«Семейная реликвия. Месть нерукотворная»

— И как же ты, Ольга, будешь дальше решать? Как жить дальше будешь, я говорю? Смотри, бестолковая, здесь у тебя ошибка, здесь неточность, а здесь вообще неправильно с доски списала. Куда поехала, спрашиваю? — отвратительно громко, заглядывая через плечо в тетрадку, произнес Хван.

Максим Петрович Хван — гроза всех учеников школы с первого по десятый класс, один вид которого внушал страх и ужас даже случайным посетителям престижного учебного заведения города Ташкента, впервые увидевшим известного преподавателя математики, сегодня торжествовал больше, чем когда-либо. Еще бы, ему удалось наконец-то подловить и прилюдно прищучить одну из лучших учениц, которая, несмотря на все его хитромудрые и, можно сказать, даже в чем-то иезуитские педагогические приемы, продолжала держаться независимо и смело. А тут вдруг такой случай. Да еще на контрольной работе — в силу своего зловредного характера Хван просто не имел морального права не воспользоваться такой возможностью.

Максим Петрович, нужно сказать, в принципе не переваривал тех, кто никак не реагировал на его маленькие и большие «шпионские», как он говорил, фокусы. А их в учительской обойме «корейца», как только и звали его между собой практически все школьники и их родители, за долгие годы его послевоенной преподавательской деятельности накопилось совсем немало. Он мог, например, запросто в течение двух уроков кряду и не обращая ни малейшего внимания на переменку, высунувшись по пояс в окно, курить одну за другой любимые им папиросы «Беломор». При этом держал в постоянном напряжении застывших в ожидании чего-то непредвиденного всех учеников класса, а то и двух классов школы, сидевших все эти полтора часа за партами смирно, не шевельнувшись, положа правую руку на левую.