«Братство смерти»

Эрик Джиакометти, Жак Равенн «Братство смерти»

Предисловие

Трудно в наши дни найти человека, который никогда не слышал бы о масонах. В разное время ими становились поэты и художники, инженеры и архитекторы, политики и особы царской крови. А деятельность этого общества все больше и больше обрастала мифами. Вряд ли сегодня найдется газета, падкая на сенсации, которая обошла бы своим вниманием масонский заговор. Одна из самых распространенных легенд гласит о том, что символ вольных каменщиков — «недремлющее око» — размещен на долларовых купюрах. Многие любители тайн уверены, что за самыми яркими событиями современной истории стоят масоны, это они незримо управляют мировой политикой и экономикой, по их вине происходят кризисы и потрясения.

О масонах снято множество фильмов и написаны сотни книг. Однако как обстоят дела на самом деле? Авторы этой книги блестяще опровергают выдумки о масонах и приподнимают завесу, окутывающую это общество. Но вместе с тем они пробуждают интерес к еще одной тайне человеческой истории — тайне алхимического золота.

Жак Равенн и Эрик Джиакометти создали потрясающий детектив, где есть место и тайнам истории, и мистическим открытиям, и динамичным преследованиям. Масонские церемонии описаны столь реалистично, что, кажется, присутствуешь на них. И неудивительно, ведь один из авторов, пишущий под псевдонимом Жак Равенн, является масоном, а второй — журналист Эрик Джиакометти — вот уже много лет изучает масонство. «Братство смерти» — их третья книга.

Детектив перенесет читателя из XIV века в наши дни, из Парижа в Нью-Йорк, из масонского храма в центр могущественной всемирной организации, контролирующей оборот золота в мире…

XIV век. Никола Фламель становится свидетелем казни еврея, обвиненного в колдовстве, но даже под пытками не раскрывшего свою тайну. Сможет ли Никола, которому суждено стать величайшим алхимиком, постичь ее суть?

Наше время. В крупнейшем масонском храме Франции на церемонии посвящения происходит жестокое двойное убийство. Комиссар полиции масон Антуан Марка бросается в погоню за убийцей. Но тот знает секретные ходы храма едва ли не лучше масонов. Неужели убийцей стал кто-то из братьев? И почему он называет себя братом по крови?

Оказывается, что один из погибших, предчувствуя свою смерть, оставил Марка письмо. Подобрав ключ к посланию, Антуан на один шаг приблизится к разгадке многовековой тайны. Кто первым разгадает ее — комиссар или убийца?

Казалось бы, древние тайны надежно похоронены, но и в наши дни есть люди, которые не остановятся ни перед чем, чтобы завладеть ими.

Предыдущие романы Равенна и Джиакометти покорили читателей не только на родине авторов, во Франции, но и за ее пределами. Поклонники могут найти их книги в магазинах 12 стран мира. Надеемся, что и отечественным ценителям остросюжетной литературы их творчество придется по душе.

Приглашаем всех любителей детектива присоединиться к героям книги «Братство смерти» в их поисках! Захватывающего вам чтения!

Предуведомление

«Братство смерти» — это произведение, основанное на вымышленных фактах и дополненное описаниями реальных событий, ссылки на которые читатель найдет в приложениях и глоссарии, помещенных в конце книги. То, что один из авторов принадлежит к сообществу франкмасонов, никак, даже косвенно, не повлияло на концепцию повествования и точки зрения действующих лиц данного романа.

Моей матери Зденке, библиотека которой открыла мне чудесные горизонты, о существовании которых я даже не подозревал. Бесценный дар.

Э. Д.

Моим родителям Жаклин и Андре, без которых ничто не было бы возможным.

Ж. Р.

Пролог

Париж, VII округ, Эйфелева башня, 23 часа

Туман окутал столицу. Парижане погрузились в пушистую ватную пелену, не столь уж неприятную, хотя и сбивающую с толку. Ничего нельзя было увидеть дальше трех метров, и даже мотоциклисты не решались лавировать между рядами машин, прижавшихся друг к другу на магистралях, которые стали узкими после выделения специальной полосы для автобусов. Редкие высокие здания исчезли из виду, утонув в нелепом тумане. Монмартр лишился купола Сакре-Кёр, а башня Монпарнас словно улетучилась. И только вращающийся маяк на Эйфелевой башне отчаянно пытался разогнать окружающий мрак.

Лео, парижский таксист, зарабатывающий частным извозом на протяжении целых двадцати лет, высадил клиента на авеню Лабурдонне и решил сделать перерыв, пусть и вынужденный. Из-за этого проклятого тумана ездить по городу стало невозможно. Клиенты, даже самые отчаянные, устремились в метро. Лео вздохнул и припарковал свой темно-синий «мерседес» на улице Женераль-Ламбер. Чертыхнувшись, он выключил радио. Синоптики предсказывали, что туман рассеется только завтра. Издержки столь теплой весны… Лео, пребывавший в мрачном настроении, решил размять ноги и направился в сторону Эйфелевой башни и Марсова поля.

Лео вышел из «мамаши», как он ласково называл свою машину-кормилицу, и ледяная сырость сразу же забралась под его мятую рубашку. Подняв воротник куртки, Лео неторопливой походкой направился к металлической башне, опоры которой он едва различал. И только сигнальные огни свидетельствовали о том, что она все-таки высится вдалеке.

Атмосфера была нереальной, фантастической, одновременно и чарующей, и чреватой самыми жуткими кошмарами.

Первым крик издал кто-то из туристов, столпившихся возле башни. Лео обернулся и едва сдержал ругательство: «Неужели они не могут оставить нас в покое, эти иностранцы? У нас и без них хватает проблем».

И тут раздался второй крик, на этот раз более пронзительный. Лео подумал, что произошло нечто из ряда вон выходящее, поскольку этот крик разительно отличался от обычных воплей туриста, карманы которого только что очистили румыны. Он встал со скамьи и направился к группе явно встревоженных гостей столицы.

Лео вытаращил глаза, не понимая, что происходит. Около тридцати японцев, все без исключения в красных пончо, задрав подбородки, смотрели на вершину башни. Лео не понимал, почему они поворачивали головы из стороны в сторону, словно следили за теннисным матчем, разворачивавшимся в небе. Стоявшие рядом с туристами две молодые женщины, на майках которых было написано «Равенна» и «Алоха», показывали пальцем куда-то вверх.

Лео проследил за взглядами девушек и слева, в трех метрах от земли, заметил темную фигуру, то появлявшуюся, то скрывавшуюся в тумане. Он подошел поближе, чтобы лучше ее рассмотреть.

Из тумана вынырнула марионетка, подвешенная за шею на веревке. Огромная кукла грациозно раскачивалась на фоне белого тумана, описывая в пространстве идеальную кривую.

Японские туристы бешено зааплодировали. Они устроили настоящую овацию невидимому кукловоду, который там, наверху, ловко дергал за веревку.

Лео скептически хмыкнул. Еще один уличный предприниматель, управляющий марионетками, чтобы выманить у наивных туристов несколько евро. Все, что ему потребовалось для этого сделать, — лишь укрепить пеньковую веревку над вторым этажом и оттуда раскачивать обыкновенный манекен, который в данный момент колебался, словно огромный маятник.

Но вот амплитуда движений стала меньше, и вскоре уже можно было разглядеть лицо марионетки.

Первыми кошмарную ошибку поняли девушки с надписями «Равенна» и «Алоха»: они закричали от ужаса. В один голос.

Лео так и подпрыгнул. Он сразу же понял, что их испугало. К горлу подступил комок. Лео почувствовал, что его сейчас вырвет.

Это был не манекен, а висельник. С лицом, налитым кровью, высунутым языком и болтающимися руками.

Аплодисменты туристов разом стихли. Они поняли, что ошиблись, и взвыли от ужаса, инстинктивно отступая назад.

Висельник раскачивался все медленнее.

Казалось, тело, подвергнутое пытке, так загипнотизировало девушек и Лео, что они не могли отвести от него взгляд.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Все золото мира стоит примерно 2 000 миллиардов долларов.

Питер Л. Бернштейн «Власть золота, история наваждения»

Комната размышлений

Десятью днями раньше… И несколько сотен лет назад.

1

Париж, улица Лафайет, наши дни

Антуан Марка смаковал сладкое вино, удобно расположившись в кресле колониального стиля в кафе «Регент». Вчера вечером он отпраздновал свой сорок второй день рождения. Ничего общего с тем шоком, который он испытал, когда ему исполнилось сорок лет. Через два года после катаклизма, того самого, когда говорят, что следующий этап — это пятьдесят, время наносило уже не столь обидные оскорбления.

Он посмотрел на себя в зеркало, висевшее в двух метрах от него. Только несколько седых волосков кое-где пробивались на висках. Кроме того, очень короткая стрижка, сделанная по совету сына, позволяла Марка выглядеть менее серьезно и более молодо. Наконец-то! Он попытался себя в этом убедить. И хотя небольшие тени упорно ложились под его карими глазами, на губах всегда играла чуть заметная улыбка, которая становилась шире, когда он пребывал в доверительном настроении. И это, пусть и против его воли, придавало Антуану немного насмешливый вид, который порой смущал даже самых близких его друзей.

Марка встал и проверил, не забыл ли он положить фартук мастера в кожаный портфель. Собрание масонов должно было состояться менее чем через полчаса в резиденции объединения масонских послушаний, и у него не оставалось времени, чтобы зайти домой и переодеться. Кусочек голубоватой ткани, торчащий из портфеля, успокоил его, и он мысленно улыбнулся. Вот уже четыре года он завязывал фартук поверх ремня, застегнутого на одну и ту же прорезь: свидетельство того, что его талия не расплывалась. Примерно 77 килограммов, идеальный вес для такого роста, как утверждал его врач. Прекрасное достижение, учитывая агапы,[1] на которых он присутствовал по четвергам два раза в месяц.

Гул в кафе нарастал. Все больше посетителей приходило, чтобы пропустить стаканчик.

Два молодых человека, на вид лет тридцати, в костюмах с галстуками, что сразу выдавало в них мелких служащих, с шумом расположились рядом с Марка. Тот, кто был немного постарше, блондин с прядью, тщательно зачесанной набок, заказал две кружки пива и решительно положил руку на стол.

— Ты уже слышал новость?

— Нет, — пробормотал другой, горстями отправляя арахис в рот.

— По телевизору сказали, что Иран начал производство атомной бомбы или что-то в этом роде. Надеюсь, они не сбросят ее нам на голову.

Антуан сделал знак официанту, чтобы тот наполнил его стакан, и прислушался. Он любил разговорчики в бистро, особенно параноидальные.

Брюнет с вожделением посмотрел на официантку в коротенькой майке и покачал головой.

— Телевидение и газеты несут всякую чепуху. Интернет — вот где правда! Там есть все, причем, в отличие от прессы, он не контролируется денежными мешками. Я нашел потрясающий блог — «Инфоправда». Так вот, там рассказывают, что эту чертову бомбу им передали евреи и франкмасоны.

— Ерунда, — ответил блондин, пригубив пиво. — Израильтяне рубят сук, на котором сидят? У твоей истории концы с концами не сходятся.

— То, во что ты веришь, слишком просто. Зайди на «Инфоправду». Евреи помогают иранцам через русских, чтобы нельзя было обнаружить даже намек на их помощь. Как только у Ирана появится бомба, Израиль завопит и янки захватят Иран. Вспомни Ирак, дружище. В газетах ты этого никогда не найдешь. Журналисты давно превратились в шутов. Зачем платить типам, которые не говорят правды?

— Да! Действительно, это сильно!

Брюнет скрестил руки на груди и принял надменный вид. Комиссар вздохнул. Эти двое были совершенным воплощением кретинизма. Блондин разошелся:

— Ты прав, средства массовой информации все время нам врут. Но есть кое-что посерьезнее. Ты слышал о Давосском форуме? Это место, где собираются самые могущественные люди планеты. Именно они решают все на земле. Сейчас я покажу тебе одну штуку, о которой узнал в Интернете.

Он вытащил листок бумаги и ручку и принялся писать:

D = 4

A= 1

V = 22

O = 15

S = 19

— После каждой буквы я поставил ее порядковый номер в алфавите. Если ты все подсчитаешь, получишь шестьдесят один. Если сложить обе цифры, получится семь. Это называется «эзотерический счет»! Штука для посвященных…

— Да-а-а…

— Продолжим.

F = 6

R = 18

A = 1

N =14

С = 3

и

М = 13

А = 1

C = 3

О = 15

N = 14

Итого = 88 = 16 = 7

— Как видишь, это не случайно. Та же цифра семь, цифра преимущественно масонская. Давосский форум контролируют масоны. Вот увидишь, все, что связано с цифрой семь, свидетельствует о власти «братьев трех чисел».

Марка пил кофейный ликер. Он достал блокнот и, ликуя в душе, записал аргументы юнца. Ежегодно он устраивал ужин, во время которого обсуждал с приятелями различные заговоры. Каждый должен был рассказать самую бредовую теорию заговора, в которой были бы замешаны франкмасоны. Наиболее вздорная, но основанная на извращенной логике теория приносила рассказчику премию в виде двенадцати бутылок вина Шато О-Брион. В прошлом году его дружок Жан-Марк выиграл, изложив версию, согласно которой франкмасоны высадили на землю инопланетян и похитили Иисуса, запихнув его в летающую тарелку. На этот раз Антуан получит реванш.

Блондин продолжал излагать математические доказательства.

— Ты можешь проделать то же самое с фамилиями наших президентов, которые находятся под их контролем. Возьми, например, Жискара и Ширака.

Подсчитав, Марка нахмурил брови. Результат не сошелся. Он похлопал математика по плечу.

— Простите, я позволил себе прислушаться к вашей беседе. К сожалению, мне придется возразить вам, но я пересчитал. В случае с Шираком получается шесть.

Молодой специалист густо покраснел, понимая, что этот мужчина слышал весь их разговор. Его приятель схватил ручку и тоже принялся подсчитывать.

— Этот господин прав. Получается шесть. Не сходится!

Теоретик не позволил сбить себя с толку и вдохновенно продолжал:

— Это вполне естественно. «Братья трех чисел» знают, что цифра семь известна тем, кто разгадал их игру, и поэтому выбрали шесть, чтобы запутать следы.

Марка бросил на него удивленный взгляд. Высший пилотаж: служащий-параноик! Но он тут же взял себя в руки и с видом заговорщика согласился:

— Разумеется! Отсюда знаменитое шестьсот шестьдесят шесть, число антихриста!

— Да, так, — промолвил немного растерявшийся блондин.

— Значит, Ширак, умноженный на три, — антихрист? Сильно, не правда ли? — продолжал Антуан, делая пометки в блокноте.

Однако ему пора было уходить, чтобы вовремя прийти на собрание. В порыве энтузиазма он написал на клочке бумаги какое-то слово и несколько цифр, сложил его и передал горе-математику. Пока тот разворачивал листок и расшифровывал написанное, Марка встал, надел куртку и допил содержимое стакана. Он взял портфель и длинный предмет, напоминавший чехол для зонтика. Марка уже собирался покинуть кафе, когда молодой человек в костюме с галстуком вскочил и с угрожающим видом схватил его за руку.

— Ты оскорбил меня! — выкрикнул он, размахивая клочком бумаги прямо перед носом Марка.

На нем было написано:

СЗ O15 N14 N14 Al R18 D4 = 7[2]

Антуан сочувственно посмотрел на него.

— Нет, я в восторге от вашей теории, вот и все. А семь — это также число придурка…

Мужчина поднес руку к лицу Марка.

— Сам ты придурок! А как тебе моя теория о кулаке в морду — хочешь получить ее в рожу?

Комиссар пристально смотрел на него несколько секунд. Шутки закончились. Он достал бумажник, открыл его и поднес к лицу начинающего конспиратора.

— Полиция. Спокойно, иначе вам придется заканчивать свои вздорные эзотерические подсчеты в камере в обществе пьянчужек.

Молодой человек опустил кулак и трусливо попятился.

— Извините, — прошептал он, садясь рядом с приятелем.

Марка убрал удостоверение. Он не мог удержаться. Время от времени злоупотребление властью приносило пользу.

— Франкмасон желает вам всего хорошего.

Он обогнул столик, услышал в свой адрес «сукин сын», произнесенное одними губами, и вышел на улицу, счастливый оттого, что ему удалось набрать очки для следующего ужина. Если бы эти оба вертопраха узнали, что в его длинном чехле лежит ритуальная шпага, они наверняка метались бы в бреду до следующего утра.

Марка посмотрел на часы. Почти восемь. Он не хотел опаздывать на собрание, и поэтому ускорил шаг. Пройдя по улице Лафайет, он повернул направо на улицу Каде.

Шагая по левой стороне, Марка миновал кондитерскую, откуда исходили соблазнительные ароматы, и остановился у книжного магазина Детрада, расположенного рядом с резиденцией масонских послушаний. Магазин был еще открыт, а у него оставалось время, чтобы взглянуть на книги хотя бы одним глазком. Толкнув стеклянную дверь, он увидел у центрального стеллажа трех посетителей, листавших издания, и спросил себя, не масоны ли они. С первого взгляда он не сумел это определить. Он кивнул двум продавцам, приветливому мужчине и улыбающейся блондинке, и направился к стеллажу с новинками. Его всегда впечатляло, сколько же каждый год появляется книг, посвященных масонству. Казалось бы, все уже написано, но нет, книги по-прежнему выходили в свет.

Марка наконец нашел книгу, которую хотел купить, — «Масонское рыцарство» Пьера Моллье. Братья-масоны с восторгом отзывались о ней. Он взял книгу и направился вглубь магазина, где находилась витрина с масонскими предметами, похожими на ритуальные. Здесь были фартуки, украшенные орнаментами с изображением компаса и наугольника, а также пепельницы, трости, стаканы, тарелки. Он чуть было не выбрал камею прекрасного голубого оттенка, но затем остановился на небольшой прямоугольной перламутровой шкатулке с инкрустацией из слоновой кости и чуть выступающим рельефом в форме глаза, вставленного в треугольник.

Марка улыбнулся: вот что пополнит его коллекцию масонских портсигаров, которую он собирал на протяжении многих лет! Их набралось уже штук двадцать, и все они хранились в шкафу. Невинное хобби, над которым смеялись его бывшая жена, сын и большинство друзей, даже братья-масоны, но которое было его единственной страстью. Даже после того как Марка бросил курить, он всегда носил с собой один из этих драгоценных портсигаров. Знакомый психотерапевт объяснил Марка, что подобная привычка, несомненно, уходит корнями в его детство, когда он целые дни напролет проводил в мастерской своего отца-краснодеревщика на улице Сент-Антуан. Этот ремесленник в перерывах между заказами изготавливал ради собственного удовольствия лари и шкатулки. Портсигары превращали Марка в маленького Антуана, с восторгом разглядывавшего лакированные ларчики отца и воображавшего тысячи сокровищ, которые могли бы в них храниться. Вполне удовлетворительное объяснение. Что касается масонской символики, Марка не мог запретить себе видеть в ней загадочную красоту, которая очаровывала его даже в сорок с лишним лет.

Продавец с улыбкой протянул ему пластиковый пакет со шкатулкой и книгой. Они немного поговорили о культурных мероприятиях, которые должны были состояться в резиденции масонских послушаний, после чего Марка попрощался с ним.

Марка находился в десяти шагах от зала заседаний. Он вошел в массивное здание, очень уродливое, отделанное сероватым металлом. Нечто среднее между почтовым сортировочным пунктом и отделением службы социальной защиты. В городе невозможно было найти более гнетущий фасад, чем этот, за которым собирались масонские послушания. Однако прохожие совершенно не подозревали, что внутри этого здания нашли прибежище самые разные масонские храмы, проводившие весьма любопытные для непосвященных церемонии.

2

Париж, улица Святого Иакова, 13 марта 1355 года

Шум усилился, когда Никола Фламель вышел из своей мастерской. Зеваки бежали на гул толпы, приближающейся с берегов Сены. Казалось, весь Париж был наэлектризован, словно на город обрушилась гроза. На улицах раздавались крики и завывания; копыта лошадей, мчавшихся по мостовым, высекали снопы искр. Поднялся ветер. Он принес с собой запах смолы, тяжелый и едкий.

На всякий случай Никола запер ставни своей мастерской. Все остальные обитатели улицы Святого Иакова тоже закрывали фасадные окна. Никогда не знаешь… Англичане, стоявшие лагерем в нескольких лье от Парижа, вполне могли пойти на штурм. К тому же не следовало забывать о простонародье. Эти толпы нищих, живших в предместьях, постоянно горели жаждой мятежа, разжигаемой голодом и налогами. И в конце концов, рано или поздно, они с упоением предавались грабежам и устраивали кровавую бойню…

Фламель принялся снимать украшенные миниатюрами пергаментные листы, развевавшиеся на ветру перед его мастерской. Один за другим он аккуратно складывал искусно расписанные образцы. У него можно было найти книги на любой вкус: военные хроники, молитвенники, рыцарские романы, все с отделанными золотом миниатюрами. Каждый день подмастерья Никола старались превзойти друг друга, изображая Деву Марию с ангельской улыбкой, ратников с красными от крови мечами или драконов, изрыгающих огонь в глубине мрачных пещер.

— Что, сосед, боитесь за свою живопись?

Никола обернулся. Мэтр Майар, меховщик, насмешливо смотрел на него из-под бархатной шапочки.

— Уважаемый сосед, мне не нравится воздух, которым нам приходится дышать этим вечером. Но главное, я не люблю подвергать себя опасности. Наш город словно пропах мятежом.

— Да, они зажгли огни слишком рано, — ответил меховщик, — но надо же чем-то развлечь народ в ожидании представления.

Фламель ошеломленно посмотрел на него.

— Сосед, друг мой, я не понимаю, о чем вы говорите. Ваши слова для меня столь же темны, как надвигающаяся ночь.

— Как, разве вы не знаете, что происходит? Но в каком мире вы живете, вечно уткнувшись в ваши книги? Впрочем, вы должны, наконец… — Мэтр Майар заговорил шепотом. — В настоящее время не слишком-то разумно раскрывать книги. Никогда не знаешь, что там внутри. Наша святая мать Церковь не может все проверять. И кто может поручиться, что один из ваших учеников не переписывает сейчас Евангелие от дьявола?

— Мэтр Майар! — воскликнул Фламель.

— Тише, сосед, не так громко! Сейчас не время спорить, тем более стоя посреди улицы. Я просто даю вам совет. От книг не может исходить святость. Слишком много еретиков распространяют свое учение при помощи пергамента, слишком много ведьм доверяют пергаменту свои проклятые обряды. Впрочем, вы скоро увидите, что книги станут сжигать вместе с их авторами.

Мэтр Фламель вновь вернулся к волнующему его вопросу.

— Но я все равно не понимаю, что происходит сегодня вечером.

Меховщик даже покраснел от волнения.

— Вы действительно ничего не знаете?

— Да, конечно же! Я вместе со своими подмастерьями целую неделю переписывал «Физику» Аристотеля для господ из университета. Миниатюры обошлись мне очень дорого. Мне пришлось заказывать голубой порошок, который можно найти только на Востоке. Там живописцы…

Мэтр Майар перекрестился.

— Не говорите мне об этих чудовищах. Об этих сарацинах с черной кожей, об этих душах, продавшихся дьяволу. Разве вы не знаете, что они молятся богу с козлиной головой по имени Бафомет? Впрочем, тамплиеры, да будут они прокляты, заплатили своими жизнями за поклонение этому нечестивому идолу.

3

Париж, IX округ, резиденция масонских послушаний, наши дни

Антуан Марка убедился в том, что фартук сидит на нем безукоризненно, а шпага с обоюдоострым клинком надежно прикреплена сбоку.

Он был рад, что принимает участие в ритуале посвящения новообращенного. Надпись на плоском экране, установленном рядом с лифтом, гласила, что собрание состоится в храме Лафайет ровно в 21 час.

«Как телевизионный экран в аэропорту, показывающий расписание рейсов», — подумал Марка.

Больше никаких церемоний на этот вечер не запланировали. Остальные семнадцать храмов были закрыты. Марка посмотрел на часы. До начала церемонии оставалось чуть более пяти минут. Вот уже около года Марка не посещал резиденцию послушаний, и этот экран, оповещавший о названиях и часах открытия храмов, действующих в здании, снова ошеломил его.

— Ну, брат мой, вижу, что вы преклоняетесь перед торжествующей современностью. Жидкокристаллический телевизор… А вскоре мы получим возможность проводить виртуальные собрания по Интернету. Как бы там ни было…

Немного удивленный, Марка обернулся. Он опустил голову и посмотрел на человека, сидящего в кресле на колесиках и не сводящего с него насмешливого взгляда.

— Поль! Сколько лет, сколько зим!

Марка, улыбаясь, смотрел на Поля. Поль де Ламбр, врач, вынужденный уйти на пенсию после автомобильный аварии и вдобавок один из последних потомков знаменитого маркиза де Лафайета, выдающегося «сына вдовы».[3]

— Перед вами одно из достижений прогресса. Благодаря углеродным волокнам и встроенной электронике инвалидные кресла больше не издают скрежета. Очень рекомендую эту новую модель, — сказал Ламбр, скорчив гримасу и похлопывая по кожаному подлокотнику.

— Ты ворчишь, а это хороший знак, брат мой.

Темное облачко пробежало по лицу калеки. Его взгляд стал более серьезным.

— Знаки сейчас вовсе не хорошие. А ты-то как? По-прежнему полицейский?

Антуан удивленно посмотрел на Поля, почувствовав в его голосе нотку опасения.

— Теоретически да, но я в отпуске. Никаких забот до сентября…

Марка машинально взглянул на экран телевизора. Пришло время приступить к работе.

— Пора идти в храм твоего славного предка. Должно быть, для тебя это по-прежнему волнующие минуты? Не так ли?

Поль де Ламбр сморщился и решительным жестом нажал на кнопку своего кресла. — Ну ты и загнул!

Человек в капюшоне ждал, стоя в маленькой темной прихожей. Его пальцы теребили карман холщовых брюк, на которые ниспадал фартук, украшенный вертикально висевшей шпагой. Он перевел дыхание и вышел из гнетущего мрака. Царила тишина. Он открыл дверь и убедился, что коридор пуст. Его напряженные губы глухо читали литанию.

Я меч света. Я иду в ночи.

Человек неслышно шагал вперед. Незаметное проникновение в темные уголки здания было для него детской забавой. Обман систем сигнализации превратился в сладостное удовольствие. Это действовало возбуждающе. Сколько раз он репетировал вторжение в резиденцию масонских послушаний? Десять, одиннадцать… Но раньше он останавливался в последнюю минуту, как раз перед дверью комнаты размышлений. Затем уходил. И только однажды он столкнулся в коридоре с масоном, но ничем не выдал себя. Он назубок знал причудливую топографию здания и мог передвигаться в нем с закрытыми глазами. Переплетение коридоров, разноуровневых этажей, храмов, разбросанных по просторному причудливому строению, напоминало ему гигантские декорации для кино, в котором он играл когда-то. В течение многих ночей он под самым носом у охранников с удовольствием бродил по этому чудесному лабиринту, покидая египетский храм, чтобы войти в республиканский храм с торжествующей Марианной, миновал мраморные холлы, чтобы затеряться в мрачном крыле, возведенном в XIX веке.

Но в эту ночь он в последний раз находится здесь по собственному желанию. Поиск начался с его жертвы.

И вновь раздался голос, возможно, его голос.

Я убиваю и умираю. Я убиваю и возрождаюсь.

Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и вскоре очутился на втором этаже. В темноте он улыбнулся.

Я есмь Избранник.

По мере того как он произносил ритуальные слова, его тело покрывалось мурашками. Пересохший рот почувствовал вкус крови.

4

Париж, улица Святого Иакова, 13 марта 1355 года

Фламель вздохнул. Тамплиеры и сарацины… Суеверность меховщика могла сравниться лишь с узостью его ума.

— Сарацины поклоняются вовсе не Бафомету, мэтр Майар, а их пророку Мухаммеду. Это человек. Обыкновенный человек. Что касается тамплиеров, они признались бы в чем угодно. Ведь вы же знаете, что их пытали…

— Ни слова больше, — оборвал Фламеля сосед. — Неужели вы тоже хотите окончить свои дни на костре, попав в следующую партию?

Теперь уже Никола перекрестился. Вот уже много лет Париж не видел, чтобы кого-то сжигали живьем. Король отказывался выносить подобные приговоры. В последний раз — это произошло сорок лет назад — пламя поглотило тамплиеров, но проклятие великого магистра до сих пор не изгладилось из памяти парижан. С тех пор беды и горести одна за другой обрушивались на Францию. Династия Капетингов угасла, королевство захватили англичане, а чума, эта черная смерть, так и косила население страны.

— Чтобы дать позволение на такую казнь, наш добрый король Иоанн должен иметь веские основания, — предположил Фламель, — ибо Господь никогда не простит, если сожгут невинного человека.

Мэтр Майар ухмыльнулся.

— Да ведь жгут еврея! Лучших оснований и не найти. Ученого, как мне сказали. Он приехал из Испании. Наш король, доброта которого не знает границ, даже принял его в своей крепости. Евреям многое известно. Но не забывайте, что именно они распяли нашего Господа Иисуса Христа. С тех пор дьявол осыпает их милостями.

— Но…

Лицо меховщика стало суровым.

— Наш король был введен в заблуждение, вот и все. И когда он понял, что впустил к себе Зло, то призвал на помощь святую инквизицию. — Фламель вздрогнул. А Майар продолжал: — Вам известно, что это означает, не правда ли? Впрочем, еврей приехал не один. Он привез с собой дочь и…

На противоположной стороне улицы с замогильным скрежетом распахнулась дверь. Несколько лет оттуда не раздавалось ни звука, окно было закрыто, а дверь замурована. В квартале поговаривали, что этот дом принадлежал доминиканцам, священнослужителям, получившим его по наследству, а затем бросившим на произвол судьбы. Но после Рождества там поселился какой-то человек.

Одетый во все черное, с надвинутым на лицо холщовым капюшоном, незнакомец направился в сторону Сены.

Мэтр Майар схватил Фламеля за рукав.

— Господи, только бы он нас не слышал! Во спасение наших душ и жизни наших тел!

На этот раз Фламель подумал, что он сам и его близкие действительно жили во власти книг. Даже дама Пернель, его жена, которая, впрочем, каждый день охотно беседовала с подругами на базаре, ни единым словом не обмолвилась о новом соседе.

— Право слово, мэтр Майар, вы говорите загадками. Во-первых, этот костер, на который вы только намекаете. А во-вторых, это человек, который заставляет вас дрожать всем телом.

Меховщик дождался, когда незнакомец скроется за углом, и только тогда ответил:

— Просто, мой дорогой сосед, я не люблю совпадений. Сами видите, что появился человек, провозвестник несчастья, одетый в черные одежды, как смерть.

— Я разглядел лишь капюшон, закрывавший его лицо.

— Это для того, чтобы его никто не узнал. И чтобы гнев людской не обратился против него. Ах! День, когда я выяснил, кто он…

На этот раз Фламель, невозмутимость которого приводили в пример все обитатели улицы Святого Иакова, взорвался:

— Ну наконец, мэтр Майар, скажите мне прямо, кто он?!

— Новый палач.

На мгновение Никола Фламелю почудилось, будто он видит адовы пытки, такие, как на росписях тимпана собора. А его сосед продолжал:

— Именно поэтому доминиканцы отдали ему этот дом. Ведь вам известно, что им поручено искоренять ересь. А для этого требуется суровый человек. Человек, которого нельзя растрогать…

Перед внутренним взором Фламеля вновь предстало видение. Он вспомнил покойника, выброшенного Сеной. Расчлененное тело, вздувшийся от воды живот и оскалившийся в ужасе рот… Рыбаки, выловившие бесформенный труп, сказали, перекрестившись: «Это работа палача».

Мэтр Майар проверил замки на двери своего дома. Колокола собора Парижской Богоматери зазвонили, призывая к ангелусу.[4]

— Возблагодарим небеса, что мы добрые христиане и покорные сыны Церкви, ибо для некоторых ночь будет долгой. У вас была трудная неделя. Пойдемте со мной на берег Сены. Давайте вместе посмотрим на казнь еврея. Зрелище доставит много радости славному парижскому люду.

5

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

На четвертом этаже из лифта выехал человек в кресле. Марка ждал его на площадке, придерживая дверь.

— Не пропустишь ли со мной стаканчик после церемонии? — с озабоченным видом спросил его Поль де Ламбр.

— С удовольствием. Я останусь на агапу, хотя мне этого совсем не хочется. Неизвестно, сколько это продлится…

— Нет, не во время агапы. Я желал бы побыть с тобой наедине. Живу я рядом, адрес ты знаешь.

— Так почему бы и нет? Я ничего не планировал на этот вечер. Давай встретимся после собрания.

— Договорились. Я должен взять конверт у библиотекаря и повидаться с великим секретарем. Это займет добрых полчаса. Если тебя не затруднит подождать у меня дома, я дам тебе ключи и сообщу код.

Антуан ускорил шаг, чтобы не отставать от механического кресла.

— Может, лучше я подожду тебя напротив, в кафе?

— Нет, это слишком личное. Одним словом, я знал, что ты придешь сегодня. Досточтимый мастер передал мне список участников.

Комиссар остановился.

— Что-нибудь неладно?

— Я все объясню тебе дома, — ответил Поль де Ламбр, явно чем-то обеспокоенный.

Мужчины свернули за угол длинного коридора и увидели группу братьев-масонов в фартуках. По сигналу брата-кровельщика все вступили в храм Лафайет. Марка вошел торжественным шагом, и перед ним возникло удивительное зрелище, которым он никогда не переставал восторгаться.

Начищенные до блеска шпаги, молчаливые хранители масонских секретов, стояли вдоль северной и южной стен храма. Стальные клинки сверкали в полумраке.

Шпаги находились здесь с момента создания храма и были свидетелями тысячи и одного посвящения. Вот и сегодня они появятся из темноты, чтобы пролить свет. Между шпагами находилась эмблема с изображением фасции.[5]

Комиссар подумал, что это не совсем подходящее украшение для классического масонского храма. Он оторвал взгляд от шпаг и перевел его на первого надзирателя, занявшего место у входа в храм. Слева от Марка Поль де Ламбр остановил кресло перед одной из шпаг и указал на нее кровельщику. Тот вытащил шпагу из подставки и осторожно передал ее Ламбру. Марка задержался возле колонн. Как великий эксперт, он должен был привести будущего посвященного из комнаты размышлений.

Досточтимый мастер встал под сверкающим треугольником и объявил собрание открытым.

— Поскольку пробил час и настала пора, примемся же за работу.

Человек в кожаном капюшоне затаился на небольшой лестнице этажом ниже, где находились комнаты размышлений. В некоторых местах штукатурка отвалилась, на стенах виднелись плохо заделанные трещины, в неплотно закрытом шкафу хранилась всякая всячина… А ведь многие думают, что франкмасоны купаются в золоте! Изучив здание вдоль и поперек, он понял, что этот лабиринт требует капитального ремонта, и с трудом сдержал смех.

Он поднялся по лестнице и остановился возле перил, в метре от двух комнат размышлений, обустроенных еще в XIX веке.

С этого места прекрасно просматривался коридор, по которому через четверть часа пройдет великий эксперт. У него оставалось несколько минут, чтобы шагнуть внутрь и так красиво обставить первую смерть, что о ней долго будут помнить. Вторая смерть станет еще более театральной, но для этого ему пришлось обратиться к истории резиденции масонских послушаний.

Никто до него не осквернял это священное место. Он наслаждался своим могуществом. Профана, сидевшего почти в темноте, при слабом свете единственной свечи, должно быть, охватывала всевозрастающая тревога. Он это знал. Его тоже посвящали, но очень давно. Он хорошо помнил тот момент, когда остался наедине со скалящимся черепом в черной комнате, чтобы нетвердой рукой написать философское завещание в ожидании, пока за ним придут и проводят в храм, где он должен был предстать перед братьями.

Я убиваю и умираю. Я убиваю и возрождаюсь.

Человек в капюшоне чувствовал, как его охватывает сильное возбуждение.

Убивать ему не впервой. В прошлом месяце он уже умертвил двух бездомных, одного через неделю после другого. Он просто решил потренироваться, и они стали для него плотью, которую он сначала превратил в месиво, а потом выбросил. Они пытались защищаться, увидев, что он вытаскивает черную дубинку. На этот раз жертва — первая — будет послушной. Послушной при полнейшей слепоте. Она доверчиво пойдет в объятия смерти. И увидит великого архитектора Вселенной в абсолютном совершенстве его творений.

А это прекраснее всего.

Разве я не брат по крови?..

6

Париж, остров Сите, 13 марта 1355 года

Шагая по мосту через Сену, человек в черном не смотрел на простолюдинов, уже толпившихся на берегу реки. Ни непристойные выкрики, ни тяжелый запах, исходящий от факелов, не могли заставить его свернуть с дороги. Он презирал это стадо рабов, которые через несколько часов опьянеют от крови и пламени. От простолюдинов нельзя было ожидать ничего хорошего, и прав был святой Августин, когда утверждал, что благодать может сойти только на избранных. На несгибаемых людей, призванных воплощать волю Божию и действовать во имя Господа. Ничего общего с этими гнусными душонками, которые при виде смерти впадут в грех.

В детстве он вместе с отцом посетил казнь и видел, как человеку отрубили голову. Тогда он осознал, что простолюдины, которые в храмах выражают любовь к Господу, вопят от радости при виде крови. Пляска смерти, рождающая возбуждение и страх, навсегда отдалила его от ему подобных. В тот день он поклялся подчиняться одному лишь Господу. И этим вечером он вновь сдержит слово.

Подойдя к тюрьме, он постучал в калитку и стал ждать, когда ему откроют. Увидев надвинутый на лицо капюшон, сторож, стоявший на часах, прижался к стене возле лестницы. Палач улыбнулся в темноте. Как и все, кто занимался его ремеслом, он нес на себе грех крови. Все вокруг проклинали его. Он внушал страх более сильный, чем больные чумой. Он был «самой короткой дорогой в ад». Так сказал о нем объятый ужасом королевский советник, которому пришла в голову неудачная мысль посетить застенки своего повелителя в час, когда там орудовал палач. С тех пор его только письменно уведомляли о том, что он должен делать. И никто больше не приходил к нему. Но не в тот вечер.

Войдя в комнату, служившую ему кладовкой, палач застыл от изумления. Возле камина, сидя на табурете, грелся седобородый мужчина. Богато одетый по последней придворной моде, он постукивал ногой по каминной решетке. Человек, который всем своим видом показывал, что не любит ждать. Он сразу же окликнул палача:

— Не стойте на сквозняке! Закройте дверь и подойдите ко мне.

Палач подчинился и стал спускаться по лестнице, ведущей в залу. Но мужчина остановил его.

— Не приближайтесь, мессир. Сядьте на последнюю ступеньку. Разумеется, нам надо поговорить, но вам вовсе не обязательно видеть мое лицо, а я… У меня нет ни малейшего желания видеть ваше.

Палач ничего не ответил. Он презирал спесивых дворян. Они были могущественными лишь на земле, и Господь будет их судить. Он подумал об итальянском поэте, скончавшемся на рубеже столетий, о Данте Алигьери, описавшем скорбные круги ада. И он с наслаждением прочитал про себя строки, где говорилось о мучениях, уготованных спесивцам.

— Вы так и будете молчать? Тем лучше, ибо говорить стану я, а я не люблю, когда меня перебивают.

Прежде чем приступить к главному, мужчина протянул руки к огню. Палач смотрел, как по белой коже бегают тени, отбрасываемые языками пламени. Они были похожи на змей, ползущих к своей добыче.

7

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Габриэль Симес, сидевший в одиночестве вот уже два долгих часа, чувствовал себя не в своей тарелке. Разумеется, ему сказали, что он будет ждать в комнате размышлений среди мрачного вида ритуальных предметов, однако он считал, что время идет слишком медленно. Он не решался даже взглянуть на стены, освещаемые слабым пламенем свечи. Гигантский позолоченный скелет ростом выше трех метров плясал на черной стене, словно с минуты на минуту оттуда должны были выскочить братья и закружиться с профаном в жуткой сарабанде.

Габриэль почувствовал, как его ладони покрылись липким потом. Он сказал себе, что, вероятно, ошибся, согласившись вступить в это братство. А если то, что он прочитал в Интернете, было правдой? Что официально описанные ритуалы не соответствуют действительности, что его заставят совершать… сатанинские поступки.

Паника.

Его внезапно охватило желание встать и уйти. Менее чем через три минуты он будет на улице. Среди обычных людей.

Череп, лежащий на бюро, пристально смотрел на него, но черные глазницы позволяли заглянуть лишь в небытие. Габриэль заставил себя подавить страх. Его поручитель по масонству уверял, что это нормально, что так и должно быть. Приходилось доверять. Здесь все было основано на доверии.

Ему стало стыдно, словно ребенку, который боится темноты и поэтому прячется под одеялом. Следовало вновь стать мужчиной. Он задумался над причинами, побудившими его вступить в масонскую ложу, и впервые улыбнулся. Построить лучшее общество, достичь совершенства, чтобы помогать другим, — таков был их идеал.

Что за вздор!

Он разгадал их, этих трех парней, двух надзирателей и своего поручителя, когда они зачитывали ответы, которые предполагали от него услышать.

Он заведет пухлый блокнот, куда будет записывать адреса, и заставит сеть работать на себя. Уже пора. Сорокасемилетний успешный агент по торговле недвижимостью, он не намеревался останавливаться на достигнутом. Обвинения в мошенничестве, выдвинутые против него пять лет назад на Лазурном берегу, давно уже превратились в дурное воспоминание. Теперь он собирался вершить дела с большим размахом при помощи «братьев трех чисел». Все эти ритуалы, символы, великий архитектор со своим компасом и прочей ерундой его совершенно не волновали. Нет, ему требовались знаки уважения, чтобы возглавлять деловые ужины, быть своим в братстве, которое ответит ему благодарностью, участвовать в агапах с теми, кто делает погоду. Разгуливать в фартуке под дождем, чтобы защищать республику и светское общество, или изучать тонкости эзотерических египетских и шотландских ритуалов он не желал.

Если потребуется провести еще пять часов в этой крысиной норе вместе со скелетами на стенах — что ж, он это сделает. «Давайте, парни, я готов пройти все ваши дурацкие испытания». Сразу же после обряда посвящения он переедет в другую квартиру в том районе, где обитает высший свет. Звонкая монета — вот что имело смысл для Симеса, вот что было сутью его существования. И если для славного короля Генриха IV Париж стоил мессы, то для него переезд в столицу стоил посвящения…

Кто-то постучал в дверь четыре раза. Габриэль подскочил и повернул голову, а затем напустил на себя смиренный вид.

В комнату вошел человек в расшитом фартуке. В руке он держал огромную позолоченную шпагу. Вид у него был суровый и торжественный.

— Пробил час.

Симес хотел было встать, но человек изо всех сил опустил ему на плечо руку, в которой держал шпагу, словно пригвождая к стулу.

— Сиди, неофит.

Габриэль, не ожидавший удара, словно прирос к креслу и сжал зубы. Он должен быть послушным. Только не возмущаться, ведь это всего лишь притворство. Великий эксперт протянул ему пару наручников.

— Пристегни себя добровольно наручниками к подлокотникам в знак отказа от материальных благ. И повторяй «да, я хочу», как любой другой человек, свободный в своем выборе.

— Да, я хочу.

Габриэль, как и обещал, защелкнул стальные браслеты на запястьях. Теперь он лишился возможности двигаться. Незнакомец смерил его презрительным взглядом.

— Почему ты хочешь вступить в масонскую ложу?

— Из-за любви к правде и…

Незнакомец влепил ему размашистую пощечину. Габриэль почувствовал, как металлическое кольцо задело его губы. Жестокое прикосновение! Это не соответствовало ритуалу, описанному бывшим великим магистром ложи в книге «Как стать франкмасоном. Десять уроков», практическом пособии, которое он купил в отделе эзотерической литературы ближайшего супермаркета. Он должен стойко держаться и отвечать.

Человек в черном потрясал шпагой перед лицом кандидата. В пламени свечи клинок отбрасывал искрящиеся золотые отблески.

— Ты пойдешь из тьмы к свету, но сначала ты должен оставить весь металл перед дверями храма. Мы не хотим впускать невежд. Почему ты хочешь стать масоном?

— Из-за любви к правде и…

Золотая шпага резко опустилась вниз. Габриэль чуть было не закричал от боли. Острым клинком великий эксперт рассек ему запястье. Кровь брызнула светлой струей и запачкала скалящийся череп, лежавший на бюро. Габриэль ничего не понимал, ведь этого ритуал не предусматривал.

— Остановитесь, вы зашли слишком далеко!

— Я тебе уже сказал: нам не нужны паршивые овцы. Мы ужесточили условия вступления в ложу. На мне лежит тяжкая ответственность: я должен внести изменения в церемонию посвящения. Ты обязан сказать мне правду о своих намерениях. — Он говорил нараспев. Помолчав несколько секунд, он продолжил: — Когда я поверю в твою искренность, ты выйдешь из мрака.

У Габриэля закружилась голова. Боль сжимала его запястье словно клещами. Он явно недооценил братьев. Они знали о жалобах его клиентов и хотели получить признание. Или же это была ловушка? Он слегка нагнулся и увидел, что края его брюк испачканы кровью. Вероятно, шпага задела артерию. Как можно тверже Габриэль повторил:

— Я пришел искать правду…

Клинок сверкнул в воздухе и грациозно опустился на щеку, оставив глубокую ярко-красную полоску. Габриэль скорчился от боли, но наручники тут же вонзились ему в запястья. По щеке покатилась слеза. Его охватил страх.

— Вы больны! Я прекращаю это издевательство. Отпустите меня!

Человек в черном впервые улыбнулся. Прислонившись к стене, на которой висел скелет, он поигрывал шпагой, описывая в воздухе круги.

— Дай мне правильные ответы. Освободи себя от металла, и шпага вернется в ножны.

Он отложил оружие и встал позади Габриэля, опустив ему руки на плечи. Голос его заметно потеплел.

— Поверь мне, когда я вступал в ложу, я тоже преследовал кое-какие корыстные интересы. Я хотел достичь эгоистических целей. Облегчи совесть перед великим архитектором.

Габриэль дрожал от холода и ужаса. Он не хотел больше оставаться наедине с этим сумасшедшим. В темноте раздался его жалобный голос.

— Я хочу приобрести… друзей. Я хочу, чтобы мне помогли сделать карьеру. Я сожалею о прошлых ошибках. Но я хочу измениться!

Он почувствовал, как великий эксперт похлопал его по плечу. Габриэль не видел лица своего экзаменатора, но надеялся, что дал правильный ответ. Он заметил, что кровь течет по ножкам кресла. Голос великого эксперта смягчился.

— Благодарю тебя за честность. Теперь ты можешь переступить порог храма. Я освобожу тебя от наручников.

Не успев опомниться, Габриэль услышал лязг наручников, упавших на пол. Великий эксперт приподнял Габриэля, подхватив его под мышки, и протянул ему пластырь. Габриэля немного пошатывало. Кровь хлынула в его затекшие конечности.

— Весьма впечатляющее испытание. Ну и страху вы нагнали на меня! Что я теперь должен делать?

Великий эксперт обнял его, потом немного отстранился.

— Я поведу тебя в храм, где ты подвергнешься новым испытаниям. Спусти рубашку с плеч и обнажи грудь. Затем встань возле стены. Я прикоснусь кончиком шпаги к твоему сердцу, что будет символизировать твой отказ от всех мирских страхов.

Габриэля охватило возбуждение. Страх исчез. Ритуал шел своим чередом, именно так, как было написано в книге. Он выполнил все требования великого эксперта. Мужчина в фартуке взял шпагу и прикоснулся острием к грудной мышце неофита.

— Готов ли ты вернуться к свету как свободный человек и отказаться от мрака и невежества?

— Да, я готов.

Человек в фартуке доброжелательно смотрел на Габриэля.

— Взгляни мне в глаза. Готов ли ты умереть, чтобы воскреснуть? Ты еще можешь отказаться и уйти.

— Я готов.

Человек в фартуке широко улыбнулся. Он отвел шпагу назад сантиметров на тридцать, а затем резко вонзил клинок в грудь неофита.

— Ты сам этого хотел. Пусть свет войдет в тебя.

Габриэль вытаращил глаза. Он почувствовал, как холодный металл проникает ему в сердце. Боль растеклась по всему телу. Он протянул руки, чтобы отвести шпагу, но было уже поздно. Он даже не мог кричать. Последним, что он увидел, был большой скелет, пляшущий на стене. Габриэль погрузился во мрак.

Убийца вытер клинок о тесьму своего фартука. Кровь запятнала белоснежную ткань. Удовлетворенный, он вложил шпагу в ножны и посмотрел на жертву.

«Гаденыш, слишком много подобных тебе ничтожеств прошли обряд посвящения. Братья еще поблагодарят меня за это. Я брат по крови».

Он взял с бюро череп и вложил его вечному невежде в руки, скрещенные на груди.

Я убиваю и возрождаюсь.

8

Париж, остров Сите, 13 марта 1355 года

Палач попытался рассмотреть черты лица сеньора, но ему это не удалось. Он видел только седую бороду. Треск поленьев в камине напомнил ему столь характерный звук костей, ломающихся под пытками. Дворянин продолжал:

— У вас хорошая репутация, мессир. Доминиканцы, которые используют ваши таланты, не устают расхваливать силу ваших убеждений. Говорят, что вы преследуете ложь до самой глубины тела и никто не может устоять перед ловкостью ваших рук. Это правда?

— Я выполняю свой долг, монсеньор, во славу Господа.

— Господа… Вы уверены? Впрочем, не важно. Я пришел к вам, чтобы поговорить вовсе не о нем, а об узнике, ожидающем вас. Что вам сказали доминиканцы?

— Что мне нужно помочь еретику, который отказывается раскаяться в своих грехах… ради спасения души.

— Измучив его тело?

— Наказав нечестивое тело, измучив душу, находящуюся во власти греха, ибо только так спасают души.

Повернувшись к палачу спиной, мужчина едва заметно улыбнулся.

— Но и о душе я не собираюсь с вами беседовать. И вовсе не у еретика вам предстоит вырвать признание. Речь идет всего лишь о… женщине.

— Какое преступление она совершила?

— Самое ужасное из преступлений, то же самое, за которое этим вечером будет сожжен человек. Оскорбление его величества.

— Значит, она призналась?

— Но не в том, чего мы ожидали от нее.

Палач перестал что-либо понимать.

— Мы отправляем еврея на костер, поскольку знаем, что больше ничего от него не добьемся. Впрочем, он не так уж и боится смерти. А вот его спутница… Молоденькая девица лет двадцати, она должна любить жизнь и потому заговорит. Особенно в ваших опытных руках. Записывайте все, что она скажет. В частности то, что относится к книге.

— К какой книге?

— Вы слишком любопытны, мессир палач! Как и ваши друзья доминиканцы. И они не любят книги. Главным образом те, которых не понимают.

— Существует слишком много книг, распространяющих еретические теории. Эти пергаментные свитки клевещут на нашу святую мать Церковь. Она должна противостоять им, не зная жалости.

— И доминиканцы, как верные сыны Церкви, уничтожают их, не так ли?

— Да ведь в книгах затаился дух демона!

Прежде чем ответить, дворянин погладил бороду.

— Меня не интересует ваша точка зрения на литературу. Но — слушайте меня внимательно! — если подозреваемая сделает хотя бы малейший намек на книгу, вы должны все точно записать, причем собственноручно. А потом поставить меня в известность.

— Монсеньор, я развязываю язык подозреваемому, но не записываю то, что он говорит. Это делает брат-доминиканец, помогающий мне. В мои обязанности не входит марать пергамент. Если хотите, я позову одного из доминиканцев.

— Не может быть и речи, чтобы при допросе присутствовал кто-нибудь из монахов. Вы сами будете записывать!

— Это невозможно, — прошептал палач. — Я не умею писать. Для этого есть писцы!

Аристократ встал, задыхаясь от ярости.

— Отвернитесь! Я ухожу. Но прежде послушайте, что я вам скажу.

Повернувшись лицом к каменной лестнице, палач приподнял капюшон, чтобы лучше слышать.

— Найдите переписчика. Мирянина. Обыкновенного человека, привыкшего переписывать, не стремясь понять содержание. И не ошибитесь…

Стоя спиной к посетителю, палач поклонился в знак согласия. Несомненно, сеньор привык, что все ему подчиняются, и при этом, в отличие от мелкого дворянства, не испытывал ни малейшего страха перед святой инквизицией. Вероятно, он был близок к королевской семье. За спиной он услышал, как шуршит парчовая одежда аристократа. Прямо над его ухом раздался голос:

— Сделайте правильный выбор, ибо на кон будет поставлена его жизнь, да и ваша тоже.

9

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Восемьдесят шесть. Восемьдесят семь. Восемьдесят восемь… Когда Марка, являвшийся великим экспертом, шел за будущим посвященным, что случалось дважды в год, он всегда считал шаги от храма до комнаты размышлений. Это было глупо, зато помогало сконцентрироваться на стоявшей перед ним задаче. Он всегда волновался, когда вел кандидата по коридору, ощущая себя проводником, помогающим профану добраться до масонского берега.

Много лет назад он сам прошел обряд посвящения и до сих пор помнил то возбуждение, которое охватило его перед вступлением в ложу. Появление великого эксперта вызвало у него не только облегчение — больше не придется сидеть в темноте наедине со скалящимся черепом, — но и страх оказаться не на высоте, представ с повязкой на глазах перед собранием, которое могло отвергнуть недостойного.

Сто двадцать. Сто двадцать один…

Марка дошел до конца коридора, упирающегося в дверь комнаты, где его ждал профан. Сколько тысяч масонов сидели, как и он, в этой комнате с момента создания храма в XIX веке? От самых знаменитых — министров, артистов, военачальников, банкиров, высокопоставленных чиновников — до никому неизвестных все без исключения масоны прошли через эту комнату. Они покорно ожидали великого эксперта у мерцающего огонька свечи, такие же уязвимые, как и в день своего появления на свет, не имея возможности применить свою власть, воспользоваться положением или влиянием. Марка вспомнил о министре иностранных дел, любимце средств массовой информации, самодовольном в мирском обществе, с которого слетела вся спесь за дверями комнаты размышлений. Придя за ним, он увидел человека, отупевшего от размышлений о смысле собственной жизни.

Сто сорок три. Сто сорок четыре.

Марка резко остановился перед дверью и трижды постучал. Не дожидаясь ответа, он повернул ручку, которую до него в течение двух столетий поворачивали тысячи рук.

Сначала он даже не понял, почему профан развалился на полу. Это было немыслимо! Ведь он должен был находиться в кресле.

Человек, смотревший на Марка вытаращенными глазами, с открытым ртом, примостился у ног огромного скелета, исполнявшего пляску смерти. На белоснежной рубашке расплывалось кровавое пятно.

Марка застыл на месте.

10

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Нельская башня, возвышавшаяся на берегу Сены, вот уже много лет пользовалась дурной славой. Рассказывали, что в начале столетия королева Маргарита сбрасывала обессиленных после плотских утех любовников в реку. Простой люд считал этот квартал проклятым, и поэтому королевский приказ развести в подобном месте костер только способствовал распространению слухов о тяжком преступлении, связанном с худшим из всех видов колдовства.

Зеваки толпились на оконечности острова Сите. Факелы освещали гроздья человеческих тел, прижавшихся друг к другу, словно то были тяжелые, налитые соком ягоды винограда перед самым сбором. Едва стражники с копьями в руках преградили доступ к башне, толпа сразу же загудела. Сначала раздались насмешки, выкрикиваемые женщинами. Однако солдаты, одетые в кольчуги, оставались невозмутимыми. Потом самые смелые, пританцовывая, подошли ближе к лучникам. Они оскорбляли их и провоцировали толпу непристойными жестами.

Надо сказать, что военные утратили свой престиж лет пятьдесят назад. Постоянные победы англичан, отсутствие безопасности в самом центре Парижа, крестьянские мятежи, которые вспыхивали в провинциях, уничтожили почтение и страх перед людьми, носящими шпагу. Солдаты знали об этом и остерегались отвечать на провокации простонародья, опасаясь бунта.

В конце концов Никола Фламель решил последовать за соседом. Они заняли места возле строящейся часовни. Там было немного спокойнее. Цех лодочников и перевозчиков через Сену пользовался уважением, а у мэтра Майара там нашлись друзья.

— Право, сосед, разве мы плохо расположились?

Фламель ничего не ответил. Он неохотно принял приглашение меховщика. Пытки и казни вызывали у него отвращение, но в эти смутные времена было неразумно выделяться. Если народ Парижа радовался, видя, как сжигают еврея, следовало, по крайней мере внешне, разделять эту подлую радость. Впрочем, сами кюре призывали свою паству присутствовать на подобных зрелищах. Еще одна возможность для Церкви продемонстрировать свое могущество, а главное — наказание, уготованное тем, кто осмеливался ослушаться ее. Однако художника мучил один вопрос.

— Мэтр Майар, разве вы мне не говорили, что его судили и приговорили к смерти по воле короля? Значит, речь не идет о деле, связанном с ересью, деле, которое входит лишь в компетенцию Церкви.

Меховщик наклонился к соседу.

— Да, я так и сказал. Наш добрый король лично пригласил этого испанского еврея ко двору. Исключительная милость, которой он оказался недостоин.

— Но ведь прошло уже несколько десятилетий, как их изгнали из королевства…

— У короля были свои причины.

Фламель продолжал настаивать.

— Несомненно, он лекарь. Говорят, что в Авиньоне, где живет Папа, все лекари являются потомками Авраама и пользуются большим уважением.

Мэтр Майар понизил голос.

— По правде говоря, серьезно больны финансы королевства.

— Значит, он банкир?

— Даже банкир не в состоянии удержать на плаву королевскую казну. Нет, речь идет о…

Слово утонуло в гуле толпы. Стражники принесли вязанки хвороста и сложили их к подножию креста. Гул нарастал.

Появился палач. Одетый в черный камзол, с кроваво-красной маской на лице, он медленно шагал вперед, окруженный своими помощниками, словно почетной свитой.

— Колесо! Колесо!

Со всех сторон раздались крики, эхом отразившиеся от каменных фасадов.

Народ требовал самого сурового наказания для того, кого обвиняли в самых страшных преступлениях. Люди хотели видеть, как потечет кровь, собираясь смаковать зрелище в течение нескольких часов.

11

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Тридцать братьев, все в черных костюмах, в галстуках-бабочках и церемониальных фартуках, собрались в коридоре, выходящем на лестницу. Сообщение об убийстве ошеломило их. Великий секретарь послушания, присутствовавший на церемонии, нервно ходил из угла в угол. Это было невероятно. На памяти брата в этих святых стенах с момента создания послушания не было совершено ни единого убийства.

Едва обнаружив труп, Марка осознал, насколько серьезным было положение. В нем сразу же проснулся инстинкт полицейского. Он запер дверь комнаты, быстро поднялся наверх и велел брату-кровельщику, стоявшему у дверей храма, предупредить досточтимого мастера. Следовало собрать всех братьев. Возможно, один из них что-то заметил до убийства, какую-нибудь деталь, которая поможет установить личность преступника. Затем Марка двинулся ко входу в здание, чтобы предупредить привратника. Но привратник не заметил никого, кто бы выходил после начала заседания ложи.

А это означало, что убийца по-прежнему в здании.

Антуан протиснулся сквозь небольшую толпу, взял досточтимого мастера под руку и отвел его в сторону.

— Есть две возможности, — прошептал Марка на ухо лысому мужчине. — Первая: немедленно поставить в известность комиссариат Девятого округа. Это самое разумное решение.

— А вторая?

— Тоже поставить в известность моих коллег, но одновременно прочесать все здание, разбившись на маленькие группы. Я уверен, что убийца до сих пор здесь. Где-то в этом огромном доме. Если его разбить на участки, возможно, нам удастся схватить его. Не знаешь, есть ли у кого-нибудь план?

— Великий секретарь хранит копию в своем кабинете. Я видел ее давно, когда мы строили пандус для братьев-инвалидов.

Комиссар так и подпрыгнул.

— Где Поль?

— Вероятно, остался в храме.

— Вы оставили его одного? С сумасшедшим, который бродит по коридорам?

— Но ты же не думаешь, что…

Антуан бросился к дверям храма Лафайет. Молчаливое здание погрузилось в полумрак. Заметив спинку кресла своего друга в центре зала, на полу, вымощенном черными и белыми плитами, Марка позвал:

— Поль, ты должен присоединиться к нам.

Инвалид даже не повернул голову.

Марка подошел ближе и сразу же заметил нечто необычное. На мозаичном полу растекалось красное пятно.

— Поль!

Антуан повернул кресло, и у него сразу же перехватило дыхание.

Грудь, залитая кровью, руки, судорожно вцепившиеся в подлокотники… Казалось, покойный созерцал усыпанный звездами потолок храма, однако в его взгляде застыл ужас.

12

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Колесование было самой зрелищной казнью. Однако к ней прибегали крайне редко, только если речь шла о тягчайших преступлениях, и это мрачное действо притягивало и одновременно повергало в ужас парижан.

Художник-миниатюрист с улицы Святого Иакова вздрогнул. Кумушки из его квартала до сих пор судачили о казни братьев д'Олне в 1314 году. Их привязали к колесу телеги и сломали им одну конечность за другой, а затем заживо содрали кожу. Настоящая бойня!

Толпа продолжала гудеть. Уже полетели камни. Вот-вот мог вспыхнуть бунт.

Мэтр Майар схватил Фламеля за руку.

— Вы только посмотрите, как славный народ Парижа требует отомстить за своего короля!

— Как бы из любви к монарху они не разграбили и не сожгли наши мастерские!

Меховщик сразу же стал серьезным.

— Вы полагаете? Но ведь мы же не евреи!

— Мы торговцы, следовательно, шкурники и рвачи. Разве вам не доводилось слышать, о чем толкует простой люд на базарах? — спросил Фламель, поражаясь глупости своего соседа.

— Да полно, Фламель, вы просто хотите меня напугать. Я всего лишь бедняк, как и все эти славные люди.

— Бедняк, у которого прекрасный дом с подвалом, битком набитым превосходными мехами и…

Мэтр Майар отвел взгляд от костра и посмотрел в сторону квартала Тампль. После уничтожения тамплиеров именно там, в этом лабиринте темных улочек, собирались все городские нищие и отверженные. Несомненно, они тоже хотели устроить себе праздник.

— …и очень красивая жена.

Меховщик нахмурился. Он хлопал в ладоши, не в состоянии вымолвить ни единого слова.

Но Фламель уже вошел в раж. Он хотел наказать, пусть только словами, жалкого представителя народа, погруженного во мрак ненависти и невежества.

— Как утверждают, когда бедняки берут штурмом дом дворянина или горожанина, они, прежде чем начать грабить, развлекаются с дамой, хозяйкой дома. Что вы на это скажете?

Мэтр Майар не успел ответить. Толпа завопила от радости.

Палач взял в руки факел и внимательно посмотрел, как сложены дрова для костра. Если первый уровень состоял из наваленных кое-как веток и хвороста, то второй уровень, на котором был укреплен крест, заслуживал особого внимания. В каждой хорошо просушенной вязанке находились поленья нескольких легковоспламеняющихся пород дерева. Поэтому костер мог вспыхнуть мгновенно. Однако умение помощников палача проявилось на последнем уровне, непосредственно у ног осужденного.

Там лежали вязанки виноградных лоз, выбранных из-за своей длины. Впрочем, ходили смутные слухи, что виноградники, разбитые на Монмартрском холме, в отличие от всех остальных, никогда не обрезали весной. Там лозам позволяли расти, чтобы обрезать их только летом, а затем сушить на жарком солнце.

Внезапно установилась гнетущая тишина. Стражники вели осужденного.

13

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

— Не может быть, — прошептал Марка, беря друга за руку.

Тело несчастного Поля де Ламбра еще не остыло. Полицейский закрыл ему глаза и отступил на шаг. Два убийства с интервалом в несколько минут в стенах одного и того же послушания… Это было абсурдно, чудовищно. Спародировать ритуал, убив сначала профана, потом брата, казнить беззащитного инвалида самым варварским способом — для этого нужно быть подлецом, выжившим из ума… В этом чувствовалось желание унизить и высмеять не только несчастных жертв, но и весь институт масонства.

Неожиданно сзади резко хлопнула дверь храма. Марка так и подпрыгнул. Какой-то человек бежал по коридору. Комиссар колебался лишь одно мгновение, а потом ринулся к выходу и бросился в погоню. В эти минуты он горько сожалел, что несколько месяцев назад прекратил бегать трусцой в парке Бют-Шомон. Вероятно, вскоре он уже не сможет догнать и своего двенадцатилетнего сына.

Марка мчался по коридорам, как вдруг заметил внизу лестницы темный силуэт. У него не оставалось времени предупредить братьев. Он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тот, кого он догонял, направлялся к храму Груссье, самому просторному храму послушаний, который мог без труда вместить 300 братьев. Марка ворвался в открытую дверь. Если верить специальным изданиям, речь шла о наиболее примечательном масонском святилище столицы, однако у Марка не было времени восхищаться убранством. Он стоял в центре храма, на мозаичном полу, и внимательно разглядывал ряды кресел с каждой стороны. Слева раздался едва слышный звук. Антуан сжал рукоятку шпаги, висевшей у него на боку. В этот миг он подумал, что ритуальное оружие впервые послужит ему, чтобы защитить жизнь. Вдруг он увидел, как среди пустых рядов метнулась тень. Он хорошо разглядел человека, одетого в черное, с капюшоном, надвинутым на лицо, и, как будто в насмешку, с фартуком, повязанным на талии, и шпагой, прикрепленной к поясу. Комиссар закричал:

— Полиция! Всем оставаться на местах!

Не успев произнести фразу до конца, комиссар осознал абсурдность сложившейся ситуации. У него даже не было с собой табельного оружия, а ведь он имел дело с сумасшедшим, убившим двух несчастных человек за несколько минут.

Убийца выпрямился и повернулся к Марка. Мужчин разделяли какие-то метры. С быстротой молнии убийца с невидимым лицом выхватил нож и повернул его лезвием вперед. Несмотря на ткань, закрывавшую рот, Марка слышал его учащенное дыхание. Косые прорези для глаз придавали убийце вид умалишенного.

В течение нескольких секунд мужчины пристально смотрели друг на друга. Комиссар колебался, ему требовалось выиграть время. Вскоре должны прийти братья, и убийца окажется в мышеловке.

— Вы не сможете покинуть здание. Здесь есть только один выход, и он охраняется. Положите нож на землю. Медленно!

Человек даже не пошевелился. Антуан подошел ближе. Он выиграл один метр и несколько драгоценных секунд.

Убийца опустил нож и полоснул лезвием по фартуку, который тут же упал ему на бедра. Комиссар остановился.

Незнакомец приставил оружие к центру фартука. Комиссар, словно загипнотизированный этой пляской смерти, медленно двинулся вперед. Свет проникал в храм лишь через открытую створку двери.

Антуан подошел еще ближе. Его противник поднял руку и поднес ее к выключателю. Внезапно стало светло.

— А теперь ты видишь?

Убийца носил белый фартук, на котором золотыми нитями был вышит кинжал. На ткани расплывались два кровавых пятна.

— Ты один из нас? — прошептал Марка.

Его охватили сомнения.

Человек в капюшоне опустил нож еще ниже. В храме раздался его голос, измененный тканью:

— Наконец-то до тебя дошло. Разумеется, брат мой…

14

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Фламель внимательно смотрел на осужденного, с трудом переставлявшего ноги. Он был одет в белоснежную рубаху, а его волосы были завязаны сзади в «конский хвост». Один из помощников палача втащил его на эшафот, а затем привязал к кресту. Народ по-прежнему хранил молчание. Было слышно, как на ветру потрескивают искры, летящие из зажженных факелов. Даже продажные девки, которых можно было узнать по крашеным волосам, не смеялись.

Никола взглянул на окна Лувра. Именно там должен был появиться король вместе со своим семейством, чтобы засвидетельствовать казнь. В ночи раздался голос общественного обвинителя:

— Исаак Бенсераде, еврей из королевства Леон… Вы обвиняетесь во лжи, клятвопреступлении и предательстве по отношению к нашему королю Иоанну Второму.

Толпа зароптала. Это были весьма тяжкие обвинения. Особенно во время войны, которой и конца не было видно. Кто знает, вдруг обвиняемый — шпион на содержании у англичан или, что еще хуже, убийца, намеревавшийся лишить короля жизни?

— Исаак Бенсераде, вы обвиняетесь в мошенничестве серебром и золотом, а также в изготовлении фальшивых денег.

Раздались негодующие крики. Никто не сомневался, что обвиняемый принадлежит к числу этих проклятых заимодавцев, ростовщиков, которые обрезали монеты по краям и тем самым разоряли простой народ.

— Исаак Бенсераде, вы обвиняетесь в том, что занимались черной магией, используя травы, отвары и прочие дьявольские настойки.

Народ неистово выражал свою ненависть, которую еще больше подогрели воспоминания о трудных днях. Ведь еще никто не забыл о черной чуме, опустошившей королевство, те времена, когда общие молебны и крестные ходы так и не смогли умилостивить небеса, священники объявляли еретиков отравителями народа. К тому же в Авиньоне в домах еврейского квартала были найдены реторты, дистилляторы и склянки, наполненные адскими жидкостями. С тех пор для народа Франции дети Авраама превратились в отщепенцев, жаждущих убийств.

На улицах волнение нарастало. Толпа бурлила, требуя возмездия. Люди хотели забыть горести своего времени и требовали, чтобы виновный был наказан за все беды, обрушившиеся на человечество. Никола Фламель отошел назад, уступив дорогу соседу, решившему подойти ближе к костру. Вдруг чья-то рука, затянутая в перчатку, опустилась ему на плечо. Он обернулся и узнал одного из своих клиентов, барона Жана-Батиста де Тюза, сеньора де Понтуаза.

— Ну, мэтр Фламель, никогда бы не подумал, что встречу вас при столь печальных обстоятельствах.

Этот сорокалетний мужчина, которого было легко узнать по небольшой черной бороде, обрамлявшей подбородок, вот уже два года приходил в мастерскую переписчика. Покровитель поэтов твердо решил доверить бумаге слова песен, исполняемых трубадурами в его замке. Галантный сеньор, он принадлежал к тем немногим просвещенным аристократам, которые побуждали монарха реформировать королевство.

— Поверьте, монсеньор, я уже жалею, что позволил уговорить себя прийти сюда.

— Я знаю вас как порядочного человека, мэтр Фламель, не беспокойтесь. Если бы все христиане были похожи на вас…

Фламель улыбнулся. Барон де Тюз славился своей добротой, и уже неоднократно он помогал евреям и изгнанникам уйти от народной расправы, вплоть до того что приказывал своим стражникам хорошенько поколотить слишком рьяного инквизитора. Его дружба с братом короля спасала барона от преследований.

— Мне очень жаль, что несчастному пришлось взойти на костер. Все это напоминает мне рассказы отца о бедных тамплиерах. Просто необходимо, чтобы в один прекрасный день эта позорная практика была пресечена.

— Барон, известно ли вам, почему наш король хотел его смерти? Я имею в виду подлинную причину.

— Вижу, что у вас по-прежнему пытливый ум, — улыбнулся в свою очередь аристократ. — Я слышал байку об обманутом добром короле. Но Иоанн может быть кем угодно, только не монархом, которого легко ввести в заблуждение. Однако я слышал, что, принимая это решение, король ни с кем не советовался. Вот и все, что мне известно.

Из толпы раздались крики:

— Вот он, вот он!

15

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Теперь мужчин разделяло не более десяти шагов. Марианна[6] равнодушно взирала на разворачивавшуюся на ее глазах дуэль.

— Как ты мог опуститься до подобной гнусности?

— Надо же кому-то чистить конюшни. Здесь столько грязи! Мое звание позволяет мне это делать.

Марка приблизился еще на несколько сантиметров.

— Какое звание?

— Ну, брат, прояви немного мудрости! Тех, кто может заявлять о мести, не так уж много. Осторожно, не подходи ко мне!

Комиссар застыл, судорожно вцепившись в рукоять шпаги.

— У тебя нет ни малейшего шанса сбежать.

— О мой несчастный брат, я здесь… у себя дома. Я могу ходить куда мне вздумается, — засмеялся человек в маске.

Антуан понял, что пора действовать. Незнакомец слишком опасен, ведь на его счету уже два трупа. Братья задерживались, а если этот сумасшедший прав… Вдруг он исчезнет?

Расстояние между мужчинами сокращалось. Вскоре комиссар будет готов к схватке. Если этот тип не владеет каким-либо боевым искусством…

Словно догадавшись, о чем думает комиссар, убийца слегка согнул колени и отвел нож назад. Полицейский заметил движение и отпрянул в сторону в тот самый момент, когда лезвие сверкнуло в нескольких сантиметрах от того места, где он только что стоял. Марка грузно упал на кресло, которое сломалось, не выдержав его веса, и больно ударился лопаткой о подлокотник другого кресла. Он даже вскрикнул от боли. Надежды на помощь рухнули. В ярости он разметал сиденья, встал и направился к двери. Следовало схватить этого сумасшедшего, пока он не совершил еще одно убийство.

Марка бросился к запасному выходу, ведущему на центральную лестницу. Внизу, где-то возле музея, он услышал топот. У здания был только один вход, поскольку запасной выход замуровали во время реставрационных работ. Убийца попал в ловушку. Прибежал охранник, держа в руках черный прямоугольный предмет, который Марка тут же узнал. Это был электрошокер «Taser X26», испускавший короткую волну в два миллиампера, способную парализовать нервную систему. Комиссар заволновался.

— Очень мило, но гражданским запрещено пользоваться этим оружием! Как ты его раздобыл?

— Э-э-э… Я подсуетился, и потом, если я им воспользуюсь, это не убьет того, кто нападет на меня…

— Дай-ка мне его. У этого типа есть нож.

Комиссар взял «Taser» в правую руку и нажал на кнопку.

— Я опробовал эту штуку в прошлом месяце. Надеюсь, она сработает, иначе нам придется драться.

Лицо охранника расплылось в широкой улыбке.

— Нет проблем. В юности я занимался рукопашным боем. Меня звали Черный Ангел.

— В самом деле, масонство доступно всем, — пробормотал Марка, проверяя, сможет ли удержать электрошокер в руке. — Хорошо, Черный Ангел, будь начеку. Войдешь по моему сигналу.

Полицейский сделал глубокий вдох и с силой толкнул дверь музея.

16

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

В окне Лувра, расположенного на противоположном берегу Сены, вспыхнул свет. Гул нарастал. В окружении родственников на балконе появился король. Фламель посмотрел на палача. Человек в капюшоне держал факел возле поленницы. Он ждал приказа монарха.

Король взмахнул рукой, и палач тут же опустил факел. Толпа издала протяжный вопль одобрения. Словно огненная змея, пламя окружило вязанки дров. Прямо в центре горнила тело осужденного принялось извиваться в пляске смерти, будто бы пытаясь избежать уготованной ему участи.

Но дым уже поднимался толстыми завитками. Помощники палача бросились растаскивать вилами вязанки, ибо осужденный мог задохнуться до того, как его охватит огонь, и тогда парижане лишатся увлекательного зрелища. Впрочем, простолюдины уже начали роптать. Их уста извергали оскорбления, и проклятия вылетали, как первый пепел.

Фламель перекрестился.

Неожиданно поднялся ветер. Для народа это был давно ожидаемый божественный знак. Крик радости вырвался из тысячи ртов. Мужчины, горланя, бросились на землю, женщины рвали на себе корсеты. Создавалось впечатление, будто весь Париж впал в неистовство. Простолюдины принялись водить хороводы, а стражники стучали о землю своими копьями.

Ошеломленные, Фламель и его благородный друг смотрели на это жуткое зрелище.

— Мне стыдно за них, — прошептал сьер де Тюз. — Миром правит безумие.

Назойливая музыка пронзила ночь — мелодия виолы, резкая и мрачная, которая, казалось, соответствовала окружающему безумию. Первый язык пламени коснулся рубахи обреченного, и тот вспыхнул, словно живой факел. Радостные крики усилились.

В последний раз несчастный попытался избежать своей участи, прижавшись к кресту. Но огонь уже разгорелся и пожирал плоть.

Пламя охватило волосы, превратившиеся в огненную корону. Кожа на лице расплавилась, а глаза вылились из орбит под действием жара.

Стоявший рядом с Фламелем мужчина расстегнул штаны и принялся неистово чесать гениталии. В прибрежных рощах парочки уже стонали от удовольствия.

Художник понял, что теряет над собой контроль. Он почувствовал, что его вот-вот стошнит. Барон положил ему на плечо руку.

— Послушайте, Фламель, пойдемте отсюда! Давайте спасемся из этой адовой клоаки! Я провожу вас.

Мужчины повернулись и вырвались из визжащей толпы. Пьяный наемник огромного роста остановил их, когда они обходили деревянную ограду, возведенную поперек моста. Он потрясал мечом.

— Эй, вы, отсюда не уходят! Здесь праздник! Разве вы плохие христиане? — угрожающе кричал вооруженный человек.

Барон де Тюз слегка толкнул Фламеля в бок и громко произнес:

— Заткнись! У тебя такие же вонючие манеры, как и твое дыхание! Посторонись!

Гигант разразился смехом и начал махать мечом перед своим лицом, обезображенным ненавистью и алкоголем.

— Поворачивайте назад! Идите смотреть на костер, иначе я разрублю вас пополам и….

Не дав ему закончить фразу, барон молниеносно выхватил охотничий кинжал и вонзил его в низ живота пьянчужке. Мужчина вытаращил глаза, качнулся и упал. Удовлетворенный аристократ пнул тело своего противника и взял Фламеля под руку.

— В наши дни Париж наводнен горлопанами. Надеюсь, его мать больше никого не родила, — пошутил барон, убирая кинжал в ножны. — Мой слуга проклянет меня, когда будет очищать клинок от крови этой свиньи. Но этот маленький инцидент не должен лишить нас присутствия духа. Я провожу вас, друг мой.

Толпа издала рык дикого зверя. Испуганный Фламель обернулся.

Голова осужденного покатилась по горящим углям.

17

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Огромный музей, не имеющий окон, был погружен во мрак. После наступления нового года здесь начали ремонтные работы, чтобы придать блеск этому историческому месту. Однако в данный момент зал был всего лишь огромной стройкой. Кругом высились металлические конструкции возведенных наполовину строительных лесов, нагромождения деревянных ящиков и витрин, покрытых пылью. Марка опустился на одно колено, вытянул перед собой палец, затем описал широкий круг в направлении невидимого противника. Ничто не шелохнулось. Антуан подождал несколько минут, сжимая эфес шпаги. Он немного приподнял оружие, частично закрывавшее ему обзор. Свет, проникавший из коридора, отражался на оставшихся в зале выставочных витринах. Фартуки, принадлежавшие знаменитым масонам, бесценные пергаменты XVIII века, аксессуары ритуалов, не имеющие цены, — все это было выставлено за стеклом. Комиссар высматривал малейший знак, который мог бы выдать присутствие убийцы, но зал хранил молчание, приводящее в отчаяние.

— Что будем делать? — прошептал охранник.

— Здесь можно включить свет? — спросил комиссар.

— Электрики переделывают всю сеть. Остался только аварийный выключатель, там, почти в углу.

— Тогда идем туда. Двигайся слева, а я пойду справа… И мы в конце концов сцапаем этого мерзавца, — сказал, поднимаясь, Антуан.

Он выпрямился и окинул музей быстрым взглядом. Ничего. Ни единого звука. Ни одного движения убийцы, которое могло бы его выдать. Охранник стал медленно пробираться вдоль выставочных витрин. Комиссар чутко прислушивался к каждому его шагу. Его прерывистое дыхание эхом отражалось от стен. Ему тоже было страшно.

В тот момент, когда Антуан добрался до помоста, где стояли женские бюсты эпохи Первой империи, он услышал голоса и шаги спешащих к нему на помощь. Антуан обернулся. К нему приближалась группа из десяти братьев во главе с досточтимым мастером. Марка закричал:

— Он здесь! Осторожно! Он вооружен!

Голоса разом стихли. Комиссар двинулся в направлении убийцы. Он увидел выключатель и нажал на кнопку. Зал осветили прожекторы, установленные рабочими на стенах, окружавших кафедру. Изумленный комиссар поднялся по ступеням.

Он никого не видел. Убийца растворился, словно привидение.

— Я схожу с ума, — процедил полицейский сквозь зубы.

Он раскидал ящики и безделушки, загромождавшие помост, но человек в капюшоне улетучился. Деревянные доски были приставлены к черным бархатным обоям, натянутым на стены.

Охранник подошел к комиссару. За ним последовали братья и досточтимый мастер. Марка с угрюмым видом скрестил руки.

— Ты уверен, что он вернулся сюда? Может, он убежал через служебный выход? — спросил один из братьев, с тревогой озиравшийся вокруг.

Комиссар не успел ответить, как вмешался охранник.

— Это невозможно. Все выходы заблокированы.

В дверном проеме показались другие братья. Марка шепнул досточтимому мастеру:

— Прикажи им уйти и вызови полицию. Я знаю, что этот тип был здесь. В здании точно нет еще одного выхода?

Досточтимый мастер задумчиво почесал в затылке.

Антуан почувствовал, как в нем закипает ярость. Он новь словно наяву увидел Поля, убитого в храме. Беззащитный в своем кресле, он стал легкой добычей для палача. Подлец! Подлец, прикидывающийся братом в масонстве. Несколько слов, произнесенных в храме Груссье, не казались двусмысленными. И он был не простым братом. Если этот сумасшедший говорил правду, он носил одно из самых важных званий масонства — звание мстителя. Чья-то рука легла на плечо комиссара. Великий секретарь Ги Андриво был очень серьезен.

— То, что произошло у нас, ужасно. Кровь в храме… Великого магистра предупредили, но он навещает наших братьев в провинции. Если я могу оказать помощь…

Антуан опустил руки и сел на деревянный ящик.

— Я убежден, что убийца вошел в музей, однако он исчез. Либо это человек, проходящий сквозь стены, — но я не верю в сказки Марселя Эмме с тех пор, как мне исполнилось десять лет, — либо…

— Либо он ускользнул через другой выход, — загадочно произнес брат Ги.

— Правильно, но, черт возьми, я все обыскал! Метр за метром.

Великий секретарь быстро повернул голову в сторону помоста, а затем вновь взглянул на комиссара.

— Значит, ты плохо искал, брат мой.

18

Париж, остров Сите, 13 марта 1355 года

— Где узница?

Один из двух стражников, стоявших у входа в верхний зал, выпрямился, прежде чем ответить.

— На камне.

Палач не стал возмущаться. У него вошло в привычку заниматься подозреваемыми с момента их появления в узилище и самому размещать их. На этот раз его опередили. Решительно, королевская власть была крайне заинтересована в этой женщине. А главное, в том, что она скажет.

Он направился к лестнице, ведущей в нижние залы. Они располагались как раз на уровне Сены. Порой там, где перегородки были более тонкими, слышалось, как бурлит грязная вода. Назойливый рефрен, сопровождавший обвиняемых на пути в ад.

Еще ниже находились полузатопленные залы — застенки. Туда бросали узников, от которых больше не могли добиться признания. И за одну ночь крысы и поднимающаяся вода довершали работу палача.

Палач сразу же направился в пыточную камеру. Сводчатое помещение, пропахшее селитрой и страхом.

Спускаясь по лестнице, палач думал, что вот уже на протяжении нескольких веков в этом подземелье, пропахшем нечистотами, допрашивают обвиняемых, и все это время их приковывали к камням, отполированным страданиями и кровью. По правде говоря, их больше не приковывали. Это было одним из введенных им новшеств: он заменил цепи кожаными ремнями. Во время допроса узники извивались в отчаянных попытках избавиться от невыносимой боли, и ремни резали их запястья и щиколотки. Когда же суставы начинали обнажаться, палач отвязывал несчастных, собирал ремни и опускал их в уксус. Затем он вновь закреплял ремни, и едкая кожа медленно разъедала плоть до самых сухожилий. На этой стадии мученики больше не кричали, они взывали к смерти.

Встав на последнюю ступеньку, палач расстегнул ворот рубахи и взял ключ, висевший у него на груди. Сначала дверь открывалась бесшумно, но потом заскрипела, цепляясь за пол, вымощенный плитами.

Тело, лежавшее на каменном столе, слегка шевельнулось. То было короткое и стремительное движение, словно плохой сон потревожил спящую.

По углам помещения стояли маленькие масляные светильники, озарявшие мерцающим светом стены, позеленевшие от сырости. Пол был покрыт толстым слоем грязи, смешанной с небольшими осколками камней. Палач запретил мыть пол. Узники входили сюда босиком, и первое, к чему они прикасались в камере пыток, был этот слой засохшей крови. Некоторые признавались даже раньше, чем их успевали привязать.

Прислонившись к ледяной каменной стене, палач разглядывал свою новую жертву. Это была молодая женщина. Волосы, спадавшие на вспотевший лоб, венцом окружали точеное лицо. Ее привязали обнаженной, оставив только тонкую бело-оранжевую полоску ткани внизу живота, ткани, которую можно было всегда найти у торговцев, постоянных поставщиков дворян. Во рту у нее был кляп, а веревки не позволяли ей ни на сантиметр приподняться над этим одром боли. Взяв в руки свечу, палач проверил, насколько прочны путы. Все было сделано на совесть.

Ему оставалось только разбудить этого ангела.

Когда первые капли раскаленного воска упали на плоский живот, несчастная задрожала всем телом.

Пламенеющая жидкость очертила совершенный контур своей новой формы, и бесконечный стон прервал молчание кляпа. В тот момент, когда свеча оказалась во впадине пупка, палач сказал:

— Я вижу твои глаза. В них страдание и страх. Однако тебе не знакомо ни то, ни другое.

Лоб молодой женщины сморщился от ужаса.

— Ты думаешь, что страдаешь, но ты ошибаешься. Истинное страдание далеко, за пределами всех твоих представлений. Когда ты поймешь, что страданиям нет предела, ты испугаешься за свое будущее.

Обнаженное тело начало покрываться потом.

— И это только начало. Вскоре вся твоя сущность предаст тебя. И мне даже не придется до тебя дотрагиваться. Страх гораздо сильнее нашего целомудрия. Но не волнуйся, вскоре стыд перестанет терзать тебя. У тебя в животе будет столько воды, что ты начнешь умолять меня вскрыть твое нутро, чтобы очистить тебя.

Лицо молодой женщины стало пунцовым. Едкий запах постепенно распространялся по всему помещению.

— Знаешь ли ты, почему все обвиняемые признаются? Потому что они боятся своих собственных страданий.

Привязанное к камню тело забилось в конвульсиях. Глаза вылезли из орбит, словно у проклятого.

— Когда я вытащу кляп, ты сразу же заговоришь. Однако это мне неинтересно. Я оставлю тебя, чтобы ты подумала, поразмыслила. Знай, я приду завтра.

Резким движением палач встряхнул свечу, и дождь из восковых звездочек оросил обнаженное тело. Кляп заглушил крик боли.

— Это твой первый поцелуй смерти.

19

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Великий секретарь взошел на помост и убрал толстую доску, приставленную справа. Он раздвинул обивку и извлек из кармана зажигалку фирмы «Zippo». Пламя осветило ступени каменной лестницы, ведущей во мрак.

— Доску оторвали загодя. Следуй за мной. Это потайной вход в запасники, где хранятся экспонаты, не выставленные в музее. Мало кто из братьев знает об их существовании. Систему освещения повредили во время ремонтных работ, проводимых в музее.

— Тайный коридор, — прошептал Антуан. — Я пойду впереди.

Комиссар начал спускаться первым, за ним последовал великий секретарь. Они дошли до запертой черной металлической решетки, преграждавшей доступ в помещение, где хранились вперемешку ящики и предметы мебели разных эпох.

— Здесь нет ничего, что указывало бы на убийцу, — сказал он, поднося зажигалку к решетке и пытаясь разглядеть как можно больше. — Там есть запасной выход?

— Нет, его замуровали, поскольку через него проникала сырость от коллекторов Гранж-Бательер, проложенных пятью-шестью метрами ниже. Сейчас мы находимся на уровне автостоянки. Но я, кажется, знаю, куда подевался наш человек. Идем, — ответил великий секретарь с таинственным видом.

Он направился к правой стене, в центр которой был встроен стальной прямоугольник с изображением дерева, растущего на участке, напоминающем кладбище с многочисленными крестами.

— Полагаю, ты узнаешь символ, выгравированный нашим братом, оставшимся неизвестным, — мимоходом бросил Ги комиссару.

— Да… Акация. Дерево, посаженное для того, чтобы разыскать останки мэтра Хирама после того, как его убили.

— Ты знаешь всю классику, — сказал Андриво.

Он прикоснулся к рельефу, а затем резко толкнул одну из трех досок.

Неожиданно послышался глухой скрежет. Камни, задевая друг друга, пришли в движение и обнажили отверстие, зияющее в полу. Секретарь вновь щелкнул зажигалкой. Пламя позволило разглядеть железную лестницу, уходящую куда-то вниз.

— Что это за дыра? — спросил удивленный Антуан.

— Потайной ход, прорытый, вероятно, в XIX веке, когда старинный особняк Ришелье был переделан в резиденцию послушаний. Я нашел чертежи в одном из документов, покрытых пылью. В архивах, украденных нацистами в 1940 году и возвращенных нам русскими семь лет назад. Тебе это ничего не напоминает?

Марка кисло улыбнулся. Архивы, из-за которых было пролито столько крови и о которых он хранил горькие воспоминания. Он подошел ближе и попытался разглядеть, что же находится внизу.

— Это игра воображения или я действительно вижу свет внизу этого колодца для душ?

— Там сохранилась еще довоенная электрическая установка, восстановленная одним из наших братьев, которому я рассказал об этом коридоре в прошлом году. Самое удивительное, что твой убийца тоже в курсе дела. А ведь даже великому магистру ничего не известно. Я хотел сделать ему сюрприз…

— И куда этот ход ведет?

Андриво улыбнулся. В нем проснулась душа ребенка, готового рассказать о далеком прошлом.

— От нижней лестничной площадки расходятся три подземных хода. Один ведет на север, к небольшому сточному коллектору, который, по моим сведениям, расположен под улицей Лафайет.

Антуан подумал о Поле. О его пронзенном теле, которое уже, видимо, унесли санитары. Жуткая участь потомка маркиза, героя свободы. А великий секретарь продолжал:

— Второй ход ведет на юг и упирается в стену, зацементированную, несомненно, строительным раствором. Это где-то рядом с улицей Гранж-Бательер. Третий…

Антуан собрался было спуститься в узкий проход, не дожидаясь дальнейших объяснений, но Ги схватил его за руку.

— Подожди, я пойду впереди. Я знаю это место лучше, чем ты. Внизу лестницы есть два фонаря.

Мужчины спустились один за другим.

— Это может оказаться опасным. Особенно если наш человек прячется внизу…

Подземельное эхо подхватило голос великого секретаря.

— Сомневаюсь, что твой тип остался в этой дыре. Он, должно быть, обнаружил выход. Третий ход, самый длинный, ведет на восток, вероятно, к кварталу Трините. Длиной около километра, он соединяется с коридором, по которому можно попасть в катакомбы… Конечно, если верить архивам!

Марка шел за ним, то и дело дотрагиваясь до электрошокера, висевшего на брючном ремне.

— Не понимаю, как он сумел закрыть вход с той стороны.

— Вероятно, ему известен секрет.

— Какой секрет?

— На уровне седьмого прута решетки есть специальный механизм. Достаточно нажать сверху, чтобы каменная ловушка встала на свое место.

— А чтобы открыть снизу?

— Нужно взобраться на пятую ступеньку, потом на третью, и дверь снова откроется. Три, пять, семь — символические числа ученика, подмастерья и мастера!

Едва Андриво произнес эти слова, как они услышали знакомый глухой скрежет. Отныне они были отрезаны от верхнего мира.

По мере того как они углублялись в потаенные недра Парижа, усиливался запах сырости, исходивший от заплесневелых стен подземелья.

— Впечатляющее зрелище. И на сколько же метров мы спустились? — спросил Антуан, едва не наткнувшись на ржавый железный прут, торчавший из стены.

— Метров на двадцать, не меньше. В свое время братья проделали превосходную работу. Инженер, построивший этот проход, был нанят бароном Юсманом и поэтому имел в своем распоряжении все планы квартала.

Они добрались до последней ступеньки и очутились в высоком сводчатом зале, заканчивавшемся стрельчатыми арками. Три проема высотой с дверь вели в разные стороны. Над каждым из проемов был выгравирован масонский знак. Антуан сразу же узнал эти знаки. Глаз в треугольнике, узловатая веревка, череп, лежащий на двух берцовых костях.

«Три выхода, которыми мог воспользоваться убийца», — подумал Марка.

Он присел на корточки, чтобы рассмотреть отпечатки ног на песке. Из небольшого ларя Ги вытащил два электрических фонаря. Антуан показал пальцем на землю.

— Когда тебе приходится возиться здесь с электричеством, ты надеваешь городские туфли?

— Нет, непромокаемые грубые ботинки. Это надежнее. Всюду просачивается вода. Сточные желоба не так уж далеко.

Комиссар показал на следы, ведущие к двери, поднимавшейся с помощью узловатых канатов.

— Значит, он ушел через эту дверь. Это какая?

— Южная. Странно, она закрыта кирпичной стеной. Не понимаю, как он мог ускользнуть.

Марка направил фонарь в сторону коридора, но тьма поглотила свет. Где-то в этом проходе скрывался человек, который убил, зарезал своих братьев. Он вновь увидел вытаращенные глаза под капюшоном. Глаза, которые завораживали. Глаза брата, учинившего резню и имевшего перед ними территориальное преимущество. Он мог в любой момент выскочить из-за угла и безжалостно пронзить их насквозь. Антуан обернулся.

— Будет лучше, если ты поднимешься и предупредишь наших друзей.

— Но я…

— Вызови подмогу и приведи их сюда. Мне очень скоро понадобится помощь, — бросил Антуан тоном, не терпящим возражений.

— Хорошо, но будь осторожен. Здесь все очень зыбко. Провалы, катакомбы. Все это может обрушиться в любой момент. Настоящий швейцарский сыр.

Марка взял электрошокер в руку и пошел по каменному коридору. Вскоре его поглотила ночь.

20

Париж, улица Святого Иакова, 14 марта 1355 года

На следующий день после казни дама Пернель заметила, что ее муж более молчалив, чем обычно. Однако она отнеслась к этому философски. Никола был ее третьим мужем, и она знала, что следует делать, а главное — чего не следует делать, когда мужчины становятся отчужденными. Спускаясь по лестнице, она думала о своих двух первых мужьях, почтенных мужчинах, порядочных горожанах, пожелавших взять ее в жены, первый — из-за ее молодости и красоты, а второй — из-за денег, которые она принесла в приданое.

Дама Пернель считала, что в мужских сердцах нет места для возвышенных чувств. И душевные переживания супруги — это последняя забота, которая могла их снедать. Долг женщины состоял в том, чтобы быть хорошей женой, преданной матерью и верной супругой. Если женщина будет соблюдать эти заповеди, она, вероятно, проживет спокойную жизнь, во всяком случае, перед ней распахнутся врата рая. Дама Пернель была набожной особой и усердно посещала церковь Святого Иакова, к которой примыкала семейная мастерская. Она жила в согласии с верой, каждый день молилась и соблюдала все религиозные праздники. Для нее, познавшей трех мужей и превратности бытия, спасение находилось именно там. В вере. В абсолютной вере. Без всяких сомнений и вопросов.

Дама Пернель смотрела на мужа, ходившего от одного ученика к другому. Длинным росчерком пера он исправлял прописную букву. Казалось, он был поглощен работой. Однако его взгляд блуждал где-то далеко, гораздо дальше изящно расписанной страницы.

Она всегда боялась книг, поскольку Никола не просто их переписывал, но и с удовольствием читал.

Особый страх дама Пернель испытывала перед книгами с причудливыми буквами и фантасмагорическими рисунками, которые порой приносили ее мужу монахи, вернувшиеся с далекого Востока. Казалось, Фламеля зачаровывали эти пергаменты, найденные в древних библиотеках Константинополя или храмах Иерусалима. Однажды она даже увидела, как муж переписывает уже сделанную копию. Она знала, что в подвале, в стенном шкафу, забаррикадированном тяжелой деревянной дверью, Фламель хранил произведения, о которых было известно лишь ему одному.

Она так и не осмелилась доверить эту тайну своему духовнику, опасаясь, как бы несчастье не обрушилось на ее дом. Однако даму Пернель бросало в дрожь от одной только мысли, что тем самым она подвергает свою душу огромной опасности. А по возвращении у Никола, спускавшегося в подвал со свечой в руке, лицо лихорадочно горело. И он долго не мог уснуть.

По правде говоря, дама Пернель ненавидела книги. Но еще больше она ненавидела странных клиентов, приходивших в ночи со свитками, спрятанными под одеждой. Фламель всегда впускал их в дом, предлагал выпить и усаживал у очага. Он знал, что незнакомец постепенно успокоится, и тогда между ними установится доверие. Однажды он сказал ей, что, когда в ночи появляется неизданная рукопись, к свету устремляется целый рой человеческих мыслей.

Когда дама Пернель вернулась в комнату, ее муж задумчиво разглядывал какую-то книгу. Она кашлянула. Фламель только что вывел заглавную букву. Он посмотрел в окно, на минуту застыл, а потом пересек комнату большими шагами. Жена Фламеля попыталась понять, что же его взволновало, но напрасно.

Когда Фламель выходил, он бросил на нее взгляд.

Взгляд человека, увидевшего наяву дьявола.

— Мэтр Фламель, мне нужно поговорить с вами.

Никола резко остановился. Перед ним стоял его новый сосед. Человек, одетый во все черное. Но только на этот раз на нем не было капюшона. На мертвенно-бледном лице резко выделялись синяки под глазами. Художник отвел взгляд. Ему казалось, что он видит обнаженный череп. Странный посетитель продолжал пристально смотреть на него.

— Вы ведь превосходный переписчик, не так ли? Я тоже в определенном смысле мастер своего дела, но в совершенно особой области, на службе воли Господа. Меня зовут Жеан. Жеан Артус.

Никола снял шапку.

— А меня Никола. Никола Фламель. К вашим услугам.

Улыбка пробежала по белому как мел лицу палача.

— Совершенно верно.

На улице некоторые торговцы открывали свои лавочки. Но многие не спешили. Накануне они еще долго веселились. Жеан Артус презрительно смотрел на суетящихся горожан.

— Что вы думаете о вчерашней казни?

— Что суд короля был истинным и справедливым.

Палач снова скривил губы, изобразив подобие улыбки.

— А вы осторожный человек, мэтр Фламель. Ни одного лишнего слова.

— Работа переписчика не располагает к откровениям.

— Действительно, это ремесло одиночки. Как и мое.

Никола Фламель замолчал. Разговор принял оборот, который ему совершенно не нравился.

— Мэтр Фламель, вы хороший христианин? Не волнуйтесь! Я вовсе не собираюсь тревожить вашу душу. Просто мне нужны ваши знания и опыт.

Художник сразу же расслабился.

— Вам понадобилось переписать книгу. Отца Церкви, несомненно. Я уже…

— Нет. Мне просто нужен человек, умеющий писать под диктовку и забывать, что он слышал. Вы ведь такой человек, мэтр Фламель?

21

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Человек в капюшоне шел быстрым шагом. Ему не нужен был свет. Он ходил по этому пути не один десяток раз и поэтому свободно ориентировался, слегка прикасаясь ладонью к заскорузлым стенам подземелья.

Власть заключается в абсолютном, тотальном контроле. Я люблю мрак.

Он перепрыгнул через три ступеньки, ведущие к выходу. Вскоре он выберется на свежий воздух. Он торопился домой, чтобы принять горячую ванну. Постепенно он выйдет из своей роли. Он вернется к нормальной жизни, мирскому существованию, станет спрашивать у жены, хорошо ли выучил уроки их сын, подогреет в микроволновой печи еду, приготовленную домработницей Мартой. По мере удаления от храма его вновь начала обволакивать пелена тупости. Мало-помалу брат-мститель исчезал.

Вдруг перед ним возникло лицо калеки.

Я оплакиваю их, когда они страдают. Почему они не понимают, что я снимаю с них оковы? Я есмь ветер и буря. Я есмь месть.

Он почувствовал, как пальцы прикоснулись к железному кольцу. Четким движением руки он потянул кольцо на себя, и дверные петли заскрежетали. Свежий ветер ударил ему в лицо.

Я есмь брат по крови. Навечно.

В желудке заурчало.

Я голоден, кровь моя!

Он обернулся, услышав шаги, и улыбнулся. Этот оказался хитрее других, но он предусмотрел подобную возможность.

Луч фонаря освещал то землю, то стены, изъеденные сыростью. Марка посмотрел назад. Сводчатый зал превратился всего лишь в далекий огонек. Марка прикинул и решил, что прошел сотню метров. Следы были довольно четкими. Теперь он был уверен, что убийца избрал этот путь. Он не мог бежать: с потолка свисали железки, которые чуть было не выкололи ему глаз.

Он знал, что метрах в двадцати над ним прохожие и машины кружились в бесконечном танце, но здесь, в этой дыре, в одиночестве, он чувствовал, что утратил связь со временем.

Коридор сузился и повернул вправо. Вдруг сердце Марка бешено забилось. Перед ним возникла тень. Инстинктивно полицейский упал на бок и нажал на кнопку электрошокера. На несколько секунд вспыхнувшая в подземелье молния разогнала тьму. Антуан понял свою ошибку, увидев балку, свалившуюся на брус. Он побежал. Ему необходимо было добраться до конца туннеля, поскольку теперь он не сомневался, что осторожный убийца не станет дожидаться его в середине. Возле правой стены послышалось какое-то шуршание. Марка повернул фонарь и увидел серых крыс, глаза которых ярко заблестели на свету. Крысы направлялись в сторону Антуана, нисколько не обеспокоенные его присутствием. Они просто перебирали лапами по рыхлой земле. Антуан едва не пнул их ногой и отошел подальше. Подземный ход немного расширился слева, затем превратился в узкий коридор длиной несколько метров и неожиданно вывел в прямоугольную комнату.

Вдоль стен под самым потолком прямо в камне были вырезаны символы. Компас, наугольник, свинцовый прут, две колонны… При виде этих знаков, знакомых каждому масону, Антуан вновь обрел уверенность. Более столетия назад неизвестные братья оставили свои следы в этом лабиринте. Братья, превратившиеся теперь в прах… Марка мысленно произнес ритуальную фразу в память о них. Он направил луч света на переднюю стену и увидел дыру, достаточно широкую, чтобы в нее пролезть. Сбоку на проржавевшей металлической планке был выгравирован еще один масонский символ — веревка с узлами. Антуан подошел к проему и осветил его фонарем.

Тяжелый запах тины ударил ему в нос. Рыхлая песчаная почва была мокрой, словно мостовая после дождя, и круто спускалась слева. Антуан едва не упал, споткнувшись о груду строительного мусора, разделявшую два подземелья. Он удержался на ногах, схватившись за обломок камня. Из подушечки указательного пальца потекла тоненькая струйка крови. Он выругался и стал вспоминать, делал ли он в сорок лет повторную противостолбнячную прививку.

Когда Антуан вошел в проход, ведущий вниз на добрый десяток метров, запах стал удушливым. Туфли на кожаной подошве скользили, как по льду, замедляли шаг и заставляли его передвигаться смешной утиной походкой. Вскоре он добрался до впадины диаметром три метра, дно которой было вымощено огромными плитами. Проходившие по стенам толстые трубы, похожие на сточные коллекторы, покачивали твоими темными горловинами.

Над одним из коллекторов Антуан заметил несколько железных ступенек, ведущих к приоткрытой железной решетке, укрепленной на самом верху впадины. Он ловко запрыгнул на трубу и стал взбираться по лестнице.

Вдруг раздался оглушительный грохот. Он повернул фонарь и с ужасом увидел, что у него под ногами обвалилась каменная стена. И почти одновременно с пронзительным скрежетом захлопнулась решетка. Комиссар слишком поздно понял, в какую ловушку он попал. Он направил фонарь вверх.

В слабом мерцании фонаря появилась голова человека в капюшоне. Огромные глаза, искаженные лучом света, буквально впились в полицейского. Человек был похож на демона, выскочившего из первого круга ада. Впервые за долгое время Марка почувствовал, как его охватывает панический страх.

22

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Художник с улицы Святого Иакова покинул супругу, сославшись на заказ, который невозможно выполнить в мастерской. Богатый клиент хотел сделать копию бесценной книги, но требовал, чтобы мастер работал у него дома. Доверчивая дама Пернель не стала возражать и пожелала мужу доброй ночи, нисколько не догадываясь, куда именно тот пойдет.

Приблизившись к Дворцу правосудия, расположенному на острове Сите, Фламель позаботился, чтобы его чернильница, пергаменты и перья не пострадали при обыске. Он вовсе не хотел, чтобы новый заказчик отказался от его услуг.

Когда Фламель попал внутрь, лакей повел его по лабиринту темных лестниц и комнат, а затем передал двум стражникам, стоявшим возле узкой двери. Фламеля опять обыскали, на этот раз более тщательно, и наконец разрешили спуститься по винтовой лестнице.

Стоя на последней ступени, его ждал палач. Как раз в этот момент колокола собора Парижской Богоматери зазвонили к вечерне.

— Вы пришли вовремя, мэтр Фламель, это хорошо. Входите. И главное… Смотрите внимательно!

Фламель так никогда и не смог забыть увиденного. К камню была привязана женщина. Подойдя ближе, он увидел, что она очень молода. И очень красива, хотя пытки исказили ее черты, изуродовали руки, покрыли живот рубцами.

— Она красива… как дьявол. Мы учинили ей обычный допрос. Просто немного надавили физически. Ничего из ряда вон выходящего. Но если она будет продолжать упрямиться, нам придется применить более эффективные меры.

Палач небрежно приподнял волосы, слипшиеся от пота. Художник был в ужасе. Ему ни за что на свете не следовало соглашаться… Он осмелился открыть рот.

— Она… Ну… У нее кляп. Чтобы говорить…

— Вы спрашиваете, почему я не вытащил эту тряпку? Именно для того, чтобы она не могла говорить. Чтобы страдание освежило ее память. Чтобы она вспомнила все, что должна сказать мне.

Глаза девушки засверкали от слез. Никогда прежде Фламель не видел столько мук в человеческом взгляде.

— Вы не знаете, кто она, не так ли?

Художник ничего не ответил.

— И несомненно, было бы лучше, если бы вы об этом никогда не узнали. Но все же я вам скажу. Нас только двое в ночи. Мне никто не придет на помощь. Я расскажу вам ее историю. Короткую историю ее жизни.

— Уверяю вас…

— Достаточно, — оборвал Фламеля палач. — Я вам расскажу об этой заблудшей душе по одной-единственной причине. Если когда-нибудь о ней поползут слухи, я буду знать, кто проболтался, и…

Никола открыл рот, пытаясь возразить.

— …и вы умрете.

23

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Убийца стоял молча, неподвижно, словно ничего не ожидая, почти в метре от Антуана. Комиссар взлетел по ступенькам и вцепился в решетку. Он просунул руку между прутьями, чтобы схватить противника. Но напрасно.

— Подонок, открывай немедленно! Сейчас приедет полиция! — завопил он, охваченный неистовой яростью.

Но противник оставался невозмутимым. Он молча разглядывал комиссара, словно энтомолог, стоящий перед пригвожденным к дощечке насекомым, дрыгающим лапками в попытках избежать препарирования.

— Скажи что-нибудь, сукин сын! — зарычал Марка.

Он находился сантиметрах в двадцати от лица убийцы. Их разделяла только решетка, проржавевшая, но не поддававшаяся его неистовым усилиям. Антуан спустился на несколько ступеней и попытался сесть на толстую чугунную плиту. При свете факела он осмотрел весь туннель в поисках скрытого выхода. Обрушившаяся стена казалась еще более неприступной, чем решетка. Его обуял страх. По логике вещей, полицейские должны были уже прибыть в резиденцию, а охранник предупредит их, что Антуан Марка ведет поиски в подземелье. Значит, они вскоре появятся. В худшем случае они наткнутся на стену, преградившую ему путь. Он также мог бы выстрелить наудачу из электрошокера через решетку, чтобы обезвредить маньяка.

Внезапно его ноги почувствовали странную вибрацию. В трубе, на которую он опирался, раздался какой-то гул. Вероятно, он находился недалеко от линии метро, а из-за приближения поезда кругом задрожала земля.

Сила толчков нарастала, и вскоре они превратились в стаккато чавканья и бульканья. Комиссар с ужасом увидел, как из трубы вырвалась струя грязной воды и потекла во впадину. Одновременно из двух других коллекторов потек такой же серый поток. Едкий зловонный запах ударил комиссару в нос. Гнилая вода уже заполнила всю впадину. Комиссар рванулся вверх и сразу же понял, что слив забит и не позволяет воде течь вниз. Рокот нарастал.

Вдруг раздался голос убийцы.

— Ну, брат мой, как видишь, братья, построившие это подземелье, проявили чудеса смекалки. Они старательно замаскировали выход из этого помещения для сбора сточных вод. Стена, блокирующая вход, хотя и возведена из кирпичей, практически непроницаема… Подумай только, они выходили из подземелья через решетку, как это сделал я, и приводили в движение систему, наполняющую впадину почти до краев.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Ты хочешь меня разговорить, брат мой? Впрочем, это может послужить тебе некоторым утешением. В нашей семье из века в век передают по наследству планы подземелья. Мой отец не сомневался, что однажды они мне пригодятся.

Антуан кусал губы. Следовало выиграть время и найти выход.

— Полагаю, вода поднимется до решетки, и ты с наслаждением будешь смотреть, как я тону, — произнес Марка как можно более непринужденно.

Убийца пожал плечами.

— Можно сказать и так. Этот поток экскрементов мира профанов, остановленный стеной, которую построили масоны, чтобы вход в храм оставался неповрежденным, может служить великолепным сюжетом для притчи.

— Псих…

— Ну-ну! Больше достоинства! Значит, так ты разговариваешь с братом? Почему ты не относишься ко мне с уважением, соответствующим моему званию и градусу?

— Сумасшедший дом… Какое звание? Какой градус? А ты, почему ты не приходишь на помощь брату везде, от полудня до полуночи?

— Я тебе уже сказал, мое звание обязывает к мести. Что касается твоего спасения, боюсь, это не отвечает моим интересам. Я спрашиваю себя…

Марка едва слышал его. Слова палача тонули в грохоте, вырывавшемся из коллекторов. Вода стремительно поднималась. Он почувствовал, что она добралась до щиколоток. Он изменил положение тела, но понимал, что долго не продержится.

Антуан закричал во всю мощь своих легких:

— На помощь! Я здесь!

Человек в капюшоне ухмыльнулся.

— Сомневаюсь, что наши братья находятся по ту сторону стены. И даже если это так, они ничего не сумеют сделать, если только не принесли с собой взрывчатку.

Вода добралась до бедер. Поясница погрузилась в зловонную ледяную жидкость. Антуан соскользнул с трубы и попытался удержаться на плаву в этой клоаке. Он хлебнул немного сточной воды, и его чуть не вырвало. Было настолько холодно, что он не чувствовал своих конечностей. Потолок неумолимо приближался. Вокруг него все вращалось в каком-то водовороте. Марка почувствовал, как вдоль бедра что-то скользнуло, словно водоросль. Он резко отпрянул, охваченный ужасом, и едва смог выговорить:

— Но почему…

— Я всего лишь выполняю свой долг. Ты не сможешь понять.

До потолка оставалось всего лишь сантиметров десять. Марка подсчитал, что через одну-две минуты вода поднимется до самого верха и он утонет. Он видел только один выход: смерть.

24

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Смерть. В тот момент, когда Никола Фламель переступал через порог этого зловонного логова, он подозревал, что встретится с подобной угрозой. Но как ни странно, в это самое мгновение его беспокоила скорее не собственная жизнь, а судьба несчастной девушки. Он мысленно обратился с молитвой к Деве Марии, прося ее защитить эту несчастную. Господь не может позволить, чтобы произошло нечто ужасное. Этот взгляд… Это были глаза самой невинности.

Палач обошел вокруг пыточного ложа и сел на узкую каменную скамью, стоявшую у стены.

— Она приехала в Париж три недели назад вместе с тем евреем, которого король пригласил из страны, находящейся по ту сторону Пиренеев. С этим проклятым, которого сожгли вчера вечером. По его словам, она приходится ему дочерью и сопровождает его от самой Испании. И опять-таки по его словам, она не умеет говорить. Немая от рождения. На деле это уловка, чтобы скрыть правду. Она ни слова не знает по-испански. — Улыбка, пронзительная, словно острие бритвы, озарила лицо палача. Он добавил: — С тех пор как ее доверили мне, следствие продолжилось. Вскрылись новые обстоятельства. Весьма серьезные обстоятельства.

Переписчик судорожно дышал, а Жеан Артус продолжал:

— Путь из Испании неблизкий. Чтобы заработать на жизнь, этот сын Сиона использовал свой талант лекаря. По дороге он везде, где мог, лечил больных. То в городе, то в монастыре. Ищейки короля с поразительной точностью восстановили его маршрут. Все были довольны его услугами. Опрошенные пациенты без устали расхваливали его, даже если не исцелились.

— Несомненно, это дар Божий, — предположил Фламель, лицо которого покрылось потом.

— Или творение дьявола, — поправил палач. — Близ Кагора, в Керси, его позвали к постели больной женщины. Благородной женщины.

Прерывистое дыхание Фламеля отражалось от стен, пропитанных кровью.

— Да, благородной, — повторил Жеан. — Когда речь идет об их жизни, эти презренные дворяне готовы идти на любые компромиссы. И даже доверить свою судьбу еврею.

— Любое Божье создание боится предстать перед своим творцом, это можно понять, — произнес художник.

— Вам приходится переписывать слишком много дурных клятв, — усмехнулся палач. — Подумайте лучше о притчах Господа Бога нашего о богатых и власть предержащих. Для них двери рая закрыты и никогда не откроются. Поверьте мне, всем дворянам уготованы страшные муки ада.

Палач протянул руку в сторону тела, привязанного к шершавому камню.

— Но вернемся к женщине. Она выжила. Еретик дал ей лекарство под названием «питьевое золото», так называемый «золотой напиток». Дьявольскую настойку. Демоническое снадобье, от которого рассудок слабой женщины помутился.

Фламель не осмеливался задать вопрос. Артус заговорил тихим глухим голосом:

— Однажды утром он ушел. О скандале рассказали слуги.

— О скандале, мессир?

— Женщина была вдовой. Вдовой, но матерью. Она продала дочь в обмен на выздоровление. Она сделала родную дочь продажной девкой. И отныне дочь осквернена. Осквернена до самой глубины своего тела.

Палач понизил голос, словно обессилел. Фламель инстинктивно перекрестился. Это было сделкой. Дьявольской сделкой.

«Жизнь в обмен на невинность», — подумал он.

Палач смотрел на жертву пронзительным взглядом.

— Она во всем нам признается, а потом я ее очищу. — Он колебался только одно мгновение. — Через то место, которым она согрешила.

25

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Голова прижалась к решетке. Вода уже поднялась до самой шеи. Пальцы судорожно вцепились в прутья. Марка отчетливо видел расширенные черные зрачки убийцы. Он почувствовал, как рука мужчины скользнула по его руке, словно в знак дружеской поддержки.

— Ты прав. Я должен помочь тебе. В конце концов, я не держу на тебя зла.

— Перекрой это дерьмо! — закричал Антуан, чувствуя, что вода добралась до подбородка.

— Это не так просто. Я задам тебе три вопроса, простых для масона с открытым сердцем. И если ты дашь правильные ответы, я спасу тебе жизнь. Забавно, не правда ли?

Полицейский заметил трещины в разъеденном камне возле решетки. Плечевые мышцы горели так, что, казалось, они вот-вот порвутся. Мужчина задал первый вопрос:

— Почему мы носим шпагу?

— Да пошел ты… Чтобы вонзить ее тебе в задницу, — ответил комиссар, выплевывая очередную порцию зловонной воды.

Убийца покачал головой.

— Нет, нет… В память о рыцарских орденах, наследниками которых мы являемся. Я даю тебе еще один шанс. Для чего ее используют?

— Для обряда посвящения. Это известно любому кретину, — выговорил, кашляя, Антуан, прижатый лицом к решетке.

Вода лилась ему в уши. Вскоре он не сможет говорить.

— Что такое пламенеющая шпага? Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Специалисты по символике придерживаются разных мнений, — требовательно произнес человек в капюшоне.

В голове у Марка все смешалось. Пламенеющая шпага, пламенеющая шпага… Постигая масонство, об этом узнавали на одном из последних этапов.

— Это шпага досточтимого мастера, жезл Моисея… змея знания… Черт…

Марка едва мог дышать, прижавшись ртом к решетке. Ржавые края царапали ему губы. Силы покинули его. Вода лилась в рот. Он закричал:

— Символ света!

Уровень воды неожиданно стабилизировался.

— Браво, ты назубок выучил масонский катехизис. Знаешь, эту игру можно было бы запатентовать. Она тогда назвалась бы «Вопросы для братишки».

Антуан больше не слышал, что говорил палач. Голова убийцы плясала у него перед глазами. Вода не спадала. Он хотел закричать, но было слишком поздно. Воздух не поступал в его легкие. Жизнь оборвалась, он выпустил из рук решетку и почувствовал, что падает в бездонный колодец.

Все стало черным.

26

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Кто-то постучал кулаком в дверь. Показалась голова в шлеме.

— Мессир палач, сеньор, который как-то раз навещал вас, ждет в караульной. Он хочет с вами поговорить. Немедленно.

Жеан Артус опустил веревку, которую собирался продеть через крюк, вбитый в самую высокую точку свода. Никола знал об этой пытке.

Обвиняемого подвешивали за запястья и предоставляли телу возможность доделать оставшуюся работу. Первыми не выдерживали сухожилия, затем разрывались мышцы. За несколько часов мученик превращался в манекен, бесформенный, но по-прежнему живой, болтающийся в пустоте.

— Оставайтесь здесь, Фламель, я ненадолго. Этот посетитель уже приходил. Он из числа приближенных короля. Похоже, при дворе начинают терять терпение. Они так и ждут, когда наша гостья заговорит.

Дверь с грохотом закрылась. Художник вытащил чернильницу, развернул свитки и начал точить перья. Он повернулся спиной к обнаженной женщине, лежавшей на камне. Фламель не хотел встретить ее взгляд — взгляд поруганной невинности. Он знал, что не вынесет этого.

Тыльной стороной ладони он опробовал перья и открыл стеклянный пузырек с чернилами.

Сзади до него донеслись какие-то звуки. Это девушка судорожно терла руками свое ложе пыток. Несмотря на огонь, пылавший в камине, она дрожала. Несомненно, ей было холодно от страха. На мгновение Никола охватило безумное желание повернуться и вытащить из ее рта кляп.

Но подобное искушение могло стоить ему жизни. Испугавшись собственного безумия, Фламель сосредоточил все внимание на длинном деревянном столе, на котором палач разложил орудия своего ремесла.

Увидев колодки, Фламель побледнел. Он смотрел на тяжелые деревянные доски, между которыми зажимали ноги обвиняемого. И винт! Винт, который вращали и который оборот за оборотом вонзался в тело, рвал плоть, перерезал нервы, ломал кости.

Со времен великой ереси катаров и охоты на ведьм пытка превратилась в целую науку. Появились новые методы, применение которых было строго регламентировано благодаря заботам инквизиции. Подозреваемый мог страдать целыми неделями, не теряя сознания и не лишаясь жизни. Палачи были способны на все. И только ради того, чтобы сломать мужество человека.

Даже очистить тело. Это слово, произнесенное Жеаном Артусом, звучало в памяти переписчика, дрожавшего от ужаса.

В дверной скважине лязгнул замок. Это возвращался палач. Он торопливо вошел в помещение.

— У вас есть воск, Фламель?

— Да, чтобы запечатывать письма…

— Дайте мне его.

Переписчик протянул палачу красную палочку. Артус схватил свечу.

— Воском не только запечатывают письма, Фламель. Он также позволяет закупоривать слух.

В помещении раздался приглушенный вой. Никола резко обернулся.

Склонившись над лицом, искаженным от боли, палач лил длинную струйку раскаленного воска в ухо молодой женщины. Ее тело, распростертое на камне, сотрясалось, словно под ударами невидимого хлыста. К горлу Никола подступила тошнота.

Дымящийся воск продолжал течь. Помещение наполнилось запахом горящей плоти.

Измученная страданиями, девушка внезапно перестала шевелиться. Палач выпрямился.

— Так она не будет слышать, о чем я с вами говорю.

— Но было бы достаточно заткнуть ей уши тряпкой.

— Мэтр Фламель! — Голос палача взвился, словно рассвирепевшая змея. — Никогда не смейте мне перечить!

Лицо художника побледнело от страха.

— Вы ничего не понимаете в дознании. Посланец короля, с которым я только что виделся, потребовал сохранить жизнь этой женщине. Если она об этом узнает, она не заговорит.

— Но как она сможет заговорить, если не будет слышать ваших вопросов?

Палач разразился бешеным смехом.

— А у меня нет к ней вопросов.

— Я вас не понимаю.

Жеан взял секатор, пальцем проверил, насколько остры его лезвия, и уточнил:

— Я никогда не задаю вопросов.

— Почему?

— Чтобы испытать подозреваемого, заставить его сказать все. Если он не знает, чего я от него добиваюсь, он не сможет ничего от меня утаить. — Лезвия секатора сухо лязгнули. Одним движением палач вырвал кляп изо рта жертвы и быстро вытащил воск из ее ушей. — Приготовьтесь записывать, мэтр Фламель!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В раскрытии любой тайны виновен тот, кто ее кому-либо доверил.

Лабрюйер «Характеры»

Не следует доверять тайну тому, кто не стремится ее узнать.

Диана де Бозак «Женщина-литератор»

Обложка «Manuel général de la Franc-Maçonnerie», «Общего учебника по франкмасонству», опубликованного в 1856 году. Из архивов ложи «Великий восток» во Франции (шифр 1923). На ней изображена «Аллегория Правды, выходящая из колодца невежества».

27

Наши дни

«Аврора Источник» всем отделениям «Авроры»

13 часов 45 минут по Гринвичу

Еженедельный бюллетень, посланный шифрованной почтой всем получателям, входящим в группу «Аврора», «Авророй Источником».

Курс

Курс золота продолжает оставаться стабильным на протяжении двух недель, однако «Аврора Сингапур» забила тревогу.

Движение

«Аврора Капская провинция» предоставила актуализированный отчет о запасах мировых рудников. Вот основные показатели. В приложении вы найдете подробности проведенного ею исследования.

Годовая выработка золотых рудников: 2530 тонн.

Годовой мировой спрос на золото (украшения, финансовые рынки, промышленное производство): 3200 тонн.

Мировые запасы недр: основные страны-поставщики — 48 тысяч тонн.

— Южная Африка: 19 тысяч тонн.

— Соединенные Штаты: 5600 тонн.

— Австралия: 5 тысяч тонн.

— Китай: неизвестно.

Новая оценка полного истощения запасов на земле: 2027 год. Мы подтверждаем результаты нашего предыдущего анализа: нехватка золота в будущем приведет к беспрецедентному повышению курса примерно в 5—20 раз. Согласно прогнозам экспертов, общество далеко не полностью восприняло предоставленную ему информацию, по крайней мере, не так серьезно, как известие об истощении запасов нефти. Однако весьма вероятно, если не сказать достоверно, что данная информация косвенно повлияет на курс. В сообщении «Авроры Цюрих», основанном на конфиденциальном докладе экспертов, говорится, что покупки золота «взорвут» мировой рынок, как только общество ознакомится с этим докладом. Приводим цитату из отчета: «Люди бросятся скупать украшения, монеты, в первую очередь золотые слитки. <…> Из-за истощения запасов золото превратится в спасительную ценность».

Разное

Агент нашего Дивизиона безопасности и реагирования (ДБР) сообщил перуанским властям сведения о продавце немецких слитков. Речь идет о Роберто Гутьересе, или Гюнтере Мюллере, сыне оберштурмбанфюрера Мюллера, разыскиваемого военного преступника, предположительно скончавшегося в Лиме в 1999 году. В доме Мюллера был обнаружен ящик с десятью слитками.

В Кувейте началась операция «Пылающая пустыня».

Конец связи

28

Париж, больница Биша, наши дни

Белое. Все было белым: потолок, стены и даже расплывчатая фигура, стоявшая возле него. Он хотел приподняться, но электрический заряд пронзил все тело болью. У него перехватило дыхание, и он рухнул на подушки. Слизистая оболочка рта отдавала желчью и содой. До него донесся спокойный женский голос:

— Не волнуйтесь, мсье. Не шевелитесь. У вас на правой руке капельница.

Постепенно туман стал рассеиваться. Он более четко рассмотрел халат медсестры, брюнетки с темными, почти черными волосами, и небольшой треугольник бейджа, на котором было написано ее имя. Но ему никак не удавалось различить буквы. Он опустил голову и увидел, что лежит на больничной кровати почти голый, в одной тонкой рубашке.

Слева раздался другой, более суровый голос:

— Это отучит тебя бить баклуши в подземельях. В твоем возрасте пора бы перестать заниматься чепухой.

Обращавшийся к нему мужчина впечатляющего телосложения сидел на колченогом стуле. Он бросил на стол иллюстрированный журнал, который читал, знаком велел медсестре выйти и наклонился к Марка.

— Тебе еще повезло. Охлажденный коктейль из сточных вод Парижа вреден для здоровья.

Антуан повернул голову и увидел насмешливое багровое лицо комиссара Одкура по прозвищу Брат Толстяк.

— Тебя напичкали успокоительными. Я коротко расскажу обо всем, что мне известно. Затем ты восполнишь пробелы.

Антуан вновь приподнялся, но боль и на этот раз пронзила его. Он отказался от дальнейших попыток и растянулся на кровати. Брат Толстяк прошептал ему на ухо:

— Я лично уполномочен вести расследование. У меня есть хорошая новость и плохая новость. Первая — и тебе это известно: я, как и ты, «сын вдовы», что упрощает дело. Плохая, хотя, в конце концов, все относительно, — это…

Марка нашел в себе силы прервать его:

— Я знаю, ты не принадлежишь к правильному послушанию. С таким прозвищем, как у тебя, это можно предположить заранее. Его милость по-прежнему является членом ложи «Лоренцо Великолепный» рядом с Ниццей, ложи бывшего краснощекого мэра этого очаровательного города?

Брат Толстяк улыбнулся и похлопал Антуана по руке.

— Вижу, ты уже обрел чувство юмора. В добрый час. Для начала не будем вставать поперек горла некоторым нашим коррумпированным братьям. Я сейчас тебе все объясню. В дипломатическом, как я бы сказал, плане есть договоренность, что мы вместе будем работать над этим делом.

— Я в отпуске, и поэтому об этом нет и речи, — сухо ответил Антуан.

— Успокойся. Я сам всем займусь. Лучше скажи мне, на кого похож твой убийца. Ты единственный, кто видел его вблизи.

Марка наконец удалось оторваться от подушек. Он не хотел, чтобы его поджаривали лежа.

— Хорошо, но прежде расскажи, как меня нашли. Насколько мне помнится, я пил последнюю чашу.

Его коллега удобно устроился на стуле и вытащил небольшой блокнот в коричневой обложке.

— Бригада комиссариата Девятого округа прибыла через десять минут после звонка твоих братишек. Два бригадира вместе с великим секретарем спустились в подземелье и отправились на поиски. Они нашли тебя в отстойнике, который постепенно опорожнялся. Ты едва дышал, зато здорово вонял. Я не стану описывать тебе мужество нашего коллеги, который сделал тебе искусственное дыхание рот в рот, несмотря на зловонный запах, исходящий от тебя.

— Не понимаю. А стена? Та, что разделяла отстойник и подземелье. Ведь именно из-за нее я попал в ловушку. Убийца сохранил мне жизнь?

Комиссар, ведущий следствие, пожал плечами.

— Мне об этом ничего не известно. Стена не выдержала под напором воды. После того как тебя унесли, бригадирам удалось выставить решетку, через которую можно было попасть в отстойники, а потом в хранилище и технические помещения на улице Гранж-Бательер. Кстати, замок решетки был взломан. Убийца мог скрыться незамеченным.

Марка почувствовал, как возвращается безжалостная головная боль. Его желудок извивался, словно в него изнутри кто-то вбивал гвозди. Брат Толстяк посмотрел на часы и улыбнулся.

— Я должен прервать наш разговор. Сейчас ты умчишься в страну сновидений. Медсестра предупредила меня, что через десять минут снотворное начнет петь тебе колыбельную.

— Черт возьми…

— Это ты сказал. В принципе, завтра тебя отпустят домой. Увидимся в резиденции в компании твоих друзей, — сказал полицейский, вставая со стула с легкостью, неожиданной для человека с таким брюшком.

Антуан почувствовал, как тяжелеет его голова. Голос коллеги звучал словно издалека. Он даже не услышал, как за посетителем закрылась дверь.

29

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Камера пыток была тускло освещена. Тяжелая мрачная тень стала длиннее. И только чернильницу освещало колеблющееся пламя свечи. Никола начал писать на пергаменте. Он наизусть знал ритуальные формулировки, с которых начиналось дознание, поскольку не раз переписывал их в своей мастерской. Никто и никогда не пытал от собственного имени, но во имя Господа и короля. Рука, причинявшая страдания, лишь подчинялась приказам свыше. Палач резко бросил кляп на пол.

К величайшему изумлению Фламеля, крик не раздался. Молодая женщина, должно быть, не поняла жеста своего палача.

— Ее зовут Флора, — сказал палач переписчику.

— … де Сеневьер, — добавил голос, который муки еще не полностью заглушили.

Удивленный Фламель обернулся.

— И я знаю, чего вы от меня хотите.

Палач резко остановился, держа в руках секатор. Несмотря на свои заверения, будто он никогда не задает вопросов, он произнес:

— Как тебе может быть известно о том, что нас интересует, женщина?

— Это интересует всех. Церковников, короля. Всех!

Палач засмеялся.

— Жалкая провинциалка, да кто ты такая, чтобы знать, что интересует сильных мира сего?

— Мужчины хотят только одного — власти.

В сыром помещении раздался взрыв хохота.

— Власти! Тоже мне, новость! И ты полагаешь, что можешь нас вразумить? Бедняжка, это известно еще с тех пор, как Господь изгнал Адама из рая.

Холодный металл секатора прикоснулся к груди задыхающейся Флоры.

— Воистину, придется тебе сообщить мне нечто другое, если ты хочешь когда-либо кормить грудью детей.

— Продолжать род — это плохо. Это значит усиливать зло. Потворствовать дьяволу.

— Тогда тебе не нужны соски, шлюха, — рассвирепел палач. — Кто вбил тебе в голову эти проклятые мысли? Твой чертов еврей?

Раздался голос, полный презрения:

— Исаак был добр. Он спас мою мать.

— Он заколдовал тебя. А она продала твое тело этому проклятому!

— Никогда. Он никогда до меня не дотрагивался.

— В любом случае, он больше до тебя не дотронется.

Какое-то мгновение был слышен лишь скрип пера, выводившего на пергаменте слова. Никола отставал вовсе не потому, что дознание шло слишком быстро, а потому что знал: слова, записываемые им, могут обречь женщину на смерть, несмотря на приказ, полученный палачом. Она произнесла слова еретиков, тех, кто не хотел рожать, полагая, что жизнь на земле есть дело рук дьявола. И только уже по этой причине можно было взойти на костер.

— Знаешь, как лечат отверженных Господом? Тех, кто отрицает его закон, кто осмеливается идти против его воли?

Лезвия секатора начали расходиться в стороны. Раздался лязг ржавого железа, словно оно просыпалось после кровавого сна.

— Их очищают огнем. Но это пустяки по сравнению с тем, что ожидает тебя! Так говори же, сучка!

— Люди хотят золота, — простонала Флора.

Артус резко отпрянул от нее, словно охваченный пламенем.

— Что ты мне рассказываешь о золоте, жалкая потаскуха! Неужели ты веришь, что я терзаю тела из-за этого презренного металла, который сводит с ума?

Фламель перестал записывать. В памяти всплыла фраза, брошенная его соседом, мэтром Майаром, в вечер казни на костре.

«Казна пуста», — вот что сказал меховщик.

— Неужели ты столь наивен, палач? Неужели ты думаешь, что меня передали в твои руки, чтобы ты спас мою душу? Исаака пригласили сюда потому, что он знал секрет золота.

«Алхимик», — подумал Фламель.

— На самом деле он полагал, будто знает. — Голос сорвался на крик. — Он думал, что в Париже сумеет закончить свои поиски. Но ему не хватило времени.

Художник осторожно повернул голову. Палач стоял неподвижно. Лицо его стало мрачным. Он положил секатор.

— Я получил приказ не убивать тебя, женщина. А затем отправить тебя в твою родную провинцию. Но мне доверили миссию. И я ее выполню. Невзирая на намерения. Я даю тебе выбор. Говори — или заговорит твое тело.

В голосе женщины не было колебаний.

— Я расскажу.

30

Париж, XVIII округ, улица Мюллера, наши дни

Последний луч солнца осветил Декларацию прав человека, вставленную в рамку со стеклом. В верхней ее части две женщины-садовницы с крыльями и обнаженной грудью стояли возле треугольника, в центре которого был изображен большой открытый глаз.

Антуан Марка любовался Декларацией, сидя в сломанном кресле. Возвращение из больницы домой на машине «скорой помощи» заняло всего лишь четверть часа, и сейчас он отдыхал, ожидая прихода великого секретаря послушания.

Декларация сверкала под лучами яркого света.

У Антуана всегда щемило сердце, когда он на нее смотрел, пусть даже мельком. Вот уже двести лет она символизировала идеал, ради которого сражались мужчины, и многие из них отдали в этой борьбе свои жизни.

Он питал слабость к варианту 1794 года, в который редакторы, в том числе один брат-масон, добавили несколько статей, а главное — последнюю, под номером XXXV.

Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и каждого слоя народа является самым священным из прав и самой необходимой из обязанностей.

По мнению республиканцев, это была статья, подрывавшая власть, и поэтому впоследствии она исчезла из официальной редакции.

Марка твердо знал, что его слабость к этому документу выглядела старомодной в эпоху, когда верность республиканским принципам с каждым днем все больше превращалась в вышедшее из употребления понятие. Он пытался, однако тщетно, посвятить сына в глубокий смысл революционной декларации, но вскоре был вынужден отступить перед смертельной скукой, которая читалась на лице ребенка. Старинный документ не выдержал борьбы с плазменным экраном и игровой видеоприставкой.

Кого в наши дни волнуют права человека? Время от времени он перечитывал статью исключительно ради удовольствия. Однажды Марка вышел на станции метро «Площадь Согласия», расположенной под местом казни Людовика XVI, и целых четверть часа читал полный текст, выгравированный на плиточном полу.

Он вновь налил в стакан жидкость с янтарным отблеском и задумался над тем, что его больше всего волновало.

Он по-прежнему не понимал, почему убийца сохранил ему жизнь. Как теперь ему выйти на след этого негодяя? После возвращения из больницы он постоянно задавал себе этот вопрос, но так и не находил удовлетворительного ответа. Единственное приемлемое решение заключалось в предполагаемом звании убийцы, звании мстителя.

Во Франции, как и везде, во всех послушаниях подавляющее большинство братьев, вступивших в масонство, останавливались на звании мастера. Эти масоны посещали так называемые «голубые ложи». Но меньшинство с течением времени, вернее, на протяжении всей своей жизни продвигалось к тому, что называлось высшими званиями, трудясь, в частности, над символикой. В глазах многих масонов эти посвященные страдали «ленточной болезнью», своего рода погоней за медалями со странными названиями вроде «князь кущей», «розенкрейцер» или «возвышенный избранник». Марка посмеивался над этими названиями, однако уважал тех, кто вступил на сей путь, поскольку знал, что большинство из них были высокообразованными людьми.

Он встал, направился к книжному шкафу и выругался. Оказалось, он одолжил кому-то свой «Иллюстрированный тематический словарь франкмасонства», написанный Жаном Ломмом, Эдуаром Мэзондьё и Жакобом Томазо.

Он взял мобильный и позвонил человеку, который мог бы выручить его, — Прагману, брату-бельгийцу; тот вел масонский блог, где говорилось обо всем, что касается братства. Информационный рудник, поддерживаемый колодцем… масонской науки. Брат из Брюсселя взял трубку, и сразу же раздался его густой голос с едва заметным акцентом.

— Привет, это Марка.

— Как поживаешь, брат мой?

— Прекрасно. Нуждаюсь в твоих познаниях. У тебя под рукой тематический словарь?

— Разумеется.

— Можешь мне сказать, что там написано о высших званиях и градусах?

На другом конце трубки брат-бельгиец быстро перелистал страницы и нашел то, что искал. Каждое крупное масонское послушание функционировало в соответствии с одним из трех исторических ритуалов: Древним шотландским уставом, Принятым шотландским уставом или Французским уставом. В каждом из этих отделений существовала иерархическая лестница званий и градусов, по которой, теоретически, каждый масон мог подниматься со временем. Он открыл словарь на странице 213.

«Высшие градусы».

Прагман остановился на Древнем шотландском ритуале, наиболее признанном в масонской среде.

— Я прочитаю тебе один отрывок. «Девятый градус, Избранник новых, является званием мести (за смерть Хирама)…» Что касается Французского устава… «Этот ритуал включает четыре высших звания, которые называются орденами. Первый орден, Тайный избранник, является званием мести, близким к девятому градусу Древнего шотландского ритуала. Это звание обязывает неустанно преследовать убийц мэтра Хирама, легендарного отца-основателя масонства, зодчего храма царя Соломона, чтобы справедливость восторжествовала. Тем не менее и масоны, и их хулители обеспокоены скорым судом, который вершат те, кто носит звание мстителя. Вонзать клинки в сердца виновных, какими бы подонками они ни были, — это варварство. Подобное деяние, совершенное во время масонской церемонии, может показаться несовместимым с тем, что проповедует франкмасонство. Впрочем, это то, что должен исполнить претендент на девятый градус». Ты понял?

— И да, и нет.

— Твой вопрос связан с двумя убийствами в Париже? По Интернету эта информация распространилась с быстротой молнии. Из-за этой истории я все время на связи.

— Ничего не могу утверждать. Знаю только одно: мерзавец сказал мне, что был возведен в высший градус… Но я вынужден прервать разговор. Будешь в Париже — дай о себе знать. Пока!

— Спасибо за информацию. До скорого, Антуан.

Не успел Марка выключить телефон, как в дверь позвонили.

Марка встал. Значит, во время церемонии посвящения в это звание будущий посвященный должен нанести символический удар кинжалом. Может, убийца был братом, воспринявшим слишком близко к сердцу символический ритуал? И все-таки, зачем он убил двух невинных людей?

31

Наши дни

«Аврора Источник» всем отделениям «Авроры»

13 часов 43 минуты по Гринвичу

Курс

Ажиотаж на Лондонской бирже, вызванный публикацией доклада о повышении на пять процентов общего объема сделок по золоту в год (унция за единицу). Наш информатор прогнозирует дальнейшее повышение курса в ближайшие три дня. Мы предлагаем разделить в этот период заявки на покупку на сумму в 50 миллионов долларов между членами группы «Аврора» или между некоторыми их клиентами, чтобы вернуться к более стабильному курсу.

Прибыль оценивается примерно в два процента, или один миллион долларов. Заявки на покупку и перепродажу должны, как и предусмотрено нашим программным обеспечением, подаваться на протяжении шести часов, чтобы избежать обвинений в сговоре.

Операция «Пылающая пустыня»

Наш дивизион ДБР информирует, что их агент прибыл в Кувейт, чтобы проконтролировать сделку.

Конец связи

32

Кувейт, нефтяной комплекс Хаммади, наши дни

Черный микроавтобус перестроился и плавно свернул на поперечную дорогу, ведущую к скважине 58, оставив за собой шлейф белой пыли. Узкое полотно черного асфальта уходило в бесконечность среди моря желтого песка, где через регулярные промежутки возвышались огромные металлические краны, указывающие на местонахождение скважин.

Микроавтобус замедлил ход возле проржавевшего остова советского танка и свернул на растрескавшуюся от солнца дорогу. На этот раз с земляным покрытием.

Джек Уинтроп, бывший капитан морского флота, вернувшийся к гражданской жизни в качестве советника по безопасности группы «Аврора», вставил бутылку ледяной содовой в пластиковый кружок на панели управления. Он сделал знак своему спутнику, одетому в традиционную одежду бедуинов. Кувейтец улыбнулся и вытащил из бардачка блестящий новенький «узи».

Микроавтобус запрыгал по булыжникам, которыми была усеяна дорога. С двух сторон под палящими лучами солнца постепенно высыхали огромные жирные нефтяные пятна, образовавшиеся здесь во время иракского вторжения. На повороте возле пригорка показалась вышка. Микроавтобус затормозил. Джек Уинтроп, завидев словно бы появившееся ниоткуда строение из листового железа, переключил передачу.

Указания, которые ему дал представитель «Авроры» в Кувейте, оказались точными. Теперь Уинтропу оставалось выполнить инструкции, заключить сделку и по мере возможности не допустить каких-либо осложнений.

Он допил фруктовый газированный напиток. Последний глоток ледяной воды освежил ему рот. Уинтроп ни разу не пожалел о своем решении целиком и полностью посвятить себя работе на группу «Аврора» после того, как его уволили из подразделения за чрезмерную жестокость. Он, конечно, предпочел бы употребить слово оправданную, однако армейское начальство захотело уволить его в назидание другим. Когда он оказался буквально на улице, один из его друзей, полковник в отставке, познакомил Уинтропа с финансистом из Швейцарии, который искал высококлассного специалиста для своей службы безопасности. Джек успешно выполнил два первых задания и завоевал доверие делового человека. Через полтора года финансист рассказал ему о существовании группы «Аврора». Это был клуб, включающий около двадцати человек со всего мира, обуреваемых общей страстью: страстью к золоту. Финансисты высокого полета, торговцы, специализирующиеся в определенной области, директора рудников и даже функционеры ведущих банков, все они верили в драгоценный металл — по их мнению, единственный гарант финансовой и политической стабильности в мире.

Все члены обменивались друг с другом информацией о состоянии рынка золота, о каналах сбыта и сделках, которые могли принести огромную прибыль. Швейцарский финансист, называемый «Аврора Источник», собирал информацию и сообщал ее своим коллегам.

За два дня до того, как Джек отправился в Кувейт, «Аврора Источник» передала ему план.

Во время восстановительных работ на нефтеочистительных заводах месторождения Хаммади один из инженеров нашел пятнадцать стандартных слитков весом 12,5 кг каждый: они были украдены в 1990 году солдатами Саддама Хусейна. Через семнадцать лет после окончания первой войны в Персидском заливе кувейтцы по-прежнему находили тайники, сделанные отступавшими иракцами. Чтобы тайком сбыть слитки, инженер воспользовался услугами ливанца, живущего в стране, христианина, принявшего ислам: он играл роль посредника на встречах с представителем «Авроры» в Кувейте. Джек же должен был обеспечить безопасность при транспортировке. «Аврора Кувейт» не хотела впутывать своих телохранителей в это дело, поскольку они были слишком тесно связаны с секретными службами королевской семьи.

Микроавтобус замедлил ход и остановился возле двери. Кувейтец схватил огромную белую сумку, стоявшую у него в ногах.

Не произнеся ни единого слова, водитель и пассажир вышли из микроавтобуса, снабженного кондиционером. В лицо сразу же ударила обжигающая волна. Им предстояло преодолеть всего лишь несколько метров до входа в прохладное здание, но жара стояла невыносимая. Воздух весь пропитался едким, липким запахом нефти.

Дверь открылась прежде, чем они постучали. Трое вооруженных мужчин ввели их внутрь. Уинтроп сказал себе, что вот теперь-то события развернутся по-настоящему.

33

Париж, остров Сите, 15 марта 1355 года, ночь

Голос не иссякал. Хрупкий, дрожащий, как и тело. Он излагал историю жизни молодой женщины, посвященной в тайну, смысла которой она не понимала. Поддавшись очарованию мужчины, чьи истинные цели от нее ускользнули, она приняла изумление за любовь.

Фламель записывал, не поднимая головы. Иногда, когда голос затихал или прерывался рыданием, он слегка поворачивался. И то, что он видел, заставляло его поскорее возвращаться к своим обязанностям.

А палач оставался невозмутимым. Он держал лезвия секатора закрытыми, и тот походил на челюсти в наморднике. Палач внимательно рассматривал тело, истекавшее потом. Возможно, он скользил взглядом по кривой линии сочившихся ран или черным ручейкам крови, стекавшим по складкам кожи. Возможно, в этой географии зла он видел другой мир, двери в который открывают страдания. Что мог думать палач, любуясь своими творениями, выгравированными на плоти?

— Достаточно.

Эхо еще не успело стихнуть, как вновь раздался суровый голос Артуса. Похоже, он начал проявлять нетерпение.

— Мы только теряем время. А вот его-то как раз у нас нет. Не стоит обманывать нас.

Флора замолчала. Было слышно лишь ее хриплое дыхание, дыхание обезумевшего человека.

— Но я говорю правду.

— Ты углубляешься в воспоминания, в перипетии своей ничтожной жизни. Это меня не интересует. Расскажи об Исааке.

Она вновь заговорила, едва сдерживая рыдания.

По мере того как Фламель записывал, все яснее вырисовывалась личность Исаака Бенсераде. Он родился и учился в Хероне, в Испании. Там существовало еврейское сообщество, традиции которого не изменились со времен античности. Евреи совершали ритуальные омовения, изучали Тору и ходили в синагогу, словно по-прежнему жили на земле Израиля. Однако этот образ жизни, определяемый ритуалами предков, не мог больше утолять жажду истины, которой горели некоторые эрудиты и те, кто прилежно изучал Священное Слово. Они считали, что неукоснительно следовать одной-единственной традиции значит идти против Бога.

Среди них Исаак был самым взбалмошным. Он изучал медицину, чтобы наследовать отцу, однако этого ему было мало. Усердно посещая раввинские школы, он ночи напролет читал священные тексты, постоянно расспрашивал приезжавших в Херону евреев. Он общался даже с христианами, особенно с монахами, о которых поговаривали, будто они владели всей античной мудростью, спрятанной в их библиотеках. Его также видели в обществе рабов, босоногих неверных, ступавших по земле, восхваляя имя Аллаха. А потом он открыл сердце всему миру и стал меньше понимать Бога своего народа, недоступного и неведомого. Бога, которого можно было лишь почитать, в то время как в католических монастырях и братствах суфиев учили смотреть Богу в лицо, пусть даже от этого можно было сойти с ума.

Однако Исаак был лишен такой возможности. Иначе ему пришлось бы отречься от веры своих предков. Но однажды ему рассказали об ином пути, пути, предназначенном для тех, кто не хотел отрекаться ни от разума, ни от свободы вероисповедания. О пути, который лежал за пределами веры и мог просветить душу, спасти тело и даже изменить общество.

В Хероне таких людей прозвали алхимиками. Простой народ говорил о них шепотом и называл стеклодувами, поскольку они, ставя таинственные опыты, все время поддерживали огонь, порой на протяжении нескольких лет. Одни поговаривали, что они искали тайны материи, чтобы лучше познать тайны души. Другие утверждали, что они изучали невидимые законы Вселенной, чтобы уподобиться Господу, но все сходились во мнении, что они обладали секретом, который сильнее всего притягивал к себе: секретом золота.

Фламель лихорадочно записывал, забыв о страданиях молодой женщины. Даже страх перед палачом исчез, уступив место всепоглощающему любопытству.

Пристыженный, но нетерпеливый, он, как и палач, ждал, когда Флора де Сеневьер закончит свой рассказ и вольно или невольно выдаст тайну Исаака Бенсераде.

34

Париж, улица Мюллера, наши дни

В дверном проеме появился Ги Андриво. Марка широко улыбнулся. Гость крепко пожал руку Антуану и уселся во второе кресло, стоявшее в гостиной, вздохнув с облегчением.

— Из резиденции я пришел к тебе пешком. Вообще-то это далековато. У тебя есть что-нибудь освежающее?

Марка кивнул и принес из кухни поднос с двумя стаканами и бутылками.

— Пока ты лежал в больнице, к нам приходил твой коллега, ведущий расследование. Не скрою, меня раздражает, что он принадлежит к другому послушанию. Но ничего не поделаешь, у нас нет выбора.

Великий секретарь взглянул на книгу в голубой обложке, лежащую рядом с креслом.

— Полагаешь, убийца имеет звание мстителя?

— Да, он мне сам сказал… Настоящее наваждение! Преследование и уничтожение убийц Хирама, легендарного основателя масонства… Но тебе, как и мне, известно, что те, кто носит это звание, совершают лишь символическое действие. Никогда и речи не заходило о том, чтобы кого-либо убить! Эту клевету распространяли наши противники на протяжении прошлых веков. Как доказательство нашего поклонения дьяволу. Настоящий Лео Таксиль![7]

Брат Ги пристально смотрел на полицейского, который продолжал развивать свою мысль.

— Это звание предполагает мизансцену. Театральная месть, придуманная в XVIII веке для горожан, чтобы заставить их думать, будто они действительно участвуют в тайном деле. Миф! Но как это связано с нашими убийствами?

— Не знаю. А почему бы не тамплиеры?

Марка с удивлением взглянул на непроницаемое лицо великого секретаря.

— Ты не мог бы уточнить?

— Сразу после революции появилась новая трактовка звания мстителя. Речь зашла о мести за казнь Жака де Моле, великого магистра тамплиеров.

Комиссар недовольно поморщился.

— Сожженного в 1314 году в Париже по приказу короля Франции. Есть кое-что еще. В день казни Людовика Шестнадцатого в 1792 году какой-то человек подбежал к эшафоту, схватил голову короля и завопил: «Жак де Моле, наконец-то ты отомщен!» А ведь прошло более четырехсот лет. По правде говоря, я думаю, что масоны, разделявшие идеи революции, видели в ордене тамплиеров, уничтоженном королем, первую теневую власть.

— Это искажение истории!

Марка продолжил свой анализ, согласно которому масоны переняли символику тамплиеров частично из-за общих романтических веяний XIX века, частично с практической целью, чтобы объявить себя наследниками достойных предков и привлечь на свою сторону выдающиеся умы того времени.

— Разумеется. Но с другой стороны, есть орден с трагической историей. Его богатства так и не были найдены. А это кому угодно может вскружить голову.

Комиссар разглядывал дно стакана, словно старался определить будущее по неразбавленному солодовому виски.

— Богатства тамплиеров… Как сказал бы мой сын: «Не верю!» Давай забудем об этих несчастных рыцарях-мучениках, подаваемых под разными эзотерическими соусами, и сконцентрируемся на нашем убийце.

Великий секретарь пожал плечами и обвел комнату взглядом.

— Ты прав, дорогой комиссар. Ты сейчас в отпуске, у тебя есть время, и было бы неплохо, если бы ты провел неофициальное расследование. К тому же… Поль был твоим другом. Мы должны воздать ему должное. Как и тому несчастному, зарезанному в комнате размышлений.

— Я помню о своем долге, — ответил Антуан.

— Тогда ты должен отомстить за него.

Мужчины замолчали. За окном ночь вступила в борьбу с уходящим светом. Темнота поднималась, словно подземные воды.

Андриво прервал молчание.

— Есть одна вещь, о которой ты должен знать. Поль оставил тебе конверт у меня в письменном столе как раз в вечер убийства, непосредственно перед тем, как отправиться в ложу.

— Полагаю, ты забыл его передать Брату Толстяку, — насмешливо откликнулся Марка.

Великий секретарь взял стакан и не торопясь сделал глоток.

— Да, действительно, иногда память подводит меня. Вероятно, ранняя стадия болезни Альцгеймера. К счастью, сразу же после ухода твоего коллеги я неожиданно вспомнил о конверте и захватил его с собой.

Андриво вытащил из кармана небольшой конверт и передал его Марка. Антуан вскрыл его и увидел черный USB-ключ и визитную карточку, где от руки было написано несколько строк.

Если со мной что-нибудь случится, изучи сведения, содержащиеся в этом ключе, и, главное, возьми шпагу моего предка.

Твой брат Поль

Марка показал карточку Ги. Тот кивнул в знак согласия.

— Я читал. Ты полагаешь…

— Я полагаю, ты сделал копию USB-ключа?

— К сожалению, нет. Необходим пароль, чтобы открыть файл. Я пытался, но безуспешно.

Марка принялся ходить кругами по гостиной. Солнце село, на улице зажглись фонари. Он посмотрел на часы.

— Черт! Мне надо уходить, я обещал своей бывшей пойти вместе с ней на какой-то ужин. Я немного развлекусь в свете, но через два часа, не позже, вернусь и посмотрю этот ключ. А шпага?

Андриво перекинул пальто через руку.

— Тут я могу тебе помочь. Это один из самых ценных экспонатов нашего музея. Речь идет о масонской шпаге маркиза де Лафайета, предка Поля. Он пользовался ею во время церемоний. Великолепное изделие. Бронзовая гарда с позолоченными украшениями, изогнутый клинок, вложенный в чеканные ножны, перламутровая рукоять. Уникальная вещь.

Марка снял куртку с вешалки в прихожей и открыл дверь квартиры, пропуская вперед великого секретаря. Он положил ему руку на плечо.

— Замечательно. Достаточно вынуть ее из музейной витрины.

Андриво сурово посмотрел на него.

— Это трудно сделать. Убийца украл шпагу.

35

Кувейт, нефтяной комплекс Хаммади, наши дни

Мощные прожекторы, направленные на котлован, огромный, словно бассейн, освещали наскоро построенный ангар. В стороне стояли три треснувших по бокам коричневатых ящика. Сидевший на бетонном блоке мужчина лет шестидесяти, с зачесанными назад волосами, одетый в светлый костюм с серым галстуком, курил сигарету и отсутствующим взглядом смотрел на ящики.

— Амид, как я рад тебя видеть! Добро пожаловать, друг мой! — воскликнул мужчина, крепко обнимая кувейтца.

— Мишель! Да прольет Аллах благословение на твой любимый Ливан, — ответил кувейтец, широко улыбаясь.

— С некоторых пор он стал, скорее, проливать дождь из бомб. Познакомь меня со своим другом, — пробормотал мужчина в светлом костюме, недоверчиво разглядывая американца.

— Джон Буш, друг… английский инвестор, — сказал кувейтец, опуская на землю чемодан.

Ливанец очертил крут указательным пальцем возле своей головы, и из-за груды листового железа неожиданно появились двое мужчин с пистолетами-пулеметами «FN P90». Джек Уинтроп удивился, увидев это оружие, которое обычно использовали специальные подразделения. В руках таких горилл оно было способно буквально изрешетить человека, даже если на нем был пуленепробиваемый жилет.

— Не сочтите за невежливость, господин… хм… Буш, но портной, который шил вам пиджак, не предусмотрел карманы для крупнокалиберного оружия. Если вы окажете любезность и отдадите вашу игрушку моим людям, между нами установится полнейшее доверие.

Джек Уинтроп, на лице которого не дрогнул ни один мускул, положил оружие на землю и отступил назад на три шага. Он был готов к такому приему. Мужчины взяли его пистолет. Ливанец снова улыбнулся.

— Превосходно! Перейдем к делу. Золото в ящиках. Могу ли я увидеть деньги, дорогой Амид?

Кувейтец протянул ему большой мешок и подошел к ящикам.

— Могу ли я увидеть золото?

— Мое имущество — твое имущество, друг мой, — откликнулся ливанец, доставая из мешка кувейтца пачки банкнот по пятьсот евро и складывая их на бетонный блок.

Джек Уинтроп наблюдал за мужчинами, каждый из которых пересчитывал свою добычу, один в бумажных деньгах, другой в золотых слитках. Он закурил. Сколько раз ему доводилось выполнять подобные миссии с тех пор, как он уволился из американской армии и нанялся в службу безопасности «Авроры»… Он почувствовал, как по щиколотке потекли капли пота, образовавшиеся из-за соприкосновения кожи с полимерной рукоятью спрятанного там «вальтера Р99».

Мужчины закончили считать. Ливанец сделал знак своим подручным, и те начали грузить ящики в микроавтобус. Джек Уинтроп напряг слух. Из ангара доносились какие-то глухие звуки. Мишель перехватил его взгляд и слегка скривил свои тонкие губы. В голове американца прозвучал сигнал тревоги.

— Я забыл об одной вещи, — уточнил ливанец.

— Какой? — спросил Уинтроп, наклонившись, чтобы завязать шнурок.

— Взгляните сами, пока Амид наблюдает за погрузкой, — добавил его собеседник, указывая на место, откуда исходили странные звуки.

— Не имею ни малейшего желания, — ответил бывший моряк, выпрямляясь.

Прежде чем люди ливанца успели отреагировать, Уинтроп прицелился в голову Мишеля.

— Руки вверх! Я не люблю сюрпризов в последнюю минуту. Это действует мне на нервы…

Подручные ливанца направили пистолеты-пулеметы на американца, и Мишель покачал головой.

— По первому моему знаку они могут вас изрешетить, друг мой.

— Возможно, но прежде чем вы моргнете, я всажу вам пулю между глаз, друг мой, — заявил, улыбаясь, Уинтроп.

Кувейтец, встревоженный таким поворотом событий, отступил назад. Ливанец сохранял спокойствие.

— Не бойтесь, у Амида в этой стране длинные руки. Я знаю, если с ним что-нибудь случится, у меня будут большие неприятности. Мы постоянно заключаем сделки. Просто я хотел вас кое с кем познакомить. Мои люди опустят оружие в знак доброй воли. Следуйте за мной.

Подручные послушно опустили стволы. Уинтроп последовал за мужчиной в костюме, не теряя бдительности. Позади кучи строительного мусора он увидел какую-ту фигуру, накрытую серым брезентом. Из-под грязного чехла доносились слабые стоны. Ливанец поднял брезент. Мужчина в таком же комбинезоне, что был на человеке, который открыл им ворота, извивался с кляпом во рту.

Левый глаз выскочил из глазницы и висел лишь на окровавленном нерве.

— Это Омар, инженер, нашедший золото. Установив со мной контакт, этот презренный мошенник снюхался с сирийским торговцем. Он хотел рассказать ему, каким путем вы поедете отсюда. Его люди должны были напасть на вас на дороге между Хаммади и Кувейт-сити, убить и захватить золото. А отвечать пришлось бы мне. Неплохо, не правда ли?

— Действительно, — подтвердил Уинтроп, глядя на обезображенного человека, из единственного глаза которого текли слезы.

Он опустил оружие.

Ливанец присел на колени и с нежностью погладил несчастного по лбу.

— Омар будет вести себя хорошо, дожидаясь, пока Мишель проводит своих гостей. А затем любезный Мишель придет и займется вторым глазом плохого Омара. Что касается вас двоих, то езжайте. Дело сделано. Вы мне доставили удовольствие.

Кувейтец сделал знак Джеку, чтобы тот возвращался. Через три минуты мужчины сидели в микроавтобусе, потяжелевшем на три ящика золота. Перед тем как захлопнуть дверцу, американец услышал крики, доносившиеся из ангара. Он не понимал по-арабски, однако вопли несчастного не оставляли никаких сомнений в том, что его пытали.

Ливанец постучал в стекло со стороны водителя.

— Мои люди преподают урок старому доброму Омару! А ведь я просил их подождать! Ах! До чего же молодежь нетерпелива! Впрочем, как говорят друзы, ожидание удесятеряет удовольствие. Прощайте, друзья мои! Счастливого пути!

36

Париж, остров Сите, 15 марта 1355 года

Никола отложил перо. У него дрожали руки. Флора замолчала.

— Он тайно посещал алхимиков? — Из-за опущенного капюшона голос палача звучал глухо.

— Да, в течение десяти лет.

Согнувшись над столом, Никола никак не решался записать эту цифру. Артус встрепенулся.

— Почему так долго?

— Они работают в зависимости от времени года. Однажды он объяснил мне, что Великое Дело можно совершить лишь в определенные месяцы. Именно поэтому он так спешил в Париж.

— Ты лжешь! В Париж его пригласил наш король! И твоя собака прибежала, поскольку в Испании наконец-то решили заняться этими неверными. Знаешь ли ты, как поступают с теми, кто не выполняет заветов Церкви, если они не говорят истинную правду, Божью правду?

— Нет, я говорю правду. Времена года…

Лезвия секатора лязгнули дважды.

— Слышишь? Он жаждет твоего тела, твоей плоти. И я не могу его больше удерживать, ибо ты врешь.

— Нет!

Перо выпало из рук Фламеля. Лоб его покрылся потом. Он смотрел на масляную лампу, коптившую у него над головой. Любопытство оказалось сильнее страха.

— Я должен оставить тебя в живых, но мне не уточнили, в каком виде. Например, мне не сказали, должны ли твои прекрасные глаза видеть белый свет.

Лязг секатора прозвучал ближе. Пронзительный голос Флоры взвился ввысь.

— Исаак потерпел неудачу и поэтому приехал в Париж. Когда король Франции позвал его, Исаак увидел в этом добрый знак. Что он наконец на правильном пути.

— Но почему Париж?

Голос инквизитора стал почти нейтральным.

— В Хероне ему сказали, что именно здесь можно узнать тайну.

— Тайну?

Молодая женщина замолчала.

— Так значит, он не нашел книгу? — вместо нее ответил Артус.

— Откуда вам это известно? — Голос Флоры задрожал.

— Пусть тебя не заботит то, о чем я знаю. Что касается тебя, переписчик, если ты дорожишь своей жизнью, навсегда забудь то, что я сказал. Где эта книга? — продолжал палач. — Где она?

Фламель встал. У него кружилась голова. Палач бросил секатор на пол и снял капюшон. Его лицо озарилось дьявольской улыбкой.

— Так ты ничего не знаешь? Тогда для тебя припасено кое-что похуже пытки!

— Одну фразу, он сказал одну фразу.

— Какую?

Никола прислонился к стене. Перед глазами все плыло. Он начал медленно оседать вниз, не выдержав боли от спазмов в животе.

— Клинок следует за светочем совершенства.

Палач снял сутану.

— Теперь я могу очистить тебя.

37

Париж, улица в предместье Сент-Оноре, наши дни

— Вы действительно хотите знать, что я думаю о Христе? — ответил Марка, пытаясь разрезать пирожное, не повредив при этом ванильную глазурь.

— Да, прошу вас. Говорят, что вы, франкмасоны, владеете многими секретами. Если католики не любят вас вот уже несколько столетий, то это потому, что вы знаете о Христе то, что скрываете от нас, — сказала хозяйка дома, пятидесятилетняя дама, улыбаясь всеми своими вставными зубами.

Войдя два часа назад в роскошную квартиру, Антуан Марка пожалел, что принял приглашение на донельзя скучный ужин в этот своего рода роскошный курятник, парижский салон, где нувориши и воскресные интеллектуалы упражнялись в тонкостях светской беседы. Он проклинал свою бывшую жену, которая заставила его прийти, в то время как он должен был взломать пароль USB-ключа Поля де Ламбра.

Учитывая характер отношений с бывшей женой, Марка не мог отказаться. Он дал согласие месяц назад, не понимая, почему без него не могут обойтись. Если бы он отказался, ему не только пришлось бы выслушать малоприятные замечания своей экс-мадам. В отместку она стала бы мешать ему чаще видеться с сыном.

Три месяца назад она познакомилась и подружилась с хозяйкой дома, эксцентричной аристократкой, а та в благодарность за дружбу ввела ее в общество людей, в той или иной степени пользовавшихся популярностью.

А теперь он не имел ни малейшей возможности отделаться от навязчивых сотрапезников. Он понял смысл приглашения, когда подали основное блюдо. Именно в этот момент у него спросили, почему он стал франкмасоном. Кусок жареной утки застрял у него в горле, и он расстрелял взглядом бывшую супругу, изображавшую саму невинность.

Разумеется, все приглашенные на ужин были прекрасно осведомлены о его принадлежности к франкмасонству. Его бывшая пригласила Марка как своеобразную диковинку, чтобы он сыграл роль дежурного франкмасона. Хозяйка дома без устали расспрашивала его об эзотерических вещах, а он вволю насмехался над ней.

Он с силой надавил на пирожное, и ваниль полетела в тарелку его бывшей.

«Это знак судьбы», — подумал он и повернулся к графине.

— Хочу сделать вам одно признание. Понтий Пилат был франкмасоном.

— Нет! — слабым голосом вскрикнула хозяйка дома.

— Да. При помощи евреев прокуратор Иудеи и его братья франкмасоны распяли Христа. Отсюда и идет знаменитое выражение о жидо-масонском заговоре… Выбор креста как орудия смерти Иисуса был, впрочем, не случайным.

Все гости сразу же замолчали, благоговейно слушая полицейского, который продолжал свой рассказ. Его бывшая жена пила кофе со сливками.

— Крест — это старинный масонский символ, видоизмененный древнеегипетский иероглиф «тау».

— Но зачем его надо было убивать? — подал реплику молодой писатель, более известными своими пассажами на страницах иллюстрированных журналов, чем глубиной произведений.

Марка с усталым видом покрутил вилкой.

— Иисус был братом и предал нас. В Кане Галилейской он раскрыл тайну размножения хлебов. Как сказали бы мы сегодня, тайну клонирования хлебов. Но главное — превращения воды в вино! И из-за этого булочники и виноделы, столпы франкмасонства, были обречены! С этим невозможно было смириться! Мы заключили союз с евреями и в результате создали Бога! По правде говоря, вот уже на протяжении двух тысяч лет мы в этом раскаиваемся.

Присутствующие засмеялись. Хозяйка дома вежливо улыбнулась, приподняв правую бровь.

— Юмор позволил вам избежать ответа на мой вопрос, дорогой мсье. Был ли Иисус посвященным? Избежал ли он смерти на кресте? — Ее дыхание участилось. — А Ватикан? Новый папа Бенедикт Шестнадцатый говорил, что…

Марка решил, что с шутками пора заканчивать. Он устал выслушивать всю эту ерунду. Антуан мог позволить себе грубую выходку: тем хуже для его бывшей супруги.

— Откровенно говоря, мадам графиня, мне плевать на этого Иисуса.

— Как? — прошептала женщина, поднимая вторую бровь.

— Послушайте меня. Я уважаю верования всех и каждого. Существуют даже послушания, которые клянутся на Библии. Но оставьте несчастного Иисуса на его кресте. Что касается Бенедикта Шестнадцатого, я прекрасно помню, что, будучи еще кардиналом Ратцингером, он распространил послание, в котором объяснял, что все франкмасоны живут в тяжком грехе. За сим я желаю вам доброго вечера, а мне предстоит трудная ночь. С моими соратниками и стриптизершами я должен вызвать антихриста. Это более возбуждающее занятие, чем отвечать на космически глупые вопросы.

Под остекленевшими взорами всех присутствующих Антуан Марка встал, слегка поклонился в сторону хозяйки дома и своей бывшей, которая смотрела на него с ненавистью, и направился к выходу. За столом прозвучали едкие замечания. Но ему было все равно. Чем быстрее он уйдет, тем лучше будет себя чувствовать. Он надел пальто. Часы показывали половину двенадцатого. Он увидел, что его бывшая встала, намереваясь догнать его, но он захлопнул дверь.

Настало время погрузиться в информационную загадку Поля де Ламбра.

Сидя дома перед компьютером, Марка созерцал USB-ключ, который вертел в руке. Он не решался вставить его в компьютер, поскольку опасался, что запустил маховик, с которым потом не справится. И в то же время если не он, то кто это сделает? На минуту он вспомнил о Брате Толстяке, которому поручили вести расследование. Несомненно, компетентные специалисты его службы информации без особого труда получили бы код доступа, оставшийся тайной для великого секретаря. Современное программное обеспечение — и через несколько часов сезам открылся бы.

Антуан сейчас переживал один из тех моментов, которые порой доставляли ему беспокойство: выбор между братской верностью и долгом полицейского. Водя пальцами по клавиатуре, он представлял себе, как Брат Толстяк открывает запретную шкатулку, проникая в личную жизнь Поля де Ламбра. Это видение буквально шокировало его. Даже против собственной воли. Это было равносильно тому, если бы он отдал покойного в чужие руки. Покойного, который доверил ему, Марка, раскрыть истину, для чего отныне требовались его преданность и вера. Ценности, которые он обязан был уважать.

Зажегся экран. Через несколько минут на нем появился небольшой белый прямоугольник, в который следовало вписать пароль.

«Сейчас начнутся неприятности», — подумал Марка.

Если великий секретарь сломал на этом зубы, то почему преуспеет он? Он вспомнил о Лафайете, о его шпаге, попытался придумать пароль, связанный с ними, но потерпел неудачу. Затем он начал вводить масонские слова, приходившие ему на ум и так или иначе имевшие отношение к его другу, но опять безрезультатно. На экране систематически появлялось слово «ошибка».

Марка с завистью посмотрел на афишу 1960-х годов, расхваливавшую достоинства сигарет «Pall Mall». Он повесил ее над письменным столом в день, когда бросил курить. Своеобразный ежедневный вызов. Но этой ночью он многое отдал бы за пачку сигарет. Вытащить сигарету, размять ее в пальцах и зажечь в парах бензина старой зажигалки «Zippo», обсыпанной пеплом… Как ему не хватало всего этого!

Антуан вздохнул. Случались дни, когда он во всем сомневался, даже отчаивался, думая о будущем. Внезапно в его сознании возник мимолетный образ съежившегося тела Поля, залитого кровью. Да, его отпуск начинался хорошо… Сын, которого терзали проблемы подросткового возраста, бывшая жена, которая не давала ему покоя, братья, закончившие жизнь на бойне…

Маленький белый прямоугольник продолжал издеваться над ним. В ситуациях подобного рода Антуану нравилось действовать по примеру детективов былых времен. Сидя в кресле из английской кожи с небрежно зажатой в зубах сигаретой, они выстраивали безукоризненную цепочку фактов, опираясь на индуктивную логику. Существовала целая эпоха кабинетных мыслителей, от Декарта до Шерлока Холмса, для которых решение уравнения или полицейской загадки было лишь подтверждением могущества разума.

Антуан потянулся. Работая над делом, он прежде всего забывал о чистой логике и никогда не верил в непогрешимость умозаключений. Напротив, он предпочитал использовать личный метод.

Он отдался во власть воспоминаний о Поле де Ламбре. Ему на помощь пришли горькие переживания, и на поверхность стали всплывать образы прошлого. Интонация голоса на собрании, оглушительный смех во время агапы или лукавая улыбка, когда слишком болтливый брат собирался взять слово.

Несомненно, Поль, придумывавший пароль, чтобы защитить свои записи, должен был перебрать в памяти картины былого, спросить себя, какой значимый эпизод всплывет первым. Какое общее слово было у них, какой сезам, какое пирожное «мадлен» Пруста сразу же распахнет врата воскресшего прошлого?[8]

— Лоу, — вслух произнес Антуан.

Три буквы женского имени, которые не давали им задремать в вечер агапы. В момент откровения, рассказывая о ребенке, которого ему так и не посчастливилось иметь, Поль де Ламбр произнес это имя, словно несостоявшуюся мечту своей жизни. Три ничего не значащих буквы: их никогда не дополнит чье-либо лицо. Доверие, которое тронуло Антуана гораздо больше, чем он сам себе в этом признавался. Это было время его развода, пустого дома, разлуки с сыном.

Лоу.

Белый прямоугольник исчез, а на его месте, словно по мановению волшебной палочки, появился текст.

38

Кувейт-сити, наши дни

Джек и его спутник беспрепятственно миновали северный пост охраны нефтяного комплекса и выехали на дорогу, ведущую в Кувейт-сити. Через пять километров они притормозили перед горевшим остовом автомобиля, неподалеку от которого стояли две полицейские машины и карета «скорой помощи». На холме лежали четыре тела, покрытые черным полотном.

Мужчины понимающе переглянулись. Люди Мишеля нейтрализовали ловушку. Уинтроп пожал плечами. Он не испытывал сочувствия. В этой игре жертвами обычно становились мошенники, причем бездушные, которых убивали люди такого же пошиба. За пять лет он только дважды нажимал на гашетку, действуя в интересах организации. Указания, которые он получал, были предельно четкими: избегать ненужного насилия и прибегать к нему только в том случае, если этого требовала ситуация. Сначала он думал, что играет роль классического телохранителя. Но на самом деле он охранял скорее золото, а не человека, сопровождавшего груз.

Своего рода наемник золота.

И об этом он никогда не жалел. Жалование его возросло в пять раз. Примерно дважды в месяц он на неопределенный срок отправлялся в командировку, из-за чего мало времени уделял семье, жившей в Пенсаколе, Флорида. Официально для жены и налоговых органов он работал консультантом по безопасности одного предприятия в Эль-Пасо.

Он включил третью передачу. Обратно микроавтобус двигался медленнее из-за тяжелых слитков золота, умело спрятанных в заднем багажнике. Через полчаса они добрались до места назначения — нового сверкающего пятиэтажного здания, построенного в мавританском стиле. Джек обогнул дом слева и притормозил возле двери гаража, которая открывалась автоматически. Микроавтобус исчез в недрах здания.

Через час после сдачи дел Джек Уинтроп нежился под зонтиком на краю бассейна гостиницы. В плавках, с мокрыми после купания в прохладной воде волосами, он составлял отчет о командировке, не опуская ни малейших деталей. Процессуальный кодекс «Авроры» требовал, чтобы он каждый день связывался по электронной почте с анонимным корреспондентом. Он отправил сообщение и положил свой смартфон «Blackberry» с поддержкой спутниковой связи на плиточный пол. Он думал, чем бы заняться, поскольку улетал только на следующий день. Кувейт-сити не был царством тысячи и одной ночи: запрет на употребление спиртных напитков, ни одного ночного клуба, а что касается секса, то об этом даже не стоило говорить.

Он вздохнул. Только в барах крупных отелей можно было надеяться на потенциальную встречу, да и то конкуренция была жесткой, ведь на десять мужчин приходилась всего одна женщина.

Мимо него прошла высокая точеная брюнетка в желтом бикини, с перекинутым через плечо полотенцем. Девушка расположилась через два зонтика от него и бросила взгляд в его сторону. Он улыбнулся и принялся мечтать. Джек охотно позволял себе расслабиться, причем для него было не важно, профессионалка она или нет. В его арсенале имелись разнообразные средства, чтобы получить удовольствие. Он уже думал, в чьей комнате они проведут время, как вдруг к ней подошел мужчина с коротко подстриженными волосами и плечами грузчика. Джек сразу же распознал в нем своего бывшего коллегу, несомненно, одного из многочисленных офицеров, расквартированных в Кувейт-сити, считавшемся тыловой базой иракской трясины. Тип сел рядом с девушкой и принялся смазывать ей спину маслом для загара, пропев отходную по плотским надеждам бывшего моряка. Он обвел взглядом весь бассейн, но на горизонте не было ни одной женщины. А персонал гостиницы состоял исключительно из мужчин.

Джек снова вздохнул. Он жалел, что его не отправили в Дубай. Там, по крайней мере, терпимее относились к удовольствиям, порокам и слабостям человеческого рода, мусульмане то были или нет.

Его «Blackberry» издал знакомый сигнал, знак того, что он получил сообщение от своего работодателя. Джек открыл экран.

«Аврора Источник» «Авроре ДБР»

13 часов 09 минут по Гринвичу

Операция «Пылающая пустыня»

Ваш отчет получен. Поздравляем с успешным завершением командировки. Сожалеем об уничтожении человеческих элементов. На конец месяца не предусмотрено никаких операций. Сумма в 18 600 долларов переведена на ваш счет в банк «Bermude Vernet Bank» в Нассау. Счастливого возвращения.

Конец связи

Уинтроп убрал «Blackberry» в чехол и широко улыбнулся. 18 600 долларов за небольшую прогулку по пустыне… «Аврора» была щедрой, гораздо более щедрой, чем армия Соединенных Штатов.

Порой он спрашивал себя, сколько агентов, подобных ему, колесили по миру, чтобы стабилизировать рынок золота. Он не имел ни малейшего представления об этом. Трижды ему присылали помощников, двух мужчин и одну женщину, для выполнения миссий, считавшихся деликатными. Такие же, как он, специалисты по безопасности и такие же малоразговорчивые.

В лазурном небе самолет оставлял за собой белый след. Джек закрыл глаза, пытаясь угадать, в какой уголок мира пошлет его «Аврора» в следующий раз.

Он чихнул. Запах нефти по-прежнему раздражал его ноздри.

В памяти всплыл образ пронзенного штыками араба. Сколько людей нашли смерть из-за драгоценного металла с момента создания мира! Сотни тысяч… Золото и кровь образовывали вечный союз. Его работодатель, большой любитель анекдотов о золоте, рассказал ему о чудовищной смерти Красса. Этот римский военачальник, соперник Цезаря и Помпея, известный своей неуемной страстью к опасному металлу, попал в плен к парфянам в ходе кровопролитного сражения. Парфяне, решив продемонстрировать свое презрение к нему, казнили Красса на глазах у римских солдат, залив ему в глотку целый кувшин расплавленного золота. Вероятно, у Красса был тот же обезумевший взгляд, что и у араба в ангаре, когда он понял, что секунды его сочтены.

Джек не поддавался очарованию золота. В этом была его сила, и работодатель знал об этом. Во время одной из первых командировок в Перу местный представитель «Авроры» дал ему понять, что он может отложить в сторону маленький слиток золота. Джек вежливо отказался. К счастью для себя. Речь шла о стандартной проверке неподкупности служащих его категории. Джеку всегда было любопытно, что с ним сталось бы, если бы он согласился принять подношение…

Он почувствовал, как усталость овладевает им, и погрузился в сон без сновидений.

39

Париж, мастерская Никола Фламеля, 21 марта 1355 года

И вновь ему привиделся кошмар.

Он слышал, что сны, даже самые страшные, никогда в точности не воспроизводят действительность, отражением которой являются. В книгах, прочитанных Фламелем, говорилось, что даже если порой снятся реальные события, воображение всегда раскрашивает их красками столь же живыми, сколь и буйными. В то время как… Нет! Это была действительность, одна лишь действительность, которая повторялась каждую ночь, словно последняя истина. Прошла уже неделя с того момента, как он, покачиваясь, вышел из застенков палача.

Слово за словом он вспомнил все. Комнату пыток, движения палача, но главное — голос Флоры де Сеневьер, рассказывающей о прибытии еврея в ее замок. О своей безрадостной жизни в обществе матери, целиком ушедшей в религию, и старшего брата, ненавидевшего ее. Завистливого брата, видевшего в ней только младшую сестру, которую необходимо как можно скорее упрятать в монастырь.

Ее голос наполнялся горечью, когда она рассказывала об унижениях, страхах, подозрениях, угрозах. А затем мать заболела одной из тех изматывающих болезней, которые не излечиваются. Она увядала с каждым днем. Кожа буквально прилипла к костям на лице, а изо рта вырывалось дыхание смерти. Они все перепробовали, от врачей в черных одеждах до шарлатанов с горящими глазами, от народных средств до настоек с болотными запахами. Но ничто не помогало.

И тогда мать обуял страх. Жуткий страх, который пачкал простыни. Страх, который взывал ко Злу. Все, что угодно, только не смерть.

И Флора сдалась. До нее долетели слухи о человеке, недавно приехавшем в Кагор. Его лекарства и советы творили чудеса. Причем такие чудеса, что слава о нем перелетела через долину. И богатые, и бедные говорили только о нем.

Однажды утром, когда брат отправился на охоту, она присоединилась к крестьянам, шедшим на базар. В городе она принялась расспрашивать торговцев, и они указали ей на лавку аптекаря. Именно там и нашел приют чужестранец.

В лавке, среди букетов сухих цветов, среди звуков, издаваемых мраморным пестиком, которым толкли снадобья, она заметила незнакомца высокого роста, стоявшего возле камина. Впервые в жизни она увидела человека, читавшего стоя. До сих пор она знала лишь священников, которые простирались перед Библией и осмеливались переворачивать страницы, лишь осенив себя несколькими крестными знамениями.

Мужчина читал с безмятежным видом, подставляя то один, то другой бок пламени, словно это было для него единственным удовольствием.

Она задала вопрос аптекарю, а тот взмахнул рукой в сторону чужеземца, который согревался, наслаждаясь нежным теплом, исходившим от огня.

Фламель ворочался во сне. Даже в сновидениях признания молодой девушки смущали его.

Смутные картины врывались в сон художника, и без того беспокойный. Он вновь увидел Исаака Бенсераде в день его казни. Он превратился в бесформенную марионетку. Пытки сломали его тело, но не сломили волю. Он ничего не сказал. Ничего о том, что происходило между ним и Флорой. Ничего о том, что привело его в Париж.

Фламель перевернулся с боку на бок. Его живое воображение превратило обнаженное тело молодой женщины в живой факел, лежащий на жаровне… Языки пламени лизали члены Флоры, проникали в складки плоти, обвивали венками из горящих углей груди…

Он не знал почему, но был уверен, что эти картины, преследовавшие его, эти образы желания и искушения, являлись и палачу. Иначе как объяснить…

Он вновь видел душераздирающую сцену, разыгравшуюся в застенках.

Флора опять заговорила, продолжая свой рассказ. Она говорила быстрее и быстрее. Возвращение в замок… Выздоровев, мать обрела веру в Исаака. Причем такую, что вручила ему свою дочь. К великой радости брата, который, несомненно, был счастлив, что младшая сестра отправилась в дорогу.

А затем наступило время странствий. Странствий до самой смерти.

Она говорила, а Никола записывал. Каждое произнесенное ею слово пронзало его руку, его мышцы, прежде чем достичь пера и тоненькой струйки чернил, лившихся на пергамент.

Ему казалось, что молодая женщина проникла в его тело.

И тогда кошмар засосал его, словно болото. Он чувствовал, как бьется его сердце, попавшее в ловушку более сильной воли. Его парализовало. Он попытался шевельнуться, но ни один мускул не слушался его. Будто это он, Никола Фламель, был привязан к пыточному одру. Он чувствовал, как медные путы вонзаются ему в щиколотки и как нарастает страх, животный страх в момент появления палача в ореоле черного света.

Он устал, измучился. Так продолжалось из ночи в ночь. Пора было с этим покончить.

По прерывистому треску поленьев в камине Фламель понял, что рассвет близок. Вернее, достаточно близок, чтобы встать. Он бросил беглый взгляд на даму Пернель, которая спала, зарывшись в тяжелую перину. Он мог безбоязненно выйти из дома. По крайней мере, хоть его жена спала сном праведника.

Выйдя на лестницу, слабо освещенную масляной лампой, Фламель снова задрожал. Каждую ночь его преследовал один и тот же кошмар. Один и тот же сон, в котором желание боролось с ужасом, но который заканчивался в самый драматический момент. В момент, когда Артус начинал свой ритуал очищения и когда Фламель больше не мог этого видеть.

Словно сам кошмар не решался показать финальную сцену.

Огонь догорал в широком камине. Дрожа от холода, Фламель бросил в очаг охапку хвороста. Пламя резко взлетело вверх и неистово заплясало, бросая на стены кровавые отблески.

Фламеля била дрожь. Вокруг него бродило Зло. Он выпрямился и проверил дверной замок. Стены были толстыми, окна закрыты тяжелыми ставнями. Никто не мог проникнуть в дом без помощи дьявола. Фламелю незачем было опасаться человеческой жестокости. Он сел, но его сердце продолжало бешено стучать. Ведь отныне страх ему внушали не люди, а само Зло. Зло в обличье палача.

Напрасно он, перед тем как разделить ложе с женой, взывал к Пресвятой Деве и своему небесному покровителю. Едва он смыкал глаза, как оказывался во власти того же самого кошмара.

Он не раз собирался сходить к кюре церкви Святого Иакова и исповедаться, но в эти времена костров лучше было молчать о тайных поползновениях души.

Впрочем, на Пасху Фламель присутствовал на проповеди священника, приехавшего из Испании, где инквизиция и ересь вели борьбу не на жизнь, а на смерть. С горящим взглядом задыхающийся священник призывал своих братьев видеть дело сатаны, князя мира сего, во всем. А главное, как он утверждал, в снах, где имя демонам — легион. Демонам, этим инкубам, молодым и прекрасным, приходящим в снах и к молоденьким девушкам, и к зрелым матронам. Демоническим существам, всегда готовым соблазнять, — не только обольщать невинных девственниц, но и превращать почтенных матерей семейств в гнусных потаскушек.

Брат из Испании, заразивший своим воодушевлением слушателей, не скупился на подробности, пылко рассказывая об эротическом могуществе инкубов. Разве он не описал детально чудовищные фаллосы этих демонов, огненные языки, способные разделиться на трех змей из плавящегося металла, чтобы проникнуть в отверстия женщины и овладеть ею навеки? Испуганные слушатели неистово крестились, едва услышав о столь чудовищной противоестественной любви.

Но брат, разгорячившийся от собственных слов, на этом не остановился. Он тут же перешел к суккубам, демонам в женском обличье, которые являлись во сне молодым и даже пожилым мужчинам. Он описывал их нежные тела, их умелые ласки. В течение одной ночи они, настоящие вампиры, опустошавшие тело и душу, осуждали мужчину на муки и изматывали его, принуждая к многочисленным поллюциям.

Слушая столь пылкий рассказ, многие из мужчин, пришедших в церковь, начали бить себя в грудь, признаваясь дрожащими голосами в своих грехах.

Взволнованный, как и все остальные, смущенный до глубины души, Фламель чуть было публично не признался, что и он тоже находится во власти этих демонов. Однако горящий взор доминиканца удержал его. Он знал, что, если начнет бить себя в грудь, как и его объятые ужасом соседи, ему придется описать то, что не давало ему покоя.

А то, что он видел каждую ночь, не было ни инкубом, ни соблазняющим суккубом. Это было гораздо хуже.

Фламель подбросил поленьев в камин.

Чаще всего, проснувшись, он прислушивался к звукам, раздававшимся в ночи. В городе было неспокойно. Как и все торговцы, он в основном боялся школяров, этого недисциплинированного сброда Латинского квартала, который иногда переходил через Сену и принимался решать свои споры в квартале Марэ. У этих юнцов не было ни чести, ни совести, и они без колебаний терроризировали честных людей. Не говоря уже об учениках врачевателей, которые глубокой ночью бродили по улицам в надежде выкрасть труп с кладбища Невинных младенцев.

Звук тяжелых торопливых шагов раздался возле церкви Святого Иакова. Зазвенел колокольчик, в то время как из мрака ночи раздалась заунывная жалобная песнь. Вероятно, священник с дьяконами пошел отпускать грехи умирающему. Завтра новый гроб опустится в зияющую дыру на кладбище Невинных младенцев.

Фламель принялся тихо читать молитву. Однако он тут же спросил себя, кто в ней больше нуждается? Умирающий или он сам?

И все же среди этой черной грязи страха засверкал удивительный свет. Небольшое золотистое пламя, которое разожгло признание Флоры де Сеневьер.

Художник встал, решив взглянуть на улицу через узенькое окошко. Темноту ночи прерывали лишь слабые огоньки. Казалось, весь квартал спал. Весь, кроме дома доминиканцев. Там на втором этаже горел светильник.

На этот раз Фламель не колебался. Он больше не мог проводить дни, вспоминая о ночных кошмарах. Человек завел его в этот тупик. И этот человек должен был его оттуда вывести. Немедленно.

40

Париж, улица Мюллера, наши дни

В окошке USB-ключа появилась иконка текстового файла. Комиссар почувствовал, как его охватывает возбуждение. Логотип оставался на экране несколько секунд, а затем появился текст.

Мой дорогой брат!

Если ты сейчас сидишь перед компьютером и читаешь этот текст, значит, мои самые худшие опасения оправдались и для меня пробил последний час. Однако я считаю, что конец всегда наступает слишком быстро, особенно когда роковой удар наносит рука убийцы. Я поддался угрозе, которая, как я чувствовал, висела надо мной.

Возможно, ты улыбаешься тому, что я использую метафоры, рассказывая о собственной смерти? Но я всегда был неисправимым болтуном и даже после смерти продолжаю нанизывать фразы. Или это способ изгнать демонов, преследовавших меня много лет?

Тем не менее, когда я пишу эти строки, я осознаю, что не боюсь смерти, возможно даже, я в глубине души жажду ее. После несчастного случая я потерял ко всему вкус. Мне не хватает мужества оставаться в этом кресле до самого конца, но понимание того, что неизвестный жаждет моей смерти, терзает меня… и сводит с ума.

Впрочем, я не хочу утомлять тебя жалобами беспомощного человека, поскольку то, что я хочу поведать тебе, гораздо важнее.

Прежде всего необходимо спросить: веришь ли ты мне, веришь как брату? То, что я собираюсь тебе рассказать, настолько удивительно, что я сам долго отказывался в это верить. И умер только потому, что сомневался.

Я хочу поведать тебе о семейной тайне.

Двадцать с лишним лет назад мой отец умер в богатом предместье Лозанны. Мы давно потеряли друг друга из виду. Нас разделило общее наследство. Быть потомками Лафайета — это тяжелый груз, который оказался не по плечу моему отцу. Ему как будто мешала самоутвердиться опекающая тень маркиза. И как только я заявил о своем желании узнать о нашем предке побольше, отец отстранился от меня. Позднее, когда я опубликовал книги о той эпохе, мне пришлось выслушать его критические замечания. А едва я стал франкмасоном, он сжег все мосты.

Именно поэтому, несомненно, я слишком поздно узнал о семейной тайне. Я обнаружил ее после смерти отца, когда приехал в Швейцарию, чтобы разобрать его личный архив.

То, о чем я собираюсь поведать тебе, было записано в небольшом блокноте, который передавался в нашей семье из поколения в поколение. Все наследники внесли свою лепту. Одни попытались разгадать загадку, другие, как мой отец, довольствовались тем, что были ее хранителями. Что касается меня, я был уже прикован к креслу, когда это известие достигло меня. Следовательно, целых два поколения тайной не занимались.

У меня нет потомков, и я хочу, чтобы эстафету принял такой брат, как ты.

Маркиз де Лафайет прославил мою семью и Францию в эпоху, когда масонами были как аристократы, так и простолюдины. Все записано биографами моего знаменитого предка, в число которых вхожу и я. Все, кроме одного.

Воюя на стороне американских революционеров, он подружился с тремя братьями. Они были французами и входили в одну и ту же ложу.

То время было неспокойным. Война с англичанами велась не на жизнь, а на смерть. Вот почему эти братья в конце концов поведали ему о тайне, которая потрясла его.

Однако они раскрыли ее не целиком. Просто каждый из них зашифровал свою часть, и она с тех пор переходит по наследству каждому новому поколению.

Марка уселся в кресле поудобнее, пристроив ноутбук на коленях. Свет от висящего сзади бра частично отражался на экране, словно сверкавший вдали глаз.

То, что передали мне, сводится к двум фразам:

Клинок следует за светочем совершенства.

В тени Иахина.

Если верить записям, каждая из четырех ветвей потомков обладает формулой подобного типа. Воссоединение всех четырех формул позволит узнать последнее слово тайны.

К несчастью, это не так просто, поскольку я не знаю остальных наследников тайны. Возможно, они известны потомкам других семей. В моем же блокноте записана только фамилия Аршамбо.

Я провел поиски и идентифицировал эту фамилию. Речь идет о старинной дворянской семье, давно обосновавшейся в Соединенных Штатах. Единственная ее представительница живет в Нью-Йорке.

Я напал на след примерно месяц тому назад. Мы обменялись телефонами. Но она очень недоверчива и утверждает, что ей ничего не известно об этой истории… Я не стал настаивать.

А вот мои враги, напротив, перешли с тех пор к активным действиям.

Две недели назад со мной связался один человек. Казалось, он знает обо всем. Наступила моя очередь проявлять недоверие. Его странный голос звучал очень требовательно. И говорил он как брат.

На прошлой неделе, когда меня не было дома, мою квартиру ограбили. Этим вечером после собрания я должен встретиться с хранителем, чтобы забрать настоящую шпагу, клинок моего предка. Полагаю, в ней таится один из ключей к тайне.

Если ты прочитал эти строки, забери ее. Оставляю тебе координаты Джоан Аршамбо. Либо она причастна к моей смерти, и тогда ты сможешь найти моего убийцу, либо она тут ни при чем, и значит, ей грозит опасность.

Следуй за светом.

Твой брат Поль.

«Клинок следует за светочем совершенства».

«В тени Иахина».

Марка улыбнулся.

Последнее слово знали все масоны мира.

41

Париж, половина первого ночи, IX округ, наши дни

Ночь накрыла крыши Парижа толстым одеялом. Стоя в центре большого салона с белыми стенами, убийца пускал в сторону окна кольца дыма и любовался столичными крышами. С седьмого этажа открывалась неповторимая широкая панорама каменных зданий. На западе он видел последний этаж Эйфелевой башни с гигантским ярким прожектором, светившим, словно маяк, среди моря сланцевых крыш.

Ничто так не успокаивало, как эти минуты размышлений, проводимые в одиночестве, когда домочадцы уже спали и в квартире не раздавалось ни единого шороха. Абсолютная тишина. Он прилег на диван, обитый темно-голубым бархатом, и посмотрел на чернильно-черное небо.

Затем сделал глубокую затяжку. Казалось, ему улыбался нарождающийся месяц. Все шло хорошо, удивительно хорошо. Никогда прежде он не испытывал подобного удовлетворения.

Его служащие сняли свои предзабастовочные требования, его сын принес дневник с прекрасными оценками, а его жена сумела сделать рентабельной сеть магазинчиков женского белья, которые он финансировал целых пять лет себе в убыток.

И он совершил первые убийства.

Маленькая тень промелькнула между ножками стульев, стоявших вокруг большого деревянного стола причудливой формы, и молча прыгнула ему на колени. Клубок серой шерсти запутался в складках его брюк, ища тепла. Он потушил сигарету и провел рукой по кошачьей шерстке, еще пахнущей духами его жены. Мурлыканье успокоило его.

Я есмь Избранник. Брат по крови. Великое Дело совершается.

Он вновь увидел лица обоих жертв, их удивленные, а затем испуганные взгляды, когда они все поняли, то, как они взывали о пощаде. Он презирал их, особенно того, который считал себя достойным стать одним из них.

В глубине души он осознавал, что его перерождение было неслучайным. Он убивал не просто так, а ради разгадки великой тайны, частицу которой хранил Поль де Ламбр.

Брат по крови.

Такое название пришло само собой. Логичное, совершенное, неумолимое.

Он проливал кровь нечестивцев, братьев или нет, и в то же время очищался.

К тому же существовал еще один брат, тот самый, который бросился за ним по пятам. Неожиданность, но она придавала игре остроту. Погоня под улицами Парижа стала великолепной возможностью проверить его способности. Лучшие рефлексы всегда вырабатываются при столкновении с неожиданным.

Он вновь зажег сигарету, удивляясь своему милосердию. По идее, он должен был утопить его, но, в конце концов, встреча с братом была, возможно, знаком великого архитектора. К тому же он проявил мужество и решимость. Достоинства, редкие в наши дни. Конечно, смельчак догадывался о цели его поисков… Так или иначе, в свое время он решит, как поступить с этим типом. Сейчас же следовало заняться шпагой.

В отличие от других, этот брат не разочаровал его. Остальные не были его достойны. И они вовсе не трудились над построением лучшего общества. Он сжал кулаки. Масонство вырождалось. Настало время очистить его. И он этим займется, когда доберется до великой тайны.

Великая тайна… Он терпеливо собирает ее осколки и в конце концов раскроет секрет.

Он почувствовал, как в нем закипает гнев. Врач посоветовал ему не нервничать и выписал лекарства, которые он сразу же выбросил на помойку.

Он резко встал, ничуть не думая о котенке, соскочившем с его колен в последнюю минуту, и направился в кабинет. Звук шагов по паркету был едва слышен. Он открыл дверь, обычно запертую. Вдоль двух стен просторной комнаты стояли широкие книжные шкафы, достигавшие потолка.

На огромной подставке здесь возвышалась картина, которую он очень любил. Небольшая прихоть, заказанная талантливому художнику. Вокруг центрального персонажа, человека высокого роста, расположились все масонские символы.

Он нажал на маленькую кнопку, спрятанную под белой пластиковой лентой, окаймлявшей стену. Раздался щелчок, и три паркетные дощечки немного приподнялись. Ему не пришлось сооружать этот тайник — он обнаружил его во время ремонта квартиры. Один из укромных уголков, где хранились семейные тайны. Одну за другой он извлек дощечки и опустил руку в темноту.

Тайник был неглубоким, зато широким. Оттуда он вытащил какой-то предмет, завернутый в кусок черного бархата.

Масонская шпага маркиза де Лафайета с волнообразным клинком и перламутровой рукоятью…

Он взял шпагу и осторожно положил ее на письменный стол, а затем снял другую шпагу, украшавшую стену. Точную копию шпаги маркиза.

Убийца получил ее в наследство от отца, а тот, в свою очередь, получил ее от своих предков. Шпага, которой он воспользовался, чтобы убить двух братьев в резиденции послушания.

Совершенная сестра, за исключением одной детали. Главной детали.

Его шпага была сделана из золота. Он освободил ее из ножен, выпустив наружу тонкую струйку золоченой пыли, и положил рядом со шпагой Лафайета. Затем он достал из футляра шпагу маркиза и помахал сверкающим клинком в воздухе.

Он взволнованно смотрел на обе шпаги. Они соединились вновь… А теперь следовало найти недостающую деталь. Деталь только для него одного. Для брата по крови.

42

Наши дни

«Аврора Источник» всем отделениям «Авроры»

15 часов 13 минут по Гринвичу

Еженедельный отчет

Курс

Федеральный резервный банк прекращает любую передачу золотых запасов в течение двух следующих месяцев. Стабильный курс на неделю.

Боевая готовность второго уровня

Прочитайте в приложении информацию о докладе «Авроры Нью-Йорк», где говорится о среднесрочной эволюции курса унции на четырех мировых биржах: в Нью-Йорке, Лондоне, Цюрихе, Гонконге.

Как вам известно, курс унции на рынке драгоценных металлов в долларовом эквиваленте поднялся на 135 процентов за шесть лет. Напоминание о котировках в конце года.

Стоимость в 2001 году: 279$.

Стоимость в 2004 году: 438$.

Стоимость в 2005 году: 516$.

Стоимость в 2007 году: 636$.

Союз швейцарских банков прогнозирует, что в 2009 году стоимость составит 800$.

Что касается Фонда Сороса, он прогнозирует 1000$.

В своем докладе Антитрастовый золотой комитет GATA прогнозирует повышение курса унции за трехлетний период до 3000$. Необходимо срочно провести заседание группы «Аврора», чтобы обсудить обоснованность оценок GATA. В число опрошенных экспертов входит «Аврора Цюрих». Мы разделяем ваши опасения по поводу мотивов этой ассоциации, которая постоянно изобличает махинации с курсом золота. Всемирный золотой совет не станет делать официальных заявлений после опубликования доклада.

Операция «Пылающая пустыня»

Миссия успешно завершилась. Слитки золота переправлены в банк «Koweitian Corporated Bank».

Разное

В Мексике найдено захоронение ацтеков с пятью золотыми дисками диаметром тридцать сантиметров. Диски не занесены в опись, сделанную при раскопках. Профессор Антонио Санчес тайно вывез их и продал богатому чикагскому коллекционеру. Требуется разрешение на опубликование этой информации в «Вашингтон пост». Собрание алхимических манускриптов Пернети выставлено аукционом «Кристи» на торги. О данных манускриптах ничего не известно биографам этого эрудита XVIII века, создателя масонской ложи, основанной на алхимическом ритуале.

Продолжение для «Авроры Париж».

Конец связи

43

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года, ночь

Жеан Артус любовался деревянным распятием, висевшим над камином. Для него расследование скоро должно было закончиться. Он достиг цели, к которой шел многие годы.

Достаточно было одной простой фразы, и дверь перед ним распахнулась. «Имеющий уши да услышит», — говорилось в Евангелиях. Никогда прежде это изречение, произнесенное Христом, не было столь справедливым. Лишь он один, вдохновленный и поддерживаемый Богом, сумел постичь истинный смысл слов Флоры де Сеневьер.

Клинок следует за светочем совершенства. И он нашел его, этот светоч.

И вновь ему совсем не хотелось спать. Он решил пожертвовать сном ради своих изысканий. Когда обязанности ремесла не удерживали его всю ночь возле обвиняемого, у которого следовало вырвать признание до рассвета, он возвращался к себе и в молчании ночи молил Господа наделить его силой и знанием.

Ритуал всегда был одним и тем же. После молитвы он спускался в подвал, где лежали дрова, которые доминиканцы привозили ему из одного из своих провинциальных монастырей. Жеану нравилось тщательно выбирать поленья для очага. Сначала он откладывал веточки, пахнущие сосной, затем березовые ветки, которые ломал одним движением. И наконец наступала очередь дубовых кругляков, чью шершавую кору он всегда нежно гладил.

Камин был огромным. Сделанный в виде беседки, он мог собрать вокруг своего очага целое семейство. Палач примостился возле одного из его углов, прижавшись спиной к каменной кладке напротив небольшого орехового столика. Отсюда Артус мог видеть как огонь, так и входную дверь.

Стоявший справа открытый деревянный сундук позволял любоваться темными переливами переплета. Палач осторожно вынул книгу, но смотрел на нее недоверчиво, словно прикасался рукой к ядовитой змее.

Книга Исаака Бенсераде…

Напоследок Флора сообщила поистине бесценные сведения.

Как было принято, деревянную доску переплета покрыли медью, защищая книгу от превратностей времени и всепожирающего человеческого любопытства.

С тех пор как палач завладел этой книгой, он ни разу не брал ее в руки. Он смотрел на камин. Скоро настанет время уничтожить ее. Эту книгу, которую искали, нашли, а затем снова потеряли многие поколения людей, от евреев до алхимиков. Обыкновенная книга, однако легенда утверждала, что в ее миниатюрах запечатлен весь путь Великого Дела.

Жеан Артус пожал плечами. Эта книга была не первым произведением, которое ему удалось найти. После возвращения крестоносцев с Востока таких манускриптов было множество. По всей Европе переписывали рассказы, в которых Сера и Ртуть выступали главными действующими лицами, а миниатюристы разукрашивали символическими цветами огнедышащих драконов и королей, пронзенных стрелами. Мифология, призванная найти тайный путь, ведущий к превращению простого металла в золото.

На самом деле, думал Жеан, большинство этих еретических книг обогащали только их авторов: трудолюбивых писателей, бессовестно перемежавших отрывки из Евангелий рецептами народных снадобий, рисовальщиков, отдававшихся во власть своего буйного воображения. А в конце цепочки находились наивные простаки, которые ночи напролет читали эти нелепицы.

Уничтожение огнем этих чудовищных рассадников ереси, этих бесстыжих хитросплетений лжи, смущавших умы и порождавших ложные надежды, могло пойти лишь на пользу обществу.

Тем не менее все эти фантазии росли из одного корня. Еретики, которым задавала вопросы испанская инквизиция, рассказывали о какой-то книге, едином источнике всех этих нечестивых произведений. Об одной-единственной книге.

О Книге Адама.

По традиции считалось, что Адам, изгнанный из рая, хранил в памяти все чудесные тайны Созидания. И одной из таких раскрытых им тайн было превращение простого металла в золото. Переданная потомкам, таинственная книга не сгинула даже во время Великого потопа.

Дети Адама, решившие во что бы то ни стало сохранить книгу, спрятали ее меж двух каменных столбов, которые, по мнению отдельных каббалистов, стали основой колонн храма Соломона.

Жеан перекрестился. Как люди могли верить в подобную чушь? Так или иначе, но, по словам раввинов, оказавшихся в испанских застенках, книга исчезла после разрушения храма Соломона римлянами.

А затем начались крестовые походы. Вместе с реликвиями, которые находили и увозили тысячами, стали всплывать многочисленные произведения, являвшиеся, как утверждали их владельцы, точной копией Книги Адама.

Что касается оригинала, по упорным слухам, он принадлежал ордену тамплиеров: рыцарям, наполовину монахам, наполовину ратникам, которые возвели свой первый храм, использовав камни храма Соломона.

«Вот уж действительно людям нравятся сказки», — подумал палач. Да разве можно себе представить, чтобы подобная книга пережила все превратности истории? От Адама до Всемирного потопа, а затем от Соломона до тамплиеров? Все это мифы, легенды, сочиненные беспокойными романтическими умами, всегда готовыми видеть в любом событии лишь скрытую силу и оккультную организацию.

Уже катары, пытавшиеся обосновать свою жалкую ересь, утверждали, будто обладают подлинным Евангелием от святого Иоанна. Обвинив, разумеется, католическую церковь в фальсификации первоначального текста.

Точно такие же слухи поползли, когда король и Папа уничтожили орден тамплиеров. Едва начались аресты, как умы, враждебные закону Божьему, заговорили о преследованиях. Словно эти проклятые рыцари, ростовщики, богохульники, содомиты были тайными хранителями истины более величественной, чем истина божественности Христа.

Огонь в очаге стал угасать. Жеан встал и взял в руки полено, а затем принялся терпеливо разжигать угли. От легкого дуновения они постепенно меняли цвет от кроваво-красных оттенков до желтого, почти золотистого. Цвета золота.

Палач сел. Орден тамплиеров! Он был уничтожен почти полвека назад, но продолжал будоражить воображение.

Он не давал покоя и этому еврею, который перебрался через Пиренеи, чтобы приехать и взойти на костер в самом центре Парижа. И все из-за книги. Этой самой книги.

Он ее обязательно сожжет. Но прежде…

Палач наугад раскрыл книгу. Ангелы с золотыми лицами и красные буквы на мгновение сверкнули в отблеске пламени очага. Может, это и есть подлинная Книга Адама? Прежде чем начать читать, Жеан осенил себя крестным знамением и посмотрел на дверь. Никогда не знаешь… Для всех остальных он не умел ни читать, ни писать.

44

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

— Дальше ехать некуда…

Ги Андриво вертел в руках компас. Стрелка пересекала воображаемый круг. На письменном столе царил идеальный порядок, как и положено великому секретарю послушания. Совершенная прозрачность. На полках стояло несколько книг. Письменный стол из светлого дерева и постоянно включенный компьютер.

— Не стану от тебя скрывать, эта история дурно пахнет. Через две недели у нас собрание, а эти события обязательно привлекут внимание журналистов. Было бы неплохо обойтись без антирекламы. Ты читаешь газеты?

Марка взглянул на набранные крупным шрифтом заголовки.

Двойное убийство у братьев.

Кровавое масонское убийство.

Эзотерический убийца украл шпагу Лафайета.

Франкмасонский серийный убийца на свободе.

— Мне это нравится, — сказал Марка. — «Франкмасонский серийный убийца на свободе». Это впечатляет. Воображаю, как читатели представляют себе Фрэнсиса Холма в майке или Ги Жоржа[9] в фартуке, поджидающих в темноте свою жертву. Франкмасон-убийца — поистине золотое дно для прессы.

— В этом нет ничего странного. Вскоре нам сообщат о возвращении великого заговора. Сегодня утром я слышал по радио одного криминалиста, который утверждал, будто Джек Потрошитель был масоном. Необходимо поймать этого сумасшедшего. И как можно скорее.

Антуан взглянул через окно на прямоугольник голубого неба. Ему на плечи давил непосильный груз. Но сейчас не время поддаваться слабости.

— Я согласен с тобой. Необходимо установить его личность и схватить как можно скорее. Проблема заключается в том, что нам неизвестны его мотивы. Он убил новообращенного, затем калеку, а потом украл шпагу. Признайся, чтобы понять его логику…

Антуан перевел дыхание, словно говорил слишком быстро. По правде говоря, ему было неловко врать одному из братьев. Но великий секретарь был настолько занят внутренними делами послушания, что не стоило ему сообщать о содержании USB-ключа. Лучше слушать, чем болтать.

— Подведем итоги, — начал Андриво, пользовавшийся в мире масонства репутацией прямого и прагматичного человека. — У нас есть два убийства. Первое, на мой взгляд, было дополнительным. Я имею в виду, что речь идет о средствах, но не о цели. Если этот новообращенный, ждавший в комнате размышлений, был убит в тот самый момент, значит, предполагалось, что великий эксперт придет за ним и сообщит о случившемся братьям. В результате все спустятся вниз, как и произошло на самом деле.

Марка размышлял. Все было не так. Братьев взбудоражило преследование на лестницах. Однако результат оказался таким же. Все собрались возле комнаты размышлений.

— Все, кроме одного! Поля де Ламбра, — мрачно заметил Антуан.

— Разумеется. Очень трудно бежать в инвалидном кресле. И он остался один. Как того и добивался убийца.

Комиссар вновь взглянул на прямоугольник голубого неба, зажатый между свинцовыми крышами и ригелем окна. Тяжелая черная туча разрасталась.

— А когда убийца сделал свое дело, он спустился в музей, украл шпагу и скрылся в подземелье. Он просчитал все. Убил одного, чтобы иметь возможность убить второго. Замечательно…

— Можно подумать, что ты им восхищаешься.

— Вовсе нет, — возразил Андриво. — Просто это как в шахматах: красивый удар.

Вот уж поистине великий секретарь оправдывал свою репутацию: несгибаемый сторонник разума. Быстро и эффективно. Марка покачал головой.

— Значит, по-твоему, хотели убить Поля?

— Ну, ты тоже об этом догадался. Разве нет?

Антуан нерешительно улыбнулся. Но этого было достаточно, чтобы убедить Андриво продолжить изложение собственной теории. Даже франкмасон не в состоянии устоять перед малейшей возможностью предаться интеллектуальному тщеславию.

— Но это же очевидно. Что связывает кражу и убийство Поля? Лафайет. С одной стороны, шпага похищена, с другой стороны — потомок маркиза мертв. Ах! Как много мог бы рассказать Поль де Ламбр… Кстати, тебе удалось открыть USB-ключ?

Антуан отрицательно покачал головой.

— Впрочем, — вздохнул Антуан, — если твоя теория верна, убийца остановится. Теперь у него есть то, что он хотел: вечное молчание Поля и шпага героя американской независимости.

— По правде говоря, — начал Андриво, — похоже, он сильно удивится.

Ошеломленный комиссар прошептал:

— Как это — удивится?

— Если его действительно интересует шпага Лафайета, боюсь, он будет разочарован. Весьма разочарован.

Из лежавшей на столе папки Ги Андриво вынул фотографию.

— Вот шпага, которой владеет музей. Вернее, владел. Ничего не замечаешь? Неужели ты думаешь, что такой дворянин, как маркиз де Лафайет, отправился бы воевать с англичанами на другой конец света, взяв парадную шпагу, инкрустированную перламутром?

«Разумеется, — выругался про себя Антуан, — об этом стоило подумать раньше».

Он вспомнил, что Поль специально выделил слово «настоящая».

— Конечно, маркиз увез с собой на войну вовсе не парадную шпагу. Значит, есть другая. К несчастью для убийцы, но и к нашему несчастью, поскольку мы потеряли перламутровую шпагу, жемчужину нашего музея. Хорошо еще, что он не украл другую бесценную вещь, акт Вилемсбадскихсоглашений 1782 года…

— Хорошо — за исключением того, что он охотился за настоящей шпагой Лафайета и поэтому пошел на два убийства. А когда он поймет…

Ги Андриво так и подпрыгнул.

— Ты хочешь сказать, что он снова начнет убивать?

— Да. И поэтому нам необходимо найти подлинную шпагу раньше него. И как можно скорее.

Во внутреннем кармане пиджака Марка зазвонил телефон. Он сделал знак Андриво и ответил на звонок, в то время как его собеседник склонился над фотографией. Знакомый голос с раздражением произнес:

— Ну наконец-то! Я оставила сообщение на твоем автоответчике… Знаешь, как ты вел себя вчера вечером? До чего же ты жалкий тип! Я попросила тебя об услуге, об одной-единственной услуге. Просто прийти на ужин. Это так много значило для меня. Это очень важно, а ты…

— Изабель, я…

— Не прерывай меня. Ты настоящий… ублюдок! Ты с удовольствием сыграл злую шутку с моей подругой графиней и с важными для меня людьми.

— С важными людьми… Ты права, я отправлю извинения за подписью великого магистра. Пойдет?

— А-а! Оставь свою иронию, которая уже наделала столько бед! Это мои друзья, Антуан! Понимаешь, Антуан? Мои друзья!

— В таком случае найди лучшего любителя повыпендриваться, чем твой бывший муж. У меня не тот профиль. — Антуан вздохнул. Он многое отдал бы, чтобы закончить разговор. — Послушай, Изабель, давай не будем спорить…

— Я тебя предупреждаю. Твой сын придет к тебе завтра вечером. Постарайся воздержаться от своих жалких шуток. Ты уже испортил мою жизнь, так не порть его!

Раздался резкий щелчок. Она положила трубку.

Андриво сочувственно смотрел на комиссара.

— Ты закончил? Мне в голову пришла одна мысль по поводу шпаги Лафайета, пока ты улаживал семейные проблемы. В прошлом месяце на закрытом заседании у нас выступал один лектор. Он не франкмасон, но вполне достоин им быть, поскольку… Одним словом, замечательная лекция. И знаешь, на какую тему? «Франкмасон Лафайет»…

— Где я могу найти твоего лектора? — нетерпеливо спросил Марка.

— В Париже. В музее Карнавале. Он узнал о краже перламутровой шпаги и сегодня утром позвонил мне. Вероятно, он еще у себя. Спроси Эрвье на коммутаторе музея. Скажи, что ты от меня.

Марка резко вскочил и быстро надел пальто. Время поджимало.

Клинок следует за светочем совершенства. Подсказка, оставленная Полем на USB-ключе, не давала Марка покоя.

— Спасибо, брат мой. После встречи с твоим типом я сразу же позвоню тебе.

— Боюсь, это невозможно!

— Как, ты не хочешь, чтобы я тебе позвонил? — удивился Антуан.

— Конечно, хочу. Но проблема состоит в том, что это не мой тип. Это женщина!

45

Наши дни

«Аврора Париж» «Авроре Источнику»

23 часа 09 минут по Гринвичу

Еженедельный отчет

Курс

Рынок выдержал. Наши оценочные курсы, индексированные Банком Франции, удержались на уровне, предсказанном «Авророй Лондон». Полученные данные указывают, тем не менее, на большую вероятность падения примерно на 0,2 пункта в течение следующей недели.

Напоминаю о курсе Банка Франции на слитки весом один килограмм.

Основные показатели (в приложении курс Банка Франции с января 1999 года в HTML).

Первая котировка, январь 1999 года: 7 950 евро.

Первая котировка, январь 2005 года: 10 750 евро.

Первая котировка, январь 2007 года: 15 400 евро.

Котировка текущей недели: 15 900 евро.

Движение

Согласно надежному источнику из Лугано, HKBI (Банк Гонконга) выставит на торги в период с сегодняшнего дня до 27 числа этого месяца лот в 2000 слитков. Представитель указывает, что продажа будет осуществляться семью траншами — либо лотами в 20 слитков, либо единой поставкой. С вероятностью 78 процентов можно утверждать, что золото прибудет из китайской акционерной материнской компании, входящей в структуру HKBI.

Было бы уместно, чтобы «Аврора Гонконг» сумела приобрести единую поставку либо получила гарантии на каждый слиток. Напоминаю, что банк «Red Dragon Bank», расположенный в Шанхае и являющийся акционером HKBI, два года назад вмешался в дело о слитках золота, поставленных из Осло. Напоминаю также, что сердцевина каждого десятого слитка золота была изготовлена из железа.

Контроль над общей суммой

Банк Франции не намерен расставаться с 1,5 тоннами своих резервов до июня текущего года. Пункт будет определен в следующем месяце.

Разное

Установлен контакт с Университетом Тулузы и Европейским космическим агентством с целью бюджетного участия в научно-исследовательской программе по использованию листового золота в спутниковых панелях. О результатах нам сообщат.

Согласно агентству Франс Пресс, в тюрьму Френа был посажен мошенник, выдававший себя за алхимика. По Интернету он продавал так называемый метод Фулканелли — метод изготовления золота. Полиция нашла у него дома мини-лабораторию, где была установлена печь и хранились химические препараты. Мужчину должны отправить на психиатрическую экспертизу.

Конец связи

46

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года, ночь

Фламель дважды постучал в деревянную створку, закрывавшую дверь его соседа. Он прислушался. Тишина, затем раздался звук приближающихся шагов. Дверь распахнулась.

Казалось, палач не удивился, увидев Фламеля. Он жестом пригласил его войти. В комнате стоял только стул, один-единственный стул. Палач сел на реборду очага.

— Вы ранняя птичка, мэтр Фламель! Что же вас тревожит?

Услышав последние слова, Фламель вздрогнул. Это был сигнал, что сражение началось.

— Мне снятся плохие сны.

Палач хранил странное спокойствие, словно это его не касалось. Он встал, взглянул на забрезживший рассвет и усталым голосом ответил Фламелю:

— Нам всем снятся плохие сны, и я не исключение из общего правила. Тем не менее ни один из моих снов никогда не заставлял меня переходить улицу, чтобы поговорить о них с соседом.

— Несомненно, это потому, что ваш сосед вам не снится.

Жеан Артус резко поднял голову.

— Неужели это я являюсь вам в кошмарных снах, мэтр Фламель? Кто же преследует вас по ночам?

— Подумайте хорошенько.

Художник неожиданно повысил тон. Он боялся не столько палача, сколько самого себя. Прежде чем ответить, Артус немного помолчал.

— Разве судьба этой девушки вас так сильно беспокоит?

— Прошу вас! Вы человек Бога, а мой разум в смятении. Я боюсь, что согрешил…

— Помогая мне? Но вы ничего собой не представляете. Ничего, кроме ушей и руки.

— А совесть? Совесть, которая постоянно напоминает мне…

Подойдя к очагу камина, палач собрал остывший пепел в ладонь и высыпал его сквозь пальцы.

— Совесть! Да что вы знаете о совести, вы, обязанность которого состоит только в переписывании?

— Я не только переписывал, мессир, я также слышал. И жалобы этой несчастной женщины звучат в моем сердце. Они смущают мою душу.

— Что же вы слышали?

Голос Жеана Артуса зазвучал приглушенно.

Внезапно Никола понял, что происходит в мозгу палача. Палач не верил в совесть Фламеля. Он слушал только потому, что подозревал его. Артус продолжал:

— Вы уверены, что вас мучает только судьба этой несчастной, мэтр Фламель? В своих снах вы можете испытывать другие желания… более материальные. На этом допросе было многое сказано… — Фраза повисла в воздухе. Художник не решался ответить. — Этот человек, сожженный на городской площади, — как вы думаете, что он искал ценой своей жизни?

— Если вы хотите поговорить о тайне золота, то она, возможно, интересовала этого человека, но не меня. Двери рая открывают вовсе не богатства этого мира.

— Золото развращает, мэтр Фламель. Вот почему оно должно оставаться редким. Если золота станет много, человек будет жить только ради него и Царство Божье прекратит свое существование. Мы преследуем всех изготовителей золота, тех самых, которых называют алхимиками, исключительно ради того, чтобы сохранить надежду человека на будущую жизнь, лучшую, чем в этом мире.

Фламель молчал. Он думал о запрещенных книгах, которые прятал в своем подвале. Палач продолжал, словно говорил сам с собой.

— Неизвестно, откуда они появились, от каких еретиков произошли. Но вот уже на протяжении целого столетия они возникают и исчезают. Солнечный диск то и дело покрывают затмения. То они объявляются в Испании, где вербуют и обучают своих учеников. Порой один из их приверженцев творит чудеса при княжеских дворах Германии, а затем пропадает из виду. Но все они обещают одну и ту же власть, одну и ту же иллюзию: сделать золото по желанию.

— Единственное золото, которое я хочу иметь, — это то самое, которым я украшаю свои книги, расцвечивая их солнечными отблесками. Никакого другого золота я не знаю.

Сидя на скамье, палач бросил быстрый взгляд на деревянный сундук, стоявший в углу возле камина.

— Вы известный переписчик, мэтр Фламель, уважаемый миниатюрист. Неужели вас никогда не просили переписать книгу со странными рисунками или текст на незнакомом вам языке? Например, такую книгу, как эта?

Вынув украшенный миниатюрами манускрипт из сундука, Жеан Артус положил его на стол. Фламель протянул было руку, чтобы взять книгу, но вовремя опомнился.

— Вновь говорю вам, мессир, меня заботит только спасение моей души. И поэтому я хочу знать, что случилось с этой женщиной, чтобы на мне не лежала греховная вина за ее насильственную смерть. Когда я очнулся после обморока… ее там не было.

Палач с раздражением покачал головой.

— Она жива. В настоящее время она либо находится на пути в свою провинцию, либо уже воссоединилась с семьей.

— Тогда почему же она меня преследует по ночам?

47

Париж, музей Карнавале

Антуан на минуту остановился возле прекрасного сада, разбитого перед входом в музей. После развода он ни разу не приходил сюда. Ему мешали тоскливые воспоминания. Он с грустью смотрел на подстриженные секатором живые изгороди, на симметричные цветочные партеры, на всю эту классическую геометрию, которая резко контрастировала с состоянием его души. Вот уж действительно, ностальгия — не его стихия, особенно если воспоминания наполнены гневом и горечью. Еще один отрывок из прошлого, о котором он мог рассказать только сыну. Именно с ним и бывшей женой он провел однажды вторую половину выходного дня, осматривая музейные залы со скрипящим паркетом. Плохая идея в дождливое воскресенье. Уже на втором этаже их в ту пору трехлетний сын начал ныть, а затем заплакал ко всевозрастающему отчаянию матери. Несколько месяцев назад она взбунтовалась, не желая, чтобы ее личная жизнь сводилась лишь к единственной роли — роли домохозяйки. Это был ее выбор, однако она недооценила препятствия, которые множились на ее пути.

Ей не хватало профессиональной деятельности, а частые отлучки мужа не способствовали улучшению семейного климата. Каждый раз, возвращаясь домой, Антуан выслушивал одни и те же упреки, хотя, опустошенный усталостью, он мечтал лишь о заслуженном отдыхе. Очень скоро упреки вылились в повседневные стычки, пусть порой бывали и передышки: когда он целый день занимался с сыном или когда Изабель решала куда-нибудь сходить всей семьей, чтобы разрядить обстановку. Как в то утро, когда они отправились в музей, расположенный рядом с их домом.

Однако прогулка вылилась в открытую войну. Антуан уже не помнил, кто первым метнул копье, но ответ последовал незамедлительно. Словесная перепалка с каждым словом становилась все более ядовитой. До тех пор пока Изабель не удалилась, яростно постукивая каблуками. А затем для Антуана наступила ночь, которую он провел в одиночестве на раскладушке в своем кабинете.

— Анну Эрвье, пожалуйста, — Антуан показал полицейское удостоверение, — у меня назначена встреча.

Вахтер, уроженец Антильских островов с ослепительными зубами, знаком предложил ему подождать.

— Я позвоню в секретариат мадам хранительницы, чтобы узнать, сможет ли она вас принять.

— Пожалуйста, — ответил удивленный Антуан.

Он вновь взглянул на сад, разбитый в идеальном порядке. Возможно, на высокомерного вахтера влиял сам дух этих мест. Постоянно созерцая контролируемую строгость сада, он не мог не преисполниться холодной иерархической торжественности.

— Комиссар, — прозвучал за его спиной мелодичный голос, — я решила сама спуститься к вам. В нашем музее легко потеряться. Это настоящий лабиринт.

Антуан наслаждался улыбкой фарфоровой куклы, завершившей фразу.

В облике Анны Эрвье все казалось хрупким. От взгляда голубоватых глаз до ног, тонких, как стебельки цветов.

— Мадам хранительница… — начал Марка.

— Все зовут меня Анной. Начиная с вашего друга Андриво. Очаровательный мужчина. Он так расхваливал вас! Но что же мы стоим? Давайте поднимемся в мой кабинет.

В служебном лифте комиссар искал подходящие слова, но не находил их. Он стоял в узкой кабине, в тридцати сантиметрах от женщины, улыбавшейся ему во весь рот. Антуан почувствовал себя обезоруженным наедине с этой привлекательной женщиной с лучистым лицом… Он подбирал в уме подходящую фразу, однако оставался словно бы парализованным, как школьник в период полового созревания.

Сухой лязг металлических дверей лифта вернул его к действительности. Он вышел на площадку, посторонился, пропуская даму вперед, и двинулся за ней по коридору с натертым до блеска паркетом.

— Комиссар, вы всегда такой молчаливый?

— По правде говоря, это дело занимает все мои мысли…

Анна Эрвье остановилась перед массивной двустворчатой дверью и вынула из кармана юбки ключ. Прежде чем открыть дверь, она посмотрела на своего гостя пронизывающим взглядом.

— Надеюсь, что смогу помочь вам.

Антуану еще никогда не приходилось бывать в кабинете, который бы дышал такой безмятежностью научной деятельности. Несомненно, резные узоры, украшавшие стены, белоснежный потолок и строгий камин из серого мрамора немало способствовали созданию атмосферы интеллектуального труда. Некоторые детали еще больше усиливали ощущение покоя, если не мудрости. Нож для бумаги, небрежно брошенный на письменный стол, открытая книга на полке книжного шкафа…

Марка взял себя в руки. Посещение музея вскружило ему голову. Простое лицо, на удивление лучезарная улыбка, три фразы в лифте — и вот он уже попал во власть фантазий. Можно подумать, что всю свою жизнь он мечтал только об одном: испытывать блаженство в обществе интеллектуалки с хрупким лицом итальянской мадонны.

— Итак, вас интересует Лафайет? — спросила Анна Эрвье, предложив ему сесть. — Признаюсь, когда Ги Андриво сказал мне по телефону, что полиция нуждается в услугах специалиста, я удивилась. Знаете, это исторический персонаж, которого цитируют все, но о котором никто толком ничего не знает.

Сидя в старинном кресле с удивительно жесткой спинкой, Антуан слушал хранительницу музея выпрямившись, словно аршин проглотил. Ее ослепительная внешность — прилагательное было не совсем удачным, но другого он не находил — почему-то внушала ему страх. Роль настороженного ученика не способствовала снятию напряжения.

— Это долгая история, — начал он, — и, конечно, гораздо более долгая, чем мы думаем.

Улыбка на лице Анны Эрвье на мгновение погасла.

— Если она уводит очень далеко, вы рискуете вскоре оказаться вне поля моей компетенции. Я специалист только по XVIII веку, точнее, по его второй половине. Как видите, мои познания ограниченны.

— И тем не менее вы хранительница одного из самых престижных музеев столицы! — искренне восхищаясь, ответил Марка.

— Приставленная к собранию революционной эпохи. Надеюсь, ваша история не началась раньше.

Комиссар засомневался. Тайна витала над двумя континентами, и поэтому очень трудно было определить время ее возникновения.

— По правде говоря, я не знаю… Но скажите, почему вы заинтересовались Лафайетом?

На щеках хранительницы появился легкий румянец.

— Из-за чувства несправедливости. Я всегда полагала, что Лафайет не заслуживает репутации человека, над которым постоянно довлели события.

Антуан с удивлением посмотрел на нее. Он не ожидал подобного ответа.

— Вы говорите о его участии в войне за американскую независимость?

— Да, но также и о революции. Всякий раз он находился на переднем плане. Всякий раз его втаптывали в грязь. Утром превозносили, вечером чернили. Некоторые считали его оппортунистом. Другие — обыкновенной марионеткой.

— И кем же управляемой?

Анна Эрвье засмеялась.

— Да всеми! Роялистами, республиканцами, американцами, англичанами… Уф!

— Или вы, возможно, скажете, что он мог быть орудием в руках некоторых оккультных сект его времени? — небрежно спросил Антуан.

— Если вы думаете о франкмасонах, несомненно. Впрочем, именно они оплатили ему дорогу в будущие Соединенные Штаты.

— Почему?

— Из любви к свободе народов. Из солидарности со своими братьями, жившими по ту сторону Атлантики! В то время хватало причин. Но все это не говорит мне, почему вы интересуетесь Лафайетом.

Прежде чем ответить, Антуан встал. Из-за жесткой спинки кресла у него начал болеть позвоночник. Он сделал несколько шагов и произнес:

— Я ищу его шпагу, но не ту, парадную, украденную из музея послушания, а походную шпагу. Ту самую, с которой маркиз воевал на стороне Джорджа Вашингтона во время своей экспедиции в Новый Свет.

Анна снисходительно посмотрела на комиссара, словно он сказал какую-то нелепость.

— Но вам лучше знать, где она находится, — сказала она шаловливо.

— Как это?

— Забавно! Я думала, ваше послушание в курсе.

Марка снова сел, придвинув кресло к столу смотрительницы.

— В курсе чего?

— Хм… Когда я изучала масонскую сторону жизни Лафайета, я обнаружила, что он завещал после смерти своим братьям-масонам не только парадную, но и походную шпагу. При условии, что походная шпага будет когда-нибудь выставлена в храме, но анонимно, наряду со многими другими.

— Черт возьми, значит, она…

Анна Эрвье скрестила свои изящные руки, не сводя с комиссара лукавого взгляда.

— Разве в храме вашего послушания нет стены, увешанной шпагами?

48

Наши дни

«Аврора Источник» всем отделениям «Авроры»

Еженедельный бюллетень и предупреждение

06 часов 07 минут по Гринвичу

Курс

Перегрев продаж в зоне Юго-Восточной Азии ожидается через три дня из-за опасений по поводу снижения курсов. «Аврора Токио» рекомендует покупать по базовой фиксации от 18 числа текущего месяца после снижения на 0,9 пункта.

Движение

«Аврора Сан-Паулу» предоставила нам копию отчета о недавних работах профессора Угарта из Государственного университета Кампинаса, связанного с национальной лабораторией Луза Синкротрона, до публикации в журнале «Natur Nanotechnology».

После двух лет исследований ученым удалось создать и зарегистрировать изображение самого маленького в мире сплава золота и серебра.

Один из полученных результатов свидетельствует, что сплав из 20 процентов золота и 80 процентов серебра внешне кажется позолоченным, а не посеребренным. Ученые собираются продолжить исследования со сплавом золота и меди.

«Аврора Париж» дополнила информацию «Авроры Сан-Паулу», передав отрывок из электронного бюллетеня экономического советника посольства Франции в Бразилии, отправленного в министерство иностранных дел: «Полученные результаты дают информацию, важную для понимания свойств металлических сплавов и оптимизации их использования в ключевых секторах: металлургии, гражданском строительстве и микроэлектронике».

Мы рекомендуем всем отделениям «Авроры» заострить внимание на исследованиях, ведущихся в данной области, на уровне зон их ответственности.

Стандартная боевая готовность

В связи с передачей доклада Антитрастового золотого комитета ежемесячное собрание в Лондоне отменяется до поступления дополнительной информации.

Конец связи

49

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года, ночь

Фламель застыл, словно статуя, ожидая, что палач наконец-то проговорится. Прозвучал ответ:

— Вы во власти воображения, мэтр Фламель, воображения, разбудившего ваших тайных демонов. Во время допроса вы постоянно оборачивались, с вожделением смотрели на ее тело. Вас снедает грех распутства. И только я, я один очистил ее.

— Флора де Сеневьер, — прошептал Никола.

Артус резко вскочил.

— Вы помните ее имя. А ведь я советовал вам забыть его. Как и все, что вы слышали.

Спрятанные за спиной руки Фламеля задрожали, однако он зашел слишком далеко.

— Моя память в вашей власти, мессир палач. И вы можете ее облегчить. Я хочу услышать правду.

Казалось, что деревянное распятие, висевшее на побеленной известью, как в монашеских кельях, стене, покачивается. В зависимости от высоты пламени тень от распятия то уменьшалась, то увеличивалась. С момента неожиданного прихода Фламеля Артус то и дело смотрел на этого Бога с расплывчатыми контурами.

— Вы хотите знать, что я от вас скрыл?

— Когда я упал в обморок… Что произошло? Я потерял покой. Я не уйду отсюда, не узнав правды. Будь это правда Бога или дьявола. Я сын Иисуса и…

Художник прислонился к двери. Артус сделал шаг вперед. На его лице расплылась зловещая улыбка.

— И перед ним вы мой сообщник. Если я согрешил, мы оба будем прокляты. Я очистил ее, вот и все. Я смыл с нее грязь.

— Боже мой, вы ее…

— Да.

Фламель выпрямился. Надо было немедленно уходить. Бежать из этого ада. Бежать… или убить.

— Вы вдруг заторопились. Можете идти куда пожелаете. Теперь вы не станете болтать, ибо отныне вы мой сообщник. Впрочем, уже слишком поздно.

Никола Фламель подошел к палачу, готовый на все.

— Не заставляйте меня разделять ваши грехи.

— Теперь уже слишком поздно, ибо она…

Художник больше не испытывал колебаний. Палач разразился дьявольским смехом.

— Она была девственницей!

50

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Марка нажал на кнопку выключателя, и свет залил весь храм. Он остановился в центре мозаичного пола, в том самом месте, на котором был заколот Поль. Вокруг него шпаги излучали одинаково холодный свет. И все они были похожи друг на друга. Антуан направился к двери, где стояли два столба, символически поддерживавшие вход в храм. Иахин находился справа, Воаз — слева. Два древнееврейских имени, происхождение которых терялось во мраке времени и смысл которых по-прежнему был окутан тайной.

Клинок следует за светочем совершенства. В тени Иахина.

Текст, который передавался из поколения в поколение, должен был, несмотря на явную непонятность, обладать четким смыслом. В отличие от авторов эзотерических детективов, масоны не питали пристрастия к многочисленным кодам и другим книжным трюкам, предназначенным для того, чтобы держать читателей в напряженном ожидании.

Антуан встал под столбом. Он посмотрел, появилась ли тень. Ничего. Впрочем, само освещение храма говорило ему о тщетности его поисков. Все современные светильники располагались возле колонны. Тени просто некуда было падать. Ни на землю, ни на стену.

Обескураженный, Антуан сел на один из стульев. И все же он мог поклясться, что ключ к тайне должен был непременно находиться в тени столба. Только проблема заключалась в том, чтобы правильно определить положение источника света, ведь уже давным-давно после написания этого текста никто не пользовался свечами.

И тут слово свеча обожгло его словно огнем. Он окинул взором просторный величественный храм. Разумеется, подсвечники должны были висеть на стенах. Немного удачи, и…

Комиссар бросился к столбу Иахину. Наверху, немного правее, висела подставка из кованого железа. Он тут же встал под нее и мысленно провел линию, которая сначала пересекала пол и ряды стульев, а затем взобралась на стену и… Она закончила свой бег на козлах, где между двумя деревянными молотками в одиночестве висела шпага.

Это был джекпот.

Подойдя ближе, он взял шпагу в руки. Она не представляла собой ничего особенного: тонкая, гибкая, не способная проткнуть что-либо. Он внимательно осмотрел рукоять. Гладкий металл без единой надписи. Он поднял ее выше, чтобы взглянуть на гарду, но ничего не обнаружил. И вдруг он заметил на обнаженном клинке несколько выгравированных букв, извивавшихся словно змея.

Его сердце бешено забилось. Ключ к разгадке был здесь. Незаметный на протяжении веков именно из-за своей банальности. Он поднес клинок к глазам. Теперь оставалось только прочитать.

«Дар брата Фийеля, горожанина Парижа, своим братьям по уважаемой ложе…»

Марка не закончил чтения. Подарок. Скромный подарок. Забытый дар брата своему цеху. Ничего общего со шпагой Лафайета.

В отчаянии Антуан опустился на стул. Поистине, он не сумеет постичь тайну. Он вновь произнес фразы из загадки: «Клинок следует за светочем совершенства. В тени Иахина».

Марка спросил себя, не упустил ли он что-то важное. Ну конечно, светоч!

Он похлопал по внутреннему карману, ища мобильный телефон. Если кто-то и мог знать об этом, то, несомненно, лишь брат Андриво. Дрожа от нетерпения, он набрал номер великого секретаря.

— Марка! А я уж хотел звонить тебе, чтобы узнать…

— Ты мне расскажешь позже. Один вопрос. Светоч. Слово или предмет. Это что-нибудь для тебя значит?

Андриво ответил без колебаний.

— Это старинная аллегория. Ее можно найти в книгах и даже на произведениях живописи. Это символ свободы.

Антуан похлопал ладонью по спинке стула. Свобода! Он далеко продвинулся.

— Впрочем, ее часто изображают на масонских картинах.

— Что? Свободу? Светоч?

Марка перестал что-либо понимать.

— Свобода изображается в виде светоча. Но самое любопытное… Светоч всегда находится в руках женщины.

Комиссара как током ударило. Даже не извинившись перед Андриво, он отключил телефон. Ищите женщину!

Прямо над входной дверью в храм стоял мраморный бюст Марианны. Антуан вскочил. На ее перевязи были изображены масонские символы: компас и наугольник. Марианна. Идущая вперед свобода, завоевавшая два континента, Старый и Новый Свет!

Отдав себя под покровительство женщины, комиссар сначала пристально посмотрел на столб Иахин, а затем провел невидимую линию, остановившуюся на козлах…

Одна шпага висела на несколько сантиметров выше других. Клинок сверкал не так ярко и поэтому казался более старым. Антуан вытащил шпагу из витрины и сразу же был шокирован. Эта шпага оказалась тяжелее, чем предыдущая. Она была подлинной, похожей на все остальные, но ее клинок был гораздо тверже. На рукояти он заметил миниатюрный герб и сразу же узнал семейный герб семьи Лафайет.

Комиссар почувствовал, как нарастает его возбуждение. Он держал в руках подлинную шпагу маркиза, ту самую, которая сопровождала его в кампаниях за освобождение Америки три столетия назад. На минуту он представил себе, как неистовый брат ведет свои войска на вражеские батальоны на полях сражений, как размахивает шпагой под теплыми лучами солнца будущей Американской Республики…

Он прогнал мечты и вновь осмотрел шпагу. Марка повернул ее к свету и увидел кое-что необычное, и это убедило его, что он на верном пути.

Вдоль клинка бежала длинная надпись, сделанная мелкими буквами. Указание, пережившее века, надежно спрятанное от нескромных взглядов, сохраняемое в храме во славу своего владельца.

Марка глубоко вздохнул и прочитал вслух:

Нью-Йорк, там, где логово братьев,

Древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

Марка нахмурил брови. Тут что-то не так. Дата. 1886 год, то есть век спустя после подвигов Лафайета во время Войны за независимость Америки. Это значило, что кто-то выгравировал эту надпись через много лет после того смутного периода.

Когда Марка вышел из резиденции послушания, улицы были пустынными. Он ускорил шаг, чтобы поймать такси. Взволнованный своей находкой, он не заметил мужчину, который взглядом следил за ним, сидя в кафе.

51

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года, утро

Крик на улице внезапно разбудил даму Пернель. Левой рукой она попыталась найти руку своего мужа, но его в кровати не оказалось. Она резко встала. Крик повторился. Это был вопль загнанного зверя, звавшего на помощь. Дама Пернель медленно открыла окно и с беспокойством выглянула наружу. Ночная тьма еще не совсем рассеялась. В предрассветном тумане супруга Фламеля видела, как мечутся тени, бегут люди. Крик стих, однако слышался приглушенный стон, как будто шедший издалека. Дама Пернель подошла к кровати и пощупала простыни: они оказались холодными. Ее мужа не было видно. Вот уже несколько ночей он вставал так рано, но всегда возвращался перед тем, как она просыпалась. На улице беспокойство возрастало. Хлопали двери. Усиливавшийся ропот постепенно завоевывал весь квартал.

— Его убили! — взвыл кто-то, и его слова подхватили другие.

Дама Пернель быстро спустилась по лестнице и выбежала на улицу как раз в тот момент, когда уводили плачущую женщину.

— Что происходит?

Мэтр Майар, закутанный в тяжелую шубу, с удивлением посмотрел на нее.

— Как, вы не знаете? Поистине, — проворчал сосед, — вы такая же, как ваш муж.

При этих словах дама Пернель бросила тревожный взгляд на мастерскую мужа. Дверь была распахнута, но Никола не появлялся.

— В тот раз мне пришлось ему рассказывать, что на берегах Сены должны сжечь еретика. Впрочем…

Но соседка, обычно весьма любезная, не слушала его. Она словно зачарованная шла к толпе, образовавшейся возле дома напротив. Дама Пернель резко остановилась. Прибыл дозор во главе с офицером королевской стражи. Пустив в ход плечи и локти, они быстро растолкали толпу. Осмотрительный мэтр Майар отошел назад.

— Когда появляется дозор, это уже само по себе плохо. Но когда его сопровождает офицер дома короля, значит, дело серьезное. Посмотрите, ваш муж идет. Как поздно он встал!

Дама Пернель увидела своего мужа, возникшего из ниоткуда, словно воскресшего из мертвых.

— Ну, сосед, — сказал Майар, — знаете новость?

Фламель молчал, пристально глядя вдаль. Меховщик снова заговорил, когда на углу улицы появились люди в черном. Темный жужжащий рой устремился к дому, охраняемому лучниками.

— Войско хранителя, — прошептала дама Пернель и перекрестилась.

Зеваки последовали ее примеру. Люди в черном всегда сеяли страх. Все в Париже знали о бесчинствах этой тайной полиции, непосредственно подчинявшейся Бернару де Ренаку, хранителю печатей, министру юстиции, самому могущественному после короля человеку в стране. Его войско, состоявшее из шпиков и развратников, обладало безграничной властью.

— Что же все-таки происходит?! — воскликнула дама Пернель, приближаясь к Никола.

— Неужели вы ничего не знаете? — удивился Майар.

Дама Пернель попыталась схватить мужа за руку.

— Палача убили!

Рука Фламеля была холодной как у мертвеца.

52

Наши дни

«Аврора Нью-Дели» «Авроре Источнику»

Еженедельный отчет

09 часов 23 минуты по Гринвичу

Курс

Сеть специализированной поддержки.

События

Всемирный золотой совет через три месяца наконец проведет семинар, посвященный социальному развитию индийских женщин в ближайшие пять лет.

Напомним, что 72 процента мирового спроса на золото приходится на ювелирные украшения. Согласно последним оценкам Всемирного золотого совета, Индия стала ведущим мировым рынком ювелирных украшений при потреблении 598 тонн +14 процентов за год, что вдвое больше, чем в Соединенных Штатах. Основную часть спроса Индии составляют женские украшения, которые играют основополагающую роль в культуре страны. Время заключения браков, приходящееся на осень, соответствует пику покупки приданого.

Движение

Филиалу банка «Seguridad de Banco», который находится в Лиме, был предложен на продажу новый немецкий слиток. Это второй слиток подобного рода, который всплыл в этом районе Латинской Америки с интервалом в два месяца. Первый слиток был продан в Сантьяго: клеймо с изображением орла Третьего рейха было частично уничтожено продавцом. Видеокамеры обоих банков зафиксировали одного и того же мужчину. Учитывая, что в этом районе мира нашли пристанище беглые нацисты и их потомки, можно предположить, что на поверхность всплыл новый тайник с золотом СС. Требуется разрешение на задействование службы ДБР для надлежащего урегулирования дела. Напоминаем, что добыча, захваченная нацистами во время Второй мировой войны (ограбление центральных банков оккупированных стран и частных лиц, сбор золотых коронок и обручальных колец в концлагерях), составляет несколько сотен тонн золота, большая часть которого не появлялась на мировых рынках.

Разное

Общество «Pharmaceutica del Pilar», зарегистрированное на бирже, повысило свои акции на десять пунктов после публикации в журнале «British Medical Journal» результатов исследований эффективности своих препаратов на основе соли золота при лечении ревматизма. Я начал перепродажу 320 тысяч акций, как вы мне и указывали. Выручка от операции составила 2,8 миллиона долларов, которые предстоит распределить между нашими инвесторами.

Конец связи

53

Париж, площадь Клиши, наши дни

Возле киноцентра собралась плотная толпа. К каждой из касс тянулись двадцатиметровые очереди. Антуан Марка и его сын терпеливо стояли в одной из них.

Полицейский все еще не мог прийти в себя после находки шпаги маркиза и надписи на ней. Он собирался продолжить поиски, но в этот день он должен был заниматься сыном. Бывшая жена Марка знала, что он находится в отпуске, и если бы он не пришел за сыном, последствия были бы непредсказуемыми.

Не пожелав топтаться в квартире, Антуан повел сына в кино, чтобы затем проводить его к своей бывшей. Чувствуя вину перед сыном, он хотел только одного: вернуть его матери и заняться тайной шпаги. И главное, разыскать американку, потомка семьи Аршамбо. Указание на Нью-Йорк служило основным знаком.

Очередь начала медленно двигаться. Киноцентр организовал показ фильмов о Джеймсе Бонде. Марка потворствовал своему тайному греху. Первым фильмом, который он увидел в кинотеатре, был «Бриллианты вечны» с Шоном Коннери. Тогда ему исполнилось всего семь лет. В кино его повел двоюродный брат тайком от отца. Тот вышел бы из себя, узнав, что сын ходил на этот коммерческий фильм, прямую противоположность лентам режиссера, которого он боготворил. Благодаря двоюродному брату Марка открыл для себя невероятный мир: занятные трюки, роскошные женщины и безумцы, бредящие о завоевании мира среди фантастических декораций. Ничего общего с фильмами о комиссаре Мегрэ с Жаном Ришаром в главной роли, которые то и дело показывали по телевизору. Когда, будучи уже подростком, он признался в своих симпатиях к герою Флеминга, его отец бросил на него такой презрительный взгляд, что Марка не забыл его до сих пор.

С тех пор он оставался фанатом, испытывавшим при просмотре каждого нового опуса поистине детское наслаждение. Но только не сегодня.

— Ты мог бы заказать билеты. Зачем торчать в очереди? — сказал сын, кладя в рот целую горсть попкорна.

— Скажи спасибо, что я повел тебя на эту ерунду, сынок. Ты скорее должен меня благодарить. Если бы это зависело от меня, мы бы пренебрегли этим сеансом и пошли бы на ближайший — «Сладкие поцелуи России». Вот настоящее кино! Но нет, мсье изволит вновь приобщиться к «Казино „Рояль“». Ты отрицаешь все, чему я тебя учил.

Он передал сыну вкус к приключениям агента 007, но недавно их мнения разошлись. Он понял, что его двенадцатилетний отпрыск ростом 160 сантиметров открыто презирает отца.

— Классический конфликт поколений, папа… Как подумаю, что ты был членом фан-клуба Джеймса Бонда… Впрочем, это опасно для полицейского. А теперь ты плюешь на него, словно больной. Противно!

— Нет, я просто говорю, что этот выскочка Крэг[10] не имеет права играть агента 007. Это святотатство. Знаешь, на кого он похож? На Владимира Путина. Только еще более невзрачный. Он напоминает мне замороженного мерлана.

— Ну ты даешь!

— Так или иначе, я заберу свою клубную карточку, когда продюсеры вновь выпустят на экраны этого бесцветного мальчугана-мясника.

— Тоже мне, специалист по мясу! Смокинг папочки Коннери, прическа Броснана — это еще круче. Крэг действует как зверь. Девчонки из моего класса находят его клевым. Даже маме он нравится.

Антуан Марка приподнял бровь, чтобы сильнее выразить презрение.

— Значит, я правильно сделал, что развелся…

— Ты невыносим, папа, — сказал сын со слезами на глазах.

Сын помрачнел, и Антуан понял, что зашел слишком далеко. С недавних пор его отношения с бывшей женой стали прохладными. Особенно после памятного разговора по телефону. Подлинная катастрофа.

Они подошли к кассе. Он купил билеты, злясь на себя за то, что испортил вечер.

Антуан потянулся. После погони за убийцей у него постоянно болело плечо. Черт с ним, с этим «Казино „Рояль“». В конце концов, выбор сына не имел ни малейшего значения. Главное — быть рядом с ним и наслаждаться его обществом.

Но Марка никак не удавалось сосредоточиться. Мысли возвращались к шпаге Лафайета и таинственной фразе на клинке.

Нью-Йорк, там, где логово братьев,

Древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

Нью-Йорк… Надо позвонить американке. Это был единственный след.

Они устроились в последнем ряду зала. Через десять минут фильм начался. Замелькали первые кадры. Джеймс Бонд в спортивной майке выполнял свой первый договор с неожиданной, новой жестокостью.

Марка зевнул. Плохой знак в начале фильма. Он терпеливо ждал заглавных титров, изобретательных, но не до такой степени, чтобы спасти остальное. Он бросил взгляд на сына, старавшегося не пропустить ни одной подробности.

— Это Бонд? Мы не ошиблись залом? Актер похож на живой труп, — прошептал он.

— Ты невыносим, папа. Если тебе не нравится, возвращайся в свой одинокий дом.

Антуан посмотрел вокруг. Зал был почти полон. Несомненно, эти люди ничего не знали о настоящем Джеймсе Бонде. Невежды или обреченные, как и он, смотреть на глупости, происходившие на большом экране, из-за своего потомства. Да, он старел. Он стал ко всему относиться нетерпимо. Чем чаще он поглядывал на радостные лица, наслаждавшиеся зрелищем, тем более одиноким он себя чувствовал. На грани наваждения.

Он вновь обернулся. У него появилось неприятное чувство, что за ним следят.

«С тех пор как прогулялся по катакомбам, ты превратился в параноика».

Он устроился поудобнее, но кадры, мелькавшие на экране, не привлекали его внимания. Он видел холодный взгляд убийцы в маске.

Продажный мерзавец!

Вопросы роились у него в голове, однако он не мог их упорядочить. Ничто не вырисовывалось. Нью-Йорк… Похоже, у загадки потомков Лафайета не было ни начала, ни конца. Впрочем, он привык к подобным играм. Он спрашивал себя, не впал ли Поль де Ламбр в слабоумие на исходе своей жизни. Он, Марка, не питал пристрастия к подобным фантастическим выдумкам. Он мыслил рационально и не терялся ни в каких ситуациях. Нет, чтобы распутать подобный клубок, нужно поистине обладать разумом подростка. Безумная юношеская выходка. Она не для сорокалетнего холостяка и брюзги, страдавшего при просмотре фильма, предназначенного для тех, кто задержался в умственном развитии. Сын обернулся к нему.

— Ты мне расскажешь, что было, пока я сбегаю в сортир?

Антуан издал звук, означавший согласие, и выпрямился. Инстинктивно он посмотрел вслед сыну, который, сбежав по ступенькам, толкнул дверь туалетной комнаты, слабо освещенной маленькой зеленой лампочкой.

После гибели Поля он опасался всего, доходя до крайности.

Едва силуэт сына исчез за дверью, как Марка погрузился в свои мысли. Если бы это дело касалось только его одного, он бы вышел из игры. Впрочем, он был в отпуске, а группа следователей под нажимом брата-комиссара уже наверняка обыскала каждый уголок. Правда, он и великий секретарь не стали посвящать их в важные детали — например, они умолчали о USB-ключе и истории со шпагой. А ведь это были главные элементы, необходимые, чтобы правильно сориентировать следствие.

Антуан вздохнул. Но он не мог пойти к коллегам, ведущим расследование, и заявить: «Ребята, я забыл вам сказать кое-что. Вы на меня не сердитесь?» Это стало бы финалом его карьеры. Нет. У него не было выбора, он должен довести свое расследование до конца. А для этого ему придется пересечь Атлантический океан.

На экране Джеймс ворвался в здание посольства и яростно измолотил охранников с физиономиями висельников, превратив их в боксерские груши.

Сзади он вдруг услышал голос. Голос, который он никогда не сможет забыть. Последний раз он слышал его в момент погружения в подземную клоаку. Голос прошептал:

— Мой дорогой брат, нехорошо показывать насилие сыну.

Антуан попытался шевельнуться, но ствол пистолета, легко прошедший между двумя сиденьями, впился ему в правый бок.

— Я следил за тобой и твоим сыном. В метро, в очереди. Ты хороший отец. Это действительно трогательно. Знаешь, у меня тоже есть дети.

— Он вернется с минуты на минуту. Выйдем. Он не имеет ничего общего со всем этим.

— Не паникуй, дорогой брат. Я уверен, что мы договоримся.

— Не паникуй! Я должен быть уверен, что мой сын…

Убийца прервал его:

— Ты хочешь защитить плоть от плоти твоей. Это совершенно естественно. На твоем месте я поступил бы так же. И главное, начал бы сотрудничать.

— Бог мой, чего ты хочешь?

— Масон, который клянется именем Бога? Ты забываешься, брат мой.

Комиссар взглянул на дверь туалетной комнаты. По-прежнему никакого движения.

— Не теряй времени, иронизируя. Скажи, чего ты хочешь.

Ствол уже давил не так сильно.

— Чего я хочу? О! Почти ничего! Только знак из прошлого. Послание с того света. Забытый ответ.

— Сволочь, ты…

Ствол скользнул к затылку. Марка услышал знакомый характерный звук. Убийца снял револьвер с предохранителя.

— Прекрати играть в наивность. Ты знаешь, чего я хочу. Послание. Написанное на шпаге нашего дорогого маркиза де Лафайета.

Антуан с тревогой наблюдал за туалетной комнатой.

— Не понимаю. Ты украл эту шпагу из музея.

Голос приблизился к его уху. Марка чувствовал теплое дыхание.

— Неправильный ответ. Начнешь сначала, и у твоего сына появится маленькая дырочка на ангельском личике.

— Выйдем, и я скажу тебе все.

Он с ужасом увидел, как открылась дверь туалетной комнаты и в проеме, залитом зеленоватым светом, появился силуэт его сына. Ребенок как завороженный смотрел на экран.

Теплый голос продолжал:

— Ах! Сынишка закончил свое дело. Вот как я вижу дальнейшие события. Обернешься — и ты покойник. Скажешь ему, чтобы убегал, — умрет он. Если ты через двадцать секунд не ответишь на мой вопрос, умрете оба.

Сын Антуана медленно поднимался по ступенькам, не желая упустить ни малейших деталей сцены, в которой Бонд играл в покер с очередным злодеем.

— Осталось не более десяти секунд. К сожалению, сначала мне придется пустить ему пулю в пах. Кажется, это очень больно. Однажды я помогал смертельно раненому брату. Заметь, с такого расстояния я могу промахнуться и попасть ему в грудь.

Комиссар сжал кулаки. Он услышал, как щелкнул затвор.

Ребенок был всего в пяти метрах от него. Антуан прошептал отрывистым голосом:

— Нью-Йорк, там, где логово братьев, древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

— Ты уверен?

— Да, черт возьми!

— Надеюсь на тебя. Иначе я тебя из-под земли достану. И ты знаешь, что будет дальше.

Сын Антуана был в пяти сиденьях от отца. Убийца неслышно встал.

— Ты проявишь благоразумие и будешь сидеть до тех пор, пока я не выйду из зала. Один взгляд, и я пролью свинцовый дождь на маленькое семейство Марка. Договорились?

— Да…

Ребенок с шумом опустился на свое место и взял отца за руку.

Комиссар сидел неподвижно. Малейшее движение, и начнется бойня. Он ненавидел этого человека, игравшего с ним. Позади послышался шум мятого плаща. Он удалялся вправо. Антуан умирал от желания обернуться, чтобы увидеть лицо убийцы, но присутствие сына парализовало его.

Перед его глазами возник пакет с попкорном.

— Папа, ты не заснул? Вот уж действительно, это самая захватывающая часть фильма.

54

Париж, улица Святого Иакова, март 1355 года

Дама Пернель стремительно вбежала в дом. Мэтр Майар и Фламель остались на улице. Приехал секретарь дворца. Он поставил свой письменный прибор на окне, и с улицы было видно, как он записывает показания первых свидетелей. Тело палача нашла служанка, пришедшая к нему рано утром. Вскоре ее крики взбудоражили весь квартал и все смогли насладиться мрачным зрелищем — жестоко изуродованным трупом Артуса.

— Это дело рук дьявола, — сказал один из стражников, войдя в дом.

Его слова сразу же распространились в толпе, собравшейся на улице. Женщины крестились, мужчины что-то бормотали, с ужасом глядя на фасад, отныне отмеченный печатью преступления.

— Дьявола или нет, — громко рассуждал мэтр Майар, — но вы не разубедите меня, что это убийство связано с тем костром. А что вы думаете, сосед Фламель?

Но Никола внимательно смотрел на секретаря, записывавшего ответы служанки. Он расценивал это как испытание, которое закончится его осуждением. История повторялась. Он задрожал от страха.

— Вам холодно? — спросил Майар. — Вас, наверное, потрясло это жуткое зрелище. Впрочем, вы же не видели тела. Если бы вы взглянули на него, как я…

Ему не хватило времени закончить. На улицу вышел офицер короля. Фламель узнал мессира Ги де Парея, человека, возглавлявшего королевских стражников.

— Господа горожане, я хотел бы вас допросить. Кто из вас самый близкий сосед жертвы?

— Я, — прошептал Фламель.

— Тогда входите. Надеюсь, вы не слишком впечатлительный человек.

В комнате было много людей. Стражники охраняли вход. Подручные Бернара де Ренака обшаривали ящики. И здесь был секретарь, который четким почерком записывал каждое слово.

— Как вас зовут?

— Никола Фламель, общественный переписчик.

— Хорошо ли вы знали покойного, можете опознать его?

Сейчас не время для колебаний. Никола задрожал, но ответил без промедления.

— Полагаю, чаще всего он носил капюшон палача, но, конечно, у него было лицо…

—.. которое невозможно забыть?

И вновь на Фламеля напала та же дурнота, что в комнате пыток. Ги де Парей обернулся к служанке, которая что-то говорила пронзительным голосом.

— Эта старуха почти ничего не видит вот уже много лет. Она способна опознать только капюшон своего хозяина.

— Не понимаю. Даже с плохим зрением невозможно забыть лицо.

Ги де Парей встал и сделал Фламелю знак следовать за ним.

— Но для этого нужно, чтобы лицо осталось.

55

Париж, IX округ, наши дни

В небольшом уличном кафе почти не было посетителей. Три месяца назад Роже, хозяин заведения, вложил почти половину своих сбережений в ремонт, заменив старые цинковые панели деревянными плаке и бархатными драпировками сливового цвета. Чтобы «навести шик» и привлечь новую, «молодую и динамичную» клиентуру, как ему посоветовал один торговец, приходивший с заказами два раза в месяц. В результате Роже восседал за стойкой с красноватой физиономией, совершенно не соответствующей модному интерьеру. Завсегдатаи, забегавшие пропустить стаканчик в восемь часов утра, и те, кто любил посидеть за бутылкой в восемь вечера, не отрывали глаз от плоского экрана, где сменяли друг друга клипы в стиле рэп с извивающимися малышками в мини-шортах из латекса.

Сидя в глубине зала, Марка медленно помешивал ложечкой обжигающий кофе. Он любил этот заброшенный утолок на краю площади Пигаль и пьянчужек, которые до сих пор хранили частицу парижской самобытности. Каждый раз, когда он приходил сюда, его почтительно приветствовали, называя «мсье комиссар Марка». И даже два старых сутенера-корсиканца, переквалифицировавшихся в торговцев DVD-порно, всегда подходили, чтобы пожать ему руку.

Антуан отпил глоток кофе. Появление убийцы в кинозале вывело его из себя, и теперь он не мог сомкнуть глаз по ночам. Сразу после того как убийца ушел, он, не показывая, что ему страшно, отвел сына к матери.

Антуан не хотел напрасно волновать ее и ограничился объяснением, что получил анонимные угрозы и лучше отправить сына в безопасное место. Она едва вздрогнула, поскольку в ней еще были живы инстинкты жены полицейского. Марка же попросил одного из своих коллег, инспектора из своей бывшей команды, незаметно следить за сыном вплоть до его отъезда. Его бывшая жена сразу же осознала сложившуюся ситуацию. Либо она согласится на вмешательство полиции, либо уедет со своим отпрыском на вынужденные каникулы на другой конец света, в какой-нибудь райский уголок. У нее был выбор. И она выбрала второй вариант. Приближались школьные каникулы, и она могла позволить себе уехать на три недели. Марка, допивая кофе, подумал: ему еще повезло, что его бывшая жена получила богатое наследство. Хоть сейчас оно пойдет на благое дело.

Он поставил чашку в центр стола и скрестил руки. Как ему найти этого мерзавца?

Он было подумал, что сумеет установить его личность, перебрав всех масонов, возведенных в девятую степень, однако Андриво не нашел центральной картотеки высших степеней. Просьба была разослана всем сановникам Иль-де-Франса и других районов, входившим в красные и черные ложи, но для получения информации требовалось время. Могло пройти несколько недель, прежде чем будет получен ответ.

Оставался единственный след — след Джоан Аршамбо, американки.

Марка встал, положил монету в два евро на блюдечко, попрощался с хозяином и вышел на улицу, по которой гулял теплый ветерок. Открыв дверь кафе, он почувствовал, как ему на руки упали первые капли. Нельзя было терять ни минуты, и он поспешил на авеню Трюден, чтобы поймать там такси.

Нужно непременно связаться с незнакомкой. Марка поморщился. В письме Поля таились подозрения на ее счет. Это было еще одной причиной, чтобы тщательно подготовиться к встрече, и прежде всего — узнать об американке как можно больше.

Через десять минут такси остановилось возле его дома.

Сев за компьютер, он набрал в окошке поиска имя женщины в надежде найти какую-либо информацию о ней.

Джоан Аршамбо.

Компьютер выдал двенадцать результатов поиска. Она была адвокатом, специализирующимся на юридических проблемах, связанных с окружающей средой. Ее контора находилась на Мэдисон-авеню и пользовалась в определенных кругах широкой известностью благодаря смелым действиям, предпринимаемым против химических предприятий. Однако Джоан Аршамбо, похоже, не была звездой адвокатуры. Сообщалось лишь о ее сотрудничестве с журналами, освещавшими вопросы правовой регламентации предпринимательской деятельности. В статье «Нью-Йорк таймс», где говорилось об адвокатах, мало известных широкой публике, однако представляющих угрозу для предприятий, указывалось, что она была, безусловно, блестящим адвокатом, но избегавшим огласки. Добросовестный канцелярский работник, теневой трудяга, готовивший дела для более видных персон.

Вместе со статьей была опубликована фотография. Брюнетка с короткими волосами, похожая на Сесиль де Франс,[11] с суровым выражением лица, но иронично поджатыми губами. Черные глаза смотрели в объектив не без лукавинки.

Комиссар несколько секунд колебался, но потом все же записал адрес ее электронной почты. Он мысленно перебрал обстоятельства смерти Поля, равно как и детали тайны, которыми теперь владел. В Париже сейчас половина первого, значит, в Нью-Йорке, учитывая разницу во времени, половина шестого утра. Она сможет ему ответить только через несколько часов. Он нажал на кнопку «отправить».

Как раз в тот момент, когда на экране высветилось уведомление, что письмо отправлено, зазвонил его мобильный телефон.

— Да?

— Дражайший брат Марка?

Он сразу же узнал голос Брата Толстяка.

— Брат — да, но не из той же семьи.

— Странно. Как мы и договаривались, я держу тебя в курсе расследования. Но прежде скажи, как твои успехи?

— Никак, — ответил Антуан равнодушным тоном.

Он умолчал о второй встрече с убийцей, не желая, чтобы за ним по пятам ходили наблюдатели, приставленные его коллегой.

— Твое послушание искало картотеку?

— Да, но безрезультатно. Во всей Франции нет систематического учета масонов высших градусов.

— Я так и думал. У вас царит настоящий бардак, — проворчал Брат Толстяк.

— Ты прав, толстячок. К сожалению, убийце не пришла в голову мысль явиться в ваш богатенький храм и зарезать там нескольких братишек. Но эту идею можно ему подсказать. Это хорошенько встряхнет вас. Кроме того, ничто не указывает на то, что он не принадлежит к вашей ветви. В конце концов, вы, как и мы, пользуетесь шнурами.

Возникла короткая пауза. Марка спрашивал себя, потеет ли сейчас Брат Толстяк, сидя в своем кабинете. По его коже всегда текли крупные капли, какой бы ни была температура воздуха. Настоящий фонтан. Наконец раздался вздох.

— Ладно… Возможно, у нас есть кое-что новенькое о твоем друге, потрошителе масонов. Это тебя интересует?

— Разумеется, — ответил Антуан, не теряя бдительности.

Его коллега никогда не делал подарков. Ему всегда приходилось отдавать долг, иногда даже сторицей.

Брат Толстяк заговорил насмешливым тоном.

— Лаборатория прислала результаты проб, взятых у жертв. И в этих результатах есть кое-что странное. Эксперты сначала даже сами не поверили и поэтому сделали повторный анализ.

— То есть?

— Ткани, взятые в том месте, где прошла шпага, содержали вещество, которое обычно не присутствует в ранах подобного рода.

— Что?

— Золото, мой дорогой. Золото невероятной чистоты.

— Ты шутишь?

— Нисколько. Если хочешь знать больше, приезжай. Через полчаса к «Комеди Франсез». Ты знаешь кафе «У Немура»?

— Я только его и знаю. Принеси результаты.

— Скорее, результаты в двух экземплярах. Золото, Марка! Золото!

56

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

Тело лежало на полу, вымощенном плитами. Лицо было накрыто серым льняным полотном.

— Мы ждем королевского лекаря, Робера Аркура, — сказал Парей. — Конечно, решать ему, но полагаю, что надо делать вскрытие.

Удивленный Фламель остановился в двух шагах от трупа.

— Но я думал, что рыться в теле христианина — это грех.

— Когда это делают первыми — да. Но когда просто следуют за другими…

Парей быстро снял полотно, скрывавшее черты лица палача.

Оно оказалось сплошной раной.

Фламель смотрел на кровоточащее лицо и искал глаза. Парей перехватил его взгляд.

— Вы их не найдете.

— Но не могли же они испариться!

— Тем не менее они исчезли. То ли их выкололи, то ли растворили в…

Он показал пальцем на два гноящихся отверстия, откуда исходил зловонный, становившийся все более сильным запах.

— Словно кто-то хотел нам дать понять, что палачу не хватало прозорливости, — рассуждал вслух начальник стражи.

— Господь принял его душу, — ответил Фламель, — но это ужасное зловоние не свойственно даже мертвым. А потом, — его голос стал ослабевать, — а потом все это… эта жидкость с какими-то зернами, вытекающая из ушей, — это не плоть, даже разлагающаяся, и не…

— Не кровь. Я достаточно видел мертвых на полях сражений и знаю это. Но одна вещь меня беспокоит. Действительно ли это палач?

Никола снова посмотрел на труп.

— Нет, поистине, я ничего не могу утверждать.

Раздосадованный начальник стражи едва заметно улыбнулся. Он собирался задать еще один вопрос, когда распахнулась дверь и на пороге появился высокий человек, одетый в черное.

— Мсье, вижу, что вы находитесь в приятном обществе.

Иронический голос лекаря сразу же заставил мужчин отойти от трупа.

— Мессир лекарь, мы пытались опознать тело, — ответил Парей. — Посмотрите, в каком состоянии его лицо.

Робер Аркур презрительно взглянул на труп.

— А вы посмотрели, в каком состоянии его ногти?

— Нет, я не понимаю…

— Не спорьте! Посмотрите!

Ги де Парей нагнулся к трупу и схватил его за руку.

— И что же вы видите? — спросил лекарь, доставая из кожаного мешка инструменты причудливых форм.

— Под каждым ногтем есть черная корка.

— Грязь, по вашему мнению? Извлеките ее!

Начальник королевской стражи казался растерянным. Он не привык получать приказы. Но с человеком, который мог в любое время входить в спальню короля без доклада, не спорят.

— Но как?

— Зубами!

Предусмотрительно отойдя в сторону, Фламель наблюдал за происходящим, спрашивая себя, не сон ли это.

— Сделали?

— Да, — неуверенно ответил Парей.

— Хорошо. Чего вы ждете? Теперь жуйте.

— Не могу сказать…

— Вкус едкий?

— Скорее да.

— Жуйте коренными зубами.

— Это отвратительно.

— Делайте, что я вам говорю! Рассыпается?

— Да.

— А теперь глотайте.

Ги де Парей запротестовал.

— Но почему?

— Потому что это не грязь и это не причинит вам ни малейшего вреда. — Аркур посмотрел на труп, кожа которого начала синеть, а потом добавил: — К тому же некоторые античные авторы это рекомендуют.

— Рекомендуют что? — прервал его изумленный Ги де Парей. — Сегодня утром нам и без того хватает тайн!

— Пить человеческую кровь.

Начальник стражи, выругавшись, принялся плеваться.

— Вы сумасшедший!

— Нисколько. Вы спросили меня, палач ли это.

— И что?

— Я констатировал, что у него черные ногти. Учитывая его… скажем, ремесло, у меня возникла одна гипотеза. Просто надо было проверить, человеческая ли это кровь, оставшаяся после его работы.

— Вы заставили меня проглотить кровь жертв этого?.. — возмутился офицер короля.

Лекарь пожал плечами.

— Следовало проверить. А это можно сделать только на вкус. Другого способа нет. Но успокойтесь, вы блестяще выдержали испытание. Речь действительно идет о теле палача.

Забившись в угол комнаты, Никола Фламель наблюдал за ними.

— Мэтр Фламель, — голос Парея обрел прежнюю властность, — там внизу секретарь записывает показания свидетелей. Вы же именем короля поступаете в мое распоряжение. Вам сейчас принесут перья и пергамент.

— Я… но для чего?

Однако Ги де Парей не слушал его. Он повернулся к лекарю.

— Мессир лекарь, вижу, вы принесли свои инструменты?

— Да.

Начальник стражи подошел к телу Жеана Артуса и посмотрел на него.

— Так вскройте же его!

57

Париж, Пале-Рояль, наши дни

Дождь лил как из ведра, словно все тучи неба собрались над одним вполне определенным местом, чтобы беспрерывно орошать его водой. Машины ехали медленно, а пешеходы бежали в надежде спрятаться от водяных потоков. И только японцы, одетые в одинаковые пластиковые непромокаемые плащи, восхваляющие японское солнце, несгибаемо стояли под дождем возле огромной витрины магазина, где продавались духи и сумки по сниженным ценам.

Марка сразу же пожалел, что не взял с собой зонтик. Он поймал такси и поехал ко входу во дворец, построенный для семьи герцога Орлеанского. Пробежав несколько метров, отделявших его от кафе, он промок до нитки.

На дворцовых галереях толпились туристы, рассматривавшие витрины роскошных магазинчиков, а также случайные прохожие, ждавшие, когда закончится потоп.

Комиссар еще издали заметил Брата Толстяка, выделявшегося в толпе благодаря своему телосложению. На нем был грубый темный плащ, который в прошлом веке мог бы произвести настоящий фурор во французском гестапо. Полицейский, державший в руке сигару, подал ему знак.

Антуан быстро направился к нему. Холодная, промокшая насквозь одежда вызывала неприятные ощущения. Брат Толстяк протянул комиссару руку, которую тот пожал, выругавшись про себя. С тех пор как они познакомились, его коллега признавал только масонское рукопожатие. Застарелая привычка, от которой ему следовало бы избавиться.

— Золото! Марка, золото!

— Золото? Правда? — ответил Антуан. — Ты уверен, что эксперты не ошиблись?

Толстяк отпустил его запястье и взял под локоть, словно намеревался куда-то вести. Комиссар напрягся. Он ненавидел фамильярности, особенно тех, кому не доверял.

— Я тебе уже сказал. Из осторожности они сделали повторный анализ. Трупы привезли из морга и вновь осмотрели. Это золотая пыль, ничтожные, но достаточно заметные следы.

— Это, конечно, удивительно, но, разумеется, всего лишь совпадение. Это никак не вяжется с убийствами.

— Послушай, я назначил встречу с одним из наших братьев, торгующим золотом в Пале-Рояле. Он один из крупнейших специалистов на бирже. Я послал ему результаты и хочу услышать его мнение.

Антуан покачал головой. В конце концов, ему тоже было полезно узнать мнение специалиста.

— А что говорят эксперты из лаборатории о наличии золота в ранах трупов?

Брат Толстяк, едва поспевавший за Марка, перевел дыхание, прежде чем ответить.

— Они выдвинули два предположения. Либо шпага убийцы соприкасалась с золотым порошком и он осыпался в момент проникновения шпаги в плоть, либо убийца посыпал раны жертв, вытащив шпагу. Но второе предположение явно за уши притянуто.

Пока Брат Толстяк говорил, Марка размышлял, пытаясь выстроить полученную информацию в логическую цепочку, но напрасно.

— А какое ко всему этому имеет отношение специалист, к которому мы направляемся?

— Ты меня плохо слушал. Эксперты утверждают, что найденное золото отличается удивительной, редкой чистотой. Ничего общего с тем золотом, которое поступает в продажу. Если наш убийца имел дело с этим веществом, мы сможем получить сведения о его происхождении. Ну вот мы и пришли!

Они остановились в глубине галереи возле запертого запасного выхода. Уголок, куда никогда не заглядывают случайные клиенты.

Эта витрина шириной всего два метра, если считать и дверь с проржавевшими петлями, не привлекала особого внимания. Покрытая патиной почерневшая деревянная рама, старая табличка с надписью «Продажа и покупка золота», непрозрачные занавеси придавали этому месту неприглядный вид.

У закрытой двери не было ручки. Справа на уровне лица небольшой домофон с единственной фамилией «Канселье», выведенной золотыми буквами, соседствовал с глазком камеры наблюдения.

— Сразу и не скажешь, что твой специалист имеет дело с золотом, — съязвил Марка.

— Не надо судить по внешнему виду, дорогой брат…

Полицейский улыбнулся и позвонил. Почти сразу раздался щелчок и дверь открылась. Она вела в большую комнату с белыми стенами, гораздо более просторную, чем можно было предположить, глядя на витрину.

Им навстречу, встав из-за письменного стола, вышла роскошная девица смешанного евроазиатского происхождения. Ее черные как смоль волосы были собраны на затылке в причудливый шиньон. Жемчужно-белую кожу оттеняла ярко-красная туника, застегнутая от воротника до щиколоток и плотно облегавшая безукоризненные формы тела.

— Я помогу вам снять плащи, прежде чем вы войдете в кабинет мсье Канселье, — проворковала она на французском языке, окрашенном едва уловимым акцентом.

Мужчины покорно согласились. Комиссару показалось, что на лице Толстяка промелькнула улыбка сатира, однако он воздержался от комментариев. Молодая женщина повесила плащи на вешалку, казавшуюся копией творения Джакометти,[12] затем жестом показала на узкую лестницу в глубине кабинета.

— Извольте следовать за мной.

Они миновали два лестничных пролета и оказались перед бронированной дверью, наверху которой были вмонтированы в стену две камеры наблюдения. Дверь открылась. Мужчины вошли вслед за дамой. Антуан не мог поверить своим глазам.

Золото. Золото. Повсюду золото.

Просторная комната, в которой они очутились, занимала не меньше сорока квадратных метров. Стены были покрыты темно-золотым лаком, а на потолке переливались более светлые золотые оттенки. С этим морем золота резко контрастировала мебель черного дерева. Пол был вымощен плитками из черного мрамора с золотыми прожилками.

Антуан подумал, как отреагирует его сын, верный фанат Джеймса Бонда, когда он расскажет ему о посещении дома неизвестного отпрыска Голдфингера.

Рядом с письменным столом, покрытым черным китайским лаком, на двух темных металлических подставках возвышалась трехметровая картина. Полотно было пропитано шероховатой золотистой грунтовкой. Марка узнал работу Кляйна,[13] входившую в серию, оригиналы которой он видел в прошлом году на выставке в Бобуре.

Им навстречу стремительно вышел мужчина, высокий, стройный, белокурый, лет пятидесяти.

— Я Эдмон Канселье. Добро пожаловать в мою скромную обитель. — И, обернувшись к женщине, добавил: — Принесите нам, пожалуйста, прохладительные напитки.

Мужчина воздержался от ритуального рукопожатия. Стальной взгляд его голубых глаз пронизывал Марка насквозь. Он показал на левое канапе, обитое черным бархатом, и два таких же кресла, стоящих вокруг маленького столика, сделанного, казалось, из одного куска золота.

— Садитесь. Признаюсь, что информация, полученная в полицейской лаборатории, заинтриговала меня. Степень чистоты просто поражает. У меня есть покупатели, которые готовы отдать целое состояние за образцы подобного рода.

Марка выбрал одно из кресел. У него не было никакого желания делить канапе со своим крупным коллегой. Он скрестил руки и обратился к специалисту:

— Не могли бы вы выразиться точнее?

Секретарша поставила на стол огромный поднос с бокалами и шампанским. Мужчина подал ей знак. Она откупорила бутылки и разлила напиток по бокалам.

— Прежде чем ответить, я хочу проверить ваши знания об этом металле. Что вам известно о золоте, мсье Марка?

— Немногое, только то, что на протяжении тысячелетий множество мужчин погибло, стремясь завладеть им, и что женщины всего мира преклоняются перед ним.

Он увидел, как Толстяк буквально расстрелял его взглядом.

— Забыл еще одну вещь. Оно льстит тщеславию человека, — добавил Марка, которого раздражал высокомерный тон хозяина.

Мужчина едва заметно улыбнулся.

— Вы правы… Но разве в этом мире не все есть тщеславие? Однако я придерживаюсь иной точки зрения на этот драгоценный металл. Видите ли, для меня на земле нет ничего более благородного, чем золото. Этот металл не растворяется в воде, не окисляется на воздухе, не ржавеет. Он символизирует солнце во всех цивилизациях, которые когда-либо существовали на земле. Атом золота обладает ровно семьюдесятью девятью протонами. Подумать только, одним протоном больше, и золото стало бы ртутью, одним протоном меньше — платиной! Итак, предлагаю выпить за эти семьдесят девять протонов, благодаря которым мы сегодня собрались, — сказал он, поднимая бокал.

Мужчины выпили по глотку. Эдмон Канселье продолжил:

— Подводя итоги, скажу, что золото, которое находится в торговом обороте, имеет разные характеристики и оценивается, в зависимости от степени чистоты, в каратах, каждый из которых соответствует одной двадцать четвертой массы сплава. Есть четыре разновидности. Двадцать четыре карата — самое чистое золото, но, увы, слишком ковкое и поэтому непригодное для продажи в таком состоянии. Его сплавляют с другими металлами, например медью и серебром, чтобы получить три других категории: восемнадцать, четырнадцать и девять карат.

Брат Толстяк снял с распухшего пальца свое обручальное кольцо и протянул его эксперту.

— Не скажете ли мне так, на глазок, сколько здесь карат? Мужчина взял кольцо, подбросил на руке и посмотрел на него на свет. Затем твердо заявил:

— Дорогой друг, мне очень жаль, но это самая низшая категория, девять карат.

И с сокрушенным видом отдал кольцо.

— Но как вы это определили, не проводя анализов? По цвету? — спросил ошеломленный Антуан.

Мужчина вновь улыбнулся.

— Нет. Если вы внимательно посмотрите на кольцо нашего друга, то обнаружите на нем небольшое клеймо. Листочек клевера, то есть девять карат. Морской гребешок означает четырнадцать карат, а голова орла — восемнадцать карат.

— Давайте вернемся к нашему золоту, — обиженно проворчал Толстяк.

— А вот это действительно странно. Результаты анализов свидетельствуют, что это золото, чистота которого превышает двадцать четыре карата. Это просто невероятно.

— Не знаете, находилось ли прежде подобное золото в торговом обороте?

Взгляд мужчины стал еще более пронизывающим.

— Знаю. Об этом написаны целые трактаты. Это «золото тысячного утра».

Марка и его коллега почти одновременно поставили бокалы на стол.

— Поясните, пожалуйста.

Немного смущенный, Эдмон Канселье отвел глаза.

— «Золото тысячного утра». Легендарное золото алхимиков.

58

Париж, мастерская Никола Фламеля, 21 марта 1355 года

Едва узнав об убийстве палача, дама Пернель спряталась у себя дома. Прижавшись к двери, она прислушивалась к голосам, раздававшимся на улице. Никола не последовал примеру своей жены. Несомненно, его станут допрашивать. Однако вовсе не это беспокоило даму Пернель. Ее мучило то, что, проснувшись, она нашла кровать пустой.

Она подошла к камину. В очаге остался лишь тонкий слой углей. Усталым жестом она подбросила охапку сухого хвороста и стала раздувать огонь. Вскоре эти механические движения успокоили ее. Смутная тревога, охватившая ее на мгновение, уступила место раздумьям. Мысли еще путались, но постепенно вырисовывалась четкая гипотеза.

Почти бессознательно она перевела взгляд вправо, на колпак над камином, туда, где находилась дверь, ведущая в подвал.

Дама Пернель никогда не спускалась туда одна. Лестница была узкой, а влажные стены покрыты селитрой. Лишь только раз она сопровождала мужа, чтобы проверить винные бочки, стоявшие на земле, словно статуи. Именно тогда она заметила шкаф, в котором Никола прятал свои книги. С тех пор она больше не осмеливалась спускаться в подвал.

По правде говоря, она ненавидела это подземелье и не могла понять, как ее муж мог оставаться там целыми часами, все это потерянное время, читая при слабом свете светильника, тогда как за каждой стеной отбивали такт демоны. По крайней мере, так утверждали кумушки квартала, пытаясь объяснить странные звуки, исходящие из недр земли. Ведь подвалы Парижа соединялись между собой извилистыми ходами, потайными коридорами, скрытыми дверями, образовывавшими таинственный лабиринт, благоприятствующий проделкам дьявола.

Впрочем, находились смельчаки, которые наудачу спускались в эти меандры ада. Влюбленные, искавшие укромные уголки, еретики в поисках убежища, жадные искатели золота. И среди тех, кто выбирался на поверхность, всегда находились неисправимые болтуны. Одни утверждали, что нашли античные карьеры времен римского господства, другие рассказывали о неисчерпаемых подземных озерах, но все они испытывали страх во время своих похождений.

Дама Пернель перекрестилась. Шум на улице стих. Она словно зачарованная продолжала смотреть на дверь подвала, которую впопыхах забыл закрыть ее муж. Распахнутая дверь искушения.

Она снова перекрестилась. Ей было страшно. Страшно уступить своему желанию. Подняться, а затем спуститься в царство мертвых, поскольку — и она в этом не сомневалась — проклятые души устраивали там шабаш.

После эпидемии чумы и набегов англичан смерть превратилась в обыденное явление. Она была невидимой, но с ней сталкивались каждый день. Она могла быть воздухом, которым дышали, прохожим, которого встречали. В любой момент она могла прийти за вами и увести в траурный дозор, откуда никто не возвращался.

Даже священники говорили о смерти словно о живом существе. Читая проповеди, они описывали ее сидящей на черном коне, с лишенным плоти телом, держащей в руке острую косу, которой она без передышки сметала грешников и праведников, богатых и бедных. В эти времена, когда о праве забывали или глумились над ним, смерть играла роль высшего судии. И никто не мог уклониться от ее приговора.

Супруга Фламеля едва слышно прочла молитву. В ее снах часто появлялась смерть. Словно предчувствие. И всегда в виде молодой женщины, которая протягивала руку, чтобы ее пригласили танцевать. Но едва появлялся кавалер, как она превращалась в труп. Однако было слишком поздно. Под жуткий лязг костей она увлекала любовника в безостановочный похоронный танец.

И даже на стене кладбища Невинных младенцев художник изобразил эту пляску смерти. Там были скелеты с пустыми глазницами и выступающими костями, которые увлекали живых в противоестественную вакханалию, ведшую прямо в ад.

В камине зафыркал огонь. Дама Пернель взяла полено и бросила его на угли. Дождь из искорок осветил плиты, а голубоватые языки пламени слились, наполнив всю комнату светом. Дама Пернель снова взглянула на дверь подвала.

Она двинулась вперед, словно загипнотизированная.

Но оказавшись на лестнице, ведущей в ночь, она остановилась, охваченная ужасом.

Она не знала, что искал ее муж, но как только она откроет его тайну, она не сможет больше сомневаться. И даже надеяться.

Переступить порог значило войти в неизвестный мир, который вполне мог перевернуть всю ее жизнь.

Она спустилась на одну ступеньку. Мрак был наполнен тишиной. Густые чернила.

Она заколебалась. Но другой возможности узнать тайну ей не представится.

И дама Пернель начала спускаться.

59

Париж, Пале-Рояль, наши дни

— Только не говорите мне, что верите в этот вздор, — недоверчиво сказал Марка. — Алхимия была иллюзорным поиском, мечтой, уничтоженной химией и прогрессом. Мир не знает ни одного алхимика, добившегося успеха.

Эдмон Канселье смерил комиссара презрительным взглядом.

— Не стоит быть таким уверенным. Я удивлен, что такой масон, как вы, столь легкомысленно относится к этому серьезному вопросу. Многие ложи трудились над символикой алхимиков. Даже если не брать в расчет получение золота как самоцель, это ведь аллегория поисков собственного совершенства. Вы должны знать, что философский камень, который служит для получения алхимического золота, является также искусством, позволяющим преобразовать себя самого. В изучении человеческой природы средневековые философы продвинулись гораздо дальше, чем мы привыкли думать.

Марка с трудом сдержал улыбку.

— Сожалею, но я принадлежу скорее к братьям — наследникам духа века Просвещения. Для меня средневековье — это эпоха обскурантизма. Если братья проводят время в ложах, занимаясь серой, ртутью, несуразной символикой, это их проблема! Я уважаю их как братьев, но не более. Давайте лучше поговорим о том, как вы истолковываете результаты анализов.

Не говоря ни слова, Эдмон Канселье встал и направился вглубь комнаты, туда, где стоял черный лакированный шкаф в стиле китайской эпохи Мин. Он открыл дверцу и аккуратно вытащил тоненькую книгу в старинном переплете, украшенном множеством золотых завитков. В центре был выгравирован огромный солнечный диск в средневековом стиле. Он подошел к столу и бережно опустил книгу на него.

— Это фрагмент из Книги Адама, бесценный раритет. Полный вариант принадлежал Никола Фламелю, но он утрачен. Существовало всего лишь два экземпляра этого отрывка, но второй исчез во время Второй мировой войны. Я унаследовал эту книгу от деда, имя которого ношу. Он был последним алхимиком современного мира, мира торжествующего разума. Современники деда считали его сумасшедшим, но он продолжал искать золото высочайшей пробы.

— Я слышал о его работах в ложе, во время ритуального собрания, посвященного символике металлов, — заметил Брат Толстяк, пристально глядя на раритет.

— В этой книге посредством сложных аллегорий рассказывается о получении божественного золота бесподобной чистоты, золота, которого нет в природе. Совершенный алхимический манускрипт, который никто, кроме моего деда, не сумел расшифровать.

— Полагаю, он передал вам вкус к золоту и попутно колоссальное состояние, — съязвил Марка.

Мужчина вновь улыбнулся, не обращая внимания на нападки комиссара.

— Он умер в нищете, забытый всеми. Что касается меня, только торговля этим драгоценным металлом на мировых рынках позволяет мне жить, я бы сказал, комфортно. Однако вполне вероятно, что я унаследовал его страсть….

— Значит, он так и не нашел золота… Далеко же мы продвинулись, — добавил Брат Толстяк.

— Я этого не говорил, — резко оборвал его Эдмон Канселье. — В нищете, да. Но перед смертью он признался своему сыну, что какой-то незнакомец приходил к нему и представил доказательство, что усилия алхимиков не были напрасными. Он подарил деду небольшой самородок. Дед передал этот самородок, свое единственное достояние, сыну, а потом он перешел ко мне. Он перед вами.

Марка и Брат Толстяк вытаращили глаза. Канселье забавляло их изумление. Он показал пальцем на завитки переплета колдовской книги, расположенные в левом углу от солнечного диска. Легонько поддев ногтем, он сковырнул крупицу золота и помахал ею перед лицами полицейских.

— Лет десять назад, чувствуя близкий конец, мой отец передал мне колдовскую книгу и самородок, доставшиеся ему от деда-алхимика. Из любопытства я сделал анализ на самом совершенном оборудовании. Чистота золота была удивительной. Когда я рассказывал вам об измерениях в каратах, я подразумевал разделение на тысячные доли. Двадцать четыре карата, самое дорогое золото, соответствует по крайней мере девятистам тысячным золота, учитывая, что самое чистое природное золото — это 99,998 процентов.

— А знаменитый самородок?

— Тысяча тысячных золота, чего никогда не бывало. «Золото тысячного утра», согласно поэтической аллегории философов металла. Говоря более научно, речь идет об изотопе золота, обычно нестабильном. Впоследствии во время моих многочисленных поездок по миру я никогда больше не встречал золота подобного состава. Теперь вам понятно, как я был удивлен результатами анализов, которые вы мне передали.

— Это невероятно, — подвел черту Брат Толстяк, не отрывая взора от крупицы желтого металла.

— Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, где вы нашли золото, которое затем послали на анализ? — мечтательно проговорил Канселье.

Марка и Брат Толстяк быстро переглянулись. Хозяин дома улыбался с безмятежным видом.

— Я буду молчать как мертвый, но понимаете ли вы сами, что значат для человечества результаты этого анализа и их последствия?

Антуан нахмурил брови.

— В данный момент это конфиденциальная информация. Но я не представляю, какими могут быть последствия. В лучшем случае тот, кто раскроет тайну, станет невероятным богачом и низвергнет с пьедестала пантеона миллиардеров Билла Гейтса, одного из самых крупных капиталистов мира. И индустрия роскоши получит еще одного клиента.

Эдмон Канселье выпрямился. С его лица, ставшего серьезным, мгновенно слетела маска равнодушия.

— Вы ничего не понимаете. То, что вы видите в этой комнате, утратит всякую ценность. Эти золотые украшения станут такими же пошлыми, как пластик или пивная бутылка. Считается ценным только то, что встречается редко. Это основной девиз нашего капиталистического мира. В настоящее время мировые золотые рудники ежегодно поставляют две тысячи пятьсот тонн золота — достаточное количество, чтобы отвечать требованиям ювелирной промышленности и индустрии в целом. И при этом курс золота остается довольно стабильным. Если найдется секрет алхимиков, значит, нас ждут колоссальные потрясения.

— Я не улавливаю вашу мысль, — признался Антуан.

— Мировая экономика частично зиждется на золотых запасах промышленно развитых стран, гарантов стабильности мировых валют. Даже если валюты не привязаны к курсу золота, они все равно оказывают друг на друга сильное влияние. Золото служит своего рода страховкой от любых рисков в случае серьезного кризиса или мировой войны.

Брат Толстяк застыл, словно охотничья собака, учуявшая незнакомый запах.

— Вы хотите сказать, что массовое появление золота на рынке мгновенно и автоматически нарушит равновесие?

— Совершенно верно. Курс начнет падать, провоцируя головокружительную девальвацию запасов и, следовательно, валют. Такое уже случалось в прошлом. Хаос в планетарном масштабе. Философская мечта алхимиков неизбежно приведет к экономической катастрофе.

— Но ведь золото всегда можно заменить другим металлом, — высказал предположение Марка.

— Функции гаранта стабильности можно возложить только на платину Ее курс составляет около двадцати семи тысяч евро за килограмм, то есть на одиннадцать тысяч евро больше, чем за килограмм золота. Однако потребуется много времени, прежде чем государства сформируют свои запасы, тем более что спекулянты сразу же начнут разогревать рынок платины, мешая государствам набивать сундуки. Более того, Европа, Соединенные Штаты и Азия пустятся в бешеную гонку, пытаясь сделать достаточные запасы. При этом, как вы понимаете, возникнет опасность конфронтации. Итак, я повторяю вопрос: где вы нашли это золото?

— На трупах, — вымолвил Брат Толстяк.

На этот раз пришла очередь Марка расстрелять его взглядом.

Эдмон Канселье встал и пристально посмотрел на загадочную картину Кляйна.

— Поверьте мне, ваши трупы ввергнут весь мир в ад.

60

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

Аркур резко приподнял полотно, закрывавшее лицо палача. Не более минуты он разглядывал изувеченное лицо, пустые глазницы, где булькала кровь, смешанная с плотью.

— Работа любителя! Тот, кто набросился на это лицо, ничего не понимает в анатомии. Мессир де Парей, вы можете уже сейчас вычеркнуть из списка подозреваемых тех, кто изучал медицину.

— Если только убийца не хотел запутать следы, — коварно подметил капитан стражников.

— Нет, невозможно. Посмотрите на края глазниц. Глаза вырезали ножом, — заявил королевский лекарь. — Это против всех правил. Даже самые младшие из моих учеников умеют извлекать глаз, не поранив окружающую плоть. А теперь взгляните, как разрезан глазной нерв. Настоящая работа мясника!

— Итак, убийца изуродовал жертву, — подвел итоги Парей. — Но… Вы думаете, что в это время палач был еще жив?

Лекарь взял труп за руки и внимательно рассмотрел запястья.

— Видите эти полоски?

Начальник стражи молча кивнул.

— Это доказывает, что кто-то применил силу и обездвижил палача, в то время как второй, несомненно, лишал его зрения.

— Двое мужчин, — сделал вывод Парей, — как минимум двое.

— А почему не две женщины? Или мужчина и женщина? — предположил Аркур, начавший скоблить лицо трупа тонким лезвием бритвы.

Фламель вздрогнул, услышав такое предположение.

— Женщина никогда бы не совершила подобную подлость. Это дело рук мужчины, — тоном, не допускающим возражений, ответил Парей. — Дело рук сумасшедшего.

Королевский лекарь не торопился с ответом. Он осторожно разделял жидкости, вытекавшие из орбит и пачкавшие лицо.

— У вас есть сын?

— Разумеется. Шести лет. Хороший мальчишка, моя гордость, — ответил Парей.

— Как вы поступите, если кто-нибудь убьет этого ребенка на заре его жизни?

Фламель обернулся и увидел, что Ги де Парей побледнел.

— Клянусь кровью Христа, мне останется только отомстить собаке, которая покусилась на плоть от плоти моей.

— Вы его убьете?

— Хуже, я…

Аркур бросил усталый взгляд на начальника стражи.

— Но ведь вы же не сумасшедший, не правда ли?

Гнев Парея сразу же прошел. Он потупил взор. Его собеседник продолжал:

— Но как только вы столкнетесь с непоправимым, вами овладеет демон мести и убьет в вас нравственность, жалость. Вы превратитесь в зверя, жаждущего крови.

Лекарь показал на труп.

— Как и те, кто сделал это.

Фламель застыл с пером в руках. Разговор принял частный характер, и ни один из собеседников, несомненно, не хотел, чтобы произнесенные им слова записывали.

На первом этаже продолжался обыск. Люди Бернара де Ренака простукивали стены. Выпотрошив мебель, они через равные промежутки наносили удары по перегородкам. Звук ударов не ускользнул от лекаря.

— Я вижу, что ваши друзья, прихвостни хранителя печатей, тоже занимаются поисками правды. И делают это весьма оригинальным способом: сначала мебель, затем стены.

Ги де Парей ничего не ответил. Как и все офицеры короля, он не выносил присутствия тайной полиции министра во время расследования.

Лекарь взял две деревянные плошки и налил в них жидкость, уже переставшую вытекать из глазниц. Его движения были размеренными и спокойными, что не помешало ему вновь задать вопрос начальнику стражи.

— Разумеется, я всего лишь скромный лекарь, но признаюсь, я не понимаю, что ищут эти люди. Зачем они все переворачивают вверх дном?

— Министр Бернар де Ренак ведет собственное расследование, мессир Аркур. Ни вы, ни я не имеем к этому никакого отношения и не должны возражать.

— Разумеется, но можно подумать, что эти люди подозревают какие-то проделки дьявола… Они так рьяно рыщут, будто от этого зависит спасение их душ.

— Не произносите таких слов в доме покойного, — отрезал Парей, осеняя себя крестным знамением. — А вы, переписчик, вычеркните последнюю фразу, если, конечно, записали ее.

Фламель сразу же повиновался и вытащил тонкое лезвие, чтобы стереть слова с пергамента. Лекарь осторожно насыпал крупнозернистую пудру в каждую плошку.

В обеих деревянных плошках произошла бурная реакция. Из первой взвился едкий дым, а на поверхности второй возникла серая, почти блестящая пленка.

Заинтригованный Никола перестал писать. Ги де Парей вопросительно посмотрел на Аркура.

— Свинец и сера. Вот что положили в пустые глазницы палача.

— Свинец и сера, — недоверчиво повторил начальник стражи.

Лекарь встал.

— Именно то, чем пахнет алхимик.

61

Сент-Уэн, улица Данте, наши дни

Улица пропахла плесенью. Тротуар, грязные стены киосков, дорога — все купалось в стойком гнилостном запахе. Словно вот уже несколько десятилетий атмосфера вбирала в себя этот аромат разложения. Этот запах не чувствовался ни на параллельной, ни на перпендикулярной улице, нет, только на коротком промежутке в сотню метров, затерянном между улицей Мишле и зданием мэрии. Даже сухому ночному холоду не удавалось развеять тошнотворный запах, которым пропитался окружающий бетон.

«Какая мерзость», — подумал он, вытаскивая клинок из ножен.

Ему хотелось бы найти более приятную обстановку, но этот уголок был единственным местом, где он мог выполнить свою задачу, не привлекая внимания местных жителей. Стоя возле двери в углу большого гаража, используемого не по назначению, он, вооружившись кинжалом, поджидал свою жертву. Человек не должен был опоздать.

«Плохие журналисты всегда пунктуальны», — подумал он, заметив серую кошку, готовую прыгнуть на такую же, как и она сама, жирную крысу.

Я брат по крови. Я есмь Избранник мести.

Возбуждение нарастало. Он почувствовал, как кровь прилила к голове, словно то был атавистический рефлекс. Он уже видел, какое лицо будет у журналиста, когда он вонзит кинжал ему прямо в сердце.

Двойное убийство в резиденции масонских послушаний послужило катализатором. Отныне он знал, что не сможет остановиться, выполняя возложенную на него миссию. Убивать стало для него таким же естественным актом, как… Он на мгновение задумался, не в состоянии подыскать сравнение. Еда? Питье? Секс? Ничто не подходило по значению. Но нет, конечно, великая тайна! Или, возможно, поиски величайшего секрета, пробуждавшего в нем жажду крови. Он не стал проводить параллелей, но это годилось.

А теперь он собирался совершить новое убийство. Последнее перед поездкой в Нью-Йорк. Убийство для удовольствия, но также и ради пользы. Не для его поисков, а для общества в целом. Он избавит общество от одного паразита.

Он посмотрел на часы. В принципе, его добыча должна была предстать перед ним через четыре минуты. Она уже покинула редакцию и, как всегда, направилась на станцию метро тринадцатой линии, к «Мэрии Сент-Уэна».

Он не встречался с этим журналистом уже десять лет. Проходимец немало поиздевался над ним, когда писал статью о молодых руководителях предприятий, которые организовывали стажировки для самых активных сотрудников. В 1990-е годы это было модно. Наивный, он попал в ловушку, устроенную писакой, который опубликовал фотографию, где он был заснят в спецовке и берете среди своего «войска», и привел в статье любимые в его «боевых цехах» ругательства. После опубликования статьи его стали называть доморощенным диктатором, а его служащие, друзья по Движению предпринимателей Франции и даже жена начали подтрунивать над ним. Он впал в депрессию, и ему пришлось лечиться целых шесть месяцев.

Тогда впервые он ощутил всепоглощающую ненависть и непреодолимое желание убить кого-нибудь. Во время психотерапевтического сеанса врач объяснил ему, что желание совершить убийство было нормальным, в отличие от самого действия.

Так что же, теперь он, перейдя к действиям, обрел уверенность в себе? Собственно говоря, это убийство не вписывалось в логику его поисков. Просто оно доставляло ему дополнительное удовольствие. Небольшая месть, похожая на баловство.

Он услышал шаги, гулко раздававшиеся на пустынной улице.

«Опоздал всего на две минуты, — подумал он. — Великолепно!»

Он держал кинжал с тонким, остро заточенным на шлифовальном камне лезвием на уровне бедра.

Шаги раздавались все ближе и ближе. Кровь, словно метроном, стучала в висках с такой силой, что причиняла ему боль.

Журналист, шедший тяжелой походкой, приближался. Лет пятидесяти, с густыми волосами и лицом, выражавшим крайнюю степень самодовольства.

Убийца возник перед журналистом словно из-под земли и посмотрел на него исступленным взглядом. От удивления журналист выругался. Не дав ему времени закончить, убийца вонзил кинжал в живот мужчины. Брат по крови закрыл глаза, едва клинок соприкоснулся с плотью жертвы, чтобы насладиться моментом, когда металл начнет разрывать кожу, впиваясь во внутренности.

Журналист, размахивая руками, начал оседать, как при замедленной съемке. Страдание, отразившееся на его лице, вызвало у его палача бурную радость. Широко раскрыв глаза, журналист схватил убийцу за брюки, словно цепляясь за спасательный круг.

— Кто… кто вы… я…

Убийца не стал отталкивать журналиста. Такое положение лишь усиливало унижение его жертвы.

— Ты не узнаешь меня, — прошептал человек с кинжалом. — А ведь ты всегда был частью моей жизни. Скажи, доверчивостью скольких наивных простаков ты воспользовался?

Теперь журналист стоял на коленях. У него не было сил подняться. Члены слабели по мере того, как из них уходила жизнь. Смутный проблеск сознания напомнил ему, кем был этот тип, пронзивший его кинжалом. «Абсурд», — всплыло у него в мозгу, когда он вспомнил человека, сфотографированного в костюме Рэмбо несколько лет назад. Абсурд. Он хотел сказать правду: его шеф прочитал статью и добавил несколько деталей, чтобы усилить впечатление. Именно из-за этой истории он сменил работу и возглавил ассоциацию, подробно освещающую проблемы морали в средствах массовой информации. Слова роились у него в голове, но мышцы рта не действовали. Едкий запах, исходивший от тротуара, приближался к его лицу.

Абсурд. Он хотел оправдаться перед человеком, зарезавшим его. Последним, что всплыло в его памяти, было имя убийцы.

Мужчина смотрел на жертву, извивавшуюся возле его ног. Он испытывал неописуемый восторг. На этот раз он явственно ощутил решающий момент, когда плоть замедлила продвижение клинка, и почувствовал прилив сил, перед тем как вонзить металл в тело. Ему на ум пришла восхитительная аналогия. Масоны обычно говорили, что они, собираясь в храме, оставляют металл за дверями, чтобы освободиться от всех нечистот невежественного мира.

Он же оставлял металл в телах жертв, чтобы утвердить собственный ритуал мести.

Довольный масонской глубиной своих мыслей, которые, к сожалению, не мог изложить в ложе, он вытащил кинжал из тела, вытер его и оглянулся. Улица по-прежнему была пустынной. Великий архитектор находился рядом с ним.

Я брат по крови.

Он свернул за угол и сел в машину, которую оставил перед обветшалым зданием Ассоциации по борьбе с вредными привычками. Небольшое, написанное от руки объявление приглашало внутрь всех, кто жил с зависимостью от наркотиков, алкоголя или насилия. Убийца рассмеялся.

Курс на Нью-Йорк!

62

Париж, улица Святого Иакова, дом Никола Фламеля, 21 марта 1355 года

Лестница, по которой спускалась дама Пернель, вилась вокруг каменного столба. Ее спираль вела во все более сгущавшуюся темноту. Во мрак, разогнать который было не под силу слабому свету масляной лампы. Чем дальше она углублялась в недра, тем сильнее на ее плечи давила ночь. Казалось, ей никогда не удастся выбраться отсюда, найти путь к свету. А лестница все не кончалась.

В какую-то минуту она даже решила повернуть назад, настолько овладел ею страх, но демон любопытства оказался сильнее. И она совершала благочестивое дело, проникая в тайну мужа. Она не сомневалась, что помогает ему спасти свою душу. Успокоенная наивной верой, она спустилась еще на одну ступеньку, прежде чем ее нога коснулась рыхлого пола подвала.

Именно здесь ее муж проводил в последние недели все ночи. Она попыталась сориентироваться, осторожно продвигаясь вперед и ощупывая темноту рукой. Вдруг она натолкнулась на что-то круглое, перевела дух и возблагодарила Господа. Она нашла первый ориентир: винные бочки стояли вдоль стены, которая выше выходила на улицу. Она медленно пошла вдоль бочек, одновременно считая их. Миновав одиннадцатую бочку, она доберется до перпендикулярной стены. Там ее муж прятал свои книги.

Дама Пернель вздохнула. Почему Никола не довольствовался тем, что дал ему Господь: хорошим ремеслом и любящей женой?

Почему он питал страсть к произведениям, которые должен был просто переписывать, а вовсе не понимать?

Дама Пернель добралась до девятой бочки. Еще две, и она оказалась перед тайником Никола.

Вдруг масляный светильник покачнулся. Словно согнувшись под дыханием, прилетевшим из мрака, пламя едва не погасло. Обезумев, она чуть было не уронила светильник, закричав от страха.

Пламя вновь стало ровным, но ее сердце продолжало бешено стучать. Она посмотрела вперед и увидела то, что искала: почерневшую деревянную дверь, за которой Фламель прятал свои тайны. Ее муж не закрыл дверь. Вне всякого сомнения, шум, доносившийся с улицы, оторвал его от чтения, и он поспешил наверх. Дама Пернель задумалась. Шло время. Время, оттягивавшее ее решение: открыть дверь и войти в таинственный сад человека, с которым она делила ложе и судьбу.

Какой-то шорох заставил ее вздрогнуть. Она обернулась и попыталась осветить густую и влажную темноту подвала. Дама Пернель слышала только, как вода капает на пол. Поводив светильником из стороны в сторону, справа от тайника она увидела незажженный факел. Она подошла, взяла факел и осторожно налила масло на корпию, натертую смолой. Затем поднесла пламя, и вспыхнувший золотистый свет озарил подземелье.

Но на этот раз она не могла отступить. Она подошла к двери и взялась за ручку.

Прежде чем потянуть ее, она прочитала «Отче наш» и, дойдя до слов «да будет воля твоя», распахнула дверь.

Дверь легко подалась. Открытая книга упала на утоптанный пол.

Дама Пернель бросилась ее поднимать. Переплет показался ей влажным. Она посветила на него. А когда все поняла, громко закричала. Ее рука была красной от крови.

63

Наши дни

«Аврора Париж» «Авроре Источнику» Боевая готовность третьего уровня Высший уровень секретности

21 час 46 минут по Гринвичу

Предмет

Ознакомьтесь в приложении с копией результатов анализа образца, обнаруженного сегодня в Париже.

Прошу связаться в реальном времени, чтобы оценить полученную информацию.

Конец связи

«Аврора Источник» «Авроре Париж»

Срочный ответ

22 часа 58 минут по Гринвичу

Предмет

Результаты анализа получены. Вы уверены, что речь не идет об ошибке экспертов лаборатории? Откуда образец?

Конец связи

«Аврора Париж» «Авроре Источнику»

Срочный ответ

22 часа 59 минут по Гринвичу

Предмет

Анализ был проведен дважды. Вновь прошу о встрече вне сети. Прошу также установить наблюдение за объектом немедленно.

Конец связи

«Аврора Источник» «Авроре Париж»

Срочный ответ

23 часа 10 минут по Гринвичу

Предмет

Подтверждаю согласие встретиться завтра в 18 часов по Гринвичу. Разрешение на задействование дивизиона ДБР для установления наблюдения может быть получено только на заседании совета, однако я беру на себя инициативу привлечь одного агента… Жду ответа.

Конец связи

64

Париж, улица Мюллера, наши дни

Марка положил трубку, успокоенный словами своего бывшего заместителя, который вел наблюдение за его сыном. Мальчик, как обычно, вернулся из коллежа, и никто не шел следом за ним. Бывшая жена подтвердила, что через два дня они уезжают в Сен-Мартен, а значит, окажутся на достаточном расстоянии от убийцы. Удовлетворенный, он налил себе стаканчик ликера и, сев за компьютер, начал медленно потягивать его.

Он обругал старую машину, которой требовалось десять минут, чтобы начать работать и установить связь с Интернетом. Он вновь подумал об Эдмоне Канселье. Ему казалось, что встречу с ним он видел во сне. Как убийца завладел алхимическим золотом? Это, несомненно, было связано с тайной Поля. Слишком много совпадений. Он нервно забарабанил пальцами по клавиатуре, нетерпеливо ожидая ответа американки.

Наконец появилась почта.

Здравствуйте, мсье!

Я была удивлена и растрогана тем, что вы мне сообщили. Примите мои соболезнования. Но я едва знаю о связи между моей семьей и семьей вашего друга. Тем не менее, как вы понимаете, я приняла определенные меры предосторожности. Вы можете позвонить мне по этому телефону. Я свободно говорю на обоих языках. Моя мать была француженкой.

Марка немедленно набрал номер. Через три гудка женский голос ответил:

— Мсье Марка?

Изумленный Антуан выпрямился.

— Да… Но как вы…

— На моем телефоне высветился код Франции. Мне не часто звонят из вашей страны. Я глубоко опечалена смертью вашего друга, но чего именно вы хотите от меня? Говорите конкретно, у меня мало времени.

Ее голос звучал твердо, без надлома. Антуан присел на краешек письменного стола. Ему нечего было терять, а она была его единственной надеждой в поисках убийцы.

— Перейду прямо к делу. Я хочу найти убийцу. Судя по тому, что сообщил мне мой друг, вы владеете частью тайны, из-за которой он был убит. Мне нужна информация, которой вы располагаете.

— Я тоже буду говорить прямо, мсье Марка. Кто мне подтвердит, что убийца не вы? Уже тот факт, что вам известен адрес моей почты, вызывает у меня подозрение.

Комиссар подумал, прежде чем ответить. Она имела полное право не доверять ему. Он объяснил:

— Я комиссар полиции. Вы можете позвонить в министерство внутренних дел или в подразделение, где я служу.

Он услышал звук переставляемого стула.

— Я уважаю силы правопорядка, но не понимаю, почему я должна быть причастна к расследованию, которое ведет французская полиция. Как вы понимаете, я живу в Нью-Йорке.

— Я также франкмасон, член той же ложи, что и Поль де Ламбр. Он мой друг. Вы можете позвонить в резиденцию масонских послушаний, и там подтвердят, что именно я обнаружил его тело. Его убийца прикончил и другого человека, и вы единственная, кто может помочь мне найти негодяя.

— Но как?

— Одна деталь головоломки указывает на Нью-Йорк. Убийца тоже знает о ней, но не обладает ею. По крайней мере пока. Теперь вы должны понять, почему мне необходимо встретиться с вами.

— И когда вы намерены приехать?

Тон собеседницы был ироническим.

— Если надо, я могу вылететь завтра. Уделите мне немного времени. Это все, о чем я вас прошу.

Теперь тон женщины стал более холодным.

— Сначала я должна проверить кое-какую информацию на ваш счет. Я перезвоню вам через час. Будьте у телефона.

Прежде чем Антуан успел сказать хоть слово, она положила трубку. Он выругался, кладя телефон на подставку. Если она была причастна к убийству, то хорошо разыграла комедию. Откровенное участие в ее голосе окончательно вывело его из себя.

Он ждал целый час, пытаясь сосредоточиться на чтении книги, посвященной истории алхимии. Зазвонил телефон. Металлическое эхо подхватило голос Джоан Аршамбо.

— Я звоню вам, как мы и договаривались. Мы можем встретиться через четыре дня здесь, в Нью-Йорке. Вас это устраивает?

— Да. Где именно?

— Приходите ко мне в контору на Мэдисон-авеню в 10 часов утра. Вы знаете Нью-Йорк?

— Я дважды там был. Прекрасный город.

— Можно сказать и так… Но я не уверена, что смогу оказать вам ту помощь, на которую вы рассчитываете. Я мало что знаю и признаюсь вам, что франкмасонские истории и эзотерические тайны не в моем вкусе.

Марка встал и посмотрел на гравюру с Декларацией прав человека.

— Масонство не только является синонимом эзотеризма. Оно преследует гораздо более прагматические цели.

— Я знаю, — ответила Джоан, — мой отец служил в американских военно-воздушных силах, но также был франкмасоном. Досточтимым мастером ложи «Братья Свободы».

Антуан улыбнулся. Возможно, это облегчит ему задачу. Он рассыпался в любезностях.

— Вы весьма обрадовали меня. Не сомневаюсь, что он был достойным человеком.

— Да, но он уже умер. Мы поговорим о нем после вашего приезда. Я…

По ее тону было ясно, что она собирается повесить трубку. Марка решил переломить ситуацию. Он прервал ее.

— Я вынужден закончить разговор, поскольку должен продолжить расследование. Я отправлю вам письмо с подтверждением своего приезда. Благодарю за понимание. Удачи!

Он сумел первым закончить беседу, дав тем самым понять, что не собирается действовать под чью-либо диктовку. Он представил себе, как разозлилась молодая женщина, в ярости сжимавшая телефонную трубку. Иногда можно доставить себе небольшое удовольствие.

Он сел за компьютер, вынул из бумажника голубую карточку и связался со службой бронирования билетов. Через три дня в 12 часов самолет «Air France» отправлялся в Нью-Йорк. Он вызвал операционистку и зарезервировал на две ночи номер в отеле «Челси», расположенном рядом с Грэмерси-парком, который когда-то посетил вместе с бывшей женой, — излюбленном месте встреч литературной интеллигенции и поблекших звезд рока. Все они, от Сида Вишеса до Энди Уорхолла, включая Джойса, напивались и взмывали ввысь в этом огромном здании, украшенном уникальными полотнами, между Седьмой и Восьмой авеню. В этой гостинице он праздновал свой день рождения.

«Прекрасное было время», — подумал Антуан, вспомнив, как они с женой, словно два очарованных подростка, бродили по улицам огромного города.

Через четверть часа он зарегистрировал номер своей брони.

65

Флорида, Пенсакола, наши дни

Три дня подряд дождь лил как из ведра. Водные потоки проникали даже в подвалы зданий, впрочем, построенные так, чтобы выдержать любой натиск циклонов. Джек Уинтроп почти с сожалением вспоминал о Кувейте и его удушливой жаре. Он сложил рубашки и аккуратно убрал их в чемодан, проверил обе системы «Palm», позволявшие ему принимать и отправлять шифрованные письма во все уголки мира. Легкая головная боль, вероятно, вызванная разницей во времени, сжимала ему виски. Он недолго наслаждался обществом жены и двух дочерей.

Рано утром, когда Уинтроп смотрел, как ливень обрушивается на пляж перед виллой, он получил сообщение от «Авроры». На этот раз он даже посетовал на то, что ему так скоро приходится вновь собираться в дорогу. Ему все чаще стало не хватать его малюток, да и жена с каждым разом после его возвращения все больше отдалялась от него. Вероятно, он слишком постарел, чтобы вести подобный образ жизни. Кроме того, одно коварное видение постоянно всплывало в его памяти: искаженное от ужаса и страданий лицо того типа, которого он видел в кувейтском ангаре. Его терзали непривычные угрызения совести. Это было для него новым и, уж конечно, не добрым знаком. Удар по его неуязвимости.

Он посмотрел, положил ли в карман билеты. Пункт назначения — Париж. Не так плохо, ведь его могли отправить в какой-нибудь забытый богом уголок Узбекистана.

Он поцеловал в лоб дочерей, крепко спавших в своей комнате, увешанной постерами с изображениями героев Диснея, и закрыл за собой дверь. Он знал, что жена слышала, как он уходит, но притворялась спящей. Когда он бежал к такси, ждавшему возле дома, дождь отчаянно хлестал его по лицу. Уинтроп дал себе слово уладить все дела после возвращения. Он устал от этой абсурдной жизни. Когда он прибыл в аэропорт, выяснилось, что его рейс на Майями, как и другие рейсы, был отменен из-за плохих погодных условий. Метеосводка обещала улучшение погоды лишь к вечеру. Он смотрел на окружавшие его толпы пассажиров, главным образом деловых людей. У всех них, державших в руках бесполезные ноутбуки, был рассерженный или жалкий вид.

Джек Уинтроп полюбовался этими смешными клоунами и принял решение, которое напрашивалось само собой. Это задание станет его последним делом в «Авроре».

66

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

— Не думаю, что есть необходимость вскрывать тело, — заявил Аркур. — Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, отчего он умер.

Словно загипнотизированный, начальник стражи пристально смотрел на содержимое плошек. Химическая реакция завершилась, и теперь отчетливо были видны своеобразная консистенция ртути и характерный цвет серы.

Фламель отошел от тела и занял свое место за письменным прибором. Неподвижный и молчаливый, он ждал, когда возобновится диалог.

Но никто не произнес ни слова. Даже лекарь погрузился в мечтательное созерцание. Его разум, привыкший к дедукции, несомненно, уже устанавливал определенные логические связи. В частности, связь с недавним сожжением еврея. Но вместе с тем он спрашивал себя, следует ли ставить об этом в известность начальника королевской стражи.

— Если это действительно сера и ртуть… — начал Парей, словно еще надеясь, что произошло обыкновенное убийство.

— Можете не сомневаться! Равно как и в том, что это месть, — перебил его лекарь.

В комнате снова воцарилось молчание. По крайней мере, так показалось Фламелю. Тем более что на первом этаже подчиненные Ренака закончили обыск.

Внизу кто-то отдал приказ суровым тоном. Ги де Парей выпрямился, разгладил камзол и направился к двери. Аркур и Фламель остались одни. Каждый из них был погружен в свои мысли, благо в комнате по-прежнему царила тишина. Лекарь разглядывал труп со всевозрастающим интересом, словно недавнее открытие нарушило порядок его дедуктивных умозаключений. Фламель же смотрел на исписанный им лист пергамента, но не мог прочитать ни единого слова. Им также овладела одна мысль или, вернее, страх, который, до сих пор смутный, начал приобретать угрожающие очертания.

Открылась дверь, и на пороге появился начальник стражи с суровым выражением лица. Его голос зазвучал неожиданно глубоко, словно отбрасывая тень.

— Мэтр Фламель, вы не будете переписывать пергамент набело. Дайте его сюда. Мы… Я настаиваю, чтобы не было сделано ни единой копии о нашем… этом…

— Это называется «аутопсия». Новое слово, от греческого…

Гневный взгляд Ги де Парея заставил Аркура замолчать, но вскоре он взял себя в руки. Все же какому-то там военному не пристало затыкать ему рот — ему, личному лекарю короля.

— Будет вам. Не смотрите на меня столь гневно, солдат. Я его даже не вскрывал, вашего несчастного палача. И лишь одному дьяволу известно, что я нашел бы в его кишках…

Лекарь впервые употребил слово «солдат». Фламель ожидал, что Парей взорвется, задетый за живое. Но ничего подобного не произошло. Начальник стражи довольствовался тем, что ответил ледяным, но нейтральным тоном:

— Вы стали свидетелями жестокого убийства. Братья-доминиканцы скоро нам сообщат, ждет ли нас дело о ереси или дело о колдовстве. А возможно, и оба сразу. Я же подозреваю, что речь идет о заговоре против государства. Возможно, даже против самого короля.

Лекарь пристально посмотрел на Парея, словно внезапно обнаружил перед собой другого человека. Несомненно, смерть палача была связана с недавним сожжением на костре по приказу короля.

— Тогда мы наверняка думаем об одном и том же человеке…

Парей ничего не ответил. Он подошел к окну и позвал стражников, стоявших на улице. Солдаты по цепочке передали приказ и выстроились в ряд с оружием в руках.

— …о человеке, который не так давно превратился в дым на берегах Сены.

Как только был получен новый приказ, первая группа солдат немедленно перегородила въезды на улицу. Металлические копья засверкали в лучах забрезжившей зари.

— О человеке, которого сам король пригласил во Францию, поскольку сейчас, когда англичане стоят на подступах к Парижу, а принцы королевства постоянно устраивают мятежи, казна, к сожалению, пуста…

Другая когорта лучников перекрыла улицу на углу возле церкви Святого Иакова. Словно перед битвой, солдаты вытаскивали стрелы из колчанов и втыкали их в землю. Как раз на расстоянии вытянутой руки.

— А кто может лучше алхимика наполнить государственное хранилище? Речь, правда, не идет об этом несчастном еврее, оказавшемся подлым шарлатаном…

Парей выкрикнул последний приказ, и стражники встали возле входной двери, сжимая в руках кинжалы.

— А наш обманутый король правильно сделал, что избавился от этого нечестивца…

Прежде чем ответить, капитан стражников бросил взгляд на Фламеля. Тот вкладывал свернутый пергамент в кожаный футляр. Затем он приложил руку к поясу. Тем временем лекарь продолжал:

— … нечестивца, который по приказу его величества попал в эти руки. — Робер Аркур показал на безжизненное тело, лежавшее на полу. — В руки палача. Что он сказал своему мучителю? Какую тайну поведал?

— Мессир лекарь, — перебил его Парей, — вы много говорите. Слишком много.

67

Наши дни

«Аврора Источник» «Авроре Париж»

14 часов 50 минут по Гринвичу

Боевая готовность

Задействован агент ДБР, он отправлен в Париж.

Конец связи

«Аврора Париж» «Авроре Источнику»

15 часов 08 минут по Гринвичу

Операция «Химера»

Предмет

Продолжение нашего телефонного разговора. Объект, комиссар Антуан Марка, ведущий неофициальное расследование, вылетел сегодня рейсом АБ 010 в Нью-Йорк. По моим сведениям, этот неожиданный отъезд связан с его расследованием. Прилет в аэропорт имени Джона Кеннеди планируется в 18 часов 10 минут по местному времени. Отмените вылет ДБР в Париж и направьте его в Нью-Йорк, иначе мы потеряем объект.

Конец связи

«Аврора Источник» «Авроре Париж»

16 часов 12 минут по Гринвичу

Операция «Химера»

Сообщение получено. Агент ДБР, базирующийся во Флориде, будет в Нью-Йорке за восемь часов до прибытия объекта. Он предупредил местного агента о тайной слежке. Просьба выслать недавнюю фотографию объекта. Предусмотрено проведение срочного заседания совета всех отделений «Авроры», чтобы санкционировать просьбу о задействовании ДБР.

Конец связи

68

Нью-Йорк, наши дни

Желтое такси то и дело перестраивалось на многочисленных полосах Бруклинского моста. Сквозь длинные стальные прутья Марка смотрел на стены небоскребов, сверкающих всеми цветами радуги в ночи Нью-Йорка. Как и при каждом его посещении, у него возникло чувство, будто невидимый электрический поток пронизывает весь город.

Полет прошел хорошо. В момент его прибытия в аэропорт Руасси пассажиры, стоявшие плотной вереницей, ожидали, когда начнется процедура паспортного контроля. Он превысил полномочия и сообщил пограничникам о своей принадлежности к правоохранительным органам. Они вывели его из очереди и направили к терминалу, предназначенному для членов экипажей и VIP-персон.

Марка с некоторым раздражением заметил, что такси следовало бы ехать по Манхэттен-бридж, чтобы быстрее попасть на Двадцать третью улицу, где находилась его гостиница. Его принимали за рядового туриста, залетного голубя, и заговаривали зубы, проезжая по легендарному Бруклинскому мосту.

— Ты из Франции? Прекрасная страна, дружище, — пробасил шофер, когда Марка сел в его машину в аэропорту имени Джона Кеннеди. — Хочешь посмотреть Большой город?

Марка вежливо отказался и назвал адрес гостиницы под разочарованным взглядом шофера.

Такси неслось по улице, выписывая замысловатые зигзаги. Шофер выругался на незнакомом Марка языке, мрачно глядя на белый лимузин, ехавший впереди. Возможно, он был пакистанцем или индийцем. Марка заметил двух негров, которые делали шоферу непристойные знаки. Тот резко нажал на газ и пристроился за роскошной машиной. Шофер злобно рассмеялся, а затем сбавил скорость, сливаясь с потоком машин, загромождавших скоростную дорогу, ведущую в центр Манхэттена.

Марка рассматривал гигантские рекламные щиты, заполонившие город. Один из них извещал о начале нового сезона телесериала «Отчаянные мужики», пародии на «Отчаянных домохозяек», уже пользовавшейся успехом.

Марка спросил себя, не принадлежит ли он сам к поколению мужиков, которых женщины приводят в отчаяние. Его последнее приключение закончилось провалом, но на этот раз глупостей наделал он.

Такси проскочило на красный свет. Марка услышал сигнал указателя поворота и увидел, что шофер приготовился свернуть налево, в сторону Сити-холла, вместо того чтобы продолжить путь на север. Следовало положить конец неудачной шутке. Марка вовсе не горел желанием трижды объехать вокруг города и заплатить за это более ста долларов. Он постучал по стеклу и указал правильную дорогу шоферу, который пожал плечами и сразу же изменил направление. Марка услышал нечто вроде «сукин сын», но не был уверен.

Через полчаса он лежал в гостиничном номере на свежих простынях. Вентилятор на потолке работал во всю мощь. Ему не оставалось ничего другого, как ждать встречи, назначенной на завтра.

Внезапно он осознал всю абсурдность ситуации. Он пересек океан, чтобы провести один час с незнакомой женщиной, стремясь раскрыть многовековую тайну. Алхимия, золото, ритуальные убийства — какая чушь!

«Ха-ха, мадемуазель Аршамбо! Я приехал из Парижа. Я ищу сволочного психопата, возможно масона, который играет в Индиану Джонса, убивая братьев. Не оставил ли ваш папа небольшой конверт с тайной Грааля?»

Дерьмо, как сказали бы американцы.

Он вытащил из мини-бара небольшую бутылку джина и наполнил стакан. Светлая жидкость лилась ему прямо в горло, не доставляя ни малейшего удовольствия. Хорошо бы выйти, прогуляться по Бродвею до Таймс-сквер и купить сочный стейк, но на это у него совершенно не было сил.

Не зная, чем заняться, он нажал на кнопку меню телевизора. На экране высветились названия тематических каналов, один притягательнее другого. Первый предлагал дешевую бижутерию, второй показывал двух манекенщиков-культуристов, потевших на аппарате для развития мышц живота, третий расхваливал тренажер для электрической стимуляции мускулов, который позволял обойтись без приспособлений, рекламируемых на конкурирующем канале. В душе Марка надеялся, что ему попадется канал евангелистов, его излюбленная передача во время пребывания в Нью-Йорке. Подлинный момент счастья для такого атеиста, как он. Он сразу же понял, что нашел желаемое, когда на экране появилась картинка с изображением сверкающего позолотой интерьера и четырех человек, сидящих вокруг камина, на котором стоял портрет Иисуса, выполненный в шутовском стиле. Иисуса с плечами пловца, у которого под белой туникой с красным сердцем на груди отчетливо выступали рельефные бицепсы.

Пятидесятилетняя блондинка с кислой физиономией и губами, распухшими от ботокса, гладила белого пуделя.

Она слушала мужчину с рыжими волосами, зачесанными на пробор, в светло-сером костюме и ярко-желтом галстуке, которые были усыпаны перхотью. Рядом с ними негр и латиноамериканец с проникновенным видом качали головами в знак согласия. Марка включил звук. Рыжий проповедник предвещал скорый приход Христа. Однако, чтобы принять его, следовало построить храмы, достойные его имени. Телезрителей призывали отдавать деньги, чтобы приготовиться к явлению Мессии, а также чтобы побороть антихриста, который терпеливо ждал своего часа, укрывшись в людских сердцах. Внизу экрана бежала строка с номером телефона. Блондинка прервала проповедника, спросив, принимаются ли кредитные карты. Негр с трагическим выражением лица взял слово, дабы сказать: если Бог вдохнул в человека гений изобретения, в том числе кредитных карт, значит, вполне естественно использовать их в величайшую славу Господа.

Марка всегда поражала смешная несуразность подобных передач. Они были абсурдными, но тем не менее эффективными. Он с сочувствием подумал о несметной толпе простодушных верующих, которые отдавали свои деньги этим мошенникам, игравшим на религиозных чувствах. Несколько минут он наслаждался спектаклем, а потом переключил на другой канал, транслировавший танцевальную вечеринку на пляже Майями, где десятки юных созданий в миниатюрных бикини со счастливым видом танцевали, демонстрируя безукоризненную пластику. Это был неудобоваримый телевизуальный коктейль, бесстыдно вобравший в себя секс и религию. Он внезапно заснул, даже сам не заметив того.

Из крана текла горячая вода. Пар распространился по всей ванной комнате. Человек не мог видеть своего изображения в запотевшем зеркале. Он погрузился в обжигающую воду, вздохнув от удовольствия. Хриплый голос Дины Вашингтон лился из громкоговорителя, висевшего на стене рядом с аптечкой. «Вальдорф Астория» заботилась о своих клиентах, не забывая даже о мелочах.

Слежка за Марка оказалась детской забавой. Он выяснил все о полицейском и теперь предвидел все его передвижения. В том числе и завтрашнюю встречу. Горячая вода хорошо на него действовала.

В дверь постучали. Прибыла девушка по вызову, точно в срок. Как и все настоящие профессионалки. Он встал, накинул халат, затем пересек просторную комнату с толстым ковром, приглушавшим звук шагов, и открыл дверь.

Высокая блондинка лет тридцати приветствовала его ослепительной улыбкой и направилась в центр комнаты. Он закрыл дверь, взял бумажник, лежавший на комоде возле кровати, вытащил пять стодолларовых банкнот и протянул их девице, которая изящным жестом спрятала их в сумочку. Затем она одним небрежным движением сбросила платье и осталась в черном нижнем белье.

Мужчина снял халат. Он не отрывал взгляда от девицы, которая расхаживала по комнате, поигрывая рельефными мышцами. Он смаковал момент, который вот-вот наступит. Один час истинного наслаждения. Едва он приблизился к ней, девица вновь лучезарно улыбнулась и неожиданно обвила рукой его шею. Она мгновенно оказалась под ним и, прежде чем он успел отреагировать, зажала его голову между своими бедрами. Мужчина понял, что сделал правильный выбор, заказав ее двумя днями раньше на сайте частного клуба эротической борьбы Нью-Йорка. Роскошные девицы, обычно модели фитнеса, делали деньги, занимаясь этим специфическим, сугубо американским ремеслом, от которого он был без ума с тех пор, как впервые побывал в Нью-Йорке.

Ему удалось освободиться, но он тут же почувствовал, как руки блондинки крепко схватили его за запястья и отвели их за спину. Она оказалась гораздо сильнее своих предшественниц. Чем больше она подчиняла его себе, тем острее он чувствовал возбуждение. Его член стал твердым, в то время как он безнадежно пытался одержать верх. Одновременно его руки ласкали соски молодой женщины. Через полчаса ожесточенной спортивной борьбы он решил, что пришло время для более тесных отношений.

В тот момент, когда он собирался войти во влажное лоно блондинки, в его памяти вспыли лица трех убитых мужчин. И он испытал оргазм.

69

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

На улицу Святого Иакова вышли первые торговцы, чтобы открыть ставни и разложить прилавки. Из-за убийства палача ночь оказалась короткой. У многих торговцев были красные глаза и недовольные лица. Обитателям этой проходной улицы, по которой постоянно слонялись покупатели и зеваки, не нравилось, что все ходы и выходы охраняют вооруженные люди. Наиболее отважные горожане делали несколько шагов в сторону дома палача, но лучники неукоснительно выполняли приказ: никто не должен был приближаться к месту преступления. Что касается входов на улицу, они были взяты под усиленное наблюдение, причем такое, что по кварталу поползли слухи. Судачили о политическом убийстве, начале гражданской войны, мятежей… Однако все тщательно избегали даже намеков на присутствие войска хранителя. Никто не хотел иметь отношения к убийству, привлекшему к себе внимание людей Бернара де Ренака. Никто, кроме мэтра Майара.

Как ни странно, меховщик никак не мог убедить себя, что по его родной улице бродит опасность. Напротив, он чувствовал себя даже обиженным, что до сих пор никто не обратился к нему, известному торговцу и добропорядочному горожанину Парижа. Но еще больше Майара бесило то обстоятельство, что его сосед, обыкновенный маратель пергамента, оказался в центре событий с первых же минут. А он, мэтр Майар, был вынужден ходить вокруг да около, в то время как его осеняли блистательные идеи, которые могли бы помочь раскрыть это ужасное убийство.

В конце концов своим хождением взад-вперед от лавки до дома палача он навлек на себя подозрения стражников, которые начали поглядывать на него. Мэтр Майар заметил это и решил встать возле своей двери. Разумеется, он стремился помочь правосудию, сообщить ему о своих умозаключениях, но он вовсе не хотел, чтобы его допрашивали, особенно братья-доминиканцы. Погрузившись в свои противоречивые мысли, меховщик едва услышал, как открылась дверь в доме напротив. И только подняв глаза, он увидел, что дама Пернель робко шагнула на мостовую.

— Дама Пернель, вы уходите?

Мэтр Майар пересек улицу в два прыжка.

— Вот уже несколько часов ваш муж находится в этом проклятом доме. Весь квартал беспокоится за него. И я первый. Такой хороший сосед! Но рассеянный, всегда погруженный в мечты человек…

Услышав столько слов, дама Пернель остолбенела. Как будто реальность вдруг сама напомнила о себе. А мэтр Майар, обрадовавшись, что заполучил такого, на первый взгляд, внимательного слушателя, воспользовался моментом, чтобы задать как можно больше вопросов.

— Но я не понимаю, почему они держат его так долго? Он же не был знаком с палачом.

— Прошу извинить меня, мэтр Майар, но я тороплюсь.

Резким движением дама Пернель запахнула полы накидки и сделала шаг вперед.

— Стражники заблокировали улицу.

— Я иду в церковь. Не думаю, что они запретят христианам посещать дом Божий.

Решительный тон соседки привел меховщика в изумление. Непроницаемое лицо, руки, скрещенные на груди, накидка, обтягивавшая тело… Он не узнавал ее.

— Разумеется, вы правы. В эти трудные времена необходимо…

— Удачного дня, мэтр Майар.

Меховщик остался стоять с открытым ртом. Прежде чем он сумел отреагировать, соседка перешла улицу. Он попытался проследить за ней взглядом. Но было слишком поздно. Дама Пернель исчезла за церковными вратами.

70

Наши дни

«Аврора Источник» «Авроре Париж»

19 часов 07 минут по Гринвичу

Боевая готовность

Сегодня объект был обнаружен. Агент ДБР ведет дело в реальном времени. Мы будем предоставлять вам копии отчетов ежедневно.

Конец связи

«Аврора Источник» всем отделениям «Авроры»

20 часов 12 минут по Гринвичу

Боевая готовность

Подтверждаем проведение заседания совета в узком кругу «Авроры» в Берне завтра.

Предмет

Операция по наблюдению в соответствии с информацией, предоставленной «Авророй Париж». Место и час указаны в прилагаемом шифрованном послании.

Конец связи

71

Нью-Йорк, наши дни

Было только десять часов утра, а воздух в городе уже пропитался влагой. Вода из работавших кондиционеров, установленных на оконных переплетах, капала на головы прохожих, распространяя стойкий едкий запах. Марка предпочел подняться по Пятой авеню пешком, а не брать такси, которое в любом случае застрянет в пробке. Проходя мимо большой галереи художественной фотографии, он взглянул на витрину и узнал некоторые выставленные произведения. Погруженные в полутьму лица и тела женщин были окружены сияющим ореолом. Совпадение его позабавило, и он остановился. Он знал автора, Анке, мексиканку по происхождению, которая жила в Париже и с которой он познакомился за месяц до венецианского биеннале. Увидев цены, он понял, что гонорары ее резко возросли. Несколько минут он помечтал перед большим портретом фотографа, молодой роскошной брюнетки с пухлыми губами и магнетическим взглядом, возвышавшимся рядом с ее произведениями, потом тяжело вздохнул и продолжил путь.

Он подошел к огромному зданию, зажатому между двумя небоскребами, еще более высокими и внушительными. Портье в ливрее открыл одну из тяжелых дверей, инкрустированных позолоченными шарами. Он вошел в стеклянный тамбур с контрольным устройством. Двухметровый негр в фуражке и кожаной куртке, указывавшей на его принадлежность к частной службе безопасности, улыбнулся и провел металлоискателем по всему телу Марка. Другой негр проверил его документы, записав название фирмы, пригласившей его, и цель посещения.

Антуан послушно выполнил все требования. После 11 сентября никто не мог попасть в общественное или частное здание, не пройдя строгой проверки. Он вышел из тамбура и оказался в гигантской ротонде из белого мрамора, которую украшали статуи ангелов, выполненные в декоративном стиле.

Во всех направлениях сновали деловые люди в темных костюмах с красными галстуками, в том числе женщины в строгих пиджаках. На некоторых из них были огромные кроссовки. Он направился к длинной стойке, за которой сидели пять очаровательных девиц. Висевшее над ними золоченое панно высотой несколько метров было усеяно множеством логотипов предприятий и адвокатских контор с указанием соответствующего этажа. Он не решился самостоятельно найти контору Джоан Аршамбо и адресовал лучезарную улыбку самой юной из клонов Терри Хатчер.[14]

Молодая женщина одарила его ответной улыбкой, посмотрела на компьютер, протянула листок бумаги и грациозным жестом показала на шестой лифт в глубине зала, тот, который доставлял на верхние этажи начиная с сорокового.

Прошло не более десяти секунд, и он очутился на 56 этаже, где располагалось бюро конторы «Уолтер, Омахони, Алими и Партнеры».

Едва дверь открылась, как в кабину словно бы ворвался боевой конь и чуть было не сшиб его. Марка увидел в дверном проеме лысого краснолицего мужчину в рубашке с закатанными рукавами и сбившемся галстуке; тот всячески поносил боевого коня:

— Убирайся отсюда, засранец!

Выругавшись, лысый повернулся и с силой захлопнул дверь кабинета. Марка направился к стойке, более скромной, чем на первом этаже, и подошел к секретарше, на ушной раковине которой был закреплен телефон. Он уже собирался назвать свое имя, как кто-то положил ему на плечо руку. Позади раздался женский голос:

— Вот уж не думала, что вы совершите такое долгое путешествие, чтобы увидеть меня.

Он повернулся и увидел красивую женщину с каштановыми волосами. Она протянула ему руку. Рукопожатие оказалось крепким.

— Я не отниму у вас много времени, мадемуазель Аршамбо, — вежливо сказал он.

— Замечательно. Следуйте за мной. Лучше поговорить в моем кабинете. Если нам не повезет и мы наткнемся на моего шефа, вечно разгневанного высокого лысого человека, не пугайтесь.

— Я только что видел его в деле, — с улыбкой ответил француз.

Они обогнули груду картонных ящиков высотой с нормандский шкаф и вошли в скромных размеров комнату, заваленную книгами в переплетах и разноцветными папками. Она жестом предложила ему сесть на стальной стул.

— То, что вы видели в коридоре, — это документы, которые нам прислал ответчик в показательном процессе против производителя опасных медикаментов. В ближайшие три месяца мне предстоит разобрать эту бумажную гору, чтобы найти слабые места.

Марка вынул из кармана маленький конверт и положил его на письменный стол.

— Вот часть загадки, переданной семьей Лафайет своим потомкам. Как наследница Аршамбо, вы владеете другим элементом. Соединив их, я, возможно, смогу узнать, почему убили моего друга.

Мадемуазель Аршамбо прочитала то, что дал ей Марка. Ее лицо стало хмурым, и она усталым голосом произнесла:

— Мне очень жаль, но я ничего не понимаю. Ваш погибший друг звонил мне, и я ему рассказала все, что мне известно. Разбирая документы отца после его смерти, я нашла письмо, которое было адресовано лично мне…

— Да…

Она показала ему лист бумаги сливового цвета, на котором были написаны две строки. Марка внимательно прочел их.

Сверкающий шотландец, 33. 1886 год. Сеневьер.

Марка повертел бумагу в руках. На первый взгляд, два первых слова указывали на Шотландский устав. Первая цифра, скорее всего, означала тридцать третий масонский градус. А вот последняя… 1886 год, та же дата, что и на шпаге Лафайета. Речь могла идти о дате возведения в градус. Или о чем-то другом… А Сеневьер — это, несомненно, одна из фамилий четырех семей.

— Ваш отец говорил вам что-либо об этих записях?

— Он намекнул на них только один раз. В день, когда составил завещание.

— Что он вам сказал?

— Не доверять людям, которые будут спрашивать меня о них, дорогой мсье.

Антуану надоел ее высокомерный тон.

— Послушайте, у меня нет времени играть в загадки. Из-за этой чертовой истории умер человек. Скажите мне все, что вам известно.

Внезапно ей стало не по себе. Она отвела взгляд.

— Мне все осточертело. И мне нечего больше вам рассказать. Я предупреждала, что все это напрасно, — сказала она, вставая.

Марка с раздражением вздохнул, но остался сидеть.

— Могу ли я хотя бы переписать послание?

— Пожалуйста, — согласилась она ледяным тоном. — Но побыстрее, у меня много работы.

Комиссар не сказал ни слова. Разговор был окончен. Он нацарапал две строчки в своем блокноте и встал. У него возникло неприятное ощущение, что его выставили за дверь, словно грубияна. Он остался один в Нью-Йорке, с запиской, которая ничего нового ему не сообщала.

— Я вернулся к исходному положению, — пробормотал он.

Она вежливо попрощалась с ним.

— Счастливого возвращения домой, мсье Марка.

Он собирался ответить, но она уже шла назад в свой кабинет. Ему оставалось только вызвать лифт.

Джоан Аршамбо открыла дверь кабинета, расположенного рядом с ее собственным. Она вошла в комнату, в которую через жалюзи струился мягкий свет. В черном кожаном кресле сидел мужчина. Он курил сигарету, выпуская постепенно исчезавшие кольца дыма.

— Браво, Джоан. Ты просто великолепна. Холоднее айсберга. Я слышал, но, к сожалению, не видел, — сказал он, размахивая наушником.

— А теперь?

— А теперь… Что я буду делать все это время, которое станет моей жизнью…

— Что это означает?

— Ничего. Старая песенка одного французского певца, давно отправившегося на Вечный Восток.

Он покрутил головой и плечами, скривившись от боли.

— Я теряю форму. Девица из гостиницы здорово меня помяла.

Он встал, подошел к окну и скрестил руки на груди. Джоан Аршамбо подошла к нему.

— Он на верном пути.

— Тем лучше. Ничего не делать. Заставлять делать других.

— Не понимаю. Ты должен был дать мне недостающий элемент — твой.

— Нет. Он стал бы подозревать. А потом, я уверен, что в прошлый раз, в кинотеатре, он мне не все сказал. Это он будет складывать кубики головоломки. И ты ему поможешь.

Она ничего не ответила. Ее руки судорожно впились в края пиджака. Он повернулся.

— Действуем по плану, как и предусмотрено. Впрочем…

Он взял ее за подбородок.

— Разве мы не соединились много веков назад?

72

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

На лестнице раздался звук шагов. Размеренных и тяжелых. Улыбка на лице лекаря мгновенно превратилась в боязливую гримасу. Он с тревогой посмотрел на начальника стражи, словно искал поддержки. Ги де Парей даже не попытался его успокоить. Побледневший, он вслушивался в звуки приближающихся шагов, не отводя глаз от входной двери.

Мужчина с грохотом распахнул дверь. Пожилой, высокого роста, с пронизывающим взглядом, бородатый, в наряде придворного. Фламель сразу же узнал Бернара де Ренака, хранителя печатей короля, одного из самых могущественных сеньоров Франции. Проклятая душа доброго короля Иоанна. Он сел на скамью, стоявшую возле стены.

Ги де Парей отвесил точно рассчитанный почтительный поклон. Робер Аркур склонил голову. Он порой встречал сеньора при дворе короля и боялся его до смерти. Доктор не понимал, почему король держит при себе столь жестокого человека. Однажды тот стал его пациентом, и Аркур видел, как он, обнаженный, корчился от боли из-за несварения желудка и взывал, словно ребенок, к лекарю.

Сеньор мрачно посмотрел на трех мужчин.

— Я буду краток. Где книга?

— Какая книга? — спросил лекарь, на которого самодовольство сеньора не произвело ни малейшего впечатления. — Здесь только труп.

Хранитель печатей бросил быстрый взгляд на Аркура, затем посмотрел в окно.

— Что на улице? — спросил он.

— Перегорожена с обеих сторон, как и вход в дом, — ответил Парей.

— Хорошо. Спускайтесь и скажите своим солдатам, чтобы они расходились. Мы больше не нуждаемся ни в них, ни в вас. Скажите также Фёбла, начальнику моего отряда, чтобы его люди сменили их.

— Но… я представляю правосудие короля! — задыхаясь, вымолвил Парей.

— Хватит. Еще одно слово, и вы станете начальником полиции виселицы Монфокона.

Парей скорчил недовольную физиономию и вышел со сжатыми челюстями, словно ему нанесли оскорбление в публичном месте. Ренак обернулся к Аркуру.

— Вы производили вскрытие палача… Что вы обнаружили?

Лекарь короля прочистил горло.

— Я осмотрел только лицо. Именно здесь следует искать причину смерти. Палача лишили зрения: ему выкололи оба глаза. И на месте…

— Вы нашли ртуть и серу, я знаю. Причем я узнал об этом задолго до вас.

Аркур чуть не задохнулся. Аристократ на корню уничтожал любую инициативу.

— Нет никакой необходимости говорить или спрашивать, мессир лекарь. Извольте сесть. Как и мэтр Фламель, наш переписчик.

Фламель, дрожавший всем телом, поднялся со стула. Дворянин, гладивший свою окладистую бороду, притворился, что его терзают сомнения.

— Почему вы так волнуетесь, мэтр Фламель? Какая вам разница, узнал ли я ваше имя сегодня или в какой-нибудь другой день?

Положив обе руки на свой рабочий стол, Фламель пытался овладеть собой.

— Соблаговолите простить меня, но я удивлен. На какое-то мгновение я подумал…

— Что мы знакомы? — небрежно бросил сеньор. — Ну разумеется, мы знакомы.

Никола почувствовал, как у него задрожали коленки, а Бернар де Ренак продолжал своим шипящим голосом:

— И если мы знакомы, то только потому… Потому что мы стоим у самых истоков всего.

73

Швейцария, кантон Берн, наши дни

Голубой гребень вырисовывался на ослепительно синем швейцарском небе. Голландский архитектор спроектировал дом в честь Ллойда Райта.[15] Здание, казалось, все состояло из прямых углов, не говоря уже об обширной платформе, поддерживающей сооружение со стороны холма. Владелец, страстный кинолюбитель, пожелал иметь точную копию дома, в котором жил Джеймс Мейсон, недалеко от горы Рашмор, воспетой Хичкоком в фильме «К северу через северо-запад».

Солнечные лучи лились в широкие оконные проемы просторной гостиной. Однако они проникали только в первую треть комнаты. Уловка архитектора, позволившая жильцам наслаждаться светом и при этом не страдать от почти невыносимой жары, установившейся в конце этой весны.

Эдмон Канселье приканчивал порцию морского языка, приготовленного в меньё,[16] аккуратно складывая кости на края прямоугольной тарелки. Он редко приезжал, чтобы побеседовать с основателем группы «Аврора», но каждый раз с наслаждением вкушал блюда, приготовленные личным поваром хозяина дома.

Вокруг большого стола, покрытого золотисто-желтой скатертью, сидели шестеро мужчин в темных костюмах и две женщины в строгих пиджаках. Они тоже заканчивали трапезу. Все они, как и Канселье, члены группы «Аврора», сразу же откликнулись на приглашение ее основателя.

Хозяин дома медленно потягивал сливки. Никто никогда не видел его пьющим спиртные напитки или курящим. Канселье, большой любитель гаванских сигар, уже давно перестал этому удивляться. Он украдкой наблюдал за хозяином. Тому было лет шестьдесят или чуть больше, но его волосы по-прежнему оставались черными, и лишь на бороду словно упало несколько крупинок соли. Канселье подозревал, что тот красится. Кокетство, обычное для мужчин такого возраста. Изогнутые брови делали его взгляд суровым или лукавым в зависимости от выражения лица. Но всех тех, кто впервые видел Андреа Консюржанса, поражал цвет его глубоко посаженных глаз. Они были зелеными, как два шлифованных изумруда.

Как и многие, Канселье был очарован этим человеком с врожденной харизмой, который взял за правило оставаться вдали от мирской суеты. Несколькими десятилетиями ранее Андреа Консюржанс, швейцарский негоциант, пользующийся уважением на биржах Швейцарии, создал группу «Аврора», и Канселье еще не приходилось жалеть, что он стал ее членом. С тех пор он в пять раз увеличил свои личные запасы золота — благодаря обмену информацией между тщательно отобранными членами группы. Это был своеобразный золотой клуб, где каждый брал на себя обязательства предоставлять другим точные и весьма ценные сведения. Андреа Консюржанс и его сотрудники собирали и распространяли информацию по сети. Канселье полагал, что в состав группы «Аврора» входит не более двадцати членов, рассеянных по всему миру. Все они были одержимы одной и той же страстью: страстью к драгоценному металлу.

После семилетнего испытательного срока Эдмон Канселье, как и остальные члены сообщества, узнал, что «Аврора» не просто следила за состоянием дел на рынке, но и активно вмешивалась, чтобы предотвратить дестабилизацию и поддержать курс. Это была деятельность на грани законности, напоминавшая работу картелей. Члены группы соблюдали строгую дисциплину и не разглашали информацию. Во вселенной золота лишь немногие догадывались о существовании «Авроры». Даже могущественный Всемирный золотой совет не доверял слухам о существовании этой влиятельной группировки. В своих действиях — когда возникала необходимость скорректировать курс — «Аврора» опиралась только на личные фонды своих членов. Более того, поскольку всегда был риск стать объектом интереса сомнительных личностей, группа создала небольшую информационную структуру, состоящую из профессионалов в области безопасности, которые устремлялись в любой уголок мира, если акционерам приходилось вести переговоры на деликатные темы, особенно в нестабильных районах. Но при каждом вмешательстве требовалось, чтобы решение одобрило большинство членов. Это было нужно для того, чтобы избежать нежелательных побочных последствий. Данную процедуру разработал и ввел в действие сам Андреа Консюржанс.

Разговоры стихли. Консюржанс взял слово.

— Мсье, мадам, все вы получили отчет о результатах анализов, предоставленный присутствующим здесь нашим другом из Парижа. Лично я не разделяю выдвинутой гипотезы… Увы! Если бы я мог превратиться в алхимика, я на несколько часов стал бы счастливейшим из людей.

Раздались сдержанные смешки. Но представитель Парижа оставался невозмутимым. Андреа Консюржанс продолжал:

— Тем не менее необходимо проявлять осторожность. Я взял на себя инициативу и отправил агента, чтобы вести наблюдение. В настоящее время агент находится в Нью-Йорке. Учитывая потенциальное значение этой информации, я предлагаю начать операцию ДБР, чтобы получить более четкое представление об этой истории и иметь возможность проявить больше… гибкости в… хм… юридическом плане. Как и при принятии любого другого решения подобного рода, необходимо провести голосование. Наши друзья, которые не смогли приехать, прислали мне свои резолюции. Семь голосов за и пять голосов против.

— Можно мне сказать? — спросил лысый мужчина небольшого роста.

— Разумеется. Мнение Цюрихской биржи всегда ценится.

— Теоретически, в научном плане, основная идея алхимии, то есть преобразование свинца в золото, имеет право на существование. Надо просто удалить определенное число протонов и нейтронов, и дело в шляпе. Проблема заключается в том, что современные технологии не позволяют осуществить подобную операцию, не затратив огромного количества энергии. Иначе говоря, ускоритель частиц последнего поколения должен беспрерывно работать в течение нескольких месяцев.

Канселье кивнул головой в знак согласия. Он прочитал все работы, опубликованные на эту тему. Сидевший в конце стола мужчина поднял руку.

— Если говорить откровенно, это напоминает мираж или мистификацию, — сказал он. — Незачем мобилизовать ДБР. Я голосую против. Я не понимаю, почему из-за подобной чепухи нужно было срочно назначать встречу. Алхимия не имеет ничего общего с наукой. Если я…

— Я еще не закончил, — высокомерно прервал его лысый мужчина. — Нет оснований утверждать, что не существует иного способа, который мог быть найден алхимиками и объяснение которому в один прекрасный день даст наука. Результаты анализов поступили из лаборатории, работающей на французскую полицию и пользующейся всеобщим доверием. Я рационалист, но полагаю, что нам не хватает дополнительных элементов, чтобы разгадать эту загадку.

Сотрапезники обменялись смущенными взглядами. Андреа Консюржанс постучал золотой ложечкой по стакану.

— Не стану скрывать, это дело крайне заинтриговало меня. Сейчас у нас относительное затишье и мы располагаем компетентным персоналом. Так давайте воспользуемся ситуацией. Предлагаю голосовать поднятием рук. Кто против мобилизации ДБР?

После нескольких секунд колебаний пять человек подняли руки. Канселье прибавил их в уме к уже полученным Андреа голосам. Получалось поровну: десять голосов «против», десять голосов «за». Теперь все зависело от основателя «Авроры», который был двадцать первым членом.

Хозяин дома встал, оперся руками о стол и посмотрел на присутствующих. Его взгляд так и впился в гостей.

— Я голосую «за». Это составляет в сумме одиннадцать голосов, то есть большинство. Принято решение о мобилизации ДБР. Я вам предоставлю сведения об деталях, которые будут обнаружены в ближайшие дни.

— А как будет называться операция, дорогой Андреа? — спросил Эдмон Канселье.

— «Химера». Просвещенные умы всегда считали алхимию высочайшей иллюзией… Операция «Химера». Мне это кажется вполне уместным.

74

Нью-Йорк, наши дни

Перед ним пронеслась группа спортсменов, но Марка не обратил на них ни малейшего внимания. Сидя на скамье в Центральном парке рядом со старой дамой, которая вязала, время от времени бросая на него косые взгляды, он пытался подвести итоги неудачной встречи с Джоан Аршамбо. Она, безусловно, от него что-то скрывала, но он не мог понять, что именно. Он вонзил зубы в хот-дог, обильно политый горчицей. Комиссар находился в Нью-Йорке не более суток, а уже устал от всего этого.

Марка вытер рот уголком одноразовой салфетки, которую ему дали вместе с хот-догом, и сделал глоток содовой воды оранжевого цвета.

Затем он развернул лист бумаги, на который переписал фразы из загадки семьи Аршамбо.

Сверкающий шотландец, 33. 1886 год. Сеневьер.

Он вспомнил загадку, выгравированную на шпаге Лафайета.

Нью-Йорк, там, где логово братьев,

Древним взглядом освобождает центр.

Марка пытался понять смысл, но у него ничего не получалось. Он вздохнул и спросил себя, не следует ли забронировать билет на ближайший рейс до Парижа.

Зазвонил его мобильный телефон.

— Мсье Марка, это Джоан.

— Да, — сухо откликнулся он.

— Я… Я кое-что вспомнила. Но не знаю, поможет ли это вам. Как я вам уже говорила, мой отец был франкмасоном. Однажды он мне рассказал о том, что происходит в их ложе. Меня это совершенно не интересовало, но, как мне кажется, одна из самых старых лож в городе называлась «Сверкающий шотландец».

Антуан почувствовал, как его сердце лихорадочно забилось. Он резко вскочил, не думая о грязной салфетке, которая упала на землю под неодобрительным взглядом старой дамы.

— Спасибо! Я попытаюсь найти журнал регистрации лож. Я не знаю, где находится резиденция масонского послушания. А вы?

— Знаю. Она расположена на Двадцать третьей улице. Это здание многим хорошо известно. Там есть конференц-центр и центр медицинских исследований. Когда я была подростком, ложа моего отца находилась там… — В голосе Джоан Аршамбо прозвучала нерешительность. — Можно я пойду с вами?

Марка тянул время.

— Не знаю. Вы должны меня понять. Я попытаюсь добиться встречи, приведя в качестве аргумента свою принадлежность к масонству. Если вы пойдете со мной, это окажется труднее.

— Послушайте, у меня всегда были сложные отношения с отцом. Мы не часто разговаривали по душам. Он умер пять лет назад. Я думаю, что, возможно, мне стоит попытаться понять, кем он был.

Прижав к уху мобильный телефон, Антуан, взглядом искавший такси, ответил не сразу. Джоан настаивала:

— Если вы хотите, я подожду вас у выхода. Но раз вы действительно не желаете меня видеть…

Он понял, что если откажется, она доставит ему уйму неприятностей. В конце концов, она имела право знать о семейной тайне. Причем прав на это у нее было гораздо больше, чем у него.

— Хорошо. Если я добьюсь встречи, я позвоню вам и сообщу день и час.

— Спасибо.

Он закрыл телефон, по-прежнему не доверяя ей. Перемена ее настроения указывала по крайней мере на то, что заранее она ничего не планировала. Он покачал головой. Скоро многое должно проясниться.

Убийца надел пальто, глядя, как Джоан кладет телефон на письменный стол.

— Прекрасно. Посмотрим, сумеет ли он найти ложу «Сверкающий шотландец». Я поступил правильно, сохранив ему в Париже жизнь.

— Ты пугаешь меня. Ты зашел слишком далеко, уничтожив этих несчастных. Мы так не договаривались. Я начинаю думать, что эмоции берут верх над твоим разумом.

Она не успела увернуться от пощечины. Он с презрением посмотрел на нее.

— Никогда не говори со мной в таком тоне. Ты прекрасно знаешь, чем мне обязана. И чтобы я больше никогда не слышал подобных комментариев. Тебе все ясно? Я брат по крови.

— Да-а, — пролепетала она.

— Хорошо. Как только он тебе позвонит, ты пойдешь туда и будешь ждать его возле храма. А у меня есть еще несколько обязательств.

Не дожидаясь ее ответа, он захлопнул дверь кабинета.

На Двадцать третьей улице находилось огромное здание «Великой ложи Нью-Йорка». В Соединенных Штатах франкмасонству не чинили никаких препятствий. Во всех крупных городах франкмасоны владели храмами, сверкавшими неоновыми вывесками, порой весьма кричащими. Ничего общего с европейскими ложами, культивирующими осмотрительную скромность. Войдя в здание, француз буквально остолбенел, глядя на роскошное убранство, которое неприятно поразило бы его братьев. На фотографиях, выставленных в холле, красовались удивительные залы: готические, дорические — одним словом, на любой вкус. Очевидно, бумажники американских братьев были намного толще бумажников их французских коллег.

Марка предварительно позвонил Ги Андриво, чтобы попросить замолвить за него словечко перед членами американской «Великой ложи». Через два часа с Марка связался некий Сэмюэл Кольт, секретарь-библиотекарь «Великой ложи», и предложил прийти в удобное для него время в резиденцию нью-йоркских лож. Кольту не удалось идентифицировать «Сверкающего шотландца», но он был готов предоставить в распоряжение Марка необходимые архивы.

Марка позвонил Джоан Аршамбо, чтобы сказать, что встреча назначена на следующий день. Он совсем не горел желанием связываться с ней во время расследования. Когда он вошел в здание, все нужные ему документы были подготовлены. В великолепной библиотеке шел ремонт, и ему предложили занять небольшой кабинет, где он мог спокойно работать. В кабинете над маленьким комодом висел портрет Джорджа Вашингтона в полный рост.

Библиотекарь Сэмюэл С. Кольт, сорокалетний мужчина с густыми усами, разложил на дубовом письменном столе регистрационные журналы лож и из вежливости вышел.

На обложке десяти пухлых томов в черных кожаных переплетах были нарисованы золотые треугольники, обрамлявшие глаз. Каждый том соответствовал одному году из интересовавших Марка: с 1870-го по 1880-й. В содержании были указаны названия лож, созданных в том или ином году, а также события, произошедшие в уже существовавших ложах и имевшие значение для государства в целом. Ему понадобилось больше часа, чтобы просмотреть все тома, разбирая миниатюрные буквы, написанные на пожелтевшей бумаге. «Сверкающий шотландец» нигде не упоминался.

Он отчаянно напрягал зрение, чтобы расшифровать мелкий почерк и местами стершиеся строки.

Марка ударил кулаком по столу. Это становилось невыносимым. Ложа должна была существовать! Он ничуть не сомневался, что полученные им сведения были верными, однако он явно шел по замкнутому кругу. Марка встал и налил в пластмассовый стаканчик воды из кулера, стоявшего в коридоре.

Что-то не клеилось. Почему четыре основателя указали название неизвестной нью-йоркской ложи? Или они намеренно запутывали следы? Но тогда у него не было всех необходимых ключей.

Сэмюэл Кольт вышел из своего кабинета и дружески помахал ему рукой, затем подошел ближе.

— Ты нашел то, что искал?

— Нет. «Сверкающий шотландец» был, несомненно, неофициальной ложей, нигде не зарегистрированной. Но я знаю год ее основания.

Мужчина снял небольшие очки и протер стекла бархоткой, извлеченной из кармана.

— Как называется ложа? Повтори, пожалуйста.

— «Сверкающий шотландец». Ее название мы вычитали в одном из регистрационных журналов Франции, и оно пробудило во мне любопытство, — соврал Марка.

— Возможно, под этим названием скрывается другая ложа. Своего рода псевдоним. В те времена такое часто случалось в Нью-Йорке. Может, тебе еще что-то известно об этой ложе?

— Да, цифра тридцать три. Предполагаю, что это тридцать третий градус.

Секретарь сел за стол, взял лист бумаги и написал название ложи прописными буквами. Сверкающий шотландец, 33.

— Нет, это не вяжется с официальными порядками наших храмов. В Нью-Йорке есть ложа под названием «Шотландская долина», в которую входят такие знаменитости, как Сесил Б. де Милл и другие звезды кино, но она никак не связана с цифрой тридцать три. Всем нашим ложам в Соединенных Штатах присвоен номер. Значит, нужно искать по номеру. Я, например, посещаю ложу «Братьев Союза 301 Нью-Джерси». Там она и находится. Есть только один путь. Надо вновь просмотреть все тома и выписать ложи с этой цифрой.

Антуан вздохнул. У него болели глаза. И все же он открыл девятый регистрационный журнал, следуя примеру Сэмюэла Кольта. Через час мужчинам удалось разыскать девять названий лож.

«Полярная звезда 33»

«Святой Иоанн 33»

«Сын Света 33»

«Золотой Клевер 33»

«Канделябр с семью подсвечниками 33»

«Айвенго 33»

«Звездный Луксор 33»

«Дети Вашингтона 33»

«Волынка Свободы 33»

Марка потянулся всем телом. Перед глазами расстилался туман, а виски начинали болеть. Сэмюэл Кольт заложил руки за голову и принялся раскачиваться на стуле.

Комиссар взял список и указал на последнее название.

— «Волынка Свободы», верно? Один из символов Шотландии.

Усач пребывал в сомнении.

— Слишком просто. Да и год не сходится. Эта ложа возникла позднее, в 1890 году, то есть через четыре года. — Он нахмурил брови и воскликнул: — Ну конечно! Клянусь кровью! Это же бросается в глаза. Вот она. — И он показал на шестое название.

«Айвенго 33».

— Но почему? — удивился Антуан.

— «Рыцарь в золотых доспехах, или Айвенго», роман, написанный братом Вальтером Скоттом, певцом Шотландии. В те времена этот роман был бестселлером, а его автор прошел ритуал посвящения в Эдинбурге, в ложе Святого Давида. Скотт стоит у истоков всех современных шотландских традиций. В Соединенных Штатах есть множество лож, которые называются «Айвенго» в память о прямоте и бесстрашии этого рыцаря. Но в Нью-Йорке имеется только одна ложа с номером 33.

Он взял соответствующий том, перелистал десяток страниц и остановил палец посредине главы, посвященной ноябрю.

«Айвенго». Адрес в Нью-Йорке: Гарлем.

— Так, посмотрим. Здесь написано, что эта ложа входила в весьма уважаемый храм, который часто посещали, судя по спискам присутствовавших на собраниях. Она располагалась в Гарлеме, но, похоже, была создана в тот период, когда в этом квартале жили представители белой буржуазии.

— Белый Гарлем? Вот так новость!

Секретарь вновь протер стекла очков.

— Да-да, Гарлем был фешенебельным кварталом, который пользовался большой популярностью у белых в XIX веке. Впоследствии он стал прибежищем для нескольких волн иммигрантов — немцев, ирландцев, евреев. Там процветала торговля, создавались могущественные церкви и… ложи. И только гораздо позже, в самом начале XX века, в Гарлеме обосновались негры, бежавшие с Юга. Поэтому вполне естественно, что в 1870–1900 годах там действовали масонские храмы.

— Ты думаешь, что ложа по-прежнему существует? Мне хотелось бы поехать туда и продолжить поиски.

— Я сейчас скажу тебе.

Кольт повернулся к компьютеру, набрал название ложи и тут же нахмурил брови.

— Она прекратила свою деятельность в 1904 году, вероятно, в момент исхода белых. На какое-то время в ее храме обосновались братья из ложи «Принс Холл», затем здание было продано, несомненно, торговцу недвижимостью.

— Братья ложи «Принс Холл»? — переспросил Марка.

— Принс Холл был первым черным франкмасоном в Соединенных Штатах, посвященным в 1775 году. Пастор методистской церкви, который впоследствии основал «Великую африканскую ложу», чтобы туда могли вступать негры, которых не допускали в белые ложи. Он был великим магистром, а его движение, которое вначале ограничивалось лишь Гарлемом, превратилось в могущественное масонское течение как в Америке, так и во всем мире. Кстати, Луи Армстронг и Каунт Бейси были членами ложи «Принс Холл», а брат Дюк Эллингтон[17] усердно посещал одну из лож этого течения.

Антуан улыбнулся.

— Все профаны знают, что Моцарт был масоном, но мало кому известно, что масонами были и основатели джаза… Но все это не говорит мне о том, что же случилось с помещениями храма. Я запишу адрес и съезжу туда.

Сэмюэл Кольт немного растерялся.

— Не советую этого делать. Судя по номеру улицы, это самое паршивое место Гарлема. Настоящий разбойничий вертеп.

Комиссар быстро записал координаты в блокнот.

— По правде говоря, боюсь, что у меня нет выбора.

— Тогда запиши номер телефона одного из братьев «Принс Холл». Он, как и ты, полицейский. Предупреди его о своем посещении Гарлема.

Он записал фамилию на клочке бумаги, который Марка торопливо сунул в карман.

— Спасибо за помощь. Когда ты приедешь во Францию, будешь моим почетным гостем. Последний вопрос. Твоя фамилия имеет какое-либо отношение к знаменитым пистолетам из вестернов?

Усач сделал вид, будто нажимает указательным пальцем на курок.

— Да. Основатель оружейной фирмы Кольт был одним из моих прапрапрадедов. Он подарил мне фамилию, но я вовсе не горжусь этим. Я не разделяю его страсти к огнестрельному оружию.

Антуан пожал ему руку. Секретарь добавил:

— И все же у меня есть нечто общее с моим предком. Он тоже был франкмасоном.

Выйдя на улицу, Марка увидел, что солнце быстро садится на другой стороне Манхэттена. Он на мгновение заколебался, затем принял решение. Он отправится сегодня вечером в Гарлем, чтобы отыскать там следы ложи «Айвенго».

Возможно, вот уже более столетия существовал еще один элемент головоломки, за которым охотился убийца.

75

Швейцария, кантон Берн, наши дни

После ужина члены группы «Аврора» не стали задерживаться, боясь опоздать на свои самолеты. Остался только Эдмон Канселье, чтобы продолжить разговор с создателем группы. Мужчины пили кофе на террасе.

— Голосование прошло с незначительным перевесом, — угрюмо сказал француз. — Я считаю, что представитель Лондона чуть все не провалил.

Андреа Консюржанс вытянул губы, чтобы сделать глоток напитка, от которого шел пар.

— Не будьте наивным, Эдмон. Неужели вы верите, что результаты голосования могли оказаться отрицательными?

— Не понимаю?..

— Я заранее связался с некоторыми из наших друзей, чтобы убедить их отдать мне свои голоса. Одним словом, мне это стоило нескольких маленьких слитков. Разве вас не ошеломил неожиданный интерес Цюриха к ускорителям частиц?

Француз раскрыл рот от удивления.

— Коррупция?.. Я думал, что «Аврора» не позволяет себе прибегать к подобной практике.

Лучи солнца били прямо в зеленые глаза Андреа, но он даже не моргал.

— Успокойтесь, мой дорогой. Речь идет о незначительном нарушении правил, но лишь для того, чтобы преодолеть узость мышления некоторых наших членов. Меня беспокоит ваш… фамильный образец. По правде говоря, он навевает мне воспоминания.

Эдмон Канселье посмотрел на часы. У него еще оставалось время до отлета самолета.

— Вы сказали «воспоминания»?

— Да, о другой эпохе. Эпохе, когда алхимиков, несмотря на угрозы и анафемы, считали выдающимися учеными, когда никто не сомневался в их искусстве.

— И все же многие из них закончили свои дни в изгнании, тюрьмах, не говоря уже…

— О костре? — Андреа поставил чашку. — Да, такое иногда случалось. Вы слышали о неком Исааке Бенсераде?

Канселье удивленно взглянул на своего собеседника.

— Никогда! Судя по фамилии, он был еврей?

— Да. Его казнили в Париже в 1355 году как алхимика.

— В тот самый год, когда Фламель отправился в паломничество. Несомненно, совпадение!

— Да, несомненно, случайность, — ответил Андреа. — Но я вас задерживаю, ударившись в воспоминания. Полагаю, вы хотите меня о чем-то спросить?

— Вы знаете, кто ведет наблюдение?

— Разумеется. Бывший американский офицер Уинтроп. Идеальная кандидатура для таких поручений. Скромный профессионал. Все сложилось удачно. Он был во Флориде и собирался лететь в Париж, но я направил его непосредственно в Нью-Йорк. Судя по последнему отчету, который я получил перед ужином, он сел на хвост нашему человеку. Этот мсье Марка встретился с адвокатессой, затем направился в библиотеку крупной масонской ложи Нью-Йорка. Вас это не удивляет?

Канселье нахмурился. Значит, Консюржанс знал о его принадлежности к масонству. Кроме того, он предпочел бы агента-европейца. Он не любил американцев за их наглость. И уж совсем не мог терпеть военных. Консюржанс догадался, о чем он думает.

— Я ручаюсь за него. Забудьте о своих предрассудках, дорогой.

Мужчина с зелеными глазами встал и проводил француза в вестибюль. Канселье вежливо простился с хозяином дома и направился к серому «лексусу», ожидавшему его у крыльца.

Он в последний раз помахал рукой основателю «Авроры», сел на черное кожаное сиденье и приказал шоферу трогаться с места. Он не мог избавиться от неприятного осадка, оставшегося после разговора. Консюржанс впервые признался, что отступил от правил, разработанных им самим. Канселье это не понравилось. Вся деятельность «Авроры» основывалась на доверии.

Мощный автомобиль спускался по извилистой дороге. И только внизу холма он понял, что не давало ему покоя. Если швейцарец жульничал, принижая значение своего поступка, и не испытывал ни малейших угрызений совести, это означало только одно.

Он лгал не впервые.

76

Париж, церковь Святого Иакова на улице Святого Иакова, 21 марта 1355 года

Дама Пернель вошла в приходскую церковь через маленькую дверь — боковой вход, самый незаметный, которым прихожане пользовались, посещая ежедневную мессу. Большие врата с фигурами в стиле пламенеющей готики открывались лишь по церковным праздникам, когда собирался весь квартал, чтобы отпраздновать Рождество или Воскресение Господне. Тогда все с шумом входили в церковь под оглушительный перезвон колоколов. Это были дни всеобщей радости, когда яркий свет заливал старую церковь. Но сегодня, в это весеннее воскресенье, дама Пернель пришла сюда вовсе не за светом. Она нуждалась во мраке сводов и анонимности потемок.

Едва переступив порог, он бросила осторожный взгляд в сторону галереи, чтобы убедиться, не забылся ли там какой-нибудь прихожанин в молитве. Конечно, в такой час это было маловероятно, но она не могла допустить, чтобы ее узнали. Она прекрасно понимала, что выражение ее лица сильно изменилось.

Она осторожно проскользнула к кропильнице, опустила руку в ледяную воду и перекрестилась. Ей не хватало слов, чтобы помолиться. Но в любом случае, о чем она могла просить Бога? После убийства палача вера покинула ее. Она не понимала, что случилось в ее такой спокойной, такой размеренной жизни. Ей также не удавалось постичь истинную сущность мужа. Днем уважаемый переписчик, а ночью — усердный читатель проклятых книг.

Она даже не помнила, как сумела выбраться из подвала. Ее память сохранила только то, что она оказалась в большой комнате с окровавленными руками. А книга…

Она яростно запахнула накидку. А книга… Она знала, что нужно сделать. Она спасет мужа. Но в первую очередь — саму себя.

Колокольный звон заставил ее вздрогнуть. Она прислонилась к стене и окинула взглядом сводчатую дверь, которая вела на хоры. Именно через эту дверь входили священники, чтобы отслужить мессу или принять исповедь. Но затем они спускались по каменной лестнице, на которой обычно гулко раздавались их шаги. Дама Пернель прислушалась. Ничего. Теперь оставалось обследовать боковые часовни, прилегавшие к нефу. В основном это были частные молельни, в которых богатые горожане квартала воспевали хвалу своему небесному святому покровителю. Порой некоторые из них удостаивались чести быть похороненными там под обыкновенной каменной плитой. Для одних это служило истинным доказательством набожности, для других — пропуском в мир иной. Для дамы Пернель это была мечта, которую она лелеяла в течение нескольких лет. В глубине церкви она даже наметила старую часовню с растрескавшимся полом, где, если того пожелает Господь, она могла бы уснуть вечным сном рядом с супругом.

При мерцающих отблесках пламени свечей она шла, считая часовни, расположенные справа от нее. Вдруг в одной из них она услышала голоса. За решеткой два коленопреклоненных человека тихо разговаривали. Бросившись в тень от стены, она принялась лихорадочно искать выход из положения. Чтобы добраться до освященного места в глубине церкви, дама Пернель непременно должна была пройти мимо этих верующих.

Слишком велика была опасность, что они могут обернуться. Лучше было подождать, пока они закончат молиться. Но незнакомцы не молились. Напротив, они вели жаркий спор.

Дама Пернель подошла ближе. Теперь она различала статую святого, возвышавшуюся в часовне. Святой Антоний. Она улыбнулась. Теперь она знала, кто был там: братья Бартолеи, итальянцы по происхождению, ростовщики, дававшие в долг деньги и игравшие на курсе золота. Их ремесло было таким опасным, что они истово поклонялись святому Антонию, который, как гласила легенда, покровительствовал ворам и мошенникам.

— Я уже говорил тебе и повторяю, что придут англичане!

— Я уже говорил тебе и повторяю, что это россказни крестьян. Как только они видят шайку разбойников в касках и с пиками, они устремляются в город и кричат, что на них напали англичане.

— Это серьезные свидетельства. Я получил их от прево Нофля. Он видел, как собираются войска. И он приехал, чтобы забрать свои средства.

— Он наверняка нуждается в деньгах для какого-нибудь любовного приключения.

— Он забрал все свои активы и так спешно покинул город, будто за ним гнались черти. И я думаю, что нам стоит последовать его примеру.

Воцарилось молчание. Казалось, братьям потребовалось время, чтобы осознать всю важность полученных сведений. Дама Пернель слушала их, нисколько не беспокоясь. Вот уже несколько недель ходили разговоры о неизбежном нападении англичан, передовые отряды которых, как говорили, бродили по деревням. Все эти слухи совершенно не волновали ее, в отличие от братьев Бартолеи. У нее не было золота, и ей нечего было прятать. Вытащить мужа из передряги, в которую он попал, — вот что имело для нее значение. И действовать следовало быстро.

Ей непременно нужно было попасть в часовню. Возможно, она сумеет срезать путь, пройдя по хорам, прямо напротив алтаря. Это было самое заметное место в церкви, но если никто из прихожан не войдет, ей удастся пробраться незамеченной… Она сделала шаг вправо. Но пол, истершийся за несколько столетий, был неровным. Она споткнулась о выступавшую плитку, вытянула руки, пытаясь сохранить равновесие, но задела светильник, упавший на землю.

В часовне Святого Антония возникла паника. Братья, которые думали, что они одни в церкви, помчались вдоль нефа, ругаясь и крича, словно их преследовали демоны. Шум донесся до ризницы. Приходской священник стремительно спускался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Дама Пернель заметалась по церкви и оказалась в самой ее середине. Объятая ужасом, она обернулась. Прямо перед ней находился алтарь. На освященном камне она заметила серебряный фермуар. Не раздумывая, она сняла накидку, вытащила окровавленную книгу, найденную в подвале, и бросилась к фермуару, в котором лежала Библия. Резким движением она расстегнула аграф и заменила книгу.

Нечестивое произведение, принадлежавшее ее мужу, легло на место священной книги. Она сунула Библию под накидку и стремительно выбежала из церкви, словно от этого зависела ее жизнь.

Священник окинул взглядом церковь. Ни шума, ни демонов. Просто упал светильник. Он поднял его. Снова собаки, проникшие внутрь через открытую маленькую дверь. Такое случалось и раньше. Надо будет сказать об этом в одной из проповедей.

Направляясь в ризницу, он вспомнил, что в спешке забыл возблагодарить Господа.

— Боже всемогущий, прости меня за небрежность и прими мою молитву.

Священник опустился на колени перед алтарем, посмотрел на серебряный фермуар, освещаемый двумя длинными свечами, и простерся ниц перед священной книгой.

77

Нью-Йорк, Гарлем, наши дни

Он вышел из такси с неприятным чувством. На Нью-Йорк опустились сумерки, но об этой части Манхэттена можно было сказать, что тьма въелась в шероховатые камни. Вдали, на юге, виднелись золотистые отблески небоскребов. Здесь же первым, что бросалось в глаза, были стигматы нищеты и абсолютной разрухи. Контраст с южными кварталами оказался разительным. Он больше не находился в той же процветающей стране, на том самом континенте. Редкие прохожие, все чернокожие, пробирались, словно тени, по пустынной улице.

Воспоминания Марка не имели ничего общего с окружавшим его унылым пейзажем. Он только один раз приезжал в этот квартал, чтобы послушать Джеймса Брауна в легендарном театре «Аполло» на Сто двадцать пятой улице. Вечерний поход в черный квартал вместе с приятелями в 1980-х годах… Он помнил радостную толпу, окружавшую этот храм негритянской культуры. На этот раз он был один на враждебной ему территории.

Он посветил на план маленьким карманным фонариком, купленным на развале возле гостиницы. Храм или то, что от него осталось, находился в трех кварталах, занимавших на плане всего несколько сантиметров, но на самом деле почти в километре ходьбы. Марка застегнул черную полотняную куртку на «молнию» и быстро зашагал в направлении дома, отмеченного на плане. Он мог бы подождать до завтрашнего дня, но любопытство оказалось сильнее. Он должен был найти это место.

Вскоре он заметил человек десять негров, сидевших на тротуаре, по которому он шел. Из предосторожности он перешел на другую сторону улицы, не желая встречаться с ними, и двинулся дальше. Он свернул влево и двинулся вдоль огромного десятиэтажного здания с ветхим фасадом. Все окна были темными, кроме одного, светившегося словно чудом. Он спросил себя, каким образом в эту развалину поступает электричество. Улица же была погружена почти в кромешную тьму. На ней стояли несколько фонарей, но они не работали.

Он замедлил шаг и попытался различить номер улицы, указанный на ржавой вывеске. Ничто не соответствовало подсказкам, нарисованным на плане.

Он переоценил свое умение ориентироваться и углубился в мерзкую зону, почти точную копию квартала одного из балканских городов, разрушенных войной.

Он прошел еще метров пятьдесят до перекрестка, на этот раз освещенного, тоже, вероятно, чудом. Из левого тупика до него донеслись смешки и звуки музыки. Он осторожно приблизился и с ужасом увидел трех негров в жилетках и бейсболках, пинавших ногами пьяного нищего, который с трудом полз вдоль ржавых мусорных контейнеров, стоявших в проулке. Его мучители удвоили свои усилия. Один из них, самый старший, лет шестнадцати, поставил на землю огромный серебристый CD-приемник, который буквально выплевывал яростный рэп, немного смягченный вариациями на тему Седьмой симфонии Бетховена. Удары башмаков с железными набойками по телу несчастного наносились в соответствии с музыкальным ритмом.

Эти три типа вместе весили не меньше полутонны, не считая массивных стальных цепей, болтавшихся у них на шеях.

Нищий продолжал ползти. Его мучители смеялись, видя, как он извивается от боли. Марка почувствовал себя бессильным. Он должен был вмешаться, но легко мог получить по физиономии. Однако раздумывать долго ему не пришлось. Один из хулиганов заметил его и завопил, размахивая кулаками. Двое других прекратили выбивать чечетку на куче истерзанной плоти и стали наблюдать. Марка почувствовал, как в его крови повысился уровень адреналина. Подростки что-то крикнули на незнакомом ему языке. Однако он догадался о смысле. Теперь настала его очередь стать их жертвой. Когда он бросился бежать во весь дух по противоположной стороне улицы, единственным утешением ему служило то, что он дал нищему возможность передохнуть.

Юнцы бежали сзади, метрах в тридцати. Он слышал бряцание их цепей, которые они вращали над головой. Марка ринулся в узкую улочку, загроможденную ржавыми бытовыми приборами, — настоящее кладбище холодильников, кухонных комбайнов и стиральных машин. Он чуть было не упал, споткнувшись об остов мотоцикла, затем машинально свернул вправо.

Проход ему перегораживала куча мокрых кирпичей, каждый размером с носовой платок. Он резко остановился и протиснулся в ржавую цистерну, забитую мусором. Его сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он почувствовал под ногами мелкие предметы, которые разлетались со звуком разбиваемого стекла. Использованные шприцы. Вероятно, цистерна служила прибежищем для местных наркоманов. Он попытался установить контроль над дыханием. Давление крови в шее становилось невыносимым. Он проклинал себя, что не начал тренироваться с коллегами в спортивном клубе бригады.

Вдруг Марка услышал стук башмаков по щебенке, лежавшей менее чем в двух метрах от его укрытия. Шум нарастал, затем стал стихать. Он с облегчением ждал, когда он полностью исчезнет.

«Пусть мир воцарится в наших сердцах, пусть…» Чтобы успокоиться, он начал шепотом читать старинный ритуальный стих, который наизусть знают все масоны.

Едва он произнес последние слова надежды, как заслонка цистерны открылась со скрежетом ржавого железа. Один из юнцов стоял перед ним, держа в левой руке цепь, а в правой — разбитую бутылку. Смеясь, он вертел головой во все стороны. Его красные глаза почти вылезли из орбит. Марка раньше уже видел подобный взгляд у подростков не намного старше, когда в Париже, в районе Сталинградской улицы, преследовал банду грабителей. Явный любитель кокаина. Юнец был пропитан этой дрянью до мозга костей. Находясь под действием химической субстанции, он мог его зарезать, не испытывая ни малейшего чувства вины.

Антуан знал, что есть только один выход — нападение. Он бросился на юнца, весившего по крайней мере на четырнадцать килограммов больше, чем он сам. Выбросив руку вперед, он ударил обидчика прямо в живот. У того перехватило дыхание, и он покачнулся. Когда Антуан отводил руку, негр ударил его цепью. Вскрикнув от боли, француз занял оборонительную позицию. Если дело пойдет так и дальше, он долго не продержится. Преимущество юнца заключалось в том, что он был вооружен и казался взбешенным до предела. Марка попытался вспомнить приемы кравмага, боевого искусства, разработанного израильской полицией и применявшегося в отдельных подразделениях полиции Франции. В последний момент он уклонился от цепи, промелькнувшей в двух сантиметрах от его лица. Надо было брать инициативу в свои руки. Он слегка нагнулся, напряг указательный и большой пальцы и нанес точный удар своему противнику туда, где челюсть соединяется с шеей. Колосс закричал замогильным голосом, словно из его легких вышел весь воздух, застыл на месте, посмотрел на Марка удивленным взглядом и упал.

Антуан выпрямился и осмотрелся. Двое других не замедлят прийти на помощь своему приятелю, поэтому лучше было уйти. Вымещая злобу, он ударил каблуком по кисти негра. Он понимал, что это бесполезно, вернее, подло, но, поступив так, он испытал облегчение. Его темная сторона, как сказала бы бывшая жена, которая не раз делала ему замечания по поводу жестокости, всегда готовой вспыхнуть в нем.

Он отряхнул куртку, выругался, задев по неосторожности место, куда попала цепь, и пошел, сдерживая дыхание.

Марка выбрался из тупика, погруженного во тьму, держась рукой за стену.

Когда он дошел до главной улицы, воцарилась ночь.

Марка бросился бежать.

78

Париж, дом палача, 21 марта 1355 года

— Мы стоим у самых истоков всего, — повторил Бернар де Ренак, — и мы манипулировали палачом, чтобы он нашел для нас книгу.

— Но почему он? — осмелился спросить Фламель.

Хранитель печатей посмотрел на труп рассеянным взглядом.

— На фанатиков всегда можно положиться. Он ненавидел книги. Достаточно было пустить его по следу.

— Но откуда вам известно, что ему удалось найти книгу?

Бернар де Ренак посмотрел Фламелю прямо в глаза.

— Потому что мы следили за ним. Как и вы.

Объятый ужасом переписчик поперхнулся. Бернар де Ренак чувствовал себя обязанным первым узнавать обо всех делах в королевстве.

Никто, кроме самого Бернара де Ренака, не знал, какое количество интриг, заговоров и лицемерия необходимо для того, чтобы стать хранителем печатей.

Нельзя сказать, что все придворные честолюбцы мечтали получить эту должность, но держать в своих руках правосудие и тайную полицию королевства означало иметь такую власть и подвергаться такой опасности, что все дрожали перед хранителем печатей. Это также означало, что всем, кто добивался этой должности, непременно приходилось отражать недозволенные удары, пресекать попытки нарушить сложившееся равновесие и даже способствовать исчезновению неугодных.

Продвигаясь наверх, Бернар де Ренак научился владеть своим лицом как актер, превратив его в свое лучшее оружие. И каждый раз, когда он видел результат, его захлестывала волна удовольствия.

Лекарь Аркур хранил молчание. Сидя на стуле, он смотрел на труп, к которому так неосторожно приблизился. Несомненно, он перебирал в уме все свои связи начиная с короля. Время от времени он поднимал голову и смотрел на присутствовавших самодовольным взглядом. Но иногда он опускал глаза и нервно потирал руки.

Хранитель печатей внимательно наблюдал за его реакцией. Лекарь, пусть даже королевский, отныне не представлял особого интереса. Он превратился в пешку в игре, сложный смысл которой ему никогда не понять. И обуревавшие его мысли не имели ни малейшего значения.

Гораздо интереснее был Фламель, примостившийся в уголке у окна. Он забыл о своем письменном приборе, перьях, пергаменте, похожий на дичь, попавшую в силок. На зайца, который лихорадочно ищет выход, чтобы убежать.

Бернар де Ренак погладил бороду. Он думал о том, какая буря бушует в мозгу переписчика. Безумная, беспорядочная реакция на то, что он оказался в зыбком центре дела, которое продолжало запутываться. Конечно, на первом плане события лихорадочно сменяли друг друга, но за кулисами все обретало стройную форму.

При условии, разумеется, что Фламель согласится сотрудничать. А для этого надо было действовать. Быстро и энергично. Он крикнул:

— Фёбла!

Поджарый мужчина с красным лицом покинул свой пост у дверного проема и широким шагом приблизился к хранителю печатей.

— Прикажите двум своим людям тайно вынести тело палача. Пусть они доставят его в монастырь доминиканцев и положат в одну из келий. Там прохладно. Это поможет. Внизу я видел ковер. Заверните в него тело и вынесите вместе с мебелью. Если вас будут спрашивать на улице, скажите, что это доказательства, необходимые для следствия.

Повернувшись к Фламелю, Бернар де Ренак заявил:

— Фламель, я полагаю, мы должны поговорить наедине…

Он сделал знак Фёбла, направившемуся в центр комнаты, и произнес:

— Non nobis domine sed nomine tuo.[18]

С быстротой молнии Фёбла поднес руку к поясу и вытащил кинжал.

Когда Аркур заметил это, его живот уже разверзся и кишки вывалились со странным бульканьем. Он упал в лужу крови.

Ренак подождал до тех пор, пока тело не перестало двигаться, и повернулся к Фламелю, который с ужасом смотрел на него.

— Non nobis domine sed nomine tuo, — повторил дворянин. — Мне всегда нравилось это выражение тамплиеров. Им можно все оправдать… Вы видели, мой дорогой переписчик, как этот несчастный неожиданно сошел с ума и вспорол себе живот? Я скажу нашему доброму королю, чтобы он подобрал себе другого лекаря.

Хранитель печатей погладил свою бороду.

— Вы мне расскажете о книге, дорогой Фламель?

79

Нью-Йорк, Гарлем, наши дни

Он бежал вслепую всего лишь пять минут. Неожиданно он выбрался из мрака и очутился на оживленной улице, освещенной вывесками магазинов, закрытых, разумеется, но свидетельствовавших о человеческом присутствии. Он посмотрел на табличку и с облегчением понял, что случай привел его на улицу, которую он искал.

Возле невзрачной бакалейной лавки он увидел торопливо шагавшую молодую женщину с двумя маленькими детьми. Глаза малышей уже выражали жестокость, которую он заметил у подростков, игравших в игры без правил. Едва он повернул голову, как они исчезли за углом.

Марка миновал приспущенные жалюзи музыкального магазина, судя по номеру которого он был недалеко от цели. Через двадцать метров он нашел то, что искал.

Это было роскошное здание в классическом викторианском стиле. Настоящая диковинка в этой разоренной вселенной. Резной каменный наличник замурованной главной двери свидетельствовал о былом великолепии, о прошедшей эпохе, когда в камне высекали знаки для потомков, эпохе, которую считали вечной. Весь фасад был украшен выпуклыми узорами, образовывавшими умопомрачительную ленту без начала и конца. Как и дверь, все окна тоже были замурованы. Марка вздохнул. Поскольку у него не было заступа, его поиски заканчивались здесь.

Он уже собирался уходить, когда заметил над портиком, покрытым густым слоем коричневой краски, хорошо знакомый символ. Компас и наугольник. Взволнованный, он улыбнулся. Близкий ему символ, встреченный за тысячи километров от дома, придал Антуану сил.

Рядом со входом в здание небольшая витрина, излучающая красноватый свет, давала понять, что там размещалась лавка… колдовства вуду.

Он толкнул дверь и вошел. Зазвенел колокольчик. Его звук разнесся по всему магазинчику, пропахшему тяжелыми благовониями. Марка решил, что это мускус. Стены были увешаны постерами с изображениями рогатых богов, женщин с раскрашенными лицами, одетых в провокационные платья, бородатых святых с насмешливыми улыбками и Малькольма Икса[19] в одеянии жреца вуду. Стоявшие на этажерке чучела животных, набитые соломой, дополняли декор. Объявление гласило, что здесь можно получить консультацию по Таро за пять долларов. В глубине магазинчика слабо заколыхалась занавеска ярко-сиреневого цвета.

— Чего желаете, мсье?

Ему навстречу вышла высокая мулатка с тонкими чертами лица, одетая в белую тунику. Она недоверчиво смотрела на него. Вероятно, нечасто белые открывали дверь ее лавки, особенно по вечерам.

Антуан улыбнулся и протянул ей двадцатидолларовую банкноту.

— Я хотел бы, чтобы вы предсказали мне прошлое.

— Это не принято. Не уверена, что это возможно, — сказала она.

Ее взгляд стал более жестким. Марка вытащил еще одну банкноту, на этот раз пятидесятидолларовую.

— Я настаиваю. Я не из полиции, если это может вас успокоить.

— С твоим акцентом? Я бы удивилась.

Лицо женщины просветлело. Она живо схватила банкноту и указала на стул, стоящий рядом с круглым столиком. Он сел, изображая безмятежность. Марка понимал, что если она позовет своих дружков, они запросто перережут ему горло, а соседи ничего не заметят. Он бросил взгляд на дверь, которую она предусмотрительно закрыла. Молодая женщина села перед ним и извлекла откуда-то гадальные карты Таро, служившие ей уже не один год.

— Я слушаю тебя, бледнолицый, — с легким презрением произнесла она.

— Я хотел бы узнать, можно ли войти в здание, приютившее твой спиритический магазинчик, — ответил Антуан. — Я франкмасон и разыскиваю древние ложи Нью-Йорка.

Взгляд девушки снова стал суровым.

— Франкмасон… Похоже, вы все защищаете евреев и богачей. Почему я должна помогать тебе? Вы веками притесняли мой народ.

Марка не хотел вступать в полемику. Он вытащил еще одну банкноту и положил ее рядом с колодой карт.

— Я солидарен со справедливой борьбой чернокожих. Но я действительно нуждаюсь в твоей помощи.

Эта банкнота исчезла так же стремительно, как и предыдущая. Девушка вздохнула.

— В конце концов… Внизу есть подвал с дверью, ведущей непосредственно в здание. На ней нарисован большой черный крест. Я не люблю ходить туда. Там слишком много злых духов. Франкмасоны слишком часто богохульствовали.

— Разве тебе не говорили, что не следует быть суеверной? Если ты мне покажешь дорогу… — начал Марка, медленно поднимаясь.

Неожиданно занавеска в глубине магазина с шумом распахнулась. Двухметровый лысый негр, похожий на шкаф, сделал несколько шагов вперед, нагло улыбаясь. Его голос заполнил весь магазинчик.

— Разве тебе не говорили, что в Гарлем нет входа белым, особенно иностранцам? Никуда ты не пойдешь без моего разрешения.

Он с такой силой сцепил руки в замок, что послышался хруст суставов.

Девушка встала перед дверью в лавку, словно ниоткуда достала револьвер с серебряным стволом и направила его на Марка.

80

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

Бернар де Ренак доброжелательно смотрел на Фламеля, однако переписчик знал, что его судьба зависит от ответа. Если королевского лекаря убили как обыкновенного бродягу, они не пощадят и скромного художника. Полиция Парея ушла. На улице оставались лишь солдаты, преданные хранителю печатей, а значит, его некому было защитить. Фламель застыл, когда Бернар де Ренак вновь заговорил:

— Дорогой Фламель! В моем возрасте у людей нет времени на пустые слова. Я буду откровенен и жду такой же откровенности от вас. Могу ли я положиться на ваше благоразумие?

— Да… да… — ответил переписчик, не теряя бдительности.

— Хорошо. Как вам известно, Флора де Сеневьер владела тайной. Она знала, где находится книга Исаака Бенсераде, книга, весьма полезная для королевства. Несчастное дитя ничего не хотело слышать, и нам пришлось поручить ее заботам вашего соседа. Мы уверены, что он развязал язык девицы и забрал книгу. Вы согласны со мной?

— Не знаю, что и ответить…

— Фламель, я советую вам не играть со мной, — проворчал сеньор. — Палач должен был передать мне книгу, а вместо этого я оказался в обществе его трупа. Книги нет. А эта девица теперь мне недоступна, поскольку находится под покровительством графа Тулузского, вассалом которого она является. Совестливость нашего доброго короля, не позволившего уничтожить отпрыска дворянского семейства, достойна похвалы, но милосердию есть предел. Казна королевства пуста, а золото… Золото служит единственным гарантом стабильности королевских финансов. Нам нужно золото! Вы понимаете?

Фламель успокоился, узнав, что молодая женщина жива. Хранитель печатей схватил художника за запястья. Узловатые пальцы впились в его тело, словно когти. Старик обладал удивительной силой.

— Фламель, вы единственный, кто присутствовал при… разговоре… с палачом. Что она сказала? Где книга? Выбирайте слова, иначе присутствующий здесь Фёбла позволит вам присоединиться к лекарю в царстве Божием. Если только это не царство дьявола. Фёбла!

Подручный встал позади переписчика и приставил к его горлу кинжал. Никола знал, что он проиграл. Все это было выше его понимания. У него оставался только один выход: сказать правду в надежде, что после его смерти они не примутся за даму Пернель. Он упал на колени.

— Я знаю, где книга. У меня в… тайнике. В подвале, за бочками… Это напротив…

Бернар де Ренак улыбнулся, показывая свои редкие зубы.

— Смотрите-ка, простой переписчик умеет орудовать другими инструментами, не похожими на перо! В любом случае, примите мои поздравления за эту мизансцену со свинцом и серой. Но почему?

— Я… Я хотел причинить ему боль. Я был словно одержимый с тех пор, как мне пришлось присутствовать при пытках Флоры де Сеневьер. Он осквернил ее. Я не мог ему этого простить.

— И тогда?.. — подбодрил его хранитель печатей.

— И тогда я выколол ему глаза скребком, а затем заглянул в его сундук. Там лежали свинец, сера… Он использовал их, пытая своих жертв. На этот раз наступил его черед: он должен был все испытать на себе. Все, что заставлял испытывать других.

Бернар де Ренак пристально посмотрел на Фламеля. Сначала его взгляд был задумчивым, затем стал ироническим и торжествующим.

— Агнец превратился в волка… Но у вас будет время подумать о собственной участи, когда палач привяжет вас к колесу. А пока пойдемте за книгой. Предупреждаю, не пытайтесь бежать. В эти времена моим стражникам не хватает развлечений.

Фёбла поднял Фламеля за воротник и грубо толкнул к двери.

В сопровождении усиленной охраны Фламель спускался по ступеням. У него сложилось впечатление, что история повторяется и что он, как и Исаак Бенсераде несколькими днями раньше, идет к месту казни. Он перекрестился и начал читать «Отче наш». Ему следовало подготовиться к будущему. Разве не он своими собственными руками убил палача и украл проклятую книгу?..

81

Нью-Йорк, Гарлем, наши дни

Француз осторожно отошел к стене. В обществе девушки с револьвером и колосса с бритой головой его шансы выбраться отсюда практически равнялись нулю. Высокий негр почти прижался к нему и протянул руку.

— Здесь принято здороваться, — проворчал он, — если ты, конечно, любишь пожимать руки чернокожим.

Девушка по-прежнему целилась в голову Марка с насмешливым видом.

У Марка не было выбора. Он протянул руку, полагая, что колосс раздавит ее. Он почувствовал теплоту его руки. К удивлению Антуана, тот сжал его кисть и похлопал указательным пальцем по ладони.

Ритуальное масонское рукопожатие.

Антуан потерял дар речи. Высокий негр разразился гомерическим хохотом.

— Добро пожаловать в Гарлем, брат мой! Я капитан Рэй Робинсон. Мои друзья зовут меня Шугар в честь великого боксера, который также был великим офицером нашей ложи.

— Сумасшедший дом, — прошептал Марка, еще не оправившийся от потрясения.

Девушка убрала револьвер, закрыла дверь на засов и опустила металлические жалюзи. Негр взял Антуана за плечи, совершил обряд акколады, братского лобызания, потом твердой рукой усадил его на стул.

— Ты совершаешь ошибку, прогуливаясь в одиночестве в этом захолустье со своим бледным лицом. Или ты полон безрассудства, — гремел негр, присаживаясь рядом. — Ладно, шутки в сторону. Мне звонил Сэм Кольт. Он очень волнуется. Он тебе дал мой телефон, но ты не позвонил.

— Мне не терпелось увидеть этот храм…

— И ты очертя голову бросился в черный Гарлем!

Антуан выдавил из себя улыбку.

— Одним словом, вот уже целый час, как я жду тебя у нашей сестры.

Комиссар начал приходить в себя. Молодая женщина тоже села рядом с ним, протянула руку и церемонно представилась.

— Анни Безант, мнимая жрица вуду и подлинный досточтимый мастер ложи «Три сестры», действующей по Древнему и Принятому шотландскому уставу. Но главное, социолог с дипломом Вашингтонского университета, пишущая диссертацию на тему «Суеверия в Гарлеме». Добро пожаловать, брат мой, и забери свои деньги. Но скажи, почему ты интересуешься этим зданием?

Марка никак не мог вернуться в нормальное состояние. Брат — полицейский, похожий на гангстера, и сестра — мнимая африканская ведьма. Он сможет снискать оглушительный успех в своей парижской ложе, когда будет рассказывать о приключениях в Нью-Йорке.

— Спасибо за столь оригинальный прием, — вымолвил он. — Отвечая на твой вопрос, скажу, что я хочу найти храм, где собиралась одна ложа до конца XIX века. Это для меня очень важно.

Мужчина и женщина переглянулись, нахмурив брови. Полицейский с бритой головой заговорил.

— Пойми нас правильно, брат, но белые, тем более французы, крайне редко совершают туристические вечерние масонские вояжи в этот уголок. Можешь ли ты добавить что-либо? Это вопрос доверия.

Комиссар понял, что ему следует быть более откровенным. Его принадлежности к масонству оказалось недостаточно. В конце концов, они могли оказать ему бесценную помощь.

— Я приехал из Парижа. В моей ложе было совершено два убийства. Братьев зарезали, чтобы раскрыть тайну, и один из ключей к ней находится, вероятно, в этом здании.

Мужчина смотрел на него несколько секунд, потом кивнул с решительным видом.

— Следуй за мной, — сказал он, вставая. — Анни, не могла бы ты зажечь свет?

Антуан прошел за сиреневую занавеску. Проход перегораживала железная дверь без замочной скважины. Раздался щелчок, и сезам открылся. Они миновали длинный коридор, освещаемый небольшими зелеными лампочками, затем подошли к другой двери, которая автоматически открылась при их приближении.

— Мы находимся в одном из старейших масонских храмов Гарлема, занимающем целое крыло здания. Оно было построено в 1860 году иммигрантами из Европы, которым оказывали финансовую помощь масоны Франции. Они одними из первых стали принимать в свою ложу моих братьев по цвету кожи. В те времена это было редким явлением.

— Я думаю…

— Расовая сегрегация существовала и в масонских ложах. Впоследствии братья, последовавшие за Принсом Холлом, завладели храмом в начале XX столетия, а в 1930-х годах переехали в более удобные помещения. Один из братьев выкупил здание, чтобы сохранить его. Все входы были замурованы и снабжены бронированными дверями. Внешне оно ничем не отличается от других заброшенных зданий, но мы используем его как склад. Впрочем, как ты скоро увидишь, здесь есть и другие сюрпризы.

Мужчина провел его в ярко освещенный холл, украшенный гигантской хрустальной люстрой. Француз с волнением узнал традиционные масонские знаки, украшавшие стены. Те же самые, что и на всех континентах.

Перед комиссаром возникла монументальная двухстворчатая дверь, по бокам которой возвышались трехметровые колонны. На одной из них была выгравирована буква И, на другой — В.

Американский полицейский медленно открыл створки двери, и у комиссара перехватило дыхание.

Это была точная копия парижского храма Лафайет: шпаги, в таком же порядке висевшие на стенах, тот же звездный свод, те же деревянные верхние галереи и мозаичный пол. Антуан почувствовал, что у него закружилась голова. Разве такое совпадение возможно?

Рэй Робинсон с довольным видом сел на стул досточтимого мастера.

— Ты попал в ложу, которую искал. Удивительно, не правда ли? В дни солнцестояния мы проводим здесь памятные собрания.

— Я пытаюсь понять, — сказал Марка, встав в центре храма, чтобы иметь возможность видеть сразу все убранство.

— Все осталось нетронутым. Когда в начале XX века обострились межрасовые отношения, последний досточтимый мастер ложи «Айвенго» передал храм группе масонов из ложи «Принс Холл». В то время масонство считалось освободительным фактором для тех, кто больше не хотел мириться со своим положением в обществе. Таким образом, черные братья смогли создать свою ложу и тщательно сохранили все первоначальное убранство, как ты сам можешь в этом убедиться.

— Но почему они не объединили свои ложи?

Чернокожий полицейский с безмятежным видом вертел в руках молоток.

— В те времена смешанные по расовому признаку ложи считались бы аберрацией. Конечно, наши братья из ложи «Принс Холл» пользовались поддержкой некоторых белых масонов, но им пришлось создать собственную ложу. Хотя они однажды появились на публике. «Великая ложа Нью-Йорка» провела расследование, чтобы выяснить, не самозванцы ли они…

Марка знал, что расовый вопрос долгое время был запретным среди американских масонов, несмотря на то что многие из белых братьев принимали активное участие в антирасистском движении 1960-х годов.

— Сначала у нас тоже было мало цветных братьев, — ответил комиссар, — но потом все изменилось.

Следуя интуиции, Антуан прошел за скамьи и взглядом поискал копию шпаги Лафайета. Если его предположение было правильным, она должна была висеть на том же месте, что и в парижском храме. И на ее клинке должна быть надпись. Одну за другой он осматривал шпаги под бдительным взглядом брата Робинсона. В конце концов он вытащил одну шпагу из ножен и помахал ею в воздухе.

Сталь засверкала в лучах света, падавшего с потолка. Клинок был девственно чист. Разочарованный Марка стал вынимать все шпаги по очереди и осматривать их.

Американский коллега с любопытством поглядывал на него.

— Твое послушание прислало тебя, чтобы ты проинспектировал имущество храмов? — пошутил он.

— После передачи храма шпаги меняли?

— Нет, не думаю. Это парадные шпаги. Они не имеют особой ценности.

Антуан сел на один из деревянных стульев в первом ряду. Интуиция подвела его.

Оставались лишь две строчки, выгравированные на шпаге Лафайета.

Нью-Йорк, там, где логово братьев,

Древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

Если первая часть фразы недвусмысленно указывала на местонахождение масонов в американской метрополии, вторая часть была абсолютно неясной…

Тем хуже для него! Он резко встал и остановился перед сиденьем досточтимого мастера. Прямо над парадным креслом находился золоченый треугольник, лучезарная дельта, символ масонской мудрости. Расположенный в центре треугольника продолговатый глаз, выполненный в египетском стиле, пристально смотрел на входящих в зал. Древний взгляд! Глаз указывал на выемку, где стоял старинный сундук цвета меди.

Торжествуя, Марка вытащил его на свет. На крышке была выгравирована шпага в стиле пламенеющей готики.

Он подошел к стульям и осторожно поставил на пол свою находку. При помощи коллеги он начал отпирать засовы. Петли, которые никто не смазывал в течение многих лет, заскрипели. В сундуке, обитом бархатом цвета морской волны, лежал свиток, перевязанный красной лентой. Рядом покоился небольшой шар диаметром два сантиметра. Золотой шар. Марка взял его в руки. Шар был мягким, податливым. Алхимическое золото.

Антуан положил шар обратно и осторожно развернул свиток.

Перед его глазами возник план, вверху которого размещались три надписи.

Солнце освещает адепта, но никогда не заглядывает себе в лицо.

Совершенство, камень разгоняет тьму.

Из кубического камня у ее ног придет свет.

82

Наши дни

ДБР «Авроре Источнику»

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Объект не вышел из лавки вуду в квартале Гарлема. Прошу указаний.

Конец связи

«Аврора Источник» ДБР

Шифрованное расписание по Гринвичу

Просто наблюдайте.

Конец связи

83

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года

В тот момент, когда Фламель переступил порог, на улице поднялся переполох. Со всех сторон раздавались крики и вопли, торговцы поспешно закрывали деревянные ставни, защищавшие их лавочки. Обезумевшие люди разбегались в стороны.

— Что происходит, Фёбла? Клянусь Господом, ваши люди должны были блокировать улицу! — воскликнул хранитель печатей.

Стражник бросился вперед и схватил за полу перепуганного горожанина. Через несколько минут он вернулся. Вид у него был взволнованный.

— В Париж неожиданно ворвались англичане. Они грабят и убивают на том берегу Сены. Надо уходить!

— Нет! Я должен забрать книгу, — твердо сказал аристократ. — Быстро к переписчику, в дом напротив! Фёбла, проведите нас через толпу.

Стражник подал знак людям в черном. Они окружили Фламеля и Ренака, а затем вытащили кинжалы. В суматохе мужчина и две женщины, увлекаемые охваченной паникой толпой, наткнулись на лезвия. Вокруг себя Фламель видел лишь испуганные лица зевак, спасавшихся бегством в неописуемом беспорядке, потерявшихся детей, плачущих от ужаса. Шаг за шагом люди хранителя приближались к его мастерской. Вдруг одно слово, выкрикнутое во всю мощь легких, накрыло толпу, словно волна:

— Англичане!

В конце улицы, примерно в ста метрах, Фламель заметил характерные шишаки вечных врагов Франции. Люди хранителя не смогли устоять под натиском испуганных парижан. Они пытались прикрыть Фламеля и Ренака своими телами, но были отброшены в сторону, словно корабль под противным ветром. Воспользовавшись всеобщим безумием, переписчик изо всех сил толкнул одного из стражников, и тот отпрянул в сторону. Фламель устремился прочь, успев заметить, как разъяренный сеньор потряс кулаком. Он слышал, как тот вопил, но было слишком поздно. Толпа тащила Фламеля на другую сторону улицы.

Он добрался до входа в мастерскую в тот момент, когда один из его помощников навешивал большую деревянную дверь. Он вбежал внутрь и увидел жену, забившуюся от страха в угол. Рядом с ней он заметил знакомого мужчину. Это был сьер де Тюз.

— Никола, ваша жена объяснила мне, в чем дело. Вы попали в переплет, — с беспокойством в голосе сказал сеньор. — И я вместе с вами. Если в вашей лавочке нет другого выхода, англичане разорвут нас на куски. Или, что еще хуже, это сделает войско хранителя печатей.

Фламель бросился к жене.

— Не бойся. Я возьму в подвале одну ценную вещь, и мы можем бежать.

Она резко встала, красная от ярости.

— Если это твоя проклятая книга… Я нашла ее!

Фламель застыл на месте, словно в него попала молния.

— Что ты с ней сделала?

— Ты больше заботишься о своих проклятых книгах, чем о жене.

— Ты сошла с ума! — взорвался Никола.

Дворянин с небольшой черной бородкой встал между супругами и прикрикнул на них:

— Сейчас не время для семейных ссор. Если мы отсюда не выберемся, это будет конец.

В дверь бешено застучали. Ученик переписчика с ужасом взглянул на своего хозяина. Шпага пронзила дерево, которое тут же начало разваливаться.

Дама Пернель с плачем бросилась в объятия мужа.

Фламель поднял руку:

— На крышу!

84

Нью-Йорк, Гарлем, наши дни

Кафе было переполнено. Чтобы оправиться от потрясения, Рэй пригласил Антуана пропустить по стаканчику в одном из культовых баров черного Гарлема. Едва они вошли, как разговоры стихли, но затем раздался взрыв хохота, когда Робинсон отпустил шутку на непонятном комиссару арго.

— Что ты им сказал? — встревожился Марка.

— Что у них проблемы со зрением и что ты чернокожий.

Комиссар не стал настаивать. В данный момент его совершенно не интересовал юмор, свойственный Гарлему. Едва присев, он осторожно развернул карту, найденную в храме.

— Узнаешь?

Рэй склонился над картой и покачал головой.

— Да, я рисовал нечто подобное, когда учился в первом классе.

— Нечто подобное?

— Ну разумеется! Такую же карту. Посмотри, это очертания берегов Нью-Йорка. Вот река Гудзон, вот Манхэттен. Все городские школьники рисуют подобную карту. Это их первый урок географии.

Антуан с удивлением посмотрел на него.

— Ты хочешь сказать, что это детский рисунок? Что я пересек Атлантику и рисковал своей шкурой ради мазни какого-то мальчугана?

Обескураженный таким непониманием, Рэй пожал плечами.

— Да нет, ты же сам видишь, что бумага старая. Края сгнили от влажности. Что касается чернил, местами они совсем выцвели.

Марка покачал головой. Разговор начал выводить его из себя.

— Ничего не понимаю. Ты сказал мне…

— Я сказал тебе, что, как и любой бывший ученик в Нью-Йорке, я могу узнать эту карту и даже сказать тебе, где находится этот крест.

— Какой крест?

— В самом деле, тебе следует получить консультацию. Ты либо слепой, либо тупой. Смотри!

Рэй ткнул пальцем в карту. Антуан схватил план и поднес его к свету. Никаких сомнений, это был крест.

— Где он находится?

Лицо Робинсона просветлело.

— В Бруклине, возле доков, брат мой.

Антуан встал.

— Мне нужно позвонить Джоан.

— Какое милое имя! Познакомь меня с ней.

— Договорились. Сейчас мы ее разыщем.

Брат по крови мягко выжал сцепление и включил сигнал поворота, когда машина чернокожего полицейского влилась в поток. Джоан вовремя ему позвонила.

Он припарковался в тот самый момент, когда Джоан выходила из здания. Она несколько раз оглянулась, прежде чем заметила его, но чернокожий уже поджидал ее в своей ничем не примечательной машине. Бедная Джоан! Как только Марка повесил трубку, рассказав ей о своей эпопее и сделанных открытиях, она сразу же связалась с ним. Как добросовестный солдат, всегда готовый к бою. Да, он выбрал замечательных пешек для своей игры. Джоан превратилась в дежурного Иуду, а Антуан нашел храм и клад, хранившийся в тайнике вот уже на протяжении двух столетий.

Брат по крови посмотрел в зеркало заднего вида и улыбнулся.

Все шло как по маслу. За исключением одной детали. Антуан действительно мог бы никогда не выбраться из негритянского квартала. Если бы он не вмешался и не убрал двух хулиганов, поджидавших Марка в засаде, комиссар уже гнил бы в канаве.

Но разве он не был Избранником?

Впрочем, он приготовился к самому худшему, когда опустились жалюзи в лавке вуду, но его страхи оказались беспочвенными: он заметил масонский знак на портике здания. Марка увидел и нашел то, что они с Джоан разыскивали столько лет. Комиссар облегчил им работу.

Он вел машину на расстоянии тридцати метров и старался не попадать в поле зрения едущих впереди. Игра принимала оборот, который не мог не радовать его. А убийство двух негров стало, в общем-то, заслуженной наградой.

Два жалких хулигана, отбросы общества. Он вел справедливую борьбу.

Он взглянул на темный силуэт Джоан, сидевшей в машине. Отныне червь подтачивал плод.

85

Наши дни

ДБР «Авроре Источнику»

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Объект покинул Гарлем с неустановленным человеком черной расы. На площади Вашингтона они подсадили в машину молодую женщину. Впрочем, похоже, что за ними следует другая машина.

Конец связи

86

Нью-Йорк, Бруклин, наши дни

Казалось, в столь поздний час в доках не должно быть никого. Однако там во всех направлениях сновало множество грузовиков. Связавшись с центральным пунктом управления, Робинсон узнал, что у входа в доки под разгрузкой стояли три баржи. Несколько складов открыли с благословения профсоюзов, которым удалось добиться повышения платы в три раза за сверхурочные часы.

Не останавливая машину, Рэй взглянул на карту. Крест находился напротив узкой полоски суши, где хозяйничали наркоманы и бакланы. Нужно было ехать прямо, а затем свернуть налево.

Когда машина достигла ограждения, ее фары высветили два почерневших кирпичных здания, построенных, несомненно, в конце XIX века и оставшихся нетронутыми во время реконструкции этого участка.

Черный «линкольн» остановился на щербатом тротуаре возле фасада зданий. Антуан вышел. За ним последовали Джоан и Робинсон. Молодая женщина держалась напряженно, но Антуан приписал это обстановке, смущавшей даму, привыкшую к роскошным кварталам метрополии.

Робинсон вытащил связку отмычек, отобранных у одного вора, и менее чем через минуту дверь открылась со страшным скрежетом. Когда они вошли внутрь склада, погруженного в полутьму, им в нос ударил запах плесени и сырости. На полу валялись старые гроссбухи, а на стенах с выцветшими обоями еще висели пожелтевшие афиши.

— Странно, — подвел итоги Робинсон. — Обычно такие помещения битком набиты бездомными и наркоманами. Да, владельцам повезло. Если не считать запаха, здесь все неплохо сохранилось. А что именно мы ищем?

— Сам не знаю.

— Черт возьми, я ничего не понимаю! — внезапно взорвалась Джоан. — Какова цель этого бега с препятствиями? В тайне, которая пережила столетия и прогуливается между Парижем и Нью-Йорком? Вместе с папашей Лафайетом в качестве приглашенной звезды…

Антуан с изумлением посмотрел на нее. Смущенный Робинсон погрузился в созерцание пыльного календаря неизвестно какого года.

— Нет, в самом деле, — продолжала Джоан, повернувшись к Марка, — вы налетели на меня вместе со своей неправдоподобной историей. Я вам поверила, я помогла вам, но теперь, если вы хотите, чтобы я и впредь помогала вам, извольте все объяснить.

— Она права, — заметил Робинсон.

— Вам обоим известно, что я ищу убийцу. Причем весьма оригинального убийцу, поскольку его жертвами стали братья.

— Больной, — прокомментировал Рэй тоном, не допускающим возражений.

— Сначала я тоже так думал. Но первая жертва, Пьер де Ламбр, чувствовал, что над ним нависла угроза. Не потому, что он был масоном, а потому что он владел тайной, вернее, ее фрагментом.

— Как и мой отец, — уточнила Джоан.

Антуан заметил, что ее лицо стало более спокойным с того момента, как он заговорил. Он улыбнулся ей и продолжал:

— Каждый обладал посланием, составленным в одинаковой манере: одна или несколько загадочных фраз и фамилия. На настоящий момент мы идентифицировали две фамилии: Лафайета, предка моего брата де Ламбра, и Аршамбо, ту, что по-прежнему носит Джоан.

Со всевозрастающим удивлением Робинсон смотрел на Джоан как на диковинку, редкую фарфоровую статуэтку, которую необходимо беречь. Антуан не дал ему времени прийти в себя.

— У нас есть еще одна фамилия, Сеневьер, но я не знаю, что или кого она означает.

— Она была написана на бумаге, доставшейся мне от отца, — уточнила Джоан.

— Насколько мне известно, — добавил Антуан, — было четыре фамилии. Все братья участвовали в войне за американскую независимость. И сейчас живы их потомки. Как я вам уже сказал, в каждом послании есть загадка: одна-две зашифрованные фразы, которые позволяют найти в конкретном месте тайник, где спрятан предмет.

Робинсон кивнул в знак согласия. Он попал на знакомую территорию. Джоан внимательно слушала.

— Как в храме Гарлема, где ты нашел сундук с планом внутри?

— Да. Каждый предмет позволяет идентифицировать новое место. Например, найденная в Париже шпага с выгравированной надписью привела меня в самое сердце Гарлема.

Джоан подошла к Антуану. Внезапно она побледнела.

— И ты нашел только один предмет? Единственный?

Марка колебался. Истина могла разбудить страсти, но отныне он не хотел делать Джоан своей союзницей.

— В тайнике храма братьев ложи «Принс Холл» лежал и другой предмет.

Джоан молчала. Она просто сверлила его взглядом.

— Покажи ей, — посоветовал Рэй. — Она имеет право знать. Равно как и я.

Комиссар полез в правый карман, а затем раскрыл ладонь.

— Но это… — прошептала наследница Аршамбо.

— Золото, — подтвердил Марка.

Робинсон осторожно взял золотой шар, который сразу же деформировался у него в руках. Джоан воскликнула:

— Это же чистое золото!

Прежде чем ответить, Антуан улыбнулся.

— Золото алхимиков.

Сидя в машине, брат по крови прибавил звук. Технология совершала настоящие чудеса. Он находился более чем в ста метрах, а слышал их так, словно был с ними на складе. На окружавшие его доки опустилась тишина. Он взял пачку, распечатал ее и вытащил сигарету. Это было нарушением дисциплины, но он заслужил награду. Затянувшись, он подумал о теле Джоан. Она, наверное, положила микрофон в выемку между грудей… Он затянулся еще раз, и напряжение спало. Он приехал сюда вовсе не для того, чтобы погружаться в эротические мечты. Если он и думал о Джоан, то только для того, чтобы оценить ее актерский талант. Она была прекрасна в гневе. К тому же чернокожий, сам того не осознавая, умело разжигал ее гнев. Марка не был к этому готов и угодил в ловушку. Пробил час откровений.

87

Париж, мастерская Никола Фламеля, 21 марта 1355 года

Все трое еще поднимались по лестнице, когда нападавшие с грохотом выбили деревянную дверь мастерской.

— Бегите, Фламель! Я прикрою вас своей шпагой! — закричал барон де Тюз, выхватывая оружие.

Фламель и его жена пересекли комнату и устремились в верхнюю часть дома. Там было маленькое окошко, выходившее на соседнюю улицу. Переписчик открыл щеколду окошка. На лестнице раздавались звуки скрестившихся шпаг. Фёбла выкрикивал угрозы. Фламель помог жене вылезти на крышу и увидел, как сьер де Тюз устремился наверх, успев с грохотом закрыть деревянную дверь и приставить к ней тяжелый сундук.

— И кто после этого будет говорить, что ремесло переписчика скучное, друг мой?

Он вылез в окно и спрыгнул на плоские каменные плиты, образовывавшие крышу соседнего дома.

Они увидели, что Фёбла высунулся из окна. Однако он не стал их преследовать, лишь выкрикнул в их адрес несколько проклятий и оскорблений.

Они бежали во весь дух, натыкаясь на каминные трубы, которыми ощетинилась крыша. Они слышали гул испуганной толпы, метавшейся внизу. Этот гул состоял из причитаний и воплей. Метров через сто крики стали приглушенными, и они сели на щербатую стену. Аристократ принялся счищать пыль с камзола, а Фламель обнял жену за плечи.

— Мне очень жаль, любовь моя. Прости… Ты для меня все… Эта книга для меня ничего не стоит по сравнению с твоей любовью, — прошептал Фламель. — И я им сказал, где она находится. Вероятно, они ее уже нашли. Такова воля Божья.

Дама Пернель вытерла слезы вышитым рукавом и впервые улыбнулась.

— После семейной сцены воркование! Это уже трагикомедия, — пошутил барон, резко вставая. — Не будем медлить. Здесь есть лестница, ведущая в проулок. По-моему, мы находимся возле Шатле. В этом квартале живет один из моих друзей. Он предоставит нам убежище, а затем я вас обоих увезу к себе. Ни для англичан, ни для этой канальи Ренака ваша жизнь ничего не значит.

— Благодарим вас за вашу доброту, — сказал тронутый до глубины души Фламель.

Все трое спустились в проулок, где пахло горящим деревом и нечистотами. На углу проулка и пустынной улицы Ланевен они остановились.

— Вероятно, гарнизон Лувра был поднят по тревоге и бросился на выручку. Англичане вовсе не глупые люди. Они грабят с быстротой молнии, не дожидаясь прибытия вооруженных людей. Идемте, мой друг живет в трех шагах отсюда.

— Нет!

Голос дамы Пернель эхом отразился от черноватых стен домов. Фламель взял ее за руку.

— Мы ничем не рискуем, не бойся.

Но она вовсе не казалась испуганной.

— Я тебе не все сказала. Я спрятала книгу в надежном месте, опасаясь, как бы ты из-за нее не погиб. Но я избрала неверный путь. Не зная того, я спасла ее. Ты можешь взять ее, ибо Богу угодно, чтобы она принадлежала тебе.

88

Наши дни

ДБР «Авроре Источнику»

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Объект и два его спутника вошли в помещение склада, расположенное на Коффи-стрит, 25. Подтверждаю, что человек, личность которого не установлена, следует за ними на расстоянии. Он припарковал машину недалеко от склада. Прошу указаний.

Конец связи

«Аврора Источник» ДБР

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Продолжайте наблюдение. Не вмешивайтесь.

Конец связи

89

Нью-Йорк, Бруклин, квартал доков, наши дни

Рэй и Джоан принялись осматривать склад в поисках указателя. Марка же остался сидеть. Ему не давал покоя возраст карты. Вне всякого сомнения, она была создана до строительства здания, в котором они сейчас находились. Значит, если существовал тайник, он неизбежно должен был находиться в самых старых частях склада. А поскольку здание было кирпичным….

Рэй включил более мощный фонарь, взятый из машины.

— Обследуй стены, — посоветовал ему Антуан.

Первая попытка ничего не дала. Луч света выхватил лишь остатки ковров на уровне письменных столов и пористый кирпич в местах, где складировали товары.

— Черт возьми, так мы ничего не найдем! — воскликнул Рэй. — Ты сам видишь, что это за помещение. — То же, что искать иголку в стогу сена!

— У кого есть компас? — спросила Джоан.

Робинсон протянул ей футляр для ключей. На миниатюрном циферблате бешено крутилась магнитная стрелка. Антуан покачал головой. Это было бессмысленно.

— Солнце освещает адепта, но никогда не заглядывает себе в лицо. Ведь так звучит первая фраза? — спросила Джоан.

— Да, — подтвердил Робинсон.

— Значит, я буду искать на востоке, там, где встает солнце.

Магнитная стрелка указывала на север. Все повернулись вправо, на восток. Возле нужной им стены громоздилась куча старой мебели. Рэй устремился вперед. За несколько секунд столы и стулья исчезли в облаке пыли. Их взору предстал яркий ковер. Преисполненная энтузиазма, Джоан оторвала кусок. Ткань легко подалась, обнажив каменную кладку.

Антуан вскочил. На этот раз они были на верном пути. Они нашли первоначальное место.

— Эй, осторожнее! — крикнул Робинсон. — Смотрите! На рыхлой штукатурке луч фонаря высветил круг с римскими цифрами. В центре его сияло золотое солнце.

— Есть! — воскликнула Джоан. — Мы нашли!

Рэй повернулся к Джоан и обнял ее. Она засмеялась как ребенок.

— Да, — согласился Марка, показывая пальцем на необычно выпуклое солнце. — Кнопка…

Он нажал на светило.

— Осторожно! — воскликнула Джоан.

Антуан почувствовал, что теряет равновесие. Под его ногами разверзся пол, и он увидел, что падает прямо на ряд ощетинившихся пик.

Он отчаянно махал руками, пытаясь за что-нибудь уцепиться.

Сильные руки Робинсона схватили Антуана за куртку, и тот повис в воздухе. Его ноги болтались над почерневшими остриями.

— Эй, француз, надо внимательно читать инструкции. Солнце не заглядывает себе в лицо, — напомнил колосс, извлекая его из ловушки.

Джоан нагнулась, чтобы помочь Рэю вытащить Марка и поставить его на пол.

— Спасибо. Да, братья былых времен не облегчили нам задачу.

— Это ты сказал, брат. Посмотри налево.

Робинсон показал пальцем на старинный стенной шкаф, в котором зиял проем в человеческий рост. В мозгу комиссара промелькнула мысль: люк служил противовесом, закрывая боковой проход.

Солнце не могло прямо смотреть себе в лицо. Только искоса!

Робинсон, державший в руке фонарь, пошел первым. Вниз вела винтовая каменная лестница. Едва они ступили на третью ступеньку, как за ними с грохотом сомкнулся пол.

— Очаровательно, — пробормотал Марка, но его спутники ничего не расслышали.

Спуск показался бесконечным. Лестница словно вела в самые недра земли. Царившую вокруг тишину нарушало только их учащенное дыхание.

— Мы спустились вниз метров на тридцать, — прикинул Рэй. — Это мне напоминает тот случай, когда мне пришлось эвакуировать с крыши небоскреба истеричного типа, боявшегося лифтов.

— Думаю, мы уже пришли, — выдохнула Джоан, шедшая первой.

Лестница закончилась. Перед ними лежал длинный узкий коридор. Вдали виднелись очертания двери. Робинсон вызвался разведать обстановку.

— Ждите меня здесь. Если мне удастся открыть дверь, я вам крикну, и вы подойдете.

Комиссар кивнул. Он не мог говорить от волнения. Джоан нервничала и перебирала пуговицы на своей блузке. Свет фонаря постепенно слабел во тьме.

— Как вы думаете, сюда доходят радиоволны? — неожиданно спросила Джоан.

— На такую глубину? Сомневаюсь, — ответил Марка. — Но почему вы мне задали этот вопрос?

Она повернулась к нему. На ее лице застыл ужас.

— Все в порядке! Я открыл. Идите ко мне! — крикнул Рэй.

Антуан не успел ответить — Джоан бросилась в темный коридор.

Робинсон стоял на боковой платформе. Ладонью он прикрывал свет фонаря.

— Вы мне не поверите.

Запыхавшийся Антуан толкнул дверь. Джоан подошла к краю. Ее неудержимо влекла пропасть, разверзшаяся у ее ног.

— Давай, Рэй, посвети! Иначе она упадет, — сказал Марка.

Луч фонаря заметался по полу подземелья.

Джоан закричала.

90

Понтуаз, замок Тюз, 24 марта 1355 года

Двое суток подряд Фламель и его супруга спали беспробудным сном. На второй вечер у них появился аппетит, и они с удовольствием присоединились к барону за столом. Вдалеке от Парижа, который они покинули тайно, Фламель обрел силу и способность размышлять, которую утратил несколькими днями ранее. Он не хотел открывать книгу Исаака Бенсераде после того, как взял ее из церкви, где ее спрятала жена. Произведение лежало в личном кабинете барона, укрытое от соблазнов.

Сьер де Тюз приехал из столицы. Улыбка не сходила с его лица.

— Дорогой друг, у меня прекрасные новости! Бернар де Ренак… умер.

— Не может быть! — недоверчиво воскликнул Фламель.

— Может! Его затоптала толпа в двух шагах от вашей лавки. Большинство его стражников окончили свои дни таким же образом. Порой народные бунты приносят пользу.

— Значит, мы можем вернуться домой! — воскликнула дама Пернель.

Жан-Батист де Тюз показал головой.

— А вот этого я вам не советую. Ги де Парей не закончил следствие и разыскивает вас. Он еще не знает, живы ли вы или же вас увезли на кладбище Невинных младенцев после нападения англичан. Оставайтесь здесь до тех пор, пока о вас не забудут.

— Но у нас ничего нет! Как же мы будем жить? — с горечью в голосе спросила дама Пернель.

— Я помогу вам. Господь наделил меня богатством, и будет правильно, если я поддержу друзей, попавших в нужду. Что касается дамы Пернель, она вскоре сможет вернуться и открыть лавку. Она сыграет роль безутешной вдовы, чтобы сбивать всех с толку до вашего возвращения. Первое время мои люди будут следить за ней. А потом все утрясется.

Фламеля удивил странный блеск глаз его покровителя. Еще раз ободрив жену Фламеля, барон встал и направился к камину. Фламель последовал за ним. Когда они остались одни, барон тихо сказал:

— Представьте, я… открыл вашу книгу из любопытства. К сожалению, у меня нет достаточных знаний, чтобы понять ее смысл, но в ней явно речь идет о золоте и, что меня поразило, о бессмертии. Если Бог отдал вам на хранение этот манускрипт, значит, по моему мнению, вы несете за него ответственность. Вы должны постичь тайну.

Фламель подумал, прежде чем ответить.

— Я отказываюсь. Слишком много людей умерло из-за этой книги. И потом, что я буду делать с бессмертием? Это дьявольская мысль.

Тюз обнял его за плечи.

— Ну, избавьтесь от яда суеверий. Страх является самым опасным врагом человечества. И подумайте о том благе, которое вы сможете принести окружающим.

Фламель засомневался. Он попросил разрешения остаться в одиночестве, чтобы все обдумать. Тюз смотрел, как переписчик поднимается по лестнице с задумчивым видом. Ему не хотелось бы оказаться на месте Фламеля. Когда барон держал книгу в руках, ему на ум пришли весьма забавные мысли. Таких странных гравюр он еще никогда не видел: сказочные животные, крылатые змеи, совокупляющиеся мужчины и женщины в отливающих кровавыми отблесками водоемах, — все это было нарисовано, чтобы поразить воображение читателей. Но это служило лишь приманкой, маской, скрывавшей от простых смертных чудесные тайны.

Тайны, которые ждали, когда их вырвут из тьмы веков и возвратят к свету.

Через час переписчик спустился. Его лицо было суровым. Он сел рядом с женой, взял ее за руку и только потом обратился к барону:

— Я принял решение. Безапелляционное. Дама Пернель поедет в Париж, но и я не останусь здесь. Я должен понести покаяние и исповедаться. Я пойду в Сантьяго-де-Компостелла. За несколько дней я совершил несколько тяжких преступлений, взяв на свою душу множество грехов. Из трусости я стал сообщником палача невинной девушки. Меня посещали нечестивые мысли. Я жестоко убил человека. Я украл из жадности и солгал перед Богом. Я должен вновь обрести веру.

— Но книга, друг мой, книга? — прошептал барон де Тюз.

— По пути я остановлюсь у Флоры де Сеневьер и отдам ей книгу. Она единственная, кто достоин хранить сокровище Исаака Бенсераде.

Жена сжала руку Фламеля. Он с нежностью поцеловал ее.

— Я уезжаю через два дня.

91

Нью-Йорк, Бруклин, наши дни

Примерно на глубине пяти метров ниже их ног плескалась черная вода. Сотни крыс сновали здесь, цепляясь друг за друга. Они образовывали такой плотный клубок, что невозможно было разглядеть пол. Воздух был наполнен пронзительным писком, словно тысячами ощетинившихся копий.

Едва они приблизились, как дверь, через которую они вошли, захлопнулась.

— На этот раз мы попали в мышеловку, — сказал Марка.

Джоан изо всех сил нажала на створку, но безрезультатно. Путь назад был отрезан. Робинсон смачно выругался.

В этот самый момент, словно по неизвестному сигналу, десятки крыс подняли свои влажные мордочки. Невидимая волна, отражавшая тайный приказ, пробежала по клубку животных, приготовившихся к атаке. В течение нескольких секунд сотни красноватых глаз буквально вонзились в непрошеных гостей. Глаза крыс, обуреваемых голодом, горели.

Первые крысы резво взобрались на ступени, ведущие к платформе, словно их подбросила гигантская рука. И вот они уже двигались вперед плотными рядами. В конце лестницы их ждал пир.

Марка повернулся к Рэю, который вытащил свое табельное оружие. Следовало непременно найти выход. Несколько пуль и сменный магазин дадут им лишь несколько секунд передышки.

На другом конце темного помещения вырисовывалось нечто вроде узкого отверстия, оно вело дальше во мрак. Робинсон подошел к краю платформы. Он различал голодные морды первой волны грызунов, устремившихся на них.

— Строители этого здания не могли найти стражей лучше. Невозможно спуститься. Жестокость нью-йоркских крыс превосходит даже человеческую жестокость. Они нас разорвут на части, мы и глазом не успеем моргнуть. И все же должен быть другой путь. Что говорится в послании?

Марка развернул план и громко прочитал вторую фразу:

— Совершенство, камень рассеивает тьму.

Джоан подняла фонарь и внимательно осмотрела стены, покрытые плесенью. Наверху виднелись слепые оконца, вырубленные в каменном потолке. Они опустила фонарь и посветила на пол. Внизу можно было различить круглые отверстия, но бесформенная масса крыс заслоняла их.

Совершенство, камень рассеивает тьму.

— Посвети, здесь что-то есть. Я на что-то наткнулся! — крикнул Робинсон, склонившийся возле двери, чтобы проверить, есть ли там выход.

Под лучом фонаря лицо Робинсона казалось необычно бледным. «Живой труп», — подумал Антуан. Со всех сторон раздавался пронзительный писк.

— Смотри!

Правой рукой Рэй быстро ощупывал выпуклые символы, тянувшиеся вдоль карниза до входной двери. Джоан закричала от радости.

— Есть! Это как на складе!

— Еще одна причина проявить осторожность, — заметил Марка, направившийся к выпуклым знакам, чтобы внимательно осмотреть их.

Наугольник, образующий треугольник с продолговатым глазом в центре. Грубый камень, лежащий на столе, и куб на выступающем цоколе.

Совершенство, камень рассеивает тьму.

Рэй дотронулся до второго символа. Ну конечно! Неотесанный камень, символ масонства! Его необходимо обработать, чтобы разогнать собственную тьму! Полицейский улыбнулся, уверенный, что правильно истолковал символику. В тот момент, когда Робинсон собирался нажать на рельефный камень, Марка схватил его за запястье.

— Нет. Только не это!

Удивленный полицейский отвел руку.

— Почему? Неотесанный камень, который преображается. Это очевидно.

— Слишком очевидно. Мы едва не попали в первую ловушку. Неужели ты после этого думаешь, что все так просто? Клянусь кровью, слово «совершенство» указывает на природу самого камня. Он не может быть неотесанным, а только…

— Кубическим, — воскликнул Рэй. — Конечно! Неотесанный камень стал кубом.

Джоан Аршамбо смотрела на крыс словно загипнотизированная.

— Торопитесь. Они скоро будут здесь!

Первые крысы взбирались на платформу, распространяя тошнотворный запах. Робинсон прицелился и убил двух грызунов, которые разлетелись на мелкие кусочки в кровавом облаке. Вскоре рычащая орда начала драку за эти лохмотья.

Антуан нажал на выступающий куб.

92

Нью-Йорк, Бруклин, наши дни

И вдруг из окошек под потолком хлынул ослепительный свет. Он был таким ярким, что буквально залил собой все помещение. Он бил по глазам мелких грызунов, большинство которых провело всю жизнь в темноте городских подземелий. Обезумев, крысы бросились друг на друга, отчаянно ища выход, спасение от света. Они в панике устремились в отверстия, проделанные в стенах. Те, кто уже взобрался на ступени, вихрем спускались вниз по телам своих сородичей.

По мере того как убегали крысы, пол обнажался. Появились два стальных рельса, а вслед за ними вагонетка, которую следовало толкать, держась за медную, перекладину. Всюду валялись старые мотки кабеля, проржавевшие инструменты, место которым было в музее борьбы за независимость. От испражнений хищников, усеивавших пол, исходил зловонный запах.

В нетерпении Джоан первой сорвалась с места. Они стали спускаться по ступеням, на которых валялись еще вздрагивавшие серые тела.

— Гениально! Наши братья славно поработали! Надеюсь, что для открытия окошек нам не понадобится таймер! — воскликнул Марка.

— Я думаю, что у нас нет особого выбора, — сказал Робинсон, показывая на рельсы. — Тем более что крысы не замедлят вернуться. Они не станут долго выбирать между страхом перед светом и нашей свежей плотью.

Туннель был черным как ночь.

Джоан с отвращением посмотрела вокруг. Она нервно мяла воротник.

— А нет ли другого выхода?

В многочисленных дырах сверкали ненавистью красные глаза. Крысы ждали, когда они привыкнут к свету, чтобы вновь занять свою территорию.

— Мы не можем вернуться назад, — предупредил ее комиссар. — Надо действовать. И быстро!

Рэй встал на вагонетку и привел ее в движение.

— Механизм, похоже, хорошо сохранился. Даже несмотря на пыль, мы сможем прогуляться на этой штуковине. Идете?

Антуан и Джоан забрались в вагонетку. Полицейские встали по бокам и принялись за работу. Вагонетка едва заметно покачнулась, а затем покатилась по рельсам. Мужчины принялись толкать сильнее. Вагонетка постепенно набирала скорость. Вскоре рельсы в туннеле разошлись, словно в метро.

— Как вы думаете, когда все это было построено? — спросил француз, дышавший в такт движениям перекладины.

— В конце XIX века, — ответила Джоан прерывистым голосом. — Инструменты в зале, эта перекладина, тип передвижения — все соответствует тому времени. Нью-Йорк вступал в промышленную эру. Тогда строили первые высотные дома, железные дороги ткали свое полотно… Удивительная эпоха. Начало золотого века.

Комиссар искоса посмотрел на нее. С тех пор как они сюда спустились, она не переставала его удивлять. То радостная, то готовая впасть в истерику, она постоянно менялась. И вот теперь она читала лекцию по истории города.

— Я бы сказал, железного века… Вы знаток промышленной культуры? Это вам необходимо как адвокату…

Она улыбнулась и, казалось, расслабилась.

— Нет. Мой отец был страстным любителем истории, в частности истории Нью-Йорка. Он водил меня на всевозможные лекции, посвященные основанию нашего города. Первые туннели, которые были прорыты под Гудзоном, чтобы способствовать товарообмену, датируются XIX веком. Впрочем, о них хорошо известно. Их описывали во многих научных трудах. Странно, что об этом туннеле никто не знает.

Ее голос утонул в грохоте рельс. Время от времени они слышали, как в укромных уголках пищат крысы. С Марка крупными каплями лил пот. Разница во времени усиливала его усталость. В груди все горело. Ему никак не удавалось совладать с дыханием.

— Рэй, давай сделаем паузу. Несколько минут. Я должен отдышаться.

— Ох уж эти французы! Вы можете только шуметь! Как в Ираке: нам грязная работа, а вам красивые слова, — ответил американец.

Антуан хмуро посмотрел на него.

— Шучу. Отдыхай. Давай останавливаться.

Они отпустили медную перекладину. Вагонетка продолжала скользить по наклонной поверхности. Комиссар выпрямился, чтобы дать передышку натруженной пояснице. Робинсон вытащил из кармана компас. Железный путь вел на юго-запад.

— Над нашими головами толща воды. Вероятно, мы находимся под Верхним заливом. Если мой компас не потерял север, мы держим курс на Нью-Джерси. Я уверен, что наши братишки проложили этот туннель, чтобы незаметно пробираться в казино или торговать спиртным во времена «сухого закона».

Вдруг Джоан радостно вскрикнула:

— Там!

Антуан повернул голову. В конце туннеля он заметил слабый свет.

93

Дневник Никола Фламеля

29 марта

С момента моего отъезда прошло четыре дня. Я покинул жену, мастерскую и всех своих близких. Я впервые в жизни уехал из Парижа. Люди моего поколения никогда не имели ни выбора, ни желания уезжать. Времена сейчас суровые, дороги неспокойные, а пути Господни неисповедимы. Впрочем, в течение многих лет я был счастлив, что могу вести нормальную человеческую жизнь в славном городе, в стороне от опасностей и искушений этого бескрайнего мира. Каждый день я благодарил Господа, что вижу рассвет и сумерки под его покровительством. И каждый день я зажигал свечу в церкви Святого Иакова, чтобы возблагодарить его за оказанную мне милость.

И все же мне не хватало этого простого счастья, этой спокойной жизни. Меня мучила жажда, происхождение которой я не мог понять. С годами привычка не утолила ее. Напротив. Увидев паломника, вернувшегося из Святой земли, с иссушенным солнцем лицом и костями, сломанными во время путешествия, я начинал ему завидовать.

И вот теперь, как и они, я одет в длинное рубище, покрытое дорожной грязью, и держу в руке изогнутый посох, инкрустированный белой раковиной святого Иакова.[20]

30 марта

Переправившись через Луару, я достиг окрестностей Шинона. Крестьяне, которых я встретил, когда они выходили из лесу, сказали, что кругом рыщут банды английских наемников, которые грабят одинокие фермы и обирают путешественников. Такие разговоры я слышу уже не в первый раз, но до сих пор я не встречал разбойников и мародеров. А потом: что они могут у меня украсть? Я живу подаянием, вымаливая хлеб на папертях церквей. Я всего лишь бродяга, один из нищих, положившийся на волю Господа, который приведет меня в тихую гавань.

У меня есть только одна бесценная вещь: книга, которую я забрал у палача. Если наемники, грабящие путешественников, не умеют читать, есть вероятность, что они оставят мне книгу. Все же из предосторожности я, прежде чем отправиться в путь, аккуратно вырвал из нее страницы, свернул их в трубочку и спрятал под подкладкой своего рубища. Я не могу расстаться с этим имуществом, поскольку оно принадлежит не мне. Я только взял его на хранение. И я должен отдать его законной владелице.

Да хранит меня Бог в моих поисках.

94

Нью-Йорк, наши дни

Рэй схватил перекладину, чтобы прибавить скорости. Марка последовал его примеру. Несмотря на боль в груди, он изо всех сил налегал на рычаг. Пятно света увеличивалось. У Антуана сложилось впечатление, что он оказался внутри мистической картины Иеронима Босха. Пережив глубокую ночь, встретившись с демонами в образе крыс, освобожденная от страхов душа приближалась к истине.

Чем больше он об этом думал, тем сильнее становились похожими друг на друга его подземные приключения, ритуал посвящения.

Можно было предположить, что, с тех пор как Марка нашел шпагу, он следовал по пути, который давно ждал его и о котором он в глубине души тайно мечтал. Ночной путь, полный засад и ловушек, но приводящий к истине. Порой Антуан даже спрашивал себя, не служит ли убийца, проклятый брат, пагубным проводником, заставляющим его проходить круги ада…

— Осторожно!

Неожиданный толчок, и их подбросило вверх. Вагонетка остановилась.

— Ничего страшного. Просто закончились рельсы, — сказал Рэй. — Не ушиблись?

Троица вошла в менее широкий туннель. От предыдущего он отличался тем, что на его стенах не было масонских знаков. Рэй поднял фонарь и дотронулся до стены.

— Выдолблено в камне. Несомненно, самая старая часть. Слишком узкая для вагонетки, поэтому рельсы и заканчиваются здесь.

— Значит, надо идти пешком, — сказал Марка и углубился в туннель.

Тот постепенно расширялся. Они продвигались вперед цепочкой. Каждый луч света, падавший на стены, высвечивал отметины от ударов киркой, которой раскалывали и шлифовали камень. Порой они видели сверкающий кварц. Капли воды падали на землю со звуком, похожим на звук бьющегося стекла. Вдруг стены исчезли. Антуан остановился и направил фонарь вперед.

Это был шок.

Они вошли в гигантский зал. Настоящая пустыня.

Находившийся в десятках метров над ними потолок, усеянный причудливыми камнями, казался небосводом, сверкающим, как далекая звезда, под светом их фонарей. Рэй тоже остановился. Его сердце было готово выскочить из груди. Он, дитя Гарлема, живший между асфальтом и небоскребами, буквально окаменел при виде этого великолепия.

— Это невозможно!

— Ты еще не все видел, — ответил Антуан и направил фонарь прямо.

В центре зала возвышались два огромных столба — массивные, циклопические, высокие, как небоскребы, в изобилии украшенные рельефным орнаментом. Кверху столбы сужались, отчего их макушки походили на острие. При искусственном освещении столбы искрились золотистыми отблесками.

— Два столба, — пробормотал Робинсон. — Антуан, это тебе ничего не напоминает?

Марка любовался изумительным зрелищем. Ему в голову пришла та же мысль, что и Рэю, но это было действительно немыслимо. Они подошли ближе. Они шагали медленно, словно на них давили огромные пропорции всего, что их окружало.

— Ты прав. Это немыслимо.

Марка как зачарованный осматривал столбы и переплетение символов и фигур. Он оказался на знакомой территории. Он прошептал отрывок из Ветхого Завета, из Книги Царств, который много лет назад выучил наизусть:

— И поставил столб на правой стороне, и дал ему имя Иахин, и поставил столб на левой стороне, и дал ему имя Воаз.

Рэй не мог оторвать взгляда от столбов. Его словно загипнотизировали.

— Иахин и Воаз, два столпа масонского храма, — добавил он, дотрагиваясь до резного узора правого столба.

95

Дневник Никола Фламеля

2 апреля

Вот уже четыре дня идет дождь. Я нашел пристанище в пещере, вырубленной в меловой скале. Сейчас она заброшена, но раньше, несомненно, служила погребом, где выдерживали вино. На склонах еще растет виноград, но лозы не обрезаны и пасынки растут во все стороны. Край пропах нищетой и страхом. По ночам я иногда слышу шум, раздающийся в долине, но не знаю, скачут ли это разбойники, о которых мне говорили, или, что еще хуже, рыщут стаи волков, которые гораздо более опасны.

Я не разжигаю костер из страха, что меня обнаружат. Я живу как отшельник. Сплю на куче старой соломы и ем черствый хлеб, который мне изредка удается раздобыть. К счастью, в пещере есть родник, и я могу вволю пить. Я молю Господа не оставить меня и дать мне силу и мужество, чтобы исполнить свою миссию.

4 апреля

Однообразные дни сменяют друг друга. Дождь не прекращается. У меня закончились припасы. Теперь я живу как крестьяне, у которых нет зерна, чтобы смолоть его, или свиньи, чтобы заколоть ее. Я хожу в лес и занимаюсь собирательством. После моего ухода из дома я часто видел детей, собиравших травы и ягоды, служившие им повседневной пищей. Я смотрел на них с любопытством. Тогда я не знал, что вскоре буду питаться точно так же, как они.

Вынужденное бездействие и одиночество, в котором я оказался, вынудили меня прочитать книгу. Я распорол подкладку и расправил страницы, чтобы затем собрать их. В светлое время суток я размышляю не только над текстом, но и над миниатюрами. После долгих раздумий я начал, как мне кажется, различать основные стадии Великого Дела. Для меня это стало величайшей радостью, но она быстро омрачилась иной уверенностью. Преобразования можно достичь, лишь обладая Камнем, так называемым порошком предначертания, который необходимо добавить к презренному металлу, чтобы получить чистое золото.

Но в книге, к сожалению, ничего не говорится об этом таинственном веществе.

Отныне я знаю, что душа моя не успокоится до тех пор, пока я не раскрою высшую тайну.

96

Нью-Йорк, наши дни

С незапамятных времен здесь стояли столбы, молчаливые свидетели прошлого, которое отбрасывало густую тень на настоящее. Марка сложил на груди руки. Открытие поразило его, но вместе с тем он не знал, что делать дальше.

— Ну вот мы и продвинулись в наших поисках. Два масонских столба, возведенных по неизвестной причине под Нью-Йорком. Они покрыты надписями, для расшифровки которых понадобится немало времени. Иахин и Воаз. Один символизирует силу, другой — стабильность. Но я не вижу ни малейшей связи с алхимическим золотом.

— А если существует другая интерпретация? — Джоан посмотрела на мужчин горящим взором. — Вы никогда не слышали о Ное?

Рэй, посещавший в молодости протестантскую церковь, рассмеялся. Этот неуместный вопрос поднял ему настроение.

— Разумеется, слышали. Гнев Божий, Всемирный потоп, уничтоживший землю, ковчег, сооруженный Ноем, спасенные животные… Да об этом все знают. Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто нашли утраченный ковчег? Супер! Мы перещеголяли Индиану Джонса.

— Уточни, — попросил Антуан, у которого интерес Джоан к религии вызвал замешательство.

— Это старинная традиция, уходящая корнями в Библию. Следы ее можно найти во многих культурах Среднего Востока в виде мифов. Согласно легенде, когда Адам был изгнан из рая, он ушел оттуда не с пустыми руками.

— Только не говори мне, что он унес с собой мешок яблок.

— Рэй, замолчи! Дай ей закончить.

Джоан продолжала:

— Я просто хочу сказать, что Адам знал некоторые тайны рая и передал их своим потомкам. В частности Каину.

— Которого проклял Бог?

— Совершенно верно. Говорят, в этом крылась истинная причина Божьего гнева. Однажды, опасаясь, как бы небеса не наслали на них новые беды, потомки Каина решили увековечить эти тайны, выгравировав их на двух столбах. И правильно сделали, поскольку сразу же после этого на землю обрушился потоп.

Рэй снова посмотрел на столбы, а затем остановил свой взгляд на Джоан. Он, конечно, по-прежнему сомневался, но ирония в его голосе начала исчезать.

— А что стало с этими столбами?

— Опять-таки по легенде, они устояли перед Божьим гневом. Только после потопа никто не знал, где они находятся.

По мере того как Джоан говорила, Антуан смотрел на нее со всевозрастающим интересом. Должно быть, она почувствовала его необычное внимание к себе. Продолжая свой рассказ, она с тревогой перебирала жемчужные пуговицы на блузке. Голос ее звучал взволнованно.

— Впрочем, легенда утверждает, что уже в библейские времена люди начали поиски этих столбов. И почин положили родные сыновья Ноя.

— Да ты это все придумала! — запротестовал Рэй.

— Вовсе нет. Ты можешь об этом прочитать в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия. А написана эта книга более двух тысяч лет назад.

Робинсон выглядел изумленным.

— Откуда ты это знаешь?

Адвокатесса отмахнулась от него.

— Один друг рассказал.

— Вероятно, франкмасон? — неожиданно резко вступил в разговор Марка. — А я полагал, что все эти истории тебя не интересуют.

Джоан обернулась, словно ужаленная змеей.

— Зачем ты так говоришь?

— Просто предположение, Джоан. Во время нашей первой встречи ты была менее разговорчивой. И вдруг ты охотно делишься с нами историями о Ное. Странно, не правда ли?

Робинсон, внимательно рассматривавший один из столбов, воскликнул:

— Черт возьми! Не может быть…

— Что?

Чернокожий полицейский знаком попросил их подойти ближе.

— Если вы оба хотите поразить аудиторию культурно-историческими познаниями, то я вам гарантирую: тут есть нечто такое, что положит вас на обе лопатки! Вы знаете, где мы находимся?

— Учитывая пройденный путь, — ответила Джоан, — мы либо повернули к Манхэттену, либо пересекли залив и попали в другое государство.

Робинсон громко рассмеялся.

— Ошибаешься, милашка! Мы вовсе не в Нью-Джерси, а посреди залива.

— Это невозможно! — удивленно воскликнула Джоан.

Рэй ничего не ответил. Он направил фонарь на левый столб, на котором была высечена бронзовая женщина высотой более двух метров. Работа была настолько искусной, что поражала воображение. Детали устраняли малейшие сомнения.

— Нет… — выдохнул Марка.

— Да, — ответил Робинсон. — Мы находимся под островом Свободы.

— Под…

— Под статуей Свободы.

97

Дневник Никола Фламеля

7 мая

Мне понадобился почти месяц, чтобы пересечь Берри и Лимузен. И везде я встречал лишь войну и нищету. Вчера я увидел свое отражение в воде источника и не узнал себя. Лицо исчезло под седой бородой, вокруг глаз образовались черные круги, а рваная одежда буквально висит на теле. Впрочем, я уже давно не ел вдоволь.

За целую неделю я не встретил ни одной живой души на своем пути. Теперь я иду по ночам и преодолеваю всего несколько лье за один переход. Край полностью опустошен, деревни заброшены. Я не знаю, куда скрылись жители. Наверное, прячутся в лесах. Монастыри, где обычно паломники находили кров и стол, либо вовсе не открывают свои двери, либо стоят разрушенные. Их стены заросли бурьяном, а колокола не звонят.

Недавно я научился охотиться. Я смастерил лук из гибкой ветки каштана с тетивой, изготовленной из бараньих кишок. Эта мысль пришла мне в голову, когда я разгонял стаю ворон, клевавших мертвого барана. Внутренности они не тронули. Я вытащил кишки, высушил их, а затем сплел, чтобы сделать тетиву. Чтобы изготовить стрелы, я заточил ветки ясеня, а затем закалил их на огне.

Дичи здесь хватает, ведь никто не охотится. Я уже наловчился так, что могу убить одного-двух зайцев, переставших бояться людей.

9 мая

Я пришел в Кос. Это край густых дубрав, перемежающихся полянами, где растет лишь можжевельник. Мне не хватает воды. Ее можно найти только в долинах; они редко встречаются в этом гористом краю. Вот уже три дня как я хромаю на левую ногу, которая доставляет мне жестокие страдания. Я не знаю, нанес ли я себе рану, невидимую глазу, или меня предает моя внутренняя физическая слабость. Я так устал, что больше не ищу пристанища, а просто ложусь под деревом и сразу же погружаюсь в глубокий сон.

Чтобы не потерять счет дням, каждое утро я делаю на своем паломническом посохе зарубку. Но я уже не разговаривал столько дней, что теперь боюсь встретиться с людьми.

Я не знаю, что им сказать.

11 мая

У меня кончились чернила. Чтобы иметь возможность писать, я нахожу древесный уголь и растворяю его в животном жире, смешанном со слюной. Нельзя, чтобы я разучился держать в руке перо. Ведь только так я могу оставаться человеком.

Моя нога по-прежнему болит. Я чувствую, что без отдыха и лечения я не смогу идти дальше. Вот уже два дня я шагаю вдоль скалы, правый склон которой спускается в долину. Но я пока еще не нашел удобной тропинки. Да поможет мне Бог, ибо солнце иссушило мою кожу и я нигде не могу найти воды.

12 мая

Я не напрасно молил Господа. Этим утром я нашел тропинку, протоптанную ослами. Она спускается в долину. Несмотря на боль в ноге, я при каждом шаге благодарю Его святое имя. Я перестал это делать только тогда, когда услышал постоянный глухой шум, незнакомый мне. Я свернул с тропинки и пошел дальше, прячась за кустами, которых здесь много. То, что открылось моему взору, заставило мое сердце забиться от радости. По ухоженному полю текла широкая река. Я вышел из зарослей и увидел широкое приземистое мельничное колесо, лопасти которого били по воде.

14 мая

Я целый день проспал в конюшне. Мельник, добрый христианин, приютил и накормил меня. Раковина святого Иакова служит настоящим сезамом в этих краях. Сам того не зная, я оказался вблизи святилища Рокамадура. Это святое место, где почитают Марию, мать нашего Спасителя. Мельник сказал мне, что там останавливаются многие паломники и монахи радушно принимают их. По его словам, монастырь находится всего в нескольких лье.

Эта новость обрадовала меня. Я вновь обрел отвагу, а вместе с ней и веру в будущее.

Я отправлюсь в путь завтра.

98

Нью-Йорк, под статуей Свободы, наши дни

В гигантском зале установилась абсолютная тишина, словно на них опустился огромный бетонный колпак. Марка сидел и задумчиво разглядывал каменистый свод.

— Значит, над нашими головами тысячи тонн скал и железа… Не понимаю, почему они обустроили это… это место под статуей.

Джоан подошла к нему и тоже села.

— Мой отец говорил, что франкмасоны играли главную роль в разработке концепции и строительстве этой статуи.

— Я только знаю, что ее возвел французский архитектор Бартольди.

— С американской стороны был задействован Ричард Хант, проектировавший цоколь. Он был посвященным, — с гордостью заявил Рэй.

Антуан развернул клочок бумаги, на котором было написано продолжение загадки.

Из кубического камня у ее ног придет свет.

— Что это может означать? — громко спросил он.

Джоан придвинулась ближе и провела рукой по своему лбу.

— С тобой все в порядке?

Она резко побледнела.

— Все будет хорошо. Главное, чтобы это сработало.

Рэй сидел на корточках перед статуей Свободы, изображенной внизу столба. Он посветил фонарем на цоколь и воскликнул:

— Смотрите! Прямо под ногами статуи!

Антуан подошел к нему. На кубе совершенной формы они увидели рельефный ларец, окруженный световым ореолом. Рэй воскликнул:

— Угловой камень, черт возьми! Как я об этом не подумал!

— Не понимаю, — произнес растерянный Марка.

Робинсон выпрямился. Он почти прыгал от радости и лихорадочно, бессвязно что-то бормотал. Антуан похлопал его по плечу. Этот призыв к порядку немного охладил ньюйоркца.

— Хорошо! Хорошо! Я объясню тебе. Но это умопомрачительно! Вот так история!

Он перевел дыхание и обрел спокойствие.

— Слушайте! Во время закладки первого камня цоколя статуи состоялась специфическая масонская церемония, так называемая церемония краеугольного камня. Углового камня! Одна из высокопоставленных особ положила ларец в основу памятника. В нем лежали ритуальные предметы. Закладка краеугольного камня стала традицией при строительстве всех общественных зданий. На одной из картин запечатлен Джордж Вашингтон, водружающий угловой камень. Понимаешь?

— Ближе к делу!

— В 1986 году, во время празднеств, посвященных столетию статуи, франкмасоны провели церемонию в память о краеугольном камне. Это было волнующее зрелище. Братья ложи «Принс Холла» были достойно представлены, — добавил Робинсон.

— Да, черт возьми, 1886 год, дата, выгравированная на шпаге Лафайета! А вы знаете, что именно было в этом ларце?

— Не знаю, но стоит попытаться его отыскать. Если вы внимательнее посмотрите на столб, — продолжал Рэй, — то на грани куба увидите небольшую выгравированную лестницу. Похоже, краеугольный камень совпадает с одним из углов этого зала.

— С каким? — спросил Антуан.

— С западным.

— Ты хочешь сказать, что нужно возвращаться в туннель?

— От тебя невозможно ничего скрыть, — сказал Робинсон, заметив сомнение на лице Джоан.

— Крысы далеко. У нас есть время. Если существует проход, ведущий к краеугольному камню, он должен находиться в самом начале.

Адвокатессу, похоже, смутило, что ее заподозрили в трусости. Она хмуро посмотрела на мужчин и первой пошла вперед.

На этот раз свет фонарей был направлен на потолок туннеля. Им не пришлось долго ждать. Наверху показалось отверстие, похожее на люк, ведущий на чердак. К стене была прикреплена железная лестница, спрятанная за скалистым уступом.

Джоан начала подниматься. Мужчины следовали за ней. Метров через десять лестница уткнулась в темный лаз, пробитый на уровне свода.

Они пролезли через отверстие и оказались в наклонной бетонной трубе диаметром примерно один метр. Джоан, взяв из рук Робинсона фонарь, поползла по проходу. Мужчины не отставали от нее. Миновав несколько изгибов, они увидели небольшую нишу. В углублении, выбитом в бетоне, они нашли ларец, покрытый медными пластинами.

— Краеугольный камень! — воскликнула Джоан.

Они взяли ларец и спустились по лестнице еще быстрее, чем поднялись.

В гигантском зале с двумя столбами Рэй осторожно открыл ларец. Как ни странно, там лежал всего лишь один масонский предмет — деревянный молоток. Символический молоток, с которым досточтимый мастер ложи председательствовал на собрании братьев.

Антуан схватил молоток. На квадратном основании рукоятки его пальцы нащупали шероховатости. Он аккуратно положил его на пол.

Рэй направил на молоток луч света. На трех сторонах основания были вырезаны фамилии.

Лафайет.

Аршамбо.

Сеневьер.

Не хватало одной фамилии.

Полицейский поднес фонарь ближе. На четвертой стороне по всей длине рукоятки были изображены языки пламени.

— Полагаешь, это намек на факел статуи Свободы? — спросил Робинсон.

— Похоже.

Улыбаясь во весь рот, Рэй повернулся к Джоан. Но улыбка мгновенно исчезла с его лица. Француз не понял, что взволновало его коллегу, и тоже повернулся.

В руках у молодой женщины был мелкокалиберный пистолет. Она целилась прямо в них.

99

Дневник Никола Фламеля

15 мая

Я провел день в монастыре, куда стекаются паломники, узнавшие, что перейти через Пиренеи невозможно. Говорят, королевство Арагон пылает огнем и истекает кровью, словно несчастья, которые обрушились на Францию, перекинулись и за ее границы. Многие паломники весьма огорчены тем, что эти события помешали им добраться до цели. Они усматривают в этом дурной знак судьбы.

Признаюсь, я принялся расспрашивать окружающих, поскольку тоже был глубоко разочарован, однако вскоре мне в голову пришла одна мысль. Меня поразило совпадение. Едва я узнал, что не смогу попасть в Сантьяго, как здешний монах сообщил мне, что замок Сеневьер находится в одном-двух днях пути отсюда. Я увидел в этом десницу Провидения, ибо только ему известно об истинной цели моего паломничества.

Посетив святилище, расположенное на склоне утеса и напоминающее цветок, расцветший в каменной пустыне, я пошел в трапезную, где впервые за многие месяцы утолил голод и жажду. Нас было очень много в этом огромном зале, предназначенном для паломников. Одни намеревались добраться до Сантьяго-де-Компостелла, другие же были вынуждены вернуться, едва добравшись до отрогов Пиренеев. Они разговаривали так громко, что после стольких дней одиночества от оглушительного шума у меня закружилась голова. К счастью, вошел аббат, и едва он взял слово, как установилась тишина.

Он подтвердил, что граница Франции с Арагоном закрыта. Поднялся ропот, но все сразу же замолчали, когда он жезлом ударил в пол. Сразу видно, что аббат — человек властный, умеющий управлять толпой. Поскольку Сантьяго отныне недосягаем, Рокамадур стал последним крупным святилищем на пути паломников. Дар небес для монастыря.

Впрочем, отец аббат прекрасно это понимал, поскольку принялся расхваливать церковь настоятеля, где несколько веков покоились мощи Захея, иудея из Иерихона, у которого Христос изволил провести ночь.

Многие паломники, которые об этом не знали, вскочили со своих мест с радостными криками. Все хотели помолиться на могиле человека, которого Иисус удостоил своей дружбы и лично благословил. Поднялся невероятный гвалт. Монахи поспешно открыли двери трапезной, и людской поток устремился в церковь. Вместе с паломниками, которые плохо себя чувствовали и не могли бежать, я остался в зале и поэтому увидел, как на лице аббата появилась лукавая улыбка.

Если Господь сохранит мне жизнь и откроет тайну камня, клянусь, я изготовлю много золота для моих братьев, чтобы избавить их от нищеты и возвысить их совесть. Но я никогда не стану обогащать себя и своих близких земным имуществом.

Пусть я буду проклят, если изменю своему слову.

100

Нью-Йорк, под статуей Свободы, наши дни

— Боюсь, что мне придется объявить о небольшом изменении в нашей программе.

Джоан держала мелкокалиберный пистолет на уровне лиц обоих мужчин. Выронив молоток, Антуан встал.

— Сесть! Руки за голову! Ноги врозь! Быстро!

Рэй подался вперед, словно ничего не слышал. Он опустил руки вдоль туловища. Джоан заняла удобную позицию для стрельбы и поджала тонкие губы.

— Ты, черномазый, ни шагу вперед, иначе присоединишься к своим предкам в саванне. Ясно? Или ты слишком туп для этого?

— Какая-то ты невежливая, маленькая белая гусыня, — ответил Робинсон, продолжая двигаться к ней. — Ты не любишь чернокожих?

Он медленно подносил руку к карману куртки.

— Не шевелись! И не заставляй меня повторять! — выкрикнула молодая женщина.

— И что, ты выстрелишь в меня? Помни, каждый день я имею дело с отпетыми хулиганами. Или ты хочешь, чтобы я показал тебе шрамы от ударов ножом, крошка? — ответил Рэй, находившийся лишь в метре от нее. — Я подниму рубашку, и ты выстрелишь в меня. Посмотрим, хватит ли у тебя на это пороху.

Адвокатесса не отступала.

— Не заставляй меня это делать! Несчастный кретин! И прекрати изображать мачо! Еще один шаг, и ты закончишь свои дни так же, как крысы, в которых ты всадил пулю! Я тебя по стенке размажу!

Робинсон распахнул куртку и принялся расстегивать пуговицы на белой рубашке. Марка покинул линию огня и шагнул вправо. Мужчины пытались окружить Джоан.

Адвокатесса раскусила их маневр и взмахнула рукой в сторону комиссара.

— Не играй в героя, француз! Предупреждаю тебя. Я не стану колебаться.

— У тебя не останется времени, — сказал Антуан. — Если ты выстрелишь в одного из нас, второй схватит тебя прежде, чем ты снова взведешь курок. Брось пистолет и давай все обсудим.

— Оставь, братец, — рассмеялся негр, выставив наружу свой толстый живот. — У этой маленькой мерзавки кишка тонка, чтобы играть с сильными людьми. С ней нужно разговаривать как с жалкой девчонкой, какой она и есть на самом деле.

С ледяным взглядом Аршамбо положила палец на спусковой крючок. Рэй шел вперед, говоря с презрением:

— Послушай меня, избалованная девка из Манхэттена! Если ты не опустишь оружие, в ближайшие четверть часа ты пожалеешь об этом.

Как раз в тот момент, когда Робинсон бросился на Джоан, раздался выстрел. Сухой долгий щелчок. Звук выстрела эхом отскочил от каменных стен зала. Рэй с недоумением раскрыл глаза и, покачнувшись, упал на пол. Марка повернулся влево. Выстрел прогремел не с той стороны, где стояла Джоан. За одним из столбов Марка с изумлением увидел черную фигуру, выскочившую из тьмы. Силуэт приобрел более четкие очертания, и изумленный Антуан узнал человека в капюшоне. Раздался знакомый голос:

— Наш цветной брат получил по заслугам… С дамами так не разговаривают. Впрочем… Это отучит его смеяться над другими!

— Ты больной! Ты неизлечимо болен! — выдавил комиссар.

— Марка… Дорогой Марка, это началось уже давно… Очень давно…

— Не говори со мной так, словно я брат тебе.

— Но я твой брат. Твой брат по крови в некотором роде.

Джоан опустила оружие и смотрела на Робинсона, корчившегося от боли. Антуан подошел, чтобы помочь ему. Убийца выстрелил. Пуля едва не задела ноги комиссара.

— Будет лучше, если ты сядешь. Я не уверен, что в следующий раз тоже промахнусь.

Марка застыл на месте.

Рэй корчился, держась за живот. На белой рубашке расплывалось кровавое пятно. Его рука лихорадочно искала табельное оружие, «глок-19». Джоан, внимательно следившая на Робинсоном, ударила каблуком по его запястью. Робинсон закричал и потерял сознание. Пистолет выпал из кармана.

Джоан не шевелилась, зачарованно глядя на тело, из которого уходила жизнь.

«Настоящая сомнамбула», — подумал Марка, прежде чем повернуться к убийце.

— И что дальше? Я должен ответить на следующий вопрос?

Человек в капюшоне рассмеялся.

— Боюсь, что на этот раз все окажется не так просто. Во время нашей последней встречи я испытал твои умственные способности, но теперь тебе придется рассчитывать на свои мускулы.

— Объясни.

— Боюсь, что не всем удастся выйти наверх. Знаешь пословицу? «Много званых, но мало избранных».

От боли Робинсон пришел в себя. Он приподнялся, но встать не смог и привалился к стене. Он был в состоянии говорить только шепотом, сплевывая окровавленную слюну.

— Вы… никуда… не пойдете… Мои коллеги…. Предупреждены.

— Хорошая попытка, брат мой. Но я шел вслед за вами, и там никого не было. Сомневаюсь, что ради столь личного дела мелкий полицейский из Гарлема стал бы тревожить свое начальство. Тем более если он отправился в ночное путешествие на чужой территории.

Марка подошел к своему коллеге, чтобы оказать ему помощь. Вся одежда вплоть до брюк была залита кровью. Ранение в живот было самым опасным. Рэй мог агонизировать на протяжении нескольких часов или умереть в течение нескольких минут. Антуан посмотрел на убийцу, подошедшего к столбам.

— Почему?

— Почему? — раздался голос из-под капюшона. — Но все очень просто! Из-за золота, золота алхимиков. Из-за возможности купить все на этой земле, потому что все продается. Мы познакомились с Джоан после смерти ее отца и подружились… Благодаря ей я смог найти де Ламбра.

Джоан нервно посмотрела на часы.

— Нужно действовать по плану. У нас мало времени.

Убийца покачал головой.

— У меня много времени. И потом, — лицо, скрытое капюшоном, повернулось к Марка, — это мой двойник. Тот, кто постоянно вел меня за собой. Кто вместо меня вел поиски. Это мой брат. Я должен сказать ему правду.

Комиссар ничего не ответил.

— Много лет назад один человек открыл тайну золота. Его имя знакомо всем франкмасонам, интересующимся алхимией. Даже несмотря на то, что многие уверены, будто речь идет всего лишь о легенде.

— Фламель, — прошептал Антуан. — Никола Фламель.

— Он самый. Простой переписчик, безвестный художник-миниатюрист, скромный горожанин, который, тем не менее, однажды завладел книгой.

— Книгой Адама, — уточнила Джоан.

— Весьма примечательная книга. Однако легенда утверждает, что это всего лишь копия более старинного текста. Текста, высеченного в камне, чтобы избежать гнева Божьего.

Антуан пристально посмотрел на Джоан, потом на столбы, верхушки которых терялись в темноте.

— И вы говорите мне, что это правда? Что это столбы, которые пережили потоп…

— Книга исчезла еще при жизни Фламеля. Несомненно, по чьей-то воле. До нас дошли лишь разрозненные фрагменты, которые не имеют ни малейшего смысла. Что касается этих столбов, то я тебе все объясню позже.

— Если это все, что ты хотел мне сказать…

— Могу добавить, что именно благодаря Книге Адама Фламель раскрыл тайну философского камня. Тайну, позволяющую превращать любой металл в золото необыкновенной чистоты.

Опустив руку в карман, комиссар сжал золотой шар, найденный в храме Гарлема.

— Как то, которое нашли на трупах в Париже?

— Совершенно верно. В ножнах моей фамильной шпаги был порошок алхимического золота. Вероятно, он попал на клинок. Как я вижу, ты провел прекрасное расследование. Это золото служит доказательством, что Фламелю удалось добыть его. Что красивая наивная легенда на самом деле является чистой правдой.

Раздавшийся вопль заставил их обернуться. Рэй полз с искаженным от боли лицом, оставляя кровавый след. Царапая ногтями пол, полицейский вновь закричал. Антуан бросился к нему, но вдруг остановился.

На запах свежей крови бежали крысы.

101

Наши дни

ДБР «Авроре Источнику»

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Более часа назад была потеряна связь с объектом после того, как он вошел в обветшалое здание в Бруклине. Вслед за ним через полчаса в здание вошел незнакомец.

102

Дневник Никола Фламеля

17 мая

В конце концов я пришел в Кагор. Я не знаю, почему я тянул время. Небо было голубым, а растительность еще радовала весенним нежно-зеленым цветом, пробуждающим желание сорвать с деревьев несколько листочков и съесть их. Я вступил в город ближе к вечеру. Здесь не было суеты Рокамадура. Напротив, Кагор, казалось, заснул в окружении своих стен. Проходя через расположенные на возвышенности кварталы, я видел много заброшенных домов, двери которых были помечены черным крестом. Священник, возвращавшийся из епископства, заметил мое удивление и объяснил, что эти дома принадлежали жертвам последней эпидемии чумы. Я сразу же перекрестился. Он посмеялся над моими опасениями и убедил меня, но не полностью. Эпидемии походили на бури. Они сметали все на своем пути, затем исчезали. Вплоть до нового возвращения! Этот священник напоминал добродушного любителя жизни, которого следующая чума наверняка застанет в трактире за бутылкой вина. Я спросил, где находится замок Сеневьер. Он указал мне путь, нисколько при этом не удивившись. Похоже, слухи о том, что Флора имела дело с инквизицией, еще не долетели сюда. И поэтому я надеюсь, что увижу ее.

18 мая

Я добрался до ворот замка. Он совсем не похож на известные мне королевские крепости. Речь идет о берлоге, как называют его местные жители. Орлиное гнездо между скалами и рекой. Она живет здесь. Теперь я это знаю. Крестьяне из соседней деревни сообщили мне об этом, когда я им сказал — да простит мне Господь эту ложь, — что я иду в замок просить милостыню. Все советовали мне опасаться старшего сына: он настоящий зверь. Увидев мое отчаяние, они добавили, что барышня очень добрая и щедрая и что я могу безбоязненно обратиться к ней. Она умела сочувствовать несчастью. Некоторые кумушки делали акцент на последней фразе, словно в воздухе витали недосказанные слова. Но я слишком торопился, чтобы обращать на это внимание, и устремился к замку.

Дверь мне открыла служанка и сухим тоном сообщила, что хозяина нет дома. Это известие успокоило меня. Я ответил, что надеялся увидеть барышню. По лицу служанки я понял, что у нее возникли какие-то подозрения. Я успокоил ее, попросив передать послание. Я дал ей одну из страниц книги, которую вытащил из-под подкладки.

Ждать мне пришлось недолго. Дверь открылась, и на пороге появилась Флора де Сеневьер, державшая руки на круглом животе.

19 мая

Я никогда не исповедовался женщине. Тем более будущей матери. Я ничего не утаил от нее. Даже преступление, грех которого лежит на мне. Когда я говорил о нем, ее глаза заблестели. Я не осмеливался даже представить, какие чувства ее охватили: я убил палача и одновременно отца ее ребенка. Эта страшная истина настолько смутила меня, что я, взволнованный до слез, начал запинаться. Она знаком велела мне продолжать, и я закончил свою историю. Затем я положил на дубовый стол страницы книги.

Моя миссия завершилась.

Я ждал слова, но это был жест.

Она встала и перекрестила мое бледное чело.

Я припал к ее стопам. Заливаясь слезами, я целовал руку, подарившую мне прощение.

20 мая

Еще не рассвело, но мне пора было отправляться в путь. В последний раз я делаю записи в дневнике. Отныне меня ждет другая задача, которую я должен выполнить. Моя душа обрела спокойствие. В святилище моего сердца горит тайное пламя во имя Исаака Бенсераде. С этого дня я стал его преемником.

Я больше не увижу Флору. Она сделала все, что должна была сделать: передала наследство, выполнив просьбу Исаака. Тому, кого сочла наиболее достойным.

Она сожгла книгу, но сохранила миниатюры. Позднее, возможно, она покажет их своему ребенку.

Я вышел из замка. Луна медленно опускалась в речные воды. Было холодно. Я плотнее запахнул накидку. По дороге я все время удивлялся, что больше не слышу шелеста мятой бумаги, раздававшегося из-под подкладки. Я привык к этому шелесту страниц книги.

Дорога была неровной, и мне приходилось прыгать с камня на камень. При каждом движении раздавался новый звук, словно кто-то перетряхивал маленький мешочек с порошком. Мне теперь следует привыкать к этому звуку.

103

Нью-Йорк, под статуей Свободы, наши дни

Встревоженные шумом шагов, крысы нырнули обратно в туннель, но Марка остался у входа, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Больше всего он боялся услышать торопливый топот и почувствовать мускусный запах полчищ крыс, привлеченных запахом крови.

— Вкусить человеческую плоть… Какое пиршество для крыс! Это все равно что алхимику найти философский камень!

— Ты закончил? А то твоя спутница начинает беспокоиться.

Джоан буквально испепелила его взглядом, но ей никак не удавалось скрыть свою тревогу. Она понимала, что нужно торопиться, и вопросительно посмотрела на убийцу. Тот молча кивнул ей и продолжил:

— В своей величайшей мудрости Фламель не захотел делиться с кем-либо своим открытием, понимая, что тогда начнется хаос. Времена были смутные, а нравы сильных мира сего еще более жестокие, чем сейчас. Он разделил тайну на четыре части, как на четыре традиционные стихии, и раздал тем, кому доверял. Каждую часть сопровождал рисунок, служивший символическим объяснением соответствующего этапа Великого Дела — искусства изготовления алхимического золота. Но золото можно получить, лишь соединив в правильном порядке четыре гравюры. Обладатели тайны должны были хранить в неприкосновенности свои части и передавать их по наследству. Каждому из них были известны фамилии других обладателей.

Марка молча слушал рассказ убийцы, прерываемый лишь затихающими стонами Рэя.

— На протяжении столетий обладатели тайны свято хранили ее, но при Людовике XVI четыре потомка встретились. И знаешь где?

— У меня нет ни малейшего желания играть в загадки.

— В масонской ложе. В те времена все занимались алхимией. Калиостро воскрешал умирающих, давая им выпить жидкое золото; граф де Сен-Жермен за одну ночь изготовил бриллианты чистейшей воды; Фридрих Прусский и Екатерина Великая страстно увлекались оккультной химией в надежде поправить финансовое положение своих стран.

— При чем же тут четыре потомка?

— Неужели не догадываешься? Они делали золото. Золото!

Марка рассмеялся.

— Хищники! Которые захотели обогатиться, как и ты. Наверное, Фламель перевернулся в гробу.

— Не заблуждайся. Как я тебе уже сказал, они были франкмасонами. Они верили в успех первой великой революции в истории Запада. Когда брат Бенджамин Франклин приехал по приказу брата Джорджа Вашингтона во Францию за финансовой и военной помощью, эти четверо решили нарушить договор молчания и предоставить алхимическое золото американским повстанцам. Это был переломный момент. Финансовая помощь, которую Людовик XVI оказывал американской революции, поставила под угрозу казну королевства, а восставшим никак не удавалось одержать победу над англичанами.

Джоан стояла перед столбами и рылась в рюкзаке, который принес с собой убийца. Под заинтригованным взглядом комиссара она вытащила камеру и присоединила ее к миниатюрному аккумулятору.

— Хранителям тайны Фламеля удалось изготовить достаточно золота, чтобы поддержать американцев в их борьбе. Однако при этом они не стали великими казначеями королевства. Они соединили алхимическое золото с медью и железом, что придало ему твердость. В таком виде золото можно было тайно переплавить, не боясь, что его обнаружат.

— Американская революция, совершенная на алхимические деньги… Ерунда. Что они сделали с тайной?

— Ничего. По крайней мере, в следующие десятилетия. Но казначей Людовика XVI пронюхал об этой истории и в 1792 году рассказал о ней якобинцам, чтобы спасти свою шкуру. Революционеры были рационалистами, и наш человек закончил свои дни в сумасшедшем доме Шарантона. Став после этого случая более осмотрительными, заговорщики закрыли ящик Пандоры и погрузились в сон.

— А потом?

— В эпоху Первой империи, когда сложилась более благоприятная обстановка, потомки собрались, чтобы решить, как следует поступить с тайной золота. Именно тогда возникла идея финансирования проектов, которые способствовали бы благу человечества. Поскольку золото нельзя было доверить ни королю, ни даже демократическим правительствам, которые воспользовались бы им в политических целях, было решено финансировать больницы, школы и масонские храмы, но скрытно, через подставные фирмы. На самом деле братья всего лишь следовали примеру Фламеля, который в свое время был самым богатым филантропом Парижа.

В памяти Антуана всплыла фраза, произнесенная Робинсоном. Разве он не говорил, что храм Гарлема был возведен на деньги, поступившие из Европы?

— Единственная проблема заключалась в том, как сохранить тайну, избежав огласки. Опять-таки они последовали примеру Фламеля. Но на этот раз использовали не рисунки, а загадки, рассеянные по миру. Загадки, которые привели сюда.

— Но почему сюда?

Убийца мельком взглянул на Джоан. Она установила камеру напротив одного из столбов. Антуан как зачарованный наблюдал за происходящим.

— Оглянись вокруг. Прежде чем уничтожить рисунки, рассказывавшие об алхимическом методе, их выгравировали на этих столбах. Привет далеким предкам, столпам времен Ноя!

Адвокатесса включила камеру. Она скрупулезно снимала все детали изображений.

— Ну, и какое ты к этому имеешь отношение? — спросил Марка.

— Я потомок семьи Сеневьер, одной из семей, хранивших тайну. Как Джоан и покойный брат Поль.

Комиссар нахмурился.

— А четвертая семья?

Убийца подошел к молотку, лежащему возле ларца, и взял его в руки.

— Ты говоришь о знаке, который здесь нарисован?

— Да. Рисунок на рукоятке. Пламя.[21]

На лице, скрытом капюшоном, появилась насмешливая улыбка. Убийца повертел молоток в руках.

— Сожалею, брат, но четвертой семьи не было. Четвертой семьи никогда не существовало. Просто символ расхожего мифа. Чтобы вводить в заблуждение таких простаков, как ты.

Антуан почувствовал себя побежденным. Он склонил голову, удрученный чередой столь неожиданных открытый. Но все же задал последний терзавший его вопрос:

— Так зачем же это безумие? К чему эти садистские убийства в Париже?

В темноте убийца округлил глаза.

— Несколько месяцев назад я осознал, какая судьба меня ждет. Я понял, что должен выполнить Великое Дело и оздоровить масонство. Я должен найти золото и очиститься, отбирая жизнь у отбросов общества, у недостойных братьев, у человеческого отродья. Я уже говорил тебе, у меня девятый градус мстителя. Я брат по крови.

— Поскольку мне предстоит умереть здесь, открой свое лицо, — предложил Антуан.

— Я не могу доставить тебе такое удовольствие. А теперь отойди назад и слушай. У входа в последний туннель есть решетка. Я проверял, она действует. Решетка из кованого железа. Расстояние между прутьями очень узкое, и человек не может пролезть через них. А вот крысы…

Джоан отошла подальше, чтобы заснять последние изображения на вершинах столбов. Антуан приблизился к Робинсону. Тот едва дышал.

Брат с воодушевлением продолжал:

— Желаю тебе хорошенько поразмыслить о смерти в этом великолепном месте. У тебя не будет недостатка в темах для размышлений. Поверь мне на слово.

Комиссар различил в его голосе нескрываемое ликование.

Джоан завершала съемку. Она подошла к убийце, держа камеру в руках.

— Закончила снимать, дорогая?

Она вытащила из камеры видеокассету и протянула ее своему спутнику.

— Спасибо, моя любовь… навеки.

Она не успела ни увидеть оружия, ни услышать звук выстрела. Пуля попала ей прямо в лоб. Джоан рухнула на пол, так ничего и не успев понять.

104

Наши дни

ДБР «Авроре Источнику»

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Незнакомец появился один и сел в машину. Прошу указаний.

В приложении фотография незнакомца.

Конец связи

«Аврора Источник» ДБР

Шифрованное расписание по Гринвичу

Операция «Химера»

Приоритетные изменения. Оставьте объект 1 и следуйте за объектом 2.

Конец связи

105

Париж, 25 апреля 1382 года

Около полудня Фламель прошел через городские ворота. Он оставил мастерскую под присмотром жены. С тех пор как он отправился в паломничество, она немало способствовала успеху предприятия. Ей даже удалось обзавестись подмастерьями, она научилась вести переговоры с клиентами. После возвращения Фламель ничего не стал менять, позволив даме Пернель играть главную роль как в домашнем хозяйстве, так и в делах.

Однако успех в делах не был случайностью. Хотя об убийстве палача, похоже, забыли, Никола предпочитал держаться в стороне. К тому же алхимические поиски, ставшие Великим Делом его жизни, требовали одиночества и терпения. Особенно терпения, поскольку он довольно быстро понял, что порошок предначертания, переданный ему Флорой, обретет свои чудотворные свойства лишь тогда, когда будут пройдены, причем успешно, все фазы алхимического процесса.

Так летели долгие годы поисков, обманутых надежд, отчаяния. Не говоря уже о подспудном страхе перед фантомами прошлого. Всякий раз, когда по улице пробегали лошади, или там собиралась толпа, или когда Майар, меховщик, горевший желанием срочно сообщить какую-нибудь новость, вбегал в мастерскую, сердце Фламеля начинало бешено биться. Инструменты, необходимые для проведения алхимических опытов, лежали в помещении за лавкой. Фламель мог бы работать в подвале, но одно только упоминание об этом месте привело даму Пернель в такое волнение, что он не стал настаивать… Постепенно он раздобыл материал и оборудовал лабораторию. Такие покупки ни у кого не вызвали удивления. Он просто сказал, что хочет сам делать краски для миниатюр. Таким образом, он сумел купить инструменты, необходимые для Великого Дела. Однако из-за недостатка места реторты, печь и металлы ждали своего часа. Он никак не мог начать дело, о котором страстно мечтал.

Через несколько месяцев решение пришло само собой. Одна из теток дамы Пернель оставила ей небольшое наследство — земельный надел за городом, рядом с излучиной Сены. На этом участке, расположенном далеко от других ферм, выращивали виноград. Это привело даму Пернель в восторг, ведь изготовление собственного вина было для парижских горожан честолюбивой мечтой. Монахи, владевшие виноградниками, раскинувшимися на открытых солнцу холмах близ Сены, фактически обладали монополией на торговлю вином в столице.

Можно представить себе радость дамы Пернель, когда она обнаружила в заброшенном карьере погреб, где хранились чаны, пресс и старые дубовые бочки. Фламель разделил энтузиазм супруги, поскольку отныне она почти каждый день уходила из мастерской, чтобы заняться тяжелым трудом винодела.

Майар, однажды сопровождавший Фламеля на виноградник, вернулся домой вне себя от радости. Весь день он помогал соседу подвязывать лозы, обрезать извилистые узловатые однолетние побеги, о чем с восторгом рассказывал на улице Святого Иакова. Именно об этом и мечтал Фламель.

И все же меховщик испытывал и разочарование, о котором он никогда не говорил, чтобы не омрачать свой рассказ: сосед не разрешил ему спуститься в подвал.

Путь пешком до виноградника дамы Пернель занимал один час. Крестьяне называли эти земли, плавно спускавшиеся к Сене, Марсовым полем. Монах, живший отшельником в одном из заброшенных карьеров, рассказывал, что во времена римского владычества здесь устраивались ритуальные сражения в честь бога войны. Название сохранилось доныне. Однако мифология Фламеля не интересовала. Для него важнее была уединенность этих мест.

Он осторожно осмотрелся, прежде чем спуститься под землю. Виноградник был пустынным, а небо — бледно-голубым. Настоящее зимнее небо. Стая ворон пометила горизонт черными точками прямо над тонким столбиком дыма, поднимавшегося из дома за рекой.

Никола перекрестился. Он не был суеверным человеком, но сегодня он истолковывал все, что поражало его взор… Он забеспокоился, увидев черную стаю ворон в тот момент, когда открывал дверь подвала. Пытаясь успокоиться, он вытащил из кармана маленький полотняный мешочек, заскрипевший под его пальцами. Прежде чем повернуть ключ, он сделал глубокий вздох, чтобы сердце перестало так сильно биться. Он тщательно взвесил порошок предначертания, который ему дала Флора: его хватало, чтобы изготовить одну порцию золота. Одну-единственную.

Разумеется, если ему удастся добиться превращения, проблем больше не возникнет, поскольку все авторы единодушно утверждали, что порошок предначертания обладал способностью размножаться, если операция удачно завершалась. Достаточно было соскрести коричневую оболочку, окружавшую чистое золото, чтобы получить некоторое количество порошка предначертания. Только нужно добиться успеха.

Фламель открыл дверь и вошел внутрь. В центре комнаты мерцало неяркое пламя, отбрасывавшее причудливые тени на стены заброшенного карьера.

Никола Фламель перекрестился в последний раз.

Он скоро все узнает.

106

Нью-Йорк, под статуей Свободы, наши дни

Марка склонился над Рэем и осмотрел его рану. Отверстие, проделанное пулей, зияло в левом боку. Раненый с трудом дышал, но был в сознании. Впрочем, он не питал иллюзий относительно своего состояния.

— Все и так ясно. Если эта чертова пуля задела какой-либо орган, я подохну. Подумать только, подумать только, я выходил из всех передряг на улицах. Если бы мне сказали, что меня подстрелит братишка… Черт, как больно!

— Замолчи! Ты выкарабкаешься, — ответил Марка, перевязывая своей курткой живот Робинсона. — Я вытащу тебя отсюда, не сомневайся.

Он помог своему другу устроиться поудобнее и двинулся ко входу в зал. Вдали он услышал шум катившейся по рельсам вагонетки. Никакой возможности убежать. Убийца, несомненно, опустил решетку. Антуан вернулся в центр ротонды и стал методично осматривать каждый сантиметр зала в поисках скрытой двери или прохода. Но все было напрасно.

Призови на помощь разум, не позволяй отчаянию овладеть тобой.

Проходя мимо тела Джоан, он заметил пачку сигарет, выпавшую из ее кармана. Он не осмелился взглянуть на окровавленное лицо, покрытое кусочками мозга. И все же он наклонился и поднял едва начатую пачку. Он не испытывал ни стыда, ни угрызений совести, словно последние часы убили в нем все человеческие чувства. Лихорадочно раскурив сигарету, он спрашивал себя, не украл ли его душу убийца, брат по крови.

Он выпустил тонкую струйку дыма и посмотрел на Рэя, корчившегося от боли. Если так пойдет и дальше, вскоре крысам достанется еще один труп.

Комиссар поднял глаза. Скала, инкрустированная кварцем и слюдой, походила на небосвод, усеянный мерцающими звездами.

Они находились ровно в тридцати метрах ниже статуи. Выхода нет.

Он смотрел, как вокруг него рассеивается дым. Запах крепкого табака колыхался, словно легкий туман. Он усмехнулся про себя. Здесь, по крайней мере, никто не запрещал курить.

И тут он нахмурился. Кольца дыма не поднимались к потолку. Они тянулись вправо, к двум гигантским столбам. Заинтригованный, он проследил взглядом за дымом и увидел, что тот вьется вокруг левого столба, словно лоза вокруг дерева. Он подошел к столбу с изображением статуи. Белый дым исчезал за ней. Он еще раз внимательно проследил за кольцом дыма, словно за нитью Ариадны, и не смог сдержать возгласа удивления.

Дым уходил за решетку диаметром примерно один метр, лежащую рядом с основанием столба. Выше он увидел толстую трубу, соединявшую верхушку столба со скалой.

Теперь он понял, почему сюда не долетал запах мокрой плесени. Строители предусмотрели скрытую систему вентиляции… Труба неизбежно должна была выходить наружу, на поверхность острова.

Он бросился к Робинсону, глаза которого были открыты.

— У нас есть шанс, Рэй. Возле одного из столбов я заметил вентиляционную решетку.

— Супер… Иди один. Я даже не могу встать… У меня кружится голова.

Марка понимал, что Рэй прав. Труба являлась единственным спасением, и можно было только надеяться, что она не заведет в тупик. Он вытер лоб коллеги, дрожавшего как в лихорадке.

— Давай, поторапливайся! Не теряй времени, — глухо произнес негр, взгляд которого становился все более тусклым. — От полудня до… полуночи, брат.

Робинсон вздрогнул и замер с остекленевшим взором.

— От полудня до полуночи, брат, — ответил Марка усталым голосом. — Я приду за тобой. Обещаю.

Марка закрыл глаза покойному и положил окровавленную рубашку ему на лицо.

Он вернулся к столбу и осмотрел решетку. Она была тонкой и слегка изъеденной ржавчиной. Марка отошел назад, разбежался и изо всех сил толкнул ее ногой. Металл развалился на куски. Он наклонился и направил свет фонаря внутрь. Труба оказалась полой. Согнувшись, человек вполне мог пройти внутри нее. Он сделал вдох и начал восхождение. По мере того как он продвигался вперед, его руки становились красными от соприкосновения с шероховатым металлом. Метр за метром. Он видел, как удаляется столб и разверзается пропасть. Преодолев, как ему казалось, три четверти пути, он остановился и перевел дыхание. Мышцы рук и ног горели, будто их облили кислотой. Он чуть было не упал, но вовремя спохватился. Если он упадет, то наверняка разобьет голову о металлические перегородки. Марка вздохнул и продолжил свое восхождение. Он посветил фонарем: прямо у него над головой труба делала поворот.

Он добрался до развилки и оказался в такой узкой цилиндрической капсуле, что ему пришлось ползти на животе.

Он отчаянно двигался вперед, касаясь головой верхней перегородки. Поверхность повышалась. Склон стал круче. Но он упрямо цеплялся за шероховатости. Это был единственный способ остаться в живых.

Вдруг ему в нос ударил знакомый запах. Запах моря с легким привкусом соли. Выход был уже близок. Он также почувствовал легкую, едва заметную вибрацию. Марка направил фонарь вперед и в слабом свете увидел темные лопасти механического вентилятора. Он пополз быстрее. По мере того как он приближался, гул вентилятора нарастал. Одним движением плеча он бросил отныне бесполезный фонарь в лопасти. Раздался громкий скрежет искореженного металла. Вентилятор зачихал и остановился. Путь был свободен.

Через несколько минут он добрался до более широкой решетки с тонкими металлическими прутьями, в которых застряли сухие птичьи перья. Он понял, что за ней выход. Марка вытащил из кармана портсигар и, взяв себя в руки, принялся выкручивать винт, соединявший две его части. Затем он с его помощью раскрутил винты решетки, высунул голову наружу и увидел ряд прожекторов.

Он подтянулся на руках и упал на мягкую мокрую лужайку.

Марка задыхался, у него болели все члены, но он был спасен. Он поднял глаза и увидел высокую каменную стену, освещенную снизу, и прямоугольный мавзолей с четырьмя столбами по углам.

И вдруг он заметил ее. Она подавляла своим величием, освещенная со всех сторон рассеянным светом прожекторов.

Гигантская, почти нереальная, возвышавшаяся на фоне звездного неба.

У Марка кружилась голова, но он различал зеленые отблески, игравшие на складках ее тоги. Он увидел мраморное лицо, выпуклые толстые губы, широкий и плоский, словно лезвие, нос, суровые глаза. И венчавшую чело корону, ощетинившуюся пиками, которые пронзали небо.

Марка хотел подняться, но у него не было сил.

Из глаз лились слезы. Мысли путались. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но отчаянно боролся, чтобы этого не случилось.

Богиня благожелательно смотрела на него. Ему показалось, что она опустила факел и наклонилась над ним, чтобы обнять.

И он потерял сознание.

107

Париж, 25 апреля 1382 года, 5 часов пополудни

Как гласила местная легенда, из карьеров, простиравшихся на Марсовом поле, добывали камни для строительства укреплений во времена набегов варварских племен. Эта легенда всегда вызывала у Фламеля улыбку, когда он входил в скромных размеров погреб, где вот уже много лет оттачивал свое искусство. Это была обыкновенная подземная комната, загроможденная бочками, стоявшими вдоль стен. Но в центре, словно королевский трон, возвышалась печь, сердце работы алхимика. В старинных текстах, пришедших с арабского Востока, этот предмет назывался атанор. Фламель сам сложил ее из огнеупорных кирпичей. У печи было два яруса, и каждый из них имел форму ковчега. На каменном полу первого яруса горел огонь, согревавший верхний ярус, где стоял пузатый сосуд, увенчанный перегонным кубом.

Долгое время Фламель думал, что алхимическая драма разыгрывается именно в этом стеклянном яйце: насилие над металлами, заставлявшее их превращаться в чистое золото. Но на самом деле главное происходило внизу, там, где горел огонь. Не важно, едва теплился ли он или горел ярким племенем, на алхимический процесс влияли сила или слабость огня. Фламель потратил годы, чтобы понять, почему посвященные говорили о сне или гневе дракона и о том, как важно приручить его. Огонь! Все происходило благодаря огню, о котором следовало заботиться, как о малолетнем ребенке: укладывать спать, будить, кормить, учить…

Но главное — не давать огню погаснуть. Только так можно было миновать различные этапы: черный, желтый, белый и, наконец, красный. Вот сколько было этих ключевых этапов, когда материя, находившаяся в реторте, преобразовывалась, приобретая тот или иной цвет.

Фламель очень хорошо помнил тот день несколько месяцев назад, когда ему удалось получить белый цвет. Это произошло 17 января. Под неутомимым действием огня материя постепенно меняла пепельно-серый цвет на чернильно-черный. Впрочем, такой цвет вызвал сильное беспокойство у Никола, поскольку ему показалось, что он неумолимо возвращается к началу. Однако внезапно вокруг темной массы появился молочный круг. Словно нимб вокруг головы святого! Нимб становился все более светлым, и неожиданно все вещество приобрело ослепительно белый цвет. Миниатюрист понял, что ему осталось преодолеть последний этап: переход к красному.

Он готовился к этому событию в течение двух месяцев. Каждый день он изучал малейшие изменения материи, ее цвет, массу; однако казалось, она спит как яйцо, высиживаемое невидимой силой. В этот период следовало очень бережно обращаться с огнем. Он не должен был угаснуть или стать менее интенсивным. Порой Фламель проводил всю ночь напролет возле печи, вороша угли или прибегая к помощи мехов, чтобы регулировать температуру.

И вот однажды вечером серебристо-белая материя заискрилась. Конечно, это были только прожилки, но Никола знал, что они предвещали большее, что он на пороге этапа фазана, который вскоре приведет к стадии дуги. На языке алхимиков это означало, что через несколько часов в реторте засияет радуга. Настал момент, когда он должен был воспользоваться камнем.

Последний раз Фламель погладил мешочек, где лежал порошок предначертания. Перед ним, словно апельсин, сияла реторта. Материя напоминала хрусталь, в котором тысячами цветов горел невидимый огонь.

Он развязал шнурок и высыпал порошок предначертания из полотняного мешочка в ладонь. Он еще колебался. Кровь стучала в висках. Другой рукой он открыл реторту. Пульс забился еще чаще. Вот уже несколько месяцев вещество не соприкасалось с воздухом… Он боялся, что реакция мгновенно остановится. Но нет, вещество продолжало сиять.

И он решился. Схватив мешочек, он высыпал порошок предначертания в реторту. На этот раз…

Содержимое реторты скрылось в тумане. Краски исчезли. Фламель задрожал от ледяного холода. Он не мог пошевелить и пальцем. За стеклом поднимался тяжелый пар, уничтожавший вещество.

На этот раз надежды не оставалось. Столь желанная реакция не произошла. Фламель отступил на один шаг. На один-единственный. Бремя бесполезных лет давило ему на плечи.

Из реторты поднимался дым, густой и едкий. Постепенно Фламель стал различать темное содержимое стеклянного сосуда, похожее на кусок дерева, пожираемого огнем, готового рассыпаться в прах.

Фламель почувствовал, как на глаза навернулись горькие слезы. Перед ним догорал рыжеватый уголек. Такова была цена целой жизни, единственная плата за проклятую мечту.

Он закрыл глаза и дал волю слезам, которые текли из самого сердца.

Все было сказано. Теперь ему оставалось лишь уйти и забыть, если он, конечно, мог.

Когда Фламель открыл глаза, огонь в атаноре уже погас. Царил мрак. Чтобы выйти на свет, ему следовало пересечь подвал. Ему нечем было разжечь огонь.

Он протер глаза. И вдруг на мгновение вспыхнул луч света. За ним — другой, рассеявший тьму. Реторта засверкала насыщенным оранжевым цветом. Фламель бросился вперед.

Вещество трепетало, словно охваченное тайным огнем. Под обуглившейся оболочкой стремительно созревал кроваво-желтый плод.

Никола упал на колени.

Золото сверкало словно звезда.

108

Нью-Йорк, Бруклин, наши дни

Через час после отъезда Джека Уинтропа перед домом № 25 по Коффи-стрит припарковался небольшой белый грузовичок. Мужчина в форме служащего газовой компании быстрым шагом вошел в заброшенное здание. Он уверенно направился к люку, ведущему в подземелье.

Через час он вышел из здания, волоча безжизненные тела Рэя Робинсона и Джоан Аршамбо, которые одно за другим поместил в грузовичок. Он запер входную дверь здания и отогнал машину на другой конец улицы.

Мужчина нажал на кнопку черной коробочки. От оглушительного взрыва земля вздрогнула. Здание рассыпалось в облаке пыли.

Довольный, он послал отчет «Авроре» и уехал. Когда пожарные прибыли на место происшествия, редкие соседи судачили об этом подозрительном здании, которое следовало давно снести, и о том, что по счастливой случайности рядом никого не оказалось. Адвокат, немедленно посланный «Авророй», чтобы предотвратить скандал, заявил, что добьется возмещения ущерба за причиненное беспокойство. На месте разрушенного здания будет построен центр реадаптации безработных Бруклина. Через несколько часов тяжелая техника начала разбирать завалы, уничтожая все следы, которые вели в пещеру с двумя столбами.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Все, что имеет цену, не имеет ценности.

Фридрих Ницше

Обложка журнала «Le Franc-Maçon» («Франкмасон»). Аллегория Свободы, освещающая мир светочем знания, а не факелом, разжигающим пожары.

109

Нью-Йорк, аэропорт Ньюарк

Джек Уинтроп растирал шею. Его сотрясала внутренняя дрожь. Эта многочасовая слежка измотала его. Работенка для полицейского, да уж! Ничего общего с опасными, но пьянящими миссиями ДБР. Ему совсем не нравилось играть в частного детектива. Он находился в переполненном секторе регистрации на рейсы «Air France», но новый объект оставался вне поля его зрения. Джек преследовал мужчину почти всю ночь. Он видел, как тот вошел на склад, затем покинул его и вернулся вчера вечером в гостиницу. О двух мужчинах и женщине, которые проникли на склад раньше, по-прежнему не было никаких известий, но это его не касалось. Особенно когда давали о себе знать шейные позвонки.

Сегодня утром объект с чемоданом в руке сел в такси, и Уинтроп связался со своим работодателем, чтобы предупредить о немедленном отъезде. Он получил приказ по-прежнему следить за этим типом.

Теперь мужчина стоял в очереди на парижский рейс. Уинтроп знал, что он завершил свою миссию. Проверив номер рейса — 019 — и время прилета во Францию, он прошел в бистро, прилегавшее к посадочному сектору, чтобы отправить отчет. Джек включил в отчет всю имевшуюся у него информацию. Затем он буквально проглотил довольно жирный гамбургер: у него не было выбора, поскольку он умирал с голоду.

Это была самая деморализующая миссия из всех, которые ему приходилось когда-либо выполнять: целыми часами следить за незнакомцем и ждать его. Уинтроп покачал головой: операция «Химера»… Кто из группы «Аврора» придумал такое название? Наконец она завершилась. Он вновь спросил себя, что случилось с теми тремя, что первыми вошли на склад, но не стал развивать эту мысль. В принципе, ему было наплевать. Их, конечно, мог ликвидировать человек, который сейчас находился в аэропорту, но для Джека это не имело ни малейшего значения.

Он нажал на кнопку «отправить». «Аврора», вероятно, вызовет одного из его коллег, чтобы тот продолжил слежку за мужчиной в Париже. Он же, если повезет, отправится в аэропорт Ла-Гуардиа, чтобы попасть на внутренний рейс в Пенсаколу.

Этим вечером он окажется в кругу семьи и сообщит о своей отставке.

Он заказал кофе и бросил взгляд на мужчину, который зарегистрировал багаж и терпеливо стоял в очереди к контрольно-пропускному пункту.

Его «Palm» завибрировал.

— Черт! — воскликнул Уинтроп, увидев, что высветилось сообщение от «Авроры Источника».

Операция «Химера» продолжалась.

Уинтроп бросился к стойке «Air France», растолкав группу русских туристов.

— У вас остались билеты на рейс 019?

Оператор с сожалением посмотрела на него.

— Нет. Мы не можем регистрировать пассажиров в последнюю минуту. В целях безопасности. В соответствии с законом об усиленных мерах на воздушном транспорте, — она произносила хорошо заученную после событий 11 сентября речь, — список пассажиров международных рейсов передан властям…

— Я понял, — сказал Уинтроп, которому все надоело. — Когда следующий рейс на Париж?

Верзила в серой форме подошел к стойке и с подозрением посмотрел на него. Уинтроп сбавил тон. Он не должен привлекать к себе внимание службы безопасности. В настоящий момент на тех, кто решил лететь в последние минуты, косо смотрели. К счастью, он захватил с собой чемодан, иначе его немедленно упекли бы в кутузку… В Соединенных Штатах сотрудники службы безопасности аэропорта имели больше прав, чем КГБ времен Брежнева, и могли арестовать вас просто потому, что им не понравилась ваша физиономия.

Он приветливо улыбнулся, достал свое удостоверение ассоциации «Друзей флота» с фотографией, где он был запечатлен с бритой головой, в стоячем воротнике и с погонами капитана, и обратился к полицейскому в штатском.

— Ветераны моего бывшего полка улетели в Париж. Я должен непременно догнать их. Уверяю вас, я не террорист, — пошутил он, изобразив идиотскую улыбку.

Полицейский взял у него удостоверение и проверил паспорт.

— Авиационные компании не смогут сделать для вас исключение, — ответил он, хмуро глядя на Уинтропа. — Придется подождать. А в следующий раз постарайтесь не расталкивать пассажиров. Всего хорошего.

Полицейский отдал ему бумаги и удалился.

«Чертов коп!» — мысленно выругался Уинтроп, по-прежнему растягивая губы в улыбке.

— Есть один билет на завтра, на это же время, — сказала оператор, одаривая его стандартной улыбкой «Air France».

Черт! Еще один потерянный день!

Он забронировал билет и предупредил «Аврору», что опаздывает.

110

В небе над Атлантикой, рейс AF 019 в Париж, аэропорт имени Шарля де Голля

Брат по крови снял наушники и выпил бокал шампанского, предложенный стюардессой. Большой плюшевый мишка, которого один из пассажиров посадил на свободное сиденье рядом с ним, действовал на него успокаивающе.

В аэропорту он сделал кое-какие покупки: игрушечный панда для сына, а для жены часы фирмы «Картье».

Мастерски. Он все провернул мастерски! Он посмотрел небольшой фильм о столбах в пещере от начала до конца, и то, что он увидел, показалось ему странным. Он сразу же узнал место, выгравированное на колонне, но не мог в это поверить. Оказывается, в самом сердце Парижа спрятана последняя тайна!

Теперь оставшаяся четвертая фамилия для него не имела значения. Он вполне мог обойтись без нее. Впрочем, он и так избавился от всех, кто ему мешал: начиная с чернокожего и заканчивая братом Марка. Не считая двух известных потомков, де Ламбра и Аршамбо, также отправившихся на Вечный Восток. Что касается последнего… Зачем бояться обыкновенной легенды?

Отныне он знал, где спрятан секрет изготовления золота. Его нетерпение росло. Как ему хотелось бы, чтобы самолет немедленно приземлился на взлетную полосу аэропорта имени Шарля де Голля!

Он с нежностью посмотрел на игрушку. Приехав домой, он положит панду у двери комнаты сына, чтобы тот, проснувшись, сразу же увидел ее. Он уже слышал, как сын кричит от радости, как его глаза блестят от удовольствия. Он ощутил прилив слабости, но немедленно взял себя в руки. На него была возложена миссия. И он должен был ее выполнить.

Он опять надел наушники и принялся снова смотреть фильм на экране портативной видеокамеры.

111

Париж, Пале-Рояль

Эдмон Канселье не любил, когда его будили слишком рано. Встав, он искоса посмотрел на свою сотрудницу, которая, вытянувшись во весь рост, спала обнаженная под тонким атласным покрывалом. Однако у него не было времени на то, чтобы предаваться эротическим мечтаниям. Канселье молча пересек комнату и вошел в кабинет. Вновь зазвучал сигнал. Он с раздражением выключил его и принял сообщение.

Вступила в действие система расшифровки. На экране вращался конверт. Затем он остановился и открылся, демонстрируя послание Консюржанса.

«Аврора Источник» «Авроре Париж»

8 часов 25 минут по Гринвичу

Операция «Химера»

ДБР информирует нас, что объект, связанный с операцией «Химера» в Нью-Йорке, прибывает в аэропорт имени Шарля де Голля в 13 часов 15 минут по местному времени. Возьмите копию его фотографии и продолжайте следить за ним в Париже.

ДБР вылетит следующим рейсом и сразу же сменит вас.

В ближайшие часы я лично прибуду на место. Вас поставят в известность о точном времени моего приезда. Приготовьте оружие для агента ДБР.

Конец связи

Канселье протер глаза и заворчал. Так вот взять и организовать слежку! Найти филера! Только и всего! Разумеется, эта нелепая идея принадлежала Андреа. В самом деле, после того как полицейский показал ему практически чистое золото, Консюржанс утратил чувство меры. Уже не говоря о том, что он пользовался «Авророй» как своим личным инструментом и распоряжался членами организации как собственными слугами. Француз выругался. Впрочем, Андреа старел и приближался момент, когда ему придется назначить себе преемника… Сейчас следовало подчиниться. Но это ненадолго. Канселье задрожал от нетерпения и отправил ответ.

«Аврора Париж» «Авроре Источнику»

09 часов 35 минут по Гринвичу

Операция «Химера»

Послание получено. Действуем в соответствии с вашими указаниями.

Конец связи

112

Нью-Йорк

Сидя на заднем сиденье такси, Марка чувствовал, как его безудержно клонит в сон. Он с трудом боролся с усталостью.

Все произошло слишком быстро. Образы увиденного лихорадочно сменяли друг друга. Было ли это влиянием подземного мира? Его мысли отплясывали бешеную сарабанду, метались, как обезумевшие от света летучие мыши. Он все еще спрашивал себя, не было ли произошедшее в пещере кошмарным сном.

Пробуждение на лужайке, окружавшей статую, и упреки в глазах туристов, которые приняли Марка за бездомного, глядя на его опухшее лицо и изодранную в клочья одежду, — все это казалось нереальной, жуткой сказкой. Он сел на один из железнодорожных паромов, соединявших остров Свободы и остров Эллис на Манхэттене, и через два часа оказался в своем номере отеля «Челси». Он догадался сначала заказать билет на Париж и только потом рухнул без сил на кровать.

Он потянулся всем телом, не отрывая взгляда от неба, которое постепенно начинало чернеть над восточным пригородом Нью-Йорка, где находился аэропорт имени Джона Кеннеди. Солнце продолжало свой неутомимый бег на запад. А над востоком сгущалась мгла.

Восток, погруженный во тьму. Он видел последний взгляд Рэя, своего брата из Гарлема. Марка не сдержал обещания и не пришел за ним. Рэй спал беспробудным сном в пещере с двумя столбами, в своем вечном мавзолее. Он не поставил власти в известность, опасаясь, как бы его не задержали на все время расследования в Нью-Йорке. Известие спровоцировало бы такую шумиху в прессе, что его шансы найти брата по крови были бы сведены к нулю.

У него оставался только один след. Сеневьер. Как ни странно, убийца назвал ему свою фамилию. Просчитанный риск или обычное тщеславие? Это станет ясно только в Париже. Ожидание угнетало его. Убийца опережал его по крайней мере на день.

Пытаясь выиграть время, он позвонил из отеля одному из своих коллег-полицейских, попросив его поискать фамилию Сеневьер в информационных картотеках, не важно, официальных или нет. Он также связался с Андриво и назначил встречу, чтобы сразу же по прибытии в Париж получить доступ к картотеке членов масонского послушания.

Для него это был последний шанс, прежде чем убийца исчезнет навсегда, унося вместе с собой алхимический секрет. Он вздрогнул от отвращения, вспомнив, что этот сумасшедший скоро получит возможность делать золото по собственному усмотрению.

Он отогнал эту мысль, несколько раз проведя тыльной стороной ладони перед глазами. На небе появились темные грозовые тучи.

Единственный след. Сеневьер. Брат по крови.

113

Берн

Лакей доложил ему, что у крыльца его ждет «бентли». Чемодан уже положили в машину, a «Falcon 7Х», самый современный из реактивных самолетов, стоял на бетонированной площадке перед ангаром. Андреа Консюржанс допил сливки и поблагодарил слугу.

Вся эта суета утомляла Консюржанса, особенно после тревожного сообщения «Авроры Париж» о появлении алхимического золота. Разумеется, он был готов к тому, что со дня на день тайна четырех семей всплывет, но со временем он научился обманывать себя, преуменьшая подобную опасность.

Чрезмерная самоуверенность привела к тому, что сейчас ему приходилось действовать быстро.

Он надел пальто и с ностальгией взглянул на альпийскую долину, раскинувшуюся до самого горизонта.

Он был потрясен, когда агент ДБР, дублировавший Уинтропа, обнаружил в подземном святилище два трупа. Он искренне скорбел о смерти дочери своего друга, полковника Аршамбо, покойного создателя ДБР и потомка старинной семьи, дорогой его сердцу. Как жаль, что отец и дочь не ладили друг с другом!

А вот тот факт, что в пещере не оказалось тела француза, означал, что тому удалось спастись, несомненно, через вентиляционную трубу, проложенную внутри столба. Через несколько часов он тоже прибудет во Францию.

Однако Консюржанса беспокоил вовсе не полицейский, а тот мужчина, который вошел в святилище и вышел из него целым и невредимым. Это он убил, это он завладел последней частью тайны и это его надо ликвидировать. Незнакомец сложит части головоломки и, если рассуждать логически, откроет секрет Фламеля, Исаака Бенсераде, Ноя. Секрет Книги Адама.

Консюржанс не сомневался, что незнакомец проникнет и в парижское святилище. Тайна, неподвластная смертным в течение нескольких столетий, стала прозрачной, словно детская загадка.

И потом… Андреа посмотрел в окно на ожидавшую его машину… Если незнакомцу известно так много, значит, он действует не в одиночку.

Два столба. Андреа с волнением в сердце вспомнил о своем первом посещении подземелий статуи Свободы. О чуде, неизвестном обычным людям…

Впервые за много лет он почувствовал, как на самом деле одинок. Золото, которому он посвятил всю свою жизнь, не служило ему утешением.

Отныне им владела одна-единственная навязчивая мысль: остановить человека, нарушившего клятву золота.

114

Париж, Пале-Рояль

После нескольких неудачных попыток его сотруднице все же удалось связаться с ним. Она нашла оружие у одного перекупщика, работавшего на незаконном рынке Клиньянкура, и человека для слежки. Канселье, как обычно, был доволен. В последний раз ей удалось разыскать для него двух девушек по вызову, близнецов, как того пожелал эмир, один из его надежных клиентов, который был проездом в Париже. Канселье щедро отблагодарил ее, заметив при этом, что, в отличие от Андреа, он умеет вести себя со своими служащими любезно. И даже более того… Он подумал об обнаженном теле, которое удостоилось чести разделить с ним простыни. Но сейчас, когда у него на руках все карты, не время расслабляться. Утро еще не перешло в день, как он выполнил все просьбы Консюржанса.

Оружие, слежка из аэропорта, которая прошла без сучка и задоринки… Вчера мужчина отдыхал, а сегодня вышел лишь для того, чтобы пообедать в ресторане на авеню Франклина Рузвельта. Затем он отправился в торговую галерею на Елисейских Полях. В данный момент объект, как называл его Андреа, покупал мощный фонарь в магазине, специализировавшемся на предметах безопасности. Точнее быть не может.

Довольный, Канселье усмехнулся. Ему оставалось лишь отослать отчет.

«Аврора Париж» «Авроре Источнику»

14 часов по местному времени

Курс

Индекс XAU курса акций золота слишком неустойчив. Пять золоторудных компаний продолжают продавать заранее часть еще не добытой продукции на рынках. Порог в 2800 тонн проданного таким образом золота был преодолен и приближается к показателю общей ежегодной добычи.

Движение

Комментарий по поводу последних прогнозов рынка цифровых валют, базирующихся на золотом эквиваленте (Digital Gold Currencies, DGC) или, как его называют, e-gold.

После появления этого нового рынка, основанного не на физическом золоте, в виде слитков, лома или монет, а на виртуальных лотах золота, которые покупают и меняют в брокерской сети, «Аврора» завладела большинством долей в первичных посреднических обществах. Прогнозы на текущий год весьма позитивны, однако я напоминаю о риске вытеснения реального рынка золота.

На самом деле курс 10 унций e-gold (3460$) ниже курса 10 унций золота в виде металла (3650$); с другой стороны, заключенные сделки остаются незначительными. Обратите внимание на феномен перегрева, который вызовет ажиотаж и, в случае краха, повлияет на рынок золота в виде металла.

В приложении даны курсы DGC.

Операция «Химера»

После прибытия указанного объекта из Нью-Йорка за ним была установлена слежка от самого аэропорта. Вся имеющаяся о нем информация была передана агенту ДБР, прибывшему в Париж и продолжившему следить за объектом.

Жду вас в аэропорту Ле-Бурже в час, который вы назначите.

Конец связи

115

Париж, резиденция масонских послушаний, IX округ

После приземления в аэропорту Шарля де Голля Марка, простоявший в пробке полтора часа, приехал в резиденцию масонских послушаний. Бледный, в помятом костюме, со следами бессонницы на лице, он весь извелся от нетерпения, сидя в кабинете Ги Андриво.

Для него это было последней возможностью установить личность брата по крови.

Привидение. Эктоплазма. Ни в одной из картотек фамилия Сеневьер не значилась. Его коллега-полицейский все перевернул вверх дном, но безрезультатно. Теперь в кабинете совета ордена он шагал из угла в угол, пока великий секретарь вел поиски с помощью компьютера.

— Ты нашел?

— Нет. По-прежнему нет. Он не значится ни в одной из наших картотек.

— Сеневьер, черт возьми! Он сам назвал мне эту фамилию. Твой компьютер врет. Это невозможно.

Великому магистру пришлось вмешаться. Он положил руку на плечо Марка.

— Наш брат секретарь не может ошибаться. База данных регулярно обновляется. Все фамилии братьев заносятся в базу в момент уплаты ими взносов, даже если потом они уходят сами или их исключают.

Обхватив голову руками, Антуан размышлял. Что-то не клеилось. Не было ни малейшего смысла называть другую фамилию, поскольку убийца думал, что приговорил Марка к смерти в этом подземелье под статуей.

— А если он член другого послушания?

Великий магистр покачал головой.

— Послушай, это противоречит всем правилам, но я сообщил его фамилию нашим коллегам из других послушаний. Когда я объяснил им, что он, возможно, убийца, они согласились порыться в своих картотеках. Но тщетно. Твой Сеневьер не засветился ни в одной масонской ложе Франции.

Марка в отчаянии опустился в кресло, скрестив на груди руки. Он не мог потерпеть поражение сейчас, когда был так близок к цели. Ги Андриво встал из-за компьютера и сел рядом с ним.

— У меня есть идея. Мы пойдем другим путем. Ты сказал, что он потомок масона XVIII века, который был близок к Лафайету и Аршамбо.

— Да. Они были тремя братьями и входили в одну и ту же ложу. Пьер де Ламбр…

И тут комиссар понял, что прежде утверждал, будто ему не удалось открыть USB-ключ, переданный ему убитым братом. Но великий секретарь, полностью поглощенный своей идеей, не слушал Марка.

— Давайте поднимемся в архив. Зная название ложи, которую в ту пору посещал маркиз, мы, возможно, сумеем что-нибудь найти.

— Я вас покину, — сказал великий магистр, адвокат с седыми вьющимися волосами. — Я жду телевизионных журналистов, чтобы дать интервью о светском характере нашей организации. Если только они не ищут сенсаций…

Мужчины вошли в лифт и поднялись на шестой этаж, где располагалась библиотека. Они шагали вдоль стены, украшенной гербами XVII века. На одном из них были изображены четыре святых покровителя масонов Монпелье, увенчанные коронами. Они вошли в кабинет директора библиотеки и архивов.

Их сердечно приветствовал мужчина с аккуратно подстриженной черной бородкой.

— Пьер Мутье. Входите же!

Из окон кабинета с покрытым лаком паркетом и шкафами, заставленными книгами, открывался прекрасный вид на все западные кварталы Парижа. Можно было даже разглядеть на севере белый купол базилики Сакре-Кёр. Настоящая провокация, по мнению некоторых масонов, которые даже хотели в 1960-х годах возвести огромный сверкающий треугольник на крыше собора, чтобы позлить ревностных католиков.

Стол хранителя архивов был завален книгами, манускриптами и самыми разнообразными предметами, в числе которых был и портсигар, который не ускользнул от любопытного взгляда Марка.

Андриво быстро ввел хранителя архивов в курс дела. Эрудит нахмурил брови, делая кое-какие пометки.

— Что касается ложи Лафайета, то тут проблем нет. Она широко известна и называется «Друзья человечества». Но это не указывает нам, какую ложу посещал один из его друзей, о которых вы мне рассказали. Однако я думаю, что вполне возможно найти этих… ветеранов Войны за независимость. Посмотрим, посмотрим…

Он сел за компьютер, дающий доступ ко всем фондам, хранившимся в резиденции.

— Вот! Но ссылок очень много. В самом деле, в тот конфликт были втянуты многие братья.

Марка сидел как на горящих углях.

— В битву за свободу и демократию, — уточнил Андриво.

— Так… Ну что ж, есть пять книг, которые считаются классикой этого жанра.

— Прекрасно. Мы хотели бы с ними ознакомиться, — сказал секретарь любезным тоном.

— Идите в библиотеку и располагайтесь за одним из столов. Я попрошу, чтобы вам немедленно принесли книги.

Растроганный таким участием, Марка наклонился к Мутье и братски облобызал его. Директор сделал ответный жест.

— Если я смогу еще быть полезен, брат мой, буду счастлив помочь вам в ваших поисках.

116

Париж, Елисейские Поля

В магазине, где продавались различные приспособления для обеспечения безопасности, собралось много покупателей. Отставные военные и сотрудники посольств с бандитскими физиономиями наполняли свои корзины подслушивающими устройствами, шпионскими микрофонами и электрошокерами с такой же естественностью, как если бы они покупали сыр или овощи в супермаркете.

Брат по крови заплатил продавцу с бритой головой и положил в карман черный пластиковый пакет с фонарем, похожим на те, которыми пользовалось ФБР, и работающим в течение двух часов, а также нож, рекомендованный ВМС США.

Он вышел на улицу и бросил взгляд на витрину соседнего книжного магазина, где клиентура была совершенно иной. И тут он увидел на бархатной подстилке одну из тех редких книг, которые прежде составляли его счастье. Книгу в одну четвертую листа в красном сафьяновом переплете с глубокими золотыми виньетками и выгравированными гербами. Его пристрастия изменились. Теперь он держал в руке нож.

Отныне он был другим человеком. Новым человеком. Посвященным. Братом по крови.

Он принял решение. Он немедленно отправится туда, где его поиски должны закончиться. После прилета из Нью-Йорка у него было время отдохнуть и насладиться грядущей находкой. Когда он раскроет тайну золота, все будет иначе. И это произойдет сегодня, всего через несколько часов.

Отходя от витрины, он заметил отражение человека, который, похоже, наблюдал за ним, облокотившись на парапет торговой галереи.

Он вновь склонился над книгами, но не спускал глаз с типа, который делал вид, будто читает газету. Либо он параноик, либо за ним действительно следят. Но кто мог установить за ним слежку? Это не имело ни малейшего смысла. А впрочем, не следовало зря рисковать, особенно на последнем этапе расследования.

Он должен оторваться от своего преследователя и, главное, сделать так, чтобы тот больше не нашел его. Вдалеке он приметил высокое здание, украшенное маленькими флажками европейских стран. Вывеска на нескольких языках расхваливала достоинства отеля, носившего гордое название «Бизнес-центр на Сене». Туда и обратно постоянно сновали люди, в основном мужчины, все в строгих костюмах и галстуках и с чемоданами в руках.

Брат по крови внутренне ликовал. Если он сделал правильные выводы, он сумеет выпутаться из неожиданной передряги. Ему незачем было оборачиваться. Он кожей чувствовал присутствие незнакомца. За ним следят? Тем лучше. Он преподаст преследователю достойный урок за его же деньги.

Он вошел.

Дежурная за стойкой регистрации сразу поняла, чего он хочет. Ему нужно немедленно снять номер для важного иностранного клиента. Азиата. Могут ли они показать несколько вариантов? Он должен выбрать лучший.

Она сразу же позвала своего коллегу, который провел его к лифтам. Выходя из холла, он быстро оглянулся. Незнакомец уже говорил по мобильному телефону.

Брат по крови расслабился и обратился к провожатому:

— Скажите, не могли бы вы показать мне запасной выход? Мой клиент весьма щепетилен в этом вопросе. Кажется, это вопрос культуры!

117

Париж, резиденция масонских послушаний

Марка и Андриво прошли через турникет, установленный у входа в читальный зал, высокие стены которого были заставлены тысячами книг. Они сели по разные стороны большого стола. Вскоре к ним подошла женщина-библиотекарь и осторожно положила перед ними стопку книг в старинных переплетах.

— Это из хранилища. Прошу вас, обращайтесь с ними очень осторожно, — строго сказала она.

Вскоре к ним присоединился Мутье. Он сел рядом.

— Мы ищем некого Сеневьера, товарища по оружию Лафайета и Аршамбо, — уточнил Марка, раскрывая первую книгу из стопки.

Андриво и Мутье последовали его примеру. Абсолютную тишину нарушал лишь шелест переворачиваемых страниц. Через десять минут директор кашлянул.

— Я нашел Аршамбо, по всей видимости, самого знаменитого из них. О нем говорят как о человеке, близком к Лафайету во время всей кампании за независимость. Что касается его масонской карьеры… Я смотрю биографию, примечания… Вот… Тут просто сказано, что он был посвящен в Париже без уточнения места и даты.

— Хм… — проворчал Антуан.

— Поиски не похожи на длинную спокойную реку, — прокомментировал Мутье.

— Порой приходится проверять и маленькие притоки, — добавил Андриво, показывая на небольшую книжечку, переплет которой отсутствовал. — Это антимасонская брошюра 1815 года. Она была написана после падения Наполеона убежденным роялистом, который, разумеется, разоблачал заговор братьев, приведший к Революции.

— Старая песня, — подтвердил Андриво, — но какое отношение она имеет к нашим поискам?

— Автор не просто обвиняет братьев, он выдает их с головой. В частности, аристократов, прошедших обряд посвящения. Подлинных предателей своего социального класса. И чтобы подтвердить эти слова, он указывает название ложи.

— Только не говори мне…

— Вот именно. Аршамбо, член ложи «Братья святого Иакова». В те времена такие названия встречались нечасто. Посвящен в 1775 году.

С непроницаемым лицом Антуан повернулся к директору архива.

— Не стоит объяснять. Я понял. Список членов ложи «Братья святого Иакова». Считайте, что уже сделано.

И Мутье бросился к своему компьютеру. Марка, горевший от нетерпения, лихорадочно выстукивал пальцами дробь по крышке стола. Андриво же продолжал размышлять:

— «Братья святого Иакова». Я впервые слышу подобное название ложи. Обычно прославляют дружбу, братство, свободу или масонские символы.

— Ты напрасно недоумеваешь. Ты же знаешь, что в те времена они обожали играть словами, чтобы создать эффект таинственности.

Вошел Мутье, держа в руках длинный футляр, обитый тканью.

— Вот! Список членов ложи с момента ее создания.

Он вытащил пожелтевший регистрационный журнал, состоящий из нескольких тетрадей, заполненных аккуратным, но очень мелким почерком.

— Разделим страницы?

— А если начать с года посвящения Аршамбо?

— Ну что же, давайте начнем с 1775 года.

И три головы склонились над страницами, имеющими отношение к этому году. Андриво называл фамилии, масонские градусы, должности, занимаемые в ложе.

Такая скрупулезность в конце концов вывела Антуана из себя.

— Не можешь ли ты сразу перейти к букве С? Великий секретарь принялся быстро перелистывать страницы.

— Вот… С… Са… Се…

— Сеневьер! Есть! — воскликнул директор.

Выведенная каллиграфическим почерком фамилия значилась в самом низу колонки.

Сеневьер, Алексис де, посвящен 23 февраля 1776 года.

Мутье показал пальцем на звезду, начертанную на полях, и едва заметную цифру рядом с ней.

— Посмотрите, астериск и номер ссылки. Это значит, что секретарь ложи сделал дополнение на странице…

— 275, — оборвал его Антуан.

— Совершенно верно. Нужно найти эту тетрадь. Вот… «Скорее, — думал Марка, — скорее, или меня хватит удар».

— Да, именно так, — подтвердил директор. — Последующий комментарий. Подождите, я прочту…

«Брат Алексис де Сеневьер скончался в 1837 году в почтенном возрасте 87 лет. Чтобы отдать должное этому великому деятелю Войны за независимость в Соединенных Штатах, в пятидесятую годовщину его смерти состоялось посмертное заседание под председательством его праправнука Луи де Сеневьера из ложи „Эльзас-Лотарингия“».

— На этот раз нам известно, что масонская династия продолжилась, — торжествовал Марка. — Этого праправнука можно найти?

Лицо директора озарила широкая улыбка.

— Без проблем. «Эльзас-Лотарингия» была одной из самых известных лож во второй половине XIX века. Она объединяла писателей, политических деятелей, чиновников, ученых, охваченных чувством патриотизма. Не говоря уже о том — и это должно тебя заинтересовать, — что эта ложа была стержнем франко-американской дружбы.

Марка задал вопрос, который не давал ему покоя еще в Нью-Йорке.

— Огюст Бартольди, автор статуи Свободы, тоже был членом этой ложи?

Мутье встал.

— Дай мне несколько минут, чтобы ознакомиться с его биографией… и я скажу тебе.

Марка понимал, что все будет зависеть от этого ответа.

118

Париж, Пале-Рояль

— Мой дорогой Эдмон, вы всегда проявляли слишком явный интерес к нашему излюбленному сырью.

Андреа Консюржанс созерцал шикарный кабинет Канселье. Ему никогда бы не пришло в голову жить среди столь подавляющей роскоши. Парижский негоциант входил в число тех членов «Авроры», которые были одержимы эстетикой драгоценного металла и ощущали необходимость владеть этим веществом, дотрагиваться до него, держать в руках. Такими были четверо из двадцати членов картеля. Что касается остальных, они, конечно, любили золото, но, к счастью, не являлись его рабами.

— У каждого свои грехи, Андреа. Каким будет продолжение программы?

Швейцарец скрестил ноги и склонил голову набок.

— Следует перехватить объект, вернувшийся из Нью-Йорка.

Канселье вздрогнул. Тон, которым Консюржанс произнес эти слова, не предвещал ничего хорошего для объекта. Он слышал о вмешательствах агентов ДБР, но предпочитал не вдаваться в детали. После возвращения с предыдущего срочного совещания, состоявшегося в шале Андреа, его энтузиазм в отношении «Авроры» поостыл. История с алхимическим золотом действовала ему на нервы. Необходимо было остановить все это.

— Знаете, мы ведь не на Среднем Востоке или в какой-нибудь банановой республике.

— Знаю. Ну и что? — ответил Консюржанс решительным тоном.

— Вмешательство на французской территории может иметь серьезные последствия.

Андреа Консюржанс принял благодушный вид отца, объясняющего ребенку, что перед едой нужно мыть руки.

— Я понимаю ваши терзания. Но представьте, что секрет алхимического золота станет достоянием гласности или попадет в руки недобросовестного человека, каким, полагаю, и является наш объект. Последствия будут не только серьезными. Они будут катастрофическими. Все полетит кувырком.

— Я знаю. Конец мира, о чем я говорил полицейскому, сидевшему на вашем месте. Тем не менее…

В кабинете зазвонил золотой телефон. Канселье снял трубку и нахмурил брови. Он произнес только одно слово — «невозможно» — и через тридцать секунд повесил трубку.

— Объект потерян, — с раздражением сказал он. — Мне очень жаль, я…

Консюржанс и глазом не моргнул. Он по-прежнему улыбался. Француз удивился:

— Я думал, что это известие приведет вас в ярость.

— Я никогда не впадаю в ярость. Я давно забыл об этом чувстве и даже о его горьком привкусе. В любом случае, если наш человек — именно тот, о ком я думаю, я знаю, куда он направится.

119

Париж, резиденция масонских послушаний

Мутье вернулся с толстой книгой в руках. Он сказал, перелистывая страницы:

— Огюст Бартольди был посвящен 14 октября 1875 года в ложе «Эльзас-Лотарингия», за несколько дней до создания Франко-американского союза, ассоциации, в которую в те времена входили многие масоны, начиная с ее вице-председателя историка Анри Мартена, великого магистра лож того времени. А это не какая-нибудь мелкая сошка!

Довольный Марка потер руки.

— Сеневьер, Лафайет, Аршамбо и Бартольди. Полный комплект!

Андриво никак не мог уяснить, чему он радуется.

— Если я правильно понял, мы ищем убийцу, который по прямой или побочной ветви является потомком… — он посмотрел в свои записи, — Алексиса де Сеневьера, дети и внуки которого тоже были масонами. Например, Луи де Сеневьер, член ложи «Эльзас-Лотарингия». Но я не понимаю, какое отношение к этой истории имеет Бартольди…

Внезапно Антуан осознал, что зашел слишком далеко. Невозможно сказать ни Андриво, ни Мутье, что он обнаружил святилище под статуей Свободы, задуманное и построенное Бартольди.

— Случайность. Простая случайность. Наши поиски закончились тем, что мы видим одни лишь совпадения. Давайте разрабатывать след Луи де Сеневьера. Именно он выведет нас на убийцу Поля де Ламбра.

— В таком случае придется заняться отчетами ложи «Эльзас-Лотарингия», — вздохнул Андриво. — Здесь работы на несколько недель.

Мутье покачал головой.

— Нет. Как я вам говорил, это известная ложа. Ее архивы были описаны и даже занесены в электронную картотеку.

Великого секретаря словно током ударило.

— Так за работу! Антуан, ты удостаиваешься чести выбора.

— Я хотел бы увидеть записи лекций, прочитанных Луи де Сеневьером во время заседаний ложи «Эльзас-Лотарингия».

— Достаточно перейти к поиску, — ответил Мутье, направляясь к центральному компьютеру. — Заполним две ячейки, и поисковая система все найдет.

— А мы, — решил Андриво, — займемся самой неблагодарной работой. Будем изучать списки членов ложи. В конце концов мы обязательно наткнемся на информацию об этом Сеневьере.

На экране высветились три результата поисков.

— Ну что ж, он не перетрудился, наш брат Сеневьер. Три лекции за всю масонскую карьеру, — пошутил директор, записывая ссылки, чтобы потом передать их библиотекарю.

— Я уверен, что письменной информации будет гораздо больше, — проворчал великий секретарь.

— Есть! — воскликнул Мутье, когда на экране высветились результаты в виде штриховых кодов в ответ на вторую заявку. — Пойдемте в другой зал. Туда, где стоят стеллажи.

Вошла женщина-библиотекарь. Она положила перед Антуаном тонкую папку. Андриво и Мутье встали, посоветовав Антуану не перенапрягаться.

Но комиссар их уже не слышал.

В папке лежали три написанные от руки лекции. Марка сразу же отложил две первые: это были обязательные для ученика работы. Он сосредоточился на третьей. Единственной, которую Луи де Сеневьер написал по собственной инициативе.

Антуан развернул сложенные вдвое листы и пробежал глазами титульную страницу.

Лекция,

прочитанная 25 ноября 1891 года братом Сеневьером:

Эйфелева башня.

Одну за другой он просматривал шесть первых страниц лекции, где автор с технической точки зрения объяснял, как была построена башня и с какими проблемами пришлось столкнуться инженерам и строителям, «акробатам», которые буквально висели в воздухе, соединяя железные конструкции. Ничего особенного, но следующий фрагмент заставил его вздрогнуть.

Как вам известно, братья мои, кабинет Эйфеля также принимал участие в разработке каркаса статуи Свободы, которую Франция от всего сердца подарила нашим американским друзьям. Вам также известна роль наших лож, щедро поддерживавших Франко-американский комитет и сделавших эту мечту реальностью. Брат Бартольди прочитал нам великолепную лекцию о чудесах разума и воображения, приведших к созданию этой статуи.

Не вдаваясь в излишние подробности, скажу, что точно так же дело обстояло и со строительством башни мсье Эйфеля. Смелые математические расчеты вкупе с совершенной обработкой металла позволили воздвигнуть самую высокую башню в мире.

Столп во славу человеческого гения! Как и статуя нашего брата Бартольди, которая является столпом, посвященным свободе.

Мне выпала ни с чем не сравнимая честь участвовать в строительстве этих двух совершенных столпов по обе стороны Атлантического океана. Осмелюсь даже привести аллегорию: башня и статуя олицетворяют Иахин и Воаз, два столба, поддерживающие вселенский храм.

Сердце Марка готово было вырваться из груди. Ссылка на два столба! Все совпадало. Он стал читать дальше.

Надеюсь, что через сотни лет, когда мы станем лишь прахом и исчезнем из памяти людей, эти два чуда, подобные пирамиде Хеопса, всегда будут стоять на своих основаниях, способствуя созданию нового, более справедливого и просвещенного общества.

Я хочу воспользоваться моментом и поблагодарить трех других братьев, которые также принимали участие в сооружении этих двух столбов. Они не любят выставлять себя напоказ, эти друзья золота истины, но я хочу воздать им должное. Их имена не выйдут за пределы этой ложи. Я называю братьев Лафайета, Аршамбо (одна фамилия зачеркнута). Я называю их моими братьями шпаги. Они поймут меня. Я сказал.

Далее следовали обычные выражения благодарности. Марка был ошеломлен. Лекция брата Сеневьера была абсолютно недвусмысленной, а намеки на два столба — прозрачными. Здесь упоминалось все: золото истины, братья шпаги…

И главное, после статуи Свободы, название второго столба: Эйфелева башня.

120

Париж, IX округ

Теперь он больше ничем не рисковал. Брат по крови шел стремительным шагом. Еще три минуты в таком темпе, и он окажется у себя дома. И все же ему не давал покоя один вопрос. Кто за ним следил? Он ускорил темп. Это был его обычный способ подстегнуть работу мысли. Все его противники мертвы. Из четырех семей остался он один. Он еще прибавил шагу. Ему не нравился этот тихий голосок, звучавший в глубине его души. Всякий раз он предвещал несчастье. А в последний раз… Он почувствовал, как в груди бешено забилось сердце. Нет, только не сегодня. Он был новым человеком. Посвященным. А брат не должен попадать во власть суеверий. Он зашагал размеренно. Собственный энтузиазм успокоил его. Теперь он был сильным и мог слушать тихий голосок, не боясь его.

Так что он шептал? Что? Четвертая? Брат по крови снова заторопился. Абсурд! Четвертой семьи никогда не существовало. Никогда! Были три брата. Три обладателя тайны, которые, несомненно, и выдумали эту легенду, чтобы запутать следы. Так, подумаем, возможно ли это. Нет, четвертой семьи не существовало. Легенда! Легенда!

Брат по крови рассмеялся. Прохожие с удивлением посмотрели на него. Нет, теперь был только он. Только он один. Единственный наследник.

Перед входной дверью он остановился. Простая предосторожность. Впрочем, теперь он был уверен. Никто его не преследовал. Воображение сыграло с ним злую шутку. Взяло и сыграло. Так иногда случается.

Он набрал код. В холле никого не было, и только в швейцарской горел свет. Он помахал рукой лицу, на мгновение появившемуся в окне, а затем быстро поднялся. В этот час его сын был в школе, а жена — в одном из своих магазинов.

Ему надо было подготовиться. Вечер обещал быть долгим. Положив сумку на диван, он перебрал в памяти список предметов, которые ему понадобятся: фонарь, нож, шапка, комбинезон. И разумеется, рисунок с тремя символами, которые позволят ему найти механизм, открывающий путь в святилище. Увидев его на столбе, он сразу же узнал место. Он нисколько не сомневался в этом, однако хотел проверить. Оставалась одна деталь. Куда жена спрятала карту Парижа?

Ну конечно, вот она, в ящике комода.

Теперь нужно было только развернуть карту и найти округ… Он приложил палец к карте, на то самое место, куда ему предстояло отправиться. К Эйфелевой башне.

121

Париж, резиденция масонских послушаний

Часы пробили десять вечера, когда Мутье, Андриво и присоединившийся к ним Марка восстановили генеалогию семьи Сеневьер. Им удалось проследить эту линию до Второй мировой войны, из поколения в поколение, благодаря масонским спискам. А вот в это смутное время произошло неожиданное изменение.

Согласно регистрационным журналам того времени, некий Андре Сеневьер, масон и участник Сопротивления, получил после войны разрешение изменить фамилию. Отныне его звали капитан Отфор. Так с 1945 года Сеневьеры превратились в Отфоров.

— К счастью, мы просмотрели все списки членов, — сказал Андриво, растирая поясницу, не привыкшую слишком долго находиться в полусогнутом состоянии.

— Братья были точными и педантичными людьми. Если бы после войны секретарь ложи не взял на себя труд зарегистрировать это изменение и указать причину, мы бы остались с носом, — назидательно произнес Мутье.

— А теперь что? — спросил Марка. — Хочу вам напомнить, что убийца франкмасонов на свободе.

— Согласен, — уступил Андриво. — Давайте вернемся в мой кабинет и посмотрим центральную картотеку братьев.

Вскоре они получили весьма ценные сведения. В картотеке были зарегистрированы три Отфора. Все они были членами провинциальной ложи.

— Можешь узнать их возраст?

— Нет проблем. Год рождения записан в личных карточках братьев. Взгляни.

Комиссар быстро прикинул в уме и ударил тыльной стороной ладони по столу. Всем Отфорам было далеко за шестьдесят.

— Брат по крови гораздо моложе. Не сходится. Черт возьми!

Андриво поднял руки вверх, признавая свое поражение.

— Мы сделали все, что могли. Послушай, Антуан! Возможно, есть другое объяснениие.

— Какое?

— Просто-напросто наш убийца — не франкмасон.

Комиссар скривился.

— К сожалению, нет. Этот мерзавец знает о нас слишком много. О наших традициях, о наших ритуалах… Он даже прочел мне лекцию.

— Все наши маленькие тайны давным-давно стали достоянием общественности. Достаточно прочитать какую-нибудь книгу. В книжных магазинах есть все, что душе угодно, даже такой опус, как «Франкмасонство для начинающих»…

— Нет, этот тип действительно очарован, одержим масонством…

— Очарован не значит посвящен, — перебил его Мутье. — У нас появляются перспективы.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что существует еще один след. Отказники. Те, кто подал заявку на вступление в братство, но получил отказ.

— Ну конечно! — воскликнул Марка. — Мы же не посмотрели картотеку черношарников![22]

Генеральный секретарь набрал код, ввел разыскиваемую фамилию и торжественно объявил:

— Есть! Сейчас распечатаю карточку этого негодяя. Там еще прилагается комментарий.

Лазерный принтер выбросил официальный бланк послушания.

«Александр Отфор. Родился 21 июня 1960 года, женат, двое детей. Проживает по адресу: 12, улица Гранж-Бательер, 75009, Париж. Подавал прошение на вступление в ложу „Дети Тубалкаина“. Получил отказ. О причинах отказа следовало бы умолчать, однако произошло чрезвычайное событие и досточтимый мастер ложи был вынужден сделать прилагаемый комментарий.

Один из трех братьев, проводивший расследование, будучи врачом, выяснил, что профан Александр Отфор долгое время лечился в специализированной клинике. В неофициальной беседе главный врач клиники подтвердил, что было бы лучше, если бы перед церемонией посвящения профан вновь прошел курс лечения».

Марка записал адрес подозреваемого.

— Улица Гранж-Бательер. Черт возьми, этот тип живет в двух шагах отсюда!

122

Париж, Латинский квартал

Джек Уинтроп умирал от скуки, сидя в кафе на площади Сент-Андре-дез-Ар. За несколько часов ожидания ему надоело это место, хотя оно было очаровательным, и главное, отсюда открывался вид на знаменитый фонтан Сен-Мишель. Разумеется, его сначала забавляли туристы, фотографировавшиеся на фоне фонтана и статуи. Однако через какое-то время ни вопящие итальянцы, делавшие непристойные движения, ни английские школьники в строгой форме уже не могли вызвать у него улыбку. Равно как и японцы, одетые в красные пластиковые пончо, в почти религиозном молчании слушавшие словоохотливого гида, который торопился проводить их к следующему туристическому объекту.

Джек с облегчением вздохнул, когда его «Blackberry» завибрировал.

«Аврора Источник» ДБР

Операция «Химера»

Указания

Слежка отменяется. Немедленно отправляйтесь на набережную Бранли напротив Эйфелевой башни. Не забудьте захватить оружие. Когда прибудете на место, свяжитесь со мной по номеру мобильного телефона, указанному здесь. Затем ждите новых инструкций.

Конец связи

Уинтроп перечитал полученное сообщение. На этот раз он не торопился. Упоминание об оружии вызвало у него беспокойство. Он пощупал почти незаметный бугорок, образовавшийся на кожаной куртке в том месте, где был спрятан пистолет, и выругался. Пистолет был марки «застава М57». Это было сербское оружие, которое высоко ценилось балканской мафией. Однако он не любил пользоваться им с тех пор, как во время выполнения предыдущей миссии в Косово пистолет заклинило. На соседней улице оружие ему вручила от имени «Авроры» роскошная девица. Она ушла, не сказав ни слова.

Непредвиденные моменты были составной частью его работы. К тому же его работодатели чувствовали себя более уверенно, когда знали, что он имеет при себе огнестрельное оружие. Это было предусмотрено программой, как коротко подстриженные волосы, мышцы, игравшие под облегающей футболкой, и ботинки с железными набойками на носу. Это был образ бойца, готового вмешаться в любой момент. Одного взгляда на такого бойца иногда было достаточно, чтобы отступить.

Справа от фонтана Сен-Мишель остановилась полицейская машина. Из нее вышли трое полицейских в форме. Из осторожности Джек встал и направился в сторону музея Клюни.

Ведь он решил соскочить с крючка, вернуться домой, заняться семьей… А они осмелились попросить его применить оружие в самом центре Парижа!

Джек шагал, обуреваемый противоречивыми мыслями. Он понимал, что не может не послушаться босса «Авроры». Он прекрасно знал, что за этим последует. Но открыть огонь у подножия Эйфелевой башни! Это было бы самоубийством, тем более что он не доверял этой сербской пукалке.

Вдруг он остановился. Перед ним находилась витрина, где было выставлено разнообразное снаряжение для верховой езды. Он пристально смотрел на все эти предметы, напомнившие ему каникулы, которые он в юности проводил на границе с Мексикой. Долгие прогулки верхом, пыль, летевшая из-под копыт, скачки в пустыне, животные, пойманные лассо. Он наклонился, чтобы лучше разглядеть каждый предмет: сапоги с отворотами, седла из оплетенной кожи, блестящие стремена, уздечки, тетива и… хлыст.

Темный кожаный хлыст, короткий, не более метра длиной. В конном спорте уже давным-давно не применяли хлыст, но в армейской части его научили пользоваться этим предметом как весьма эффективным оружием. Чтобы нейтрализовать противника, а затем… если возникнет необходимость…

Если у него возникнет необходимость убить кого-то незаметно, он знает, как это сделать.

123

Париж, улица Гранж-Бательер, IX округ, ночь

Марка толкнул входную дверь. Мраморный пол с белыми прожилками указывал на высокое положение обитателей дома. В глубине холла стеклянная дверь закрывала доступ к лестнице в стиле ампир.

Марка постучал в дверь швейцарской. Высокая стройная молодая девушка с белокурыми, почти белыми волосами смерила его высокомерным взглядом.

«Если бы все консьержи проходили кастинг…» — подумал комиссар.

— Что вам угодно? — сказала девица с сильным русским акцентом.

— Полиция, — ответил Марка, толкая дверь, чтобы войти внутрь.

— Я… я не знаю… Я студентка. У меня нет документов, — забормотала она, сразу утратив весь свой блеск.

Антуан широко улыбнулся.

— Успокойтесь. Я пришел по душу мсье Отфора. Он здесь живет?

— Да, на шестом этаже. Но нет…

Марка нахмурил брови. В его голосе зазвучали суровые нотки. Сказывались годы работы в комиссариате…

— Это не ответ.

— Он жил здесь до несчастного случая, который произошел три года назад. С тех пор его, беднягу, не часто увидишь. Но сегодня он был здесь и ушел час назад.

Комиссар мысленно оценил полученную информацию, а затем спросил:

— Вы сказали «несчастный случай»?

— Трагедия. Вы должны были читать о ней в газетах. В тот вечер мсье Отфора не было дома и воры взломали дверь. Сами понимаете, такое красивое здание всегда притягивает к себе мошенников. В квартире находились супруга мсье Отфора и его сын. Злоумышленники убили их. Мсье Отфор не выдержал. Он целых полгода лечился в психиатрической клинике. Он вернулся совсем другим человеком.

Марка нахмурился, скрестив на груди руки.

— Вы не могли бы рассказать подробнее?

— Однажды я пылесосила лестницу и услышала разговор. Словно он общался с семьей… Он смеялся, звал сына… Я испугалась. Он как будто сошел с ума. Вернувшись из поездки, он даже привез плюшевую игрушку, словно малыш был жив. Бедняга!

— Вы поставили в известность врача или его родственников?

— Нет, я не вмешиваюсь в чужую жизнь. Со мной он разговаривает вполне нормально. Да и кого предупреждать? У него нет родственников.

Антуан посмотрел на часы. Время было не на его стороне.

— У вас есть дубликаты ключей? — строго спросил он.

— Я не имею права давать их посторонним. А потом, разве не нужен ордер на обыск, чтобы войти в чужую квартиру?

— Это в американских сериалах. Во Франции требуется судебное постановление. У меня его нет, но мне оно и не требуется, чтобы проверить ваш вид на жительство. Улавливаете? — добавил Марка с выражением лица столь же добродушным, как у вышибалы ночного клуба на площади Этуаль.

— Э-э… держите, — сказала она, протягивая связку ключей.

Он схватил ее и поднялся на шестой этаж. Дверь без труда открылась. Он включил свет. Это была просторная роскошная квартира. Белые стены украшали произведения современной живописи, все оригиналы. На комоде в алюминиевых рамках стояли фотографии. Марка взял одну из них. Радостно улыбавшаяся сорокалетняя женщина держала на руках ребенка лет восьми-десяти. Он поставил фотографию на место и начал тщательно обыскивать комнаты в надежде найти какой-нибудь знак.

В воздухе плыл неведомый аромат. Он усиливался по мере того, как комиссар шел по центральному коридору. Чем дальше он продвигался вперед, тем отчетливее ощущал странное недомогание, причину которого не мог определить. Ясно было одно: эта квартира действовала на него угнетающе. В коридоре он увидел плюшевую игрушку. Он толкнул правую дверь, которая вела в комнату ребенка, украшенную постерами с изображением героев комиксов «манга» и певцов группы «Star Ас». На кровати и ковре в беспорядке валялись игрушки и одежда, словно малыш мог в любую минуту войти в свою комнату. Консьержка сказала правду. Все указывало на то, что Отфор оставил квартиру в том же виде, чтобы создать иллюзию присутствия сына и жены.

Как бы отреагировал Марка, если бы его сын погиб?

Внезапно ему стало жаль убийцу. Теперь он видел в нем не безжалостного палача в капюшоне, убийцу его братьев, а несчастного человека, обезумевшего от горя, роющего себе могилу своими смертельными поисками.

Он воображал, что его семья жива, что он был франкмасоном, что он управлял своей судьбой и мог влиять на судьбу других. Сплошные иллюзии!

Марка продолжал осмотр. Он вошел в кабинет, нажал на выключатель и обомлел.

Перед ним стоял убийца со шпагой в руке.

124

Париж, VII округ

Андреа Консюржанс вышел из такси перед Эйфелевой башней ради удовольствия. Он смотрел на высокую «железную даму» такими же восхищенными глазами, как и туристы, видевшие ее впервые. Его по-прежнему восхищала ее величественная красота, одновременно скромная и роскошная, в переплетении множества металлических профилей. Ночью, когда зажигались тысячи ламп, придававших ей ярко-золотой цвет, она производила еще более сильное впечатление.

Он прошел под гигантской аркой, образуемой изгибом ее опор. Она никогда не утомляла его. Гений Гюстава Эйфеля преодолел скудость и мелочность своего времени и с успехом завершил свой титанический труд. Он едва заметно кивнул позолоченному бюсту всемирно известного инженера, установленному на пьедестале перед столбом башни. Консюржанс, досконально знавший увлекательную историю создания этой пирамиды, сожалел, что потомки забыли другого весьма примечательного человека — инженера Мориса Кёхлена, подсказавшего идею башни Гюставу Эйфелю, неустанно принимавшего участие в строительстве и несколькими годами ранее также разрабатывавшего конструкцию… статуи Свободы.

Консюржанс ускорил шаг и направился в сторону Марсова поля, почти пустынного в столь поздний час. Окна высоких фасадов роскошных зданий бросали свет на бордюры до самой Военной школы, оставляя обширные темные зоны под сенью деревьев.

Он встретил двух бегунов и прохожего с Лабрадором, затем, пройдя две трети пути, недалеко от Стены мира Клары Альтер[23] свернул влево.

Он шел вдоль пустынного манежа и наконец добрался до пункта назначения.

Консюржанс, волнуясь, смотрел на здание.

Монумент, посвященный правам человека.

Удивительное произведение искусства, возведенное в 1989 году в честь двухсотлетия Революции неким Иваном Теймером в укромном уголке Марсова поля. Большинство парижан о нем никогда не слышали. Его подавляла монументальная мощь Эйфелевой башни.

Памятник напоминал своеобразный мавзолей. Два зеленых столба возвышались перед стеной, выходившей фасадом в парк. В центре, на равном расстоянии между ними, был установлен совершенный масонский треугольник, весь усеянный отверстиями.

Перед столбами были расположены три человеческих фигуры. Женщина с вытянутыми вперед руками, ребенок со странным цилиндром на голове и мужчина в тоге.

Парижане не отличались любопытством. Каждый день они проходили мимо этого каменного сундука, и никого из них не удивляло такое обилие символов. Кто, кроме детей, игравших на ступеньках, рассматривал бронзовые фигуры, установленные по углам? Среди республиканских эмблем и революционных скульптур изобиловали масонские символы. Словно архитектор создал книгу из камня и бронзы, в которой были собраны все символы развивающейся демократии, только в почти необъяснимом беспорядке.

Консюржанс удостоверился, что вокруг никого нет, и поднялся по ступеням, ведущим к столбам. Он слегка наклонился и нажал на маленькое изображение пеликана с клювом, прижатым к брюху. Под его пальцами металл слегка прогнулся. Он выпрямился и подошел к женской фигуре. Остановившись, он несколько секунд любовался ее тонким суровым лицом, затем нажал на треугольник с глазом внутри, украшавший текст Всемирной декларации прав человека. Небольшой треугольник тоже подался внутрь. Удовлетворенный, Консюржанс обогнул монумент справа.

Проход закрывала монументальная дверь, на вид бронзовая. И вновь два столба… Но на этот раз каменные, а не металлические.

Консюржанс снова огляделся вокруг и подошел к двери. Нигде не было видно замочной скважины, но между дверью и стенами размещались едва заметные петли. Патрон «Авроры» нажал на третий символ — шпагу, обращенную к небу. Гравюра медленно ушла внутрь.

Раздался металлический щелчок, и дверь тихо открылась.

Мужчина проскользнул внутрь памятника и запер за собой дверь. Двухметровый треугольник, зиявший в полу, подсказывал, что здесь находится лестница, уводящая в недра земли.

125

Париж, улица Гранж-Бательер, IX округ

Марка наконец увидел лицо брата по крови.

Прямо перед ним на подставке стояла поразительно реалистичная картина. На полотне высотой почти два метра был изображен мужчина в масонском фартуке, держащий в руке шпагу. Мужчина смотрел прямо перед собой и улыбался с высокомерным видом. Белокурый, лет сорока-пятидесяти, он излучал зловещую ауру. Однако Марка не мог сказать, почему у него сложилось именно такое впечатление. Взгляд миндалевидных глаз казался странным. Это были те же самые глаза, которые он видел под капюшоном, когда чуть было не утонул в подземелье. Убийца стоял меж двух столбов, между Иахином и Воазом. Под его ногами простирался мозаичный пол из белых и черных плит. Настоящий франкмасон. Такой же естественный, как сама природа.

Позади него были нарисованы традиционные символы: компас, наугольник, череп, узловатая веревка.

Марка стало не по себе. Он чувствовал, как мужчина на картине сверлит его взглядом. Он обогнул картину и взглянул на книжный шкаф. На полках стояли десятки книг, посвященных франкмасонству: специальные издания о символике, трактаты о высших градусах и монографии о градусах мстителей. На прилегающей стене висел огромный старинный план подвалов резиденции масонских послушаний.

Антуан направился к письменному столу с намерением обыскать его. Счета подтверждали, что это квартира Отфора. Один из счетов оповещал о смене оператора телефонной связи, обслуживавшего вторую резиденцию убийцы, в Эссонне. Там значились два номера мобильных телефонов. Марка положил счета в карман.

Он опустился в кресло, стоявшее рядом с книжным шкафом. Теперь следовало принять правильное решение.

У него было два пути. Либо позвонить Брату Толстяку, своему коллеге, ведущему расследование, и передать ему всю информацию. Тогда на второй адрес будет послана группа, и по всей Франции убийцу объявят в розыск. Либо он будет продолжать изображать рыцаря, очередной раз рискуя собственной жизнью…

Марка снова посмотрел на картину. Наглое торжествующее существо вызвало у него омерзение. Перед Марка всплывали лица жертв, обретшие плоть: лицо Пьера де Ламбра, профана, Рэя, Джоан…

Конечно, медицинский эксперт признает убийцу умалишенным и тот закончит свои дни в сумасшедшем доме. Он ускользнет от правосудия. Этот мерзавец в конце концов выйдет на свободу, а его жертвы так никогда и не будут отомщены.

Антуан почувствовал, как его переполняет ярость. Отфор все перепутал. Месть не имеет ничего общего с правосудием. Это всего лишь гримасничающая непристойная пародия.

Он должен подавить в себе любые чувства, которые могут воспрепятствовать объективному анализу.

В последние годы Марка посещал курсы усовершенствования. Он сделал выбор в пользу продолжения образования, что в полицейской среде случалось редко, но он не жалел об этом. Особенно сегодня.

Первичная мотивация серийных убийц всегда заключалась в желании обрести могущество, каковы бы ни были особенности преступлений. Абсолютная власть над жизнью и смертью других.

Что касается брата по крови, поиски золота обострили неосознанное стремление к убийству. Он присвоил градус брата-мстителя, чтобы оправдать свои действия в собственных глазах.

Комиссар, подперев рукой подбородок, долго смотрел на мужчину, изображенного на картине. Прошли пять долгих минут, прежде чем он принял решение. Он вытащил один из счетов, которые положил в карман, и взял в руки мобильный телефон.

Затем он набрал номер убийцы.

126

Париж, Марсово поле, VII округ

Таксист высадил Отфора прямо перед Эйфелевой башней, откуда открывалась широкая панорама Марсова поля. Брат по крови бросил взгляд на монумент, устремлявшийся к небесам, и тут же посмотрел налево, туда, где находилась его цель. Он перекинул через плечо спортивную сумку, взятую в квартире, и отправился на поиски точного ориентира. Еще несколько минут, и на него перестанут обращать внимание.

Кабинки бесплатных общественных уборных примостились в укромном углу, чтобы не портить вид. Они прятались за стволами деревьев, и их выдавал лишь бежевый цвет, резко контрастировавший с окружающим пейзажем. Убийца скрылся здесь от любопытных глаз. Пространство было крохотным, пропахшим антисептиками и продуктами человеческой жизнедеятельности.

Но убийца не обращал внимания на такие мелочи. Он открыл сумку, вытащил фонарь, нож, веревку, шапку и белый комбинезон, который надел поверх одежды. На комбинезоне еще виднелись пятна, напоминавшие о прогулке под городом, когда он рыскал в подвалах резиденции масонских послушаний.

Привычным жестом он завел руку за спину, чтобы проверить, на месте ли нашивка с надписью «Париж. Служба контроля».

Примитивно, но эффективно. И потом, самым действенным всегда оказывалось самое простое решение. В форме, похожей на официальную, его немедленно пропускали повсюду. То ли людям было на все глубоко наплевать, то ли уважение к иерархии, какой бы она ни была, глубоко въелось в раболепные человеческие умы. Брат по крови злобно ухмыльнулся. В любом случае, он никогда не верил в глупые россказни масонов о том, что именно они являются истинными демократами. Свобода, братство — нашли о чем говорить! Это были помпезные речи, заставлявшие забыть о принадлежности к наиболее закрытому и наиболее могущественному клубу общества. Они упивались пустыми словами и великими принципами и при этом снисходительно, если не презрительно, обращались с непосвященными, с профанами.

Нет, масонство являлось элитой и должно было и впредь оставаться таковой. Вот почему возникла насущная необходимость его очистить. По крайней мере тогда, когда он станет хозяином золота. Убийца надел рабочий пояс с карманами, из которых торчали отвертки и прочие инструменты. Так он выглядел еще убедительнее. Он проверил, захватил ли с собой рисунок с тремя символами, которые помогут ему проникнуть в памятник. Он взял сумку, внимательно посмотрел, не забыл ли чего, опустил мобильный телефон в один из карманов комбинезона и вышел из кабинки.

Решительным шагом он направился к группе туристов, которые внимательно слушали гида, расхваливавшего достоинства башни. И тут его телефон завибрировал: ему пришло сообщение.

127

Париж, IX округ

Марка покинул квартиру на улице Гранж-Бательер, не зная, куда идти дальше. Он звонил убийце по обоим номерам, но никто не отвечал. Наконец он послал сообщение, о чем сейчас сожалел. Как отреагирует убийца, когда поймет, что он, Антуан, жив? Комиссар проклинал себя. Он обошелся с выскочкой как с братом.

Еще одна серьезная ошибка, поставившая его жизнь под угрозу. Отныне он стал свидетелем, которого необходимо уничтожить.

Он зашел в бар и заказал коньяк. Ему необходимо было выпить, чтобы «переварить» ошибку.

И в самом деле, комната ребенка, нетронутая, словно малыш вот-вот должен вернуться, глубоко взволновала его. У него тоже был сын. Что он будет чувствовать, если внезапная смерть отнимет у него сынишку? Но в памяти тотчас всплыла сцена, произошедшая в кинотеатре, когда он был там со своим сыном. Убийца не колебался. Он угрожал Марка и его ребенку. И при этом нисколько не волновался.

Антуан с такой силой сжал стакан, что, казалось, тот сейчас разлетится на осколки. Он только что совершил непростительную глупость. Марка поднял руку, чтобы повторить заказ, но тут зазвонил телефон.

Джек Уинтроп добрался до места встречи. Эйфелеву башню он видел только по телевизору. Он был восхищен грудой металла, возвышавшейся перед ним. Железный колосс походил на механического гиганта, державшего в равновесии небо и землю. Если бы у него был фотоаппарат, он обязательно сделал бы снимки, чтобы потом показать своим домашним. Он быстро огляделся, проверяя, нет ли за ним слежки. Нет, вокруг него фланировали только группы туристов, говорившие на разных языках. Настоящий Вавилон! Он приблизился к основанию башни, чтобы лучше разглядеть свое непосредственное окружение. Джек не хотел, чтобы за несколько часов до отставки ему преподнесли неприятный сюрприз.

Вдруг он насторожился. Он заметил мужчину в белом комбинезоне, резко выделявшегося на фоне туристов, одетых в причудливые наряды кричащих тонов. Он внимательно посмотрел на мужчину. Тот был в шапочке, а на спине красовалась какая-то надпись. Джек присмотрелся… «Париж. Служба…» Все в порядке, это городской служащий. Один из тех типов, что подметают улицы. Наверное, работает сверхурочно… Служащий говорил по мобильному телефону. На мгновение свет фонаря упал ему на лицо. Джек напрягся. Он узнал его. Следовало позвонить «Авроре Источнику». Немедленно.

128

Париж, IX округ

Звонок мгновенно отвлек комиссара от печальных раздумий. Он схватил телефон и дрожащей рукой нажал на кнопку вызова. У него перехватило дыхание.

— Дорогой брат Марка, ты поистине чудо из чудес! — Убийца говорил насмешливым тоном, однако в его голосе звучало раздражение. — Но не звонишь же ты мне из-под статуи Свободы?

Антуан поставил стакан на стол. Он испуганно оглянулся, словно убийца находился в двух шагах от него.

— Мне удалось выбраться оттуда, и я знаю о тебе все! Где ты? — воскликнул комиссар.

— Что за идиотский вопрос! Ты меня разочаровываешь. Когда ты пришел ко мне, словно вор, и начал рыться в моих бумагах, ты мне больше нравился.

— Как ты узнал об этом?

— Ты поглупел. А где, как не у меня дома, ты мог раздобыть номер моего телефона?

— Отфор, — перебил его Антуан, — я видел комнату твоего сына.

Воцарилось молчание. Голос стал уставшим, обезличенным.

— Моего сына Алекса, да, и что? Ты хочешь отыграться на нем, ты, полицейский…

Антуан колебался. Разговор происходил на фоне какого-то глухого шума, словно его собеседник шел в толпе. Он решил продолжить свою игру.

— Нет. Я никогда не причиню зла ни брату, ни его семье. Ты посвященный, как и я.

— Посвященный, да. Но не как ты. На меня возложена миссия, и я ее выполню. Впрочем, я приближаюсь к цели.

Марка было необходимо выиграть время, чтобы он смог идентифицировать этот шум. Эту чехарду посторонних голосов, вклинивавшихся в разговор…

— Тебе нечего больше сказать? Ты молчишь, брат мой? Ты отдаешь себе отчет, что я близок к разгадке. Я в двух шагах от нее!

Убийца изводил его. Антуан решил уничтожить иллюзию.

— Ты сумасшедший, Отфор.

Внезапно, словно убийца отстранил телефон от уха, Антуан отчетливо услышал женский голос, который выделялся среди хора прочих восклицаний: «Please look at the bottom. 320 metres. Mister Eiffel said that…»[24]

Антуан вскочил, бросил банкноту на стойку и выбежал на улицу. Когда он искал глазами такси, до него донесся ледяной голос убийцы:

— Как только я разгадаю тайну, Марка, я тебя убью. Присоединяйся ко мне, если у тебя на это хватит смелости.

129

Париж, Марсово поле, памятник, посвященный правам человека

Через мгновение он будет обладать настоящим богатством: абсолютной тайной золота. А также философским камнем и порошком для его получения. Почему полицейский заговорил с ним о его семье? Почему? На какое-то время мысли в его голове перепутались. Хватит задавать вопросы. Пора взять себя в руки. Надо завершить миссию.

Он подошел к памятнику, посвященному правам человека, похожему на египетский храм. Именно он был выгравирован на столбе в пещере под Нью-Йорком. Брат по крови вспомнил стихи Бодлера:

Природа — строгий храм, где строй живых колонн Порой чуть внятный звук украдкою уронит.

Разумеется. Но он сумел расслышать послание столбов, отделить истину от вымысла и победить темные силы, осмелившиеся встать на его пути. Он обогнул памятник и последовательно нажал на три символа. На пеликана, треугольник и шпагу. Дверь повернулась на петлях. Брат по крови даже не взглянул на зал с пустыми стенами. Его внимание было обращено на лестницу, ступени которой уходили в подземелье. Он закрыл дверь и подошел к отверстию.

Он уже было собрался поставить ногу на ступень, как вдруг инстинктивно отпрянул назад. Внизу горел свет.

Его сердце бешено забилось, по венам растекся адреналин. Если он не является Избранником, возможно, его сейчас поразит молния. Но он был призванным, тем, кому была обещана тайна. И он стал спускаться решительным шагом.

Помещение освещалось слабо, но брату по крови хватило одного взгляда, чтобы понять, куда он попал. В каждой из четырех стен имелось отверстие в форме бойницы, откуда исходил луч света, прямой узкий электрический пучок, напоминающий клинок. Четыре луча пересекались в центре комнаты, там, где возвышалась странная конструкция. В воздухе летала золотая пыль.

Брат по крови сделал шаг вперед. Он узнал алхимическую печь. Очаг в форме ниши, остов из огнеупорного кирпича, а наверху — атанор, стеклянное чрево, где рождался философский камень. Конечное вещество, которое позволяло преобразовывать любой металл в чистое золото.

Брат по крови бросился вперед. Атанор был пуст.

— А что ты думал? Что камень до сих пор находится там?

Из угла комнаты, словно из гробницы, раздался голос.

Убийца прижался к стене. Из мрака появился человек. Седой, но без единой морщины на лице. Его узкие глаза напоминали глаза лисицы, поджидающей добычу.

— Кто вы?! — завопил убийца, размахивая ножом.

— Ты прекрасно знаешь, кто я. И я знаю, что ты наследник Сеневьеров. Мне уже давно известно о вашей семье все. И ты находишься в святилище, которому нет равных.

— Ты лжешь!

— Нет. Эта лаборатория существует на протяжении многих веков. Именно здесь Никола Фламель ставил алхимические опыты через много лет после того, как расшифровал Книгу Адама. В те времена это было тихое местечко, далекое от суеты его квартала. После смерти алхимика дом был разрушен, а подвал, где находилась его лаборатория, опечатан. Время постепенно делало свое дело. Когда было принято решение об участии в строительстве статуи Свободы и Эйфелевой башни, один из потомков сделал на столбах в пещере надпись, указывавшую на местонахождение лаборатории. Да ты сам это видел!

— Ты опять лжешь! Столб был воздвигнут более столетия назад, а памятник, в котором мы находимся, появился в 1989 году!

— Этот памятник является точной копией рисунка, выгравированного на столбе под статуей. Временной ориентир, конструкция, помогающая найти лабораторию Фламеля. Женщина — это Флора де Сеневьер, а ребенок символизирует знание. Мужчина, который на них смотрит, — не кто иной, как Никола Фламель.

— Я тебе не верю. Где золото? Чистое золото?

Андреа Консюржанс показал пальцем на потолок и сказал хриплым голосом:

— Разве ты не видишь послание? Разве ты не понимаешь знаки? Права человека превыше золота, всего золота мира. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я об этом очень долго беседовал с архитектором, когда тот проектировал свой памятник…

Убийца с угрожающим видом подошел к Андреа.

— Последний раз спрашиваю: кто ты?

Андреа Консюржанс провел ладонями по лицу.

— Я четвертый потомок. Тот, кто полностью владеет тайной. Живая память судьбы, объединившей наши четыре семьи.

Брат по крови разразился нервным смехом.

— Ты всего лишь жалкий, выживший из ума старикашка, чье место в морге!

— В гораздо меньшей степени, чем ты. Увы, твоя кровь унаследовала гены безумия. Безумия, корни которого уходят во тьму веков. В те времена, когда некую Флору де Сеневьер изнасиловал дьявол, называвший себя палачом. И вот сейчас, почти через семьсот лет после того, как Фламель получил философский камень, это безумие вновь проснулось.

Брат по крови задыхался. Но он преодолел столько препятствий, раскрыл столько тайн, пролил столько крови вовсе не для того, чтобы остановиться в последний момент.

— Где философский камень, тот, что превращает металл в алхимическое золото?

Андреа подошел к пустому атанору.

— Камня осталось очень мало, и я тебе скажу почему. Братья, которые в век Просвещения создали наше братство, никогда его не изготавливали. Они просто хранили наследие Фламеля.

— Ты лжешь! Мне нужно золото! Мне нужен философский камень!

Из уст патрона «Авроры» вырвался сухой смешок.

— В твоих глазах я вижу лишь алчность. На протяжении столетий цех довольствовался тем, что передавал послание. Послание Книги Адама. Послание Фламеля. Но ему неведом был ключ. А вот братья из четырех семей унаследовали определенное количество философского камня. Своего рода доказательство, оставленное Фламелем. И они им воспользовались.

— Для чего?

— Чтобы делать добро. Золото не должно было больше приводить к кровопролитию и удовлетворять низкие желания. Это совпало с моментом вступления четырех потомков во франкмасонскую ложу. При жизни брата Лафайета они финансировали американскую революцию, когда она едва не потерпела поражение от англичан. Это был самый прекрасный идеал свободы. Затем они тайно вмешивались в ход Французской революции, но, увидев бесчинства Террора, решили больше не заниматься какой-либо политической деятельностью. Они стали строить больницы, школы, библиотеки, а также способствовать возведению памятников, которые тебе хорошо известны. Статуя Свободы и пещера с двумя столбами под ней, а также Эйфелева башня…

Андреа сделал паузу, а потом продолжил:

— Философского камня становилось все меньше. А потом прогремели две мировые войны. Из-за превратностей истории семьи потеряли связь друг с другом. Они передавали своим потомкам лишь часть тайны. И вот появился ты — человек, разбудивший тайну.

Отфор схватился за голову. Консюржанс подумал о Поле де Ламбре, о Джоан Аршамбо… О всех бессмысленных жертвах, кровь которых взывала к отмщению.

— Мне плевать на все твои памятники и больницы! Ты говоришь с братом по крови!

Вылезшие из орбит глаза Отфора блестели, словно он был в лихорадке. Его рассудок совсем помутился. Он прислонился к одной из стен. В голове один образ стремительно сменялся другим. В ушах нестерпимо звенело. Вдруг он увидел лица жены и сына. Мертвенно-бледные лица. И их тела, распростертые на полу. Затем больничную палату. Он прогнал этот демонический образ. Старик сбил его с толку. Следует вновь сконцентрироваться на золоте. Это все, что ему оставалось. И он закричал:

— Скажи мне, где находится остаток камня, или я тебя зарежу!

С загадочным видом Андреа Консюржанс взмахнул рукой.

— Взгляни в отдушину на левой стене. Все, что осталось, спрятано там. Полкило, но этого хватит, чтобы сделать тонны золота.

Отфор бросился к вентиляционному отверстию. Он поднял голову и увидел освещенный силуэт башни.

— Да что ты мне сказки рассказываешь! Я вижу лишь этот чертов кусок железа.

Андреа покачал головой.

— А ведь один из твоих предков участвовал в строительстве башни. Это был акробат, как в ту пору называли подмастерьев арматурщиков, которые умели крепить детали, не испытывая при этом головокружения. Прадед Поля де Ламбра был инженером и работал в конторе Гюстава Эйфеля. Они оба состояли в ложе «Эльзас-Лотарингия». Оставшийся камень находится на вершине. Он спрятан там, где тогда была самая высокая точка башни. В маяке.

Убийца поднес нож к горлу патрона «Авроры».

— Скажи мне, как его достать? Живо!

— Он спрятан в одной из конструкций последнего этажа, там, где находится статуя Гюстава Эйфеля, В небольшом ларце рядом с ним.

— Я должен был бы прикончить тебя на месте, но ты останешься здесь, пока я не проверю твою историю.

Он нагнулся и с размаху ударил по коленной чашечке Андреа. Раздался зловещий треск. Консюржанс упал.

— И моли Бога, чтобы твоя история оказалась правдой.

— Это за тебя надо молиться, — прошептал Андреа.

Раздался безумный смех, а вслед за ним послышался топот ног убегающего человека. Многовековую тишину лаборатории Никола Фламеля нарушил звук закрывающейся медной двери.

Несмотря на боль, Андреа добрался до стены и достал мобильный телефон. Уинтроп должен был вмешаться. Час пробил.

130

Париж, Марсово поле

С севера пришла пелена тумана и постепенно, один за другим, накрыла парижские округа на правом берегу Сены. Парижане уже давно не видели такого плотного тумана — его, казалось, можно было резать ножом. Хлопья тумана начали медленно падать на левый берег. Вскоре он не замедлит добраться до башни и полностью окутать ее, что уже сделал с памятниками на площади Трокадеро.

Марка ходил между столбами, ища глазами убийцу. Он был в отчаянии.

После статуи Свободы — Эйфелева башня. Черт, настоящая туристическая экскурсия вместе с братом по крови!

Разглядывая туристов, он едва не столкнулся с двумя молодыми женщинами в черных майках со странными надписями «Алоха» и «Равенна», недружелюбно посмотревшими на него.

Полицейский вытащил мобильный телефон и снова позвонил Отфору, но на этот раз попал на автоответчик. Он в ярости захлопнул крышку. Марка не мог его потерять, особенно сейчас.

Отфор прислонился к медной двери, которую только что закрыл. Голова раскалывалась от боли. Слова старика стучали в висках. Врач его предупреждал, что в моменты высочайшего напряжения возможны кризы. Нужно успокоиться и вновь вернуться к реальности. Он начал медленно дышать, как его учили в клинике во время занятий по релаксации. Он выпрямился, но тут прямо в мозг ударил новый заряд. Он покачнулся и обошел памятник справа.

Башня сверкала всеми своими огнями, освещенная мириадами золотых ламп. Она служила ему маяком в темноте Марсова поля. Спускаясь по ступеням памятника, он увидел, как ребенок в странной шапочке протягивает к нему руки.

Его сын.

Он не мог находиться здесь!

За ним шла мать. Она смотрела на него с упреком и тоже протягивала руки.

Это казалось нелогичным. Они остались дома! Он протер глаза. Но они исчезли, и на их месте возникли две металлические статуи.

И он со всех ног бросился к башне.

Под арками бродили группы туристов. Он подошел к лифту, доставлявшему туристов на верхний этаж. Купив билет, он вошел в кабину вместе с несколькими посетителями. По мере того как лифт взмывал ввысь, земля постепенно отдалялась. И вдруг он увидел его. Из груди вырвался приглушенный крик.

Снова галлюцинации! Марка стоял внизу и смотрел на него широко раскрытыми глазами. Он огляделся вокруг. Все люди, находившиеся в лифте, были сообщниками полицейского. Он никому не мог доверять.

Марка помчался к столбу. На этот раз убийца не уйдет от него. Он видел его в кабине лифта. Как на картине — такого же надменного, высокомерного.

Брат по крови был почти у него в руках.

У Марка не было времени ждать, пока этот лифт вернется. Он бросился к другому столбу и стал ждать лифта, спускавшегося со второго этажа. Он прикинул, что убийца опережает его минут на десять: за это время лифт поднимется наверх.

Туман окутал башню. Последние два этажа уже скрылись из виду, и теперь туман вползал в проемы между железными профилями.

Антуан буквально ворвался в кабину.

На втором этаже убийца вышел и направился к лифту, обслуживавшему верхние этажи. Туман проник во все уголки. На расстоянии двух метров убийца ничего не видел. Ему казалось, что голову сжимают тиски, — такой невыносимой становилась боль. Ему следовало поторопиться.

Он наткнулся на заградительные щиты. Парапет ремонтировали, и рабочие расставили их по периметру зоны безопасности. В тот момент, когда он собрался повернуть, кто-то положил ему руку на плечо. Он оглянулся и увидел высокого улыбающегося незнакомца. Еще один чертов турист. Мужчина был похож на американца или англичанина и, по всей видимости, хотел задать какой-то вопрос. Брат-мститель попытался сбросить руку, чтобы продолжить путь, но турист еще крепче сжал пальцы.

Не успев вымолвить ни слова, брат-мститель получил удар в живот и согнулся пополам. Он упал на колени и почувствовал во рту привкус крови. Его собственной крови.

Джек Уинтроп не испытывал ни малейшей жалости к этому человеку, выполняя приказ «Авроры». Он осмотрелся. Вокруг не было ни души. Он вновь ударил убийцу, на этот раз в висок.

Брат по крови упал навзничь. Он понятия не имел, кто был этот незнакомец, причинявший ему боль, — ему, Избранному.

И тут туман прорезал чей-то крик:

— Остановитесь! Не трогайте его!

131

Париж, Эйфелева башня

Джек Уинтроп обернулся и увидел мужчину, за которым следил в Гарлеме. План «Авроры» этого не предусматривал.

— Я полицейский! Этот человек находится в розыске! — крикнул Марка.

Уинтроп растерялся. Отфор воспользовался моментом, поднялся и с силой ударил американца по щиколотке. Тот вскрикнул от боли и покачнулся. Брат по крови с размаху опустил фонарь на голову противника. Три раза подряд. Уинтроп упал.

— Спасен моим братом Марка. Что за ирония судьбы? — сказал убийца, вынимая нож.

Антуан приказал ему:

— Брось нож. На этот раз у тебя нет шансов.

— Нет, это не конец! Через несколько секунд я прикончу тебя и заодно этого тупицу, валяющегося на полу. Затем заберу то, что принадлежит мне, брат мой.

Антуан попытался подойти ближе, но убийца оказался проворнее и пырнул полицейского ножом. Клинок вонзился в плечо Антуану. Отфор бросился на комиссара и ногой ударил его в лицо. Антуан упал на бок.

Брат по крови ликовал. Он размахивал ножом над Антуаном.

Марка сплюнул кровь. Подняв глаза на своего мучителя, он прохрипел:

— Ты ничтожество, Отфор. В твоей жизни все было ложью. Ты никогда не был франкмасоном, тебя не приняли в ложу. Это все чепуха. Твои жена и сын погибли, вор убил их. А затем тебя поместили в психиатрическую клинику. Вспомни!

— Нет, это ложь! Я знаю, кто я! — завопил убийца.

Но в глазах у него потемнело. Внезапно он увидел призраков, пляшущих перед ним. Их лица были покрыты тонким слоем золота. Он отступил назад, узнав эти лица: Джоан, Поля де Ламбра, чернокожего полицейского из Нью-Йорка, профана в комнате размышлений… Все они протягивали к нему руки. Из тумана появились другие лица. Бездомные в Париже, молодые негры в Гарлеме, журналист в Сент-Уэне…

Жертвы брата по крови.

— Не приближайтесь, или я вас всех прикончу! — кричал Отфор, содрогаясь от ненависти.

Марка оглянулся вокруг, но никого не увидел.

Отфор заметил, что из тумана выплыли два новых позолоченных силуэта. Его сын и жена, покрытые золотом.

И тогда он все понял. Понял, почему они были внизу вместе с туристами.

В памяти роились образы: квартира на улице Гранж-Бательер, распростертые на полу тела, мужчина, держащий в окровавленных руках дубинку… Он был у себя дома и смотрел в зеркало. Там отразилось его лицо. Он забил их до смерти, потому что они издевались над ним.

Вот как он стал братом по крови.

Он разразился безумным хохотом. Все обретало смысл. Прежде чем начать поиски, он освободился от самых прочных уз.

Отфор прогнал позолоченных фантомов, и они постепенно скрылись в тумане. Он был сильнее их. Поиски должны продолжаться.

Он приподнял Антуана за воротник куртки, изнемогая от смеха.

— Я их убил! Я уничтожил собственную семью! А затем придумал историю с ограблением и сам в нее поверил! Теперь же я убью тебя! Ты заслуживаешь достойной смерти, брат мой.

Он с восторгом посмотрел на заграждения.

— Что ты думаешь о свободном полете? — спросил он, перетаскивая Марка через щиты. — Полицейского нашли под Эйфелевой башней. Несчастный, он не заметил предупреждающих надписей и теперь валяется на земле.

Полицейский корчился от боли. Плечо горело, челюсть свела судорога. Он схватился за первый попавшийся выступ, чтобы замедлить шаг убийцы, но пропасть неумолимо приближалась. Отфор ударил Марка по запястью, чтобы ослабить его хватку.

Марка разжал руку.

Отфор тащил его к парапету, насмехаясь над ним.

— Посмотри, как красиво внизу. Через несколько секунд ты будешь там. Прощай, брат мой!

Голова Марка уже висела над пропастью. Он попытался зацепиться за край парапета и в отчаянном порыве выбросил ногу в сторону убийцы. Тот закричал, но не ослабил хватку. Наоборот, он еще сильнее стал давить на Марка.

И в тот момент, когда Марка уже подумал, что сорвется в пропасть, он услышал странный звук, похожий на удар хлыста.

Он увидел, как голова убийцы резко приподнялась. Убийца разжал руки и принялся как-то странно извиваться в тумане.

Марка выпрямился. Его спаситель стоял на коленях и держал хлыст, один из концов которого обвился вокруг шеи брата по крови. Незнакомец морщился от боли. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Внезапно он ослабил хватку и с криком упал. Отфор немедленно освободился от хлыста и глазами, пьяными от ярости, торжествующе посмотрел на незнакомца.

Воспользовавшись минутой передышки, Марка изо всех сил ударил ногой по правой щиколотке убийцы. Отфор завопил и завертелся как волчок. Марка бросился на него и нанес удар в живот, заставивший противника сесть на пол. Марка заметил брошенный рабочими стальной трос, привязанный к пилону. Не дав Отфору времени встать на ноги, он повалил убийцу на землю, схватил трос и обвязал его вокруг шеи убийцы, чтобы утихомирить его.

Убийца отчаянно сопротивлялся, нанося удары по ребрам Марка. Комиссар из последних сил сумел накинуть вторую петлю на шею убийцы. Отфор вырвался из рук Марка и повалил его на бок. Потом Отфор встал и завопил, пытаясь сбросить трос:

— Ты же не хочешь убить братишку! Я брат по крови! Я вынес тебе приговор! Я…

Но Отфор не успел закончить фразу. Лежащий на полу Марка ударил убийцу ногой в живот.

Отфор отлетел на край парапета, оглянулся назад и закричал от страха:

— Нет! Я Избранный… брат по…

Убийца в последний раз сверкнул глазами в сторону Марка и полетел в пропасть. Стальной трос быстро разматывался за спиной полицейского. Антуан словно загипнотизированный смотрел, как извивается трос подобно змее. Он бросился к парапету и успел заметить, как Отфор исчезает во тьме. Туман поглотил его крики.

Вскоре тело убийцы растворилось в белой пелене.

Резкий звук нарушил молчание. Трос натянулся.

Висевший на нем брат по крови медленно раскачивался в тумане.

132

Париж, VII округ, на следующий день

Такси остановилось на углу авеню Ламот-Пике и улицы Леплэ. Шофер вышел, чтобы открыть дверцу своему пассажиру, седому мужчине, опиравшемуся на трость.

— Все в порядке, мсье?

На ладонь шофера легла мятая банкнота.

— Не беспокойтесь. Бывало и похуже. В иные времена.

Шофер не стал настаивать, но, сев в машину, принялся наблюдать за своим пассажиром, осторожно шагавшим по Марсову полю. Поднявшийся западный ветер шумел в листве деревьев. Собирался дождь. А мужчина продолжал идти, не обращая ни малейшего внимания на непогоду.

Прежде чем улететь в Швейцарию, он решил полюбоваться тремя памятниками, столь дорогими его сердцу. Тремя символическими памятниками.

Он в одиночестве прошел мимо монумента, посвященного правам человека. Немного замедлив шаг, он благожелательно кивнул статуе Флоры де Сеневьер и двинулся дальше. Медная дверь была наглухо закрыта. Вскоре алхимическая лаборатория будет предана забвению.

Он подошел к подножию железной великанши.

Это был второй памятник. Андреа Консюржанс смотрел на группы туристов, толпившихся в аллеях. Перед ним раскинулся целый мир. Все расы, все языки, все верования соединились в одном месте.

Инженер Эйфель никогда не думал, что сюда будут приезжать люди со всех уголков планеты, чтобы полюбоваться его творением. В последние годы жизни ему пришлось вести отчаянную борьбу, чтобы не позволить разрушить свою башню. Знал ли кто-нибудь из туристов, толпившихся под металлическими кружевами, что башня чуть было не исчезла, что необразованные политики, ограниченные чиновники, тенденциозно настроенные журналисты делали все возможное, чтобы отправить «старую даму» на слом? Андреа улыбнулся. Как удивились бы торговцы старым железом, ловко орудовавшие автогеном!

Группа туристов остановилась возле западного столба. Их гид, женщина с седыми волосами, начала свой рассказ, показывая рукой на вершину башни.

Консюржанс прислушался.

Ему всегда нравилась история соратников Эйфеля. Этих небесных арматурщиков, этих инженеров невозможного, подаривших Парижу бриллиант, которого недоставало его короне.

Голосом, искажаемым порывами ветра, гид продолжала свой рассказ. По всей видимости, она прекрасно владела материалом и не упустила ни одной детали. Поистине ни одной.

Андреа смотрел на туристов, слушавших гида в религиозном молчании. В двух шагах другая группа туристов с тем же вниманием внимала гиду-азиату. Чуть дальше своими объяснениями приводил слушателей в восторг чернокожий американец. Всех их объединяло одинаковое рвение.

Андреа погрузился в свои мысли. Прошли столетия, прежде чем появилось это чудо. Чудо, заставлявшее мужчин и женщин забыть на несколько минут о различиях и слиться в единое человечество, созерцая красоту.

Когда он шел назад, ветер донес до него несколько фраз: «И тем не менее, остается тайна, которую никто еще не разгадал. Как Эйфелю удалось добиться, чтобы этот металлический лес стал одновременно прочным и гибким?»

Не дожидаясь ответа, группа зевак закричала от радости: башня зажгла все свои огни. Наивный восторг туристов позабавил Андреа. И вправду, ночью в своем золотом убранстве башня была очень красива. Он улыбнулся.

Ответ был очевиден.

Там, прямо перед ними, находилось золото.

133

Париж, Эйфелева башня

Алхимическое золото. Прямо перед ними.

Повсюду: в километрах металлических профилей, в восьми тоннах металла, в заклепках с первого по четвертый этаж, в шахтах лифтов, в лестничных ступенях, в металлических тросах, под тысячами ламп, на платформах, в парапетах, на которые они опирались.

Алхимическое золото, ковкое, вечное, образовавшее с железом сплав. Невидимое глазам, но все же заметное при иллюминации. Он мог ощущать легкие вибрации чудесного металла.

Башня из золота. Из самого чистого золота.

В его памяти всплыла одна сцена. Это произошло давно, очень давно в сотне метров от его старинной алхимической лаборатории, когда Марсово поле было огромным плоским пространством. Брат Гюстав Эйфель вместе со своими помощниками делал промеры. Он хотел построить свою башню во славу прогресса, науки, торжествующего разума. Триста метров. Самый высокий монумент в мире. В два раза выше пирамид, гораздо выше самого высокого собора, когда-либо возведенного христианским миром во славу Бога. Восьмое чудо света. Он представлял себе деятельного инженера с лихорадочно горящими глазами, видевшими то, что пока существовало лишь в проекте. А он, Андреа, владелец металлургических заводов в Леваллуа-Перье, счел гениальной идею соорудить на земле второй столб через три года после создания братом Бартольди статуи Свободы. Он изготовил совершенный сплав, добавив к железу ровно столько алхимического золота, сколько нужно было, чтобы придать металлической великанше гибкость и сделать ее неуязвимой под порывами ветра. Литейщики, все братья-масоны, сохранили тайну. Золото послужило созиданию во славу человеческого гения.

Но не только. Для франкмасонов башня служила символом света и слова, света, который должен озарить мир. Он посмотрел на башню, излучавшую свет и разгонявшую тьму. Миллионы профанов даже не догадывались о ее символическом значении. Он ускорил шаг, постепенно удаляясь от башни. Консюржанс вышел на набережную Бранли, чтобы прогуляться вдоль той Сены, которую знал в юности. Париж изменился, но все та же река несла вперед свои воды. Андреа добрался до угла набережной и моста Гренель и остановился перед третьим монументом. Статуя Свободы. Или точная копия оригинала статуи в Нью-Йорке.

Она тоже была красивой. Как много сил ему пришлось приложить, чтобы убедить представителей трех других семей помочь брату Бартольди построить его творение! Он заново переживал те события: заседания в ложе «Эльзас-Лотарингия», банкеты в честь франко-американской дружбы, поездки в Нью-Йорк, чтобы поддержать братьев по ту сторону Атлантики… Решающий разговор с Джозефом Пулитцером, владельцем влиятельнейшей ежедневной газеты Нью-Йорка, поддержавшим строительство статуи. Встреча с братом Ричардом Хантом, американским архитектором пьедестала, церемония закладки краеугольного камня… Все казалось таким реальным! После чего под покровом тайны была построена пещера с двумя столбами, где один раз в год собирались посвященные.

Он вытащил из кармана куртки бумажник и достал потертый листок, сложенный вчетверо. Повертев его в руках, он улыбнулся.

Это была фотокопия обложки учебника по франкмасонству, который он издал на свои средства для братьев в 1838 году. Гравюра, изображавшая обнаженную женщину, выходившую из источника. В протянутой руке она держала зеркало. У ее ног были нарисованы масонские символы: компас, наугольник, шпага, череп… Шпага брата Лафайета, которого он тоже хорошо знал. В то время он выделил часть золота на великое дело независимости и свободы.

На оборотной стороне листа была изображена другая гравюра, датированная июлем 1864 года: обложка журнала «Франкмасон». За двадцать два года до возведения статуи на острове Свободы.

Женщина, одетая в тогу, держала в правой руке светоч, а в левой — Декларацию прав человека. И девиз: «Светоч, а не факел».

Андреа Консюржанс любил эту фразу. Светоч, разгоняющий тьму, а не факел пожаров. Светоч, несущий свободу и знания, рассеивающий мрак обскурантизма. Это больше чем просто фраза. Это было кредо, от которого у него до сих пор бежали по спине мурашки. Как и тогда, когда он читал стихотворение, написанное его подругой Эммой Лазарус в 1883 году и полностью выгравированное на цоколе статуи Нью-Йорка.

Андреа сложил бумагу и спрятал ее. Пора было уходить. Его ждал личный реактивный самолет. Он в последний раз подумал об Эйфеле и Бартольди, двух великих людях, гениях своего времени. О двух братьях, которые возвели столбы, поддерживавшие свод.

Он позвонил Уинтропу на его мобильный телефон, чтобы тот заехал за ним. Вот еще один человек, равнодушный к золоту, и это ему нравилось. Как и Уинтроп, Андреа не любил этот металл. С тех пор как научился изготавливать его своими руками много столетий назад.

Когда философский камень и питьевое золото сделали его бессмертным, золото в виде металла утратило для него привлекательность. Но он знал, какой грозной властью обладало оно над людьми. Он создал «Аврору» только для того, чтобы контролировать самые извращенные последствия этой власти.

У золота нет иной цели, кроме служения людям. В принципе, Андреа был никем. Он презирал других членов «Авроры», ослепленных алчностью, и держал их на коротком поводке, словно собак. Придет время, когда земля очистится от золота и тайна алхимиков станет общедоступной. Но это время еще не настало.

Группа «Аврора» будет продолжать свою деятельность, а ее хозяин, Никола Фламель, лично проследит за ней.

Эпилог

Нью-Йорк, статуя Свободы, месяц спустя

Тяжелые черные тучи нависли над Нью-Йорком, предвещая небывалую грозу. Воздух был теплым, почти горячим.

— Папа, смотри!

Мальчик приник к высокой стене цоколя статуи. Он отчаянно делал знаки отцу, сидящему по-турецки на лужайке и завороженно смотрящему на гигантскую статую, увенчанную короной.

— Здесь по-английски выгравирована какая-то надпись. Переведи ее, пожалуйста.

Раздосадованный, Антуан Марка вышел из оцепенения и поднялся. Он спрашивал себя, действительно ли с ним произошли все эти невероятные приключения. Из любопытства он прошел мимо люка, через который выбрался после одиссеи в пещере с двумя столбами, но ничего не обнаружил. Это место было залито бетоном.

Он помахал рукой сыну, сгоравшему от нетерпения. Путешествие в Нью-Йорк оказалось хорошей идеей. И оно предоставляло возможность отдать последний долг Рэю. Марка положил ветку акации на одну из стен статуи.

После смерти брата по крови один день стремительно сменялся другим. Марка обо всем рассказал Брату Толстяку, который поверил ему далеко не во всем и тихо закрыл дело.

Повесившийся на Эйфелевой башне был официально объявлен самоубийцей, что вполне удовлетворило средства массовой информации, забывшие о двух убийствах в резиденции масонских послушаний. Марка так и не узнал, кем был американец, который помог ему в схватке с братом по крови прежде, чем тот слился с природой.

Через две недели Антуан и его братья созвали траурное заседание, посвященное памяти брата де Ламбра, ушедшего на Вечный Восток. Он записал свою историю в блокнот, который отдал на хранение Андриво и директору архивов с просьбой передать его сыну после своей смерти…

Антуан подошел к пьедесталу и положил руку на плечо сыну.

— Что это означает? — спросил ребенок, показывая на выгравированное стихотворение.

Марка быстро перевел в уме и улыбнулся.

— Это прекрасно. Здесь говорится о свободе и надежде, особенно в конце, — ответил он. — И шепотом добавил: — И о единственном золоте, ради которого стоит трудиться.

— Переведи же, — настойчиво повторил его сын.

«Вам, земли древние, — кричит она, безмолвных Губ не разжав, — жить в роскоши пустой, А мне отдайте из глубин бездонных Своих изгоев, люд забитый свой, Пошлите мне отверженных, бездомных, Я им свечу у двери золотой».[25]

И вдруг с востока и с запада косые лучи солнца пронзили угрожающее скопище мрачных туч и осветили статую. Золотой светоч, зажатый в руке, засверкал всеми цветами радуги.

Золотой светоч свободы.

Приложения

Статуя Свободы, монумент, создателей которого вдохновили масонские идеи

Конечно, может показаться странным, что статую Свободы мы увязываем с эзотеризмом, но все же… Достаточно прогуляться по сети Интернет и набрать ключевые франкмасонские термины и слова «статуя Свободы», особенно по-английски, чтобы попасть на довольно обширные конспирологические сайты. Статуя, якобы изображающая богиню Астарту, великую вавилонскую блудницу, или своеобразного Люцифера женского рода, якобы была возведена, чтобы заменить Христа.

Для обоснования этих, мягко говоря, оригинальных идей их авторы ссылаются на тот факт, что Фредерик Огюст Бартольди был франкмасоном и что масонство играло как во Франции, так и в Америке существенную роль в строительстве статуи. Для этих приверженцев великого заговора, рассматривающих франкмасонство как всемогущего спрута, все предельно ясно. Бедная дама Нью-Йорка превратилась в архетип зла…

Но как обстоят дела на самом деле? Что об этом говорят более серьезные источники?

Авторы документально обоснованного труда «Статуя Свободы, книга столетия» (Christian Blanchet, Bertrand Dard. «La Statue de la Liberté, le livre du centenaire»), Кристиан Бланше и Бертран Дар, подтверждают определенное масонское влияние: «Прямо или косвенно принимавшие участие во всех стадиях разработки и строительства статуи Свободы, а затем в посвященных ей церемониях, в частности в церемонии закладки первого камня пьедестала в Нью-Йорке, франкмасонские ложи украсили ее своей символикой. Действительно, на обложке журнала „Франкмасон“, основанного в 1847 году, изображена женщина, держащая в правой руке „светоч, а не факел“, а в левой — развернутый список Закона. <…> Следуя моде и вкусам века в значительно меньшей степени, чем это может показаться на первый взгляд, Бартольди в равной мере отдал дань своим внутренним пристрастиям к античным ценностям и интеллектуальным находкам в эзотерической области».

Однако это не означает, что масоны руководили Бартольди, который по сей день остается бесспорным автором своего шедевра.

В библиотеке «Великого Востока» Франции мы нашли три гравюры, две из которых воспроизведены в данном произведении. На них изображена женщина с поднятыми руками, в одной из которых она держит зеркало, а в другой — светоч. Это обложки соответственно учебника по франкмасонству и журнала для внутреннего пользования в ложах. Появились они задолго до строительства статуи. Если обратиться к эпохе Римской империи, можно найти статую сидящей Юноны, которая тоже держит над головой факел.

Мы также обнаружили два текста, проливающих определенный свет на увлечение Бартольди масонством.

Первый из них датируется декабрем 1945 года. Это статья «Бартольди и франкмасонство», написанная братом Лантуаном Альбером и опубликованная в масонском журнале для внутреннего пользования «Символизм» (Lantoine Albert. «Bartholdi et la Franc-Maconnerie». «Le Symbolisme».) Из нее мы узнаем, что скульптор был принят в ложу «Эльзас-Лотарингия» 14 октября 1875 года одновременно с Шатрианом (из знаменитого писательского дуэта Эркманн — Шатриан). В эту ложу входили могущественные политические деятели, инженеры, интеллектуалы и художники. Всех их объединял патриотизм и, как сказали бы мы сегодня, американофилия. Здесь мы видим Саворньяна де Бразза, губернатора Конго, знаменитого министра Жюля Ферри, Адольфа Кремьё, Альфреда Кёхлина. Любопытный факт: протокол передачи статуи Францией Соединенным Штатам был подписан Жюлем Ферри, в ту пору министром иностранных дел.

Автор статьи идет дальше: «Можно догадаться, с какой радостью ложа восприняла весть о создании Франко-американского комитета, который должен был способствовать проведению празднеств в честь столетия независимости Соединенных Штатов, преподнеся исключительный, великолепнейший дар. <…> Этот дар ложа рассматривала как символ освобождения, к которому должны были стремиться порабощенные провинции».

Существует также, под шифром 55071, сборник лекций, прочитанных в ложе «Эльзас-Лотарингия». Он датируется январем 1891 года, и в нем есть раздел под названием «Статуя Бартольди, освещающая мир. Лекция брата Бартольди на заседаниях 13 ноября 1884 года и 10 марта 1887 года». («La statue de Bartholdi éclairant le monde par le F: Bartholdi. En tenues du 13 novembre 1884 et du 10 mars 1887».)

На самом деле речь идет о записках, сделанных во время этих заседаний.

«6 ноября 1875 года на банкете, организованном в отеле Лувра для видных деятелей Франции и Соединенных Штатов, среди которых находились потомки Лафайета и Рошамбо, было торжественно объявлено о создании Франко-американского союза. Грандиозный план, разработанный выдающимся скульптором Бартольди, был с энтузиазмом одобрен. <…> Она будет изображать Свободу, светящую миру».

Советуем также прочитать книгу «Бартольди», написанную Роббером Бело и Даниэлем Бермоном. (Robert Belot, Daniel Bermont. «Bartholdi». Perrin, 2004.)

Как известно, Бартольди задумал создать огромную статую еще во время своего пребывания в Египте на строительстве Суэцкого канала в 1867 году. Статую, изображающую в египетском стиле женщину с факелом в руках. Эта статуя должна была называться «Прогресс, несущий свет Азии» и стоять при входе в Суэцкий канал. Через два года вице-король Египта отклонил проект из-за слишком высокой стоимости. Обескураженный, Бартольди вернулся во Францию. После многих перипетий он встретился с Эдуаром Рене Лефебром де Лабулэ, либеральным республиканцем, членом Института Франции и страстным поклонником Соединенных Штатов и их формы правления. Этот влиятельный деятель стремился укрепить дружбу между двумя народами и всегда ратовал за то, чтобы Франция преподнесла Соединенным Штатам подарок, который скрепил бы дружбу и поразил воображение людей. А поскольку он был не единственным, ему удалось создать в своем доме на Глатиньи кружок могущественных друзей, среди которых были потомки маркиза Лафайета, его товарища по оружию маркиза де Рошамбо и Анри Мартена, — все франкмасоны.

Бартольди, познакомившийся с ним несколькими годами ранее, пришел в восторг от предполагаемого проекта. Так родилась идея статуи Свободы. Получив рекомендательные письма от Лабулэ, Бартольди уехал в Соединенные Штаты. Близ Нью-Йорка он увидел остров Бедлоу. Это стало для скульптора озарением. «Именно здесь должна быть возведена моя статуя, здесь, где люди впервые видят Новый свет, здесь, где свобода отбрасывает отблеск на оба мира».

Впрочем, американские масоны не скупятся на рассказы о собственной роли в деле возведения статуи. Депутат, великий магистр «Великой ложи Нью-Йорка» Р. В. Роберт С. Зингер прочел лекцию на эту тему «Масонство и статуя Свободы». В частности, он описал церемонию закладки краеугольного камня в ходе возведения пьедестала на острове Бедлоу. В небольшом ларце лежали копия американской Конституции, двадцать бронзовых медальонов с изображениями президентов Соединенных Штатов, копии нью-йоркских газет, портрет Бартольди, поэма, воспевающая статую, и список офицеров «Великой ложи». Добавим также, что именно легендарный журналист Пулитцер способствовал популяризации идеи возведения статуи в средствах массовой информации и организовал сбор средств для строительства пьедестала.

Эйфелева башня

Золото башни есть не что иное, как авторский вымысел, а вот масонство так или иначе связано с историей создания монумента.

Для всего мира Франция — это Эйфелева башня, а Эйфелева башня — это Франция или Париж. Но в первую очередь башня — это битва человека, Гюстава Эйфеля, и его соратников, в том числе инженеров Эмиля Нугье и Мориса Кёхлина, которые выдвинули в 1884 году идею строительства самой высокой башни в мире. Она была построена для Всемирной вставки 1889 года в честь разума и науки: на башне выгравированы имена самых выдающих ученых. Разве это масонский символ? Существует множество точек зрения относительно принадлежности Гюстава Эйфеля к масонству. В одних словарях, посвященных знаменитым масонам, о нем есть статья, в других нет. В апреле 2007 года нынешний великий магистр «Великого Востока» Жан-Мишель Кийарде опубликовал в соавторстве с Пьером Бюисере произведение под названием «Посвящение во франкмасонство» (Jean-Michel Quillardet, Pierre Buisseret. «Initiation à la franc-maçonnerie». Edition Marabout.) Он утверждает, что Гюстав Эйфель был франкмасоном и создал свою башню в честь масонства. Известно также, что Гюставу Эйфелю в его работе помогали видные масоны, например Жюль Греви, в ту пору президент Республики, или Рене Гобле, председатель совета министров в 1886–1887 годах, член ложи «Милосердная дружба», который настоял, чтобы строительство Эйфелевой башни закончилось раньше строительства собора Сакре-Кёр. В те времена республиканцы горячо поддерживали проект Эйфеля, а католические круги приняли решение возвести Сакре-Кёр, чтобы Франция могла искупить свои грехи: поражение в войне с Пруссией и Парижскую коммуну. Читая статьи, написанные в ту пору, понимаешь, какими яростными были выступления против «этой одиозной железки». А ведь в числе противников башни были такие известные личности, как Ги де Мопассан и Шарль Гарнье. Поэтому вполне логично, что масоны грудью встали на защиту башни. Впрочем, рассказ о том, что масоны «Великого Востока» хотели установить на вершине купола Сакре-Кёр светящийся масонский символ, вовсе не выдумка…

Некоторые масоны обращают внимание, что у башни три этажа, в чем они видят сходство с тремя уровнями масонства: ученик, подмастерье, мастер. В одном из словарей-справочников по масонству, вышедшем в издательстве «Presses Universitaires françaises», мы находим весьма поучительные строки: «Как символу света и слова, ей присуще космическое значение лучеиспускания. Она излучает круговые световые лучи по всем направлениям». Посвященные видят волнующую аналогию с прожектором на вершине Эйфелевой башни, лучи которого прорезают парижское ночное небо…

Если вы хотите знать об Эйфелевой башне все, к вашим услугам не только бесчисленные книги, но и официальный сайт -eiffel.fr.

Автор-профан признается в своей любви к башне, которая очаровала его во время первого же посещения, когда он был всего лишь семилетним малышом. С тех пор он всегда испытывает трепет, когда ноги приводят его к почтенному монументу, хранящему ореол непостижимой тайны. Создавая эту книгу, он не мог лишить себя удовольствия любоваться из окна башней, сияющей по ночам. Детская привязанность…

Золото, легендарный металл

Большая часть общей зашифрованной информации (курс, объемы сделок) о рынке золота, содержащейся в электронных письмах членов «Авроры», соответствует действительности. Эта информация взята из различных источников. Увлекательная книга Петера Л. Бернстейна «Власть золота, история одного наваждения» («Le Pouvoir de l'or, histoire d'une obsession». Editions Mazarine) рассказывает об истории драгоценного металла от античности до наших дней. Мы также заходили на интернет-сайты Всемирного золотого совета (), официальной международной организации, которая сообщает обо всех возможных способах использования металла (медицина, промышленность, химия и так далее), а также об экономических исследованиях колебаний курса.

Сайт оказался весьма полезным для понимания процессов, происходящих на рынке золота, равно как и сайт .

Идея о влиятельной группе анонимных финансистов, действующих за кулисами рынка золота, пришла нам после того, как мы посетили сайт GATA, Антитрастового золотого комитета, ассоциации, разоблачающей систему сговора на рынке золота: . Мы не знаем, достоверна ли информация, но сама идея заговора плодотворно влияет на игру воображения.

В главе, посвященной прибытию членов «Авроры» в Швейцарию на совещание, говорится о научных опытах по преобразованию свинца в золото. Теоретически это возможно. Мы благодарим Филиппа Маршетти, ответственного редактора технологического отдела ежемесячника «Ça m'intéresse» («Это мне интересно»), предоставившего в наше распоряжение статью, посвященную большому ускорителю тяжелых ионов, расположенному в Кане и находящемуся в ведении Комиссариата по атомной энергетике. Автор статьи объясняет, что достаточно удалить три протона и восемь нейтронов, чтобы свинец превратился в золото. Но стоимость такого золота будет поистине астрономической.

Добавим также, что в XVIII веке на рынке золота определяющую роль играл один франкмасон. Речь идет о сэре Исааке Ньютоне. Он прославился, открыв закон всемирного тяготения, однако мало кто знает, что этот знаменитый ученый до конца своих дней ставил алхимические опыты. Испытывавший страсть, но вовсе не алчность к драгоценному металлу, Ньютон занял в 1696 году должность хранителя Королевского монетного двора. Это была должность, позволявшая оказывать практически неограниченное влияние на состояние королевских финансов. Именно Ньютон впервые ввел понятие обратимости золота и текущей денежной единицы. По мнению ведущих мировых специалистов по золоту, это было историческим решением.

Монумент, посвященный правам человека, Париж

Задуманный чешским архитектором Иваном Теймером в 1989 году в честь двухсотлетия Французской революции, этот монумент действительно существует, но по-прежнему остается одним из самых странных и неизвестных памятников Парижа, затерянный на Марсовом поле всего в нескольких шагах от Эйфелевой башни. На столбах выгравированы самые разнообразные символы, а дверь и статуи выглядят впечатляюще. Весьма любопытно, что на входной двери нет замочного отверстия, однако наличие петель позволяет предположить, что внутрь можно войти. Еще одна деталь: если смотреть через одно из отверстий, проделанных в западной стене, можно увидеть, что и на внутренней стороне двери находятся гравюры. Прекрасный памятник, стоящий того, чтобы его открыли заново.

Американское франкмасонство

В Соединенных Штатах масонство играет совсем иную роль, чем во Франции и в Европе. Его храмы более заметны, гораздо богаче, его члены не скрывают свою принадлежность к этой организации. Для многих членство в масонстве столь же естественно, сколь и членство в клубе игроков в шары или Ротари-клубе. Масоны выступают на телевидении, организуют соревнования по бегу, концерты, сбор средств на благотворительные или медицинские цели. Тем не менее существуют более узкие масонские кружки тайные — ложи, которые внешне похожи на европейские, однако их меньшинство.

Как и в Европе, у американских масонов есть заклятые враги, например ку-клукс-клан, ультраправые движения, экстремисты, исповедующие протестантизм и католицизм, разномастные заговорщики. Они всегда поют одну и ту же песню: масоны держат в руках федеральное правительство, президентов (многие из которых были масонами), доллар (глаз и треугольник на зеленой банкноте) и военно-промышленный комплекс.

Черная ложа «Принс Холл» действительно существует. Это движение охватило все слои афроамериканского среднего класса и с самого момента своего создания активно участвовало в процессе освобождения и интеграции чернокожего сообщества. Они не держат магазинов вуду (мы хотели сделать сюжет более захватывающим), а занимаются весьма респектабельной деятельностью, как и «белые» ложи. Великие джазовые музыканты Каунт Бейси, Дюк Эллингтон, Луи Армстронг и боксер Рэй «Шугар» Робинсон действительно были масонами. Если вы зайдете на один из сайтов ложи «Принс Холл», вас поприветствует джазовая мелодия.

Никола Фламель

О Никола Фламеле сложилось столько легенд, что ни одна энциклопедия, ни один словарь не в состоянии привести целостную биографию этой выдающейся личности. Напротив, создается впечатление, что на протяжении веков тайна только сгущалась. Приведем только один пример: число книг, оставленных Фламелем потомкам, продолжает увеличиваться, если судить по количеству текстов, которые ему приписывают создатели эзотерических интернет-сайтов… Впрочем, Фламелем как исторической личностью никто особо не занимается, хотя и не предает забвению. Таким образом, оказалось, что Фламель, в отличие от Калиостро, был отдан во власть оккультистам всех мастей. Но, по правде говоря, вот уже шесть столетий как Фламель ждет серьезного биографа, который наконец вернет его исторической истине.

Тем не менее романистам не приходится жаловаться на персонажа с такой смутной биографией, вдохновляющей воображение; на персонажа, жизнь которого представляет собой чудесную основу для романического сюжета.

Вот краткая биография сьера Никола Фламеля, разумеется, с оговорками, неизбежными при рассказе о человеке, дата рождения, равно как и дата смерти которого весьма сомнительны.

Пусть нам неизвестен точный год рождения нашего героя, зато практически все его биографы сходятся во мнении, что Никола Фламель родился в Понтуазе. О его юности не сохранилось никаких сведений, однако мы знаем, что в первой половине XIV века он был учеником парижского переписчика. Став мастером, он открыл мастерскую напротив церкви Святого Иакова (Сен-Жак-де-ла-Бушри), на так называемой улице Писателей, уничтоженной при строительстве улицы Риволи. Но расположенные в этом квартале недалеко друг от друга улица Фламеля и улица Пернель увековечивают память о мэтре алхимиков. Что касается самой церкви Святого Иакова, то на ее месте теперь разбит общественный парк и возвышается башня с тем же названием, построенная при Франциске I.

Мы также не можем сказать ничего определенного о самой работе Фламеля. В XIV веке переписчик мог не только каллиграфическим почерком переписывать и иллюстрировать ценные манускрипты, но также составлять расчетные книги и нотариальные акты. Не говоря уже о том, что Фламель, как нам представляется, обучал детей письму… Как видим, сомневаться приходится также и во многих областях его предполагаемой деятельности.

Зато мало кто из исследователей отрицает существование дамы Пернель. Все сходятся во мнении, что она была послушной супругой, дважды вдовой и весьма набожной женщиной. Как ни странно, но невероятные приключения, которые выпали на долю ее мужа, никогда не причиняли даме Пернель особого беспокойства. Одним словом, не жена, а настоящее сокровище в соответствии с представлениями того времени. Конечно, легенда о Никола совершенно затмила ее. Она тихо скончалась 11 ноября 1397 года. В ее память Фламель воздвиг усыпальницу в форме пирамиды, которая будоражит умы эзотериков. На пирамиде Фламель выгравировал стихи, прославляющие ее щедрость по отношению к беднякам.

История весьма банальная. Эта скромная супружеская чета парижских горожан никогда бы не попала в хроники и не стала известна потомкам, если бы однажды некий незнакомый полуголодный иностранец не продал Никола Фламелю книгу, которой суждено было кардинально изменить его жизнь.

Об этом произведении нам ничего не известно, кроме названия — «Книга иудея Авраама», количество страниц — 21. Она была украшена миниатюрами. Мы не знаем, о чем в ней говорилось, хотя книги с таким названием регулярно появляются на прилавках книжных магазинов.

Однако доподлинно известно, что эта таинственная книга, а главное ее иллюстрации оказали на Фламеля неожиданное влияние. Он сразу же подпал под чары этого колдовского манускрипта и попытался его расшифровать, уверенный, что в нем скрыта тайна превращения металлов в чистое золото. Фламель начал искать ключ к тайне, что побудило его собрать все возможные сведения о «настоящей практике благородной науки алхимии», по его собственным словам. Поиски продолжались многие годы, но безуспешно. Несмотря на глубокое изучение предмета и усердные медитации, Фламель так и не сумел постичь смысл текста, по-прежнему остававшегося темным.

Этот долгий период его жизни был, безусловно, самым беспокойным, поскольку алхимия, хотя ею тайком занимались государи и Папы, считалась еретическим искусством, нечестивой диковинкой и демонической практикой, которая прямиком вела в ад. В эти смутные времена, когда чума и англичане по очереди разоряли королевство, думы о загробной жизни стали обыденным явлением, хроническим наваждением. Тем более для Фламеля, который подвергал опасности спасение своей души, ставя еретические опыты.

Вполне вероятно, эти назойливые сомнения побудили Фламеля совершить паломничество в Сантьяго-де-Компостелла. После окончания крестовых походов могила святого Иакова превратилась в духовный маяк всего Запада, магнетический центр христианского мира. Невзирая на трудности и опасности, подстерегавшие их на пути, тысячи паломников устремлялись к ней в надежде искупить свои грехи. Для Фламеля это приключение имело совершенно иной смысл: он должен был найти ответ на мучивший его вопрос.

Шагая по дорогам с зашитыми в одежду страницами, он доверил судьбу своих поисков Провидению. Если эти поиски были лишь плодом воображения, значит, Господь даст ему знак, иначе…

Но Господь, ответа которого ждал Фламель, не торопился. И вот, когда Фламель сидел в грязной таверне на севере Испании, дрожа от лихорадки, произошло чудо. Врач, за которым послал хозяин таверны, еврей по имени Канчес, оказался страстным поклонником алхимии. Простая игра слов открыла Фламелю таинственные знания этого сельского врача, который сразу же заинтересовался «Книгой иудея Авраама».

Эта встреча вызвала у Фламеля новый прилив энтузиазма, и он взял с собой в Париж нового поклонника «королевского искусства». Но радость Фламеля была недолгой, поскольку Канчес, измотанный путешествием, умер в Орлеане. Это была тяжелая утрата для переписчика, который опять оказался один на один с таинственным манускриптом. И все же долгие беседы со случайным знакомым подействовали на Фламеля как дрожжи на тесто. Приехав в Париж, Фламель сразу же устроил лабораторию, где начал ставить опыты.

По легенде, Фламелю понадобились годы, чтобы преодолеть все фазы алхимического процесса и получить чистое золото «25 числа апреля месяца 1382 года около пяти часов вечера», по свидетельству самого Фламеля… По крайней мере, так утверждают экзегеты, ссылаясь на документ, якобы созданный рукой знаменитого алхимика.

Согласно тому же свидетельству, Фламелю четыре раза удалось получить золото. Однако нам неизвестно, предпринимал ли он еще попытки.

Но несмотря на благоразумие дамы Пернель и скромность Фламеля, сначала соседи, а потом и власти вскоре заметили некоторые изменения… Нет, супруги по-прежнему вели размеренный и скрытный образ жизни, а вот многочисленные пожертвования Церкви и постоянная раздача милостыни бедным наводили на мысль о дополнительных источниках дохода. Не говоря уже о покупке нескольких домов в квартале, один из которых сохранился до сих пор. Именно в то время родилась легенда, превратившая Фламеля в алхимика, не знающего себе равных. Многие биографы Фламеля считают его исключительную щедрость бесспорным доказательством того, что он нашел философский камень. А вот другие исследователи рассматривают это явление в менее благовидном свете. Разбогатев на спекуляции недвижимостью, иначе говоря, на присвоении имущества, отчужденного у евреев, Фламель использовал алхимию как дымовую завесу, тщательно продуманную манипуляцию, чтобы скрыть сомнительное происхождение своего богатства.

Разумеется, мы никогда не узнаем правды. И все же легенда о Фламеле всегда пробуждала воображение. После смерти Фламеля, предположительно в 1417 году, его дом подвергся настоящему нашествию. Со всех уголков Парижа сюда хлынули орды искателей сокровищ. Они рыскали всюду, причем так рьяно, что дом не выдержал и рухнул.

Однако разрушение дома не положило конец мифу о Фламеле, наоборот. Ведь алхимия не только превращает любой металл в золото. Благодаря философскому камню, который способствует этому превращению, возможны и другие чудеса, например обретение бессмертия. Чудо, которым, по мнению нескольких свидетелей, и воспользовался Фламель. Так, некий Поль Лука поведал о разговоре с Фламелем, состоявшемся в Турции… через два столетия после смерти алхимика. А вот в 1761 году Фламель вместе с женой и их сыном присутствовал на спектакле в Парижской опере, где все видели и сразу же узнали алхимика…

Лучший путь от золота к бессмертию — это, безусловно, путь легенды.

Не существует ни одного подлинно исторического труда о жизни Фламеля, в котором утверждения его противников и сторонников были бы подвергнуты рациональному анализу. В ожидании такого, безусловно, столь нужного произведения мы рекомендуем книгу «Создатель золота Никола Фламель» (Léo Larguier. «Faiseyr d'or, Nicolas Flamel». Editions J'ai lu) — лучшее, на наш взгляд, творение Лео Ларгье, искушенного романиста и тонкого поэта, набросавшего наиболее правдивый портрет самого знаменитого алхимика всех времен.

Замок Сеневьер

В романе Флора носит фамилию де Сеневьер. На самом деле так называется коммуна департамента Ло, носящая эпоним своего древнего замка, возведенного в эпоху раннего Средневековья. Нет ничего проще, чем выбрать для семьи провинциальных аристократов имя по названию многовекового строения. Однако этот роскошный замок, возвышающийся над рекой Ло, скрывает за своими стенами сокровище, вызывающее зависть многих крупных исторических мест Франции и Европы. Действительно, за фасадом эпохи Возрождения в замке Сеневьер таится алхимический кабинет. Магическое место, где сохранился атанор начала XVI века, а также великолепные величественные фрески, на которых при помощи мифологических сцен и персонажей запечатлен алхимический процесс.

Несмотря на то что отдельные изображения исчезли из-за превратностей истории, многие другие находятся в хорошем состоянии и ждут поклонников алхимии, которые наконец смогут их расшифровать.

В частности, фреска «Эней, спасающийся бегством из горящей Трои» вдохновила нас на создание сцены нападения англичан и бегства Фламеля от подручных сьера де Ренака.

Что касается атанора, описанного в последней главе, посвященной Фламелю, он является точной копией вполне реального атанора замка Сеневьер.

Всем, кто увлекается алхимией или кого заинтересовала наша книга, мы непременно советуем посетить эти стены, которые дышат историей и тайной.

А еще мы советуем зайти на сайт -franc-macon, чтобы получить дополнительные сведения.

Франкмасонство

У каждого послушания есть свой сайт, где размещена специфическая информация. Сайт «Великого Востока» Франции предлагает совершить виртуальное путешествие, в ходе которого вы, вероятно, окажетесь в местах, где побывал Антуан Марка.

Самые любопытные могут зайти в масонский блог Жири Прагмана, настоящий кладезь информации: hiram.canal-blog.com.

Невозможно перечислить все новые произведения, вышедшие в свет в этом году. И все же обращаем ваше внимание на весьма познавательный труд, о котором упоминали выше, авторства Жана-Мишеля Кийарде, нынешнего великого магистра «Великого Востока», «Посвящение во франкмасонство».

Глоссарий масонских терминов

Агапа — общая трапеза после собрания.

Бальдерик (кордон) — перевязь, которую надевают во время собрания.

Братская акколада — тайное ритуальное рукопожатие, позволяющее братьям узнать друг друга.

«Великая женская ложа Франции» — женское масонское послушание; насчитывает примерно 11 тысяч членов.

«Великая ложа Франции» — масонское послушание спиритического направления; насчитывает примерно 27 тысяч членов.

«Великая национальная французская ложа» — единственное французское масонское послушание, признанное англосаксонским масонством; насчитывает примерно 33 тысячи членов.

«Великий Восток Франции» — первое недогматическое масонское послушание; насчитывает примерно 46 тысяч членов.

Великий эксперт — офицер, ведущий ритуал посвящения и производства в звание.

Взносы — денежная сумма, которую ежегодно вносит каждый член ложи.

Влажный зал — отдельное помещение в храме, где проходят агапы.

Восток — восточная часть ложи. Символическое место, где священнодействуют досточтимый мастер, ритор и секретарь.

Высшие градусы — после звания мастера следуют градусы, принятые в высших мастерских — так называемых совершенных мастерских. Например, в Шотландском уставе существует 33 градуса.

Дебхир — древнееврейское название Востока в Храме.

Досточтимый мастер — мэтр-масон, избираемый пэрами и возглавляющий мастерскую. Он занимает место на Востоке.

Запад — западная часть ложи, где священнодействуют первый и второй надзиратели, а также кровельщик.

Звания — их три: ученик, подмастерье и мастер.

Звездный свод — символический потолок ложи.

Камея — обыкновенное масонское пресс-папье.

Компас — вместе с наугольником является основным орудием вольных каменщиков (франкмасонов).

Кордонит — непреодолимое желание получить следующий масонский градус.

Красные и черные ложи — так называемые высшие мастерские, куда принимают масонов высших градусов.

Кровельщик — офицер, охраняющий двери храма во время собрания.

Лекция — ритуальное сообщение, которое делают в ложе.

Ложа — место встречи и работы франкмасонов во время собрания.

Лучезарная дельта — треугольник, внутри которого изображен глаз; расположен на Востоке.

Масонское рукопожатие — ритуальное рукопожатие, которым обмениваются братья, чтобы узнать друг друга.

Мастерская — заседание франкмасонской ложи.

Мозаичный пол — прямоугольник в форме шахматной доски, находящийся в центре ложи.

Надзиратели — первый и второй. Их места расположены на Западе. Каждый из них возглавляет столб, то есть группу масонов, во время работы мастерской.

Наугольник — как и компас, один из символических предметов франкмасонов.

Ордер — символический знак принадлежности к масонству, который обязателен при совершении ритуала собрания.

Офицеры — масоны, избранные братьями для руководства ложей.

Паперть — место сбора при входе в храм.

Перчатки — всегда белые; обязательны на собрании.

Послушания — федерации лож. Во Франции наиболее влиятельными являются «Великий Восток Франции», «Великая ложа Франции», «Великая национальная французская ложа», «Великая женская ложа Франции» и «Право человека».

«Право человека» — смешанное масонское послушание; насчитывает примерно 11 тысяч членов.

Прикосновение — знак физического распознавания; варьируется в зависимости от градусов.

Реестр — письменный отчет о собрании, составленный секретарем.

Ритор — один из двух офицеров, находящихся на Востоке.

Ритуал — регламентирует работу ложи. Наиболее распространены Французский и Шотландский ритуалы.

Секретарь — записывает ход собрания в реестре.

Собрание — заседание мастерской в ложе.

Столбы — колонны, расположенные при входе в храм. Они называются Иахин и Воаз. Столбы символизируют две стороны, Север и Юг, где сидят братья во время собрания.

Таксиль, Лео — писатель XIX века, наделенный буйным воображением и специализировавшийся на антимасонских произведениях.

Улам — древнееврейское название паперти.

Уставы — разработанные в XVIII веке, служат справочным пособием для франкмасонов.

Фартук (запон) — носят вокруг талии. Он бывает разным в зависимости от градуса.

Хеккал — центральная часть Храма.

Хирам — по легенде, архитектор, построивший храм Соломона. Был убит тремя злыми подмастерьями, которые хотели выведать у него секреты, чтобы стать мастерами. Мифический предок всех масонов.

Храм — название ложи во время собрания.

Цепь союза — ритуал прощания, совершаемый масонами в конце собрания.

Церемониймейстер — офицер, возглавляющий ритуальные движения в ложе.

Благодарности

Это третье приключение нашего комиссара-франкмасона. Сколько воды утекло с 2005 года! Если наш дорогой Марка сумел продолжить свои поиски, то сделал он это благодаря людям разных мировоззрений, которые помогли нам на той или иной стадии. Вот почему на сей раз список тех, кому мы выражаем благодарность, стал гораздо длиннее.

Мы признательны нашему издателю Жану-Клоду Дюбо, Франсуа Лорану и Никола Ватрену, которые оказали нам доверие. Деборе Дрюба и Селин Тулуз за их терпение при чтении рукописи. Скольких ошибок удалось избежать благодаря им! Нам даже почти стыдно.

Во многом Марка обязан своим успехом книготорговцам, которые поддержали нас с самого начала. Невозможно перечислить всех, но мы шлем дружеский привет Франсуа Андрио из книжного магазина «Вулкан»… Снимаем шляпу перед его представителями и Роландом Жербероном. Представители — это профессионалы, о которых никто или почти никто не говорит. Но они ездят по всей Франции, убеждая книготорговцев по достоинству оценить книги. Поклон Лорану за его справедливые суждения.

Эстель, которой, как и ее малышу Вито, мы желаем счастья…

Марка обязан своими успехами и журналистам, которым понравились предыдущие книги, и они от всего сердца рассказали о них. Они догадаются, о ком мы говорим.

Необходимо сказать, что с тех пор как детективный роман стал, к счастью, самостоятельным литературным жанром, в его честь были возведены часовни вместе со священнослужителями и догмами. Так называемый эзотерический триллер не всегда пользуется доброй репутацией…

Мы выражаем благодарность обожаемым «Равенне» и «Алохе», которые на мгновение появляются в книге и которые создали сайт Polar franc-maçon. Мы их встретили в салоне «Набережная детективного романа» («Quai du polar») в Лионе и тех пор не расставались с ними… благодаря Интернету. Спасибо за вашу энергию.

А также:

Беа и Анне Ф., которые отправились навстречу новым приключениям.

Фредерике за внимательное чтение и обоснованные вопросы.

Пьеру Молье, директору библиотеки, архивов и музея «Великого Востока Франции», за то, что предоставил нам доступ к ценным документам и пропустил за кулисы «Великого Востока», чтобы мы смогли подготовиться к убийствам…

Жану-Мишелю Кийарде, нынешнему великому магистру «Великого Востока Франции», за широту мышления.

Спасибо Эрику за редкую книгу о строительстве Эйфелевой башни. И Амбру В. за книгу о Нью-Йорке.

Идея об этих приключениях Марка возникла в очаровательном местечке, в Льянсе, который находится на испанском берегу Средиземного моря. Спасибо Суазик и его родителям за квартиру, залитую светом, где так комфортно жить…

Примечания

1

Агапа — общая трапеза после масонских собраний. См. Глоссарий в конце книги. (Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.).

(обратно)

2

Connard — придурок (фр.).

(обратно)

3

«Сыновьями вдовы» называют себя французские масоны, вследствие того что масонские церемонии главным образом основаны на приключениях и смерти Хирама Абифа, «сына вдовы», который якобы помогал строить храм Соломона.

(обратно)

4

Молитва католиков «Angelus Domini», читаемая три раза в день.

(обратно)

5

Фасция — пучок перевязанных кожаным ремнем прутьев, был знаком властных полномочий в республиканском Древнем Риме, а затем, в 1789 году, стал первой эмблемой Французской Республики.

(обратно)

6

Марианна — олицетворение Французской Республики.

(обратно)

7

Лео Таксиль (1854–1907) — французский писатель и журналист, ярый противник католицизма. Инициатор продолжавшегося 12 лет масштабного «антимасонского розыгрыша», жертвами которого стали Папа Римский и многие французские священники.

(обратно)

8

Имеется в виду эпизод из цикла романов Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», в котором вкус пирожного «мадлен» возвращает герою воспоминания о далеком прошлом.

(обратно)

9

Фрэнсис Холм, Ги Жорж — знаменитые серийные убийцы.

(обратно)

10

Дэниэл Крэг — с 2006 года исполнитель роли Джеймса Бонда.

(обратно)

11

Сесиль де Франс — бельгийско-французская киноактриса.

(обратно)

12

Альберто Джакометти (1901–1966) — швейцарский скульптор, живописец и график, один из крупнейших мастеров XX века.

(обратно)

13

Ив Кляйн (1928–1962) — французский художник-новатор, одна из наиболее значительных фигур послевоенного европейского искусства.

(обратно)

14

Терри Хатчер — американская киноактриса.

(обратно)

15

Фрэнк Ллойд Райт (1867–1959) — американский архитектор-новатор, оказавший огромное влияние на развитие западной архитектуры в первой половине XX века.

(обратно)

16

Меньё — вино из красных сортов винограда.

(обратно)

17

Луи Армстронг, Каунт Бейси, Дюк Эллингтон — великие джазовые музыканты XX века.

(обратно)

18

Не ради нас, Господи, но во имя Твое (лат). (Примеч. пер.)

(обратно)

19

Малькольм Икс (1925–1965) — американский борец за права темнокожих, идеолог движения «Нация ислама».

(обратно)

20

Плоская белая раковина морского гребешка с изображением креста и по сей день является отличительным знаком паломников в Сантьяго-де-Компостелла, где находится гробница святого Иакова, покровителя Испании и одного из самых почитаемых католических великомучеников.

(обратно)

21

Пламя — flamme (фр.). Намек на фамилию Никола Фламеля, впрочем, не понятый ни полицейским, ни его соперником.

(обратно)

22

Когда профан становится кандидатом на вступление в ложу, ему завязывают глаза, а затем члены ложи должны высказать свое мнение на его счет. Голосование осуществляется с помощью шаров, лежащих перед каждым членом. Белые шары означают согласие на прием, а черные шары — отказ. (Примеч. авт.)

(обратно)

23

Стена мира — сооружение, построенное по проекту Клары Альтер архитектором Жаном-Мишелем Вильмоттом в 2000 году.

(обратно)

24

Пожалуйста, посмотрите вниз. 320 метров. Господин Эйфель говорил, что… (англ.)

(обратно)

25

Перевод Вл. Лазариса.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Предуведомление

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  59

  60

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

  68

  69

  70

  71

  72

  73

  74

  75

  76

  77

  78

  79

  80

  81

  82

  83

  84

  85

  86

  87

  88

  89

  90

  91

  92

  93

  94

  95

  96

  97

  98

  99

  100

  101

  102

  103

  104

  105

  106

  107

  108

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  109

  110

  111

  112

  113

  114

  115

  116

  117

  118

  119

  120

  121

  122

  123

  124

  125

  126

  127

  128

  129

  130

  131

  132

  133

Эпилог

Приложения

Глоссарий масонских терминов

Благодарности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте