«И в сердце нож»

14 июля, среда, четыре часа утра. Гарлем. США. Седьмая авеню своей пустотой и чернотой напоминала склеп, где если кто и бывает, то разве что привидения.

Цветной человек украл мешок с деньгами.

Это был небольшой белый парусиновый мешочек, перевязанный шнурком. Он лежал на переднем сиденье «плимута», стоявшего бок о бок с другой машиной недалеко от входа в бакалейный магазин «А&Р», расположенный в средней части квартала между 131-й и 132-й улицами. «Плимут» принадлежал управляющему бакалеей. В мешке была мелочь для сдачи. Вдоль всего тротуара стояли большие сверкающие машины, и управляющий был вынужден сделать двойную парковку — он хотел отпереть магазин и положить деньги в сейф. Он не собирался напрасно рисковать и идти по ночному Гарлему с мешком денег в руках.

Когда управляющий подъезжал к магазину, возле него обычно дежурил цветной полицейский. Полицейский и сейчас караулил коробки и ящики с консервами и прочими припасами. Их доставил к магазину фургон, и теперь они были свалены на тротуар.

Но управляющий был белым. Он не верил в безопасность в Гарлеме, даже когда рядом полицейский.

И правильно делал.

Пока он стоял у дверей и вынимал из кармана ключ, а полицейский находился в двух шагах от него, вор бесшумно подкрался к «плимуту», сунул свою длинную черную руку в окно и схватил мешок.

Управляющий оглянулся в тот самый момент, когда вор, сделав свое грязное дело, крадучись и согнувшись, проводил отступление.

— Держи вора! — крикнул управляющий, исходя из общего убеждения, что в это время только вор может ошиваться у машин.

Не успели эти слова сорваться с его губ, вор задал стрекача. На нем была потрепанная темно-зеленая тенниска, слинялые синие джинсы и заляпанные грязью парусиновые туфли. В сочетании с цветом кожи и темным асфальтом это делало его почти невидимым.

— Где он? — крикнул полицейский.

— Вон там! — раздался голос откуда-то сверху.

И полицейский и управляющий услышали эти слова, но вверх не посмотрели. Увидев, что темное пятно исчезло за углом 132-й улицы, они не сговариваясь одновременно ринулись в погоню.

Голос принадлежал человеку с третьего этажа. Он стоял у единственного освещенного окна во всем квартале, состоявшем из пяти- и шестиэтажных домов.