«Яблоки Гесперид»

Яблоки Гесперид (fb2) - Яблоки Гесперид [Тhe Apples of Hesperides-ru] (пер. Назира Хакимовна Ибрагимова) (Подвиги Геракла (сборник) - 11) 104K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Агата Кристи

Агата Кристи Подвиг одиннадцатый Яблоки Гесперид

I

Эркюль Пуаро задумчиво смотрел в лицо человека, сидящего за большим письменным столом из красного дерева. Он отметил широкий лоб, узкие губы, хищную линию подбородка и пронзительные, мудрые глаза. Глядя на этого человека, сыщик понял, почему Эмери Пауэр стал таким всесильным финансистом.

А когда его взгляд упал на длинные, тонкие руки изящной формы, лежащие на крышке стола, он также понял, почему Эмери Пауэр пользуется славой великого коллекционера. Его знали по обе стороны Атлантики как знатока произведений искусства. Страсть Пауэра к искусству шла рука об руку с не меньшей страстью к историческим ценностям. Ему было мало того, что вещь красива; он также требовал, чтобы за ней стояло предание.

Эмери Пауэр говорил. Его голос звучал тихо — негромкий, четкий голос, который производил большее впечатление, чем любой громкий звук.

— Я знаю, что вы теперь не беретесь за много разных дел. Но за это, я думаю, возьметесь.

— Значит, это дело большой важности?

— Оно имеет большую важность для меня, — ответил Эмери Пауэр.

Пуаро сохранил вопросительное выражение лица, слегка склонив набок голову. Сейчас он напоминал задумчивого дрозда.

Его собеседник продолжал:

— Речь идет о возвращении произведения искусства. Если быть точным, золотого резного кубка времен эпохи Возрождения. Говорят, что из него пил Папа Александр Четвертый, Родриго Борджиа. Он иногда подносил его одному из особенно почетных гостей, чтобы тот из него выпил. Этот гость, месье Пуаро, обычно умирал.

— Хорошенькая история, — пробормотал сыщик.

— История этого кубка всегда была связана с насилием. Не раз его похищали. Чтобы завладеть им, совершались убийства. Кровавый след тянется за ним через века.

— Из-за его изначальной ценности или по другим причинам?

— Его ценность, несомненно, велика. Его сделал выдающийся мастер — говорят, это был Бенвенуто Челлини. Он изготовлен в виде дерева, вокруг которого обвился змей из драгоценных камней, а яблоки на дереве сделаны из прекрасных изумрудов.

— Яблоки? — с возрастающим интересом тихо переспросил Пуаро.

— Изумруды особенно красивы, как и рубины змея, но, конечно, истинная ценность этого кубка — в ее исторических ассоциациях. Он был выставлен на продажу маркизом ди Сан-Вератрино в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Коллекционеры боролись друг с другом, и я в конце концов получил его за сумму, равную, по тогдашнему курсу, тридцати тысячам фунтов.

Пуаро вздыбил брови:

— Королевская цена! Маркизу ди Сан-Вератрино повезло.

— Когда я очень чего-то хочу, я готов за это платить, месье Пуаро.

— Несомненно, — мягко сказал сыщик, — вы слышали испанскую поговорку: «Бери, что хочешь, и плати за это, говорит Господь».

На мгновение финансист нахмурился — в его глазах вспыхнул гнев.

— Вы склонны к философии, месье Пуаро, — холодно ответил он.

— Я достиг возраста размышлений, месье.

— Несомненно. Но не размышления вернут мне мой кубок.

— Вы так считаете?

— Мне кажется, потребуются действия.

Эркюль Пуаро спокойно кивнул:

— Многие совершают ту же ошибку. Но я прошу у вас прощения, мистер Пауэр, мы отклонились от обсуждения нашего дела. Вы говорили, что купили этот кубок у маркиза ди Сан-Вератрино?

— Вот именно. Теперь я должен сказать вам, что его похитили до того, как он перешел ко мне.

— Как это случилось?

— В ночь перед торгами во дворец маркиза проникли — и украли восемь или десять предметов значительной ценности, в том числе и этот кубок.

— Что было предпринято по этому делу?

Пауэр пожал плечами.

— Полиция, конечно, взяла это дело в свои руки. Грабеж признали делом рук хорошо известной банды международных воров. Двоих из них, француза по имени Дюбле и итальянца по имени Риковетти, поймали и судили: у них нашли некоторые из украденных вещей.

— Но не кубок Борджиа?

— Но не кубок Борджиа. Насколько удалось узнать полицейским, в деле участвовали три человека: те двое, которых я назвал, и третий, ирландец по имени Патрик Кейси. Последний был опытным ночным вором-взломщиком. Именно он, как говорят, и украл все эти вещи. Дюбле был мозгом их шайки и планировал ограбления; Риковетти вел машину и ждал внизу, когда ему спустят добычу.

— А украденные вещи? Они делили их на три части?

— Возможно. С другой стороны, возвращенные предметы имели самую низкую стоимость. Вероятно, самые достойные внимания и красивые предметы поспешно контрабандой вывезли из страны.

— А что же третий, Кейси? Он так и не понес наказания?

— Не в том смысле, какой вы имеете в виду. Он был уже не очень молодым человеком, и мышцы его утратили гибкость. Две недели спустя он упал с пятого этажа здания и мгновенно погиб.

— Где это произошло?

— В Париже. Он попытался ограбить дом банкира-миллионера Дюволье.

— И кубок с тех пор так и не нашли?

— Вот именно.

— Его никогда не предлагали купить?

— Я совершенно уверен, что нет. Могу сказать, что не только полицейские, но также частные детективы искали его.

— А как же деньги, которые вы заплатили?

— Маркиз, очень щепетильный человек, предложил вернуть их мне, так как кубок похитили из его дома.

— Но вы не приняли его предложение?

— Нет.

— Почему?

— Скажем, потому, что я предпочел держать это дело в своих руках.

— Вы хотите сказать, что, если б вы приняли предложение маркиза, кубок, если его найдут, был бы его собственностью, тогда как сейчас он ваш по закону?

— Вот именно.

— Что стояло за такой вашей позицией?

Эмери Пауэр ответил с улыбкой:

— Я вижу, вы оценили этот момент. Понимаете, месье Пуаро, это очень просто. Я считал, что знаю, кто владеет кубком.

— Очень интересно. И кто же?

— Сэр Рубен Розенталь. Он был не только таким же коллекционером, но и моим личным врагом в то время. Мы соперничали в нескольких деловых сделках, и в целом я вышел победителем. Наша вражда дошла до высшей точки в борьбе за владение кубком Борджиа. Каждый из нас был твердо намерен завладеть им. Вопрос чести, более или менее. Назначенные нами представители торговались на аукционе.

— И ставка вашего представителя обеспечила вам это сокровище?

— Не совсем так. Я принял меры предосторожности и нанял второго агента, якобы представителя одного парижского дилера. Ни один из нас, вы понимаете, не захотел бы уступить другому; но позволить третьей стороне заполучить кубок, а потом иметь возможность потихоньку обратиться к этой третьей стороне — совсем другое дело.

— Фактически un petit déception[1].

— Вот именно.

— И он удался… А сразу же после этого сэр Рубен обнаружил, что его обманули.

Пауэр улыбнулся. Эта улыбка о многом говорила.

— Теперь я понимаю ситуацию, — сказал Пуаро. — Вы считаете, что сэр Рубен, не желая быть побежденным, намеренно заказал это похищение?

Эмери Пауэр поднял руку:

— О нет-нет! Ничего настолько грубого. Вот к чему все сводилось: вскоре после этого сэр Рубен приобрел бы кубок эпохи Возрождения неясного происхождения.

— Описание которого распространила полиция?

— Кубок не выставляли бы на всеобщее обозрение.

— Вы считаете, сэру Рубену было бы достаточно знать, что он им владеет?

— Да. Более того, если б я принял предложение маркиза, сэр Рубен мог бы потом заключить с ним частное соглашение, что позволило бы кубку законно перейти в его собственность. — Он немного помолчал, затем продолжил: — Но то, что я остался законным владельцем, оставило мне возможность вернуть свою собственность.

— Вы хотите сказать, — высказал Пуаро откровенное предположение, — что вы могли бы организовать его похищение у сэра Рубена.

— Не похищение, месье Пуаро. Я всего лишь вернул бы свою собственность.

— Но, как я понимаю, вам это не удалось?

— По очень веской причине. Кубка у Розенталя никогда не было!

— Откуда вы это знаете?

— Недавно произошло слияние нефтяных компаний. Теперь наши с Розенталем интересы совпадают. Мы союзники, а не враги. Я откровенно поговорил с ним на эту тему, и он сразу же заверил меня, что кубок никогда не принадлежал ему.

— И вы ему верите?

— Да.

— Значит, — задумчиво произнес Пуаро, — в течение десяти лет, вы, как говорят в этой стране, лаяли не на то дерево?

— Да, именно это я и делал! — с горечью ответил финансист.

— А теперь все надо начинать сначала?

Эмери Пауэр кивнул.

— И здесь начинается мое участие? Я — тот пес, которого вы пустили по старому следу, по очень старому следу…

— Если б это дело было простым, — сухо ответил Эмери Пауэр, — мне не пришлось бы посылать за вами. Конечно, если вы считаете, что это невозможно…

Он нашел нужное слово. Эркюль Пуаро выпрямился и холодно произнес:

— Я не признаю слова «невозможно», месье! Я только спрашиваю себя — достаточно ли это дело интересно для меня, чтобы я за него взялся?

Пауэр опять улыбнулся.

— Вот что в нем интересно: вы сможете сами назвать сумму своего гонорара.

Маленький человечек посмотрел на большого человека и мягко сказал:

— Значит, вы так сильно жаждете получить это произведение искусства? Нет, конечно!

— Скажем так: я, как и вы, не признаю поражений.

Эркюль Пуаро кивнул:

— Да, если выразить это так, — я понимаю…

II

— Кубок Вератрино? — заинтересованно спросил инспектор Уэгстафф. — Да, я все помню об этом деле. Я вел его с нашей стороны. Я немного говорю по-итальянски, знаете ли, поэтому поехал туда и обсудил с его «макаронниками». Кубок так и не нашелся по сей день. Это странно.

— Чем вы это объясняете? Продан в частные руки?

Уэгстафф покачал головой:

— Сомневаюсь. Конечно, есть слабая вероятность… Нет, мое объяснение намного проще. Он спрятан, и единственный человек, который знал о его местонахождении, умер.

— Вы имеете в виду Кейси?

— Да. Возможно, он спрятал кубок где-то в Италии, или же ему удалось контрабандой вывезти его из страны. В любом случае кубок до сих пор лежит там, где Кейси его спрятал.

Эркюль Пуаро вздохнул:

— Это романтичная теория. Жемчужины, засунутые в гипсовые отливки, — как назывался этот рассказ? «Бюст Наполеона»[2], не так ли? Но в нашем случае речь идет не о драгоценных камнях — это большая, массивная золотая чаша. Не так-то легко ее спрятать.

Уэгстафф неуверенно ответил:

— О, я не знаю. Полагаю, это можно сделать. Под доской в полу, что-то в этом роде…

— У Кейси есть собственный дом?

— Да, в Ливерпуле. — Он ухмыльнулся: — Там под полом ее не было. В этом мы удостоверились.

— А что насчет его домашних?

— Жена Кейси была порядочной женщиной, больной туберкулезом. Образ жизни мужа до смерти тревожил ее. Она была религиозна, ревностная католичка, но не могла решиться бросить его. Умерла пару лет назад. Дочь пошла в нее — стала монахиней. Сын был другим — яблоко от яблони упало далеко… В последний раз, когда я о нем слышал, он отбывал срок в Америке.

Эркюль Пуаро записал в своем маленьком блокноте: «Америка». И спросил:

— Сын Кейси не мог знать местонахождение этого тайника?

— Я не думаю. Кубок уже перешел бы в руки скупщиков краденого.

— Его могли переплавить.

— Могли. Это вполне возможно, должен признать. Но я не думаю… Самую большую ценность он имеет для коллекционеров, а в среде коллекционеров бывает так много подозрительных сделок, вы бы удивились!.. Иногда, — добродетельно произнес Уэгстафф, — мне кажется, что у них совсем нет моральных устоев.

— Вот как! Вас бы удивило, если б сэр Рубен Розенталь, например, был замешан в том, что вы назвали «подозрительной сделкой»?

Уэгстафф усмехнулся:

— Я бы не удивился. Он не слишком щепетилен, когда дело касается произведений искусства.

— А как насчет других членов банды?

— И Риковетти, и Дюбле получили суровые приговоры. Полагаю, они сейчас должны выйти на свободу.

— Дюбле француз, не так ли?

— Да, он был мозгом банды.

— Были и другие члены банды?

— Там была девушка — ее обычно звали Рыжей Кейт. Устраивалась горничной к какой-нибудь даме и выясняла все о потенциальной добыче — где что хранится и так далее. Она уехала в Австралию, я думаю, после того, как банда распалась.

— Есть еще кто-нибудь?

— Одного парня по имени Югуян подозревали, что он их сообщник. Он дилер. Его штаб-квартира находится в Стамбуле, но у него есть магазин в Париже. Против него не удалось собрать улик, но он скользкий тип.

Пуаро вздохнул и глянул в свой маленький блокнотик. В нем было записано: Америка, Австралия, Италия, Франция, Турция…

— «Весь шар земной готов я облететь…»[3]

— Простите? — не понял инспектор Уэгстафф.

— Я понял, — сказал Эркюль Пуаро, — что, по-видимому, придется совершить кругосветное путешествие.

III

У Пуаро вошло в привычку обсуждать расследование своих дел со своим способным камердинером Джорджем. Это означало, что Эркюль Пуаро отпускал некоторые замечания, на которые Джордж отвечал с той житейской мудростью, которую он приобрел во время службы лакеем.

— Если б у тебя возникла необходимость, Джордж, — спросил Пуаро, — вести расследование в пяти разных частях света, как бы ты к этому приступил?

— Ну, сэр, путешествие по воздуху очень быстрое, хотя некоторые говорят, что оно вредит желудку. Я ничего об этом не знаю.

— Хотелось бы знать, — сказал Эркюль Пуаро, — что бы сделал в данном случае Геракл?

— Вы имеете в виду велосипедиста, сэр?

— О, — продолжал Эркюль Пуаро, — если просто спросить себя, что он делал? И ответ, Джордж, — он энергично путешествовал. Но в конце концов он был вынужден получить сведения — некоторые говорят, у Прометея, другие — у Нерея.

— Неужели, сэр? — удивился Джордж. — Никогда не слышал об этих господах. Это туристические агентства, сэр?

Эркюль Пуаро, наслаждаясь звуками собственного голоса, продолжал:

— Мой клиент, Эмери Пауэр, признает только одно — действие! Но бессмысленно тратить энергию на ненужные действия. В жизни существует золотое правило, Джордж: никогда не делай сам ничего такого, что могут сделать за тебя другие. Особенно, — прибавил сыщик, поднимаясь и направляясь к книжной полке, — когда в расходах стесняться не надо.

Он взял с полки папку, помеченную буквой «Д», и открыл ее на словах «Детективные агентства — надежные».

— Современный Прометей, — пробормотал он. — Будь добр, Джордж, выпиши для меня некоторые имена и адреса. Господа Ханкертон, Нью-Йорк. Господа Лейден и Бошер, Сидней. Синьор Джованни Мецци, Рим. Месье Нахум, Стамбул. Господа Роже и Франконар, Париж.

Он сделал паузу, пока Джордж не закончил выполнение задания. Потом сказал:

— А теперь, будь добр, посмотри расписание поездов на Ливерпуль.

— Хорошо, сэр. Вы едете в Ливерпуль, сэр?

— Боюсь, что да. Возможно, Джордж, мне придется поехать еще дальше. Но не сейчас.

IV

Три месяца спустя Эркюль Пуаро стоял на скалистом берегу и смотрел на Атлантический океан. Чайки взмывали и снова снижались с долгими, печальными криками. Воздух был теплый и влажный.

У Эркюля Пуаро возникло чувство, не чуждое тем, кто впервые приехал в Инишгоулен, что он достиг конца света. Никогда в жизни сыщик не представлял себе места столь отдаленного, столь бесплодного, столь заброшенного. В нем жила красота — меланхоличная, призрачная красота; красота далекого и невероятного прошлого. Здесь, на западе Ирландии, никогда не маршировали римляне, топ-топ-топ; они никогда не строили укрепленных лагерей, никогда не строили упорядоченных, разумных, полезных дорог. Это была земля, которой неведом здравый смысл и упорядоченный образ жизни.

Эркюль Пуаро посмотрел на носки своих лаковых туфель и вздохнул. Он чувствовал себя несчастным и очень одиноким. Стандарты, по которым он жил, здесь не ценились.

Его взгляд медленно скользил вдоль береговой линии, потом снова устремился в море. Где-то там, если верить легендам, лежат острова Благословенных, Земля Молодости…

Он пробормотал себе под нос:

— «Туда, где в садах налилися… плоды Гесперид золотые…»[4]

И вдруг Эркюль Пуаро снова стал самим собой. Чары развеялись; он опять ощутил гармонию со своими лаковыми туфлями и аккуратным темно-серым костюмом джентльмена.

Неподалеку сыщик услышал звон колокола. С этим звуком он был знаком с раннего детства.

Пуаро быстро зашагал вдоль скалистого берега. Примерно через десять минут показался стоящий на утесе дом. Его окружала высокая стена, в которой виднелась огромная деревянная дверь, усеянная гвоздями. Эркюль Пуаро подошел к этой двери и постучал большим железным дверным молотком. Потом он осторожно потянул за ржавую цепочку, и внутри пронзительно зазвонил колокольчик.

Небольшую панель в двери отодвинули, и показалось чье-то лицо. Оно выражало подозрение, его обрамлял крахмальный белый головной убор. На верхней губе явственно проступали усы, но голос принадлежал женщине; таких женщин Пуаро называл femme formidable[5].

Она спросила, какое у него дело.

— Это монастырь Девы Марии и Всех Ангелов?

— А что же еще? — суровым голосом спросила грозная женщина.

Эркюль Пуаро не сделал попытки ответить на этот вопрос. Он сказал этой мегере:

— Я бы хотел повидать мать-настоятельницу.

Мегера не хотела открывать, но в конце концов сдалась. Засов отодвинули, дверь распахнулась, и Пуаро проводили в маленькую голую комнатку, где принимали посетителей монастыря.

Вскоре вплыла монахиня, у ее пояса висели четки.

Эркюль Пуаро был по рождению католиком и понимал атмосферу, в которой оказался.

— Я прошу прощения за беспокойство, матушка, — произнес он, — но у вас здесь живет, как мне кажется, монахиня, которую в миру звали Кейт Кейси.

Мать-настоятельница склонила голову и ответила:

— Это правда. Ее монашеское имя — сестра Мэри Урсула.

— Есть некоторая несправедливость, которую нужно исправить. Я думаю, сестра Мэри Урсула могла бы мне помочь. У нее есть сведения, которые могут быть бесценными.

Мать-настоятельница покачала головой. Ее лицо оставалось безмятежным, голос спокойным и равнодушным.

— Сестра Мэри Урсула не может вам помочь.

— Но я уверяю вас…

Он умолк.

— Сестра Мэри Урсула умерла два месяца назад, — сказала мать-настоятельница.

V

Эркюль Пуаро сидел в баре отеля Джимми Донована, неудобно устроившись у стены. Отель не соответствовал его представлению о том, каким должен быть отель. Его кровать оказалась сломанной, как и две рамы в номере, которые поэтому пропускали ночной воздух, чего Пуаро очень не любил. Принесенная ему горячая вода была едва теплой, а съеденная им еда вызывала внутри него странные и болезненные ощущения.

В баре сидели пять посетителей и говорили о политике. Бóльшую часть их разговора Эркюль Пуаро не понял, но его это мало волновало.

Вскоре он обнаружил, что один из этих людей сидит рядом с ним. Этот человек слегка отличался по классу от остальных. На нем была печать бедного горожанина.

Он с большим достоинством произнес:

— Я вам говорю, шэр. Я вам говорю, у Гордошти Пиджина нет ни одного шанша, ни единого. Должна шойти прямо на дорожке, прямо на дорожке. Воспольжуйтешя моей подшкашкой… вщем шледует польжоватша моей подшкашкой. Знаете, хто я такой, шэр? Жнаете, я ваш шпрашиваю? Атлаш, вот кто я такой, Атлаш из «Шолнца Дублина». Я вешь щезон даю подшкашки… Ражве не я подшкажал нащщет Девощки Ларри? Двадшать пять к одному, двадшать пять к одному. Шлушайте Атлаша, и вы не промахнетещя.

Эркюль Пуаро со странным почтением смотрел на него. Наконец он произнес дрожащим голосом:

— Mon Dieu, это знамение!

VI

Это произошло через несколько часов. Время от времени появлялась луна, кокетливо выглядывая из-за облаков. Пуаро и его новый друг уже прошагали несколько миль. Сыщик хромал. У него промелькнула мысль, что существует все-таки другая обувь, более подходящая для загородных прогулок, чем лаковые туфли. Собственно говоря, Джордж почтительно говорил ему об этом. «Нужна пара крепких башмаков» — вот что он сказал.

Эркюлю Пуаро эта идея не понравилась. Он любил, чтобы его ступни выглядели аккуратно и красиво. Но сейчас, шагая по каменистой тропинке, он осознал, что есть и другая обувь…

Его спутник неожиданно произнес:

— Мне жа это достанетщя от швященника? Я не хочу иметь на швоей шовешти шмертный грех.

— Вы всего лишь отдаете Цезарю то, что принадлежит Цезарю.

Они подошли к стене монастыря. Атлас приготовился выполнить свою задачу. Из его груди вырвался стон, и он воскликнул тихим, трогательным голосом, что полностью уничтожен!

— Замолчите, — властно ответил сыщик. — Вам придется выдержать не вес целой Земли, а всего лишь вес Эркюля Пуаро.

VII

Вертя в руках две новеньких пятифунтовых банкноты, Атлас с надеждой произнес:

— Может быть, утром я не вшпомню, как жаработал их. Я вще-таки беспокоющь, што отец О’Рейли будет меня ругать.

— Забудьте обо всем, друг мой. Завтра мир будет принадлежать вам.

— И на кого мне их поштавить? — пробормотал Атлас. — Ещть Рабочий Парень, он жамечательный конь, кращивый! И ещть Щила Бойна; на ней я заработаю щемь к одному… — Он помолчал. — Мне показалощь, или я дейштвительно шлышал, как вы проижнешли имя яжычешкого бога? Геркулеш, шкажали вы, — и, благодарение Богу, в три тридшать жавтра бежит Геркулеш.

— Друг мой, — ответил Эркюль Пуаро, — поставьте на этого коня. Геркулес не может проиграть, это я вам говорю.

И чистая правда, что на следующий день Геркулес мистера Росслина совершенно неожиданно выиграл скачки в Бойнане, и начальная ставка была шестьдесят к одному.

VIII

Эркюль Пуаро проворно распаковал аккуратный сверток. Сначала оберточная бумага, потом вата и наконец папиросная бумага.

Он поставил на стол перед Эмери Пауэром сверкающую золотую чашу. На ней было выгравировано дерево, на котором висели яблоки из зеленых изумрудов.

Финансист глубоко вздохнул:

— Поздравляю вас, месье Пуаро.

Тот поклонился.

Эмери Пауэр протянул руку, дотронулся до ободка кубка, провел по нему пальцем и сказал низким голосом:

— Мой!

— Ваш, — подтвердил Пуаро.

Финансист вздохнул и откинулся на спинку кресла. Потом спросил деловым тоном:

— Где вы его нашли?

— Я нашел его на алтаре, — ответил Эркюль Пуаро.

Эмери Пауэр изумленно уставился на него. Сыщик продолжал:

— Дочь Кейси была монахиней и готовилась принести последние обеты во время смерти отца. Неграмотная, но благочестивая девушка. Кубок был спрятан в доме ее отца в Ливерпуле. Она отвезла его в монастырь — думаю, хотела искупить грехи отца; отдала его, чтобы им пользовались во славу Господа. Я не думаю, что сами монахини догадывались о его ценности; возможно, они принимали кубок за семейную реликвию. На их взгляд, это был потир, и они использовали ее в этом качестве.

— Удивительная история! — воскликнул Эмери Пауэр. — Что навело вас на мысль отправиться туда?

Пуаро пожал плечами:

— Возможно, я действовал методом исключения. А потом — удивительно было то, что никто никогда не пробовал продать этот кубок. Казалось, что он находится в таком месте, где обычные материальные ценности не имеют смысла. Тут я вспомнил, что дочь Патрика Кейси была монашкой…

Пауэр с чувством произнес:

— Ну, как я уже сказал, я вас поздравляю. Назовите мне ваш гонорар, и я выпишу вам чек.

— Мне не нужно гонорара, — ответил Эркюль Пуаро.

Собеседник изумленно уставился на него:

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы когда-нибудь читали сказки в детстве? В них король обычно говорит: «Проси у меня чего хочешь».

— Значит, вы чего-то хотите?

— Да, но не денег. Это очень простая просьба.

— Ну, какая же? Хотите полезный совет насчет рынков?

— Это были бы всего лишь деньги в другой форме. Моя просьба намного проще.

— Какая же?

Пуаро положил руки на кубок.

— Отошлите его обратно в монастырь.

Последовала пауза. Затем Эмери Пауэр произнес:

— Вы совсем спятили?

Сыщик покачал головой:

— Нет, я не сумасшедший. Я вам кое-что покажу.

Он взял в руки кубок, вложил палец в открытую пасть змея, обвившегося вокруг дерева, и сильно надавил. Внутри чаши крохотная часть золотой внутренней резьбы скользнула в сторону, открыв отверстие в полой ручке.

— Видите? — спросил Пуаро. — Эта чаша для питья принадлежала Папе. Через это маленькое отверстие яд попадал в напиток. Вы сами сказали, что история кубка полна злодеяний. Насилие, кровь и злобные страсти сопровождали его владельцев. Возможно, зло придет и к вам, в свою очередь.

— Предрассудок!

— Возможно. Но почему вы так жаждали обладать этой вещью? Не ради ее красоты. И не ради ее ценности. У вас есть сотни, а возможно, и тысячи красивых и редких вещей. Вы хотели потешить свою гордость. Вы твердо решили не допустить поражения. Eh bien, вы не потерпели поражения. Вы победили! Кубок принадлежит вам. Но теперь почему бы не сделать широкий, превосходный жест? Отошлите его обратно, туда, где он мирно обитал почти десять лет. Пусть там он очистится от зла. Когда-то этот кубок принадлежал Церкви. Пускай он снова стоит на алтаре, очищенный и получивший отпущение грехов, подобно тому, как, надеемся мы, будут прощены и получат отпущение грехов души людей. — Он подался вперед. — Позвольте мне описать вам то место, где я его нашел, — Сад Покоя, выходящий на Западное море, на забытый Рай молодости и Вечной красоты…

Он продолжал, описывая очарование далекого Инишгоулена.

Эмери Пауэр сидел, откинувшись на спинку и прикрыв ладонью глаза. Наконец он сказал:

— Я родился на западном побережье Ирландии. Мальчиком я уехал оттуда в Америку.

— Я слышал об этом, — мягко сказал Пуаро.

Финансист выпрямился. Глаза его снова стали проницательными. Со слабой улыбкой на губах он произнес:

— Вы странный человек, месье Пуаро. Но пусть будет по-вашему. Отвезите кубок в монастырь в качестве дара от моего имени. Довольно дорогого дара. Тридцать тысяч фунтов — а что я получу взамен?

— Монахини будут служить обедни и молиться о вашей душе.

Улыбка богача стала шире — хищная, голодная улыбка.

— Значит, все-таки это может стать вложением денег! Возможно, самым лучшим вложением из всех, какие я сделал…

IX

В маленькой гостиной монастыря Эркюль Пуаро рассказал эту историю и отдал потир матери-настоятельнице.

— Передайте ему, — тихо сказала она, — что мы благодарим его — и будем молиться за него.

— Ему нужны ваши молитвы, — мягко ответил Эркюль Пуаро.

— Значит, он несчастный человек?

— Настолько несчастный, что забыл, что такое счастье. Настолько несчастный, что не знает, что несчастен.

— А, богач… — тихо произнесла монахиня.

Эркюль Пуаро ничего не сказал — он понимал, что сказать нечего…

Примечания

1

Маленький обман (фр.).

(обратно)

2

Рассказ А. Конан Дойла из цикла о Шерлоке Холмсе назывался «Шесть Наполеонов».

(обратно)

3

У. Шекспир «Сон в летнюю ночь». Пер. М. Лозинского.

(обратно)

4

Еврипид «Ипполит». Пер. И. Анненского.

(обратно)

5

Грозная женщина (фр.).

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg