«Беги, негр, беги!»

Беги, негр, беги! (fb2) - Беги, негр, беги! (пер. Евгений Пинхусович Факторович) 508K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Честер Хаймз

Он все еще был нетрезв. Более того, он был пьянее обычного.

Ледяной обжигающий ветер свистел на 5-й авеню, распахивая его плащ, но ему и в голову не приходило застегнуться, настолько он был разгорячен.

Проклиная все на свете, он брел в сторону 37-й стрит. От ветра его худое, с резкими чертами лицо побагровело, безумные глаза шарили по сторонам. Вид у него был просто страшный.

На 37-й стрит ему пришло в голову, что с того момента, когда он был здесь в последний раз, что-то изменилось. Он уставился на часы, но сообразить, сколько времени прошло с тех пор, не мог. Во всяком случае, сейчас часы показывали 4 часа 38 минут. «Неудивительно, что улицы пусты, — подумал он. — Все порядочные люди спят крепким сном в своих теплых постелях…»

Потом он отметил про себя, что на углу в автомате-ресторане «Шмидта и Шиндлера» погас свет. Проезжая здесь недавно на машине, которую потом неизвестно где бросил, он видел рабочих из ночной смены. Он точно помнил, что горели не только торшеры, но и верхний свет, а сейчас все огни погашены.

В нем почему-то зародилось необъяснимое подозрение. Потянул на себя стеклянную дверь ресторана. Она на замке. Прижался носом к витрине. Лампочки искусственной новогодней елки отражались в блестящей хромированной стойке и пластике столов. Его изучающий взгляд скользил по начищенным кофеваркам, стаканам для коктейлей, тостерам, холодильникам…

Никакого признака жизни.

Он постучал кулаком по двери: «Эй, откройте!»

Никого.

Тогда он достал пистолет. Слегка покачиваясь, завернул за угол и направился к черному ходу.

Они увидели друг друга почти одновременно. На негре поверх синего форменного костюма коричневый халат, на руках перчатки, на голове темная фетровая шляпа.

Полицейский сразу понял, что этот негр из ночной смены. И тут у него возникла совершенно бредовая идея, будто его машина украдена, хотя он просто-напросто забыл, где ее поставил. Белому вдруг показалось, что это именно так: машина украдена.

Негр увидел приближающегося белого с пистолетом в руках, который нетвердо держался на ногах. Первой его мыслью было: «Не миновать беды! Каждый раз, когда я поднимаю наверх мусор, появляется откуда ни возьмись пьяный белый и начинает приставать…»

Здесь, наверху, он был один. Его напарник Джимми спустился в подвал, где грузил урны с мусором в подъемник. А толстяк Сэм, наверное, пошел к холодильнику, чтобы взять парочку жареных цыплят на завтрак; там ему нипочем не услышать крика о помощи, даже если бы были выключены холодильные установки, а тут этот с неба свалившийся белый размахивает перед его носом своей «пушкой», как будто он шериф из Алабамы. «Пока мне кто-нибудь поможет, он сто раз отправит меня к ангелам», — подумал негр.

Он намотал на руку толстый кабель, в другую взял ключ от лифта. «Пусть только попробует поднять свою пушку, я тут же трахну его по черепу».

Но у этого белого был грозный вид, он ничем не походил на тех пьяных, которые обычно появлялись здесь. Выглядел он мерзко. Такой подстрелит негра и даже не чихнет. Шляпа была сдвинута на затылок, светлые волосы свешивались на лоб. Даже на расстоянии Луки разглядел его неестественно раскрасневшееся лицо и жестокие глаза.

Белый стоял прямо перед ним, широко расставив ноги; от него сильно несло перегаром. Правую руку с пистолетом он сунул под плащ.

Луки был одет легко, но его прошиб пот. Кто двадцать лет проработал ночью, знает, что в такой час всякое может стрястись, особенно если ты черный.

— Послушайте, мистер, я не хочу никаких неприятностей! — сказал он тихо.

— Не двигаться! — рявкнул на него белый. — Сойдешь с места — получишь пулю!

— Да я и не двигаюсь, — сказал Луки.

— Что у тебя в руке?

— Это всего-навсего ключ от лифта, — робко ответил Луки.

Белый медленно достал из-под плаща пистолет и направил его в живот Луки. Это был специальный полицейский пистолет 38-го калибра.

— Я поднялся наверх, чтобы вывезти мусор, — с отчаянием проговорил Луки. — А это запасной ключ от лифта…

Белый бросил взгляд на железную дверь, перед которой стоял Луки. Тот левой рукой указал на отверстие для ключа в двери. Белый тут же приказал:

— Не двигайся и не поднимай рук!

Луки подчинился, не говоря ни слова.

— Выбрось эту штуковину! — велел ему белый.

Луки снял кабель с руки и бросил его вместе с ключом к железной двери. Резкий звук упавшего железа еще больше подхлестнул белого:

— Вообще-то, неплохо было бы выпустить из тебя кишки, грязный ты вор!

Однажды Луки видел, как ночному сторожу грабители пустили пять пуль в живот. При одном воспоминании об этом его снова прошиб холодный пот. Колени задрожали, и сам он весь обмяк, словно пуля уже нашла его.

— У меня нету никаких денег, мистер, ни гроша нету, мистер, клянусь вам! И в ресторане тоже нету. Когда они в семь вечера закрывают лавочку, они все деньги забирают.

— Заткнись! — прервал его белый. — Ты хорошо знаешь, почему я здесь. Час назад ты выполз на улицу и стоял на стреме, когда твои дружки крали мою машину…

— Крали машину?! — воскликнул Луки. — Не-ет, сэр…

— Где твой мусор? — перебил его полицейский.

Луки внезапно стало ясно, что белый вовсе не намерен шутить, что эта мысль втемяшилась ему в голову всерьез. Негр подбирал слова с величайшей осторожностью:

— Мой напарник, ну, который внизу, в подвале, он ставит урны в лифт, понимаете, да? Как только поставит, стучит снизу, а я поднимаю лифт… Я всовываю кабель с ключом сюда вот, понимаете, да? А потом вот на это нажимаю. Кому от этого вред?

— Ты лжешь! Ты уже выходил наверх!

— Но, сэр, клянусь вам, я первый раз за всю ночь наверху!..

— Знаю я вас, ночных сторожей, — с отвращением проговорил белый. — Все вы грязные подонки, все вы стоите на стреме, когда ваши дружки из Гарлема воруют машины.

— Мистер, мистер, вы послушайте меня, пожалуйста, позвоните в полицию, сообщите про кражу, — умолял его Луки. — Они вам подтвердят, что мы, которые здесь в ночную работаем, что мы честные, что ничего такого за нами нету.

Белый достал кожаный бумажник с полицейским жетоном.

— Посмотри-ка, полиция уже здесь!

— Послушайте, начальник, может, вы поставили вашу машину на 35-й стрит. Или на 39-й… Они идут параллельно нашей и с виду похожи, так что легко перепутать.

— Я точно знаю, где поставил машину, — вон там, на той стороне улицы. И ты хорошо знаешь, куда она девалась!

— Слушайте, начальник, может, толстяк Сэм знает что-нибудь про это, — Луки был уже в отчаянии. — Он всегда подметает тротуар перед рестораном…

Ему подумалось, что Сэм сможет справиться с пьяным полицейским лучше, чем он. Толстяк Сэм умел уламывать белых не хуже самого «дяди Тома». И вообще белые часто не доверяют худым неграм; а по толстяку Сэму сразу заметно, что он никого не обманет и не подведет.

— Сэм недавно выходил подметать, вдруг он что-нибудь заметил…

Когда белый спустится вниз и Сэм угостит его горячим кофе, все, наверное, придет в норму.

— А где он, этот твой Сэм? — спросил детектив недоверчиво.

— Внизу, у холодильников. Вот через эту дверь, потом вниз и на другую сторону… Может, дверь и закрыта, я про ту, что от холодильников, постучите, он точно там.

Детектив испытующе уставился на Луки. В Гарлеме есть пословица: «Пошли его к толстому Сэму!» Это все равно, что сказать: «Отправь его к гробовщику». Но этот негр чересчур испуган, чтобы отмочить такую шуточку.

— Для тебя было бы неплохо, — проворчал детектив, — если бы толстяк Сэм и вправду что-нибудь знал!

Стены подвала были покрыты белым кафелем, а пол красными керамическими плитками. Детектив увидел множество тарелок и стаканов, кучи ножей и вилок, лежавших на замерших сейчас транспортерах, металлические контейнеры, в которых каждое утро доставлялись с фабрики расфасованные продукты. Все было в полнейшем порядке и в полной боевой готовности, ожидая начала штурма, которому подвергался этот ресторан в ранние утренние часы. Подсобное помещение автомата-ресторана всегда выглядит так после ночной уборки, и детектива начали охватывать сомнения в справедливости его подозрений.

Перед дверью, над которой висела красная лампочка, он остановился. Внутри кто-то есть. Чувство, что он допускает ошибку, было настолько сильным, что он хотел было отправиться восвояси. Но на всякий случай будет неплохо нагнать на этих ниггеров страху, даже если они ничего такого не натворили.

Он потянул дверь на себя.

Толстый негр в синей униформе ночной смены так испугался, что цыпленок выскользнул из его рук и мягко шмякнулся об пол. Глаза негра выкатились из орбит:

— Боже милостивый, как же вы меня напугали!

— А с чего это ты такой пугливый?

— Характер такой, — Сэм сдержанно улыбнулся и пожал плечами. — Я всегда пугаюсь, когда стою с цыплятами в руках, а передо мной ни с того ни с сего вырастает незнакомый человек.

— Мерзкий лгун! Ты перетрусил, потому что у тебя нечистая совесть, — накинулся на него детектив.

На лице толстяка Сэма появилось выражение неприкрытой обиды:

— Нечистая совесть? С какой стати? И кто, черт побери, вы такой, что вваливаетесь сюда и обвиняете меня в чем-то?

— Ты был на улице и подметал тротуар на 37-й стрит. И при этом видел все, что там произошло.

Подчеркнуто медленно детектив достал свой жетон и уставился на Сэма, ожидая, что на лице того появится виноватое выражение. Но жетон не произвел никакого впечатления.

— Ага, вот вы откуда. Ну и что с того? Вы что, считаете, что я обворовываю свою фирму?

— Пока ты подметал тротуар, на другой стороне улицы была украдена машина, — проговорил детектив с угрозой в голосе.

Но толстяк Сэм только улыбнулся.

— Выходит, вы решили, что я спер вашу машину. И потом спрятал ее здесь, в холодильнике? — Он смотрел на детектива с явным сожалением. — Да вы оглянитесь, мистер Шерлок Холмс: мясо, молоко, фрукты, овощи, супы, остатки вчерашних обедов — и я. И никакой автомашины, мистер Холмс. Вы смотрели, наверное, не в то увеличительное стекло. — И широко улыбнувшись, Сэм добавил на гарлемском сленге: — То, что вы видите, — это никакая вам не машина, это так, мелочи жизни, пустяки!

Лицо детектива приобрело такое выражение, будто он вместо рюмки виски выпил уксусу. Он сказал:

— И впрямь смешно! Ловкий ты парень, ты и мертвого рассмешишь.

— А что, разве не смешно искать машину здесь?

— Я скажу тебе больше, я скажу, как ты это сделал… — Язык детектива ворочался с трудом. — Ты спустился сюда и позвонил по телефону… — Ему наконец-то удалось поймать взгляд толстяка, в глазах которого зарождался страх. — Ты звонил в Гарлем, вот куда. Звонил автомобильному вору, чтобы он скорехонько прикатил сюда и уволок мою жестянку. Ну что, разве не так было, собачий ты сын?

Толстяк Сэм потерял дар речи. «Бред все это, — решил он. — Но как он продумал все до мелочей».

— Как его зовут? — неожиданно спросил детектив.

Сэму стало ясно, что положение у него не из легких.

— Не знаю я никаких автомобильных воров ни в Гарлеме, ни где еще, — сказал он хрипло.

— Ты стоял у стойки и возился там для виду с пылесосом. А сам наблюдал за 37-й стрит и 5-й авеню. И мог дать знак, если появится полиция, — он наступал на толстяка, словно желая немедленно вырвать у него признание.

Сэм внимательно смотрел на белого: на щеках темно-красные пятна, прядь волос свесилась на взмокший лоб, а какого цвета глаза, голубого или серого, он определить не мог. Страшная мысль пронзила его мозг: а ведь этот белый может сам себя уговорить, что негр виноват. Когда речь идет о неграх, белые всему готовы поверить.

Он сказал осторожно:

— Лучше не будем торопиться, босс. Я сейчас сварю чашечку кофе, крепкого кофе… А вы пока подумайте еще раз обо всей этой истории. Вот увидите, вы сразу поймете, что у меня с этой машиной ничего общего быть не может.

Детектив посмотрел на него строго, с недоверием.

— Бог свидетель… — начал было Сэм. Но детектив прервал его:

— Отвали ты с этими дядитомовскими байками! Ты ведь не священник.

— А вы уверены? Может, вы считаете, что я с детских лет работаю тут, в ночной смене?

— Проповедник, ворующий цыплят, только и может, что стоять на стреме у воров, уводящих автомобили!

— Хоть я проповедником был давно, это еще не значит, что сейчас я ворую цыплят, — возмущенно проговорил Сэм, — или автомобили.

— А это у тебя что? — резко спросил детектив.

— Цыплята, — согласился Сэм, — но не ворованные… Есть же разница между словами «красть» и «брать». Нам разрешено брать здесь любую еду, какая нам по вкусу… Пойду поджарю цыплят, ладно, сэр?

Детектив достал из-под плаща свой служебный пистолет. Подчеркнуто небрежно поднял его, направил в живот толстяка Сэма.

— Скажи мне, кто увел машину, не то тебе больше не доведется есть жареных цыплят!

— Босс, господь свидетель, я невиновен как агнец. — Сэм говорил в успокаивающем тоне, как говорят с чересчур разворчавшейся собакой. — Ну перебрали вы маленько, и, раз кто-то угнал вашу машину, вы, конечно, осерчали. Но ведь такие вещи случаются. У вас такой вид, будто угнали вашу собственную…

— В том-то и дело, — объяснил детектив. — Угнали мою собственную машину.

— Да что вы! — воскликнул Сэм. Он расхохотался, показывая зубы, и его громадный живот заколыхался. — Ха-ха-ха! Детектив из детективов, чистейший Шерлок Холмс поддал чуть-чуть, и тут какой-то мелкий воришка увел его колясочку… Ха-ха-ха! Так что же ему остается делать — хватай первого встречного ниггера, он и есть вор! Ха-ха-ха! Не-ет, босс, это старая пластинка, совсем заигранная. Лучше не стоит, босс…

В голосе Сэма звучала насмешка. Он ранил белого в самое больное место. Глядя на крупные желтые зубы негра, детектив не в силах был сдержать себя. Проклятый ниггер!.. Никого они не боятся, да еще высмеивают нас! Что-то в его горле сжалось.

— Если я его застукаю, — сказал он хрипло, — того, с моей машиной, я из него котлету сделаю. Ну а если у тебя с ним что-то было, ты об этом первый пожалеешь.

Толстяку Сэму хотелось сказать детективу, что ему эти угрозы до лампочки, но сейчас явно не тот момент, чтобы посылать его куда подальше.

— Да не беспокойтесь вы, шеф! — утешал его Сэм. — Найдется ваша машина.

Белый медленно опустил свой револьвер и спрятал его в кобуру под плащом. Толстяк с облегчением перевел дух. Но он поторопился: детектив достал из-под плаща второй револьвер. Сэм испугался не на шутку. Чего-чего, а этого он совсем не ожидал. Он смотрел на детектива широко раскрытыми глазами, в которых было одно чувство — страх.

— Посмотри-ка внимательно, — проворчал детектив, сунув ему пистолет под нос. Это был револьвер 32-го калибра с глушителем. Сэму он показался больше, чем ковбойские кольты. — Эту штуковину я снял с убитого гангстера. Серийный номер спилен. Этого револьвера практически не существует в природе… Из него я могу уложить тебя и этого грязного пса, что украл мою машину, а потом выпить пару стаканчиков виски за упокой ваших душ… И никто ничего не докажет, потому что никогда не найдут оружия. Оно не существует. Ты понял, толстяк?

— Да что это вы задумали, шеф? — в ужасе прошептал Сэм.

— Погоди, сейчас увидишь. Сначала я изобью негодяя… — Весь дрожа от бешенства, он начал показывать, как будет избивать воображаемого врага.

Толстяк Сэм в оцепенении следил за этим чудовищным представлением. Детектив изрыгал бесконечные проклятия, он уже совершенно не владел собой. Сэму никогда прежде не доводилось видеть белого в таком состоянии, он просто не мог себе представить, чтобы одна мысль — «ниггер!» — могла до того взвинтить белого, что он совершенно потерял контроль над собой.

— А потом я выпущу этому гаду пулю в живот… — прохрипел детектив.

Вдруг послышался какой-то хлопок, похожий на чиханье мотора. Этот хлопок повторился еще два раза.

Толстяк Сэм тихо прошептал:

— Вы… да вы стреляли в меня! — Он как будто еще не мог в это поверить. Цыплята один за другим вывалились из его ослабевших рук. Детектив непонимающе уставился на дуло своего пистолета. Он увидел легкий дымок; в маленьком помещении запахло порохом.

Толстяк Сэм пытался удержаться за ручку холодильника. Он чувствовал, как жизнь покидает его.

— О боже мой, боже всемогущий! — выдавил он из себя и повалился навзничь, потянув за собой кипу подносов. — Сжальтесь надо мной, — простонал он. — Вызовите санитарную машину, босс. Ведь вы ни за что ни про что укокошили меня…

— Слишком поздно, — голос детектива вдруг прозвучал абсолютно трезво.

— Еще не поздно, — слабо прошептал Сэм. — Дайте же мне шанс, босс.

— Это был несчастный случай, — проговорил детектив. — Только никто мне, конечно, не поверит.

— Я верю вам, — поклялся толстяк Сэм, последние силы оставляли его.

Детектив поднял пистолет с глушителем, прицелился в голову негра и выстрелил. Сэм вздрогнул и затих.

До сознания детектива дошел какой-то неясный звук. Мотор. Его пронзил холодный страх. Он внимательно прислушался. Что это за машина? Нет, это не полиция.

Это был, конечно, шум от опускавшегося лифта. Его опять охватила паника. С пистолетом наготове притаился он за дверью, готовый выстрелить в любого.

Нет, это даже не лифт. Это мусоровоз, грузивший урны. Он сунул пистолет в карман и выскользнул в коридор. Никого. Побежал к выходу на улицу, потом опять остановился. Он больше не покачивался, но в ногах была слабость, голова горела; заметив перед самой дверью умывальник, снял шляпу и подставил голову под струю холодной воды. Утерся висевшим рядом полотенцем.

Страх понемногу уходил.

Он вернулся в подсобное помещение и взглянул на дело рук своих. Мысли его опять смешались. На какое-то мгновение ему стало даже жаль убитого.

Пройдя к выходу, он выключил свет и прикрыл за собой дверь так тихо, как кладут крышку на гроб.

Дышал он тяжело, чувствовал себя вконец разбитым. Хорошо бы выпить стакан-другой молока. Вспомнил, что у холодильника стояли, бутылки с молоком. Но вернуться, еще раз открыть дверь — на это у него просто не было сил.

Он вдруг ощутил голод. Обыскал корзины, стоявшие перед дверью, и нашел в одной из них полкурицы. Жадно принялся ее обгладывать. Ему невольно вспомнился толстяк Сэм, стоящий с цыплятами в руках, крепкий, широкоплечий, с огромными глазами. Человек, с которым он мог бы сесть за стол, съесть по цыпленку и поболтать о жизни. Веселый он был, наверное, парень…

Осознание того, что он совершил, вдруг взорвалось в его мозгу, как заряд динамита. Он ведь не хотел убивать… Но после выстрела в голову это стало чистой воды убийством. Не будь этого выстрела, он мог бы еще выпутаться. А теперь… К тому же незаконное ношение оружия. Он понял, что пути назад нет.

Его снова охватил страх. Страх перед законом — ведь он принимал присягу. Страх перед судом, перед которым он предстанет, страх перед не знающим снисхождения решением, которое будет справедливым.

Но паниковать он не стал. В конце концов, это негр мертв, а он-то пока жив, и если не запутается, то может отделаться испугом. А оружие… что ж, о нем действительно никто не знает.

Поднявшись наверх, он стал наблюдать за тем, как загружается мусоровоз. У окна стояла скамеечка, но он остался в густой тени, где его никто не мог увидеть.

Большая машина стояла перед знакомой ему железной дверью. Двое рабочих грузили на нее урны, доставая их из грузового лифта. Одного он узнал — это был Луки; другого он раньше не видел.

Мотор машины шумел, и это его успокоило. В таком шуме легких хлопков выстрела никто, конечно, не услышал.

Шофер сидел в кабине, поднимая урны с помощью гидравлики и автоматически опрокидывая их.

Детектив наблюдал, как трое мужчин, смеясь, переговаривались о чем-то. Второй рабочий выглядел моложе остальных. Сам он говорил немного, но смеялся вместе с остальными.

Когда они закончили погрузку, Луки дал шоферу пакет сэндвичей. Шофер помахал рукой и уехал. Детектив почувствовал облегчение. Он был рад, что рабочие не пригласили шофера на чашку кофе.

Мысль о толстяке Сэме доставляла ему теперь лишь глухие укоры совести. Страха как не бывало. Так, небольшое огорчение.

Он следил за тем, как негры ставили пустые урны в грузовой лифт. От дыхания на холодном ветру у ртов их клубились облачка пара. Младший сдвинул урны в лифте, а сам встал на платформу. Наверху остался один Луки…

Он увидел детектива в тот момент, когда захлопывал за своим напарником дверь. Странное выражение лица, белого поразило Луки. Он не ожидал, что детектив окажется рядом, да притом все еще раздраженный; он полагал, что тот сидит внизу и проводит время за кофе и приятной болтовней с Сэмом.

— Ну как, знал Сэм что-нибудь про вашу машину, босс? — поколебавшись, спросил Луки, стоя перед дверью. Сам того не замечая, он снова взял в руки кабель с железным ключом.

— Он ничего не знал, Джордж, — ответил детектив. — Я, наверное, ошибся…

Луки пригляделся к нему повнимательнее: лицо детектива побледнело, но красные пятна на щеках остались, и все-таки кофе Сэма, очевидно, отрезвил его. Луки улыбнулся облегченно и повесил кабель с ключом на крюк двери.

— Все бывает, — сказал он философски. — Меня, между прочим, зовут Луки, а не Джордж…

— Да, Луки, все бывает. Даже самый лучший детектив иной раз может ошибиться. — Он вынул руку из кармана и провел ею по глазам.

Луки искоса наблюдал за ним. Перемена, случившаяся в этом человеке, сбивала его с толку. Детектив стал совсем другим. Каким-то усталым, скучным… каким-то опустошенным.

— Вообще-то я один из лучших детективов. Просто не понимаю, как это у меня вышло, — проговорил полицейский медленно.

Луки попытался приободрить его:

— Да вы не беспокойтесь, мистер. Я сразу понял, что, если к вашему виски вы добавите немного горячего кофе, все придет в норму. А где вы поставили машину, вспомните.

— Дело вовсе не в моей машине, — сказал детектив. Это прозвучало как признание. — Дело в том, что, проходя мимо, я вдруг связался с вами, цветными. А ведь вы ничего такого не сделали, работали как полагается…

Луки был вне себя от удивления: вот это да, вот что значат проповеди толстяка Сэма! Полицейский, детектив, а запричитал вдруг как обращенный в Армии спасения.

— Ничего страшного, не переживайте, босс, — сказал он. — Мы тут ко всякому привычны. Если белый переберет маленько, ему сразу кажется, что черный у него что-нибудь свистнул… Вы небось с Юга, а?

— В том-то и дело, что нет: я родился на Лонг-Айленде и всю жизнь прожил в Нью-Йорке. Никогда я против вас, цветных, ничего не имел, понять не могу, с чего это вдруг я на вас взъелся? Просто затмение нашло.

Луки часто заморгал, не зная, что и подумать.

— Забудем все, — предложил Луки. — Вы джентльмен, это сразу видно. И если ошибетесь, не боитесь в этом признаться. Другие бы на вашем месте этого не сделали. — Ему все-таки было здорово не по себе. Он просто не привык, чтобы белый признавал свою вину. — Да, для этого нужен настоящий характер! — сказал он импульсивно и тут же пожалел об этом. С чего это вдруг он так нахваливает белого, который так грубо оскорбил его. Он хотел пройти к двери.

— Вы меня извините, — сказал он вежливо. — Я только взгляну, как там Сэм без меня справляется… — Но детектив не пропустил его.

— Послушай-ка, Луки, я хочу рассказать тебе, что сегодня со мной стряслось… Я, парни, перед вами провинился. — Он вздохнул. — Обхожу я сегодня, значит, Таймс-сквер, а там, у автомата на Бродвее, шум. Какой-то пьяный орет, что его обокрала девчонка… Я ее застукал, когда она как раз сворачивала на 47-ю стрит. Хотел я ее тут же упрятать в кутузку, но, смотрю, она вовсе недурна. Тогда я ей предложил, что, если она вернет тому пьяному деньги, а потом пойдет со мной, я ее отпущу… Я уже был пьян, иначе мне это и в голову не пришло бы. — Он снова провел рукой по лицу. Луки не спускал с него глаз, его что-то смутило в рассказе белого. Может быть, то, в каком тоне детектив говорил с цветным о белой женщине, такого они сроду не делают. Но Луки только ухмыльнулся, не подавая виду.

