«Дилижансом, дирижаблем»

Дилижансом, дирижаблем (fb2) - Дилижансом, дирижаблем 2394K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Олег Иосифович Говда

Степан Кулик ДИЛИЖАНСОМ, ДИРИЖАБЛЕМ

ПРОЛОГ

Четыре пятилинейные керосиновые лампы давали достаточно света, чтобы отлично видеть каждое движение пальцев банкомета. Игра набирала обороты и каждый из сидящих за столом мужчин, внимательно следил за руками сдающего карты. Несмотря на то, что шулеров презирают в обществе, а под горячую руку могут и прибить до смерти, – желающих поживиться на чужом азарте меньше не становится. Не помог даже высочайший указ, изданный еще дедом ныне здравствующего государя императора, коим шулера приравнивались к конокрадам и приговаривались к пяти годам арестантских рот, независимо от чинов и звания.

Сегодня карта шла Родиону, как никогда. Но зная, что судьба создание ветреное, он не рисковал. Понтировал по минимуму, а если поднимал ставки, то на два-три рубля не больше. От предложения принять банк твердо отказывался, и кучка ассигнаций рядом с ним пусть медленно, но неуклонно росла.

К картам, как, впрочем, и всем остальным азартным играм, Родион был равнодушен с отрочества. А точнее, с тринадцати лет, когда отец застал его с гувернером за штосом. Гувернер, понятное дело, был немедля выдворен из имения с «волчьим билетом», а юный Родион, после вразумительной беседы, неделю спал на животе. И пока заживали на «западном полушарии» следы отцовского внушения, как-то само собой прошло и желание метать банк.

Но, когда в корне изменяются одни жизненные устои, то и остальные принципы надолго сохранить не получается. Да и чего уж теперь? Сняв голову, по волосам не плачут. И если взялся деньгу заколачивать, то и способами перебирать нечего. Каждый хорош. Лишь бы побольше и побыстрее.

– Господа! – провозгласил капитан Шлычков, поднимаясь из-за стола. – А не испить ли нам кофию… по-турецки? Для просветления разума?

Странное надо заметить предложение для игорного дома. Где залог процветания как раз зиждется на затуманивании сознания клиентов. И тем не менее, предложение капитана встретило неожиданную поддержку всех присутствующих. Даже банкомета… Которому, уж точно, ни к чему была повышенное внимание понтеров.

– Пойдем, дружище… Проветримся. Коней привяжем… – пьяно хохотнул Шлычков, фамильярно обнимая Родиона за плечи. Пахло от него водкой, но почему он казался пьянее, если они приехали сюда вместе?

Родион с легкой брезгливостью попытался освободиться от объятий чересчур навязчивого знакомца, но тот не отставал.

– Ну, чего вы, поручик? Пойдемте… Я должен тебе кое-что сообщить по секрету…

В этот момент рука Шлычкова неловко скользнула по обшлаге сюртука и вытащила из нагрудного кармана жилетки Родиона носовой платок…, из которого вывалилась игральная карта.

Поручик Зеленин мог бы поклясться на Библии, что впервые видит и этот платок, и эту карту, но объясниться ему не позволили.

– Да вы, батенька, шулер! – тонким фальцетом завопил банкомет, широким жестом указывая на довольно пухленькую стопку выигранных ассигнаций. – То-то я заметил, что вам необыкновенно везет!

– Бей шулера! – хриплым басом заорал кто-то сзади, свет существенно померк, как будто выключили не меньше половины ламп, и на Родиона навалилось сразу несколько игроков. Большей частью хватали за руки и плечи, но при этом и горло стиснули. Не сильно. Дышать не мешало, а вот общению препятствовало решительно.

– Стойте! Это какой-то бред! – общий гам перекрыл голос артиллерийского капитана. В этот раз на удивление трезвый. – Я давно знаю господина Зеленина и могу за него поручиться! Он служил в гвардейском полку. Поручиком…

Хватка чужих рук ослабла, но полностью Родиона так и не отпустили. Как и горло. И тот час еще один голос вполне резонно заметил.

– Капитан, вы сказали: служил? Или мне послышалось?

– Нет, не послышалось. Господин Зеленин оставил службу и теперь подвизается в торговле. Он представитель торгового дома «Кукин и сыновья».

– Знаем мы таких представителей. Зовите полицейского урядника. Пусть спровадит голубчика куда следует. Был офицером, так пущай теперь в арестантах походит.

– Помилосердствуйте, господа! – Шлычков старался, как заправский адвокат. – Может, молодой человек, впервые оступился? А мы ему всю жизнь исковеркаем! Нельзя же так сразу. Не по-людски.

После этих слов в комнате воцарилась тишина и только спустя пару минут, тот самый голос, что требовал позвать урядника, неуверенно спросил:

– А что вы предлагаете, капитан?

– Ну… Я думаю… Он же не с пустыми руками торговать приехал… Пусть выплатит обществу компенсацию… за испорченный вечер. Заодно и наука будет. На будущее. Если когда-нибудь снова мухлевать вздумает.

– Гм… Дельное предложение, – согласился кто-то. – Вы как считаете, господа? Помилуем, юношу? Не будем ему жизнь усложнять? А то ведь и нам придется объяснять в полиции, чем мы тут занимались. Сами знаете, азартные игры хоть и не запрещены законом, но негласно не поощряются. И если в личном деле появится пометка «игрок», прощай карьера.

Нестройный хор произнес нечто обозначающее общее согласие и только после этого рука, сжимающая Родиону горло, исчезла. Как и все остальные руки. Зато место возле уха занял капитан Шлычков.

– Родион Евлампиевич, голубчик! – зашептал он жарко. – Не теряйте времени! Пока они не спохватились, напишите на мое имя долговую расписку и уходите. Клянусь честью, я потом верну вам все до копейки.

– Да, да… – пробормотал Родион. – Конечно… Мне нужна бумага, ручка и… свет. Больше света. Лампу… Дайте мне лампу, а то я что-то совсем ничего не вижу. И окно откройте… Пожалуйста. Совершенно нечем дышать.

– Конечно, голубчик… Конечно.

Тихо переговариваясь, игроки разошлись под стены, чтобы не заступать свет. Кто-то даже вышел из комнаты. Но, тем не менее, дорога до двери была слишком длинная. Только теперь Родион понял, почему его сразу усадили на красное место. Как желанного гостя.

– Десяти тысяч хватит? – чуть дрожащим голосом спросил он громко. – Клянусь, господа, у меня больше ничего нет.

По меркам уездного городка это была огромная сумма. Сравнимая с общим годовым окладом всех здесь присутствующих. Если только среди них не было земского исправника. Так что желаемого эффекта Родион добился. Теперь все присутствующие смотрели не на него, а довольно перемигивались друг с другом.

Молодой мужчина выждал пару секунд, давая мошенникам насладится победой, а потом медленно потащил лампу ближе к себе. Словно, ему все еще не хватало света. А как только его рука удобно ухватила керосинку за ножку, он резко рванул ее к себе и, не останавливая движения, заехал лампой по физиономии артиллеристу Шлычкову. Стекло со звоном разбилось, а капитан завопил от неожиданной боли и схватился руками за окровавленное лицо.

Не обращая на него внимания, Родион вскочил на ноги, швырнул керосинку в сторону остальных игроков. Толкнул следом стол, а потом развернулся и ласточкой сиганул в окно. Чему-чему, а преодолению штурмовой полосы в кадетском корпусе будущих офицеров обучать умели.

Сгруппировался, перекувыркнулся через голову и вскочил на ноги. В доме еще только начинали оживать и первым делом заорали: «Пожар! Горим!».

Не теряя времени и не дожидаясь погони, Родион запрыгнул в свой паромобиль, нажал педаль экстренного старта и, не дожидаясь, пока раскочегарится давление в основном двигателе, выжал сцепление. «Вольга» недовольно заурчал, но подчинился произволу и покатился прочь, с каждой секундой прибавляя в скорости…

* * *

Огромная вывеска над парадным старинного трехэтажного здания, с истинно купеческим размахом, но без новомодных цветных излишеств, строго извещала фланирующую по Невскому проспекту праздную публику, что здесь расположен не какой-нибудь кабак или, прости Господи, варьете, а солидное заведение – «Торговый дом «Кукин и сыновья» Поставщик Двора Его Императорского Величества».

Вторая, неброская и аккуратная табличка, привинченная к створке резной дубовой двери, ненавязчиво уточняла: «Контора». Все чинно и благородно.

Молодой человек, подтянутый, с бросающейся в глаза военной выправкой, пропустил неторопливо сопящий бело-голубой паромобиль с эмблемой «Руссо-Балта» на капоте, перешел через улицу, остановился перед входом в здание и слегка поморщился. Увы, как бы купечество не тужилось, а до аристократической утонченности и чувства меры им все так же далековато. Нет-нет, да и высунет рожу кичливая мошна. Вот зачем было делать накладные литеры позолоченными, а то и вовсе из чистого золота? Ну, ладно – с вывеской, куда ни шло, но дверную ручку уж точно исключительно ради форсу… Дабы в очередной раз показать, что у купцов денег куры не клюют?

Или таким нехитрым способом они пытаются добрать весу и значимости, если не в обществе, то хотя бы в собственных глазах?

Только зряшная это затея. Никогда купеческое сословие не поднимется выше дворянства. Ибо нет большей чести, чем служба Императору и Отечеству.

Под влиянием таких рассуждений, молодой человек расправил плечи и высокомерно вскинул подбородок, но вспомнил, зачем пожаловал, тотчас потускнел взглядом и слегка ссутулился. Увы, действительность сурова и бывает несправедлива даже к отпрыскам самых благородных кровей.

Молодой человек протянулся к ручке, но тотчас раздалось тихое шипение стравливаемого воздуха, и створка неторопливо убралась в стену. Словно входная дверь вела не в партикулярное здание, а как минимум в боевую рубку крейсера. Или прямо в банковское хранилище… М-да. Что-что, а пыль в глаза пускать торговые люди всегда умели. Без этого ни купить, ни продать… с прибытком.

Сделав каменное лицо, молодой человек небрежным кивком поблагодарил швейцара и неторопливо вошел внутрь. Контора торгового дома встретила его просторным вестибюлем, примерно треть которого была отгорожена невысокой стойкой гардероба.

– Добрый день, сударь. К кому изволите-с? – тут же бросился к посетителю ливрейный слуга, с готовностью принимая шляпу и трость.

– Викентий Павлович у себя?

– Простите, с кем имею честь? – второй клерк, не выходя из-за стойки, изобразил угодливую улыбку, но при этом охватил фигуру посетителя цепким взглядом штатного филера. А вездесущий гардеробщик тут же возник рядом, протягивая поднос для визиток.

Это вызвало заминку и легкий румянец на щеках у молодого человека. Но он быстро нашелся и, похлопав себя по карманам, с некоторой растерянностью в голосе произнес:

– Чертов Васька! Камердинер не переложил визитки из другого сюртука…

А сам при этом раздраженно подумал: «Как же я это опростоволосился так? Конфуз, однако! Перед прислугой оправдываюсь!»

– Бывает-с, – немедля согласился клерк. – С расторопными людьми нынче трудно. Да-с. Ленив, народец. Все больше в науки да на службу норовят-с. А карлики для дома туповаты. Если только садовником или конюхом… Как прикажете о себе доложить, барин?

– Родион Евлампиевич Зеленин.

Клерк сверился со списком, кивнул и нажал какой-то рычаг на стене, скорее всего от сигнального колокольчика. Потом снова изобразил поклон в сторону посетителя.

– Одну минуту, сударь. За вами спуститься секретарь его сиятельства.

Похоже, в торговом доме «Кукин и сыновья» свято чтили пословицу «Время – деньги», и все служащие передвигались тут бегом. Не прошло и минуты, как раздалось уже знакомое шипение пневматики, и одна из стенных панелей отодвинулась, открывая кабинку подъемника.

Оттуда в вестибюль шагнуло стройное, миловидное, белокурое создание в строгом деловом платье и, сияя самой искренней улыбкой, пропело:

– Господин Зеленин? Прошу за мной.

«Ого, уж не виларку ли ухитрился купец нанять себе в кофе-леди для пущей важности? – мысленно присвистнул Родион. – Обычно их девушки брезгуют такой работой, но если подсунуть красотке контракт на исполнение роли секретарши, то вполне может и прокатить. Особенно, если поискать «артистку» в отдаленных Домах» и помоложе, еще не разбирающуюся в тонкостях человеческих законов и каверз.

С некоторой толикой раздражения Родион Евлампиевич настроился, что его опять передадут в руки очередного секретаря, и церемония допуска продолжится, но на этом все закончилось. Возможно, учитывая высокую протекцию, его пропустили по более короткому пути, а может, купцы действительно умели ценить время. В том числе и чужое. Так что помимо обязательной процедуры, лишней волокитой не увлекались.

Секретарша, простучала каблучками по холлу приемной, открыла обитую белой замшей дверь и привычно улыбнулась:

– Вас ожидают.

Кабинет главы торгового дома вполне соответствовал его хозяину. И габаритами, и оформлением. Такой же огромный и напыщенный. За спиной у Викентия Павловича всю стену занимал ростовой портрет Государя Императора Александра IV. Справа, в простенке между окнами огромная литография, запечатлевшая момент вручения награды Великим Князем одному из основателей торгового дома. А всю левую стену занимала карта Обжитого мира Восточного полушария, искусно сфокусированная на землях Российской Короны и соседствующих странах. Карта утыкана множеством разноцветных флажков. В основном по территории Империи. Но несколько желтых отметок также были воткнуты и в кружки, обозначающие столицы сопредельных государств.

На бюро какие-то папки, документы, шикарный письменный прибор и несколько приемников для пневмопочты. Один – помеченный императорским орлом – почему-то был повернут вензелем к посетителю. Наверное, чтобы каждый сразу понимал, куда пришел. Хозяин кабинета напрямую с Самим общается! Впрочем, уловка, рассчитанная на иностранцев и провинциалов. Двуглавая птица серебряная. Стало быть, связь не с императором, а всего лишь с секретариатом.

– Господин коммерческий советник.

– Здравствуйте, Родион Евлампиевич… Оставим церемонии для торжеств.

Купец, демонстрируя вежливость, приподнялся с кресла. Тучный и массивный, как медведь. Для полноты облика не хватало окладистой бороды и массивной золотой цепи к карманному хронометру. Но, ныне здравствующий Император не одобрял этой, как он соизволил заметить «замшелости», и каждый верноподданный, особенно из тех, что хотели быть принятыми при дворе, поторопились избавиться от лишней растительности.

– Обо всем, что мне следует знать о вас… – Викентий Павлович, как бы невзначай мазнул взглядом по нескольким папкам, лежащим перед ним, – я уже осведомлен. Вы… надеюсь, тоже понимаете куда пришли. Да и хлопотали о вас такие персоны, что можно обойтись без лишних слов.

«Да уж, – мысленно согласился с негоциантом Родион. – В этом деле матушке нет равных. Всех, до кого только смогла дотянуться, подключила. А связи у бывшей фрейлины Великой Княгини весьма обширные».

– Присаживайтесь.

– Благодарю…

Викентий Павлович выждал, давая посетителю время занять место за столом, опустился в кресло сам и продолжил.

– Итак, вы изъявили желание стать полномочным представителем торгового дома «Кукин и сыновья»?

«Проще говоря, коммивояжером», – саркастично подумал Родион, но в ответ всего лишь кивнул.

Решение уйти со службы, далось ему с огромным трудом. Но что поделать. Длительное и дорогое лечение батюшки окончательно подорвало и без того скромные накопления их семьи. А прозябающий в нищете гвардейский поручик, зрелище куда более жалостное и унизительное, чем торговый агент. К тому же, смена профессии, позволяла не закладывать родовое имение и хоть как-то обеспечить младших сестер.

Правда, был еще один вариант – перевестись в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, с присвоением очередного звания и соответствующим окладом. А если принять назначение в какую-то Тмутаракань, то и с перспективой шагнуть через ступень в табеле о рангах. Заманчиво, если бы не одно «но». Вакансия была только в шестую экспедицию. Ту самую, которую в гвардии, разумеется за глаза, именовали «ловцами привидений». Но прежде чем вступить в должность предстояло пройти годовое обучение на каких-то «спецкурсах». На всем довольствии, но без сохранения жалования. Что никоим образом не способствовало повышению благосостояния. Так что, как не верти – а дорога одна. В приказчики…

– Мне нравится ваша немногословность, – так и не дождавшись другого ответа, снова заговорил хозяин кабинета. – Поэтому тоже буду краток. Итак, Родион Евлампиевич, процедура зачисления в штат новых сотрудников неизменна и проверена временем. Причем, одинакова для всех, будь то хоть клиент самого Императора. Сейчас мы выберем одну из отдаленных губерний, в освоении которой заинтересован торговый дом «Кукин и сыновья». После чего вы получите соответствующие бумаги, в банке на ваше имя откроют кредит… ммм, скажем, на пять тысяч… и все. Ваша дальнейшая задача, сударь, предельно проста: выехать в провинцию и там удвоить полученный капитал. Как только вы справитесь с этим – испытательный срок закончится. А от скорости и качества проделанной работы будет зависеть место, которое вы займете в нашей компании. Надеюсь, понятно?

– Предельно.

– Вот и отлично, – потер ладони купец. – Позволю себе один напутственный совет. Помните, что умение продавать ценится выше, чем умение покупать. Пусть и задешево… И еще, Торговый дом «Кукин и сыновья» весьма приветствует привлечение агентами собственных денежных средств. Для снижения риска и как подтверждение серьезного отношения к делу. И чем больше сумма, тем лучше это характеризует соискателя.

* * *

Для прохождения испытательного срока новоиспеченный коммивояжер выбрал самую захолустную из всех возможных в Российской Империи – Бессарабскую губернию. Во всяком случае, скорее всего, именно так решил глава торгового дома «Кукин и сыновья», потому что совершенно неожиданно расщедрился и выделил Родиону новенького «Вольгу». А, может, просто понимал, что без личного транспорта, там не то что за год, за всю жизнь не удвоить стартовый капитал. Ну а выбор паромобиля объяснялся тем, что любая другая марка попросту не сдюжит в жарких южных степях. И ремонтировать его там тоже негде и некому.

В том, что глава торгового дома знает толк в торговле, Родион убедился сразу. Как только прошелся по магазинам Оргеева. Первого уездного городка Бессарабской губернии, который попался ему по дороге из Петербурга в Кишинев.

Товаров, в том понимании, какое в него вкладывают жители столицы, здесь не было вообще. Конечно, кроме привезенных сюда из европейской части страны. Но не закупать же их здесь втридорога и везти обратно… А то, что производилось на месте, не прошло бы сертификацию даже в виде полуфабрикатов или сырья. Единственный интерес могла представлять контрабанда из Халифата. Шелка, благовония, специи и прочие, традиционные дары Востока…

Но, бывшему офицеру претило заняться скупкой контрабанды. Как-то уж слишком это занятие попахивало изменой. Особенно, если ты не так давно приносил присягу на верность Императору и целовал на плацу саблю.

В общем, поселившись в единственной гостинице города, Родион Евлампиевич, пребывал в унынии и расстройстве чувств ровно полдня. Пока не отправился на традиционный субботний ужин у здешнего Предводителя дворянства. Который он, как полномочный представитель торгового дома, был обязан почтить своим присутствием.

Конечно же, местечковые посиделки не шли ни в какое сравнение со столичными балами, но один приятный и полезный фант, начинающему коммивояжеру фортуна все же подкинула. В лице знакомого по Петербургу артиллерийского капитана Шлычкова.

Знакомство их было шапочное. Представлены друг другу у кого-то и не более. Но, как говорится, на чужбине и раввин с попом обнимаются.

Почему и как капитан попал из столицы в Бессарабию, Шлычков распространяться не стал. Да и Родион не углублялся в перипетии собственной судьбы.

Упомянул только, что прибыл по торговым делам. Но, поймав восхищенный взгляд премиленькой девицы, неожиданно для самого себя, излишне громко прибавил, что является полномочным представителем торгового дома «Кукин и сыновья».

Впрочем, мог и промолчать. Шикарный по здешним меркам, модного фасона костюм и новенький «Вольга» только что сошедший с конвейера концерна «Руссо-Балта», рядом с которым «москвич» губернатора смотрелся как старый шарабан, говорили сами за себя. Причем настолько красноречиво, что парочка упитанных индивидуумов с неизменными цепочками от хронометров в кармане жилетки, уже пытались завладеть его вниманием. Но, капитан проявил настойчивость и, на правах давнего знакомого, увел Родиона на балкон.

Там они покурили, опрокинули пару рюмок «зубровки», вспомнили общих знакомых. Похохотали над давно забытой историей, случившейся с одним драгунским премьер-майором и женой булочника. Здесь, в глуши, это оказалось почему-то особенно смешно и доставило несколько приятных минут. А там, как-то само собой, разговор коснулся карт.

Сейчас Родион уже не вспомнит, кто именно затронул эту тему. Скорее всего, слегка подвыпивший капитан разоткровенничался и посетовал на провинциальную скуку. На то, что если бы не вот такие, пусть самые примитивные выходы в свет, да не возможность метнуть банк, так и вовсе хоть волком вой. А потом, предложил, не откладывая удовольствие в долгий ящик, сменить дислокацию и переместиться в одно приятное местечко. Где наливают щедрее, девицы не так жеманны, а главное – там играют. И некоторым счастливчикам удавалось поднимать за вечер по несколько тысяч. Так что если Родион готов отправиться в путь немедля, то капитан согласен стать его Вергилием.

На вопрос: куда именно? Шлычков ответил, что недалече… в Аккерман. И грустно посетовал, что, здесь, в Бессарабии все рядом. Не то, что на Российских просторах.

Слегка затуманенный алкоголем рассудок не спросил у Родиона, кто же в такой глуши может позволить себе спускать подобные суммы? Причем, позволяя счастливчику свободно уйти с выигрышем. Важно было другое – если повезет, то он уже сегодня сможет получить прибыль. А потом, на шальные деньги, можно скупать все что угодно у самого себя и перепродавать по любой цене. Указывая в документах существенную выручку. В конце концов, его же направили удвоить капитал, а не устанавливать долгосрочное партнерство… Вот он и покажет результат. А по-настоящему займется делами, когда выберется из этой дыры.

В общем, они чинно откланялись, объяснив хозяину поспешный уход срочными торговыми делами, и вскоре неслись куда-то на юг, по пустынной и ровной, как стол дороге. Такой же ровной и пустынной, как степь вокруг. А если что и не так, то в свете фар, полосующих ночь, этого не было видно.

Мощному паромобилю, не сдерживаемому ничем, кроме собственных возможностей, хватило нескольких часов, чтобы покрыть расстояние между Кишиневом и уездом. Потом, еще каких-то полчаса они колесили по спящему городку, в темноте промахнув нужный поворот и зачем-то свернув к крепости. Но, даже в стельку пьяные, офицеры умеют ориентироваться на местности получше любого штатского. Так что вскоре они разобрались с хитросплетением улиц и оказались в нужном доме. Почему-то извещающем вывеской над дверью, что здесь расположена «Парикмахерская». Впрочем, несмотря на вывеску, никакого брадобрея там не обнаружилось, а вот хозяйка оказалась весьма мила, гостеприимна и радушна. Даже с избытком…

А потом была игра… и неожиданный финал, столь многообещающе начинавшегося вечера.

* * *

Родион гнал «Вольгу» не жалея пара. Шкала измерителя давления давно покинула зеленый сектор и опасно передвигалась по желтому в сторону красной засветки. Соответственно, паромобиль сейчас покрывал не менее восьмидесяти верст в час. Но беглецу и этой ошеломительной скорости казалось мало. Он ежесекундно поглядывал в зеркала заднего вида, ожидая, что в любой момент там блеснут огни погони.

«Господи! Воистину, если хочешь покарать, то отнимаешь у человека разум!»

Бросив очередной взгляд за спину, Родион даже засмеялся негромко.

Конечно же, никакой погони не было и быть не могло. По одной простой причине. Во всей Бессарабской губернии не нашлось бы самобеглой коляски, способной настигнуть паромобиль класса «Вольга». Кроме пары-тройки полицейских «рысей», естественно. Так они все в главной управе, в Кишиневе. А в этом, богом забытом захолустье, наверняка до сих пор только на лошадях передвигаются.

Вместе с этой, весьма успокоительной мыслью, беглеца прошиб холодный пот от следующей догадки, и он стал вертеть головой, стараясь осмотреть небо.

«Аэроплан! Они же могут выслать за мной аэроплан!.. Тьфу, ты! Опять за рупь за восемь… Какой к ядреной фене аэроплан? Пора, батенька, забывать столичные привычки!»

В этот момент, выхваченная из ночной тьмы лучами фар, через дорогу промелькнула какая-то тень, и Родион нажал на тормоз…

«Вольга» недовольно засопел, стравливая пар через систему экстренного торможения, и покатился медленнее.

Родион некоторое время растерянно глядел то вперед, то на индикатор шкалы давления, медленно возвращающийся в зеленый сектор.

«Эка, меня проняло-то… Так и угробиться недолго…»

Но тревога не утихала. Родион опустил боковое стекло и высунул голову наружу. В небе ничего не жужжало и не гудело, аж до самого горизонта. Кстати, уже розовеющего на восходе.

И все же судьба беглеца незавидна, как у зайца. Только-только притаишься, как шелохнется что-то неподалеку и сердце опять прыг в пятки. А там заколотится, забьется, пытаясь разогнать по телу стылую кровь.

Родион вздрогнул и почувствовал, как вдоль хребта побежала ледяная струйка пота, когда с обочины, наперерез паромобилю шагнул человек в белом мундире патрульно-постовой службы, требовательно взмахнув жезлом.

«Вот и все… Приехали… Никто за мной не гнался. Отсемафорили в соседние города и выслали патруль навстречу… – подумал Родион, с некоторой толикой уважения к полиции. Ведь их чаще ругают, чем хвалят. А они, вона, умеют работать… В шулерстве меня вряд ли обвинят, у самих рыльце в пушку, а в умышленном поджоге – запросто».

Усугублять свое положение дальнейшим бегством не имело смысла. Уж если один раз нашли, то и второго не миновать. Да и не улыбалась потомственному дворянину жизнь беглого… изгоя.

«Что ж, видимо, от судьбы не уйти, но и молить о снисхождении офицеру не пристало. Честь дороже!» – подумал Родион и решительно кинул руку к бедру.

Увы. Там не оказалось не только револьвера, но даже кобуры, полагающейся к повседневному ношению.

Родион мотнул головой и зло рассмеялся.

– О чем это вы, голубчик? Какая честь? Вы соизволили ее вместе с мундиром в шкаф повесить. А для купеческого сословия это непозволительная роскошь. Вам, теперь, свое достоинство предписано в суде защищать… Через стряпчих и адвокатов-с…

И только сейчас обратил внимание, что остановил его не урядник и даже не десятник, а всего лишь низший полицейский чин. Чего никак не могло быть, если бы проводилось задержание.

А полицейский тем временем обошел паромобиль со стороны водительского сидения и вежливо взял под козырек.

– Доброй ночи, сударь. Куда изволите вояжировать?

– А в чем, собственно дело, любезный? Какова причина остановки?

Видимо в голосе и манере общения Родиона прозвучало что-то знакомое для полицейского, потому что он тут же подобрался и отчеканил:

– Виноват, вашбродь. Дорожное покрытие там… это… размыло. Гроза, вчерась, пронеслась. Не гроза, а чистое светопреставление. Прости Господи, – патрульный размашисто перекрестился. Вот я это… и поставлен… чтобы предупреждать и объездные пути указывать.

– Знак, что ли, выставить нельзя было? – проворчал Родион, чувствуя, как нервное перевозбуждение отзывается дрожью в пальцах.

– А как же, – с готовностью подтвердил полицейский. – Всенепременно выставили. Как положено. Дык, кто у нас, ваше благородие, ночью, на знаки смотрит-то? Вот вы, к примеру, небось, тоже не заметили…

Крыть было нечем. Ибо, таки не то, что не заметил – в упор не видел.

– Спасибо, братец… – Родион протянул полицейскому купюру. Одну из тех, которые он все же успел прихватить, прежде чем опрокинуть стол. – Благодарю за службу.

– Премного благодарен, ваше высокоблагородие… – ассигнация вместо привычной монетки моментально подняла ранг водителя в глазах постового. – Если позволите… совет.

– Говори, братец. Как знать, может, ты мне только что жизнь спас.

– Вы на большак не торопитесь. Там тоже ремонтные работы идут. И до обеда, вряд ли управятся. Зачем вам на обочине жариться? Туточки, версты через две… по левую сторону грейдер будет. Вы по нему езжайте. Дорога хоть грунтовая, но хорошая… Впрочем, – прибавил уважительно. – Для «Вольги» бездорожья нет. У-у, зверюга… Аккурат к морю и выедете. Освежитесь, вздремнете пару часиков… А то я вижу, вы весь бледный, аки… – и осознав, что проявляет бестактность, быстро поправился. – Видать, издалека, путь держите?

– Это ты, братец, верно подметил… – отрекаться от столичного происхождения смысла не было. Патрульный не мог не видеть номерных знаков. А все прочее, фигура речи. – Спасибо за совет. Непременно воспользуюсь.

– Счастливого пути, ваше высокоблагородие… – полицейский посторонился и приложил руку к фуражке.

Провожая взглядом удаляющиеся задние огни паромобиля, Сильвестр Петрович любовно оглаживал пальцами купюру и думал о том, что не врал сват, когда рассказывал, что в столице дворяне прислуге на чай меньше двугривенного не дают, а то и вовсе полтинник. Не то, что здешние скопидомы, готовые удавиться за пятиалтынную монетку.

* * *

Солнце еще только взошло, но уже дышало сухим жаром. Словно не по небу скользило, а с немалым трудом взбиралось наверх по обрывистой круче буерака. И степь, встретив ранний рассвет радостным перезвоном жаворонков, опять притаилась и умолкла, в предчувствии надвигающегося зноя…

Тишина, словно уши ватой забитые. Только редкое почмыхивание двигателя, стравливающего избыток пара, шуршание шин и легкий шумок от лопастей вентилятора.

Создатели «Вольги» намеренно отказались от установки независимого контроля за температурным режимом в салоне, считая, что их паромобиль, хоть и престижного класса, но – все-таки внедорожник. А суровым господам, выбирающим именно эту марку самоходных карет, не пристало нежить седалище на сидении с подогревом или охлаждением.

Вот уж, воистину, суровым… Родион который раз бросил взгляд в зеркало заднего вида и нервически хохотнул.

– Эх, учили папенька ума-разума, да видать не доучили. Мало каши всыпали. А надо было прибавить. Чтобы на всю жизнь сукин кот запомнил… И чтобы всем своим потомкам до третьего колена заказывал в карты играть. Вот, кой черт дернул меня связаться с этим прохвостом, Шлыковым? И что теперь делать?

Вопрос прозвучал, а с ответом никто не торопился. Ибо некому было давать советы…

– Вот, вот… – продолжил шпынять себя Родион. – Хватило ума вляпаться в дерьмо, сумей и очиститься.

Кто знает, сколько еще нелицеприятных высказываний в собственный адрес произнес бы он в припадке праведного самобичевания, если бы пейзаж в лобовом стекле не изменился.

Сперва, Родион даже не обратил внимания на это. Просто казалось, что это небосвод отвоевал себе у степи полоску чуть ниже горизонта. Но «Вольга» не стоял на месте, и с каждой покоренной верстой, полоса становилась шире, – и уже было заметно, что она гораздо темнее небесной лазури.

Море! Объездная дорога, указанная полицейским из дорожного надзора, действительно вывела его к морю. А разве может быть что-то милее сердцу человека, всю свою жизнь засыпающего под шум прибоя и с ним же встречающего новый день? И пусть это другое море, но оно тоже соленое, и над его волнами так же жалобно кричат чайки.

Остановив паромобиль, затянув ручник и перекрыв до минимума подачу воздуха в камеру сгорания, Родион выскочил наружу и со всех ног бросился к воде…

Тут его ожидало небольшое разочарование. Море плескалось буквально на расстоянии протянутой руки… Но, десятью метрами ниже. Под кручей. А сверху открывался вид на весьма негостеприимные утесы, образовавшиеся после обвала и оползня…

Впрочем, берег казался неприступным только на первый взгляд. На самом деле был достаточно пологим и – если не торопиться и глядеть под ноги – вполне реально спуститься к воде без происшествий. Используя вместо ступенек множественные промоины и надолбы. Что бывший поручик тут же весьма ловко и проделал.

Неожиданно, внизу, обнаружился небольшой грот, невидимый сверху, а перед ним среди россыпи гальки и камней – клочок хорошего, песчаного пляжа. Родион разделся, аккуратно положил одежду на большой, гладкий валун внутри грота и пошел к воде…

Да, это тоже было море. Его запах не спутать ни с одним пресным водоемом, каким бы огромным тот не был. Но и разница ощущалась.

Уроженцу Санкт-петербургской губернии седая Балтика напоминала большого, свирепого пса. Считающегося с желаниями хозяина, но никогда не дающего человеку расслабиться. Хочешь повелевать, сумей в любой момент подтвердить свое главенство. Тогда как Черное море, скорее всего, походило на тигренка. Ласково мурлычущего на твоих коленях, обдающего теплым дыханием и всегда готового поиграть, отодвинуть хоть на время печали и заботы… Но и не забывающего, время от времени напоминать о своей звериной сущности.

– О-го-го! Море! Здравствуй! – завопил Родион и плюхнулся в воду. Теплую, как нагретая няней купель.

Он долго плавал, нырял, доставая со дна мидии. Пытался поймать краба, но те в своей стихии были расторопнее человека. Потом лег на спину и лежал, раскинув руки, наслаждаясь размеренным плеском волн и навеваемым им покоем. И только когда почувствовал, что вполне способен уснуть, нехотя выбрался на берег. Не вставая, на четвереньках преодолел полосу прибоя и ничком рухнул в нагретый песок.

«Боже, как хорошо! Ну, почему люди всегда сами усложняют себе жизнь?… Зачем нужна вся эта кутерьма? Бесконечная погоня за славой, чинами, деньгами? Ведь мир так просто и славно устроен Господом. Только живи и наслаждайся…»

Его мысли прервало урчание в животе, некстати напомнившее, что человек – существо плотское и, увы, требующее не только покоя, но и пищи. Которую, в отличие от времен первобытных, приходиться покупать. А вслед за этим мысли свернули на деньги и то, что случилось намедни.

«М-да… Нехорошо получилось… – Родион хмыкнул и саркастически продолжил размышлять. – Себя-то, зачем обманывать? Нехорошо… Ужасно! Позор! Катастрофа… Даже если пожар не случился, такой кавардак замять по-тихому невозможно. Полиция в любом случае наведается и начнет расспрашивать. А при таком количестве фигурантов, кто-нибудь хоть словечком, да обмолвится о том, что случилось на самом деле. Дальнейшее зависит от урядника. Но рассчитывать на то, что он не проявит заинтересованность, глупо. Как раз за раскрытие странных случаев им и выплачивают премии в Третьей канцелярии».

Родион вздохнул и перевернулся на спину. Обгореть на южном солнце дело не хитрое. А ему только этого для полноты счастья и не хватало.

«В общем, как ни крути, а мое участие будет обнаружено вне всякого сомнения. А там и обвинение в шулерстве всплывет. Бездоказательное, но когда это хоть кого-то волновало? Слухи плодятся мгновенно. И тем быстрее, чем ты усерднее пытаешься их опровергать. Заработать такое клеймо раз плюнуть. Отмыться – почти невозможно. Собственно, на этом и строился расчет незадачливых шантажистов. Что человек из общества скорее откупится, чем рискнет репутацией. И, будь у Родиона свои деньги, он, безусловно, так бы и поступил. Но повесить на себя еще и растрату – увольте. Перебор…».

Родион завозился и снова улегся ничком. Хотелось пить, но вставать и карабкаться наверх, к машине было лень.

«И все же, с купеческой карьерой, как и военной, считай, покончено… «Он шубу украл, или у него украли, не важно. Но дыма без огня не бывает – значит, человек ненадежный». Хоть жизнью Императора присягни, никто в здравом уме не подпустит игрока к деньгам. Короче, куда не кинь – везде клин. Так, может, мне действительно, в жандармы прошение подать? Исчезну на год. А потом переведусь куда-то в Тмутаракань. Со временем – история забудется и можно будет снова в столице появиться… Да и репутация у Особой экспедиции такая, что любой позор смоет. Потому что, если уж принят кто на службу в Личную канцелярию Его Императорского Величества – значит, человек достойный, доверия заслуживающий…»

Глубоко задумавшись над такой перспективой, Родион и не заметил, как задремал.

Снилось ему родное имение, июньский сенокос… Потом, все вместе, и мужики, и бабы бежали к пруду и весело плескались в теплой воде, смывая пот и пыль… И хоть русалок в тех краях не видали исстари, дед Харитон внимательно вглядывался в глубь плеса с берега. На склоне лет он мог избу перед носом не разглядеть, зато человека узнавал в лицо за три версты.

Барчуки купались отдельно от остальных, в специальной запруде. Ее соорудили на мелководье для карликов, но те не слишком жаловали водоемы, предпочитая умываться в ручье. Объясняя это тем, что бегущая вода, в отличие от стоялой, никогда не навредит. Поэтому запрудой в основном пользовались младшие сестрички Родиона. Там они и плескались под его приглядом. Повизгивая от удовольствия… И вдруг – пропали. Обе одновременно! Родион бросился к пруду, но девочек, несмотря на то, что воды было по колени, не увидел. И, вдруг, заметил глядящие из-под воды глаза. Умоляющие… А потом и голос услышал: «Помоги мне… человек… помоги…»

Родион рывком вскочил на ноги и, прогоняя наваждение, затряс головой. Надо ж такому ужасу присниться. Точно перегрелся…

Но тот же самый детский голос снова раздался в его сознании:

– Помоги!

Родион вздрогнул от реальности ощущения. Он даже мог бы поклясться, что заметил место, откуда донесся зов. Вон там, метрах в семи от берега, рядом с тремя, покрытыми водорослями, валунами.

– Бред… Окунусь и в тень…

Родион подошел к воде, сполоснул лицо.

– Нет, достаточно приключений. Надо перебираться в соседнюю губернию, пока здешняя полиция меня не хватилась. Снять номер в гостинице, девочку пригласить… Расслабиться и… как следует выспаться. А то зеленых чертиков можно дождаться.

И все же что-то не позволяло ему просто развернуться и уйти. Не принято среди военных и тем более, гвардейцев, оставлять без внимания призыв о помощи. От кого бы он ни происходил. Даже, если он только чудится.

Родион чертыхнулся, быстро окунулся, окончательно смывая сонливость, и побрел в намеченном направлении, внимательно вглядываясь в толщу воды. К счастью, тут была небольшая отмель, и глубина держалась примерно на уровне живота. А море – достаточно прозрачно.

Каково же было его изумление, когда именно возле трех валунов, Зеленин разглядел на дне странный, продолговатый сверток. Немного расплывчатый из-за оплетающих его водорослей, но размерами и формой наводящий на определенные выводы. Весьма неутешительные и попахивающие криминалом. Родион даже задумался, стоит ли ему влезать в чужие дела и прибавлять себе хлопот, в роли свидетеля связываясь с уголовным департаментом. Утопленнику все равно уже ничем не помочь… И вполне возможно, прислушался бы к доводам разума, если бы в этот миг сверток не пошевелился и не открыл глаза…

* * *

Кто-нибудь другой, вполне возможно, ринулся бы прочь, оглашая пустынный берег заполошными воплями, но будущих офицеров, прежде чем научить думать и приказывать, сперва приучали действовать не рассуждая. Поскольку в реальном бою враг очень редко предоставляет время на размышление, и каждое потерянное мгновение может стать смертельным.

Родион быстро нагнулся, ухватил странный сверток поближе к тому месту, где обнаружились глаза, приподнял повыше над водой и побрел к берегу. Теперь, когда находку не прятало море, стало окончательно ясно, что у него в руках рыболовецкая сеть, закрученная вокруг человека!

Как бедняга до сих пор не захлебнулся, оставалось загадкой, но факт оставался фактом. Взгляд у несостоявшегося утопленника был вполне осмысленный. Вот только глаза какие-то странные… На выкате.

Впрочем, в курсантскую бытность, Родиону приходилось видеть, как глаза краснеют и лезут на лоб, если из последних сил задерживать дыхание. Так что он не стал приглядываться, а тактично отвел взгляд. Да и куда спешить? Сначала первая помощь, а уж потом смотрины и расспросы.

На берег выбрался быстро, а вот дальше пошло хуже. Сеть запуталась так, что не поддавалась никаким усилиям.

– Извини, братишка, но придется тебя ненадолго оставить. Сбегаю к машине за ножом… – в запарке Родион чуть не брякнул: «Ты только не уходи никуда…». Но вовремя спохватился и только промямлил невнятно: – Живой?

Спасенный едва слышно что-то пробормотал. Но это особенного значения не имело. Сам факт попытки общения, был красноречивее любых слов. Покойники – народ молчаливый.

По уже проторенной тропинке Родион быстро поднялся наверх. Взял из бардачка нож, флягу с водой, пакет с НЗ, аптечку и еще быстрее спустился вниз.

Теперь дело пошло споро. Боевой армейский нож кромсал капроновую нить, как бумазейную. Приходилось осторожничать, чтобы не поранить в спешке спасенного. Так что, сосредоточившись на вспарывании сети, Родион даже не приглядывался к тому, кого освобождает. И только когда разрезал последние сантиметры плетения на ногах и вместо ботинок или босых ступней увидел ласты, наконец сообразил: что вытащил из воды!

– Однако… – пробормотал, чтобы скрыть растерянность. – Такого улова у меня еще не было… Тебя как угораздило-то в сети влезть, парень? Ведь места рыбной ловли согласовываются заранее. И ни один сейнер не выйдет в море без присмотра ваших инспекторов.

– Браконьеры… – ответ был предельно лаконичен, но даже этого хватило, чтобы понять – голос, хоть и странноват, но точно не мужской. А когда взгляд Родиона скользнул по ногам вверх, то любые сомнения, если какие и были, рассеялись окончательно. Костюм из акульей кожи, выделанный особым способом до полной прозрачности, не скрывал анатомических подробностей тела сирены.

Родион даже покраснел слегка, из-за совершенно не вовремя всплывшего в памяти старого анекдота о карликах, поймавших русалку. Заканчивающегося крылатой фразой: «А как?»

– Спасибо, человек… Ты назовешь свое имя?

– О, прошу прощения, сударыня. Это от неожиданности. Согласитесь, что не каждый день, доводится вот так… – Родион сообразил, что брякнул бестактность. Прокашлялся и представился, как полагается. – Зеленин. Родион Евлампиевич. Отставной поручик гвардии… и коммивояжер. К вашим услугам… фэа.

– Я не стану утомлять тебя перечнем моих достопочтимых предков, Родион. Хотя их достаточно даже для сирены. Но вы, люди, не чтите никого кроме непосредственных родителей. Поэтому ты можешь обращаться ко мне просто фэа Лаэда. Я у тебя в долгу…

– Да чего там, – отмахнулся Родион, с трудом отводя взгляд от приятных глазу выпуклостей и переводя его на лицо обитательницы вод. – Ты же все равно не могла утонуть…

– Утонуть не могла, – согласилась та. Русалка разговаривала, не раскрывая рта, из-за чего ее голос, телепатически транслируемый, у него в голове звучал совершенно монотонно. В одной тональности и без эмоциональной окраски.

«Как из склепа звуки доносятся…» – подумалось Родиону.

– Зато могла умереть с голоду… – так же размеренно продолжала вещать фэа. – Я третий прилив уже лежу здесь. Далеко от дома. Тут меня не стали бы искать…

– Так ты есть хочешь? – спохватился Родион. – Правда, у меня ничего особенного нет. Пара лепешек… Бастурма… О, любишь сладкое?

– Да… – ответ прозвучал с некоторой заминкой, как будто фэа Лаэда стеснялась признаться в этом. – Зефир.

– Понятное дело, – согласился Родион. – Его же из водорослей делают. Ну, извините, фэа… Зефира у меня нет. Зато имеется целая плитка молочного шоколада. Держите…

Рука у русалки была женственно тонкая, хоть и с непривычными взгляду перепонками между пальцев. Но, если их не растопыривать, то и не слишком заметно. Зато глазища – в пол лица. Огромные, бездонные. Как омуты… Не зря во всех былинах добра молодца предупреждают, чтобы не вздумал смотреть в глаза русалке, иначе пропадет буйна головушка, ни за понюшку табака.

Сделав над собой усилие, Родион посмотрел на полные, слегка вытянутые трубочкой губы русалки. Чертовски неудобная ситуация. Отворачиваться или глядеть в рот не вежливо, опускать взгляд ниже – чревато…

– Кстати, а как вы оказались так далеко от ваших поселений?

Фэа промолчала. Сперва сделала вид, что не расслышала вопроса, а потом спросила, одновременно обсасывая пальцы. Выглядело это, несмотря на детскую наивность жеста, весьма соблазнительно.

– Как тебя отблагодарить, человек?

– Ой, да бросьте вы, фэа… – отмахнулся тот, тщательно запихивая поглубже слишком уж фривольные мысли. А то, кто их знает? Может, они не только мысленно говорят, но и слышат. – Было бы о чем говорить…

– Здесь есть о чем говорить… – голос аквитки по-прежнему не приобрел окраски, зато ее взгляд разительно изменился. Стал властным и высокомерным. И чуточку насмешливым. – Я не какая-нибудь белуга! И за мое спасение полагается награда! Ты же не стал бы отказываться от благодарности, оказав подобную услугу особе императорской крови? Разве только, приличия ради. Поэтому, будем считать, что оно соблюдено.

Русалка попыталась подняться, но явно была еще слишком слаба.

– Проводи меня в воду… – попросила она, протягивая Родиону руку.

Именно этот царственный жест и «проводи», а не «помоги добраться» – убедило отставного поручика, что он действительно имеет дело с высокопоставленной особой. Привыкшей повелевать, а не просить.

– Пожалуйте…

Родион дал сирене опереться на свою руку и осторожно повел к морю.

– Так я жду твоего ответа? – русалка вошла в воду по грудь и с едва скрываемым нетерпением смотрела на человека. – Не стесняйся. Проси все, что хочешь… И не продешеви. Второго случая может не быть.

– Вот еще, – проворчал Родион. И тут ему пришла в голову увлекательная мысль. – А можно мне на подводный мир поглядеть?… Хоть немножко?

Фэа Лаэда ответила не сразу. В обществе акватов проведение экскурсии для наземных туристов не поощрялось. Но, обещание прозвучало, а забирать данное слово не только в высшем свете считается зазорным. Так что размышляла русалка достаточно долго, но, в конце концов, кивнула. И так же монотонно произнесла:

– Хорошо… Будь по-твоему. Жди. Я скоро…

После чего нырнула и исчезла бесследно. Да и какой след в воде?

«Вот осел, – подумал Родион, глядя на опустевшие волны. – Нет, чтобы горсть-другую жемчуга попросить, а то и вовсе договор на его поставку заключить… на постоянной основе. Сразу бы все вопросы закрыл. И с испытательным сроком, и с деньгами для семьи. Романтики захотелось. Мальчишка… Ну, да чего уж теперь. Слово не воробей».

Родион вернулся на берег, собрал одежду и побрел к небольшому гроту, обнаруженному им неподалеку. Одеваться перед погружением не было смысла, а сидеть на солнцепеке, дожидаясь возвращения сирены, чревато солнечным ударом и ожогами. Куда приятнее скоротать выдавшийся свободный часок в тени, предаваясь дреме и неге.

Но если бы отставной поручик гвардии, несостоявшийся коммивояжер и лжешулер мог знать, чем закончится его невинное любопытство, – то, не медля ни секунды, рванул бы со всех ног к «Вольге» и, не жалея пара, помчался бы прочь. Подальше от моря и от русалок…

ИНТЕРМЕЦЦО

Июнь 2002 года. Где-то на Белгород-Днестровской дороге

– Тридцать два градуса в тени! Великолепно! Просто замечательно! Особенно, если учесть, что единственная тень на всем обозримом пространстве – та, которую отбрасываю я сам! О, прошу прощения, сударыня. Я совершенно позабыл о вас. Где мои манеры…

Стриженный под ежик, среднего роста и такого же возраста мужчина ожесточенно пнул носком легкой замшевой туфли переднее колесо новенькой «Волги».

– Ржавое корыто!

При этом случайно задел тыльной стороной ладони открытый капот и резко отдернул руку, обжегшись о раскаленный металл.

– Еще и огрызается, зараза! Скажите пожалуйста. Обидчивая какая выискалась… А мне что делать, когда до ближайшего сервиса не меньше сотни километров? Еще и эта, сволочь, умолкла. Последний писк электроники. Чтоб тебе…

Мужчина с ненавистью уставился на черный дисплей мобильного телефона. Замахнулся было, чтобы в сердцах шмякнуть им о землю, но в последний миг остановился. Все же игрушка далеко не из дешевых. Хоть и на гарантии.

– Тридцать два градуса… – повторил он полученное с голосовой почтой последние сообщение сервисной службы и, от греха подальше, чтобы не искушал, забросил мобильник в салон автомобиля на заднее сидение.

Дурное расположения духа Дмитрия Базилюка имело вполне понятные и обоснованные причины. Сегодня сам «Шеф» лично прилетал на испытание «изделия» в Белгород-Днестровск, – а он, главный инженер предприятия и творец, битый час нарезал круги вокруг ни с того, ни с сего заглохшей посреди дороги машины и даже предупредить о задержке не мог. Поскольку, совершенно новый мобильный телефон «умер» вместе с автомобилем. Вернее, ровно на одну минуту позже. Приятным женским голосом успев сообщить, что в Москве сейчас одиннадцать сорок шесть утра, а температура воздуха на Черноморском побережье плюс тридцать два градуса по шкале Цельсия… в тени. Такая в нем была вшита примочка… После чего тоже отключился.

Незадачливый водитель в который раз подергал провода на аккумуляторе, но клеммы даже не шелохнулись. Напрочь отвергая любые обвинения по поводу отсутствия контакта.

– Черт… – Дмитрий с тоской поглядел на дорогу, соединяющую запад и восток. Но в обоих направления, аж до самого горизонта не было видно ни одной машины.

На бескрайнюю степь, разлегшуюся с севера, даже смотреть не стоило. Где-то там, в национальном заповеднике если и имелось какое-то транспортное средство, то в лучшем случае, гужевое. И толку от него было не больше, чем от сухогруза неспешно идущего морем к ближайшему порту.

– Вот угораздило… Прям, каменный век, какой-то. Словно и не третье тысячелетие на календаре, а пара сотен лет обратно.

Базилюк еще раз вздохнул и отошел в сторону. Вынул из кармана белых летних брюк клетчатый носовой платок и вытер потное лицо. От разогретого металла веяло жаром, как от печки. Да и вообще, жарко. И это еще далеко не полдень. А что будет, когда солнце зависнет в зените?

– Искупаться, что ли? Все равно я уже везде опоздал… Так что вполне могу позволить себе отгул… за свой счет.

Море ласково плескалось внизу в каких-то двадцати шагах от обочины. И манило к себе тем больше, чем невыносимее становился июльский зной.

Выставив на всякий случай поперек дороги все что нашлось в багажнике, начиная от аварийного знака, запаски, канистры, кипы старых газет и заканчивая походной подушкой-дремкой, Дмитрий разделся и, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить босыми ступнями на колючку бодяка или острый камешек, побрел к воде.

Дикий берег, в отличии от окультуренного пляжа, помимо ряда неудобств, имеет одно неоспоримое преимущество, – в тихую погоду здесь есть возможность окунуться в чистую воду, а не в муть из придонного ила и песка, взболтанных до однородной взвеси ногами сотен отдыхающих.

Зайдя в море по щиколотки Базилюк с удовольствием убедился, что ему хоть в чем-то повезло. В воде совершенно не было медуз. Как перед штормом. Потом он еще разок оглянулся на дорогу, но так далеко везение не распространялось – горизонт по-прежнему оставался пустынен. Мужчина, вздохнул, сложил руки над головой и нырнул…

Увы, сегодня точно был не его день. В отличие от мелководья вода на глубине показалась обжигающе ледяной. Особенно после раскаленного зноем воздуха. Аж дыхание в груди сперло. Сердце болезненно сжалось, а перед глазами замельтешили разноцветные круги. И на какой-то миг утратилось ощущение пространства. Словно не в едва шевелящуюся, ленивую зябь прыгнул, а в крутую волну. И она завертела ныряльщиком, закружила, утаскивая прочь от берега…

Мужчина заполошно замолотил руками и ногами, стараясь поскорее подняться к поверхности. И тут его ожидал очередной сюрприз…

За те несколько десятков секунд, пока он был под водой, пейзаж изменился до неузнаваемости.

Все небо затянулось черными, свинцовыми тучами. Море укрылось стремительно бегущими к берегу седыми волнами. Еще не очень большими, зато растущими прямо на глазах, и каждая следующая – выше и пенистее. Но не внезапно налетевший шторм потряс пловца, на море по-всякому бывает, – а неузнаваемо изменившийся берег.

Полоска пляжа, пусть узкая, но полого сбегавшая к воде, исчезла напрочь, уступив место совершенно зловещей, даже на взгляд, каменистой круче. Спуститься к воде по такому обрыву не всякий альпинист рискнул бы… без страховки.

Дмитрий мотнул головой, протер глаза, но ничего не изменилось. Шторм крепчал, а берег оставался таким же чужим и негостеприимным. Вот только выбирать не приходилось. Хочешь не хочешь, а из воды надо вылезать. И чем быстрее, тем лучше. Если вид этих скалы уже сейчас тоску нагоняет, то что будет когда море разбушуется всерьез?

– Корм крабам… – пробормотал Базилюк и в размашку поплыл к берегу.

И тут, расшалившаяся судьба, в очередной раз, сменила гнев на милость. Ветер, сорвав пенные шапки с волн, неожиданно стих. А вместе с ним успокоилось море… Вот только радоваться было особенно нечему. Такое затишье, как правило, сменяется еще большей бурей.

Базилюк заработал руками энергичнее и продолжал грести, пока не почувствовал ногами дно. Мгновенно вскочил и в три прыжка оказался на суше. Без раздумий ныряя в ближайший грот. Ветер и дождь – неприятное ощущение, но не они страшны. А хлещущие по берегу молнии. А мокрый человек, стоящий на влажной земле… потенциальная кучка пепла.

Вовремя… Притихший на минуту шторм недовольно заворчал, заворочался. Хлестнул море пучком молний, разразился оглушительным раскатом и обрушился таким ливнем, словно в небесах опрокинулось вверх дном еще одно море.

– Офигеть! Любите сюрпризы…

Нырнувший под защиту каменного свода, мужчина присел от неожиданности, когда гром шарахнул, словно одновременно рванул целый вагон китайских шутих, а потом прибавил еще пару слов, общеизвестного, но непечатного толка.

При этом, последнее выражение касалось не капризов природы.

В гроте он был не одни. У дальней стенки пещеры, еще кто-то то ли полулежал, то ли сидел, привалившись бочком… Мерцание молний достаточно четко высвечивало только странного вида шляпу. Проще говоря – котелок. Как у Чарли Чаплина.

– Эй, дружище… – Дмитрий сделал шаг вперед. – Ты живой? Чего притаился? Обзовись. Я не кусаюсь.

Ответа не последовало.

Базилюк сделал еще один осторожный шаг вглубь грота.

– Живой, говорю? Не шали…

Молния сверкнула неподалеку, как по заказу, всего лишь на мгновение залив пещеру призрачным сиянием. Но и его хватило, чтобы Дмитрий облегченно рассмеялся. То, что он принял за человека, было всего лишь сложенной на камне стопкой одежды. Которую венчал тот самый котелок.

Неглубокий грот плохо защищал от превратностей погоды, и Базилюк, зябко поеживаясь, присел рядом с одеждой. Здесь был полный комплект. Вот только странного, вернее – старинного фасона. Словно костюм остался здесь после съемок очередного мыла о «золотом» ХІХ веке. Времени, когда никто еще не помышлял о мировых войнах, революциях и прочих потрясениях, низвергнувших целые государства в пучину хаоса и кровопролития.

– Забавно… – Дмитрий без раздумий набросил на плечи сюртук. – Никогда не снимался в кино. Даже в массовке… Значит, самое время начать.

Сюртук оказался впору, что навело мужчину на вполне определенные мысли.

– Надеюсь, никто не будет в претензии. А то мне совсем не улыбается подхватить воспаление легких. После таких контрастных водных процедур.

Возражений не последовало, и, слегка путаясь в непривычном покрое, Базилюк облачился полностью. Не побрезговав даже носками. Всего лишь вывернув их наизнанку.

За это время, столь внезапно налетевший шторм так же стремительно умчался дальше. Ливень прекратился, да и вообще, распогодилось. Обещая вскоре вернуть обратно все прелести летнего дня.

Сидеть и дальше в гроте не имело смысла, и Дмитрий вышел наружу.

– М-да… И все-таки я брежу… – оценил он раскинувшийся перед глазами пейзаж. – Солнечный удар… как пить дать. Кстати, о воде… Где моя фляга?

Мужчина машинально похлопал по карманам и ощутил в одном из них посторонний предмет. Сунул туда руку и вытащил наружу сафьяновую книжицу зеленого цвета и пухлый конверт. Конверт не запечатанный… Внутри виднелся сложенный вдвое лист обычной белой бумаги и еще один – меньшего формата, с золотым обрезом.

На обложке книжицы тиснут сусальным золотом двуглавый орел в короне, а под ним большими литерами: «Паспортная книга».

– Документ, значит… Полюбопытствуем.

Дмитрий открыл паспорт и прочитал вслух:

– Зеленин Родион Евлампиевич… Одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения. Гм… почти ровесник.

Снимок на удостоверении личности был черно-белый и слегка подпорченный фотографом. То ли блик упал на объектив при съемке, то ли запечатленная персона от наведенных на нее софитов, вспотела, – но тем не менее, из-за пятна над переносицей, лицо хозяина документа подходило многим. В частности, если особенно не приглядываться, даже Базилюку.

– Эй! Есть кто живой?!

Голос, донесшийся сверху, был не менее неожиданным чем глас небесный и произвел на Дмитрия почти такое же впечатление. Встрепенувшись, Базилюк выскочил на открытое место и запрокинул голову, выискивая взглядом окликнувшего его.

– Я здесь! Внизу!

Вообще-то, неприступной круча казалась только с воды. Зато теперь, когда распогодилось, было видно, что она не столь непреодолима. Не эскалатор, конечно, но для здорового молодого мужчины, не страдающего ожирением – вполне посильная.

– Не уезжайте, подождите! Я сейчас!

Опасаясь, что его могут не дождаться, Базилюк буквально взлетел по склону. С благодарностью принял протянутую руку, а когда выпрямился, недоуменно помотал головой. Кино продолжалось… Перед ним стоял немолодой мужчина. Усатый, как Тарас Шевченко. В форме… Казацкой… Ну или как-то так. В этом, в свое врем откосивший от армии, Дмитрий не разбирался. И на глаз отличал только гаишников. По нагрудной бляхе.

У этого бляха тоже имелась. Только с номером и без привычной трехбуквенной аббревиатуры. А еще – перевязь с саблей и непривычно толстая кобура.

– Вы что же это, господин хороший, удумали? – поинтересовался сурово ряженый незнакомец. – На такой-то круче и в погожий день шею свернуть недолго. А меня Семен Ипатьевич потом опять в хвост и в гриву чихвостить станет. Мол, почему, не обеспечил? Русалку, что ль увидали… что так бегом вниз сиганули?

– Семен Ипатьевич?… – машинально переспросил Дмитрий, глядя не столько на странного стража порядка, сколько на стоящую поодаль лошадь. Ухоженную, статную. Под седлом… А еще немного дальше, на дороге стояло нечто… На первый взгляд – легковой автомобиль. Впрочем, и на второй тоже. Но, зачем легковушке вертикальная выхлопная труба с искрогасителем, как у тяжелых дизельных грузовиков и еще какое-то странное приспособление впереди в виде змеевика из полуторадюймовых труб, там где обычно размещается воздухозаборник радиатора, – Дмитрий, несмотря на высшее техническое образование, не понял.

– Ну да. Семен Ипатьевич Бельский. Становой пристав… – видимо в голове служаки не укладывалось, что кто-то может не знать столь высокое начальство. Поэтому он еще более посуровел лицом и требовательно протянул руку. – Полицейский урядник Щепкин. Иван Пантелеевич. Не позволите ли на ваш пачпорт взглянуть… господин?

– Что? А, ну да… – пребывая в раздумье Базилюк привычно сунул руку в карман и вытащил наружу паспортную книжку. И только когда книжица перекочевала из его ладони в ладонь урядника, Дмитрий сообразил, что предъявляет чужой документ.

– Угу… Издалека пожаловали, Родион Евлампиевич. Впрочем, – полицейский уважительно кивнул на машину. – На таком звере… и тысяча верст не крюк. Слышал, что их уже производить начали. Но сам «Вольгу» впервые вижу. Хорош, хорош… Слов нет. Кстати, вам в Аккермане бывать не приходилось?

– А где это?

Полицейским за годы службы так часто приходится сталкиваться с ложью, что через какое-то время, они узнают фальшь интуитивно. Но в том-то и фокус, что Дмитрий не врал. Он попросту не знал, что город Белгород-Днестровский получил свое новое имя только после Великой Отечественной войны, а до этого именовался «Белой крепостью».

Урядник внимательно поглядел на Базилюка и кивнул. Поверил. Так что следующий вопрос задал скорее для приличия, нежели по служебной необходимости:

– По торговым надобностям к нам в волость или каким другим делам?

Не зная как держать себя дальше и что отвечать, Дмитрий невнятно пожал плечами.

Увидев, что документы в порядке, полицейский урядник не счел себя вправе продолжать допрос. Если человек не уличенный преступник – это его личное дело: куда ехать и зачем. Лишь бы не нарушал общественного порядка и спокойствия.

– Счастливого пути, Родион Евлампиевич… – полицейский вернул Базилюку паспорт и взял под козырек. – Только, это… будьте поосмотрительнее впредь, что ли,? И вам оно не надо – в расцвете сил калекой стать, а то и вовсе, не приведи Господь, убиться насмерть. И мне потом мороки… в уезд отписываться. Родным сообщать. Чай не мальчик уже, чтобы вот так за русалкой кидаться.

Не вникая в смысл произносимых урядником слов, Дмитрий сперва кивнул, а потом опять пожал плечами. Мол, да-да, вы совершенно правы, нехорошо получилось, впредь обязуюсь не нарушать и тому подобное. Зная из собственного опыта, что спорить с представителями власти, равно как и оправдываться, совершенно бесполезно. Какое решение примут сами, так оно и будет.

Урядник решил отпустить. Еще разок кинул руку к фуражке, очень легко, как на свой возраст, запрыгнул в седло и неторопливой рысью удалился. Оставив Дмитрия посреди дороги… В полнейшем недоумении.

– Мать моя женщина? – только несколькими минутами позже, когда силуэт всадника уменьшился до размеров сигаретной пачки, очнулся Базилюк. – Я не понял? Тут кино снимают или веселится «Скрытая камера»? Так скажите уже, куда улыбаться и приветы передавать? Эй, меня кто-нибудь слышит?…

Часть первая ДИЛИЖАНС

Глава первая

14 июля 2005 год. Российская империя. Бессарабская губерния. Измаильский уезд. Имение князей Катакази

– Барин! Скорее! Людоеда поймали!

Молоденькая горничная, простоволосая и растрепанная, в одной только исподней рубахе, да и той – мокрой, словно девку окатили из ведра, сломя голову неслась по саду и вопила, как на пожаре:

– Ох, ты ж, Боже ж мой! Александр Даниилович! Ваше сиятельство! На помощь! Скорее!

В той стороне, откуда она бежала, слышались возбужденные мужские голоса… Орущие что-то невнятное, но скорее азартное нежели воинственное. Поскольку просто матушка поминалась чаще чем Богородица…

Короткая августовская ночь ушла, так и не успев принести прохладу. Не оросив, потрескавшуюся, как пятки крестьян, землю даже скупой росой. И разогретый воздух дрожал над степью, словно пар над закипающем на огне котелком. Настолько насыщенный горьким ароматом ковыля и полыни, будто кто-то и в самом деле варил на всю округу чай или какой иной лечебный настой из степных трав.

А еще сказывают, мол, по Петру и по теплу… Ага, счас. От самого Иванова дня невыносимая жара стоит… В озерах и запрудах вода, как парное молоко. Еще немного и на удочку вареная рыба клевать станет.

Мужики, навострившиеся спозаранку выкосить лужок, что на Щучьей пойме, даже два захода пройти не сдюжили. Упарились… Побросали косы да и полезли всей гурьбой в реку с неводом, найдя себе оправдание в том, что пора наконец изловить того проклятущего сома, который повадился господских гусей жрать. Цельное лето спасу от него нет. Дюжины, а то и более птичницы досчитаться не могут.

И бабы, опять-таки, втемяшили себе в головы, что пропавшего на днях подпаска Фильку тоже окаянная рыбина утащила. Потому как малой сам никак утонуть не мог. Водоворота на реке нет, а плавать в Вишенках – родовом имении князей Катакази, раскинувшемся над самим Дунаем – всякий малец учится раньше чем ходить.

Правда или нет, как узнать, пока сом не пойман и брюхо не вспорото? Но, чем каждый божий вечер выслушивать бабьи упреки, уж лучше один раз от барина по шеям получить. Да и то – траву без росы косить, что проволоку резать. Только чубы греть и косы тупить. Вот и решили всем миром, что стоит рискнуть. А если свезет и быстро управятся, так может и не узнает князь о самовольстве.

Правда, молодой барин тоже с петухами горазд вскакивать, несмотря, что из столицы пожаловал. Одно слово – офицер. Но к реке Александр Даниилович не торопится по утру… У колодца плещется. Говорит, мол, вода в реке мутная и зубы в ней чистить неприятно. Песок на зубах скрипит. Может, и верно? У кого какие зубы. Барину малая песчинка мешает, а из щербатого мужицкого рта и горошина незаметно выскользнуть способна.

Окромя того, слыхали девки, как сказывал Александр Даниилович денщику, чтобы тот зачерпывал ведром поглубже, где студенее. Ох, чудит барин… Ну, да их светлости многое можно, а еще больше дозволено.

Бабы-дуры хихикают, а мужики, особенно из тех, кто на армейскую службу призывался, относятся с пониманием. Молодой князь не просто офицер, а поручик гвардейского полка броневозов! О как! Небось не всякий осмелится внутрь железного зверя влезть. К самобеглой коляске, что на подворье стоит, и то подойти боязно. Особенно, когда она дымить и паром попыхивать начинает.

Одним только карлам все механизмы нипочем. Так у них и ума, как у курицы. Те, кстати, тоже паромобиля не боятся. Однажды, какая-то пеструшка даже яйцо на заднем сидении снести изловчилась. Когда барин на несколько дней на острова охотиться подался. А без него к самоходу никто и не суется. Мужикам оно без надобности, а карлы в жизни ничего не сделают, пока от барина или управителя распоряжения не получат. Завернутся с головой в халат и будут где-нибудь в кустах дрыхнуть день-деньской. Хоть зной, хоть стужа. Обед, пока не позовешь, и тот проспать горазды…

Этим утром молодой князь тоже поднялся ни свет ни заря. Только-только петухи горло пробовали…

Вчера вечером Александр прогнал с сеновала, застилавшую ему постель Дуняшу. Разбитная девка была не прочь задержаться, но на барина ни с того, ни с сего накатила хандра, и все стало казаться куда тоскливее и непригляднее, чем на самом деле. Даже премиленькая девица, которую причесать, приодеть и не стыдно в свет вывести, ничего окромя глухого раздражения не вызывала.

Казалось бы, чего горевать? Радоваться должен. Не упади отец в ноги Государю, не миновать бы поручику арестантских рот.

Ох, и лютовал Александр IV. Ведь только намедни, произносил Император речь на именинах брата Великого князя Михайла, в которой пожурил офицеров за излишнее пристрастие к дуэлям.

Нет, не запретил. Как можно запретить дворянам защищать свою честь? Всего лишь попенял, что офицеры слишком часто хватаются за пистолеты и шпаги по совершенно пустячному поводу… Который можно бы решить и более цивилизованным способом. Но ведь слово Государя, даже оброненное вскользь – равносильно приказу. А тут, уже на следующий день, прямое неповиновение.

Хорошо хоть выжил наглый купчишка. Повезло… Обоим. Купчишка отделался легким испугом. А излишне вспыльчивому поручику гвардии было высочайше рекомендовано отдохнуть. В родовом имении. И благодарить отца, который верой и правдой столько лет служит России и своему Императору.

Вообще-то, Александр IV, узнав что обошлось без смертоубийства, да и причину дуэли признав уважительной, к концу разноса значительно успокоился и вполне готов был вынести не слишком строгий вердикт. К тому же, Император слыл весьма суеверным и подсознательно благоволил к тезкам… Но горячая кровь Катакази, унаследованная от соплеменников Гомера, сыграла с молодым князем роковую роль.

Услышав о ссылке, поручик не сдержался и горестно воскликнул:

– В эту дыру?! Надолго?…

И услышал незамедлительный ответ.

– Пока не остынешь…

Вряд ли Государь подразумевал нечто большее, чем сказал. Но история знает немало примеров, когда добродушные шутки повелителей исполнялись ретивыми слугами всерьез. И совсем не шутейно!.. А у фразы: «пока не остынешь» – имеется весьма мрачный подтекст.

Больше трех месяцев миновало с того рокового дня, – а за весь срок ни единого уведомления или письма. Ни от друзей, ни от подруг, ни даже от кредиторов, коих у всякого уважающего себя дворянина и гвардейского офицера имеется не меньше дюжины. Словно молодой князь в самом деле скоропостижно скончался. Только жалование исправно перечислялось казначейством.

Нет, все же зря девку прогнал… Разогнал бы кровь и спал безмятежно. А так – промаялся до самого утра, терзая душу воспоминаниями о службе в столице, о высшем свете и сокрушаясь о загубленной молодости. Ломая голову, пытаясь сообразить: каким образом исправить случившееся? Чем вернуть себе высочайшее расположение и завоевать прощение Императора? Но, ничего путного итак и не придумал.

В общем, та еще ночка выдалась… Даже умывание ледяной, колодезной водой не принесло бодрости. Поэтому, чтобы успокоить нервы и обрести душевное равновесие князь прибег к проверенному годами способу: принялся чистить наган.

Конечно же, личное оружие и без напоминаний содержалось денщиком Сенькой в идеальном порядке, но когда сам разбираешь на части смертоносную машинку, а потом собираешь ее обратно – смысл бытия приобретает другой оттенок. Жизнь, вдруг, начинает радовать самыми незамысловатыми удовольствиями. Вернее, всего лишь тем, что она у тебя еще есть…

Выщелкнул барабан. Отсоединил нагнетающую камеру. Продул воздуховод. Проверил сопротивление пружины, плавно ли ходит спусковой крючок. Потом собрал и неспешно зарядил.

Взведя курок, тем самым поднимая давление в камере до рабочего, князь огляделся и навел револьвер на ворона, чистившего перья на соседней яблоне. Но, мудрая птица, едва лишь человек шевельнул дулом, тут же камнем упала вниз и раскрыла крылья почти у самой земли. Миг, и ворон исчез в глубине сада, словно и не было его здесь. Впрочем, чему удивляться, оказался бы менее расторопным, не жил бы триста лет.

Александр вздохнул, – тратить боеприпас впустую, на расстрел деревьев не позволяла армейская рачительность, – стравил давление в зарядной камере и повернул барабан пустой ячейкой напротив курка. Вообще-то еще не было случая, чтобы «сдутый» револьвер самопроизвольно выстрелил, но лишняя предосторожность никому не помешает. Да и положено…

В это самый момент на него и вылетела мокрая и очумелая Дуняша, размахивая руками и вопя во все горло, словно за ней по пятам гналась стая волков или толпа пьяных мужиков.

– Барин! Скорее! Помогите!.. Без вас не управиться!

* * *

– Тихо, оглашенная! Чего орешь?…

Александр встал со стула и сунул наган за пояс.

– Ой! Слава Богу… Вы здесь… – Дуняша тоже увидела барина, и остановилась, прислонившись к дереву. Запыхавшись от быстрого бега, девушка тяжело дышала, от чего пышная грудь колыхалась, надымая исподнюю рубаху. – Насилу отыскала вас. Все имение почитай оббегала.

– Чего случилось-то? – князь шагнул ближе. – И зачем бегать? Денщик знает, что я в сад пошел… Что не спросила?

– Сенька?… Да он первый к речке маханул, как услыхал, что мужики людоеда поймали. Я и спросить ничего не успела…

– Какого еще людоеда? Толком говори, сорока! – прикрикнул на горничную Александр. – А то ничего не понять.

– Так сома ж, ваше сиятельство. Того самого, что Фильку проглотил… Ох, и здоровенный. Как, как… – Дуняша заметила куда смотрит молодой князь и зарделась.

Мокрое льняное полотно по прозрачности могло дать форы любому, самому модному пеньюару. Хоть из газовых нитей.

– Полно-те, Александра Данилыч, аль не нагляделись еще?

Дуняша стыдливо прикрылась, но так как от барина и в самом деле ей было нечего прятать, тут же возбужденно развела руки в стороны на всю ширь.

– Вот такущий… Как ваша железная телега. Только уже и длиннее. Без колес и пониже… Морда – чистый сундук. И усища, усища… Становой пристав обзавидуется. Как он зыркнул на меня своими глазищами, так я и плюхнулась в воду, со страху…

– Себастьян Павлович? – ухмыльнулся князь.

– Чего? – Дуняша сбилась с мысли и растерянно захлопала ресницами. – О чем вы, барин?

– Ты же сама сказала: становой пристав на тебя посмотрел…

– Ой, да ну вас, – прыснула смехом девушка. – Я о соме толкую. Мужики рыбину на мель загнали, колами участок обгородили, а ближе подойти боятся… Говорю ж – здоровущий. Одно слово, людоед! Вот я за вами и побежала. Пойдемте, скорее, Александра Данилыч. Не ровен час, уйдет зверюга…

– Как телега, говоришь?

Князь вынул наган и с сомнением поглядел на него. Шесть пуль трехлинейного калибра могут даже бугая свалить. Но рыба, хоть и божья тварь, а пристрелить ее дело хлопотное. Тем более, такую огромную.

– Ты вот что, Дуняша… Метнись-ка в горницу, да принеси мою шашку. Только не золоченую парадную саблю, а ту, что в посеребренных ножнах. Поняла? Заодно, сама переоденься. Нечего мужиков смущать…

Горничная фыркнула, мотнула головой, как застоялая кобылица, и понеслась к усадьбе, только пятки засверкали. А князь поспешил к Дунаю.

Возле княжьих Вишенок река делала несколько замысловатых колен, из-за чего течение ее становилось привольнее, а поймы иной паводок заливал на пару верст в обе стороны. И Российскую, и Румынскую.

На том берегу хорошей земли не было, – сразу за Дунаем начинались обширные болота. Так что мужики не церемонились – выкашивали все. Только убирать поспевай… Не оставишь подношение, румынские пограничники непременно стог сожгут. А на каждый стог водки не напасешься. Да и самим сгодится. Чай, казенная, а не из ручья… И когда трава поспевала – лодки через Дунай, как на паровой тяге взад-вперед носились, перевозя контрабандное сено.

Сейчас дюжина или более мужиков, забредя по колено, стояли в реке одной шеренгой, как на строевом смотре. Поворотившись лицом к берегу и держа наизготовку вилы. Вода хоть и не холодная, а все ж остудила чуток горячие головы и азарта в них поубавилось.

Командовал всеми княжеский денщик. Закатав штаны, Сенька важно хаживал по нижней террасе, глядел в воду и покрикивал на мужиков.

– Фома! Не спи! На тебя идет, вражина!

Фома тут же пригнулся и ткнул воду перед собой вилами. Взметнулся фонтан и огромная тень кинулась к берегу. С верхней террасы было все прекрасно видно, и Александр успел рассмотреть сома. Да, рыбина попалась и в самом деле внушительная. Даже с учетом того, что водная гладь увеличивает предметы, в соме было никак не меньше двух сажень.

– Здравия желаю, вашбродь! – денщик первым заметил офицера. – Вовремя вы… Нервничает басурман. Того и гляди, на прорыв бросится.

– А вы чего ждете? – удивленно спросил князь. – Это ж не медведь и даже не волк. Небось, не загрызет… Взяли бы на вилы и вся недолга…

Мужики отмалчивались. Опускали головы, прятали взгляд.

– Что за ерунда?

– Мести водяного боятся они, барин… – объяснила вездесущая Дуняша.

Шустрая девка уже и из усадьбы обернуться успела. Теперь стояла рядом, протягивая князю шашку. Не перепутала, значит. Рубаху, кстати, тоже сменила на сухую.

– Не понял? – Александр недоверчиво посмотрел на горничную. – Это как? При чем тут водяной?

– Поговаривают, что не простой это сом, а Сом Иваныч. Водяного сват. И на того, кто рыбину жизни лишит, он – водяной, то бишь, жуть как осерчает. Хоть к воде более не подходи. Непременно утопит. Да вы сами поглядите… – Дуняша указала на реку. – Разве ж такие сомы бывают?

– О, как… – усмехнулся князь. – А меня, горемычного, вам, значит, не жаль?

– Как можно, барин?… – загудели нестройно мужики. – И в мыслях не держали… На вас водяной сердиться не станет. Вы в своем праве…

Александр помотал головой и потер лоб.

– Обратно ничего не понял. Совсем заговорили. Ну-ка, егоза… – повернулся к девушке. – Растолкуй: почему им всем засть рыбину бить, а мне можно? Я у водяного что, в других святках числюсь?

– Земля-то ведь тутошняя испокон веков роду князей Катакази принадлежит, ваше сиятельство… – охотно стала объяснять Дуняша. – И вы в своем праве с каждого за учиненный на ней разбой спросить. А этот душегубец, даже если Фильку не утопил, то уж гусей наворовал о-го-го… На две свадьбы столы накрыть хватит. Стало быть, вор и лихоимец. Тать речной, одним словом.

– Ну, коли так…

Князь обнажил шашку и полез в воду. Рубить рыбину на глубине не с руки, и он занял удобную позицию у мели, велев мужикам загонять сома на него.

Тут уж в воду полезли все. Даже те, что раньше по бережку прохаживались. А как же, с их сиятельством ничего не страшно. Барин оборонит. Офицер броневойск, не хухры-мухры…

Встав вряд, загонщики заколотили по воде палками и двинулись широкой цепью, заставляя рыбу искать спасения возле берега. Сому явно не хотелось плыть в ту сторону, куда вынуждали люди. Чтобы вырасти до таких размеров, мало хорошо питаться – надо еще и прожить не менее четверти века. То бишь – как минимум он был ровесником князя и кое-какое соображение о безопасности имел. Или – предчувствие.

Сом еще разок двинулся в сторону цепи, но там его ждала не одна пара вил. И волей-неволей рыбине пришлось повернуть обратно. Медленно, словно топляк, двигался сом в сторону отмели, где подняв над головой шашку, расставив полусогнутые ноги и готовый, как натянутая пружина, ждал его приближения князь.

Минула секунда, вторая, третья…

И тут Александр, хекнув, как дровосек, рубанул со всей силы сверху вниз… Клинок так тонко свистнул, что не все и расслышали. Зато, как взметнулось вверх, сшибая князя с ног огромное темное туловище, не пропустил никто. Казалось, из-под воды и в самом деле с силой выбросило двадцативершковое бревно.

Мужики и бабы заорали все вместе что-то несусветное, а потом перекрикивая и отталкивая друг друга кинулись спасать барина. Но, Александру помощь не понадобилась. Мокрый с ног до головы, как давеча Дуняша, молодой князь сам поднялся на ноги, отплевываясь и чертыхаясь.

– Куда прете, герои? – остановил толпу. – Как голову срубить, так князь-батюшка, а как мясо хватать, так всяк горазд?

Александр шутил. Мясо старого сома, что лыко. Хоть жарь, хоть вари – без толку. Только для свиней и годится. Зато поглядеть, чего у него внутри, каждому любопытно. Поскольку эта рыба все что заглотнуть горазда со дна подбирает. А в наших реках, чего только нет. Вода ведь не одну тысячу верст с севера к морю бежит. И мимо городов, и подле тех мест, где бои шли… Да и не одно судно, за века-то, в штормовое ненастье бортом на бок легло…

Добычу споро, с разных сторон накололи на дюжину вил и потащили на сушу. Но не тут-то было. Рыбина оказалась не только большой, но и тяжеленной.

– Ваше сиятельство! Дозвольте паромобиль подогнать? Тросом вмиг вытащим…

О, как. Даже механика из гаража всеобщая кутерьма сумела выманить.

Федор Иванович в молодости обучался в Орденской школе, но был изгнан на последнем курсе за чрезмерное пристрастие к усовершенствованию действующих приборов и механизмов. После чего те, как правило, переходили в разряд утиля и металлолома. Запил с горя… Какое-то время подвизался прорабом над карлами. А после подался в странствия. Благо в Российской империи есть куда топать… от одного рубежа до другого тысячи верст. Хоть вдоль, хоть поперек.

Во время того путешествия завернул случайно в Вишенки, молочка испить, увидел на княжьем дворе паромобиль, да так и остался в имении. Пятый или шестой год уже… Стучит себе в гараже да сверлит что-то день-деньской, выбираясь наружу только как окончательно стемнеет. Или князю ехать куда надо. Он, может, и ночью стучал бы, да управляющий газ для светильников на ключ запирает.

– Лошадьми обойдетесь… – отмахнулся Александр.

– Ваше сиятельство, – умоляюще сложил ладони перед грудью механик. – Пока за ними сходят, пока пригонят… А у меня машина под парами стоит… Я как раз давление в котле регулировал. Дозвольте? Я аккуратно…

– Ладно, гулять так гулять… развлекайтесь, черти.

– Вашбродь! Вы как?

Несмотря ни на что, денщик службу знал и, даже если бы случилось Второе пришествие Христа, все равно его первейшей заботой была помощь своему офицеру.

– Держи шашку и подай руку…

Вовремя поспел. Выбраться из реки оказалось сложнее, чем влезть. Домашние сапоги – из мягкой замши и без каблуков, на илистом берегу скользили. Так что впору было оконфузиться.

Сома к тому времени, как Александр выжал рубашку да переобулся, уж распластали во всю длину. Для пущего виду, приставив к шее отрубленную голову. Мертвые глаза рыбины потускнели и уже не пугали. А вот усищам его становой пристав и в самом деле мог бы позавидовать. Каждый по две пяди с кувырком, не меньше. Все так… Только сомом убиенная рыбина быть никак не могла.

– Эх, вы… – покивал головой Александр. – Совсем разум от страха потеряли. Или белуги раньше не видели?

– Обознались, ваше сиятельство, – Кондратий, неизменный и единственный забойщик скота в имении, да и во всей округе, встал над рыбиной, поигрывая хитро загнутым ножом. – Дозволите? Не пропадать же добру.

– Валяй… С икрой сами знаете чего делать, а в желудке найдете что интересное, мне покажете… – этого князь мог и не говорить. Никому из крестьян даже в голову не могло прийти: утаить хоть что-нибудь от барина. – Сенька! Умываться! Дуняша, ставь кофейник… Завтракать желаю.

И, неожиданно для самого себя, весело рассмеялся. Все же и в ссылке можно недурно проводить время. Жаль только такие оказии не каждый день случаются. Далеко не каждый…

* * *

Рыбная охота, купание в Дунае, повторное умывание студеной водой и чашечка великолепного эфиопского кофе окончательно разогнали хандру, навеянную, не иначе, как июльским зноем.

Привередлив человек. Все ему не по нутру, все наперекосяк. В продуваемом насквозь Петербурге, особенно зимой, и дня не бывало, чтобы князь не вспоминал теплое солнце родной Бессарабии. А теперь, видишь ли, жарко стало. Можно подумать, что в Петровом городе нынче прохладно, несмотря на суровые воды Балтики.

Александр одним глотком допил кофе и даже на гущу не посмотрел.

К дьяволу уныние! Смиряться с судьбой удел слабых, а люди сильные, должны находить положительные стороны в любой ситуации, быть готовыми действовать и не сомневаться в своей планиде. Если Господь ниспослал испытание, надобно выдержать его с честью, без роптания. Не сомневаясь в справедливости Творца и его же милосердии.

Будут еще и парады, и балы, и светские рауты… А нынче, как гласит мудрость: «за неимением гербовой, пишут на простой». То бишь, можно и меньшим довольствоваться. Кстати, у надворного советника Долгопятова Павла Дормидонтовича – уездного исправника Измайловского уезда, на территории которого расположено имение князей Катакази – сегодня прием. В честь именин хозяина. Сами именины были третьего дня, но виновник торжества Павел Дормидонтович задержался с докладом в столице, и празднование перенесли на ближайшее воскресенье.

Сам прием молодого князя не сильно прельщал. В провинции любое благородное собрание сводится к застолью, громким здравницам, обильной выпивке и какофонии издаваемой оркестром, присланной из пожарной части. Но, во-первых, – надворный советник чин достаточный, чтобы даже сыну губернатора стоило проявить к нему должное уважение. А во-вторых, – у Павла Дормидонтовича имелась дочь Машенька. Весьма премиленькое и даже неглупое создание. Осенью ей семнадцать исполнится, значит, если что – зимой можно и сватов засылать.

«Если что» – подразумевало дальнейшую опалу и домашний арест, без каких-либо перспектив на индульгенцию.

Ну а пока, следовало застолбить участок, произвести рекогносцировку местности и все прочие, предусмотренные уставом действия, предшествующие полноценной осаде крепости. Аж до ее полной и безоговорочной капитуляции. В общем, очаровать, увлечь и обаять… И если карты не перетасуются – то и обвенчаться. Все веселее с молодой женой будет, чем бобылем век коротать, да сенных девок тискать.

Соответственно настроению, Александр дурачась, легонько ущипнул за упругий бочок горничную, прислуживающую ему за столом, встал, потянулся и подмигнул собственному отражению в зеркале.

Взирающий на него оттуда с усмешкой молодой, импозантный мужчина вполне годился на роль местного ловеласа. Да и не только местного. Встретившись с князем взглядом, он слегка кивнул, сардонически подмигнул и разгладил смоляные усы.

«А что? Отец к семейству Долгопятовых благоволит, так что вполне возможно с одного выстрела уложить двух зайцев… Да и Государь семейных офицеров по службе больше привечает. Мол, за веру, царя и Отечество – это здорово. Но, как не бывает избы о трех углах, так и для настоящего мужества четвертый краеугольный камень нужен. То бишь, семья… Глядишь, не мытьем так катаньем и выйдет по-моему. И не без приятных дивидендов в образе юной девицы…»

– Вашбродь, дозвольте?

Денщик стоял в дверях, сияя, как медный таз и оттирая спиной кого-то наружу.

– Чего тебе?

– Так это… вспороли брюхо рыбине, ваше сиятельство… – отозвался через голову Сеньки забойщик Кондратий. – Только, пока вы это… трапезничали, ждали… Не смели это… аппетиту портить…

– Неужто, нашли что-то? – шагнул к ним Александр.

Денщик неохотно посторонился, видимо, парню хотелось единолично вручить находку офицеру. Но когда бородатый мужик, от которого даже на расстоянии разило рыбьей требухой, шагнул вперед, шустрая Дуняша ловко переняла у него из рук что-то непонятное, и прикрикнул:

– Ну, куда прешь, орясина? Совсем ум потерял? Ты еще со скотобойни своей вот так в усадьбу влезь. Ступай во двор!.. Не то сей миг управляющего кликну. А уж Тимофей Силыч тебе задаст! Порядка не знаешь?

– Прощения это… просим, барин… – мужик тяжело вздохнул и попятился. Видимо, рассчитывал получить награду за находку.

– Не кручинься, Кондратий… – усмехнулся князь все еще пребывая в хорошем настроении. – Если порадовал, Дуняша тебе гривенник вынесет. Жди…

– Премного благодарен, барин… – воспрянул тот. Еще раз поклонился и исчез с виду.

– Показывай, чего там нашли?… – Александр выжидающе посмотрел на горничную.

Дуняша пожала округлыми плечиками, пододвинула к себе опустевший поднос, застелила его салфеткой и только потом выложила рыбацкую находку. Было заметно, что девушка охотно сперва отмыла бы ее и вытерла насухо, прежде чем подавать барину, но князь самовольства не терпел даже в мелочах. Сказал: «Показывай», – значит, хоть подол задирай, а мудрить нечего.

Странный, матово поблескивающий предмет ничего не напоминал ни Сеньке, ни Дуняше. Разве что махонькую аптечную бутылочку для сердечных капель, что покойная матушка-княгиня пользовала. Зато Александр сразу понял, что лежит перед ним на столе.

Химию в кадетском корпусе юный князь не особо жаловал, считая что будущему гвардейскому офицеру глубокие познания в этой дисциплине ни к чему, но и на лекциях прилежно не спал. Так что пробирку из особо прочного термостойкого стекла узнал сразу. Как и то, что она плотно заткнута и залита сургучом, а внутри белеется нечто-то похожее на клочок бумаги.

– Занятно, – Александр аккуратно очистил ножом стекло от прилипшей к нему слизи и сургуча. – Раньше призыв о помощи, терпящие бедствие мореплаватели, все больше в бутылки из под коньяка или водки вкладывали. А нынче – в посуду для химических реакций?

Потом обмотал пробирку салфеткой, сжал в кулаке, а щипчиками для льда ухватил за пробку. Аккуратно провернул и откупорил. Наклонил пробирку, и на столешницу выскользнул сложенный в несколько раз лист бумаги блокнотного формата.

Князь осторожно развернул его и разгладил.

– И о чем же нам пишут с подводных глубин? – пробормотал негромко.

«Не знаю где я и как здесь очутился… – почерк, написавшего эти строки, указывал на человека привычного к эпистолярным занятиям и большой учености. Только они и врачи умудряются так безбожно карябать обычные буквы, словно издеваясь над каллиграфией. – В ночь с 11 на 12 июня 1903 года я находился у себя в лаборатории, в своем доме, что на улице Жуковского и готовился к эксперименту, положительный результат которого мог сделать переворот в современной науке. Но, как только на обмотки генератора было подано напряжение… (несколько слов жирно вымарано)…

Очнулся я уже здесь. На острове… Уничтожил ли эксперимент известный мне мир или перебросил только меня в иное измерение? Я не астроном и могу лишь приблизительно сказать, что звезды соответствуют южным широтам России. А так же, я совершенно потерялся во времени… (снова вымарано)

Этот листок бумаги, карандаш и пробирка – единственное, что нашлось в карманах халата. Вверяю свою судьбу Господу Богу и этому письму. А так же прилагаю на обороте чертеж моего изобретения. Может, хоть оно не пропадет безвестно, подобно автору…»

Страничка закончилась. И на последней полоске чистой бумаги можно было разобрать лишь несколько слогов: «Мих…… айлов……липпов».

На обороте четкими, ровными линиями была вычерчена какая-то сложная схема. Поручику броневозных войск полагается разбираться в чертежах не хуже инженера-конструктора и читать карты, но в данном случае Александр ничего не смог понять. Значки, коими был испещрен листок ни о чем офицеру не говорили. Совершенно иная кодировка. Даже не халифатская. Завитушки потенциального противника князь тоже умел читать.

– М-да, загадка… – князь пошевелил в воздухе пальцами и, досконально знающий привычки своего офицера, Сенька тут же наполнил рюмку и вложил ее в руку хозяина.

Александр выпил дорогой армянский коньяк залпом, как водку и даже рукавом занюхал.

– Прими, Господи, душу раба твоего Мих… Михи. Вот ведь, как судьба иной раз заворачивает… И у себя дома сгинул человек, и у нас пропал бесследно. Хотел бы я помочь, так не властен. Более сотни лет с той поры миновало…

Молодой князь вздохнул от расстройства чувств и снова пошевелил пальцами.

– Дуняша, закажи отцу Дионисию поминальную службу по ходоку безвестному, Михой себя именовавшем… Ну, да он сам знает, чего и как, а Господь разберется. В этом, раб божий Миха, не сомневайся, – Александр перекрестился и поглядел в окно, туда где из усадьбы виднелось слияние неба и плеса Дуная. – Отправлю я твой чертеж куда следует. И если есть в нем искра божья, то послужит он еще на благо Российской Империи. Не в твоем, так в нашем мире.

Глава вторая

Вечер 14-го июля. Бессарабская губерния. Город Измаил. Резиденция уездного исправника Долгопятова

Как не упрашивал механик разрешить ему сесть за руль, управлять самобеглой коляской князь изволил сам. Кататься на заднем сидении, мирно попыхивающего отработанным паром, кабриолета приятно когда ты слегка подшофе и в обнимку с веселой барышней. Тогда извозчик весьма кстати. А отдавать возможность управлять техникой механику, сидя рядом – все равно, что позволить своей девушке весь вечер танцевать с другим. Увольте. Вуаяризмом отдает, однако…

Паромобиль, конечно, не лошадь, и как не старайся, того слияния, что с живым существом никогда не возникает, зато скорость в разы выше. А вместе с ней и ощущение свободы… полета. Горячий ветер взъерошивает волосы, свистит в ушах, бьет в лицо упругой волной, вздымает горбом на спине рубашку… И кажется нет в целом мире никого, ни единого живого существа. Только небо, степь и Ты!

Вот только идиллия не бесконечна. Увы, даже в Бессарабии нынче не так безлюдно, как порою хотелось бы. Не те времена. Третье тысячелетие от Рождества Христова на календарях. Нет, нет, да и пронесется встречная машина. В которой, водитель, вполне возможно таким же недобрым словом поминает князя. И в первую очередь тучу пыли, которую вздымают колеса паромобиля…

– О, а это еще что за «здрасьте»?

Увидев у развилки пяток верховых, князь сбросил скорость. Чего зря животину пугать… А там и всадники замахали руками, подавая знаки остановиться. Судя по масти коней, белых рубахах, цвету лампас на штанах и околыша на фуражке – разъезд из расквартированного неподалеку Измаила 217-го казачьего полка.

– Здравия желаем, ваше сиятельство! – отсалютовал князю молодой, румянощекий приказный.

– Здорово, братцы, – улыбнулся Александр. – Чего это вас на большую дорогу занесло? Жалования не хватает?

Казаки вежливо хохотнули немудреной шутке.

– Никак нет, вашбродь, – доложил приказный. – Из заставы сообщили семафором, что ночью большой отряд басурман прошел на нашу сторону. Вот господин полковник и распорядился приглядеть… Что бы, значит, никаких… этих самых… эксцессов. Если контрабандисты балуют, тогда это нас не касаемо. Пусть доблестная таможня чешется. Но, если вражина чего худое удумал. Так мы, стало быть, начеку.

– Умно. А машины зачем останавливаете? Думаете, халифатские лазутчики с тарпанов на паромобили пересели?

– Никак нет, вашбродь, – приказный даже не улыбнулся. – Я машину узнал и решил предупредить. Вы же с именин, небось ночью возвращаться будете. Один… Так что наган лучше рядом, на сиденье положить.

– Дельный совет. Спасибо, братец… – полицейскому чину князь не задумываясь сунул бы двугривенный, но с казаком так нельзя, может обидеться. – Авось, сочтемся.

– Гора с горой, ваше сиятельство… – отсалютовал тот. – Счастливого пути.

– И вам не упариться…

Приказный, красуясь перед князем, словно в цирке, поднял коня на дыбы, пританцовывая развернул на месте, взмахнул нагайкой и послал длинным прыжком вперед. Весь разъезд тут же сорвался с места и с гиканьем и свистом понесся в степь. Только подковы засверкали…

…Ворота во двор трехэтажного особняка Долгопятовых, традиционно и провинциально хранившего старинный стиль ампир, украшали огромные разноцветные надувные шары всевозможных форм и расцветок. От копий укрывших себя бессмертной славой воздушных крейсеров «Ослябя» и «Пересвет», до несколько легкомысленных стрекоз и даже фривольных сердечек. Видимо, к убранству территории приложил старания не только дворецкий, но и дочь виновника торжества.

Остановив паромобиль на площадке возле фонтана, Александр несколько секунд с удовольствием вдыхал насыщенный влагой воздух, любуясь причудливой игрой солнечных бликов на переплетении струй. И как велит обычай, бросил в чашу серебряный рубль. Чтоб в доме, значит, добро не переводилось, ну и ему чтоб рады были еще не единожды. Суеверие, конечно. На самом деле деньги исчезали в карманах дворовых слуг, но как сказано у Экклезиасте – что не нами заведено, не нам и рушить.

К именинам хозяина дома старинный фонтан модернизировали, и сейчас внутренняя часть его неспешно вращалась, периодически меняя высоту и пышность выплеска воды…

Бросив ключи от экипажа ливрейному лакею, князь взял с сидения продолговатый предмет, завернутый в белый бархат и аккуратно перевязанный «владимирской» лентой. С пустыми руками заявиться на именины не полагалось, и князь решил преподнести Павлу Дормидонтовичу один из пары дамасских клинков из собственной коллекции.

Во-первых, – этим он как бы намекал, что готов связать историю рода князей Катакази с семьей Долгопятовых. А во-вторых, – просто сделать приятное хорошему человеку. Как известно, военные всегда мечтают о чем-то цивильном, а партикулярные чины бредят оружием и звуками боевых сурм. Особенно, в преклонном возрасте.

– Ваше сиятельство, – старший лакей бросился к князю раньше, чем тот шагнул на ступени, ведущие на бельэтаж. – Прощения просим, вам завсегда рады и, если желаете, можете войти… только их высокоблагородие сейчас не в доме. Павел Дормидонтович в саду гуляют. Изволите пройти к ним или к хозяйке?

– В саду? – удивился князь. – Уже?

Обычно на открытый воздух гости перемещались из банкетного зала ближе к вечеру. Когда наступала пора посмотреть фейерверк, проветриться или… уединиться.

– Так точно-с, – угодливо поклонился лакей. – Павлу Дормидонтовичу уездное купечество преподнесло подарок, который никоим образом нельзя ввести в гостиную залу.

– Подарок… ввести?… – еще больше опешил Александр. – Что-то ты, любезный, слишком мудрено излагаешь. Попроще нельзя?

– Ой, да не слушайте вы его, милый князь! – нечто воздушное, в развевающихся белоснежных гипюровых кружевах изобразило непринужденный книксен, а потом еще с меньшей церемонией подхватило новоприбывшего гостя под руку. – Папеньке купцы лошадь подарили. Вот они ее в саду и осматривают.

– Мария! Как вы можете! Это же неприлично! – дородная гувернантка раскраснелась, словно из бани вышла. – Вот я вашей маменьке…

– Ой, бросьте, Аглая Ильинична. Мы с Александром Данииловичем сто лет друг друга знаем… – отмахнулась девушка. – Сидор! Прими сверток у их сиятельства!

– Нет, нет… – остановил князь лакея. – Это подарок.

– Вот и замечательно! – девушка рассмеялась. – Пойдемте, в сад, я все вам покажу. Там папеньку и поздравите…

Александр даже слегка растерялся. Машеньку он видел на прошлое Рождество, и в памяти князя запечатлелся милый, угловатый подросток, только начинающий приятно округлятся в нужных местах. А где не надо – наоборот, затянутый, как гвардеец на императорском смотре, и такой же скованный. А сейчас перед ним вертелась цветущая барышня. По-прежнему чуточку курносая, в наивных золотистых кудряшках, но уже сознающая свою привлекательность и степень воздействия на мужчин, именно этим, неповторимым мгновением созревания.

И князю, если он всерьез настроился изменить холостяцкую судьбу, стоило поторопиться. Такая красавица в девках не засидится… Небось, уже от кавалеров отбоя нет.

– Помилосердствуйте, Машенька… Куда вы меня тащите?

– А пришли уже…

Девушка завернула за угол оранжереи и вывела князя на просторную площадку для бадминтона. На газоне оживленно переговаривалось несколько мужчин в парадных мундирах и костюмах, скорее всего обсуждая великолепного вороного жеребца, которого пара конюхов неспешно выводили перед ними по кругу.

Павел Дормидонтович оглянулся на голос дочери, увидел нового гостя и поспешил навстречу.

Надворный советник был невысок и несколько тучен, из-за чего весьма напоминал расхожую карикатуру на чиновника-мздоимца. Но, только внешне. По слухам, Долгопятов собственноручно забил до полусмерти какого-то проныру, попытавшегося всучить ему взятку. Лет двадцать тому… В это трудно было поверить, глядя в добродушное и радостно улыбающееся лицо. Впрочем, на то они и слухи, чтобы быль и небылицы в кучу смешивать.

– Александр Даниилович, рад вас видеть в нашем доме. Весьма польщен, – произнес исправник, первым протягивая руку.

– Благодарю вас, Павел Дормидонтович… Зная занятость моего отца, я взял на себя честь поздравить вас с именинами от всей семьи. Прошу принять… – князь протянул сверток. – От всей души…

– Неужели это то, о чем я думаю… – именинник обрадовался так, словно ему никогда прежде не дарили оружие. – Кстати, о вашем батюшке. Видел я их превосходительство в столице. Здоров, бодр. Велел кланяться…

– Более ничего? – Александр не удивился. Это было вполне в духе его отца. Губернатор умел предвидеть события, а на слова был скуп, как мытарь.

– Увы… – пожал плечами Павел Дормидонтович. – Вы же лучше моего знаете их сиятельство. Кремень. Монумент. Ничего, кроме государевой службы его не интересует…

Тут надворный советник сделал выразительную паузу и, значительно понизив голос, прибавил:

– Правда, мой секретарь покрутился в канцелярии и сумел разузнать, что их превосходительство наметил ряд инспекционных проверок по всей губернии… Пожалует и к нам. Никак не позже яблочного Спаса.

– Вот проныры, – неодобрительно пробормотал Александр, имея в виду пройдох секретарей.

– Что поделать, – согласился уездный исправник и, как бы в некотором замешательстве, принялся оглаживать усы. – А с другой стороны, благодаря их расторопности, и мы к приезду губернатора подготовимся как следует, и вы батеньку никаким сюрпризом не огорошите…

Павел Дормидонтович заговорщицки подмигнул и оглушительно расхохотался. Мол, знаем-знаем… были и мы молодыми.

– Папенька, вы неисправимы… – топнула ножкой Маша. – Даже собственные именины готовы в заседание превратить.

– И правда, князь, что это мы с вами, как делопроизводители в присутствии интригуем. Гляньте какого красавца мне наши купцы преподнесли. Орловский рысак. Трехлетка чистых кровей.

– Как кличут красавца? – поручику гвардии, хоть и броневозных войск, полагалось разбираться в лошадях. Тем более, князю.

– Буран…

– Хорош…

– Жаль, не выезжен совсем… – посетовал Павел Дормидонтович. – Придется либо тренера ему нанимать, либо в школу отдавать. А то мои конюхи загубят животину. Только и умеют, что запрячь да понукать…

– Стой! Держи!

После никто и объяснить толком не мог, как все случилось.

Конюхи водили жеребца на длинном поводу. Мужчины похваливали отменную стать. Обменивались между собой восхищенными репликами, но уже и на часы поглядывая. Пора бы, мол, и первую здравницу произнести. И вдруг Машенька, буквально только что стоявшая рядом с князем и отцом, каким-то невообразимым способом оказалась верхом на Буране.

На мгновение все застыли, пораженные прекрасной сценой, достойной быть запечатленной на картине или в скульптуре – девушка в белоснежном платье верхом на великолепном черном, как смоль коне. Но очарование продлилось только миг.

Никогда не знавший седла, жеребец взвился на дыбы, вырывая поводья из рук конюхов. Скакнул вверх, взбрыкивая всеми четырьмя копытами и понесся вперед сломя голову, не разбирая дороги…

Каким чудом девушке удалось удержаться верхом без седла и стремян, оставалось только удивляться. Но теперь сумасбродной красавице грозила опасность ничем не меньшая, чем быть сброшенной. Обезумевшее животное могло и само расшибиться о первое же дерево или стену и девушку покалечить.

И тут наперерез Бурану метнулся молодой князь. Голосом поставленным для того, чтобы отдавать команды в бою, перекрывая лязг металла и вопли раненых, Александр проорал какую-то короткую, но по всей видимости, хорошо знакомую для лошадиных ушей фразу. Настолько привычную, что конь на мгновение поднял голову и сбился с шага. Этого хватило князю, чтобы в два прыжка достичь жеребца и схватить за уздечку.

– Ну что ты, дурашка… – добродушно проворчал поручик и подул коню в ноздри. – Разве можно так пугать барышень? Это, парень, форменное безобразие и никак не пристало наследнику благородных кровей.

Тот всхрапнул и помотал головою, но уже не косясь по сторонам. А его огромные карие глаза очищались от кровавой мути, виновато поглядывая на человека.

– Простите, князь… – Машенька совершенно не казалась напуганной. Напротив ее милое личико так и светилось любопытством. – А что вы такое крикнули Бурану? Я не расслышала… Не научите?

Но вместо ответа Александр смущенно отступил, передавая поводья конюху. А отец «амазонки» громко хмыкнул и отвернулся, пряча усмешку.

* * *

Торжественный обед плавно и незаметно перетек в вечернее застолье.

Давно охрипли оркестровые трубы. Угасли и даже перестали дымить фейерверки. Часть гостей, с явным облегчением на лоснящихся и раскрасневшихся лицах, переместилась за карточные столы. Другие – преимущественно дамы – предпочли разложить лото. Молодежь с большим удовольствием подышала бы воздухом в саду, но развешанная повсюду иллюминация делала прогулки почти бессмысленными. Так что парам приходилось довольствоваться танцевальной залой. Поговорить можно и здесь.

К сожалению, обильная трапеза не способствовала легкости движений, поэтому ни нежный вальс, ни искрометная мазурка не смогли расшевелить публику, как следует. Танцоры двигались вяло, напоминая пресловутых мух в сиропе. Или разомлевших на солнцепеке котов.

Возможно, праздник оживило бы, вошедшее с недавних пор в моду, частное выступление ансамбля виларов, но Павел Дормидонтович был консервативен по натуре и во всем придерживался старых правил. И в отличие от официальных мероприятий, где он был обязан подчинятся законам Империи, на приватные торжества нелюдей звать не желал. А может, просто считал глупостью, тратить на приятное музицирование большие деньги. Вилары, в отличие от тех же пожарников, за свои концерты гонорары ломили просто сумасшедшие. Знатоки и ценители утверждали, что оно того стоит. Ну, так они и в «Квадрате» Малевича прекрасное умудряются видеть.

Усаженный на место почетного гостя, Александр достойно исполнял принятые на себя обязанности. Вел неторопливую светскую беседу с именинником и теми господами, кого пригласили за первый стол. Провозглашал витиеватые здравницы, когда пиршественный рог переходил к нему. Вежливо улыбался чужим шуткам, иногда даже посмеивался… В общем, держался в установленных рамках, ничем не нарушая приличия. Ну, может быть, слишком часто поглядывал в сторону Машеньки… Так за спиной у девушки находилось окно, и почему бы молодому князю не полюбоваться роскошной иллюминацией в саду?

Девушка, очевидно, тоже так считала. И как только их взгляды встречались, она тут же затевала разговор с соседями. Чаще всего обращаясь к молодому мужчине, сидящему напротив. Место за одним из главных столов, свидетельствовало, что в доме исправника этого господина хорошо знают и давно принимают, но тем не менее – князю он представлен не был.

Русоволосый, остриженный под военный ежик, незнакомец был одет не в мундир, а всего лишь в партикулярный костюм для визитов. Неброской расцветки, зато из хорошей материи и отлично сшитый. Часы незнакомец носил не в кармане жилетки, а на запястье. Как человек привычный следить за временем и дорожить им. Отсутствовали так же усы или капитанская бородка – что свидетельствовало о его гражданском статусе.

Свободной манерой общения и тем, как незнакомец держал себя с девушкой, Александр мог предположить, что молодой человек не стеснен в средствах и хорошо образован. Возможно, даже имеет офицерское звание. Но обучался не в кадетском корпусе, а военно-политехническом институте открытого типа. Из-за изображения в петлицах военных техников скрещенного молотка и разводного ключа, строевые офицеры называли их «молотками».

Но этот, судя по всему, после окончания училища, избрал другую стезю. Возможно, менее почетную, чем служение царю и Отечеству, зато более денежную. Почему-то именно это обстоятельство вызвало у князя глухую неприязнь. Которая только окрепла, после того как Машенька звонко рассмеялась очередной шутке незнакомца.

Еще у неприятного князю господина была, как на взгляд Александра, излишне бойкая и выразительная жестикуляция. Словно он долгое время провел среди вилар. Которые, как известно, язык тела используют на равнее с разговорной речью. Особенно, когда общаются межу собой.

«Мы, верой и правдой… А они…», – Катакази даже зубами скрипнул, совершенно позабыв, что он тоже не в действующей армии пребывает, а прозябает в отставке. Но то, что соперником его оказался штатский, обыкновенный уездный помещик, хоть при усах и с мундиром, взбесило Александра всерьез.

– Александр Даниилович, голубчик… – к князю подошла хозяйка дома. – Не знаю как вас и благодарить… Мне только что рассказали…

– Пустое, Матрена Владимировна… – князь попытался встать, но дама его удержала, положив на эполет пухлую ладошку. – Совершенно ничего ужасающего не случилось. Честное слово. У страха глаза велики. Я уверен, что не попадись я коню на пути, Буран бы и сам остановился через пару шагов… Бедняжка, наверняка, больше всех испугался. Согласитесь, жеребцу не каждый день приходится носить на себе столько кружев…

Князь украдкой покосился в сторону виновницы переполоха, дабы посмотреть, как она оценила его шутку и едва сдержался от восклицания. Место дочери именинника пустовало. И не только ее. Вместе с Машенькой застолье покинул также и ее собеседник.

«Ах, ты ж штафирка! Чужую невесту уводить?! Ну, я тебе!..»

– Прошу прощения, я оставлю вас на минутку…

Князь сделал усилие, улыбнулся, приложился к пахнущей лавандой и руке Матрены Владимировны, еще раз извинился и вышел из трапезной.

В вестибюле никого не было… Из тех, кого он искал, естественно.

Александр заглянул в бальную залу, но и там не обнаружил ни Машеньки, ни наглого незнакомца.

О том, что ни сватовства, ни оглашения о помолвке еще не было, князь Катакази, как и надлежит истинному аристократу, небрежно упустил из виду. В том, что ему не откажут ни девушка, ни ее родители, Александр не сомневался ни секунды. Важно, что он сам принял решение, а все прочее – формальности и дань традициям.

Не оказалось беглецов и в игровой комнате…

– Эй, любезный… – князь поманил к себе одного из лакеев. – Я ищу Марию Павловну. Не подскажешь, где?

– Они буквально только что-с в сад выйти изволили-с… – поклонился тот.

– Одна?

– Не могу знать, ваше сиятельство… – закаменел лицом слуга. – Прощения просим. Не заметил-с…

В общем-то ничего иного от лакея князь и не ожидал. Любой слуга в его имении, к примеру, тут же оказался бы на бирже труда, вздумай обстоятельно ответить на подобный вопрос. Хоть кому… Хоть отцу. Да и спросил Александр из-за того, что пребывал в весьма расстроенных чувствах и выпил изрядно. Поскольку его поведение, уже почти выходило за грань благопристойности.

Князь Катакази жестом отпустил лакея и устремился в сад.

Вообще-то при таком освещении, ничего предосудительного здесь не могло случиться. Скорее всего, девушка просто повела своего собеседника в сад, чтобы показать место недавнего происшествия.

И тем не менее, Александр ускорил шаг. А когда до площадки для бадминтона оставалось метров десять, едва не перешел на бег. Даже не задумываясь над тем, как будет объяснять свой поступок, если прямо сейчас наткнется на парочку, выходящую из-за оранжереи. Да и, честно говоря, ему это было совершенно безразлично. Гораздо хуже, если он сейчас увидит их обнимающимися, а то и целующимися…

– Убью! – прорычал князь и… в растерянности остановился. Великолепно освещенная лужайка была совершенно пуста.

Александр насупился.

– Ах, так? В прядки со мной изволите играть, Марья Павловна?…

Почему девушка должна прятаться лично от него, да еще и у себя дома, захмелевший ум отставного поручика броневозных войск объяснять не стал. Выдвинул на передний край провокационную мысль и тут же ретировался.

Князь внимательно огляделся.

Обычно рачительный и даже прижимистый дворецкий Долгопятовых, сегодня расстарался не в шутку. Благодаря десяткам ярко пылающих газовых светильников, в саду не оставалось ни одного затемненного уголка. Но все же, чтобы окончательно удостовериться, Александр решил прогуляться до внешней ограды дома. Как говориться: лучше один раз увидеть, чем терзаться сомнениями…

* * *

Народная мудрость, она же поговорка, не подтвердилась. Услышал князь куда больше, чем удалось увидеть…

Неподалеку от калитки для карликов и трубочистов, выходящая на переулок за домом, происходила какая-то подозрительная возня. К началу действия князь не успел, но, судя по репликам, и не слишком припозднился.

– Что, господин хороший, добегался? – спрашивал кто-то угрожающе. Голос у говорящего был странно гунявый. Словно он не во всех произносимых буквах был уверен. – Добром отдашь или внушение требуется?

Ответа князь не услышал, зато хорошо разобрал звук хлесткой затрещины вслед за ним.

– Не зли нас лучше, коммерсант. Целее будешь…

– Знакомая песня, – в голосе отвечавшего, как ни странно, прозвучал не испуг, а сарказм. – Признайся и мы тебя не больно зарежем. Чик и ты уже на небесах.

– Да… – согласился гунявый. Видимо шутка до него не дошла.

К тому времени глаза князя привыкли к темноте, и он смог более-менее разобраться в ситуации. Собственно, там и понимать-то было особо нечего. Весьма незатейливая мизансцена. Никакого двоякого толкования не имеющая.

Несколько личностей, прижали к ограде того самого, наглого незнакомца, с которым столь страстно желал потолковать и Александр Даниилович. Похоже, означенный господин, успел перейти дорогу не только ему одному. Но такой исход дела князя не устраивал. Он сам хотел указать наглецу надлежащее место и не собирался делиться такое удовольствием с кем бы то ни было.

– Господа! Прошу прощения, что вмешиваюсь… Но у меня в этом деле свой интерес. А я не привык стоять в очереди.

Грабители или душегубы, явно не ожидающие, что им могут помешать совершить начатое, некоторое время растерянно молчали. При этом, двое из них весьма профессионально блокировали жертву, удерживая за руки, а третий – зажимал рот.

– Проваливайте, сударь… – гунявый опомнился первым. – У нас к вам нет претензий. Уйдете быстро – останетесь живы и целы.

Это он зря. Потомок грецких колонистов даже в благодушном настроении не отличался сдержанностью, а уж сейчас, когда на душе у поручика все кипело и бурлило от нахлынувшей ревности, ему и вовсе не было удержу. А на ком именно сорвать злость дело десятое.

– Милостивый государь, вы хам, невежда и подлец! Это говорю вам я – князь Катакази. Кстати, у вас имеется хоть какое-то имя? Или предпочитаете умереть в безвестности? Согласитесь, безымянные надгробные плиты – дурной тон.

– Аслан! Мустафа! Угомоните этого недоумка… – раздраженно распорядился гунявый и прибавил, обращаясь к остальным, еще несколько слов на языке похожем на татарский. Ну или на один из говоров, имеющих хождение в приграничных районах Халифата. Фраза была произнесена полушепотом и точнее разобрать не удалось.

– Контрабандисты что ли? – удивился князь. – Да вы, башибузуки чертовы, вконец обнаглели. Это ж надо – промышлять прямо под резиденцией уездного исправника! Ну-ка, проваливайте, пока полицию не свистнул!

Считая, что имеет дело всего лишь с торговцами, пусть и нелегальными, князь расслабился.

Контрабандисты, конечно же, лихие парни, но не разбойники, не злодеи. Им лишняя суета и внимание полиции без надобности. Тихо скинули товар, взяли деньги и так же незаметно ушли. А любое убийство, тем более, человека из общества – чревато разбирательством и усилением пограничного режима. Соответственно, об этом маршруте придется забыть надолго. Если не навсегда. А организация нового канала сбыта – лишнее время, средства, новые люди. В общем – весьма ощутимые расходы и убытки.

Незнакомый господин укладывался в эту схему, как нельзя лучше. Тут и не стесненность в деньгах, и присущая южным народам бурная жестикуляция. О том, что европеец мог какое-то время жить в Халифате, князю как-то даже в голову не пришло. Слишком уж разные законы, традиции и быт. Государь даже послов туда отправляет из числа провинившихся вельмож.

– А барахольщика своего мне оставьте. Если задолжал – в другой раз стребуете. Я только поучу его маленько. Чтобы не протягивал свои жадные ручонки к чужой… – тут князь прервался. Во-первых, – потому что и так лишнего наболтал. А во-вторых, – контрабандисты явно не намеревались уходить. Наоборот, в руках той парочки, что двигалась к нему, Александр заметил хищно блеснувшую сталь клинков.

– Гм, а вечер, похоже, перестает быть скучным…

Одним движением Катакази оголил саблю, жалея что соблазнился парадным оружием. От шашки – той, что с одного удара отсекла голову потянувшей на тридцать пудов белуге, было бы больше толку. Как минимум одним уже было бы меньше. Но качество оружия вполне компенсировалось жаждой боя, азартом и куражом, которых так не хватало в ссылке отставному гвардейскому офицеру.

– Потанцуем, господа?

Александр сделал короткий шажок навстречу, легко, почти небрежно взмахнул клинком и… один из разбойников с вскриком выронил длинный, волнистый крис[1] и схватился ладонью за глубокий порез на запястье. Ранение пустячное, но болезненное и коварное. Не перевязав, можно истечь кровью.

– Что ж вы так неловко-то, господин лиходей? – укорил его поручик. – Когда берешь в руки оружие, надо быть осторожнее. Не игрушка, чай… Мы и парой слов не перемолвились, а вы уже покалечились. Надеюсь, товарищ ваш посноровистее будет?

Князь, будто в мазурке, приставным шагом ловко сместился левее, выцеливая концом сабли грудь второго контрабандиста.

– Прошу вас, не стесняйтесь… Нападайте.

И в этот момент незнакомец, которого по-прежнему удерживало двое, лягнул зажимавшего ему рот бандита. А когда тот от неожиданной боли ослабил хватку, громко крикнул: «Сзади! Пистоль!»

Александр мгновенно присел, разворачиваясь на ноге, словно на этот раз решил исполнить па из казацкого гопака. Успел. Пуля только взъерошила волосы…

Выстрел из пневматического пистоля сопровождается всего лишь негромким хлопком, похожем на откупориваемое шампанское. Вот только результат не такой веселый. Второй бандит, из той пары, что нападали на князя, пошатнулся, попятился, ухватился за грудь и свалился навзничь.

Только теперь Александр сообразил, что приказал остальным гунявый атаман на незнакомом языке. Напасть сзади, пока двое отвлекают спереди. Спасибо незнакомцу, успел предупредить.

– Н-на!..

Не помня себя от злости, что проявил такую непростительную легкомысленность, поручик срубил третьего лиходея без затей. Вот уж, действительно, знал бы где упадешь – соломки подстелил бы. Шел с ловеласом за шашни с чужой невестой посчитаться, а теперь – не много ни мало: жизнью ему обязан. Впрочем, услуга за услугу. Благо, рассчитаться можно не сходя с места.

Но, судьба распорядилась иначе. Увидев, что остались втроем, против взбешенного офицера, причем один из них ранен – контрабандисты приняли верное решение.

Гунявый проорал что-то вроде «Аллаху Акбар» толкнул незнакомого господина в сторону князя, сам прыгнул в сторону и был таков. Его подельники последовали за атаманом с завидной прытью, мгновенно растворившись во тьме.

– Благодарю вас, князь! – незнакомец держался на удивление спокойно и уверенно. Словно и не его только что грабили, а то и собирались прикончить. Оправил костюм и учтиво поклонился. – На именинах мы не были представлены. Позвольте отрекомендоваться самому. Родион Евлампиевич Зеленин. Из дворян. Отставной поручик. Коммивояжер и предприниматель. К вашим услугам…

– Князь Катакази. Александр Даниилович. Что до услуги, сударь, то вы ее мне только что оказали. Позвольте вас поблагодарить.

– Пустое, князь. Это же вы из-за меня в такую двусмысленную ситуацию попали. Так что мне и благодарить за оказанную помощь…

– А где Машенька? – за все это время князь впервые сообразил, что из пары за которой он гнался, в наличии только кавалер.

– Вы имеете в виду Марию Павловну? – абсолютно искренне удивился тот. – Князь, возможно я чего-то не знаю, но с чего вы решили, будто дочь надворного советника должна быть где-то здесь? Нет, я понимаю, что мы рядом с их домом, но…

– Сюда, господа полицейские! Сюда! Скорее!.. Могу поклясться, что слышал подозрительный шум и вопли именно из этого угла сада! Или из-за ограды…

Дьяконский бас дворецкого Долгопятовых не спутает никто, если услышит хотя бы раз.

– Ваше сиятельство… – господин Зеленин, неуверенно поглядел в ту сторону, откуда приближались голоса людей. – Не знаю как вы, а лично мне, не хотелось бы афишировать свое участие в этом деле. Два трупа… даже башибузуков… вызывают слишком много вопросов…

– Здраво рассуждая, это же на нас напали… – пожал плечами Александр, вытирая клинок об одежду бандита и пряча в ножны. Потом вспомнил, что находится в ссылке из-за дуэли. Поглядел на убиенных и кивнул. – Впрочем, как пожелаете. Можем и не дожидаться полицию. Но, мне бы хотелось продолжить наш разговор, господин Зеленин. Если не возражаете?

– Отнюдь, ваше сиятельство. Я тут неподалеку флигель у купца Семенова снимаю. Там беседе никто не помешает. Надеюсь…

Глава третья

Ночь с 14-го на 15-е июля. Бессарабская губерния. Город Измаил. Особняк купца Семенова. Резиденция уездного исправника.

Полная луна, словно устыдившись, что припозднилась службу, одним прыжком вымахнула из-за облаков и зависла над Измаилом огромным газовым фонарем.

Здесь, в престижном районе, редкий особняк не окружал себя обширным садом, лужайками для бадминтона и лапты, непременным бассейном с фонтаном или без. И соседние дома зачастую стояли один от другого на таком отдалении, что даже свет из окон не был виден. Настоящая пастораль, на окраине не очень-то и маленького, по провинциальным меркам, городка.

Почти двадцать тысяч душ. Не считая трудовой общины карликов…

– Милости прошу… Ох, мать моя…

Что еще имел сказать князю Родион Евлампиевич осталось в тайне, поскольку он вдруг рухнул, как подкошенный, при этом неслабо приложившись головой. А потом взлетел вверх тормашками. Метра на полтора. Где и завис, покачиваясь и постанывая…

К флигелю вела отдельная, мощеная тесаным ракушечником, дорожка, – которой, после того, как домик был сдан, никто из домочадцев купца не пользовался. Во всяком случае, именно на это рассчитывали злодеи, устроившие господину Зеленину западню перед входом в домик.

В паре метров от флигеля росла старая узловатая смоковница, нависая ветвями над дорожкой. К одной из них и приладили ловчую петлю. К счастью для Родиона, он в это время как раз делал пригласительный жест, так что когда земля ушла у него из-под ног, часть удара приняла на себя протянутая рука. А то вполне мог и убиться, приложившись виском о камень. Повезло, одним словом.

Александр быстро выхватил саблю и чиркнул лезвием по веревке. Оружие, хоть и парадное, но отменно наточенное, легко справилось с конопляными волокнами. Подхватил, падающее тело, и уложил на бок.

– Я вижу, сударь, вы сегодня пользуетесь большой популярностью… Или у вас, в коммерции, это обыкновенное дело? Вроде дополнительных чаевых к выгодной сделке?

Но господин Зеленин, пребывая в беспамятстве, скромно промолчал.

– Вот уж действительно, пути Господни неисповедимы… – проворчал князь, ослабляя галстук и расстегивая пуговицу на рубашке своего нового знакомца. – Шел человеку физиономию бить со всем старанием, а в результате: сперва был сам им спасен, а теперь и вовсе превратился в защитника обиженных и обездоленных. Эй, сирый да убогий… – Александр похлопал Родиона по щекам, но тот обратно в явь не торопился.

– Навязался на мою голову…

Князь подхватил потерпевшего под мышки и поволок в дом.

Дверь во флигель оказалась не заперта. Что наводило на определенные, нехорошие мысли.

– Ну-ка, погодь чуток, сударь… – Александр усадил Родиона на землю, прислонив к стенке. – Сперва сам гляну. Не нравится мне такая свобода манер. Даже штатские умеют закрывать двери.

В доме, как и следовало ожидать, царил полнейший беспорядок, но в пределах разумного. Как будто здесь тщательно и неторопливо что-то искали. Методично и со знанием дела. Мебель и прочий интерьер бессмысленно не крушили, работали аккуратно, но тем не менее, вытряхнули все и вывернули наизнанку весьма качественно. А вот, нашли искомое или нет, мог знать только хозяин. Александр быстро заглянул во вторую дверь, ведущую, как оказалось, в спальню. Никого… Если только злоумышленник не спрятался под кровать. Но искать его там князь не стал.

Открыл последнюю дверь и оказался на пороге… лаборатории. Небольшой и не так хорошо оснащенной, как в военном училище, но совершенно неожиданной в доме провинциального коммерсанта. Впрочем, мало ли у кого какие причуды. Один все ночи напролет за покером просиживает, другой – кроликов разводит, третий за артистками варьете волочится или на ипподроме дни проводит, ну а четвертый – химические опыты ставит. Интересно, к которому из них скорее грабители нагрянут?

Князь прихватил из комнаты графин с водой и вернулся во двор. Где тут же вылил содержимое на голову Родиону.

– Ну, что за дурацкие шутки… – недовольно заворчал тот, оживая. – Я же вам не клумба… в самом деле.

– Очнулись, уважаемый?

Александр продемонстрировал господину Зеленину указательный палец.

– Сколько у меня пальцев на руке?

Тот помотал головой и негромко застонал.

– Интересный вопрос. Здраво рассуждая, их должно быть пять… Угадал?

– Шутите… – хмыкнул Александр. – Это хорошо. От таких падений сотрясение запросто случается.

– Ой, я вас умоляю, князь. Как сказал мой отец, когда я в очередной раз свалился с велосипеда, для сотрясения мозга необходимо, как минимум, его наличие.

– Мне нравится, сударь, что вы сохраняете чувство юмора даже в такой нештатной ситуации, – вполне серьезно кивнул князь. – В бою невозмутимые офицеры ценятся солдатами превыше штабных стратегов. Но, все хорошо в меру. Позвольте напомнить, что на вашу жизнь только при мне покушались… уже дважды. Так что не удивляйтесь кавардаку, который обнаружите внутри дома.

– О, дьявол! – Родион, опираясь на стенку, поднялся на ноги. – Похоже, все гораздо серьезнее, чем я предполагал.

Александр поддержал Зеленина под локоть и открыл дверь.

– Вы хоть что-то понимаете. А я, признаться, в полнейшей растерянности. Ничего подобного в нашей губернии не происходило как минимум последние десять лет. Возможно, и дольше, но тогда я был слишком юн. Не просветите, по знакомству?…

– Похоже, у меня нет выбора… – Родион Зеленин глядел на бедлам в комнатах как-то совершенно хладнокровно, даже отстраненно. Словно неизвестные обыскивали не его жилье. – Одному мне с этим не справиться… А вы, князь, насколько мне известно, человек чести. Хоть и несколько импульсивны. Впрочем, то что вы любите рисковать, даже на руку…

– Извольте объясниться, милостивый сударь!

Александр тут же вскипел и положил ладонь на эфес.

– Полноте, ваше сиятельство… – господин Зеленин протянул руку. – Честью клянусь. Ошиблись вы. Я вам не соперник. Марья Павловна, весь вечер только о вас и говорила. Иначе откуда бы я все это узнал? Исключительно из ее уст…

– При чем тут… – Александр поперхнулся и закашлялся. – Это невыносимо. Я и десяти минут с вами не знаком, а уже мигрень заработал. Что же будет дальше?

Родион рассмеялся и помассажировал голову.

– Пока, кажется, все шишки только на мою сыплются. А вообще, мне ли вам о том говорить, князь? Сами знаете, какова стезя героя? Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Или как древние говаривали: «Aut cum scuto, aut in scuto»[2].

Похоже, господин Зеленин не шутил. Александр недоверчиво хмыкнул.

– Сударь, я не поклонник беллетристики. Имеете что-то сказать – излагайте по существу. Изволите в краснобайстве упражняться – это без меня. Я – офицер. Люблю четкие и лаконичные формулировки.

– Видите ли, дорогой князь… – Родион попытался почесать затылок, но застонал и отдернул руку. – Есть вещи, которые, хоть тресни, в одно уравнение, тем более, с одним неизвестным, никак не вписываются. Более того, из-за краткости формулировки многое может показаться совершенно не тем, чем является на самом деле. Но, если вы настаиваете, то я попытаюсь… суммировать… – он сделал короткую паузу и медленно, почти по складам, произнес одну фразу:

– Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

В полутьме лунного света, вливавшегося сквозь незашторенные окна (свет так и не зажигали), эти слова прозвучали почти зловеще. И в ту же минуту ночную тишину прорезали свистки полицейских. Словно, только и ждали команды.

– Третье отделение, говорите? – с некоторым сомнением в голосе произнес Александр. – А полиции сторонитесь… Жетон не потрудитесь предъявить, господин Зеленин?

– Конечно, конечно… – Родион открыл дверцу секретера, поворошил там кипу каких-то журналов и тетрадей, после чего в некоторой растерянности произнес:

– Неужели нашли?… М-да… Мелочь, но все же, неприятно. Выходит, за мною давно следят, если знали, что именно надо искать. Или по наитию… Мол, секрет не может не быть записан. Память вещь ненадежная…

– Вы меня слышите, Родион Евлампиевич? – тронул Зеленина за плечо князь.

– Да-да, конечно, Александр Даниилович. Надо уходить…

– Но вы не ответили.

– Потом, князь, потом. Похоже, у полицейских собака. Она ведет их по нашему следу. Так что, если хотите получить ответы, следуйте за мной. Во дворе особняка мой «Вольга» стоит. Пока полиция круг даст и здесь разберется, мы через главные ворота выедем. А там – ищи, свищи. До утра уж, в любом случае… По дороге и поговорим. Согласны?

Князь пожал плечами. Ему многое не нравилось в происходящем, но перед ним был человек вхожий в дом уездного исправника, стало быть – пока не доказано обратное – из своего круга и достойный доверия.

– Ладно. Идемте. Но, имейте в виду, я не легковерен. И никаких обещаний вам не дам, пока не услышу прямых и четких объяснений. Соответственно, до тех пор оставляю за собой право, поступать, как сочту нужным.

– Конечно, ваше сиятельство. Всецело предаю себя в ваши руки. Единственно чего прошу: пару часов неторопливой беседы там, где нас не потревожат, пока не будут расставлены все точки над «і» и «ё».

* * *

– Три танкиста и одна собака… – замысловато выругался Родион, пиная располосованную шину. Остальные колеса пребывали в не менее плачевном состоянии. – Такого свинства я не ожидал. Прошу прощения, князь, поездка отменяется.

– Я уже понял, – Александр пощупал место разреза. – Качественно вспороли. Только в утиль. Ни ремонту, ни восстановлению не подлежит… Точнее скажет эксперт, но, похоже, здесь баловались те же парни, что имели к вам разговор в переулке.

– Вы полагаете?

– Волнистое лезвие халифатского криса оставляет весьма характерный след, – кивнул князь, поднимаясь и отряхивая колени. – Это вам любой военный хирург скажет. Уходим?

– Одну минутку.

Родион открыл дверцу паромобиля, взял что-то небольшое из бардачка и сунул во внутренний карман пиджака.

– Господин Зеленин! Это вы? – голос донесся от купеческого дома вместе со скрипом открывающейся двери.

– Да, Калистрат – это я. Чего тебе, любезный?…

Дверь скрипнула еще раз, и по дорожке к ним неторопливо двинулся темный силуэт, хорошо различимый на фоне белых стен дома.

– Спрашивали вас вечером, Родион Евлампиевич. И передать велели…

Заспанный, в халате наброшенном поверх пижамы, слуга протянул Зеленину небольшой портфель.

– Кто спрашивал.

– Виноват. Господин не представился. Но судя по манерам и одежде, из общества. Сказали только, что вы будете рады.

– Еще бы… – проворчал Родион. – Как же не радоваться, голубчик, если тебе вручают твое же имущество. Которое, правда, перед этим было похищено.

– Похищено? – охнул лакей. – Да как же это? Прикажете вызвать полицию?

– Полно, братец, – остудил его порыв князь. – Ступай. Мы сами разберемся. Скажи только, какой он был из себя? И не гунявый ли?

– Никак нет, ваша милость… – помотал головою Калистрат. – Выглядели обыкновенно. Ростом с вас. Приятной наружности. И говорили обычно… – он немного замялся, но в конце концов решился. – Целковый мне дали…

Теперь стала понятно рвение слуги. Почему он не дождался утра, а караулил возвращение постояльца даже ночью. За целковый-то можно и расстараться. А вот личность неизвестного доброжелателя, становилась еще загадочнее. Не многие воры возвращают похищенное, при этом еще и приплачивая хозяину.

– Ничего больше прибавить не хочешь?

– Никак нет, ваша милость. Все что знал, как на духу выложил. Истинный крест… – перекрестился тот.

– Верю, верю. Ты вот что, любезный. Утром вызови техпомощь. Пусть шины поменяют… – Родион достал из кармана бумажник, вынул две белые пятидесятирублевые ассигнации и вручил их лакею. Потом – еще одну, рублевую. – Запиши номера механиков и проследи, чтобы все аккуратно сделали. «Вольга» халтуры не терпит.

– Не извольте беспокоиться, ваша милость… – лакей с готовностью поклонился. – Все исполню в лучшем виде… – и, поскольку других распоряжений не последовало, поклонился еще раз и тихонько ретировался.

– Интересная все-таки жизнь у сотрудников Третьего отделения… – притворно вздохнул князь. – Сплошные интриги да загадки. Может, и мне в рыцари плаща и кинжала податься? Как считаете, господин Зеленин?

– Князь, вы все не так поняли. Я же предупреждал. Не торопите меня с ответами и сами не спешите делать выводы.

– Да-да, я помню… – Александр кивнул, потом указал подбородком в сторону света, зажегшегося в окне флигеля. – Для обстоятельного разговора вам нужно укромное местечко и чтобы не беспокоили… В таком случае, теперь ваш черед следовать за мной.

Родион тем временем более тщательно осмотрел содержимое портфеля и, видимо, остался доволен, поскольку даже вздохнул с облегчением.

– Куда прикажете?

– Обратно к Долгопятовым, – Александр указал рукой направление и, не дожидаясь Зеленина, размеренным шагом направился к выходу из купеческого двора. Родион, уже давший согласие, молча последовал за ним.

– Здесь оставаться нет смысла… Бесцельно бродить по городу – тоже. Раньше или позже нас настигнут и придется давать ответы. Единственное место, где вас точно не станут искать… ближайшее время – мое имение. Ушли мы порознь. Так что полиции придется немало повозиться, прежде чем это выяснится. Да и всем остальным, вашим почитателям… кем бы они не были, тоже.

На улице, по счастью, никого не было. Все заинтересованные, во главе с полицией и ищейкой, сейчас осматривали флигель, а прочие граждане добропорядочно не совались куда не надо. Те новости, что им надлежит знать – завтра появится в утренней прессе. А чего, по мнению высокого начальства, не следует – еще до обеда разнесет сарафанная почта.

Чтобы сократить путь и, заодно, сбить с толку ищейку, не пошли кругом, а снова воспользовались «рабочей» калиткой.

Иллюминацию в саду Долгопятовых, к тому времени, уже погасили и тропинку через сад подсвечивали только окна теплицы. С недавних пор рекомендации Ордена для огородников советовали искусственно увеличивать световой отрезок суток. Управляющий все уши прожужжал князю об этом, когда испрашивал разрешения, увеличить расходы на газ для светильников. Александр подмахнул смету не вслушиваясь, а сейчас, почему-то вспомнилось.

– Послушайте, Родион Евлампиевич… – князь чуть замедлил шаг, давая Зеленину возможность поравняться. – Я одного в толки не возьму: вас убивают, похищают или охраняют?

– Отличный вопрос, Александр Даниилович, – фыркнул тот. – Прибавьте местоимение «кто», и пойдем искать гадалку. Не знаете, где тут ближайший Дом виларов. Может, раскинут на картах или в хрустальный шар посмотрят.

– Знаю… – не принял шутки князь. – Но, почему-то мне кажется, что в этом случае, нам их помощь не понадобится.

Родион оставил реплику без комментариев, только тревожно оглянулся.

– Ваша светлость, я понимаю, что такое поведение не приличествует князю… Но, может, прибавим ходу?

– Исключено. Вы же не хотите привлечь внимание. А торопливые шаги, не говоря о беге, ночью на полверсты слышны. Если только вы не проходили специального обучения пластуна-разведчика. Да и ветер в сторону флигеля. Ищейка вмиг убегающую добычу почует. Не забыли, что она по вашему следу идет?

Родион не забыл и специального обучения не проходил, поэтому возражать не стал, так что дальше шли молча, в том темпе, который задавал князь.

Вроде и недолго отсутствовали… во всяком случае так казалось князю, а празднование именин, успело завершилось. Гости разошлись или разъехались, а хозяева ложились спать.

Во дворе еще копошилось несколько дворовых баб, тихонько устраняя самые крупные следы празднества. Для более тщательной уборки лунного света и одного светильника над входом в дом было недостаточно, так что тщательную уборка продолжат с утра. А в доме и вовсе царила полнейшая тишина.

И прислуга, и домочадцы знали, что у надворного советника очень чуткий сон и жуткая бессонница. Так что если уж исправник лег почивать, муха не смела лишний раз пролететь рядом.

– Надеюсь, мои колеса целы?… – Александр бегло осмотрел кабриолет, в гордом одиночестве ночующий на стоянке возле дома. – Целы… Кстати, господин Зеленин, вы хорошо стреляете?

Прежде чем прозвучал ответ, князю показалось, будто то кто-то охнул. Но настолько тихо, что Александр решил: послышалось.

– Вполне… Правда, давненько не практиковался. Но это дело наживное. Если придется – вспомню.

– Ах, да. Простите, запамятовал. В департаменте тайных операций другое оружие в ходу. Более незаметное… Яд или стилет. В таком случае, располагайтесь сзади. Если что, будете перезаряжать…

– Вы думаете, погоня все же возможна?

– Нет… – князь открыл капот и забросил в отверстие топки ампулу с самовозгорающимся составом.

Устройство экстренного разогрева котла имело весьма ограниченное число использования и стоило очень дорого, а сейчас был не тот случай, чтобы заниматься расточительством. Несколько минут ожидания, пока давление пара в двигателе поднимется до рабочего, вряд ли что-то изменит.

– Меня предупредили, что башибузуки кордон перешли. Время позднее, вполне можем на них нарваться… Стоп! – Александр плеснул себя по лбу. – А не те ли это темные личности, что на вас напали, Родион Евлампиевич? Аслан… Мустафа… вполне характерные имена. И гунявый на каком-то татарском наречье говорил. Значит – это они специально по вашу душу пришли? Ого, это уже международный скандалом попахивает.

– Если б по душу, я был бы уже мертв, – вздохнул Родион, залезая в экипаж и устраиваясь на сидении с максимальным удобством. – К сожалению, а впрочем, и к счастью, все гораздо сложнее.

– Это точно… – князь слегка подтянул заслонку, увеличивая тягу, и огонь в топке мерно загудел, доводя температуру мальварина в двигателе до рабочего режима. – Времени у разбойников было с избытком. А, я вспомнил – они что-то хотели от вас получить?

Родион непроизвольно коснулся рукой портфеля.

– Может, поедем уже? Честное слово, князь, надоело говорить загадками и намеками. А чем дольше я ухожу от прямого ответа, тем больше вы нагородите лишних домыслов, которыми потом же меня упрекать станете, мол я вас обманул.

Ответить Александр не успел. Дверь дома рывком распахнулась и, держа в руке фонарь «летучая мышь», наружу выбежала Машенька. От порывистости движений, наброшенная на плечи шаль упала на ступеньки, но дочь исправника даже не заметила этого.

– Господа! Умоляю вас! Не делайте этого!

* * *

Девушка торопливо подошла к машине и повторила:

– Прошу вас. Не надо…

– Машенька… Мария Павловна… Конечно же, – Александр поспешно снял китель и укутал им полуобнаженную девушку. – Не волнуйтесь. Вы только скажите, что именно нам не делать, и мы не будем… Обещаю. Родион Евлампиевич, подтвердите!

– Всенепременно… – кивнул тот, как и князь, совершенно ничего не понимая. И прибавил менее серьезно… – Чтоб мне с этого места не сойти.

– Вы еще и шуте… – Машенька сердито топнула ножкой, но вспомнила что она сейчас в роли просительницы и сменила тон. – Господа, вы и правда, исполните мою просьбу.

– Все что угодно, – подтвердил Родион. – Кроме Луны с небес. Поскольку это не сообразуется с законами физики. А обещать заведомо неисполнимое…

– Перестаньте разговаривать со мной, как с ребенком! – опять вспыхнула барышня, в пылу забывая о соблюдении тишины. – Я все слышала! И прекрасно понимаю, что вы задумали! Так вот, господа! Я запрещаю вам! Слышите? Категорически запрещаю! Иначе, иначе… – Машенька замялась, поскольку еще не придумала, чем бы таким ужасным им пригрозить.

– Марья Павловна… – Александр взял девушку за руку. – Успокойтесь, за ради Бога. Я ведь уже пообещал. Все что пожелаете…

– И вы не будете стреляться? – таинственным полушепотом уточнила барышня.

– Стреляться?…

Мужчины недоуменно переглянулись.

– Марь Павловна, голубушка? – князь пожал плечами. – Помилосердствуйте… С чего вдруг такие странные фантазии?

– Полноте, князь! – опять повысила голос та. – Я же слышала, как вы спрашивали у Родиона Евлампиевича: «умеет ли он стрелять»!

– Ах, вот оно что… – Александр облегченно вздохнул. – Слава богу, наконец-то разобрались. Я уж и не знал, что обо всем этом думать. Машенька, милая, вы нас не так поняли. Уверяю – между нами не пробежала черная кошка и у нас нет причин для дуэли. А умение Родиона Евлампиевича мы обговаривали совершенно по другому поводу…

Дальнейшие объяснения князю пришлось прервать, поскольку из сада с тявканьем выметнулась немецкая овчарка, оббежала вокруг кабриолета и замерла. Делая стойку на господина Зеленина. Пара сторожевых псов, дожидающихся в вольере когда их выпустят на ночь, тут же вскочили и для острастки несколько раз облаяли чужака. Но служебный пес даже ухом не повел в их сторону. Он выследил свою цель и теперь дожидался проводника.

Полицейские не заставила себя ждать. Топоча сапогами, как целое стадо, придерживая шашки, из сада выбежало четверо городовых. Один из них держал в руке собачий поводок.

– Каштанка! Фу! Сидеть!

Но, ищейка и сама уже вернулась к хозяину, перед этим предупреждающе тявкнув на Родиона. Чем немедленно вызвала басовитый лай из вольера.

– Господа! – старший городовой шагнул к машине. – Прошу прощения, сударыня… Признаться, я в полнейшем недоумении, но Каштанка никогда прежде не путала след. Поэтому…

– Черт возьми! Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?! Пожар? Наводнение? Или кого-то убивают?

На пороге дома возник, нервно кутающийся в бархатный халат, заспанный Павел Дормидонтович. И, судя по тому, как вокруг него увивались лакеи, разбуженный неожиданным шумом, надворный советник пребывал в прескверном состоянии духа.

– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие?! – взял под козырек старший городовой. Низшие чины тоже вытянулись во фрунт.

– Ну?…

Павел Дормидонтович шагнул на пару ступеней вниз.

– Городовых высвистел ваш дворецкий… Которому послышался подозрительные крики и возня рядом с вашим садом…

Надворный советник перевел нахмуренный взгляд на старшего лакея и тот торопливо закивал, как китайский болванчик.

– Продолжай…

– Тревогу подняли не даром. Рядом с «черной» калиткой обнаружено два неизвестных трупа.

– Ой!

– Машенька?! А ты что тут делаешь? – Долгопятов торопливо сбежал вниз и тоже встал рядом с паромобилем князя. – Александр Даниилович, я требую объяснений!

– Павел Дормидонтович, ничего предосудительного, – приложил руку к сердцу князь. – Клянусь честью. Мы с Родионом Евлампиевичем как раз собирались уезжать. А Мария Павловна вышла пожелать нам счастливого пути.

– В таком виде? Машенька! Как тебе не…

– Не слушайте их, папенька! Они стреляться хотели!.. Я случайно услышала! Сами понимаете, некогда было одеваться.

– Дуэль? В моем уезде? – тяжело засопел надворный советник. – Господа, право слово, это чересчур! Александр Даниилович, голубчик, вы не настрелялись еще? В столицах? Или решили в такой способ напомнить о себе Его Императорскому Величеству? Вряд ли ваш папа одобрит такое…

Тут он вспомнил о докладе городового и повернулся к нему.

– Те двое, тоже дуэлянты?

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – продолжил рапорт тот. – Один труп застрелен, а второй зарублен. Не похоже на поединок… Если только не дрались два на два. Но, покойники не дворяне. Башибузуки халифатские, и к гадалке не ходить.

– Ну, а ко мне вы зачем посреди ночи всей гурьбой приперлись?

– Так, это… Ваше высокоблагородие, господин уездный исправник… Осмелюсь доложить… – еще больше вытянулся старший городовой. – Каштанка по следу шла.

– По какому еще следу?

– Который преступники оставили. Сперва во флигель купца Семенова нас затащила. Где, как мне доложили, квартирует господин Зеленин. А после – опять таки по следу – сюда. Ну и вот… Сами изволите видеть… – старший городовой указал на заднее сидение кабриолета, где замер Родион. Еще не решивший: признаваться или все отрицать.

Павел Дормидонтович посмотрел в его сторону, потом на князя, потом на притихшую Машеньку и только после снова повернулся к городовым с собакой.

– То есть, ты хочешь сказать, голубчик… – голос надворного советника упал до шепота. – Что их сиятельство князь Катакази и всеми уважаемый в Измайловском уезде коммерсант, господин Зеленин, прямо из-за стола вышли на улицу, убили двоих прохожих, а потом снова вернулись ко мне на именины?

– Никак нет, ваше высокоблагородие… – городовой тянулся как струна, хотя, судя по выражению его лица, предпочел бы стать ниже карлика. – Но собака…

– Ну-ка, дыхни…

– Павел Дормидонтович, – решил разрядить накаляющуюся ситуацию Родион. – Если позволите, я попробую прояснить ситуацию.

– Будьте так добры, Родион Евлампиевич… – уездный исправник сунул старшему городовому под нос кулак. Каштанка, видя что дело не шуточное, спряталась за сапогами остальных полицейских.

– Видите ли, как я понимаю имеет место простейшая логическая ошибка. Которая гласит, что «после этого, не значит – вследствие этого». Полицейская ищейка взяла наш с князем след, поскольку мы, не больше часа тому, действительно проходили улицей, направляясь ко мне домой. Затем – вернулись сюда, к машине его сиятельства. Так что собаку винить не в чем. А теперь, позволю себе спросить у господ полицейских. Скажите, если на место происшествия отправить другого пса, чей след он возьмет теперь?

Старший городовой озадаченно почесал затылок.

– Это… наш… получается… Мы там изрядно наследили.

– Так что, голубчик, вы сами признаетесь в двойном убийстве или еще кого поищите?

Полицейские растерянно переглянулись.

– Что, сучьи дети, съели? – расхохотался надворный советник. – Пошли прочь, болваны! И завтра с утра чтобы становому приставу доложили по всей форме об этом казусе. Проверю… А вам Родион Евлампиевич в адвокатуру надо идти служить. Право слово, успех гарантирован. Хотите, замолвлю словечко?

– Премного благодарен, Павел Дормидонтович, – отмахнулся тот. – Мне и мой кусок хлеба с маслом горло не дерет.

– Ну, нет, так нет… – снова посерьезнел Долгопятов. – Оставим трупы умерщвленных покойников полиции и вернемся к нашим делам. Я по-прежнему жду объяснений. Что еще за дуэль такая затевается? По какому случаю?… И почему моя дочь рядом с вами… в неглиже?…

– Павел Дормидонтович, – понимая, что разговор надо заканчивать как можно скорее, иначе он может свернуть в нежелательное русло, Александр решил использовать ситуацию с максимальной выгодой и, заодно, отсечь все лишние расспросы. – Я хотел просить руки вашей дочери. Сразу, после того, как отец вернется из столицы. Чтобы все чин по чину… Но, раз уж случился такой конфуз… и вы настаиваете, то – я готов прямо сейчас. Благословите сватов засылать?

Его слова произвели надлежащий эффект. Если секунду тому каждый думал о чем-то еще, то теперь любые трупы, убийства и прочая полицейская суета отошли на самый дальний план.

– Ой, мамочка!.. – девушка охнула, зарделась и убежала в дом, в забывчивости прихватив китель поручика.

А надворный советник, проводив Машеньку задумчивым взглядом, шагнул к князю и отечески приобнял.

– Нет, Александр… Не будем торопиться. Вы правы, все надлежит делать, как полагается. Жизнь не терпит суеты… Дождемся приезда их высокопревосходительства, а там – засылайте сватов. Как мне кажется, «гарбуза» им не преподнесут… – после чего негромко, на ухо прибавил. – Успокойте же старика. Скажите, что никакой дуэли не будет. Я же видел, как вы смотрели на них двоих за ужином.

«Вот старый лис, – то ли обругал исправника, то ли восхитился им князь. – Все заметил и ни словечком не обмолвился. Нарочно что ли ревновать меня заставили? Впрочем, какая теперь разница. Правила везде одинаковы. Взялся за фигуру – ходи… Да и фигурка такая, что самому из рук выпускать не охота».

– Честью клянусь. Нам с Родионом Евлампиевичем нечего делить. И уж тем более, теперь, после ваших слов.

Зеленин счел нужным приподняться и кивком подтвердить слова своего нового знакомца.

Глава четвертая

Ночь на 15-е июля. Бессарабская губерния. Село Вишенки. Имение князей Катакази

– Итак, сударь, вы утверждаете, что являетесь ходоком?

Князь взял с блюда золотисто-красный персик, повертел в руке и поставил обратно. Потом подошел к приемнику пневмопочты, стоявшему отдельно, на специальном столике, и в задумчивости постучал по белому ящичку, украшенному серебряным гербом. Словно проверял, не завалялось ли там послание.

После объяснений с надворным советником, ничего примечательного не произошло. Не было никаких погонь, преследований с перестрелками и прочих приключений. До Вишенок добрались совершенно спокойно, будто с театра или ярмарки воротились. Поставив паромобиль рядом с мастерской и передав его под опеку механику, Александр отдал пару малозначительных распоряжений, бросившейся навстречу дворне, и повел нового знакомца в кабинет. Где приступил к обстоятельному допросу, несмотря на позднее время.

Но, если князь рассчитывал услышать какие-то государственные тайны, проходившие по ведомству Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, то увы… Нет, Родион не соврал, он и в самом деле имел самое прямое отношение к Шестой (Особой) экспедиции. Но не как агент, а – объект.

– Там, где я родился, ваше сиятельство, ходоками называют мужчин, которые любят пачкать в чужие простыни… – усмехнулся Родион. – А пришельцев из других миров именуют «попаданцами». Но, поскольку мы здесь, а не там – то да, князь, ваша правда, я действительно ходок.

– И проживаете в Измаиле третий год под чужим именем?

– Вы не поверите, ваше сиятельство, но в жизни бывают и приятные случайности… – развел руками Родион. – Когда я выбрался из моря, нагой будто новорожденный младенец, еще даже не подозревая, что оказался в другом мире, судьба сделала мне царский подарок. Я нашел одежду, документы и даже паромобиль. В общем, все что необходимо для благоустройства в любом обществе… Плюс, немного, собственного хладнокровия, жизненного опыта и смекалки. Конечно же, в каком-нибудь губернском городе мое появление вряд ли осталось бы незамеченным, но здесь – в провинции…

– А что произошло с настоящим господином Зелениным? – вспомнил Катакази. – И, кстати, как вас действительно величать?

– Дмитрием… Петровичем… Только я уже привык к новому имени. Не стоит менять. Запутаюсь… А настоящий Родион Евлампиевич, скорее всего, утоп… Во всяком случае, местные газеты писали, что примерно в это время рыбаками был выловлен труп неизвестного мужчины средних лет. В состоянии не подлежащем опознанию. А поскольку примерно в эти дни штормило, то и разбираться не стали. Но, прошу секрет сохранить… Семья Зеленина об этом ничего не знает. Я, как обосновался, навел справки… В общем, высылаю его сестрам и матери с отцом вполне приличное содержание… Рассчитался со всеми долгами, выкупил и сжег закладную на имение. А свою добровольную ссылку, – всем, кого удивляет, что господин Зеленин застрял в Бессарабии и даже не помышляет о возвращении в столицу, – объясняю душевной травмой. Ведь Родион Евлампиевич, как и вы, тоже был офицером, и оставил службу под давлением обстоятельств. Потому и сам домой даже на Рождество не езжу и к себе никого не приглашаю… Меланхолия, скажу я вам, весьма полезная штука…

– М-да… – князь снова потянулся к блюду с фруктами, но так и остановился с протянутой рукой. – Сбили вы меня с толку… Родион. А я ведь и в самом деле решил, будто имею дело с агентом охранки… Да-с… Конечно же, мне не раз приходилось читать в газетах и слышать о ходоках, но мало ли о чем говорят и пишут. В Библии, к примеру, черти и ангелы упоминаются. А кто их видел? Кстати, я заметил, у вас в доме, как на мой неискушенный взгляд, весьма недурственная лаборатория оборудована…

Родион пренебрежительно махнул рукой.

– Муляж…

– В каком смысле?

– Видите ли, князь. В своей коммерции я опираюсь на научные открытия из моего мира. А не все из них уже известны здесь. Вот и приходится симулировать некоторую изобретательскую деятельность. Время от времени тискать заметки в научные издания, о якобы проведенных исследованиях. Кое-что патентовать… по мелочи. Чтобы не привлекать к себе внимания. Ну, вы понимаете. А оборудование, прикупил по случаю и расставил. Если кто-то полюбопытствует, где же я те самые открытия произвожу, так сказать…

– И часто любопытствуют?

– Пока, Бог миловал. Но, ваше сиятельство, вы же знаете, что сани готовят летом, а телегу зимой.

Александр неопределенно хмыкнул, обогнул стол и принялся бродить взад-вперед вдоль стены, как преподаватель пред аудиторией.

– И многое в вашем мире иначе устроено?

– Не особенно, – пожал плечами Зеленин. – Если честно, здесь как-то… ммм… надежнее, что ли. Прочнее. Чуток общий быт подтянуть и вообще прекрасно станет. Верите, князь, я уже, наверно, больше года родной мир не вспоминаю. Прятаться и притворяться только надоело. Все время кажется, меня вот-вот найдут, разоблачат и… в общем, ничего хорошего.

– И вы не ошиблись, – понимающе кивнул Александр. – Нашли. Но совсем не те, кого вы опасались. Поверьте, сударь, Особая экспедиция такими глупостями не занимается. Вас, просто, пригласили бы в околоток, под самым благовидным предлогом… А дальше вы путешествовали бы, возможно что и в столицу, за казенный счет, но в экипаже с небьющимися окнами.

– Это я и сам понимаю, – Родион потер кончик носа. Поймал неодобрительны взгляд и извинился. – О, простите великодушно… Глупая привычка. Никак не могу избавиться. Вы совершенно правы, князь. Похоже, пока я прятался от охранки, меня срисовали настоящие бандиты.

– Срисовали? – переспросил Александр. – Зачем? Проще было сфотографировать.

– Возможно, – улыбнулся Родион. – Не знаю. Но, в том что на меня охотится служба безопасности «И.Г. Фарбениндустри», я почти готов поклясться. Вот только винить, кроме собственной глупости и жадности, некого…

– Вы хотите сказать, что германцы устроили охоту на подданного Российской короны? Да еще и прямо в Империи? Нонсенс… Если бы господину Круппу понадобились ваши идеи, о коих вы намекали, он прислал бы чек, а не группу захвата.

– Вообще-то, – слегка замялся Зеленин. – Чек был… И весьма солидный. Вместе с письмом. На немецком. Но я его даже читать не стал.

– Почему? – удивился Катакази.

– Да был я пару раз в той Германии… Ну, нафиг… С тоски удавиться… Пиво, капуста, сосиски… И потом, у господина Крылова, идея совместного обеда волка и ягненка, предельно ясно сформулирована. Подтверждение чего вы и сами видите.

– Ерунда. Наши императоры братья. Страны – союзники. Это же международный скандал.

– Вы забыли, князь, один немаловажный нюанс, – поскучнел Родион. – Я не настоящий гражданин империи. И мои наниматели, похоже, об этом знают.

– Гм… Да. Тут есть над чем поразмыслить, – Александр наконец-то перестал вышагивать и опустился в кресло. – Но, в таком случае, при чем тут Халифат? Уж турка и араба от прусака я отличить сумею.

– Ума не приложу, – пожал плечами Зеленин. – От них я чека не получал. И вообще никакого предложения. Хотя, возможно…

Родион хотел еще что-то сказать, но в это время во дворе ударили в рынду. Металлический звон вспорол ночную тишину, словно острый нож натянутый парус. И она лопнула с громким треском, врываясь в дом многоголосым гомоном вместе с распахнутым окном.

– Что случилось? – князь крикнул ни к кому конкретно не обращаясь, и ответов последовало множество.

– Горим, барин!

– Поджог, ваше сиятельство!

– Пожар!

– Пожар?… Где?

– Старая конюшня заполыхала, ваше сиятельство… – в кабинет важно вошел управляющий имением. – Не стоит беспокойства. Я уже распорядился… Скоро потушат. Старая, ветхая хибара. На отшибе… Та самая, что вы велели после страды на дрова разобрать. Но, видимо, Господь иначе рассудил.

– С огнем шутить не приходится. Тем более, летом…

Князь подхватил с вешалки походный китель и оглянулся на Зеленина.

– Вы со мной… Родион Евлампиевич?

– Конечно…

– Тогда набросьте… – указал на еще один китель такого же защитного цвета, только без эполет. – В вашем парадном пиджаке только по пожарищу и бегать. Изгваздаетесь так, что ничем не отстирать…

– Благодарю… Но насчет «не отстирать», позволю себе не согласиться. Один из моих патентов, как раз для подобного случая…

Родион умолк, поскольку общаться со спиною бессмысленно, а князь Катакази уже выходил из кабинета.

Единственный плюс всякого ночного пожара – искать не надо. Сам себя освещает.

Пылало не так чтобы ярко, но и тушить тоже смысла не было. Сбить огонь с высохших до звона бревен можно было только утопив их в реке. Это как раз и предлагал Федор Иванович. Но, мужики не торопились принять совет механика. Старая конюшня стояла на отшибе, и если удержать пламя на месте, то и вреда никакого не будет. А потащишь к реке – кто знает, чем обернется. Трава ведь тоже сухая.

– Слышь, Тимофей Силыч? – спросил управляющего князь. – А с чего бы ей загореться?

– Ума не приложу, ваше сиятельство. Видимо, детишки озоровали. Кто ж теперь разберет. Или прикажете по всей строгости спрос учинить?

– Не надо… Не велика беда. Но людям скажи, чтобы сорванцам своим всыпали. Всем… Виновному по заслугам, а остальным – для вразумления и злости! Они-то, наверняка знают, кто поджигатель.

– Хитро… – ухмыльнулся староста. – Будет исполнено, ваше сиятельство. Сам проверю…

– На место возгорания группа прибыла вовремя. Установлено, что объект сгорел правильно. Не нарушая правил пожарной безопасности… – саркастично пробормотал Родион.

– Что? – обернулся к нему князь.

– Ничего. Так, шутку старую вспомнил. Из рапорта пожарников. Князь, если ничего страшного не произошло и тушить огонь не собираетесь, вели мужикам мешок картошки притащить и испечь. Будет завтрак для всей деревни… И жар зря не пропадет.

– Веселитесь, Родион Евлампиевич? А не кажется ли вам, что красного петуха с намеком подпустили?

Зеленин пожал плечами.

– Вообще-то, я уже ничему не удивлюсь. Но, зачем?

– А зачем зверя из норы выкуривают? Чтобы бежал в беспамятстве, сломя голову. Тут то его охотник и возьмет.

– Но ведь мы можем и не бежать…

– Тогда, завтра огонь полыхнет в другом месте… Нет, Родион Евлампиевич, похоже, крепко за вас взялись немцы или басурмане. Или и те, и другие вместе. Отсидеться не дадут. А если вспомнить, что казаки предупреждали о большом отряде башибузуков, переправившимся на наш берег…

Князь нагнулся, подтянуть голенище и в этот же момент рослый мужик, стоявший в нескольких шагах позади, громко охнул, схватился за грудь, опустился на колени и повалился ничком. Белая рубаха на его спине стремительно темнела.

Мгновением позже народ взволнованно загудел, а какая-то бабенка душераздирающе завопила:

– Убили! О, Господи! Никитушку моего убили!

– Что такое?! – князь сунулся туда, но ему преградил путь денщик. Приподнимаясь на цыпочки и растопыривая руки.

– Вашбродь, нельзя! Это же в вас стреляли! Уходите со света! Быстрее!

– Какого черта?! Сенька, поди прочь! – попытался оттолкнуть солдата Александр.

– Ваше сиятельство! Нельзя! – тот игнорируя приказ, намертво вцепился в рукав кителя и потащил князя подальше от огня. – Мы его не видим. А он… Сами понимаете… В следующий раз не промахнется.

Что стреляли, не в лапотного мужика Родион сообразил быстрее князя и, пригибаясь к земле, бросился следом Катакази. Кем бы ни были преследователи, но нападением на имение, они отчетливо дали понять, что либо получат то что хотят, либо…

Дмитрия Базилюка, а нынче – господина Зеленина, второй вариант никоим образом не устраивал. Категорически. Настолько, что даже обдумывать не хотелось. Но и сдаваться – извини-подвинься. Не на того напали.

* * *

Важно пыхтя отработанным паром и довольно ворча соплом топки, кабриолет несся по дороге в Измаил. В умелых руках Федора Ивановича паромобиль буквально летел над асфальтовым покрытием, показывая все на что способен мощный двигатель «Руссо-Балта», если за рулем не любитель, а мастер.

Рядом с ним, на переднем сидении, положив на колени двустволку заряженную картечью, бдел денщик Сенька, вертя головой во все стороны и внимательно вглядываясь в степь. На востоке небо уже розовело и любую тень было заметно издали. А вот на западе, прежде чем окончательно уступить место дню, тьма только сгустилась, словно чернильница опрокинулась. Для засады лучше и не придумать.

Сам Александр, вручив наган Родиону, вооружился новенькой самозарядной «драгункой». Карабин был удобнее для тесноты салона, при этом почти не уступая точностью и дальностью боя винтовке. А десять пуль, подающихся из кассеты всего лишь передергиванием затвора, в руках умелого стрелка, могли сбить атакующий пыл даже с башибузуков. Несмотря на их прозвище…

Если до выстрела, ранившего крестьянина, князь еще думал и сомневался, то после него начал действовать. Стремительно и уверенно, как в бою…

Первым делом велел механику немедля заводить паромобиль. Денщику – уложить в машину оружие, тревожный саквояж, бидон с водой и НЗ, как для похода. Потом позвал управляющего.

– Тимофей Силыч, я в Кишинев на недельку отъеду. Отца проведать. Если полиция или кто иной станет интересоваться – так и отвечай. И еще… Проследи, чтобы семья убитого в нужде не оказалась. Он ведь вместо меня пулю принял.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, все исполню, – кивнул тот. – Только живой Никитка. Пуля, видать, на излете была. По ребру скользнула и боком вышла. Кровищи много, а урону на копейку. Через две седмицы поднимется.

– Хорошо, – перекрестился Александр. – Выдай ему сотенную, для быстрейшей поправки.

– Воля ваша, барин… – недовольно помотал головою управляющий. – Только напрасная это затея. В вашем имении крестьяне и так ни в чем не нуждаются. А как прознают другие мужики, что за ранение барин сотенную дают, у меня вскорости не деревня будет, а сплошной лазарет. Вы вот что, Александр Даниилович… У Никитки дочь Агафья заневестилась. Так я лучше объявлю, что вы ей приданое назначили… У Никитки в доме одним ртом меньше станет – послабление, стало быть. А в деревне – одним двором больше.

– Поступай, как знаешь… – остановил управляющего князь. – Я тебя по другой надобности позвал. Сделай так, чтобы все узнали, что мы с господином Зелениным в Кишинев отправились.

– Уже, ваше сиятельство… – усмехнулся тот.

– То есть?

– А Дунька ваши слова слышала. Только что тут стояла… И солнце не взойдет, как каждая баба в Вишенках о том знать будет. Даже не сомневайтесь. Сарафанная почта понадежнее фельдъегерской.

– Добро, коли так… – князь посмотрел по сторонам, нет ли еще кого рядом, и понизил голос. – Обратно скоро меня не ждите. Это если отец приедет и спросит, а я еще не вернусь. Князю предашь, что я сам свяжусь, к только смогу. Дело государственной важности. Все. Родион Евлампиевич, пошли собираться…

В кабинете Александр вынул из выдвижного ящика и положил на стол какую-то невзрачную бумажку, будто из блокнота вырванную.

– Посмотри. Ничего не напоминает?

– А должно? – удивился Родион.

– Если я не ошибаюсь, это тоже из твоего мира. Можешь оценить: важное что или ерунда?

Зеленин бегло просмотрел послание, потом, все так же, без интереса взглянул и на набросок чертежа. А уже в следующую секунду рука его весьма заметно дрогнула.

– Не может быть… Как все изящно и изумительно просто. А мы головы сломали… – пробормотал негромко.

– Узнаете? – заинтересовался Катакази.

– Что? – Родион поглядел на князя отсутствующим взглядом. И делано небрежно вернул ему листок. – А-а… Нет, показалось. Это не моя область знаний. Похоже на электрическую схему какого-то излучателя. Насколько могу судить. Я по образованию инженер-химик, в электротехнике не очень силен… Один семестр всего… На шокер смахивает. Но, судя по количеству запараллеленных конденсаторов, импульс на выходе будет еще тот.

– Какое применение?

– Шокера? Вообще-то, оглушающее оружие. Поражающий фактор от силы тока зависит. Но, это только предположение. Больше ничего не скажу. Не мой профиль. Специалист нужен. Может, это и не оружие, а всего лишь сигнальное устройство. И на выходе не разряд, а вспышка. Хотя, лампочки не вижу. Кружок зачеркнутый, крест на крест…

– Ничего. В Ордене разберутся. Плюс твои секреты… Думаю, в сложившихся обстоятельствах, я имею право на самоволку.

– А не проще агентов охранного отделения сюда вызвать? – Родион кивнул на приемник пневмопочты.

– Нет… – князь, забрал листок, аккуратно свернул трубочкой, вынул из того же ящика пробирку, вложил в нее чертеж и засунул в нагрудный карман кителя. – Вы же знаете, что восемнадцатого июля День Примирения?

– Вы имеете в виду праздник в память о заключении Орденом от имени всех людей мира с акватами? Конечно… В этот день по всему миру прекращаются любые военные действия.

– Ну, нам с вами из этого толку ноль, а вот Высочайшее помилование, которое Император традиционно подписывает ровно в девятнадцать сорок – час, когда Магистр Ордена заключал договор о вечном мире с акватами, очень даже кстати.

Зеленин недоверчиво поглядел на князя.

– Александр Даниилович, помилуйте, вы серьезно?

– Вполне, – усмехнулся князь. – Прекрасно понимаю вашу иронию. Конечно же, все это не более, как театрализованное действие, и списки для помилования готовятся заблаговременно. Но… – тут он подмигнул и рассмеялся. – Судьба распорядилась так, что секретарь, готовящий списки, кое-чем обязан лично мне. И не откажется вписать в прошение наши фамилии. Главное, чтобы мы оказались вовремя В Санкт-Петербурге.

Катакази сделал еще пару энергичных кругов по кабинету.

– И вообще, мой друг – нельзя победить, спрятавшись в крепости и предоставив противнику свободу маневра. Мы не знаем ни где они, ни сколько, ни какие у них планы… Если они не дураки, то должны понимать, что отсидеться в имении, вызвав полицию, самое простое, что можно предпринять в данной ситуации. А на такое задание дураков не посылают. Я не самого лестного мнения об армии Халифата, но их тайная служба весьма проворна. К тому же состоит из фанатиков. А такого легче убить, чем заставить отказаться от исполнения возложенной миссии.

– При чем тут Халифат? Я же вам говорил – это немцы меня к… соглашению принуждают.

– Да, я помню. Германская расчетливость и арабская изворотливость… Родион, молитесь, чтоб они действовали порознь… А то как быстро ваши «друзья» просчитывают ходы, можете судить сами. Никто не ожидал, что после именин у Долгопятова вы будете в состоянии учинить сопротивление. И уж тем более, что там появлюсь я. Тем не менее, нас высчитали едва ли не опередив полицию… И загнали в следующую ловушку. Черт! Полицейские, наверняка, были ряжеными… Или – это уже паранойя?

Князь потер виски.

– В общем, вариант, что вы захотите в укрытии отсидеться, наверняка обдуман. И у нас единственный шанс не просто уцелеть, а победить – это перестать играть по их правилам. Перетасовать карты и перенести игру за другой стол. Заставить догонять, торопится, импровизировать. Не давать времени на подготовку, а самим оставаться начеку. При этом, двигаясь в нужном нам направлении. Как вам такой план баталии?

– Он великолепен, князь, – искренне ответил Родион. – Я всегда мечтал о приключениях и путешествиях. Но то одно, то другое не позволяло сняться с якоря… Измаил – Санкт-Петербург! Отличный может получится вояж… Будет о чем на старости вспомнить. Свистать всех наверх! Полный вперед!

– Вот уж не ожидал от коммивояжера такой прыти, – хмыкнул Александр. – Похоже, в вашем мире, с авантюрой совсем плохо, что вы так разошлись?…

– Вы даже не представляете себе насколько… – вздохнул Родион. – Прибить могут за червонец у подъезда или задавить прямо на остановке. А романтики никакой. Грязно, пусто и скучно… Вот потому я мечтаю не о возвращении, а о том, как обосноваться здесь. Но, непременно на законном основании… Только, у меня будет к вам одна небольшая просьба.

– Излагайте, – поощрил его князь. – Все что в моих силах…

– Здраво рассуждая, в путешествии вполне возможны различные коллизии… Одним словом, князь, если вы не возражаете, я хотел бы оставить свой портфель здесь… у вас в доме. В карман его не спрячешь… – Родион указал взглядом на весьма объемистую сумку. – А потерять или забыть… в спешке… более чем реально.

– Да ради Бога. Уж чего-чего, а несгораемых шкафов в имении губернатора предостаточно. Дуняша!..

На все сборы и разговоры ушло не больше получаса. Так что выехали еще до рассвета. Соблюдая максимальную тишину и не зажигая фар. Впереди паромобиля пустили пустую телегу, которая своим тарахтением и скрипом могла заглушить выдвижение полка броневозов, а не только одного кабриолета. И только отъехав от Вишенок версты на три, князь завернул телегу обратно, а Федору Ивановичу велел не жалеть пара. Фары теперь, естественно, тоже зажгли.

– Давай, Федор Иванович! Жми… В шесть утра из Измаила на Кишинев отправляется рейсовый дилижанс. Мы должны на него успеть…

– А зачем вам дилижанс, Александр Даниилович? – удивился механик. – Я заполнил все отсеки топливом. И пара дюжин запасных брикетов в багажнике имеется… Хватит не то что до Кишинева, а хоть до Киева.

– Нет, братец. Так слишком просто и понятно. Сели и укатили. Дорога прямая, лови – не хочу. Зато, когда вы с Сенькой обратно в имение вернетесь, возникнут вопросы. И, пока недруги будут искать ответы и принимать решение, мы уйдем… А вы, как только вернетесь, скажите Тимофею чтобы немедля вызвал полицию. По делу о пожаре… Чем больше в имении суеты поднимется, тем чужакам труднее будет понять, что происходит на самом деле.

– Ваше благородие, а как же я? – взмолился денщик. – Дозвольте с вами остаться.

– Извини братец, понимаю тебя… но три сабли в бою стоят ненамного дороже двух. А затеряться вдвоем легче. Да и те, кто за нами следят, увидев тебя в имении, не сразу поверят, что мы ушли. Сперва решат, что мы с Родионом Евлампиевичем прячемся в доме или еще где… Стрелка опасаясь. Смекаешь?

Сенька сперва приуныл. Но потом представил, как будет обманывать тайного врага и приободрился. Кто знает, может, в него тоже выстрелят, как в Никиту? И он будет лежать раненый, окровавленный, а Дуняша или Акулина станут хлопотать над героем. Сердечко девичье, знамо, жалостливое…

– А теперь, Федор Иванович, – продолжил князь Катакази, – прижмись-ка ты к обочине и остановись. Думаю, самое время всем поменяться местами и… одеждой.

Глава пятая

Утро 15-го июля. Бессарабская губерния. Уездный город Измаил. Станция рейсовых дилижансов. Фабричная свалка.

Несмотря на раннее утро, станционная площадь уже гудела, как потревоженный улей. Между сонными, зевающими на ходу и потирающими глаза людьми, сновали разносчики кураги и изюма, сушеных фруктов, жареных подсолнечных и тыквенных семечек. Водоносы и продавцы сбитня. Торговцы домашним вином, шербетом и медовой пахлавой… Все торопились успеть сбыть товар раньше чем придет жара и никто не захочет ничего кроме мороженного и ледяного кваса.

Еще не очнувшиеся после одурманивающей ночной духоты, по звонку будильника вскочившие с влажных от пота простыней, провожающие и путешественники, вяло отбивались от торгового люда. А то и покупали что-то, толком не понимая: что именно и зачем?

Переодетых и ничем не выделяющихся из толпы Александра и Родиона, станционный водоворот поглотил с легкостью пары щепок оказавшихся в воронке речного омута. Князя при этом несколько раз бесцеремонно толкнули, а когда он возмутился – еще и обругали. Повезло, что хамом оказалась дородная тетка. Мужчине Александр точно не спустил бы. И даже если бы обошлось без полиции, они оставили бы для погони след соразмерный с неоновой надписью «Мы были здесь».

Понимая, что у касс толчея еще больше, Родион отвел князя в расположенный неподалеку сквер, усадил на скамейку и очень убедительно попросил ждать здесь. Мотивируя тем, что их ружья, даже в чехлах, привлекают слишком много внимания. С таким доводом, Александр согласился.

Пристроив князя, от греха подальше, Родион, с криком: «Вы здесь не стояли!», привычно ввинтился в очередь, расталкивая локтями, наступая на ноги и вообще, чувствуя себя в толпе, как рыба в воде. С трудом удержался чтобы не «одолжить» бумажник, торчащий у какого-то поддатого субъекта из заднего кармана брюк. Но не из-за высокоморального воспитания. Нарочитость почувствовал. И не удивился, когда буквально тут же, рядом с субъектом парочка верзил ловко скрутила и выдернула из очереди незадачливого мазурика.

«Первый класс, вторая четверть… – мысленно усмехнулся Родион. – Ну, прям дети… Вот как икается отсутствие телевидения. Никакого криминального образования. Все путем собственных проб и ошибок…»

Ущипнув за противоположный от себя бок молодящуюся дамочку, чем спровоцировал небольшие разборки и смещение очереди в сторону, Родион протиснулся к окошку кассы и протянул барышне за стойкой две десятки.

– Два билета в Кишинев, красавица. На ближайший…

Увы, кассирша даже головы не подняла.

– На утренние и вечерние рейсы билетов нет. Только на обеденный дилижанс. На обеденный брать будете?

Ясен пень, что в месяце июле, на этот рейс нет желающих. Четыре часа в раскаленном железном рыдване сквозь набирающий силу зной мог путешествовать только мазохист или приговоренный к казни. Да и то, наверняка, не меньше половины осужденных, узнав о предстоящей им экзекуции, потребовали бы привести приговор в исполнение немедленно.

Родион растопырил локти, загораживая окошко от лишних глаз, и приложил к двум купюрам третью.

Девушка заинтересованно подняла голову. В общем-то вполне миловидная барышня… Если бы не вульгарный макияж и стервозный отпечаток профессии. И не изобилие золотых побрякушек везде, где только можно.

– Билетов нет… – теперь в ее голосе звучало нечто среднее между сочувствием и сожалением. Сочувствие к понимающему пассажиру и сожаление, что мимо проходит верный заработок.

– А если по спецпропуску? – Родион сунул в окошко еще одну купюру. – Родная, очень надо… Друга в армию забирают. А его девушка… Ну, вы понимаете.

– Залетела что ли дуреха?

– Не то чтоб залетела. У них все серьезно. По любви. Это родители, жлобы, хотели осени дождаться, чтобы свадьба дешевле обошлась… Вот и дождались.

– А молодым не терпелось, – неожиданно подмигнула кассирша и слегка провела кончиком языка по губам, от чего стала похожей на дешевую проститутку. Впрочем, кто знает, чем она заработала свои украшения. Уж точно не зарплатой.

– Можно и так сказать, – Родион подмигнул в ответ. – Если Семен не успеет подать прошение об отсрочке, Анфисе придется рожать невенчанной. Позора не оберешься. Всем ведь не объяснишь, что это не блуд.

– Понимаю… – девица вздохнула. – Но билетов действительно нет. В эти дни в Кишиневе летняя распродажа, вот все и ломятся в город. Скидки до семидесяти процентов…

Кассирша еще разок поглядела в умоляющие глаза Родиона, потом на четыре червонца и решительно сгребла деньги.

– Подходите к дилижансу перед самым отправлением. Если не будет других распоряжений – отдам вам орденскую бронь. Извозчику ни слова. Каменные лица. Сам он расспрашивать не посмеет. Выгорит дело – с тебя еще два червонца. Понятно?

– Спасибо, родная. Богатого тебе покровителя и любимого мужа…

Кассирша пожелание оценила, но тут же напустила на себя непроницаемость и громко объявила.

– Билетов на Кишинев нет! Следующий…

Обратный путь Родион проделал раза в три быстрее. Толпа вытолкнула коммивояжера, как взболтанное шампанское пробку.

– Утренние новости! – едва не в лицо проорал ему разносчик газет. – Господин! Купите «Новости Измаила» в дорогу! Не пожалеете! Срочно в номер! Смертельное убийство! Именины уездного исправника! Два мертвых трупа!

– Ну-ка, стой! – Родион пошарил в кармане и выудил алтын. – Давай сюда. Будет во что чебуреки завернуть…

– Берите две, господин… – разбитной парнишка хихикнул. – Бумага мягкая. Авось, еще на что сгодится… – и унесся дальше, вопя во всю глотку. – «Новости Измаила»! Утренний выпуск!

Возле перрона зашаркал метлой карлик, в фартуке дворника, поверх неизменного халата, и не столько подметая, сколько обозначая за малую мзду профессиональным «саквояжникам» место, куда подойдет рейсовый дилижанс. Чтобы те первыми успели на посадку и смогли занять сиденья с западной стоны. Когда экспресс попрет на север, по прямой, как тетива дороге, там градусов на пятнадцать прохладнее будет.

– Что так долго? – Александр поднялся навстречу. – Никогда не думал, что на станции такая суета. Прямо Дом виларов, а не человеческий город.

– Не знаю. Дома я никогда не видел. А вокзал, как вокзал. – Родион плюхнулся на скамейку и с удовольствием вытянул ноги. – У нас, во всяком случае, все один к одному. Я будто дома побывал. Стоит взять на заметку. Если ностальгия замучит. Кстати, о заметке… Не желаете взглянуть? Тут о вчерашнем деле.

Родион распрямил сложенный вдвое лист бумаги и под набранным огромными литерами названием, прочитал главное сообщение номера:

– Смерть под забором. Репортаж с места событий. Как сообщает наш корреспондент, именины уездного исправника Павла Дормидонтовича Долгопятова закончились весьма трагически. После окончания празднований, под забором особняка надворного советника были обнаружены два трупа неизвестных. Личности покойников, а ровно их отношение к торжеству устанавливаются полицией. Источник, пожелавший остаться неизвестным, информирует редакцию, что убитые скорее всего граждане Халифата. И прибыли в Измаил с целью покушения на жизнь уездного исправника. Но при этом не поделили вознаграждение, перессорились и убили друг друга…

– Бред, – возмутился Александр. – Кто в это поверит? Ассасины убивающие сами себя. Более глупейшей версии и не придумать.

– Так в этом же и соль, князь… – усмехнулся Родион. – Каждый, кто прочтет заметку, сразу поймет: наемных убийц устранили полицейские. Но, в силу дипломатических или иных причин, подвиг сей не афишируют. Ох, и далеки же вы от народа, как я погляжу, ваше сиятельство… Хотите анекдот?

– А у нас есть для этого время?

– Вагон. – Родион сперва посмотрел на свои часы, потом сверился с огромным жестяным циферблатом на здании станции. – До отправления дилижанса тридцать две минуты. Если не желаете пить, есть или по иной нужде…

– Здесь?… Есть?… – вздрогнул князь. – Думаю, этой, с соизволения, едой даже карлики побрезговали бы. В лучшем случае из кошатины… Давайте уж лучше анекдот.

– Извольте. Разговаривают двое дворян. Один спрашивает: «Скажите, граф, вы давно в общественном транспорте ездили?» «Вообще никогда». «А почему?» «Странный вопрос, барон. Как же я в дилижанс свой паромобиль втисну?»…

* * *

Попыхивая, как курильщик разжигающий трубку, и дребезжа громче пустой камнедробилки, – длинный, полутораэтажный рейсовый дилижанс подкатил к перрону за пятнадцать минут до отправления. Дым, как и следовало ожидать, глядя на эту развалюху, по чьему-то вопиющему недосмотру, все еще не списанную на металлолом, был черным. Значит, паровой двигатель работал на твердом топливе, а проще говоря – обогащенном угле или торфяных брикетах.

– М-да, – присвистнул Александр, глядя на допотопное чудо техники – Похоже, Федор Иванович был прав, отговаривая нас от принятия поспешного решения. Даже не верится, что такие динозавры еще остались. Я думал эти «чертопхайки» при государе-императоре Михаиле ІІІ с производства сняли. Честное слово, идти в атаку на вражеский редут без броневого прикрытия не так страшно, как оказаться внутри подобного общественного транспорта.

– Полноте, князь… Не привередничайте. Уж если вам самим страшно в нутро такого «гроба» полезать, то тем кто нас преследует, подобная мысль и вовсе в голову не придет. Они скорее решат, что вы наняли таксомотор за двести целковых. И будут расспрашивать частных извозчиков.

– Гм, а вы правы, Родион, – Александр подхватил ружья, непринужденно предоставив своему спутнику нести оба баула с прочим снаряжением. – Мы же именного этого и хотим. Тогда, вперед, и да сохранит нас Пресвятая Троеручица, покровительница всех воинов и странников.

«Вот уж не ожидал, что придется играть роль Паспарту при мистере Фогге… – с некоторым неудовольствием подумал Родион, взваливая на себя поклажу. – А с другой стороны, чему удивляться? Князь, он и в Африке князь. Пропадет без меня… а я – без него. Так что придется потерпеть…»

– Не так быстро, Александр Даниилович!

Князь Катакази топал прямиком к двери дилижанса, ни на йоту не сомневаясь, что толпа раздастся при его приближении.

– В чем дело? – недоуменно оглянулся тот.

– Говорю, не торопитесь… Нам еще посадочные талоны не вынесли.

– Что не вынесли?

«М-да, связался черт с младенцем… То-то он с анекдота не смеялся, а задумался. Точно прикидывал: можно ли паромобиль в дилижанс впихнуть?»

– Князь… Вот это помещение, – Родион указал на здание станцию, – называется касса. Там с путешественников берут деньги за проезд…

– Прекратите молоть чепуху, Родион… – нахмурился князь. – Я по-вашему с Луны свалился? Позвольте напомнить, сударь, что ходок вы.

– Прошу прощения, ваше сиятельство… Это от волнения. Когда переживаю, становлюсь излишне болтлив… И мысли не всегда за словами поспевают.

– Ну, это ничего. Бывает, – кивнул князь. – Штабс-капитан Мышлаевский перед атакой непрерывно пел похабные частушки. Но при этом храбрейший офицер и отчаянный рубака. Георгием отмечен. Так что там с проездом?

– Надо дождаться окончания посадки. Свободных мест нет, но билетерша обещала отдать нам орденскую бронь. С учетом того, что я переплатил как минимум в три раза, обмануть не должна. Дюже до денег жадная. О, а вот и она идет!

Родион указал взглядом на семенящую через станционный двор расфуфыренную девицу.

– Вы только в разговор не вступайте. Спалите нас.

– Вы за кого меня держите, сударь? – фыркнул Александр. – Пререкаться с прислугой? Что за моветон…

«Как раз об этом я и говорю…», – подумал Родион и поспешил навстречу кассирше. Даже молчащий князь не был похож на несчастливого призывника. Разве что издали.

– Чем обрадуешь, красавица?

Девица отрицательно помотала головой и со вздохом протянула Родиону деньги.

– Извини. Я правда хотела помочь. Но, только что заявился какой-то агент… Сунул под нос жетон… И что он в нашем захолустье забыл? – кассирша еще раз вздохнула. – Так что остается полуденный рейс… Надумаете – я вам ручной вентилятор дам. С извозчиком вернете.

– И сильно оно поможет? В сорокаградусную жару… Внутри железной коробки, двигающейся со скоростью подыхающего вола… – хмыкнул Родион. – Проще и приятнее арбу нанять. Хоть ветерок повевать будет.

Тут глаза у кассирши возбужденно заблестели, и она как бы невзначай опустила руку с купюрами.

– Арбу, говоришь? Гм… Вообще-то, есть один вариант… Никто в трезвом уме на такое не согласится, но если вам очень надо. В любом случае, получше обеденного рейса будет. И ждать не надо…

Родион сделал заинтересованное лицо.

– Излагай, родная…

– Копытин.

– Кто?!

За три года подпольной жизни в чужом мире, каких только слухов он не собрал… Чтобы понять: куда попал и как тут выжить? Знал и о Копытине. Сказывали, раньше в Николаеве инженером на каком-то большом заводе работал. Умом тронулся после аварии. Лет десять тому в Измаил прибился. Устроился сторожем на фабричной свалке. Там же и жил – в сторожке. И все время что-то мастерил. Родион даже заподозрил было в нем такого же ходока, как сам. Но поосторожничал, любопытство проявлять не стал.

Девица увидев ожидаемую реакцию, усмехнулась.

– Вижу, ты тоже о нем слышал.

Родион только плечами пожал.

– Он же сумасшедший…

– Не боись, не укусит, – усмехнулась девица. – В мозгах у инженера еще то решето, но руки золотые. Думаешь, почему наши рыдваны до сих пор по дорогам ползают? Его стараниями. А начальство уже вторую благодарность за экономию имеет. Эх, был бы Денис Валерьянович годков на десять помоложе, давно на повышение пошел бы.

Вздох был такой глубокий, что любой сообразил бы – на повышение станционный смотритель уж точно пошел бы не в одиночестве. Видимо, количество золотых украшений на кассирше нарастало в том числе и его стараниями.

– В общем, слушай сюда… – паволока исчезла с глаз девицы, и взгляд снова приобрел осмысленность. – Я сама не видела, но поговаривали, будто инженер воздушный шар смастерил. Убедишь его – вот тебе и транспорт. Причем, бесплатный.

«Вот как… Вместо «Вокруг света за 80 дней» мне предлагают перечитать «Пять недель на воздушном шаре»? Забавно…»

– А что… чем черт не шутит, когда Господь спит. – Родион задумчиво покивал и посмотрел на станционные часы. Едва вспомнив, что прикидываясь простолюдином, не стоит демонстрировать свои собственные. – Время терпит. Надо взглянуть. Деньги, красавица, оставь себе. Если к полуденному дилижансу не придем – считай, благодарностью. Отпишем Семена от армии – с меня ужин…

– Ну-ну, – стрельнула глазками кассирша. – Никто тебя за язык не тянул. Только не воображай, будто я с кем угодно готова… отужинать.

– И в мыслях не было… – Родион изобразил воздушный поцелуй и поспешил к князю. Тот уже пару минут усиленно подавал какие-то знаки.

– Сударь, что происходит, черт возьми? Вы что не видите – дилижанс отходит?!

Как раз в этот момент извозчик зарыл дверь, бесцеремонно оттолкнув какого-то саквояжника, умолявшего взять его хоть на крышу. Кстати, не такое уж и бессмысленное желание. Крыша паробуса была оснащена креплениями для перевозки грузов относительно нетяжелых, но габаритных. Типа, лодки или телеги. Так что пару-тройку пассажиров там можно было разместить вполне комфортно. Но, видимо, не полагалось по инструкции.

– Все дело в том, что в дилижансе, все дело в том, что в дилижансе, увы но мест свободных нет… – пропел Родион, подвернувшуюся к случаю строчку из «Соломенной шляпки».

– Прекратите паясничать, сударь! Я требую объяснений!

– Да, да, конечно, ваше сиятельство… – сделал серьезное лицо тот. – Тысяча извинений. Дурная привычка… В моем мире принята некоторая вольность в общении. Никак не могу отвыкнуть.

– Ужасный мир…

– Совершенно с вами согласен. Но билетов действительно нет. Поэтому, в наши планы придется внести некоторые коррективы. Скажите, Александр Даниилович, как вы относитесь к воздухоплаванью?

Князь недоуменно пожал плечами.

– Без восторга. Было бы иначе, я бы не в броневозных частях служил, а подался в авиаторы. Хотя, как транспортное средство, дирижабли весьма полезны. Но, почему вы спрашиваете?

– За те деньги, что я собирался потратить на билеты, мне продали информацию: где можно подрядить воздушный шар.

Александр задумчиво потер подбородок, а потом довольно щелкнул пальцами.

– А ведь отличная идея, черт меня возьми… Если на земле наше передвижение можно отследить, то в воздухе мы затеряемся напрочь. Достаточно нырнуть в облака и все… Ищи ветер в поле. Кто улетел, куда полетели? Одному Господу ведомо. Может, в Кишинев, а может – в Одессу. Право же, Родион! Из нас получается отличная команда. И я все больше убеждаюсь, что сумею доставить вас к дверям Особой экспедиции. Кто бы там за нами не охотился.

* * *

Кому и зачем взбрело в голову, что пустырь для производственных отходов со всех предприятий Измаила, надо отгородить и охранять, загадка не очень большая. Стенограмма заседания муниципалитета наверняка подшита где-то в архивных папках. Но кто бы ни был тем радетелем общественного порядка, именно благодаря ему нашлось пристанище для Аверяна Копытина, – когда лекари бессильно развели руками, не сумев после года лечения вернуть контуженному инженеру «Черноморстроя» разум в полном объеме.

Нет, он не стал пускающим слюни и что-то бессвязно выкрикивающим бесноватым, с чем сумасшествие ассоциируется у большинства обывателей. Аверян Авросимович всего лишь потерял интерес к повседневной жизни. Замкнулся, стал нелюдим. А главное – одержим какой-то лишь ему одному понятной целью.

По началу Копытин еще пытался изредка объяснить свои идеи другим гражданам, но то ли мысли у инженера были слишком глубокие, то ли доходчивых слов не хватало… В общем, очень быстро круг слушателей сузился до семейной пары карликов – Шона и Ою, занимающихся на свалке сортировкой отходов, и блохастого кобеля Полкана. Невнятной породы и такого же серо-бурого окраса, зато с очень добрыми и умными глазами.

Учуяв чужаков, приближающихся к вверенной его охране территории, пес бдительно подал голос и занял стратегически важный пост – порог перед дверью в сторожку.

На собачий лай из-за кучи каких-то пластмассовых обломков высунулся карлик. Увидел чужаков, но не проявил никакого интереса. Карлики вообще не отличались любопытством.

– Эй! – окликнул его Александр, останавливаясь перед закрытыми на замок воротами. – Инженер здесь?

– Инженер здесь… – словно эхо повторил карлик.

– Позвать можешь?

– Позвать можешь… – согласился тот, но даже шагу не сделал.

– Тьфу, ты… Все время забываю, что им как новобранцам нужны четкие приказы. – Иди и приведи сюда инженера. Понял?

– Шон понял, – подтвердил карлик и исчез среди куч мусора.

– Феноменальная тупость. Вообще-то, они скорее простоваты, чем глупы, но иной раз кажется, что у животных и то мозгов больше. Вон, хотя бы пес – куда смышленее выглядит.

Родион поставил на землю баулы и с удовольствием потянулся.

– А вот тут, князь, осмелюсь с вами не согласиться. По правде говоря, вам всем, молиться на карликов надо.

– Это настолько нелепо, – фыркнул Александр, – что я даже готов выслушать объяснение.

– Революция… Знакомое слово?

– Не так чтоб очень… – наморщил лоб князь. – Кажется, это когда изменения происходят не постепенно, а скачкообразно, да?

– Совершенно верно, – кивнул Родион. – Настолько скачкообразно, что половина населения страны гибнет, уцелевшие – на десятки лет попадают в рабство, а от процветающей империи остаются одни руины…

– Глупости… – отмахнулся Александр. – Самая масштабная война не задевает даже десяти процентов населения. Да и тех, большей частью ранят, а не убивают.

– Вот-вот… – не стал спорить Родион, но от скептического замечания все же не удержался. – Именно в том, что в начале третьего тысячелетия гражданин Российской империи может так думать, неоспоримая заслуга карликов. Не было бы их – неприхотливых, не требующих восьмичасового рабочего дня и довольствующихся самыми малыми жизненными благами, взамен пришли бы совсем иные Карлы.

Почувствовав в голосе собеседника неподдельную тоску, князь готов был задать очередной вопрос, но тут из-за пластмассового хлама показался прежний карлик, тянущий за руку человека в синей рабочей спецовке и кожаном фартуке. Которыми обычно пользуются кузнецы, сталевары и кочегары… То есть, люди имеющие дело с открытым огнем и высокими температурами.

– Вот… – карлик указал на князя. – Он сказал Шону привести инженера. Шон привел. Шон пойдет работать? Ою одна не справится.

– Конечно, Шон. Иди работай.

Среднего телосложения, Аверян Копытин был чрезвычайно тощ. Видимо, увлеченный своими изысканиями, инженер довольно часто забывал о пище телесной. Длинные седые волосы, забранные в конский хвост. Густые усы скорее обкусаны, чем подстрижены. Да и борода, похоже, тоже… На голове, как зеркальце у лора, на обруче закреплена сложная конструкция из наборных очков.

– Здравствуйте, господа. Чем могу служить? – инженер весьма учтиво поклонился.

После чего замер в согнутом положении, высматривая что-то под ногами. Рука привычно потянулась ко лбу, странный механизм заскрипел, надвигая на глаза инженера одну из оптических пар, и Копытин опустился на колени.

– Так вот вы где… – произнес он, собирая что-то мелкое в пыли. – Подумать только… три дня искал…

Инженер поднялся, повернулся и пошел прочь, невнятно бормоча себе нос.

– Сударь! Вы куда?! – воскликнул Александр. – Немедленно вернитесь!

Князь шагнул к забранным металлической сеткой, как и вся ограда, воротам, но тут ожил Полкан. С громким лаем пес бросился защищать свою территорию.

– Тихо, Полкан! Фу! – недовольно оглянулся Аверян Авросимович. Недоуменно поглядел на двоих мужчин перед входом и спросил:

– Вы ко мне?

– Если вы господин Копытин, – вместо утратившего дар речи князя, принял на себя переговоры Родион, – то к вам…

– Да, – инженер сделал несколько шагов обратно. – Позвольте представиться. Аверян Авросимович Копытин. С кем имею честь?

– Зеленин Родион Ев… А чтоб тебе кислоту с лугом смешать… – столь эмоциональное пожелание прозвучало после того, как инженер в очередной раз повернулся к ним спиной, намереваясь уйти. – Я так понимаю, что тут надо действовать без политеса. Эй! Инженер! Воздушный шар не продашь?!

Копытин проделал обратный пируэт столь резво, что едва не потерял равновесие.

– Тсс! – заговорщицки приложил палец к губам и настороженно оглядываясь. – Вы что делаете? Разве можно так громко?

– А как иначе? – Родион указал на закрытые ворота. – Вы же не впускаете нас с князем внутрь…

– То есть, как? – инженер быстрым шагом направился к входу. – Шон, негодник! Ты почему не сказал, что у нас гости?! Господа… Тысяча извинений.

Не дожидаясь, пока Копытин снова отвлечется и забудет о них, Родион сам распахнул калитку. Как оказалось, дужка навесного замка была пропущена только через одну скобу. Но, в этот раз информация в голове сумасшедшего задержалась дольше.

– Князь?… Вы сказали: «князь»? – произнес он потрясенно.

– Так вы не знакомы? – в свою очередь разыграл удивление Родион. – О, я сей же момент это исправлю. Ваше сиятельство, позвольте представить вам величайшего изобретателя во всем Причерноморье, инженера Копытина. Аверян Авросимович – перед вами их сиятельство князь Катакази!

– Что-то этот господин слишком молод для губернатора… – недоверчиво насупился Копытин и выщелкнул из набора очков увеличительные линзы.

– Да, как…

– Вы совершенно правы, сударь… – Родион укоризненно поглядел на князя, и Александр вспомнил, что имеет дело с сумасшедшим. – Правда в том, что их превосходительство, лично заинтересовался вашем изобретением. И не смог доверить столь важного дела никому, кроме собственного сына. Вы имеете честь говорить с Александром Данииловичем. Как офицер броневозных войск князь получил соответствующее образование, и его вердикт будет решающим…

Похоже, инженер Копытин относился с уважением ко всем, кто умел обращаться с техникой. Но теперь он с сомнением посмотрел на Родиона.

– А вы, сударь, из каких будете?

– Зеленин. Родион Евлампиевич.

– Зеленин… – почесал подбородок инженер. – Да… Это имя я уже где-то слышал… И совсем недавно.

– Может, вам известно мое изобретение? – Родион взял инженера под руку и повел к сторожке. Полкан, видя что хозяин мирно беседует с чужаками, с чувством исполненного долга, отошел в сторону и улегся в тени чахлого оливкового деревца, единственного на всем пустыре.

– Какое именно? – оживился Копытин.

– Шон! – вместо ответа позвал карлика Родион. – Занеси в дом наши вещи… – потом подмигнул князю, кивком приглашая следовать за собой, и снова наклонился к инженеру, переходя на шепот. – Свинтопрульный аппарат![3]

– И в чем его суть?

Родион наклонился еще ближе и заговорил еще вкрадчивее.

– Если мавры вздумают в войне с нами применить отравляющие газы, мой аппарат позволит не только ликвидировать нападение, но и накормить африканов их же сдобой. Я придумал пулемет, который стреляет не простыми пулями, а снабженными маленьким винтом. Каждая. Достаточно несколько очередей, и рой этих пулек создаст ветер, который погонит ядовитое облако обратно на позиции врага…

– Гениально, – восхитился Копытин. – Как просто и изящно. Вы… вы… Сударь, позвольте пожать вам руку. Но… – инженер замялся. – А почему такое странное название? Чтоб вражеские шпионы не поняли? – и он с расстановкой повторил: – Свинтопрульный аппарат.

– Ну, как же, Аверян Авросимович? – едва сдерживая смех, сделал круглые глаза Родион. – Ведь пуля же «С Винтом Прет»

Часть вторая ДИРИЖАБЛЬ

Глава шестая

День и вечер 15-го июля. Бессарабская губерния. Воздушный шар инженера Копытина

Земля плавно скользила внизу на расстоянии не более десятка метров, убегая назад со скоростью немногим превышающей велосипедную. Ветерок дул хоть и очень слабый, зато попутный… А самое главное, в дополнении к нему, корзина накрывалась тенью шара, и путешественники, несмотря на вступающий в силу южный полуденный зной, чувствовали себя весьма комфортно.

Копытин что-то объяснял князю Катакази о проведенной им модернизации управления аэростата. Шон и Ою, прислонившись друг к другу и закутавшись с головами в халаты, безмятежно спали в одном из углов люльки. Когда Александр поинтересовался у инженера, зачем он берет с собою карликов, то пожал плечами и пробормотал что-то о полезном балласте. Уточнять князь не стал…

Родион, впервые поднявшийся в воздух «вживую», ощущал себя впередсмотрящим на носу каравеллы или иного парусника, пролагающего курс через неведомые воды. С одинаковым восторгом готового встретить и опасность, и приз за храбрость.

Какой бы диагноз не поставил консилиум врачей Аверяну Авросимовичу, его безумие ни в малейшей степени не касалось техники. И очень может быть, если бы владельцы «Черноморстроя» озаботились судьбой инженера, предоставив ему хоть самую захудалую мастерскую и пару помощников, то он обеспечил бы их не одним десятком изобретений и усовершенствований. Собранный им из производственных отходов аэростат, производил самое достойное впечатление. Никаких кривых заплат или торчащих кусков, не состыкованных частей. Все ровно, гладко, точно подобранно и подогнано по размерам. Как модель, готовящаяся к последним заводским испытаниям, прежде чем войти в серию.

– Вот… смотрите… – инженер потянул ручку управления на себя. – Сейчас шар замедлит свое движение и начнет опускаться.

Аэростат, как хорошо выезженная лошадь, послушная малейшему движению седока, хоть и очень медленно, с учетом инерции, проделал требуемые команды.

– А сейчас, поворот влево… – Копытин сдвинул ручку влево, и шар неторопливо изменил курс.

– Ну, что скажете?

– Ваш монгольфьер хорошо слушается руля, – одобрил Катакази. – Правда, сейчас почти штиль, а как он ведет себя в ветряную погоду? Испытания проводились? И я пока не понял, в чем суть новшества? Управляемые воздушные аппараты бороздят небо больше пяти веков…

– Ну как же, Александр Даниилович! – возмущенно взмахнул руками изобретатель. – Во-первых, – это никакой не монгольфьер! Вы не смотрите на огонь…

Копытин махнул рукою в сторону как раз в этот момент пыхнувшей пламенем газовой горелки, что предназначалась для нагрева воздуха внутри оболочки.

– Мой аэростат соединяет в себе два вида воздушных шаров! Основа, так сказать, ядро системы – внутренний, герметический шар, наполненный гелием. В том объеме, который нужен для создания нулевого веса люльки с тремя пассажирами. И только внешняя оболочка заполняется теплым воздухом. Грузоподъемность при этом значительно повышается, в сравнении с монгольфьером такого же размера. А за счет маневренности при помощи реактивных струй, аэростат более не нуждается в оборудовании пропеллерным устройством. А это как минимум еще несколько пудов дополнительного полезного веса.

– Весьма интересно… Но, должен заметить, что нечто подобное уже пытались проделать… – похоже, князь опять запамятовал, что имеет дело с психически больным человеком. – Французы… И утонули в Ла-Манше…

– Лягушатники, – пренебрежительно фыркнул Копытин. – Только за юбками волочиться и умеют. Разве они в состоянии построить что-то надежно? А у меня применено все лучшее, что только придумано в «Руссо-Балте» и «Цеппелине». Уж поверьте, мой аппарат не способен совершить такую глупость, как падение…

Услышав про падение, Родион машинально поглядел вниз и не сдержал удивленного восклицания:

– Японский городовой! А это что такое?

Восклицание было хоть и не вполне понятно, но достаточно эмоционально, чтобы привлечь внимание остальных. Князь шагнул к Родиону и встал рядом, опираясь на передний бортик корзины.

– Если меня не обманывает зрение… То мы наблюдаем рейсовый дилижанс на Кишинев. Тот самый, куда нас столь пошлым образом не впустили. Однако, странно… Родион, не подскажете, который час?

– Пять минут одиннадцатого.

– В таком случае, либо аэростат движется гораздо быстрее, чем нам кажется. Либо дилижанс стоит здесь часа три-четыре… И судя по тому, что рядом не видно пассажиров, они уехали на попутках. А меня еще уверяли, будто транспорт редко ходит.

– Боюсь, князь, ваше предположение чересчур оптимистично… – дернул щекой Родион. – Мы еще далековато, но мне очень не нравятся вон те, хаотично темнеющие вокруг дилижанса, кочки. Вам, как боевому офицеру, они ничего не напоминают?

– Вы думаете? – вскинул брови Александр. – Бросьте. Мы же не на войне, в самом деле!

– Видимо, наши преследователи считают иначе…

– Черт! Это уже ни в какие рамки… Господин Копытин, вас не затруднит направить аэростат вон к тому дилижансу.

– Нисколько… – инженер сдвинул ручку управления на необходимое количество делений и в нужную сторону. Потом вгляделся и заметил. – Так это же с нашей станции паробус. «Измаил-Кишинев». По времени он уже должен к конечной остановке рейса подъезжать. Сломался что ли? – инженер потер лоб и поправил окуляры. – Вечером исправный был. Хорошо, что мы рядом оказались. Сейчас починим. Шон! Ою! За работу, лежебоки!

Теперь стало понятно, зачем Копытину нужны карлики. Как только аэростат снизился метров до пяти, Шон и Ою с ловкостью обезьян скользнули по причальным концам вниз. Потом приняли якорь и надежно закрепили его. После чего, налегая на канат, стали помогать шару быстрее снизиться.

Впрочем, можно было и не торопиться… В том, что все пассажиры дилижанса, включая водителя, мертвы, больше не оставалось сомнений. Живые, даже в бессознательном состоянии, в столь неестественных позах лежать не могут. Только насильственная смерть способна придать человеческому телу вид сломанной куклы.

– Боже мой, – пробормотал князь. – Родион, неужели все это из-за нас? Столько трупов! Женщины, дети…

– Позволю себе заметить, князь… – заклеенное американскими боевиками сознание пришельца из другого мира оказалось менее подвержено стрессу, и он не потерял наблюдательности. – Не берусь утверждать, но женщин, кажется, как раз не хватает. Так что не торопитесь себя винить. Вполне возможно, башибузуки напали на дилижанс с более прозаической целью… Уверен, красивые гяурки, здесь как и в моем мире, весьма дорого стоят на рынках Халифата?

Князь ничего не ответил, но тоски в его взгляде существенно поубавилось.

Похоже, дилижанс остановили, не вызвав подозрений. Потом разбойники вывели пассажиров наружу, раздели, ограбили и только после этого стали убивать. Кого-то зарубив сразу, а кому-то позволив отбежать. Некоторым, довольно далеко… Оставив после налета тридцать четыре трупа… А в рейсовом паробусе, вместе с водителем, сорок одно место.

Сопоставляя этот факт с тем, что среди покойников не было девушек и молодых женщин – высказанное Родионом предположение приобретало смысл. Если только башибузуки не забрали пленниц, чтобы отвести подозрение от истинной причины нападения.

– Вот и поди угадай, хранит тебя судьба или козни строит… – перекрестился Александр. – Сколько было негодований, что билетов нет. А сели бы в дилижанс – вполне вероятно, лежали бы уже мертвыми. Хотя, если б я знал, что возможен такой исход, пешком пошел бы следом и принял бой, как надлежит гвардейскому офицеру.

– Если на дилижанс напали не обычные «людоловы», князь, будьте уверены: нам еще представится такая возможность.

– Похоронить бы? – подошел к ним Копытин.

Карлики тем временем споро и без каких либо эмоций стаскивали тела погибших в кучу, словно имели дело с привычными им отходами производства.

– Что? – очнулся от задумчивости князь. – А-а… Как дилижанс? Исправен?

– Абсолютно.

– Тогда, Аверян Авросимович, мы вот как поступим. Ты отведи паробус с покойниками обратно в Измаил. Хоть и жара, но это лучше чем зарывать без отпевания, как псов. Не слишком далеко отъехали… А мы полетим дальше. Обещаю, что доложу отцу со всей признательностью. Или, если желаете, могу оплатить вам полную стоимость изобретения.

– Не надо, ваше сиятельство… Только возьмите с собой Шона, он вам еще пригодится. Потом вернете… вместе с аэростатом. И не смотрите, что карлик кажется туповатым, – парень вполне смышленый. Просто не шибко разговорчивый…

* * *

Подталкиваемый реактивными струями, аэростат неспешно двигался правым галсом, держа курс на восток.

Подняв якорь и отсалютовав мертвым, князь взялся за рукоять управления, но вместо того, чтобы увеличить подачу газа, оглянулся на Родиона.

– А не сменить ли нам направление?… – произнесли оба одновременно и, несмотря на общий трагизм ситуации, рассмеялись.

Шон, решив что люди пребывают в хорошем расположении духа, не теряя даром ни одной минуты, занялся любимым делом всех карликов. Улегся под дальним бортом люльки, примостив себе под голову пластиковую канистру с химически стабилизированным сжиженным газом, и задремал. Без Ою, ему как раз хватало места, чтоб устроится со всеми удобствами.

Поглядев на Шона, вернее на «подушку» карлика, Родион уточнил:

– Если ветер не переменится, до куда нам горючего хватит?

– Точно сказать не берусь, – князь в свою очередь оглядел запасы сжиженного газа, общим количеством около трех ведер. – Но, до Аккермана по прямой не больше ста верст. Так что дотянем. А там, либо дозаправимся, либо сменим транспорт. Зато следы запутаем окончательно.

Князь выставил минимальную высоту, чтобы не расходовать топливо на подогрев воздуха во внешней оболочке, который все время стравливался через систему клапанов для создания тяги.

– На крайний случай, выберем местечко поукромнее, в каком-нибудь буераке, и подождем попутного ветра. В июле-августе западный ветер довольно частый гость в Бессарабских степях… Или Шона за лошадьми пошлем.

– Шон здесь… – высунул голову из халата карлик, вопросительно глядя на князя, безусловно принимая его главенство.

Коротышкам Создатель не дал особого ума, зато неприхотливостью, силой и выносливостью они превосходили людей. Как невзрачный ослик – породистого рысака. По большому счету признавая только два состояния: сон и работа. Если карлик ничего не делал, он начинал скучать и, если не имел возможности чем-нибудь заняться, заваливался спать. Но, если принимался за работу, то не останавливался пока не закончит. Или не получит прямого приказа заняться чем-то другим…

– Мы знаем, Шон.

Карлик кивнул и снова закрыл глаза.

Князь, как в воду глядел.

Часа не прошло, небо за спиной начало темнеть, и навстречу солнцу поползли облака. Сперва неуверенно, больше напоминая марево от поднятой пыли, но потом дымчатая пелена стала уплотняться, клубиться, собираясь в причудливые горы и замки. А земля с каждой минутой проносилась под ними все стремительнее. У Родиона, от непривычки, даже голова закружилась, вызывая приступ морской болезни…

Князь установил самый минимальный факел, но аэростат по-прежнему летел с возрастающей скоростью.

– Верст тридцать в час даем не меньше… – Александр прежде насвистывающий какой-то бравурный марш, с тревогой поглядел на запад. – И ветерок, доложу я вам, продолжает крепчать… По инструкции для аэронавтов в таких метеоусловиях положено либо подниматься в верхние слои, либо садиться, пока есть возможность. Боюсь, однако, что наш усовершенствованный шарик для этого не годится. В обычном монгольфьере я бы стравил воздух и все дела… А здесь такой маневр не проделать… Нулевой вес, раскудрить его через коромысло.

Родион повертел головою по сторонам, зачем-то вытащил из кармана, забытую там Федором Ивановичем зажигалку, повертел ее бездумно в руке и пожал плечами.

– Князь, несмотря ни на что, я не суеверен. Но разве не само провидение подсказывает нам выход из ситуации? Согласитесь, в предложенных условиях, это идеальный вариант одним махом решить большинство проблем…

– Простите, я не вполне…

– Пользуясь случаем, предлагаю подняться над облаками и вверить свои судьбы в руки Господа. Ветер раньше или позже стихнет, зато отнесет нас так далеко, что никакие ищейки не найдут.

– Отличная идея… – Александр одобрительно покивал. – Запаса провизии и воды на несколько суток. И если курс не изменится, в любом случае мы останемся на территории России. Я и сам собирался предложить. Но не был уверен. Для офицера риск – часть профессии, а штатскому человеку…

– Вы забываете, князь, что господин Зеленин по документам отставной поручик… – напомнил Родион.

– У нас, сударь, прошу прощения за казарменную прямоту, бьют по физиономии, а не по паспорту… – рассмеялся Александр. Цитатой из бородатого анекдота продемонстрировав, что несмотря ни на что, в обоих мирах много общего. – Значит, полный вперед?

– Аванти!

Князь увеличил на одно деление подачу топлива в горелку, и аэростат стал набирать высоту.

Тучи, в отдалении напоминающие горы хлопка, вблизи теряли кажущуюся осязаемость, превращаясь в седую, прохладную дымку. Поначалу даже приятную, после восходящих потоков горячего воздуха. Но уже через несколько минут, воздухоплаватели с благодарностью оценили предусмотрительность Копытина, не забывшего прихватить шерстяные одеяла.

Ощущение скорости пропало вместе с предельно сузившимся обзором, и только пение ветра в такелаже, напоминало, что аэростат не стоит на месте. Тогда как все органы осязания уверенно твердили обратное.

Мир исчез, забирая с собой само понятие пространства и времени… Не оставив вокруг ничего, кроме густого, молочно-белого тумана. Сквозь который даже солнечный свет проникал все слабее и слабее. Заставляя гадать: то ли они так стремительно уносятся на восток, то ли попросту вечереет?…

– Помниться, вы говорили, что наше общество должно быть благодарно карликам… – вспомнил Александр незаконченный разговор. – Не желаете перекусить и продолжить обсуждение? Заняться-то все равно больше нечем.

– Перекусить можно, – частично согласился Родион, поглядывая на часы, показывающие половину десятого. – А что до карликов… то, боюсь, внятно объяснить не смогу.

– Шон, кушать хочешь? – Александр легонько ткнул карлика носком сапога.

– Шон хочет… – немедленно высунулся из своего кокона тот.

– Тогда развяжи вон тот баул и дай нам пару бутербродов. И оба термоса. Один бутерброд возьми себе. Кофе вы не любите. Вода сам знаешь где.

– Да… Шон знает…

Родион принял свою часть пайка и первым делом с удовольствием отхлебнул горячего кофе.

– Признаться, князь, когда вы велели Дуняше наполнить термосы, я думал, она нальет туда ледяного морса. И рад, что ошибся.

– Я тоже… – кивнул Александр. – Не помешало бы и по глоточку коньяка, но отложим до ужина. Мы, как ни как, в походе. А это издревле подразумевает сухой закон. Но, давайте, все же вернемся к карликам… Я весь во внимании.

– Тысяча извинений, князь, в моем мире в почете одна старая поговорка… «Когда я ем, я глух и нем». – Родион демонстративно откусил от бутерброда и усиленно заработал челюстями.

– Согласен… Разговаривать с полным ртом верх неприличия. Оставим разговоры и поглядим, куда нас занесло к этому времени. Кстати, не подскажете сколько сейчас? А то мой брегет у Сеньки остался.

– Двадцать один сорок.

– Однако… – удивился князь. – До чего же теряется ощущение пространства и времени, когда нет ни малейших ориентиров. Пора и в самом деле поглядеть, где мы…

Благодушное любопытство сдуло с аэронавтов первым же порывом ветра, едва лишь люлька вынырнула из облаков и появилась видимость.

Земля под ними не просто бежала, – она стремительно мчалась навстречу, и так же резво уносилась прочь, почти мгновенно исчезая из виду. Мелькая, словно картинки быстро листаемого атласа.

– Господи Иисусе! – не удержался от восклицания князь. – Если верить глазам, то мы делаем не меньше восьмидесяти верст. А это балов восемь-девять… Еще не ураган, но весьма и весьма изрядно. Ого! Как вам такой пейзаж?

Несколько вспышек молний украсили угасающий закат затейливыми росчерками. А вот увесистый раскат грома совсем не располагал к любованию природой. Впрочем, гроза, хоть и следовала по пятам, но все же заметно отставала. Видимо, дождевые тучи были гораздо тяжелее аэростата оседлавшего ветер.

– После жары, вполне естественное явление… – высказался Родион. – Меня другое удивляет. При таком шторме внизу уже и деревья ломает, а здесь, как у Христа за пазухой.

– Не богохульствуйте, сударь… – недовольно нахмурился Александр. – И давайте-ка вернемся обратно в облака. Нечего нервы будоражить. Слава Богу, в небесах нет ни скал, ни отмелей… Угроза на земле… Так что лучше держаться от нее повыше… – и он решительно передвинул рычаг управления вперед. Сразу через деление.

– Вы хоть сориентировались: куда нас занесло?

– Не стал бы спорить на свое имение, сударь, но, кажется, справа и сзади, я успел заметить какой-то небольшой город. Вполне возможно – Аккерман. Во всяком случае ничто иное мне в голову не приходит.

– Что ж, – Родион изобразил поклон. – Прощай, Бессарабия… Виват, Новороссия!

Глава седьмая

Вечер 15-го июля. Столица Российской империи Санкт-Петербург. Архив Шестого отделения.

Вестовой с секретным предписанием нашел Никитина в архиве Шестого отделения, который совсем недавно, после того как собранные материалы перестали помещаться в старом здании, переехал в трехэтажный особняк. На перекрестке Рижского проспекта и Юрьевского переулка. Защищенную линию пневмопочты сюда, естественно, подвести еще не успели. Видимо, прямого распоряжения не было, а сами хозяйственники посчитали, что у архивариусов нет надобности в срочной связи.

Яков Игнатьевич, согласно предоставленной заявки, разыскивал дело о хищении коллекции диковин из частного собрания купца Кольцова.

То ли делопроизводители напутали что-то с датами или допустили ошибку в фамилии, и потерпевший был на самом деле, к примеру, Колычевым… То ли имелась еще какая хитроумная закавыка, но, несмотря на все усилия ротмистра, поиски пропавших документов оставались безрезультатными. Не помогло даже привлечение к работе младшего архивариуса Ленской, отправленную на помощь Никитину по его личной и настоятельной просьбе.

Яков Игнатьевич вместе с чернобровой Сашенькой третьи сутки подряд не выходили из отдела девятнадцатого века, продолжая трудиться даже ночью.

Новый денщик ротмистра Никитина, восемнадцатилетний Ленька, всего лишь месяц как принятый на службу вместо погибшего Иваныча, уже четыре раза бегал в магазин за шоколадом, фруктами, коньяком и шампанским… а также за водкой и шашлыками… Восхищаясь и удивляясь одержимостью и выносливостью офицера.

«Вот ведь как оно бывает… – думал парень, заходя в заставленную бесконечными, высотою до потолка стеллажами залу, с очередной закупкой и докладом. – С виду неказист, а какой упертый… Сказал: «Не уйду из хранилища, пока не закончу», и держит слово. Сам взопрел, словно из ведра окатили… Девицу загонял так, что бедняжка едва ноги волочит… И взъерошены оба, будто снопы молотили. Видать, дюже важные документы… Государственные».

– Чего надо! – рыкнул откуда-то из дальнего угла Никитин! – Я же велел не беспокоить, пока не позову!

– Виноват, ваше высокоблагородие… Вестовой к вам. С пакетом…

– Какого цвета конверт? – Яков Игнатьевич понизил тон.

– Синий, ваше высокоблагородие.

Ротмистр негромко чертыхнулся. Потом поглядел на свернувшуюся калачиком в уголке дивана Сашеньку. Девушка явно собралась подремать, пользуясь нечаянным перерывом в работе… Прикрыл заморившуюся помощницу пледом, поправил мундир и вышел на свет.

– Зови…

Вестовой тут же протиснулся в дверь и откозырял.

– Ротмистр Никитин?

– Он самый. Чего тебе, братец?

– Вам депеша, ваше высокоблагородие. Приказано лично в руки…

Мог и не говорить. Синий конверт полагался только для документов особой важности. Вон, штемпель. «Строго секретно».

Никитин забрал конверт, расписался в реестре, подумал… и протянул вестовому гривенник.

– Не в обиду, братец. Прими за хорошую новость…

– Благодарствую, – солдат откозырял и скрылся за дверью.

– Вы же еще не вскрывали… – удивился Ленька. – Откуда знаете, что новости хорошие?

– Веришь… – вздохнул ротмистр. – Совсем тоска заела. Пусть хоть расстреляют потом, только б какое дело дали. Засиделся я в Петербурге…

Денщик промолчал. Пойми этих, благородных. И месяца не прошло, как ввернулся из такой передряги, что злейшему врагу не пожелаешь. Денщика в Манчжурии схоронил. Сам чудом выжил. А поди ж ты, снова в бой рвется. Видать, от того и в архиве, как бешенный работал, что хандрой страдает.

Стандартный бланк был заполнен размашистым почерком начальника оперативного сектора, в необычной для надворного советника свободной форме. Что дополнительно намекало сотрудникам, знающим привычки Эдуарда Владимировича Брюммера, о особой важности дела.

«Яков Игнатьевич, по прочтению сего предписания, вам надлежит немедля отправиться в летную школу Смольного, где вас ожидает готовый к вылету самолет. По прибытию на аэродром, найдете военлета Лазарева и предъявите личный жетон. У него получите пакет с детальной информацией, которую сейчас для вас отбирают и систематизируют.

Во избежание иного толкования, подчеркиваю: дело особой важности! Находится на особом контроле. О всех результатах немедленно докладывать лично мне. Допуск к информации имеют также мой заместитель капитан Зеленцов и инспектор Ордена по особым делам инженер-рыцарь Магдалена Баторина».

– Ого, – присвистнул Никитин. – Что же у нас за происшествие такое, что Орден уже ушки навострил? Для банального «ходока» много чести. Неужто, опять «Грачевская эпидемия» приключилась? М-да… Впрочем, как сказано: «Во избежание…» Ленька!

Денщик и не уходил никуда. Только головой мотнул, как конь отгоняющий слепней.

– Значит так, братец. Метнись домой и доставь мой дорожный чемодан к летному полю «Смольного». Знаешь где?

– Никак нет, ваше высокоблагородие… Не здешний. Но не извольте беспокоиться, извозчики знают.

– Разумно. Держи… – Яков Игнатьевич высыпал на подставленную ладонь парня горсть мелочи. – Это на пролетку. Своих вещей не брать. В городе остаешься…

– Но…

– Смирно. Кругом. Бегом.

Дождавшись, пока затихнет топот сапог, Никитин вернулся в закоулок с диванчиком. Окинул долгим взглядом стройную фигурку сладко спящей девушки, но былое, безудержное желание, томившее его последние несколько дней исчезло бесследно. Оставив от воистину африканской страсти, только легкую нежность.

Яков Игнатьевич присел рядышком на стул и аккуратно убрал с все еще влажного лба Сашеньки прилипший локон. Девушка застонала, беспокой пошевелилась и, не открывая глаз, пробормотала:

– Яшенька, миленький… Еще минуточку… Ну, пожалуйста… Я больше не могу…

– Да ты спи, спи… – ротмистр наклонился и прикоснулся губами к влажной щечке. – Мне срочно уехать надо. Служба. Когда вернусь не знаю… Не скоро. Я дверь снаружи запру. Второй ключ в выдвижном ящике стола. Там же и папка с делом «О хищении диковин из коллекции господина Кольцова».

– Что?! – Сашенька вскочила с дивана как подброшенная пружиной. Словно и не спала. А ее лицо стремительно заливалось густым румянцем, сползая по изящной шее под воротник и в вырез платья. – Что ты… Что вы сказали, господин ротмистр?

– Служба… – многоопытный ловелас на всякий случай шагнул назад. – Уезжаю…

– Нет! – глаза Сашеньки яростно полыхали, кулачки сжались… – О Деле Кольцова. О тех, чрезвычайно важных документах, от которых зависела жизнь новорожденного наследника престола! Которые вы без меня… И которые я вам… И мы здесь…

Девушка вдруг всхлипнула и упала на диван, сжимая у горла расстегнутый ворот изрядно измятого платья.

Ротмистр сделал еще один шажок назад.

– Ну, ты чего? Сашенька… Нашел я его. Вот только что… Пока ты спала. Потому и уйти должен, что нашел. А в стол положил, чтоб не затерялось снова. Тебе же все равно с утра убираться здесь… Заодно и папку на стеллаж поставишь. Да, милая?

Девушка внимательнее поглядела на мужчину, и в ее взгляде появилась робкая надежда.

– Вы же не обманываете меня, Яков Игнатьевич? Скажите, что вы говорите правду, а не воспользовались мной, как дешевой… как последней…

– Александра! Сашенька! – в голосе ротмистра было столько правдивости, сколько не сыскалось бы, наверно, и во всем мире вместе взятом. – Да как ты только могла о себе такое подумать?! Я в негодовании! Нет, это просто неслыханно! Это возмутительно! У меня нет слов… Не сметь! Слышишь! Ты самое чистое и прекрасное существо, которое мне только было дано встретить в жизни.

Никитин перевел дыхание и, не давая девушке опомниться, перешел на более уравновешенный и доверительный тон. Что в его исполнении удавалось лучше всего.

– Ты даже представить себе не можешь, как важно было твое участие и поддержка… А вдохновение?… Христом Богом клянусь, что именно твоими, воистину титаническими усилиями Россия не потеряла боевого офицера. И я, окрыленный, с восторгом ухожу на защиту царя, веры и Отечества.

Ротмистр бросил руку к козырьку фуражки, четко исполнил поворот кругом и, едва сдерживаясь, чтобы не припустить со всех ног, печатая шаг, как на параде, прошествовал к выходу. И только двери за собою прикрыл чуть быстрее и плотнее, чем надо.

Отпуск и положенный после контузии отдых закончились. Стало быть, пора и честь знать из этого «алькова воздыханий и страсти», пока сам не потерял голову. А девичьи слезы, что вешние воды… Мутная горечь схлынет, и жизнь станет только чище и ярче. Поплачет барышня и забудет… как только встретится на ее пути кто-то другой. Может, не настолько обаятельный, зато менее ветреный и солидный.

Никитин ехал на аэродром и не догадывался, что в это же время казенная пневмопочта доставила начальнику канцелярии Шестой экспедиции Николаю Христиановичу фон Боку лаконичную, но весьма важную записку: «Реабилитация ротмистра Н. прошла успешно. А.Л.»

Глава восьмая

Утро 16-го июля. Бессарабская губерния. Измаильский уезд

Несмотря на то, что самолет приземлился на полевом аэродроме вблизи Измаила только во втором часу после полуночи, Никитина здесь уже ждали. Или, если быть точнее, с учетом позднего времени – еще ждали. Двое.

Грузный мужчина в мундире надворного советника. Еще не преклонного, но уже весьма почтенного возраста. Судя по характерной тучности, кабинетный чиновник. Бесполезный в оперативной работе, но как местная власть вполне. Такие как он, обычно въедливы, придирчивы к мелочам и прекрасно осведомлены.

Второй – казачий сотник. Пограничник. Судя по форменной рубахе защитного цвета. Весьма молод. Не старше тридцати. Поджарый, как дикий степной кот. Глаза с прищуром. Словно приценивается и ждет, когда добыча приблизится на дистанцию прыжка. Но, лицо при этом у сотника открытое, дружелюбное. Даже простецкое.

Гроза разразившаяся вечером, большей частью прошла стороной, выбрав основной целью соседний уезд, земля давно подсохла, но тем не менее воздух был не по летнему свеж. Даже прохладен…

– Доброго времени суток, господа! – с толикой вольности позволенной столичным фертам приветствовал их Яков Игнатьевич. – Надеюсь, не слишком заставил себя ждать…

– Не заставили… – в тон ему ответил старший и представился. – Уездный исправник. Долгопятов. Павел Дормидонтович.

Кивнул весьма вежливо, но руки не подал. Подчеркивая официальность встречи. А заодно, возможно, что в Табели о рангах его чин все-таки на один класс выше.

Зато сотник не церемонился. Лихо козырнул, как положено по уставу, но сразу же шагнул вперед и протянул руку для пожатия.

– Буревой. Степан Кузьмич. Отдельная сотня пограничной службы.

– Очень приятно. Ротмистр Никитин. Яков Иванович… Куда прикажете?

– Смотря по какой надобности… – чуть саркастично уточнил Долгопятов.

– Господа… – Никитин сделал небольшую паузу, привлекая внимание к тому, что будет сказано. – Проясним ситуацию. Согласно информации, с которой я успел ознакомиться в полете, на территории вашего уезда случилось следующее… Во-первых, – границу пересек целый отряд басурман. Чего не случалось с окончания последней Азиатской войны. Во-вторых, – совершено нападение на рейсовый паробус. Результат – тридцать четыре трупа. Семь пассажиров пропали без вести. В-третьих, – этим рейсом из Измаила в Кишинев инкогнито ехал кто-то из Орденских братьев. Среди мертвых его тело не обнаружено. И это я еще не упоминаю о инцидентах меньшего масштаба. Вроде, парочки бандитов, упокоенных неизвестно кем возле вашего порога, господин исправник. Достаточно или продолжать?

Встречающие от такой отповеди слегка поскучнели лицами, но и головы не опустили. Да, все перечисленное Никитиным находилось в их сфере ответственности, и все же, прямой вины в случившемся не было. Павел Дормидонтович даже возмутился немного.

– Я бы попросил…

– Прошу прощения, господа, за излишнюю резкость, – чуть сбавил тон Никитин. – Как говорит мой шеф: «Во избежание иного толкования». Я здесь исключительно по одной надобности – разобраться и принять меры. Если только, вы сами не выполнили всю работу… Пока я добирался из столицы. Найдется что сказать?

– Кое что… – сотник сделал неопределенный жест. – Господин ротмистр… Павел Дормидонтович только позавчера прибыл из Петербурга. Вчера – именины праздновал… А я так понимаю, что вы на место происшествия хотите выехать?…

– Я понял вашу мысль, Степан Кузьмич.

Никитин шагнул к исправнику и дружески взял его под руку.

– Господин надворный советник, думаю сотник прав. Оставлять уезд без начальства нельзя. Мало ли… Не исключено, из Зимнего запрос придет, а мы все по степи носимся. Я понимаю, что каждый из нас предпочел бы в штыковую, чем с докладом… Особенно, когда доложить нечего… Но вы уж прикройте нас. Я много не прошу – сутки.

За длинную чиновничью службу Долгопятов многое видел и пережил, так что приезжему офицеру поверил сразу. Эмиссар Особой экспедиции не финтил, а действительно просил помочь в обретении свободы действия. Поскольку частое дерганье прямым начальством, а также высокопоставленными особами, которые никакого отношения к делу не имеют, но желают быть в курсе, мешают больше всего…

– Хорошо, Яков Игнатьевич. В этом есть резон. Но вы будете высылать вестовых с каждой новостью, которая обнаружится по нашему делу. Не хочу оказаться в роли мальчика для битья.

– От всей души… Всенепременно… – Никитин оставил исправника и вернулся к сотнику. – Степан Кузьмич, конь для меня найдется?

– Так это… – тот неуверенно оглянулся. – Паромобиль…

– Отставить паромобиль. Где бронепоезд не пройдет, не пролетит стальная птица, казак на лошади промчится… Я хоть и не казак, но и не пехотный Ванька. И тем более, не штабист.

На этом спор закончился. Павел Дормидонтович отбыл в город, как он сказал: «удерживать плацдарм». А Буревой с Никитиным, в сопровождении десятка казаков, отправились к месту нападения на паробус.

– Раны у всех жертв либо резанные, либо колотые… – докладывал по пути сотник подробности, не упомянутые в рапорте. – Оружие восточное. Ятаганы и керисы. Не спутаешь…

Никитин кивнул. Это уж точно. Насмотрелся в свое время. Басурманам мало убить врага. Куда важнее запугать живых. Сломить волю к сопротивлению… Отсюда и показная жестокость, и оружие сделано так, чтоб оставлять на теле жертв ужасающие раны.

– К тому же, как установлено, этим рейсом ехало шесть молодых женщины и девиц в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет. Двух женщин нашли на следующей стоянке, остальные пленницы не обнаружены… Только верхняя одежда.

– Это как водится… – проворчал ротмистр. Мусульманский мир не изменить. Красивая девушка, как и тысячи лет прежде, оставалась одним из самых ценных товаров. Но пока юным пленницам, если можно так сказать, везет. – Возраст хороший. Поэтому и раздели не догола. Есть шанс, что пожадничают и портить добычу не станут.

– Будем надеяться… – пожал плечами сотник.

– Что-то не так?

– После привала басурмане усиленно путали следы. Мои следопыты считают, что большая часть чамбула не вернулась за кордон, а по-прежнему находится где-то здесь. И если девушки с ними… Разумность башибузуков – последнее на что можно рассчитывать.

– От судьбы не уйдешь… Господь милостив. Что известно о тех двух пассажирах, которые выкупили Орденскую бронь?

Сотник дернул щекой, мол, а чем жизни достойных братьев важнее остальных, но свое мнение оставил при себе.

– Ничего конкретного. Пока не стемнело, отработали два следа. Один, не самый многочисленный, привел в плавни. Там басурман ждали лодки. Из-за наступившей темноты, поиски пришлось прекратить. Оставили засаду. А утром два разъезда пройдут по берегу. Не исключено, что это уловка… Басурман могли отвезти в сторону, где снова высадили на наш берег. Второй след, примерно в дюжины полторы коней, направляется на запад. Мы прошли по нему десять верст и тоже ждем рассвета. Почва там каменистая… Но, я думаю – это смертники. Приманка. Потому что есть и третий след, самый хитрый… Отделился от основного и повернул на север. Если б Василий до ветру не отъехал… В общем, могли не заметить. Ловок, шельма…

– Один?

– Нет, кажись, двое… Ночь, будь она неладна… Инженер паробус с мертвецами привел на станцию где-то в третьем часу. Пока от него более-менее вразумительного ответа добились не меньше часа угробили… Он же сумасшедший. Хорошо с ним карлица была, подтвердила рассказ. Пока нам дали знать… Честно говоря, я до последнего не верил… Но, там столько крови пролилось, что до сих пор смертью пахнет. Одного я так и не понял: как сам Копытин там оказался?

– Интересный вопрос, – согласился Никитин. – Есть у меня одна мыслишка в запасе… Будем надеяться, что с рассветом мы сможем найти ответ. А заодно и все прочие узелки размотаем…

Глава девятая

Утро 16-го июля. Херсонская губерния. Воздушный шар инженера Копытин. Местность Крутой Яр

Разбудил воздухоплавателей не петушиный крик, а возмущенный клекот орла. Огромный беркут, распластав крылья парил в каких-нибудь десяти метрах от аэростата, возмущенно косясь на диковинную штуку, посмевшую вторгнуться в его владения. Глаз орла недобро посверкивал, и вполне вероятно, пернатый хищник намеревался в бою отстаивать свои права на территорию.

Вряд ли атака беркута могла повредить крепкую оболочку шара, но рисковать Александр не собирался. В этом вояже и так слишком многое отдано в руки судьбы. А как гласит одна из главнейших солдатских заповедей: «На Бога надейся, но и сам не плошай».

Князь привстал на колени и взял в руки карабин.

Его движение не осталось незамеченным зоркой птицей. И если орел мог и не разбираться в аэростатах, то что такое человек с ружьем, знал наверняка. Беркут взмахнул метровыми крыльями, и мгновенно поднялся над шаром. И уже там, в безопасности, возмущенно заклекотал. Но сражаться с человеком все же расхотел. Так что когда орел в очередной раз возник в зоне видимости, то был уже размером с жаворонка.

– Родион, просыпайтесь, готов биться об заклад, такой красотой вам любоваться еще не доводилось.

– Ой, да летал я вашим Аэрофлотом… – пробормотал сквозь сон спутник, нехотя разлепляя глаза. – Позовите стюардессу. Кружка эспрессо или мокачино мне бы сейчас не повредила. И вообще, день приезда и день отъезда не считаются. Это во-первых…

Просыпаться Родиону совершенно не хотелось.

Сырость, неопределенность местонахождения, канонада не приближающейся, но и не отстающей грозы не способствовали приятным сновидениям. И когда сон все же сморил аэронавтов, они большей частью беспокойно ворочались, вскрикивали и бормотали что-то в кошмарах. Соответственно, заснули по-настоящему, только под утро после того, как буря растеряла силу, а вместе с ней поутих и ветер.

Но, понемногу ясность мыслей возвратилась, и Родион вспомнил, что находится не дома. Ни во-первых, ни во-вторых…

– С добрым утром, князь. Как почивали?

– Благодарю. Отменно, – в тон ответил Александр. – Перина душноватая и сенник немного сбился, а в целом весьма недурственно. А вы, друг мой, я вижу – не в восторге?

Родион собирался продолжить легкий треп, но как раз поднялся на ноги и окончательно продрал глаза.

– Боже мой! Какая красотища… Знаете, князь, мне кажется, если бы все люди могли хотя бы изредка воспарять, как птицы, – ни у кого даже сомнения не возникло бы в божественности создания.

Чистое, словно вымытое грозой, небо раскинулось во всю обозримую ширь, невесомым, шелковым шатром накрывая степь, больше всего напоминающую кукольный мирок, а не топографическую карту, как из иллюминатора самолета. Сказочную сцену, просыпающуюся для очередного представления, вместе с розовеющим восходом.

– А разве кто-то в этом сомневается? – недоуменно переспросил Александр. – В Божественном Акте Творения?

Вместо ответа, Родион сделал печальное лицо и горько вздохнул.

– В каком ужасном мире, вам пришлось родиться… – повторил уже однажды высказанную мысль князь. Но в этот раз продолжил ее неожиданным умозаключением. – А знаете, мне тут подумалось, что не зря Господь удостоил некоторых из вас возможностью попадать к нам. Стало быть – заслужили пожить по человечески.

– Спасибо, ваше сиятельство. Отрадно ощущать свою избранность. Но, не претендую. Таких как я в моем мире миллионы… Если не миллиарды.

– Об этом не нам судить, – остановил его не терпящим возражения тоном Александр. – Лучше возблагодарим Иисуса Христа за день вчерашний и посмотрим, где бы приземлиться. Честно говоря я не отказался бы поплескаться в ручье и ощутить под ногами твердь более надежную, чем корзина из ивовых прутьев.

– Всецело поддерживаю… – Родион указал на Шона, безмятежно справляющего легкую нужду, забравшись на край люльки и повиснув на вантах, удерживаясь одной рукой. – Можно, конечно, и так. Но, боюсь, в обществе не поймут. Как считаете?

– Шон, негодник! – возмутился князь. – Ты хоть посмотрел, что под нами? А если бы там были люди?

– Шон смотрел… – ответил тот, запахивая халат и запрыгивая обратно в корзину. – Никого нет. Нигде нет…

Карлик был прав. В обозримом пространстве не было видно ни одного строения или какого иного свидетельства человеческого жилья. А это, с учетом высоты полета, примерно на пятьдесят верст вокруг.

– Интересно, куда нас занесло? – заинтересовался Родион. – Пусто, как в первый день, того самого творения, о котором вы упоминали, князь. Надеюсь, моя «проходимость» не заразна, и нас не перебросило в очередной раз? Только теперь к началу мироздания.

Александр пригляделся внимательнее.

– Не волнуйтесь. Сдуло нас от Бессарабии на весьма приличное расстояние. Без курвиметра точно не скажу, но, если считать от Аккермана, то верст на триста с гаком.

– Ого! Как на экспрессе прокатились!

– Точно. К счастью, ветер не менялся, так что мы по прежнему в России, и местность эта мне знакома…

– Уверены? – Родион недоверчиво оглядел пустынную степь. В Бессарабии тоже деревни не наползают друг на дружку, но все же – круг диаметром в сто километров хоть одно-два поселения непременно захватил бы. А тут, и в самом деле, как на заре человечества. Даже спокойно пасущееся стадо диких сайгаков в наличии.

Князь улыбнулся.

– Вообще-то, офицерам положено уметь читать карты и ориентироваться на местности с высоты птичьего полета. Но, тут другой случай. Приходилось в кадетском корпусе по топографии зачет сдавать. Как раз по Херсонской губернии. Видите вон тот водоем?

Александр указал рукой в направлении фиолетово-темной кляксы. С северной стороны оттененной еще более жирным и темным росчерком – небольшим лесочком.

– Если мне не изменяет память – это место носит название Крутой Яр. Водоем стратегического значения юго-восточнее от Николаева и северо-западнее Херсона.

– Князь, – Родион уловил за нарочито бодрым тоном скрытую тревогу. – Прошу прощения, но кажется, вы что-то скрывает. Нет?

– Ничего такого, что вы не можете увидеть сами… – Александр пнул пустую канистру из-под сжиженного газа. – У нас большее нет горючего. Как и попутного ветра.

– Я в географии не силен, – почесал затылок Родион. – Тем более, здесь. Но это значит, что за ночь мы промахнули мимо не только Аккермана, но и Одессы?

– Совершенно верно, – торопливо подтвердил князь, словно радуясь, что можно поговорить о чем-то еще. – Доводилось бывать?

– Только в своем мире. Там это огромный город, морской порт, курорт… С миллионным населением и таким же товарооборотом.

– А у нас Одесса всего лишь уездный городишко. Пыльный, скучный и жаркий. По одной простой причине – здесь почти нет питьевой воды… Кстати о воде… – князь снова указал вперед. – Там нас ждет целое озерцо для омовения, дрова для костра. Так что еще нужно для счастья паре воздухоплавателей? Отдохнем, приведем себя в порядок и подумаем, что делать дальше. А то, признаться, во время ночной канонады и фейерверков, мысли мои разбегались прочь, при каждой вспышке молнии. И чем ближе она сверкала, тем проворнее они прятались.

Родион негромко рассмеялся.

– Скажу честно, князь, похоже, на этом воздушном судне ясность разума сохранял только Шон.

– Из-за его отсутствия…

– Шон здесь, – карлик недоуменно уставился на князя. Указал на себя пальцем и повторил. – Шон здесь. Есть работа?

– Александр Даниилович!.. – Родион помотал головой и протер глаза. – Ущипните меня! Что там такое? Мираж? Фата-моргана?

Солнце наконец-то приподнялось над горизонтом, и под его лучами между деревьев засверкало множество куполов. Самых невероятных форм и раскрасок. Как у шапито или балагана. Невидимых до сих пор, словно капли воды на листьях.

– Нет, мой друг… – князь смотрел задумчиво, будто не мог сообразить: радоваться или наоборот. Потом решительно сдвинул рычаг управления аэростатом на снижение. Факел горелки последний раз пыхнул, зашипел подкачкой воздуха и потух. – Это – Дом!..

* * *

Аэростат плавно снижался, словно съезжал по склону невидимой горы у подножья которой распростерся буерак, давший название местности.

Не дожидаясь команды, Шон перелез через ограждение и ловко заскользил вниз по канату. Родион поглядел ему вслед и стал снимать сюртук.

– Это еще зачем? – удивился Александр. Князь хоть и слыл либералом, но всегда считал, что не стоит путать обязанности. Слуги должны заниматься своими делами, а господа – своими.

– Поможем нашим кочегарам… – непонятно ответил с улыбкой Родион и объяснил. – Ою нет. Один карлик может не справиться. Вдвоем легче… Вы же не хотите, чтобы нас затащило прямиком на головы виларов? – и пока князь обдумывал ответ, взялся за второй причальный конец, подтянулся и перевалился за борт люльки.

Для того чтобы слезть по канату с семиметровой высоты не нужно быть атлетом, достаточно суметь удержать на руках собственный вес и не страдать головокружением. Родион ожирением не грешил, так что съехал вниз благополучно…

– Зачем? – недовольно проворчал карлик, глядя как тот впрягается в лямку. От работы карлики получали почти такое же удовольствие, как люди от праздности, и не любили делиться с другими. – Шон сильный…

– Мне скучно, – демонстративно зевнул Родион. – Я развлекаюсь. Немножко. Можно?

– Немножко можно… – Шон дружелюбно улыбнулся. – Скука плохо…

Вдвоем они легко подтащили, потерявший значительную часть подъемной силы, шар к внушающему доверие широкому пню и, пропустив концы под его узловатыми корнями, затянули швартовые узлы.

– Готово, Александр Даниилович. Не улетит. Можно сходить на берег…

Решив не стравливать остатки воздуха, князь оставил аэростат висеть примерно на уровне второго этажа и сбросил трап. Потом быстро спустился, демонстрируя немалую сноровку.

– Шон, мы пошли купаться, а ты выгрузи наши вещи и приготовь завтрак. Потом можешь поискать ручей. Только далеко не отходи. Видел, в лесу шатры?

– Шон видел, – кивнул карлик. – Вы купаться – Шон сторожит. Вы вернуться – Шон гулять.

Озерцо плескалось почти у самых ног, но с этой стороны берег буерака плотно порос казацким можжевельником и пробиваться сквозь его покров, с большой вероятностью наступить на гадюку, не рискнули. А вот чуть дальше, по западному краю, берег был более пологим. С приятными глазу проплешинами в зарослях терновника.

– Не хочу показаться привередливым, князь, – проворчал Родион, неосторожно зацепившись рукавом за колючую ветку. – Но, почему вы решили приземляться здесь? Насколько мне ведомо, вилары вполне миролюбивы.

– Вилары непредсказуемы, мой друг…

Александр быстро разделся и даже не пробуя воду, прыгнул «рыбкой» в озеро. Несколькими секундами позже вынырнул на середине и, довольно улыбаясь, поманил Родиона.

– Присоединяйтесь. Отменная водичка…

Поверив князю на слово, Родион плюхнулся следом и почти с такой же скоростью выскочил обратно. Хорошо, над водой свисали подмытые корни, было за что уцепиться. Впрочем, даже если бы их и не было, он наверняка выпрыгнул бы на одном желании. Вода показалась ледяной. Во всяком случае весьма близкой к точке замерзания… Аж зубы заныли.

– Говорили умные люди: «Не знаешь броду, не лезь в воду», – пробормотал Родион, с завистью поглядывая как князь с видимым удовольствием плещется в озере и не торопится вылезать. Потом вернулся и недоуменно потрогал воду ногой. Ощущения не врали, озеро явно наполнялось родниками с большой глубины.

– Не, ну нафиг с экстремизмом. Только ангины мне не хватало, для полноты ощущений. Мудрый довольствуется малым…

Родион встал на колени, наклонился и поплескал в лицо. А потом позвал князя.

– Александр Даниилович, не увлекайтесь. Не забывайте, у нас с вами важная миссия.

– Спасибо за заботу, – князь не стал спорить и поплыл к берегу. – Но я с детства зимой в проруби купаюсь. Отец приучил. Очень способствует общему укреплению организма. Рекомендую…

– Непременно попробую, – Родион протянул руку, помогая Александру выбраться на берег. – Если доживем до зимы.

– Ну, ну… Полноте, – князь запрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из ушей. – Что за меланхолия? Все не так плохо…

– Угу, – помотал головой Родион. – Древний мудрец говорил: «Мужайтесь, худшее впереди». Кстати, вы не объяснили, что не так с виларами? Я не слишком давно в вашем мире, но за новостями слежу. И ни разу не слышал, чтоб они причинили людям вред.

– Да…

Князь мечтательно поглядел на воду, но тем не менее, стал одеваться. Родион подождал немного, но поскольку продолжения не последовало, переспросил сам.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что вы сами сказали… Никто не слышал…

Родион наморщил лоб, соображая.

– Ваше сиятельство… А можно, как с Шоном? Я же не здешний.

– О, прошу прощения. Я все время упускаю это из виду. Так вот… В нашем мире кроме людей живет еще три вида гуманоидов. Карлики, аквиты и вилары. Карлики – примитивны, трудолюбивы и дружелюбны. Их гораздо меньше чем людей, но вполне достаточно, чтобы взвалить на себя всю черную и тяжелую работу. Убить человека они могут только по приказу другого человека. Как пес…

Князь, затянул пояс и секунду помолчал, словно отделял одну порцию информации от следующей.

– Аквиты – это наши непримиримые враги. Если смогут убить – убьют без раздумий. Особенно, если можно спрятать концы в воду… – князь хмыкнул. – Прошу прощения за каламбур. Но, поскольку, они обитатели соленых вод и на сушу не претендуют, а человеку в морях и океанах, по большому счету, ничего особенно не надо… И конечно же весьма важную роль сыграло посредничество Ордена… В общем – это позволяет сохранять статус-кво в наших отношениях, но спиною к ним я бы не повернулся. Как к акуле… Пусть и сытой.

Александр притопнул сапогами, проверяя хорошо ли сидят.

– Пойдемте. Пора подкрепиться. Не уверен, что в Доме нас примут с распростертыми объятиями. Ах да, вилары… Умны, талантливы, красивы… Настолько, что все остальные им кажутся глупцами, бездарями и уродами.

– Нарциссизм?

– Простите?

– В моем мире так называется одно из психических заболеваний. Расстройство личности, характеризующееся убеждённостью в собственной уникальности и превосходстве над остальными. Завышенным мнением о своих талантах и достижениях. Поиском восхищения окружающих для подтверждения своей уникальности и значимости. Идеями о том, что окружающие им завидуют.

Князь внимательно выслушал и кивнул.

– Очень похоже. Только у нас этим, ммм… нарциссизмом болен целый вид. К счастью, весьма немногочисленный и предпочитающий изолированный стиль жизни. Виларов, если это не артисты или иные знаменитости, редко встретишь за пределами Дома. Но отсюда и обратная сторона медали – завесы на входах в их шатры весьма неохотно распахиваются перед чужаками. И я не удивлюсь, если нас с вами даже на порог не пустят. Не говоря уже о помощи или снабжении…

– Ну, хоть не прибьют…

Александр обвел широким жестом пустынную степь вокруг оазиса и произнес многозначительным шепотом:

– Вы считаете, что об этом кто-то услышит?

Родион остановился. Князь немножко переигрывал, но вряд ли шутил. Скорее всего, Александр и в самом деле не отбрасывал такую возможность. Как человек входящий в клетку с дрессированными хищниками. По идее, не должны, но…

– Ваше сиятельство! – наперерез им из-за кустов выскочил Шон. – К вам гости… Много. Шон не пускать. Они смеяться и не слушать…

Мог и не предупреждать. Сколько того терновника. Пары шагов хватило, чтобы выйти на открытую местность и увидеть с десяток молодых парней в яркой, свободной одежде, громко переговаривающихся и поглядывающих на аэростат. При этом один из незваных гостей взбирался по штормтрапу, а еще двое вертели в руках карабин князя и берданку Родиона.

Заметив воздухоплавателей, вилары дружно повернулись им навстречу, беря в полукольцо. А один, мужчина постарше, подпоясанный семицветным кушаком шагнул навстречу и громко произнес:

– Стойте! Ни шагу дальше! Назовитесь! И объясните, с чем пожаловали в Дом Андам?

Глава десятая

Утро 16-го июля. Измаильский уезд. Место нападения на рейсовый дилижанс.

При первом знакомстве ротмистр Никитин особого впечатления не производил.

Несмотря на дворянское происхождение, Яков Игнатьевич не унаследовал благородных черт. Лицом был простоват, пухлощек, из-за чего казался гораздо моложе своих лет. Ростом невысок. К тому же, как и у большинства мужчин выросших в седле, ноги кавалерийского офицера имели некоторую дугообразность, в свою очередь вызывающую характерную, шаркающую походку. Что никоим образом не придавало ему лоска и шарма.

Тонкие, росшие в ниточку, как у азиатов, усы Якова Игнатьевича свисали вниз, придавая лицу ротмистра выражение вселенской скорби и печали. Словно он только что навек распростился с дорогим человеком и совершенно не представляет, чем дальше занять образовавшуюся пустоту.

В крайнем случае, те, у кого не столь пылкое воображение – решили бы, что у Якова Игнатьевича постоянно болят зубы.

Зато, отчасти благодаря этим изъянам, ротмистр Никитин легко сходился с людьми и был принимаем в любом обществе.

Мужчины не видели в недоросле соперника. Девицы, постреливающие глазками за блистательными гвардейцами и кавалергардами – поклонника. А матроны, – взвалившие на свои плечи соблюдение приличий ветреными красотками, по крайней мере до замужества, – несмотря на богатый жизненный опыт, не чувствовали в «рыцаре печального образа» угрозы для подопечных. Даже, наоборот, весьма привечали Якова Игнатьевича и без опаски оставляли девушек с ним наедине. Не подозревая, что у него спрятано в каждом рукаве по козырному тузу.

Первый, – предназначенный для атаки, – великолепный баритональный тенор. Который, в сочетании с доверительным тоном, мог заворожить любую красотку. Если та неосмотрительно позволяла ротмистру хоть на несколько минут завладеть ее вниманием и слухом… И второй, – для защиты, – виртуозное владение саблей.

Поэтому, когда оказывалось, что под личиной подранка скрывается хищник не менее жестокий чем великосветские орлы и ястребы, зато более ловкий, способный нанести мгновенный удар – прятаться или защищаться было поздно. Как от разящей без промаха легендарной «черной молнии» – сокола-сапсана.

Так что, куда бы не забросила ротмистра Никитина армейская служба, все заканчивалось примерно одинаково…

Обидчика, вздумавшего оскорбить неуклюжего провинциала, ждала последняя в его жизни дуэль. А где-то в купеческом или мещанском доме горько рыдала на плече недоглядевшей за ней тетушки, забывшаяся на минутку девица… Ощипывая герань, комкая кружевные занавески и вспоминая прощальные поцелуи сладкоголосого гусара.

Ясное дело, что до бесконечности такие похождения не могли продолжаться безнаказанно и, несмотря на безупречный послужной список, раньше или позже коса непременно нашла бы свой камень. Если бы полицейский рапорт о шалостях бравого ротмистра случайно не попался на глаза Николаю Христиановичу фон Боку.

Имея богатейший опыт в подборе кадров, статский советник почувствовал, что если энергию амбициозного молодца, пока не поздно, перенаправить в нужное русло, то от такой прыти может случиться большая польза царю и Отечеству. О чем и доложил Столбину лично.

Ротмистр Никитин был вызван из Екатеринбурга в Санкт-Петербург для собеседования. Результатом которого стало годовое обучение на спецкурсах и зачисление в штат Шестой (Особой) экспедиции Третьего отделения Собственной Е.И.В. канцелярии…

С тех пор прошло более пяти лет, но глядя на печальное лицо Якова Игнатьевича, никому и в голову не могло прийти, что в его жизни случились хоть какие-то изменения к лучшему.

Впрочем, чему прикажете радоваться?

Одно дело война, и совсем иное когда башибузуки безнаказанно вырезают пассажиров рейсового паробуса. В том числе троих детей младше семи лет и двоих стариков. Хотя, при чем тут возраст? Разве остальным мужчинам и женщинам, едущим по делам в Кишинев меньше хотелось жить? Или, может, их не ждут дома такие же старики и дети? В одночасье потерявшие и любимых, и кормильцев…

Едва лишь забрезжил рассвет, Никитин принялся по кругу обходить место резни, высматривая что-то известное только ему. С каждым кругом расширяя территорию и все больше недоумевая по поводу бессмысленной жестокости, произошедшей здесь трагедии.

Ограбить – это понятно. Хотя, какой там навар с людей путешествующих эконом-классом? Девушек забрать – тоже имеет смысл. Но для убийства всех подряд – разумного объяснения нет. Ну, не списывать же все на врожденную кровожадность басурман. Тогда на пограничье война бы ни на один день не затихала. Нет, должно быть еще что-то… неочевидное, но очень важное. Какая-то деталь, пока ускользающая от понимания…

Сотник Буревой, возвышаясь над ротмистром на целую голову, чтобы не заглядывать начальству через плечо, намеренно держался на несколько шагов сбоку. Ворча под нос, что казаки здесь уже каждую пядь облазили, и пытаться найти что-то после них, только время зря терять. Лучше б басурман ловили.

Вроде больше для себя бормотал, даже рта не раскрывая, а ротмистр услышал. Или, просто, догадался?

– Успеется, Степан Кузьмич… Ты же не хуже моего знаешь, что басурмане только до обеда прыткие. Тем более, всю ночь шли. Найдут укромное местечко и залягут до вечера. Там мы их и возьмем. А пока, гляди в оба.

– Да что тут…

И, по иронии судьбы, заметил след от якоря…

Вернее, что именно он увидел, сотник понял не сразу, но то что никакая живая тварь в природе подобных следов не оставляет, сообразил сразу. А вслед за этим догадался, о какой мысли давеча говорил Никитин.

– Яков Игнатьевич, – окликнул ротмистра. – Вы не это ищите?

Никитин подошел, присел рядом. И удовлетворенно кивнул.

– Теперь понимаешь, как здесь инженер появился?

– Аэростат?

Вместо ответа ротмистр только еще раз указал на четкий след.

– А почему вы удивляетесь? Разве на допросе инженер не говорил, что прилетел сюда? Это мне странно, что его слова не проверили.

Сотник только хмыкнул.

– Не торопитесь с выводами, Яков Игнатьевич. Вы человек не здешний и не знаете, что Копытин – юродивый. Точнее, после тяжелой контузии признан не вполне дееспособным. Работает сторожем на фабричной свалке вместе с семьей карликов Шоном и Ою. Кстати, тоже, не самых умных. И вот такой персонаж пригоняет на станцию паробус полный мертвецов и заявляет, что обнаружил его, когда летел с сыном губернатора Бессарабии князем Катакази в Кишинев на собственноручно собранном аэростате. И не просто так вояжировал, а следовал к губернатору на смотр, по личному приглашению его высоко превосходительства.

Буревой перевел дыхание и, словно не веря собственным глазам, потрогал рукой борозду от якоря.

– Скажите без обиняков, вот что бы вы сделали на месте уездного исправника, если бы знали о Копытине все то, что известно здешним жителям? Послали запрос губернатору: ждет ли он в гости юродивого инженера?

Никитин пожал плечами.

– По крайней мере попытался бы связаться с упомянутым Катакази-младшим. Да и местность осмотрел тщательнее…

У сотника нашлось бы что возразить. В том числе, напомнить ротмистру о наступивших сумерках, но он не стал пререкаться с начальством. Корона от лишнего замечания с головы не упадет, а терять время еще и на пререкания, уж совершенная бессмыслица. Да тот уже и сам понял, что неправ и сменил тон на более дружественный.

– Посылай вестового, Степан Кузьмич. Пусть Долгопятов попытается найти сына губернатора и расспросит поподробнее. А заодно, надо связаться со всеми полицейскими участками вашего и соседних уездов, на предмет, пролетавшего вчера аэростата. Если был таков, то в котором часу и куда улетел? Да и Копытина еще разок допросить не помешает. И карлицу… Ты говорил их двое – Шон и Ою. А в рапорте только Ою упоминается. Нет… Что не говори, а картинка пока не состыковывается. Особенно, если вспомнить о непонятных трупах на именинах исправника и пропашем Орденском брате. Ладно. Не все сразу…

Ротмистр повел головой, разминая затекшую шею.

– Ну, вот. Теперь можно и за басурманами. Глядишь, аккурат в полдень и нагоним…

Глава одиннадцатая

16-е июля. Полдень. Херсонская губерния. Крутой Яр.

В прошлой жизни, когда он еще отзывался на Дмитрия, Родиону однажды довелось побывать на деревенской свадьбе. Летом. Абсолютно трезвым… Впечатлений хватило надолго. Видимо, потому что они сводились к двум ощущениям: вселенская суматоха и запредельная скука.

Роща занятая виларами, точь-в-точь напоминала тот безрадостный случай.

Во-первых, – жаркий июльский день и трезвый рассудок. А во-вторых, – здесь тоже гуляли свадьбу.

По всюду разбиты разноцветные шатры. От небольших, размером со стандартную армейскую палатку М-10, до целых комплексов… Площадью не уступающих зданию железнодорожной станции в уездном городе европейской части России.

Под одним куполом – что-то меланхолическое стонет струнный квартет; в другом шатре – нечто среднее между лезгинкой и канканом наяривает рояль с аккордеоном. В третьем – под гитарный перебор, в цыганском стиле потрясает роскошным бюстом голосистая певица. Весьма голо-систая…

Там танцуют, здесь поют… Под каждой более-менее приличной тенью накрыт стол. К ним периодически подходят или подбегают парочки, компании либо отдельные гости. Кто освежиться глотком сельтерской, кто поднять градус бокалом вина или рюмкой водки, а кто и просто подкрепиться. Повсюду смех, громкие разговоры…

На празднике всего сотни полторы виларов, но из-за суматохи кажется, что их как минимум целая тысяча, и гости продолжают прибывать…

Несколько враждебная встреча, оказанная виларами воздухоплавателям, имела простое объяснение. Их приняли за газетчиков, каким-то образом пронюхавших о свадьбе и желавших заснять ее для светской хроники, используя аэростат. А поскольку вилары очень не любят, когда кто-то вторгается в их частную жизнь, то и прием оказали соответствующий.

Но, после того как князь официально представился, а в корзине не обнаружилось снимающей и записывающей аппаратуры, отношение к случайным гостям мгновенно изменилось. И, в виде извинений и компенсации, князь Катакази, а так же господин Зеленин, как спутник его сиятельства, получили приглашение на свадьбу. Что происходило чрезвычайно редко и в самых исключительных случаях.

К примеру, если мимо Дома проезжал член царской фамилии, или надо было загладить оскорбление невольно нанесенное сыну губернатора…

– Вашему сиятельству стоит возблагодарить Создателя за попутный ветер, что доставил ваш корабль к оазису, который наш Дом по счастливой случайности арендовал для проведения свадебного обряда…

Высокий, отлично сложенный вилар, с серебристой сединой в длинных волосах и аккуратной шкиперской бородкой, изобразил церемониальный поклон, не выходя из-за стола. Из-за чего поклон получился не «в пояс», а с толикой небрежности.

– Вы совершенно правы, санн Макаере. Люди, когда хотят сказать о случившейся с ними приятной неожиданности, говорят: «Попал с дирижабля на бал», – Александр улыбнулся. – И я могу только засвидетельствовать изумительную точность формулировки.

Вилары в свою очередь вежливо улыбнулись, но без особого энтузиазма. Видимо, многим из них пришла в голову другая поговорка: «Свалился, как гондола на голову», а то и вовсе о нежданном госте и халифатце.

– Я знаю, что по вашим традициям, никто не может увидеть жениха и невесту до окончания свадебного обряда. Поэтому, прошу вас, санн, как главу Дома Андам, принять наш скромный подарок для молодоженов. Конечно же, эта безделица не может передать всей глубины и искренности поздравлений, но… кто же мог знать, что судьба приготовит нам такой изумительный сюрприз?

Александр подошел к столу и протянул барону небольшое серебряное колечко. Вместо бархатки подстелив под него сорванный с дерева листок. По-дорожному не притязательно, но и без вульгарности.

Даже не зная подлинной стоимости подарка, как истинные эстеты, вилары не могли не оценить изящность жеста.

– О, какая прелесть… – санн Макаере аккуратно снял кольцо с ладони князя. – Похоже, люди тоже научились кое-чему…

Князь улыбался и ждал. Заинтригованный таким поведением гостя, вилар не отложил перстень в сторону, как намеревался, а пригляделся внимательнее.

– Что?! – глава Дома не удержался от восхищенного восклицания. – Это… Это же… Но откуда?!

– Примерно триста лет тому, один из князей Катакази получил его от императора Александра І за… – слегка понизил голос, тем самым подчеркивая, что его слова предназначены не для всех. – Впрочем, санн Макаере, вы наверняка лучше людей знаете обстоятельства того дела. Ведь его сплел на именины Императрицы мастер Намсаал… С тех пор перстень наследуется в нашей семье от отца к сыну. Но, я уверен, что никто из моих предков не стал бы возражать против возвращения Завитка Света в Дом виларов. А ваш сын достоин любой награды.

Всю надменность и высокомерие словно ластиком стерло с лица патриарха виларов. Вышел из-за стола, подошел к князю и с чувством, крепко пожал Александру руку. Те, кто веселился за другими столами и ничего не слышали, замерли в недоумении. Как и Родион, знающий, что рукопожатие – жест очень редко использующийся виларами. И только в общении с равными себе.

– Князь, вы сделали Дому Андам… воистину неоценимый подарок. Я принимаю его и… весь мой род в неоплатном долгу перед семьей Катакази… Откровенно говоря, большинство наших искусствоведов полагали, что история Завитка Света работы мастера Намсаала не более чем красивая легенда. И вот я держу его в руке… Невероятное ощущение.

Вилар нежно провел кончиками пальцев по ажурному плетению и опять поглядел на Александра.

– Князь, если позволите… еще одна просьба… чтоб не чувствовать себя несостоятельными должниками, позвольте сделать для вас хоть что-то. Прямо сейчас.

Александр вполне серьезно кивнул.

– Конечно, санн… Я сам ненавижу ходить в должниках. Поэтому все понимаю и с удовольствием воспользуюсь вашей любезностью. Тем более, у нас с господином Зелениным имеется некоторая нужда в топливе для аэростата. Да и вообще припасы в дорогу пополнить не помешает.

Санн Макаере развел руками, широким жестом очерчивая всю рощу.

– С этой секунды, в Доме Андам, князь, вы самый дорогой и желанный гость. Всегда и в любое время дня или ночи. А сейчас, прошу вас, празднуйте и веселитесь вместе с нами. И когда решите, что пришла пора прощаться – ваш воздушный корабль будет готов к полету.

Несколько секунд вилар молча постоял, как бы подчеркивая, что по этому вопросу сказано все, и если людям нечего добавить, то ему, при всем уважении, пора уделить внимание другим гостям. Потом еще раз радушно улыбнулся и вернулся на свое место во главе стола. Тут же зазвучали здравницы. Но вместо традиционного «Горько!» вилары скандировали «Ликуй!» и требовали от Совершенства и Безупречности создания Идеала. Ну, или как-то так…

Увлекаемый Александром прочь, Родион не расслышал всех тостов. Впрочем, какая разница, чего требуют подгулявшие гости на свадьбе? Молодожены и без них разберутся, что делать…

– Ф-фу, – облегченно вздохнул князь Катакази, останавливаясь почти на краю рощи, где слуги не забыли накрыть стол, но и желающих отходить так далеко от главы дома, пока не наблюдалось. Сюда даже музыка почти не долетала… – Можно рассупониться и перекусить.

Александр и в самом деле тут же расстегнул несколько пуговиц на куртке. Подумал немного, и снял ее совсем, повесив на ближайшую ветку.

– Не стесняйтесь… – объяснил, поймав недоуменный взгляд Родиона. – Торжественная часть завершена и теперь никому до нас нет дела. Знаете, у снобизма тоже имеется некоторое преимущество. Считайте, что мы стали невидимками. Не знаю как вам, а мне приятен сам факт, что больше никому и ничего не надо объяснять. Виларам попросту нет до нас никакого дела.

– Странный народ, надо признаться… – согласился Родион.

– А чему вы удивляетесь? Артисты, художники, поэты, музыканты… – пожал плечами князь. – Богема, в общем. Ни одного нормального…

* * *

Эстетика, конечно же, важная часть в воспитании и жизни культурного общества, но кто сказал, что изысканно оформленное блюдо лучше вкусного? Попробовав замысловато размазанную по тарелке разноцветную кашицу, Родион украдкой сплюнул и взял себе проверенный веками кусок на вид отлично прожаренного мяса. С красно-золотистой корочкой… Откусил, и тоже едва удержался, чтобы не выплюнуть… Вкус у жаркого напоминал букет разнотравья или иной гербарий, но только не мясо. Родион возмущенно поднял взгляд на небеса, словно искал там справедливости, и удивленно сморгнул.

– Чтоб меня оттитровали! Князь, вы это видите?

Александр глянул вверх и тоже чертыхнулся. По-армейски проще и понятнее.

Над рощей плавно взмывал в небо их аэростат. А по обрывку якорного каната вскарабкивался Шон.

– Шон! Что случилось?!

Карлик остановился и посмотрел вниз. Нашел своих и прокричал в ответ:

– Шон спал. Шар лететь. Шон держать. Шар сильнее. Поднялся. Прыгать высоко. Шон лезет в корзину.

– Открой клапан и страви воздух!

– Хорошо…

Карлик полез дальше, а Родион произнес еще одно мудреное высказывание, приобретенное за годы учения на химическом факультете.

– Гидрид мой ангидрит! Бесполезно… Князь, это не поможет. Шон!

– Я здесь…

– Слушай меня! Ничего не трогай и не вздумай прыгать – расшибешься. Ветер несет шар в сторону города. Там тебя поймают. Или дождись утра. С рассветом шар сам опуститься достаточно низко, чтобы рискнуть. Ты меня понял?

К тому времени аэростат уже поднялся метров на двадцать, а карлик успел забраться в корзину. Он свесился через ограждение и сложил руки рупором.

– Шон слышал. Шон будет ждать утра. Шон не прыгать. Шон умный.

Александр чуть сильнее чем требовалось толкнул Родиона в плечо.

– Почему ты не дал стравить воздух?

– Жара увеличила подъемную силу внутренней оболочки, заполненной гелием. Минус наш вес и вес якоря… Шар все равно улетит. А с воздухом во внешней оболочке у Шона больше шансов добраться до Херсона. Вот только, хотел бы я знать, какой шлимазл отвязал аэростат? Вам это не кажется странным?

Ответ оказался предельно прост, хотя ровным счетом ничего не объяснял. Все три каната, удерживающие аэростат оказались обрезанными.

– Князь, вы здесь? – санн Макаере в сопровождении целой свиты стоял на опушке. – Увидев улетающий монгольфьер, я подумал, что вы решили уйти не попрощавшись, как англосаксонские джентльмены, знаменитые своим безмерным хамством. И даже не дождавшись, пока слуги обеспечат вас всем необходимым для путешествия. Признаться, меня это немного озадачило. Но теперь я в еще большем недоумении…

– Мы тоже, санн… – Александр продемонстрировал виларам обрезанный якорь. – Можете, объяснить такую оказию?

– Воровство?! – санн Макаере смертельно побледнел и в ярости так сжал кулаки, что сломал большую резную ложку – символический знак распорядителя торжества. – Сегодня?! Кто посмел так опозорить моего сына и весь Дом Андам?!

Негодование главы Дома было столь велико, что Родион поспешил вмешаться. Вспомнив о непредсказуемости виларов. Мало ли какое решение сгоряча примет санн Макаере для сохранения чести рода? Формула: «нет человека – нет проблемы» вполне эффективна и в этом мире.

– Зачем так сразу… Может, всего лишь глупя шутка? У людей, по некоторым религиозным праздникам тоже принято подшучивать над соседями. Например, на Андрея… Или в Купальскую ночь… Иной раз эти забавы принимают весьма неприятный характер и похожи на воровство. Но кто станет искать здравый смысл во время хмельного пиршества, когда молодецкая удаль ищет выхода?

Родион говорил и видел, как расслабляются мышцы лица вилара. Похоже, его предположения о радикальном устранении пятна с репутации Дома были не столь далеки от действительности.

– Хорошо, если так… – санн Макаере, вынул из-за обшлага рукава безупречно белый платок, промокнул им лоб, скомкал и отбросил в кусты. – Кто-нибудь, позовите префекта! Не хочется омрачать праздник, но всему есть предел. Даже глупости. Клянусь, князь, шутник оплатит нанесенный вам ущерб из собственного кармана. Цену назначите сами…

Префектом оказался тот самый вилар, опоясанный семицветным кушаком, что так неприветливо встретил воздухоплавателей. Похоже, именно ему вменялась охрана мероприятия. И, соответственно, именно он больше других был заинтересован в обнаружении нарушителя общественного порядка.

Префект весьма бегло оглядел обрезанные концы канатов, зато осмотру места стоянки аэростата уделил куда больше внимания. Обходя территорию по расширяющейся спирали, как ищейка потерявшая след. В одном месте он даже встал на колени, не жалея светлую ткань брюк, которая немедленно подкрасилась соками раздавленной зелени… Вилар растер в пальцах какой-то комок, понюхал его, потом встал и уверенно направился к ближайшим кустам с противоположной стороны буерака. Там тоже что-то поднял и обнюхал. После чего утвердительно покивал головой и вернулся обратно.

– Я нашел виновного, ванзан[4]. Можете определять меру наказания…

Санн Макаере с толикой недоумения переглянулся с князем и уточнил:

– Так кто же он?

– Я…

Удивление во взглядах только возросло.

– Шутить изволите, санн Дээлгре? – нахмурил брови глава Дома. – Не стоит. Не вовремя… Я доверил вашей семье безопасность Дома, и с вас тоже спросится, не сомневайтесь. Но сейчас я хочу узнать настоящее имя.

Префект поклонился с самым непроницаемым лицом, как китайский болванчик.

– Единственное, что мне рассказали следы, ванзан – это не шутка подгулявших гостей. Здесь был человек. Он приехал на мотоцикле. Остановился вон за теми кустами. Подкрался к аэростату. Перерезал веревки и уехал, раньше чем поднялась суматоха. Наши гости стравили с шара часть воздуха, ветра нет, поэтому аэростат какое-то время висел почти неподвижно, поднимаясь буквально по сантиметру, пока полуденное солнце не прогрело оболочку как следует… Кроме того… Диверсант, кем бы он ни был, проделал все чрезвычайно хитроумно.

Санн Дээлгре продемонстрировал обрезок якорной веревки.

– Видите? Большая часть волокон перерезана острым ножом. Примерно на три четверти. Остаток – измочален. Что значит, они разорвались сами.

– Хотите сказать, – уловил мысль Александр, – лиходей намеренно оставил пару нитей, чтоб аэростат оставался на месте, пока подъемная сила не возрастет достаточно, чтобы разорвать канат?

– Конечно, возможен вариант, что ваш карлик спугнул его, и диверсант ушел не закончив дело, – пожал плечами префект. – Но, я почти уверен, все именно так и задумано. Во-первых, – освободившись шар ушел вверх прыжком, а не совершил плавный взлет. И карлик не успел поднять шум, а попытавшись удержать аэростат – улетел вместе с ним. Во-вторых, – такой ход позволил тому, кто все это проделал, уйти безнаказанным. Точного времени не назову, но следы достаточно подсохли. Значит, он был здесь как минимум час тому. И даже на самой плохонькой мотоциклетке вполне смог бы проделать около полусотни верст. А у него… – санн Дээлгре развел руками, словно извинялся, – судя по характерным протекторам, гоночный «Минск-ездец»!.. И еще… в том направлении, – префект указал на юго-запад, – в двух милях отсюда… трасса Николаев-Херсон.

Санн Дээлгре еще раз развел руками, немного помолчал и завершил тем с чего начал:

– Ванзан, князь… поскольку, это мои парни проглядели чужака, я смиренно признаю вину нашей семьи. Готов понести любое наказание, которое глава Дома Андам, в своей мудрости и милосердии, возложит на нас.

Глава двенадцатая

16-го июля. После полудня. Бессарабская губерния. Аккерманский уезд

Башибузуки не подвели. Вот уж действительно «больные головы». Пролить столько невинной крови, знать, что по вашим следам пойдут казаки и вести себя, словно не в чужой стране, а дома – этого одним бесстрашием не объяснить. Так поступают либо безумцы, либо… смертники. И, если второе предположение верно, вся операция усложняется на порядок, как минимум.

– Ваше высокоблагородие! – шепотом окликнул ротмистра приказный. Казак подполз так тихо, что Никитин услышал его приближение буквально на последних метрах. – Все точь-в-точь, как вы и предполагали. В балке затаились супостаты. Степан Кузьмич велели узнать, не прикажете ли брать?…

– Передай сотнику, чтоб не торопился… Хорунжий Засекин еще не давал о себе знать. Надо, чтоб ловушка захлопнулась. И напомни, мне басурмане нужны живыми. За каждый лишний труп спрошу отдельно. Все понял?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Не сумлевайтесь. Не первый раз башибузука хватать. Ученые…

Послышалось или в голосе казака прозвучала легкая обида на столичного франта. Мол, раскомандовался, а сам, небось, и врага живого-то никогда не видел. Оно, может, стоило бы наплевать – где ротмистр из Особой экспедиции, а где обычный пограничник, выслуживший всего лишь одну поперечную нашивку. Но, Яков Игнатьевич при любых обстоятельствах всегда соблюдал одно непреложное правило: пожалеешь на общение времени и слов, потом не пеняй, что задание провалилось, потому что тебя не так поняли. Хоть начальство, хоть низшие чины…

– Погодь, Василий.

Ротмистр протянул руку и тронул отползающего казака за плечо. Умение запоминать имена с первого раза и никогда не забывать Никитин унаследовал от дедушки Якова вместе с именем. Тот даже встав на полк не только знал в лицо каждого своего солдата, но и самое важное о его родных и близких.

Приказный замер, а потом, по-кошачьи ловко развернулся к офицеру.

– Слушаю, ваше высокоблагородие?

– Время есть, байку хочу тебе рассказать.

Если слова ротмистра и удивили казака, то он этого ничем не показал.

– Лет восемь тому… я тогда еще в Ахтырском гусарском полку служил… приключился один конфуз. Выслали меня со взводом в боевое охранение. Ну и «языка» взять, если подвернется.

Яков Игнатьевич помолчал немного, будто и сам старался подробнее вспомнить те далекие девяностые годы, когда он – юный корнет впервые попал в действующую армию.

– В общем, почти как сейчас, в полдень разведчики доложили, что неподалеку, в пещерке встал на отдых отряд азебов. Басурмане ведут себя беспечно. Даже постов не выставили. В моем взводе молодых гусар не было, только ветераны или третьяки. Так что я… постеснялся, что ли, отдать четкие распоряжения. Посчитал, что эти усачи лучше меня знают, как действовать… Да-с… Одним словом, азебов мы порубили быстро и без потерь. Захватив для допроса двоих пленных.

– Хорошая работа, – оценил приказный.

– На первый взгляд, – вздохнул Никитин. – Как оказалось, мы приволокли немого и дурного. Один, если и знал что, рассказать не мог. А второго и спрашивать было не о чем… Так-то вот, братец. С тех пор у меня правило: оставлять в живых как можно больше народу. Включая башибузуков.

– Понятное дело, – даже не улыбнулся приказный. – Среди них дурных больше всего. Но, только вы не сомневайтесь. Степан Кузьмич непременно хоть одного, а имает. Ну и мы, с Кирюшкой по одному притащим. Вот уже и больше двух…

Ротмистр Никитин поймал брошенный ему за спину взгляд казака и резко обернулся. В шаге от него лежал еще один приказный, схожий лицом на Василия, только безусый и с серьгой младшего сына в ухе.

– Брат мой, младшой… – объяснил тот. – Погодок. Мы завсегда вместе.

– Ловок… – оценил сноровку пластуна Яков Игнатьевич. – Я и не услышал, как он подкрался.

– Этому батька нас сызмальства приучал… – довольный похвалой брата, подкрутил усы Василий. – Кирюха, шельмец, из-под наседки все яйца по одному перетаскать ухитрялся. А курица даже и не шелохнулась.

– Добро… – Никитин всегда считал, что случайных встреч в жизни не бывает и уже принял решение, но сказал другое. – Поглядим, такие ли вы и в деле хваты, как на язык… Если покажете себя, продолжим разговор.

– Благодарствуем, ваше высокоблагородие… – братья Запашные даже лежа приноровились вытянуться, только что не откозыряли. – За нами не пропадет.

И именно в этот момент на противоположном конце балки недовольно застрекотала сорока. Погодила чуток и прокричала второй раз. Негромко. Для порядка… Хорунжий Засекин подавал сигнал, что кольцо замкнулось.

– Вот теперь можно и начинать, – перекрестился ротмистр. – С Богом, братцы…

* * *

Восьмерых басурман выследили легко. Да они и не прятались особо. Покружили немного, рядом с тем местом, где казаки обнаружили неизвестный след, удаляющийся в сторону. То ли пытаясь затереть его, то ли сами потеряли… А дальше перли прямиком, словно по одной им видимой, линии, которая, как сверил с картой Никитин, упиралась в губернский город Кишинев. Словно не бандиты, а дипломатическая миссия.

Будь с ними хоть один-два всадника одетых побогаче, представительнее, ротмистр того и гляди, усомнился бы: а тех ли казаки выследили. Может, совпадение? Допустим, маршрут послов прошел точку нападения на дилижанс получасом раньше, а не наоборот. Вот следы и наложились. А окаменевшая степь не влажный песок, тут не поймешь, чья нога ступала последней, особенно если временной интервал так узок. Но, как доложили наблюдатели, все восемь носили одежду с чужого плеча. Явно снятую с убитых пассажиров. Даже пятна крови на рубахах и штанах застирать не успели.

Эта деталь стала последней каплей. Никитину и сотнику Буревому пришлось использовать весь командирский набор слов, чтоб остудить казаков, порывающихся немедля взять убийц в клинки. К счастью, до полудня оставалось не больше двух часов…

Казаки подкрались к буераку с трех сторон так осторожно, что еще тише могли скользить только змеи. Поснимав для этого с себя всю лишнюю амуницию, вплоть до портупей и фуражек, а из оружия оставив только засапожные ножи. Во избежание, так сказать. Очень уж лютые были…

Воины один за другим переваливались через край обрыва и сползали вниз, не производя ни малейшего шороха. В защитных рубахах и такого же цвета галифе настолько сливаясь с местностью, что Никитин глядел им вслед не моргая. Ротмистру казалось, если он хоть на мгновение оторвет взгляд, то больше пластунов не обнаружит. Пока они сами не объявятся вновь, ведя пленников.

Увы, бесшумно не получилось.

Казаки, кажется, братья Запашные уже пеленали двух крайних халифатцев, настолько осоловевших от жары и послеобеденного сна, что только глаза таращили. Еще бы пару минут и все, – но басурманские кони, хоть и паслись в сторонке, учуяли чужой запах и забеспокоились. Стали фыркать, бить копытами и разбудили хозяев. Еще двоим башибузукам это уже не помогло, их прижали к земле и завернули руки за спину, сноровисто связывая запястья. Но остальные все же успели вскочить на ноги и обнажить ятаганы.

Встав в каре спиной друг к другу, они размахивали оружием и рычали словно дикие звери.

– Ваше высокоблагородие! – проорал хорунжий Засекин. – Четверых для допроса хватит?

– Вполне, – не стал унимать пограничников Никитин. Видел, невмоготу им было больше сдерживаться. Тем более, что у одного и убийц на шее был повязан вышитый женский платок. Как раз по цвету под лохмотья платья на одной из тех молодок, чьи тела казаки нашли вчера в степи…

– Благодарствуйте… – хорунжий свистнул в пальцы. – Кончай супостатов!..

Никитин ожидал, что пограничники схватятся за оружие, отнятое у пленных. Но казаки поступили проще. Метнули ножи… А поскольку в буерак спустилось больше взвода, то башибузукам хватило.

Воя и хрипя, они попадали наземь, скребя ее руками и ногами, словно пытались зарыться или уползти… да так и затихли…

– Тьфу, – сплюнул на ближайший труп приказный Василий. – Собаке, собачья смерть…

Потом нагнулся, выдернул из трупа свой нож, хотел было вытереть об одежду, но видимо вспомнил, чья она, поэтому всего лишь несколько раз вбил клинок по рукоять в землю.

Никитин спустился по косогору вниз и подошел к пленнику, которого держал Кирьян Запашный.

– Шу исмак?[5]

Басурманин, несмотря на то что его держало двое, все время пытался вырваться, бешено вращал глазами, так что только белки сверкали.

– Аdin ne?[6] – повторил ротмистр.

Пленник на секунду затих, словно обдумывал услышанное, а потом плюнул офицеру в лицо. Не попал. Никитин держался начеку и вовремя отклонился.

– То есть, по-хорошему, не получается… – пробормотал ротмистр, и лицо его приобрело еще более печальное выражение. – Взвод! Слушай мою команду! Кру-гом!

Пограничники хоть и не ожидали ничего подобного, развернулись четко. Кроме тех, кто удерживал пленных. А Никитин вздохнул еще раз и коротко, без замаха, ударил башибузука в область селезенки. От пронзительной, обжигающей боли, тот взвыл дурным голосом и попытался скрючиться, но казаки держали крепко.

– Повторяю вопрос… – ровным голосом произнес Никитин, демонстративно отводя руку, словно готовя второй удар. – Аdin ne?

Башибузук затряс головой, словно припадочный, и широко раскрыл рот… Несмотря на густые, всклокоченные заросли, заменявшие ему усы и бороду, даже не вглядываясь было видно, что во рту у пленника нет языка…

– Кобылий зад… – в растерянности пробормотал ротмистр, отступая на шаг. – Дежавю, что ли? Накаркал, блин… Братцы, ну-ка гляньте: у которого еще языка нет?

Казаки быстро исполнили приказание, и так же немедля доложили:

– Ваше высокоблагородие… Это, не извольте гневаться… Безъязыкие они… Как один…

– Нет, ну если не везет, то кругом… – Никитин в сердцах стукнул кулаком о кулак. – Как чувствовал, всех надо было живьем брать…

– Никак нет, Яков Игнатьевич, – отозвался сотник, проявивший тем временем инициативу и заглянув во рты убитым. – Вы не поверите, но у этих тоже языки отрезаны. Первый раз такое вижу. Нет, попадались всякие, иной раз. Но чтобы целый отряд…

– Час от часу не легче… – Никитин задумчиво потер чело. – Выслеживали шакалов, а вышли на след тигра… Похоже, к нам пожаловали «молчуны» самого Богурат-бея. Не зря Орден обеспокоился. кажется, все еще серьезнее, чем я думал.

* * *

Мукаддам Богурат-бей возглавлял специальное подразделение «Мархаба» в северо-восточном отделении внешней разведки Халифата, которое специализировалось на убийствах и похищениях важных лиц. В связи с чем ее комплектовали исключительно шахидами. Ради победы ислама готовых пожертвовать жизнью, а не только языком. Говорят, что эта идея, как и множество других, не менее «оригинальных» принадлежала самому мукаддаму.

Боевики из «Мархабы» почти никогда не сдавались, а даже если и получалось захватить кого, то немой и неграмотный пленник, был совершенно бесполезен. Увы, но мысли дознаватели еще не научились читать… Даже в Лиссабоне.

«Кого же ты, бей, ищешь в Бессарабии? Что в этой дыре такого важного, о чем знает Орден, но и ни сном, ни духом – все Третье отделение? Или знают, а меня уведомить «забыли»? Придется послать запрос в Питер».

Никитин сорвал веточку можжевельника и сунул ее в рот. Механично пожевал и выплюнул. Отвратительная горечь отвлекла и позволила собраться с мыслями.

– Хорунжий, заканчивайте с пленниками… – ротмистр махнул рукой. – Мы не на войне, обмениваться не будем. А с бандитами разговор короткий. Потом напишете рапорт, я подпишу. Степан Кузьмич, нам здесь больше нечего делать. От разъездов, двигающихся вдоль плавней нет вестей?

– Еще нет, Яков Игнатьевич.

– Ничего… перехватим по дороге… – выбираться из буерака было не так удобно, как сбегать вниз и офицер на некоторое время умолк, только посапывал. Но как только оказался наверху, продолжил: – Считаю, стоит еще разок осмотреть то место, где следы разделились. Мысль одна имеется. Надо кое-что перепроверить…

– Уверенны, ваше высокоблагородие? Не хотелось бы зря время терять…

– Все еще надеетесь отбить пленниц? – понимающе заметил ротмистр. – Забудьте…

Сотник нахмурил брови.

– Это такой же ложный след, как и те, которых мы настигли. Девушек для того и похитили, чтобы наверняка погоню за собой повести.

– И что? Прикажете бросить на произвол? Потому что они простолюдинки?

– О чем вы, Степан Кузьмич? – удивился Никитин. – И в мыслях не держал. Кем бы они ни были, никому не позволено похищать подданных российского императора. Но, с этим делом и хорунжий справится. А для нас с вами найдется задачка посложнее. Хотите пари?

– Какое?

– Не пройдет и получаса, как прискачут вестовые и доложат, что обнаружены два отряда. Вверх и вниз по течению… Один движется к морю… Второй – к румынской границе. Причем, судя по следам, в каждом отряде есть пленницы.

– Гм… – более высокий сотник, приложил руку козырьком к глазам, вглядываясь в даль. – По времени, Яков Игнатьевич, вы не ошиблись, а остальное сейчас и проверим.

Никитин не стал напрягать зрение, воспользовался биноклем. После Маньчжурского дела он оставил его себе как трофей. Отличный, ручной работы «нисан». С двадцатикратным увеличением. Подзорная труба, а не бинокль.

Даже не прижимая окуляр, в него отлично было видно двух всадников. Одного – уже почти рядом, верстах в четырех, скачущего галопом с северо-запада. И второго – еще только в виде пылевого облака на самом горизонте. На юго-западе.

– Правильно делаете, что не спорите. Кстати, пора бы уже и Долгопятову гонца прислать… – ротмистр улыбнулся. – И все же, я предлагаю пари?

– Об чем?

– Что уездный исправник не найдет сына губернатора.

Сотник равнодушно пожал плечами. Мол, а я здесь с какого боку? Не найдет, так не найдет. Их сиятельства не обязаны докладывать в участок, о своих передвижениях. Да и в поимке остальной банды это ничем не поможет.

– И не его одного… – продолжил Никитин, после многозначительной паузы. – Более того, кладу красненькую сверху, что Катакази-младший и, пока еще, неизвестный мне господин действительно были на этом таинственном воздушном шаре вместе с инженером Копытиным. По рукам?

Буревой отрицательно помотал головой и отказался. Не так чтоб с осуждением в голосе, но весьма твердо.

– Увольте, ваше высокоблагородие. Это у гусар деньгами сорить принято, а казаку – мотовство не к лицу. Из-за минутной блажи рисковать пятидневным жалованием не по хозяйски. Если станичный атаман узнает – выпорет в назидание всем, невзирая на награды и чин.

– Сотника? – недоверчиво поглядел на молодого офицера Никитин.

– Да хоть есаула… – вполне серьезно ответил Буревой. – В походе – это одно, а в станице другие законы. Там учитываются только два звания: атаман и старик.

Первый вестовой шагов за сто спрыгнул с седла на землю, не останавливая коня, и побежал рядом с ним, придерживая за узду… давая тому отдышаться после долгой скачки. Кто-то из казаков метнулся к ним наперерез, верхом, и перенял у товарища разгоряченного коня. А вестовой поспешил к офицерам.

– Ваше высокоблагородие, разрешите доложить.

– Говори.

– Так что обнаружили мы супостата. Отряд, примерно в десять сабель. Идут к Маякам… Судя по следам – две лошади везут дополнительный груз. И вот еще… – казак вынул из-за пазухи какую-то шелковую тряпицу изумрудного цвета.

– Не понял? – удивленно спросил сотник. – Вы что, знамя у них отняли?

– Никак нет, вашбродь… – неожиданно покраснел тот. – Комбинация это… дамская…

* * *

Доклад второго вестового почти дословно повторил первый рапорт. Единственные различия – направление движения и деталь дамского туалета. На этот раз казак достал из-за пазухи бледно-розовый шелковый чулок.

– Трудно было на след выйти?

– Никак нет, ваше высокородие, – тряхнул чубом вестовой. – Совершенно не таятся, лиходеи. Как из плавней выбрались, так и прут напрямки. Словно голый в баню.

– Что и требовалось доказать, – подвел итог Никитин. – Видите сами, Степан Кузьмич, в обоих случаях басурмане буквально кричат: «Эй, гяуры! Не забыли что у нас ваши женщины? Догоняйте!» С чего бы, как думаете?

Сотник машинально потрепал лошадь по гриве.

– Чего уж тут, гадать Яков Игнатьевич. Кругом вы правы. За нос нас водят, сучьи дети. И дразнят, как быка яркой тряпкой.

Ротмистр кивнул.

– Рад, что вы это понимаете. Не придется давить авторитетом… Напомните, кто у вас в отряде лучший следопыт?

Никитин лукавил. Но такой нехитрый маневр позволял сотнику почувствовать, что и он на своей земле при деле, а не на подхвате у столичного начальства.

– Приказные Василий и Кирьян Запашные. Крестники мои… – зачем-то прибавил Буревой и поспешил оправдаться. – Но вы не подумайте, что…

Ротмистр жестом остановил сотника. Мол, не городи чепухи. Где Крым, где Рим, и где папа Римский.

– Зови обоих.

– Виноват, Яков Игнатьевич, они с хорунжим остались. Послать?

Никитин хотел кивнуть, но оглянулся и отрицательно помотал головой.

– Отставить… Похоже, сами догоняют. Быстро управились… Не хоронили, что ли?

Буревой с явным недоумением посмотрел на ротмистра. Похоже, ему, как и остальным казакам, в голову не пришло предать тела басурман земли. Собаке собачья смерть. Корсаки да вороны их похоронят.

«Вот такая философия, – подумал Никитин. – А ведь размяк ты, Яков Игнатьевич, на столичных харчах да в мирное время. Небось, в гусарскую юность, тебя тоже не сильно волновала судьба вражеских трупов. А здесь – Пограничье. Стало быть, и народ сердцем тверже…»

– Разрешите доложить, господин ротмистр? – осадил коня хорунжий Засекин. – Ваше распоряжение выполнено. Бандиты казнены. Дополнительный осмотр местности ничего не дал. Лошадей, в количестве семи штук, реквизировали.

– Так таки не дал? – прищурил глаз Никитин. Со стороны напоминая насторожившегося сокола. Заметившего неподалеку стайку голубей.

– Так точно. Не дал… – слегка растерялся хорунжий. – Клянусь саблей, мы тщательно искали. Ничего… Одежда, что получше, снята с пассажиров дилижанса. Оружие хоть и халифатское, но самое дешевое. Артельной работы. Без маркировки или клейма. Такое и у нас на базаре купить можно. Если сильно надо. Документов, тоже никаких. Божьи люди, да и только… Прости, Господи, за сравнение… – перекрестился Засекин.

– Верю, верю… – успокоил его Никитин. – Я сейчас не о том… Сколько басурман упокоили? Восемь. А лошадей сколько? Семь? По пути где-нибудь труп конский видели? Хоть где-нибудь?

Хорунжий задумчиво поскреб подбородок.

– Не присматривались особо… Но, кажись, не было… – он оглянулся на застывших чуть позади казаков. Разговор офицеров они слышали и тоже замотали головами, в поддержку командира.

– Тогда, о чем этот факт говорит?

Ротмистр перевел взгляд на сотника.

– К отряду басурман присоединился кто-то нужный, но безлошадный?… – ответил тот. – Вы это хотите сказать, Яков Игнатьевич?

– Пока не сказал, но думаю… – Никитин глубоко вдохнул, надул щеки и с силой выдохнул тонкой струйкой, словно пытался задуть свечу. – Китайская хитрость… – объяснил. – Не знаю, как это действует, но проверенно… помогает думать. Значит, так, господа офицеры, план будет такой. Хорунжий Засекин, берите под командование первое и второе отделение. Кроме того, в ваше распоряжение поступает, группа уже ведущая преследование. Задача, догнать и обезвредить часть банды, движущуюся в направлении Румынской границы. Вам, Степан Кузьмич, соответственно – третий, четвертый взводы и те башибузуки, которые пошли на Маяки. А мне прошу прикомандировать братьев Запашных. До окончания дела.

– Вы же говорили… – сотник вопросительно взглянул на Никитина.

– Я помню, Степан Кузьмич… Но, обстоятельства изменились. И рисковать не имею права. Если я все-таки ошибся и тот, кого мы ищем, вопреки всему, перевозится одной из банд, которые мы считаем обманкой – лучше, чтобы с казаками были офицеры. С хлопцев спрос не велик. А Орден очень не любит, когда гибнут его братья. Поэтому, повторяю приказ: «Сделать все возможное, чтобы спасти чиновника Ордена!»

– Ваше высокоблагородие! – окликнул ротмистра кто-то из казаков. – Кажись, мотоциклетка со стороны Измаила приближается.

– Спасибо, братец… – Никитин привстал в стременах и поглядел на юго-восток, в очередной раз поражаясь зоркости степняков. Лично он пока еще даже четкого облачка пыли не видел. Так, дрожало марево на горизонте.

– Скорее всего это вестовой от уездного исправника. Но, какие бы известия он не привез, операция по освобождению пленниц и уничтожению банды не отменяется. Так что, господа офицеры, не смею больше задерживать. Не теряйте зря время. Вестовые останутся со мной, дадут коням роздых, потом нагонят, передадут новости, если буду для вас. И… душевно вас прошу, помните о том, что я сказал.

– Первая полусотня! Рысью! За мной!

Хорунжий Засекин лихо вскинул руку с нагайкой к околышу фуражки, дал коню шенкелей, и только подковы засверкали за его отрядом…

Сотник явно что-то хотел сказать на прощание ротмистру, но не решился. Несмотря на дружелюбность общения, Никитин по-прежнему оставался для него столичным начальством. Да и никогда простой казак не был ровней благородному гусару. Тем более, в мирное время…

– Удачи, Степан Кузьмич. Целоваться не будем, чай не девицы. Но, не поминай лихом, если больше не свидимся…

– Что так? – удивился тот.

– Чутье… и опыт… – усмехнулся ротмистр. – Не прост тот следок, что твои хлопцы заприметили. Ох, не прост… И одному Создателю ведомо, куда он меня заведет. Может, и обратно в столицу.

– Тогда и тебе удачи, Яков Игнатьевич. Чтоб темляк и подпруга не порвались. Береги моих крестников… Молодые еще, глупые… – сотник поднял коня на дыбы. – Отряд, колонной по три, марш-марш!

Отдельная пограничная сотня ускакала ловить башибузуков, а Никитин в сопровождении пары следопытов и обоих вестовых двинулся навстречу гонцу Долгопятова.

Несмотря на бездорожье, по ровной, как бильярдный стол, степи мотоциклетка мчалась довольно прытко. Четверти часа не прошло, как вестовой, в кожаной куртке поверх форменной рубахи, спрыгнул с седла, поставил железного коня на треногу и четко доложил:

– Ваше высокоблагородие, пакет от господина уездного исправника.

– Спасибо…

Никитин взял пухлый конверт из плотной бумаги, запечатанный тремя сургучными сгустками. Аккуратно надорвал с торца и заглянул внутрь. Там был еще один конверт поменьше и капсула пневмопочты.

Первой ротмистр достал капсулу. Продолговатый пластмассовый цилиндрик очень похожий на традиционную новогоднюю немецкую вайсвурст[7], был запечатан полоской клейкой ленты с нанесенным на ней типографским шифром: «3/6 ОС ЛВР» и примечанием сделанным от руки: «р-ру Никитину». Что означало: «3 – Третье отделение, 6 – Шестая экспедиция. ОС – особо секретно. ЛВР – лично в руки».

Никитин вспорол ленту ногтем и аккуратно отвинтил крышечку. Перевернул цилиндрик вверх дном, и на подставленную ладонь выпал скрученный в трубочку листок.

«Яков Иванович! – вместо размашистого почерка начальника оперативного сектора бумагу плотно покрывал убористый текст секретарши Эдуарда Владимировича, чопорной и патологически аккуратной Зоечки. – Разыскиваемый вами брат Демьян связался с Орденом по аварийному каналу и подал запрос на г-на Зеленина Родиона Евлампиевича. Коммерсанта. Жителя Измаила. При этом, брат Демьян подал знак, что действует под принуждением. Запрос отправлен с почтамта Аккермана. О дальнейшем местопребывании брата Д. сведений нет.

Запрос на г-на Зеленина перенаправлен в городскую управу Измаила. А так же – в архивы Канцелярии и Ордена. Вам продублируют все сведения, которые будут предоставляться брату Демьяну.

В связи с вышеизложенным и тем, что у Ордена в Бессарабии нет агентов высшей квалификации, вам надлежит продолжить поиски брата Демьяна. А после обнаружения, принять все необходимые меры для освобождения заложника. Захват преступника – задача второстепенная! Брюмер»

* * *

Умел бывший капитан лейб-гвардии Брюмер излагать приказы кратко, емко и доступно. Совсем не так, как в сказке: «Пойди туда – не знаю куда. Найди то – не знаю что». К сожалению, суть от этого не менялась. Крутись-вертись ротмистр… хоть белым зайчиком скачи, хоть серым волком стелись, но орденского чиновника вынь да положь. При чем, так и сказано черным по белому: «не если найдешь, а после обнаружения». А то. что никому доподлинно не известно, где выше означенный достопочтимый брат находится и кто его захватил – несущественная мелочь и на ход дела влияния иметь не должна.

Никитин, глубокомысленно насвистывая новомодный мотивчик из какой-то оперетки, скатал послание трубочкой и сунул в нагрудный карман френча. Для отчетности и «во избежание…» Потом распечатал второй конверт. Обычный, почтовый, никак не маркированный и использовавшийся не первый раз. Внутри оказался отчет самого Долгопятова. Бумагу уездный исправник, видимо, тоже экономил, поскольку аккуратно оторвал от листка нижнюю, неиспользованную часть.

«Г-н ротмистр, как Вы и предполагали, снестись с Александром Данииловичем Катакази мне не удалось. Зато, в ходе поисков выяснилось, что вчерашней ночью в имении князя произошел пожар. После чего А. Д. отбыл в неизвестном направлении вместе с неким г-ном Зелениным Родионом Евлампиевичем. Местным коммерсантом. Позже обе персоны были замечены на станции дилижансов в Измаиле. После предъявления фото, г-на З. опознала девица Сумская, служащая билетной кассы. Она же уведомила о том, что направила г-на З. к инженеру Копытину. Поскольку фигурант искал способ срочно попасть в Кишинев. Чем подтвердила показания самого К. Изначально утверждавшего, что Катакази-младший и некий г-н летели вместе с ним на воздушном шаре.

На повторном дознании рекомый инженер К. объяснил исчезновение князя и г-на З. тем, что доверив ему возвращение дилижанса с телами пассажиров в Измаил, оба фигуранта продолжили полет, с целью предъявить экспериментальный шар губернатору.

На мой запрос, по поводу перемещения незарегистрированного аэростата, ответ пришел из Херсонской губернии. Именно там выловлен неуправляемый воздушный шар без опознавательных знаков и регистрационного номера, с карликом на борту. Карлик назвался Шоном. Он же сообщил, что шар улетел самопроизвольно, а князь со спутником остались гостить у виларов, в местности Крутой Яр.

Данными о дальнейших передвижениях и более точном местонахождении князя К. и г-на З. не располагаю.

P.S. Только что получен запрос на учетные данные г-на З. из канцелярии Ордена. На всякий случай прилагаю копию ответа.

«Зеленин Родион Евлампиевич. 1973 года рождения. Холост. Бездетен. Из дворян. Отставной поручик лейб-гвардии. Последнее место службы – Лейб-гвардии Преображенский полк. Род деятельности: коммерсант, предприниматель, исследователь».

P.P.S. Прошу сообщить, как обстоят дела у Вас».

– Изобретатель, значит… – проворчал Никитин. – Ну, ну…

Этот листок Никитин не стал прятать. Вынул из кармана химический карандаш и черкнул пару строк на обороте послания:

«Павел Дормидонтович, благодарю за важную информацию. Ликвидация банды башибузуков вступила в завершающую фазу. Одна группа (8 сабель) уничтожена полностью. Еще две группы, примерно такой же численностью, преследуются отрядами хорунжего Засекина и сотника Буревого. Думаю, отчеты о проделанной работе Вы получите непосредственно от них, не позже нынешнего вечера. Я же отправляюсь в Аккерман, по следу пропавшего члена Ордена, который удалось обнаружить не без Вашей помощи. Честь имею, р-р Никитин».

Потом вложил его в тот же самый конверт и, не запечатывая, вручил мотоциклисту.

– Лично в руки надворному советнику. Мухой. Одно колесо здесь, а другое…

– Так точно, ваше высокоблагородие!

Полицейский откозырял, по короткой дуге развернул мотоциклетку и понесся обратно в город, выжимая из двигателя всю мощность, на которую тот был способен. Так что, вместо белесой дымки отработанного пара, за ним потянулся черный дымок от несгоревшего топлива. Никитин проводил его взглядом и подозвал вестовых.

– Передайте командирам, что среди пленных чиновника Ордена нет. Пусть при ликвидации банды действуют по своему усмотрению. У меня все. Исполнять.

Казаки только и ждали, мигом оказались в седлах.

– Удачи, братцы! Не упустите басурман… – подняли руки братья Запашные.

– Не упустим…

М-да, нет и не будет для казаков врага более ненавистного чем башибузуки. Много было войн, с какого только боку не подступали интервенты к границам Российской империи, но это все где-то там, за тысячи верст, а басурмане всегда рядом. Потому, из века в век, не лопата или сапа лучшая подруга казака, а острая сабля да мушкет.

– Вслепую пушка лупит, наотмашь шашка рубит, И ворон большекрылый над битвою кружит. А пуля знает точно, кого она не любит: Кого она не любит – в земле сырой лежит…

– Ну, что скажете, братцы… – Никитин спешился и подвел обоих следопытов к тому самому месту, где от общей тропы отделялся странный след. Который башибузуки то ли не смогли обнаружить, то ли пытались спрятать. – Какие будут соображения?

– Повезло, что вчерашняя буря мимо прошла, – степенно ответил старший на год Василий. – Пол мили в сторону, не то что следов… – он махнул в направлении северо-востока, – валуны по степи вместо перекати-поля кувыркались… А тут все, как и было.

Казак слегка наклонил голову к плечу, как ястреб.

– Двое мужчин вели в поводу лошадей. Один – ловкий, поджарый. Роста выше среднего. Примерно, как Кирюха… Второй – тучный, неуклюжий. Ходит так, словно не дорожная обувь на нем, а домашние туфли. Годами постарше будет. Я бы сказал – что он городской. Привык к асфальту… Ноги почти совсем не поднимает. Вон, носком ботинка за комок зацепился… А комка того… Да, братуха?

Младший кивнул, подумал чуток и неуверенно прибавил:

– Первый, кажется, прихрамывает немного?

– Точно, – Василий, хмыкнул. – Вот что значит молодые глаза. А я так и не приметил сразу. На левую ногу… Больше добавить нечего, ваше высокоблагородие. Нам бы до стоянки ихней добраться. Там, наверняка, следов больше осталось. Да только басурмане тут так натоптали, что сам себя потеряешь. Не скажу, куда пошли.

– Этого и не требуется, братцы. Спасибо… Если я и сомневался слегка, то теперь, благодаря вам, уверен – это именно те, кого мы ищем. А двинулись они в Аккерман. Стало быть, и нам туда. Покажете кратчайший путь?

Василий с Кирьяном переглянулись.

– Дык, а чего показывать-то, ваше высокоблагородие? – старший Запашный указал рукой строго на восток. – Там город. Сейчас не видно, но через три-четыре мили встанет на горизонте, как тот маяк. Мимо не промахнем.

– Вот и отлично, – Никитин поднял с земли какой-то камешек, взвесил в ладони, а потом запустил им в степь. – Да… Поскольку нам, судя по всему, еще не один денек вместе коротать, можете обращаться ко мне Яков Игнатьевич.

– Благодарствуем, ваше высокопревосходительство, – оба приказных вытянулись, как при поощрении.

– Пока не на чем. А вот как выгорит дело, быть вам урядниками. Обещаю…

Глава тринадцатая

Утро 17-го июля. Херсонская губерния. Херсонский уезд. Николаевская дорога. – А дорога серою лентою вьется. Залито дождем смотровое стекло… Пусть твой грузовик через бури пробьется. Я хочу шофер чтоб тебе повезло…

«Вольга-фургон» уверенно держал дорогу, и сидящему за рулем Родиону в общем-то только и оставалось, что поплевывать сквозь открытое окно и напевать. Негромко. Дабы не разбудить князя.

Ответственность виларов за сохранность имущества гостей, умноженная на благодарность за полученный свадебный презент, оказались настолько велики, что, после множества красноречивых извинений и прочих политесов, материализовались утром в виде полугрузового паромобиля «лань». С полным кузовом разнообразных предметов, необходимых в длительном путешествии.

Вода, провизия, топливо и еще много всего, что слуги виларов сочли необходимым погрузить в машину, после того как санн Макаере недвусмысленно велел «снабдить почетных друзей дома Андам так, чтобы они ни в чем не испытывали нужды».

Место водителя в новеньком микропаробусе с надписью «Озеленение и ландшафтные работы» Родион заполучил исключительно благодаря пониманию князем важности момента.

Его сиятельство в роли шофера мгновенно вознес бы ранг господина Зеленина в глазах виларов на такую высоту, что они могли вообразить все что угодно. Вплоть до того, что празднование по случаю заключения брачного союза между Домами Андам и Манже почтил своим визитом, пусть и инкогнито, сам… В общем, насколько им хватит самомнения и фантазии. Со всеми, вытекающими из этой предпосылки, возможными интригами.

Так что, во избежание политического курьеза, Александр Даниилович, хоть и предпочитал водить лично, занял место пассажира. Где и благополучно заснул… после принятого «на дорожку» кубка, раньше чем Крутой яр пропал из зеркал заднего обзора.

– Вовсе не страшны ни зной ни слякоть, Резкий поворот и косогор… Чтобы не пришлось любимой плакать Крепче за баранку держись шофер…

Все три года, после попадания в новый мир, Дмитрий старался жить как клопик… В смысле, не высовываться, не привлекать внимания, быть тише воды и ниже травы. Прекрасно осознавая, что с радостно распростертыми объятиями чужаков принимают только в Раю. А еще – каннибалы. Шутка… Во всех остальных случаях, их априори записывают если не врагами, то источником неприятностей или хотя бы беспокойства.

Соответственно, Дмитрий прилагал максимум усилий для натурализации, при этом стараясь ни одним лишним словом или поступком не привлекать к себе внимания. Причем, не только служб правопорядка, но даже соседей…

И вот теперь, когда маски сброшены, авантюра началась и бог весть что ожидало его впереди, Дмитрий на какое-то время перестал ощущать себя занудным, прижимистым коммерсантом, а вновь стал давешним бесшабашным и веселым парнем. Способным с одинаковой легкостью отвечать на экзамене без подготовки, сорвать лекцию злопамятного доцента Ясколки или пригласить на танец королеву выпускного бала. Словно три года прожитых здесь, дивным образом сделали его не старше, а моложе…

Увы, взгляд брошенный в зеркальце, опроверг идею обратного временного потока.

Из-за чуть уменьшающего стекла, на него глядели уставшие, слегка воспаленные глаза господина Зеленина. В обрамлении целой паутины еще не очень глубоких, но уже несмываемых морщин.

Всего на несколько секунд Родион отвлекся от дороги, а привередливая судьба уже ввернула очередную каверзу.

Руль дернулся в руках, и машину повело в сторону…

Ничего страшного, полевая дорога не оживленный автобан. На встречной полосе никого. Да и скорость у грузовичка не гоночная, едва-едва за семьдесят. Так что с управлением Родион справился и даже на обочину не слетел, а выехал по собственному почину. Поскольку поведение машины указывало на прокол…

Дело, как говориться, житейское. Чертыхаясь и поминая недобрым словом всю летательную технику, разбрасывающую по долинам и по взгорьям непотребные запчасти, Родион вылез из кабины и присел осмотреть спущенное колесо.

Одного взгляда хватило понять, что им с князем привалило счастье. О чем он и сообщил их сиятельству, проснувшемуся от встряски и выглянувшего наружу.

Александр осоловело помотал головой и переспросил:

– Это как?

– В виде подковы… – объяснил Родион. – Или у вас нет такой приметы?

– Есть, – подтвердил Александр, выходя из машины. – И где она?

– А вон… – Родион указал на подкову, словно прикипевшую к шине. Потом взялся за нее двумя пальцами и потянул на себя. Подкова не отпала.

– Хорошо подковали, – оценил князь. – Видимо, вместе с ухналями потерялась… Придется колесо менять. Вот только откуда? Кони, везущие небесную колесницу, расковались?…

Родион пожал плечами.

– Интересно, а запаска у нас есть?

Теперь князь промолчал.

– Будем надеяться, что она входит в набор необходимых для путешествия вещей. В списке виларов… Хотя, учитывая их богемность, не удивлюсь, если это окажется не совсем так.

Князь остался задумчиво осматривать подкову, а Родион обошел паромобиль сзади, отстегнул лямки, фиксирующие брезентовый полог, закинул его наверх и… присвистнул.

– Опять что-то не слава Богу? – отозвался Александр, уже немного изучивший манеры своего спутника. – И что в этот раз?

– Лучше сами взгляните, ваше сиятельство… – с явной растерянностью в голосе ответил Родион. – А то, чего доброго, решите, что у меня солнечный удар случился.

– Интересно…

Александр неторопливо обогнул машину и встал рядом с Родионом.

– Ну и…

Гвардейский офицер обязан уметь владеть собой при любых обстоятельствах, но в данной ситуации князь Катакази тоже впал в прострацию. В кузове «Вольги» вольготно восседала некая юная, златокудрая особа, с надменностью царицы взирая на мужчин, столь бесцеремонно осмелившихся потревожить ее уединение. Сногсшибательное сходство с «владычицей морской» виларке придавало великолепное кружевное платье, выдержаннее в лазурных и бирюзовых оттенках.

– Добрый день, саннэ, – князь все же был человеком светским, и мог, даже наступив ночью на кошку, сохранить самообладание. – Прекрасная нынче погода, не правда ли?

Виларка, судя по ответу, в обществе не вращалась. Девушка насмешливо фыркнула и оставила реплику без ответа.

– Послушай, детка, – бесцеремонно встрял Родион, для которого важен был лишь факт, что девица не плод его воображения. – Не знаю кто и за каким лешим тебя сюда погрузил… Возможно, ты входишь в виларский набор первой необходимости, но мне сейчас нужнее запасное колесо. А тебе, если не хочешь испачкаться, лучше выметаться из кузова. Сама слезешь или помочь?

Виларка даже не пошевелилась, а только фыркнула громче, и в ее взгляде появилось негодование пополам с презрением.

– Ты что, в самом деле перегрелся? – князь чувствительно ткнул Родиона кулаком в бок. Потом отстранил его в сторону и протянул руку девушке. – Саннэ, прошу прощения за моего шофера. Провинциал… Но, вам и в самом деле, лучше спуститься на землю. Поиски поднимут пыль, грязь… Жаль будет испортить такое восхитительное платье.

Виларка поколебалась немножко, но галантность князя совместно с решимостью Родиона начать поиск запаски в любом случае, все-таки убедили девушку. Она встала, подошла к борту и грациозно спрыгнула, едва прикоснувшись к протянутой руке Александра.

– Позвольте представиться, саннэ… Князь Катакази. Александр Даниилович.

Виларка милостиво кивнула. Подумала секунду, видимо ей не хотелось раскрывать свое инкогнито. Впрочем, кто ей мешал назваться вымышленным именем? Документы никто не проверял.

– Саннэ Аная.

– Очень приятно… – едва заметно улыбнулся Александр. Судя по выбранному имени (Аная означает Путешественница) девушка именно так и поступила. – Позвольте развлечь вас беседой, пока шофер занят ремонтом? Надеюсь, вы не слишком торопитесь и эта неожиданная задержка не слишком скажется на ваших планах?

* * *

Теоретически женское общество должно скрашивать досуг мужчин, особенно в пути. Но, видимо, несмотря на сногсшибательную красоту виларок, это правило на них не распространялось. Непринужденной беседы на грани легкого флирта, будоражащего воображение и волнующего кровь, не получилось.

Если саннэ Аная до общения с князем хоть изредка, но все же снисходила, то попытки Родиона заговорить с нею, натыкались на глыбу презрительного молчания.

Впрочем, это он уже сам придумал, оскорбленный в своих лучших чувствах. Никакого презрения и в помине не было. Виларка попросту не замечала «шофера». Как не обращают внимания в ресторане на официанта обслуживающего соседний столик. Ведь он, даже если соус опрокинет, то не на вас.

Именно князю саннэ нехотя объяснила, как оказалась в машине. Вернее, девушка просто сообщила, что имеет дела в Херсоне. И, услышав, что люди тоже едут туда, решила воспользоваться попуткой. А поскольку паромобиль принадлежит ее Дому, то саннэ Аная не видела надобности в том, чтобы спрашивать разрешения… Тем более, это простая формальность. Неужто князь смог бы отказать в таком пустяке?

И, получив заверения от Александра, что паромобиль, как и он сам к ее услугам, виларка замолчала окончательно. А когда Родион сообщил, что машина готова к движению, девушка без промедления забралась на переднее сидение, с видом монаршей особы, по независящим от нее причинам, вынужденной воспользоваться услугами чужого кучера.

Хорошо, хватило ума не произнести сакраментальное: «Трогай, любезный…» Потому что, в этом случае, Родион, скорее всего, вытащил бы нахалку наружу, наплевав на все приличия. Пока не попросит… По-человечески. Как строптивая королева из «Двенадцати месяцев».

Но, поскольку не понаслышке знал, что препираться со слабым полом себе дороже, стерпел. Хоть и не удержался от колкости:

– Куда прикажете, госпожа?

Лучше б и не начинал. Все равно его ехидство осталось неоцененным.

– Причальная улица. Салон «Цветочная сказка», – объявила саннэ Аная ровным голосом, как и положено общаться с прислугой, и больше не прибавила ни слова.

– Будет исполнено, – словно бы продолжая шутку ответил князь, чувствуя, что спутник закипает. Потом вольготно разлегся на заднем сидении и безмятежно задремал. Или, сделал вид…

После выезда на шоссе степное безлюдье закончилось.

Конечно же, здесь было совсем не то столпотворение, которое Родиону приходилось наблюдать, когда половина населения устремляется на отдых к морю, а вторая – возвращается обратно, но все-таки движение стало гораздо насыщеннее. Примерно, как в довоенные годы. И примерно с таким же уровнем вождения. Каждый грузовик изначально прилипал к осевой и не отворачивал ни на йоту, пока угроза столкновения не становилась реальной. Соответственно, чтоб обогнать такое же чудо техники, ползущее в направлении Херсона, приходилось сигналить до хрипоты…

И только присутствие виларки удерживало лексикон Родиона в пределах приличий. Да и то на гране фола…

Ничего не попишешь, сказывалось интенсивное развитие и использование воздушных перевозок. Там, в небесах, движение не ограничивалось шириной и качеством асфальтового покрытия. Соответственно, наземный транспорт был скорее диковинкой, чем основным средством доставки грузов. С соответствующим престижем профессии водителя и подготовкой кадров.

Обгоняя парочку грузовиков, словно в насмешку перед самым городом сбросивших скорость до сорока верст, Родион краем глаза заметил у причальной мачты знакомый аэростат. Мелькнула даже мысль остановиться…

Но, здраво рассудив, что не стоит привлекать к себе лишнего внимания, Родион порулил дальше. Даже князю ничего не сказал. Воздушный шар уцелел. Шон – если сумел пришвартоваться, тоже жив. Вот и ладушки. Все равно пришлось бы попрощаться. Не тащить же карлика за собою в Петербург.

На въезде в Херсон паромобиль остановили на контрольно-пропускном пункте службы охраны дорог и правил вождения. Причем, проверка велась усиленным нарядом. Судя по знакам различия – помощник полицейского пристава, с ним один городовой старшего оклада и трое постовых. Но, увидев овальные номера и виларку рядом с водителем, машину пропустили без досмотра.

Виларами можно было восхищаться или недолюбливать, но о беспримерном пацифизме жителей Домов даже легенды и анекдоты слагали. Вроде того, что если вы случайно наступили вилару на ногу, будьте готовы, что он успеет извиниться первым. А нарушить закон для вилара гораздо сложнее, чем, к примеру, индусу пнуть корову…

– Прошу прощения, саннэ… – полицейский чин даже к машине не подошел, спросил с обочины. – Ничего подозрительного в пути не замечали?

Неожиданно для Родиона девушка ответила. Видимо, человек в форме в ее личном Табеле о рангах располагался достаточно высоко. Что она и подтвердила умением разбираться в погонах.

– Нет, господин губернский секретарь. Мы возвращаемся с пикника в Крутом Яру и ничего подозрительного на дороге не встречали. А что случилось? Я могу чем-то помочь?

– Да, саннэ… Спасибо, что предложили. Если вам станет хоть что-то известно о местонахождении князя Александра Катакази и господина Зеленина, сообщите о них в ближайший участок. Можно, письменно. Пневмопочтой.

– Хорошо… – саннэ Аная мило улыбнулась и, тоном не терпящим возражений, велела Родиону. – Василий, поезжай, чего ждешь… Мы опаздываем.

И только после того, как контрольно-пропускной пункт остался позади, добавила с едва уловимой насмешкой:

– Можете больше не прятаться, ваше сиятельство…

– Благодарствую… – Александр поднялся и демонстративно зевнул. – Прошу прощения… Вы что-то сказали, саннэ?

И тут девица учудила второй раз. Позабыв о высокомерности, она живо развернулась на сидении и с нескрываемым любопытством поинтересовалась:

– Скажите, князь… вы убийца или грабитель?

– Саннэ… – Катакази-младший возмутился самым искренним образом. – Что вы такое говорите? Разве мы похожи на преступников?

– Откуда мне знать? – пожала плечиками виларка. – Я их никогда не видела. Но, добропорядочные граждане от полиции не прячутся.

Этот постулат Александр оспаривать не стал. Спросил другое:

– Почему же вы ничего не сказали полицейскому? Если считаете нас злодеями?

Аная ответила не сразу. Сперва надула губки. Как же – у нее потребовали объяснения. Потом наморщила лобик. Похоже, готового ответа девушка и сама не знала. Потом вздохнула и даже порозовела щечками.

– Если скажу, что из любопытства… вы же не поверите?

Князь многозначительно промолчал, а Родион и вовсе не вмешивался в разговор. В Херсоне он бывал несколько раз и, где находится Причальная улица, знал. Но то было в прежней жизни. Поэтому внимательно следил за указателями, надеясь, что отличия в градостроении будут не столь кардинальны, как в социально-политическом аспекте.

– Скажите, вы детективы любите?

В конкурсе на неожиданные вопросы этот наверняка взял бы майку лидера. Ответы, соответственно были первыми пришедшими в голову, то есть – искренними.

– Макулатура… – князь даже ладонью загородился, безапелляционно отметая от себя подобные инсинуации.

– От автора зависит, – Родион был менее категоричен, поскольку именно из бульварных книжонок почерпнул большинство информации о жизни этого мира. Особенно, те подробности, которые не найдешь на газетных полосах.

– Вот уж никогда бы не подумал, что взрослый, здравомыслящий человек… Коммерсант…

– Зря вы, князь, – не уступил Зеленин. – Большинство опусов, конечно же, копеечный хлам. Но, некоторые произведения, весьма приличные попадаются… К примеру, «Каменный луг». Мария Дольная. Очень даже лихо закрученный сюжет, логичная развязка и слог отличный.

– Да… – саннэ Аная обратила внимание на Родиона, едва ли не впервые за все время совместного путешествия. – Вы так считаете?

– Единственный недостаток книги, о криминальном мире у автора весьма поверхностные представление. На уровне институтки из благородных девиц.

– Критиковать легко… – с возмущением воскликнула виларка. – А откуда взять информацию? Если вы первые преступники, которых мне удалось встретить. Да и то, для этого, пришлось убежать из Дома и из-под венца…

Часть третья ПАРОХОД

Глава четырнадцатая

Утро 17-го июля. Бессарабская губерния. Город Аккерман.

Здание почтамта в этом уездном городке, как впрочем и все остальные дома имело вид желтовато-серого куба, сложенного из тесаного ракушечника, прикрытого сверху такой же – то ли выгоревшей на солнце, то ли запыленной – черепицей. Собственно, весь Аккерман выглядел так, словно над ним не гроза пронеслась, а самум.

Неизменное впечатление производила только возвышающаяся над местностью грандиозная Белая крепость – строительство которой десять веков тому начали еще генуэзцы. Конечно, теперь крепость утратила былое значение, но рачительное армейское хозяйство продолжало использовать монументальное строение. Разместив в ее стенах артиллерийское училище.

Разумеется огромные подвальные помещения, укрытые от бомб и снарядом многометровой толщей камня и земли, тоже не пустовали, но эти сведения уже находились под грифом «Совершенно секретно» и к нынешнему заданию Никитина никакого отношения не имели.

Ротмистр спешился, бросил узду младшему Запашному и, придерживая рукой саблю, вошел в помещение почтамта.

Несмотря на то, что пневмопочта работала круглосуточно, в половине шестого утра внутри находилась только невысокая, полноватая уборщица, из тех о ком шутят, что такую «проще перепрыгнуть чем обойти». Согнувшись в три погибели, она усердно растирала воду по каменному полу. Не столько очищая поверхность, сколько насыщая влагой зазоры между плитами. А еще, за стеклянной перегородкой дремала, положив голову на руки, дежурная связистка.

Заслышав звон шпор, служащая, молодящаяся, неопределенного возраста женщина, подняла голову и сонно воззрилась на раннего посетителя. Мундир и сабля произвели на связистку надлежащее впечатление, поскольку она усиленно заморгала и даже в меру приветливо улыбнулась.

– С добрым утром, красавицы… – громогласно объявил Никитин. – Хотя, по себе знаю, какое оно к чертям доброе… после ночного-то бдения. Да?

Уборщица только хмыкнула. Оно и верно, в ее обязанности ночное дежурство не входило. Зато связистка улыбнулась еще приветливее, одновременно пытаясь поправить смятые кудри перманента. Ничто так не располагает к себе, как искреннее сочувствие. А незнакомый офицер не лукавил.

– Ну, не такое оно и скверное, если начинается с приятного визита… Чем могу помочь?

– Можете… Оленька… – ротмистр прочитал имя на нагрудном значке служащей. – Мне нужны кое-какие сведения. Я знаю, что к люстрации корреспонденции вы доступа не имеете, но связывался ли кто-то на днях с Лиссабоном знать должны.

– Прошу прощения, сударь… – еще секунду тому теплый взгляд связистки мгновенно построжел. – Подобные сведения разглашению не подлежат. Будете настаивать, я вызову полицию.

– Конечно-конечно, – поспешил успокоить ее Никитин. – Это вы меня простите. Всю ночь в седле… – он вынул из нагрудного кармана жетон. – Третье отделение. Особая экспедиция.

Связистка облизнула губы и поднялась. У уборщицы с грохотом опрокинулось ведро, а грязная вода разлилась, подбираясь к сапогам ротмистра. И поломойка, жалобно охнув, кинулась преграждать ей дорогу тряпкой.

– Да что вы, в самом деле, барышни… – досадливо махнул на них Яков Игнатьевич, отступая на чистую часть пола. – Словно черта в полночь увидели… Так был запрос или нет?

– Так точно-с, был…

Связистка вытянулась не хуже солдата на плацу, только руки по швам не опустила, а нервно теребила пуговицу на форменной рубашке, весьма туго натянутой на груди. Видимо такие высокие чины на почтамт Аккермана, во всяком случае в ее смену, еще не залетали.

Никитину даже стало интересно: что случится, если пуговица оторвется? Но, та была пришита крепко, а ждать не досуг.

– Когда? В котором часу?

– Вчера… – женщина быстро просмотрела записи, даже не переворачивая страницу. – В одиннадцать тридцать. Ответ пришел через сорок мнут. После чего этот же абонент отправил еще две депеши. В городскую управу Измаила и Херсона. Ответа дожидаться не стал.

– А как выглядел абонент?

Связистка на секунду прикрыла глаза, вспоминая.

– Невысокий… полноватый… Лет сорока пяти. Может, чуть старше. Седоват. На лбу большие залысины…

– Он предъявлял какие-то документы?

– Да… конечно, – служащая дернула плечиком. – Орденский знак. А как бы иначе он получил доступ к закрытому каналу.

– Вам ничего не показалось странным в его поведении?

Женщина задумалась.

– А вы знаете, да… – она покивала головой в такт воспоминаниям. – Пару раз показалось, что он хочет мне что-то сказать. Но, потом оглядывался на дверь и… раздумывал.

– Именно на дверь? Кстати, он был один?

– Ну, может, и на окно… – связистка указала рукой на большое, на всю стену стекло, забранное витиеватой решеткой. Оконную раму и дверной косяк разделяло не больше пяди. – Я не приглядывалась. А спутников у достопочтимого брата не было… – она мельком посмотрела в журнал регистрации. – Точно… Вот, в это время на почтамте только приказчик купца Феоктистова забегал. Депешу получить…

– Их на улице дожидались… – неожиданно отозвалась уборщица.

– Ты ничего не путаешь, Мотя? – строго поглядела на нее служащая. – Высокоблагородие не из любопытства спрашивает.

Поломойка выпрямилась и не спеша вытерла руки о фартук. Только теперь, когда она разогнулась, Никитин сообразил что перед ним карлица.

– Нет. Я за водой к колодцу ходила… когда они подъехали. Вдвоем. Который толще – внутрь пошел. Высокий и худой – с лошадьми остался. А когда первый у двери был, второй сказал… – карлица потерла рукою лоб и устремила взгляд в потолок. – «Надеюсь, достопочтимый брат помнит, сколько жизней зависит от его благоразумия?»

– Брат ответил? – Никитин шагнул к карлице.

Та поглядела на него, потом снова уставилась в потолок. Потом почесала за ухом…

– Да…

– Что именно? – Никитин прекрасно помнил, что умственная деятельность не самая сильная сторона у коротышек, но все же, надежда, что Мотя вспомнит разговор, была.

Карлица проделала прежние манипуляции и повторила:

– Да.

– Что «да»?

– Тот, который толстый, ответил худому: «Да»… – объяснила уборщица.

– Спасибо, Мотя… – поблагодарил ее Никитин. Потом вынул из кармана какую-то монетку и протянул карлице.

Та повторно вытерла руки о фартук и взяла подношение.

– Благодарствую.

Никитин вернулся к окошку приема почты.

– Будьте любезны, бланк и ручку.

Получив от связистки требуемое, Яков Иванович отошел к столику и принялся сочинять рапорт начальству.

Надворный советник Брюмер не терпел длинных докладов, так что ротмистр ограничился лаконичным уведомлением о том что, после нападения на рейсовый дилижанс, брат Демьян действительно побывал в Аккермане. А так же, доложил о намерении следовать в Херсон, где вероятнее всего может объявится г-н Зеленин, коим столь усердно интересуется похищенный чиновник Ордена. Потом подумал и оставил приписку, что с учетом расстояния до Херсона, будет ждать в Аккермане иных распоряжений не более двух часов.

Запечатал капсулу оттиском личного номера на обороте жетона и отдал связистке.

– Государственный канал. Через час вернусь. У вас, Оленька, когда смена заканчивается?

– В восемь.

– Отлично. Не придется никого дополнительно инструктировать. Во дворе остается мой вестовой. Если получите капсулу запечатанную красной полосой, скажите ему. Казак будет знать, где меня искать. Если белой, можете не беспокоится, я через час-полтора сам зайду. Хорошо?

– Да… конечно… как прикажете…

Связистка провела взглядом офицера, быстрым шагом покинувшем помещение почты, дрожащей рукой вытерла пыль с крышки приемника пневмопочты, помеченного бронзовым двуглавым орлом, и вложила внутрь капсулу. За шесть лет работы на почтамте ей еще никогда не приходилось задействовать государственную линию. И вот теперь, только за одну смену – сперва Орденский канал, а теперь еще и это… Ольга закрыла крышку, дернула рычаг и вытерла пот, выступивший на лбу.

«Нет, определенно, еще один такой денек, – подумала переводя дыхание, – и надо просить надбавку или отпуск…»

* * *

Выйдя на крыльцо, Никитин стал очевидцем весьма примечательной сцены, под условным названием «Коллективное пожирание кукурузы». А выглядело это действие так…

Василий Запашный доставал из котелка, который держал перед ним Кирьян, парующий кукурузный початок. Густо посыпал его солью. Давал пару раз грызнуть брату, кусал сам, а потом – скармливал остаток одному из трех коней. Тот конь, которому доставалось угощение, довольно хрустел на всю улицу и помахивал хвостом, остальные недовольно пофыркивали и терпеливо дожидались своей очереди.

– Угощайтесь, Яков Игнатьевич… – Василий заметил офицера, и очередной початок, миновав Кирьяна, оказался в руках ротмистра. – Еще горячая… Заместо ужина, самое оно.

Никитин отказываться не стал и, только впившись зубами в брызнувшую соленой водой кукурузину, вспомнил, что ничего не ел с позапрошлого вечера. Да и тогда это был не бутерброд, а рюмка коньяка под гвардейский пыж…

– Спасибо, братцы… Намек понял. Обещаю, что не покинем пределы Аккермана, пока не угостимся полноценным обедом. За счет Особой экспедиции. Тем более что ужинать нам, скорее всего, опять не придется.

Нельзя сказать, что речь ротмистра вдохновила казаков, но тем не менее набивать рты вареной кукурузой они перестали.

– Эй, служивый! – Никитин увидел вдали городового и поманил его к себе. – Подойди к нам, братец. Будь любезен…

Городовой старшего оклада имел достаточно опыта, чтобы понимать: раз зовут, значит, имеют на то право. И ротмистр не стал его разочаровывать, сходу предъявив жетон. С представителями власти это простейший и кратчайший способ завоевать расположение.

– Слушаюсь, вашбродь…

На значке не было указано звание Никитина, а он не стал поправлять городового. Наоборот, указал подбородком на котелок.

– Угощайся…

– Благодарствую, вашбродь. Увольте… – скривился тот, как от зубной боли. – Видеть ее не могу. Вторую неделю супруга варит… каждый день. Детишки просят, она и рада… Делов-то. Если б не чайная… – он непроизвольно сглотнул, тем самым выказывая, куда торопился в такую рань… – хоть ложись да помирай.

– Как знаешь…

Никитин настаивать не стал, тем более что казаки уже опорожнили котелок и вернули его хозяину. Местному пареньку, терпеливо дожидавшемуся в сторонке окончания трапезы. Судя по тому, что хлопец принял котелок с поклоном, казаки его не обидели. Рассчитались сполна.

– Ты вот что, братец… Скажи, в вашем городке найдется приличный паромобиль?

Городовой, как бы ощущая неловкость, переступил с ноги на ногу и неуверенно ответил:

– Прошу прощения, вашбродь. Я в самобеглых колясках не шибко смыслю… Пешком или верхом сподручнее… – и тут же задал вопрос, опровергающий предыдущее утверждение. – А вам для гостинца[8] или по бездорожью ездить? Потому как для асфальту – это одно. А ежели для степи – лучше «зубра» из нашего гаража не найти. Несмотря на то, что у него коробка передач барахлит. Шурин мой, Федька, говорит, третья шестеренка совсем беззубая… Так что если пойдете в управу, берите вместе с водителем.

– Мне для гостинца, братец, – остановил его ротмистр. – Чтоб с ветерком…

– Тады, вашбродь, вам к предводитель дворянства. Лучше его «Самары» аж до Кишинева не найти. Слыхал, в Измаиле у тамошнего коммерсанта «Вольга» имеется. Но «Самара» все равно шибче бегает.

– А говоришь, не смыслишь… – усмехнулся Никитин и протянул руку для пожатия. – Благодарю. Кстати, где дом здешнего предводителя не подскажешь? И как его звать-величать.

Городовой с почтением пожавший руку незнакомого офицера с удовольствием ощутил, как в ладонь к нему перекочевала толстая монета. По размерам, не меньше полтины. Аккурат на штоф водки и полумисок борща с пампушками. Он даже не поверил своему счастью, но поглядеть в руку не решился. Вместо этого, сжатым кулаком указал в нужном направлении.

– Дымоход из белого кирпича видите? Там они-с, вашбродь, и обитают. Валерьян Пафнутьевич Собеский.

Глава пятнадцатая

17-ое июля. Полдень. Херсонская губерния. Город Херсон.

Немая сцена, последовавшая за репликой саннэ Анаи, вполне могла оспорить славу знаменитого финала пьесы Гоголя.

Вильнув рулем, Родион, мысленно возблагодарил паромобиль за особенности конструкции, благодаря чему он был не так резв, как легковушки из его прошлого. Да и то чуть не въехал в витрину с лаконичной надписью: «Мясо, сало, кости». Едва-едва успев вывернуть. Трелль полицейского свистка, показала что непроизвольный слалом охранниками правопорядка не остался незамеченным.

– Приехали… – неизвестно что именно прокомментировал Александр и толкнул Родиона в плечо. – Поддай пару! Нам сейчас недосуг с полицией якшаться. До Причальной улицы всего пара кварталов. Там распрощаемся с барышней и машину бросим.

Городовой, не согласный с таким решением, засвистел еще громче. Но двух поворотов хватило, чтобы он потерял их из виду, а других преследователей не объявилось.

Херсон не Санкт-Петербург и даже не Москва. Тут конных полицейских исключительно за окраиной увидеть можно. А городовые, особенно летом, из тени лишний раз выйдут, только если в порту серьезная драка с поножовщиной случится.

– «Цветочная сказка»… – ткнул пальцем в лобовое стекло князь. – Рули туда. Саннэ, надеюсь, вас в салоне ждут, и вы больше не нуждаетесь в нашей помощи? А то, как видите, у нас с господином Зелениным, со временем не очень…

– Князь, – девушка замешкалась с ответом, а потом неуверенно продолжила. – Последняя просьба.

– Конечно… – Александр был сама любезность.

– Вы не могли бы подозвать директора к машине? Не хочу чтоб меня здесь видели. А в сложившихся обстоятельствах, господин Гартнерс единственный, кому я могу довериться… Поскольку он еще и мой литературный агент.

– Хорошо, саннэ… – Александр Даниилович выбрался наружу. – Родион, гляди в оба и если что – сигналь.

Дверь в салон открылась под мелодичный перезвон бубенчиков и менее приятное для слуха, но куда более важное тарахтение амулетов отваживающее злых духов. В особенности тех, что любят усаживаться людям на шею. Князь суеверным не был, но в нынешней ситуации охотно принял бы любую помощь. В том числе и по снятию порчи и сглаза.

Подумал об этом и устыдился. Не пристало христианину в шаманство всякое верить. Поднял руку перекреститься и…

Господь Бог подсобил за искреннюю веру, или амулеты обессилили злых духов, но князь успел увидеть краем глаза, как из складок портьеры высовывается рука с кинжалом.

Убийца действовал бесшумно и не торопясь, выжидая, когда жертва сделает еще один шаг, чтоб ударить наверняка. И должно быть весьма удивился, когда Александр, не стал проходить в салон, а вместо этого с силой пнул портьеру в области паха невидимого врага.

– Твою мать!

Сорванная весом падающего тела, портьера тоже рухнула, накрывая неизвестного.

Князь, развернулся и наклонился, чтобы посмотреть, кто на него напал. Но, в этот же момент, позади, внутри салона раздался негромкий хлопок, пуля вжикнула над головой и с силой ударила в незапертую дверь. Распахивая ее настежь.

Александр присел, уходя с линии прицела, крутнулся на пятке, словно в гопаке, и прыгнул вперед и в сторону, не давая стрелку прицелиться.

Хлопнуло второй раз. Но как и прежде пуля вжикнула мимо… А за спиной князя взорвалась и рассыпалась цветочная ваза. В возникшей на мгновение тишине отчетливо зажурчала вода…

Не оставаясь ни секунды на месте, князь попытался оглядеться, оценить обстановку, но из-за опущенных штор, в помещении царили густые сумерки. Тогда Александр схватил ближайший вазон и метнул им в витрину. Противоударное стекло устояло, зато смялась штора, впуская в салон немного света. Немного, но достаточно, чтобы князь смог увидеть, что расклад не в его пользу.

В помещении находилось еще, как минимум, трое мужчин. Вооруженных револьверами. Непонятно, почему они не стреляли раньше… Возможно, были уверенны, что открывший стрельбу первым, не промахнется и не хотели зря тратить заряды?… Не стреляли и слава Богу. Повезло, значит. Но теперь они поняли свою оплошность и не собирались ее повторять.

Александр тоже не стал испытывать благоволение судьбы и метнулся к выходу. Но, отлично понимая, что в дверном проеме станет идеальной мишенью, через порог князь сиганул рыбкой. Словно нырял в бассейн. Вовремя… Пули пролетели мимо. Только зазвенело стекло в доме, на другой стороне улицы.

Одновременно с этим Александр сгрупирровался, сделал кувырок через голову, перекатился по травяному газону и на ноги поднялся уже возле паромобиля. Хорошо, что тот не стоял прямо напротив входа в салон. Запрыгнул внутрь… благо, дверцу оставил открытой… и проорал:

– Гони! Уходим!..

Если Родион чему и научился за несколько дней, проведенных в обществе князя, так это выполнять команды не рассуждая. Вдавил педаль акселератора так, что паромобиль рванул с места в карьер, как застоявшийся конь. Князя даже в сидение вжало…

– Стойте! Остановитесь! Что вы делаете? Куда вы меня везете?

Виларка попыталась вцепиться в руль, но Родион бесцеремонно отпихнул ее плечом.

– Угробить нас хочешь? С князем говори. А мне не мешай.

Саннэ Аная развернулась к Александру, открыла рот и едва не прикусила язык.

Как раз в этот момент, не сбавляя скорости, Родион проскочил по Сквозному переулку на улицу Чайковского и повернул направо, в сторону Корабельной площади. На вираже немного не вписался и наехал задним колесом на бордюр. Что едва не стоило девушке дара речи…

Потом проехал еще немного, выждал, пока улица опустеет, пересек сплошную полосу и свернул на Ломоносова. Там притер паромобиль к тротуару напротив какого-то доходного дома и остановился.

– Теперь можно и поговорить. Ваше сиятельство, не соблаговолите объяснить, что за кипеш?

– Засада… – односложно ответил тот, все еще тяжело дыша. – Нас там ждали…

– Нас? – переспросил Родион. – Уверен?

Вместо ответа Александр вкратце пересказал, что произошло в салоне.

– Занятно… Даже фамилии не спросили, сразу перо в бок? А потом еще и пулять начали. Натуральный беспредел. Совсем, как дома.

Родион повернулся к виларке.

– Саннэ Аная, каково ваше мнение? Как автора детективов? Куда сюжет движется?

Возмущенная странным поведением мужчин, девушка, явно собирающаяся и дальше протестовать, от такого вопроса даже растерялась. Но, похоже, Родион сумел правильно использовать полученные сведения. Вздыбленная шерстка улеглась. А во взгляде, наоборот, появился азарт.

– Вообще-то вариантов всего два… – девушка глядела перед собой, а пальцы непроизвольно шевелились, словно она при этом печатала на машинке, а перед глазами у нее было не автомобильное стекло, а лист бумаги. – Убийца поджидал именно князя, или – ему было все равно, кто войдет в салон. Первый вариант, предполагает, что за вами следили и знали, куда вы направляетесь. Второй – нападение совершено на салон, а князь мог стать ненужным свидетелем.

– Второй мне кажется более реальным… – Родион посмотрел на князя. – О том, что Александр Даниилович окажется у салона, мы и сами не знали. Тем более, не планировали заходить внутрь. Да?

Князь кивнул.

– Прошу меня простить, господа… – виларка даже раскраснелась. Похоже, от игры воображения она получала истинное удовольствие. – Но путь простых решений, только кажется прямым. И далеко не всегда ведет к цели. Во-первых, – что такого невероятно ценного можно взять в цветочном магазине, чтоб из-за этого пойти на двойное убийство? Ведь, если преступники готовы убить случайного свидетеля, то хозяин салона, наверняка уже мертв…

В этом месте саннэ Аная остановилась и посмотрела на мужчин расширившимися от ужаса глазами.

– О, Господи!

– Тихо, тихо… – поспешил успокоить девушку Александр. – Вы же сами доказываете ложность этой предпосылки. Так что, господин Гартнерс, весьма вероятно, жив.

– Что? – краска медленно возвращалась на щечки виларки. – Ах, да… Спасибо. Вы правы. Конечно же, цены и прибыль в цветочных салонах виларов весьма велики, но не настолько же, как у ювелира. А «Кольца Сатурна», в соседнем здании открыты… Я заметила пару, выходившую от них.

– Логично, – нравилось это князю или нет, не признать разумность рассуждений писательницы он не мог. – Но, засада на меня, еще бессмысленнее.

– Я не была бы столь категорична… – саннэ опять уставилась в лобовое стекло, а пальцы зашевелились. – Ошибка в том, что вы разбиваете картинку на фрагменты, а ее надо увидеть целиком.

Александр с Родионом переглянулись.

– Давайте, пойдем от обратного. Допустим, ждали вас. Кто мог знать, что именно вы войдете в салон? Тот, кто знал весь расклад. То есть, что я еду с вами, что у меня в Херсоне нет других знакомых. Что я не захочу показаться на улице… что господин Зеленин за рулем… и поэтому внутрь войдете вы… Кстати, похоже, князь, отсюда следует еще один неприятный вывод. Если это не вендетта, то для устроивших засаду ценность представляет только господин Зеленин. Охотятся за ним. А вы мешаете… Этот, ни о чем вам не говорит?

– «ИГ Фарбениндустри»… – пробормотал Родион. – Больше некому. И дирижабль их рук дело… Мотоциклист мог успеть. Если знал, что мы отправимся в Херсон с попутчицей.

– А он знал? – князь посмотрел на виларку.

– Если подслушал мой разговор с женихом… – покраснела саннэ Аная. – Когда мы повздорили.

– Прошу прощения за бестактность, саннэ… – Родион развел руками, мол, не любопытства ради. – В котором часу произошла ваша размолвка?

– Примерно в десять утра… Вообще-то спор начался раньше, но окончательная ссора случилась именно в это время.

– А воздушный шар улетел в полдень, – подвел итог князь. – Стало быть, если «мотоциклист» сумел просчитать побег невесты, то у него было больше часа, чтобы подготовить операцию. И если все так, то это действительно немцы. Агенты Халифата хитры и коварны, но точный математический расчет не их конек… Значит, дельцы из «ИГ Фарбениндустри» решили заполучить твою голову любой ценой? – князь немного помолчал. – И все же я не понимаю… Во-первых, – почему так жестко? Они же не боевики – торговцы. Привыкли покупать, а не убивать… А во-вторых, – тот что получил по… – князь бросил быстрый взгляд на девушку и проглотил часть фразы, – … ругался вовсе не по-швабски. А на нашем, родном наречье…

– Это не меняет дела, – отмахнулся Родион. – Как по мне, что пнем по сове, что совой об пень. Мало ли в мире обрусевших немцев? Я о другом думаю: что прикажете делать с вами, саннэ? Есть еще какие-то пожелания? К салону, как вы понимаете, возвращаться не с руки. Да и уходил князь весьма громко. Наверняка, полиция уже на месте… Не воображайте, что мы боимся представителей власти. Но связавшись с ними, можно забыть о дальнейших планах. А мы торопимся…

– Господа, – виларка даже привстала от возбуждения. – Прошу вас, возьмите меня с собой? Пожалуйста. Такое приключение, такой сюжет. Я и мечтать не могла…

– То есть, фактически похитить невесту со свадьбы? – хмыкнул Александр, пожимая плечами. – Впрочем, мы это уже сделали… И по нашим следам, наверняка, отправлена еще одна погоня. Нанятая оскорбленным Домом. Какие-нибудь «Стальные волки» майора Деева или агенты клуба Пинкертона. Но… лично я – не против шанса попасть на страницы романа. А ты, Родион?

Глава шестнадцатая

Вечер 17-го июля. Херсонская губернии. Река Днепр. Борт парохода «Дионисий Киевский»

Днепр шумел и пенился. Время от времени река собирала в кулак волну и била о борт, пытаясь столкнуть «Дионисия Киевского» назад, но пара огромных, загребных колес, размеренно крутилась по обеим сторонам кораблика и даже не думала сдаваться, продвигая прогулочный пароходик вверх, против течения… Неторопливо отвоевывая версту за верстой.

Праздная публика, весь день прогуливающаяся по верхней палубе и любовавшаяся неспешно сменяющимися речными пейзажами, с наступлением сумерек разошлась по каютам и салонам. Нехотя уступая перед ополчившимися на людей комарами и сыростью. Только самые упорные, собравшись по левому борту, продолжали терпеливо ждать, когда малиновый закат окончательно утонет и выплеснет на реку и небо мириады звезд.

Дождавшись этого мгновения, капитан скинул обороты паровой машины, и в наступившей тишине, россыпи звезд заполнили все обозримое пространство. Будто корабль с разгону влетел в рой светляков.

– Какое изумительное зрелище… – восхищенно прошептала саннэ Аная. – Да только ради этого мгновения стоило уйти из Дома. Как жаль, что я не художник… Это… Это… непередаваемо. Даже голова закружилась. Кажется, еще мгновение, и я перестану понимать, где сейчас небо: по прежнему вверху или уже сползло под ноги?

– Согласен, – Родион украдкой оглянулся, но те несколько пар, что остались на палубе, были не меньше виларки поглощены созерцанием умножившихся звезд. – Одна только просьба, саннэ… если не затруднит… выказывайте восторг немного тише. Мне кажется, не стоит посвящать всех вокруг в то, что вы убежали из дому.

– Бросьте, Родион Евлампиевич, – слегка насмешливо высказался Катакази. – Это уже чистейшей воды паранойя. Я понимаю, что пуганная ворона и куста боится, но, поверьте, на этом судне до нас с вами нет дела никому.

– В моем мире говорят: «Береженного Бог бережет, а не береженного – конвой стережет!»

– То есть, мне о побеге из Дома лучше помалкивать, а вам – о том что вы ходок, можно объявлять громогласно? – хмыкнула Аная.

– Туше! – тихонько похлопал виларке князь.

Родион мог бы продолжить обмен шпильками, но сдержался. В конце концов, в этом нет ни доблести, ни смысла. Лучше получать эстетическое удовольствие. Кто знает, выпадет ли еще когда такая возможность. Поскольку будущее, вопреки планам князя, весьма туманно и неопределенно. И не потому, что теперь они точно опоздают подать прошение Императору к Дню Примирения… по большому счету, Родион никогда не верил, что хоть что-нибудь из демонстрируемого напоказ имеет реальный смысл. Шоу – это одно, а жизнь… Конечно, тут не здесь, и мир Империума не испорчен рекламой, но чудеса чаще удаются там, где пролито много пота.

Поэтому, после недолгих раздумий поддержал саннэ Анаю, предложившую плыть в Киев на пароходе.

Изначально идея показалась абсурдной. За ними идет упорная погоня двух или трех спецслужб, – две из которых, как минимум, готовы убивать, – а они вместо того чтобы, не теряя ни секунды, мчаться на железнодорожный вокзал или в аэропорт – отправятся кататься на речном пароходике.

Рейсовым дирижаблем или паровозом они добрались бы до Санкт-Петербурга не позже завтрашнего полудня и, с учетом знакомств князя, вполне успевали во Дворец на Высочайшую аудиенцию. То есть, один рывок и все. Либо грудь в крестах, либо… Как раз второе «либо» и заставило Родиона задуматься.

Самый тупой преследователь, напав на след в Херсоне и понимая, что конечная цель беглецов – столица, первым делом будет искать их именно в аэропорту или на вокзале. Не факт, что у врагов для этого достаточно сил, но у родной полиции городовых-то наверняка хватит. И, кстати, до сих пор неизвестно, зачем они их разыскивают…

Так что вариант с прогулочным пароходом саннэ придумала очень вовремя.

Во первых, – и в самом деле, кому придет в голову, что беглецы изберут самый медленный вид транспорта? «Дионисий Киевский» до столицы губернии плывет ни много, ни мало – ровно трое суток. Пешком дойти можно…

Во-вторых, – только там не спрашивают документов. Ведь путешествие по Днепру считается развлекательной прогулкой. Сродни походу в театр или оперу. А мысль, спрашивать паспортную книжку в билетной кассе храма искусства, пока еще никому не пришла в голову.

И это значит – есть шанс проскочить. Правда, уменьшающийся с каждым заходом в порт. Вряд ли преследователи очухаются настолько быстро, чтоб уже этой ночью спать вприглядку, но с завтрашнего утра время начнет работать против беглецов.

Родион посмотрел на князя и виларку негромко, но весьма оживленно обсуждающих что-то, судя по жестикуляции, из области астрономии и решил, пока не портить им настроение. Утро вечера мудрее. Да и ему, если честно, приятнее любоваться фигуркой девушки, чем грузить ее очаровательную головку мужскими проблемами.

– О чем задумались, Родион Евлампиевич? – саннэ Аная, должно быть почувствовала взгляд и оглянулась. – Присоединяйтесь… Мы с князем говорим о схожести названий созвездий. Странно, не правда ли?

– Не знаю… не задумывался… Но, как по мне – не страннее схожести остальных слов. И думаю, такой мастер пера, как Мария Дольная понимает это лучше нас, людей от литературы далеких.

– Скучный вы человек, – фыркнула виларка. – Ни капли фантазии. А еще ходок…

– Потому и скучный, что фантастики мне в реальности выше крыши… Прошу прощения, я отправляюсь спать… – и отчаянно фальшивя пропел: «Что день грядущий мне готовит? Его мой взор напрасно ловит: в глубокой тьме таится он!»

Саннэ Аная демонстративно прикрыла ладошками уши, а князь поморщился:

– Помилосердствуйте, сударь… Это чересчур даже для офицера броневозных войск. Похоже, вам и в самом деле пора отдохнуть.

– Обидеть художника может каждый… – Родион гордо задрал подбородок, но не забывая, что цитаты из его мира не обязаны совпадать со здешними, с улыбкой закончил, – …а материально помочь никто не торопится. Спокойной ночи, князь! Мое почтение, саннэ…

Прошествовав по палубе до трапа, Родион легко скатился вниз и длинным коридором, освещенным газовыми фонарями, испускающими приятный для глаз, уютный, чуть желтоватый свет. Пароходик прогулочный – комфорт прежде всего.

Его каюта располагалась по правому борту. Родион достал из кармана немного тяжеловатый ключ, зато выглядящий солидно, как от старинных сундуков с сокровищами, и открыл дверь. Шагнул через порог, потянулся к зажигателю светильника и замер с протянутой рукой. На фоне более светлого чем ночная тьма круга иллюминатора, просматривался силуэт человека. Вернее, голова и часть левого плеча.

Родион дернулся было обратно, но кто-то еще грубо втолкнул его в каюту и закрыл дверь. А человек сидящий на диване щелкнул зажигалкой.

– Не стоит причинять лишнего беспокойства… господин Зеленин. Видите, что у меня в руке? – У него был легкий, почти незаметный акцент. Скорее немецкий, нежели саксонский или французский. С «гэ», как «ха» и «вэ» как «эф».

– Револьвер, насколько я разбираюсь в оружии… Или вы о зажигалке спрашивали?

Странно, но Родион почему-то не только не испугался вторжения незнакомых визитеров, но даже и не взволновался особенно. Устал бояться, что ли? Или привык…

– Вы отлично держитесь… – похвалил расположившийся на диване незнакомец. Второй – молча сопел в затылок. – Проходите, присаживайтесь. Нам есть о чем побеседовать. Только, предупреждаю: я не получал приказа доставить вас живым любой ценой. Поэтому, господин Зеленин, убедительная просьба: не делайте глупостей. Хорошо?

– Как скажете. У вас оружие, вам и распоряжаться… Не возражаете, если я налью себе стаканчик конька? – Родион плавно, чувствуя спиною, как напрягся стоящий позади мужчина, указал на поставец мини-бара.

– Это можно, – негромко рассмеялся немец, но револьвер при этом не опустил. – Поверьте, господин Зеленин, мы вам не враги. Более того, мы готовы платить. Вам только нужно сделать правильный выбор, и все закончится к обоюдной выгоде.

– Что ж, давайте обсудим… – Родион взял в руки стакан и бутылку. – Только отрекомендуйтесь сперва. Если не затруднит… Вы представляете частные интересы химического концерна «ИГ Фарбениндустри», или иного… ммм… ведомства? Штази, например…

* * *

– А вы с кем предпочли бы иметь дело? – немец вопросительно взглянул на Родиона.

Тот, как бы беря паузу для размышлений, неторопливо наполнил свой стакан… Повертел его в ладонях, поднес к губам, но не отпил.

– Частные предприятия безопаснее, – Родион говорил растягивая слова, как бы дополнительно проверяя каждое, прежде чем произнести. – Мне недавно объяснили, что негоцианты чаще размахивают кошельком чем револьвером. И предпочитают покупать, а не запугивать. А сотрудничество со спецслужбами… совсем иная статья и совершенно другие расценки. Не правда ли?

– Что вы, что вы… – незнакомец посмотрел на револьвер в своей руке, подумал и положил оружие на диван. – Ни о какой измене и речи быть не может. Германия и Россия не воюют друг с другом. Поверьте, если бы ваши изобретения касались военного ведомства, нас бы здесь не было. А в остальном… Кому будет хуже от того, что вы заработаете свой миллион марками, а не рублями? Выбрав партнером концерн гера Круппа, а не «Радугу» господина Крашенильникова.

– Логично… – Родион снова поднял стакан. Запах спиртовых паров усилился, значит, коньяк уже достаточно нагрелся, но еще немного подержать в ладонях не помешает. Стало быть, надо тянуть время. – Еще один вопрос, если позволите.

Спокойный, уверенный тон. Да и согласие, прозвучавшее в ответ, настроили вербовщика на мирный лад.

– Спрашивайте.

– А как вы меня выследили?

Немец пожал плечом.

– На пароходе или вообще?

– И то, и другое…

– Видите ли, господин Зеленин, гер Крупп очень серьезно относится к делу. Сотни людей по всему миру изучают для него рынок и выискивают все, что только появляется на нем нового. В частности – из химической продукции. Естественно, не остались незамеченной и ваша заявка на патент… Кстати, о ней можете забыть. В России ее больше нет… Зато «ИГ Фарбениндустри» подала аналогичную в Германскую патентную палату. И если вы в течении ближайшей недели станете гражданином нашей страны, то там появится ваша фамилия. Мы не воры, и если человек не изображает из себя осла, то разумный компромисс всегда отыщется.

– Вот так просто? Прочли заявку и все? Поняли, что я именно тот, кто вам нужен?

– Не совсем… Обосноваться в такой глуши было разумной предосторожностью, но вы не учли одной особенности – все изобретения, предназначались женщинам. А они молчать не умеют.

– Сарафанное радио… – проворчал Родион.

– Простите?… Я не понял? Это какая-то идиома?

– Неважно. Зато я понял… Конечно же, покупая мой стиральный порошок с оптическим отбеливателем, они просто обязаны были похвастаться перед подружками. А то и выслать в подарок.

– Да, именно так ваш порошок попал в столицу и в наше поле зрения. Потом – всплыла какая-то из ваших заметок в английском околонаучном ежемесячнике. Одним словом, круги на воде…

Родион кивнул.

– Вы правы… Непростительная ошибка. Ну, а пароход как вычислили?

– Мотоциклист – мужчина кивком подбородка указал на стоящего за спиною у Родиона. – Вилли не упускал вас из виду от Крутого яра.

– А зачем вы князя хотели убить? Если не враждуете с Россией?

– О нет, это не мы… – категорически отверг обвинение немец. – Сами удивились. Видимо, стечение обстоятельств. Какие-то местные воры грабил магазин, а вы их спугнули.

– Что ж… Возможно, – Родион вспомнил слова князя о русском мате.

– Кстати. Зачем князь тащит вас в Питер. Уговорил сдаться? Рассчитываете на помилование и получение права на гражданство?

Родион промолчал.

– А оно вам надо? Поверьте, господин Зеленин, для гера Круппа значение имеют только ваши знания и идеи. И совершенно безразличны пол, сословие, вероисповедание и место рождения… Принимайте его предложение, и вам больше никогда и ни от кого не придется бегать.

– Знаете, в том мире, откуда я прибыл, подобный вопрос даже не обсуждался бы. Любой русский изобретатель мечтает получить предложение от иностранной фирмы… И если б вы пришли ко мне два года тому, я пошел бы за вами без разговоров. Но, пожив в этой реальности, несколько изменил свои взгляды… Так что прошу меня простить…

Родион, как бы извиняясь развел, руками и, завершая жест, выплеснул содержимое стакана на мужчину с оружием. Пролетая над зажигалкой, подогретые коньячные пары вспыхнули, и на одежду немца упало жидкое пламя. Мгновение, и оно растеклось по его одежде и рукам.

Не ожидавшие такого поворота, немцы растерялись. Всего на несколько секунд, но огню и этого времени хватило, чтобы разгореться сильнее.

Позабыв об оружии, переговорщик вскочил с дивана, лихорадочно сбивая пламя с сюртука. Второй бросился ему на помощь, сдернув со стола скатерть. Но и Родион не упустил шанс. Следующей он выплеснул бутылку шестидесятиградусного «Первача». И как только огонь в каюте вспыхнул с удвоенной силой, в немцев полетел весь ассортимент бара… Включая шампанское. Последним Родион метил в голову, но, не попал… А когда «боезапас» закончился, Зеленин метнулся прочь, вопя во все горло:

– Пожар! Пожар!

Мелькнула было мысль, запереть дверь, но не стал… Во-первых, – жаль парохода. А во-вторых, – смерть в огне слишком ужасна, чтоб обрекать на нее кого-либо намеренно. Немцы, взявшись за оружие, заслужили на то, чтобы с ними не церемонится, но не настолько же… Обгоревшая одежда, пара-тройка ожогов – в сам раз. Остальное – явный перебор.

– Пожар…

Огонь еще не вырвался за пределы каюты, даже дымом не пахло, так что все встреченные по пути – и поздние гуляки, и вахтенные матросы – смотрели на Родиона с осуждением. Вот, мол, попадаются же такие типы… Перебрал и уже никому от него покоя нет.

– Ну, как хотите… – проворчал он, беря себя в руки, после недвусмысленного жеста пальцем у виска некоего чопорного господина. В белом летнем костюме, пенсне и с клинообразной бородкой. Чинно шествовавшего под руку с дамой в креолинах и с собачкой на поводке. – Мое дело прокукарекать. Хотел как лучше. А если наше не в лад, то мы со своим назад.

Родион вымахнул на палубу, очень надеясь, что князю и виларке еще не наскучили созвездия.

К счастью, оба по-прежнему стояли там же, у фальшборта.

– Александр Даниилович, саннэ Аная, у вас в каютах не осталось ничего важного?

– Да у нас ничего и не было, – первым ответил Катакази. – Не знаю, как саннэ, а мы то с вами уж точно, как Диогены. Последнее имущество в шаре улетело.

– Саннэ? – повторил вопрос Родион.

– Нет. Все в этом ридикюле. Деньги, документы… А что случилось?

– Нас выследили. Немцы. На этот раз наверняка. Прошу не задавать лишних вопросов и, по возможности не привлекая внимания, быстро следовать за мной.

– Уверенны?

Родион ограничился кивком, взял обоих под руки, чем на какое-то мгновение поверг виларку в предшоковое состояние… но сейчас было не до церемоний, – и потащил в сторону кормы.

– Куда вы нас тащите, черт возьми? Родион Евлампиевич! Я требую объяснений! – вместо девушки вдруг закапризничал князь. Может, потому что Зеленин вклинился между ними двумя. – И немедленно!

– Да пожалуйста.

В это время позади них сразу несколько голосов закричало «Пожар!», «Горим!», а еще секундой позже, усиливая панику, отчаянно заколотили в рынду.

– Вас еще что-то не устраивает, князь? Или мы уже таки будем спасаться? Слово чести, остальное вполне может подождать.

– Судя по тому, как вы целенаправленно тащите нас к корме, – обрела дар речи и мышления саннэ Аная, – пожар, для вас лично, не был неожиданностью. И вы подготовились к нему заранее?

– И да, и нет… – Родион ускорил ходу. – У меня привычка. Я подсознательно боюсь воды. Плаваю хорошо, но чувство опасности не проходит даже во время купания в бассейне. Поэтому, как только мы поднялись на борт, я первым делом разузнал где у них спасательные жилеты и круги.

– Предлагаете взять себе по кругу и прыгнуть за борт?

– Нет… – мотнул головою Родион. – Смотрите… – он подвел спутников к корме и показал вниз. За кормой, на причальном канате, тащился небольшой катер. – Это мотобот курьерского сопровождения. На всякий случай. Если кому-то из пассажиров понадобиться экстренная медицинская помощь или чрезвычайной важности депешу отправить. На «Дионисии» разные персоны катаются. В том числе губернаторы… Великий Князь – когда бывает с инспекцией в южных губерниях, любит прокатится инкогнито… Впрочем, это к делу отношения не имеет. Главное, что мотобот в наличии.

– А пожар? Как можно догадаться: ваших рук дело?

– Я его не планировал. Клянусь… Просто, когда тебя держат на мушке, приходится использовать любую возможность. Подробности, с вашего позволения, оставим для более подходящего момента.

Родион оглянулся. Огонь, похоже, побеждал в схватке с человеком. Потому что дым становился все жирнее, сгущаясь над корабликом, как грозовая туча.

– Князь! Саннэ! Мы тут ничем не поможем. Давайте же хоть о себе позаботимся. В конце концов – это не Ледовитый океан. Вода теплая, до берега рукой подать, да и спасательных средств, включая плоты и прочее, на пароходе в избытке. Да и мы, как только куда-нибудь доберемся, сразу вышлем им помощь. Ну?…

– Он прав, саннэ, давайте перебираться на мотобот… – нехотя согласился Катакази и молча полез по штормтрапу вниз. А когда спрыгнул на палубу катера, налег на него, чтоб было удобнее спускаться виларке. Но Аная все не могла решиться, с тревогой оглядываясь назад, где с каждой секундой становились громче панические крики, а на палубу выскакивали полуодетые люди.

– Неприятно, да? Чувствуется скверный привкус? – Родион не слишком вежливо подтолкнул девушку к штормтрапу. – Увы, саннэ, это как раз то, в чем разница между жизнью и вымыслом. Признаюсь честно, мне тоже больше нравится о приключениях читать, нежели участвовать.

Глава семнадцатая

Ночь с 17-го, утро 18-го июля. Херсонская губерния. Река Днепр.

Родион отвязал швартовый конец и бросил на палубу. Не удерживаемый больше ничем, мотобот тут же подхватило течение Днепра и метр за метром потащило прочь от парохода.

– Нет… – князь подскочил и нагнулся, чтобы подхватить уползающий канат, но тот уже распрямил все кольца и черной анакондой скользнул за борт. Только плюхнуло. – Черт! Какого черта?!

– Ого… – Родион едва успел схватить, опасно наклонившегося Александра. – Судя по обширному запасу слов, ваше сиятельство, у нас очередная проблема?

– Топливо…

– Не понял?

– Что непонятного?! – князь освободился из рук спутника. – На мотоботе нет ни грамма горючего для паровой машины. Мы можем только дрейфовать…

– Да и фиг с ним… – Родион посмотрел в сторону удаляющегося «Дионисия Киевского». – Сплавимся вниз по течению. В худшем случае – вернемся обратно в Херсон. А-а… Чего зря голову ломать. Рассветет – определимся с местоположением и решим, что делать. Где-нибудь да пристанем. Кстати, князь… Мне кажется, или горит уже не так сильно?

– Нет, не кажется… – присоединилась к разговору виларка. – Похоже, команде парохода удалось справиться с пожаром.

– Вот и славно, – облегченно вздохнул Родион. – Не хотел бы стать виновником его уничтожения. Красивый кораблик. При иных обстоятельствах, с удовольствием прокатился бы еще раз…

– Не о том думаете, друг мой… – понимая, что ситуацию не изменить, князь вновь обрел хладнокровие, как и подобает офицеру. – Пароход, наверняка, застрахован. Так что его в любом случае починят и восстановят. На Николаевских верфях и не такую красоту делали. Императорскую яхту «Мария» видеть не приходилось? Шедевр. Впрочем… Нам с вами о другом стоит начать волноваться…

– А именно?

– Очень неудачное место для побега выпало. Десятком миль выше или ниже, приволье… А здесь столько островов и проток, что черт ногу сломит… Гм, что-то я слишком часто рогатого поминать стал. Прости, Господи… – Александр перекрестился и устало опустился на фальшборт, но тут же поспешно вскочил. – Прошу прощения, саннэ, за бестактность и что не предлагаю присесть… Собственно, никому не стоит этого делать. На дрейфующей без руля посудине – борт не самое безопасное место. Предлагаю пройти в рубку. Там и поговорим…

Как раз в этот момент катером ощутимо качнуло. Он еще не успел полностью развернутся носом по ходу движения, вот и ловил бортом волны.

– О, как в воду глядел… – князь рассмеялся двусмысленно прозвучавшим словам и подал руку виларке, предоставив Родиону открывать дверь. За это время река отнесла катер еще дальше, так что отдаляющиеся габаритные огни покинутого парохода казались всего лишь новым созвездием.

– Не мешало бы и нам зажечь хоть один сигнальный фонарь, – глядя на них, сказал Родион. – А то налетит кто-нибудь в темноте. Два крушения за ночь, явный перебор даже с нашим еврейским счастьем.

– Мысль правильная, исполнить затруднительно… – развел руками Александр. – Огонь зажечь нечем. Ни спичек, ни огнива…

– Ошибка, ваше сиятельство… – ухмыльнулся Родион. – В моем мире в ходу шутка, что только бледноли… ммм, карлик, дважды наступает на одни и те же грабли. После того, как я нагой и босой перенесся за тридевять земель и оказался в другом царстве-государстве, я не выхожу из дому без минимума снаряжения. Так сказать, аварийно-спасательного набора ходока…

Родион расстегнул пиджак и продемонстрировал нательный пояс, весь обшитый кармашками. Сунул руку в один из них и достал зажигалку. Потом огляделся, увидел висящий на стене «летучую мышь» и зажег в лампе огонь. В рубке сразу стало гораздо уютнее.

– Вот…

Саннэ Аная совершенно по-детски захлопала в ладоши. Словно фокуснику, доставшему кролика из пустой шляпы…

– Похвальная предусмотрительность, – одобрил запасливость своего спутника Александр. – Опыт большое дело. Похоже, случись что, мы с вами и на безлюдном острове не пропадем.

– Сплюньте… – отмахнулся Зеленин. – Давайте, лучше, огни зажигать. Это куда веселее.

– Можно… – взял у Родиона зажигалку. – Кстати, не желаете рассказать, что же случилось на пароходе? Мне показалось, вас всего пару минут не было…

– Не знаю, не засекал, – Родион непроизвольно посмотрел туда, где все еще виднелись бортовые огни «Дионисия Киевского». – А случилось следующее… Нас выследили те самые немцы, о которых мы с вами говорили, князь. И, кстати, если верить их словам, стрельбу в цветочном магазине устроили не они, а какие-то грабители, которых мы случайно вспугнули. В свою очередь, саннэ, это позволяет надеяться, что хозяин салона, возможно, тоже отсутствовал, а стало быть – жив.

– Слава Всевышнему… – прошептала виларка. – Господин Гартнерс хороший человек.

– Угу… – пробормотал Александр. – И узнав о их миролюбии, вы тут же решили сжечь наших преследователей? Вместе с пароходом…

Родион чуть раздраженно дернул щекой.

– Скажем так, я такого развития событий не планировал. А потом ситуация вышла из-под контроля.

– Что ж, все в руках Создателя. Думаю, сейчас самое разумное, постараться отдохнуть, – князь указал на топчан и кресло капитана. – Тем более, у нас ни двигателя, ни паруса, ни весел… А я займусь фонарями…

– И в самом деле… – поддержал его Родион, снял пиджак, свернул и положил на топчан вместо подушки. – Ложитесь, саннэ. Если хотите, могу колыбельную спеть.

– Вы чрезвычайно любезны, сударь… – ответила виларка в таком же шутливом тоне. – Но, боюсь, что очарованная вашим талантом я потом вообще не смогу уснуть.

– Ну, тогда не буду вас отвлекать… Прилягте.

Родион шагнул к выходу, но заметив, что виларка по-прежнему не решается, вернулся и взял ее за руку.

– Саннэ Аная, вы отлично держитесь, слово чести, но приключения не кончились. Воспользуйтесь возможностью. Не бравируйте. Отдохните. Не приведи, Господь, но если, вдруг, нам с князем понадобиться ваша помощь, хотелось бы знать, что у вас хватит на это силы.

Родион чуть-чуть сжал вздрогнувшую ладошку виларки и отпустил. Для обычной девушки, особенно из прошлой жизни, он нашел бы более подходящие слова, но в общении с высокопоставленными особами у господина Зеленина не было должной практики. Так что, как говорится, кто умеет, пусть сделает лучше.

– Схожу, на палубу. Что-то его сиятельство долго копается. Может, помощь нужна?

Причина была так себе, князь в помощниках не нуждался. Просто задумался: стоит ли зажигать носовой фонарь? Для встречных судов достаточно было габаритных огней на мачте и корме, а вот носовой доставил бы больше хлопот им самим. Немного поколдовав над замком, Александр разблокировал руль и теперь мотоботом можно было хотя бы управлять. Но делать это ночью, при свете фонаря, все равно, что пытаться разглядеть что-то сквозь пламя костра.

– Не спится? – князь заметил Родиона.

– Муторно на душе, – неохотно признался тот. – В азарте все казалось единственно правильным… А сейчас, то и дело, лицо горящего немца перед глазами возникает. И что больше всего злит – он не издал ни звука. Понимаешь?

– Понимаю… – серьезно ответил Александр. – Я свой первый бой тоже долго забыть не мог. И того азеба, которого срубил первым… А молчание немца объясняется просто. Они, как и мы, хоть и по другой причине, тоже не жаждут встречи с полицией. Так что не берите в голову, мой друг. Вы не сплоховали в опасную минуту и показали себя настоящим бойцом… Но, если все же не спится, становитесь к штурвалу. А я, с вашего позволения, с удовольствием подремлю пару часиков.

– К штурвалу? – удивленно переспросил Родион, глядя перед собой в кажущуюся непроницаемой темноту. – А куда рулить?

– На звезды, Родион Евлампиевич, – даже не усмехнулся князь. – Прямо на звезды…

Родион хотел было возмутиться неуместной шутке, но неожиданно понял: Александр и не думал шутить. Звезды были не только на небе – они еще и в воде отражались. Значит, любое препятствие на реке, будет выглядеть черным пятном. Поэтому, безопасный курс пролегает по звездам…

Вопреки ожиданию, саннэ Аная спала. Усталость свое взяла или молодость, но виларка не проснулась даже после того, как князь неловко зацепил рукой и сбросил на пол вахтенный журнал.

Пробормотав ругательство, Александр уселся в кресле, повозился немного, устраиваясь поудобнее, и вскоре тоже уснул. Что бы не думал Родион о дворянах, но офицеру броневозных войск, в кадетские годы приходилось спать даже стоя. А некоторые его товарищи, особенно первогодки, умудрялись добирать недоспанные часы в строю и на марше. Титулы дают многие привилегии, но только не курсантам…

Желая избавиться от неприятных воспоминаний, Родион отрешился от мыслей, сосредоточив все внимание на реке. Сливаясь с небом, она казалась бескрайним и безбрежным океаном, сотканным из мириадов искр. А когда в этом сиянии возникала грозовая туча, капитан уверенно поворачивал штурвал и обходил опасное место стороной.

Раз… второй… третий…

Князь оказался прав, упоминая о множестве островков и проток. И где-то после десятого поворота, Родион понял что уже не помнит сколько раз и в какую сторону поворачивал. К счастью, все, даже самое плохое, раньше или позже заканчивается. И после очередного поворота, мотобот вынесло на чистый плес, дав небу возможность отразится целиком. Без единого, даже самого маленького пятнышка…

Только теперь Родион почувствовал, насколько устал и растолкал Александра.

– Вставайте, князь… Пора в Сараево…

Глава восемнадцатая

18-е июля. День Примирения. Херсонская губерния. Херсон

История, впрочем, как и легенды, официально одобренные для учебных заведений замалчивают некоторые аспекты величайшего деяния всех времен и народов, но одно не вызывает ни споров, ни сомнений… Почему Великий Магистр Ордена Шарль Жозе Эжен де Латре в знаменательный час и день оказался в воде… Достаточно обрядиться в повседневную одежду рыцарей того времени и хоть на пол часа выйти из тени…

Шутка, конечно. Но, как говорится, в каждой шутке только доля шутки, прочее – сермяжная правда.

Никитин кое-как размазал пот по лбу такой же влажной ладонью, после чего совсем не благовоспитанно вытер ее о рубашку на груди. Лоб может оставаться влажным, переживет, а вот рукам, сжимающим баранку легкового паромобиля, летящего по мостовой со скоростью восьмидесяти верст в час, – категорически противопоказано. Ибо чревато… Но и рубашка больше влаги впитывать не желала.

Казаки, сменившие седла на заднее сиденье «Самары», тоже чувствовали себя не лучшим образом, несмотря на то что открыли все окна и горячий сквозняк продувал салон автомобиля насквозь. Они даже распустили ремни, расстегнули воротники, но светлая, выгоревшая на солнце ткань темнела уже не только под мышками.

– Господи Боже, твоя воля… – пробормотал негромко Кирьян, жадно прикладываясь к почти пустой фляге. – Воистину чертопхайка и душегубка… Совсем не то что верхом.

– Терпи, казак, атаманом будешь, – хмыкнул старший Запашный. – Через часок день на вечер повернет, вот и полегчает… А там, глядишь, и прибудем. Верно, ваше высокоблагородие?

– По расстоянию – да, а как получится – будем поглядеть. Не люблю загадывать… – ответил Никитин, поглядывая в зеркало заднего обзора. – И вообще, чему учит народная мудрость? На Бога надейся, а сам не плошай. Сейчас, устроим прохладу… – и быстро-быстро стал сигналить клаксоном. Чередуя краткие и длинные гудки.

Казаки-пограничники с удивлением узнали азбуку Морозова: «Прикрой, друг!»

Братья Запашные только переглянулись. Чудит офицер. Или тоже перегрелся? Какая прохлада посреди степи, когда на мили вокруг ни деревца, ни облачка. И что за друг такой, невидимый? Случаем не Всевышнему «сигналит»? От кого прикрыть? Да еще и скорость зачем-то сбросил. Раньше хоть ветерок обдувал…

Но додумать до конца эту мысль не успели, – слева и сзади к паромобилю, по степи двинулась, нагоняя, огромная тень.

– Характерник наш ротмистр, что ли? – прошептал Василию на ухо младший брат.

– В окно выгляни, дубина… – ухмыльнулся тот.

Младший Запашный последовал совету и высунулся наружу. Увиденное удивило его еще больше, чем мнимое колдовское умение Никитина. Метрах в двухстах выше и левее плыл огромный грузовой цеппелин, плавно забирая в направлении дороги. Аэростат двигался на приличной скорости, так что притормозивший паромобиль он догнал за несколько минут.

– Наслаждайтесь… – прокомментировал Никитин. – Долго он над нами висеть не будет, ветер попутный… Но, если не свернет, минуток пятнадцать наших… – и офицер чуть медленнее просигналил: «Спасибо!»

– Рассказать кому, не поверят… – тряхнул чубом Кирьян.

– Тютя… – пихнул его локтем Василий. – Забыл какой сегодня день?

В ответ с борта люльки замигал сигнальный фонарь системы Кулибина, подтверждая сообразительность старшего Запашного: «Доброго пути, друг! С праздником!»

Дюжины минут в тени хватило, чтобы перевести дух и отряхнуться от туманящего разум июльского зноя. А там и дома пригорода замелькали по обеим сторонам дороги… «Самара» въезжала в губернский город Херсон.

По случаю празднований, ворота усадеб украшали самодельные букеты из цветов, веток и прочей зелени. В домах побогаче не скупились и на разноцветные воздушные шары, гроздьями и гирляндами развешивая их над дворами. Кто мог – включал фонтан… Или хотя бы подвешивал повыше поливочный шланг.

Поперек улицы сверкал люминесцентными красками поздравительный лозунг:

«Мир вам, братья!»

Никитин притормозил, открыл бардачок, достал из него карту-схему города и протянул Василию.

– В северо-восточной части Херсона находится гостиница «Шелом и сабля». Посмотри, как проехать…

Пограничник сориентировался быстро.

– Улица Трех святителей. Пока прямо… Четвертый поворот налево…

– Принято…

Никитин поддал пару, но далеко проехать не получилось. Уже на следующем перекрестке им наперерез шагнул постовой, требовательно подняв полосатый жезл.

– Чего тебе, братец? – Никитин достал жетон. – Торопимся мы…

– Виноват, вашбродь, но центр для транспорта сегодня закрыт. По случаю празднования.

– Да мы быстро.

– Понимаю. Но, никак нельзя-с… – развел руками тот. – Только если пешком. Цирковое представление уже началось, а потом сразу и карнавальное шествие двинется. Ни мостовой, ни тротуаром не проехать.

– Как же нам в гостиницу попасть?

– В военную?… А вон туда сворачивайте. Там тупик, но двор проходной. В арку нырнете, аккурат к парадному «Шелома» и выйдете. Всего пять минут ходьбы. Или возвращайтесь на въезд в город и направо по окружной… до киевского шоссе. Только это крюк верст в двадцать пять будет.

– Я понял тебя, спасибо.

Никитин свернул в указанный городовым переулок. В тупике прижал «Самару» к обочине и заглушил двигатель.

– Все, хлопцы, приехали. Давай, за мной…

Городовой не обманул, до гостиницы и в самом деле оказалось ближе пешком, чем на паромобиле. Вот только дневальный на входе явно не привык, чтоб здешние постояльцы, вместо того, чтобы вальяжно покидать салоны солидных автомобилей, выскакивали из подворотни. Да еще в таком затрапезном виде.

– Куда прешь, станица? – сержант бдительно загородил двери. – Тут не заезжий двор, а офицерская гостиница!

– Пшел прочь, болван… – Никитин, не останавливаясь, хотел было достать жетон, но излишне ретивый дневальный, в служебном рвении схватил ротмистра за руку.

– Стоять! Патруль вызову!

– Да отцепись ты, пиявка… – Никитин попытался стряхнуть сержанта, но тот не отпускал рукав. – Вот оглашенный. Хлопцы, угомоните блаженного, пока я не осерчал. Право слово.

Братья Запашные только ждали приказа. Сержант и пикнуть не успел, как пограничники скрутили дневального, связав руки за спиной его же собственным ремнем.

Привлеченный суматохой, на крыльце гостиницы показался еще один «швейцар». И тоже в сержантском звании. По петлицам и нарукавным знакам – из частей обеспечения тыла.

– Это что за самоуправство? – возмутился он. – Под трибунал захотели?

Но как только в нос ему, весьма чувствительно, ткнулся жетон Никитина, сержант мигом утратил всю спесивость.

– Виноват, вашбродь! – вытянулся он по стойке смирно. – Обознались.

– Поставишь свечку за упокой души Великого магистра де Латре, благодаря которому мы имеем сегодня День Примирения. Вчера или завтра вы бы у меня узнали по чем фунт лиха. – Никитин махнул казакам. – Отпустите олуха…

Потом снова повернулся ко второму сержанту.

– Слушай сюда… Я отойду на часок, а ты обеспечь моим хлопцам все что надо. Помыться, побриться, простирнуть и погладить обмундирование. Понятно, да?

– Виноват, ваше высокоблагородие. Низшим чинам никак нельзя. «Шелом и сабля» – гостиница офицерская!

Никитин вздохнул, взял двумя пальцами дневального за лакированный ремень портупеи и подтянул к себе.

– Для особо тупых повторяю… Вернусь через час. Не понравится внешний вид моих казаков – вы оба поменяетесь с ними формой. Вместе с погонами. Теперь доступно?

– Так точно, ваше высокородие! Разрешите выполнять?

– Давай, братец… – поощрительно кивнул Никитин. – И это… ближайший почтамт где? Пальцем покажи.

Сержант поморгал и указал налево от себя.

– Через три квартала, ваше высокородие. Но, если вам нужен только узел пневмопочты, то он имеется в гостинице. Прикажете проводить?

– А вот это хорошо. Даже, отлично… Веди, Сусанин…

* * *

Утро 18-го июля.Херсонская губерния. Река Днепр.

Снились господину Зеленину родные места, а точнее полузабытый эпизод из босоного детства… далеких дней, когда он был еще даже не Дмитрием, а всего лишь Митькой. В тот летний вечер они с отцом пошли на реку. Отец, как обычно, поплавать, смыть пот после работы. А десятилетний Митька – побродить по отмели… Глубже чем по колени он никогда не заходил. Не умел плавать. И никакие попытки отца или матери научить сына держаться на воде, не давали результатов.

Едва только поддерживающие, забирали руки – Митька камнем шел на дно… Проблема была в том, что в пятилетнем возрасте он едва не утонул в запруде, когда тетка полоскала белье и с тех пор панически боялся воды.

Не действовали никакие уговоры. Даже насмешки терпел. Но, если заходил в воду, то только с надувным поясом. Из-за чего ежегодные поездки на море превращались в настоящую пытку и бесконечные ссоры с родителями. Митька отчаянно трусил, а отец с матерью мучительно краснели, глядя на то, как их великовозрастное чадо, под недоуменными взглядами курортников, перед каждым купанием, старательно напяливает на себя спасательный пояс.

Отец, раздевшись и поплескав на грудь водой, как он всегда делал прежде чем нырнуть в реку, вдруг удивленно присвистнул и нагнулся над водой.

– О, а это что такое? Сына, иди сюда, глянь…

Не подозревая подвоха, Митька подошел. Но, как только поравнялся, отец подхватил его на руки и швырнул в реку. Отец, однажды, на спор с друзьями пробежал три километра с мешком сахара на плечах, так что Митька улетел метров на три от берега. Не на самую стремнину, но и до дна уже не доставал…

– Тону! – заверещал он, испуганно барахтаясь и еще не веря, что это взаправду.

– Ну и черт с тобой, – отец даже с места не сдвинулся. – Нафиг кому такое позорище надо. Ни себе, ни людям…

И тут Митька, обостренным от страха чутьем, понял, что в этот раз отец не шутит. Он действительно готов утопить единственного сына, чем растить труса. А поняв это – заорал от ужаса и отчаянно замолотил воду руками и ногами…

Позже Митька едва мог вспомнить, что происходило дальше. Знал лишь одно – он поплыл. Недолго… Всего метр или полтора. А потом его подхватил отец и вытащил на берег…

Однажды, уже став Дмитрием и получив очередной разряд по плаванью, он спросил у отца, что бы тот сделал, если бы он так и не поплыл? Неужели дал бы утонуть?

Отец пожал плечами, потом указал пальцем на книжную полку.

– «Тарас Бульба» читал? Ну вот… А вообще, сын, запомни одну простую вещь: сомневаешься – не делай. Делаешь – не сомневайся. И это не я такой мудрый, это древняя казацкая наука. Так запорожцы новиков обучали не бояться смерти. «Пока мы есть – ее нет. Она придет – нас не будет».

– Доброе утро, мистер Робинзон… Поднимайтесь… – вырвал Родиона из сна насмешливый голос князя Катакази. – Пора флаг устанавливать на неведомых землях…

– Чего? – протер заспанные глаза Родион. – Который час?

– Затрудняюсь ответить точнее, поскольку единственный хронометр у вас на запястье… А навскидку, примерно одиннадцать.

– Как одиннадцать? – Родион даже из рубки вышел. Но с фактами не поспоришь – день в самом разгаре. Солнцу совсем чуть-чуть до зенита оставалось.

– Вот это я вздремнул… Доброе утро, саннэ… – поздоровался с виларкой, сидящей на борту, свесив ноги наружу.

Аная приветливо помахала рукой, а потом сделала круговой жест.

– Красиво, правда?

Теперь Родион оглядел окрестности осознанно и удивленно присвистнул. Они по-прежнему оставались на воде, но теперь вместо двух берегов, суша оказалась вокруг. Вернее – заросли камышей. Но за ними виднелись верхушки верб, орешника, лещины и прочих деревьев, которые в воде расти не могли.

Родион еще раз осмотрелся по кругу, но просвета не обнаружил.

– Что за ерунда? А как же мы сюда попали?

– Вообще-то, мой друг, за штурвалом стояли вы… – напомнил князь. – Вам и объясняться.

Родион озадаченно поскреб затылок.

– Погодите, Александр Даниилович, но ведь я передал вахту, когда мы еще плыли.

– Видимо, в этот момент наше судно, как раз входило в озеро. А когда я понял, что мы в ловушке, кроме как бросить якорь, ничего другого не оставалось. Утром же лег такой густой туман, что даже палубы под ногами видно не было… Впрочем, положа руку на сердце, какая разница, как это произошло? Не утонули, ну и слава Богу. Теперь важнее не вход, а выход найти. Даже, если это одно и то же…

– Согласен. Спасибо, что дали выспаться. С какой стороны начнем поиски?

– Пожалуй, с юга… Там море, туда и течение… Озеро из берегов не выходит, значит, должен быть выход.

– Может, разделимся? Я бы тем временем западную часть лагуны осмотрел.

– Ни в коем случае. Мы понятия не имеем, что нас здесь ждет.

– Кровожадные речные пираты времен Стеньки Разина?

– Смешно… Нет, все гораздо прозаичнее. Змеи, трясина, незамеченный вовремя острый сук. Достаточно?

– Вполне… – согласился Родион. Порылся в одном из кармашков пояса и протянул что-то виларке. – Подкрепитесь, саннэ. Не Бог весть какая трапеза, а все лучше, чем на пустой желудок.

– Спасибо… – виларка не стала отказываться от угощения. – О, шоколад!

– Держите, князь.

– Благодарствуйте… Кстати, вам лучше выложить все, что может размокнуть. До берега придется вплавь.

Родион кивнул, но вынимать ничего не стал. Либо все остальное не боялось воды, либо было надежно упаковано. Уточнять князь не стал, обратился к Анае.

– Саннэ, вам лучше остаться на судне. Наши с господином Зелениным костюмы и ботинки тоже не рассчитаны на ведение разведывательных мероприятий, но их хоть не жаль. А превращать в мокрую тряпку произведение портного искусства, что надето на вас…

Виларка взмахнула рукой.

– Я вас умоляю, князь. Не тратьте время на очевидное. Как люди говорят? Баба с воза, коням легче. Да?… Я и не возражаю. Как давеча сказал Родион Евлампиевич: «Жизнь – не книга». Так что об этом эпизоде наших приключений я и в самом деле предпочту услышать…

* * *

Держась руками за борт, Родион аккуратно сполз в воду. Прозрачную и теплую, как в бассейне. Глубина заводи не превышала полутора метра, так что ноги почти сразу коснулись дна. Он отпустил борт и принял от князя самодельный плотик из спасательного круга и дощечки, оторванной от ящика с песком. На него положили тюк из одежды и обуви.

Лето летом, а бродить по острову в мокрых штанах удовольствие не из самых изысканных. Особенно, если в этом нет особой нужды… В конце концов, они же не жертвы кораблекрушения, выброшенные волнами на безлюдный берег, а всего лишь «заблудшие души»… В том смысле, что ухитрились заблудиться в трех островах и протоках…

Это князь выяснил, поглядев на карту, имеющуюся на борту катера.

Примерно. Поскольку более точное место, при помощи одного только компаса установить невозможно. Но, по принципу наибольшей вероятности, это могло быть озеро Долгое или Крещатое.

Впрочем, поскольку они даже не знали в котором часу их сюда занесло, как и любое другое – из целой дюжины озер, заводей, соединенных между собой и рекой таким же количеством проток.

Озеро Долгое было бы предпочтительнее, поскольку имело и вход, и выход, а Крещатое – только вход. И, чтобы выбраться из него на стремнину Днепра, катер пришлось бы тащить обратно, уподобляясь знаменитым волжским бурлакам. Но хоть не Круглое… Которое наполнялось водой только в ветреную погоду.

Дно водоема оказалось достаточно твердое и покрытое не скользким илом, а крупным песком. Вырубить проход в камышах и лучшего места для пикника даже искать не стоит.

Берег тоже вполне пристойный. Не болотистый, как можно было ожидать, учитывая количество воды вокруг, а поросший луговыми травами.

Кустарник занимал большую часть косы, но и деревья тоже попадались. Некоторые – весьма почтенного возраста. Правда, в основном дуплистые плакучие ивы.

Пара уток показалась чуть в стороне и с любопытством уставилась на людей. Птица, хоть и глупая, но тоже усвоила, что в июле человек не опасен. До открытия сезона охоты еще почти месяц.

Туча птиц помельче сорвалась с насиженных мест и, возмущенно галдя, перенеслась на противоположную сторону острова. Там они еще какое-то время ссорились промеж собой, но вскоре тоже угомонились и затихли…

Оделись, обулись. Осмотрелись.

Ширина «бублика» в этом месте не превышала сорока метров. Даже сквозь заросли отчетливо просматривалась вода на внешней стороне острова.

– Рукой подать… – заметил князь. – Катером, конечно, вольготнее… Но и вплавь тоже можно. Если вдруг…

Родион кивнул. Он тоже об этом подумал.

В конце концов, что за проблема? Июль месяц, самая середина лета… Максимум час в воде продержаться, а там – наверняка кто-нибудь подберет. Не пустыня. Либо судно какое мимо проплывет, либо речная полиция туристами экстремалами заинтересуется…

Кстати, странно, что их до сих пор не ищут. Или с «Дионисия» береговой охране не сообщили? Потушили «возгорание» своими силами, организовали для пассажиров банкет за счет фирмы и поплыли дальше. Предпочитая не афишировать досадный инцидент. Не портить себе имидж.

Что ж, вполне вероятно. Тогда и катер в поиск они, пока, точно объявлять не станут. Как и о пропавших пассажирах. Во всяком случае, до прихода в Киев. Когда принятие решения можно будет переложить на плечи хозяев и страховой компании.

А это значит – все концы обрублены. И на ближайшие двое-трое суток их след потерян для всех. В том числе и для немцев… Если живы здоровы, а не валяются в лазарете. Даже если у коммерческих шпионов из ИГФ остались сообщники на берегу, вряд ли капитан позволил связаться с ними.

– Ну, что, действуем как решили: двигаемся против часовой стрелки?

Князь поднял с земли увесистый сук и протянул его Родиону.

– Угу… Вооружайтесь, сударь…

– Помилуйте, князь. Вы всерьез считаете, что здесь будет от кого отбиваться?

– Во-первых, – назидательно поднял палец тот, – я уже упоминал о гадюках. Во-вторых, – как знать, кого сюда в паводок могло занести.

– Волка? – Родион встревожено оглянулся.

Князь усмехнулся.

– Это вряд ли. Случись нечто подобное, серый давно уплыл бы. А вот дикая или одичавшая кошка – вполне могла остаться. Воду они не любят. Да и дичи… – Александр кивнул в сторону вновь разгалдевшихся птиц… – в изобилии.

– Уговорили. Драться с котом голыми руками… Бррр… – Родион вспомнил неприятный случай из детства и мимоходом прикоснулся к уже едва заметным шрамам на запястье. – Эй! Зверь лесной! «Мы с тобой одной крови! Ты и я!»

– Вообще-то о котах к слову пришлось… – удивленно поглядел на спутника князь. О Маугли он, может, и читал, но мультика точно не видел. И все же, ничего не спросил. Видимо, счел каким-то иномирским ритуалом. – Честно говоря, я больше двуногих опасаюсь.

– Речных пиратов?

– Что?… – князь как раз перелезал через упавший ствол и не сразу понял вопрос. – А-а… Нет. Времена лихого казачества давно в прошлом. Теперь особо не победокуришь. Но, как говориться, береженного и Бог бережет.

Князь обнажил саблю и двинулся вперед, время от времени срубая лезущие поперек тропинки сяжки ежевики или другие ветки… Но в целом, более густой с внешней стороны, здесь кустарник выглядел прореженным. Во всяком случае, ничего похожего на дикие заросли…

– Александр Даниилович, – слегка озадаченный таким наблюдением, окликнул князя Родион. – Вам не кажется, что наш безымянный атолл не похож на место, где не ступала нога человека. Как по мне, для сравнения запустевший парк приходит в голову.

– Есть немного… Но, спешить с выводами не стоит. Мало ли… Смерч, к примеру, пронесся и «протоптал» стежку. Или подпал был… По краям вода огню разгуляться не дала, а здесь он все подмел. Скажем… – князь внимательнее посмотрел на куст перед собой. – Лет пять-шесть тому.

– Огонь? – ухватился за это слово Родион. – Значит, я тоже прав. Насчет ноги человека…

– Не обязательно. Гроза, молния…

Дальше двигались молча. Только сабля время от времени посвистывала, убирая с дороги лишнее препятствие. Но шагов через двадцать, князь снова остановился.

– Что ж, если долго не везет, то раньше или позже, даже невезение заканчивается. Смотрите, Родион Евлампиевич – вот он, путь в большой мир. Нашли.

Родион подошел ближе и встал за спиной князя.

Разрыв в кольце суши оказался не слишком широкий – метра четыре, но это как раз неважно. Главное, чтобы глубины для катера хватило.

Князь, похоже, думал так же, потому что начал раздеваться… Родион поглядел на него и тоже принялся расстегивать пуговицы.

– Думаете, один с промерами не справлюсь? Или искупаться решили?

– Нет, у меня другая идея возникла. Раз уж мы, Александр Даниилович, записались в исследователи, почему бы не вернутся на катер непроторенным путем?

– Желаете осмотреть лагуну со всех сторон?

– Почему нет? А вдруг, повезет и мы наткнемся на древнюю стоянку речных разбойников? С зарытым сундуком, полным злата и бриллиантов.

Князь только хмыкнул.

– Неужели не хочется?

– Право слово, Родион Евлампиевич… Взрослый ведь мужчина. Инженер к тому же…

– Во-первых, – мечтам все возрасты покорны… – перефразировал тот Пушкина. – А во-вторых, – я, милостивый государь, химик. Что подразумевает желание экспериментировать – в надежде открыть ранее неведомые вещества. Иной раз, с риском для жизни… Йо-хо-хо… Пятнадцать человек на сундук мертвеца и бутылка рома!

Князь хмыкнул второй раз, но, видимо, решил, что такое поведение не слишком вежливо и объяснился.

– Да, ради Бога, мечтайте… Только помните, что даже если мы и наткнемся на следы старинного табора, сундук вряд ли стоит наверху. А проводить полноценные раскопки…

– Вот так и подрезают крылья… – притворно вздохнул Родион и первым полез в воду.

– Впрочем… – негромко продолжил князь, отвечая своим же мыслям. – Кто нам мешает вернуться?

Глава девятнадцатая

18-е июля. День Примирения. Херсонская губерния. Херсон

Отправив уведомление в штаб-квартиру экспедиции о прибытии в Херсон, ротмистр не стал бесцельно слоняться по вестибюлю гостиницы, дожидаясь ответа, а отправился к цирюльнику. И сидя с закрытыми глазами в мягком кресле, доверившись опытным рукам мастера, Никитин еще раз попытался сложить картинку из имеющихся у него фрагментов.

«Фигурант номер один – брат Демьян. Отставной агент Ордена, занимающийся попечительством сиротских приютов и попутно высматривающий там особо одаренных детишек. И этот, по сути, безобидный инвалид[9], больше трех лет не имеющий доступа к оперативной информации пропадает при весьма загадочных и трагических обстоятельствах. Предположительно – похищенный агентами спецотдела «Мархаба». После чего выходит на связь с оперативной частью Третьего отделения и, используя личный код доступа, запрашивает информацию на господина Зеленина. На первый взгляд, ничем не примечательную личность. Обычного провинциального коммерсанта средней руки.

Фигурант номер два – Зеленин Родион Евлампиевич. Еще один «кругом» бывший… Уволенный в запас гвардии поручик. Бывший коммивояжер торгового дома «Кукин и сыновья». Без каких-либо причин, осевший в такой глуши, по сравнению с которой даже Барнаул можно считать жемчужиной цивилизации. Не принимать же всерьез явно надуманного нежелания возвращаться туда, где не сбылись мечты юности, как сказано в письмах матушке и сестрам. Даже налоги платит исправно… Но вот что больше всего выбивается из общей картины… Если бы отставной офицер просто подался в торговлю, что уже само по себе моветон, так он еще и изобретательством занялся…

И вот этот странный, хоть и со всех сторон законопослушный, гражданин исчезает примерно в одно время с чиновником Ордена. Фактически, прямо с именин уездного исправника. Рядом с домом которого обнаруживают два неустановленных трупа, предположительно мусульман…»

– Виски делаем ровные или наискосок?

– Что? – впавший в полудрему Никитин открыл глаза и едва усидел на месте, узрев перед лицом хищно поблескивающее лезвие опасной бритвы «Золинген».

– Виски, господин ротмистр какие предпочитают? – повторил брадобрей. – Косые или ровные?

– Без разницы…

Никитин снова закрыл глаза и вернулся к прерванному занятию…

«Нет, не точно… В этой точке Зеленин еще на виду. И не один, а в компании с сыном Бессарабского губернатора князем Катакази-младшим. С которым, как утверждают свидетели и в частности дочь исправника, они до сего дня знакомы не были.

Фигурант номер три – князь Александр Даниилович Катакази. Отставной поручик броневозных войск, сосланный высочайшим указом в родовое имение. За дуэль… Вот уж действительно ирония, так и просится название «Дело о бывших…» М-да. И поди пойми – случайность или закономерность? Впрочем, гадать не будем, вернемся к фактам. А факты утверждают следующее… Князь и Зеленин отбывают в имение Катакази, где буквально через час после их приезда вспыхивает пожар. И они тут же уезжают в Измаил, где бросают свой паромобиль и пытаются сесть на рейсовый дилижанс до Кишинева. Тот самый, на котором впоследствии поедет брат Демьян. Еще одно совпадение?…»

– Позвольте затылочек…

Никитин не открывая глаз наклонил голову.

«Не сумев сесть на дилижанс по причине отсутствия свободных мест (это для сына губернатора всей Бессарабии билетика не нашлось?!!) парочка вместо того, чтобы нанять частного извозчика, отправляется к местному сумасшедшему и арендует его аэростат! На котором они летят до места нападения на дилижанс и похищения чиновника Ордена башибузуками. Предположительно, людьми Богурат-бея. После чего, решают изменить направление и, вместо Кишинева, – что было бы вполне объяснимо: у молодого князя и его знакомца серьезные неприятности и он спешит под защиту отца, – они отправляются на восток… Но и на этом странности не закончились.

Как следует из депеши, полученной ротмистром в Аккермане, князь и его спутник, буквально на следующий день успели сотворить очередную и ничем необъяснимую глупость – умыкнули со свадьбы невесту! Что само по себе не является чем-то невероятным, если бы не существенный нюанс: это свадьба двух Домов, а невеста – виларка. И теперь по следам беглецов, помимо агентов «Мархабы» и брата Демьяна, идут частные сыщики из агентства майора Деева. А «стальным волкам» на клыки лучше не попадаться. Особенно, если оскорбленные главы Домов заказали не только вернуть невесту, но и примерно наказать похитителей… И пока все дороги ведут в Херсон…»

– Простите, что вы сказали?… – какие-то слова в болтовне брадобрея показались Никитину важными. Во всяком случае, подсознание за них зацепилось.

– Дожили, говорю… – поощренный вниманием офицера, затарахтел тот. – Где это видано, чтобы пароходы горели? Совсем народец распустился. На что угодно пойдут, лишь бы страховку получить. Куда полиция смотрит… А если б не потушили? Да и то, говорят, несколько пассажиров той ночью пропало. Владельцы пароходной компании, естественно, молчат. Ну, так и о «Титанике» первые газеты сообщали, что пострадавших нет.

– Ночью? Вы уверенны?

– Да… Мне свояк из Каховки письмо прислал. А потом и в газетах сообщили. Это ж не шило в мешке, а «Дионисий Киевский»!

– Понятно… Вы закончили, милейший?

Брадобрей преувеличенно аккуратно кончиком салфетки промокнул что-то на щеке ротмистра, оглядел его склонив к плечу голову, и удовлетворенно кивнул.

– Да-с. Готово, ваше высокоблагородие. Если кто может, пусть сделает лучше. Но уверяю вас, лучше Мойши Цуккермана в Херсоне не сделает никто.

Никитин погляделся в трюмо, оценил работу мастера и положил на столик серебряный рубль.

– Благодарствую.

– Скажите, господин Цуккерман, а той газетенки, где о пожаре упоминается, у вас случайно нет?

Брадобрей кивнул, выдвинул верхний ящик и вынул из него свежий, даже неразрезанный номер «Херсонского вестника». В столе Никитин заметил еще с десяток таких же, нетронутых экземпляров.

– Небольшой гешефт… – усмехнулся понимающе и полез в карма за мелочью.

– Не стоит беспокойства, – глядя на целковый, что как минимум вдвое превышало оплату за услуги, остановил ротмистра брадобрей. – Это правда: евреи любят деньги, но безумная любовь редко бывает взаимной. Всего хорошего. Буду рад видеть вас у себя в кресле…

Никитин вышел из цирюльни и свернул в комнату связи. Сидящий у аппарата пневмопочты фельдфебель вскочил, как только он показался на пороге. Видимо, и правда, слава впереди бежит…

– Разрешите доложить, вашескородие? – Яков Игнатьевич решил что задерживаться в гостинице он не будет, значит и объяснятся с каждым нет смысла. Хотят видеть в нем высокое начальству. Так и пускай, если «Ревизора» не смотрели. Может, им приятнее перед полковником тянутся?

– Что у тебя, братец?

– Депеша на ваше имя… – уважительным полушепотом произнес связист.

Принял из рук фельдфебеля капсулу с письмом, Никитин понял причину преувеличенного почтения. Поверх стандартной фиксирующей ленты Особой экспедиции явно просматривался оттиск напоминающего лепестки креста. Печать Ордена.

«Последняя депеша от брата Демьяна была отправлена в девять сорок пять из отеля «Националь». По его запросу полиция сообщила следующее: «Никто из означенных особ пределы города Херсона не покидал. Брюмер

P.S. Имеется странность. Данные на Зеленина в архивах Канцелярии уже запрашивали. По каналам Ордена. Прошлым месяцем. Инициатор – брат Демьян. Инженер-рыцарь Буторина данную информацию прокомментировать отказалась».

* * *

День 18-го июля.Река Днепр. Безымянный залив.

Протока для освобождения из плена годилась. Во всяком случае, она была ни чуть не мельче, чем то место, где стоял мотобот. Осталось только придумать, как доставить катер до этого места и вытолкать наружу. А ведь это не пресловутые санки в гору тащить… Хоть бы весла оставили… Если не грести, так порубить на щепки и сжечь в топке.

– Князь, прошу прощения за обидные слова… – Родион плеснул себя по лбу. – Не дураки ли мы с вами?

– Интересное умозаключение, – не выказал удивления тот. – Имеется основание?

– Я бы даже сказал: основанище! – хохотнул Родион. – Оглянитесь вокруг. И что же видите?

Князь притопнул сапогами, проверяя хорошо ли сидят.

– Если не затруднит, давайте без наводящих вопросов. Я уже поверил, что вы придумали нечто сногсшибательное. Так просветите. Не заставляйте терзаться неведением.

Родион кивнул, встал в позу оратора и картинно повел рукой:

– Дрова, ваше сиятельство. Дрова…

Александр несколько секунд обдумывал слова спутника.

– Гм… М-да… Вот что значит свежий взгляд… Как, однако, разбаловала нас цивилизация. Всего-то каких-нибудь полсотни лет прошло, как для паровых двигателей начали выпускать специальные топливные брикеты, а мысль о том, что огонь в топке катера можно развести и другим способом, даже в голову не пришла. Коэффициент полезности от дров смешной… ну так и мы не на «формуле-1». Пусть хоть один узел в час делает, лишь бы двигался. Возвращаемся за топором…

Родион придержал за локоть, собравшегося расстегивать ремни, князя.

– Давайте, не будем менять планы. Может, с этой стороны и сухостоя больше, и до катера ближе? Пройдемся еще немного.

– И опять вы правы, Родион Евлампиевич, – согласился тот. – Что-то я нынче не в форме. Веду себя как желторотый кадет на первом посту. Слишком много суеты. Иной раз думаю: может, мы изначально не ту тактику выбрали? Может, действительно, имело смысл вызвать полицию, связаться с отцом, отправить депешу в Третье отделение – и ждать? Приехали бы профессионалы…

Давая Александру рефлексировать и дальше, теперь впереди двигался Родион. Краем уха вслушиваясь в рассуждения князя, и одновременно размышляя над тем, что эта сторона острова кажется еще более обжитой. Нет, он не претендовал на лавры следопыта, делая выводы по обломанным на высоте человеческого роста веткам или сбитым вдоль тропинки листьям, но ощущение, что они не первые «робинзоны», не исчезало.

– В результате: за нами гонятся все – и враги, и друзья… – продолжал бубнить князь. – А с высочайшем помилованием мы все равно опоздали. Спрашивается…

– Тсс… – Родион остановился так резко, что Александр уткнулся ему в спину.

– Что?

Тот прижал палец к губам, а потом прошептал едва слышно:

– Кто-то не верил в пиратов и клады? Любуйтесь…

Князь встал рядом со своим спутником и недоверчиво помотал головой. Прямо перед ними, шагах в тридцати виднелась приличных размеров полянка. Судя по тому, что вытоптанная трава пожухла и не пыталась отвоевать свое, давно и хорошо обжитая… Но не это вызвало у Александра недоверие к собственным глазам. А материализовавшаяся мечта Родиона – сундук! Огромный, кованый… Натуральная свадебная скрыня, а не какой-нибудь недоросль ларец. В такую, даже не уминая, золотовалютный фонд среднеевропейского государства запихнуть можно. Он стоял в тени единственного дуба.

– А я всегда считал, что сумасшествие не заразно… – пробормотал он.

– Да ладно… – усмехнулся Родион. – Какая разница чем болеть, лишь бы в хорошей компании. Посмотрим?

Александр какое-то время прислушивался. Но ничто не выказывало, что поляна обитаема. Но окончательное решение князь принял только после того, как на ветку, растущего неподалеку от сундука, орешника села пара воробьев и как ни в чем не бывало, принялись прыгать и чирикать о чем-то своем.

– Что ж, похоже, хозяева сундука куда-то отлучились. И, поскольку мы не знаем, когда они вернутся – с визитом лучше поторопиться.

Не таясь, князь вышел из кустарника и прямиком подался к таинственному сундуку. Родион – за ним. Правда, не так безмятежно. Шагая след в след и вертя головой на все стороны.

К счастью, все предосторожности оказались лишними. Из-за ближайших кустов и деревьев так никто и не выскочил… с гиканьем и свистом, вертя над головами саблями или арканами. Только воробьи досадливо чирикнули и упорхнули прочь.

Александр обошел здоровенный сундук вокруг, внимательно разглядывая его.

Глаза не обманули. Размеры сундука впечатляли. Примерно, как двухстворчатый шкаф, поставленный на ребро. В прошлом веке, такие в деревенских домах еще вместо кроватей использовали.

Кроме этого в глаза бросалась добротность изделия. Доски широкие, тщательно подогнанные, углы окованы. Такими же стальными полосами он был опоясан и снизу. Для переноски имелось шесть кованых ручек и, дополнительно, еще две пары выдвижных, как в носилках. Одним словом, в нем изначально предполагалось хранить и переносить большие тяжести.

– Ух, ты… – не удержался от комментария Родион. – Солидная штуковина. Как говорят у нас в Одессе: «Берешь в руки, маешь вещь…» Интересно, чего ж в него такого напихали? И главное ж, не заперли… Хоть бы веревкой обвязали, что ли. Мало ли, кто по округе бродит?

– Например, мы… – фыркнул Александр.

– Да ладно… Мы люди порядочные… – отмахнулся тот. – Поглядим только. А вдруг, он ничейный? В смысле, волной смыло? Ну, там… паводок или крушение…

Князь молча попытался поднять крышку. Но не тут-то было… Она даже не шелохнулась.

– Скользкая… – князь взялся поудобнее. – Ну-ка, подсоби.

Родион ухватился рядом и брезгливо вытер ладони о штанины…

– Ничего себе «скользкая». Эти доски буквально сочатся водой. Его что, сию минуту со дна подняли? Разбухла… Надо хоть немного подцепить…

– Сейчас.

Князь вынул саблю, всунул кончик в один угол и, действуя как рычагом, чуть-чуть сдвинул крышку с места. Зашел с другого боку и проделал то же самое. Зазор увеличился еще на несколько миллиметров.

– Так мы до ночи провозимся… – проворчал Александр. – Родион Евлампиевич, а среди твоих аварийных запасов ничего не предусмотрено для подобной ситуации?

– Увы, – развел руками тот. – Хотите, анекдот могу рассказать… армейский… чтобы веселее дело спорилось.

– Ладно, – вздохнул князь, в очередной раз меняя точку приложения усилий. – Хоть шерсти клок…

– Решили ученые проверить, кто умнее: каптенармус или обезьяна. Подвесили на дереве булку хлеба, а нижние ветки обрубили. В общем, ни допрыгнуть, ни залезть никак нельзя. Запустили в вольер обезьяну. Та походила вокруг дерева, попрыгала. Попробовала залезть. Потом – потрясла ствол. Ничего не получилось. Огляделась вокруг и нашла пару, специально оставленных там палок. Взяла одну и стала бросать. Короче, где-то за десятым разом сбила хлеб и пообедала.

– Как я понимаю, замечая ехидство в вашем взгляде… – князь вытер пот с чела, оставив на нем грязный след. – Каптенармус повел себя глупее обезьяна?

– Так точно, ваше сиятельство! – притворно отрапортовал Родион. – Служивый огляделся, подумал и стал трясти дерево. Долго тряс… Час или больше. В конце концов экспериментаторы устали ждать и стали подсказывать: «Господин каптенармус, может, подумаете немного?» На что неизменно ответствовал: «Некогда думать? Трясти надо…»

– Опозорил, подлец, мундир… – князь вручил саблю рассказчику. – Анекдоты травить не мешки ворочать. Потрясите и вы немного. Только саблю от избытка рвения не сломайте.

– А вот в этом я с вами не соглашусь, поскольку в них хранится мудрость народная…

Родион перенял оружие, но не стал использовать клинок, поскольку щель уже была достаточно широкой. Нагнулся, поднял с земли несколько камешков и стал вбивать их эфесом с боков, как клинья.

– Вот так… Один слева… Второй – справа… Один слева… Второй…

Сундук заскрипел, петлями застонал, и крышка со вздохом уступив усилиям ума и ловкости рук, приподнялась достаточно, чтобы просунуть под нее ладони.

Александр с Князем тут же ухватились за нее, дружно ухнули, откинули и заглянули внутрь…

– Матерь Божья!..

– Утка в зайце, заяц в ларце, а ларец в дубе… – менее восторженно, но тоже весьма озадаченно пробормотал Родион. – Ваше сиятельство, уж не яйцо ли Кощеево мы надыбали?

Глава двадцатая

18-е июля. День Примирения. Херсонская губерния. Город Херсон.

Ближе к вечеру, казавшаяся невыносимой, жара постепенно начала спадать, уступив место приятному, сухому теплу. Когда одинаково хорошо чувствуешь себя и голым, и в махровом халате, и в парусиновом костюме. Мужчины, даже тучные, перестают обильно потеть, а дамы могут одеть или снять любую деталь гардероба, в зависимости от каприза, и не выглядеть папуасом на лыжах посреди пустыни…

Невысокий, лысеющий и весьма заметно склонный к полноте мужчина средних лет, одетый в легкомысленную рубашку в стиле апаш – стоял, облокотившись на перила балкона, и без особого интереса глядел на центральную площадь города. Там только что закончила выступление группа акробатов на батуте и, пока готовили площадку для жонглеров, публику пыталось развлечь трио клоунов. Без особых затей устроив обливание водой.

Ряженые «петрушки» увлеченно гонялись друг за дружкой с огромными, разноцветными клизмами, стреляли из них длинными водяными струями, при этом ухитряясь оставаться сухими, а весь заряд направлять на зрителей. Предпочтительно женского полу и еще не почтенного возраста.

Их возмущенные вопли и визги только прибавляли веселья всей остальной публике. Лето, в конце концов. Жара. Июль. А испорченная прическа такая мелочь, в сравнении с всенародным праздником. Тем более, на чужой голове…

Случалось, служба в Ордене, особенно в первые десять лет, в этот день заносила брата Демьяна в такие закоулки Империи, что торжеством можно было считать даже собачий лай. Однажды, на одном из островов Земли Франца-Иосифа – в виде торжественного обеда они с напарником разделили последний глоток коньяка и съели последнюю горсть орехов. А потом распечатали НЗ. Зная, что до прилета дирижабля еще не меньше двух суток. Если не разгуляется пурга.

Бывал и в столице России… Когда с утра и до вечера в небе над Санкт-Петербургом висели разноцветные аэростаты, осыпая город лепестками цветов, блестками и прочей мишурой. А вечером на нем не было видно звезд из-за нескончаемых салютов и фейерверков…

Однажды, приобщился к торжествам в штаб-квартире Ордена, в Лиссабоне. К слову, весьма скромным… По неписанным традициям, принятым еще при жизни Великого Магистра Шарля де Латре, братья, отмечали этот день не праздным весельем, а трудом и свершениями… И только за ужином поднимали неизменную чашу Дружеского грога.

А последние несколько лет, благодаря должности инспектора-попечителя сиротских приютов Причерноморья, полученной в награду за годы проведенные на северных широтах, праздники заставали его преимущественно в южных городах. (Знал бы, чем такая поблажка начальства закончится, предпочел бы и дальше мерзнуть в торосах. Несмотря на обмороженные пальцы, ломоту в суставах и с трудом гнущуюся поясницу).

Именно из-за этого, впервые за всю свою весьма бурную жизнь, брат Демьян отмечал День Примирения будучи похищенным спецслужбой Халифата и, под давлением обстоятельств, дав согласие на сотрудничество.

Вообще-то, Орден стоял над государствами, практически не вмешиваясь в их внутренние дела. Да и во внешние, если не пахло большой заварушкой. Так что принадлежность похитителей к мусульманскому союзу не имело бы особого значения, если бы господин Богурат-бей не начал вербовку чиновника Ордена с убийства невинных людей.

До сих пор перед глазами стоит та ужасная сцена, когда в двери дилижанса ворвались башибузуки…

– Зеленин! Нам нужен господин Зеленин! – бешено вращая глазами проорал один из разбойников. – Кто?

Никто не отозвался. То ли означенного господина тут не было, то ли он весьма благоразумно решил промолчать.

– Ты… – башибузук нацелил указательный палец на учителя географа из Измайловского сиротинца. Сидевшего рядом с Демьяном. Поскольку именно он выкупил для него второй забронированный Орденом билет.

Дрожащей рукой учитель протянул разбойнику паспортную книжку.

Тот открыл ее, пробежал взглядом по странице, сверил с фотографией и бросил на пол. Потом ухватил географа за грудки, сдернул с места и, как бы мимоходом, ударил кинжалом в живот. После чего, выбросил беднягу наружу, словно куль тряпья. И без промедления ткнул указательным пальцем в Демьяна.

– Ты…

Его бездушность и безразличие к чужой жизни было столь потрясающе, что Демьян, совершенно машинально достал из кармана не паспорт, а жетон. В отличии от знаков действующих агентов, крест наложенный на белом щите у отставников был золотистого цвета. В этих тонкостях мало кто разбирался, давая пенсионерам возможность пользоваться всеми орденскими льготами, вроде брони в гостинице или на транспорте.

Главарь бандитов, понимал.

– Ух ты… – удивленно произнес он. – Отставной агент Ордена? Совпадение, или мы здесь на одну и ту же дичь охотимся?

– Не имею представления, о чем вы…

– Бросьте, достопочтимый брат, – мерзко ухмыльнулся тот. – Давайте-ка, подышим воздухом. Уверен, нам есть о чем поговорить… А чтоб не терять время на уговоры… – башибузук небрежно взмахнул рукой, и сидящая через проход женщина вытаращила глаза и ухватилась за горло. Из-под ее пальцев обильно потекла кровь…

– Готовы поговорить? Или еще пару аргументов привести в исполнение?…

Мерзко, конечно, но когда на одной чаше весов жизнь сорока россиян, в том числе детей и женщин, а на противоположной – одного безвестного ходока из другого мира, понятно, куда они склонятся.

Вот только один нюанс… Если бы полковник не пролил кровь, а всего лишь взял пассажиров дилижанса в заложники, брат Демьян, скорее всего, сдержал бы данное слово и вывел Богурат-бея на беглеца. Но когда счет пошел не жизням, а смертям – только наивный глупец продолжал бы верить обещаниям мукаддама. А брат Демьян, даже в юности не был ни тем, ни другим. Тем более, не стал легковерным после пятидесяти…

– Любуетесь? – загорелое лицо Богурат-бея, казалось почти черным, словно на нем навек отпечатались все темные дела и мысли полковника.

– Думаю… – уклончиво ответил брат Демьян.

– Не хотите поведать, о чем? Если не секрет, конечно?

– О человеческой глупости и алчности…

– Это вечная тема… – вполне серьезно заметил мукаддам. – Но разве можно сказать об этом лучше многомудрого Омара Хайяма?

Он прикрыл глаза, вспоминая, и с выражением продекламировал:

«Благородство и подлость, отвага и страх — Все с рожденья заложено в наших телах. Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже — Мы такие, какими нас создал Аллах!»

– При некоторой сноровке, чужой мудростью и красивыми цитатами можно оправдать любую подлость, – равнодушно кивнул брат Демьян. – Уверен, в медресе этому обучают с юных лет. А вот что сказал бы ваш поэт, если бы знал, что в тот самый день, когда весь мир чествует заслуги Ордена, одного из братьев похитили и вынуждают поступать вопреки закону? Какими строфами он оправдал бы такую гнусность, бей? Не припомните подходящей?

– До чего же вы, гяуры, тяжелы в общении, – вздохнул полковник. – Я всего лишь разговор поддержать хотел. А вам непременно надо коготки выпустить. Ей-ей, капризная наложница. Знает, что все равно ляжет спать с господином, а норов продемонстрировать не забывает. Так у женщин игры такие, а вы чего? Или надумали расторгнуть наш уговор? Захотели умереть героем и утянуть с собою в могилу еще три десятка ни в чем не повинных людей? Надеюсь, не забыли условие? Русских заложников отпустят только после того, как воины увидят меня и господина Зеленина. В обусловленном месте и в оговоренное время.

Брат Демьян с укоризной поглядел на халифатца.

– Обязательно напоминать?

– Настроение ваше мне не нравится, достойный брат. Обычно, такой взгляд бывает, когда побег замышляют.

– Имеется богатый опыт тюремщика?

– Аллаху Акбар, – проворчал полковник. – Да полно вам ерничать-то. Что бы вы там обо мне не думали, я кровь христианских младенцев на завтрак не употребляю. Равно, как и девственниц. Это для справки… Выполните свою часть сделки – и я выполню свою. Подумайте сами, для чего моей стране затевать ссору даже не с Россией, а с Орденом? Уж моя-то служба отлично знает, с какими силами придется иметь дело, если братья всерьез осерчают.

Похоже, мукаддам говорил искренне. И брат Демьян тут же решил воспользоваться этим мгновением откровенности.

– Тем более, не понимаю, с чего вы такой сыр-бор подняли? Что такого необычного в этом ходоке, что за ним глава «Мархабы» лично охотится? Ну же, полковник. Приоткройте занавес… Все равно я смогу воспользоваться этой информацией только после того, как господин Зеленин окажется в ваших руках. Да и цена ей – грош в базарный день. Даже если расскажу. Кто может гарантировать, что это не дезинформация?

Богурат-бей пожал плечами.

– Если скажу, что точно не знаю… что таково предсказание… Вы же не поверите…

– А вы бы поверили?

– Конечно, нет. Но именно так обстоит дело. Вы, христиане, считаете астрологию глупым суеверием или плутовством. У нас же ее почитают одной из серьезных наук. А корифеев – чтут и помнят веками.

– Отчего же, – пожал плечами брат Демьян. – Мы тоже прислушиваемся к предупреждениям изложенным в Библии. Например, в «Откровениях Иоанна Богослова». А что касаемо прорицателей, то ничто из предрекаемого ими, пока, не свершилось. Если не считать за примеры явную подтасовку полуграмотных бредней всевозможных кликуш.

Полковник досадливо поморщился.

– Вот-вот… Еще одно отличие между Западом и Востоком. То, что для вас… ммм, вымысел, мои соотечественники склонны считать свершившимся фактом. И хотите верьте, хотите нет – я охочусь за человеком, появление которого предсказал непревзойденный своей проницательностью и дальновидностью великий Ибн-Юннус. Тысяча лет прошла, а все сошлось. Время, место, имя… Он единственный во всех мирах человек, кто знает, как укротить молнию! – твердо произнес Богурат-бей.

Брат Демьян недоверчиво помотал головой.

– Ладно, не хотите говорить – не буду настаивать. В конце концов, это не имеет принципиального значения. Вернемся к самому господину Зеленину? Чем уникальна сея личность? Насколько я понял из полученного досье, он известен исключительно тем, что на его мануфактуре делают хорошего качества стиральный порошок и еще кое-какие, милые дамскому сердцу, штучки. Ах, да… Еще в его активе имеется несколько околонаучных статей в изданиях с весьма сомнительной репутацией.

Площадь всколыхнули восторженные вопли и бурные овации, закончившим выступ, артистам. А глашатай объявил в рупор, что почтенную публику просят не расходиться, а только освободить проезжую часть. Поскольку через несколько минут начнется карнавальное шествие… После чего, невидимый с балкона, оркестр заиграл Любимый вальс Штрауса…

– То есть, – так и не дождавшись ответа от собеседника, продолжил брат Демьян, – если перевести ваши слова с цветистого восточного на более приземленный русский, вы хотите сказать, что, означенный вами господин Зеленин – ходок, владеющий знаниями о природе электричества? Но, помилуйте, полковник. Это знание давно доступно многим. И я сам недавно читал статью в журнале «Science and Life», где… ммм, запамятовал фамилию… ученый предлагал использовать электричество для разделения воды на кислород и водород. Бедняга, если бы он знал, что другие ученые мужи напишут в комментариях, то никогда бы не высунулся с этой идеей. Резюме: экономически нецелесообразно, как и все, что связано с электричеством.

– Мне нет дела достопочтимый брат, до того что пишут журналы, – явно сердясь на свою несдержанность, довольно резко ответил халифатец. – И я не собираюсь вас в чем либо переубеждать. А вот вашему ведомству уже пора бы предоставить заказанную информацию. Вам так не кажется? Не люблю неоправданных проволочек… Они заставляют думать о неприятном. Вы же не хотите, чтоб я перестал вам доверять? Вспомните, сколько жизней сейчас зависят от этого…

Ответить брат Демьян не успел. В двери номера постучались. Негромко, но весьма настойчиво, как это принято у гостиничной обслуги.

* * *

День 18-го июля.Река Днепр. Безымянный залив.

Содержимое таинственного сундука, на первый взгляд, оказалось еще загадочнее. Он был набит доверху огромными кристаллами, ослепительно сияющими в солнечном свете. Словно россыпь бриллиантов. Если те бывают размером с мужской кулак. А еще, внутри оказался ларец поменьше и посовременнее. Литров на сто. Из пластмассы…

Князь осторожно взял в руки один из кристаллов. Словно опасался обжечься или порезаться.

– Тьфу, ты… Я-то думал… Лед. Самый обычный.

– Лед, может, и обычный, – Родион сперва убедился, повертев в пальцах посверкивающую льдинку. – Но, не сама находка. Как сундук сюда попал? И зачем? А главное – что это вообще за ерунда?

– Немножко не так. Вернее, наоборот… С последним вопросом, мне все понятно. Эта, как вы изволили выразиться, «ерунда» – переносной ледник, – ответил Александр. – Зачем он здесь? Видимо, чтобы сохранить в холоде то, что находится во внутреннем ящике. А чтобы понять, как он тут очутился, сперва надо в него заглянуть. Ну-ка…

Князь сгреб в сторону лед и, отщелкнув зажимы, снял крышку со второго ларца.

– Ух ты…

На контрасте со сверкающими льдинками, Родиону показалось, что изнутри на него посмотрела бездна. Черная, как в самом глубоком колодце. Только звезды не отражались.

– Икра…

Александр бесцеремонно зачерпнул горсть и отправил в рот.

– Угу… Осетровая… Свежайшая…

– Икра?

– Ну да… Похоже, не ошиблись вы, считая остров обитаемым. Браконьеры тут обосновались. А мы с вами нашли их тайник. Тысяч этак на десять… полновесных рубликов.

– А хозяева возражать не будут?

Князь пожал плечами.

– Если до сих пор не объявились, то, скорее всего, их сейчас на острове нет. Заготовили товар и либо выжидают удобного случая забрать, либо с покупателем торгуются.

Он поворошил шуршащий лед.

– Ледник свежий. Не далее как вчера заполнен. А рассчитан суток на пять хранения. Так что угощайтесь. В любом случае, по законам Российской империи, нашедшему клад полагается девяносто процентов. Не думаю, что мы столько осилим… Тем более, без хлеба.

Родион не стал отказываться, голод уже не раз напоминал о себе, и по примеру князя набил рот икрой.

– Ммм…

Он хотел сказать, что впервые в жизни ест черную икру горстью и какое это непередаваемое ощущение, особенно, если глядеть на нее не как на пищу, а на денежные купюры, но не успел. Тишину нарушил негромкий вскрик, напоминающий жалобный плач чайки. Донесшийся со стороны озера.

Чайки над Днепровскими волнами дело такое же обычное, как и ласточки над кручами, но чем-то этот птичий всхлип мужчин насторожил. Может, потому что был он каким-то слишком отрывистым. Словно, вскрикнувшей зажали рот… В смысле, клюв.

– Тебе тоже показалось? – настороженно развернулся к Родиону князь.

– Виларка?… – неуверенно произнес тот.

Катакази пожал плечами, но саблю из ножен достал. Родион огляделся за своей клюкой. Обнаружил неподалеку и тоже вооружился. Князь тем временем закрыл ледник, – нечего добру зря пропадать, – и уже пробирался через камыши.

Браконьеры обустроились с удобством. Во всяком случае, тропинку к озеру протоптали достаточно широкую. Так что Александр с Родионом вышли к воде не издав ни единого шороха. Только на краю и остановились. На всякий случай. Чтобы самим быть незамеченными. И вовремя… Не подвело предчувствие.

На катере хозяйничали чужаки. Видимо, те самые браконьеры. И саннэ Анаи на палубе видно не было.

– Приехали греки, привезли мандарины… – пробормотал Родион. – А ты, князь, говорил что время лихих людей миновало.

– Разберемся…

Александр, похоже, даже взбодрился.

– Родион, вы человек штатский, так что прошу не обижаться на мой вопрос. Предпочитаете мирное урегулирование или…

– Или, князь, – не дал договорить ему Зеленин. – Мне хоть в юнкерах и не довелось походить, но разряд по боксу имею. Да и здесь, в Измаиле, несколько уроков фехтования брал. Так что труса праздновать не намерен.

Князь покивал, глядя на него, как фельдфебель на новобранца.

– Похвальное рвение, но с умениями все мимо. От навыков в благородном мордобитии, а равно – салонном фехтовании, в ножевом бою толку ноль. А иным видам решения проблем, как поножовщина, увы, браконьеры не обучены. Ладно, будем ловить щук на живца.

– На меня, то есть? – уточнил Родион. Но. возражать не стал. – Я готов… Что делать?

– Шум поднимать… Возвращайтесь к их сундуку и сделайте так, чтоб вас услышали. И продолжайте, пока кто-нибудь на шум не заявится. Потом… бегите. Или сдавайтесь. Не суть. Я буду рядом… Выручу, если что. Только, сперва, саннэ помогу.

Князь вполне серьезно откозырял и нырнул в камыши.

– Сам беги… – пробормотал Родион. – Или сдавайся… Бокс ему не годится…

Бегом вернувшись на поляну, он начал ломать и крушить в щепу все сухие ветки, до которых только мог дотянуться. Во-первых, – шуму более чем достаточно. А во-вторых, – все логично. Человек заготавливает дрова. Причем, так увлечен этим занимательным делом, что совершенно ничего вокруг не слышит и не видит. Приходи и бери голыми руками, как спящего зайца.

Так что браконьеры ждать себя не заставили. Родион и двух десятков веток не обломал, когда из прибрежных кустов на поляну выскочили трое молодых парней. Из тех, что уже считают себя заматеревшими мужиками и очень переживают, если другие с этим не согласны. Рослые, широкоплечие, румяные и… похожие, как «преображенцы». Даже одеждой. Разница только в длине усов.

– Эй! Ты кто таков и что здесь делаешь? – хозяин самых длинных усов больше заботился о придании голосу угрожающих интонаций, чем задумывался о смысле вопроса. Впрочем, какая разница, что спрашивает разбойник «который час» или «как пройти в библиотеку», если при этом он поигрывает у вас перед глазами ножом.

Нож, кстати, весьма примечательный. Лезвие в три пальца, да и длиной сантиметров тридцать, не меньше. Настоящий тесак, а не нож. Хоть мясо рубить, хоть дрова колоть.

– Ух ты, какая игрушка… – Родион с насмешкой поглядел на парня. – Говорила мне одна знакомая… девица, что чем у парня меньше пиписка, тем сильнее его тянет к большим игрушкам. Судя по ножичку, паря, у тебя в штанах сплошные неприятности… Угадал?

– Это у тебя неприятности!.. – зарычал тот. Аж слюна брызнула.

– Ой, страшно-то как… – Родион демонстративно попятился. – Ты с ножичком поаккуратнее балуй. Порежешься ненароком. Мамку звать придется… Неудобно!

– Ну, гад! Теперь ты труп!

– Обидели мальчонку? Ну, извини. Дядя не хотел… Дядя хороший… – приторно засюсюкал Родион. И, неожиданно, без паузы произнес серьезно и глядя прямо в глаза парню. – Может, решим вопрос по-мужски? Без игрушек? Хватит силенок?

Почему драка на кулаках более мужское решение, чем поножовщина, Родион не смог бы объяснить, но ведь и не спросил никто. Хватило уверенных интонаций. И браконьер, без раздумий, воткнул тесак в землю, взамен закатывая рукава.

– Врежь ему, Осип! – отозвался один из «группы поддержки». С самыми короткими усами.

– Давай, братуха! Покажи, городскому, где раки зимуют! – вторил младшему средний.

– Так, орлы! – тут же закрепил успех Родион. – Двое дерутся, третий не лезет! Хотите удаль показать, решайте, кто следующий.

– Порву, как Тузик газету, – снова завелся старшой.

– Уважаю. Слова не мальчика, но мужа… но, пора и делом заняться.

Утоптанная поляна не брезент ринга, но если не привередничать, сойдет. Главное, что Родион, пока шорох наводил, успел прибраться, и теперь ничто лишнее не мешало работе ног.

После последнего замечания, молодой браконьер, вполне ожидаемо бросился на супротивника, как бык на яркую тряпку. С единственной целью, если не ударом кулака, то весом смять, сбить с ног, а после… долго и со смаком пинать и возить мордой.

Увы, мечтам его не было суждено сбыться. Почти позволив кулаку коснуться подбородка, Родион подсел под руку, пропуская удар над собой. А когда Осип, теряя равновесие, завалился вперед, – точно и резко пробил слева в печень. Пружинисто выпрямился и уже совсем не по правилам маркиза Куинсберри, добавил тычком в плечи… Не спортивно, зато эффектно. Если ставишь перед собою задачу разозлить соперника. Довести его до тихого бешенства, когда ярость окончательно затмевает разум, а в месте с ним и зрение.

С трудом удержавшись на ногах и морщась от боли в боку, Осип развернулся с куда меньшей прытью, чем нападал. На лице его вырисовывалось недоумение, и почти детская обида. Казалось, еще немного и он выкрикнет нечто вроде: «Эй, мы так не договаривались!»

В другой раз Родион, может, дал бы ему время отдышаться, но не теперь, когда своей очереди дожидались еще два брата. А сколько всего на острове браконьеров, можно было лишь гадать.

Быстрыми, скользящим шажками Родион сократил дистанцию, сделал обманное движение левой рукой, словно собирался повторить удар в печень. Неискушенный парень, естественно, повелся на это, торопливо и неумело опустив руки, чтоб прикрыть больное место. И получил прямой в челюсть. Ударной правой…

– Уноси готовенького, – прокомментировал Родион факт падения тела. – Кто на новенького?…

– Я… – успел услышать голос за спиной Зеленин, после чего в глазах вспыхнули искры, а мир заплясал и завертелся, как на карусели. Пытаясь не свалиться с нее, Родион опустился на одно колено, по старой привычке начав отсчет. «Раз… два… три…»

* * *

«Четыре… пять…»

Головокружение и гул в ушах прошли, но резкость в глазах все еще не наводилась. Мир прекратил вальсировать, вот только видел его Родион словно сквозь москитную сетку…

– Чего таращитесь, олухи, – пробасил кто-то у него за спиной. – Свяжите господина. Да в сторонку оттащите. Пусть полежит и не мешает. А ты, Аника-воин, вставай. И потом, когда развязывать будешь, спасибо не забудь сказать. За науку… Ну, чисто дети малые. Ни на минуту без присмотра нельзя оставить. Вместо того, чтобы дать заброде по голове, они, вишь ты… удалью померятся решили. Дуболомы, прости господи…

Родиона к тому времени поставили на ноги и развернули, так что он смог разглядеть ударившего его сзади браконьера. Как и следовало по разговору, им оказался мужчина в летах. И глядя на него, легко было догадаться, в кого парни уродились. Такой же рослый, широкоплечий и русоволосый. Только вислые усы изрядно серебром проложены. В общем, если не отец, то родной дядька.

– Хорошо матушка вас не видит, – продолжал пенять тот. – Наверняка расстроилась бы. Как есть сосунки безмозглые. Повезло вам, что господин из чиновничьего сословия. А если б, не дай Бог, офицер? Я ведь и помочь-то не успел бы…

– Верно говоришь, отец…

Этот голос прозвучал для Родиона, как звук горна, в американских вестернах в самый критический момент, возвещающий героя, что кавалерия на подходе.

– Повезло…

Князь стоял на самом краю берега, только-только из камышей выбрался. Обнаженный по пояс, мокрый, но подпоясанный саблей. По эфесе которой он, как бы невзначай, похлопывал ладонью.

– И если глупить не будете, то везение ваше еще не закончилось.

Говорил Александр так уверенно, словно перед ним не четверо обозленных браконьеров стояло, а так… шпана дворовая, возрастом едва в подпаски вышедшая.

Парни глухо заворчали, но без отцовского слова даже не шелохнулись.

– Значит, трое вас… – промолвил тот озадачено. – То-то девка два пальца показывала. А я сглупил – ее тоже посчитал. Офицер, говоришь? Это, конечно, все усложняет. Супротив вашей выучки, нам не тягаться… Если, конечно, вашескородие, тебе на жизнь товарища наплевать.

Говоря это, он быстро шагнул к Родиону, встал у него за спиной, достал нож и приложил к шее пленника, второй рукой удерживая за волосы. От мужика немилосердно разило ядреной смесью чеснока, лука и рыбы.

– И не только ихней, но и девки вашей. С ней на мотоботе брат мой остался. Убьете нас – и ей не жить. Никитка не спустит.

– О брате твоем знаю… – спокойно ответил Александр. И так это прозвучало, что у браконьера рука дрогнула, оцарапав до крови ножом кожу на шее Родиона. Тот слегка поморщился, но не дернулся. Оно не слишком приятно ощущать себя бараном на заклании, но если торгуются – то убивать не будут. Во всяком случае, не сейчас. Так что полученную передышку лучше использовать по прямому назначению – прийти в себя.

– Что с братом? Как на духу отвечай! А не то…

– Слушай сюда, Трофим Шипов… – князь намеренно сделал паузу, что бы тот осознал сказанное. – Брательник твой живой. Пару деньков шея гнуться не будет, вот и весь убыток. Саннэ Аная сейчас его в чувство приводит…

Потом развел руками и стал неторопливо подниматься по тропинке в лагерь при этом продолжая разговаривать, словно с расшалившимся ребенком.

– Но если ты, старый дурень, добрых слов не понимаешь, то клянусь честью рода князей Катакази, все тут ляжете… Без могилы и отпевания. Как тати.

– Стой на месте! – вскричал Трофим. – Ей, Богу, вашбродь… Не доводи до греха! Я еще ничего не решил!

– Не поминай Господа всуе, мужик! – повысил голос Александр, даже не думая останавливаться. – А лучше спрячь нож, развяжи моего товарища и поговорим, как люди, чьи дороги случайно пересеклись и так же мирно вскоре разойдутся. Я не рыбнадзор и не речная полиция – мне до твоих шалостей дела нет. А вот помочь один другому можем.

– Правда, что ли? – в голосе главы браконьерской семейки зазвучало сомнение.

– Слово офицера, – подтвердил Катакази. И поскольку успел подойти достаточно близко, сам взял Трофима за руку и отвел нож в сторону. Тот особо и не сопротивлялся. – И не серди меня, душевно тебя прошу.

– Как скажете, ваша милость… – уступил браконьер властности, которую буквально излучал князь. – Бес попутал… Если б баркас не затонул…

– Ага, – потер шею Родион. – Не забудь прибавить, что не по своей охоте браконьерством занялся, а токмо волею пославшей тебя жены. Потому как деток вам кормить нечем…

– Померла Софьюшка… – опустил голову тот. – Уж восемнадцатый год, как преставилась раба божья. А деток… – Трофим исподлобья взглянул на переминающихся с ноги на ногу парней. – Женить деток надо. Но не в зятья ж их отдавать. А землицы прикупить не на что. Вот и…

Трофим угрюмо замолк. Понимая, что его проблемы господам неинтересны. Потому как чужой зуб не болит.

Глава двадцать первая

18-е июля. День Примирения. Херсонская губерния. Город Херсон.

Как только раздался стук, всю добродушную вальяжность с Богурат-бея, как ветром сдуло. Рядом с отставным чиновником Ордена снова был хищный и беспощадный зверь. Убивающий не для удовольствия или прихоти, а по своей звериной сути. Если нет другого способа достичь желаемого.

Напоминая брату Демьяну, что не стоит делать глупостей, он многозначительно положил руку на эфес сабли. По документам полковник был офицером вермахта, а по закону Российской империи иностранные военные из союзных стран имели право на ношение оружия, если оно входило в комплект парадной формы. Потом кивнул на дверь.

– Кто там? – осведомился Демьян.

– Прощения просим за беспокойство, достопочтимый брат… – донеслось из-за дверей. – Депеша вам… Изволите получить или зайти позже?

– Ну, вот и ответ… – бросил полковнику тот. – Можно открыть?

– Я сам…

Богурат-бей подошел к двери и рывком распахнул ее, готовый в любую секунду отпрыгнуть в сторону или, наоборот – атаковать. Зависимо от того, что увидит.

Но ничего такого не понадобилось. Почтительно склоняя голову, перед номером стоял служащий гостиницы, в форменной ливрее и картузе. С аксельбантами старшего коридорного. Что вполне соответствовало его возрасту, но было несколько странно. Прислуга такого уровня не разносит корреспонденцию. Для этого имеются посыльные.

Богурат-бей огляделся, но коридор был почти пуст. Едва слышно шипел, то ли поднимаясь, то ли опускаясь, пневматический подъемник. А еще, по правую сторону от лифта, номеров через пять, какая-то женщина, стоя перед открытыми дверями и глядя внутрь, что-то сердито вычитывала, судя по интонации, ребенку.

– Давай… – все еще держась настороженно, полковник протянул руку.

– Никак нельзя-с… – слегка отступил служащий. – Депеши ордена положено вручать адресату лично в руки. И под расписку… – он продемонстрировал пухлый гроссбух в картонном переплете. Богурат-бей успел заметить только оттиск знака связи в верхнем правом углу и название отеля.

Вот и объяснилось, почему почту принес старший лакей. В «Национале», впрочем, как и везде к чиновникам Ордена относились с чрезвычайным почтением и вниманием. Все кусочки мозаики сложились вместе, и Богурат-бей позволил себе расслабиться. Даже импровизировал подобие непринужденности.

– Достопочтимый брат, будьте добры, оторвитесь на минуту от созерцания парада и получите послание. Мне его не доверяют… Лично вас лицезреть желают.

Уловив саркастические нотки в голосе постояльца, служащий чуть-чуть развел руками. Мол, понимаю и извиняюсь, но по инструкции не положено. А мне мое место дороже ваших упреков.

Брат Демьян шагнул к двери и остановился в проеме.

– С праздником вас, достопочтимый брат, – поклонился служащий.

– Спасибо, любезный. Давай депешу… Где расписаться?

– Вот здесь и здесь… – служащий встал рядом с орденским чиновником, подавая ручку, открывая журнал и поворачивая к свету. В общем, все как обычно… До того момента пока их руки не соприкоснулись.

В следующее мгновение брату Демьяну показалось, что запястье сжали стальные тиски или капкан. Еще секундой позже, сорванный с места мощным рывком, он, как пробка, вылетел из дверного проема и засеменил по коридору, отчаянно пытаясь удержаться на ногах. Может, и упал бы, если бы чуть дальше его аккуратно не поддержали сильные руки. Тут же утащив в сторону.

А «старший коридорный», ловко использовав момент инерции от рывка, на противоходе оказался внутри номера. Рывок, и только сметанная на спине по шву ливрея упала на пол, освобождая перевязь с саблей.

Поняв, что его все же перехитрили, мукаддам зло зарычал, недобрым словом поминая неверных, и пнул в сторону Никитина стул.

Ротмистр ловко уклонился.

– Особая экспедиции! Ротмистр Никитин! Именем Российской империи вы арестованы!

Халифатец заиграл скулами, вспомнил Аллаха, но видимо не сильно понадеялся на его помощь, потому что обнажил саблю.

– Молись, гяур! Живым не уйдешь!..

– Брось саблю. Неужели ты думаешь, что я один пришел брать агента «Мархабы»? Гостиница окружена городовыми. На этаже еще пяток казаков. Предпочитаешь, чтоб они тобой занялись? Как скажешь, – ротмистр пожал плечами. – Я дворянин и чту условия Гаагской конференции, а вот казачки о них, небось, не помнят. Особенно, если сходятся в поединке с мусульманином. Думая, раньше чем они выбьют тебе с десяток зубов, сломают ребра и еще что-нибудь… например, правую ногу… я не смогу их остановить.

– Как-то не вяжутся угрозы с дворянской честью, господин ротмистр… – с тревогой ожидающий услышать свое имя, Богурат-бей заметно успокоился. Понятно, что брат Демьян вскоре заговорит, но это будет потом, а не сейчас. Он внимательнее оглядел Никитина и, как многие до него, не счел опасным противником.

– Зачем нам простолюдины? Мы же офицеры. Предлагаю дуэль… Победишь, даю слово, сдамся. А проиграешь – будете относится ко мне не как к шпиону, а как к военнопленному. Хотя бы, пока это в твоей власти. Годится?

– Почему нет…

Никитин пинком отправил в дальний угол второй стул. В противоположный – усилиями мукаддама, улетел журнальный столик. Комната освободилась.

– До первой крови? – уточнил халифатец. – Или до потери оружия?

– Что первое случится, то и сгодится… – в рифму ответил ротмистр, обнажая клинок. – Ан гард…

– Алле! – вместо ответа подал команду для начала поединка Богурат-бей и тут же нанес быстрый боковой удар, на пределе расстояния пытаясь задеть бедро Никитина. Тот хоть и не ожидал подобной прыти, но… нельзя победить в десятках дуэлей с офицерами, обучавшимися фехтованию не в частных школах, если клювом щелкать.

Яков Игнатьевич сместился на полшага, давая клинку противника бессильно просвистеть мимо. И как только тот прошел опасную точку, когда еще можно изменить направление удара, ротмистр подался корпусом вперед и взмахнул снизу вверх своим клинком, работая только кистью.

В настоящем сражении от такого удара проку мало. Сабля не шпага и, с учетом кривизны, шанс серьезно зацепить самим кончиком запястье врага очень мала, но при условии «до первой крови» достаточно и пустячной царапины…

Богурат-бей, готовясь к смертельному бою (он ведь только говорил о поединке, а сам намеривался зарубить русского офицера) оказался не готов к такому решению. И почувствовав как боль обожгла кисть, чуть не завыл от ярости.

Делая вид, что ничего не случилось, он разорвал дистанцию, сделал несколько обманных финтов, разгоняя саблю до свиста над головой, всем видом демонстрируя что вот-вот, прямо сейчас рубанет наискось, сверху вниз… А мгновением позже именно так и ударил.

Расчет строился на том, что столь явная демонстрация всяким опытным фехтовальщиком будет воспринята как уловка, и противник, естественно, приготовится уходить или отражать удар в другой плоскости. Но и на это раз не поучилось. Либо русский офицер не был достаточно умел, либо – владел саблей мастерски.

Никитин поймал летящий вниз клинок самой толстой частью своего оружия, у основания гарды, погасил инерцию и придержал второй рукой. Все это он проделал с одной единственной целью, указать халифатцу на кровавую царапину, но получилось даже эффектнее. От напряжения рук, кровь пошла обильнее, и сорвавшаяся капля упала Богурат-бею на лицо.

– Шайтан…

– Не расстраивайтесь, ага… – успокоительно произнес Никитин. – Дома и стены помогают. Уверен, схватись мы с вами где-нибудь в Стамбуле или Эр-Рияде, за окровавленную руку пришлось бы мне держаться. Но, если бы да кабы… Уговор дороже денег. Вашу саблю…

– Слово данное гяуру стоит меньше песка под ногами… – прорычал тот. Резко переломил клинок, метнул половинки с обеих рук в ротмистра, а сам бросился на балкон.

Никитин отбил один обломок саблей, от второго уклонился и шагнул следом.

– Глупо… Богурат-бей! Я же сказал: отель оцеплен.

Услышав, что его имя известно русскому, и все это была лишь игра, мукаддам призвал очередное проклятие на головы неверных и вспрыгнул на перила.

– Третий этаж! – на всякий случай напомнил, казалось, впавшему в безумие халифатцу Яков Игнатьевич. Но, как оказалось, все это было только притворством. Пока Никитин вел с полковником свою игру, тот – разыгрывал собственную партию. Точно зная, чего ждет.

Потому что именно в этот момент с отелем поравнялась колона акробатов на ходулях, одетых в надувные костюмы пятиметровых великанов. А следом, на самобеглой платформе везли огромного кита… В двое большего, чем они бывают в природе. Огромная туша, заняла два ближайших квартала, разгоняя зевак тем, что поплевывала на все стороны весьма щедрыми фонтанчиками.

Сообразив, что Богурат-бей ждет приближение именно надувного кита, ротмистр потянулся к нему, пытаясь ухватить за полу мундира. Но, полковник не дал ему шанса. Вскричал: «Аллаху Акбар!», мукаддам прыгнул вниз, метя в одного из великанов…

Удалось. Сбитый с ходуль, врезавшимся в него халифатцем, акробат повалился на соседа, а тот – на следующего. Подушки из трех надувных костюмов, несмотря на то, что они лопнули с оглушающим громыханием, хватило, чтобы смягчить падение. И пока городовые соображали что случилось, пока пробивались сквозь толпу гуляк на противоположную сторону улицы, Богурат-бей, прихрамывая, успел свернуть в ближайший переулок и пропасть с виду.

Никитин, бессильно наблюдая за ним с балкона даже распоряжений дать не мог. Любые слова утонули бы в общем гаме карнавала. Никто ведь ничего не понял, и народ продолжал веселится, считая случай с надувными фигурами веселым конфузом…

* * *

Утро 19-го июля.Херсонская губерния. Село Голая пристань.

Добротный дом из самана, поднятый на высокий каменный фундамент, черепичная крыша, выносное крыльцо, вдоль всей передней стены. Вокруг подворья не жиденький штакетник, а солидный дощатый забор, прикрытый сверху просмоленной рейкой, чтобы доски не намокали и не подгнивали с торца. Усиленные широкими стальными полосами ворота. Все указывало, что здесь обитает крепкий и рачительный хозяин.

Вот только женских рук здесь явно не доставало. На воротах пятна грязи, несмотря на то что дождя уж которую седмицу не было. И стены не белены, как минимум с прошлого года, хотя каждая уважающая себя хозяйка, обновляет побелку если не перед Пасхой, то к Троице уж наверняка. Дорожки не метены… Окна вымыты, но по-мужски небрежно, хоть и без разводов, зато с мутными пятнами по углам.

И еще одна странность, не вяжущаяся с обычным крестьянским хозяйством. Напротив дома, у небольшого самодельного причала, на волнах покачивался не какой-то плюгавый баркас или шаланда, а новенький лоцманский мотобот.

Никак роскошное судно не вязалось с полуголым мужиком, в латаных домотканых штанах, кажущихся белоснежными на загорелым до черноты теле хозяина. Который, что-то негромко напевая или бормоча молитву, тут же, на берегу, занимался починкой рыболовецких сетей.

Именно на мотобот и обратили внимание четверо мужчин, сидящих в салоне легкового паромобиля с откидным верхом. Водитель остановил «ладу» на пригорке, перед съездом в деревню, поскольку с этой точки можно было рассмотреть всю Голую Пристань, не привлекая к себе внимания. Если бы не десяток мальчишек, тут же припустивших со всех ног к автомобилю, наперегонки со сворой сельских кобыздохов.

Детвора свистела и галдела, а псы, довольные, что могут их в этом поддержать, старательно брехали на блестящую железную повозку.

– Эй, молодцы… – окликнул ребятню степенный мужчина, сидящий рядом с водителем. – Это Голая Пристань?

– Да… – степенно ответил один из мальчишек. Самый взъерошенный. Видимо, заводила и атаман. – А вы, дяденьки, кого ищете?

– Хозяина мотобота…

– Ааа… – протянул хлопец, хитро прищурясь и одновременно пиная в щиколотку одного из своей голопузой команды, раскрывшего было рот. – Хотите, чтоб мы с парнями пробежались по селу и узнали? Можно и поспрашивать… Да, парни?

«Парни» нестройно загалдели, что они не против. Если надо, конечно…

– Только времени нет совсем… – явно копируя кого-то из старших, почесал тот затылок. – Солнце скоро совсем сядет, а дел невпроворот. Скотина и та еще на выгуле.

– Понимаю, – даже не улыбнулся мужчина. – Как говорится, время – деньги? Пятака хватит?

– Не-а… На таком паромобиле рассекаете, а нам пять копеек? – паренек выказывал приличные купеческие задатки. Видимо, не раз ездил с взрослыми на рынок рыбой и овощами приторговать. – Гривенник.

– Годится… – мужчина сунул руку в карман, и обескуражено поглядел на водителя. – Иван Дмитриевич, не ссудишь мелочью?

Тот молча протянул хлопцу десять копеек. А когда тот взял монету, ловко сцапал хлопца за плечо. Словно клещами стиснул.

– Ну?…

– Вы из полиции, что ли? – вихрастый паренек с достоинством освободился, но гривенник не вернул. – Так бы и сказали… А катер Трофим Шипов нынче пригнал. Сказывают: он его в плавнях нашел. Урядник уже и в уезд отписал о находке.

– Понятно. И где он живет? Шипов…

– Так вон же ихняя хата, – парнишка указал пальцем. – На той стороне яра, аккурат напротив причала, где катер. И дядька Трофим на берегу сидит… Можете, конечно, по дороге, через село подъехать. Только, долго это. И, кажись, яму за церковью еще не засыпали… А если пешком, то сами видите – рукой подать.

– Спасибо… Выгружаемся… – мужчина полез наружу. – Иван Дмитриевич, дай хлопцу еще монетку. За подсказку…

– Спасибо, – не стал отказываться от неожиданного заработка тот. Потом решил, что городские дядьки за такую плату заслуживают на дополнительный совет и прокричал им вслед. – Вы не прямиком идите, а держите чуть в сторону от реки. Там тропинка утоптана и ступени прокопаны…

А потом произнес негромко:

– Эх, надо было сразу просить дядьку Трофима, чтоб покатал. А теперь хозяева катер заберут и все. Ишь, какие важные… У таких не выпросишь.

Трофим затянул последний узел и с удовольствием оглядел законченную работу. Сеть выглядела как новенькая. Ячейки даже покрупнее, чем дозволено. Ну так и он с сыновьями не на мелочь невод закидывает. Даже не у всякой рыбины икру берет, – слишком молодых и старых обратно выбрасывает. После «дойки» у них меньше шансов выжить. Сыновья злятся, не понимают, дай им волю, каждую выпотрошили бы. Приходится вразумлять… Иной раз не только словом.

Что-то не так в мире творится. Суеты много. Отсюда и злость в людях чрезмерная. Нет, положим, у пчелы жало всегда было, но ведь и пользоваться им она могла только раз. Заплатив за это жизнью. А теперь что? Всяк норовит ужалить да отпрыгнуть. Ухватить побольше, да в норку… Недавно старшой в газете вычитал. В разделе праздничные тосты… «Чтоб у нас все было, а нам за это ничего не было!» Шутка, конечно, смеха ради написано… Умный верно поймет, да только много ли их, умных?

– Трофим Шипов?

Задумавшись, тот и не заметил чужаков. Тихо подошли, скрытно. Тоже плохо. Человек, который без умыслу, шумно идет. Заранее о себе предупреждает. А если подкрадывается, значит, врасплох захватить хочет. Неожиданно… Уж браконьеру это доподлинно ведомо.

Эти трое двигались почти бесшумно. Как егеря… Это бывший гренадер тоже заметил, несмотря на партикулярные костюмы и беззаботные лица. Заметив на берегу такую «праздную» компанию, каждый браконьер, не медля ни секунды, обрезал бы свою снасть по самую проушину. И даже удочки от греха за борт повыбрасывал. Ищейками от них разило за версту, как мокрой псиной…

– Пятьдесят второй год пошел… а что? – поднялся Трофим, сперва засунул швайку за голенище. Но неглубоко…

– Твой красавец? – спросил все тот же мужчина, указывая на пришвартованный мотобот.

– Ага, – без тени усмешки кивнул тот. – А в хлеву у меня еще Тайфун стоит. Да-да, тот самый, что намедни в Киеве скачки на приз южных губерний выиграл. Показать?

– Шутить, изволишь? – построжел голосом незнакомец.

– Какие вопросы, такие и ответы, господин хороший, – тоже сменил тон Шипов. – Имеете право спрашивать, покажите. А если из праздного любопытства – ступайте к уряднику. Трифон Силуянович вам все самым обстоятельным способом и доложит.

– Да что ж вы тут все такие неразговорчивые? – как бы выдавая прежнее недоразумение за шутку, засмеялся незнакомец. – Пацаны, чтоб дорогу показать двугривенный стребовали. И от тебя, как я понимаю, меньше чем за целковый ответа тоже не добиться?

– Может я негромко объяснил? – Трофим как бы удивился и слегка повысил голос. – У нас, господа, урядник бесплатно на все вопросы отвечает. Потому как жалование имеет… Остальным деньги зарабатывать приходится. Дорогу, если хотите, даром покажу. Не дитя малое…

– Пять рублей.

– Для начала разговора сгодится, – кивнул тот, присаживаясь обратно на чурбак. – А там видно будет…

– Да как ты смеешь, мужик?! – не выдержал один из двух, что помоложе. – Ваша светлость, дозвольте я его…

– Молчать! – прикрикнул на него тот. И прибавил, обращаясь к Трофиму. – Молодые. Горячие…

Тот понимающе кивнул.

– Знаю… У самого трое дома таких… – он оглянулся на дом. – Погодков. Младший аккурат из армии вернулся. Умаялись ночью. Так что вы уж не шумите зазря. Пускай ребятишки поспят… Да вы спрашивайте, о чем хотели, спрашивайте…

– Мотобот, стало быть, не твой?

Трофим вздохнул.

– Опять за рыбу соль? То есть, я так понимаю, ехали господа себе дорогой из, скажем, Херсона в Киев. Или наоборот… А потом, вдруг, решили с битого шляха чуток в сторону свернуть. Молочка парного попить… Верст эдак на тридцать. И аккурат в Голую Пристань попали. А тут, глядь – лоцманский катер к берегу пришвартован. И так проезжим интересно стало, чей он, – что они в лакированных штиблетах прямиком через яр к речке и поперлись. Бывает, конечно… Но я своим хлопцам даже сказок столь нелепых на сон не читал. В общем, так… Вы говорите, кто такие и что надо… Потом прикинем цену вопроса и продолжим разговор. Либо… – он махнул рукой в том направлении, куда указывал прежде, отсылая незнакомцев к уряднику. – Вот вам Бог, а вот и порог.

– Ладно, – похоже старшему такая отповедь пришлась по душе. – Уважаю тех, кто сам себя уважает.

Он вынул из нагрудного кармана эмалированный голубой жетон.

– Частное сыскное агентство «Стальные волки». Если грамотный, должен о нас слышать. Меня зови господин Феоктистов. Большее тебе ни к чему.

Трофим согласно кивнул. И в самом деле «ни к чему». Уедут господа, он о них тут же и забудет.

– Здесь мы потому, что вчера на пароходе «Дионисий Киевский» был пожар. После которого с парохода пропали три пассажира. Двое мужчин и виларка. Одновременно с вот этим… – жест в сторону причала… – мотоботом. Мотобот мы видим… Собственно, благодаря сообщению вашего урядника. И свою награду от страховой или пароходной компании вы с ним еще получите. Теперь вопрос: как мотобот оказался у тебя и где пассажиры, которые на нем дрейфовали? Заметь, Трофим, сказав: «дрейфовали», а не «плыли», я дал тебе возможность не втирать мне очки, а честно заработать дополнительное вознаграждение…

Браконьер задумчиво потеребил седой ус.

– Тридцать рублей и я выложу все как на духу. Набавите еще десятку – прибавлю свои соображения.

– По рукам, – старший сыщик не жалея дорогих брюк, с самым непринужденным видом, уселся на траву. – Выкладывай факты… О комментариях поговорим отдельно.

Глава двадцать вторая

Вечер 18-го июля. Херсонская губерния. Херсон.

Двери в номер распахнулись так стремительно, словно следом входила вторая группа захвата. На самом деле это был только брат Демьян, каким-то чудом освободившийся от опеки старшего Запашного. Возвышаясь за спиною чиновника Ордена на полторы головы, казак неловко переминался с ноги на ногу, всем видом демонстрируя, что его вины тут нет. Если надо схватить и скрутить – это запросто, а как прикажете удержать начальство? Пусть не прямое, но все же…

– Вы… вы… Вы понимаете, что натворили?! – лицо и лысина брата Демьяна пошли такими красными пятнами, что казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар.

– Да уж, опростоволосился… – развел руками Никитин, валясь в кресло. Но, как-то не сильно расстроено. – Не ожидал подобной прыти от полковника. Не война же, в конце концов. Максимум – выдворили бы, как персону нон-грата, без права въезда. К чему, я думаю, руководителю «Мархабы» уж точно не привыкать. Имел бы дело с капитаном или майором – другой коленкор… Но чтобы в таких чинах с балконов сигать…

Тут Никитин на секундочку умолк, попытавшись представить себе в похожей ситуации хотя бы того же Полозова. Но, Аристарх Иванович, несмотря на боевую молодость, никак не втискивался в боевик с сабельным звоном и беготней по крышам.

– О чем вы?! – раздосадовано вскричал брат Демьян! – О, Господи! Вы даже не понимаете, что натворили. Зачем? Разве я просил о помощи?

– Так… Ну-ка, братец… – ротмистр поманил нерешительно застывшего в дверях Кирьяна. – Плесни достопочтимому брату вон из того кувшина. Что в нем? Квас?

– Морс, Яков Игнатьевич, – втянул запах казак.

– Годится… А вы, брат Демьян, лучше присядьте. Честно говоря, неважно выглядите. Попейте холодненького и успокойтесь. Ушел Богурат-бей. И черт с ним. Главное, вы целы…

Инспектор-попечитель, уступая надвигающемуся на него казаку, присел на краешек дивана и послушно принял кружку. Даже надпил… Но тут же встрепенулся.

– Вы только что убили три десятка ни в чем неповинных людей. Ведь я потому и помогал бею, что он пригрозил убить всех.

– Ах, вот оно что… – потемнел лицом ротмистр. – Василий, не в службу, а в дружбу… открой тот шкафчик. Отлично… то что надо. Плесни-ка, братец, всем водочки… Капель по двести.

Братья Запашные перекинулись недоуменными взглядами, но приказ есть приказ. Даже, если звучит как просьба.

– Увы, достопочтимый брат… не было никаких заложников.

– То есть, как?

– Не знаю, Богурат-бей вас обманул или башибузуки действовали без приказа, но почти всех пассажиров дилижанса убили, как только вы отъехали… Поверьте, я там был и знаю, что говорю.

Брат Демьян мгновенно побледнел и схватился за сердце.

– Это не… нет… он же… Как же…

– Помянем… – ротмистр принял рюмку у казака и поднялся с кресла.

Брат Демьян вместе со всеми опрокинул свою стопку, скорее всего даже не понимая что делает. И только когда алкоголь обжег горло, глухо застонал.

– Сволочь… Какая сволочь…

– Я так понимаю, достопочтимый брат, в Ордене вы не по военной части служили?… – попытался увести тему разговора в сторону Никитин. Жестом показывая Василию повторить.

– Нет… я геолог. А теперь, вот, за сиротами приставлен… – какая-то мысль не давала ему сосредоточится. – Постойте, вы сказали: «почти»?

– Да, – кивнул Никитин. – Нескольких пленниц удалось спасти. И, если вам от этого станет хоть немного легче… казаки порубили всех разбойников. Ни один не ушел… Можете у хлопцев спросить. Это их сотня ликвидацией банды занималась.

– Спасибо… – Демьян по очереди пожал руки братьям, потом уже осознанно взял наполненную рюмку. – Пусть земля будет пухом…

Вторая порция помогла, и лицо чиновника наконец-то приобрело более-менее нормальный цвет. Да и во взгляде появилась осмысленность.

– Вот и славно, – одобрил ротмистр. – Мертвым, вечная память, а живым надо о жизни думать. Наливайте, хлопцы, по третьей чарке. В конце концов, задание мы выполнили – можно и разговеться. Как говорится, сделал дело – гуляй смело. А начальственный разнос и всякое-такое оставим на завтра. Вы как, достопочтимый брат? Составите компанию?

– Ну, три рюмки не пьянка, – кивнул тот. – Помнится, однажды за Полярным кругом, мы с Матвеем Степным вино ножом стругали и как леденец сосали. Ммм, простите, офицер, но вы так и не представились…

– Ротмистр Никитин. Яков Игнатьевич. Третье отделение. Особая экспедиция.

– Приятно… Ну, а обо мне, насколько я знаю процедуру, вам известно все, начиная с детских лет, – усмехнулся брат Демьян. – Так что будем считать, познакомились. А что до завершения операции – вынужден вас огорчить. Еще ничего не закончилось. Богурат-бей сбежал, но остался тот, за кем он охотился. И я думаю, вам как опытному оперативнику, нет нужды объяснять, что если фигурант так нужен Халифату, то мы обязаны сделать все, чтоб он к ним не попал.

– Говорите о господине Зеленине?

– Да.

– В общем-то, не могу не признать, достопочтимый брат, что смысл в ваших словах есть, – Никитин развел руками, – но… У вас всего лишь голубой жетон ветерана и нет полномочий отдавать прямой приказ. Так что давайте не будем забегать вперед. Доложимся по инстанции и подождем ответа.

– Уверен, в аналитическом отделе Ордена меня поддержат, и приказ вам отдадут. Вот только время уйдет…

Брат Демьян на секунду задумался, а потом, видимо, что-то про себя решив, протянул руку.

– Не позволите еще разок взглянуть на ваш жетон?

– Извольте…

Орденский чиновник удовлетворенно кивнул.

– Что ж, допуск у вас подходящий… Рискну. Вот, ознакомьтесь.

Он зачем-то поправил узел галстука, словно тот мешал дышать, потом погладил клапан нагрудного кармана кителя и нарочито небрежным жестом балаганного фокусника протянул Никитину сложенную в несколько раз журнальную страницу.

– Что это?

– Читайте, читайте…

Ротмистр разгладил листок, обратил внимание на колонтитул, гласящий что эта страница из неизвестного ему журнала «Секреты и тайны» за март сего года и углубился в чтение.

«Это случилось в начале XX века в тогдашней российской столице Санкт-Петербурге, в том городе, куда на званые балы съезжалась вся Европа, в городе, который управлял одной из сильнейших держав мира, в которой рождались гении науки, литературы, искусства. Да. Науки и искусства…»

Никитин хмыкнул, вопросительно посмотрел на брата Демьяна, но поскольку тот молча ждал, продолжил чтение:

«В ночь с 11 на 12 июня 1903 года из лаборатории, в своем доме, что на улице Жуковского, 37, бесследно исчез гениальный русский философ и ученый-экспериментатор Михаил Михайлович Филиппов. Лаборатория была заперта изнутри, на полу валялся сюртук ученого, а на письменном столе стояла недопитая чашка кофе с коньяком. Полиция отнеслась к происшествию без видимого интереса, и дело вскоре было прекращено за недостаточностью улик. Официальная версия – ученый уехал за границу или ушел в монастырь, замаливать грехи».

Немного спустя редакция газеты «Санкт-Петербургские Ведомости» получила письмо от М.М. Филиппова, датированное им 11 июня 1903 г., – то есть отправленное как раз накануне той трагической ночи. «На днях мною сделано открытие, – сообщал Филиппов, – практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна на расстояние тысяч километров…»» Друг покойного, профессор А.С. Трачевский, дал интервью «Санкт-Петербургским ведомостям»: «Сущность секрета Филиппов изложил мне приблизительно. Он не раз повторил, ударяя рукой по столу: «Это так просто, притом дешево! Удивительно, как до сих пор не догадались». Помнится, Михаил Михайлович прибавил, что к этой проблеме подбирался в Америке Никола Тесла, но совсем иным и неудачным способом». Следом выступил в печати Д.И. Менделеев, заявивший: «Идеи М.М. Филиппова вполне могут выдержать научную критику».

Правительство отнеслось ко всем этим публикациям весьма прохладно, но газетчики не успокоились и продолжали копать. Позже московская газета «Русское слово» выяснила, что изобретатель довольно часто ездил в Ригу, где еще в 1900 году «в присутствии некоторых специалистов производил опыты взрывания объектов на расстоянии». Когда же корреспонденты газеты попытались разыскать аппаратуру из лаборатории Филиппова, изъятую при обыске III отделением, а также его бумаги, оказалось, что все это бесследно исчезло, причем при содействии членов царской семьи. Дело стало еще более волнующим, когда выяснилось, что изъятая рукопись называлась «Революция посредством науки, или Конец войнам». Причем она не была чисто теоретическим сочинением. «Я могу воспроизвести пучком коротких волн всю силу взрыва, – писал Филиппов в одном из найденных писем. – Взрывная волна полностью передается вдоль несущей электромагнитной волны, и таким образом заряд динамита, взорванный в Москве, может передать свое воздействие в Константинополь. И никто из отдающих приказы – будь-то император или маршал, ни в каком укрытии, даже находясь в самом глубоком тылу, не сможет укрыться от возмездия…»

Что же изобрел Филиппов?

И если бы не царская охрана, к моменту приезда полиции удивительным образом успевшая изъять все документы и оборудование Филиппова и более чем на 100 лет засекретившая все, что было связано с этим происшествием, то кто знает, как мог бы измениться наш мир… И на что он был бы похож – мир без войн?»

– Я так понимаю – журнал «оттуда»?

– Да… Изъяли аккурат весной… Потому и не среагировали надлежащим образом… Не хватило времени сопоставить информацию. Да и потом… У нас же каждый второй ходок, не считая первого, что-то знает. И не всегда запретное… Впрочем, я разминулся с господином Зелениным, буквально, в дверях. Если бы не именины исправника – застал бы дома.

– Подождите… – ротмистр потер виски. – Вы считаете, что означенный Зеленин и пропавший Филиппов одно и то же лицо? Но, с чего сие следует?

– Из публикации в одном английском журнале статьи господина Зеленина, как раз на эту тему. Весьма иносказательно и расплывчато, но для понимающего достаточно. Видимо, не удержался – решил застолбить идею, чтобы потом кто-то не присвоил его открытие. Сами по себе оба этих факта были слишком малозначительны, чтобы заинтересовать Орден, но сложенные вместе…

– И, как я понимаю, о Филиппове-Зеленине знаете не только вы?

– К сожалению… Либо у Халифата свои источники, либо произошла утечка информации. Но, это уже не в нашей с вами компетенции… – брат Демьян, как бы принося извинения, развел руками. – Надеюсь, теперь вы понимаете, насколько важно опередить других и взять фигуранта первыми?

– Об этом не беспокойтесь, – усмехнулся Никитин. – Никто не убегает по прямой. Все путают следы, петляют и выписывают зигзаги. Из-за этого беглецов легко опередить или перехватить в пути, если знать начальную и конечную точку маршрута. Будет соответствующее указание – нагоним и доставим. Не он первый, и не он последний… А желаете ускорить процесс, мой вам совет – отправляйтесь на узел связи и убеждайте начальство. Я все понимаю, но порядок есть порядок. Если бы все действовали по своему разумению, зачем тогда… – конец фразы ротмистр проглотил.

– Вы правы! – торопливо вскочил чиновник. – Немедля…

– Василий, Кирьян! – в голосе ротмистра больше не было и грана шутливости. – От брата Демьяна ни на шаг! Одному все время находиться рядом. Сопровождать даже в сортир… Если что, действовать как в боевой обстановке.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – оба казака моментально подтянулись. – Будет исполнено.

И как раз в этот момент в дверь номера постучали. Негромко, но настойчиво…

– Кто? – хором поинтересовались Никитин и Демьян.

– Прощения просим за беспокойство, достопочтимый брат… – донеслось из-за дверей. – Депеша вам пневмопочтой пришла… Изволите получить или прикажете зайти позже?

– Опять? – изумился инспектор, недоуменно глядя на Никитина. Потом хлопнул себя по лбу. – Вот голова садовая… Ведь в прошлый раз никакой депеши не было. А всего лишь ваша уловка…

Он шагнул к двери, но даже притронуться к ней не успел. Вперед проскользнул Кирьян и встал так, что загородил почти весь проем. Дверь открыл Василий.

Увидев перед собою двух хмурых казаков, парнишка в форме посыльного, растерянно заморгал и на всякий случай повторил: – Депеша постояльцу из шестнадцатого номера, – и выставил перед собою цилиндрик пневмопочты. – Срочная!

– Давай сюда, – сцапал послание Кирьян.

– А расписаться? – посыльный протянул журнал.

– Потом… как съезжать будем, напомнишь.

– Но… – паренек хотел возразить, мол, так не положено, да только что проку объясняться с дверями. Он постоял еще минутку, потом сдвинул на лоб форменный картуз, почесал затылок и пошел прочь. Ничего не попишешь, клиент всегда прав… Особенно, когда при чинах и погонах.

«Сообщаем, что согласно данным, полученным от транспортной полиции, разыскиваемые особы приобрели в кассе железнодорожных путей сообщения билеты на пассажирские поезда «Никополь-Москва» и «Никополь-Санкт-Петербург». По одному четырехместному семейному купе на каждое направление. О возможных изменениях сообщим дополнительно».

Инспектор-попечитель прочитал депешу еще раз, вслух и посмотрел на Никитина.

– Вы что-нибудь понимаете, ротмистр?

– Как божий день… – уверенно кивнул Никитин. – Конечную цель вояжа мы и раньше предполагали, а теперь – начальная точка имеется. Получите приказ, и я возьму голубчиков не позже завтрашнего…

* * *

Утро 19-го июля. Херсонская губерния. Село Голая пристань.

Неторопливо и обстоятельно, как он привык делать все в этой жизни, Трофим Шипов принялся пересказывать детективам историю, случившуюся с ним не далече, как прошлой ночью. Начав прямо с того места, как топляк проломил днище баркаса, и он с сыновьями оказался на безлюдном острове. Опустив, как несущественный для слушателей момент – что они делали на реке в такое время суток, да и года… Когда идет нерест, и ловля неводом запрещена.

Старший детектив поощрительно кивнул, и Трофим, оглянувшись на мотобот, перешел к тому моменту, когда во внутреннее озеро, словно наваждение, совершенно бесшумно заплыл лоцманский катер.

Здесь Трофим ни одним словом не слукавил. Увидав призрачный катер, – пустой и тихий, как катафалк, с единственным горящим на корме сигнальным огнем, – вся семья дружно решила, что он им чудится. И до рассвета только глядели во все глаза, так и не отважившись подойти и потрогать. Даже не сомневаясь, что судно исчезнет с первыми лучами солнца. А то и вовсе – как петухи в третий раз запоют… И когда катер поглотил утренний туман, они даже облегчение какое-то ощутили и дружно перекрестились. Мол, нет не ошиблись – как есть мираж… Нечистый заманивал. И только увидев на нем людей, «рыбаки» решились показаться.

Оказалось, что на катере такие же как они сами пасынки фортуны…

В этом месте Трофим поймал на себе чуть более пристальный взгляд старшего детектива и поспешил объяснить, что так их обозвал один из пассажиров катера, который представился князем Александром. А ему выражение понравилось, вот и запомнил. Так что если оно ругательное, он просит у господ прощения…

– Сколько было пассажиров? – видимо, устав слышать напевный речитатив браконьера, взял допрос в свои руки господин Феоктистов.

– Трое.

– Двое мужчин и женщина?

Трофим опять оглянулся, словно опасался, что его подслушивают, и понизил голос:

– Виларка… Третей была виларка.

– Точно? Ты уверен?

– Уж такую кралю не спутаешь… Мы покуда с ними плыли, так парни мои чуть не окосели, поглядывая украдкой. Пора, пора женить оболтусов…

Господин Феоктистов нетерпеливым жестом остановил его болтовню.

– Скажи, а кому-нибудь из тех двух господ она отдавала предпочтение?

– Так чтоб наверняка ответить… – поскреб волосатую грудь Трофим, – это не скажу. Ровно они промежду себя держались. Как давние друзья… А чувств, если вы об этом спрашиваете, не видел. Нет. Врать не стану…

– Значит, давние друзья… – суммировал детектив. – Ну, и как вы с ними сумели договориться? Я, к примеру, никогда в жизни не принял бы на борт таких… варнаков. Да еще четверых.

– Видимо, князь Александр в людях лучше разбирается… – с видом оскорбленного достоинства проворчал браконьер. – Понял, что мы можем помочь друг другу.

– Это чем же?

– У них топливо закончилось, а заготовке дров ни их сиятельство, ни спутник его не обучались. Вот такой договор мы и заключили. Они нас берут на катер, а мы за это дровишек нарубим. Слава Богу, топляков и валежника на острове в изобилии оказалось. Так что мы с сыновьями за три часа полный отсек отборным топливом забили.

– Понятно… И что дальше?

– Князь как увидел результат наших стараний, так планы и изменил… Они же сперва хотели в Херсон возвращаться. А топливо только чтоб на стремнину выйти, да для маневра… Теперь же решили, что с таким запасом можно и в Каховку податься.

– Отправились? – оживился детектив.

– Конечно, – кивнул Трофим. – Если князь решил, кто ж спорить станет? Пошли потихоньку. Пар от дров, конечно, не тот что от топливных брикетов, но как хорошенько раскочегарили – пять узлов давали, как пить дать. Так что еще засветло к пристани подошли.

– И что? Саннэ в Каховке осталась? – недоверчиво насупил брови господин Феоктистов. – В этой дыре? Что-то не верится… Нет, не клеится твоя сказка, Трофим. Чего-то ты, любезный, не договариваешь.

– Вот теперь верю, что вы детективы… – совершенно по-ребячьи всплеснул руками мужик. – Как в воду смотрите. Сошли они, но ненадолго. Хорошего топлива для паровой машины купить. А потом уж мы полным ходом на Никополь отправились. В первом часу после полуночи и пришли…

– Кхе-кхе… Здравие желаю.

Заслушавшись, тем более, рассказ подошел как раз к самому интересному месту, детективы не заметили, как к компании приблизился здоровенный, словно кавалергард, полицейский. Не одни они тихо ходить умеют.

– Полицейский урядник Сокотнюк, – представился тот, приложив ладонь к фуражке. – А господа, я так понимаю, из пароходства? Или из страховой компании пожаловали? Что ж не предупредили? Я бы встретил… как полагается. Службу знаем.

– Здравствуйте, господин урядник, – поднял в приветствии руку господин Феоктистов, но при этом даже не делая попытки встать. – Небольшая ошибка. Мы по поводу катера… И во многом, благодаря вашей депеше. Но несколько частным образом. Андрей, предъяви господину уряднику наши документы…

Один из помощников детектива тут же нырнул рукой во внутренний карман и достал из него портмоне. Открыл и продемонстрировал удостоверение представителя частного сыска.

– О как, – протянул полицейский. – И чего ищите, господа? Катер – вот он. В целости и сохранности.

– Людей, что на нем плыли, – не стал скрывать истиной причины детектив.

– Никого не было… – уверенно ответил Сокотнюк. – Как Шиповы швартоваться начали, я сразу поспешил. Сами понимаете, не каждый день к нам такие суда захаживают. Так что хоть под присягой… Только они вчетвером сошли. А я, после, на катер поднялся. И никого более не видел.

– Спасибо, Трифон Силуянович… – вполне серьезно ответил господин Феоктистов. В глаза урядника мелькнуло удивление, он же не называл себя полностью, а только фамилию. Потом, довольно крякнул и расправил усы. Узнали заранее, стало быть. – Это очень важно. А сейчас у меня просьба к вам будет. Не могли бы вы провести одного из моих людей… Да хоть того же Андрея… на пункт связи. А еще лучше, если прямо из управы. Он свяжется с пароходством, доложит обо всем и возьмет разрешение на перегон катера.

– Положено, чтоб… – начал было урядник.

– Совершенно согласен… Но вы же понимаете, там никто спешить не станет. Цела техника – и слава Богу. А чем быстрее катер окажется в пароходстве, тем быстрее кантора вознаграждение начислит. Одну депешу и потерять можно, но не две. Тем более, от имени нашего агентства. А на ней число и время… Не отвертятся.

Трифон Силуянович задумался. Детектив дело говорил. Да и нарушение пустячное. Особенно, если разрешение пневмопочтой придет. И ответственность с себя снимет, и деньги раньше получит. Катер, конечно, не пароход, но пятьдесят целковых… а то и «Катеньку» наверняка отстегнут. Шутка сказать: двухмесячное жалование.

– Почему не подсобить хорошим людям, да еще и добром деле? Господин Андрей, пожалуйте за мной. Чего на почту ноги бить? Управа ближе. Да и линия государственная шибче работает…

Господин Феоктистов подождал пока они отойдут достаточно далеко и задал тот вопрос, что не успел:

– А скажи-ка, любезный, князь со спутниками обсуждал свои планы? Ты слышал, что они собирались в Никополе дальше делать?

Трофим кивнул и почесал щетину на подбородке.

– Так это… мы, вроде, по другому договаривались… Я уже почти все выложил, а вы…

Детектив резко махнул рукой, мол, не продолжай, я все понял, и оглянулся на второго помощника. Похоже, сам он не привык ни документы демонстрировать, ни деньги платить.

– Заплати. Сразу четыре червонца. Кажется, Трофим не просто так о своих соображениях намекнул.

– Благодарствую… – мужик уважительно принял деньги, подумал куда бы их пристроить, скатал в трубочку и сунул за голенище. – Стало быть, о планах… Они обсуждали их так громко, что даже у глухого бы между ушей не проскочило.

– Ну?

– Князь говорил, что больше петлять нечего, а надо сразу идти на станцию, садиться на поезд и отправляться прямиком в Санкт-Петербург. Мол, и так уже опоздали всюду, где только могли. А ситуация только ухудшается.

– Разумное решение… – согласился господин Феоктистов, продолжая выжидающе смотреть на Трофима.

– И вот что я хочу добавить, господа детективы… – старый браконьер правильно понял его взгляд, как бы машинально похлопал себя по сапогу с деньгами, и опять оглянулся на мотобот. Прощаться с ним не хотел, что ли? – Когда князь Александр говорил о своих планах, то повторил это трижды… Понимаете? Трижды.

Часть четвертая ПАРОВОЗ

Глава двадцать третья

День 19-го июня. Екатеринославская губерния. Паровозный состав «Никополь-Москва».

«…Перепрыгнув через груду камней, Батавин развернулся, жадно хватая воздух широко раззявленным ртом, и опешил. Вот склон, по которому он бежал. Вот камень, на котором едва не поскользнулся и не упал. Вон там – верхушка Ялтинской церкви… Петр помотал головой и провел ладонью по лицу. Золоченого креста не было видно. Зато вокруг стояла невообразимая для рукопашного боя, звонкая тишина. Оглох? Контузило? Когда?

Подпоручик промокнул ухо платком, но крови на нем не увидел… А в следующее мгновение, словно воздушная волна от близкого взрыва, толкнула Батавина в грудь и силой отбросила его назад. Внутрь древних руин… Офицера довольно чувствительно приложило о каменную стену, и свет вокруг померк…»

Родион отложил в сторону отпечатанные страницы и повернулся к виларке. Прочитанный текст оказался совсем не тем, что он ожидал от автора детективов, и восторженный отзыв, заготовленный заранее, оказался неуместным.

– Гм… Изрядно… Не кривя душой, могу сказать, что понравилось. Правда, я думал, Мария Дольная только детективы пишет. А тут такая баталия… Александр Даниилович, не желаете взглянуть? А то я, как человек сугубо штатский, кроме «нравится» иной оценки дать не смогу. Тем более, дельного совета…

– Отчего ж не взглянуть, – князь оторвался от созерцания пейзажа за окном вагона. – Правда, в беллетристике я смыслю еще меньше… Но если саннэ Аная ради того, чтобы дописать сей роман даже с собственной свадьбы убежала – уверен, он того стоит.

Александр отставил в сторону стакан с чаем, пододвинул к себе рукопись и углубился в чтение, предоставив спутникам продолжать обсуждение.

– Так вот, саннэ, я нисколечко не лукавил: написано хорошо, но почему исторический роман? Право слово, детективы ваши наверняка имеют круг постоянных читателей. Вы хорошо держите сюжет, интригу… А здесь я вам ничем не смогу помочь. Ведь это даже не мой мир…

Смущенная виларка, зрелище не менее неожиданное, чем снегопад в июле. И тем не менее было заметно, что Аная чувствует себя немного сконфужено. Впрочем, возможно ее неуверенность не от ожидания критических замечаний, а всего лишь следствие семейного купе, на котором категорически настоял князь Катакази. Считая, что они непременно должны все время быть рядом.

– То что вы читали – пролог. Я хочу написать не исторический роман, а фантастический. Историю человека перенесшегося из прошлого в наше время. Понимаете? А кого еще спросить: как это происходит, если не настоящего ходока?

– Ах, вот оно что… – кивнул Родион. – Тогда, конечно. Хотя, рассказывать, по существу, не о чем. Если не считать важной частью перехода то, что я едва не захлебнулся…

Саннэ Аная заинтересованно подалась вперед.

– Обязательно… И, если не затруднит, со всеми подробностями. Пожалуйста…

– Как угодно… – Зеленин развел руками. – Все случилось весьма прозаично. Было жарко, решил искупаться, прыгнул в воду… Почувствовал головокружение, а когда вынырнул – бушевал шторм. Хорошо, хоть не унесло далеко… Едва на берег выбрался. И только потом сообразил, что реально попал… Как увидел полицейского. Конного…

– А что, в вашем мире они только пешком передвигаются? – тут же уточнила виларка.

– По разному… За городом, в основном, на машинах. Но форма одежды совсем другая… И саблями их не вооружают.

– Шашкой… – не отрываясь от чтения, уточнил князь. – Полицейским чинам шашки положены.

– Спасибо, Александр, – саннэ Аная прикоснулась к руке князя. – Эту деталь я запомню. А что, есть разница?

Александр Даниилович только крякнул и головой покрутил.

– Друзья, а не переместиться ли нам с вами в ресторан? Честно говоря, у меня жуткий аппетит разыгрался.

– Не удивительно… – покивал головой Родион. – С учетом того, что последний раз мы трапезничали запеченной на углях осетриной… Всего лишь около двенадцати часов тому. Думаю, никто не упрекнет нас в чревоугодии.

– Вагон-ресторан? – оживилась виларка. – Ух ты, никогда не доводилось прежде бывать. Интересно, там действительно все так ужасно, как описывают в книгах?

– Прошу вас, саннэ… – многообещающе усмехнулся князь, отодвигая дверь. – Думаю, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать…

Родион молча шествовал сзади, пребывая примерно в таком же состоянии, как и виларка. Ведь за все время пребывания в новом мире, он практически не покидал пределов Бессарабской губернии. И для передвижения внутри нее, господину Зеленину вполне хватало паромобиля. Так что путешествие по железной дороге он тоже совершал впервые. В этом мире, разумеется… А здесь совсем не там…

Во-первых, – рельсы были разнесены гораздо шире, что повышало устойчивость состава. Совсем не маловажная деталь с учетом того, что вагоны в поездах внутреннего следования были двухэтажными. А международного – трехэтажные. Это во-вторых…

В-третьих, – внешне локомотивы даже отдаленно не напоминали вечно закопченные, а для маскировки, выкрашенные под катафалки, паровозы из прошлой жизни Родиона. Тут не экономили на дизайне, и здешние самоходные рельсовые экипажи вызывали в воображении, мощь исполинских туров или зубров. А клубы отработанного пара, время от времени стравливаемого через предохранительные клапана, только подчеркивали силу и страсть к движению.

И самое главное, к чему нельзя привыкнуть сразу, после тесноты клетушек стандартных постсоветских вагонов – внутренняя планировка. Настолько сказочная, что Пульману и не снилось! А легендарный «Восточный экспресс» даже рядом не стоял с здешним эконом классом. Максимум, что приходило в сравнение – это роскошные номера лучших гостиниц. Как говорится: «Каждому по потребностях его».

К примеру, их «семейное» купе, что подразумевало наличие четырех спальных мест на втором (!) этаже, имело прихожую, трапезную и отдельный санузел с душевой кабиной, – занимая пространство достаточное для пяти обычных купе из прошлого Родиона. И все это великолепие сияло зеркалами, лаком, белизной салфеток и надраенными до блеска металлическими деталями. А уют создавал мягкий свет газовых ламп, панбархат и тепло дерева…

Поэтому, слова виларки о кошмаре, поджидающем их в вагоне-ресторане, ровно как и ответ князя весьма озадачили Родиона. Он с трудом мог представить себе, что в таком поезде кухня может оказаться не на уровне… Впрочем, человека вкусившего кулинарные изыски общепита испугать нечем.

Неизвестно, что именно хотела увидеть Аная, но как на Родиона, вагон-ресторан выдержал бы любую критику. Начиная с гардероба, один угол которого занимало традиционное чучело медведя с подносом для визиток в передних лапах. В пару к нему так и просилась пышногрудая девица, в национальном костюме, встречающая посетителей хлебом и солью. Но, концессионеры Южной железной дороги решили, что вполне можно обойтись и карликом. Не в том плане, что доверили ему каравай с солонкой – а поставили принимать одежду и выдавать номерки. Надеясь, что пассажиры поезда не станут ходить в ресторан в верхней одежде. Соответственно, и приличия соблюдены, и проблем не возникнет.

При виде входящих гардеробщик, в стилизованном под ливрею халате, снял цилиндр, от чего сразу стал на треть ниже, радостно осклабился, распахнул дверь в залу и что-то приветливо забубнил. Князь милостиво кивнул и мимоходом бросил ему в шляпу какую-то монетку.

– Благодарствую, – неожиданно густым басом, прогудел карлик. – Салат из крабов не берите. Вчерашний…

Родион даже споткнулся от неожиданности.

– Как думаете, Александр Даниилович… – спросил шепотом, когда они уже расселись за столиком. – Это он так сильно крабы любит, или на шеф-повара обижен?

– Думаю у них на кухне крабы закончились, а из меню изъять забыли… – хмыкнул тот. – Вот таким нехитрым способом от конфуза и спасаются. Эй, человек!

– Саннэ… Господа… – рядом со столиком материализовался официант. – Добрый вечер. Желаете посмотреть меню или…

– Не будем портить глаза, любезный… – остановил его Александр. – Сам скажи, что сегодня у шеф-повара лучше всего?

– Понимаю… – вежливо улыбнулся тот. – Из первых блюд могу порекомендовать тройную императорскую уху. На второе – осетрина. Из холодных закусок, икра, устрицы и маринованная селедка…

– Стоп! – Александр воскликнул так громко, что на них стали оглядываться, а официант непроизвольно отпрянул. – Ни слова о рыбе иначе меня сейчас стошнит! Мясо! У вас есть мясо? Жаренное, пареное, тушеное, вяленное… Какое угодно. Дичь, в конце концов! Сегодня же не постный день, черт меня возьми!

– Прошу прощения, – у официанта был такой вид, что он сейчас в обморок грохнется. – Саннэ… господа… Но вы же едете зеленым экспрессом.

– О, нет… – простонал Катакази.

– Да что случилось-то, князь? – Родион по прежнему ничего не понимал.

– Катастрофа. Из десятка возможных поездов мы сели на вегетарианский. И теперь нам предстоит либо питаться ры… тьфу, даже выговорить противно. Либо – сойти на ближайшей станции. Кстати… – Александр мгновенно оживился. – Я видел расписание. Через полчаса Екатеринослав. Уверен, там мы найдем ресторан, где не забыли, как жарить мясо. А после сядем на другой поезд. Прямиком до столицы.

– Опять?! – вздохнула виларка. – Вы же говорили, что едем до Москвы, а оттуда в Санкт-Петербург полетим дирижаблем. Никогда не думала, что приключения такое утомительное занятие. Надеюсь, на этом наши мытарства наконец-то закончатся?

Вместо ответа князь с тоской поглядел на официанта и отвернулся к окну. Родион проследил за его взглядом, но никаких явных или тайных знаков в мелькающих за окнами опорных столбов и линий пневмопочты не разглядел.

– Знаете что, голубчик… А подайте нам сразу десерт. Надеюсь, это не расстегаи из стерляди с визигой.

Родион всего лишь пошутил, но князь в который раз упомянул нечистого, вскочил из-за стола и бросился вон. Громко хлопнув дверью…

* * *

Вечер 19-го июля. Екатеринославская губерния. Екатеринослав. Корчма «Тещины блины»

Если привокзальная площадь губернского города еще кое-как освещалась, то на остальных улицах газ явно экономили. Фонари горели один через два, а то и три. По совокупности давая света меньше, чем его падало наружу из окон домов.

– Александр Даниилович, – поинтересовалась виларка. – Вы уверенны, что сойти здесь это была хорошая идея? Как-то этот городишко не вызывает доверия… Деревня какая-то.

– Ничего не понимаю… – князь недоуменно глядел на царящую вокруг тьму. – Мне не единожды доводилось бывать в Екатеринославе. Да и слава третьей столицы, пусть и позапрошлого века, не на пустом месте дается. Здесь один только Потемкинский дворец чего стоит…

Александр Даниилович осмотрелся, заметил карлика с бляхой дворника на фартуке и поманил к себе.

– Чего изволите барин? – тот почтительно поклонился.

– Скажи, любезный. Отчего такая темень?

– Дык, вчерась люди погуляли без меры… – хмыкнул коротышка. – Всю ночь город, как рождественская елка огнями сиял. Сказывали, осветительного газу на месяц вперед сожгли. Вот господин губернатор и распорядились об э-э… – карлик старательно наморщил лоб, – энтой… оконо-мои.

– Понятно… – хохотнул князь. – Спасибо, братец. Успокоил… Не в службу а в дружбу… свистни нам экипаж.

– Сей минут… – дворник аккуратно положил в нагрудный карман полученную монетку, после чего сунул в рот форменную свистульку и дунул в нее. Дважды… На более частые и длинные свистки набежали бы городовые.

Почти тотчас, за углом здания станции глухо отозвался клаксон. А еще минуту спустя, негромко пофыркивая отработанным паром, подкатил весьма роскошный паромобиль с откидным верхом. Отчасти опровергая обвинения саннэ Анаи в захолустности Екатеринослава.

Видимо, князь, по обыкновению отсыпал на чай больше положенного, потому что карлик еще и дверцу перед господами открыл и почтительно придержал.

– Куда прикажете?

Худощавый водитель в кожаном картузе, крагах и больших квадратных очках настолько походил на незабываемого Адама Козлевича из «Двенадцати стульев», а его кабриолет на не менее известную «Антилопу Гну». Что Родион улыбнулся, подсознательно выискивая на дверце белую надпись «Эх, прокачу!» и ожидая, что извозчик картинно взмахнет руками и завопит: «Повезу даром! Пить не будете? Голые танцевать не будете при луне? Эх! Прокачу!»

Но, водитель вел себя сдержанно и с достоинством ждал ответа.

– Знаешь что, голубчик, – задумчиво произнес князь. – Отвези-ка ты нас туда, где в это время можно вкусно поесть. Я давненько не был в Екатеринославе, не уверен, что все повара по прежнему служат там же. Но, если в «Корчме» и дальше шефом Виктор Петрович, то давай туда… Настоящий мясной виртуоз… Помнится он такой шикарный эскалоп делал… ммм… пальчики оближешь.

– А дэ флопе этот ваш Виктор Петрович осилит? – Родиона явно потянуло на комедийный жанр.

– Рецепт скажете – спроворит… – убежденно ответил Александр.

– Виноват, барин, – водитель пожал плечами. – Я по ресторанам не ходок. Моя Марфа такие борщи да кулебяки готовит, за уши не оторвать. Но, к ресторану могу отвезти. А там у швейцара спросим. Нет – в другое место съездим. Обычно в это время гости в «Кодацкий Кош» едут. Там и заночевать можно, если что…

– Нет, у нас поезд в полночь. Так что гостиница без надобности. Давай в «Корчму»…

Город, несмотря на плановое затемнение, не спал и боролся с наступлением ночи собственными силами.

Вывески кафе, бильярдных и других заведений, где городской житель может скоротать вечер в задумчивости или приятной компании, сияли в полную мощность неонов. От них не отставали и витрины магазинов. Компенсируя крикливую яркость рекламных фонарей количеством светильников внутри. Так что проезжая мимо, можно было обойтись и без фар. А встав на тротуаре – почитать газету или объявления на афишной тумбе.

«Только три дня в театре оперетты «Летучая мышь»… – прочитал Родион на одной из тумб. В очередной раз убедившись, что вечные ценности присутствуют в обоих мирах. В то время, как ничего из созданного пролетарским искусством… Впрочем, откуда ему взяться, если здесь и слово такое используют исключительно учебниках по истории Римской империи. А в жизни неквалифицированный труд полностью в руках карликов. Целиком довольных своей жизнью и местом в обществе.

Минут через пятнадцать неспешной поездки, слава Богу, без восторженных комментариев извозчика, обычно считающего своим долгом поработать бесплатным гидом для приезжих, кабриолет остановился возле весьма внушительного трехэтажного здания выполненного в классическом стиле ампир и словно перенесшегося сюда прямиком с Невского.

«Тещины блины» – гласила надпись на золотистом солнечном круге, наверное, изображающем один из них. Для непонятливых, шрифтом вдвое меньше, добавлялось пояснение: «Корчма». И, видимо, альтернативно одаренным, но еще умеющим читать, совсем крохотными буковками разъяснялось окончательно: «Семейная ресторация. Работаем круглосуточно».

– Эй, любезный! Подь сюды! – проявил инициативу водитель, поманив к паромобилю швейцара и подтвердив призыв коротким гудком клаксона.

– Чего изволите? – ливрейный, повадками похожий на вышедшего по возрасту на пенсию «человека», а взглядом – на отставного городового, торопливо сбежал по ступенькам и угодливо склонился к пассажирам.

– А поведай-ка нам, братец… – разговор взял на себя Катакази. – Виктор Петрович по-прежнему кухней заведует?

– Так точно, ваше сиятельство… – подтвердил свое мундирное прошлое чрезмерной проницательностью швейцар. – Они-с…

– Отлично… – в предвкушении трапезы, князь довольно потер ладони. – Стало быть, мы приехали. Саннэ, Родион Евлампиевич.

– Милости просим… – ливрейный весьма ловко, несмотря на почтенный возраст, успел и дверцу паромобиля придержать и первым у входной двери встать. После чего распахнул ее с такой торжественностью, словно был святым Петром, дозволяющим пройти душам в Рай. Такому даже на чай дать рука не поднялась… у князя.

Пришлось заплатить Родиону. Впрочем, как и за «пролетку» рассчитаться.

Странно, медведя в вестибюле не оказалось… А Родион уже решил, что чучело непременный атрибут любого ресторана.

Может, потому что «Корчма» позиционировала себя как семейное заведение, а значит, посетителей ждали с детишками? Вот, от греха подальше, и убрали зверя. За ними ведь не уследишь… Оторвут лапу – потом оправдывайся: «Почему зверь не настоящий?!»

А, может, чтобы матерей жен зря не обижать?

У каждого посетителя своя картинка мира, и попробуй всем объяснить, что медведь на входе не намек и к названию ресторана прямого отношения не имеет.

Зато степенный метрдотель, во фраке и белой рубашке, накрахмаленной до прочности кирасы, производил должное впечатление. И на родителей, знающих толк в хороших слугах, и на подростков – видевших в нем гувернера или учителя.

Зал, как и следовало ожидать, блистал, сверкал и сиял. Зеркалами, хрусталями, белоснежностью скатертей и муслиновых драпировок. Хорошо хоть освещение держали приглушенным, а то впору солнцезащитные очки надевать.

Красиво, конечно, но если честно, чрезмерная роскошь раздражала. Уместное в театре или картинной галерее – богатое убранство возводило банальную трапезу на уровень искусства, а то и священнодействия. Судя по сморщенному носику виларки, саннэ разделяла точку зрения Родиона. Хотя, она скорее всего отмечала безвкусицу и неуместность, а Зеленин думал, что за бессмысленный шик расплачиваться, в конечном результате, придется клиентам. И банальная рубленая десятикопеечная котлета здесь вполне может стоить три целковых. Если не больше. Интересно, много ли семей в Екатеринославе могут позволить себе такие обеды?

От этой мысли аппетит у господина Зеленина куда-то улетучился, и сразу вспомнилась запеченная на углях осетрина. Которой было хоть обожрись… причем, бесплатно.

Зато князь чувствовал себя как дома. Золотая молодежь, однако… с незыблемой уверенностью, что родительских капиталов на их век хватит. А, может, все совсем не так? И цены в «Корчме» весьма умеренные, а кошмарят Родиона остаточные явления, так сказать – синдром прошлого?

Придержав стул даме, Александр занял свое место за столом и первым делом сдвинул на край подсвечник.

– Прикажете убрать? – нарисовался официант.

– Да, голубчик, сделай милость. И меню не надо, мы знаем что хотим. Саннэ, Родион… Вы позволите.

– Извольте, князь. Только чтоб не долго. Я, кажется, готов согласиться на три корочки хлеба.

Официант приготовил блокнот и выжидающе замер.

– Значит так, господам по две порции эскалопа с жаренной картошкой и грибами. А саннэ, я рекомендовал бы салтимбоку из телятины. Это еще одно блюдо, которое удается Виктору Петровичу лучше прочих… – князь секундочку помолчал. – А знаете что, любезный, я думаю, мы с Родионом Евлампиевичем тоже осилим по порции салтимбоки. Ну, и водочки графинчик. Выбор вина доверим сомелье. Пусть только примет во внимание, что дама – виларка.

– Сей секунд, ваше сиятельство. Один совет, если позволите?

– Почему нет?… Говори.

– Пока шеф будет колдовать над мясом, не прикажете ли подать оливье? Нынче отменный. С мясом куропаток вместо рябчиков… Во рту тает…

– Неси, – кивнул Александр. – Думаю, осилим и его.

А когда официант умчался на кухню, повернулся к виларке.

– Саннэ, не желаете руки с дороги помыть? Езда в кабриолете имеет свои плюсы, но и пыльна изрядно. Как считаете?

– Да, князь… – согласилась виларка, поднимаясь из-за стола. – Я как раз хотела об этом сказать.

– Тогда позвольте вас проводить… Родион Евлампиевич?

– Пожалуй, вы правы… Чем глотать слюни, лучше привести себя в порядок… – Но не удержался от насмешки. – Я вот только пребываю в растерянности… Вы уверенны, что нас туда без фраков пустят?

Глава двадцать четвертая

Вечер 19-го июня. Екатеринославская губерния. Екатеринослав. Воровская «малина»

Не заладилось что-то с планированием на небесах. Или князю с Родионом там другая стезя была уготована, а они все время окольными тропами блуждали.

Деликатно оставив саннэ, не доходя десятка шагов до задрапированной двери в дамскую комнату, они двинулись в направлении такой же заветной цели, только для кавалеров. Но войти не успели…

Буквально перед самим носом дверь в уборную распахнулась и оттуда выскочил взъерошенный молодой парень. По инерции он налетел на князя, едва не сбив его с ног. Извинился и, явно пребывая в смятении чувств, шарахнулся в сторону Родиона. Но, тот успел среагировать и убраться с пути. Парень извинился еще раз, хоть и обошлось без вторичного столкновения и быстрым шагом отправился прочь. Но, судя по всему не в зал, а на выход.

– Невежда… – беззлобно обозначил свое отношение к произошедшему князь и наступил на выделенную цветом плитку. Зашипела пневматика, открывающая двери. – Пороть некому.

А вот Родиону эта мизансцена вдруг напомнила классический момент из «Место встречи изменить нельзя». Знаменитого Ручечника, и конечно же незабываемого Костю Сапрыкина по прозвищу «Кирпич».

– Князь… не сочтите за паранойю, но проверьте карманы. И побыстрее…

Тот посмотрел на него, как на умалишенного, но просьбу выполнил. И тут же сделал округлил глаза.

– Мой бумажник! Вор?…

Более опытный в таких делах (благодаря кинематографу), Родион хотел остановить князя, но не успел.

– Держите вора! – громко заорал Александр, тем самым предупреждая преступника и давая ему фору.

Пытаясь отыграть хоть немного, Родион со всех ног бросился в вестибюль и увидел, как закрылась входная дверь. Не теряя ни секунды, Родион налег на нее и выскочил на улицу. Рассчитывая заметить в какую сторону отправится вор.

Повезло. Парень, что-то громко насвистывая, неторопливо пересек улицу и вошел в парадное дома стоящего почти напротив ресторана. Вход в него украшали вывески, гласящие, что тут расположено фотографическая студия, галантерейная мастерская, ателье по ремонту зонтов и граммофонов. Некий Шлоссер обещал вторую жизнь вашим паровым машинам любой сложности. А так же гадальный салон и шахматный клуб.

Подав знак, как раз показавшемуся на пороге ресторана Катакази, Родион подошел к дверям, за которыми скрылся вор и потянул створку на себя. Готовый мгновенно отпустить ее и отпрыгнуть в сторону. Но дверь вела себя весьма мирно и неприятных сюрпризов не скрывала.

За ней обнаружился весьма просторная лестничная площадка, на стенах которой располагались уменьшенные копии наружных вывесок. Дополненные более точными сведениями. С указаниями этажей.

Так, исходя из начертанного, следовало, что фото-студия и ремонт зонтов занимали третий этаж. Соответственно – левое и правое крыло. Гадальный салон и галантерейная мастерская обитали на бельэтаже в таком же порядке. А шахматный клуб «Лошадью ходи!» и господин Шлоссер располагались здесь же, в полуподвальном помещении. За общей дверью…

Кроме надписей, вывески украшали художества дворовой живописи. Затертые, хозяевами или дворником. Но если приглядеться, то можно было узнать, куда следует засунуть сломанный зонт. С какой мордой не стоит беспокоить фотографа. И многое подобное… Не тронули хулиганы только механика и шахматистов. Первого, видимо, уважали. А вторых – опасались что ли…

– Заметил куда убежал?

– Вошел в это парадное, а куда дальше… – развел руками Родион.

– Ну, три этажа не весь город. Стой здесь, и ори если что. А я пошел знакомиться с арендаторами. Надеюсь, в это время большинство из них спит, и круг поисков станет еще меньше.

– Много украл?

– Тысячи полторы…

– Ого…

– Да бог с ними, – отмахнулся князь. – Не в деньгах суть. Пробирка с запиской и чертежом в бумажнике была. Понимаешь?

– Та самая?… Из моего мира?

– Ну да… Если не верну – в столице лучше не показываться. Соврать не смогу, а от правды только хуже станет. Скажут: хотели детишки во взрослые игры поиграть, самостоятельность продемонстрировать, а в результате только обгадились… В общем, либо мы найдем чертеж, даже если придется этот дом по кирпичику разобрать, либо…

– Сам не хочу.

Перспектива остаться один на один с грозной Особой экспедицией, а то и вовсе – дознавателями Ордена, Родиона точно не радовала.

– Тогда, зри в оба… И если что, не сдерживай удар. Драка не спорт. Второго шанса могут не предоставить.

Рассудив, что вряд ли кто-то желает на ночь глядя запечатлеть себя на фото или срочно отремонтировать, в июле, зонт, поиски князь решил начать сверху. Заодно – проверить нет ли тут выхода на крышу. Последнее было бы весьма некстати. Поскольку делало дальнейшую погоню бессмысленной.

Подфартило и здесь. Ход на чердак имелся, но заперт был на такой основательный тульский замок, что сомнений в надежности запора не возникало. Двери в ателье и в студию охраняли его же родные братья. Только врезные… И, как и предполагал Александр, на его стук ни слева, ни справа никто не отозвался. В совокупности с темными окнами, на что князь обратил внимание еще на улице, можно было принять, как доказательство того, что внутри помещений людей нет.

Бельэтаж был необитаем только на половину… галантерейную. А вот к гадалке доступ, судя по всему открыт круглосуточно. Александр легонько постучал и потянул на себя дверь. Из проема на него сперва взглянула ночная темень, которую не могли разогнать даже фонари на лестнице, а потом пахнуло такой убойной смесью ладана и плесени, что князь непроизвольно попятился. Этот запах ни с чем нельзя спутать, если хоть раз приходилось входить внутрь склепа. Тьма, словно почуяла присутствие человека, и легонько колыхнулась навстречу. К счастью, отпущенная створка неторопливо встала на место, отсекая ее.

И князь, глядя на дверь с табличкой «Предсказание судьбы», тут же убедил себя, что ни один здравомыслящий вор ни за какие коврижки, не войдет сюда по доброй воле. Он, во всяком случае, точно второй раз к этим дверям не прикоснется.

Александр истово перекрестился и едва не бегом спустился на первый этаж.

– Никого? – глядя на него, подвел итог Родион.

– Можно и так сказать… – вытер холодный пот со лба князь. – Блин… Никогда не думал, что могу быть настолько суеверным. Конечно же, это была всего лишь штора, но чур меня…

– Не понял? – переспросил Родион.

– Неважно… Если хочешь со мной, подопри чем-нибудь выход. Думаю, тот кого мы ищем, либо в мастерской, либо изображает шахматиста. Других помещений тут нет. Подвальная дверь, как и чердачная – закрыты.

* * *

За общей дверью, ведущей в полуподвальное помещение, царила полная гармония. В том смысле, что слева – где располагался шахматный клуб «Лошадью ходи!» царила идеальная тишина. Зато крыло занимаемое механиком шипело и жужжало, как пчелиный рой атакующий гнездо змей.

А когда князь открыл вторую, внутреннюю дверь, то увидел, что в мастерской кипит такая интенсивная работа, словно на дворе не поздний вечер, а не далее, как час-два после обеда.

Собственно говоря, вся мастерская состояла из одной огромной комнаты, потолок которой, вместо стен удерживали мощные колонны. А остальное место занимало множество столов, с установленными на них паровыми двигателями всевозможных размеров и конфигураций. Живущих, казалось, своей независимой жизнью. Потому что пыхтели и сопели парком почти все движки, а обслуживал этот машинарий только один человек, видимо, тот самый господин Шлоссер, и – трое карликов.

– Вечер добрый! – перекрикивая шум, громко поздоровался князь.

Мужчина в спецовке повернулся в их сторону, прикладывая ладонь к уху.

– Ась?

– Добрый вечер, говорю… – повторил Александр.

– Ага… – согласился тот. – Прошу прощения, запамятовал: не подскажете который ваш? – механик сделал широкий жест, обводя мастерскую. – Но я, вроде, на сегодня ничего не обещал. Только к мотоциклетке готов.

– Мы не за паровой машиной, – успокоил его князь. – Парня одного ищем. В ваше парадное зашел.

– Ааа, – сразу потерял интерес к посетителям господин Шлоссер. – Вам к шахматистам…

– Вы даже не спросили, как он выглядел, – вставил словечко Родион.

– Без разницы, – отмахнулся механик. – Все, кого ищут, там… Вы извините, мне работать надо… – он изобразил подобие кивка и заторопился к одному из столов, где шипение пара стало слишком громким.

Тишина царившая у входа в шахматный клуб объяснялась тамбуром с двойной дверью. А вообще, жизнь здесь бурлила не хуже чем в мастерской. Даже туман в воздухе висел такой же сизоватый. Только пах иначе.

Князь едва шагнув за порог сразу же принюхался и насмешливо проворчал:

– Забавно… Думаю, при таком отношении к игре, проблем с желающими приобщиться к таинствам клеток у организаторов нет. Странно, что на входе никто деньги не берет.

– О чем вы, Александр?

– Неужто не чувствуете? Гашиш… Его ни с чем не спутать.

– Если пробовал, – уточнил Родион. Чем вызвал удивленный взгляд князя. Но потом тот вспомнил, что его спутник из другого мира и только плечами пожал.

– Интересная все-таки у вас жизнь. То что можно – запрещено. А что нельзя – наоборот. Впрочем, неважно… Вот и комитет по встрече.

Четверо мужчин, вышедших навстречу, украсили бы любую сборную по тяжелой атлетике или вольной борьбе, – но представить себе их с шахматной доской под мышкой или морщащими лоб над решением этюда никак не получалось.

– Вечер добрый, господа! – князь сегодня был сама вежливость. – В клуб записываете?

– Кто такие? Обзовитесь.

– Я, князь…

– От Ивана Карловича… – торопливо вставил реплику Родион раньше, чем князь закончил. Выбирая наобум самые распространенные имена в России и Германии. И угадал…

Нахмуренные лбы разгладились и четверка расступилась, давая пройти в следующее помещение. Отгороженное от холла бархатной портьерой.

Эта комната, по размерам не уступающая ресторанной зале, была против ожидания заставлена не шахматными столиками, а совершенно другими игровыми приспособлениями. В частности – рулеткой… Дальняя часть, где по углам и вдоль стены стояли мягкие диваны, тонула в полутьме. И только приглядевшись, можно было увидеть, что там отдыхают какие-то парни в компании веселых девиц… Без лишнего шума. Потягивая кальян и опорожняя бутылки. Еще несколько девиц, кстати, весьма миленьких, в одних только передниках, сновали между карточными столами, разнося игрокам напитки. Точно не прохладительные.

– Да ведь это притон… – пробормотал князь.

– И насколько я могу судить, – уточнил Родион. – Притон который крышу… в общем, действующий с одобрения полиции.

– Это невозможно…

– Увы, ваше сиятельство, в жизни возможно гораздо больше, чем мы в состоянии вообразить. А я тому живой пример… Судите сами, в передней даже для отвода глаз никто не играет в шахматы. Значит, облавы они не боятся. Как и случайных посетителей… Чужие здесь не ходят.

– Возможно, вы правы… – задумчиво протянул князь.

– И еще одно… – Родион нервно сглотнул. – Как подсказывает мне мой… мое чутье: в таких заведениях всегда ведется скрытное наблюдение. Так что приготовьтесь: как только воришка вас узнает, они поймут, кто мы на самом деле… И нас придут убивать.

– Ну, положим, это не так-то просто… – Александр положил руку на эфес. – Впрочем, если желаете, можете…

– Чего бы я не желал, – перебил князя Родион. – От нас уже ничего не зависит.

К тому времени их присутствие действительно заметили все, кто интересовался еще чем-то, кроме игры. И охранник, следивший за работой крупье, быстро направился к новым посетителям.

– Прошу прошения, господа, я вас не знаю. А здесь частный клуб. И посторонним вход воспрещен. Кто вас пригласил?

– Не кипишуй, Клещ. Фраера ботали, что от Карла… – отозвался голос из-за драпировки.

– От Ивана Карловича? – с заметным уважением произнес тот. – Обознался… И на старуху бывает проруха.

– Брешут они, Клещ! – донесся с затемненной части помещения визгливый голос. – Ты их верно цинканул. Это тот фраер, у которого я лопатник подрезал. Срисовал меня, падла. Мочить их надо! Век воли не видать.

– Нишкни, Глот… – другой голос, сильный уверенный раздался вместе с хлопком затрещины. – Напаскудил, а подтирать нам?

А вслед за этим, на свет вышел крепкий, уверенный в себе мужчина. С безобразным, пересекающим наискосок все лицо рубленным шрамом. Чудом не задевшем глаз.

– Ну, здравствуй, князь… Как говорится, гора с горой…

– Василий Антипыч?… штабс-капитан Одинцов?… – узнал человека Александр. Но в голосе его не было ни капли тревоги. Даже наоборот… – Вот уж не ожидал… Тебе ведь два года… Или все же пересмотрели дело после моего рапорта и предсмертной записки интенданта Чумина?

– Не знаю… Я не стал дожидаться решения… – картинно отмахнулся тот. – Да и что бы изменилось? Все равно карьера псу под хвост. Разве что лет десять отслужить в каком-нибудь гарнизоне, поближе к перемене дат? И чем оно лучше приговора?… Нет – черного кобеля не отмоешь до бела. Но, то что ты, Александр Даниилович обо мне ходатайствовал, знаю и помню. Поэтому, проходите… Кого другого уже б ногами вперед унесли, а с тобой сперва погутарим. Авось и разойдемся краями.

* * *

На поданный им знак, охранники быстро освободили ближайший к ним стол.

– Присаживайтесь, князь. В ногах правды нет.

– А у вас, князь, весьма обширные связи… – нервно пошутил Родион.

– Сам не ожидал. Мы с господином Одинцовым служили вместе.

– Да, – подтвердил хозяин заведения. – Было дело… Служили, не тужили. Пока меня не обвинили в растрате полковой кассы. И никаких оправданий даже слушать не стали. Потому что я, видите ли, не мог объяснить некоторые свои покупки.

– Весьма дорогие, надо заметить.

– Ну и что? – хмыкнул Василий, наполняя стопки из пузатой бутылки. – Как будто роскошь запрещена уставом… Давайте. Здравствовать, пока не желаю, но встречу сослуживцев вспрыснуть положено.

Князь пожал плечами, мол, почему нет и стопку поднял. Выпили не чокаясь… Что никоим образом Родиону настроения не подняло. Как и от вида окруживших стол головорезов. Но от угощения отказываться тоже не стал. «Помирать, так с музыкой».

– В общем, суд офицерской чести постановил разжаловать меня в рядовые и отправить на два года в арестантскую роту… – Одинцов наполнил рюмки вторично. – Но я не стал дожидаться приведения приговора, а сбежал той же ночью. Пока охрану несли мои же солдаты.

– Понятно… – Родион махнул вторую рюмку и занюхал ломтиком хлеба. – Осмелюсь спросить… Предсмертную записку интендант той же ночью написал, или…

– А он мне нравится, – хохотнул Одинцов. – Зрит в корень… Случайно, не из наших?

– Отставной гвардии поручик Зеленин, – мотнул головой Родион.

– О, как… А вас по какой причине? Если позволите поинтересоваться?

– Трудно нынче прожить на одни эполеты, – повторил легенду тот. – Вот и пришлось сменить портупею на портмоне…

– Хорошие вы парни… – Одинцов разлил водку и по третьему кругу. – Но, пора и о делах наших скорбных покалякать. Договоримся сразу, пургу не гнать. Начнете финтить – базар закончен.

– Так нам и скрывать нечего, – видя что Александр начинает закипать, разговор взял на себя Родион. – Кто-то из твоих щипачей тиснул у князя лопатник. Вот мы и кинулись в догонку.

– Угу… – скривился Одинцов. – Я же предупредил. Без фуфла… Думаешь, я поверю, что князя напрягся из-за пропажи жалкой тысчонки или полторы?

Гул в зале показал, что не только Родиону названная сумма не вяжется с эпитетом «жалкая». Так что хозяин притона объяснил свое мнение.

– Зуб даю, братва… Для единственного сын губернатора Бессарабии, семье которого принадлежат десятки тысяч аров виноградников в Гросс-либентале и Шабо, а их «Черного принца» и «Черного доктора» подают к императорскому столу, – пара-тройка «Петров», что для меня чирик. А теперь скажите: многие из вас ломанулись бы в ночь за десяткой?

Не менее громкий гул подтвердил, что таки да, желающих не нашлось бы. Даже пара червонцев не стоит возможности получить перо в бок.

– Вот… – Одинцов нацелил на Катакази палец. – А потому, князь, если хочешь разговора, начнем сначала. Но это уже последняя сдача… Колода закончилась.

– В бумажнике была стеклянная пробирка с запиской внутри. Она мне нужна… – неохотно ответил Александр. – Но, клянусь честью, Виктор – если не хочешь перейти дорогу Особой экспедиции, а то и самому Ордену, больше ни о чем не спрашивай.

– Ого! – поскреб подбородок тот. – Похоже, одной бутылки будет маловато… Эй, Глот. Хиляй сюда.

– Чего ты, Одинец? – остановился на безопасном расстоянии карманник. – Я понятия знаю. Косяка не было…

– Нишкни, босота, – шикнул на парня главарь. – Косяка у него не было. А хвост привести в малину это что?

– Я ж не думал…

– Цыц… Кроме бабла в лопатнике что еще было?

– Стекляшка какая-то… – пожал плечами тот. – Выбросил. Вместе с обложкой.

– Что?! – князь дернулся вскочить, но его тут же усадили обратно. Довольно обходительно. Ну и он не стал ерепенится. Еще последний рубль ребром не встал.

– Точно выбросил? – нахмурился Одинцов.

– А я помню… – чувствуя что прямо сейчас его бить не будут, вор снова приподнялся. – Одинец, чё за предъява? Я честный вор и не крысятничаю. А срок на кармане носить не нанимался.

– Закончил базар. Вали от греха… Не буди зверя… – отмахнулся от него Одинцов. – Извини, князь. Не фарт… Ну, если выйдешь, погляди по сторонам… Может, валяется где, на тротуаре.

– Может, послать кого? – наклонился к нему тот, что на входе стоял. Видимо, хотел загладить вину.

– А и то верно. Вот ты, Лось, и сходи. Пока я про тебя еще не решил…

– Да мы и сами не погнушаемся, – ввернул словечко Родион. – Не пора ли прощаться? Ни князю, ни мне ваши дела не интересны. Со своими бы разобраться. Уйдем – тут же обо всем забудем. Подтвердите, Александр Даниилович.

Князь поглядел в глаза бывшего сослуживца и медленно кивнул.

– Ясно… Что ж, люди вас услышали. Князю я обязан. И если б вы могли только меня подставить, то давно бы ушли. Но, тут не армия и решает общество. А ему, помимо моего слова еще какая-нибудь причина нужна.

– У нас больше ничего нет… – ответил Александр. – Кроме жизней. И ты меня, Василий Антипыч, знаешь. Я дарить ее никому не намерен.

– Знаю… знаю… – проворчал тот. – Вот давай и проверим фарт. Твоя карта ляжет сверху – уйдете. Братва фартовых уважает. Проиграешь – не обессудь. Ну, так что, поручики, метнем банчок?

– Хуже не будет, – пожал плечами Родион. – Я не против. Соглашайтесь, князь. Что-то подсказывает мне, что у нас другая судьба, чем в Днепр булькнуть.

– А, давай… – почувствовал кураж Александр. – Две партии. Каждый кон – одна жизнь.

– Годится. Только не две, а три.

– Почему?

– С вами виларка. Думаешь, она полицию не вызовет, если вы исчезнете? Погнавшись за карманником…

– Согласен… – это решение далось князю с куда большим трудом. – Только играем без финтов.

– Обижаешь… Кто судьбу подрезать отважится, тот на воле долго не походит. Сам банк примешь или мне доверишь?

– Мечи, Василий Антипыч. Чего уж там, нынче ты бал правишь. А мы с Родионом Евлампиевичем погулять вышли.

Одинцов принял от кого-то запечатанную колоду карт. Вскрыл ее, небрежно перетасовал, демонстрируя, что никакой ловкости рук не будет и дал князю снять. Потом подрезал колоду на две части.

– Карта…

– Тройка! – слово будто само вылетело из рта Родиона.

Катакази и Одинцов одновременно поглядели на Зеленина. Потом друг на друга.

– Подтверждаешь?

– Да… – князь думал всего лишь несколько секунд. Но, видимо, вспомнил, что на кону не только его жизнь, согласился с тем, что и Родион вправе выбирать карту.

Одинцов нарочито неторопливо стал снимать карты. Первый абцуг не дал ничего. Банкующему выпал валет. Князю – пятерка. Второй круг тоже не определил победителя. А вот шестая карта оказалась тройкой.

Залом прокатился шелест вздохов. Все же не каждый день на кон жизни ставят.

– Поздравляю… – вполне искренне произнес Василий Антипыч. – Опрокинем по стопочке, перед вторым коном?

– Потом… – не поддержал предложение князь. – Сдавай.

Одинцов взял свежую колоду и проделал с ней все необходимые манипуляции.

– Карта?

– Давайте, Родион Евлампиевич… – поглядел на него Катакази. – На переправе лошадей не меняют.

– Семерка! – бухнул, как с моста в реку, Зеленин.

– Поглядим…

Руки Одинцова задвигались чуть быстрее. Видимо, банкометом, хоть он ничем не рисковал, тоже овладел азарт.

Первый абцуг… и никто не победил. Второй – то же… Родион вытер ладонью вспотевший лоб. Третий… Нет результата… В зале воцарилась мертвая тишина. Одинцов потянул восьмую карту, резко повернул ее рубашкой вниз и…

– Есть! – Родион буквально подпрыгнул на стуле. – Есть правда на свете! Семерка!

– М-да… Господин коммерсант, – дернул подбородком Одинцов. – Если вам так и в делах везет, то не пройдет и пары лет, как вы не хуже княжеского состояние сколотите. Поздравляю. Ну что? Вскроем третью колоду или все-таки по рюмашечке?

– Не откажусь…

Родион почувствовал, что его начинает колотить мелкая дрожь. Ведь он на подсознательном уровне копировал «Пиковую даму». И теперь приближался финал. Стоивший Герману разума. А здесь-то цена повыше…

Крепчайший первач пошел как вода. Даже не поперхнулся.

– Полегчало? Сдавать?

– Сдавайте, Василий Антипыч… – вместо Зеленина ответил князь. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Сдавайте… Родион Евлампиевич, ваше слово?

– Дама… Нет!.. Туз!

В один миг промелькнула в памяти история увековеченная Пушкиным, но ведь там старуха мстила своему убийце, а они наоборот – спасают чужую жизнь. Значит, проклятие не должно сработать.

Видимо, все эти сомнения отразились на его лице, потому что Одинцов подождал немного и переспросил, прежде чем снять «лоб»:

– Не передумаете?

– Туз…

– Как пожелаете… – Одинцов открыл карту и только присвистнул. На столе лицом вверх лежала пиковая дама.

И если бы Родион в последний момент не сменил достоинство карты, она сейчас была бы убита банкиром, а игрокам пришлось бы решать, кому из двоих умирать.

– Черт вам ворожит… – банкомет взял вторую карту и тут уже никто не сдержал восхищенного восклицания. В руке у Одинцова был туз! Родион угадал «сонник».

– Ну, да… – задумчиво кивнул Катакази. – Рассчитывать на поддержку ангела в карточной игре, не слишком логично.

– Иван… Ты же отпустишь их просто так… – весьма неприятный тип, стоявший за спиною у Одинцова, говорил негромко, обращаясь только к главарю банды, но сидевший через стол Зеленин, его услышал. – Мы же так и не нашли ничего. Надо с пристрастием расспросить.

– Отвянь, Штихель.

– Но Профессор велел…

– Пшел вон… – бывший штабс-капитан даже головы не повернул. – Профессор пусть у себя в Питере командует, а здесь – я решаю. Господа поставили жизни на кон и сорвали банк. А значит – вправе распоряжаться выигрышем по своему усмотрению! Надеюсь, я говорил достаточно громко и меня услышали все?…

* * *

Вечер 19-го июня. Екатеринославская губерния. Екатеринослав. Железнодорожный вокзал

Отто Карлович, глядясь в зеркало, поправил повязку, закрывающую обожженный подбородок и досадливо поморщился. Надо ж так опростоволоситься. Дать обыграть себя какому-то коммерсанту. Ладно бы – полицейскому офицеру или агенту сыска, не говоря уже о контрразведке, а тут… М-да, даже то что с бонусом за операцию придется распрощаться, не так обидно, как осознание собственной доверчивости и глупости. Ну, почему с русскими всегда все так сложно и противоестественно?

Ведь не измену Родины господину Зеленину предлагали, а выгодное деловое партнерство. Откровенно говоря, нацеленный револьвер несколько экстравагантный метод приглашать к сотрудничеству, но и не более. Не лучше и не хуже множества других способов склонить торговый баланс к своей выгоде. А этот дикарь, как с цепи сорвался…

Тут Отто Карлович снова непроизвольно прикоснулся к повязке. До чего же неудобная штука ожог, как не крути, а привлекает внимание. Хоть бинтуй, хоть размотай… Еще неизвестно на что больше глазеть станут: на благородную повязку или красную рожу, словно у забулдыги, уснувшего на пляже…

Род баронов фон Розенкрейцеров несколько поколений дружил с семьей заводчиков и фабрикантов Круппов. По линии племянников даже в родстве состояли. Так что старший агент пятого отдела Штази время от времени занимался улаживанием проблем для хозяина «ИГ Фарбениндустри» больше из любви к авантюрам, нежели для заработка. Хотя, от честно заслуженного вознаграждения Отто Карлович никогда не отказывался. Правда, предпочитая хрустящим чекам редкостную диковину из коллекции раритетов главы концерна. Как говориться: «брать-то он брал – но не деньгами, а борзыми щенками».

Вот и сейчас они с Генрихом договорились, что если барон найдет и доставит в Германию нужного концерну изобретателя из России…

«М-да, уж… Действительно, изобретатель… Какой хитрый фокус провернул… А потом и вовсе пропал… Как будто заранее готовился. Ловок, шельма. Гер Крупп расстроился, но операцию посоветовал прекращать. Деньги не любят скандалов и суеты. А господин Зеленин оказался чересчур шумным клиентом. Благодаря своим связям в казначействе, Генрих сумел узнать, что Третье отделение Собственной Е. И. В. канцелярии финансирует поиски каких-то лиц как раз в этом регионе. Не факт, что именно господина Зеленина, но совпадение слишком подозрительно. Особая экспедиция специализируется на ходоках, а у Отто Карловича больше не оставалось ни капли сомнения, что изобретатель из их числа. Иначе, чем бы он привлек внимание химиков концерна? Гений-самородок в Бессарабии, где детей с грудного возраста поят не молоком, а вином? Даже не смешно…»

Отто Карлович салфетку не выбросил, а накрыл дверную ручку, прежде чем взяться за нее. Русские, в большей части, культурный народ, особенно в свете, но он однажды сам видел, как некий господин вышел из уборной, не только не вытерев рук, но даже не вымыв их, после посещения туалета. Видимо, сильно торопился, но после того случая, фон Розенкрейцер не доверял кажущейся чистоте привокзальных уборных.

За дверями его встретило Броуновское движение характерное для всех станций и вокзалов мира, независимо от страны. Где-то чуть более хаотичное и интенсивнее, где-то чуть менее, но совершенно пустой вокзал Отто Карлович видел всего однажды – после того как на химическом заводе в Леверкузене взорвались цистерны с какими-то реагентами, и армия эвакуировали из города всех уцелевших жителей.

Туда он тоже ездил по личной просьбе Генриха – убирать лишние следы, могущие увести следствие в сторону от мысли о несчастном случае. Тогда Отто Карлович с заданием справился, и всего лишь через месяц концерн «Bayer» влился в структуру ИГФ. А коллекция Отто Карловича пополнилась кинжалом Фридриха Барбароссы.

И все по той же самой причине. В Леверкузене барон работал с обычными европейцами, и его расчетам никоим образом не могла помешать ни пресловутая загадочность русской души, ни необъяснимая везучесть…

Отличная ж была комбинация. Аэростат улетает, вилары, неизменно чтущие законы гостеприимства, предоставляют беглецам машину, – а группа захвата берет голубчиков по пути следования, сыпанув на дорогу десяток «колючек». И все кувырком!.. Колесо они прокололи – но, за десять километров до места засады. Хорошо – Эрнест успел предупредить…

Рассчитывать, что водитель тут же прозевает следующую россыпь «колючек» на асфальте, глупо – пришлось срочно вводить в действие план «Б». Из запасного ставший главным. Да и то едва успели на пароход… Но об этом лучше вообще не вспоминать… Жаль, что Генри посоветовал… да чего там финтить – приказал свернуть операцию. Теперь они действовали бы наверняка. В конце концов, даже русские приговаривают, что свинью судьба подкладывает только трижды.

Фон Розенкрейцер бросил скомканную салфетку в большую каменную урну и направился к лестнице на второй этаж. Там, в дорожном ресторанчике, барона ждали его парни. За столом уставленным бокалами с пивом, горячими сосисками и традиционной соленой русской закуской. Шикарнейшее застолье по цене пары кружек «Баварского» дома, в родном Мюнхене… в биргартене среднего пошиба. Может, русские потому так привержены к своей стране, что здесь всегда есть за что выпить? Не в смысле, повода, а – цены…

Отто Карлович оборвал мысль на полуслове, тараща глаза и только благодаря многолетней выучке, в последний миг успев шагнуть за колонну. Со стороны касс, оживленно переговариваясь и не глядя по сторонам, в направлении перрона шли все три фигуранта. И если это не подарок судьбы, то барон готов вернуть Генриху каждый приз, заработанный на деликатных заданиях от концерна Круппа.

Он быстро оглянулся и поманил к себе рассыльного. Эти мальчишки постоянно крутились по вокзалу, в ожидании любого поручения. Хоть билеты купить, хоть записку передать.

– Держи… – в предчувствии удачи Отто Карлович даже забыл о традиционной германской прижимистости и сунул мальчишке вместо положенного пятиалтынного пятьдесят копеек. – Дуй в ресторан. Там увидишь за столом с пивом двоих мужчин. У одного повязка на руке. Скажешь, чтоб бросали все и бежали на перрон. Наш поезд отходит! Понял!

– Сделаем. Не впервой… Поберегись! – рассыльного, как ветром сдуло. Только залопотал по ступенькам.

Проводив его взглядом, барон покинул временное убежище и тоже заторопился на перрон. Готовый отправиться за беглецами в одиночку, если компаньоны не успеют на посадку. Хоть во Владивосток… Нет ничего хуже незавершенных дел и на этот раз он своего не упустит. В крайнем случае положит всех троих. Коммерция коммерцией, а пятно на репутации оставлять нельзя. Кто поручит ему что-то действительно серьезное, после, пусть единственного, но провала. Где гарантия, что неудача не повторится? Причем, именно в самый неподходящий момент?

На этот раз судьба и в самом деле благоволила к барону. На путях не было ни одного состава, так что поиски упрощались. Надо было только встать где-нибудь в сторонке и не упускать троицу из виду. Но, если везет, то во всем – даже этого не понадобилось… Зазвенела рында и дежурный по вокзалу четким, хорошо поставленным голосом объявил в громкоговоритель.

– Дамы и господа, внимание! Скорый поезд «Екатеринослав-Санкт-Петербург» прибывает на второй перрон. Стоянка поезда двадцать три минуты!

– Санкт-Петербург, значит… – пробормотал Отто Карлович. – Ну, что ж… После столь эффектного исчезновения с парохода, я бы тоже решил, что оторвался от слежки. И если б не каприз Фортуны… А, вот и вы.

Подошедшие к нему двое молодых мужчин, одетых в дорожные костюмы, больше всего походили на коммивояжеров средней руки. Особенно со всеми этими свертками и полиэтиленовыми флягами.

– Что-то случилось, гер барон? – огненно-рыжий, хоть факел зажигай, Эрнест Хонекер был самым опытным из всей группы и единственным, кто до сих пор не пострадал в этом деле.

– Если вы не ограбили ресторан… – Отто Карлович насмешливо кивнул на их авоськи, – то ничего особенного.

– Не пропадать же добру… Мы не думали… Рассчитались заранее… Знаете, как в русских ресторанах подгулявших клиентов обсчитывают? Особенно, приезжих. Поди после докажи: три кружки ты пива выпил или пять? И когда спорить, если твой поезд отходит…

– Все верно, – кивнул барон. Он, как и каждый прирожденный прусак начиная с императора, терпеть не мог расточительства. – Молодцы. В поезде пригодится. Тем более, что мы уже отправляемся… Господа, я нашел наших беглецов.

– Вы шутите, барон? – Эрнест проследил за взглядом старшего группы и тихонечко помянул нечистого. – Тойфель… Невероятно.

– После об этом… Хонекер, давайте сюда вашу поклажу и пулей в кассу. Три билета на «Екатеринослав-Санкт-Петербург». Любые места… Отправление через двадцать минут.

– Яволь, гер барон…

Рыжий Эрнест умел двигаться быстро, если того требовали обстоятельства. Чертовски быстро и целеустремленно, как ищейка по следу. Но в этот раз, стоило бы чуть-чуть промедлить. Может, успел бы заметить, что клиентами интересуется еще одна группа мужчин. Как зеркальное отражение похожее на них самих… разве что без бинтов и ожогов.

Глава двадцать пятая

Вечер 19-го июля. Поезд «Екатеринослав – Санкт-Петербург»

Тихий, монотонный шелест дождя за окном… Мягкие, удобные кресла, плавное покачивание вагона, размеренный и успокоительный перестук колес, будто камертон настраивают на благодушие. Хочется прилечь, расслабиться, забыть все проблемы и невзгоды. А если сон отчего-то не идет или еще слишком рано, то стакан крепкого, ароматного чая с капелькой рома и задушевная беседа лучшее, что только может предложить путешествие по железной дороге.

Но самое главное, полнейшая отрешенность. Едва ли не единственная возможность выбраться из круговорота повседневной суеты. Потому что в точке отправления тебя уже нет, а в пункте назначения – еще нет. И ты никак не можешь повлиять на происходящее в «большом» мире, а оно – на тебя… Впрочем, как и любая другая философия, все это только самообман. Ни один отшельник в самой уединенной пуще не может быть уверен, что мирская суета когда-нибудь не постучится и в его дверь…

Глядя на своих спутников, что-то увлеченно черкающую в блокноте виларку и углубленного в чтение Родиона, князь Катакази думал о том, что несмотря на все злоключения, никто из них не воспринимает ситуацию всерьез. Положим, с саннэ все понятно – девушка впервые за многие годы вырвалась на свободу. К тому же все сочинители слегка сумасшедшие. И живут, так словно вокруг – их собственный, придуманный мир. А вот откуда такое легкомыслие у господина Зеленина? Или он тоже, где-то на подсознательном уровне, не до конца уверен в реальности? Пусть совсем чуть-чуть, но именно этой толики и не хватает для адекватной оценки… Чего стоит одно его согласие сыграть в штос на собственную жизнь? Безумная храбрость? Безрассудство?

Слава Богу все закончилось благополучно… Почти…

– Господа… – виларка отложила блокнот. – Не хочу показаться назойливой, но вы мне до сих пор так ничего и не рассказали о том, что с вами случилось. Понимаю, что у мужчин свои секреты, и не обо всем приятно вспоминать, но поскольку вы бросили меня одну в ресторане больше чем на час, – думаю, я имею право спросить. Представьте себя на моем месте и поверьте: мне там было совсем не уютно.

– Мы ведь уже извинились, саннэ… – вздохнул Катакази.

– И что изменилось? Все те люди, начиная от официанта, прекрасно видевшего что у меня нет денег, перестали считать меня… ммм, девицей для мужской компании?

Родион с князем тактично промолчали… Вернее, Родион, углубленный в чтение рукописи нового романа виларки, скорее всего, даже не слышал ее претензий. Так что принимать решение и отдуваться за обоих пришлось Александру…

Избегая лишних деталей, которые пришлось бы объяснять дополнительным экскурсом в прошлое, он вкратце пересказал саннэ Анаи происшествие в «шахматном клубе».

– А что с пробиркой? Вы ее нашли?

Князь расстроено вздохнул, но кивнул… Потом сунул руку в нагрудный карман и вынул из нее деньги. Как показалось виларке. Но когда он положил их на стол и снял верхнюю купюру, Аная увидела, что между двумя синенькими пятирублевками вложен какой-то грязный, мокрый и мятый листок бумаги.

– Вот… все что осталось от записки. Одно хорошо: карандаш химический… Хоть что-то разобрать удастся… Когда подсохнет и снимем слой грязи.

– Да… – виларка даже прикасаться не стала. – Не повезло… И вы даже не знаете, что там было написано.

– Почему не знаем… – оторвался от чтения Родион. – Думаю, что саму схему я смогу воспроизвести по памяти. Но на все сто процентов не уверен. Другое дело, когда есть с чем сверить.

– Правда? – оживился князь. – Вы мне этого не говорили.

– Так раньше и нужды не было…

– Это надо отметить! – Катакази решительно вскочил на ноги. – После всех наших мытарств, честно говоря, я даже вкуса тех эскалопов не помню. Закидал, как угольные брикеты в топку парового двигателя и все.

– Опять? – улыбнулась виларка. – Может, ну его? Что-то нам с вами не слишком везет с ресторанами.

– Чему быть, саннэ, того не миновать… – Родион галантно подал руку. – А еще древними подмечено, что вкусная пища и приятные собеседники весьма сокращают дорогу.

Возможно Аная, подумав, добавила бы еще что-нибудь язвительное, но князь уже открыл дверь ведущую в тамбур, и грохот колес сделал разговор невозможным. Они попросту не слышали бы друг друга, как не услышали того, что одновременно с ними, открылись двери на противоположном конце вагона.

Отто Карлович решил, что дальнейшее выжидание не имеет смысла. Тем более что по расписанию, через полтора часа поезд делал первую на пути следования остановку на крупном железнодорожном узле – Бахмач. Там пересекались сразу пять веток, и поезда следовали во всех направлениях каждые полчаса. То есть, у его группы, после выполнения задания, имелась возможность без проблем затеряться в этой «паутине» рельс и сбить со следа любого преследователя.

Все было десять раз оговорено и каждый член команды знал что должен делать… Впрочем, на самом деле, эту партию барон собирался разыграть самым примитивным способом. Но все же, прежде чем постучать, Отто Карлович еще раз огляделся. Эрнест – с револьвером наготове у него за спиной. А нагруженный всевозможными свертками, вызывающий сочувствие забинтованными руками, Вилли занимал такую позицию, что в любой момент мог устроить в вагоне затор. Перегородив проход.

– Gott mit uns… – пробормотал барон и аккуратно постучался в купе. – Прошу прощения, господа, что тревожу вас… Это проводник… тысяча извинений… Я такой невнимательный… Представляете, забыл…

Отто Карлович не дожидаясь пока откроют, легонько потянул дверь и, как только убедился что она не заперта, рывком сдвинул ее в сторону и прыгнул внутрь.

– Сидеть! Это ограбление! Никому не двигаться! – приказал угрожающе и растерянно умолк. – Шайсе! Эрнст! Посмотри наверху!

Тот молнией метнулся на второй этаж и так же быстро вернулся обратно.

– Никого…

– Шайсе… – с чувством повторил Отто Карлович, потом прошел к столику и сел на одно из сидений, глядя на помощника. – А в этот раз куда они подевались?

Эрнст только плечами пожал.

– Сойти не могли, мы с Вилли все полустанки контролировали… Должны быть в поезде.

– Должны… – проворчал барон. – И что? Будем каждое купе проверять?

– Гер барон, – рыжий Хонекер мог проявить и смекалку. – Мы шли со стороны паровоза и никого не встретили. Значит…

– Молодец, – похвалил его Отто Карлович. – Старею… Мог бы и сам догадаться. Вот скажи мне, дружище, где искать русских, если их нет там, где они должны быть?

Эту загадку Эрнест отгадывать не стал. Ждал подсказки.

– В ресторане, мой друг. В ресторане…

– … который находится через вагон в сторону хвоста поезда, – почтительно склонив голову перед догадливостью начальства, закончил Хонекер. Перед почтовым. Вы правы, гер барон. Именно там…

– Сходи, проверь… Ты единственный, кого они не знают в лицо. Я подожду здесь. Если наши клиенты там, возвращайся. Вилли скажи пусть тоже в купе зайдет. Нечего зря в проходе маячить. А то им настоящий проводник заинтересуется.

Эрнест машинально щелкнул каблуками, чем иной раз выдавал свое фельдфебельское пошлое, и ушел… Оставив фон Розенкрейцера обдумывать новый способ захватить русского химика. Хотя, если учесть, как им постоянно не везет, лучше бы барон прислушался к совету заказчика и бросил всю эту затею.

* * *

Господин Феоктистов глядел на мелькание столбов пневмопочты, вслушивался в мелкую барабанную дробь дождя по крыше и думал, что столь странное дело ему не подворачивалось с тех пор, как они искали пропавшего художника. Который, как потом выяснилось, всего лишь ушел в творческий загул. И был весьма расстроен, когда его нашли в постели жены одного весьма известного дипломата. Графиня, тоже…

Вот и сейчас у него образовалось стойкое убеждение, что похищение невесты не происходило без ее согласия. А то и при всемерном содействии. Иначе чем объяснить, что за все это время саннэ Аная ни разу не пыталась бежать?

Впрочем, это не их забота. Чем пакостнее запашок от поручения, тем лучше оно оплачивается. В тот раз им за найденного художника заплатили и по прейскуранту, и графиня не поскупилась… Чтобы в отчете для заказчика спутница маэстро превратилась в некую безымянную натурщицу.

«М-да… Разумный подход. Стоит обмозговать. И если он не ошибается, с «похитителями» следует решить миром. В конце концов, их можно понять: кто сможет отказать себе в удовольствии… попутешествовать с виларкой? Так за что же им здоровье портить? В угоду Дому? Да пошли они лесом, чванливые ублюдки».

Господин Феоктистов несколько раз кивнул в такт мыслям.

«Решено. С мужиков по паре «Петров». Небось, с князя не убудет. Да и второй – коммерсант…»

Видимо что-то такое появилось на его лице, потому что оба младших детектива, переглянулись.

– Шеф, вы что-то придумали?

– Вам понравится, парни. Если срастется… А теперь забудьте обо всем, кроме дела. Пора нанести визит вежливости господину Катакази.

Узнав у кассира какие места купил их сиятельство, детективы приобрели билеты на тот же поезд, только в соседнем вагоне. И очень удачно. Мимо купе беглецов они могли ходить совершенно свободно, не вызывая ничьих подозрений, направляясь в буфет или обратно. Пройдясь дважды, Андрей подтвердил, что «птички в клетке» и никуда упорхнуть не собираются. Оставалось дождаться ночи, когда не будет лишних глаз и…

Ну, а таким необходимым в частном сыске пустяком, как универсальный ключ, отпирающий все двери на железнодорожном транспорте, майор Деев своих «стальных волков» давно обеспечил.

В нужное купе они входили спокойно.

Как показывал опыт, беглецы обычно настолько деморализованы тем, что все усилия оказались тщетными и погоня их обнаружила, что редко оказывают сопротивление. Особенно, если за ними не числиться какого-нибудь действительно серьезного преступления. А адюльтер – ни с какого боку на такое злодеяние не тянул.

Даже за украденную лошадь, по законам Российской империи положен тюремный срок, а за чужую жену и тем более, еще не успевшую сочетаться браком невесту – даже битье кнутом не предусмотрено. Разве что, по собственному почину оскорбленного мужа или жениха. Но тут уж и возмущаться нечего: где мед, там и пчелы…

Соответственно, не приходилось ожидать, что беглецы бросятся в рукопашную, увидев в своем гнездышке мужчин с револьверами в руках.

Единственно, чему удивился господин Феоктистов: так это возрасту предполагаемого похитителя. Мужчине, сидевшем за столиком у окна было как минимум за сорок. Впрочем, кто разберет, что иной раз твориться в головках молоденьких девчушек? Может, саннэ Анаю зрелость привлекала? Второй, с забинтованными руками, на героя-любовника походил еще меньше. Нет, он-то как раз был молод. Не старше двадцати пяти. Но с таким простоватым выражением лица, чтоб не сказать больше, которое и не у всякого карлика бывает.

– Вечер добрый, господа! Остаемся на своих местах и не дергаемся. Обойдемся без глупостей – всем будет лучше.

– Вы кто такие?

Старший мужчина вел себя весьма сдержанно. По его лицу не промелькнуло ничего, кроме мимолетного удивления. Что ж, этот штрих работал на него. Подобная незыблемая уверенность вполне могла привлечь ветреную красотку.

– Где саннэ Аная? – игнорируя вопрос, поинтересовался в свою очередь господин Феоктистов.

– Ее здесь нет.

– Андрей, посмотри наверху…

Младший детектив буквально взлетел на второй этаж по винтовой лестнице и прямо сверху доложил.

– Чисто!

– Повторяю вопрос, – дернул шеей господин Феоктистов. – Где виларка? Последний раз спрашиваю!

– Не так громко, уважаемый… Ручки вверх и не балуй…

Голос за спиной и тычок чем-то весьма напоминающим ствол в спину, изумили старшего детектива почти до икоты. Не от испуга, разумеется. И не в таких переделках бывать приходилось, совмещая должность начальника охраны посольства с другой, куда более увлекательной работой, в странах, чьи названия предпочитают лишний раз в газетах не упоминать.

– Револьвер свой, будьте любезны. Вот так… – он принял оружие из рук старшего детектива и осуждающе заметил. – Даже с предохранителя не сняли… Парням тоже скажите, чтоб не суетились. Я выстрелю. Не сомневайтесь…

– Молодец, Эрнест. Вовремя… – похвалил невидимого противника старший мужчина. – Только стрелять не надо. Верни господину… ммм, простите, не имею чести?…

– Феоктистов…

– Очень приятно. Верни господину Феоктистову оружие. А вы – проходите, располагайтесь. Уверен, имеет место досадное недоразумение. Которое мы сейчас быстро разрешим.

– Думаете? – машинально переспросил детектив, и сам уже понимая, что здесь что-то не так.

Старший мужчина кивнул.

– Никто не кричал: «Внимание, всем оставаться на местах! Работает полиция». Стало быть, к государственной службе вы отношения не имеете. Мы, спешу заверить, тоже. И это позволяет сделать вывод, что все мы здесь пребываем частным порядком… Слегка нарушая закон.

Господин Феоктистов не стал оспаривать данное предположение. Тем более, оно соответствовало реальности.

– Но, прежде чем раскрыть карты, позвольте взглянуть на ваши документы? И если можно, на всякий случай, без резких движений. Мы-то с вами люди опытные, а молодежь может неправильно понять.

Старший детектив немножко замешкался, но потом решил, что ничего в конечном счете не теряет, и перебросил сидящему за столом свой значок.

– «Волки» Деева… – уважительно произнес тот. – Серьезная контора. Значит и финтить вокруг да около нечего.

Он встал, подошел к господину Феоктистову, вернул значок и протянул руку для пожатия.

– Будем знакомы. Отто Карлович фон Розенкрейцер.

– Старший детектив господин Феоктистов… Прошу прощения… Это все. Больше знает только майор.

Барон и виду не подал, что удивлен. В сыске, пусть даже частном, порою и не такие фортели случаются.

– Не возражаю… Так вот, старший детектив… Вас, как я понял, интересует только виларка. Верно?

– Да… Мы действуем по контракту с Домом Андам.

– Вот… А нам саннэ Аная совершенно без надобности. Зато очень нужен господин Зеленин. Так почему бы нам не совместить обе задачи и не решить их вместе?

– Хорошо. Я готов выслушать… если вы тоже назоветесь, – принял решение детектив. – По акценту и именам я понял, что имею дело с германцами? И хоть наши страны союзники, хочу убедиться, что не вляпаемся в шпионскую историю… Со всеми вытекающими.

– Если вам будет достаточно моего слова… – пожал плечами Отто Карлович.

– Зависит от того, что вы скажете.

– Ладно. Я и в самом деле сотрудник Штази. Но в данном случае работаю на частную фирму, которую заинтересовал русский инженер. Концерн готов заключить с господином Зелениным вполне достойный контракт. Но инженер пока не осознал своей выгоды. И мы хотим ему в этом помочь. Не больше и не меньше. Никаких трупов и действий, могущих задеть безопасность России. Такая трактовка, устроит?

Господин Феоктистов кивнул.

– Вполне. Можем, поговорить о деле, если вы не будете возражать против моего присутствия при вашей беседе.

– Ради Бога… – развел руками барон. – Если вам мало своих забот…

– Тогда договорились, – не дал ему сделать какую-то оговорку господин Феоктистов. – Что вы предлагаете?

– Наши фигуранты сейчас находятся в вагоне-ресторане. Я правильно понял твои знаки, Эрнест?

– Да, господин барон, – кивнул рыжий. – И судя по перемене блюд, обратно пожалуют не скоро.

– Это плохо. Хотелось бы завершить операцию до Бахмача. Думаю, стоит обмозговать, как нам их оттуда выманить.

* * *

Решение подсказал господин Феоктистов, лучше немца знающий реалии российского бытия.

– Проще всего устроить небольшую склоку. По неписанным правилам, если обошлось без травм, то из заведения выставляют всех причастных к дебошу. Дабы не нарушать покой остальных, – тут он усмехнулся воспоминаниям. – В студенческую юность таким образом удавалось пару раз улизнуть не расплатившись. Швейцару главное порядок побыстрее навести.

Отто Карлович недоуменно поморгал белесыми веками, видимо, в его немецкой голове не совмещалось такое шалопайство с обликом серьезного человека. Но он вовремя и в который раз напомнил себе, что находится не в фатерланде.

– Можно попробовать… И, поскольку идея ваша, а мы партнеры… Альзо… предлагаю проведение акции поручить Эрнесту. Тем более, он знает фигурантов в лицо, а они его нет.

– Не возражаю…

– Ты все понял? – переспросил рыжего фон Розенкрейцер.

– Яволь…

Хонекер снова щелкнул каблуками и вышел из купе. Едва освещенный тусклым ночным светом, вагон был тих и практически пуст. Только почти в конце, рядом с купе проводника, таращился в окно какой-то невнятный персонаж. В исподней рубашке на выпуск и, как бы не слишком трезв. Эрнст втянул носом воздух и явственно почувствовал запах сивухи. Даже странно для такого комфортабельного поезда. Впрочем, кто их поймет этих русских? То они от икры нос воротят, то такую бормотуху пьют, что свинья б отказалась. Даже дворяне…

Чем ближе Хонекер подходил к субъекту, тем сильнее становился запах перегара. А тот, заслышав шаги, поглядел на немца мутными глазами и неожиданно улыбнулся:

– Дружище! Тебя сам Бог послал. Не могу больше в одиночку пить… А проводник еще с вечера отрубился…

Теперь нашлось объяснение таинственной неназойливости проездной обслуги. Обычно проводники все время бдят, а этого и в самом деле давненько не видно и не слышно. Бывший фельдфебель даже собирался доложить об этом барону.

– Зайдешь на минуточку? – с надеждой схватил немца за руку забулдыга. – Хоть по глоточку? А? Будь человеком…

При этом он как-то изловчился развернуть Эрнеста спиной к открытой двери в купе.

– Извини… Сейчас никак…

Немец знал, что отцепиться от пьяного простым возражением не получится. Только, если обнадежить.

– Я с удовольствием… – он попытался аккуратно разжать пальцы пассажира, вцепившиеся в его рукав. – В соседний вагон сбегаю и обратно. Пять минут? Лады? А потом – хоть до утра можем гульбанить?

– До утра, говоришь? – неожиданно трезвым голосом переспросил субъект. – Годится… Давай, Кирьян!

Хонекер дернулся в сторону, в отчаянной попытке провести бросок через бедро, но в этот миг на его затылок опустилось что-то твердое и тяжелое. После чего немец бессильно обмяк, повиснув на руках старшего Запасного.

– С почином, братка…

Василий быстро втащил бесчувственного немца в купе и усадил на стул. Кирьян запер двери, после чего подошел к ним.

– Кирюха, ты чем его треснул? – недовольно проворчал тот.

– Кулаком, чем же еще? – удивился младший.

– Со всей дури, что ли?

– Да не… Так, вполсилы… Здоровый же с виду мужик, – развел руками Кирьян. – Откуда мне знать, что он такой хлипкий окажется. А Яков Игнатьевич велели, чтобы тихо…

– Тихо, тихо… Вот господин ротмистр придет и что доложим? Как мне теперь допрос с него снять?

– Делов то. Еще раз по уху съезжу – сразу очнется…

– Или вовсе окочурится, – придержал руку младшего Василий. – А вдруг, ошиблись?

– Не, не может быть… Чего же он из номера наших поднадзорных выходил. Когда те в ресторации ужинают? Счас, поглядим…

Кирьян ловко пробежал пальцами по карманам, обшлагам, отворотам и другим потайным местам на одежде пленника, выкладывая все найденное на столик. Улов оказался не богат, но зато весьма красноречив. Паспортная книжка германского подданного, три казначейских билета достоинством в десять рублей, одна пятерка, горсть мелочи и пятьдесят немецких марок одной купюрой. А кроме них – финский пружинный нож, парочка игл для духовой трубки и сама трубка.

– Ну, вот, а ты сомневался, братуха. Немец и шпион… Есть о чем его высокоблагородию докладывать.

– Да, – кивнул старший. – Прячь этого наверх. А я в коридор… Мало ли, вдруг еще кому из них прогуляться приспичит.

– Господин ротмистр только одного велел… – пробормотал Кирьян, вскидывая на плечо, так и не очнувшегося пленника. – Но, ты прав – много не мало.

* * *

– Саннэ, господа… – невысокий крепыш с искренней улыбкой на лице, слегка конфузясь остановился возле столика. – Прошу прощения… но очень кушать хочется, а у вас единственное свободное место. Вернее… – он оглянулся, как бы приглашая и остальных посмотреть, – есть еще, но там ужинают тет-а-тет… А у вас, я вижу, дружеское застолье… Обещаю молчать, как рыба об лед. И даже уши заткнуть, только не дайте умереть с голодухи… О, слышите? – мужчина указал на свой живот. – Саннэ, еще раз прошу извинить меня за его невоспитанность, но господа, как я вижу и сами офицеры, так что о превратностях службы знают не меньше моего…

У незнакомца был удивительно приятный голос, располагающий к себе буквально с первых слов. И если мужчины, особенно военные, в силу тотального отсутствия музыкального слуха, еще как-то могли ему противостоять, то виларка поплыла с ходу.

– Конечно… Присаживайтесь… У нас с друзьями нет никаких особых секретов… Во всяком случае, таких что не подождут с обсуждением.

– Ротмистр Никитин. Яков Игнатьевич…

Сидящие за столиком тоже представились. В конце концов офицер принадлежал к их кругу и несмотря на опрятность, действительно производил впечатление человека, несколько суток кряду не покидавшего седло… или сидение.

– Надеюсь, господин ротмистр, в нашей Империи не случилось ничего чрезвычайного?

– Вы о моей издерганности? – уточнил Никитин, нетерпеливо поглядывая в сторону кухни. – Да как вам сказать… К войне дело не идет, а так… да… целый ворох проблем насобирался… – он снова с явным нетерпением поглядел на официанта.

– Яков Игнатьевич… не побрезгуйте… еще не трогал… – чуть-чуть пододвинул в его сторону тарелку с мясным салатом Зеленин. Саннэ и князю, разумеется, подобный моветон и в голову не пришел бы, но Родиону приходилось голодать…

– Благодарю… – ротмистру, похоже, тоже было не до церемоний. Но на еду он все же не набросился. Ел степенно, набирал понемногу… только проглатывал быстрее и хлеба откусывал чаще.

Остальные деликатно поглядывали по сторонам и чтоб не смущать Никитина, тоже что-то брали со стола и неторопливо жевали. Беседа, естественно, угасла. Но, ненадолго… Утолив первый голод, ротмистр запил из бокала, уже поднесенного официантом и довольно откинулся на спинку стула.

– Саннэ, господа… без преувеличения, вы спасли меня от голодной смерти. Скажите, чем я могу вас отблагодарить?

Вопрос, скорее всего, был риторическим. Во всяком случае, мужчины восприняли его именно так. Но виларка не смогла отказать себе в удовольствии, еще какое-то время насладится великолепным голосом ротмистра.

– А расскажите нам что-нибудь…

– Помилуйте, о чем? – развел руками тот. – Я уже третьи сутки, как не был в столице. А пневмопочтой мне только об имеющих отношение к заданию новостях сообщали.

– Да хоть о том, чем занимались… – простодушно, как и полагается виларке, почти не покидающей пределов Дома, ответила Аная. – Если не секрет, конечно.

Никитин задумчиво поскреб совершенно гладкий подбородок.

– Боюсь, рассказ мой будет не вполне пригоден для дамы…

– Не стесняйтесь, ротмистр… – поощрила офицера виларка. – В дороге светскими условностями можно пренебречь. А скабрезности – упустить.

– Ну, хорошо… – чуть-чуть усмехнулся Никитин. – Если без скабрезностей, излишних подробностей и подлинных имен, то отчего бы и не рассказать. Дело, доложу я вам, весьма занимательное и запутанное. До сих пор конца ниточки нащупать не удалось. Но, надеюсь, в скором времени все разрешится…

Никитин сделал еще один глоток.

– В общем, в одной из южных губерний произошло весьма печальное событие. Жестокое и, если не бессмысленное, то необъяснимое своим изуверством. На рейсовый дилижанс было совершено нападение банды разбойников.

– Разбойников? – сделала большие глаза Аная. Родион с князем при этом обменялись быстрыми взглядами и насторожились. – А разве они действительно существуют? Честно говоря, я всегда считала их персонажами сказок и авантюрных романов.

– Увы, саннэ… Кое-где еще попадаются. Причем, разбойники не ограничились ограблением, а – убили всех пассажиров.

– Какой ужас…

– Совершенно верно. Но само по себе убийство, как бы бездушно это не прозвучало, еще не самое страшное. Гораздо хуже, когда насилию нет объяснения. А в этом случае, казалось, все именно так и было.

– Казалось? – снова не удержала эмоций Аная.

– Да, – ротмистр решительно взялся за нож и вилку. – Надеюсь, вы позволите? Холодный ростбиф, все равно, что подошва… Я быстро.

– Не торопитесь, Яков Игнатьевич… Право слово, – пожал плечами князь. – Ваш рассказ чрезвычайно интересен, но это же прошлое. А оно, в отличии от будущего, изменению не подвержено. И через десять минут, или двадцать – останется таким же.

– Да вы князь, философ… – Никитин с такой силой врезался ножом в мясо, будто собирался отрезать заодно и кусок тарелки. – Увы… Иной раз история ни коим образом не желает признать этого и всячески старается измениться.

Вилка поднесла нацепленный кусочек ростбифа к губам, словно ставила на них печать молчания. Тут и все остальные вспомнили, что сидят в ресторане а не салоне, и на какое-то время за столом воцарилось дружное постукивание столовыми приборами… Единственное отличие – у всех присутствующих мужчин, кроме Никитина, совершенно пропал аппетит.

К счастью, ротмистр сдержал обещание и расправился со своей порцией практически молниеносно.

– Так вот… – продолжил он не дожидаясь пока его попросят. – В случае нападения на дилижанс, на первый взгляд все казалось бессмысленным, пока не удалось установить настоящую причину. Оказывается: целью разбойников был не грабеж. Каким-то образом они узнали, что этим дилижансом едет… ммм, высокопоставленный чиновник. Вот на него они и устроили засаду…

– Высокопоставленный чиновник на рейсовом дилижансе? – недоверчиво переспросил князь Катакази.

– Ну, это я иносказательно… мы же договорились: без подробностей. А на самом деле господин из… – Никитин многозначительно поглядел вверх.

– Понятно… Орден… – пробормотал князь. И опять переглянулся с Зелениным. Разговор становился все более интригующим и неуютным. – Выкуп?

– Нет. Разбойники похитили чиновника, чтобы воспользоваться его связями и установить местопребывание какого-то еще, нужного им человека. Да-с… Такая вот катавасия.

– И чем же все закончилось, господин ротмистр? – спросила Аная, видя что тот собирается замолчать.

– Банду мы нагнали и порубили… – поскучнел лицом Никитин. – Даже четверых пленниц спасти удалось. Чиновника тоже освободили… В Херсоне нагнали… А главарь банды ушел, к сожалению. Но, личность его установлена, так что…

– А тот, кого разбойники искали?

– Яков Игнатьевич? – в дверях ресторана возник рослый казак. – Ваше высокоблагородие.

– Иду… – ротмистр поднялся из-за стола. – Еще раз благодарю и прошу простить – служба. Тем более, я все рассказал. Моя задача была чиновника вызволить, а цель бандитов – это по другому ведомству. Пусть они им и занимаются. Мне своего хватит. Честь имею…

* * *

Господин Феоктистов в который раз посмотрел на часы, потом на барона.

– Почти час прошел… Андрей не первогодок. Значит, что-то у парней не заладилось. Но, даже если я схожу проверить, мы все равно не успеваем провернуть задуманное до станции. Надо менять план.

Фон Розенкрейцер кивнул.

– Да… Мне эта задержка тоже не нравится, господин сыщик. Но что могло им помешать? Банальнейшая же ситуация. Скорее всего, опять эта ваша непредсказуемая русская удача… Но, в одном, вы точно правы – пора уходить. Дальнейшее ожидание бессмысленно.

Отто Карлович решительно поднялся с кресла. И в это время дверь наконец-то открылась снаружи. Вот только вместо Эрнеста и Андрея на пороге возник невысокий моложавый мужчина, почему-то в костюме для верховой езды и неуместной шапочке жокея, за спиною которого маячили еще двое спутников.

– Прошу прощения, за беспокойство… – незнакомец вежливо приподнял кепи и посмотрел на номер на двери. – Надеюсь, я не ошибся купе? Могу ли я видеть его сиятельство князя Александра Катакази?

Отто Карлович переглянулся с Феоктистовым.

– Для начала соблаговолите представится, милостивый сударь… И объясните по какому, собственно, вопросу пожаловали?

– Значит, не ошибся… – удовлетворенно кивнул вместо ответа визитер. – Работаем!

– Простите, что вы… – недоуменно начал господин Феоктистов, но тут время бросилось вскачь.

Незнакомец не просто вошел, он как будто влетел в купе. Еще мгновение тому вальяжно стоял в коридоре, а уже в следующую секунду оказался рядом с Отто Карловичем. Молниеносное движение рукой, и немец безвольной грудой тряпья откинулся в кресле, сползая по спинке вниз, словно из него выдернули стержень.

Двое спутников неизвестного любителя верховой езды, тоже метнулись внутрь, буквально размазываясь в воздухе. Один – налево, к неимоверно медленно тянущемуся за револьвером младшему агенту Деева, второй – направо, метя в помощника фон Розенкрейцера. Тоже, будто в замедленной пантомиме, плавно и неторопливо встающего с дивана.

Ни немец, ни частный сыщик так и не смогли закончить движения. Двигающиеся раза в полтора быстрее обычных людей, незнакомцы успели раньше. И нанесли ровно по одному, точному и хорошо выверенному удару…

Господин Феоктистов, больше заинтригованный происходящим, нежели напуганный, был готов с удовольствием и дальше понаблюдать за ходом событий, но вслед за Отто Карловичем пришла и его очередь испытать на себе боевые навыки незнакомца в кепи.

А тот любезно придержал падающее тело, и усадил обратно на диван.

– Готово, командир, – доложил первый из спутников.

– Аналогично, – присоединился второй.

– Не вижу виларки. Макс, проверь спальни… Вест – глянь карманы.

– Есть…

Один пулей взлетел наверх, второй зашарил по одежде. «Жокей» тем временем вынул бумажники у немца и сыщика.

– Гм… Интересная компания у нашего ученого и светлейшего. Я бы даже сказал, весьма занятная. Это их уже взяли, или вели только? Впрочем, пусть об этом у Профессора голова болит.

«Жокей» сунул документы обоих в карман.

– Чисто… – подал голос со второго этажа Макс. – Кстати, одна из спален явно, предназначалась даме. Но виларки тут нет.

– Принято. Ну и фиг с ней… Нам ее не заказывали. Спускайся. Что у тебя, Вест?

– Командир, оба пустые… – развел руками тот. – Как новорожденные. Никаких документов. Странно… Штихель цинканул, что В Екатеринославе у всех паспорта были.

– Да, наплевать. Мало ли причин… Может их снова обокрали? Внешность и телосложение сходится. Один русый, второй – смуглый. Возраст тоже… Обоим меньше тридцати… Смуглый – с офицерскими усами… – «жокей» посмотрел на часы. – Время… Сейчас поезд притормозит под горку… – он шагнул к двери и щелкнул внутренней задвижкой. – Макс, открывай окно. Забираем клиентов и уходим… Ну, а если мимо кассы – то куда они с родных просторов денутся? Это от нас сюда слинять можно, а обратно – никак.

* * *

– Чем порадуете?

– Это… Немца допросить не удалось, ваше высокоблагородие… – виновато потупился старший Запашный. – Кирюха чуток силы не рассчитал.

– Убили что ли?

– Бог миловал, – перекрестился казак. – В сознание только не приходит. Может, притворяется, но решили более его не трогать. А второй – наш оказался. Детектив частный… Как узнал с кем дело имеет, все без утайки выложил. Они виларку ловят… И встретив в купе немцев сами удивились. Зато те, как раз на господина Зеленина охотятся.

– Сколько же их здесь всего… охотников?

– Двоих мы взяли. А еще четверо прямо в купе наших поднадзорных дожидаются…

– Уверены?

– Так точно, ваше высокоблагородие, никто больше оттудова не выходил.

– Ну, кто ищет да обрящет…

Никитин подошел к купе и вежливо постучал. Изнутри не донеслось ни единого звука. Ротмистр выждал какое-то время и постучал снова… С прежним результатом.

– Яков Игнатьевич… – неуверенно отозвался старший Запашный. – Кажись, сквознячком потягивает? Не чувствуете?

– А ведь ты прав, братец… – теперь и Никитин ощутил легкое дуновение свежести из купе. – Странно… Универсальный ключ у проводника изъяли?

– Так точно…

– Открывайте…

Кирьян вставил ключ в замочную скважину, провернул, но дверь не поддалась…

– Ну, чего возишься?

– Так это… изнутри заперто, ваше высокоблагородие, – посторонился казак. – Разрешите плечом нажать?

Никитин, для порядка, постучался еще раз.

– Третье отделение. Ротмистр Никитин. Откройте. Иначе взломаем дверь.

Но купе молчало.

– Ломай, братец. Дозволяю…

Кирьян опытным взглядом оценил расположение петель и замка, потом насмешливо хмыкнул, слегка присел и толкнул дверь плечом. Те недовольно заскрипели, но не устояли перед молодецким натиском и распахнулись на всю ширь.

– О, как… – оценил Никитин раскрытое окно и два неподвижных тела внутри купе. Подошел к Феоктистову, который находился ближе и потрогал пульс на шее. – Живой…

Потом проделал ту же операцию и с фон Розенкрейцером.

– И этот дышит. Похоже, братцы, что-то вы недоглядели… Может, и не выходил никто, но входили наверняка. Не сами же эти господа себя ухайдакали.

– Виноваты, ваше высокоблагородие… – поскольку младший Запашный шмыгнул на бельэтаж, отвечал Василий. – Если только в тот момент, когда мы второго на допрос брали, проскочил кто. А иначе, никак не могли. Саблей клянусь.

– Тута никого… – доложил Кирьян.

Никитин задумчиво покивал.

– Интересно… Ладно, разберемся… А сейчас, тащите-ка обоих к нам. Надо освободить купе. Хозяева уже заканчивают ужин и вот-вот вернутся. Не будем портить им путешествие.

Произнеся все это, ротмистр закрыл окно, повернулся и вышел. Как человек уверенный, что его распоряжения исполняются безоговорочно.

Вовремя… Только-только Кирьян, замыкающий процессию с господином Феоктистовым на плече, шагнул в служебное купе, даже двери не успел прикрыть, как из тамбура вышла саннэ Аная, в сопровождении князя и Родиона.

– Надо было ему все рассказать… – донеслось еще до казака слова Зеленина. Услышал и ответ Катакази. – Возможно… Но теперь-то уж чего суетиться? Утром будем в Санкт-Петербурге… Там и наговоримся.

Они неторопливо прошествовали к себе, и судя по воцарившейся там тишине и покою, ничего беспокоящего не заметили и улеглись спать.

– Итак, господа… – Никитин дал немного время прийти в себя обоим «приглашенным». – Будем знакомится ближе и… решать, что с вами делать дальше. Вот вы, господин… – ротмистр указал на Отто Карловича, – … к примеру, кем будете? И, пока рассказываете, позвольте на документы взглянуть. Не то чтоб я вам на слово не верил, но так положено… А чтоб и вы не сомневались в моих полномочиях… – ротмистр выудил из нагрудного кармана жетон и неспешно повел им со стороны в сторону.

Немец и частный сыщик дружно поскучнели. Даже ни в чем не виновные граждане чувствуют себя весьма неуютно, когда к ним приходят люди со значками служб охраны правопорядка, а тем более – если рыльце в пушку.

– Надеюсь, уточняющих вопросов нет и, после чистосердечной исповеди, мы сможем быстро отделить зерна от плевел. Виновных – наказать, а невинных – отпустить. До Бахмача… Да?

Глава двадцать шестая

Утро 20-го июля. Столица Российской империи. Железнодорожный вокзал

Столица встречала музыкой. Из громкоговорителя объявившего о прибытии пассажирского поезда «Екатеринослав – Санкт-Петербург» полились звуки какого-то марша. Граммофонная запись была весьма заезжена, так что сперва стыдливо убавила громкость, а после и затихла, когда духовой оркестр заиграл изумительный по пронзительной душевности вальс сана Дооги из спектакля «Мой ласковый и нежный зверь». С неизменным успехом идущий третий сезон в Императорском театре драмы и комедии.

Родион даже заслушался, на мгновение переносясь домой… Похоже, отсутствие обратной связи упрощало творческой интеллигенции жизнь. В плане заимствования чужих идей. И не только научных…

– Ну что, саннэ, вот и пришла пора прощаться… – князь галантно помог виларке сойти на перрон. – Не знаю, что в ваших планах… Но, честно говоря, я бы первым делом отбил телеграмму отцу, что вы живы и здоровы… Они ведь, наверняка волнуются… Потом – купил билет на вечерний поезд. Обратно, домой. А оставшееся время погулял по столице… Мы с Родионом, с огромным удовольствием составили бы вам компанию, но… увы. Дела. Все и так уже непростительно затянулось.

– Да, саннэ… – поддержал Александра Родион. – К величайшему нашему сожалению… все заканчивается. В том числе и приключения. Если вы хотите, чтобы мы отвезли вас к знакомым, то…

– Не надо… – Аная смотрела за спины попутчикам. – Меня встречают.

Родион оглянулся.

В глубине перрона, метрах в двадцати от вагона стояла виларка. И если Аная была всего лишь красавицей, вроде лесной феи, то эта могла претендовать, как минимум, на звание их владычицы. Впрочем, исходя из ледяного взгляда, которым она окинула его и князя – ей скорее подошел бы трон Снежной королевы. Со всем сиянием… Потому что от ее одежды, как будто исходил дополнительный свет.

Четверка виларов мужчин, рядом с нею, выглядели совершенно не так представительно, как обычно и казались бедными родственниками. Впрочем, красота – дело вкуса… Особенно мужская. Что наглядно подтверждали, дефилирующие по вокзалу горожанки. С завидной регулярностью, сбивающиеся с шагу и спотыкающиеся, проходя мимо.

– Тетушка Люсия! – бросилась к величественной виларке с распростертыми объятиями саннэ Аная. – Как вы здесь?

– Ну, здравствуй… сумасбродное дитя, – вопреки производимому впечатлению, виларка весьма оживленно обняла племянницу. – Депешу получили, сегодня утром. Пневмопочтой. С просьбой встретить тебя и освободить из рук гнусных похитителей. Этих, что ли?

– Ой, тетя! Ну вы и скажете… Это мои друзья и спасители!

– Да? – виларка слегка наклонила голову. – То-то я гляжу, не похожи молодцы на злодеев. Видимо, братец, что-то напутал. Но, дыма без огня не бывает… С чего бы ему тогда детективов нанимать? Да и ты… насколько я помню, сейчас должна брачное ложе согревать, а не в поездах кататься… Подожди… – саннэ Люсия осознала сказанное племянницей. – Ты сказала: «спасители»?

– Да, тетя… Именно, спасители… Но, позвольте их представить?

– Сперва историю… – остановила ее порыв виларка. – А потом я решу: мне с ними знакомиться или полиции?

– Вы хотите, чтобы я за минуту пересказала события нескольких суток?

– Сны можешь опустить… Кстати, что за вульгарная безвкусица на тебя надета?

– Дорожный костюм, – Аная насупила брови. – Может и не очень шикарная вещица, зато весьма удобная. Я, между прочим, три ночи в одном помещении с чужими мужчинами ночевала. И это были не только комнаты…

– А вот это, пока, можно опустить. Остальное – попрошу с подробностями… Начинай прямо с помолвки.

– Ну, мы немножко повздорили с Фиалом о том, чем пристало заниматься замужней виларке. Потом я выбежала из шатра… Остыть. Встала в тени и задумалась… Мимо проходил слуга с кувшином и кружками. Я остановила его, напилась морсу… и очнулась в кузове грузовичка. Почти за сотню верст от Крутого Яра. А могла еще проваляться без сознания, если бы эти господа не нашли меня, не разбудили и не предложили помощь. Даже не спрашивая: что случилось… Возвращаться назад из-под самого Херсона не было смысла, и я попросила подвезти меня в город.

– Небось, в цветочный салон? – улыбнулась саннэ Люсия.

– Да… но… – Аная задумчиво покивала. – Теперь понятно, почему засаду организовали именно там. Я-то думала, что мой секрет не многим известен, но если он не тайна даже в Петербурге.

– Засаду?

– В том все и дело, тетушка… Князь Катакази пошел посмотреть на месте ли господин Гартнерс, а внутри на него напали бандиты. Они стреляли!.. – эти слова виларка произнесла страшным шепотом. – Тогда мы поняли, что меня собирались похитить…

– Как-то слишком все наигранно… – саннэ Люсия насупила брови, но ее глаза, направленные на попутчиков племянницы, значительно потеплели. Примерно до температуры таянья снегов.

– Я тоже так бы подумала, если бы нападение не повторилось. Я сама предложила идею запутать следы и сесть на пароход до Киева. Но нас и там настигли. Пароход едва не сожгли и не потопили… Но благодаря находчивости господина Зеленина, мы сумели уйти от погони.

– Да… Ты как притягивала к себе неприятности с самого детства, так, похоже, и по сей день остановиться не можешь. Бедняга, Фиал. Если б он знал, кого взял в жены, то поостерегся бы… В других Домах виларки, может, не так красивы, чем наши – зато жить с ними гораздо спокойнее. Ладно, знакомь меня со своими спасителями и пойдем писать отцу.

Саннэ Люсия величаво сделала один крошечный шажок навстречу, а остальную дистанцию мужчины сократили сами. Даже не заметив когда.

– Тетушка, позвольте представить вам князя Александра Данииловича Катакази и господина Зеленина. Родиона Евлампиевича. Господа – саннэ Люсия из Дома Андам.

– О, приму Императорской оперы нет нужды представлять… – в отличии от провинциала коммерсанта поручик гвардии не преминул блеснуть светским воспитанием. И вполне чувственно приложился к протянутой ручке.

Виларка взмахнула длиннющими ресницами и улыбнулась.

– Кажется, моя дорогая, ты еще далеко не обо всем мне поведала. Как и положено романистке, оставив самое вкусное и интересное на финал. Господа… рада знакомству. Надеюсь, нам представиться случай побеседовать дольше. А сейчас не смею задерживать…

– Конечно, – князь щелкнул каблуками. – Всего наилучшего. Саннэ… Господа…

Он так стремительно отошел, что Родиону едва не пришлось догонять его бегом.

– Куда вы так несетесь?

– Родион, голубчик… – сбавил шаг тот. – Если вы не обратили внимание, то напомню: я – грек! Пусть и северочерноморский. Трое суток рядом с такой красавицей… Ну, я же не сумасброд, чтобы соблазнять даже не снявшую венец невесту… А теперь еще и Люсия… Это ж какие стальные нервы надо иметь, чтобы спокойно переносить ее присутствие?

Вопрос князя остался без ответа, поскольку в этот момент перед ним словно из-под земли возник ничем непримечательный мужичонка неопределенного возраста и наружности. Мимо такого пройдешь и не заметишь, словно рядом со стенкой, машинально обходя препятствие. Выдали незнакомца глаза. Слишком рано поднял он торжествующий взгляд на Катакази. И князь успел отпрянуть в сторону…

Скорее всего, и это не спасло бы Александра, от удара шилом в печень, но судьба по прежнему баловала молодого князя. В тот самый миг, когда неизвестный уже наносил смертельный удар, на него наскочил разносчик газет. Размахивая товаром и выкрикивая названия рекламируемых изданий, паренек унесся дальше, не задерживаясь ни на секунду, но свое благое дело он уже совершил. Убийца потерял равновесие, и шило только слегка оцарапало бок князя. Заставив отскочить еще дальше, разрывая дистанцию.

– Ах ты ж… – Катакази рванул из ножен саблю, но нападавшему уже крутили руки, невесть откуда выскочившие полицейские.

– Черт возьми! Что здесь происходит?

– Виноват, вашбродь! – вскинул руку к шапке полицейский в чине городового старшего оклада. Номер нагрудной бляхи «83». Возраста подходящего, только худощавый чересчур. Ну, тут у каждого по разному. Кто-то любит чревоугодие, а у кого-то иные удовольствия.

– Я не спрашиваю, кто виноват… – чуть спокойнее произнес князь, глядя, как низшие чины утаскивают с перрона нападавшего. – Я хочу знать, кто на меня напал и почему?

– Не извольте беспокоиться. В участке разберутся. Все выяснят и непременно доложат… – еще раз козырнул полицейский. – А сейчас, позвольте поинтересоваться: который из вас будет Родион Евлампович Зеленин?

– А что такое? – окончательно успокаиваясь и отпустив эфес сабли, спросил Александр.

– Стало быть вы? Разрешите документ поглядеть?

– Нет, я не Зеленин. Я – князь Александр Катакази! И хочу знать, в чем полиция обвиняет моего друга?

– Просим прощения ваше сиятельство, вы меня не так поняли. Велено встретить и доставить. Во избежание. Сами видели, что творится. Пролетка за углом. Если желаете – можете проехать с нами. Распоряжения препятствовать не было. Других распоряжений тоже не имею.

– А куда доставить, уважаемый? – Родион решил что пора самому обрести голос.

– В Особую экспедицию… – таинственно понизил голос городовой. Даже оглянулся украдкой. – Ждут-с вас там…

– Ну, что ж… – князь развел руками. – В конце концов, мы за этим в Питер и приехали. Давай прощаться, что ли, Родион. Если судьба и начальство позволят – еще свидимся.

Катакази так расчувствовался, что крепко прижал Зеленина… и быстро шепнул на ухо:

– Как завернете за угол, беги и не оглядывайся.

Потом, словно устыдившись, оттолкнул товарища и пошел прочь.

– Прошу вас… – городовой поглядел вслед князю и указал рукой направление Родиону. – Был бы паромобиль, подкатили бы к входу, а лошадей велено в переулке ставить. Чтоб не гадили, значит. А скажите мне по совести, разве ж конский навоз воняет? Это ж благородное животное, а не свинья какая…

В это момент они как раз повернули с площади перед вокзалом в переулок, в котором, примерно посередке и в самом деле стояла пролетка с извозчиком. Не совсем понимая, что случилось, но доверяя князю, Родион развернулся, пихнул изо всех сил, не ожидающего от него такой прыти, городового и бросился наутек.

* * *

Любой упал бы… А полицейский, выкрикнув что-то гортанное и проделав какой-то немыслимый пирует, только полы шинели взметнулись – на ногах устоял и тотчас бросился в погоню. В горячке Родион ошибся направлением и побежал не к вокзалу, а прямиком в переулок. Не зная, что там тупик…

Но и время зря терять не стоило, пока лишнего шуму не подняли. Городовой быстро оглянулся, не смотрит ли кто, и тоже побежал. Но, в отличии от своих сослуживцев, при этом не призывая на помощь свистом. Он даже не вынул свисток из кармана. Да и положенное «Стой!» не кричал. Догонял молча…

– Подсобить, что ли?… – окликнул городового извозчик, когда служивый поравнялся с пролеткой.

– Сам справлюсь… – отмахнулся тот. Но в голосе извозчика почудилось что-то знакомое, и городовой, проверяя себя, остановился, пристально взглянув ему в лицо. Да так и замер. Потом схватился за саблю и зарычал от ярости:

– Ты?! Снова ты?! Это не возможно.

– И тебе того же, Богурат-бей, – насмешливо ответил Никитин, наводя револьвер. – Веришь, я просто мечтаю, чтобы ты сейчас обнажил клинок. Сделай это… доставь удовольствие.

Мукаддам затравлено оглянулся. Выход из тупика перекрывал князь Катакази и, разминая кисть, поигрывал саблей. С той стороны, куда убежал Зеленин – приближались двое казаков. Один что-то негромко говорил Родиону, а второй смотрел на халифатца, с такой ненавистью, что тот не выдержал и отвел взгляд.

– Казаки, – заметил ротмистр, – из Бессарабской пограничной сотни. Видели, что башибузуки натвори и девушек отбивали. Уверен, они мне вскладчину ведро водки поставят, если я разрешу им задержать тебя лично. Как особо опасного врага, не пожелавшего сложить оружие. Думаю, после этого ты будешь жить… Но чего-то в организме точно не досчитаешься. Глаза… Или руки… Ну, же, давай… Или ты можешь геройствовать только с беззащитными бабами и детишками?

Никитин демонстративно поставил револьвер на предохранитель и отложил в сторону.

Богурат-бей еще раз посмотрел вокруг и неожиданно усмехнулся:

– Не надейся… Хороший воин знает, что умирать надо так, чтобы враги плакали. А не смеялись. Этот поле боя осталось за тобой, гяур. Но, не думай, что это наша последняя битва.

Произнеся эту высокопарную ахинею, мукаддам демонстративно медленно расстегнул ремни перевязи и позволил сабле упасть на мостовую. Потом отступил к стене и поднял руки.

– Поживем, увидим… – пожал плечами Никитин. Слез с пролетки и поднял саблю. Посмотрел на ухмыляющегося халифатца и хмыкнул. Поманил к себе казаков и негромко пробормотал: – Братцы, мне кажется или у басурманина точно нож из-за голенища торчит? Как бы он кого не прирезал?…

Василий с Кирьяном переглянулись и кивнули.

– Так точно, ваше высокоблагородие! Торчит… Ах, ты ж вражина! Удумал чего?!

Богурат-бей и охнуть не успел, как был сбит с ног дюжим ударом казацкого кулака. На сей раз Кирьян уступил это право старшему. Потом казаки встали по обеим бокам халифатца и принялись пинать его. Со всем усердием, но так, чтобы не оставлять лишних следов…

– Князь Катакази? – Никитин шагнул навстречу Александру.

– Так точно. С кем имею? Ротмистр Никитин?

– Я, Александр Даниилович. Гора с горой… – кинул руку к фуражке тот. – Вы, ваше сиятельство, саблю-то спрячьте. Как видите… – скосил взгляд на Богурат-бея. – Враг уже повержен… Ну все, будя, будя, братцы… Поучить надо, но не издеваться. Поднимите, отряхните и свяжите… Да, князь, а как вы распознали, что городовой ряженый?

– Он сказал, что за господином Зелениным его прислали из Особой экспедиции… – объяснил тот. – Если бы просто из Третьего отделения – я еще поверил бы… Но подсобить в делах Шестой экспедиции не всякому старшему офицеру полиции доверят, не то что…

– Верно рассудили… Подтверждаю со всей ответственностью… – Никитин продемонстрировал свой жетон. – Что-что, а свои заботы на других у нас не принято перекладывать… – и сделал приглашающий жест. – Так что и ваши, прямо скажем, не совсем обдуманные поступки, не осуждаю. Впрочем, все это еще будет время обсудить. Даже, если не со мною лично… Господа, прошу садиться. Прокачу с ветерком…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

20-е июля 2005-го года.Российская империя. Санкт-Петербург. Третье отделение Е.И.В. канцелярии. Особая экспедиция.

В обширном помещении, больше всего напоминающем часть читального зала какой-нибудь академической библиотеки, находились пятеро.

Первый – начинающий грузнеть, но не расплывшийся еще мужчина лет сорока пяти имел примечательную лысину, биллиардным шаром сверкающую в свете газовых ламп.

В противовес зеркально гладкой макушке, лицо его украшали пышные рыжеватые усы и бакенбарды. Нос картошкой и позолоченные квадратные очки придавали бы их обладателю добродушный вид, если бы не тяжелый и весьма жесткий взгляд.

Мужчина восседал на краю массивного письменного стола, бесцеремонно сдвинув с него на середину стопку скоросшивателей и массивное бюро для письменных принадлежностей… Украшенное вставшем на дыбы конем, попирающим змея.

Вторая – молодая женщина, никак не старше двадцати пяти лет, сидела по правую сторону стола, держа спину так прямо, словно только что покинула стены монастырской школы. Да и все остальное – начиная от сапог на низких каблуках, юбки-макси, плотно сжатых коленей, почти незаметного макияжа и строгого взгляда – мгновенно переводило ее в разряд тех женщин, которым мужчины если и смотрят вслед, то лишь сочувственно.

Третий – мужчина примерно сорока лет, среднего роста, атлетического сложения, тёмноволосый, с довольно приятной и располагающей внешностью. Без особых примет. Если не считать таковой вечно кислое выражение лица, по которому, как метко заметил классик, всегда можно узнать остзейского немца.

Он расположился слева. Только не сидел, а стоял. То и дело перемещаясь между книжным шкафом и столом. Время от времени замирая рядом и механически что-то поправляя. А, может, так он напоминал всем присутствующим, что это его кабинет, и несмотря на чины и звания – кто здесь хозяин.

Четвертый – невысокий крепыш, с кавалерийской выправкой и манерами гусара.

Пятый – молодой мужчина, годами не старше девицы за столом. Весьма стройный, чернявый, загорелый и с профилем достойным позировать любому скульптору античной Греции.

Крепыш, он же ротмистр Никитин как раз закончил доклад и теперь молча ждал, поглядывая то на сидевшего на столе начальника экспедиции Ерофея Алексеевича Столбина, то на своего непосредственного начальника – надворного советника Брюммера Эдуарда Владимировича. При этом, Никитин старался переводить взгляд с одного на другого так, чтобы в поле зрения не оказывались глаза орденской сестры. Слишком уж они напоминали ему взгляд ротного фельдфебеля в училище. Особенно, на утренней поверке после праздников.

Инспектор Ордена по особым делам, инженер-рыцарь Магдалена Баторина отличалась блестящим аналитическим умом – что само по себе весьма редкий дар для женщины, а еще слыла исключительной стервой. Готовой на все что угодно, к вящей славе Ордена.

И как знать, что именно сейчас зреет в этой умной головке после его доклада. Что из услышанного будет признанно благочестивой сестрой необходимостью, а что – превышением или того хуже – халатностью.

Молчание прервал, как и полагается, старший по званию…

Тайный советник слез со стола и потянулся… Потом снял очки, тщательно протер их специальной бархаткой, выуженной из нагрудного кармашка, и водрузил обратно.

– Занятная история, ротмистр… Прям детектив… Если б не знал вас лично, Яков Игнатьевич, мог бы решить, что вы, как и большинство гусар, склонны к… ммм, гиперболизации… Особенно впечатлило похищение неизвестными, спутника фон Розенкрейцера и сотрудника Деева. Кстати, их нашли?

– Никак нет… Но…

– Ваше превосходительство, – эмоционально воскликнул князь Катакази. – Господин ротмистр и половины всей истории не рассказал. А только ту часть, очевидцем которой стал лично. Клянусь, честью…

– Да, да, Александр Даниилович, – кивнул Столбин. – Я весьма внимательно прочитал вашу докладную записку. Жаль только, что находку вы не сумели сохранить… Из тех остатков почти ничего не удалось понять… А хотелось бы понять: из-за чего Халифат пошел на такой риск. Не из-за стирального же порошка, в самом деле?

– А что говорит Богурат-бей, ваше превосходительство? – по праву рождения и не находясь на службе князь единственный мог позволить себе перебивать генерала.

– Мукаддам, естественно, молчит, – поморщился тот. – Но никто и не надеялся, что начальник «Мархабы» поделится с нами информацией. Он ведь не хуже нас знает, что к делу раньше или позже подключатся дипломаты. Инцидент заболтают и утопят в водопаде депеш и пустых слов. А после, полковника обменяют или попросту выдворят из России. Вместе со всеми секретами. Будем надеяться, что у господина Зеленина хорошая память. И знания соответствующие…

– Думаю, ваше превосходительство, – произнесла чуть нараспев, как слова молитвы Магдалена. – Все будет хорошо. Я распорядилась подать ходоку нашего особого орденского чая, освежающего воспоминания. Так что господин Зеленин, наверняка, сам удивлен: сколько всего, оказывается, он помнит из прошлой жизни. Причем, в мельчайших подробностях.

– Наркотик? – обеспокоенно спросил Катакази.

– Нет… – благочестивая сестра подумала немного и решила, что молодой князь достоин ответа. – Все то же самое, что и в обычном чае или кофе, только… ммм, погуще…

– Ваше превосходительство, разрешите? – приоткрыл двери кабинета ординарец Столбина.

– Что?

– Задержанный гражданин Зеленин заявляет, что хочет разговаривать с самым главным.

– Так и сказал? – хмыкнул тайный советник.

– Точно так, ваше превосходительство. «Хочу говорить с самым главным».

– Ну, веди… – пожал плечами тот. – А то ведь с ходока станется и Высочайшей аудиенции потребовать. С чинопочитанием у них там, – он неопределенно мотнул головой, – весьма проблематично… – потом обошел стол кругом, но прежде чем усесться на стул, повернулся к Брюмеру. – Эдуард Владимирович, вы разрешите временно занять ваше место? Для солидности… Будем надеяться, господин Зеленин все же не имел в виду Государя Императора.

* * *

В комнате помимо незнакомых людей присутствовали ротмистр Никитин и князь Катакази, что несколько приободрило Родиона. Он посмотрел на сидящего за столом мужчину, самого представительного из всего общества, и обратился к нему.

– Прошу прощения, не знаю с кем имею честь?

– Столбин Эдуард Владимирович. Тайный советник.

– Понятно… Ваше превосходительство, должен предупредить, что разговор пойдет о деле наивысшей государственной важности. Поэтому хотелось бы уточнить: все ли из присутствующих имеют соответствующий допуск.

– Даже так? – пошевелил бровями Столбин. – Ну, что вам ответить… Допуски у всех, конечно же разные… Но лишних в этой комнате нет. Все, в той или иной степени, причастны к вашим похождениям. Поэтому, говорите смело.

– Как будет угодно… Если позволите, я упущу все не имеющее прямого отношения к делу и сразу перейду к главному?

– Сделайте одолжение… – кивнул Столбин. – Подробности, можно будет уточнить позже. Итак, мы вас слушаем…

– Дело в том, что в моем мире я принимал непосредственное участие в разработке новейшего оружия. Его принцип основан на использовании переноса энергии взрыва электромагнитными волнами. Этот метод сто лет тому назад предложил гениальный российский ученый Филиппов. Причем, не только предложил, но и создал первую работающую установку. К сожалению, сам ученый и все его записи исчезли… при весьма загадочных обстоятельствах. Долгое время, несмотря на то что нечто подобное пытался повторить другой ученый с мировым именем, а именно Никола Тесла, дальнейшие работы в этом направлении не производились.

Чтобы не сбиться с мысли, Родион, как всегда делал в таких случаях, сосредоточил взгляд в одной точке, не задумываясь над тем, что находится у него перед глазами. Но сейчас что-то его смущало, и он на секунду остановился, чтобы привести мысли в порядок. А когда понял, на что именно пялился все это время, то даже покраснел слегка. Зато инженер-рыцарь, чье натянутое на коленках платье он упорно разглядывал, даже бровью не повела…

– Почему? – сестра правильно поняла смущение Зеленина и вернула его мысли к научной теме.

– Не знаю… – пожал плечами тот, перемещая взгляд на письменный прибор. – Вряд ли такое длительное забвение целого направления может быть связано только с наукой. Скорее – политическое решение. Но, так или иначе, несколько лет тому, работы по созданию установки Филиппова-Тесла возобновились.

– И насколько удачно?

– Более-менее… Нашей лаборатории удалось нащупать взаимосвязь и даже собрать первый прототип… Мощность, конечно, смехотворная… Но, главное, понять принцип, дальнейшее всего лишь вопрос времени. Во всяком случае, я именно так считал, пока не увидел записку, которую князь Катакази выудил из рыбы.

Родион перевел дыхание и с благодарностью осушил, протянутый Никитиным, стакан воды.

– Одним словом, на том листочке была начертана оригинальная схема излучателя Филиппова, способного, как мне кажется, не просто переносить энергию на расстояние, но и пробивать пространство.

– Уверенны, Родион Евлампиевич? Или – Дмитрий Тарасович? Как вам удобнее?… – вместо начальника Экспедиции вопрос задала Магдалена.

– Без разницы… У нас говорят: «Называйте хоть горшком, только в печь не суйте…»

Он жадно посмотрел на графин с водой, после чая почему-то пить хотелось еще больше, но сдержался. И тем не менее, благочестивая сестра успела заметить его взгляд. Грациозно поднялась, наполнила стакан и поднесла Родиону.

– Прошу…

Зеленин в два глотка осушил посудину и вернул сестре.

– Благодарствую.

– Не за что. И так? Вы уверенны?

– Безусловно. Мне ли не узнать то, над чем корпел сутками напролет несколько лет к ряду. Более того, благодаря записке Михаила Михайловича, я увидел принципиальную ошибку в нашей экспериментальной схеме. Оказывается, Филиппов, применил метод… Впрочем, не это важно… – Зеленин оборвал собственные рассуждения. – Вы понимаете, какое мощнейшее оружие может получить Российская империя благодаря этим знаниям?… Больше не будет надобности ни в армии, ни в боевой технике. Для электромагнитных волн расстояние не имеет критического значения. И каждый, кто захочет войны, получит ее лично. Даже, если решит укрыться от возмездия на дне Марианской впадины или на Луне.

Тишина, воцарившаяся в кабинете стала самым лучшим ответом на речь Родиона. Он удовлетворенно кивнул и открыл рот, чтобы сказать о самом главном. Вытекающем из открытия ученого и его, пусть даже непроизвольному, перемещению в параллельный мир, но тут опомнилась Магдалена.

Инженер-рыцарь величественно поднялась со стула и когда заговорила, голос ее звучал сухо, как бухгалтерский отчет, а тон не предусматривал возражений и препирательств.

– Ваше превосходительство, господа офицеры, прошу прощения, но факты, сообщенные господином Зелениным, подпадают под юрисдикцию Ордена. Данными мне полномочиями инспектора-контролера, я объявляю, что согласно установленной процедуре, забираю все материалы по этому делу, как и самого фигуранта в штаб-квартиру Ордена. Мое решение может быть обжаловано вами в порядке, предусмотренном тем же договором о взаимодействии Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии с соответствующими службами Ордена в течении двух суток. Эдуард Владимирович, вы подтверждаете мое решение, или затребуем связи с консулом?

Тайный советник отрицательно покачал головой.

– Не вижу смысла, инженер-рыцарь. Вы действуете согласно инструкции. Мне она тоже известна. Да и не первый это ходок, которого мы передаем Ордену. Всего наилучшего.

– Благодарю вас, ваше превосходительство. Господин Зеленин… – молодая женщина глядела строго, но в то же время весьма дружелюбно. Словно аспирантка на студента-старшекурсника, отмеченного заведующим кафедрой, как будущее светило науки. – Извольте следовать за мной.

– Ротмистр Никитин… – оставил за собою последнее слово Столбин. – В виду особой важности и секретности обстоятельств данного дела, окажите все необходимое содействие благочестивой сестре. А вас, князь, я попрошу задержаться… Вас, Эдуард Владимирович – так же.

* * *

«Похоже, допрыгался… – мысли в голове Дмитрия-Родиона Базилюка-Зеленина роились весьма пессимистические. – Столько лет скрываться и приспосабливаться, чтобы разом потерять все… Уж не знаю, какие там порядки в Ордене, но вряд ли жизнь носителя сверхсекретной информации будет сильно отличаться от судьбы приговоренного к пожизненному заключению. Черт, ну что за непруха…Какого лешего меня дернуло написать ту идиотскую статью? Варил бы себе мыло потихоньку и наслаждался свободой…»

– Господин Никитин, – инженер-рыцарь повернулась к Никитину. – Благодарю за помощь, но не стоит себя утруждать. Мы найдем выход из здания…

Яков Игнатьевич удивленно взглянул на благочестивую сестру, но спорить не стал.

– Это приказ?

– Вы не мой подчиненный, ротмистр, соответственно, приказывать вам я не могу. Но, если спросят, можете отвечать, что таково мое пожелание.

– Как вам будет угодно, благочестивая сестра… – ни малейшим движением или взглядом Никитин не продемонстрировал своего отношения к такому повороту событий. Не первый год на службе и не такое приходилось видеть. Единственное в чем он не смог себе отказать, так это сделать поворот кругом со всей уставной тщательностью. Эдакое, гротескное преувеличение значимости представителя Ордена.

Магдалена поняла верно.

– Яков Игнатьевич… – произнесла она негромко, глядя в идеально прямую спину офицера. – Спасибо… За брата Демьяна… – и почти сразу же, не давая ротмистру никак прореагировать, громко обратилась к Базилюку… – Следуйте за мной. И попрошу не отставать!

На лестничном пролете второго этажа, инженер-рыцарь остановилась и приоткрыла почти незаметную дверь, искусно замаскированную под общий вид настенных панелей.

– Сюда…

«Тайны Мадридского двора, мля… – настроение Дмитрия ухудшилось еще больше. – Хорошо, если меня по-тихому не пришьют где-нибудь в укромном местечке. Избавив мир, таким образом, от носителя опасного знания. Выискался, миротворец… Осчастливить человечество задумал. А оно ему надо – это твое счастье? Может, ему так удобно и приятно… Как свинье в луже…»

Дверь выпустила их наружу, как и следовало ожидать, не перед фасадом здания, а в боковой улочке. Где их, сонно посапывая парком, поджидало одно из новейших изделий «Руссо-Балта», паромобиль «Витязь», предназначенный для увеселительных поездок за пределы каменных мостовых. Попросту говоря, весьма мощный и, может быть, даже частично бронированный внедорожник. С гостеприимно распахнутыми дверками, со стороны тротуара.

– Садитесь… – благочестивая сестра указала Родиону на место рядом с водителем, а сама весьма грациозно запрыгнула на заднее сидение. Габариты паромобиля соответствовали стандарту старинных карет, которые строились не по аэродинамическим требованиям, а для удобства пассажиров. Позволяя дамам входить в них почти не нагибаясь. Несмотря на самые невероятные шляпки или прически.

– Куда господа прикажут? – слегка повернул голову водитель в фирменном картузе и солнцезащитных очках.

Похоже, этот вопрос застал орденскую даму врасплох. И пока она собиралась с мыслями, в так и не закрытую дверцу запрыгнул еще один мужчина, тоже в картузе и шоферской тужурке. Он вытянул руку, с каким-то предметом к Магдалене, – раздалось негромкое шипение, и инженер-рыцарь, не издав ни звука, безвольно откинулась на спинку сидения.

– Готова… – доложил неизвестный очевидное, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Эй, что здесь происходит?! – вскинулся Базилюк. – Кто вы такие? И что вы с ней сделали…

– Не надо шума, Дмитрий Тарасович, – водитель повернулся к нему. Очки скрывали большую часть лица, но судя по остальному – перед ним был мужчина немного старше средних лет – европеец, следящий за своей внешностью, без особых примет… если не считать таковыми морщины. – Барышня просто спит. А у нас с вами имеется возможность пообщаться напрямую. Не возражаете?

– Вы не представились… – иной раз на Дмитрия накатывало необъяснимое упрямство.

– Стукнуть его? – с ленцой поинтересовался мужчина с заднего сидения.

– Отставить… – проворчал «водитель». – Вообще-то, мы с вами заочно давно знакомы. Вспомните, неизвестного, передавшего через слугу купца Семенова, в чьем доме вы снимали флигель, портфель с документами… Которые вы считали похищенными, – он сделал небольшую паузу, достаточную для воспоминаний, но чересчур короткую, чтобы успеть задать вопрос. – И, тем ни менее, вы правы, господин Базилюк. Это невежливо… Хотите знать, с кем имеете честь? Я – профессор Мориарти. Приходилось слышать?

– Только читать… – чуть растерянно произнес Дмитрий.

– Уверяю вас, ничего общего… – усмехнулся профессор. – Знакомства с сэром Артуром, как и мистером Холмсом не водил. Другое столетие, знаете ли… Но, о литературе и прочих радостях жизни, как-нибудь в другой раз. А сейчас предлагаю обсудить вашу дальнейшую судьбу.

– И какие имеются варианты? – Дмитрий украдкой ущипнул себя за бедро.

– О, сразу несколько… Первый, – вы, милейший, игнорируете наш разговор и продолжаете сотрудничать с Орденом. Может быть, даже создадите с их одобрения и под их же руководством, сверхоружие, которое поможет благочестивым братьям еще более упрочить свою власть над этим миром. Второй, – вы присоединяетесь к нам, таким же переселенцам из вашего родного Отечества, и начинаете захватывающую, полную приключений жизнь хищной щуки в этом стоялом пруде, именуемом Империумом… Кстати, не желаете закурить?… – профессор протянул Базилюку коробку папирос. – Здесь эта пакостная и вредная привычка весьма дорогое удовольствие. Не бросаю исключительно из принципа.

– Благодарю… – отказался Дмитрий. – Отвык уже…

– Ваша воля… Мне объяснить перспективы обоих вариантов подробнее или примите решения без лишних уговоров? Так сказать, интуитивно?

Базилюк поглядел на неподвижное тело чиновницы Ордена, вспомнил три невзрачных года, прожитых в пыльном и душном Измаиле, потом хоть и молниеносно, но с удовольствием, пролистнул страницы последнего приключения и произнес:

– Не люблю сидеть взаперти, господин профессор… И все-таки, хотелось бы подумать.

– Ну, что ж, милейший… – кивнул Мориарти. – Мы с вами родом из мира, где свобода выбора священное право каждого… И я не собираю армию рабов, а только – команду единомышленников… – профессор протянул руку. – Кашкет, дайте ваш револьвер.

Принял от подручного оружие и протянул Дмитрию.

– У вас три минуты, милостивый сударь… Потом орденская девица очнется, и вам придется ее пристрелить. Или… – Мориарти перевел взгляд на своего спутника, – попытаться спасти. Tertium поп datur[10].

Июль-сентябрь 2014. Южный

Примечания

1

тип холодного оружия с волнистым лезвием/

(обратно)

2

др.гр., – Со щитом или на щите/

(обратно)

3

Герой пересказывает историю из романа А. Бека «Талант».

(обратно)

4

хозяин/

(обратно)

5

араб., – Как тебя зовут?

(обратно)

6

тур., – Твое имя?

(обратно)

7

Силезская белая сосиска/

(обратно)

8

стар., – дорога с твердым покрытием, шоссе/

(обратно)

9

здесь, – ветеран/

(обратно)

10

лат., – Третьего не дано

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ИНТЕРМЕЦЦО

Часть первая ДИЛИЖАНС

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

Часть вторая ДИРИЖАБЛЬ

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

Часть третья ПАРОХОД

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

Часть четвертая ПАРОВОЗ

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

ВМЕСТО ЭПИЛОГА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg