Сборник детективных рассказов
Генри Слезар ВОРИШКА[1]
Есть у любой тирании одно хорошее качество: оно сплачивает тех, кто становится ее жертвой. В конторе «Штекпул Глоу Компании наблюдалась внутрипроизводственная разновидность этого редкого феномена. Служащие были едины в своей ненависти к Ральфу Штекпулу. президенту и владельцу фирмы. Штекпул, вероятно, обо всем догадывался, но это его ни в малейшей степени не волновало. За пятьдесят лет своей жизни, тридцать из которых были связаны с производством перчаток, он усвоил одно золотое правило: бей соперника первым, пока тот не ударил тебя.
То утро, в которое Штекпул обнаружил вора на своем предприятии, начиналось довольно неплохо. Пешком он преодолел те шесть кварталов, что отделяли его квартиру от конторы, и январский морозец нарисовал ласковый румянец на его морщинистых щеках. За завтраком он был очень любезен со своей женой, а на работе крайне вежливо поговорил с секретаршей, которая принесла ему утреннюю корреспонденцию. Даже Блекбурн, который всегда приводил его в замешательство своим нервозным жеманством, на этот раз вызвал легкую улыбку, когда появился в святая святых президента. Но улыбка была недолгой.
— Просто не могу себе этого представить, мистер Штекпул, — запричитал Блекбурн. — Мы затребовали модель № 205 — и фабрика выслала дюжину пар в качестве образца, но теперь у нас осталось только одиннадцать...
— Ну, и что же мне теперь делать?
— Но речь ведь идет не только о модели № 205, мистер Штекпул. Недавно у нас начались пропажи, которые невозможно объяснить. Похоже на то, — тут по его лицу пробежала нервная дрожь, — что у нас завелся воришка.
Штекпул тяжело задышал.
— Вы хотите сказать, что меня обкрадывают? Здесь, на моем собственном предприятии?
— Ну, конечно, ведь пока перчатки валяются здесь, всегда можно вынести пару в кармане пальто или портфеле.
Президент поднялся, в своем гневе он напоминал Юпитера.
— Никто, Блекбурн, не смеет так поступать со мной! Слышите, никто! Я требую, чтобы сегодня же вы нашли мошенника!
— Я? — Блекбурн дрожал всем телом. — Но почему именно я? Я же не знаю, как надо действовать в подобных случаях!
— Вам известно, сколько перчаток пропало?
— Шесть или семь пар.
— А вы уверены, что все остальное лежит на месте? Писчая бумага, скрепки, мои сигары! — Он откинул крышку бюро. — Ведь любой может зайти сюда и стянуть мои сигары!
— Ну, давайте я буду вести протокол...
— Убирайтесь отсюда, — грозно прорычал Штекпул. — Не надо мне никакого протокола, я сам займусь этим делом.
Излюбленный метод Штекпула — брать быка за рога — никогда не давал осечки. Он вызвал частного детектива и ввел его в курс дела. Сэмпл коренастый человек маленького роста, привыкший к тревожным тирадам ограбленных богачей, слушал его очень внимательно.
— Насколько серьезно это дело, мистер Штекпул? — поинтересовался он. — Тут прозвучало, что стоимость пропавших предметов составляет не более десяти — пятнадцати долларов. Это действительно так?
— Для меня это дело принципа, — напрямик заявил Штекпул. — Никто не может безнаказанно обкрадывать меня. Особенно из тех, кому я плачу зарплату.
— Вы не подозреваете кого-нибудь?
— Украсть может каждый, — проревел Штекпул. — По мне, это мог сделать любой из них. Даже моя собственная секретарша или, скажем, мальчишка посыльный. А, может быть, этот шалопай Фред Коттер.
— Кто?
— Коттер, мой помощник. Молодой человек, холостой, с кучей подружек. Возможно, они то вот и щеголяют в украденных у меня перчатках. Я его совершенно не перевариваю.
— Почему же тогда вы держите его у себя?
— Он хорошо разбирается в своем деле, — смиренно ответил Штекпул. — Он вообще один из лучших специалистов, вот только если бы еще побольше занимался работой. Половину дня он вечно проводит где-то вне конторы. А потом заявляет, что ходил «изучать опыт». Но меня-то не проведешь. Нисколько не удивлюсь, если он и окажется вором.
— Ну, не надо никого заранее обвинять, — благоразумно возразил Сэмпл. — Лучше всего, поймать вора в ловушку.
— В ловушку?
— Подобный метод я неоднократно применял в интересах некоторых крупнейших фирм страны, и всегда успешно. Суть его заключается, можно сказать, в том, что преступник должен «запятнать себя». — Детектив захихикал и выразительно посмотрел на сигару Штекпула.
— Что же мы должны делать?
— О, ничего сложного. В назначенное вами время я принесу мелкий, светящийся порошок с особыми свойствами. Мы обработаем им коробки с перчатками, которые расставим по всей конторе в стратегически важных, или, иначе говоря, наиболее соблазнительных для вора местах и когда мы убеждаемся, что кража вновь произошла, с полной уверенностью начинаем проводить расследование.
— Какое расследование?
— Вот, посмотрите: в момент кражи порошок попадает на пальцы похитителя, но видимым он становится только в полной темноте. Кроме того, его нельзя смыть никакими моющими средствами. Воришка будет постоянно носить с собой доказательства своей вины.
— Ага, понимаю, — захихикал Штекпул, — потом мне нужно будет собрать всю эту банду в каком-нибудь темном помещении и высмотреть, у кого будут светиться руки. — Его глаза заблестели, и, весьма довольный, он откинулся назад в своем вращающемся стуле. — Гениальная идея, Сэмпл. Когда мы сможем ее осуществить?
— Если вы согласны, я могу приготовить все уже сегодня вечером.
— Подождите минуточку. — Штекпул снял с рычага телефонную трубку и вызвал своего управляющего. — Блекбурн? Кто-нибудь отпрашивался с работы на завтра?
— Нет, сэр.
— Вы уверены в этом? Фред Коттер и другие, все на месте?
— Да, сэр, насколько я знаю, никто с работы не уходил.
— Ну, хорошо, хорошо, — проворчал Штекпул и повесил трубку. Потом он довольно подмигнул детективу и протянул ему одну из своих сигар.
В тот же вечер, когда из конторы все ушли, Штекпул и детектив начали осуществлять свой план. Пока Сэмпл обрабатывал картонные коробки с перчатками белым порошком, президент не переставал удивляться его неприметности. Он настоял на том, чтобы и его шкатулка с сигарами тоже была превращена в ловушку. Дома Штекпул в подробностях рассказал жене, какую хитрую западню он устроил для похитителя. Никогда прежде ей не доводилось видеть его в таком радостном возбуждении.
На следующий день все сотрудники были вызваны в личный кабинет Штекпула. Сам он обосновался за закрытой дверью и показался только в обед. Через равномерные промежутки времени он требовал от Блекбурна подтверждение, что собрался действительно весь персонал. За исключением секретарши, выполнявшей поручение за пределами здания, завхоза, мучившегося зубной болью, и Франка Коттера, который на протяжении уже двух часов «изучал опыт», коллектив явился в полном составе.
До четырех часов пополудни в Штекпуле рос страх, что если вдруг, в этот день, вор решил продемонстрировать свою честность, тогда весь план полетел к черту. Его нисколько не привлекала перспектива сидеть в засаде в течение долгого времени, он жаждал схватить свою жертву немедленно. И уже через четверть часа стало ясно, что плод созрел.
Позвонил Блекбурн.
— Мистер Штекпул? Я проверил коробку с образцами, что стояла возле бухгалтерии. Одной пары не хватает.
— Вы абсолютно уверены? — спросил Штекпул и вытащил изо рта сигару. — Вы тщательно все пересчитали?
— Несколько раз, сэр. Первоначально было двадцать четыре пары, теперь осталось только двадцать три.
Штекпул ударил кулаком по столу.
— Все сотрудники на месте?
— Да, сэр. Мистер Коттер вернулся полчаса назад, и теперь уже собрались абсолютно все.
— Через пять — десять минут все должны пройти в большой конференц-зал без всяких исключений. Я требую стопроцентной явки!
— Будет выполнено, сэр!
Штекпул с трудом сдерживал себя. Ни одна сделка, совершенная им прежде, и сколь значительную прибыль она бы не сулила, не волновала его до такой степени. К этому моменту он уже совершенно забыл роль Сэмпла в выработке этого плана и считал его принятие исключительно собственной заслугой.
Между тем, служащие с угрюмыми лицами начали стекаться в просторный зал, лишенный окон. Ведь обычно общие собрания проводились для того, чтобы дать всем нагоняй, произнести пустые пожелания по случаю окончания года ими дать скучный отчет о состоянии дел. Только из угла, где сидели секретарши, раздавались смешки, да еще на лице Франка Коттера, не спеша бредущего по залу в одной рубашке, блуждала злобная усмешка.
Штекпул прошел к председательскому месту за столом президиума.
— Прошу внимания, — сухо произнес он, и это сразу же прекратило все шорохи и покашливания. — Я позвал вас всех сюда для того, чтобы провести небольшой эксперимент. Хочу, чтобы все вы оставались на своих местах и только повернули руки. Вот так. — Он протянул вперед обе руки ладонями вверх.
Послышались возгласы удивления, явственно ощущалось легкое замешательство.
— Ну, чего вы еще ждете? Все дружно протянули руки.
— Выключите свет, мистер Блекбурн, — распорядился Штекпул. Блекбурн торопливо подбежал к выключателю и повернул его. Зал погрузился во тьму, и воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая отдельными нервозными покашливаниями.
— Мистер Штекпул!
Это был голос Блекбурна. Штекпул посмотрел в его сторону, и его грудь тотчас же переполнило чувство триумфа, которое чуть было даже не расстегнуло пуговицы на рубашке. Ведь там, в другом конце зала, виднелась пара ярко светящихся рук.
— Свет! Включите свет! — в волнении вскричал Штекпул, после того как пробился сквозь толпу и схватил преступника за ладонь.
Фред Коттер уставился на него, непонимающе.
— Что случилось? Что я сделал?
— Так это все же оказались вы! — торжествующе произнес Штекпул. — Я знал, что буду прав. У меня не было сомнений! Вы думали, что вам удастся безнаказанно обкрадывать меня...
— О чем вы говорите?
— О чем? Мистер Коттер, вы не могли бы познакомить меня с содержимым вашего портфеля?
— Что?
— Нет, я не думаю, что вы действовали настолько глупо. Наверное, вы каким-то образом уже избавились от похищенных перчаток — или еще нет? Полагаю, вы не зря ходили «изучать опыт». — Он повернулся к своему управляющему. — Блекбурн, я хочу, чтобы вы еще сегодня рассчитали мистера Коттера. С этого момента он уволен.
— Вы вышвыриваете меня вон? — Коттер умоляюще посмотрел на своих коллег, но те боялись открыто выражать ему свое сочувствие. — Но из-за чего?
— Вы обокрали меня! Обокрали фирму! Будете это отрицать?
Коттер покраснел.
— Ну да, я взял несколько пар перчаток. Но я никак не думал...
— Да бросьте вы. Никто не может взять у меня что-либо без разрешения. Глупо говорить, мистер Коттер, что вы этого не знали. Сегодня вечером вы должны освободить свой письменный стол. Завтра утром я вас в конторе уже сидеть не хочу.
Штекпул развернулся и сурово посмотрел на остальных сотрудников. Напряжение понемногу стало спадать.
— Доброго вечера всем, — пожелал он на прощанье.
Остаток вечера Штекпул провел и своем кабинета, заканчивая работу, которую не успел сделать в течение дня. Ужинать дома было уже поздно. И он решил пойти в свой клуб, чтобы сполна насладиться одиночеством. Когда он вернулся домой, было уже за полночь, и его жена готовилась ко сну.
— Ты так долго работал сегодня, мой дорогой, — заметила она, надевая ночную рубашку. — Как прошел твой эксперимент?
— Прекрасно, — захихикал Штекпул. — И знаешь, кто оказался вором? Этот шалопай Фред Коттер!
— Коттер? Это твой помощник?
— Именно он; ты ведь познакомилась с ним недавно на приеме по случаю Рождества! Такой парень, с вечной ухмылкой на физиономии. Но сегодня я стер улыбку с его лица. Я показал ему, что бывает с тем, кто наносят мне урон!
С довольной усмешкой он плюхнулся на кровать и выключил ночник. А когда он повернулся на другой бок, то увидел светящийся отпечаток руки на обнаженном плече своей дорогой супруги.
Маргарет Миллар ЧУДО МАК-КОВНЕЯ
В общем-то, я нашел его совершенно случайно. Он поджидал трамвай на Пауэлл-стрит, почтенного вида человек лет шестидесяти, в черном пальто и серой фетровой шляпе. Скрестив руки на груди как священник, благословляющий орду язычников, он выглядел очень спокойным и даже отрешенным от остальной толпы. Но я знал, что этот человек не священник.
Пелена тумана окутала Сан-Франциско, она приглушала стук колес и делала тусклыми огни трамваев.
Я подошел к Мак-Ковнею и произнес:
— Добрый вечер. Казалось, он не узнал меня.
— Добрый вечер, сэр! — ответил он с легкой улыбкой. — Весьма любезно с вашей стороны столь дружески приветствовать незнакомого человека.
На какое-то мгновение мне подумалось, что я ошибся. Каждому ведь доводилось слышать о людях, похожих друг на друга как две капли воды. К тому же я не видел Мак-Ковнея с начала июля. Но одну из своих главных отличительных черт Мак-Ковней все-таки изменить не смог: его голос звучал все с тем же гортанным пафосом, свойственным обычно устроителям похорон.
Он слегка коснулся пальцами своей шляпы и быстро зашагал по Пауэлл-стрит, при этом его пальто било по тонким ногам подобно перебитому крылу.
Однако вскоре он остановился и обернулся назад, чтобы посмотреть, следую ли я за ним. Я действительно шел следом. Тогда он двинулся дальше, покачав головой, как будто действительно не понимал истинной причины моего интереса к нему.
На следующем углу он остановился возле магазина. И, когда я приблизился, обратился ко мне, наморщив лоб.
— Не знаю, почему вы преследуете меня, молодой человек, но...
— Почему бы вам не спросить меня об этом, Мак-Ковней?
Но спрашивать он явно не собирался. Он лишь повторил свое имя удивленным голосом.
— Меня зовут Эрик Михам, я адвокат миссис Китинг. Кажется, мы с вами однажды встречались.
— Я встречался со многими людьми. Одни мне запомнились, другие — нет.
— Но вы, наверное, помните миссис Китинг. Ее хоронили в июле.
— Конечно, конечно. Действительно замечательная женщина. Ее кончина наполнила печалью сердца тех, кому посчастливилось знать ее и ощутить прелесть ее улыбки...
— Послушайте, Мак-Ковней. Миссис Китинг была старой ведьмой, острой на язык и без единого друга на этом свете.
Он отвернулся от меня, однако его лицо отражалось в стекле как в зеркале, оно было напряженным и крайне испуганным.
— Вы так далеко уехали от своего дома, Мак-Ковней.
— Теперь мой дом здесь.
— Вы покинули Арбану так внезапно.
— Для меня это не было неожиданностью. Еще с двадцатых годов я мечтал уехать оттуда, и, когда подошло время, осуществил свое намерение. Тогда было лето, но я все время думал о грядущей зиме, когда все будет увядать и умирать. А смертями я был сыт по горло.
— Миссис Китинг была вашей последней клиенткой?
— Да.
— На прошлой неделе ее эксгумировали.
Битком набитый трамвай взбирался в гору, раскачиваясь, словно пьяная лошадь. Неожиданно Мак-Ковней выскочил на проезжую часть и помчался вдогонку за вагоном. Несмотря на преклонный возраст, ему удалось настичь трамвай, однако тот был так переполнен, что не оставалось ни единого свободного местечка. Мак-Ковней прекратил бег, застыл без движения прямо посередине улицы, уставившись на задние фонари вагона, постепенно исчезавшие на вершине горы. Затем он, не обращая внимания на сигналы и крики водителей автомашин, медленно побрел назад к тротуару, где его ждал я.
— Вы не должны убегать, Мак-Ковней.
Он устало посмотрел на меня, не сказав ни единого слова. Затем достал из кармана грязный носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Результат эксгумации не должен быть для вас неожиданным, — заметил я. — Вы ведь написали анонимное письмо, в котором предлагали провести ее. Оно было отправлено из Беркли. Поэтому-то я сюда и приехал.
— Никакого письма вам я не писал.
— Полученная мной информация могла исходить только от вас.
— Нет. Ею располагал еще один человек.
— Кто же?
— Моя... жена.
— Ваша жена?
Подобного ответа я ожидал меньше всего. Миссис Мак-Ковней и их единственная дочь умерли во время эпидемии гриппа вскоре после окончания первой мировой войны. Это была вполне типичная история, о которой еще и сегодня помнят в таком городе как Арбана, несмотря на то, что с тех пор минуло уже тридцать пять лет. После возвращения из армии Мак-Ковней оказался безработным, и у него не было денег на двойные похороны. И когда устроитель похорон предложил ему место своего помощника, чтобы он смог отработать долг, Мак-Ковней согласился. Всякий знал, что после смерти своей жены он не смотрел ни на одну женщину, кроме, конечно, тех, с которыми ему приходилось иметь дело на службе.
— Так вы снова женились, — сказал я.
— Да.
— Когда?
— Полгода назад.
— Значит, сразу после того, как вы покинули Арбану?
— Да.
— Быстро же вы начали новую жизнь.
— Мне нельзя было поступать иначе. Ведь я уже не молод.
— Вы женились на местной жительнице?
— Да.
И лишь потом я заметил, что со словом «местный» он связывает Арбану, а не Сан-Франциско, как это понимал я.
— Так вы полагаете, что это ваша жена отправила мне анонимное письмо?
— Да.
Зажглись уличные фонари, и я заметил, что уже начали опускаться сумерки и заметно похолодало. Мак-Ковней поднял рукава своего пальто, обнажив плохо сидящие на нем перчатки из белой шерсти. Однажды я уже видел его в этих перчатках. Они являлись столь же неотъемлемым атрибутом его профессии как гортанный голос и неистощимый запас сентиментальных сентенций.
Он заметил, что, я пристально смотрю на его перчатки, и произнес извиняющимся тоном:
— Денег вечно не хватает. Ко дню рождения жена связала мне пару шерстяных перчаток.
— Она не работает?
— Нет.
— Для человека с вашим опытом, наверное, несложно найти место в такой специфической области.
У меня не было сомнения в том, что он неоднократно пытался найти работу по своей специальности. За последние дни я общался практически со всеми местными устроителями похорон. Ни у кого из них Мак-Ковней не работал.
— Я не хочу больше работать по своей прежней специальности, — заявил Мак-Ковней.
— Но ведь это единственное дело, которому вы обучены.
— Да. Но я не желаю больше быть связанным со смертью.
Он высказал это как само собой разумеющееся, как будто речь шла об его нежелании сыграть в карты или отведать земляных орешков.
Смерть, карты или солёные орешки — я не был готов беседовать с Мак-Ковнеем об этих вещах, поэтому мне пришлось сменить тему разговора:
— Моя машина стоит в гараже отеля «Кантербюри». Давайте зайдем туда, и я отвезу вас домой.
Мы пошли в сторону Саттер-стрит. Поток пешеходов еще более увеличился за счет целой армии конторских служащих, закончивших рабочий день, однако вся эта людская масса, шум и толкотня Мак-Ковнея, казалось, абсолютно не касались. Он спокойно шагал рядом со мной и тихонько улыбался про себя, как всякий человек, обладающий способностью время от времени покидать этот мир и переселяться на какой-то потусторонний маленький островок счастья. Я бы охотно узнал, где расположен островок Мак-Ковнея и кто же живет там вместе с ним. Но только одно можно было сказать наверняка: на острове Мак-Ковнея не было места смерти. Вдруг он произнес:
— Должно быть, это было очень непросто.
— Что именно?
— Провести эксгумацию. Ведь зимой на Востоке почва замерзает до крепости камня. Я полагаю, мистер Михам, вы не присутствовали при этом?
— Вы ошибаетесь.
— Господи, но нельзя же было передавать такое дело в руки дилетантов!
По-моему мнению, эксгумацию вообще нельзя было доверять посторонним людям. Кладбище тогда было окутано снежным покрывалом, опустившимся на землю предыдущей ночью. Наступил рассвет, если таким словом можно было назвать тусклый свет мрачного зимнего неба. На гранитном надгробии было высечено: ЭЛЕОНОРА РЕГИНА КИТИНГ, 3 ОКТЯБРЯ 1899 — 30 ИЮНЯ 1953. ДОБРАЯ ДУША ОСТАВИЛА ТЕЛО, ЛЮБИМЫЙ ГОЛОС ЗАМОЛЧАЛ.
Добрая душа действительно отправилась на небо. А вот что касалось тела, то когда мы два часа спустя подняли и открыли гроб, в нос ударил запах отнюдь не бренной оболочки, тронутой посмертным тлением, а старых прелых газет и покрытых серо-зеленой плесенью камней.
— Вы догадываетесь, Мак-Ковней, что мы обнаружили в гробу?
— Разумеется. Я ведь сам руководил ее погребением.
— То есть вы берете на себя всю полноту ответственности за то, что в землю был опущен пустой гроб?
— Нет, я не собираюсь в одиночку отвечать за все.
— Кто был вашим сообщником? И почему вы это сделали? Он лишь покачал головой.
Когда мы остановились, дожидаясь зеленого сигнала светофора, я внимательно посмотрел на лицо Мак-Ковнея, пытаясь определить степень его вменяемости. В его поступках не ощущалось логики. Миссис Китинг умерла от обычного сердечного приступа и в соответствии со своим завещанием была похоронена в закрытом гробу. Против врача, подписавшего свидетельство о смерти, никаких улик не было. В тот день он случайно оказался в доме миссис Китинг, поскольку был вызван к ее простудившейся старшей дочери Мэри. Этот врач и осмотрел миссис Китинг, засвидетельствовал ее кончину и послал за Мак-Ковнеем. Два дня спустя я пригласил Мэри на похороны, хотя она все еще кашляла, не знаю уж от горя или из-за простуды. Мак-Ковней держался как всегда корректно.
Единственное, от чего он отказался, это класть тело миссис Китинг в гроб.
Прошло время. Никто особенно не печалился по поводу утраты миссис Китинг. Она была несчастной женщиной, духовно и морально превосходившей своего мужа, который погиб в пьяной драке в Новом Орлеане, и обеих дочерей, походивших на своего отца. В течение трех последних лет я был адвокатом миссис Китинг. С удовольствием беседовал с ней. Она обладала быстрой реакцией, сообразительностью и чувством юмора. Но, как и многие другие богатые люди, не познавшие радости труда и чувства удовлетворения от хорошо выполненной работы, миссис Китинг оставалась скучной и одинокой женщиной, тщательно сберегавшей монолит собственной нравственности, который периодически потрясался остатками горьких воспоминаний.
Сразу же после смерти миссис Китинг Мак-Ковней продал свою погребальную контору и уехал из города. Никто в Арбане не стал связывать вместе эти два события, пока не пришло письмо из Беркли, как раз незадолго до вступления завещания миссис Китинг в законную силу. В этом адресованном на мое имя послании содержалось требование провести эксгумацию и объявить завещание недействительным, поскольку нет доказательств смерти миссис Китинг. Мне никак не приходило в голову, почему новая жена Мак-Ковнея должна была написать подобное письмо, ну разве что она была очень сердита на мужа и выбрала столь сложный способ избавиться от него.
Но вот, наконец, загорелся зеленый свет, мы с Мак-Ковнеем перешли улицу и остановились возле отеля, дожидаясь мою машину, за которой был послан портье. Я не смотрел на Мак-Ковнея, но чувствовал, что он наблюдает за мной.
— Вы, Михам, наверное, думаете, что я сумасшедший?
Я не ожидал такого вопроса. Пришлось напрячься, чтобы выглядеть по возможности безучастным.
— А я, Михам, и не утверждаю, что совершенно нормален.
Мак-Ковней положил свою руку в плохо сидящей белой перчатке на мою ладонь. Я не пытался сбросить ее. Она походила на подстреленного голубя.
— Но поверьте мне, скоро вы узнаете нечто в высшей степени удивительное.
— То, что узнали вы?
— Да. Я испытал сильнейший шок, хотя у меня всегда было предчувствие, что в один прекрасный день произойдет нечто подобное. Я все время думал об этом. Каждый раз, когда приходилось видеть мертвеца. В некотором смысле я даже ЖЕЛАЛ этого.
За моими ушами струйками побежал пот.
— Чего вы желали, Мак-Ковней?
— Я хотел, чтобы они вновь ожили.
Тут я увидел, что мне машет рукой портье. Мой автомобиль стоял на обочине с работающим двигателем.
Я сел за руль, Мак-Ковней нехотя влез в машину и поместился рядом со мной. После этого наш прерванный разговор продолжился.
— Вы мне не верите, — заметил Мак-Ковней, когда мы отъехали.
— Я адвокат. Привык оперировать только фактами.
— Но разве то, что случилось, не является фактом?
— Ну, разумеется.
— Вот, это как раз и случилось.
— Вы хотите сказать, что она снова вернулась к жизни?
— Ну да.
— Это случилось благодаря вашему страстному желанию?
Он беспокойно заерзал на своем сидении.
— Я ввел ей адреналин и дал кислород.
— С другими клиентами вы проделывали то же самое?
— Чаще всего, да.
— Подобные действия являются общепринятыми?
— Для меня это было обычным делом, — со всей серьезностью ответил Мак-Ковней.
— Я всегда мечтал стать врачом. Во время войны я служил в санитарной части, где получил небольшие познания в медицинской области.
— Однако достаточных для того, чтобы совершать чудеса?
— Я не обладал возможностью возвратить ей жизнь. Это было лишь моим желанием. Она утратила только волю к жизни, а у меня ее вполне хватало на нас двоих.
Если между здравым смыслом и безумием действительно проходит лишь тоненькая грань, то за последний час Мак-Ковней пересекал ее многократно. Он перепрыгивал эту пограничную линию с легкостью ребенка, который без сомнения жил в его душе.
— Теперь-то вы поняли, Михам? Она потеряла желание жить. Я видел, как это произошло. Мы никогда не разговаривали с ней, она и имени-то моего, наверное, никогда не слышала, однако я наблюдал за ней в течение ряда лет, поскольку свою утреннюю прогулку она совершала вблизи моей конторы. Я замечал, как она менялась, как тускнел ее взгляд и тяжелела походка. Я понимал, что вскоре она умрет. Однажды я вышел, чтобы сказать ей о том, что ее ждет. Но, увидев меня, она пустилась бежать. Наверное, догадалась, что я хочу ей сказать.
Он говорил сущую правду, по крайней мере, такой она ему представлялась. Поздней весной с миссис Китинг действительно случилось подобное происшествие. Мне вспомнились ее тогдашние слова: «Сегодня утром, Михам, со мной случилось нечто необычное. Когда я проходила мимо погребальной конторы, оттуда выскочил странный человек небольшого роста и напугал меня чуть ли не до смерти...».
Учитывая то, что вскоре произошло, нельзя было не заметить присутствовавшую во всем этом чудовищную иронию. Пока мы добирались до Беркли, Мак-Ковней подробно рассказал мне всю эту удивительную историю.
Все случилось в середине одного из последний июньских дней. В маленькой каморке, в которой Мак-Ковней оборудовал свою лабораторию, после утреннего дождя было душно и сыро.
Миссис Китинг очнулась как будто бы после долгого и тяжелого сна. Ее руки дрожали, рот скривился от истощения, пульс прослушивался с трудом. Из-под плотно закрытых век текли слезы, сбегавшие по мочкам ушей прямо в волосы.
Дрожа от волнения, Мак-Ковней склонился над ней.
— Миссис Китинг! Миссис Китинг! Вы живы!
— О, господи!
— Произошло чудо!
— Оставьте меня в покое. Я устала.
— Вы живы, ЖИВЫ!
Она медленно открыла глаза и взглянула на него.
— Послушайте вы, назойливый коротышка, вас для чего наняли?
Потрясенный и словно одурманенный Мак-Ковней отступил на шаг назад.
— Ведь вы живы. Это все-таки случилось. Чудо свершилось.
— Жизнь. Чудо. — Она произносила слова с явной издевкой. — Вы полный идиот.
— Но я...
— Принесите мне лучше стакан воды. В горле пересохло.
Его била такая сильная дрожь, что он расплескал почти всю воду. Он все-таки совершил чудо. Сбылись ожидания всей его жизни.
Он протянул женщине стакан с водой, потом, прерывисто дыша, сел на стул и стал наблюдать за ней. Она пила очень медленно, как будто бы ее мускулы за то короткое время, когда миссис Китинг оставляла этот мир, утратили свои функции.
— Зачем вы это сделали? — Миссис Китинг сжала в кулаке бумажный стаканчик. — Кто просил вас совершать чудо?
— Но я... Ведь, фактически...
— Фактически, вы влезли в дело, которое вас абсолютно не касалось. Вот так, Мак-Ковней.
— Да, мадам.
— И что вы теперь собираетесь делать?
— Ну... я... собственно говоря, еще не думал об этом.
— Так подумайте же, черт возьми.
Его глаза уставились в пол, от нахлынувшего стыда и разочарования голова стала горячей, а прочие части тела — холодными.
— Прежде всего, надо вызвать врача.
— Ни в коем случае, Мак-Ковней.
— Но ваша семья... она ведь должна узнать, что...
— Она не узнает этого.
— Однако...
— Никто не будет знать об этом, Мак-Ковней. Ни один человек. Понятно?
— Да.
— Поэтому, сядьте и не шумите. Дайте мне сосредоточиться.
Молча, он сел. У него не было больше ни малейшего желания двигаться или разговаривать. Еще ни разу в жизни он не ощущал себя настолько удрученным, не казался себе таким ненужным.
— Вы полагали, наверное, что я буду вам очень благодарна, — ядовито заметила миссис Китинг.
Мак-Ковней покачал головой.
— Видимо, вы сумасшедший, раз проделали такое. — Она выдержала паузу и задумчиво взглянула на него. — Вы, Мак-Ковней, немножко сумасшедший, не правда ли?
— Некоторые действительно так считают, — честно признался он. — Не могу с ними согласиться.
Окно было закрыто, сквозь толстое матовое стекло не проникали никакие уличные шумы, и вдруг послышались шаги в коридоре, шуршавшие по каменному полу.
Мак-Ковней поднялся, быстро пересек комнату и подошел к двери.
— Мистер Мак-Ковней? Вы здесь? — Мак-Ковней посмотрел на миссис Китинг. Та побледнела, как мел и схватилась руками за горло.
— Мистер Мак-Ковней?
— Да, Джим.
— Вас к телефону.
— Я не могу подойти сейчас, Джим.
— Требуют лично вас. Это дочь миссис Китинг, по поводу похорон.
— Скажи ей, что я позвоню попозже.
— Ладно. — Возникла небольшая пауза. — Все в порядке, мистер Мак-Ковней?
— Конечно.
— Ваш голос звучит как-то странно.
— Со мной все в порядке, Джим.
— О'кей. Я просто спросил.
Шаги удалились.
— Мэри время зря не теряет, — прошептала сухими губами миссис Китинг. — Ей не терпится скорее зарыть меня в землю, чтобы выйти, наконец, замуж за своего электрика. Ну теперь, надеюсь, вам ясна ваша задача, Мак-Ковней?
— Какая?
— Вы должны меня похоронить.
Мак-Ковней застыл у двери как солдат на часах.
— Я должен вас пох-х-хоронить?
— Или меня, или найти подходящую замену.
— Я не могу так поступить, миссис Китинг, это было бы непорядочно.
— С вашей стороны было непорядочным воскрешать меня.
— Вы не представляете себе всех сложностей.
— Каких?
— Во-первых, существует ваша семья. Во-вторых, ваши друзья, которые тоже захотят увидеть вас в гробу перед погребением. Ведь таков обычай — тело необходимо выставить для прощания.
— Это я улажу.
— Каким образом?
— Дайте мне лист бумаги и что-нибудь, чем можно писать.
Мак-Ковней не протестовал, поскольку именно себя считал виноватым во всем. Он сотворил это чудо. И он же должен отвечать за все его последствия.
Свое письмо миссис Китинг датировала числом трехнедельной давности.
«По поводу своего захоронения передаю мистеру Мак-Ковнею следующие распоряжения: Поскольку в период моей жизни я больше всего ценила замкнутость и уединенность, то и после смерти мне не хотелось бы испытывать тяготы излишнего общения. Поэтому я поручаю мистеру Мак-Ковнею сразу же после моей смерти заколотить гроб и проследить, чтобы его не открывали, невзирая ни на какие просьбы моих близких, сколь бы трогательными они ни были.
Элеонора Регина Китинг».
Она дважды перегнула лист бумаги и подала его Мак-Ковнею.
— Покажете это Мэри, Джоан и мистеру Михаму, моему адвокату. — Она, без сомнения, была очень довольна собой. — Захватывающее дело, Мак-Ковней, не правда ли?
— Да уж, — вяло произнес Мак-Ковней.
— У меня что-то аппетит разгулялся. Не знаю, здесь есть кухня?
— Нет.
— Тогда принесите мне что-нибудь из магазина на углу. Два сэндвича с салатом из тунца и кофе побольше. Вся еда, — добавила она насмешливо, — за ваш счет. Я забыла дома свой кошелек.
— Деньги, — произнес Мак-Ковней. — Деньги.
— О чем это вы?
— А что будет с вашими деньгами?
— Недавно я составила завещание.
— На что же вы собираетесь жить?
— Возможно, — сухо заметила миссис Китинг, — вам удастся сотворить еще одно чудо.
Когда он принес из магазина еду, она с явным удовольствием поела и выпила кофе. Второй сэндвич миссис Китинг предложила Мак-Ковнею, но он был слишком удручен, чтобы думать о еде. Сотворенное им чудо лопнуло как большой мыльный пузырь. Вместо него появилось чувство, что он выковал железную пулю.
Так прошел день. Он покинул миссис Китинг, оставив ей несколько яблок и кипу старых журналов. На следующий день Мак-Ковней переговорил с Мэри и Джоан Китинг, а также позвонил Михаму. После обеда он отпустил своего помощника Джима Вагнера, и когда тот ушел, набил гроб миссис Китинг — прекрасную модель из бронзы и белого сатина, выбранную Мэри по каталогу — обернутыми в старые газеты камни, чтобы сохранился нужный вес.
Мак-Ковней был слабым человеком, ему редко приходилось затрачивать на что-либо физические усилия. Поэтому, когда он закончил, его тело дрожало от усталости.
И тут позвонила Мэри, заявившая, что они с Джоан еще раз подумали и решили, что раз миссис Китинг при жизни была столь экономной, то и после смерти ей не будет покоя в таком роскошном гробу. Обычный, серый будет более подходящим, да и обойдется он дешевле.
— Но вы должны были сказать мне об этом раньше, — холодно заметил Мак-Ковней.
— Мы решили это в самый последний момент.
— Теперь уже поздно что-либо менять.
— Почему же?
— Есть определенные... технические сложности.
— Ну что же, мистер Мак-Ковней, раз вы не можете сделать для нас такую малость, мы вынуждены будем, наверное, изменить заказ.
— Ни в коем случае! Вы не сделаете этого. Думаю, это было бы верхом неприличия, мисс Китинг.
— Мы живем в свободной стране.
— Подождите. Хотите, я назначу вам специальную цену за бронзу и ткань?
— Что значит специальную?
— Ну, скажем, с двадцати пяти процентной скидкой?
На другом конце телефонного провода прошло короткое совещание, после чего Мэри сказала:
— Но ведь все равно это будет стоить кучу денег.
— А тридцать пять процентов?
— Вот это нас устраивает, — заявила Мэри и повесила трубку.
В эту минуту дверь конторы Мак-Ковнея отворилась и в комнату вошла миссис Китинг со своей язвительной, как обычно, улыбкой. Мак-Ковней беспомощно посмотрел на нее.
— Вы не должны здесь появляться! Скорее возвращайтесь назад и...
— Я услышала телефонный звонок и подумала, что это, может быть, Мэри.
— Нет, звонила не она.
— Да нет, Мак-Ковней, именно она. Я ведь слышала каждое слово.
— Ну хорошо. — Мак-Ковней откашлялся. — Только не надо больше подслушивать.
— О, ее просьба не была для меня неожиданной. Меня это ничуть не задело. Так что, не огорчайтесь. Я никогда за последние годы не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. А знаете, почему?
— Нет.
— Потому что мне не надо возвращаться домой. Наконец-то, я свободна. Свободна как птица. — Она вцепилась в его рукав. — Мне ведь не придется идти обратно домой, правда?
— Думаю, что нет.
— Надеюсь, вы ничего ей не сказали?
— Нет.
— Вы хороший человек, Мак-Ковней.
Когда стемнело, Мак-Ковней вывел свою машину из гаража и поставил к задней стене своей конторы, куда обычно подъезжали катафалки.
— Спрячьтесь-ка на всякий случай за заднее сидение, — сказал он, — пока мы не выедем за город.
— А куда мы поедем?
— Я отвезу вас в Детройт. Оттуда вы сможете уехать куда угодно автобусом или поездом.
— Куда же я должна уехать?
— Куда хотите. Вы ведь свободны, как птица.
Несмотря на то, что ночь была теплая, она опустилась на сидение, дрожа всем телом. Мак-Ковней укутал ее в плед.
— Послушайте, Мак-Ковней.
— Да.
— Я чувствовала себя гораздо свободнее, когда сидела взаперти в вашей маленькой лаборатории.
— Сейчас вам просто немного страшно, только и всего. Свобода — великая вещь.
Он вел автомобиль по направлению к автобану. Спустя полчаса, когда городские огни остались позади, Мак-Ковней предложил миссис Китинг пересесть на переднее сидение. Она согласилась и села рядом с ним, ее плечи были окутаны пледом, как у индианки. Мак-Ковней чувствовал себя обязанным развеять ее грусть, так как именно благодаря ему эта женщина оказалась в мчащемся по ночной дороге автомобиле.
— На свете столько прекрасных мест, — начал он твердым голосом, — которые стоит посмотреть.
— Например?
— Ну, скажем, Калифорния. Там круглый год цветут цветы. — Он немного поколебался. — Вот что я хочу вам сказать. Я давно уже мечтал о том, чтобы в один прекрасный день продать свое дело и, уйдя на покой, переехать в Калифорнию.
— Что же вам мешает сделать это?
— Я не мог до сих пор воплотить в реальность свою мечту только потому, что одинок, нет у меня ни семьи, ни друзей. А вы были когда-нибудь в Калифорнии?
— Много раз я проводила лето в Сан-Франциско.
— Вам там нравилось?
— Очень.
— Мне тоже там нравится. — Он снова прокашлялся. — Но в одиночку я бы там жить не смог. Вам не холодно?
— Нет, ваш плед греет великолепно.
— Как птица... насколько я понимаю, быть вольной птицей, оказывается, вовсе не так уж и замечательно.
— Почему?
— Слишком много свободы, не знаешь, что с ней и делать, разве что кружить в воздухе. Такая жизнь не подходит для столь солидной женщины, как вы, миссис Китинг.
— Вполне возможно.
— Полагаю...
— Знаю, Мак-Ковней, о чем вы думаете.
— Правда?
— Разумеется.
Мак-Ковней зарделся.
— Это... все как-то неожиданно, не правда ли?
— Я так не нахожу.
— Но еще полчаса назад я об этом и подумать не мог.
— Это вы. Женщины в таких вопросах более проницательны.
На какое-то мгновение Мак-Ковней замолчал.
— Конечно, мое предложение о женитьбе было сделано не в слишком романтичной форме. Я должен был сказать несколько прочувственных слов.
— Еще не поздно.
Он крепко обхватил рулевое колесо.
— Я думаю, что люблю вас.
— Надо говорить не так, — строго возразила она. — Я ведь не глупая гусыня, которая теряет голову от подобных слов. В моем возрасте любви уже не ждут. Я не хочу...
— Но я действительно люблю вас, — заявил Мак-Ковней.
— Не думаю.
— Вы еще в этом убедитесь.
— Это будет еще одним чудом, совершенным вами, Мак-Ковней?
— Главным из них.
Впервые в своей жизни миссис Китинг услышала признание в любви. В благоговейном молчании она сидела возле Мак-Ковнея, скрестив руки на груди, как девочка во время богослужения.
В Детройте Мак-Ковней поместил ее в отель и поспешил обратно домой, чтобы успеть на «похороны» миссис Китинг.
Две недели спустя они зарегистрировали свой брак в небольшом городке близ Чикаго. Во время долгого, безмятежного путешествия на Запад в автомобиле Мак-Ковнея оба они почти не говорили о прошлом и не высказывали тревоги в отношении своего будущего. Продавая свою похоронную контору, Мак-Ковней слишком торопился, что не позволило получить за нее настоящую цену. Поэтому он был несколько стеснен в средствах. Но он не хотел волновать свою жену подобными проблемами. К тому времени, когда они добрались до Сан-Франциско, от капитала Мак-Ковнея осталось совсем немного. И большая часть этого остатка пошла на покупку маленького домика в Беркли.
Поздней осенью деньги у них кончились совсем, и Мак-Ковнею пришлось стать продавцом в обувном отделе большого магазина. Неделю спустя вместе с первой зарплатой он получил и уведомление об увольнении с работы.
Обо всем этом он поведал за ужином Элеоноре столь непринужденно, словно это была милая шутка, сопроводив свой рассказ парой анекдотов, чтобы уж наверняка вызвать у нее улыбку.
Но она выслушала его со всей серьезностью.
— Значит, ты всю неделю торговал ботинками.
— Да.
— Почему ты не сказал мне, что нам срочно нужны деньги?
— Не волнуйся, как-нибудь выкрутимся. Я могу легко устроиться куда-нибудь еще.
— Кем же?
— Тем, кем я был всю свою жизнь.
Она наклонилась над столом и коснулась его руки.
— Но ты ведь не хотел больше быть устроителем похорон.
— Это ничего не значит.
— Подобная работа ведь всегда претила тебе.
— Говорю тебе, это ничего не значит.
После этих слов она решительно поднялась со своего места.
— Что ты задумала, Элеонора?
— Я напишу письмо, — вздохнула она.
— Элеонора, давай не будем делать поспешных шагов.
— Мы были так счастливы. Но это не может длиться вечно. Это было бы уж слишком.
До него не сразу дошел смысл сказанных ею слов.
— Ты хочешь сказать кому-то, что осталась жива?
— Нет. Я не могу раскрывать эту тайну, по крайней мере, пока. Хочу только дать им понять, что я не лежу в могиле и они, следовательно, не могут распоряжаться моими деньгами.
— Но почему?
— Если со мной что-нибудь случится, ты, как супруг; должен иметь право на свою часть наследства.
— С тобой ничего не должно случиться. Об этом мы будем заботиться вместе, не правда ли?
— Разумеется, Мак-Ковней.
— Мы с тобой не будем больше думать о смерти.
— Я пошлю письмо Михаму, — сказала она.
— Вот так появилось это послание. — В голосе Мак-Ковнея появились усталые нотки. — Оно было написано ради меня. Остальное, Михам, вы знаете.
— Не до конца, — заметил я.
— Что вы хотите узнать еще?
— Окончание.
— Окончание. — Мак-Ковней снова заерзал на сидении и вздохнул. — Я не хочу думать об этом.
За следующим светофором я, по указанию Мак-Ковнея, повернул направо. На обочине улицы ровными рядами росли липы.
Через три улицы к югу показался маленький, увитый зеленью и хорошо побеленный домик. С его кровельного лотка на землю падали капельки воды.
Я заглушил мотор и вышел из машины. Мысль о том, что вскоре я снова смогу увидеть миссис Китинг, наполняла меня огромной радостью. Пока я открывал дверцу автомобиля, Мак-Ковней продолжал сидеть, не шелохнувшись и уставившись прямо перед собой.
— Выходите, Мак-Ковней.
— Что? Ах, да, сейчас.
Он ступил на тротуар столь неуверенно, что чуть было не упал. Я взял его за руку.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего.
— Мы поднялись по ступенькам крыльца.
— Свет не горит, — заметил Мак-Ковней. — Элеонора, наверное, пошла в магазин. Или вышла к соседям. У нас прекрасные соседи.
Входная дверь оказалась незапертой. Мы вошли, и Мак-Ковней зажег свет.
В кресле-качалке возле камина сидела женщина, которую я знал как миссис Китинг. Ее голова склонилась вперед, как будто бы она была глубоко погружена в собственные мысли. Ее вязанье валялось на полу. Как я успел заметить, то была связанная наполовину перчатка яркого цвета. Подарок Мак-Ковнею.
Не говоря ни слова, Мак-Ковней наклонился, поднял перчатку и положил ее на стол. Затем он нежно прикоснулся ко лбу своей жены. И когда рука его дернулась назад, мне стало ясно, что ее кожа была столь же холодной, как угли в камине.
— Надо вызвать врача, — сказал я.
— Он уже не понадобится.
— Она мертва?
У него не было сил, чтобы ответить. Рыдая, он сел возле жены.
— Элеонора, дорогая, проснись! У нас гости.
— На все воля божья, Мак-Ковней...
— Думаю, что это даже лучше, что вы пришли именно в этот час, Михам, — вдруг промолвил он твердым, ясным голосом. — Она действительно оказалась выше моих, человеческих, сил.
Он снял пальто и простер руки вверх.
ИСТОРИЯ СО СТАРЫМ СОЛДАТОМ
Майор Вилбрехем нерешительно остановился перед офисом мистера Паркера Пайна. Привело его сюда малюсенькое объявление в утренней газете, но его было вполне достаточно, чтобы заинтриговать: «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17». Майор глубоко вздохнул и открыл дверь в офис.
Приятная молодая женщина подняла взгляд от пишущей машинки и выжидательно на него посмотрела.
— Мистер Паркер Пайн? — краснея, выдавил из себя майор.
— Пройдите сюда, пожалуйста.
Майор прошел в кабинет радушного мистера Пайна.
— Доброе утро! — сказал радушный мистер Пайн. — Не хотите ли присесть? Чем могу быть полезен?
— Моя фамилия Вилбрехем, — начал издалека посетитель.
— Конечно, майор? Или полковник? — спросил мистер Пайн.
— Майор.
— О! И, разумеется, недавно вернулись из-за границы. Индия? Восточная Африка?
— Восточная Африка.
— Замечательные места! Уверен в этом! А теперь вы снова дома и это вам не нравится, да? В этом ваше несчастье?
— Именно! Но как вы все это узнали?
Мистер Пайн выразительно всплеснул руками.
— Такая у меня работа — знать все. Видите ли, я отдал тридцать пять лет жизни составлению статистических отчетов в государственных учреждениях. А сейчас ушел в отставку, и мне пришло в голову использовать накопленный опыт. Все предельно просто. Несчастья человеческие могут быть классифицированы и распределены не более чем на пять основных рубрик, не больше, поверьте мне. А если вы знаете причину болезни, можно найти и лекарство от нее, ведь верно? Представьте себя на месте доктора. Он вначале ставит диагноз, затем рекомендует курс лечения. Бывают, конечно, случаи безнадежные, и тогда доктор достаточно искренне говорит — ну, я постараюсь что-нибудь сделать, но... А когда я берусь за дело, выздоровление практически гарантировано. Уверяю вас, майор, что 96% строителей империи — так я их называю — надел штатский костюм после отставки, несчастны. На что, спрашивается, они сменили свою бурную жизнь, полную ответственности и опасностей? На умеренный образ жизни в достаточно однообразном климате. Словом, они чувствуют себя как рыба, выброшенная на берег.
— Все, что вы говорите — сущая правда! — сказал майор. — Это скука. Сплошная скука и бесконечные пересуды о провинциальных мелочах, которые не стоят выеденного яйца. Но что поделаешь? Пенсия у меня невелика, а дом около Кобхэма требует затрат. Охота и рыбалка — слишком дорогие удовольствия для меня. Жены нет. Все родственники — добропорядочные селяне, и в голове у них ничего нет, кроме мыслей об урожае.
— Короче, суть дела в том, что свою жизнь вы находите малоинтересной.
— Чертовски неинтересной!
— Вам, наверное, по душе опасности и приключения?
Старый солдат пожал плечами.
— Да разве они бывают в этой стране, где все покупается и продается?
— Прошу прощения, прошу прощения. Тут вы ошибаетесь, — серьезно сказал мистер Пайн. — В Лондоне выше крыши опасностей и приключений, просто надо знать, где их искать. Вы видите только лицевую сторону английской жизни — ее спокойствие и размеренность. Но если хотите, я покажу вам и обратную.
Майор Вилбрехем в задумчивости посмотрел на него. Было в мистере Пайне что-то подкупающее. Ему хотелось доверять. Крупный, но не толстый мужчина, он был лыс, но очертания головы отличались благородством, из-за больших очков смотрели маленькие блестящие глаза. Он, кажется, излучал флюиды доверия.
— Должен, однако, предостеречь вас дело это небезопасное, — продолжил между тем мистер Пайн.
Глаза старого солдата блеснули.
— Идет! — отрубил он. — Сколько я вам должен?
— Пятьдесят фунтов сейчас же. И если в течение месяца ваша тоска не развеется, я вам их верну до последнего цента.
— Согласен. Я выпишу вам чек.
Сделка была счастливо заключена, и мистер Пайн нажал кнопку звонка на своем столе.
— Сейчас час дня. У меня к вам просьба: составить компанию на ленч одной юной леди.
Дверь открылась.
— Мадлен, моя дорогая. Позволь представить тебе майора Вилбрехема, который сопроводит тебя в ресторан.
Вилбрехем приятно улыбнулся. Девушка, вошедшая в кабинет, отличалась незаурядной красотой: плавные движения, ясные глаза, прекрасные чёрные волосы великолепная фигура, одета изыскано и грациозно. Словом, полное совершенство.
— Я в восхищении, — сказал майор.
— Мисс де Сара, — сказал Паркер Пайн.
— Очень приятно, — сказала мисс де Сара.
— Адрес ваш у меня есть, — резюмировал мистер Пайн. — Завтра получите от меня инструкции.
Майор Вилбрехем и прекрасная Мадлен вышли. Около трех часов Мадлен возвратилась в кабинет мистера Пайна. Тот вопросительно посмотрел на нее. Мадлен тряхнула головой.
— Я боюсь! Мне уже иногда кажется, что я вампир, который высасывает из людей их секреты.
— Я так не думаю. Просто вы выполняете мои инструкции.
— Да, мы обсудили всех, кто сидел за соседними столиками. Ему нравятся женщины длинноволосые, невысокие, блондинки с белой кожей.
— Ну, это будет достаточно нетрудно, — вздохнул мистер Пайн. — Дайте-ка мне картотеку, посмотрим, чем мы располагаем. О! Фреда Клег. Как раз то, что нужно.
— Да, я тоже думаю, что Фреда Клег подойдет лучше всего. Надо чтобы миссис Оливер тоже позаботилась об этом.
На следующий день майор получил письмо следующего содержания: «Утром, в понедельник в 11.00 будьте в Иглемонт, Фреарз-лайн, Хэмпстед. Спросите по этому адресу мистера Джонса. Представьтесь ему».
Выполняя приказ, доблестный майор оказался в Иглемонте, на Фреарз-лайн, не подозревая, что этот понедельник переломит всю его жизнь. Он слегка заблудился на выходе из метрополитена и Фреарз-лайн отыскал с трудом. Это был тупик с неважным покрытием. По обе стороны стояли дома, которые знавали лучшие времена и давно нуждались в капитальном ремонте. Майор Вилбрехем шел, внимательно читая таблички с. именами на воротах, и тут вдруг его внимание привлек какой-то странный шум. Шум походил на сдавленный крик. Майор прислушался. Крик прозвучал снова, и теперь можно было разобрать слово «Помогите». Кто-то звал на помощь как раз за забором дома, мимо которого проходил майор. Он, не раздумывая, распахнул калитку и бесшумно побежал по дорожке, заросшей травой.
В высоком кустарнике девушка отбивалась от двух схвативших ее негров. Она отчаянно извивалась, пиналась ногами. Один из нападавших зажал ей рот, а другой выкручивал руки.
Заметив майора, один из злодеев отпустил девушку и бросился на него, но первый же удар свалил его с ног. Майор повернулся к другому, но оба негодяя, как видно, поняли, с кем имеют дело и кинулись бежать — только затрещали кусты. Майор Вилбрехем бросился было за ними, но остановился и вернулся к девушке, которая, тяжело дыша, прислонилась к дереву.
— О, благодарю вас, — произнесла она, переводя дух. — Это было ужасно.
Майор, наконец, смог рассмотреть столь своевременно спасенную им. Ей было двадцать один или двадцать два года. Длинные светлые волосы. Голубые глаза. Настоящая красавица.
— Не уходите, — прошептала она.
— Ну-ну, теперь все в порядке. Я думаю, нам не следует здесь задерживаться. Эти парни могут вернуться с подкреплением.
Робкая улыбка мелькнула на губах у девушки.
— Едва ли они свернут с той дороги, по которой вы их отправили. Вы были великолепны!
Майор Вилбрехем так и залился румянцем под её восхищенным взором.
— Так, ничего особенного, — смущенно пробормотал он. — Если вы возьмете меня под руку, сможете ли идти? Я понимаю, вы такое перенесли...
— Со мной уже все в порядке, — заверила девушка, опираясь на предложенную руку. Но дрожь ее все еще сотрясала. Она то и дело озиралась кругом, пока не вышла с майором за ворота сада.
— Ничего не пойму. Кажется, этот дом пустует.
— Да, — согласился майор, оглядывая закрытые окна. — Тут никто не живет. Сплошной дух запустения.
— А ведь это дом, куда я должна была прийти. Вот, на табличке надпись — «Уайтфреарз».
— Не беспокойтесь ни о чем, — твердо сказал майор. — Сейчас быстро возьмем такси и поедем куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе.
Выйдя из тупика, они оказались на довольно оживленной улице. Какой счастливый случай! Как по заказу, около тротуара стояло свободное такси. Вилбрехем подозвал его властным жестом, назвал адрес.
— Пожалуйста, не старайтесь поддерживать разговор. Вам надо отдохнуть, не стесняйтесь, помолчите. Вы попали в ужасную историю, — сказал майор своей спутнице самым заботливым тоном.
Она благодарно улыбнулась ему.
— Кстати, моя фамилия — майор Вилбрехем.
— Меня зовут Фреда Клег.
Десять минут спустя Фреда Клег уже маленькими глотками пила горячий кофе, с восхищением глядя на своего спасителя.
— Все это — как сон. Как кошмарный сон, — она содрогнулась. — А ведь так недавно мне вдруг захотелось, чтобы в моей жизни произошло бы что-нибудь совершенно неожиданное. Нет, теперь я окончательно убедилась, что не люблю приключений!
— Расскажите мне, как все это произошло?
— Чтобы все было понятно, мне придется рассказать вначале о себе и своей жизни.
— Считаю это самым прекрасным предметом для нашего разговора! — горячо воскликнул майор и поклонился.
— Я сирота. Мой отец — он был капитаном — умер, когда мне исполнилось восемь лет. Мать пережила его всего на три года. Я работаю клерком в Сити, в «Вакуум Газ компани». Однажды вечером на прошлой неделе, возвращаясь домой, я увидала человека, который поджидал меня. Он представился мне как мистер Рейд, адвокат из Мельбурна. Был очень вежлив. Задав несколько вопросов о моей семье, он сказал, что знал моего отца много лет назад. Фактически это он, дескать, давал моему отцу работу.
Затем он перешел к цели своего визита: «Мисс Клег, у меня есть основания предполагать, что одна из деловых затей вашего отца могла бы принести вам солидные деньги». Я, конечно, очень удивилась. «Разумеется, вы ничего не слышали об этом деле», — продолжил он. — «Джон Клег не затевал громких предприятий. Но дело, о котором я говорю, отражено от начала и до конца в тех бумагах отца, которые он оставил вам в наследство. Его бумаги, конечно, могли не сохраниться у вас. Скажите мне, сохранилось ли что-нибудь?» Я объяснила ему, что мама хранила все, что осталось от отца, в его старом морском сундучке. Были там и какие-то бумаги, я как-то просмотрела их, но не нашла ничего интересного «Просто вам трудно понять значение этих документов!» — с улыбкой возразил он.
Мы поднялись ко мне, я открыла сундучок, достала все бумаги и подала адвокату. Он бегло просмотрел их и сказал, что сразу не может разобрать, что относится к делу, а что — нет, посему забирает бумаги с собой и свяжется со мной, когда будет необходимо.
И вот в субботу я получаю письмо, в котором он приглашает к себе в дом, чтобы обсудить это дело. Как раз тот самый адрес — Уайтфреарз, Фреарз-лейн, Хэмпстед. Он предлагал мне приехать в четверть одиннадцатого утра. Я немного заблудилась, пока искала, затем нашла его ворота и пошла по дорожке к дому. Тут из кустов вдруг выскочили эти два мерзких типа и набросились на меня. Один сразу закрыл мне рот рукой, чтобы я не смогла закричать. Но я вырвалась и успела позвать на помощь. К счастью, вы услышали. Если б не вы...
Она замолчала, но взгляд ее был красноречивее всяких слов.
— Да, удачно, что я оказался на этом месте. Жаль, что не удалось задержать этих бандитов. Вы, конечно, никогда не видали их раньше?
Мисс Клег покачала головой. Затем спросила:
— Как вы думаете, что все это значит?
— Трудно сказать. Но одно мне кажется очень важным. Все это, без сомнения, как-то связано с бумагами вашего отца. Этот самый Рейд наплел вам всякие небылицы исключительно для того, чтобы добраться до них. Он что-то надеялся там найти, но этого, видимо, не оказалось.
— Вы правы, — сказала Фреда. — Я тоже так думаю. Когда я вернулась в субботу домой, все мои вещи были перерыты. По правде говоря, я подозревала свою хозяйку, но сейчас я догадываюсь...
— Кто-то проник к вам в комнату и что-то искал. Видимо, эту бумагу. Но ничего не нашел. И наверняка заподозрил, что вы, зная цену этой бумаги, носите ее при себе. Отсюда и эта засада. Если бы бумага оказалась при вас, они отняли бы ее, если нет — похитили бы вас и держали взаперти, чтобы выведать, где спрятан документ.
— Но что же это за бумага?
— Не знаю пока, но ради нее они готовы пойти на все.
— Но что же это может быть?
— Не знаю! Впрочем, ваш отец был моряком, бывал в самых разных местах. Может быть, он что-то знал о кладах?
— Неужели вы действительно так считаете? — бледное лицо девушки слегка порозовело.
— Вопрос в том, что нам делать дальше. Вы не собираетесь заявить в полицию?
— О, пожалуй, нет!
— Рад, что вы думаете так же, как я. Не вижу, чем она могла бы помочь. А для вас это значило бы только новые неприятности. Предлагаю сейчас где-нибудь пообедать, а потом отправиться к вам домой вдвоем, во-первых, чтобы с вами ничего не случилось в пути, а во-вторых, чтобы еще раз внимательно осмотреть сундучок — не осталось ли там каких-либо бумаг еще.
— Отец мог уничтожить эту бумагу!
— Мог, конечно, но, как вы уже убедились, противник наш так не думает, и это дает нам некоторую надежду.
— Как вы думаете, что это может быть? Спрятанные сокровища?
— Может быть! — воскликнул майор с юношеским задором. — Но сейчас, мисс Клег, позаботимся для начала о ленче.
Они прекрасно поели, причем Вилбрехем развлекал Фреду историями о своей жизни в Восточной Африке. Он открыл ей секреты охоты на слонов. Девушка была потрясена до глубины души. Когда ленч был закончен, майор настоял на том, что отвезет Фреду до дому на такси. Она жила около Нотингхильских ворот.
Прежде чем войти в квартиру, Фреда переговорила с хозяйкой. Затем вернулась к Вилбрехему и поднялась с ним на второй этаж, где снимала крошечную двухкомнатную квартирку.
— Кажется, все было именно так, как мы и думали. В субботу приходил мужчина, назвался электриком, сказал, что в розетке в моей спальне замыкание и провел там некоторое время.
— Покажите мне сундучок вашего отца! — попросил Вилбрехем.
Фреда показала ему небольшой морской сундук, обитый медными полосами.
— Как видите, он пуст, — сказала она, поднимая крышку. Вилбрехем задумчиво кивнул.
— И что же, больше нет никаких бумаг отца?
— Я уверена, что нет. Мама все хранила здесь.
Вилбрехем продолжал внимательнейшим образом изучать внутренность сундука. Вдруг он воскликнул:
— Поглядите-ка, в днище трещинка!
Он осторожно ощупал ее края. Слабое шуршание и через секунду майор уже держал на ладони клочок грязной бумаги! Он разгладил ее на столе. Фреда нетерпеливо заглядывала через его плечо.
— Здесь какие-то странные значки!
— Это написано на суахили, — проговорил майор. — Западноафриканский диалект.
— Как все это загадочно! А вы не можете это прочесть?
— Разумеется. Но какое удивительное дело! — Он повернулся к окну и стал рассматривать бумагу на свет.
— Что? Что это значит? — спросила Фреда с дрожью в голосе. Майор Вилбрехем внимательно изучил бумажку со всех сторон, повернулся и подошел к девушке.
— Все в порядке, — торжественно сказал он. — Вот они, ваши сокровища.
— Клад? Правда? Какое-нибудь испанское золото с затонувшего галеона?
— Ну, не так романтично. Но что-то в этом роде. Здесь обозначено место, где зарыта слоновая кость.
— Слоновая кость? — изумленно спросила девушка.
— Да, целая партия слоновой кости. Здесь есть самые точные координаты и ориентиры, чтобы определить местоположение клада.
— И вы думаете, что это действительно может принести много денег?
— Да, это прекрасная возможность для вас.
— Но как эта бумажка попала к моему отцу? Вилбрехем пожал плечами.
— Быть может, владелец клада умер, или еще что-нибудь. Он, к примеру, мог написать кому-то письмо на суахили, чтобы никто посторонним не понял, и передал вашему отцу, с которым где-нибудь встретился. Ваш отец, естественно, не понял написанного, не придал письму значения. Это только моя версия, но я думаю, что она близка к истине.
Фреда улыбнулась.
— Какая приятная неожиданность!
— Да. Вопрос только в том, что делать с этим документом. Я не хотел бы оставлять его здесь. Они могут вернуться снова. Вы не будете возражать, если я его заберу с собой?
— Конечно, нет. Но будете ли вы в безопасности? — спросила Фреда с нескрываемой тревогой.
— Ну, я крепкий орешек! — грозно заявил Вилбрехем. — Обо мне можете не беспокоиться.
Он аккуратно спрятал записку в бумажник.
— Можно я зайду к вам завтра вечером? А пока мне надо полностью разобраться в этой записке и свериться со своей картой. Когда вы завтра вернетесь из города?
— В половине шестого.
— Превосходно! Мы все обсудим и затем, если позволите, я приглашу вас в ресторан. В конце концов, у нас есть повод отпраздновать! Итак, до завтра!
На следующий день в семнадцать тридцать, минута в минуту, майор позвонил в дверь дома и спросил мисс Клег. Консьержка, не открывая, ответила, что мисс Клег отсутствует. Майор подумал, что она где-то задерживается. Сказав, что зайдет позже, он занял позицию на другой стороне улицы, откуда мог бы заметить Фреду издалека. Время шло. Без четверти семь. Семь. Семь пятнадцать. Беспокойство все сильнее овладевало им. Он снова подошел к дверям и позвонил.
— Я договорился с мисс Клег о встрече в семнадцать тридцать. Вы уверены, что ее нет дома или что она не оставила никаких поручений?
— Вы — майор Вилбрехем? — осведомилась консьержка.
— Да.
— Вот. Эту записку вам просили передать лично в руки.
Майор торопливо распечатал конверт. В записке было всего четыре строки.
«Дорогой майор!
Случилось что-то странное.
Большего написать не могу.
Помните то место, где мы познакомились с вами? Приезжайте туда, как только получите эту записку».
Вилбрехем нахмурился и погрузился в размышления. Его рука машинально нащупала в кармане письмо, адресованное его портному.
— Прекрасно! — сказал он консьержке. — У вас не найдется почтовой марки?
— Сейчас поищу.
Через минуту она вернулась с маркой; а еще через несколько минут майор Вилбрехем уже быстро шагал к станции метро, по пути опустив письмо в почтовый ящик.
Записка Фреды не давала ему покоя. Что могло заставить девушку вернуться на место столь зловещих событий?
Происходит что-то весьма странное. Неужели снова появился этот Рейд? И привез что-то такое, что заставило Фреду поверить ему и согласиться поехать с ним в Хэмпстед?
Майор посмотрел на часы. Почти половина восьмого. А Фреда думала, что он последует за ней сразу же, в семнадцать тридцать — на целый час раньше! Слишком много прошло времени. Слишком много! Но если бы она дала хотя бы намек в письме! Совершенно непонятно, что же произошло.
Чем больше майор размышлял над запиской, тем больше недоумевал. Тон ее казался чересчур развязным для Фреды. Было уже около восьми вечере, когда майор достиг Фреарз-лейн. Уже стемнело. Майор внимательно осмотрелся, затем осторожно открыл калитку, стараясь, чтобы не заскрипели петли. Дорожка, ведущая к дому, была пустынна. Дом темной громадой возвышался в глубине сада. Вилберхем бесшумно двинулся вперед, внимательно глядя по сторонам, ежесекундно ожидая нападения. Вдруг он замер: узкий луч света сверкнул сквозь закрытые ставни. Нег, дом вовсе не был пустым!
Майор осторожно вошел в кусты и двинулся вокруг дома. Наконец он нашел то, что искал. Одно из окон первого этажа не было заколочено. Оно вело в кухню. Вилбрехем ухватился за оконную раму и включил фонарь, купленный предусмотрительно в магазине по дороге. Рама открылась, и майор проник в дом. Он осторожно открыл дверь кухни и прислушался. В доме — ни звука. Он снова зажег фонарь и посветил в соседнюю комнату. Она тоже была совершенно пуста. Лесенка в дюжину ступеней шла из нее в переднюю часть дома. Вилбрехем открыл следующую дверь и снова прислушался. Мертвая тишина. Он выскользнул в коридор и скоро очутился в холле. Две двери были перед майором — справа и слева. Он приложил ухо к правой, затем тихо повернул ручку. Дверь подалась. Он медленно-медленно открыл ее и проник внутрь. Ему снова пришлось зажечь фонарь. Комната была пустой и неприбранной.
В эту секунду он услыхал позади себя шорох, резко обернулся — но было уже поздно. Что-то тяжелое обрушилось на его голову, и майор потерял сознание.
Вилбрехем не знал, сколько он пролежал в беспамятстве. Он понемногу приходил в себя. Голова раскалывалась. Руки и ноги были связаны, но когда он попробовал пошевелиться, это ему удалось без особого труда. Постепенно майор вспомнил все, вплоть до последнего момента — удара по голове. Он посмотрел кругом и обнаружил, что находится в небольшом подвале, слабо освещенном газовым рожком. Майор повернул голову — и сердце его радостно забилось! Он увидел, что почти рядом с ним на полу лежит Фреда — связанная, с закрытыми глазами, но — живая! В тот момент, когда Вилбрехем посмотрел на нее, девушка приоткрыла глаза. С трудом разомкнув губы, она спросила:
— И вы тоже здесь! Что служилось?
— Мы в западне. Скажите, вы оставляли мне записку с просьбой встретиться здесь?
Глаза девушки удивленно расширились.
— Я?! Это вы меня сюда вызвали!
— Я вызвал?
— Да. На работу мне принесли письмо от вас, где было написано, что наша встреча переносится сюда.
— Один и тот же почерк! — простонал майор. — Теперь все понятно.
— Да. Но чего они добиваются?
— Хотят получить бумагу с координатами клада.
— Им это удастся?
— К несчастью, я не смог предусмотреть всего.
Вдруг прогремел чудовищный голос, исходивший, казалось, с самых небес.
— Ха-ха-ха-ха! Спасибо! Я получил эту бумагу, вы не ошиблись!
Майор и девушка вздрогнули от неожиданности, затем Фреда проговорила:
— Это мистер Рейд!
— Да, меня зовут мистер Рейд! — продолжал ужасный голос. — Но это лишь одно из моих имен. А их много, очень много... Я был невежлив с вами. Но вы вмешались в мои планы и нарушили их. Вы открыли мое убежище! И хотя вы еще не сообщили в полицию, можете это сделать в любой момент. А мне бы этого очень не хотелось. Этот дом очень хорош для моих преступных дел, ха-ха-ха! Сюда уже никто не вернется. И отсюда, впрочем, тоже!
Голос помолчал секунду, а затем подвел резюме:
— Но вы нарушили мой покой! Вы явились сюда и раскрыли мое логово. Расплата — смерть! Однако я не люблю крови. Мой метод гораздо проще и мучительнее, ха-ха-ха! Но мне пора. Приятно вам провести вечер!
— Стойте! — закричал Вилбрехем. — Со мной делайте что хотите, но отпустите девушку!
Молчание было ему ответом. Фреда вдруг вскрикнула:
— Смотрите! Вода! Вода!
Струйка воды, бежавшая из водопроводного крана в подвале, заметно иссякала.
— Он хочет, чтобы мы здесь умерли от жажды! — закричала Фреда.
— Мы должны что-то придумать, — попытался ее успокоить майор. — Попробуем звать на помощь. Вдруг кто-нибудь да услышит.
Они кричали изо всех сил, но никто так и не отозвался.
— Бесполезно, — сказал Вилбрехем грустно. — Мы глубоко под землей, а двери закрыты.
— Ах, — всхлипнула Фреда. — Это я, я виновата во всем. Это я впутала вас в это дело.
— Не беспокойтесь, дорогая Фреда. Вы — та девушка, о которой я мечтал всю жизнь. Не будь я майор Вилбрехем, я вытащу вас отсюда! У нас еще есть время. Прежде чем исчезнет последняя капля воды, мы кое-что успеем сделать!
— Как вы прекрасны! — воскликнула Фреда. — Я никогда не встречала мужчины, похожего на вас. Я думала, они существуют только в книгах!
Через четверть часа отчаянных усилий майору Вилбрехему удалось снять путы со своих рук. Минуту спустя девушка тоже была свободна.
— Ну вот, а теперь постараемся отсюда выбраться!
Майор внимательно осмотрел дверь подвала.
— Дерево ветхое, да и петли старые.
Он налег плечом, послышался треск и дверь распахнулась. За ней открылась лестница, затем — еще одна дверь, обитая железом. К счастью, ужасный мистер Рейд, видимо, забыл запереть ее в спешке. Майор осторожно отворил ее, и они оказались в кухне, а немного спустя уже стояли под звездным небом на Фреарз-лайн.
— Ах! — перевела дух Фреда. — Как это было ужасно! Мы были на волосок от смерти.
— Моя дорогая! — Майор заключил девушку в объятия. — Ты проявила такое мужество! Фреда, ангел мой, я люблю тебя! Я предлагаю тебе руку и сердце!
После продолжительной паузы, необходимой, чтобы справиться с обуревавшими обоих чувствами, Вилбрехем и Фреда двинулись в город.
— Теперь мы может заняться нашим кладом! — сказал майор.
— Но ведь они забрали у тебя план, милый!
Майор довольно рассмеялся.
— Видишь ли, ангел мой, я сделал копию и взял ее с собой, а оригинал запечатал в конверт и отправил своему портному. Знаешь, что мы сделаем? Наше свадебное путешествие мы устроим в Западную Африку и будем искать клад!
***
Мистер Паркер Пайн вышел из кабинета и поднялся двумя этажами выше. Здесь работала писательница миссис Оливер, сотрудничавшая с фирмой.
— Замечательный сценарий, миссис Оливер!
— Все прошло гладко? Я рада.
Миссис Оливер открыла папку, лежавшую перед ней на столе.
— Давайте прикинем смету. Итак, два негра: Перси и Джерри просят совсем немного. Молодой Лоример, блестяще сыгравший ужасного мистера Рейда, намерен получить пять гиней. Речь в темнице идет особо: для пущего эффекта мы записали ее на фонограф. Всего — две части.
— Как удачно я нашел этот Уайтфреарз! Двенадцатый прекрасный спектакль — и с таким успехом. Да, кстати, миссис Оливер, а откуда вы знаете суахили?
— Я вовсе не знаю!
— Консультировались в Британском музее?
— Отнюдь! Делфриджское информационное бюро!
— Если что меня и удивляет, так это энергия молодых людей. Как после всего пережитого они еще решили разыскивать клад?
— Так или иначе, а они проведут славный медовый месяц.
***
Миссис Вилбрехем сидела в кресле. Ее муж писал письмо.
— Какое сегодня число, Фреда?
— Шестнадцатое.
— Шестнадцатое?
— А что такое, дорогой?
— Так, ничего, просто вспомнился человек по фамилии Джонс, к которому я тогда направлялся в Хэмпстеде.
Майор замолчал. Разумеется, после свадьбы у каждого из молодоженов остались свои маленькие тайны. Он размышлял про себя: «Надо было бы, конечно, сходить к этому Паркеру Пайну да забрать свои деньги, месяц прошел. Но, в конце концов, не пойди я разыскивать этого Джонса, я бы не услышал криков Фреды, и мы никогда бы не встретились. Ладно, прощу им эти 50 фунтов».
Миссис Вилбрехем тоже была погружена в размышления: «господи, какой глупой я была, поверив в это представление, и отдала за него три гинеи. Конечно, если бы не они, то ничего бы и не случилось. Но если бы я знала, кого они найдут! Этот чудовищный мистер Рейд! Сколько пришлось из-за него перенести! Но если бы не это, в мою жизнь не пришел бы Чарли. И подумать только, ведь по чистой случайности мы могли бы не встретиться».
Она повернулась в кресле и подарила мужу любящий взгляд.
1
Из серии «Любимые рассказы А. Хичкока»
(обратно)
Комментарии к книге «Воришка», Агата Кристи
Всего 0 комментариев