Детектив продолжал монотонно рассказывать:

— По дороге мы заглянули в несколько баров. А потом, когда приехали к ней, меня осенило: лучше всего оставить машину где-нибудь на боковой улице, чтобы ее не заметил патруль. Я поднялся в ее квартиру, и мы выпили еще с полбутылки виски. Дальше я ничего не помню… А когда снова пришел в себя, вижу, что стою на 5-й авеню. Машины нет, и я не знаю, где ее оставил. Хотел было вернуться к девчонке и спросить, но адрес ее забыл. Даже улицу, где она живет. Представляешь, я не помню сейчас ее имени, не то что подробностей… Полез в свой бумажник — пропали сто двадцать долларов.

Луки тихонько присвистнул — этого, наверное, ждал от него белый, сказал прочувственно:

— Ничего нет странного, что вы так расстроились. Я бы тоже расстроился. Но могу вам поклясться: никто из нас к краже вашей машины отношения не имеет, честное слово.

— Сейчас я это знаю, — согласился детектив.

Луки опять хотел пройти в дверь, но детектив преградил ему путь.

— Я скажу тебе одну важную вещь, Луки: только что я поставил крест на всей моей карьере. Все, это конец. Ладно, может, я буду еще работать в полиции, но никогда уже мне не быть таким, каким я был… Нет во мне той гордости… Ничего такого нет. Послушай меня, Луки: мне тридцать два года, и я холост. Хотя женщины меня любят.

— Черт побери, босс. Это видно сразу! Почему бы им вас не любить?

— Меня зовут Мэтт Уолкер, — сказал детектив вдруг и протянул руку. — Называй меня просто Мэтт, Луки.

Луки уставился на протянутую руку, пока не понял, что ему позволено ее пожать. Он сделал это с наигранной восторженностью.

— Мэтт, — сказал он, как бы пробуя это имя на вкус.

— Правильно, Мэтт, — подтвердил детектив. — Но тут еще одно дело. Это не насчет женщин, понимаешь? Не в них причина… Послушай, Луки, я учился в колледже, был капитаном бейсбольной команды. Мог бы перейти в профессионалы, но тут подошел срок службы в армии. Когда через два года вернулся, я уже был не в форме… И тогда я пошел в полицию. Пять лет простоял на одном перекрестке, потом три года ездил в патрульной машине. Вечером посещал разные курсы, сдавал экзамены, чтобы служить в уголовной полиции. Получил диплом с отличием. Результаты в стрельбе гораздо выше средних. Вот уже два года, как я работаю не в форме, а в штатском, в районе Таймс-сквера. Хорошее было время…

Луки вдруг потерял всякую симпатию к нему. «Ох уж эти белые, — подумал он. — Вечно они распространяются насчет своей карьеры!» Но вслух сказал:

— Знаете, что вам сейчас нужно? Парочку Сэмовых жареных цыплят!

— Жареных цыплят… — отозвался детектив, как эхо.

«Он ведет себя как больной», — подумал Луки. Но внешне продолжал сохранять расположение.

— Вот именно, сэр, жареных цыплят! Они будут очень даже кстати. Сэм наверняка их уже поджарил. Там на всех хватит. Если вам, конечно, не противно есть вместе с нами в подвале. Наверху нам есть запрещено. Иногда мимо проезжает полицейский инспектор и следит за тем, что мы делаем…

При этом известии Уолкер слегка вздрогнул. Но сказал только:

— Я не голоден, Луки.

— Для вас цыпленок — это на один зуб! — Луки решился наконец протиснуться мимо детектива. — Пойду крикну толстяку Сэму, чтобы принес, — добавил он. Детектив пошел за ним следом.

— Я бы на твоем месте оставил его в покое, — сказал Уолкер. Но Луки не обратил внимания на его слова. Он открыл дверь в подсобку и громко крикнул: «Эй, Сэм! Сэм!»

Здесь было темно и тихо. Сэм не откликался. Луки с удивлением повернулся к детективу.

— Он давно уже должен был их пожарить, — сказал он неуверенно. — Наверно, пошел в кладовку и сейчас поднимается к нам.

— Нет, он у холодильников, — сказал Уолкер.

Луки бросил взгляд на выключатели. Свет в подсобном помещении был выключен.

— Он там, в темноте? Он что, спит? — спросил Луки недоверчиво. — На него это непохоже.

Лицо детектива вытянулось, он криво усмехнулся:

— А ты пойди проверь!

Какое-то шестое чувство помешало Луки открыть дверь в подсобку. Наблюдая за детективом, он находил поведение его все более странным.

— Ну давай! — сказал детектив. И тут Луки охватило ужасное предчувствие. Но возразить не посмел, его словно загипнотизировали. Он послушно включил свет.

— Открой дверь! — приказал детектив.

Негр хотел отказаться, хотел сказать белому, чтобы тот сам открыл дверь, но тут глаза Луки встретились с блестящими глазами детектива, и воля его иссякла. Он пугливо потянул на себя дверь и, заглянув внутрь, увидел Сэма, лежащего между ящиками с овощами.

— С ним что-то случилось! — вскрикнул он и бросился вперед, чтобы помочь Сэму. — Как это он упал? — Он схватил руку мертвого. — Эй, Сэм, что с тобой? Ты что?.. — Слова застряли у него в горле. Он заметил, как из-под волос Сэма на пол стекает кровь. Чуть погодя Луки прошептал: — Он, это… Он мертвый…

Луки знал, что детектив стоит за его спиной и наблюдает. Он знал сейчас и то, что этот белый убил Сэма, и именно поэтому вел себя так странно.

— Ты тоже не веришь, что это несчастный случай, а? — негромко спросил детектив. — Что я не хотел убивать Сэма?

Луки видел рану на голове Сэма и понимал, что это был не несчастный случай. Но сказал: «Конечно, не хотели…» — И, поскольку эти слова прозвучали не слишком убедительно, добавил громче:

— Вы целились в него, сэр, как перед тем, наверху, целились в меня. И потом… случайно… спустили курок вашей пушки. Это яснее ясного — сразу видно.

— Нет, ты сам в это не веришь. И никто не поверит. Цветной, которого пьяный убил из незарегистрированного оружия, — кто же поверит в несчастный случай?

— Я поверю, шеф. Я вам верю, — это звучало как мольба.

— Никто не поверит, — повторил Уолкер. — Ни судья, ни присяжные — никто… Ты представь себе, что я стою перед судом и лепечу что-то о несчастном случае. На эту удочку никто в мире не попадется! Предположим, там, на Миссисипи, я мог бы спасти свою шкуру, даже если бы мне не поверили. Но в Нью-Йорке? Они посадят меня на электрический стул.

— Нет, босс! — воскликнул Луки. — Я всем скажу, что это несчастный случай… Я скажу им, что я все видел своими глазами. Я скажу, что толстяк Сэм бросился на вас и что вы оборонялись… Что у него в руках был нож… — В голосе его звучало рыдание. — Клянусь вам всеми святыми, сэр, я вам верю.

— Ничего не поделаешь, — пробормотал детектив.

Медленно, очень медленно поворачивал Луки голову к двери. Он плакал, слезы залили все его лицо. Он смутно видел очертания детектива, поднимающего пистолет. Все, что он мог различить, это черное отверстие пистолета.

Он знал, что сейчас произойдет, и понимал, что ничто в мире не сможет этого предотвратить.

…Пуля попала ему между глаз.

Джимми напевал красивый старый спиричуэл[1] своим низким басом, вычищая урны и ставя их к стене у лифта. Всего-то и работы, что доставать их из подъемника, переворачивать и подставлять под сильную струю воды.

Обычно ему в этом деле помогал Луки, а толстяк Сэм тем временем готовил завтрак. Но он знал, что Луки беседует с пьяным полицейским, и не жаловался. Луки был, так сказать, его боссом — он работал здесь дольше остальных. Работа эта для Джимми была не очень тяжелой. Конечно, урны не пушинка, но бог не обидел Джимми силенками. Внешность часто обманчива: при росте в 1 метр 81 сантиметр и весе в 80 килограммов Джимми на многих производил впечатление подростка.

Этот пьяный коп[2] злил его. Джимми был голоден, но подняться и посмотреть, что задержало Сэма и Луки, ему не хотелось. Ему не хотелось вступать в перепалку с пьяным белым. Луки и Сэм на это еще способны, а он нет, для этого он слишком горяч. «Ничего, это у тебя пройдет с возрастом», — говорили ему ребята постарше. Только это не совсем так. Тут дело не в молодости. Просто он хотел, чтобы с ним обращались по-человечески, вот и все.

Но есть там полицейский или нет, пора съесть цыпленка! Он испытывал такой голод, что мог бы запросто съесть сразу двух или трех.

Спустившись в подвал, он повесил на вешалку халат, потом спрятал в шкафчик перчатки и шапку.

В коридоре стояли кастрюли с супом, хлеборезка, мясорезка и громадный старомодный холодильник.

Он достал из него три куска буженины, сунул в рот и, жуя, пошел вдоль по коридору к лестнице, ведущей наверх. Перед лестницей была площадка. Отсюда Джимми взглянул наверх и увидел детектива. Уолкер закрывал подсобку, намереваясь отправиться на поиски третьего негра из ночной смены. Он решил немного передохнуть, собраться с мыслями, перезарядить пистолет. Детектив стоял на лестничной площадке боком к Джимми, держа револьвер с глушителем в правой руке. «Он даже и охнуть не успел», — пробормотал Уолкер. Тут он заметил Джимми и резко повернулся. Когда Джимми увидел его искаженное лицо с багровыми пятнами и сверкающими глазами, его первой мыслью было: это привидение! Отсюда, снизу, Уолкер производил впечатление громадины, великана. «Свинья паршивая, напился», — подумал Джимми. Но не остановился, продолжал спокойно подниматься наверх. «Пусть этот идиот не думает, что я его испугался».

Уолкер показал зубы, это было что-то вроде оскала собаки. Не говоря ни слова, он поднял руку с пистолетом и выстрелил.

Джимми инстинктивно пригнулся. Пуля скользнула по левой стороне груди. Джимми охватила ярость, но в этот миг его сознание работало так ясно, как это бывает нередко в момент смерти. Он видел лицо Уолкера словно сквозь увеличительное стекло — каждую прожилку блестящих глаз, каждую капельку пота, каждый волосок на усах.

Все это длилось какую-то ничтожную долю секунды — он успел только ниже пригнуться. «Бросься на негодяя! — приказывал ему мозг. — Отними у него пушку и разбей череп!»

Но все в нем кричало: «Беги, парень, беги!»

Его сжавшиеся мускулы были напряжены до предела. Прежде чем Уолкер успел еще раз спустить курок, Джимми, совершив невообразимый пируэт, перепрыгнул несколько ступенек.

Вторая пуля задела шею. Боль обожгла его каленым железом. Стоял он неудобно — правая нога выше левой. Но тут же сгруппировался, как акробат, готовящийся к рискованному сальто. Бросился через лестничную площадку к противоположной стене и сильно ударился о нее.

— Грязный негодяй! — крикнул Джимми, оттолкнулся от стены и скрылся за поворотом, прежде чем третья пуля Уолкера пробила дыру в штукатурке на том самом месте, где только что была тень головы Джимми.

Он катился вниз по лестнице кубарем. Не в состоянии остановить падения, продолжал кувыркаться как гимнаст, решивший поразить публику рискованным номером.

Уолкер бежал за ним следом. Не заметив последней ступеньки, он упал и оказался на четвереньках.

— Ну подожди же, черная образина! Подожди! — кричал он. Каждый из них жил сейчас своей одной-единственной мыслью: белый хотел убить, черный — спастись.

Джимми свернул туда, где стояли урны. Может, удастся вскочить в грузовой лифт… Тут его подошвы скользнули по разлитому маслу, и он изо всей силы ударился о дверной косяк. Он слышал шаги своего преследователя…

Здесь он недавно включил свет. А не оставить ли детектива в темноте? Но из коридора падала полоска света. Вернуться и закрыть дверь Джимми уже не мог. Он на секунду замер… И тут снова появился Уолкер.

Джимми представлял собой сейчас отличную мишень. Негде спрятаться, негде укрыться, нечем обороняться. Справа рядом с ним стояло ведро с губками. Ногой он ударил изо всех сил по ведру. И в тот же миг Уолкер спустил курок.

Пуля пробила дно ведра — и это спасло Джимми жизнь! Ранив его в грудь, чуть повыше сердца, пуля не убила его, а только сшибла с ног, как мощный удар железного кулака.

Ведро же угодило в Уолкера, и тот тоже упал.

Джимми вскочил и снова побежал, чувствуя, что из ран сочится кровь. Насколько раны серьезны, он не знал. Джимми знал одно: он должен торопиться, исчезнуть, прежде чем Уолкер поднимется и сможет стрелять.

Боковым зрением увидел составленные вместе урны. На бегу он повернулся, схватил две верхние и швырнул в Уолкера. Они снова повалили его. Джимми схватил следующие две и бросил опять. В этом шуме он не мог установить, стрелял Уолкер еще или нет.

Но Уолкер не стрелял. Он весь побелел от злости, он ругался на чем свет стоит, отбиваясь от урн, словно это были живые существа. И тут он увидел, что Джимми побежал к другой двери, к противоположной стене. В полутьме он не рискнул стрелять, тем более что в пистолете оставалась лишь одна пуля. Он заковылял вслед за убегающим негром, разбивая ноги в кровь о лежащие урны.

Джимми со всего разбегу бросился на деревянную дверь. Ржавый замок поддался. Дверь открылась и с грохотом ударилась о стенку узкого темного туннеля, который вел в соседний дом. Джимми знал, что этот ход ведет к другому, соединяющему все подвалы микрорайона. «Где-то здесь должен находиться управляющий, — подумал он с надеждой. — Где-то должны быть ночные портье, уборщицы, может быть, даже вооруженные ночные сторожа…» Но здесь, в лабиринте темных коридоров, были только двое, он и этот взбесившийся полицейский с бесшумным оружием.

Уолкер не отставал. Он то и дело натыкался на стены коридора, непристойно ругался, боролся с желанием достать свой служебный пистолет и сделать несколько выстрелов наугад.

Джимми со всего размаху ударился головой о стену. И почти без сознания упал на пол.

Его стоны услышал Уолкер. Остановился и начал искать в темноте блеск глаз: сколько раз ему приходилось слышать, будто в темноте глаза негров светятся, как кошачьи. Он держал оружие наготове, чтобы спустить курок в тот же миг, когда увидит этот блеск.

Джимми все-таки сумел подняться на ноги. Он чувствовал себя так, словно кто-то избил его железной цепью. Лишь инстинкт самосохранения держал его на ногах. Он снова побежал.

Вдруг ход круто повернул направо, там шли три ступеньки. Джимми снова упал и содрал о грубый цементный пол кожу. Резкая боль подхлестнула его, придала новые силы. Скорее!.. Уолкер достал из пиджака карманный фонарь; узкий луч света указал ему на поворот и ступеньки. Но в это время Джимми свернул за угол. Секунду Уолкер размышлял, не стоит ли перезарядить пистолет. Но такой потери времени он не мог себе позволить, он должен идти за негром по пятам.

Джимми все бежал, вытянув правую руку вперед, а левой касаясь стены. Он еще два раза свернул за угол и оказался вдруг перед коротким освещенным коридорчиком.

Как будто шагов преследователя не слышно. В нем родилась надежда. Но вот шаги послышались снова!

«На помощь! — закричал он и закрыл дверь. — Помоги-ите!»

Никакого ответа.

Он свернул за угол в тот момент, когда Уолкер появился в конце освещенного коридорчика. А Джимми оказался в другом коридоре — чистом, светлом, с гладким бетонным полом. Он повернул направо. Увидел перед собой массивную дубовую дверь. Если дверь не поддастся, он мертвец.

«Эй! — услышал он голос. — Эй!»

Он не стал оглядываться. «Да стреляй же, подонок! Кончай…»

Дверь открылась.

«Эй! Эй, ты!» — кричал белый сзади.

Помещение оказалось очень большим. Сквозь открытую дверь свет падал на длинный ряд электрических швейных машин. Джимми чувствовал себя как бы невесомым, он словно плыл…

Закрыв за собою дверь, бросился всем телом на нее. И тут он неожиданно нащупал замок. Надежный, большой замок. Прошла минута, другая…

— Эй! Что это здесь за шум? — услышал он незнакомый голос.

Но теперь Джимми был уже не в состоянии понять, услышал он его или это только почудилось.

Джимми потерял сознание и рухнул на пол…

«Придется убрать еще одного, — подумал Уолкер, услышав шаги управляющего домами. — С негром, можно сказать, все кончено. Он в западне, осталось только добить его. И именно сейчас тут появляется какой-то идиот!..»

Уолкер наблюдал за управляющим, стоя в нише у двери, за которой лежал негр. Здесь управляющий не мог его видеть. Осторожно заглянул за угол. Табличка на стене указывала, что он находится в помещении фирмы «АПЕКС — верхнее платье». На управляющем был помятый костюм и стоптанные туфли. «Он выглядит как опустившийся алкоголик, — подумал Уолкер. — Какой мерзкий, отвратительный тип…» Детектив мысленно стал приписывать незнакомому человеку самые дурные свойства характера — ему нужно было оправдаться перед собой на тот случай, если придется укокошить и этого… «Наверняка он горький пьяница, и скорее всего на этой должности недавно: через неделю-другую хозяева заметят, что он постоянно под градусом, и вышвырнут его. И тогда он снова окажется в сточной канаве. Будет лакать дешевый вермут и одеколон…

Вдобавок это запутает все дело. Убийство трех рабочих-негров можно свести к одному мотиву, но если вместе с ними убит белый, это заставит следователей думать, что они имеют дело не с преступником, а с безумцем, маньяком. В безумии же меня никто не заподозрит».

Он скрылся за углом, решив перезарядить пистолет. Опустив голову, мысленно пересчитал истраченные патроны. Свой шестизарядный пистолет он всегда заряжал пятью пулями — привычка, которую сам не мог объяснить. И всегда имел в запасе обойму с пятью патронами.

В первого — толстяка Сэма — он выстрелил трижды, а потом еще один раз…

Управляющий в это время изо всех сил стучал в закрытую дверь. «Кретин, — подумал Уолкер. — Где его ключ? Почему он не откроет?..»

Итак, четыре пули в Сэма. Потом одну в другого негра, прямо между глаз. А в третьего он стрелял три раза на лестнице и один раз в подвале. Теперь ему нужны две пули: одна для белого пьяницы, другая для негра. Но в обойме оставался только один патрон…

Так и не достучавшись, управляющий решил подняться наверх. Уолкер внимательно прислушался к его шаркающим шагам. Он вдруг подумал, что может просто-напросто придушить этого типа. Или убить рукояткой пистолета: резкий удар в висок, и этот малый охнуть не успеет…

Но тут с лестницы послышался чей-то голос:

— Джо! Что там у тебя?

— Кто-то проник в швейную мастерскую, — ответил управляющий.

Уолкер увидел на потолке коридора зеленую стрелу и на ней надпись белыми буквами: «ВЫХОД».

— Ни во что не вмешивайся, Джо, — проговорил сверху человек.

— Я вызову полицию.

Уолкер понял, что проиграл.

Управляющий исчез в конце коридора. Было слышно, как открылась и захлопнулась дверь лифта. Лишь тогда Уолкер на цыпочках побежал в направлении, указанном стрелой. Ему пришлось несколько раз свернуть по лабиринту подземных коридоров, пока он не оказался у обитой железом двери. Открыв ее, он взбежал по узенькой лестнице и оказался на улице.

Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы сориентироваться. Все ясно, он находится на 36-й стрит, неподалеку от Мэдисон-авеню.

Главный вход в здание магазина тоже находился на 36-й стрит. Он еще раз взглянул на вывеску: «АПЕКС — верхняя одежда». Подошел к стеклянной двери. Заглянул. Какая-то уборщица подметала пол в холле. Дверь была закрыта. Он нащупал в правом кармане пистолет. Сейчас нет смысла выбрасывать его — он ему еще пригодится. На один-единственный выстрел.

Он постучал в дверь. Уборщица уставилась на него в недоумении. Уолкер жестом подозвал ее, но та только покачала головой. Тогда он показал свой служебный жетон, и женщина медленно приблизилась к двери.

— Что вам нужно? — недовольно проворчала она.

— Открывайте, полиция!

— У меня нет ключа.

— Тогда позовите шефа.

Она бросила на него недоверчивый взгляд, повернулась и зашлепала по коридору; навстречу ей шел Джо со связкой ключей. Детектив видел, что они о чем-то перемолвились. Управляющий посмотрел на Уолкера с недоверием. Подошел поближе и крикнул сквозь дверь:

— Покажите-ка ваш жетон?

Уолкер прижал жетон к стеклу. Управляющий наклонился, внимательно рассмотрел его и только после этого отпер дверь.

— Долго вы копаетесь! — рявкнул Уолкер. — Разве вы не знаете, что шеф вызвал полицию?

— На крыльях вы прилетели, что ли? Шеф, наверное, даже трубки не успел положить…

— Не болтайте лишнего, — оборвал его Уолкер.

Управляющий насупился, пытаясь собраться с мыслями, но в это время к ним подошел хозяин магазина.

— Кто-то проник в нашу швейную мастерскую, там, внизу, — он осекся на полуслове… — Вы ведь из полиции, верно?

Уолкер был вынужден еще раз предъявить жетон.

— О’кэй. Пройдемте сюда, — хозяин проводил его к лифту.

Джо пошел за ними.

Они спустились на два этажа, и вскоре Уолкер опять стоял перед знакомой дверью.

— Дайте мне ключи! — велел он.

Хозяин достал из кармана связку.

— Осторожно, сэр, он может быть вооружен.

— А вы оба держитесь за мной, — сказал Уолкер, доставая служебный пистолет.

Он открыл дверь и увидел негра, лежащего в луже крови. Уолкер наклонился над ним, взял его левую руку, нащупал пульс.

«Этот сукин сын еще жив! — с ненавистью подумал Уолкер. — Ничего, двух-трех ударов кованым ботинком будет достаточно, чтобы душа его вознеслась к небесам…»

— Боже мой, он ранен! — проговорил хозяин магазина.

— А может, и мертв, — сказал Уолкер. — Очень даже похоже, что мертв. Позвоните к нам и скажите, чтобы прислали машину с врачом.

— Джо, позвони! — приказал хозяин. — А я останусь здесь.

— Лучше будет, если вы сами позвоните, — настаивал Уолкер. — А Джо возьмите с собой, он мне здесь ни к чему.

— Нет, позвонит он, — стоял на своем хозяин. — Давай, Джо, поторапливайся! — Он нагнулся над раненым, вглядываясь в его лицо. — Э-э, да ведь это парень из ресторана! Послушайте, он не взломщик! Но… черт побери, что ему здесь понадобилось? — Он потрогал пульс. — Слава богу, он жив!

— Ну ладно, — мрачно проговорил Уолкер. — Попробуем положить его поудобнее. — Он схватил его под мышки и грубо потащил в угол.

— Что вы делаете? — запротестовал хозяин. — Вы… вы так его добьете…

Уолкер рванул на раненом рубашку, — пуговицы так и посыпались на пол. Рана на груди опять открылась и начала кровоточить. Уолкер огляделся вокруг, словно ища что-то, но, кроме стульев и швейных машин, ничего не увидел.

— Не стойте как истукан! — прикрикнул он на хозяина магазина. — Принесите ему воды.

Хозяин был пожилым человеком тщедушного вида, с лицом аскета. На его бледных щеках горели сейчас красные пятна.

— Оставьте его в покое, — проговорил он сквозь зубы. — Подождем врача. Если вы из полиции, то вам полагалось бы знать, как обращаются с ранеными. Если я сообщу, вы можете потерять службу.

— Ему гораздо удобнее лежать на спине, — ответил детектив. — А вам я советую не вмешиваться не в свои дела. Вам и без того придется многое объяснить…

— Ерунда! — отмахнулся хозяин магазина.

Уолкер стал на колени рядом с негром, быстро обыскал его карманы. Кроме носового платка, связки ключей, двух гаек и удостоверения, ничего не нашлось. Уолкер незаметно сунул удостоверение в карман плаща, он взял бы и ключи, но хозяин магазина не сводил с него взгляда. Снаружи послышались шаги. Детектив поднялся.

В это мгновение Джимми открыл глаза. Когда он увидел над собой Уолкера, зрачки его расширились от ужаса. Он инстинктивно схватил детектива за руку, силясь удержать его от последнего шага.

Уолкер вырвался так резко, что Джимми чуть приподнялся и потом упал, ударившись головой о каменный пол.

— Не бойся, парень! — успокаивал его хозяин магазина. — Не бойся, это полицейский. Он хочет тебе помочь.

Джимми не мог разглядеть лица подошедшего к нему человека. Он знал только одно: убийца рядом с ним.

— Он… он в меня… он стрелял в меня! — с трудом выдавил из себя Джимми. Он чувствовал, что силы оставляют его. Поэтому нужно предупредить этого незнакомца: — Он в меня стрелял…

Хозяин магазина ничего не мог понять. Наклонился ниже:

— Кто стрелял в тебя, парень, кто?

Лицо Джимми исказилось от боли:

— Мистер, вы должны мне… верить… Это он. Он стрелял в меня. Вот этот самый! — И, заметив недоверие в глазах, Джимми добавил шепотом: — Обыщите его. Револьвер, наверное, еще у него в кармане… — и потерял сознание.

Хозяин смотрел на Уолкера со все растущим подозрением.

— Он в делириуме[3], — пожал плечами детектив.

Вошли двое полицейских, за ними — Джо. Уолкер предъявил свой жетон.

— Этот человек ранен, — произнес он твердым голосом. — Врач вызван. Один из вас останется здесь, другой пойдет со мной. Может быть, убийца где-то поблизости.

— Здесь останусь я, — заявил один из полицейских. — Куда мне его отправить?

— В госпиталь «Бельвю»[4]. Лучше всего в психиатрическое отделение.

Полицейский удивленно поднял брови.

— Он не в своем уме, — сказал Уолкер. — Пришел в себя на минуту и наплел черт знает что.

— Парень обвинил вашего коллегу в том, что именно он стрелял в него, — вмешался хозяин магазина.

Это сообщение пришлось полицейским явно не по вкусу. Они смотрели то на хозяина, то на детектива.

— Вот-вот, это я и имел в виду, — буркнул Уолкер.

— Он утверждал, что пистолет и до сих пор в кармане вашего коллеги, — упрямо продолжал хозяин магазина.

Уолкер с недовольным видом достал из кармана служебный пистолет и протянул его старшему по званию полицейскому.

— Разве похоже, что из него недавно стреляли?

Полицейский повертел пистолет в руках, понюхал и вернул со словами:

— Нет, из него не стреляли.

Хозяин магазина поклонился и исчез.

— О’кэй, двинулись, — сказал Уолкер тоном, не допускающим возражений, второму полицейскому. — Займемся делом.

С пистолетами в руках прошествовали они по коридору, Уолкер впереди, полицейский за ним. Через некоторое время они оказались у лестницы, где Уолкер впервые стрелял в негра. Совсем рядом, там, где стояли урны для мусора, было полным-полно полицейских.

— Что здесь произошло? — спросил Уолкер.

— Двойное убийство, — ответили ему. — У холодильников нашли двух мертвых негров.

Полицейский, сопровождавший Уолкера, тихонько присвистнул.

— Кто ведет следствие?

— Сержант из уголовной комиссии. Пока что. Но скоро прибудет начальство.

Уолкер поднялся наверх. Сержанта он нашел в кладовой.

— Вы наверняка ищете третьего парня, — сказал ему Уолкер вместо приветствия.

Сержант смерил его недовольным взглядом. Ему не нравилось, когда люди вмешивались не в свои дела.

— А вы кто такой? — спросил он не очень-то вежливо.

Уолкер предъявил свой жетон. Это не произвело никакого впечатления.

— Вы знаете Брока? — спросил Уолкер.

— Да.

— Это мой шурин.

Брок был сержантом уголовной комиссии этого же района, и это возымело свое действие.

— Вот как? — сказал сержант. — Да, мы ищем третьего парня.

— Я нашел его, раненого, в подвале соседнего дома.

— Он плох?

— Пока еще держится. Я направил его в «Бельвю».

— Хорошо. Теперь у нас по крайней мере есть живой свидетель. А те, которых мы опросили, клянутся, что ничего не знают.

— Третий вам тоже не очень-то поможет. Он совсем свихнулся, — сказал Уолкер.

— М-да, дела, — вздохнул сержант.

Уолкер прошел к холодильным установкам и, делая вид, что ищет выключатель, оставил повсюду свои отпечатки пальцев.

— Осторожно! Там отпечатки пальцев! — крикнул ему сержант.

Уолкер быстро отдернул руку.

— Ну, эти все равно ни к черту не годятся — кого здесь только не было!

— Конечно, ни к черту не годятся, особенно после того, что вы сейчас сделали, — сказал сержант, но тут же улыбнулся. — Не принимайте моих слов всерьез, но на всякий случай будьте осторожнее.

…Одиннадцать часов утра. С серого неба, танцуя, спускались пухлые хлопья снега. Машины чуть замедлили ход — видимость сделалась хуже, — но, в общем, жизнь шла своим чередом, и люди этого большого города занимались своими привычными делами.

Набившее оскомину цирковое представление, в котором актерами были полицейские, а зрителями — прочие граждане, подходило к концу. Такие представления повторялись уже тысячу раз; по пальцам можно было перечесть случаи, когда они давали результаты и способствовали раскрытию преступления.

Некоторое время сержант Брок размышлял: а зачем это вообще нужно? Чего мы надеемся этим достичь? И кого пытаемся обмануть? Но он постарался поскорее отделаться от своих сомнений: они не к лицу блюстителю закона.

Брок помогал лейтенанту Бэкеру из уголовной комиссии, занимавшемуся расследованием убийства на 37-й стрит. На допросе свидетелей присутствовал также представитель прокуратуры — высокий молодой человек, чьи проницательные глаза замечали все, но он не произносил ни слова. Свидетелей допрашивал Бэкер.

Сначала он вызывал негров из утренней смены, одного за другим; Бэкер пытался выяснить у них привычки и образ жизни убитых. Оказалось, что Луки был парнем спокойным, домоседом, имел четверых детей. Он был вне каких бы то ни было подозрений. Толстяк Сэм оказался полной противоположностью Луки. Он жил с какой-то опустившейся женщиной, такой же толстой, как и он сам. Большую часть свободного времени он проводил в барах и не раз встревал в уличные драки. О Джимми никто ничего толком сказать не мог.

Затем опросили белых. Все они в один голос заявили, что людей из ночной смены почти совсем не знают, поскольку практически не общаются с ними.

Официантки были все до одной белые. Они тоже ничего не знали. И только когда речь зашла о Джимми, Брок услышал, как одна из них пробормотала:

— Он парень что надо.

Но, когда Брок посмотрел в ее сторону, она отвернулась.

Минут пятнадцать спустя Бэкер, Брок и сотрудник прокуратуры прошли в соседний дом, чтобы допросить Джо и хозяина магазина.

Хозяин сообщил, что его позвал Джо, предположивший, что в швейной мастерской скрывается взломщик; он немедленно позвонил в полицию, и сразу после этого появился детектив. Он проводил детектива в подземное помещение. В швейной мастерской фирмы «АПЕКС — верхняя одежда» они обнаружили раненого негра. По форменному комбинезону хозяин магазина сразу признал в нем рабочего фирмы «Шмидт и Шиндлер». Хозяин магазина заявил также, что, несмотря на его предупреждения, детектив обращался с раненым «немилосердно». И еще: когда раненый ненадолго пришел в себя, он обвинил детектива в том, что тот стрелял в него.

Бэкер и Брок слушали с тем застывшим, безучастным выражением лица, которое бывает у полицейских, когда обвиняют их коллегу. Но попыток оспорить показания хозяина магазина они не делали.

Управляющий домами показал, в сущности, то же самое. Он, дескать, шел в мастерскую в такую рань, потому что хотел проверить, убрали ли там накануне… Нет, кроме швейных машин, там украсть нечего, а они стационарные, привинчены к полу. Одно его поразило: мгновенное появление детектива. Не успел хозяин позвонить, а детектив уже тут как тут… Нет, ничего странного в поведении детектива он не заметил. Разве только тот был как будто выпивши, но в такую пору это дело вполне объяснимое — холодно, вот и пропустишь рюмочку-другую… Нет, когда раненый говорил что-то о детективе, его самого в подвале не было — он как раз открывал дверь приехавшим полицейским… А когда вернулся, негр снова потерял сознание.

Работник прокуратуры поинтересовался, не слышал ли Джо до этого каких-нибудь выстрелов.

Нет, он ничего не слышал. Он видел еще, как детектив передал одному из полицейских свой пистолет, а тот сказал, что из него не стреляли. Насчет обвинений раненого он совершенно не в курсе.

— Хорошо, на сегодня хватит, — сказал лейтенант Бэкер.

Когда они снова оказались в ресторане, увидели собравшихся перед входом репортеров. Тем, конечно, не терпелось узнать первые подробности дела. Лейтенант решил сначала позвонить в управление. Набрав номер, попросил прислать к нему Уолкера, как только тот появится.

Потом соединился с госпиталем «Бельвю» и велел перевести Джимми в больницу окружной тюрьмы. Ему ответили, что раненый потерял очень много крови и сейчас без сознания; перевозить его в таком состоянии опасно.

— Понимаю. Но как только это будет возможно, немедленно перевезите. — Бэкер повесил трубку.

После этого вышел на улицу и дал короткое интервью журналистам: мотивы убийства пока неизвестны, полиция рассчитывает получить дополнительные сведения в Гарлеме.

Затем Бэкер собрал своих людей и поехал в управление.

В одиннадцать часов утра убийство было формально зарегистрировано и занесено в каталог; едва заметный прокол на громадном теле города затянулся свежей кожицей и стал неразличим для невооруженного глаза.

Лейтенант Бэкер предпочел бы, чтоб во время допроса Уолкера ему помогал сотрудник прокуратуры, а сержант Брок тем временем отправился бы в Гарлем. Но все вышло иначе: Брок попросил разрешения участвовать в допросе Уолкера, потому что речь шла о брате его жены. Скрепя сердце Бэкер согласился, хотя это противоречило правилам.

— Только ни во что не вмешивайтесь, — заметил представитель прокуратуры.

…Уолкера долго не могли разыскать. Лейтенант сам звонил ему домой, потом в управление, где работал Уолкер. Никто его не видел и не знал, где можно найти.

Лейтенанту не оставалось ничего другого, как передать по рации дежурившим на улицах машинам полиции, чтобы Уолкера разыскали как можно скорее.

— Не может быть, чтобы их убил Уолкер, — сказал работник прокуратуры. — Какие у него могли быть на то причины?

Лейтенант молча раскуривал свою трубку. Тогда молодой человек посмотрел на Брока, ожидая от него подтверждения своих слов. Но тот не хотел пускаться в плавание без руля и ветрил.

— Подождем, что он сам скажет.

Лейтенант едва заметно кивнул.

— Мне думается, убийцу следует искать в Гарлеме, — продолжал сотрудник прокуратуры.

Брок уставился на какую-то невидимую точку на стене. Лейтенант отделался ничего не значащими словами:

— Да, мы обо всем позаботимся, не беспокойтесь.

— Может быть, убитые принадлежали к какой-нибудь банде террористов, и их убрали, потому что они отказались участвовать в очередном преступлении — например, во взрыве ресторана…

Полицейские обменялись многозначительным взглядом.

— Я сознаю, это звучит не вполне убедительно, — спохватился сотрудник прокуратуры. — Но какой смысл во всем происшедшем видите вы?

— Бог знает, что за история, — согласился с ним Бэкер.

От продолжения нудного и неприятного разговора их освободил приход Уолкера. Детектив был одет так же, как и минувшей ночью. Глаза его были воспалены еще больше, чем утром. Он взглянул на Брока с упреком, потом кивнул ему. Спросил лейтенанта:

— Зачем вы меня разыскивали?

Полицейский, вошедший вместе с Уолкером, пододвинул один из стульев к столу Бэкера.

— Садитесь, Уолкер! — предложил Бэкер.

Он нажал на кнопку, и в кабинет вошел полицейский с блоком для стенограмм, сел за узкую часть письменного стола. Брок устроился в углу комнаты.

— Расскажите нам все о прошедшей ночи, все, о чем вы можете вспомнить, Уолкер, — начал Бэкер. — Но ничего не упускайте.

— Допрашивать меня имеет право только начальник уголовной комиссии, — дружелюбно, но твердо сказал Уолкер.

— Таково общее правило, — согласился лейтенант. — Но в данном случае вас обвиняют в убийстве, а это уже в моей компетенции.

Уолкер усмехнулся.

— Не возражаю, лейтенант, — он откинулся на спинку стула, опустил глаза и начал рассказывать: — Вы знаете, что с восьми вечера до четырех утра я несу службу в районе Таймс-сквера. В основном мне приходится иметь дело с проститутками и карманниками, но время от времени в этом районе случаются перестрелки и ограбления… Прошлой ночью, незадолго до конца дежурства, я еще раз прошел мимо ресторана-автомата на Бродвее. Там иногда собираются проститутки и всякие типы, которых мы разыскиваем. Но на этот раз никого, кроме пары бродяг, там не оказалось…

— Почему вы решили, что они бродяги? — спросил представитель прокуратуры.

Уолкер повернулся к нему и, чеканя каждое слово, абсолютно спокойно ответил:

— Потому что бродяги выглядят как бродяги. А как же иначе? — его логика была убийственной. — И вот я увидел, что со стороны 47-й стрит ко мне приближается какая-то проститутка, — он посмотрел на сотрудника прокуратуры с вызовом, — я решил, что она проститутка, потому что она выглядела как проститутка.

Лейтенант чуть заметно кивнул.

— Следом за ней бежал высокого роста мужчина в плаще, но без шляпы. Я преградил путь женщине, а потом хотел задержать мужчину. Увидев, что в руках у него нож, я отпустил женщину и занялся им. Он хотел улизнуть от меня, вот и пришлось его немного успокоить: когда в такой холод полежишь на земле, всякая охота бегать с ножом пропадет…

— А чем вы его ударили? Пистолетом? — спросил представитель прокуратуры. Полицейские молча переглянулись, не понимая, к чему этот вопрос.

— Не-ет, — сказал Уолкер. — Дубинкой… Когда я оглянулся, заметил, что эта девка свернула за старое здание «Таймса». Я понял, что так мне ее не догнать. Тогда я свернул за угол, на 42-ю стрит, к своей машине. Потом возвратился, положил в нее мужчину и поехал за девкой.

— Это была служебная машина?

— Нет, моя собственная.

— Какой марки?

— «Бьюик-ривьера»…[5]

— Слишком шикарная коляска для простого детектива, — заметил лейтенант.

— Я купил ее на свои, а не на чужие! — резко сказал Уолкер.

— Он холостяк… — попытался объяснить Брок.

— Ладно, пусть продолжает, — махнул рукой лейтенант.

— На 42-й стрит девки я не нашел, поэтому поехал по Бродвею до 34-й. Там ее тоже не было…

— А тот мужчина?.. — перебил его лейтенант.

— Он был без сознания.

— И вас это не беспокоило?

— Я о нем, признаться, забыл. Я хотел поймать сбежавшую девку.

— Почему вы решили ее задержать?

— Ах да, совсем забыл — этот парень крикнул мне, что она его обокрала.

Лейтенант сделал какую-то пометку на листе бумаги.

— А вам не приходило в голову, что за время ваших разъездов она могла преспокойно укрыться в одном из домов? — холодно поинтересовался сотрудник прокуратуры.

— Наверное, могла… — согласился Уолкер. — Об этом я как-то не подумал.

Все присутствующие пристально посмотрели на него.

— Я думал только о том, как мне схватить эту воровку! — на скулах его появились красные пятна, в глазах зажглись огоньки злобы.

Несколько секунд спустя Уолкер снова овладел собой и, желая объяснить раздражение, медленно проговорил:

— Терпеть не могу такую шваль. Подпоят дурачка, а потом обчистят до нитки.

Эти слова не убедили полицейских, а сотрудник прокуратуры просто пропустил их мимо ушей. Уолкер продолжал:

— Ну, как бы там ни было, я поехал по Мэдисон-авеню и увидел, что она вдруг появилась со стороны 42-й стрит и тут же побежала в сторону 5-й авеню. Я не мог ехать за ней — ведь движение там одностороннее. Поэтому я затормозил на углу Мэдисон-авеню, выскочил из машины и бросился за ней бегом. Только я свернул на 36-ю стрит, как увидел, что она нырнула в один из домов. Когда я добежал, дверь подъезда была закрыта на ключ. Я хотел пройти через черный ход, но его в этом доме не оказалось.

— Вы запомнили номер дома? — спросил лейтенант.

— Нет, но я…

— Этот дом далеко от здания, в котором найден раненый рабочий?

— Кажется, второй или третий дом.

— Кажется?..

— Второй! — не сдержавшись, выкрикнул Уолкер.

Несколько секунд все молчали, потом лейтенант сказал:

— Продолжайте.

Уолкеру потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Наконец он проговорил:

— И тут я увидел негра.

Присутствующие ждали, что он скажет дальше. Но он молчал, и тогда лейтенант тихо спросил:

— Какого негра?

Уолкер пожал плечами.

— Не знаю, откуда он взялся. Сначала я услышал чьи-то шаги, а потом увидел негра, который бежал прямо на меня. Я подумал, что это какой-то хулиган.

— Почему? — спросил лейтенант.

— Как почему? — смутился Уолкер.

— Почему вы подумали, что он хулиган?

— А что прикажете думать о негре, который в это время ошивается в таком районе?

— Неубедительно. Здесь немало негров — рабочих, грузчиков, дворников.

Опять наступило неловкое молчание. Оно длилось минуты две, пока Уолкер решил, что должен продолжать:

— Когда я схватил его за руку, он понял, что я из полиции, и крикнул: «Вот удача!» Он объяснил, что в подвале углового дома сидит какой-то взломщик. Только тут я заметил на нем униформу фирмы «Шмидт и Шиндлер».

Он прокашлялся и продолжил:

— Я потребовал у него документы. Он показал мне удостоверение своей фирмы и сообщил, что взломщика сперва обнаружили в ресторане, а потом, удирая, он попал в подвал…

— Как он выглядел, этот негр? — спросил лейтенант.

— Как выглядел… Ну как они все, негры, выглядят, понимаете. А как ему было выглядеть?

— Высокий он был или маленький, толстый или худой? — терпеливо расспрашивал лейтенант. — Черный, коричневый или желтоватый? Старый, молодой?

— Даже не обратил внимания. Что к ним, неграм, присматриваться? Ведь он говорил о каком-то взломщике, вот в чем была суть!

— Постарайтесь все-таки что-нибудь припомнить, — сказал лейтенант дружелюбно.

— Да, да… Постойте, на его удостоверении была фамилия… Вильсон. Да, точно, Вильсон.

— Вызовите цветного рабочего фирмы «Шмидт и Шиндлер» по фамилии Вильсон, — сказал лейтенант стенографу. Тот хотел было выйти, но лейтенант остановил его: — Нет, не сейчас. Пока стенографируйте… Может оказаться, что униформу этот негр украл, а пропуск подделал.

— Конечно, сэр, — с готовностью подтвердил Уолкер.

— Продолжайте.

— Вместе с негром я отправился ко входу в здание на 5-й авеню. В помещении мы заметили уборщицу. Я постучал. Она долго не открывала, пока не сообразила, что я из полиции. Потом пошла за хозяином. Когда я оглянулся, негра рядом не было.

— Вы его стали искать?

— Нет. Я подумал, что он, наверное, пошел в свой ресторан. И тут же появился человек с ключами. Этот тоже начал что-то выяснять — его шеф, дескать, только что позвонил в полицию и как, мол, я так быстро оказался на месте.

— Но вы ему объяснили, что вас позвал служащий «Шмидта и Шиндлера»?

— Ничего я ему объяснять не стал. Мне показалось, что он пьян. Очень было на то похоже. Пока до него дошло бы…

Он заметил, что Бэкер снова едва заметно кивнул, и уставился на него.

— Но хозяину вы по крайней мере объяснили, как было дело? — спросил лейтенант.

— Он меня ни о чем таком не спрашивал, а сразу повел в подвал, где якобы был взломщик.

— И вместо взломщика вы обнаружили там раненого рабочего фирмы «Шмидт и Шиндлер»? — закончил за него лейтенант.

— Гм, гм… Он стал утверждать, будто в него стрелял я.

— Чем вы это объясняете? — сказал сотрудник прокуратуры.

Уолкер посмотрел в его сторону и медленно развел руками:

— Ничем. Пусть с ним разбираются психиатры… Поэтому я и велел отправить его в «Бельвю». — Уолкер ненадолго умолк. — Я думаю так: когда он пришел в себя, я был первым, кого он увидел. Вот он и решил, будто в него стрелял я. Скорее всего последнее, что он видел, — это стрелявший в него человек, а потом он потерял сознание… Негр просто не понял, что между этими двумя моментами прошло много времени. Или у него были галлюцинации. Или он вообще не видел того, кто в него стрелял…

— В него стреляли спереди, а не сзади, — заметил лейтенант.

— Допустим. Но я-то тут при чем? Когда его ранили, я еще был в своей машине с тем типом, который бежал с ножом… Да и эта девка подтвердит, что видела меня.

— Ее мы обязательно разыщем, — твердо сказал лейтенант. — Но вы нам забыли объяснить, как вы поступили с ее преследователем.

— Одну секунду! — перебил лейтенанта сотрудник прокуратуры. — Так вы считаете, у него были галлюцинации?

— Ясное дело. По-моему, тот, кто стрелял в него, тоже был негр.

— Может быть, тот самый, которого вы остановили на улице?

— Что ж, это не исключено. Сейчас я думаю, что скорее всего так оно и есть.

— Но, когда вы его увидели, вы ничего такого не подумали?

— Нет. Ведь об убийствах я ничего не знал.

— Вы осмотрели трупы?

— Я хотел, но сержант, который вел следствие, меня к ним не подпустил.

Лейтенант неопределенно хмыкнул:

— Вернемся, однако, к вашему задержанному.

— Я был в ресторане «Шмидта и Шиндлера» и встретил там ребят из уголовной комиссии. От них я и узнал о двойном убийстве. Сержант заметил, что я кое-где случайно оставил отпечатки пальцев…

— Они найдены повсюду.

— Сержант меня выругал за это. Хотя особой беды я не вижу: там столько людей копошилось. Ну да ладно… И вдруг я вспомнил о своей машине, о задержанном, и…

— Как это вдруг? Как вы могли вообще забыть об этом?

— Черт побери! Забыл, и все! А тут вспомнил! Побежал по Мэдисон-авеню и увидел, что ни моей машины, ни задержанного нет… Мне показалось даже, что это мне снится! То от меня удирает эта девка, потом какой-то ниггер утверждает, будто я хотел его укокошить, а теперь исчезла моя машина вместе с задержанным.

— Вдобавок куда-то пропал негр, сообщивший вам об убийстве, — напомнил ему лейтенант.

— Да, и он тоже… Я позвонил и сообщил о краже машины. Можете узнать у…

— Я вам верю.

— О задержанном я не упомянул по телефону, потому что не знаю его фамилии… Я вернулся в ресторан, чтобы сообщить о негре, который вдруг пропал, но наши парни в это время допрашивали управляющего и хозяина магазина и к сержанту никого не пропускали…

— А почему вы не позвонили мне?

— Не подумал об этом.

Лейтенант смерил его долгим взглядом:

— Для детектива вы чересчур рассеянны и забывчивы.

После этих слов Уолкер неожиданно потерял контроль над собой и весь обмяк. Прикрыв лицо руками, он выдавил из себя:

— Я ужасно устал прошлой ночью.

Он был пьян, подумал лейтенант. А Брок, шурин Уолкера, подумал: он все еще не протрезвел, хотя внешне это и не заметно.

— Ну ладно, — сказал лейтенант беззлобно, — побывайте еще раз в ресторане, может быть, вы опознаете того негра с улицы. А если нет, съездите в морг, может, обнаружите его среди убитых.

Уолкер тяжело поднялся.

— Я могу идти?

— Подождите в коридоре, пока стенограф составит протокол. Вам нужно подписать его. О’кэй?

— А потом отправляйся и хорошенько выспись, — добавил Брок.

Когда Уолкер вышел из кабинета, лейтенант и Брок обменялись многозначительными взглядами.

Снегопад прекратился, но зато на город спустился густой туман. Верхние этажи небоскребов исчезли, словно их проглотило небо. Единственными оазисами света были ярко освещенные витрины магазинов да лучи автомобильных фар, казавшиеся в этой грязно-серой мгле светящимися щупальцами какого-то животного.

Машина Брока медленно продвигалась в сплошном потоке заснеженных автомобилей.

Когда он попал наконец в Гарлем и въехал на 113-ю стрит, Брок подумал: «Если в центре Нью-Йорка скажешь, что туман город спрятал, то здесь он его пожевал-пожевал и выплюнул». По сути дела, это был уже не город, а воспоминание о нем: когда-то, мол, здесь жили люди…

Сколько Брок себя помнил, он, можно сказать, всегда был полицейским. Даже не обладая изощренной фантазией, любой полицейский сказал бы сейчас, что дела у его шурина, Уолкера, не ахти. Брок заставлял себя не думать об этом. Успеется, когда он соберет все факты. Единственное, от чего он не мог отделаться, — это вопрос о возможных мотивах убийства.

Улица, по которой он ехал, была настолько грязной, что он невольно поморщился.

Могли бы, по крайней мере, убирать тротуары, подумал он, словно забыв о том, что еще несколько лет назад городские власти отказались от уборки улиц в Гарлеме.

Известие об убийстве уже достигло Гарлема. Те немногие негры, которые встретились Броку, смотрели на него с неприязнью. Но это его не трогало…

Приятели частенько подтрунивали над Броком, называя его «телефонной будкой», — он был высоченного роста и очень широк в плечах. Если бы его маленькие глаза на костистом обветренном лице не были такими холодными, Брока можно было бы принять за добродушного увальня.

Луки Вильямс жил в обшарпанном доходном доме на 11-й авеню. Выбитые стекла во многих окнах заменяли пожелтевшие газетные листы. Брок тщательно запер машину и вошел в дом.

В длинном коридоре не горела ни одна лампочка, пахло плесенью. Поставив ногу на первую ступеньку, он подумал: «Не лучше ли достать пистолет? А вдруг где-то за углом притаился черномазый, готовый проломить ему череп или перерезать горло?»

Он поднялся на четвертый этаж и постучал. Дверь приоткрыли, но цепочку не сняли. На него смотрела негритянка, почти совсем седая.

— Вы, наверное, из полиции… Сейчас, когда его убили… — это прозвучало как обвинение.

Он достал из кожаного футляра служебный жетон, предъявил ей и проговорил неожиданно виноватым голосом:

— Вы правы… Я сержант Брок… А вы, наверное, миссис Вильямс. Вы позволите войти? Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Она молча сняла цепочку и пропустила его в квартиру. Эта рано постаревшая женщина была хорошо знакома с нуждой и научилась ей не покоряться. Даже сейчас ее лицо выражало скорее ожесточенность, чем горе. Поверх синего шерстяного платья на ней была черная кофта.

Войдя в комнату, Брок быстро огляделся. Посреди комнаты стоял большой стол, на нем лампа и пепельница; несколько колченогих стульев прятались по углам, и только один стоял у стола. У стены против окна он заметил самодельную печурку, а рядом — старое кожаное кресло… В нем, наверное, часто сиживал убитый. Весь угол напротив двери занимала большая двуспальная кровать, покрытая малинового цвета шерстяным одеялом.

Женщина подошла к столу, зажгла лампу.

— Садитесь, сэр, — сказала она, устраиваясь на краешке кровати.

Брок сел за стол, положил шляпу на один из стульев, достал записную книжку и шариковую ручку. Посмотрел на женщину. Глаза ее чисты, следов слез нет; она сидела очень прямо, положив руки на колени. Все говорило о том, что это тяжелое испытание она встретила с мужеством.

Ему не пришлось задавать много вопросов, она почти все рассказала сама. О смерти мужа узнала из выпуска последних известий по радио, в одиннадцать часов утра. Позвонила сестре, чтобы та опознала его в морге: сама она не могла заставить себя пойти туда. Сейчас она ждет представителя фирмы, где работал Луки. Девятнадцатилетняя дочь работает продавщицей в ресторане-автомате на 72-й стрит, но ей она пока не звонила. Их восемнадцатилетний сын сейчас в армии, во Флориде; знает ли он уже о случившемся, ей неизвестно. Но когда узнает, конечно, приедет домой, чтобы поддержать, ее в горе. Где их семнадцатилетний сын? Где-то здесь, в Гарлеме. Он часто ссорился с отцом и убегал из дому.

— А не может он иметь отношение к убийству? — спросил Брок.

— Боже мой, нет! Он мальчик неплохой, хотя со странностями…

— Я на всякий случай все-таки запишу его имя.

— Мелвин Дуглас.

Пятнадцатилетняя дочь была сейчас в школе.

Двадцать лет назад, сразу после свадьбы, они перебрались в Нью-Йорк из одного из южных штатов. Все семеро детей родились в Гарлеме, трое из них умерло. Луки был хорошим, заботливым отцом, старался заработать где мог. Она время от времени тоже, нанималась на поденную работу — когда приходилось особенно туго. Луки в жизни не сделал ничего плохого, она может поклясться памятью покойной матери! Правда, до нее дошли слухи, что в последнее время его видели с другой женщиной…

— Вы знаете, кто она? — спросил Брок.

— Конечно. Зовут ее Беатрис Кинг, она прихожанка той же церкви, что и мы… Но можете мне поверить, к этому она никакого отношения не имеет, это я вам верно говорю. Вдова она, женщина одинокая…

Он записал адрес мисс Кинг и спросил:

— Вам хватало на жизнь того, что приносил Луки? Ведь зарабатывал он не так уж много.

— Конечно, когда собиралась вся семья, а Нэнси, старшая, еще не работала, приходилось туго. Но это у всех цветных так. Луки получает сейчас вдвое больше, чем когда мы поженились… Получал… Дети помогали друг другу чем могли. В остальном приходилось уповать на господа бога.

— Луки застраховал свою жизнь?

— Кажется, да. В своей фирме.

Броку стало ясно, что для этой семьи фирма «Шмидт и Шиндлер» стояла на втором месте после всемогущего бога.

Брок редко бывал подавлен: работая в уголовной комиссии, нельзя поддаваться чувствам. Но, побывав у миссис Вильямс и поговорив с ней, он был потрясен. «Что-то у нас не в порядке, — впервые подумал он. — Какое-то колесико в механизме нашего американского бытия прокручивается».

Он поехал по 11-й авеню в сторону 114-й стрит. Там вышел из машины и пешком поднялся на шестой этаж углового дома. Постучал.

Открыла ему толстая неопрятная негритянка в халате. Волосы у нее были накручены на бигуди. Он бросил быстрый взгляд в комнату и увидел широкую незастеленную постель со вмятинами на двух подушках.

— Миссис Дженкинс? — спросил он.

— Не-ет. Меня зовут Гусси. И никакая я не миссис Дженкинс. Вы небось из полиции?

Он кивнул.

— Боже правый, что он еще натворил? — Гусси театрально закатила глаза. — Вы его упрятали, да? А то он давно был бы уже дома.

— Насколько нам известно, он ничего не натворил. Но… он убит, — ответил Брок.

Жест возмущения получился у нее совершенно автоматически. Она была заранее готова изобразить возмущение, чтобы Сэм ни сделал. Но рука ее остановилась. Гусси словно окаменела в этой неестественной позе. Ее сравнительно светлая кожа посерела, на лице застыло выражение неподдельного ужаса. Женщина вдруг постарела лет на двадцать.

— У-уб-бит? — едва слышно прошептала она.

— Да…

— Но… Кто мог убить Сэма? Разве он кого-нибудь тронул? Он ведь никогда… Сэм только поболтать был горазд…

— Все это мы выясним. Можно мне войти?

Она впустила его:

— …извините. Я прямо не знаю… Как это случилось?

Брок вошел в единственную комнату, огляделся вокруг — где бы сесть? Напротив постели стоял большой стол и два мягких кресла, а у спинки кровати — два стула. Но сесть было не на что: и на креслах и на стульях валялись беспорядочно разбросанные вещи. Заметив его взгляд, она освободила одно кресло. Брок сел, положил шляпу на стол.

— Расскажите все, что вам известно о Сэме Дженкинсе, — начал он, так и не ответив на ее последний вопрос.

Она рассказала ему много, но ни малейшего намека на мотивы убийства из ее рассказа Брок извлечь не смог.

Сэм — один из многих, кто живет без особых моральных устоев, время от времени по мелочам преступает закон, но никакой социальной опасности не представляет. И поэтому, уходя, Брок не испытывал такого чувства, какое было у него после посещения Вильямсов.

— До свидания. Спасибо, Гусси.

— Помогла я вам?

— Очень даже, — солгал он. — Можете вы опознать его труп в морге? Или у него есть в городе родственники?

— Ничего, схожу. Насчет родственников не знаю, про это он ничего не говорил…

Потом Брок поехал на квартиру Джимми Джонсона, живущего на углу 149-й стрит и Бродвея.

Он остановился перед шестиэтажным домом, облицованным светлой плиткой, довольно приличным с виду. Сразу было видно, что белые жильцы сравнительно недавно уступили свои жилища цветным. Ступеньки, ведущие к входной двери, были чистыми, все стекла в двери вымыты, ни одно не разбито. И лифт работал, хотя поднимался медленно.

На пятом этаже Брок постучал в дверь квартиры Джонсона. Ему открыл светлокожий негр, представившийся мистером Дезелиусом. Наморщив лоб, он пригласил Брока войти. Прежде чем проводить детектива в комнату, закрыл дверь на четыре замка.

Потом появилась миссис Дезелиус, хрупкая темнокожая негритянка в длинном черном платье из сатина. Следом за ней вошла ее тринадцатилетняя дочь, Синетта.

— Я не намерен вас долго задерживать, но я обязан задать несколько вопросов о вашем жильце Джонсоне.

— Я о нем ничего не знаю, — отрезал мистер Дезелиус. — Он только и занят был, что своими книгами.

— Он учится, — объяснила Синетта.

— Помолчи, тебя не спрашивают, — сделала ей выговор мать.

— Вы бы лучше поговорили с его подружкой, — сказал мистер Дезелиус, словно говоря: «Я умываю руки». — Она живет на третьем этаже и знает Джимми куда лучше нас. Мы только предоставили ему кров.

— Позвольте узнать имя этой дамы?

— Мы не знаем, как ее зовут, — раздраженно ответил Дезелиус.

Брок посмотрел на него с интересом: с чего это он так окрысился?

— Линда Лу Коллинз, — сказала Синетта, не обращая внимания на жесты матери. — Она певица.

— Понятно. Спущусь-ка я к мисс Коллинз, — обратился Брок к Дезелиусу. — Если вы меня выпустите, конечно.

Хозяин квартиры проводил его до двери.

Брок спустился на третий этаж. Но в квартире Линды Коллинз никого не оказалось. «Что ж, на сегодня все, — сказал он себе. — Надо немедленно ехать в управление, тщательно обдумать и привести все данные к общему знаменателю…»

Охранник пропустил ее в камеру и тщательно запер дверь.

— Джимми, милый! — Линда Коллинз быстро подошла к койке и поцеловала его. — Что они с тобой сделали?!

Он горько улыбнулся.

— Они просто сунули меня в смирительную рубашку… Они ненавидят меня, потому что я сказал: «Стрелял белый полицейский…» Утверждать, что я спятил, им выгодно.

По лицу Линды пробежала тень.

— Грязные собаки! — Но слова ее прозвучали не совсем естественно.

Он хотел заглянуть в глаза Линды, но она отвернулась, избегая встретиться с ним взглядом.

— Ты согласна с ними? Ты тоже считаешь, будто я спятил?

Она снова повернулась к Джимми.

— Не будь идиотом!.. Боже мой, как я испугалась, когда услышала, что в тебя стреляли… Я крепко спала, но Синетта стучала в дверь до тех пор, пока я не проснулась… Она сказала, что ты в Бельвю и что ты умираешь. По радио, мол, недавно передали… Она очень за тебя беспокоилась. Скажи: сейчас все в порядке?

— Рана на груди неопасная, пуля застряла в мякоти. Крови я потерял, правда, уйму. Но это не страшно. А остальное — царапины, не волнуйся.

— «Не волнуйся»! Представляю, что ты пережил!

— Знаешь, если тебе кто-нибудь скажет, что ему не было страшно, когда в него стреляли, пошли его куда подальше. Такое ни рассказать, ни представить невозможно.

Она вся дрожала.

— Тебе холодно?

— Мне страшно, — прошептала она.

— Брось, я же жив.

— Да… Слава богу…

— А-а, чушь все это… Поцелуй меня, и все пройдет.

Линда рассмеялась, но несколько секунд спустя лицо ее снова сделалось серьезным.

— Милый, зачем ты это сделал? — спросила она.

— О чем ты?

Она вынула из кармана газету и развернула. Ему сразу бросились в глаза жирные буквы заголовка:

«РАНЕНЫЙ РАБОЧИЙ ОБВИНЯЕТ СЛУЖАЩЕГО ПОЛИЦИИ В ПРЕСТУПЛЕНИИ».

Джимми смотрел на заголовок абсолютно спокойно.

— Значит, газетчики все-таки разнюхали… Полиции небось это поперек горла встало.

— Они злятся на тебя, — сказала Линда с упреком.

— И что с того? Пусть злятся! Раз они мне не верят… Я ведь им рассказал все как было: этот детектив убил двух рабочих, а потом ранил меня; но они хотят, чтобы я заткнулся, потому что он, видите ли, белый. Поэтому они и сунули меня в смирительную рубашку, как сумасшедшего. А настоящий сумасшедший на свободе… Пусть лопнут со злости, мне-то что. Может, они тогда хоть делом займутся.

— Но Джимми… — она смотрела на него с грустью. — Следствие ведется. И прокурор и полицейский, с которыми я говорила, на твоей стороне…

— Что значит на моей стороне?.. — возмутился Джимми.

— А это значит, что они делают все, чтобы уличить убийцу, — старалась она успокоить Джимми.

— Я сказал им, кто убийца!

— У них нет доказательств. Ты говоришь одно, а Уолкер — другое. Для прокуратуры одних твоих слов мало.

— Они вовсе не хотят, чтобы доказательства подтвердились.

— Уолкер запутал все дело, а они не могут уличить его во лжи…

— Я знаю, что он рассказал им. Они прочли мне его показания. Он говорит, что искал какую-то девку, которую он, мол, арестовал на Таймс-сквере. Она исчезла. На крыльях улетела, что ли? А потом откуда ни возьмись появился какой-то негр, да еще в форме нашей фирмы, и говорит ему, что в доме за углом, в подвале, лежит какой-то взломщик. Уолкер только что убил двух негров, гнался за мной, ранил меня, потом смылся — и тут навстречу ему бежит четвертый негр которого ни до этого, ни после никто не видел, и рассказывает ему сказки про взломщика в подвале… Ты что, все еще веришь в Санта-Клауса?

— Они знают, что он лжет, — проговорила она спокойно. — Это мне сам прокурор говорил.

— Почему же они его не арестуют?

— Потому что не могут доказать, что он замешан в убийстве.

— Ах вот оно что — не могут доказать? А ведь мусорщик подтвердил, что Луки в его и в моем присутствии рассказывал о пьяном полицейском, которого он послал вниз, к Сэму. Зачем бы мусорщику врать?

— Они и не говорят, что он врет. Но ведь сам-то он полицейского не видел, а только слышал о нем от Луки. А Луки мертв.

— И что? Они думают, что в такую рань два пьяных блюстителя порядка будут шляться в одном и том же месте? Возможно ли такое совпадение?

— Да нет же, Джимми! Они знают, что он был в ресторане. Тут они тебе верят…

— И на том спасибо!

— …но доказательств-то нет! Никто его не видел: ни мойщик окон, ни молочник… Никто ничего не видел, и никто не слышал выстрела.

— Как они откровенны с тобой!.. А что насчет отпечатков пальцев? А мусорные урны? А пули в стене? Разве трудно узнать, из какого оружия стреляли?

— И оружие не найдено. Этот пистолет нигде не зарегистрирован.

— Прекрасно. Оружия нет, а значит, и не было. Ведь так выходит, а? Следовательно, не было и убийцы. И тем более белого. А в меня стрелял маленький зеленый человечек, специально прибывший с Марса?

— Отпечатки пальцев найдены, — продолжала она упрямо. — И его и другие. Он умышленно прошел по ресторану и по коридору и как бы нечаянно оставил везде свои следы. Так что все перепуталось.

— Вот это да! Выходит, ему и объяснять не надо, почему его отпечатки пальцев там оказались. Он все продумал, негодяй!

— Джимми, дорогой… Выслушай меня: они допускают, что твои показания правда. Они говорят, что, если это ложь, это доказывает только одно: у тебя очень буйная фантазия и умение логически мыслить, а потом…

— Знаю я, они считают, что я спятил. Или хотят, чтобы другие поверили, будто я спятил.

— Это неправда, милый. Я же говорила с ними: и с прокурором, и с главным инспектором, и с другими полицейскими… Никто не думает, что ты сошел с ума. Прокурор связался с университетом, там ему сказали — экзамены ты сдал на «отлично». Он звонил твоим родным в Дурхэм. Ему даже известно: твоя сестрица работает там в страховой компании. В общем, он знает все. Твой бывший шеф сказал, что поверит скорее тебе, чем любому белому детективу… Им известно обо всем, чем ты занимался с того самого дня, как прибыл в Нью-Йорк. Твоя фирма тоже дала о тебе самые лучшие отзывы. Ты, пожалуйста, не думай, будто кто-то считает, что ты помешался.

— Тогда, наверное, это мне кажется, что я в смирительной рубашке?!

— Милый, поверь мне, я знаю, что говорю. Они хотят тебе помочь. Только это непросто… Они думают: ты хочешь с этим полицейским посчитаться, свалить на него эти убийства, потому что он чем-то насолил тебе. Они считают…

— …я сам убил ребят и ранил себя, а хочу свалить это на него? Так ведь?

— Одно им непонятно: что ты против него имеешь?

— Боже мой! Да ведь когда он стрелял в меня, я и понятия не имел, что он убил Луки и толстяка Сэма! Он хочет убить меня — вот что я тогда подумал! Только это! Я ни в чем другом его и не обвинял: только в том, что он стрелял в меня. В меня!

— Это они знают, и как раз это сбивает их с толку. Управляющий домами заявил, что ты сразу, как только пришел в себя, обвинил Уолкера в убийстве. И еще он сказал: ты показался ему совершенно нормальным. Это, как они говорят, для них загадка.

— Черт бы их побрал! В меня стреляют, и, когда я называю имя убийцы, они говорят — «загадка»! А что я должен был сказать? В меня никто не стрелял? Я бегал по коридорам просто так, чтобы проветриться? И пули сыпались неизвестно откуда?

— Они хотят сейчас одного: чтобы ты не давал никаких интервью газетчикам.

— А я ни с кем из них и двух слов не сказал.

— Еще они говорили, что у тебя может быть мания преследования.

— Ясное дело: они всегда говорят так, когда негр обвиняет в чем-то белого… Какой бред! А Луки и Сэм — они тоже погибли из-за мании преследования, да?

На ее верхней губе показались капельки пота: ей стоило немалых усилий держать себя в руках.

— Джимми, милый, дорогой мой, ну, пожалуйста, сделай это ради меня, — умоляла Линда. — Ты знаешь, я не стану требовать от тебя ничего бесчестного. Я твердо убеждена, что это пойдет тебе на пользу…

— Линда… Ты веришь мне, Линда? — перебил он.

Она отвела взгляд.

— Конечно, я верю тебе, дорогой. Как ты можешь сомневаться? Только… зачем ему было убивать вас? Ты говорил, что даже не видел его никогда…

Джимми понимал: сейчас ее сомнения перерастают в неверие. В нем будто что-то надломилось: выходит, ему никто не верит.

— Ты хочешь знать, почему Уолкер так поступил? — спросил он упавшим голосом.

Она молча, выжидающе посмотрела на него.

— Я и сам этого не знаю, — сказал Джимми. — Он сделал это, и точка.

Надежда Линды рухнула.

— Я понимаю, дорогой, тебе будет неприятно, но… — Поколебавшись, она добавила: — Лучше всего будет, если ты сделаешь это. Особенно для тебя…

— Что ты имеешь в виду, Линда?

— Откажись от своих показаний.

Этого он не ожидал.

— То есть я должен сказать репортерам, будто все, что я говорил насчет этого детектива, ложь?

— Нет, зачем же. Скажи только, что тебя, дескать, не совсем правильно поняли…

— Они требовали, чтобы ты уговорила меня? — резко перебил Джимми. — И прокурор, и инспектор, и все прочие?

— Э-э… н-нет… Не прямо… Мне объяснили, что им будет легче найти настоящего убийцу, если ты… если ты прекратишь чернить полицию. Даже если он стрелял в тебя.

— Даже если… Вот как!

— Ну, допустим… Он стрелял в тебя. Но чем ты докажешь, что Луки и Сэма убил тоже он? Разве ты не понимаешь, Джимми, — если они оставят Уолкера в покое, он скорее допустит ошибку. И выдаст себя.

— Гм, гм… Например, тем, что убьет меня, — он посмотрел на нее с неприязнью.

Линда долго молчала, потом спросила:

— Ты сделаешь это или нет?

— Пока я жив — никогда!

Джимми был уже почти одет, когда в камеру вошел мужчина лет тридцати пяти.

— Хансон, — представился он. — Я представляю контору адвокатов, защищающую интересы фирмы «Шмидт и Шиндлер»… Мы сумели добиться вашего освобождения.

Они протянули друг другу руки.

По сравнению с Хансоном, худощавым мужчиной чуть ниже среднего роста, Джимми казался атлетом.

— Благодарю, сэр. Охранник уже сообщил мне об этом.

Хансон с интересом оглядел камеру… Обычно его контора занималась гражданскими делами.

«Что они за народ, выглядят вроде прилично, а хлопот с ними не оберешься», — подумал он, еще раз взглянув на широкоплечего негра. И спросил:

— Как вы чувствуете себя, Джим? Рана еще болит?

— Нет, сэр. Я хочу только одного: поскорее выбраться отсюда.

— Могу вас понять, — улыбнулся адвокат.

Сопровождаемые охранником, они прошли мимо зарешеченных камер, битком набитых заключенными. Оказавшись в кабинете главного надзирателя, Хансон положил перед ним на стол какие-то бумаги. Просмотрев их, тот дал распоряжение выпустить Джимми.

За воротами тюрьмы Джимми спросил:

— Как обстоят мои дела? Меня освободили под залог, да?

— Нет, Джим, вы свободны. Никакого залога, никаких ограничений. Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Только не имеете права покидать Нью-Йорка.

— Мне это и в голову не пришло бы.

— Что вы сейчас намерены делать, Джим? Поедете домой?

— Нет, сначала загляну в ресторан и предупрежу, что сегодня вечером могу выйти на работу.

— Не стоит, Джим, — возразил Хансон. — На вашем месте я взял бы небольшой отпуск. Неделю или полторы. А может, и еще больше… Залечите хорошенько рану. А о делах не беспокойтесь: фирма заплатит. Это оговорено.

— Ну если так… Большое вам спасибо, — сказал Джимми с благодарностью. — Я запустил занятия в университете, надо бы приналечь.

— Совершенно с вами согласен.

Они вышли на площадь. У кромки тротуара выстроилась длинная очередь такси.

— Если в связи с этой историей у вас, Джим, будут какие-то неприятности, обращайтесь прямо ко мне, — посоветовал Хансон, протягивая Джимми свою визитную карточку. — И только ко мне. Идет?

— О’кэй.

Когда они пожимали друг другу руки, Джимми вдруг смертельно побледнел: посреди толпы на тротуаре он вдруг увидел лицо, которое запомнил на всю жизнь.

Уолкер стоял рядом с лестницей, ведущей в здание суда. Пальто реглан опять было распахнуто. Засунув руки в карманы, он, не мигая, смотрел на Джимми своими холодными голубыми глазами. Точно так он выглядел, когда Джимми увидел его впервые: молчаливый, ко всему безучастный, ни о чем, казалось бы, не думающий… А потом он выстрелил.

Джимми покрылся холодным потом.

Хансон оглянулся, следя за направлением его взгляда, и увидел на тротуаре человека, вид которого… да, он явно внушал страх.

— А-а, это и есть Уолкер, да? Тот самый детектив, который… — Он осекся на полуслове.

— Да, сэр, это он.

— На вашем месте я не стал бы его бояться, — сказал Хансон спокойно.

— Я на вашем тоже, — пробормотал Джимми. — На вашей голове он и волоска не тронет.

Хансон наморщил лоб.

— Ладно, оставим это. Я могу вам только посоветовать… Не думайте о нем. Старайтесь избегать его. Полиция следит за ним. Они знают, что делают.

— Будем надеяться… Я-то его в покое оставлю, мистер Хансон, лишь бы он оставил в покое меня. Но я чувствовал бы себя куда спокойнее, если бы он сидел, где полагается.

— И такой исход не исключен, — сказал Хансон. — Но беспокоиться вам не о чем. Ему велено не вступать с вами в контакт. На время следствия он отстранен от службы.

— Ага… Только мне что с того?

Тон Джимми не понравился Хансону. Он не знал, как ему на это ответить. Эти негры ведут себя совершенно иначе, чем нормальные люди.

Джимми почувствовал перемену в его настроении и сказал:

— Знаете, я, пожалуй, пойду… — Но с места не двинулся. Подумал и добавил: — Вдвоем оно как-то безопаснее… — Хансон достал из бумажника пятидолларовую купюру.

— Вот, возьмите такси.

Джимми покачал головой:

— Большое спасибо, сэр. Лучше я поеду на автобусе. Я живу рядом с автобусной остановкой. Там, в Гарлеме, со мной ничего не случится.

Хансон бросил на него недоверчивый взгляд, но ничего не сказал.

Джимми повернулся и быстро зашагал прочь.

Уолкер, казалось, и думать о нем забыл. Он смотрел в сторону выхода, словно ожидая кого-то. И действительно, некоторое время спустя из здания суда вышел человек, внешне тоже напоминающий детектива. Он крикнул:

— Эй, Мэтт! — и быстро сбежал вниз.

Они обменялись несколькими фразами и пошли в направлении, противоположном тому, куда побрел Джимми.

«Он и не думал преследовать этого негра», — решил Хансон и подозвал такси…

Заняв в автобусе единственное свободное место рядом с пожилой женщиной, Джимми постарался рассеяться.

Автобус медленно, то и дело останавливаясь, ехал вверх по Бродвею, пересекая одну авеню за другой; они ехали среди маленьких магазинов и лавок, потом мимо больших универмагов и дорогих магазинов, мимо квартала театров, мимо Центрального парка… Поезжай вдоль Бродвея, и ты увидишь Манхэттен в разрезе.

Он наблюдал за мелькавшими лицами прохожих, спрашивая себя: сколько из них испытывают сейчас такой же страх, как и он? Джимми пытался отбросить эти мысли, но не мог. Что произошло между этим Уолкером, Луки и Сэмом? Что такое они могли сказать ему, после чего он убил их? Или он просто сошел с ума? Джимми явственно ощутил таящуюся где-то рядом опасность.

— Вам плохо, молодой человек? — спросила его пожилая соседка.

Джимми непонимающе посмотрел на нее.

— Ничего, мэм, — выдавил он из себя наконец. — Просто кто-то наступил на мой гроб. — И, заметив, что она ничего не поняла, объяснил: — Это мы так шутим, когда кому-то вовсе не до шуток, понимаете?..

Он заставил себя выйти из автобуса. На углу 149-й стрит было кафе, которое посещали в основном негры. Он вошел и заказал у стойки сэндвичи и кофе. Несмотря на раннее утро, музыкальный автомат орал вовсю, заглушая голоса людей. Слышно лишь было соседей по стойке: «Знаешь, хочешь верь, а хочешь нет, но играли мы так, что даже игральные кости разогрелись…» — «А мы собрались у Брайтонов и так накушались, что… ну, ты понимаешь. Моей старухе это дело, конечно, не понравилось…»

Слушая обрывки чужих разговоров, Джимми постепенно при ходил в себя. Все как и раньше… У него даже появился аппетит, и он заказал еще кофе, пирожков и жареную колбасу. «Ну, все, и сыт», — сказал он себе. Заплатив по счету, вышел на улицу.

А там, на противоположном углу 149-й стрит, стоял Уолкер, спрятав руки в карманы, и смотрел в его сторону…

Все было как тогда, в первую их встречу: Джимми ощутил себя нагим и беззащитным. Только собрав всю волю в кулак, он понял, что здесь, на людной улице, Уолкер не решится выстрелить в него: слишком много свидетелей «Но, может быть, этот сукин сын и в самом деле рехнулся, — нашептывал ему внутренний голое. — А может, он член какой-нибудь кровожадной расистской организации… В южных штатах белые стреляли в негров, шедших на избирательные участки, прямо на улицах… Но ведь это не Юг, а Нью-Йорк, черт побери! Ну и что? Какая разница? Там, в Нью-Джерси, какой-то сумасшедший тоже шел по улице и вдруг начал стрелять из армейского карабина в прохожих. Пока появилась полиция и обезоружила его, на улице лежало тринадцать трупов… И так чуть не каждый день, стоит только открыть газету…»

Его бил озноб, но внешне он был спокоен и твердо шел к подъезду своего дома. Пересек наискосок 149-ю стрит, держась подальше от Уолкера. Тот следил за ним, но сам с места не двигался.

Джимми подошел к двери, ни разу не оглянувшись. В подъезде никого не оказалось. Нажал кнопку, вызвал лифт.

Он не отрывал большого пальца от кнопки. Лифт мучительно медленно опускался с верхнего этажа. «Да спускайся же ты скорее, рухлядь чертова!» — ругался про себя Джимми. Он то и дело оглядывался; каждую секунду в подъезде мог появиться Уолкер.

Вдруг на стекло входной двери упала тень. В дом вошел… высокий мужчина в… пальто реглан. Джимми замер. Что, если… Но тут он увидел под сдвинутой на лоб шляпой черное лицо и курчавые волосы. От радости он едва не закричал.

Когда лифт поднял его на шестой этаж, Джимми дрожал всем телом. Он несколько раз заглянул в пустой и темный лестничный пролет, открыл дверь и с облегчением вздохнул.

Прежде он частенько посмеивался над излишними, как ему тогда казалось, предосторожностями мистера Дезелиуса. Но теперь он был несказанно рад, что на двери столько замков и засовов. Он тут же закрылся на все запоры.

По полутемному коридору прошел в свою комнату.

Она была обставлена дешевой мебелью из полированной прессованной стружки. Вся эта мебель: кровать, туалетный стол, буфет и два небольших шкафа — куплена в кредит в одном из магазинчиков по соседству. В виде особого одолжения мистер Дезелиус поставил в его комнату кресло и большой письменный стол, который теперь был весь завален книгами. Самое почетное место на столе занимала старая пишущая машинка.

Иногда у него бывала здесь Линда. Об этом говорили две большие куклы на окне, веселенькие занавески и красивой расцветки плед на кровати…

Он закрыл дверь своей комнаты на ключ. Сейчас он в полной безопасности — сюда никому не проникнуть. В этой квартире нет окон, мимо которых проходила бы пожарная лестница. Разве только птица может залететь сюда. Он вздохнул с облегчением.

Повесив пальто в стенной шкаф, Джимми почувствовал потребность выпить, хотя был противником алкоголя и пил редко, лишь в тех случаях, когда никак нельзя было отказаться.

«Мне нужно хорошенько все обдумать, — сказал он себе. — Надо мною нависла беда… Почему этот сумасшедший не пошел сейчас следом за мной и не убил меня, что ему помешало? Ведь никто бы ничего не заметил… И почему он убил Сэма и Луки?.. В меня он стрелял, потому что я видел его на месте преступления. Это ясно. Но мне все равно никто не поверит. Кому охота выслушивать какого-то грязного ниггера?!

Но все же почему тогда он меня выслеживает? Чтобы убить? Но за что? Может быть, он подозревает, что о всей этой истории я знаю больше, чем на самом деле? Или что мне известно о каких-то других его преступлениях?..»

Он долго размышлял, но ни к какому выводу и решению так и не пришел…

Подойдя к окну, он отдернул гардину и посмотрел вниз, на Бродвей.

Полоса зелени разделяла проезжую часть на две половины. На этой зеленой полоске, изображавшей некое подобие бульвара, там и сям стояли скамейки. На одной из них, колченогой, с облупившейся краской, сидела старушка и кормила голубей.

Рядом со скамейкой стоял… Уолкер.

Заложив руки за спину, он смотрел вверх, на фасад дома, в котором жил Джимми. Стоял он, расправив плечи, широко расставив ноги, неподвижно, как статуя.

Джимми задернул гардину и отступил назад. Теперь он знал наверняка: детектив выслеживал его и ждал удобного момента, чтобы расправиться.

Что ему делать? Позвонить в полицию? Но как они на это отреагируют? И что именно он скажет? До сих пор они ему не верили. С чего это вдруг они поверят сейчас?

Он вспомнил о Хансоне, адвокате. Достал из кармана его визитную карточку, пошел к телефону, который стоял в коридоре.

Хансон снял трубку.

— Да, я слушаю.

— Это Джеймс Джонсон, мистер Хансон, ну да, Джим… Вы велели позвонить вам, если что…

— А-а, Джим! Что случилось? Что-нибудь важное?

— Этот детектив, этот Уолкер… Он меня преследует. Он только и ждет момента, чтобы укокошить меня. Он…

— Ну, ну, ну, вы, кажется, преувеличиваете. Я сегодня наблюдал за ним, когда вы ушли, Джим. Вы его совсем не интересовали. Он за вами не следил, и…

— Вы ошибаетесь, мистер Хансон! Уолкер стоит сейчас под окнами моего дома. Я послушался вашего совета и старался избегать его, но…

— Джим, вы уверены, что это Уолкер? Вам не почудилось? Когда я видел Уолкера в последний раз, он встретил какого-то детектива, и они ушли вместе…

— Может быть, может быть… Но сейчас он стоит внизу, у моего дома… И ничего мне не почудилось, сэр. Я закрылся на ключ. Потом подошел к окну и выглянул на улицу, а он стоит на бульваре и смотрит на мои окна.

— Вы убеждены?

— Сэр, тут не может быть ошибки.

Джимми услышал в трубке глубокий вздох.

— Ну ладно… Вы только не волнуйтесь: он ничего вам не сделает. Оставайтесь в комнате и не обращайте на него внимания. — Хансон замолчал.

Джимми тоже не знал, что сказать.

— А как он себя ведет? — спросил наконец адвокат. — Он вам угрожал?

— Нет, не угрожал. Но в тот раз он тоже не стал угрожать. Просто выстрелил, и все.

— Ладно, ладно, — перебил его Хансон. — Что он делает сейчас?

— Ничего. Стоит рядом со скамейкой на бульварчике и смотрит на мои окна. Мне страшно. Что мне делать, если он…

— Понятно. Я позвоню старшему инспектору и попрошу послать кого-нибудь за Уолкером и спросить его, что ему понадобилось в вашем районе.

— Спасибо, сэр. Но они не поверят ни одному моему слову.

— Вам не нужно и говорить с ними, Джим, я все сделаю за вас. Скажу им только, что вы звонили мне и просили проверить, в чем дело… А вы садитесь за ваши учебники… Словом, отвлекитесь. Как будто ничего не произошло, понимаете?

— Как будто не произошло… Черт побери! Извините, сэр. Но этот человек однажды уже стрелял в меня, и я уверен, что он следит за мной и хочет свести счеты.

— Не преувеличивайте, Джим. По крайней мере, сейчас он сделать это не в состоянии. Дайте мне номер вашего телефона. Как только что-нибудь выяснится, я вам сразу позвоню.

Джимми поблагодарил, положил трубку и вернулся в свою комнату. Оттуда он хотел наблюдать за Уолкером, пока за ним не приедет наряд полиции.

Но Уолкер исчез.

Джимми внимательно осмотрел всю противоположную сторону улицы, потом, забыв об опасности, открыл окно и выглянул. Нет, Уолкера не было.

Сейчас, когда Уолкер пропал из виду, Джимми ощутил еще большее беспокойство, чем прежде. Он пошел к входной двери, чтобы убедиться, на все ли замки она закрыта. Вернувшись в свою комнату, он снова закрылся, сел за стол, открыл учебник и попытался читать, но никак не мог сосредоточиться.

Что делать человеку, который знает, что его хотят убить? Самому расправиться с убийцей? Так всегда бывает в вестернах… Но жизнь не кино.

Мозг Джимми, впервые в жизни парализованный страхом, отказывался служить. Но энергичные, размеренные движения помогли ему стряхнуть оцепенение.

Вдруг зазвонил телефон. Он вышел в коридор и снял трубку.

— Мистер Хансон?

— Да… Это вы, Джим?

— Я, сэр. Вы его нашли? Знаете, когда я после разговора с вами вернулся к окну, он куда-то исчез.

— Выходит, телефон стоит не в той комнате, откуда можно увидеть улицу?

— Да, сэр. Телефон в коридоре.

— Ага. — Хансон надолго умолк. Джимми не знал, что и подумать… Наконец Хансон снова заговорил: — Инспектор посылал в Гарлем двух полицейских. Они несколько раз проехали по Бродвею туда и обратно, заглянули и в боковые улицы, но Уолкера не обнаружили.

— Он, наверное, увидел меня в окне и зашел в подъезд… Они обыскали подъезд?

— Нет. Вернувшись в участок, они дали указание всем патрульным машинам искать Уолкера. Но этот приказ услышал он сам и сразу же объявился: после того как мы его вместе с вами видели, он отправился в уголовную комиссию и все это время провел там с другими детективами.

— Но этого… не может быть.

Хансон молчал.

— Нет… я, конечно, верю вам, сэр. Но… все это странно! Я видел Уолкера. Здесь, перед моим домом! — В голосе Джимми появились истерические нотки, он уже потерял контроль над собой. — Послушайте, мистер Хансон! Мне кажется, здесь какой-то сговор. Они хотят изобразить все так, будто я рехнулся. Здесь что-то не так.

— Что здесь не так? — спросил Хансон. — Вас никто ни в чем не обвиняет. Это вы постоянно обвиняете других.

Хансон молчал так долго, что стало совершенно понятно: он Джимми не верит. Потом он размеренно и подчеркнуто холодно проговорил:

— На вашем месте, Джонсон, я не стал бы повторять этого обвинения в присутствии третьих лиц.

Джимми не мог сообразить, что вызвало такую перемену в отношении Хансона к нему.

— …и не стал бы обвинять полицию в том, что она идет на преступление, желая выдать вас за безумца или маньяка. На вашем месте я не стал бы касаться этого вопроса. Мой совет: откажитесь от всех обвинений против детектива Уолкера, пока у вас не будет точных фактов в руках. Вы поставили себя сейчас в такое положение, что я как адвокат почти ничем не могу вам помочь… Ваш звонок ко мне и мой звонок в полицию сослужили нам плохую службу.

— Но… он был здесь! — Джимми чуть не плакал. — Я видел его собственными глазами! Дважды! Сначала на углу 149-й стрит, когда я вышел из кафе и вдруг увидел его… Я перешел улицу, чтобы не столкнуться с ним. А когда пришел домой и выглянул из окна, он стоял на бульваре… Видит бог, это чистая правда, мистер Хансон!

— Самое неприятное для вас заключается в том, что он в это время находился в другом месте. И это подтвердили надежные свидетели. — В голосе Хансона звучало теперь сочувствие. — Он находился в это время в полицейском участке, и алиби у него тысячепроцентное.

— Значит, тысяча процентов… — пробормотал Джимми, Телефонная трубка в его руке сделалась такой тяжелой, что он с трудом удержал ее. — Я поступлю, как вы мне советуете, мистер Хансон. Спасибо, что позвонили.

— Не стоит благодарности, — ответил адвокат.

Медленно, словно боясь разбить ее, положил Джимми трубку на рычажок…

Уолкер протиснулся к свободному месту у стойки бара, которое занял для него широкоплечий мужчина в темно-сером пальто и зеленой шляпе.

— Спасибо за алиби, Брок, — сказал он.

— Ладно уж, чего там, — проворчал тот.

Лысый бармен с морщинистым лицом подошел к ним.

— Два виски с содовой, — заказал Уолкер. — И сандвичей с салями.

Бар постепенно пустел: остались журналисты, которые с недавних пор облюбовали это местечко, несколько мошенников с Бродвея, два гангстера из Бруклина со своими прихлебателями, да три-четыре дорогие девицы, поджидающие клиентов с тугими кошельками…

— Ты спас меня от инспектора, — сказал Уолкер.

— Ладно уж, — опять проворчал Брок. — А теперь я хочу узнать, зачем это понадобилось… Знаешь, я с детства привык интересоваться, что к чему.

Уолкер искоса взглянул на него:

— Это связано с историей у «Шмидта и Шиндлера», с тем ниггером, который меня оболгал.

— Ага, — Брок осклабился. — А я пока знаю только то, что писали газеты.

— Да брось ты! — оборвал его Уолкер.

— Как хочешь, — сказал Брок.

Бармен принес виски и сандвичи. Уолкер быстро опустошил рюмку и постучал ею по стойке, требуя повторить. Бармен взял бутылку и со скучающим видом налил.

— Черт побери! — зло проговорил Уолкер. — Не мог же я после того, как в подвале нашли двух убитых ниггеров, признать, что перед этим я был именно в этом ресторане? Эти недоумки из прокуратуры всегда рады лишний раз придраться к нам, не мог же я дать им такой козырь в руки?! Они только и ждут, когда мы споткнемся.

— Конечно, — подтвердил Брок и выпил свое виски.

Уолкер настороженно огляделся по сторонам.

— Что ты дергаешься?! — сказал Брок. — В этом баре каждый занят только собой. Поэтому я и позвал тебя сюда…

Уолкер молча опрокинул вторую рюмку и заказал третью. Когда бармен поставил ее перед ним, он уставился на рюмку, как на волшебный сосуд, в котором можно прочесть будущее.

— Просто не повезло мне, и все, — сказал он. — Когда я вышел от этой девки, все забегаловки были уже закрыты. А мне до смерти хотелось кофе — вот я и зашел в ресторан…

— Я тебя ни о чем не спрашиваю, и тебе незачем все это рассказывать, — перебил Брок, глядя в сторону.

— Почему, тысяча чертей, я не должен быть с тобой откровенным?! Я хочу рассказать тебе все. Все без утайки… Что же касается самого убийства, то я замешан в нем так же, как любой из младенцев, родившихся сегодня ночью.

— Конечно, — ответил Брок.

— С лейтенантом мы как-нибудь договорились бы… Вот насчет этого сопливого лопуха из прокуратуры не знаю… Он может и не поверить.

— А как насчет меня? Я — поверю?

— Ты?.. — Уолкер посмотрел ему прямо в глаза и сказал без тени сомнений: — Ты должен поверить!

— Значит, должен… Ну, ладно, рассказывай. Но я тебя ни о чем не спрашивал.

Уолкер глубоко вздохнул.

— Я, конечно, был у этой девки…

— Конечно… — ухмыльнулся Брок.

Уолкер поморщился.

— Я был так пьян, что не соображал даже, где нахожусь. Потом мотался по улицам, искал свою машину. И вдруг я увидел огни ресторана и подумал: вот где можно выпить кофе.

Одним махом опрокинув очередную рюмку, Уолкер вопросительно взглянул на своего шурина. Тот сказал:

— Если хочешь и дальше пить, закажи еще закуски.

Вместо ответа Уолкер потянулся за своим бутербродом, но откусил такой маленький кусочек, будто тот был отравлен.

— Эй, бармен! — позвал Брок. — Как насчет холодной рыбы и огурчиков?

Они сидели молча, пока перед ними не поставили закуску.

Брок нанизал на вилку сразу несколько кусков.

— А почему этот черномазый решил, что в него стрелял ты? — спросил он, жуя.

— В этом-то вся загвоздка. Он меня узнал… Однажды я отбил у него девчонку — смазливую негритянку из «Биг-Бэсс-клаба». Это там, в Гарлеме…

— Но ведь он не знал твоего имени.

— Стал бы я ему представляться, сам понимаешь, — ухмыльнулся Уолкер. — Но в клубе-то он меня видел и поэтому сразу узнал.

— До сих пор мне все ясно, — солгал Брок. — А вот дальше — все темно.

— Почему, черт побери?! Ну выпил я свой кофе и ушел, — сказал Уолкер раздраженно. — Убийства произошли позднее. А насчет негра в форме служащего ресторана, которого я встретил, это правда.

— Конечно, — сказал Брок. — Все это выглядит настолько невероятно, что может вполне сойти за правду.

— А может быть, этот негр и есть убийца?.. Я бы его сразу узнал…

— Да, но, когда тебя допрашивал лейтенант, ты сказал, что не помнишь, как он выглядел. Почему?

Уолкер на мгновенье замолчал. Потом сказал:

— Я просто не думал, что это так важно. Но ведь и лейтенант больше не спрашивал о нем.

— Может быть, — согласился Брок. — Всех подробностей не упомнишь.

Уолкер почувствовал некоторое облегчение.

— Знаешь, если честно — всех подробностей я так и не вспомнил, как ни старался… Но объяснение этому убийству может быть только одно: все произошло из-за ссоры между самими неграми.

— Негр… с бесшумным пистолетом? — удивился Брок.

— А почему бы и нет? Эта братия сейчас вооружена до зубов. И кольты у них есть, и бутылки с зажигательной смесью… Что бы ты ни говорил, это сделал кто-то из Гарлема. Может, из-за женщины…

Брока такая версия не убедила:

— Этих людей мог убить только сумасшедший.

— Тоже не исключено, — Уолкер, казалось, размышлял. — А может, здесь кроется вещь гораздо серьезнее, чем мы предполагаем?

— Например?

— Один из убитых мог быть связан со спекулянтами героином. Место у них очень удобное. Сидя в своем ресторане, они спокойно могли передавать наркотик мелким торговцам. Может, они оба были в этом замешаны, но уж один точно. — Он говорил со все большей горячностью. — Это же проще простого… Во всяком случае, тот, которого я нашел раненным, в курсе всех дел. И знает хозяина, даю голову на отсечение, — Уолкеру явно понравилась новая версия. — Но боится назвать имена.

— Тебя-то он назвал, — напомнил ему Брок вполне дружелюбно.

Уолкер отмел его замечание небрежным жестом:

— От страха он указал на первого, кого увидел. Им случайно оказался я.

— Конечно, — сказал Брок с восторженным удивлением. — Знаешь, по тебе сцена плачет!

— Ты мне не веришь?

Брок посмотрел на него как-то странно.

— Я тебе верю, конечно… Но всего несколько минут назад ты сказал, что все это вышло из-за истории с его девчонкой.

На лице Уолкера появились красные пятна, глаза его сузились.

— Что это значит, дружище? Уж не допрос ли?

Брок пожал плечами.

— Я ведь говорил, чтобы ты мне ничего не рассказывал.

Уолкер заказал еще рюмку и выпил залпом.

— Послушай, старина. Ты уж извини, если у меня нервы пошаливают… Ну, поставь себя на мое место! Если что случится, об меня и ноги никто вытирать не станет. Да, боже мой, я ведь рассказываю все как было!.. Выхожу я из квартиры этой девки, а тут прямо на меня мчится какой-то негр. Я остановил его, чтобы узнать, в чем дело, а он возьми и скажи, мол, ищет полицейского, потому что у них в подвале взломщик.

— Если мне не изменяет память, ты только что рассказывал по-другому: ты вышел из квартиры этой девки и отправился в ресторан, где выпил чашку кофе. А негры тогда были еще живы… Или я что-то путаю?

Уолкер изобразил на лице виноватое выражение:

— Я тебе не все сказал… Эта сволочь украла у меня деньги… Двести долларов. И я вернулся к ней.

— Да, да… Но разве не ты говорил, что забыл, где она живет?

— А ты как думал — неужели я стал бы им все это объяснять? Что в служебное время занимаюсь такими делами и что меня можно обокрасть, как деревенского дурачка? Именно поэтому я и пошел с негром, чтобы схватить взломщика: тогда у меня было бы оправдание за те полночи дежурства, которые я провел черт знает где.

— Ага, теперь все опять проясняется, — снова солгал Брок. — И в это время у тебя украли машину?

— Да, примерно в это время.

— Что касается совпадений, то ты побил все рекорды.

— А ты не веришь в случайности?

— Почему же? В расследовании убийств всегда сталкиваешься со случайностями и совпадениями. Мы сейчас как раз занимаемся распутыванием подобного дела…

Уолкер поднял на него глаза:

— Вы занимаетесь?..

— Случайностями и совпадениями, да.

— Ах вот как… — Уолкер силился улыбнуться. — Кстати, я именно об этом и хотел тебя спросить: что собирается предпринять уголовная комиссия? Но если это тайна…

— Я ведь уже сказал тебе: надо проверить некоторые, пока необъяснимые совпадения… Да, между прочим, зачем тебе сегодня понадобилось алиби?

— Я следил за третьим негром. Кто-то убил двоих, и он не остановится…

— Пожалуй, — кивнул Брок. — Я тоже мыслил бы так.

— И я подумал, что тот, кто убил двоих, убьет и третьего, понимаешь? Поэтому я повсюду хожу за негром. Скорее из-за себя, чем из-за него; если убийца появится, он тут же окажется в моих руках. А если бы им оказался тот самый негр, что встретился мне ночью, я сразу узнал бы его… Тогда все подозрения с меня снимутся.

— Да, мы тоже предполагали это. Я имею в виду, что убийца попытается расправиться и с третьим негром.

— Ну ладно, если вы за ним следите сами, мне незачем стараться.

— Мы, если хочешь знать, не следим за ним. Следствие… э-э, находится в стадии планирования, как сказал бы инспектор нашей комиссии. — Брок с интересом посмотрел на Уолкера. — Значит, когда он сегодня утром отправился домой, ты его охранял?

— Да. И он, очевидно, заметил меня, по крайней мере, он позвонил адвокату фирмы «Шмидт и Шиндлер». Скорее всего этот негр видел меня из окна своей квартиры… Поэтому я сразу поехал к тебе, но дома тебя не оказалось, и я позвонил в твой участок: я подумал, что инспектор комиссии обязательно свяжется с тобой.

— О многом же ты успел подумать.

— Чего же ты хочешь?! — недовольно воскликнул Уолкер. — Я должен думать! Я попал в западню. А ты еще надо мной издеваешься!

— Я только хочу помочь тебе, — сказал Брок.

— Почему же ты ведешь себя так странно?

— Потому что я любопытен. Откуда тебе, например, известно, какое из окон его?

Уолкер ответил холодно:

— Этот мерзавец хочет засадить меня в тюрьму! О человеке, который задумал такое, я просто обязан знать все.

— Безусловно, — сказал Брок. — И о нем, и о его девушке… А чего ты хочешь от меня сейчас? Ты как будто говорил по телефону, что хочешь просить меня еще о каком-то одолжении?

— Мне нужно найти ту девку, чтобы иметь полное алиби.

— Ты думаешь, она подтвердит твое алиби?

— Да. Если она поймет, что для нее выгодно…

— Гм, гм… И чем я могу тебе помочь?

— Прижми здешних альфонсов. Кто-нибудь из них да знает, в какую щель она спряталась. Им известно, что я пока отстранен от службы, и мне не хочется доходить с ними до крайностей, ты ведь мой кулак знаешь…

Брок кивнул:

— О’кэй, Мэтт, не исключено, что я смогу тебе помочь. Мы тоже ее ищем.

Уолкер резко повернулся к нему:

— Почему?

— Потому что и нам важно, чтобы у тебя было надежное алиби… Но все-таки что ты о ней помнишь?

— Знаешь, не очень-то много, — признался он. — С того момента, как мы с ней выпили в «Карнавал-баре», вся пленка засвечена.

— Не подсыпала ли она тебе чего в виски?

— Нет, не думаю.

— Ну и что случилось, когда ты вернулся к ней за деньгами?

— Она успела смотаться.

— Вот как.

— Да, кстати… Зовут ее Кэти. Блондинка, крашеная. Глаза карие, рост сто шестьдесят пять — сто шестьдесят восемь. Лет — около тридцати…

Брок внимательно слушал его.

— Она наверняка не из Нью-Йорка, — продолжал Уолкер. — Может быть, даже из Британии: говорит с сильным английским акцентом.

— А квартира?

— Я смутно припоминаю, что-то вроде меблированных комнат…

— Что станем делать, если найдем ее?

— Я хочу сам поговорить с ней.

— Если ее найду я, может, это и удастся устроить.

— Спасибо, Брок, — Уолкер подозвал бармена и заплатил по счету. — Как дела у Дженни?

— Хорошо… А ты нашел свою машину?

— Что?.. Ах да! Я думал, ты в курсе… На другой день ее нашли. На 34-й стрит. На том же самом месте, где я ее оставил. Кто-то попользовался ею, но догадался вернуть. Почуял, видимо, неладное, негодяй.

— Негодяй; но человек очень вежливый и щепетильный. Привести машину туда, где она была украдена, — на это не каждый способен.

Уолкер безразлично пожал плечами.

— Машина была закрыта? — поинтересовался Брок.

— Забыл спросить, — равнодушно ответил Уолкер и поднялся. — Передай привет Дженни.

— Обязательно. — Брок посмотрел ему вслед и подумал: «Благодари бога, Мэтт, что я твой шурин! Не то бы…» — он даже не решился закончить эту мысль. Увидев, что Уолкер обернулся и помахал рукой, Брок крикнул ему: — Будь осторожнее, Мэтт. Особенно насчет случайных совпадений…

Когда Уолкер оказался на улице, было четверть десятого. Конечно, стоило посидеть в тепле подольше, хотя бы до десяти, но скрытые намеки шурина действовали ему на нервы.

…Таймс-сквер был ярко освещен. Манили и зазывали огни реклам.

Уолкер подошел к своей машине. Это был длинный серебристо-серый «бьюик-ривьера». Ему невольно вспомнилось замечание лейтенанта Бэкера: «Чересчур шикарная коляска для обыкновенного детектива». Да, такие покупки можно оплатить, если только умеешь «играть в жмурки», делая вид, что не видишь, как кто-то обделывает свои незаконные делишки… Так устроен мир, и не ему менять заведенного порядка. Он всего-навсего воет вместе с волками…

Уолкер сел в машину и поехал по Бродвею…

Жалюзи на окнах квартиры, в которой жил негр, были опущены, но сквозь прорези пробивался свет. «Значит, птичка не улетела», — подумал Уолкер.

Он вышел из машины и направился в бар на углу. Там отыскал в телефонной книге номер Линды Лу Коллинз. Бросил в автомат никелевую монету, набрал номер.

— Джимми? — услышал он озабоченный женский голос и, не говоря ни слова, повесил трубку.

Когда он снова оказался на улице, то вдруг подумал о том, как изменились эти места со времен его юности. Тогда здесь жили только белые. Теперь гетто наступало. Гарлем уже успел поглотить противоположную сторону улицы. На этой пока еще жили белые, но никто не мог запретить неграм появляться здесь. «Демографический взрыв», — вспомнил он название одной из статей «Нью-Йорк пост». Ох уж эти негры! Скоро дойдет до того, что они будут жить на реке, на баржах.

Он медленно поехал по Бродвею к центру города. Начиная со 145-й стрит, пуэрториканцы, вытесняемые неграми, отодвигали дальше на юг немцев и французов, живших здесь раньше. На северо-востоке Гарлем трещал по всем швам… Но это его не касается, пусть об этом болит голова у отцов города и разных там архитекторов. «Хорошо этим ниггерам только на кладбище…» — подумал он.

Здесь, на Бродвее, он чувствовал себя в своей тарелке — в мире воров и проституток, альфонсов и букмекеров, актеров без ангажемента.

…Далеко на юго-востоке Манхаттана, где дома стоят в окружении деревьев, Уолкер остановился перед современным кирпичным зданием. Поставив машину на стоянке, вошел в дом.

В удобном бесшумном лифте поднялся на четвертый этаж, от: крыл полированную дверь квартиры и оказался в прекрасно обставленной комнате. Громадное окно во всю стену было занавешено желтыми гардинами. На полу лежал ковер ручной работы. Изящная мебель была сделана на заказ. В книжном шкафу стояли книги на немецком и французском языках. На широком диване лежала женщина и смотрела телевизор. Длинные черные волосы были схвачены широким испанским гребнем.

— Что с тобой? Опять чего-нибудь приключилось? — спросила она вместо приветствия. Женщина говорила с сильным акцентом.

— Эва, ты же знаешь, как мне сейчас трудно! — ответил Уолкер.

— О-ла-ла! — Ее зеленые глаза смеялись. — Можешь хоть на минуту забыть обо всем?!. Знаешь, сейчас ты похож на вагнеровского героя. Ну вылитый Зигфрид! Строен, строг, молчалив…

— А ты стала чересчур болтлива, — проворчал он. — Принеси-ка мне лучше тот сверток, что я у тебя оставлял.

— А не поздно сейчас? — спросила она. — Ты ведь говорил, что это вещественное доказательство и что ты хочешь отвезти пакет в участок. Но в эти часы там никого из начальников уже нет… Одни дежурные.

Он стоял как вкопанный и молча смотрел на Эву. В глазах его загорелись холодные огоньки.

— Ты ведь знаешь, у меня часто ночные дежурства…

— Да, да, конечно, — быстро согласилась она и исчезла в соседней комнате.

Уолкер вышел из гостиной в коридор и от нечего делать стал рассматривать путеводитель по Вашингтону, почему-то валявшийся на телефонном столике. Когда ожидание наскучило, он прошел через гостиную и бесшумно открыл дверь спальни.

Эва стояла перед кроватью и что-то разглядывала, склонив голову набок. Услышав его шаги, она испуганно оглянулась. Побледнела.

Взгляд Уолкера остановился на пистолете 32-го калибра со свинченным глушителем, который лежал на куске плотной бумаги. Уолкер грустно усмехнулся.

— Ты оказалась слишком любопытной… как жена Лота.

Эва молча отошла к стене.

— Боже мой! — прошептала она. — Значит, это ты убил тех двоих. Убил… из этого пистолета. Ты, ты…

— Не стоило утруждать себя и сверх всякой меры интересоваться чужими делами, — сказал он, приближаясь к ней. — Поступить так неосторожно… Мне очень жаль тебя… — Медленно протянув левую руку, он схватил ее за отвороты халата и потянул к себе.

Она не сопротивлялась. На это у нее не было ни сил, ни воли. Уолкер бил ее по лицу методично то ладонью, то тыльной стороной руки. Казалось, он сам не понимал, что делает…

Наконец, собрав последние силы, она прошептала:

— Ты убьешь меня…

Слова эти подействовали на него отрезвляюще: он отпустил ее и отошел на несколько шагов.

Она упала на ковер; ей казалось, что пол качается, как палуба корабля.

— Лучше убей, убей меня, — еле слышно проговорила она. — Не то я сообщу в полицию, что этих двоих убил ты.

— А я сообщу в ФБР, что ты красная шпионка. Твои родители каждый год ездят на родину в Югославию — этого вполне достаточно. Как ты докажешь, что твоя квартира не явка?

Подобие усмешки появилось на ее лице.

— В это никто… никто не поверит. Не поверят, что я… А ты убийца. И я сообщу…

— Тогда я оповещу югославское землячество и ООН, что ты не только их переводчица, но и наш осведомитель. А тебя со мной видели часто. И если я скажу, что мы тебя завербовали, мне поверят скорее, чем тебе. И раньше, чем докажут, что я убил этих негров… Тут тебе никакое знание семи языков не поможет! Ясно?

Она разрыдалась.

— Убей меня! — умоляла она слабым голосом. — Лучше убей! Но не клевещи на меня. Если ты сделаешь это, жизнь моя станет невыносимой…

— Наверное… — сказал он.

— Прости меня… Я ничего никому не скажу. Сделаю все, как ты прикажешь. Только не говори, что я осведомитель! Я не выдам тебя!..

Она сдалась очень быстро.

— Я этого и не боялся, — сказал он сухо, бросив взгляд на часы.

Полночь.

Он взял пистолет с глушителем, сунул в карман пальто и посмотрел на Эву с невеселой улыбкой.

— Не стоило тебе делать этого…

Она не ответила.

— Ладно, еще увидимся.

Эва только всхлипывала.

Не попрощавшись, он вышел из квартиры. Медленно шагнул к лифту. «В случае чего, — подумал он, — Эва тоже подтвердит алиби. Теперь есть два свидетеля, и не черномазых, а белых, стопроцентных белых: Брок и Эва. Но самое главное: теперь вообще могут не понадобиться свидетели. Пусть хоть все поголовно думают, что я убийца. Если это не доказано — этого нет! И снова буду работать в полиции, словно ничего не случилась».

«Биг Бэсс-клаб» находился в самом сердце Гарлема. Перед главным входом стоял гигантский контрабас, а рядом в зеркальной витрине можно было полюбоваться фотографиями выступавших здесь звезд.

Посетители сразу попадали в огромный зал. В центре зала большая стойка имела опять-таки форму контрабаса.

Попасть сюда мог каждый, кто был при деньгах. Завсегдатаи — гангстеры, рэкетиры, игроки, сутенеры — отнюдь не были украшением бара. Последние тщательно охраняли свои гаремы; у каждого в кармане нож, а то и пистолет; на лице — следы былых стычек. Атмосфера была постоянно накалена. В прокуренном, пропахшем виски зале в любой момент можно было нарваться на неприятность…

Случайные посетители сидели у стойки и за столиками, пили, ели, слушали музыку, болтали, подчас не ведая, куда они попали!

Уолкер вошел в бар в ту минуту, когда Линда Лу пела: «Иди ко мне, мой трогательный мальчик, сожми мне руки, обними…»

Она стояла в голубоватом свете прожектора рядом с роялем. На ней было тонкое ярко-красное платье.

Она пела для одного Джимми, сидевшего у самой эстрады рядом с хозяином подпольной лотереи и его расфранченной красоткой.

Линда Лу сразу заметила вошедшего. Появление Уолкера не удивило ее. Белые заглядывали сюда нередко: музыканты, гангстеры, жадные до сенсации туристы.

Метрдотель, негр высокого роста и атлетического сложения, пошел по направлению к Уолкеру и предупредил, что все места заняты.

Уолкер с улыбкой предъявил ему дубликат жетона.

Метрдотель испытующе взглянул на детектива:

— Вы ищете кого-нибудь?

— Нет. Хочу посидеть, развлечься…

— Желаю приятно провести время.

Уолкер прошел в зал, огляделся и увидел Джимми. Отыскал укромное место у стены, сел в кресло.

Линда насторожилась и искоса наблюдала за белым. Похлопали ей жидко. Не потому, что не понравилось ее пение, — здесь не любили хлопать.

В перерыве она подсела к Джимми и, наклонившись к нему, прошептала на ухо:

— Там, сзади, у стены, сидит белый: он как-то странно посматривает на нас… Давно уже… Пережди немного, а потом оглянись. Я скажу — когда.

Джимми мог и не оглядываться — он твердо знал, кто следит за ними.

Когда Уолкер повернулся к человеку, сидевшему рядом, и стал о чем-то с ним говорить, Линда прошептала:

— Сейчас!..

Джимми быстро оглянулся. Взгляд его пробуравил зал и уперся в Уолкера.

— Это он, — тихо сказал Джимми.

Линда обеспокоенно прошептала:

— Сейчас ты будешь делать то, что я скажу… Встань, словно ты уходишь. Поцелуй меня на прощанье, а сам пройди к бару и сядь за стойку — там он тебя не тронет. Я хочу увидеть, пойдет ли он за тобой.

Джимми посмотрел на нее долгим взглядом:

— Ты что, до сих пор не веришь мне, а?

— Милый, не надо спорить! У меня возник план…

— Ну ладно, — Джимми встал, наклонился к ней, поцеловал. — Дай бог, чтоб это был удачный план…

Линда наблюдала, как Джимми медленно направился к бару. Лихорадочно размышляя, она пришла к решению — переговорить с Уолкером и выяснить все раз и навсегда. Она видела, как Уолкер незаметно приблизился к выходу.

Оглянувшись, Линда подозвала метрдотеля.

— Кто этот белый, который только что вышел?

— Коп. Он вас обидел?

— Нет, но он преследует моего друга… Я хочу поговорить с ним.

Метрдотель оглянулся — Уолкер исчез.

— Ушел…

— Нет, он, наверное, у стойки. Я велела Джимми сесть там…

— Хорошо, сестра, я позову его. Но, если вы с ним не поладите, мигните мне.

Она улыбнулась:

— Спасибо, генерал!

Уолкер на мгновенье опешил, заметив у стойки Джимми, и остановился в нерешительности.

В это время к нему приблизился метрдотель:

— С вами хочет побеседовать дама…

— Дама?.. Какая дама? — удивленно спросил Уолкер.

— Певица Линда Лу.

Джимми слышал эти слова, и ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не оглянуться. Уолкер бросил быстрый взгляд в его сторону. Потом, пропустив метрдотеля вперед, он двинулся вслед за ним. Рядом с Линдой они остановились.

— Садитесь! — сказала она. Это прозвучало как приказ.

Уолкер подчинился. На момент между ними воцарилось неловкое молчание…

— Почему вы не оставляете его в покое? — спросила наконец Линда сдавленным голосом.

— Я не знаю, о ком и о чем вы говорите, — тихо проговорил Уолкер.

— Еще как знаете! — взорвалась она. — Вы повсюду следите за ним. Он уверен, что вы хотите убить его.

— Так уж и убить? Думайте, что говорите!

— Не пытайтесь меня запугать! Я не беззащитный цыпленок. Оглянитесь. Если вы тронете одного из нас, вам отсюда живым не уйти. Этим людям все равно, кто вы такой; им достаточно моего слова. — Она посмотрела на него с вызовом. — Вы, надеюсь, не сомневаетесь в этом?

— Да, — сказал Уолкер подавленно. — Он говорит, будто я намерен убить его? И вы верите ему, потому что он ваш друг. А почему бы и не поверить? Но вам никогда не приходило в голову, что он лжет?

— Он не лжет, — ответила Линда.

— Почему вы так уверены? — спросил Уолкер. — А вы не задавали себе вопроса: кто на самом деле в него стрелял…

Она не ответила.

— Это наверняка был кто-то из Гарлема… — сказал Уолкер.

Мысль эта поразила ее.

Уолкер интуитивно почувствовал, что поколебал ее уверенность, и тотчас усилил нажим, желая захватить инициативу.

— Взгляните на вещи объективно: я оказался первым, кого Джимми увидел, придя в себя. Ни с того ни с сего он утверждает, будто в него стрелял я! А я ведь только что вошел в дом! Хозяин сам открыл мне дверь, меня видела уборщица и еще какой-то служащий. Меня проводили в подвал этого дома, в котором я никогда не бывал; мне сказали, что там лежит раненый и истекает кровью. Раненый открывает глаза и говорит: «Это он, он стрелял в меня!» Да вдумайтесь вы — Джимми был так слаб, что едва открыл глаза; в состоянии ли он был кого-либо опознать?! Но вы верите ему… Что поделаешь?

— Вы могли стрелять в него и раньше.

— Нет, — ответил Уолкер спокойно. — Когда его ранили, я был у женщины. Полиция знает об этом… Женщина подтвердит все под присягой. Есть и другие свидетели… Или вы думаете, что я мог бы преспокойно разгуливать на свободе, будь ваш друг прав? Вы думаете, в полиции сидят дураки?

Он понял, что ею овладели сомнения.

— Тогда почему вы преследуете его? — спросила Линда.

— Потому что не хочу допустить его убийства, — ответил Уолкер с подкупающей порядочностью. И тут же добавил: — Откуда вам известно, что он не торгует героином или не помогает воровать автомобили? Вы уверены, что хорошо его знаете?

— Да, — ответила она твердо.

— Как долго?

Поколебавшись на мгновенье, она сказала:

— Мы познакомились сразу после его приезда в Нью-Йорк.

— Когда это было?

— Первого июля.

— М-да, целых полгода прошло, — сказал он с усмешкой. — Вечность!

— И все-таки я уверена в нем! — проговорила Линда с вызовом. — Ни в каком грязном деле он замешан быть не может!

— Возможно, — кивнул Уолкер. — А те двое? В них вы тоже уверены? Убеждены, что на них не было ни пятнышка?

— Господи, конечно… Просто представить себе не могу.

— Понимаю, вы не можете себе представить… Однако не исключено, что они оба оказались замешанными в какой-то темной истории. И вот пришлось заплатить по счету: кто-то из Гарлема явился в ресторан, чтобы отомстить им… Ваш друг, может быть, и не имел с ними ничего общего; просто оказался случайным свидетелем…

— Откуда вы все это взяли? — прервала Линда.

— Может, этого и не было. Но могло и быть… Во всяком случае, вашего друга хотели убрать. Но ему удалось спастись. Он знает убийцу, но боится назвать его имя. Потому что тогда настанет его очередь… Не исключено даже и то, что убийца сидит в этом зале.

Голос Уолкера звучал так убедительно, что Линда невольно огляделась. Привычные лица завсегдатаев: был ли среди них убийца? У некоторых из присутствующих — она знала это — было на совести не одно убийство.

Сомнения все больше охватывали Линду. Теперь она смотрела на Уолкера другими глазами и даже на мгновенье ощутила нечто вроде симпатии к нему…

«Нет, все-таки не может быть, чтобы этот белый парень со светлыми глазами хотел убить Джимми. Или что у него на совести те двое… Нет, это невозможно…»

Она нападала — или защищалась? — из последних сил:

— Но вы постоянно преследуете Джимми?

— Могу только повторить то, что уже говорил вам: я не допущу, чтобы его убили, — сказал он. — Но это еще не все… Поставьте себя на мое место… По вине вашего друга меня отстраняют от службы, по его же вине меня подозревают в двойном убийстве… Будь я святым из святых, у меня не было бы оснований любить его. Но я не желаю ему и зла и хочу поймать убийцу. Пока не схвачу этого парня, я под подозрением и на службу мне не вернуться. Вот я и бегаю следом за вашим Джимми, и выжидаю, не появится ли убийца. Можете не сомневаться: он постарается расправиться с ним при первой же возможности!

Ее охватил страх. Она понимала, что, если все это правда, она ничего не сможет сделать, чтобы помочь Джимми. Но кто-то же должен помочь!.. И тут Уолкер показался ей человеком, на которого можно положиться.

— Что же ему делать? — спросила она растерянно. — Ждать, пока кто-то его застрелит?

— Я могу помочь ему при одном условии: если он назовет имя убийцы, — проговорил Уолкер твердо.

— Он скажет опять, что стреляли вы.

— Для него это равнозначно самоубийству.

Линда закрыла лицо руками.

— Если бы я знала, где правда! — всхлипнула она.

Уолкер наклонился к ней, отнял руки от лица и, глядя ей прямо в глаза, проговорил тихим, проникновенным голосом:

— Послушайте, Линда, вы единственный человек, кроме меня, который может ему помочь. Вы должны выведать у него имя убийцы. Если потребуется, поклянитесь ему, что не проговоритесь. Сделайте все, что он потребует, но узнайте имя! А потом позвоните мне.

Линда молчала.

— Вы не понимаете, в чем корень зла, — сказал Уолкер серьезно. — Джимми боится, что полиция окажется не в состоянии защитить его. Поэтому он думает: лучше всего держать язык за зубами. Пока, мол, под подозрением я, с ним ничего не случится… Не забывайте, он видел убийцу — стреляли в него спереди!.. Теперь вы понимаете?

Она смотрела в светло-голубые глаза и понемногу поддавалась магическому воздействию его голоса. Ее словно опутала таинственная паутина, из которой нельзя выбраться. Она попыталась взять себя в руки, мыслить логично, но это ей не удалось. Вид Уолкера внушал ей полное доверие.

— А что изменится, если вы узнаете имя убийцы? — спросила она.

Уолкер наклонился совсем близко к ней и сказал:

— Я убью убийцу!

Линда была поражена, она не знала, что и подумать. Она почувствовала отвращение к нему и вместе с тем совершенно необъяснимую симпатию. Уолкер навязывал ей свою волю.

— Если я… — она откашлялась, — если я все-таки узнаю… как мне сообщить вам?

— Позвоните, — Уолкер назвал номер телефона. — Звоните в любое время, я сразу приеду.

— Может, так действительно будет лучше, — прошептала она, вздохнув.

— И вот еще что, Линда, — словно вспомнил он. — Ваш друг, конечно, захочет узнать, о чем мы с вами говорили… Постарайтесь увильнуть от прямого ответа. Понимаете?

Она утвердительно кивнула.

— Обработайте его… Вам лучше знать, как это делается. Если женщина захочет, она любому мужчине развяжет язык… Я буду ждать в машине, недалеко от вашего дома. Увидев свет в вашей комнате, я поднимусь. О’кэй?

Линда хотела было сказать, чтобы он не смел приходить к ней, но губы сами проговорили:

— О’кэй.

Шестой час утра. В маленькой, набитой дешевой мебелью комнате тихо и очень душно. Она сидела на софе, покрытой пледом в красную и белую полосы. На ней все еще было вечернее платье.

Он стоял посреди комнаты.

— Кто тебя просил говорить с этим негодяем? — в который раз повторял Джимми.

Линда поджала ноги под себя, откинулась на подушку. Лицо ее выражало озабоченность.

— Ты твердишь одно и то же… Или ты считаешь, мне было приятно с ним поболтать, а?

Не ответив на ее вопрос, он продолжал:

— …Послушай, Линда, этот Уолкер хочет убить меня, как убил Сэма и Луки.

— Будь он человеком, который способен на такое, нам легче было бы убедить в своей правоте других.

— Если бы он выглядел как убийца, хочешь ты сказать?.. Но как выглядят убийцы?..

— Н-ну… Наверное, мерзко… Как расисты из южных штатов… А у него, похоже, нет никаких предрассудков.

— Боже мой, еще немного, и я подумаю, что он перетянул тебя на свою сторону.

— Чушь! — крикнула Линда. — Ты злишься потому, что я тебя спросила, хорошо ли ты видел того, кто в тебя стрелял…

— Как вижу сейчас тебя! — перебил Джимми. — Это был Уолкер.

— Да, но ты сам говорил, что он выстрелил в тебя сразу, без предупреждения. Ты поднимался по лестнице и вдруг увидел кого-то…

— Не кого-то, а его! — взорвался Джимми. — Я его видел, пропади все пропадом… Вот что я скажу тебе, Линда: ты просто не представляешь себе состояния человека, в которого стреляют. Тебе и в голову не придет кричать «караул!» или звать полицию. У тебя только одна мысль — беги, парень, беги! Не зевай! Спасай свою шкуру… Но видишь-то ты все! Причем очень четко. Увиденное в такой момент ты на всю жизнь запомнишь… Это… что-то вроде… вроде фотографии.

Она смотрела на Джимми во все глаза, уже готовая снова поверить ему. И тут же представила себе Мэтта Уолкера; его молодое лицо, проникновенный голос, честные голубые глаза… «Нет, этот не может быть убийцей! Он сам хочет расправиться с настоящим убийцей». Линда никак не могла себе представить, что Уолкер способен убить двух беззащитных негров просто так, ни за что, а потом преследовать третьего.

— Но как он мог стрелять в тебя… безо всякой причины? Ведь ты говоришь, что видел его впервые в жизни…

— А разве для нас новость, что белые убивают черных без всякой причины…

— Тогда скажи своему адвокату, чтобы он потребовал освидетельствования Уолкера у психиатра.

— Это возможно лишь при условии, если Уолкер согласится. Или если его обвинят в убийстве, а адвокаты станут толковать о его невменяемости… А знаешь, что мой адвокат на это ответит? Ну, может, не ответит, а подумает. Что наглее меня на земле негра не сыщешь… Ну кто видел цветного, который обвинил бы белого, тем более полицейского, да еще с положением, в том, что тот свихнулся? Особенно после того, как уже обвинил его в убийстве и не смог этого доказать!

— А вдруг окажется, что ты все-таки прав? Если он действительно спятил, и если он действительно… — Она умолкла.

Джимми горько усмехнулся:

— Договаривай, договаривай: «…если он действительно стрелял в тебя». Ты мне верить не хочешь, так почему же мне должны поверить белые?

— Да, но…

— Никаких «но»! Если я пойду к ним и скажу: «Пошлите Уолкера к психиатру, мне кажется, он шизофреник», знаешь, что они подумают? Что своим умом я до этого дойти не мог. Что мне это кто-то подсказал. Что тем самым я хочу замести чьи-то следы… Или просто-напросто не станут меня слушать. Никто мне не поверит…

— Ты не прав! — запротестовала она.

— Не спорь! Ты сама считаешь, что на убийцу он не похож. Ты считаешь.

— Боже милостивый, перестань ты повторять эту чушь! — перебила Линда.

Он вдруг переменился в лице.

— Ладно, я ухожу.

— Не будь таким обидчивым! Я стараюсь помочь тебе… чем могу…

— Ты можешь помочь мне одним: тем, что поверишь мне.

— Снова ты за свое… Скажи мне сам, что я должна делать, я на все согласна. Джимми, мне кажется, ты что-то скрываешь от меня.

— Ах вот как! — на секунду он замер. — Выходит, ты все время считала, будто я лгу… — Он закрыл лицо руками и безвольно пробормотал: — Я не понимаю, я ничего не понимаю, ничего…

Взяв со стола шляпу, Джимми медленно, по-стариковски волоча ноги, направился к двери.

Линда вскочила и, схватив его за руку, резко повернула к себе.

— Останься! — умоляла она.

Джимми молча стоял. Линда заплакала.

— Ты требуешь от меня слишком многого. Ведь я всего-навсего глупая…

— Ничего я от тебя не требую. Я лишь хочу, чтобы ты мне верила.

— Мне хочется тебе верить. — Она закрыла глаза и вытерла слезы рукой. — Но мы не всегда верим в то, во что хотим верить.

Он отступил на шаг.

— Если ты не веришь мне, между нами все кончено.

— Да как я могу поверить тебе, когда все, о чем ты говоришь, звучит так неправдоподобно? — закричала она.

— Прощай, — сказал он почти беззвучно и взялся за ручку двери.

Линда снова бросилась к нему, всеми силами пытаясь удержать.

— Нет, так нельзя… Ты не можешь уйти… Я пойду с тобой… К тебе… Так будет лучше…

— Оставь меня! — крикнул Джимми. — Я сам решу, что мне делать!

Уолкер поднял лифт на третий этаж и отключил ток. Лифт стоял, но открыть дверь было можно.

Стоя в темной кабине, он наблюдал сквозь маленькое окошко за лестницей. Чтобы все время иметь в поле зрения дверь Линды, он должен был прижаться лицом к стеклу. Он ждал. Ждал очень долго.

Было около шести утра, когда он увидел Джимми, злобно захлопнувшего за собой дверь. Уолкер достал из кармана пистолет с глушителем.

Джимми двигался как лунатик. Он чувствовал себя так, словно его исхлестали плетьми. Одна мысль сверлила его мозг: Линда предала его. Она поверила убийце.

Он было направился к лифту, но вдруг передумал. Он не хотел ждать и с силой рванул на себя зеленую дверь, ведущую в коридор. В голове так шумело, что он не услышал даже, как открылась дверь лифта.

Уолкер на цыпочках побежал к коридору. Пистолет он держал на уровне плеча, дулом вверх, как опытный стрелок, готовый выстрелить в любое мгновенье…

И снова все повторилось, как кошмарный сон: коридоры, лестница и снова коридоры… И опять погоня!..

Джимми бежал по коридору все быстрее. Уолкер преследовал его по пятам.

На лестничной площадке между третьим и четвертым этажами Джимми испуганно остановился и перегнулся через перила. В ту же секунду он увидел Уолкера. Лицо детектива опять показалось ему громадным. Он успел увидеть еще, как Уолкер поднял руку с пистолетом и прицелился.

В тот же миг он бросился бежать. Он бежал наперегонки со смертью, слыша за собой шаги Уолкера.

Добежав до четвертого этажа, Джимми сделал обманное движение, и Уолкеру показалось, что негр скрылся в коридоре. А Джимми в это время мягко, по-кошачьи, прыгая через ступеньку, бежал на пятый, спасительный этаж. Вот наконец коридор, вот и лестничная площадка перед квартирой.

Джимми торопливо достал из кармана связку ключей. Он больше всего боялся, что не успеет открыть все замки. Каждую секунду мог снова появиться Уолкер… Наконец щелкнул последний замок, дверь открылась.

Он бросился в квартиру, захлопнул за собой дверь и торопливо закрылся на все запоры…

Уолкер сунул пистолет в карман пальто, прислонился к двери. Он чувствовал себя обманутым и опустошенным. Все снова пошло вкривь и вкось. Проклятье! Этот черный пес — его злой рок.

Поняв, что снова проиграл, Уолкер стал медленно спускаться по лестнице.

Вышел на улицу. Голова горела — он снял шляпу и бесцельно побрел по Амстердам-авеню. Мелкие снежинки кололи лицо, покрыли всю голову. Отряхнув снег, он снова надел шляпу. Повернул обратно. Отыскал на стоянке свою машину.

Сел за руль…

Испытывая полнейшую депрессию, он с трудом поборол в себе желание на предельной скорости пойти против движения и покончить все разом.

Тут он вспомнил, что есть еще дом, где примут его с радостью, без лишних расспросов, и направил свою машину на автостраду.

Он гнал со скоростью 90 миль в час, хотя предельной здесь была 50. Час ранний, машин мало, ничего страшного.

Свернув в Бронксвиль, он поехал по кварталу небольших уютных коттеджей и вилл. Остановился перед домом из стекла и дерева.

Дверь открыла светловолосая голубоглазая женщина, на которой поверх шерстяного платья был надет пестрый передник. На вид ей было не больше тридцати. Увидев Уолкера, она воскликнула:

— Мэтт, ты заболел?

— Нет, Дженни. Просто устал как собака… Мне бы поспать…

— Проходи в гостиную и устраивайся… Прими душ, а я приготовлю тебе поесть.

— Не хочу я есть, — ответил он грубо и направился прямиком к бару. Налил себе большую рюмку джина. — А где Питер и Дженни?

— В школе, где же им быть?

— Ах да, я и не подумал…

— И все-таки я приготовлю поесть. — Она с трудом удержалась, чтобы не сделать ему замечания: он выпил подряд еще две рюмки.

— Сказал, не хочу, значит, не хочу… — проговорил он упрямо, как мальчишка. — У меня голова болит… Кстати, где Брок?

— Еще не вернулся со службы, — ответила она. — Какое-то специальное задание.

С видом подростка, доверяющего тайну старшей сестре, он сказал:

— Знаешь, он думает, будто я убил двух этих ниггеров.

Лицо ее выразило негодование.

— Не смей так говорить! Он ни днем ни ночью покоя не знает, бегает по всему городу… Хочет доказать твою непричастность к этому делу.

— И все-таки он так думает.

— Помолчи! — резко оборвала она Уолкера. — Лучше иди спать. Ты сам не знаешь, что говоришь. — И пошла на кухню.

Взяв бутылку джина, он поставил ее на ночной столик и снял наконец пальто. Достал из кармана пистолет и отнес его в спальню. Завернув в платок, засунул в дальний угол шкафа, где лежали старые, вышедшие из моды шляпы и разная мелочь.

Когда появилась Дженни с завтраком, он уже спал. Спал неспокойно, ворочаясь с боку на бок и скрипя зубами. Дженни достала полотенце, смочила его в ванной и утерла пот с его лба. «Бедняга Мэтт! — подумала она. — Как они тебя замучили…»

«Где мне достать «пушку»?» — эта мысль целиком овладела Джимми после того, как он, закрыв дверь на все засовы, устало прислонился к стене. Он четыре часа просидел в комнате, не снимая шляпы и пальто.

Выйдя около десяти часов из дому, он отправился в бар на 11-й авеню, о котором поговаривали, будто там можно не только хорошо выпить, но и купить все, что угодно: от перочинного ножа до автомата новейшей системы. Толстый негр-бармен, с глазами навыкате и навсегда застывшим удивлением на лице, вытер стойку перед Джимми.

— Мне нужен пистолет, — тихо проговорил Джимми.

Бармен вздрогнул, глаза его выкатились еще больше.

— Не видите, что ли, у нас здесь торгуют другим товаром! — воскликнул он напыщенно. — Мы продаем виски, джин, бренди, ром, вина, аперитивы, светлое и темное пиво… Спиртного можно купить сколько угодно, а больше ничего. Что будете пить?

— Кока-колу.

Бармен поморщился, как монашенка, услышавшая неприличное слово.

Поставив перед ним бутылку, он отошел к другому концу стойки. Джимми огляделся, желая отыскать в баре человека, хотя бы чем-нибудь похожего на подпольного торговца оружием. У противоположного конца дубовой стойки сидело несколько пьяниц, устало дремавших над давно пустыми рюмками. За столиком у окна двое моложавых мужчин читали две половинки одной газеты. В одной из ниш спала утомившаяся девица, а в другой сидел неопрятного вида господин, медленно потягивавший коньяк.

Вряд ли кто-нибудь из них занимался торговлей оружием.

Время шло. Бармен, долго следивший за Джимми, решил наконец снизойти до разговора с ним. Но торопиться не стал. Несколько раз протер стойку, попробовал, работает ли кран в мойке, смочил тряпку. Как бы ненароком он медленно приближался к Джимми и наконец оказался прямо перед ним.

— Нельзя с раннего утра пить эту бурду, — сказал бармен с укором. — Желудок испортите.

Джимми поболтал жидкость в бокале и спросил:

— А что прикажете пить?

— Джин. Он не раздражает желудок.

— О’кэй, тогда отведаем джина.

Бармен медленно достал бутылку и поставил перед Джимми.

— Только не лейте его в колу.

— Почему?

— Потому что… джин пьют только с тоником, — объяснил ему терпеливый эксперт и стер со стойки несуществующее пятнышко.

— Кто тебя послал?

— Никто. Я как-то слышал кое-что…

— От кого?

— Не помню, забыл.

— А ты ничего не путаешь?

— Нет… Ведь это «Блю Монд-бар»?

— Вроде бы, — буркнул бармен и наполнил две рюмки.

— Постой, я хочу только одну! — запротестовал Джимми.

— Ты близорукий? — удивленно спросил бармен. — Меня-то хотя бы ты видишь?

— Извини, — сказал Джимми. — Твое здоровье!

Бармен опрокинул рюмку и облизал губы.

— Ты здесь недавно?

— Да. Примерно с полгода…

Бармен испытующе взглянул на Джимми. Потом медленно заговорил:

— Тебе, парень, стоило бы посмотреть шоу в «Аполло». Там выступают два клоуна. Один клоун говорит: «Где мне взять «пушку»?» А другой отвечает: «Неплохо бы тебе сходить в «Аполло». Тут первый и спрашивает: «Они что, продают в «Аполло» «пушки»?» — «Не-ет, — говорит другой. — Это, парень, такой театр. Но если сядешь там на балконе, тебе ни одна сволочь не помешает». — «Шоу смотреть?» — спрашивает первый. Тут второй говорит: «Плюнь ты на шоу, я понял, что тебе нужна «пушка». Ну как? — уставился бармен на Джимми.

— Здорово… — Джимми все понял. — Надо посмотреть это шоу.

— Не забудь захватить двадцатку, — проговорил бармен.

— Двадцать, понятно, — кивнул Джимми.

— Лучше всего в полчетвертого.

— В полчетвертого, — повторил Джимми.

Бармен поднял бутылку с джином и спросил, указывая на обе рюмки:

— Большую или маленькую?

— Повторим.

Бармен отставил бутылку и, поморщившись, отвернулся. Только тут Джимми понял смысл вопроса.

— Эй, послушайте — не слишком большую и не слишком маленькую.

— Вот и я так думаю, — вздохнул бармен с облегчением. — Для женщины тридцать два — лучший возраст.

— Да, да, — Джимми поднялся. — Сколько я вам должен?

— Полтора.

— Я обязательно посмотрю это шоу, — снова сказал Джимми.

Расплатился и направился к выходу.

На улице все еще шел снег. Джимми посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Сколько же времени ему придется убить попусту до начала шоу? Возвращаться домой без оружия он не хотел.

Подняв воротник пальто, он медленно шел вдоль 11-й авеню и оказался вдруг перед входом в «Биг Бэсс-клаб». Ему стало не по себе, когда он вспомнил, что ему довелось пережить за шесть часов, прошедших с того момента, как он был здесь в последний раз. Но сейчас он не чувствовал себя беспомощным. Скоро у него будет пистолет… «Помоги себе сам, и бог тебе поможет!» — частенько говаривала его мать.

Две рюмки джина на пустой желудок слегка опьянили его. Он пошел на 7-ю авеню, ибо рестораны на 11-й обслуживали белую клиентуру. Миновав универмаг Блумстайна, он прошел мимо нескольких баров, даже в этот час переполненных, мимо театров «Аполло» и «Льюиса». В «Аполло» между двумя кинофильмами давали шоу, а в «Льюисе» — нет. Сейчас оба театра были еще закрыты.

На углу улицы находился отель «Тереза». Джимми вошел в вестибюль и направился в кафе, где основательно позавтракал.

Половина двенадцатого. Ждать еще осталось четыре часа. Выйдя на улицу, он оказался вскоре перед витринами книжного магазина. Взглянув на свое отражение, Джимми увидел, что ему давно пора постричься. «Надо зайти в парикмахерскую… — подумал он. — Да и время так пролетит незаметнее».

Парикмахерская находилась чуть подальше, на 124-й стрит. Там было полно посетителей.

Джимми повесил шляпу и пальто в гардеробе, занял свободное место и начал листать журнал. Благополучные, счастливые негры смотрели на него с фотографий. Похоже, никто из них не боялся завтрашнего дня. «Все это дешевая реклама!» — подумал Джимми и тут опять вспомнил об убийце. Он настолько углубился в свои мысли, что парикмахеру пришлось трижды приглашать его в кресло. Он повязал Джимми нейлоновым покрывалом и сунул за воротник мягкую бумагу.

— Вам стоило бы разгладить волосы, — посоветовал он.

Джимми рассмеялся:

— Моей проволоки вам в жизни не разгладить!

— Еще как, — улыбнулся парикмахер. — Они станут мягкими, как шелк, и гладкими, как у белых. А если пожелаете, я потом сделаю вам легкие волны.

— Ну ладно, попробуем… — ответил Джимми.

…Вся процедура продлилась больше двух часов.

Джимми долго разглядывал себя в зеркале. Его охватило какое-то странное чувство: с одной стороны, он как будто сделался симпатичнее, а с другой — он чувствовал стыд, как будто кого-то предал.

Впереди был еще один час ожидания.

Он пошел на 25-ю стрит, купил сигарет и направился к 17-й авеню. Джимми опять проголодался.

Хорошо поесть в Гарлеме не так-то просто. Обычно говорят, что здесь все можно достать: от голубого «кадиллака» до нижнего белья из мешковины… А вот насчет приличной пищи… Большие кафетерии вытеснили маленькие ресторанчики, и с тех пор пища повсюду была стандартной, безвкусной. Точно такой же как пресная кухня у «Шмидта и Шиндлера», от которой его мутило.

Но тут в одной витрине он заметил объявление: «Домашние обеды!»…

Плотно поев, он почувствовал себя куда лучше. Взглянул на часы — пора идти.

Тем временем «Аполло» открыл свои двери. На фильм, который показывали перед шоу, зрители не шли. Балкон был пуст. Лишь в первом ряду сидело несколько подростков, покуривавших сигареты с марихуаной. Шел третьеразрядный гангстерский фильм.

Незадолго до конца фильма молодой негр в застегнутом наглухо пальто и надвинутой на глаза шляпе приблизился к Джимми, посмотрел на него внимательно и сел рядом. В зале было темно, но он был в черных очках.

— Вам нужна женщина? — прошептал незнакомец хрипло.

Вопрос сбил Джимми с толку. Он ждал человека с пистолетом.

— Какая такая женщина? — спросил он недовольно.

На сей раз удивился незнакомец.

— Обыкновенная, какая же еще.

— Не нужна мне женщина.

— М-да… — Незнакомец решил поставить вопрос иначе: — А если все-таки нужна женщина, сколько ей должно быть лет?

Тут Джимми понял:

— Ах да! Тридцать два.

Незнакомец облегченно вздохнул.

— Ну наконец-то. — Он осторожно достал из кармана пальто завернутый в коричневую бумагу пакет и протянул Джимми. Тот полез было за бумажником, но незнакомец сказал: — Нет, ты сперва проверь!

Джимми развернул пакет. В слабом свете экрана увидел пистолет тридцать второго калибра. На рукоятке была эмблема: одноглазая сова.

— Мне сдается, все о’кэй, — пробормотал Джимми.

— Из него скалу пробьешь.

Джимми заплатил двадцать долларов; незнакомец сунул деньги в карман, пробормотал: «Пока, парень!» — и ушел.

В зале зажегся свет. И поскольку никого рядом не было, Джимми решился рассмотреть оружие при свете. «Я подстерегу его в подъезде, — подумал он. — Пусть только этот сукин сын достанет свою «пушку» с глушителем, тут я его и прикончу…»

Джимми больше не боялся. Теперь у него есть оружие, теперь шансы равны.

Он сунул пистолет во внутренний карман и застегнул пальто на все пуговицы. Из здания «Аполло» он вышел последним.

Когда Джимми добрался до дому, Линда стояла у входа в подъезд.

— Как ты меня напугал, — проговорила она негромко. — Я жду тебя здесь часа три.

— Ждешь? Почему? — спросил он холодно.

— Ты пойдешь со мной!

В лифте они ехали молча. Когда кабина остановилась на третьем этаже, она потянула его за рукав. Он не двинулся с места.

— Пойдем! — приказала она. — Тебе нужно выспаться.

Джимми безнадежно махнул рукой.

В ее квартире было темно. Она включила свет и заперла дверь. Потом резко повернулась к нему.

— Почему ты не хочешь слушать меня? — Ее глаза вдруг округлились. — Как ты выглядишь? Ты что… ты был у парикмахера, да? Пока я здесь умирала от страха… — Она сняла с него шляпу. — У тебя новенькие волосы, — обрадовалась она, проводя рукой по его волнистым волосам. — Они мягкие, как шелк.

Желая забыть обо всем на свете, он обнял Линду. Мысли его путались. Губы Линды были горячими, она все крепче прижималась к нему. И вдруг почувствовала: во внутреннем кармане лежит что-то твердое. Пистолет!

Неожиданно выхватив пистолет, она ловко выскользнула из объятий Джимми.

— Боже мой! — прошептала она в ужасе.

— Дай сюда! — протянул он руку.

— Нет! Нет! Нет! — кричала она, держа пистолет за спиной. — Дурак ты! Идиот несчастный…

— Дай сюда! Это не игрушка.

Линда отступала все дальше от него.

— Осторожно! Эта штука заряжена. — Он все-таки схватил ее за руку и повернул к себе.

— На, возьми!.. Возьми и застрелись!

Линда лихорадочно думала о том, как спасти Джимми от новой опасности, как остановить его…

— Ты, наверное, собрался поохотиться за ним, а может быть, и уложить? — спросила она.

— У него есть пистолет, теперь он есть и у меня. Мы в равном положении.

— Я не отпущу тебя, пока ты не одумаешься, — сказала она.

Линда остановилась и вопросительно поглядела на него.

— Оставь пистолет здесь, — попросила она, увидев, что он взял шляпу.

— Прекрати! С меня хватит. Я убью этого бешеного пса, чтобы он не убил меня!

— Мне начинает казаться, что убийца не он, а ты, — сказала она резко. — Ты уверен, что он преследует тебя, а не ты его?.. Все на свете против одного тебя, бедняги; ты должен ото всех защищаться. Может, и от меня тоже? Может, и я тебя преследую?

Джимми с трудом владел собой.

— Ты не знаешь еще одной вещи, Линда: когда прошлой ночью я ушел от тебя, он подкарауливал меня в лифте. Я случайно пошел через коридор, а не сел в лифт. Не то быть бы мне сейчас в морге…

Линда подумала: «Спорить с ним бесполезно».

— Он признал, что ходит за тобой следом. Он хочет найти убийцу… Почему же он не убил тебя, если подкарауливал?

— Потому что не успел. Потому что я бежал от него, а он меня не догнал. Точно так же, как и в первый раз… И в руке у него был пистолет — тот самый, с глушителем…

— Я просто не могу поверить, — прошептала она. Голос ее дрожал от страха.

— Переубедить тебя невозможно… — сказал он устало и снова взял шляпу. — И бегать от него я больше не стану…

Он вышел и хлопнул дверью.

Линда бросилась в спальню, схватила телефонную трубку. Дрожащей рукой набрала номер Уолкера. «Я заставлю его сказать правду, — прошептала она. — И если он солгал, я убью его. Не Джимми, а я!»

Телефон Уолкера не отвечал.

Фантазия Линды работала лихорадочно: «А вдруг Уолкер спрятался где-то в доме? Если Джимми наткнется на него, то может убить его на месте. Джимми сейчас сам не свой, он на все способен. Но Уолкер, конечно, стреляет лучше Джимми…»

Она неизвестно зачем бросилась в ванную, вернулась в комнату, накинула шубку. Не спрятался ли в доме Уолкер? Поднялась на верхний этаж и проверила, заперта ли дверь в коридор. Заперта. Быстро сбежала вниз. На лестнице она никого не встретила. Оказавшись в самом низу, Линда дернула на себя дверь в подвал. Тоже заперта. Устало вздохнув, она села на железный стул у входа в подъезд.

Она просидела не меньше часа, подавленная, почти не замечая прохожих. Она ждала Уолкера.

Потом ей пришло и голову, что Джимми не дома, а ушел куда-то искать Уолкера. Линда поднялась к себе и позвонила Джимми. Трубку сняла Синетта; она сказала, что Джимми нет дома с самого утра.

— Когда он вернется, попросите позвонить мне, — сказала Линда.

Сначала она хотела занять свое место часового у подъезда, но, подумав, решила, что это бессмысленно. Допустим, один раз она сможет предотвратить беду, но пока Джимми разгуливает с пистолетом, а Уолкер выслеживает его, убийство — это вопрос времени.

Она почувствовала, что начинает сходить с ума. Позвонила в полицию.

— Управление полиции, — ответил усталый голос.

— Мне нужен тот, кто расследует убийство в ресторане «Шмидта и Шиндлера».

— Ах, по этому делу, — полицейский на другом конце провода как будто заинтересовался. — Не отходите от аппарата. Соединяю с уголовной комиссией.

Вскоре другой голос сказал Линде, что она должна явиться в участок на Леонард-стрит и спросить сержанта Питера Брока.

Уолкер проснулся. В комнате темно, жалюзи опущены, и он никак не мог понять, который час.

Лежа на спине, он прислушивался к звукам, доносившимся из соседней комнаты Ничего особенного: монотонный голос дик тора телевидения, тихий смешок Дженни и предостерегающее «Нет!..» Питера-младшего.

Уолкер подумал, что здесь он оказался совсем некстати. Но, может быть, он преувеличивает…

Взглянул на светящийся циферблат наручных часов — половина седьмого. «Проспал целый день, потерял зря столько драю пенного времени!» Опустил руку, чтобы взять с пола бутылку, но ее не оказалось. Кто-то унес ее, наверное, Дженни.

А выпить ему хотелось. Пока дети сидят перед телевизором, ему нельзя пройти к бару. Чертовы сорванцы!

Резко поднялся и сел на постели. Оглядел всю комнату: ничего подозрительного. Его пальто висело в шкафу, дверца которого была приоткрыта. Служебный пистолет лежал на кресле. Странно. Дженни терпеть не могла оружия. Но в комнате убирала она, в этом он был уверен.

И все-таки что-то не так. Подойдя к шкафу, он полез в карман пальто за сигаретами и зажигалкой. И тут какое-то неясное предчувствие насторожило Уолкера. Он замер: кто-то обыскал его вещи. Уолкер не мог объяснить, почему так решил, но был в этом твердо уверен. Он прямо-таки чуял чужой запах на своей одежде.

— Брок, — пробормотал он. — Зачем, черт побери, ему это понадобилось?

«Сегодня же вечером нужно покончить с этой историей. Дольше мне не выдержать. Я должен пристрелить этого ниггера, а потом избавиться от пушки…» Он прекрасно понимал, что, если у него найдут пистолет с глушителем, это равносильно подписанному смертному приговору.

Уолкер приложил ухо к двери. Кроме музыкального шоу по телевизору — ничего. «Наверное, они скоро сядут за стол, — подумал он. — Зимой они всегда ужинают в половине седьмого, но сейчас ждут меня. Дженни, конечно, на кухне. Она любит готовить сама, девушка-негритянка только подает на стол. А Брок, наверное, сидит в своей мастерской в подвале… Забавно, что я называю Брока по фамилии… Да… Не обнаружил ли он второй пистолет?!:»

От одной этой мысли его бросило в жар. Но, быстро взяв себя в руки, он отправился в ванную.

«…Я должен поужинать вместе с ними, а потом, дождавшись удобного момента, извиниться и побыстрее исчезнуть. И причину я должен найти серьезную, не то Брок заподозрит неладное…»

Он долго стоял под холодным, почти ледяным душем. Когда вытирался, услышал, что его зовет сестра.

— Да, Дженни? — ответил он.

— Поторапливайся, ужин на столе.

— Сейчас!

Уолкер быстро оделся. Ему не терпелось увидеть шурина.

Когда он вошел и сделал общий поклон, все уже сидели за столом. Брок на одном конце, Дженнн на другом. Для Уолкера оставили место напротив детей.

Проходя мимо Питера, Уолкер потрепал его по голове. Тот недовольно поморщился.

— Привет, дядя Мэтт! — вяло проговорил он. Потом Уолкер погладил косичку Дженни. Откинув назад голову, она посмотрела на него и замурлыкала, как довольный котенок.

Он сел, развернул салфетку и посмотрел на Брока. Лицо шурина казалось совершенно безучастным.

— Дженни сказала, будто ты работал всю ночь? — спросил Уолкер.

— Да. История с рестораном.

Дженни сделала недовольную гримасу.

— Неужели за столом нельзя поговорить на другую тему? — спросила она резко.

Закуску ели молча.

Негритянка убрала тарелки и принесла жареную баранину.

Уолкеру кусок в горло не шел.

— О моей знакомой никаких новостей? — спросил он, поворачиваясь к Броку.

— Нет. Но мы наткнулись на следы другой дамы, — ответил Брок.

Мэтт знал, какой ответ услышит, но все-таки спросил:

— Какой еще дамы?

Дети следили за разговором взрослых затаив дыхание.

— Эвы Мадулович, — ответил Брок.

— Наверное, иностранка, — пропищал Питер.

— А ну не вмешиваться в разговоры взрослых, — сказала Дженни.

Уолкер почувствовал, что кольцо вокруг него сжимается. Ему стало не по себе.

— Откуда вы о ней узнали?

— Случайно, — ответил Брок. — Кто-то позвонил в уголовную комиссию и сообщил, что в квартире лежит убитая женщина.

— Если у вас нет другой темы для разговора, убирайтесь в гостиную, — сказала Дженни зло.

Брок втянул голову в плечи, но Мэтт не слушал сестру:

— Ее действительно убили?

— Нет. Кто-то сильно избил. Но она отказывается назвать имя.

Дженни повернулась к Мэтту и сказала, не сдерживая негодования:

— Послушай, я сказала это совершенно серьезно!

— Ой-ой-ой, дядю Мэтта выгоняют из-за стола! — радовался маленький Питер.

Дженни повернулась к нему.

— Еще одно слово, и ты отправишься в постель.

Мэтт заставил себя улыбнуться и поднялся. Удобный случай взять пистолет из шкафа.

— Садись, Мэтт, — почти приказал Брок.

Мэтт недовольно посмотрел на шурина. Лицо Брока оставалось непроницаемым.

— Оставьте вы свои дела… — сказала Дженни. — А тебе, Мэтт, полагается знать, что в присутствии детей такие разговоры не ведут.

Поколебавшись, Уолкер снова сел и уставился в свою тарелку.

Неприятную паузу нарушил телефонный звонок. Брок встал и подошел к телефону.

— Слушаю. Да… Да… Да, пусть останется, я сейчас приеду.

Вернувшись, он не сел за стол.

— Извини меня, Дженни, — сказал он. — Неотложное дело.

— Может быть, ты доешь?

— Нет, время не терпит.

Мэтт подумал, что и у него почти не остается времени.

— Может, мне поехать с тобой? — спросил он хрипло.

— Нет, тебе лучше остаться здесь.

Мэтт ждал, пока отъедет машина Брока…

— Извини меня, пожалуйста, — пробормотал он, вставая.

— Но ведь я не подала еще сладкого…

— В другой раз, — ответил он.

Уолкер прошел в коридор, ведущий в спальню. Он знал, что сестра услышит его шаги и обязательно спросит, почему он пошел в гостиную этим путем. Но сейчас все равно. Он должен взять свой пистолет и сегодня же покончить с этой историей.

Брок, конечно, прав: время не терпит.

На двери висела стальная табличка: «Мэтью Уолкер».

Джимми нажал кнопку и услышал мелодичный звонок. Пистолет, торчавший за ремнем, придавал ему уверенность. Он прислушался — тихо. Глазка в двери нет. Значит, изнутри Уолкер увидеть его не сможет. Джимми не чувствовал ни страха, ни колебаний, только руки слегка подрагивали. Он еще раз нажал кнопку. За дверью ни шороха.

Он повернулся и пошел по хорошо освещенному, окрашенному ярко-голубой краской коридору к двери. «Только не терять головы, — подумал он. — Все должно идти по плану».

Рядом со входом стояла небольшая скамеечка и столик. Отсюда было хорошо видно каждого входящего и выходящего из дома. На этой скамейке уже сидела пожилая парочка, мирно о чем-то беседовавшая. Улица была покрыта снегом, весело мигали теплые огоньки квартир. Время шло. Пожилая парочка удалилась. Джимми остался в одиночестве; ему стало как-то не по себе.

И тут появился Уолкер.

Он быстро шел к подъезду, сдвинув шляпу на затылок; руки, как всегда, в карманах пальто.

Заметив Джимми, остановился как вкопанный. В глазах на секунду застыл испуг, но тут же появилось обычное холодное выражение. Сев на другой край скамейки, он с грустью смотрел то в одну, то в другую сторону, словно время и жизнь потеряли для него всякий смысл.

«Пистолет у него в кармане», — подумал Джимми, встал и медленно, втянув голову в плечи, пошел к тротуару. Лениво потянувшись, Уолкер последовал за ним. Джимми решил увлечь его за собой в Гарлем и убить у себя в подъезде. Но прежде ему нужно было живым добраться до дому. До ближайшей остановки автобуса — четыре квартала.

Мимо проходили юноша и девушка. Подождав мгновение, Джимми быстро вышел на тротуар, обогнал их и пошел впереди.

Уолкер последовал за ними.

Молодые люди перешли улицу и свернули за угол. Джимми заметил это и побежал за ними.

Молодой человек недовольно оглянулся.

— Прошу прощения, сэр, — быстро проговорил Джимми. — Я ищу мистера Вильямсона…

Юноша посмотрел на него с недоверием.

— Я ищу работу, и мне велели явиться к нему.

— А какой вам дали адрес?

— Он сказал, первый дом на углу, но я никак не могу найти.

Юноша улыбнулся:

— Если на углу, то это один из тех двух домов.

Скосив глаза, Джимми увидел в некотором отдалении Уолкера.

— Спасибо, сэр, большое спасибо! — сказал Джимми и побежал через улицу в подъезд углового дома. Осторожно выглянул на улицу: юноша и девушка исчезли, Уолкера нигде не видно…

В подъезд вошла женщина с сумкой в руках. Джимми быстро открыл перед ней лифт и, пропустив ее вперед, вошел следом. На четвертом этаже женщина вышла. Джимми поднялся на восьмой. Открыл дверь, подождал недолго, потом закрыл и поехал на второй. Если по пути лифт никто не остановит, он решил там выйти и попытаться отыскать черный ход.

Но лифт останавливали на каждом этаже, и, прежде чем он дошел до второго, кабина была набита битком. Тогда только Джимми решился выйти на первом этаже. Дверь открылась — перед ним с видом человека, ожидающего жену или приятеля, стоял Уолкер.

Вместе с другими пассажирами лифта Джимми вышел на улицу. Перед домом элегантно одетый мужчина попрощался с девушкой и зашагал в сторону большого универмага. Джимми быстро догнал его:

— Извините, сэр, не скажете ли вы, где ближайшая остановка автобуса?

Широкоплечий, высокого роста мужчина остановился:

— Недавно в Нью-Йорке?

— Да, сэр. Приехал на прошлой неделе… Насчет работы, а теперь никак не могу найти дорогу обратно.

— Как вам у нас нравится?

Джимми пожал плечами:

— Очень холодно…

— Я родом из Техаса, а вы? — спросил мужчина с улыбкой.

— Из Джорджии, сэр… Эх, скорее бы обратно!

— Пойдемте, я покажу вам остановку автобуса.

Они прошли вместе по 1-й авеню. Здесь улицы освещены гораздо ярче, да и от витрин много света.

Пройдя примерно два квартала, Джимми сказал:

— Шеф, мне кажется, кто-то за нами следит.

Широкоплечий резко остановился и, оглянувшись, тотчас же заметил Уолкера.

— Да… тот парень в пальто, который стоит у магазина полуфабрикатов. Я его еще раньше заметил.

— Я тоже видел его у вашего дома, — сказал Джимми.

Широкоплечий посмотрел на него в раздумье:

— Он за мной следит или за вами?

— С какой стати ему следить за мной, шеф? — спросил Джимми с невинным видом. — Я никого не трогал и никого тут не знаю.

Широкоплечий расхохотался.

— Ну ладно, пусть его. Знаешь, на родине я был шерифом: если что, как-нибудь справлюсь с ним.

Широкоплечий проводил Джимми до остановки, похлопал по плечу и попрощался. На автобусной остановке собралась очередь. Когда подошел автобус, из табачной лавки на другой стороне улицы вдруг вынырнул Уолкер. Джимми сел третьим, Уолкер — последним. Джимми сел на свободное место у окна, Уолкер — напротив него, через проход. На Мэдисон-сквере Джимми пересел на другой автобус, Уолкер тоже. На 145-й стрит оба вышли.

Джимми держался поближе к прохожим, стараясь идти так, чтобы между ним и Уолкером постоянно кто-то находился. Чем ближе к 149-й стрит, тем неспокойнее становилось у него на душе. Это как в кино, когда до взрыва бомбы остаются считанные секунды. Ему осталось перейти улицу и потом еще пройти шагов тридцать до подъезда своего дома. Джимми ненадолго остановился, оглянулся, ища Уолкера глазами; тот как в воду канул… И вдруг внезапно его охватил необъяснимый, почти животный страх — Джимми инстинктивно почувствовал опасность…

На другой стороне улицы, на углу, знакомое кафе. За стеклами видны лица негров. Джимми бросился к дверям…

Но в этот момент пуля ударила ему в плечо. Потеряв равновесие, он неуклюже замотал руками. Через мгновение вторая пуля угодила ему в спину… Он не слышал выстрелов и не мог понять, откуда летят пули. Хотел было позвать на помощь, но не смог произнести ни слова. В отчаянии он вытащил пистолет и выстрелил куда-то в камни мостовой.

Выстрел испугал Уолкера, притаившегося между двумя машинами, которые стояли вплотную к тротуару. Он поднял капот одной из них и сделал вид, что копается в моторе. Голова и плечи его были, таким образом, защищены. Пистолет с глушителем он держал под капотом, потом быстро выхватил оттуда и выстрелил в третий раз, стараясь попасть в голову Джимми, но промахнулся…

Теряя сознание, Джимми застучал кулаком в стеклянную витрину бара. Из широких дверей повалил народ. Один из негров чуть было не наступил на Джимми. Какая-то женщина, увидев кровь, пронзительно закричала.

Уолкер положил пистолет в карман пиджака и не спеша пошел к ближайшей станции метро. Детектив знал по опыту, что сейчас он в полнейшей безопасности. После уличной перестрелки всегда проходит несколько минут, пока всеобщее внимание привлекает жертва. И только когда люди придут в себя от первого шока, они займутся поисками убийцы.

«Надо было оставить пистолет под капотом машины. Это могло бы вызвать подозрение, будто имело место обычное нападение гарлемских бандитов. И на них-то и лежит ответственность за тройное убийство… Да, но есть еще один человек, отношения с которым не выяснены до конца…»

Он допустил ошибку, оставив у нее на хранении пистолет. Никогда не следует забывать о любопытстве женщин… Эва — единственный человек, который мог еще его выдать. Когда он будет уверен и в ее молчании, он выбросит, наконец, этот проклятый пистолет…

Полицейские машины с воем остановились на углу 149-й стрит, когда Уолкер уже спускался в метро.

Брок в раздумье смотрел на сидящую напротив Линду и нервно катал по столу шариковую ручку.

— Вы о чем-то умалчиваете, — наконец проговорил он.

Линда рассказала ему все, что ей было известно со слов Джимми, но о пистолете не упомянула.

— Почему у вас такое недоверие? — недовольно спросила она. — У вас такой вид, будто я в чем-то провинилась.

— Конечно, провинились, — сказал Брок. — Вы, невинный ребенок, оторвали меня от домашнего обеда, и только для того, чтобы сообщить мне давно известные вещи.

— Что бы вы сказали, если бы белая женщина пришла к вам и сказала, будто служащий полиции покушается на жизнь ее мужа?

— Высмеял бы ее, и все.

— Да, но в Джимми стреляли, факт есть факт. А что предприняла полиция?

— Разве вы не видите: сидим здесь и ждем, когда вашего друга убьют.

— Мало этого! — воскликнула она возбужденно. — Вы обвиняете меня в том, что я о чем-то умалчиваю. О чем же?

— А о том… что вас так напугало. Ведь раньше вы к нам не обращались. А сейчас? Что изменилось? Какова причина вашего прихода?

— Какова причина?.. А то, что произошло сегодня утром, разве не причина?.. Если все так, как он говорит, значит, он был на волосок от смерти…

— Конечно, — сказал Брок. — Если все так… Допустим, он сказал правду… Хотя… все слишком уж напоминает случай в ресторане: убийца подкараулил его, преследует; снова лестница, снова коридор, — разве что находятся они в другом месте… Мне ясно одно: кто-то из них слишком туп — либо ваш друг, либо убийца.

— Да, сначала все выглядело как-то… невероятно. Но Уолкер был сегодня в нашем доме, был…

— Да, нам это известно, — кивнул Брок. — Но объяснения Уолкера звучат так же убедительно, как и объяснения вашего друга… Что же прикажете нам делать?

— Вы можете помешать Уолкеру преследовать Джимми.

— Каким образом?

— Например, арестовать по подозрению в убийстве. Цветных вы всегда арестовываете «по подозрению»…

— Конечно, мы можем задержать Уолкера, но только… до прихода его адвоката.

— Ужасно… — Она едва сдерживала слезы. — Все только сидят и ждут, что предпримет Уолкер… Как будто это игра в кошки-мышки…

— Если бы у нас было что-то против Джонсона, мы могли бы арестовать его и выиграть время… — размышлял вслух Брок. И тут ему в голову пришла прекрасная идея. — Да! — Он вскочил. — Вставайте, поедете со мной! Мы сейчас посетим один дом.

На своей машине Брок повез Линду на Питер-Коппер-роуд. Они вместе вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. На табличке фамилия: «Эва Мадулович».

Брок позвонил, раздался мягкий звон колокольчика. Дверь им не открыли.

Тогда Брок вполголоса сказал:

— Мисс Мадулович, это сержант Брок из уголовной комиссии. Я был у вас сегодня утром. Мне необходимо задать вам еще несколько вопросов.

Из-за двери ему ответили:

— Оставьте меня в покое! Почему вы меня преследуете?

— Откройте, мисс Мадулович. Не то я вынужден буду взять у управляющего дубликат ключа…

Замок щелкнул.

— Пожалуйста, входите…

Они прошли в комнату.

— Прошу вас, садитесь.

Никто не сел.

Эва заметила, что Линда разглядывает ее, и отвернулась. Волосы на голове были спутаны, лицо так распухло, что глаза превратились в щелочки.

— Я вам говорила уже, что я не знаю, кто меня избил… Какой-то взломщик… Я пришла домой раньше обычного. Он находился в этой комнате. Он напал на меня. И так быстро, что лица я не разглядела.

— Конечно, — сказал Брок и подвинул стул к софе. — Сядьте!

Она послушно села.

— И вы тоже! — приказал он Линде.

Линда села на уголок софы и уставилась на свои руки.

— Мисс Мадулович, это мисс Коллинз. Ее друг работает у «Шмидта и Шиндлера».

Что-то дрогнуло в лице Эвы, и это не укрылось от Брока.

— На прошлой неделе друг мисс Коллинз был ранен, — продолжал Брок. — А два его приятеля убиты… Вы, наверное, читали в газетах?

— Ничего не знаю, ничего, — прошептала Эва.

— Ну, ясное дело… Поэтому я и пригласил мисс Коллинз. Она вам кое-что поведает.

— Зачем? Это необходимо?

— Как знать, — Брок повернулся к Линде. — Расскажите ей все, как рассказали мне. И ничего не упускайте!

Пока Линда рассказывала, Эва не знала, как ей быть, на что решиться. Сидя в кресле, Брок не спускал с нее глаз. Когда Линда закончила, он сказал:

— Вот видите, мисс Мадулович, какой он человек.

— Да, я знаю, — прошептала Эва. — Но это потому, что он, наверное, болен.

— Конечно, только поэтому, — ухмыльнулся Брок. — И поэтому вы не хотите нам сказать, кто вас избил.

— Я ничего не знала о том, что он кого-то преследует и хочет убить…

— Вот как, — сказал Брок. — А о том, что он убил двух других, знали? — Брок не сомневался, что она ответит отрицательно.

Эва закрыла лицо руками:

— Знала… может быть… со вчерашнего дня…

— Со вчерашнего дня, вот как! — Брок разъярился. Зачем ему только понадобилось привозить с собой Линду — теперь она все узнала. Если что, ее, конечно, можно припугнуть… — И ничего не сказали мне утром!

— Я хотела… Но я так боялась! И… я не совсем уверена…

— Вы боялись за свою шкуру! — сказал Брок неожиданно грубо. — А о том, что будет с другими, и думать не хотели?

«С Дженни, с ребятишками, со мной, — мелькнуло у него в эту секунду. — Если этот болван не использует последнего шанса, который дает ему лейтенант, и завтра же не смоется в Мексику, ему крышка». Брок весь побелел от ярости. Эва, истолковав это по-своему, проговорила, дрожа всем телом:

— Я видела пистолет… Завернутый в бумагу… Да, я читала газеты. Там было написано, что он… с глушителем… А этот пистолет, он тоже был с глушителем. И тут я подумала, что… может быть… убил он… Но ведь пистолетов с глушителями много? — спросила она с робкой надеждой. — Разве обязательно стреляли из этого?

— Перестаньте дрожать, — резко прервал ее Брок. — Где вы видели пистолет?

— Он дал мне его на сохранение, — ответила Эва. — В тот день, когда было убийство. Мэтт принес мне пакет и не велел раскрывать. Сказал, что в нем доказательства вины одного человека… Его квартиру могут обыскать, и поэтому лучше, если пакет останется у меня… Вот… А когда я открыла пакет… Открыла, а там пистолет с глушителем…

«Боже мой! — подумала Линда. — Значит, Джимми все время говорил правду! А я ему не верила!»

— Он угрожал мне, — всхлипывала Эва. — Угрожал, что донесет, как на шпионку… Если бы он распустил слух, что я шпионка, — конец моей карьере, а может, еще хуже…

Линда вскочила с софы и обратилась к Броку:

— Вы должны послать кого-нибудь к Джимми. Пожалуйста, побыстрее! Прямо сейчас! Ведь Джимми каждую секунду…

— Замолчите! — грубо осадил ее Брок. — Мне известно, где Уолкер. Он не в Гарлеме. Где у вас телефон? — спросил он у Эвы.

Она указала на дверь спальни. Обе женщины слышали, как он набрал номер и заговорил:

— Дженни? Да, я… Нет, все в порядке. Дай-ка мне Мэтта. Что?.. Когда? А куда? Нет… нет… Не заходил ли он в спальню, прежде чем уйти? Ах так… Нет, это неважно. Я вернусь поздно. Пока.

Когда Брок положил трубку, Линда стояла рядом.

— Выходит, вы не знаете, где он!

— Вы не волнуйтесь, далеко он не ушел. Через час максимум мы его найдем. А я пошлю в Гарлем человека, он не даст вашего друга в обиду.

— Ради всего святого, поторопитесь! — умоляла она. — Ведь он купил себе пистолет. Если он встретит Уолкера, он может его убить.

Брок на несколько секунд потерял дар речи.

— Так вот оно что! Вот откуда у вас такой страх! — Он принялся быстро набирать номер телефона, жестом отправив Линду в гостиную. — Говорит сержант Брок. Соедините меня с лейтенантом Бэкером… Алло, лейтенант? Это Брок. Круг сузился. Нашему знакомому все-таки придется отправиться в командировку. Другого выхода нет. Что? Что?! Когда?.. Ранение серьезное?.. Джонсон не видел, кто в него стрелял? Нет?! — Последние слова Брок произнес так громко, что Линда не могла их не услышать.

Вцепившись в рукав Брока, она закричала:

— Он убил его! Убил!

— Извините, — сказал Брок, прикрыв трубку одной рукой, а другой для отрезвления ударил Линду по лицу: — Возьми себя в руки, слышишь, он жив.

Линда заплакала.

— Нет, это подруга Джонсона, — сказал Брок в трубку. — Да, я сказал ей, что он жив. Лейтенант, этих двух имеет смысл подержать у нас… Например, за сообщничество, за сокрытие важнейших фактов… Ну, пока…

В дом, где жила Эва, Уолкер проник через черный ход. Поднявшись на лифте, осторожно приблизился к двери, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука.

Бесшумно открыл своим ключом дверь, достав одновременно пистолет с глушителем. Так же осторожно прикрыл дверь за собой. В комнатах тихо.

Пробираясь на ощупь, дошел до кухни. «Спит, наверное», — подумал он.

На цыпочках прокрался в гостиную. И здесь темно и тихо. «Она, конечно, задернула шторы — не видно даже света с улицы».

На секунду остановился, прислушался. Как будто чье-то дыхание?.. Нет, ничего. То, что ему предстояло, было ему не по вкусу: уж лучше бы в темноте…

Уолкер протянул руку к выключателю. И в этот момент лампы большого торшера, стоявшего у софы, зажглись… Посреди софы сидел Брок, целясь из служебного пистолета 38-го калибра прямо в сердце Мэтта.

— Брось оружие, Мэтт, — сказал он.

Уолкер остолбенел. Пальцы его медленно разжались, и пистолет с глухим стуком упал на ковер. Мэтт грустно улыбнулся Броку.

— Свинья ты, — проговорил Уолкер тихо.

— Конечно. Но будь осторожнее, не то пожалеешь.

— У меня служебный тоже при себе. Отдать тебе и его? — Уолкер все еще улыбался.

— Не надо, — покачал головой Брок. — Из него ты стрелять не будешь.

«Это было бы твоим концом, Мэтт. А так у тебя еще есть шанс», — подумал он про себя.

— Я на твоем месте не был бы так уверен.

— Ничего, рискну, — Брок спрятал свой пистолет в кобуру. — Садись!

Уолкер взял стул и сел на него верхом, прямо напротив Брока. Грустная улыбка не сходила с его лица.

— Что?.. Эва?..

— Конечно, — сказал Брок. — А ты думал, она будет стоять за тебя горой?

— Нет. Но был уверен, что какое-то время помолчит… Пока я все не улажу…

— Перевести? «Пока я ее не убью»?

— …и тогда никто никогда не смог бы ничего доказать.

— Ошибаешься, — сказал Брок. — Я знал, в чем дело, и без этой дамы.

— Я в этом не сомневался. Ты мне не верил… Но без показаний Эвы…

— Я не поверил в твою самую первую историю, которую ты рассказал Бэкеру и юристу. Между прочим, Бэкер тоже… — Брок решил протянуть Уолкеру ниточку — пусть знает, что еще не все потеряно. — Но когда ты в баре стал рассказывать мне «подробности», я все понял.

— Да?

— Между прочим, я нашел девку, с которой ты провел ночь.

— Не может быть… Ты знал, где она, и ничего мне не сказал? — обиженно проговорил Уолкер.

— Конечно. А вдруг ты решил бы убрать и ее? Ты и так разбил ей пистолетом все лицо. Оберегая эту шлюху, я оберегал тебя. Как ты этого не понимаешь?

— И что ей было известно?

— Что у тебя пистолет с глушителем. Ты ей им угрожал. Откуда он у тебя, Мэтт?

— Из музея криминалистики. Малыш Джо убил из него Хью Мэллигана… Интересно даже, кому я этой ночью не угрожал? Здорово я тогда набрался…

— Следствие покажет, — проговорил Брок серьезно, но глаза его улыбались.

— Что со мной будет? — спросил Уолкер.

— То, что ты избил двух женщин, дает тебе известный шанс. Могут посадить в психиатричку… Но до этого должно пройти какое-то время…

«Яснее не скажешь. Сматывайся, Мэтт, и дело с концом. Вернешься, когда все забудется, и отделаешься парой пустяков, — подумал Брок про себя. — А не сказать ли ему это прямо? Нет, подожду. Интересно, как он себя поведет?»

— Почему же ты не остановил меня раньше, Брок? Раз ты все знал?

— Мы… Я хотел дать тебе возможность избавиться от пистолета.

— После того, как я убью третьего?

— Нет. Я думал, до этого не дойдет. Рассчитывал, что ты в конце концов поймешь мое к тебе отношение… Я все время намекал тебе, что все знаю, но сказать тебе это прямо в лицо не имел права. Я надеялся, что у тебя хватит ума спрятать концы в воду.

Наступила небольшая пауза. Потом Уолкер пробормотал:

— А я-то все время думал, будто ты против меня…

— Я не был за тебя. Я был за Дженни.

— И ты закрыл бы на все глаза?

— Конечно, — сказал Брок… — Неужели ты не понял? Ах да, у тебя нет жены и детей. Думаешь, приятно иметь брата и дядю — убийцу?

Брок развел руками.

— Почему ты убил их, Мэтт? — спросил он вдруг.

— Ты не поверишь мне, Брок, — ответил Уолкер. — И никто мне не поверит… Первого — совершенно случайно. Нажал на курок, и все… Я не знал, что спуск такой слабый… А потом я подумал, что никто мне не поверит. Вот и пришлось убить второго.

— Но с чего эта история началась, черт бы тебя побрал?

«Когда он, наконец, спросит, что ему делать?»

Уолкер пожал плечами.

— Я был пьян — вот и все. Подумал почему-то, что они украли мою машину… Позднее я вспомнил, где ее оставил. Но когда я увидел этих ниггеров, я решил, что машину украли они.

— Почему? Потому что они черномазые?

— А то почему же?

— Гм-гм… Но третий?

— Боже мой, а что мне оставалось? Убив первого, я не мог остановиться, так ведь? Второй видел меня, значит, я просто обязан был убрать его. А третьего я не тронул бы, не встреться он мне…

— Мне тебя жаль! — пробормотал Брок.

— Мне тебя тоже, — сказал Уолкер.

— Да… Для Дженни это будет страшный удар. Но послушай…

— Я не об этом, — перебил его Уолкер, не подозревая даже, что хочет шурин ему предложить. — Я насчет того, что стреляю я быстрее тебя…

С минуту оба молчали…

«Он ничего не желает понять и никого не хочет слушать», — подумал Брок с сожалением и твердо, спокойно проговорил:

— Конечно. Но рисковать тебе не стоит, твой пистолет зарегистрирован.

— Я знаю, — сказал Уолкер. — Но, начав дело, нужно доводить его до конца.

У Брока было такое чувство, будто прошла вечность, прежде чем он положил руку на свой пистолет. Но не успел он его достать, как увидел пистолет в руке Уолкера и услышал выстрел. Он был удивлен, услышав тут же собственный выстрел. Еще больше его поразило маленькое темное пятно, появившееся вдруг между глазами Уолкера.

Уолкер медленно повалился со стула…

Брок не сразу осмыслил происшедшее. Он видел дыру в стене над своей головой и понимал, что чудом ушел от смерти.

Тяжело ступая, он прошел в спальню и снял телефонную трубку…

Примечания

1

Спиричуэл (англ.: spiritual) — традиционный вокальный жанр афро-американской музыки.

(обратно)

2

Коп (англ.: cop) — презрительная кличка американских полицейских.

(обратно)

3

Дилириум — делириозный синдром (от лат. delirium — безумие, помешательство) — помрачение сознания со зрительными галлюцинациями, бредом, двигательным возбуждением. Встречается при отравлении, инфекционных болезнях, сосудистых поражениях головного мозга и черепно-мозговой травме.

(обратно)

4

Bellevue Hospital Center — старейшая публичная больница в США, в Нью-Йорке, основанная в 1736 году.

(обратно)

5

Buick Riviera — двухдверный автомобиль производства General Motors. Характеризовался производителем как «личный автомобиль повышенной комфортности» (personal luxury car). Его цена в минимальной комплектации примерно соответствовала средней годовой зарплате в США того времени.

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg