«Шифр Александра»

Уилл Адамс «Шифр Александра»

После смерти в Вавилоне в 323 г. до н. э. тело Александра Македонского было отправлено с грандиозной процессией в Египет для захоронения в Александрии, где оно оставалось на всеобщем обозрении в течение примерно шести сотен лет.

Гробница Александра считалась одним из чудес света. Паломничество к нему совершали римские императоры, включая Юлия Цезаря, Августа и Каракаллу. Однако в результате землетрясений, пожаров и войн Александрия пришла в упадок, и могила затерялась.

Несмотря на многократно предпринимаемые раскопки ее так и не нашли.

ПРОЛОГ

Ливийская пустыня, 318 г. до н. э.

Источник находился в углублении, в нижнем углу пещеры — почерневший ноготь на вывернутом пальце уродливой, обуглившейся лапы. Густой слой лишайника и грязной пены покрывал родник, поверхность которого веками оставалась недвижимой — лишь изредка по ней пробегала легкая рябь от прикосновения обитавших в каверне насекомых или вспучивались пузыри выходящего газа.

Внезапно грязная кожура прорвалась, и из-под воды вынырнула человеческая голова. Трепещущие ноздри и распахнутый рот судорожно втянули животворный воздух в разрывающиеся легкие. Время шло, а дыхание не унималось и даже участилось, как будто сердце, колотясь из последних сил, могло вот-вот разорваться в груди. Еще усилие… еще… и вот уже напряжение схлынуло, критический момент миновал. Худшее осталось позади.

Света в пещере не было, даже вода не отливала обычным призрачным блеском, и радость спасшегося сменилась отчаянием — неужели все усилия напрасны и рискованный подводный побег привел в тупик, где его снова ждет смерть, пусть и в другом обличье? Ощупав края водоема, человек подтянулся, повернулся и сел. Потом, словно вспомнив о чем-то, сунул руку под промокшую тунику — за кинжалом, хотя опасность погони была невелика. Протиснуться через подводный коридор оказалось не так-то просто, стены сжимали со всех сторон. Хотелось бы посмотреть на того толстяка ливийца, пытавшегося достать его мечом, — вот уж кто точно закупорил бы проход и сидел там, пока не похудеет.

Что-то прошуршало у щеки. Человек вскрикнул в ужасе и, защищаясь, вскинул руки. Эхо прозвучало как-то странно, медленно и гулко для маленькой, как ему представлялось, пещеры. Кто-то захлопал крыльями. Похоже на птицу, но откуда птицы в такой темноте? Может быть, летучая мышь? Их он определенно видел — на закате, роящимися, будто мошкара, над далекими садами. Лучик надежды. Если это те же самые летучие мыши, то должен быть выход. Человек ощупал каменистые стены и начал подниматься по самой отлогой. Он не отличался силой и ловкостью атлета, и подъем в темноте был кошмаром, но в стене по крайней мере хватало углублений и выступов. Добравшись до верха и поняв, что дальше двигаться некуда, он отступил и попробовал другой маршрут. Потом третий. Время шло. Минуты и часы. Он проголодался и устал. Один раз он сорвался и с криком упал на дно пещеры. Сломанная нога обрекла бы его на верную смерть, но он лишь ударился головой о камень и провалился в темноту.

Очнувшись, он не сразу понял, где находится и почему, а когда память вернулась, его накрыла такая оглушающая волна отчаяния, что в какой-то момент даже мелькнула мысль: а не вернуться ли назад? Снова в тот жуткий подводный коридор? Нет. Уж лучше снова лезть на стену. И он полез. Еще раз. И еще. Очередная попытка закончилась тем, что он взобрался на высокий уступ, настолько узкий, что едва хватило места встать на колени. Человек пополз вперед и вверх, чувствуя отвесную каменную стену слева и пустоту справа и отчетливо сознавая, что малейшая оплошность закончится падением и неминуемой гибелью. Осознание опасности не только не мешало, но даже помогало, обостряло внимание, добавляло сосредоточенности.

Уступ изгибался, и оттого казалось, что ползешь внутри брюха громадной каменной змеи. Постепенно тьма начала рассеиваться, потом сделалось почти светло, и он, подняв голову, с изумлением обнаружил, что смотрит на закатное солнце, настолько ослепительное и яркое после многочасового мрака, что пришлось заслониться от него ладонью. Закат! С того времени как они попали в ловушку Птолемея, прошел почти целый день. Человек подобрался к краю выступа и посмотрел вниз. Отвесный обрыв и несомненная смерть. А если вверх? Он поднял голову — тяжело, но возможно. Только вот солнце скоро сядет. Он сразу же начал карабкаться, не глядя ни вверх, ни вниз, сосредоточившись на точности и надежности в ущерб скорости. Терпение сослужило хорошую службу. Несколько раз камень крошился под рукой или ногой. С последними лучами заката человек достиг уступа. Пути назад уже не было, и ему пришлось собрать в кулак всю свою волю и оставшиеся силы. Вцепившись ногтями в камень, обдирая в кровь ладони, он подтянулся, поднатужился и сначала оперся на локти, а потом, срывая кожу с коленей и стоп, перевалился через край, перекатился на спину и замер, с благодарностью глядя в темнеющее небо.

Келоним никогда не считал себя смельчаком. Целителем, ученым — да, но не воином. И все же сейчас он чувствовал молчаливый укор товарищей. Вместе жить и вместе умереть — так звучала их клятва. Когда Птолемей в конце концов заманил их в ловушку, все без малейших колебаний выпили приготовленный Келонимом настой, дабы не проговориться под пытками и сохранить тайну. А вот сам он в последний момент дрогнул, отступил перед невыносимым ужасом преждевременной смерти, добровольным отказом от чудесного дара жизни со всей полнотой ее ощущений, возможностью видеть красоту мира, наслаждаться его запахами, ловить с восторгом его звуки, размышлять и творить. Никогда больше не узреть родных холмов, утопающих в пышной зелени берегов, сосновых лесов и серебристых пихт! Никогда больше не услышать речей мудрых мужей на рыночной площади. Не обнять мать, не подразнить сестру, не поиграть с племянниками! Он лишь притворился, что выпил яд. А потом, когда остальные испустили дух, бежал в пещеры.

Луна освещала путь, помогая спускаться. Вокруг расстилалась пустыня, и в какой-то момент Келоним остро ощутил свое одиночество. Его товарищи были щитоносцами в армии Александра, неустрашимыми воинами. Рядом с ними Келоним чувствовал себя в безопасности, без них — слабым и хрупким, как тростинка, чужаком в стране диковинных богов, где все говорили на непонятных языках. Он сошел вниз по склону и зашагал быстрее, еще быстрее, подгоняемый поднимающимся изнутри ужасом, а потом побежал, не разбирая дороги, куда глаза глядят, и не останавливался, пока не оступился и не рухнул на песок.

Келоним встал. Ощущение беспричинной тревоги, необъяснимого страха нарастало. В темноте проступили очертания странных фигур. Ближе… ближе… Горестный вопль вырвался из груди. Он подошел к первой паре. Билип, тащивший его на спине под Арегом. Патрокл, рассказывавший чудесные истории о далеких странах. Следующими были Клеомен и Геракл. Да, они умерли от яда, но уже после смерти их распяли. В Македонии так наказывали преступников и предателей, и Птолемей показал всем, что считает их предателями и преступниками. Но не они предали Александра, нарушив его последнюю волю относительно места своего упокоения. Не они поступились желанием царя в угоду личным честолюбивым интересам. Нет. Эти воины всего лишь попытались сделать то, что следовало сделать самому Птолемею — построить для Александра гробницу рядом с могилой его отца.

Что-то в симметрии крестов привлекло внимание Келонима. Они стояли парами, один против другого. Но в отряде было тридцать четыре человека, он и тридцать три воина. Нечетное число. В душе затеплилась надежда. Может быть, уцелел кто-то еще? Может быть, кому-то еще удалось сбежать? Келоним прибавил шагу, торопясь пройти жуткую аллею смерти. По обе стороны — старые друзья и верные товарищи. Но где же его брат? Двадцать четыре креста — брата нет. Двадцать шесть. Он вознес молчаливую молитву богам. Надежда окрыляла. Двадцать восемь. Тридцать. Тридцать два. Брата не было. И не было больше крестов. Келоним едва не закричал от радости. Но не успел. Боль прошила грудь, словно в ребра воткнули нож, когда он понял, что сделал Птолемей. Понял и завыл от горя и гнева. Понял и упал на колени.

Когда ярость наконец остыла, Келоним был уже другим человеком. Человеком, у которого в жизни только одна цель. Однажды он уже предал товарищей, нарушив клятву. Но больше он их не предаст. Вместе жить и вместе умереть. Да. Он перед ними в долгу. И он вернет долг. Чего бы это ни потребовало.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Рифы Рас-Мохаммед, Синай, Египет

Дэниел Нокс лениво дремал на корме, когда кто-то встал между ним и послеполуденным солнцем. Он открыл глаза, увидел девушку и настороженно оглянулся — Макс ясно дал понять, что на сегодня ее зарезервировал за собой Хасан аль-Ассьюти, человек гордый, имеющий вполне определенную репутацию и тщательно ее поддерживающий. Любой, кто посмеет покуситься на то, что он считал своим, рисковал нарваться на серьезные неприятности.

— Что тебе? — спросил Дэниел.

— А ты и вправду бедуин? — поинтересовалась она. — Тот парень, Макс, сказал, что ты бедуин, а по-моему, ты совсем и не похож. То есть я хочу сказать… да, ты тоже смуглый… и волосы, и брови… но…

Слушая сбивчивое объяснение, Нокс думал, что девчонка не зря привлекла внимание Хасана, большого любителя блондинок: очаровательная улыбка, большие, редкого лазоревого цвета, глаза, хорошая кожа с редкими бледными веснушками и розоватыми крапинками от угрей, аккуратная фигурка в светло-зеленом, с желтым, бикини.

— У моего отца мать из бедуинов, — сказал он, чтобы помочь ей выбраться из словесного лабиринта. — Вот и все.

— Bay! Бабуля — бедуин! — Она приняла его объяснение как приглашение сесть. — И какая она была?

Нокс приподнялся на локте, щурясь от бьющего в глаза солнца.

— Она умерла еще до того, как я родился.

— О, извини. — На щеку упал влажный локон. Девушка смахнула его и обеими руками собрала волосы в пучок на затылке. Грудь ее при этом дерзко выпятилась. — Так ты здесь вырос? В пустыне?

Он оглянулся. Они были на водолазном боте Макса Страти, стоявшем на якоре в Красном море.

— В пустыне? — переспросил Дэниел.

Она шутливо шлепнула его по груди.

— Ну, ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Я англичанин.

— А мне нравится твоя татуировка. — Она провела пальцем по синей, с золотом, шестнадцатиконечной звезде на правом бицепсе. — Это что?

— Вергинская звезда. Символ Аргеадов.

— Кого?

— Царской династии Древней Македонии.

— Что? Это где Александр Македонский?

— Очень хорошо.

Она сморщила носик.

— Так ты его фанат, да? Я где-то слышала, что он был пьяница и вообще скотина.

— Ты не тех слушала.

Девушка улыбнулась, довольная тем, что ей возразили.

— Разве? Ну так расскажи.

Нокс нахмурился. С чего начать рассказ о таком человеке, как Александр?

— Однажды его армия осадила город Мултан. Это случилось уже в конце похода. Солдаты устали от войны и не желали драться. Хотели поскорее вернуться домой. Но Александр не торопился возвращаться. Он первым поднялся на стену. Защитники города оттолкнули все остальные лестницы, и он оказался один на укреплениях. Любой нормальный человек в такой ситуации попытался бы спастись, верно? И знаешь, что сделал Александр?

— Что?

— Спрыгнул со стены. На ту сторону. Один. Только так он мог заставить своих солдат последовать за ним. И они пошли за ним. Разнесли на кусочки крепость и успели спасти его в самый последний момент. Раны, полученные Александром в тот день, скорее всего и приблизили кончину полководца, но и к его славе прибавили немало. Он хвастал тем, что шрамы покрывают все его тело, кроме спины.

Девушка рассмеялась:

— Ну и псих.

— Другое время. Знаешь, когда к нему в плен попала мать персидского царя, он взял ее под свою личную защиту. А когда Александр умер, она так расстроилась, что заморила себя голодом до смерти. Своего сына, заметь, она так не оплакивала. Ради психопата такое не делают.

— Ха. — Было ясно, что тема Александра для нее исчерпана. Девушка поднялась на колени и потянулась через Дэниела к переносному красно-белому холодильнику. Откинула крышку и стала неспешно перебирать банки и бутылки. Груди при этом почти вывалились из купальника и покачивались над ним, маня розовыми, как лепестки, сосками. Во рту у Нокса пересохло. Прием, конечно, не новый, но действовал безотказно. Тем не менее мысль о Хасане заставила его стиснуть зубы и отвернуться. Когда девушка села, в руке у нее была открытая бутылка, а на губах играла лукавая улыбка.

— Хочешь?

— Нет, спасибо.

Она пожала плечами. Приложилась к горлышку.

— Давно знаешь Хасана?

— Нет.

— Но ты же его друг, да?

— Он мне платит, вот и все.

— Но он кошерный, верно?

— Не самое подходящее слово для характеристики мусульманина.

— Ну, ты же понимаешь, о чем я.

Нокс пожал плечами. Поздновато спохватилась. Хасан нашел ее в ночном клубе, а не в воскресной школе, и если он ей не понравился, надо было сразу же так и сказать. Все просто. Есть наивность и есть глупость. Девочка не могла не понимать, что делает.

Как раз в этот момент из каюты появился Макс Страти.

— Что тут происходит? — холодно спросил он, подходя ближе.

Макс приехал в Шарм-эль-Шейх в отпуск двадцать лет назад, да так и остался. Египет устраивал его во всем, и портить отношения с Хасаном ему было ни к чему.

— Просто разговариваем, — ответил Нокс.

— Своим временем можешь распоряжаться как угодно, но не моим. Мистер аль-Ассьюти желает, чтобы его гости еще раз спустились под воду.

Нокс поднялся.

— Сейчас все приготовлю.

Девушка тоже вскочила и с наигранным восторгом захлопала в ладоши.

— Отлично! А я уже думала, что больше нырять не будем.

— Думаю, в этот раз обойдемся без тебя, Фиона, — отрезал Макс. — На всех баллонов не хватит. Останешься с мистером аль-Ассьюти.

— О… — Словно испуганный ребенок, она осторожно положила руку на запястье Дэниела.

Тот раздраженно качнул головой, повернулся и шагнул к корме, где в пластмассовых ящиках лежали легкие водолазные костюмы, ласты, шноркели и очки для подводного плавания. Здесь же стояли стальные баллоны со сжатым воздухом. Дэну хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться в том, что он и без того знал: баллонов хватает на всех. Макс не сводил с него глаз, и Нокс заставил себя не оглядываться. Девушка не его проблема. Она достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться. Он ее не знает и ничем ей не обязан. Дэну стоило немалых трудов добиться какого-то положения в этом городе, и он не станет рисковать всем только потому, что какой-то глупышке захотелось сэкономить на ленче. Только вот толку от таких рассуждений мало. Злой на весь мир и на самого себя, Нокс опустился на корточки перед ящиками и принялся проверять оборудование.

2

Археологический лагерь МФАР, дельта Нила, северный Египет

— Эй! — негромко крикнула Гейл Боннар. — Здесь кто-нибудь есть?

Она терпеливо подождала, но никто не ответил. Странно. Со слов Кристоса Гейл поняла, что нужна Елене, чтобы перевести остраконы, глиняные черепки, употребляющиеся в древности для письма. Но ни самой Елены, ни ее грузовичка видно не было, а склад, где она обычно работала, оказался закрыт. Гейл раздраженно пожала плечами. Дело не в том, что ей пришлось тащиться сюда с другой стороны лагеря, но прогулка заняла пятнадцать минут, а у нее и своих забот хватало. Постояв еще немного, она заметила, что дверь приоткрыта, чего раньше никогда не случалось. По крайней мере Гейл, бывая здесь, открытой ее не видела. Она постучала и, снова не получив ответа, осторожно переступила порог. На полках лежали аккумуляторные лампы, молотки, корзины, кирки, веревки и прочее археологическое оборудование. Посредине пола темнела квадратная дыра, из которой выступала верхушка деревянной лестницы.

Гейл опустилась на корточки, сложила ладошки рупором и снова позвала. Результат тот же. Подождав несколько секунд, позвала еще раз. Снова ничего. Она выпрямилась, сложила руки на груди и задумалась. Елена Колоктронис, глава МФАР, Македонского фонда археологических раскопок, относилась к числу тех руководителей, которые считают своих сотрудников некомпетентными профанами, а потому пытаются по мере возможности делать все сами. Занимаясь одним делом, Елена частенько бросала работу и убегала, чтобы приглядеть за другой. Может быть, так случилось и сейчас. Или кто-то что-то напутал. Проблема в том, что Елене не угодить. Если пойти искать ее, она скажет, что надо было ждать на месте. Останешься ждать, заявит, что нужно было поискать.

Гейл снова присела и поморщилась от боли — все тело ныло после долгого рабочего дня. Позвала в третий раз. Ничего. В голову полезли тревожные мысли. Что, если Елена свалилась вниз? Гейл включила фонарь, но шахта уходила далеко в глубину, и луч терялся в темноте. Наверное, лучше все-таки проверить — по крайней мере хуже от этого никому не будет. Гейл плохо переносила высоту, а потому перед тем, как начать спуск, перевела дыхание и лишь потом осторожно поставила ногу на первую ступеньку. Лестница не шаталась, перекладины держали прочно, и лишь веревки, которыми она крепилась к стене, слегка поскрипывали. Шахта оказалась глубже, чем можно было ожидать, — примерно около шести метров. В Дельте на такую глубину попасть трудно — мешают грунтовые воды, — но раскопки проходили на склоне холма, на безопасном расстоянии от реки с ее ежегодными разливами, поэтому, в частности, люди и обосновались здесь в древние времена. На очередной зов снова никто не ответил. В обступившей тишине слышалось только ее собственное, усиленное ограниченным пространством дыхание. По стенам бесшумно стекали ручейки песка. Страх уступал место любопытству. До Гейл, конечно, доходили кое-какие слухи об этом месте, хотя никто из коллег не осмеливался говорить открыто.

Вот и дно. Под ногами хрустнули осколки базальта, гранита и кварцита — словно здесь когда-то разбили древние монументы и статуи. Узкий коридор уходил влево. Гейл подала голос, но уже потише, с надеждой, что ее никто не услышит. Фонарь замигал, а потом и совсем погас. Она постучала им о стену, и огонек ожил. Слева на стене — рисунок с удивительно яркими красками. Его, несомненно, очистили и, возможно, отретушировали. Повернутая в профиль человеческая фигура, судя по одежде, солдата, но с волчьей головой и лохматым загривком. В левой руке палица, в правой — воинский жезл, за правым плечом — алый флаг на фоне бирюзового неба.

Гейл не специализировалась на древнеегипетских богах, но и она узнала Вепвавета, бога-волка, слившегося в конце концов с Анубисом, шакалом. Имя его переводилось как «Открывающий Пути». Один из вариантов этого имени, Упуаут, получил миниатюрный робот, специально разработанный для исследования таинственных воздуховодов Великих пирамид. Если память не изменяла Гейл, интерес к нему сильно ослаб в период Среднего царства, примерно за шестнадцать веков до наступления новой эры. Однако шедшед, египетский штандарт, который держал в руке Вепвавет, рассказывал иную историю, поскольку изображенные на нем голова и плечи принадлежали приятному молодому человеку с блаженным выражением обращенного к небу лица. Когда видишь перед собой портрет Александра Великого, ошибиться нетрудно. Его влияние на иконографию было настолько велико, что на протяжении нескольких последующих веков многие мечтали быть похожими на него. В любом случае, будь на штандарте сам Александр или его подражатель, рисунок не мог быть создан ранее 332 г. до н. э. Сам собой напрашивался вопрос: что он делает на полотнище, которое держит Вепвавет, бог, о существовании которого забыли за тысячу лет до великого завоевателя?

Отложив решение головоломки до лучших времен, Гейл продолжила путь по коридору, время от времени негромко окликая Елену. Фонарь снова погас, и подземелье погрузилось в абсолютную тьму. Гейл прибегла к проверенному способу, постучала им о стену, и он снова включился. Ей встретилась еще одна фреска, идентичная первой, но еще не полностью расчищенная. Кое-где на стенах стали появляться признаки того, что когда-то здесь бушевал сильнейший пожар. Вверху промелькнул кусок белого мрамора с изображением двух лежащих волков. Гейл нахмурилась. Захватив Египет, македонцы дали многим городам греческие названия, основой для которых послужили местные культы. Если в этом месте почитали Вепвавета, то тогда, конечно…

— Гейл? Гейл! — кричала у нее за спиной Елена. — Вы здесь? Гейл?

Гейл спешно повернула назад.

— Елена? Это вы?

— Что, черт возьми, вы здесь делаете?

— Подумала, что вы, может быть, упали, что вам требуется помощь. Никто не отвечал…

— Немедленно вылезайте оттуда! — завопила Елена. — Поднимайтесь! Сейчас же!

Гейл поползла вверх по лестнице. Перед тем как высунуть голову из шахты, она перевела дух и торопливо заговорила:

— Кристос сказал, что вы хотите меня видеть и…

— Сколько раз вам говорить, что это запретная зона и посторонним здесь делать нечего! — заорала ей в лицо Елена. — Сколько раз?

— Извините, госпожа Колоктронис, но…

— Кем вы, черт возьми, себя возомнили? — Щеки ее горели гневным румянцем, на шее проступили жилы, как у скаковой лошади на финише. — Кто разрешил вам спуститься? Как вы смеете!..

— Я подумала, что вы упали, — беспомощно, не зная, что еще сказать, ответила Гейл. — Что вы, может быть, разбились и вам требуется помощь.

— Не перебивайте, когда я говорю!

— Я и не…

— Не смейте! Слышите, не смейте!

Гейл стиснула зубы, чтобы удержаться и не ответить на грубость грубостью. Не прошло еще и трех недель, как Елена сама позвонила ей и умоляла оставить на месяц работу в Сорбонне над проектом демотического словаря и приехать в Египет на замену заболевшему ассистенту по языкам. Оценивая окружающих, люди инстинктивно чувствуют, чего они стоят против того или иного человека. Гейл прекрасно понимала, что в противостоянии с Еленой у нее нет ни единого шанса. Когда та взорвалась в первый раз, Гейл была шокирована. Однако новые коллеги лишь пожали плечами и объяснили, что начальница стала такой уже давно, после смерти мужа. Она кипела, как юная, только что родившаяся планета, отбушевавшего внутри гнева, прорывавшегося непредсказуемыми выплесками ярости и впечатляющими сценами буйства. В лагере к ним привыкли и относились как к чему-то рутинному и неизбежному, наподобие гнева древних богов, которых следует бояться и умилостивлять. Учитывая все это, Гейл покорно стояла и молча выслушивала жестокие и незаслуженные упреки в собственной некомпетентности, неблагодарности и безответственности, мрачные предсказания по поводу ее дальнейшей карьеры, которой она уже нанесла непоправимый урон своими необдуманными поступками, и тех неприятностей, которые, несомненно, еще ждут ее, когда все выйдет наружу.

— Мне очень жаль, госпожа Колоктронис, — сказала она, когда поток начал ослабевать. — Кристос передал, что вы хотите меня видеть.

— Он должен был предупредить, что я сама приду.

— Мне он этого не сказал. Я пришла сюда и, не увидев вас, подумала, что вы, может быть, упали в шахту.

— Куда вы ходили?

— Никуда. Я лишь успела спуститься.

— Хорошо, — недовольно бросила Елена. — Не будем больше об этом. Но ни в коем случае не говорите Казиму, что вы спускались в шахту, иначе даже я не смогу вас защитить.

— Я никому ничего не скажу, госпожа Колоктронис. — Казим, представлявший на месте раскопок Верховный совет, вел себя не менее скрытно и таинственно, чем Елена, и последняя, несомненно, оказалась бы в весьма неудобном положении, если бы он узнал, что она оставила дверь незапертой и без охраны.

— Идемте со мной. — Елена заперла на замок стальную дверь и повела Гейл за собой. — Есть один остракон, по которому мне хотелось бы узнать ваше мнение. Я перевела его на девяносто девять процентов и надеюсь, что вы поможете мне с оставшимся одним.

— Конечно, госпожа Колоктронис, — покорно сказала Гейл. — Спасибо.

3

— Ты что, идиот? — зло бросил Макс, проследовавший за Дэниелом на корму. — Жажда смерти обострилась или что? Сколько раз я тебя предупреждал: женщин Хасана не трогать. Чего ты к ней полез?

— Она сама подошла. Наверное, захотелось поговорить. Не гнать же ее.

— Ты с ней флиртовал.

— Это она со мной заигрывала.

— Так это ж еще хуже. Черт! — Макс осторожно оглянулся. Работать на Хасана было нелегко, а потерять доверие — страшно.

— Извини. Буду держаться от нее подальше, — пообещал Нокс.

— Так-то лучше. Поверь мне, перейдешь Хасану дорогу, и вы с Риком можете позабыть о своем проектишке очень надолго.

— Потише.

— Я тебя просто предупреждаю. — Макс помахал у него перед носом пальцем, словно собираясь сказать что-то еще, потом повернулся и отошел.

Нокс проводил его угрюмым взглядом. Макс ему не нравился, и чувство было взаимным, но оба ценили сложившиеся взаимовыгодные отношения. Макс руководил школой дайвинга, а Дэниел был опытным и надежным инструктором, умевшим находить подход к туристам, благодаря чему их клиентура постоянно увеличивалась. А еще он работал за гроши. Макс же разрешал ему в свободное время пользоваться ботом и гидролокатором.

Дэниел приехал в Шарм-эль-Шейх три года назад. Шла четвертая неделя его пребывания в этом городке, когда с ним случилось нечто невероятное. И определенную роль в случившемся сыграла та самая татуировка, что привлекла внимание Фионы. Однажды вечером Дэниел сидел с бутылкой пива на набережной, когда к нему подошел здоровяк-австралиец.

— Не против, если присяду? — вежливо осведомился он.

— Пожалуйста.

— Меня зовут Рик.

— А меня — Дэниел. Но все называют меня Ноксом.

— Да, мне так и сказали.

Нокс с прищуром посмотрел на него.

— А ты расспрашивал?

— Ты, говорят, археолог.

— Был.

— Отказался от археологии, чтобы стать инструктором по дайвингу? — недоверчиво спросил Рик.

— Скорее, наоборот. Разругался с истеблишментом.

— А… — протянул Рик и наклонился к Ноксу. — Интересное тату.

— Думаешь?

Рик кивнул.

— Если покажу кое-что, не проболтаешься?

— Конечно. — Нокс пожал плечами.

Рик опустил руку в карман, вытащил спичечный коробок. Внутри, на ватной подкладке, лежала золотая слезинка примерно в дюйм длиной, с ушком на узком конце для застежки или цепочки. Судя по розовым пятнышкам, ее вырезали из коралла. И на основании ее проступала крошечная шестнадцатиконечная звезда.

— Нашел пару лет назад. Подумал, что, может быть, ты расскажешь мне о ней побольше. Если не ошибаюсь, это ведь символ Александра, да?

— Точно. Где ты ее нашел?

— Конечно, — хмыкнул Рик и, забрав украшение, убрал его в спичечный коробок, а коробок спрятал в карман, — так я тебе и сказал. Ну? Какие есть идеи?

— Это может быть что угодно, — пожал плечами Нокс. — Щеточка для платья, сережка…

— Что? — нахмурился Рик. — Александр носил сережки?

— Звезда вовсе не означает, что вещь принадлежала ему лично. Возможно, кому-то из слуг.

— Вон оно что… — разочарованно протянул австралиец.

Нокс задумчиво посмотрел на него.

— Так ты нашел ее в рифах?

— Да. А что?

— Ничего, просто странно. Александр никогда не был вблизи этих мест. И его люди тоже.

— А я думал, ты действительно археолог, — фыркнул Рик. — Даже мне известно, что он побывал в Египте и ездил в пустыню к этому… как его…

— К Оракулу Амона в оазисе Сива. Да, это известный факт. Но ты уж мне поверь, через Шарм-эль-Шейх Александр не проходил. Он пересек Синай севернее.

— Да? И больше здесь не появлялся?

— Нет, разве что… — Идея была безумная, но сердце вдруг запрыгало в груди. — Боже…

— Что такое? — заволновался Рик, прочтя что-то в его лице.

— Нет. Нет, ничего. Этого не может быть.

— Чего не может быть? Расскажи.

Нокс решительно покачал головой:

— Ничего.

— Эй, перестань, приятель. Раз уж начал, договаривай до конца.

— Хорошо. Но только если ты скажешь, где ее нашел.

Рик пристально посмотрел на него:

— Думаешь, там есть еще, да? Ты ведь об этом подумал?

— Не совсем. Но это вполне возможно.

Австралиец колебался.

— Ты ведь дайвер?

— Да.

— Мне нужен напарник. Одному там не управиться. Если скажу, могли бы поработать вместе. Согласен?

— Конечно.

— Ладно. Выкладывай.

— Отлично. Но имей в виду, это всего лишь предположение. Шансы на то, что все именно так…

— Я понял. Ближе к делу.

— Тебя какой вариант больше устраивает, полный или сокращенный?

Рик усмехнулся:

— Мне спешить некуда.

— Сначала я обрисую тебе общую ситуацию. Александр посещал Египет только один раз за всю жизнь и оставался здесь лишь несколько месяцев. Он пересек Синай в северной его части, прошел в Дельту, потом отправился в Мемфис, тогдашнюю столицу страны, где его провозгласили фараоном. Мемфис находился чуть южнее нынешнего Каира. Из Мемфиса его путь лежал на север. Он прошел по побережью в западном направлении, в сторону Паратония, современного Мерса-Матрух, основал Александрию и снова двинулся на юг, через пустыню, в Сиву. А его отряд, вероятно, заблудился. Как рассказывает один источник, они бы все умерли от жажды, если бы не встретили двух говорящих змей, которые проводили их в оазис.

— Ох уж эти говорящие змеи. Чуть что — они всегда на месте.

— Более правдоподобную историю излагает Аристобул, который пишет, что отряд шел за двумя воронами. Буроголовые вороны встречаются в тех местах и сейчас, так что ничего удивительного в этой версии нет. К тому же вороны часто летают парами. Если не находят змей или саранчу, держатся вблизи людей, подбирают отбросы. А потом возвращаются в ближайший оазис. Так что если следовать за ними…

Рик кивнул:

— Понял. Что-то вроде пустынных дельфинов.

— Можно и так сказать, — согласился Нокс. — Как бы там ни было, они привели Александра в Сиву, где он проконсультировался с Оракулом, после чего двинулся по караванному пути на восток, к оазису Бахария, где находится посвященный ему знаменитый храм. И уже оттуда вернулся в Мемфис. Вот и все. А дальше — воевать с персами. Но потом, уже после смерти Александра, его привезли в Египет, чтобы похоронить здесь.

— Ага! И ты думаешь, эта штучка оказалась здесь именно тогда? Когда его везли хоронить?

— Я думаю, что это вполне возможно. Не забывай, речь идет не о ком-нибудь, а об Александре Македонском. Когда он решил отомстить Ксерксу за вторжение в Грецию, то переправился через Геллеспонт с тридцатью тысячами македонцев, зная, что придется столкнуться с армией в десять раз большей. Он разбил персов не раз, не два, а целых три раза и не остановился на этом. Александр провел десятки сражений и победил во всех, став самым могущественным человеком в истории мира. Когда умер его друг Гефестион, он приказал сложить деревянную пирамиду в восемьдесят метров высотой — что-то вроде современной Сиднейской оперы — и сам ее поджег, чтобы полюбоваться пожаром. Можешь представить, каких похорон требовали его люди, когда умер он сам.

— Я понял.

— О погребальном костре не могло быть и речи. Тело Александра считалось слишком ценной реликвией, чтобы предать его огню. Помимо прочих обязанностей, на нового царя Македонии свалилась еще и обязанность похоронить предшественника. Тот, кто владел телом Александра, становился самым серьезным претендентом на престол, учитывая, что он не назвал преемника и за освободившееся место боролись все.

Рик кивком указал на пустую бутылку:

— Будешь еще?

— Да. Спасибо.

— Два пива! — крикнул австралиец бармену. — Извини. Ты говорил, что на освободившееся место нашлось много претендентов.

— Да. У Александра был брат, но он страдал слабоумием. Его жена, Роксана, была беременна, но могла родить дочь. К тому же македонцы не хотели, чтобы ими, покорителями всего тогдашнего мира, правил полукровка. Вопрос о наследнике армия решала еще в Вавилоне, и после долгих споров генералы пришли к компромиссу. Править будут двое, слабоумный брат Александра и сын, если родится мальчик, — впоследствии Роксана и впрямь родила сына, Александра Четвертого, — но различные области империи будут находиться в административном управлении сатрапов, ответственных перед триумвиратом. Ты еще не запутался?

— Продолжай.

— Одним из генералов Александра был человек по имени Птолемей. Между прочим, это он утверждал, что в Сиву императора привели говорящие змеи. Только не надо принимать его за туповатого вояку. Проницательный, умный, рассудительный, Птолемей одним из первых понял, что без Александра империя неизбежно распадется на части, и забронировал за собой Египет. Богатая страна, находится на периферии, в чужие войны ее втянуть не так-то легко. Ему удалось получить сатрапию, обосноваться в Египте и в конце концов стать фараоном и основоположником династии Птолемеев, которая закончилась на Клеопатре. Все понятно?

Принесли пиво. Чокнулись.

— Давай дальше, — сказал Рик.

— Получить титул фараона Птолемею было трудно. Египтяне признали бы не каждого. Для них большое значение имела легитимность, обоснование прав на престол. С Александром никаких проблем не было — живой бог, особа царской крови, воин, изгнавший ненавистных персов. Подчиниться такому человеку не унизительно, а почетно и выгодно. А Птолемея египтяне не знали и признавать не спешили. Вот почему ему был так нужен некий символ высшей власти.

— Ага. — Рик слизнул пену с верхней губы. — Тело Александра.

— Пятерка за правильный ответ, — усмехнулся Нокс. — Птолемей вознамерился заполучить его, но в этом желании он был не одинок. Во главе македонского триумвирата стоял Пердикка, не уступавший Птолемею в амбициях. Он намеревался отвезти тело Александра в Македонию и похоронить в Эдессе, на севере Греции, рядом с его отцом, Филиппом. Но перед ним стояла нелегкая проблема: как доставить тело из Вавилона в Македонию. Его же не погрузишь на первый попавшийся корабль. Требовалось соблюсти определенные церемонии.

Рик кивнул.

— Я и сам люблю путешествовать с удобствами.

— Подробное описание подготовки к переходу оставил историк Диодор Сицилийский. Тело Александра набальзамировали, положили в гроб из чеканного золота и покрыли несколькими слоями дорогих ароматных специй. Был заказан катафалк, на изготовление которого ушел целый год. Это был настоящий золотой храм на колесах длиной шесть и шириной четыре метра. Золоченые ионические колонны с акантом поддерживали высокую сводчатую крышу из золотых пластинок с драгоценными камнями. На крыше высилась золоченая мачта, сиявшая на солнце, как молния. В каждом углу — золоченая статуя Ники, богини победы, с трофеями в руках. Золотой карниз украшали козлиные головы, с которых свисали золотые кольца, поддерживавшие разноцветную гирлянду. Пространство между колоннами затянули золоченой сеткой, защищавшей гроб от палящего солнца и возможного дождя. Передний вход охраняли золоченые львы.

— Чертова прорва золота, — скептически заметил Рик.

— Не забывай, Александр был очень богат. Только из персидской казны он взял более семи тысяч тонн золота и серебра. Чтобы перевезти лишь это, потребовалось двадцать тысяч мулов и пять тысяч верблюдов. А знаешь, как они хранили все это золото?

— Как?

— Его плавили и заливали в горшки, которые потом разбивали.

— Черт возьми, — рассмеялся Рик. — Неплохо бы найти такой кувшинчик.

— Никто бы не отказался. И кстати, генералы не смели присваивать себе всю добычу. Александр щедро награждал своих воинов. Прижимистость — верный способ потерять доверие. Так или иначе, в конце концов все было готово. Катафалк получился таким тяжелым, что пришлось изобрести колеса с амортизаторами и специальные мосты. Впереди шли строители, прокладывавшие каравану дорогу, а тащили гроб шестьдесят четыре мула. — Нокс отпил пива и кивнул: — Да, шестьдесят четыре мула. На каждом позолоченная корона и инкрустированный драгоценными камнями ошейник. С обеих сторон свисало по золотому колокольчику. И в каждом колокольчике был золотой язычок. Вроде той подвески, что лежит у тебя в спичечном коробке.

— Кончай дурить, — недоверчиво пробормотал явно потрясенный Рик.

— Слушай дальше, — ухмыльнулся Нокс. — Дело в том, что катафалк со всем этим золотом и прочим растворился. Исчез без следа.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Строительная площадка отеля, Александрия

На письменном столе Мохаммеда эль-Дахаба стояла в рамке фотография дочери, Лайлы, сделанная два года назад, как раз перед тем, как она заболела. У него уже вошло в привычку посматривать на нее каждые несколько секунд. Иногда сердце наполнялось радостью, но еще чаще сжималось от горя. Мохаммед потер переносицу, прошептал короткую молитву. Он молился за нее раз по тридцать в день. Пока толку от молитв не было никакого, но ведь с верой всегда так: без испытания она — ничто.

Снаружи доносились совершенно неуместные звуки: крики, чей-то веселый смех. Он раздраженно выглянул в окно. Работа на участке остановилась; Ахмед плясал, как дервиш в день рождения Пророка. Мохаммед поспешил выйти. Аллах проклял его, наградив самой ленивой бригадой во всем Египте. Только дай повод! Он нахмурился, придавая себе грозный вид и готовясь отчитать нерадивых работников, но, едва увидев, что стало причиной остановки, позабыл все заготовленные для такого случая слова. Экскаватор, зачерпнув землю, обнажил винтовую лестницу, уходящую в глубь черного провала, скрытого поднявшейся густой пылью. Пожелтевшая, темная лестница выглядела очень старой, даже древней. Такой же древней, как и сам город.

Переглядываясь, Мохаммед и его люди думали об одном: кто знает, сколь долго эта лестница оставалась скрытой? Кто знает, к каким сокровищам она ведет? Александрия — не только один из величайших городов античности, но и хранитель утраченных богатств всемирного значения. Среди тех, кто взирал сейчас на провал, не было ни одного, кто не мечтал бы отыскать золотой саркофаг основателя города, Искандера аль-Акбара, Александра Великого. Молодые люди перекапывали городские сады; женщины шепотком рассказывали подругам о том, какое странное эхо слышится, если постучать в каменную стену их подвала; грабители проникали в древние резервуары и подземные хранилища старинных храмов и мечетей. И все же если он и был где-то, то, вероятнее всего, именно здесь, в сердце Александрии, Царском квартале. Мохаммед не относил себя к числу праздных мечтателей, но сейчас, глядя на глубокий провал и уходящую под землю винтовую лестницу, даже он ощутил небывалое волнение. Грудь словно сдавило обручем. Уж не чудо ли наконец?

Взяв у Фахда фонарик, он осторожно поставил ногу на верхнюю ступеньку. Мохаммед был крупный мужчина, и сердце у него ушло в пятки, когда лестница приняла на себя весь его немалый вес. Он спустился еще на несколько ступенек, держась спиной к внешней стене из грубо вытесанного известняка. Внутренняя стена, отделявшая лестницу от центральной колонны, была сложена из кирпичей, многие из которых вывалились, оставив после себя черные дыры, напоминавшие незакрытые участки огромной мозаики. Мохаммед бросил камешек и спустя пару секунд услышал, как тот ударился о скрытый в темноте пол. Спустившись ниже, он понял, что вся лестница целиком вытесана в скале! Открытие придало уверенности, и он продолжил нисхождение. Наконец ступеньки закончились, приведя к арочному порталу, за которым лежала большая круглая комната, заваленная по щиколотку песком, осколками камней и вывалившимися из внутренней стены кирпичами. Посреди комнаты, окружая основание центральной колонны, стояли четыре внушительных столба. В воздухе медленно, как планеты вокруг Солнца, кружились бледные пылинки. Они оседали на губах, щекотали горло.

Здесь было прохладно и удивительно тихо — приятный контраст с неумолчным шумом наверху, без которого невозможно представить ни одну строительную площадку. Из ротонды вели четыре арочных прохода — по одному на каждое направление стрелки компаса. Изогнутые скамьи с навесами в форме раковины были украшены резными изображениями горделиво выступающих богов, злобных медуз, быков с воинственно выставленными рогами, парящих в небе птиц, раскрывшихся цветов и вьющихся побегов. За первой дверью открывался темный уходящий вниз коридор, заваленный мусором и заполненный пылью. Мохаммед с отвращением сглотнул подступившую горечь и с опаской убрал закрывающий вход пыльный полог вековой паутины. Низкое боковое ответвление соединяло коридор с просторным высоким помещением. Катакомбы. Он подошел к левой стене, и луч фонарика высветил серовато-желтый череп. Мохаммед отодвинул его в сторону и обнаружил маленькую почерневшую монету. Поднял ее, рассмотрел, положил на место и посветил фонариком дальше. В углу — целая куча черепов, небрежно сдвинутых, чтобы освободить место для более поздних поступлений. Мохаммед поспешил отвести взгляд от неприятного зрелища и вернулся в главный коридор. Миновав еще четыре погребальные палаты, он спустился по короткой, всего двенадцать ступенек, лестнице, вышел к еще одному пролету и наконец достиг низшего уровня, где начинались грунтовые воды. Оглядевшись и не обнаружив ничего интересного, Мохаммед вернулся в ротонду. Ахмед, Хусни и Фахд уже рылись в мусоре, ползая по полу на четвереньках. Дальше они не ушли только потому, что другого фонарика ни у кого не нашлось, а это помещение было единственным, где хватало естественного освещения.

— Что такое? — спросил Ахмед. — Что такое я откопал?

— Некрополь, — равнодушно ответил Мохаммед. — Город мертвых.

Сдерживая раздражение, он прошел через второй портал в соседнее помещение — большое, с высоким потолком и стенами из известняковых блоков. Что-то вроде банкетного зала, где собирались ежегодно родственники умерших. Короткий спуск вел к небольшой площадке. На возвышении — две высокие, почерневшие от времени обитые железом двери с шестиугольными ручками. Мохаммед попытался открыть левую дверь, и она со скрежетом уступила. Он остановился. Что-то похожее на вестибюль. Широкий, высокий и пустой. Штукатурка местами обвалилась, обнажив необработанный камень. В стене напротив — арка с выбитыми на ней греческими буквами. Не зная греческого, Мохаммед прошел во второй зал, примерно такой же ширины и высоты, но в два раза глубже. В центре его стоял постамент примерно в полметра высотой. Судя по размерам, на нем вполне мог поместиться саркофаг. Впрочем, сейчас на постаменте ничего не было.

На стене у входа красовался потемневший бронзовый щит. Ахмед попытался оторвать его.

— Остановись! — крикнул Мохаммед. — Ты что, рехнулся? Хочешь на десять лет загреметь в Даманхур? За какой-то щит и пару разбитых горшков?

— Кроме нас, об этом никто не знает, — возразил Ахмед. — И еще неизвестно, какие здесь скрыты сокровища. Хватит всем.

— Если что-то и было, то здесь побывали до нас.

— Все не вынесли, — заметил Фахд. — А туристы готовы платить бешеные деньги за любой древний хлам. У моего двоюродного брата лавка возле Аль-Гомхурии. Он в таких делах разбирается. Если отнести все ему…

— Послушай меня, — перебил его Мохаммед. — И все остальные тоже. Вы ничего отсюда не возьмете и никому ничего не скажете.

— А кто дал тебе право решать за всех? — запротестовал Фахд. — Подземелье нашел Ахмед, а ты здесь ни при чем.

— Но стройка моя, а не ваша. И участок принадлежит мне. Проболтаетесь — будете отвечать передо мной. Понятно?

Он обвел их взглядом, давая понять, что не шутит. Рабочие молча потупились. Возразить никто не решился, но легче от этого не стало. Доверять таким людям — то же самое, что доверять воду решету. В трущобах Александрии полным полно головорезов, которые не задумываясь перережут горло любому, если только прослышат о подобной находке. Но и отступать Мохаммед не собирался. Всю свою жизнь он стремился поступать по справедливости. Праведность была для него источником внутреннего удовлетворения, а лучшей наградой за благие дела — слова признательности и восхищения. Но потом заболела Лайла, и он вдруг понял, что ему наплевать, что подумают о нем другие. Единственное, что имело значение, — это ее здоровье. Сейчас Мохаммед думал только о том, как использовать находку для достижения этой цели. Сбыть найденное на черном рынке — непрактично, что бы ни говорил Ахмед. Если же попытаться провернуть все дельце одному, то обманутые рабочие запросто донесут на него начальству, а то и настучат в полицию. И тогда ему несдобровать. Положение обязывало доложить о находке в Верховный совет по древностям. Если там пронюхают, что Мохаммед что-то утаил, он потеряет работу, лишится лицензии и скорее всего распрощается со свободой. Риск слишком велик. Платили на стройке ничтожно мало, но только его заработок и помогал Лайле удержаться на краю пропасти.

Когда решение наконец пришло, Мохаммед даже удивился, что не подумал об этом с самого начала.

2

— Извините, вы не поможете мне?

Нокс поднял голову — перед ним, держа в руках легкий водолазный костюм, стоял Роланд Хинц.

— Конечно, — улыбнулся он. — Прошу прощения. Задумался.

Встав за спиной у здоровяка-немца, Нокс помог ему справиться со снаряжением. Получалось не очень хорошо. Роланд, банкир из Штутгарта, подумывал о том, чтобы вложить деньги в последнее предприятие Хасана, и сегодняшнюю пирушку устроили главным образом в его честь. Немец веселился вовсю — накачивался шампанским и действовал всем на нервы. Вообще спускаться под воду в таком состоянии ему не следовало, но Хасан платил щедро, и на некоторые нарушения приходилось закрывать глаза. Натянуть на гостя костюм было не легче, чем засунуть пуховое одеяло в пододеяльник. При этом каждая неудача вызывала у банкира приступ смеха. Ему вообще все казалось забавным. Роланд Хинц определенно считал себя душой компании. Он спотыкался и падал, увлекая за собой Нокса и при этом поглядывая на других так, словно ждал от них аплодисментов.

Нокс терпел все это с натянутой улыбкой. Напялив на немца костюм, он опустился на колено. Ноги у Роланда были отечные, грязные, между пальцами застрял песок, как будто он не мыл их годами. Чтобы отвлечься, Нокс вернулся мысленно к тому давнему разговору, когда поделился с Риком своей безумной идеей насчет катафалка. Бурный восторг быстро сменился у австралийца откровенным скептицизмом.

— Так, значит, вся эта процессия следовала через Синай?

— Нет. По крайней мере если верить нашим источникам.

— Черт! — Рик откинулся на спинку стула и недовольно покачал головой. — А я только размечтался.

— Хочешь послушать, что нам известно?

— Конечно, — раздраженно бросил австралиец. — Почему бы и нет?

— Ладно, слушай. Прежде всего нужно понимать, что источники весьма и весьма ненадежны. У нас нет свидетельств непосредственных участников походов или очевидцев сражений Александра. Все, чем мы располагаем, дошло через историков более поздних времен, цитирующих своих предшественников, которые, в свою очередь, цитировали кого-то еще.

— Испорченный телефон, — усмехнулся Рик.

— Вот именно. Но это не самое плохое. После распада империи Александра каждая группировка делала все возможное, чтобы изобразить себя в наилучшем свете и очернить соперников, так что многие писания всего лишь пропаганда. Потом пришли римляне. Цезари восхищались Александром. Республиканцы его ненавидели. Историки отбирали источники в зависимости от того, к какому лагерю принадлежали или кому симпатизировали. Как результат — множество противоречий и несовпадений. Найти истину в этом море писаний невероятно сложно.

— К месту сказано.

— Тем не менее большинство исследователей сходятся во мнении, что на первом этапе катафалк проследовал из Вавилона в Опис, а затем повернул на северо-запад и пошел вдоль Евфрата. Как ты сам понимаешь, столь великолепная процессия привлекала огромное внимание. Чтобы увидеть ее, люди приходили за сотни миль. В конце 322 года до новой эры или в 321-м они достигли Сирии. Что дальше — судить трудно. При этом нужно не забывать, что мы ведем речь о двух абсолютно разных вещах. Первая — лежащее в гробу набальзамированное тело самого Александра. Вторая — катафалк и все остальное золото. Понятно?

— Да.

— Что случилось с телом и гробом, нам в общем-то известно. Птолемей выкрал его и, очевидно, в сговоре с командиром сопровождения перевез в Мемфис. Судьба всего остального до сих пор неясна. Диодор пишет, что тело Александра в конце концов доставили в Александрию, но в его рассказе много путаницы. Похоже, он говорит только о гробе, но не о катафалке. Самое подробное свидетельство дает один парень по имени Аэлий. По его словам, Птолемей так боялся, что Пердикка перехватит добычу, что изготовил манекен, который нарядили в царские одежды и положили на повозку из золота, серебра и слоновой кости, чтобы отвлечь внимание соперника этой куклой, а настоящее тело направить в Египет по другому, тайному маршруту.

Рик, прищурившись, посмотрел на него:

— Хочешь сказать, что Птолемей бросил катафалк?

— На это намекает Аэлий. Не забывай, что главным призом был Александр, а не золото. Птолемею требовалось перевезти тело как можно быстрее, а катафалк двигался очень медленно и преодолевал за день, как показывают расчеты, не больше десяти километров. К тому же его сопровождал большой отряд строителей, прокладывавших катафалку дорогу. Путь до Мемфиса занял бы несколько месяцев, да и сохранить маршрут в тайне было бы невозможно. Тем не менее я не нашел ни одного упоминания о том, что они выбрали очевидный путь: из Сирии в Ливан и Израиль, дальше к Синаю и Нилу. Впечатление такое, что там их никто не видел.

— Значит, как я и сказал, он оставил катафалк?

— Возможно. Но катафалк и сам по себе представлял огромную ценность. Что бы ты сделал на месте Птолемея?

Рик ненадолго задумался.

— Я бы разделился. Один отряд отправил вперед с телом, второй, с катафалком, послал бы по другому маршруту.

Нокс усмехнулся.

— Я бы поступил так же. Доказательств, разумеется, нет, но такой вариант представляется разумным. Следующий вопрос — как? Сирия — это Средиземноморье, оттуда можно было бы отплыть на корабле. Но Средиземное море в то время кишело пиратами, да и судов под рукой у Птолемея могло не оказаться. К тому же если бы он выбрал этот маршрут, то наверняка предпочел бы отправить морем гроб с телом, чего, как нам известно, сделано не было.

— И какие же альтернативы?

— Птолемей мог бы разобрать катафалк на части и взять курс на юго-запад, вдоль побережья, через Израиль, в сторону Синая, но мы знаем, что этим путем он отправил гроб, а какой смысл делиться, если идешь одним маршрутом? Остается третий вариант. Птолемей послал катафалк на юг, к Акабскому заливу, чтобы обогнуть потом на судах Синайский полуостров и войти в Красное море.

— Синайский полуостров, — ухмыльнулся Рик. — Ты имеешь в виду, что он прошел мимо здешних рифов?

— Совершенно верно, — легко согласился Нокс. — Мимо здешних весьма и весьма опасных рифов.

Рик расхохотался и поднял стакан.

— Ну так давай его найдем!

С тех пор этим они и занимались, хотя и безуспешно. Впрочем, не все было так уж мрачно. Рик поначалу интересовался только поиском сокровищ, но чем дольше они затягивались, чем больше он узнавал, тем сильнее овладевала им археологическая лихорадка. Рик служил водолазом в военно-морском флоте. Работа в Шарм-эль-Шейхе позволяла не забывать о любимом увлечении, но ему недоставало чувства призвания. Теперь он проникся этим чувством настолько, что решил стать подводным археологом, много занимался, брал у Дэниела книги и забрасывал вопросами.

Нокс уже заканчивал проверять оборудование, когда услышал на мостике шаги и, подняв голову, увидел Хасана. Египтянин, облокотившись о перила, смотрел вниз.

— Веселитесь, парни.

— О да, — живо отозвался Роланд, выставляя вверх большой палец. — У нас тут весело.

— И не торопитесь возвращаться.

Хасан обернулся и поманил кого-то пальцем. Из-за его спины неохотно выступила Фиона. Теперь на ней были белые брючки и тонкая белая футболка. Наверное, девушка надеялась, что даже такая, более чем скромная одежда защитит ее от домогательств, но Дэниел видел — она дрожит. Футболка промокла, и под ставшей почти прозрачной тканью проступали темные, словно сжавшиеся от страха соски. Перехватив взгляд Нокса, египтянин хищно ухмыльнулся и обнял ее за плечи, словно бросая вызов возможному сопернику.

В Шарм-эль-Шейхе поговаривали, что Хасан зарезал собственного двоюродного брата, переспавшего с женщиной, которую он выбрал для себя. Рассказывали, что он избил до полусмерти американца, вздумавшего протестовать, когда египтянин сделал непристойное предложение его жене.

Нокс опустил глаза и огляделся, надеясь разделить с кем-то бремя ответственности. Макс и Нессим, бывший десантник и начальник службы безопасности Хасана, проверяли друг у друга экипировку. От этих помощи не дождешься.

Ингрид и Биргит, две скандинавки, которых Макс привез за компанию с Роландом, уже стояли у трапа на корме. Нокс попытался перехватить взгляд Ингрид, но та догадалась, что ему нужно, и отвернулась. Хасан ухмылялся сверху, прекрасно понимая, о чем думает англичанин. Мачо, получающий удовольствие от осознания своего превосходства. Рука его неторопливо, по-хозяйски скользнула вниз по спине Фионы, пальцы сжали ягодицы. Человек, поднявшийся из грязи и ставший к тридцати годам самым влиятельным судовым агентом на Суэцком канале. Слабаку такую карьеру не сделать. Ходили слухи, что Хасан старается расширить бизнес, прежде всего за счет туризма, для чего скупает недвижимость, цены на которую упали после недавних атак террористов.

Вот и все. Нокс помог Роланду спуститься по трапу, потом, наклонившись, передал ему ласты. Здоровяк-немец плюхнулся на спину, замахал руками, ушел под воду, потом всплыл, отдуваясь.

— Держитесь, — коротко бросил Нокс. — Я сейчас.

Он быстро собрался, прицепил плавучий маячок, закинул за плечи баллон, повесил на шею очки и взял ласты. Спустившись по трапу к воде, он не удержался и в последний раз посмотрел на мостик. Хасан все еще смотрел на него, с притворным разочарованием качая головой. Стоявшая рядом Фиона беспомощно сложила руки на груди. Волосы ее растрепались; понурая и несчастная, она походила на испуганную девчонку, познакомившуюся в баре с дружелюбным египтянином и решившую весело провести время в полной уверенности, что сумеет отделаться от кавалера, если его ожидания выйдут за обозначенные ею рамки дозволенного. Сейчас ситуация изменилась, но в широко раскрытых глазах все еще таилась надежда, что все обойдется, потому что в принципе все люди добрые и хорошие.

В какой-то момент она напомнила Дэниелу его сестру Би.

Нокс сердито тряхнул головой. И совсем она на Би не похожа. Фиона взрослая и сама сделала выбор. В следующий раз будет умнее. Вот и все. Он оглянулся, убедился, что сзади никого нет, сунул в рот регулятор и, оттолкнувшись от трапа, фейерверком врезался в чистую и теплую воду Красного моря и поплыл к рифу, держась на четырехметровой глубине, чтобы в случае необходимости быстро подняться на поверхность. Полчища тропических рыбок наблюдали за ними внимательно, но не выказывая ни малейшего страха. Где шоу, а где зрители — иногда понять бывало невозможно. Рыба-наполеон, окруженная свитой губанов и ангелов, развернулась неторопливо и с достоинством и уплыла по своим делам. Дэниел указал на нее Роланду — новичкам нравится чувствовать себя посвященными.

Они достигли кораллового рифа — охряно-пурпурной стены, уходящей отвесно в черную пропасть. Вода была чистая, незамутненная, видимость исключительная. Нокс почему-то оглянулся, увидел темный корпус бота, темные тени плавающих на глубине, в более прохладных слоях больших рыб и ощутил острый укол вины. Как в тот день, самый худший день жизни, когда после автомобильной аварии пришел к сестре в отделение интенсивной терапии в Салониках. Попискивание систем жизнеобеспечения, надсадный хрип вентиляторов, пульсация мониторов, сдержанно-приглушенные, как в похоронном бюро, голоса сотрудников и посетителей — все это производило угнетающее впечатление. Врач изо всех сил старалась подготовить Дэниела, но он еще не отошел от визита в морг, где проходило опознание родителей, и, увидев Би в окружении приборов, опутанную проводами, с питательной трубкой в боку, не сразу узнал ее. Странное ощущение овладело им, словно он смотрит кино или пьесу на сцене, словно все это происходит не с ним. Не в реальной жизни. Лицо ее неестественно распухло, посинело и приобрело какую-то странную, восковую бледность. Раньше он и не замечал, сколько веснушек у нее вокруг глаз и на предплечье. Он не знал, что делать, и растерянно посмотрел на доктора. Женщина жестом пригласила его сесть. Он сел и неуклюже взял ее за руку — в их семье физическую близость никогда не демонстрировали открыто, — холодную и вялую, и испытал острую, пронзительную боль, что-то подобное родительскому чувству. Он сжал пальцы Би, прикоснулся к ним губами и вспомнил, как в шутку жаловался друзьям, какое это проклятие — присматривать за младшей сестрой.

Теперь ему не за кем присматривать.

Нокс сделал знак Роланду, и они всплыли вместе. До бота было метров шестьдесят. На палубе никого. Сердце затрепетало, приняв решение раньше рассудка. Он выплюнул регулятор и повернулся к Роланду:

— Оставайтесь здесь.

Нокс развернулся и поплыл к боту.

3

Прижимая к груди кейс, Мохаммед эль-Дахаб проследовал за женщиной к кабинету Ибрагима Беюми, главы александрийского отделения Верховного совета по древностям. Она постучала, толкнула дверь, заглянула и лишь затем, оглянувшись, жестом пригласила его войти. За полированным столом сидел щеголеватый и ухоженный человек. Оторвавшись от разложенных перед ним бумаг, он поднял голову и спросил:

— Да, Маха?

— Это Мохаммед эль-Дахаб, господин. Строитель. Говорит, что нашел что-то на своем участке.

— Что именно?

— Возможно, он сам вам скажет.

— Да, конечно, — вздохнул Ибрагим и жестом предложил Мохаммеду сесть за угловой столик.

Посетитель огляделся, оценивая хозяина по обстановке кабинета и приходя к неутешительному выводу. Отделанные дешевыми деревянными панелями стены, высокий потолок с потрескавшейся и местами отвалившейся штукатуркой, тронутые плесенью изображения городских памятников. Если таков кабинет главного археолога Александрии, то, похоже, в этом бизнесе не так много денег, как он рассчитывал.

Ибрагим догадался, о чем думает гость.

— Знаю, знаю, — пожаловался он. — Но что я могу поделать? И что важнее: мой офис или раскопки?

Мохаммед пожал плечами. Хозяин офиса по крайней мере не выглядел бедным — модный костюм, золотые часы. Чинно сложив руки, он сел рядом с гостем.

— Итак, вы что-то нашли?

— Да.

— Расскажете?

Мохаммед нервно сглотнул. Рослый и плечистый, он не боялся физической опасности. Но образованные люди его пугали и смущали. Тем не менее Ибрагим встретил его по-доброму, радушно. Похоже, такому человеку можно довериться. Мохаммед положил на стол кейс, щелкнул замками, откинул крышку и, достав фотографию в рамке, положил на стол. Смелость вернулась, лишь стоило ему снова увидеть ее.

— Это моя дочь. Ее зовут Лайла.

Ибрагим с любопытством взглянул на строителя.

— Аллах воистину благословил вас.

— Да, спасибо. К несчастью, Лайла больна.

Ибрагим покачал головой и откинулся на спинку стула.

— Очень жаль. Сочувствую.

— Они называют это лимфомой Беркитта. Сначала появилась в животе. Размером с виноградину. Потом стала величиной с манго. Врачи ее вырезали. Лайла прошла химиотерапию. Мы думали, что победили ее.

Ибрагим потер горло.

— Маха сказала, что вы что-то нашли…

— Врачи — хорошие люди, — продолжал Мохаммед. — Но им приходится слишком много работать, больницы плохо оснащены, не хватает денег. Они говорят…

— Извините, но Маха сказала…

— …говорят, что болезнь может вернуться, и тогда уже ничего нельзя будет поделать. — Мохаммед наклонился вперед и негромко, но с чувством добавил: — Это время еще не пришло. У моей дочери еще есть шанс.

Ибрагим пожевал губами, потом осторожно спросил:

— И что же это за шанс?

— Пересадка костного мозга.

На лице Ибрагима отразился ужас.

— Но ведь это невероятно дорого!

Мохаммед покачал головой.

— Наш Институт медицинских исследований работает по программе, которая финансируется из общественных источников, но, прежде чем проводить операцию, нужно найти донора. Они не могут провести нужные анализы, пока пациент не записан для участия в программе.

— То есть сделать что-либо невозможно…

— Так у них заведено, чтобы все проходило без отбора. Но если я не смогу профинансировать эти анализы, моя дочь умрет.

— Но вы же не рассчитываете, что Совет по древностям…

И снова Мохаммед не дал ему закончить.

— Найти донора очень трудно. Шансы невелики. Мы с женой, все наши ближайшие родственники и друзья уже сдали анализы, но пока безуспешно. Я могу попросить других, более дальних родственников и друзей моих друзей, но нужно все организовать и заплатить. Я пытался занять денег, но из-за проклятой болезни мы уже влезли в долги и… — Он почувствовал, как слезы подступили к глазам, и, не договорив, опустил голову.

Некоторое время оба молчали, потом Ибрагим негромко сказал:

— Вы нашли что-то на своем участке?

— Да.

— Если я правильно понял, вы хотите получить деньги для проведения анализов в обмен на информацию о местонахождении находки.

— Да.

— Вы понимаете, что по закону обязаны в любом случае сообщить мне о ней?

— Да.

— Что можете попасть в тюрьму, если не сделаете этого?

Мохаммед поднял голову и посмотрел на Ибрагима абсолютно спокойно.

— Да.

Хозяин кабинета кивнул и, скользнув взглядом по стенам, добавил:

— И вы также понимаете, что я ничего не могу обещать?

— Да.

— Хорошо. Тогда почему бы вам не рассказать, что вы там нашли.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

До бота Нокс доплыл быстро. Сорвал очки, бросил их на палубу, поднялся на борт. Ни Фионы, ни Хасана видно не было. И что дальше? Он стоял на палубе, озираясь, не зная, что делать, и чувствуя себя полным идиотом. Сняв маячок и баллон, Нокс направился к кабинам правого борта. Приоткрыл первую дверь, заглянул — пусто. Проверив еще несколько, он наткнулся на запертую. Подергал. Приглушенный вскрик и тишина.

Некоторым не терпится влезть в драку, и они сами ищут себе неприятностей. Нокс был не из таких. Он вдруг как будто увидел ситуацию чужими глазами, и ему стало не по себе. Дурацкое положение. Нокс повернулся и зашагал прочь, но дверь сзади открылась.

— Что такое? — недовольно осведомился Хасан.

— Извините, — бросил не оглядываясь Нокс. — Ошибся.

— Вернись! — раздраженно потребовал Хасан. — Да, ты. Дружок Макса. Я с тобой говорю. Подойди сюда.

Нокс неохотно повернулся и, покорно опустив глаза, подошел к Хасану. Тот даже не потрудился закрыть за собой дверь, и Нокс увидел лежащую на кровати Фиону. Девушка прикрывала рукой обнаженную грудь и пыталась подтянуть брючки. Под правым глазом — ссадина, нижняя губа разбита в кровь. Разорванная белая футболка валялась на полу.

— Ну? Что тебе надо?

Нокс посмотрел на Фиону. Она едва заметно покачала головой, показывая, что справится сама, что ему не следует вмешиваться. Жест получился какой-то отчаянный и почти детский, и с Ноксом случилось что-то неожиданное. Злость, раздражение, гнев — все, что накапливалось в душе, вдруг прорвалось наружу. От удара баллоном в солнечное сплетение Хасан согнулся и тут же получил в челюсть. Египтянин пошатнулся. Едва начав, Нокс уже не мог остановиться. Он бил и бил, пока Хасан не свалился, и остановился, только когда Фиона схватила его за руку.

Хасан лежал на полу с разбитым лицом и залитой кровью грудью и выглядел настолько плохо, что Нокс облегченно вздохнул, нащупав у него на горле пульс.

— Быстрее, уходим, — поторопила его девушка, оттаскивая от египтянина. — Остальные возвращаются.

Они выбежали из каюты. Макс и Нессим уже плыли к боту и, увидев инструктора, что-то закричали. Нокс взбежал на мостик. Рванул провода, идущие к радио и зажиганию. Ключи лежали в пластмассовом ящичке на полу. Он прихватил всю связку. Катер покачивался за кормой. Нокс спустился по трапу, подтянул катер за канат, помог Фионе перебраться на нос, спрыгнул за ней, развязал буксирный канат, шлепнулся на сиденье и вставил ключ зажигания в тот самый момент, когда Макс и Нессим добрались до катера и попытались подняться на борт. Он дал газу и резко положил катер на левый борт. Макс отвалился, но Нессим удержался и, подтянувшись, вскарабкался на борт. Крепкий, тренированный да еще вдобавок злой как черт, бывший десантник мог стать опасным противником, но ему мешали водолазный костюм и снаряжение. Еще один крутой вираж, и Нессим, не удержав равновесия, полетел в воду.

Нокс выровнял катер и взял курс на Шарм-эль-Шейх. Ему все еще плохо верилось в случившееся. Надо же, он-таки решился. Теперь самое важное — добраться до джипа раньше, чем Хасан или Нессим успеют выйти на связь со своими людьми на берегу. Если схватят… Перспектива выглядела настолько непривлекательной, что Дэниела едва не стошнило. Уматывать надо сегодня же. Он обернулся — Фиона сидела на скамеечке опустив голову, кутаясь в накинутое на плечи голубое полотенце. Ее колотила дрожь. И с чего только ему вздумалось, что она похожа на Би? Злясь на себя за несдержанность, он шлепнул ладонью по панели. Если Нокс и ненавидел что-то, то это память. Работаешь, пашешь, строишь себе новую жизнь на новом месте — без друзей, без прошлого, без семьи, без всего того, что не дает свободы маневра, — и думаешь, что все в порядке. Оказывается, нет. Память все равно с тобой, от нее не отделаешься, и в один прекрасный момент она ломает все, что ты построил.

2

Ибрагим Беюми проводил посетителя до порога, поблагодарил, попрощался и, выйдя на улицу, проводил взглядом, пока тот не исчез за углом. Конечно, он мог бы проследить за Мохаммедом и выяснить, где находится строительный участок. Но бедняга-строитель растрогал его своим рассказом и еще тем, что так отчаянно вверил ему свою судьбу. Ибрагим всегда старался отвечать на доверие доверием. К тому же посетитель оставил свой номер телефона на случай новостей, так что найти его при необходимости будет нетрудно.

Маха, его помощница и секретарша, начала было вставать, когда шеф вернулся, но он остановил ее движением руки и, подойдя ближе, задумчиво окинул взглядом большую настенную карту Александрии с отмеченными на ней историческими объектами, включая Колонну Помпея, Рас эль-Тин, Латинские кладбища, римский театр, форт Кайт-Бей. Как обычно в таких случаях, к гордости за любимый город примешивалась грусть. Зная их истинную цену, рекламируя их изо всех своих сил, он понимал, что ни один из сохранившихся объектов недотягивает до высшего уровня египетских древностей. Александрия не могла похвастать пирамидами, Карнаком, Абу Симбелом или Долиной Царей. Однако же две тысячи лет назад ее сооружения вызывали восторг и изумление. Фаросский маяк считался одним из Семи чудес света. Музейон стоял впереди всего мира в науке и культуре. Храм Сераписа приводил в восторг и трепет своим великолепием и летающими статуями. Дворцы Клеопатры дышали небывалой чувственностью. Но самой главной жемчужиной, самым большим сокровищем города была гробница его основателя, самого Александра Великого. Даже если бы сохранилась она одна, Александрия уверенно конкурировала бы с Луксором, Гизой и Асуаном. Но нет, время не пощадило ничего.

— Этот человек…

— Да?

— Говорит, что нашел некрополь.

Маха оглянулась:

— Сказал где?

— Где-то в Царском квартале.

Ибрагим очертил пальцем приблизительную территорию. Даже определить примерные границы старого города представлялось невозможным, что уж говорить об улицах и отдельных зданиях. И все дело в особенностях расположения Александрии. Средиземное море с севера, озеро Мариутс юга и запада, болотистая дельта Нила с востока — расти городу просто некуда. Когда возникала необходимость в строительстве нового здания, приходилось сносить старое. Форт Кайт-Бей был возведен на руинах Фаросского маяка. А каменные блоки дворцов Птолемеев шли на постройку римских храмов, христианских церквей и мусульманских мечетей, отражая смену эпох.

Ибрагим повернулся к ней с мягкой улыбкой сказочника.

— Вы знаете, что Александр сам обозначил стены нашего города?

— Да, господин, — не поднимая головы, отозвалась Маха.

— Он проколол мешок с ячменной мукой и ею наметил будущие улицы и площади. Налетевшие вдруг птицы склевали всю муку. Кому-то это могло бы показаться недобрым предзнаменованием, но только не Александру.

— Да, господин.

— Он знал, что со временем наш город станет прибежищем и укрытием для людей всех народностей и рас. И он был прав. Да, прав.

— Да, господин.

— Я вам мешаю.

— Вы же сами сказали, что эти письма нужно отправить сегодня.

— Конечно, Маха, конечно.

Александр не увидел, как возводится его город. Плодами его славы воспользовались Птолемей с наследниками, правившие Египтом до прихода римлян, которые, в свою очередь, отступили под натиском хлынувших с востока арабов, взявших город в 641 году. Административную столицу перенесли сначала в Фустат, потом в Каир. Торговля с Европой сошла на нет, потребность в порте на Средиземном море отпала. С расширением дельты пришли в упадок каналы. Упадок Александрии продолжался и после того, как страну захватили турки. В начале девятнадцатого века, когда в Египет вторгся Наполеон, в городе насчитывалось не более шести тысяч человек. Но Александрия доказала свою живучесть, и сейчас ее население составляет примерно четыре миллиона человек, а плотность застройки такова, что систематические раскопки практически невозможны. Археологи фактически зависят от застройщиков, которые продолжают сносить старые постройки ради возведения новых. И каждый раз, когда это случается, в сердцах археологов вспыхивает надежда, что, может быть, на сей раз им удастся раскопать что-то необычное.

— Он детально описал один участок, — задумчиво произнес Ибрагим. — Дворик с бронзовыми дверями, ведущими в вестибюль и главный зал. Что вы об этом думаете?

— Склеп? — предположила Маха. — Эпохи Птолемеев?

Ибрагим кивнул.

— Ранних Птолемеев. Очень ранних. — Он вздохнул. — Я бы даже рискнул предположить, что речь идет о захоронении некоего македонского царя.

Маха поднялась и удивленно посмотрела на шефа.

— Вы же не хотите сказать… — начала она. — Но я всегда думала, что Александра похоронили в громадной гробнице.

Несколько секунд Ибрагим молчал, с удовольствием наблюдая ее замешательство и решая, что лучше — опустить ее с небес на землю или поощрить самые необузданные надежды. Первый вариант перевесил.

— Конечно, конечно. Назвали Сема — от греческого «гробница». Или, возможно, Сома — от слова «тело».

— О, — разочарованно протянула Маха. — Так это могила не Александра?

— Нет.

— Тогда кого?

Ибрагим пожал плечами:

— Вот раскопаем и узнаем.

— Как? Мне казалось, что мы уже потратили все деньги.

В том-то и проблема. Весь годовой бюджет был уже расписан. Ибрагим обращался к американцам и французам, и они давали, когда могли. Раскопки трудно планировать заранее. Если в текущем финансовом году находилось слишком много интересных мест, он просто не мог справиться со всеми. Приходилось устанавливать очередность. В настоящий момент все его археологи прямо или косвенно участвовали в нескольких проектах на территории старого города. Для раскопок на новом участке нужны будут деньги, специалисты и рабочие. Дожидаться наступления нового финансового года он не мог. Лестница в некрополь обнаружилась на месте будущей парковки строящегося отеля. Мохаммед мог задержать работы на пару недель, но никак не больше — в конце концов, он должен уложиться в график. Именно это и беспокоило Ибрагима больше всего. От строительных компаний и девелоперов в Александрии зависело очень многое, поскольку на них возлагалась обязанность сообщать в Совет по древностям обо всех значительных находках. Если бы он проявлял неуступчивость и заработал репутацию человека, не склонного к поиску компромисса, они просто перестали бы уведомлять его, невзирая на обязательства и возможные последствия. Во многих отношениях новая находка становилась головной болью, без которой он вполне мог бы обойтись. Но с другой стороны, раннее македонское погребение… Отмахнуться от такого объекта Ибрагим не имел права.

Впрочем, один возможный источник финансирования у него был. При одной лишь мысли о нем пересыхало во рту — не в последнюю очередь потому, что обращение к нему означало нарушение всех инструкций Совета по древностям. Однако альтернативы Ибрагим не видел. Сглотнув горький комок, он натужно улыбнулся.

— Тот греческий бизнесмен, что постоянно предлагает нам спонсорскую помощь…

Маха удивленно вскинула брови.

— Вы же не имеете в виду Николая Драгумиса?

— Именно его.

— Но вы ведь сами сказали, что… — Она поймала его взгляд и замолчала.

— Да, сказал, — кивнул Ибрагим. — Но ситуация изменилась. У вас есть лучшее предложение?

— Нет.

Когда Николай Драгумис вышел на него в первый раз, Ибрагим очень обрадовался. Спонсорам в совете всегда были рады. Однако что-то в манерах грека вызвало сомнения. Положив трубку, Ибрагим сразу же зашел на корпоративный веб-сайт «Драгумис групп» и убедился в широте деловых интересов компании: кораблестроение, страховой бизнес, средства массовой информации, импортно-экспортные операции, электроника, авиакосмическая промышленность, сделки с недвижимостью, туризм, безопасность и многое другое. В одном из разделов говорилось, что спонсорская помощь оказывается только тем проектам, которые призваны демонстрировать историческое величие Македонии или содействуют восстановлению независимости Эгейской Македонии от Греции. Ибрагим не считал себя знатоком греческой политики, но предпочитал не связываться с македонскими сепаратистами.

В другом разделе сайта ему попалась групповая фотография директоров компании. Николай Драгумис оказался высоким, подтянутым, хорошо одетым мужчиной с приятным лицом. Но внимание Ибрагима привлек человек, стоявший ближе к краю. Филипп Драгумис — основатель компании, ее исполнительный директор, смуглолицый, с аккуратной бородкой и большим багровым родимым пятном на левой щеке и пронизывающим взглядом, производил неприятное, отталкивающее впечатление даже на фотографии. От такого человека хотелось держаться подальше. Но сейчас у Ибрагима не было выбора. Сердце застучало чуть быстрее, чуть громче, как будто он ступил вдруг на край высокого обрыва.

— Хорошо. В таком случае найдите, пожалуйста, его номер телефона.

3

Нокс подвел катер к берегу неподалеку от того места, где стоял его джип, и спрыгнул в воду. Фиона уже оправилась от потрясения, пришла в себя и заявила, что собирается вернуться в отель. Судя по тому, что девушка старательно прятала глаза, она уже вычислила, что гнев Хасана падет не на нее, а на ее спасителя, а потому самое безопасное место — подальше от него. Не такая уж и дурочка, зло усмехнулся про себя Нокс, поворачивая ключ. Вообще-то он был рад сбросить с себя груз ответственности, тем не менее ее торопливое бегство оставляло неприятный, горький осадок. Паспорт, наличные и пластиковые карточки лежали в кармашке пояса, но компьютер, одежда и все бумаги остались в комнате отеля, и возвращаться за ними было бы слишком большим риском.

На главной дороге предстояло принять первое важное решение. Куда повернуть? На северо-восток, к израильской границе, или на запад, к шоссе, ведущему в глубь Египта. Израиль означал безопасность, но дорога в неважном состоянии, да и военных патрулей хватает. Значит, на запад. Девять лет назад Нокс прибыл на корабле в Порт-Саид. Оттуда же можно было бы и убраться из страны. Но Порт-Саид находится на Суэце, а Суэц принадлежит Хасану. Нет. Задерживаться на Синае опасно. Нужно как можно быстрее достичь какого-нибудь международного аэропорта. Каир, Александрия, Луксор.

Нокс достал сотовый, предупредил Рика и еще нескольких друзей и отключил телефон, чтобы его не смогли засечь по сигналу. Мотор старенького джипа ревел из последних сил. Впереди замелькали, словно огни далекого ада, голубые нефтяные факелы Суэцкого залива. Что ж, как раз под стать настроению. Не прошло и часа, как на дороге показался первый армейский контрольно-пропускной пункт — несколько бетонных блоков между двумя деревянными будками. Нокс не без труда подавил острый импульс — развернуться и бежать. Таких контрольных пунктов на полуострове предостаточно, так что бояться нечего. Подчинившись жесту офицера, он съехал на обочину и выключил двигатель. Офицер уже шел к нему — невысокого роста, широкоплечий мужчина с острыми глазками под полуопущенными веками. Опасный тип из разряда тех, кому доставляет удовольствие мучить и изводить более слабого. Спровоцировать, избить до полусмерти, а потом с невинным видом заявить, что он защищался. Протянув руку, египтянин взял паспорт и отошел в сторонку. Других машин не было; солдаты болтали, собравшись вокруг радиоприемника и забросив за спину автоматы. Нокс опустил голову. На посту всегда найдется кто-нибудь, кому захочется похвастать английским.

По стеклу медленно ползло зеленое насекомое. Гусеница. Нет, сороконожка. Нокс преградил ей дорогу пальцем. Насекомое уверенно преодолело барьер; крохотные ножки пощекотали кожу. Он поднял руку. Сороконожка продолжала упрямо ползти, не сознавая опасности ситуации. Нокс наблюдал за ней с симпатией. В Древнем Египте считали, что эти создания связаны со смертью, потому что питаются другими, более мелкими насекомыми, поедающими мертвецов, и, следовательно, защищают человеческое тело от разложения и в этом смысле как бы являют собой один из аспектов самого бога Осириса. Нокс бережно снял сороконожку с запястья, бросил на землю и проводил взглядом, пока она не скрылась в тени.

В будке офицер диктовал в телефонную трубку его паспортные данные. Потом положил трубку и взгромоздился на край стола в ожидании ответа. Проходили минуты. Нокс огляделся. Машины проезжали мимо. Никого больше не задерживали. Беглый осмотр и ленивый жест — проезжай. Телефон в будке наконец зазвонил. Офицер протянул руку. Нокс напрягся.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Церковь на окраине Салоник, северная Греция

— «Овен, которого ты видел с двумя рогами, это цари Мидийский и Персидский, — глубоким голосом произнес проповедник и, коротко заглянув в лежащую перед ним на кафедре раскрытую Библию, продолжил: — А козел косматый — царь Греции, а большой рог, который между глазами его, это первый ее царь». — Он остановился и обвел взглядом собравшихся. — Каждый, кто изучает Библию, скажет вам то же самое. — Старик подался немного вперед, переходя на доверительный тон. — Баран, о котором говорит Даниил, есть персидский царь Дарий. Царь же Греции есть Александр Великий. Александр Македонский. В стихах сих говорится о победе Александра над персами. А знаете ли вы, когда Даниил написал их? За шестьсот лет до рождения Христа, за двести пятьдесят лет до рождения Александра. За двести пятьдесят лет! Попробуйте представить, что будет с миром через двести пятьдесят лет. Не знаете? А Даниил знал.

Слушая проповедника, Николай Драгумис согласно кивал. Он знал этот текст слово в слово: сам написал большую его часть, и они много раз репетировали выступление, добиваясь совершенства, оттачивая каждое слово. Но одно дело репетиции и совсем другое — выступление перед людьми. Никогда не знаешь, как воспримут приготовленную тобой речь. Сегодня была премьера, и пока все шло хорошо. В таких делах главное — атмосфера. Вот почему они сделали выбор в пользу этой старой церкви, хотя служба и не была официальной. Через витражное стекло окон просачивался лунный свет. Высоко над головой, где-то в стропилах, глухо ухала какая-то птица. Тяжелая дверь отсекала внешние звуки. В воздухе стоял аромат ладана, за которым улавливался запах трудового пота. Света, распространяемого толстыми белыми свечами, хватало лишь на то, чтобы прихожане могли, заглянув в свои Библии, сами убедиться, что стихи и впрямь взяты из восьмой главы Книги пророка Даниила, а полумрак усиливал ощущение таинственности. Люди, живущие в этой части света, знали, что не все так просто и легко, как пытается представить современная наука. Они, как и Николай, понимали — мир полон тайн и в самых обыденных вещах скрыт великий смысл.

Он прошел взглядом по рядам. На скамьях сидели усталые, измученные, изнуренные люди. Люди, состарившиеся до времени, уже в четырнадцать взвалившие на себя бремя тяжкого труда, в шестнадцать ставшие родителями, в тридцать пять — стариками. Редкие из них жили дольше пятидесяти. Николай видел небритые, изможденные от постоянного напряжения лица с печатью горького разочарования, иссушенные и прокаленные солнцем; видел мозолистые руки, не знающие отдыха в вечной борьбе с голодом. Он видел злобу и недовольство в глазах этих придавленных бедностью людей, чьи скромные заработки облагались налогами. Злость — это хорошо. Недовольные восприимчивы к мятежным идеям.

Проповедник выпрямился, расправил плечи и продолжил: — «…он сломился, и вместо него вышли другие четыре: четыре царства восстанут из этого народа, но не с его силой». — Голубые глаза полыхнули тем пламенем, что отличает безумцев и пророков. С ним Николай тоже не ошибся. — «Он сломился». Под этой фразой понимается смерть Александра. «Четыре царства восстанут из этого народа». Здесь говорится о распаде Македонской империи. Как вы все знаете, четыре преемника разделили ее на четыре части. Птолемей, Антигон, Кассандр и Селевк. И помните, это было написано Даниилом почти за триста лет до тех событий.

Но недовольства и злости недостаточно, размышлял Николай. Там, где бедность, всегда есть недовольство и злость, но не всегда случаются революции. В последние две тысячи лет в Македонии хватало недовольства и злости. Народ этой страны угнетали сначала римляне, потом византийцы и оттоманы. И каждый раз, когда народ сбрасывал одно ярмо, на него тут же надевали другое. Сто лет назад многим казалось, что свобода наконец близка. Восстание Илиндена в 1903 году было жестоко подавлено, но в 1912-м сто тысяч македонцев выступили бок о бок с греками, болгарами и сербами, чтобы навсегда изгнать ненавистных турок. Тот год должен был по праву стать годом рождения независимой Македонии. Но их предали. Бывшие союзники повернули против них с молчаливого согласия великих держав, и Македонию, согласно решениям Бухарестского договора, разрезали натри части. Эгейская Македония досталась Греции, Сербскую Македонию отдали сербам, а Пиринскую Македонию заграбастала Болгария.

— «От одного из них вышел небольшой рог, который чрезвычайно разросся к югу и к востоку и к прекрасной стране». «Небольшой рог» — это Деметрий, — говорил проповедник. — Он, если кто не помнит, был сыном Антигона, и он самоуправно провозгласил себя царем Македонии, хотя и не был одной с Александром крови.

Бухарестский договор! Эти два слова шипом впивались в сердце Николая каждый раз, когда он слышал их. Почти столетие определенные им границы оставались практически нерушимыми. Ненавистные греки, сербы и болгары сделали все возможное, чтобы стереть историю Македонии, уничтожить ее язык и культуру. Они душили свободу слова, бросали за решетку каждого, кто проявлял даже малейшую непокорность. Отнимали у македонцев землю и поселяли на ней пришлых чужаков. Разрушали деревни, устраивали массовые убийства, защищали насильников. Они превратили македонцев в рабов, обреченных на труд и смерть. Они организовывали этнические чистки — а весь мир видел это и даже не пискнул в знак протеста. Но не получилось. Дух македонской нации остался крепок. Язык, церковь, культура сохранились благодаря этим простым гордым людям, которые уже принесли немало жертв и были готовы на большее. Скоро, уже совсем скоро, его родина обретет наконец долгожданную свободу.

— «И вознесся до воинства небесного, и низринул на землю часть сего воинства и звезд, и попрал их. И даже вознесся на Вождя воинства сего, и отнята была у Него ежедневная жертва, и поругано было место святыни Его». Место святыни, — повторил проповедник. — Вот это место. Македония. Земля, на которой вы родились. Именно с Деметрия начался хаос, поглотивший Македонию. Это случилось за двести девяносто лет до рождения Христа. Запомните эту дату. Запомните ее хорошенько. За двести девяносто лет до рождения Христа.

В кармане зазвонил сотовый. Этот номер знали немногие, и Николай дал своей секретарше Катерине строгий наказ — соединять только в случае крайней необходимости. Он поднялся и отошел к задней двери.

— Да?

— Господин, вас спрашивает Ибрагим Беюми, — сказала Катерина.

— Ибрагим… кто?

— Археолог из Александрии. Я бы не стала вас беспокоить, но он говорит, что дело срочное. Они что-то нашли. И решение нужно принять незамедлительно.

— Хорошо. Соедини.

— Да, господин.

Щелчок. И уже другой голос.

— Мистер Драгумис, это Ибрагим Беюми. Из Совета по древностям…

— Я знаю, кто вы. Что вам нужно?

— В прошлый раз вы предложили оказать спонсорскую помощь и были так щедры…

— Вы что-то нашли?

— Некрополь. Захоронение. — Египтянин перевел дух. — Судя по описанию, нечто похожее на Царский склеп в Эдессе.

Пальцы сжали телефон. Николай повернулся спиной к собранию.

— Вы нашли могилу македонского царя?

— Нет, — поспешно ответил Ибрагим. — Пока у меня есть только описание. Я не могу сказать, что там, пока не взгляну сам.

— Когда вы это сделаете?

— Завтра утром. При условии, что смогу обеспечить финансирование работ.

За спиной у Драгумиса гремел зычный голос проповедника.

— «И услышал я одного святого говорящего, и сказал этот святой кому-то, вопрошавшему: „На сколько времени простирается это видение о ежедневной жертве и опустошительном нечестии, когда святыня и воинство будут попираемы?“» Долго ли еще нам терпеть? Долго ли еще расплачиваться за грех Деметрия? Помните, это было написано за триста лет до совершенного Деметрием греха.

Николай прижал трубку к уху и постарался сосредоточиться.

— То есть деньги нужны вам еще до осмотра находки? — усмехнулся он.

— Ситуация не совсем обычная. У строителя, того, что сообщил о захоронении, больная дочь. Он согласен указать место только после того, как получит свою долю.

— Вот оно что. — Бакшиш. Как всегда. — Сколько вам потребуется? На все?

— В денежном выражении?

Николай раздраженно скрипнул зубами. Что за люди!

— Да, — процедил он, показывая, что терпение его на пределе. — В денежном выражении.

— Это зависит от размеров захоронения, времени, которое потребуется для работ и…

— В американских долларах. Тысячи. Десятки тысяч, сотни тысяч. Сколько?

— Ну, обычно в таких экстренных случаях… шесть или семь тысяч долларов на неделю.

— И сколько недель?

— Это зависит…

— Одна? Пять? Десять?

— Две. Три, если нам повезет.

— Хорошо. Знаете Елену Колоктронис?

— Археолога? Да, мы с ней встречались пару раз. А что?

— Она сейчас на раскопках в Дельте. Катерина даст вам контактный номер. Пригласите ее завтра. Если она поручится за вашу находку, то наша компания даст вам двадцать тысяч долларов. Полагаю, этого хватит и на раскопки, и на больных детей.

— Спасибо. Вы очень щедры.

— Поговорите с Катериной. Она сообщит вам наши условия.

— Условия?

— Вы же не думаете, что мы будем давать вам деньги без всяких условий?

— Но…

— Я уже сказал, поговорите с Катериной. — Он захлопнул крышку.

— «И сказал мне: „На две тысячи триста вечеров и утр; и тогда святилище очистится“». Две тысячи и триста дней! — воскликнул проповедник. — Две тысячи и триста дней! Но это не оригинальный текст. В оригинале говорится о «вечерах и утрах жертв». А эти жертвы приносились раз в год. Две тысячи и триста дней означают на самом деле две тысячи и триста лет. Кто скажет мне, сколько лет прошло со времени прегрешения Деметрия? Не знаете? Тогда позвольте мне сказать вам. Это две тысячи и восемь лет от года рождения Господа нашего. Это сегодня. Сегодня пришел час очистить наше святилище. Так сказано в Библии, а Библия не лжет. И помните, это было предсказано пророком Даниилом за шестьсот лет до рождения Христа. — Он вскинул руку. — Так здесь написано. Наше время пришло. Вы — избранное поколение. Вы назначены Богом, дабы исполнить волю Его. И разве кто посмеет отвергнуть Его призыв?

Собравшиеся переглядывались, взволнованно перешептывались, и Николай наблюдал за ними с глубоким удовлетворением. Да, их время настало. Его отец готовился к этому сорок лет, а он сам уже пятнадцать. Во всех деревушках, селах и городках у них были свои люди. В горах заложены склады оружия, продовольствия и воды. Ветераны югославских войн подготовили солдат к ведению партизанской войны. У них есть сочувствующие в местных и центральных органах власти, разведчики в армии, друзья в международном сообществе и опора в македонской диаспоре. Уже развернута пропагандистская кампания. Подконтрольные радио и телевидение пробуждают национальный дух, газеты публикуют истории, демонстрирующие примеры героизма и самопожертвования македонцев, разоблачая здесь же невиданную жестокость афинских властителей и стиль их жизни, отличающийся непомерной роскошью. Все это работает на общее дело. Злоба и ненависть распространяются по всей северной Греции, захватывая даже тех, кто не симпатизирует сепаратистам. Гражданские беспорядки, волнения, межэтнические стычки… Все признаки надвигающихся потрясений. Но этого недостаточно. Одного желания мало. Революции нужны люди, доведенные до такого состояния, когда они жаждут мученичества. Дай сигнал к выступлению сейчас, и все закипит, всплеснется волной, но уйдет в пшик. А реакция последует быстро. Греческая армия займет улицы, бизнес окажется под прессом расследований, семьям станут угрожать. Дальше — выборочные аресты, избиения, контрпропаганда. Они будут отброшены на годы назад. Нет, прежде чем начинать, им нужно кое-что еще. Нечто особенное. Символ, знамя, под которым македонцы будут готовы сражаться и умирать.

И кто знает, может быть, этот телефонный звонок из Египта и есть сигнал о том, что такой символ уже найден.

2

Офицер все еще говорил по телефону. Разговор затягивался. Египтянин взял ручку и листок бумаги, вышел из будки, списал регистрационный номер джипа, вернулся в будку и продиктовал данные тому, кто был на другом конце провода.

Ключ торчал в замке зажигания. Попытаться прорваться? Если Хасан доберется до него, ему все равно конец. Нокс оценил ситуацию. Солдаты оживленно болтали и, казалось, не обращали на него никакого внимания, но он понимал, что все изменится в одно мгновение, как только они услышат звук мотора. Угрозы террористов-самоубийц заставили их быть начеку, и рисковать никто не станет. Ему не дадут отъехать и на пятьдесят метров — изрешетят. Нокс вздохнул и приказал себе расслабиться — так или иначе, его судьба уже в чужих руках.

Офицер аккуратно положил трубку, поднялся и вышел из будки. Шел он уже не вразвалку и выглядел сосредоточенным и даже настороженным. Сделал знак солдатам, и те моментально заняли свои позиции и взяли автоматы на изготовку. Наклонившись к окну, офицер постучал паспортом по стеклу.

— Интересную мне рассказали историю.

Нокс замер.

— Что за история?

— Речь идет о Хасане аль-Ассьюти и каком-то иностранце. Они вроде как повздорили.

— Мне об этом ничего не известно.

— Рад слышать. — Офицер, щурясь, посмотрел на дорогу, ведущую в Шарм-эль-Шейх, как будто ждал чего-то. — Потому что если слухи верны, то иностранца ждут большие неприятности. Ему не позавидуешь.

Нокс непроизвольно сглотнул.

— Хасан хотел изнасиловать девчонку, — выпалил он. — И что мне было делать?

— Поставить в известность власти.

— Мы были в море!

— Что ж, у вас еще будет возможность изложить свою точку зрения в суде.

— Черта с два! — огрызнулся Нокс. — Через час меня уже и в живых не будет.

Офицер покраснел.

— Об этом надо было думать раньше.

— То есть, по-вашему, прикрывать собственную задницу? Как вы все, да?

— Меня это не касается, — нахмурился офицер.

Нокс кивнул.

— В моей стране всех египтян считают трусами и ворами. Я всегда говорю друзьям и знакомым, что это не так, что египтяне смелые и благородные люди. Наверное, я ошибался.

Солдатам его реплика пришлась не по вкусу. Один из них даже попытался просунуть руку в окно. Офицер остановил парня:

— Не надо.

— Но он…

— Нет.

Пристыженный солдат отступил. Офицер еще раз пристально посмотрел на Нокса, словно не зная, что с ним делать. На холме мелькнули в полумраке фары.

— Пожалуйста, дайте мне шанс, — взмолился Нокс.

Египтянин тоже заметил приближающиеся огни. На скулах проступили желваки — похоже, решение принято. Он бросил паспорт на сиденье и, повернувшись к своим людям, жестом приказал расступиться.

— Убирайтесь из Египта. Оставаться здесь вам небезопасно. Возвращайтесь домой.

Нокс облегченно выдохнул:

— Уеду сегодня же.

— Вот и хорошо. И поторопитесь. Пока я не передумал.

Нокс повернул ключ и вдавил в пол педаль газа. Руки дрожали, по телу раскатывалась волна эйфории — спасен! Он сдерживался, пока не отъехал от поста на приличное расстояние, и лишь тогда издал радостный вопль и нанес хук воображаемому врагу. Он поступил необдуманно, глупо и едва не поплатился за ошибку, но, похоже, удача оказалась на его стороне.

3

Прибыв в отель, где жил Нокс, Нессим обнаружил за стойкой мирно посапывающего консьержа, полноватого мужчину средних лет. От громкого хлопка по стойке бедняга сдавленно вскрикнул и растерянно заморгал.

— Нокс, — сказал Нессим. — Мне нужен Дэниел Нокс.

— Его сейчас нет.

— Знаю, что нет. Покажите мне его номер.

— Но это его номер! — запротестовал консьерж. — Я не имею права показывать его вам.

Нессим достал из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник, как бы ненароком обнажив рукоятку торчащего из плечевой кобуры пистолета, отсчитал пятьдесят египетских фунтов и положил деньги на стойку.

— Я пока всего лишь прошу.

Консьерж облизнул пересохшие губы.

— Ну разве что в виде исключения, — пробормотал он.

Поднимаясь за толстяком по лестнице, глава службы безопасности невесело размышлял о том, что случилось на боте. Профессионалу тяжело признать, что его переиграл какой-то «пляжный», как называли в Шарм-эль-Шейхе туристов, иностранец. Поначалу Нессим думал, что выследить англичанина не составит труда, но дальнейшее развитие событий доказало, что все не так просто. Свой человек в армии уже сообщил, что беглец каким-то образом просочился через дорожный блокпост. Какая досада! Казалось бы, что может быть легче! Тем не менее он не стал изливать раздражение и злость на неведомых разгильдяев. В Египте только дурак ссорится с армейскими, а Нессим дураком не был.

Консьерж открыл дверь и нервно огляделся — не хватало только, чтобы другие гости увидели, что происходит. Нессим вошел. На поиски Нокса у него оставалась одна ночь, да и то лишь потому, что Хасану дали морфин и он уснул. Проснувшись утром, босс потребует отчета, и тогда нагоняя не избежать.

Ему нужен Нокс.

Нессим перебрал висевшую в шкафу одежду, проверил стоявшую внизу брезентовую сумку с красными карманами и присел возле стопки книг в углу комнаты. Несколько триллеров, пара комиксов, труды по истории Египта и археологии. На столе — с полдюжины компакт-дисков, музыка, ноутбук и толстая тетрадь. Он открыл ее. На первой странице двуязычная, на английском и арабском, надпись:

Раскопки в Маллави

Первый сезон

Ричард Митчелл и Дэниел Нокс

Нессим пролистал страницы. Текст и несколько фотографий с раскопок вблизи древнего, эпохи Птолемеев, поселения неподалеку от Маллави в Среднем Египте. Интересно, с какой стати египтолог стал вдруг инструктором по подводному плаванию в Шарм-эль-Шейхе? Нессим задумался. Отложил тетрадь. Просмотрел еще два-три документа. Карты, фотографии рифов. Взял из шкафа сумку и сложил в нее все документы. Засунул туда же лэптоп. Собрал диски. В верхнем ящике стола постоялец хранил фотокопии паспорта и водительских прав — предположительно на случай утери оригиналов — и полоску цветных фотографий — очевидно, для тех многочисленных документов, что требуются от иностранцев, если они хотят работать на Синае. Все это Нессим спрятал в карман пиджака. Потом повесил сумку на плечо и шагнул к двери. Консьерж жалостливо заскулил.

— Да? — осведомился гость. — Что-то не так?

— Нет.

— Вот и хорошо. И прими совет. На твоем месте я бы освободил номер. Сильно сомневаюсь, что твой дружок вернется сюда в ближайшее время.

— Вы так думаете?

— Да. — Он протянул консьержу визитную карточку. — Но если вдруг вернется, позвони мне.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Москиты в тот вечер пребывали в особенно злобном настроении. Гейл затянула окно зеленоватой защитной сеткой, натянула на запястья и застегнула рукава, подтянула повыше носки и обрызгала оставшиеся обнаженными участки репеллентом, отчего кожа приобрела нездоровый блеск, но крошечные злодеи все равно ухитрялись прорывать оборону и впиваться в нее своими жалами, а потом, испив крови, триумфально взмывали вверх, к потолку комнаты, где исполняли ритуальный танец победителей и где она не могла достать их, даже встав на стул.

Еще один зажужжал за ухом. Гейл шлепнула по шее, но наказала только себя — негодяй увернулся, успев-таки сделать свое мерзкое дело. Каждый вечер приходилось печатать проклятые отчеты, и, разумеется, правая рука становилась легким объектом для нападения. Она уже покраснела и начала распухать. Гейл выглянула в окно. А не сделать ли перерыв? Пожалуй, не помешает. Выпить холодного пива, поболтать. Только вот если Елена поймает ее в баре…

Дверь распахнулась без предупреждения, и Елена бесцеремонно, как будто к себе домой, вошла в номер. Такие мелочи, как частная жизнь, для нее не существовали, но упаси вас Бог постучаться к ней, не уведомив о своем визите письменно за две недели!

— Да? — спросила Гейл.

— Мне только что позвонили. — Елена посмотрела на Гейл так, словно застигла ее за чем-то недозволенным и собиралась использовать ситуацию к собственной выгоде. — Ибрагим Беюми. Вы ведь его знаете? Возглавляет Совет по древностям в Александрии. Похоже, нашли некрополь. Часть его, возможно, македонской эпохи. Хочет, чтобы я приехала и проверила вместе с ним. И еще сказал, что собирает группу для возможных раскопок, и спросил, не можем ли мы оказать помощь, прислав специалиста. Пришлось напомнить, что у меня здесь и своей работы хватает. Но… в общем, я согласилась откомандировать вас.

Гейл нахмурилась.

— Ему нужен лингвист?

— У него мало времени, — раздраженно бросила Елена. — Сначала необходимо все зафиксировать, описать, обработать, организовать хранение. Переводом можно будет заняться и потом.

— Тогда что…

— У него нет фотографа.

— Вот как? — Гейл пожала плечами. — Но я не фотограф.

— У вас есть фотоаппарат, так? Вы уже занимались этим здесь, так? Или хотите сказать, что ваши снимки никуда не годятся?

— Я фотографировала только потому, что вы меня об этом попросили.

— Выходит, это я во всем виновата?

— А как же Мария? — уныло спросила Гейл.

— И с кем тогда мы останемся? Или вы лучший фотограф, чем она?

— Нет, конечно, нет. — Фотоаппарат она взяла с собой только потому, что собиралась снять глиняные таблички и потом попытаться поработать с изображением на компьютере. — Я только сказала, что не…

— К тому же Мария не говорит ни по-английски, ни по-арабски, — напомнила Елена. — Ибрагиму она не поможет, а без языка ей будет трудно. Вы же не хотите ее подставить?

— Нет, я только…

— Вы только… — раздраженно передразнила ее Елена.

— Так это из-за того, что я спустилась в шахту? — догадалась Гейл. — Говорю вам, я ничего не видела.

Елена покачала головой:

— Это здесь ни при чем. Все очень просто. Шеф александрийского Совета по древностям попросил у нас помощи. Вы же не хотите, чтобы я ему отказала?

— Нет. — Гейл обреченно вздохнула. — Конечно, нет.

Елена удовлетворенно кивнула.

— Завтра утром проведем предварительный осмотр. Позаботьтесь о том, чтобы все было готово. Выезжаем в семь утра. — Она оглядела неприбранную комнату, покачала головой — и как только люди могут жить в таком свинарнике! — и, хлопнув дверью, вышла.

2

Джип пришлось поставить на стоянку. Старичок был ему верным спутником все эти годы в Египте, намотал немало миль и никогда не подводил. К машине привыкаешь, а если она еще и служит верно, к ней прикипаешь сердцем. Нокс оставил ключ в замке зажигания и положил на сиденье парковочный талон, решив, что позвонит кому-нибудь из каирских друзей. Может, еще пригодится.

В аэропорту — столпотворение. Здесь, как всегда, что-то переоборудовали, а потому рабочее пространство сократилось наполовину. Нокс, хотя и не верил, что люди Хасана могли попасть сюда раньше, натянул на глаза бейсболку. Рейсов было много. Большинство самолетов прибывали в Египет вечером и ночью, чтобы к утру вернуться домой. Он прошелся вдоль стоек регистрации. Лондон? К черту! Когда жизнь не удалась, меньше всего тянет туда, где все напоминает об успехах старых друзей. Афины тоже исключались. После семейной трагедии Греция стала для него запретной зоной. Штутгарт? Париж? Амстердам? Ну уж нет! Темноволосая женщина в очереди на Рим перехватила его взгляд и робко улыбнулась. А почему бы и нет? Он подошел к столу справок — узнать, есть ли еще билеты. Какой-то мужчина перед ним выражал недовольство дополнительным сбором за компьютер. Нокс отвернулся. Офицер на блокпосту посоветовал побыстрее убраться из страны и вернуться домой. Но его домом был Египет. Нокс прожил здесь десять лет и успел полюбить эту землю с ее жарой, дискомфортом и хаосом. И больше всего полюбил пустыню, ее четкие, резкие линии, невероятное ощущение покоя и одиночества, восхитительные закаты и зябкий туман над дюнами в предрассветный час. Ноксу нравился нелегкий труд археолога, ни с чем не сравнимое волнительное ожидание открытия, адреналиновая горячка, выгоняющая утром из постели. Что ж, больше заниматься раскопками уже не придется. Другого шанса не будет.

Мужчина наконец расплатился и отошел, и Нокс шагнул к стойке. Натянутые нервы предательски дрожали. Если у него проблемы, то ждать их следует именно здесь. Кассир вежливо улыбнулась. Он спросил, есть ли места, и она ответила, что мест предостаточно. Нокс подал паспорт и кредитку. Девушка пробежала пальцами по клавиатуре, подняла на секунду глаза.

— Mi scusi un momento.[1] — Она взяла паспорт и карточку и вышла из кабинки.

Нокс перегнулся через стойку и посмотрел на монитор. Ничего особенного. Он обвел взглядом зал. Все как всегда. Кассир вернулась и заняла свое место. На него она не смотрела, а паспорт и кредитку держала в руке, на некотором удалении от окошечка. Так, чтобы он не мог их достать. Нокс еще раз оглянулся. У дверей в обоих концах зала, словно по команде, появились охранники. Он резко наклонился, выбросил руку, выхватил паспорт и кредитку у ошарашенной девушки, повернулся и, вобрав голову в плечи, быстро зашагал прочь. Охранник слева что-то крикнул, и Нокс, поняв, что его заметили, метнулся к выходу. Двери открывались автоматически, но так медленно, что ему пришлось помочь им плечом. Солдат рванул с плеча автомат, но сделал это так неуклюже, что выронил оружие. Нокс бросился налево, подальше от ярких огней терминала, в спасительную темноту. Перемахнул через перила, сбежал по уклону к едва освещенной автобусной остановке, пронесся между сидящими на рюкзаках ребятами, врезался в стену перехода. Два мирно покуривавших уборщика удивленно посмотрели ему вслед, когда он проскочил между ними; от резкого табачного дыма на мгновение перехватило горло. Еще раз влево. И дальше.

Он бежал изо всех сил, не обращая внимания на крики и вой сирен. В темноте слева проступили деревья. Нокс нырнул за них, пробежал еще минут десять и наконец остановился, согнувшись, тяжело дыша, хватая ртом влажный воздух. По дороге медленно проплывали автомобили, и свет фар скользил по деревьям. Рубашка промокла от пота. Нокс поежился от ее холодного прикосновения к разгоряченной коже и вдохнул свой собственный запах. Плохо. Все так плохо, что хуже некуда. Попадешь в полицию — уже не оправдаешься. И тогда им займется Хасан. Какие варианты? В аэропорты информация уже поступила. Морем тоже не выбраться. На пограничных переходах есть его фотография. Конечно, в Каире можно раздобыть любые документы, но у врага слишком длинные руки. Скоро Хасан узнает, что он здесь, и пустит по следу своих охотников. Нет, в столице оставаться слишком опасно — нужно уезжать. Можно взять такси или сесть на автобус, но водитель запомнит его лицо. В поездах всегда полным-полно солдат и полицейских. Уж лучше рискнуть и попытаться вернуться за джипом.

Справа послышались крики. Одиночный выстрел. Нокс вздрогнул и присел и только потом понял — стреляют так, на всякий случай. Дыхание восстановилось. Мысли прояснились. Держась в темноте, он крадучись добрался до проволочного ограждения парковки. Хорошо еще, что проволока не колючая. Нокс перелез через ограждение возле бетонного столба, спрыгнул, ухитрившись все же оцарапать костяшки пальцев, проскользнул между лужицами бледного света, протиснулся между стоящими едва ли не вплотную автомобилями и осмотрелся. Никого. Те, кто приехал, прошли в здание аэропорта; те, кто прилетел, давно уехали в город. Он подошел к будке, сунул деньги сонному сторожу, и тот поднял шлагбаум.

Слева промелькнули голубые огни патрульной машины. Нокс выехал на главную дорогу и повернул вправо, в сторону Каира. Голубые огни помаячили в зеркале заднего вида и растаяли во тьме. И что дальше? Куда теперь? В Каире задерживаться нельзя. Но и от контрольных пунктов лучше держаться подальше. Следовательно, Синай, Западная пустыня и юг исключаются. Остается Александрия. До нее всего три часа езды, к тому же Александрия всегда нравилась Ноксу больше других египетских городов. Там у него друзья, так что можно обойтись без отеля. Другое дело, что и подвергать риску знакомых нечестно. В конце концов, он беглец, его разыскивает полиция. Нужно обратиться к тому, кто поверит, кто не станет задавать лишних вопросов, у кого крепкие нервы и кто сам время от времени позволяет себе слегка преступить закон — хотя бы для того, чтобы просто пощекотать нервы. Список кандидатов, отвечающих этим требованиям, исчерпывался одним человеком. Настроение поднялось — впервые за последние часы. Нокс развернулся на север и придавил педаль газа.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

— Mais attends![2] — крикнул Огюстен Паскаль, отзываясь на стук в дверь. И кого же это нелегкая принесла! — J'arrive! J'arrive![3] — Он перебрался через уткнувшуюся в подушку голую девицу. Длинные волнистые каштановые волосы придавали ей сходство с Софией. На всякий случай Огюстен убрал со щеки густую шелковистую прядь. Вот черт! Потратить целую неделю на ухаживания, а когда цель уже так близка, сорваться и набраться до чертиков в баре.

Годы, годы. Как это ужасно — сознавать, что молодость ушла безвозвратно.

Голова пульсировала глухой болью, и стук в дверь отдавался тяжелым эхом, раскалывающим стенки черепа. Огюстен посмотрел на будильник. Полшестого! Всего-то полшестого, чтоб им провалиться! Невероятно!

— Mais attends! — проорал он снова, поворачиваясь к прикроватному столику, на котором всегда держал бутылки с водой и кислородную подушку. Пара глотков из одной, вдох из подушки. Полегчало. По крайней мере теперь сохранять вертикальное положение стало легче, да и комната вроде бы уже не кружилась. Он обвязался дырявым полотенцем, сунул в рот сигарету, прикурил и шагнул к двери.

За дверью стоял Нокс.

— Какого хрена? Ты хоть представляешь, который сейчас час?

— У меня проблемы, — спокойно ответил гость. — Нужна твоя помощь.

2

Ибрагим проезжал по Александрии в прекрасном настроении. Солнце едва поднялось, но радостное волнение не позволяло нежиться в постели. Ночью ему приснился сон. Нет, не совсем так. Он уже проснулся и просто лежал, ожидая сигнала будильника, когда его как будто накрыла волна необъяснимого блаженства. Ощущение было такое, словно он стоит на пороге великого свершения, небывалого открытия.

Машина остановилась перед высокой жилой многоэтажкой — обшарпанным строением с серыми, выщербленными стенами, сломанной, болтающейся на одной петле дверью и оборванными проводами интеркома. Мохаммед уже ждал его в подъезде. Глаза строителя вспыхнули при виде «мерседеса» гостя. Степенно выйдя к машине, он горделиво, как приглашенный на сцену актер или спортсмен, огляделся, явно рассчитывая на внимание соседей и знакомых.

— Доброе утро, — сказал Ибрагим.

— Поедем с шиком, — отозвался с улыбкой Мохаммед, усаживаясь на переднее сиденье и устраиваясь поудобнее, чему препятствовали длинные ноги.

— Да.

— Моя жена так волнуется. Уверена, что мы нашли Александра. — Он с хитрецой взглянул на чиновника, ожидая его реакции.

— Боюсь, ее ждет разочарование. Александра похоронили в большой гробнице.

— А то, что мы нашли, не часть?

Ибрагим пожал плечами:

— Вряд ли. Понимаете, в этой гробнице ведь хоронили еще и Птолемеев. — Он улыбнулся в ответ на удивленный взгляд строителя. — Им хотелось, чтобы тень славы Александра падала и на них. Но не все получилось так, как кому-то хотелось. Когда римский император Август посетил Александрию специально с целью поклониться гробнице Александра, священники спросили, не желает ли гость взглянуть на Птолемеев. Знаете, что он ответил?

— Что?

— Август сказал, что прибыл посмотреть на царя, а не на трупы.

Мохаммед громко рассмеялся. Александрийцам всегда нравилось, когда с сильных мира сего немного сбивали спесь. Ибрагим, вдохновленный произведенным эффектом, решился рассказать другой исторический анекдот.

— Знаете Колонну Помпея?

— Конечно. Я даже вижу ее с участка.

— А вам известно, что она не имеет к Помпею никакого отношения? Нет? Ее воздвигли в честь императора Диоклетиана после того, как он явился сюда для подавления восстания. Император так рассердился на александрийцев, что поклялся резать их до тех пор, пока его конь не будет по колено в крови. Угадайте, что случилось?

— У меня слабое воображение.

— Его конь поскользнулся и оцарапал колени до крови. Диоклетиан счел случившееся знамением и пощадил город. В память о нем власти и поставили колонну и статую. И что сделали александрийцы?

— Что?

— Они тоже поставили статую. Но не в честь Диоклетиана, а в память о его коне.

Мохаммед расхохотался и даже хлопнул себя по колену.

— Статую коню! Мне это нравится!

Они приближались к центру города.

— Куда? — спросил Ибрагим.

— Налево. И потом еще раз налево. — Они переждали трамвай. — Так где же все-таки была гробница Александра?

— Точно никто не знает. Древняя Александрия ужасно страдала от пожаров, бунтов, войн и землетрясений. А еще было цунами. Вода сначала отступила от берегов, так что дно бухт обнажилось, и горожане вышли собирать рыбу и утерянные вещи, а потом нагрянула чудовищной волной. Погибли многие.

Мохаммед в изумлении покачал головой:

— А я об этом не слышал.

— Город лежал в руинах. Великие памятники погибли. Исчезла и гробница Александра. С тех пор ее так и не нашли. Хотя, поверьте, мы очень старались. Искали действительно многие. Организовывались крупные экспедиции, в том числе экспедиция Генриха Шлимана, уже добившегося триумфального успеха в Трое и Микенах. И никто ничего не нашел.

— Но у вас наверняка есть свое мнение.

— Наши источники согласны в том, что она находился на северо-восточном перекрестке древних дорог. Проблема в том, что мы не знаем, где этот перекресток. За последнее время появилось слишком много новых строений. Еще двести лет назад — да. Тысячу лет назад — легко. Но сейчас…

Мохаммед лукаво взглянул на Ибрагима.

— Люди говорят, что Александр похоронен под мечетью пророка Даниила. В золотом гробу.

— Боюсь, они ошибаются.

— Тогда почему так говорят?

Ибрагим помолчал, собираясь с мыслями.

— А вы знаете, что Александр упоминается в Коране? Да, под именем пророка Зулькарнайна, Двурогого. Лев Африканский, арабский автор шестнадцатого века, рассказывает, как благочестивые мусульмане совершали паломничества к его могиле, и упоминает, что она находилась возле церкви Святого Марка, как и мечеть пророка Даниила. А в арабских сказаниях говорится о пророке Данииле, завоевавшем всю Азию, основавшем Александрию и похороненном там же в золотом гробу. Речь может идти только об Александре. Вот почему люди могли и перепутать мечеть с гробницей Александра. Был еще один грек, утверждавший, что видел тело с диадемой в склепе под мечетью. Согласитесь, идея выдать его за Александра очень соблазнительна. Есть только одна проблема.

— Да?

— Все это не соответствует действительности.

Мохаммед рассмеялся:

— Уверены?

— Я сам занимался поисками склепов. Поверьте, все они римской, а не птолемеевской эпохи. Лет на пятьсот или шестьсот позже. Но идея укрепилась в сознании, причем не в последнюю очередь из-за того, что на самой лучшей из карт древней Александрии гробница обозначена рядом с мечетью.

— Ну вот!

— Карту составляли для Наполеона Третьего, — покачал головой Ибрагим. — Он готовил биографию Юлия Цезаря и собирал информацию о древней Александрии, а потому обратился за помощью к своему другу, Хедиву Исмаилу. Но точной карты в то время не существовало, и Хедив дал поручение составить ее некоему Махмуду эль-Фалаки.

— Императорам проводить исследования легче, чем простым ученым.

— Совершенно верно, — согласился Ибрагим. — И надо сказать, Махмуд хорошо справился с задачей. Но и его карте далеко до идеала. Он тоже поддался влиянию старых легенд, потому что поместил гробницу Александра неподалеку от мечети, а все современные путеводители просто-напросто воспроизводят ее — надо же как-то поддерживать миф. Бедного имама постоянно донимают туристы, надеющиеся отыскать Александра. Но им его не найти, уж можете мне поверить.

— И где его следует искать?

— Как я и сказал, на старинном северо-восточном перекрестке. Возможно, около кладбища Терра-Санта. К северо-западу от Садов Шаллалата.

Мохаммед опечалился, и Ибрагим потрепал его по плечу:

— Не отчаивайтесь. Есть и кое-что еще, о чем я не упомянул.

— Что?

— Я никому об этом не говорил. Не хочу, знаете, чтобы пошли слухи. Не оставляйте надежду. Серьезно.

— Расскажите, что вам известно.

— Гробниц у Александра было две.

— Две?

— Да. Сома, та самая великолепная гробница, о которой я рассказывал, была построена в 215 году до н. э. Птолемеем Филопатром, четвертым царем династии. Но еще раньше он построил другую гробницу, в более традиционном македонском стиле. И вот она-то больше напоминает ту, что вы обнаружили вчера.

Мохаммед удивленно посмотрел на него:

— И вы думаете, что мы нашли эту другую?

— Нет, — мягко ответил Ибрагим. — Я так не думаю. Не забывайте, речь идет об Александре. Для него Птолемеи, несомненно, возвели бы нечто величественное. Впрочем, кто знает. Ученые даже не смогли выяснить, когда именно тело Александра перевезли сюда из Мемфиса. Современные исследователи сходились на том, что это произошло в 285 году до н. э., через сорок лет после его смерти, хотя никто так и не смог объяснить причину такой задержки. Считается, что тело было выставлено на всеобщее обозрение, так что вряд ли его нужно искать глубоко под землей. К тому же на протяжении многих веков Александру поклонялись как богу, и городские власти вряд ли допустили бы, чтобы его усыпальница превратилась в обычный некрополь.

Мохаммед растерянно почесал затылок.

— Тогда почему вы говорите, что не надо терять надежду?

— Потому что это археология, — усмехнулся Ибрагим. — Здесь ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

Было и кое-что еще, чем он, однако, ни с кем не собирался делиться. Еще в детстве, засыпая под отцовские рассказы о великом основателе великого города, Ибрагим проникся верой в свою особую миссию, в то, что судьба отвела ему важную роль в возвращении гробницы Александра. И сегодня утром, когда он еще лежал в постели, чувство это вернулось с новой силой. При всех своих сомнениях, свойственных каждому ученому, в глубине души Ибрагим не сомневался — это ощущение как-то связано с находкой Мохаммеда.

3

Нессим не спал всю ночь, прилагая отчаянные усилия, чтобы выследить Нокса до того, как придет в себя Хасан. Не получилось. Пятнадцать минут назад его вызвали, и вот теперь он стоял, сжав кулаки и набираясь смелости, перед дверью палаты в медицинском центре Шарм-эль-Шейха.

В семнадцать лет Нессим вступил в египетскую армию и вскоре стал десантником, солдатом элитного подразделения. Но травма колена положила конец надеждам на военную карьеру, и он, уйдя в отставку, подался в наемники — чего-чего, а военных конфликтов в Африке хватало всегда. Упавшая под ноги мина не взорвалась, но убедила его в том, что пришло время найти работу поспокойнее. Вернувшись в Египет, бывший десантник быстро заработал репутацию отличного телохранителя и затем принял приглашение возглавить службу безопасности Хасана. Телохранитель — профессия не для пугливых, но было в новом шефе что-то такое, что внушало страх даже ему, человеку отнюдь не трусливому.

— Входи, — пробормотал Хасан, едва шевеля губами, и поморщился — малейшее усилие отдавалось болью в разбитых ребрах. — Ну?

— Вы не оставите нас? — обратился Нессим к сидевшему у кровати врачу.

— С большим удовольствием, — обрадовался доктор.

Нессим закрыл за ним дверь.

— Взяли девчонку. Она как раз садилась в автобус.

— А Нокса?

— Почти схватили. В Каирском аэропорту. Ушел.

— Почти? — рявкнул Хасан. — Что толку от твоего почти!

— Извините, господин.

Хасан на секунду зажмурился от боли.

— И ты называешь себя начальником моей службы безопасности? Смотри на меня! Как ты мог позволить ему уйти? Как ты мог позволить ему разгуливать по Египту, словно какому-нибудь… отпускнику?

— Я уйду в отставку по первому вашему…

— Мне не нужна твоя отставка. Мне нужен Нокс. Ты понимаешь? Я хочу, чтобы ты доставил его сюда. Я хочу посмотреть ему в лицо. Я хочу, чтобы он понял, что сделал и что его ждет.

— Да, господин.

— Мне плевать, что для этого потребуется. Плевать, сколько это будет стоить. Плевать, чьими услугами ты воспользуешься. Задействуй свои связи в армии. В полиции. Делай что хочешь. Тебе ясно?

— Да, господин.

— Ну? Ты еще здесь?

— Прошу прощения, господин, но ловить его можно по-разному. Один путь, как вы правильно указали, воспользоваться нашими контактами в армии и полиции.

Хасан прищурился. Даже в гневе он не терял рассудок.

— Но?

— Вчера нам не стоило труда заручиться их помощью. Мы лишь сказали, что Нокс замешан в серьезном происшествии, но подробности не разглашали. Однако завтра и послезавтра, если мы все еще будем настаивать на их помощи, они захотят получить свидетельства того, что происшествие действительно серьезное.

Хасан посмотрел на него как на сумасшедшего.

— По-твоему, то, что он со мной сделал, — это пустяк? Мелочи?

— Конечно, нет, господин.

— Тогда что ты имеешь в виду?

— Пока о случившемся знают немногие, да и то, что они знают, не более чем слухи. Медиков я подбирал лично, и они распространяться не станут. У палаты дежурят мои люди. Без моего разрешения сюда никто не войдет. Но если привлечем полицию, они начнут собственное расследование. У вас захотят получить объяснение, вас сфотографируют, потребуют встречи с вашими гостями, включая человека из Штутгарта и девушку. Вы должны сами решить, нужно ли вам это, пойдет ли огласка на пользу и не пострадает ли ваша репутация, если история — в превратном изложении и с вашими снимками — попадет в газеты или в Интернет, что вполне может случиться, поскольку, как мы с вами знаем, в полиции у вас есть не только друзья, но и враги. Примите во внимание и то, как повлияет на ваш личный авторитет тот факт, что простой инструктор не только нанес вам физическое оскорбление, но и ушел от наказания, пусть даже ненадолго.

Хасан нахмурился. Он знал цену страху и не мог позволить, чтобы кто-то посчитал его слабаком.

— Что ты предлагаешь?

— Мы снимаем обвинения. Говорим, что имело место недоразумение. Отсылаем девушку. Вы до выздоровления остаетесь в тени. А мы тем временем сами занимаемся Ноксом.

После долгой паузы Хасан кивнул:

— Хорошо. Но теперь за все отвечаешь ты лично. И мне нужны результаты. Понятно?

— Да, господин. Понимаю.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

В Александрию Гейл приехала впервые. На Корните уже возникла пробка. В Восточной бухте покачивались похожие на фламинго рыбацкие лодки и яхты. Легкий ветерок с моря нес с собой слегка кисловатый привкус. Гейл откинула голову и прикрылась ладошкой от утреннего солнца, мелькающего между высокими прямоугольными отелями, жилыми многоэтажками и офисными зданиями, помеченными блюдцами спутниковых антенн. Александрия всегда просыпалась позже других египетских городов. Поднимались стальные ставни магазинов, опускались навесы. Солидные мужчины потягивали кофе у кондитерских, снисходительно посматривая на детишек в обносках, снующих между машинами и навязчиво предлагающих салфетки и сигареты. Уходящие от набережной узкие и темные улочки и переулки дышали неясной опасностью. Битком набитый трамвайчик остановился, чтобы принять в себя еще с десяток пассажиров. Полицейский в ослепительно белой форме поднял руку, направляя их вправо. Неподалеку прогрохотал немыслимо древний пригородный поезд, едва не остановившийся от бессилия на железнодорожном разъезде. Между телегами играли в догонялки мальчишки.

Елена многозначительно взглянула на часы.

— Вы уверены, что мы едем правильно?

Гейл беспомощно пожала плечами. Единственной их картой была фотокопия из устаревшего путеводителя. Ее до сих пор не оставляло подозрение, что она оказалась здесь в наказание за совершенный проступок, хотя, конечно, босс никогда бы в этом не призналась.

— Думаю, что да.

Елена громко вздохнула.

— Могли бы и посмотреть.

— Я и смотрю. — Скорее всего, решила Гейл, причина «ссылки» в том, что она спустилась в ту шахту. Впереди показался большой перекресток. Елена вопросительно посмотрела на нее, ожидая указаний.

— Куда?

— Вправо.

— Точно?

— Мы уже где-то близко. Так что либо вправо, либо влево.

— Где-то близко. Вправо или влево, — фыркнула Елена. — Хороший совет.

Гейл выглянула в окно. Хотелось спать, хотелось кофе. Впереди виднелось что-то похожее на строительную площадку: бетонная высотка с торчащей вверх и напоминающей паучьи лапки стальной арматурой.

— Наверное, вон оно.

— Наверное? А точнее нельзя?

— Я в Александрии в первый раз, — запротестовала Гейл. — Откуда мне знать?

Елена хмыкнула, покачала головой и, повернув влево, проехала через двойные ворота. Машина запрыгала по выбоинам. В конце проезда о чем-то оживленно беседовали трое египтян.

— Ибрагим, — пробормотала Елена с таким очевидным разочарованием, что Гейл с трудом спрятала улыбку.

Припарковались, Гейл открыла дверцу, проворно выскользнула из машины и остановилась, не зная, что делать дальше. Обычно она чувствовала себя вполне уверенно в подобных ситуациях, но сейчас ее смущала собственная некомпетентность. Ну какой из нее фотограф? Ощущая себя мошенницей и самозванкой и оттягивая момент разоблачения, она прошла к багажнику.

Спрятаться не удалось. Елена поправила костюм, прилепила к губам улыбку и решительно направилась к мужчинам.

— Ибрагим, — обратилась она к элегантно одетому египтянину. — Познакомьтесь, это Гейл.

— Наш многоуважаемый фотограф! Мы так вам признательны!

— Вообще-то я не…

— Гейл — прекрасный фотограф, — резко перебила ее Елена. — К тому же специалист по древним языкам.

— Великолепно! Замечательно! — Он кивнул в сторону двух своих товарищей, склонившихся над расстеленной на земле картой: — Мансур и Мохаммед. Мансур — моя правая рука. Руководит всеми нашими раскопками в Александрии. Не знаю, что бы я без него делал. А Мохаммед — прораб на этой стройке.

— Приятно познакомиться, — смущенно улыбнулась Гейл.

Мужчины оторвались от карты и вежливо кивнули. Ибрагим посмотрел на часы.

— Еще один подойдет позднее. Вы ведь знакомы с Огюстеном Паскалем?

Елена усмехнулась:

— Лично не встречались, но я о нем слышала.

Ибрагим кивнул.

— Он прекрасный подводный археолог.

— Я имела в виду другое.

— Ах вот оно что.

Ждать пришлось недолго — через пару минут у ворот затрещал мотоцикл. Восседающий на хромированном чудовище мужчина — лет тридцати с небольшим, с непокрытой головой и развевающимися волосами — ловко объехал ямки, заглушил мотор, сполз с седла и достал из кармана сигарету и бензиновую зажигалку.

— Опоздали, — заметил Ибрагим.

— Desole,[4] — ухмыльнулся мотоциклист, заслоняя ладонью язычок пламени. — Подвернулось кое-что.

— София, полагаю? — сухо спросил Мансур.

Огюстен хищно осклабился.

— Вы же знаете, что я никогда бы не позволил себе ничего такого в отношении своих студентов. — Елена отвернулась, пробормотав под нос какое-то греческое ругательство. — Что такое? — усмехнулся француз. — Может быть, вы просто видите то, что хотели бы увидеть, а?

— Я бы и хотела, — бросила в ответ гречанка, — да вы мешаете.

Мансур рассмеялся и похлопал Огюстена по плечу. Археолог, впрочем, ничуть не смутился и, окинув Елену оценивающим взглядом, одобрительно кивнул. Она и впрямь была на редкость красивая женщина, а румянец только шел ей на пользу. Гейл инстинктивно сжалась и отступила на полшага, ожидая неминуемого взрыва, но Ибрагим встал между гречанкой и французом и устало покачал головой.

— Что ж, пожалуй, начнем. Не возражаете?

Древние ступеньки, уходящие спиралью вниз, выглядели не слишком надежными, но спуск прошел без происшествий, и вскоре все уже стояли в ротонде. Под мусором проступала выложенная черными и белыми камешками мозаика. Гейл указала на нее Елене.

— Эпоха Птолемеев, — во всеуслышание объявила гречанка, опускаясь на корточки и сметая пыль. — Примерно середина третьего века до новой эры.

Огюстен ткнул пальцем в барельефы на стенах:

— А эти — римские.

— Хотите сказать, что я не могу распознать македонскую мозаику?

— Я лишь хочу сказать, что изображения римские.

Ибрагим поднял руки в примирительном жесте.

— А как вам такая версия? Сначала здесь хоронили знатных македонян, а потом, через триста лет, римляне превратили это место в свой некрополь.

— Тогда понятно, откуда взялась лестница, — неохотно признала Елена. — Македонцы предпочитали прямые линии и квадраты. Сооружений в форме спирали у них практически нет.

— И еще им пришлось бы расширять шахту для некрополя, — согласился Огюстен. — Для освещения и вентиляции, доставки тел и подъема камня. Вы, наверное, знаете, что камень они продавали строителям.

— Да, — язвительно ответила Елена, — это я знала. Спасибо.

Гейл уже не слушала, потому что смотрела, запрокинув голову вверх, на светлый кружок неба. Боже, и куда ее только занесло. Когда раскопки жестко ограничены по времени, работать нужно наверняка, риск недопустим. За две недели нужно сфотографировать всю мозаику, всю резьбу и вообще все, потому что потом доступ сюда будет скорее всего закрыт навсегда. Подобного рода артефакты требуют, чтобы с ними работал настоящий профессионал, человек разбирающийся, опытный, умеющий с первого взгляда определить значимость той или иной находки. А еще нужно дорогое оборудование, освещение. Она дернула Елену за рукав, но та, вероятно, догадавшись, о чем может пойти речь, только отмахнулась и проследовала за Мохаммедом во внутренний дворик македонского захоронения, где тусклая желтизна песчаника особенно выделялась рядом с белыми мраморными блоками фасада, четырьмя мраморными ионическими колоннами и проходящим поверху мраморным антаблементом. Они задержались на несколько секунд, любуясь прекрасной работой, и прошли дальше, через бронзовые двери.

— Посмотрите! — Мансур навел луч фонарика на стену. Все подошли поближе. На штукатурке проступала краска, хотя и ужасно выцветшая. В древности изображать на стенах погребений или рядом с ними важные сцены из жизни покойного было обычной, широко распространенной практикой. — Вы сможете это сфотографировать?

— Могу, только не уверена, что из этого получится, — грустно сказала Гейл, остро сознавая свою некомпетентность.

— Сначала их нужно хорошенько помыть, — сказал Огюстен. — И не жалейте воды. Сейчас пигмент едва заметен, но стоит его смочить, и краски мгновенно оживут, как прекрасные цветы после дождя. Вы уж мне поверьте.

— Только будьте поосторожнее с водой, — предупредил Мансур. — И со светом тоже. Штукатурка от тепла может пойти трещинами.

Гейл беспомощно посмотрела на Елену, которая тут же притворилась, что не замечает молящего взгляда, и осветила надпись, сделанную над порталом главного зала.

— «Акил из тридцати трех», — легко перевел Огюстен. Свет вдруг погас, и надпись пропала в темноте — Елена выронила фонарик и выругалась так неожиданно крепко, что Гейл даже удивилась.

Впрочем, надпись тут же появилась снова благодаря фонарику Ибрагима, и Огюстен смог прочитать ее всю.

— «Акил из тридцати трех. Лучший из всех и почитаемый выше многих».

— Это из Гомера, — негромко прокомментировала Гейл, и все повернулись к ней. Она зарделась от смущения. — Из «Илиады».

— Верно, — согласился француз. — По-моему, о каком-то парне по имени Главк.

— Вообще-то имя встречается дважды, — застенчиво добавила Гейл. — В первый раз речь идет о Главке, а во второй — об Ахиллесе.

— Ахиллес, Акил, — кивнул Ибрагим. — Наверное, он был о себе очень высокого мнения. — Все еще разглядывая надпись, он шагнул за Мохаммедом в главный зал, споткнулся и упал на колени. Все засмеялись. Ибрагим неуклюже поднялся, отряхнулся и развел руками.

Между тем Огюстен подошел к прибитому к стене щиту.

— Щит гипастиста. Щитоносца, — объяснил он, видя, что Ибрагим нахмурился. — Что-то вроде спецназа у Александра. Самая боеспособная часть в самой удачливой армии в истории человечества. Может быть, не так уж он и хвастал.

2

Луч утреннего солнца мягко коснулся щеки. Нокс застонал и повернулся к солнцу спиной, но попытка уснуть не удалась. В комнате было слишком жарко и душно. Он нехотя поднялся, принял душ, перерыл шкаф в поисках одежды, потом отыскал пакетик с кофейными зернами и включил кофеварку. Намазал обнаруженный в кухне круассан маслом и земляничным джемом и с аппетитом съел, расхаживая по квартире в надежде отыскать себе какое-нибудь занятие. Египетское телевидение и в лучших своих проявлениях не спасало от скуки, а смотреть старенький черно-белый телевизор Огюстена было и вовсе невозможно. На книжной полке валялось несколько комиксов да несвежие газеты. Жилище определенно не располагало к приятному времяпрепровождению и предназначалось только для сна. Желательно не в одиночку.

Нокс вышел на балкон. По обе стороны улицы стояли однообразные, выкрашенные в одинаково унылый бежевый цвет многоэтажки с болтающимся на балконах бельем и однообразными серыми тарелками спутниковых антенн, послушно направленных в сторону Мекки. И все же Нокс радовался, что попал именно сюда. Немногие египтологи признались бы в этом открыто, но большинство из них воротили нос при одном лишь упоминании об Александрии. Греко-римскую эпоху вообще не считали египетской. Нокс не разделял ни их отношения к городу, ни их точку зрения. Для него то время было золотым веком Египта, а Александрия — его величайшим сокровищем. Две тысячи лет назад это был величайший на земле мегаполис, привлекавший к себе лучшие умы античного мира. Здесь работали Архимед, Гален и Ориген. Здесь перевели Септуагинту. Здесь опубликовал свои величайшие труды Евклид. Отсюда началась химия, взявшая свое имя от аль-кемии, черной земли Египта, и египетского искусства алхимии. Здесь Аристарх выдвинул свою гелиоцентрическую теорию, забытую затем и вновь появившуюся на свет тысячу лет спустя благодаря Копернику. Здесь Эратосфен, основываясь на измерении тени в день солнцестояния в Александрии и Асуане, отстоящем отсюда на восемьсот пятьдесят километров, с невероятной точностью рассчитал длину окружности Земли. Какое воображение! Какие высоты мысли! Какая тяга к знаниям! Беспрецедентное столкновение культур, небывалый взлет научного творчества, равный которому можно наблюдать лишь в Афинах и в более позднюю эпоху Ренессанса. Как можно сбросить со счетов все эти достижения? Как можно воспринимать их как нечто второстепенное и считать, что…

Нить размышлений оборвалась в тот момент, когда до него донесся странный звук, как будто в комнате кто-то пытался откашляться. Неужели его уже обнаружили? Нокс шагнул к краю балкона, чтобы его не увидели через стеклянную дверь, и прижался к стене.

3

Следуя за Мохаммедом по подземным коридорам, Ибрагим из всех сил старался не поддаваться разочарованию, охватившему его после того, как предполагаемая гробница македонского царя оказалась на деле всего лишь захоронением простого солдата. Он с самого начала не позволял себе питать иллюзий и давать волю воображению и теперь старался не терять концентрации и оставаться профессионалом, чтобы наилучшим образом понять, с чем именно придется иметь дело.

Нужной информацией его снабдил уже первый зал. Вырезанные в каменных стенах ниши придавали помещению сходство с огромным моргом, и каждую заполняли наполовину засыпанные песком и грязью человеческие останки. Еще больше костей валялось на полу — скорее всего здесь еще в давние времена побывали охотники за сокровищами. В мусоре, среди кусков камня и штукатурки, уже нашлось несколько почерневших монет, датирующихся четвертым — первым веками до новой эры, сломанная фаянсовая фигурка, множество осколков от погребальных ламп, кувшинов и статуэток. Обычно ниши после погребения запечатывали, но грабители, стремясь добраться до сокровищ, вскрывали эти печати.

— Как думаете, мумии найдете? — спросил Мохаммед. — Я однажды водил дочку в музей, так она не могла от них глаз отвести.

— Маловероятно, — ответил Ибрагим. — Для мумий здесь климат неблагоприятный. Влажность, может быть, и пощадила бы что-то, но грабители не оставили бы ни кусочка.

— Неужели грабители охотятся и за мумиями? — нахмурился Мохаммед. — Они что-то стоят?

Ибрагим кивнул.

— Во-первых, люди часто клали драгоценности рядом с телом или даже помещали их в само тело, так что воры просто вытаскивали останки на свет и ломали на части. Во-вторых, мумии и сами по себе обладали немалой ценностью. Особенно в Европе.

— Вы имеете в виду, что ими интересовались музеи?

— Поначалу — нет. Видите ли, еще лет шестьсот назад европейцы верили, что битум полезен для здоровья. В то время это было прямо-таки чудодейственное средство, иметь которое в своем распоряжении стремился каждый аптекарь. Спрос постоянно рос, а предложение заметно отставало. Люди искали новые источники. Вы, конечно, знаете технологию, а тогдашние европейцы полагали, что тела умерших древние вымачивали в битуме. Отсюда произошло и само слово «мумия» — персы называли так битум, и в то время он поставлялся главным образом из Персии.

Мохаммед поморщился.

— Так что же, мумии использовали как лекарство?

— Европейцы — да, использовали. — Ибрагим улыбнулся строителю, как бы говоря: ну чего еще от них ожидать. — В любом случае Александрия находилась как раз в центре этой торговли, и это во многом объясняет факт отсутствия на территории города даже фрагментов мумий, хотя мы точно знаем, что мумификацию здесь практиковали.

Перешли в следующий зал. Мансур навел луч фонарика на нетронутую печать со следами краски — рисунок изображал сидящую женщину и стоящего рядом, справа от нее, мужчину.

— Дексиос, — прошептал он.

— Жена умерла, и супруги прощаются навсегда, — объяснил Ибрагим.

— А может быть, он тоже здесь, рядом с ней, — пробормотал Мохаммед. — У них тут тесновато.

— Да, плотность населения была большая, а территория маленькая. Такова Александрия. По некоторым оценкам, в те времена здесь проживало около миллиона человек. Видели Габбари?

— Нет.

— Вот уж громадина. Настоящий город мертвых. А еще есть Шатби и Сиди-Габр. И все равно места не хватало. Особенно после распространения христианства.

— Это почему?

— В дохристианский период многие александрийцы предпочитали кремацию, — пояснил Ибрагим. — Видите те ниши? Они для урн. Но христиане, как известно, верят в воскрешение, и они, конечно, хотели сохранить свои тела.

— Так это христианский некрополь?

— Это александрийский некрополь. Здесь можно найти поклонников всех богов — египетских, римских, греческих. Здесь лежат и христиане, и евреи, и буддисты.

— И что теперь со всеми ними будет?

— Мы будем их изучать. Узнаем, что они ели, чем болели, в каком возрасте умирали, чем занимались. Поймем этнический состав населения.

— Но вы будете обращаться с ними с должным уважением?

— Конечно, друг мой. Конечно.

Они вернулись в первый зал.

— А это что? — Огюстен указал на отверстие в стене, за которым начинались и, уходя вниз, скрывались во мраке ступеньки.

Мохаммед пожал плечами:

— Не знаю.

Ибрагиму, чтобы пройти, пришлось пригнуться. Мохаммед опустился на четвереньки. То, что находилось внизу, напоминало скорее всего склеп богатого семейства, разделенный надвое резными колоннами и пилястрами. У стен стояли пять каменных саркофагов, богато украшенных символами разных верований и стилей. Вырезанный на известняке портрет Диониса соседствовал с изображениями Аписа, Анубиса и солнечного диска. В углублениях над каждым саркофагом стояли канонические сосуды, возможно, сохранившие оригинальное содержимое: желудок, печень, кишки и легкие умершего. Пол устилали осколки погребальных лампад и амфор, скарабеи, мелкие украшения из серебра и бронзы со вставками из камней.

— Восхитительно, — пробормотал Огюстен. — И как только грабители пропустили такое?

— Возможно, дверь была скрыта, — предположил, разгребая ногой мусор, Ибрагим. — А потом землетрясение…

— Сколько этому лет? — поинтересовался Мохаммед.

Ибрагим взглянул на француза.

— Первый век новой эры. Может быть, второй.

Они достигли уровня грунтовых вод, и ступеньки скрылись, намекая на таящиеся в глубине сокровища. Уровень подземных вод поднялся за прошедшие века весьма значительно, и это давало основание надеяться, что грабители не добрались до того, что лежало в самом низу. Огюстен наклонился и провел по воде ладонью.

— У вас есть деньги на насос?

Ибрагим пожал плечами. Откачка воды — дело дорогостоящее, грязное, шумное и чаще всего бесполезное. К тому же придется протягивать шланги, что определенно помешает раскопкам.

— Если понадобится…

— И вот что еще. Если хотите, чтобы я туда залез, мне нужен напарник. Эти подводные лабиринты — гиблое место.

Ибрагим кивнул.

— Решайте сами. Я полностью полагаюсь на вас.

4

Нессим приближался к Суэцу, когда зазвонил мобильный.

— Да?

— Это я, — ответил мужской голос.

Нессим не узнал звонившего, но спрашивать предусмотрительно не стал. Прошлым вечером он связался со многими, и лишь некоторые из них захотели бы похвастать своими связями с Хасаном. Прослушать мобильный телефон не составляет большого труда, а потому лучше недоговорить, чем сказать лишнее.

— Что у тебя?

— Досье на твоего человека.

Ага! Теперь он понял, с кем имеет дело. Итак, в египетской службе безопасности заведено досье на Нокса. Интересно.

— И?

— Не по телефону.

— Я сейчас еду в Каир. Встретимся там же, где и в прошлый раз.

— В шесть, — согласился звонивший и отключился.

5

Нокс все еще стоял на балконе, ожидая, что стеклянная дверь вот-вот откроется и неизвестный перешагнет порожек. Квартира друга оказалась настоящей западней — путь к пожарной лестнице, лифту и лестнице был отрезан. Перепрыгнуть некуда, никакого выступа нет. Перегнувшись через ограждение, Нокс увидел внизу бетонную площадку парковки. С шестого этажа не спрыгнешь. Можно было бы попытаться спуститься на нижний балкон, но стоит лишь немного не рассчитать… Нет, об этом лучше не думать.

Незнакомец в квартире закашлял сильнее. Странно, вторгнуться в чужую квартиру только для того, чтобы постоять и прокашляться? Он рискнул заглянуть в комнату через щелку и не обнаружил ничего тревожного. Снова кашель, непонятное шипение… и тут до него дошло. Качая головой, Нокс вернулся в комнату — кофеварка выплевывала остатки кофе. Он налил чашечку, усмехнулся себе в зеркале. В четырех стенах ему всегда становилось не по себе, вот и сейчас признаки стресса уже напомнили едва заметной судорогой в предплечьях и бедрах. Нужно бы прогуляться, сжечь часть нервной энергии, но высовываться опасно. Люди Хасана наверняка ищут его на вокзале, в отелях, на пристани, показывают его фотографию таксистам и официантам, прочесывают автостоянки в поисках джипа. Нокс понимал, что самое безопасное — залечь на дно и не высовываться. И все же…

Огюстен ни свет ни заря умчался осматривать какое-то древнее захоронение. Надо было поехать с ним.

6

Ибрагим поднимался по спиральной лестнице с тяжелым сердцем. Предстояло отчитаться перед Николаем Драгумисом, и он прекрасно понимал, что от результатов этого разговора зависит дальнейшее финансирование раскопок и, может быть, судьба несчастной дочери Мохаммеда. Ободрив строителя улыбкой, Ибрагим отошел в сторонку с Еленой и, перекинувшись с ней несколькими словами, достал телефон, набрал номер и назвал свое имя. Его тут же соединили.

— Ну? — спросил Николай, сняв трубку.

— Нам очень повезло. Здесь чудесные…

— Вы обещали мне гробницу македонского царя. Вы ее нашли?

— Я говорил, что мы нашли что-то похожее на царскую гробницу. Так оно и есть. Но к сожалению, в ней похоронен не царь, а простой воин. Щитоносец.

— Щитоносец? — презрительно фыркнул Николай. — И вы полагаете, что компания Драгумиса потратит двадцать тысяч долларов на раскопки могилы какого-то щитоносца?

— Они были элитой армии Александра, — возразил Ибрагим. — Этот воин, Акил, скорее всего…

— Что? — оборвал его Николай. — Как, вы сказали, его имя?

— Акил.

— Акил? Уверены?

— Да, а что?

— Елена там?

— Да.

— Передайте трубку ей. Сейчас! Я хочу поговорить с ней.

Ибрагим пожал плечами и протянул телефон гречанке.

Она взяла его и, отойдя на несколько шагов, повернулась спиной, чтобы он не слышал, о чем пойдет речь. Разговор продолжался не меньше минуты. Наконец Елена вернула телефон.

— Вы получите деньги.

— Не понимаю. Что такого особенного в этом Акиле?

— Вы о чем?

— Вы прекрасно знаете о чем.

— Не знаю. Мистер Драгумис хочет, чтобы его информировали о ходе раскопок.

— Разумеется. Я позвоню ему, как только мы…

— Не вы. Он сказал, что у меня должен быть неограниченный доступ ко всем материалам.

— Нет. Я не могу…

— Боюсь, у вас нет выбора. Мистер Драгумис настаивает на этом условии.

— Но мы не договаривались…

— Считайте, что теперь договорились. — Елена пожала плечами. — Если вам нужна поддержка…

Ибрагим бросил взгляд на нервно расхаживающего неподалеку Мохаммеда.

— Хорошо. Думаю, это можно как-то устроить, — со вздохом согласился он и знаком показал строителю, что все в порядке.

Мохаммед облегченно вздохнул и неверной походкой направился к себе. Наверное, тоже позвонить.

Поднявшийся последним Мансур подошел к ним.

— Ну что? Работаем?

— Да.

— По ускоренной программе или как?

Ибрагим задумчиво кивнул. Хороший вопрос. Через две недели, если хозяева будущего отеля настоят на своем, подземные палаты засыплют тоннами мусора, площадку разровняют, уложат асфальт, и тогда в некрополь никто и никогда уже не спустится. При таком варианте нужно прежде всего поднять на поверхность все ценное, включая настенные рисунки, скульптуры и мозаику из ротонды. Сделать это можно, но потребуется время, опытные специалисты и дорогое оборудование. Планированием следует заняться прямо сейчас. С другой стороны, Александрия крайне бедна историческими памятниками, особенно относящимися к началу правления династии Птолемеев. Если бы удалось договориться с заказчиками, древнее захоронение могло бы стать ценным дополнением к туристической программе, но лишь при условии сохранения оригинального облика этого места. Тогда и раскопки нужно проводить иначе — осторожнее, стараясь ничего не повредить.

— Попробуем обойтись без разрушений, — сказал он наконец. — Я поговорю с заказчиками. Может быть, они поймут, что иметь под боком такую древность не так уж и плохо.

Мансур ухмыльнулся:

— А если хорошо попросить, они по доброте душевной еще дадут нам по пентхаусу в своем отеле.

— Да уж. Ладно, ими я займусь сам. Ты сможешь организовать работу?

— Это будет нелегко. Придется приостановить проект на Шатби — там спешить некуда. Перебросим сюда рабочих, генератор и освещение. Но люди нам еще понадобятся.

— Постарайся найти. Деньги у нас есть.

— Понимаю. Но в таком случае потребуется вентиляция. И я не хочу, чтобы артефакты таскали по лестнице — верный способ получить неприятности на свою голову. Значит, нужно устанавливать лифт. Огюстену понадобится помпа. Он обязательно ее потребует. И это еще далеко не все. У нас там примерно полторы сотни ниш, следовательно, в ближайшие две недели в музей или в университет надо будет доставить тысяч шесть или семь человеческих останков. Для их приема нужны специалисты. — Он щелкнул пальцами. — При таких масштабах две недели пролетят как один день.

Ибрагим улыбнулся. Мансуру нравилось рисовать будущие проблемы, чтобы потом испытывать удовлетворение по мере их решения.

— Тогда тебе, пожалуй, лучше начинать прямо сейчас, — посоветовал он.

7

Акил!

Николай не верил своим ушам. И в то же время верил. Что написано, то написано. Восстановление славы и величия Македонии предсказано, причем говорится об этом не только в Книге пророка Даниила.

— Так в чем дело? — прокричала, перекрывая рев двигателя «ламборгини-мурчьелаго», Джулия Мелос.

Молодая женщина приехала в качестве репортера одной из влиятельных канадских газет, чтобы написать серию статей о современной Македонии, и сейчас собиралась взять интервью у его отца. Выходцев из Македонии в Канаде обосновалось немало, и община служила источником не только моральной, но и финансовой поддержки тех, кто боролся за создание на Балканах нового независимого государства. К тому же журналистка была еще и хороша собой. Может быть, если все пойдет по плану…

— Наша компания спонсирует исторические исследования по всему миру! — прокричал Николай в ответ. — Монополии на истину, как вы понимаете, ни у кого нет.

Он притормозил, сворачивая на дорогу, идущую в сторону гор, но тут из-за поворота выскочил белый пикап, спешащий со скоростью, явно неуместной в его почтенном возрасте. Присутствие красивой девушки не позволяло осторожничать, и Николай добавил газу и обошел грузовичок на повороте. Пикап смог ответить на оскорбление только пронзительным гудком. Джулия вскрикнула и бросила на своего спутника восхищенный взгляд. Он громко рассмеялся. Настроение было прекрасное. Период ожидания, похоже, закончился, и дела сдвинулись с мертвой точки. Да как сдвинулись. Жизнь щедра на сюрпризы: ждешь год, ждешь два — ничего, а потом вдруг тебя как будто подхватывает поток событий.

— Вы рассказывали об Аристандре, — крикнула Джулия. Порыв ветра взметнул юбку, обнажив стройные бедра, и девушка поспешила привести себя в порядок.

Николай слегка сбросил газ, чтобы разговаривать нормальным голосом.

— Аристандр был любимым предсказателем Александра. После смерти царя ему было видение, которое он истолковал так: земля, в которой будет похоронен Александр, останется непокоренной в веках.

— И?..

— Генерал по имени Пердикка, стоявший во главе преемников Александра, хотел похоронить его в Эдессе, рядом с отцом, Филиппом Вторым. — Автомобиль выскочил на вершину холма — вокруг, куда ни посмотри, расстилались плодородные равнины северной Греции. Николай съехал на обочину, вышел из машины и протянул руку в направлении Эдессы. — Могилы обнаружили относительно недавно, тридцать лет назад. Прекрасное место. Вам следует там побывать.

— Обязательно туда съезжу. Но этому вашему генералу, похоже, так и не удалось вернуть тело Александра домой.

— Не удалось. — Николай с сожалением покачал головой. — Другой генерал, Птолемей, увез его в Египет. Вы только подумайте! Если бы не это, Македония веками оставалась бы непокоренной!

Джулия слегка нахмурилась:

— Неужели вы всерьез в это верите?

— А почему бы и нет?

— Но… это ведь всего лишь предсказание.

Николай покачал головой:

— Нет. Это исторический факт. Пердикка, обладай он всей властью и имей на своей стороне авторитет великого царя, сумел бы сохранить империю. Он несколько раз предпринимал попытки вернуть тело Александра, но Птолемей укрылся за Нилом, и Пердикка потерял сотни человек, когда попытался переправиться через реку. Одни утонули, других сожрали крокодилы. Неудача так разозлила офицеров, что они убили его прямо в палатке. После этого империя была обречена. Законных наследников Александра уничтожили. Каждый воевал за себя. Но представьте, что было бы, добейся Пердикка успеха.

— И что?

Николай обнял девушку левой рукой, а правой сделал широкий жест, предлагая полюбоваться открывшимся с вершины холма великолепным видом с голубеющим вдалеке Эгейским морем.

— Вы только взгляните на это, — с гордостью сказал он. — Македония. Какая впечатляющая картина, а?

— Да, — согласилась Джулия.

— Пердикка был человеком честным и благородным. Он бы смог защитить сына Александра и удержать империю под единой властью. И если бы Александр Четвертый обладал пусть десятой долей талантов и способностей своего отца, пророчество Аристандра могло бы сбыться.

— Вы сказали, что тело Александра увезли в Египет, — заметила она. — А ведь Египет потом еще долго оставался непокоренным, не так ли?

Николай рассмеялся. Девушка ему нравилась — хорошенькая и толковая.

— Так. Но посмотрите, что случилось дальше. Птолемеи оставались на троне до тех пор, пока должным образом почитали останки Александра. Но когда Птолемей Девятый переплавил его золотой гроб, чтобы рассчитаться с собственными солдатами, удача отвернулась от них. И кто же отобрал власть у Птолемеев?

— Кто?

— Цезари. Они относились к Александру с величайшим уважением. Юлий Цезарь даже плакал от зависти к нему, потому что не мог повторить его подвиги. Август, Септим Север, Каракалла и Адриан — все совершали паломничества к гробнице, чтобы принести ему жертву. Для них он был героем. Но потом начались мятежи, волнения, могилу осквернили, и римляне уступили Египет арабам. Все ясно, не так ли?

— Все? — не поняла Джулия.

— Почитай Александра — и преуспеешь. Пренебрежешь им — погибнешь. А уж в Македонии его почитали бы так, как нигде больше. Из этого следует, что мы остались бы непокоренными в веках.

Джулия отстранилась от своего пылкого гида, посмотрела на часы и натянуто улыбнулась.

— Нам, наверное, следует поторопиться. Меня ждет ваш отец.

— Конечно. Давайте поспешим. — Николай забрался в машину и повернул ключ, с удовольствием вслушиваясь в глухой рокот мощного двигателя. Еще пятнадцать минут, и впереди показался дом его отца.

— О! — восхищенно выдохнула Джулия.

— Точно так же выглядел царский дворец в Эдессе, — с гордостью сообщил Николай. — Единственное отличие в том, что копия больше оригинала.

Драгумис-старший редко покидал дом. В последние годы он жил практически затворником, передав управление бизнесом профессиональным менеджерам и отдавая свободное время своему истинному увлечению.

Их уже встречал Коста, начальник службы безопасности Филиппа Драгумиса.

— Познакомься, это Джулия, — сказал Николай. — Приехала взять интервью у отца. Но сначала мне нужно сообщить ему кое-какие новости.

Коста кивнул.

— Он внизу, в хранилище.

Николай повернулся к девушке:

— Не беспокойтесь, вечером я сам отвезу вас в город.

— Спасибо, но я вполне обойдусь такси.

Он рассмеялся, почувствовав ее неуверенность и беспокойство. Похоже, ее встревожило его упоминание о пророчестве Аристандра. Ох уж этот Запад! Люди там пугаются при малейшем намеке на сакральное. Хорошо еще, что гостья не была с ним вчера в церкви, не слышала о предсказании из Книги пророка Даниила, в котором содержится описание человека, которому суждено принести Македонии долгожданную свободу.

Попасть в хранилище можно было только на лифте. Николай вошел в кабину. Стальные дверцы неспешно и бесшумно сомкнулись. Он наклонился к сканеру сетчатки глаз, и лифт медленно пошел вниз. Достигнув пола, кабина остановилась и едва заметно содрогнулась от собственного веса. Часовой, охранявший вход в семейную сокровищницу, вытянулся в струнку. Николай набрал код на панели, и дверь открылась. Он вошел в хранилище, все еще думая о Книге пророка Даниила, вспоминая написанные двадцать пять столетий назад строки, обещавшие его народу спасителя.

Под конец же царства их, когда отступники исполнят меру беззаконий своих, восстанет царь наглый и искусный в коварстве.

И укрепится сила его, хотя и не его силою, и он будет производить удивительные опустошения, и успевать, и действовать, и губить сильных и народ святых.

И при уме его и коварство будет иметь успех в руке его, и сердцем своим он превознесется, и среди мира погубит многих…

Драгумис-старший, словно предупрежденный о приходе сына неким таинственным способом, уже стоял у застекленного шкафчика, на полках которого лежали фрагменты древнего папируса из Маллави. Пальцы его покоились на ореховой раме, а взгляд был прикован к пожелтевшим страничкам с выцветшими черными письменами. Николай любил отца, гордился им и преклонялся перед ним. Вот уж действительно — царь наглый и искусный в коварстве.

Старик поднял голову и посмотрел на сына черными отрешенными глазами.

— Да?

— Они нашли Акила! — выпалил, не в силах больше сдерживать волнение, Николай. — Началось.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Елена возвращалась в Дельту, когда перед ней, вынудив нажать на тормоза, выскочил вдруг синий пикап. Через минуту она догнала его, посигналила, привлекая внимание, и, высунувшись в окно, потрясла злобно кулаком и обдала ошеломленного водителя градом отборных арабских проклятий. Настроение испортилось после разговора с Николаем Драгумисом. Да еще этот чертов француз, так напомнивший ей покойного мужа, Павла. Каждый раз, когда такое случалось, воспоминание отдавалось болью понесенной утраты.

О Павле Елена узнала еще до знакомства с ним; сам тон его статей, остроумных, язвительных, колких, статей, в которых он высмеивал македонский национализм, раздражал ее, выводил из себя и в то же время заставлял восхищаться им. О его успехах у женщин ходили многочисленные слухи. Елена была гордой и независимой женщиной и, как многие ей подобные, страстно тосковала по сильному, всепоглощающему чувству. В конце концов судьба свела их на радиодебатах в Салониках. Он удивил ее с самого начала. Она ожидала встретить человека резкого, агрессивного, высокомерного и самоуверенного, но Павел оказался совсем другим. Тем не менее никогда раньше ей не попадался противник, настолько уверенный в себе. Едва обменявшись с ним рукопожатием, она поняла — надо ждать беды. У Павла был совершенно особенный взгляд, внимательный, пронзительный и немного насмешливый, как будто он понимал не только то, что она говорит, но и то, что хочет сказать. Как будто она была фильмом, который он уже видел.

В тот вечер Павел разнес ее в пух и прах, противопоставив ее аргументам юмор, основательность и точность. Его удары приходились в слабые места, безжалостно разбивая защиту. Расстроенная, Елена попыталась прижать оппонента цитатами из Керамопуллоса, отмечавшего идиосинкразический стиль македонской керамики, и вдруг, к полному своему ужасу, вспомнила, что на самом деле цитата принадлежит Каллиполитису. Рискнув бросить взгляд на противника, она увидела, что тот улыбается. В какой-то момент ее репутация ученого повисла на волоске, и этот момент изменил все.

Два дня после дебатов Елена бродила безостановочно по музею из зала в зал как неприкаянная и каждый раз, когда пыталась взяться за работу, желание, более сильное, чем голод и жажда, мешало сосредоточиться. Раньше ей никогда не приходилось звонить мужчинам, но теперь она позвонила Павлу. Опасаясь насмешек, коротко назвала себя и заметила, что хотела бы прояснить некоторые пункты разногласий. Когда он предложил пообедать, она едва не расплакалась.

Что было дальше?

Дальше было все. Подробностей память не сохранила, как будто жар любви просто выжег их. Но ощущение счастья, обретенного и утраченного, осталось, и это ощущение пронзало ее порой, когда на улице взгляд падал на мужчину, чем-то напоминавшего Павла, когда она улавливала запах его сигарет или когда кто-то смотрел на нее так, как Павел. Сегодня так смотрел тот наглец-француз. Смотрел с ухмылкой, уверенный в том, что стоит ему только щелкнуть пальцем, как она бросится к нему в постель.

Смерть Павла потрясла Елену. Она так и не оправилась от того удара. Да и как от него оправиться? Представляя горе, она ошибалась так же, как ошибалась раньше, представляя любовь. Оно виделось волной, которая сначала увлекает человека в пучину, а потом выносит на прежний берег. Все получилось не так. Горе переделало ее полностью, изменило так, как окисленный углерод меняет расплавленный чугун.

Да, думала Елена, сравнение подходящее: горе закалило, превратило ее в сталь.

2

Остановившись у киоска, Нессим вышел из «сааба» купить сигарет, и в этот момент какая-то женщина бросила в приоткрытое заднее окно плотный конверт. Вернувшись на подземную стоянку у отеля, он захватил конверт и поднялся в свой номер. В конверте оказалось лишь несколько страничек, но большего не стоило и ожидать. Нессим пробежал взглядом по расплывающимся строчкам фотокопии, посмотрел на размытую фотографию.

Оказывается, служба безопасности интересовалась вовсе не Ноксом, а другим человеком, неким Ричардом Митчеллом, с которым Нокс работал на протяжении нескольких лет. Митчелл в свое время обвинил бывшего шефа Совета по древностям в продаже папирусов на черном рынке. Чиновник имел хорошие связи, и результатом безответственного поступка стало то, что англичанину отказали в продлении разрешения на ведение раскопок, а коллеги-египтологи от него отвернулись.

Это по крайней мере объясняло, чем Нокс занимался в Шарм-эль-Шейхе. Выжидал, пока уляжется пыль от скандала, мечтая о сокровищах на морском дне. Но практической помощи от полученной информации было мало. Некоторую надежду оставлял последний листок со списком всех известных знакомых и друзей Нокса, а также их адресами.

3

Hyp встретила Мохаммеда у двери. Выглядела она измученной — значит, у Лайлы снова был трудный день.

— Чудесно выглядишь, — сказал он, целуя жену в щеку и вручая ей букетик поникших цветов.

— Зачем? — Она покачала головой. — Ты же знаешь, что мы не можем себе этого позволить.

— Подарок, — мягко сказал Мохаммед. — Шариф просил передать. — Он посмотрел на дверь в комнату дочери. — Не спит?

— Не спит. Но очень устала.

— Я ненадолго. — Мохаммед тихонько постучал, открыл дверь и вошел.

Лайла улыбнулась. Он опустился на колени перед кроватью, сунул руку в карман и достал деревянную куклу, которую сам вырезал и покрыл черным лаком. Ему нравилось работать ножом, и в свободные минуты он всегда бродил по стройке в поисках подходящего куска дерева. Хорошая терапия. Когда не можешь помочь ребенку с лечением, постарайся хотя бы поднять ему настроение.

Ее большие темные глаза радостно вспыхнули. Лайла взяла игрушку, лизнула ее кончиком языка и прижала к груди. По каким-то неведомым причинам к готовым куклам она относилась неприязненно. Не соблазняли ее больше и сладости. Как будто жизнь из-за болезни стала слишком серьезной, чтобы отвлекаться на детские забавы.

— Почитаешь мне сегодня?

— Конечно.

Лайла откинулась на подушку и закрыла глаза. Их друзья и знакомые уже прошли тесты, и хотя положительного результата не было, Мохаммед успокаивал себя тем, что делает все возможное. Но теперь он снова зависел от других и мог только ждать. Для родителя нет ничего труднее, чем ждать.

Через несколько минут она уснула. Мохаммед вышел из комнаты. Hyp, хотя и закусила губу, не смогла сдержать слез. Плакала она всю жизнь, и от этого совсем высохла. Он обнял ее, привлек к себе, пытаясь утешить. Иногда отчаяние овладевало им настолько, что он почти желал худшего — только бы все кончилось. Работа, жена, дочь… Когда-то у него было все, о чем можно только мечтать.

— Как думаешь, ее можно вывезти из дома?

— Вывезти? — В голосе супруги прорезались истеричные нотки. — Куда?

— Ко мне, на участок.

Hyp оттолкнула мужа.

— Ты что, рехнулся?

Мохаммед снова обнял ее.

— Послушай меня. Тот археолог, Ибрагим… тот, на «мерседесе»… У него есть деньги. У него есть связи. Он живет в другом мире. Лайле друзья не помешают.

— Он может помочь?

Мохаммед ответил не сразу. Hyp часто вынуждала его давать обещания, выполнить которые он не мог.

— Кто знает? Но он добрый и щедрый человек. Когда он сам увидит Лайлу, кто знает, куда повернет его Аллах?

4

— Посмотри, что я принес! — воскликнул Огюстен, ставя на стол два пластиковых пакета. — Фалафель и пиво! Как в добрые старые времена.

— Отлично.

Огюстен нахмурился.

— Что-то ты не слишком рад, а?

— Посиди взаперти и сам свихнешься.

— После одного дня? Ты что, день потерпеть не можешь?

— Это все из-за твоих дурацких комиксов. — Нокс принялся доставать продукты из второго пакета. — У тебя есть что-нибудь приличное?

— Например?

— Что-нибудь по археологии. Хотя бы отчеты с раскопок, а? Интересно, что вы там нашли.

— Ладно, — пожал плечами Огюстен, — без проблем. Завтра вечером принесу тебе отчеты. Но раз уж ты так страдаешь…

— Да?

— Я сегодня был на участке, где нашли некрополь. Внизу вода, но откачивать ее Ибрагим не хочет. Предлагает сначала посмотреть, что там есть. Я собирался взять Софию, но раз уж ты сходишь с ума от безделья…

Нокс взволнованно посмотрел на друга:

— Ты серьезно?

— А почему бы и нет? Она, конечно, симпатичнее, но у тебя зато опыта побольше. Сам знаешь, какими опасными бывают такие места.

— Как я туда доберусь?

— Со мной. На мотоцикле. — Огюстен передал ему бутылку холодного пива. — Наденешь мой шлем. Обещаю, нас никто не остановит. Полиция в Александрии — одно название. За те десять лет, что я здесь, меня не остановили ни разу. А если и остановят — не страшно! У меня еще остались документы после поездки в Кирин. Чертовы ливийцы не пропускали твоего покорного слугу под настоящим именем! И только потому, что я нелестно отозвался об этом чокнутом щеголе, Каддафи. Пришлось путешествовать под именем Омара Малика. Я был водителем грузовика из Мерса-Матрух, представляешь? А уж если я сошел за дальнобойщика, то и ты за него сойдешь.

Нокс покачал головой. И о чем только он думает. С другой стороны, поразительное неприятие другом общепринятых правил поведения действовало заразительно.

— А на участке?

— Никаких проблем. Разговаривать буду я. Впрочем, там будет не до разговоров. Наверху только строители, а внизу вообще никого. Если не считать мертвецов. Несколько залов, в каждом около сотни ниш, и везде кости и артефакты. Мансур должен переправить их в музей. Срок — две недели. Работать будут люди из музея, университетские, с побережья. Охранник один, возле спуска, но ему достаточно показать стандартный пропуск Совета по древностям. Я тебе его сам выпишу. На какое-нибудь незапоминающееся имя. Джон Смит, например. Или Чарльз Рассел. Или Марк Эдвардс. Как тебе, а? Марк Эдвардс. Ты и выглядишь точь-в-точь как Марк Эдвардс.

Нокс неуверенно пожал плечами.

— Ты же знаешь, что обо мне думают в Каире. Если попадусь, тебя ждут большие неприятности.

— Наплюй на Каир, — ухмыльнулся Огюстен. — Меня до сих пор тошнит от этого ублюдка Юсуфа. Так подставить вас с Ричардом… Поверь, помочь тебе — для меня удовольствие. Да и никто ничего не узнает. Я трепаться не стану. А ты?

— Меня могут узнать.

— Не думаю. Ибрагим — возможно, но он человек хороший и никому ничего не скажет. Да и на раскопе вряд ли еще появится — там ведь и костюм можно испачкать. Больше тебя никто не знает. Люди все хорошие, кроме той роскошной гречанки Елены и ее…

— Елена? — Нокс потер лоб. — Елена Колоктронис?

Огюстен скорчил гримасу.

— Ты ее знаешь?

— Нет. Просто угадал.

— А если серьезно?

— Помнишь, что случилось с моими родителями и сестрой?

— Конечно. А что? Она имеет к этому какое-то отношение?

— За рулем был ее муж.

— Ох… И он… Тоже?..

— Да.

— Извини. Вам обоим, тебе и ей, сильно не повезло. Но это не важно. Ее там завтра не будет.

— Точно?

— Точно. На ней раскопки в Дельте. Она здесь только потому, что привезла фотографа. Француженку. Гейл Дюма или что-то в этом роде.

— Фотограф? — Нокс покачал головой. — Нет, я ее не знаю.

— Вот и отлично. — Огюстен усмехнулся и поднял бутылку. Они чокнулись. — Тебе абсолютно нечего опасаться.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Огюстен был прав, предложив ему отправиться на раскоп. Пора проветриться. С самого утра Нокс ощущал приятное и, к сожалению, полузабытое волнение. Как же давно он не участвовал в настоящей экспедиции. Пожалуй, слишком давно. Знакомые звуки, запахи. Привычная болтовня. Сердце трепетало от счастья. Натужно ревел генератор, приводя в движение подъемник, неустанно втаскивавший наверх сделанные из старых автомобильных покрышек и наполненные мусором корзины. Мусор просеивали и отправляли либо в музей, либо в отвал. Повсюду змеились кабели и провода; техники устанавливали лампы и вентиляторы. Рабочие в масках и белых перчатках ползали на коленях по подземному лабиринту, осторожно собирая артефакты и человеческие останки.

Прежде чем привезти друга, Огюстен доставил на место водолазное оборудование. Спустившись вниз, они торопливо облачились в костюмы и внимательнейшим образом проверили снаряжение друг друга. Люди, часто совершающие погружения, со временем начинают забывать о правилах безопасности. Но в тесном подземном коридоре нельзя просто сбросить пояс и всплыть на поверхность, если что-то пошло не так. Здесь поверхности просто нет.

Огюстен, вспомнив трюк Тезея, прихватил с собой моток нейлонового шнура, но зацепить его было не за что.

— Подожди здесь, — сказал он и, вернувшись после недолгого отсутствия, поставил на землю груженную мусором корзину. Привязав к ней шнур, француз подергал веревку, проверяя прочность крепления, и удовлетворенно кивнул. Они включили фонарики и спустились в воду. Огюстен тянул за собой шнур. Ласты не надевали. Когда не плывешь, а идешь по дну, осадка поднимаешь больше и видимость ухудшается, зато так легче ориентироваться. Вход в зал нашли сразу. Большая часть ниш была запечатана. Огюстен высветил одну с изображением пучеглазого мужчины, смотревшего, казалось, прямо на них. В соседней нише блеснуло что-то металлическое. Огюстен осторожно вынул погребальную лампаду и засунул в свой мешок.

Они осмотрели еще три зала. Коридор уходил дальше ломаной линией. Шнур зацепился за что-то, но Огюстен подергал, и он освободился. Видимость ухудшалась, и временами они с трудом различали друг друга в кружащей мути. Нокс проверил воздух. Сто тридцать бар. Кислород договорились поделить на три части: одна треть — туда, вторая треть — оттуда и треть — про запас. Он сделал знак Огюстену. Француз ткнул пальцем за спину. Шнур провис. Огюстен потянул. Шнур шел легко. В глазах француза мелькнула тревога. Через минуту конец шнура был у него в руке. Кто-то отвязал его от корзины!

2

Ибрагим всегда чувствовал себя неуютно в присутствии детей. У него не было ни братьев, ни сестер, ни племянников, а перспектива стать отцом таяла с каждым годом. Но Мохаммед пошел на уступки, согласившись отложить работы на две недели, и Ибрагим не мог отказать строителю в желании показать дочери раскоп, хотя и счел неблагоразумным решение привести больного ребенка туда, где столько пыли и где все говорит о смерти.

Они стояли в подземном зале, когда Мохаммеда позвали наверх.

— Звонят из офиса.

Мохаммед недовольно нахмурился.

— Извините, мне придется оставить вас на минутку. Я быстро. Вы не могли бы подержать Лайлу?

— Конечно. — Ибрагим взял на руки сверток из одеялец и пеленок, но девочка почти ничего не весила. Он неуверенно улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ, робко и даже боязливо.

— Этот человек был не египтянином, да? — спросила девочка. Язвочки во рту мешали говорить, и она моргала от боли при каждом слове.

Ибрагим моргал вместе с ней.

— Ты права. Он был греком, из страны, что лежит к северу, за морем. Твой отец очень сообразительный. Он понял, что это грек, потому что нашел у него во рту монету, которая называется обол. Греки считали, что духам нужно расплачиваться с перевозчиком по имени Харон, который переправляет их через реку Стикс в иной мир.

— В иной мир? — спросила Лайла. Глаза ее стали вдруг большими, как будто кто-то оттянул от них кожу. Ибрагим сглотнул подступивший к горлу комок и отвернулся, почувствовав, что вот-вот расплачется. Как же сурова судьба к этому ребенку.

У него уже стали уставать руки, когда Мохаммед наконец вернулся. Лицо отца озарилось такой счастливой улыбкой, что Ибрагим почувствовал себя лишним в этом мире, недостойным потреблять его воздух и занимать какое-то место. Он торопливо отступил в тень.

— Те тесты, о которых вы говорили… Где я могу сдать анализ?

3

Нокс и Огюстен озабоченно переглянулись, но, будучи опытными дайверами, не поддались панике. Воздуха оставалось на двадцать минут, двадцать пять при бережливом расходе. Огюстен указал вперед. Нокс кивнул. Нужно найти выход или хотя бы воздушный карман, где можно переждать, пока муть осядет и видимость улучшится.

Тупик. Нокс поднес к лицу руку с индикатором давления — оно неумолимо падало. Держась руками за стену, они двинулись назад. После ночных погружений в Шарм-эль-Шейхе коллеги много рассказывали о нулевой видимости, но здесь ситуация была куда хуже. Нокс с трудом различал свои руки. Еще один тупик. Или тот же самый? В таком месте они запросто могли двигаться по кругу. Пятнадцать бар. Они уже не шли, а плыли, подгоняемые нарастающим страхом, глотая остатки воздуха. Всего пять бар. Стрелка дрожала уже в красной зоне. Огюстен вдруг схватил его за руку, рванул к себе, вырвал изо рта регулятор и отчаянно постучал пальцем по губам. Нокс передал ему свой и едва не закашлялся. Еще немного. Еще… Впереди появилась развилка. Огюстен показал направо. Нокс был уверен, что вправо они поворачивали в прошлый раз. Он потянул влево. Огюстен покачал головой, настаивая на своем, и Нокс уступил. Они плыли, цепляясь за шероховатые стены, отталкиваясь друг от друга…

Стена. Огюстен метнулся вверх и, вырвавшись на поверхность, выплюнул регулятор. Нокс устремился за ним. С минуту они лежали на боку, стараясь отдышаться.

Наконец Огюстен взглянул исподтишка на Нокса и едва заметно усмехнулся, как будто подумал о чем-то смешном.

— Есть старые дайверы. А есть сраные дайверы.

Нокс качнул головой.

— Думаю, без насоса здесь не обойтись.

— Ты прав, — согласился француз. — И еще… давай никому об этом не рассказывать, ладно? Потерпим годик-два? Меня как-никак считают профессионалом.

— Ладно. Никому ни слова. — Он устало поднялся, стащил с плеч пустой баллон, снял и бросил на каменный пол пояс.

— Смотри-ка! Корзина пропала.

И верно, корзина исчезла, а они даже и не заметили. Хотя с нее все и началось.

— Какого черта? Я думал, просто узел развязался. Уж не Хасана ли фокусы?

Огюстен грустно улыбнулся:

— Нет. Боюсь, все куда проще.

— Как это?

— В корзине был мусор, так? А что у Мансура на первом месте?

Нокс нахмурился.

— Хочешь сказать, что кто-то просто вынес мусор?

— Нам сегодня крупно повезло, приятель.

Из коридора донесся звук шагов. Нокс поднял голову и увидел стройную темноволосую симпатичную молодую женщину. На шее у нее висел цифровой фотоаппарат.

— Кому это здесь крупно повезло? Нашли что-то интересное?

Огюстен моментально вскочил и встал между ней и Ноксом.

— Посмотри! — Он достал из мешка погребальную лампаду. — Там полно нетронутых ниш!

— Фантастика. — Она посмотрела мимо него на Нокса. — Меня зовут Гейл.

Ему ничего не оставалось, как встать.

— Марк.

— Рада познакомиться.

— Взаимно.

— Как дела? — Огюстен кивком указал на фотоаппарат. — Много наснимала?

— Много. Мансур привез осветительное оборудование из музея, так что в зале уже можно фотографировать. Боюсь только, штукатурка потрескается из-за жары.

— А нам это не нужно. — Огюстен обнял ее за плечи и попытался развернуть в сторону от друга. — Послушай, ты ведь одна в городе, да? Может, пообедаем вместе? Я мог бы показать тебе Александрию.

Ее глаза радостно блеснули.

— Правда? Великолепно. — Она тут же покраснела от смущения и попыталась объясниться. — Дело в том, что в моем отеле и поесть негде, а приносить с собой продукты запрещают. Идти же одной в ресторан как-то не хочется. Кажется, что на тебя все смотрят…

— Их можно понять. Такая милая девушка, — галантно вставил Огюстен. — И в каком же отеле ты остановилась?

— В «Виконте».

— Жуткое место. Но почему именно там?

Гейл застенчиво пожала плечами:

— Так получилось. Я попросила таксиста отвезти меня в какой-нибудь отель поближе к центру и подешевле.

— И он поймал тебя на слове, — рассмеялся Огюстен. — Итак, до вечера. В восемь, если тебя устраивает. Я за тобой зайду.

— Отлично. — Она посмотрела на стоящего в тени Нокса. — А вы тоже пойдете?

Он покачал головой:

— Боюсь, у меня не получится. Дела.

— Жаль. — Гейл пожала плечами. — Ну ладно. Пока. — Она повернулась и зашагала по коридору, не оглядываясь и держась немного неестественно, словно чувствовала, что ее провожают взглядами.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Вернувшись в квартиру Огюстена, Нокс устроился на диване и попытался как-то убить время. Занятие оказалось нелегким. Комиксы не помогали. Он прошелся по душной комнате, выбрался на балкон. Солнце никак не желало опускаться за горизонт. Огюстен не возвращался. В половине восьмого зазвонил телефон. Нокс побоялся снять трубку, предпочтя подождать, пока включится автоответчик.

— Это я! — проорал Огюстен, перекрывая смех, музыку и звон стекла. — Возьми трубку!

Нокс взял.

— Тебя где черти носят? Мы же договаривались…

— Послушай, дружище. У меня тут изменилась ситуация. Дела на работе.

— На работе? — сухо уточнил Нокс.

— Хочу попросить тебя об одолжении. Та девушка, фотограф. Гейл. Она ждет меня в «Виконте». Объясни, что у меня завал… что меня срочно вызвали…

— Она же одна в городе, — разозлился Нокс. — Ты не можешь ее подвести.

— Не могу, — согласился Огюстен. — Поэтому и прошу тебя об одолжении. Сам я звонить не хочу — боюсь, бедняжка услышит этот шум и засомневается в моей искренности.

— Надо было пригласить ее с собой.

— Откуда мне было знать, что все так обернется? А теперь уже поздно. Помнишь, я упоминал о Беатрис?

— Ради Бога, оставь меня в покое. Проделывай свои делишки сам.

— Эй, Дэниел, я же прошу тебя как друга. Как это ты сказал… У меня проблемы. Нужна твоя помощь. Прекрасные слова.

— Ладно. Черт с тобой. Я все сделаю.

— Спасибо.

— Ты уж там не надрывайся, — уколол напоследок Нокс. — На работе.

Он взял с полки телефонный справочник, перелистал страницы, нашел номер отеля «Виконт» и снял трубку. Так подвести бедняжку. Бросить одну в незнакомом городе. Он остро чувствовал и свою вину — сказывалось воспитание. Если уж пригласил девушку, будь добр держать слово. Впереди вытягивалась тень долгого вечера в одиночестве. Не с кем поболтать, нечего почитать, нечего посмотреть по телевизору. К черту! К черту Хасана и его головорезов! Он нашел в шкафу чистую рубашку и футболку, оставил записку возле телефона, спустился вниз и поймал такси.

2

Вернувшись в тот вечер домой, Ибрагим долго не находил себе места. После укола — сестра в клинике взяла кровь для проведения теста на гистосовместимость — ныла рука. Перед ним снова и снова вставали большие карие глаза больной девочки. Как же ей должно быть тяжело. Сколько требуется терпения, мужества. В конце концов просто сидеть и ничего не делать стало невыносимо. Он прошел в кабинет, снял с полки одну из книг, ту, что в детстве читал ему отец, и, выйдя из дома, сел в машину.

Мохаммед жил на девятом этаже. Лифт не работал. Поднявшись наверх по лестнице, Ибрагим еще пару минут стоял, прислонившись к стене и, как рыба, хватая ртом воздух. А каково больному ребенку? Он вспомнил свое детство — достаток, образование, никаких трудностей. Жить легко и приятно, когда у тебя богатый отец. Из-за двери долетали приглушенные голоса ссорящихся супругов, которые даже в такой момент старались не беспокоить любимую дочь. И как только они выдерживают подобное напряжение? Ибрагим вдруг почувствовал себя посторонним, нарушителем, вторгающимся в полный боли чужой мир. Он уже собрался уходить, как дверь неожиданно открылась и на площадку вышла женщина, одетая так, словно куда-то собралась. Увидев незнакомца, она замерла у порога.

— Кто вы? Что вы здесь делаете?

— Извините, — растерянно пробормотал Ибрагим. — У меня тут кое-что для Мохаммеда.

— Что?

— Всего лишь книга. — Он вытащил ее из портфеля. — Для вашей дочери. Для Лайлы.

Женщина непонимающе смотрела на него:

— Книга для Лайлы?

— Да.

— Но кто вы?

— Я Ибрагим.

— Археолог?

— Да.

Она задумчиво прикусила губу. Потом распахнула дверь.

— Мохаммед, иди сюда. К тебе пришли. Твой знакомый, археолог.

Мохаммед появился тут же из боковой комнаты.

— Да? — с тревогой спросил он, увидев гостя. — Что-то случилось? Проблемы на участке?

— Нет. — Ибрагим показал ему книгу. — Это… Ее когда-то читал мне отец. Я подумал, что, может быть, ваша дочь… — Он торопливо открыл книгу и стал перелистывать страницы, показывая роскошные иллюстрации, портреты Александра, репродукции.

— Какая красота! — ахнул Мохаммед и бросил взгляд на жену, которая после секундного колебания кивнула. — Лайла весь вечер только о вас и говорила. — Он взял гостя за локоть. — Она будет счастлива получить такой подарок от вас лично.

3

Александрия всегда считалась самым гостеприимным из египетских городов, но напряжение между Западом и арабским миром проникло и сюда, и когда Нокс, расплатившись с таксистом, вышел из машины и поздоровался с проходящим мимо молодым египтянином, то удостоился в ответ лишь сдержанного кивка. Раньше он просто не обратил бы внимания на такую мелочь, но теперь все его опасения вспыхнули с новой силой. Он здесь чужой. Кругом чужие. И как понять, кто из них опасен? Тот, кто улыбается, или тот, кто хмурится?

Отель помещался на шестом этаже. Старый лифт, кряхтя и покачиваясь на тросах, медленно прополз мимо мрачных притихших этажей и остановился. Нокс открыл хлипкую проволочную дверь и вышел. Немолодой, с расползшейся лысиной консьерж разговаривал с бородатым мужчиной. Оба посмотрели на европейца с нескрываемым неудовольствием и раздражением.

— Да? — бросил консьерж.

— Я к Гейл Дюма.

— К француженке?

— Да.

— А вы кто?

Пришлось напрячь память, чтобы вспомнить придуманное Огюстеном имя.

— Марк. Марк Эдвардс.

— Подождите.

Консьерж повернулся к другу, и разговор продолжился с прежней неспешностью. Нокс опустился в синее кресло, из-под обивки которого пробивался белый пушок наполнителя. Прошла минута. Консьерж даже не попытался уведомить Гейл, что к ней пришли. Египтяне беседовали, демонстративно игнорируя посетителя и выказывая свое презрение. Привлекать к себе внимание не хотелось, но ожидание затягивалось, и бездействие становилось еще более подозрительным, чем любое действие, а потому он поднялся, смахнул с брюк белый пух и шагнул к стойке.

— Позвоните ей.

— Минутку.

Нокс положил руку на стойку.

— Сейчас.

Консьерж помрачнел, но поднял трубку и набрал дополнительный номер. Где-то в конце коридора едва слышно звякнул звонок.

— К вам пришли, — коротко сообщил консьерж и, положив трубку, повернулся к Ноксу спиной.

Прошла еще минута. Открылась и закрылась дверь. Торопливые шаги по деревянным половицам. Из-за угла появилась Гейл — в линялых джинсах, мешковатом джемпере и теннисных тапочках на ногах.

— Марк? — Она слегка нахмурилась. — Что вы здесь делаете?

— Огюстен прийти не смог, какие-то неотложные дела на работе. Прислал меня на замену. Надеюсь, вы не возражаете?

— Нисколько. — Она оглядела себя и покачала головой. — А мы идем в какое-то шикарное заведение?

— Вы прекрасно выглядите, — заверил ее Нокс. — Можно сказать, роскошно.

— Спасибо. — Она смущенно улыбнулась. — Так что, идем? Честно говоря, я уже проголодалась.

Они направились к лифту. Консьерж и его бородатый приятель недовольно оглянулись, когда Нокс грохнул проволочной дверцей. Внутри было сумрачно и тесно; больше двух человек в кабинке просто не поместилось бы. Они стояли плечом к плечу, считая медленно проплывающие этажи.

— Какой у вас любезный консьерж, — пробормотал Нокс.

— Вы не поверите, но в Танте было еще хуже. Тамошний портье смотрел на меня так, как будто все зло в мире исходит исключительно от женщин. Так и тянуло спросить, зачем же ты тогда взялся за эту работу? Может, стоило пойти туда, где все клиенты исключительно приятные молодые люди?

Нокс рассмеялся и распахнул дверцу — кабина остановилась на первом этаже.

— Вы не против морской кухни?

— Я ее обожаю.

— Здесь неподалеку есть ресторанчик, куда я в прошлом частенько захаживал. Правда, это было давно, но попытаться, думаю, стоит.

— Согласна. Так вы хорошо знаете Александрию?

— Когда-то знал.

Они спустились по ступенькам, и Нокс повернул от многолюдной и шумной Шариа-Наби-Даниил в сторону другой, более тихой улочки. Хочешь избежать неприятностей — держись в тени. Несколько раз он оглядывался, чувствуя на себе чужой взгляд. Какой-то мужчина в голубом костюме взволнованно говорил по телефону, то и дело посматривая в его сторону.

— Все в порядке? — спросила Гейл. — Ничего не случилось?

— Нет. Извините. Просто немного отвлекся. — Они дошли до перекрестка с минаретом на углу, и он постарался скрыть нервозность за разговором. — Мечеть Аттарина. А вы знаете, что здесь нашли саркофаг Александра Македонского?

— Я даже не знала, что его вообще нашли.

— Ваш соотечественник, Наполеон. Это его люди начали разграбление Египта.

— Конечно, — улыбнулась Гейл. — А потом все награбленное украли вы, англичане.

— Вы, наверное, хотели сказать, спасли и сохранили для всего человечества. В общем, они нашли этот огромный каменный саркофаг, весь покрытый иероглифами, прочитать которые в то время никто не мог, но местные клялись, что в нем лежал Александр. Наполеон восхищался Александром, а потому решил взять саркофаг для себя и приказал отправить его во Францию. Потом англичане перевезли саркофаг в Британский музей, где и выставили вместе с Розеттским камнем.

Мужчина в голубом костюме все еще шел за ними, продолжая говорить по мобильному. Нокс свернул в переулок. Если это «хвост», то он последует за ними.

— Когда иероглифы наконец расшифровали, выяснилось, что саркофаг принадлежал вовсе не Александру, а Нектанебу Второму.

— Вот оно что.

Он еще раз оглянулся, но никого не увидел и позволил себе немного расслабиться.

— Разумеется, этого и следовало ожидать. Египтяне провели европейцев, как щенят. Разочарование было большое. Настолько большое, что никому и в голову не пришло проверить подлинность легенды и, может быть, отыскать в ней крупицы истины. Все считали, что Птолемей никогда бы не похоронил Александра в простом каменном саркофаге беглого фараона.

— Да, поверить в это трудно.

— Вот именно. А вы слышали о Нектанебе?

Гейл пожала плечами:

— Немного.

— Последний из чистокровных египетских фараонов. Разгромив персов, он занялся строительством. По его приказу возвели, в частности, храм в Саккаре, городе мертвых возле Мемфиса, тогдашней столицы Египта.

— Знаете, я не такая уж невежественная. И про Саккару читала.

— Он также распорядился изготовить тот самый саркофаг, о котором шла речь. Только вот воспользоваться им не успел. Персы вскоре вернулись, и Нектанебу пришлось бежать. Так что когда двадцатью годами позже Птолемей пришел к власти и стал искать временное пристанище для тела Александра, саркофаг и храм Нектанеба как раз пустовали.

— То есть вы полагаете, что он использовал саркофаг в качестве камеры хранения?

Незнакомец в голубом костюме неожиданно появился впереди и по-прежнему с телефоном у уха. Бросив взгляд в их сторону, он тут же отвел глаза. Нокс резко свернул в переулок, увлекая за собой Гейл. Она нахмурилась, но ничего не сказала. Впрочем, он уже пожалел о принятом решении. В переулке было темно и пустынно, а эхо их шагов лишь добавляло мрачного колорита. Вновь оглянувшись, Нокс увидел преследователя в голубом.

— В чем дело? — забеспокоилась Гейл. — Что-то не так?

— Все в порядке. — Он прибавил шагу. — Просто давайте поспешим. Я тоже проголодался.

Объяснению недоставало убедительности, но Гейл лишь пожала плечами.

— Вы рассказывали о саркофаге, — напомнила она.

— Да. — Египтянин отстал, и Нокс облегченно перевел дыхание. — Птолемею действительно требовалось временное хранилище. Не забывайте, что тело Александра доставили в Александрию лишь через несколько десятилетий. Вот и объяснение, почему саркофаг тоже попал туда. Вы бы его видели. Каменный уродец. Но вполне подходящая и, главное, надежная вещь для перевозки.

— Кстати, такое решение выглядело вполне оправданным с точки зрения египтян, — согласилась Гейл. — Вы же знаете, что они считали Александра сыном Нектанеба Второго?

Нокс нахмурился.

— Вы имеете в виду «Роман об Александре»? Бестселлер своего времени, вобравший в себя всевозможные легенды, преувеличения и даже явную ложь вроде рассказа о том, как Нектанеб Второй посетил Македонию, был принят при дворе Филиппа Второго и соблазнил его жену Олимпию, став отцом Александра?

— Я имею в виду не только это. Когда Александр разбил персов при Иссе, он не только стал правителем Египта де-факто. Египтяне увидели в нем законного преемника Нектанеба. Один из его тронных титулов звучал так — Тот-кто-изгнал-чужеземцев. Такой же титул был и у Нектанеба.

— Эй! — воскликнул Нокс. — Кто тут говорил, что ничего не знает о Нектанебе?

— Я не говорила, что не знаю ничего. Я сказала, что знаю немного. — Гейл улыбнулась. — Во Франции «немного» означает «немного». Может быть, у вас, в Англии, по-другому?

— Другими словами, вы полагаете, что «Роман» — заслуживающий доверия источник? — Он повернул направо и снова оглянулся. «Хвост» приблизился. Впереди вышли из-за угла еще двое. Не пора ли бежать? Но двое прошли мимо, не обратив ни на них, ни на преследователя в голубом никакого внимания.

— Скорее всего нет, — сказала Гейл. — В Греции Нектанеб никогда не был. Но можно с уверенностью утверждать, что среди египтян эта история получила широкое распространение. Может быть, и сам Александр не особенно старался опровергать этот слух. Вот уж кто был большим мастером пропаганды. Думаю, отчасти именно поэтому он и посетил Сиву. Общее мнение таково, что Александр отправился туда потому, что Оракул Амона пользовался большим уважением у греков. Но египтяне тоже почитали его на протяжении многих веков. Все фараоны двадцать первой династии совершали паломничества в Сиву, где получали подтверждение своих прав на престол. И кстати, их всех изображали с бараньими рогами, как и Александра.

Наконец-то Корниш! Налетевшая на скалы волна разбилась, швырнув через высокое ограждение хлопья пены, и набережная мгновенно потемнела и засверкала. Нокс успел бросить взгляд через плечо — египтянин в голубом убрал в карман телефон и стоял, оглядываясь и словно выискивая кого-то взглядом.

— Неужели? — с опозданием отреагировал Нокс.

Гейл кивнула.

— Для египтян вопрос о законности власти фараонов был очень важен. Александр был преемником Нектанеба и в некотором смысле его сыном. История о том, что он переспал с его матерью, служила удобным для всех объяснением перехода власти. — Она улыбнулась. — Ну все. Хватит разговоров на профессиональные темы. И где же обещанный ресторан?

— Здесь.

Нокс в последний раз обернулся. Их «хвост» с широкой улыбкой подошел к темноволосой женщине с двумя детьми и, подхватив ребятишек на руки, радостно закружился. Нокс облегченно вздохнул. Никакой опасности, всего лишь паранойя. Впрочем, он тут же напомнил себе, что это еще не повод расслабляться.

Ресторан располагался неподалеку от набережной и выглядел настолько шикарно, что Гейл в ужасе взглянула сначала на спутника, а потом на свой весьма непритязательный наряд.

— Могли бы и предупредить! Я же не могу в таком виде…

— Можете. Вы прекрасно выглядите.

Она поджала губы и с сомнением покачала головой, хотя Нокс и нисколько не покривил душой. Ему всегда нравились девушки ее типа — мягкие, без жеманства, с чувством юмора и умные.

— Вообще-то я так оделась только для того, чтобы ваш друг Огюстен не подумал лишнего. Знала бы, что придете вы…

Нокс лукаво усмехнулся:

— Хотите сказать, что мне позволено рассчитывать на большее?

— Я совсем не это имела в виду! — вспыхнув, возразила Гейл. — Я лишь хотела сказать, что вам, как мне кажется, можно доверять.

— О, — разочарованно протянул Нокс, открывая дверь и пропуская спутницу вперед. — Доверять… Плохи мои дела. Вы бы еще назвали меня милым.

— Может быть, найду что-то похуже, — улыбнулась Гейл. — Посмотрим.

Они поднялись по ступенькам в обеденный зал.

— Пресноводное лучше не брать, — посоветовал он, предлагая ей место за столиком у окна с видом на Восточную бухту. — Озера здесь такие, что остается только удивляться, как в них еще что-то выживает. А вот морепродукты отличные.

— Приму к сведению.

Он сел и развернул салфетку.

— Как у вас с фотографиями?

— Получилось совсем даже неплохо. — Она подалась вперед и, понизив голос, добавила: — Хотя вообще-то я не фотограф.

— Неужели?

— Моя специализация — папирусы. Фотоаппарат всего лишь помогает компоновать фрагменты. С современными программами можно творить чудеса.

— Тогда как же вас взяли на такую работу?

— Так начальство решило.

— Вот оно что. Ваш босс, Елена. Молодец. Так вы работаете с ней в Дельте?

— Да.

— А над чем?

— Раскапываем одно старое поселение. Нашли следы городских стен, жилищ и захоронений. От эпохи Древнего царства до ранних Птолемеев.

— Здорово. И что же это за место?

— Э… — Она замялась и опустила глаза, как будто уже сказала лишнее. — Точно еще не определили.

— Но какое-то представление у вас уже есть.

— Знаете, я просто не могу говорить об этом. Елена всех нас заставила подписать договор, в котором есть пункт о неразглашении информации.

— Перестаньте. Даю слово, что никому не проболтаюсь. Вы же сами сказали, что мне можно доверять.

— Не обижайтесь, но я действительно не могу.

— Хотя бы намекните. Одно словечко…

— Пожалуйста, не просите. Я не могу.

— Можете. И хотите. Ведь хотите же, да?

Она скорчила гримасу.

— Слышали выражение — сунуть голову в пасть льву? С Еленой то же самое. Лучше не связываться.

— Ну и ладно, — проворчал Нокс. — А как получилось, что вы работаете у нее? Это ведь греческая экспедиция, верно? А вы на гречанку не очень-то похожи.

— У Елены был свой специалист, но он заболел, и потребовалась замена. Кто-то порекомендовал меня. Вы же знаете, как это бывает.

— Знаю.

— Она позвонила. Сделала предложение. Не скрою, было приятно. Да и откладывать что-то срочное не пришлось. К тому же одно дело читать про Египет в книжках, и совсем другое — увидеть его собственными глазами.

— Согласен. Так это первые ваши раскопки?

Гейл покачала головой.

— Не люблю говорить о себе. Сейчас ваша очередь. Вы ведь занимаетесь подводной археологией?

— Я археолог, который умеет нырять.

— И еще сноб-интеллектуал?

Он рассмеялся:

— Воинствующий!

— А где вы учились?

— В Кембридже.

— О! — Гейл поморщилась.

— Что такое? — удивился Нокс. — Даже не представляю, как можно не любить Кембридж!

— Дело не в самом Кембридже, а в одном человеке, который там учился.

— Он тоже археолог? — усмехнулся Нокс. — Прекрасно! Кто такой?

— Не думаю, что вы знакомы, — ответила Гейл. — Его зовут Дэниел Нокс.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

— Чудесно! — Огюстен даже захлопал в ладоши, когда Нокс пересказал ему события прошедшего вечера. — Это же просто чудесно! И что ты?

— А что я? — проворчал Нокс. — Сказал, что никогда не слышал о таком, и сменил тему.

— И ты понятия не имеешь, откуда такая неприязнь? Может, ты оттрахал ее однажды, а потом забыл позвонить?

— Нет.

— Уверен? Со мной такое частенько случается.

Нокс нахмурился.

— Не сомневаюсь.

— Тогда что?

— Не знаю. — Он беспомощно развел руками. — Даже придумать ничего не могу. Разве что…

— Что?

— Нет, не может быть… — Он вдруг густо покраснел и хлопнул себя по лбу. — О Господи!

— Что?

— Ты, идиот, сказал, что ее зовут Гейл Дюма. Может, не Дюма, а Боннар?

— Какая разница, Дюма или Боннар? Ладно, если она Гейл Боннар, то что тогда?

— Тогда она — дочь Ричарда. Вот в чем все дело. — Он вздохнул и уныло добавил: — Неудивительно, что Гейл меня ненавидит.

2

Хотя балконная дверь и оставалась открытой, в комнате все равно было душно. И зачем она только помянула этого Дэниела Нокса! Марк сразу как-то изменился, перескочил на другую тему и вообще поник. А ведь до того все складывалось как нельзя лучше. Вот уж действительно, язык мой — враг мой. Конечно, Марк знал Нокса. Было бы удивительно, если бы два археолога, учившихся в Кембридже примерно в одно время, не были друзьями или по крайней мере знакомыми.

Причины для ненависти бывают разные. Кого-то ненавидят по принципиальным соображениям. Кого-то — в силу личных обстоятельств. Каждый раз, когда Гейл думала о Дэниеле Ноксе, которого ни разу не встречала, в душе ее сплетались, как две змеи, ненависть личная и ненависть принципиальная. Ее мать пела в ночном клубе. С отцом у нее случился короткий роман, за которым последовали беременность и вынужденный брак, не имевший с самого начала абсолютно никаких перспектив, особенно после того, как Ричард понял, что его привлекают не столько женщины, сколько мужчины.

Гейл исполнилось четыре, когда он не выдержал и сбежал в Египет. Мать, потрясенная тем, что прожила столько лет с гомосексуалистом-мужем, и переживающая закат недолгой карьеры, выместила обиду и разочарование на дочери. Она всегда искала утешение в крепких напитках, потребляя без разбора все, что попадалось под руку, пока однажды, накануне своего пятидесятилетия, не совершила ошибку, обошедшуюся ей слишком дорого.

В детстве Гейл держалась как могла, терпя и материнский гнев, и жестокость, и невнимание, но вечно так продолжаться не могло. В конце концов она, наверное, рехнулась бы, не выдержав постоянного напряжения, если бы не следила за давлением, уезжая каждое лето на месяц к отцу, проводившему раскопки то в Северной Африке, то в Леванте. Эти отлучки из дома были для нее настоящим праздником.

В свое семнадцатое лето Гейл должна была отправиться в местечко к западу от Маллави, что в Среднем Египте. Целых одиннадцать месяцев она изучала коптский, иероглифический и иератический языки, дабы доказать свою пригодность в экспедиции и заставить отца признать, что без нее он как без рук, и согласиться принять ее на постоянную работу. Но за три дня до вылета он сам неожиданно объявился в их парижской квартире. Мать закатила очередной скандал и категорически запретила ему видеться с дочерью. Гейл стояла за дверью гостиной и слушала. Работавший в ее комнате телевизор то и дело взрывался неестественным смехом, так что услышала она не все. Но достаточно. Отец откладывал командировку в Маллави, чтобы уладить какие-то неотложные личные дела, а значит, о поездке Гейл не могло быть и речи, поскольку потом начинались занятия в школе.

Тот сезон принес отцу триумфальный успех. Через восемь недель он нашел птолемеевский архив, признанный настолько важным, что работы в Маллави взял под личный контроль будущий генеральный секретарь Верховного совета по древностям Юсуф Аббас. Гейл в это время была дома. Ее место в экспедиции занял молодой египтолог, выпускник Кембриджа и подающий большие надежды исследователь Дэниел Нокс. Именно за ним Ричард Боннар прилетал в Европу! Оскорбленная предательством, Гейл отвернулась от отца. Он пытался связаться с ней, объясниться, но она не дала ему такого шанса. И хотя увлечение Египтом не прошло, а египтология стала ее профессией, она не ездила туда, пока отец был жив и пока Елена не застала ее врасплох неожиданным предложением.

Нокса она не знала и знакомиться с ним не имела ни малейшего желания. Но он после смерти отца прислал письмо с соболезнованиями, содержавшее трогательный рассказ о последних годах жизни Ричарда Боннара. Нокс утверждал, что отец постоянно говорил о ней, что он погиб, сорвавшись со скалы в Западной пустыне, что спасти его не было никакой возможности и что, умирая, он думал о ней. Странно, но письмо тронуло ее и одновременно утешило. Потом пришла посылка из оазиса Сива с личными вещами и документами отца. Был там и полицейский отчет о несчастном случае с показаниями двух проводников, которые утверждали, что Нокс мог бы при желании спасти Боннара, но ничего для этого не предпринял. Оба свидетельствовали также, что смерть последовала почти мгновенно и что к тому времени, когда они и Нокс спустились, тело уже остыло. Следовательно, никаких последних распоряжений он отдать уже не мог. Письмо Нокса было ложью. Все было ложью.

До получения отчета Гейл ненавидела Дэниела Нокса исключительно по принципиальным соображениям. Получив отчет, она возненавидела его лично.

3

Еще будучи солдатом, Нессим изучил физиологию страха. Знание того, что происходит в твоем теле, помогает контролировать его. Сердце бьется быстрее и дыхание становится жарким; металлический привкус во рту — работа желез, закачивающих в систему адреналин перед дракой; пощипывание в кончиках пальцев, опустошение кишечника и мочевого пузыря — это кровь перераспределяется туда, где в ней большая потребность.

Набирая номер Хасана, он стоял у окна в комнате отеля и смотрел на широкую реку с высоты десятого этажа.

— Ты его нашел? — спросил Хасан, когда их соединили.

— Еще нет, господин. Но подвижки есть.

— Подвижки? — язвительно переспросил Хасан. — Ты и вчера говорил мне о подвижках.

— У меня сильная команда.

— Команда. Это хорошо.

— Да, господин.

Команда и впрямь подобралась хорошая. Старые товарищи, готовые поработать и не раз доказавшие свою надежность и умение держать язык за зубами. Каждый получил необходимую информацию: имя объекта, номер машины, фотографии и еще кое-какие сведения. Одни вели наблюдение по тем адресам, где жили знакомые Нокса, другие проверяли отели и вокзалы. Нессим договорился о том, чтобы мобильный Нокса взяли на контроль, и как только телефон включится, у них будут его координаты с точностью до сотни метров. Банковские счета и кредитные карточки, если он попытается снять наличные, тоже могут навести на след беглеца. В Египте возможно все — если есть деньги.

— Послушай, мне не нужны подвижки. Мне нужен Нокс.

— Да, господин.

— Позвони завтра. Я жду хороших новостей.

— Да, господин.

Нессим положил трубку. Рука дрожала. Он опустился на кровать. Вытер взмокший лоб. Еще один симптом. Полный набор. Может быть, снять деньги со счета и просто исчезнуть? Но Хасану слишком много о нем известно. И не только о нем. О его сестре. О Фатиме и их сыне. Да и профессиональная гордость не позволяла прятаться в кусты только потому, что проблема оказалась слишком трудной и в воздухе запахло бедой. Нессим взял со стола папку с досье Нокса и, наверное, в десятый уже раз пробежал глазами по почерневшим строчкам. Информация не пополнялась несколько лет. Некоторые из указанных в досье сменили адрес или вообще покинули Египет. Других просто не найти. Но ничего лучшего у Нессима не было, так что оставалось только надеяться на удачу и молиться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

Рано утром Огюстен и Нокс первым делом отправились на раскоп, горя желанием поскорее приступить к делу и надеясь, что рабочие уже откачали воду из каких-то помещений. Оба хорошо знали, какие трудности их ожидают. Известняк — камень чрезвычайно пористый и воду впитывает, словно огромная губка. Как только помпа заработает, эта губка начнет освобождать свой резервуар, восстанавливая нарушенный баланс. На многое рассчитывать не приходилось, по крайней мере с имеющимися в их распоряжении средствами, но какое-то время выиграть можно.

Однако, едва прибыв на место, археологи поняли — случилось нечто серьезное. Помпа хрипела, как догоняющий автобус завзятый курильщик. Они поспешили вниз. Судя по всему, древние печати на нескольких нишах не выдержали, и вода разлилась по полу македонского захоронения. Под мутной жижей тускло мерцали лампы.

Огюстен метнулся наверх, торопясь выключить насос. Нокс отсоединил кабели, потом разулся, стащил брюки и начал собирать лампы и вентиляторы, складывая их на ступеньки лестницы. Помпа заглохла, в шлангах заурчало. Подождав немного, Нокс снова подсоединил кабели и осмотрелся. Спустившийся на пару ступенек Огюстен горестно вздохнул и покачал головой:

— Merde![5] Мансур мне яйца оторвет.

— Мы можем спустить помпу сюда?

— Я только договорился, чтобы ее привезли. Откуда мне знать, как эта штуковина работает? — проворчал француз, но тут по его лицу разлился свет озарения. В следующее мгновение он исчез, а через минуту вернулся с четырьмя корзинами и, бросив две Ноксу, принялся собирать воду.

— Ты это серьезно? — удивился Нокс.

— Есть идея получше? — огрызнулся Огюстен.

Ноксу ничего не оставалось, как последовать его примеру. Воды в корзины вмещалось много, таскать их было тяжело, а резина оставляла на пальцах красные полосы. Они успели сделать несколько ходок, когда появились первые рабочие. Увидев, что случилось, они схватили корзины и поспешили на помощь. Вскоре собралась вся команда. После дюжины корзин коленки у Нокса дрожали, а руки онемели. Решив передохнуть и не мешать другим, он вышел в главный зал. Вопреки его ожиданиям идея Огюстена полностью себя оправдала. Уровень воды значительно понизился, и выступившие верхние ступеньки разделили оба зала и двор на три отдельных водоема. Присев на корточки и опустив распухшие пальцы в холодную воду, Нокс заметил кое-что любопытное. Уровень воды в главном зале был ниже, чем в соседнем помещении, и ниже разделяющих их ступенек.

Усталость мгновенно улетучилась. Поднявшись, он вернулся во внутренний дворик.

— Есть у кого-нибудь спички?

2

Прибыв на раскоп, Гейл сразу поняла, что произошло. Она еще не закончила фотографировать главный зал, а потому первой ее реакцией было беспокойство — уж не упустила ли она свой шанс. Сбросив туфли и закатав брюки, девушка спустилась вниз, чтобы самой оценить масштаб бедствия. Ее новый знакомый уже был там и, стоя по колено в воде, бросал по углам сломанные спички.

— Лишние зубочистки?

— Посмотрите, — сказал он, указывая на передний зал. — Видите? Уровень воды там выше.

Гейл сразу поняла, что это значит.

— Хотите сказать, что она уходит туда?

— Вот именно, — кивнул Нокс. — Вероятно, помещение вырублено в более твердой, скорее всего скальной породе. — Он разбросал последние спички, наблюдая за тем, как они дрейфуют друг к другу.

— Мне вчера было хорошо, — негромко сказала Гейл.

— Мне тоже.

— Может быть, повторим как-нибудь.

— С удовольствием, — ответил он и тут же поморщился. — Послушайте, Гейл, мне нужно кое-что вам сказать.

— Насчет Нокса, да? Он ведь ваш друг?

— Здесь не самое подходящее место. Может, я зайду к вам вечерком?

Она улыбнулась.

— А потом сходим куда-нибудь, хорошо? Сегодня я угощаю.

За спиной у них зашлепали торопливые шаги, из-за угла появился Мансур. За ним следовала Елена.

— Что тут происходит? — загремел египтянин.

Гейл посмотрела на нового знакомого, ожидая его объяснений, но тот опустил голову, схватил корзины и исчез. Мансур и Елена проводили его недоуменными взглядами.

— Это еще кто такой? — спросил Мансур.

— Приятель Огюстена. Дайвер. — Гейл пожала плечами. — Возможно, это он придумал привезти сюда насос.

— Ага! Ну что ж. Надеюсь, он не думает, что я злюсь на него. А вот с Огюстеном хотелось бы потолковать. — Мансур пожал плечами, вероятно, удивленный странным поведением приятеля француза. — А спички для чего?

Гейл привлекла его внимание к разнице в уровне воды.

— Оттуда ее никто не вычерпывал. Мы решили узнать, куда она уходит.

— И что?

— Спички дрейфуют к постаменту. — Все трое направили лучи фонариков в одно место — туда, где из-под воды поднимались серебристые струйки воздушных пузырьков. — Акил из тридцати трех. Лучший из всех и почитаемый выше многих.

— Надпись над входом? — нахмурился Мансур. — Что в ней такого?

— Греки любили каламбурить.

— Ладно, выражайтесь яснее, — буркнула Елена.

Гейл сделала серьезное лицо — а то еще сочтут ее сумасшедшей.

— Надпись не нужно понимать так, будто остальных почитали меньше.

Мансур рассмеялся и пристально посмотрел на нее:

— Вы ведь фотограф, да?

Она покраснела, чувствуя на себе обжигающий взгляд Елены.

— Вообще-то я занимаюсь языками.

— Нужно привести сюда Ибрагима, — сказал египтянин. — Пусть увидит все сам.

3

Нокс нашел приятеля внизу, где тот уже надевал водолазный костюм.

— Что Елена? Узнала тебя?

— Кажется, нет. А тебя Мансур не поймал?

— Не успел. — Огюстен потряс рукой, словно обжегся. — Уф! Как вареный омар. — Он ткнул пальцем в воду под ногами. — Мудрец знает, когда исчезнуть с глаз. Ты со мной?

— Конечно.

Несмотря на поломку, насос успел хорошо поработать ночью, так что воды осталось по голень. Лабиринт открылся им во всей своей запутанности, со сложными переходами и залами, так что друзья только переглядывались и качали головами, понимая, как им повезло выбраться из него живыми. В одном помещении они обнаружили стену с намеченными краской нишами, вырезать которые, по-видимому, не успели. Почему, стало ясно, когда Нокс увидел дыру в потолке — возможно, кто-то из рабочих просто провалился через пол. Он посветил фонариком.

— Посмотри-ка сюда.

Огюстен подошел поближе.

— Что за черт?

— Помоги.

Француз подставил руки, Нокс подтянулся и пролез в верхнюю камеру. Она оказалась достаточно большой и высокой, чтобы стоять в полный рост. Он провел рукой по шершавой стене, сложенной из блоков, скрепленных рассыпающимся пылью раствором.

— Дай руку, черт возьми, — проворчал Огюстен. — Я тоже хочу посмотреть.

Огляделись. Вправо вел узкий коридор. Небольшой проем в конце его выходил к другому коридору, тоже сложенному из блоков, а вот внешняя стена третьего уже представляла собой скальный грунт. Получалось, что помещение площадью примерно в шесть квадратных метров разделялось внутренними стенами на три коридора, соединявшихся друг с другом в конце и образовывавших фигуру наподобие буквы «Е». Они прошли до конца центрального коридора. Пять ступенек вели вверх, потом поворачивали под прямым углом, и следующий пролет уходил в потолок. Сверху доносились глухие удары, от которых со стен осыпалась пыль.

— Господи, — пробормотал Нокс, — это еще что такое?

Огюстен постучал кулаком по потолку, и его губы растянулись в улыбке.

— Ротонда. Это, должно быть, первоначальная лестница. Да. Македонцы зарылись слишком глубоко и достигли уровня грунтовых вод. Что делать? Они построили эти вот опорные стены, выложили новый пол, покрыли его мозаикой. А лет через пятьсот сюда случайно провалились строители некрополя.

4

К тому времени как Ибрагим появился на участке, воду из главного зала уже откачали полностью. Спустить вниз тяжелое грузовое оборудование оказалось задачей не из легких, так что Мансур призвал на помощь Мохаммеда. Вдвоем они подсунули ломы под плиту, поднатужились, и каменная глыба медленно и неохотно поддалась, протестуя громким скрипом против вмешательства в ее многовековой покой. Зазор достиг нескольких дюймов, но на большее просто не хватало сил — мышцы взбугрились, ломы прогнулись от напряжения, однако дальше дело не шло.

Ибрагим и Елена, опустившись на колени, посветили под плиту фонариками, но обнаружили только круглую, около метра в диаметре, черную дыру в полу. Плита оказалась настолько тяжелой, что даже Мансур и Мохаммед не могли удерживать ее долго. Археолог сдался первым, предупредив криком напарника; потом отпустил Мохаммед. Плита грохнулась на место, во все стороны ударила пыль. Ибрагим закашлялся и отступил.

— Ну? — спросил Мансур, отряхиваясь.

— Шахта, — ответил Ибрагим.

— Хотите, чтобы мы сдвинули плиту? — поинтересовался Мохаммед.

— А это возможно?

— Понадобится дополнительная помощь и кое-какое оборудование, но мы ее уберем.

Все выжидающе посмотрели на Ибрагима, однако тот медлил с ответом. Николай обещал двадцать тысяч долларов, но пока поступила только половина, остальное обещали прислать по завершении работ. И лишь при условии достижения положительного результата. Катерина сделала особый упор на слове «положительный», дав понять, что отсутствие находок положительным результатом считаться не будет. Держать открытие в секрете он не мог — Елена уже видела шахту. В какой-то момент перед глазами встала больная дочь Мохаммеда, жизнь которой висела на волоске.

— Минутку, — сказал Ибрагим. — Мне нужно позвонить. — Пригласив Елену следовать за ним, он поднялся наверх и набрал номер Драгумиса. В трубке заиграла музыка. Египтянин с грустью потер переносицу.

Музыка оборвалась.

— Да? Это Николай.

— Ибрагим. Из Александрии. Вы сказали позвонить, если мы что-то найдем.

— И?

— Под македонским захоронением есть что-то еще. Возможно, шахта.

— Шахта? — Голос Драгумиса зазвенел от волнения. — Куда она ведет?

— Скорее всего никуда. Чаще всего так и бывает. Но чтобы в этом убедиться, нужно поднять плиту. Я только потому звоню, что вы просили держать вас в курсе.

— Верно.

— Я собираюсь сдвинуть плиту. Позвоню вам, как только…

— Нет, — решительно оборвал его грек. — Я сам там буду.

— Но у нас нет времени, — заволновался Ибрагим. — Мы должны…

— Завтра во второй половине дня, — стоял на своем Николай. — Буду к часу. До тех пор ничего не предпринимайте. Вы меня поняли?

— Да, но ждать чего-то особенного не стоит. Вы проделаете такой путь, потратите время. А потом окажется, что там ничего…

— Я должен присутствовать при этом, — бросил грек. — Решено. Имейте в виду, туда никто не должен попасть. Обеспечьте охрану. Поставьте стальные ворота.

— Да, но…

— Сделайте это. Счет пришлете Катерине. И я хочу поговорить с Еленой. Она там?

— Да, но…

— Передайте ей трубку.

Ибрагим беспомощно пожал плечами:

— Он хочет поговорить с вами.

Она кивнула, взяла телефон и, отойдя в сторонку, повернулась к нему спиной — чтобы не подслушал.

5

Закончив разговор с Еленой, Николай положил трубку, откинулся на спинку кресла и постарался восстановить дыхание. Вот так новость. Дэниел Нокс в Александрии! Мало того, на раскопе. В самое неподходящее время. Он поднялся, подошел к подоконнику, потер поясницу.

Дверь открылась. В кабинет со стопкой бумаг вошла Катерина. Увидев, что шеф разминает спину, она улыбнулась.

— Что случилось? Уж не Дэниел ли Нокс, случайно, позвонил?

Он посмотрел на нее так, словно собирался покрошить на кусочки.

— О! — Она положила бумаги на стол и торопливо ретировалась.

Николай снова сел. Мало кому удавалось доставить ему столько неприятностей, как это получилось у Нокса. Десять лет назад англичанин на протяжении шести недель вел возмутительную кампанию клеветы против его отца и компании, а они слушали, смотрели и… ничего не делали. Отец распорядился не трогать Нокса, и слово отца было законом, но пережитое унижение не забылось. Николай подался вперед и нажал кнопку громкой связи.

— Простите, господин, — выпалила Катерина, прежде чем шеф успел что-то сказать. — Я не хотела…

— Забудьте, — коротко оборвал ее Николай. — Завтра после полудня мне нужно быть в Александрии. Наш самолет свободен?

— Полагаю, что да. Сейчас проверю.

— Спасибо. И еще… Тот египтянин, у которого мы в свое время покупали папирусы, он ведь, если не ошибаюсь, и другими делами занимается? — Растолковывать, о каких именно делах идет речь, Катерине не было нужды.

— Господин Муним? Да.

— Хорошо. Найдите, пожалуйста, его номер. У меня для него работа.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Собрав команду в ротонде, Ибрагим объявил о предстоящем визите спонсора. Он бодрился. Пытался представить дело так, будто это его собственная идея. Попросил всех быть на месте, пообещал чай и кофе с булочками, а потом и ленч в музее и наконец мягко напомнил, что именно этот человек дает им деньги. А раз так, то все должны проявить понимание. Короче, Ибрагим старался как мог. Закончив, он спросил, есть ли вопросы. Никто не проронил ни слова. Они были археологами и презирали спонсоров. Собрание объявили закрытым, и все разошлись по местам.

2

День клонился к вечеру. Хосни дремал на водительском сиденье своего видавшего виды «ситроена», когда у подъезда остановился черный хромированный мотоцикл с двумя мужчинами. Тот, что за рулем, был в джинсах, белой футболке и кожаной куртке; пассажир на заднем сиденье — в светлых брюках, голубом джемпере и красном защитном шлеме, который он снял, чтобы поговорить с приятелем. Хосни выхватил из кармана фотографию объекта, но рассмотреть незнакомца было невозможно, да и снимок не отличался высоким качеством. Мужчины обменялись рукопожатием. Пассажир вошел в подъезд, водитель развернулся, описав широкий круг, и с ревом умчался. Хосни посчитал этажи. Француз жил на шестом. Минут через двадцать балконная дверь открылась, и недавний пассажир вышел из комнаты и потянулся. С минуту Хосни наблюдал за ним в бинокль, потом достал мобильный и набрал номер Нессима.

— Да? — спросил Нессим.

— Это Хосни, босс. Думаю, я его нашел.

— Уверен?

— Не на сто процентов. — Хосни слишком хорошо знал бывшего десантника, чтобы выдавать желаемое за действительное. — У меня же только фотография. Но вообще-то я уверен.

— Ты где?

— В Александрии. Возле дома Огюстена Паскаля. Знаешь его? Подводный археолог.

— Хорошая работа, — сдержанно похвалил его Нессим. — Теперь не упусти. И не попадайся ему на глаза. Я скоро буду.

3

Устав мотаться туда-сюда между Дельтой и Александрией, Елена сняла номер в знаменитом отеле «Сесил». Вроде бы рукой подать до того клоповника, в котором обосновалась Гейл, но на самом деле как будто другой мир. Она не собиралась расходовать выделенные деньги на комфорт для какой-то выскочки-француженки, специалиста по языкам, но себя обделять по части удобств не намеревалась. Старший представитель македонского археологического фонда должен поддерживать престиж учреждения и не экономить на мелочах.

Первую половину вечера Елена поработала с бумагами. Приходится только удивляться, насколько забюрократизировано в Египте все связанное с археологическими раскопками. У нее уже начала уставать рука, когда в дверь номера постучали.

— Войдите. — Дверь открылась и закрылась. Елена закончила подсчет, вывела итоговую сумму и лишь затем повернулась вполоборота в кресле и обнаружила стоящего у порога француза-археолога, которого видела утром на раскопе. Сейчас на нем были джинсы и кожаная куртка. — Какого черта? Что вы здесь делаете?

Огюстен, не ожидая приглашения, как будто номер принадлежал и ему тоже, прошел к окну, раздернул шторы и окинул взглядом бухту.

— Мило, — кивнул он. — А вот у меня из окна только чужое белье и видать.

— Я задала вопрос.

Он повернулся спиной к окну и облокотился о ее кондиционер.

— Я думал о вас.

— Что?

— Да. Так же как и вы думали обо мне.

— Поверьте, я ни на секунду…

— Неужели? — усмехнулся француз. — Так уж и не думали?

— Нет. Не думала.

Голос ее предательски дрогнул, и Огюстен, уловив эту дрожь, бесстыдно ухмыльнулся. Елена нахмурилась. Привлекательная, успешная, состоятельная, она привыкла иметь дело с любителями закрутить легкий роман и обычно отшивала их без раздумий презрительным взглядом, после которого у них начисто пропадал всякий интерес. Они были для нее чем-то вроде назойливых мух.

Но против Огюстена обычный прием не сработал. Презрительный взгляд попал в цель, но растворился в нагловатой ухмылке гостя, который как ни в чем не бывало продолжал смотреть на нее.

— Уйдите, пожалуйста, у меня много работы.

Он остался стоять.

— Я заказал столик. Не хотелось бы вас торопить, но…

— Если не уйдете, я вызову охрану, — холодно сказала Елена.

Огюстен кивнул:

— Дело, конечно, ваше.

В животе как будто замахали крылышками сотни бабочек. Она подтянула старый дисковый телефон. Набрала первую цифру номера, полагая, что этого с него хватит. Но нет, он даже не шелохнулся. И самодовольная ухмылка осталась на месте словно приклеенная. Елена набрала вторую цифру. Диск крутился медленно, с сухим пощелкиванием. Трубка холодила щеку. Она уже приготовилась набрать третью цифру, когда ее рука вдруг онемела, словно все мышцы атрофировались.

Он неспешно пересек комнату, взял у нее трубку и положил на рычажки.

— Вы, наверное, захотите освежиться. Я подожду внизу.

4

— Мы его нашли, — сказал Нессим.

На другом конце небольшая пауза. После стольких неудач и разочарований Хасан, похоже, не сразу сообразил, что сказать.

— Уверен?

— Его выследил Хосни. Он сейчас на квартире у приятеля. Я поеду туда, как только получу звонок. Вышел пятнадцать минут назад. Не проверялся. Должно быть, думает, что его уже перестали искать. Но это точно он.

— Где он сейчас?

— В такси. Едет в сторону Рамлы.

— Ты следишь за ним?

— Конечно. Хотите, чтобы мы его взяли?

Снова пауза. Затем:

— Слушай меня. Вот чего я хочу…

5

Гейл встретила его на удивление тепло и даже по-дружески.

— Вы как раз вовремя, — расцвела она. — Ибрагим попросил меня устроить завтра что-то вроде презентации росписей, и мне нужна жертва для тренировок.

Не обращая внимания на хмурый взгляд консьержа, девушка пригласила гостя в комнату. Дверь на балкон была открыта, и снизу доносились веселые голоса парней и треньканье проходящего в отдалении трамвая. На столе стоял открытый лэптоп с заставкой в виде какого-то причудливого узора. Гейл щелкнула мышкой, и на экране вспыхнула яркими красками стена с изображенными на ней двумя мужчинами.

Нокс прищурился и наклонился, чтобы рассмотреть получше.

— Что за чертовщина? Это же с раскопа!

— Верно. С боковых стен малого зала.

— Но… но там же почти ничего не было видно, только штукатурка. Как вам удалось это сделать?

Она улыбнулась, польщенная похвалой.

— Ваш друг Огюстен подсказал. Посоветовал взять побольше воды. Вот я и вылила на стену пару ведер. Вы, конечно, откачали больше, но…

Он рассмеялся и шутливо шлепнул ее по локтю. Легкое, ничего не значащее прикосновение, но обоих словно тряхнуло электротоком.

— Отличная работа. — Нокс на всякий случай убрал руку подальше. — Выглядит просто фантастически.

— Спасибо.

— А вы знаете, кто они?

— Тот, что слева, Акил. Это его там похоронили.

Акил? Странно, но имя казалось знакомым. Где же он мог его слышать? В связи с чем? Обычное, довольно распространенное среди греков имя.

— А второй?

— Апеллес из Коса.

— Апеллес из Коса? — недоверчиво повторил Нокс. — Уж не художник ли?

— А что, был такой художник?

— Да, любимый портретист Александра Македонского. Никому другому царь писать себя не позволял. Любил захаживать к мастеру в мастерскую и надоедать всем своими разглагольствованиями об искусстве. В конце концов Апеллес однажды не выдержал и предложил помолчать, потому что над ним смеются даже мальчишки, смешивающие краски.

Гейл засмеялась.

— Смелости ему, похоже, было не занимать.

— Александру нравились такие, грубоватые, которые за словом в карман не полезут. И Апеллес умел не только высмеивать, но и льстить. Изобразил царя с молнией в руке, как Зевса. И где это? Там сказано?

— Насколько я смогла понять, в Эфесе.

— Что ж, вполне возможно. После первой победы над персами Александр отправился именно туда. — Нокс протянул руку, закрыл файл, открыл другой. На экране возникли идущие по воде воины. — Пергам. — Он взглянул на девушку. — Слышали о нем?

— Нет.

— Город на турецком побережье, напротив Родоса. Тот, кто хочет идти оттуда дальше на юг, должен перебраться через горы, что не очень-то легко. Альтернативный вариант — двигаться вдоль побережья. Проблема в том, что пройти по берегу можно только при северном ветре, который отгоняет море. Александру не повезло — дул южный. Но его это не остановило. Он шел и шел, и ветер переменился. Войско успело пройти по берегу. История во многом напоминает эпизод с Моисеем, перед которым расступилось Красное море. Между прочим, вскоре после этого Александр прошел и по Палестине. А ведь Библия тогда еще не приобрела законченный вид.

Гейл скептически сморщила нос.

— Вам не кажется, что это уже притянуто за уши. А?

— Не стоит недооценивать влияние греческой культуры на евреев. Трудно поверить, что Александр не произвел на них никакого впечатления.

Многие евреи предпринимали попытки ассимилироваться, но у них плохо получалось, и не в последнюю очередь потому, что центром общественной жизни греков был гимнасий, где занимались обнаженными, так что все — по определению — было выставлено на всеобщее обозрение. Греки относились к крайней плоти с почтением, как к части божественного замысла, и считали обрезание варварством. Некоторые евреи старались восполнить нанесенный мохелем[6] ущерб, подтягивая то, что осталось, с помощью металлических грузиков или срезая кожу с основания головки пениса.

— Я в другом смысле, — сказала Гейл. — Рассказы о том, как воды расступаются перед героем, встречаются в древних мифах довольно часто. Как и рассказы о потопе, уничтожающем врагов. Если кому и вручать пальму первенства, я бы выбрала царя Саргона.

— Аккадийца?

Гейл кивнула:

— Да. Жил за тысячу лет до Моисея и за две до Александра. В одном источнике описывается, как по его воле пересохли Тигр и Евфрат. Есть и другие детали, сближающие его с Моисеем.

— Что вы имеете в виду?

— Мать положила его в сплетенную из тростника корзину и оставила на реке. Как и Моисея. Некто по имени Акки нашел его и воспитал как собственного сына. Подмена — мотив достаточно частый в древней истории. Дает возможность явить людям неотвратимость космической справедливости. Взять, к примеру, Эдипа. Обреченный отцом на смерть, он возвращается, чтобы убить родителя.

Нокс кивнул.

— Удивительно, что подобного рода легенды появляются снова и снова на всей территории Восточного Средиземноморья.

— Ничего удивительного, — не согласилась с ним Гейл. — Здесь всегда велась активная торговля, а торговцы — большие любители рассказывать сказки.

— И весь этот район, конечно, кишел менестрелями. А знаете, чем всегда славились менестрели?

— Тем, что не сидели на одном месте, — усмехнулась Гейл.

Глаза их на мгновение встретились, и Нокс ощутил беспокойное волнение в груди. Давно уже рядом не было женщины, с которой он делил бы не только постель, но и жизнь, увлечения, страсть. Слишком давно. Смущенный, он отвернулся и посмотрел на экран.

— Так, значит, это карта военных кампаний Александра?

— Не совсем, — торопливо ответила она, спеша поделиться открытием. — Жизнеописание Акила. — Картинка на мониторе сменилась: окруженному водой и крепостными стенами городу угрожал громадный сатир, антропоморфный греческий бог — частично человек, частично козел. — Меня вот эта смутила. Подумала, может быть, Тир… стены, вода, но…

— Точно Тир, — сказал Нокс.

— Почему вы так уверены?

— Тир считался неприступной крепостью. Даже у Александра с ним возникли проблемы. Однажды, во время осады, ему приснился сатир, который насмехался над ним. Царь гонялся за ним во сне, но сатир все время ускользал, а когда он наконец поймал его, то проснулся. Прорицатели указали, что само слово «сатир» состоит из двух слов — «са» и «Тир», «твой» и «Тир». Расшифровка простая — Тир будет твой, но, чтобы взять его, придется потрудиться. Так и вышло.

— К несчастью для горожан.

— Он пощадил всех, кто укрылся в храмах.

— Да, — бросила Гейл, — а потом убил две тысячи человек, распяв их на кресте.

— Может быть.

— Никаких «может быть». Почитайте внимательнее источники.

— Македонцы часто распинали преступников после смерти, — спокойно заметил Нокс. — Мы, в Британии, вешали их на виселицах. Чтобы другим неповадно было.

— Но почему Александр считал жителей Тира преступниками? — Гейл развела руками. — В конце концов, они всего лишь защищали свои дома.

— Александр послал парламентеров, чтобы обсудить с ними условия сдачи города, но горожане убили их и сбросили тела со стены. После этого никакого мира быть уже не могло. — Он вдруг покачал удивленно головой. — А не слишком ли роскошное захоронение для щитоносца, вам не кажется? Подумайте сами, малый зал, большой зал, двор. А еще ионические колонны, резной фасад, бронзовые двери, фрески. Все это наверняка стоило немалых денег.

— Александр хорошо платил своим людям.

— Но не настолько же. Примерно так хоронили македонских царей. На мой взгляд, явный перебор. Слишком уж все роскошно. Согласны?

Гейл кивнула.

— Завтра к вечеру собираются поднять плиту. Может быть, найдем какие-то объяснения. Вы там будете?

— Боюсь, не получится.

— Вам обязательно нужно быть. Без вас мы бы ее не нашли.

— Все равно…

— Не понимаю. — Гейл посмотрела на него растерянно и немного настороженно, и Нокс понял, что не может больше увиливать, уклоняться от объяснений. Он скорчил физиономию, давая понять, что тема не самая приятная, потом поднялся и отступил от нее на шаг.

— Помните, я сказал, что мне нужно кое-что вам сообщить?

— Насчет этого чертова Нокса, конечно, — насупилась она. — Он ваш лучший друг или что-то в этом роде.

— Не совсем.

— Давайте не сейчас, — попросила Гейл. — Не хочу об этом. Вчера я просто сболтнула лишнего. Он ничего для меня не значит. Я его даже ни разу не видела.

Нокс посмотрел ей в глаза и, когда до нее начало наконец доходить, кивнул:

— Верно. Вы его видели.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Гейл не сразу поняла, что имеет в виду Нокс. В следующую секунду лицо ее превратилось в застывшую, холодную маску.

— Убирайтесь.

— Пожалуйста, позвольте мне объяснить…

— Убирайтесь. Уходите. Вон из моей комнаты.

— Послушайте, я понимаю, что вы чувствуете, но…

Она подошла к двери и распахнула ее:

— Вон!

— Гейл… — Он умоляюще сложил руки перед собой. — Выслушайте меня. Я все объясню.

— У вас уже была такая возможность. Вы прислали мне письмо.

— Все не так, как вы думаете. Ради Бога, дайте же мне…

Поздно. Услышав голоса, консьерж моментально прибыл к месту происшествия и, схватив Нокса за руку, вытащил в коридор.

— Уходите или я вызову полицию.

Нокс попытался отмахнуться от него, но пальцы бдительного служащего цепко впились в запястье. Вариантов было два: либо подчиниться и уйти, либо подраться. Оказавшись в коридоре, консьерж втолкнул гостя в кабинку лифта, нажал кнопку первого этажа и с грохотом захлопнул дверцу.

— И не вздумайте возвращаться! — Он угрожающе помахал пальцем.

Кабина поползла вниз. Словно в тумане Нокс вышел из лифта в вестибюль, спустился по ступенькам. Злость, проступившая в лице Гейл, не только шокировала его, но и заставила понять, насколько он успел привязаться к ней. Пройдя несколько метров, он повернул вправо, потом еще раз вправо и оказался в переулке с тыльной стороны отеля. Переулок почти сразу же уперся в импровизированную парковку, и ему пришлось протискиваться между стоящими плотно машинами.

Письмо. Нокс только теперь вспомнил о письме. Сколько же там обмана и лжи. Щеки вспыхнули от стыда. Он остановился так резко, что следовавший позади человек врезался ему в спину. Нокс поднял руку, желая извиниться, и уже открыл рот, как ощутил вдруг какой-то странный химический запах. Что-то влажное накрыло рот и нос; в глазах моментально потемнело. Он с опозданием понял, что совсем потерял бдительность, забыл о случившемся на Синае и о Хасане, и попытался оттолкнуть незнакомца, но хлороформ уже проник в организм, и в следующее мгновение тьма обступила его полностью, и Нокс, потеряв сознание, упал на руки незнакомцу.

2

Было около половины двенадцатого, когда Огюстен привез Елену в отель «Сесил». Он пригласил ее в ночной клуб — она сослалась на загруженность работой. Тем не менее он настоял на том, чтобы проводить ее в фойе.

— Вам подниматься не обязательно, — сухо сказала Елена, когда они подошли к лифту. — Здесь мне уже ничто не угрожает.

— Я обязан проводить вас до комнаты, — галантно возразил Огюстен. — Не прощу себе, если с вами что-то случится.

Она вздохнула, покачала головой, однако возражать не стала. В кабине было зеркало. Каждый взглянул на себя, проверяя, все ли в порядке, а потом их взгляды встретились в зеркале, и оба улыбнулись над собственным тщеславием. Елена подумала, что они составляют прекрасную пару. Огюстен дошел с ней до двери.

— Спасибо. — Она пожала ему руку. — Было весело.

— Рад.

Елена достала из сумочки ключ.

— Тогда до завтра. Увидимся.

— Конечно. — Он не спешил уходить.

— Уже забыли, где лифт? — съязвила она.

Огюстен криво усмехнулся.

— Думаю, вы из тех женщин, которые не боятся того, чего хотят. Я ведь не ошибся, а?

— Нет.

— Хорошо. Тогда давайте кое-что проясним. Если вы еще раз попросите меня уйти, я уйду.

Молчание затянулось на несколько секунд. Наконец Елена повернула ключ, задумчиво кивнула сама себе и вошла.

— Ну? — спросила она не оборачиваясь. — Вы заходите или нет?

3

Сознание возвращалось медленно. В носу, во рту, в горле жгло. Изнутри поднималась тошнота. Нокс попытался открыть глаза, но веки словно склеились. Он хотел поднять руку, но запястья были связаны за спиной. Попытался крикнуть — рот заклеен. Память подсказала, что произошло, и сердце отозвалось панической тахикардией, а тело выгнулось в болезненном спазме. Что-то ударило по голове, за ухом, и Нокс снова провалился в темноту.

Очнувшись в следующий раз, он повел себя осторожнее. Он лежал на животе. В бок упирался какой-то мягкий ковер с уплотнением посередине. Лодыжки и запястья связаны. Причем так туго, что пальцы на руках и ногах уже начали неметь. Во рту — неприятный металлический привкус, слюна липкая от крови, на внутренней стороне щеки рана. В воздухе — густой запах дыма и лосьона для волос. Он ощущал мягкую вибрацию дорогого мотора. Машина шла быстро, и скорость гасила звук. Нокс понял, что лежит на полу. Его везли к Хасану. Паника всколыхнулась мутной волной тошноты, остановившейся где-то в горле. Он глубоко вдохнул через нос, подавляя рвотный спазм. Нужно спокойно все обдумать. Может быть, его схватили вовсе не люди Хасана. Может быть, это какие-то бандиты, работающие за деньги. Может быть, ему удастся разговорить их, пообещать деньги, перебить предложение Хасана. Нокс попытался сесть и снова получил по голове.

Машина свернула налево. Скорость упала. Теперь они ехали по какому-то проселку. Толчок следовал за толчком, ребра нещадно болели. Казалось, поездке не будет конца. Наконец машина остановилась. Дверцы распахнулись. Его подхватили под руки, выволокли из салона и без церемоний швырнули на влажный песок. Кто-то пнул его в спину. Кто-то сорвал полоску скотча с глаз. Похоже, с половиной ресниц. Трое мужчин стояли над ним — в черных свитерах и балаклавах.[7] У Нокса пересохло во рту. Он попытался убедить себя, что они не стали бы скрывать лица, если собрались его убить. Легче не стало — логика не срабатывала против страха. Один из незнакомцев схватил Нокса за ноги и оттащил к вбитому в землю деревянному столбу. Обмотал ноги колючей проволокой.

Хотя машина и стояла на некотором удалении, Нокс все же смог разглядеть номера. И не просто разглядеть, а и запомнить. Второй незнакомец открыл багажник, достал моток веревки и, сделав узел, накинул один конец на прицепную тягу. На втором конце сделал петлю и, подойдя к Ноксу, натянул ее ему на шею. Подергал. Затянул. Получилось туго, жесткая пенька впилась в кожу. Третий стоял чуть в стороне, шагах в десяти от них, и снимал происходящее на камеру мобильного телефона. Все ясно — готовят отчет для Хасана. Вот для чего маски. Вовсе не нужно демонстрировать свои лица в фильме с убийством. Вот тогда Нокс по-настоящему поверил, что умрет. Он задергался, напрягся, но путы держались прочно. Водитель дал газу, как юнец-байкер, похваляющийся своей крутизной, и из-под задних колес ударил песок. Машина прыгнула и понеслась, разматывая веревку. Нокс сжался и закричал в кляп. Незнакомец с телефоном подступил ближе, фиксируя последние, кульминационные моменты. Веревка взлетела с земли, дрогнула и натянулась…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

— Полагаю, у тебя хорошие новости, — сказал Хасан.

Даже разговаривая с шефом по телефону, Нессим, словно при молитве, закрыл глаза.

— Нам помешали, господин.

— Помешали?

— Кто-то добрался до него раньше нас.

— Кто-то еще?

— Да, господин.

— Не понимаю.

— Мы тоже, господин. Он вошел в отель. Потом вышел. Свернул в переулок. За ним уже кто-то шел. Сначала мы ничего не заподозрили, но потом к ним подъехала машина, и его затолкали в нее.

— И ты хочешь сказать, что вы стояли и смотрели? Что позволили кому-то взять его у вас из-под носа?

— Мы были на другой стороне улицы. Нам помешал трамвай.

— Трамвай? — усмехнулся Хасан.

— Да, господин.

— Куда они уехали?

— Этого мы не знаем. Не увидели из-за трамвая. Мы никак не могли его объехать. — Проклятая железяка просто стояла как вкопанная, и жирный водитель только посмеивался, видя их отчаяние.

— И кто же они? Кто его забрал?

— Мы не знаем, господин. Пытаемся выяснить. Есть два варианта. Возможно, кто-то прослышал, что он сделал с вами, и думает продать его нам подороже.

— А второй вариант?

— Судя по той информации, что есть в его деле, у Нокса много врагов. Не исключено, кто-то из них добрался до него раньше нас.

Молчание. Сердце стукнуло раз… два… три…

— Я хочу, чтобы его нашли, — сказал Хасан. — Считай это заданием первостепенной важности. Я ясно выразился?

Нессим нервно сглотнул.

— Да, господин. Абсолютно ясно.

2

Следы колес на сыром песке уходили на север, и Нокс тащился туда. Только теперь он ощущал себя совсем другим человеком. Человеком, за спиной у которого едва ли не вся жизнь. Одно дело — бояться, что тебя могут убить, и совсем другое — знать, что умираешь. Когда такое случается, с душой что-то происходит. Ты вдруг начинаешь по-иному воспринимать время, мир и свое место в нем.

Веревку обрезали, а потом склеили скотчем, и когда она натянулась, скотч не выдержал, а Нокс рухнул на песок. Сердце колотилось, как у загнанного оленя, а мочевой пузырь опорожнился сам собой. Пока он лежал, еще не веря в чудесное спасение, водитель развернулся и подобрал своих товарищей, один из которых до конца снимал происходящее на камеру мобильника, запечатлев и его страх, и даже то, как он обмочился. А как они ржали! Как будто ничего смешнее в жизни не видели. Кто-то бросил из окна конверт, и машина умчалась, а он остался — привязанный к столбу, с мокрыми штанами и горящим от жесткой веревки горлом.

На освобождение от пут ушло часа два. Ночи в пустыне холодные, и к концу Нокса уже трясло от холода. Он как мог отжал штаны, поскреб их песком и подобрал валявшийся на земле конверт. Простой белый конверт. Чистый. Нокс открыл его, и из конверта высыпалось немного песка. Наверное, положили для балласта, чтобы не унесло ветром. Кроме песка, там был еще листок с коротким письменным сообщением из двух слов: «Тебя предупредили».

Нокс поднялся на пригорок. Далеко впереди туда-сюда двигались крохотные пятнышки света — машины на дороге. Он побрел туда — медленно, устало, как человек, которому некуда спешить. Легко быть смелым перед лицом словесных угроз. Но здесь ему показали, как близко он подошел к последней черте и что ждет за ней. К тому же надо думать и о других. Огюстену и Гейл тоже может грозить опасность.

Пора убираться.

3

Николай Драгумис по природе своей был жаворонком и всегда, сколько себя помнил, поднимался рано, но в то утро встал еще до рассвета, как мальчишка на Рождество. Встал и сразу же включил лэптоп — проверить электронную почту. Габбар Муним не подвел. Торопливо загрузив и раскодировав прикрепленный файл, Николай быстро пробежал глазами сообщение и одобрительно кивнул. Отец настаивал, чтобы Ноксу не причинили вреда, и Муним не позволил себе нарушить приказ. Немного хлороформа, удар по голове, прогулка в пустыню и небольшой спектакль с веревкой на шее — какой же тут вред? После такого, наоборот, начинаешь ценить жизнь еще больше.

Николай посмотрел фильм. Вот Нокса снимают с улицы; вот он лежит без сознания на полу машины; вот его тащат за ноги по песку и привязывают к столбу. А какое выражение, когда машина отъезжает, и веревка разматывается! Николай не смог сдержать усмешку. А ведь когда-то — подумать только! — эта мразь доставила им, Драгумисам, столько неприятностей! Что ж, посмотрите на него теперь — обмочился от страха, как какой-нибудь мальчонка. Николай просмотрел запись еще раз. И еще. Настроение улучшилось, и даже спина уже не болела так сильно, как накануне вечером. Отличная работа. Просто отличная. Николай разбирался в людях и сейчас уже не сомневался, что Нокса он больше не увидит и не услышит.

4

Уже начало светать, когда Нокс наконец добрался до прибрежной дороги, но машин почти не было. Он перебежал через асфальтовое полотно, вскарабкался на дюну, сбежал вниз и оказался на самом берегу, у Средиземного моря. Стащил брюки и трусы, выстирал как следует в лениво накатывающих волнах, выкрутил, повесил на плечи и неспешно зашагал по влажному песку, приятно охлаждающему стертые ступни.

Оранжевое солнце как будто подожгло покачивающуюся на волнах пену. Появился первый загородный домик — огражденный невысокой стеной, с раскачивающейся от ветерка калиткой и, похоже, пустой. Такие загородные владения оживали обычно по праздникам и выходным. На растянутой через двор веревке болтаюсь выстиранное белье, одежда, полотенца. Нокс осторожно вошел и, пройдя вдоль стены, выбрал для себя светло-кремовую галабию[8] и головной платок. Одежда была еще слегка сырая — возможно, из-за близости моря. Взамен взятого он оставил брюки и часть наличных денег. Переодевшись, Нокс поспешил вернуться к дороге.

Его предупредили, а значит, нужно убираться. Но как убраться без кредиток, паспорта и прочих документов, которые остались в Александрии, в квартире Огюстена. И в первую очередь необходимо забрать джип. Нокс почти час поднимал руку, прежде чем его подобрал какой-то трехколесник. Водитель обратился к нему на грубоватом арабском, и он, думая о чем-то другом, механически ответил на том же языке. Разговорились. Мужчина за рулем оказался страстным футбольным болельщиком, преданным поклонником «Иттихада». Уже выйдя из машины, Нокс понял, что его приняли за египтянина. Помогли гены, бедуинский наряд, загар и, несомненно, отросшая щетина.

Денег почти не осталось, так что, подъехав до нужного квартала на автобусе, он последний километр до квартиры Огюстена прошел пешком. Теперь Нокс был начеку и, прежде чем направиться в дом, внимательно осмотрел стоянку. Внимание его привлек белый «фриландер» с двумя мужчинами, один из которых потягивал самокрутку. Второй держался в тени. Нокс подошел ближе и, заглянув в заднее окно, увидел свою красную сумку, черный кейс с лэптопом и картонную коробку со своими вещами из отеля в Синае. Развернувшись, он поспешил отойти подальше, но, удалившись на десяток шагов, подумал, что бежать смысла нет. Если бы Хасан хотел убить его или захватить, то не оставил бы на берегу. Следовательно, эти люди здесь для того, чтобы убедиться, что он принял предупреждение к сведению и действительно уехал.

Он повернулся и решительно направился к дому, повернувшись к «фриландеру» спиной и надеясь, что галабия сыграет роль плаща-невидимки. Уборщик в вестибюле возил мокрой шваброй по красным терракотовым плитам. Подходя к лифту, Нокс оглянулся через плечо — двое во «фриландере» никаких признаков активности не демонстрировали. Он поднялся на седьмой этаж, прокрался, пригнувшись, под окном и вошел в квартиру. Никаких следов Огюстена. Похоже, француз загулял. Нокс собрал свои пожитки и написал короткую записку, поблагодарив за гостеприимство и пообещав позвонить в ближайшие дни. Он уже заканчивал, когда услышал осторожные шаги снаружи, звук вставляемого в замок ключа… Ручка повернулась, дверь открылась… Нокс в ужасе замер, вжавшись в угол. В комнату вошел Нессим, держа в левой руке полупрозрачный пакет с каким-то электронным оборудованием.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Секунду они оторопело таращились друг на друга, в равной степени застигнутые врасплох нежданной встречей. Нессим опомнился первым и сунул руку под пиджак. Нокс успел лишь заметить кобуру, но и этого оказалось достаточно, чтобы перейти к активным действиям. Он ринулся вперед и, врезавшись в противника, сбил его с ног. Пистолет вылетел из пальцев на лестницу и сорвался в колодец. Нокс метнулся из квартиры. Нессим, поднявшись, последовал за ним. Они мчались вниз, перепрыгивая по полпролета, ударяясь о стены, срезая углы. Выскочив в вестибюль, Нокс успел притормозить, а вот Нессиму не повезло, и он, поскользнувшись на еще мокрых плитах, с громким проклятием грохнулся на пол и подвернул лодыжку. Нокс вылетел из дома и рванул к джипу. Оглянувшись на бегу, он увидел хромающего египтянина. Нессим держал в руке пистолет, но стрелять, похоже, не собирался — уж слишком людное место. Услышав его крики, напарник за рулем «фриландера» торопливо завел двигатель.

Нокс вскочил в джип и повернул ключ. Мотор отозвался с первой попытки, и уже в следующее мгновение Нокс несся по переулку к главной дороге. Поворот он выполнил на такой скорости, что нескольким водителям пришлось притормозить и вильнуть в сторону. Вслед ему понеслись проклятия и сердитые, похожие на крики диких гусей сигналы клаксонов. Моментально образовавшаяся пробка задержала белый «фриландер», и Нокс, воспользовавшись ситуацией, вывернул влево, потом еще раз влево, спеша затеряться в лабиринте улочек и постоянно поглядывая в зеркало заднего вида. Убедившись, что погони нет, он позволил себе немного расслабиться, но уже через несколько секунд снова увидел преследователей в зеркале. Черт, как это у них получается? Он вдавил в пол педаль газа, но «фриландер», имея преимущество в скорости и маневренности, не только не отставал, но и неумолимо приближался.

В поле зрения вполз пассажирский поезд, медленно подтягивавшийся к переезду со шлагбаумом с его стороны дороги. Машины останавливались, чтобы дать ему проехать, однако Нокс только добавил газу и, отчаянно сигналя, выскочил на полосу встречного движения. Поезд приближался, а места для проезда почти не было. Джип запрыгал по рельсам под самым носом паровоза, который все же погладил его в последний момент по заднему бамперу. Машину слегка развернуло, она задела деревянный столбик, но уже в следующее мгновение вырвалась на чистую полосу. Недовольные гудки, перекошенные злобой физиономии и сотрясающие воздух кулаки остались за спиной. Нокс бросил взгляд в зеркало. Состав все еще катился через переезд. Он выиграл по крайней мере минуту, а то и две. Свернув за угол, Нокс остановился. В таком лабиринте, какой представляют собой улочки и переулки Александрии, Нессиму его не найти. Понятно, что квартира Огюстена под наблюдением. Может быть, им повезло обнаружить джип. Нокс опустился на корточки. Так и есть, передатчик-«маячок» был прикреплен к корпусу. Сорвав устройство, он выбежал на улицу, остановил такси и, сунув водителю немного денег, попросил доставить передачу в отель «Шератон» на Монтаза-Бэй. Избавившись от «маяка», вернулся к джипу и уже через секунду устремился в направлении, противоположном «Шератону».

Нессим, конечно, не дурак и скоро поймет, что его перехитрили, а потому короткое временное окно следовало использовать как можно эффективнее. Вот только Александрия не Лондон, где возможностей ускользнуть в тысячу раз больше. Здесь у него было три варианта: на юг — в сторону Каира, на восток — к Порт-Саиду или на запад — к Эль-Аламейну. В том, что Нессим в ближайшее время получит поддержку, сомневаться не приходилось. Хасан, когда ему нужно, денег не жалеет. Пройдет час-полтора, и на всех дорогах уже будут высматривать старенький зеленый джип. Так что, возможно, лучше всего лечь на дно и переждать какое-то время, пока противник ослабит бдительность или вовсе уберет наблюдение. Только вот где оно, это дно? Показываться у друзей нельзя, чтобы не навлекать на них неприятности. Все александрийские отели Нессим проверит уже в ближайшие часы. На улице не останешься — здесь тебя любой заметит. Остается только уйти в подполье.

Мысль показалась ему настолько забавной, что Нокс рассмеялся и едва не врезался в идущий впереди фургон.

2

На месте раскопа прибывших прямо из александрийского аэропорта Николая Драгумиса и его телохранителя Бастиана поджидал неприятный сюрприз. Он хотел одного: поднять плиту как можно быстрее, заглянуть под нее и выяснить, стоит ли продолжать работы. Но Ибрагим, похоже, решил превратить обыденное событие в торжественное мероприятие. Все участники раскопок выстроились на площадке, чтобы встретить высокого гостя и пожать ему руку. Были расставлены столы, на белых скатертях появились чашки с чаем и блюдечки с отвратительного вида пирожными. От него явно ожидали речей, обещаний и всего прочего. Николаю всегда трудно давалось общение с ничтожествами, но ставки были высоки, так что ему ничего не оставалось, как стиснуть зубы и скрыть недовольство под маской вежливости.

3

Нокс остановился у первого попавшегося банкомата и снял все имевшиеся на карточке деньги. В любом случае Хасану уже известно, что он в Александрии, так что скрывать этот факт бессмысленно. Потом быстро прошелся по магазинам, купив все необходимое на ближайшие дни: вместительный мешок из водонепроницаемой ткани, продукты, воду, подводный фонарик, аккумуляторную лампу, запасные батарейки, пару книжек в дорогу и зеленоватый автомобильный тент. Он доехал до закрытого жилого квартала к югу от железнодорожного вокзала и оставил джип на стоянке, укрыв его тентом.

Сложив покупки в мешок, Нокс привязал его к поясу под галабию, превратившись из просто египтянина в дородного египтянина. Поспешив к раскопу, он помахал перед охранником пропуском Совета по древностям, и тот беспрепятственно пропустил его на территорию. В ротонде два рабочих под наблюдением Мансура и Мохаммеда устанавливали стальную дверь на входе в македонскую гробницу. Лицо его, вероятно, показалось Мансуру знакомым.

— Эй, ты! — Нокс пригнулся и поспешил исчезнуть в темноте коридора. — Стой! Подожди!

Нокс, разумеется, не собирался останавливаться и, расталкивая идущих навстречу с корзинами рабочих, уходил все дальше. Шаги за спиной только подгоняли его. Несколько подземных камер уже очистили от человеческих останков, а потому освещение из них перенесли в другие места. Нокс рассчитывал забраться в пустую нишу и отсидеться там до темноты. Теперь, похоже, Мансур лишал его такого шанса.

— Эй! — снова окликнул его Мансур. — Остановите этого человека. Я хочу с ним поговорить.

Нокс прибавил шагу, но внизу уже блеснула вода — дальше идти некуда. После того как убрали помпу, уровень снова повысился, вернувшись к прежней отметке. Времени не было. Нокс осторожно вошел в воду. Из-под галабии вырвалась стайка пузырьков. Водонепроницаемый мешок с вещами тянул наверх. Те, кого Мансур послал за ним, приближались. Голоса звучали все ближе и ближе и доносились уже из соседних помещений. Нокс сделал глубокий вдох, прижал левую ладонь к стене, опустился под черную воду и, оттолкнувшись, поплыл по коридору. Воздуху не хватало, в легких жгло. В третьей камере он всплыл в дальнем углу и с удовлетворением отметил, что внутренний компас не подвел. Нокс выбрался из воды и, подтянувшись, оказался в помещении под ротондой. Здесь он стащил с себя мокрую галабию, развязал мешок, вытерся насухо полотенцем и натянул брюки и футболку. Не «Ритц», конечно, зато место надежное, и тут его уж точно никто искать не станет. По крайней мере в ближайшее время. Кубометра воздуха, если не напрягаться, вполне хватает на час. Объем помещения примерно сорок восемь кубометров, а значит, он может провести тут пару дней. Потом, когда археологи уйдут, проберется в пустой зал, спрячется в нише, а уйдет вместе с остальными во время перерыва на ленч. Если, конечно, никто не вычислит, куда он подевался.

Нокс попытался устроиться поудобнее, но это было не так-то легко. Один, в темноте, окруженный подводными склепами с человеческими останками, готовый в любой момент сорваться, если в укрытие заглянет кто-то посторонний, — тут занервничаешь. Но шло время, и беспокойство понемногу улеглось, а ему на смену приходили другие чувства. Зависть. Злость. Именно он первым предположил, что под плитой что-то есть. И вот результат — он в бегах, а поднимать плиту будут другие. И что самое обидное, македонская гробница где-то совсем близко, буквально в нескольких метрах, ведь некрополь представляет собой, по сути, огромную спираль.

Нокс нахмурился. Да, буквально в нескольких метрах. Добыча камня из любого карьера — работа тяжелейшая, а здесь в распоряжении строителей была всего лишь узкая шахта. А ведь перед древними стояла еще одна трудная проблема — освещение. Свечи и масляные лампы поглощали кислород, так что без рудиментарной системы вентиляции было не обойтись. Два входа всегда лучше одного хотя бы потому, что облегчают циркуляцию воздуха и перемещение рабочих. Потом, после окончания работ, на первое место выходила проблема секретности, и входные отверстия запечатывались надежно и навсегда: закладывались камнями и покрывались мозаикой.

Нокс поставил лампу на пол и приступил к тщательному исследованию стен, простукивая их основанием фонарика, вслушиваясь в звук, надеясь не пропустить изменение тона, которое означало бы наличие полости. Пройдя от основания вверх, он сместился на метр влево и начал заново. Ничего. Он простучал потолок, пол, потом лестницу. И все равно ничего. Нокс раздраженно скрипнул зубами. Предположение выглядело логичным, но, похоже, он ошибся.

4

Исчерпав запас вежливости, Николай Драгумис схватил Ибрагима за руку и оттащил в сторонку.

— Может быть, пора наконец начинать? — процедил он сквозь зубы. — Мне нужно сегодня же вернуться в Салоники.

— Конечно. Да. Но прежде я хочу познакомить вас с одним человеком.

— С кем еще? — вздохнул македонец.

— С Мохаммедом эль-Дахабом. — Ибрагим указал на высокого плотного мужчину. — Он прораб этого участка и представитель строительной компании.

— А потом начнем?

— Да.

— Хорошо. — Они подошли к египтянину. — Salaam alekum, — коротко поздоровался Николай.

— Wa alekum es salaam, — ответил Мохаммед. — И спасибо вам. Огромное вам спасибо.

Николай нахмурился:

— За что?

— Я рассказывал вам о больной девочке, — улыбнулся Ибрагим. — Это дочь Мохаммеда.

Драгумис удивленно перевел взгляд с одного из египтян на другого.

— Хотите сказать, что больная девочка действительно существует?

— Конечно, — нахмурился Ибрагим. — А вы что подумали?

— Прошу простить, — рассмеялся Николай. — Мне слишком часто приходится иметь дело с вашими соотечественниками в Каире. Я полагал, речь, идет о бакшише.

— Нет-нет. — Мохаммед покачал головой. — Деньги для нас решают все. Ваши деньги дают шанс моей девочке. Результаты мы узнаем сегодня вечером, но в любом случае наша семья в неоплатном долгу перед вами.

— Пустяки, — сказал Николай и, повернувшись к Ибрагиму, посмотрел на часы. — Ну что, может быть, начнем?

5

Прислонившись спиной к одной из несущих стен, Нокс раздраженно грыз ноготь. Теоретически все указывало на то, что это помещение должно быть соединено с нижним. Тем не менее, простучав все, он не обнаружил скрытого прохода. Оставались только участки, доступ к которым блокировали несущие стены.

Нокс наморщил лоб. Над головой у него по меньшей мере полметра известняка. Зачем же тогда несущие стены? Он повернулся, встал на колени, приложил к стене ладони, прижался к ней ухом, словно надеясь, что камень поведает ему какие-то свои секреты. Зачем кому-то понадобилось ставить эти стены? Пещера вырублена в коренной породе. Потолок в подпорках не нуждается. Нокс видел десятки подобных помещений как в этом, так и в других некрополях Александрии, но ни в одном не встречал несущих стен. А если у них здесь какая-то иная роль? Если они скрывают что-то?

Нокс внимательно осмотрел их снизу доверху. Ощупал. Каждая состояла из шести колонн, сложенных из шести блоков. Каждый блок имел примерно тридцать сантиметров в ширину, столько же в высоту и около метра в длину. Если здесь что-то и спрятано, то скорее всего в стыке, там, где несущая стена примыкает к внешней. Древний раствор между блоками давно превратился в пыль. Нокс уперся в верхний блок. Камень неохотно, со скрипом, но все же подался. Оставив его на время, Нокс перешел к другой стене. Сдвинув верхний блок, он обнаружил за ним полоску свободного пространства. Попытка отодвинуть сразу два блока успехом не увенчалась — слишком тяжело. Пришлось рискнуть и, протиснувшись между двумя стенами, упереться в блоки ногами. Открывшееся отверстие вело в тесное помещение размером с кладовку для метлы. Положив в карманы все, что могло пригодиться, Нокс полез в дыру головой вперед.

Приземление прошло удачно. Он вытер ладони о брюки, включил фонарик и шагнул к дальней стене, сложенной не из блоков, а из кирпичей, справиться с которыми мог и один человек. Нокс провел по ней рукой. Сердце застучало быстрее. То, что находилось по другую сторону этой стены, соединялось с плитой, поднять которую готовился Ибрагим. Он прислушался, но ничего не услышал. И все равно идти дальше — сумасшествие. Об этом даже думать нечего. Если его там найдут, шуткой уже не отделаешься — тут светит тюрьма. Но подобраться так близко и не взглянуть хотя бы одним глазком… Все, что нужно, — убрать один-два кирпича. Никто и не заметит. А он будет осторожен.

Нокс стер старый раствор и, бережно вытащив кирпич, с величайшей осторожностью положил его на пол. Прислушался. Ничего. Полная тишина. Он попытался заглянуть, но отверстие было слишком мало для глаз и фонарика одновременно. Нокс просунул руку, но теперь фонарик светил в сторону, и рассмотреть что-то не представлялось возможным. Он стал поворачивать руку, пальцы в какой-то момент разжались, и фонарик выпал. Глухо плеснула вода. Лужа была мелкая, и луч света расползся по противоположной стене призрачно-бледными дрожащими кругами.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1

Фонарик нужно вернуть. Нокс знал, что плиту вот-вот поднимут, и тогда ему уже не спрятаться. Да и время у него есть — в подземелье по-прежнему было тихо. Нокс начал разбирать стену, вынимая кирпич за кирпичом и складывая их аккуратно на земле. Потом он снова заложит проход, и никто ничего не заметит. Через несколько минут, проделав изрядное отверстие, Нокс просунул в него голову. В нос ударил едкий запах аммиака. Ему открылся низкий арочный коридор с залитым водой полом — что-то вроде сточной трубы викторианской эпохи. Процарапанные на стенах линии, вероятно, должны были скрыть тот факт, что коридор вырублен в породе — возможно, с целью отвести внимание от только что открытого им перехода, а может быть, просто потому, что каменное строение считалось у древних более престижным, чем отрытое подземелье.

Нокс протянул руку за фонариком, но немного не достал, а опереться на стену не решился — кирпичи могли не выдержать его веса. Он убрал еще два ряда и, перекинув ногу, уселся на порожек. Стопу обожгло стылой водой. Нокс прислушался. Ничего. Полная тишина. Было бы преступлением, оказавшись на месте, не взглянуть одним глазком на то, что здесь скрыто.

Он пошел по коридору, шлепая по темной воде, разводя руками паутину, представляя бесшумно шмыгающих под ногами угрей и прячущихся в темноте неведомых тварей. Коридор расширился, образовав небольшую комнатку под уходящей вверх шахтой, вход в которую закрывал какой-то камень. Очевидно, та самая плита. Нокс повернул в другую сторону и увидел перед собой мраморный портал с вырезанной надписью на древнегреческом:

Вместе жить и вместе умереть. Келоним.

Келоним. Имя звучало знакомо, как и Акил, но память не отзывалась, а время поджимало, так что он прошел под аркой и оказался у подножия широкой каменной лестницы, расширявшейся вверх подобно вееру. И на самом верху…

— О Господи!.. — выдохнул Нокс.

2

— Что происходит? — сердито спросил Николай, когда толпа археологов, рабочих и гостей хлынула вниз по лестнице, заполняя ротонду.

— Вы о чем? — недоуменно нахмурился Ибрагим.

— Посмотрите, сколько народу. Вы что, серьезно всех их пригласили?

— Только посмотреть. Они не пойдут дальше первого зала. Для всех нас это большое событие.

— Нет. — Николай покачал головой. — Удалите посторонних. Только вы, я, Елена и ваш археолог.

— Но я уже…

— Я не шучу. Если хотите получить остальные деньги, удалите отсюда всех этих любопытных.

— Все не так просто, — покачал головой Ибрагим. — Без Мохаммеда нам не поднять плиту. Потом нам понадобится фотограф. Вы не хуже меня знаете: такое случается не часто.

— Хорошо. Эти двое пусть остаются. Но не больше.

— Вы не понимаете…

— Хватит, — перебил египтянина Драгумис. — Это не цирк, а серьезные раскопки.

— Ладно, — печально вздохнул Ибрагим и, повернувшись, шагнул к возбужденной толпе, чтобы сообщить неприятную новость.

3

Луч фонарика шарил по стенам подземной камеры, словно цепкий глаз прожектора, пробегающий по руинам подвергшегося бомбардировке города. Нокс не верил собственным глазам. Справа — вырубленная в известняке терраса. На широких ступенях с промежутком через одну — шестнадцать золоченых ларнаксов, терракотовых — гробов. Из опрокинутых стеклянных чаш высыпалось содержимое: драгоценные и полудрагоценные камни. Тут же, на полу, бесценные артефакты: мечи, щиты и копья, серебряные и глиняные амфоры. Дальняя стена инкрустирована белым мрамором — какая-то надпись, но что именно написано, издалека не разобрать.

Но по-настоящему завораживало то, что находилось слева. Это была огромная мозаика, окаймленная сверху выкрашенной в лазоревый цвет штукатуркой, символизировавшей, должно быть, небо и выделявшей главный объект так же четко, как меловая линия вокруг трупа. Тридцать три мужчины, очевидно, воины, хотя и не все с оружием, теснились двумя группами — одна чуть ближе, другая чуть дальше. Казалось, они остановились передохнуть после трудного похода. Некоторые переговаривались, некоторые стояли, положив руку на плечо товарища. Другие отдыхали, расположившись на песке, или играли в кости. И все же взгляд невольно стремился в центр картины, туда, где, преклонив колени, стоял тот, кто был, очевидно, предводителем этих людей: стройный, приятной наружности мужчина с рыжевато-русыми волосами и твердым, целеустремленным взглядом. Обе его руки покоились на рукояти меча, воткнутого глубоко в землю. Нокс моргнул. Каждый, кто изучает греко-римскую историю, неизбежно знакомится с мозаикой. И все же ничего подобного он еще не видел.

У него не было с собой ничего, кроме камеры мобильного телефона. После Синая Нокс ни разу его не включал из опасения, что Хасан может засечь сигнал, но сейчас никакой опасности не было. Ступая на цыпочках, он обошел помещение, фотографируя мозаику, золоченые гробы на террасе, надпись на стене, разбросанные по полу предметы. Он так увлекся этой работой, что, услышав донесшийся сверху скрип, не сразу вспомнил о плите. Ее поднимали.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1

Пока Бастиан и три охранника-египтянина удерживали недовольных зрителей подальше от македонской гробницы, Мохаммед и Мансур, вооружившись ломами, пытались поднять плиту. На сей раз она поддалась. Когда край приподнялся на несколько дюймов, Ибрагим подсунул гидравлический домкрат. Еще немного, и плиту подперли тележкой. Потом операцию повторили у другого края. Уложив плиту на тележки, откатили ее к стене.

Все сгрудились у открывшейся черной дыры. Мансур посветил фонариком. Что-то блеснуло на глубине примерно пяти метров.

— Вода, — сказал Мансур. — Я спущусь первым. — Он повернулся к Мохаммеду: — Сделаем петлю, и вы меня опустите, хорошо?

— Хорошо, — согласился Мохаммед.

2

Времени было в обрез. Прикрыв фонарик ладонью, чтобы свет не увидели сверху, Нокс стащил футболку и, пятясь к выходу, принялся вытирать оставленные им следы. Но Мансур уже спускался, и ему пришлось отступить в тень.

— Здесь коридор, — крикнул археолог, ступив на землю и сбросив петлю. — Я посмотрю.

— Нет! — донесся сверху голос Ибрагима. — Подождите.

— Но я только…

— Подождите нас.

Фонарик на мгновение погас, и Нокс рискнул выглянуть из-за угла. Веревку уже вытащили. Мансур снова включил фонарик, лишив Нокса возможности выбраться из ловушки. Теперь в шахту спускалась Гейл, и египтянин отвернулся, чтобы помочь девушке. Другого шанса могло и не быть. Нокс метнулся к разобранной стене. Позади испуганно вскрикнула Гейл:

— Там кто-то есть!

Нокс нырнул в проход. Мансур посветил в коридор и, не заметив ничего подозрительного, рассмеялся:

— Там никого нет. Подумайте сами, кто здесь может быть?

— И все же я кого-то видела, — настаивала Гейл.

— Почудилось, — успокоил ее египтянин. — В таких местах всякое может привидеться.

Нокс слушал их вполуха. Сердце бешено колотилось. Нужно срочно заложить проход. Воспользоваться фонариком он не мог, и работать пришлось в темноте, на ощупь. Вслед за Гейл спустились и другие, но к тому времени, когда внизу собрались все, проход был заложен лишь на три четверти.

— Ну что ж, — сказал Ибрагим. — Идем дальше.

Нокс замер. Теперь ему уже ничего не оставалось, как только прижаться к камню и молиться. Лучи фонариков запрыгали по стенам, ударили в глаза. Так или иначе, кто-то обязательно заметит отверстие, и тогда… Он осторожно выглянул в проем. Несколько человек осторожно ходили по подземной камере, глядя под ноги. Ибрагим… Мансур… Елена… Гейл… и… Нокс вздрогнул. Николай Драгумис. Николай Драгумис! Ночное приключение предстало вдруг в совершенно ином свете.

Как и он несколькими минутами раньше, они остановились перед надписью на архитраве.

— Посмотрите! — взволнованно воскликнула Елена, толкая в бок Николая. — Келоним!

Ее тон и присутствие Драгумиса зацепили какой-то рычажок в памяти Нокса, и он вдруг вспомнил, почему имена Келонима и Акила показались ему такими знакомыми.

3

Ибрагим вошел первым и, пораженный увиденным, остановился. Другие, последовав за ним, молча встали у ступеней террасы. Египтянин растерянно огляделся, словно пьяный, очнувшийся вдруг в незнакомом месте. И только когда в зал вошел Драгумис, археолог наконец опомнился.

— Стойте! Сюда никто не войдет.

— Но…

— Сюда никто не войдет, — твердо повторил Ибрагим. В конце концов, именно он представляет здесь власть, и, в частности, Совет по древностям, а эта находка — теперь сомнений уже не осталось — имеет огромное историческое значение. Он поманил Мансура. — Нужно незамедлительно информировать Каир.

— Каир? — нахмурился Николай. — Это действительно так уж необходимо? Вы ведь не думаете, что этим делом должен заниматься…

— Этим должны заниматься те, кого я сочту должным уведомить.

— Но…

— Вы наш спонсор, и мы ценим вашу помощь. Но теперь вас это уже не касается. Понятно?

Николай принужденно улыбнулся:

— Как скажете.

— Гейл, можете все здесь сфотографировать?

— Конечно.

— Мансур, останетесь с ней.

— Хорошо.

— Я дам соответствующие инструкции Мохаммеду и охранникам. Сюда никто не должен спускаться. С участка всех удалят. Когда Гейл закончит, плиту нужно будет поставить на место. Потом проверьте сами, чтобы здесь никого больше не осталось. Опечатайте шахту. Не сомневаюсь, Мохаммед придумает, как это сделать. Опечатать нужно надежно. Чтобы никто в нее не проник.

— Понятно, будет сделано.

— Я попрошу Маху, чтобы договорилась о круглосуточной охране. До прибытия охраны вам придется оставаться здесь. Потом привезите Гейл на мою виллу. Доставьте ее лично. С фотоаппарата глаз не спускать.

— Да, господин.

— А я сейчас лично извещу Верховный совет, что мы только что сделали самое важное археологическое открытие за всю современную историю Александрии.

4

К тому времени как Ибрагим и остальные поднялись наверх, Нокс уже замуровал отверстие, уложив в стену все до последнего кирпичи. Но Мансур и Гейл остались, и он не решился уйти, чтобы ненароком не выдать себя неосторожным движением. Ожидание затягивалось, сидеть в одном положении становилось все труднее, ноги начали неметь. Наконец Гейл закончила фотографировать, и они с Мансуром тоже ушли.

Тянуть нельзя. Если не убраться сейчас же, все выходы опечатают и он останется здесь на всю ночь. С мертвецами. Нокс ликвидировал все следы своего присутствия и, протиснувшись между сдвинутыми блоками, вернулся в помещение под ротондой. Там он разделся, сложил вещи в непромокаемый мешок, вошел в воду и, набрав в легкие воздуха, нырнул. На этот раз ему сопутствовала удача. Его никто не ждал. Укрытый тьмой, некрополь притих. Нокс вытерся насухо, натянул брюки и футболку, рассовал по карманам все ценное, а остальное спрятал в пустой глубокой нише. Теперь — в ротонду. Вверху звякнуло и заскрипело что-то металлическое. Край неба уже спрятался за днищем синего контейнера. Рядом ставили другой — еще немного, и путь к свободе будет отрезан! Кривясь от боли в ногах, Нокс взбежал по ступенькам, пролез через оставшуюся щель, вскочил и рванул к воротам. На мгновение все замерли. Первым опомнился Мансур.

— Держите его! — заорал египтянин. — Остановите! Кто-нибудь…

У выхода с участка дорогу преградили двое охранников. Нокс показал вправо, метнулся влево и, задев плечом одного из стражей, выскочил на улицу. Вперед, через дорогу. Он разминулся с мини-автобусом, проскочил перед носом пикапа. Дальше, дальше. Преследователи не отставали. Кто-то уже вызывал подкрепление, кто-то кричал прохожим, чтобы беглеца задержали. Нокс свернул в переулок, туда, где стоял джип. За ним гнались трое. Хозяин какой-то лавчонки попытался блокировать путь, но сделал это скорее для отвода глаз. Трое охранников понемногу сокращали дистанцию, но, что еще хуже, к ним присоединились двое солдат, уже срывавших с плеча оружие. Ситуация быстро ухудшалась, но остановиться и сдаться Нокс уже не мог. Легкие горели и разрывались, правый бок сводило от резкой боли, ноги потяжелели от молочной кислоты. Он повернул влево, перелез через стену, прополз под воротами, пробежал по темному закоулку и бросился к джипу. Приподняв тент, Нокс пробрался в машину, опустил за собой брезент, открыл дверцу, заполз на переднее сиденье, закрыл дверцу и замер. Преследователи уже топали по переулку. Он вытянулся и затаил дыхание.

Только бы пронесло. Только бы не заметили.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

1

На вилле Мансура и Гейл встретил сгорающий от нетерпения Ибрагим.

— На раскопе проблема, — объяснил опоздание Мансур. — Посторонний.

— Посторонний?

— Не беспокойтесь. До македонской гробницы он не добрался.

— Его задержали?

— Ищут. Далеко не уйдет. — Мансур показал мобильный. — Позвонят, как только будут новости.

— Хорошо. Все сделали?

— Оба входа запечатаны. Охрана на месте. Пока и этого достаточно. Что с Юсуфом?

— Он на каком-то совещании.

— На совещании? — нахмурился Мансур. — А вы сказали ему, чтобы перезвонил?

Ибрагим слегка покраснел.

— Вы же знаете, что он за человек. Перезвонит. — Он повернулся к Гейл: — Мы можем посмотреть фотографии?

— Конечно.

Француженка перенесла снимки на лэптоп и теперь начала открывать их один за другим. Все столпились у кухонного стола.

— Демотический, — мрачно пробормотал Мансур, когда на экране появилась надпись. — Вот же не повезло.

— Гейл знает демотический, — сообщила Елена. — Ведет проект по составлению словаря в Сорбонне.

— Великолепно, — расцвел Ибрагим. — Можете перевести?

Гейл сухо рассмеялась. Египтянин не хуже ее знал, что за бестия этот язык. Попросить ее вот так, с ходу перевести надпись с демотического примерно то же самое, что предложить переводчику с английского отрывок на англосаксонском.

В Древнем Египте говорили на одном языке, но записывали этот язык с помощью нескольких сильно различающихся алфавитов. Сначала появился иероглифический, представленный стилизованными пиктограммами, знакомыми всем по храмам, захоронениям и голливудским фильмам. Возник он примерно в 3100 году до новой эры. Первые египтологи полагали, что каждый символ в нем представляет собой некое понятие. Но после обнаружения Розеттского камня с идентичным текстом, записанным иероглифическим, демотическим и древнегреческим письмом, Томас Янг и Жан-Франсуа Шампольон пришли к выводу, что пиктограммы имеют не только символическое, но и фонетическое значение; что они, по сути, являются буквами, которые можно комбинировать в различных сочетаниях для образования слов; что этот язык имеет свой собственный синтаксис и грамматику.

Иероглифы — при том, что на стенах храмов, дворцов и в официальных документах они смотрятся просто фантастически — весьма неудобны для практического использования. Вот почему почти одновременно с этим языком возник более простой и удобный алфавит. Его назвали иератическим, и он стал языком литературы, бизнеса и управления в Древнем Египте. Поэтому, в частности, иератический обычно встречается на более дешевых материалах: дереве, папирусе, глине. Затем, приблизительно около 600 года до новой эры, развитие получил третий язык, демотический, низведший иератический до уровня точек, коротких линий и черточек — что-то вроде египетской скорописи. Что еще хуже, в нем отсутствовали не только гласные, но и промежутки между словами, его словарный запас был велик и включал массу просторечных слов, его алфавит менялся от области к области, и за несколько столетий он претерпел великое множество изменений, превратившись фактически в семью родственных языков. Чтобы овладеть им, требовались годы учебы и куча словарей и справочников размером с «фольксваген-жук». Все это Гейл вложила в кислый взгляд, которым и одарила Ибрагима.

— Да-да, я знаю, — смутился египтянин. — И все же…

Гейл вздохнула, хотя, сказать по правде, возникшая проблема манила ее, как манит скалолаза непокоренная, только что открытая вершина. В подземелье было слишком темно, и она еще не успела как следует рассмотреть надпись, но фотоаппарат с высоким разрешением буквально творил чудеса, так что снимки получились прекрасные — демотические знаки отчетливо проступали под слоем пыли и паутины. Она подправила резкость. Что-то в надписи уже зацепило ее внимание, но Гейл никак не могла понять, что именно.

— Ну? — спросил нетерпеливо Ибрагим.

— Может, дадите мне спокойно поработать минутку?

— Конечно, — ответил он и жестом попросил остальных выйти из комнаты.

2

Нокс неподвижно лежал на переднем сиденье джипа. Преследователи собрались около машины и, взяв паузу, обсуждали дальнейшие планы охоты. На теле остывал пот, и по спине, несмотря на теплый день, пробегали мурашки. Кто-то взгромоздился на капот. Кто-то щелкнул зажигалкой. Закурили. Охотники болтали, подначивая друг друга, перебрасываясь немудреными шуточками насчет возраста и неповоротливости — мол, годы уже не те. Джип покачнулся — еще кто-то оперся на крышу. Боже! Только бы никому не пришло в голову заглянуть под брезент. Но теперь все зависело от случая, а Ноксу ничего не оставалось, как только ждать затаив дыхание. И строить свои планы. А какие планы? Хасан, Нессим, Драгумисы, полиция и армия — все у него на хвосте. И это только те, о ком ему известно. Нокс не мог даже включить телефон и просмотреть фотографии. Да и что увидишь на крохотном экране мобильного? От снимков надо поскорее избавиться — если их найдут у него, это будет доказательством, что он побывал в нижней камере, и тогда лет десять тюрьмы обеспечены. В идеале фотографии стоило бы сбросить на лэптоп, но ноутбук вместе с прочими вещами покоится на заднем сиденье «фриландера»; к тому же там все равно нет USB-порта, так что остается один вариант: отправить их электронной почтой, а потом уже загрузить. Но все это невозможно, пока преследователи сидят на капоте джипа.

Нокс попытался направить мысли в иное русло. Келоним и Акил. Когда они с Ричардом нашли птолемеевские архивы в Маллави, материалов для перевода оказалось столько, что они не стали разбираться, а просто законсервировали все, провели каталогизацию и передали для хранения и последующего изучения в Совет по древностям. Их метод заключался в том, чтобы собрать все фрагменты того или иного папируса, сфотографировать их, а затем сложить фрагменты и фотографии в один файл, исходя из того, где это обнаружено, или на основании взятого из текста имени или названия. Среди наиболее часто встречавшихся имен были и эти два, Акил и Келоним.

Оригиналы давным-давно забрал Юсуф Аббас из совета — «для надежности», — и где они сейчас, одному Богу известно, а вот фотографии остались на компакт-дисках. К сожалению, диски тоже у Нессима, а «фриландер» скорее всего стоит на охраняемой стоянке у какого-нибудь крутого александрийского отеля, и проверить все стоянки у него нет ни малейшего шанса. Нет, нужно придумать что-то другое.

Джип качнулся. Мужчина слез с капота. Шаги. Тишина. Нокс подождал на всякий случай еще пару минут, потом выбрался из машины и стянул тент. Времени в обрез. Надо еще сделать несколько звонков.

3

Как ни всматривалась Гейл в надпись, прошло минут пять — семь, прежде чем она поняла, что именно не так. Проблема заключалась в том, что нижняя строчка осталась незаконченной, а написана она была слева направо. Хотя на демотическом, как и на арабском, писали справа налево.

Надпись в македонской гробнице на греческом. В тексте из первого зала — несколько слов на греческом. Посвящение на архитраве — на греческом. Щитоносцы были греками. Боги, к которым они обращались, были греческими. Текст, который перед ней на экране, похож на демотический, но не читается, по крайней мере пока. Странно. Зачем переключаться на демотический ради всего лишь одного посвящения? Может быть, в нем заключено нечто такое, что стоило замаскировать? Может быть, автор использовал демотический вместо греческого? В конце концов, древние нередко использовали шифры и коды. Не брезговал ими и сам Александр. В Предостережениях Сынов Заката, одном из свитков Мертвого моря, некоторые особенно важные слова тоже зашифрованы. Валерий Фоб написал целый трактат по шифрам замены. Обычно они были достаточно просты, потому что люди считали их не поддающимися расшифровке. А вот Гейл так не считала.

Переписав текст в блокнот, она приступила к работе, обращая внимание в первую очередь на повторяющиеся группы знаков. Шифр был простой и строился на транслитерации. Через несколько минут Гейл отыскала первую последовательность, потом вторую, третью. Третья выглядела особенно обнадеживающей: десятизначная последовательность встречалась четыре раза. Наверняка какое-то слово. Причем важное. Но что оно могло означать? Скорее всего имя. Она мысленно перебрала имена, с которыми они уже сталкивались в других надписях в верхнем зале. Акил? Слишком коротко. Келоним и Апеллес не подходили по той же причине. Как и Билип и Тимолей. Гейл попыталась подставить «Александр», но и здесь букв не хватило. Настроение упало. Она поднялась. Прошлась по комнате, чувствуя, что разгадка есть, что нужно лишь напрячься, подтолкнуть мозг…

Когда ответ пришел, Гейл даже вспыхнула от стыда и воровато, как школьница, оглянулась — не заметил ли кто ее детской ошибки. Имя македонского царя, под которым его знал весь мир — Александр, — было латинским. Греки же знали его как Александроса. Она села и занялась перестановкой, меняя демотические знаки на уже известные греческие буквы. Вскоре проступило и слово, примыкающее к имени в первом случае, — Македония. Теперь, расшифровав половину алфавита, работа пошла много быстрее. Древнегреческий был ее коньком. Она так увлеклась, что потеряла счет времени и вздрогнула, когда кто-то окликнул ее по имени, вернув в реальный мир. Гейл подняла голову — Ибрагим, Николай, Мансур и Елена с надеждой, словно ожидали ответа на какой-то важный вопрос, смотрели на нее, встав полукругом у двери.

Ибрагим вздохнул.

— Я только что объяснял Николаю, насколько труден бывает демотический. Мы не хотим, чтобы информация распространилась дальше, так что придется корпеть самим. Как по-вашему, сколько времени понадобится? День? Два? Неделя?

Для Гейл настал момент профессионального триумфа.

— Вообще-то, — беспечно сказала она, помахав блокнотом, — я уже закончила.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

1

В номере отеля Нессим обсуждал планы со своими помощниками — Хосни, Ратибом и Сами. Большого воодушевления не чувствовалось. Нокс исчез бесследно буквально из-под носа, и предпринятые к его поиску меры результатов не давали.

День уже клонился к вечеру, когда зазвонил телефон. На связь вышел Бадр, знакомый Нессима из телефонной компании, перед которым стояла задача отслеживать возможные звонки Нокса по мобильному.

— Он его включил, — взволнованно сообщил Бадр. — Звонит…

— Кому?

— Никому. То есть посылает картинки на электронный адрес.

— Откуда?

— Из района железнодорожного вокзала.

— Оставайся на линии, — распорядился Нессим. — Скажешь, если сменит дислокацию. — Хосни, Ратиб и Сами уже поднялись в ожидании распоряжений. — У нас след. Двигаем.

2

— Ну? — не выдержал Ибрагим. — Не томите же нас.

Гейл кивнула и, откашлявшись, начала читать вслух.

Я, Келоним, сын Гермиаса, брат Акила, строитель, писец, архитектор, скульптор, искатель знаний, путник, прошедший много стран, заверяю вас в почтении, Великие Боги, и благодарю за то, что позволили мне доставить в сие место под землей этих щитоносцев числом тридцать два человека, героев Великого Победителя, Александра Македонского, Сына Амона. Сим я исполняю данный обет похоронить вместе тех тридцать трех воинов, что умерли, исполняя последнюю волю Александра, пожелавшего, дабы построили для него гробницу рядом с местом отца его. Во исполнение сей воли Акил и эти тридцать два построили таковую гробницу и снабдили дарами, достойными Сына Амона.

Занятая переводом, Гейл не успела осмыслить текст, но впервые читая его полностью и вслух, она поняла, какой важности документ оказался в их распоряжении. Оторвавшись от блокнота, девушка мельком взглянула на слушателей — их лица выражали то же изумление, что испытывала и она сама.

— Продолжайте, — подтолкнула ее Елена.

Во исполнение его воли они взяли тело из Белой Стены, дабы перенести его через красную землю великой пустоши к подножию места, приготовленного для него под землей. И возле того места Птолемей, назвавший себя Спасителем, заманил их в ловушку, где они предпочли лишить себя жизни, дабы не подвергнуться его пыткам. В отместку Птолемей распял их и оставил распятых падальщикам. Акил и тридцать два отдали жизнь, чтя завещание Александра, Сына Амона, и не желая подчиняться Птолемею, сыну ничтожества. Я, Келоним, македонец, брат Акила, прошу вас, Великие Боги, принять сих героев в свое царство столь же любезно, как приняли вы Александра.

Она снова подняла голову, показывая, что закончила. Нетерпеливо-взволнованное выражение на лицах слушателей сменилось растерянностью и сомнением. Добрых пять секунд никто не подавал голоса.

Наконец молчание нарушил Николай Драгумис.

— Означает ли это… — нерешительно начал он. — Означает ли это то, что я думаю?

— Да, — кивнул Ибрагим. — Похоже, что означает.

3

Едва отослав фотографии, Нокс удалил их из памяти мобильного и умчался, прежде чем Нессим успел перехватить его. Правда, он собирался сделать еще один звонок. Нокс припарковался неподалеку от Колонны Помпея, купил билет и вошел. Памятник занимал примерно один гектар и был со всех сторон окружен жилыми домами. Сама колонна стояла на почетном месте, на небольшом возвышении в центре, но исторической считалась вся огороженная территория, поскольку когда-то здесь располагался знаменитый храм Сераписа.

Нокс всегда питал слабость к Серапису, милостивому и мудрому божеству, некогда спаявшему в единую веру религиозные мифы египтян, греков и азиатов. Согласно одной теорий, он впервые вошел в сознание греков в то время, когда Александр лежал при смерти в Вавилоне. Делегация приближенных македонского царя отправилась в храм Сераписа за советом: должно ли доставить Александра в храм или его следует оставить на месте. Серапис ответил, что царя лучше оставить там, где он находится. Посланники так и сделали, и Александр вскоре умер, что и было для него лучше всего. Другие исследователи, однако, утверждали, что культ Сераписа зародился в черноморском городе Синопе, тогда как третьи стояли на том, что Серапис — египетский бог. В подтверждение своей версии они приводили факт жертвоприношения и захоронения быков Аписа в громадных склепах, известных грекам под названием Сарапейон, произошедшим от сокращения «Озирис-Апис» или «мертвый бык Аписа».

Оглядевшись и убедившись, что за ним никто не наблюдает, Нокс спрятался за основанием Колонны Помпея, сверился с часами, глубоко вздохнул и начал набирать номер.

4

— Что значит, ты его потерял? — орал Нессим.

— Он выключил телефон.

Нессим так врезал кулаком по приборной панели, что содрал кожу с костяшек пальцев.

— Где он находился в последний раз?

— Там, где я и сказал. Возле железнодорожного вокзала.

— Оставайся на связи, — приказал Нессим, сворачивая в переулок. — Будет звонить, сообщай сразу.

Еще через пять минут они подъехали к железнодорожному вокзалу. Нессим объехал здание, но ни джипа, ни самого Нокса нигде видно не было.

И тут снова заговорил Бадр:

— Он включился. Звонит кому-то.

— Откуда?

— Он к югу от вас. Должно быть, где-то рядом с Колонной Помпея.

Нессим и его люди прильнули к окнам. Мраморный столб возвышался над окружающими строениями примерно в километре от того места, где они проезжали.

— Едем, — бросил Нессим и, добавив газу, промчался до конца переулка, пролетел перекресток к Шариа-Юсуф и свернул на широкий бульвар. Справа от них протянулась стена из железистого песчаника, за которой маячила Колонна Помпея. Разворачиваясь на 180 градусов, он вылетел на тротуар. Выскочив из машины, все четверо рысцой устремились к билетной кассе.

— Это единственный вход? — спросил Нессим у женщины-кассира, протягивая деньги.

— Да.

— Оставайся здесь, — приказал он Хосни и поднес к губам телефон. — Он еще на связи?

— Да, — подтвердил Бадр. — И вы где-то рядом с ним.

— Тогда мы его взяли, — усмехнулся Нессим.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1

Николай отвел Ибрагима в сторонку.

— У вас наверху есть ванная? — спросил он полушепотом, похлопывая себя по животу. — Когда волнуюсь, желудок начинает вытворять что-то странное.

— Есть, конечно. — Ибрагим указал на ведущую вверх лестницу. — Первая дверь слева.

— Спасибо. — Николай торопливо поднялся и, войдя в ванную, запер дверь на задвижку, достал телефон и, набрав номер, коротко рассказал отцу о последних событиях и передал своими словами содержание надписи.

— Что я тебе говорил?! — ответил Драгумис-старший.

— Ты был прав с самого начала, — признал сын.

— И текст прочитала та девушка? Дочь Митчелла?

— Да. Ты и насчет нее был прав.

— Я хочу познакомиться с ней.

— Я все устрою, как только мы закончим.

— Нет. Сейчас. Сегодня.

— Сегодня? Ты уверен?

— Это ведь она вычислила, что в македонском захоронении есть нижняя камера. Она поняла, что надпись зашифрована. И она же взломала шифр. Она и найдет то, что мы ищем. Я сердцем чувствую. Когда это случится, она должна быть на нашей стороне. Ты понимаешь?

— Да, отец. Я об этом позабочусь. — Выслушав дальнейшие инструкции, Николай дал отбой и тут же позвонил Габбару Муниму в Каир.

— Мой дорогой Николай, — сладким голосом приветствовал его Муним, — надеюсь, вы довольны тем, как…

— Более чем доволен. Послушайте: мне нужно, чтобы вы сейчас же кое-что сделали.

— Конечно. Все, что пожелаете.

— Полагаю, наш друг в Совете по древностям сейчас на совещании, — продолжал Николай. — Когда оно закончится, его будет ожидать сообщение с просьбой позвонить Ибрагиму Беюми в Александрию. Господин Беюми попросит о срочной встрече. Я хочу, чтобы наш друг пригласил на эту встречу и третью сторону и чтобы он благосклонно отнесся к ее предложениям. Ее зовут Елена Колоктронис. — Он повторил имя по буквам. — Намекните нашему другу, что его, как и вас, ожидает очень щедрое вознаграждение. Вы знаете, я человек слова.

По телефонной линии прокатился смешок.

— Считайте, все уже сделано.

— Спасибо. — Драгумис сделал еще несколько звонков, спустил воду, вымыл руки и вышел.

— Полегчало? — поинтересовался Ибрагим, встречая гостя у подножия лестницы.

Николай улыбнулся:

— Теперь мне много лучше. Благодарю вас.

— Никогда не угадаешь, что может случиться. Только что позвонил Юсуф Аббас. Срочно вызывает в Каир.

— Что же здесь удивительного? — нахмурился Николай. — Вы ведь сами этого хотели, не так ли?

— Да, но он приглашает также и Елену. Вот мы и ломаем головы, откуда ему вообще известно, что она здесь, в Александрии.

2

Никаких признаков Нокса внутри Сарапейона Нессим не обнаружил. Там вообще никого не было, не считая парочки корейцев, фотографирующихся у подножия Колонны Помпея, и молодой семьи, расположившейся неподалеку на травке. Нессим жестом приказал Ратибу и Сами прочесать территорию. Охотники прошли до стены из красного кирпича, проверив все возможные укрытия, но так ничего и не нашли и вернулись с пустыми руками.

Бадр еще оставался на связи.

— Так ты уверен, что он здесь? — язвительно поинтересовался Нессим.

— Вы где-то рядом. Не понимаю…

Нессим строго посмотрел на помощников. Те развели руками и пожали плечами. Он показал на Колонну. Ратиб и Сами двинулись к ней в обход справа. Нессим взял влево. Он добрался до Колонны первым. Ветерок шевелил коричневый бумажный мешок. Нессим дотронулся до него ногой. Потом наклонился, поднял и осторожно раскрыл. Внутри лежал мобильник. Он взял телефон и растерянно повертел в руках. Интересно, что бы это значило?

У каменной стены что-то звякнуло. Словно разбилась бутылка. И только когда взвыла сигнализация, Нессим вспомнил, что оставил в машине все вещи Нокса. Затарахтел старенький мотор. Прежде чем они успели отреагировать, звук уже начал стихать. Нессим закрыл глаза и сжал обеими руками голову. Он ненавидел Нокса. Ненавидел по-настоящему. Но не мог и не восхищаться этим пройдохой.

3

Отведя Елену в сторонку, Николай объяснил, что договорился о ее встрече с Юсуфом, и дал необходимые инструкции. Юсуф жаден, но осторожен. Если Елена даст ему повод разрешить ей исследовать Сиву и тем самым обеспечить себе солидные комиссионные, он сделает все, что им нужно. Но нужно обеспечить хорошее юридическое прикрытие. Пусть они поедут туда как бы для сбора обычного эпиграфического материала. Она и француженка.

— Француженка? — нахмурилась Елена. — А мы можем доверять ей?

— Мой отец полагает, что можем. Так что? Ты берешь на себя Юсуфа?

— Можете не беспокоиться.

Николай подошел к Гейл, которая занималась тем, что перегружала фотографии на лэптоп Ибрагима, чтобы показать их Юсуфу. Когда она закончила, он попросил ее на пару слов. Они вышли в сад.

— Мой отец желает познакомиться с вами.

— Ваш отец? — Гейл растерялась и даже немного встревожилась. — Не понимаю. Зачем? Я даже не знаю, кто он такой.

— Мой отец — основатель и попечитель Македонского археологического фонда, — объяснил Николай. — Так что в некотором смысле он ваш босс. Это он предложил Елене пригласить вас.

— Но… почему?

— Он знал вашего отца. И восхищался им. На протяжении последних лет он следил за вашей карьерой, и когда Елене потребовалась замена, первым делом вспомнил о вас.

— Что ж… я благодарна ему, конечно…

— Он очень хороший человек, — серьезно добавил Николай. — И хочет, чтобы вы отужинали с ним сегодня вечером.

Гейл снова нахмурилась.

— Он в Александрии?

— Нет, в Салониках.

— Но как же… я не понимаю…

Николай улыбнулся.

— Вам доводилось летать на частном самолете? — спросил он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

1

Нокс мчался по улицам Александрии. Его вещи прыгали на заднем сиденье джипа. Душа пела — как, однако, ловко он оставил Нессима с носом. Хороший урок гордецу. Нокс держал курс на восток, на Абу-Кир. Отъехав на приличное расстояние, он остановился, чтобы проверить, все ли на месте.

Батарейки сели, так что зарядки хватит едва ли на час. Нокс быстро просмотрел фотографии на компакт-дисках, пролистал файлы, но не обнаружил ни одного упоминания ни о Келониме, ни об Акиле. Досадно. Либо Нессим не взял их, либо оставил где-то еще. Вот же невезение. Впрочем, через пару минут у него появилось другое возможное объяснение.

На углу стояла будка с платным телефоном. Звонить напрямую Рику он не решился и вместо этого набрал номер одного общего друга, работавшего по соседству в водноспортивном центре в Шарм-эль-Шейхе, и попросил пригласить Рика. Его позвали, и через минуту в трубке послышался знакомый голос.

— Привет, дружище. Забыл мой номер или что?

— Его могут прослушивать.

— А, Хасан, да?

— Точно. Слушай. Ты, случайно, не брал у меня компакт-диски с фотографиями?

— Черт! Извини, друг, я как раз решил заняться греческим.

— Без проблем. Но они мне нужны. Ты можешь передать их мне?

— Как раз плюнуть. Здесь сейчас тихо. Где хочешь встретиться?

— Как насчет Рас эль-Судра?

— Ты имеешь в виду ту дыру южнее Суэца?

— Ее самую. Там есть отель, «Бичинн». Когда тебе удобно?

— Дай мне часа четыре. Или лучше пять.

— Отлично. Ты будешь на «субару»?

— Если нет возражений.

— Я бы на твоем месте проверил, нет ли на ней «маячка». И посмотри, не будет ли хвоста. Ребята они серьезные.

— Я тоже парень серьезный, — заверил его Рик. — Можешь не сомневаться.

2

Взявшись за руки, Мохаммед и Hyp ожидали звонка по результатам анализов костного мозга. Исследования проводила частная медицинская компания с отделениями в Александрии, Каире, Ассьюте и Порт-Саиде — так легче для живущих вдалеке родственников и друзей. Особенно для родственников. Шансы на то, чтобы подыскать совместимый материал, среди родственников намного больше. Анализы сдали 67 человек. Ибрагим также задействовал свои возможности. Доктор Сераг-Аддин обещал позвонить еще час назад. Ожидание результатов стало для Мохаммеда самым тяжким испытанием за всю жизнь. Hyp невольно моргнула, когда он слишком сильно сжал ее руку. Мохаммед извинился и разжал пальцы, но через минуту они снова потянулись друг к другу.

Лайла лежала в постели. Ей решили ничего не говорить, пока не будет результатов, но она была смышленым ребенком, остро чувствовала атмосферу, и Мохаммед подозревал, что девочка догадывается о происходящем и ждет приговора так же, как родители.

Зазвонил телефон. Они переглянулись. Hyp скривилась и расплакалась. Мохаммед с бьющимся сердцем снял трубку.

— Да? — хрипло спросил он, но услышал голос тещи. Ей тоже не терпелось узнать новости. Мохаммед прикусил губу, сдерживая раздражение, и передал трубку жене. Hyp быстро избавилась от матери, пообещав позвонить, как только им что-то сообщат. Мохаммед скрестил ноги. Хотелось в туалет, но он не решался выйти из комнаты.

Телефон зазвонил снова. Мохаммед вздохнул и протянул руку.

— Господин эль-Дахаб? — спросил доктор Сераг-Аддин. — Надеюсь, вы с супругой в добром здравии.

— У нас все хорошо, спасибо. Результаты есть?

— Конечно, есть, — добродушно отозвался врач. — А зачем бы еще мне вас беспокоить?

— И что?

— Сейчас… секундочку. Что-то я вас не найду…

Мохаммед закрыл глаза и стиснул трубку. Ну же, собачий сын. Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь.

— Пожалуйста, — жалобно пробормотал он.

Зашуршала бумага. Доктор Сераг-Аддин прочистил горло.

— Ага, вот они. Итак, что мы имеем…

3

В Каир Ибрагим и Елена прибыли уже в сумерках. Юсуф Аббас, как и положено человеку его положения, встретил их в конференц-зале. Когда гости вошли, чиновник разговаривал по телефону. Жестом пригласив их садиться, он продолжил какую-то математическую дискуссию с собственным сыном, который, похоже, не справлялся с домашним заданием. В ожидании конца разговора Ибрагим поставил на стол и включил лэптоп. Общение с боссом всегда давалось ему с трудом, не в последнюю очередь еще и потому, что сам он был человеком утонченным, а Юсуф после совершенного переворота и смещения своего энергичного, популярного и всеми уважаемого предшественника располнел просто до неприличия. Наблюдая за тем, как он поднимается из кресла, можно было написать поэму — зрелище напоминало постановку парусов на каком-нибудь старинном корабле и занимало едва ли не столько же времени. Юсуф начинал готовиться к этому заранее: вот шевельнулись мышцы, как будто ветер наполнил развернутые паруса… вот заскрипела оснастка… подняли якорь… Еще немного, еще — и есть, пошел! Сейчас он сидел, положив руки-окорока на полированный стол орехового дерева, но время от времени поднимал палец к горлу, словно это гланды были виноваты в его тучности, а не беспрерывное поглощение жирной пищи. Когда кто-то обращался к Юсуфу сбоку, он не поворачивал головы, но лишь скашивал глаза, отчего зрачки смещались в уголок, придавая ему карикатурный вид. Завершив наконец разговор, Юсуф Аббас повернулся к Ибрагиму.

— Такая срочность. Надеюсь, у вас есть на то веские причины.

— Да, есть. — Развернув лэптоп с фотографиями, Ибрагим принялся объяснять, что именно они нашли.

Глаза чиновника вспыхнули при виде гробов.

— Они что же… золотые? — спросил он.

— У нас пока не было времени провести анализ. Я решил, что моя первейшая обязанность — опечатать раскоп и информировать вас.

— Вы поступили абсолютно правильно. Абсолютно правильно. Хорошо. — Юсуф облизнул пересохшие губы. — Великолепная находка. Блистательная. Видно, мне придется лично возглавить работы.

Елена подалась вперед — ровно настолько, чтобы перехватить его взгляд.

— Мы оба понимаем, какая это удача, что вы смогли выделить время для этой встречи, господин генеральный секретарь, отложив другие, не менее важные дела, каких предостаточно у человека столь высокого положения. — Она говорила на арабском несколько неуклюже, но зато, как отметил про себя Ибрагим, вовсю пользовалась лестью, что в случае с Юсуфом срабатывало безотказно. — Мы рады, что вы, как и мы, считаете эту находку событием исторического значения и готовы лично возглавить работы. Однако мы с господином Беюми попросили о срочной встрече не только для того, чтобы сообщить вам эту волнующую новость. Есть кое-что еще, что требует вашего рассмотрения.

— Кое-что еще?

— Надпись.

— Надпись? Какая надпись? — Юсуф Аббас сердито взглянул на Ибрагима: — Почему вы ничего не сказали мне о надписи?

— Полагаю, господин генеральный секретарь, я упомянул о ней.

— Вы мне противоречите?

— Конечно, нет, господин генеральный секретарь. Прошу прощения. — Ибрагим повернулся к ноутбуку и открыл фотографию с надписью.

— А, это… — протянул Юсуф. — Почему вы не сказали, что речь идет об этой надписи?

— Прошу прощения, господин генеральный секретарь. Это я виноват. Обратите внимание, письмо демотическое, но сама надпись сделана на греческом. — Он кивнул в сторону Елены. — Ее расшифровала одна из коллег госпожи Колоктронис. Если вам интересно, я могу объяснить. В любом случае вот перевод.

Юсуф медленно прочитал текст, шевеля при этом губами, и оторвался от листка. Глаза его округлились. Неудивительно, размышлял Ибрагим. Белой Стеной древние египтяне называли Мемфис. Слово «пустыня» произошло от «Даш Реет», «Красная Земля». Келоним называл Александра Сыном Амона, из чего следовало, что под местом его отца следует понимать оазис Сива, место, где находился Оракул Амона. Получалось, что щитоносцы, выкрав тело Александра из-под носа у Птолемея в Мемфисе, перенесли его через Западную пустыню к могиле, приготовленной где-то вблизи Оракула Амона в Сиве. Птолемей организовал преследование, и они, чтобы не попасть ему в руки, предпочли уйти из жизни добровольно. Все, за исключением Келонима, брата Акила, который остался в живых, избежал плена, а позднее переправил останки своих товарищей для захоронения в Александрию — во исполнение взятого на себя обета.

Еще раз пробежав взглядом по строчкам, Юсуф растерянно заморгал.

— И это… этому можно верить?

— Перевод правильный, — осторожно ответил Ибрагим. — Я сам его проверял. И мы полагаем, что автор надписи был искренен. Как-никак — и это видно из представленных фотографий — этот Келоним преодолел немалые трудности, чтобы отдать долг памяти товарищам. Ради розыгрыша такие усилия не предпринимают.

— Но может быть, он просто рехнулся? — нахмурился Юсуф. — Зачем бы этим щитоносцам жертвовать собой? Ради чего?

— Вероятно, они верили, что Александр пожелал, чтобы его похоронили в Сиве, — ответила Елена. — Птолемей нарушил волю царя, когда начал строить гробницу в Александрии. Не надо забывать, что для всех этих людей Александр был богом. Они пошли бы на все, чтобы исполнить его последнюю волю.

— Только не пытайтесь убеждать меня, что Александр до сих пор покоится в Сиве, — вздохнул Юсуф. Ибрагим знал, о чем подумал шеф. В начале 1990-х один греческий археолог объявил на весь мир, что могила Александра Великого обнаружена в оазисе Сива. Сенсация оказалась дутой, и с тех пор Сива и Александр стали в археологическом сообществе чем-то вроде дурной шутки.

— Не стану, — покачала головой Елена. — Набальзамированное тело Александра веками находилось в Александрии уже после этой надписи. Этого никто не отрицает. Однако вполне возможно, что они действительно завладели телом и отправились с ним в сторону Сивы, где для царя уже подготовили какое-то захоронение.

Юсуф опустился в кресло и в упор посмотрел на Елену.

— Теперь цель вашего присутствия здесь становится более ясной. Вы приехали не потому, что заботитесь о должной организации исследований в Александрии. О нет. Вы явились потому, что полагаете, будто где-то в Сиве есть могила — как это там сказано? — «достойная Сына Амона». И вы, конечно, хотите получить от меня разрешение на проведение поисковых работ.

— Александр был самым успешным из всех известных истории завоевателей, — сказала Елена. — Одним из величайших египетских фараонов. Подумайте, какую славу такая находка принесет этой стране. Представьте, каких почестей будет удостоен тот, под чьим мудрым руководством было сделано такое открытие. Ваше имя по праву займет место в списке истинных патриотов вашего народа.

— Продолжайте.

— К тому же вам нечего терять. Я отдаю себе отчет в том, что шансы на успех крайне малы. Знаю, что возможности Верховного совета прискорбно ограниченны. Но что-то сделать нужно. Хотя бы что-то. По крайней мере провести элементарное эпиграфическое исследование. Несомненно, под руководством Совета по древностям. Этим могли бы заняться двое. Я и одна из моих коллег. Более масштабные работы только спровоцируют ненужные слухи. А их с оазисом уже связано немало.

Юсуф нахмурил брови.

— В Сиве уже все исследовано. И не один раз. Археологи обыскали буквально каждый холмик. Если захоронение, которое вы имеете в виду, действительно существует и если его никто не нашел за двадцать три столетия, неужели вы надеетесь отыскать его за пару недель? Вы вообще представляете себе размеры Сиванской впадины?

— Легко не будет, — согласилась Елена, — но попытаться все же стоит. Представьте альтернативный вариант. Как только информация просочится в Интернет, в Сиву устремится поток охотников за сокровищами со всего мира. Если мы отыщем могилу первыми, то сможем предотвратить такое нашествие или по крайней мере объявить, что там ничего нет. В противном случае вас захлестнет золотая лихорадка.

— Золотая лихорадка начнется в любом случае — стоит кому-то что-то услышать.

— Этого не избежать. Мы все прекрасно знаем, что сохранить что-то в тайне невозможно.

Юсуф кивнул, соглашаясь с ней.

— Сива — территория доктора Сайеда, — сказал он с вздохом. — А у доктора Сайеда свое отношение к таким вещам. Вам понадобится и его разрешение.

— Конечно, — согласилась Елена. — Помимо прочего, насколько мне известно, он располагает выдающимся собранием справочных материалов. Возможно, вы поговорите с ним, попросите допустить нас к этим материалам. Я, конечно, знаю, что каким бы ни было решение, вы будете руководствоваться исключительно национальными интересами Египта, но, может быть, стоит дать понять, что наши спонсоры готовы щедро оплатить работу консультантов Совета по древностям, включая, разумеется, и вас лично.

— Я не могу дать разрешение на неограниченную по времени экспедицию, — сказал Юсуф. — Сива невелика. Какую бы версию вы ни придумали, люди быстро поймут, чем вы занимаетесь. И тогда ваше присутствие спровоцирует тот самый результат, которого вы стремитесь избежать.

— Шесть недель, — предложила Елена. — Это все, о чем мы просим.

Юсуф сложил руки на животе. Ему нравилось, когда последнее слово оставалось за ним.

— Две недели, — безапелляционно объявил он. — А потом мы встретимся, поговорим, и я решу, есть ли смысл дать вам еще столько же.

4

Нессим расхаживал по комнате, то и дело бросая взгляд на телефон. Ну же, звони, мысленно приказывал он. Если в самое ближайшее время никто из его охотников не засечет Нокса, тот снова заляжет на дно. Шансы еще есть. Тот факт, что беглец пошел на риск, означал только одно: он что-то задумал, у него есть какая-то цель, и ради достижения этой цели он готов на многое. И все же недавняя уверенность в успехе сильно ослабла. Было в Ноксе что-то такое, отчего Нессим ощущал собственную неадекватность и проникался фатализмом.

Он вдруг остановился посреди номера, вспомнив, что еще не отчитался перед Хасаном за очередной провал. Нужно показать, что охота продолжается, что никто не опустил руки. Нужно демонстрировать активность. До последнего времени он обходился в основном собственными силами, но теперь пришла пора задействовать все ресурсы. К черту осторожность! Нессим открыл бумажник, проверил наличность и повернулся к помощникам, Хосни, Ратибу и Сами.

— Садитесь на телефоны. Тысячу баксов тому, кто найдет джип Нокса. Две тысячи, если он будет в машине.

Ратиб скорчил гримасу.

— Но тогда все будут знать, что это мы, — возразил он. — Если вдруг с Ноксом что-то случится. Например, умрет…

— А у тебя есть предложение получше? — рявкнул Нессим. — Или, может, ты сам горишь желанием сообщить Хасану, что мы снова облажались?

Ратиб отвел глаза.

— Нет.

Нессим вздохнул. Тяжело. Вся эта суета уже начала доставать его. Да и Ратиб, как ни крути, отчасти прав.

— Ладно. Известите только тех, на кого можно положиться. По одному человеку в каждом городе. И пусть держат язык за зубами и не треплются на каждом углу. А то будут иметь дело с Хасаном.

Они кивнули и потянулись за телефонами.

5

К тому времени как «Лир-Джет» компании Драгумисов приземлился в аэропорту Салоник, Гейл уже пришла к заключению, что, пожалуй, не отказалась бы и в дальнейшем от таких путешествий. А почему бы и нет? Обтянутые белой кожей уютные кресла, иллюминатор размером с широкоэкранный телевизор, стюард, готовый приготовить и подать все, о чем только можно мечтать, и, наконец, второй пилот, предложивший ей самой определить детали обратного рейса, намеченного на следующее утро. Офицер службы паспортного контроля встретил ее радушной улыбкой. Шофер синего «бентли» вежливо распахнул перед ней дверцу… В общем, Гейл оставалось только откинуться на спинку и любоваться вечерним небом.

Расположенное в горах над Салониками, поместье было обнесено высокой стеной и патрулировалось вооруженными охранниками. Их пропустили и сразу же провели к белоснежному дворцу, освещенному словно для спектакля sonet-lumiere. У парадного входа ее встречал сам Драгумис. Гейл по-разному представляла его во время полета, но действительность обманула ожидания. Она увидела невысокого, даже маленького, старика — худощавого, небритого, больше похожего на простого греческого крестьянина, чем на миллионера. В какой-то момент ей даже показалось, что справиться с таким не составит большого труда и бояться нечего. Но потом она подошла ближе и поняла, что не все так просто.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1

Нокс выбрал кратчайший маршрут к Рас-эль-Судру — через Танту, самый большой город Дельты. Оставив позади половину пути, он вспомнил, что слышал о Танте от Гейл, нелестно отозвавшейся о консьерже тамошнего отеля. Интересно, что они там делали? До сих пор он как-то не задумывался о странных раскопках, которые вела в дельте Елена. Похоже, что-то происходит. Что-то такое, о чем ему ничего не известно. С какой стати здесь объявился Николай Драгумис? Нокс съехал на обочину и остановился — подумать было над чем.

Ни для кого не было секретом, что Македонский фонд археологических раскопок Елены получает спонсорскую помощь от компании Драгумиса. А Драгумисов — Нокс это точно знал — Египет не интересует. Для них важна только Македония. Если они финансируют раскопки в Дельте, значит, рассчитывают найти что-то македонское. И тогда, не исключено, это как-то связано с тем, что они нашли в Александрии. Пожалуй, будет не лишним разузнать поподробнее.

В городе Нокс отыскал бар с телефонным справочником и, набрав номер первого попавшегося местного отеля, попросил пригласить Елену Колоктронис. Пятая попытка оказалась удачной.

— Ее здесь нет, — сообщил ночной портье. — Ищите в Александрии.

— А ее команда?

— Кто именно вам нужен?

Нокс повесил трубку, записал адрес отеля и вернулся к машине.

2

Филипп Драгумис провел гостью под аркой, через просторный зал с полированным мозаичным полом в гостиную с роскошными картинами и шикарными гобеленами на стенах. Гейл не успела опомниться, как оказалась в глубоком, обтянутом желтой тканью кресле.

— Сначала выпьем, — сказал хозяин. — Потом поедим. Красное вино? Мое собственное.

— Спасибо.

Пока он откупоривал бутылку и разливал вино по двум бокалам, Гейл огляделась. Внимание ее привлек написанный маслом портрет сурового бородатого мужчины со шрамами вместо левого глаза. Портрет занимал почетное место над громадным камином. Несомненно, Филипп Второй, отец Александра Великого. Гейл невольно перевела взгляд на старика Драгумиса и с изумлением поняла, что древний царь списан с живого человека, родимое пятно которого под левым глазом должно было, вероятно, служить своего рода стигматом, доказательством того, что хозяин поместья и есть реинкарнация Филиппа.

— Неужели вы всерьез в это верите? — невольно вырвалось у нее.

Он рассмеялся, громко и искренне.

— Знаете, как говорят: имея дела с китайцами, разговаривай на мандаринском.

— А имея дело с суеверными…

Он улыбнулся еще шире и кивком указал на второй портрет — красивой, смуглой молодой женщины в крестьянском платье.

— Моя жена. Я сам ее написал. По памяти.

Гейл неуверенно улыбнулась.

— Вы прошли долгий путь.

— Я — да. А жена — нет. — Он кивнул. — Она похоронена здесь, неподалеку. Ей всегда нравился вид с холма. Мы, бывало, частенько гуляли там. Поэтому я купил участок и построил здесь дом.

— Извините, я…

— Я был довольно беспокойным молодым человеком. Ходил по деревням, проповедовал идею Великой Македонии. Мною заинтересовалась тайная полиция. Они хотели познакомиться со мной поближе. Я, разумеется, этого желания не разделял. Не найдя меня, они пришли к моей жене. Потребовали, чтобы сказала, где меня найти. Она отказалась. Они облили ее бензином. Она молчала. Тогда ее подожгли. И все равно она ничего им не сказала. Тогда они облили бензином нашего сына. Она заговорила. У нее остались ужасные ожоги. И все-таки ее можно было бы спасти при соответствующем лечении. Но у меня не нашлось денег. Моя жена умерла, потому что я предпочел проповедовать, а не работать. Вот так-то, госпожа Боннар. Похоронив ее, я закончил играть в политику и поставил перед собой другую задачу: разбогатеть.

— Мне очень жаль, — пробормотала Гейл, понимая, насколько неадекватны эти слова понесенной утрате.

Драгумис хмыкнул и резко переменил тему.

— Я знал вашего отца.

— Ваш сын сказал мне об этом. Но, знаете, мы не были близки.

— Знаю. И мне тяжело это сознавать.

Она недоуменно посмотрела на него:

— Почему?

Драгумис вздохнул.

— Вы ведь должны были отправиться с ним в Маллави, не так ли?

— Да.

— Но потом он отложил вашу поездку?

— У него появилось какое-то срочное личное дело.

— Верно, — кивнул старик. — Со мной.

— Нет. С неким молодым человеком по имени Дэниел Нокс.

Драгумис махнул рукой, как бы говоря, что это одно и то же.

— Вы много знаете о Ноксе?

— Нет.

— Его родители тоже были археологами. Специалистами по Македонии. Часто бывали в наших краях. Милая пара, чудесная дочь. Знаете, они тесно сотрудничали с Еленой. Десять лет назад Ноксы посетили ее раскопки в горах. Забрать их из аэропорта должен был муж Елены. К несчастью, по пути в горы…

Гейл оторопело взглянула на него:

— И все…

Драгумис кивнул:

— Все.

— Но… какое отношение это имеет к моему отцу?

— То был несчастный случай. Ужасное происшествие. Но не все в это поверили.

— Вы имеете в виду… убийство? Не понимаю. Кто мог хотеть их смерти?

— Не их. Мужа Елены. Павла.

— И кто же желал его убить?

Драгумис улыбнулся:

— Я, госпожа Боннар. Я.

3

Рас-эль-Судд, городишко нефтяников, изо всех сил старался стать туристическим центром. Нокс покрутился у парковки возле отеля «Бичинн» и, убедившись, что Рик не притащил за собой хвоста, отправился на встречу с другом.

— Рад тебя видеть, старик, — ухмыльнулся Рик.

— Я тебя тоже.

— Веселые настали времена, а? — Он кивнул в сторону ближайшего бара. — Выпьешь? Заодно все мне расскажешь.

— Идет. — Они уселись за столик в тени, и Нокс поведал товарищу обо всем, что случилось с ним после бегства из Шарм-эль-Шейха.

— Поверить не могу, — покачал головой Рик. — И этот ублюдок Хасан накинул петлю тебе на шею? Я его замочу.

— Не думаю, что это был Хасан. Он бы точно веревку не обрезал.

— Тогда кто?

— Я рассказывал тебе о том, что случилось в Греции?

— С твоими родителями? Только то, что они разбились на машине где-то в горах. Обстоятельств я не знаю.

— Все действительно выглядело как несчастный случай: горная дорога, старая машина, туманный вечер. Ничего особенного, да? Единственное подозрительное обстоятельство — за рулем был парень по имени Павел. Муж той самой Елены, о которой я только что рассказал. Журналист. Очень известный. Из тех, кого называют правдолюбами. В то время он вел шумную кампанию против одной очень богатой и весьма влиятельной семьи, Драгумис, утверждал, что они ведут нелегальный бизнес, требовал, чтобы власти обратили на них внимание.

— И ты решил, что ему заткнули рот?

— Так я думал, — кивнул Нокс. — В то время.

— И что ты сделал?

4

Гейл в ужасе уставилась на Филиппа Драгумиса.

— Вы убили Павла?

— Нет. Клянусь вам могилой жены, я не имею ни малейшего отношения ни к его смерти, ни к смерти Ноксов. Но нашлись люди, которые в это поверили.

— Но почему? Какой у вас мог быть мотив?

— Вам нужно понять кое-что, госпожа Боннар. Я патриот моей родины, Македонии. Когда-то вся эта область была Македонией. Потом ее разделили по Бухарестскому договору и передали частями Сербии, Болгарии и Греции. Цель всей моей жизни — восстановить справедливость. Но другие — люди вроде Павла — считают, что Македония по праву принадлежит Греции. Они пытаются остановить меня. Павел был серьезным противником. Требовал, чтобы власти занялись моим бизнесом. Не потому, что подозревал меня в коррупции, а потому, что стремился очернить меня, испортить мою репутацию. После его гибели нападки на меня прекратились. Сами понимаете, кое-кто поспешил возложить ответственность на семью Драгумис. Но я невиновен, уверяю вас. Я даже не считал Павла врагом — только оппонентом. Разница есть, не так ли? И даже будь человеком, склонным к насилию, я никогда бы не отдал приказ устранить Павла. Мне это было не нужно. — Он подался к ней. — Могу ли я рассчитывать, что сказанное здесь не дойдет до Елены?

— Да.

— Хорошо. Павел допустил несколько ошибок, и я располагал доказательствами его неосторожности. Утечка имеющейся у меня информации могла бы очень дорого ему стоить. Мы поговорили об этом. Уверяю вас, он не представлял для меня никакой опасности.

— Это вы так говорите.

— Да. Это я так говорю. — В его голосе послышались нотки нетерпения. — Скажите мне кое-что, госпожа Боннар. Последние три недели вы работаете с Еленой Колоктронис. Как по-вашему, она стала бы сотрудничать со мной, если бы считала меня виновным в смерти ее мужа?

Гейл ненадолго задумалась, потом покачала головой:

— Нет.

— Можете поверить мне, Павел был для Елены всем. Если бы она всего лишь подозревала меня, об этом узнал бы весь мир.

— И что бы она сделала? Рассказала…

— О нет, — усмехнулся Драгумис. — Она бы убила меня. — Заметив, что Гейл вздрогнула, старик улыбнулся. — Да. Кровная месть. В наших местах мало что изменилось, и кровь все еще смывается кровью. Она так его любила… — Он покачал головой. — Должен признаться, я опасался, что она поверит моим врагам и сделает какую-нибудь глупость. Горе требует выхода. Но Елена знала правду. Знала, что ее муж был лихачом, что он никогда не заботился о своей машине. Нет, проблема была не в Елене. Проблемой был юный друг вашего отца. Нокс.

— Нокс? Но как…

— Он считал, что я подстроил аварию и убил их всех, чтобы заставить замолчать Павла. Считал, что преступление не должно сойти мне с рук. Понять его точку зрения не так уж трудно. Он продолжил дело Павла. Без конца писал в газеты, на телевидение, местным политикам. Устраивал пикеты возле правительственных учреждений и полицейских участков. Расписывал стены призывами расследовать «преступную деятельность Драгумисов». Одну такую надпись оставил даже на моем офисе. Запускал воздушные шары с соответствующими лозунгами, разбрасывал листовки с крыш, растягивал баннеры во время спортивных соревнований, звонил на радио во время прямого эфира…

— Нокс? Нокс делал все это?

— Да, — кивнул Драгумис. — У него неплохо получалось, как у всех, кто искренне верит, что борется за справедливость. И он действительно считал меня способным совершить убийство. Ему верили. Ему симпатизировали. Я предложил Ноксу остановиться. Он отказался. Надеялся, что выведет меня из себя и я совершу что-нибудь опрометчивое, как будто это доказало бы мою вину. Я беспокоился за него. Нокс вел себя так только потому, что его постигло горе. И были люди, мои сторонники, которые хотели заткнуть ему рот. В какой-то момент я понял, что не могу больше гарантировать его безопасность. Если бы с ним что-то случилось… можете себе представить. Его нужно было устранить, убрать куда подальше от возможных неприятностей. Я предложил Ноксу уехать. Он не послушал. И тогда я стал искать кого-то, кто смог бы его убедить.

— И вы нашли моего отца, — прошептала Гейл.

— Да. Ваш отец был большим другом Ноксов. И я хорошо его знал. Поначалу он не хотел вмешиваться. Собирался на раскопки в Маллави. Мне удалось убедить его, что дело важное. Он прилетел. Мы заключили сделку. Он увезет Нокса и удержит в Египте, подальше от неприятностей. Я распорядился, чтобы Нокса не трогали. Ваш отец навестил его в отеле. Нокс, очевидно, произнес перед ним обычную речь о борьбе с тиранами. Ваш отец вежливо его выслушал и добавил в вино несколько, как их называют, капель для отключки. Когда Нокс очнулся, они уже подплывали к Порт-Саиду, и у вашего отца было достаточно времени, чтобы образумить своего юного друга. Вот почему, госпожа Боннар, у меня на сердце до сих пор лежит камень. Видите ли, если бы я не попросил его вмешаться, вы с отцом никогда бы не поссорились.

5

Слушая рассказ Нокса о его распре с Драгумисами, закончившейся приездом в Египет с Ричардом Митчеллом, Рик медленно кивал.

— А я принимал тебя за тихого, флегматичного бритта, — пробормотал он. — Уверен, что за тобой не гонится банда международных гангстеров?

— Это все. По крайней мере насколько мне известно. А теперь угадай, кого я видел сегодня.

— Того самого… Драгумиса?

— Точнее, его сына, Николая.

— А он, надо думать, ничем не лучше папаши.

— Хуже. Намного хуже. Не могу сказать, что питаю теплые чувства к старшему, но старик достоин уважения уже хотя бы за то, что сумел многого достичь в жизни. И у него есть свои принципы. Если дает слово, то держит. А сын — обычное ничтожество с большими деньгами. Да ты и сам знаешь таких типов.

— Знаю. Значит, ты думаешь, спектакль с повешением в пустыне устроил сынок?

— Скорее всего.

— Но ты, как я понял, внимать предостережению не собираешься?

— Нет.

Рик ухмыльнулся:

— Молодец. И какой же у нас план?

— У нас?

— Брось, старина. Их много — ты один. Без помощи не обойтись. Да и в Шарм-эль-Шейхе сейчас скука смертная.

Нокс кивнул:

— Было бы отлично. Если ты, конечно, серьезно.

— Заметано. Итак, наш первый шаг?

— Едем в Танту.

— В Танту?

— Да. — Нокс взглянул на часы. — Мы уже немного опаздываем, так что, если ты не против, я все объясню на месте, идет?

Драгумис пригласил гостью в столовую. Это была просторная комната с длинным деревянным столом, накрытым на двоих. Две зажженные свечи. Слуга подкатил сервировочный столик. Первое блюдо представляло собой темное густое рагу с незнакомыми ароматными специями.

— Прошу извинить, вкус у меня простой, — сказал Драгумис. — К изысканной кухне так и не приобщился. Если вам нравится что-то такое, то лучше пообедайте с моим сыном.

— По-моему, вкусно, — отозвалась Гейл, неуверенно пробуя вилкой куски плавающего в подливе мяса. — Простите за любопытство, господин Драгумис, но неужели вы пригласили меня только для того, чтобы рассказать об отце?

— Нет. Я пригласил вас для того, чтобы попросить о помощи.

— О помощи? — Она удивленно посмотрела на него через стол. — Чем же я могу вам помочь?

Старик подался вперед. Пламя свечи заколебалось, и в темно-карих глазах замигали золотистые искорки.

— В расшифрованной вами надписи говорится о дарах, достойных Сына Амона.

— Вы уже знаете об этом?

— Разумеется, знаю. — Драгумис нетерпеливо махнул рукой. — Там говорится и о щитоносцах, которые покончили с собой, чтобы Птолемей не узнал, где находится захоронение. Так?

— Да.

— Вам доводилось слышать о таком захоронении? О склепе в Сиве, заполненном дарами, достойными Александра?

— Нет.

— То есть его еще надлежит найти.

— Если таковой вообще существовал когда-либо.

— Существовал, — твердо ответил Драгумис. — И существует. Скажите, госпожа Боннар, разве не почетно отыскать нечто столь значительное? Вы представляете, какие богатства могут храниться в склепе, достойном принять такого человека, как Александр, величайшего завоевателя всех времен? Оружие времен троянских войн? Его личный свиток Гомера с комментариями Аристотеля? Будем откровенны, разве вы не мечтаете найти нечто подобное? Того, кому это удастся, ждет слава. Богатство. Восхищение. И в темные предрассветные часы вам уже не придется задавать себе вопрос: в чем мое предназначение? Для чего пришла я в этот мир?

— Боюсь, вы не вполне представляете, как это делается, — покачала головой Гейл. — Обо всем этом Ибрагим Беюми доложит генеральному секретарю Совета по древностям. Что дальше, решать будут они. Без меня.

— Вы, наверное, не слышали. На собрание приглашена и Елена.

— Да, но…

— И она только что убедила генерального секретаря совета, что возглавить поиски надлежит именно ей.

— Что? Но… как?

— Елена — опытная переговорщица, можете мне поверить. Чего ей недостает, так это квалификации в некоторых других аспектах археологии. Вот почему я и попросил привезти вас сюда. Я хочу, чтобы вы отправились с ней в Сиву. Я хочу, чтобы вы нашли для меня этот склеп.

— Я?

— Да, вы. У вас, как и у вашего отца, есть дар.

— Вы переоцениваете мои…

— Это ведь вы открыли нижний зал, не так ли?

— Вообще-то…

— И вы расшифровали надпись.

— Это мог сделать и кто-то другой…

— Скромность меня не впечатляет, госпожа Боннар. Меня впечатляет успех. Я высоко ценю Елену, у нее много талантов, но ей недостает воображения, эмпатии. У вас это есть. Это ваш дар. Дар, необходимый нашему делу.

— Вашему делу?

— А вы полагаете, это звучит старомодно?

— Я думаю, что словом «дело» политики заменяют другое, не столь благозвучное, — «кровопролитие». На мой взгляд, археология должна заниматься поиском истины, а не защитой того или иного дела.

— Очень хорошо, — кивнул Драгумис. — А как насчет такой вот истины. Мои деды родились в Большой Македонии. К тому времени как они стали мужчинами, один превратился в серба, другой в грека. Людям вроде вас, которым ни до чего нет дела, представляется вполне справедливым, что чьи-то семьи можно разделять, а людей раздавать направо и налево, как рабов. Но есть другие, те, кто находит такое отношение несправедливым. Попробуйте угадать, как они себя называют?

— Вы, вероятно, имеете в виду тех, кто называет себя македонцами, — ответила Гейл, ища и не находя ответных аргументов.

— Я не собираюсь менять ваше мировоззрение, госпожа Боннар, — продолжал Драгумис. — Я просто задаю вам вопрос: кто имеет право решать, кем быть человеку? Сам человек или кто-то другой? — Он выдержал паузу, давая возможность возразить, но ей нечего было сказать. — Я считаю, что существовало независимое государство Македония. Я считаю, что это государство было незаконно поделено между Болгарией, Сербией и Грецией. Я считаю, что народ Македонии веками подвергался несправедливому угнетению, страдал от этнических чисток и подвергался преследованиям по той лишь причине, что не имел голоса, не обладал властью. Сотни тысяч живущих здесь согласны со мной. По всему миру их миллионы. У них общая культура, религия и язык. Они называют себя македонцами, и им наплевать, какое другое название придумал для них мир. Я считаю, что эти люди заслуживают тех же прав на свободу, веру, самоопределение и справедливость, какие вы принимаете как само собой разумеющиеся. Эти люди и есть мое дело. Ради них я и прошу вас о помощи. — Он пристально посмотрел на нее, и в его взгляде было что-то триумфальное, твердая, незыблемая уверенность. Она попыталась, но так и не смогла отвести глаза. — И вы поможете мне.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Джип Нокс собирался спрятать в таком месте, где людям Нессима и в голову не пришло бы его искать. К югу от Танты он свернул на узкую проселочную дорогу. Рик последовал за ним на своей «субару». Проехав таким образом минут пятнадцать, он увидел несколько полуразвалившихся, запушенных строений на заросшем поле, использовавшемся в последнее время в качестве мусорной свалки. Отлично. Разбитая дорога привела его в забетонированный дворик. По другую сторону стояли заброшенные, открытые стихиям коровники — грязные полы, мусор по углам, дырявые крыши, мутные лужи… Вход перегораживали наполовину залитые дождевой водой поилки. Слева протянулась приземистая бетонная пристройка с широкой металлической дверью, которая протестующе заскрипела и попыталась зацепиться за бетонный пол, когда они стали ее открывать. Внутри было пусто, если не считать едкого запаха пролитого мазута и мочи и высохших комочков птичьего помета. Нокс завел джип в пристройку, перенес все, что могло понадобиться, в «субару» и накрыл машину брезентом.

— Ну, теперь можешь объяснить? — спросил Рик, когда они тронулись в сторону Танты.

— Конечно. Я тебе рассказывал о раскопках в Маллави?

Рик хмыкнул в ответ.

— А что, кому-то еще не рассказывал?

— Ладно, напомню главное. — Нокс открыл лэптоп и стал проверять привезенные Риком компакт-диски. — Мы с Ричардом Митчеллом нашли папирусы из архива Птолемеев. Передали их, как положено, на хранение Юсуфу Аббасу, нынешнему генеральному секретарю Совета по древностям. Аббас познакомился с материалами, и они так ему приглянулись, что он забрал себе весь раскоп.

— А потом вы узнали, что часть папирусов попала на черный рынок.

— Точно. Надо иметь в виду, что спрос на птолемеевы папирусы не очень высокий, даже если их подлинность установлена экспертизой. Однако краденые папирусы расходились на ура. Обычно такого рода находки приобретают различные академические учреждения. Сомнительные документы они обходят стороной. Но вот Филипп Драгумис интересуется всем, что имеет отношение к Македонии, особенно если это как-то связано с Александром.

— А те папирусы, по-твоему, имели к нему отношение?

— Верхний склеп в александрийском некрополе построили для некоего щитоносца из армии Александра по имени Акил. Нижний посвящен человеку по имени Келоним. Оба эти имени встречались и в папирусах из Маллави. Мы их сфотографировали и записали на диски. Те самые, что ты брал. — Он развернул ноутбук, чтобы Рик смог увидеть на экране перечень файлов, в названиях которых доминировали имена Келонима и Акила.

— Ладно. Будем считать, что связь между маллавийским папирусом и александрийским захоронением установлена. Но это еще не объясняет, зачем мы едем в Танту.

— Драгумисы финансируют ведущиеся там раскопки, а они не те люди, которые станут тратить деньги просто так, из любви к археологии. Тем более в другой стране. Они что-то ищут. — Впереди показался отель. Рик становился на другой стороне улицы и стал наблюдать за входом. — Думаю, все это каким-то образом связано с тем, что привело Николая в Александрию. Что-то очень важное. И я хочу узнать, что именно. Просто позвонить и спросить нельзя. Все участники раскопок подписывают соглашения о неразглашении, так что трепаться никто не станет. А уж со мной и подавно.

— Посмотри-ка. — Рик кивнул в сторону входа. — А они остановились здесь.

— Точно. И примерно через час отправятся к месту работ. А мы за ними проследим.

2

Елена проснулась рано, но в окно квартиры Огюстена уже проникли солнечные лучи, снизу доносился шум — трещали моторы, хлопали двери, перекликались жильцы. Накануне вечером она вернулась в Александрию с твердым намерением порвать с французом, пока отношения не переросли во что-то серьезное. Но потом он зашел к ней в отель с предложением пообедать, и от его улыбки по телу мгновенно раскатилась теплая волна. Себя не обманешь, поняла она, и приняла приглашение.

Теперь Елена лежала рядом с ним и не могла отвести глаз. Как странно — и в высшей степени несправедливо, — что мужчины могут быть столь притягательны даже в таком вот состоянии. Волосы растрепались, как у медузы. Из уголка рта стекала по подбородку струйка слюны. От него пахло потом. И тем не менее Елена страстно желала его. Впервые за последние десять лет похоть взяла над ней верх. А ведь им с Гейл нужно отправляться в Сиву! Времени оставалось мало, и она вовсе не собиралась тратить драгоценные минуты на пустое созерцание.

Елена потянула простыню, чтобы получше рассмотреть любовника. Опустила руку. Провела по бедру, от колена и выше. Огюстен засопел и повернулся на живот. Глаза оставались закрытыми, но по лицу его расползлась самодовольная ухмылка. Оба не произнесли ни слова. Она поцеловала его — сначала в лоб, потом в нос, в щеку, в губы. Его дыхание было несвежим, но и не неприятным. Ласки становились все интимнее, все требовательнее, горячее. Оба слишком изголодались, чтобы ждать. Огюстен перевернулся на спину, пошарил по столику, взял презерватив, разорвал зубами упаковку и ловко раскатал одной рукой. Он вошел в нее, стиснув зубы, опираясь на локти, и тут же вышел, дразня, заставляя выгибаться, подаваться ему навстречу. Вскоре они уже нашли нужный ритм. Елена выгнула шею, скосила глаза вниз, с любопытством наблюдая за движением соединенных тел, как будто уже позабыла, каким завораживающим может быть это действо, сколько в нем звериной жестокости и грации и сколь отлично оно от безжизненного романтического ритуала, каким его так часто изображают. Огюстен толкнул ее на подушку, их взгляды встретились и уже не расходились, спаянные, как и тела, пока она не вскрикнула от наслаждения и не забилась в конвульсиях, увлекая его за собой на пол. С минуту они лежали, прижавшись друг другу, улыбаясь, восстанавливая дыхание. Потом он вскочил.

— Кофе?

— Шоколад.

Огюстен протопал голый в кухню, по пути бросив презерватив в переполненное мусорное ведро. С пениса свисала тонкая жемчужная ниточка-паутинка. Он смахнул ее кухонным полотенцем. Заглянул в холодильник.

— Вот дерьмо. Молока нет.

— Иди сюда, — позвала она. — Мне еще надо забрать Гейл в аэропорту.

— Мне нужен кофе, — уперся Огюстен. — И круассаны. — Он натянул брюки, накинул несвежую рубашку. — Я на минуту. Обещаю.

Елена проводила его взглядом. Дверь захлопнулась. Что-то похожее на счастье распускалось в груди. Все эти годы она утоляла желание с разными сопляками и хлыщами. Боже, как же хорошо, когда в твоей жизни появляется настоящий мужчина.

3

Хотелось спать. Дождавшись, пока откроется первое кафе, Рик принес две чашки мутного кофе, и как раз в этот момент по ступенькам отеля спустились, зевая и подтягивая рюкзаки, семеро мужчин в походных ботинках, холщовых штанах и рубашках. К ним присоединились несколько египтян, собравшихся у отеля в последние минуты. Согласно египетским законам, все археологические группы были обязаны нанимать только местных рабочих. Разместились на двух машинах: кто-то сел в кабины, остальные устроитесь в кузовах. Один из мужчин провел перекличку, и грузовички покатили по дороге в Загазиг.

Выждав двадцать секунд, Рик тронулся следом. Вести слежку в Египте не составляет никакого труда. Дорог в стране мало, так что на хвосте сидеть вовсе не обязательно. Грузовички повернули к Зифте. Проехав два или три километра за облачком пыли, Рик увидел, что одна из машин остановилась.

— Давай-ка возвращаться, пока не заметили, — предложил Нокс.

Рик развернулся.

— Куда теперь?

— Не знаю, как ты, — зевнул Нокс, — а я не спал два дня. Найдем отель, и на боковую.

4

Казалось, день никогда не кончится. Ожидание измотало Мохаммеда эль-Дахаба, а новостей все не было. Снова и снова прохаживался несчастный отец перед палатой Александрийского института медицинских исследований. Сердце то колотилось, то замирало, и он боялся, что упадет в обморок. Ожидание результатов у телефона тоже далось тяжело, но и оно не шло ни в какое сравнение с этой пыткой. Мохаммед подошел к окну, за которым лежал ночной город. Столько народу, а ему нет дела ни до кого из них. Пусть бы Аллах забрал всех, но оставил ему Лайлу.

Доктор Сераг-Аддин сообщил хорошие новости. Им удалось найти совпадение по антигену главного локуса. Башир. Третья двоюродная сестра Hyp. Несколько лет назад она едва не погибла при обрушении многоэтажного дома в Каире. Тогда Мохаммед совсем о ней не думал: умрет или выживет — какая разница? Теперь он вспоминал об этом с ужасом. А если бы она погибла? Он закрыл глаза и потряс головой. Нет, об этом лучше не думать.

И все же само по себе совпадение по HLA-антигену еще ничего не значило. Нужно было, чтобы профессор Рафаи внес Лайлу в список подлежащих операции по пересадке костного мозга. Мохаммеда вызвали, чтобы сообщить решение.

— Insha' Allah,[9] Insha' Allah, — бормотал он снова и снова. Причитание не помогало. Хотя бы Hyp была здесь. Хотя бы кто-то. Но Hyp не приехала, боясь, что не выдержит напряжения. Она осталась дома, с Лайлой, и ей было, наверное, еще хуже. — Insha' Allah, Insha' Allah.

Дверь онкологической палаты распахнулась. В коридор вышла полненькая молодая медсестра с большими карими глазами. Мохаммед попытался понять что-то по ее лицу, но оно не выражало абсолютно ничего.

— Пойдемте, пожалуйста, со мной, — сказала женщина.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

1

Ноги у Карима Барака распухли и болели. А чего еще ждать, если башмаки жмут, подошвы протекают, да и топтать приходится не асфальт, а разбитые проселки. Он уже клял себя за то, что отозвался на призыв Абдуллы и согласился на его условия. Сотню долларов тому, кто найдет треклятый джип! Так не бывает — слишком уж хорошо. Но когда Абдулла стал распределять участки, Кариму достался именно этот забытый клочок в районе старой фермы. Другие просто потешались над ним! Можно подумать, кто-то додумается поставить там машину! Поиски измотали его. Карим и сам не знал, почему еще не сдался. Все дело в деньгах, в той обещанной сотне долларов вознаграждения. Конечно, сам Абдулла — это понимали все — загребет раз в пять, а то и в десять больше, но и сотня открывает перед тобой немалые возможности, если распорядиться ею с умом. Но сначала ему нужна удача.

Уже смеркалось, когда Карим наткнулся на наезженную колею, которая вела к заброшенным, покосившимся строениям метрах в двухстах от дороги. Двести метров… Для него они были почти тем же самым, что двести километров. Он вдруг подумал о чашке тетушкиного кушари с жареным луком и большими кусками айш балади. А потом — на боковую. Джипу в этой глуши просто делать нечего. Все! С него хватит! Карим состроил гримасу и, повернувшись, заковылял туда, откуда пришел, но не успел сделать и двадцати шагов, как мимо протащился мини-автобус со школьницами. Одна из них перехватила его взгляд и застенчиво улыбнулась. У нее была хорошая кожа, большие карие глаза и пухлые алые губки. Глядя ей вслед, он забыл и о кушари, и о сне, и о больных ногах. Вот что ему по-настоящему нужно: красивая девушка, которую он мог бы назвать своей. И пусть мечты его отдавали романтикой, Карим был реалистом и понимал, что никакой девушки не будет, если он не заработает серьезных денег.

А потому он снова повернулся и поплелся к заброшенной ферме.

2

Мохаммед едва нашел в себе силы, чтобы последовать за медсестрой. Пришлось даже напомнить себе, как это делается: сначала одну ногу вперед, потом другую. Она привела его в большой кабинет, где профессор Рафаи перебирал карточки в большом каталожном ящике. Мохаммед не раз видел профессора во время обходов, но впервые получил приглашение в его кабинет. Что из этого следует, он не знал. Врачи есть разные: одним нравится лично сообщать хорошие новости, другие считают своим долгом доносить до людей плохие. Рафаи повернулся и посмотрел на Мохаммеда с ничего не означающей профессиональной улыбкой.

— Садитесь, садитесь, — предложил он, указав на маленький угловой столик, после чего взял коричневую папку и сел напротив гостя. Открыв папку, профессор несколько секунд смотрел на что-то сквозь полукруглые очки, потом нахмурился, словно прочел нечто такое, о чем не догадывался. — Вы, конечно, понимаете, что представляет собой операция по пересадке костного мозга, — спросил Рафаи, не поднимая глаз. — Вы понимаете, о чем просите меня? На что обрекаете свою дочь?

Катастрофа. Мохаммед ощутил расползающуюся внутри его пустоту. Руки и ноги похолодели. В животе как будто затянулся тугой узел. Но со всем этим на него вдруг снизошло спокойствие. Как сообщить эту новость Hyp? Поймет ли все Лайла?

Между тем профессор безжалостно продолжал:

— Мы называем эту процедуру трансплантацией костного мозга, но это не совсем правильно, потому что не дает представления о происходящем. При обычной химиотерапии наша цель — быстро делящиеся раковые клетки, но при данной процедуре мы намеренно и целенаправленно отравляем все быстро делящиеся клетки, а не только раковые. В том числе и костный мозг. Трансплантация — не лечение. Трансплантация — необходимость, потому что после уничтожения всех быстро делящихся клеток пациент умрет без нового костного мозга. Операция тяжелая, крайне болезненная и не дает гарантий успеха. Отторжение случается даже при идеальной совместимости. И даже если новые клетки приживутся, выздоровление проходит трудно и долго. Анализы, анализы, постоянные анализы. Речь идет не о нескольких днях. Шрамы остаются на всю жизнь. А еще бесплодие, катаракта, слепота, осложнения на почки, легкие, сердце…

И тогда Мохаммед кое-что понял. Рафаи позвал его не для того, чтобы объяснить, насколько трудна задача, — профессор упивается самой властью. Подавшись вперед, он отодвинул коричневую папку.

— Говорите, что должны сказать. Прямо. И смотрите мне в глаза.

Рафаи вздохнул.

— Поймите, мы не можем раздавать трансплантат каждому желающему. Пациентов слишком много. Мы распределяем ресурсы на основании клинических показаний. Другими словами, помогаем тем, у кого больше шансов. Боюсь, в случае с вашей дочерью болезнь зашла слишком далеко и лимфома…

— Потому что вы вовремя не сделали тесты! — воскликнул Мохаммед. — Потому что вы не пожелали их делать!

— Поймите, все здесь испытывают самые теплые чувства к вашей…

Мохаммед поднялся.

— Когда вы приняли это решение? Уже давно? Я прав, да? Почему вы сразу нам не сказали? Почему промолчали?

— Вы ошибаетесь. Мы еще не приняли окончательного…

— Что я могу сделать? — взмолился Мохаммед. — Я готов на все. Прошу вас. Пожалуйста. Вы не можете отказать нам.

— Извините. Мне очень жаль. — Доктор вежливо улыбнулся, показывая, что разговор окончен.

Мохаммед не понимал незадачливых самоубийц, тех, кто идет на крайние меры в отчаянной попытке обратить на себя внимание, чьи действия — последний призыв о помощи. Но в этот момент прозрения он вдруг понял, что в некоторых случаях человек не может обойтись без некоего акта демонстрации мощи обуревающих его чувств. Он просто не мог предстать перед Hyp и Лайлой с этим известием. Поэтому он взял профессора Рафаи за грудки, оторвал от пола и впечатал в стену кабинета.

3

Поездка в Сиву не помогла Гейл подготовиться к встрече с самим оазисом. Сначала они ехали по равнинному, местами поросшему кустарником и местами густо застроенному побережью Средиземного моря, потом повернули на юг и продолжили путь через утомительно однообразную пустыню, где глазу лишь изредка попадались станции техобслуживания да стада диких верблюдов. И так долгих семь часов. Но потом они въехали на холм, и безрадостная пустота внезапно сменилась поблескивающими соляными озерами и серебристо-зелеными садами. Они выкатили на рыночную площадь Сивы как раз в тот момент, когда муэдзин созывал правоверных на молитву, а солнце спряталось за лиловыми руинами крепости Шали. Гейл опустила стекло и глубоко вдохнула. Настроение мгновенно улучшилось. Улицы здесь были широкие, просторные и пыльные. Пара грузовичков и несколько легковушек не портили картины. Люди передвигались пешком, на велосипедах или запряженных ослами повозках. Восхитительная тишина, покой и атмосфера согласия, умиротворения и общей расслабленности — какой контраст с шумной, бурлящей Александрией. Сива и впрямь была концом пути. Дальше — ничего, лишь необъятное песчаное море. Оазис существовал исключительно ради себя самого.

Они сняли комнаты в небольшом отеле, расположившемся посреди финиковой рощицы. Номера, по-видимому, совсем недавно выкрасили, вымыли и привели в порядок — окна сверкали, ванные поражали чистотой. Гейл приняла душ и переоделась, а потом в дверь постучала Елена, и они отправились с визитом к доктору Али Сайеду, местному представителю Верховного совета по древностям.

4

Нокс и Рик пригнулись, когда мимо проскочил один из грузовичков с рабочими. Свет фар скользнул по деревьям, среди которых они и спрятались. После доброго сна Нокс чувствовал себя так, словно перезарядил батарейки. Подождав, пока машина проедет, снова раскрыл лежавший на коленях лэптоп и открыл файл с документами из Маллави.

— Думаю, это второй, а первый прошел раньше, — заметил Рик. — Не копают же они в темноте.

— Давай выждем еще десять минут. На всякий случай.

Рик поморщился, но спорить не стал.

— Как дела?

— Могло быть и хуже.

Ноутбук был старенький, картинка расплывалась, да и фотографии в свое время делали не для дешифровки, а просто для того, чтобы составить каталог. Освещение, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Большая часть папируса чтению не поддавалась. Тем не менее отдельные слова и фразы проступали достаточно четко. Правда, смысл их часто был неясен. Как, например, понять такое: «и потом произошло то, что привело меня в Маллави»? Снова и снова автор ссылался на «просвещенного», «носителя истины», «знающего», «хранителя тайны».

— Не знаю, кто это написал, — признался Нокс, — но излишней почтительностью он явно не страдал.

— Что ты имеешь в виду?

— Всех фараонов Птолемеевой династии звали Птолемеями, а различались они культовыми титулами. Например, первый Птолемей известен под титулом Сотер, что в переводе с греческого означает Спаситель. Но здесь его называют Сотадесом.

— Сотадесом?

— Жил в Александрии такой греческий поэт и драматург с весьма сомнительной репутацией. Писал гомоэротические стишки, изобрел палиндром, потом нарвался на неприятности, когда высмеял Птолемея Второго Филадельфа за то, что тот женился на своей сестре. Кстати, Филадельф буквально означает «сестролюбец», но автор называет его «грехолюбцем». Птолемей Эвергет — «благодетель» — у него «злодей». Филопатор — «любящий отца» — превратился в «творца лжи». Примерно то же самое с Эпифаном и Филометором. Улавливаешь?

— Величайшим сатириком я бы его не назвал.

— Согласен. Но даже то, что он отзывается о Птолемеях таким вот образом…

Рик наклонился вперед, всматриваясь через ветровое стекло в ночь. Вся его поза выражала нетерпение.

— Бьюсь об заклад, все уже ушли, — пробормотал он, поворачивая ключ зажигания. — Пора.

— Еще пять минут.

— Ладно, — проворчал Рик и, выключив мотор, повернулся, чтобы взглянуть на монитор. — Что еще интересного?

— Здесь много названий. Танис, Буто, Бусирис, Мендес. Все более или менее крупные города в Дельте. Но чаще всего встречается Ликополис.

— Ликополис? Город волков, да?

— Так греки называли Древний Асьют, — кивнул Нокс. Асьют находился примерно в восьмидесяти километрах от Маллави, где нашли папирусы. Но в память стучалось что-то другое, не Асьют.

На дороге появилась вторая пара фар. Они снова пригнулись.

— Похоже, ты был прав, — признал Рик, сверкнув белозубой улыбкой.

Грузовичок остановился у дороги, пропуская встречную машину. Нокс слышал усталые голоса рабочих, радующихся окончанию долгого дня. Через пару минут красные огоньки растворились в ночи. Рик снова повернул ключ.

— Ну что, поехали?

— Да.

Небо было безоблачное, луна светила ярко, так что ехали только с включенными подфарниками. Впрочем, чрезмерная скрытность тоже могла показаться кому-то подозрительной. Вскоре добрались до рощицы, где в течение дня стояли грузовики. Дощечка, прибитая к воткнутому в землю колышку, извещала на арабском и английском, что территория закрыта для посещений и что работы проводятся под контролем Верховного совета по древностям в сотрудничестве с Македонским археологическим фондом. Они проехали чуть дальше и, укрыв «субару» за деревьями, отправились на поиски. Пока Нокс спал, Рик прошелся по магазинам и купил все необходимое для ночной разведки. Впрочем, в фонариках, один из которых он протянул товарищу, необходимости не было — вполне хватало и естественного освещения. Порыв прохладного ветерка коснулся листьев, и они зашелестели. Прокричала какая-то птица. Вдалеке, у горизонта, мерцали огни поселка. По дороге изредка проносились желтые пятнышки фар. Пройдя через поле, они обнаружили в дальнем его углу раскоп — разделенные перегородками ямы-соты размером четыре на четыре метра, за ними — раскопанные могильники, каждая в метр глубиной, рядом их содержимое, по обе стороны свежая земля. На то, чтобы проверить все, ушло минут пятнадцать.

— Да, это тебе не Долина царей, — пробормотал Рик.

— А ты думал, что они…

— Ш-ш-ш! — Рик приложил палец к губам и тут же присел.

Нокс обернулся, не понимая, что так встревожило друга, и покрутил головой. Между деревьями мелькнул оранжевый огонек.

— Двое, — прошептал Рик. — Курят. — Он кивком указал на ближайшую пустую могилу.

Нокс спрыгнул. Рик последовал за ним.

К раскопу приближались двое мужчин в темно-зеленой форме и в фуражках. На полицейских или солдат не похожи. Вероятно, охранники из какой-то частной фирмы. На ремне у каждого черная кобура. Один держал на поводке здоровенную немецкую овчарку. Собака рычала и скалилась, чуя, наверное, какой-то запах, но не зная, откуда он исходит. Второй включил из любопытства фонарик и посветил вокруг, но ничего подозрительного не обнаружил. Рик обмазал глиной ладони и шею и, жестом предложив Ноксу сделать то же самое, вытянулся лицом вниз на дне могилы. Охранники подошли ближе. Овчарка забеспокоилась, но хозяин, обсуждавший с приятелем какой-то фильм, обругал ее и натянул поводок. Луч фонарика скользнул по могиле, в которой лежали друзья, и ушел дальше. Непогашенный окурок, описав дугу, упал рядом со щекой Нокса. Один из мужчин остановился и расстегнул штаны. Помочился он, к счастью, не в могилу. Второй тем временем отпустил пару непристойных комментариев по адресу понравившейся ему актрисы. Наконец парочка удалилась, уводя за собой лающего пса. Первым пошевелился Рик.

— Черт, едва не засекли, — прохрипел он.

— Надо убираться, — согласился Нокс.

— Убираться? Ну уж нет. Подумай сам, двое охранников с овчаркой на пустом поле. Я не уйду, пока не выясню, что они тут охраняют.

— Если не заметил, у них пистолеты.

— То-то и оно. Интересные дела.

— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Из-за меня.

— К черту! Я уже забыл, когда в последний раз попадал в такие веселые переделки. — С этими словами Рик, не дожидаясь реакции друга, двинулся дальше.

Нокс не стал спорить и, пригнувшись, последовал за ним. Хорошо все-таки, когда рядом такой надежный товарищ. Впереди их ждал пологий, но протяженный подъем. В свете луны между деревьями прыгали длинные тени. Нокс первым заметил что-то серое и поднял руку. Рик кивнул и жестом приказал ему оставаться на месте, а сам исчез, но уже через минуту вернулся.

— Два здания, — шепотом сообщил он. — Одно побольше, другое поменьше. Сложены из бетонных блоков. Окон нет. Стальные двери. Замки. Оба охранника сейчас возле того, что меньше. Вот туда-то нам и надо попасть.

— Ты же сам сказал, что окон нет, а двери на замке. Как, скажи на милость, мы туда попадем?

Рик ухмыльнулся:

— Увидишь.

5

Доктор Али Сайед проживал в солидном двухэтажном доме на краю узкой усаженной деревьями улицы. Смуглый, с белоснежными волосами и бровями и аккуратно подстриженной бородкой, он сидел за столиком у входа со стаканом в одной руке и чернильной ручкой в другой и просматривал какие-то бумаги.

— Холла! — бодро воскликнул он, завидев гостей. — Вы, должно быть, друзья нашего генерального секретаря.

Поставив стакан на бумаги, чтобы их не сдуло, доктор Сайед шагнул навстречу женщинам. Когда-то через Сиву проходили невольничьи караваны, и, кроме арабской крови, в нем явно присутствовала негритянская, что подчеркивала и одежда хозяина дома: шорты-хаки, золотистая, с алым, рубашка и открытые сандалии.

— Вы, должно быть, госпожа Колоктронис, — сказал он, пожимая руку гречанке. — А вы… — доктор повернулся к ее спутнице, — Гейл Боннар. Да-да, папины глаза!

Гейл с изумлением уставилась на него:

— Извините?

— Разве вы не дочь Ричарда Митчелла?

— Да, но…

— Хорошо! Когда Юсуф позвонил и сказал, что мне следует ожидать Елену Колоктронис и Гейл Боннар, я сразу подумал, что имя-то знакомое. После смерти вашего отца — такое несчастье! — я отправил вам посылку с его бумагами и вещами. Полагаю, вы ее получили?

— Так это были вы?! Да, получила. Спасибо.

Али кивнул.

— Мы с вашим отцом дружили. Он часто останавливался у меня. Я, конечно, был бы рад вам в любом случае, но дочери такого прекрасного человека рад вдвойне. Так что добро пожаловать.

— Спасибо.

— Странно только, что Юсуф Аббас отзывался о вас с такой теплотой. — Доктор выгнул бровь. — Ему ведь известно, чья вы дочь?

— Не знаю, — смутилась Гейл.

— Пожалуй, я сам скажу ему об этом при следующей встрече, — задумчиво произнес Али и, заметив на лице девушки недоуменное выражение, тронул ее за локоть. — Надеюсь, вы понимаете, что я шучу и ничего подобного делать не стану. Можете поверить. А теперь проходите. Окажите честь моему жилищу. Украсьте его своим присутствием. Прошу!

Поднимаясь за гостеприимным хозяином по ступенькам, Елена и Гейл обменялись взглядами. Такого приема они никак не ожидали. Переступив порог, Али похлопал ладонью по шершавой желтоватой стене.

— Харшиф, — объявил он. — Глина и соль. Прочен, как камень, но имеет один недостаток. Раскисает под дождем! — Он опустил руки по швам и громко расхохотался. — К счастью, сильные дожди в Сиве бывают не часто. После тысяча девятьсот восемьдесят пятого их тут и не видели. А теперь в Сиве все бетонное. — Али похлопал себя по груди. — Я приверженец старины.

Они вошли в длинный коридор, стены которого украшали многочисленные фотографии. Еще больше лежало на полу. Выцветшие пятна на обоях показывали, что снимки часто перевешивали. Доктор Сайед явно не стеснялся камеры. Вот он обсуждает что-то с археологами на раскопе. Вот на охоте с каким-то офицером — держит на руках подстреленную газель. Вот стоит с рюкзаком на спине на круче. Вот осматривает достопримечательности — в Париже, Сент-Луисе, Гранаде и еще в каких-то местах. Пожимает руки чиновникам, знаменитостям, специалистам. Не только стена — весь дом посвящен одному человеку.

Прошли в кухню. Под открытым ночным небом — широкий камин. Словно приветствуя гостей, в углу щелкнул и громко заурчал громадный старенький холодильник. Хозяин наградил его пинком, и машина притихла.

— Выпьем? Вы, может быть, не знаете, но в Сиве спиртное запрещено. Наши молодые люди слишком увлекаются лабди, местным самогоном из фиников, а лабди имеет свойство поощрять влечение к противоположному полу, так что — никакого алкоголя! В этом смысле мой дом — оазис! — Мальчишеская веселость хозяина немало смущала Гейл — уж не посмеивается ли он над ними втихомолку? Доктор открыл холодильник, битком набитый свежими овощами и фруктами, пивом и белым вином, и шутливо погрозил Гейл пальцем. — Это ваш отец привил мне дурные привычки. Ужасная штука — пристрастие к спиртному. Каждый раз, когда запасы истощаются, приходится придумывать причину для поездки в Каир. А я Каир терпеть не могу. Посещение генерального секретаря — одна из тех привилегий, которыми хочется пользоваться как можно реже.

Разлив вино, он провел гостей по коридору, распахнул голубую дверь и отступил в сторонку. Они почувствовали восхитительную прохладу. Комната была просторная, весь пол закрывали мягкие ковры. Ставни на окнах служили надежной защитой от зноя. Негромко шелестел кондиционер. На столах помещались компьютер с плоским экраном, сканер и цветной принтер. В углу — три каталожных шкафчика. На полках — книги. Стены ровные, так что бояться, что они вдруг раскиснут от дождя, не приходилось.

— Насколько я понимаю, вы хотите осмотреть наши старые раскопки? — Доктор Сайед сделал широкий жест. — Мое собрание к вашим услугам. Все, что опубликовано о Сиве и Западной пустыне, можно найти здесь. И что не опубликовано, тоже здесь.

— Вы очень любезны, — сказала Елена.

Он пожал плечами:

— Мы ведь археологи, не так ли? Зачем секретничать?

— А фотографии у вас тоже есть?

— Разумеется.

Али выдвинул каталожный ящик, вытащил карту и расстелил ее на столе. Пересекавшие ее с запада на восток и с севера на юг координатные линии образовывали квадратики, помеченные регистрационным номером, соответствующим пронумерованной папке, в которой лежали зернистые черно-белые аэрофотоснимки. Встречались, впрочем, и цветные, сделанные на земле. Пока он объяснял Елене систему, Гейл прошлась вдоль книжных полок, осторожно прикасаясь к выбитым на корешках золотым мумиям Бахаррии, описаниям Харги, Дахлы и Фарафры, трудам по геологии пустыни. Отдельная полка была посвящена Сиве, и тома стояли так плотно, что она не без труда вытащила первое издание «Визита в Сиву» Кибеля, открыла и с нежностью провела пальцем по пожелтевшей странице. Гейл всегда нравились эти книги — в них еще сохранялись изумление первооткрывателя и вера в чудо, вытесненные позднее наукой.

— Они вам знакомы? — вполголоса спросил незаметно возникший рядом хозяин.

— Не все, — призналась она. — Вообще-то…

Али рассмеялся, но теперь его смех прозвучал мягче, добрее, искреннее. Он наклонился и открыл дверцу шкафчика. Внутри лежали пухлые серые и коричневые папки. Блокноты, записные книжки и путевые журналы хранились отдельно. Али вытащил из стопки толстую зеленую папку и протянул Гейл.

— Слышали о Сиванском манускрипте? История нашего оазиса со времен… — Он развел руками, показывая, что начало этой истории теряется в глубине тысячелетий. — Красные чернильные пометки — мои. Думаю, вам пригодятся. — Али отложил папку и вернулся к книгам. — А! Ахмед Фахри. Великий человек. Мой учитель и добрый друг. Вы читали его труды?

— Да. — Гейл не стала добавлять, что с другими исследованиями познакомиться еще не успела.

— Прекрасно. А это! «Путешествия в Африку, Египет и Сирию с 1792 по 1798 год» Брауна. Первый европеец, посетивший Сиву — или по крайней мере написавший о ней. Симпатией к нам он не проникся — противный, грязный народ. Мы бросали в него камнями, потому что он выставлял себя праведником. Как далеко ушел мир! Здесь у меня Бельцони. А вот Фридрих Хорнеманн. Немец, конечно, но писал на английском. Его путешествие спонсировало Лондонское африканское общество. Когда же это было? Посмотрим… Да, в тысяча семьсот девяносто восьмом.

— А что-нибудь более современное найдется?

— Конечно-конечно. У меня много современного. Журналы всех последних раскопок. Но поверьте, когда эти люди посещали наши места, памятники и захоронения пребывали в намного лучшем состоянии. Сейчас некоторые из них не более чем кучки песка и пыли. «Я Озимандия, я Царь Царей». — Он вздохнул и печально покачал головой: — Столько всего утрачено. Вы ведь читаете на немецком?

— Да.

— Хорошо. В наше время такое творится… Даже уважаемые университеты выдают докторские степени людям, которые и на их-то языках едва говорят. Вот Фоллс. А это Гело. Рекомендую. Что у нас тут? А, мошенник Дроветти. Мне пришлось тащиться в Турин, чтобы посмотреть Царский канон. Турин! Еще хуже Каира! Они там пытались убить меня трамваями!

— Когда мы можем начать? — спросила Елена.

— А когда хотите?

— Сегодня.

— Сегодня! — рассмеялся Али. — Вы что, никогда не отдыхаете?

— У нас всего две недели.

— Боюсь, сегодня не получится. У меня свои планы. Но встаю я рано, так что после семи к вашим услугам.

— Спасибо.

6

Чтобы не учуяла овчарка, пришлось сделать круг. Потом они лежали еще девяносто минут, прежде чем охранники отправились в очередной обход. Едва они скрылись из виду, как Рик и Нокс перебежали поляну в направлении меньшего из строений. Австралиец осмотрел два тяжелых навесных замка, достал из кармана стальную проволоку с крючком на конце и быстро открыл оба.

— И где ты этому научился? — полюбопытствовал Нокс.

— В спецназе, приятель, — усмехнулся Рик, открывая дверь. — Там, знаешь ли, не вышиванию обучают. — В полу зияла глубокая дыра. Прислоненная к стене деревянная лестница уходила в темноту. — До конца раскопа они дойдут за шестнадцать минут. Еще столько же на обратный путь. Шестнадцать и шестнадцать получается тридцать две. Нам нужно убраться отсюда через двадцать пять. Ясно?

— Тогда поспешим.

Нокс стал спускаться первым. В крови уже бушевал адреналин. Ступеньки поскрипывали, но держали. Еще немного, и под ногами зашуршала каменная крошка. Рик спустился вслед за ним, и они двинулись по узкому коридору. Луч фонарика выхватывал из темноты вырезанные на стенах изображения.

— Боже ты мой, — прошептал Рик. — А я-то думал, что человек-волк бывает только в комиксах.

— Это не человек-волк, — поправил друга Нокс. — Бог-волк. Вепвавет.

Рик как-то странно посмотрел на него.

— Что такое? Увидел привидение?

— Не совсем.

— Тогда что? Вычислил, куда мы попали?

— Думаю, что да.

— Вот как? Ну тогда выкладывай.

Нокс нахмурился.

— Что ты знаешь о Розеттском камне?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1

— Босс! Босс!

Нессим недовольно взглянул на Ратиба. Телефоны не умолкали с тех самых пор, как они объявили награду в тысячу долларов. Джип Нокса, как и его хозяина, засекли в десятке самых разных мест от Мерса-Матрух до Асуана. Нессим хотел получить результат хотя бы только для того, чтобы прекратить проклятые поиски и немного передохнуть. Но время шло, и с ним таяли надежды.

— Да?

— Абдулла на связи, босс. Вы его знаете. Из Танты. Говорит, что паренек из его команды нашел джип.

— Где?

Ратиб покачал головой.

— Парнишка не признается. Хочет сначала получить деньги. И требует целую тысячу. Абдулла тоже.

Нессим скривил лицо. Деньги не проблема — в конце концов, за все платит Хасан. Но вот вымогательство… Однако ж если они и впрямь нашли машину… Он заглянул в бумажник — сколько еще осталось?

— Скажи, что мне нужны доказательства. Пусть пришлет фотографии. Если подтвердится, каждый получит по семьсот пятьдесят.

Ратиб снова покачал головой.

— Парнишка говорит, что не вернется туда. Боится, что Абдулла проследит за ним, а потом он ничего не получит.

Нессим отрывисто рассмеялся. Он сам дважды встречался с Абдуллой и оба раза невольно проверял потом карманы, чтобы убедиться в сохранности бумажника.

— Пусть опишет, что видел.

Ратиб кивнул и передал приказ босса.

— Мальчишка говорит, что машина накрыта зеленым брезентом. Он заглянул внутрь. Говорит, что видел коробку с компакт-дисками и книги.

Нессим выхватил у него телефон.

— Что за книги? — резко бросил он в трубку.

— Не знаю, — ответил паренек. Голос звучал испуганно. — Они на иностранном языке.

Нессим вспомнил, что видел в номере Нокса книги по археологии.

— Они с картинками?

— Да.

— Что за картинки?

— Какие-то развалины. Ну, вроде тех, что раскапывают в пустыне.

Нессим сжал кулак.

— Оставайся на месте, — распорядился он. — Мы уже едем.

2

— Розеттский камень? — переспросил Рик, щелкая фотоаппаратом. — Кое-что знаю. То же, что и все. А что?

— И все-таки, что ты знаешь?

— Большой камень. Вроде стелы. Черный базальт или что-то в этом роде.

— Вообще-то гранит, — поправил Нокс. — И не черный, а серый с розоватыми прожилками. Почернел он от воска и лондонской грязи.

— Надписи на трех языках, — продолжал Рик. — Иероглифическом, демотическом и греческом. Нашли его в Розетте люди Наполеона. В семьсот девяносто девятом, так?

— Так.

Они остановились у второго рисунка, похожего на первый. Рик сделал два снимка — вспышки прорезали темноту.

— Решили, что находка может дать ключ в расшифровке иероглифов. Начали искать остальные фрагменты. Кто-то сказал, что камень стоит столько же, сколько и алмаз его размера. — Он пристально посмотрел на Нокса. — Так мы за этим охотимся? За кусками Розеттского камня?

— Нет.

— Те парни так ничего и не нашли. Камень вообще-то был не из Розетты — его просто доставили туда как строительный материал. — Стены почернели, как будто от сильнейшего пожара. Запекшуюся глину прорезали огромные шрамы. — А полыхало тут неслабо. — Рик снова вскинул фотоаппарат.

— Ты рассказывал о Розеттском камне, — напомнил Нокс.

— Да. Надписи скопировали, и началась гонка — кто быстрее расшифрует. Прорыва добился Жан-Франсуа Шампольон. О результатах он рассказал где-то в восемьсот двадцатых.

— В восемьсот двадцать втором, — уточнил Нокс. — Двадцать седьмого сентября, в пятницу. Многие и поныне считают эту дату днем рождения современной египтологии.

Рик пожал плечами.

— Там еще много чего, всего не расскажешь.

— Что ж, неплохо. Но кое о чем ты не упомянул.

— О чем же?

— О самой надписи. О том, что в ней говорится.

Рик невесело рассмеялся:

— Верно. Честно говоря, и не помню.

— Не ты один. Великий памятник, можно сказать, культовый, а что написано, того почти никто не знает.

— Просвети.

Нокс направил фонарик вверх. Под лучом тускло блеснул белый мрамор портала с изображениями волка по обе стороны.

— Это так называемый Мемфисский декрет. Надпись сделана в ознаменование восшествия на престол Птолемея Пятого Эпифана. В сто девяносто шестом году до рождения Христа. Золотой век Птолемеев к тому времени благополучно завершился. Во многом, конечно, благодаря Птолемею Четвертому.

— Парень все промотал, — кивнул Рик, опускаясь на колено, чтобы щелкнуть волков.

— Верно. Антиох Третий считал его слабым и неискушенным. Решил, что уж теперь-то возьмет Египет голыми руками. Для начала захватил Тир, Птолемаис и большую часть египетского флота.

— Давай без подробностей. Не забывай, часики тикают, — напомнил другу Рик.

— Ладно. Главное сражение произошло в Рафаи. Египтяне взяли верх. В страну пришел мир. Хорошая вроде бы новость…

— Но?..

— Народ и раньше страдал от налогов, а Птолемею пришлось поднять их еще больше — надо же как-то финансировать войну и праздновать победу. Недовольство усилилось. Люди уходили с земли. Начались восстания. Птолемея убили, а его наследник, Птолемей Пятый, был еще ребенком. Отряд повстанцев атаковал военные посты и храмы в дельте Нила. Эпифан отправил туда свои войска. Бунтовщики укрылись в крепости.

— Точно. — Рик щелкнул пальцами. — Думали, что там будут в безопасности. Но просчитались.

— Очень сильно просчитались, — согласился Нокс. Они стали спускаться по ступенькам ко второй двери. — Надпись на Розеттском камне гласит, что войско Птолемея пошло на штурм, захватило крепость и всех повстанцев перебили.

— Мило.

— А знаешь, где все это случилось? В местечке под названием Ликополис, в номе[10] Бузирит.

— Ном Бузирит? Послушай, это примерно там, где мы сейчас и находимся.

— Вот именно. — Нокс остановился перед вторым порталом. — Добро пожаловать в крепость древнего Ликополиса.

Рик вошел первым, выставив фонарик.

— Боже… — выдохнул он и отвернулся, скривившись так, словно его вот-вот вырвет.

3

— Идемте, — улыбнулся Али Сайед. — Вечер слишком хорош, чтобы сидеть в библиотеке.

Гейл и Елена вышли за ним во двор. Дул прохладный ветерок. Вдалеке щебетали птицы. Али и Елена весело болтали, находя общих знакомых и обмениваясь впечатлениями о раскопках, на которых обоим довелось побывать. Потом египтянин повернулся к Гейл:

— Ваш бедный отец… Я часто о нем вспоминаю. Вы, наверное, знаете, что он не пользовался расположением у нашего достопочтенного генерального секретаря. Что касается меня, то я работаю лишь с теми, кого уважаю. Не было человека, любившего эту страну больше.

— Спасибо.

Он улыбнулся и обратился к Елене:

— А теперь скажите, что вы делаете в Сиве? Юсуф лишь намекнул, что вам удалось найти нечто интересное в Александрии.

— Можно и так сказать.

— И это как-то связано с Сивой?

— Да. — Гречанка достала из портфеля несколько сделанных Гейл фотографий. — Простите, но Юсуф настоял, чтобы я взяла с вас обещание держать эти сведения в тайне.

— Разумеется, — кивнул Али. — На моих губах печать молчания.

— Спасибо. — Она передала ему снимки, объяснила, где они сделаны и что означают, и зачитала несколько строк из «Шифра Александра».

— Дары, достойные Александра, — пробормотал Али, просматривая фотографии. — И вы надеетесь отыскать это место за две недели?

— Мы надеемся, что найдем что-то за две недели, — ответила Елена. — Что-то такое, что даст основание продлить разрешение по крайней мере еще на столько же.

— Как?

— Текст дает несколько ключей. В нем говорится, что погребение находилось в пределах видимости Оракула, то есть на холме. — Она загнула палец. — Далее, там сказано, что вход расположен под песком. И что работы велись в полной тайне. Завтра утром мы, с вашего позволения, составим список всех видимых от Оракула холмов. А потом побываем на каждом.

Доктор Сайед вскинул брови.

— Вы представляете, сколько здесь таких холмов?

— Некоторые можно исключить. Если строительство велось тайно, значит, место не могло быть вблизи древних поселений или торговых путей. Работа, несомненно, была тяжелая, и строителям требовалась чистая вода.

— В этом оазисе тысячи источников.

— Да. Но многие из них соленые, а вблизи большинства пресных стояли поселения.

— Они могли вырыть собственный колодец.

— Могли, — согласилась Елена. — Будем искать. Кое-какие зацепки у нас есть. Например, как вам прекрасно известно, на вырезанном камне остаются следы инструмента. Если таких следов много, это уже интересно. Карьерные работы в пустыне — настоящая каторга. Песок такой мелкий и сухой, что по текучести напоминает воду. Македонские солдаты были опытными инженерами. Возможно, они использовали кофердамы, узкие непроницаемые отсеки, разделяющие соседние помещения. Ваши аэрофотографии помогут обнаружить их очертания. К тому же я рассчитываю получить аппаратуру для дистанционного зондирования. Цезиевый магнитометр, радиоуправляемый летательный аппарат для воздушного фотографирования.

Али все еще просматривал снимки. В какой-то момент лениво наблюдавшая за египтянином Гейл заметила, как изменилось выражение его лица. Он тут же взял себя в руки и даже притворно улыбнулся. Потом, еще раз просмотрев снимки, вернул их Елене.

— Что ж, желаю удачи.

Между финиковыми пальмами блеснули яркие огни фар. Пикап свернул с дороги и, взвизгнув тормозами, остановился. Доктор Сайед поднялся.

— Юсуф предложил, чтобы вы воспользовались услугами местных проводников. Я сам связался с Мустафой и Зайаном. Лучше их в Сиве не найти. Они здесь знают все.

— Большое спасибо, — улыбнулась Елена. — Вы нам очень помогли.

— Не стоит благодарности. Нам следует работать сообща, не так ли? — Он повернулся к Гейл и добавил: — Я подумал о них сразу же, как только Юсуф упомянул ваше имя.

— Почему?

— Видите ли, эти двое были с вашим отцом в тот ужасный день.

И вновь лицо его изменилось. Он смотрел на Гейл внимательно и отстраненно, словно ожидая ее реакции на эту новость. Как врач на пациента. Потом улыбка снова тронула губы, и доктор Сайед опять превратился в радушного хозяина, готового сделать все, чтобы гости чувствовали себя уютно и комфортно.

4

Нокс посветил фонариком и сразу понял, что так подействовало на приятеля. Повсюду на полу лежали скелеты, некоторые совсем маленькие, на ком-то еще сохранились обрывки одежды, украшения и амулеты.

— Черт, — прохрипел Рик. — Что тут произошло?

— Осада, — объяснил Нокс, с трудом заставляя себя не отворачиваться от жуткого зрелища. — Мужчины сражались, а дети, женщины и старики спрятались в укрытии. Подземный храм — вполне подходящее место. Но потом выход перекрыли, и кто-то устроил пожар.

— Господи. Такой смерти врагу не пожелаешь.

Нокс кивнул. Ему вспомнился один случай из истории завоеваний Александра. Жители Самарии, взбунтовавшись против чужеземцев, убили македонского правителя. В наказание Александр уничтожил город, казнил всех захваченных повстанцев, а потом явился к пещере, где укрылись спасшиеся, примерно две сотни человек. Вместо того чтобы посылать в пещеру солдат, он приказал разложить у входа костер, и все двести человек задохнулись. Останки их были обнаружены лишь недавно — вместе с печатями и юридическими документами того времени. Раньше Нокс никогда не обращал внимания на подобные происшествия, считая их малозначительными сопутствующими обстоятельствами великих кампаний и громких побед. Но сейчас ему вдруг стало по-настоящему жаль несчастных, оказавшихся на пути триумфального Джаггернаута Александра.

Рик тронул его за руку:

— Очнись, приятель, потом помечтаешь. У нас десять минут.

Оторвав взгляд от разбросанных тел, Нокс оглядел помещение. Это определенно был подземный греческий храм с ионическими колоннами перед пронаосом. Деревянные мостки на бетонных блоках позволяли археологам быстро передвигаться по подземелью, не тревожа останки. Он вошел в пронаос, стены которого занимали пасторальные сценки, виноградные лозы, фрукты и животные, постоял и шагнул в наос с огромной беломраморной статуей Александра на вздыбившемся коне.

— Смотри! — Рик толкнул его в бок. — Ступеньки.

Ступени вели в крипту с большим саркофагом у дальней стены.

— На нем что-то написано.

— Келоним, — прочитал Нокс. — Хранитель тайны. Основатель веры.

— Келоним? — нахмурился Рик. — Тот, чье имя упоминается в папирусах?

— И в александрийском некрополе. — Вдоль стен стояли большие каменные чаны, наполненные глиняными табличками. Нокс взял одну, посветил фонариком. — Обращение к богам.

— Так это храм? Храм в честь Келонима?

Нокс покачал головой.

— В честь Александра. Видел его статую? А Келоним был толи основателем культа, то ли главным жрецом. — Он опустился на корточки. — Итак, что мы имеем? Старик в Маллави пишет о своем детстве в Ликополисе. Почитает Александра, Акила и Келонима. Презирает Птолемеев. Называет их лжецами и мошенниками. И почему солдаты Птолемея Эпифана так жестоко обошлись с защитниками крепости? Зачем убивать всех? Даже женщин и детей? — Он взглянул на Рика. — Не слишком ли много крови для обычного восстания? Обычно повстанцев на юге прощали. Почему же здесь не пощадили никого?

Рик почесал затылок.

— Может быть, они что-то знали. И им всем заткнули рот.

— Хранитель тайны. Что же это за тайна такая, а?

— А ты что думаешь?

Нокс нахмурился.

— Птолемеи так и не стали в Египте своими. Их терпели только потому, что видели в них прямых преемников Александра. Вот почему они так старались доказать свою близость к нему. Распространяли слухи, что Птолемей Первый был братом Александра. Что он построил гробницу, чтобы они лежали в ней вместе. Представь, что было бы, если бы кто-то поставил под сомнение обоснованность их претензий.

— Если ты не против, я постараюсь представить это потом. — Рик постучал по часам. — Пора сматываться.

Нокс кивнул. Они быстро прошли по ступенькам, пробрались по деревянным мосткам и вернулись в коридор, к лестнице. Рик поднялся первым. Нокс едва успевал за ним.

— Вроде бы все в порядке, — пробормотал австралиец, когда они вылезли. — Выходим. — Он распахнул дверь, выпустил друга, потом выскользнул сам и повесил на место замки. Слева мигнул фонарик. Заворчала собака.

— Как по часам, — ухмыльнулся Рик, и в этот момент из-за дерева вышел, застегивая штаны, второй охранник. Взгляды их встретились, и на мгновение оба как будто остолбенели.

— Бежим! — крикнул Рик. — Бежим!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1

Нокс и Рик мчались между деревьями, закрываясь руками от хлещущих веток.

— Стой! — крикнул охранник. — Стой или буду стрелять! — Выстрел. — Стой! — крикнул он снова, но они и не думали останавливаться.

За лесом началось поле. Грязь налипала на ботинки. Ноги вязли в сырой почве. Позади надрывалась немецкая овчарка. Нокс сморщился от боли в боку и оглянулся. Им удалось оторваться от охранников, но проклятая овчарка взяла след.

— Нажми! — крикнул Рик, заметив, что друг отстает. — «Субару» недалеко.

Они пробежали еще с минуту, и Нокс снова оглянулся. Небо затянули облака, но на фоне невысокого холма выделялись силуэты двух охранников. Один из них остановился, вскинул руку, прицелился и дважды выстрелил. Пули прошли в стороне, однако Нокс, уклоняясь, поскользнулся. С трудом устояв на ногах, он выпрямился и из последних сил побежал дальше, хватая ртом воздух, прижимая руку к боку. Рик отрывался все больше.

Поняв, что самим им беглецов не настичь, преследователи спустили овчарку и остановились. Пес, сорвавшись с места, бросился вдогонку и, нагнав Нокса, попытался ухватить его за ногу. Он отбросил собаку, но при этом потерял равновесие и упал. Овчарка мгновенно прыгнула на него сверху. Нокс выставил руки, не давая ей вцепиться в горло. Острые зубы щелкнули в дюйме от щеки. Охранники приближались, и он уже слышал их хриплое дыхание. Вот и все, мелькнуло в голове. Но тут вспыхнули фары, взревел мотор, и из темноты выпрыгнула «субару». Рик выскочил из машины и с криком бросился к овчарке. Та испуганно попятилась, и беглецы, воспользовавшись ее замешательством, рванули к автомобилю. Овчарка прыгнула на дверцу. Охранники были уже рядом. Рик дал задний ход, и машина, описав полукруг, выехала на поле. Австралиец переключил передачу и ударил по газам. Затрещали выстрелы. Боковое стекло лопнуло, по ветровому разбежались трещины. Рик повернул в сторону дороги на Танту. Нокс оглянулся, но преследователи уже растворились в темноте. Связываться с полицией охранники вряд ли станут, но предупредить своих коллег вполне могут.

— Давай лучше к джипу, — отдуваясь, посоветовал он.

— Думаешь? А может, лучше пока лечь на дно?

Нокс покачал головой.

— В текстах Келонима постоянно называли хранителем тайны. Я хочу выяснить, что это за тайна. Ставлю полсотни против пятерки, что ответ в той чертовой надписи на демотическом.

— Ты же вроде бы не знаешь демотический.

— Не знаю, — признал Нокс. — Поэтому нам нужно повидать одного друга.

— Ага. И где он?

— Ты бывал когда-нибудь в Фарафре?

— В Фарафре! — возмутился Рик. — Да это же черт знает где!

— Вот я и предлагаю не терять зря времени.

2

У Карима глаза полезли на лоб, когда Нессим расстегнул поясной кошелек и достал пачку пятидесятидолларовых купюр. Он никогда не видел столько денег наличными. И даже не представлял, что их бывает так много. Мало того, у него на глазах Нессим отсчитал пятнадцать банкнот для Абдуллы, потом еще столько же для него, Карима. Паренек не верил глазам.

— А теперь отведи нас к джипу.

Карим забрался на заднее сиденье «фриландера» с разбитым и заклеенным скотчем боковым окном. Начался дождь, и давать четкие указания стало труднее — пейзаж менялся на глазах. Никогда раньше он не испытывал такого страха и такого волнения. А не совершил ли он большую-большую ошибку? И что, если владелец джипа уже вернулся? Карим знал, что потеряет не просто обещанное вознаграждение. Одного взгляда на Нессима и его приятелей было достаточно, чтобы понять: эти люди найдут, на ком выместить свое раздражение и недовольство.

Наконец подъехали к заброшенной ферме. Машину оставили. Двор раскис от дождя. Люди Нессима распахнули железную дверь. Внутри было темно, и в первый момент Карим ничего не увидел. Сердце подпрыгнуло как сумасшедшее, но тут в полумраке проступили очертания джипа, и он судорожно сглотнул от облегчения.

Один из приезжих откинул брезент и посмотрел на номера.

— Все в порядке, это его машина.

— Хорошо. — Нессим снова расстегнул кошелек, отсчитал купюры и протянул Кариму.

— А теперь убирайся отсюда побыстрее и не возвращайся.

Карим только кивнул, схватил деньги и выбежал со двора на грязную дорогу. Он обернулся только один раз — люди Нессима определенно готовили засаду. Кому-то угрожала смертельная опасность, но Карима это не больно-то волновало. Его переполняла радость — жизнь наконец-то пошла на лад.

3

Полил дождь. В разбитое боковое и продырявленное переднее окно норовил пробраться ветер. Нокс и Рик приближались к Танте.

— Если хочешь, можно переждать, — предложил Нокс.

— Нет. — Рик качнул головой, всматриваясь в густеющие сумерки. — Это ненадолго.

Он оказался прав — буря промчалась. Они на полную включили печку, и восхитительные волны тепла поползли по промокшим штанинам. Южнее Танты свернули с главной дороги.

— Где же она, черт бы ее побрал? — ворчал Рик, ища и не находя брошенную ферму.

— Поезжай вперед, — посоветовал Нокс, стараясь придать голосу уверенность, которой сам давно не чувствовал.

Из темноты вдруг появился парнишка, уставившийся на них широко открытыми глазами. Они пропустили поворот; пришлось возвращаться. Джип запрыгал по заполненным водой выбоинам, подвеска жалобно поскрипывала, свет фар метался между деревьями. Рик покачал головой, сбросил скорость и чуть ли не приклеился к ветровому стеклу.

Нокс вопросительно взглянул на друга:

— Что такое?

— Тот мальчишка… Что-то мне не по себе.

— Может, развернемся?

— Нет. С таким стеклом и десяти миль не протянем. Тем более по главной дороге.

— Так не спеши.

— А я что делаю?

Опасливо всматриваясь в ночь, они медленно ползли по дороге к ферме. Наконец фары скользнули по собравшимся во дворе лужам и тут же высветили глинистую полоску со свежими следами.

— Чтоб тебя! — выругался сквозь зубы Рик и, вдавив в пол педаль газа, рванул руль влево.

Жалобно пискнули покрышки. Нокса бросило на дверцу. «Субару» еще не успела развернуться, как из темноты вылетел «фриландер». Яркие огни на мгновение ослепили Рика. Он попытался отвернуть, но машину занесло, и в следующий момент «субару» и «фриландер» ткнулись друг в дружку капотами. Посыпались стекла. Воздушные мешки мигом отозвались на опасность, вжав друзей в спинки сидений. Опомниться они не успели. Дверца распахнулась, что-то тяжелое ударило Нокса в висок, и он на мгновение вырубился. Его схватили за воротник, грубо выволокли из машины и бросили на бетон. Голова кружилась, в ушах как будто гремел колокол. Друзей затащили в пристройку. Железная дверь захлопнулась. Нессим наградил Нокса пинком в живот и, отступив на шаг, прицелился в грудь из пистолета.

— Кто твой приятель? — спросил египтянин, наводя фонарик на Рика, который стонал неподалеку, размазывая по лицу кровь. Австралиец попытался подняться на колени, но свалился. Его вырвало.

— Никто, — пробормотал Нокс. — Водитель. Он здесь ни при чем. Отпусти его.

— Конечно, — усмехнулся Нессим.

— Клянусь. Он ничего не знает.

— Что ж, в таком случае ему просто не повезло.

Нокс приподнялся, понемногу приходя в себя.

— Хорошая у тебя работа. Должно быть аль-Ассьюти неплохо платит.

На щеках Нессима проступили красные пятна.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

— А ты знаешь обо мне достаточно, чтобы пристрелить, да?

— Сам виноват, — бросил Нессим. — Был бы поумнее, знал бы, чем все закончится.

Рик предпринял вторую попытку подняться. На сей раз более удачную.

— Что тут происходит, а? — едва ворочая языком, пробормотал он. — Кто эти ребята?

— Не бери в голову, — успокоил его Нокс.

— Эй, да у них же пушки. — Голос Рика звучал испуганно. Глаза растерянно шарили по сторонам. — Почему у них пушки?

Нокс с тревогой посмотрел на друга. Что-то в его тоне было не так. Либо дело в сотрясении, либо он пытается ввести Нессима и его людей в заблуждение относительно своих возможностей. В конце концов, они о нем ничего не знают. Если второе предположение верно, то его задача — выиграть немного времени и отвлечь внимание противника от друга. На их стороне время и темнота. Единственными источниками света здесь были несколько фонариков, и если удастся заставить египтян направить их на него…

Нокс взглянул на Нессима.

— Ты вроде бы хвастал перед той девчонкой в Шарм-эль-Шейхе, что служил десантником. Наврал, да?

— Я сказал правду.

— Десантники — люди чести, — усмехнулся Нокс. — Честные люди не продаются насильникам и убийцам.

Нессим ударил его по щеке рукояткой пистолета. Нокс упал.

— Честные люди не отказываются от исполнения обязанностей только потому, что им не всегда нравятся эти обязанности.

— Честные люди! — фыркнул Нокс, поднимаясь на колени. — Ты же понятия не имеешь о чести. Ты — дешевка, продаешься за…

На сей раз Нессим врезал сильнее, и Нокс рухнул щекой на мокрый бетон. В глазах потемнело, но лишь на мгновение, так что показательное выступление Рика он увидел от начала и до конца. Прямой в челюсть — и первый египтянин раскинулся на бетоне. Удар локтем — и второй согнулся пополам. Рик вырывает у него пистолет и стреляет в бедро. Нессим еще стоит над Ноксом, а черное дуло уже смотрит ему в лоб.

— Брось оружие! — крикнул Рик. — Брось, мать твою! — Пистолет и фонарик упали одновременно. — На колени! Все на колени! Живо, мать вашу! Ну! — Египтяне повиновались. Раненый, на штанине у которого растекалось темное пятно, жалобно скулил. — Руки за голову! — проревел австралиец, выплескивая злость и на мерзавцев, вздумавших издеваться над его другом, и на себя самого — за то, что в какой-то момент испугался. В выражении его лица египтяне прочли свою судьбу. Все трое побледнели, но Нессим еще держался и лишь моргнул, когда Рик приставил пистолет к его переносице. Нокс вспомнил, как пару минут назад Нессим побагровел, когда он назвал его человеком без чести.

— Нет! — Он схватил Рика за руку, прежде чем тот успел спустить курок. — Мы же не такие.

— Ты, может, и не такой, — огрызнулся Рик. — А я такой.

— Пожалуйста, не надо.

— И что ты, на хрен, предлагаешь с ними делать? Отпустим, и они сразу сядут нам на хвост. Это самооборона, старик. Ничего больше.

Нокс посмотрел на Нессима. Лицо бывшего десантника не выражало никаких чувств, но Нокс знал — если они отпустят его, кодекс чести не позволит Нессиму броситься сразу же в погоню. Только вот как поведут себя остальные… Он наклонился, поднял пистолет, огляделся в надежде, что ответ даст вдохновение. Взгляд задержался на пристройке. Стены прочные, из бетонных блоков. Надежные стальные двери на крепких петлях. Нокс сдернул брезент с джипа, бросил его под ноги египтянину и поднял пистолет.

— Раздевайся.

Нессим качнул головой:

— Нет.

— Раздевайся. Не жалко себя, пожалей других.

Нессим скрипнул зубами, но, взглянув на своих подручных, похоже, убавил гордости и начал расстегивать рубашку, жестом предложив остальным последовать его примеру. Одежду египтяне бросали на брезент. Когда они разделись до трусов, Нокс проверил, не припрятал ли кто оружие, а потом связал концы накидки и бросил узел в джип.

— Один с ними справишься?

Рик хмыкнул.

— Ты что, не видел?

Нокс подвел джип к «субару» и «фриландеру». «Субару» оживить не удалось, а вот «фриландер» завелся с третьей попытки, хотя, судя по стуку в двигателе, рассчитывать на него особенно не приходилось. Загнав египтян в пристройку, Рик закрыл железные двери, а Нокс подпер их «фриландером», который поставил на ручной тормоз. Не идеальный вариант, но теперь у них есть небольшое преимущество — по крайней мере в несколько часов. Этого времени вполне хватит, чтобы пересечь половину Египта.

Загрузились в джип. Рик сел за руль и газанул с места, в чем не было абсолютно никакой необходимости. На друга он не смотрел. Нокса на разговоры тоже не тянуло. Глядя прямо перед собой, он с ужасом думал о том, что его товарищ был готов застрелить безоружных людей. Молчание затягивалось, и постепенно тишина начала давить на обоих. Неужели отношения испортились навсегда?

Первым подал голос Рик.

— Ты же вроде бы сказал, что они серьезные ребята, — пробормотал он себе под нос.

Нокс фыркнул:

— Как тебе сказать… Я и сам так думал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

1

Гейл и Елена решили поймать Али Сайеда на слове, но, появившись у его дома ровно в семь, застали доктора за работой — бумаги уже лежали на столе, придавленные заварочным чайником и чашками. Похоже, их ждали. Тепло поздоровавшись, Али провел гостей в библиотеку, где и оставил.

Елена начала с аэрофотографий, Гейл взялась за книги. Первый же том выскользнул из ряда гораздо легче, чем накануне, как будто книг на полке стало меньше. Она присмотрелась — так и есть. Недоставало толстого фолианта в красном кожаном переплете, от которого накануне у нее остались пятна на пальцах. Вытащив современное академическое исследование, Гейл сверила библиографию с тем, что стояло на полке. Исчезли два ничем особенно не примечательных труда. Она вспомнила странное выражение, промелькнувшее на лице их гостеприимного хозяина, когда он просматривал ее фотографии.

— Елена…

Гречанка недовольно посмотрела на нее:

— Что?

— Э… нет, ничего. Извини. — Гейл достаточно хорошо знала свою начальницу, чтобы представить, что будет дальше. Елена сразу пойдет разбираться, и на сотрудничество можно уже не рассчитывать. Она записала на листок названия недостающих работ, решив, что при первом удобном случае позвонит Ибрагиму и попросит прислать книги ей в отель.

2

Нокс преспокойно дремал на переднем сиденье джипа, когда Рик потряс его за плечо.

— Что такое? — проворчал он.

— Контрольный пункт.

— Черт! — Контрольные пункты в Александрии и Дельте попадались так редко, что он уже и забыл о них. Но в Среднем и Южном Египте, а также в пустыне дорожные посты — дело обычное.

Подъехав ближе, они остановились. К машине подошли два усталых солдата. Один постучал в окошко джипа.

— Паспорта, — сказал он по-английски, моментально вычислив в них иностранцев. В кармане у Нокса все еще лежали документы на имя Омара Малика, но пользоваться ими сейчас было рискованно. Он достал британский паспорт и протянул солдату. Забрав оба документа, постовой зевнул и вернулся к будке.

Второй солдат остался у машины. Потоптавшись, он закурил, потом заглянул в заднее окно. Только теперь Нокс вспомнил, что в узле на сиденье не только одежда и вещи Нессима и его людей, но и оружие.

Солдат открыл дверцу и просунул голову в салон.

— Что здесь? — спросил он, похлопывая по узлу.

— Одежда, — бросил не оглядываясь Нокс.

Солдат развязал узел. Достал пиджак. Приложил к себе. Посмотрел в зеркало. Бросил на сиденье. Взял пару рубашек, потом брюки, пошарил по карманам, достал дорогой мобильник и заискивающе улыбнулся Ноксу, намекая, что подарок был бы не лишним. У Нокса пересохло во рту. Если этот идиот наткнется на оружие, проблем не оберешься.

— Извините, но это наши вещи, — сказал он.

Солдат недовольно буркнул что-то, швырнул брюки и телефон на брезент и раздраженно хлопнул дверцей. Его товарищ уже возвращался к джипу. Нокс почувствовал, как по спине пробежала струйка холодного пота, но предчувствие не оправдалось: постовой вернул паспорта, улыбнулся и помахал рукой. Рик и Нокс ответили тем же.

— Знаешь, — сказал Рик, когда они отъехали, — может быть, Хасан про тебя уже забыл.

— Сильно сомневаюсь. Скорее всего не хочет впутывать в это дело власти.

— В любом случае это уже кое-что.

— Верно, — согласился Нокс и, обернувшись, посмотрел на узел. — И все равно надо побыстрее избавиться от этого дерьма, пока у нас не возникли из-за него проблемы. Что скажешь?

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Рик.

3

Дело, которое привело Николая Драгумиса в кабинет Ибрагима, было довольно деликатного свойства. Отец поручил ему приобрести для своей частной коллекции несколько артефактов из македонского захоронения. Если по минимуму, то хотя бы один золотой гроб и несколько образцов оружия. Задача представлялась не такой уж трудной, особенно с учетом того, что дело взял под личный контроль Юсуф Аббас. Оставалось лишь решить вопрос с изготовлением качественных дубликатов и договориться о переправке ценностей. Но непосредственно раскопками по-прежнему руководил Ибрагим, да и Юсуфу нужен был козел отпущения, на случай если что-то вдруг пойдет не так.

— Я вам не помешал? — поинтересовался Драгумис.

— Ничего срочного нет, а остальное может и подождать, — улыбнулся Ибрагим. — Нужно отправить пару книг в Сиву — Гейл попросила. Хотя, по-моему, они и у доктора Сайеда должны быть.

Гость устроился за угловым столиком.

— Должен сказать, мы вполне удовлетворены тем, как развивается наше партнерство, — начал он. — Результаты впечатляющие.

— Мы тоже довольны.

Николай кивнул и достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт.

— Моя семья взяла за правило достойно вознаграждать за успех. — Он положил конверт на середину стола и слегка подтолкнул его в сторону Ибрагима, сопровождая жест улыбкой.

Заметив выглядывающие из конверта банкноты, чиновник нахмурился:

— Это мне?

— В знак признательности и благодарности.

Ибрагим недоверчиво взглянул на гостя:

— И что вы хотите от меня за эти деньги?

— Ничего. Только продолжения взаимовыгодного партнерства.

Во второй пуговице пиджака скрывалась миниатюрная камера. В Верховном совете по древностям взятки брали все, но законными они от этого не становились. Если Ибрагим примет бакшиш, записью воспользуются для оказания дальнейшего давления, пока чиновник не будет окончательно скомпрометирован. Если откажется, придется искать другие каналы и средства убеждения.

Поколебавшись, Ибрагим отодвинул конверт.

— Если вы хотите содействовать нашему партнерству, сделайте взнос на специальный счет. Думаю, в вашей компании его знают.

Николай сдержанно улыбнулся и забрал конверт.

— Вам виднее.

— Что-нибудь еще? Если не возражаете…

За дверью послышался какой-то шум, и в следующее мгновение она распахнулась. В кабинет ввалился Мохаммед. Маха пыталась воспрепятствовать строителю, но силы были неравны.

— Извините, я не могу его удержать, — пожаловалась она.

— Все в порядке, Маха. — Ибрагим хмуро посмотрел на соотечественника: — Что это все значит? В чем дело?

— Дело в моей дочери. В Лайле. — По щекам Мохаммеда текли слезы. — Нам отказали. Они не желают ее лечить.

— Мой дорогой друг… — Ибрагим неуверенно поднялся. — Мне очень жаль. Сочувствую…

— Ей не нужны сочувствия. Ей нужна помощь.

— Понимаю, но я ничего не могу поделать.

— Пожалуйста. Я уже ко всем обращался. Вы — ее последняя надежда.

Николай поднялся и отступил в сторону. Разговоры о болезнях всегда расстраивали его. Приготовленные для Гейл книги лежали на столе, и он, взяв верхнюю, принялся листать страницы.

— Я, конечно, могу поспрашивать, — продолжал Ибрагим. — Но у меня нет знакомых в медицинском центре.

— Умоляю вас. Сделайте что-нибудь.

В книге оказалось много черно-белых иллюстраций. Внимание Николая привлекла одна из них, изображавшая холм и озеро Бир-аль-Хаммам. В ней было что-то знакомое. Он закрыл книгу и взял другую. В этой нашлась фотография озера и холма. Николай долго смотрел на нее, а когда наконец понял, почему место показалось ему знакомым, глаза его блеснули, а по телу прошла сильная дрожь.

— Николай? — заволновался Ибрагим. — Что с вами? Все в порядке?

Драгумис ответил не сразу. Потрясенный, он несколько секунд приходил в себя, потом, заметив, что хозяин кабинета смотрит на него как-то странно, улыбнулся.

— Простите. Отвлекся. — Оглянувшись, он увидел, что Мохаммеда уже нет. — Где ваш друг?

— Ушел. У него очень трудное положение. Жена в ужасном состоянии. Я обещал помочь, но сомневаюсь, что смогу что-то сделать. Бедная девочка!

Николай задумчиво наморщил лоб.

— Если я помогу ей, вы ведь учтете это, не так ли?

— Конечно. Но я не совсем…

— Вот и хорошо. — Николай взял со стола обе книги. — Тогда пойдемте со мной. Посмотрим, что мы сможем сделать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1

Оракул Амона оказался всего лишь грудой камней примерно в четырех километрах к югу от Сивы. Былая слава не обеспечила ему ни парковочной стоянки, ни официального статуса, ни входной платы. Когда на следующее утро Гейл, Елена и двое сопровождающих прибыли на место, там не было никого, кроме сморщенного старика, сидевшего у стены напротив и тянувшего дрожащую руку за подаянием. Гейл открыла сумочку.

— Этим вы их только поощряете, — предупредила Елена.

Поколебавшись, Гейл все же протянула ему банкноту. Старик благодарно улыбнулся.

К ним тут же подошли две девочки с длинными, до пояса, заплетенными в косы черными волосами. На запястьях у них висели самодельные браслеты. Зайан сердито посмотрел на них, и они, хихикая, убежали.

Поначалу Гейл отнеслась к Мустафе и Зайану с некоторым недоверием, но вскоре ее отношение к ним изменилось в лучшую сторону. Эти двое знали о Сиве все. И в их дружбе было что-то трогательное. Древняя традиция гомосексуальных связей держалась здесь прочно; местные сказания и поэзия все еще прославляли такие отношения. Ей оставалось только удивляться.

Мустафа — крупный, с прокаленной солнцем смуглой, огрубевшей кожей. Курил он не переставая, но при этом оставался проворным и неутомимым. Особые отношения связывали его с древним своенравным грузовичком. Приборы в этом ровеснике минувшего века не работали; все, без чего можно обойтись — от набалдашника рычага переключения скоростей до резины на педалях и коврика под ногами, — давно исчезло.

Зайан — гибкий, жилистый, около сорока, хотя в волосах и бороде уже заметны серебряные нити. В отличие от грубоватого друга он был гладкий, как отполированная костяная рукоять ножа, скрывавшегося под складками одежды. Каждый раз, когда Зайан убирал нож, тонкое, безупречно заточенное лезвие царапало ножны, и проводник снова вынимал его и придирчиво рассматривал, бормоча под нос проклятия.

Несколько крутых ступенек уводили вверх, под перемычку, в тело самого Оракула — каменный скелет, напоминавший корпус деревянного корабля, выброшенного на берег и сначала долго гнившего в грязи, а потом иссохшего на солнце. Ступив внутрь, Гейл на мгновение замерла, испытав священный трепет. Не много найдется в мире мест, где вы точно знаете: здесь был Александр. Одно из них — здесь. Во времена Александра слава Оракула распространялась на все Средиземноморье; он не только соперничал с Дельфийским Оракулом, но, возможно, и стоял выше его. Согласно одной из легенд, здесь побывал сам Геракл, а ведь Александр называл этого великого героя своим прямым предком. Навещал Оракула и Персей, имя которого ассоциировалось с Персидской империей, которую покорил Александр. Афинский военачальник Кимон присылал в Сиву депутацию, желая знать, будет ли успешной его осада Кипра. Оракул отказался отвечать, сказав лишь, что автор вопроса уже с ним. Смысл загадочной фразы стал ясен, когда делегация, вернувшись домой, узнала, что Кимон умер в тот самый день. Пиндар написал хвалебный гимн Оракулу и умер, поинтересовавшись, в чем высшее счастье человека. Но пожалуй, самое сильное впечатление на тогдашний мир произвел эпизод, связанный с вторжением в Египет персидского царя Камбиса. Камбис отправил в Африку три армии: одну в Эфиопию, вторую в Карфаген и третью — через пустыню, в Сиву. Третья армия растворилась без следа, благодаря чему почитание Оракула умножилось многократно.

— Так это сюда приходили жрецы? — спросила Гейл.

— Главный жрец, обратившись к Александру, назвал его о pai dios, — кивнула Елена. — Что означает «Сын Бога». А вот Плутарх полагает, что обращение прозвучало как о pai dion. Интересно, да? Не каждый решился бы назвать Александра «мой мальчик».

— Если только жрец не говорил от имени самого Зевса.

— Да, пожалуй.

— И как это все проходило?

— Жрецы под пение юных девственниц приносили физический символ Зевса-Амона в золотой лодке, украшенной драгоценными камнями. Главный жрец зачитывал вопросы жаждущих истины, и Амон отвечал. К сожалению для нас, Александра удостоили приватной аудиенцией, так что ни его вопросов, ни ответов Оракула мы не знаем.

— Он ведь вроде бы спросил об убийцах своего отца.

— Это одна из версий. Согласно ей, когда Александр спросил, наказаны ли убийцы его отца, Оракул ответил, что вопрос лишен смысла, потому что его отец божественного происхождения и, следовательно, убить его нельзя, а вот что касается убийц Филиппа Второго, то они понесли должное наказание. Но вероятно, это всего лишь одно из апокрифических сказаний. Наверняка известно лишь, что Амон стал любимым богом Александра, что он посылал к нему послов после смерти Гефестиона и что сам просил похоронить его здесь. — Елена подобрала горстку земли и задумчиво потерла между пальцами.

— Представляю, какое разочарование постигло потом жрецов Оракула, — сказала Гейл. — Они ведь наверняка уже готовились принять тело Александра. А потом вдруг узнали, что его погребли в Александрии.

Елена кивнула.

— Птолемей помог им пережить горе. Если верить Павсанию, он прислал сюда стелу с извинениями и щедрые дары.

Гейл поднялась на самое высокое место и огляделась. Пейзаж немного напоминал европейский — вокруг горы и холмы, образовавшиеся в давние времена под действием мощного геологического давления. Когда-то здесь было плато, но потом большая часть его осела и обрушилась. Оставшиеся холмы — последние из уцелевших свидетелей древности. Она сориентировалась на север: Аль-Дакрур — справа, большое соленое озеро и Сива — слева. Воздух был чист и прозрачен, и далеко впереди виднелись темные линии хребтов. Пространство песка между ними испещрили буро-коричневые, напоминающие никотиновые пятна камни, некоторые размером с легковушку, другие не меньше двухэтажного дома.

— С чего начнем?

— Каждое большое дело есть лишь последовательность мелких дел, — наставительно заметила Елена.

Она расстелила на земле карту, прижала уголки камешками, установила треногу, закрепила фотоаппарат с телеобъективом и приступила к работе. Каждый раз, находя новый камень, она фотографировала его, потом предлагала Мустафе и Зайану посмотреть на него в объектив, после чего в результате короткого, порой горячего спора камню присваивалось имя, которое и наносилось на карту. Каждая отметка означала подлежащий проверке пункт.

Гейл опустилась на камень и повернулась лицом к пустыне. Ветер гладил спину, порой трепал волосы, бросая пряди в глаза, и в какой-то момент она — с некоторым даже удивлением — поняла, что счастлива.

2

Николай попросил Ибрагима отвезти его на виллу. Ему нужен был оперативный центр, а отель для таких целей не годился.

— Прошу извинить, — сказал он, когда они приехали. — Мне нужно позвонить.

— Разумеется.

Как всегда, первым делом он позвонил отцу. Драгумис-старший был на совещании, так что пришлось подождать.

— Ну что? — спросил старик, беря наконец трубку.

— Я его нашел.

— Уверен?

— Я уверен, что обнаружил место. Есть ли там что-то… — Николай объяснил, что случилось, как он увидел иллюстрации в книгах, прислать которые попросила Гейл.

— Я же сказал, что девушка нам поможет, — заметил старик.

— Да, отец, ты был прав.

— И каков наш план?

Николай рассказал о своих последних шагах. Они обсудили и слегка подкорректировали его предложения, согласовали состав команды, уточнили список необходимого оборудования, оружия и всего прочего.

— Руководство я возьму на себя, — сказал Николай.

— Нет. Я.

— А это небезопасно? — встревожился Николай. — Ты же знаешь, в чужой стране никаких гарантий…

— Думаешь, я упущу такой шанс? — перебил его Драгумис-старший. — Я шел к этому всю жизнь.

— Как хочешь.

— И вот что еще. Ты отлично поработал, сын. Молодец.

— Спасибо.

Николай утер глаза. Заслужить благодарность отца было непросто, но от этого слова поощрения лишь приобретали особую ценность. Закончив разговор, он опустился на стул, но тут же решительно тряхнул головой и поднялся. Не время ликовать и радоваться успехам. Цель еще не достигнута и не будет достигнута, если не заняться делом. Сейчас же. Он позвонил в Каир Габбару Муниму.

— Да? — отозвался Муним и тут же добавил: — Надеюсь, все сделано как надо и вы довольны.

— Как всегда. Но у меня есть еще одно поручение, и я хотел бы, чтобы вы занялись им без промедлений. Точнее, два поручения.

— Я слушаю.

— Наш общий друг. Я бы хотел, чтобы он вызвал в Каир своего коллегу, доктора Али Сайеда из Сивы. На какое-нибудь срочное совещание. — Николай уже подозревал, что Сайед намеренно спрятал от Гейл две книги, а это означало, что и он пришел к определенным выводам. В таком случае его нужно удалить из Сивы на время работ.

— Насколько это срочно?

— Желательно, чтобы он выехал завтра.

Муним вздохнул:

— Такое устроить нелегко, но я посмотрю, что можно сделать. А второе поручение?

— У вас есть связи с выходом на Институт медицинских исследований в Александрии?

3

Елена возвращалась на машине в город, когда Николай позвонил ей на мобильный.

— Нужно встретиться. Как быстро ты можешь добраться до Александрии?

— Помилуй Бог, Николай! Я же только что приехала сюда.

— Дело не терпит отлагательства. У нас тут кое-что случилось, и отец хочет обсудить это с тобой.

— Твой отец? Он прилетает в Александрию?

— Да.

Елена перевела дыхание. Филипп Драгумис не выбирался за пределы северной Греции по мелочам. Если старик решил прилететь в Египет, значит, произошло что-то крайне важное.

— Хорошо. Куда?

— Приезжай на виллу Ибрагима.

— Когда?

— Завтра утром. В девять.

— Буду. — Она захлопнула крышку телефона. В голове уже складывался план. Если выехать прямо сейчас, то еще можно провести ночь с Огюстеном. Елена повернулась к Гейл: — Меня срочно вызывают в Александрию.

— В Александрию? — удивилась француженка. — Вас долго не будет?

— Откуда мне знать?

— А что мне делать? Начинать?

Елена задумалась. Эта Гейл с ее неприятной привычкой находить что-то без ее, Елены, помощи…

— Нет. До моего возвращения ничего не предпринимайте.

— Как хотите.

4

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Нокс снова от тебя ушел? — недоверчиво спросил Хасан, когда Нессим закончил доклад.

— Он был с другом.

— С другом?

— Мы их найдем, — пообещал Нессим, стараясь придать голосу уверенность и прекрасно понимая, сколь глупо звучит очередное обещание. Сам он после случившегося всякой уверенности лишился начисто. Так бывает, когда ситуация переворачивается вдруг с ног на голову и приходится сначала выбираться всю ночь из бетонного плена, а потом еще мчаться голым в машине с раненым товарищем. Но сильнее всего его задело даже не полное фиаско, а брошенные Ноксом слова о том, что у него, Нессима, нет чести. Будучи человеком бывалым и уже немолодым, он понимал, что оскорбления цепляют, только когда в них есть правда. И вот теперь он снова и снова задавался одними и теми же весьма неприятными вопросами. Как он докатился до такого? Что за работу он выполняет для такого человека, как Хасан? Неужели деньги и впрямь стали для него важнее всего остального? — Проверим всех его знакомых, пройдемся по всем связям. Объявим вознаграждение. Вопрос лишь во времени.

— Ты постоянно обещаешь мне это.

— Извините. Это будет сложнее, чем мы предполагали. Но теперь мы готовы ко всему. В следующий раз возьмем.

— В следующий раз? А будет ли он, следующий раз?

— Дайте нам еще неделю. Больше я не прошу.

— Назови хотя бы одну причину, почему я должен тебя оставить. А может, мне лучше выгнать тебя и нанять Нокса?

— Сначала тебе придется его найти, — пробормотал под нос Нессим.

— Что ты сказал?

— Ничего.

Пауза отдавала холодком.

— Думаю, пришло время обсудить это при личной встрече. Один на один.

— Один на один? — повторил угрюмо Нессим.

— Да. Один на один.

5

Такси остановилось, дверца открылась, и из машины вышел профессор Рафаи. Визит онколога стал для Мохаммеда полнейшей неожиданностью. Меньше всего он ожидал увидеть на своем участке столь важного посетителя.

— Мы можем поговорить с глазу на глаз? — Рафаи буквально трясся от гнева.

— С глазу на глаз?

— Да. Мне нужно с вами поговорить.

Мохаммед наморщил лоб — он ничего не понимал.

— Сейчас?

— Конечно, сейчас! Или мне следовало записаться к вам на прием?

Мохаммед пожал плечами и повел гостя в свой вагончик.

— Я не знаю, как вам это удалось! — закричал профессор, когда дверь закрылась. Сорвав с переносицы очки-полумесяцы, он, словно скальпелем, тыкал ими в лицо Мохаммеду. — Кем вы себя возомнили? Мое решение основывается на клинических показаниях! Клинических показаниях!!! Думаете, вам удастся меня запугать? Думаете, я изменю свое решение?

— Мне очень жаль, что я так повел себя в вашем офисе, — нахмурился Мохаммед. — Но я уже извинился. Все дело в стрессе. Не знаю, что еще…

— Полагаете, дело в этом? — вопил Рафаи. — Дело в другом!

— Но в чем же?

— Только ваша дочь! Она важнее всех! По-вашему, другие не болеют? Мальчик по имени Саад Гама тоже ждет. Ему тоже нужен костный мозг. Мальчик наизусть знает весь Коран. А вы хотите, чтобы мы отложили его лечение, потому что у вас влиятельные друзья? Хотите сказать его родителям, что он должен умереть, чтобы жила ваша дочь? Думаете, им его не жаль?

— Профессор Рафаи, во имя Аллаха, объясните, о чем вы говорите.

— Не прикидывайтесь, что ничего не знаете! Я знаю, это вы все организовали. Не понимаю только, откуда у вас такие связи. А теперь выслушайте меня: кровь Саада на ваших руках! На ваших, а не на моих.

Мохаммед похолодел. Голова пошла кругом.

— Что вы хотите этим сказать? Вы… будете лечить Лайлу?

Рафаи обжег его взглядом.

— Я хочу сказать, что не позволю…

— Лайла… — перебил его Мохаммед. — Она получит трансплантат?

— Скажите вашим друзьям в Каире, чтобы держались подальше от меня и моих сотрудников. Если что-то пойдет не так, мы не возьмем на себя ответственность, так и знайте. И передайте это вашим людям. — Профессор вылетел за дверь. У Мохаммеда так тряслись руки, что он лишь с третьей попытки смог набрать домашний номер.

6

Николай разговаривал по телефону со своим телохранителем Бастианом, когда в дверь постучали и в комнату вошел Ибрагим. Он принес чашку кофе и блюдечко с кексами, которые поставил на угол своего стола. Николай не стал прерывать разговор, но переключился на эвфемизмы и повернулся к египтянину спиной.

— Ты все организовал?

— Василий прилетит с вашим отцом. Его проинструктировали насчет того, что может понадобиться.

— Когда вы будете на вилле?

— Я уже в пути. Буду через пятнадцать минут.

— Хорошо. И обязательно проверь… — За спиной у него ахнул Ибрагим. Обернувшись, Николай увидел, что египтянин открыл одну из отложенных для Гейл книг и, вытаращив глаза, смотрит на фотографию Бир-аль-Хаммам. Николай скрипнул зубами — сам виноват. — Поторопись. Даю десять минут, — сказал он, переходя на македонский. — У нас проблема. — Он дал отбой и забрал у Ибрагима книгу. — Мне нужно рассказать вам кое-что.

— Что? Кстати, вы видели в книге фотографию…

— Быстрее. — Николай схватил его за руку и потащил в кухню.

— В чем дело? — растерянно спросил египтянин. — Что происходит?

Николай пошарил в ящиках и наконец нашел то, что искал. Острое восьмидюймовое лезвие блеснуло на солнце.

Ибрагим побледнел.

— Что… что вы собираетесь с этим делать?

Николай медленно вытянул руку, чтобы египтянин оценил всю опасность стального клинка. И в следующий момент нанес удар правой, отправив хозяина виллы на пол. Прежде чем Ибрагим успел подняться, острое лезвие прижалось к его горлу.

— Мой коллега Бастиан вот-вот будет здесь. Вы ведь будете хорошо себя вести до его прибытия?

Египтянин кивнул.

7

Рик стал отрубаться, и Нокс сменил его за рулем. День клонился к вечеру, когда он подъехал к Фарафре и растолкал приятеля.

— Просыпайся, старик. Приехали.

— Вот так всегда, — раздраженно буркнул Рик. — Как только приснится что-нибудь эдакое…

Нокс не был в доме Ишага несколько лет, но надеялся легко его найти — Каср-аль-Фарафра городок небольшой. Он с нетерпением ожидал встречи со старым знакомым. Познакомились они давно, в его первый сезон в Маллави. Скромный, тихий и до смешного интеллигентный человек, Ишаг большую часть свободного времени проводил в гамаке, лениво глядя в голубое небо. Но дайте ему отрывок текста на демотическом, и никто во всем Египте не справится лучше.

Однако, подъехав наконец к нужному дому, они увидели, что дверь закрыта, а ставни на окнах опущены. На стук никто не ответил. Друзья прошли немного дальше по улице, до Информационного центра, исполнявшего по совместительству функции офиса Ишага, но его и там не оказалось.

— Должно быть, на раскопках, — взглянув на часы, сказал Нокс.

— Тогда давай посмотрим на твои чертовы картинки, — проворчал Рик.

— У меня их нет.

— У тебя их… что?

Нокс выразительно посмотрел на него.

— Ты ведь не думаешь, что я настолько туп, чтобы путешествовать по Египту с фотографиями в ноутбуке, которые запросто обеспечат мне десять лет за решеткой?

— Тогда как твой приятель будет переводить надписи?

— Они в Интернете, старик. Ишагу нужно будет только скачать их.

Время коротали в тени финиковой пальмы. Жизнь как будто замерла. В конце концов им стало лень даже отгонять мух. Мальчишка в длинной рубахе, толкая огромный велосипед, осторожно подошел к ним.

— Вы ищете Ишага?

— Да. А что? Ты знаешь, где он?

— Ишаг уехал в Каир. На совещание. Большое совещание. Туда всех археологов из пустыни позвали.

— Ишаг сказал, когда вернется?

— Завтра. — Мальчишка пожал плечами. — Послезавтра.

— Черт!.. — простонал Рик. — И что теперь?

— Не знаю. Дай подумать.

— Знаешь, не верю я этому хрену, Келониму. Там же все было на греческом. Какого дьявола ему понадобилось переключаться на демотический?

Нокс открыл было рот, чтобы ответить, да так его и не закрыл, уставившись на друга.

— Что? — огрызнулся Рик. — Что я такого сказал?

— Думаю, ты только что решил главную проблему.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

1

Мохаммед все еще пребывал в эйфории от полученного известия, когда зазвонил телефон.

— Да?

— Это Николай Драгумис. Если помните, я финансировал медицинские анализы для…

— Ну конечно, мистер Драгумис. Конечно, я вас помню. Чем могу быть полезен?

— Полагаю, вы уже слышали хорошую новость?

— Так это вы? Вы мой друг в Каире?

— Да.

— Спасибо! Я безмерно вам благодарен! Мы в вечном долгу перед вами, мистер Драгумис. Клянусь, если вам нужно что-то… я готов на все…

— На все? — сухо уточнил Николай.

— Клянусь жизнью.

— Ну, до этого, надеюсь, дело не дойдет. Но скажите мне вот что: у вас на участке есть механический канавокопатель?

2

Занять себя было нечем. Мустафе и Зайану Гейл дала выходной, а сама отправилась к дому Али Сайеда, рассчитывая поработать с источниками, но с удивлением обнаружила, что дверь закрыта. В приколотой к двери записке сообщалось, что хозяина вызвали в Каир. Она возвратилась в отель, провалялась пару часов в гамаке, потом заставила себя принять холодный душ и на взятом напрокат расшатанном стареньком велосипеде поехала к местному роднику. На одном коротком отрезке Гейл даже так разогналась, что обошла запряженную ослом повозку, в которой ехали три местные женщины, с головы до ног закутанные в синие ткани, что делало их похожими на мумии. Одна их них отвернула край одеяния и застенчиво, но приветливо улыбнулась Гейл. Ей вряд ли было больше четырнадцати.

Шины не мешало бы подкачать, асфальт слегка поплыл от жары, так что крутить педали оказалось совсем не такой уж легкой работой. Гейл облегченно вздохнула, увидев наконец впереди источник — маленькое глубокое озерцо, окруженное каменным бордюром. Вода была прозрачная до самого дна, усеянного серыми камнями. Кое-где виднелись клочья зеленых водорослей. Несколько рабочих, целый день трудившихся на финиковых пальмах, сидели на бережке. Появление Гейл не прошло незамеченным. Она рассчитывала искупаться, но пойти на такой шаг под взорами десятка мужчин не решилась и вместо этого выпила в саду чашку горького сиванского чаю с молодым смотрителем.

Солнце опустилось за соленое озеро и виднеющиеся вдалеке холмы, горизонт вспыхнул ненадолго оранжевым и пурпурным, но потом краски поблекли, и еще один день канул в вечность. Ей вспомнилась девочка на повозке, выданная замуж на заре взрослости и обреченная провести остаток жизни вдали от мира и людей. Какая судьба! В этот момент Гейл словно прозрела, ясно осознав произошедшие с ней за последние недели перемены. Она вдруг поняла, что никогда снова не станет прятаться от жизни в физическом и интеллектуальном комфорте Сорбонны, занимаясь составлением словарей мертвых языков. Такая работа, при всей ее несомненной ценности, была все же шагом в сторону от реальности, тенью на стене. Нет, академический труд не для нее. Ее стезя — археология. Как и у отца.

Пришло время примириться с прошлым.

3

Найти отель с выходом в Интернет удалось, так что фотографии из нижней палаты на ноутбук они скачали. Но чтение и расшифровка никогда не были сильной стороной Нокса, так что продвинуться далеко в прочтении надписи не получилось. Между тем Рик, просматривая остальные снимки, дошел до мозаики и остановился.

— Послушай, — нахмурился он, напрягая память, — разве мы это уже не видели?

— Ты о чем?

Рик достал фотоаппарат и прокрутил недавние снимки, на одном из которых Вепвавет держал флаг Александра. Нокс сразу понял, о чем речь. Горизонт на мозаике и на рисунке был один и тот же. В первом случае на нем вырисовывались силуэты двух групп солдат, во втором — Вепвавета с шедшедом. Нокса словно озарило. Через несколько минут шифр был взломан, и дело пошло быстрее. Закончив подстановку, он записал текст и перевел его Рику.

— Дарами, достойными Александра? — Австралиец покачал головой. — Господи!

— Теперь понятно, что так заинтересовало Драгумисов, — кивнул Нокс. — Но преимущество на их стороне. Надо пошевеливаться.

— Куда двигаем?

— На родину отца Александра, бога Амона. В Сиву.

— В Сиву! — рассмеялся Рик. — Мог бы и сам догадаться. — Они тут же развернули карту. Сива находилась не так уж далеко, но ближайший путь к ней лежал через пустыню, что сулило непредвиденные обстоятельства. Второй вариант выглядел более надежным, но в таком случае им пришлось бы проехать сначала до Александрии, потом добраться по побережью до Мерса-Матрух и уж затем снова повернуть на юг. Три стороны полученного четырехугольника составляли примерно тысячу четыреста километров. Альтернативный маршрут — древняя караванная дорога, позволявшая сократить дистанцию на тысячу километров, но допускавшая куда больший риск. — Что думаешь?

— Через пустыню, — без колебаний ответил Нокс. — Там по крайней мере можно не опасаться встречи с Нессимом.

Рик усмехнулся:

— Так и думал, что ты это скажешь.

Прежде всего нужно было получить разрешение. Разбросанные по пустыне армейские посты занимались в основном тем, что чинили всевозможные трудности самоуверенным туристам. Отправляться же в путь без должным образом оформленного разрешения означало напрашиваться на серьезные неприятности. Поскольку паспорт Нокса выдержал проверку на контрольном пункте, решение вопроса зависело только от размеров бакшиша и времени.

Местный армейский начальник попросил дать ему два часа для оформления бумаг, и путешественники воспользовались задержкой, чтобы пополнить запасы: купили воду, продукты, запасные покрышки, масло и бензин. Выехали вечером — прохладная ночь удобнее жаркого дня.

4

Дверь открыл Огюстен, обернувшийся, как саронгом, грязной, в пятнах, белой простыней. Потому, как растерянно метнулся в сторону взгляд, Елена моментально поняла все. Сохраняя полное спокойствие, она отстранила любовника и прошла мимо него в спальню. Улежавшей в постели девицы были торчащие во все стороны блондинистые волосы и латунное кольцо в нижней губе. Плоские груди с большими сосками. Выбритый лобок…

— Так вы его жена? — равнодушно спросила девица, протягивая руку за мятой пачкой «Мальборо» и пластмассовой зажигалкой.

Елена повернулась. Огюстен хотел что-то сказать, но, увидев выражение ее лица, предпочел промолчать. Торопливо спустившись по ступенькам, она быстро прошла к машине. Возможно, ее ждал бы другой прием, предупреди она Огюстена звонком, но сожаления не было. Между незнанием и знанием Елена всегда выбирала второе. Только вот легче от этого не становилось. Злость разгоралась все сильнее. Перед перекрестком зазвонил мобильный. На экране высветился номер Огюстена. Она опустила стекло и бросила телефон на дорогу. Аппарат запрыгал по камням, высекая искры. Машины шли густым потоком. Елена сжала руль и закричала, привлекая недоуменные взгляды прохожих. Обойдя на повороте грузовик, она выскочила на дорогу в Каир. Спешить было некуда, и ей хотелось только одного: гнать машину, пока та не развалится.

Дело было не в Огюстене. Огюстен, как ясно поняла Елена теперь, — пустое место, экран, на который она проецировала воспоминания о Павле. Единственным мужчиной, которого Елена по-настоящему любила, оставался Павел. Десять лет неутоленных желаний. Десять лет тоски по тому, что ушло безвозвратно. Десять лет ее жизнь была дерьмом.

Слева по встречной полосе ей навстречу мчался грузовик. Руки, державшие руль, дрогнули, автомобиль вильнул влево и выскочил на резервную полосу. Водитель гневно протрубил и потряс в ее направлении кулаком. Не сейчас. Рано. Потеряв Павла, она лишилась не просто мужа. Она утратила честь и гордость. Старик Драгумис прилетает в Египет. Здесь он не скроется за высокой стеной и кольцом телохранителей. Говорят, в переулках Каира можно купить все, что только пожелаешь. До Каира всего лишь два часа. Пора, пожалуй, проверить истинность старого изречения.

А уж потом рассчитаться по кровному долгу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1

Ночью пошел дождь. Дороги потемнели и сделались скользкими. Машин было мало, и повисшая в воздухе водяная пыль блестела под лучами наподобие бриллиантов. Мохаммед еще не успел проехать пригороды Александрии, а спину уже начало крутить от напряжения. Он сидел, неловко склонившись над рулем, едва ли не поминутно посматривая то на часы, то на спидометр, не осмеливаясь разгоняться больше семидесяти километров в час, но и не позволяя себе отдыха. Николай поставил совершенно четкую задачу: быть в Сиве к закату.

Ему давненько не доводилось перевозить грузы такого размера и веса, но сноровка не пропала, навык восстановился быстро, а выехав на автостраду Мерса-Матрух, Мохаммед уже совсем успокоился — перед ним лежало широкое прямое шоссе. На приборной панели лежала фотография Лайлы, и Мохаммед то и дело поглядывал на нее, напоминая себе, почему взялся за это дело. В боковом зеркале появилась полицейская машина. Быстро нагнав его, она сбросила скорость и некоторое время держалась рядом. Мохаммед смотрел строго вперед, и полицейские в конце концов пронеслись мимо. Сердце успокоилось.

Мохаммед дотронулся до снимка дочери. Если все пройдет хорошо, курс интенсивной химиотерапии и радиотерапии начнется уже завтра. Состояние ее в последние дни ухудшилось, так что нельзя терять ни дня. Завтра доктор Рафаи и его бригада начнут систематически и целенаправленно убивать ее клетки, а через две недели, если на то будет воля Аллаха, они возьмут у Бешир костный мозг и введут его в организм Лайлы. Если все пройдет удачно, впереди девочку ждут недели и месяцы анализов, лечения, реабилитации. О результате можно будет говорить не раньше чем через год. И до той поры ему не остается ничего другого, как подчиняться Николаю и исполнять все его пожелания, потому что грек выразился достаточно ясно: то, что дано, может быть легко отнято.

К счастью, экскаватор на участке нашелся. Труднее оказалось раздобыть грузовичок для его перевозки. Пришлось садиться на телефон, обзванивать друзей и знакомых. В конце концов машину отыскали. Потом потянулась обычная бумажная волокита, а закончилась эпопея погрузкой. Делать все пришлось одному, поскольку Николай запретил прибегать к чьей-либо помощи.

И все это время Мохаммед ломал голову над одним вопросом: зачем Николаю такое оборудование в Сиве. Ответов было много, но успокоения они не приносили. Солнце поднималось над горизонтом, длинная черная тень ложилась на асфальт, и Мохаммеду казалось, что впереди его ждет бесконечный темный туннель.

2

Вокруг, куда ни посмотри, раскинулись бескрайние пески. Пустыней лучше всего любоваться ранним утром и вечером, когда солнечные лучи падают под углом, вызывая в золотистых дюнах загадочную игру света и теней, а дневной зной ослабевает. Днем же, когда солнце стоит прямо над головой, пейзаж выглядит монохромным и плоским, за исключением разве что тех мест, где от давно исчезнувшего моря остались кристаллы соли, сияющие так, что приходится щуриться.

Дорога, по которой они пересекали пустыню, совпадала с древним маршрутом, по которому от Нила к Сиве с незапамятных времен тянулись караваны. По обе стороны тракта до сих пор белели верблюжьи кости, валялись канистры из-под бензина, лопнувшие покрышки, выброшенные пластиковые бутылки. Что-то лежало здесь неделю, что-то — несколько десятков лет. В отличие от других мест Западная пустыня не перерабатывает такого рода мусор, а хранит его подобно временной капсуле. Губы давно потрескались, язык снова и снова приклеивался к нёбу. Нокс поднял бутылку, которую держал между ногами, прижался губами к горлышку и сделал глоток. Но уже через несколько секунд во рту было так же сухо. Он обернулся, чтобы лишний раз убедиться: запасов вполне достаточно.

В одной из экспедиций с Ричардом, когда они шли по следам исследователей Зерзуры, нанесших на карту Западную пустыню и Гилф-Кабир, Нокс наткнулся на останки мужчины в одежде бедуина. Судя по всему, он устроился на ночь у костра и внезапно умер от сердечного приступа. Неподалеку нашлись и кости верблюда, привязанного на ночь к колышку и не сумевшего освободиться.

— Что это там? — Рик указал вперед.

Ветровое стекло покрылось таким слоем пыли, что Ноксу пришлось высунуться из окна. Горизонт потемнел, словно оттуда шла грозовая туча, да вот только на небе не было видно ни облачка, да и вообще дождь в Западной пустыне не самая большая проблема.

— Беда, — пробормотал Нокс.

3

На виллу Ибрагима Елена приехала усталая, раздраженная и готовая вспыхнуть от малейшей искры.

— Ты опоздала, — сердито бросил Николай, провожая ее в кухню, где Филипп Драгумис обсуждал дальнейшие планы с Костой, давним начальником службы безопасности, и несколькими парнями из его команды, закаленными ветеранами недавних балканских войн. — Я же сказал быть к девяти.

При виде Драгумиса-старшего Елена машинально поправила висевшую на плече сумку. Но нет, момент еще не настал.

— Были другие дела. Да и с чего такая спешка?

— К закату нужно быть в Сиве.

— В Сиве! — взорвалась Елена. — Вы заставили меня проделать такой путь только для того, чтобы тут же вернуться?

— Для твоей же пользы. — Николай кивком указал на монитор охранной системы. — Здесь записано, как ты приехала. А завтра вечером система запишет, как ты уезжаешь. При необходимости Ибрагим подтвердит, что ты все время находилась здесь и не покидала виллу.

— Тогда как…

— Есть задний выезд. Мы настроили камеру так, что она ничего не показывает. — Николай посмотрел на часы. — Скоро отправляемся. Пожалуйста, дай мне свой телефон.

— Зачем?

— Если ты позвонишь со своего мобильного в ближайшие часы, звонок могут засечь, — терпеливо объяснил Николай. — И тогда от твоего алиби ничего не останется. Мы не можем так рисковать.

— А как же будем поддерживать связь?

— У нас радиотелефоны в машинах. — Он протянул руку. — А теперь, пожалуйста, дай мне свой.

— У меня его нет, — призналась Елена, чувствуя себя немного неловко. — Я свой сотовый выбросила.

Николай нахмурился:

— Выбросила? Зачем?

— Какая разница! Выбросила и выбросила. А теперь объясните, в чем дело. Надеюсь, я не зря сюда прикатила.

— Я тоже на это надеюсь, — проворчал Драгумис, жестом приглашая ее к столу. Открыв две книги, он положил рядом с ними фотографию с мозаикой.

— Боже… — прошептала Елена.

— Да. Наконец-то мы его нашли. Осталось только вернуть домой.

Она в ужасе уставилась на него. При всем сочувствии идее македонской независимости, Елена в первую очередь была археологом, и для нее артефакты Сивы в любом случае оставались священными.

— Вернуть домой?

— Конечно. А для чего, по-твоему, мы здесь работаем?

— Но… но это же сущее безумие! У вас ничего не выйдет…

— Почему?

— Прежде всего потому, что его может там не быть.

— Ну, не будет, так не будет. — Драгумис пожал плечами. — Но он там. Я в этом уверен.

— Раскопки такого масштаба могут занять месяцы, годы…

— У нас на все одна ночь, — криво усмехнулся Николай. — Сделаем все вечером. Техника уже на месте. Эней и Василий доставят остальное оборудование. У них будет контейнеровоз. Один из наших кораблей уже направляется в Александрию. Пришвартуется утром, так что мы вполне успеем переправить находку на борт. Поверь мне, наши капитаны имеют немалый опыт в таких делах, так что фокус с запечатанным контейнером для них сущий пустяк. Через несколько дней груз будет в Салониках, и тогда мы сможем выступить с соответствующим заявлением.

— Каким еще заявлением! Все сразу поймут, что мы его украли.

— Ну и что? Они все равно ничего не смогут доказать. Особенно после того, как ты заявишь, что Археологический фонд сделал эту находку в горах Македонии. Ты — человек известный и уважаемый, тебе поверят.

— Невероятно! — Елена покачала головой. — Я стану посмешищем для всего света. На меня будут показывать пальцем.

— С какой стати? — возразил Николай. — Если для Александра приготовили захоронение в Сиве, то почему его не могли приготовить в Македонии?

— Для Сивы у нас есть объяснение. «Шифр Александра».

Николай согласно кивнул:

— Верно. Но что там сказано? Что щитоносцы приготовились похоронить Александра рядом с его отцом и что им нужно пересечь пустыню, чтобы доставить его туда. Надпись указывает на Сиву — Амон считался божественным отцом Александра, а чтобы попасть туда, нужно пересечь Западную пустыню. Но точно так же можно интерпретировать текст и в пользу Македонии. Ведь смертным отцом Александра был Филипп, а путь на родину лежал для них через Синайскую пустыню.

Елена искала возражения и не находила. Представленное Николаем объяснение звучало вполне логично, но суть дела от этого не менялась.

— Люди все равно узнают, — прошептала она.

— На это мы и надеемся, — улыбнулся Николай.

— То есть?

— Как ты думаешь, какой будет реакция народа, когда Афины попытаются отобрать у нас святыню, когда усилится международное давление? Ты представляешь себе этот взрыв недовольства? Македония не потерпит вмешательства.

— Но ведь это означает войну, — пробормотала она.

Николай кивнул:

— Да.

Елена повернулась к Драгумису:

— Я считала вас миролюбивым человеком.

— Я и есть миролюбивый человек. Но у каждого народа есть неотъемлемое право защищаться. И мы в этом отношении ничем не отличаемся от других.

4

Место, где отец Гейл нашел смерть, находилось на восточном краю Сиванской впадины, примерно в трех часах езды от города. Большую часть пути, около ста километров, проехали по дороге на Бахаррию, потом повернули на север. Прекрасный, немного неземной пейзаж открылся перед ней: высокие, зазубренные скалы выступали из Песчаного моря, словно зубы дракона. Зелени здесь не было никакой. Белая змейка бесшумно соскользнула с камня и скатилась по крутой дюне. Не считая ее, других признаков жизни Гейл не заметила. Даже птиц.

От машины до подножия отвесной скалы добирались минут пять. Точное место обозначала небольшая, сложенная из плоских камней пирамида. На верхнем было выцарапано его полное имя — Ричард Джозайя Митчелл. Отец терпеть не мог, когда его называли Джозайя, и близкие друзья, зная это, безжалостно мучили беднягу. Гейл подняла камень и, повернувшись к проводникам, спросила, кто из них оставил надпись. Оба пожали плечами, давая понять, что это дело рук Нокса. Не зная, что и думать, Гейл положила камень на место.

Пока она стояла над могилой, Мустафа рассказал, как они и Нокс, спустившись вниз, обнаружили ее отца уже похолодевшим, перепачканным в крови; как предложили Ноксу помочь перенести тело в грузовик и как он заругался на них.

Гейл посмотрела на машину, на которой они приехали.

— Вы имеете в виду, на этой машине?

— Да, — подтвердил Мустафа.

У нее закружилась голова.

— И тело моего отца лежало в вашем грузовике?

Мустафа немного смутился и принялся уверять, что они ценили и уважали ее отца, что случившееся стало для них трагедией, что все горевали. Слушая его, Гейл смотрела вверх. Скала, вырастая из песка, уходила в небо почти отвесно. Высота всегда действовала на нее не самым лучшим образом. Она сделала шаг назад, оступилась и, наверное, упала бы, если бы Зайан не схватил ее за локоть.

Вестибулярный аппарат напомнил о себе и тогда, когда они с Мустафой поднялись на скалу. Зайан предпочел остаться внизу, около машины, — на случай, объяснил он, если появятся грабители. Услышав такое, Гейл тихонько фыркнула. Грабители! Да здесь нет никого в радиусе пятидесяти миль. Но винить его она не стала. Из-за жары и крутизны подъем оказался делом куда более тяжелым, чем представлялось со стороны. Тропинки не было — только узкие каменные уступы. Впереди шел Мустафа; шел легкой, почти танцующей походкой, без труда перескакивая с камня на камень в потертых сандалиях и не обращая внимания ни на длинные и вроде бы неудобные одежды, ни на тяжеленный и массивный рюкзак. Каждый раз, отрываясь от Гейл на приличное расстояние, он опускался на корточки и выкуривал одну из своих вонючих сигарет, с интересом наблюдая, как она тащится следом. Чем дальше, тем сильнее возмущало Гейл поведение проводника. Должен бы знать, что мужчины его возраста не могут, поглощая столько вредных смол, оставаться бодрыми, сильными и выносливыми. Неужели до него не доходит, что он обязан давно превратиться в развалину? Поймав сердитый взгляд Гейл, Мустафа как ни в чем не бывало приветливо помахал рукой. Подошвы у нее горели, мышцы тряслись от усталости, тело ломило, а язык распух от жажды. Добравшись наконец до провожатого, Гейл едва ли не рухнула рядом, достала бутылку с водой, отхлебнула несколько глотков и жалобно спросила:

— Ну что, уже близко?

— Десять минут.

Она посмотрела на него с прищуром — Мустафа говорил так каждый раз, когда они устраивали небольшой привал.

5

Первый удар песчаной бури оказался сравнительно легким, и Рик с улыбкой откинулся на спинку сиденья.

— Ну, не так уж все и плохо.

— Если не станет хуже.

Песок бил в дверцу и окно, но снаружи было еще светло, и они могли видеть дорогу. Все песчаные бури разделяются на две категории. Одни представляют собой, по сути, пылевой вал, достигающий высоты в несколько десятков метров, закрывающий солнце и небо, но не наносящий уж слишком большого вреда. Вторые больше напоминают настоящий ураган, когда ветер срывает с дюн песок и песчинки достигают скорости дроби.

Не прошло и нескольких минут, как Рик пожалел о брошенных необдуманно словах — ветер бил с такой силой, что джип раскачивался из стороны в сторону, подвеска скрипела, а старое стекло казалось ненадежной защитой от яростного, воющего дьявола за окном. Видимость резко ухудшилась, и Нокс уже не различал дороги. Из опасения напороться на засыпанный мягким песком острый камень и проколоть покрышку он сбросил скорость до минимальной, и автомобиль чуть ли не полз через пустыню.

— Не лучше ли остановиться? — спросил Рик.

Нокс покачал головой. Стоит остановиться хотя бы на минуту, и ветер набросает под колеса столько песка, что и с места не сдвинешься. Потом заметет и саму машину, и рассчитывать придется только на помощь на стороны, что в здешних краях равнозначно самоубийству.

Ветер и не думал стихать. В какой-то момент порыв ударил в дверцу с такой силой, что джип едва не опрокинулся на бок.

— Боже! — прохрипел Рик, удерживая ручку дверцы. — Ты когда-нибудь попадал в такое?

— Однажды.

— И долго это продолжалось?

— Семь дней.

— Не ври.

Нокс невесело усмехнулся. Видеть Рика в таком состоянии доводилось не часто.

— Ты прав. Я действительно немножко приврал. На самом деле та буря длилась семь с половиной дней.

6

Ветерок принес запах табака. В горле запершило, и Гейл кашлянула. Мустафа поднял руку, извиняясь, бросил окурок на камень и растоптал. Она смочила ладонь, провела ею по лбу и неохотно поднялась.

— Далеко еще?

Мустафа покачал головой.

— Десять минут.

Ладно. Она стиснула зубы. Все, хватит. Больше она не даст ему повода поиздеваться. Пойдет до конца, но ни о чем не спросит. Некоторое время они молча поднимались по склону холма, и вдруг он кончился, и перед ней открылась раскинувшаяся на десятки километров и кажущаяся бесконечной золотистая пустыня.

— Видите. — Мустафа сделал широкий жест, скопированный, наверное, у какого-нибудь телеведущего. — Десять минут.

Господи, как же высоко они забрались. Гейл опасливо подступила к краю. Далеко внизу лежали укрытые густыми тенями крупные камни. Выступ пробегал над обрывом и сливался с соседним холмом. Назвать его тропинкой мог бы разве что отъявленный смельчак.

— А вы здесь проходили? — спросила она.

Мустафа пожал плечами, сбросил сандалии и, положив левую руку ладонью на стену, двинулся по выступу с необъяснимой быстротой и уверенностью, словно голые ступни ног каким-то образом цеплялись за малейшие неровности. Подобрав с земли камешек, Гейл выпустила его из рук и слегка наклонилась, чтобы проследить за падением. Пирамидка внизу была едва заметна. Казалось, камень падал вечность.

Пройдя выступ, Мустафа оглянулся и широко улыбнулся.

— Видите? Ничего страшного.

Гейл покачала головой. Ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах никто и никогда не заставил бы ее сделать это. От одного лишь взгляда вниз дрожали коленки. А если под ногами выступ шириной в несколько дюймов… Нет. Мустафа пожал плечами и вернулся. Посмотрел в глаза, кивнул и для придания уверенности положил руку ей на плечо. Гейл осторожно поставила левую ногу на ближайший камень, сместила центр тяжести и перенесла туда же правую ногу. Потом долго-долго смотрела на место, куда нужно сделать следующий шаг. Мир зашатался и странным образом утратил четкость. Ветер ударил в лицо. Отчаянно потянуло назад, но волю парализовало, и она не могла даже пошевелиться. Закрыв глаза, раскинув руки, Гейл прижалась спиной к стене. Кровь отхлынула от пальцев рук и ног, колени начали подгибаться. Только теперь она поняла наконец, что случилось с ее отцом и какую роль в этом сыграл Нокс. Как же она ошибалась, как несправедлива была к нему. Слезы навернулись на глаза.

— Я не могу, — прошептала Гейл. — Не могу…

Мустафа крепко схватил ее за руку и потянул к себе.

— Ну, теперь убедились? А Ноксу пришлось пройти.

Она покачала головой и, отступив на безопасное место, опустилась на камни. Слезы уже катились по щекам, и Гейл, повернувшись спиной к проводнику, смахивала их тыльной стороной ладони. В страховом полисе отца имелся особый пункт насчет солидного бонуса при несчастном случае. Выплаченных денег ей хватило, чтобы купить квартиру в Париже. Квартиру! Гейл почувствовала себя глубоко несчастной. Собравшись с силами, девушка поднялась и, слегка пошатываясь, но уже молча последовала за Мустафой вниз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

1

Казалось, этому не будет конца. Час шел за часом, а ветер выл, визжал и ревел, словно обозлившиеся гарпии рвали когтями корпус, пытаясь добраться до людей. Мотор работал на пределе, в радиаторе клокотало и булькало. Но постепенно буря начала слабеть, потом ветер внезапно спал, и они вырвались на чистое пространство.

С дороги сбились раньше, и теперь о ее существовании можно было только догадываться. Сориентироваться помогла бы надежная карта или GPS, но ни тем ни другим они не располагали.

— Ты хотя бы знаешь, где мы? — поинтересовался Рик.

— Нет.

— Тогда что, черт возьми, будем делать?

— Не волнуйся.

Отыскав на заднем сиденье полевой бинокль, Нокс прошелся взглядом по горизонту. Многие представляют пустыню как однородный равнинный ландшафт, лишенный какой-либо индивидуальности и запоминающихся, узнаваемых черт. Но тот, кто знаком с ней поближе, знает, что это не так. Везде есть нечто особенное, нечто личное. Некоторые ее участки напоминают те американские соляные равнины, где часто устанавливаются рекорды скорости. Другие похожи на застывшее в дюнах бушующее море, и хотя пески движутся, смещаются, базовые, основополагающие формы остаются бессмертными и неизменными. Вот и сейчас Нокс отыскивал те утесы и хребты, на которые не раз взбирался.

В воздухе еще висела туманная дымка, но к северу он заметил знакомые очертания крутого откоса. Полчаса езды, и дальше по плану.

— Давай перекусим, — предложил он Рику. — А мотор пусть отдохнет.

Усевшись в тени джипа, они ополоснули водой холодный рис и овощи. Мотор, остывая, постанывал и хрипел. Нокс долил воды в радиатор, и друзья покатили дальше. Через полчаса они выехали на дорогу в том самом месте, где он и рассчитывал. Казавшаяся бесконечной пустыня вовсе не была таковой, и вскоре после заката джип остановился на центральной площади Сивы.

— Я бы выпил чего-нибудь холодненького, — пробормотал Рик.

— Даже не рассчитывай — все холодненькое мое.

2

В пятидесяти километрах к северу от Сивы Мохаммед дозаправился и следующие полчаса ехал, посматривая на лежащий на сиденье мобильный. Приняв в конце концов сигнал, он съехал на обочину, чтобы позвонить Hyp. Одного звука ее голоса оказалось достаточно, чтобы настроение пошло вверх. В отношении собственной судьбы он иллюзий не питал, и когда жена упомянула о дочери, не выдержал и заговорил о том, как он любит их обеих, и что если что-то пойдет не так и они больше не увидятся…

— Не говори так! — со слезами в голосе воскликнула Hyp.

Заставив себя успокоиться, Мохаммед заверил супругу, что все будет в порядке и они скоро будут вместе. Потом, прежде чем она успела перезвонить, выключил телефон и посмотрел на часы. Пока все шло по графику. Он вышел из машины. Прогулялся вдоль дороги. Присел, зачерпнул пригоршню песка. Песок медленно уходил между пальцами, оставляя крохотные пики на пальцах и долины между ними. За день он так прогрелся под солнцем, что обжигал кожу. Мохаммед зачерпнул еще пригоршню, словно, мучая себя сейчас, надеялся уменьшить последующее, более серьезное наказание.

Проезжавший в запыленном белом грузовичке бедуин притормозил и, высунувшись в окно, спросил, не нужна ли какая помощь. Мохаммед поблагодарил его, но от помощи отказался. Он так устал, что и время, казалось, притормозило и шло вполовину медленнее обычного. Солнце опустилось к горизонту и неторопливо скрылось за ним. Быстро темнело. Вокруг простирался ровный, абсолютно плоский пейзаж, рассеченный прямой, словно отведенной по линейке дорогой. Какой-нибудь древний римлянин, наверное, заплакал бы от радости при виде столь совершенных линий. Увидев приближающийся внедорожник, Мохаммед выпрямился, стряхнул песок с брюк и забрался в кабину. За внедорожником показался контейнеровоз. Подъехав, машины остановились. Выглянувший из джипа Николай жестом предложил Мохаммеду следовать за ними. Он поднял вверх большой палец и пристроился к конвою. Они проехали несколько километров в сторону Сивы, потом свернули и продолжили путь по пескам, через пустыню.

3

Гейл немало удивилась, увидев у входа в кафе Нокса в компании какого-то незнакомца. Мужчины жадно пили воду из запотевших бутылок. Преодолев секундное замешательство, она подошла к столику.

— Гейл? — Нокс явно не ожидал встречи и заметно смутился.

— Привет, Дэниел.

— Познакомься. — Он кивнул в сторону своего товарища: — Это Рик.

— Очень приятно.

— Взаимно.

Она снова повернулась к нему:

— Мы могли бы поговорить?

— Конечно. Может, прогуляемся? — Гейл кивнула, и Нокс посмотрел на Рика: — Не возражаешь?

— Нисколько. И не спешите. Я пока перекушу.

Они пошли по улице.

— Ты хотела поговорить. О чем?

— Я была там вчера.

— Где?

— Там, где погиб отец. Ездила с Мустафой и Зайаном.

— А…

Она остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Я хочу знать, что случилось. Мне нужна правда.

— Думаю, они рассказали, что случилось.

— Они рассказали то, что видели сами. Но ведь это еще не все, да?

Он взглянул на нее исподлобья:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты остался с моим отцом, когда другие отвернулись от него. Ты бы не сделал этого, если бы не был его другом. Тогда почему ты допустил, чтобы он упал?

— Ничего подобного…

— Только не лги. Ты позволил ему погибнуть. Должно быть, на то была веская причина. И я даже догадываюсь, какая именно. Мой отец умирал, да?

— Не понимаю, о чем ты.

— Что у него было? СПИД?

— Это был несчастный случай.

Гейл покачала головой.

— Мустафа и Зайан рассказали, что ты не позволил им помочь тебе с телом. И еще упомянули, что было много крови. Вот почему я подумала о СПИДе.

— Твой отец сорвался. Несчастный случай.

— И поэтому, конечно, ты поспешил его кремировать.

— Повторяю, речь идет о несчастном случае.

— Тебе пришлось дать такое объяснение, да? Чтобы не возникло проблем со страховкой, верно? — Нокс открыл рот, но так ничего и не сказал. На город спустились сумерки, и увидеть выражение его лица не удавалось. Впрочем, Гейл уже не сомневалась. — Он взял с тебя обещание написать мне? Сказать, что он думал обо мне? Пожалуйста, не скрывай от меня ничего. Мне нужно знать правду.

Нокс помолчал еще немного. Вздохнул.

— Да.

Гейл кивнула. Одно дело — догадываться, совсем другое — знать наверняка. Есть вещи, которые не так-то легко принять.

— Расскажи… Расскажи мне все.

— Он был болен. И не только СПИДом. Рак в последней стадии. Отказывали чуть ли не все органы. Вопрос был только во времени. И конечно, он сильно страдал от боли. О том, чтобы доживать последние дни в больнице, не могло быть и речи. Но и становиться для кого-то обузой он тоже не желал. Говорил, что хочет сам решить, когда и как ему уйти. Что хочет закончить жизнь в своем любимом месте. И еще он хотел сделать что-нибудь для тебя, потому что считал себя плохим отцом.

— Плохим отцом? Он так сказал?

— Да.

— И ты… ты позволил ему… умереть? Даже не попытался остановить?

— Он не оставил мне выбора. Единственное, что зависело от меня, — это быть там или не быть там. Он был моим другом. И я остался с ним. — Нокс помолчал, потом упрямо добавил: — Мне жаль, если ты думаешь, что нужно было поступить по-другому.

— Я так не думаю. Плохо только, что меня здесь не было.

— Ты же сама отказалась.

— Верно, — согласилась Гейл. — Можешь не напоминать. Я поступила плохо. И мне очень жаль.

Сделав круг, они вернулись к кафе. Рик, увидев их, призывно помахал рукой. Они подошли.

— Расправляюсь с цыпленком и чипсами. — Австралиец похлопал себя по животу. — Так это вы та самая Гейл?

— Гейл — да. Насчет той самой не уверена.

— Для меня вы — та самая. Ваш приятель Нокс только о вас и говорит. Все уши прожужжал.

— Помолчи, друг.

Рик рассмеялся.

— Что нового? Как ваши поиски?

— Какие поиски?

— Ох, перестань. Уже нашли что-нибудь, достойное Сына Амона?

Гейл посмотрела на Рика, потом перевела взгляд на Нокса.

— А вы откуда знаете?

Нокс пожал плечами и усмехнулся:

— Не только ты одна способна на плохие поступки.

— О чем это ты?

— Помнишь, как вы подняли плиту? Ты спустилась одной их первых. — Он скорчил испуганную гримасу. — «Там кто-то есть!»

Она удивленно уставилась на него, потом кивнула и рассмеялась:

— Так это был ты! Дэниел, как не стыдно!

— Извини, если напугал. Так вы нашли что-нибудь?

— Я не могу это обсуждать. С меня взяли слово.

— Кто? — скривился Нокс. — Елена? Или Николай Драгумис?

— Нет. Юсуф Аббас.

Нокс расхохотался:

— Этот мошенник? Да он прогнил насквозь!

— Аббас возглавляет Совет по древностям.

— Он сломал жизнь твоему отцу.

— Я уже ничего не знаю. — Гейл обхватила голову руками. — Не знаю, кому верить.

— Можешь верить мне, — сказал Нокс. — Твой отец верил. Или, если хочешь поговорить с кем-то из официальных лиц, обратись к доктору Сайеду. Ему можно доверять.

— Уверен?

— Тебя что-то смущает?

Гейл пожала плечами:

— Не знаю. Он увидел что-то на моих фотографиях нижнего зала, а потом с полки исчезло несколько книг.

Нокс нахмурился.

— И ты полагаешь, что он спрятал их, чтобы вы не смогли установить некую связь?

— Может быть.

— Поверь мне, если он так и сделал, то не потому, что хотел остановить тебя. Скорее всего он хотел помешать Юсуфу. Пойдем к нему и спросим.

Она покачала головой:

— Его нет. Вызвали в Каир. И дверь на замке.

— Ну, замок нас не остановит. У нас ведь есть Рик, — усмехнулся Нокс. — Его талантами и воспользуемся.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1

Ибрагим и раньше не мог похвастаться крепкими нервами, а когда Николай Драгумис приставил к его горлу лезвие ножа, выдержка окончательно изменила археологу. Воображать себя смельчаком легко, противостоять угрозам наяву куда труднее. Он не смог. А потому, позвонив в офис и сообщив, что заболел, Ибрагим подписал несколько бланков Совета по древностям, дающих право на проведение археологических раскопок в Западной пустыне, хотя этот район и находился вне сферы его юрисдикции. Мало того, его заставили сидеть у телефона, на случай если у кого-то возникнут сомнения по поводу выданных разрешений.

Присматривать за ним оставили Манолиса и Софрония, двух пилотов личного самолета Драгумисов. Эти двое заперли все двери, закрыли окна, спрятали ключи и отобрали у него мобильник. Они следовали за ним повсюду — даже в спальню, даже в туалет. Софроний немного понимал арабский, а потому, когда звонил телефон, всегда стоял рядом, слушая, готовый в любой момент вырвать шнур, если пленник попытается подать сигнал тревоги.

Николай и его люди явно вознамерились украсть некое бесценное историческое сокровище, найти которое рассчитывали в Сиве. Всю свою жизнь Ибрагим посвятил охране культурного наследия Египта и вот теперь оказался невольным сообщником тех, кто собирался вывезти из страны ее богатство.

Он повернулся и направился к кабинету. Манолис потянулся за ним.

— Мне нужно только взять кое-какие бумаги, — вздохнул Ибрагим. Грек кивнул, но тоже вошел в комнату. Ибрагим выдвинул верхний ящик, вытащил лежавшую под бумагами папку и повернулся к выходу. Ключ, как и следовало ожидать, торчал изнутри. Он вышел в коридор, остановился, нахмурился. — Ручку забыл.

Манолис остался. Ибрагим вернулся к столу, взял красную чернильную ручку, показал ее стражнику. Сердце заколотилось, во рту моментально пересохло. В его спокойной, размеренной жизни чиновника не было места подвигу. Ибрагим замешкался у выхода, выигрывая время, оставляя себе шанс на поступок… Нужно только захлопнуть дверь и повернуть ключ, но… рука не слушалась. Что-то в нем дрогнуло. Ибрагим вышел в коридор. Сердце опустилось, успокаиваясь. Адреналин схлынул. Захотелось в туалет. Стыд заставил его опустить голову. В это мгновение ему открылась вся правда о себе. Трус. Неудачник. Ничтожество. Жизнь — дар Аллаха. И он растратил этот дар впустую.

2

Бир-аль-Хаммам. Два пика-близнеца, соединенные невысоким горным кряжем. Отвесные песчаные стены с каждой из сторон придавали ему сходство с пирамидой. У подножия южного склона — пресноводное озерцо с поросшими тростником берегами. Залитую мерцающим светом рогатой луны тихую гладь тревожили лишь прыгающие над водой насекомые да охотящиеся за ними рыбы. Тишину нарушали пронзительные крики вылетающих из пещер крыланов, от нашествия которых страдали ближайшие сады.

Николай распорядился расставить машины полукругом у подножия холма, хотя острой необходимости прикрывать то, что происходило у подножия холма, не было. Они находились в десяти километрах к северу от Сивы и в трех от ближайшего селения или дороги. Занявшись разгрузкой оборудования, раздачей лопат, кирок, фонарей и оружия, он приказал Леониду взять автомат «АК-47» и залезть на контейнер, чтобы наблюдать оттуда за ближними подступами.

Луна светила достаточно ярко, так что Мохаммед смог приступить к работе. Выбирая ковшом грунт, он отбрасывал его в сторону и медленно продвигался вперед, иногда останавливаясь и даже отступая, чтобы машина не кувыркнулась в траншею. Холм напоминал айсберг, большая часть которого скрывалась под песком. За три часа работы Мохаммед выкопал яму, в которой вполне мог поместиться экскаватор, но пока не нашел ничего. Николай и его люди поначалу наблюдали за происходящим с живым интересом, но время шло, и энтузиазм их понемногу остывал. Время от времени Николай просил остановиться, и кто-то спускался в яму, чтобы изучить обнаруженный камень. Пользуясь паузой, Мохаммед осматривался. Белые и холодные, дюны походили на снежные сугробы. Леонид сполз с контейнера, жалуясь, что замерз. Сменить его никто не спешил. Люди ежились, кутались и курили, прикрывая ладонью огонек сигареты.

Еще один ковш. И еще. Песок, шурша, скатывался по стенкам. Казалось, идет дождь. Усталость сказывалась все сильнее, мысли теряли четкость, обрывались. Глядя в темную яму, Мохаммед представлял, что прокапывает для себя дорогу в ад. Николай снова поднял руку, прося выключить двигатель, и вместе с отцом спустился вниз, чтобы обследовать очередной камень. Через минуту он выпрямился, разочарованно покачал головой и сердито пнул валун. Мохаммед постарался не выказать облегчения. Самым лучшим для него вариантом оставался такой: делать, что скажут, и ничего не найти. Выбравшись из ямы, грек подошел к машине. Мохаммед высунулся в окно.

— Хватит, — сказал Николай. — Здесь ничего нет. Надо уходить.

Мохаммед кивнул.

— Засыпать будем?

Драгумис покачал головой:

— Нет. Об этом позаботится ветер.

— Как хотите.

Мохаммед обернулся, собираясь отъехать, но усталость сыграла злую шутку, и вместо того чтобы переключиться на задний ход, он послал машину вперед. Ковш ударил в скалу. Огромный пласт слежавшегося песка рухнул вниз. Египтянин негромко выругался, дернул рычаг коробки передач и подался назад. Кто-то вскрикнул, и в следующее мгновение крик сменился удивленно-восторженным хором голосов. Светя фонариками, греки столпились у камня. Мохаммед поднялся. То, что он увидел, было всего лишь куском гладкого розового мрамора размером с раскрытую ладонь. Сердце сжалось и упало. Египтянин не знал, что ищут чужестранцы, но понял, что только что помог им найти это.

3

В доме Али было темно и тихо. На окнах ставни, дверь — на замке. Рик достал из кармана кусок стальной проволоки, и через минуту они вошли внутрь.

— Мне это не нравится, — прошептала Гейл, нервно оглядываясь по сторонам.

— Положись на меня. Али — друг. Он поймет. И давай поищем те книги.

Удача улыбнулась Рику — книги обнаружились под матрасом. Пять штук. Каждый взял по одной. Гейл первой наткнулась на рисунок Бир-аль-Хаммама.

— Смотрите! — Она положила книгу на кровать. — Силуэт холмов. Тот же, что и на мозаике.

— И на картинке с Вепваветом, — добавил Нокс.

Гейл вопросительно взглянула на него:

— Так вы и там побывали?

— Мы везде поспели, дорогуша, — ухмыльнулся Рик.

— Хранитель тайны, — пробормотал Нокс. — Теперь мы знаем, о чем речь. Щитоносцы построили гробницу для Александра, и здесь указано, где именно она находится.

— Причем совершенно точно, — добавил Рик, указывая на два скальных выступа, совпадавших при наложении с коленями Акила и расставленными ногами Вепвавета, между которыми поместились меч и штандарт.

Гейл охнула и всплеснула руками.

— Что? — спросил Нокс, поворачиваясь к ней.

— Ничего… Я попросила Ибрагима прислать мне именно эти книги. А потом Елену вызвали в Александрию. И Али — в Каир. Тебе не кажется странным такое совпадение? Как будто кто-то… пытается что-то сделать?

— Не знаю, — нахмурился Нокс. — Но выяснить не помешает.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

По ночным улицам ехали осторожно, но за городом Нокс дал полный газ, и старичок джип, постанывая и поскрипывая, поскакал по разбитой дороге. Холодный воздух лез сквозь щели в дверях и вентиляционные отверстия. Рик устроился на заднем сиденье, Гейл, обхватив себя руками, чтобы согреться, мерзла на переднем.

— Сумасшедшие! — бормотала она, стуча зубами. — Могли бы дождаться утра…

— Мы не можем рисковать.

— Рисковать? Чем рисковать? — проворчала Гейл. — Даже если кто-то и узнал о гробнице, что с того? Не станут же они ее грабить!

— Поверь мне, Драгумисы именно так и сделают, если добыча того стоит.

— Кто знает, чего она стоит? Я к тому, что они ведь отдают себе отчет, какими могут быть последствия. Скрыть такое не удастся. И что тогда? Позор на весь мир и пожизненное заключение. Не слишком ли большая цена за могильные сокровища, пусть даже достойные Александра?

— Может быть, они рассчитывают на большее.

— Например? — Рик подался вперед.

— Думаю, рискнуть всем Драгумисы готовы только ради одного.

— Ну давай же, старик. Колись.

— Цель Драгумиса — независимая Македония. Добиться ее можно только через войну. Он это понимает. Но народы не воюют просто так, из-за пустяков. Нужна серьезная причина. Нечто такое, во что поверят тысячи людей, ради чего они будут готовы пожертвовать жизнью. Евреи шли в сражение из-за ковчега Завета. Христиане воевали за крест Спасителя. Что свято для всех македонцев?

— Тело Александра… — прошептала Гейл.

— Да, тело Александра. Бессмертного, непобедимого владыки мира.

— Но это невозможно, — возразил Рик. — Его тело находилось в Александрии на протяжении сотен лет после смерти всех щитоносцев. Мумию видели тысячи людей.

— Неужели?

— Конечно, — вставила Гейл. — Поклониться телу Александра приезжал Юлий Цезарь. Гробницу посещали римские императоры. Октавиан. Каракалла…

Нокс не дал ей продолжить.

— Спасибо за урок истории, но давайте на минутку взглянем на все это с иной точки зрения. Поставьте себя на место Птолемея. Вы только что обосновались в Египте. И тут приходит известие, что эти мерзавцы, щитоносцы, умыкнули тело Александра. А вам оно нужно позарез. Только оно является подтверждением вашего права на власть. Вы посылаете отряд, но к тому времени как ваши солдаты находят их, щитоносцы уже покончили с собой, а тела нигде нет. Что, черт возьми, делать?

— Замена? — нахмурился Рик. — Хочешь сказать, Птолемей подложил двойника?

— А почему бы и нет? Разве такое не возможно? Вспомните, Птолемей уже использовал муляж, когда сбил со следа Пердикку. Так что сама идея по крайней мере его посещала.

— Но Александра все знали! — запротестовала Гейл. — Его лицо было самым известным изображением того времени. Птолемей не мог рассчитывать, что никто ничего не заметит.

— А почему не мог? Телевидения, если помнишь, в те времена не было. Фотографий тоже. Память и рукотворные изображения. Но насколько они соответствовали оригиналу? Мы ведь знаем, что и тому и другому свойственна идеализация. Не забывайте, Птолемей держал тело в Мемфисе целых тридцать или даже сорок лет, прежде чем доставить его в Александрию. Археологи до сих пор не могут дать разумное объяснение этому факту. Неужели столько времени понадобилось для постройки соответствующей гробницы? Не выдерживает критики и версия, что, мол, Птолемей специально выжидал, дабы ознаменовать великим событием восшествие на престол своего преемника. Чушь собачья. А вот другое объяснение представляется более убедительным. Он тянул с телом, потому что не мог рисковать. Не мог привезти в греческий город мумию двойника. В конце концов, в городе было немало тех, кто видел живого Александра и даже хорошо знал, как он выглядит.

— Ты просто размечтался.

— Неужели? Ты сама показывала мне ту картину.

— Какую?

— В переднем зале македонского некрополя. Акил и Апеллес из Коса. А теперь скажи, зачем личному портретисту Александра понадобилось тратить время, чтобы изобразить какого-то щитоносца? Не потому ли, что Акил служил моделью Александра? В Александрии его тело так и не нашли, верно? И мозаику ты тоже видела. Акил был невысокого роста, с рыжеватыми волосами. А теперь опиши Александра.

— Нет. — Гейл покачала головой. — Этого не может быть. — Но по спине уже побежали мурашки.

Нокс, должно быть, увидел что-то в ее глазах.

— Что? О чем ты подумала?

— Не знаю. Просто мне показалось странным, что Келоним похоронил щитоносцев в Царском квартале. Это ведь почти под носом у Птолемея. Пойти на такое равносильно самоубийству.

— Если только…

— Келоним написал, что дал обет объединить всех своих товарищей в смерти, потому что они были неразлучны при жизни. Если ты прав, если Акила действительно похоронили как Александра, то некрополь — самое близкое к нему место. Келоним попытался свести их как можно ближе.

Нокс вдавил в пол педаль газа. Джип с ревом несся через пески.

2

Стоя чуть в стороне, Елена с замиранием сердца наблюдала, как Мохаммед очищает от песка мраморную плиту, как просовывает зубья ковша между мрамором и перемычкой, как сдвигает ее… Перемычка упала, и сердце профессионала привычно дрогнуло, возмущенное столь дерзким вандализмом, но песок был мягкий, и притолока, к счастью, не разбилась. Огонь вендетты не погас, но Елене не меньше, чем всем остальным, хотелось увидеть, что там, внутри. Странное совпадение — ее профессиональная карьера достигла кульминации именно тогда, когда жизнь подошла к краю.

Все, у кого были фонарики, включили их и светили в открывшийся черный зев. Засыпанные песком ступени вели в грубо вырубленный в скале коридор, достаточно высокий и широкий, чтобы два человека могли стоять в нем плечом к плечу. Оба Драгумиса шли впереди. Елена поспешила за ними. Через пятьдесят шагов коридор расширился, превратившись в просторный, хотя и довольно мрачный зал. Лучи фонариков живо забегали по стенам, но взрыва восторга не последовало — помещение было пустым, если не считать пыли и мусора: разбитая чаша для питья, глиняная амфора, рукоять кинжала, кости и перья какой-то птички, оказавшейся в заточении много веков назад. И только стены предлагали кое-что, отчасти удовлетворявшее их любопытство: вырезанные в песчанике рельефные сценки из жизни Александра, дополненные подлинными артефактами.

Первая скульптурная композиция, слева от входа, изображала малыша Александра, душащего руками двух змей — явное подражание Гераклу. Во втором эпизоде он выводил из тени своего любимца Буцефала. Третья сцена показывала его в группе молодых людей, окруживших старика, вероятно, Аристотеля, держащего в руках пергаментный свиток, истлевшие фрагменты которого лежали на полу. Взгляд Елены побежал дальше. Вот Александр верхом на коне ведет своих воинов в сражение. Вот он пронзает копьем грудь персидского солдата с бронзовым топором. А вот и сценка со знаменитым гордиевым узлом. Легенда гласила, что тот, кто сумеет развязать его, получит власть над всей Азией. Узел не поддался, и Александр решил проблему с присущей ему решительностью и прямотой — разрубил веревку. Сама веревка была представлена гнутым стволом дерева, один край которого охватывал петлей металлическое ярмо колесницы, а другой был вбит в каменную стену. Глаза остановились на эпизоде с сиванским Оракулом: верховный жрец утверждает божественное происхождение Александра. Картины на этом не заканчивались, они шли дальше, иллюстрируя победы, неудачи и, наконец, смерть. На последнем барельефе душа героя восходила на гору, дабы воссоединиться с другими богами, принимавшими Александра как равного.

Лучи перебегали от скульптуры к скульптуре, создавая тени, которые вытягивались, плясали и прятались, словно некие мистические существа, ожившие после длившегося двадцать три столетия забвения. Тишина стояла полная. Никто не смел обронить и слова. Находка, что и говорить, замечательная, но те, кто пришел сюда, ожидали другого. Большего. Либо щитоносцы так и не доставили тело Александра по назначению, либо кто-то побывал здесь раньше.

— Невероятно, — пробормотал, сжимая кулаки, Николай. — Что за чертовщина! Вся работа насмарку! Все впустую! — Зарычав от злости, он пнул стену и отвернулся.

Между тем Елена, не обращая внимания на закипающие вокруг страсти, опустилась на корточки возле сцены с изображением восходящей на гору души Александра.

— Здесь надпись, — сказала она, обращаясь к Драгумису-старшему.

— Что там?

Елена стерла пыль и подняла фонарик.

— В сокрытые небеса вознесись, Александр, — перевела она вслух, — пока народ твой будет здесь скорбеть.

— А здесь еще одна, — подал голос Коста, указывая на барельеф с душащим змей младенцем.

Эту надпись старик перевел сам.

— Силы своей, Александр, ты не ведаешь. Не знаешь, кто ты есть и что. — Он с сомнением посмотрел на Елену. — Тебе это что-нибудь говорит?

— Строка из «Илиады», если не ошибаюсь.

Драгумис кивнул:

— Они обе из «Илиады». Но что они означают?

Елена перешла к третьему сюжету, сцене жестокой битвы.

— Ударил щит о щит, копье сошлось с копьем. Ужасный шум пронесся над землей, окрасившейся в красное от крови.

Драгумис и Коста уже рассматривали надпись под картиной с гордиевым узлом.

— Кто узел сей развяжет, быть тому всей Азии Владыкой.

— Не говори о бегстве или страхе, — прочитала Елена, — не ведомы они мне.

Двигаясь по периметру, они прочитали все надписи и посмотрели друг на друга.

— Что вы об этом думаете? — спросила Елена.

— Думаю, нам нужно…

Договорить он не успел — по коридору пронесся грохот. Стены содрогнулись, сбрасывая пыль тысячелетий. Николай оглянулся, скрипнул зубами и метнулся к выходу.

— Мохаммед!

3

Мохаммед уже и не надеялся на благополучный исход рискованного предприятия, а потому не сразу понял, что Аллах дает ему возможность исправить совершенное зло. Греки — все до единого — ушли в пещеру, поддавшись вполне понятному любопытству. Он еще выждал минуту или полторы, но никто не вернулся, никто не понял, какую ошибку они допустили. Сомнение сменилось уверенностью. Еще не поздно. Нужно лишь перекрыть выход, а потом доехать до Сивы и привести сюда полицию. Их всех отправят за решетку на долгие годы, так что на Лайле это никак не отразится.

Первой мыслью было заблокировать коридор одной из машин, но все они не подходили для этой цели из-за размеров. Тогда он решил запечатать выход мраморной плитой и для верности засыпать ее песком. Подсунув зубья ковша под плиту, Мохаммед попытался поднять ее, но камень был слишком тяжелый и не поддавался. Гидравлика тужилась и стонала, зубья царапали мрамор, но закончилась попытка тем, что задние колеса оторвались от земли, а камень накренился и грохнулся на песок. Мохаммед выругался. Сейчас они услышат и выбегут, и тогда… Из черной пустоты уже доносились тревожные крики. Отступать поздно. Мохаммед сдал назад, переключил скорость и пошел в атаку на плиту. На этот раз получилось лучше. Камень сдвинулся с места и закрыл вход. Еще немного… еще… Есть! Розовый обломок встал на место. Теперь набросать песка. Душа пела от восторга. Как же, оказывается, все просто! Hyp была права, когда говорила, что тот, кому хватило смелости сразиться с собственными демонами, может одолеть…

Мысли оборвала короткая приглушенная очередь из автомата. За ней вторая. Мохаммед окаменел. Песок оседал. Из небольшой черной дыры вылезал человек. Рядом с первой дырой появилась вторая. Сбросив оцепенение, Мохаммед рванул рычаг, поворачивая ковш, но грек проворно увернулся и направил автомат в лицо египтянину. Еще один грек выбрался из ловушки. Потом третий… Мохаммед подумал о дочери, представил, что ее ждет, и застонал от отчаяния. Он поднял руки. Греки лезли из щелей, как крысы. Коста распахнул дверцу, выключил двигатель, забрал ключи. Отряхиваясь от пыли, к машине подошел Николай.

— Если кто-то из моих людей умеет управлять этой штукой, ты покойник. Понял?

— Да.

— У тебя есть дочь. Ее жизнь в твоих руках. Понял?

— Да.

— Будешь работать со мной?

— Да.

Николай кивнул Косте, который отошел и тут же вернулся с парой наручников. Мохаммеда приковали одной рукой к рулю. Работать он мог, но не более того. Ключ от «браслетов» грек повесил на цепочку у себя на поясе и уже вылезал из кабины, когда что-то заставило его обернуться. Мохаммед прислушался — из-за дюн донесся пока еще слабый шум приближающейся машины. Коста с тревогой посмотрел на Николая, который поднял руку, призывая всех к тишине. Голоса мгновенно стихли. Звук приближался. Николай нахмурился. Солнце еще не взошло. Никто не раскатывает по пустыне в такой час без особой на то причины.

— Проверить? — спросил шефа Коста.

— Да.

Коста сделал знак Леониду, Бастиану, Василию и Димитрию, и они побежали к внедорожнику.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

1

Ехать через пустыню — примерно то же самое, что мчаться на водных лыжах через изрезанное волновыми бороздами озеро. Трясло немилосердно, но Гейл не жаловалась, хотя ремень безопасности вышел из строя, похоже, много лет назад и Ноксу то и дело приходилось выставлять руку, чтобы она не слетела с сиденья. Подвеска скрипела, пищала и ухала. Нокс сбросил скорость, и джип, напрягая последние силы, пополз вверх по дюне. Впереди уже вырисовывались знакомые очертания Бир-аль-Хаммама. На спуске их занесло, и в какой-то момент два правых колеса оторвались от земли. Нокс прижал Гейл к спинке сиденья. Она попыталась улыбнуться. Он подмигнул и тут же, заметив что-то в зеркале заднего вида, озабоченно нахмурился. Гейл обернулась и увидела быстро приближающийся внедорожник с выключенными фарами. Плохой знак.

— Какого еще черта? — проворчал Рик.

— Это они, те самые греки. — Нокс добавил газу. Джип на удивление легко взлетел на следующую дюну, перевалил через вершину и понесся вниз.

— А вот и второй, — заметил Рик. Еще один внедорожник выскочил из-за дюны слева и устремился наперерез. Нокс резко вывернул руль. Из-под колес ударили струи песка, и джип едва не остановился. Нокс развернулся и переключился на третью скорость, но старичок джип уступал внедорожникам по всем статьям. Преследователи взяли их в клещи и быстро сокращали дистанцию. Тот, что слева, был уже рядом. Нокс вильнул в его сторону, вынуждая водителя давить на тормоза, и попытался взять с ходу еще одну дюну, но подъем оказался слишком крутым, а грунт слишком мягким, и «лысые» покрышки потеряли сцепление и беспомощно заелозили по песку.

Все напрасно. Уступив силе притяжения, джип медленно сполз по склону. Не успел Нокс развернуться, как справа в него врезался внедорожник. Джип опрокинулся на бок. За первой атака последовала вторая. И третья. Джип вспахивал песок, оставляя за собой широкую борозду, пока не перевернулся на крышу. Гейл вскрикнула и вскинула руки, защищая голову. Нокс попытался удержать ее в кресле, но сила инерции уже сорвала девушку и бросила на ветровое стекло.

Они остановились. У Гейл раскалывалась голова. Усилием воли она подавила подступившую к горлу тошноту. Дверца с правой стороны распахнулась. В лицо ей смотрел автомат. Гейл тупо уставилась на незнакомца. Тот сделал знак — вылезай. Она попыталась, но не смогла пошевелить ни руками, ни ногами. Незнакомец схватил девушку за волосы и бесцеремонно потащил из машины, не обращая внимания на ее крики. Нокс выкатился следом, но не успел ничего сделать, потому что получил удар прикладом в затылок и как подкошенный рухнул на песок.

Последним, держа руки за головой и демонстрируя полную покорность, вылез Рик. В долю секунды оценив ситуацию, австралиец врезал в челюсть первому греку, и тот сел на задницу. Выхватив автомат, Рик повернулся ко второму, но тот успел спустить курок. Желтое пламя вырвалось из дула «АК-47», короткая дробь рассекла тишину, и грудь Рика словно взорвалась красными брызгами. Австралийца отбросило на песок.

— Рик! — вскрикнул Нокс, подползая к другу. — Боже! Рик!

— Что за дела, старик, — прохрипел Рик, пытаясь поднять голову. — Какого дьявола…

— Молчи, — прошептал Нокс. — И держись. Я сейчас… — Но сделать он ничего не успел, да и вряд ли смог бы чем-то помочь. По телу прошла судорога, на шее на мгновение проступили жилы, и голова беспомощно завалилась набок.

Нокс оглянулся. Его душила ярость. Автомат грека смотрел в лицо, а палец лежал на курке. Он сплюнул на песок, словно показывая, что убить человека для него пара пустяков.

— Руки за голову. Иначе с тобой и девчонкой будет то же самое.

Нокс ожег его взглядом, но подчинился, мысленно дав зарок отомстить за смерть друга. Второй грек связал ему руки и ноги.

2

Сон не шел к нему. Час тянулся за часом, а Ибрагим лежал с открытыми глазами, и в голове его бродили мрачные мысли. Каждый раз, когда удавалось отвлечься от них и успокоиться, накатывала волна стыда. Всю свою жизнь Ибрагим посвятил изучению Древнего Египта. Соучастие в разграблении гробницы — и какой гробницы! — покроет имя Беюми несмываемым позором. Он не может и не должен допустить этого. Не может. Но стоило только подняться с решимостью предпринять хоть что-то, как ноги начинали предательски дрожать и сердце уходило в пятки. Разве он мужчина? Нет. Но что делать? У него отобрали мобильный телефон, двери заперты на ключ. Окна закрыты ставнями. Ибрагим снова встал с кровати, дошел до двери спальни, взялся за ручку. Потом вернулся за халатом. Собрал в кулак волю. Открыл дверь. В коридоре дремал на расстеленном матрасе Манолис. Несколько секунд Ибрагим стоял, дожидаясь, пока успокоится сердце. Потом поднял ногу и переступил через грека. Под ковром скрипнула половица. Ибрагим застыл.

Манолис открыл глаза. В полутьме блеснули белки глаз.

— Куда это вы собрались?

— Живот, — жалобно произнес египтянин. — Нужно принять таблетки.

— Подождите. Я пойду с вами.

— Не беспокойтесь. Я…

— Я пойду с вами.

3

Скрипнув тормозами, внедорожники остановились перед Николаем. Бастиан открыл заднюю дверь первого и вытащил одного за другим двух человек. Первым был не подающий признаков жизни незнакомец, завернутый в кусок старого брезента. Вместо груди — кровавое месиво. Вторым оказалась француженка, Гейл, бледная, растерянная, со связанными руками и ногами. Взгляд ее испуганно заметался, потом остановился на ком-то за спиной Драгумиса.

— Елена! — вскрикнула она. — Как ты могла!

— Она любит свою родину, — холодно бросил Николай, не дождавшись ответа от помощницы.

Тем временем Коста выволок из второго внедорожника и бросил на песок еще одного пленника. Нокс! Николай поморщился, словно проглотил что-то несвежее. Англичанин всегда вызывал у него такую реакцию, заставляя при этом остро ощущать свое бессилие перед ним. Скользнув взглядом по Николаю, Нокс повернулся к его отцу.

— Вот оно что! — презрительно процедил он. — Обычный бандит. Грабить могилы — куда как достойное занятие.

— Ну, обычным бандитом я бы себя не назвал, — спокойно возразил Драгумис. — И вы это прекрасно понимаете. Как, несомненно, понимаете и то, что могила здесь не совсем обычная.

— Ну и что? Нашли, кого искали?

— Пока еще нет, — признался Драгумис.

— Пока еще? — нахмурился Николай. — Что ты хочешь этим сказать? Здесь ничего нет.

Старик угрюмо посмотрел на сына.

— Неужели ты так и не понял, что за человек был этот Келоним? Неужели считаешь, что он доверил бы великую тайну первому попавшемуся камню? — Он указал на Гейл и повернулся к своим людям: — Отведите ее туда. Она понимает его лучше многих.

— Не делай этого, Гейл, — предупредил Нокс. — Ничего им не говори.

Старик покачал головой.

— Ты знаешь, я человек слова. Позволь сделать тебе предложение. Если вы двое поможете мне найти то, что я ищу, я отпущу вас на все четыре стороны.

— Конечно! — ухмыльнулся Нокс. — После всего, что мы видели…

— Поверьте мне, Дэниел, если мы отыщем то, что нам нужно, ситуация изменится. Что бы вы ни сказали, все пойдет нам на пользу.

— А если мы откажемся?

Драгумис равнодушно пожал плечами.

— Вы действительно хотите это узнать?

Пока Нокс обдумывал ответ, Николай не сводил с него глаз. Было ясно, что англичанин все еще кипит от ярости и ждет лишь подходящего случая, чтобы отомстить за убитого друга. Он повернулся к отцу, чтобы предупредить его, и старик остановил сына холодным взглядом, словно просчитал игру на пять ходов вперед. Ну что ж, пусть делает по-своему. Николай снова повернулся к Ноксу. Тот все еще боролся с собой, но потом взглянул на Гейл, бледную как тень, со слезами на щеках и ужасом в глазах, и, вздохнув, неохотно кивнул:

— Ладно. Мы сделаем, что сможем.

— Вот и хорошо, — сдержанно улыбнулся Драгумис. — Развяжите им ноги. Руки оставьте связанными. И не спускайте с него глаз. — Он кивнул в сторону Нокса. — Парень опаснее, чем кажется.

Коста мрачно кивнул:

— Я знаю.

4

Вниз они спустились вместе. Ибрагим шел по толстому пушистому ковру, как будто по льду. Он даже посмотрел на пальцы ног, словно желая убедиться, что они не покрылись инеем и не посинели, как ледышки. На диване посапывал Софроний. Когда Манолис включил свет, Софроний заморгал, сел, растерянно вертя головой, потом проклял напарника по-гречески и широко зевнул.

Ибрагим устроил небольшой спектакль с проверкой ящиков, открыванием шкафчиков, хлопаньем дверцами и недовольным бормотанием. Греки о чем-то негромко спорили, то и дело недоверчиво поглядывая на пленника. Египтянин не понял ни слова.

— Здесь их нет, — объявил Ибрагим, разводя руками. — Должно быть, в письменном столе. — Он направился к кабинету.

Софроний и Манолис продолжали спорить. Сейчас или никогда. Ибрагим сделал еще шаг и побежал.

5

— Шевелись, черт бы тебя побрал! — Коста ткнул Нокса в спину дулом автомата.

Англичанин обернулся через плечо.

— Ты еще заплатишь за Рика, — пообещал он.

Грек только хмыкнул и ткнул его еще раз. Уже сильнее. Нокс и сам понимал, что угрозы его звучат сейчас неубедительно. Чем дальше уводил их темный коридор с невысоким потолком, тем яснее Нокс понимал, что этот холм, скрывающий гробницу Александра, может стать местом последнего упокоения и для них с Гейл, если только им не удастся как-то повернуть ситуацию в свою пользу. Укрепленные на стене редкие факелы не могли полностью разогнать мрак, и то и дело приходилось наклоняться, чтобы не задеть головой свод.

Коридор внезапно расширился. Греки, очевидно, уже успели побывать здесь раньше, потому что ни установленные вдоль стен восхитительные статуи, ни прекрасные барельефы не вызвали у них ни изумления, ни восторга. Сам же Нокс, пораженный увиденным, на время даже забыл об ожидающей его участи. Взяв связанными руками фонарик у одного из греков, он подошел к скульптурной группе, показывающей Александра ведущим своих людей в сражение. Гейл последовала за ним. Потом подтянулись Елена и Драгумисы. Все пятеро остановились, будто академики, обсуждающие некий артефакт неясного происхождения.

Гейл наклонилась, чтобы прочитать подпись.

— Тогда Паласская Минерва ему придала мужества, чтоб прочих превзойти. Из шлема и щита его огонь ударил будто солнце лета. — Она повернулась к Елене: — У вас получилось примерно то же?

— Да, — согласилась Елена и не совсем уверенно добавила: — Это ведь из «Илиады», да?

— Оттуда. Немного перефразировано, но источник ясен.

Елена кивнула уже с большей уверенностью.

— Ему определенно нравился Гомер. Здесь все надписи — цитаты из «Илиады».

— Не все, — поправил Драгумис и указал на дальнюю стену. — В «Илиаде» про гордиев узел ничего не сказано.

— Верно. — Нокс подошел к указанной надписи, наклонился и прочел:

— Кто узел сей развяжет, быть тому всей Азии Владыкой. — Он фыркнул и бросил взгляд на Драгумиса. — Вы ведь дали слово, не так ли?

— Да.

— Хорошо. — Нокс шагнул к персидскому солдату, грудь которому пронзало копье Александра, и двумя руками схватил бронзовый топор. Оружие оказалось прохладным на ощупь и на удивление тяжелым.

— Остановите его! — крикнул Николай.

— Успокойся, — раздраженно оборвал сына отец.

Подняв топор над головой, Нокс ударил по гордиеву узлу. Дерево треснуло, полетели щепки. Он ударил еще раз. И еще. Лезвие, хотя и затупилось давным-давно, делало свое дело. Старое дерево в конце концов раскололось. Один кусок его остался на месте, а второй, по-видимому, прикрепленный к какому-то противовесу, змеей скользнул по земле и исчез в скале. Что-то глухо шевельнулось. И тишина. Все замерли в ожидании, но мгновения улетели прочь, а ничего не происходило.

— Ну что? — усмехнулся Николай. — Надеюсь, ты не думаешь…

В скале снова что-то заворочалось, затряслось. Шум нарастал. С потолка посыпалась пыль. Все посмотрели вверх. Потом настороженно переглянулись. Грохот смолк. Снова тишина. Кто-то пожал плечами. Кто-то фыркнул, и вдруг…

Стена справа от Нокса раскололась, взорвалась, осколки камня полетели во все стороны. Он среагировал мгновенно: выронил топор и бросился на пол, увлекая за собой Гейл и прижимая ее лицом к груди, тогда как каменная шрапнель била по ногам, спине, затылку. Остро запульсировала боль.

Все закончилось раньше, чем кто-либо успел понять, что именно случилось. Громыхание сменилось тишиной, и только в ушах еще звенело. Пыль понемногу оседала. Кто-то выругался. Кто-то откашливался. Люди осторожно ощупывали себя, потирая ушибленные места. Один из греков жаловался, что подвернул ногу. Другой растянул запястье. Остальные отделались синяками и царапинами. Похоже, всем повезло. Нокс поднял голову, оценивая ситуацию, но увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию Косты. Грек подмигнул и похлопал по автомату.

Он поднялся и помог встать Гейл. Кто-то поднял фонарик и направил свет туда, где на месте расколовшейся стены зияла огромная черная дыра. Взрыв открыл тайную камеру, помещение большего размера, с валяющимися на полу металлическими предметами, присутствие которых выдавал тусклый отблеск. Осторожно ступая по запорошенному каменной пылью и усыпанному осколками мрамора полу, люди придвинулись к отверстию.

Круглая шахта уходила почти вертикально вверх и терялась в темноте. Разрубив гордиев узел, Нокс, должно быть, вызвал камнепад. Вырубленный зигзагом — несомненно, для защиты от каменной лавины — проход уходил в глубь скалы и расширялся. В нишах стен застыли раскрашенные, высотой в человеческий рост, алебастровые статуи нимф и сатиров, вздыбленной лошади, раскинувшегося на ложе Диониса. Запрокинув голову, бог пил вино из золотого кубка, а над головой его вились виноградные лозы и висели тяжелые пурпурные грозди. Продвигаясь дальше, они замечали и другие предметы. Коричневые, красные и черные аттические вазы, расписанные сценами из жизни Александра, слишком грубые, чтобы быть работой Келонима, и, возможно, принадлежавшие самим щитоносцам. Деревянная копия колесницы. Глиняные фигурки. Серебряный кувшин для вина и несколько серебряных же чаш для питья. Бронзовая жаровня. Золотой поднос с горками необработанных драгоценных и полудрагоценных камней: рубинов, бирюзы, лазурита, аметиста, алмазов, сапфиров. Золотой кубок с шестнадцатиконечной звездой и рядом с ним золоченый колокольчик, напомнивший Ноксу о погибшем друге. Картина на правой стене показывала Александра на колеснице и с золотым скипетром. Нокс вспомнил описание фриза, бывшего, по свидетельству Диодора Сицилийского, частью похоронного катафалка Александра. Так вот за счет чего Келоним и его товарищи финансировали свое предприятие! Они захватили катафалк. Возможно, именно щитоносцам Птолемей поручил доставить его в Египет, но те, узнав, что он нарушил последнюю волю Александра, изменили свои планы.

Коста снова толкнул его в спину, и Нокс двинулся дальше. Теперь они проходили по залу, бывшему чем-то вроде древней библиотеки. В стенных нишах лежали бесценные свитки, в золотых и серебряных шкатулках — книги. На пожелтевших пергаментных и папирусных листах еще можно было разобрать слова и рисунки трав, цветов и животных.

— Боже мой! — прошептала Гейл, глядя на Нокса сумасшедшими глазами.

И действительно, художественную и историческую ценность находки невозможно было даже представить. Коридор снова расширился. Они вступили в палату со сводчатым потолком, вдвое больше предыдущей, со сверкающим подобно разбитому кварцу полом, усыпанным металлическими артефактами. Стены и потолок украшали золотые листья, так что свет факелов отражался со всех сторон. На двенадцати алтарях лежали посмертные дары: кольца, ожерелья, монеты… И конечно, оружие — щит, меч, шлем, нагрудник.

А в центре палаты, в сердце всех этих алтарей, высилась ступенчатая пирамида, увенчанная великолепным золотым гробом антропоидной формы.

Никто из стоявших у ее подножия людей уже не сомневался в том, что именно они нашли.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1

Ибрагим едва успел повернуть ключ в замке, как Софроний врезался в дверь плечом. Египтянин вскрикнул от страха и отпрыгнул — панель задрожала, сотряслась вся коробка, но дверь выдержала. Грек предпринял вторую атаку. И тоже безуспешно. Ибрагим понемногу успокаивался. Подойдя к столу, он снял трубку телефона и набрал 122. Ответили быстро, после второго гудка. Ибрагим назвал себя, продиктовал адрес и начал объяснять ситуацию, когда сигнал вдруг пропал. Он проследил взглядом за уходящим в стену белым телефонным проводом. И что теперь? В дверь снова принялись колотить, но теперь звук был другим, более резким и громким — били ногой, причем, похоже, два человека. Ибрагим выронил трубку и отступил, со страхом наблюдая за тем, как трещит деревянная панель. Спрятаться некуда. Вторая дверь, ведущая в гостиную, была заперта, а ключ забрал Манолис. На столе лежали пресс-папье и нож для разрезания бумаги. Нож был достаточно острый и прочный, но Ибрагим понимал, что никогда не сможет ударить им человека. Схватив пресс-папье, он бросил его в окно и вскочил на стол. Дверь наконец не выдержала и с треском распахнулась. Греки ворвались в комнату. Ибрагим метнулся к разбитому окну, но Софроний успел схватить его за лодыжку, и Ибрагим всем весом упал на торчащий из нижней части рамы длинный острый осколок. Ощущение было странное — как будто его ударили в живот. Силы мгновенно оставили Ибрагима. Греки за ноги проволокли пленника по комнате и, бросив на ковер, перевернули на спину. Увидев страшную рану на животе, Манолис изменился в лице и попытался остановить кровь руками. Софроний просто отвернулся. А Ибрагим испытал не вполне уместную в таких обстоятельствах гордость.

Лежа на полу, он слышал, как они обсуждают, что делать дальше. Потом Манолис достал с полки несколько книг, а Софроний принес откуда-то большую бутыль растворителя, которым принялся обливать книги, ковер, деревянный стол. Закончив, грек щелкнул желтой пластмассовой зажигалкой, после чего оба тюремщика поспешно удалились. Ибрагим почему-то вспомнил наставление Пророка о том, что мусульманин не должен допускать осквернения своей крови, своего достояния и своей чести. Он даже усмехнулся мысленно, подумав, как лишится в одночасье и одного, и другого, и третьего. Кончики пальцев стало пощипывать. Ибрагима давно увлекала механика смерти — приходит ли забвение мгновенно от остановки сердца или же сознание меркнет постепенно, — но он всегда стеснялся спрашивать об этом. Разгорающееся пламя наполняло комнату клубами удушающего дыма. Жгло глаза. Ибрагим слышал вой сирен, скрип и скрежет металла, выстрелы… Потом в кабинет ворвались люди в масках и форме; кто-то опустился рядом с ним на колени. Поздно, слишком поздно. В свои последние мгновения Ибрагим Беюми испытал странное ощущение эйфории. Да, он навлек несмываемый позор на свое имя и свою семью, но по крайней мере люди скажут, что он отдал все, чтобы исправить ошибку.

2

Все, кто находился в палате — Нокс, Гейл и греки, — поднялись на вершину пирамиды. В почтительном молчании стояли они у лежавшего на белой мраморной плите гроба, крышку которого украшали сцены охоты и войны. Нокс смахнул собравшуюся на ней тысячелетнюю пыль. Золото от бронзы отличить нетрудно, потому что бронза со временем тускнеет. Здесь было золото.

Жестом верховного жреца Драгумис положил руки на крышку.

— Поднимите, — распорядился он.

Все вместе они с трудом сдвинули ее с места, подняли, положили на пол и тут же повернулись, чтобы заглянуть в гроб. Лежащее в нем тело частично скрывала пыль, то, что осталось от лепестков цветов и ароматных специй. На голове — огромная рубиновая диадема, руки сложены на груди, с одной стороны — меч, с другой — скипетр. Когда-то его, вероятно, покрывали листы сусального золота, но со временем часть их отвалилась, обнажив почерневшую, похожую на пергамент кожу. Плоть сморщилась, остались только кости. Черное и золотое — сочетание, характерное для многих опасных земных созданий. В неровном, пляшущем свете Нокс искал шрамы. Те шрамы, что удостоверяли личность этого человека лучше любой подписи. Да! Даже по прошествии веков они сохранились в виде едва заметных линий: на горле — память о Кирополисе, на плече — напоминание о катапульте в Газе, на груди — след стрелы под Мултаном, на бедре — шрам от удара мечом при Иссе. По спине пробежали мурашки. Колени задрожали. Сомнений не осталось.

— Это он, — пробормотал Нокс. — Александр.

В глазах Драгумиса блеснули слезы. Старик обвел взглядом теснившихся у гроба.

— Пришло время вернуть его домой.

3

Перенести в контейнеровоз крышку оказалось не так уж трудно — потребовались лишь физическое усилие и время. А вот с гробом пришлось повозиться. Поднять его не смогли, поэтому обвязали веревками и осторожно спустили с пирамиды, используя в качестве смазки песок. Дальше потащили волоком, причем посильное участие приняли даже Нокс и Гейл. И все равно дело шло трудно, с паузами после каждого метра пути. В конце концов груз все же доставили к выходу, где Мохаммед, набросав песка, приготовил что-то вроде ската. Конец каната привязали к тяге внедорожника, но мощный автомобиль, как ни тужился, с работой не справился и только беспомощно полировал колесами песок. Подключили второй внедорожник. Общими усилиями им удалось подтянуть гроб к грузовику.

Осталось самое трудное: погрузить гроб в контейнер. Сначала Мохаммед попытался поднять его гидравлической рукой, но попытка закончилась тем, что бульдозер едва не опрокинулся. Решение проблемы предложил Драгумис. В песке перед гробом Мохаммед отрыл траншею. Грузовик въехал в нее, и контейнер оказался ниже гроба. Зазор засыпали песком, после чего гроб опустили на веревках.

Николай вытер влажный от пота лоб и, явно довольный собой, повернулся к отцу в ожидании одобрения. Но старик лишь кивнул на восток, где из-за горизонта уже выползало солнце. Николай кивнул. Может быть, когда-нибудь они еще вернутся за оставшимися сокровищами, но сейчас жадность могла выйти боком.

4

Никто не заметил, как Елена, отделившись от остальных, отошла к внедорожнику за сумочкой. Оружие она купила накануне вечером в Каире. Остановила первое попавшееся такси, дала водителю пачку банкнот и сказала, что ей нужно. Не сразу, но он все же понял, что женщина настроена серьезно, и взялся за телефон. Спустя два часа дилер предложил ей свою коллекцию. С выбором Елена определилась моментально — черный, солидный, компактный, он моментально внушил ей доверие к себе. Она ткнула пальцем, и торговец одобрительно кивнул. Разумное решение. Похоже, госпожа знает толк в таких игрушках. «Вальтер-Р99». Полуавтоматический с двумя обоймами. Египтянин начал объяснять, что и как, но Елена остановила его. Они проехали в Город Мертвых, и там, в пустынном проулке, он лишь показал, как снять пистолет с предохранителя. Елена всадила в стену четыре пули, и в груди как будто потеплело.

То же самое она почувствовала сейчас, когда достала «вальтер» из сумочки.

Оборвать три жизни. И тогда кровавый долг будет отплачен.

Елена обернулась. Мохаммед засыпал вход песком. Николай, Бастиан и Леонид сопровождали Нокса и Гейл к машине. Остальные греки сидели на крышке гроба и курили. Коста и Драгумис стояли чуть в стороне, доброжелательно улыбаясь. С плеча Косты свисал автомат, но держался телохранитель расслабленно и никаких неприятностей уже не ожидал. Лучшей возможности могло и не представиться. Держа пистолет за спиной, она подошла к ним. Мужчины повернулись. Драгумис нахмурился:

— Да?

Елена выстрелила в Косту. Выстрелила на ходу, не целясь, едва подняв руку. Пуля попала ему в грудь. Отдача получилась неожиданно сильная, так что вторая пуля ушла выше, под горло. Коста свалился на песок. Слева кто-то вскрикнул.

Мужчины в панике бросились врассыпную. Елена не обратила на них никакого внимания. Она чувствовала себя неуязвимой, защищенной судьбой, некими высшими силами, во имя которых вершила правосудие. Лежащий на земле Коста тихонько подвывал. Подняв голову, телохранитель посмотрел на простреленную грудь и попытался закрыть раны руками. Елена шагнула к нему, прицелилась в переносицу и выстрелила еще раз. Пуля вошла точно между глаз, и голова безжизненно упала на песок.

Она повернулась и подошла к Драгумису. Старик побледнел и словно прирос к месту.

— Скажите своим людям, чтобы оставались на месте.

Драгумис молчал. Елена приставила пистолет к его лбу.

Старик задрожал, и это доставило ей огромное удовольствие. Но уже в следующее мгновение она поняла, что дрожит он не от страха, а от злости.

— Я не убивал Павла.

— Его убил ты.

Старик покачал головой.

— Даю слово. Та авария была несчастным случаем.

— Нет! — отрезала она. — Можешь мне поверить, никакого несчастного случая не было. Я знаю все. Знаю, что ты заплатил какой-то шлюхе, чтобы она соблазнила Павла. Знаю, что ты снял их вместе, а потом показал ему запись. Знаю, что ты угрожал прислать ее мне, если он не остановит расследование.

— Тогда ты знаешь и то, что мне не нужна была его смерть.

Слезы потекли по щекам, но она не стала их вытирать.

— Неужели ты и впрямь верил, что можешь контролировать Павла? У тебя не было ни единого шанса. Никто не мог контролировать его. Ни ты. Ни я. Никто. Он пришел ко мне и во всем признался. Вот почему я знаю, кто виноват в его смерти.

На виске Драгумиса дрогнула жилка.

— Даю тебе слово. Клянусь Македонией. Телом Александра. Памятью жены. Я не отдавал приказа убить Павла.

Елена покачала головой:

— Нет, приказал не ты. Приказала я. Это я убила его из-за твоей проклятой записи. — Она улыбнулась, заметив, как изменилось лицо Драгумиса — он посмотрел на нее по-другому, наверное, лишь теперь осознав неизбежность своего конца. И, убедившись, что он все понял, Елена выстрелила ему в лоб. Осколки костей вперемешку с кусочками мозга и кровью разлетелись по песку, как брошенная сеятелем пригоршня зерна. В следующее мгновение Елена сунула еще горячее дуло пистолета в рот, закрыла глаза, прошептала мысленно имя любимого и спустила курок в последний раз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1

Николай Драгумис вздрогнул и зажмурился за долю секунды до того, как Елена выстрелила сначала в его отца, а потом пустила пулю себе в рот. Когда он открыл глаза, отец лежал на боку, откинув руку и подогнув ноги, отчего они напоминали две части свастики. Сознание отказывалось воспринимать случившееся, а потому Николай просто стоял и смотрел. Произошедшее не укладывалось в голове — невероятно, чтобы такого человека, как его отец, можно было убить вот так, запросто, всего лишь нажав на спусковой крючок. Перешагнув через неподвижное тело Елены, Николай в нерешительности остановился, словно ожидая, что отец пошевельнется, поднимется, отряхнется и скажет, что делать дальше.

Кто-то тронул его за локоть. Он вздрогнул и повернулся. Перед ним стоял Леонид. Губы его шевелились, но смысл слов ускользал. Николай снова посмотрел на отца. Мысли понемногу обретали четкость, выстраивались. Отец умер. Все люди смертны. Они умирают, но их дело живет. Начатое должен завершить он. Мысль придала сил. Николай снова огляделся. Солнце уже взошло над горизонтом. Вход в гробницу исчез под кучей песка. Люди смотрели на Николая. Они ждали…

— Выкопайте яму. Елену и Косту похороним здесь. — Голос прозвучал спокойно и властно, что удивило его самого. А почему должно быть иначе? Отец считал себя реинкарнацией Филиппа Второго, отца Александра Великого. В таком случае кто он?

— А ваш отец? — нахмурился Леонид.

— Неужели ты думаешь, что я оставлю его здесь? — резко бросил Николай. — Заберем с собой. Похороним с честью. Как и подобает.

— Что делать с теми двумя? — Леонид кивнул в сторону Гейл и Нокса, стоявших у внедорожника под присмотром Бастиана.

Злость еще кипела, и ей требовался выход. Николай наклонился. Подобрал пистолет. Проверил обойму. И направился к машине.

— Давай сюда Нокса, — приказал он Бастиану.

Телохранитель вытащил англичанина за руку и швырнул на песок. Николай прицелился ему в грудь. Француженка закричала, моля о пощаде. Бастиан ударил ее в висок, и она как сноп свалилась на сиденье. Николай посмотрел на пленника.

— Тебя предупреждали, так что все по-честному.

— Твой отец обещал отпустить нас, если мы поможем найти Александра.

— Моего отца больше нет.

— Да, но он…

Договорить англичанин не успел — Бастиан врезал ему прикладом по затылку, и Нокс рухнул лицом вниз.

— Спасибо. — Николай улыбнулся и прицелился в голову. Палец лег на спусковой крючок.

2

Мохаммед сдвинул стальной «браслет» и потер запястье. Он не знал мужчину, которого собирался расстрелять Николай, но узнал женщину. Ее звали Гейл, и она всегда была добра с ним на раскопе, справлялась о здоровье Лайлы и желала ей выздоровления. И вот теперь он невольно мог стать соучастником ее убийства.

Еще совсем недавно Мохаммед думал, что готов заплатить за жизнь дочери любую цену. Теперь он понял, что ошибался.

Высвободить руку из «браслета» Мохаммед не мог, как не мог и сломать руль. Но ключ от наручников висел на поясе Косты. Какой-никакой, а все-таки шанс. Мохаммед включил зажигание, дал газ и рванул вперед. Внезапный маневр застиг греков врасплох. Николай, обернувшись на шум, дважды выстрелил в него, но Мохаммед поднял ковш, и пули с визгом отскочили. В следующее мгновение Драгумис-младший уже отпрыгнул в сторону и покатился по песку, спасаясь от страшных зубьев. По кабине защелкали пули. Мохаммед пригнулся, ловко поддел ковшом тело Косты и устремился вниз по склону. Греки бросились в погоню — кто бегом, кто на внедорожнике. Машина подпрыгивала и тряслась, и мертвец в ковше подпрыгивал и трясся вместе с ней, но, к счастью, не выпадал. Съехав с холма, Мохаммед остановился, сбросил «груз» на землю и, остановившись рядом, попытался дотянуться до мертвеца. Не получилось. Со второй попытки он достиг лишь того, что дотронулся до тела кончиками пальцев. Греки приближались, сыпля проклятиями и пулями. Изловчившись, Мохаммед подцепил голову Косты правой ногой, приподнял и ухватился за волосы. Подтащив покойника и держа тело на весу, добрался до пояса, нашел цепочку, кольцо. Ключей было четыре. Два — с эмблемой «БМВ». Еще два поменьше и непомеченные. Первый не подошел. Мохаммед вставил в замок второй, но тут за ухом что-то взорвалось, и мир провалился в темноту.

3

Демоны вопили в груди, вырываясь наружу, но Николаю удавалось удерживать их взаперти.

— Меняем план, — процедил он, глядя на лежащего без сознания Мохаммеда. — Тела бросьте в грузовик. Потом утопите в озере. Экскаватор тоже.

Из второго внедорожника выглянул Василий:

— Что делать с девчонкой?

Николай заглянул в салон. Гейл все еще без сознания лежала поперек заднего сиденья. Он вдруг понял, что, поддавшись панике, а потом увлекшись погоней, забыл про Нокса. Что-то похожее на дурное предчувствие шевельнулось в груди. Николай оглянулся. Все его люди были здесь. Все до единого. Без отца и Косты они моментально превратились в неорганизованную шайку.

— Где Нокс? — прошипел он, чтобы не закричать. — Кто, черт возьми, присматривал за Ноксом?

Никто не ответил. Все только отворачивались, опускали глаза. Николай сжал кулаки. Посмотрел туда, где лежал англичанин. Его, разумеется, не было — остались только веревки. Николай закрыл глаза, пережидая всплеск ярости. Иногда казалось, что Бог не на его стороне. Он вскочил в машину. Василий и Бастиан бросились за шефом. Нокс исчез. Следы затоптали. Англичанин мог спрятаться где угодно. Закопаться в песок. Укрыться на холме. Убежать. Солнце поднималось все выше. Днем в пустыне не скроешься. В ясную погоду тебя видно за милю. Машины — все равно что маяки. Туристы уже выходят из отелей. Достаточно одного звонка, и сюда нагрянут солдаты. Пора убираться.

Выдернув из машины француженку, Николай приставил к ее виску пистолет.

— Слушай меня, Нокс! — прокричал он. — Создашь нам проблемы, девчонка умрет! Ты понял? Только попробуй встать у меня на пути, и я сам убью дочь твоего старого друга.

Эхо отскочило от холма и растворилось в тишине.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

1

Укрывшись на уступе, Нокс наблюдал за происходящим внизу. Николай и еще несколько человек сели в контейнеровоз и один из внедорожников, оставшиеся уложили в кузов грузовичка Рика, Елену и Косту и направили его в озеро. Машина проплыла несколько метров, оставляя за собой белую борозду, накренилась, выдохнула и ушла на дно. Нокс отвернулся. К чувству потери примешивалось и ощущение вины, ведь Рик погиб только потому, что приехал помочь ему. Но время сожалений, траура и мести еще не пришло. Сейчас его ждали другие дела.

Водитель грузовичка лениво подплыл к берегу, вылез, отряхнулся и неспешно направился к экскаватору. Через пару минут тот разделил судьбу грузовика. Грек выбрался из кабины через окно. Он был на полпути к берегу, когда озеро у него за спиной вспенилось и над водой появилась голова Мохаммеда. Но не успел египтянин хватить воздуха, как экскаватор, к рулю которого он все еще был пристегнут наручниками, потащил своего хозяина вниз. Кто-то из греков отпустил шуточку. Все рассмеялись, сели во второй внедорожник и уехали.

Нокс подождал, пока они скроются из виду, потом спустился со скалы и побежал к озеру, на ходу сбрасывая одежду.

2

Вынырнув на поверхность, Мохаммед пришел в сознание, но времени хватило только на то, чтобы успеть испытать ужас. Экскаватор безжалостно тянул его за собой на дно озера. И все же, прежде чем уйти в мутную глубину, он сделал глубокий вдох. Двигатель остановился. Дверца осталась открытой, и машина застыла, опасно накренившись, готовая опрокинуться от малейшего толчка. Мохаммед протиснулся в кабину. Под крышей осталось немного воздуха. Пошарив рукой по панели, он включил верхний свет. Желтоватые круги расплылись по воде. Воздуха было мало. Египтянин попытался вытащить руку из «браслета», но кисть не проходила — мешал большой палец. Еще один вдох. Он, напрягая все силы, ухватился за руль… Бесполезно. Каждое усилие лишь сжигало скудный запас воздуха. В замке зажигания торчал ключ. Мохаммед повернул его, но двигатель не отозвался. Еще один глоток воздуха. Экскаватор накренился. Драгоценные пузырьки устремились вверх. Мохаммед вспомнил, что читал где-то, как один альпинист, оказавшись под завалом, отрезал себе руку перочинным ножом. Да. Он бы смог сделать это ради Лайлы. Еще глоток. Мохаммед наклонился, пошарил по полу, рассчитывая отыскать хотя бы кусок стекла, но нащупал лишь жалкие крошки.

Вода забурлила. Кто-то потянул его за рукав. Египтянин едва не умер от страха, когда рядом с ним появилась голова. Голова человека, которого хотел убить Николай.

— Где ключ? — спросил он.

— У мертвого грека, — выдохнул Мохаммед. — На поясе.

Мужчина кивнул и исчез.

Воздуха почти не осталось. Мохаммед прижался щекой к металлической крыше кабины и попытался не поддаться панике. Секунды казались вечностью. Мысли путались. Между глазами пульсировала глухая, тяжелая боль. Он молился за Лайлу, за то, чтобы она прошла выпавшие на ее долю испытания, чтобы жизнь ее потом, после страшной болезни, была спокойной и счастливой. Только бы выздоровела… Все отцы гордятся дочерями, но не у всех есть на то такие причины.

Машина дрогнула, и сердце сжалось от отчаяния — воздух уходил из кабины. Страх — вот цена надежды. Он напрягся, вытянувшись за последними глотками воздуха, в котором уже почти не осталось кислорода. Машина переворачивалась, увлекая его в глубину. Воздушный карман опустел. Серебристые пузырьки убегали вверх. Мохаммед зажал рот ладонью, но легкие горели и требовали еще и еще воздуха, и он ничего не мог поделать. Вода хлынула в легкие, он поперхнулся и судорожно вдохнул еще. Краски, ароматы, ощущения накатили вместе с теплой волной любви к жене и дочери, а потом все сгорело в яркой вспышке белого света.

3

Конвой из трех машин повернул на север, в направлении Мерса-Матрух, когда Николай позвонил на виллу Ибрагима. Никто не ответил. Он позвонил на мобильный Манолису. Потом Софронию. Никто не отвечал. Что-то пошло не так. В животе сплетался тугой комок беспокойства. Николай взглянул на Василия.

— Что там? — спросил Василий.

— Пока не знаю.

Он оглянулся на тянущийся следом контейнеровоз с бесценным грузом. Выжать из него больше семидесяти километров в час не удавалось. С такой скоростью путь до Александрии займет по меньшей мере десять часов. Десять часов! Господи! За это время может случиться все, что угодно. Тем более если принять во внимание, что Нокс на свободе и наверняка не сидит сложа руки. А ему совсем недавно казалось, что все идет гладко. Николай снова взял мобильный, собираясь еще раз позвонить Ибрагиму или оставшимся с ним парням, но увидел, что сигнал затухает. Если связь и восстановится, то не раньше чем они приблизятся к Мерса-Матрух и побережью.

Оставалось только одно — давить на газ.

4

Расходящиеся по поверхности озера круги покачивали всплывшие водоросли, мусор, радужные пятна бензина. Переплывая от одного к другому, Нокс снова и снова нырял. Грузовик оказался дальше от берега, чем экскаватор. Вода, обычно такая чистая, замутилась, так что работать приходилось на ощупь. Воздух в легких уже кончался, когда пальцы коснулись чего-то металлического. Нокс всплыл, сделал глубокий вдох, снова нырнул и протиснулся в открытое окно грузовика. Сначала ему попался Рик. К горлу подступила тошнота, но он усилием воли загнал ее поглубже. У второго мертвеца были длинные волосы. Женщина. Елена. Нокс оттолкнул ее и, схватив за ногу третьего убитого, протянул руку к поясу. Расстегнул ремень. Стащил цепочку с ключами. И, зажав связку в кулаке, выплыл из кабины. Вынырнув, огляделся, определяя, где может быть экскаватор, сделал глубокий вдох и нырнул. Глаза жгло. Машина лежала на боку. Воздуха не осталось. Мохаммед не подавал признаков жизни. В спешке Нокс обронил ключи. К тому времени как он нашел их, в груди уже разгорался пожар, мозг требовал кислорода. Первый ключ не подошел. Второй тоже. В панике, не понимая, что случилось, Нокс снова попробовал первый. Безрезультатно. Легкие разрывались. Хотелось кричать. Хотелось дышать. Он попробовал открыть второй «браслет», тот, что был пристегнут к рулю. На сей раз второй ключ подошел. Замок открылся. Нокс схватил египтянина за шиворот, вытащил за собой в окно, всплыл и, держа Мохаммеда одной рукой, погреб к берегу.

Но не слишком ли поздно? Он приложил руку к груди. Потом к шее. Пульс не прощупывался. Сердце остановилось. Конечно, остановилось, черт его дери, ведь последние три минуты египтянин дышал только водой. Когда-то, посещая курсы инструкторов по дайвингу, Ноксу довелось пройти курс оказания первой помощи при утоплении. Что им там говорили? Когда вода заполняет дыхательные пути, организм автоматически включает такой инструмент защиты, как ларингоспазм; горло сжимается, и поступающая вода направляется в желудок. Но после остановки сердца воздушные пути снова освобождаются, и вода заполняет легкие. Австриец Курт, дылда с бородой до груди, обучал их, как того требовала инструкция, методу восстановления сердечной деятельности и дыхания у утонувших, но, сделав кислую физиономию, добавлял, что если бы речь шла о его жизни, он предпочел бы для начала прием Геймлиха, поскольку, если ваши воздушные пути блокированы, мозг все равно умрет. Нокс сложил руки египтянина на животе, сжал кулак и резко надавил большим пальцем прямо под грудной клеткой. Изо рта и носа выплеснулась грязная жидкость. Повторив прием еще несколько раз, Нокс запрокинул египтянину голову, открывая дыхательный путь, зажал пальцами нос и дважды провентилировал легкие. Проверил пульс. Ничего. Тогда он взялся за работу по-настоящему, перемежая искусственное дыхание с массажем сердца, пока по телу не прошла судорога. Египтянин захрипел, закашлялся, изрыгнул струйку воды и начал наконец дышать. Нокс, совершенно обессиленный, дрожа от усталости и изнеможения, опустился рядом в прибрежную грязь.

И только тогда вспомнил, что Гейл осталась у Николая. Вспомнил и испугался. Господи, пусть она будет жива! Пожалуйста, сохрани ей жизнь!

Он поднялся, собрал разбросанную одежду. Ноги были как ватные, но Нокс все же заставил себя добежать до того места, где остался его джип.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1

Высунувшись из окна, Николай сделал знак водителю контейнеровоза остановиться на обочине. Нужно было заправиться и сделать несколько звонков, но он не мог заехать на станцию техобслуживания из-за лежащей на заднем сиденье Гейл. Леонид открыл задние дверцы контейнера. Солнце еще не успело подняться высоко и нагреть его внутри.

Выждав удобный момент, когда на шоссе не было других машин, они перенесли француженку в контейнер, заткнули ей рот и привязали к стальному поручню. На всякий случай Николай оставил с ней Василия.

До ближайшей заправки добрались быстро — движение на шоссе не отличалось интенсивностью, а полицейских они так и не встретили. На самой станции было всего лишь два грузовика, направлявшихся в сторону Сивы. Пока Василий заправлял машины, Николай пытался выйти на связь с Ибрагимом, Софронием или Манолисом. Что, черт возьми, происходит? Он позвонил в свой офис в Салониках и приказал Катерине подключиться к делу. Садясь во внедорожник, Николай уже не сомневался — случилось что-то экстраординарное.

2

Джип лежал на крыше примерно на середине дюны. Нокс попытался перевернуть машину, но все попытки закончились ничем. Тогда он принялся голыми руками раскапывать песок под крышей, и джип наконец покачнулся, грохнулся на бок и, продолжая движение, даже едва не встал на колеса. В решающий момент на помощь силе инерции бросился Нокс. Упираясь плечом, скользя босыми ногами по песку, он толкал и толкал, пока древняя машина не сдалась и не приняла естественное для себя положение, подняв при этом тучи песка и пыли.

Ключ все еще торчал в замке зажигания. Нокс с замиранием сердца повернул его, но двигатель откликнулся с первого раза. На глаза навернулись слезы благодарности. Старые друзья не подводят. Он помчался к озеру. Мохаммед лежал там же; дыхание у него было неглубокое, но стабильное, хотя в сознание египтянин так и не пришел. Бросить его на произвол судьбы Нокс не мог даже ради Гейл. Да вот только сдвинуть «утопленника» с места оказалось делом нелегким. В конце концов Ноксу удалось затащить египтянина на заднее сиденье, после чего он сразу же понесся в Сиву, на ходу прорабатывая план дальнейших действий.

3

Время приближалось к полудню, когда они оказались в зоне действия оператора сотовой связи, и Николай первым делом позвонил на домашний номер Ибрагиму. Потом на мобильный Манолису и Софронию. Никто не отвечал. Он набрал номер офиса в Салониках, но теперь и Катерина не снимала трубку. Страх уже собрался у него в животе кислотной лужей. Манолис и Софроний были первым и вторым пилотами его самолета. Без них всем им грозит малоприятная перспектива надолго застрять в этой дерьмовой стране. До Александрии оставалось еще шесть часов езды, но ему необходимо было знать, что происходит, чтобы скорректировать старый план или выработать новый. Николай позвонил Бастиану, ехавшему во втором внедорожнике, и приказал оторваться от группы и поспешить в Александрию, чтобы прояснить ситуацию.

4

Затормозив у входа в центральную больницу Сивы, Нокс несколько раз посигналил, прежде чем двери открылись, и на улицу выступил, прикрываясь ладонью от солнца, санитар в халате. Нокс открыл заднюю дверцу и показал ему Мохаммеда, на руке которого все еще болтался «браслет».

— Что случилось? — спросил санитар.

— Остановка сердца, — ответил Нокс. — Он едва не утонул.

Санитар исчез, но через минуту вернулся с врачом и каталкой.

— Вам придется дать объяснение полиции, — сказал врач.

— Понимаю. Конечно.

Они осторожно погрузили Мохаммеда на каталку и повезли в отделение.

— Пойдемте с нами, — обратился к Ноксу доктор. — Вам лучше подождать внутри.

— Секунду, мне нужно взять кое-что из машины.

Разумеется, он и не собирался дожидаться полицейских. И дело было вовсе не в предупреждении Николая, а в том, что египетская полиция в ситуациях с заложниками всегда склонна использовать силовой метод, и доверять этим ковбоям Гейл у него не было ни малейшего желания. В любой другой стране мира у него не было бы ни малейшего шанса догнать Николая, но они находились не где-нибудь, а в Сиве, месте совершенно уникальном. Контейнеровоз не мог пересечь пустыню, и это означало, что у них только один маршрут: на север, к побережью, и потом на восток, в Александрию. Из Александрии можно попасть куда угодно, но до нее еще нужно добраться.

Нокс положил руку на приборную панель.

— Ну, старик, еще немного, — заискивающе попросил он. — Всего лишь одна поездка, ладно?

5

Мобильный зазвонил, когда Николай проезжал Эль-Аламейн.

— Да?

— Это Бастиан. Мы на вилле.

— И что там?

— Она сгорела. Ребят не видно. Но народу здесь хватает. Пожарные. Полиция. «Скорая помощь».

Николай не нашелся что сказать. Он лишь теперь смог оценить масштабы и последствия случившегося. Алиби, призванное защитить их всех от египетской полиции, полетело к черту, ведь камеры наблюдения зафиксировали, как они входят на виллу. И даже если им сильно повезло и огонь каким-то чудом уничтожил пленки, взятые напрокат и оставленные у виллы машины приведут полицию в аэропорт, к их самолету. Вариант с самолетом отпадал. Николай приказал Бастиану двигаться им навстречу, потом снова позвонил в Салоники. На сей раз Катерина оказалась на месте, но, едва услышав его голос, официальным тоном объявила, что не имеет права обсуждать политику компании в данном вопросе и что если господин не возражает…

— Ты не одна? — перебил ее Николай. — Там кто-то есть?

— Да.

— Полиция?

— Да.

— Разговор слушают?

— Нет.

— Запись ведут?

— Нет.

— Ты можешь выйти и позвонить из другого места?

— Не сейчас.

— Постарайся сделать это побыстрее.

Ожидая звонка, он только что не грыз пальцы от нетерпения. Катерина перезвонила через двадцать минут.

— Извините, господин, — пробормотала она, тяжело дыша. — Там повсюду полицейские. У них ордер. Наверное, египтяне попросили…

— Есть новости от Манолиса и Софрония?

— От них самих — ничего, но я подслушала разговор двух полицейских. Похоже, у них произошла стычка с египетской полицией. По-моему, Манолис ранен. Его отправили в больницу. Говорят, он убил человека. Что происходит? Все как будто с ума сошли. Нас обвиняют в ужасных преступлениях. Служащие испуганы. Следователи изымают документы. Компьютеры опечатаны. Счета заблокированы. Нашим судам вроде бы предписано вернуться в порт.

— Они не вправе так поступать! — возмутился Николай. — Пусть этим делом займется Мандо.

— Я уже связалась с ним. Он говорит, что потребуется пара дней и…

— У меня нет столько времени! — завопил Николай. — Разберись с этим сейчас же. И позвони мне, как только что-нибудь узнаешь.

— Хорошо, господин.

— И вот что еще. Мне снова нужен телефон Габбара Мунима. Поторопись.

— Хорошо, господин.

6

Страх все сильнее сплетал узел у него в груди. Он гнал семь часов без остановки, и до Александрии оставалось всего лишь тридцать километров, а контейнеровоз словно испарился. Неужели в его расчеты закралась ошибка? Неужели Николай уже добрался до города или нашел другой маршрут? Но какой? Улетел самолетом из Мерса-Матрух? Улизнул через границу в Ливию? Нет. И то и другое — полное безумие, да и организовать такого рода предприятие без детальной предварительной подготовки невозможно. Этот маршрут — единственный. Нужно лишь не сдаваться.

До первой крупной дорожной развязки оставалось пять километров, когда Нокс заметил впереди контейнеровоз и добавил газу. Так и есть. Перед контейнеровозом ехал один из знакомых внедорожников. Он убрал ногу с педали, отстал и последовал за греками на безопасном расстоянии.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

1

Дождавшись, когда Бастиан и его люди вернутся из Александрии, Николай приказал всем убраться с автострады. Песчаная дорога привела их к небольшому озерцу, скрытому стелющимся над водой туманом. Между поросшими тростником островками передвигались по узким каналам обтрепанные рыбаки в видавших виды плоскодонках. Николай собирался объяснить сложившуюся ситуацию, обменяться мнениями, выслушать предложения и обсудить план действий, но нервы у всех слишком давно оставались в напряжении, так что теперь, осознав опасность положения, люди поддались страху и принялись кричать, обвинять друг друга и толкаться. Прозвучавший кстати звонок Катерины заставил всех замолчать и дал возможность успокоиться и собраться.

Катерина продиктовала номер Габбара Мунима, и Николай тотчас же позвонил. Трубку сняла женщина. Николай попросил позвать Мунима и назвал себя. Она тут же ответила, что господин Муним подойти к телефону не может. Николай повторил просьбу настойчивее. Она так же вежливо повторила отказ. Он закричал на нее. Ее тон нисколько не изменился, как и суть ответа. Досчитав до десяти и заставив себя успокоиться, Николай спросил, когда господину Муниму можно перезвонить, и услышал, что господин Муним скорее всего будет занят до конца недели. Возможно, даже больше. Николай сам дал отбой, подумав вдруг, что телефон могут засечь. Скорость, с которой распространяются плохие новости в этом мире, опровергает постулаты Эйнштейна. Он хлопнул ладонью по контейнеру, и тот глухо загудел. Самолет под наблюдением. Суда тоже. Их имена, описание, паспорта, номера машин — вся эта информация уже разлеталась по проводам. Николай закрыл глаза. Отчаяние, перебродив, часто превращается в злость.

Нокс. Не иначе как это все он. Без него никто бы ничего не узнал.

Ладно. Англичанина предупреждали. Ему ясно дали понять, каким будет наказание. Не его, Николая, вина, что по-хорошему не получилось. Если хочешь, чтобы тебя в этом мире принимали всерьез, будь готов исполнять обещанное. В том числе угрозы. Дверь контейнера была открыта. Внутри — жарко и душно. Девчонка лежала на полу — с кляпом во рту и привязанными к поручню руками. Губы пересохли и потрескались. Николай развязал узел, подтащил ее за ноги к двери. Француженка сопротивлялась, но сил ей явно недоставало. Он бросил ее на землю. Лишний груз. Опасный груз. Груз, который может стать нежелательным свидетелем. Вспомнив, что оставил «вальтер» во внедорожнике, Николай повернулся к Леониду и протянул руку:

— Дай автомат.

Леонид растерянно посмотрел на него.

— Она же просто девчонка.

— Ты что, мозги растерял?! — заорал Николай. — Она все видела. Хочешь провести остаток жизни в Гиппо? Сгнить там заживо?

Гейл выплюнула кляп, и тряпка просто болталась на шее.

— Пожалуйста, — всхлипнула девушка. — Пожалуйста, не убивайте меня. — Выглядела она ужасно — распухшее, красное, мокрое от слез и пота лицо, спутанные волосы, рваная одежда. — Я никому ничего не расскажу. Клянусь. Только не убивайте меня. Я не хочу умирать. Не хочу умирать. — Поднявшись кое-как на колени, Гейл заковыляла к своему палачу.

— Ваш отец отвергал насилие, — покачал головой Леонид. — Ваш отец…

— Мой отец умер, — оборвал его Николай, зная, что, если даст слабину сейчас, над ним будут смеяться. Протянутая рука дрожала. — Дай мне чертов автомат! — Он вырвал оружие у Леонида, и тот, искривившись, словно его затошнило, отвернулся. Понятно — этот для серьезных дел не годится.

Девчонка все еще ныла, молила о пощаде, цепляясь за его брюки. Николай огрел ее прикладом по голове, отступил и поднял «АХ-47». Раньше ему убивать не доводилось. Только отдавать приказы. Несколько раз из морга для тренировочных целей доставляли в горы покойников. Опытные люди говорили: стрелять в человека, пусть даже мертвого, полезно — укрепляет нервы, закаляет сердце. Николаю почти нравилось протыкать штыком грудь или живот. В таком деле требуется решительность, уверенность в себе, иначе лезвие не пробьет кожу, а отскочит от нее. Но убить живого человека — это нечто особенное. Раньше Николаю казалось, что убивать — здорово, круто, но сейчас он чувствовал себя мерзко, гнусно, препаршиво.

Она хватала его за колени, целовала его ноги. Было бы легче, если бы он не видел ее лица. Прицел заполнили черные волосы на затылке. Потом снова выскочило лицо. И он не смог спустить курок. Представил, как пуля войдет между глаз, и ему стало не по себе. Черт, опустила бы голову! Неужели не понимает? Николай оттолкнул ее прикладом, и девчонка с воем завалилась на спину. Лицо посерело от ужаса. Он приказал ей лечь на живот. Не послушалась. Так и осталась лежать на спине, дрянь, словно нарочно его мучая. Николай скрипнул зубами. Чтобы стать вождем, нужно заплатить цену. Освобождение Македонии — вот цена ее смерти. Он представил будущую славу. Представил себя лидером страны. И, вдавив приклад в плечо, навел прицел на измазанное слезами лицо.

2

Следя за конвоем с безопасного расстояния, Нокс видел, как машины свернули с шоссе. Спрятав джип за холмом, он видел, как греки спорят и ругаются. Слова до него не долетали, но по всему было ясно, что первоначальный план сорвался, что-то пошло не так и теперь все испуганы и паникуют.

Николай залез зачем-то в контейнер, потом появился, вытащил Гейл и потребовал автомат у одного из своих людей. Картина, что и говорить, малоприятная, но Ноксу оставалось только смотреть. У него не было мобильного, чтобы вызвать полицейских или военных. У него не было оружия. Да и что сделаешь в одиночку? В таких обстоятельствах попытка спасти Гейл равносильна самоубийству. Единственный вариант — искать помощь. В конце концов, он сделал все, что мог. А теперь пусть попробует кто-нибудь другой. Его никто ни в чем не упрекнет.

Нокс вернулся к джипу, завел мотор, однако тронуться с места так и не смог, потому что в глубине души прекрасно понимал — отправиться за помощью означает обречь Гейл на смерть. А этого он допустить не мог. Он не смог бы жить с этим. И дело не только в том, что он чувствовал себя в долгу перед ее отцом, а еще и из-за того, что чувствовал к ней самой.

План уже сложился, пусть и в общих чертах, и, когда Нокс представил, что предстоит сделать, по спине пробежали мурашки. Не будь идиотом. Толку от твоего геройства все равно не будет. Он вздохнул и закрыл глаза, словно перед молитвой. Потом, словно пришпоривающий верного коня рыцарь, вдавил педаль газа и развернулся в противоположном направлении. Вперед!

3

За спиной у Николая взревел мотор. Он обернулся и увидел летящий прямо на него старый джип. Нокс! Невероятно! Это какой-то дурной сон! Опомнился он, только когда Леонид вырвал у него автомат и пустил очередь по капоту джипа. Крышка подскочила, двигатель выбросил фонтанчики пара и языки пламени. Нокс пытался добавить газу, но джип, прокатившись несколько метров, остановился перед ними. Крышка упала. Нокс толкнул дверцу и бросился наутек, но Леонид дал вторую очередь, и англичанин, вскрикнув от боли, рухнул на землю и схватился за ногу. Спустя несколько секунд его уже схватили Бастиан и Эней.

Николай вырвал у Леонида «АК-47» и, подойдя к пленнику, навел на него автомат. Убить девчонку — это одно, пристрелить врага — совсем другое.

— Стой! — крикнул Нокс переворачиваясь на спину и вскидывая руки, как будто собирался закрыться ими от пуль. — Подожди! Послушай! Я могу вытащить тебя из Египта.

— Ну конечно! — ухмыльнулся Драгумис, держа палец на спусковом крючке. — Отрастишь крылья и перенесешь нас через море.

Но Леонид покачал головой и отвел дуло автомата.

— Как? — спросил он.

— Здесь я задаю вопросы, — оборвал его Николай и снова повернулся к англичанину: — Как?

— Я знаю нужных людей, — ответил Нокс.

— Ты знаешь людей? — усмехнулся Николай. — Мы все знаем нужных людей.

— Я знаю Хасана аль-Ассьюти.

Николай нахмурился:

— Судового агента?

— Я спас ему жизнь. Он едва не утонул. Я вытащил его на берег, сделал искусственное дыхание. Хасан сказал, что если когда-либо мне что-то понадобится…

Николай недоверчиво посмотрел на него.

— Врешь.

— Отвезите меня к нему и сами убедитесь. Он в Суэце.

— Отвезти тебя к нему? — рявкнул Николай. — Ты называешь себя его лучшим другом и не знаешь номер его сотового?

— Раньше мне не приходилось просить его об одолжении.

Николай заколебался. Англичанин определенно что-то задумал. Но что? И если в его заявлениях есть хотя бы доля правды… Он снова открыл мобильный, позвонил Катерине и попросил найти номер телефона торгового агента Аль-Ассьюти. Дожидаясь, пока она перезвонит, Драгумис нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Когда Катерина сообщила наконец номер, он не выдержал и, не доверяя Ноксу, сам набрал номер и позвал Хасана аль-Ассьюти. Его попросили подождать. Николай неотрывно наблюдал за пленником, ожидая, что тот отступит, признает, что блефовал. Взявшая трубку женщина попыталась отделаться от него обычными приемами — господин аль-Ассьюти на совещании, будет не скоро, так что оставьте сообщение, и оно будет передано, как только…

— Мне нужно поговорить с ним сейчас же, — перебил ее Николай. — Скажите, что это Дэниел Нокс.

— Дэниел Нокс? — Женщина на другом конце определенно растерялась. — О! Да. Сейчас… Я соединяю.

Не сумев скрыть изумления, Николай повернул телефон так, чтобы Нокс мог говорить, а он — слушать. Ждать долго не пришлось.

— Нокс? — спросил голос. — Это и вправду ты?

— Я, — быстро подтвердил Нокс и торопливо продолжил: — Послушай, мне нужно с тобой повидаться.

В голосе Хасана после паузы прозвучало что-то похожее на недоверие.

— Ты хочешь приехать ко мне?

— Да. Мне нужно переправить кое-что из Египта. Если я приеду к тебе, ты сможешь это организовать?

Молчание. Затем:

— Ты приедешь сам? Лично?

— Если ты согласен переправить груз.

— Что за груз? Куда его отправить?

— Объясню при встрече.

— Хорошо. Ты можешь приехать в Суэц?

— Конечно. Дай мне шесть часов.

— У тебя шесть часов. Встретимся у моего грузового терминала. — Египтянин коротко объяснил, как туда проехать. Николай записал. Хасан дал отбой.

— Ну? — спросил Леонид.

— Аль-Ассьюти согласился помочь, — неохотно признал Николай. Что-то здесь было не так, но что именно, он понять не мог. С другой стороны, предложение Нокса давало надежду выпутаться из сложной ситуации, и отказываться от него было бы глупо. — До Суэца останешься в контейнере, — бросил он англичанину. — Станешь шуметь — умрешь. Понял?

— Да.

— Вытащишь нас из Египта, уйдешь с девчонкой. Даю слово.

Николай улыбнулся, глядя Ноксу в глаза. Разумеется, никто уже не уйдет. Таких свидетелей не отпускают.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

1

Связанных, с кляпом во рту, Нокса и Гейл загнали в контейнер. Надзирать за ними поручили немолодому плотному греку по имени Эней, вооруженному фонариком и автоматом. У Нокса болело бедро, но короткий осмотр раны показал, что все не так уж плохо, и пуля всего лишь оставила на ноге глубокую борозду, не задев ни мышцы, ни кости.

После того как закрыли дверь, температура в контейнере быстро пошла вверх, а когда Эней выкурил первую сигарету, духота сделалась невыносимой. Затоптав окурок, грек сделал несколько глотков из пластиковой бутылки, а потом обильно оросил голову. Смотреть на это было выше человеческих сил, и Нокс закрыл глаза, мечтая о водопадах и пригоршнях льда.

Через некоторое время остановились для заправки. Гроб с крышкой был таким тяжелым, что тормоза протяжно заскрипели. Эней угрожающе навис над Ноксом, демонстрируя решимость применить оружие при первом подозрительном жесте. Стояли недолго. Двигатель снова взвыл, машина задрожала, набирая скорость.

Гейл заплакала. Долгие периоды спокойствия и молчания чередовались у нее с такими вот приступами, когда выносить длящийся уже несколько часов ужас становилось невозможно. Нокс пережил два приступа страха, когда его бросало в холод, а рубашка промокала от пота, что усугубляло и без того серьезное обезвоживание организма. По большей же части он вполне контролировал себя и пытался изыскать способ выпутаться из ситуации. Но ничего толкового в голову не приходило.

В конце концов Нокс попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом. Опыт подсказывал, что ответы часто приходят сами собой тогда, когда отвлекаешься на что-то постороннее. Эней щелкнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету, и по гробу Александра запрыгали золотисто-красноватые отблески. Нокс задержал взгляд на крышке. Какой конец для такого человека, оказавшегося по прошествии столетий пешкой в бесконечной политической игре, разменной фигурой в борьбе амбиций. Впрочем, в этом отношении судьба Александра вовсе не уникальна. Земная жизнь великого царя закончилась в Вавилоне после череды печальных, трагических и кровавых событий. Возможно, ее ускорили ужасы Гедрозианской пустыни, поглотившей двадцать пять тысяч человек из его сорокатысячной армии. Смерть уже давно витала в воздухе. Престарелый философ Калан, присоединившийся к грекам после индийской кампании, заболел на пути в Персию и, не желая становиться обузой, совершил самосожжение, заверив напоследок Александра, что они скоро встретятся. Состязание по выпивке закончилось гибелью сорока одного македонца, включая победителя. Потом последовал самый, пожалуй, тяжелый удар — скончался ближайший друг, Гефестион. Через некоторое время Александр побывал на могиле Кира Великого в Пасаргаде. Кир был могущественным правителем и завоевателем, фигурой полубожественной, которой поклонялись во всей Персии. Но, прибыв в Пасаргад, Александр обнаружил, что кости великого царя разбросаны по полу разбойниками, пытавшимися украсть его золотой саркофаг. Надпись на могиле Кира гласила: «О, человек, кто бы ты ни был и откуда бы ни пришел — я, Кир, владевший персидским царством. Не отказывай мне в горсти праха, которая покрывает мое тело». Посмертная просьба осталась неуслышанной.

Говорят, незадолго до смерти, предчувствуя близость конца, больной Александр попытался дотащиться до протекавшей неподалеку от дворца реки, чтобы, предавшись ее водам, заставить мир поверить, будто боги забрали его к себе. Но может быть, ища смерти в волнах, он хотел избежать печальной участи Кира и не дать своим преемникам шанса поступить с его останками так же. Может быть, именно этого желал Александр для себя после смерти: найти упокоение не в Сиве, Александрии или Македонии, а в тихих глубинах вод.

Упокоение в глубинах вод. Гм. Это уже похоже на идею.

Путешествие казалось бесконечным. Наконец машина остановилась. Кто-то завозился с дверью. Нокс откинулся на стальную стенку контейнера. Страх щекотал грудь, как бусинки четок. Над горизонтом высыпали звезды. День истек. Возможно, его последний день. В контейнер поднялся Николай. Волосы справа стояли торчком, как будто он пролежал весь путь на подушке.

— Мы в Суэце, — сказал он, ткнув в Нокса пистолетом.

Эней развязал пленнику руки и вытащил кляп. Нокс потер запястья и несколько раз сжал и разжал пальцы, восстанавливая циркуляцию крови. Потом осторожно поднялся и посмотрел на бедро.

Николай жестом приказал англичанину выйти. Нокс, не обращая на него внимания, поднял брошенную охранником бутылку, в которой еще оставалось несколько капель, вытащил тряпку изо рта Гейл и поднес бутылку к ее губам. Потом поцеловал девушку в затылок.

— Я сделаю все, что смогу.

— Знаю, — прошептала она, едва шевеля губами.

— Шевелись. — Николай нетерпеливо махнул «вальтером».

Нокс, прихрамывая, проковылял к двери, надеясь убедить грека, что его рана гораздо серьезнее, чем она была на самом деле. Неуклюже спустился на асфальт. Крякнул от боли, выпрямляясь, и запрыгал по площадке на здоровой ноге. Контейнеровоз стоял в углу огромной и практически пустой парковочной стоянки. В воздухе плавали запахи отработанного топлива и жженой резины. От расположенной на некотором удалении заправочной станции доносились звуки арабской музыки. Небо за стеной невысоких деревьев пламенело в оранжевых лучах заката.

— Сделаем вот как, — заговорил Николай. — Ты пойдешь к аль-Ассьюти с Леонидом. Договоритесь, чтобы нас пропустили в Грецию. Если все пройдет удачно, Леонид позвонит мне и…

— Не пойдет, — покачал головой Нокс. — Пока Гейл не будет в безопасности, я и пальцем не шевельну.

Николай усмехнулся:

— Если все пройдет удачно, Леонид позвонит мне и я отпущу вас обоих, тебя и девчонку.

— Черта с два. Отпустишь Гейл сейчас, и я сделаю для тебя все. Даю слово.

Драгумис вздохнул:

— Девчонка наш козырь. Ты же не думаешь, что я так легко расстаюсь с козырями.

— У меня тоже есть козырь, — ответил Нокс. — Я не буду разговаривать с Хасаном, пока не узнаю, что Гейл ничего не угрожает.

По дороге промчалась, завывая сиреной, машина. Замигали синие и красные огни. Все оглянулись, стараясь не выдать тревоги и словно соревнуясь друг с другом в напускном безразличии. Машина оказалась всего лишь «скорой помощью» и через несколько секунд скрылась из виду.

— Девчонка останется у нас, — сказал Николай. — Это не обсуждается.

Нокс пожал плечами:

— Тогда как насчет такого варианта. Я иду к Хасану и беру с собой вашего человека. Но Гейл идет с нами.

Николай фыркнул.

— Ты что, за дурака меня принимаешь?

— Послушай, тебе ведь нужно выбраться из Египта, так? А мне нужно, чтобы это все побыстрее закончилось. Если ты мне не доверяешь, пойдем к нему все вместе.

— Конечно! — ухмыльнулся грек. — Прямо в ловушку.

— Какую ловушку? Как я мог приготовить ловушку, если у меня не было связи? К тому же тебе в любом случае придется на каком-то этапе довериться аль-Ассьюти.

Несколько секунд Николай буравил англичанина взглядом, пытаясь найти хотя бы намек на подвох, потом покачал головой и жестом приказал Леониду и Бастиану подойти к нему. Втроем они отошли в сторону и несколько минут совещались вполголоса.

— Пойдем все, — объявил наконец Драгумис, выдавая чужой вариант за свой собственный. — Но девчонка останется в контейнере с Энеем. — Он открыл мобильник. — Имей в виду, стоит мне только заподозрить ловушку, ей конец. Понял?

Нокс посмотрел ему в глаза. Как говорится, с одной стороны дьявол, а с другой — глубокое синее море. Между Сциллой и Харибдой не выбирают. Бросать гранату в огонь в расчете, что осколки посекут других, а тебя не заденут, — стратегия не самая лучшая, но другой у него не было.

— Понял.

Николай повернулся к внедорожнику.

— Хорошо. Поедешь со мной.

— Я поеду с Гейл в грузовике.

— Как хочешь, — осклабился грек. — Мы с Бастианом будем там же.

2

Встречные огни шипами втыкались в глаза. С обеих сторон его сжимали греки. Адреналин добавлял блеска чернильно-синему небу и почти сверхъестественно прояснял мысли. Бастиану не хватало уверенности, он то и дело без нужды переключал скорость, жал на тормоз и сыпал проклятиями. Возможно, причина заключалась в том, что ему впервые пришлось вести такую тяжелую машину, но скорее его нервировала вся ситуация, неопределенная и чреватая опасностью. Николай, тыча без всякой на то необходимости дулом пистолета в бок Ноксу, одновременно давал Бастиану указания.

Они уже свернули с автострады в промышленную зону с растянувшимися на сотни метров складами и потрескавшимся бетонным покрытием. Других машин не было. Все офисы давно закрылись. Расставленные через каждые двадцать метров фонари роняли на черную землю желтоватые лужицы света. На близость берега указывали высокие краны. На высоких проволочных заборах мелькали предупредительные таблички с надписью «Посторонним вход воспрещен» и логотипом «Аль-Ассьюти трейдинг». Подъезжая к воротам, Бастиан посмотрел в зеркало заднего вида и сбавил скорость. Запели тормоза. Передние колеса выскочили на тротуар, а бампер едва не уперся в деревянный шлагбаум. Опустив стекло, Бастиан попытался привлечь внимание престарелого вахтера в стеклянной будке, игравшего сам с собой в шахматы. Рядом со старичком сидел на цепи доберман. Прервав игру, египтянин выбрался из будки и, подойдя ближе, спросил у водителя, что им надо. Бастиан лишь пожал плечами и повернулся к Ноксу и Николаю.

— Я — Дэниел Нокс. Господин аль-Ассьюти ожидает меня.

— Одного или всех?

— Всех.

Вдалеке прогудела корабельная сирена. Вахтер пожал плечами, покачал головой, возвратился в будку и поднял трубку телефона. Прохладный вечерний ветерок принес в кабину запах бензина, соли и гниющей рыбы. Над головой застрекотала камера наблюдения. Шлагбаум поднялся, и Бастиан тронулся с места, направляя контейнеровоз к офисным зданиям в дальнем конце терминала. Повсюду, словно гигантский набор детских строительных блоков, стояли разноцветные контейнеры. Видно никого не было: ни моряков, ни водителей погрузчиков, ни крановщиков. Пустота и тишина. Внедорожники катили рядом, по обе стороны от контейнеровоза. По каналу медленно тащился громадный грузовой корабль. Огни с мостика и палубы отражались в темной воде. Глядя на них, Нокс почему-то подумал, что в ближайшие часы, если не минуты, в жизни его произойдет что-то, что подведет черту под последним десятилетием, отмеченным смертью родителей и сестры, конфликтом с Драгумисами, работой с Ричардом, поисками Александра и знакомством с Гейл. Гейл…

Словно в ответ на его мысли, Николай набрал номер, и через мгновение позади, в контейнере, зазвонил телефон. Ответил Эней.

— Попытаешься выкинуть фокус, — предупредил грек, — и я дам команду пристрелить ее. Ты понял?

В голове как будто что-то щелкнуло. Вдруг вспомнилась Елена и ее последние слова. Что она говорила перед смертью? Что-то насчет Павла и…

— Елена не убивала Павла, — прошептал Нокс. — Она организовала его убийство. И твой отец об этом знал.

— Ну и что с того? — буркнул Николай.

— Елена была археологом, а не женой мафиози. Как бы она кого-то убила?

— Откуда мне знать? — равнодушно пожал плечами Николай, но голос прозвучал чуть выше, чем следовало бы.

— И давно Коста на тебя работал? — спросил Нокс, уже не сомневаясь, что напал на след.

— Заткнись!

— Держу пари, он и тогда уже работал на тебя, так ведь? И Елена его знала, верно?

— Что ты такое несешь? — попытался возмутиться Николай.

— Елена обратилась к Косте, — продолжал Нокс. — И наняла его, чтобы убить Павла.

— Прекрати!

— Вот почему она его застрелила. Не потому, что он стоял рядом с твоим отцом, а потому, что это он подстроил аварию.

— Я сказал, прекрати!

— А Коста работал на тебя…

— Предупреждаю последний раз…

— …и никогда бы не взялся за такое дело, не получив твоего разрешения.

Николай ударил его рукояткой пистолета.

— Сам виноват — я предупреждал!

— Так ты знал, что в машине моя семья?

— Пошел на хрен! Прикуси язык, а не то…

— Знал, что в машине моя сестра?

— Ну, ты меня достал!

— Ей же было всего шестнадцать. Шестнадцать лет. Девчонка…

— Это война! — завопил Николай. — Или ты еще не допер? Война, будь ты проклят! А на войне всегда кто-то погибает.

В кабине вдруг наступила тишина, как будто ни один ни другой не могли поверить в то, что открылось. Николай приставил «вальтер» ко лбу англичанина. Рука его дрожала, палец на курке побелел от напряжения, словно он был готов выстрелить хотя бы только для того, чтобы не слушать больше обвинений. Но тут Бастиан начал тормозить, а из дверей приземистого здания выступил человек.

— Это кто? — прошептал Николай. — Хасан?

Нокс покачал головой:

— Нет. Нессим.

— Нессим? Кто такой?

— Начальник его службы безопасности.

— Службы безопасности? — недоверчиво повторил Николай, словно уже предчувствуя неприятности.

Нессим подождал, пока машины остановятся, потом махнул рукой, и на крышах контейнеров появились вдруг люди, вооруженные автоматами и готовые в любой момент пустить их в ход. Мало того, в окнах ближайших офисов тоже блеснули стволы.

— Вы окружены, — прокричал Нессим, сложив рупором ладони. — Заглушите двигатели. Положите оружие. Руки за голову. Медленно откройте двери. Выходить по одному. Выполняйте приказ, и никто не умрет.

Драгумис повернулся к Ноксу и поднял с коленей мобильник.

— Ловушка, — процедил он. — Я так и знал. Убей… Закончить он не успел — Нокс ударил его по руке, и телефон полетел на пол. Но у грека оставался пистолет, и он не преминул им воспользоваться. Нокс откинул голову, и пуля, оцарапав щеку, ушла в окно со стороны водителя. Все словно только этого и ждали. С крыш ударили автоматы. Им ответили из левой машины. Нессим упал на землю. Огненный дождь из окон офисов и с крыш контейнеров моментально превратил внедорожник в решето. Пули визжали, царапали металл и выбивали искры из асфальта. Пока Нокс выкручивал руку Николаю, Бастиан дал задний ход. Вокруг орали, стреляли, стонали, но грузовик по какой-то счастливой случайности оставался нетронутым. Второй внедорожник, описав полукруг, попытался вырваться из кольца, однако тут же оказался под огнем. Зазвенело стекло. Задняя дверь открылась, из нее выскочил человек и, отстреливаясь через плечо, помчался к воротам, но, сделав не больше пяти шагов, споткнулся и рухнул как подкошенный.

Грузовик наконец набрал скорость. Николай и Нокс все еще боролись за упавший между сиденьями пистолет, когда одиночная пуля пробила ветровое стекло. Бастиан охнул и завалился на руль — пуля, проделав аккуратную дырочку во лбу, разворотила на выходе затылок. Машина начала терять скорость. Николай первым добрался до «вальтера», однако Нокс врезал ему кулаком в переносицу и, схватив за руку, повернул запястье так, что противник разжал пальцы. Оттолкнув Бастиана, он прижал ногой педаль газа и стал выкручивать руль, поворачивая грузовик к каналу. Грек снова поднял пистолет, но в этот момент задние колеса соскочили с причала. Тяжело груженный контейнер ухнул вниз, а кабина взлетела вверх. Николая подбросило, он вскрикнул, но уже в следующее мгновение они рухнули в воду. Тяжеленный гроб, уподобившись тарану, ударил в двери, снес их с петель и, последовав за ними, погрузился в воду.

Грузовик, избавившись от золота, остался на плаву благодаря сохранившемуся в контейнере воздуху. Николай налег на дверцу, чтобы выбраться из кабины, но давление воды было сильнее. Тогда он опустил стекло, рассчитывая пролезть в окно, однако Нокс схватил его за ногу, втащил наполовину в кабину и прижал стеклом. Грек бился отчаянно, но Нокс не отпускал, снова и снова повторяя имя сестры. Ему показалось, что прошел час, прежде чем Николай затих. Он вылез через другое окно, пробрался на ощупь вдоль контейнера. В какой-то момент перед ним встали пустые глаза покойника, но в следующий миг мертвец, выпустив серебристую струйку пузырьков, провалился в глубину.

Нокс потряс головой. О мертвецах пусть заботятся мертвые, а ему еще нужно спасти Гейл. Он вплыл в контейнер, который был на две трети заполнен водой. Девушка, привязанная веревкой к поручню, держалась из последних сил, отчаянно вытягивая шею. Нокс нырнул, нашел веревку и взялся за работу. Мокрый узел поддавался плохо, но потом вдруг уступил. Еще несколько секунд — и он, взяв Гейл за руку, потащил ее за собой к выходу. Они вынырнули вместе и не успели даже отдышаться, как контейнер, лишившись остатков воздуха, булькнул и ушел вниз.

На берегу стояли несколько человек с оружием на изготовку. Нессим, выступив вперед, показал на выходящие из воды ступеньки. Силы вдруг оставили Нокса. Но даже если для него все кончено, еще оставался шанс спасти Гейл. Он устало подплыл к берегу, помог ей выйти. Девушка взяла его за руку. Нокс попытался освободиться, сделать вид, что они незнакомы, но Гейл угадала, что он задумал, и не отпустила. Они вместе поднялись по ступенькам, держась за руки и этим ободряя друг друга.

— Идите за мной, — сказал Нессим.

Рана на ноге снова начала кровоточить, рассылая по телу пульсирующую боль. Нокс невольно захромал. Люди Хасана вытаскивали из внедорожников убитых. Через заднюю дверцу вывалился Василий; автомат упал на бетонную дорожку, и люди в форме тут же настороженно повернулись на звук. Щелкнули предохранители. Уже в следующую секунду стало ясно, что опасности нет, кто-то отпустил шутку, и все рассмеялись — облегченно после нервного напряжения короткого боя. Нокс поежился — в мокрой одежде даже легкий ветерок холодит, — обнял Гейл за плечи, поцеловал в висок. Она ободряюще улыбнулась ему. По щекам Нокса текли слезы. Он смахнул их рукавом. Перед глазами снова и снова вставало лицо Николая за мгновение до смерти. И вот теперь они с Гейл стоят у той же двери, но, несмотря на страх, он не испытывал желания убежать. Решение уже не зависело от него, присяжные удалились в совещательную комнату. Нессим привел их в обшарпанный офис с чучелом громадной рыбины в стеклянной вазе и обтрепанными картами пресноводных источников на стенах. Выйдя ненадолго в другую комнату, он вернулся с двумя грязными полотенцами. Они вытерлись. Нокс сел и прижал полотенце к ране.

— Что дальше?

— Будем ждать.

— Чего?

— Господин аль-Ассьюти был в Шарм-эль-Шейхе, когда ты позвонил. Мы ждем его с минуты на минуту.

— Девушка к нашим делам отношения не имеет, — сказал Нокс. — Отпусти ее.

— Мы подождем господина аль-Ассьюти.

— Пожалуйста. Я ведь отпустил тебя и твоих ребят в Танте. За тобой должок. Отпусти ее.

Нессим только покачал головой. Нокс закрыл глаза — спорить не было сил. Его захлестнули отчаяние и страх. Какая несправедливость, что в выигрыше окажется такой мерзавец, как аль-Ассьюти. Уж ему-то не составит труда поднять саркофаг и крышку, отчистить их от грязи, вырвать драгоценные камни и переплавить золото, уничтожив то, что могло бы стать одной из величайших находок в истории археологии. А потом он, чего доброго, доберется и до остальных сокровищ Сивы. Он или Юсуф Аббас. Или оба вместе. При мысли о том, что великое открытие послужит лишь интересам этих продажных негодяев, Ноксу стало физически плохо. Всю свою жизнь он занимался поисками сокровищ древности не из-за их рыночной стоимости, а ради тех знаний, что они несли с собой, однако же, разрубив гордиев узел и отправив в канал контейнер с золотым саркофагом, предал собственные принципы ради призрачного шанса спасти Гейл и себя самого. Так и это не получилось. Нокс взглянул краем глаза на сидящую рядом девушку и неожиданно для себя успокоился, с полной ясностью поняв, что, доведись ему еще раз оказаться в похожей ситуации, он действовал бы точно так же. Он взял ее за руку и легонько сжал пальцы. Гейл улыбнулась в ответ и ответила тем же, а потом еще и погладила его по щеке.

Прошло минут пятнадцать, когда в окно ударил свет фар. Сердце пустилось вскачь. Нокс снова посмотрел на Гейл — похоже, ей было страшно не меньше, чем ему. В ночной тишине звук шагов показался неестественно громким. Нессим открыл дверь, и в комнату, держа руки за спиной, вошел Хасан аль-Ассьюти. За то время, что они не виделись, он как будто стал еще выше и крупнее. Под глазом все еще темнел синяк, скула оставалась припухшей, а при ходьбе египтянин немного прихрамывал.

— Отпусти девушку, — сразу сказал Нокс. — Она ничего не знает.

Хасан хищно усмехнулся, сверкнув новенькой золотой коронкой.

— А вас нелегко найти, мистер Нокс. Мои люди обшарили весь Египет.

— Мы же договорились. Я обещал прийти и пришел. Ты сказал, что переправишь груз. Я здесь. Она — груз. Сделай, что обещал. Отпусти ее.

— А тебе не кажется, что ты нарушил условия сделки, а? Три машины, люди с автоматами… Мы так не договаривались.

— Послушай, я прошу тебя, — продолжал Нокс. — Делай со мной что хочешь, но отпусти ее.

— Отпустить ее? Чтобы она ушла и тут же продала всю эту историю газетчикам?

— Она ничего никому не скажет. Скажи ему, Гейл. Дай слово, что не расскажешь…

— Да пошел он, — процедила с ненавистью Гейл. — Я останусь с тобой.

Хасан отрывисто, по-собачьи рассмеялся; в глазах египтянина блеснули удивление и восхищение.

— Вижу, ты в женщинах ум предпочитаешь красоте.

— Имей в виду, тебе это с рук не сойдет.

— Не сойдет? Что не сойдет? — Хасан пожал плечами. — Пока что меня можно обвинить только лишь в том, что я спас тебя в крайне опасной ситуации. Ты должен бы благодарить меня. Относительно того, как я поступлю дальше…

— И как же?

— Вы унизили меня в Шарм-эль-Шейхе, мистер Нокс. Унизили и публично оскорбили. — На шее у египтянина проступили жилы. — Люди смеялись надо мной, мистер Нокс. Надо мной. Вы, конечно, понимаете, что я не могу оставить такое безнаказанным. — Он подошел ближе и, наклонившись так, что кончик его носа едва не касался носа Нокса, дохнул на него тяжелым, несвежим дыханием. — Все дело в уважении.

— В уважении! — фыркнул Нокс. — Ты же насиловал девчонку.

Глаза у Хасана сузились. Он выпрямился. Сжал кулаки. Нокс напрягся, готовясь к удару, но египтянин сдержался и даже сумел изобразить улыбку.

— Я уж и не надеялся тебя найти, — сказал он. — Но сегодня днем ты сам мне позвонил. Сначала я подумал, что это у тебя шутки такие. Решил, что ты надо мной издеваешься. Ты ведь должен был понимать, чем это все закончится. Но потом до меня дошла еще одна интересная новость. Какой-то человек, придя в сознание в сиванской больнице, начал рассказывать всем о людях, которые нашли могилу Александра Великого, о золотом гробе, о греках, планирующих вывоз сокровищ из страны, и о человеке по имени Нокс, который пришел ему на помощь. Я сопоставил эту новость с твоим звонком и все понял. Понял, о каком именно грузе могла идти речь. Что еще так спешили вывезти чертовы греки, если не украденные сокровища?

— Какая радость, — горько усмехнулся Нокс. — Сокровища ведь буквально свалились тебе на голову. Разве тебе мало золота?

— Золота много не бывает, мистер Нокс, — бросил в ответ Хасан. — И все же в каком-то отношении ты прав. Деньги никогда небыли для меня проблемой. Но есть другие вещи, и вот их-то приобрести не так просто. Вы понимаете, к чему я веду, мистер Нокс?

— К чему бы ни вел, получишь пожизненный.

Хасан рассмеялся:

— Ты сильно ошибаешься. То, что здесь произошло, не банальный грабеж, а официальная операция. Или по крайней мере полуофициальная. Те парни с автоматами — десантники, лучшие из лучших, старые товарищи Нессима. Даже мне не по силам в такой короткий срок собрать тридцать снайперов. И почему, как ты думаешь, никто не остановил вас на подъезде к Суэцу?

— Что-то я не понимаю, — нахмурилась Гейл. — О чем он говорит?

— Я говорю о том, что у вас двоих есть шанс остаться в живых. Я говорю о том, что мы все можем оказаться в выигрыше.

— Продолжай, — оживился Нокс.

— У молодости амбиции одни, у зрелости — совсем другие, мистер Нокс. Думаю, вы понимаете это не хуже меня. В молодости я жаждал только денег, потому что деньги то же самое, что и воздух, — если их нет, все остальное не имеет значения. Но когда они есть… — Египтянин махнул рукой.

— Так чего ты хочешь? Что тебе нужно?

— Моя цель — легитимность. Респектабельность. Уважение со стороны народа, которому я готов служить.

— Служить? — усмехнулся Нокс. — Что я слышу? Ты собираешься заняться политикой?

Хасан позволил себе улыбнуться.

— Сейчас в нашей стране у власти старое поколение. Поколение, утратившее связь с народом. Египту нужны новые лидеры, люди со свежими идеями, энергичные, отвечающие требованиям современной жизни. Я намерен стать одним из таких людей. Однако Египет не та страна, где путь в политику открыт для всех. Тем более для человека с моим прошлым. Непотизм — вот тяжкая болезнь нашей страны. Слишком много сыновей уже стоят в очереди. А терпение, как ты знаешь, не самый сильный мой козырь.

— Так вот оно что, — пробормотал Нокс. — Ты хочешь стать героем дня. Добиться мгновенной славы. Предстать перед народом в роли спасителя национального наследия.

— И вы, мистер Нокс, поможете мне в этом, — кивнул Хасан. — Вы скажете всем, что сразу же, как только поняли, какая опасность нависла над величайшими сокровищами Египта, связались со мной, потому что всегда знали — для меня интересы страны и народа превыше всего. Вы скажете, что ваши надежды оправдались, потому что я сделал именно то, что и должен был сделать.

— А если я откажусь?

Хасан поднял руку и потрепал Гейл по щеке.

— Крови сегодня уже пролилось немало, мистер Нокс. Если число погибших немного возрастет, от этого ничего не изменится.

— Ты блефуешь.

— Хотите рискнуть, мистер Нокс?

Нокс пристально посмотрел ему в глаза, но человек, стоявший перед ним, был сделан из камня — ни один мускул не дрогнул на его лице. Он бросил взгляд на Гейл — девушка крепилась, готовясь к худшему, — и понял, что выбирать не приходится.

— Ладно. Договорились.

— Хорошо. — Хасан кивнул в сторону Нессима, все еще стоявшего у двери. — Можешь, кстати, поблагодарить начальника моей службы безопасности. Это его идея. Я был очень зол, мистер Нокс. Вы даже не представляете, насколько зол. После вашего звонка я хотел, чтобы вас пристрелили. Но Нессиму удалось переубедить меня и предложить более выгодный вариант. — Египтянин снова наклонился, словно собирался доверить Ноксу какой-то секрет. — Не советую вам, мистер Нокс, заносить меня в число врагов. Запомните это хорошенько. Со мной лучше дружить.

— Я запомню, — пообещал Нокс. — Можешь не сомневаться.

Удивленный такой дерзостью, Хасан посмотрел на англичанина, и в этот момент, когда взгляды их встретились, оба поняли, что старая вражда не улеглась и у каждого остался незакрытый счет к другому. Но это подождет. А сейчас перемирие выгодно обоим — каждому есть что терять.

Нокс поднялся сам, помог подняться Гейл и, обняв ее за талию, повернулся к двери, которую открыл перед ними Нессим. Проходя мимо, англичанин кивнул египтянину, и тот кивнул в ответ — оба как бы признали, что рассчитались по долгам, и, может быть, даже выразили взаимное уважение. А потом Нокс и Гейл вышли в ночь, навстречу новому дню и новой жизни.

ЭПИЛОГ

«Так вот оно каково, быть знаменитым», — думал Нокс, жарясь под палящим светом дуговых ламп. Зал бы набит до отказа — фотографы, телевизионщики, репортеры с микрофонами старались вовсю, доказывая боссам, что не даром едят свой хлеб, хотя большинство из них уже поняли — те ответы, что им здесь предлагают, не стоят и гроша ломаного.

— Извините, — в сотый, наверное, раз повторил Юсуф Аббас. — В данный момент сказать, что именно мы нашли, невозможно. Археология не терпит суеты. Потребуется какое-то время для организации работ и тщательного изучения самих материалов. Может быть, через год мы будем знать больше. А сейчас… Еще три вопроса, и, пожалуй, закончим. Кто желает…

— Дэниел! — прокричала из заднего ряда молодая рыжеволосая женщина. — Дэниел, посмотрите сюда! — Нокс повернулся, и его ослепила вспышка. — Почему вы так уверены, что нашли Александра?

— Правда ли, что там еще осталось золото? — выпалил свой вопрос японский журналист.

— Гейл! Гейл! — замахал рукой мужчина с сединой в волосах. — Вы не боялись, что вас просто убьют?

— Пожалуйста! — Юсуф умоляюще сложил перед собой руки. Происходящее доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. — По порядку.

Нокс потер небритую щеку. Ну и чудеса! Он вполне мог представить, что среди миллионов людей по всему свету, которые смотрят сейчас эту пресс-конференцию, найдется несколько старых знакомых. И как они себя чувствуют? Смотрят, должно быть, в телевизор, качают головой, чешут затылки и либо матерятся под нос, либо заходятся со смеху и тянутся к телефону, чтобы позвонить кому-то из общих друзей. Смотрел телик? Видел? Помнишь того парня, Нокса? Зуб даю, это был он!

Нокс повернулся к Гейл. Она улыбалась и вскинула бровь, показывая, что прекрасно понимает, о чем он думает. В последние двадцать четыре часа произошло столько странного и удивительного. Первый допрос в Суэце проходил легко, доброжелательно, почти весело. Со всех сторон сыпались шуточки, их с Гейл воспринимали как героев, им пожимали руки. История с Мохаммедом уже захватила воображение и тронула души миллионов египтян. В дополнение ко всему им доставило немалое удовольствие видеть, как изворачивается перед камерами Юсуф Аббас, как пытается он объяснить свои отношения с Драгумисами, как отбивается от вопросов насчет сотрудничества с МФАР и уходит от ответа на вопрос, с какой целью посещала его в Каире Елена Колоктронис.

А потом совершенно неожиданно тон вдруг изменился. В полицейский участок приехал новый следователь по имени Умар, и по его распоряжению Нокса и Гейл развели по разным камерам. Потом начались допросы. Долгие, выматывающие. Скошенные, в форме полумесяца, баки и пронзительные глазки придавали Умару слегка зловещий вид, но особенно раздражало то, что все показания воспринимались им с абсурдной подозрительностью. Он всячески старался поймать Нокса на противоречии самому себе, устраивал ловушки и искажал смысл сказанного. К Николаю Драгумису и его людям Умар не проявлял, похоже, ни малейшего интереса, словно убийства и прочие совершенные ими преступления были какой-то мелочью. Основное свое внимание он сосредоточил на передвижениях Нокса, пытаясь заставить англичанина признать факт незаконного проникновения на территорию раскопок, проводящихся Верховным советом по древностям в Александрии и Дельте.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — стоял на своем Нокс. — В этих местах не был, что они собой представляют, не знаю.

— Неужели? — Умар картинно нахмурился. — Тогда, может быть, объясните, каким образом фотографии этих объектов оказались в ноутбуке и памяти фотоаппарата, обнаруженных в вашем джипе?

Нокс понял, что попался. О фотографиях он успел позабыть. Запираться было бессмысленно, требовать адвоката — подозрительно. И то и другое показало бы, что ему есть что скрывать. Врать такому человеку и вовсе безумие. К тому же надо было принимать во внимание и репутацию Рика — после всех принесенных жертв Рик никак не заслуживал клейма гробокопателя. Пауза затягивалась, и следователь самодовольно ухмыльнулся:

— Я жду.

— Я не сделал ничего плохого и ни в чем не преступил закон, — ответил Нокс устало.

— Возможно. С вашей точки зрения. А вот в нашей стране вторжение на территорию исторических объектов считается серьезным преступлением. Тем более что за вами закрепилась определенная репутация. Вы ведь продавали антиквариат на черном рынке, не так ли?

— Чушь! — взорвался Нокс. — И вы сами это знаете!

— Объясните, откуда взялись фотографии.

Нокс нахмурился и, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди.

— Какие фотографии?

Умар хмыкнул.

— Знаете, какое вас ждет наказание на кражу исторических ценностей? Десять лет даже за покушение на кражу.

— Смешно. Я только что помог вашей стране сохранить важнейшее сокровище.

— Тем не менее, мистер Нокс, умный человек должен сознавать всю серьезность своего положения. Вы ведь умный человек, мистер Нокс?

Уловив в словах следователя скрытый смысл, Нокс посмотрел на него повнимательнее.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что существует только одно объяснение вашего присутствия во всех этих местах. Объяснение, которому я готов поверить и которое готов принять с радостью.

— И в чем оно состоит?

— Состоит оно в том, что вы действовали с разрешения Верховного совета по древностям. В частности, с ведома и одобрения генерального секретаря совета господина Юсуфа Аббаса.

Вот оно что! Нокс закрыл глаза, покачал головой и рассмеялся.

— Ловко придумано. Получается, что я работал на Юсуфа, был его осведомителем и расследовал деятельность Драгумисов. Другими словами, он не сотрудничал с ними, а пытался вывести их на чистую воду. Скажите, а вам-то что с этого?

— Понятия не имею, о чем вы, — поджав губы, ответил следователь. — Но пожалуй, нам с вами стоит еще раз пройтись по вашему заявлению. Вы и сами понимаете, что средства массовой информации хотят как можно скорее услышать полную версию событий. Только теперь вы начнете с телефонного звонка, который сделали Юсуфу Аббасу, когда у вас появились первые подозрения относительно намерений Драгумисов. Вы не забудете упомянуть, что получили от него некое задание и действовали в рамках определенных полномочий.

— Иначе?..

— В противном случае проигрывают все. Юсуф. Вы. Девушка.

Ноксу стало не по себе.

— Девушка?

— Египту нужно кого-то наказать, а греки все погибли. Ваша подруга, Гейл Боннар, работала на них. Несколько дней назад летала в Салоники наличном самолете Филиппа Драгумиса. Находилась в Сиве вместе с Еленой Колоктронис. Такая милая девушка! Представляете, каково ей будет даже на месяц попасть в египетскую тюрьму.

— Такое невозможно.

Умар наклонился к нему через стол.

— И вот еще о чем подумайте. Если согласитесь, станете героем. Мне поручено довести до вашего сведения, что Верховный совет по древностям примет вас с распростертыми объятиями. Сможете получить разрешение на работу едва ли не на любом археологическом объекте.

Нокса так и подмывало посоветовать Умару засунуть свое предложение куда подальше. Лет пять назад он так бы и сделал. Но пустыня — хороший учитель, а возраст — надежное средство от упрямства.

— Если я соглашусь, то только с одним условием.

— Каким?

— Совет по древностям учреждает новую премию. Имени Ричарда Митчелла. И пусть она вручается ежегодно молодому, перспективному археологу лично генеральным секретарем. Первый кандидат уже есть — Рик, посмертно.

Следователь позволил себе улыбнуться.

— С вашего разрешения… — Он достал из кармана сотовый и вышел.

Нокс с удовольствием вытянул ноги. Рана на бедре беспокоила меньше, кость, как его заверили, не пострадала — останется только шрам на память. Умар вернулся быстро, не прошло и минуты.

— Ваше предложение принято, но с небольшой поправкой. Будет просто премия Митчелла. В знак признания заслуг всей семьи. Мой знакомый уверяет, что это максимум возможного, и я склонен ему верить.

Нокс кивнул. Откровенно говоря, его удивило уже то, что Юсуф Аббас пошел даже на такую уступку. Косвенным образом это подтверждало тот факт, что никаких законов Ричард Митчелл не нарушал, и, следовательно, виновным в продаже папирусов мог быть только Юсуф. Должно быть, нынешнего секретаря совета припекло по-настоящему и ему требовалось срочно предпринять что-то для изменения ситуации. Отказ Нокса играть на стороне Аббаса мог дорого обойтись последнему, но в данном случае Нокс рисковал не только собственной шкурой.

— Хорошо, — сказал он, — только вам нужно заручиться еще и согласием девушки.

— Оно у меня есть. — Умар похлопал себя по карману. — Похоже, ей хочется оставаться в тюрьме не больше, чем вам.

— Я могу с ней повидаться?

— Пока еще нет. Вот оформим ваше заявление и созовем пресс-конференцию. Вы, француженка и Юсуф расскажете миру, как вместе боролись против Драгумиса и как вместе с Хасаном пресекли попытку вывезти из страны ее национальное достояние. А уж потом делайте что хотите.

— Делайте что хотите? После того как скомпрометируем себя в глазах всего мира?

Умар лишь улыбнулся.

И вот они все здесь. Юсуф Аббас завершил пресс-конференцию, поблагодарил журналистов, напомнил, что, если у кого-то остались вопросы, связываться нужно не с Ноксом или Боннар, а непосредственно с ним лично. После этого он положил ладони на стол, напрягся, оттолкнулся, поднялся со стула и растянул рот в улыбке, приглашая собравшихся почтить его старания аплодисментами, а когда их не последовало, подозвал Нокса и Гейл и обнял обоих за плечи как лучших друзей — для групповой фотографии. Заскрипели стулья, свет стал меркнуть, репортеры потянулись к выходу, на ходу звоня друзьям и в офисы. Внимание мира передвинулось на что-то еще, и Нокс ощутил вдруг какую-то странную пустоту. Он никогда не искал известности, не лез на первые места, но, впервые попав под объективы телекамер, как будто вдохнул пьянящий воздух славы.

Юсуф с отеческой улыбкой проводил их до задней двери, расспрашивая о дальнейших планах, но едва они оказались в коридоре, как он отступил от Нокса и Гейл и вытер платком руки, словно подозревал обоих в переносе опасной инфекции.

— Даже не думайте давать интервью без моего разрешения, — предупредил генеральный секретарь Совета по древностям.

— Мы уже обещали.

Юсуф с мрачным видом кивнул, как будто хорошо знал, чего стоит слово таких людей, потом отвернулся и двинулся прочь.

Нокс передернул плечами и посмотрел на Гейл:

— Давай уйдем отсюда, а? Я уже вызвал такси.

— Так чего мы ждем?

Они зашагали к выходу по длинному лабиринту коридоров.

— В голове не укладывается, что Юсуфу все сошло с рук, — пробормотал Нокс.

— А что еще нам оставалось? Улик против него у нас нет, а у него против нас есть. И не мы виноваты в том, что Египет назначил этого человека генеральным секретарем Совета по древностям.

— Твой отец никогда бы не пошел на такую сделку.

— Откуда ты знаешь? Пошел же он на сделку с Драгумисами. — Гейл улыбнулась и взяла его за руку. — Так или иначе, все позади. Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь еще.

— Например?

— Например, о том, что ты собираешься делать дальше.

Нокс вздохнул, вспомнив о Рике.

— Сейчас — на похороны.

— Господи, конечно. — Она покачала головой. — А потом?

— Не знаю. Еще не думал. — Нокс пожал плечами, хотя это было неправдой. О том, чтобы снова заняться раскопками, он думал с той самой минуты, как Умар сделал свое предложение. — А ты?

— Первым же рейсом возвращаюсь в Париж.

— Вот как? — Он даже остановился. — Серьезно?

— Хочу уйти из Сорбонны, а о таких вещах, как мне кажется, не принято сообщать по телефону. Они всегда относились ко мне доброжелательно.

Нокс с трудом спрятал улыбку.

— А потом?

— Планирую вернуться. Найти работу на каких-нибудь раскопках. Набраться опыта. Войти в курс дела. Слышала, вроде бы Огюстену постоянно требуются новые работники. Может быть…

— Огюстену! — возмущенно воскликнул Нокс. — Этому старому козлу! Ты, наверное, шутишь!

— Мне казалось, он твой друг.

— Он и есть мой друг. Именно поэтому я и не хочу, чтобы ты работала у него.

— В любом случае мне нужна работа. У тебя есть предложение лучше?

Они вышли через заднюю дверь и спустились по ступенькам к уже стоящему у тротуара такси. Нокс открыл заднюю дверцу, пропустил Гейл, сел рядом с ней, сказал водителю адрес и опустил стекло, вдыхая запахи Египта — запахи растений и трав, отработанного топлива и пота. Это был настоящий Египет, далекий от политики, амбиций, коррупции, обмана. Египет, манивший скрытой истиной тысячелетий.

Он повернулся к Гейл:

— Скоро все это кончится, и мне самому понадобится напарник.

— Правда?

— Да. Кто-то, готовый работать за гроши, из любви к этому делу. Кто-то, кто мог бы делать то, что не умею делать я. В идеале — специалист по древним языкам. Желательно умеющий обращаться с фотоаппаратом. В общем-то, знаешь ли, я бы взял двоих по цене одного. Больших денег у меня нет.

Гейл рассмеялась, а в глазах у нее запрыгали искорки.

— А можно спросить, что вы двое собираетесь искать?

Нокс усмехнулся:

— Хочешь знать, что мы вдвоем собираемся искать?

— Да, — не раздумывая ответила она. — Именно это я и имела в виду.

Примечания

1

Извините, подождите секундочку (ит.). — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Подождите! (фр.).

(обратно)

3

Иду! (фр.).

(обратно)

4

Глубоко сожалею (фр.).

(обратно)

5

Черт! (фр.).

(обратно)

6

Человек, производящий обрезание на восьмой день после рождения мальчика.

(обратно)

7

Головной убор, закрывающий голову целиком, оставляя небольшую прорезь для лица.

(обратно)

8

Длинная туникообразная рубаха.

(обратно)

9

На то воля Аллаха (араб.).

(обратно)

10

Административный округ Древнего Египта.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ВТОРАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ПЯТАЯ

  1

  2

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

  1

  2

  3

  4

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

  1

  2

  3

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

  1

  2

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте