«За нами Москва»

За нами Москва (fb2) - За нами Москва (Краповые береты - 1) 863K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Геннадьевич Евдокимов

Алексей Евдокимов ЗА НАМИ МОСКВА

ВАРШАВА. СУЛЕЮВЕК

Шеф немецкой военной разведки «Абвер» адмирал Вильгельм Канарис встречал новый тысяча девятьсот сорок первый год не в Берлине среди родных и коллег, а в маленьком польском городке Сулеювек близ Варшавы у самой восточной границы «тысячелетнего рейха». Покрытые рождественским инеем дубы и сосны надежно укрывали от посторонних глаз несколько десятков одноэтажных кирпичных домиков, разбросанных на опушке густого леса. Здесь размещалось одно из подразделений «Абвера» – штаб «Валли», ответственное за организацию диверсионных операций против пока еще мирного и дружественного соседа «рейха» – Советского Союза. Необходимость в этом визите возникла после прошедшего тридцатого декабря совещания в Ставке верховного главнокомандующего немецкими вооруженными силами Адольфа Гитлера, на котором присутствовал Канарис. На совещании обсуждался ход подготовки к операции против СССР, и Гитлер высказал свое неудовольствие, тем, что на главном стратегическом направлении операции – московском, пока еще не создано сильное диверсионное подразделение, способное наносить сокрушительные удары в глубоком тылу противника. Канарис молча выслушал адресованные ему упреки и, вернувшись на Тирпицуферштрассе в здание главного штаба «Абвера», приказал подготовить на следующее утро самолет. Он решил лично вылететь в Варшаву и проверить, как идут дела в недавно созданном штабе «Валли», призванном вести диверсионную работу против советских войск, противостоящих группе армий «Центр».

На заснеженном аэродроме близ Варшавы его встречали: заместитель руководителя второго управления «Абвера», отвечающего за организацию диверсий и саботажа, полковник Штольце и руководитель штаба «Валли» подполковник Шмальцшлегер. Вскоре вереница автомобилей в сопровождении бронетранспортера с автоматчиками остановилась перед высокими железными воротами, на которых виднелась надпись: «Внимание! Посторонним вход запрещен. Особо охраняемый объект». За воротами Канарис увидел вереницу небольших одноэтажных домиков и выстроившиеся на плацу стройные шеренги солдат, одетых в темно-зеленую униформу. Канарис слегка поморщился. Он не любил парады и торжества, но, взглянув на своих спутников, решил изменить себе и приказал шоферу остановиться на плацу около шеренг. «Небольшой урок патриотизма сейчас не помешает! Трудно сказать, что ждет нас впереди на бескрайних просторах России…» – подумал он, вылезая из машины. В сопровождении Штольце и Шмальцшлегера он обошел строй солдат и, остановившись около украшенного свастикой знамени, громко сказал: «Солдаты!.. От лица фюрера и верховного командования я выражаю уверенность в том, что вы с честью выполните свой долг в будущей войне против России. От каждого из вас зависит цена нашей победы. И я надеюсь, что ваше мужество, смелость и вера в идеалы великой Германии дадут вам силы, чтобы преодолеть все препятствия на вашем победоносном пути»!

После обильного с хорошим коньяком и рождественским поросенком ужина Канарис, Штольце и Шмальцшлегер уединились в комнате для совещаний, расположенной в подвале одного из домиков штаба. Канарис давно заметил на лицах Штольце и Шмальцшлегера тревогу, вызванную столь неожиданным визитом руководителя «Абвера», но верный своему правилу, держать подчиненных в неведении пока это, возможно, объяснил причину своего визита только сейчас.

– Вчера вечером, в это же время, я присутствовал на совещании у фюрера… – начал он свою речь, когда они втроем уселись в кресла, около заваленного картами и схемами стола. – Обсуждался вопрос подготовки к компании против России, и фюрер посчитал, что мы уделяем недостаточно внимания обеспечению действий сухопутных войск на московском направлении.

Начальник штаба «Валли» подполковник Шмальцшлегер нахмурился и передвинулся всем своим большим и грузным телом на краешек кресла. Полная противоположность Шмальцшлегера, худой и подвижный полковник Штольце хотел что-то возразить Канарису, но тот остановил его жестом руки.

– Господа, я знаю, что вы хотите мне сказать… – продолжил Канарис. – В целом наш план организации диверсий в тылу советских войск удовлетворил фюрера, но он внес в него ряд корректив и дополнений… – Канарис сделал паузу. – И вот о них я и хочу с вами поговорить. – спустя секунду закончил он свою фразу.

Канарис вытащил из портфеля и расстелил на столе большую карту Москвы. Штольце и Шмальцшлегер склонились над ней. На карте синими и красными кружками были обозначены: Кремль, несколько зданий на Старой площади и на улице Горького, а также Химкинское водохранилище и мосты через Москву реку. Показав на кружки рукой, Канарис пояснил:

– Фюрер хочет, чтобы перед захватом Москвы мы провели бы в ней операции аналогичные тем, что были успешно выполнены в прошлом году в Голландии.

Штольце и Шмальцшлегер переглянулись. Затем Штольце осторожно спросил.

– Захват ключевых объектов города?…

– Да… – утвердительно ответил Канарис. – Наши диверсионные подразделения должны захватить важнейшие объекты Москвы, включая правительственные здания. Это приведет к дезорганизации обороны города и значительно облегчит его захват. Необходимо также уничтожить руководителей обороны, включая военных и гражданских лиц.

– Но Москва, это не Гаага и не Роттердам?!. – попробовал возразить Шмальцшлегер, внимательно рассматривая нанесенные на карту обозначения. – В Голландии успешно действовала наша агентура, указывая парашютным десантам места выброски. Захват объектов в Гааге и Роттердаме проводился в первые часы войны, когда оборона этих городов еще не была организована. А штурм Москвы согласно плану «Барбаросса» будет не ранее чем через два месяца после начала боевых действий. К этому времени все объекты города будут тщательно охраняться воинскими частями. В Москве расквартирована дивизия имени Дзержинского, которую считают одной из лучших в войсках наркомата внутренних дел. У наших диверсантов очень мало шансов добиться успеха.

Канарис недовольно скривил уголки губ.

– Приблизительно тоже самое я заявил на совещании фюреру… – сказал он. – Но после триумфа во Франции тот не считает Россию сильным противником. По его мнению, необходимо нанести по ней всего один сокрушительный удар, и она встанет перед Германией на колени. Фюрер считает, что к моменту штурма Москвы армия и руководство этой страны будут настолько дезорганизованы, что оказать сколько-нибудь значимое сопротивление уже не смогут. Но он не хочет повторения Варшавы, когда пришлось две недели с большими потерями штурмовать окруженную столицу Польши. Фюрер настаивает, чтобы военная компания против России закончилась до наступления осени.

Штольце и Шмальцшлегер с пониманием кивнули головами. Канарис еще раз прошелся взглядом по карте и затем требовательно произнес.

– Необходимо приступить к подготовке диверсионных групп, нацеленных непосредственно на Москву, уже сейчас. – Канарис повернул голову к Шмальцшлегеру. – Вы подполковник подберите для них людей и экипировку. Как только группы будут сформированы, приступайте к изучению города и объектов, на которых будут осуществляться диверсии. Вы Штольце… – Канарис повернулся к заместителю руководителя второго управления «Абвера». – Свяжитесь с нашим военным атташе в Москве полковником Шмитом. Поручите ему собрать всю возможную информацию об объектах, нанесенных на эту карту. Пусть выяснит, как они охраняются, и соберет информацию о дивизии имени Дзержинского. Ее подразделения станут для нас основным противником.

Канарис встал с кресла. Вслед за ним встали Штольце и Шмальцшлегер.

– За работу господа! – чуть повысив голос, сказал Канарис. – У нас на счету каждый день. До нападения на Россию осталось совсем немного времени…

МОСКВА. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

Первомайский военный парад на Красной площади тысяча девятьсот сорок первого года почти ничем не отличался от своих предшественников. Такая же вымытая до зеркального блеска булыжная мостовая, такие же замершие вдоль ГУМа краснознаменные колонны войск, такие же вытянутые по всей улице Горького темно-зеленые цепочки боевой техники, такое же море людских голов на гостевой трибуне. Но даже человеку, попавшему на парад впервые, казалось, что торжественная обстановка, царившая на площади, была какой-то неестественной. Озабоченные, напряженные лица генералов и маршалов, натянутость улыбок на лицах членов правительства, скупые фразы торжественного приветствия, зачитанного наркомом обороны, вселяли в души всех собравшихся на украшенных цветами и транспарантами трибунах какую-то смутную, необъяснимую тревогу.

Пожалуй, единственным человеком, понимавшим истинную причину этой тревоги, был военный атташе при дипломатическом представительстве фашистской Германии в СССР полковник Отто фон Шмит. Высокий и представительный, он был затянут в серо-зеленый парадный мундир, увешанный многочисленными крестами и медалями. Шмит, как и другие сотрудники немецкого посольства, тоже получил приглашение на праздник и сейчас, направив объектив фотоаппарата на проходившие мимо Мавзолея колонны войск, пытался угадать среди них сводный полк особой мотострелковой дивизии имени Дзержинского. Интерес Шмита именно к этой дивизии был вызван радиограммой, полученной им три месяца назад из штаб-квартиры «Абвера». Радиограмма была подписана лично адмиралом Канарисом и содержала в себе приказ нацелить все силы атташата на получение информации о важнейших стратегических объектах Москвы. К их числу относились: Кремль, резиденции членов правительства и руководства правящей коммунистической партии, здания в которых размещались органы власти и силовые структуры, объекты, поддерживающие жизнедеятельность города – мосты, электростанции, источники водоснабжения. За прошедшие три месяца Шмит и его сотрудники смогли узнать очень многое. Была проведена тщательная фотосъемка всего, что интересовало «Абвер», благо во исполнение мирного договора между Германией и СССР, советские спецслужбы не чинили никаких препятствий дипломатам «рейха».

Особый интерес у Шмита и затем в Берлине вызвало Химкинское водохранилище, на тот момент единственный источник питьевой воды многомиллионного города. Организация диверсий на этих объектах, по мнению Шмита, была вполне возможна, если бы не одно «но»… Которое заключалось в том, что эти объекты всегда тщательно охранялись. В мирное время сотрудниками вневедомственной охраны и народного комиссариата внутренних дел. А в случае начала войны их охрана, скорее всего, будет поручена подразделениям войск НКВД и, в первую очередь, располагавшейся в подмосковном городе Балашиха отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского. В полученной Шмитом радиограмме приказывалось собрать всю возможную информации о местах дислокации, личном составе и боевой подготовке этой дивизии. А приехавший в Москву несколько дней назад личный эмиссар Канариса предложил подготовить и провести вербовку одного из военнослужащих дивизии, чтобы использовать его в дальнейшем для организации диверсий и саботажа в Москве. Сейчас личный представитель Канариса стоял рядом со Шмитом и, так же, как и он, пристально всматривался в проходившие мимо колоны войск и боевой техники.

Наконец, диктор объявил о начале марша сводного полка отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Феликса Эдмундовича Дзержинского. Оба немецких дипломата торопливо защелкали фотоаппаратами, стараясь запечатлеть на фотопленке, как можно больше лиц из проплывающих мимо шеренг со, взятыми на перевес, винтовками. Когда парад закончился, Шмит и эмиссар Канариса направились к своей машине, ожидающей их на стоянке у гостиницы «Метрополь». Приветливо улыбаясь идущим на демонстрацию москвичам, они сели в серебристый «Мерседес». Выезжая на улицу Горького «Мерседес» притормозил, пропуская вперед троллейбусы и поливальные машины и затем, полоща на ветру флажки со свастикой, помчался в сторону Садового кольца. Вслед за ним со стоянки устремилась еще одна покрытая пылью машина.

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

На столе усталого человека в форме майора НКВД зазвонил телефон. Человек оторвал взгляд от лежащих перед ним документов. Несколько секунд он смотрел на черную подрагивающую трубку телефонного аппарата и затем поднес ее к уху.

– «Майор Копылов у аппарата!» – твердым с хрипотцой голосом сказал он.

То, что он услышал из трубки, заставило черты его лица напрячься и посуроветь.

– «Так точно товарищ комиссар… понимаю… – приглушив голос, ответил он своему собеседнику. – Я хорошо понимаю всю меру своей ответственности».

Несколько секунд в трубке гремел чей-то громкий сердитый голос.

– «Да, товарищ комиссар, я понимаю, что нельзя допускать инцидентов с немецкими дипломатами… – снова заговорил майор. – Да, я знаю категорический приказ, товарища Берии… Я не поддаюсь на провокации, товарищ комиссар! Я вчера вам докладывал о прибытии из Берлина майора Рихарда Лемке. После его приезда все сотрудники немецкого военного атташе резко активизировались. Разъезжают по Москве и, почти не скрываясь, фотографируют наши стратегические объекты. Извините, но я сомневаюсь, что на память… Зачем им понадобилось фотографировать здания Мосэнерго на Садовнической, и газового завода на Плющихе? А сегодня один из немецких дипломатов был замечен в Лефортово, где находятся казармы дивизии имени Дзержинского. Все это, товарищ комиссар, наводит на серьезные размышления…»

Майор замолчал, и по его лицу было видно, что тон его собеседника заметно изменился. Наконец, майор отрывисто бросил в трубку.

– «Слушаюсь, товарищ комиссар! Есть подготовить доклад сегодня к вечеру…»

Майор положил трубку на рычаги телефонного аппарата и тыльной стороной ладони вытер капельки выступившего на лбу пота.

ЛЕФОРТОВО. ВОЕННЫЕ КАЗАРМЫ

– Сидите спокойно, господин полковник, расслабьтесь… – на губах майора Рихарда Лемке промелькнуло подобие улыбки. Этот, крепкого телосложения, высокий молодой человек с голубыми глазами и аккуратным пробором на черных как смоль волосах сидел за рулем помятой легковой машины «М-1» советского производства и, с нескрываемой издевкой, рассматривал бледное лицо сидящего на заднем сиденье полковника Отто фон Шмита.

– Послушайте, майор, зачем нам понадобился весь этот маскарад… – спросил тихим голосом Шмит, растерянно озираясь вокруг. Военный атташе был одет в старый габардиновый костюм неопределенного цвета и мятую фетровую шляпу, покрытую перхотью и пятнами грязи. «Эмка» стояла в пустом, темном дворе, заваленном мусором, кипами порванных газет и битой стеклянной посудой. – Я, конечно, понимаю, что вы имеете неограниченные полномочия от адмирала… – продолжил Шмит. – Но я старше вас по званию и подвергать меня опасности вы все же не имеете права. Вы представляете, что будет, если чекисты найдут нас здесь? Мы переодеты в каких-то бродяг. У нас поддельные документы. Они просто поставят нас к вон той стенке, и никто и никогда не узнает, как мы погибли.

Лемке снисходительно усмехнулся.

– Ничего не поделаешь, господин полковник, наша профессия неизбежно связана с риском.

Лемке закурил сигарету и, открыв форточку бокового стека, стряхнул туда сизый столбик пепла. Выпустив струйку дыма перед собой, он окурком сигареты указал на два темных окна, стоящего напротив машины дома. Окна находились в самом центре здания на втором этаже.

– Это офицерское общежитие одного из полков дивизии Дзержинского. – пояснил свой жест Лемке. – По нашим сведениям два темных окна – это комната лейтенанта Свиридова, командира взвода. Он совсем недавно окончил военное училище.

– Ну и что? – нетерпеливо спросил Шмит. – Какое отношение этот Свиридов имеет к нашему визиту сюда?

– Прямое и непосредственное… – ответил Лемке. – Его отец, полковник Свиридов, проходил по делу Тухачевского. Был осужден и расстрелян. Но его сын про это не знает. То есть про арест он знает, но что его отец мертв нет.

– И вы надеетесь этим фактом заставить его работать на нас? – скептически взглянув на Лемке, спросил Шмит.

Тот отрицательно покачал головой.

– Нет, полковник, не надеюсь. – ответил он. – Я лишь строго придерживаюсь плана, разработанного лично адмиралом Канарисом. У меня в кармане письмо, написанное отцом лейтенанта Свиридова. Вернее, очень хорошая подделка, изготовленная нашими специалистами в Берлине. В нем он пишет, что жив и, чтобы избежать расстрела, вынужден бежать в Германию. Далее он советует сыну согласиться на предложение работать на немецкий «рейх». Когда в тех окнах зажжется свет, я пойду к Свиридову и покажу ему это письмо.

– Он не согласится… – с категорической интонацией в голосе возразил Шмит. – На ваше предложение он ответит отказом. Я знаю таких людей. Это фанатики. Они твердо верят в непогрешимость своего вождя – Сталина и прощают ему любые жертвы. Вы провалитесь сами и вдобавок провалите меня.

В глазах Лемке снова засветились искорки снисходительного превосходства.

– Вам господин полковник не стоит так переживать об этом. – затягиваясь сигаретой, сказал он. – Ваша работа в России все равно скоро закончится. В конце следующего месяца или чуть позже. К тому же я не собираюсь вербовать лейтенанта Свиридова.

Лемке перехватил удивленный взгляд Шмита.

– Я лишь собираюсь имитировать неудачную вербовку… – продолжил он. – Лейтенант Свиридов, прочитав письмо отца, застрелится.

Шмит с недоумением пожал плечами.

– Зачем вам это?… – спросил он.

– Спросите об этом лучше адмирала. – ответил Лемке. – Это его план. Я всего лишь исполнитель. Но учтите, что адмирал мастер вербовки. Вы помните знаменитую Мату Хари? Ведь именно он заставил ее работать на себя.

Увидев, как в окнах квартиры Свиридова зажегся свет, Лемке выбросил окурок сигареты в окно, открыл дверцу автомашины и выбрался наружу.

– Как только увидите, что свет в окнах погас, заведите двигатель, а то он успел остыть. – попросил Лемке Шмита.

Спустя четверть часа, окна квартиры лейтенанта Свиридова снова стали темными.

МОСКВА. ПЕТРОВКА 38

«Народный комиссариат внутренних дел СССР

Московский уголовный розыск

Из материалов уголовного дела № Ф567-76-41

«Тело лейтенанта Свиридова А.А. было обнаружено 5 мая 1941 года в 21 час 22 минуты его товарищем старшим лейтенантом Гольдбергом М.Е., проживающем в том же общежитии, что и покойный в соседней с ним комнате. Согласно заключению судмедэкспертизы, признаков насильственной смерти на трупе не обнаружено. Смерть потерпевшего наступила приблизительно в 21 час 10 минут. Тело лейтенанта Свиридова лежало на диване. В руке был зажат револьвер системы «Наган». В барабане револьвера не хватает одного патрона. Свиридов скончался от огнестрельного ранения в голову. На столе было найдено письмо, в котором отец покойного советовал ему согласиться на сотрудничество с немецкой разведкой. При обыске комнаты Свиридова были обнаружены следы неизвестного мужчины. Служебно-розыскная собака прошла по следу до пустыря перед зданием общежития. Далее след был потерян. Из опроса свидетелей было выяснено, что на пустыре вечером в день самоубийства Свиридова около часа стояла легковая автомашина «М-1». Номерной знак машины установить не удалось. Звука выстрела никто из, проживающих в общежитии, не слышал. Старший лейтенант Гольдберг зашел к Свиридову, чтобы пригласить его сходить вместе с ним в парк имени Горького. По предварительному заключению следствия лейтенант Свиридов покончил с собой, не перенеся известия о предательстве своего отца, которого он очень любил и уважал. Похороны лейтенанта Свиридова назначены на 10 мая 1941 года».

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

– Докладывайте, товарищ майор! Только покороче. Через полчаса я должен идти к наркому… – приказал комиссар государственной безопасности и перевел взгляд на висящие на стене кабинета часы. Было половина первого ночи. Майор Копылов пригладил ладонью на голове ежик седых волос и раскрыл перед собой журнал сводок наружного наблюдения. Окинув взглядом грузную фигуру комиссара и его сумрачное, утомленное лицо, Копылов откашлялся и, глядя комиссару прямо в глаза, с нажимом в голосе произнес.

– Товарищ комиссар, анализ информации, которой мы располагаем, позволяет сделать однозначный вывод. Руководство фашистской Германии готовит нападение на СССР!

Копылов сделал паузу, пытаясь понять, какое впечатление его слова произвели на комиссара. Лицо комиссара ничего не выражало и лишь его глаза из-под нависших бровей жестко и холодно смотрели на него.

– Продолжайте… – почти не раскрывая рта, сказал комиссар.

Копылов продолжил.

– Как я вам уже докладывал, в последнее время сотрудники немецкого военного атташе пристально изучают наиболее важные объекты на территории Москвы. Проводится их фотосъемка. Пролетающие над городом самолеты «Люфтганзы» вроде бы случайно отклоняются от заданного курса и оказываются над стратегическими объектами города. Первоначально мы считали, что это делается в интересах немецкой авиации для нанесения возможных бомбовых ударов, но последняя полученная нами информация позволяет сделать вывод, что у немецкого военного командования более широкие планы. Немецкие дипломаты стали активно интересоваться, как организована охрана объектов. Нами зафиксированы случаи попыток вербовки отдельных военнослужащих, несущих на них службу. Это однозначно говорит о том, что планируется, либо захват этих объектов, либо диверсии на них. Все перечисленные мною факты могут означать только одно – Германия готовит полномасштабную агрессию против СССР…

– Кого и когда пытались вербовать? – спросил комиссар.

– Сегодня в своей квартире в Лефортово найден труп лейтенанта Свиридова, военнослужащего одного из полков отдельной мотострелковой дивизии особого назначения. По заключению медиков – лейтенант покончил с собой. На столе найдено письмо его отца, в котором он призывает сына, согласится на сотрудничество с немецкой разведкой. Письмо – явная подделка. Написано оно сравнительно недавно, несколько месяцев назад, а по нашим данным отец Свиридова был расстрелян по делу Тухачевского еще в тысяча девятьсот тридцать восьмом году.

– Понятно… – комиссар кивнул головой. – А какие еще случаи вербовки были зафиксированы?

– Вчера наши сотрудники, ведущие наблюдение за одним из немецких дипломатов, зафиксировали его беседу с младшим сержантом другого полка ОМСДОН. Его фамилия – Кондратюк. По национальности – украинец. Родился на Западной Украине. Был призван в конце прошлого года. По нашим данным некоторые из его родственников в тысяча девятьсот тридцать девятом году были репрессированы.

– Он доложил своему командованию о состоявшемся разговоре? – поинтересовался комиссар.

– В том-то и дело, что нет… – ответил Копылов. – Я приказал установить за ним наблюдение.

– Правильно… – согласился комиссар. – Посмотрим, что он будет делать дальше.

Комиссар посмотрел на часы и, увидев, что короткая стрелка вплотную приблизилась к единице, встал.

– Вот что я тебе скажу, Сергей Николаевич… – перейдя вдруг с официального на дружеский тон, сказал он Копылову. – То, что война с немцами не за горами, сейчас понятно любому трезвомыслящему человеку. Но на самом верху… – комиссар указал глазами на потолок кабинета. – Этого понять почему-то не хотят. Почему?… Не спрашивай. Все равно не отвечу. Поэтому все, о чем мы с тобой здесь говорили, должно остаться между нами. Но от себя лично приказываю – держать порох сухим! Войны с Германией нам, так или иначе, не избежать и как только она начнется безопасность Москвы встанет на первый план. И вот тогда информация, которую ты собрал, обязательно пригодится.

– Слушаюсь! – встав по стойке «смирно», ответил Копылов.

БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР»

Радиограмма… 6 мая 1941 года

«Совершенно секретно! Лично адмиралу Канарису…

Согласно Вашему приказу сотрудниками военного атташата посольства была проведена вербовка одного из военнослужащих ОМСДОН. Завербованному присвоена кличка «Троян». Агент «Троян» законсервирован. Его активизация будет произведена после начала конфликта между Россией и Германией. Чтобы замаскировать вербовку агента «Троян» была проведена операция прикрытия. В процессе проведения операции прикрытия органы советской контрразведки получили информацию о двух кандидатах в агенты. Один из них ликвидирован.

Военный атташе полковник Отто фон Шмит»

МОСКВА. КРЕМЛЬ

Из выступления В.М. Молотова по радио 22 июня 1941 года…

«Сегодня двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года в четыре часа утра без объявления войны фашистская Германия напала на Советский Союз…»

ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ. БРАНДЕНБУРГ

Учебный лагерь разведывательно-диверсионного подразделения «Абвера» – восьмисотого учебного полка особого назначения «Бранденбург» находился недалеко от одноименного прусского города, по названию которого полк и получил свое обозначение. Лагерь был оборудован по последнему слову техники и включал в себя: аэродром, парашютную вышку, полосу препятствий и стрелковый тир. Особое место в подготовке разведчиков-диверсантов занимало подрывное дело, и, поэтому недалеко от лагеря был оборудован полигон, на котором днем и ночью, в любую погоду гремели взрывы, и полыхала яркие языки пламени. Солдаты «Бранденбурга», помимо постоянной лингвистической практики, осваивали: прыжки с парашютом, рукопашный бой, работу с картой, взрывное дело, маскировку на местности, тактику боя в одиночку и малыми группами, навыки изготовления фальшивых документов, тактику засад, доскональное изучение своего и трофейного стрелкового оружия и многое другое. Полком командовал полковник Пауль Хелинг фон Ланценауер – ветеран первой мировой войны, получивший опыт диверсионных операций еще в период колониальных войн старой кайзеровской Германии.

К началу осени тысяча девятьсот сорок первого года на территории учебного лагеря было возведено несколько кирпичных домой, напоминающих типичные московские постройки. Немецкие диверсанты учились их штурмовать, используя альпинистское снаряжение и приставные лестницы. В конце сентября ожидался приезд в лагерь главы «Абвера» адмирала Канариса. Канарис приехал как всегда неожиданно. Поздно ночью на аэродроме приземлился штабной самолет, доставивший адмирала из Берлина. Выслушав доклад полковника Ланценауера, Канарис отменил общее построение полка и попросил его вызвать командира специальной группы диверсантов, которые готовились к операциям на территории Москвы.

– Кто у вас возглавляет это подразделение? – спросил Канарис.

– Майор Рихард Лемке… – ответил Ланценауер.

– Подготовка группы завершена? – поинтересовался Канарис.

– Да, адмирал… – последовал ответ Ланценауера. – Люди Лемке прошли усиленную подготовку ведения боя в городских условиях, хорошо изучили Москву по картам и фотографиям. Мы нашли в одном из концлагерей русского специалиста по подземным коммуникациям Москвы. Он нарисовал подробную схему их расположения и рассказал, как лучше пройти по ним в ту или иную часть города.

Канарис удовлетворенно кивнул головой.

– Я хочу поговорить с майором Лемке с глазу на глаз…

Ланценауер вытянулся по стойке «смирно».

– Пожалуйста, господин адмирал. Мой кабинет в вашем расположении.

Расположившись в кресле в кабинете Ланценауера, Канарис положил перед собой портфель, открыл его и вытащил запечатанный сургучными печатями ярко-красный конверт. Спустя минуту, в дверь постучали и после слов адмирала: «Войдите!», на пороге комнаты появился, одетый в пятнистый комбинезон, широкоплечий человек с надменным, волевым лицом и черными как смоль волосами.

Человек строевым шагом подошел к креслу, в котором сидел Канарис и, вытянув руки по швам, доложил:

– Господин адмирал, майор Лемке по вашему приказанию прибыл!

Канарис приподнял голову и снизу-вверх внимательно посмотрел на майора. Он знал Лемке давно, уже несколько лет. С тех пор как в тысяча девятьсот тридцать восьмом году тот еще молодым лейтенантом переступил порог штаб-квартиры «Абвера» на Тирпицуферштрассе в Берлине. И вот теперь майор должен был выполнить задание, от результатов которого, по мнению не только главы «Абвера», но и самого фюрера во многом будет зависеть исход военной компании в России. Канарис указал Лемке на стоящее рядом кресло.

– Здравствуйте майор, садитесь, рад вас видеть в полном здравии! – поприветствовал его он.

Лемке сел и выжидательно посмотрел на адмирала. Канарис начал беседу не сразу. Несколько томительных минут он о чем-то размышлял и затем, остановив свой взгляд на Лемке, спросил его:

– Как вы считаете майор, зачем я вас вызвал?

Лемке пожал плечами.

– На фронте сейчас затишье… – неуверенно ответил он. – Наступление на Москву отложено, и все силы вермахта брошены на юг и на север, на захват Донбасса и Ленинграда.

Канарис согласно кивнул.

– Вы правы майор… – ответил он. – В данный момент положение на фронте именно такое. – Канарис сделал паузу и затем, указав глазами на лежащий на его коленях ярко-красный конверт, добавил. – Но через две недели ситуация кардинально изменится. Сегодня в ставке верховного командования вермахта подписан приказ о проведении операции «Тайфун» по захвату столицы России. Ваше время майор, наконец, пришло… – Канарис протянул Лемке конверт. – Возьмите этот конверт майор. Внимательно прочтите все инструкции и через неделю будьте готовы начать действовать.

ИЗ СВОДКИ СОВИНФОРМБЮРО

3 октября 1941 года.

«Тридцатого сентября тысяча девятьсот сорок первого года немецко-фашистские войска прорвали оборону Западного фронта. После тяжелых продолжительных боев советскими войсками отставлены города: Брянск, Орел, Гжатск…»

ЛЕФОРТОВО. ВОЕННЫЕ КАЗАРМЫ

– «Рота подъем!..» – громкий как выстрел голос прозвучал в ночной темноте спящей казармы. На мгновение его эхо застыло в воздухе и затем потонуло в многоголосом шуме десятков людей, спешащих к выходу из заставленного двух-ярусными металлическими кроватями зала. На ходу, застегивая гимнастерки и одевая шинели, солдаты бурным потоком скатывались по лестнице в холл здания и здесь строились в шеренги взводов и отделений.

– «Рота смирно!..» – скомандовал тот же голос. Шеренги замерли. Лица солдат напряглись. В холле повисла тишина, и стало слышно, как у подъезда казармы глухо урчали холостыми оборотами двигатели грузовиков. Перед строем остановился невысокий затянутый в серую шинель старший лейтенант. Поправив на боку кобуру с пистолетом и полевую сумку, он строгим взглядом скользнул по солдатским лицами, и, сняв с головы фуражку с синим околышем, сказал:

– «Товарищи красноармейцы!.. – старший лейтенант вытащил из полевой сумки сложенный лист бумаги и развернул его. – Сегодня девятнадцатого октября тысяча девятьсот сорок первого года… – начал читать он текст, написанный на листе. – Государственным Комитетом Обороны принято постановление о введении в Москве и прилегающих к ней районах осадного положения с целью ликвидации паники и мобилизации усилий войск и населения столицы на отпор врагу. В постановлении сказано… – старший лейтенант сделал паузу, – нарушителей порядка… – повысив голос, продолжил читать он, – немедленно привлекать к ответственности с передачей суду Военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте…»

Закончив чтение, старший лейтенант положил лист в полевую сумку и, надевая фуражку, сказал:

– «По приказу военного коменданта города Москвы наша рота будет нести охрану Химкинского водохранилища и прилегающей к нему территории. Личному составу роты приказываю получить оружие и боеприпасы. Командирам взводов доложить о готовности к маршу».

Спустя десять минут пять грузовиков один за другим выехали с территории казармы. Проехав мимо толпы возбужденных людей, осаждавших Курский вокзал, они обогнули центр Москвы по забитому автотранспортом и пешеходами Садовому кольцу и мимо Ходынского поля выехали на Ленинградское шоссе.

СМОЛЕНСК. АЭРОДРОМ ЛЮФТВАФФЕ

Тяжелый трех моторный «Юнкерс-52», прогревая укутанные чехлами моторы, готовился к вылету с занесенного утренней поземкой аэродрома. Холодная погода осенью сорок первого года наступила уже в середине октября. Деревья быстро потеряли редкую пожелтевшую листву, а трава по утрам покрывалась налетом бело-голубого инея. Около самолета, на сложенных на земле мешках и баулах, сидело полтора десятка человек, одетых в пятнистые – белые с серым комбинезоны и затянутые в лямки, висевших за спиной, парашютов. По внешнему виду и манере поведения это были типичные военные, но погоны или иные знаки отличия на них отсутствовали. На земле было сложено оружие: карабины советского производства, только что появившиеся автоматы «ППШ», ручные пулеметы Дегтярева, гранаты и ящики с патронами. Помимо этого, на каждом из парашютистов, висела кобура с пистолетом и финский нож. Увидев подходившую к самолету группу офицеров люфтваффе, парашютисты быстро поднялись и выстроились в две шеренги. Старший из них пожилой, но подвижный здоровяк с красным обветренным лицом, вытянувшись перед офицером в летном комбинезоне, доложил:

– «Господин гауптман, я лейтенант Бауэр. Докладываю… отдельная группа полка «Бранденбург» к вылету готова. Командир группы майор Лемке в настоящий момент находится в штабе, где уточняет задание».

Офицером в летном комбинезоне молча козырнул и мимо строя парашютистов пошел к открытой дверце в фюзеляже «Юнкерса». Спустя минуту, к самолету подъехал темно-серый автомобиль, из которого вышел, одетый в такой же, как и другие парашютисты, комбинезон майор Рихард Лемке. Он подошел к строю десантников и, закрывшись планшетом от дувшего прямо в лицо студеного ветра, громко сказал:

– «Солдаты! Нам выпала честь первыми вступить на территорию Москвы. Сегодня девятнадцатого октября наши доблестные войска заняли город Можайск. До Москвы осталось всего сто километров. И когда наши танки подойдут к ее окраинам, мы будем их там встречать».

Приказав всем грузиться в «Юнкерс», Лемке подозвал к себе лейтенанта Бауэра. Они отошли от самолета, и Лемке тихо сказал:

– Нам поручено захватить мост через канал Москва – Волга в районе Химкинского водохранилища и защищать его до подхода танков группы Гудериана. Когда конкретно это надо будет сделать, нам сообщат по радио. Но, скорее всего, завтра или послезавтра. Гудериан в день проходит по пятьдесят километров.

Бауэр согласно кивнул.

– Понятно господин майор!

– Район нашей выброски… – Лемке достал из планшета карту и развернул ее. – Лесной массив между Пятницким и Волоколамским шоссе. – он обвел пальцем зеленоватый треугольник между двумя расходящимися черными линиями. – Далее мы пойдем на северо-восток до поселка Отрадное. И здесь будем ждать сигнала.

Лемке сложил карту и вместе с Бауэром побежал к самолету. Спустя минуту тяжело груженный «Юнкерс» оторвался от взлетной полосы.

МОСКВА. ХИМКИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

В районе поселка Левобережный колона грузовиков остановилась.

– «Старший лейтенант Воронцов! Дивизия имени Дзержинского…» – представился командир роты подполковнику, руководившему автомобильным движением через канал имени Москвы. Подполковник видимо не спал уже несколько суток. Его лицо имело сероватый оттенок, а веки слезящихся глаз покраснели и опухли.

– Наконец-то! – с облегчением выдохнув горячее облачко пара в морозный воздух, ответил подполковник. – А то я вас заждался. Видите, что творится!.. – показал он рукой на мост, занятый пестрым потоком беженцев. – С утра идут. И конца края им не видно. А военные грузовики в сторону фронта проехать не могут.

Старший лейтенант тоже оглядел мост и, повернувшись к машинам, громко крикнул:

– «Разгружайся! Командирам вводов приступить к выполнению задания».

Затем он поднес к глазам бинокль и внимательно осмотрел окружающие мост выкрашенные в желтый цвет луга и перелески.

Спустя полчаса неорганизованное движение по мосту было прекращено. С обои концов моста поставлены временные деревянные шлагбаумы. Около них в наспех отрытых щелях размесились расчеты станковых пулеметов «максим». За шлагбаумами были устроены контрольно-пропускные пункты, на которых проверялись документы у всех входящих или въезжающих в Москву. Когда к мосту со стороны города подъезжали колоны военной техники, движение гражданских лиц прекращалось, и колонам, без всяких помех давали возможность проехать на другой берег канала. В ближайших к мосту домах были устроены казармы для дежуривших на КПП солдат. Штаб роты разместился на лодочной станции, на берегу еще не замершего канала.

– Ну, молодцы «дзержинцы»! – похвалил старшего лейтенанта Воронцова подполковник. – А то мои саперы мосты умеют строить, а порядок обеспечить на них, нет…

– У вас свои задачи, у нас свои… – козырнув, ответил ему Воронцов.

Ближе к вечеру к мосту подъехала выкрашенная в защитный цвет «эмка». Из нее вылез коренастый мужчина в темно-сером осеннем пальто и шляпе и, показав солдатам у шлагбаума свои документы, спросил, где находится командир части. Взглянув в матово-красную книжечку, контролер на КПП сразу подтянулся и, отдав мужчине честь, ответил:

– На лодочной станции, товарищ майор. Спуститесь по лестнице к берегу и пройдите метров сто вдоль канала.

Мужчина последовал его совету и спустя пять минут стоял около небольшого летнего домика с террасой и широкой деревянной лестницей, спускающейся прямо в воду.

Снова показав стоящему у двери часовому документы, мужчина вошел в дом и увидел сидящего за столом старшего лейтенанта в расстегнутой, измазанной глиной шинели. Старший лейтенант что-то старательно чертил на листе бумаги.

– Здравствуйте, товарищ старший лейтенант! – поздоровался с ним мужчина.

Старший лейтенант поднял голову и бросил на мужчину недовольно-вопрошающий взгляд.

– Здравствуйте! – ответил он. – У вас ко мне какое-то дело гражданин?

Мужчина снова вытащил из кармана красную книжечку.

– Я майор госбезопасности Копылов! – представился он, раскрывая ее, и протягивая старшему лейтенанту.

Тот скользнул по удостоверению взглядом, встал и, застегнув на себе шинель, доложил:

– Старший лейтенант Воронцов! Командир стрелковой роты дивизии имени Дзержинского…

Мужчина спрятал книжечку в карман, и устало присел на стоящий у стола стул.

– Садитесь лейтенант… – сказал он. – Чаем угостите? А то весь день в дороге…

– Конечно, товарищ майор. Одну минуту… Елисеев! – громко крикнул старший лейтенант.

Дверь в комнату открылась, и в нее заглянул стоящий у крыльца часовой.

– Сходи к старшине и принеси два стакана чая. Погорячее… – приказал ему старший лейтенант. – Сейчас принесет, товарищ майор. – пояснил он, когда за часовым закрылась дверь. – Это недалеко. Мы кухню в рощице поставили, чтобы дыма не было видно. А то над нами немецкие самолеты постоянно пролетают. Если заметят дым, обязательно разбомбят.

Майор Копылов бросил взгляд на листок бумаги, лежащий перед старшим лейтенантом. Перехватив его, старший лейтенант, словно отвечая на заданный ему вопрос, сказал.

– Готовлю схему минирования окружающей мост местности, товарищ майор. Здесь до нас саперная часть мост охраняла вместе с милицией. Так их командир пообещал подходы к мосту заминировать. Вот я и пытаюсь прикинуть, как это лучше сделать.

Копылов снял шляпу и, положив ее на стол, сказал.

– Вы все делаете правильно, товарищ старший лейтенант. Я к вам вот по какому делу приехал. – затем, несмотря на то что в комнате кроме него и Воронцова больше никого не было, он перешел на шепот. – По нашим данным этот мост очень интересует немецкое командование. Он имеет важное стратегическое значение. Через него самый удобный и быстрый путь в Москву. Сейчас их танковые части захватили Малоярославец и Клин и продолжают движение, обходя Москву с севера. В Генеральном штабе считают, что острие их удара направлено именно сюда к Химкинскому водохранилищу. – майор замолчал, увидев, что часовой принес два дымящихся стакана чая. Когда часовой вышел из комнаты, Копылов продолжил. – Учитывая, как немецкие войска действовали во время войны с Францией и в наших приграничных районах, следует ожидать, что они попытаются захватить мост до подхода своих танков, чтобы не допустить его подрыва. Их тактика заключается в создании максимально благоприятных условий для быстрого продвижения своей бронетехники. Именно поэтому вашу роту товарищ старший лейтенант срочно перебросили сюда. Ваша задача – обеспечить безопасность моста, а при подходе к нему немецких войск взорвать его. Поэтому, помимо минирования территории вокруг моста командир саперов получит приказ подготовить его к взрыву.

Воронцов вскинул на майора удивленные глаза.

– Разве немецкие войска смогут прорваться к Москве? – подавленным голосом спросил он.

Копылов тяжело вздохнул.

– На войне все бывает… – помедлив, ответил он. – и победы и поражения. А войну мы сейчас ведем одни практически со всей Европой. И опыта у немецкой армии побольше, чем у нашей. Пока научимся воевать, придется отступать. Ничего здесь не поделаешь. Но Москву будем защищать до конца!

Воронцов согласно кивнул.

– Мы всей ротой поклялись не отступать ни на шаг! – с нескрываемой гордостью сказал он.

Копылов одобрительно посмотрел на него.

– Это от вас и требуется… – сказал он и затем после секундной паузы добавил. – Но одной стойкости и самопожертования в вашем деле старший лейтенант мало. Надо быть бдительными. Быть хитрее врага. Изучать его методы. Вы должны разгадать, откуда последует его удар. Сейчас в городе неразбериха. Беженцев, дезертиров много. Вместе с ними в Москву могли пробраться и немецкие диверсанты. Некоторых мы ловим. Но это так, мелочь. В основном сигнальщики, чтобы немецкие самолеты на цели ночью наводить. Такой мост как ваш, они вряд ли сумеют захватить. Для таких операций в «Абвере» есть специальное подразделение – полк «Бранденбург». В приграничных районах диверсанты этого полка создали нашим отступающим войскам очень много проблем. Взрывали или захватывали мосты, убивали командиров и делегатов связи, уничтожали боеприпасы, сеяли панику. Видимо вам старший лейтенант придется столкнуться именно с этими головорезами. Недооценивать их нельзя. Это элита немецкой армии. Так что готовьтесь к встрече с ними самым серьезным образом. А теперь, товарищ старший лейтенант… – Копылов допил чай, поставил пустой стакан на стол и встал. – покажите мне позиции вашей роты и организацию движения автотранспорта через мост.

ПОДМОСКОВЬЕ. ПОСЕЛОК ОТРАДНОЕ

Диверсионная группа майора Лемке приземлилась в лесах между Пятницким и Волоколамским шоссе поздно вечером девятнадцатого октября. Собравшись на лесной поляне, немецкие диверсанты вытащили из контейнеров оружие и боеприпасы и цепочкой, стараясь ступать след в след, направились на северо-восток в направлении поселка Отрадное. В два часа ночи они подошли к опушке леса и здесь расположились на привал. Лемке и Бауэр решили разведать маршрут дальнейшего движения. Они подползли к окраине села и стали наблюдать, что в нем происходит. Несмотря на поздний час в некоторых домиках поселка горел свет. По улицам ходили люди. Слышалась негромкая взволнованная речь. Прислушавшись к доносившимся издалека голосам, Лемке перевел:

– Готовятся к эвакуации. Бояться, что уже завтра здесь будут наши.

Лемке и Бауэр со значением переглянулись. На губах Бауэра появилась презрительная усмешка.

– Господин майор, может быть, попугать их?… – предложил он. – Покажемся на краю села. Крикнем что-нибудь по-немецки. Дадим пару очередей из автомата. Представляете, какой здесь поднимется переполох. Весь этот сброд сломя голову кинется в Москву. Начнется паника. Сейчас ночь и русские не сразу разберутся, что происходит.

После секундного размышления Лемке отрицательно качнул головой.

– Нет сейчас делать это не стоит, – ответил он. – наша основная задача захватить мост через канал. Если сюда дополнительно подтянут войска из-за паники, нам это будет сделать сложнее. А организацией беспорядков мы займемся, когда танки Гудериана подойдут к Москве.

Лемке и Бауэр вернулись к отдыхающим на опушке леса диверсантам. Через час группа продолжила свое движение. Отрадное решено было обойти по дну болотистой, уже замерзшей речушки. Когда на горизонте стало светлеть, и среди облаков показался краешек восходящего солнца, немецкие диверсанты достигли цели своего похода. Среди редеющих деревьев леса показались темно-свинцовые воды канала имени Москвы и вдалеке за желтеющим неубранным полем угловатые фермы моста, соединяющего берега канала.

Лемке приказал расположиться на отдых, а сам вместе с лейтенантом Бауэром пополз через поле к мосту. Поверх серо-белых комбинезонов они надели пятнисто-желтые накидки и теперь практически сливались с пожелтевшей и поникшей ботвой редьки и картошки. Когда поле осталось позади, Лемке и Бауэр спустились в небольшую лощину и, взобравшись на ее обратную сторону, через мощные «цейсовские» бинокли стали рассматривать, что происходит на шоссе и на мосту. Судя по выражению лиц, настроение у немецких диверсантов стало портиться.

– Доннер веттер!.. – негромко выругался Лемке, оторвав бинокль от глаз. – Русские хорошо подготовились к возможному нападению. Все подходы к мосту заминированы. У въезда на мост и у выезда расположены пулеметные точки. Территория вокруг моста освещается прожекторами.

Лейтенант Бауэр тоже выругался.

– И охраняет мост, похоже, не меньше роты солдат. – недовольно проворчал он. – Нам с таким противником не справиться. – Бауэр вопросительно взглянул на Лемке. – Господин майор, надо радировать командованию, что захватить мост мы не сможем.

По губам Лемке скользнула чуть заметная усмешка. Он еще раз посмотрел в бинокль и затем сказал:

– Не будем торопиться лейтенант докладывать командованию о наших с вам наблюдениях. Вы недооцениваете адмирала Канариса. К этой войне он начал готовиться задолго до ее начала. Поэтому, на случай неравенства сил с противником им предусмотрен запасной вариант действий. – Лемке перехватил удивленный взгляд Бауэра. – Какой… хотите спросить вы? Пока на этот вопрос я вам ответить не могу. А теперь давайте возвращаться. У меня сегодня будет еще очень много дел.

Вернувшись к отряду, Лемке снял с себя комбинезон и надел старый поношенный костюм и пальто, которые хранились в одном из контейнеров, сброшенных вместе с диверсантами. На голову он натянул замасленную кепку. В кармане пальто лежали документы на имя Бразаускаса Льва Казимировича уроженца города Риги – паспорт, справка о негодности к военной службе, партийный билет и удостоверение инструктора одного из райисполкомов города Риги.

– Теперь я стал латышом… – сказал Лемке, показав Бауэру свои документы. – Это объяснит мое неправильное произношение русских слов. Сейчас на дорогах много беженцев из Прибалтики.

Лемке посмотрел в зеркальце на свое помятое, небритое лицо и, оставшись довольным его видом, сказал Бауэру.

– Я сейчас направляюсь в Москву. До моего возвращения вы остаетесь командиром группы. В очередном сеансе радиосвязи передайте командованию, что я приступил к выполнению операции «Троян». Они все поймут.

Лейтенант Бауэр вытянулся.

– Слушаюсь!..

БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР»

В этот осенний дождливый день глава «Абвера» адмирал Канарис засиделся в своем рабочем кабинете дольше обычного. Адъютант уже два раза намекал ему, что адмирала ждут на приеме у министра пропаганды доктора Гебельса, который праздновал сегодня день рождения кого-то из своего многочисленного семейства, но Канарис продолжал сидеть в кресле, погруженный в тяжелые раздумья. Стопка писем и телеграмм, лежащих на его письменном столе, говорила многоопытному адмиралу, что события в России скоро начнут развиваться совсем не так, как планировалось в директиве «Барбаросса». Даже если немецкой армии удастся захватить Москву, в чем не сомневался командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Бок, победоносно закончить войну она все же не сможет, так как экономический потенциал России и, соответственно ее возможность к сопротивлению, несмотря на понесенные ей колоссальные потери сохранился. Из секретного сообщения, полученного сегодня утром Канарисом от своего давнего, еще с первой мировой войны, агента, работающего в Министерстве иностранных дел Великобритании, он узнал, что русские проинформировали членов английской миссии на переговорах в Москве о том, что практически все предприятия, выпускающие военную продукцию, перебазированы ими из Европейской части СССР за Урал, подальше от линии фронта. Это сообщение произвело на главу «Абвера» настолько сильное впечатление, что он почти двадцать минут сидел безмолвно в кресле, не отвечая на телефонные звонки и, приказав секретарю, никого к себе не впускать. Канарис размышлял над тем, стоит ли показывать это сообщение фюреру, но, в конце концов, решил не придавать его огласке, отлично понимая, какая реакция будет у неуравновешенного и скоропалительного в своих решениях новоявленного вождя немецкой нации, взявшегося руководить германскими вооруженными силами. Растущий военный потенциал Советского Союза, наряду с громадными потерями, понесенными вермахтом давал однозначный ответ на вопрос, который все чаще обсуждался на совещаниях в бункере фюрера – будет ли закончен «блицкриг» до начала суровой русской зимы, к которой немецкая армия была не готова, или нет? И ответ этот был – нет!..

Читая полученные сегодня сообщения, Канарис думал о том, что будет докладывать завтра на совещании у Гитлера. Говорить правду он не мог, да и не хотел, а говорить ложь было опасно, так как правда рано или поздно станет известна. Его нелегкие размышления были прерваны телефонным звонком. В трубке он услышал голос начальника объединенного командования вермахта фельдмаршала Кейтеля. «Лакейтель» как иногда в узком кругу называл его Канарис, зная о рабской покорности и услужливости фельдмаршала перед Гитлером.

– Я вас внимательно слушаю, господин фельдмаршал… – после обычных приветствий ответил ему Канарис.

– Господин адмирал, фон Бок уверяет меня, что завтра или, в крайнем случае, послезавтра, он ворвется в Москву! – послышался в телефонной трубке радостный голос Кейтеля.

– Я очень рад это слышать, господин фельдмаршал. – придав голосу бодрость и оптимизм, ответил Канарис. – Чем я могу быть вам полезен?

– Адмирал, фон Бок просит, чтобы ваши люди помогли ему ворваться в Москву с севера.

– Я уже позаботился об этом, господин фельдмаршал. – сказал Канарис, радуясь своей предусмотрительности. – Вчера в расположение русских заброшена диверсионная группа майора Лемке из полка «Бранденбург». Задача группы – захватить мост через канал Москва – Волга и обеспечить проход по нему танков Гудериана. Я уверен, что майор Лемке справится со своей задачей. План захвата моста разработан с особой тщательностью и в нем предусмотрены все возможные случайности.

– То есть, я могу доложить фюреру, что завтра наши доблестные войска войдут в Москву? – спросил Кейтель.

– Конечно!.. – ответил Канарис. – Завтра они будут пить шампанское на Красной площади.

ПОДМОСКОВЬЕ. ПОСЕЛОК ОТРАДНОЕ

Майор Лемке вернулся из Москвы только утром следующего дня. Сняв промокшие ботинки, он присел у костра, и протянул к нему покрасневшие от холода руки.

– Чертовски замерз… – хриплым голосом пожаловался он Бауэру.

Тот протянул майору фляжку со шнапсом. Сделав три больших глотка, Лемке причмокнул от удовольствия языком.

– Благодарю лейтенант, вот теперь со мной все в порядке! – заметно повеселев, сказал он.

В глазах Бауэра Лемке прочел немой вопрос. С видом фокусника он извлек из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных в полоску листов папиросной бумаги. Передавая их лейтенанту, Лемке сказал:

– Представляете, что я пережил, когда тащил эти листочки мимо русских патрулей. У меня три раза проверяли документы, но, слава богу, все обошлось.

Бауэр аккуратно развернул листочки и стал их рассматривать.

– Крайне неразборчивый почерк и очень мелко написано. – пожаловался он.

Лемке усмехнулся.

– Вопрос лейтенант не в том, как написано, а в том, что… – самодовольно заметил он.

Взяв листочки у Бауэра, Лемке положил их себе на колени.

– Здесь нарисована схема охраны моста, который мы собираемся захватить. – приглушив голос, сказал он. – Схема минирования местности с указанием проходов в минных полях, схема минирования самого моста и указания, как мину можно обезвредить и, пароли и отзывы на эти сутки.

Бауэр недоверчиво взглянул на майора.

– Господин майор, разве в течение ночи можно было узнать эти сведения?

Лемке снисходительно похлопал Бауэра по плечу.

– Лейтенант вы явно недооцениваете нашего шефа, адмирала Канариса… – нравоучительно ответил он. – Как я вам уже говорил, он начал готовиться к этой войне задолго до ее начала.

– Но такие сведения можно узнать только от русского… пленного или работающего на нас. Раз в плен мы никого не брали, да и не каждый пленный знает такую информацию. Значит, мы имеем источник у русских. Причем источник хорошо информированный.

Лемке кивнул.

– Вы догадливы Бауэр. У нас есть источник. Но я имел право им воспользоваться только в случае крайней необходимости. Сегодня я посчитал, что такая необходимость возникла. Теперь наша задача существенно упростится и, я думаю, что сегодня ночью мы атакуем и захватим мост.

Бауэр нахмурился.

– А не приведет ли это к разоблачению нашего агента? Русское командование наверняка заподозрит кого-то из своих в предательстве.

Лемке небрежно отмахнулся.

– Вряд ли у русских будет на это время… – ответил он. – Завтра утром наши танки войдут в Москву. Да и этот человек нам нужен только для захвата русской столицы. Дальше необходимость в нем отпадает и мне глубоко безразлично, что с ним будет. А теперь лейтенант давайте готовиться к предстоящей операции.

Лемке обулся, встал и вместе с Бауэром направился к выстроившимся в колонну диверсантам.

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

Длинный ночной звонок разбудил майора Копылова в четыре часа утра. Он спал у себя в кабинете, на диванчике, приставленном к письменному столу. Копылов прижал трубку к уху и вначале не понял, кто ему звонит.

– Повторите еще раз, кто вы? – попросил он.

– Старший лейтенант Воронцов! – послышалось из трубки. – Я командир роты, которая охраняет мост через канал Москва – Волга.

– Да, да… слушаю вас – наконец вспомнив звонившего, ответил Копылов.

– Товарищ майор… – произнес срывающимся голосом Воронцов. – У нас «ЧП». Немецкие диверсанты захватили мост через канал и удерживают его.

– Что?… – не сразу понял сказанное Воронцовым, Копылов. – Повторите!

– Немецкие диверсанты, – четко выговаривая каждое слово, повторил Воронцов. – захватили мост через канал и удерживают его. Я позвонил в московскую комендатуру и командиру дивизии полковнику Марченко. Он приказал поставить в известность вас.

– Как этот произошло? – после долгой паузы, спросил Копылов. – И какие вами приняты меры?

– В три часа ночи диверсанты бесшумно сняли часовых и сумели захватить пулеметные точки около моста. Почти сразу пропал ток в проводах, идущих к мине, предназначенной для взрыва опор моста. Как только прозвучали первые выстрелы, я поднял по тревоге роту и атаковал захвативших мост диверсантов. Но рота попала под пулеметный огонь и залегла. Командир дивизии десять минут назад выслал нам подкрепление – усиленную бронеавтомобилями роту. Пока она не подошла…

– Я все понял. – быстро ответил Копылов. – Сейчас же к вам выезжаю.

Копылов оделся, но прежде чем спустится во двор, и сесть в машину, позвонил в Генеральный штаб. Ему ответил дежурный.

– Здравствуйте! – поздоровался с ним Копылов. – Товарищ генерал, скажите, пожалуйста, были ли сегодня попытки немецких войск прорвать нашу оборону на правом фланге Западного фронта?

– Да были, товарищ майор, – ответил генерал. – только что звонил командующий фронтом генерал армии Жуков и проинформировал нас, что три часа назад немецкие танки попытались прорвать нашу оборону на клинском направлении. На второй линии обороны они были остановлены. Сейчас туда переброшены все фронтовые резервы. В районе Клина идут ожесточенные бои.

– А вам известно, что немецкие диверсанты захватили мост через канал Москва – Волга? – спросил дежурного Копылов.

– Да, нам это известно. – ответил тот. – Нам позвонили из московской комендатуры и из штаба московского военного округа.

– Похоже, что это звенья одной цепи? – спросил Копылов.

– Безусловно!.. – ответил генерал. – Видимо немецкое командование планировало прорвать наш фронт и, совершив марш бросок по Ленинградскому шоссе, ворваться в Москву. Расстояние от линии фронта до Москвы, по прямой, всего шестьдесят километров. Это два часа хода для танков… – немного помедлив, генерал добавил. – Хотел бы вас предупредить товарищ майор. О произошедшем этой ночью доложено лично товарищу Сталину.

– Спасибо, я вас понял. – ответил Копылов и положил трубку телефона.

МОСКВА. ХИМКИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

Через сорок минут машина, в которой сидел Копылов, подъехала к мосту через канал. Он ожидал услышать здесь стрельбу, но его встретила тишина и только гудки, проезжающих через мост автомашин изредка нарушали ее. Майор предъявил часовому удостоверение и попросил разыскать старшего лейтенанта Воронцова. Когда тот подбежал к майору, к пепелищу от сгоревших домов, стоявших около моста, подъехали несколько «эмок». Из них вышли командир дивизии имени Дзержинского полковник Марченко и военный комендант города Москвы генерал-майор Артемьев. Увидев майора Копылова и старшего лейтенанта Воронцова, они направились к ним. Старший лейтенант Воронцов вытянулся. Его лицо побледнело. Копылов козырнул Марченко и Артемьеву и назвал себя.

– Мы приехали по поручению Ставки Верховного главнокомандования разобраться в том, что здесь произошло. – строго взглянув на Воронцова, сказал Артемьев. – Докладывайте старший лейтенант. Как могло произойти, что стратегически важный мост был захвачен? И где сейчас противник?

– Товарищ генерал-майор, – встав по стойке «смирно», ответил Воронцов. – В три часа ночи немецкие диверсанты атаковали и захватили мост через канал. Рота была поднята по тревоге и вступила с ними в бой. Затем на помощь прибыла еще одна рота, усиленная бронемашинами. Но все попытки вернуть мост оказались безуспешными. Немецкие диверсанты захватили станковые пулеметы «максим», много патронов к ним, а также противотанковые ружья. Но буквально полчаса назад они оставили мост, и ушли в сторону поселка Отрадное. За ними организована погоня.

Генерал-майор Артемьев недовольно покачал головой.

– Как же они смогли застать вас врасплох, старший лейтенант? – спросил он. – У вас, что… было плохо организовано боевое охранение или часовые на посту спали?

– Никак нет, товарищ генерал-майор… – ответил поникшим голосом Воронцов. – Боевое охранение было организовано строго по уставу.

– Какие у вас потери, и какие потери понес противник? – спросил Артемьев.

– Наши потери… – хмурясь, доложил Воронцов. – Тридцать два человека убитыми. Подбита одна бронемашина. Уходя, диверсанты испортили все захваченное ими вооружение. Их потери – два человека убитыми.

Лицо генерал-майора Артемьева посуровело и налилось краской гнева.

– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться? – заметив это, вступил в разговор полковник Марченко. – Я вам уже докладывал, что старший лейтенант Воронцов опытный и волевой командир. До настоящего времени он не имел никаких взысканий. В том, что произошло надо объективно и всесторонне разобраться.

– А что докладывать Верховному?… – вспылил Артемьев. – Сейчас у Жукова под Клином и Волоколамском идут тяжелые бои. И если бы немецкие войска там не остановили, то они через захваченный мост прорвались бы в Москву! А там работает правительство страны и Ставка Верховного главнокомандования!

Майор Копылов также решил вступить в разговор.

– Товарищ генерал-майор, разрешите высказать свое мнение? – попросил он. После кивка Артемьева Копылов продолжил. – Вчера я лично проверял, как была организована охрана моста. И могу со всей ответственностью заявить, что охрана была организована хорошо. С моей точки зрения единственной причиной того, что произошло сегодня, была утечка информации. Ведь бесшумно подойти к часовым диверсанты могли только в одном случае, если знали пароль и знали схему расположения постов и секретов вокруг моста.

Артемьев с удивлением взглянул на Копылова.

– Хм… может быть вы и правы, товарищ майор. – сказал он после долгого раздумья. – И откуда могла быть утечка?

– Вот это нам и предстоит выяснить. – ответил Копылов. – А старший лейтенант Воронцов в этом нам может помочь. Здесь явно чувствуется рука «Абвера», а точнее диверсантов из полка «Бранденбург». Это их почерк.

– Хорошо, – сказал после секундной паузы Артемьев. – Я доложу о вашем мнении товарищу Сталину. Я думаю, он поручит разобраться в случившемся НКВД. А вы, товарищ старший лейтенант, постарайтесь, чтобы больше такого никогда не повторилось.

Старший лейтенант Воронцов вытянулся и, приложив подрагивающую правую ладонь к виску, отрапортовал.

– Слушаюсь, товарищ генерал-майор!

– Товарищ полковник, – обратился Артемьев к Марченко. – силами вашей дивизии максимально усильте охрану этого объекта, раз он так интересует немцев.

– Есть! – козырнул Марченко.

Спустя минуту машина военного коменданта Москвы исчезла в темноте.

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

Майор Копылов вернулся в Наркомат внутренних дел только с рассветом. Больше двух часов он совещался с полковником Марченко и старшим лейтенантом Воронцовым. Войдя в свой кабинет, он услышал требовательную трель телефонного звонка. Подняв трубку, Копылов узнал голос комиссара:

– «Немедленно поднимайтесь ко мне! Нас вызывает нарком…»

Сняв шинель, Копылов захватил папку с документами и почти бегом поднялся по лестнице на следующий этаж, где находился кабинет комиссара государственной безопасности. Тот уже ждал его в дверях.

– Пошли! – не здороваясь, хмуро сказал он.

Поднявшись еще этажом выше, они вошли в просторную приемную наркома внутренних дел. Секретарь торопливо сказал: «Ждет!». Копылов поправил на себе гимнастерку, глубоко вздохнул и вслед за комиссаром вошел в кабинет Берии.

– Проходите, товарищи! Садитэсь… – были первые слова, которые он услышал, попав в большую, хорошо освещенную комнату.

Нарком сидел за письменным столом и, поблескивая стеклами пенсне, глядел на вошедших. К письменному столу примыкал, покрытый зеленым сукном, стол для совещаний. Комиссар сел по левую сторону от наркома, а Копылов по правую. Берия снял пенсне и пальцами правой руки потер глаза.

– Я вас, товарищ Меркулов и товарищ Копылов, вызвал вот по какому вопросу… – возвращая пенсне на место, сказал он. – Час назад мне позвонил товарищ Сталин и попросил разобраться с тем, что произошло сегодня ночью на мосту через канал Москва – Волга. Как ему доложил военный комендант Москвы генерал-майор Артемьев, у вас товарищ Копылов есть по этому вопросу особое мнение. Хотя Артемьев считает, что на лицо явная халатность, граничащая с преступление. Виновным он называет командира роты, несшей охрану моста. И откровенно говоря, после телефонного разговора с Артемьевым, я с ним согласен.

Копылов бросил взгляд на комиссара и, после его еле заметного кивка, раскрыл принесенную с собой папку.

– Товарищ народный комиссар, – обратился он к Берии. – я, также, как и генерал Артемьев, не снимаю с командира роты ответственность за происходившие этой ночью события, но я против того, чтобы единственной их причиной считать его халатность. Согласно информации, которой я располагаю, речь идет о работе вражеской агентуры в войсках НКВД, а конкретно в дивизии имени Дзержинского.

Берия устремил свой пронизывающий взгляд на Копылова.

– То есть вы считаете, что причиной случившегося было чье-то прэдательство? Для такой вэрсии нужны серьезные аргументы! – с характерным грузинским акцентом спросил он.

– И они у меня есть, товарищ нарком… – твердым голосом ответил Копылов.

Он вытащил из принесенной с собой папки нарисованную цветными карандашами схему и положил ее перед Берией.

– Сегодня ночью мы с полковником Марченко и старшим лейтенантом Воронцовым, который командует ротой, охраняющей мост, провели анализ того, как диверсанты смогли незаметно подойти в мосту и бесшумно снять часовых. Осмотр минного поля показал, что они не разминировали ни одной мины, а точно прошли по оставленным проходам. Где находятся проходы в минных полях, знали только три человека: командир саперного батальона, командир роты, охраняющей мост и начальник штаба батальона, в который эта рота входит. Больше никто!..

– Но это могли знать саперы, которые минировали подступы к мосту! – возразил Берия, внимательно рассматривая схему, переданную ему Копыловым.

– Могли… – согласился с Берией Копылов. – Но вот пароли и отзывы часовых знали только «дзержинцы». Саперы к этому времени уже уехали.

– А причем здесь пароли? – спросил Берия.

– А вот посмотрите, товарищ нарком… – Копылов указал на схеме место около одного из КПП. – Здесь вокруг часового абсолютно открытое пространство. Ночью оно было освещено прожектором. Спрятаться там негде. И, тем не менее, немецкий диверсант спокойно подошел к часовому и закол его ножом.

– А если это случайность?… – возразил Берия. – Отвлекся часовой на какое-то время. Это заметили диверсанты и успели к нему подбежать.

– Одна случайность возможна, – ответил Копылов. – …но не четыре сразу! Ведь немецкие диверсанты одновременно ликвидировали всех часовых вокруг моста.

– Мда… – задумчиво протянул Берия. – возможно вы товарищ Копылов и правы. И кто, по-вашему мнению, мог пэрэдать немецким диверсантам информацию про мост? – спросил он.

Копылов положил перед Берией еще один лист бумаги.

– Вот список лиц, которые знали схему охраны моста.

Берия молча прочел список.

– Всего пять человек? – удивился он.

– Мост закончили минировать только вчера вечером. Поэтому информация не успела далеко разойтись. – пояснил Копылов. – Но этот список можно сократить всего до двух фамилий: старший лейтенант Воронцов и капитан Гольдберг.

– Почему? – спросил Берия.

– Немцы сразу обесточили электропроводку, которая шла к мине, заложенной под мост. Про этот провод из военнослужащих ОМСДОН знали только эти двое. Хотя Воронцова я бы из списка исключил.

– Это еще почему? – недовольно спросил Берия. – Я считаю его основным подозреваемым.

– Я опросил участников боя. – ответил Копылов. – Старший лейтенант Воронцов лично водил бойцов роты в атаку. Был на волосок от смерти, когда рядом с ним взорвалась граната. Это он застрелил одного из диверсантов. Вряд ли немецкий агент вел бы себя таким образом.

– А кто такой этот Гольдберг? – после некоторого раздумья спросил Берия.

Копылов вытащил из папки личное дело, раскрыл его и начал читать.

– Гольдберг Михаил Евгеньевич. Родился в тысяча девятьсот пятнадцатом году в местечке Борисполь под Бобруйском в семье портного. Закончил среднюю школу. Затем военное училище. Служит в войсках НКВД с тысяча девятьсот сорокового года. Сейчас занимает должность начальника штаба батальона. Женат. Детей нет.

Берия пожал плечами.

– Ну что ж, биография вполне обычная… – сказал он.

– Погодите… погодите… – вдруг вешался в разговор комиссар Меркулов. – Это не тот ли Гольдберг, который в мае этого года обнаружил труп лейтенанта Свиридова?

– Да, товарищ комиссар, тот самый. – заглянув в личное дело, ответил Копылов.

– Странное совпадение… – задумчиво произнес Меркулов. – Очень странное…

– Почему? – спросил его Берия.

– В мае этого года, – пояснил Меркулов. – «Абвер» пытался вербовать военнослужащих дивизии Дзержинского. Одним из них был лейтенант Свиридов. По версии следствия он застрелился. Другим кандидатом в агенты был старший сержант Кондратюк с Западной Украины. Кондратюк в начале июня демобилизовался, и где он теперь мы не знаем. Мы с Копыловым тогда решили, что у «Абвера» вербовки сорвались, но видимо ошиблись.

Берия с сомнение взглянул на Меркулова.

– Ты считаешь Гольдберга прэдателем? Зачем же он сообщил о смерти Свиридова?

– Не исключено, что Свиридова не вербовали, – продолжил размышлять вслух Меркулов. – а просто убили и разыграли сцену самоубийства. В «Абвере» это хорошо умеют делать.

– Но зачем?… – пожал плечами Берия.

– А может быть для того, чтобы мы этого Гольдберга ни в чем не заподозрили? – предположил Копылов. – Следствие установило, что перед самоубийством лейтенанта Свиридова в общежитие заходил какой-то мужчина спортивного телосложения. Его запомнил вахтер и дал подробное описание. Согласно этому описанию мужчина был очень похож на, приехавшего в то время из Берлина, немецкого военного дипломата майора Лемке. Вначале этот факт нас заинтересовал, но затем мы посчитали, что вербовка лейтенанта Свиридова немецким разведчикам не удалась, и закрыли дело. Выходит, что поторопились…

– То есть, они вербовали совершенно другого человека. А нам подсунули Свиридова, чтобы мотивировать визит этого Лемке в офицерское общежитие. – усмехнувшись, сказал Берия. – Мда… – покачал головой он. – «Абвер» играет на грани фола!

– Но, тем не менее, эта игра им удалась… – мрачно заметил Меркулов.

– Хорошо, товарищ майор, я понял почему у вас возникло особое мнение по событиям сегодняшней ночи и доложу об этом товарищу Сталину. – хлопнув по, лежащим перед ним документам, сказал Берия. – Но все, о чем вы рассказали пока лишь догадки, а нам нужны неопровержимые доказательства предательства капитана Гольдберга. Я считаю, что вам, товарищ майор, надо срочно заняться этим делом… – обратился Берия к Копылову. – Считайте, что это ваша основная задача на настоящий момент. Если у вас возникнут какие-то вопросы, можете звонить мне в любое время дня и ночи.

БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР»

– Поздравляю вас, майор! Фюрер высоко оценил ваши заслуги перед фатерландом… – сказал адмирал Канарис и поднял вверх бокал с пенящимся шампанским. Стоящий рядом с ним майор Рихард Лемке ответил ему благодарным взглядом. На его мундире под правым карманом был приколот новенький «Железный крест» первого класса.

– Спасибо, господин адмирал! – сказал он, тоже беря со стола шампанское. – По правде говоря, я не ожидал, что в Берлине меня ждет столь радушный прием. Ведь задание моя группа так и не выполнила. Москва по-прежнему в руках большевиков.

Канарис небрежно махнул рукой.

– Не расстраивайтесь майор! – отпив глоток из бокала, сказал он. – Ваше задание было – захватить мост через канал. Вы это сделали. Не ваша вина в том, что танки Гудериана не смогли сломить сопротивление советских войск. Хотя… – Канарис сделал многозначительную паузу. – Хотя для думающего человека, – продолжил он. – этот факт должен говорить о многом…

– Что вы имеете в виду, господин адмирал? – спросил Лемке Канариса.

Тот со значением посмотрел на него.

– Боюсь, что время легких побед над Советами для нас скоро закончится. – немного приглушив голос, ответил он.

Лемке удивленно приподнял брови.

– Вы так считаете, господин адмирал? – растерянно спросил он. – Если послушать речи министра пропаганды доктора Гебельса, то до победы над большевиками остался всего один шаг.

Канарис невесело усмехнулся.

– Не путайте пропаганду с разведкой майор. – с плохо скрытым раздражением сказал он. – Цель доктора Гебельса вернуть в наши уставшие войска веру в победу и дать им новые силы для последнего решительного удара по противнику. Наша же задача, как разведчиков состоит в том, чтобы объективно оценивать возникшую на фронте ситуацию. И ее трезвый анализ показывает, что длительной войны с Советами нам, к сожалению, не избежать. Даже если мы, подобно Наполеону, захватим Москву, война будет продолжаться ими с прежним упорством.

– Возможно, вы правы, господин адмирал… – задумчиво произнес Лемке. – Я тоже заметил, что сопротивление русских за последнее время значительно усилилось. Прошла неразбериха первых месяцев войны. У них появились командиры, хорошо знающие тактику современного маневренного боя. Русским командирам пока не хватает опыта. Но опыт – дело наживное. Пройдет еще полгода, и они на равных начнут сражаться с нашими генералами.

– А учитывая практически неограниченные ресурсы России в людях и сырье… – продолжил слова майора Лемке Канарис. – Эта война может затянуться на многие годы и один бог знает, чем она закончится.

Канарис залпом допил шампанское и, ставя бокал на стол, произнес:

– А теперь майор давайте обсудим ваше следующее задание…

Он взял Лемке под руку и подвел его к висящей на стене карте. На ней была обозначена линия фронта, проходящая вокруг Москвы, и места расположения подразделений вермахта и советских войск.

– Скоро наступит ноябрь, – сказал Канарис. – Верховное командование готовит решающий удар по русским. Его цель – окружить и захватить Москву. Вы хорошо изучили район Ленинградского шоссе, и вам предстоит возглавить головной отряд танков Гудериана, нацеленных на Москву с севера. Мы хотим изменить нашу тактику. Русские снова будут ждать парашютный десант на мост через канал Москва – Волга, а мы захватим его силами мотоциклистов. Когда фронт вплотную приблизится к Москве, наш человек в ОМСДОН должен сообщить нам наиболее слабый участок обороны советских войск. Отряд мотоциклистов через этот участок прорвется в тыл к русским и форсированным маршем двинется по Ленинградскому шоссе к мосту. Это должно занять не более часа. Мост подвергнется бомбардировке. У русских начнется паника и неразбериха, и, пользуясь этим, мотоциклисты должны уничтожить охрану и захватить мост. Вслед за мотоциклистами к мосту подойдут колонны танков Гудериана и, миновав его, ворвутся в город. Вот таков план нашего командования. Вы майор назначаетесь командиром отряда мотоциклистов. Желаю вам успеха. Станьте первым, вступившим на территорию Москвы, солдатом вермахта.

Майор Лемке вытянулся по стойке «смирно».

– Благодарю за доверие, господин адмирал! – не скрывая удовлетворения, ответил он.

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

Придя на свое рабочее место, майор Копылов, позвонил в архив и попросил принести ему уголовное дело № Ф567-76-41 о самоубийстве лейтенанта Свиридова, которое расследовалось Московским уголовным розыском в мае этого года. Затем он заполнил бланк запроса в Управление кадров НКВД, с просьбой тщательно проверить личное дело Гольдберга Михаила Евгеньевича, родившегося в тысяча девятьсот пятнадцатом году в местечке Борисполь под Бобруйском в семье портного. В настоящее время проходящего службу начальником штаба батальона ОМСДОН. После недолгого раздумья Копылов снял трубку телефона и набрал номер комиссара Меркулова.

– «Товарищ комиссар, – сказал он ему. – Я считаю необходимым собрать всю возможную информации о том, чем занимался капитан Гольдберг последние двое суток и, начиная с этого дня установить за ним круглосуточное наблюдение. Если он тот, кого мы ищем, то Гольдберг должен был каким-то образом передать информацию об охране моста. Через связного или через тайник. Не могли бы вы обратиться в Управление особых отделов, чтобы они организовали наблюдение за капитаном Гольдбергом».

Получив согласие комиссара, Копылов заварил себе стакан чая и когда курьер принес ему уголовное дело № Ф567-76-41, погрузился в его чтение.

ИЗ СВОДКИ СОВИНФОРМБЮРО…

25 ноября 1941 года.

«Сегодня после тяжелых продолжительных боев советскими войсками отставлены города Истра и Солнечногорск…»

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

В конце ноября майор Копылов позвонил наркому внутренних дел Берии и доложил, что его приказ выполнен. Доказательства работы начальника штаба батальона ОМСДОН капитана Гольдберга на немецкую разведку собраны. Нарком назначил встречу на два часа ночи. Ровно в это время Копылов и комиссар госбезопасности Меркулов вошли в кабинет Берии. Тот поздоровался и пригласил садиться.

– Я вас вниматэльно слушаю, товарищ майор. – начал разговор Берия, когда вошедшие расположились за покрытым зеленым сукном столом.

Копылов разложил на столе стопки документов.

– Не буду скрывать товарищ нарком, – сказал он, встав и поправив на себе гимнастерку. – нам в определенной степени повезло. Видимо немецкая разведка потеряла бдительность или считает, что может действовать на нашей территории без соблюдения элементарных правил конспирации. В течение последних трех недель мы внимательно наблюдали за капитаном Гольдбергом. Слежка проводилась, как у него на работе, так и дома. Он снимает комнату в Москве в доме на улице Плющиха. С помощью сослуживцев Гольдберга удалось установить, что за день до нападения немецких диверсантов на мост, на работу к нему приходил какой-то мужчина. Дневальному он представился латышом. Говорил по-русски с заметным акцентом. Сказал, что он беженец из Риги. Попросил вызвать на КПП капитана Гольдберга, чтобы передать ему известия от родных. Гольдберг с ним встретился и о чем-то полчаса говорил. Вернулся со встречи крайне взволнованным. Сказал, что наконец-то получил весточку от родных из Белоруссии. Мы сопоставили описания внешности этого латыша и мужчины, который, как мы предполагаем, приходил к лейтенанту Свиридову… – Копылов сделал паузу и со значением посмотрел на Берию. – Описания их внешности полностью совпадают. Похоже, что это был один и тот же человек.

Берия пожал плечами.

– Совпадэние тоже возможно. – заметил он. – Продолжайте товарищ майор…

Копылов взял со стола лист бумаги.

– Это свидетельские показания, старшего писаря батальона, в котором служит Гольдберг, – продолжил он. – Писарь показал, что после встречи с вышеупомянутым мужчиной, Гольдберг попросил принести ему последние сообщения из роты старшего лейтенанта Воронцова. Получив их, он заперся с документами в комнате командира батальона, который в тот момент отсутствовал. Сказал, что хочет подготовиться к докладу начальнику штаба полка. Около часа он просидел в комнате один. Затем вышел и сказал, что ему надо срочно передать полученное от родных письмо родственникам, проживающим в Москве. Гольдберга не было часа два. Затем он вернулся на службу. Более ничего интересного старший писарь рассказать не смог.

– Возможно, Гольдберг встречался с тем самым мужчиной. – высказал предположение комиссар Меркулов.

– Возможно. – согласился Берия. – Продолжайте дальше товарищ Копылов…

Копылов вял со стола еще один лист бумаги.

– Это отчет старшего группы наших сотрудников, которая ведет наблюдение за капитаном Гольдбергом. Отчет написан вчера. Кто-то позвонил Гольдбергу на работу. После чего он отпросился и срочно поехал в район Пресни. Здесь он долго бродил среди старых домов, затем зашел в один из них. Сотрудник, который наблюдал за ним, слышал, как Гольдберг открывал почтовый ящик. После этого Гольдберг вышел из подъезда и направился к себе на работу. Сегодня утром он опять посетил тот же дом. После его ухода мы вскрыли все почтовые ящики в подъезде и вот что в одном из них нашли.

Копылов положил перед Берией тонкий листок папиросной бумаги.

– Это точная копия сообщения. Оригинал был оставлен в ящике. За домом установлено постоянное наблюдение. – пояснил он.

Берия поднес листок к глазам и прочел на нем две убористые строчки текста:

«Интересующую вас информацию могу передать не раньше 30 ноября. Прошу вашего согласия на выезд в Германию к родным».

– Если с первым предложением все понятно, – задумчиво сказал Берия. – то второе я объяснить не могу. Зачем еврею Гольдбергу выезжать в Германию? Он что не знает, как там относятся к таким как он.

– Я могу объяснить это, товарищ нарком. – сказал Копылов. – Как выяснилось Гольдберг не еврей, а имеет немецкое происхождение. Наши кадровики выяснили это только сейчас. Оказывается, в местечке Борисполь под Бобруйском проживает две семьи с такой фамилией. Одна еврейская, а другая из обрусевших прибалтийских немцев. Михаил Евгеньевич Гольдберг происходит из второй семьи. В анкете он неправильно указал своих родителей. Видимо боялся, что его не примут в военное училище.

– Похоже, что это и стало мотивом для его вербовки. – вставил реплику Меркулов.

– Похоже, что так… – согласно кивнул Берия. – Я думаю, что расследование по этому делу можно заканчивать… – встав из-за стола, сказал он. – Но арестовывать Гольдберга пока не надо. Посмотрим, какую информацию он хочет передать своим хозяевам. Я позвоню начальнику Генерального штаба и уточню ситуацию на фронте. Попробуем помешать планам немецкого командования.

МОСКВА. ХИМКИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

В начале декабря сорок первого года Подмосковье было покрыто почти метровым покрывалом из снега. Дороги превратились в ледяное месиво, по которому с трудом передвигались гусеничные вездеходы и танки. Автомашины намертво застревали в ледяных сугробах и только на буксире могли медленно ползти по занесенной снегом колее. В эти студеные зимние дни немецко-фашистское командование решилось на последнее наступление с целью захвата Москвы. В районе Ленинградского шоссе были сосредоточены наиболее боеспособные подразделения танковой группы Гудериана. Оставалось определить место прорыва обороны советских войск. Главу «Абвера» адмирала Канариса срочно вызвали в ставку Гитлера. На совещании, которое проводил лично фюрер, Канарис пообещал узнать, где находится самый слабый участок обороны советских войск. Вернувшись с совещания, Канарис послал радиограмму майору Лемке. Текст радиограммы гласил: «Срочно свяжитесь с «Трояном». Пусть выяснит, где самое уязвимое место в обороне армии Рокосовского в районе – Дедовск, Крюково, Лобня».

Спустя сутки к мосту через замерзший канал Москва – Волга подъехала раскрашенная инеем «эмка». Из нее вылез, одетый в меховой полушубок и валенки, майор Копылов. У КПП его встречал старший лейтенант Воронцов. Отдав честь, он доложил Копылову.

– Товарищ майор, ваш приказ выполнен. Рота поднята по боевой тревоге и заняла оборону вокруг моста.

Копылов дружески похлопал Воронцова по плечу.

– Молодец, старший лейтенант! Снова придется тебе повоевать. Иди, показывай позиции роты.

Воронцов и Копылов спустились в отрытые в снегу траншеи. На командном пункте роты они зашли в блиндаж. Около амбразуры стоял перископ.

– Вот здесь и будем ждать. – сказал Копылов и сел на табурет рядом с перископом.

– Есть, товарищ майор! – ответил Воронцов.

Копылов вытащил из кармана полушубка карту и развернул ее.

– Смотри старший лейтенант, какая у нас задача…

Воронцов склонился над картой. Копылов отметил на ней Ленинградское шоссе.

– По нашим данным сегодня утром немцы нанесут танковый удар вдоль Ленинградского шоссе. В ударе примут участие до двухсот танков и бронемашин. Участок прорыва будет находиться вот здесь. – Копылов отметил на карте небольшую, обращенную в сторону советских войск, дугу.

– А почему, товарищ майор, вы уверены, что немецкие танки будут прорывать нашу оборону именно здесь? – спросил Воронцов.

Копылов усмехнулся.

– Они считают, что здесь наш самый слабый участок обороны. – ответил он и, опередив следующий вопрос Воронцова, добавил. – Мы немецкому командованию сами эту информацию подбросили. Причем так, что они ей обязательно поверят.

На лице старшего лейтенанта Воронцова было написано недоумение.

– Будем надеяться, что вы не ошибаетесь, товарищ майор. – сказал он.

– Сразу за участком прорыва командарм Рокосовский создал противотанковый заслон. – продолжил Копылов. – В лесах и на господствующих высотах расположены четыре артиллерийских полка, пришедших туда из резерва Ставки. Их задача – задержать немецкие танки и расстроить их боевой порядок. Когда танковая колонна немцев остановится и вступит в бой с артиллерией, в тыл ей ударят наши танковые бригады. Воздушное пространство над полем боя будет контролировать наша авиация. Ну а с пехотой и мотоциклистами придется тебе старший лейтенант воевать. Острие немецкого удара направлено прямо на твоих «дзержинцев». За тобой других войск нет. За тобой Москва.

– Слушаюсь, товарищ майор! Будем стоять насмерть! Врага в Москву не пропустим. – упрямо сдвинув брови, сказал Воронцов.

Вдалеке за покрытыми снегом перелесками послышалась артиллерийская канонада.

– Ну, вот и началось! – сказал Копылов и поглубже натянул на голову шапку-ушанку. – Командуй старший лейтенант, сейчас ты здесь главный.

Воронцов выбежал из блиндажа и громко крикнул.

– Рота к бою!

Мимо блиндажа по ходу сообщений пробежало несколько, одетых в белые маскхалаты, бойцов. Воронцов поднес к глазам бинокль. Когда вдалеке на Ленинградском шоссе появился белый рассыпающийся вдоль дороги шлейф снежной пыли, он громко крикнул:

– Противник на шоссе! Приготовиться к открытию огня! – Воронцов заглянул в блиндаж. – По шоссе в нашу сторону движется около пятидесяти мотоциклистов. Видимо хотят мост с ходу захватить. – торопливо сказал он Копылову.

Тот, не говоря ни слова, взял стоящий у стены автомат и вышел из блиндажа.

– Товарищ майор, вы бы лучше в блиндаже посидели. – сказал ему Воронцов. – А то неровен час…

– Не привык я во время боя в блиндажах отсиживаться. – ответил Копылов. – Сейчас каждый боец на счету.

Он лег на бруствер окопа рядом с солдатом в белом маскхалате. Воронцов, стоя рядом с ним, снова поднес бинокль к глазам. В нем он увидел быстро приближающуюся к мосту колонну немецких мотоциклистов. На головном мотоцикле рядом с водителем сидел одетый в серо-зеленую шинель офицер. Прикрываясь рукой от бьющего в лицо ветра, он что-то говорил в микрофон радиопередатчика. Когда лицо офицера расплылось в окулярах бинокля, старший лейтенант Воронцов громко крикнул:

– Рота!.. По немецко-фашистским захватчикам огонь!..

Заснеженные окопы покрылись яркими вспышками выстрелов. На обледенелых высотках застрекотали очереди пулеметов. Копылов увидел, как головной мотоцикл перевернулся и неуклюже съехал в кювет. Другие мотоциклы стали тормозить и расползаться в стороны.

– Сейчас в штыки ударим! – крикнул Копылову Воронцов. – Чтобы немцы окопаться не успели.

Он выбрался на бруствер окопа и вытащил из кобуры пистолет.

– Дзержинцы, слушай мою команду! Примкнуть штыки! В атаку за мной марш! За нами Москва! – крикнул Воронцов и разгребая ногами глубокий снег, побежал к шоссе.

Громкоголосое «Ура!» оглушило Копылова. Он вместе с окружающими его бойцами побежал по снежному полю к шоссе. Его быстро обогнали, и когда он, наконец, добрался до шоссе, то там все было уже закончено. Немецкая мотоколона перестала существовать. Среди перевернутых горящих мотоциклов лежали тела убитых в серо-зеленых шинелях и полушубках. Слева в кювете Копылов увидел два лежащих рядом неподвижных тела – старшего лейтенанта Воронцова и немецкого майора с зажатым в руках автоматом. На их лицах застыли чувства, обуревавшие этих людей в последние мгновения боя. Копылов снял ушанку и долго стоял рядом с Воронцовым. Затем, повинуясь какой-то внутренней годами выработанной привычке, вытащил из кармана шинели немецкого майора его документы. Раскрыв офицерскую книжку, он прочитал: «Майор Рихард Лемке. 800-й учебный полк «Бранденбург».

Оглавление

ВАРШАВА. СУЛЕЮВЕК

МОСКВА. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

ЛЕФОРТОВО. ВОЕННЫЕ КАЗАРМЫ

МОСКВА. ПЕТРОВКА 38

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР»

МОСКВА. КРЕМЛЬ

ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ. БРАНДЕНБУРГ

ИЗ СВОДКИ СОВИНФОРМБЮРО

ЛЕФОРТОВО. ВОЕННЫЕ КАЗАРМЫ

СМОЛЕНСК. АЭРОДРОМ ЛЮФТВАФФЕ

МОСКВА. ХИМКИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

ПОДМОСКОВЬЕ. ПОСЕЛОК ОТРАДНОЕ

БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР»

ПОДМОСКОВЬЕ. ПОСЕЛОК ОТРАДНОЕ

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

МОСКВА. ХИМКИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР»

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

ИЗ СВОДКИ СОВИНФОРМБЮРО…

ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ЗДАНИЕ НКВД

МОСКВА. ХИМКИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg