«Суд и ошибка»

— "Святость человеческой жизни чересчур преувеличена", — процитировал Феррерз. — Подумать только, какая отвага потребовалась, чтобы произнести эти слова перед толпой убежденных сентименталистов, среди которых попадались и профессионалы!

— И вы разделяете это мнение? — осведомился преподобный Джек Денни.

— Разумеется.

— Ну что ж, журналисту полагается быть циником, — священник улыбнулся и пригубил портвейн.

Феррерз учтиво улыбнулся в ответ, поправляя свой элегантный черный галстук-бабочку. Его, литературного редактора одного из старейших и самых респектабельных лондонских художественных еженедельных журналов, едва ли можно было назвать журналистом, и он сразу уловил противоречие в мейозисе. Джек Денни был его давним оппонентом.

— Точно так же, как приходскому священнику полагается быть сентиментальным, Джек, — предпринял провокацию Феррерз.

— Может быть, может быть, — священник не поднял брошенную перчатку.

По другую сторону стола военный и бывший гражданский чиновник в Индии обсуждали Новую Молодежь. Майор Баррингтон, рослый, видный мужчина с подстриженными седыми усами, сразу после войны предпочел армии дипломатическую карьеру и не так давно женился на одной из представительниц Новой Молодежи, поэтому считал себя знатоком этой породы людей. Чиновник Дейл вывез из Индии довоенные взгляды и теперь недоумевал: Новая Молодежь даже выражалась совсем не так, как прежняя.

Уловив обрывок разговора с другой стороны стола, Дейл счел долгом внести в него свою лепту.

— "Святость человеческой жизни!" — фыркнул он, ероша седые волосы, которые падали на лоб, как шерсть овчарки. — Вы только послушайте! Вот она, примета времени. Я как раз говорил об этом. Сегодня каждый настолько дорожит своей шкурой, что ничто иное не идет с ней в сравнение. Но само собой, всему этому подыскивают возвышенные оправдания, вроде "святости жизни".

— А я готов встать на их защиту! Они заботятся не только о себе, парировал майор. — Нет, никакой это не эгоизм.

Как и подобало опытному хозяину дома, мистер Тодхантер не упустил возможность вступить в разговор. Он вытянул шею, увенчанную круглой лысой головкой, которая сидела на костлявых плечах, как картофелина, выпавшая из мешка, и через очки воззрился на чиновника.