«Истории для любопытных. Из коллекции Альфреда Хичкока»

Многоуважаемый читатель!

С самого детства я был патологически любопытен. Что получится, если сбросить клетку с любимой маминой канарейкой с двенадцатого этажа? А что внутри у этого толстого веселого дяди, который всегда угощает меня конфетами? Жизнь и сейчас остается для меня полной тайн и загадок, но я так часто страдал от своей любознательности, что наконец решил сделать своим девизом пословицу «Не суй нож в чужие дела». Меня утешает лишь то, что я не одинок в своей тяге к неведомому. Болезненное любопытство было не чуждо даже самому Великому и Ужасному, что и доказывают отобранные им истории, попавшие в этот переплет. Если Вас тоже снедает жажда познания, читайте их на здоровье. Это безопасней, чем ради научного интереса прививать своим друзьям и соседям чуму или холеру, — ведь так можно ненароком заразиться и самому.

Оллхоф простудился.

Я бы никогда не поверил, что хоть один микроб — пусть даже самого низкого происхождения и с самыми шаткими моральными устоями — может добровольно избрать своим приютом ворчливые пазухи Оллхофа. Однако несколько сот тысяч таких, очевидно, нашлись.

Его огромный нос, похожий на вороний клюв, напоминал цветом омара, которого варили в течение трех часов. Его губы высохли и потрескались, глаза слезились. До сих пор я не имел случая судить о его настроении по каким-либо внешним признакам, но мне это было и ни к чему. Даже в самом розовом расположении духа Оллхоф отнюдь не лучился бескорыстной любовью к человечеству. А уж теперь, когда у него текло из носу и слегка поднялась температура, мы с Баттерсли скорее согласились бы съесть пуд соли, чем находиться с ним в одной комнате.

Было начало десятого утра. Оллхоф тянул четвертую чашку кофе и ругался, что напиток безвкусный. Через грязное оконное стекло в комнату неохотно сочился тусклый серый свет зимнего дня.

В квартире Оллхофа, как обычно, царил дикий беспорядок. Пол давным-давно не подметали. Раковина была полна посуды. Взвод тараканов занял передовую позицию на краю открытого мусорного ведра, и к нему спешили многочисленные подкрепления. По северной стене лениво взбиралась груда нестираного белья, а через распахнутую дверь спальни была видна незастеленная кровать во всей своей ночлежной красе.