до открытия.

– Может, на пару часов… Если так, значит, ей приходилось быть там к шести… – Ева замолкла: лифт остановился на четвертом этаже. – Сосед в триста пятом номере.

Ева подошла к нужной двери и только собиралась позвонить, как дверь открылась сама. На пороге стоял молодой человек лет под тридцать с ежиком рыжих волос на голове. На нем был мешковатый свитер и старые джинсы, а на лице – выражение еле сдерживаемой паники.

– Привет. Я услышал, как лифт пришел. Вы из полиции?

– Лейтенант Даллас. – Ева показала жетон. – Эрик Пастер?

– Да, входите. Ари еще не вернулась домой. Я обзваниваю всех, кого могу, спрашиваю, не видел ли ее кто-нибудь.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Этим утром. Ранним утром. Она зашла ко мне, принесла пару булочек. Мы вчера пошли в ресторан Целой компанией. Ари вернулась домой до полуночи, ей на работу к шести утра. Она решила, что я буду маяться похмельем. И не ошиблась.

Он присел на подлокотник кресла. В комнате царил кавардак, типичный для мужчины, который провел большую часть дня в попытках избавиться от похмелья. Соевые чипсы, банки из-под прохладительных напитков, пузырек болеутоляющих таблеток, одеяло, пара подушек – все валялось вперемешку.

– Я сумел добраться только до кушетки, – продолжал Эрик. – Услышал, как она вошла, и застонал. Она меня попилила, но так, не слишком. Сказала: «Увидимся позже». Сказала, если я к тому времени не околею, она кое-что купит по дороге домой и приготовит мне ужин. С ней что-то случилось? По телефону мне ничего не захотели объяснить.

– У вас с ней что-то есть? С Ариэль?

– Да. Нет, не в том смысле, если вы меня понимаете. Мы с ней друзья. Помогаем друг другу.

– Она могла пойти куда-нибудь с кем-то другим? С кем-то, кто ей нравится?

– Есть пара парней… но ничего серьезного. Я им звонил. Черт, да я всех обзвонил – мыслимых и немыслимых. Всех, кого вспомнил. И потом, она бы мне сказала. – Голос у него слегка дрожал, и Ева поняла, что он пытается овладеть собой. – Если она говорит, что вернется и приготовит мне ужин, значит, так и будет. Я уже начал беспокоиться, когда вы подъехали.

– Когда она сегодня ушла с работы?

– Ммм… дайте мне минуту. В четыре? Да, мне кажется, в четыре. Сегодня у нее долгое воскресенье, значит, она работает до четырех. В такие дни она обычно возвращается прямо домой. Будь у нее короткое воскресенье, она могла бы пойти за покупками, или кто-то из нашей компании пригласил бы ее на ленч. Что-то в этом роде.

– Мы хотели бы осмотреть ее квартиру.

– Да, конечно. Она не станет возражать. Я достану ключ. Мы с ней обменялись ключами на всякий случай.

– Она ничего не говорила насчет свидания или встречи с кем-то? Может, деловой встречи?

– Нет. О боже, я не знаю. Когда она заглянула этим утром, я лежал, зарывшись головой в подушку, и молил бога о быстрой и легкой смерти. Я не слушал, что она мне говорила. – Он извлек из ящика связку ключей. – Не понимаю, почему она не отвечает по сотовому. Не понимаю, почему вы задаете все эти вопросы.

– Давайте осмотрим ее квартиру, – предложила Ева. – А уж там видно будет.

В квартире пахло печеньем, поняла Ева. Кухня была маленькая, но она была организована и оборудована женщиной, знавшей, чего она хочет.

– Некоторые женщины покупают серьги или туфли, – заметил Эрик. – А вот Ари западает на специи и емкости для выпечки. Знаете магазин «Пекарская дюжина» на Ганцворт-стрит, в районе старых скотобоен? Ей стоит только войти туда, и все, она уже поплыла.

– Осмотритесь в квартире. Может, чего-то не хватает? Чего-то, что было бы на месте, если бы она просто ушла на работу?

– Ой, я не знаю. По-моему, все на месте. Мне пойти проверить?

– Почему бы и нет?

Пока он осматривался в квартире, Ева изучила небольшой компьютер, на столе рядом с кухней. Нельзя к нему прикасаться, напомнила она себе, пока нет официального отчета.

Нельзя нарушать правила во имя целесообразности.

– Может, он там есть, – шепнул Рорк. – Может, там есть что-то по делу.

– А может, она войдет через полминуты, и окажется, что я незаконным образом нарушила ее право на частную сферу.

– Чушь и бред. – Рорк двинулся к компьютеру с явным намерением его открыть.

– Погоди, черт бы тебя побрал. Просто подожди.

– Ее туфли. – Эрик вышел из спальни. На его лице были написаны замешательство и тревога.

– А что с ними не так?

– Ее выходные черные туфли. Их нет на месте. На работу она ходит в кроссовках. Она ходит пешком. Это восемь кварталов, и на работе ей тоже приходится весь день быть на ногах. И кроссовок тоже нет. Она могла взять туфли на смену, если собиралась куда-то после работы. Она взяла бы сменную обувь. – Его лицо прояснилось. – Она взяла выходные черные туфли. Наверно, у нее свидание или что-то в этом роде, просто она забыла мне сказать. А может, сказала, да я был в отключке… Вот и все. Она просто с кем-то встречается после работы.

Ева повернулась к Рорку.

– Открывай.

11

Ева передала новые данные опергруппе в управлении и приказала забрать электронику Ариэль. Ощутив новый прилив адреналина, она повернулась к Рорку.

– На этот раз мы идем с ним ноздря в ноздрю.

Рорк не отрывал взгляда от маленького экрана, на котором сменялись изображения свадебных тортов и цифры расценок.

– Если считать, что стакан наполовину пуст, это он идет с нами ноздря в ноздрю.

– Нет, ты ошибаешься. Мы идем по следу, которого у нас не было до начала этого расследования. Движемся в верном направлении. Иначе мы бы и не знали – еще много часов, а может, и суток – об исчезновении Гринфельд. Мы бы не знали, что он ее захватил.

– И как ей это поможет?

– Все, что мы знаем, повышает ее шансы на выживание. Мы знаем, что она у него уже около пяти часов. Можем предположить, что он посещал магазин, где она работала, каким-то образом вступил с ней в контакт. Пять часов, Рорк, – повторила Ева. – Он ее еще не трогал. Наверно, она под наркозом. Он не начнет над ней работать, пока…

Тут Рорк вскинул голову. Его глаза были холодны как лед.

– Пока он не покончил с Джулией Росси. Пока ему еще не надоело пилить и строгать ее.

– Вот именно. – «Смягчить это невозможно, – подумала Ева. – Не стоит даже пытаться». – И, пока мы не нашли тело Росси, она жива. Пока мы не нашли ее тела, у нее есть шанс. А после того, что мы узнали сегодня, ее шансы возрастают. Будем искать, проверять парковки, будем проверять общественный транспорт. Поговорим с ее коллегами, с друзьями. У нас есть его возраст, основные параметры. Еще сутки назад у нас ничего этого не было.

Ева подошла и положила руку ему на плечо.

– Скопируй мне эту программу, будь так добр. Мы поработаем дома. Может, Соммерсет что-то нашел по Городским войнам или по недвижимости. Что-то должно встать на место.

– Хорошо. Но мы примемся за работу, только когда поспим пару часов. И не спорь со мной, Ева, – добавил Рорк, не давая ей возразить. – Ты же недаром велела своей опергруппе отдохнуть.

– Мне не помешал бы душ, – призналась Ева, немного помолчав. – Один час. Компромисс. – Она вскинула руку и отстранила его. – Ты должен признать, это лучше, чем половину времени проспорить.

– Согласен. – Рорк скопировал данные и протянул ей диск.

Поскольку Ева не засчитывала поездку домой в час отдыха, она позволила Рорку сесть за руль, а сама принялась перебирать свои заметки, хронологию, имена, показания.

Он взял третью жертву раньше, чем предполагалось, размышляла Ева. На это могли быть две причины. Может быть, более ранний захват обусловлен его личным распорядком или распорядком жертвы. Но есть и другая возможность: Джулия Росси не выдержала.

Не исключено, что она уже мертва. Но Еве не хотелось делиться этим соображением с Рорком.

Время, – думала она, – все решает время. Решает каждый час. Если бы они раньше добрались, он мог бы не взять Ариэль Гринфельд. Нужный вопрос в нужный момент. Не только женщина была бы в безопасности, но у них появились бы самые свежие и достоверные данные о подозреваемом.

Она ушла с работы в четыре. Собиралась приготовить ужин соседу. Значит, планировала вернуться со своей загадочной встречи часа через два-три.

– Сколько может занять деловая встреча? – спросила Ева вслух. – Обсуждение проекта свадебных тортов, десертов, чего-то в этом роде?

– С ее стороны? – Рорк задумался. – Она собрала целую кучу фотографий, разных вариантов с разными начинками. Это большая работа. Я думаю, она рассчитывала часа на два. А с учетом того, что многие люди планируют свадьбу очень серьезно, вникают в малейшие детали, и ей об этом известно, она была готова уделить потенциальному клиенту все необходимое ему время.

– Ладно, допустим, два часа. Значит, до шести вечера, не считая времени на дорогу. Она обещает соседу по лестничной клетке, что купит что-нибудь по дороге и сделает ему ужин. То есть она сама собиралась готовить. На это же тоже нужно время! Купить продукты, приготовить… Сколько на это потребуется? Час?

– Мы можем только гадать, – пожал плечами Рорк. – Лучше спросить Соммерсета.

– Да, конечно. Но пока мы не проконсультировались с Его Костлявостью, давай предположим, что на это потребуется час. Значит, она рассчитывала быть дома к девятнадцати часам, опять-таки не считая времени на дорогу. Значит, долгий вечер в воскресенье, и притом у нее в это воскресенье долгий рабочий день, а в понедельник опять рано на работу. Не думаю, что она собиралась засидеться за ужином.

– И что это тебе говорит?

– Мне это говорит, что, скорее всего, насколько ей было известно, встреча должна была состояться не так уж далеко от ее дома. Не на той стороне реки, в Джерси, вероятно, даже не за мостом – в Бруклине или в Квинсе. Слишком густое движение на мостах и в тоннелях. Можно предположить, что он обосновался где-то на Манхэттене. Зона поиска сужается.

Ева устроилась поудобнее на сиденье.

– Она собиралась что-нибудь сварганить на скорую руку для приятеля, а не затевать долгий изысканный ужин для любовника. Он ей просто приятель, она намерена поделиться с ним хорошей новостью, если, конечно, ей достанется эта работа. «Кое-что купит по дороге домой». Это значит, что она собиралась вернуться домой своими ногами. Общественным транспортом или пешком. Таким образом она смогла бы зайти в супермаркет. Есть приличный шанс, что он расположился где-то в средней части города. – Она откинулась на спинку сиденья. – Для начала сосредоточимся на этом. Конечно, мы будем расширять поиск, но начнем оттуда.

Весь остаток пути Ева обдумывала накопленную информацию, добавляя новые факторы, проверяя версии. Городские войны, способ идентификации трупов, клиники в нижнем Ист-Сайде и Вест-Сайде.

Наверняка у него есть какой-то транспорт, но не исключено, что он выслеживал кое-кого, а может, и всех будущих жертв, на своих двоих.

Люди склонны ходить за покупками и посещать рестораны в «зоне комфорта» – в хорошо знакомом районе недалеко от дома. Мыло и шампунь… Скорее всего, он покупал их в центре города, хотя мог выписать по Интернету или привезти с собой в Нью-Йорк из Европы. Клуб «Звездный свет» расположен в Челси, «Ваш праздник» – в центре города, место обнаружения первого тела – в нижнем Ист-Сайде. Джулия Росси тоже работала в средней части города.

Может быть, на этот раз он решил не уезжать слишком далеко от дома.

Может быть.

Ева внесла новые данные и вопросы в свой портативный компьютер. Позже она намеревалась перенести их на стационарный компьютер и прокачать вероятности.

– Мне нужно получить, что там нарыл Соммерсет, на диске и в моем компьютере, – начала она, когда они проехали в ворота. – И мы можем выслушать его экспертное мнение: сколько времени требуется на покупку продуктов и готовку. Но я хочу проверить, какие магазины и супермаркеты традиционно посещает Гринфельд. И другие специализированные точки ниже Пятой авеню. Судя по рассказу соседа, она любит заглядывать в новые продуктовые магазины. Прямо кайф ловит. Мы опросим других парней, с которыми она была в субботу вечером. Может, она с кем-то поделилась своими планами на воскресенье?

Они выбрались из машины с противоположных сторон, но уже в дверях Рорк подхватил Еву под руку.

– Ты с самого начала знала, что у Росси нет ни единого шанса?

– Я никогда этого не говорила. Шансы есть всегда.

– Шансы призрачные, и это еще в самом лучшем случае. Но тебя это не остановило. Ты все равно работала, давила по всем мыслимым направлениям, хотя знала, что шансы у нее нулевые, и в глубине души смирилась с этим.

– Послушай…

– Нет, это ты меня послушай, – перебил ее Рорк. – Пойми меня правильно. Я к тебе не в претензии. Просто я кое-что понял, пока мы ехали домой. Наблюдал за тобой, пока ты работала, слушал тебя, даже когда ты молчала. Твои мозги говорят, когда ты молчишь. Ты по-другому смотришь на Ариэль Гринфельд.

Он нащупал ее руку, сплел пальцы с ее пальцами.

– Сейчас ты веришь, что появился шанс. Настоящий шанс, а не призрачный. Шанс не только найти и остановить его. В это ты веришь изначально, иначе ты не смогла бы работать так, как работаешь. Нет, ты веришь, что найдешь и остановишь его, пока еще не поздно для этой женщины. И поэтому шансы Джулии Росси возросли с призрачных до реальных, хотя они и малы. Тебе это придает сил и в то же время давит на тебя все сильнее. У них обеих есть шанс. Ты – их шанс.

– Мы, – поправила его Ева. – Каждый, кто работает над этим делом, дает им шанс. И давай постараемся их не подвести.

Она была уверена, что Соммерсет материализуется в вестибюле при их появлении, и собиралась поручить Рорку беседу с ним. Но стоило им войти, как до них донесся смех из гостиной. Веселый, вскипающий, как пузырьки шампанского, этот смех ни с чем невозможно было спутать.

– Здесь Мэвис!

– Значит, на часе сна можно ставить крест. – Рорк помог Еве снять пальто. – Ну ничего. Трудно представить себе более занимательный и забавный способ дать мозговым клеткам отдохнуть, чем порция Мэвис Фристоун.

Спорить с этим было невозможно. Однако, войдя в гостиную, Ева увидела, что Мэвис привела с собой Трину. Это само по себе было страшно, но мало того, они еще и ребенка притащили!

А страшнее всего было то, что в тот самый миг, как Ева ступила на порог гостиной, малышку Белль держал на руках Соммерсет и щекотал ее под подбородком своим костлявым, как у самой смерти, пальцем.

– Я в шоке, – заявила Ева. – Он не должен так улыбаться. Это противно законам божеским и человеческим.

– Не будь такой занудой. – Рорк тихонько ткнул ее локтем в ребра. – Дамы, – сказал он приветливо, и вся компания оглянулась на него.

– Привет! – И без того светящееся радостью лицо Мэвис просияло. – Хозяева вернулись! Мы уже собирались уходить, но Белль никак не может оторваться от Соммерсета.

Ева ничуть не удивилась. Она давно подозревала, что младенцы – странные существа, причем это у них врожденное.

Мэвис вскочила и подбежала к ним. Ее короткая пышная розовая юбочка кокетливо колыхнулась. Под юбочкой были колготки в горошек – розовый по ослепительно-голубому фону. И в волосах у нее Ева заметила такие же голубые пряди – несколько мазков, – хотя по основному цвету Мэвис была платиновой блондинкой.

Она схватила Еву и Рорка за руки и потащила их за собой.

– Леонардо пришлось смотаться к клиенту в Лос-Анджелес, поэтому мы с Триной и Белль устроили девичник. А потом решили напоследок поразвлечься с Соммерсетом. Смотри, кто пришел, Белль. Смотри, кто пришел на тебя посмотреть.

Ева взглянула на младенца, все еще лежавшего на руках у Соммерсета. А что еще ей оставалось делать? Наверное, предположила она, большинство сказало бы, что девочка похожа на куколку. Сама Ева вовсе не считала это комплиментом. На нее куклы жуть нагоняли.

Но вообще-то малышка выглядела как картинка, если, конечно, не обращать внимания на текущие слюни. Розовенькая, хорошенькая, пухленькая. Ее волосы были перевязаны ленточкой белого кружева, она напоминала подарок в праздничной упаковке с бантом. Темно-голубые глаза смотрели живо… пожалуй, чересчур живо. «Интересно, что творится в голове у человеческого существа величиной с карликового пуделя?» – подумала Ева.

На ней было некое одеяние со штанинами, а поверх него – распашонка, отороченная… вполне возможно, что и натуральным мехом. Ну а поверх распашонки красовался столь необходимый ей слюнявчик с надписью, гласившей: мой папа лучше всех!

– Очень мило, – сказала Ева.

Ей хотелось тут же ретироваться, но мешал Рорк, стоявший вплотную за ее спиной. Он изучал девочку из-за ее плеча.

– Я сказал бы по-другому: она великолепна. Ты отлично поработала, Мэвис.

– Спасибо. – Бывшая уличная девчонка и нынешняя звезда эстрады смотрела на свою дочь блестящими глазами небесной синевы. – Иногда смотрю на нее и не верю, что она вышла из меня.

– Тебе обязательно об этом вспоминать? – спросила Ева, и Мэвис опять засмеялась.

– Можно мы еще немножко посидим? Или вы слишком устали? Вид у вас обоих довольно потрепанный.

– Надо бы над тобой поработать, – заметила Трина.

– Держись от меня подальше. – Ева угрожающе нацелила палец на женщину-косметолога.

– Нам не помешало бы поесть. – Рорк улыбнулся своим гостьям. – Почему бы вам не присоединиться?

– Соммерсет нас уже накормил до отвала, но мы можем посидеть, составить вам компанию. Мы же знаем, что нашего большого папочки дома не будет, когда мы вернемся, верно, Белларама?

– Я что-нибудь приготовлю. Одну минуту.

Ева заметила, как двинулся Соммерсет, предугадала, что будет дальше, и среагировала – мгновенно и трусливо. Она отступила в сторону, толкнула Рорка бедром и оставила его на линии огня.

Она его любила, готова была рискнуть ради него жизнью. Но тут речь шла о младенце, и Ева оставила его утопать. Сама она выплыла.

Он инстинктивно поднял руки, готовясь принять нечто крайне хрупкое и/или потенциально взрывоопасное.

– Я не… Мне нужно… О боже, – пробормотал он, когда Соммерсет ловко передал ему девочку.

– Есть какие-нибудь конкретные пожелания? – Легчайшая улыбка тронула губы Соммерсета, пока Рорк сверлил его взглядом. – Что приготовить на ужин?

– Что-нибудь быстрое, – с трудом проговорил Рорк.

Однажды ему пришлось разряжать бомбу, и счет шел на секунды, но и тогда ему не было так страшно.

– Я как раз надеялась тебя повидать. – Мэвис ослепительно улыбнулась ему и шлепнулась в кресло, оставив Рорка барахтаться в одиночку. – Я уже сбросила практически все, что набрала за время беременности, и врачи дали мне «полный вперед». У меня целая куча нового материала, вот я и подумала, что мне пора в студию. Надо кое-что записать, послушать, снять пару клипов.

– Что ж… Ничего не имею против.

– Чудно. Я решила взять с собой Белль. Она у меня такая музыкальная! А если что-то пойдет не так, мы с Леонардо еще что-нибудь придумаем.

– Не хочет няню нанимать, – объяснила Трина.

– Хотя бы не сейчас. Мне хочется, чтобы она была только моей. Моей и ее папочки. Но мне ужасно хочется вернуться к работе, вот я и решила посмотреть, что получится, сумею ли я справиться сама.

– Я уверен, что ты прекрасно справишься. – Рорк бросил взгляд на малышку и заметил, что глазки у нее слипаются. Как будто густые темные ресницы вдруг стали слишком тяжелы для нежных век. – Она засыпает. – Улыбка тронула его губы, как будто то, что он держал на руках, превратилось из вселяющего страх в нечто умилительное. – Утомила тебя вечеринка, да, деточка? Может, я должен что-то сделать? – обратился он к Мэвис.

– Ты уже это делаешь, – ответила Мэвис. – Ты все делаешь правильно. Но мы ее уложим. В ее походной колыбельке есть монитор. – Мэвис встала. – Приемник вот здесь. – Она указала на шпильку с головкой в виде розового фламинго у себя над правым ухом. – Вот, клади ее прямо сюда. Если проснется, погладь ее по животику, она сразу опять заснет.

Походная колыбелька напоминала кресло-кровать в миниатюре – мягкое, уютное, раскрашенное в фирменный «цвет Мэвис», то есть во все цвета радуги. Казалось бы, простое дело – положить малышку в кроватку, – но Рорк почувствовал, как пот струится по позвоночнику и скапливается на пояснице.

Когда девочка была благополучно уложена и он получил, наконец, возможность выпрямиться, нахлынувшее на него чувство облегчения и торжества можно было назвать оргазмическим.

Мэвис нагнулась, укрыла дочку одеяльцем и подоткнула его со всех сторон.

– Ну вот, теперь с ней все в порядке. Правда, девочка моя?

– А кот? – спросил Рорк. – Кот ей не помешает? Говорят, котов нельзя допускать к детям…

Мэвис улыбнулась ему.

– По-моему, это полная ерунда, но в любом случае Галахад ее боится. Только раз взглянул и дал деру. А если придет и начнет вокруг нее крутиться, я услышу. Я слышу по приемнику, как она дышит.

Еще раз подоткнув одеяло, Мэвис выпрямилась.

– Вам надо поужинать в столовой, как мы ужинали. Там так уютно, и камин горит. Вы отдохнете. Вы, парни, и вправду выглядите как пара выжатых лимонов. Мы надолго не задержимся.

– Мы хотим прилечь на час. – Теперь, когда опасность миновала и ей не нужно было держать ребенка на руках, Ева подошла к Рорку. – Пошли, надо поесть.

Они устроились в столовой, где весело трещал огонь в камине и горела дюжина свечей. Надо было отдать должное Соммерсету: он сумел не только приготовить ужин по-быстрому, но и сделать его вкусным. Тонкие ломтики жареного куриного филе плавали в каком-то душистом соусе, к ним прилагалась жареная картошка и какие-то овощи – тушеные, но приготовленные каким-то таким образом, что придраться к ним было невозможно.

Он налил Трине бокал вина, а для Мэвис принес свежевыжатый фруктовый сок, блюдо с тонким печеньем и шоколадные конфеты.

– Если буду приходить сюда слишком часто, снова наберу весь свой вес, – вздохнула Мэвис и взяла шоколадку. – Кормление ничем не лучше беременности: все время есть хочется.

– Не вздумай рассказывать за столом о грудном молоке, – предупредила Ева.

– А куда ж денешься? Мое молоко всегда со мной, – усмехнулась Мэвис. – Ладно, расскажи о деле. Все равно ты о нем думаешь. Мы слышали о нем по телику. Помню, как этот тип появился впервые. Я тогда еще работала на улице. Все девчонки были напуганы до смерти.

– Девять лет назад ты была слишком молода для него.

– Ну, может быть. Все равно было страшно. Вчера мы с Триной обе решили отказаться от каштановых волос. Ну, знаешь, на всякий случай.

Ева еще раз изучила платиновые волосы Мэвис с голубыми прядями и огненно-рыжие локоны Трины, собранные башней на голове.

– Да, вы не в его вкусе.

– Рада слышать. Как вообще идут дела? В телевизоре все выглядит довольно мрачно.

– Есть на какие кнопки нажимать.

– Я вчера делала прически на «Канале 75». – Трина пристально изучила печенье на блюде, выбрала одно. – Репортерша допрашивала одну важную шишку из мэрии. А он разглагольствовал. Ему хотелось произвести впечатление, вот он и дал ей несколько жутких кровавых деталей по делу, а она сказала, что полиция в тупике.

– Репортеры в большинстве своем – тупицы.

– Они говорят то же самое о полицейских, – засмеялась Трина. – Я думаю, на самом деле пятьдесят на пятьдесят. Ну, в общем, в салоне вчера только об этом и говорили. Все кресла были заняты, и все женщины перекрашивались из шатенок во что-то другое.

Ева насадила на вилку кусок цыпленка и задумалась.

– А ты все еще работаешь в салоне? Я думала, ты работаешь в шоу Надин и на частных заказах.

– Через салон тоже можно получать частные заказы, если знаешь, как все правильно разыграть. К тому же Рорк меня отлично устроил.

– Рорк?

– Трина заведует косметическим отделом «Блаженства», спа-центра в нижней части города, – пояснил Рорк. – Для меня это был прекрасный выбор.

– Твои сотрудники берут частные заказы на дом? – спросила Ева.

– Это против правил. – Трина заговорщически пошевелила бровями и скосила глаза на Рорка. – Частный заказ на дому означает, что салон и спа-центр не получают своих законных доходов. Но давай рассуждать реально. Если клиент – кстати, моих сотрудников называют консультантами, – так вот, если клиент просит обслужить его на дому, они не скажут «нет». Разве что эта работа им совершенно не нужна.

– Я ищу мужчину лет семидесяти. Невысокого, с брюшком.

– У нас таких полно. По нашим правилам тех, кто с брюшком, полагается тактично направить на водные процедуры или к хирургу-пластику. Иногда мы уговариваем их посещать фитнес-центры и…

– Давай конкретно, – перебила ее Ева. – Мужчина примерно такого типа заходил в этот ваш центр за последние, допустим, месяц или два? Прощупывал кого-нибудь из консультантов насчет услуги на дому?

– Слишком расплывчато, Даллас, – покачала головой Трина. – К нам много кто приходит, а поскольку я менеджер, консультанты не станут рассказывать мне о приглашении на дом, если только это не санкционировано.

– Санкционировано? В каком смысле?

– В том смысле, что в особых случаях мы посылаем на дом бригады или отдельных специалистов. Львиная доля прибыли идет салону.

– Ладно, я так и знала, что это выстрел наугад, – вздохнула Ева.

– Нет, если хорошенько подумать, у меня самой был такой клиент. Вроде бы.

Ева положила вилку.

– Вроде бы или был?

– Слушай, я же уже говорила, у нас таких полно. Меня чуть не каждый день просят обслужить кого-то на дому. Неужели это так… Эй, эй, погоди! – Бокал Трины опасно покачнулся, вино чуть не выплеснулось на скатерть, она еле успела его подхватить. – Это тот самый тип? Тот гребаный кровопийца? Разрази меня гром!

– Просто расскажи мне все, что помнишь.

– Ладно. Господи, дай мне в себя прийти. – Трина закрыла глаза и несколько раз втянула воздух носом. – Этот парень… пришел в салон. По-моему, на маникюр. Вроде бы. Не помню, кто его обслуживал. По-моему, это было в субботу после обеда, а по субботам после обеда у нас всегда дурдом. Ему пришлось долго ждать своего маникюра, и он зашел в магазин при салоне. Мне так кажется. Я была занята. Помню только, он несколько раз попался мне на глаза. Потом у меня был перерыв, и я пошла в кафетерий выпить коктейль. Или газировки? Нет, фруктовый коктейль.

– Трина, мне плевать, что ты пила.

– Мне надо восстановить картину. – Глаза Трины открылись и вспыхнули. – Тебе нужны подробности? Вот и дай мне вспомнить. Итак, это был фруктовый коктейль. Бананово-миндальный коктейль. У нас в кафетерии их готовят потрясающе. И тут он подходит. Вежливый такой. «Прошу прощения, мисс» и все такое. Он понял, что я тут главная, а поскольку ему пришлось ждать, смог убедиться, как классно я работаю. – Трина улыбнулась собственным мыслям. – Я могла бы его послать, сказать, что у меня перерыв, но не послала. Он хотел узнать, как договориться об обслуживании на дому. Но не для него самого. Нет, не для него самого. Погоди минутку.

Трина, нахмурившись, взяла свой бокал с вином и отпила. Ева тем временем изо всех сил старалась сдержаться. Ей хотелось просто вскочить и выколотить из Трины остальные подробности.

– Для жены? Да-да-да, обслуживание на дому для его жены. Она слаба здоровьем, плохо себя чувствует, а он якобы подумал, что ей станет лучше, если ее обслужат по полной программе. Прическа, уход за лицом, маникюр, педикюр и все такое. Весь набор.

– Трина…

– Да погоди же ты минуту, черт бы тебя побрал. Дай сосредоточиться. Ну, я ему объясняю, как мы это организуем, какая плата за выезд на дом и так далее, а он спрашивает, не соглашусь ли я этим заняться в свой выходной. Чтобы мне не надо было спешить обратно на работу. Чтобы я могла уделить его жене все возможное внимание. В любой удобный для меня день. Даже показал мне фотографию своей жены. Он будет счастлив заплатить любую сумму, какую я сочту приемлемой.

– Адрес дал?

– Ну что ты все перебиваешь? – Явно обиженная, Трина бросила на Еву свирепый взгляд. – Нет, я сказала, что мне надо свериться с расписанием. Так я и сделала. Сверилась с расписанием, причем не спешила, все обдумала. Понимаешь, в наше время любой может надуть. Даже среди стариков попадаются жулики. У меня на тот период все было забито. Кажется, я назвала ему пару возможных дат. Где-то недели через две. Он сказал, что посоветуется с сиделкой своей жены, узнает, какой из этих дней лучше. Спросил, есть ли у меня визитная карточка, чтобы он мог позвонить. Я дала ему визитку. И на этом все кончилось.

– Он так и не перезвонил?

– Нет. Мне кажется, я его видела еще раз примерно неделю спустя. Где-то. Где же это было? А, да, в одном баре. Я там была с одним парнем, собиралась с ним переспать. А потом решила: нет, это не он. Тот бар – не такое место, куда может прийти Костюмчик с больной женой.

– Имя он тебе назвал?

– Может быть. Я не помню. Если сумею выяснить, кто делал ему маникюр, мы установим его имя по нашим записям. А это он? Тот самый?

«Не спеши, – сказала себе Ева. – Расставь все по местам».

– Какого цвета были у тебя волосы?

– Ты что, шутишь? Это же было – сколько? – месяц назад? Ну да, месяц. В первую субботу февраля. Я тогда подумала, если и дальше так пойдут дела, к концу месяца я попрошу прибавки. Дела пошли хорошо, прибавку я попросила и получила. Еще раз спасибо, – повернулась она к Рорку.

– Мокко с карамелью, – проговорила Мэвис. – С мелированными прядками в форме морской звезды.

– Правда? – переспросила Трина. – Ты уверена?

– Ты мне тогда тоже сделала морскую звезду с розовыми кончиками. – Рука Мэвис задрожала, когда она потянулась за своим стаканом. – Я такие вещи помню. О боже. О боже. Кажется, меня слегка тошнит.

– Тебя тошнит? Это меня он собирался пытать, а потом убить! Кажется, я слегка… – Трина прижала ладонь к животу. Потом ее глаза грозно прищурились. – Нет, не слегка, я жутко разозлилась! Этот сукин сын!.. Жена у него больная? Заплатит, сколько я скажу? Он собирался убить меня! – Она схватила свой бокал и опрокинула в себя содержимое залпом. – Так, а почему он меня не убил?

– Ты перекрасилась. – Мэвис старалась дышать медленно и глубоко. – Ты и неделю с тем оттенком не проходила, перекрасилась в цвет воронова крыла со снежными кончиками.

– Эй, а ну-ка осадите назад вы обе! Что это за мокко с карамелью? Что за цвет?

– Цвет кофе. Темно-каштановый в основе своей. Хотя я так умею покрасить, что об основе можно говорить только очень условно.

– Ладно. Его можешь описать?

– Думаю, да. Но у него была накладка на голове.

– В смысле, парик?

– Очень хорошая, очень качественная накладка, но я же профессионал. Стой, погоди, теперь я поняла! Вот почему я не узнала его в баре. Решила, что это не он. Потому что его не было. То есть он там был, а парика не было. А если был, то не такой. Я видела его в тот раз мельком, да и то издалека, не могу сказать, были это волосы или накладка.

– Я хочу, чтобы ты его описала. Чтоб дала мне все детали о нем, какие сможешь вспомнить. Внешность, голос, телосложение, характерные жесты, особые приметы – любые. Короче, весь набор. Завтра утром поработаешь с полицейским художником.

– Правда? Без балды? Черт, я буду вроде… Как это называется? Свидетельницей? Нет, очевидицей. Класс.

– Пошли ко мне в кабинет. Думай. Воскреси его у себя в голове. – Ева извлекла рацию. – Пибоди, я хочу, чтоб ты позвонила Янси. Хочу, чтоб он завтра был готов к работе с очевидцем. Ровно в семь.

– В семь утра? – уточнила Трина.

– Заткнись, – отмахнулась от нее Ева. – Пибоди, ты меня поняла?

– Поняла. А это… это Трина?

– Да, она наш очевидец. Этот поганый мир до ужаса тесен. Мне нужен Янси, Пибоди. Сейчас сниму с нее показания, получу словесный портрет, передам всем членам опергруппы. Предупреди Макнаба и других электронщиков, чтобы были готовы работать со словесным портретом, а потом с изображением, как только Янси его получит.

Все это Ева говорила на ходу. Раздавая приказы, она энергичным шагом вышла из столовой, пересекла вестибюль, поднялась по лестнице…

Трина бросила взгляд на Рорка.

– А она, оказывается, бывает страшной, когда берет след.

– Она бывает гораздо страшнее. Считай, что ты и половины еще не видела. Поднимайся, я сейчас приду.

Рорк вернулся в столовую и положил руку на плечо Мэвис.

– Почему бы тебе с Белль и Триной не остаться у нас ночевать?

– Правда? Ты не против?

– Я, безусловно, за. Сейчас скажу Соммерсету, чтобы дал вам все, что может понадобиться.

– Спасибо. Вот это да… Вот спасибо! Знаю, это глупо… Никто нас не тронет, но…

– Нам всем станет легче на душе – при сложившихся обстоятельствах, – если вы переночуете здесь. Почему бы тебе не позвонить Леонардо? Скажи ему, что ты здесь.

– Да, конечно. Сейчас. Спасибо. Рорк?

– Да?

– Если бы Трина не перекрасила волосы…

– Да, я понимаю. – Теперь он поцеловал ее в макушку. – Мы все безумно рады, что цвет мокко ей не к лицу.

12

Ева прошла прямо к своему столу, указала Трине на кресло.

– Садись. Давай все это запишем. Начни с роста, веса, телосложения.

– Я думала, у тебя все это уже есть. – Трина огляделась по сторонам. Она уже бывала раньше в кабинете Евы, но не в качестве очевидицы. – А почему ты не захотела отделать тут все, как во всем остальном доме?

– Потому что это не весь остальной дом. Сосредоточься, Трина.

– Я просто не понимаю, что тебе за радость – работать в малобюджетном отделе Тадж-Махала?

– Я сентиментальная дура. Рост.

– Ладно, дай подумать. Невысокий. Меньше пяти футов восьми дюймов. Но больше, чем пять-четыре. Понимаешь, в кафетерии я сидела на высоком табурете, а он стоял и… – Трина задумчиво вытянула губы трубочкой и ребром ладони показала метку в воздухе. – Да. Пять футов шесть дюймов? Или семь? Да, я бы сказала так.

– Вес.

– Не знаю. Когда делаю массаж, люди передо мной голые. Не могу оценить, когда они одетые. Я бы сказала, он местами полноват, но не ПТ.

– Что такое ПТ?

– Плюшка-толстушка. Он был… – Трина округлила руки перед животом, а потом подняла их на уровень груди. – Он все нес впереди. У мужиков так бывает. Не трясется, как желе, но и Мистером Здоровье и Мускулатура его тоже не назовешь. Такой типичный американский дядюшка.

– Хотела бы я, чтобы у меня был дядюшка. Ладно, как насчет цвета волос?

– Соль с перцем. Зачесаны назад, на макушке густые, на висках коротко подстрижены. Но это была накладка, я же говорю.

– Значит, черные с проседью, короткие и густые.

– «Черные с проседью» – это скучно, если хочешь знать мое мнение. «Соль с перцем» звучит гораздо романтичнее. Но в общем правильно. Во второй раз, когда я видела его в баре, волосы были совершенно седые. Белоснежные. Если, конечно, это тот же человек, но я практически уверена, что это был он. Такой белый пух. Не знаю, зачем он выбрал соль с перцем, когда они у него и без того белоснежные.

– Итак, волосы седые. Ты говоришь, что это был не парик?

– Да я и видела-то его только мельком! Быстро так: «Эй, я знаю этого парня!» Но все равно на первый взгляд это были вроде бы его собственные волосы. Правда, стопроцентной гарантии дать не могу.

– Глаза?

– О боже. Слушай, Даллас, я точно не знаю. Мне кажется, светлые. Насчет цвета не знаю, может, голубые, может, серые, зеленые или светло-карие. Но я почти уверена, что не темные. Понимаешь, накладка показалась мне неподходящей с самого начала, потому что она была темной, а вот сам он темным не был. У него очень хорошая кожа.

– В каком смысле?

– Светлая, мягкая на вид. Ухоженная. Бледная. Морщины, конечно, есть, но не борозды. В смысле, неглубокие. Он заботится о своей коже, ухаживает за ней. Щеки не обвисли, второго подбородка нет, так что не исключено, что у него были подтяжки. Структура кожи хорошая, гладкая.

– Белый человек, – пробормотала Ева.

«Белые волосы, светлые глаза, бледная кожа. Пожалуй, румынская цыганка знала свое дело», – подумала она.

– Вот именно. Он подкрасил брови под цвет накладки. И смотрелись они немного фальшиво. Совсем чуть-чуть. Большинство людей не обратили бы внимания, но я-то профессионал. Это мое дело – подмечать такие вещи. А в баре, где я была с этим парнем, которого собиралась покатать в постели на карусели, волосы были совершенно седые. Белые.

– Ты назвала его Костюмчиком. Это в буквальном смысле, или он просто так выглядел?

– И то, и другое. Он был в костюме… по-моему, в сером. В темно-сером костюме, под цвет накладки и бровей. И выглядел он как парень, у которого дома полный шкаф костюмов. Костюм-тройка, – добавила Трина. – Да-да, брюки, жилет, пиджак. Платочек в нагрудном кармане, галстук. Щеголеватый, понимаешь? То же самое в баре. Темный костюм. Красиво контрастировал с белыми волосами.

Трина замолкла и потерла себе затылок.

– До меня только теперь начинает доходить. Я бы взялась за эту работу, понимаешь? Если бы он перезвонил, я бы согласилась. Работа на целый день, без спешки, хорошие деньги. Кто бы отказался? – Голос у нее задрожал, кровь отхлынула от лица. – Он казался таким милым и… Я хотела сказать «безобидным». Симпатичный пожилой господин, который хочет сделать что-то приятное для своей больной жены. Я бы запросила с него по максимуму, но я взялась бы за эту работу.

– Но ты же за нее не взялась, – напомнила ей Ева. – А вот он совершил серьезную ошибку, обратившись к тебе. Ты внимательна, ты подмечаешь детали, у тебя хорошая память. Послушай меня.

Ева наклонилась вперед. Она видела, что до Трины действительно только теперь стало доходить. Она не только побледнела, ее начала пробирать дрожь.

– Посмотри на меня и послушай, что я тебе скажу. Он сегодня захватил одну женщину. У нее есть немного времени, прежде чем он за нее возьмется. Он не торопится. Ты меня слышишь?

– Да. – Трина облизнула пересохшие губы. – Слышу.

– С тобой он совершил ошибку, – повторила Ева. – А то, что ты мне рассказала, то, что завтра расскажешь полицейскому художнику, поможет нам к нему подобраться. Ты поможешь спасти ей жизнь, Трина. А может, и не только ее жизнь. Ты это понимаешь?

Трина кивнула.

– Можно мне воды? Во рту вдруг пересохло.

– Ясное дело. Обожди минутку.

Ева направилась в кухню, и в ту же минуту в кабинет вошел Рорк.

– Ты отлично справляешься, – сказал он Трине.

– Меня всю трясет, – призналась Трина. – Я в шоке. Все время напоминаю себе, что я в замке Рорка, в палатах Даллас. Разве можно найти более безопасное место? А меня все равно трясет. Как там Мэвис?

– Звонит Леонардо. Если ты не против, все вы сегодня останетесь здесь.

– Это было бы просто суперклассно. Я до сих пор поверить не могу… Такое шикарное место, как «Блаженство». Просто в голове не укладывается, что сумасшедший маньяк-убийца может прийти туда на маникюр. Понимаешь?

– Этот маньяк-убийца любит работать с ухоженными ногтями, – заметила Ева, вернувшись в кабинет с бутылкой ледяной воды. – Мне понадобится книга записей из салона, – обратилась она к Рорку.

– Я об этом позабочусь. А кроме того, – повернулся он к Трине, – я позабочусь, чтобы тебя прикрыли на завтра. Не бери в голову.

– Спасибо. – Трина жадно глотнула воды. – Все в порядке.

Ева ждала, пока Трина утолит жажду.

– Расскажи мне, какой у него голос.

– Э-э-э… Тихий такой. Спокойный. Как бы это сказать? Культурный? Думаю, это правильное слово. Он человек образованный, и за этим стоят деньги, позволившие ему получить очень хорошее образование. Культурный, хорошо образованный человек без показухи, без нахальства. И теперь, когда я об этом думаю… вот еще и поэтому он показался мне таким милым и безобидным.

– Акцент у него был?

– Да нет. Он был образованный. Никакого акцента не было.

– Особые приметы, татуировки, шрамы?

– Нет. – К Трине постепенно возвращался нормальный цвет лица, голос перестал дрожать. – По крайней мере, на видных местах.

– Ладно. – «Хватит», – решила Ева. Если она будет слишком сильно давить, наутро Янси не сможет вытащить из Трины все, что нужно. – Если еще что-то вспомнишь, дай мне знать. Мне понадобятся имена всех, кто работал в тот день, когда он приходил. Всех, кто обслуживал прилавок в кафетерии, где ты с ним разговаривала, кто мог продать ему что-нибудь в магазине. Большую часть этих сведений я могу получить от Рорка. А ты постарайся как следует выспаться.

– Постараюсь. Пойду-ка я вниз, составлю компанию Мэвис и Белль. Мне надо хоть немного успокоиться.

– Соммерсет покажет тебе, где ты сегодня будешь спать. Если что-то понадобится, – добавил Рорк, – только попроси.

– Обязательно, но вряд ли. Ты обо всем подумал. – Трина поднялась и покачала головой. – Я собираюсь… – Она двинулась к двери и вдруг остановилась. – От него хорошо пахло.

– Чем?

– Какой-то хороший одеколон… и пользовался он этим одеколоном умеренно, не обливался ведрами. Некоторые люди просто не умеют сдерживаться. – Трина крепко-накрепко зажмурилась. – Еле ощутимый запах розмарина, слабый намек на ваниль. Очень мило.

Она пожала плечами и вышла из кабинета.

– Настоящий прорыв.

– Для тебя. – Рорк подошел и присел на краешек Евиного стола. – И, я сказал бы, для Трины.

– Да, ей повезло, что она обожает перекрашиваться. Мне надо вытащить из нее словесный портрет. Хочу прокачать его через архивы Интерпола. Вряд ли мы что-нибудь найдем. Вряд ли он оставил след в системе, но попробовать стоит. А ты поработай с результатами незарегистрированного. Может, у нас есть конкурент с такими приметами.

– Ладно, поработаю.

– Значит, Трину он забраковал и вместо нее выбрал Сарифину Йорк, – продолжала Ева.

– Господи! Не говори ей об этом.

Ева бросила на него испепеляющий взгляд.

– Я думала, ты меня лучше знаешь.

– Да, конечно. Я еще раз проверю недвижимость ниже Пятидесятых улиц. Доложусь, когда закончу.

– Годится. Шансы повышаются. События принимают новый оборот.

– Я тебе верю. – Рорк коснулся пальцем черных кругов у нее под глазами. – Постарайся не пить слишком много кофе.

«Постарайся не пить слишком много кофе». Она, конечно, постарается, но это не значит, что у нее получится. И вообще, сколько кофе считается «слишком много»? Ева записала данные и ввела словесный портрет в архив Интерпола.

Конечно, она получит бесчисленное множество совпадений при таком расплывчатом описании, и проверка отнимет у нее чертову уйму времени. Но пренебрегать этой возможностью нельзя.

Ева начала прокачивать вероятностные тесты. Подозреваемый жил, работал, имел связи в нижней части Манхэттена. Подозреваемый посещал магазины, рестораны, заведения в этом районе с целью поиска жертв. Подозреваемый использовал различные приспособления, чтобы изменить свою внешность и как-то замаскироваться при контактах с потенциальными жертвами.

Она провела поиск общественных и частных автомобильных стоянок и гаражей в нижней части Манхэттена, после чего начала обзванивать владельцев, менеджеров, дежурных. Потом она прокачала здания – все еще стоящие и уже снесенные, – в которых складировались тела или располагались клиники во времена Городских войн.

Когда пришел отчет Ньюкирка по обыску в доме, где жила Ариэль Гринфельд, Ева прочла его.

Ноль.

Но она отдала должное Ньюкирку: обыск он провел основательно. У нее были имена, адреса и точная запись каждого разговора. Может, это генетика? Ева полистала свои записи и отыскала контактный номер Гила Ньюкирка.

Он ответил сразу же, и голос у него был не сонный, хотя видео он блокировал. Черный экран напомнил Еве о том, что на дворе ночь.

– Офицер Ньюкирк, это лейтенант Даллас. Простите, что беспокою вас так поздно.

– Без проблем, лейтенант. Одну минутку.

Минутки не потребовалось. Ровно через тридцать секунд на экране включилось изображение, и она увидела слегка постаревший и потяжелевший вариант молодого Ньюкирка, с которым впервые встретилась на месте преступления.

– Что я могу для вас сделать?

– Я исследую новую версию. Хочу вам сразу сказать, что ваш сын – ценное приобретение для нашей опергруппы. Можете им гордиться.

– Всю дорогу, – согласился он. – Спасибо вам, лейтенант.

– А теперь просьба. Постарайтесь напрячь свою память, вспомните расследование девятилетней давности. Вы тогда проводили обыски и опрашивали свидетелей. Меня интересует один конкретный человек.

И Ева передала ему словесный портрет.

– Девять лет назад…

– Знаю, это нелегко. С тех пор он мог поправиться, тогда у него волосы могли быть темнее, хотя я думаю, что он и тогда уже был седым. Возможно, он жил, работал или имел собственность в районе одного или нескольких убийств.

– Я в то время многих опрашивал, лейтенант. И привлекли меня к работе только после второго убийства. Но дайте мне время, я проверю свои записи.

– Ваши записи так же сжаты и конкретны, как отчеты вашего сына?

Гил улыбнулся.

– Это ж я его учил!

– Буду вам благодарна, если вы уделите мне время по этому делу. К семи ноль-ноль я буду в управлении. Можете звонить мне туда в любое время. Если меня не будет на месте, вас выслушает любой член моей опергруппы. Я дам вам контактные телефоны.

Ньюкирк кивнул.

– Давайте. – Записав номера, он снова кивнул. – Я так и так перечитывал свои заметки по тому делу. Мы с капитаном Фини уже не раз об этом беседовали.

– Да, я знаю. Можете спокойно звонить ему, если меня не будет на месте. Простите, что пришлось вас разбудить.

– Я коп с тридцатитрехлетним стажем. Привык.

«Еще один выстрел наугад, – подумала Ева, отключив связь. – Но он может попасть в цель».

Когда вошел Рорк, ей с большим трудом удалось сфокусировать на нем взгляд. Глаза не желали ей повиноваться.

– Есть что-нибудь?

– По конкурентам – ничего. Нет чистых совпадений.

– А грязных?

– Есть кучка людей, примерно подпадающих под описание и занимающих высшие посты в конкурирующих компаниях. Ничего по-настоящему значимого. Кое-кого из них сейчас нет в стране и даже на планете. Когда я проверяю их по другим местам и периодам, никто из них не совпадает. Я спустился на несколько уровней. Вдруг кто-то из служащих низших эшелонов имеет на меня зуб? Или на мою организацию? Но я и там никого не нахожу. И, пока я этим занимался, понял, что гоняюсь за тенью.

– Ну, чтобы поймать, приходится гоняться.

– Ева, дело не во мне. И причиной всему вовсе не я, а ты.

Ева заморгала.

– Я…

– Не надо. Я же по лицу вижу. – В его голосе прорвался долго сдерживаемый гнев. – Хватит придуриваться. У тебя все равно ничего не выйдет, ты слишком устала. То, что я говорю, для тебя не новость. Ты даже не удивилась. Разрази меня гром! Ты уже давным-давно все знаешь, а мне голову морочишь. Загружаешь дурацкой, бессмысленной работой.

– Эй, погоди! Что ты такое говоришь?

Вместо ответа он подошел, схватил ее за плечи и силой поднял с кресла.

– Ты не имеешь никакого права. Тебе давно известно: он использует меня только потому, что я связан с тобой. Это ты с ним связана. Ты расследовала его первую серию.

– Отстань.

– Не надейся.

Рорк был страшен в гневе даже в лучшие времена, а уж сейчас, с учетом эмоциональной бури, недосыпания и чудовищной усталости он был просто смертельно опасен.

– Ты – его объект. Самый крупный бриллиант в его чертовой короне. Ты давно об этом думаешь, а мне слова не сказала! Ты могла бы проявить уважение и сказать мне.

– Ой, вот только этого не надо! Надоело слушать, что я могла бы проявить уважение. Это следствие по делу об убийстве, а учебник по этикету я оставила на работе. Отстань от меня!

Рорк приподнял ее, и ей пришлось встать на цыпочки.

– Если бы я не чувствовал себя таким виноватым, если бы не думал, что дело во мне, что он похищает моих служащих из-за того, что я собой представляю или делаю, из-за того, что у меня есть, я догадался бы уже давным-давно. А ты оставила меня в заблуждении.

– Ничего подобного. Я сама не знаю, в ком тут дело, в тебе или во мне. Но я точно знала – а ты только что доказал, что я была права! – что если бы я тебе сказала, ты бы сразу взвился под потолок.

– И поэтому ты мне солгала.

Ева пришла в такую неистовую ярость, что ей стоило немалых трудов удержаться и не врезать ему.

– Я тебе не лгала.

– Ты умолчала. – Рорк вновь поставил ее на пол. – А я-то думал, мы доверяем друг другу.

– Да пошел ты к черту. К черту! – Ева села и обхватила голову руками. – Тебя послушать, так я уже всех достала. Тебя, Фини… Вдоль и поперек, снизу вверх и по диагонали. Я тебе доверяю, и если я до сих пор не смогла тебе этого доказать, то уж и не знаю, как еще это сделать.

– Очень просто. Достаточно было просто упомянуть, что он охотится за тобой. Больше ничего не требовалось.

– Мне надо было самой обдумать. Мне и в голову не приходило, пока Мира об этом не заговорила. И это было всего-навсего сегодня, а не давным-давно. У меня самой времени не было, черт бы меня побрал! Я даже вероятности еще не прокачала!

– Ну, так прокачай сейчас.

Ева уронила руки и вскинула на него взгляд. Обуревавший ее гнев вдруг угас, как подмокший фитиль.

– Я не могу с этим справиться. Можешь считать меня бесхребетной слабачкой, но я не могу с этим справиться, когда вы оба на меня нападаете с двух сторон. И все это в один и тот же день. Думаешь, мне хотелось сделать больно тебе или Фини? У меня и в мыслях не было! Я просто делала свою работу, я ничего от тебя не скрывала, просто я сама еще не успела это осмыслить.

– Или еще не придумала, как этим воспользоваться, – горько усмехнулся Рорк. – Думаю, твое «осмысление» приведет именно к этому.

– Ну да. Если это будет иметь смысл, конечно, я этим воспользуюсь. И ты это прекрасно понимаешь, если знаешь меня хоть чуть-чуть.

– Да, знаю. – Рорк повернулся и отошел к окну.

– Было время, когда я принимала решения сама, ни с кем не советуясь. Было время, – продолжала Ева, – когда, принимая решение, я не обязана была считаться с чьим-то мнением или с чьими-то чувствами. Теперь все изменилось. Мне надо было все обдумать, оценить все возможности, а потом я бы тебе все сказала. Я бы не сделала ни одного шага, не сказав тебе.

«А ведь это правда», – вынужден был признать Рорк, стараясь подавить свой гнев и страх. Да, все это было правдой, хотя и служило слабым утешением.

– Но все равно, если сочтешь нужным, ты будешь действовать, не считаясь с моими чувствами.

– Да.

Рорк повернулся к ней.

– Я бы, наверно, не любил тебя до потери сознания, будь ты другой.

Ева осторожно перевела дух.

– Я бы, наверно, не любила тебя и так далее, и так далее, если бы ты не понимал, что другой я быть не могу.

– Ну что ж…

– Прости. Я понимаю, как тебе тяжело.

– Понимаешь. – Рорк вернулся к столу. – Да, понимаешь, но все-таки ты понимаешь не все. Да разве ты можешь понять? Да и с какой стати тебе это понимать? – Он коснулся пальцами ее щеки. – Я бы, наверно, так не злился, если бы раньше сообразил, что тут речь идет не обо мне, а о тебе.

– Речь не всегда идет о тебе, Умник.

Как она и рассчитывала, он улыбнулся. Но его взгляд остался серьезным.

– Мы подробно обсудим любые планы, любые шаги, если ты решишь использовать себя как наживку.

– Да, обещаю. Даю слово.

– Ну ладно. Нам нужно немного поспать. Это не обсуждается, лейтенант. Не надо спорить, будет так, как я сказал. Сейчас два часа ночи, а встать ты захочешь в пять, я же тебя знаю.

– Ладно, твоя взяла. Мы немного поспим.

Ева направилась вместе с ним в спальню, но запущенный Рорком мяч прыгал у нее в голове, и остановить его она не могла.

– Я обдумывала эту мысль, – начала она. – О том, чтобы сделать себя наживкой. Я много о чем думала. Тут есть о чем подумать.

– Я работал вместе с тобой над этим делом последние два дня и три ночи, и я примерно представляю, сколько данных тебе пришлось втискивать в свою голову.

– Да, но, понимаешь… О черт, я еще ничего не сказала, а уже чувствую, что начинаю рассуждать как женщина.

– О нет, этого допустить нельзя. Остановись.

– Я серьезно. – Слегка смутившись, Ева сунула руки в карманы. – Знаешь, как женщины думают о всякой ерунде и никак не могут выбросить ее из головы. Чувствую, что и я вот-вот начну гадать, какая губная помада подходит к моему цвету лица. Или к моим ботинкам.

Рорк засмеялся и покачал головой.

– Я думаю, этого мы можем не опасаться.

– Если я когда-нибудь двинусь по этой дорожке, врежь мне как следует, хорошо?

– С удовольствием.

– Но я должна признать, хоть это и очень противно, что даже не знаю, стоит ли разрабатывать эту версию. Я же не собираюсь заглянуть на дом к какому-то типу, чтобы организовать вечеринку или научить его танцевать самбу.

– Ты очень часто заглядываешь в чужие дома, чтобы снять показания или выслушать заявление.

– Ну, допустим. – Ева вошла в спальню, на ходу откидывая волосы со лба. – Но я редко хожу одна, фиксирую все свои передвижения и вообще, черт меня побери, Рорк, я же коп! Думаешь, какой-нибудь старпер может поймать меня в сеть вот просто так? – и она щелкнула пальцами.

– С тобой ему придется нелегко, согласен. Но чем трудней задача, тем интереснее.

– Вот об этом я тоже все время думаю. Но…

– Он мог выслеживать тебя, а не Ариэль Гринфельд. Если бы последние несколько дней… нет, скорее недель, если на то пошло, он следил за тобой, сегодня он мог захватить тебя, а не ее.

– Нет, не мог. – Вот, поняла Ева, раздеваясь, почему эта мысль не давала ей покоя. Надо объяснить Рорку, чтобы он понял и успокоился. – Подумай хорошенько. С вечера пятницы я буквально ни минуты не оставалась одна, даже у себя в кабинете. Вне стен этого дома или управления я все время была с Пибоди или с тобой. Допустим, ты считаешь, что он может поймать меня в сеть. Но неужели ты думаешь, что он будет ловить в сеть нас обоих? Или двух копов?

Рорк остановился и взглянул на нее. Стальной кулак у него в груди чуть-чуть ослабил хватку.

– Да, тут ты права. Но ты ведь уже подумываешь, как бы сыграть с ним в поддавки, верно?

– Подумываю. Если мы пойдем по этому пути – заметь, я говорю «если»! – я буду на прослушке. Я буду под наблюдением. Я буду вооружена.

– Я хочу, чтобы твою машину снабдили «маячком».

– Сделаем.

– Нет, я хочу, чтобы это было сделано до того, как мы утром выедем за ворота. Я об этом позабочусь.

«Хочешь что-то получить, надо что-то уступить», – напомнила себе Ева. Приходилось уступать, даже – особенно! – в тех случаях, когда с души воротит.

– Ладно, черт с тобой. Прощай, я собираюсь ускользнуть незаметно к Пабло, уборщику бассейна, на часок горячего и липкого секса.

– Нам всем приходится чем-то жертвовать. Мне, например, трижды пришлось переносить мои встречи с французской горничной Вивьен за последнюю пару дней.

– Она умеет делать французский поцелуй? – спросила Ева, когда они ложились в постель.

– Безусловно.

Ева фыркнула и шутливо толкнула его локтем, когда он обнял ее сзади и притянул к себе.

– Извращенец.

– Сама виновата. Нам поспать надо, а ты меня завела, – проворчал Рорк.

Его волшебные пальцы легко заскользили по ее груди, вниз по животу и снова вверх. Каждое прикосновение разливалось по ее коже приятной щекоткой.

Она со вздохом прижала его руку к своей груди, чтобы усилить ласку. Вот он, идеальный способ закончить длинный, тяжелый день. Скользящие, прижимающиеся друг к другу тела в темноте.

Когда его губы коснулись сзади ее шеи, Ева потянулась лениво, как кошка.

– Есть способы подзарядиться и помимо сна.

– Похоже на то. И я, похоже, никак не даю тебе заснуть. Руки сами так и тянутся.

Она всем телом ощутила его возбуждение и жар.

– Странное место для рук. Может, тебе к доктору обратиться? Это могло бы… Ой! – Ева содрогнулась, ей показалось, что ее тело тает, когда его пальцы скользнули внутрь.

– Есть место получше.

Пальцы пробрались еще глубже. Они дразнили и насыщали их обоих медленными, неторопливыми ласками.

Ева растаяла. Ее дыхание стало прерывистым, тело текло, как вино. Он мог трогать, брать, где хотел. Грудь, живот, волшебное теплое место, где их тела сливались.

Погружаясь в нее, Рорк чутко ловил каждый толчок, каждое движение ее вздрагивающего тела. Она окружила его со всех сторон, он тонул в ней, а она вздымалась над ним и обрушивалась на него, как волна. В полной темноте он познал ее всю – тело, сердце, ум, душу. Подхваченный волной, он шептал ей слова любви на языке своего разрушенного детства. С нею он обретал свою целостность.

А ей это единение, слияние, целостность казались простыми и естественными, как дыхание. Между ними не осталось пустот. Когда он был с ней, их обоих не преследовали страшные воспоминания о крови и смерти. Они погружались в покой и наслаждение. Его руки – такие искусные, такие терпеливые… Слова любви, произнесенные шепотом на чужом языке, были подняты на поверхность из глубокого, бездонного колодца.

С ним она становилась гибкой и уступчивой, ничем в себе не поступаясь. И она вскидывалась, дрожа, отчаянно цепляясь за последний – еще один, самый последний – миг наслаждения. Она держалась, стараясь продлить этот миг, и чувствовала, как он держится вместе с ней, как взмывает к небу вместе с ней.

И, обнявшись с ним, она скользнула обратно вниз, на землю.

В темноте она улыбнулась, прижала его руку к своей груди, и прошептала:

– Buenas noches, Pablo.[9]

– Bonne nuit, Vivien.[10]

Ева заснула с улыбкой на губах.

Ах, какая досада! Ужасная досада. Но он больше ничего не мог поделать с Джулией. Он ведь провел предварительное исследование, он так много узнал о ней, и ничто не указывало на то, что ее разум столь хрупок. Честно говоря, ему казалось, что они только начали, и вот уже приходится подводить черту.

Он поднялся рано, надеясь вопреки очевидности, что где-то в течение ночи она окрепнет, вернет себе форму. Он давал ей допамин, пробовал лоразепам – весьма дорогие и труднодоступные лекарства, – хотя и подозревал, что все его хлопоты ни к чему не приведут.

Он испробовал электрошок и должен был признать, что эксперимент оказался чрезвычайно любопытным. Но ничто – ни музыка, ни боль, ни лекарства, ни встряска всего организма – не проникли в глубину и не нашли замка к двери, за которой скрылся ее рассудок.

После поистине триумфального успеха с Сарифиной здесь его постигло жестокое разочарование. «Будем объективными, – напомнил он себе, – чтобы создать партнерство, нужны двое».

– Не хочу, чтобы ты считала себя виноватой, Джулия.

Он вытянул ее руки и уложил их в специальные желоба, тянущиеся вдоль всего стола, чтобы кровь стекала.

– Возможно, с тобой я несколько поспешил, неудачно начал, вообще неверно подошел к процессу. В конце концов, каждый из нас имеет свой индивидуальный болевой порог. Сопротивляемость стрессу, страху – все это очень индивидуально. Наше тело и разум запрограммированы на определенный предел выносливости. Конечно, – продолжал он, делая первый надрез на ее запястье, – физические упражнения, тренировки, диета, воспитание могут значительно расширить эти пределы, повысить пороги. Но я хочу, чтоб ты знала: ты сделала все, что было в твоих силах. Я это понимаю.

Вскрыв ей вены на правом запястье, он обогнул стол и взял ее левую руку.

– Я с наслаждением провел с тобой время, хотя – увы! – оно было слишком кратким. Но твое время истекло, вот в чем дело. Как учил меня мой дедушка, каждое живое существо – это всего лишь часы, часовая пружина, которая начинает раскручиваться с первым вдохом в момент рождения. Весь вопрос в том, как мы используем отпущенное нам время, не правда ли?

Покончив со своей работой, он отошел к раковине, вымыл и стерилизовал скальпель, отмыл кровь с пальцев и ладоней, после чего высушил их под теплым воздухом сушилки.

– Ну что ж, – добавил он жизнерадостно, – давай послушаем музыку. Я часто ставлю эту арию из «Аиды» для моих девочек, когда им настает пора уходить. Изумительная музыка. Я уверен, тебе понравится.

Он включил запись, и музыка заполнила помещение. А сам он сел и начал слушать. Его взгляд стал мечтательным, память унесла его вспять на десятилетия. К Ней.

Он вспоминал о Ней и наблюдал, как утекают последние минуты жизни Джулии Росси.

13

Ева притащилась в ванную и встала под душ, когда Рорк был уже в сушильной кабине. Хриплым, как будто заржавевшим, голосом она отдала команду включить горячую воду. Глаза не разлипались, словно ночью кто-то заклеил веки тонкой клейкой лентой.

Горячие струи помогли, но Ева знала, что этого недостаточно, что для подзарядки севших батарей потребуется нечто большее. Она обдумала вариант с одобренной департаментом энергетической таблеткой, но решила отложить его на потом. Конечно, таблетка взбодрила бы ее, тут спору нет, но, приняв таблетку, она весь день будет чувствовать себя перевозбужденной и дерганой.

Лучше придерживаться кофеина. Да, она вольет в себя много-много кофеина.

Когда Ева вышла из ванной, на Рорке уже были брюки. И больше ничего, заметила она. Босиком, с голой грудью, роскошные черные волосы, еще чуть влажные после душа.

Есть и другие средства, помимо кофеина, способные дать организму хорошую встряску. Ее личный список подобных средств возглавлял Рорк. А когда он подошел к ней и протянул кружку крепкого черного кофе, ее любовь к нему возросла беспредельно.

Она заурчала, как кошка, радуясь первому глотку жизненно необходимого ей напитка и одновременно выражая благодарность тому, кто влил в нее этот жизнетворный нектар.

– Спасибо!

– Погоди, еще и завтрак будет. Мы вчера толком не поужинали, а у тебя целый день впереди. На одном только кофе и нахальстве ты не продержишься.

– А мне нравится мое нахальство. – Ева прошла в гардеробную и вытащила из шкафа одежду с расчетом на тепло и удобство. – Как это получается: ты, проспав пару часов, выглядишь свежим и отдохнувшим, сексуальным до чертиков, а я чувствую себя так, будто моими мозгами играли в футбол?

– Громадная сила воли и правильный обмен веществ. – Рорк выбрал и надел рубашку, но застегивать не стал. Он внимательно посмотрел на Еву, пока она натягивала брюки. – Я мог бы заказать энергетический коктейль.

– Нет, не надо. После них вечно во рту помойка, и мне все время кажется, будто глаза к носу скашиваются, а потом опять расходятся. И я начинаю из-за этого психовать. – Ева надела белую футболку с длинными рукавами, а поверх нее натянула черный свитер. – Я собираюсь…

Она замолчала и нахмурилась, потому что в этот самый миг послышался стук в дверь спальни.

– Ну кто, будучи в своем уме, мог встать в такой кошмарный час?

– Давай посмотрим и узнаем.

Рорк подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Мэвис, держа на руках Белль.

– Что-нибудь случилось с малышкой? – встревожился Рорк. – Она не заболела?

– Кто, Белль? Нет, она три «Т»: Тотальный Тип-Топ. Просто ее надо было перепеленать по утру. Но я выглянула и увидела свет под дверью. Можно нам войти на минутку?

– Конечно. Я как раз собирался заняться завтраком. Хочешь что-нибудь съесть?

– Нет, спасибо, мне еще рано заправляться. Ну, разве что соку выпью. Может, папайи?

– Присядь.

– Все в порядке? – спросила Ева.

– Да, в общем-то, да. Но я беспокоюсь. Честно говоря, места себе не нахожу. Когда Белль выдала свой утренний сигнал, я решила снова не ложиться.

Мэвис стояла посреди комнаты в красно-белой полосатой пижаме, видимо откуда-то добытой Соммерсетом. Пижама была ей велика и выглядела нелепо. Еве показалось, что в этой пижаме Мэвис напоминает крошечного и хрупкого маленького ребенка.

– Все в порядке, все будет хорошо. Тебе не о чем беспокоиться.

– Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке, и спросить: может, я могу что-то сделать?

– Все под контролем. – Поскольку Мэвис стояла, тихонько покачиваясь взад-вперед, а у Евы от этого возникало смутное неприятное ощущение сродни морской болезни, она повторила приглашение Рорка: – Присядь.

– Я подумала, может, мы с Триной могли бы проверить книги записей, может, даже попытались бы найти по каталогу волосяную накладку. – Мэвис пожала плечами. – И еще Трина мне сказала, ей кажется, она знает, какой косметикой этот тип пользовался. Ну, типа крем для рук, лосьон после бритья, одеколон и все такое. Популярные фирменные продукты. Может, я могла бы проследить, есть они сейчас в продаже или нет… Не знаю, вдруг это поможет?

– Может быть, поможет.

Рорк поставил на стол высокий стакан с соком, блюдо фруктов и корзинку с теплыми булочками. Мэвис взглянула на еду, потом на Рорка.

– Не будь я так безумно влюблена в моего сладкого медвежонка, я бы подралась с Даллас из-за тебя.

– Да я бы тебя как муху пришлепнула, – вставила Ева.

– Ну, допустим. Но ты бы тоже после этого долго хромала. А можно нам с Белль еще побыть у вас? Я хочу сказать, пока Леонардо… он вернется сегодня к вечеру. Я подумала…

– Оставайся, сколько хочешь, – сказал ей Рорк и поставил на стол еще две тарелки, извлеченные из автоповара.

– Спасибо. А то он беспокоится за нас. Он уже начал фантазировать: что, если бы мы – Белль и я – были с Триной, а этот тип решил ее захватить? Знаю, это невероятно, но, когда в семье появляется ребенок, сразу начинаешь психовать и воображать себе невесть что.

– Да, дети – они такие, – заметила Ева. – Вам с Белль надо успокоиться. Оставайтесь, сколько душе угодно.

Тут Белль, словно услышав, что о ней говорят, завозилась и захныкала. Мэвис перехватила девочку одной рукой, а другой начала, как ни в чем не бывало, расстегивать пижамный верх.

– Я подумала, может, если Трина закончит до того…

– Да-да, конечно. – Ева инстинктивно отвела взгляд и лихорадочно схватила кружку кофе. – Я распоряжусь, чтобы ее привезли обратно сюда, когда она закончит. Никаких проблем.

– Блеск. Можно вздохнуть с облегчением. Итак…

– Ну что ж… – Рорк вскочил на ноги, когда грудь Мэвис выскочила наружу, а жадный ротик Белль присосался к ней. – Я сейчас…

Он хотел сказать: «Уйду подальше отсюда». Увидев реакцию Рорка, Мэвис звонко рассмеялась.

– Белль тоже хочет позавтракать. И вообще, все уже давным-давно видели мои сиськи. Подумаешь, новость!

– Кажется, я уже говорил, что они совершенно очаровательны. Но, может, мне следует…

– Да ладно! Сядь. – Продолжая хихикать, Мэвис подхватила стакан с соком и поднялась. Она с легкостью балансировала стаканом и ребенком, прильнувшим к ее груди. – Ты скоро привыкнешь. Ну а пока мы с Белль пойдем к себе. Обычно нам обеим после кормления нужно немного вздремнуть. Если я что-нибудь найду по накладке, по кремам и лосьонам, я тебе позвоню.

– Обязательно позвони.

Когда они снова остались одни, Рорк опустил взгляд на свою тарелку.

– Как ты думаешь, почему я сегодня утром выбрал яичницу-глазунью?

– Потому что она похожа на пару симпатичных и блестящих желтых сисек. – Ева ухмыльнулась и стянула у него полоску бекона. – Между прочим, Мэвис иногда красила свои груди в желтый цвет. Это общеизвестный факт.

– Всякий раз, как она кормит малышку, я чувствую себя… жутким хамом.

– Мне показалось, что это больше напоминает парад монстров.

– И это тоже, только еще хуже. Это такое интимное дело. Хочется сквозь землю провалиться.

– Я бы сказала, нам обоим придется с этим смириться. Нам надо двигаться. Доедай свою яичницу.

Они расстались в управлении. Ева повела Трину в отдел, где Янси должен был работать над фотороботом.

– А знаешь, если бы копы уделяли больше внимания моде и подходили к делу творчески, это помогло бы наладить отношения с общественностью.

Ева вскочила на эскалатор, ползущий вверх, и увидела, как по соседнему эскалатору спускаются трое, которых она узнала. Это были люди из отдела наркотиков. Заросшие щетиной лица, стоптанные башмаки, обвисшие мешками карманы, оттянутые оружием.

Ей показалось, что они прекрасно выглядят.

– Ладно, мы проведем семинар на эту тему. Оборонительная мода.

– Не так уже это невероятно, – продолжала Трина. – Да, одежда может служить обороне, или она может быть агрессивной…

– Мне ли не знать!

– Одежда может быть заявлением позиции или отражением тенденции, – продолжала Трина. – Вот, например, твоя одежда говорит о том, что ты не только тут главная, но и горишь желанием надрать кому-нибудь задницу.

Ева, и не обладая многочисленными учеными степенями Миры понимала, что Трина нервничает.

– Мои штаны говорят, что я тут главная?

– Не только штаны, весь набор. Темные оттенки, но не мрачные. Добротные ткани, чистые линии. Правда, можно было бы добавить тут и там что-нибудь ярко-красное, или зеленое, или синее…

– Я это запомню.

– И еще тебе надо носить темные очки.

– Я их теряю.

– А ты не теряй. Тебе что, двенадцать лет? Темные очки станут завершающим штрихом в ансамбле. Слушай, а это надолго? Думаешь, это много времени займет? А вдруг у меня не получится? Вдруг я все перепутаю? Что, если я…

– Прекрати. Тебе что, двенадцать лет? – Под нервный смех Трины Ева сошла с эскалатора. – Сколько займет, столько и займет. Понадобится перерыв – сделаешь перерыв. Янси у нас лучший, лучше его я никого не знаю. А если ты все перепутаешь, брошу тебя в камеру на пару часов, пока не приведешь мысли в порядок.

– Ты прямо кайф ловишь, да?

– Есть немного, – согласилась Ева и толкнула дверь.

Янси был уже на месте, загружал свою рабочую станцию. Он поднялся и одарил вошедших быстрой непринужденной улыбкой.

– Лейтенант!

– Детектив! Спасибо, что пришли так рано.

– Легко. Трина? – Он протянул руку. – Как поживаете?

– Немного нервничаю. Я никогда такого раньше не делала.

– Да ничего страшного, успокойтесь. Я вам помогу. Хотите попить чего-нибудь? Холодненького?

– Ммм… Может быть. Может быть, лимонной шипучки? Диетической.

– Сейчас принесу. Садитесь, располагайтесь поудобнее.

Трина проводила его взглядом, когда он вышел.

– Надо же, какой аппетитный! Так бы и съела.

– Ты здесь не для того, чтобы им закусывать.

– Ну, у него же когда-нибудь смена кончится. – Трина вытянула шею, стараясь получше разглядеть обтянутый джинсами зад Янси, пока он не скрылся за поворотом. – Ты с ним когда-нибудь спала?

– Нет. Господи, Трина, возьми себя в руки!

– Ну, это твоя потеря. С таким сложением, держу пари, он может трахаться всю ночь напролет.

– Ну спасибо! Большое тебе спасибо, что заронила мне в голову эту мысль. Она, безусловно, углубит мои рабочие отношения с детективом Янси.

– Я-то уж точно была бы не прочь углубить рабочие отношения с детективом Янси. – Трина шумно выдохнула. – И не цепляйся ко мне. Я, оказывается, не так сильно нервничаю, когда думаю о сексе. Буду знать на будущее. К тому же мне будет нетрудно работать с детективом Горячая Попка.

– Не вздумай с ним трахаться. – Ева нервно провела пальцами по волосам. В эту самую минуту вернулся Янси с напитком для Трины и еще одной банкой для себя. – Ты знаешь, где меня найти, – сказала ему Ева.

– Есть. Мы с Триной… – Он подмигнул Трине. – Мы скомпонуем тебе лицо этого парня. Итак, Трина, давно ты занимаешься красотой как бизнесом?

Ева знала, что таков его рабочий стиль. Янси умел заставить очевидцев расслабиться, болтал с ними, завоевывал доверие. И все же она с трудом подавила в себе стремление сказать ему, чтоб поторапливался. Она приказала себе просто отступить. Повернулась и ушла.

Времени мало, но хватит, чтобы добраться до кабинета, систематизировать данные – и свои собственные мысли – перед брифингом. Позвать Пибоди, – размышляла Ева по дороге в отдел убийств, – вывести упомянутые данные на экран. Провести брифинг, а потом придется ехать на эту дурацкую утреннюю пресс-конференцию. Надо провести вероятностный тест – прокачать себя как мишень, найти время где-то днем, чтобы обсудить это с Мирой. Но ей надо было работать на выезде, ей хотелось поскорее оказаться на улице.

Если этот ублюдок следит за ней, она может засечь слежку.

Ева прошла прямиком в свой кабинет и застыла на пороге с разбега, увидев Фини, склонившегося на стуле для посетителей над кружкой кофе.

Он поднялся на ноги. Выглядит паршиво, подумала Ева. Да, вид у него потрепанный. Ева невольно напряглась, хотя сердце у нее упало.

Он не сводил с нее запавших глаз с набрякшими мешками.

– Есть минутка?

– Есть.

Ева вошла и закрыла дверь. И впервые в жизни пожалела, что кабинетик у нее такой тесный. Не было места, чтобы как-то с ним разминуться, обойти его стороной. Придется выяснять отношения.

И тут из нее выплеснулось, просто выплеснулось без всякой подготовки, неожиданно для нее самой:

– Я хочу извиниться за…

– Прекрати. – Он сказал это так быстро, что ее голова невольно откинулась назад, как от удара. – Ничего больше не говори. Остановись прямо на этом месте. И без того все скверно. Я был не прав. Это я нарушил правила. Ты ведешь это следствие. Ты возглавляешь опергруппу. Я не имел права подрывать твой авторитет, сомневаться в твоей правоте. И я был не прав, когда вывалил все это на тебя. Ну вот. – Фини помолчал и отхлебнул добрый глоток кофе. – Это все.

– Это все? – переспросила Ева. – И что теперь будет?

– Тебе решать, что теперь будет. Хочешь убрать меня из опергруппы – имеешь право. У тебя есть мои записи, я найду кого-нибудь на замену.

В эту минуту Еве хотелось, чтобы он врезал ей покрепче, лишь бы не выслушивать все эти оскорбления, больно ранившие ее.

– Зачем ты мне все это говоришь? Как ты можешь думать, будто я хочу убрать тебя из опергруппы?

– Будь я на твоем месте, я бы это обдумал. Серьезно.

– Бред. Это просто бред. – Ева не лягнула стол. На этот раз она выбрала жертвой свое кресло. Оно врезалось прямо в стул для посетителей, отскочило и с грохотом ударило в стену. – И ты не на моем месте, тупой сукин сын!

Печальные глаза сенбернара округлились и стали огромными. Фини вскочил со стула.

– Что ты сказала?

– Ты меня слышал. Ты такой твердолобый, такой упертый, такой законченный дурак, что тебе в лом отставить в сторону свои оскорбленные чувства и поработать со мной. Ничего, придется тебе их проглотить, мать твою! Я не могу себе позволить потерять лучшего члена команды на этом этапе следствия. И ты прекрасно это знаешь. Ты это знаешь, и нечего мне тут впаривать, что у меня есть основания выпереть тебя из группы пинком под зад.

– Это ты сейчас получишь пинок под зад! Сию же минуту!

– Тебе меня не одолеть, – бросила в ответ Ева. – Еще лет десять назад – может быть, но не сейчас.

– Может, попробуем, малышка? Может, проверим?

– Хочешь провести раунд? Пожалуйста! Но только когда мы закроем это дело. Что с тобой такое? У тебя штырь в заднице? Я его вытащу и прямо этим штырем выбью из тебя всю дурь, понял?

Тут ее голос дрогнул, и от этого им обоим стало только хуже. Оба почувствовали себя несчастными.

– Зачем ты пришел? – продолжала Ева. – Явился сюда весь из себя важный, рычишь на меня и как пошел чесать! Даже извиниться не даешь за то, что я облажалась!

– Это не ты, черт бы тебя побрал, это я облажался!

– Ладно. Отлично. Оба мы хороши. Оба облажались. Парочка придурков.

Фини рухнул обратно на стул, словно из него враз выпустили воздух.

– Может, и так, только я старше тебя. Я раньше начал.

– Будешь мне тыкать в нос тем, что ты старше по званию? Отлично, – повторила Ева. – Просто замечательно. Я буду первая отдавать тебе честь. Ну как? Полегчало?

– Нет, не полегчало, разрази меня гром!

Фини сказал это с таким тяжким вздохом, что Ева почти перестала на него сердиться.

– Чего тебе надо, Фини? Чего ты от меня ждешь? Что я должна сказать?

– Ничего. Ты должна слушать. Я позволил себе разозлиться. Я не закрыл это дело девять лет назад, и с тех пор оно меня точит. Я же тебя учил – разве нет? – что стопроцентной раскрываемости не бывает, и нельзя себя изводить, когда что-то не выходит, когда не можешь собрать все концы воедино. Хоть напополам разорвись, а не выходит. И твоей вины в этом нет.

– Ну, учил.

– Только на этот раз я сам себя не послушал. Весь желчью изошел и никак не мог успокоиться. – Фини поджал губы и покачал головой. – Ты находишь свежий след, а я, вместо того чтобы броситься по нему, идти и не отпускать, бросаюсь на тебя. А сам все думаю: «Неужели я это пропустил? Неужели все эти женщины погибли, потому что я этого не увидел?»

– Ты прекрасно знаешь, что это не так, Фини. И я прекрасно понимаю, что стопроцентной раскрываемости не бывает. И опыт тут ни при чем. Вот скажи: я была хороша девять лет назад?

– Нуждалась в закалке.

– Да не в этом дело. Я была хорошим копом?

Фини отпил еще глоток и вскинул на нее взгляд.

– Уже тогда ты была лучше всех, с кем мне когда-либо приходилось работать.

– И я работала с тобой над этим делом. Каждый шаг, каждую минуту. Мы ничего не упустили, Фини. Этого там просто не было. Не было этой схемы, этих улик, этих доказательств. Даже если он и брал этих женщин – кое-кого из этих женщин – таким образом, мы не нашли никаких следов. Потому что их не было.

– Я вчера целый день копался в файлах по тому делу. Понимаю, что ты хочешь сказать. Но сам я хочу сказать другое: потому-то я на тебя и набросился.

Он вспомнил, что говорила ему жена накануне вечером. Она сказала: «Ты разозлился на Даллас, потому что она член твоей семьи. Она позволила тебе злиться, потому что ты член ее семьи. Никто не скандалит так регулярно, с такой бессмысленной жестокостью, как родственники». Так сказала его Шейла.

– И еще мне не понравилось, когда ты сказала, что мне нужен перерыв, – продолжал Фини. – Как будто я чей-то чертов дедушка и мне надо поспать днем.

– Но ты и вправду чей-то дедушка.

Опять его глаза вспыхнули гневом, но на этот раз во взгляде проскочила искорка веселья.

– Думай, что говоришь, малышка.

– Мне надо было обсудить новую версию с тобой перед брифингом. Нет, надо было, – настойчиво повторила Ева, когда он покачал головой. – Но и ты должен был понять, что я обязательно прокачала бы это с тобой, если бы не было такой спешки. Никого из опергруппы, никого из тех, кто носит жетон, я не уважаю так, как тебя.

Фини пришлось прочистить горло кашлем.

– Взаимно. Я должен сказать еще одну вещь, и мы закроем тему. – Он снова встал. – Не я привел тебя на это место. Ты никогда не была наивным новичком. – Его голос охрип от волнения. – Стоило мне бросить на тебя взгляд, как я увидел хорошего, крепкого копа. В ту самую минуту. Я дал тебе хорошую основу, малышка, я тебя закаливал, я на тебя давил, потому что знал: ты выдержишь. Но не я привел тебя на это место, и когда я так сказал… это было глупо. Ты сама привела себя сюда. И я этим горжусь. Вот и все.

Ева лишь кивнула в ответ. Если бы она расплакалась, смутились бы они оба.

Фини неуклюже похлопал ее по плечу и вышел, закрыв за собой дверь.

А Еве пришлось постоять, не двигаясь с места, пока она не успокоилась и не убедилась, что держит свои эмоции под контролем. Несколько раз глубоко вздохнув, она повернулась и уже хотела было сесть за стол. Но тут постучали в дверь.

– Что? – Еве захотелось зарычать, и она зарычала, когда в дверях показалась голова Надин. – Пресс-конференция в девять.

– Знаю. С тобой все в порядке?

– Просто персик. Уходи.

Надин как ни в чем не бывало, проскользнула в кабинет и закрыла за собой дверь.

– Я пришла недавно и… скажем так, невольно подслушала довольно горячий обмен репликами. Репортер во мне боролся с благовоспитанной дамой. Это был ожесточенный бой, он шел несколько минут. В конце концов я с достоинством удалилась и выждала, пока горизонт не очистился. Поэтому спрашиваю еще раз: с тобой все в порядке?

– Это был частный разговор.

– Не стоит вести частные разговоры на повышенных тонах в общественном месте.

«Верно подмечено», – вынуждена была признать Ева.

– Я в порядке. Мы в порядке. Просто нам нужно было кое-что прояснить.

– Мне пришло в голову, что было бы неплохо сделать репортаж о напряженных отношениях между сотрудниками на рабочем месте и как с этим справляются полицейские.

– Советую держаться от этого подальше, – проворчала Ева. – Целее будешь.

– От данного конкретного случая – безусловно. Такова цена дружбы.

– Если это все…

– Нет, не все, – сказала Надин. – Знаю, ты невысокого мнения о румынской ясновидящей, но…

– Честно говоря, там вроде бы есть рациональное зерно, – призналась Ева. – У тебя есть еще что-то?

– Правда? Надеюсь, ты меня просветишь по полной программе. И да, возможно, у меня еще кое-что есть.

Надин сумела поместить одно бедро, стянутое узкой юбкой цвета малинового варенья, на край Евиного стола.

– Боливия, – начала она. – Мы просматривали иллюстрированные журналы. Ты не поверишь, сколько рациональных зерен можно найти на этом поле, хотя вы, копы, его презираете.

– По-моему, иллюстрированные журналы представляют собой угрозу обществу.

– Не случайно иллюстрированные журналы считаются классикой жанра. Мы нашли интересную историю о венецианском мавре.

– Венецианском? – удивилась Ева. – Насколько я помню, Венеция находится в Италии.

– Да нет, венецианский мавр – это Отелло. Шекспир. И Верди. Отелло – это был такой черный мужик, важная шишка. Женился на роскошной белой женщине. В те времена смешение рас не приветствовалось. Хотя черт их знает, когда они были – те времена.

– Девять лет назад?

– Нет. – Надин засмеялась. – Тут счет идет на столетия. Короче, Отелло становится жертвой манипуляций другого парня, а тот ему внушает, что жена его рогами наградила. Отелло ее душит. А потом еще долго поет над ее хладным трупом.

– Что-то я не пойму, о чем ты толкуешь, Надин.

– Пока только рассказываю сюжет, чтобы ты представляла. В оперном театре был большой костюмированный бал…

– В оперном театре? – насторожилась Ева.

– Да. – Надин настороженно прищурилась. – Для тебя это что-то значит?

– Продолжай.

– В Ла-Пасе одна женщина утверждала, что на нее напал какой-то тип в костюме Отелло. Черная маска, широкий плащ, перчатки. Она заявила, что он пытался ее утащить, изнасиловать. Поскольку на ней не было ни царапины, а свидетели, видевшие их обоих ранее в тот же вечер, настаивали, что болтала она с мужчиной в костюме Отелло вполне дружелюбно, а в момент подачи заявления была пьяна как скунс, полиция отмахнулась от ее слов. Но журналы раздули эту историю. Тридцать один год, темно-каштановые волосы, а предполагаемый инцидент имел место между обнаружением второго и третьего тела. Что, если Жених решил украсть еще одну невесту? Что, если венецианский мавр искал свою Дездемону?

Надин поудобнее устроилась на столе.

– Не исключено, что в ее словах есть доля правды. Она заявила, что парень прекрасно говорил по-испански, но с американским акцентом. Свободно рассуждал о музыке и литературе, явно много путешествовал. Мы провели углубленное исследование и выяснили, что она была нанята для развлечения посетителей, и не она одна: среди гостей циркулировали несколько таких девушек.

– Лицензированная компаньонка? – Ева скептически поджала губы. – Он никогда не интересовался профессионалками. Не вписывается в психологический портрет.

– На таких мероприятиях лицензированные компаньонки себя не афишируют. На ней же не написано, что она проститутка! Они служат только для оживляжа.

– Ладно, допустим, он не распознал в ней профессионалку.

– Вот именно, – кивнула Надин. – И ты можешь вообразить, что было дальше. Она почуяла деньги и подыграла ему. Он предложил выйти подышать воздухом, и она с ним вышла. Потом он пригласил ее прокатиться на машине, а вот уж на это она согласиться не могла, иначе потеряла бы плату за вечер. Как бы то ни было, она утверждает, что почувствовала себя плохо: ее развезло, голова закружилась. Да, она утверждает, что не пила, хотя врет, конечно. Но я готова пари держать, что она свою меру знает и не зарывается, когда работает. Они ошиблись: она была накачана наркотой, а они решили, что она пьяна как скунс.

– Возможно, – согласилась Ева. – Да, это вполне правдоподобно.

– Когда она поняла, что он уводит ее прочь от оперного театра, она воспротивилась. Вот тут, я думаю, она приукрасила свою историю, иначе остались бы следы. Синяки, разорванная одежда… хоть что-нибудь. Я думаю, она заартачилась, завопила, он решил, ну и черт с ней. Она рванула обратно в театр. А он ускользнул.

– У тебя еще что-то есть, – догадалась Ева.

– Да, есть, – подтвердила Надин. – Третьей жертвой стала официантка. Она работала на поставщика, который обслуживал эту вечеринку. Неделю спустя ее нашли мертвой. Итак…

– Он выбирал потенциальные объекты на этой вечеринке, – заключила Ева. – Свел кандидатуры к этим двум. Первая оказалась для него непригодной, поэтому он взял вторую. Где ее видели в последний раз? – Ева повернулась к компьютеру и загрузила файл.

– Она уходила из своей квартиры за четыре дня до того, как было обнаружено тело. В тот вечер должна была выйти на работу, но позвонила и сказалась больной. Два дня ее никто не искал, потому что…

– Это она взяла с собой сумку со сменой одежды. И оделась в свой выходной костюм.

– Хорошая память, – восхитилась Надин. – Да, все верно. Решили, что она уехала с каким-то парнем. Самое смешное, что так оно и было. Лицензированная компаньонка сказала, что у Отелло был бархатный голос – мягкий и плавный. На нем были сапоги на каблуках и высокий головной убор. Компенсировал свой невысокий рост.

– Да, он коротышка, мы это знаем.

Брови Надин удивленно поползли вверх.

– Ты уже знаешь?

– Ты все узнаешь, когда мы закроем дело. Есть что-то еще?

– Она сказала, что он говорил о музыке, но с особенным трепетом об опере. Вообще-то она наговорила много чепухи. Что глаза у него светились красным огнем, что руки были как сталь, когда сомкнулись у нее на горле, и так далее, и тому подобное. Но был еще один интересный момент, похожий на правду. Она сказала, что спросила о его работе, а он ответил, что его работа – изучение жизни и смерти. Конечно, это бред, но ведь по сути дела он именно этим и занят. По крайней мере, он сам так думает.

– Отлично, – кивнула Ева. – Просто отлично.

– Стоит твоей внутренней информации? – прищурилась Надин.

Ева покачала головой.

– Если на данном этапе я дам утечку, отвечать придется головой. Можешь не ходить на пресс-конференцию. Пошли какого-нибудь идиота. Когда будет можно, ты все получишь.

– Не для протокола. Тебе удалось к нему подобраться?

– Не для протокола. Я к нему подбираюсь.

Поскольку два длинных разговора съели все время на подготовку, Ева просто сгребла вещи со стола. Ничего, она сорганизуется на ходу. Выстраивая доклад в голове, Ева вышла из кабинета. В конференц-зале теперь – слава Рорку! – есть настоящий кофе, напомнила она себе.

В коридоре ее внимание привлекли громкие голоса. Она повернулась и увидела одного из своих детективов и пару патрульных, сгрудившихся вокруг парня ростом с пищевой автомат, возле которого все они стояли.

– Я хочу видеть моего брата! – вопил великан. – Сейчас же!

Детектив Кармайкл, всегда казавшаяся Еве невозмутимой, старалась говорить тихо и спокойно.

– Билли, послушай! Мы объяснили тебе, твой брат сейчас дает показания. Как только он закончит…

– Вы бросили его за решетку! Вы его бьете!

– Нет, Билли. Джерри нам помогает. Мы должный найти человека, который ударил его босса. Ты помнишь, что кто-то ударил мистера Колбецки?

– Его забили до смерти. А теперь вы убьете Джерри. Где Джерри?

– Давай пойдем и сядем…

Билли выкрикнул имя своего брата так пронзительно, что полицейские замерли на ходу, стали оборачиваться, высыпали из-за дверей.

Ева свернула в сторону и направилась к горе неприятностей.

– Проблемы?

– Лейтенант. – Невозмутимая Кармайкл бросила на Еву взгляд, полный бессильного отчаяния. – Билли расстроен. Кто-то убил хорошего человека, на которого они с братом работали. Мы сейчас беседуем с братом Билли. Мы как раз хотели угостить Билли вкусной шипучкой, а потом и с ним тоже побеседовать. Мистер Колбецки был твоим боссом, да, Билли? Ты любил мистера Колбецки?

– Я подметаю пол и мою окна. А когда мне пить хочется, мне можно взять шипучку.

– Да, мистер Колбецки разрешает тебе брать шипучку. Это лейтенант Даллас. Она мой босс. А теперь мне надо делать свою работу. Мы все сядем и…

– Не смейте обижать моего брата! – Билли мгновенно сориентировался и решил обратиться к старшему по званию. Он сгреб Еву, оторвал ее от пола и встряхнул, как тряпичную куклу. – Ты пожалеешь, если обидишь Джерри.

Копы схватились за электрошокеры. Еву оглушили крики. Она прикинула шансы, соразмерила его лицо со своим кулаком, решила поберечь костяшки пальцев и крепко двинула ему по яйцам.

После этого она почувствовала, что летит по воздуху. Всего долю секунды. Ровно столько, чтобы подумать: «Вот дерьмо».

Она больно ударилась копчиком, ее занесло, потом ее голова стукнулась о пищевой автомат с такой силой, что автомат заорал дурным голосом:

Внимание! Внимание!

Когда Ева потянулась за своим оружием, кто-то подхватил ее под руку. Рорк сумел блокировать кулак, нацеленный ему в лицо, за миг до контакта.

– Спокойно, – сказал он. – Парень в нокдауне. А ты как?

– Он меня чуть не вырубил, черт. – Растирая рукой затылок, Ева яростно уставилась на великана. Он сидел на полу, зажимая рукой промежность, и рыдал как ребенок. – Кармайкл!

– Лейтенант? – Кармайкл подбежала, пока патрульные удерживали Билли. – Господи, Даллас, мне ужасно жаль. Вы в порядке?

– Что происходит? Какого хрена?

– Убитый был найден этим парнем и его братом сегодня утром, когда они пришли на работу. Убитому принадлежал небольшой магазинчик на Вашингтон-сквер. Похоже, на хозяина напали перед закрытием вчера вечером. Мы привели братьев сюда для дачи показаний. Ищем ночного дежурного. На данном этапе мы не верим, что братья замешаны, но они могут быть носителями ценной информации по местонахождению ночного дежурного.

Кармайкл смолкла, чтобы отдышаться.

– Этот парень, Билли… Поначалу он был спокоен. Поплакал немного по убитому. Понимаешь, он немного туповат. Джерри, его брат, сказал ему, что все нормально, что он может пойти с нами, а мы купим ему шипучки, поговорим с ним. Но, как только мы их разделили, он запсиховал. О боже, Даллас, мне и в голову не приходило, что он может напасть на тебя. Тебе нужна врачебная помощь?

– Не нужна мне врачебная помощь. – Ева оттолкнулась и вскочила на ноги. – Отведите его в зону наблюдения, пусть убедится, что никто не бьет его брата резиновой дубинкой.

– Слушаюсь. Э-э-э… хочешь обвинить Билли в нападении на офицера?

– Нет. Забудь. – Ева подошла и присела на корточки перед рыдающим парнем. – Послушай, Билли. Посмотри на меня. Ты сейчас пойдешь и увидишь Джерри.

Он всхлипнул, вытер тыльной стороной руки сопливый нос.

– Сейчас?

– Да.

– Там всюду была кровь, и мистер Колбецки никак не хотел просыпаться. Джерри заплакал и велел мне не смотреть и ничего не трогать. А потом они увели Джерри. Он заботится обо мне, а я – о нем. Ты не можешь отнять у меня Джерри. Если кто-то его ударит, как мистера Колбецки…

– Никто его пальцем не тронет. Какую шипучку Джерри больше всего любит?

– Он любит крем-соду. Мистер Колбецки разрешает нам брать крем-соду.

– Почему бы тебе не взять крем-соду для Джерри? Вот в этом автомате. Вот этот офицер отнесет ему крем-соду, а ты сможешь посмотреть через стекло, как Джерри разговаривает с детективом. А потом ты сам поговоришь с детективом.

– Я смогу увидеть Джерри? Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. – Он улыбнулся простодушной детской улыбкой. – Ты мне здорово двинула по яйцам. До сих пор больно.

– Не сомневаюсь.

Ева выпрямилась и отступила на шаг. Рорк успел подобрать ее сумку и диски, разлетевшиеся в тот момент, когда и сама она полетела. Теперь он протянул ей сумку.

– Вы опоздали на брифинг, лейтенант.

Ева схватила сумку и подавила смешок.

– Ну, укуси меня.

14

«До чего же захватывающее зрелище, – думал Рорк, – наблюдать, как она работает».

Он услышал шум и вышел из конференц-зала как раз вовремя: у него на глазах человек-гора поднял Еву и оторвал от земли. У него, разумеется, сработал инстинкт. Он бросился вперед, ему хотелось защитить свою жену. И он был проворен.

Только Ева оказалась еще проворнее.

Он прямо-таки видел, как в считанные секунды, пока ее голова откидывалась назад, она все рассчитала. Врезать, рубануть или лягнуть – таков был ее выбор. И когда она полетела, он заметил на ее лице досаду, а не шок.

Она здорово треснулась, думал он теперь, но злости в ней было больше, чем боли. Это он тоже заметил. Как и участие, жалость к перепуганному маленькому мальчику, замурованному в теле великана.

И вот прошло всего несколько минут, а она уже выбросила из головы случай в коридоре. Она уже была главной в конференц-зале, превращенном в штаб-квартиру опергруппы.

Так стоило ли удивляться, что с первой минуты, как он ее увидел, она стала для него всем? И будет всем до той самой минуты, когда он испустит дух. А может, и после.

Рорк обратил внимание, что на брифинг она не надела жакет. С кобурой, застегнутой поверх свитера, она казалась особенно грозной. А ведь он видел, как этим утром перед уходом на работу она нацепила на шею подаренный им бриллиант на цепочке и спрятала его под свитер.

Бесценный бриллиант «Слеза Великана» и табельное полицейское оружие. Эта комбинация кое-что говорила о слиянии их жизней, подумал Рорк.

Слушая, как Ева делится с членами опергруппы новой информацией, он поигрывал в кармане ее серой пуговицей, которую всегда носил с собой.

– Я надеюсь, что его описание будет у меня через час или два, – продолжала Ева. – А пока его нет, будем искать по следующим направлениям. Связь с Городскими войнами. Капитан Фини?

– Дело движется медленно, – признал он, – ввиду отсутствия записей. У внутренних войск действительно были документы на размещение клиник в городе, я с ними работаю. Но многие места использовались неофициально, временно. Очень многие были уничтожены в ходе военных действий или снесены впоследствии. Я уже допросил и собираюсь в дальнейшем допрашивать людей, принимавших участие в военных действиях, членов военизированных группировок, а также гражданских лиц, работавших в то время. Собираюсь сосредоточиться на вывозе тел.

– Помощники нужны?

– У меня есть пара своих. Могу нагрузить.

– Грузи. Далее. Опросы населения. Ньюкирк, ты со своей командой берешь этот сектор. – Ева повернулась и лазерной указкой подсветила район в пять кварталов вокруг магазинчика, где работала Ариэль Гринфельд. – Не пропуская ни одной квартиры, ни единой лавки или конторы, ни единой уличной проститутки, ни единого нищего, спящего на тротуаре или просящего милостыню. Кто-то должен был видеть Гринфельд в воскресенье после обеда. Заставь их вспомнить. Бакстер, ты с Трухартом берешь вот этот сектор вокруг дома Гринфельд. Он ее выслеживал. С улицы, из другого дома, из машины. Ему надо было изучить ее распорядок, он следил за ней не один раз. Дженкинсон и Пауэлл, еще раз прочешите районы вокруг домов Йорк и Росси. А я возьму на себя спа-центр и клуб. – Ева на минуту умолкла, и Рорк понял, что она мысленно перебирает свой список. – Недвижимость. Рорк?

– Есть множество частных домов, – начал он, – а также домов, совмещающих резиденцию и бизнес, находившихся во владении одного и того же лица в интересующий нас период. Даже если сузить поиск до района ниже Пятидесятых улиц на Манхэттене, число остается весьма значительным. Полагаю, если я пересекусь с Фини, проведу поиск по частным домам, существовавшим в период Городских войн, мы сумеем сузить район поиска.

– Хорошо. – Ева на минуту задумалась. – Очень хорошо. Так и сделай. Сходные случаи. Макнаб?

– Все равно, что найти нужную блоху на брюхе у гориллы.

– Это моя шутка, – пробормотала Каллендар, сидевшая рядом с Рорком. Он усмехнулся.

– Это ее шутка, но мы выудили нужную блоху, как мне кажется. Первая жертва во Флориде, служащая большого роскошного отеля. В последний раз ее видели, когда она покидала казино «Солнечный штат» около часа ночи. У нее была привычка в свой выходной проводить пару часов за игрой в покер с автоматом. С учетом того, что убийца ранее вступал с ней в контакт и был ей знаком, я проверил книгу регистрации отеля за тридцать дней до ее гибели. В то время следователи заинтересовались книгой регистрации, когда был обнаружен второй труп, но, поскольку женщина, судя по всему, была схвачена на выходе из казино, они сосредоточили поиски вокруг казино. Однако копия регистрационной книги сохранилась в деле. Мы с Морковкой, – Макнаб указал на Каллендар, – прочесали ее.

– И тебе повезло, – буркнула Каллендар.

– И я такой гениальный детектив, – продолжал Макнаб, – что нашел в регистрационной книге за три недели до похищения одного типа. Он прожил в гостинице четыре дня. Имя – Цицеро Эдвардс. Они требуют, чтоб был указан адрес, и этот Эдвардс указал адрес в Лондоне. Я прокачал имя и адрес: по нулям. Ни Эдвардса, ни Цицеро по такому адресу в указанный период. А что еще лучше, адрес оказался вымышленным. По этому адресу находится…

– Оперный театр, – подсказала Ева. Подвижное лицо Макнаба вытянулось, губы обиженно надулись.

– Верно, – признал он. – Королевский оперный театр, если уж быть точным. Отсюда ваши компьютерные асы делают вывод: а) это наш парень и б) наш парень обожает толстых теток, громко поющих писклявыми голосами.

– У меня есть новая информация в подтверждение этой версии, – заявила Ева и кратко изложила то, что ей рассказала Надин. – Хорошая работа, – кивнула она Макнабу и Каллендар. – Ищите дальше. Рорк, проверь, нет ли зданий, которые использовались под оперные театры или просто театры, где давали оперные спектакли во времена Городских войн. И…

– У него сезонный абонемент, – вставил Рорк. – Если он настоящий поклонник оперы и может себе позволить такую роскошь, он обязательно этим воспользуется. Скорее всего, абонирует ложу. Здесь, в «Метрополитен», очень может быть, что и в Королевском оперном театре в Лондоне и в других солидных театрах.

– Мы над этим поработаем, – решила Ева. – Покопайся, перепроверь. Он любит варьировать имена. Поиграй с любыми вариантами Эдуарда. – Бросив взгляд на часы, Ева выругалась. – Я опоздала на чертову пресс-конференцию. Начинайте.

Она повернулась и взглянула на имя, которое сама добавила на доску. Ариэль Гринфельд.

– Давайте найдем ее, – сказала Ева и вышла.

Ей удалось провести пресс-конференцию, не скрипя зубами. Это можно было считать большим достижением. Уитни ждал ее у дверей второго конференц-зала, где проходила встреча с журналистами.

– Я надеялся успеть на утренний брифинг, – сказал он. – Меня задержали.

– У нас появились новые следы после моего последнего отчета. А сейчас, сэр, я хотела бы проверить, как обстоят дела у детектива Янси с очевидицей. Если хотите, могу ввести вас в курс дела по дороге.

Уитни кивнул и двинулся с ней в ногу.

– Любитель оперы, – протянул, когда Ева выдала ему новую информацию. – Кто бы мог подумать! Моя жена любит оперу.

– Да, сэр.

Он улыбнулся.

– Честно говоря, я сам люблю послушать хорошее исполнение время от времени. Пожалуй, он перехитрил самого себя, используя адреса оперных театров.

– Оперные театры могут стать ключом, майор. Сама я, честно говоря, в опере не разбираюсь, но, насколько мне известно, там герои часто умирают. Румынская женщина-экстрасенс говорила о доме смерти. Экстрасенсы часто говорят загадками, а их видения полны символов.

– Мы можем предположить, что у него есть или в прошлом была более непосредственная связь с оперой. Певец, хорист, музыкант. Может, даже рабочий сцены.

– Да, это возможно.

– «Призрак оперы». История искалеченного человека, чей дух обитает в оперном театре и убивает, – объяснил Уитни. – Возможно, он убивает в старом заброшенном здании оперного театра.

– Мы это уже проверяем. Есть и другие направления. Мне бы хотелось обсудить их с вами и с доктором Мирой в какой-то момент, если они окажутся перспективными.

– Мы подстроимся. В любое удобное для вас время.

Уитни прошел вместе с Евой в отдел, где работал Янси. «Интересно, – подумала Ева, – до него доходит, что копы, завидев его, вытягиваются во фрунт? Или он уже привык и не замечает?»

Ева сразу заметила, что Янси сидит за своей рабочей станцией в гордом одиночестве, причем глаза у него закрыты, а на голове наушники. Конечно, она предпочла бы, чтобы Уитни находился где-нибудь подальше, когда она дает нахлобучку детективу, но это не помешало ей пнуть стол Янси – крепко и от души.

Он подскочил на месте.

– Эй, смотри, куда… Лейтенант. – Досада слетела с его лица, когда он увидел Еву, и сменилась чем-то похожим на панику, когда его взгляд упал на Уитни. – Майор.

Он поднялся с кресла.

– Где, черт побери, моя свидетельница? – потребовала Ева. – Да, и раз уж мы об этом заговорили, часто ты позволяешь себе вздремнуть на деньги департамента?

– Я не дремал. Сэр, это десятиминутная программа медитации, – объяснил Янси, стаскивая с головы наушники. – Трине нужен был перерыв, поэтому я предложил ей сходить в столовую или просто прогуляться по округе. Мы дошли до такой стадии, когда запросто можно сбиться с подсказки на давление. Десятиминутная медитация помогает мне прояснить мозги.

– Ваши методы, как правило, помогают вам добиваться результатов, – заметил Уитни. – Но в данном конкретном случае десять минут – это баловство, которого мы не можем себе позволить.

– Понимаю, сэр, но, со всем уважением, я точно знаю, когда свидетелю нужно дать передохнуть. Она молодец. – Янси бросил взгляд на Еву. – Она просто молодец. Разбирается в лицах, потому что это ее работа – оценивать лица. Она уже дала мне больше, чем смог бы дать любой другой очевидец на ее месте. И я считаю, что после перерыва мы с ней утвердим окончательную версию. Вот, взгляните.

Он использовал и альбом для эскизов, и компьютер. Ева обогнула его стол, чтобы разглядеть получше.

– Да, здорово, – согласилась она.

– А будет еще лучше. Она все время меняет глаза и рот. А все потому, что тут она гадает. Цвет глаз вспомнить не может, да это и не важно, он мог воспользоваться контактными линзами, но разрез? Разрез глаз мы уловили. Форму головы и уши тоже установили точно. Тут она не отклоняется.

Ева всмотрелась. Лицо круглое. Небольшие, аккуратные, плотно прилегающие уши. Верхние веки немного припухшие, глаза смотрят дружелюбно. Рот с тонковатой верхней губой слегка приоткрыт в улыбке. Ева отметила короткую шею. Голова казалась воткнутой прямо в плечи.

В общем и целом ей показалось, что это бесцветное, не запоминающееся лицо. Никакое. С таким лицом легко остаться незамеченным, на него не обращают внимания.

– Ничего в нем нет примечательного, – заметила она, – если не считать его абсолютной ординарности.

– Совершенно верно. Потому-то так трудна работа очевидца. Трудно припомнить подробности, когда само лицо не запоминается. В нем нет ничего такого, что притягивало бы глаз. Она гораздо лучше помнит, во что он был одет, как разговаривал, как от него пахло и прочее в том же роде. На нее именно это произвело впечатление. Ей потребовалось время, чтобы прорваться сквозь эти воспоминания и начать выстраивать стоящее за ними лицо. Но она молодец.

– Ты тоже, – признала Ева. – Дай мне пока копию этой зарисовки. А когда закончишь, перешли финальную версию.

– Тут кое-что изменится. Кое-какие детали. – И все-таки Янси нажал на распечатку. – Я думаю, нос станет короче и… – Тут он вскинул руку, словно делая самому себе знак остановиться. – И вот поэтому нам понадобился перерыв. Я уже тоже начал работать наугад.

– Ничего, считай, базовое изображение у нас есть. Когда закончишь с Триной, у меня к тебе просьба: организуй для нее транспорт, чтобы ее отвезли обратно ко мне домой. Ее там ждут.

– Будет сделано.

– Отличная работа, детектив, – сказал Уитни.

– Спасибо, майор.

Когда они вышли из отдела, Уитни бросил взгляд на Еву.

– Загляните к нему через час. Если перемен не будет, мы обнародуем это изображение. Надо предать его гласности как можно скорее.

– Слушаюсь, сэр.

– Дайте мне знать, когда захотите встретиться со мной и с доктором Мирой, – добавил он и, кивнув на прощанье, ушел.

Плевать, что на улице холодно, до чего же хорошо опять оказаться на свежем воздухе! Хватит с нее сидения за столом, брифингов и работы на компьютере. Правда, Еве требовалось время на раздумья, надо было остаться наедине с доской, но сейчас ей больше всего хотелось двигаться.

– Даже не верится, что мы работаем над этим только с пятницы. – Пибоди ссутулила плечи, пока они шли к фитнес-центру «Культура тела». – Чувство такое, будто мы занимаемся этим уже месяц.

– Время относительно.

«Ариэль Гринфельд отсутствует уже около восемнадцати часов», – мысленно прибавила Ева.

– Макнаб корпел над этим до трех часов утра. Я выдохлась где-то после полуночи, а он газанул. Тащится от компьютера, что-то в этом роде, как мне кажется. Конечно, когда он тащится от компьютера, у него нет времени тащиться от вашей покорной слуги. Честно говоря, за все время, что мы вместе живем, мы никогда так долго не воздерживались от использования постели – или любой другой горизонтальной поверхности – в рекреационных целях.

– Настанет день, – Ева возвела глаза к небу, – он же в конце концов настанет, этот прекрасный день, когда ты сможешь прожить целую неделю, не забивая мне голову рассказами о том, как вы с Макнабом занимаетесь сексом.

– Нет, ну ты пойми, меня же это беспокоит. – Они вошли в вестибюль центра, показали жетоны по пути к лифтам. – Как ты думаешь, может, новизна притупляется, отцветает цветок? Может, мы теряем запал? Честно говоря, с самой среды мы с ним…

– Вот на этом месте остановись, – приказала Ева и скомандовала лифту поднять их на уровень основного гимнастического зала. – Ты что, четыре дня не можешь прожить, не беспокоясь о цветках и запалах?

– Ну, не знаю. Похоже, нет, не могу. Не могу, – решительно объявила Пибоди, – потому что четыре дня – это практически рабочая неделя, если ты не коп. Вот если бы вы с Рорком не сношались целую неделю, неужели ты бы не засомневалась?

Ева подумала, что для них вопрос никогда так не стоял. Она лишь покачала головой в ответ и вышла из лифта.

– Значит, вы с Рорком ни разу не перепихнулись с тех пор, как на нас свалилось это дело?

Ева остановилась, сделала четкий военный поворот кругом. Помолчала.

– Детектив Пибоди, вы действительно имеете наглость поинтересоваться у меня, спала ли я со своим мужем последние несколько дней?

– Ну… да.

– Возьми себя в руки, Пибоди.

– Спала! – просияла Пибоди и кинулась следом за Евой. – Я так и знала! Так и знала! Работаешь чуть не круглые сутки и все равно успеваешь урвать свое. А мы-то моложе. Нет, я не хочу сказать, что ты старая, – заторопилась Пибоди, когда Ева бросила на нее ледяной взгляд. – Ты молодая, спортивная, можно сказать, воплощение бодрости и здоровья. Ладно, я умолкаю.

– Это лучшее, что ты можешь сделать.

Ева сразу прошла в кабинет управляющего. Пи поднялся из-за стола.

– У вас есть новости.

– Мы исследуем несколько версий. Мы хотим поговорить с персоналом, опросить некоторых членов вашего клуба.

– Все, что нужно.

Хотя у Янси еще оставалось время на внесение изменений в портрет, Ева вытащила сделанный им предварительный набросок.

– Посмотрите внимательно на этот рисунок и скажите мне, знаете ли вы этого человека. Может, вы его видели?

Пи взял рисунок и внимательно его изучил.

– Лицо мне незнакомо. У нас много членов клуба, некоторые посещают от случая к случаю, другие вообще бывают здесь считанные разы – пользуются нашими залами, когда приезжают сюда по делам или развлечься. Из тех, кто посещает клуб регулярно, я многих в лицо знаю, но этот мне незнаком. – Пи опустил скетч. – Это он похитил Джулию?

– На данный момент он представляет для нас интерес.

Они провели в спортивном центре час, но ничего не добились. Когда они вышли на улицу, у Евы засигналила рация.

– Даллас.

– Янси. Есть. Лучше уже не будет.

– Покажи.

Янси вывел изображение на экран видеотелефона. Ева заметила, что лицо обрело более определенные черты, чем на имевшемся у нее рисунке. Брови были выше, линия рта оказалась более вялой. А нос действительно стал короче.

– Хорошо. Давай его распространим. Извести Уитни и передай ему, что я попросила дать Надин Ферст пятиминутную фору перед остальными каналами.

– Есть.

– Отличная работа, Янси.

– Он похож на доброго дедушку, – заметила Пибоди. – Уютный, домашний. Такие дарят детишкам конфеты. Не знаю, почему, но от этого становится только хуже.

Трина назвала его «безобидным», вспомнила Ева.

– Он увидит себя на экране. В какой-то момент в течение нескольких ближайших часов или в крайнем случае завтра. И он поймет, как близко мы к нему подобрались. Ближе, чем когда-либо раньше.

– Тебя это тревожит, – понимающе кивнула Пибоди. – Вдруг он запаникует и убьет Росси и Гринфельд из чувства самосохранения, а сам опять нырнет на дно и там заляжет.

– Это не исключено. Но мы обязаны выпустить картинку в эфир. Вдруг он выслеживал еще какую-нибудь женщину, вступил с ней в контакт, и она это увидит? Это не только спасет ей жизнь, это может привести нас прямо к его двери. Так что выбора у нас нет. Нет выбора.

Но Ева подумала о Джулии Росси. Пропала восемьдесят шесть часов назад и никакого следа.

Поскольку набросок, который отдал ей Янси, был близок к окончательной версии, Ева пустила его в ход при опросе служащих соседних контор, жильцов соседних домов, пары уличных нищих и торговцев сосисками на углу.

– Да он прямо невидимка. – Пибоди усердно терла замерзшие руки, пока они направлялись к ретро-клубу. – Мы точно знаем, что он тут был, был в фитнес-центре, крутился поблизости, но никто его не видел.

– Никто не обращает на него внимания. Не исключено, что это почва, на которой он помешан. Его игнорируют, ни в грош не ставят. И вот он нашел для себя способ самоутверждения. Он похищает женщин, истязает их, убивает. Уж они-то его никогда не забудут.

– Да какое «никогда», если они мертвые? – удивилась Пибоди.

– А это не важно. Они его видят. Когда причиняешь кому-то боль, лишаешь свободы передвижения, держишь их в изоляции, мучаешь, для них весь мир – это ты. Ты их вселенная.

Для самой Евы так оно и было. И сейчас она об этом вспомнила. Отец был для нее вселенной – жестокой и страшной вселенной на протяжении первых восьми лет ее жизни. Его лицо, его голос, все детали и подробности его естества в точности и намертво запечатлелись в ее памяти. В ее кошмарах.

– Он – последнее, что они видят, – добавила Ева. – Наверно, для него это ломовой кайф.

В клубе «Звездный свет» перемежались цветные огни, висела в воздухе мечтательная музыка. Зила Вуд – в красном костюме с осиной талией, очевидно в стиле ретро, предположила Ева, – стояла у края танцплощадки.

– Очень хорошо, мистер Харроу. Мисс Йо, не напрягайте плечи. Вот так.

– Танцкласс, – сказала Пибоди. Зила продолжала раздавать указания и похвалы. – А у них здорово получается. Ой! – воскликнула она, когда один из мужчин с щегольским галстуком-бабочкой наступил на ногу своей партнерше. – И выглядят они очень мило.

– Просто восхитительно. Особенно с учетом того, что один из них после урока танцев ушел домой, чтобы истязать свою последнюю шатенку.

– Ты думаешь, один из них? – Пибоди с подозрением взглянула на щеголя в галстуке-бабочке.

– Нет. Он с этим местом покончил. Насколько нам известно, он никогда не рыбачит дважды в одном водоеме. Но я зуб даю, он танцевал фокстрот, или что там они танцуют на этой чертовой танцплощадке, всего пару недель назад.

– И почему это называется «фокстрот»?[11] – удивилась Пибоди. – При чем тут лисы? Они, конечно, бегают, но уж никак не танцуют.

– Я немедленно брошу группу на следствие по этому делу. Пошли.

Они спустились по витой металлической лестнице, и Зила заметила их. Она кивнула и зааплодировала, когда кончилась музыка.

– Это было великолепно! А теперь, когда вы разогрелись, Лони покажет вам фигуры румбы.

Зила сделала знак Еве и Пибоди и прошла к бару, пока молоденькая рыжеволосая женщина вывела щеголя в галстуке-бабочке на середину пола. Она ослепительно улыбнулась.

– Итак! Всем занять свои места.

Бар обслуживал один человек. Он был в смокинге с черным галстуком-бабочкой. Ни о чем не спрашивая, бармен поставил перед Зилой стакан газировки с долькой лимона.

– Что я могу предложить вам, дамы?

– Можно мне шипучки с вишневым сиропом? – выпалила Пибоди, старательно отворачиваясь от грозного взгляда Евы.

– Мне ничего, – ответила ему Ева. Она вытащила набросок и положила его на стойку бара. – Узнаете этого человека?

Зила впилась взглядом в рисунок.

– Это тот самый? – Она покачала головой, взяла свой стакан и отпила большой глоток. Поставив стакан, она взяла рисунок и поднесла его поближе к свету. – Прошу прощения. Мне он незнаком. У нас тут много мужчин определенного возраста. Думаю, если бы я с ним работала, давала ему уроки, я бы запомнила.

– Как насчет вас? – Ева взяла рисунок и толкнула его по стойке к бармену.

Бармен готовил газировку для Пибоди. Он прервался и внимательно посмотрел на рисунок.

– Это тот гребаный ублюдок? Извини, Зила. – Она лишь покачала головой, давая понять, что ругань ее не смущает. – Это он? Это тот парень, который убил Сари?

– Это тот парень, с которым мы хотим поговорить.

– У меня хорошая память на лица. Это профессиональное. Но его я не помню. Нет, он никогда не подходил к моей стойке.

– Вы работаете в дневную смену?

– Да. У нас с женой полгода назад ребенок родился, и Сари перевела меня в дневную смену, чтобы вечера и ночи я мог проводить с семьей. Она была очень добра и понимала такие веши. Завтра мы ее отпеваем. – Он бросил взгляд на Зилу. – Это неправильно. Она не должна была умереть.

– Да. – Зила на минутку накрыла ладонью его руку. – Она не должна была умереть.

Глаза бармена были полны печали. Он отодвинулся и вернулся к своему занятию.

– Это страшный удар для всех нас, – тихо призналась Зила. – Все мы пытаемся как-то это пережить. А что еще остается делать? Но это тяжело. Все равно, что пытаться проглотить кость, застрявшую в горле.

– Это очень много говорит о ней, – участливо заметила Пибоди. – Это значит, что многим людям она была дорога.

– Да. Да, это верно. Вчера я говорила с сестрой Сари, – продолжала Зила. – Она попросила меня выбрать музыку. Что-нибудь из того, что любила Сари. Это тяжело. Я даже не думала, представить себе не могла, что будет так тяжело.

– Я вас прекрасно понимаю. А как насчет нее? – Ева кивком указала на рыженькую. – Она работала с Сари в танцевальных классах?

– Нет. По правде говоря, Лони впервые ведет класс. Нам пришлось произвести… кое-какие внутренние перемещения. Лони работала посменно: в гардеробе и партнершей на танцах. Я только что повысила ее до инструктора танцевального класса. Но она по-прежнему остается партнершей на танцах.

– Можно с ней поговорить?

– Конечно. Я пришлю ее вам. – Зила встала и вымученно улыбнулась. – Пожалейте мои ноги. Мистер Баттонс, конечно, очень мил и галантен, но он такой недотепа.

Зила сменила Лони, а та, напоследок чмокнув в щечку своего партнера, стремительно пробежала к бару на трехдюймовых каблуках.

– Привет! Меня зовут Лони.

– Лейтенант Даллас, детектив Пибоди.

Пибоди торопливо проглотила газировку и напустила на себя официальный вид.

– Я уже говорила с детективами. Должна сказать, что оба – мммммм… Они больше не придут, да?

– Не могу сказать. Вы узнаете этого человека?

Лони взглянула на набросок, который бармен положил перед ней, а рядом поставил нечто розовое и пузырящееся в стакане, украшенном вишенкой.

– Гм. Да нет. Вроде бы. Не знаю.

– А поточнее, Лони? Вроде бы или нет?

– Он вроде бы похож на одного типа, но у того были темные волосы, зачесанные назад, и такие тоненькие-претоненькие усики.

– Высокий, маленький, среднего роста? Тот тип с темными волосами.

– Ммм, дайте подумать. Пожалуй, невысокий. Сари была выше его дюйма на два. Конечно, она была на каблуках, поэтому…

– Стоп. Вы видели этого человека с Сари?

– Того человека – да. Нет, ну многие люди хотели потанцевать с Сари, когда она работала на танцплощадке. Наверно, это не тот мужчина, потому что…

– Стоп. – Ева вытащила рацию и вызвала Янси. – Я прошу тебя сделать еще один вариант наброска. Пририсуй ему темные волосы, зачесанные назад, и тоненькие усики. Перешли мне на рацию. Я жду.

– Дай мне минутку.

– Когда вы видели этого человека с Сари? – повернулась Ева к рыжеволосой Лони.

– Я не уверена. Пару недель назад вроде бы. Трудно вспомнить точно. Я вообще вспомнила только потому, что я в тот вечер работала на танцплощадке и пригласила этого типа потанцевать. Это наша обязанность – приглашать одиноких. Он казался таким милым и застенчивым… Он сказал, что пришел просто посидеть, послушать музыку, но все равно спасибо. А потом, прошло совсем немного времени, и я увидела, как он танцует с Сари. Меня это слегка задело, понимаете? Глупо, конечно. – Лони пожала плечами. – Но я подумала, ну что ж, я же рыжая, может, ему больше нравятся темноволосые… О боже. – Она побледнела. – О мой бог, это тот самый человек?

– Это вы мне скажите, тот или не тот.

Ева повернула экран рации, чтобы Лони увидела его изображение с другой прической и усами.

– О боже, боже. Мне кажется… Мне действительно кажется, что это тот самый. Бретт… – обратилась она к бармену.

– Ничего, детка, успокойся. – Бармен взял ее за руку. – Не волнуйся. – Он вытянул шею и взглянул на экран, потом покачал головой. – К бару он не подходил. Нет, этот тип никогда не сидел возле моей стойки.

– Где он сидел, Лони?

– Погодите. Погодите. – Она несколько раз глубоко вздохнула и, повернувшись на табурете, окинула взглядом клуб. – На втором ярусе. Да, я совершенно уверена, вон там, у самой стенки.

– Мне нужно поговорить с тем, кто обслуживал столики в этом секторе. Можете точно сказать, какого числа это было, Лони?

– Я не знаю. Это же было пару недель назад. А может, три недели? Понимаете, я однажды принимала у него пальто. Да, я помню, как принимала у него пальто, вот потому-то и взяла его на прицел в тот вечер. Я принимала у него пальто, и он был один. Поэтому, когда мне выпало работать на танцплощадке, я его заметила и сказала себе: «Этот парень – одиночка». Но он не захотел танцевать со мной. – Одинокая слеза заскользила по ее щеке. – Ему нужна была Сари.

15

– Незаметный, – сказала Ева, прокладывая себе дорогу в уличном потоке. Пошел густой, плотный снег. – Ограничивает контакты. Старается никому не попадаться на глаза. Прямой контакт – только с намеченной жертвой.

– Никто из официантов его не вспомнил, никто из обслуги на парковке. Может, он живет или работает в двух шагах от клуба? – предположила Пибоди.

– Может быть. А может, он паркуется где-то самостоятельно. Может, пользуется городским транспортом на этом этапе игры. Какой таксист запомнит, кого он возил несколько дней назад, а тем более недель, как в данном случае? Тут мы плюем против ветра. Лони запомнила его только потому, что он уязвил ее самолюбие. В противном случае она забыла бы его начисто. С его стороны было бы умнее потанцевать с ней. Она забыла бы его ровно через пять минут. – Ева заглянула в боковое зеркало и перестроилась в другой ряд. – Он входит, смешивается с толпой, держится в задних рядах, вперед не суется. Небось, дает официанту на чай ровно десять процентов от стоимости заказа. Чтобы потом официант не вспомнил: «Этот парень жмотничал с чаевыми». Или наоборот: «Этот парень щедро дает на чай». Нет, он дает ровно столько, сколько положено. Середнячок.

– Хорошо, конечно, что мы получили подтверждение. Лони подтвердила, что он побывал в клубе и вступил в контакт с Йорк. Но нам это мало что дает, – заметила Пибоди.

– Нам это очень много дает, – возразила Ева. – Он любит менять внешность. Изменения незаметные, ничего экстравагантного. Темные волосы, маленькие усики, седой парик. Кроме того, мы узнали, что он не возвращается на место знакомства, захватив жертву. Мы знаем, что он не теряет самообладания, что он умеет последовательно выдерживать роль, взятую на себя на этапе выслеживания.

Ева повернула на запад, проехала квартал и опять свернула, на этот раз на юг.

– Он танцевал с Йорк, обнимал ее. Смотрел ей в глаза, разговаривал с ней. Для нее это часть работы, она обязана развлекать партнера во время танца. Все, что мы о ней знаем, говорит в ее пользу: она умна, осторожна, умела ладить с людьми. Но она ничего не заметила, не встревожилась, не насторожилась. Ничто не подсказало ей, что от этого мужчины надо ждать неприятностей. Ну-ка посмотри назад, – велела Ева Пибоди. – Видишь вон тот черный седан? Шестая машина от нас.

Пибоди перегнулась назад.

– Да, вижу, но плохо. Очень уж снег густой. А что?

– Следит за нами. Держится на расстоянии пяти, шести, семи машин позади с тех самых пор, как мы отъехали от клуба. Он так далеко, что я никак не могу разобрать номера. Раз уж, как мне тут совсем недавно напомнили, ты моложе, может, у тебя глаз зорче.

Пибоди попробовала еще раз.

– Нет, не видно. Он держится слишком близко к впереди идущей машине. Может, если он немного отстанет или, наоборот, подъедет поближе…

– Ладно, попробуем что-нибудь сделать. – Ева заметила лазейку и опять начала перестраиваться.

Тут раздался пронзительный гудок, визг тормозов на мокрой мостовой. Еве тоже пришлось нажать на тормоз. В соседнем ряду занесло лимузин, отчаянно пытавшийся не наехать на какого-то идиота, выбежавшего на проезжую часть.

Ева услышала глухой стук и увидела, как подросток упал и покатился. Лимузин с жутким скрежетом врезался во внедорожник у нее перед носом.

– Сукин сын!

Ева включила сигнал «На дежурстве» и опять взглянула в боковое зеркало. Черный седан исчез. Она выскочила из машины, хлопнув дверью, и успела увидеть, как мальчишка поднялся на ноги и, прихрамывая, кинулся бежать. И услышала крик, заглушивший городскую симфонию гудков и проклятий:

– Держите его! Он украл у меня сумку!

– Сукин сын, – повторила она. – Садись за руль, Пибоди.

И бросилась в погоню за уличным вором.

Он быстро перестал хромать и пустился наутек во все лопатки. Вероятно, подумала Ева, это означает, что есть еще кое-кто моложе ее.

Может, он и был моложе, зато у нее ноги были длиннее. Она начала сокращать расстояние. Он оглянулся через плечо, она различила в его взгляде досаду и тревогу. На ходу он выдернул из-под мешковатого пальто большую коричневую сумку и начал размахивать ею как пращой.

Он сшибал на ходу прохожих, словно кегли. Еве пришлось уклоняться, перепрыгивать и вообще перейти на бег с препятствиями.

Когда он повернулся и размахнулся, целя ей в голову, Ева увернулась, схватила ремень сумки и дернула со всей силы. Парень рухнул на тротуар. Она присела на корточки и склонилась над ним.

– Ты просто дурак, – пробормотала Ева, переворачивая его на спину.

– Эй! Эй! – вмешался какой-то добрый самаритянин. – Он совсем ребенок! Как вы можете обижать ребенка?

Ева поставила ногу на грудь мальчишки, чтоб не трепыхался, и извлекла жетон.

– Двигай по своим делам, приятель.

– Сука, – сказал мальчишка, пока самаритянин всматривался в жетон.

И, как злобный терьер, впился зубами ей в ногу.

– Человеческие укусы гораздо опаснее, чем укусы животных. – Теперь Пибоди сидела за рулем, а Ева на пассажирском сиденье закатывала штанину и осматривала нанесенный ущерб. – И он прорвал кожу, – сочувственно морщась, заметила Пибоди. – Черт, здорово он тебя цапнул.

– Вот дрянь! Сукин сын! Посмотрим, как ему понравится, когда мы приплюсуем к краже нападение на офицера полиции. У Кусачего Мальчика в карманах пальто нашли два десятка бумажников.

– Надо будет это продезинфицировать.

– Из-за него я потеряла седан. За одно это я бы его до крови избила. – Пибоди где-то отыскала чистый платок, а Ева попыталась перевязать им ранку. – Свернул за угол, как только поднялся шум. Вот так он всегда действует. Избегает столкновений, не привлекает внимания. Черт бы его побрал, сукина сына.

– Держу пари, здорово болит. А ты уверена, что это тот самый тип?

– Что ж я, по-твоему, «хвоста» не распознаю?

– Тут вопроса нет. Просто я не понимаю, зачем ему за нами следить? Наверно, хочет вызнать, что нам известно. Но какой смысл? Ну, допустим, узнал он, куда мы ездили. Ну и что? Это же элементарно. Мы же ведем следствие.

– Он хочет уловить мой рабочий ритм, мои действия, мои ходы. Вычислить распорядок.

– С какой стати… – Тут до Пибоди дошло, и она подпрыгнула на сиденье. – Разрази меня гром! Он тебя выслеживает?

Ева продолжала думать о своем.

– Он что же думает, я «хвоста» не замечу? – Она опустила штанину: не хотелось смотреть на следы зубов. Почему-то от этого становилось только хуже. – Думает, он может меня вычислить. Черта с два. На этот раз он не знает свой объект. Он – ха! – откусил больше, чем может прожевать.

– И давно ты знаешь, что он выбрал тебя? – осведомилась Пибоди.

– Знаю? Да где-то с полчаса. Проигрывала эту возможность какое-то время, но теперь, когда он стал следить за нами, сомнений не осталось.

– Могла бы поделиться со своей напарницей.

– Не начинай, – поморщилась Ева. – Это была всего лишь одна из тысячи гипотез. Теперь я повысила ее до высокой степени вероятности, и ты первая об этом узнала. Черный седан, очень скромный – что соответствует его профилю, – круглые фары, никаких прибамбасов на капоте. Если не ошибаюсь, решетка радиатора с пятью прутьями. По такому описанию можно попробовать установить модель.

Ева чуть не вздохнула с облегчением, когда Пибоди повернула в подземный гараж полицейского управления. Ей хотелось поскорее положить заморозку на проклятую ногу.

– Я только разобрала, что номера нью-йоркские. Еле-еле разглядела цвет номеров. Слишком далеко, слишком много снега, номер разглядеть не смогла.

– Укус надо побыстрее обработать.

– Ладно, ладно.

– А еще тебе нужен хотя бы час в комнате для отдыха. Ты с ног падаешь.

– Терпеть не могу эту ночлежку. – Морщась от боли, Ева выбралась из машины. – Если мне надо будет поспать часок, посплю на полу у себя в кабинете. Ничего, для меня и так сойдет. Сделай мне одолжение, – добавила Ева, хромая к лифту. – Назначь встречу с Уитни и Мирой. Срочно. А я пойду стащу в санчасти немного спирта и бинт.

– Не надо ничего тащить. Они сами тебя обработают.

– Не хочу я, чтобы они меня обрабатывали, – проворчала Ева. – Я их ненавижу. Просто возьму, что мне нужно, и сама все сделаю.

Ева зашла в санчасть и совершила – если называть вещи своими именами – акт примитивной кражи: прикарманила нужные ей медикаменты, никому ничего не сказав.

Но если бы она сказала, они настояли бы, что им надо осмотреть рану. А если бы она показала рану, они бы набросились на нее, как стая хорьков, с криками, что рану надо обработать на месте. А ей всего-то и надо, что промыть спиртом да пластырь сверху налепить. Ну, ладно-ладно, может, и таблетку принять от боли.

Когда Ева вошла в кабинет, там ее уже ждал Рорк.

– Ну-ка, покажи.

– Покажи что?

Вместо ответа он лишь поднял брови.

– Чертова Пибоди! Не могла не растрепать.

Ева извлекла из кармана украденное, побросала на стол. Потом она повесила пальто на вешалку и села, положив ногу на стол.

Рорк осмотрел рану, когда она задрала штанину, и присвистнул.

– Паршивое дело.

– Подумаешь, цапнул какой-то уличный воришка! Бывало хуже.

– Это верно. – И все-таки он сам промыл, обработал и забинтовал ногу. Потом наклонился и поцеловал рядом с забинтованным местом. – Вот так-то лучше.

– Он за мной следил.

Теперь Рорк выпрямился, и веселый огонек в его глазах угас.

– Ты не имеешь в виду уличного воришку?

– Я его расшифровала. Черный седан. Номеров не разобрала, но, думаю, мы сможем установить модель, может, даже год. Я бы больше узнала, черт, да я могла бы его задержать, если бы этот маленький ублюдок не выбежал на мостовую. Мне ж надо было машину вести, а не то я бы врезалась в лимузин, задевший этого сопляка. Между прочим, лимузин врезался во внедорожник прямо передо мной.

– Но сам он вряд ли знает, что ты его расшифровала.

– Наверняка не знает. Не думаю, чтобы он мог догадаться. Просто он осторожен. Перед ним на дороге случилась какая-то неприятность, и он тут же слинял, чтобы не вмешиваться. Если он все утро катался по городу следом за мной, мог и не видеть новостей по телевизору со своей рожей. Но еще увидит. – Ева заерзала, пытаясь устроиться поудобнее и облегчить пульсирующую боль в икроножной мышце. – Будь другом, а? Принеси кофейку.

Рорк подошел к автоповару.

– Твой следующий шаг?

– Совещание с Уитни и Мирой. Надо обсудить возможность ловли на живца. Потом загляну к членам опергруппы, надо ввести новые данные. Потом в какой-то момент мне нужен час или два, чтобы просто подумать. Надо проработать все это в голове, поиграть с этим.

Рорк принес ей кофе.

– Как лицо, кровно заинтересованное в живце, настаиваю на присутствии при совещании.

– И не надоели тебе эти совещания в верхах? Ладно, но я настаиваю, чтобы кнопки ты оставил за пределами совещательной комнаты.

– Прошу прощения, какие кнопки? – растерялся Рорк.

– Кнопки, – повторила Ева. – Если кнопок нет, не на что нажимать. – Она откинула голову назад и целую минуту просидела неподвижно, пока кофе творил свое волшебство, разливаясь по жилам. – И не забывай, что я не просто наживка, но еще и крутой коп.

– С укусом ублюдочного воришки на мускулистой икре.

– Ну… – Ева хотела сказать «укуси меня», но вовремя спохватилась, – да, – закончила она неуклюже.

В кабинет вошла Пибоди.

– Даллас? Как нога?

– Нормально. И с этой минуты не обсуждается. Даже не упоминается.

– Майор и доктор Мира примут нас в кабинете майора через двадцать минут.

– Годится.

– Пришел офицер Гил Ньюкирк. Он в конференц-зале.

– Иду.

Гил Ньюкирк хорошо смотрелся в форме. По одному его виду было ясно, что этот человек надежен, как скала. На языке Евы это означало, что он хорошо знал, что такое дежурство на улице. В его лице была та самая твердость, которую, как она полагала, Фини называл «закалкой».

Они несколько раз встречались раньше, она считала его человеком разумным, честным и прямым.

– Офицер Ньюкирк!

– Лейтенант! – Он крепко пожал протянутую руку. – У вас тут, похоже, солидная контора образовалась.

– У меня хорошая команда. Сужаем поле поиска.

– Рад это слышать. Хотел бы я принести вам нечто более существенное. Если у вас есть время…

– Присядьте. – Ева жестом пригласила его сесть за длинный стол для совещаний.

– У вас есть его лицо. – Ньюкирк кивком указал на рисунок, прикрепленный к одной из четырех досок. – Я уже видел его по телевизору, изучал, старался переместить это лицо в свои воспоминания девятилетней давности, когда опрашивал соседей убитых женщин и других свидетелей. Их было так много, лейтенант… Мне это лицо никого не напоминает.

– Я и не надеялась.

– Я еще раз перебрал свои записи, потом пошел к Кену Колби. Он тоже над этим работал. Умер пять лет назад.

– Мне очень жаль.

– Он был хорошим человеком. Вдова позволила мне покопаться в его старых файлах и в личных записях по тому следствию. Я взял их сюда. – Ньюкирк похлопал по коробке, которую принес с собой. – Думаю, они могут кое-что добавить.

– Спасибо вам за это.

– Вспомнил пару парней… они зацепили мое внимание, когда я во всем этом копался сегодня утром после того, что вы мне дали вчера вечером. Но лицо мне опознать не удалось.

– А что за пара парней? Что вас зацепило?

– Телосложение и общий колорит. Кроме того, потолковал об этом со своим парнем. – Ньюкирк вопросительно выгнул бровь.

– Без проблем, – заверила его Ева.

– Знаю, вы разрабатываете версию Городских войн. Я вспомнил, как один из этих типов рассказывал нам, что во время Городских войн он ездил на труповозке вместе со своим отцом. Собирали тела. Он работал медиком, но потом бросил это занятие: поехал в Вегас на какой-то конгресс и сорвал банк в казино. Я его запомнил, потому что это была чертовски странная история. А другой был просто богачом в третьем поколении. Занимался таксидермией. Набивкой чучел. Это было его хобби. Весь его дом был набит чучелами животных. Вот, я их вывел в отдельный файл. – Ньюкирк извлек из коробки диск. – Вдруг вы захотите еще раз их проверить?

– Мы захотим. Вы сейчас на дежурстве, офицер Ньюкирк?

– У меня выходной, – ответил он.

– Если есть время и желание, может, прокачаете этих двоих с Фини, сравните с текущими данными? Я была бы вам очень признательна.

– Без проблем. Я рад помочь чем могу.

Ева поднялась на ноги и снова протянула ему руку:

– Спасибо. У меня совещание. Вернусь, как только смогу, проверю, как тут у вас идут дела. Пибоди, Рорк, со мной.

Еве пришлось очень постараться, чтобы не хромать и в то же время не слишком опираться на пульсирующую болью ногу. Втроем они еле втиснулись в переполненную и благоухающую человеческими испарениями кабину лифта.

– Помни, – сказала Ева Рорку, – ты гражданское лицо, а речь идет об операции Департамента полиции Нью-Йорка.

– Я тебе не гражданское лицо, сука легавая, а гражданский эксперт-консультант.

Ева постаралась не рассмеяться, и ей это почти удалось.

– И не называй майора Джеком, – продолжала она. – Это не соответствует серьезному и официальному тону, и вообще… это просто неправильно.

– Привет, Даллас!

Ева повернула голову и с трудом различила в тесноте лицо ухмыляющегося детектива из отдела по борьбе с организованной преступностью.

– Привет, Реники.

– Говорят, какой-то бедолага отхватил от тебя кусок, и теперь у него тяжелый случай бешенства.

– Да? А я слыхала, одна шлюха вздумала с тобой переспать, теперь у нее тяжелый случай триппера.

– А это, надо полагать, – проворчал Рорк, пока полицейские в лифте радостно гоготали, – соответствует серьезному и официальному тону.

У себя в кабинете Уитни поднялся из-за стола. Мира осталась сидеть в кресле для посетителей.

– Лейтенант! – приветствовал вошедших Уитни. – Детектив! Рорк!

– Сэр, поскольку, как я полагаю, гражданский эксперт-консультант может способствовать успеху данного совещания, я попросила его присутствовать.

– Это вам решать. Садитесь, прошу вас.

Пока Рорк и Пибоди усаживались, Ева осталась на ногах.

– С вашего разрешения, майор, первым делом мне хотелось бы ввести вас и доктора Миру в курс последних событий.

Ева изложила суть событий вкратце, не вдаваясь в детали.

– За вами следили? – Это не прозвучало как вопрос. Уитни не сомневался в ее наблюдательности. – С какой целью? Есть мысли?

– Да, сэр. Доктор Мира высказала предположение о том, что я могу быть его объектом. Что трамплином для похищения именно этих женщин послужил не сам Рорк, а его связь со мной.

– Вы не говорили мне об этой версии, доктор.

– Это я попросила доктора Миру дать мне время на размышление, – вмешалась Ева, прежде чем Мира успела открыть рот. – Мне нужно было подумать, проверить вероятности, а уж потом переключать следствие на эту версию. Теперь я подумала и считаю, что стоит уделить внимание этой теории. Я была детективом и участвовала в следствии по первому делу девять лет назад. Я была напарницей ведущего следователя. Я подхожу под параметры его жертвы. Возможно, наши с ним пути пересекались девять лет назад или шли параллельно. Я думаю, он вернулся в Нью-Йорк с конкретной целью. И мне кажется, в его намерения входит захват меня в качестве жертвы.

– Он будет разочарован, – ответил на это Уитни.

– Да, сэр, вне всякого сомнения.

– Вы убеждены в реальности этой теории, доктор Мира?

– Я тоже провела вероятностные тесты, и я полагаю, с учетом его патологии, он должен считать, что захват лейтенанта, женщины с немалым опытом за плечами, пользующейся авторитетом, женщины, состоящей в браке с человеком чрезвычайно могущественным, будет его крупнейшим достижением. Однако логически напрашивается следующий вопрос: что он будет делать дальше? Как перекроет это достижение?

– Никак, – ответил на этот вопрос Рорк. – И он прекрасно знает, что не сможет его перекрыть. Она последняя, не так ли? Последняя жертва – не просто самое значительное, но лучшее, наивысшее достижение.

– Да, – подтвердила Мира. – Я согласна. Он готов даже отступить, хотя и не намного, от профиля своей жертвы. Здесь он имеет дело с женщиной, которая не придерживается заведенного распорядка, у нее нет привычных или любимых мест для посещения. Он не может подойти к ней напрямую, как он не раз, а может быть, и всегда делал в прошлом, обмануть ее и заманить. Значит, ради нее он готов пойти на риск, придумать новый, совершено оригинальный способ завлечь ее в сети. Потому что она того стоит. Он совершил полный круг, – продолжала Мира. – Вернулся, если можно так сказать, к своим корням, к своим истокам. На этом его работа будет завершена.

– Он и раньше делал перерывы на год или два, – возразила Пибоди. – Но как он может просто решить, что все кончено, пора подводить черту? Такой убийца не остановится, пока его не остановят. Не убьют или не поймают.

– Нет, не остановится, – кивнула Мира.

– Вы думаете, он умирает? – спросила Ева доктора Миру. – Или что он решил покончить с собой, когда покончит со мной?

– Да, я так думаю. Именно так я и думаю. И мне кажется, он не боится смерти. Для него смерть – это достижение. Это размеренный цикл, который он, насколько нам известно, контролировал все последнее десятилетие. Он не боится своей собственной смерти. Именно поэтому он особенно опасен.

– Надо дать ему шанс. Благоприятную возможность. – Ева задумчиво прищурилась. – И поскорее.

– Это было бы слишком просто. Он не клюнет. – Рорк встретился взглядом с Евой, когда она повернулась. – Я кое-что в этом понимаю, знаю, что такое вызов. Если добыча дается слишком просто, из-за нее и суетиться не стоит. Он захочет попотеть за такой приз. По меньшей мере он должен поверить, что одурачил тебя. И у него было куда больше времени на изучение проблемы, на планирование и подготовку, чем у тебя.

– Я согласна, – повторила Мира и наклонилась вперед. – Если наши предположения верны, вы станете завершением его работы. Его «трудов», так сказать. Тот факт, что вы преследуете его, в то время как он преследует вас, не только повышает ставки, но и добавляет блеска. Вы станете в буквальном смысле слова его шедевром. Он со своей жаждой власти будет думать, что своими руками устроил грандиозный финал. Одурачил вас, заманил, несмотря на всю вашу подготовку и преимущества, как он одурачил и заманил всех остальных.

– Вот и давайте сделаем так, чтобы он в это поверил, – предложила Ева. – Пусть думает, что он такой умный, пока мы его не свалим. К данной минуте он уже должен быть в курсе, что у нас есть его лицо. На мой взгляд, судя по его психологическому портрету, по всему, что мы о нем знаем, это лишь подстегнет его тщеславие. Кайф станет еще острее. До сих пор никто еще так близко к нему не подбирался. И хотя он никогда открыто не искал внимания, метод убийств, выставление тел, цифры говорят о том, что он гордится делом своих рук. В конечном счете, если так оно и есть, разве он не захочет стать знаменитым?

– И сохраниться в памяти людей, – подтвердила Мира.

– Мы не знаем, где и когда, но нам известен объект, и мы знаем, почему. Это большое преимущество. У нас есть его лицо, его телосложение, примерный возраст. Мы знаем о нем гораздо больше, чем девять лет назад. – Еве ужасно хотелось двигаться, расхаживать взад-вперед, так ей удобнее думалось, но она решила, что в кабинете Уитни было бы неудобно следовать своим привычкам. – Он, вероятно, как-то связан с Городскими войнами. Любит оперу. Свои объекты предпочитает не захватывать силой, а заманивать их с применением манипуляций и обмана, причем зачастую вступает с ними в личный контакт перед похищением. В отличие от того, что было девять лет назад, его нынешние жертвы живут или работают в средней и нижней части города.

– На этот раз он сознательно подпустил нас поближе, – задумчиво кивнул Уитни. – Он использовал людей Рорка и тем самым превратил это в личный вызов.

– Но он не знает, как много нам известно, – вставила Пибоди. – Он не знает, что мы вычислили его конечную цель – Даллас. Это еще одно преимущество. Пока он думает, что она смотрит вперед, в смысле, сосредоточена на преследовании, ему будет казаться, что он сможет подкрасться к ней сзади и захватить свой трофей.

– Вернемся к благоприятной возможности. Пусть он поверит, что создал ее сам. – Ева повернулась к Рорку: – Тебе придется вернуться на работу.

– Вернуться на работу?

– К твоей обычной работе по приобретению пакета акций по контролю над разведанной вселенной. Оптом и в розницу. Он ко мне близко не подойдет, пока я хожу под ручку с тобой. Или с тобой, – обратилась Ева к Пибоди. – Или с кем бы то ни было. Придется дать ему немного места для маневра. Если он знает мой распорядок, значит, знает, что обычно я езжу в управление и обратно одна. И что я могу пуститься в одиночку на повторную беседу со свидетелем. Надо открыть для него хотя бы форточку.

– Можно сделать вид, что я вернулся, так сказать, к обычной работе. Это нетрудно, – заговорил Рорк. Его голос звучал спокойно, почти шутливо, но Ева расслышала в нем тревогу. – Но пока форточка открыта, я остаюсь активным членом этой команды. И дело не только в том, – продолжал он, обращаясь на этот раз главным образом к майору, – что я настаиваю на своем праве принять участие в защите лейтенанта. Этот человек похитил трех женщин, работавших на меня. Одна из них уже мертва. Я могу сделать вид, что вернулся к делам, но я не вернусь к делам, пока он не будет задержан. Или мертв. Так же мертв, как Сарифина Йорк.

– Это само собой разумеется. Лейтенант, это был ваш выбор – пригласить на совещание гражданское лицо. И сейчас выбор за вами. Если вы считаете, что его особые таланты и опыт нам больше не нужны, так и скажите. Но если хотите знать мое мнение, я считаю, что он должен по-прежнему принимать активное участие в расследовании.

– Ты не должен держаться слишком близко ко мне, – начала Ева. – Если он догадается, что ты встревожен, боишься за мою безопасность, он может отступить. Так что ты уж постарайся сделать так, чтобы он поверил.

– Легко.

– Мы продолжаем работать, никаких слишком явных отступлений от обычного графика. Но на выездах, на опросах будем чаще разделяться.

– И куда бы вы ни шли, – приказал Уитни, – вы у меня шагу не ступите без прослушки.

– Слушаюсь, сэр. Я все подготовлю вместе с Фини. Мне понадобится «маячок» для моей машины и…

– Это уже сделано, – вмешался Рорк и невозмутимо улыбнулся, когда Ева бросила на него свирепый взгляд. – Ты же одобрила «маячок» сегодня утром.

Да, действительно, вспомнила Ева. Но она не ожидала, что он возьмется за дело сам, пока она не дала официального разрешения. Ну и зря не ожидала, пришлось ей признать. Это было глупо. Чего же еще можно было от него ждать?

– Да, одобрила.

– Вы должны носить бронежилет, – сказала Мира.

– Вот это владычица моего сердца! – прошептал Рорк, улыбкой встречая недовольство, вспыхнувшее на лице Евы.

– Бронежилет – это уж слишком. Его схема…

– Ради вас он готов поступиться своей схемой, – напомнила Мира. – Бронежилет застрахует вас от опасности, если он попытается вас оглушить или парализовать, а потом похитить. Ему хватит ума понять, что у вас большое физическое преимущество.

– Наденьте бронежилет, – распорядился Уитни. – Пусть Фини подготовит для вас электронику. С этой минуты я хочу в любой момент знать, где вы находитесь. Когда вы на выезде, в машине или на улице, что бы вы ни делали, вас будет вести команда наблюдения. Речь идет не о вашей безопасности, лейтенант, – добавил он, повысив голос, – речь о том, чтобы захлопнуть форточку в ту самую минуту, как он в нее влезет. Все проработайте и доложите результат.

– Слушаюсь, сэр.

– Свободны.

Пальцы Рорка пробежались сверху вниз по ее руке, пока они шли к эскалатору.

– Бронежилет – это не наказание, дорогая.

– Вот ты поноси его пару часиков, а потом говори. И я же предупреждала: не смей говорить мне «дорогая» на работе.

– Можете говорить мне «дорогая», когда хотите, – вставила Пибоди.

Рорк развеселился.

– Мне нужно кое-что подготовить, отдать кое-какие распоряжения. Увидимся в конференц-зале, дорогая. – Ева открыла рот, но Рорк добавил с самым невинным видом: – В чем дело? Я разговариваю с Пибоди.

16

Рорк быстро отдал все нужные распоряжения. Но в конечном счете он работал не только для камуфляжа. Ему действительно нужно было уделить время своей основной работе, и он собирался заняться этим дома, у себя в кабинете. Вот только добраться бы этого кабинета, а там уж он сумеет сочетать финансовые сделки с поисками убийцы.

Ну а пока он направился обратно в конференц-зал, где его тоже ждали неотложные электронные дела, и заметил Еву, выходившую из своего кабинета. Рорк даже приостановился, любуясь ее свободным, стремительным, широким шагом. «Мне некогда, – говорила ее походка. – Всюду надо поспеть, всех убийц переловить».

Рорк взял в автомате по бутылке воды для себя и для нее и вошел в конференц-зал. Она направилась прямо к рабочей станции Фини. Коп, с которым работал Фини, – Рорк вспомнил, что это отец молодого Ньюкирка, человек, помнящий детали, – кивнул, собрал несколько дисков и отошел к другой станции.

Значит, ей нужно переговорить с Фини с глазу на глаз, подумал Рорк. Он подошел к своей рабочей станции. Ему было над чем поработать, к тому же хотелось понаблюдать общую динамику.

Он видел, как Фини впитывает информацию, видел, как глаза Фини задумчиво щурятся. Его брови озабоченно сдвинулись. Они обменялись несколькими быстрыми репликами, потом Фини что-то сказал, почесал ухо и сунул руку в карман. Рука вынырнула с пакетиком. Рорк знал, что в пакете орешки. Фини опустил руку в пакет, потом протянул его Еве. Значит, теперь они вместе обдумывают стратегию. Рорк встал и подошел к ним. Ему тоже хотелось поучаствовать.

– На этот раз он здорово поднял ставки, – сказал Фини Рорку.

– Похоже на то, – согласился Рорк.

Фини рассеянно поворачивался в крутящемся кресле. Слева направо. Справа налево.

– Мы можем поставить ее на прослушку, с этим проблем нет, – заговорил он. – Можно было бы и камерой ее снабдить. Это даст нам глаза, а не только уши. В любой нужный нам момент.

– Не хочу, чтобы он заметил камеру, – начала Ева.

– У меня кое-что есть. – Рорк взглянул на Фини. – Электронный «крот» последнего поколения. Икс-Ти Микро. Обычно маскируется под брошку или булавку, но, поскольку она не использует аксессуары и это известно всем, его можно с легкостью переделать в пуговицу – на рубашке или жакете, все равно. Имеется опция с образцом голоса. Она сможет сама включать или отключать камеру любым кодовым словом или фразой.

– «Она» стоит прямо здесь, – с обидой напомнила Ева.

– В предыдущем поколении была пара «блох», – сказал Фини, не обращая на нее внимания.

– Больше нет, – заверил его Рорк, – они уничтожены. Там есть и аудио, и видео, а модель Икс-Ти практически невозможно засечь. Разве что она будет иметь дело с оборудованием экстра-класса.

Фини кивнул, жуя орешки.

– Что ж, это нам сгодится. Но мне бы хотелось сперва самому взглянуть.

– Сейчас мне один комплект доставят. Я посадил на ее машину многоцелевой «маячок» военного образца.

Фини восторженно и тихо присвистнул от восхищения новой техникой. Улыбка расплылась по его лицу.

– Теперь мы ее точно не потеряем, даже если ей взбредет в голову двинуться в Аргентину. Приемники установим здесь и в передвижке. Группа слежения может отстать от нее на пять-шесть кварталов.

– Как насчет воздуха?

– Можем мобилизовать группу воздушной поддержки, если понадобится.

– Это же не путч, черт бы его побрал, – пробормотала Ева. – Это всего лишь один ненормальный старикашка.

– Который похитил, замучил и убил больше двадцати женщин.

Ева бросила хмурый взгляд на Рорка.

– Если он пролезет в эту чертову форточку, я сумею с ним справиться. Вы двое готовьте все электронные игрушки, какие хотите. Но давайте не будем забывать: наша задача не в том, чтобы его выкурить, мы должны проникнуть внутрь. Если мы хотим дать шанс Росси и Гринфельд, надо до них добраться. Я должна забраться внутрь. Пусть думает, что это он меня заманил. Если мы возьмем его вне дома, нет гарантии, что мы найдем место, где он их держит.

Ей удалось добиться их безраздельного внимания. Теперь все глаза были устремлены на нее. Ева выдержала паузу.

– Я не позволю этим двум женщинам истечь кровью или умереть с голоду только потому, что вы боитесь за мою шкуру. Я не позволю взять его или свалить, пока мы не узнаем, где они. Их безопасность важнее всего. Считайте, что это приказ ведущего следователя.

Фини встряхнул свой пакетик с орешками и предложил его Рорку.

– Мы с Гилом наметили несколько мест и несколько человек. Их стоит проверить.

– Мы с Пибоди это сделаем. Это обычная процедура. Если он следит, его это не вспугнет. Давай мне, что там у тебя есть, – повернулась Ева к Рорку. – И когда твою новую блестящую игрушку сюда доставят?

– Должна быть здесь минут через десять-пятнадцать.

– Ладно, годится. Пойду возьму эти дурацкие жилеты. – Ева сделала знак Пибоди. – Рорк, тебе придется самому добираться до дому.

– Я справлюсь. Можно вас на минутку, лейтенант? – Рорк отошел вместе с ней к двери. – Я не меньше, чем ты, хочу вернуть этих женщин живыми. И твоя шкура мне дорога в целом и невредимом виде. Придется нам найти способ совместить одно с другим. Считай, что это приказ человека, который тебя любит. Так что береги свою задницу, а не то я пролезу первым в очередь желающих ее пнуть.

Рорк знал, что ей это не понравится, но он должен был это сделать. Он взял рукой ее подбородок и поцеловал в губы – кратко, но крепко, – а потом ушел.

– Ой, – томно протянула Пибоди, выходя из конференц-зала следом за Евой. – Это так мило.

– Да уж, пинок в задницу тут у нас считается проявлением нежности. В каптерку, Пибоди. Бронежилеты.

– Бронежилеты? – переспросила Пибоди. – Больше, чем один?

– Раз мне придется его надеть, значит, и тебе придется.

– Ой, – повторила Пибоди, но уже совсем другим тоном.

Через сорок минут они уже были в гараже, снаряженные бронежилетами и прослушкой. Пибоди безуспешно одергивала на себе бронежилет.

– Он меня полнит, верно? Я выгляжу толстой. Я знаю, что выгляжу толстой, а мне еще пару фунтов надо сбросить, я растолстела за зиму.

– Наша цель не в том, чтобы поразить сукина сына твоей сногсшибательной фигурой, Пибоди.

– Да-а, тебе легко говорить, – обидчиво протянула Пибоди. Она вертелась, пытаясь разглядеть себя в боковом зеркальце. – В этой чертовой штуке у меня вообще никакой талии нет. А с ней у меня и так проблема. Я похожа на бревно.

– У бревен нет рук и ног, – невозмутимо напомнила Ева.

– У них ветки есть. Хотя нет, если есть ветки, значит, это еще не бревно. Я похожа на карликовое дерево – вот! – Пибоди плюхнулась на пассажирское сиденье. – И теперь у меня появился дополнительный мотив зацапать этого ублюдка. Это из-за него я так изуродовалась.

– Да, за это мы поджарим ему задницу. – Ева выехала из гаража. – Включаюсь. Даллас. Следите, нет ли «хвоста», – проговорила Ева, чтобы протестировать прослушку. – Как слышите?

– Слышимость и видимость отличная, – ответил ей голос Фини. – Группа слежения будет держаться позади. Минимум три квартала.

– Понято. Связь не отключать. До контакта.

Первым делом они навестили бывшего пассажира труповозки. Неплохо устроился, подумала Ева. Солидный кирпичный особняк в тихом районе Гринвич-Виллидж. И жил он там один.

Дверь открыл робот, смоделированный в виде сногсшибательной красотки, больше пригодной для удовлетворения сексуальных прихотей, чем для работы по дому. Дымчатый взгляд, дымчатый голос, волосы тоже дымчатые. И все это упаковано в тугой черный трикотажный костюм, обтягивающий как вторая кожа.

– Прошу вас подождать. Я доложу мистеру Доббинсу, что вы здесь.

Она ушла, точнее было бы сказать, выкралась из прихожей, подумала Ева, подобно гибкой и хищной кошке.

– Если она тут работает только пылесосом, – заметила Пибоди, – тогда я балерина.

– Может, она работает пылесосом, после того как начистит старику всю бронзу.

– Женщины так вульгарны, – произнес у нее в ухе тихий голос Рорка.

– Заглушить болтовню. – Ева оглядела прихожую.

Нет, это не прихожая, а целый холл, размышляла она. Свет проникал сквозь витражное окно во входной двери. Двери по обеим сторонам холла, кухня, наверно, в задней части дома. Спальни наверху.

Места полно. Есть где разгуляться.

У него была стариковская шаркающая походка. На ногах стоптанные шлепанцы. Тело облачено в мешковатый трикотажный костюм. Волосы, отросшие чуть ли не до плеч, окрашенные в неправдоподобный цвет воронова крыла, были гладко зачесаны назад.

Лицо слишком худое, губы слишком полные, тело тщедушное. Нет, это не тот человек, с которым разговаривали Трина и Лони.

– Мистер Доббинс?

– Совершенно верно. Я хотел бы увидеть удостоверения. А не то как вошли, так и уйдете.

Он изучил жетоны Евы и Пибоди, беззвучно шевеля губами при чтении.

– Ну ладно, все вроде бы в порядке. А в чем дело?

– Мы расследуем убийство женщины в Челси, – начала Ева.

– Это дело рук Жениха. – Доббинс погрозил пальцем. – Я газеты читаю, новости по телевизору смотрю, думаете, нет? Если бы вы, ребята, делали свое дело, защищали людей, не пришлось бы вам ходить сюда да задавать мне вопросы. Копы уже были здесь тогда, много лет назад, когда убили девчонку с той стороны улицы.

– Вы ее знали, мистер Доббинс? Девушку, убитую девять лет назад?

– Что ж я – слепой? Видел. Уходила, приходила… Никогда с ней не разговаривал. Видел эту новую по телевизору. Фотографию ее показывали. С ней тоже никогда не говорил.

– Вы когда-нибудь видели эту новую девушку? – спросила Ева.

– По телевизору видел, что ж я, разве вам не сказал? Никогда не бывал в Челси. Все, что надо, у меня здесь есть. Разве нет?

– Не сомневаюсь, что так оно и есть. Мистер Доббинс, ваш отец водил фургон для перевозки трупов во время Городских войн?

– Труповозку, да. Я часто ездил с ним. Почти каждый день. Грузили трупы. Штабелями складывали. Вдоль и поперек. Время от времени попадались живые, принятые за мертвых. Я хочу сесть.

Он повернулся и прошаркал в дверь направо. Обменявшись взглядами, Ева и Пибоди последовали за ним. Гостиная была забита старой мебелью. Стены некогда, возможно, были белыми, а теперь стали грязно-желтыми, как порченые зубы.

Доббинс сел, взял сигарету с потускневшего серебряного подноса и раскурил ее.

– Человек у нас пока еще не лишен права курить в собственном доме. Уж этого вы, ребята у нас пока не отняли. Мой дом – моя крепость, черт меня побери.

– У вас прекрасный дом, мистер Доббинс, – заметила Пибоди. – Мне очень нравятся кирпичные особняки в этом районе. Нам повезло, что многие из них уцелели в Городских войнах. Должно быть, это было ужасное время.

– Все было не так уж плохо. Я выжил. Меня это закалило. – Доббинс проткнул воздух сигаретой, чтобы это доказать. – Я за первые двадцать лет жизни больше повидал, чем иные за сто двадцать.

– У меня такое даже в голове не укладывается. А это правда, что кое-где мертвецов было так много, что их приходилось учитывать, вырезая идентификационный номер прямо на теле?

– Так оно и было. – Он выпустил струю дыма и опять погрозил пальцем. – Если первыми до них добирались мародеры, они все снимали, раздевали до нитки. Я записывал прямо на теле сектор обнаружения, только так мы и вели учет. Грузили их, везли в морг, тамошний доктор дописывал на теле порядковый номер, записывал в книгу. Да все это была пустая трата времени. Это был уже отработанный материал и больше ничего.

– Вы поддерживаете связь с кем-нибудь с тех времен? С теми, кто с вами вместе работал, с докторами, с санитарами?

– Это еще зачем? Стоит им узнать, что у тебя денежки водятся, тут же начинают просить в долг без отдачи. – Доббинс пожал плечами. – Видел Эрла Уоллеса пару лет назад. Он иногда ездил с нами охранником. Лет пять-шесть назад заставил себя сходить на похороны доктора Умецки. Отдал последний долг. Его было за что уважать, таких, как он, мало. Хорошие были похороны. Внук устроил. Отпевали в гостиной, а не в церкви, но все равно, похороны были хорошие. Душевные.

– Вы знаете, как связаться с мистером Уоллесом и с внуком доктора Умецки?

– Откуда мне знать? Я читаю некрологи. Вижу кого-то из тех, кого знал, иду на похороны, если они того стоили. Я ж им тогда обещал. Что ж мне еще остается делать?

– Что вы тогда обещали? – спросила Ева.

– Всюду мертвецы. – Его глаза затуманились. Ева догадалась, что он все это видит – все еще видит. До сих пор. – Без похорон. Без отпевания. Их сжигали или закапывали, да не по одному, если вы меня понимаете. И вот мы – те, что их собирали, нумеровали и избавлялись от тел, – мы между собой толковали и решили: когда придет наше время, нас будут отпевать, и кто останется жив, придет на похороны к тому, кто раньше умрет. Ну, вот я и хожу.

– А кто еще ходит? Из тех времен? Городских войн?

Доббинс в последний раз, причмокивая, присосался к сигарете и загасил окурок.

– Имен не помню. Кое-кого видел.

– Как насчет вот этого? – Ева вынула фоторобот. – Вы когда-нибудь видели этого человека?

– Нет. Вроде немного похож на Приемщика. Чуть-чуть.

– Приемщика?

– Мы подбирали трупы и сдавали. Скидывали ему. Он их принимал, стало быть, он Приемщик. Пошел на его похороны двадцать лет назад, а может, и больше. Вот у Приемщика были шикарные похороны. – Доббинс раскурил новую сигарету. – Поминки богатые. Жратва хорошая. Давно это было.

Вернувшись в машину, Ева с минуту просидела в задумчивости.

– Может, он притворялся? Озлобленный, слегка тронувшийся умом старикашка. Но это натяжка.

– Может, он был в гриме, когда Трина его видела, – предположила Пибоди.

– Может, – согласилась Ева, – но я бы сказала, Трина распознала бы любой грим. Это же ее профессия. Давай прокачаем тех двоих, которых он упомянул.

Следующей остановкой был дом некоего Хью Клока на Вашингтон-сквер. Тело убитой женщины, которую видел Доббинс, когда она «уходила и приходила», было обнаружено именно на Вашингтон-сквер. В записях Гила Ньюкирка говорилось, что Клок был допрошен, как и все его соседи. Ньюкирк указал, что Клок – торговец антиквариатом. Свой дом он приобрел и отремонтировал за несколько лет до первой серии убийств.

В записях имелась пометка о том, что он охотно сотрудничал со следствием, но толку от него было мало.

«Антиквариат приносит неплохие деньги, если знаешь, с какого конца за него взяться», – предположила Ева, потому что дом был весьма внушителен. Изначально это были два городских особняка, соединенные в один большой дом, отделенный от улицы широким огороженным двором.

– Очень элегантно, – заметила Пибоди, пока они подходили к ажурным воротам кованого железа.

Ева нажала на кнопку звонка, и механический голос предложил ей представиться и изложить свое дело.

– Полиция. Мы хотели бы поговорить с мистером Хью Клоком. – Она поднесла к сканеру свой жетон.

В настоящий момент мистера Клока нет дома. Можете оставить сообщение на данном охранном пункте или, если предпочитаете, войти и оставить сообщение у одного из домашних слуг.

– Вторая опция. Раз уж мы здесь, можем заодно оглядеться по сторонам, – пояснила Ева, обернувшись к Пибоди.

Ворота с лязгом открылись. Они пересекли мощеный кирпичом двор, поднялись по невысокой лестнице на основной уровень. Дверь открылась мгновенно. Открыл ее робот, но на этот раз робот, имеющий вид солидного мужчины средних лет.

– Я уполномочен принять у вас сообщение для мистера Клока.

– Где мистер Клок?

– Мистер Клок уехал по делам.

– Куда?

– Я не уполномочен разглашать такую информацию. Если речь идет о крайнем случае, о деле чрезвычайной важности, я немедленно свяжусь с мистером Клоком, а он в свою очередь свяжется с вами. Однако должен вас предупредить, что он вернется домой через день или два.

За спиной у солидного электронного слуги открывался столь же солидный просторный холл, но Ева почувствовала, что позади холла простирается пустое, необитаемое пространство.

– Передайте мистеру Клоку, чтобы по возвращении он немедленно связался с лейтенантом Евой Даллас из Центрального полицейского управления Нью-йоркского департамента полиции и безопасности.

– Будет сделано.

– Когда он уехал?

– Мистер Клок покинул свою резиденцию две недели назад.

– Мистер Клок живет один?

– Да.

– В его отсутствие в доме есть гости?

– В резиденции нет гостей.

– Ладно.

Еве хотелось бы войти, порыскать по дому, но без ордера или обоснованного подозрения переступить порог было невозможно. Они покинули дом Клока и направились в оживленный район Маленькой Италии.

Одной из жертв девять лет назад была официантка ресторана, владельцем которого являлся некий Томас Пелла. В период Городских войн Пелла служил во внутренних войсках, потерял брата, сестру и молодую жену, служившую сестрой милосердия. Они были женаты всего два месяца. После ее смерти Пелла так больше и не женился. Вместо этого он открыл три процветающих ресторана. Продал их восемь лет назад.

– Согласно запискам Ньюкирка, он замкнут, – сказала Ева. – А также вспыльчив и агрессивен.

Он жил в аккуратном домике в «пределах слышимости» от пекарен, магазинов, кафе.

Когда и здесь ее встретил робот – опять в виде женщины, но типа домашней прислуги, – Еве пришло в голову, что мужчины того поколения почему-то предпочитают электронную прислугу.

– Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. Мы хотели бы поговорить с мистером Томасом Пеллой.

– Мне очень жаль. Мистер Пелла тяжело болен.

– Вот как? А что с ним такое?

– Боюсь, я не могу обсуждать с вами состояние здоровья мистера Пеллы без его разрешения. Я еще чем-то могу вам помочь?

– Он соображает? В сознании? Говорить может?

– Да, но у него строгий режим, ему необходим покой.

Разговаривать с роботами порой бывало труднее, чем с людьми, но, как и на людей, на них можно влиять устрашением.

– Я требую беседы с ним, – заявила Ева. Она похлопала пальцем по жетону, но при этом не сводила глаз с робота. – Если я получу ордер и приведу сюда полицейских докторов для осмотра и оценки его состояния, думаю, это куда более пагубно скажется на его здоровье – душевном и физическом. У него есть сиделка или кто-то из медиков?

– Да. При нем всегда дежурит медик-робот.

– Ну так передайте медику-роботу, что, если мистер Пелла в сознании и не спит, нам нужно с ним поговорить. Это ясно?

– Да, конечно. – Горничная пропустила их в прихожую и закрыла за ними дверь, а потом подошла к внутреннему телефону. – Два офицера полиции требуют встречи с мистером Пеллой, если он в состоянии их принять. Да, я подожду.

Вид у горничной был испуганный – насколько это вообще возможно для робота.

В холле с высокими потолками обстановка была элегантной, хотя и скудной. Лестница располагалась слева – прямая, красивая, с отполированными до блеска ступенями и выцветшей красной дорожкой посредине. С потолка свисала трехъярусная люстра бледно-голубого стекла.

Ева сделала несколько шагов в глубь холла и посмотрела вправо – в парадную гостиную. На кремово-белой каминной полке стояли многочисленные фотографии, и, судя по фасонам платьев, она решила, что это галерея дорогих Пелле покойников. Родители, братья и сестры, прелестное и вечно молодое лицо его невесты.

Третий человек в ее списке, сказала себе Ева, и в данном случае можно было сказать, что Пелла жил в доме мертвых.

– Прошу вас следовать за мной. – Горничная-робот аккуратно сложила руки на животе. – Мистер Пелла примет вас, но его сиделка просит вас свести ваш визит к минимуму.

Ева не ответила, и женщина-робот, повернувшись, начала подниматься по лестнице. Ева заметила, что ступеньки слегка поскрипывают. Старческие стоны и кряхтенье. На верхнюю лестничную площадку выходили два коридора, правый и левый. Горничная-робот свернула направо и остановилась у первой же двери.

Окна выходят на улицу, отметила Ева. А за окнами бурлит жизнь.

Но когда они вошли в комнату, там не ощущалось признаков жизни. Если это был дом мертвых, они только что попали в парадный зал. Здесь стояла огромная кровать с балдахином. Ножки были резные, резьба изображала, как предположила Ева, купидонов с крылышками. Окна были задернуты тяжелыми шторами, в комнате царил полумрак.

Мужчина в постели был смертельно-бледен. Голова лежала на белых подушках. Лицо закрывала кислородная маска. Глаза над маской казались выцветшими. Взгляд был озлобленный.

– Что вам нужно?

Несмотря на болезнь, его голос звучал довольно твердо, хотя и был приглушен маской. Наверно, злоба, которую Ева прочитала в глазах Пеллы, придавала ему сил.

– Сэр. – Сиделка-робот тоже была сделана женщиной – заботливой и строгой. – Вы не должны утомляться.

– Иди к черту! – Он слегка пожал плечами. – Вали отсюда.

– Сэр!

– Вон! Пока еще я здесь хозяин. А ты убирайся. Так, теперь ты. – Он наставил дрожащий палец на Еву. – Что тебе надо?

– Мы расследуем убийство женщины, найденной в Ист-Ривер-парке.

– Жених вернулся. Я тоже когда-то был женихом.

– Да, мне так и сказали. – Ева подошла поближе к кровати. Она не могла настаивать, чтобы он снял кислородную маску, но под маской и в тусклом свете трудно было различить черты лица. И все же она увидела, что он совершенно сед, а лицо у него круглое. Несколько пастозное. Ева решила, что это из-за стероидов. – Вам известно, что она была убита тем же способом, что и Аниз Уотерс, которая работала на вас девять лет назад.

– Девять лет. Один миг или пожизненный срок. Зависит от точки зрения, не так ли?

– Время относительно? – переспросила она, внимательно следя за его глазами.

– Время – это сукин сын. Тебе еще предстоит это узнать.

– Со временем.

– Вы, копы, меня уже допрашивали девять лет назад. А теперь опять вернулись? Ну что ж, смотрите.

– Когда вы в последний раз вставали с постели?

– Могу встать, когда захочу, черт бы меня побрал. – Его голос звучал сварливо. Он прямее сел в постели. – Далеко мне не уйти, но встать я могу, разрази меня гром. Думаете, это я вылез из постели и убил эту девушку? Похитил еще парочку?

– Вы прекрасно информированы, мистер Пелла.

– А какого черта мне еще делать весь бесконечный день, если не смотреть телевизор? – Пелла дернул подбородком в сторону экрана на стене напротив кровати. – Я знаю, кто ты такая. Коп Рорка.

– Для вас это проблема?

Он усмехнулся. Под прозрачной пластиковой маской блеснули зубы.

– Как насчет него? – Ева извлекла фоторобот. – Знаете, кто он такой?

Пелла взглянул на фоторобот с таким недовольным видом, что Ева поняла: он уже готов послать все к черту. Потом она заметила какое-то новое выражение в его глазах. На краткий миг, пока он смотрел на портрет, что-то пришло и тут же исчезло.

– Кто он?

– Я бы сказал: тип, которому нравится убивать женщин. – Упрямо-озлобленное выражение вернулось. Лицо Пеллы как будто говорило: «Да пошла ты». – Как мне кажется, это твоя проблема, а не моя.

– Я могу сделать так, что это станет и вашей проблемой тоже. Я много чего могу сделать. Вам нравятся шатенки, мистер Пелла?

– У меня нет времени на женщин. Они не слушают. Умирают, когда их не просят.

– Во время Городских войн вы служили во внутренних войсках.

– Убивал мужчин. И женщин тоже. Они говорили, что это геройство. А она спасала жизни, когда ее убили. Кто-нибудь небось сказал, что это тоже геройство. На самом деле ничего подобного. Убийство есть убийство, и забыть о нем невозможно. Так и сидит в голове.

– Вы опознали ее тело?

– Не желаю больше об этом говорить. И ты больше не говори о Терезе. Слушать ничего не хочу.

– Вы умираете, мистер Пелла?

– Все умирают. – Он опять усмехнулся. – Просто одни из нас ближе к финишу, чем другие.

– И что вас убивает?

– Опухоль. Боролся с ней, десять лет боролся. На этот раз, как они говорят, она меня одолеет. Ну, это мы еще посмотрим.

– Вы не против, если мы с напарницей немного осмотримся тут, раз уж мы сюда пришли?

– Хочешь обыскивать мой дом, коп Рорка? – Пелла попытался приподняться на локте. – Сейчас не Городские войны, коп Рорка, когда такие, как ты, могли делать все, что вздумается. И это все еще Соединенные Штаты гребаной Америки. Хочешь обыскивать мой дом? Добудь ордер. А теперь вон отсюда.

Ева остановилась на улице, подбоченившись и изучая дом Пеллы. Она заметила, как дернулась штора на окне спальни и снова вернулась на место.

– Упертый сукин сын, – заметила она.

– Да, но вот насколько он уперт?

– Можешь не сомневаться. Если бы он хотел убивать, убивал бы. Есть мотив жениховства, убитая новобрачная. С какой стати эти женщины должны жить – молодые, счастливые, – когда он потерял свою жену? Был солдатом во время Городских войн. Знает, как убивать. И на меня он производит впечатление человека, затаившего злобу на все человечество. Человека, чрезвычайно властного, умеющего пользоваться этой властью.

– Затемненная комната, кислородная маска, – задумалась Пибоди. – Может, это инсценировка?

– Не исключено, но он же должен понимать, что нам под силу его разоблачить. Нет, если он умирает, все равно это еще один пункт в колонке «плюс». Но у нас ничего нет, кроме подозрений. Ни один судья не даст нам ордер на обыск дома умирающего, прикованного к постели старика. Это Даллас, снять заглушку. Фини, ты меня слышишь?

– Отлично слышу, говори.

– Давай поставим тут пару патрульных. Очки ночного видения. Пелла не кажется мне полноценным кандидатом, но кое-какой зуд чувствуется. Он что-то о чем-то знает. Фоторобот его подтолкнул.

– Будет сделано.

– Группа слежения засекла «хвост»?

– Нет.

– Я тоже ничего не заметила. Сейчас завезу домой Пибоди и поеду к себе. Буду работать дома. Связь кончаю, Даллас.

– Дом, милый дом? – спросила Пибоди, когда Ева отключила связь.

– Дом, милый дом – это то место, где ты начнешь рыть данные о погибшей жене Пеллы. Детали, подробности – все, что сможешь нарыть. Я сумею выбить разрешение на просмотр его медкарты. К Доббинсу тоже стоит приглядеться получше.

– Значит, сегодня опять мне не светит потрахаться.

Эти слова Ева проигнорировала.

– Я еще раз прокачаю временно недосягаемого Хью Клока. Парень занимается антиквариатом? Это предполагает разъезды. Да, кстати, проверим, кто из этих парней любит оперу. А Рорк приглядится к их недвижимости. Может, эти дома что-то нам дадут. В любом случае мне нужны поэтажные планы.

Ева медленно отъехала от тротуара, надеясь засечь слежку. Вдруг кто-то вольется в поток движения следом за ней? Но она ничего не заметила на забитой движением улице, кроме тяжело ползущих в потоке автомобилей. Их шины превратили выпавший снег в кашу.

17

– Я дома, – объявила Ева, когда ворота закрылись за ней. – Отключить глаза и уши. Даллас.

«Здесь нет безобразной хляби под колесами», – подумала она. Безупречно чистый снег укрывал землю белым ковром, укутывал пушистым мехом голые ветви деревьев. Дом Рорка вздымался над безмолвием безмятежного пейзажа. И, как на полотне живописца, пейзаж был совершенно неподвижен.

Выйдя из машины и ощутив кожей ледяное дыхание мартовского воздуха, Ева подумала, что Пибоди все-таки была права: весна уже близко.

Когда она вошла в дом, из тени в холле возник Соммерсет. За ним хвостом плелся толстый кот Галахад.

– Должен вам передать, что Рорк сегодня вернется поздно. У него накопилось много дел и с ними надо разобраться. Он ведь столько времени теперь занимается вашими делами.

– Он сам этого хотел, Пугало. – Ева не изменила своей привычке и демонстративно бросила пальто на столбик перил.

– У вас кровь на брюках.

Ева опустила взгляд. Она уже почти забыла об укусе. Чертов парень!

– Она уже высохла.

– Значит, вы не закапаете пол, – невозмутимо заметил Соммерсет. – Мэвис просила вам передать, что ей не удалось определить происхождение волосяной накладки, но они с Триной полагают, что сумели свести выбор крема и одеколона к трем вариантам. Информация у вас на столе.

Ева поднялась на несколько ступенек. Во-первых, ей хотелось поскорее подняться наверх, а во-вторых, это позволяло ей смотреть на Соммерсета сверху вниз.

– Они уехали?

– Еще в полдень. Леонардо вернулся. Я организовал их транспортировку домой к Мэвис. Трина останется с ними, пока это дело не закончится.

– Отлично. Прекрасно.

Ева поднялась еще на две ступеньки и снова остановилась. Этот чопорный тип сидел глубоко в ее печенках, но она расслышала искреннюю тревогу в его голосе. Каковы бы ни были его недостатки, – а на эту тему Ева могла бы рассуждать бесконечно, так что лучше и не начинать, – в глубине его души жила необъяснимая слабость к Мэвис.

– Им не о чем беспокоиться, – сказала она, глядя прямо ему в глаза. – Им ничто не угрожает.

Соммерсет лишь кивнул в ответ. Ева опять двинулась наверх. Галахад побрел за ней.

Она вошла в спальню, но лишь бросила взгляд на огромную, роскошную кровать и отвернулась, прекрасно понимая, что если ляжет, то уже не сможет подняться. Нет, это не вариант. Вместо этого она разделась, сняла и положила оружие в кобуре, включая вытяжное, которое в этот день приторочила к щиколотке, вместе с жетоном на тумбочку, а сама натянула безрукавку и шорты.

Ева начала было снимать бинт на ноге, но вовремя остановилась. Стоит ей взглянуть на следы зубов, как укушенное место сразу же снова заболит. Такая уж она дура.

Что ей сейчас действительно нужно, так это хорошая разминка. Выбросить все из головы и заставить тело проснуться.

Галахад был с ней решительно не согласен. Он использовал свое время по-другому: он уютно устроился в самой середине кровати.

– Вот поэтому ты такой толстый, – наставительно сказала ему Ева. – Ешь, спишь, ну, может, порыскаешь немного по дому, и опять за свое: жрать и спать. Надо бы заставить Рорка придумать тренажеры для домашних животных. Растрясти хоть немного твои жиры.

Галахад недвусмысленно продемонстрировал ей свое отношение к такому проекту: широко зевнул и зажмурил глаза.

– Ладно, валяй! Можешь не обращать на меня внимания.

Ева вошла в лифт и спустилась в спортзал. Она совершила двухмильную пробежку в своей любимой виртуальной обстановке: по морскому берегу, чувствуя под ногами песок, вдыхая запах моря, слушая шум прибоя, любуясь волнами.

Она закончила бег в каком-то трансе: физическое усилие вкупе с красотой пейзажа оказало на нее гипнотическое действие. После этого она переключилась на подъем тяжестей, а затем, довольная и вспотевшая, перешла на упражнения по отработке гибкости. А завершив комплекс, отправилась под душ.

Ну, допустим, укус на ноге начал протестующее пульсировать, и все же Ева сказала себе, что это лучше, чем спать. В то же время ей пришлось признать, что у кота, дрыхнущего на кровати, вид был чертовски довольный. Она натянула просторные брюки, черный свитер, с удивлением отметив, что он кашемировый, и толстые носки, перебросила через плечо сумку с файлами и направилась в кабинет.

В кабинете Ева запрограммировала целый кофейник кофе и выпила первую кружку, пока вводила в компьютер последние данные, расхаживала по кабинету, изучала доски с фотографиями. Остановившись, она заглянула прямо в глаза убийце на портрете, сделанном детективом Янси.

– Ты приехал сюда умирать? Тед, Эд, Эдвард, Эдвин? Все дело в смерти? В завершении жизненного цикла? Что это – твоя собственная опера? – Опять Ева прошлась взад-вперед, изучая лицо каждой из жертв. – Ты их выбрал, ты их использовал. Ты их выбрасывал. Но все они кого-то представляют. Знать бы, кого? Кем та женщина была для тебя? Матерью, возлюбленной, сестрой, дочерью? Она предала тебя? Бросила тебя? Отвергла?

Ей вспомнилось кое-что сказанное Пеллой, и она нахмурилась.

– Она умерла у тебя на руках? А может, что-то похуже? Может, ее взяли в плен? Убили? Что это – воссоздание ее смерти?

Ева изучила свое собственное лицо, копию снимка с удостоверения личности, прикрепленную к доске. «Интересно, что он видит, когда смотрит на мое лицо? – подумала она. – Ведь я – не просто еще одна жертва, я – его противник. А ведь это что-то новенькое, не так ли? Охота на охотника. Грандиозный финал. Да, пожалуй, на этот счет Мира была права. Неожиданная развязка. Аплодисменты, аплодисменты… Занавес!»

Ева налила себе вторую кружку кофе, села и вскинула ноги на стол. Может, он не просто любитель оперы? Исполнитель? Разобиженный солист или композитор…

«Исполнитель не вписывается в психологический портрет, – решила Ева. – Для этого нужно не только много лет учиться, нужен командный дух. Умение петь в ансамбле. Умение подчиняться дирижеру. Нет, это не в его духе. А вот композитор… может быть. Не исключено. Большинство людей, которые что-то сочиняют, чаще всего работают в одиночестве. Полные хозяева над словами и нотами».

– Компьютер, исходя из имеющихся данных, провести следующую серию вероятностных тестов:

Какова вероятность того, что исполнитель вернулся в Нью-Йорк и наметил жертвой лейтенанта Еву Даллас в стремлении завершить работу, которую он считает своей миссией?

Какова вероятность того, что это стремление порождено его собственной приближающейся смертью или желанием покончить с собой?

Какова вероятность того, что с учетом его склонности указывать в качестве местожительства оперные театры, он сам профессионально связан с оперой?

Какова вероятность того, что с учетом хронологии серийных убийств, чередующихся с периодами покоя, он использует медицинские препараты, чтобы подавить или высвободить свою жажду убивать?

Принято.

– Стоп. Я еще думаю. Какова вероятность того, что жертвы персонифицируют некое лицо, связанное с исполнителем, лицо, некогда в прошлом убитое методами, которые он использует сейчас? Начать тесты.

Принято. Работаю…

– Да уж, работай.

Откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, Ева отхлебнула кофе.

Мысленно она перебирала, пережевывала данные, использовала результаты, чтобы сформулировать новые задания. А потом она просто позволила всему этому уложиться в своей голове.

Когда вошел Рорк, она сидела, положив скрещенные ноги на стол, держа в руке кофейную кружку. Ее глаза были закрыты, лицо ничего не выражало. Кот прокрался в кабинет следом за Рорком и устремился к раскладному креслу: вдруг кто-то его опередит? Захватив свое место, он тут же растянулся и уснул, словно и не спал только что, словно переход из спальни в кабинет был многомильным.

Рорк хотел пройти в кухню, но остановился на полпути и замер перед доской с фотографиями. Если бы кто-то врезал ему под дых стальной битой, то и тогда потрясение было бы не таким сильным, как сейчас, когда он увидел лицо Евы на доске, среди лиц убитых и пропавших без вести.

Дыхание с шумом вырвалось у него из груди. Воздуха не осталось. Вот так, наверное, уйдет жизнь, если он потеряет Еву. Потом воздух вернулся, руки сами собой стиснулись в кулаки. Он явственно представил, как его кулаки размалывают лицо человека, посмевшего увидеть в Еве жертву, некий большой приз в своей коллекции. И он буквально ощутил соприкосновение своих кулаков с плотью, кровью, костями реального, но неведомого человека.

Он упивался фантомной болью в ободранных костяшках пальцев.

Ей не место на этой доске. Ее не должно здесь быть – в этой кошмарной галерее смерти.

Но ведь это она сама поместила себя сюда, сообразил Рорк. Она сама повесила свою фотографию в один ряд с остальными. Стальные нервы, подумал он. Его коп, его жена, его мир. Хладнокровно, ни секунды не колеблясь, выстраивает факты, данные, хотя теперь ее собственная жизнь стала частью этих фактов и данных.

Рорк приказал себе успокоиться и попытался понять, почему она поместила свою фотографию на эту страшную доску. Ей нужно увидеть всю картину в целом. Он отвернулся от доски и взглянул на нее. Ничего не изменилось. Она сидела точно так же, как в тот момент, когда он вошел: откинувшись, закрыв глаза. Целая и невредимая.

Он подошел к ней, чувствуя, что гнев и страх еще не улеглись. Ему хотелось схватить ее, обнять, прижать к себе и не отпускать. Никогда. Вместо этого он протянул руку, чтобы забрать у нее кофейную кружку.

– Хочешь кофе, свари себе сам, – пробормотала Ева и открыла глаза.

Она, оказывается, и не спала. Она была далеко, в какой-то особой зоне.

– Извини, я ошибся. Думал, ты спишь.

– Я взяла время на раздумье, не слышала, как ты вошел. Как дела?

– Неплохо. Я поплавал и принял душ, чтобы внушить себе, что я все еще человек.

– А я сделала пробежку и потолкала железо. Как правило, это срабатывает. Я тут прокачала вероятности, сопоставила кое-какие данные. Надо написать отчет и еще кое-что проверить. Когда…

– Мне нужно десять минут, – перебил ее Рорк.

– Для чего?

– Десять минут. – Он взял у нее кофейную кружку, отставил в сторону, потом крепко схватил ее за плечи и поднял с кресла. – Чтобы только ты и только я.

Ева насмешливо выгнула бровь, когда Рорк потянул ее за собой прочь от стола.

– Десять минут? Нашел чем гордиться!

– Я говорю не о сексе. – Рорк обнял Еву, продолжая двигаться и увлекая ее за собой. Ева наконец догадалась, что это медленный танец. – Точнее, не совсем о нем. Мне нужно десять минут тебя. – Он наклонился и прижался лбом к ее лбу. – Только ты и я. И чтоб больше никого и ничего.

Ева глубоко вдохнула воздух, втянула с воздухом его запах. Его кожа пахла чистотой. Водой и мылом.

– Мне уже нравится, – призналась она и коснулась губами его губ, а потом склонила голову набок. – От тебя хорошо пахнет. И на вкус ты тоже ничего.

Он провел пальцем по маленькой ямочке у нее на подбородке, потом ответил на поцелуй.

– Да, мне тоже нравится твой вкус. И тут есть одно маленькое местечко. – Помогая себе пальцем, Рорк заставил ее слегка повернуть голову и прильнул губами к нежной коже за ухом. – Вот это самое местечко. Оно бесподобно.

– Только это место?

– Да нет, если подумать, есть и другие, но это – мое самое-самое любимое.

Ева улыбнулась и положила голову на плечо Рорку – это было ее самое любимое место, – позволив ему вести в этом медленном танце.

– Рорк.

– Ммм?..

– Ничего. Просто мне нравится это говорить. Его рука стала поглаживать ей спину. Вверх-вниз, вверх-вниз…

– Ева, – сказал он. – Ты опять права. Мне нравится это говорить. Я люблю тебя. Могу повторять бесконечно. Лучше этого ничего на свете нет.

– Слушать тоже приятно. Но лучше всего – просто знать. – Она подняла голову и снова встретилась с его губами. – Я люблю тебя.

Они стояли обнявшись. Танец растаял так же незаметно, как и начался. Рорк прижимался лбом к ее лбу.

– Вот так-то лучше, – прошептал он. – Так гораздо лучше.

Он отстранился и поднес ее руки к губам.

Вот как у него это получалось? Каким-то непостижимым образом он умел сделать так, что у нее внутри все сворачивалось в комок, похожий на кота, уютно спящего на раскладном кресле. Теплое прикосновение его губ к ее коже и эти запредельно синие глаза, глядящие на нее поверх их сомкнутых рук… Ей хотелось бы иметь в своем распоряжении не десять, а сто десять минут, чтобы просто… чтобы просто быть. Если только он будет рядом с ней.

– Это чертовски здорово, – сказала Ева.

– Давай-ка я принесу нам поесть, – предложил Рорк, – а ты мне расскажешь об этих вероятностях.

– Я сама принесу нам поесть. Сейчас уже моя очередь. А ты и сам можешь посмотреть эти вероятности, если хочешь.

Ева отступила на шаг, повернулась… И увидела свою фотографию на доске. Увидела так, как – она только теперь это сообразила! – он должен был ее увидеть. Увидела его глазами.

– О боже, боже! – Ева схватила себя за волосы и потянула, словно хотела вырвать их с корнем. – Слушай, это было глупо. Я глупая. Я ее повесила только потому…

– Не говори, что ты глупая. Это неправда. Ты вовсе не глупая… по большей части. – Его голос звучат холодно и спокойно. – Когда ты делаешь глупости, я всегда сообщаю тебе об этом.

– Да, я знаю. Но на этот раз я просто…

Ева замолчала, когда он вскинул руку.

– Ты поместила там свое фото, потому что тебе надо быть объективной. Более того, тебе надо увидеть себя его глазами. Если ты этого не сделаешь, можешь допустить ошибку.

– Верно. – Ева сунула руки в карманы. – Да, точно подмечено. А с этим у тебя есть проблемы?

– А тебе легче станет, если я скажу, что с этим у меня есть проблемы? Я же вижу, что не станет. Я с этим справлюсь. И я убью его, если он тебя хоть пальцем тронет.

– Эй, погоди!

– Я не имею в виду обычные синяки и шишки, даже укусы, – Рорк бросил выразительный взгляд на ее ногу. – Ты их прямо-таки коллекционируешь с пугающей регулярностью.

– Я сама могу за себя постоять, – огрызнулась Ева, почему-то обидевшись. – И не я одна их коллекционирую. Ты сам собрал неплохую коллекцию синяков и шишек, приятель. – Она прищурила глаза, когда он поднял палец. – Терпеть не могу, когда ты так делаешь.

– Жаль. Если он сумеет пробраться мимо меня, пробиться сквозь твою защиту, сквозь все слежки и прослушки и причинит тебе вред, я его прикончу голыми руками, причем так, как сам захочу. И тебе придется с этим смириться, потому что такой уж я есть и таким ты должна меня принимать. Я же принимаю тебя такой, какая ты есть, когда ты вешаешь свою фотографию на эту проклятую доску.

– Он не пробьется сквозь мою защиту.

– Значит, у нас нет проблем, не так ли? Что у нас на ужин?

Еве хотелось спорить, но она не находила поля для маневра. Поэтому она пожала плечами и направилась в кухню.

– Мне нужны углеводы.

Невозможный человек! Как же он ее доводит! Вот только что руку ей целовал с такой нежностью, так романтично, что она превратилась в желе, а уже в следующую минуту начинает говорить, что совершит убийство. И его голос звучит так спокойно, так невозмутимо, страшнее, чем бластер, приставленный к виску.

А самое страшное было в том, – Ева это поняла, когда проснувшийся кот боднул головой ее ногу, – что он абсолютно искренен и в том, и в другом случае. Черт, да он такой и есть. И то, и другое в нем органично сочетается.

Ева заказала спагетти с мясными тефтельками, прислонилась к прилавку и вздохнула. Пусть он достает ее до печенок, пусть он сложный, трудный и опасный, все равно она любит его – всего в целом и каждый кусочек составляющей его головоломки в отдельности.

Ева дала уже сходившему с ума от нетерпения Галахаду понемногу от каждой порции – по справедливости – и отнесла тарелки в кабинет. Она сразу увидела, что Рорк правильно понял употребленное ею слово «углеводы» и открыл бутылку красного вина. Он сидел, потягивая вино, и просматривал данные на экране ее компьютера.

– Может, он причинит тебе вред. – Ева поставила тарелки на свой письменный стол. – И тогда я его убью.

– Ладно, меня это устраивает. Интересные вопросы тут поставлены, лейтенант. – Как будто это был обычный ужин – а для них, возможно, это и был самый обычный ужин. Рорк ловко намотал на вилку спагетти. – Любопытные проценты.

– Высока вероятность, что Мира верно определила, почему он вернулся в Нью-Йорк и почему его выбор пал на меня. Высок процент, что он профессионально связан с оперой. Но я не могу это принять. Что-то тут не так.

– Почему?

– Это же серьезная работа, верно? Она отнимает массу сил и энергии и требует взаимодействия с другими людьми. Я, конечно, учитываю его связь с оперой, она, несомненно, есть, – добавила Ева, изучая данные на экране, – но чем больше я об этом думаю, тем меньше меня это убеждает. Он не командный игрок. Он тихушник, работает в одиночку. На каком-то уровне можно, наверно, назвать его убийства «исполнениями», но я смотрю на них иначе. Они более интимны. Все с глазу на глаз, все остается между ним и его жертвой, пока он с ней не покончит.

– Дуэт, – предложил Рорк.

– Дуэт. Гм… – Ева обдумала этот вариант. – Ладно, допустим, дуэт. Да, я это вижу. Один мужчина, одна женщина, их взаимоотношения. Все это очень личное. Допустим, это исполнение, но без публики. Он слишком интимен, этот дуэт, никто не должен его видеть. Потому что, мне кажется, в какой-то момент он был интимно связан с женщиной, которую воплощают все его жертвы. Да, ты прав. Они были дуэтом.

– И его партнерша была убита.

– Да, его поезд пустили под откос, – кивнула Ева. – Вот почему, я думаю, он использует различные препараты, чтобы какое-то время держать себя в узде. Или, наоборот, чтобы на краткое время отпустить вожжи. Тут мы с компьютером согласны. Поэтому я ищу лекарства, способные подавлять потребность убивать. А если, как мы думаем, он смертельно болен, он наверняка принимает лекарства от своей болезни. Ты знаешь Томаса Пеллу?

– Ммм… нет, имя мне незнакомо.

– А он, похоже, тебя знает.

– Я знаю многих людей, – пожал плечами Рорк.

– И многие знают тебя. Да, я понимаю. Томас Пелла владел двумя ресторанами в Маленькой Италии. Продал их вскоре после того, как вся эта каша заварилась девять лет назад.

– Может быть, я их купил. Или один из них. Я проверю свои записи.

– Проверь еще одно имя. Хью Клок, торговец антиквариатом. Ты же покупаешь кучу всякого старья.

– Мне это имя ничего не говорит.

– И все-таки я его прокачаю. И еще одного Ньюкирк вспомнил по старому делу. Парень, который занимался таксидермией. Ну, ты знаешь, что это такое. Чучела животных.

– Что неизменно вызывает у меня вопрос: за каким хреном это может кому-то понадобиться?

– И не говори. – Ева перевела взгляд на Галахада. Он уже вернулся из кухни и теперь умывался после ужина. – Вот взять, к примеру, его. Вот ты бы захотел… когда он использует все свои девять жизней?

– Боже меня упаси! Это было бы не только – я полагаю, тут правильное слово «жутко» – для нас, но и унизительно для него самого.

– Вот и я так думаю. Мне понравилась версия с чучельником. Есть в этом что-то символическое. Дом смерти и все такое. Но он чист. Живет на спутнике Вегас-2 безвыездно вот уже четыре года. Я проверила. Ну, короче, хочешь, я расскажу тебе истории этих двоих и еще одного, которого я сегодня опрашивала, – Доббинса?

– Я уверен, что это столь же блестящий застольный разговор, как и философские рассуждения о таксидермии и дохлых котах. Валяй.

В своей квартире в нижней части города Пибоди и Макнаб вели дуэль на компьютерах. Поскольку ему лучше работалось под музыку, а ей было все равно, воздух взрывался мусорным роком и недавно воскресшим рэпом. Пибоди сидела, сгорбившись, мысленно отсеивая оглушительные звуки, и упорно пробивалась сквозь сложный поиск.

Макнаб вел себя как непоседливый щенок: то и дело вскакивал, снова садился, напевая мелодии. Пибоди не понимала, как в таких условиях можно работать. Но она знала, что только так он и может работать.

Следы от китайского обеда, заказанного на дом, были заметны около обеих рабочих станций. Пибоди уже жалела, что не отказалась от последнего яичного рулета.

Когда она наконец обнаружила искомые данные, глаза у нее заслезились. Подступившие слезы говорили о том, что она переутомлена и запас сил у нее кончается.

– Эй, эй, Пибоди! – Макнаб заметил выражение ее лица. – Выключить музыку! Компьютер, остановить операцию и сохранить. Что случилось, детка?

– Все так печально! У меня так тяжело на душе.

– Но почему? – Макнаб подошел к ней сзади и обнял.

В общем-то, она неплохо устроилась, вынуждена была признать Пибоди. Ей грех жаловаться, когда есть кому пожалеть ее и приласкать в трудную минуту.

– Я нашла Терезу. Терезу ди Веккьо, жену Томаса Пеллы, одного из типов, которых мы с Даллас сегодня опрашивали.

– Да, я помню. Из записок старого Ньюкирка по первому делу.

– Они поженились в апреле. Оба работали во внутренних войсках. Он был капралом, она медсестрой. И вот смотри. – Пибоди постучала ногтем по экрану компьютера. – В июле ее направили в этот район, на границе Сохо и Трайбеки. Взрыв, жертвы в основном среди гражданского населения. В районе еще велся огонь, но она все-таки пошла. На ней был костюм медсестры с красным крестом. Но ее убил снайпер, когда она пыталась добраться до раненых. Ей было всего двадцать лет. Она хотела помочь раненым гражданским лицам, а ее убили. – Откинувшись на спинку кресла, Пибоди костяшками пальцев вытерла слезы. – Я не знаю, что со мной, мне это просто душу разрывает. Это ж надо иметь надежду, верно? Ну, чтобы пожениться, когда такое тогда творилось. А потом ее убили. Она хотела только помочь раненым, и ее убили. Ей было всего двадцать.

Макнаб наклонился и чмокнул ее в макушку.

– Хочешь, пока я этим займусь?

– Нет. Мы сегодня опрашивали этого старика. Нет, ну он на самом деле не такой старик, но казалось, он старше Моисея – в этой постели, с кислородной маской и все такое. А потом я все это прочитала и представила себе, как он был молод, как любил эту девушку. Свою невесту. К тому же… она слишком молода.

– Я знаю, как это тяжело, малышка, но…

– Да нет, ты не понимаешь. Я хочу сказать, да, это тяжело, но она была слишком молода, чтобы стать причиной серии. – Слезы, все еще блестевшие на ресницах Пибоди, были забыты. – Ей было всего двадцать, а самой молодой из жертв двадцать восемь. От двадцати восьми до тридцати трех – такой у него возрастной интервал. Так что Тереза ди Веккьо, в замужестве Пелла, умерла слишком молодой, а это значит, что Пеллу можно вычеркнуть из списка подозреваемых.

– А вы всерьез подозревали этого старика?

– Он подходит по возрасту, примерно – по типу, у него есть связь с Городскими войнами, живет в частном особняке плюс к тому озлоблен на весь мир. Смертельно болен – якобы опухоль у него. Даллас это проверяет. Потерял молодую жену – хорошенькую, с темно-каштановыми волосами. Но на этом сходство кончается. – Пибоди откинулась на спинку кресла и покачала головой, глядя на экран. – Не укладывается в схему. Ее убила пуля снайпера, ее не пытали. Она на восемь лет моложе самой младшей из жертв на момент убийства. Не вписывается в профиль. Но что-то есть. Даллас назвала это зудом. Был зуд, когда мы с ним говорили.

– Может, он что-то знает? Может, он как-то с этим связан?

– Да, может быть. Надо переправить это к Даллас, а потом я вернусь к Пелле. Надо взять глубже, откопать скрытые данные.

– Давай я тебе помогу. – Макнаб энергично потер ее плечи, потом принялся играть с кончиками ее волос. – Ну как? Полегчало?

– Да. Наверно, просто недосып сказывается, и на мозги слишком многое давит.

– Тебе надо сделать перерыв.

– Пожалуй. – Пибоди опять потерла глаза, но на этот раз, чтобы прогнать усталость, а не вытереть слезы. – Если б не было так холодно, я пошла бы прогуляться. Мне надо подышать свежим воздухом, размяться немного.

– Не знаю, как насчет свежего воздуха, – заговорил Макнаб, когда она встала из-за стола, – а вот насчет разминки могу тебе поспособствовать. – Ухмыляясь, как гиена, он ущипнул ее за попку.

– Правда? – В глазах Пибоди вспыхнул огонек. – Ты хочешь?

– Вот сейчас сорву с тебя одежки, и ты получишь ответ на свой глупый вопрос.

Пибоди издала восторженный визг, и они вместе повалились на пол.

– Я думала, понимаешь, что ты потерял ко мне интерес. Что цветы облетели и искры больше не летят.

– Мой цветок наливается силой – грех жаловаться, – заметил Макнаб, стаскивая с нее свитер.

Пибоди стянула с него джинсы, чтобы убедиться.

– Да уж, цветет мощно, – подтвердила она.

– А вот и искры. – Он закрыл ее рот таким горячим поцелуем, что Пибоди почудилось, будто дым вырывается у нее из ушей. – Еще немного – и мы спалим квартиру.

Она заметила, как взгляд у него стал мечтательным. А когда он обхватил рукой ее грудь, мышцы живота у нее непроизвольно сократились в ответ.

– Ах, Пибоди, царица среди женщин! Есть, за что подержаться… Ну-ка посмотрим, что у нас тут…

Позже, значительно позже Ева изучила данные, которые Пибоди послала ей на компьютер в домашнем кабинете.

– Она права, – пробормотала Ева. – Слишком молода, не тот метод. Доббинс кажется мне слишком небрежным, слишком равнодушным. Клок, судя по его данным, благонамеренный гражданин без единого изъяна. Но что-то тут есть. Просто я этого еще не вижу.

– Может, увидишь, если выспишься как следует.

Вместо этого Ева еще раз обошла кругом свои доски.

– Опера. Что насчет билетов в оперу?

– У меня есть список держателей абонементов в «Метрополитен-опера». Первая перекрестная проверка ничего не дала. Попробую еще.

– Он все время тасует имена и анкетные данные. Прямо как какой-то чертов шпион. Вечно проскальзывает под радаром, не засвечиваясь. Где он этому научился? Да, и способы пыток. При секретных операциях частенько используют пытки.

– Могу тебе сказать, что я задействовал свои ресурсы по способам пыток, но ничего не выплыло. Нет никого в этом поколении, кто был бы еще жив и активно действовал. Нет никого, кто в свободное время выслеживал бы молодых шатенок.

– Все равно это надо было проверить, – задумчиво проговорила Ева. – А шпионский вариант мы еще не рассматривали. Все может измениться. Допустим, этот некто участвовал в военных операциях того времени или был членом полувоенной организации. Научился базовым методам пыток, а потом усовершенствовал свои навыки. Научился изменять и подделывать свои анкетные данные.

– А может, у него есть связи и деньги, чтобы найти профессионала, занимающегося такими делами, – предположил Рорк.

– Да, это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ладно, оставим это пока. Зачем вообще пытать кого-то?

– Чтобы получить информацию.

– Верно. По крайней мере, это самый очевидный повод. Но есть же еще мотивы? Острые ощущения, сексуальные отклонения, ритуальное жертвоприношение.

– Эксперимент, – напомнил Рорк. – Еще один испытанный и проверенный способ объяснить желание причинять боль.

Ева бросила на него взгляд.

– Вычеркиваем получение информации и сексуальные отклонения. Я не сомневаюсь, что он получает удовольствие, причиняя женщинам боль, но тут есть нечто большее. Отчасти ритуал, но речь не идет о каком-то извращенном религиозном культе. Значит, эксперимент, – заключила Ева. – Да, это вписывается. Не забывай, что у него здорово получается. Он где-то набил руку, совершенствовался в технике пыток. Точен, аккуратен, небрежностей не допускает. И опять-таки я задаю вопрос: где он так наловчился?

– И это возвращает нас к временам Городских войн.

– Уже в который раз. Мы все время туда возвращаемся. Кто-то его обучил, он у кого-то учился. Экспериментировал, чтобы проводить свои эксперименты. Но не здесь, не в Нью-Йорке. – Ева еще раз обошла кругом свои доски, изучая, размышляя, оценивая версии. – Мы проводили поиски по первому делу девять лет назад. Я сама провела поиск по без вести пропавшим – по типу жертвы. Но что, если он экспериментировал где-то еще? Что, если он намеренно уродовал женщин другого типа, пока набивал руку, чтобы их не связали с ним? Что, если он избавлялся от тел, не оставляя следов?

– Ты собираешься провести глобальный поиск по увечьям и без вести пропавшим высоким шатенкам в возрасте от двадцати восьми до тридцати трех?

– Он мог быть не столь осторожен, пока сам учился. Если мы что-то обнаружим… Возможно, он оставил следы. – Ева остановилась и внимательно взглянула на фоторобот человека, за которым охотилась. – Пока он оттачивал свое мастерство, пока искал свой путь. Мы проделали глобальный поиск девять лет назад, но может быть, зачерпнули не слишком глубоко.

– Я запущу поиск. Я справлюсь скорее, – торопливо добавил Рорк, не давая ей возразить. – Но это дело долгое, ты не скоро получишь результаты для полноценной работы. Я его запущу, а мы тем временем поспим.

– Ладно. Давай.

Сны были отрывочные и размытые, она как будто плыла в клочковатом тумане, то ныряя в него, то вырываясь в свободное пространство. Громко и навязчиво тикали часы.

Под бесконечное, эхом отдающееся тиканье до нее донеслись звуки битвы. Стрельба, подумала она. Взрывы, выстрелы, дикие крики, перекликающиеся голоса – мужские и женские…

Она ощутила запах крови, дыма, паленой плоти еще до того, как увидела… Омерзительный, тошнотворный, сладковатый запах бойни.

Потом туман рассеялся, ее зрение обострилось, взгляд сфокусировался, она увидела, что битва идет на сцене, а декорации в странной, стилизованной форме изображают город. Серебристо-черные здания стояли, накренившись над залитыми беспощадным белым светом улицами, а улицы шли невероятными зигзагами и заканчивались тупиками.

Актеры на сцене были одеты в изысканные и яркие костюмы, плывущие сквозь лужи и фонтаны крови, сквозь клубы грязного дыма, пока действующие лица убивали друг друга.

Она с интересом наблюдала за разворачивающимся действием из золоченой театральной ложи. Внизу, в оркестровой яме, лежали искореженные тела, и тут же оркестранты как одержимые терзали свои инструменты.

А неистовые крики и вопли на сцене, вдруг сообразила Ева, были оперными ариями – яростными, свирепыми… Зверскими.

«А война другой и не бывает», – подумала она.

– Третий акт подходит к концу.

Ева обернулась и заглянула в лицо убийце. Он вынул огромный хронометр из кармана выходного черного костюма.

– Я не понимаю. Одна сплошная смерть. Кто сочиняет такие вещи?

– Да, смерть. Сила и страсть жизни. Все ведет к смерти, не правда ли? Кому же знать, как не тебе?

– Убийство – это совсем другое дело.

– О да, это искусный и преднамеренный акт. Убийство отнимает силу и власть у судьбы и передает ее в руки того, кто творит смерть. А он делает смерть подарком.

– Каким подарком? Разве убийство может быть подарком?

– Речь идет, – он указал на сцену, где санитары тащили на носилках женщину с окровавленными темно-каштановыми волосами, израненным телом и изуродованным лицом, – речь идет о бессмертии.

– Бессмертие – это для мертвых. Кем она была при жизни?

Он лишь усмехнулся в ответ.

– Время истекло. – Он щелкнул хронометром, и на сцене стало темно.

Ева вскинулась в постели, захлебываясь и судорожно втягивая в себя воздух. Ей никак не удавалось отделить кошмар от реальности. Она зажала ладонями уши, чтобы заглушить беспрерывное тиканье.

– Почему они все тикают?

– Ева, Ева, это твоя рация. – Рорк схватил ее за оба запястья и потянул их вниз. – Это твоя рация.

– О боже. Погоди. – Ева тряхнула головой и усилием воли заставила себя вернуться в настоящее. – Блокировать видео, – приказала она и ответила на звонок. – Даллас.

Вызывается лейтенант Ева Даллас. Срочно прибыть на Юнион-сквер у Парк-авеню. Тело женщины со следами пыток, личность не установлена.

Ева повернула голову и встретилась взглядом с Рорком.

– Принято. Уведомить детектива Делию Пибоди, затребовать судмедэксперта Морриса. Согласно процедуре, установленной для данного дела, известить майора Уитни и доктора Миру. Я еду. Конец связи. Даллас.

– Я еду с тобой. Знаю, знаю, – проворчал Рорк, поднимаясь, – ты не станешь первосортной наживкой для маньяка, пока я путаюсь у тебя под ногами, но где-то там на земле лежит тело Джулии Росси. Я еду с тобой.

– Мне очень жаль.

– Ах, Ева. – Его тон изменился, смягчился. – Мне тоже жаль.

18

Еве их дом в зимнем пейзаже показался картиной. Рорку место преступления показалось театральной сценой. Это была мрачная темная сцена, полная непрерывного движения и шума, вся сосредоточенная вокруг единственного центрального персонажа.

Белая простыня на белом снегу, белое тело, выложенное на простыне, темно-каштановые волосы, блестящие в свете прожекторов. Ему показалось, что раны жертвы кричат, взывают о помощи.

Но вот на сцене появилась его жена в длинном черном пальто и, разумеется, без перчаток. На этот раз они оба забыли о ее перчатках. Ветер шевелит ее волосы. Взгляд суровый. Режиссер и актриса на главную роль в одном лице. Дирижер, исполняющий свою собственную музыку. Последний акт.

Он знал, что из нее рвется наружу жалость, что в ней бушует гнев и что все эти чувства перевязаны крепкой веревкой ее вины. Но весь этот запутанный клубок эмоций был спрятан глубоко внутри, за стеной холодного расчетливого разума.

Рорк наблюдал, как она разговаривает с чистильщиками, с патрульными, с другими участниками пьесы, разворачивающейся на этой ледяной зимней сцене. Потом – ровно в нужную минуту – на сцене появилась верная и надежная Пибоди в своем пухлом стеганом пальто, похожем на черепаховый панцирь, с намотанным на шею длинным ярким шарфом. Вместе с Евой она склонилась над безжизненной фокусной точкой, державшей на себе бесстрастный свет софитов в центре сцены.

– Не успели, – заметил стоявший рядом с ним Макнаб.

Рорк на краткий миг оторвал взгляд от сцены и перевел внимание на Макнаба.

– Что?

– Не успели подобраться к нему поближе. – Макнаб глубоко засунул руки в карманы ярко-зеленой куртки. Длинные концы полосатого шарфа трепетали у него за спиной. – Мы к нему подбираемся с дюжины разных сторон. Подбираемся все ближе, я чувствую, что мы все ближе и ближе к нему. Но мы подошли не настолько близко, чтобы помочь Джулии Росси. Это тяжело. Чертовски тяжело.

– Да, верно.

Неужели он когда-то действительно верил – давно, целую жизнь назад, – неужели он действительно верил, что быть копом – значит, ничего не чувствовать? Познакомившись с Евой, он понял, как глубоко заблуждался. А теперь он стоял молча и прислушивался к репликам актеров, разыгрывающих свои роли.

– Время смерти – час тридцать. Час тридцать ночи вторника, – объявила Пибоди. – Она мертва чуть больше двадцати шести часов.

– Он целый день держал ее у себя. – Ева изучила цифры, вырезанные на туловище. Тридцать девять часов, восемь минут, сорок пять секунд. – Держал ее у себя целый день, когда закончил. Она слишком мало продержалась. Повреждения не так серьезны и не так многочисленны, как на теле Йорк. На этот раз что-то у него не сложилось. Он не довел работу до конца.

«Не так серьезны…» Да, Пибоди видела, что это так. И все же зияющие порезы, ожоги и кровоподтеки говорили о чудовищных муках.

– Может, на этот раз он потерял терпение. Может, ему захотелось поскорее ее убить.

– Я так не думаю. – Пальцами, обработанными изолирующим составом, Ева подняла руку убитой, повернула ее и осмотрела следы связывания. Потом вывернула руку в другую сторону и изучила рассеченные сосуды на запястье, ставшие причиной смерти. – Она не боролась, как Йорк, нет таких сильных повреждений от веревок на запястьях и лодыжках. А эти порезы на запястьях? Никаких заусенцев! Такие же чистые и точные, как все остальные. Он по-прежнему владеет собой. Он не спешит. Для него важно, чтобы они держались подольше.

Ева опустила безжизненную руку на белоснежную простыню.

– Для него это вопрос престижа, гордости своей работой: пытать, рождать боль, но удерживать в них жизнь. Постепенно усиливать уровень боли, страха, увечий, и чтобы все это время они дышали. Но Росси его подвела. Она не выдержала и сдалась раньше срока. С ней ему не удалось достичь своей цели.

– Это произошло раньше, чем он увидел по телевизору новости со своей физиономией, – заметила Пибоди. – Значит, дело не в том, что он запаниковал или выместил на ней злость.

Ева вскинула голову.

– Верно. Но даже если бы он запаниковал или выместил на ней злость, она все равно была бы мертва. Даже если бы он запаниковал, все равно мы должны были сделать то, что сделали. Забудь об этом. Он начал над ней работать в субботу утром, а закончил ранним утром в понедельник. Йорк убита в пятницу вечером. Значит, он устроил небольшое празднование, а может, просто лег спать пораньше, чтобы выспаться, прежде чем завести часы для Росси.

«Потратил время на слежку за мной, – подумала Ева. – Еще один добрый проверенный способ пытки. Помучить жертву ожиданием. Он прерывался, чтобы выследить и заманить Гринфельд. Надо же заранее поместить в свой чертов загон следующую жертву».

– Он ее очищает, обмывает. Он не спешит. Времени у него полно, торопиться некуда. Место сброса тела давно намечено, местность давно изучена. Прочешите местность. – Сидя на корточках, Ева огляделась по сторонам. – При такой погоде мало найдется охотников погулять в парке. Он выжидает, – продолжала она. – Он ее грузит, перевозит сюда. Переносит в парк.

– Чистильщикам есть с чем поработать, следов масса. Снег был свежий и очень мягкий, – напомнила Пибоди. – Они измерят следы, дадут нам размер и марку ботинок.

– Да, – кивнула Ева. – Но его это не беспокоит. Он же не дурак. Ему хватит ума надеть обувку размером больше, чтобы сбить нас со следа. Наденет что-нибудь настолько распространенное, что мы не сможем определить, где он это купил. Когда мы его найдем, найдем и его ботинки, и они помогут нам его повесить, но они не приведут нас к нему.

Ева казалась такой же бесстрастной, как резкий свет прожекторов, заливавший место преступления. Она осмотрела тело.

– Она была сильная, крепкая, в отличной форме. – «Хороший образчик? – подумала она. – Он-то небось думал, что получил превосходную кандидатку для своего гнусного дуэта». – Она боролась, сопротивлялась, но недостаточно сильно. Не так энергично, как Йорк. Не так жестко и не так долго. Тут никакого сравнения нет. Она сдалась, вот что она сделала. Физически она была крепка, но что-то у нее внутри отключилось. Для него это наверняка стало большим разочарованием.

– Я рада, что она не страдала так долго. Знаю, знаю, – заторопилась Пибоди, когда Ева вскинула голову, – но раз уж мы не смогли ее спасти, я рада, что она меньше мучилась.

– Если бы она продержалась дольше, может, нам удалось бы ее спасти. И как бы ты на это ни смотрела, Пибоди, все равно наплевать и растереть.

Ева выпрямилась, завидев подходящего к ним Морриса. В его глазах она прочла и свои собственные мысли, и мысли Пибоди. «И в его глазах, – подумала она, – будет та же гремучая смесь гнева, отчаяния, вины и печали, что и у всех копов, участвующих в операции».

– Джулия Росси. – Вот и все, что сказал Моррис.

– Да. Она умерла немногим больше двадцати шести часов назад, по нашим прикидкам. Группа подростков решила срезать угол через парк и нашла ее. Немного подпортили место сброса, но перепугались и разбежались. Один из них позвонил и доложил. С ней у него что-то пошло не так. – Ева снова бросила взгляд на распростертое на снегу тело. – Он провел с ней слишком мало времени, большего не добился. Может, она просто отключилась, а может, он что-то ей вводил – в виде эксперимента. И от этого она отключилась.

– Я помечу токсикологию флажком как приоритет. Повреждений меньше, чем у предыдущей.

– Верно.

– Ее уже можно двигать?

– Я как раз собиралась ее перевернуть.

Моррис кивнул и наклонился, чтобы помочь. Вместе они перевернули тело.

– На спине повреждений нет, – заметил Моррис.

– У других тоже не было. Или почти нет. Он предпочитает действовать лицом к лицу. Для него это дело личное. Все должно быть интимно.

– Есть кровоподтеки, разрывы, ожоги, проколы на задней стороне плеч и икр. Но меньше, чем у других. – Очень бережно Моррис откинул волосы в сторону от шеи, осмотрел затылок, кожу головы, уши. – В сравнении с другими, я бы сказал, на этот раз он едва добрался до второго этапа. Да-да, что-то пошло не так. Я отвезу ее в морг. – Он выпрямился и встретился взглядом с Евой. – У нее есть семья?

Он никогда раньше об этом не спрашивал. А если и спрашивал, то так редко, что она забыла.

– Мать живет в Квинсе, отец с мачехой в Иллинойсе. Мы с ними свяжемся.

– Дай мне знать, когда они захотят ее увидеть. Я сам их через это проведу.

– Хорошо, – кивнула Ева.

Моррис отвернулся, уставился в холодную тьму позади огней.

– Жаль, что сейчас не весна, – вздохнул он.

– И не говори. Все равно люди умирают, но для тех, кто остался в живых, атмосфера приятнее. Цветочки цветут… Ну, ты меня понимаешь. Вносят приятный штрих.

Моррис улыбнулся, его мрачное настроение как будто развеялось.

– Лично я предпочитаю желтые нарциссы. Чашечка кажется мне большим ртом. Мне хочется верить, что они неслышно разговаривают друг с другом на своем языке.

– Довольно жутко, – решила Ева.

– Ну тогда ты не захочешь услышать, что я думаю об анютиных глазках.

– Точно не захочу. Я с тобой позже свяжусь. Пибоди, начинай осмотр.

Уходя, Ева услышала, как Моррис прошептал: «Ну ладно, Джулия». Она подошла к Рорку.

– Я здесь почти закончила, – начала она. – Тебе надо бы…

– Я не поеду домой, – перебил ее Рорк. – Поеду в управление, начну работать в конференц-зале. Не беспокойся, я сам доберусь.

– Я поеду с вами. – Макнаб бросил взгляд на Еву. – Если вы не против, лейтенант.

– Валяй. Извести остальных членов команды. Нечего им дрыхнуть, когда мы не спим. С этой минуты операция становится круглосуточной. Я разработаю подгруппы, смены по двенадцать часов. Скоро он запустит часы для Ариэль Гринфельд. Мы не допустим, чтобы ее нашли на простыне. – Ева оглянулась. – Будь я проклята, если мы найдем ее на простыне.

Еще не рассвело, когда Ева добралась до Центрального управления. Прежде чем отправиться к себе в кабинет, она зашла в конференц-зал, превращенный в штаб-квартиру опергруппы. Включился свет, и она огляделась. В конференц-зале было пусто и тихо. Скоро тут все изменится, думала Ева. В этой комнате больше не будет тишины, пока дело не будет закрыто.

Она собиралась бросить на это дело больше людей. Больше глаз, ушей, ног, рук. Больше людей, чтобы работать на выезде, показывать портрет убийцы на улицах, опрашивать соседей, уличных торговцев, таксистов, нищих, наркоманов. Больше людей, чтобы стучать в двери, увы, слишком многочисленных зданий, указанных Рорком в результате поиска.

Больше людей, чтобы давить, выжимать информацию, тянуть за любые ниточки, какими бы тонкими или запутанными они ни были.

Пока это дело не будет закрыто, нет для нее других расследований. Только это дело, только этот убийца, только одна цель. Для нее и всех копов под ее началом.

Ева подошла к белой доске и собственной рукой выписала возле имени Росси время, в течение которого Джулия Росси умирала. Потом она перевела взгляд на следующее имя на доске. Имя Ариэль Гринфельд.

– Держись, черт бы тебя побрал. Дело еще не кончено и не будет кончено, пока ты держишься.

Она повернулась и увидела, что Рорк наблюдает за ней с порога.

– Ты нас опередила, – заговорил он. – Мы с Макнабом зашли в электронный отдел, затребовали дополнительное оборудование. Фини уже едет сюда.

– Хорошо.

Он пересек конференц-зал и остановился рядом с ней перед белой доской.

– В каком-то смысле многое теперь зависит от нее. От тебя, от нас, безусловно, от него, но в определенной степени от нее.

– Каждый час, что она продержится, мы будем подбираться все ближе.

– И каждый час, что она продержится, он будет подбираться все ближе к тебе. Ты этого хочешь. Будь на то твоя воля, ты приказала бы этому случиться.

«Точно, – подумала Ева. – Без уверток».

– Все верно.

– Много лет назад, когда убили Марлену, когда ее разорвали в клочья, чтобы отомстить мне, я хотел, чтобы они пришли за мной.

Ева вспомнила историю дочери Соммерсета. Ее похитили, пытали и убили соперники молодого предприимчивого криминального авторитета Рорка, каким он был когда-то.

– Если бы они все пришли за тобой, ты оказался бы в земле вместе с ней.

– Может быть. Это похоже на правду. – Рорк оторвал взгляд от доски и встретился глазами с Евой. – Но я этого хотел, и, будь на то моя воля, приказал бы этому случиться. А поскольку это было не в моей власти, я нашел способ прикончить их всех по одному.

– А на этот раз нам противостоит всего лишь один человек. И другого шанса может и не быть.

Рорк снова перевел взгляд на доску, думая о тех, кто был утерян навсегда. Всего лишь один человек, и, возможно, всего лишь один шанс.

– Это очень даже похоже на правду. Я тебе скажу, что я знаю. Что я понял, пока стоял там в темноте, а ты осматривала тело Джулии Росси. Он думает, что знает тебя. – Рорк повернулся, и неистово синие глаза обожгли ее огнем. – Он вообразил, будто понимает, что ты собой представляешь, знает, кто ты такая. Но он ошибается. Он понятия не имеет, кто ты такая. Если дойдет до того, что ты с ним останешься наедине, если хоть на минуту вы будете один на один, вот тогда на один миг у него будет шанс заглянуть тебе в душу и попытаться понять, что ты такое есть. И если ты дашь ему этот шанс, вот тогда, возможно, он узнает и поймет, что такое страх.

– Ну что ж… – Потрясенная, озадаченная, Ева перевела дух. – Честно говоря, это не то, чего я от тебя ожидала.

– Когда я ее увидел, увидел, что он с ней сотворил, я подумал, что увижу на ее месте тебя. Твое лицо вместо ее лица, как у тебя на доске.

– Рорк…

– Но этого не случилось, – продолжал он и, подняв резко руку, коснулся пальцами ее щеки. – Я не смог. И, как мне кажется, не потому, что я не мог этого вынести. Нет, не поэтому, а потому, что никогда – слышишь? – никогда у него будет власти над тобой. Ты этого не допустишь. И это, дорогая Ева, служит мне утешением. Ты даже не представляешь, до какой степени.

– Мне тоже приятно это сознавать. – Ева оглянулась на дверь, чтобы убедиться, что они по-прежнему одни, потом наклонилась к нему и поцеловала. – Спасибо. Мне пора идти.

– А если он тебя убьет, – добавил Рорк, пока она шла к двери, – меня это разозлит до чертиков.

– Кто смог бы тебя за это упрекнуть?

Ева вернулась к себе в кабинет, но остановилась на полпути, когда ее окликнула Пибоди.

– Бакстер и Трухарт поехали известить мать, согласно приказу. Я только что поговорила с отцом.

– Хорошо. Когда Бакстер приедет, мы дадим разрешение на обнародование ее имени в прессе и по телевидению.

– Кстати, о прессе, – сказала Пибоди, – я заглянула к тебе в кабинет – проверить, нет ли тебя там. Тебя там не было, зато была целая гора сообщений от разных репортеров.

– Ладно, я посмотрю. Дай мне знать, когда все соберутся. Надо провести срочный брифинг.

– Будет сделано. Слушай, Даллас, хочешь, я внесу новые данные на доску?

– Я их уже внесла. – Ева отвернулась и скрылась за дверью кабинета.

Она просмотрела, кто оставил ей сообщения, не читая самих сообщений, и перебросила их представителю по связям с общественностью. Только дойдя до весточки, оставленной Надин, Ева остановилась и заказала воспроизведение.

– Даллас, все линии гудят, что у тебя новый труп. Знаю, дело скверное, поэтому хочу тебя подбодрить. Держись. Плевки уже летят, все они обрушатся на тебя и на полицейский департамент. Если у тебя есть что-нибудь для меня, перезвони.

Ева задумалась, потом вызвала на блоке связи номер Надин. Надин ответила на первый звонок.

– А я-то думала, звезды эфира спят до полудня.

– Ага, в точности как копы. Я уже на работе, – ответила Надин. – Работаю над текстом. Эфир в восемь утра. Специальный выпуск. Если у тебя что-то есть, сейчас самое время поделиться.

– Наш источник в Департаменте полиции и безопасности Нью-Йорка, – с ходу начала диктовать Ева, – заявил этим утром, что поступила новая существенная информация, касающаяся убийцы, которого пресса окрестила Женихом.

– Новая существенная информация? – переспросила Надин.

– Однако наш источник, – невозмутимо продолжала Ева, – отказывается разглашать детали, касающиеся этой информации, в связи с необходимостью сохранять тайну следствия. Тот же источник также заявил, что оперативная группа, специально созданная для ведения следственных действий, работает круглосуточно с целью идентифицировать и задержать преступника, ответственного за смерть Сарифины Йорк и Джулии Росси, а также добиться правосудия для них и еще двадцати трех женщин, павших от руки того же преступника.

– Очень мило, но маловато для эфира. Этим ты не прикроешься. Пресса обрушится на тебя, как тонна кирпичей. Придется тебе принять удар на себя.

– Думаешь, мне есть дело до прессы с ее криком и визгом, Надин? Да я плевать на нее хотела. Выпусти заявление в эфир. Что мне действительно нужно, так это чтобы он знал: мы приближаемся. Пусть посуетится, пусть поломает голову, гадая, что у нас на него есть. Но не давай в эфир имени Росси до восьми утра.

– А как насчет вот этого: «Источник в департаменте полиции может подтвердить тот факт, что следствие ведется в отношении конкретного подозреваемого»?

– Источник не подтверждает и не опровергает, но заявляет, что сотрудники опергруппы устанавливают лиц, представляющих интерес для следствия, и допрашивают их.

– Ладно, – кивнула Надин, яростно строча в блокноте. – Это, конечно, считай что ничего, но звучит так, будто сказано нечто важное.

– Твои исследователи все еще в зоне доступа? – спросила Ева.

– Конечно.

– Может, чуть попозже я им подкину кое-какую работенку. Это все, Надин. Если тебе нужно официальное заявление департамента, обратись к нашему пиарщику.

Ева отключила связь и сделала себе кофе. Противно было признаваться в собственной слабости, но она использовала кофе, чтобы запить энергетическую таблетку. Лучше быть дерганой, чем сонной, решила она и вызвала на экран результаты поиска, проведенного дома.

Пока данные загружались, она сидела, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. «Тысячи, – думала Ева. – Ничего удивительного. Чего еще ждать, когда поиск глобальный? Значит, надо проверить результат, отсеять все лишнее».

Запищала ее рация.

– Да, да.

– Все пришли, – сказала ей Пибоди.

– Сейчас иду.

«Усталые копы», – подумала Ева, входя в конференц-зал. Ее опергруппа сейчас состоит из усталых, обозленных и павших духом копов. Бывают случаи, когда копы делают свою работу наилучшим образом именно в таком состоянии. С этого момента они будут работать на адреналине и злости, а также – в большинстве случаев – на энергетических таблетках.

«Говори по-честному, – снова напомнила себе Ева. – Без уверток».

– Мы ее потеряли. – В комнате мгновенно наступила тишина. – За нами стоят ресурсы всех департаментов полиции и безопасности страны. У нас есть опыт, мозги и упорство каждого из вас в этом зале. Но мы ее потеряли. У вас есть тридцать секунд, чтобы посокрушаться, что так вышло, и пожалеть себя. После чего примемся за работу.

Ева поставила на стол сумку с дисками и отправилась к автоповару, чтобы взять еще кофе. Вернувшись на место, она вынула из сумки распечатанную фотографию Ариэль Гринфельд и прикрепила ее в центре новой доски.

– А вот эту мы не потеряем. С этой минуты мы работаем круглосуточно вплоть до конца операции. С этой минуты она – единственная пострадавшая в этом городе. С этой минуты она – самое важное лицо в нашей жизни. Офицер Ньюкирк?

– Лейтенант!

– Вы с офицерами, с которыми работали раньше, возьмете первую двенадцатичасовую смену. Вас сменят офицеры, которых я назначу, в… – Ева бросила взгляд на ручные часы, – …девятнадцать ноль-ноль. Капитан Фини, я воспользуюсь вашей рекомендацией и возьму еще пару детективов из электронного отдела. Пусть они заступают во вторую смену. Детективы, работающие на выезде, я скоро подберу вам смену. Потерпите.

– Лейтенант! – Трухарт откашлялся. Ева прямо-таки видела, как он борется с желанием поднять руку, словно школьник. – Мы с детективом Бакстером разработали график перерывов на сон. Я хочу сказать, мы это обсудили по пути сюда, когда оповестили родственников. С вашего разрешения мы попросили бы нас не сменять. Мы будем работать двадцать четыре часа.

– Если понадобятся новые силы, – заговорил Бакстер, – ты их получишь. Но мы не хотим сменяться. Как насчет тебя? – обратился он к Дженкинсону.

– Поспим, когда возьмем его.

– Ладно, – согласилась Ева. – Попробуем поработать так. Я провела глобальный поиск по увечьям, убийствам и пропавшим без вести, подходящим под описание. Мы еще на первом следствии пришли к выводу, что он и раньше убивал. Практиковался. Я расширила поиск, – повернулась она к Фини, – вышла на глобальный уровень и вернулась на пять лет назад. Получила тысячи результатов. – Ева вынула диск с результатами поиска и перебросила его Фини. – Список слишком велик, надо его обтесать, отсеять лишнее, свести к минимуму. Надо найти тех, кто мог быть делом его рук. Найти его ошибки. Теперь второй пункт, – продолжила она изложение своего плана.

В то время как Ева инструктировала свою опергруппу, выслушивала отчеты и координировала задания, Ариэль Гринфельд очнулась. Она уже дважды приходила в себя раньше, но не успевала осознать, где находится, и вновь погружалась в забытье. Маленькая комнатка со стеклянными стенами и медицинским оборудованием. Что с ней? Она в больнице?

Она пыталась сосредоточиться и разглядеть получше, но перед глазами все расплывалось. Как будто ее глаза, да и мозги, были залиты маслом. Ей казалось, что она слышит музыку: высокие голоса, выводящие трели. Ангелы? Она умерла?

Потом она снова ныряла – проваливалась все глубже и глубже… в небытие.

На этот раз, когда она очнулась, ей показалось, что комната стала гораздо просторнее. Свет был очень яркий, он буквально резал глаза. Ариэль сильно ослабела, ее мутило, как будто она болела уже давно. И опять она подумала: «Больница».

Может, она попала в аварию? Этого Ариэль не помнила. Прислушавшись к себе, она признала, что не ощущает боли. Она приказала себе вспомнить, вспомнить то последнее, что могла вспомнить.

– Свадебный торт, – прошептала Ариэль.

Мистер Гейнс. Свадьба внучки мистера Гейнса. У нее был шанс получить работу, отличную работу. Придумать и испечь свадебный торт, поработать главным кондитером на приеме.

Дом мистера Гейнса – большой, прекрасный старый дом, элегантная гостиная с камином. Тепло и уютно. Да! Она вспомнила. Они встретились на улице, он усадил ее в свою машину и подвез до самого дома, где была назначена встреча с его внучкой. А потом…

Воспоминание ускользало от нее, заволакивалось туманом, но Ариэль усилием воли прогнала туман. Когда туман рассеялся, ее сердце застучало молотом. Чай с печеньем. Чай. С чаем что-то было не так. Было что-то в глазах мистера Гейнса, когда она попыталась встать.

Нет, это не больница… Боже, боже, нет, она не в больнице! Он что-то подложил ей в чай, он увез ее куда-то. Ей надо бежать. Надо бежать отсюда немедленно.

Ариэль попыталась сесть, но ее руки и ноги оставались неподвижными, они были зафиксированы. В панике, едва сдерживая крик, она подтянулась вверх, сколько было сил, и почувствовала, как беспредельный ужас охватывает ее.

Она лежала совершенно голая, привязанная к столу за руки и за ноги. Это был какой-то металлический стол с пропущенными через отверстия в нем веревочными путами, которые впивались ей в кожу, когда она пыталась высвободиться. Ариэль лихорадочно обвела глазами комнату и увидела мониторы, экраны, камеры и столы с металлическими подносами.

А на подносах лежали острые предметы. Ужасные острые инструменты.

Ее затрясло, разум отказывался признавать реальность, отторгал ее. На глазах выступили беспомощные слезы, пока она дергалась и извивалась в бесплодных попытках освободиться.

Женщина в парке. Еще одна женщина похищена. Она же видела новости по телевизору. «Как это ужасно, – подумала тогда Ариэль. – Просто чудовищно». А потом она ушла на работу, и у нее все вылетело из головы. Все это не имеет никакого отношения к ней. Просто еще одно ужасное, чудовищное происшествие. Но это случилось не с ней, а с кем-то еще.

Такие вещи всегда случались с кем-то еще.

До сих пор.

Набрав в грудь побольше воздуха, Ариэль закричала. Она звала на помощь, пока не охрипла. Горло у нее горело, голос был сорван. Но она все равно продолжала кричать.

Кто-то должен услышать, кто-то должен прийти.

Но когда кто-то услышал, когда кто-то пришел, ужас задушил ее почти беззвучные крики, словно безжалостная рука схватила ее за горло.

– Ну вот ты и проснулась, – сказал он и улыбнулся ей.

Ева ввела в компьютер имена из собранного Рорком списка держателей сезонных абонементов в оперу. Первым делом она выделила мужчин в возрасте между шестьюдесятью и восьмьюдесятью годами.

«Если понадобится, мы расширим список, – сказала она себе. – Он мог создать подставную компанию для этой цели, получить абонемент на другое лицо. И вообще, где гарантия, что он раскошелился на сезонный абонемент? – размышляла Ева. – Запросто мог покупать разовые билеты на спектакли, которые ему нравятся. Зачем тратиться сразу на весь сезон?»

Когда на экране вспыхнул укороченный список, Ева начала проверять каждое имя по стандартной процедуре. Прокачала уже две трети списка, когда вышла на цель.

– Вот ты где, – пробормотала Ева. – Вот ты где, засранец. Стюарт Э. Пьерпонт на этот раз, да? А «Э» – сокращение от Эдуарда в какой-то разновидности. Интересно было бы знать, кем тебе приходится этот Эдуард.

Благородная седина волос на идентификационном фото. Роскошная, пышная артистическая грива. На этот раз он объявил себя британским подданным с резиденциями в Лондоне, Нью-Йорке и Монте-Карло. И на этот раз назвался вдовцом. «А вот это что-то новенькое», – подумала Ева.

Было указано имя покойной жены, тоже британской подданной: Кармен Де Винтер. Умерла в возрасте тридцати двух лет.

Ева прищурилась, увидев дату смерти.

– Эпоха Городских войн. Пожалуй, на этот раз ты сам себя перехитрил, Эдди.

Она провела поиск по Де Винтер Кармен, но не нашла ни одной, чьи данные соответствовали бы указанным в удостоверении личности Стюарта Э. Пьерпонта.

– Ладно, ладно. Но ведь была же женщина, не так ли? Она умерла или была убита. Слушай, а может, ты сам ее убил, а? Но она существовала.

Она вернулась к Пьерпонту и проверила список указанных им адресов. Оперный театр в Монте-Карло, концертный зал в Лондоне и Карнеги-холл в Нью-Йорке.

Следует своей схеме, отметила Ева. Но сезонный абонемент ведь был доставлен по какому-то адресу. Или его кто-то забрал.

Поэтому Ева схватила все, что было наработано, и бросилась в конференц-зал, к рабочей станции Рорка.

– Кого ты знаешь в «Метрополитен-опера»? Можешь расчистить мне дорогу?

– Кое-кого знаю. Что тебе нужно?

– Все, что только можно, о нем. – Ева выложила на стол распечатку по Стюарту Э. Пьерпонту. – Это он. Держатель сезонного абонемента. Вот в этом образе. Между прочим, это была отличная наводка.

– Мы делаем, что можем.

– А теперь сделай больше. У меня нет времени на бумажную волокиту. Мне нужна «зеленая улица». Прямая дорожка к тому, кто может дать мне информацию по этому типу.

– Дай мне пять минут, – попросил Рорк и вытащил свой частный телефон.

Ева отошла на несколько шагов, чтобы не стоять у него над душой, тем более что в этот момент зазвонил ее собственный телефон.

– Даллас.

– Вроде бы кое-что есть, – сообщил Бакстер. – Насчет колец. Мы отрабатывали этот след и, мне кажется, нашли место, где он их покупал. У Тиффани. Он же любит классику во всем.

– Но мы ведь уже проверяли там раньше.

– Проверяли, никто ничего не помнил. Колец именно этого специфического дизайна нет в продаже. Но мы решили еще раз надавить на эту педаль. Классический стиль, легендарный магазин. Кольца, может, и неброские, но это серебро высшей пробы. Мы опросили продавцов – по нулям. Но нас случайно услышала одна из покупательниц. Она вспомнила, что была в магазине прямо перед Рождеством и обратила внимание на этого типа. Он купил сразу четыре простых, гладких серебряных кольца. Она с ним заговорила, и он выдал ей историю про четырех своих внучек. Она нашла это очень трогательным, потому и запомнила. Тут мы надавили на менеджера, заставили его покопаться в архивах и выяснили, что у них было ограниченное количество таких колец незадолго до Рождества.

– Запись о покупке есть?

– Наличка. Четыре одинаковых серебряных колечка, куплены восемнадцатого декабря. Свидетельница – просто персик, Даллас. Говорит, что «заняла его разговором». Есть у меня подозрение, что она пыталась занять его своей особой. Говорит, что сделала ему комплимент по поводу его парфюма и спросила название. «Алимар ботаникалс».

– У Трины чертовски чуткий нос, она его тоже унюхала.

– У нас есть еще кое-что получше. Он ей сказал, что открыл для себя этот запах в Париже и очень обрадовался, когда обнаружил, что он продается и здесь, в Нью-Йорке, в магазинчике при спа-центре на Мэдисон, место под названием «Блаженство». Именно там он пытался заарканить Трину.

– Да, это то самое место. Узнай, согласится ли твоя свидетельница поработать с Янси.

– Уже спросили, ответ положительный. Она сказала, что будет, цитирую, «в поросячьем восторге». Не знаю, как насчет поросят, но глаз у нее орлиный, Даллас. Углядела фотографию у него в бумажнике, пока он расплачивался наличными. Говорит, что это старая фотография, времен ее собственной молодости. Очаровательная шатенка. Она считает, что сможет дать Янси и ее описание тоже. Говорю же, просто персик.

– Хорошая работа, Бакстер. Чертовски хорошая работа. Тащите ваш персик сюда. Конец связи. Есть подвижки, – Ева вернулась к Рорку, ее глаза блестели. – У нас есть настоящие подвижки на этот раз.

– Джессика Форман Райс Эйберкромби Чартерс. – Рорк бросил Еве мемо-кубик. – Председательница попечительского совета. Она с радостью вас примет и расскажет все, что знает. Сегодня утром она дома. Если она сама не сможет вам помочь, найдет того, кто это сделает.

– Тебя удобно иметь под рукой.

– Во многих отношениях, не так ли?

Ева улыбнулась. Приятно было ощущать улыбку у себя на лице. Она почувствовала себя сильной.

– Пибоди, со мной.

19

Дама с многочисленными фамилиями жила в трехуровневой квартире величиной с город Хобокен, штат Нью-Джерси. Панорамное окно во всю стену с видом на Ист-Ривер зрительно увеличивало огромные размеры гостиной. В ясный день, подсчитала Ева, можно было подойти к этой стеклянной стене и полюбоваться островом Райкерс.

Джессика обставила квартиру по своему вкусу, смешав антикварную мебель с ультрасовременной. Результат получился эклектичным и удивительно милым. Ева и Пибоди уселись на пухлых подушках дивана, обитого убийственно-красным бархатом. Хозяйка разлила чай из белого фарфорового чайника, расписанного розовыми бутонами, в умопомрачительно хрупкие чашки, которые страшно было взять в руку.

Чай и блюдо с тонким, как бумага, печеньем подала элегантная горничная, телосложением напоминавшая зубочистку.

– Мы уже раньше встречались раз или два, – начала Джессика.

– Да, я помню.

Теперь, встретившись с ней лицом к лицу, Ева действительно вспомнила. Джессике было за восемьдесят, но она прекрасно выглядела, была стройна и ухожена. Уложенные мягкими волнами короткие темно-золотистые волосы контрастировали с резкими чертами ее лица. Крупные подвижные губы были накрашены нежно-розовой помадой, темно-зеленые проницательные глаза смотрели из-под густых ресниц.

– Вы носите Леонардо?

– Да мне его не поднять, такую здоровую тушу.

Джессика захихикала, как девчонка, и это тоже было очень мило.

– Одна из моих внучек без ума от его дизайнерских вещей. Отказывается носить что-либо другое. Его вещи ей к лицу, как и вам. Я считаю, что люди всегда должны выбирать то, что им идет.

Когда она передала Еве чашку чая, Ева с трудом удержалась, чтобы не сказать, что предпочла бы кружку крепкого кофе.

– Спасибо, что уделили нам время, миссис Чартерс.

– Прошу вас, зовите меня Джессикой. – И Джессика с ослепительной улыбкой протянула чашку Пибоди. – Подарите мне минутку. Могу я спросить? Когда вы вдвоем ведете допрос… Ах нет, погодите, теперь это называется беседой, не так ли? Когда вы беседуете с подозреваемыми, вы их когда-нибудь избиваете?

– Нам это не требуется, – ответила Пибоди. – Лейтенант одним своим видом выбивает из них признание.

Опять раздался звонкий девичий смех.

– О, что бы я отдала за такое зрелище! Я просто обожаю полицейские боевики! Всегда стараюсь вообразить себя на месте преступника, и как из меня выбивали бы показания на допросе. Понимаете, мне просто до безумия хотелось прикончить моего третьего мужа.

– От такого желания лучше удержаться, – заметила Ева.

– Верно. – Джессика улыбнулась своими розовыми лепестками. – Это было бы приятно, но слишком много суеты и грязи. Хотя развод, должна вам сказать, нередко бывает таким же грязным. Простите, я трачу ваше время. Чем могу помочь?

– Стюарт Э. Пьерпонт.

Джессика выгнула бровь.

– Да-да, мне знакомо это имя. Он сделал нечто убийственное?

– Нам очень хотелось бы поговорить с ним. Но тут у нас небольшая проблема: никак не можем его обнаружить.

На лице Джессики отразилось искреннее недоумение, но ее тон остался столь же любезным.

– Его адрес наверняка есть в записях. Я попрошу Лайла проверить его для вас.

– Адрес указан, но он не годится. Если только в здании Королевской оперы и в Карнеги-холле не сдают квартиры постояльцам.

– Правда? – протянула Джессика. Теперь в ее глазах вспыхнул жадный огонек любопытства. – Ну и дела! Мне бы следовало знать.

– Как и что именно вам следовало бы знать?

– Мистер Пьерпонт – весьма эксцентричный человек. Он несколько раз посещал гала-представления и другие мероприятия за последние годы. Не слишком общителен и без малейшей склонности к филантропии. Мне ни разу не удалось выманить у него пожертвование, а я – уж вы мне поверьте! – самый большой в мире спец по выманиванию пожертвований. Побить мой рекорд еще никому не удавалось.

– Посещение гала-представлений и других мероприятий осуществляется по письменному приглашению, не так ли? – спросила Ева.

– Разумеется. Это крайне важно… Ах да, я поняла. Как он получает приглашения, если не на свой адрес? Дайте мне минутку.

Джессика поднялась, прошла по толстому турецкому ковру и натертому до блеска паркету к двери и вышла из комнаты.

– Она мне нравится. – Пибоди взяла печенье. – Немножко напоминает мою бабушку. Не внешне, конечно, и не по стилю жизни, – Пибоди взмахнула рукой с печеньем, обводя огромную комнату. – Но есть в ней вот эта живость. Она не просто знает, что к чему, она всегда, с самого начала все знает. Слушай, печенье просто супер. И такое тоненькое, прямо-таки прозрачное. – Она взяла еще одно печеньице. – В таком печенье не может быть много калорий. Ну, съешь хоть одно, а то я буду чувствовать себя скотиной.

Ева взяла печенье.

– Он не жертвует на «Метрополитен». Посещает мероприятия время от времени, но реальных денег не выкладывает. Билеты стоят дорого, мероприятия стоят дорого, но тут он кое-что получает в обмен на свои деньги. То есть он контролирует свои расходы. Он же помешан на контроле. А когда жертвуешь, это сразу обезличивается, и ты не можешь контролировать, куда уходят твои деньги.

Она вскинула голову, потому что в этот момент вернулась Джессика.

– Загадка разрешилась, но от этого не стала менее загадочной. Лайл утверждает, что по просьбе мистера Пьерпонта всю корреспонденцию, билеты, приглашения, извещения и так далее ему оставляют в кассе театра.

– Это обычная практика? – спросила Ева.

– Отнюдь нет. – Джессика села и взяла свою чашку. – По правде говоря, это весьма необычно. Но мы стараемся идти навстречу нашим постоянным посетителям, даже тем, из которых приходится выжимать пожертвования.

– Когда вы видели его в последний раз или говорили с ним?

– Дайте подумать. Ах да, он посетил наше зимнее гала-представление. Вторая суббота декабря. Помню, как я – уже в который раз! – пыталась убедить его присоединиться к гильдии. Вступительный взнос весьма солидный, но и преимущества очень велики. Он настоящий знаток и ценитель оперного искусства, но он совершенно не заинтересован в финансировании. Скуповат. Кроме того, я несколько раз видела его на спектаклях в театре. Всегда приходит пешком. Даже на машину скупится. И всегда в одиночестве.

– Он когда-нибудь рассказывал вам о своей личной жизни?

– Дайте подумать… – Перебросив ногу на ногу, Джессика принялась покачивать туфелькой. – Когда выманиваешь деньги, разговора о личной жизни просто невозможно избежать. Это существенный элемент стратегии, если можно так выразиться. Давно вдовствует, много путешествует. Утверждает, что посещал оперные спектакли во всех крупнейших театрах мира. Предпочитает итальянскую оперу. О! – Она подняла палец и на мгновение закрыла глаза, стараясь сосредоточиться. – Помню, как несколько лет назад я пыталась его расспросить. Он выпил пару бокалов вина, и я подумала, может, удастся раскрутить его на этот вступительный взнос. Завела с ним разговор о том, является ли восприятие и понимание искусства, и музыки в частности, врожденным или благоприобретенным даром. Он выбрал второй вариант: сказал, что еще в детстве его научила понимать музыку мать. Я возразила, что в таком случае его понимание, безусловно, было унаследованным. Нет-нет, сказал он, своей родной матери он не знал, эта женщина была второй женой его отца. Она была сопрано.

– То есть она пела, – уточнила Ева. – Профессионально?

– Я задала ему именно этот вопрос. А вот что он ответил… Это было немного странно. Да, она пела, но случай ускользнул от нее, ее время истекло. Я совершенно точно помню, что именно так он и сказал. Я спросила, что случилось, но он извинился и поспешно ушел.

– Лайл может сказать, когда именно мистер Пьерпонт в последний раз забирал свою почту в кассе театра?

– Да, конечно, и тут я вас опередила: я уже задала ему этот вопрос. Не далее как на прошлой неделе.

– Как он платит?

– Лайл говорит, что наличными. Всегда. И сразу отвечаю на ваш следующий вопрос: да, это необычно. Но мы не придираемся к странностям. Он всегда появляется на спектаклях в черном смокинге с бабочкой, и это тоже весьма эксцентрично, как мне кажется. И все его гости одеваются точно так же.

– Гости? – насторожилась Ева. – Вы же говорите, он всегда один.

– Совершенно верно. Я имела в виду те случаи, когда он передает свой билет гостю. – Как любезная и внимательная хозяйка, Джессика подняла чайник и подлила чаю в чашку Пибоди. – Время от времени я вижу других мужчин в его ложе. По правде говоря, гость сидел на его месте в ложе на премьере «Риголетто». Это было на прошлой неделе.

– Вы можете его описать?

– Ммм… Черно-белый. Вот как я описала бы его. Таково было мое впечатление. Черный смокинг – очень чопорный. Белоснежные волосы, бледная кожа. Помню, как я спросила себя, уж не родственник ли он мистеру Пьерпонту. Между ними было сходство, во всяком случае, мне так показалось. Я его не видела ни до, ни после представления, ни в антракте. Может быть, просто не заметила.

– Вы можете установить имена тех, кто обычно сидел в одной ложе с мистером Пьерпонтом?

– Когда в ложе находится мистер Пьерпонт или кто-то из его гостей, там больше никого нет. Он выкупает все места. – Джессика с улыбкой протянула своим гостьям блюдо с печеньем. – И это тоже очень странно, не правда ли?

– Выкупает все места в ложе, – сказала Ева, когда они вновь оказались в машине. – Никого к себе близко не подпускает. Не хочет, чтобы его беспокоили, отвлекали. Или рассматривали с близкого расстояния.

– Поставим наблюдение в опере. – Пибоди вытащила мини-компьютер и напечатала кое-какие заметки. – Может, ему потребуется новая доза.

– Да, поставим обязательно. Его мачеха. Вот кого символизируют все эти женщины. Вот чей портрет он носит в бумажнике. Идеализирует и демонизирует ее в одно и то же время.

– Ты рассуждаешь, прямо как Мира.

– Так само собой выходит. Он убивает ее снова и снова. Вероятно, воссоздает картину ее подлинной смерти. Потом обмывает ее и выкладывает на белой простыне. Ее время истекло, поэтому он устраивает так, чтобы оно истекло для тех, кого выбирает ей на замену. Вот суть дела. И началось все это во время Городских войн. Ее время истекло именно тогда и, я могу пари держать, именно в тот день, который он указал в своих фальшивых документах на имя Пьерпонта как дату смерти своей якобы жены.

– Эта история с женой – обручальное кольцо. Его мачеха, но в то же время женщина его мечты, – сказала Пибоди, словно размышляя вслух. – Его невеста. Он ее не насилует, это опошлило бы мечту. Не сексуальная история, а романтическая. Патология, но романтическая.

– Ну и кто у нас рассуждает, как Мира? Начнем искать женщин, подходящих под описание, умерших в день, указанный в документах Пьерпонта.

– Во времена Городских войн множество смертей не регистрировалось.

– Ее смерть наверняка зарегистрирована. – Ева крутанула руль, перестраиваясь в другой ряд, и скользнула в узкий просвет, вдруг приоткрывшийся в тяжелых тромбах уличного движения. – Уж об этом-то он позаботился. И это было здесь, в Нью-Йорке. Для него Нью-Йорк – начало и конец всего. Если мы найдем ее, она приведет нас к нему.

Ева слышала внутренние часы, тикающие у нее в голове, безостановочно отмеряющие время. Она думала об Ариэль Гринфельд.

У Ариэль в голове не укладывалось, как можно испытывать такую боль и выжить. Даже когда он остановился, – а ей казалось, он никогда не остановится! – ее тело продолжало гореть и кровоточить.

Она плакала, она кричала, в глубине души сознавая, что ему это нравится. Ее беспомощные крики, отчаянные рыдания и безуспешные попытки высвободиться забавляли его.

И вот теперь она лежала, все еще дрожа от шока, пока в воздухе звучали сплетающиеся голоса, поющие что-то на языке, которого она не понимала. «По-итальянски? – подумала Ариэль, изо всех сил стараясь сосредоточиться, не потерять сознания. – Да, скорее всего по-итальянски». Он включал музыку, пока причинял ей боль, и ее вопли заглушали голоса, когда его жуткие ножики и крючочки впивались в ее тело.

Ариэль представила себе, как она могла бы испробовать такой ножичек на нем. Она никогда не замечала за собой склонности к насилию. По правде говоря, на курсах самообороны, куда ее уговорили записаться две подружки, она потерпела плачевный провал. Она вспомнила, как подруги дразнили ее слабачкой. И она смеялась вместе с ними. Все они тогда смеялись, ни на минуту не веря, что кому-нибудь из них когда-нибудь придется применять на практике разученные на занятиях приемы – удары, пробросы, пинки.

Она была всего лишь кондитером! Она любила готовить и печь, создавать красивые праздничные торты, выпекать печенье и сдобные булочки, от которых у людей улучшалось настроение. Она была хорошим, добрым человеком, разве не так? Она не могла вспомнить случая, когда хоть раз причинила кому-нибудь боль.

Да, она покуривала анашу, когда была подростком. С юридической точки зрения, это, конечно, правонарушение. Но она никогда никому не причиняла вреда.

А вот теперь Ариэль обнаружила, что одна только мысль о том, как причинить вред ему, притупляет ее боль. Когда она представляла, как вырвется из пут, схватит один из этих ножичков и воткнет в его пухлый животик, ей становилось не так страшно.

Она не хотела умирать в таких жутких мучениях. Кто-нибудь придет, твердила себе Ариэль. Надо держаться, надо выжить. Кто-нибудь придет и спасет ее.

Когда он вернулся, все у нее внутри сжалось. Слезы подступили к горлу и выплеснулись из глаз. Ариэль заплакала.

– Приятный был перерыв, не правда ли? – проговорил он этим своим чудовищно любезным голосом. – Но нам нужно возвращаться к работе. Что ж, посмотрим, что тут у нас?

– Мистер Гейнс!

«Не кричи, – приказала себе Ариэль. – Не вздумай его умолять. Ему это нравится».

– Да, дорогая?

– Почему вы выбрали меня?

– У тебя миловидное личико и чудесные волосы. Хороший мышечный тонус в руках и ногах.

Он взял маленькую переносную горелку. Ей пришлось подавить стон, когда он включил огонь. Горелка тихо зашипела, он прикрутил пламя до точечного огонька.

– И это все? Я хочу сказать, может, я что-то сделала?

– Сделала? – рассеянно переспросил он.

– Я что-нибудь сделала, чтобы вас расстроить, что-то такое, из-за чего вы рассердились на меня?

– Вовсе нет. – Он повернулся с доброй улыбкой, держа в руке шипящую пламенем горелку.

– Дело в том, мистер Гейнс, что я знаю, вы сделаете мне больно. Я не могу вас остановить. Но не могли бы вы объяснить мне, почему вы это делаете? Я просто хочу понять, за что вы хотите причинить мне боль.

– Надо же, как интересно! – Он окинул ее изучающим взглядом, склонив голову набок. – Она спрашивает, Она всегда спрашивает, почему. Но Она выкрикивает свой вопрос. Она никогда не спрашивает вежливо.

– Она всего лишь хочет понять.

– Ну что ж… Что ж… – Он отключил горелку, и Ариэль испустила вздох облегчения – громадный, как геологический сдвиг. – Это что-то новенькое. Я люблю новизну. Она была прекрасна, понимаешь?

– Она была прекрасна?

Ариэль облизнула пересохшие губы. А он тем временем подтянул к себе табурет и сел, чтобы их глаза оказались на одном уровне. «Как может такое чудовище выглядеть таким обыкновенным? – удивилась Ариэль. – Такой жестокий, как он может казаться таким вежливым и милым?»

– Ты очень хорошенькая, но Она… Она была изумительна. А когда Она пела, Она была просто божественна.

– А что… что она пела?

– У Нее было сопрано. Многослойный голос.

– Я… я не понимаю, что это значит.

– Ее голос звучал божественно. Эти чистые высокие ноты… они как будто сами собой изливались из Ее горла. Великолепная колоратура, нежность лирического сопрано в сочетании с мощью и глубиной драматического. Ее диапазон… – Слезы навернулись ему на глаза, он прижал пальцы к губам и поцеловал кончики. – Я мог бы слушать Ее часами… Да что я говорю, я и слушал Ее часами! Она аккомпанировала себе на рояле, когда пела дома. Она пыталась меня учить, но… – Он с грустью улыбнулся и беспомощно вскинул обе руки. – У меня нет способностей к музыке, есть только огромная любовь к Ней.

«Пока он говорит, он не причиняет мне боль, – подумала Ариэль. – Надо заставить его говорить».

– Это опера? Я ничего не знаю об опере.

– Ты думаешь, что это нудное, скучное, старомодное зрелище?

– Я думаю, что опера прекрасна, – осторожно возразила Ариэль. – Просто я никогда раньше не слушала ее внимательно. Она пела в опере? – «Вопросы, – сказала себе Ариэль, – надо задавать ему вопросы, надо тянуть время. Пусть отвечает». – И у нее… у нее было сопрано? Вы говорите, у нее был многослойный голос. То есть не только сопрано? Какой-то еще? Вы говорите, у нее был большой диапазон?

– Да-да, совершенно верно. Просто невероятный диапазон. У меня сохранилось множество Ее записей. Я не проигрываю их здесь. – Он окинул взглядом комнату. – Это было бы некорректно.

– Мне очень хотелось бы услышать ее пение. Хотелось бы услышать ее многослойный голос.

– Тебе хотелось бы? – В его взгляде блеснуло лукавство. – А ты хитрая. Она тоже была хитрая.

Он встал и снова взялся за свою горелку.

– Подождите! Подождите! Можно мне послушать ее пение? Может быть, я бы поняла, если бы услышала. Кем она была? Кем она была для… О боже, боже, прошу вас! – Ариэль попыталась отпрянуть от язычка огня на конце горелки, которым он чуть ли не игриво провел по ее руке.

– Нам придется отложить разговор на более поздний час. А сейчас нам действительно пора работать.

Вернувшись в управление, Ева направилась к Фини.

– Шатенки в возрасте от двадцати восьми до тридцати трех, умершие в указанное здесь время в Нью-Йорке, Нам нужны имена, последний известный адрес, причина смерти.

– Записи на тот период довольно отрывочны, – покачал головой Фини. – Множество смертей остались незарегистрированными, многие люди не были опознаны или опознаны ошибочно.

– Копай. Именно она откроет нам замки к этому делу. Я сбегаю к Янси, посмотрю, удалось ли ему составить портрет по фото в бумажнике.

Чтобы дать Янси побольше времени, Ева сначала отправилась к Уитни и попросила дать ей еще людей для наблюдения в «Метрополитен-опера».

– Будет сделано. Вы нужны мне в полдень на пресс-конференции.

– Майор…

– Если вы думаете, что я не знаю, какая у вас нагрузка, сколько всего на вас давит, вы ошибаетесь. – Вид у него был такой же раздраженный, как и у нее самой. – Тридцать минут. Я все сведу к тридцати минутам, но, если только вы не поедете арестовывать сукина сына, извольте быть там. Нам необходимо что-то скормить журналистам.

– Да, сэр.

– Подтвердите новую существенную информацию, которую вы дали Надин этим утром, скажите о круглосуточной посменной работе. Хочу, чтобы вы выразили уверенность в том, что Ариэль Гринфельд будет найдена живой.

– Я так и сделаю, майор. Я в это верю.

– Вот пусть и они увидят, что вы в это верите. Свободны. Да, еще одно, лейтенант. Если я узнаю, что вы высунули нос из этого здания без бронежилета и прослушки, я с вас шкуру спущу. Вот этими самыми руками.

– Ясно.

Какая же это досада! Ну как он догадался, что она обдумывает возможность забыть бронежилет? Ева терпеть не могла эту чертову штуку. Но она ощутила невольное уважение к человеку, так хорошо знавшему своих подчиненных.

Ева вошла в отдел Янси и увидела, что он работает с «персиком» Бакстера. Янси перехватил ее взгляд еще до того, как Ева пробилась к нему сквозь лабиринт рабочих станций. Он встал, улыбнулся и что-то сказал свидетельнице, после чего двинулся навстречу Еве.

– Мне кажется, мы движемся вперед. Его она описала точно, фото видела только мельком. Мы над этим работаем, Даллас. Дай нам больше времени, не дави на нас.

– Можешь дать мне его?

– Уже выслал на компьютер к тебе в кабинет. Небольшие отличия в лицевой структуре по сравнению с версией Трины. Другие волосы и брови. Мой глаз говорит, что это тот же парень.

– Ну, раз твой глаз так говорит, с меня этого довольно. Когда получишь портрет женщины, перешли его мне и Фини. Сделай это, Янси. Этот портрет может стать козырным тузом в игре.

К тому времени как Ева добралась до своего отдела, ее нагнала вышедшая из конференц-зала Пибоди.

– Сконтактировалась с Моррисом, как и было велено. Он едет сюда с результатами токсикологии. Звонили Дженкинсон и Пауэлл. Они в магазине при спа-центре. Одна продавщица думает, что вроде бы видела там когда-то нашего типа.

– В моем компе новый портрет, совсем свежий. Перебрось его им, пусть покажут в магазине и в спа-центре.

– Есть.

– Лейтенант Даллас?

Ева и Пибоди дружно обернулись. Ева узнала маявшегося похмельем соседа Ариэль. Как его… Эрика.

– Вы Эрик, верно?

– Да. Мне надо с вами поговорить. Я должен знать, что происходит. Эта женщина, Джулия Росси… Она мертва. Ариэль…

– Я с ним поговорю, – предложила Пибоди.

– Нет, я сама. Ты давай перебрось портрет Дженкинсону. Давайте присядем, Эрик.

У нее не было времени, чтобы вести его в кафетерий. Ей не хватило духу просто выставить его. Она отвела его к одной из скамеек у входа в ее родной убойный отдел.

– Вы встревожены и расстроены, – начала Ева.

– Встревожен? Расстроен? Да я просто в ужасе! Я с ума схожу от страха! Он схватил ее. Этот маньяк захватил Ариэль. Говорят, он их пытает. Он мучает ее, а мы тут с вами сидим.

– Нет, мы тут не просто сидим. Все копы, брошенные на это дело, работают над ним.

– Она – не дело! – Его голос поднялся до крика и запнулся. – Черт побери, она же человек. Она – Ариэль.

– А вы хотите, чтобы я приукрасила картину? – Ева говорила нарочито резко, чтобы пресечь в корне любую возможность истерики. – Если хотите, чтобы вас утешили, погладили по головке, вы ошиблись адресом. И вам не ко мне нужно обращаться. Я могу сказать вам только одно: все, что у меня есть, брошено на это дело, все полицейские силы в этом задействованы. Если вы думаете, что мы не знаем, кто она такая, вы ошибаетесь. Если вы думаете, что ее лицо не сидит гвоздем в башке у каждого копа, брошенного на это дело, вы ошибаетесь.

– Я не знаю, что мне делать. – Его руки самопроизвольно сжались в кулаки и забарабанили по коленям. – Я не могу оставаться в этом подвешенном состоянии. Не переношу этой неизвестности. Не знаю, что делать, чем помочь. Она же там, наверно, с ума сходит от страха.

– Да, ей, наверно, очень страшно. Не буду морочить вам голову, Эрик. Ей страшно, ей, наверно, больно. Но мы ее обязательно найдем. А когда мы ее найдем, я позабочусь, чтобы вам немедленно дали знать. Я позабочусь, чтобы вы первым узнали, что она в безопасности.

– Я люблю ее. Я ей никогда не говорил. Я и себе не говорил, – признался Эрик с долгим судорожным вздохом. – Я люблю ее, а она и не догадывается.

– Можете ей сказать, когда мы вернем ее вам. А сейчас идите домой. Или, еще лучше, идите к кому-нибудь из друзей.

Отправив его восвояси, Ева вернулась в конференц-зал, прошла прямо к рабочей станции Рорка, схватила его бутылку с водой и жадно глотнула.

– Угощайся, – усмехнулся он.

– Глотнула «колесо» пару часов назад. Всегда меня после этого жажда мучит. И… – Ева повела плечами. – Нервничаю. Адрес, адрес, адрес, – нетерпеливо потребовала она, и он улыбнулся.

– У меня есть для тебя несколько адресов, но дай мне еще поработать, я хочу укоротить список. Что слышно насчет оперы? Есть что-нибудь?

– Все пока кусочками. Я начинаю лучше понимать его… и женщину, которую он воссоздает. Как только мы ее идентифицируем, скажу тебе больше. С ней тоже есть подвижки, но надо точно узнать, кто она такая, тогда и его найдем. Извини, мне пора. Иду трепать языком на пресс-конференции.

Ева заторопилась к выходу и чуть не налетела на Морриса.

– Извини. – Проклятая таблетка вызывала у нее такое ощущение, будто она вот-вот выпрыгнет из собственной кожи. – Что там у тебя? Только говори на ходу, я на пресс-конференцию опаздываю.

– Энергетическая пилюля?

– А что, так заметно?

– Когда речь идет о тебе, да, заметно. Он вводил ей допамин и лоразепам. Мы этих препаратов ни разу раньше не выявляли.

– Как они действуют? – Ева пожалела, что не захватила с собой бутылку Рорка. – Они должны были ее отключить?

– Я бы сказал, он рассчитывал на противоположный результат. Их иногда используют для вывода из кататонии.

– Ну ладно, предположим, она отключилась, а он пытался вывести ее из этого состояния. Хотел продлить ход часов.

– Я согласен, – кивнул Моррис. – И все же, если она впала в настоящую глубокую кататонию, он мог бы – в потенциале – продлить ее время еще на несколько часов. Возможно, даже на несколько дней.

– А где ж тут кайф? – возразила Ева. – Если он не получает от нее никакой реакции? Если она не участвует в процессе?

– И опять-таки я согласен. Это подтверждается тем фактом, что у нее на теле обнаружено не так много повреждений, как у других. Он не смог вернуть ее к жизни. Он махнул рукой и сдался.

– Я думаю, вряд ли можно взять допамин и этот… как его?

– Лоразепам, – подсказал Моррис.

– Ну да. В общем, эти штуки. Их же, наверно, нельзя купить в соседней аптеке.

– Нет. И врач не пропишет ни то, ни другое для домашнего применения. Эти лекарства дают больным только лицензированные профессионалы в больничных условиях.

– Может, он врач или какой-то медик. А может, выдает себя за медика. – «Умеет прикидываться, – подумала Ева. – Отлично играет свои роли». – Может, он взял эти препараты в больнице, в поликлинике, в медцентре. Но раз он никогда их раньше не использовал, с какой стати ему держать их у себя про запас? Он бы не стал, – заключила Ева, не давая Моррису вставить слово. – Если же он их попросту где-то выкрал, значит, это было перед прошлыми выходными и не где-нибудь, а здесь, в Нью-Йорке.

– Самый вероятный источник – какое-нибудь психиатрическое отделение клиники.

– Отдай все это Пибоди, хорошо? Надо провести проверку по всем городским точкам, где держат эти лекарства для психов. Передай ей, чтоб задействовала Миру, если ей понадобится смазка или мнение эксперта. Такие «колеса» по закону полагается держать под замком. Это же предмет строгой отчетности.

– По закону, – согласился Моррис. – Но на практике часто бывает иначе.

– Надо отследить. Начнем с полных отчетов всех этих медицинских учреждений. Пусть напишут, сколько у них хранится этой дряни, как ее там… Сколько осталось с последней ревизии. Если будут разночтения, начнем выяснять.

– Я могу этим заняться, – предложил Моррис. – Доктор мертвецов все равно доктор, – добавил он, увидев, что Ева нахмурилась. – Думаю, в этом деле я могу помочь.

– Отдай все это Пибоди, – повторила Ева. – Поработай с ней. Я тебе перезвоню, когда закончу здесь.

В конференц-зале Рорк сохранил, скопировал и распечатал список недвижимости. Потом вынул свой ППК и подключился к последним нескольким минутам пресс-конференции Евы. При этом он вышел в коридор, чтобы купить в автомате новую бутылку воды. Вид у Евы был решительный и суровый. И, если знать ее так же хорошо, как он ее знал, слегка измученный.

Если это не кончится в самом скором времени, она надорвется, решил Рорк. Загонит себя, пока не рухнет в буквальном смысле слова. И на сей раз нет никакого смысла ее ругать или запугивать: он сам слишком глубоко погрузился в это дело. Он отключил изображение, когда она закончила, и перешел в меню коммуникаций.

Если он закажет дюжину порций пиццы, ей придется съесть хоть кусочек. Да и ему самому, разрази его гром, не помешало бы что-нибудь съесть. Время-то за полдень.

Вернувшись к своей рабочей станции, Рорк снова взглянул на составленный список. Ритуальная фирма Лоуэлла в Нижней Восточной части города. Там будет проходить прощание с Сарифиной Йорк. Сегодня, вспомнил Рорк. Надо бы пойти, подумал он. Отдать последний долг.

Он позвонил в ритуальную фирму со своего компьютера и уточнил время прощания. Если не удастся вырваться с работы – а живые все-таки важнее мертвых, – надо будет хотя бы послать цветы. Непременно. Обязательно.

Рорк записал время, адрес, номер зала, в котором должно было состояться отпевание. На компьютерной странице, отметил он, имелась очень удобная отсылка к ближайшему цветочному магазину. Да, очень удобно и массу времени можно сэкономить, подумал Рорк, но он предпочитал обратиться за помощью к своей верной секретарше Каро.

Он задумчиво взглянул на отсылку к истории фирмы Лоуэлла и нажал на соответствующую кнопку. Возможно, здесь можно почерпнуть больше информации, чем в стандартных данных, уже извлеченных им из архивов.

Через несколько мгновений его взгляд стал холодным и острым, а кровь вскипела. Рорк посмотрел на Фини, погруженного в собственный поиск.

– Фини, мне кажется, я кое-что нашел.

20

Ева стояла, упираясь стиснутыми кулаками в бока, и изучала данные, которые Рорк вывел на стенной экран.

– Эта недвижимость не вылезла при первоначальном поиске, потому что несколько раз передавалась из рук в руки, причем официально она не принадлежала какому-то определенному лицу, лицам или компании в период, который ты просила проверить. Но при более глубоком вторичном поиске я обнаружил, что недвижимость – причем она глубоко замаскирована – принадлежит трастовому фонду семьи Лоуэлл.

– Ритуальная фирма. Похоронное бюро. Дом смерти.

– Совершенно верно. Как видишь, под рубрикой «История» на сайте указано, что само здание принадлежало семейству Лоуэллов с двадцатых годов двадцатого века. Использовалось и как место жительства, и как похоронное бюро. Некий Джеймс Лоуэлл основал там свой бизнес и проживал по тому же адресу со своей женой, двумя сыновьями и дочерью. Старший сын был убит во Второй мировой войне, а младший – Роберт Лоуэлл – вошел в семейные бизнес и возглавил его после смерти отца. Он расширил дело, открыл другие бюро ритуальных услуг в Нью-Йорке и Нью-Джерси.

– Смерть – доходный бизнес, – прокомментировала Ева.

– Похоже на то. А уж тем более в военное время. Старший сын Роберта Лоуэлла, названный Джеймсом, тоже вошел в семейное дело, но проживал он в их доме по адресу в Нижнем Уэст-Сайде: к тому времени у них была вторая собственность. В период Городских войн первый дом использовался как клиника и базовый лагерь внутренних войск. Сюда привозили множество мертвых тел и передавали Лоуэллам для захоронения. Было известно, что они решительно поддерживали внутренние войска.

– Второй Джеймс Лоуэлл слишком стар. – По-прежнему подбоченившись, Ева изучала данные. – Я ничего не хочу сказать, бывают резвые столетники, но все-таки такое им не под силу.

– Согласен. Но у него тоже был сын. Единственный сын от первого брака. Джеймс Лоуэлл рано овдовел. Его жена умерла от осложнений после родов. Женился во второй раз через шесть лет после смерти первой жены.

– Есть, – тихо сказала Ева. – Что насчет второй жены? Сына? Они у нас есть?

– О второй жене мы пока ничего не нашли. Многие записи были уничтожены во время Городских войн. К тому же базы данных изначально были далеко несовершенны.

– Вот почему эти клоуны – эти Лоуэллы – сумели подделать данные, – заметил Фини.

– Вероятно, первоначально они это сделали, чтобы уйти от налогов, – предположил Рорк. – Во время Городских войн перекрестили свой бизнес в «Манхэттенскую похоронную контору» – с фиктивной продажей здания. Потом это стал ритуальный центр «Закатный час». Еще одна перепродажа – примерно двадцать лет назад. Пять лет назад контора вернулась к первоначальному названию, при этом по официальным документам она опять перешла из рук в руки.

– Все время один и тот же трюк с разными именами.

– Плюс к тому немного творческой бухгалтерии, я полагаю, – добавил Рорк. – Я обратил на них внимание, когда прочитал, что Лоуэллы стояли во главе дела на протяжении четырех поколений. Меня это заинтересовало, вот я и начал снимать пласты.

– У этого парня золотой электронный заступ, – вставил Фини, хлопнув Рорка по плечу.

– Мы начали копать и выяснили, что трастовый фонд Лоуэллов владеет компаниями, которые владеют компаниями, и так далее, и так далее, включая те компании, которые якобы покупали и перекупали это здание.

– То есть они были тут все это время.

– Именно так. Представитель последнего поколения – Роберт – был назван так в честь деда. Вот он.

Рорк вывел на экран фото с удостоверения личности и данные. Ева подошла поближе и нахмурилась.

– Он не похож на портрет Янси. Глаза – да, пожалуй. Рот тоже. И все-таки на портрет он не похож. Возраст совпадает, профессиональные данные в порядке. Адрес в Лондоне.

– Это адрес Королевского оперного театра, – вмешался Фини. – Мы его уже прокачали. – Он постучал ногтем по изображению на экране. – Неужели Янси мог так промахнуться?

– Никогда раньше не промахивался. К тому же у нас есть двое свидетелей. Они подтверждают сходство с портретом. Это не он. – Ева провела пальцами по волосам. – Пора двигаться. – Распечатайте это. Мне нужна команда из пяти человек: Фини, Рорк, Пибоди, Макнаб, Ньюкирк. Мы нанесем им визит. Пусть команда идет за мной с опозданием на десять минут.

– Десять? – переспросил Рорк.

– Именно. Пора открыть нашу форточку пошире. Пора прийти на помощь Ариэль Гринфельд. Может, он сделает свой ход. Попытается взять меня – или по пути туда, или прямо там, внутри.

Тут вошел Янси, и Ева предупреждающе вскинула руку.

– Фини, добудь нам ордер. Я хочу пройти по зданию беспрепятственно. Янси, дай мне портрет.

– Вот она.

Сильное лицо, подумала Ева. Сильное и очень женственное. Миндалевидные глаза, тонкий нос, крупный рот, полные губы и каскад темных волос. Она улыбалась, глядя прямо перед собой. Плечи были обнажены, если не считать двух тонких, сверкающих алмазами бретелек. А на шее блестящая цепочка с кулоном в виде дерева.

«Древо жизни», – вспомнила Ева.

– Разрази меня гром! Еще одно очко в пользу румынской цыганки. Каллендар, скопируй это лицо. Найди ее. Прокачай данные, найди совпадение с портретом. Ищи в газетах, в журналах, в теленовостях с 1980 по 2015 год. Пересечения ее с оперой.

– Слушаюсь.

– Янси. – Ева дернула подбородком, указывая на изображение на экране. – Вот как он выглядит на официальном удостоверении личности.

– Нет. – Янси решительно покачал головой. – Ни в коем случае. Трина его точно описала. Может, это родственник? Брат, кузен… Но это не тот парень, которого мне описала Трина. И миссис Прюитт из «Тиффани» видела не его.

– Ладно! Моррис, ты можешь один поработать по препаратам?

– Я справлюсь.

– Что-то будет – звони. Все, люди, давайте двигаться. С отставанием на десять минут. И внутрь никто не сунется, пока я не дам сигнал.

– Там будет проходить прощание с Сарифиной Йорк, – вмешался в разговор Рорк. – Будет выглядеть вполне логично, если я там появлюсь. Разве я не могу отдать последний долг?

Ева задумалась.

– С отставанием на десять минут, – повторила она. – Если только я не дам сигнал раньше, войдешь через десять минут после меня и отдашь последний долг. Фини, добудь нам ордер.

– Жилет и прослушка, – строго напомнил Рорк.

– Ладно, ладно.

И Ева вышла из зала.

Выезжая из гаража, она сосредоточила все свои ощущения и инстинкты на возможном «хвосте». А все ее мысли были обращены к Ариэль.

Она молилась, чтобы бог послал ей обморок, но боль не давала забыться. Даже когда он остановился, когда он наконец-то остановился, непрекращающаяся боль продолжала держать ее в сознании. Ариэль попыталась вспомнить о друзьях, о родственниках, о жизни, которую вела до сих пор, но все это казалось таким далеким, таким нереальным. Ей не удавалось четко представить себе ни одну деталь своего прошлого.

Было только сейчас, только боль, только он.

И часы на стене, старомодные тикающие часы, отмеряющие время. Семь часов, двадцать три минуты, бегущие секунды.

Тогда Ариэль начала думать о том, как отомстит ему за все, что он у нее отнял. Ее жизнь, стремление к порядку, ее удовольствия, ее надежды. Если бы только она могла освободиться, уж она бы заставила его заплатить за то, что он у нее отнял.

«Говори, – напомнила она себе. – Найди способ заставить его опять заговорить. Пока он говорит, ты жива».

Ева не заметила «хвоста», и это ее жутко злило. Неужели он передумал? Неужели она для него больше не объект? Что, если каким-то образом она его отпугнула, и он прямо сейчас нацеливается на другую ни о чем не подозревающую женщину?

– На месте, – сказала она. – Направляюсь внутрь. Фини, заставь меня улыбнуться.

– Ордер сейчас будет.

– Отлично. Прекратить болтовню. Через десять минут.

Изучая взглядом здание, она пересекла улицу. Четыре этажа, включая подвальный. Защитные решетки, надежная система сигнализации. Крепкие, хотя и поблекшие от старости, кирпичные стены. Два входа спереди, два сзади, на третьем этаже спереди и сзади лестницы пожарной эвакуации.

Если Ариэль где-то внутри, то в подвале. На первом этаже – клиенты, публика, на втором и третьем – служащие.

Ева поднялась по ступенькам к двери, нажала кнопку звонка.

Дверь открыла темнокожая женщина в подобающем такому заведению черном костюме.

– Добрый день. Чем я могу вам помочь?

Ева показала жетон.

– Сарифина Йорк.

– Да, мы собираемся в Зале Упокоения. Входите, пожалуйста.

Ева вошла и огляделась. Широкий центральный коридор разделял первый этаж на две части. В воздухе стоял запах цветов и полировочного воска. Слева от себя Ева увидела сквозь открытые раздвижные двери, что кое-какие люди уже собрались, чтобы проститься с Сарифиной.

– Мне нужно поговорить с тем, кто тут за все отвечает.

– О ритуале?

– О деле.

– Вот как. Да, конечно. Мистер Трэверс в настоящую минуту занят с клиентом, но…

– Как насчет мистера Лоуэлла?

– Мистера Лоуэлла здесь нет. Он живет в Европе. Бизнесом руководит мистер Трэверс.

– Когда мистер Лоуэлл был здесь в последний раз?

– Не могу сказать. Я работаю у Лоуэллов уже два года и за это время ни разу его не видела. Пожалуй, можно сказать, что он, по сути, ушел на покой. Желаете поговорить с мистером Трэверсом?

– Да. Вам придется его прервать. Это официальное полицейское расследование.

– Да, конечно. – Женщина понимающе улыбнулась, словно ей чуть ли не каждый день приходилось слышать слова «официальное полицейское расследование», и сделала приглашающий жест рукой. – Прошу вас, следуйте за мной, я провожу вас в одну из комнат ожидания наверху.

Проходя мимо, Ева заглянула в Зал Упокоения. Фотографии Сарифины, горы цветов, музыка в стиле ретро: джазовый оркестр в записи играл музыку сороковых годов прошлого века, которую любила покойная.

– Что у вас в подвале? – спросила Ева, когда они поднимались на второй этаж.

– Это рабочая зона. Там идет подготовка. Родные и близкие многих покойных требуют, чтобы тело во время церемонии прощания было в открытом гробу.

– Бальзамирование? Косметика?

– Да.

– Сколько человек там, внизу, обычно работает?

– У нас в штате состоят бальзамировщик, гробовщик и косметолог-стилист.

«Косметолог-стилист, – подумала Ева. – Даже в смерти нельзя обойтись без стилиста».

Женщина провела ее в небольшую комнату ожидания, обставленную мягкой мебелью. Здесь царила тишина, и было много цветов.

– Я передам мистеру Трэверсу, что вы его ждете. Располагайтесь поудобнее.

Оставшись одна, Ева обошла комнату. «Не здесь, – думала она. – Ему нет смысла привозить сюда Ариэль и других. Тут повсюду идет работа. Слишком много людей. Слишком много суеты».

Он не был членом труппы, он был солистом.

Но здесь имелась связь, в этом она была уверена. И она была столь же твердо уверена, что Роберт Лоуэлл, или как там он себя теперь называет, пребывает вовсе не в Лондоне.

Вошел Трэверс. Высокий, тощий как жердь, с приличествующим случаю похоронным выражением на лице. Если бы Еве пришлось подбирать актера на роль директора похоронной конторы, он возглавил бы первую десятку.

– Офицер?

– Лейтенант Даллас.

– Кеннет Трэверс. – Поскольку он протянул руку, подойдя к ней, Ева пожала ее. – Я здешний директор. Чем я могу вам помочь?

– Я ищу Роберта Лоуэлла.

– Да, Мэри-Ли мне так и сказала. Мистер Лоуэлл живет в Европе вот уже несколько лет. Хотя формально он владеет предприятием, он практически не участвует в повседневной работе.

– Как вы с ним связываетесь?

– Через его адвокатов в Лондоне.

– Мне нужно название фирмы и контактный номер.

– Да, конечно. – Трэверс сложил руки на поясе. – Прошу прощения, могу я узнать, в связи с чем вам нужны эти данные?

– Мы полагаем, что он связан с одним ведущимся в настоящее время расследованием.

– Вы расследуете убийства двух женщин. Их тела были найдены на днях. Я правильно понимаю?

– Вы правильно понимаете.

– Но мистер Лоуэлл в Лондоне. – Трэверс повторил это медленно и терпеливо. – А если его там нет, значит, он путешествует. Насколько я понимаю, он очень много путешествует. По всему миру.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Пять или шесть лет назад. Да, я полагаю, шесть лет назад. Это будет точнее.

Ева извлекла из сумки распечатку фотографии с удостоверения личности.

– Это Роберт Лоуэлл?

– Да, это он. Я ничего не понимаю, лейтенант. Это Роберт Лоуэлл-старший. Он умер… О мой бог, он мертв вот уже скоро сорок лет. Его портрет висит у меня в кабинете.

– Вот оно что? – «Умно, – подумала Ева. – Хитер сукин сын». Она вынула портрет, сделанный детективом Янси. – Как насчет вот этого человека?

– Это ныне здравствующий мистер Лоуэлл. Во всяком случае, портрет очень на него похож. – Трэверс заметно побледнел, переводя взгляд с портрета на Еву. – Я видел это изображение в новостях по телевизору. Честно говоря, я не связал его с… Я… как я уже говорил, я не видел мистера Лоуэлла последние несколько лет, и я никогда… Я просто не видел его в этой картинке, пока вы только что не спросили. Но, видите ли, тут наверняка допущена какая-то ошибка. Мистер Лоуэлл – человек очень тихий, он любит одиночество. Он абсолютно не мог…

– Все они так говорят. Через несколько минут прибудет моя бригада с ордером. Нам нужно осмотреть это здание. От подвала до крыши.

– Но, лейтенант Даллас, уверяю вас, его здесь нет.

– Представьте, я вам верю. И тем не менее нам нужно осмотреть это здание. Где он останавливается, когда приезжает в Нью-Йорк?

– Честное слово, я не знаю. Это так редко бывало… И я не считал себя вправе об этом спрашивать.

Пальцы Трэверса метнулись к узлу строгого галстука и дважды поправили его, хотя в этом не было никакой нужды.

– Во время Городских войн было еще одно здание в Нижнем Вест-Сайде, не так ли?

– Да-да, кажется, было. Но мы являемся единственным предприятием в Нижней части города с тех пор, как я работаю в компании.

– И как давно вы работаете в компании?

– Лейтенант, я занимаю директорский пост последние пятнадцать лет. И за это время можно по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз я лично контактировал с мистером Лоуэллом. Он ясно дал понять, что просит его не беспокоить, ему это не нравится.

– Не сомневаюсь. Мне нужна адвокатская фирма, мистер Трэверс, и любая другая имеющаяся у вас информация о Роберте Лоуэлле. Что вам известно о его мачехе?

– О мачехе? Насколько мне помнится, она была убита во время Городских войн. Поскольку она никак не была связана с бизнесом, мне о ней практически ничего не известно.

– Имя?

– Простите, пожалуйста, но я так сразу и не вспомню. Возможно, ее имя есть в наших архивах. Еще раз простите, но все это крайне неприятно.

– Да уж, – сухо усмехнулась Ева. – Убийство может запросто испортить даже самые шикарные похороны.

– Я только хотел сказать… – Трэверс залился краской и тут же снова побледнел. – Я понимаю, вы должны делать свою работу. Но, лейтенант, у нас прямо сейчас происходит прощание с одной из убитых женщин. Я должен просить вас и ваших людей действовать осмотрительно. Для родных и близких мисс Йорк это чрезвычайно тяжелый и печальный момент.

– Я позабочусь, чтобы родные и близкие Ариэль Гринфельд не попали в ваш Зал Упокоения в ближайшем будущем.

Они действовали осмотрительно, насколько это вообще возможно для дюжины копов. Фини и Макнаб атаковали электронику. Ева спустилась в подвал вместе с Рорком.

– Не слишком отличается от нашего морга, только меньше, – заметила она, оглядывая рабочие столы из нержавейки с желобками по краям, шланги, трубки и инструменты. – Я думаю, он получил свои первые знания по анатомии именно здесь. Вероятно, с самого начала практиковался на трупах.

– Вдохновляющая мысль!

– Да уж. Они же были уже мертвы, так? Хотелось бы надеяться. Стало быть, – опять-таки надо надеяться, – им эти манипуляции не доставляли мучений. Да, кстати, знаешь, что еще? Когда придет мой час, я не хочу бальзамирования и стилиста. Можешь сложить большой костер и запихнуть меня внутрь. А потом можешь сам броситься в костер – продемонстрировать свое безумное горе и вечную преданность.

– Погоди, я это запишу, чтобы не забыть.

– Тут для нас ничего нет, – подытожила Ева. – Мне нужен второй адрес, по которому действовала контора во время Городских войн. И любая другая недвижимость, которой владел Лоуэлл в любом своем обличье, под любым именем.

– Я этим займусь, – пообещал Рорк.

Ева извлекла рацию и нахмурилась: сети не было, один только треск разрядов.

– Тут паршивая связь, пошли наверх. Хочу узнать, удалось ли Каллендар что-нибудь накопать на мачеху. У нее могла быть недвижимость на ее собственное имя, – продолжала Ева, поднимаясь по лестнице. – Может, он этим пользуется. Адвокаты упираются, чинят нам всякие препоны. Ну это уж порода такая, чего еще от них ждать? Уитни и Тиббл сумеют пробиться через все это дерьмо довольно скоро.

– Если он такой умный, каким кажется, – заметил Рорк, – адвокаты приведут тебя всего лишь к цифровому счету и к службе передачи сообщений. Он здорово наловчился прикрывать свою задницу.

– Ну тогда мы пойдем в атаку на цифровой счет и службу передачи сообщений. Этот сукин сын сейчас в Нью-Йорке. Тут у него свое логово, рабочее пространство, транспорт. Будем тянуть за все ниточки. Одна из них приведет нас к нему.

Не успела Ева добраться до основного уровня, как рация ожила и засигналила.

– Даллас.

– Я ее нашла! – чуть ли не пропела Каллендар. – Эдвина Спринг. Нашла ее, прорыв старые номера «Таймс», на страницах раздела музыки и развлечений. Сенсация оперной сцены, если верить рекламе. Чудо-девочка. Покорила Нью-Йорк, взяла штурмом «Метрополитен», едва ей исполнилось восемнадцать. Скоро будет еще информация. Теперь, когда я знаю, как ее зовут, это нетрудно.

– Проведи многоцелевой поиск. Попробуй найти недвижимость на ее имя в этом городе.

– Уже работаю.

– Собери все вместе, Каллендар. Мне надо кое-куда заглянуть по дороге, потом я еду в управление.

– Куда это ты собираешься заглянуть? – спросил Рорк, когда Ева отключила связь.

– Пелла. Он что-то знает. Медкарта подтверждает, что время его на исходе, он еле-еле может пересечь комнату. Но он что-то знает, и я из него это выжму.

– За тобой не следили по дороге сюда.

– Знаю.

– Значит, вряд ли за тобой будут следить по дороге отсюда. Поскольку Пибоди занята здесь, я поеду с тобой к этому Пелле.

– Я сама справлюсь.

– Конечно, справишься. Но ты же не хочешь выдергивать сюда на прослушку кого-нибудь из своей команды? Будет быстрее и проще, если я поеду с тобой, а с ними мы встретимся потом в управлении.

– Ну может быть. – В прагматических целях Ева добавила, пожав плечами: – Прекрасно.

Когда они прибыли в дом Томаса Пеллы, оба робота – прислуга и сиделка – засуетились, всячески возражая против нарушения хозяйского покоя. Ева просто пробилась в дом мимо них.

– Если у вас есть жалобы, обращайтесь к шефу полиции. Или к мэру. Да-да, к мэру. Он обожает получать жалобы от роботов.

– Мы обязаны заботиться о здоровье и удобствах мистера Пеллы. – Видимо, какой-то шутник запрограммировал голос робота-домоправительницы на нытье.

– Вам всем придется забыть о здоровье и удобствах, если я отволоку вас в полицейское управление. А теперь прочь с дороги, а не то я привлеку вас за воспрепятствование правосудию.

Отодвинув в сторону робота-сиделку, Ева открыла дверь спальни.

– Держись подальше, чтобы он тебя не видел, – шепнула она Рорку. – Он откажется говорить, если увидит, что я привела тебя за компанию.

В спальне было темно, как и в прошлый раз. До нее доносилось равномерно-хриплое дыхание Пеллы, тянущего воздух через маску.

– Я же сказал, чтоб не беспокоила меня, пока не позову. – Его голос звучал сварливо и сипло. Он как будто состарился на много лет со вчерашнего дня. – Дай мне хоть минуту покоя, черт возьми, а не то я прикажу тебя на запчасти разобрать.

– Ну это будет для тебя трудновато, – заметила Ева. – Можешь попробовать, но вряд ли получится.

Он зашевелился, глаза открылись и уставились прямо на нее.

– А тебе чего надо? Я не обязан с тобой разговаривать. Я посоветовался с адвокатом.

– Прекрасно. Давай, посоветуйся с ним еще разок и заодно передай, чтоб подтягивался к нам в управление. Он тебе объяснит, что я имею право держать тебя там двадцать четыре часа как важного свидетеля по делу об убийстве.

– Что за хрень? Какой я свидетель? Да я за последние полгода ничего не видел, кроме этих чертовых роботов, а они кружат надо мной как стервятники.

– Ты мне расскажешь все, что знаешь, Пелла, а не то тебе придется провести в моем обществе добрую часть времени, что тебе еще отпущено на этом свете. Роберт Лоуэлл. Эдвина Спринг. Вперед.

Он беспокойно завозился на постели, вцепился в простыню.

– Ну если ты так много знаешь, на кой хрен я тебе сдался?

– Слушай ты, сукин сын! – Ева склонилась над ним. – Двадцать пять женщин мертвы, еще одна в критическом состоянии. Возможно, она умирает.

– Это я умираю! Я воевал за этот город. Я за него кровь проливал. Я потерял единственное, что мне в этой жизни было дорого, и с тех пор мне все стало безразлично. Что мне за дело до каких-то женщин?

– Ее зовут Ариэль. Она зарабатывает на жизнь выпечкой. У нее есть сосед по лестничной клетке, он живет напротив ее хорошенькой квартирки. Вроде бы славный парень. Она не знает, что он влюблен в нее, не знает, что он сегодня приходил ко мне. Он был перепуган. Он был в отчаянии. Умолял меня найти ее. Ее зовут Ариэль, а ты – ты расскажешь мне все, что знаешь.

Пелла отвернулся и уставился на занавешенные окна.

– Ничего я не знаю.

– Ты лживый сукин сын. – Ева схватилась за край кислородной маски и увидела, как у него округлились глаза. На самом деле она не собиралась отнимать у него маску, скорее всего, она бы этого не сделала. Но он-то этого не знал! – Хочешь сделать следующий вдох?

– Роботы знают, что ты здесь. Если со мной что-нибудь случится…

– Что именно? Например, ты – ой-ей-ей! – откинешь копыта, пока – чисто случайно! – мы с тобой беседуем? Я офицер полиции, приносила присягу, клялась служить и защищать. Да при том еще у меня есть свидетель. Он подтвердит мои слова.

– Какой еще свидетель?

Ева оглянулась и кивком подозвала Рорка. Он подошел поближе, чтобы Пелла увидел его.

– Если этот гребаный ублюдок чисто случайно склеит ласты в то время как я должным образом допрашиваю его о подозреваемом, это будет считаться несчастным случаем?

– Безусловно. – Улыбка Рорка была холодна, как камень. – Непредвиденным происшествием.

– Ты знаешь, кто он такой, – продолжала Ева, когда взгляд Пеллы метнулся к Рорку. – Знаешь, кто я такая. «Коп Рорка» – так ты меня назвал. И поверь моим словам: если ты чисто случайно испустишь дух, а я солгу о том, как это могло случиться, он присягнет, что я говорю правду.

– На гребаной куче библий, – подтвердил Рорк.

– Но ведь ты еще не готов умереть, верно, Пелла? – Пелла попытался оттолкнуть ее руку, но Ева крепко сжимала край маски. – Когда человек не готов умереть, это по глазам видно. Итак, если хочешь сделать следующий вдох, расскажешь мне всю чертову правду. Ты знаешь Роберта Лоуэлла. Ты знал Эдвину Спринг.

– Отпусти. Не трогай маску. – Пелла со свистом втянул в себя воздух. – Я на тебя в суд подам.

– Ты будешь трупом, а я трупешников не боюсь. Ты их знал. На следующем вдохе, Пелла, скажи да.

– Да, да! – Он опять оттолкнул руку Евы. Она убрала руку, и его судорожное, захлебывающееся дыхание стало ровнее. – Да, я их знал. Но они меня не знали. Они были белой костью, элитой, а я – простым солдатом. А теперь катись отсюда ко всем чертям.

– Даже не надейся. Выкладывай все, что знаешь. Пелла перевел взгляд на Рорка и опять вернулся к Еве. Потом на миг просто закрыл глаза.

– Он был моего возраста… ну… помладше на пару лет. Но в армии не служил. Неженка. – Опять Пелла поднял дрожащую руку и ощупал маску, словно хотел проверить, правильно ли она надета. – Он и выглядел неженкой, избалованным недорослем, а за плечами у него, конечно, были все семейные деньги. Такие, как он, своих беленьких ручек никогда не пачкают и шкурой своей не рискуют. А она… Мне нужно воды.

Ева огляделась, увидела чашку с соломинкой на столе. Она взяла чашку и протянула ее Пелле.

– Мне эту чертову штуку не удержать. Скверный выдался день. А с тех пор, как ты приперлась, стало еще хуже.

Не говоря ни слова, Ева поднесла ему чашку так, чтобы он дрожащей рукой смог направить соломинку в рот через прорезь в маске.

– Что насчет нее?

– Она была красавицей. Молодая, элегантная, пела, как ангел. Она иногда приезжала к нам на базу, пела для нас. Оперные арии, почти всегда из итальянских опер. Сердце разрывалось от каждой ноты.

– Ты к ней неровно дышал, да, Пелла?

– Стерва, – пробормотал Пелла. – Что ты понимаешь в настоящей любви? Тереза была для меня всем. Но мне нравилась Эдвина, я был ей благодарен за то, что она нам дарила. Красоту и надежду.

– Она приезжала на базу на Брум-стрит?

– Да, на Брум-стрит.

– Но ведь они там жили, разве нет?

– Нет. Может, раньше, перед войной… Но не в военное время, когда там были размещены солдаты. Потом, после войны? Кто их знает? Какая, к черту, разница? Короче, пока я был приписан к этой базе, они не жили на Брум-стрит. У них был другой дом. Другой дом, в Вест-Сайде.

– Где?

– Это было давно. Я там никогда не бывал. Кто я такой? Всего лишь рядовой солдат. Но кое-кто из офицеров там бывал. Слухи ходили. Да, кое-кто из офицеров плюс еще нелегалы.

Еще одна деталь головоломки встала на место в голове у Евы.

– Тайные агенты?

– Да. Слухи доходили. Я кое-что слышал. – Пелла закрыл глаза. – Больно об этом вспоминать. – Впервые за все время его голос смягчился. – Но я все время вспоминаю. Не могу не вспоминать.

– Я глубоко сожалею о вашей утрате, мистер Пелла. – В эту минуту Ева говорила искренне. – Но Ариэль Гринфельд жива, она нуждается в помощи. Что вы слышали в то время? Как это могло бы ей помочь?

– Откуда мне, черт побери, знать?

– Это имеет отношение к ней, к Эдвине Спринг. Она умерла, не так ли?

– Все умирают. – Но Пелла опять дрожащей рукой ощупал маску. Его глаза над маской с опаской смотрели на Еву. – Я как-то раз слышал ее разговор с одним из знакомых офицеров. Нечаянно подслушал. Молодой младший лейтенант, прислан к нам из северной части штата. Не помню, как его звали. Они уединялись, когда она приезжала к нам петь. Все было понятно по тому, как они смотрели друг на друга. Вот точно так же мы с Терезой смотрели друг на друга.

– Они были любовниками?

– Может быть. А может, только хотели. Она была молода, гораздо моложе Приемщика.

– Кого? Приемщика?

– Так называли Лоуэлла. Джеймса Лоуэлла.

– Он принимал тела, которые привозили в труповозке, – задумчиво проговорила Ева, вспомнив, что рассказывал Доббинс.

– Так и есть. Она была вдвое моложе его. Живая, красивая. Он был слишком стар для нее, черт бы его побрал. И кроме того… было у него что-то в глазах. И у старика тоже, у его отца. Было у них что-то такое в глазах… Как глянешь – волосы дыбом встают.

– Они узнали про нее и младшего лейтенанта?

– Да, – подтвердил Пелла. – Я думаю, они хотели сбежать. Он стал бы не первым дезертиром, да и не последним. Стояло лето. Мы оцепили весь сектор, там было безопасно, по крайней мере на время. Я вышел из казармы, просто хотел пройтись, напомнить себе, за что мы сражаемся. Услышал, как они разговаривают за одной из палаток с провиантом. Ее голос ни с каким другим невозможно было спутать. Они говорили, что уйдут из города, переберутся на север, в горы. Многие люди бежали из города в горы, в деревню… А у него там жили родственники.

– Она собиралась бросить мужа и сбежать с лейтенантом.

А Роберту Лоуэллу, подсчитала Ева, в то время было лет восемнадцать. Максимум двадцать.

– Я себя не обнаружил, не дал им знать, что я там и все слышу. Я бы его не сдал. Знал, каково это – любить женщину и бояться за нее. Я немного отступил назад и перешел на другую сторону улицы, чтобы они не догадались, что я их подслушал. Хотел дать им возможность побыть наедине, понимаешь? В те времена чертовски трудно было остаться с кем-то наедине. И тут я увидел его. Он стоял по другую сторону палатки и слушал.

– Лоуэлл, – догадалась Ева. – Лоуэлл-младший.

– Вид у него был такой, будто он в трансе. Я слыхал, что у него проблемы с головой. Так говорили, хотя я-то думал, это была просто отмазка, чтобы в армии не служить. Но когда я увидел его в тот раз… Я посмотрел на него и понял, что с ним и вправду что-то не так. Нет, было в нем что-то прямо-таки жуткое. Мне нужно воды.

Ева снова взяла чашку с соломинкой и поднесла к его губам.

– Он их сдал.

– Наверняка. Больше некому. Я ничего не мог поделать, пока он был там. Я собирался предупредить их позднее, предупредить лейтенанта, что мальчишка их подслушал. Но случай так и не представился. Я дошел до конца квартала, не зная, что предпринять: говорить или не говорить. Мне надо было посоветоваться с Терезой. Когда я вернулся, их уже не было. Лейтенанта послали на задание, а Эдвина уехала домой. Я больше не видел их живыми.

– Что с ними случилось?

– С того вечера прошло больше недели. – Голос Пеллы заметно слабел, и, как показалось Еве, он не притворялся. Вряд ли она сумеет выкачать из него много больше. – Лейтенанта объявили ушедшим в самоволку, она так больше и не вернулась на базу. Я думал, им удалось сбежать. А потом как-то раз меня выставили в дозор. Она лежала на тротуаре. Никто так и не смог объяснить, каким образом тот, кто ее выбросил, пробрался через посты охранения. Она была мертва. – Слеза выскользнула из уголка его глаза и поползла по щеке, обтекая кислородную маску. – Я уже видел такие тела раньше, знал, отчего они так изуродованы.

– Пытки?

– Они сотворили с ней нечто чудовищное, а потом выбросили ее, голую и изуродованную, на улицу, как мусор. Они обрезали ей волосы и изуродовали лицо, но я узнал ее. Они оставили у нее на шее ожерелье «Древо жизни». Она носила его, не снимая. Они как будто хотели, чтобы ее опознали безошибочно.

– Думаете, это сделали Лоуэллы? Ее муж, свекор, пасынок?

– По официальной версии считалось, что ее схватили и пытали враги, но это неправда. Мне уже и раньше приходилось видеть такую работу, и враги тут ни при чем. Старый Лоуэлл был заплечных дел мастером. Все об этом знали, но старались не говорить об этом слишком громко. Мы захватывали пленных. Если возникало подозрение, что у пленника есть информация, его отводили к Роберту Лоуэллу – я имею в виду старшего. Когда за ней пришли, он рыдал как ребенок, – тот, которого ты ищешь. Младший. – Пелла открыл глаза. Они неистово горели, хотя его голос прерывался и слабел. – Мы накрыли ее простыней, а он, как увидел ее под этой простыней, разрыдался, словно малое дитя. Через два дня я потерял Терезу. После этого для меня уже ничто не имело значения. Все потеряло смысл.

– Почему вы не рассказали об этом полиции девять лет назад, когда начались эти убийства?

– Да я даже не вспомнил о женщине, убитой еще в прошлой жизни. Я не подумал об этом, не подумал о ней. С какой стати я должен был вспоминать? А потом я увидел портрет. Давно все это было, но я подумал: знакомое лицо. Когда вы приходили вчера, я уже понял, что это он.

– Если б ты, сукин сын, рассказал мне все это вчера, назвал бы его имя, ты мог бы избавить Ариэль Гринфельд от двадцати четырех часов страданий.

Пелла отвернулся и закрыл глаза.

– Мы все страдаем.

Охваченная гневом, Ева стремительно покинула дом Пеллы.

– Мерзкий ублюдок! Мне нужна любая недвижимость, которой владели Лоуэллы или Эдвина Спринг в период Городских войн. Доставай свой чертов золотой заступ и начинай копать.

– Тогда ты садись за руль, а я займусь работой, – сказал Рорк. Он уже работал на своем ППК.

Усевшись за руль, Ева позвонила Каллендар в управление.

– Есть новые данные?

– Данные есть, а вот недвижимости нет. Могу сказать вам, что Спринг ушла со сцены – любители оперы были просто в трауре – в двадцатилетнем возрасте: вышла замуж за известного богача Джеймса Лоуэлла. После этого – только светские новости. Тут гала-представление, там банкет. Потом новости о ней вообще пропали. Но я нашла запись о ее смерти. Она значится под именем Эдвина Роберти. В записи указано, что она была оперной певицей и что ее пережил супруг – Лоуэлл Роберт. В качестве причины смерти указано самоубийство. Фотографии нет, лейтенант, но это наверняка она.

– Это она.

– И еще, лейтенант, у Морриса что-то есть.

– Соедини меня с ним.

– Даллас, Манхэттенский семейный центр на Первой авеню. Там есть отделение детской психиатрии, основанное Лоуэллами еще в конце двадцатых. Пожертвования поступают через благотворительный фонд. Я поговорил с его директором. В субботу к ним нагрянул с неожиданным визитом представитель семейного благотворительного фонда Лоуэллов. Некий мистер Эдвард Сингер. Он потребовал, чтобы его провели по всему отделению. После этого они обнаружили, что у них не хватает некоторых препаратов.

Ева рассчитала расстояние.

– Я пошлю туда кого-нибудь. Пусть сделают официальное заявление.

– Даллас, они хранят диски с записями камер наблюдения. Целиком и полностью, в течение семи суток. Он есть у них на диске.

– Мы возьмем этот диск. Пошлем «чистильщиков», пусть прочешут провизорскую. Может, нам и дальше повезет. Отличная работа, Моррис.

– Да, мне тоже понравилось.

– Как я тебя понимаю! Конец связи. – Отключив связь, Ева бросила взгляд на погруженного в работу Рорка и сказала в микрофон прослушки специально для Пибоди: – Мы строим камеру. Все, что нам осталось, – это бросить туда ублюдка.

21

Ева выстроила отличную камеру. Выстроила связи, мотивы, патологию. У нее не было сомнений: когда они найдут и арестуют Роберта Лоуэлла, это будет голевой пас. Прокурору ничего другого не останется, как аккуратно положить мяч в корзину.

Но это никак не облегчало положения Ариэль Гринфельд.

– Дай мне что-нибудь, – потребовала она у Рорка, когда они вошли в лифт в подземном гараже управления.

– Ты хоть в отдаленной степени представляешь, что такое архивы тех лет? – раздраженно ответил он. – И сколько их вообще есть? Я складываю головоломку, а там половины кусочков не хватает, или они валяются бог знает где. И мне нужно оборудование получше этого дурацкого ППК.

– Ну ладно, ладно. – Ева прижала пальцы ко лбу. Проклятая энергетическая таблетка выветривалась из организма, она чувствовала, что скоро будет совсем без сил. – Дай мне подумать.

– Не понимаю, как тебе это удается на данном этапе. Ты скоро рухнешь, Ева, просто рухнешь, если не возьмешь небольшой тайм-аут.

– Ариэль Гринфельд не может взять небольшой тайм-аут. – Ева стремительно вышла из лифта. – Нам надо узнать адреса предприятий Лоуэлла, всей его недвижимости по всему миру. Если что-то выплывет здесь, в Нью-Йорке, будем над этим работать. Надо поговорить с директором семейного центра, надавить на этих его проклятых британских крючкотворов, прочесать банки, где у него лежат цифровые счета.

– Могу тебе сразу сказать: потребуются недели – и это еще в самом лучшем случае! – чтобы выжать хоть что-нибудь из его финансов. У его адвокатов будут свои адвокаты, они начнут водить тебя кругами. Если он действовал аккуратно при открытии счетов, а я полагаю, так оно и было, эти счета приведут к другим счетам и так далее. Я мог бы сократить этот путь, но мне надо будет работать дома, и все равно это займет много времени.

«Поможет ли это несчастной Ариэль?» – спросила себя Ева.

– Нет, я не могу тратить на это твое время. Займемся пока недвижимостью и адвокатами. И банковская ячейка у него наверняка есть. А может, и не одна. Он же платит наличными, так почему бы ему не хранить наличные в банковской ячейке? В разных местах, там, где у него есть недвижимость или где он собирается работать. Здесь, в Нью-Йорке. Скорее всего, в центре и в Нижней части города. Я бы на это поставила.

Войдя в конференц-зал, Ева направилась прямо к рабочей станции Каллендар.

– Поиск по банкам на Манхэттене. Разошли по всем банкам имеющиеся у нас портреты и описания Роберта Лоуэлла. Да, и все его кликухи, какие нам известны. И еще мне нужен поиск по всем известным родственникам Лоуэлла, живым и мертвым. Имена, последние зарегистрированные адреса, недвижимость. Рорк, если тебе нужна помощь в поиске недвижимости, приглашай кого хочешь из ОЭС. Слушать всем, – Ева повысила голос, чтобы он стал слышен над гулом голосов и гудением оборудования. – Когда капитана Фини нет в управлении, а меня нет в конференц-зале, гражданский консультант отвечает за электронику. Есть вопросы? Обращайтесь к нему.

– Лейтенантский любимчик, – проговорила Каллендар негромко, но с таким расчетом, чтобы Рорк услышал, и скорчила ему обиженную рожицу.

– Держу пари на десятку, я найду недвижимость раньше, чем ты найдешь банки, – улыбнулся Рорк ей в ответ.

– Принимаю, Сладкая Попка.

Ева, покинув их, отправилась к себе в кабинет. Ей надо было внести в компьютер последние данные, еще раз перечитать их. За работой она позвонила Фини в семейный центр.

– Есть что-то для меня?

– В здешних записях ничего нет. Дело перешло к нашему парню, когда его старик отдал концы. В записях указан тот же ложный лондонский адрес. Директор сказал, что были кое-какие записи на бумаге, были дисковые файлы в хранилище, но Лоуэлл забрал их много лет назад. Извини, малышка. Мне очень жаль.

– Предусмотрительный сукин сын. Кто-нибудь из тех, кто работал при Лоуэлле, сейчас еще работает?

– Нет, я уже узнавал. Везу все имеющиеся записи. Пройдем их частым гребнем. Все, я уже еду.

– Ладно, увидимся в штаб-квартире.

Ева вскочила. Она не могла сидеть на месте. Она чувствовала, что скоро ее выносливости придет конец. Если не двигаться, она просто рухнет на месте.

«Он в Нью-Йорке, – думала Ева. – Где бы он ни жил, где бы ни работал, он держит Ариэль в Нью-Йорке, в здании, устоявшем – может быть, хотя бы частично устоявшем – в Городских войнах. В здании, связанном с ним, с Эдвиной Спринг, с тем временем».

Никакой другой вариант его не устроит, в этом Ева была уверена.

Смерть – его ремесло. Подготовка тел, захоронение, эхо Городских войн. Ремесло и доход. Он получает доход от смерти, он с нее живет.

Истязая и убивая женщин, он снова и снова воссоздает смерть одной женщины, одновременно удовлетворяя свое желание властвовать и причинять боль. Изучать боль и смерть.

Пыточные средства представляли собой, по мнению патологоанатома и лаборатории, инструменты и орудия, применявшиеся во время Городских войн, с добавлением нескольких современных устройств. То же самое касалось препаратов, обнаруженных в организме жертв. Он был кровно связан с эпохой Городских войн.

Опера, драма, трагедийный размах и опять-таки связь с Эдвиной Спринг. Его переодевания и маски были, по сути, театральными костюмами, его вымышленные имена – ролями, которые он исполнял.

А его жертвы? Разве это не персонажи придуманной им пьесы?

Сколько же еще ждать, пока он подаст ей знак выйти на сцену в его пьесе? И чего она ждет?

Ева приготовила новую кружку кофе и приняла еще одну энергетическую таблетку. Строго говоря, запрещалось принимать вторую таблетку, пока не истекли двадцать четыре часа после приема первой, но, если уж она собирается приблизить час своего появления в спектакле, не стоит выходить на сцену сомнамбулой, не помнящей текста роли.

Проглотив таблетку и держа в руке кружку с кофе, Ева вернулась в конференц-зал. Она включила громкую связь, чтобы все, кто работал на выезде, могли слышать и принимать участие в совещании.

– Доложить обстановку. Начнем с электронщиков. Фини?

– Собираемся провести поиск по дискам, взятым в Ритуальном бюро Лоуэлла. Проверим и бумажный архив, будем искать данные, относящиеся к Роберту Лоуэллу и Эдвине Спринг. Вторичный поиск по списку нераскрытых убийств и пропавших без вести, которые могут быть его более ранней работой. Запрашиваем дела, движемся от наиболее вероятных к маловероятным.

– Что-нибудь глянулось?

– Два. Оба в Италии, одно пятнадцать, другое двенадцать лет назад. Обе пропавшие женщины точно соответствуют профилю жертвы. Одна во Флоренции, вторая в Милане.

– Рорк, у Лоуэлла есть бизнес в Италии? В любом из этих городов?

– В Милане. Дело было открыто незадолго до того, как нынешний Лоуэлл унаследовал семейный бизнес.

– Дайте мне все детали по миланскому делу. Бакстер, свяжись с местным следователем или с его шефом. Если будет нужно, возьми переводчика. Рорк, выведи на экран адреса других предприятий Лоуэлла. Ударим по всем сразу, – продолжала Ева, когда он исполнил приказ. – Фини, добудь ордер. Команды по трое по каждому адресу, коммуникация по открытым каналам на протяжении всей операции. Обыскивать все служебные и закрытые помещения. Снимайте показания, получайте данные, добудьте все, что сможете, разрази меня гром!

– У меня есть два адреса двух прежних предприятий, – вставил Рорк. – Здания были проданы. Одно сильно повреждено по время войн, снесено и отстроено заново как жилой дом. Второе уцелело, но было продано отцом нынешнего Лоуэлла двадцать три года назад. Он купил здание вскоре после окончания Городских войн.

– Я возьму эти два. Заряди мне глаза и уши, Фини. Пибоди с двумя патрульными поедет следом. Дистанция – минимум десять кварталов. Выезжаю через пять минут.

Рорк встал и вышел за ней следом. Фини почесал голову и последовал за ними.

– Команды по трое по всем адресам, – заметил Рорк. – А ты пойдешь одна?

– Ты же знаешь, почему.

– Я не собираюсь этим восторгаться. Можешь сэкономить одного патрульного. Я поеду за тобой вместе с Пибоди.

Ева отрицательно покачала головой.

– Ты мне нужен здесь. На выезде ты будешь просто балластом. Здесь – совсем другое дело.

– Это чудовищно!

– Ничем не могу помочь. – Ева зашла в кабинет, чтобы взять пальто, и увидела Фини.

– Ну-ка давай тебя проверим, малышка.

– Да. Конечно. – Ева нажала и повернула кнопку у себя на жакете, чтобы активировать прослушку и камеру. – Работает система?

Он посмотрел на ручной монитор.

– Ответ положительный. – Фини вскинул на нее взгляд. – Мы его окружаем. Ты тоже это чувствуешь?

– Да. Еще двадцать четыре, ну, может, тридцать шесть часов, и мы возьмем его. Но я не хочу ждать так долго, Фини. Он, скорее всего, начал над ней работать сегодня с утра пораньше, чтоб ему сгореть. Я бы сказала, он ее режет уже часов десять-двенадцать. Может, она сумеет вытерпеть еще двадцать четыре часа или даже тридцать шесть, а может, и не сумеет. Я не могу заставить его захватить меня, но я собираюсь пробыть на улице следующие несколько часов. Дам ему шанс попробовать.

Фини бросил взгляд на Рорка, потом на Еву.

– Сомнительный шанс. Он не станет пробовать.

– Знаю. Мне надо пробраться внутрь, заставить его отвести меня туда, где он ее держит. Я знаю, как с этим справиться. Я знаю, как с этим справиться, – упрямо повторила Ева, глядя прямо на Рорка. – Главное, чтобы он дал мне этот шанс. А если не даст, вы двое должны откопать для меня следующий кусок головоломки, который приведет нас к нему. Если бы девять лет назад мы знали то, что знаем сейчас, если бы думали, что он может выбрать меня мишенью, Фини, что бы ты сделал?

Он задумчиво надул щеки, выпуская воздух.

– Послал бы тебя к нему.

– В таком случае мне пора идти.

Рорк проводил ее взглядом. Вернувшись к своей рабочей станции, он разделил экран и вывел на одну половину изображение с ее камеры. Теперь он мог видеть то, что видела она, слышать через наушник то, что она слышала.

Придется этим удовольствоваться.

Ева начала со второго из найденных им адресов. Частный дом, вероятность выше. Пока на второй половине экрана шел поиск, Рорк сосредоточил все внимание на доме, к которому она приближалась. Красивый особняк городского типа. Один из многих таких же красивых городских особняков.

Когда дверь Еве открыла молодая женщина с годовалым ребенком на руках и щенком, тявкающим у ног, Рорк с облегчением перевел дух. Вероятность сразу упала до крайне низкой.

Но он оставил ее на разделенном экране, когда она вошла, огибая щенка, которого женщина прогнала от двери.

Обрывки ее разговора с женщиной доносились до него, пока сам он сосредоточился на своей работе. Все, что женщина говорила Еве, подтверждало официальные данные по недвижимости. Семейный дом, принадлежащий младшему сотруднику солидной фирмы и его жене, домохозяйке. У них было двое детей и брехливый терьер.

– Здесь ничего, – сказала Ева, выходя из дома, и двинулась к своей машине. – Еду по второму адресу. «Хвоста» не вижу.

Ей было холодно. Ей было так страшно холодно! Это, наверно, от шока, сказала себе Ариэль. В кино, когда люди впадали в шок, их накрывали одеялом. Разве не так?

Отдельные части ее тела онемели, и она не знала, радоваться этому или нет. Может быть, эти части ее тела уже омертвели? Она знала, что потеряла сознание, когда он причинил ей боль во второй – или это был третий? – раз.

Но потом он что-то сделал… он что-то такое сделал, отчего она вернулась обратно – прямо в кошмар. Некая страшная сила ударила ее, словно ослепительно яркий разряд электрического тока.

Рано или поздно он не сумеет ее вернуть. Часть ее души желала этого, молила об этом, но Ариэль задушила и похоронила эту часть своей души – слезливую, трусливую, желавшую сдаться.

Кто-нибудь придет. Она останется жива, а потом кто-нибудь придет и спасет ее.

Когда он вернулся, ей захотелось закричать. Ей хотелось кричать до тех пор, пока ее громкий крик не обрушит все эти стеклянные стены. Пока он сам не рухнет от ее крика. О, как она представляла себе эту картину! Пусть эта его пухлая добродушная физиономия разобьется вдребезги вместе со стеклянными стенами.

– Можно мне… Пожалуйста, можно мне немного воды?

– Нет уж, извини, но это не по правилам. Это не разрешается. Ты получаешь жидкость внутривенно.

– Но у меня горло пересохло. А я надеялась, что мы могли бы еще немного поговорить.

– Ты надеялась?

Он подошел к своему подносу. Ариэль не позволяла себе смотреть, боялась взглянуть, что он выберет на этот раз.

– Да. О музыке. Что за музыка сейчас играет?

– О, это Верди. «Травиата». – На минуту он закрыл глаза и принялся взмахивать руками, как дирижер. – Изумительно, не правда ли? Какая страсть! Это так волнует!

– А ваша… ваша мать это пела?

– Да, конечно. Это была ее любимая партия.

– Вам, наверно, было так тяжело, когда она умерла. У меня была подруга, ее мать покончила с собой. Для нее это было так ужасно! Это… это так тяжело – понять, как человек может быть настолько одинок, несчастен, потерян, что смерть кажется ему выходом.

– Но ведь на самом деле так оно и есть! – оживился он. – Смерть – это выход. В конце концов, это единственный ответ для нас для всех. – Он подошел ближе. – Именно об этом все мы просим, когда приходит наш час. Она просила о смерти. И ты попросишь.

– Я не хочу умирать.

– Захочешь, – сказал он. – Как Она захотела. Но ты не волнуйся, я дам тебе этот ответ, как дал его Ей. Тебя, как и Ее, ждет подарок.

В наушник пробивались обрывки других разговоров: группы, работавшие на выезде, докладывали обстановку. Рорк пил кофе и упорно, методично соскребал слой за слоем со старых записей, выжимал кусочки данных и пытался сложить из них ответы на вопросы.

Во втором здании был подвальный этаж. Прекрасно понимая, что шансы невелики, Ева все-таки прошла его из конца в конец.

Нет, этот дом не в его духе, решила она. Слишком современный, слишком уродливый, слишком людный. И охраны слишком много. Вряд ли возможно протащить сюда запуганную до смерти или находящуюся в бессознательном состоянии женщину, не побеспокоив соседей.

И все-таки Ева опросила соседей, показала портрет Лоуэлла.

«Что, если я ошибаюсь? – спросила себя Ева. – Может быть, он вовсе не работает в городе? Может, он купил этот проклятый дом в пригороде, а Манхэттен использует только для охоты и предъявления тел своих жертв? Сколько времени потрачено на поиски нужного здания среди тысяч других! Вдруг он убивает женщин на каком-нибудь ранчо в Уайт-Плейнс или Ньюарке?»

Ева вернулась к машине и забралась на водительское сиденье. Надо будет подъехать к магазину «Ваш праздник», к квартире Гринфельд. Может, она что-то пропустила? Может, все они что-то пропустили. Надо будет еще раз осмотреть дом и место работы каждой жертвы.

Влившись в поток движения, Ева доложила о своих намерениях на базу.

– Таким образом я продержусь на улице еще несколько часов. На открытом месте, без сопровождения. И это будет выглядеть именно так, как есть на самом деле. Как будто я гоняюсь за собственным хвостом.

– Я нашел еще один вариант, – сказал Рорк. – Когда-то это была фабрика по выпуску швейных машинок в Сохо, переделанная в многоквартирный дом в конце двадцатого века. У меня есть сведения о том, что это здание использовалось под казармы во время Городских войн. Оно сильно пострадало. Потом было отремонтировано и снова стало многоквартирным домом в самом начале тридцатых.

– Ладно, я проверю. Давай адрес. – Ева задумчиво поджала губы, когда Рорк продиктовал адрес. Она проехала с запада на восток, а теперь для проверки адреса в Сохо придется опять возвращаться на запад. – Пибоди, ты слышишь?

– Четко и ясно.

– Еду на запад.

Ева развернулась, и тут зазвонил телефон на приборном щитке. Она ответила:

– Даллас.

– Лейтенант Даллас? Я звоню по поручению мистера Клока. Вы просили, чтобы он связался с вами, когда вернется домой. Он вернулся сегодня и просит вам передать, что будет счастлив поговорить с вами, если вы все еще этого желаете.

– Да, я все еще этого желаю.

– Мистер Клок сможет встретиться с вами в любое удобное для вас время. – Робот говорил как будто под диктовку. – Однако было бы проще, если бы вы могли прибыть в его резиденцию, так как он пострадал при падении. Его доктора считают, что ему следует оставаться дома, по крайней мере следующие сорок восемь часов.

– Да? А что случилось?

– Мистер Клок поскользнулся на обледенелом тротуаре по возвращении домой. Он получил легкое сотрясение мозга и вывих колена. Если визит к нему неудобен для вас, мистер Клок просит меня передать вам, что он готов явиться к вам в управление, как только доктора позволят ему выходить из дома.

– Я сама к нему приеду. По правде говоря, я сейчас как раз в этом районе. Могу быть на месте через несколько минут.

– Очень хорошо. Я доложу о вас мистеру Клоку.

Ева отключила связь и громко хмыкнула:

– Предложение с душком, – раздался у нее в ухе голос Фини.

– Да, подозрительно удачно подобрано по времени и уж больно удобно. Если это наш подозреваемый, очень глупо с его стороны приглашать меня к себе в дом, чтобы сделать ход. Слежки за мной нет. Он же не знает, что со мной нет напарницы! Откуда ему знать? – Ева задумчиво побарабанила пальцами по рулю. – Девять лет назад Клок не вызвал подозрений, но я не исключаю, что это наш тип. Удостоверение может быть сфабриковано. В любом случае я хочу с ним поговорить. И если окажется, что это Жених сделал свой ход, что ж, значит, он открыл мне свободный доступ.

– В мышеловку, – проворчал Рорк.

– Это будет мышеловкой, только если я позволю ей захлопнуться. За мной следуют трое, а ты покопайся в его собственности на дом, пока я еду. Если увижу или почувствую, что что-то не так, ты об этом узнаешь. Пибоди, подтягивайся, запаркуй фургон в трех кварталах от дома.

– Фиксирую, – ответила Пибоди. – Мы сейчас примерно в десяти кварталах, тут небольшая пробка на дороге. Сейчас объедем и подтянемся.

– Проведите еще один поиск по Клоку. Проверьте, прибыл ли он в Нью-Йорк именно сегодня, как утверждает его робот. Проверьте обычные и частные рейсы самолетов и автобусов. Если получите результаты, пока я там, немедленно сообщите. В любом другом случае весь обмен репликами прекращается с этой минуты. Я всего в паре кварталов.

«Нервничаю, – подумала Ева, поводя плечами и стараясь сбросить напряжение. – Чертовы таблетки».

Проклятые энергетические таблетки прыгали у нее внутри, как теннисные мячики.

– Передача от «маячка» немного сбоит, – заметил Фини и оглянулся на Рорка. – Фиксируешь?

– Да. Есть небольшие помехи. Может, какая-то случайная передача просочилась на нашу частоту? Можешь это подчистить?

– Я над этим работаю. Пибоди, ты ее еще ведешь?

– Да. Макнаб говорит, «маячок» слегка прыгает.

– Это помеха, – повторил Рорк, слушая поминутно прерывающийся сигнал. – Это чужая передача перебивает нашу. Черт побери! – Он оттолкнулся от компьютера и вскочил. – Это еще один сигнал. Еще один датчик на ее машине. Его сигнал глушит наш, потому что она приближается к его базе. Он следил за ней по датчику, вот как он узнал, когда ей можно позвонить. Он знал, что она близко, знал, что она одна.

– Даллас, Даллас, ты слышишь? – крикнул Фини в микрофон. – Даллас, черт тебя побери. Пибоди, догони ее. Двигай, мать твою! – Он вскочил с кресла и бросился вслед за Рорком, когда тот выбежал из конференц-зала. – Она знает, что делает, – сказал Фини, втискиваясь вслед за Рорком в лифт.

– Он тоже.

Ева запарковала машину и двинулась вперед по тротуару. Ворота во двор открылись перед ней автоматически. «Надо же, какая любезность», – подумала она и передернула плечами, просто чтобы почувствовать кобуру и тяжесть оружия.

– Я у дверей, – прошептала она в потайной микрофон и нажала на кнопку звонка.

Дверь открыл робот.

– Лейтенант, спасибо, что пришли. Мистер Клок в гостиной. Могу я взять ваше пальто?

– Нет. Показывай дорогу.

На всякий случай Ева держалась позади робота.

Шторы были задернуты, свет приглушен. Ева разглядела мужскую фигуру в кресле возле камина, в котором огонь почти погас. Его нога в гипсе лежала на табурете с мягкой обивкой.

У него была коротенькая темно-каштановая бородка, короткие темно-каштановые волосы, на лице слева красовался синяк. «Дородный» – вот как следовало бы его назвать, решила Ева. Впрочем, сама она назвала бы его просто «жирным».

– Лейтенант Даллас? – У него был легчайший, едва заметный немецкий акцент. – Прошу прощения, что не встаю. Я такой неловкий… Поскользнулся этим утром и вот… кое-что себе повредил. Садитесь, прошу вас. Могу я вам что-нибудь предложить? Чаю? Кофе?

– Нет.

Он протянул ей руку для приветствия, и Ева шагнула к нему навстречу. Обычный знак приветствия поможет ей подобраться к нему поближе, достаточно близко, чтобы понять, решить для себя, является ли он Робертом Лоуэллом.

Стоило ей заглянуть ему в глаза, как она все поняла. Ну конечно же, это он! Надо было сразу догадаться. Ева отступила назад и отвела правую руку, чтобы достать оружие.

– Привет, Боб.

Это вызвало у него улыбку.

– Никто до сих пор не называл меня Бобом. Ты меня сразу раскусила.

– Встать. Ты. – Она ткнула пальцем в топчущегося на пороге робота. – Если не хочешь, чтоб тебе закоротили все контакты, стой, где стоишь.

– Я несколько стеснен в движениях, – невозмутимо продолжал Лоуэлл. – Вся эта набивка, да еще и гипс.

Ева вышибла из-под его ноги табуретку, и нога в гипсе с глухим стуком опустилась на ковер.

– На пол, лицом вниз, руки за голову. Живо.

– Я постараюсь. – Пыхтя, помогая себе руками, он слез с кресла, опустился на пол и растянулся на животе.

Ева наклонилась и схватила его за запястье. Ей надо было завести ему обе руки за спину, чтобы надеть наручники. Но он сумел извернуться и перехватить ее руку. Она почувствовала укол и выругалась.

– Сукин сын накачал меня наркотой.

Ева выхватила оружие и выпустила заряд ему в середину туловища. Потом ее ноги подломились, она рухнула на колени.

– Старый проверенный способ, – сказал Лоуэлл и без всякого усилия перевернулся на спину. – Было время, когда его частенько использовали при политических убийствах. Но на этот раз речь идет всего лишь о мягком транквилизаторе. – Ева всем телом соскользнула на пол, и он улыбнулся. – Очень быстрого действия, разумеется.

Лоуэлл сел на полу и принялся расстегивать костюм с накладным животом, грудью и плечами. Освободившись от набивки, он отложил костюм в сторону. Под ним обнаружился стандартный бронежилет.

– Ты хорошо тренирована. Я сразу подумал, что ты можешь выстрелить. Предусмотрительность никогда не бывает излишней. Отнеси ее вниз, в мой рабочий кабинет, – приказал он роботу.

Второй робот уже отгонял ее машину. Далеко, очень далеко.

– Да, сэр.

Времени много, размышлял Лоуэлл. Времени хватит с лихвой. Когда он убедится, что все в порядке, можно будет отозвать робота домой, сменить ему жесткий диск. И этому домашнему роботу тоже надо будет прочистить память. Все стереть. Он уже не раз это проделывал.

Начать с чистого листа.

Ну а пока он собрал накладной костюм, гипс, поднял оброненное Евой оружие. Возможно, она доложила в управление о своем намерении заехать сюда. В таком случае кто-нибудь нанесет ему визит. Но не найдет никаких признаков того, что она здесь побывала.

Ее машину обнаружат за много миль отсюда. Надо будет забрать все ее средства связи. Все они будут отключены.

«Я получил ее, – думал Лоуэлл, спускаясь по ступенькам следом за роботом. – Я завершу работу своей жизни».

А в это время Пибоди стояла возле дома, сходя с ума от страха и бессильного бешенства. Она уже вызвала таран, чтобы взломать дверь, которую они не могли открыть, и лазерный автоген для резки решеток на окнах.

Ева была внутри, а она, Пибоди, никак не могла попасть внутрь.

– Ты должен пробить защиту.

– Я над этим работаю, – сквозь зубы процедил Макнаб, лихорадочно пробуя все известные ему трюки. – У него тут защита на защите сидит и защитой погоняет. Никогда ничего подобного не видел.

Они оба повернулись волчком, когда рядом раздался душераздирающий визг тормозов. У Пибоди немного отлегло от сердца: она увидела выпрыгнувших из машины Рорка и Фини.

– Мы не можем пробить систему. Заблокировано наглухо, как чертов Форт-Нокс.[12]

– Отойди.

Рорк оттолкнул Макнаба и вытащил свои собственные инструменты.

– Я попробовал универсальный ключ, попробовал аннуляцию, пытался расколоть коды на компе. Комп так и плюется кодами, но стоит ввести порядок цифр, как они переключаются на новую последовательность.

– Во времена Городских войн здесь была база контрразведки, – объяснил Фини, повернувшись к Пибоди. – Как только она вошла, всякая связь прервалась. Мы нарыли данные по дороге. Первый Роберт Лоуэлл купил дом на девичью фамилию своей жены. Здесь был филиал его бизнеса. Пока шли Городские войны, это была в основном вывеска. Пробей эту чертову систему, – бросил он Рорку, чувствуя, как холодный пот струится по спине.

– Тихо, не мешай мне работать.

– Если ты не пробьешь систему, если не дашь нам войти внутрь, прежде чем он наложит на нее свои грязные лапы, я буду пинать твою жалкую задницу до конца жизни. Твоей или моей.

Ариэль вскинула на него взгляд, когда он вошел следом за роботом.

– Кто она? Кто она?

– Можно сказать, последняя в своем роде. – Склонившись над стальным столом, на который робот положил Еву, он обыскал ее карманы, изъял сотовый телефон, рацию, ППК. Снял с ее запястья компьютеризированные часы. – Забери это и положи в утилизатор мусора. Поднимись наверх и отключись, – приказал он роботу. – Ну что ж… – Лоуэлл нежно провел рукой по волосам Евы. – Тебя надо вымыть и подготовить. Лучше всего сделать это, пока ты спишь. Мы проведем какое-то время вместе, ты и я. Я давно этого ждал.

– Теперь вы меня убьете? – спросила Ариэль.

– О нет. Нет, твое время еще течет. Но я собираюсь предпринять нечто совершенно особенное. – Он повернулся к Ариэль, как будто радуясь, что есть с кем это обсудить. – Я никогда раньше не пользовался случаем поработать с двумя партнершами одновременно. А ты меня порадовала. Оказывается, ты способна на многое. Я даже не ожидал. Теперь я действительно верю, что ты превзойдешь многих, если не всех из тех, кто был до тебя. Но она… – Он оглянулся на Еву. – Для нее я поднял планку очень, очень высоко. Она – моя последняя Ева.

– Она… Ее лицо мне кажется знакомым.

– Да? – Он опять бросил рассеянный взгляд на Ариэль. – Что ж, это вполне вероятно. Ты могла видеть ее в каких-нибудь новостных репортажах. А теперь…

– Мистер Гейнс!

Он уже начал поворачиваться к Еве, но остановился на полдороге и, нахмурившись, взглянул на Ариэль.

– Да-да? В чем дело? Разве это не может подождать? У меня работа.

– Что… что значит «превзойти многих»? Я хочу сказать, сколько… Какой срок самый долгий? Из всех женщин, которых вы здесь держали, сколько продержалась та, что вынесла больше всех?

Его взгляд вспыхнул энтузиазмом.

– Ты преподносишь мне один чудесный сюрприз за другим! В тебе проснулся дух соревнования? Я задел струнку честолюбия в твоей душе? Хочешь побить рекорд?

– Я не могу… Как я могу побить рекорд, если не знаю, в чем он состоял? Вы мне скажете, как долго это было?

– Я скажу. – Сжимая в руке вытяжное оружие, Ева села на стальном столе. – Восемьдесят пять часов, двенадцать минут, тридцать восемь секунд.

– Нет. – Поначалу Лоуэлл растерялся, потом побагровел от ярости. – Нет, нет, это недопустимо!

– Тебе не понравилось? А сейчас будет еще хуже. – Ева выпустила парализующий заряд, причем перевела мощность на более высокое деление, чем было предписано процедурой. Лоуэлл рухнул, как камень. – Гребаный ублюдок, – пробормотала она, одновременно моля бога, чтобы ее не вырвало. Состояние у нее было обморочное.

– Я знала, что ты придешь. – Слезы навернулись на глаза Ариэль. – Я знала, что кто-нибудь придет. Увидела, как они принесли тебя, и сразу поняла, что все будет хорошо.

– Да уж. Ты сама, главное, держись. – Ева соскользнула со стола. Ей пришлось ухватиться за край, чтобы сохранить равновесие. – А ты молодчина! Вовремя вмешалась, отвлекла его, чтоб я могла вытащить пушку.

– Я хотела убить его. Всю дорогу представляла, как я буду его убивать. Мне становилось легче.

– Держу пари, это помогает. Слушай, у меня немного центровка сбилась. Мне кажется, не стоит сейчас пытаться резать эти веревки. Пока не стоит. Ты потерпи еще немного, хорошо? Знаю, тебе больно, но надо еще немного потерпеть.

– Мне так холодно.

– Ладно. – Ева сумела стащить с себя пальто и накрыла им израненное, кровоточащее тело Ариэль. – Я его обездвижу, хорошо? Я его обездвижу, а потом вызову поддержку.

– А ты не могла бы принести мне немного воды?

Ева приложила ладонь к щеке Ариэль.

– Конечно.

– А может, и целую гору болеутоляющих. – На глазах у нее блестели слезы, но Ариэль попыталась улыбнуться. – Какое симпатичное пальто.

– Да, мне оно тоже нравится.

22

«Две энергетические таблетки и транквилизатор на закуску», – думала Ева. От этого коктейля она отупела и потеряла устойчивость. К тому же ее тошнило не на шутку. Но ей необходимо было не только остаться на ногах, ей надо было делать дело.

Она завела руку за спину, пытаясь нащупать заткнутые за пояс наручники. То ли их не было на месте, то ли ее левая рука совершенно потеряла чувствительность.

– Черт, я должна связать этого сукина сына, но мои наручники… Наверно, я их наверху обронила, когда он вколол мне наркоту. Так, давай подумаем… А, вот. – Повернувшись, Ева увидела веревки, продетые в отверстия по краям стола. – Вот это подойдет.

– Ты плохо выглядишь, – заметила Ариэль. – Я-то, наверно, выгляжу в тысячу раз хуже, но и ты выглядишь неважно.

– Да я работала сутками. Все искала тебя, Ариэль.

Ева отчаянно сражалась с затянутой узлами веревкой, чертыхаясь себе под нос, потому что собственные пальцы казались ей вареными сосисками.

– Спасибо.

– Да без проблем. Черт, вот сучье пекло! Навязал узлов! Может, этот урод в детстве был бойскаутом?

– Мне всегда казалось, что бойскауты – это маленькие психи.

– Верно подмечено. – Дрожащие пальцы скользили от пота. И все-таки Ева тянула и дергала. – Почти достала эту сволочь. Потерпи еще чуть-чуть.

– Я никуда не сбегу.

Невероятным усилием, ногтями и зубами Еве удалось распутать одну веревку. Она сделала передышку: согнулась пополам, упираясь руками в колени. Желудок бурно протестовал, пытаясь выдать на-гора все свое содержимое.

– Тошнит меня, понимаешь? Ты меня извини, если я все выгружу.

Ариэль сумела улыбнуться, хотя это было больше похоже на оскал.

– Если хочешь все выгрузить, постарайся, чтоб попало на него. На этого ублюдка.

Ева рассмеялась довольным смешком, присела на корточки и принялась связывать руки Лоуэлла.

– Ты настоящий боец, Ариэль. Амазонка, разрази меня гром. Теперь я понимаю, почему Эрик в тебя влюблен.

– Что? Эрик? Эрик в меня влюблен?

Ева отерла вспотевший лоб, подняла голову и взглянула на бледное лицо Ариэль.

– Кажется, я сболтнула лишнее. Надо было держать язык за зубами, а я… не удержалась. Пересекла черту. Это все наркота, я не виновата. Но послушай, – продолжала Ева, затягивая веревку на запястьях у Лоуэлла немного туже, чем требовалось. – Если он тебе не нравится… Понимаешь, если он тебе не нравится, будь с ним помягче, хорошо? Потому что он и вправду влюблен в тебя по уши.

Ева выпрямилась, стараясь не обращать внимания на головокружение, и начала распутывать вторую веревку, чтобы связать ноги Лоуэллу. И увидела, как слезы катятся по щекам Ариэль.

– О боже, я знаю, что тебе больно, но постарайся. Понимаю, тебе уже надоело это слышать, но ты крепись. Уже недолго осталось. Всего несколько минут.

– О господи, да я не о том. Я влюбилась в него в тот момент, когда он въехал в квартиру напротив моей. А этот тупой болван даже не намекнул ни разу.

– Вот оно что. – «Люди – странные существа, – подумала Ева. – Эта женщина выдержала нечеловеческую боль, а теперь дала течь, потому что какой-то парень к ней неровно дышит». – Ну ничего, теперь обязательно намекнет. Господи, выключить музыку! – приказала она, стягивая веревкой ноги Лоуэлла. Но голоса продолжали звучать. – Ты не знаешь, как он выключал это дерьмо?

– Честно говоря, нет. Я тут, можно сказать, слегка завязла.

Ева шлепнулась на пол и захохотала как безумная.

– Слушай, а ты не хочешь плюнуть на выпечку и пойти на работу в полицию, Ариэль? Богом клянусь, у тебя есть задатки. Есть хребтина и есть стервозная жилка.

– Мне нравится моя работа. Я испеку тебе самый потрясающий торт на всем белом свете. Это будет произведение искусства. О боже, боже, как ты думаешь, скоро кто-нибудь придет? Долго мне еще ждать болеутоляющих? Боюсь, я долго не вытерплю.

– Нет, недолго. Посмотрю-ка я, не удастся ли мне открыть эти двери или разбить стекло.

– Только… не бросай меня.

– Послушай. – Ева с трудом поднялась на ноги и подошла к Ариэль, чтобы быть с ней лицом к лицу. – Я никуда без тебя отсюда не уйду. Даю слово.

– Как тебя зовут? Прошу прощения, ты уже назвала свое имя? Может, я не расслышала?

– Меня зовут Даллас. Ева Даллас.

– Если я сжалюсь над Эриком и мы поженимся, назовем первенца в твою честь.

– Вот тут ты приоритета не получишь. В последнее время это уже стало модой.

– Вытащи нас отсюда, Даллас. Пожалуйста!

Ева подошла к двери. Дернула, рванула, толкнула, пнула, попыталась даже протаранить. Выругалась. Вернувшись к Ариэль, она натянула пальто ей на лицо.

– Не пугайся, это только на минутку, чтоб тебя стеклом не поранило.

С этими словами она опять вытащила бластер и выстрелила в дверь.

Стекло устояло, но Ева заметила, как оно задрожало. Она выстрелила еще раз, целясь в то же самое место, потом в третий раз. На четвертый раз по стеклу расползлась паутина осколков.

– Мы почти уже на воле, Ариэль.

Зачехлив оружие, Ева подхватила табурет и шарахнула им в поврежденную дверь. Она била, пока весь пол не покрылся сверкающими осколками. Проем был открыт.

Тогда Ева отставила табурет, вернулась к Ариэль и стянула пальто с ее лица. Ариэль еще больше побледнела, заметила она. И дрожь усилилась. «Надо двигаться, пора убираться отсюда поскорее», – сказала себе Ева.

– Дорогу я нам проложила. А теперь надо перерезать эти веревки.

– Только постарайся, чтобы нож не соскользнул. Он и так меня достаточно изрезал.

Ева выбрала один из инструментов Лоуэлла и откинула полу пальто с руки Ариэль. Вся рука до самого плеча была исполосована разрезами, проколами, ожогами. Прижав лезвие ножа к веревке, Ева заглянула в глаза Ариэль.

– Он за это заплатит. Заплатит за каждую минуту, что ты провела здесь. Клянусь!

Ей пришлось перепиливать веревку в том месте, где она крепилась к столу, чтобы случайно не поранить кожу. Веревочные браслеты так и остались на содранных и окровавленных запястьях Ариэль. Ева постаралась не думать о страшных ранах, не дать воли своему гневу.

Пока она освобождала ноги Ариэль, до нее донесся тихий стон Лоуэлла.

– Он очнулся, очнулся! – Ариэль попыталась сесть. В ее голосе, полном паники и боли, зазвучали истерические ноты. – Он же не может высвободиться, ведь правда же не может?

– О нет! Сам он с пола не встанет, это я тебе гарантирую. А даже если попытается, смотри, вот что у нас есть. – И Ева снова вытащила оружие.

– А почему бы тебе не пальнуть в него еще разок? Так, чтоб я видела?

– Я тебя прекрасно понимаю, но мне кажется, пора вытащить тебя отсюда. Ну-ка давай наденем на тебя пальто. – Ева начала вдевать руки Ариэль в рукава пальто, и Ариэль застонала от боли. – Извини.

– Ничего. – Ариэль не сводила глаз с Лоуэлла. – Я в порядке. Поможешь мне встать? Хочу врезать ему ногой. По лицу. Все время об этом мечтала. Как врежу ему ногой по лицу!

– Медаль тебе за это, и опять-таки я тебя прекрасно понимаю, но мы поступим по-другому. Я хочу, чтобы ты обняла меня сзади за шею. Тут повсюду стекло разбросано, а запасной пары башмаков у меня нет. Просто держись за меня, а я тебя вытащу. Держись за меня, Ариэль. Я тебя вынесу.

– Это будет… это будет как будто на закорках? Как в детстве? – спросила Ариэль.

Дышала она тяжело и прерывисто, но сумела рассмеяться. Ева подошла и повернулась к ней спиной.

– Да, примерно так. Прокачу тебя на закорках. Надеюсь только, что сама ты не слишком часто поглощала свою выпечку, – проворчала Ева.

Ариэль улыбнулась сквозь слезы, обняла Еву за шею и повисла у нее на спине.

– Готова? Поехали.

Ноги у Евы ослабели, колени дрожали от наркотиков, она согнулась под тяжестью тела Ариэль и сосредоточила все свое внимание на двери. Примерно пять шагов до двери, думала она, медленно и осторожно переставляя ноги, и еще столько же по другую сторону, чтобы миновать разбросанное стекло.

Там есть блоки связи, напомнила она себе. Пот катился градом по ее лицу, а в ушах отдавались тихие стоны Ариэль. Можно позвонить и вызвать группу поддержки, вызвать «скорую».

До нее донесся грохот чего-то упавшего, потом топот ног. Ева крепче сжала в руке оружие. И тут послышался голос Рорка, выкрикивающий ее имя. Она с облегчением перевела дух.

– Сюда! Сюда! Вызывайте «скорую»! Вот и кавалерия подоспела, Ариэль.

– Нет. – Голова Ариэль упала ей на плечо. – Кавалерия – это ты.

Рорк пролетел по лабиринту подвального этажа на звук ее голоса. Этот голос пробился сквозь музыку и обдул его, словно свежий ветер.

И вот он увидел ее. Она была бледна, лицо блестело от пота, а на спине у нее повисла плачущая женщина.

Рорк опустил оружие и на миг застыл на месте, сбрасывая напряжение.

– Мы пришли тебя спасать.

Ради него Ева заставила себя улыбнуться, хотя это далось с трудом.

– Давно пора. Где вас черти носили все это время?

Он бросился к ней, в один миг, равный биению сердца, преодолел разделявшее их расстояние, обхватил ее бледное, измученное лицо ладонями и, не обращая внимания на рассыпавшийся по дому отряд полицейских, поцеловал.

– Я возьму ее, – сказал Рорк. – Давай, я помогу тебе.

Он бережно снял Ариэль с Евиной спины и взял ее на руки.

– Он твой парень? – спросила Ариэль.

– Да, он мой.

Ариэль вгляделась в лицо Рорка.

– Обалдеть! – Ариэль усмехнулась, а потом закрыла глаза и отключилась.

– Где эти чертовы медики? – Ева согнулась пополам, опираясь ладонями на колени. – Пибоди, ты здесь?

– Здесь и готова выполнять дальнейшие распоряжения.

– Оцепить дом. Вызвать сюда бригаду «чистильщиков», пусть обследуют каждый дюйм. Все документировать.

– Даллас, ты что-то слегка позеленела.

– Этот подонок накачал меня наркотой. На полсекунды опередил. Я приняла вторую энергетическую пилюлю. Плюс транквилизатор… Гремучая смесь, химический коктейль. – Ева рассмеялась. – Всю электронику свистнули. Где-то наверху дезактивированный робот. О боже, кто-нибудь, вырубите эту треклятую музыку, а то у меня сейчас голова лопнет!

Она распрямилась и покачнулась. Она упала бы, если бы Фини не подхватил ее под руки.

– Голова закружилась. Я в порядке, просто немного развезло. Лоуэлл там, внизу. Связан. Давай, тащи его в управление. Зарегистрируй арест на себя.

– Это не мой арест. – Фини сжал ее руку. – Но я с удовольствием оттащу его задницу в управление. Сделаю это для тебя. Макнаб, помоги лейтенанту подняться наверх, а потом живо спускайся обратно и принимайся за электронику.

– Мне помощь не нужна, – запротестовала Ева.

– Ударишь лицом в грязь – в буквальном смысле, – прошептал Фини ей на ухо, – испортишь весь свой выход. Тебя ждут.

– Ладно, ладно.

– Просто обопритесь на меня, лейтенант. – Макнаб обвил рукой ее талию.

– Вот только попробуй меня потискать! Как бы мне ни было плохо, я сумею тебя положить.

– Как бы тебе ни было плохо, Даллас, ты все равно на меня жуть нагоняешь.

– Вот то-то же! – Растроганная Ева обхватила его рукой за плечи. – Это так мило!

Приняв на себя ее вес, Макнаб провел Еву по лабиринту комнат и помог ей подняться по лестнице.

– Мы не могли войти, – начал рассказывать он. – Отстали от тебя всего минут на десять – пробка была на дороге, – а потом никак не могли войти в этот треклятый дом. Твоей машины на месте не было, но мы знали, что ты вошла. Я никак не мог пробиться сквозь кодовые замки, а Рорк пробился. Мы уже вызвали тараны и автоген, но он пробился.

– Если уж он что-то втемяшил себе в голову, его ничто не удержит. Я давно это заметила.

– И все-таки даже ему потребовалось время. Это не дом, а прямо какой-то Пентагон или что-то в этом роде. Потом пришлось пробиваться через следующий уровень, чтобы попасть в подвал.

– Сколько я там пробыла?

– Минут двадцать… ну, может, полчаса.

– Что ж, неплохо.

Их встретил Рорк.

– Тут я ее возьму, – сказал он.

– Не вздумай брать меня на руки… ай!

Поздно. Она уже была у него на руках.

– Я просто не могу без этого. Ну хоть на минутку. – Рорк прижался лицом к ее шее, не обращая внимания на снующих вокруг полицейских и технический персонал. – Я никак не мог к тебе пробиться.

– Ты же пробился. И потом, я же тебе говорила: я могу сама за себя постоять.

– Ты это лишний раз доказала. Все было как всегда. Тебе больно?

– Нет. Чувствую себя так, будто выпила целую бутылку вина, причем самого дрянного. Но это проходит понемногу. Черт, твои волосы хорошо пахнут. – Ева втянула в себя этот запах, и у нее тут же снова закружилась голова. Она поморщилась. – Чертова наркота! Все, кончай с этим делом, поставь меня на ноги. Ты подрываешь мою репутацию и авторитет.

Рорк бережно поставил ее на пол, но не отпустил: его рука обвилась вокруг ее талии.

– Тебе нужно лечь.

– Вот уж нет! Стоит только лечь, сразу голова закружится и все вокруг поплывет. Нет, надо просто проветриться. На ходу все пройдет.

– Лейтенант? – К ней подошел офицер Ньюкирк, державший в руках ее пальто. – Мисс Гринфельд просила передать это вам.

– Спасибо. Где она?

– Над ней работают медики. В холле… Наверно, точнее будет сказать, в вестибюле.

– Хорошо. Офицер Ньюкирк? Вы хорошо поработали.

– Спасибо, лейтенант. Вот теперь я тоже вижу – поработали мы на славу.

– Хочу взглянуть на нее еще разок, пока ее не увезли, – сказала Ева Рорку и с его помощью вышла в вестибюль.

Ариэль лежала на каталке, укрытая одеялом. Двое санитаров готовилась вывезти ее из дома.

– Дайте мне минуту. Привет, – обратилась Ева к Ариэль. – Как дела?

– Они вкатили мне какое-то просто волшебное средство. Мне так хорошо! Ты спасла мне жизнь. – Ариэль схватила Еву за руку.

– Без меня, конечно, не обошлось. Очень постарались все эти копы, что тут суетятся, и вот этот шпак тоже руку приложил. Но знаешь, кто главный герой этой истории, Ариэль? Ты. Это ты спасла себя. Нам с тобой надо будет еще побеседовать, когда немного оклемаешься, почувствуешь себя лучше.

– Главное – с ним рассчитаться.

– Вот именно.

– В любое время, в любом месте, – сказала Ариэль.

– Хорошо. Да, еще секунду, – предупредила Ева медиков и протянула руку Рорку. – Дай мне свой сотовый. – Взяв телефончик, она набрала номер. – Привет, Эрик. Погоди, погоди, – перебила она его, когда он начал сыпать вопросами. – Помолчи минутку. У меня тут кое-кто есть, кто хочет с тобой поговорить. – Ева вложила телефон в руку Ариэль. – Ариэль, скажи «Здрасте».

– Эрик? Эрик? – Ариэль заплакала, засмеялась и бросила на Еву чуть ли не влюбленный взгляд, слегка затуманенный наркотиками. – Он плачет. Не плачь, дуралей. Со мной уже все в порядке. Все уже кончилось. Все будет хорошо.

– Вперед, – скомандовала Ева санитарам. – И скажите парню на телефоне, куда вы ее везете. Он захочет туда приехать.

– Отличная работа, лейтенант, – прошептал Рорк, когда каталку с Ариэль вывезли наружу.

– Ну да. А ты всегда можешь надыбать себе другой мобильник. Мне надо вернуться в управление, покончить с этим делом.

– Нам, – поправил ее Рорк. – Нам надо вернуться в управление и покончить с этим делом.

Еве стало лучше, когда она, вернувшись в управление, заставила себя проглотить омлет из восстановленного белка в надежде как-то успокоить свои бунтующие внутренности. Ела она прямо в конференц-зале, запивая омлет максимальным количеством воды, какое только сумела в себя влить.

Ей хотелось принять душ, ей хотелось лечь в постель и уснуть. Но больше всего на свете ей хотелось провести раунд с Робертом Лоуэллом в комнате для допросов.

Ева оттолкнула тарелку, поднялась из-за стола, подошла к доске и еще раз перечитала имена.

– За всех них, – прошептала она. – Все, что мы сделали, все, что мы делаем, это ради них. Вот смысл, который мы должны донести. На допросе, в суде, в прессе. Это важно.

– Никто из тех, кто работал в этой комнате в последние дни, никогда их не забудет, – сказал подошедший к ней Рорк.

Ева кивнула.

– Не знаю, сколько времени это займет. Ты, конечно, захочешь остаться, пока все не кончится, поэтому не буду даже предлагать тебе уехать домой. Можешь постоять в зоне наблюдения или расположиться с удобством и смотреть с монитора.

– Мне нравится зона наблюдения.

– Как знаешь. Сейчас прикажу, чтобы его привели, так что иди, занимай местечко. Мне надо поговорить с Пибоди.

Ева направилась в «загон». Он гудел, как потревоженный улей. Стоило ей войти, как все разразились аплодисментами. Ева вскинула руку.

– Рано радуетесь, – сказала она. – Дело еще не закончено. Пибоди!

Пибоди вскочила из-за стола и отвесила торопливый поклон, после чего поспешила к выходу следом за Евой.

– Голова крутом идет.

– Да, я знаю. Пибоди, мне придется просить тебя о большом одолжении.

– Все, что хочешь.

– Ты заслужила раунд на допросе этого ублюдка, и вообще ты второй следователь по этому делу. Это твое право. Но я должна просить тебя отойти и уступить место Фини.

– А можно мне постоять в зоне наблюдения?

– Безусловно. Я перед тобой в долгу.

– Нет. Только не в этот раз. Ничего ты мне не должна. Никто никому ничего не должен.

– Ладно. Приведи его, хорошо? Комната А.

– С моим величайшим удовольствием. Даллас? Ты меня извини, но я просто должна сплясать.

И Пибоди прямо на ходу отбила нечто вроде чечетки.

Ева прошла к себе в кабинет и позвонила Фини.

– Комната А. Сейчас его приведут.

– Поджарь его задницу.

– Тащи сюда свою. Поможешь мне его поджарить.

– А Пибоди…

– Будет в зоне наблюдения. Как и половина других копов из управления. Пошли, Фини, это наше дело. Давай закроем его.

– Уже иду.

Ева вошла в комнату для допросов вместе с Фини. Лоуэлл находился в ней в одиночестве – заурядный, ничем не примечательный пожилой человек с приятной, хотя и несколько странной улыбкой.

– Лейтенант Даллас, это так неожиданно.

– Включить запись. Лейтенант Ева Даллас и капитан Райан Фини проводят допрос задержанного Роберта Лоуэлла. – Ева продиктовала номера дел об убийствах, не пропустив ни одного, после чего зачитала права. – Роберт Лоуэлл, вам понятны ваши права и обязанности в этом деле?

– Конечно. Вы все очень четко изложили.

– Вам понятно, что вы обвиняетесь в нападении, похищении, насильственном лишении свободы и убийстве шести женщин на территории Нью-Йорка, в похищении и насильственном лишении свободы Ариэль Гринфельд, а также что впоследствии вы будете подвергнуты допросу глобальной полицией в связи с похищением, насильственным лишением свободы и убийством женщин в других местах?

– Да, понятно. – По-прежнему добродушно улыбаясь, он сложил свои пухлые ручки на коленях. – Может быть, нам стоит сэкономить время? Давайте я сразу признаюсь во всем, что мне инкриминируется? Все возьму на себя? Или вас не устраивает столь прозаическая развязка?

– Что-то вы уж больно оптимистично настроены, – нахмурился Фини. – Вы что, не понимаете, что вам придется провести остаток вашей жалкой жизни в каменном мешке?

– Это вы кое-чего не понимаете. Нет, каменный мешок мне не грозит. Я тихо закончу свои дни где-то в течение следующих суток в соответствии с поданным мною и удовлетворенным заявлением на эвтаназию. Разрешение на эвтаназию, – любезно пояснил Лоуэлл, – будет признано действительным, так как мои доктора признали, что я смертельно болен, и подтвердили мое право на добровольный уход. А мои адвокаты заверили меня, что это разрешение имеет приоритет даже перед уголовными обвинениями. Ни полиция штата, ни глобальная полиция не могут отменить право человека на добровольный уход из жизни. К тому же эвтаназия экономит значительные средства. Поэтому… – Лоуэлл выразительно пожал плечами.

– Думаешь, ты сумеешь соскочить, уйти от ответственности, просто приняв горсть таблеток? – не выдержал Фини.

– Совершенно верно. Именно так я и думаю. Поверьте, это совсем не то, на что я надеялся. Я не закончил свою работу, не завершил ее. Ты должна была стать моим последним шедевром, – обратился он к Еве. – Кульминацией моих трудов. Покончив с тобой, я начал бы готовить свой собственный уход с сознанием исполненного долга. И утешает меня лишь мысль о том, что я успел не так уж мало.

– Что ж… – Ева откинулась на спинку стула и кивнула. – Похоже, ты здорово прикрыл свои тылы. Я должна сказать, Боб, ты предусмотрителен. Обо всем подумал. Позволь выразить тебе мое восхищение. Когда убийца неряшлив, совсем не то удовольствие его брать.

– Порядок – мой девиз.

– Да, я заметила. Спасибо, что сэкономил нам время. Ценю твою готовность признаться во всем, но мы проделали такую колоссальную работу, что теперь хотелось бы уточнить детали. Считай это нашей кульминацией. Итак… Да, хочу сразу предупредить, это займет какое-то время, – добавила Ева с любезной улыбкой. – Может, хочешь чего-нибудь попить? Я сама все никак в себя не приду после той дури, что ты мне вколол. Вот и собираюсь пойти купить себе немного холодного кофеина. Хочешь, могу тебе чего-нибудь взять. Что тебе принести?

– Это очень любезно с вашей стороны, лейтенант. Я хотел бы выпить чего-нибудь освежающего.

– Считай, что оно у тебя уже есть. Фини, пошли со мной. Я и тебя угощу, если хочешь. Остановить запись.

– Какого черта?.. – начал было Фини, когда они вышли из комнаты для допроса, и осекся на полуслове.

Любезная улыбка исчезла. Все в Еве как будто окаменело – лицо, глаза, голос.

– Я знаю, как это уничтожить, но ты меня ни о чем не спрашивай. Обещай, что даже не упомянешь об этом. Никогда. Когда вернемся туда, – она мотнула головой в сторону комнаты для допроса, – подыграй мне. Мы выясним у него все детали и упечем его. Дай мне свой телефон, хорошо? А то он мой отнял, а нового я еще не завела. Подожди меня здесь.

Ева взяла у Фини сотовый телефон, прошла по коридору и остановилась возле торговых автоматов. И позвонила Пибоди в секретном режиме.

– Ничего мне не говори. По имени не называй. Скажи Рорку – только тихо! – чтобы вышел на минутку. И запомни: этого разговора у нас не было.

Отключив телефон, она уставилась на автомат с напитками.

Через несколько секунд к ней подошел Рорк.

– Лейтенант?

– Купи мне пепси, имбирную шипучку и крем-соду. Я хочу, чтобы ты его уничтожил, – сказала Ева, понизив голос. – Ты можешь уничтожить его разрешение на эвтаназию? Так, чтоб никаких следов не осталось?

– Да, – ответил Рорк и заказал напитки.

– Это незаконно – то, о чем я тебя прошу. Но я дала слово, что он за все заплатит. Я поклялась Ариэль. И в конференц-зале перед уходом я им всем дала слово. Поэтому я преступаю закон.

Рорк взял из автомата жестянки и передал Еве. Его глаза, пристально вглядывающиеся в ее лицо, говорили больше, чем любые слова.

– Мне надо идти, – заговорил он как ни в чем не бывало спокойным и звучным голосом. – Очень жаль, что не могу остаться, дождаться тебя, но мне должны поступить важные звонки и сообщения, а ты отдала мой телефон Ариэль. Я постараюсь вернуться, как только восстановлю связь. Если не успею, увидимся дома.

– Ладно, я поняла. Спасибо.

На этом они разошлись. Ева вернулась к Фини.

– Я купила тебе крем-соду.

– Какого черта?

– Нет, мне это нравится! Хотел чего-то еще, так бы и сказал. Мы это поломали, – добавила Ева шепотом. – Этого не будет. Не спрашивай меня как, просто поверь на слово. Он не уйдет так, как ему хочется. Но пусть думает, что все будет, как он хочет, пока мы не получили от него показаний. Пусть сам себя закопает.

Фини долго смотрел ей прямо в глаза, потом кивнул.

– Ладно, пошли. Надо зафиксировать его показания.

На это ушло несколько часов, но Лоуэлл ни разу не попросил сделать перерыв. Ева поняла, что он упивается своим рассказом. Столько времени прошло, столько усилий было потрачено, и вот наконец появилась возможность кому-то рассказать о своей одержимости.

Он выложил им все мельчайшие детали по каждому убийству.

Ева и Фини работали в тандеме. В привычном ритме.

– У вас отличная память, – заметил Фини.

– О да. Вы убедитесь, что каждый проект документирован. Во время Городских войн это была моя работа – вести документацию, вносить и, я сказал бы, препарировать записи. Вы, конечно, забрали все мои записи из кабинета и лаборатории. Я надеялся – еще до того, как узнал, что умираю, – организовать их публикацию. Теперь придется делать это посмертно, но я считаю, что моя работа этого достойна.

– Итак, твоя работа, – продолжала Ева. – Что тебя подвигло? Мы понимаем, что женщины…

– Партнерши. Я считал их партнершами.

– Держу пари, они себя партнершами не считали, но пусть будет по-твоему. Итак, твои партнерши символизировали для тебя твою мачеху.

– Не символизировали. Они становились Ею, а это совсем другое дело. Она была первой, понимаешь? Праматерью Евой. – Лоуэлл одарил Еву ослепительной улыбкой. – Теперь ты понимаешь, почему я хотел, чтобы ты стала последней.

– Ясно. Что ж, тебе не повезло. Сочувствую.

– Я с самого начала предусматривал возможность провала, но, если бы я преуспел, это было бы просто грандиозно. Ты была бы великолепна, как Она сама. Она была неподражаема. Вы найдете множество дисков с записями Ее исполнения. Она пожертвовала великой карьерой ради меня.

– Ради тебя?

– Да. Мы были… правильно было бы назвать нас «родственными душами». Хотя я не умел играть на фортепьяно, – сама Она была превосходной пианисткой, – и певческого голоса у меня тоже не было, но именно благодаря Ей я научился любить и понимать музыку. Именно Она спасла меня.

– Как это?

– Мой отец считал меня несовершенным. Кое-какие проблемы при рождении, родовые травмы, ставшие причиной… это можно назвать дефектом. Я не умел сдерживать свои импульсы, страдал перепадами настроения. Когда я был в юном возрасте, он на краткий период поместил меня в заведение для душевнобольных, хотя дедушка против этого возражал. А потом в мою жизнь вошла Эдвина. Такая любящая. Такая терпеливая. Она пустила в ход музыку, чтобы развлечь меня и успокоить. Она была моей матерью и моей партнершей, моей великой любовью.

– Она была убита во время Городских войн, – подсказала Ева, когда Лоуэлл замолк надолго.

– Ее время истекло во время Городских войн. Человеческая жизнь – это время, отпущенное каждому из нас. Время, воля и выдержка каждого индивида.

– Но это ты на нее донес, – продолжала Ева. – Ты подслушал ее разговор с тем лейтенантом, в которого она была влюблена. Ты узнал, что она собирается тебя оставить. Но ты ведь не мог ее отпустить, верно?

Гримаса раздражения исказила его лицо.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Ты же умный парень, Боб. Думаешь, тут у нас дураки сидят? Что ты сделал, когда узнал, что она собирается тебя бросить?

– Она не могла меня бросить! Она не имела права. Мы принадлежали друг другу. Это было чудовищное предательство, это было непростительно. У меня не было выбора – ни малейшего. Я сделал то, что должен был сделать.

– А что вы должны были сделать? – спросил его Фини.

– Мне пришлось пойти к отцу, к дедушке и рассказать им, что Она предала нас. Что я слышал, как Она сговаривалась о предательстве с одним из офицеров. Что Она – предательница.

– Вы представили дело так, будто она шпионка? – предположил Фини. – Перевербованный агент, предавший свое дело.

Лоуэлл сокрушенно развел руками.

– В сущности так оно и было. Огромная трагедия для всех нас. Она была схвачена, как и этот лейтенант, и помещена в лабораторию моего дедушки.

– Это было в том самом доме, куда ты помещал женщин, взятых здесь, в Нью-Йорке, – подхватила Ева. – В том самом подвале, где ты работал, где твой дед пытал пленных во время Городских войн.

– Я многому научился у дедушки. Я наблюдал, как он работает с Эдвиной. Он сам на этом настоял. Я очень многое понял, пока наблюдал за ним. Я стал сильным. Осознал свое предназначение. Она продержалась несколько дней. Дольше, чем лейтенант. – Лоуэлл облизнул губы и аккуратно отпил из баночки с имбирной шипучкой. – Дедушка объяснил мне, что мужчины слабее. Очень часто они оказываются намного слабее женщин. Но в конце концов Она попросила о смерти. Я заглянул Ей в глаза и увидел ответы на все вопросы. Я увидел всю ту любовь, всю ту красоту, что появляется, лишь когда тело и душа обнажены до самой сути. Я сам остановил для Нее часы – это был мой подарок Ей. Она была для меня первой, и все те, кто пришел вслед за Ней, стали Ее отражением.

– А почему ты так долго ждал, прежде чем заглянуть в эти отражения?

– Это все из-за лекарств. Мой отец настаивал, что я должен принимать лекарства, и строго следил, чтобы я принимал их неукоснительно. Моя работа требует сосредоточенности и ясности ума, а лекарства их притупляют.

– Но Коринна Дагби здесь, в Нью-Йорке, девять лет назад… Она ведь была не первой? – Ева решительно покачала головой. – Нет, ни в коем случае. Ты же должен был практиковаться, совершенствоваться. Сколько их было до Коринны?

– Я учился у дедушки, затем продолжил образование, работал в семейном бизнесе. Под присмотром дедушки я практиковался на мертвых. Потом я путешествовал. Я начал всерьез практиковаться почти двадцать лет назад, после смерти отца. Для начала мне многому надо было научиться, очень многое испытать. Мне понадобилось еще целых десять лет, прежде чем я понял, что готов приступить к осуществлению моего плана. Но я все задокументировал, всю свою черновую работу, неудачи, провалы. Вы все это найдете в моих записях.

– Удобно.

Раздался стук в дверь, и Ева повернулась. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Пибоди.

– Прошу прощения, лейтенант. Можно вас на минутку?

– Да. Продолжай, – кивнула Ева Фини и вышла из комнаты.

– Мне звонил Рорк, – доложила Пибоди. – Только что. Просил тебе передать, что у него была срочная работа, но он успел с ней покончить, и теперь, поскольку все расчищено, он возвращается сюда. Сказал, что надеется увидеть, как ты закончишь допрос.

– Ладно, спасибо. Теперь слушай, у меня есть задание для тебя и Макнаба. Проверьте, подавал ли этот ублюдок прошение об эвтаназии. Нет смысла верить на слово, что ему разрешили самому пробить карточку на выход. Проверьте все его личные данные по документам, взятым на месте, разбудите его адвокатов в Лондоне. Его докторов, если найдешь их данные. Мне нужно подтверждение, что он не водит нас за нос.

– С какой стати ему…

– Просто найди мне подтверждение, Пибоди.

– Слушаюсь.

Ева вернулась в комнату и опустилась на стул. Фини тем временем выкачивал из Лоуэлла все новые и новые подробности.

– Хочу спросить, – вставила Ева, – как долго продержалась Эдвина Спринг. Ее время?

– Мой дедушка тогда испробовал различные методы, более долгие периоды отдыха, чем я находил нужным. Как бы то ни было, Эдвина оказалась очень сильной, и инстинкт выживания у нее был очень высок. Она продержалась девяносто семь часов, сорок одну минуту и восемь секунд. Никому не удавалось достичь таких показателей. Никогда. Мне кажется, ты могла бы превзойти ее, вот почему я хотел закончить тобой. Я ведь начал с нее.

– Хотела бы я знать, сколько бы ты сам продержался, – заметила Ева.

Тут ей снова пришлось подняться, потому что в дверях опять появилась Пибоди. Ева вышла и плотно закрыла за собой дверь.

– Ну?

– Ничего не понимаю. Нет никаких документов в подтверждение его заявки на эвтаназию. Нет ничего в его записях, нет ничего в официальных банках данных, а ведь Макнаб прочесал их дважды. Я позвонила его адвокатам в Лондон, говорила с главой фирмы. Он был совсем не рад, что его побеспокоили на дому.

– Ну надо же, какая жалость!

– И не говори. Тут же начал орать о защите частной жизни. Я объяснила, что его клиент, арестованный за множество убийств, прикрывается заявкой на эвтаназию, чтобы избежать суда и пожизненного заключения. Пришлось втянуть в это дело майора. Адвокат утверждает, что у Лоуэлла есть законный сертификат на эвтаназию, но и он не смог предъявить документ. Чуть с ума не сошел. Разоряется, что надо остановить допрос, что без представителя нельзя и так далее, но в наших родных Штатах он никто и звать его никак.

– Это все, что мне нужно, – кивнула Ева.

– Но…

– Мы закрываем дело, Пибоди. Отличная работа.

Ева вернулась в комнату для допроса и закрыла дверь перед носом у Пибоди.

– Давайте подытожим, – начала она официальным тоном. – Роберт Лоуэлл, вы признаетесь в документированных здесь преступлениях, находясь в здравом уме и твердой памяти, сознавая все свои права и обязанности, отказавшись от представительства и помощи адвоката?

– «Преступления» – это ваше слово, я бы их так не назвал, но да, я признаю, что я все это совершил.

– Сколько дают тебе врачи, Боб? – сменила тон Ева. – Сколько тебе еще осталось?

– Не больше двух лет, причем последние несколько месяцев были бы чрезвычайно неприятны и унизительны для меня, с острой болью, даже несмотря на лекарства. Я предпочитаю сам остановить свои часы – спокойно и достойно. Под моим собственным контролем.

– Не сомневаюсь в твоих предпочтениях, Боб. Вот только знаешь, какая незадача? Не всегда получаешь то, что хочешь. И у тебя не получится уйти красиво и достойно. Нет у тебя никакого сертификата на эвтаназию. Он нигде не числится.

– Он у меня безусловно есть.

– Нет. И твои хитрые лондонские крючкотворы тоже не в состоянии его предъявить. – Ева оперлась ладонями о стол и подалась вперед всем телом, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. – А раз документов нет, мы не можем поверить тебе на слово и не сможем обеспечить тебе легкий уход. Пара лет – это, конечно, мелочь, мне бы хотелось большего, но эту пару лет ты проведешь в камере. В каменном мешке. А часть этого времени, мистер Клок, ты проведешь в расстройстве, в мучениях, в отчаянии.

– Нет! – Он решительно покачал головой. – У меня есть сертификат.

– Ничего у тебя нет. И ты под арестом, так что теперь у тебя нет права подать прошение заново. Тебе предъявлено обвинение, и ты добровольно сознался в совершении множества убийств. Ты сам отрезал себе путь к отступлению.

– Ты лжешь. – Губы у него задрожали. – Ты просто хочешь сбить меня с толку. Запутать, подловить.

– Валяй, можешь так думать, если хочешь. Можешь так думать ближайшие два года. Тебе придется жить. И каждую прожитую секунду тебе придется страдать.

– Я… мне нужен адвокат.

– Ясное дело! Можешь созвать целую армию адвокатов. Но только они тебе не помогут. – Теперь глаза Евы вспыхнули яростью. Это были не холодные бесстрастные глаза копа, но неистовые, горящие глаза возмездия. – Ты узнаешь, что такое боль. Ты будешь биться в агонии и испустишь свой последний вздох в муках.

– Нет. Нет. Это мое время, я все предусмотрел, все подготовил. Мне нужна моя музыка, мои лекарства.

– Боб, ты будешь умирать долгой, мучительной смертью. – Ева выпрямилась. – Сведи-ка его вниз, Фини. Пусть поплачется в жилетку своим адвокатам, прежде чем начнет понимать, что это такое – жить в каменном мешке.

– Я ждал этого последние девять лет. – Фини вздернул Лоуэлла на ноги. – А знаешь, я поставлю на медицинскую науку, – сказал он, волоча Лоуэлла к двери. – Пара лет? А вдруг они найдут способ продлить ему жизнь? Вот это было бы здорово. – Он оглянулся через плечо и послал Еве широкую улыбку торжества. – Это было бы чертовски здорово.

ЭПИЛОГ

Когда Ева вышла, из зоны наблюдения, из конференц-зала, где были установлены мониторы, высыпала целая толпа копов. Она заметила среди них Рорка, но тут Бакстер протолкался вперед, прокладывая себе дорогу локтями, и привел ее в шоковое состояние: облапил обеими руками, оторвал от земли и звонко чмокнул прямо в губы. От неожиданности Ева потеряла дар речи.

– Господи Иисусе, ты что, с ума сошел?

– Кто-то же должен был это сделать! Почему все всегда достается ему? – Бакстер большим пальцем указал через плечо на Рорка. – Настроен я по-боевому, так что не бей меня. И ты тоже, – добавил он, обращаясь к Рорку, и поставил Еву на пол. – Можете считать меня сентиментальным дураком, но счастливая концовка всегда вышибает из меня слезу.

– Мне придется навещать тебя в ближайшей больнице, если попробуешь еще хоть раз сотворить нечто подобное. Все вы, кто не дежурит в смену, расходитесь по домам, – скомандовала Ева. – Вольно. Идите все к чертовой… Майор?

– Отличная работа. Всем объявляю благодарность. Советую вам последовать приказу вашего лейтенанта. Все по домам. Всем вам надо немного поспать. Департамент чертовски гордится каждым из вас. Лейтенант?

– Сэр, я закончу бумажную работу где-то через час. Все будет у вас на столе.

– Нет, вам надо выбираться отсюда. Поезжайте домой. Я позабочусь, чтобы бумажная работа была сделана.

– Сэр…

– Это приказ. – Он крепко пожал Еве руку. – И считайте, что я делаю вам громадное одолжение. Я сам поговорю с прессой.

– Слушаюсь, сэр.

Ева не стала возражать, когда Рорк обнял ее за плечи.

– Давайте-ка я отвезу вас домой, лейтенант.

– Ну что ж, можно. Пибоди, я не хочу тебя здесь видеть до десяти утра завтрашнего дня.

– Я так давно об этом мечтала. Даллас…

– Не вздумай меня обнимать! Что вы здесь, все с ума посходили? Сколько можно меня унижать?

– Да ну тебя, – надулась Пибоди, но тут же широко улыбнулась вслед своей напарнице, пока Рорк уводил ее.

Ева отключилась в тот самый миг, как оказалась в машине. Рорк вел машину, держа одну руку на руле, а другой обнимая свою жену. На полпути к дому он перевел управление на автопилот и позволил своим переутомленным мозгам немного отдохнуть.

Огни дома сияли подобно звездам. Он снял руку с ее плеча и протер слипающиеся, словно запорошенные песком глаза. Потом вылез из машины, обогнул ее и открыл дверцу с пассажирской стороны. Но когда он вознамерился поднять Еву, она шлепнула его по руке.

– Я еще не разучилась ходить.

– Вот и слава богу. А то, если бы я в таком состоянии попытался втащить тебя в дом на себе, мы оба приложились бы об землю нашими несчастными задницами. – Вот, держи.

Он схватил ее за руку, дернул и все-таки помог подняться. С минуту они простояли у крыльца, чуть не падая от усталости.

– Нам просто нужно войти внутрь, подняться наверх и рухнуть в постель, – сказала Ева. – Мы справимся.

– Как скажешь. Ну ладно, пошли.

Держась друг за друга, чтобы не упасть, они добрели до входной двери и умудрились попасть внутрь.

– Нет, вы только посмотрите на эту парочку. – Соммерсет клубился в вестибюле подобно черному облаку. – Шатаются, как пьяные, и, я бы сказал, остро нуждаются в горячей ванне. И в горячем ужине.

– Да пошел ты!

– И как всегда, такой изысканный лексикон.

– Тут я должен поддержать свою жену, – вступился Рорк. – Во всех смыслах этого слова, так как мы оба вот-вот рухнем. Хотя, признаю, приветствие было несколько грубовато. Давай воспользуемся лифтом, дорогая. Я так устал, что лестница мне сейчас не по силам.

Соммерсет погрозил пальцем Галахаду, который поднялся, намереваясь проскользнуть в лифт следом за ними.

– О нет, я так не думаю, – тихо сказал он коту. – Давай оставим их вдвоем, договорились? Теперь, когда дети дома, целые и невредимые, мы спокойно поужинаем и ляжем спать.

– В кровать, – проговорила Ева, когда они, спотыкаясь, вывалились из лифта. – Мне кажется, я чую кровать по запаху… но в самом невинном смысле.

Она начала ронять вещи – пальто, жакет, кобуру с оружием – по пути к кровати. Рорк последовал ее примеру.

– Я должен кое-что сказать.

– Только давай покороче, – предупредила Ева. – А то мне кажется, я уже сплю.

– Я уже не раз работал с тобой раньше, наблюдал, понимал – до определенного предела, – что ты делаешь. Но в полном масштабе – как в этот раз – я этого не проходил. С начала до конца со всеми промежуточными этапами. – Рорк рухнул в постель рядом с ней. – Вы удивительная женщина, лейтенант. Моя дорогая Ева!

– Ты и сам не так уж плох. – Ева повернулась лицом к Рорку, пока свет еще горел, и заглянула прямо ему в глаза. – Не буду даже спрашивать, как тебе удалось провернуть то, что я просила тебя провернуть.

– Это довольно сложно объяснить. Во всяком случае, сейчас.

– Мы его взяли, мы его остановили, и Ариэль Гринфельд спасена. Но не было бы справедливости, не было бы даже намека на настоящее возмездие, если бы ты этого не сделал. – Ева прижала ладонь к его щеке. – Мы хорошо поработали.

– Это верно. – Их губы кратко соприкоснулись. – А теперь давай устроим себе восьмичасовые каникулы.

– Как сказала бы Пибоди, – у Евы уже заплетался язык, – «я так давно об этом мечтала».

– Выключить свет, – скомандовал Рорк.

Ее рука так и осталась на его щеке. В темноте они мгновенно провалились в сон.

Примечания

1

«Кладбищенской сменой» называют дежурство от полуночи до шести часов утра. – Здесь и далее – прим. перев.

(обратно)

2

Почерк, образ действий (лат.).

(обратно)

3

Улица в Нью-Йорке, район ночлежек и притонов.

(обратно)

4

Город Нью-Йорк отделен от штата Нью-Джерси рекой Гудзон.

(обратно)

5

Город Нью-Йорк лежит на стыке трех штатов: Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут.

(обратно)

6

Имеется в виду Атлантический океан. – Прим. пер.

(обратно)

7

Одна из разновидностей китайской гимнастики.

(обратно)

8

Нью-йоркская баскетбольная команда.

(обратно)

9

Спокойной ночи, Пабло (исп.).

(обратно)

10

Спокойной ночи, Вивьен (франц.).

(обратно)

11

Fox – лиса (англ.).

(обратно)

12

Хранилище золотого запаса США.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте