Анатолий Галкин Гори, гори ясно!
1
В деревне Сосенки было всего три петуха. На ночь хозяева запирали их в курятниках. На рассвете птицы голосили, но не громко и назойливо, а приглушенно и ласково.
За многие годы Ирина привыкла к этим утренним звукам. А вот для Вадика Хилькевича вся деревенская жизнь была непривычной, странной, но приятной… Приятной потому, что сбылась мечта холостяка. И пусть в воскресный день в шесть утра его будит петух из соседского сарая. Пусть!.. Но он просыпается, чувствуя рядом тепло женского тела. А это такое счастье, что ни в сказке сказать, ни пером описать!.. Радость во всем организме и полный кайф в душе. Хочется петь романсы и скакать козликом…
Вадим попытался выскользнуть из-под одеяла, не разбудив Багрову… Они стали жить вместе три недели назад. Но пока еще не считали себя мужем и женой. Как сотрудники спецслужбы, они были юристами, а значит формалистами. Пока нет печати в паспорте, это не супружество, а сожительство.
Так получилось, что позавчера на вечернем совещании у полковника Потемкина они намекнули о предстоящей свадьбе. И сразу все засуетились, заулыбались, засыпали их советами… Пришлось даже огласить дату регистрации – двадцатое мая…
Хилькевич выполз на край кровати и спустил ноги на холодный пол.
Обстановка в избе была вполне городская. Если бы не огромная русская печь и низкие окна, то комната вполне похожа на гостиничный номер. Особенно тем, что в центре расположился не стол, а кровать на две персоны… Вадик встал и оглянулся – Ирочка не проснулась, но зашевелилась. Ее левая рука обнимала опустевшую подушку. Это было приятно! Казалось, что она и во сне тянется к нему.
Очень захотелось Вадиму порадовать невесту чем-нибудь грандиозным. Не стандартным – «кофе в постель», а чем-то необычным, чем-то сногсшибательным!.. И это случилось! Но не по его вине.
Одновременно зазвонили два сотовых телефона. Сначала играли тихо, а потом сразу начали усиливать громкость мелодий. Они, гады, гремели, а любимая спала!
Вадим бросился к обоим аппаратам, но ни одного не выключил. Не успел! Ирина вскочила, рванулась к своей сумке и первой услышала это неприятное слово «Тайфун».
Звонивший ей Кузькин мог бы ничего больше не говорить, но он уточнил:
– Ты поняла, Багрова, что я сказал?
– Поняла. Ты сказал про «Тайфун».
– Вот именно! Я понимаю, что звонить в шесть утра в выходной – это свинство, но начальство приказало. Кстати, Муромцев рядом со мной. И никак не может Хилькевичу дозвониться.
– Вадим сейчас возьмет трубку.
– Так он у тебя? Еще свадьбы не было, а вы уже… Просто тихий ужас, Ирина! Подрываете моральный облик сыщика…
Кузькин окончательно проснулся и стал засыпать Багрову шутками на самую острую тему… Что с него взять? У Льва Львовича всегда не хватало чуткости и деликатности.
«Тайфун» – это такое кодовое слово, по которому все сотрудники Службы особого назначения должны бежать на виллу «Икар», в особняк на северной границе Южного Бутова. Это слово – сигнал тревоги. Не надо думать, а надо хватать вещи и спешить к месту сбора.
У каждого офицера должен быть «тревожный чемоданчик», но ни у кого его нет… Ирина разложила на кровати две сумки. Они одевались и одновременно собирали все необходимое по списку: полотенце, миску, ложку, фонарик, мыло, консервы и перочинный ножик.
Через сорок минут они уже были в Бутово… Вот правый поворот, за которым тупик и стена болотного цвета – серо-буро-зеленые ворота. Это и есть вилла «Икар».
Как и всегда, тревога была учебной. Но впервые за результатами следил сам генерал Вершков.
Тимур Аркадьевич стоял на крыльце с секундомером и фиксировал результаты:
– Молодцы! По времени все уложились в норматив… А теперь посмотрим содержимое «тревожных чемоданов».
Это был очень веселый аттракцион. Список необходимых вещей содержал двадцать четыре пункта. Его составляли еще в стародавние времена, и тут значилась экзотика типа портянок и зубного порошка… Никто не знал, зачем все это сыщику. Но все знали, что приказы и инструкции надо не обсуждать, а исполнять… Получалось это не у всех!
Въедливый Вершков каждую вещь сверял со списком:
– У вас, Хилькевич, почти порядок. Сразу видна женская рука… Но это не портянки, а шарфик в три обхвата. И он один, а ног у нас две… А у вас, Кузькин, шести пунктов не хватает. Ни консервов нет, ни офицерской линейки. А где у вас трусы?..
Генерал был нормальным мужиком. Он понимал, что эта проверка напоминает цирк, и он давал людям повеселиться… Тем более, что в конце сбора по тревоге Тимур Аркадьевич собирался всех порадовать:
– По результатам ученья ставлю вам отлично с минусом… Теперь о главном. О самом главном!
Вершков встал, и моментально встали все остальные. Генерал увлек народ к окну и соорудил маленький хоровод. На самое видное место он поставил Ирину с Хилькевичем. Уже по этому все поняли, о чем будет идти речь.
– Вся ваша бригада заслужила праздник. Но до меня дошли слухи, что наметился прямой и явный повод для торжества… Одним словом, я заказал наш пансионат «Дубки» на три дня. Двадцатого мая там отмечаем свадьбу, а потом гуляем по полной программе. Кроме спиртного все оплачивает контора… Это премия всем вам и, конечно, подарок нашим молодым… Нет возражений?
Возражений не было!
2
Антон Петрович Маслов считал себя артистом. Не только ведущим на телевидении, не только актером и журналистом… В слове «артист» ему представлялось что-то волшебное. Это, как академик или фокусник, это Мастер высшей пробы…
До сих пор судьба улыбалась Артисту. А в последние дни у него появилась тревога… Он так надеялся, что его старые грехи утонут в бумажной пыли. Не получилось!
Это началось почти тридцать лет назад. Студента Антона Маслова взяли на продаже «травки». Менты сработали честно – не подсунули наркотик, не подложили, не подбросили. У парня действительно была с собой партия средних размеров…
Он сидел в камере один. Его долго не допрашивали, а к вечеру пришел молодой человек в аккуратном костюме с бордовым галстуком. Этот явно из другой конторы. Таких ребят в МВД не бывает… Антон по убеждениям был либералом, демократом и вообще противником доносительства и стукачества. Поэтому «Бордовый галстук» никак не мог его завербовать. Маслов держался больше часа. Он согласился только под страхом суда и пяти лет лагерей… Антон написал подписку о сотрудничестве, расписку о неразглашении, анкету и сразу сочинил свое первое агентурное сообщение. А к ночи он был дома.
Засыпая, Антон радовался, что он не паршивый милицейский информатор, не «сексот», а уважаемый агент КГБ с псевдонимом «Барсов»… Эта кличка очень нравилась Маслову. В ней слышалась сила, красота, благородство.
В студенческие годы «Барсов» встречался со своим куратором один раз в месяц. Около часа они трепались о разных разностях, а потом Антон писал сообщение, закладывая потихоньку друзей, подруг, преподавателей. Все это были мелочи о взятках за экзамены, об анекдотах, о пачке непристойных фото, кочующих по общежитию. Было ясно, что за такие «антисоветские» проступки в тюрьму не посадят, но карьеру притормозить могут.
После учебы журналист Маслов попал в издательство крупной газеты. И одновременно он перешел на связь к другому оперработнику, который был старше и опытней прежнего.
Через два года новый куратор намекнул Антону, что пора ему становиться начальником отдела, поскольку к теперешнему шефу молодежной редакции есть вопросы… Как-то на встречу опер принес пачку «самиздата».
– Ты, Маслов, даже не читай эту антисоветчину. Просмотри ее и подумай, а не может ли твой шеф Игорь Вильман размножать такую гадость и хранить ее в рабочем столе?.. Когда все будет готово, сообщишь мне. А пока пиши сообщение о том, что твой начальник морально разложился, что он клевещет на власть и ночами копирует бумаги на ксероксе… И не волнуйся – я позабочусь, что ты займешь его место.
В эту же ночь «Барсов» позвонил оперработнику: «Вы были правы. Копии всех этих документов у него в столе… Оригиналы надо вам возвращать?.. Если нет, то я положу их на полку, за Большую энциклопедию!..
А утром был обыск!
Для Игоря Вильмана все обошлось удачно. Его не посадили, а только выгнали из партии и уволили с журналистской работы… С назначением нового главного в молодежный отдел долго тянули. Только через месяц Антон Маслов занял свое место.
Это было очень давно. Но все эти годы судьба не позволяла «Барсову» забыть о своей подлости. В начале девяностых Вильман всплыл наверх и стал одним из лидеров российского ТВ, академиком и лауреатом всяких «ТЭФИ»… Именно Игорь Игоревич вытащил Маслова на экран и сделал своего бывшего подчиненного знаменитым… Антон периодически виделся с тем, кого предал. Вначале это было для совести острым укором. Потом все замылилось, затупилось и забылось. И так было до последней субботы…
Пять дней назад наметилась катастрофа… В тот вечер Антон Петрович сам вывел на прогулку своего старого пса. Они не любили людные места, и ушли в глубину парка, где прячутся редкие парочки и почти не горят тусклые фонари.
Маслов услышал шаги и даже немного испугался. Человек не гулял, а явно шел за ним. И вид у этого типа был бандитский: серый плащ и фетровая шляпа. Вся одежда из прошлого века! Так сейчас не ходят!
В потемках Антон Петрович не видел его лица, а по голосу фигуре было под шестьдесят.
– Вы Маслов?
– Да… А вы кто такой?
– Зовите меня Андреем…
– Что вы хотите?
– Хочу вам на ночь рассказать сказочку, про информатора «Барсова», про то, как он намеренно подставил Игоря Вильмана… И не возражайте! У меня все документы в подлинниках.
– Это шантаж?
– Да, Маслов, это шантаж… Если я покажу документы Вильману, то он взорвется. Он ославит вас на весь мир, как российского Яго. Вы станете символом предательства… Хотите?
– Не хочу… А какой у меня выбор?
– Выбор есть!.. Я просчитал ваши доходы и понял, что они не так велики. К тому же, я не хочу оставлять вас нищим… Срочно продадите коттедж, пару машин, золотишко. Снимите что-то с зарубежных счетов…
– Сколько?!
– Мне, Маслов, надо один миллион баксов. Вы передаете его, а я возвращаю вам сочинения агента «Барсова». Все, включая первую расписку о сотрудничестве.
Они шли в метре друг от друга и беседовали, как добрые приятели… Справа от Антона Петровича плелась добрая черная овчарка. Если бы пес понял, как обижают сейчас его хозяина, он бы загрыз вымогателя. Но разговор шел без эмоций, а сложных человеческих слов собаки не понимают…
– Я попытаюсь, Андрей, собрать эту сумму, но нужно время. За два-три дня коттедж не продашь.
– Его и за месяц не продашь! Придется тебе, Маслов, брать в долг под залог. Или еще как-нибудь выкручиваться… Крайний срок – двадцатое мая.
– Куда мне позвонить, когда я соберу деньги?
– Я сам буду тебе звонить, Маслов. Каждые три дня буду звонить.
– А где мы встретимся?
– Я назову место в последний момент. И не думай «Барсов» о глупостях. Если будешь дергаться – проиграешь! Я хоть и бывший, но профессионал в таких делах… Мне по аллее направо, а ты возвращайся. Собачке твоей домой пора. Смотри, как устала…
На следующее утро Маслов позвонил в детективное агентство. Этих контор оказалось много, и Антон выбрал самую дорогую фирму… Он не ошибся.
3
В это воскресенье Паша Муромцев решил выспаться. Накануне он предупредил всех, что не будет отключать телефоны, но убьет любого, кто позвонит ему до десяти утра…
В восемь раздался звонок в дверь.
Паша сполз с кровати и в одних трусах пошел открывать. А что такое? Он у себя дома. Он отдыхает, а эти сволочи будят… Обещал убить, и надо держать слово!
Муромцев открыл замок, распахнул дверь и мгновенно принял боксерскую стойку, раскачиваясь и играя полным комплектом мышц.
На пороге стояли два чемодана, а между ними тоненькая девушка с огромными испуганными глазами. От страха она даже вскрикнула, но легко и почти беззвучно.
За две секунды противостояния Павел окончательно проснулся и понял, что испугал это нежное создание, этого ангелочка с двумя чемоданами… Он юркнул за дверь спальни и оттуда знакомился с гостьей, натягивая брюки и все остальное…
К моменту совместного завтрака Паша понял, что девицу зовут Надежда, что она приехала из Пскова и хочет поступать в институт.
– Мне кажется, Павел, что вы меня не помните?
– Вспоминаю, Надя, но очень смутно. Вот здесь помню, а вот тут абсолютный мрак… Я просто еще не проснулся. Вы мне подскажите, и я сразу все соображу.
Муромцев шутил, и обычно все девушки его шутки понимали. Они сразу хихикали и начинали строить глазки. А Надежда замерла и даже не улыбнулась.
Паша в этот момент наливал кофе. Он наклонился и заглянул в лицо девушке. Ее огромные глаза были полны слез… Вот тебе и Юрьев день! Что называется – пошутил!
– Ты почему это, Надежда? Ты зря расстроилась. Со мной это бывает – сила есть, а память слабенькая.
– Мне мама говорила, что вы меня забыли, а я не верила… Я сейчас кофе допью и назад поеду. Думала в Москве в институт поступать, но зачем мне это надо, если вы меня не помните.
– Да все я помню! Ты только скажи, где мы с тобой познакомились?
– Где? Во Пскове… У нас свой дом на окраине города. Пять лет назад вы приезжали и жили у нас целую неделю.
– Все вспомнил, Надюша! Так мы с тобой родственники?
– Какие такие родственники? Так – десятая вода на киселе. Мама считала, что если вы мой брат, то шестиюродный. А это не считается. Таким родственникам вполне разрешается жениться.
– Не понял, Надежда! Это, в каком смысле – жениться?
– В прямом… Только зря я сказала. В подумаете, что я навязываюсь, а это совсем не так… А вы хоть помните, как мы три вечера в парке гуляли?
– Конечно, помню! Такое не забывается… Мы с тобой на берегу реки сидели и на закат смотрели. Верно?
– Верно… Мы обнимались, и я сказала, что мне недавно восемнадцать исполнилось. А вы стали меня целовать… Я обманула. Мне тогда всего шестнадцать было. Но я сразу решила, что вы мой единственный и навсегда… Когда вы уехали, я все пять лет вас ждала. И за это время ни с кем, ничего, ни чуть-чуть!..
– Ну, ты, Надежда, огорошила! Прямо мыльная опера получается… И что же теперь делать?
– А ничего!.. Вот поживу у вас месяц. Если провалюсь в институт, то сразу вернусь к себе в Псков.
– А если вдруг поступишь?
4
Маслов не ошибся, нанимая частных детективов. За три дня до крайнего срока они представили полный отчет об объекте.
Вымогателем оказался военный пенсионер Ларченко. Звали его Андрей Юрьевич. Он был одиноким и жил в частном доме в поселке Дубки. По званию – всего лишь майор, а по возрасту – пятьдесят пять… Кроме установочных данных сыщики предоставили распечатку разговоров объекта по сотовому телефону и видеозапись, сделанную внутри хаты.
По всей информации получалось, что все не так плохо. Вероятно, что этот Ларченко – одиночка. Допустим, работал майор когда-то в КГБ, выкрал дело осведомителя «Барсова» и теперь шантажирует уважаемого человека… Не так сложно справиться с этим вымогателем, но нельзя никого привлекать. Действовать придется самому…
По сводкам сыщиков выходило, что Ларченко ежедневно с четырех до семи пьет пиво в забегаловке у пансионата «Дубки».
Маслов поставил себе простую задачу – двадцатого мая в «пивное» время скрытно проникнуть в избу «оборотня» и конфисковать документы. Тем более, что долго искать компромат не пришлось бы. Видеосъемка в доме майора показала, как он прячет под половыми досками чемодан…
Все складывалось очень удачно. Ларченко жил на самом краю поселка. Пройти к нему можно было со стороны огородов, не привлекая внимания.
Антон Петрович бросил машину в роще на берегу ручья. До дома вымогателя было сто пятьдесят метров. Надо только спуститься вниз, пройти по самодельным мосткам, подняться вдоль картофельных гряд и проскочить через старый сад… Очень важно не попадать на глаза соседям и вообще не оставлять следов.
В последние годы Маслов работал в театральной среде. Конечно, телеведущий – не совсем артист, но у него есть понятие о гриме, костюме и накладных усах… Он использовал все приемы маскировки сразу. Антон нацепил еще и парик, темные очки и шляпу. Он сгорбился, скособочился и хромал на обе ноги… Теперь, даже если из-за забора какая-нибудь соседка увидит его, то ей запомнится чистый Квазимодо.
Подойдя к заднему крыльцу, Маслов обнаружил, что путь свободен – на двери висел замок со сломанной дужкой.
Он вошел в сени. И справа, и слева были нагорожены полки, заставленные старым барахлом. Тут были и открытые банки с соленьями, и влажный тулуп, и ящик с прошлогодним луком. Все это соединялось в невообразимый аромат. А из комнаты несло самогоном и запахом переполненной пепельницы.
Маслов проскочил туда, где под половицами затаился чемодан с компроматом… Надо было вынуть две доски. Хорошо, что у Антона был с собой мощный охотничий нож.
Он открыл тайник, вытащил чемодан, встал и развернулся к выходу. Победное настроение улетучилось в момент – на пороге стоял сумрачный Андрей Ларченко, который должен был пить пиво у пансионата «Дубки».
– Вы чего так рано, Андрей Юрьевич? Я вас не ждал.
– Так пивная не работает. У них там свадьба в «Дубках».
– Понятно… А я вот зашел в гости. Поговорить хотел.
– А чемодан зачем взял?
– Случайно…
Они мило беседовали, а их тела были напряжены, как у бегунов на старте стометровки. Антон все еще сжимал в правой руке охотничий нож, а Ларченко сделал шаг вправо и потянулся за топором.
Маслов не выдержал первым. Он заорал, как каратист, и, не выпуская из рук чемодана, бросился на таран. Ударом головы в грудь он сбил пенсионера, но и сам свалился на пол. Они крутились, меняли позы и страстно урчали, как неумелые любовники… В какой-то момент Ларченко дотянулся до топорика. Он даже успел им взмахнуть, но Антон ударил охотничьим ножом.
Ударил первым он тогда – так было надо… Тесак вошел в грудь, как в арбузную мякоть.
Хозяин дома вскрикнул, вздрогнул, как от удара током, и выронил топор. Изо рта вытекла струйка крови, но умирать Ларченко пока не собирался.
Маслов вскочил и бросился к выходу… Пробегая по мостику над ручьем, он понял, что не все так плохо. Он не убийца! Защищаясь, он лишь ранил гада. А если тот и умрет, то это его личное дело…
Чемодан был очень тяжелый, и, подбегая к машине, Антон Петрович запыхался… Странная тяжесть. Возможно, что там не только дело агента «Барсова». Там могут быть десятки подобных дел.
Выехав на основное шоссе, Маслов успокоился и стал думать о завтрашнем эфире… А что такого произошло? Гадкий рэкетир получил по заслугам! И думать об этом нечего… А рассмотреть содержимое чемодана надо как можно скорее. Любопытно!
5
За эти дни жизнь Павла Муромцева круто изменилась. В его квартире и раньше бывали девушки, но они никогда не занимались уютом. Они предпочитали другое… А с Надеждой из Пскова – все наоборот.
Спали они в разных комнатах, и ничего такого между ними не было. Но вот за бытовые вопросы девушка взялась плотно. С утра до вечера Надя Патрикеева мыла, чистила, стирала, гладила…
Она очень стеснялась своей фамилии. Ей казалось, что все сразу вспоминают лису из народных сказок. Но ироничный Павел все реже называл ее Надюшей, и все чаще – Патрикеевой.
– Ты ничего не забыла? Учти, Патрикеева, мы едем в эти «Дубки» на три дня. Будем гулять свадьбу по полной программе!
– А может быть, я не поеду. Я, Павел, очень стесняюсь. Я там никого там не знаю.
– Вот и будет хороший повод со всеми познакомиться.
– Но они спрашивать будут. И что мне говорить?
– Правду!.. Скажешь, что приехала из Пскова в институт поступать. Скажешь, что ты моя дальняя родственница, и поэтому живешь у меня.
– Я-то скажу. Но они не поверят!.. И правильно сделают.
Паша хотел возразить, но быстро понял, что Надежда права. Он бы и сам не поверил такому рассказу. Придется выдумывать новую версию…
Поскольку торжество в «Дубках» заказывал генерал Вершков, то и отношение к свадьбе было, как к кремлевскому мероприятию. От автомобильной стоянки к дверям пансионата проложили ковровую дорожку, а гостей должен был встречать сам директор – Олег Утехин… Должен был, но не сложилось!
Олег Вячеславович давно был пенсионером, но здесь в «Дубках» он продолжал свой «незримый бой». Дело в том, что Утехин когда-то вел дело об утрате партии агентурных дел. Они исчезли из архива так хитро, что и виноватых найти было трудно… Время тогда было смутное! В стране пропадали заводы и авианосцы. А тут такой пустяк – охапка личных дел.
Высокое начальство повелело замять дело и уволить без разбора всех причастных к этой истории… Полковник Утехин был против, но хозяин – барин.
У Олега Вячеславовича был основной подозреваемый – майор Ларченко, который жил в поселке Дубки. И вот после увольнения старший следователь Утехин напросился в директора пансионата. Ему надо было сбросить с души камень и довести до конца справедливое дело.
За эти годы удалось обложить Ларченко со всех сторон. Утехин завербовал всех соседей майора, контролировал его телефоны, а недавно внедрил в его избу видеокамеру.
Эта камера была и удачей, и провалом полковника. Он вмонтировал ее в березовое полено и подложил к другим дровам, лежащим горкой у печи Ларченко. Это была сложная комбинация, а через три дня случились холода, и майор растопил очаг… Знал бы он, что швыряет в огонь не деревяшку, а чудо техники в три тысячи баксов.
Однако за дни работы камера успела сообщить главное – в углу под половицами у Ларченко тайник. А в тайнике – чемодан с чем-то тяжелым. Понятно, что там не кирпичи и не консервы на черный день… Утехин готовил капитальный обыск на двадцатое мая. Но помешала предстоящая свадьба в «Дубках»… А за час до начала торжества позвонила соседка Ларченко – агент «Огородник».
Эта баба сработала как Штирлиц!.. После визита к майору подозрительной личности в очках, она на всю улицу заорала, что у нее кончилась соль и спички. Под этим предлогом она ломанулась к Ларченко. «Огородник» ворвалась в избу и застала хозяина с ножом в груди и со слабыми признаками жизни…
Майор умирал на руках Утехина. И именно тот услышал его последние слова Андрея Юрьевича:
– Этот гад украл агентурный архив.
– Кто это сделал?
– Сволочь.
– Ясно, что он сволочь! Ты, Ларченко, фамилию его назови. Покайся напоследок.
– Гад он ползучий, змеюка очкастая… Ты, полковник, вызвал «Скорую»?
– Вызвал!
– Не успеет…
Вот это и были его последние слова… С одной стороны Утехин подтвердил свою старую версию – виноват был Ларченко. А что толку? Где теперь искать чемодан с секретными бумагами? В этих делах такая бомба, что пострашнее птичьего гриппа!
Сначала на труп приехала вялая бригада ментов… А через час прикатила «Скорая».
Утехин вернулся в «Дубки», когда свадьба уже пела и плясала. Он смог утащить Вершкова в свой кабинет и коротко доложить обстановку. Генерал уже немного принял, но голова еще работала:
– Значит так, Утехин. Ты все сделал правильно. Хвалю! Но сегодня торжество портить не будем. А завтра в полдень начнем работать… У нас уже есть масса информации! Соседка же видела убийцу?
– Да, видела… Она сказала, что он был в очках и в шляпе. А еще – кособокий и хромал на обе ноги.
6
Этого момента Антон Маслов ждал двадцать пять лет… Он стоял перед мангалом, в котором дышали жаром угли – остатки березовых чурок. Под легким ветерком они краснели и взрывались синим пламенем.
Все это было за высоким забором коттеджа. Никто не мог видеть, как известный журналист вырывает из дела листы, комкает их и бросает в мангал. Через две-три секунды бумажный «колобок» вспыхивает, разваливается и улетает в небо струйками пепла.
Маслов жег только свое дело, свои расписки, свои агентурные сообщения, свои «сочинения стукача»… По сегодняшним временам из тех, кого он заложил, половина – робкие борцы за демократию, а вторая половина вообще не при делах. Эти люди просто мешали ему двигаться вверх. Это были придирчивые начальники, талантливые конкуренты или случайные свидетели его грехов.
При виде горящей бумаги Антон Петрович ощущал восторг и освобождение… Вот говорят, что у человека бывает камень на душе. А у Маслова была груда камней. И с каждым листом бумаги он срывал их с себя и сжигал в жаровне…
Вчера вечером он просмотрел все дела из чемодана. Там были собраны грехи очень известных людей… Перед сном он решил все бумаги сжечь. Это будет честно и благородно! Все эти люди случайно попали в переплет. Он освободит их, не требуя выкупа… Утром он опять вспомнил о выкупе и иронически усмехнулся своему вчерашнему великодушию. Откуда такое благородство на старости лет? Он что – Дон Кихот или нормальный человек?
Жечь весь чемодан было действительно глупостью. Покойный Ларченко умело отбирал жертвы. Очевидно, он нюхом чуял, кто в ближайшие годы станет министром или олигархом… Как бросить в огонь дело Наума Злотника? Эта акула капитализма украла миллиарды народных денег!.. Ладно, пусть ему повезло когда-то. Но тогда подфартило Науму Яковлевичу, а сейчас – Антону Петровичу!.. Надо делиться, господин Злотник. Чистое имя дорого стоит, а в ваших сообщениях, бывший агент «Червонец», столько грязи, столько яда, что трудно будет отмыться.
Сегодня Маслов один приехал на дачу. И жена, и дети предпочли городские заботы, а он устроил себе праздник у мангала. И, кроме того, предстояло продумать, как общаться со Злотником. Как сделать так, чтоб все было, но чтоб за это нечего не было!
Можно было всячески скрываться, придумывать тайники, пароли, явки, но Антон Петрович не был идиотом. Он понимал, что вычислить его, это для охраны Злотника, как два пальца об асфальт. И будет только хуже!.. Нет, надо подстраховаться и идти с открытым забралом. Надо продавать дело агента «Червонца», как дорогую реликвию. Надо идти к Науму Злотнику так, как сватались на Руси: «У нас товар, а у вас купец»…
7
В «Дубках» отмечали второй день свадьбы, а Кузькина отправили в Москву… Лев Львович не обиделся. Он привык: как информацию добывать – так он, а осетрину с шампанским трескать – так другие!
Правда, если быть честным, то генерал Вершков пожалел лишь молодоженов. Он ехидно подмигнул и пошутил, что после брачной ночи от этих сыщиков полка не будет. Все остальные подключились к следствию.
Удалось повторно осмотреть место убийства и еще раз опросить свидетелей… Кое-какие сведения были, но уж очень невнятные и несуразные. Не станешь же давать ориентировку на убийцу: «Хромой на обе ноги, усатый, в очках и шляпе»? За такой словесный портрет нормальные оперативники на смех поднимут.
Осмотр дома Ларченко ничего не дал. Тайник был пуст, а лишних бумаг бывший майор в избе не держал. Ни блокнотиков, ни писем, ни записочек!.. Самая большая надежда оставалась на распечатки по мобильнику убитого – кто и когда звонил ему и наоборот. Добыть эту информацию можно, но лишь в Москве… Вот с этим заданием Кузькин и укатил в столицу, постоянно чувствуя, что оставляет за спиной шикарный свадебный стол и танцы с фейерверком…
Лев быстро получил нужную информацию и сразу уехал от офиса сотовой компании. Он вырулил на Лесную улицу и спрятал свой голубой Форд во дворе рядом с Миусской площадью… В распечатке телефонных связей Ларченко оказалась до неприличия знакомая фамилия – Антон Маслов. Этот красавец-мужчина уже пять лет мозолил телезрителям глаза и уши. Он с большим рейтингом вел свою передачу «Честное слово»… И хотя Кузькину не нравилась эта «говорильня», но и он при случае смотрел шоу Маслова.
Теперь придется встречаться со звездой экрана и задавать неприятные вопросы: «Почему вам звонил убитый? Кто он вам – кум, сват, брат?»… Впрочем, для начала стоит пройтись по связям Маслова. Телевидение – это богема! Тут все завидуют друг другу и всегда рады заложить ближнего…
Кузькин включил двигатель и переулками вывел Форд на Сущевский вал. Вот левый поворот на Шереметьевскую улицу и впереди «Останкино».
Для любого нормального сыщика это самое простое – проникнуть внутрь Телецентра и найти студию, где снималась «Честная игра». Все остальные действия Кузькин вообще не планировал. Он любил импровизацию…
Лев всегда завидовал Муромцеву. Паша умел нравиться всем женщинам. Совершенно непонятным способом он влюблял в себя и девушек, и старушек, и особ среднего возраста. Соревноваться с ним в этом деле было бесполезно, но можно пытаться приблизиться… Кузькин уже несколько лет изучал мастерство шефа – с какой и как пошутить, улыбнуться и сверкнуть глазами. И не только изучал, но иногда в гараже или в лесу репетировал загадочные взгляды и интонации…
Перед кабинетом, где сидел Маслов, кипела работа. Только что закончилась запись очередной передачи, и сотня взволнованных личностей толпилась в зале, похожем на школьную столовую… Кузькин сразу понял, что те, кто стоят или бегают между столами – это статисты, изображавшие зрителей. Они получали денежки за просиженное время, пересказывали сплетни и искали новых приключений… А вот те, кто сидел за столами – это сотрудницы «Честного слова», это те дамочки, которые могут многое сообщить о Маслове. Надо только влюбить их в себя.
Лев долго ходил между столами, выбирая жертву… Постепенно статисты расходились, а сотрудники начинали пить кофе и расслабляться. Лишь трое женщин спешно убирали все со столов и явно собирались завершить рабочий день. Одна была слишком молода и длиннонога. Вторая, которая в очках – напоминала учительницу на пенсии… Больше всего Кузькину понравилась третья. По возрасту – ближе к сорока, и по всему внешнему виду – наивная и незамужняя неудачница.
Неправильно, когда тренируешь свою интуицию на живом человеке, но Кузькин часто так делал. Где-нибудь в поезде или просто на улице он по внешнему виду составлял целые биографии на незнакомцев. А потом проверял – многое совпадало…
По длинному коридору Лев шел вслед за сорокалетней девушкой. Он шел, придумывая повод для знакомства. Или спросить у нее дорогу в библиотеку, или узнать который час…
Она была совсем не похожа на современных Барби – несколько полновата. Но Кузькину нравились именно такие формы… К концу первого перехода он окрестил незнакомку «Мышкой» и чуть не опоздал на лифт, ведущий на первый этаж.
Перед зданием Телецентра Лев Львович понял, что он не опер, а размазня и тряпка! Простое дело – установить контакт с объектом. А он превратил это мероприятие в фарс, в знакомство с ужимками и реверансами.
Пока Кузькин размышлял, «Мышка» села в весьма приличный «Опель» и начала выруливать со стоянки на улицу Академика Королева.
Лев еле догнал ее на Звездном бульваре… Он бы не успел, но «Мышку» подрезал и прижал к обочине серебристый «БМВ», из которого вышли трое плечистых ребят.
– Ну, Коза, ты на большие бабки попала! Ты где свои права покупала? Ты посмотри, что ты с нашим «Бумером» сотворила! Тут ремонта на две штуки баксов… Гони сразу, или машину в залог!
Кузькин не слышал весь текст, но и так все было ясно… Когда Лев подскочил к месту разборки, братки уже вытащили «Мышку» на асфальт и обступили с трех сторон. А тот, что был в центре, вообще хам! Он взял женщину за плечи и начал трясти.
– Стоп, ребята! Руки прочь!.. Спокойно отошли от «Опеля».
– Что такое? Иди, дядя, гуляй… Или тебе твой «Форд» надоел?.. Беги, старичок, пока ноги не поломали!
Последнего высказывания Кузькин не смог выдержать. Он полез за телефоном, намереваясь перед задержанием вызвать ГАИ. Но не успел!.. Тот, кто стоял спиной ко Льву и казался самым тихим, вдруг подпрыгнул, развернулся в воздухе, издал японский крик и врезал правой ногой по мобильнику. К сожалению, досталось и уху, и щеке, и носу, из которого тонкой струйкой потекла кровь… Это был финиш!
Кузькин выхватил пистолет, передернул затвор, дико сверкнул глазами и заорал:
– Ложись, гады! Я – чокнутый! Всем все отстрелю…
Лев вскрикнул, как самурай, и направил ствол на ближайшего парня. Целился сначала в грудь, а потом в область пониже живота… Никто не хотел рисковать! Все трое присели, развернулись и легли мордой в асфальт…
Мимо неслись машины, а Кузькин аккуратно вязал братков, промышлявших подставами на дорогах… Надо бы сдать их ментам, но это такая морока! А потом разбирательство, следствие, суд, да пересуд…
«Мышка» стояла рядом и подавала веревки. Она впервые заговорила, и голос у нее оказался нежный, такой девичий:
– Спасибо вам. Я всегда теряюсь в таких ситуациях. Я просто не знала, что мне делать… Спасибо вам!
– Пустяки.
– Нет, совсем не пустяки. У вас нос разбит, рубашка в крови и брюки порваны.
– Ничего страшного. Это не смертельно.
– Согласна, что от этого не умирают, но все надо поправить – залечить, застирать, зашить… Я недалеко живу, прямо за Рижским вокзалом, на Трифоновской улице. Поехали ко мне – я приведу вас в порядок.
– А ваш муж?
– Нет у меня мужа.
– А эти трое?
– Полежат час-другой. Кто-нибудь развяжет.
– Но мы даже не знакомы.
– Давайте знакомиться… Меня Надей зовут!
Надежда Котова имела много достоинств. Но, кроме всего прочего, она оказалась для Кузькина ценным источником информации. До тридцати шести лет прожить без мужа – это для женщины мука. Не в смысле секса, а не с кем поговорить. Не стенам же сообщать об обновках, сплетничать о подружках, соседях, начальниках…
Пока Надя зашивала брюки Кузькина и делала другие полезные вещи, она говорила, говорила, говорила.
– Со зрителями просто справиться. А вот участники передачи, особенно те, кто за эфир свои денежки платит. С ними просто беда. С ними только Маслов может работать. У Антона Петровича талант уговаривать людей.
– Он и женщин умеет уговаривать?
– И вы, Лев, об этом слышали?.. В этом смысле Маслов просто мартовский кот. Он ни одной не пропустит… Если честно, то он и меня уламывал. И не потому, что я такая неотразимая. Просто так получилось, что Антон всех наших перепробовал, а меня нет.
– И он вас, Надежда, не уломал?
– Нет! Я даже пыталась вчера поставить вопрос ребром – или он прекращает домогательства, или я увольняюсь с программы.
– Удалось поставить ребром?
– Нет… Я догнала его на стоянке, а Маслов сказал, что может поговорить в дороге. Сказал, что ему срочно надо ехать на Калужское шоссе.
– А место не назвал?
– Назвал… Точно не помню, но поселок с каким-то деревянным именем. Или Березки, или Вязники, или Дубки.
– Отлично! Значит, вчера Маслов ездил к Ларченко. А это убийственная улика… Вы только, Надежда, не увольняйтесь со студии. Маслов больше вас не тронет. И вообще – скоро у вас будет новый начальник.
8
Маслов вдруг понял, что после убийства Ларченко он стал совершенно другим человеком. Его втянуло в какой-то водоворот, где все перевернулось и перемешалось… Вот раньше Антон Петрович считал майора из Дубков сволочью и шантажистом. Вымогателем!.. А сейчас Маслов был готов и сам у кого-нибудь что-нибудь повымогать. И не из-за денег, а так – из спортивного интереса… Первую жертву он определил еще вчера. Это Наум Злотник – олигарх из двадцати самых богатых. Трудно переиграть такого монстра, но удовольствие от победы будет огромное! Это вам не в рулетку выиграть!
Утром в киоске возле метро Маслов купил несколько подключенных мобильников и сразу же позвонил Науму Яковлевичу. Для конспирации он начал говорить с восточным акцентом. Быстренько сообщил о старых грехах Злотника, о досье на агента «Червонца», о сумме выкупа бумаг. В конце дал три дня на сбор денег и прервал разговор… Он вел разговор из машины, и выбросил первый сотовый телефон на асфальт Садового кольца. Едущие сзади машины в минуту расплющили аппарат, смешав кнопочки с жидкими кристаллами экрана…
Наум Яковлевич Злотник не сразу вызвал своего зама по безопасности. За пятнадцать лет в работы в бизнесе он встречался с рэкетом самого разного уровня. Но позвонивший сейчас был очень странным вымогателем. В его голосе не слышалось злой бандитской угрозы. Он сам боялся! Но он не врал. У него действительно досье «Червонца»… Злотник улыбнулся, вспоминая молодые годы. И зачем для агентурного псевдонима он выбрал эту блатную кличку? Майор Климентьев предлагал при вербовке массу патриотических имен, а Наум заупрямился! Нашла коса на камень – или называйте меня «Червонец», или не буду сотрудничать…
Злотник понимал, что эта старая история может всплыть, но больших грехов за ним не было. В студенческие годы он закладывал Климентьеву доцентов, бравших взятки, мелких фарцовщиков, сокурсниц, ложившихся под иностранцев… Но однажды он ошибся. Из-за дурацкой любовной истории Натан очень обиделся на студента из солнечного Кавказа, на красавчика Аслана Камаева.
На следующий день Климентьев получил от агента «Червонца» сообщение, что Аслан торгует наркотиками. Потом Злотник сочинил еще три кляузы. А в день обыска сам подбросил Камаеву пакет с дурной травой… Парня осудили на семь лет, но он так и не вышел из лагерей – или своей смертью умер, или прибили за гордый нрав.
Этого эпизода Наум Яковлевич боялся больше всего. У чеченцев нет срока давности на кровную месть. А младшие братья Аслана и теперь очень крепкие ребята. Если информация о доносах «Червонца» станет известна им, то Злотника не спасут его миллиарды, не защитит личная охрана и ее руководитель Игорь Дудкин…
Натан отошел к окну, посмотрел на березу с игривыми сережками, вытащил трубку и нажал кнопку номер один:
– Игорь Анатольевич, ты не очень занят? Загляни ко мне, дорогой. Дело очень срочное и серьезное! На меня наехали. Надо поймать злодея и решить вопрос кардинально… Заходи, Дудкин, обсудим подробности.
9
Паша проснулся от странного чувства. Ему показалось, что кто-то следит за ним… Он приоткрыл правый глаз и сразу заметил яркий свет в коридоре. Там мелькала тень, и слышались легкие шаги.
Это могла быть только она – Надежда из города Пскова, его очень дальняя родственница, его восьмая вода на киселе.
Странно, но уж очень быстро он к ней привык. Ему было приятно, утром его ждет накрытый стол и ласковый взгляд. Приятно, что в квартире все убрано и разложено по полочкам, что на подоконниках появились цветы, а в шкафах терпкий запах лаванды… Если она уедет, то от этого уюта через неделю не останется и следа.
Конечно, Надя Патрикеева принесла с собой и неудобства. Раньше он мог познакомиться с девушкой и пригласить ее к себе хоть до утра. А гостья из Пскова превратила его жизнь в монастырь – и с ней нельзя, и других не води!
Муромцев никак не мог понять, почему нельзя с ней? Ведь Надежде уже далеко не шестнадцать! А родственная связь такая дальняя, что и не разглядеть без бинокля… И он сам в такой форме, что не может ей не нравиться. Он всем женщинам нравится!.. Так в чем дело?
Павел чувствовал, что он боится Надежды. С ней приятно говорить, шутить, общаться. Но дотронуться до нее в другом смысле страшно. Она, как тонкий хрустальный кубок, который от неловкого движения разлетается на сотни мелких осколков… Это впервые в жизни он робел перед девушкой.
Кузькин заехал за ним и по дороге в Останкино красочно описал ситуацию.
– Я понимаю, Паша, что улик мало, но думаю, что Маслова надо задержать и допрашивать в каком-нибудь мрачном подвале. Такие красавчики привыкли к славе и женскому восторгу. Если с ним говорить на студии, то он нам устроит концерт-шапито. Будет не допрос, а тихий ужас!
– Согласен с тобой, Лев, но теоретически. А на практике – я против! Антон Маслов – это фигура из гламура. Его задержишь – и вся тусовка на уши встанет. За твоим голубым «Фордом» вся Москва будет гоняться. Одни заморочки вместо работы! И виллу в Бутово сразу рассекретим, и вообще…
– Жаль, Паша! В Останкино мы будем у него, как в гостях. Он нам сочинит сказку, даст автограф и укажет на дверь… Ты бывал когда-нибудь внутри Телецентра?
– Был два раза, но только там, где аппаратура, где технари работают.
– Это, Паша, совсем не то! Здесь, где студии – рассадник женщин. Просто толпы ходят в разных направлениях. Каждая сверкает и считает себя звездой… Ты как, еще смотришь на женщин, или кроме Надежды никого не видишь?
Муромцев сразу не ответил, и в салоне голубого «Форда» повисла тишина… Кузькин ожидал, что Павел пошутит на тему женского пола, а тут парень замолк и загрустил. Неужели эта Патрикеева так его присушила? Не может быть!
– Ты, Паша, не обращай внимания, если я глупость сморозил. Я по доброте душевной могу любую чушь выдать. Так, что самому потом стыдно… А в твоей Надежде совсем непонятно, где привлекательность. Трудно понять – где в ней что!
– Вот тут ты прав! Она очень загадочная. Я смотрю в ее глаза и робею…
– Ты робеешь?.. Я могу точно сказать, Муромцев – это любовь. Со мной такое было. У меня тоже страх был, озноб и колотун. Три недели я робел и не заметил, как она меня в ЗАГС завела… Это любовь, Паша! Точно тебе говорю…
Съемок в этот день не было. Кузькин точно помнил, что в прошлый раз студия гудела от сотни голосов. И зрители, и сотрудники тихо переговаривались, а вместе это напоминало огромный пчелиный улей или трансформатор очень высокого напряжения… Сегодня здесь было почти тихо. Вот только из кабинета самого Маслова изредка слышались его крики. Начальник песочил кого-то из сотрудников.
Муромцев и Кузькин пересекли пустую тусклую студию и без стука вломились в кабинет… Антон Петрович не просто сидел в кресле. Он в нем восседал! Это значит, что в его позе и в чертах лица было что-то от всесильного монарха. Что-то от царя Гороха или от Кощея Бессмертного… А на ковре перед столом стояла удивительно нежная девушка. Стройная, курносая и робкая. Именно таких спасают в сказках… Маслов ругал сотрудницу грубо и непристойно.
Кузькин подскочил к столу и со всего размаха хлопнул кулаком по его дубовой поверхности.
– Простите, девушка. Ваш начальник обязательно извинится за свое хамство. Идите, работайте… А вас, Маслов, я попрошу остаться!
Кроткая девушка попятилась к выходу, а Антон Петрович вскочил и на всякий случай встал по стойке «смирно». Он сразу понял, что Муромцев старший, и обращался только к нему.
– Кто вы такие? Вы из милиции?
– Мы следователи. Мы работаем по делу об убийстве Ларченко.
– Я его не убивал!
– Уже хорошо, Маслов, что вы не спрашиваете: «Кто такой Ларченко?»… Вы хорошо знали убитого?
– Нет! Я его вообще не знал. Я даже не знаю, что он убитый… Этот Ларченко позвонил мне и стал вымогать деньги. Я обещал дать. Мы договорились о встрече. Я поехал в Дубки, ждал его целый час, а он не пришел. Я и уехал… Это все!
Это было действительно все, что сообщил Маслов. Он еще рассказывал, как в молодости героически сотрудничал со спецслужбами, как собирал деньги для вымогателя, как ехал в сторону Дубков. К убийству все это не имело никакого отношения!.. А в конце Антон Петрович гордо заявил, что его невозможно обвинить в убийстве. Почему? Потому, что за него вступится вся либеральная общественность, все правозащитники и все адвокаты.
Разговаривать дальше было бессмысленно… Улучив момент, Паша взял со стола гладкий стакан, который перед этим крутил в руках Маслов.
Это было сделано очень демонстративно. Стакан взят двумя пальцами за края, сразу упакован и спрятан в кейс. Ясно, что Муромцеву понадобился не сосуд для питья, а отпечатки пальчиков испуганного Антона Петровича.
Пока хозяин кабинета собирался дать отпор нахалам, Кузькин изловчился и отправил в пакет мраморный брусок, на который Маслов оперся ладонью.
– Вы не волнуйтесь так, Антон Петрович! На вас смотреть, так просто тихий ужас… Мы вернем вам и стакан, и кирпич. Вот сопоставим отпечатки с места убийства и вернем. Или вам, или тому, кто сядет на ваше место.
Они уходили неторопливо. Во время допроса они почувствовали, что у Маслова все рыло в пуху. Но интуицию к делу не пришьешь… Зато удалось испугать клиента, и, надо думать, он начнет делать глупости и выдаст себя…
10
Игорь Дудкин ушел из милиции недавно. И ушел не из-за денег, а по идейным соображениям… К сорока годам он успел получить высокую должность, звание полковника и кабинет с тремя окнами. Это, конечно, не предел мечтаний, но очень достойно для такого возраста.
При всем при этом молодой полковник чувствовал себя белой вороной. Ему казалось, что он честнее всех, а потому – беднее всех. Ему казалось, что в этой конторе он единственный, кто не крышует, не шельмует и не берет взяток.
Его подчиненные ездили на «Мерседесах» и катались, как сыры в маслах, а Дудкин упорно ловил маньяков и грабителей… Кстати, сыщиком он был превосходным. И однажды слух о его успехах дошел до самого Злотника. А Наум Яковлевич никогда не скупился, переманивая первоклассных специалистов… Через месяц после первой беседы с олигархом Игорь Анатольевич уволился и возглавил охрану фирмы «Фокс».
Дудкину сразу повезло. Он быстро узнал, где могло храниться архивное дело Злотника. Но все сотрудники оказались заняты – хоронили бывшего сослуживца, майора Ларченко, которого просто зарезали в поселке Дубки.
Уже на кладбище Игорь Анатольевич узнал про странное увольнение Ларченко, про пропажу документов, про тайник под половицами его дома… Это очень удобно – выведывать секреты на похоронах. Все испытывают шок от близости смерти. Перед вечностью все кажется пустяком и мелким вздором. А окружающие люди внушают полное доверие…
Возвращаясь с кладбища, Дудкин был уверен, что Науму Яковлевичу звонил тот, кто зарезал майора Ларченко. Убийца выкрал из тайника чемодан с архивом, прочитал про агента «Червонца» и стал шантажировать Злотника… Теперь найти бы этого злодея!
Это стоило очень дорого, но уже на следующее утро Дудкин имел распечатку с сотового телефона Ларченко. А после анализа последних звонков сама собой нарисовалась фигура Маслова… Ну зачем это тихий майор из Дубков за день до смерти звонил известному телеведущему? А затем, что шантажировал!
К середине дня Дудкин знал, что в день убийства машину Маслова видели в районе Дубков… Все! Круг замкнулся! Надо брать Антона Петровича за жабры, пока это не сделали менты…
Дудкин решил действовать ночью, когда все кошки серы… Он вел Маслова от самого Останкина до коттеджа на Можайском шоссе.
Это хорошо, что знаменитость жила не в новом поселке, где три ряда охраны. Антон Петрович перестроил родительскую дачу, огородив ее забором из красного кирпича. А вокруг были разнокалиберные дома бывших ученых и чиновников.
С одного края коттедж Маслова примыкал к лесу. Очевидно, что эта территория использовалась для массовых пикников. С участка сюда вела калитка. Под березами были построены столы с лавками, а рядом на полянке красовался каменный мангал с трубой.
Дудкин оставил машину в лесу, в ста метрах от калитки… Когда совсем стемнело, он полез на дерево у забора. Это был не дуб и не ясень, а что-то среднее. Ствол бугристый, шершавый и толстый… Уже с первой ветки был виден весь дом. В окнах мелькала только одна фигура – самого Антона Маслова.
Через час сидения на дереве Дудкин убедился, что в кирпичном замке никого нет, кроме хозяина – ни жены, ни детей, ни подружки… В первый момент наблюдателю мешали комары. К полуночи они исчезли – вероятно, заснули. В это же время и Маслов решил, что пора спать. Он выключил свет во всех комнатах и отправился в спальню – в комнату с ядовито-красными обоями. Там разделся, разобрал кровать и лег…
Спускаться с дуба-ясеня Дудкину было намного сложнее, чем подниматься. Игорь в клочья разорвал рубашку и напрочь испортил новые брюки. На земле пришлось активно приседать и разминать затекшие руки.
Замок у калитки пришлось взломать. Но без грохота, шума и пыли. Дудкин зацепил замочную скважину фомкой и ласково, с легким звоном вывернул железяку.
Дверь в дом пришлось отпирать отмычками… В любом деле нужна сноровка. Для специалиста нужны ежедневные тренировки! А Дудкин вскрывал замки от случая к случаю. Вот и пришлось возиться не менее получаса…
В холле коттеджа было темней, чем на крыльце. На природе и луна, и звездочки, и отсвет фонаря на соседней улице. А внутри дома просто кромешная темнота, просто ни зги не видно. И Игоря потянуло на философские рассуждения… Вот зачем Маслову все это надо? Зачем ему одному столько комнат, ковров и кресел? Почему это люди такие жадные и такие глупые? Знал бы Маслов, сколько ему жить осталось, то не коттедж бы строил, а церковь… Вот и сейчас он спит, а ему бы молиться и о душе думать.
Дудкин не стал включать фонарик. В темноте он пробирался наверх, на второй этаж, в комнату, где красные обои. Туда, где беспокойным сном злодея спит несчастный Антон Маслов…
Самым сложным оказалось дотащить жертву до машины. На первый взгляд Маслов был невысокий и худой. Но при этом он оказался очень плотным и увесистым… Дудкин тащил телевизионную звезду, как огромный мешок с картошкой. При этом звезда пыталась проснуться, что-то ворчала и непристойно ругалась.
Из одежды на Маслове были лишь трусы, но Игорь умудрился завернуть спящего в одеяло, которое по дороге цеплялось за все препятствия, лохматилось и рвалось.
Подтащив «звезду» к машине, Дудкин вернулся в дом и при свете фонарика нашел пиджак Маслова и его галстук. И все это пришлось надевать на голое тело, которое потом было посажено на заднее сиденье и пристегнуто ремнем безопасности… Предстоял неблизкий путь к Пироговскому водохранилищу.
В три часа ночи Маслов проснулся от холода. Он с удивлением обнаружил, что лежит под открытым небом, а вокруг плещет и дрожит вода… Он приподнял голову, отчего в висках возникла дикая боль. Было очень трудно соображать, но ему удалось зафиксировать внимание на двух вещах. Они казались чистой правдой. Первое – это явно не сон! И второе – он на яхте, а рядом трое недружелюбных людей…
Вскоре все прояснилось, и от этого Маслову стало легче. Он понял, что это люди Наума Злотника. Они похитили его и, возможно, хотят убить… Или утопить.
Маслов был весь мокрый. Уже почти час Дудкин лично поливал его холодной водой, пытаясь привести в чувство. И поливал не из чайника, не из шланга – он опускал за борт ведро на канате и щедрой струей лил воду на голову телевизионной звезды… Яхта была устроена так, что с берега этой экзекуции не было видно. Маслов лежал на корме, в углублении между двух высоких бортов… И вода не застаивалась на палубе – после каждого полива по наклонным желобкам она весело стекала в родное Пироговское водохранилище.
Когда Маслов очухался, он получил стакан водки и ломтик сыра на закуску. После чего его приподняли, усадили, и Дудкин начал допрос. Его интересовали всего две вещи – где чемодан с документами и кто еще об этом знает?
Антон Петрович совсем не был Зоей Космодемьянской. Он быстро понял, что если он будет молчать, то его начнут очень больно бить. А этого не хотелось… На первый вопрос Маслов ответил быстро – чемодан с агентурными делами спрятан на даче, в бане, за стойкой с запасом березовых дров.
Но второй вопрос был сложнее. Кто еще знает о чемодане? А кто его знает!.. Маслов не знал ответа на этот вопрос, но и молчать нельзя – была опасность, что его начнут бить!.. Пришлось выдумать вполне правдоподобную версию и выложить ее Дудкину.
– Сознаюсь! Есть один человек, который что-то знает об этих документах.
– Кто это?
– Его зовут Муромцев Павел Ильич. Он сыщик.
– Мент, что ли?
– Нет, он не мент, но из какой-то родственной конторы… Сегодня днем он приходил ко мне в Останкино. Спрашивал все больше про Ларченко, но я по глазам понял, что его интересует чемодан… Этот Муромцев – страшный человек! В моем бумажнике есть его визитная карточка.
Дудкин задал еще десяток вопросов, но потом ему стало скучно. Он понял, что Маслов не скажет ничего нового. А время шло. Скоро солнышко встанет, и тогда работать будет сложнее.
Двое крепких ребят стояли над мокрой и дрожащей звездой голубого экрана. Они ждали указаний от шефа – что делать с клиентом? Или тащить его в подвал особняка, или сразу топить?.. Дудкин велел завести мотор на малых оборотах и причалить в том месте, где он оставил машину.
И только перед тем, как соскочить на берег, он распорядился по поводу Маслова:
– Найдите на берегу обрезки труб или несколько кирпичей и запакуйте клиента в черную пленку. Но так, чтоб пока дышал… А яхту поставьте в районе омута. И боком к берегу – так не будет видно, когда вы его в воду опустите.
– А когда опускать?
– Только тогда, когда я позвоню. Если он не соврал про чемодан, то спускайте его на воду. Пусть плывет… Какая там глубина?
– Семь метров до ила. И там еще метр два до дна.
– Нормально!.. Ждите звонка.
Дудкин мчался по свободным ночным дорогам, понимая, что вопрос с Масловым желательно решить до рассвета. Так меньше риска. Да и жалко мужика – третий час лежит в мокрой одежде на холодной палубе. Так недолго и простудиться…
Уже начало светать, когда Игорь вошел в баню на даче Маслова. Ориентир был очень точный – слева вдоль стены стоял стеллаж, похожий на книжные полки. И бревна на нем лежали ровные и аккуратные, как корешки многотомной энциклопедии… Дудкин рванул на себя всю эту красоту. Сухие поленья с грохотом разлетелись по паркету предбанника. А у стеночки сиротливо стоял чемоданчик.
Игорь вскрыл хилые замочки, пролистал одно из дел и сразу же позвонил на яхту:
– Полный порядок. Дело сделано! Груз можно опускать.
Маслов продрог. Он уже час лежал неподвижно, уткнувшись лицом в палубу. Он давно хотел поговорить с кем-нибудь, попросить водки или горячего чая. Но он не мог произнести ни звука – его рот заклеили пластырем. Просто ужас! Совсем, как у криминального Тарантино…
В какой-то момент на палубе зашевелились. Маслов даже подумал, что все разрешилось, и его сейчас развяжут, накормят и уложат спать… Но, нет! Его потащили по ребристому полу, развернули, и он на миг увидел солнце, всходящее над горизонтом. Потом раздался всплеск, и опять стало темно… Погружался он быстро, но не ощутил удара о дно – двухметровый слой ила затягивал мягко и ласково…
11
Человек никогда не может быть счастлив в полной мере! Счастье – это, когда у тебя все в полном ажуре! Когда тебя все понимают, когда ты всех понимаешь, когда у тебя все есть, когда ты всех любишь, и тебя все любят…
У Надежды сбылись многие желания, но далеко не все. И даже не самые главные… С семнадцати лет она начала мечтать о поездке в Москву. И не вообще в столицу, а в конкретную квартиру, где проживает некто Павел Муромцев.
Ей представлялось, что он откроет дверь и заорет: «Наконец-то ты приехала из своего затрапезного Пскова! Я так ждал тебя. Я жить без тебя не могу! Я прошу тебя, Надежда – выходи за меня замуж»… На самом деле ничего такого не произошло. Паша относился к ней хорошо, но как к дальней родственнице. Исключительно приятельские отношения и даже без намеков на всякое такое.
Надежда злилась на своих псковских подруг. Те в один голос уверяли, что все парни одним миром мазаны. В том смысле, что при первом удобном случае они лезут обниматься, целоваться и даже еще дальше… Врали подруги! Она уже десять дней живет в одной квартире с Муромцевым. И на свадьбу ездили – жили в «Дубках» в одном номере. Куда как для него удобный случай! Но никаких поползновений с его стороны не было… Или это она совсем не привлекательная? Или его уже не привлекает женский пол? Или здесь что-то другое?
От этих вопросов становилось тревожно, руки дрожали, а глаза сами начинали плакать. С каждым днем Надежда все ясней понимала, что не хочет возвращаться в тихий Псков. Не может она туда вернуться и оставить Павла одного. Не может!.. Это опять вся квартира превратится в сарай. Опять в углах скопится мусор, на полках ляжет пыль, а на стульях горы одежды.
Еще в школе все отмечали, что в характере Нади Патрикеевой есть настойчивость, упорство и упрямство. Она любыми способами добивалась своей цели. Но здесь был другой случай. Прямая настырность могла навредить. Здесь мало только ее желания – надо чтоб и он ее захотел…
От постоянных раздумий к Надежде приходили иногда мудрые мысли. Вот сегодня утром она вспомнила присказку, что «путь к сердцу мужчины лежит через желудок»… Готовила она отлично. Паша всегда хвалил ее щи, борщи и котлеты с пышным пюре. Все было вкусно, добротно, сытно, но как-то просто – без ресторанного шика и лоска… В книжных шкафах Муромцева нашлась кулинарная книга народов мира.
Это странно, но Надежде больше всего понравилась еврейская кухня. Она выбрала рецепт фаршированного карпа под красивым названием «рыба-фиш»… Теперь она каждый день будет кормить Пашу чем-то вкусненьким. Пусть только попробует ее не полюбить!
Надя выскочила из подъезда и побежала в ближайший супермаркет. Она не сомневалась, что найдет там крупных зеркальных карпов. Теперь такое время, что можно купить все, что хочешь… кроме любви.
Дудкин подъехал к дому Паши Муромцева час назад. Машина с его ребятами стояла здесь со вчерашнего дня. Они уже провели полную разведку, доложили обстановку и с вечера скучали, ожидая дела… Игорь понимал, что это он во всем виноват. Нельзя было дословно передавать Злотнику последний допрос Маслова.
Увидев чемодан, Наум Яковлевич вяло обрадовался. Но, когда он перелистал дела, то начал светиться от удовольствия. Прямо, как ребенок, получивший все игрушки и еще кило мороженого.
И вот тут Дудкин сообщил, что по словам безвременно ушедшего тележурналиста об этих документах не знает никто, кроме сыщика Павла Муромцева… И тут началось! Злотник бегал по кабинету и орал. Это была почти истерика. Он опять напоминал малолетку, у которого собираются отнять игрушки.
Короче – Дудкин получил строгое указание нейтрализовать Муромцева любым путем. Злотник заявил об этом таким тоном, что возражать было бесполезно. Более того – возражать было опасно!
Уже вчера вечером Дудкин понял, как выполнить приказ шефа… Покушаться на представителя власти – это самоубийство. А вот прижать Муромцева через его любимую женщину, это можно.
Вчера вечером местные старушки сообщили, что этот самый Паша живет с невестой, влюблен в нее по самую макушку, глаз с нее не сводит и души в ней не чает… Исходя из этой оперативной информации у Игоря Дудкина созрел простенький план действий. Его гениальность была в его простоте. Так делали и двести лет назад, и две тысячи…
Обе машины проводили Надежду до супермаркета. В одном месте девушка срезала путь и шла по тропинке через рощу местного значения… Очень удобное место для захвата. Но это, если она будет возвращаться этим же путем…
Надежда с полными сумками возвращалась по тропинке через рощу. Она шла беззаботно, задорно и как-то вприпрыжку. Ее легкое платье развевалось на ветру, а глаза светились радостью. Она представляла, как перед приходом Павла накроет стол белой скатертью, поставит в центр цветы и свечи, разложит салатики и в последний момент на большом блюде принесет ту самую фаршированную «рыбу-фиш»… Муромцев не может не понять, что это она для него старалась. Он поймет это, полюбит ее и…
Что будет дальше, Надя не успела домечтать… К ней подошли четверо. Один преградил путь, двое по бокам схватили за руки, а последний страховал сзади. Ее зажали в коробочку, приподняли вместе с сумками и быстренько понесли к серому джипу. И все это так быстро, что она даже и пискнуть не успела.
Только в просторном салоне иномарки Патрикеева поняла, что ее нагло похитили. И это ей очень не понравилось! А кому такое понравится?.. Джип еще не успел тронуться, как Надежда нанесла первый ответный удар – она выдернула руку с самой тяжелой сумкой и попыталась раскрутить ее над головой.
В первый момент конвоиры засмеялись. Они даже гнусно заржали, потешаясь над тем, как трепещет и барахтается пойманная ими птичка. Но когда на них посыпались отборные, скользкие и зеркальные карпы. Они были еще живые, и, попав на плечи или колени, резво дергались, прыгали и хлопали хвостами… Усмирить Патрикееву удалось лишь крепкой порцией слезоточивого газа.
По дороге к Пироговскому водохранилищу серый джип останавливался не менее пяти раз. Водитель выходил и пытался минеральной водой промыть красные слезящиеся глаза… А перед деревней Осташково он свернул в лес и выкатил на берег ручья. Здесь Надежду капитально связали и выбросили в кусты ее сумки. А сами попытались отмыть костюмы и нутро джипа от стойкого рыбьего запаха, который на жаре становился все противней. Это был уже не аромат свежего карпа, а вонь от несбывшейся «рыбы-фиш».
12
Муромцев удивился, когда не застал Надежду дома. Он уже привык, что она радостно встречает его, заставляет сразу переодеться в удобную домашнюю одежду, кормит и сообщает обо всех своих новостях.
На кухне он нашел кулинарную книгу, раскрытую на страницах еврейской кухни. Рядом лежал черновик списка для похода в магазин: «… пять крупных карпов, кило лука, три морковки, лавровый лист»… Паша понял, что Надежда захотела приготовить нечто удивительное и убежала в магазин. Непонятно только, почему она пошла не днем, а сейчас, перед самым его приходом.
Муромцев не стал переодеваться и не полез в холодильник за бутербродом. Ему захотелось покапризничать – вот пусть Надежда придет и увидит, что без нее все рушится! Пусть поймет, что не надо ей уходить, когда ей не надо уходить!
От этих мыслей он еще больше на нее обиделся, плюхнулся в кресло и замер в ожидании… Он ждал звонка в дверь, но затрезвонил телефон:
– Алло?
– Это Муромцев?
– Да, это я… А с кем я разговариваю?
– Не важно… Слушайте внимательно, Павел Ильич. Ваша невеста сейчас у нас. Надежда – девушка красивая, хотя излишне энергичная. Любит карпами швырять…
– Где она!?
– Я же сказал, Павел Ильич – она у нас. И мы вернем ее целиком, если вы будите послушным мальчиком.
– Вполне уместный вопрос… Вы должны спустить на тормозах дело об убийстве Ларченко. Придумайте как, но его надо срочно закрыть… Найдите местного алкаша и спишите все на пьяную драку. Или еще что-нибудь придумайте. И тогда сразу получите девушку в неиспорченном состоянии… Если утром прикроете дело – днем получаете Надежду. Если днем дело, то вечером Надежда, вечером дело – утром девица. Вам все понятно?
– Все ясно… Но мне понадобится около недели.
– А мы, Павел Ильич, не очень спешим. Нам приятно в обществе гражданки Патрикеевой!.. Это вам надо спешить.
– Как я сообщу вам о готовности.
– Мы сами догадаемся. У нас, Муромцев, везде свои люди… Я сочувствую вам, Павел. Как жаль, что у вас на ужин не будет зеркальных карпов. Такой облом случился… Я буду звонить вам. Не пропадайте далеко.
Паша хотел еще что-то спросить, но злодей отключился… Этот тип был очень самоуверенный и нахальный. Кажется, что он даже не пытался изменить голос, не косил под робота или лицо кавказской национальности… Но и Муромцев тоже хорош – он ни одного слова не успел записать из этого важнейшего разговора.
Пока диалог держался в памяти Павел схватил кулинарную книгу и на обложке попытался записать весь разговор с похитителем слово в слово… Потом он на удачу набрал городской номер Потемкина. Был уже восьмой час, А у полковника семья на даче. Но Петр Петрович был в своем кабинете. Он без дела сидел в кресле и нервничал, ожидая звонка генерала. Тот мог и не объявиться, но днем он бросил фразу: «Я позвоню тебе попозже»… Теперь вот сиди и жди!
Муромцев обратился к полковнику чуть дрожащим и очень низким голосом. Примерно, как диктор Левитан, читающий военные сводки.
– У меня очень важное дело. Я срочно приеду к вам, Петр Петрович… И еще – я вызову по тревоге всю свою бригаду. Нам надо срочно действовать. Промедление смерти подобно!
Через час собрались все, и Муромцев быстро доложил обстановку. Про кулинарную книгу, про «рыбу-фиш», а главное – про телефонный звонок… В конце Паша собирался даже сформулировать версии, но с этим было туго.
– Я думаю, что похищение мог организовать Маслов… Или кто-нибудь еще.
Все молчали, понимая, что других вариантов не придумать… Первым оживился Потемкин. Он попросил все телефоны подозреваемого Антона Маслова и начал названивать… Квартирный телефон молчал. Дачный молчал. И сотовый не отвечал. А на студии сказали, что сегодня Антон Петрович не вышел на работу. Но такое иногда бывало. А вот завтра день съемок, и, если шеф не появится, то его начнут искать.
Потемкин от удовольствия хлопнул ладонью по столу:
– Теперь вы поняли? Версия однозначно прояснилась… Маслов понял, что его подозревают, скрылся и организовал похищение Надежды, надеясь повлиять на следствие… Верно Павел?
– Верно… Но Маслова могли похитить вместе с его чемоданом. И вот тогда Надю украсть мог кто-то другой. И тоже в надежде повлиять на следствие.
– И так может быть… Короче, ребята! Я даю вам полный карт-бланш. Надюшу надо найти срочно! Ройте землю, но доставьте ее целую и невредимую… Ишь, моду взяли – наших невест воровать! Это вам не кавказский аул…
Пламенную речь Потемкина прервал звонок сотового телефона. Того, который лежал перед Муромцевым… Паша вскочил и красиво взмахнул рукой. И все однозначно поняли этот жест – звонить мог похититель… Все замерли. И не зря!
Муромцев взял трубку и медленно поднес ее к уху.
– Слушаю вас!
– Это Муромцев?
– Да, это я.
– А это я… Двух часов не прошло, а я соскучился. Более того – мечтаю о личной встрече.
– Когда? Сейчас?.. Я готов!
– Какой ты прыткий, Паша. Сейчас уже поздно. Давай-ка завтра в полдень. Как раз успеешь заехать на работу и захватить все документы по убийству Ларченко. Вместе подумаем, как закрыть это дело… У тебя есть под рукой лист бумаги и чем записать?
– Да, я готов.
– Тогда диктую дорогу к месту встречи… Едешь из Москвы на север по Ярославке. Прямо на Мытищи…
Похититель долго и подробно описывал Муромцеву дорогу… У кафе с игривым названием «Пончик» будет левый поворот с основного шоссе. Потом два километра по узкой дороге и за ржавым покосившимся столбом выход на проселок, постепенно уходящий в лесной массив. Место встречи – поляна с огромным пнем посередине.
13
В подвале было чисто, светло и прохладно. В маленькое окошко под потолком заглядывала газонная трава и ромашки с васильками. Это было даже не окошко, а амбразура с толстым стеклом и тюремной решеткой из арматуры… И сама комната была похожа на одиночную тюремную камеру, но после евроремонта.
Надежда еще раз огляделась – вокруг ничего лишнего. Один стол, один стул, одна кровать, привинченная к полу и простой умывальник с куском полосатого турецкого мыла. И никаких других удобств… Тот, который привел ее сюда, предупредил, что в случае необходимости надо стучать в дверь, и тогда охранник поводит в конец коридора…
В старые времена было проще бежать из тюрем. Они были сырые, мрачные и грязные. Можно было незаметно копать подкопы, вынимать камни из стен и пилить решетки на окнах. А в такой светлой и чистой камере просто ничего невозможно делать… И молоденький охранник сидит где-то рядом у двери и ждет, когда она попросится в конец коридора.
Надя хорошо рассмотрела этого парнишку. Особенно запомнились голубые глаза и блондинистые волосы, которые вихрами торчали во все стороны… Они с охранником почти ровесники. Ему чуть больше двадцати. И взгляд такой наивный и стеснительный. Надежде сразу показалось, что этот вихрастый блондин, очевидно, случайно попал к бандитам.
Она подошла к двери и робко постучала… Лязгнула задвижка, и в щель просунулась голова с голубыми глазами.
– Вам чего?
– Мне надо туда.
– Куда?
– Ну туда… В конец коридора.
– Да, да, конечно… Вы идите вперед, а я за вами.
– Мне как идти?
– В каком смысле?
– В смысле – руки за спину или руки вверх?
– Нет, нет. Идите обычным образом… Прогулочным шагом.
Надежда любила читать детективы и смотреть сериалы. Во многих романах и фильмах преступники бегут через окна в туалетах. Она очень надеялась, что и ей в этом смысле повезет… И повезло! В комнатке, отделанной розоватой кафельной плиткой, прямо над умывальником было окно без решеток. Тоже высоко под потолком, тоже маленькое, но пролезть вполне можно! Главное, что оно без прутьев арматуры и без колючей проволоки.
Теперь надо не спешить… Следует все продумать и выбрать подходящий момент. А еще требуется усыпить бдительность конвоира.
На пути из конца коридора в свою камеру Надежда попыталась разговорить вихрастого охранника.
– Как-то даже неудобно. Мы с вами гуляем туда-сюда, а пока еще даже и не познакомились… Вас как зовут?
– Меня? Я – Володя… Владимир Пронин… Вообще-то я студент. Учусь в юридическом. А здесь подрабатываю. Очень неплохо платят.
– Понятно, Вова. За такую собачью работу и должны хорошо платить… А меня зовут Надежда Патрикеева. Приехала из Пскова и хотела в институт поступать. Тоже, кстати, в юридический… Володя, а вам не скучно одному в коридоре? Вы же можете приоткрыть дверь, и мы поговорим с вами о чем-нибудь интересном. Или давайте в шахматы поиграем.
– В шашки! У меня наверху есть доска. Я принесу… Надежда, а почему вы со мной на «вы» говорите?
– Так ты, Вова, первый начал… А я очень боялась тебя. Я думала – раз ты конвоир, то и общаться с тобой надо очень уважительно…
14
Кузькин ходил по комнате и скрипел новенькими кожаными изделиями. Кроме ремня и портупеи на нем была кобура, планшетка и высокие блестящие сапоги. А вообще-то Лев был в форме капитана милиции. Китель сидел на нем чуть мешковато, но вполне натурально.
А Муромцев выкладывал из сумки всяческую амуницию, оружие и спецприборы. Был тут и пистолет в корпусе сотового телефона, и метательные ножи, и тонкий бронежилет, напоминающий футболку, и «жучки» всех видов… Павел начал надевать все на себя. Это происходило в суровой тишине и напоминало сцену из голливудского боевика… И Кузькин замер и перестал скрипеть ремнями. Он смотрел на действия Муромцева неодобрительно, с каким-то сарказмом и ироническим восторгом.
– Красиво, Паша! Просто тихий ужас… Но зря ты все это задумал.
– Почему?
– Потому!.. Вот встретишь ты этого типа, а Надежды при нем нет. Ты что, сразу будешь его упаковывать и к нам в подвал везти? Нет, конечно! Ты будешь терпеливо качать его во все стороны.
– Правильно! Если его сразу вязать, то это будет мыльная опера. Сначала надо все узнать – где Надежда, что с ней… Мне нужен момент истины.
– И если тип начнет тебя обыскивать и все эти цацки отбирать, то ты даже и не пикнешь. А тут вещи казенные, секретные и дорогие… Ты потом три месяца будешь рапорта писать и на всяких комиссиях отчитываться.
– А что делать?
– Ты, Паша, поставь один маяк на машину, а я со всем этим буду тебя страховать… Бери дубликат дела Ларченко и вперед! Уже десять часов – пора ехать…
Только на Ярославском шоссе милицейские «Жигули» с капитаном Кузькиным за рулем стали отставать от красного «Рено» Муромцева. Так все и было задумано…
По всем картам эта лесная дорога должна была быть тупиковой – впереди изгиб водохранилища, слева овраг, а справа карьер.
Последние три сотни метров Муромцев пробирался по колдобинам и корягам из перепутанных березовых корней. Было даже странно, что в ближайшем Подмосковье сохранился такой девственный лес… Ближе к поляне все встало на свои места – проявились кучи мусора, срубленные деревья и черные круги от кострищ.
Лужайка посреди леса была удобным местом для пикников. Добираться сюда сложно, но похоже, что в выходные дни здесь шло бурное веселье… Но сегодня был будний день.
На дальнем краю поляны замерла неприметная серая «Волга» с номером три-три-семь. Муромцев объехал пень, развернулся и встал в десяти метрах от машины, возле которой приветливо улыбался невзрачный сорокалетний мужчина… Чутье сразу подсказало Паше, что похититель в гриме – и усы ему не шли, и черные гладкие волосы сидели на нем, как парик на Кобзоне… Сразу стало ясно, что и «Волга» ему не родная, и номера фальшивые.
Муромцев вышел из своего «Рено» и тоже попытался приветливо улыбнуться. Не дружески, но без злобы.
Начали сходиться и, приблизившись, даже пожали друг другу руки.
– Я вижу, Павел, что вы захватили с собой дело Ларченко?
– Да, как вы и просили… Но как мне к вам обращаться?
– Зовите меня Игорем… Так, но я вижу, что это дубликат дела?
– Естественно! Я не стал бы пока уносить подлинник. Я переснял все странички…
– Все, Павел?
– Все, Игорь! Клянусь чем хочешь… Где Надежда?
– Она в полном порядке. Хорошее питание, почти гостиничный номер и никакого физического насилия… Мне надо, Муромцев, спустить это дело на тормозах. Вот ты зачем-то приходил к Маслову, зачем-то искал чемодан в доме Ларченко… Надо обо всем об этом забыть. Надо подобрать на роль убийцы бомжа и на том закрыть дело.
– Игорь, ты когда отпустишь Надежду?
– Как только ты сажаешь бомжа, так я сразу отпускаю девушку… И еще, Муромцев – напиши мне сейчас расписку.
– О чем?
– О том, что ты добровольно передаешь дубликат дела, о том, что ты согласен сотрудничать и снабжать меня любой информацией… Я понимаю – это бумажка, но это лишняя гарантия, что ты не соскочишь и не наделаешь глупостей. А если ты будешь шалить, то будет плохо мне, будет плохо тебе… А уж как Надежде будет плохо! Страшно подумать…
Павел первым уехал с поляны… Выезжая с проселочной дороги на узкую асфальтовую дорогу, он притормозил у милицейских «Жигулей», возле которых стоял капитан в мешковатом кителе.
– Встречай его, Кузькин. Если он не поедет через поле, то другой дороги здесь нет… Серая «Волга» номер 337. Один сорокалетний мужик. Назвался Игорем…
Муромцев торопился. Он не знал, где этот самый Игорь. Возможно, что все еще на поляне, а, может быть, из развалин у леса просматривает в бинокль дорогу…
Вообще-то по жизни Игорь Дудкин всегда был очень осторожным человеком. В школе его вообще считали трусом. И основания для этого были… В девятом классе на летние каникулы школа организовала трудовую практику. Около сотни ребят выехали в лагерь под Коломной для сбора клубники в каком-то ягодном совхозе. Было вкусно, жарко и весело.
В те годы в парке Коломны еще сохранилась парашютная вышка… Игорь купил билет потому, что все ребята купили билеты.
Потом долго по металлической лестнице поднимались на высоту десятого этажа… Потом на верхней площадке инструктор пристегивал ребят к парашютным лямкам. Купол наверху был маленький и не внушал доверия. Но лямки ремней смотрелись, как настоящие – толстые, брезентовые, с тяжелыми лязгающими замками.
Потом ребята начали прыгать вниз. При этом они орали дикими голосами. В их криках был восторг полета, но был и ужас… На каждый прыжок уходило не менее трех минут. Пока внизу отстегивали очередного героя, поднимали сбрую наверх, пристегивали очередного школьника, инструктировали…Сам же полет занимал десять секунд.
Игорек был пятнадцатым в этой группе. А это значит, что он ждал около часа… Около часа он ходил по краю площадки и заставлял себя смотреть вниз. Он хотел унять дрожь в коленках. Это удалось! Но ноги стали ватными и непослушными. Когда пришел его черед, Игорь с трудом приблизился к открытой калитке… Девушка в летной форме облепляла его ремнями и пристегивала их, проверяя натяжение. А инструктор монотонно говорил о том, что надо лететь ногами вниз, что нельзя кувыркаться, не стоит в воздухе разбрасывать свои вещи и плевать на встречающих…
Дудкин вцепился в поручни и не мог сделать шаг вперед… Инструктор повторял команду, подталкивал в спину, ругался – сначала прилично, а затем и ненормативно… Ребята внизу улюлюкали и звали к себе… Девушка в летной форме хохотала над ним и хлопала Игорька по мягкому месту…
Все напрасно! Он стоял, как памятник, как железный Феликс. Он врос ногами в металл площадки. Оторвать его можно было только подъемным краном… Инструктор закрыл калитку и оттащил Игоря подальше от края. Девица отцепила сбрую и презрительно указала на лестницу, ведущую вниз.
Игорь спускался под радостный свист товарищей. Всем было приятно, что есть тот, кто не прыгнул. На его фоне остальные выглядели еще большими героями…
Весь следующий учебный год над ним издевались и обзывали обидными словами, из которых «трус» было самым ласковым… В апреле он с одноклассницей Маришкой на день уехал в Коломну. С ней и с фотоаппаратом.
Девушка снимала все этапы его подвига – он прыгнул подряд три раза… Не сфотографировала Маринка только самые главные эпизоды – то, как она целовала его при приземлении. Только ради этого стоило прыгать!
Вот с этого момента Дудкин и перестал бояться. Он больше никогда не опасался ни высоты, ни темноты, ни змей, ни пуль… Вот и сейчас он не тревожился, что Муромцев сорвется с крючка, начнет паниковать, вызовет на помощь ОМОН, МЧС или народных дружинников из движения «Наши».
Не испугала Дудкина и милицейская машина на узком пустом шоссе – передвижной пост ГАИ может находиться где угодно…
Милицейский капитан взмахнул жезлом, как шпагой, и указал «Волге» на обочину. Дудкин подчинился, притормозил и даже вышел навстречу Кузькину… Далее начался обычный в таких случаях разговор:
– Попрошу ваши документы.
– Пожалуйста, капитан.
– Значит вы Чуркин Игорь Анатольевич?
– Да, это я.
– А аптечка у вас есть?
– А как же! В самом лучшем виде.
– А аспирин не просрочен?
– Вот он! Еще два месяца срок годности.
– Скоро закончится. Вы не забудьте купить новые таблетки… Откройте багажник, гражданин Дудкин. Где тут у вас домкрат? Вот он! Я и сам вижу… А почему лампочка горит, когда светло… Это у вас все от включенного двигателя! Пойдите и выключите мотор!
Дудкин машинально подчинился и пошел на водительское кресло… Десяти секунд Кузькину хватило, чтоб надежно вмонтировать маячок. После этого осталось извиниться перед Дудкиным и срочно его отпустить…
Когда «Волга» скрылась из виду, Лев позвонил в Бутово. Там на вилле «Икар» у большого монитора сидел Вадик Хилькевич и отслеживал ситуацию.
– Все в порядке, Кузькин! Ты стоишь на дороге, а маяк движется в сторону Ярославки… Я его веду… Странно, но он в лес сворачивает.
Понятно, что Кузькин не бросился в погоню. Зачем? Хилькевич следит и в любом случае доведет «Волгу» до ее ночной стоянки… А почему машина свернула в лес? Так может быть масса причин, начиная с самой распространенной…
На самом деле Игорь менял камуфляж. Он переставил номера на машине. Он переоделся, снял парик, усы и прочий грим. Потом спрятал документы на Чуркина и достал свои родные Водительские права Дудкина Игоря Анатольевича.
15
Надежда обрадовалась, когда поняла, что и здесь в этой ее тюрьме есть своя дедовщина.
Володя Пронин был самый молодой из здешней охраны. И самый безответный… Вот братки и поручили ему навечно самый нудный пост – без солнца, без телевизора, без поющих птичек и других развлекух. Сиди всю дорогу в тесном коридоре на узком табурете. Сиди и сторожи девицу за стеной… И самое неприятное, что Дудкин не только запретил ее бить, а и вообще не велел к ней прикасаться. Ни какого физического контакта во всех смыслах…
Но Надежда сама нашла контакт с вихрастым блондином уже в первый вечер. А весь следующий день они играли в шашки и общались, беседуя на самые секретные темы.
Это Надя придумала. Она сказала Володе, что они встретились не по своей воле и скоро разбегутся навсегда. Это, как случайное знакомство в дальнем поезде СВ. Попутчиков всегда тянет на откровенные разговоры. Они понимают, что никто никому ничем не обязан, и спешат излить душу, как на исповеди. Они друзья, но временные – лишь да пункта назначения.
Вот Надежда и пыталась откровенным разговором превратить охранника Пронина во временного друга.
– Скажи, Володя, а ты любил когда-нибудь?
– Нет. Ни разу… Я считаю, что, если любовь, то это раз и навсегда. А так у меня не было.
– А как было?
– Так… Как-то очень несерьезно, нервно и суетливо. Как-то само собой.
– И много раз это было?
– Два раза.
– Ты был с ними близок?
– В каком смысле?.. Ах, в этом! Нет, до этого не дошло. Просто целовались и руками всякое такое… Они, вроде, и хотели, чтоб дальше, но я опасался их обидеть. Вдруг у них в первый раз.
– Ты прав, Володя. Это страшно… Но девочек твоих мне жаль. Вдруг ты их соблазнил, и они целовались в первый раз!.. Ты знаешь, что для нас значит первый поцелуй? Это, как молния со всех сторон. Это, как будто тебя посадили на бочку с порохом и подожгли. Перед началом дикий ужас, а потом взрыв, и ты вместе с искрами летишь вверх тормашками. Приятно, но голова ничего не соображает… И вот это обалдение сохраняется всю жизнь.
– А ты откуда знаешь?
– Со мной такое было. Он меня поцеловал пять лет назад, а я до сих пор вся дрожу… Ты, Вова – коварный соблазнитель. Мне жаль твоих девочек. Ты наговорил им с три короба, зацеловал, а они теперь только о тебе и думают.
– Да я их не соблазнял. И не говорил я им ничего… Они сами ко мне клеились… Одна, так и вовсе – села ко мне на колени и стала приближать губы… Прямо, как удав на кролика.
– Сам ты удав!.. Соблазняют, Володя, не только словами, а всем своим обликом. Ты даже не знаешь, какой ты привлекательный. Ты – красивый! Ты – умный, гордый, мужественный…
Эту галиматью Надежда несла очень искренне. Охранник Пронин интересовал ее только, как средство предстоящего побега. Но в ней, очевидно, были актерские задатки, она вошла в роль и говорила проникновенно. Ярко и от души.
16
Полковник Потемкин не ходил по своему кабинету и не бегал. Он быстро двигался, подпрыгивая на каждом шагу. Так скачут дети, получив долгожданный подарок.
За совещательным столом сидела бригада Муромцева, а эксперт Хилькевич докладывал результаты… Вообще-то Вадим был не только криминалистом, а специалистом на все руки – технарь общего профиля… Вот сейчас он говорил о том, как маленький жучок, приклеенный Кузькиным, посылал сигнал в космос, там отражался и с точными координатами объекта попадал на нужный компьютер на вилле «Икар».
– В лесу объект стоял двадцать три минуты. Потом, товарищ полковник, он выехал на шоссе и направился к Пироговскому водохранилищу. В деревне Осташково он остановился у местного магазина и стоял три минуты. Потом двинулся в сторону элитного коттеджного поселка. По внутренней улице он двигался на предельно малой скорости и свернул на участок, выходящий к кромке воды. Потом он въехал в гараж, находящийся под домом.
– Ты, Вадим Иванович, установил, чей это особняк?
– Этим Муромцев занимался, товарищ полковник.
– Отлично! Садись, капитан… Теперь ты докладывай, Павел Ильич. Установил, чьи это хоромы?
– Установил…
– Ну и что?.. Почему резину тянешь, Муромцев?
– Потому и тяну, что намечаются трудности… Это логово самого Наума Злотника. Того, который миллиардер, который глава фирмы «Фокс» и так далее… Я, конечно, понимаю, товарищ полковник, что ОМОН к нему не пошлешь. Но очень большая вероятность, что Надежда в его подвалах.
Потемкин перестал скакать по кабинету, подошел к своему креслу, плюхнулся в него и обхватил руками голову, изображая глубокую задумчивость… Было о чем подумать!
Оно, конечно – закон у нас един для всех! Неприкасаемых у нас нет. И все же есть такие, которых лучше не трогать… Чем человек богаче, тем у него более высокие связи и более хитрые адвокаты. И источники информации у них изумительные. В самое ближайшее время можно ожидать, что магнат Злотник позвонит в Думу или в Белый дом… Или того хуже – в Кремль…
Полковник понимал, что там, наверху мыслят прямолинейно – если олигарх жалуется на Потемкина, то последний виноват по определению. Виноват, независимо от обстоятельств. Виноват потому, что виноват!.. Петр Петрович с тоской посмотрел на телефон… И тот зазвонил!
В трубке клокотал голос рассерженного генерала Вершкова. Такое бывало редко. Обычно кремлевский куратор был спокоен, как потомственный сотрудник МИДа… А сейчас Тимур Аркадьевич был зол… «Срочно приезжайте ко мне, полковник. Я чувствую, что вы совсем работать разучились… Дело Ларченко вы ведете? Нет!.. А дело Маслова – вы? Тоже нет!.. Так почему ваш Муромцев вмешивается в ход следствия и ставит всем палки в колеса?.. Приезжайте ко мне немедленно. Я вас научу, как надо Родину любить!»
Сидящие за столом понимали все по выражению лица полковника… Потемкин положил трубку и не стал ничего объяснять.
– Значит так, ребята. Продолжайте работать по Злотнику, но очень осторожно. Это та еще штучка!.. Ты, Паша, если поймешь, что Патрикеева в его подвале, то действуй по обстановке… Перед законом у нас все равны…
17
Злотник любил императорский наполеоновский стиль – ампир. Это не так изящно, как модерн, не так ярко, как барокко, не подавляет, как в готике… Ампир – это стиль королей и олигархов.
В кабинете были мраморные колонны, арки, портики, много бронзы и дубовой мебели… В центре на массивном столе были разложены дела, пахнущие архивной пылью. Около стола на огромном иранском ковре валялся неказистый чемодан – обшарпанный и помятый. А за столом уже четвертый час безвылазно сидел он – сам Наум Злотник.
Есть вещи, которые и миллиардеры должны делать самостоятельно. Это не только еда и семейные радости. Кому еще олигарх мог поручить разборку этого архива?.. Никому!
Вчитываясь в документы, Наум Яковлевич испытывал восторг и предвкушение победы. Он чувствовал, как кровь наполняется адреналином, сердце сладко трепещет, а все тело жаждет активных действий…
Убитый Ларченко совсем не был дураком, хоть и дослужился всего до майора… Правда, он не был оперативником, он сидел в архиве, а там не давали больших наград и высоких званий… Покойный архивист чувствовал перспективу. Смышленый был мужик! В чемодане совсем нет барахла. Только элита общества…
Злотник раскладывал дела по профессиональным подборкам – вот кучка политиков, вот силовиков. Правее – чиновники, олигархи, звезды эстрады и прочие артисты… Странно, что нет никого из СМИ… Был один, но Маслова утопили… Надо вызвать Игоря Дудкина. Это единственный человек, кто вообще знает о чемодане.
Это так бывает! Когда чувства переполняют, то обязательно нужен собеседник. Если не поделиться ни с кем своим восторгом, то можно лопнуть от радости…
Дудкин приехал только через двадцать минут. За это время Наум отобрал пять дел для первого броска, для рывка наверх… Многим, которые тихо сидят внизу, которые живут в квартирах и получают зарплату – так вот им кажется, что Злотник забрался так высоко, что выше некуда. Чушь собачья! Даже всесильный американский президент стремится подмять под себя все другие страны. А потом и Луну, и Марс, и Венеру… Полная власть только у бога! И значит, как бы высоко ты не забрался, у тебя всегда будет соперник наверху…
Просматривая отобранные пять дел, Наум еще раз похвалил покойного Ларченко. Он отбирал только крутых грешников… Быть агентом – это не грех! Сообщить своему оперу о настоящем шпионе – так это вообще подвиг. Но закладывать своих друзей – это подло, сочинять про них небылицы – мерзко, лезть наверх по головам хороших людей – гнусно и грешно…
Дудкин постучал, прежде чем войти. Молодец! Он был человеком из «ближнего круга» и имел право войти в кабинет запросто, но тут он почуял особую ситуацию.
– Ты не стесняйся, Игорь. Я тебе настолько благодарен за эти документы, что считаю себя должником… С одним я не согласен – Маслова ты убрал слишком грубо.
– Так вы же сами намекнули, чтоб его устранить и концы в воду.
– Это я про воду фигурально выразился. Мог бы взорвать его подальше от этих мест… У меня под окнами водохранилище! Что ж мне всю жизнь смотреть на воду и вспоминать убиенного журналюгу?
– Это, Наум Яковлевич, на первых порах. Через неделю все затуманится, а через месяц вы забудете, кто такой этот Маслов. Это я по себе знаю.
– Возможно, что ты и прав… Ты говорил, Игорь, что силовики излишне копают по делу Ларченко. Так я позвонил в Кремль своему человеку. Думаю, что их уже притормозили.
– Это хорошо, Наум Яковлевич… Но зря вы сами светились. Не надо было проявлять интерес к этому делу. Я уже принял меры. Самые решительные!
– Какие?
– Главный опер по этому делу – майор Муромцев. Так вот он на все согласен. Потому, что его невеста у нас в подвале сидит.
– У нас?
– У вас! Прямо здесь, под кабинетом…
– Рисковый ты парень, Дудкин. За это и люблю… У меня к тебе два дела. Разожги-ка камин и давай сожжем вот это дело. Видишь – агент «Червонец». Это был я… Грехи молодости, хотя ничего особо страшного здесь нет… Второе дело сложней, чем жечь документы. Посмотри вот эту подборку. Очень нужная личность. Нам надо его подмять.
– Так это же Майковский! Он же в Президиум Думы входит, каким-то комитетом руководит… Это политик высшего эшелона.
– Именно так! Поэтому он нам и нужен…
18
Они мчались по Кольцевой дороге, огибая Москву с северо-запада. Первую часть пути молчали, и Кузькину это очень не нравилось… В работе сыщика и так много непонятного и неожиданного. Даже он – опытный «зубр» не может всего предусмотреть. Но когда в дело вмешиваются личные эмоции по женской части, то это полный каюк. Или, как говорит его дочка – чистый кирдык!
Лев понимал, что ему, как старшему по возрасту, надо успокоить влюбленного Муромцева и призвать к трезвым решениям.
– Я, Павел, очень волнуюсь за Надежду. Но чувствую, что зря. По опыту знаю – женщины часто попадают в переделки, но всегда выпутываются. Всегда!.. Вот я помню, в детстве слышал сказку. Там богатый мужик остался один со взрослой дочкой. Ну и сдуру женился на злой фифочке. А та решила убрать наследницу – завела девицу в лес и оставила там, на съедение волкам… Дальше совсем прикольно! Молодая прибилась к пограничной заставе, а мачеха с помощью зеркальца установила за ней слежку. Увидела ее, определила координаты, надела камуфляж и пошла, имея в кармане отравленное яблоко… А у этой молодой был жених. Он начал розыск, но пока без результатов. Все, как у тебя с Надеждой!.. Эта мачеха отравила девицу. Пограничники положили ее в гроб…
На этих словах красный «Рено» резко затормозил, ушел на правую полосу и прижался к кромке. Муромцев развернулся к Кузькину, сверкнул глазами и начал подбирать соответствующие слова… Но Лев его опередил.
– Так ты слушай дальше… Жених находит пещеру, где лежит девица. Целует ее, и та сразу оживает. Потом свадьба и все такое… И у тебя с Надеждой так будет… А знаешь, что с той мачехой произошло?
– Знаю… «Тут ее тоска взяла, и царица умерла…»
– Точно, Паша. Она от злости сразу копыта откинула… Мы куда сейчас едем? Будем штурмовать особняк прямо в лоб или проведем разведку?
– Сначала осмотримся… Я думаю заехать с южной стороны водохранилища. Посмотрим, можно ли проникнуть со стороны воды.
– Мудро, Павел!.. Если там свободно, то ночью берем акваланги и вперед…
Большая часть берега была застроена санаториями и всякими пансионатами непонятной принадлежности. Но как раз напротив коттеджа Наума Злотника располагалась стоянка яхт, а слева – старая общенародная пристань… Политическая направленность смотрителя не вызывала сомнений – над причалом реял красный флаг с серпом и молотом.
Муромцев осмотрел внешность Льва – вид вполне пролетарский. Как в старой песне – «Вышли мы все из народа…»
А вот себя Павел не одобрил. Галстук, модный пиджачок и дорогие часы… Пришлось переодеться. Хорошо, что в багажнике нашлась рабочая куртка в грязи и пятнах машинного масла.
Они спустились на пристань, по деревянной лестнице. Постучались в дверь домика над водой… Вышел хозяин хмурый. Он был типично морского вида. И дело не в тельняшке под бушлатом, не в фуражке с крабом и не в недельной небритости… Все дело в глубоких глазах, в их прищуре, защищающем от ветров и штормов. А еще в широкой походке, устойчивой при любой качке.
Моряк оценил гостей и признал близких по духу. В том смысле, что ни Кузькин, ни Муромцев не были похожи на буржуев… Паша вышел вперед, сжал правую руку в кулак и поднял ее чуть выше плеча. Было очень похоже на старое приветствие «Рот-фронт».
– Мы к вам, капитан!.. Меня Павлом зовут, а это товарищ Кузькин.
– Что надо?
– У нас к вам разговор. Очень секретный!.. Народу нужна ваша помощь. Мы на олигархов бочку катим. Хотим под них мину подложить… Ну никакой конспирации! Не могу я об этом на воздухе говорить. Пригласил бы в кубрик, папаша.
– Заходите, сынки, если не шутите… Начали вы очень весело. Мне даже любопытно, что дальше петь будете.
Сторожка смотрителя пристани была и впрямь похожа на кубрик. Внутри на четырех небольших окошках висели спасательные круги, заменяя иллюминаторы. На плите – надраенная до блеска посуда, на полках – спортивные кубки и статуэтки девушек с веслом, а на стенах – штурвал, барометр, и пять портретов в рамках. Четверо на них – неизвестные личности в морской форме, а пятый – знакомая личность с бородкой, усами, лысиной и хитрым прищуром глаз… В центре этой кают-компании стол на четверых.
Сели и немножко помолчали. Потом познакомились. Боцмана звали соответственно – Владимир Ильич Ушаков. Есть часть от революции, а есть и от флота… И почти сразу Муромцев начал нести околесицу про идеалы красного знамени, про тайное общество, про месть за несчастных пенсионеров и за развал державы… Кузькин тоже успевал вставлять междометия и отдельные фразы, типа: «Нас не запугаешь!.. Скоро мы покажем себя во всей красе…»
Было видно, что адмирал Ушаков доволен текстом. Подобное он слышал на больших митингах, но там толкотня и гул от мегафонов. А здесь пришли персонально к нему и говорят долго, красиво и громко.
В какой-то момент Муромцев начал притормаживать, сбавил пафос и плавно перешел к конкретному делу.
– Вот ты знаешь, Ильич, кто напротив тебя отгрохал свой дворец?
– Знаю! Это Злотник… Олигарх и мурло!
– Именно, что мурло! Рожа буржуйская… Но вот ты, Ильич, какую ты ему пакость сделал? Ты бы мог ночью ему пляж загадить или беседку спалить… Что ты полезного для народа сделал?
– Ничего.
– Вот поэтому они нас и душат! Это же как в мыльной опере. Только на словах мы смелые, а как до дела – так в кусты… Значит так, Ильич! Мы будем базироваться в твоем кубрике. Считай, что это боевая задача! А еще нам нужна подзорная труба и катер для переброски десанта на сторону противника.
– Это, как на Малой земле?
– Именно, Ильич… Мы идем в бой, а ты будешь здесь тылы обеспечивать.
19
С учетом обстоятельств Вадим Хилькевич остался на ночное дежурство… А Ирина Багрова поехала домой одна.
Она еще не знала, что совершенно не может расставаться с мужем. Не успела это узнать – после свадьбы не прошло и месяца.
Домашние дела она сделала очень быстро и села у телевизора, но не смогла смотреть в этот ящик. Она нажимала кнопки пульта, но все программы ее только раздражали. Не радовала даже «Кавказская пленница»…
В девять вечера она расстелила кровать, разделась и легла. Но спать не хотелось. Мешала тоска, ноющая, как зубная боль… Ирина попыталась не думать о муже, но он никак не выходил из головы.
Это даже странно! Если она за месяц так привыкла к Вадиму, то что будет через год?.. Багрова лежала одна в пустой полутемной комнате и злилась на эту дурацкую ситуацию… Нет, надо непременно заснуть! И тут пришла спасительная мысль о верблюдах, которых надо считать равномерно и монотонно. Она представила пустыню и вялую арабскую скотину, проходившую мимо, как очередь в мавзолей… Но уже на пятом верблюде между горбов сидел Вадим и ехидно улыбался: «Ничего ты без мужа не можешь! Даже заснуть не получается».
Ирина натянула на голову одеяло, разогнала всех кораблей пустыни и перенеслась на зеленый лужок – там мерно шли маленькие, чистенькие бараны… Первый, второй, пятый… Шли они так послушно, что пастух ни разу на них не прикрикнул и не взмахнул кнутом. Но, поравнявшись с Багровой, он повернулся к ней лицом, смахнул с себя шапку, скинул бурку и остался в одних трусах – это был, понятное дело, Вадим Хилькевич…
Уже через четверть часа Ирина выводила свою серенькую девятку на Калужское шоссе… А еще через двадцать минут она въезжала во дворик виллы «Икар».
Свет горел в двух кабинетах. На месте был начальник – полковник Потемкин, и он, ее Вадим… Багрова бросилась наверх и в коридоре столкнулась с мужем. Он держал в руке папку с документами и весь сиял от радости. И оттого, что увидел жену, и от чувства исполненного долга.
– Ты что пришла, Иришка?
– Соскучилась!
– Я тоже о тебе думал, только изредка. Было очень много работы… Я добыл кое-что важное. Пойдем вместе к Петру Петровичу.
И они пошли, обнявшись, замедляя шаг. Перед поворотом в широкий холл они на минуту остановились и повернулись лицом друг к другу…
Лицо полковника выражало и злость, и печаль, и упорство. Он очень обрадовался, когда вошли Хилькевич с Багровой… После визита к генералу Вершкову очень хотелось общения с нормальными людьми. Потемкину хотелось выговориться, и тут появились свои. Те, кому он безоговорочно доверяет.
– Садитесь, ребята. Это хорошо, что вы пришли…
– У меня срочная информация, Петр Петрович.
– Подожди, Вадим! Сначала я вам расскажу о Вершкове… Вот ты как думаешь, Ирина, генерал – хороший человек?
– Я думаю, что для начальника, он нормальный. Могло быть и хуже… Все они, кто пробился наверх – какие-то гладкие и гибкие.
– В самую точку попала, Ирина! Только они не гибкие, а прогибающиеся… Я, ребята, Вершкова в таком состоянии первый раз в жизни видел. Глазки у него бегали, губы дрожали, а ручки дергались.
– С чего это он так?
– Испугался!.. Вероятно, Наум Злотник пожаловался на нас кому-то в Администрацию. Этот кто-то вызвал нашего Тимура Аркадьевича и вставил ему дыню… Ты извини, Ирина!
– Ничего… Так, что было дальше? Вершков совсем нам руки скрутил, или оставил лазейку для маневра.
– Оставил… Человек – он сложная конструкция. А Тимур трус, но не полная сволочь. Ему и за себя страшно, и за Державу обидно… Вершков велел по Злотнику работать сверхосторожно. И беспокоить олигарха только тогда, когда есть стопудовые улики.
Хилькевич сидел далеко от начальника. Ему пришлось вскочить и оббежать длинный стол для совещаний… Приблизившись к Потемкину, Вадим жестом факира раскрыл свою папку и выложил перед полковником три листочка.
– Вот они, Петр Петрович!
– Что это?
– Это те самые тяжелые улики против Злотника. Это улики высшей пробы!
– Что это, Вадик?
– Это перехват разговора Злотника с Майковским.
– Отлично!.. Слезай, приехали! Мало бабе олигарха, так ей подавай депутата высшего уровня… У вас, Хилькевич, санкция на прослушку есть?
– Нет!.. Это я по собственной инициативе. Но все сделано чисто. Об этих бумагах ни одна собака не узнает, включая Вершкова.
– Ты осторожней в выражениях, капитан… Я и сам о нем не очень лестно отзывался. Но называть генерала собакой – это слишком.
– Виноват!.. Но вы почитайте бумажки…
Потемкин начал читать вслух… Инициатором разговора был Наум Яковлевич. Он говорил долго и витиевато. В начале было много намеков и только к финишу пошел открытый текст. Злотник говорил Майковскому, что владеет документами, которые могут того сбросить с пьедестала и смешать с нечистотами… Затем олигарх предлагал встретиться и поговорить. Он так и сказал: «Надо обсудить, чем Дума может помочь моему бизнесу».
Потом расшифровку беседы прочла вслух Ирина. Она дела это с выражением, как в театре, представляя диалог по ролям… После такой читки стало ясно, что Злотник припер Майковского к стенке. Это был шантаж чистой воды! Наум не просил помощи, а вымогал ее гнусно и беспардонно.
У Потемкина проснулся азарт сыщика.
– Что будем делать, ребята?.. Ну ты, Хилькевич, криминалист. А что нам скажет оперативник? Слушаю тебя, Ирина.
– Я думаю, товарищ полковник, надо напрямую поговорить с Майковским и предложить защиту от вымогателя… Я сама могу на него выйти под видом частного сыщика и бывшей журналистки. Скажу, что мне случайно попал текст его беседы со Злотником. Предложу помощь по захвату вымогателя.
– А если он не согласится и шум поднимет?
– Не поднимет! Он испугается, что я была журналисткой и могу все это в прессу вывалить. Ему не выгодна огласка… Единственное, что он может потребовать, это гарантий по уничтожению порочащих его документов.
– Гарантируй! Нам его грязное белье не нужно. И Майковский нам не нужен с его неприкосновенностью… Нам надо скорее Надежду спасти и Злотнику по лбу дать.
20
Уже днем Надя знала, что ночью попытается бежать… Ее вихрастый охранник Володя Пронин совсем размяк от интимных бесед и совсем не воспринимал ее, как пленницу.
Патрикеева заметила, что он не запирал камеру, если сам сидел в коридоре. И если уходил на пару минут – тоже не запирал. Возможно, что он боялся обидеть ее лязгом замка. А эту его стеснительность вполне можно использовать…
Когда стемнело, Надежда собралась спать, выключила свет, но попросила Владимира не прикрывать дверь в коридор – пусть оттуда струится свет, вроде ночника.
Двадцать минут она лежала тихо, а затем позвала стражника. Крикнула, но не очень громко – ласковым, нежным и вкрадчивым голосом.
Пронин сразу пришел… Нет, он прибежал, как пудель на зов хозяина.
– Не могу заснуть, Володя. Ты садись сюда на кровать. А теперь дай руку…
Она обеими руками схватила его ладонь, стала гладить ее и прижимать к себе… Мысли у Пронина сразу затуманились. Сердце застучало, как «Калашников», выпускающий обойму за обоймой.
А Надя говорила что-то милое, вкусное, ласковое…
– Ты знаешь, Вова, отчего я заснуть не могла?
– Нет.
– Мне приснилась гора конфет. Я такая сластена, что не могу без них… А у тебя нет конфет?
– Нет.
– А где-нибудь в доме?
– Кажется наверху в столовой стоит ваза со всякими «Мишками на Севере».
– Володя, а ты можешь для меня достать штук десять конфет? Прямо сейчас! Ну, пожалуйста…
– Я постараюсь.
– Ты только не закрывай дверь… И еще – если я усну, то не буди, а положи конфеты рядом на стул. Я утром проснусь, увижу и обрадуюсь. Мне будет приятно вспомнить, что ты сделал для меня… А потом и я для тебя что-нибудь сделаю…
На последней фразе Пронин вздрогнул, вскочил и попятился к двери… Уходя, он чуть прикрыл дверь – так, чтоб из коридора в ее комнату проникала полоса света.
Потом Володя быстрым шагом к лестнице и наверх. На втором этаже в гостиной или в столовой он видел вазу с конфетами. Вот только искать ее придется в темноте… Пронин знал, что сегодня не уедет ночевать в московскую квартиру. Это значит, что он где-то рядом, на втором этаже, но в правом крыле… А еще начальник смены предупредил, что сегодня в коттедже останется главный охранник – Дудкин Игорь Анатольевич.
Володя шел быстро, но осторожно. Окна гостиной выходили к въездным воротам, а там, у площадки для гостевых автомобилей возвышались два столба с мощными фонарями. Так что, даже без света, он мог все рассмотреть в этой огромной комнате с коврами, диванами и голландскими натюрмортами… Особенно Пронину нравилась картина, где на красивом столе справа лежал огромный окорок на серебряном подносе, по центру – высокий графин с вином, а слева сидела живая лохматая собачка. Понятно, что она была нарисована, но выглядела совсем как настоящая. Володя даже пожалел, что это очень старое полотно. Это значит, что собачка, которая позировала, уже давно умерла.
Пронин мельком взглянул на ту стену. На картине в полумраке бронзовыми боками сверкал кувшин с вином, аппетитно блестела на срезе ветчина, а собачки совсем не было видно… Он проскочил в угол гостиной, глее стояли серванты и сервировочный столик.
Вот они конфеты! Они здесь, за стеклянной дверцей, почему-то запертой на замок… Что это за манера в своем доме запирать шкафы? От кого?.. Пальцами отогнуть замок не удалось. И тогда он вытащил пистолет и краем рукоятки подцепил медную завитушку в стиле Людовика… Испанская мебель заскрипела, звякнула и дверца открылась.
Пронин начал набивать карманы конфетами… Она просила десять штук, а он принесет тридцать. Или даже – пятьдесят!
Когда он спустился и тихо вошел в подвальную комнату, то его Надежда уже спала. При тусклом свете, проникающем из коридора через приоткрытую дверь, Володя видел ее плечи, прикрытые одеялом, ее спину, талию и все, что ниже… Очень захотелось дотронуться до нее, погладить или даже обнять, крепко сжав в своих руках. Но тогда она проснется и обидится. И тогда, возможно, исчезнет сказка их нежного общения.
Пронин положил конфеты на стул, стоявший рядом с кроватью, задержался на минутку у двери, тихо вышел и занял свой пост в коридоре…
А минут пять назад Надежда сформировала на кровати куклу из запасных одеял, выскочила за дверь и побежала направо. Там, где кончался коридор, было две двери – налево к лестнице, ведущей наверх, и напротив дверь в туалет… Надя юркнула направо. Она хорошо знала, что там, на уровне плеч есть окно, ведущее в парк, к пляжу и к какому-то озеру.
Надя подтащила под окно тумбочку, взобралась повыше и распахнула небольшие створки. И сразу в лицо дыхнул тяжелый сырой воздух. А еще в комнатку, где умывальник, зеркала и чистые хрустящие полотенца, ворвался крутой мат вперемешку с техническими терминами. За окном двое работяг чинили мотор японского грузовичка…
Это была не просто неудача. Это был провал всего ее плана… Можно, конечно, рискнуть и рвануться наверх в надежде на рабочую солидарность. Но современный рабочий отвык ненавидеть буржуев. Особенно, если те платят хорошую зарплату.
Надежда прикрыла окно и отошла назад. Стоя около двери, она услышала, перепрыгивая через ступени, спустился вниз ее охранник, как он прошел мимо, направляясь к ее камере… Надо выждать пять-семь секунд и можно выходить в коридор – Володя наверняка возле ее кровати и выкладывает на стул конфеты. Хорошо, что он такой скромный. Такой ни за что не дотронется до спящей девушки…
Пора!.. Патрикеева распахнула дверь и вылетела к лестнице, ведущей наверх.
Она поднялась на один пролет. Это был, понятно, первый этаж. Здесь должна быть дверь, ведущая к свободе… Надя сделала три шага и замерла.
Впереди был холл, а там кто-то разговаривал. Минимум – два человека!.. Они говорили и направлялись в ее сторону.
Ей оставалось только одно – назад и вверх! А там?.. Она могла подняться на третий этаж или попытаться проникнуть на чердак. Но зачем это делать? Ведь, чем выше лезешь, тем больше дух захватывает!
Она добралась до второго этажа и сразу юркнула в темный зал, где много ковров, диванов и картины на стенах… Ей повезло! Гостиную оформлял любитель мексиканских сериалов. Это там мягкую мебель ставят в центр съемочной площадки, чтоб артисты могли обходить ее со всех сторон… Вот и здесь – диваны стояли на метр от стены.
Понимая, что идущие сзади голоса могут повернуть сюда, Надежда бросилась за самый дальний диван… И те двое действительно зашли в гостиную.
Они зашли и, первым делом, включили свет – шикарную люстру, от которой все стало красиво. Все стало вокруг голубым и зеленым! И сразу ожили картины… Всех их Патрикеева не видела, но прямо над местом, где она лежала, висел натюрморт с ветчиной, вином и живой собачкой. Так вот казалось, что эта болонка сейчас залает и прыгнет на незваную гостью…
А двое солидных мужчин, чьи голоса преследовали Надежду из холла, подошли к ее дивану, сели под ее картину и заговорили о ней.
– Мне не нравится, Игорь, что ты эту девку держишь в моем подвале. У тебя грубые методы работы. Прямо, как в Средние века. Схватил девицу, и в темницу.
– Вы не правы, Наум Яковлевич… Темница у этой Патрикеевой с телевизором и евроремонтом. Только и название, что подвал… Далее. Охраняет ее не вертухай, а Вова Пронин – очень милый и интеллигентный мальчик с незаконченным высшим образованием… И главное не в этом. По моим сведениям Муромцев перестает дергаться и искать чемодан.
– Но ему надо как-то работать по убийствам Ларченко и Маслова.
– Не обязательно. Они не по его ведомству. Он подключился к следствию случайно… По Маслову у него вообще одни догадки. Он и предположить не может, что это мы его утопили в Пироговке.
– Не мы утопили, а ты со своими головорезами… А что будет с убийством Ларченко.
– Муромцев найдет подходящего бомжа, сформирует против него улики и сдаст дело областным ментам… И вот если он это сделает, то мы, Наум Яковлевич, с извинениями выпустим Патрикееву и дадим ей большую денежку – вроде подарка на свадьбу. А с него возьмем несколько расписок о сотрудничестве. И будет у нас свой человек в таком серьезном ведомстве.
– На первый взгляд – все очень красиво. Даже слишком все складно… Ты бы, Игорь, убрал лишних свидетелей. А мне надо чемодан Ларченко хранить в тайнике. Возможно, что этот Муромцев перестал за ним охотиться… Или это так, или нет! Одно из двух.
Надежда поняла, что мужчины встали с дивана и разошлись. Тот, который Игорь, пошел вниз по знакомой лестнице, а Наум Яковлевич пересек гостиную и пошел по коридору в правую часть коттеджа.
Когда шаги стихли, Надя выползла из-за дивана и в полусогнутом состоянии мелкими перебежками понеслась за личностью, ушедшей в правое крыло… Зачем она это сделала? Она и сама не знала…
21
Они сделали большой круг и сбросили скорость, медленно проплывая мимо особняка Злотника.
Оказалось, что олигарх ловко устроился. Его дом вода окружала с трех сторон. Этого не было видно с пристани Ушакова, но коттедж стоял на мысу, на маленьком полуострове. Слева был пляж с навесами в африканском стиле – вроде как бунгало у зулусов. А дальше в основное водохранилище врезался залив, довольно широкая заводь, уходящая в лесной массив. Она-то и огораживала участок Злотника с востока и, частично, с севера.
Капитан Ушаков вырубил мотор своего дряхлого катера и лег в дрейф… Это длилось всего три минуты, но Муромцев рассмотрел детали и оценил ситуацию на неприятельском берегу.
У Наума Яковлевича была построена в заливе своя пристань – небольшая стоянка для катеров и яхт. Сравнительно небольшая – на двадцать маломерных судов… Сейчас у берега стояло не больше десяти плавсредств. Значит, есть где пристать, и ночью можно спокойно затеряться в нагромождении мачт, кубриков и моторов.
От пристани и до замка Злотника шел молодой парк в английском стиле – это, когда лужайки, кусты и деревья разбросаны в естественном беспорядке. Дорожки есть, но они из крупного камня и извиваются в лесу, огибая группы дубов или вязов.
Дольше стоять в этом месте было нельзя. Охрана олигарха могла заметить и начать нервничать… Ильич включил двигатель и на малых оборотах начал разворачиваться.
В этом месте водохранилище было широким – от берега до берега не меньше километра.
Уже начало темнеть, и Кузькин надеялся, что Паша отложит активные действия до утра. И тогда к полуночи он успеет приехать домой. Жена, конечно, уже ляжет в кровать, но, возможно, еще не заснет. И тогда он быстро разденется, устроится рядом и скажет ей что-нибудь ласковое. Она только сначала будет злиться, но потом размякнет. И тогда…
Лев не успел домечтаь до самого интересного. Катер ударился бортом о причал, и старик Ушаков выскочил на помост пристани. Он начал очень ловко заводить носовой конец за кнехты… Сразу же из катера выпрыгнул Муромцев и начал помогать капитану… Пришлось и Кузькину выбираться на сушу.
– Так что, Павел – отложим все до завтрашнего дня? Как правильно заметил народ – утро вечера мудренее… Как, по машинам и по домам?
– Погоди, Лев… Я иногда удивляюсь твоему бессердечию. Вот у тебя жена есть?
– Есть, конечно.
– А ты, Кузькин, когда-нибудь о ней думаешь?
– Думаю!.. Я, кстати, только что о ней думал.
– Не о том ты думал… Вот ты представь, ели бы твоя Нина Викторовна попала в плен, ты бы и тогда спокойно отдыхал, развлекался и плюшки кушал?
Кузькин не нашел, что ответить. Он и вправду стал представлять, что его Нинку схватили и заперли в погреб. А могли еще пытать или того хуже… У Льва заскрипели зубы, задергались скулы, напряглись мышцы и вообще – появился бойцовский настрой. Руки зачесались, и захотелось кому-нибудь сильно врезать.
А Муромцев стоял рядом и общался с Ильичом.
– В полночь я с товарищем Кузькиным поплыву на тот берег. Не хочу подводить тебя, Ушаков. У тебя не катер, а старая приметная развалюха. На ней нам плыть нельзя…
– Это точно. Мое корыто все знают.
– Значит, нам нужна другая посудина. Хорошо бы – небольшая моторная яхта с каютой.
– Есть такая! И даже не одна… У меня от половины судов ключи есть. Буржуи знают, что я коммунист, и поэтому доверяют. Мы красть не привыкли…
– Понятное дело, Ильич. В данном случае мы проводим временную конфискацию. Исключительно для пользы общего дела. И не позже, чем в полдень мы тебе яхту вернем… Как называется наш корабль?
– Красиво, но на заграничный манер – «Глория».
22
В коридоре Надежда Патрикеева прижалась спиной к стене. Она двигалась вперед боком и мелкими шажками… Это хорошо, что она заметила ту дверь, куда зашел Наум Яковлевич.
Впрочем, это и так было ясно. Все двери в полутемном коридоре заперты, а открыта лишь одна – самая дальняя и самая шикарная… Там внутри свет горел ярко, и на пороге Надежда легла на пол, думая, что будет менее заметна.
Это был кабинет, чем-то похожий на императорские апартаменты. Все блестело, но не золотом и мишурой, а благородной бронзой, тусклым мрамором и корешками книг в десяти старинных шкафах… Именно эти шкафы и привлекали внимание. И не все, а один – тот, около которого спиной стоял мужчина с благородной сединой.
Фишка была в том, что «Седой» стоял у шкафчика с потрепанным чемоданом в руках. Прямо, как бомж на вокзале.
За несколько секунд Патрикеева смогла сделать два полезных дела. Первое – она вползла в кабинет и заняла привычное место, спрятавшись за одним из диванов. И второе – во время своего рейда она заметила, что «Седой» положил левую руку на бронзовое блюдце, украшавшее стену. И не просто положил руку, а повернул этот медальон, как крышку на банке с огурцами…
Это был замок! Или ключ от замка… Сразу после манипуляций с блюдцем на стене книжный шкаф вздрогнул и развернулся, как дверь в чулане.
За ним, за этим шкафом могла быть и винтовая лестница в подземелье. Но тут не замки долины Луары! Здесь все проще – за шкафом была ниша с небольшим сейфом и тремя полками из светлых струганных досок.
«Седой» взгромоздил на нижнюю полку чемодан и вернул шкаф на место, подталкивая его плечом… А потом выключил свет, вышел и запер дверь своего кабинета.
Надежда боялась встать. Она лежала за диваном и рассуждала… Понятно, что «Седого» звали Наум Яковлевич. И, вероятно, что этот деятель здесь главный. А значит – он дал приказ украсть ее… Вот только зачем?
Пришлось Патрикеевой вспомнить все, сопоставить версии и сделать вывод… Наум очень бережно относился к этому чемодану, а ее Паша за ним охотился. Если «Седой» думает, что она дорога для Муромцева, то следующие действия понятны – украсть ее, и этим повязать Павла.
После таких рассуждений на душе стало приятно и радостно. Хорошо, если бандит прав, и она Паше совсем не безразлична. Хорошо, если он готов сделать все ради нее… А что она готова ради него?!
Надежде хотелось сотворить что-то грандиозное, но все мысли крутились вокруг чемодана… Она принесет его домой и скажет Муромцеву: «Он тебе очень нужен? Возьми! Я его для тебя добыла».
Пришлось проползти вперед по ворсистому ковру. Потом Патрикеева ухватилась за первый книжный шкаф и поднялась… Это был не тот шкафчик! Не тот, который открывается, как дверь в чуланчик.
Со двора от фонарей на центральной аллее в кабинет проникал свет, но какой-то сумрачный, искристый и синеватый. От него в зале с письменным столом, диванами и шкафами призрачно колыхались тени… Надежда легкими шагами двигалась к медному медальону, который подмигивал ей, поблескивая на стене.
Она взялась за холодную бляху двумя руками и развернула ее против часовой стрелки – так, как вскрывают консервные банки.
Сезам скрипнул и открылся!.. На ощупь Патрикеева схватила чемодан и отставила его в сторону. Теперь предстояло закрыть ворота… Она крепко нажала на шкаф рукой, но он не двигался. Навалилась плечом – он только шелохнулся.
Тогда Надежда прислонилась к шкафу спиной и стала упираться в ковер каблуками… Деревянный ящик начал двигаться к стене, сжимая невидимую пружину.
Последние сантиметры давались мучительно. Силы кончались, а шкаф сопротивлялся, превращаясь из фанерной коробки в гранитный блок, на метр вросший в землю…
Наконец замок лязгнул знакомым звуком, и шкаф замер, накрепко прислонясь к стене… Надя передохнула пять секунд, схватила чемодан и вспомнила, сто дверь в кабинет заперта. Бежать было некуда!.. Но и оставаться здесь тем более нельзя!
Патрикеева знала свой характер. В спокойном состоянии она соображала хило, почти как средняя блондинка из анекдотов. А при стрессе ее головка начинала работать за роту спецназа… Вот и теперь – решение пришло само собой…
По центру кабинета над спинкой главного кресла висел какой-то герб, а чуть пониже – две перекрещенные сабли и четыре кинжала… Патрикеева подошла и попробовала заточку стали.
Два кинжала были тупы, как валенки. Еще один – так себе. Но последний был остер! Им можно было резать и хлеб, и настоящую твердую сырокопченую колбасу…
Надя подошла к балконной двери, схватилась за штору из плотной ткани и потянула ее вниз. Карниз наверху заскрипел, но не поддался… Тогда Патрикеева повисла на занавеске, раскачалась и стала дергаться, как щука на леске. Помогло! Карниз не выдержал и почти без шума и пыли оторвался от стены. Кольца начали соскакивать со штанги, и штора заструилась на пол.
Потом Надежда резала крепкую ткань на полосы, скручивала их в канат и связывала между собой… Последняя полоса была оставлена для чемодана. Его Патрикеева хотела прикрепить к спине на манер рюкзака.
Осталась последняя преграда – балконная дверь. Но с этим, как раз, проблем не было. Огромная лоджия закрывалась изнутри. Поверни ручку – дверка и откроется…
Балкон чем-то напоминал открытую прогулочную палубу океанского лайнера… Надя с канатом из шторы и с чемоданом за спиной пошла направо, за угол дома. Здесь балкон кончался, но именно здесь ее спуск никому не будет виден… Она привязала конец первого жгута, сбросила вниз тряпичные ленты с узлами и перелезла через перила.
Патрикеева не могла подумать, что так трудно спускаться с грузом. Ей казалось – в любую секунду руки совсем ослабеют, оторвутся от тряпок, и она упадет навзничь, прямо на чемодан.
Руки оторвались, но в полуметре от земли. Она совершила мягкую посадку и твердо встала на ноги, примяв куст пиона. А в следующую секунду она бежала к роще, за которой мерцал водоем.
Чемодан на спине дергался и перекашивался во все стороны. Пришлось в глубине парка остановиться, отвязать груз и нести его за ручку. Правда, в таком положении было сложнее бежать, но и бежать было некуда!
Сзади был особняк и примятый пион. Справа – огромный забор, уходящий в болотистую часть заливчика. Прямо – вода, темная заводь шириной, как три Яузы. Слева – редеющий парк, площадка с фонарями, лавками и клумбами, а у водохранилища пристань с десятком яхт.
Патрикеева повернула налево. Но не через цветник, а вдоль берега, под прикрытием двухметровых кустов…
Она поставила чемодан на причал и порадовалась удаче. Даже трем удачам! Первое – вокруг было безлюдно. Второе – год назад на Чудском озере она сама управляла яхтой. Понятно, что под присмотром хозяина, но разобралась в штурвале, рычагах и кнопках… И третье – у нее с собой был кинжал. Тот самый, который со стены кабинета. Еще перед выходом на балкон она подпоясалась шнурком от штор и на него нацепила ножны с холодным оружием.
Серебро кинжала блестело под луной. Надежда неторопливо шла по причальному настилу и чем-то напоминала чеченского абрека. Решительна, вооружена и очень опасна…
Она искала яхту, причаленную обычным пеньковым канатом. Но везде были цепи или стальные тросики, пристегнутые солидными замками. А такую конструкцию кинжал не возьмет… Даже очень острый.
Неожиданно в полуночной тиши застучал мотор. Какая-то яхточка отошла от далекого противоположного берега и стала пересекать водохранилище.
На всякий случай Надя вернулась к чемодану. И не зря! Звук двигателя приближался, но вдруг затих – водитель яхты сбросил обороты до самых малых. И почти беззвучно он свернул в заливчик у особняка Натана…
Патрикеева схватила чемодан и бросилась на палубу ближайшей яхты.
Дверь в каюту была закрыта. Пришлось залечь между лавками и прикрыться брезентом…
А через минуту она похвалила себя за находчивость. Та самая ночная яхта тихо причалила рядом. На берег выскочили двое. Один стоял и оглядывался, а второй простым пеньковым канатиком привязывал судно к причальному столбику… Смущало только странное поведение этих мужчин. Они не пошли туда, где фонари, клумбы и охрана. Они согнулись, как сыщики, и побежали налево вдоль берега. А потом в рощу, в парк, в кусты – туда, где темно и незаметно…
Но это их дело! У каждого в голове свои тараканы… Патрикеева перенесла чемодан в прибывшую яхту, одним взмахом кинжала отсекла причальный конец, оттолкнулась от помоста и запрыгнула на палубу… Легкая белоснежная «Глория» потихоньку отошла от берега и продолжала скользить, разворачиваясь носом к выходу из залива.
А Надежда включила свет в рубке и стала судорожно вспоминать уроки на Чудском озере… Если бы тогда хозяин яхты только учил ее судовождению, то она бы все запомнила! А он, гад, постоянно отвлекал – рассказывал анекдоты «про это», прикасался, прижимался и всячески намекал, пока не получил по морде. Возможно, что из-за этой суматохи она многое пропустила. Придется учиться на ходу. Методом тыка!
Она завела двигатель через минуту. Он работал на малых оборотах – тихо и ритмично… До другого берега она дойдет через десять минут. Есть время вспомнить, как остановить корабль и причалить к пирсу…
23
В рубке за штурвалом стоял Кузькин. Он настолько ювелирно причалил, что позволил себе прикрикнуть на Муромцева:
– Что стоишь, как салага?! Бери конец и прыгай на причал.
– Что брать?
– Конец бери!.. Это такой канатик не носу яхты. Вот ты возьми эту веревочку, прыгни с ней на берег и привяжи к ближайшему столбику. Только морским узлом привяжи!.. Просто тихий ужас с этими сухопутными…
Паша воспринял речь подчиненного, как шутку, и не обиделся. Более того, перед тем, как выскочить из рубки, Муромцев козырнул, приложив ладонь к козырьку бейсболки: «Есть, капитан!»
Нос яхты казался слишком выпуклым и шатким. Паша сразу понял, почему у моряков походка широкая и вразвалочку… Но ему удалось добраться до причального каната, спрыгнуть на настил причала и пришвартовать судно.
И сразу же из рубки вышел Кузькин и спрыгнул на берег… Была сумрачная полночь. Луна скрылась за плотной тучкой, а звезды светили слабенько. Все вокруг было тихо и безлюдно. Но вот это и настораживало… В этом омуте вполне могли водиться черти. В том смысле, что у Злотника и в парке, и на берегу вполне могли быть секретные посты охраны.
Сыщики пригнулись и побежали вдоль берега к кустам и зарослям… Через сто метров они уперлись в капитальный забор, чем-то похожий на крепостную стену.
Стена на два метра уходила в залив, а по верхней ее части тускло сверкала колючая проволока… Пришлось идти направо вдоль забора, огибая заросли шиповника.
Муромцев понимал, что они находятся на вражеской территории. Почти, как разведчики в фильме «Звезда». И по всем законам военной тактики им полагалось взять «языка». Иначе никак! Без информации – полный каюк… Допустим, что Надежду прячут в этом особняке. И что? Брать коттедж штурмом?.. А ведь замок господина Злотника – это не шалаш, не вигвам и даже не острог Ермака. По надежности и размерам он отдаленно напоминает афганский дворец Амина. Но крепость в Кабуле брала целая «Альфа». А тут всего двое. Причем, один из них – Кузькин… Нет, без «языка» не обойтись… Лучше даже два «языка». Или три!
Они шли, пробираясь сквозь темный лес, натыкаясь на стволы дубов и ясеней. Внезапно на их пути возникла черная стена. Одноэтажное кирпичное сооружение размером шесть на восемь с чердаком и двумя гаражными въездами, перед которыми горел фонарь.
Очень не хотелось заходить на светлую фасадную сторону. Там никого не было, но кто знает, а не спрятана ли в кустах видеокамера охраны.
Кирпичный сарай примыкал к высокому забору. Там в углу было совсем темно. Кузькин вслепую шарил по стене и нащупал боковую дверь… Пришлось включить фонарик – иначе невозможно подобрать отмычки.
Через минуту замок лязгнул, а дверь скрипнула и открылась… Внутри можно было осмотреться, включив фонарь на полную катушку.
Это был не гараж и не мастерская. Скорее – склад запасных частей к коттеджу. На полках и массивных стеллажах хранились унитазы и прочая сантехника, люстры, запасные двери, стекла, посуда, ковры…
В углу луч фонаря выхватил широкую винтовую лестницу… Они поднялись наверх. Тут было уютно, тепло и чисто. Вполне жилое помещение, если бы не низкая и покатая крыша. Только в центральной части можно было выпрямиться, да и то не в полный рост.
Здесь тоже был склад. Кругом стояли торшеры, напольные вазы, тумбочки и всякая малоразмерная мебель. Из крупных предметов – только кровать в дальнем углу… Это двуспальное сооружение выглядело очень подозрительно.
Кровать стояла на огромном персидском ковре. На ней были подушки и покрывало с японскими драконами. А у изголовья – тумбочки со свечами в бронзовых канделябрах. Завершали композицию два крупных объекта – восточная ваза с ворохом искусственных цветов и мраморная фигура Амура в натуральную величину… Все вместе это напоминало будуар из квартала «Красных фонарей»… Муромцев собрался пошутить на эту тему, но не успел. Внизу стукнула дверь, и раздался веселый мужской голос: «Ты смотри, Лариса, дверь не заперта. Мы не могли ее оставить. После нас здесь уже Игорь с Кристиной был, а потом еще кто-то»… Хлопнула дверь, и через пять секунд заскрипела винтовая лестница!
Паша схватил Кузькина и потащил его в дальний угол. Сразу было ясно, что поднимающаяся наверх парочка тоже пойдет сюда. Здесь кровать – куда им еще идти!.. Но здесь же у ската крыши стояла мебель типа буфетных столиков. За одним из них засел Кузькин, а за соседним Муромцев. В последний момент он успел прошептать ключевую фразу: «По моей команде берем языков».
Вскоре на тумбочке зажглись свечи, и начался суетливый любовный разговор… Сыщикам ничего не было видно, но по звукам и по жизненному опыту они четко понимали ситуацию.
Парня, вероятно местного охранника, звали Аркадий. Он хорохорился и торопил Ларису – судя по всему горничную или повариху. Ему нравилось быть веселым, напористым и вообще – хозяином положения… А девушка вяло сопротивлялась, и это совершенно непонятно. Во– первых – ты здесь не первый раз! Во-вторых – а зачем ты с парнем в полночь лезла на чердак?
Но Лариса еще долго изображала невинность, и Аркаша чуть не насильно снимал с нее каждую вещь… На потолке плясали тени, но из-за множества свечей изображение было размытым и мерцающим.
Кузькин нетерпеливо ждал отмашки, но не зря Муромцев изучал теорию допроса. «Языка» легче разболтать, если взять его тепленьким в состоянии полного шока и обалдения. Тогда запросто можно качать маятник и добывать момент истины!
А на персидском ковре продолжались интимные игрища… Наконец исчезла последняя преграда, и впервые скрипнула кровать.
Кузькин сидел за тумбой с открытым ртом. Он напрягся, как бегун на старте и круглыми ждущими глазами смотрел на шефа… И вот тут Муромцев дал отмашку!
Первым прыгнул Лев. Он не заорал, как это делает ОМОН. Он зарычал: «Всем лечь мордой в ковер! Ноги шире плеч. Руки на голову!.. Лежать тихо».
Муромцев вышел тремя секундами позже и презрительно произнес фразу: «В наручники их! Все, шутки в сторону! Закончилась мыльная опера»… Потом он обыскал одежду задержанных. У девушки не было ничего, кроме ключа и носового платка. А в одежде Аркадия было множество карманов и куча всяких вещей. Среди них, конечно, служебное удостоверение:
– Значит вы – гражданин Сошин Аркадий Юрьевич?
– Да, это я.
– Вы не дергайтесь! Вам было приказано «мордой в ковер», вот так и лежите… Значит вы не просто охранник, а старший смены?
– Да, это так.
– Получается, что ты не рядовой в этой банде, а мелкое начальство… Вот что, Кузькин, я этого типа буду допрашивать в дальнем углу, а ты опроси девицу. Только накинь на нее что-нибудь. Смотреть противно – стыдоба, да и только!
Муромцев поднял Аркадия и потащил его в темный угол. Зачем? Непонятно! А все необъяснимое вызывает ужас и панику… Аркадий шлепал босыми ногами и дрожал всем телом. Он думал о том, что такой дерзкий налет вполне мог завершиться летальным исходом…
Павел пихнул охранника на горку из скрученных ковров. Аркадий взвизгнул, как обиженный щенок и скорчился на колючих ковровых бревнах. Даже жалко его стало! Из одежды на парне были одни наручники…
– Значит так, гражданин Сошин – приходит конец вашей банде. Мы, это только передовой отряд. Завтра основные силы разнесут это логово.
– Почему – логово? Наум Яковлевич бизнесмен, а мы его охрана.
– Нет, Аркаша – вы бандиты. И убийства на вас висят, и похищения людей.
– Какие похищения?
– Какие?.. А вот недавно в Ясенево была украдена двадцатилетняя Надежда Патрикеева.
– Ах, это… Так она не украдена. Ей просто предложили проехать с нами. Может быть, слишком настойчиво предложили? Так это мы можем перед ней извиниться…
– Сосредоточься, Аркаша, и отвечай четко… Где она?
– Здесь! В нашей гостинице. В лучшем номере.
– Большая охрана?
– Нет! Всего один человек. Вова Пронин… Очень хороший мальчик. Из интеллигентной семьи.
– Где ваша гостиница?
– В подвале…
– С тобой все ясно, Аркаша… Ты, брат, можешь на рассвете позвонить своему Пронину и вызвать его сюда. Так мне будет легче, и вам с Ларисой веселее.
– Конечно, могу! Я его прямой начальник.
– Вот и хорошо… Тогда пойдем поближе к свету. Будешь план дома рисовать.
В канделябрах догорали свечи… Кузькин стоял как триумфатор, а плачущая Лариса что-то ему объясняла. На ней была наброшена простыня, а сидела она на краешке кровати в очень живописной позе… Одним словом, общая мизансцена напоминала картину «Возвращение блудной дочери».
Паша притормозил Аркадия и полюбовался картинкой.
– У тебя, Кузькин, прямо не допрос, а исповедь. Разговор с кающейся Ларисой… Дельную информацию добыл?
– А как же, Павел! Я здесь не только слезки утирал… Ларочка сообщила, что случайно подслушала важный разговор. Злотник позвонил Майковскому и угрожал разоблачением. Сегодня днем Наум едет на встречу к депутату… И еще – в кабинете ее хозяина есть тайник за шкафом. Ты представь, Паша, что там чемодан Ларченко…
24
Двигатель «Глории» работал тихо и ритмично… Надежда могла, конечно, вырулить на пляж какого-нибудь санатория. Но как бы она тащилась по территории с чемоданом?
Впереди, на другом берегу была видна цепочка фонарей, белые рубки катеров и высокие мачты яхт. Пристань была огромная, и Патрикеева рискнула. В час ночи можно незаметно причалить с краю и выйти на шоссе. Там девушка с чемоданом не вызовет большого подозрения…
Справа от пристани находился домик, в котором еще горел свет. Возможно, что это сторожка смотрителя причала. Возможно, что он следит за каждым, кто пристает на его территории… Надя держалась по центру водохранилища. Если сторож смотрит из окна, он должен думать, что яхта плывет вдоль и не собирается швартоваться.
«Глория» проскочила яхт-клуб и растворилась в ночи. И вот тогда Патрикеева повернула вправо, потом развернулась и вырубила двигатель… По инерции вдоль берега она проскользила до крайнего причального кармана. Он был свободен, и Надя крутанула штурвал влево. Из последних сил яхта вплыла в свое стойло.
Патрикеева схватила чемодан и выволокла его на причал. Она подошла к носу яхты, дотянулась до швартовочного каната и привязала его к столбику. И только потом она бросилась к левой лестнице, к той, которая дальше всего от домика смотрителя…
Через полтора часа она подходила к Дмитровскому шоссе. Было около трех ночи. Рассветом еще и не пахло.
У Патрикеевой не было документов. Она несла чужой чемодан. Пояс стягивала лента от штор, а на ней болтался серебряный кинжал в ножнах…
На перекрестке ярко горели окна поста ГАИ. А много левее светились витрины ночного магазинчика… Зверски хотелось пить. Надежда сошла с дороги и через кусты поплелась туда, где продают и, возможно, покупают.
Она не сомневалась, что магазином владеет восточный человек с черными усами. Но за прилавком в ночную смену могла стоять какая-нибудь молдаванка или дородная хохлушка… Но Патрикеевой повезло. Внутри придорожной торговой точки стоял он – сын Кавказских гор. Красивый, как джигит Зельдин в «Свинарке с пастухом».
Надя бросила у порога чемодан и рванулась к кавказцу.
– Как хорошо, что здесь именно вы!.. Я только вам могу довериться.
– Это приятно… Но я, красавица, не совсем понял. Как так – довериться?
– А вот так!
Патрикеева начала развязывать свой пояс из штор. Узел оказался крутой, а прилавок высокий… Джигит никак не мог понять ее манипуляции ниже пояса, но все движения выглядели очень соблазнительно.
Наконец узел сдался! Надежда размотала пояс и бросила ножны на прилавок. Потом она осторожно подняла оружие, вытащила кинжал на половину длины и поцеловала клинок.
– Это, уважаемый, реликвия… Мой прадедушка воевал на Кавказе.
– Вах!
– Он встречался с самим Шамилем.
– Вах, вах!
– И вот этот кинжал – подарок от имама!.. Он велел беречь вещь и продать ее только в самом крайнем случае. Вот, как у меня сейчас – деньги нужны позарез.
Джигит больше не произнес свое «Вах!», но бережно взял в руки кинжал и ножны…
Любой мужчина любит оружие, если он настоящий мужик. Но этот клинок – произведение искусства… Возможно, что он и не от Шамиля, но серебро в нем есть натуральное, а чеканка старинная.
– И сколько ты, любезная, просишь за эту игрушку.
– Ей цены нет!.. А я прошу всего штуку баксов.
– Это много!.. Даю триста.
– Девятьсот!
– Не пойдет, красавица… Максимум – четыреста.
– Это так вы цените священную реликвию? Шамиль бы на вас обиделся… Ладно! Восемьсот, и точка!
– Хорошо. Не могу торговаться с красивой женщиной… Мое последнее слово – пятьсот!
– Семьсот и бутылка «Колы».
– Согласен, красавица… Шестьсот плюс «Кола», а с тебя поцелуй.
– Согласна… Шестьсот пятьдесят плюс все, что ты сказал.
– Договорились… Слушай, дорогая – иди ко мне работать. Мне такие бойкие нужны…
Торговалась Патрикеева так – из-за спортивного интереса. Отсюда до Ясенево сто баксов – так это выше крыши. Даже ночью. Даже с обшарпанным чемоданом…
Она свободно успевала к восьми утра. Или Муромцев будет дома, или соседка Нина Марченко, у которой есть ключ от их квартиры…
25
Ровно в четыре утра Аркадий Сошин позвонил в подвал и вызвал вихрастого блондина Пронина… Володя запер дверь комнаты, где, по его мнению, спала Наденька, и поднялся на первый этаж.
Уже когда он пробирался по парку, то в голову пришли неприятные предчувствия… Это почему старший смены назначил встречу в сумерках и каком-то каменном сарае. На дальнем складе, куда по слухам другие охранники водили послушных девочек… Володя знал, что Аркаша Сошин совсем не голубой. Но мог же и внезапно перекраситься…
С каждым шагом Владимир шел все медленнее… Вот что у него было хорошее, так это воображение! Он живо представил, что с ним может произойти в ближайшие минуты. Представил и сразу расстегнул кобуру. Расстегнул, вытащил табельное оружие и передернул затвор… Он знал, что стрельбу расценят, как превышение пределов самообороны. Убивать можно только тех, кто тебя собирается убить. А если хотят позабавиться, то это совсем другое дело…
Но он все равно будет стрелять!..
Кузькин пристроился у винтовой лестницы, присев за новеньким германским холодильником… Кончен допрос, погасли свечи. В маленькое слуховое окошко чердака проникали лишь слабенькие предрассветные лучи.
Вот внизу хлопнула дверь, и кто-то окликнул старшего охранника: «Аркадий Юрьевич, где вы? Я пришел… Это Володя Пронин».
Аркаша Сошин лежал на кровати – связанный и в наручниках. Муромцев взмахнул пистолетом, и пленник подал голос: «Поднимайся наверх, Володя. Там в углу винтовая лестница. Вот ты по ней и топай».
Ступеньки заскрипели, но как-то странно. От одного скрипа и до другого проходило двадцать секунд… Вот второй шаг… Пятый… Пятнадцатый…
Первым над поверхностью пола появился пистолет, а затем рука, которая его держала. Потом начала появляться вихрастая голова…
Кузькин решил не ждать стрельбы. В первую секунду он ловко прыгнул, схватился за ствол «Макарова» и нажал флажок предохранителя.
Во вторую секунду Лев схватил блондина за руку и рванул на себя. Если кто открывал тугую пробку штопором, тот представляет эффект!.. Вова Пронин влетел на чердак со свистом и приземлился в центре помещения – недалеко от кровати, на которой содержались задержанные «языки»…
Допрос проводили не по классической схеме. Не было одного следователя доброго, а другого наоборот. Оба были злые… Правда, это только в первые минуты.
Пронин сразу начал говорить быстро и искренне. При этом он добродушно и глупо улыбался, как первоклассник, налетевший на директора… Из всего этого разговора, было ясно, что Володя неравнодушен к Надежде. В том смысле, что она не просто ему симпатична, а он в нее влюбился… Втюрился!
Последнее обстоятельство очень развеселило Кузькина и разозлило Муромцева, который схватил парня за грудки и стал трясти его. При этом он говорил – громко, отрывисто и высокопарно, как в плохой шекспировской постановке.
– Как ты мог, Пронин?.. Ты, который понял ее, который увидел ее доброту, красоту, ум… Ты, как Кощей, держал ее в мрачном подвале!
– Там очень симпатичное помещение.
– Молчи! Ты предал Надежду, и нет тебе оправдания… Хочешь снять с души камень?
– Хочу!
– Помоги освободить ее.
– Я согласен… Я готов умереть за нее.
После этих слов у всех присутствующих навернулось по слезе. А Лариса даже в голос всхлипнула!.. Все выглядело очень трогательно. Муромцев пожал охраннику руку, и они начали обсуждать план рейда в подвал…
Уже совсем рассвело, но в пять утра еще можно передвигаться без опаски. Все, кто может спать – спят! А кто не может – находится в глубокой дреме…
Они бежали по парку вдвоем – Муромцев и Пронин… Кузькин остался в резерве! И как охранник взятых «языков».
Охрана коттеджа сидела в холле у центрального входа. А Пронин час назад вышел через подвальную дверь под задним крыльцом… Сам отключил сигнализацию и вышел!
И вот теперь в эту дверь можно было войти.
Они быстро проскользнули по пустынным подвальным коридорам и подошли к той самой комнате… Пронин звякнул ключами и открыл камеру. Муромцев включил свет и окликнул Надежду… Он подошел к койке и сдвинул одеяло. Потом сдернул его, обнажив лежащую фигуру – покрывало и груду тряпок.
– Как это понимать, Володя? Ты кого охранял?
– Не знаю… Похоже, что она сбежала.
– Это я и сам вижу… Где кабинет Злотника? Пойдем, Пронин, тайник искать. Лариса точно указала его место.
– А кто такая Лариса?
– Это девушка с чердака. Когда ты наверх поднялся, она на кровати лежала.
– Не заметил… Пойдемте, Павел Ильич. Кабинет Злотника на втором этаже. Это в правом крыле коттеджа.
Они обрадовались, как дети, когда шкаф скрипнул, отодвинулся и обнажил нишу… Но это было лишь в первую минуту. Потом они быстро поняли, что чуланчик пуст. Только маленький сейф был вмонтирован сбоку. Но такой маленький, что в него не вместился бы ни сам чемодан, ни его содержимое…
Дальнейших планов у Муромцева не было, и он машинально обратился к вихрастому блондину Пронину:
– Что будем делать, Володя?
– Сегодня здесь Дудкин заночевал. Может быть его захватить.
– Зачем?
– Захватить прямо в спальне и допросить по журналисту.
– По какому журналисту?
– По тому, которого он утопил… Маслов – его фамилия. Он еще вел программу «Честное слово»… Так вот, Дудкин привез журналиста к нам, всю ночь катал его по водохранилищу, а потом приказал утопить в самом глубоком месте… Теперь я даже раков здесь ловить не буду!
– Ты сам, Володя, топил журналиста?
– Нет! У меня чистые руки… Я в тот момент у штурвала стоял.
Дудкин спал на животе, уткнувшись в подушку… Очевидно, что эта комната была одновременно и его кабинетом. И лежал Игорь Анатольевич не на кровати, а на обычном офисном диване с деревянными подлокотниками. Кругом были столы с резными ножками, на столах папки с цветными обложками и у стен шкафы с яркими книжками. Просто – рабочее место академика, а не бандитское логово.
От двери до дивана простирался ворсистый голубой ковер с множеством бордовых цветов. Это очень хорошо с точки зрения конспирации. Муромцев подошел к спящему бесшумно – как кошка к мышке.
Пронин шел сзади и ждал команды… Это очень часто бывает, когда человек перерождается за минуту. Еще недавно Володя был сотрудником Злотника, а Дудкин являлся его прямым начальником. А теперь Пронин воюет против них… Это потому, что в здешней компании он был белой вороной.
Ведь именно его отправили в подвал сидеть у запертой двери. А другие охранники развлекались на чердаке кирпичного сарая… И еще Володя не одобрял то, что они сделали с Масловым! Незачем было его топить. Пронин вообще был против мокрых дел… И в других вопросах имелись идейные разногласия!
Одним словом – достали!.. И вот теперь Пронин с обрывком шнура шел на захват самого Дудкина.
Муромцев оглянулся, одобряюще улыбнулся и указал Володе на ноги спящего. А значит сам он займется головой и руками… Подошли вплотную. Паша выждал пять секунд и махнул рукой.
Скручивать спящего человека намного сподручней. Он еще видит сны, думает, что это все понарошку и потому сопротивляется вяло… Дудкин проснулся уже спеленатый и с кляпом во рту. Оставалось только упаковать его в ворсистую тару.
Дудкина свалили с дивана на голубое великолепие с бордовыми цветами. Потом с двух сторон начали сворачивать ковер в трубочку… Скорее – в трубу большого диаметра!
Даже если бы их заметили, то это не могло вызвать подозрений… Шесть утра. Двое работяг вышли из подвальной двери и понесли очередной ковер в парк, туда, где кирпичный склад… Нормальное дело! Злотник – почти олигарх, и поэтому любит менять ковры по три раза в год…
26
Во время телефонного разговора Майковский всячески уходил от встречи. Он не отказывался, но говорил о встрече неопределенно: «Обязательно, полковник! Приглашу вас, как только будет свободная минутка… Через недельку! А лучше, так через месяц. Когда завершим с бюджетом и вообще…»
Потемкину пришлось проявить твердость и говорить почти открытым текстом: «Нет, Станислав Адамович! Встреча нужна сегодня утром… Минимум за час до вашего рандеву с Наумом Злотником. Мы действуем в ваших интересах! Если вы откажетесь, то последствия могут быть непредсказуемы».
После такой фразы Майковский не мог не согласиться…
Из Бутова до особняка на Рублевке добирались час… Потемкин не стал беспокоить ОМОН. Зачем он в элитном поселке, где живут очень важные персоны. Только лишний шум.
Полковник взял с собой Вадима Хилькевича с набором всякой техники и Ирину Багрову с наручниками.
Оказалось, что проехать в центр поселка значительно сложнее, чем на режимный объект. Дважды их останавливали вежливые ребята в светлых костюмах и проверяли документы. При этом они связывались с соседними постами и по открытому эфиру сообщали, что к господину Майковскому едет полковник Потемкин… Никакой конспирации!
Кабинет в особняке Майковского был похож на сотни подобных… Понятно, что везде обстановка разная, но их выравнивает одинаковое и безудержное стремление к роскоши.
Чему можно было удивиться, так это горящему камину. Редко кто разжигает огонь в летнюю жару.
Сразу показалось, что Майковский не дурак. И вообще – люди достигшие высот власти бывают жуликами, лгунами, прохвостами, но про них никогда не скажешь, что они глупы…
Станислав Адамович явно продумал все возможные варианты и на вопросы Потемкина отвечал четко, как отличник на экзамене.
– Да, полковник! Злотник приедет и будет меня шантажировать.
– На каком основании?.. Вы когда-то были агентом КГБ?
– Да, был! И очень этим горжусь… Я помогал стране выявлять шпионов и прочих врагов. Правда, случались и ошибки… Одним словом – я как-то сообщил не совсем правильную информацию на лиц, которые сейчас близки к Президенту. Я очень не хочу, чтоб они на меня обиделись.
– Ясно… Вы готовы воевать против Злотника?
– Да, полковник!.. Но с одним условием.
– С каким, Станислав Адамович?
– Злотник принесет мое агентурное дело. После захвата шантажиста я просмотрю документы и сожгу пять страниц… Договорились?
Сразу стало понятно, зачем Майковский зажег камин!
До приезда Наума Яковлевича оставался час… Хилькевич не жалел микрофонов. Он размещал их везде, добиваясь идеального звука и полной стереофонии.
Они все успели. Потемкин со своей командой расположился в соседней комнате с высоким и узким окном в готическом стиле… Наушники были у всех троих. Они услышали радостные приветствия, когда вошел Злотник.
Как и договаривались, Майковский попросил гостя удалить охрану – пусть ребята погуляют у пруда и поворкуют с девочками, которые уже собрались в беседке.
Оставшись наедине с депутатом Наум Яковлевич расслабился. Он издевательским тоном начал зачитывать цитаты из доносов молодого Станислава Адамовича… Потом Злотник начал угрожать и плавно перешел к вербовке политика.
Майковский согласился сразу. И не только быстро, но и с каким-то удовольствием…
В первый момент Наум опешил, но быстро справился с волнением. Он предложил депутату провести через свой комитет некий закон… Майковский и тут быстро согласился.
И тогда со Злотником случился синдром старухи у разбитого корыта. Той, что жила у самого синего моря… Наум начал высказывать новые просьбы и претензии. И все более масштабные и грандиозные. Казалось, еще немного, и он потребует протащить его кандидатуру в Президенты…
Потемкин дал отмашку, и группа захвата ворвалась в кабинет с пистолетами наголо… На Злотника надвигались три богатыря! Полковник с суровым взглядом шел в центре. Слева Ирина в брюках и кожанке. Справа Хилькевич с диктофоном подмышкой.
Подойдя к Науму Яковлевичу на два метра, Потемкин переложил пистолет в левую руку, а правую засунул в карман и вытащил наручники.
– Гражданин Злотник, вы задержаны!
– За что?
– Как минимум, за вымогательство. Причем – в отношении государственного деятеля… Доказательств у нас – выше крыши!.. Вот и господин Майковский сейчас напишет показания.
– Я могу вызвать своего адвоката?
– Не стоит, Наум Яковлевич. Тогда сразу шум начнется, и не будет пути назад.
– А сейчас есть путь назад?
– Есть!.. Три условия. Первое – вы немедленно возвращаете похищенную Надежду Патрикееву.
– Согласен! Но это Дудкин ее украл.
– Второе – вы подробно сообщаете об убийстве Антона Маслова.
– Сообщу только то, что я слышал! Его Дудкин утопил.
– Третье – вернуть чемодан с агентурными делами. Тот, который похитили у убитого Ларченко.
– Про Ларченко вообще ничего не знаю. А чемодан Дудкин похитил… И вообще, во всей этой истории я сбоку припека.
Следующий час велась кропотливая следственная работа. Майковский написал свои показания, после чего получил право сжечь в камине самые опасные из своих доносов… Злотник писал дольше. По его заявлению получалось, что он случайно узнал о преступлениях Дудкина. Искренне возмущен и клеймит оборотня позором!
Получив всю информацию, Потемкин позвонил Муромцеву:
– Привет, Павел! Кузькин с тобой?.. Тогда – ждите нас! Я сейчас вызываю ОМОН и мы едем выручать Надежду, забирать чемодан и задерживать Дудкина… Почему не надо?!.. Как так, исчезла в неизвестном направлении?.. А этого кто в ковер завернул?
Все с напряжением смотрели на обалдевшее лицо Потемкина. А он долго не решался сообщить информацию от Муромцева… Наконец он начал говорить.
– Значит так… Майковский остается дома, а все остальные едут к вам, Наум Яковлевич. Вместе с вами. Но ОМОН при этом отменяется. Потому, что он не нужен. Дудкина уже задержали и завернули в ковер… А вот чемодана в тайнике нет … И Патрикеева куда-то исчезла… Ладно, хватит разговаривать! По машинам, и вперед!
27
Возвращались они под вечер. Муромцев думал только о Надежде. Мысли были тревожные, хотя ничего такого угрожающего не наблюдалось. По всем данным она успешно сбежала и могла через всю Москву идти в Ясенево. А это более тридцати километров.
А Кузькин думал о другом. О том, как сбежала Патрикеева.
– Я полагаю, Паша, что только она могла «Глорию» угнать. Это в ее характере. Надежда – боевая девушка. Наш человек!.. Другая бы села у воды, как Аленушка на камне. А эта – прыг в яхту и вперед!
– Ты прав, Кузькин, она молодец… Только бы не утонула.
– Вот и я об этом. Если она «Глорию» утопит, то мы потом не расплатимся. Да и старика Ушакова жалко. Он нормальный мужик, хоть и Владимир Ильич… А позвоню я ему на всякий случай.
– Позвони.
Машину вел Муромцев, и Кузькин мог свободно копаться в своих записях, выискивая телефон смотрителя причала.
Ушаков ответил сразу:
– Узнал тебя, Лев Львович! Спасибо, что «Глорию» быстро вернули. Сегодня вечером ее хозяин приедет.
– Мы, Ильич, люди слова! Сказали – как отрезали… Ты напомни, капитан, на каком причале мы ее оставили?
– Так на крайнем, на левом. Я еще удивился, чего вас туда занесло!
– Был сильный ветер, Ильич… Слушай, а ты яхту осмотрел?
– А как же! Мне ее вечером хозяину сдавать…
– Ты не заметил, там, на борту никакой девушки не было?
Понятно, что вопрос был дурацкий, но Кузькин задал его машинально…
После звонка Ушакову ситуация немного прояснилась… Надежда оказалась не просто умницей, а очень большой умницей. Не просто села в Яхту и оттолкнулась от берега, а осторожно довела «Глорию» до тихого причала.
Но на связь она не выходила, а телефон в квартире Муромцева выдавал короткие гудки.
На последних километрах у Паши начали дрожать руки от волнения. И дыхание стало частым и громким… Кузькин подумал, что с таким водителем они запросто могут угодить в аварию. И он попытался успокоить Муромцева.
– Ты, Паша, не волнуйся. Надежда обязательно вернется. Я тебе по опыту скажу, что девушки сами никуда не исчезают. Даже, если ты сам этого хочешь… Вот у меня в молодости был случай. Я с одной рыжей познакомился очень близко, а наутро решил отвалить. Дал ей липовый адрес, напутал в домашнем телефоне, сказал, что моя фамилия Иванов. И что ты думаешь? Через день она меня нашла! Просто тихий ужас!.. Нашла и потащила с родителями знакомиться…
– Постой, Лев! А у твоей жены, у Нины тоже волосы рыжеватые… Это ты не про нее рассказывал?
– Про нее!.. Вот я тебе и говорю – они никуда не исчезают. И Надежда твоя вернется… Ей даже легче – она и адрес твой знает, и телефон.
Открывая дверь в квартиру, Муромцев ощутил запах уюта… Пахло яблоками, стиранным бельем и жаренной картошкой. А еще пахло простенькими духами. Ее духами!
Надежда была в домашнем халате. Она услышала шаги, обернулась и бросилась навстречу… И он раскинул руки и бросился вперед.
Они долго стояли в узком коридоре. Стояли обнявшись и молча… И Паше казалось, что все вокруг преобразилось. Все стало, как в сказке. Вокруг витают яркие тени, возникают ароматы цветов, и кто-то тихо играет Мендельсона.
Очень не хотелось ничего говорить. Потому, что любовь – это нежные чувства, а слова – это грубые и корявые мысли!.. Но он все-таки сказал:
– Ты где была?
– Я на два дня к подруге заехала. Все думала тебе позвонить, но замоталась…
– Понятно… Подругу твою зовут Наум Злотник. И поселила она тебя в подвале. А уехала ты от нее на яхте «Глория»… Мы все время искали тебя! Ты зачем мне врешь?
– Не хотела тебя волновать. Думала, что ты и не очень заметил мое отсутствие… Кстати, Паша, я узнала, что ты искал какой-то чемодан?
– Искал!
– Я его принесла. Он в твоей комнате стоит. Открой его и проверь – тот ли?..
Муромцев с трудом оторвался от Надежды, взял ее за руку и они вместе пошли в гостиную.
Открывая замки обшарпанного чемодана, Павел вдруг понял, что его это не очень волнует. И вообще – в его жизни Надежда навсегда заняла первое место, а работа и все другие удовольствия отошли на пятый-десятый план.
Крышка открылась. Муромцев ковырнул бумаги и отшвырнул коричневый ящик к стене.
– Знаешь что, Надя – я двое суток не спал. Да и ты, насколько я понимаю, к рассвету сюда добралась… Давай-ка расстелем и спать завалимся.
– Хорошо! Я тоже устала.
– Только раньше мы ложились в разных комнатах, а я предлагаю этот диван разложить и спать вместе… Навсегда вместе.
– Я не поняла, Муромцев. Ты что, делаешь мне предложение?
– Да, вроде того… Предлагаю руку и сердце.
– А я, вроде того – согласна… И с большим удовольствием!
Только на следующий день Паша сообщил Потемкину о найденном чемодане… А через три часа его с Надеждой вызвали в Бутово на виллу «Икар»… Они оделись, взяли чемодан и поехали – пути было всего двадцать минут.
За воротами болотного цвета их встречал сам генерал Вершков. Он сиял как начищенный медный грош…
А во дворе пахло шашлыком и настоящим молдавским вином «Мерло»… Кузькин копошился у мангала, Ирина с Вадимом накрывали на стол, а Потемкин сопровождал генерала.
Тимур Аркадьевич сиял. Он сначала обнял Муромцева, потом Надежду, затем обоих. И это продолжалось да тех пор, пока Кузькин не крикнул, что шашлык готов и можно наливать.
Первый тост взял себе генерал… В короткой речи он похвалил полковника Потемкина и всю бригаду Муромцева. Вершков сообщил, что и Майковский, и Злотник уже наказаны – им из Кремля погрозили пальчиком… А вот Дудкин и его головорезы сядут на пятнадцать лет.
В конце выступления Тимур Аркадьевич перешел к приятным сообщениям.
– Обещаю, что скоро последуют награды. За мной не заржавеет! Ордена всем, включая уважаемую Надежду Патрикееву… Кстати, товарищ Кузькин мне намекнул, что скоро придется организовывать еще одну свадьбу. Готов предложить пансионат «Дубки»… Как молодые? Вы не против?
– Мы еще не обсуждали, товарищ генерал.
– Значит не против. Тогда начинаем репетировать… Что-то у молдаван «Мерло» какое-то горькое… Горько!..
Дальше веселье пошло по известному сценарию. И только в конце Кузькин задал серьезный вопрос:
– А что делать с чемоданом, товарищ генерал?
– Какой чемодан? Нет никакого чемодана… Все, кроме присутствующих, знают, что документы были, но таинственно исчезли. Пусть так и будет!
Вершков выбрался из-за стола, взял чемодан, не очень уверенной походкой подошел к мангалу и начал швырять дела в жаркие угли… Почти сразу вспыхнуло пламя. А генерал призвал народ к огню.
– Я слышал, что есть народный обычай – перед свадьбой водить хороводы вокруг огня… Давайте-ка, взялись за руки! Идем по часовой стрелке и поем… Гори, гори ясно! Чтобы не погасло…
Комментарии к книге «Гори, гори ясно!», Анатолий Михайлович Галкин
Всего 0 комментариев