«Надушенный рукав»

Лора Джо Роулэнд Надушенный рукав

Кэтлин Дейвис, Элоре Финк, Чарлзу Грэмлиху, Стиву Харрису, Кэндаис Проктор и Эмили Тот в благодарность за компанию, которую они мне составляли вечерами по понедельникам, дружбу и поддержку.

1

Япония Годы Гэнроку

Десятый месяц седьмого года (Ноябрь 1694)

Весть о неприятностях выгнала Сано Исиро из дома в Эдо за полночь. В доспехах, металлическом шлеме и с двумя мечами на поясе, верхом на лошади он галопом несся по главной улице. Рядом едва поспевал его первый вассал, Хирата, за ними следовала сотня из сыскного корпуса Сано.

Созвездия вертелись вокруг луны в черном, затянутом дымом небе. Холодный ветер проносил мимо закрытых лавок мусор. Впереди Сано видел полыхающие во тьме факелы. Во главе своих людей он проскакал мимо вооруженных дубинами горожан, которые стояли у порогов, готовые защищать свое хозяйство и семьи от разорения. Перепуганные женщины выглядывали из окон, мальчишки вытягивали шеи, всматриваясь в темноту с крыш, балконов и пожарных каланчей. Сано остановил своих людей у толпы головорезов, перегородившей улицу.

Свет факелов выхватывал из тьмы ликующие свирепые лица. Люди жадно следили за двумя отрядами конных самураев, по сотне человек в каждом, наступавшими с противоположных сторон. Наконец бойцы сшиблись в яростном лязге мечей и копий. Неистово ржали кони, ревели наездники, разя мечами противников. Кричали в агонии раненые. Несколько пеших самураев кружились в смертельном танце, обмениваясь ударами. Зрители издавали одобрительные возгласы, кое-кто присоединился к побоищу.

— Я знал, что так будет, — сказал Хирата.

— Все знали, — согласился Сано.

Как сёсакан-сама сёгуна — достопочтенный следователь сёгуната во всем, что касается его подданных, — Сано обычно занимался расследованием важных преступлений и давал советы своему господину, сёгуну Цунаёси, военному правителю Японии. В последние месяцы он много времени уделял поддержанию порядка в раздираемом политическими потрясениями Эдо. Бакуфу — военное правительство Японии — раскололось в борьбе за контроль над режимом Токугавы. Одна фракция, руководимая канцлером Янагисавой, противостояла второй, во главе с властителем Мацудайрой, двоюродным братом сёгуна. Другие влиятельные люди, в том числе даймё — феодалы, выбирали, на чью встать сторону. Обе фракции уже стягивали военные силы, готовясь к войне.

Солдаты стекались в Эдо из провинций, набивались в бараки поместий даймё и эдоского замка, переполнили район, где жили вассалы Токугавы, разбили лагеря за пределами города. Хотя канцлер Янагисава и властитель Мацудайра еще не объявили войну, низшее сословие уже бурлило. Праздное ожидание подпитывало боевую лихорадку. Сано со своим сыскным корпусом успел пресечь множество стычек. Сегодня городские старейшины послали Сано срочное сообщение, умоляя приехать и утихомирить волнения, которые грозили пошатнуть мир, поддерживаемый режимом Токугавы почти столетие.

— Давайте разведем скандалистов, пока они не разгромили город, — предложил Сано.

— Я готов, — откликнулся Хирата.

Врезаясь в толпу во главе своего войска, Сано вспомнил другие времена, когда они вместе отправлялись на битву. В те дни он воспринимал умелое, преданное служение Хираты как должное. Но прошлым летом, когда они пытались спасти из лап похитителей мать сёгуна и своих жен, Хирата не подчинился приказу. После такого бесчестья Сано не мог ему полностью доверять.

— Именем его превосходительства сёгуна приказываю остановиться! — крикнул Сано противникам.

Его люди принялись силой разводить воинов, которые выли от ярости и пытались отбиваться. Вокруг свистели лезвия. Сано кружил на месте и увертывался от ударов, пытаясь одновременно обуздать встающую на дыбы лошадь. Свет факелов и лица из толпы сливались в одно пятно.

Сано оттеснили на обочину дороги.

— Смотрите-ка, великий сёсакан-сама! — прозвучал мужской голос. — Вас разжаловали в патрульные?

Сано обернулся. Уполномоченный полиции Хосина сидел верхом на лошади у ворот в боковую улочку. Крепкую фигуру облачали модные шелковые одеяния. На красивом треугольном лице застыла издевательская усмешка.

— Не стоит вам опускаться до разгона драчунов, — добавил Хосина.

Сано вспыхнул от гнева. Их с Хосиной связывала давняя вражда, и хотя Сано недавно спас ему жизнь, взаимная неприязнь не рассеялась.

— Кто-то должен поддерживать закон, — парировал Сано, — раз этого не делают полицейские.

Хосина рассмеялся, отметая упрек.

— Меня занимают более важные дела.

Например, месть и честолюбие, подумал Сано. Хосина до недавнего времени был любовником канцлера Янагисавы, потом Янагисава его предал, и уполномоченный присоединился к фракции властителя Мацудайры. Хосина так разобиделся на Янагисаву, что приветствовал войну, которая обещала возвысить его и низвергнуть бывшего любовника. Хосину не волновало, что та же самая война грозила погубить город, который ему доверили охранять. Дух беззакония пропитал Эдо, поскольку Хосина и его люди не собирались пресекать стычки между сторонниками фракций.

Сано в омерзении отвернулся от Хосины. По мере того как распространялась весть о бойне, к бульвару стекались все новые солдаты и головорезы. Раздавались топот ног, копыт и громкие воинственные крики.

— Блокируем участок! — приказал Сано своему войску.

Они поспешили закрыть ворота на перекрестках. Люди Сано сцепились с обезумевшими солдатами, улица потонула в блеске клинков, кровожадном вое и хлещущей крови. Направляя лошадь в гущу боя, Сано грустно подумал, что это лишь отзвуки грядущих событий.

Только к рассвету Сано, Хирата и сыщики развели бойцов в разные стороны, арестовали их за нарушение спокойствия и рассеяли толпу. Солнце, словно злобный красный маяк, выплывало из моря серых облаков над эдоским замком, который вырисовывался над городом на вершине холма. В чиновничьем квартале в личных покоях своего особняка сидел Сано. Жена, Рэйко, промывала рану на его руке, где меч проник сквозь соединения наруча. На Сано был белый нижний халат, доспехи лежали на татами вокруг.

— Ты не можешь поддерживать порядок в городе только собственными силами, — сказала Рэйко, промокая кровавый порез Сано. Ее тонкое красивое лицо было серьезным. — Нельзя в одиночку встать меж двух армий и выжить.

Сано поморщился от боли.

— Знаю.

Из кухни и с улицы доносились голоса слуг — поместье пробуждалось к жизни. В детской маленький сын Рэйко и Сано лопотал со служанками. Рэйко посыпала на рану порошок из корня герани, унимая кровь, потом нанесла мазь из жимолости против заражения.

— Прошлой ночью, когда тебя не было, приходил министр финансов, — сообщила Рэйко. — А еще капитан замковой охраны. — Двое друзей Сано в бакуфу. — Я не знаю зачем.

— А я догадываюсь, — ответил Сано. — Министр, который недавно присоединился к фракции канцлера Янагисавы, хотел, чтобы я последовал его примеру. Капитан, присягнувший на верность властителю Мацудайре, собирался завлечь меня в свой лагерь.

Обе фракции мечтали заполучить Сано, ведь он близок к сёгуну и может использовать свое влияние им на пользу. Кроме того, в случае войны и те, и другие желали бы видеть Сано и его сыщиков, мастеров боя, на своей стороне. Победитель правил бы Японией единолично, через сёгуна. Сано едва верил, что он, бывший учитель боевых искусств и сын ронина — самурая без хозяина, возвысился до такой степени, что его расположения ищут столь важные персоны. Но здесь же таилась и опасность: оба предводителя фракций мигом уничтожат любого влиятельного чиновника, который выступит против них.

— Что ты скажешь друзьям? — спросила Рэйко.

— То же, что и всем до них, — ответил Сано. — Я не стану поддерживать ни ту, ни другую фракцию. Я предан одному сёгуну.

Пусть Токугава Цунаёси не самый лучший военный правитель, но самурайский кодекс чести обязывал Сано служить только своему господину.

— Я не стану помогать тем, кто пытается узурпировать его власть.

Рэйко наложила на рану мужа белую тканевую прокладку и забинтовала.

— Будь осторожен, — сказала она, похлопывая его по руке.

Сано понял, что Рэйко имеет в виду не только сегодняшнюю рану. Она боялась за их будущее. Сано терпеть не мог заставлять ее беспокоиться, тем более сейчас, когда она еще не до конца оправилась после похищения.

Сано не знал точно, что случилось с Рэйко в плену у человека, который называл себя Королем Драконом. Но обычно бесшабашная Рэйко переменилась. Все четыре года их брака она помогала Сано в расследованиях и проявила недюжинный талант в детективной работе, но теперь Рэйко превратилась в тихую затворницу и не выходила за пределы поместья с тех пор, как он привез ее домой. Сано хотел бы обеспечить жене покой, чтобы она скорее пошла на поправку, только вот как раз покоя в ближайшее время и не предвиделось.

— Этот город как бочка с порохом, — мрачно проговорил Сано. — Для взрыва хватит любой искры.

В коридоре послышался скрип шагов, в дверях появился Хирата.

— Прости, сёсакан-сама. — Хирата имел право входить в личные покои Сано, однако после их размолвки держался с осторожным почтением. — К тебе посетитель.

— В такой час?

Сано взглянул на окно. Серый свет едва проникал сквозь бумажные панели.

— Кто?

— Его зовут Юро. Он слуга главного старейшины Макино. Говорит, у него для вас послание.

Сано удивленно поднял брови. Макино Нарисада — наиболее влиятельный член совета старейшин — наивысшего руководящего органа Японии. Он же закадычный друг канцлера Янагисавы и враг Сано. У Макино уродливое костлявое лицо и соответствующий нрав.

— Что за послание? — поинтересовался Сано.

— Я спрашивал, но Юро не пожелал ответить, — доложил Хирата. — Говорит, хозяин велел передать вам лично.

Сано не мог отказать такому важному, скорому на обиду и опасному человеку, как Макино. К тому же ему стало любопытно.

— Хорошо.

Они с Хиратой пошли в приемную. Рэйко последовала за ними. Она смотрела из-за двери, как они ступили вхолодную сквозную комнату, где стоял на коленях мужчина. Худой и сутулый, в скромном сером одеянии, с бахромой серых волос на лысой голове, лакей Юро выглядел на шестьдесят с лишком. На худом лице застыло выражение печали. Двое из сыщиков Сано стояли наготове позади него. Хоть лакей и казался безобидным, в доме к незнакомцам подходили с опаской, особенно в такие времена.

— Я здесь, — объявил Сано. — Говори свое послание.

Лакей поклонился:

— Прошу простить меня за вторжение, сёсакан-сама, но я обязан сообщить вам, что высокочтимый главный старейшина Макино умер.

— Умер? — На Сано одно за другим обрушились сразу три чувства. Первым было потрясение. — Когда?

— Сегодня.

— Как?

— Мой господин скончался во сне.

Вторым — недоумение.

— Ты сказал моему первому вассалу, что тебя послал Макино-сан. Как он мог это сделать, будучи мертвым?

— Какое-то время назад он велел мне в случае его смерти сразу же известить вас. Я выполняю его приказание.

Сано взглянул на Хирату; тот пожал плечами, не менее сбитый с толку.

— Сочувствую твоему горю, — сказал Сано лакею. — Я сегодня же выражу соболезнования его семье.

Пока Сано говорил, им овладевало третье чувство — глубокий страх. Макино было, наверное, больше восьмидесяти — смерть обходила его вниманием незаслуженно долго, — но его кончина именно сейчас могла обострить напряжение в правительстве Токугавы.

— Почему Макино-сан хотел, чтобы я немедленно узнал о его смерти? — спросил Сано.

— Он оставил вам письмо.

Юро протянул сложенный лист.

Все еще заинтригованный, Сано принял письмо. Юро поклонился с видом человека, выполнившего важный долг, и сыщики повели его прочь из дома. Рэйко вошла в комнату. Они с Хиратой с нетерпением ждали, пока сёсакан разворачивал письмо и водил взглядом по небрежно набросанным черным строчкам. Сано удивленно прочитал вслух:

«Для Сано Исиро, сёсакана-сама сёгуна.

Если вы это читаете, значит, я мертв. Я оставляю вам письмо, чтобы попросить о важном одолжении. Как вы знаете, у меня много врагов, которые хотели бы от меня избавиться. Убийство — постоянная угроза для человека моего положения. Пожалуйста, расследуйте мою смерть и узнайте, была ли она насильственной. Если да, я прошу вас установить виновного, предать его правосудию и отомстить за мою смерть.

Прошу простить, что возлагаю на вас такую ношу, но мне больше некому довериться. Приношу извинения за неудобства, которые может доставить вам моя просьба.

Главный старейшина Макино Нарисада».

Рэйко взорвалась возмущением:

— Как у него наглости хватило просить тебя хоть о чем-то?! После того, как в прошлом году он обвинил тебя в измене и пытался казнить!

— Даже с того света он меня преследует, — сокрушался Сано, обеспокоенный просьбой, которая ставила перед ним нешуточную дилемму.

— Но лакей сказал, что Макино умер во сне, — заметил Хирата.

— В самом деле, была ли его смерть насильственной? — задумалась Рэйко. — Письмо попало бы к тебе, даже если бы Макино умер от старости, что, кажется, и произошло.

— Возможно, только на первый взгляд. — Сано сузил глаза, припоминая. — На его жизнь не раз покушались. Он боялся неспроста. Макино был крайне мстителен. Он бы предпочел, чтобы виновного в его смерти наказали, пусть увидеть это собственными глазами ему и не придется.

— В последнее время из-за беспорядков в бакуфу у врагов Макино появилось гораздо больше причин желать его кончины, — добавила Рэйко.

— Но тебе не обязательно удовлетворять его просьбу, — сказал Хирата Сано.

— Ты ничего ему не должен, — согласилась Рэйко.

И все-таки Сано не мог оставить письмо без внимания.

— Раз есть шанс, что Макино убили, его смерть надо расследовать. Мое отношение к главному старейшине не имеет значения. Жертва преступления заслуживает правосудия.

— Расследование может привести к серьезным проблемам, которых, по-моему, лучше избежать, — сказал Хирата по праву первого вассала, долг которого отговаривать господина от рискованного пути, однако легкая нерешительность в голосе выдавала его подозрение, что Сано может усомниться в ценности этого совета.

— Хирата-сан прав, — принялась убеждать мужа Рэйко. — Если Макино умер не естественной смертью, его убийца на свободе, и он не одобрит твоего любопытства.

— Среди врагов Макино могущественные беспринципные люди, — поддержал Хирата. — Любой из них скорее убьет тебя, чем позволит обвинить себя в убийстве и казнить.

— Расследование преступлений против высокопоставленных граждан моя работа, — возразил Сано. — Опасность прилагается к ответственности. А в данном случае возможная жертва — вышестоящая, кстати! — попросила меня расследовать его смерть.

— Я догадываюсь, почему Макино обратился к тебе, — с отвращением проговорила Рэйко. — Макино знал, что честь не позволит тебе пропустить возможное преступление.

— Он понимал, что правосудие значит для тебя больше, чем собственная безопасность, — вставил Хирата.

— Поэтому и нагрузил тебя работой, за которую ради него никто другой не взялся бы. Он пытался погубить тебя при жизни. Теперь норовит манипулировать тобой из могилы. — Глаза Рэйко яростно сверкали. — Прошу тебя, не позволяй ему!

Сано разделял беспокойство жены и первого вассала, но чувство долга затмевало разумные доводы.

— Посмертная просьба от такого же самурая, как и я, накладывает серьезные обязательства, — пояснил он. — Отказать ему — значит нарушить протокол.

— Никто не осудит тебя за нежелание услужить человеку, который обращался с тобой так, как Макино, — заметил Хирата.

— Ты частенько забываешь о протоколе, — намекнула Рэйко на склонность Сано к независимости.

И все же у Сано было больше причин удовлетворить просьбу, невзирая на последствия.

— Если Макино убили, это выйдет наружу независимо от меня. Даже если он умер естественной смертью, могут пойти слухи об обратном.

Слухи, правдивые и ложные, наводнили эдоский замок во время политического кризиса.

— Подозрение падет на всех его врагов, включая меня. К тому времени улики, которые могут пролить свет на саму смерть и личность убийцы, будут утеряны, как и мой шанс доказать свою невиновность.

Понимание отразилось на лицах Рэйко и Хираты.

— Враги и раньше пытались тебя оклеветать, — вспомнил Хирата. — Они с радостью ухватятся за возможность уничтожить тебя.

— Большинство твоих друзей теперь принадлежат к лагерю канцлера Янагисавы или властителя Мацудайры, — добавила Рэйко. — Поскольку ты не собираешься поддерживать ни ту ни другую фракцию, покровителей у тебя нет. И если тебя обвинят, ты не сможешь рассчитывать на защиту сёгуна.

Потому что милость сёгуна непостоянна, как ветер, подумал Сано. Он знал, что, отказавшись признать чью-либо сторону, остался один в уязвимом положении, и вот настало время заплатить высокую цену нейтралитета.

— Итак, я или расследую смерть Макино, или ставлю под удар нас всех, — подытожил Сано, ибо его семья и вассалы разделяли с ним любое наказание, которое его постигнет.

Рэйко и Хирата кивнули в безропотном согласии.

— Я буду помогать тебе всеми силами, — пообещал Хирата.

— С чего начнем? — спросила Рэйко.

Поддержка близких обрадовала Сано, и все же сомнения не давали ему покоя. Готова ли Рэйко храбро встретить опасности нового расследования? И насколько можно доверять Хирате после того, как он поставил личные интересы выше долга перед господином? Впрочем, Сано был не в том положении, чтобы отказываться от помощи.

— Как только я помоюсь и переоденусь, мы поедем в поместье Макино и осмотрим место смерти, — сообщил Сано Хирате.

Хирата поклонился:

— Я захвачу с собой несколько сыщиков. — Он вышел из комнаты.

— Вначале тебе надо поесть и восстановить силы, — решила Рэйко. — Я принесу завтрак. — Она задержалась в дверях. — Я могу еще что-нибудь для тебя сделать?

Сано прочитал на лице жены вместо жадного возбуждения, которым она обычно встречала новое расследование, тревогу.

Он ответил:

— Пока не знаю. Сначала надо выяснить, было ли убийство. Может, мы с Хиратой обнаружим, что Макино умер по естественным причинам. Тогда я опровергну подозрения, и все будет хорошо.

2

Поместье главного старейшины Макино располагалось на главной улице чиновничьего квартала эдоского замка. В соответствии с высоким положением хозяина поместье, окруженное каменными стенами и бараками вассалов, которые выстроились вдоль дороги, было самым просторным из всех. Ворота красовались двухрядной крышей, часовые занимали сторожевые будки снаружи двойного входа.

Сано шел к воротам вместе с Хиратой и четырьмя сыщиками, а мимо пробегали по своим делам чиновники. Пронзительной тревогой звучали разговоры, которые доносились до Сано от этих людей, кружащихся на задворках политического вихря. Весь бакуфу страшился последствий борьбы между канцлером Янагисавой и властителем Мацудайрой. Но у поместья Макино Сано не заметил никаких признаков суматохи. Наверное, весть о смерти Макино еще не обнародована.

Представившись страже в будке, Сано сказал:

— Я пришел увидеться с досточтимым главным старейшиной Макино.

Стражники неловко переглянулись. Один из них ответил:

— Прошу вас, подождите минутку.

И ушел в глубь поместья. Стражники явно знали, что их господин мертв, но получили приказ никому об этом не говорить. Сано с друзьями остались ждать в прохладе серого утра. Стражник вернулся с мужчиной, в котором Сано узнал секретаря Макино.

Секретарь, полный и бледный, уважительно поклонился Сано:

— Извольте пройти за мной.

Он повел Сано, Хирату и сыщиков через первые ворота между бараками, через вторые во внутренний двор и по каменным ступеням в особняк. Прежде чем войти в личные покои, Сано и его товарищи, в согласии с традицией, сменили обувь на тапочки для гостей и повесили мечи на стойку в прихожей. Секретарь усадил Сано, Хирату и сыщиков в приемной и опустился на колени напротив.

— К моему прискорбию, досточтимый главный старейшина Макино скончался, — сообщил он приглушенным голосом, подобающим для подобных случаев. — Если у вас к нему какое-то дело, могу ли я помочь вам от его лица?

Сано ответил:

— Я уже знаю о Макино-сане. Я хотел бы поговорить с тем, кто сейчас здесь главный.

На лице секретаря отразилось испуганное замешательство.

— Я приведу первого вассала главного старейшины Макино.

Он встал и осторожно вышел за дверь.

Вскоре в комнату шагнул мужчина в строгих серых одеяниях. Он опустился на колени и поклонился Сано:

— Приветствую вас, сёсакан-сама.

— Доброе утро, Тамура-сан, — ответил Сано.

Они были мельком знакомы и относились друг к другу с взаимной осторожностью, что объяснялось враждой Сано и Макино. Сано знал, что Тамура — консервативный самурай, который считает себя не только должностным лицом, но и воином. В отличие от большинства чиновников бакуфу он не пренебрегал воинскими упражнениями. Тамура был жилистый и мускулистый, хоть ему уже и исполнилось пятьдесят. На руках виднелись мозоли и шрамы от сражений. Его черты всегда напоминали Сано резные деревянные маски, которые носили злодеи в пьесах Но: твердые, блестящие выдающиеся скулы, длинный нос с острым, загнутым вниз кончиком, скошенные брови, придававшие лицу суровое выражение.

— Я отвечаю за дела и домашнее хозяйство главного старейшины Макино. — Голос Тамуры — глубокий, дребезжащий и громкий — вполне соответствовал внешности. — В городе нет мужчин — членов клана. Пока они не приедут, мой долг улаживать все дела, касающиеся моего господина.

Сано припомнил слухи, что Макино враждовал со своими четырьмя сыновьями и многочисленными родственниками, которых подозревал в желании отобрать у него власть и ссылал в отдаленные провинции.

— Я еще не успел сообщить сёгуну о смерти главного старейшины Макино, — проговорил Тамура. — Могу я осведомиться, откуда вы узнали эту печальную новость?

— Мне принес ее лакей главного старейшины, — сказал Сано.

Тамура свел брови в осуждении.

— Всем в поместье запрещено распространять слухи до официального объявления.

— У Юро было разрешение от его господина.

Сано начал объяснять. Тамура слушал в явном замешательстве. Хирата с сыщиками наблюдали за ним и Сано, храня настороженное молчание. Сано протянул Тамуре письмо Макино.

— Главный старейшина попросил меня расследовать его смерть.

Читая письмо, Тамура потрясенно качал головой:

— Я ничего не знал.

«Почему Тамура шокирован? — гадал Сано. — Потому ли, что гордился доверием своего господина, а тут вдруг узнал о секретах, которые от него утаили? Или имеются другие причины для беспокойства?».

Быстро восстановив самообладание, Тамура заметил:

— Я знал, что главный старейшина опасался убийц. Однако он умер спокойно, во сне. — Он вернул Сано письмо. — Тысяча благодарностей за то, что почтили желание моего господина. Больше вы ничего ему не должны.

Тамура поклонился и встал, давая понять, что беседа окончена.

Сано показалось, что Тамура слишком торопится его выпроводить. Возможно, у Макино были веские причины не рассказывать первому вассалу о письме. Сано, Хирата и сыщики встали, однако с места не двинулись.

— Я хотел бы сам удостовериться, что главный старейшина Макино не стал жертвой убийства, — заявил Сано. — Пожалуйста, отведите меня к нему.

От возмущения Тамура вытянулся во весь рост.

— Со всем к вам уважением, сёсакан-сама, я вынужден отказать. Официальный осмотр — бесчестье для моего господина.

— Главный старейшина знал, что подразумевает расследование. Он заботился не о чести, а о том, чтобы я выяснил правду.

Сано наблюдал, как злой румянец разливается по блестящим щекам Тамуры. Он прикинул, что Тамура может оказаться первым подозреваемым в деле об убийстве.

— А теперь не проводите ли меня к главному старейшине Макино? — Сано выдержал паузу. — Или вам есть что скрывать?

Глаза Тамуры стали задумчивыми — он соизмерял степень опасности, которую представлял Сано, и настоящий мотив препятствовать осмотру места смерти.

— Сюда, пожалуйста, — решил он наконец. Вежливый поклон и приглашающий взмах руки не могли скрыть презрение.

Пока они шагали по коридору, Сано все больше укрепился в подозрении, что смерть Макино не так уж естественна, как выглядит. Он чувствовал, что нежелание Тамуры сотрудничать — лишь первый камень преткновения на его пути.

Особняк главного старейшины Макино имел ту же планировку, что и другие поместья самураев, с жилыми покоями семьи в центре. В отдельном здании с оштукатуренными стенами, тяжелыми деревянными ставнями и широкой верандой в окружении садов располагались его личные покои. Тамура, Сано, Хирата и сыщики прошли по крытой дорожке мимо низкого кустарника и мшистых валунов на разровненном песке. Снаружи стояли двое стражников. Внутри комнаты обвивал коридор. Тамура отодвинул панель решетчато-бумажной стены, впуская Сано и его людей в просторную комнату, согретую утопленными в пол угольными жаровнями. За широким татами, под фреской с изображением верхушек деревьев на фоне облаков стояла кровать на помосте. Там лежал главный старейшина Макино, укрытый одеялом. Но первым делом внимание Сано привлекли другие люди в комнате.

В изголовье кровати по обе стороны от Макино сидели на коленях две женщины. В ногах скорчился мужчина. Все трое обернулись к Сано, Хирате и сыщикам. Сано они на миг показались клюющими тело стервятниками, чью трапезу прервал хищник.

— Это вдова Макино-сана, — представил Тамура женщину постарше.

Сано прикинул, что ей около сорока пяти, но тонкие черты лица говорили о красоте, которой она некогда обладала. Стройную фигуру облачало платье из дорогого шелка, богато украшенное медальонами. Волосы длинной косой спускались ниже плеч. Женщина поклонилась Сано. Лицо застыло маской горя.

— Это его наложница, — показал Тамура на вторую женщину.

Она была маленькая и очень юная — не больше пятнадцати лет от роду, решил Сано, — но с роскошным чувственным телом. Алое кимоно, разрисованное веселыми зимними пейзажами, выглядело неуместно у смертного одра. На милом круглом личике виднелись дорожки от слез под красными глазами с припухшими веками. Неуклюже кланяясь Сано, наложница прижимала к носу белый платок.

— А это гость дома главного старейшины. — Тамура кивнул на мужчину в ногах Макино.

Гость дома, высокий и проворный на вид, встал на колени и поклонился. Ему шел третий десяток. Одет в простое коричневое кимоно, поразительно красив. Дерзкие блестящие глаза оценивающе уставились на Сано. Строгое выражение мужественного чистого лица не скрывало живость натуры. Намасленные черные волосы завязаны в пучок над выбритой макушкой. Сано показалось, что он видел этого человека раньше, но вот где? Несмотря на прическу, у Сано создалось ощущение, что перед ним не самурай.

— Выйдите, — приказал Тамура троице.

Наложница взглянула на гостя дома. Тот резко дернул подбородком в ответ, затем встал и сошел с помоста. Наложница неловко поднялась, и они вместе поспешили вон из комнаты. Вдова выплыла за ними. Тамура остался у двери, сыщики ждали на выходе, а Сано с Хиратой ступили на помост и взглянули на Макино.

Он лежал на спине — ноги выпрямлены, руки сложены на груди под одеялом. Нефритовый валик поддерживал голову в белом ночном колпаке. Иссохшая, землистая кожа уродливого лица натянулась, обрисовывая череп. Морщины сплетались на тощей шее и убегали под воротник бежевого шелкового халата, фиолетовые тени легли на закрытые веки. Выглядит так же, как при жизни, подумал Сано. Только Макино не закрывал глаз в присутствии других людей, потому что всегда был настороже, выискивая опасность или удобный случай. И гордость никогда не позволила бы ему лежать с открытым ртом. Сано испытывал смешанное чувство: печаль от зрелища, доказывающего смертность рода человеческого, и облегчение от кончины своего врага.

— Кто его обнаружил? — спросил Сано Тамуру.

— Я. Пришел будить его, как обычно, а он — вот.

Сложив руки, Тамура говорил с терпели вой снисходительностью.

Сано отметил, как аккуратно укрыт Макино, как ровно лежит его голова на валике, в какой безмятежной позе застыло тело.

— Он лежал именно так? Его никто не трогал?

— Именно так, — ответил Тамура.

Сано с Хиратой переглянулись, одновременно приходя к мысли, что Макино выглядит слишком опрятно и спокойно, даже если он умер естественной смертью, а тот, кто обнаруживает тело, обычно и есть убийца. Теперь, когда появились новые причины сомневаться в словах Тамуры, сердце Сано забилось быстрее в предвкушении, которое вместе с неуверенностью в следующем шаге всегда знаменовало новое расследование.

Чтобы установить причину смерти Макино, надо обязательно осмотреть тело. Но Сано не мог просто раздеть Макино догола и поискать следы ран, поскольку это противоречило закону Токугавы, запрещающему практиковать иноземные науки, в том числе обследование трупов. Сано достаточно часто нарушал закон, но здесь, под враждебным взором Тамуры, он ничего не мог поделать. Придется вынести Макино из поместья. Кроме того, Сано, даже осмотрев тело, не мог сам определить причину смерти. Понадобится совет знающего человека. Мысли неслись вскачь, вырисовывался коварный план.

— У вас все? — нетерпеливо поинтересовался Тамура.

— Я пока не пришел к удовлетворительному решению относительно смерти главного старейшины Макино, — отозвался Сано. — Приказываю вам отложить официальное извещение о смерти. Из поместья никого не выпускать.

Сано отправил одного сыщика оцеплять резиденцию Макино и второго за помощью. Он не хотел, чтобы разнесся слух и поместье наводнили посетители, не дав ему осмотреть территорию. Пока Тамура стоял с открытым ртом, потеряв дар речи от гнева, Сано добавил:

— И я вынужден конфисковать тело Макино-сана.

— Что? — Гнев Тамуры сменился недоверчивым изумлением. Он подошел к помосту и уставился на Сано. — Зачем?

— Похоронную церемонию необходимо отложить до конца расследования и официального объявления причины смерти Макино, — сымпровизировал Сано. — Поэтому я забираю его в надежное место.

Судя по выражению лица Тамуры, он решил, что Сано сошел с ума.

— Я никогда ни о чем подобном не слышал. Каким законом вы руководствуетесь?

— Принесите ящик, достаточно вместительный для тела, — приказал Сано, стараясь закончить спор прежде, чем обнаружится, что его объяснение — полная чушь.

Тамура сжал кулаки.

— Забрав моего господина, вы оскорбите многих.

Сано подумал, не боится ли Тамура того, что он может найти на теле.

— Если встанете на моем пути, вам не поздоровится, — предупредил Сано. — Принесите ящик.

Они зашли в тупик. Сано знал, что семья и могущественные друзья Макино — в том числе канцлер Янагисава — могут наказать его за конфискацию тела, особенно если догадаются, зачем оно ему. Но Тамура тоже знал, что Сано может лишить его статуса самурая за неподчинение приказу. Явно осознав, что для него угроза более реальна здесь и сейчас, чем для Сано, Тамура словно уменьшился в размерах. Гнев сменился угрюмостью.

— Как пожелаете, — бросил он и выскользнул из комнаты.

Сано выдохнул. Расследование едва началось, а трудности уже накапливались. Он поманил двух оставшихся сыщиков, Марумэ с Фукидой, и прошептал им:

— Отнесите главного старейшину Макино в эдоский морг.

Молодой худощавый сыщик с серьезным лицом и его веселый смуглый приятель кивнули. Они по опыту знали, что на уме у Сано. Как и то, что это опасно, а значит, надо соблюдать осторожность.

Тамура вернулся с двумя слугами, которые тащили длинный деревянный ящик. Марумэ и Фукида сняли с Макино одеяло, подняли твердое тело, уложили его в ящик и унесли. Сано беззвучно помолился, чтобы труп доехал в эдоский морг успешно и без огласки. Затем повернулся к Тамуре:

— Подождите снаружи, я буду обыскивать покои главного старейшины.

Как только Тамура вышел, начался поиск улик.

— Следов борьбы нет, — заметил Хирата, обходя комнату. — Вообще комната выглядит слишком аккуратно. Прямо как само тело Макино.

Сано, меряя шагами помост, кивнул.

— Чайник, миска и лампа стоят аккуратным треугольником на столике подле кровати, — показал он, затем обвел пальцем комнату. — Подушки, лакированные сундуки и кимоно у стен. Все точно на своих местах.

Хирата чувствовал напряженность в их с Сано отношениях, словно под гладким потоком слов и действий бурлил водоворот. С тех пор как Сано выговорил ему за непослушание, Хирата казался себе ущербным калекой.

Он сказал:

— И ни единого четкого следа на татами. Если кто-то переложил тело Макино после его смерти, он же мог и подчистить свидетельства того, что произошло здесь ночью на самом деле.

— Но возможно, что-то осталось, — возразил Сано.

Он заглянул под кровать, на которой лежал Макино. Хирата принялся открывать ящики шкафов вдоль стены. Мысли его вернулись к обстоятельствам, которые стали причиной его краха. Преследуя человека, похитившего их женщин и мать сёгуна, Хирата поставил безопасность своей беременной жены Мидори превыше долга перед Сано. Так он нарушил бусидо — самурайский кодекс чести. Хирата не только потерял доверие, которое когда-то оказывал ему Сано. Пострадала и его репутация. Коллеги, узнавшие о позорном проступке, изгнали Хирату из своих рядов. Половина сыщиков Сано сочувствовали Хирате, остальные считали, что Сано следовало выкинуть его вон. Разногласия подорвали авторитет Хираты и гармонию внутри корпуса. Теперь, вытаскивая сложенные одежды из ящиков, Хирата исподтишка наблюдал за Сано, который разглядывал толстое серебряно-зеленое атласное одеяло. Хотя Хирата глубоко сожалел об их разрыве и своей потерянной чести, отчасти он верил, что его непослушание было оправданно.

Наверняка ведь на каждое правило бусидо есть исключение. И единственный промах не перечеркивает годы преданной службы. Хирата верил, что Мидори и малютка Таэко умерли бы на том острове, не ослушайся он приказа. Более того, все обернулось к лучшему. Но Хирата не мог ни винить Сано за выговор, ни ответить своим очернителям с чистой совестью.

Господин вправе ожидать абсолютной преданности от вассала, а Хирата обязан Сано даже более, чем устанавливал бусидо. Сделав его своим первым вассалом, Сано поднял Хирату на неизмеримую высоту по сравнению с его прошлым скромного стражника, унаследовавшего работу от отца. Если бы не Сано, у него не было бы Мидори, Таэко, должности в бакуфу, дома в эдоском замке или щедрого жалованья, которое поддерживало весь его клан. Сано должен знать, что если когда-нибудь его жизнь окажется в руках Хираты, тот не подведет его вновь. Теперь Хирата жил с неотвязной потребностью вернуть доверие и высокую оценку Сано, проявив преданность и верность долгу.

— Постель такая чистая, свежая и опрятная. Сомневаюсь, что Макино в ней спал, — сказал Сано. — Но если так, где постельное белье, которым он воспользовался?

Хирата открыл шкафчик и увидел большой, второпях запиханный ком.

— Здесь.

Они с Сано вытащили белье. Вытряхнули из смятого цветастого одеяла завернутый в него футон. От материи веяло потом, маслом для волос и кисловатым запахом старости. Сано развернул футон, открывая желтоватые пятна посредине.

— Почему его спрятали? — спросил Хирата. — Тут нет крови. Никаких признаков, что Макино умер не своей смертью.

Сано встряхнул одеяло. На пол выпал длинный прямоугольник мерцающего шелка цвета слоновой кости. Хирата подобрал его. Он был сложен пополам и сшит, с одного конца подрублен, с другого разорван. Ткань покрывала роскошная вышивка золотой и серебряной нитью — осенние травы и дикие цветы.

— Рукав.

Хирата сунул руку в отверстие и вытянул ее перед собой, позволив длинному, широкому крылу повиснуть.

— Вырван из кимоно незамужней женщины. — Сано потрогал неровный край. Длина рукава и рисунок на ткани обозначали пол и семейное положение владелицы. Одинокие женщины в отличие от замужних носили более яркие кимоно с длинными рукавами. Хирата и Сано задумались над рукавом — символом женских половых органов и мягкой, податливой натуры, часто воспеваемой в стихах.

— Интересно, как рукав очутился в постели Макино? Возможно, прошлой ночью он был не один.

Хирата вынул руку из рукава и понюхал ткань.

— Пахнет сладким дымом.

Сано поднес к носу другой конец рукава.

— Благовония. Женщина, которая носила кимоно, надушила рукава.

Так поступали модницы. Они жгли благовония и держали над ними рукава, чтобы ткань пропиталась дымом.

Запах пробудил у Хираты воспоминание.

— Моя жена пользуется такими. Они называются «От рассвета до заката». Очень редкие и дорогие.

Рассматривая рукав, Сано указал на неровное пятно, темнеющее на светлой ткани.

— Если я не ошибаюсь, вот и доказательство, что женщина была с Макино.

Хирата потрогал пятно пальцем. Мокрое. Поднес рукав к лицу и вдохнул, узнавая рыбный, животный запах спермы, перемешанной с выделениями женского тела, и кивнул, подтверждая догадку Сано.

— Пятно свежее, — добавил Хирата. — Прошедшей ночью Макино был с женщиной.

Сано с Хиратой оглянулись на кровать, думая о сексе и насилии, которые могли здесь иметь место. Хирата заметил:

— Возможно, Тамура не так виновен, как кажется.

— И возможно, дело в романтическом свидании, которое плохо закончилось, а не в заказном убийстве, как боялся Макино, — согласился Сано.

Хотя преступление на почве страсти расследовать менее опасно, чем политическое убийство, Хирата не обрадовался перспективе раскрыть дело быстро и легко — слишком мало шансов вновь завоевать доверие Сано. Однако ему тут же стало стыдно из-за собственных эгоистичных мыслей.

— Может, прошлой ночью с Макино была наложница? — задумался он, вспоминая хорошенькую плачущую девушку. — Или в смерти главного старейшины замешана другая женщина?

— Придется проверить оба варианта, — сказал Сано. — А пока давай продолжим поиски.

Они отложили рукав, потом Сано сдвинул в сторону панель, которая разделяла спальню и прилегающую комнату. Там был кабинет со столом и полками, на которых стояли книги и коллекция керамических ваз. Свитки и кисти для письма валялись повсюду. Грязные отпечатки виднелись на бумагах и на полу. Кувшин с водой, тронутой чернилами, лежал перевернутый на столе. Разноцветные осколки ваз усыпали книги, свалившиеся с полок.

— В спальне никаких следов борьбы, а здесь предостаточно, — задумчиво проговорил Сано.

Хирата прошел мимо потоптанных свитков на свободное место. Там на татами темнели большие красно-коричневые разводы.

— Кровь, — сказал Хирата.

— А пустое место на полу примерно соответствует размерам человеческого тела, — присовокупил Сано.

— Макино могли прикончить здесь, а потом перенести на кровать, — с жаром предположил Хирата. — Если так, тогда убила его не любовница!

Сано невозмутимо ответил:

— Не будем делать преждевременных выводов.

Но надежда пробудила в Хирате инстинкты сыщика. Он подошел к окну рядом со столом и отодвинул в сторону деревянную решетку бумажной панели. За ней были дощатые ставни. Железная задвижка болталась свободно.

— Окно взломали.

Хирата коснулся расколотого дерева ставен, где лезвием или другим твердым, плоским предметом вырвали задвижку.

Сано присоединился к Хирате и тоже осмотрел окно.

— Верно.

Он раскрыл ставни и обнаружил маленький садик. Клочок травы, ограниченный разрыхленным белым песком, мощеная тропинка, пруд и каменный фонарь. Хирата и Сано вгляделись в вечнозеленый куст под окном.

— Помятые ветки, — заметил Хирата.

— И следы в песке, — указал Сано.

— Похоже, незваный гость проник в кабинет и напал на Макино, — предположил Хирата. — Они сцепились. Незнакомец убил Макино, затем уложил его в кровать, будто он умер там. Потом преступник сбежал. — Хирата предвкушал охоту за убийцей, во время которой он с триумфом вернет расположение Сано. — Доказательства налицо.

— Но есть и улики в пользу преступления на почве страсти, — парировал Сано. — Оба варианта правдоподобны.

Хирата мог найти аргументы в свою пользу, однако время, когда он свободно спорил с Сано, прошло. Теперь недавняя размолвка грозила превратить любое обсуждение в ссору.

— Ты прав, — признал он. — Улики слишком противоречивы, чтобы утверждать наверняка.

— Посмотрим, что поведает нам о своей смерти сам Макино, — сказал Сано, и Хирата понял, что он имеет в виду осмотр тела в эдоском морге. — Пока меня не будет, опроси всех в поместье. Узнай, где они были прошлой ночью. Поищи другие следы, которые мог оставить убийца.

— Да, сёсакан-сама.

Хирата много раз успешно справлялся с такими заданиями. Неужели теперь Сано сомневается, что он выполнит приказ?

Сано продолжил:

— А пока будем предполагать, что Макино убили. Каждый обитатель поместья под подозрением. Как и все внешние враги Макино.

Хирата внезапно осознал чудовищный размах этого дела, но с готовностью принял вызов.

— Надо известить сёгуна о смерти Макино и расследовании, — сказал Сано. — Я попрошу у него аудиенции сегодня вечером.

Когда они с Сано расстались, Хирата поклялся себе перед докладом сегуну узнать как можно больше. К концу расследования он вновь обретет доброе имя преданного вассала Сано и уважаемого самурая.

3

Тусклый пасмурный вечер укрыл пеленой Кодэм-матё — трущобы в северном секторе торгового района Нихомбаси. Жалкие лачуги выстроились в ряд у извилистых дорог, вдоль которых грелись у костров грязные попрошайки. Бездомные собаки и оборванные шумные дети рылись в мусорных кучах. Унылые рабочие, коробейники и домохозяйки брели вдоль открытых сточных канав, наполненных гнилой водой. Никто не обращал внимания на самурая в заштопанном потертом кимоно на дряхлой лошади.

Сано, замаскировавшись под ронина и пряча лицо под низко надвинутой шляпой, направлялся в эдоскую тюрьму, стены и остроконечные крыши которой высились в отдалении. Миновав расшатанный мост через ров, он остановился, проверяя, не увязался ли за ним шпион. Чем выше Сано продвигался в бакуфу, тем больше заботился о секретности. Никто не должен знать, что сёсакан-сама сёгуна зачастил в обитель смерти и скверны. И никому не должно прийти в голову связать сегодняшний визит с расследованием убийства главного старейшины Макино.

Двое стражников, стоявших на посту перед тюрьмой, открыли тяжелые, окованные железом ворота. Они знали, кто такой Сано, но он платил им, чтобы они не совали нос в его дела и не распространяли слухов. Оказавшись внутри, Сано проехал мимо укрепленного застенка, откуда доносился вой заключенных, и спешился у эдоского морга — низкого здания с грубыми оштукатуренными стенами, лохматой соломенной крышей и решетчатыми окнами.

Из дверей появился доктор Ито Гэнбоку, смотритель морга, а за ним сыщики Марумэ и Фукида. Доктор носил синий плащ — традиционное одеяние медиков. Ветер ерошил его белые волосы. Сано познакомился с доктором Ито пять лет назад, когда служил полицейским старшиной и впервые расследовал убийство. Тогда и подружились.

— Добрый вечер, Ито-сан, — поклонился Сано. — Вижу, мои сыщики доставили тело, как я просил.

Доктор вернул поклон и приветствие.

— Я очень удивился, когда они сказали, кто это. Мне еще не приходилось обследовать тело такого важного человека. — Тревога углубила морщины на аскетическом лице доктора Ито. — Вы сильно рисковали, отправляя его сюда.

— Знаю.

Если об этом проведают коллеги Сано по бакуфу, разразится скандал, Сано обвинят в оскорблении Макино и нарушении закона против иноземной науки. Перед ним стоял живой пример того, что может случиться.

Доктор Ито, в прошлом известный врач, проводил медицинские эксперименты и перенимал знания голландских торговцев. Обычно за такое ссылали, но бакуфу приговорил доктора Ито к пожизненной службе в эдоском морге. Здесь он мог продолжить свои научные изыскания в тишине и покое, но при этом потерял семью, статус и свободу.

— Мы не понесли Макино прямиком в тюрьму, — вмешался Фукида. — Вначале мы доставили его домой, вынули из ящика и положили в паланкин, в пространство под половицами.

— Потом в этом паланкине выехали из эдоского замка, — закончил Марумэ. — Стражники так и не заподозрили, что внутри есть еще кто-то, кроме нас.

— За мной тоже не было слежки, — сказал Сано.

Доктор Ито криво улыбнулся:

— На какие только ухищрения вы не идете. Помню, в прошлый раз спрятали тело в ящике с овощами. Что ж, пока удача на вашей стороне.

— Ну, тогда не будем ждать, когда она от нас отвернется, и побыстрее осмотрим Макино, — заметил Сано. — Тело надо вернуть, пока не возникли вопросы.

— Я готов. — Доктор Ито жестом пригласил Сано и сыщиков в морг.

В единственной просторной комнате стояли каменные лохани для обмывания мертвецов, шкафчики с инструментами, подиум, заваленный бумагами, и три высоких стола. На одном из столов лежало ничком тело, покрытое белой простыней. Подле него стоял ассистент доктора Ито, Мура. Муре было за пятьдесят, его волосы постепенно переходили от серого цвета к серебряному, квадратное умное лицо хранило серьезное выражение.

— Начинай, Мура-сан, — скомандовал доктор Ито.

Все собрались вокруг стола, и Мура откинул простыню. Он был эта — представитель японского сословия изгоев, которые вели происхождение от людей, чей род деятельности — забой скота, дубление кож и прочее, — имел отношение к смерти, а значит, подразумевал нечистоту духа. Другие горожане сторонились их. Эта служили в эдоской тюрьме надсмотрщиками, носильщиками трупов, мастерами пыток и палачами. Мура, которого доктор Ито, невзирая на традиции, пригрел и обучил, выполнял всю физическую работу, необходимую для научных занятий его господина. Мура пристально уставился на главного старейшину Макино. Тот лежал в ночном колпаке и бежевом халате, руки мирно сложены на груди, тонкие лодыжки выдаются. Шишковатые ноги в белых носках указывали пальцами в потолок. Вечный сон окутал спокойствием костлявое лицо.

— Смерть никого не щадит, даже самых богатых и влиятельных, — пробормотал доктор Ито.

Даже самых хитрых и злобных, подумал Сано. Он представлял себе, как бы разгневался Макино, узнай он, что закончит свои дни в таком презренном месте. Впрочем, Макино лишь просил расследовать его смерть, оставив выбор методов за Сано.

— Где он умер? — поинтересовался доктор Ито.

Сано описал комнату Макино в особняке, потом добавил:

— Мне придется вернуть его в исходном виде. Ты можешь определить причину смерти без вскрытия и других процедур, которые отразятся на теле?

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал доктор Ито. — Мура-сан, пожалуйста, раздень труп.

Сано нахмурился:

— Как мы снимем с него одежду, если тело затвердело в одном положении? Разрезать нельзя.

— Он не совсем затвердел, — сказал сыщик Марумэ. — Мы с Фукидой-саном обнаружили это, когда вынимали его из паланкина.

Мура вытянул руки Макино и сложил их по бокам. Запястья и пальцы не сгибались, но локти двигались свободно.

— Локтевые суставы сломали после того, как наступило трупное окоченение, — объяснил доктор Ито.

Сано осенило.

— Точно! Чтобы аккуратно уложить тело на кровати. Пусть это не указывает на убийство, зато подтверждает мои подозрения, что до нашего прихода кто-то прибрал в комнате Макино.

Мура развязал пояс главного старейшины и откинул Полы халата, открывая худое тело с выступающими ребрами и сморщенными гениталиями. Мура осторожно закатал рукава Макино.

— Вот и новые доказательства. — Доктор Ито указал на фиолетово-красное пятно на левом боку трупа. — Кровь приливает к коже той части мертвого тела, которая ближе всего к земле. То есть в какой-то момент после кончины Макино лежал на этом боку.

— А потом его уложили в кровать, — добавил Сано.

Доктор Ито приказал Муре перевернуть тело. Когда тот опрокинул труп на живот, внимание Сано приковала спина Макино. Красные и фиолетовые синяки покрывали плечи и ребра.

— Выглядит так, словно его били, — заметил Сано.

— И очень сильно, — согласился доктор Ито. — Посмотрите, кое-где кожа повреждена и видна плоть.

Доктор Ито обернул руку чистой тряпкой и прощупал ребра Макино.

Несколько ребер сломано.

— Значит, Макино забили насмерть? — спросил Сано.

— Удары могли стать причиной смертельных внутренних повреждений, — ответил доктор Ито. — Я видел, как и не такие жестокие побои становились фатальными для людей гораздо крепче Макино. — Он повернулся к Муре: — Пожалуйста, сними с него колпак.

Мура обнажил костлявую, покрытую старческими пятнами кожу головы и тонкий серый пучок волос. Сано заметил еще одну рану — вмятину в черепе за правым ухом.

— Рискну предположить, что именно этот удар убил Макино. — Доктор Ито задумчиво вгляделся в поврежденный череп, потом добавил: — Наверное, она сильно кровоточила, как обычно при ранениях в голову. Но на Макино нет крови. Очевидно, его вымыли и переодели в чистое.

— Тогда ясно, откуда кровь на полу в кабинете Макино, — сказал Сано. — Следы ударов подтверждают, что он умер там, от рук взломщика. — Сано мысленно осмотрел кабинет. — Но я не нашел орудия убийства. И непонятно, почему тело отмыли и уложили в постель, в то время как улики остались на месте.

Такой сценарий не нравился Сано еще по одной причине. После доклада о политическом убийстве Макино в бакуфу начнется даже большая неразбериха, чем сейчас.

— Может, убийце было некогда наводить порядок в кабинете, — предположил доктор Ито. — Может, ему пришлось убегать, чтобы не попасться, и он унес орудие убийства с собой.

Сано кивнул, не в состоянии ни сбросить эти мысли со счетов, ни доказать их.

— Но у нас еще остается рукав. Мне все кажется, что это важная деталь. Такое чувство, что убийство связано с плотскими утехами, а не с политикой.

Доктор Ито обошел стол своей медленной деревянной походкой, разглядывая тело Макино. Внезапно он встал как вкопанный и проговорил:

— Может, ты и прав.

— Что там? — спросил Сано.

— Рана другого рода. Мура-сан, пожалуйста, раздвинь его ягодицы.

Эта выполнил просьбу. Обнажилась трещина. Задний проход Макино был сплошной раной.

— В свою бытность врачом я видел такое у мужчин, в которых проникали другие мужчины, — объяснил доктор Ито. — Обычно у мальчиков и молодых людей. — Приятная внешность и относительно низкий статус делали их легкой добычей более взрослых, богатых и влиятельных мужчин, которые предпочитали мужскую любовь. — Но встречается и у мужчин постарше.

По общепринятой традиции проникали всегда в младшего партнера. В идеале он еще и обладал более низким статусом. Достигнув девятнадцати лет, мужчина переходил к роли старшего и больше никогда от нее не отступал. Однако некоторым мужчинам так нравилось, когда в них проникают, что они продолжали играть роль младшего партнера до самой смерти. Таков был предыдущий сёгун, которого часто критиковали за непристойное нарушение традиций.

— Но всем известно, что Макино предпочитал женщин, — задумался Сано. — К тому же он никому не позволил бы себя унижать.

— Случается, люди скрывают свои забавы, чтобы сохранить репутацию, — намекнул доктор Ито. — Но есть и другое объяснение.

— Макино заставили?

— Да — взломщик, который оказался сильнее.

Качая головой, Сано выдохнул.

— С каждой новой уликой дело становится все более странным. Рукав подразумевает, что Макино убила женщина в спальне. Но беспорядок и кровь в кабинете говорят, что главного старейшину забили там. Судя по сломанной задвижке на окне, Макино прикончил наемный убийца, который забрался в особняк. Где-то в промежутке в главного старейшину входил любовник или взломщик. Мотив сексуальный или политический.

Сано загибал пальцы, перечисляя возможности, затем покачал пустую ладонь.

— Но улики обманчивы. Может, самые важные уничтожил тот, кто обставил смерть Макино как естественную, несмотря на все признаки обратного. Может, правды нет ни в одном из предположений.

— Или во всех из них часть правды, — добавил доктор Ито.

Сано кивнул, про себя разбирая и складывая улики в еще более загадочный рисунок.

— Ты можешь найти на теле еще какие-то ключи к разгадке?

Но даже потратив час на обследование трупа с увеличительным стеклом, доктор Ито ничего не отыскал.

— Прости, больше я ничем тебе не помогу, — сказал он. — Что будешь делать?

— Продолжу расследование.

У Сано возникло неприятное чувство, что он отправился в никуда и возврата нет.

Сёсакану нравились трудные задачки, и при первом намеке на убийство он только укрепился в своем намерении отыскать правду. Но теперь, когда Сано точно знал, что Макино насильно лишили жизни, речь шла не только об услуге мертвецу или личной погоне за справедливостью. Следующим его шагом будет вывод расследования в публичную реальность, на арену, полную опасностей.

4

В личных комнатах поместья Сано Рэйко и ее подруга Мидори, жена первого вассала Сано Хираты, сидели у котацу в детской. В деревянном квадрате котацу горели угли. Его плоская крышка представляла собой столик, на который накинули одеяло, удерживавшее жар углей; им накрывали ноги, чтобы не замерзнуть. Светильники разгоняли сумрак дня. Служанки поставили на стол суп, рис, жареную рыбу и маринованные овощи. Пока сын Рэйко Масахиро жадно поглощал пищу, Таэко, пяти месяцев от роду, сосала грудь Мидори.

Рэйко наблюдала уютную сцену словно издалека. С самого возвращения домой с острова, на котором Король Дракон держал в неволе ее, Мидори, мать сёгуна и жену канцлера Янагисавы, Рэйко жила в каком-то другом измерении, отдельно от остальных. То, что случилось во время похищения и на острове, окутало ее туманом, который ничто не могло рассеять.

— Сегодня утром я заметила, что Таэко во сне вылезла за изголовье кровати, — сказала Мидори. Ее милое личико еще было пухлым из-за веса, который она набрала во время беременности. Мидори любовно погладила дочурку по блестящим черным волосам. — Это знак, что она высоко поднимется в обществе.

Суеверий, связанных с младенцами, существовало в изобилии, и Мидори воспринимала их всерьез.

— Хирата-сан повесил в комнате Таэко картину с духом, бьющим в молитвенный гонг. Теперь она не плачет по ночам. Хирата-сан хороший отец.

В ее голосе звучала любовь к мужу.

— Мама, а почему женщины сбривают брови? — спросил Масахиро с набитым ртом. Ему исполнилось почти три года, и мир возбуждал его живейшее любопытство. — А когда пойдет снег?

Рэйко машинально улыбнулась его словам и принялась за еду. Но пропасть между ней и окружающими беспокоила ее, как и другие губительные последствия похищения.

Мирно проведя дома месяц, она было решила, что оправилась от пережитого ужаса. Но, рискнув выбраться за пределы поместья в первый раз после своего спасения, Рэйко поняла, что ошибалась. Она поехала навестить отца и наслаждалась путешествием, пока ее паланкин, носильщики и конная охрана не выбрались за пределы чиновничьего квартала эдоского замка. Внезапно, словно по злому волшебству, Рэйко очутилась на той же дороге, где устроили засаду похитители. Воспоминания о нападении предстали перед ней с пугающей реальностью. Сердце панически забилось, подступило головокружение.

Наваждение длилось всего миг. Рэйко посчитала, что это лишь игра сознания, которая больше не повторится.

Но несколькими днями позже, когда она снова выехала из дома, это произошло опять. Паника овладела Рэйко, стоило только воротам эдоского замка скрыться из виду. На следующий раз магия подействовала прежде, чем паланкин вынесли из ее собственного внутреннего двора, и была так сильна, что Рэйко убежала обратно в дом. Вскоре от одной мысли о том, чтобы выйти на улицу, частило сердце, кружилась голова и накатывала паника. Страх перед наваждениями только плодил новые. Рэйко пыталась излечиться, медитируя и практикуясь в боевых искусствах. Принимала снадобье из драконьих костей и корня аира, чтобы побороть нервную истерию. Ничто не помогало. После третьего случая Рэйко больше не покидала дома.

Заключенная в поместье, она размышляла о странных приступах. Почему они настигли ее, когда другие жертвы похищения вроде бы ничего подобного не испытывали? Конечно, ей пришлось хуже, чем им. Еще Рэйко думала, что ужас, который она подавляла, а остальные беспрепятственно изливали, застрял внутри и требовал выхода. Но приступы не уходили ни от понимания их природы, ни от самобичевания. Теперь она чувствовала себя не меньшей узницей, чем в замке Короля Дракона. Рэйко вдруг осознала, что если она не заставит себя выйти, несмотря на приступы, то останется узницей навсегда. Если она не сможет бесстрашно встречать опасности мира, придется забыть об участии в расследованиях Сано, оставить сыскную работу, которая так ей нравилась, и ограничить свои заботы семейным благополучием.

Хотела она того или нет, но настало время действовать. Рэйко откинула одеяло с ног и поднялась.

— Мама, куда ты? — спросил Масахиро.

Рэйко уже чувствовала, как забилось сердце в приближении паники.

— На улицу, — ответила она.

— Куда, мама? — повторил Масахиро.

— Куда-нибудь. — Рэйко сдержала дрожь в голосе. — Куда угодно.

— Но сегодня холодно, — заметила Мидори. — Почему бы не остаться дома, где тепло и уютно?

Рэйко поняла, что Мидори тоже боится покидать безопасность поместья. Она даже не пыталась выйти на улицу с тех пор, как они вернулись. Но если Мидори была согласна сидеть здесь, радостно предаваясь новым материнским обязанностям, Рэйко этого делать не собиралась. Она поспешила прочь из комнаты, хоть сердце и сжимал страх никогда не вернуться обратно.

Рэйко приказала слуге собрать для нее сопровождающих. Надевая плащ и ботинки, она вспоминала, как кричали во время нападения женщины. Забираясь в паланкин, видела падающие тела и кровь повсюду. Когда паланкин с охраной двигался вниз по извилистым проходам эдоского замка, дрожь сотрясала ее тело. Отчаянные всхлипы и биение сердца перекрывали оставшийся в памяти голос человека, который едва её не убил. Но она держалась изо всех сил, как одинокий храбрый воин перед вражеским легионом.

Когда выехали из эдоского замка, приступ спал. Рэйко праздновала победу, хоть еще и дрожала. Замок позади, и она выжила. В следующий раз будет легче. Постепенно она пересилит злобные чары, и они больше не будут ее донимать. Рэйко посмотрела в окно паланкина на город, который не видела пять месяцев. Ее процессия двигалась на юг от эдоского замка вдоль широкого бульвара по району, где жили даймё. Громадные поместья расположились по бокам бульвара, каждый окружен бараками, чьи белые оштукатуренные стены, украшенные черной плиткой, составляли геометрические узоры. Толпы самураев проезжали по улице.

И вдруг процессии Рэйко преградила путь другая. Рэйко заметила на одежде наездников герб клана Янагисава. Рядом остановился черный паланкин, через открытое окно которого была видна женщина, одетая в темно-серое кимоно и плащ. Возраст около тридцати, некрасивое, плоское лицо без макияжа. Суровые узкие глаза просветлели при виде Рэйко, широкие губы изогнулись в намеке на улыбку. Тут-то Рэйко вспомнила, что есть опасности и помимо тех, что подсказывает воображение, и далеко не все из них рассеялись после того, как Сано спас ее от Короля Дракона.

— Здравствуй, Рэйко-сан, — прошелестела госпожа Янагисава, жена канцлера.

Рядом с ней появилась прекрасная малютка со счастливой улыбкой и пустыми глазами — слабоумная девятилетняя дочь госпожи Янагисавы.

— Здравствуй, госпожа Янагисава, — ответила Рэйко. — И ты здравствуй, Кикуко.

Какая неудача, что она встретила именно их! Госпожа Янагисава — жена, которой пренебрегал безумно любимый муж, и мать ребенка, обреченного никогда не повзрослеть, завидовала красоте, обожающему мужу и нормальному сыну Рэйко, отчего ее симпатия переплеталась с ненавистью. Симпатия побуждала скромную затворницу льнуть к Рэйко, единственной подруге. Ненависть вызывала сумасшедшие нападки на нее же.

— Какой сюрприз! — проговорила госпожа Янагисава своим тихим, хриплым голосом, когда их процессии размеренно двинулись рядом.

— Действительно, — ответила Рэйко.

Она знала, что госпожа Янагисава шпионит за ней, подкупая ее слуг, чтобы те докладывали обо всех занятиях своей госпожи. Рэйко приходилось нанимать шпионов в собственном доме, чтобы поймать информаторов, которых она потом выгоняла. Но госпоже Янагисаве хватало денег находить соглядатаев и среди новых слуг. Наверняка они выдали, что Рэйко собирается на прогулку, и госпожа Янагисава кинулась вслед.

— Мы так давно не виделись, — продолжила разговор госпожа Янагисава. Она обшаривала Рэйко пристальным взглядом, словно бы с жадностью впитывая каждую деталь ее облика. Ревнивая ненависть вырывалась подобно лаве из жерла вулкана. — Я так рада видеть тебя.

«Ты рада возможности прилипнуть ко мне и нанести очередной удар», — мысленно поправила Рэйко. Наваждения были не единственным, что держало ее дома. Пять месяцев затворничества хранили ее от госпожи Янагисавы.

— Я тоже рада тебя видеть, — солгала Рэйко. Она не смела оскорбить жену канцлера, каравшего за любую обиду, нанесенную члену его семьи, пусть даже такому, на которого ему плевать. — И тебя, Кикуко.

Дочь госпожи Янагисавы хихикнула. Рэйко подавила отвращение, которое вызывала у нее девочка. Она бы жалела милое и невинное дитя, не будь оно послушным орудием разрушения в руках матери.

— Я много раз к тебе заходила, но слуги сказали, что ты больна. — Судя по лукавству в глазах госпожи Янагисавы, шпионы докладывали ей иное. — Тебе уже лучше?

— Да, спасибо, — ответила Рэйко. Ей стало бы еще лучше, если б госпожа Янагисава оставила ее в покое. Рэйко вспыхнула от гнева.

Госпожа Янагисава опустила голову и искоса взглянула на Рэйко:

— Ведь ты же не избегала меня, правда?

— Конечно, нет. Я часто вспоминала о тебе, думала, что ты делаешь.

И действительно, госпожа Янагисава вселилась в ее мысли подобно злому духу. Рэйко все время гадала, какие новые безумные планы роятся в голове этой женщины.

— Хорошо, что мы встретились.

Лицом к лицу она могла наблюдать за госпожой Янагисавой. В прошлый раз беда случилась, когда Рэйко повернулась спиной.

Госпожа Янагисава кивнула, успокоенная, но тут на лице у нее отразилась тревога.

— Ты не злишься на меня за… — Она помялась и прошептала: — За тот… случай?

— Я не знаю, о каком случае ты говоришь, — честно призналась Рэйко. Что она имеет в виду? Случай с Кикуко и Масахиро прошлой зимой? Или с ней и Рэйко на острове Короля Дракона?

Госпожа Янагисава испустила вздох облегчения.

— Я боялась, что ты не простила меня. Я так рада, что ты обо всем забыла.

Рэйко никогда бы не смогла забыть первый случай, когда Масахиро чуть не погиб из-за злых происков госпожи Янагисавы, или второй, когда госпожа Янагисава пыталась убить её. Поскольку все это произошло, несмотря на их «дружбу», Рэйко страшилась вообразить, какие несчастья обрушит на ее голову госпожа Янагисава, стань они врагами. Поэтому она прощала непростительное и сносила убийственную привязанность госпожи Янагисавы.

Обе процессии въехали в торговый район Нихомбаси. Улицы затопили простолюдины, лавки ломились от мебели, корыт, глиняной посуды, обуви и одежды, владельцы и прыткие разносчики предлагали свои товары. Дорога сузилась, процессиям Рэйко и госпожи Янагисавы надо было или объединяться в одну, или разъезжаться в разные стороны.

— У меня идея, — сказала госпожа Янагисава, и ее некрасивое лицо просияло от рвения. — Поехали к тебе домой, Кикуко сможет поиграть с Масахиро. — Госпожа Янагисава обратилась к дочери: — Ты не против, правда?

Кикуко с улыбкой кивнула. Рэйко внутренне содрогнулась, не желая видеть смертельно опасную парочку вблизи своего дома. Чувство беспомощности смешалось с гневом, ненавистью и боязнью того, что может еще натворить безумная женщина.

— Тогда решено.

Любовь и зависть переплелись во взгляде, который госпожа Янагисава обратила на Рэйко. Не помня о собственных грехах и желаниях, не замечая враждебности Рэйко, она сказала с преувеличенной вежливостью:

— Если только у тебя нет других планов.

— У меня нет, — ответила Рэйко.

Тем не менее у нее были планы, о которых она позволила себе не упомянуть. Во-первых, одолеть наваждения. Ей понадобится вся храбрость, мудрость и сила, чтобы воплотить второй замысел: избавиться от госпожи Янагисавы раз и навсегда, прежде чем та убьет Рэйко или тех, кто ей дорог.

5

Перед аудиенцией у сёгуна Сано и Хирата ужинали в кабинете сёсакана. Сано рассказал об осмотре трупа Макино и добавил:

— Сыщики Марумэ и Фукида отвозят тело в поместье. — Он отхлебнул горячего чая, грея руки о чашку. — Что узнал ты?

— Я допросил всех в поместье Макино, — нервно ответил Хирата. Каждый раз с того самого дня, как Сано сделал ему выговор, Хирата боялся не оправдать его ожидания. — Там сто пятьдесят девять вассалов и слуг. Все заявляют, что не видели Макино с тех пор, как он удалился в покои вскоре после наступления темноты. Большинство из них провели ночь в бараках. Думаю, они говорят правду.

— Почему?

Тон Сано не выражал никакого сомнения, но Хирата начал поспешно оправдываться:

— У Макино строгая система охраны. Поместье патрулировали стражники, проверяли всех. Дежурный с прошлой ночи поручился за остальных своих людей.

— А сами стражники? — спросил Сано. Ему казалось, что его первый вассал слишком старается загладить свой проступок. Хирата уже получил прощение, и Сано не хотел, чтобы он продолжал себя мучить. В свое время, преступив законы бусидо, Сано решил, что единственное нарушение в чрезвычайных обстоятельствах самурая не губит. — Они видели Макино?

— Говорят, что нет. — Хирата пояснил: — Стражники патрулируют по двое. У каждого есть напарник, который может подтвердить его показания. Напарники меняются каждую смену. Макино позаботился, чтобы стражники не сговорились против него.

Жуя рисовый колобок, Сано кивнул.

— Более того, — продолжил Хирата, — стражники охраняли и личные покои Макино. Они говорят, что прошлой ночью там не было никого, кроме четырех человек, деливших их с Макино.

— И кто же они?

— Его жена Агэмаки. Наложница Окицу. Гость дома по имени Кохэйдзи. И Тамура, первый вассал.

— Этих людей мы встретили утром, — заметил Сано.

— Охранная система Макино не распространялась на его личные покои, — сказал Хирата. — Я узнала, что он любил уединение. За этой четверкой никто не следил. Я советую допросить их.

— Допросим, — согласился Сано. — А пока ты нашел еще какие-нибудь следы, оставленные взломщиком?

— Здесь не повезло. Отпечатки ног за окном кабинета Макино прервались у сада. Никаких улик, подсказывающих, как взломщик проник в поместье — или как выбрался из него.

— Ты спрашивал стражников? Может, они слышали или видели что-то необычное прошлой ночью?

Хирата проглотил чай и кивнул.

— Говорят, что нет. Но возможно, кто-то знал порядок патрулирования и перелез через стену, когда в его сторону не смотрели, затем по крышам прокрался в личные покои Макино.

— Крыши осматривал? — спросил Сано.

— Да, — ответил Хирата. — Черепица чистая и целая. Если по ней кто и ступал, он был очень осторожен.

— Нам лучше поторопиться, иначе опоздаем к сёгуну. — Встав, Сано добавил: — Хорошая работа, Хирата-сан.

Но похвала не стерла с лица Хираты беспокойство. Оба понимали: Хирата должен совершить что-то неизмеримо большее, чтобы вновь завоевать полное доверие Сано и вернуть его дружбу.

Дворец сёгуна стоял в самом сердце эдоского замка, на вершине холма. Сано и Хирата шли к нему в сумерках по дорожкам, проложенным через сады правильной формы. Осень сорвала большую часть листьев с дубов и кленов, и только сосны похвалялись зеленью. Стражники несли дозор снаружи сообщающихся зданий с множеством остроконечных крыш из черепицы, белыми оштукатуренными стенами, темными кипарисовыми перекладинами, ставнями и дверями. Внутри часовые впустили Сано и Хирату в зал для аудиенций. Они пошли в длинную комнату, где вдоль стен стояли стражники и сидели на коленях секретари. Из дальнего конца зала на Сано к Хирату смотрели шестеро мужчин.

Сёгун восседал на помосте спиной к стене, расписанной зимними пейзажами. На нем была цилиндрическая черная шляпа, символ его положения, и одеяло, в которое он кутался, несмотря на изобилие угольных жаровен, раскалявших комнату. Еще шесть мужчин сидели ниже помоста на верхнем из двух уровней пола.

— Надеюсь, у вас… э-э… веская причина просить аудиенции, Сано-сан, — сказал сёгун. Его хрупкое тело, мягкие аристократичные черты и нерешительность подрывали авторитет, ожидаемый от высшего правителя Японии. Сорока восьми лет от роду, он казался старше своего возраста. — Чувствую, близятся холода.

Сано и Хирата опустились на колени на нижнем уровне пола и поклонились.

— Миллион извинений, ваше превосходительство, — проговорил Сано. — Но у меня важное сообщение.

Канцлер Янагисава занимал почетное место на верхнем уровне по правую руку сёгуна. Высокий, гордый и стройный, он носил богатые разноцветные одеяния из шелка. Красивое лицо было невозмутимым, яркие глаза насторожены.

— Что же это за сообщение? — спросил он, как всегда, учтиво. — Расскажите же нам, сёсакан-сама.

Властитель Мацудайра, соперник канцлера Янагисавы и лидер противоборствующей фракции, сидел на коленях по левую руку сёгуна. Он был одного возраста со своим двоюродным братом, сёгуном, обладал теми же фамильными чертами, но его тело цвело здоровьем, в глазах светился ум. Одетый в официальное черное кимоно, украшенное золотыми гербами, Мацудайра воплощал собой властность, которой был лишен сёгун. В последние месяцы он подбирался к судебным делам.

— Мы все во внимании.

Они с Янагисавой игнорировали друг друга, но Сано ощущал их противоборство как бой военных барабанов. Еще на верхнем уровне сидели четыре члена совета старейшин, в два ряда лицом друг к другу. Ближе к Янагисаве сидела пара старейшин, преданных канцлеру. Напротив расположились два приспешника властителя Мацудайры. Место главного старейшины Макино у самого помоста явно пустовало. Его коллеги, всем из которых уже исполнилось шестьдесят, смотрели на Сано с осторожным ожиданием.

Сано чувствовал себя воином, который закладывает бомбу, надеясь, что она не взорвется в его руках. Он вымолвил:

— С прискорбием вынужден сообщить, что главный старейшина Макино мертв.

Бомба взорвалась в идеальной тишине. Никто не двинулся, но Сано ощутил волны потрясения и увидел испуг на лицах старейшин. Канцлер Янагисава уставился на место, которое когда-то занимал Макино. Он не сумел спрятать испуг, отразившийся в глазах, когда понял, что потерял главного союзника, а совет старейшин теперь поровну разделен между ним и соперником. Властитель Мацудайра следил за Янагисавой взглядом ястреба, готового камнем упасть на жертву.

Сёгун всхлипнул:

— О, мой дорогой старый друг Макино-сан покинул нас!

Его глаза налились слезами.

Сано знал, что Токугава Цунаёси не замечает, какая битва за власть развернулась у него под носом. Сёгун редко выезжал из дворца и не видел, как стягиваются войска. Он не подозревал о существовании двух фракций, потому что никто не хотел ему о них докладывать. Сейчас сёгуну и невдомек, что равновесие сил только что пошатнулось.

— Когда умер Макино? — оцепенело спросил канцлер Янагисава, будто не веря, что его постигло такое несчастье.

— Прошлой ночью, — ответил Сано.

— Так давно? Почему мне не сообщили сразу? — возмутился Янагисава. Его лицо потемнело от гнева.

— Как вам удалось узнать об этом первым? — поинтересовался властитель Мацудайра неодобрительным тоном, но явно наслаждаясь смятением Янагисавы. — Почему вы никому не говорили весь день?

— Мне потребовалось время, чтобы уважить посмертную просьбу главного старейшины Макино, — объяснил Сано. — Еще при жизни он велел слуге доставить мне письмо в случае своей кончины.

Сбитые с толку слушатели нахмурились; Сано через старейшин передал письмо сёгуну.

Токугава Цунаёси прочитал, безмолвно проговаривая слова, затем поднял глаза:

— Макино-сан опасался, что его… э-э… убьют. Поэтому он попросил сёсакана-сама расследовать его смерть.

Канцлер Янагисава выхватил письмо из рук сёгуна. Пока он читал, Сано видел, как его лицо проясняется, словно у человека, который узрел луч света среди тьмы.

— Покажите мне письмо, — приказал властитель Мацудайра. Он выглядел так, будто только что сошел с твердой скалы на зыбучий песок.

С притворной вежливостью Янагисава передал ему письмо. Властитель Мацудайра прочитал, сохраняя пустое выражение лица. Сано чувствовал, как он отчаянно пытается изыскать безопасный выход из положения, в которое его ставило письмо.

— Вы начали расследовать смерть Макино-сана, как он того желал? — спросил Янагисава.

— Да, — ответил Сано.

— И что выяснилось?

Сано выдал тщательно отредактированную заготовку:

— Вначале мне показалось, что Макино умер во сне. Но потом я обнаружил, что в постель его уложили после смерти, сломав попутно локтевые суставы. На теле есть синяки от жестоких побоев.

Сано не стал упоминать о повреждении анального отверстия, которое невозможно было заметить при поверхностном осмотре. Он надеялся, что никто не будет спрашивать, как именно — или где — были выявлены переломы суставов и синяки. К его облегчению, так и случилось.

— Ах, мой бедный дорогой друг!.. — простонал сёгун.

Янагисава встретил новости удовлетворенным кивком.

Смятение, написанное на лице властителя Мацудайры, усилилось. Старейшины следили за соперничающей парой, озабоченные скорее настоящим развитием событий, чем судьбой своего коллеги.

— Вы заключили, что Макино стал жертвой покушения? — спросил Янагисава Сано.

— Да, высокочтимый канцлер.

— Кто же его убил?

— Это еще предстоит выяснить.

Сано заметил неприятную улыбку Янагисавы, и у него упало сердце. Сано понял, что канцлер собирается использовать его в качестве орудия против властителя Мацудайры.

Слезы и растерянность затуманили черты сёгуна.

— Но Макино-сана все любили и уважали. — Присутствующие уставились в пол. — Кому понадобилось его убивать?

— Тому, кто выигрывал от его смерти, — объяснил Янагисава и перевел взгляд на властителя Мацудайру.

Тот смотрел на него, явно в ужасе от подспудного обвинения, хоть и не удивленный: он ждал, что подозрение падет на него, едва только зашла речь об убийстве Макино.

Двое старейшин из лагеря властителя Мацудайры застыли словно изваяния. Приспешники Янагисавы заметно надулись от важности, сознавая полученное преимущество. Хирата подавил резкий вдох. Сёгун оглядывался в недоумении. Все, кроме него, знали, что канцлер намеревался повесить убийство Макино на своего соперника. А если ему это удастся, Янагисава и его фракция подомнут под себя сёгуна и будут безраздельно править Японией. Сердце Сано тревожно забилось.

— Прежде чем решить, кто убил Макино, надо обсудить улики, — сказал властитель Мацудайра, торопясь парировать удар Янагисавы. — Сёсакан-сама, что еще вы обнаружили на месте преступления?

Теперь Сано увидел себя орудием в руках властителя Мацудайры, и это ему понравилось не больше, чем служить Янагисаве. Сано беспокоило, что оба противника нуждаются в его поддержке.

Порочный канцлер использовал свою давнишнюю сексуальную связь с сёгуном, чтобы добиться нынешнего положения, которое удерживал, выживая или убивая соперников. Он обогатился, переправляя деньги из сокровищницы Токугавы в свою собственную. Янагисава обращался с Сано как с противником, пока три года назад они не заключили перемирие. Но Сано знал, что это перемирие продлится столько, сколько будет удобно канцлеру.

Властитель Мацудайра был более благородным из двух соперников — мудрый, человечный правитель для граждан провинции Токугава, которая ему подчинялась, и глава крестового похода против коррупции в бакуфу. У него было больше прав на власть, чем у Янагисавы, потому что он принадлежал к клану Токугава. Однако Мацудайра по рождению не мог возглавить режим, пусть даже будучи умнее и сильнее своего двоюродного брата. И Сано знал, что властитель Мацудайра так же беспощадно амбициозен, как и Янагисава. Власть его не улучшит. Сано претила мысль о крови, пролитой лишь для того, чтобы еще один безнравственный человек правил Японией из-за кулис.

Однако сейчас честь вынуждала Сано играть на руку властителю Мацудайре.

— Я нашел оторванный женский рукав, замотанный в постельное белье главного старейшины.

— Женщина? — Настороженная поза властителя Мацудайры говорила о его страстном желании свалить убийство на кого-то другого. — Она была с Макино прошлой ночью?

— Похоже, что так, — подтвердил Сано, хоть ему и не хотелось помогать властителю Мацудайре. — Пятно на рукаве свидетельствует о недавнем совокуплении.

Сёгун прищурился в попытке уяснить смысл разговора. Канцлер Янагисава помрачнел, видя, как улика отводит подозрения от его соперника. Властитель Мацудайра расслабился. Он проговорил:

— Значит, Макино убила женщина.

— У нее была возможность, — уточнил Сано.

В голове промелькнули сомнения насчет властителя Мацудайры. Мог ли он быть замешан, пусть даже на него пока ничто не указывает? Вдруг он не без вины осужденный, который защищается от политического удара, а убийца, пытающийся избежать возмездия?

— Значит, эта женщина подозревается в убийстве, — обратился канцлер Янагисава к Сано, злой взгляд в сторону властителя Мацудайры предвещал новую атаку. — Вы можете сказать, кто она?

— К сожалению, расследование не продвинулось столь далеко, — ответил Сано.

В глазах Янагисавы отразилось удовлетворение.

— Тогда вы еще не установили, она ли убила Макино.

— Верно.

Сано почувствовал, что этот ответ отдаляет его от властителя Мацудайры и переводит в лагерь канцлера. Хирата зачарованно следил за соперниками, будто наяву видел, как они дергают за ниточки, перетягивая Сано из стороны в сторону.

Властитель Мацудайра выдавил смешок, поняв, что преимущество перешло к врагу.

— Но ведь сёсакан-сама не доказал, что убийца не женщина.

«Или что это я», — говорил его взгляд, обводивший всех присутствовавших.

Янагисава встретил ответный удар соперника легкой презрительной улыбкой.

— Что ещё вы нашли на месте преступления, сёсакан-сама? — продолжил он, твердо намеренный вытрясти из Сано все, что можно использовать как оружие.

Сано была противна мысль помогать канцлеру, но он не мог утаить важный факт.

— Мог убить кто-то из домочадцев. А потом обставить все так, словно виноват чужой. Ваше превосходительство, я предполагаю, что улики были сфабрикованы, чтобы подставить невинного человека одной с вами крови, — подытожил властитель Мацудайра.

И сверкнул глазами на канцлера. Теперь настала очередь Янагисавы потеть, думал Сано. Если сёгун уверится, что канцлер ложно обвинил его двоюродного брата в убийстве, Янагисаву казнят за измену клану Токугава. Любовная связь с сёгуном не защитит его. Янагисава с Мацудайрой целили друг в друга полунамеками, будто смертельно опасными клинками. Кто ударит первым?

— Может, кто-нибудь… э-э… объяснит мне, о чем вы… э-э… толкуете?! — взорвался сёгун. Он замахал руками на властителя Мацудайру и канцлера Я нагисаву. — Приказываю вам обоим… э-э… говорить прямо, а не сыпать загадками!

Страх и возбуждение овладели Сано. Он чувствовал, как затаили дыхание Хирата и старейшины. От напряженного ожидания даже стражники и секретари застыли на месте. Объяснит ли Янагисава сёгуну, что подозревает властителя Мацудайру в политическом убийстве, и ответит ли властитель Мацудайра обвинением Янагисавы в измене? Поймет ли наконец сёгун, что эта парочка борется за контроль над его властью?

Превратят ли двое соперников тайные интриги в полноценную войну, которая определит истинного правителя Японии?

— Мы обсуждаем убийство, ваше превосходительство, — сказал Янагисава подобием своего обычно спокойного и учтивого тона.

— Мы пытаемся выяснить, кто его совершил и как. — Властитель Мацудайра поддержал намеренное безразличие врага.

— А-а… — неуверенно протянул сёгун.

Янагисава добавил:

— Может, сёсакан-сама сообщит нам еще какие-то подробности, которые прольют свет на дело.

Они с властителем Мацудайрой подались к Сано и сосредоточили на нем выжидающе взгляды, полные угрозы. Сано понял, что они слишком умны и осторожны, чтобы продолжить обвинять друг друга, не узнав всего. Каждый хотел, чтобы следующие слова Сано послужили на пользу ему и утопили врага — и не иначе. Сано видел, что теперь будущее зависит от его ответа.

Но он мог сказать только правду.

— Пока мне больше нечего добавить, ваше превосходительство, — вымолвил он.

Властитель Мацудайра и канцлер Янагисава откинулись назад. Ни тот ни другой не хотел озвучить страшное обвинение, которое сёсакан-сама может опровергнуть в ходе расследования. Сано заметил, как заходила ходуном грудь Хираты, как старейшины с облегчением переводят дух. Он и сам задышал свободнее, мысленно представляя, как две армии удаляются с поля боя. Но эта стычка стала первым шагом на пути к войне.

— Вы должны… э-э… выполнить просьбу Макино-сана и отомстить за его смерть, — приказал сёгун Сано.

— С вашего позволения я продолжу расследование, — ответил Сано.

— Хорошо, — сказал сёгун. — Продолжайте немедля.

— Ваше превосходительство, — вмешался канцлер Янагисава. — Это очень важное расследование. Разрешите, я возьму его под контроль и буду следить, чтобы сёсакан-сама все делал правильно.

— Как пожелаете, — согласился сёгун, всегда готовый потакать своему любовнику.

Сано застыл от ужаса. Он по опыту знал, что Янагисава способен любое расследование повернуть так, как ему удобнее. С канцлером у руля они будут искать не правду, а пути уничтожения властителя Мацудайры.

В глазах властителя Мацудайры мелькнуло понимание.

— Убили высокопоставленного чиновника, значит, расследованием должен руководить член клана Токугава. Поэтому надзирать буду я, а не досточтимый канцлер.

— Хорошо, — уступил сёгун двоюродному брату, которого боялся и уважал.

На лице Янагисавы отразился испуг. Самому Сано властитель Мацудайра в качестве надсмотрщика нравился не больше, чем канцлер. В борьбе за выживание даже самый честный человек забывает о принципах. Понукаемый и запуганный, властитель Мацудайра способен подобно Янагисаве отбросить все понятия о справедливости и использовать расследование как орудие против врага.

— Досточтимый властитель Мацудайра не имеет опыта в расследованиях, — заметил Янагисава. — А я три года назад раскрыл убийство императорского министра.

Тогда они с Сано распутали преступление вместе, но Янагисава забрал все почести себе.

— Любители должны отойти в сторону и доверить дело знатокам.

— Возможно, вы правы, — заколебался сёгун.

Властитель Мацудайра вспыхнул от проявленного к нему пренебрежения.

— На кону интересы клана Токугава, — не сдавался он. — Только Токугава достаточно сведущ, чтобы их охранять.

— Верно, — кротко подтвердил сёгун.

— Простите, досточтимый властитель Мацудайра, но я прекрасно защищал интересы Токугавы много лет, — возразил Янагисава. — А дружба с главным старейшиной Макино обязывает меня убедиться, что его желание выполнено. У вас же, с другой стороны, нет никаких причин заботиться об отмщении за его смерть.

— Эмоции не дадут вам рассуждать здраво, — заспорил властитель Мацудайра, голос его стал резким, а лицо покраснело от гнева. — Вы не сможете надзирать за расследованием честно и беспристрастно. А я смогу!

Разрываясь между канцлером и двоюродным братом, не желая оскорблять ни того ни другого, сёгун всплеснул руками и повернулся к Сано:

— Сами выбирайте, кто будет вашим наблюдателем!

Сано пришел в ужас. Канцлер Янагисава и властитель Мацудайра досадливо скривились, не сумев уговорить сёгуна, который доверил их судьбу чужаку. Потом впились зловещими взглядами в Сано.

И снова Сано ощутил, что их вражда дошла до крайней точки. Представил армии, готовые начать сражение. Опять все зависело от него. Сано сказал:

— Ваше превосходительство, я почту за честь, если канцлер Янагисава и властитель Мацудайра будут вместе надзирать за моим расследованием.

— Ты попросил обоих? — спросила Рэйко у мужа таким тоном, словно сомневалась, что он в своем уме.

— Не мог же я выбрать одного, чтобы навлечь на себя гнев другого, — объяснил Сано.

Они с Рэйко лежали в постели в своей комнате. Он рассказал ей об аудиенции у сёгуна и об осмотре тела Макино. Фонарь на столе освещал их серьезные лица, они прислушивались к ночным звукам эдоского замка, цокоту копыт и топанью солдат, патрулирующих улицы и поместья, ржанию и похрапыванию лошадей в конюшнях, лаю собак, доносящемуся откуда-то с холма. Сано умирал от усталости из-за богатого событиями дня и предыдущей бессонной ночи, но возбуждение и напряженность, оставшиеся с аудиенции, не давали сомкнуть глаз.

— Ясно, — сказала Рэйко. — Выбрав кого-то одного, ты был бы вынужден присоединиться к его фракции. По-моему, ты поступил мудро. Отвергнутый тобой все равно вмешивался бы в расследование.

— Так они, может, нейтрализуют друг друга, — без особой надежды предположил Сано.

— Но теперь у тебя на хвосте оба. Канцлер Янагисава будет требовать, чтобы ты обвинил властителя Мацудайру, и наоборот. Ни тот ни другой не потерпит отказа.

— Не служить никому в отдельности — моя единственная надежда провести тщательное, объективное расследование, — ответил Сано, хоть и боялся последствий не меньше Рэйко.

Она повернулась к мужу. Он взял ее руки в свои, ища утешения в близости любимой.

— Что дальше? — спросила Рэйко.

— Властитель Мацудайра и канцлер Янагисава назначили людей, которые будут наблюдать за расследованием и докладывать им о результатах, — ответил Сано.

Рэйко не расслаблялась в его объятиях, и Сано понял, что ей есть о чем беспокоиться, кроме дела об убийстве.

— Что еще случилось? — поинтересовался он.

Рэйко испустила долгий вздох.

— Я выезжала сегодня на прогулку.

— Хорошо! — Сано обрадовался, что она нашла в себе силы выбраться на улицу.

— Я столкнулась с госпожой Янагисавой. Или, скорее, она со мной.

Сано встревожился. Сейчас им только не хватало, чтобы эта сумасшедшая строила новые козни против Рэйко.

— Пожалуйста, не волнуйся. — Рэйко явно стремилась избавить супруга от новых проблем. — Я сама с ней справлюсь. — Рэйко сменила тему: — Какие планы на завтра?

— Вернусь в поместье главного старейшины Макино и начну искать подозреваемых. Вероятно, это будут его жена, наложница, первый вассал и гость дома.

— Я могу чем-то помочь?

— Наведи справки о жене и наложнице Макино, — попросил Сано. Рэйко вращалась в социальных кругах, закрытых для Сано, и частенько поставляла ему негласные сведения о женщинах, замешанных в деле. — И помолись, чтобы убийца не имел отношения ни к властителю Мацудайре, ни к канцлеру Янагисаве, а исход расследования устроил бы обоих.

6

Следующим утром, сразу после восхода солнца, Сано и Хирата прибыли в поместье главного старейшины Макино с командой сыщиков и двумя людьми, посланными властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой надзирать за расследованием. Холодный дождь стучал по мостовым, капал с крыш и пропитывал черную траурную драпировку, которую повесили над входом. Объявление на воротах гласило, что в похоронной процессии можно будет принять участие на следующий день. Несмотря на ранний час, весть о смерти Макино уже разнеслась; невзирая на плохую погоду, множество чиновников собрались в поместье почтить память Макино — или позлорадствовать. Слуги пригласили их и компанию Сано во внутренний двор, который быстро заполнялся промокшими зонтиками, и провели в прихожую, заваленную мечами и мокрой обувью. Следуя по коридору за толпой, Сано и его товарищи миновали банкетный зал, где суетились служанки, расставляя еду и напитки для гостей.

— Марумэ-сан и Фукида-сан, вы занимаетесь банкетным залом, — приказал Сано. Из приемной вдоль по коридору долетали отзвук песнопений и приглушенные разговоры. — Иноуэ-сан, ты и Арай-сан возьмете под наблюдение приемную. Остальные смотрят за всем домом.

Когда сыщики начали расходиться, выполняя указания, человек властителя Мацудайры подал голос:

— Стойте.

Отани и Ибэ раздраженно кивнули. Затем последовали за Сано и Хиратой в приемный зал, где очередь гостей выстроилась перед помостом, на котором стоял продолговатый деревянный гроб. У помоста нараспев читал молитвы коленопреклоненный священник с бритой головой, одетый в желто-оранжевое кимоно и парчовую накидку. Рядом с ним вдова и первый вассал главного старейшины Макино сидели на коленях подле столика, на котором стояли деревянная дощечка с именем Макино, ветка китайского аниса в вазе, дымящаяся курильница, подношения воды и пищи, масляная лампа и меч, чтобы отгонять злых духов. Тамура выбрал для церемонии строгие черные одежды. Вдова предпочла кимоно приглушенного фиолетового цвета, лицо ее было белым от рисовой пудры, волосы аккуратно скручены в узел на макушке. Один за другим гости приближались к гробу, становились на колени и кланялись. Каждый зажигал о лампу ароматическую палочку и приносил ритуальные соболезнования вдове и первому вассалу главного старейшины.

— Поздравляю с долгой, благополучной жизнью, которую прожил Макино-сан. Надеюсь, все мы насладимся подобной счастливой судьбой.

Сано, Хирата и их наблюдатели тоже встали в очередь. Дойдя до помоста, Сано с изумлением обнаружил, что гроб вопреки обычаям открыт. Внутри мирно лежал обритый наголо Макино. На нем было белое шелковое кимоно. На шее висел мешочек с монеткой, чтобы оплатить дорогу в преисподнюю. Мыски сандалий смотрели назад в знак, что он никогда более не вернется в мир живых. Рядом лежали буддийские четки и бамбуковая палка, почти погребенные под ароматическим порошком, который смягчал трупный запах. По мнению Сано, гроб оставили открытым, чтобы друзья Макино могли с ним попрощаться, а враги — убедиться, что он действительно мертв.

Когда подошла очередь Сано, вдова встретила его с тем же безмолвным почтением, что и остальных гостей, но Тамура досадливо поморщился:

— Сёсакан-сама. Я вас ждал. — Тамура явно слышал, что Сано объявил Макино жертвой покушения и продолжил расследование по приказу сёгуна. — Но надеялся, что вы выберете более подходящий момент для поисков убийцы.

Хирата, Ибэ и Отани коротко помолились над гробом и зажгли ароматические палочки. Тамура поклонился Ибэ, представителю канцлера Янагисавы, который был господином его господина. Человека Мацудайры, Отани, проигнорировал.

— Прошу прощения, что нарушаю похоронный обряд, но его превосходительство велел мне продолжать немедля, — объяснил Сано. — Мне надо поговорить с женой главного старейшины Макино.

Тамура нахмурил скошенные брови:

— Вы же не хотите оторвать вдову от исполнения долга перед друзьями ее покойного мужа?

Вдова пробормотала:

— Все в порядке… я должна повиноваться сёсакану-сама.

Ее нерешительный голос был тих, словно доносился издалека. Она поднялась так грациозно, будто ее тело состояло из одной гибкой плоти без костей. Вдова подплыла к Сано — казалось, ее ноги под летящими одеждами семенили по воздуху над полом.

Сано обратился к Тамуре:

— С вами я тоже хотел бы поговорить, но позже. А пока — где гость дома и наложница главного старейшины Макино?

— Не знаю, — ответил Тамура со сдержанным спокойствием. — Где-то здесь, в поместье.

Соблюдая достоинство, он повернулся к другим гостям.

— Найди гостя дома с наложницей и допроси их, — приказал Сано Хирате. Потом спросил вдову: — Где мы можем побеседовать с глазу на глаз?

Она скромно потупилась:

— Я провожу вас, если позволите.

Хирата направился к двери. Ибэ и Отани упрямо преградили ему путь.

— Ваше «разделяй и властвуй» зашло слишком далеко, — заявил Отани.

— Вы пытаетесь избежать наблюдения, проводя слишком много допросов одновременно, — возмутился Ибэ.

Подозрения объединили врагов против Сано.

— Вы должны вести по одному допросу за раз, — поддержал Отани. — Чтобы мы могли на них присутствовать.

Ибэ кивнул. Хирата взглянул на Сано, который понял, что, сделай он, как говорят сторожевые псы, те продолжат диктовать ему каждый шаг. Хватит уже того, что канцлер Янагисава и властитель Мацудайра пытаются контролировать расследование, Сано не собирался бить поклоны их лакеям.

— Мы будем проводить допросы одновременно! — отрубил Сано. — Это окончательное решение!

Отани и Ибэ зыркнули со злобой. Ибэ пригрозил:

— Я доложу досточтимому канцлеру, что вы сопротивляетесь его надзору.

— Давайте! — подбодрил Сано. — Я скажу ему — и властителю Мацудайре, — что вы не даете мне продвигаться дальше.

Нерешительность и страх перед господином мелькнули в глазах у обоих наблюдателей.

— Я пойду с вами, — сообщил Отани Сано.

— Я буду сопровождать Хирату-сана, — уведомил Ибэ.

— К вечеру мне нужен полный отчет обо всем, что вы обнаружите без меня, — сказал Отани.

— Мне тоже, — присоединился Ибэ. — И смотрите ни о чем не позабудьте.

Хирата с Ибэ вышли вместе. Идя с Отани вслед за вдовой по коридору, Сано радовался, что закрепил власть над своими сторожами, но голова у него гудела. Вдова провела их с Отани в свободную приемную поменьше. Жестом пригласила сесть в почетном месте перед альковом, где помещались свиток со стихами и голые ветви в черной вазе. Сама опустилась на колени и застыла в кротком ожидании.

Сано и Отани уселись.

— Примите мои извинения за то, что оторвали вас от похоронной церемонии и навязали свое общество, госпожа Агэмаки, — начал Сано. Он припомнил, что такое же имя носила принцесса в «Сказке Гэндзи», знаменитом романе императорского двора, написанном около шести веков назад. Вдова Макино держалась величественно и благородно, оправдывая свое имя. — Но обстоятельства не оставили мне иного выбора. С прискорбием вынужден сообщить, что вашего мужа убили. — Сано рассказал о письме Макино. — Сёгун приказал мне почтить желание вашего мужа, предать убийцу правосудию и отомстить за смерть главного старейшины. Теперь мне нужна ваша помощь.

Агэмаки кивнула, глядя на Сано из-под опущенных ресниц.

— Ради моего возлюбленного мужа… я с радостью помогу вам.

— Тогда я должен задать вам несколько вопросов, — продолжил Сано.

— Хорошо.

— Я так понимаю, вы живете в личных покоях Макино-сана. Правильно?

— Да, — прошептала Агэмаки. Ее речь отдавала чопорной официальностью.

— Вы были там в ночь смерти вашего мужа?

— Да… была.

— Когда вы в последний раз видели мужа живым? — спросил Сано.

Агэмаки замешкалась. У Сано возникло чувство, основанное исключительно на интуиции, что она решает, сказать ли правду и насколько быть откровенной.

— Кажется, вскоре после того, как храмовые колокола пробили час собаки, — ответила она. — В это время он обычно ложился спать.

— Расскажите подробнее, — велел Сано.

— Мы пожелали друг другу спокойной ночи, — сказала Агэмаки. — Я удалилась в свою комнату.

— Вы спали не с ним?

В глазах женщины что-то промелькнуло.

— Нет.

Если вдова не лгала, значит, той ночью Макино занимался любовью не с ней, подумал Сано. По ткани и покрою оторванный рукав кимоно не соответствовал возрасту и семейному положению Агэмаки. У Сано не было причин сомневаться в ее словах, кроме необоснованного предчувствия.

— Вы говорили с мужем перед уходом? — спросил Сано Агэмаки.

— Нет… не говорила.

— Что вы делали потом?

— Легла спать.

— Вы слышали какие-нибудь звуки из спальни мужа?

Агэмаки медленно вдохнула, выдохнула и только потом ответила:

— Я ничего не слышала.

— Не могли бы вы показать свою комнату? — попросил Сано.

— Конечно.

Она повела Сано из особняка через сад к зданию, где располагались личные покои Макино. Отани следовал за ними тенью, хмурясь в попытке разгадать намерения Сано. В покоях они прошли по коридору мимо комнаты Макино и свернули за угол. Как Сано заметил еще вчера, здание было квадратным, с внутренним двором в центре. Агэмаки открыла дверь в комнату, прилегающую к спальне Макино. Войдя, Сано увидел настоящее обиталище аристократки — туалетный столик с зеркалом и флакончиками с косметикой, дорогое парчовое кимоно на стойке, ширма, украшенная позолоченными птицами, лакированные сундуки и шелковые подушки на полу. Взгляд Сано остановился на обтянутой бумагой решетке, которая отделяла комнату от спальни Макино.

— Вы уверены, что ничего не слышали той ночью? — спросил Сано Агэмаки.

Она стояла у двери, спрятав руки в рукавах.

— Совершенно уверена.

Сано удивился, как она могла не слышать, что за тонкой перегородкой Макино занимается любовью или стонет под ударами. Агэмаки пробормотала:

— Я приняла снотворное. Я спала очень крепко.

Разумное объяснение, подумал Сано, но тем не менее представил, как она сдвигает в сторону перегородку и проскальзывает в комнату Макино во мраке ночи.

Ее лицо внезапно исказилось, глаза заволокло слезами. Вдова промокнула их рукавом.

— Хотела бы я услышать хоть что-то, — всхлипнула Агэмаки. — Тогда я, может быть, спасла бы мужа.

В Сано помимо воли проснулась жалость.

— Вы можете предположить, кто его убил?

Она покачала головой:

— Если бы я только знала.

— Могу я осмотреть комнату? — спросил Сано.

Агэмаки взмахнула рукой, разрешая. Он открывал ящики и сундуки, скользя взглядом по аккуратно сложенным одеждам и обуви, разобранной по парам. Отани не отставал, заглядывая ему через плечо. Пока Сано искал орудие убийства и кровь на одежде, Агэмаки тихо и безразлично наблюдала. Он ничего не нашел. Возможно, она и вправду невинная скорбящая вдова, какой кажется.

— Сколько времени вы замужем за главным старейшиной Макино? — поинтересовался Сано.

— Шесть лет, — печально молвила Агэмаки.

Сано знал, что она не первая жена Макино, сыновьям которого было лет по сорок. Слишком молода, чтобы быть их матерью, по крайней мере на три десятка младше Макино.

— У вас с мужем были какие-то разногласия? — спросил Сано.

— Серьезных — нет.

— Вы ссорились в последнее время? — подтолкнул Сано.

— Мы вообще никогда не ссорились, — гордо ответила Агэмаки. Ее глаза снова налились слезами. — Мы преданно любили друг друга.

Но спали в разных кроватях. И у Макино была молодая красивая наложница, как у многих богатых мужей. В таких ситуациях часто возникают семейные проблемы. Сано гадал, знала ли Агэмаки, что он ищет мотив. Если так, она будет отрицать любой повод для убийства мужа и защищаться, притворяясь, что содействует Сано в расследовании.

— Из какой вы семьи? — полюбопытствовал Сано.

— Сэнгэ. Они вассалы властителя Тори.

Сано помнил этот большой уважаемый клан и властителя Тори, даймё провинции Иваки на севере Японии.

— У вас есть дети от главного старейшины Макино?

Агэмаки вздохнула:

— К сожалению, нет.

— Что вы будете делать теперь, когда ваш муж умер? — Сано сомневался, что клан Макино, печально известный своей корыстью и недоступностью, станет содержать вдову от короткого неполитического брака. — Вернетесь к своей семье?

— Нет. Мои родители умерли, и у меня нет близких родственников. Я останусь здесь до конца официального траура. Потом буду жить на вилле, которой владел муж, в горах за пределами Эдо. Он оставил ее мне вместе с содержанием.

У Сано взыграли инстинкты сыщика.

— Большое содержание?

— Пятьсот коку в год.

Агэмаки произнесла это так, словно речь шла о пустяке. Возможно, она не сознавала, что говорит о сумме, на которую можно купить годовой запас риса для пятисот человек, о состоянии, достаточном, чтобы жить припеваючи до конца своих дней. Но Сано видел виллу Макино — роскошный особняк с прекрасными лесами и видом, от которого захватывает дух. Даже аристократка, не разбирающаяся в деньгах, поняла бы ценность такого наследства.

— Когда вы узнали, что муж оставил вам собственность и содержание? — спросил Сано.

— Он показал мне документ на следующий день после свадьбы.

Значит, она знала задолго до смерти Макино. Наследство не было внезапным подарком судьбы. Агэмаки могла давным-давно решить, что жизни с немощным мужем предпочитает свободу и наследство. Возможно, она добилась своего, убив Макино позапрошлой ночью. Но доказательств не было, и у Сано еще оставались другие подозреваемые.

— У меня пока все, — сказал он Агэмаки.

Когда они с Отани шли по дорожке от личных покоев к главному зданию, Отани проговорил:

— По-моему, эта женщина не способна на убийство. Она искренне горюет о смерти Макино. Будь вдова виновна, она бы не рассказала о наследстве. Даже невежественная женщина поняла бы, что это прямая улика против нее.

— Верно, — согласился Сано, хоть и полагал, что умный человек не стал бы скрывать сведения, которые он в любом случае рано или поздно узнал бы. Готовность Агэмаки отвечать на вопросы могла быть уловкой.

— Что дальше? — спросил Отани.

— Пора побеседовать с первым вассалом Макино, — решил Сано.

— Лучше бы с Тамурой вам повезло больше, чем со вдовой.

Отани намекал на гнев властителя Мацудайры, который обрушится на Сано, не докажи тот вину кого-то другого, и чем быстрее, тем лучше.

— Вы так обходительно ее допрашивали, что даже будь она виновна, мы бы не получили от нее признания. Вы только зря потеряли время.

Сано так не думал. Он заметил то, чего, похоже, не понял Отани. Агэмаки, казалось, совершенно не волновало, как погиб ее муж. Может, она слишком скромна или сдержанна, чтобы спросить. Может, уже знает благодаря слухам, которые просочились из дворца. Или Агэмаки не было нужды спрашивать, потому что она из первых рук знала, как умирал главный старейшина Макино?

7

Изрядно побродив по особняку Макино, Хирата разыскал наложницу и гостя дома в комнате, которую оборудовали под театр кабуки. Узкий помост вдоль одной стены вел к сцене — возвышению с колоннами по бокам, подпирающими сводчатую крышу. Полосатый занавес обрамлял задник с нарисованными голубыми волнами — океаном. Когда Хирата и Ибэ, представитель канцлера Янагисавы, вошли, красивый гость дома и хорошенькая девушка стояли под сценой у противоположных стен. Хирате показалось, что они отпрянули друг от друга, заслышав их с Ибэ приближение. Молодых людей окутывала атмосфера тайны.

— Кохэйдзи-сан? — спросил Хирата.

Молодой человек поклонился. Сегодня на нем были одежды строгого синего цвета, подобающие для похоронной церемонии.

— Это я, — сказал он с нервной улыбкой, сверкнув крепкими белыми зубами.

Хирата обернулся к девушке:

— Окицу?

Она молча поклонилась, не поднимая глаз и теребя фиолетово-серый пояс, перехватывавший кимоно более светлого оттенка.

Хирата представился, потом сказал:

— Я помогаю сёсакану-сама в расследовании смерти главного старейшины Макино. Вынужден просить вас обоих о содействии.

— Мы к вашим услугам. — Кохэйдзи широко развел руками, показывая, что готов лезть из кожи вон, только бы помочь Хирате. — Верно? — спросил он Окицу.

У наложницы подкосились колени, словно она предпочитала провалиться сквозь землю. Прелестные глаза округлились от страха.

— Эй, я слышал, главного старейшину Макино убили, — обратился Кохэйдзи к Хирате. — Это правда?

— Да, — подтвердил Хирата, гадая, могли гость дома знать об этом из первых рук. Впрочем, нервозность Кохэйдзи еще не означала, что он замешан в убийстве. Любой, виновен он или нет, занервничает, когда его допрашивают в связи с преступлением, наказуемым смертью.

— О! — Кохэйдзи замешкался, переваривая новости. — Могу я спросить, как умер главный старейшина Макино?

Хирата подумал, что Кохэйдзи слишком уж не терпится узнать, насколько осведомлен помощник сёсакана-сама.

— Насильственной смертью, — намеренно туманно ответил Хирата.

Кохэйдзи, видимо, собирался требовать более подробного объяснения, однако передумал.

— У вас есть предположения, кто убил главного старейшину Макино?

— Вопросы задаю я, — приструнил его Хирата. — Прежде всего — кто вы?

— Я ведущий актер театра кабуки, Накамура-дза, — проговорил Кохэйдзи. Потом встал в позу, вздернув подбородок и повернув голову так, чтобы предстать в более выигрышном свете. — Разве вы меня не узнаете?

Окицу смотрела на него в восхищении. Ибэ со скучным видом прислонился к помосту. Хирата сказал:

— Извините, я не часто хожу на спектакли.

Кабуки пользовался популярностью среди всех сословий, но у Хираты оставалось мало времени на развлечения.

— Какие у вас были отношения с главным старейшиной Макино?

— Он был моим покровителем, — ответил Кохэйдзи.

Хирата знал, что богатые поклонники кабуки часто дают деньги и дарят подарки своим любимым актерам.

— Что вы делали в поместье в ночь, когда умер главный старейшина Макино?

— Он нанял меня для частных представлений у него дома. Я живу здесь уже… гм… около года.

Что за милая, удобная ситуация, подумал Хирата. Макино проявлял щедрость к своему протеже, несмотря на репутацию скряги. Но почему главный старейшина, так озабоченный своей безопасностью, впустил Кохэйдзи в дом, ведь актеры славятся как бессовестные хулиганы?

— Что вы сделали, чтобы заслужить честь спать в покоях главного старейшины Макино? — поинтересовался Хирата.

Осторожность тенью накрыла дерзкое хладнокровие Кохэйдзи.

— Я был его другом.

Хирата недоверчиво смерил актера взглядом: обычно мужчинам вовсе не из дружеских соображений хочется по ночам иметь под рукой красивого парня.

— А также любовником? — добавил Хирата, вспомнив поврежденный задний проход Макино.

— О нет! — воскликнул Кохэйдзи. Потом, когда Хирата вопросительно взглянул на него, пояснил: — Макино не занимался любовью с мужчинами. Я тоже. Между нами никогда не было близости.

Хирата насчитал больше отрицаний, чем положено, и тут Окицу пискнула. Девушка зажала рот ладонями. Глаза ее испуганно вытаращились. Значило ли это, что она уличила актера во лжи?

Кохэйдзи, должно быть, прочитал мысли Хираты, потому что заговорил с оборонительной поспешностью:

— Эй, может, я с виду и не тот человек, с которым стал бы дружить главный старейшина Макино, только иногда он уставал от тех, с кем общался. Он любил выпить со мной и поговорить о театре, а не о государственных делах. — Кохэйдзи переместился в сторону, загораживая Окицу от Хираты. — Для него это была приятная смена темы.

Хирату он не убедил. Может быть, той ночью задний проход Макино повредил Кохэйдзи? А потом они поссорились и актер лишил главного старейшину жизни? Какая жалость, если убийцей окажется Кохэйдзи! Хирата считал актера недостойным противником.

Но причастность Кохэйдзи надо тщательно проверить, как того ожидает Сано. Хирата должен подчиняться малейшему желанию своего господина, не то еще больше погрязнет в бесчестье.

— Когда вы в последний раз видели главного старейшину Макино в живых? — спросил он Кохэйдзи.

— Накануне вечером, перед тем как его нашли мертвым, — ответил Кохэйдзи слишком охотно. — За ужином я играл перед ним и несколькими его вассалами.

— Вы не сталкивались с ним после представления? — намекнул Хирата.

— Нет. — Кохэйдзи развел руками. — Не имею ни малейшего понятия, что случилось с ним потом.

— Вы не говорили с главным старейшиной Макино и не заходили в его комнату той ночью? — нажал Хирата.

— Нет, — стоял на своем Кохэйдзи. — Если вы думаете, что я его убил, вы ошибаетесь. Со всем к вам уважением, — добавил актер, почтительно кланяясь Хирате и снова ослепительно улыбаясь. — У меня не было причины убивать собственного покровителя.

Ибэ, до сих пор молча слушавший, подал голос:

— Разумный довод.

Он медленно подошел к Кохэйдзи. Дернул носом, словно принюхиваясь к актеру.

— Теперь, когда главный старейшина мертв, вы больше не получите от него денег и подарков, верно?

— Печально, но это так, — вздохнул Кохэйдзи.

— И вам придется съехать из эдоского замка, — присовокупил Ибэ.

— Да, — повесил голову Кохэйдзи.

Хирата возмутился:

— Простите, Ибэ-сан, но допрос веду я!

Ибэ, не обращая на него внимания, продолжал беседу с Кохэйдзи:

— Я видел вас в театре. Вы играете неплохо, но не лучше других.

Кохэйдзи отпрянул от Ибэ, уязвленный его пренебрежением.

— Без покровительства Макино вы никогда бы не получили ведущие роли.

— Вам полагается только наблюдать! — разозлился Хирата, хоть его мысли текли в том же направлении. — Не вмешивайтесь!

— В самом деле, Макино гораздо лучше служил вашим интересам живой, чем мертвый, так? — спросил Ибэ актера. Когда тот кивнул, Ибэ повернулся к Хирате: — Итак, этот мужчина не убивал Макино.

— Он прав. — Судя по угрюмому выражению лица, Кохэйдзи не простил Ибэ. Тем не менее актер придвинулся ближе к обидчику, радуясь любому союзнику в подобных обстоятельствах. — Я невиновен.

— Решать буду я! — отрезал Хирата. Ибэ не только совал нос не в свое дело, но и подрывал авторитет Хираты. — Прекратите мне мешать, или я…

— Выкинете меня вон? — хмыкнул Ибэ. — Не получится, потому что я здесь по приказу канцлера Янагисавы.

Хирата заскрежетал зубами.

— Кроме того, я всего лишь пытаюсь сберечь вам время, чтобы вы не тратили его на невинных людей, — заявил Ибэ.

— Прислушайтесь, — с готовностью поддержал Кохэйдзи. — Он оказывает вам любезность.

Хирата окинул Ибэ презрительным взглядом, зная, что у того есть другие, менее альтруистические причины отводить подозрения от актера. Хирата спросил Кохэйдзи:

— Что вы делали после представления тем вечером?

— Пошел переодеваться и смывать грим.

— Где? Проводите меня туда.

Ибэ закатил глаза, показывая, что, по его мнению, Хирата снова теряет время зря. Актер повел Хирату прочь из театра. Наложница осталась на месте.

— Ты тоже идешь с нами, — велел ей Хирата.

Она неохотно потащилась следом. В личных покоях Кохэйдзи показал Хирате свою комнату в другом конце здания от спальни Макино. Актер обставил ее как театральную гримерку. На столике под фонарем лежали кисти и флаконы с краской для лица. На деревянных стойках висели кимоно вперемешку с плащами, накидками, штанами и доспехами. На полках стояли деревянные болванки со шлемами.

— Я специализируюсь на самурайских ролях, — сказал Кохэйдзи.

Это объясняло его прическу, позволительную лишь для сословия воинов, — пучок и выбритая макушка. Пока Ибэ осматривал доспехи, а Окицу стояла у двери, Хирата заглянул в сундук. Там лежали мечи, ножи и палки.

— Мой реквизит, — пояснил Кохэйдзи.

Хирата вынул меч. Лезвие было из дерева, как и остальное оружие, чтобы не поранить кого-то во время ненастоящих сражений на сцене.

— На них нет крови, — сообщил Кохэйдзи.

— Откуда вы знаете, что я ищу? — спросил Хирата.

Актер пожал плечами и улыбнулся:

— Догадался.

Хирата чувствовал, что Кохэйдзи получает удовольствие, меряясь с ним умом. Ему все сильнее казалось, что актер знает об убийстве больше, чем намерен признать. Но хотя палка из сундука могла послужить орудием убийства главного старейшины Макино, Кохэйдзи слишком умен, чтобы оставлять изобличающую улику в своей комнате. Хирата открыл шкаф. Оглядел ящики, забитые одеждой, обувью и париками, пачки листов с портретом Кохэйдзи и афиши его представлений.

— Прошу вас, позвольте мне, — сказал Кохэйдзи.

Он аккуратно вынул и разложил перед Хиратой одежду. Хирата полагал, что, если Кохэйдзи и вымарался в крови, избивая Макино, от улик он давно избавился, но посмотреть надо все равно. Он предполагал, что умный актер скоро сочинит алиби в попытке отвертеться от обвинения.

— Вы ничего не найдете, потому что я не убивал главного старейшину Макино, — сказал Кохэйдзи. — В сущности, я и не мог. Я был здесь, в своей комнате, всю ночь. И у меня есть свидетель.

Вот оно, подумал Хирата.

— И кто же это?

Он уже и сам смекнул.

— Окицу, — подтвердил его догадку актер. — Она может за меня поручиться.

Хирата обернулся к наложнице, которая жалась у выхода.

— Это правда?

Девушка кивнула, сглотнув. Хирата поманил ее, и она осторожно подошла, как напроказивший ребенок.

— Ты была здесь, в этой комнате, с Кохэйдзи-саном в ночь, когда умер главный старейшина Макино? — уточнил Хирата.

— Да, — ответил Кохэйдзи.

— Пусть говорит сама, — велел Хирата.

Окицу задрожала под его взглядом и прошептала едва слышно:

— Я была здесь.

— Всю ночь? — надавил Хирата. Если Кохэйдзи нуждался в алиби, не следовало ему ставить на такого сомнительного свидетеля. Хотя, возможно, у него не было другого выбора.

— Окицу пришла, когда главный старейшина Макино и его люди еще выпивали после ужина, — объяснил Кохэйдзи. — Она оставалась тут до утра, пока Тамура-сан не обнаружил главного старейшину мертвым и не поднял шум.

Хирата жестом приказал актеру замолчать.

— Расследование убийства — очень серьезное дело, — строго заявил он Окицу. — За ложь сажают в тюрьму. Понимаешь?

Окицу, всхлипнув, кивнула. Ее лицо так исказилось от страха, что Хирате стало жаль девчонку.

— А теперь скажи мне, — продолжил он. — Где ты была той ночью?

Окицу бросила на Кохэйдзи полный тревоги взгляд.

— Я была здесь! — выпалила она. — Как он сказал!

Кажется, верность актеру пересилила страх наказания за ложь.

— Что ты делала? — спросил Хирата.

Девушка снова посмотрела на Кохэйдзи, и паника мелькнула в ее глазах.

— Не обращай на него внимания. — Хирата зыркнул на актера, чтобы тот молчал. — Просто ответь.

— Я… я не помню, — промямлила Окицу, избегая смотреть на Хирату.

— Это было не так давно, — заметил Хирата. Кохэйдзи, вероятно, не снабдил ее историей о том, чем они занимались ночью. — Ты не могла забыть.

Или она забыла, что ей сказал актер.

— Я не помню, — повторила Окицу робко.

Хирата встал перед Окицу, чтобы ей не было видно Кохэйдзи.

— Ладно, ты выходила из комнаты?

— Кажется, нет…

— То есть могла и выходить?

— Нет! Я не выходила!

Глаза Окицу снова заволокла паника.

— А Кохэйдзи-сан куда-нибудь выходил?

Она замотала головой так сильно, что задрожали ее пухлые щеки.

— Он заставлял тебя врать ради него? — спросил Хирата.

— Нет! — взвыла Окицу. — Я хотела… — Она поторопилась исправиться: — То есть я не вру!

— Эй, прекратите! — взорвался Кохэйдзи. — Вы ее запугали. Она сама не понимает, что говорит.

Актер быстро встал рядом с Окицу и обнял ее. Девушка прижалась к нему.

— Не важно, что мы делали, — сказал Кохэйдзи Хирате. — Важно, что мы были вместе, и она может поклясться, что я не убивал главного старейшину Макино.

— Я верю им, — обернулся Ибэ к Хирате. — И покончим с этим.

— Вы — может быть, а я нет, — парировал Хирата. Он поставил бы свое годовое жалованье на то, что Ибэ не больше самого Хираты купился на россказни парочки. — А расследование ведете не вы.

— Не я. Канцлер Янагисава, — согласился Ибэ. — И он велел мне следить, чтобы вы не отклонялись от курса. Вот я и говорю вам, оставьте в покое этих людей и перейдем к более вероятным подозреваемым.

Подозреваемым из лагеря властителя Мацудайры, понял его Хирата.

— Если и когда появятся более вероятные подозреваемые, я ими займусь! — рявкнул Хирата. Его терпение лопнуло. — А теперь просто заткнитесь!

От оскорбления у Ибэ раздулись ноздри.

— Грубость вас до добра не доведет, — проговорил он с неприятной улыбкой. — Когда канцлер узнает, что вы пренебрегаете его надзором, он накажет и вашего господина, и вас.

Хирата мигом пожалел о необдуманных словах.

— Мои извинения, — пробормотал он, хотя у него с души воротило от необходимости улещать противника, да еще на глазах у посторонних.

Ибэ усмехнулся, довольный, однако не успокоился.

— Если вам так нравится, можете подобно собаке лаять на дерево, когда добыча уже улизнула, — продолжил он. — Но не забывайте: канцлер Янагисава ждет быстрых результатов. Если он их не получит, вы распрощаетесь с головой.

Но Хирата не мог сдаться под давлением Ибэ и свалить убийство на фракцию Мацудайры. Огромным усилием воли Хирата представил, что Ибэ нет. Сосредоточился на Кохэйдзи и Окицу, которые стояли в обнимку напротив. Алиби, которое обеспечила Окицу Кохэйдзи, защищало не только актера, но и ее саму. Если наложница солгала, как считал Хирата, тогда убить Макино мог не только Кохэйдзи, но и Окицу.

— Давай проверим твою комнату, — сказал Хирата наложнице.

Та посмотрела на Кохэйдзи. Актер кивнул, ободряюще улыбнулся, потом наградил Хирату самодовольным взглядом.

Он явно думал, что Хирата не найдет ничего опасного для Окицу — или для него. Наложница повела их в свою комнату, которая располагалась с той же стороны здания, что и гримерка Кохэйдзи. Разборные перегородки позволяли попасть из ее комнаты в его через ванную между ними. Хирата задумался, не в самом ли деле они были вместе, когда умер Макино, занимаясь тем, чем обычно тайком занимаются красивый артист и симпатичная девушка. Может, они не хотели признаваться в любовной интрижке, которая выставит их в дурном свете, и потому отказывались говорить, что делали той ночью.

В комнате Окицу на полу валялись одежда, обувь и коробки конфет вперемешку с куклами и другими безделушками. Но Хирата едва заметил беспорядок. Он вдохнул знакомый сладко-мускусный запах.

— Я чувствую благовония, — сказал он. На столе, почти погребенная под грудой украшений для волос, стояла медная курильница. Хирата взял ее и понюхал пепел внутри. — «От рассвета до заката», верно? — спросил он Окицу.

Девушка кивнула. Замешательство отразилось на их с актером лицах. Ибэ обеспокоенно дернул носом. Хирата поставил курильницу, поднял с пола розовое кимоно и понюхал ткань.

— Ты душишь рукава благовонием «От рассвета до заката», — подытожил он.

— Ну и что, если так? — встревожился Кохэйдзи.

— Вчера, обыскивая комнату главного старейшины Макино, мы с сёсаканом-сама нашли оторванный рукав, надушенный такими же благовониями, — поведал Хирата.

Наложница и актер переглянулись. На лице Окицу застыл ужас, Кохэйдзи скривился от страха. Хирата прошел к шкафу и, порывшись в запиханной туда одежде, вытянул бледное шелковое кимоно, расшитое золотыми и серебряными цветами. Сыщик встряхнул его и поднял. Справа свесился длинный, летящий рукав. Левого не было. Спутанные нити торчали в разодранной пройме.

— Твое? — спросил Хирата Окицу.

Та промолчала, но застывший взгляд круглых глаз говорил сам за себя.

— Найденный рукав оторвали от этого кимоно, — объявил Хирата. — Ты была с Макино в ночь, когда его убили.

На лице Окицу отразился непередаваемый ужас, и Хирата понял, что не ошибся.

— Ты лгала, когда говорила, что была с Кохэйдзи в его комнате, — продолжил Хирата. — Ты была в спальне главного старейшины. И лучше бы тебе рассказать, что там случилось.

Девушка зашевелила губами, издавая нечленораздельные звуки. Ее взгляд молил Кохэйдзи о помощи.

— Она была со мной. Клянусь, — сказал актер, но его лицо побледнело, черты заострились.

Схватив Окицу за плечи, Хирата потребовал:

— Тогда как же твой рукав попал в белье главного старейшины Макино?

— Наверное, какой-то другой ночью. — В настойчивом голосе Кохэйдзи звенела паника. — Отпустите ее.

Хирата встряхнул наложницу.

— Что случилось?

Окицу начала задыхаться. Она заикалась:

— Я… он… мы…

— Молчи! — крикнул Кохэйдзи. — Не дай ему себя запугать и заставить говорить то, что он хочет услышать. Успокойся! Все будет хорошо!

Понукаемый жаждой узнать правду, Хирата сильнее встряхнул Окицу.

— Это ты убила главного старейшину Макино?

Голова Окицу откинулась на плечо, ноги подогнулись. Ее тело выскользнуло из рук Хираты. Наложница осела на пол.

— Окицу! — воскликнул актер.

Девушка лежала неподвижно, длинные ресницы не дрогнули, рот открылся. Пока Хирата недоуменно пялился, Кохэйдзи упал на колени рядом с ней и взял безвольную руку.

— Скажи что-нибудь, Окицу! — взмолился он. Когда она не ответила, зло оглянулся на Хирату: — Посмотрите, что вы наделали! Ей нужен врач. Надо немедля привести его.

Кохэйдзи выбежал из комнаты.

— Вернись! — приказал Хирата.

Актер не послушал. Хирата похлопал Окицу по щекам, пытаясь привести в чувство. Наложница дышала, но очнуться и не думала.

— Поймайте Кохэйдзи! — скомандовал Хирата Ибэ.

Ибэ только ухмыльнулся:

— Это не моя работа. Вспомните — я только наблюдаю.

Хирата вскипел.

— Много же вы тут наделали, — лицемерно объявил Ибэ. — Надеюсь, вы довольны?

Хирата проглотил ответную резкость, которая только ухудшила бы его отношения с Ибэ. Ему хотелось стонать от разочарования.

Он подверг сомнению алиби Окицу и выяснил, что наложница связана с убийством. Но если, несмотря на ложь, она не убивала Макино, он ранит невинную девушку. Даже если Окицу виновна, сейчас из нее ничего не выжать. Еще Хирата пошатнул алиби Кохэйдзи, но актер ускользнул от него.

Дурное начало пути, от которого зависели его честь и ценность для Сано.

8

— Простите, я не понимаю, о чем нам еще говорить, когда мы все обсудили вчера, — сказал Тамура.

Они стояли у особняка Макино, прислонившись к перилам веранды, куда Тамура привел Сано, изъявившего желание побеседовать с глазу на глаз. Туман и облака скрывали дворец, высившийся над чиновничьим кварталом. Поблизости слонялся Отани. Дождь капал с венчающего карниза и оставлял мокрые пятна на половых досках. Сано подозревал, что первый вассал Макино выбрал это холодное неуютное место, чтобы сократить время разговора.

— Мне надо кое-что уточнить, — объяснил Сано.

Тамура нахмурился, пристально глядя на сёсакана-сама.

— Я обнаружил своего господина в постели мертвым. Что может быть точнее?

«Твое желание ограничить показания одним-единственным предложением», — подумал Сано.

— Давайте поговорим о том, что произошло чуть раньше. Когда вы в последний раз видели главного старейшину Макино в живых?

— После ужина позапрошлым вечером, — ответил Тамура с усталым видом.

— И?..

— Я спросил главного старейшину Макино, нет ли у него каких-нибудь распоряжений. Он сказал, что нет, и удалился к себе.

— Что вы делали потом?

— Занялся вечерним обходом поместья, как обычно. Проследил, чтобы стражники были на местах, а ворота закрыты. Меня сопровождал помощник. Он может все подтвердить.

— А потом? — подтолкнул Сано.

Тамура на миг замешкался, и у Сано возникло подозрение, что он решил утаить какие-то подробности или изменить последовательность событий.

— Я ушел в свою комнату.

После разговора с женой Макино Сано втайне осмотрел покои Тамуры. Они включали две комнаты — спальню и прилегающий кабинет — перпендикулярно той стороне здания, где располагались покои Макино. Сано подметил передвижную стенную панель, которая отделяла спальню Макино от кабинета Тамуры. Он не удивился, не найдя ничего интересного. Умный Тамура, конечно же, знал, что Сано будет осматривать его комнаты, и уничтожил все возможные улики.

В кабинете лежали только бумаги, связанные с управлением поместьем. В спальне кое-какая одежда, постельное белье и другие необходимые вещи, все аккуратно сложено. В специальном шкафу — доспехи и много оружия. Каждый меч, палка и нож занимали отдельную подставку. Ни одной пустой Сано не заметил. Крови на оружии не было. Если Тамура и избивал Макино, после он почистил орудие убийства и положил на место.

— Что вы делали в своей комнате? — спросил Сано.

— Работал в кабинете до полуночи, — сообщил Тамура. — Затем лег спать.

— Вы слышали какой-нибудь шум из покоев главного старейшины Макино?

Тамура зло смотрел на дождь.

— Нет.

— Главного старейшину Макино забили до смерти в его покоях, которые через стенку от ваших, а вы ничего не слышали? — не поверил Сано.

Лицо Тамуры посуровело, уголки губ опустились вниз.

— И очень об этом жалею. Иначе я бы проснулся и спас своего господина.

Все еще сомневаясь, Сано спросил:

— Вы были в хороших отношениях с главным старейшиной Макино?

— В очень хороших! — В голосе Тамуры зазвенела гордость. — Я верно служил ему тридцать лет, а первым вассалом — двадцать. Наши кланы связаны три столетия. Я предан ему во всем. Если не хотите верить мне, поспрашивайте других.

Сано так и собирался. Он проверял слова и подноготную каждого подозреваемого.

— У вас с Макино-саном бывали трудности?

Сверкнув на Сано раздраженным взглядом, Тамура проговорил:

— Конечно. Никто не сможет провести вместе тридцать лет в полном согласии. Я признаю, служить главному старейшине было не самым легким делом, но я уважал его, хоть он с возрастом и становился своенравным. Это Путь воина.

Сано задумался о природе уз между господином и вассалом. Это самые тесные и важные отношения в самурайском обществе, подобные браку и преисполненные напряжения. Господин отдает указания, которым вассал обязан всегда подчиняться. Неравное положение и беспрестанная необходимость отодвигать себя на второй план частенько возмущают гордость самурая. Сано вспомнил о своих неприятностях с Хиратой. Он легко мог поверить, что главный старейшина Макино в конце концов вывел Тамуру из терпения.

— Ссорились ли вы в последнее время со своим господином? — продолжил допрос Сано.

— Я бы назвал это разногласиями, а не ссорой, — поправил Тамура. — Я отговаривал его делать то, что считал неправильным. Это долг первого вассала.

— Что же такого он делал? — Сано надеялся узнать причины, которые могли побудить Тамуру желать смерти Макино.

— Ничего особенного.

Судя потону, уточнять Тамура не собирался.

— Он не слушал ваших советов?

Тамура скривил губы в улыбке:

— Очень часто. Он любил сам принимать решения. Его было трудно разубедить.

— Вам не нравилось, что он не обращает внимания на ваши советы?

— Вовсе нет. Господин вправе делать все, что ему заблагорассудится, невзирая на мнение вассала.

У Сано создалось впечатление, что Макино был сущим наказанием для Тамуры, который не походил на человека, радующегося, когда его советы пропускают мимо ушей.

— Как он с вами обращался?

— Обычно уважительно, — ответил Тамура. — Но в плохом настроении осыпал проклятиями. Я не обращал внимания. Привык.

Человеком, охотно переносящим оскорбления, Тамуру тоже мало кто назвал бы.

— Вам когда-нибудь хотелось проучить Макино за плохое обращение с вами?

— Убив его, вы имеете в виду? — Тамура враждебно сузил глаза. — Лишить господина жизни — худшее нарушение бусидо. Я бы никогда не убил главного старейшину Макино ни по каким причинам. — От гнева он так стиснул перила веранды, что побелели костяшки пальцев. — Меня оскорбляет одно лишь ваше предположение, что я это сделал. Мне следовало бы вызвать вас на дуэль и заставить извиниться.

Сано видел, что Тамура говорит серьезно, убивал он или нет. Но ему вовсе не хотелось драться, ведь тогда он убил бы подозреваемого либо сам отправился бы на тот свет.

— Я прямо сейчас извиняюсь за любые несправедливые обвинения, — примирительно молвил Сано. — Но даже вы могли заметить — обстоятельства за то, что главного старейшину Макино убили вы. Вы один из немногих, кто делил с ним личные покои. Ваша комната примыкает к его. И вы обнаружили тело.

— Это не доказывает, что я его убил, — фыркнул Тамура.

— Если вы и в самом деле невиновны, хотите защитить свою честь и жизнь, лучше расскажите мне все, что вам известно о той ночи, — попросил Сано.

Тамура нахмурился так сильно, что брови сошлись галочкой у него на лбу. Потом расслабился и покорно выдохнул.

— Ладно, — сказал он. — В личных покоях главного старейшины Макино был еще кое-кто, помимо его жены, наложницы, гостя дома и меня.

Сано недоверчиво посмотрел на Тамуру. Никто из обитателей поместья, которых допрашивал Хирата, не упоминал о пятом. Держал ли Тамура эту подробность в резерве, как военачальник боеприпасы на случай, если враг подберется слишком близко? Или придумал нового подозреваемого, чтобы скрыть свою вину?

— Кто? — поторопил Сано.

— Мацудайра Даемон, — назвал имя Тамура. — Племянник властителя Мацудайры.

Этот молодой человек был последним увлечением сёгуна и, по слухам, наследником его режима. Он также сильно увеличивал шансы своего дяди на получение власти и выступал открытым противником фракции Янагисавы, к которой принадлежал Макино.

Расследование принимало опасный поворот, и Сано насторожился. Черты Отани заострились от испуга — он понял, что его хозяина только что заподозрили в причастности к убийству.

— Зачем Даемону приходить сюда? — удивился Сано.

— Он посещал моего господина, — объяснил Тамура.

Сано не представлял, чтобы Макино впустил представителя вражеского лагеря в свое поместье, не говоря уже о личных покоях.

— Почему вы молчали об этом раньше? Почему все молчали?

— Главный старейшина Макино велел нам сохранить визит втайне, — сказал Тамура. — Нам приходилось подчиняться даже после его смерти.

— Почему же вы нарушаете приказ сейчас?

— Потому что меня оправдывают сложившиеся обстоятельства. — Тамура лучился самоуверенностью. — Племянник властителя Мацудайры мог убить моего хозяина. Я больше не могу скрывать его визит.

Пока Сано пристально разглядывал первого вассала Макино, пытаясь определить, верить ему или нет, Тамура добавил:

— Стражники подтвердят, что Даемон был здесь, как только я разрешу им.

Сано собирался с ними побеседовать, хотя и подозревал, что они скажут все, что прикажет Тамура, правда это или нет.

— Предположим, он приходил. Во сколько, по вашим словам?

— Как раз после ужина, — проигнорировал Тамура недоверчивый тон Сано. — Все выходили из банкетного зала, когда ко мне подошел слуга и сообщил, что Даемон стоит у ворот и желает видеть главного старейшину Макино. Я вышел к воротам и спросил у Даемона, что ему нужно. Он сказал, что главный старейшина Макино послал ему записку с приглашением. Я оставил его ждать и отправился докладывать Макино. Мой господин велел проводить Даемона в личные покои. Я отговаривал его впускать в дом неприятеля. — Тамура враждебно глянул на Отани. — Но это был один из тех случаев, когда главный старейшина не послушал моего совета. Он приказал мне привести Даемона. Сказал, что у них личное дело, и велел, чтобы их не беспокоили. Я проводил Даемона в кабинет главного старейшины Макино и оставил их наедине.

— Что случилось дальше? — не удовлетворился Сано.

— Я начал обход. Позже стражники у личных покоев доложили мне, что Даемон отбыл самостоятельно. — Тамура скривился от отвращения. — Дураки упустили его, хотя у нас действует строгое правило, что чужаков в поместье обязательно должны сопровождать. Я тотчас собрал патруль и снарядил отряд на поиски Даемона. Но его нигде не было. Стражники на воротах его не видели. Никто не знает, как он выбрался.

— Итак, вы утверждаете, что племянник властителя Мацудайры свободно разгуливал по поместью? — Сано понимал, что это значит.

— Да. Возможно, пока мы занимались его поисками, он проскользнул обратно в личные покои. — В голосе Тамуры звучало обвинение. — Возможно, он закончил свои дела с главным старейшиной Макино.

— Или, возможно, вся ваша история — выдумка чистой воды, — подхватил Сано. Подозрение вызывали не только мотивы Тамуры, решившего только сейчас выдать эти подробности, но и другие необъяснимые детали, вроде того, зачем Даемон приходил и как сумел бесследно исчезнуть.

— Но вам придется ее проверить, так? Вас это займет на какое-то время. — Явно радуясь, что дал Сано ниточку, ведущую прямиком в неприятности, Тамура добавил: — А теперь извините меня, я должен продолжить похоронную церемонию.

Он поклонился и вошел в дом. Сано повернулся к своему сторожевому псу:

— Что вы на это скажете?

— Тамура лжет. — Грубый голос Отани звенел уверенностью, но в проницательных глазах мелькнул страх. — Племянник моего господина никогда не посещал главного старейшину.

— Вы точно знаете? — осведомился Сано.

— Нет, — признал Отани. Его пухлое лицо лоснилось от пота, несмотря на холод. Он, конечно, понимал: если подозрение падет на клан Мацудайра, пострадают все, кто с ним связан. — Но я думаю, Тамура сам убил Макино и пытается спасти свою шкуру, обвинив врагов главного старейшины.

Сано уже приходила в голову такая мысль, тем не менее он не мог принять ее без вопросов, как и рассказ Тамуры.

К Сано и Отани подошел Хирата в сопровождении Ибэ. У Хираты был побитый вид, Ибэ сардонически улыбался.

— Что случилось? — спросил Сано.

Хирата рассказал, что оторванный рукав был от кимоно, которое он нашел в комнате наложницы Окицу. Потом повторил сомнительное алиби, данное ею и Кохэйдзи.

— Вот почему лицо Кохэйдзи показалось мне знакомым, — вставил Сано. — Я видел его в пьесе.

Дальше Хирата объяснил, как Окицу потеряла сознание во время допроса и Кохэйдзи скрылся.

— Я послал за ним сыщиков, — закончил Хирата. — С Окицу сейчас врач эдоского замка. Она еще не пришла в себя.

Судя по несчастному тону, Хирата ждал выволочки за результаты своих изысканий. Сано и вправду гадал, могли его первый вассал справиться лучше, но он ведь установил происхождение оторванного рукава и добыл сведения, которые еще могли принести пользу. К тому же Сано не собирался критиковать Хирату в присутствии сторожевых псов.

— Актер и наложница подождут, — решил Сано. — У нас появился новый подозреваемый.

Он пересказал подозрения Тамуры насчет племянника властителя Мацудайры. Интерес вытеснил из глаз Хираты уныние.

Ибэ пихнул Хирату локтем:

— Видите? Разве я вам не говорил? Актер с девчонкой, может, и не занимались ничем хорошим, но главного старейшину Макино они не убивали. Преступник как раз там, куда я пытался вас направить, — в лагере Мацудайры.

— Не слушайте его, сёсакан-сама! — испепеляя Ибэ взглядом, запротестовал Отани. — Он только выполняет приказ хозяина очернять властителя Мацудайру.

— Боитесь, что ваш господин покатится вниз и утянет за собой вас? — ухмыльнулся Ибэ. — Правильно делаете.

Между Отани с Ибэ завязался громкий спор, изобилующий оскорблениями и угрозами.

— Довольно, вы оба! — отрезал Сано с такой властностью, что соперники погрузились в недоброе молчание.

— Что-то странное творилось в поместье той ночью, но, возможно, жена главного старейшины Макино, наложница, актер и первый вассал не единственные, кто замешан в истории, — обратился Хирата к Сано. — Каков наш следующий ход?

— Отправим сыщиков проверять рассказ Тамуры о Даемоне по показаниям всех, кто был в поместье во время убийства. А пока… — Сано боялся последствий того, что обязан был сделать, но все равно продолжил: — Мы побеседуем с племянником властителя Мацудайры.

9

Политические дрязги преобразили анклав эдоского замка, в котором жили важные представители клана Токугава. Когда-то безмятежные пейзажи дополнились палатками домашних войск, приведенных властителем Мацудайрой из провинции. Сотни праздных солдат пили, буянили и играли в карты. Временные стойла служили пристанищем для лошадей. От дыма костров почернел воздух. Идя по анклаву с Хиратой, Отани и Ибэ, Сано чувствовал вонь нужников. От постоянного присутствия солдат делалось тревожно на сердце. Война казалась неизбежной, если конфликт между властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой не разрешится в ближайшем будущем.

У поместья властителя Мацудайры стражники конфисковали у Сано и его спутников оружие и проводили их к оружейной. Они попали во дворик, окруженный огнеупорными хранилищами с железными ставнями и дверьми. Властитель Мацудайра и кучка его людей стояли перед хранилищем, а носильщики затаскивали внутрь деревянные ящики. Слуга открыл один ломом и вынул аркебузу. Властитель Мацудайра осмотрел длинноствольное ружье, вскинул его. Круглое черное дуло уставилось прямо на Сано, который уже понял, что властитель Мацудайра пополняет арсенал в преддверии гражданской войны. Властитель Мацудайра опустил ружье.

— А-а, сёсакан-сама! — с надеждой улыбнулся он. — Вы с новостями о расследовании?

Сано поклонился.

— Да, властитель Мацудайра, — ответил он с неловким чувством, что его новости никак не могут порадовать.

Тут властитель Мацудайра заметил Ибэ. Его лицо потемнело от гнева.

— Почему он здесь? Как вы осмелились привести члена вражеской фракции?

— Я чту соглашение, которое обязывает меня отчитываться перед обоими наблюдателями, от вас и от канцлера Янагисавы, — объяснил Сано.

Понимание и злоба одновременно отразились на лице властителя Мацудайры.

— И расследование привело вас сюда. Значит, вы встали на сторону канцлера Янагисавы? И он послал вас спихнуть убийство главного старейшины Макино на меня?

— Нет, — открестился Сано. — Я служу только сёгуну. Мне очень жаль, но я здесь потому, что обнаружил улику, которая указывает на члена вашего клана.

— О ком вы? — с подозрением спросил властитель Мацудайра. — Какая улика?

— Ваш племянник Даемон, — сказал Сано. — Он навещал главного старейшину Макино в ночь убийства.

Стражники в поместье подтвердили, что Даемон приходил к Макино, и, похоже, они не лгали. Еще они упомянули, что слышали, как эти двое ссорились.

Лицо властителя Мацудайры окаменело и стало непроницаемым, но Сано чувствовал его смятение. Еще бы, его племянника подозревают в убийстве! Ибэ наблюдал за властителем Мацудайрой с неприятной улыбкой, ему нравилось видеть соперника своего господина в беде.

— Попахивает кознями канцлера Янагисавы, — проронил властитель Мацудайра. — Все люди главного старейшины Макино его лакеи. Он заставил их возложить вину на моего племянника.

— Возможно, — согласился Сано. Он и сам гадал, действовал ли Тамура по собственному разумению, рассказывая о визите Даемона, или по приказу Янагисавы. — Но долг велит мне расследовать все возможные варианты. Поэтому мне необходимо поговорить с Даемоном.

— Еще чего! — возмутился властитель Мацудайра. — Даемон не убивал главного старейшину Макино. Я не позволю обращаться с ним как с преступником.

— Если Даемон невиновен, он только выиграет, поведав нам свою версию произошедшего, — заметил Сано.

Властитель Мацудайра резко отмахнулся:

— Версия лишь одна: враги атакуют меня через Даемона. Вы не будете его допрашивать!

— Запрещая с ним беседовать, вы только наводите меня на мысль, что вы оба нечисты на руку.

Сано знал, что его слова граничат с обвинением. Властитель Мацудайра ожег его взглядом.

— Мне плевать, что вы подумаете, — процедил он сквозь сжатые яростью зубы. — Я не допущу травли своего клана.

— Прекрасно, — сказал Сано. — Тогда мне следует доложить сёгуну, что ваш племянник был на месте преступления, а вы скрываете его от следствия. Его превосходительство сам сделает выводы.

Властитель Мацудайра со злостью и страхом воззрился на Сано. Оба знали, что сёгун редко делал выводы сам. В данном случае ему не преминет помочь Янагисава. Канцлер будет стараться изо всех сил, чтобы убедить сёгуна, будто присутствие Даемона на месте преступления и сопротивление его дяди допросу подтверждают вину Даемона.

— Вы не скажете сёгуну о моем племяннике, — заявил властитель Мацудайра. Его тон грозил Сано кровавым возмездием.

— Не скажет он, скажу я, — вмешался Ибэ.

Властитель Мацудайра удостоил его пренебрежительным взглядом, а Хирату и Сано — сожалеющим. Потом сделал знак слугам.

— Убедите их, что уважать мои желания в их лучших интересах.

Слуги оголили мечи. Сано понял, что борьба за власть уже испортила властителя Мацудайру. Честный, гуманный и благородный человек, каким он был когда-то, ни за что не опустился бы до насилия, призывая к повиновению. Слуги властителя Мацудайры наступали. Сано, Хирата и Ибэ пятились. Руки невольно потянулись к мечам, но их забрали стражники.

И вдруг прозвучал молодой мужской голос:

— Отзови своих псов, досточтимый дядя.

В дворик зашел самурай. Ему было чуть больше двадцати. Невероятно красивое лицо, сильное атлетическое телосложение и развязная походка. Он носил два меча на поясе, поножи и броню поверх одежды. За самураем следовали двое слуг, неся копье и шлем. Сано признал Даемона.

— Я ждал сёсакана-сама, — объяснил Даемон властителю Мацудайре, затем любезно поклонился Сано. — Я пришел, как только узнал, что вы здесь. Я слышал ваш разговор с дядей и так понимаю — вы хотели меня видеть. Я с радостью с вами побеседую.

Удивленный отношением Даемона, Сано перевел взгляд на властителя Мацудайру. Тот произнес угрожающим тоном:

— Не глупи, племянник! Иди по своим делам. Я сам все улажу.

— Иногда лучше оказать небольшое содействие, чем сыпать угрозами. Убедить сёсакана-сама, что я не убийца, которого он выслеживает, можно только в открытом и честном разговоре.

— Я пытаюсь защитить тебя, — сказал властитель Мацудайра, явно встревоженный упрямством Даемона. Сано предположил, что, если Даемон все же станет следующим сёгуном, властителю Мацудайре будет трудно его контролировать. Еще Сано интересовало, насколько Даемон предан властителю Мацудайре.

— Расслабься, дядя. — Даемон успокаивающе похлопал рукой по воздуху. — Я знаю, что делаю. — Он повернулся к Сано: — Спрашивайте что хотите.

Властитель Мацудайра окинул гневным взглядом обоих. Хоть Сано и претила мысль оскорбить дядю Даемона, он не мог упустить шанс допросить племянника.

— Вы виделись в ночь убийства с главным старейшиной Макино в его поместье?

— Да, — ответил Даемон.

Сано пришел в замешательство — он ждал, что Даемон станет отрицать свой визит к Макино и предложит алиби на ту ночь.

— Зачем вы приходили?

— По делу, — объяснил Даемон. — Пару месяцев назад я решил, что из главного старейшины Макино получился бы ценный союзник. И начал его завоевывать. Макино сопротивлялся. Но тем вечером прислал мне приглашение навестить его. Когда я пришел, он заявил, что готов к нам присоединиться.

Сано застыл в изумлении. Хирата и Ибэ потрясенно воззрились на Даемона.

— Вы хотите сказать, главный старейшина Макино собирался выйти из фракции канцлера Янагисавы? — уточнил Сано.

— Именно, — подтвердил Даемон.

Это представлялось невероятным. Макино и Янагисава были соратниками все четырнадцать лет правления сёгуна. До Сано не доходило ни единого намека на разлад между ними.

— Макино никогда бы не предал своего господина! — взорвался Ибэ. — Его верность была абсолютной. Он бы не покинул канцлера, тем более в такие времена!

— Мне жаль вас огорчать, но именно так он и поступил. — Судя по бессердечному тону, Даемону было нисколько не жаль.

— Зачем Макино предавать канцлера? — спросил Сано, все еще не веря.

— Я убедил его, что наша фракция выиграет войну против канцлера Янагисавы, — объяснил Даемон. — Он захотел быть на стороне победителей.

Ибэ собрался было возразить, но умолк. У него был такой вид, словно весь его мир перевернулся. В ход расследования рассказ Даемона тоже внес немалые коррективы.

— Так что, как видите, у меня не было причин убивать Макино, — подытожил Даемон. — Он перестал быть врагом. С ним у нас получалось большинство в совете старейшин. Он мог влиять на сёгуна в нашу пользу. В моих интересах было сохранить его в живых.

«Если ты не лжешь», — подумал Сано.

— Кто, кроме вас, знал о планах Макино перейти на сторону противника?

— Мой дядя, — ответил Даемон.

Сано взглянул на властителя Мацудайру, тот кивнул. Сано понял: он с самого начала знал, что его племянник был на месте преступления. Да он этого никогда и не отрицал.

— Кто-нибудь еще? — спросил Сано.

Даемон покачал головой:

— Мы действовали втайне.

— Почему?

Хитрая улыбка тронула губы Даемона.

— Канцлер Янагисава не должен был знать, что Макино предатель. Мы собирались использовать Макино как шпиона во вражеском лагере.

— Значит, больше никто не может подтвердить ваши с дядей показания, что Макино предал канцлера и присоединился к вам? — сделал вывод Сано.

Даемон пожал плечами, невозмутимо отметая намек, что они с дядей все выдумали.

— Это правда.

— Как правда и то, что вы с Макино ссорились той ночью? — вспомнил Сано показания стражников.

— Да, — живо подтвердил Даемон. — Макино требовал взятку в обмен на сотрудничество. Я не хотел столько платить. Мы поторговались и в конце концов заключили сделку.

Но Сано понимал, что Даемон мог сочинить объяснение, потому как знал об одержимости Макино безопасностью и подозревав что шпионы в доме подслушали ссору. Возможно, Макино хотел предать канцлера, но когда Даемон отказался давать взятку, передумал. Даемон не обрадовался потере крупного союзника и нашел выход в устранении Макино. После смерти главного старейшины и ослабления влияния канцлера Янагисавы на сёгуна у Даемона стало даже больше шансов унаследовать власть. Убийство одного тщедушного, беспомощного старика могло обеспечить его местом во главе будущего режима.

— Что случилось потом? — спросил Сано.

— Мы пожелали друг другу спокойной ночи, — ответил Даемон. — Я ушел домой.

— Вы сразу же покинули поместье? — продолжил допрос Сано. Когда Даемон кивнул, он пояснил: — Никто не видел, как вы уходили.

Даемон усмехнулся:

— Я немножко подшутил над стражниками и срезал путь. В задней стене есть дверь. Она маленькая, увитая плющом и заколоченная. Сомневаюсь, что ею пользуются. Может, стражникам вообще неизвестно о ее существовании. Они не следили за ней той ночью. Я выскользнул через нее, никто и не заметил.

Сано мысленно пообещал себе разыскать эту самую дверь, не сомневаясь, что найдет ее.

— Если о двери не знали даже стражники, откуда вам о ней известно?

— Я вырос в эдоском замке. Мальчишкой облазал его вдоль и поперек. Забавлялся, проникая всюду, куда меня не просили. — Даемон улыбнулся своим детским проказам. — Я побывал едва ли не во всех поместьях… и в том, где вы сейчас живете, тоже. Кстати, вам лучше забить лаз в подвал возле кухни, если вы этого еще не сделали. — Даемон рассмеялся, увидев тревогу на лице Сано, и добавил: — Я знаю эдоский замок лучше кого бы то ни было.

Это и умение быть незаметным могли пригодиться ему совсем недавно. Сано представил, как Даемон прокрадывается обратно в личные покои, пока Тамура со стражниками ищут его, забивает Макино насмерть и сбегает через потайной ход.

— Есть доказательства, что комнату Макино взломали, — намекнул Сано. Если Даемон вернулся убить Макино, он не мог войти через дверь, где его увидели бы стражники.

— Это не я, — ответил Даемон с нахальной беспечностью. — И я не убивал Макино. Он был жив, когда я уходил из поместья.

— Кто-нибудь может за вас поручиться? — поинтересовался Сано.

— Нет, но у вас есть мое слово. А оно сегодня дорогого стоит.

Самодовольная улыбка Даемона намекала на его отношения с сегуном. Сано знал, что он не послушный сексуальный раб, но мужчина, который использовал свое тело и обаяние для достижения цели.

— Вы совершите ужасную ошибку, если обвините в убийстве моего племянника, — пригрозил властитель Мацудайра, явно подразумевая, что сёгун защитит Даемона и накажет Сано за клевету.

— Возможно, у меня не будет выбора, — ответил Сано.

Честь обязывала его продолжать расследование, несмотря ни на что. Сейчас перед Сано открылись две дороги. Одна вела к Даемону и властителю Мацудайре, а также к рискованной стычке с ними, если Сано докажет их причастность к убийству. Другая — к еще одному подозреваемому, который мог оказаться не менее опасным.

Даемон улыбнулся:

— Ваш выбор, сёсакан-сама, — сунуть голову под меч палача или прыгнуть в костер. Потому что мы с вами оба знаем, что есть еще кое-кто, связанный с расследованием. Тот, кто сделал бы все, чтобы удержать при себе союзника — или наказать предателя.

— Если Макино предал канцлера Янагисаву, у того был мотив его убить, — рассуждал Сано.

— Канцлер оказался бы в очень невыгодном положении по сравнению с кланом Мацудайра, — согласился Хирата.

Они шли по военному лагерю в анклаве Токугавы из поместья властителя Мацудайры. Отани наступал им на пятки, Ибэ тащился позади. Темно-серые облака затянули небо, грозя новым дождем. От солдат, сгрудившихся вокруг костров и в палатках, доносились бормотание и смех.

— Предательство Макино могло стоить канцлеру власти, — поторопился добавить Отани, окончательно снимая вину со своего господина и перекладывая ее на врага.

совершал. А если Сано собирался выступить против влиятельного Янагисавы и нарушить их перемирие, которое три года служило ему защитой, следовало готовиться к битве не на жизнь, а на смерть.

— Я хочу запастись уликами против Янагисавы, прежде чем шагну в огонь, — пояснил Сано.

10

Поместье канцлера Янагисавы располагалось на отдельном участке земли в эдоском дворце. Стражники на смотровых башнях и высокие каменные стены, увенчанные острыми пиками, держали взломщиков на расстоянии. Особняк представлял собой лабиринт сообщающихся флигелей, окруженный бараками вассалов. Глубоко внутри укрепленной сердцевины находились личные владения канцлера. Янагисава сидел за столом на помосте в своем кабинете, где всю стену занимала рисованная карта Японии. У помоста стояли на коленях двое мужчин. Один — Като Кинхидэ, советник сёгуна по государственным финансам, член совета старейшин и главный соратник Янагисавы. Другой — первый вассал Янагисавы, Мори Эйгоро.

— Какие известия о состоянии военной казны? — спросил Янагисава.

Като развернул на столе свиток. У советника сёгуна было широкое, доброжелательное лицо, глаза и рот казались прорехами на потертой кожаной маске.

— Вот сегодняшний баланс. — Он указал на выведенные чернилами цифры. — А тут подношения, которые мы рассчитываем получить от наших союзников.

Янагисава подпер рукой подбородок и нахмурился при виде сумм. У властителя Мацудайры в военной казне, несомненно, больше. Янагисаву терзали сомнения, мудро ли он поступает, бросая вызов властителю Мацудайре. Но было уже слишком поздно для опасений. А решительность выигрывала много неравных битв.

— Сколько у нас людей? — продолжил Янагисава.

— На данный момент в Эдо пять тысяч, — сказал Мори. Его гибкое, ладное тело контрастировало с рябым лицом, набрякшими веками и беспутным видом. — Еще две тысячи на подходе из провинции.

Но у властителя Мацудайры целая армия Токугавы. Янагисава затянулся из серебряной курительной трубки, пытаясь успокоить нервы. Комнату заволокло едким дымом. Возможно, это начало конца.

— Как продвигается наша кампания по устранению противников в бакуфу? — поинтересовался Янагисава.

Като вынул еще один свиток, содержащий список клеветников. Ткнул в три имени.

— Этих больше нет, — сообщил он. — Я убедил их принять назначения в далеких северных провинциях. Они не решились поставить на властителя Мацудайру, защищая свои семьи от вас. — Палец Като указал на имя вверху списка. — Я обнаружил, что он ворует и продает рис из поместий Токугавы. Сказал ему об этом. Больше он никогда не осмелится пойти против вас.

Удовлетворение притупило страхи Янагисавы.

— Очень хорошо, — кивнул он. — Что у нас с союзниками?

Мори развернул третий свиток. Обвел пальцем четыре имени в конце списка.

— Вчера эти люди присягнули вам на верность.

— Жаль, что у них нет войск и средств, — заметил Като.

— Большинство из тех, у кого есть, выбрали сторону давным-давно, — покачал головой Янагисава. — Сейчас определились почти все. Хотя есть и одно явное исключение.

— Сано Исиро? — уточнил Като.

Янагисава кивнул.

— Но Сано противится нашим попыткам заполучить его, — посетовал Мори. — Думаю, случай безнадежный.

— Посмотрим, — проговорил Янагисава.

Они с Като и Мори задумались над свитком, покуривая трубки.

— Одного человека мы можем вычеркнуть. — Янагисава взял со стола кисть, окунул ее в чернила и зачеркнул имя главного старейшины Макино.

— Как нам повезло, что он умер именно сейчас, — порадовался Като.

— Верно, — согласился Мори. — Решив присоединиться к фракции властителя Мацудайры, он стал для нас смертельно опасен.

— Вы никогда не рассказывали, как догадались, что он намерен переметнуться, — обратился Като к Янагисаве.

— Макино начал намекать, что хочет больше денег и власти в обмен на свою поддержку, — объяснил Янагисава. — Я не обращал на него внимания, потому что он и так свое получал. Но не сомневался, что он попытается удовлетворить жадность где-то в другом месте.

— Вот мы и организовали за ним слежку, — подхватил Мори. — Шпионы несколько раз видели, как он разговаривал с племянником властителя Мацудайры Даемоном.

— В последнее время Макино начал побаиваться, что мы проиграем, — продолжил Янагисава. — Сложив воедино его жадность, страх и встречи с врагом, мы сделали вывод, что вскоре он нас предаст.

В глазах Като блеснуло восхищение проницательностью Янагисавы.

— Макино мог принести много вреда, шпионя для властителя Мацудайры и притворяясь, что он все еще верен нам. Хорошо, что вы его подловили.

— Мы должны быть благодарны тому, кто устранил его и избавил нас от неприятностей, — сказал Мори.

Канцлер заметил, как соратники избегают его взгляда. В воздухе сгустилось подозрение, что своей удачей они обязаны Янагисаве. Осведомленность о предательстве Макино давала ему отличный повод желать смерти бывшего союзника. Канцлеру удалось внедрить в поместье Макино шпиона, которому он мог отдать приказ об убийстве. Но Янагисава не ответил на молчаливый вопрос, виновен он или нет. Он бы не признался в преступлении даже близким друзьям, зная, что они могут обмануть его доверие так же, как Макино. Не заявил бы он и о своей невиновности, потому как хотел, чтобы его считали способным на убийство всякого, кто перейдет ему дорогу. Устрашение — первейшее средство подчинения.

Страх за собственное будущее тревожил канцлера больше всего.

— Смерть Макино не такое уж и благо, — сказал Янагисава. — Расследование — угроза не менее серьезная, чем та, которую когда-либо представлял Макино.

Над кабинетом канцлера Янагисавы изящный резной потолок пронзало отверстие размером с монету. Возле него на татами лежала госпожа Янагисава и подглядывала за канцлером, Като и Мори. До нее долетали их голоса. Рядом устроилась ее дочь Кикуко. Одеяло укрывало их от влажного зимнего холода. Тусклый дневной свет, проникавший сквозь решетки остроконечного фронтона, падал на их лица. Поблизости скреблись грызуны, чей едкий запах отравлял замшелый воздух. Но госпожа Янагисава не замечала неудобств места, откуда привычно следила за канцлером. Все ее внимание сосредоточилось на нем, прекрасном, умном и властном супруге, которого она боготворила.

Все десять лет их брака она вопреки логике надеялась, что он тоже полюбит ее. Их союз был заключен в угоду политике. Она принадлежала к богатому клану, родственному Токугаве, и канцлер женился на ней из-за приданого и связей. Зачем еще ему понадобилась бы такая безобразная, лишенная очарования женщина? Он спал с ней первые несколько месяцев после свадьбы, потом, когда она понесла, перестал. Узнав, что их ребенок умственно неполноценный, канцлер больше ни разу не притронулся к жене. Годами он игнорировал ее и Кикуко. Но хоть его равнодушие и мучило госпожу Янагисаву, она все еще мечтала завоевать любовь мужа.

Последние события дали ей новый повод надеяться.

Похищение, устроенное Королем Драконом, и близкое знакомство со смертью научили госпожу Янагисаву, что жизнь коротка, и те, кто слишком долго ждет, могут умереть, так и не дождавшись. Она нашла в себе силы превозмочь природную стеснительность. Вместо того чтобы шпионить за мужем издалека, госпожа Янагисава решилась подобраться к нему так близко, чтобы он не смог ее не заметить. Вначале ей не хватало смелости заговорить, но однажды, столкнувшись с мужем в саду, она пробормотала:

— Доброе утро, мой господин.

И — о чудо из чудес! — он ответил!

Призвав на помощь всю свою отвагу, госпожа Янагисава постепенно проникала в его жизнь. Редкими вечерами, когда муж не уходил из дома, прислуживала ему за ужином. Канцлер говорил о политике, изливал ярость на врагов, праздновал победы. Госпожа Янагисава дорожила этими вечерами и привилегией быть подле него. Но все же канцлер никогда не говорил жене ничего личного, обращаясь с ней как с преданной служанкой. Его взгляд никогда не останавливался на ней, никогда не отражал страсть, которая сжигала ее изнутри.

Потом однажды ночью она рассказала мужу, как чуть не убила Рэйко на острове Короля Дракона. То был единственный раз, когда Янасигава посмотрел на нее с подлинным интересом. Это придало ей еще больше мужества. Она зачастила в его спальню, где он ночевал с тех пор, как его оставил уполномоченный полиции Хосина. По утрам приносила чай и помогала канцлеру одеваться. По вечерам во время купания мыла его, прежде чем он ложился в постель. Вид его обнаженного тела наполнял ее таким желанием! Но канцлер ничем не показывал, что хочет ее. Госпожа Янагисава не понимала, почему он подпускает ее так близко. Может, наслаждался муками жены, может, чувствовал себя одиноким после разрыва с Хосиной.

Теперь, слушая разговор канцлера с Като и Мори, госпожа Янагисава понимала, что у мужа неприятности. А значит, у нее снова есть шанс. В голове зрели смутные планы, как привязать к себе мужа и воплотить сердечные мечты.

— Не может ведь Сано подозревать, что главного старейшину Макино устранил кто-то из вашей фракции, — сказал Като канцлеру Янагисаве. — Когда он заявил, что Макино убили, вы мастерски изобразили огорчение. Я сам почти вам поверил. А уж Сано с сёгуном и подавно.

Гордость за свои актерские способности не помешала Янагисаве возразить:

— Я всего лишь выиграл время, чтобы мы успели себя обезопасить. Узнав о предательстве Макино, Сано тут же поймет, что главный старейшина был нужен мне мертвый, а не живой.

— Мы ему не скажем, — заметил Мори.

— Зато скажут Даемон и властитель Мацудайра, если уже не сказали, — парировал Янагисава. — Они-то все сделают, лишь бы спасти собственную шкуру и подставить меня. Я стану главным подозреваемым.

Сано вызывал у канцлера угрюмое восхищение.

— Он похож на пса, который не выпустит кость, даже если она его укусит.

— Что будем делать? — От мрачных предчувствий дубленая кожа Като пошла складками.

— Очевидно, пытаться привлечь Сано на нашу сторону, — ответил Янагисава. — А если не удастся, придумывать запасной план, как отвести от себя подозрение и в то же время ослабить позиции Мацудайры.

Тут Янагисава услышал шум в коридоре, где был специально положен соловьиный пол, издающий громкий скрип, когда на него ступают. Не многих допускали в личные владения канцлера, и этого человека Янагисава узнал по звуку шагов. Он отпустил Като и Мори. Когда они ушли, крикнул в открытую дверь:

— Входи!

Вошел его сын Ёритомо, семнадцати лет от роду, копия Янагисавы в молодости. Он обладал той же грацией и поразительной красотой. Но походка юноши отдавала неуверенностью, на лице всегда лежала тень сомнений. Свой милый, ранимый вид воплощенной невинности он унаследовал от матери, которая приходилась родственницей Токугаве и раньше была фрейлиной во дворце, где Янагисава и насладился с ней короткой любовной интрижкой.

Мальчик осторожно встал перед канцлером на колени и поклонился, Янагисава смотрел на него с собственнической привязанностью. Ёритомо затрагивал потайные струны в сердце отца. Их связывала одна кровь. К тому же Ёритомо был не только плодом от семени Янагисавы, но и его средством достижения власти.

— Прошу прощения, что оторвал тебя от дел, досточтимый отец. — Голос Ёритомо отдавался слабым, незрелым эхом голоса Янагисавы. — Но я подумал, ты должен знать: сёгун только что послал за мной.

— Отлично! — обрадовался Янагисава. — В пятый раз за месяц! Сегуна все больше к тебе влечет.

А Даемон — по слухам, бесспорный наследник — теряет каждое мгновение, которое сёгун проводит с Ёритомо. Когда сёгун назовет официального преемника, Янагисава хотел бы услышать имя своего сына, а не племянника властителя Мацудайры.

— Ты хорошо потрудился, привязывая к себе нашего господина, — похвалил Янагисава.

Ёритомо вспыхнул от удовольствия. Янагисава вспомнил, как навещал мальчика и его мать в уединенном деревенском особняке, куда сам же их и поселил. Ёритомо не единственный ребенок, которого Янагисава растил таким образом, — у него было пять сыновей, все от разных женщин, живущих в отдельных домах. Он регулярно наведывался ко всем, укрепляя свой авторитет в их глазах и выискивая, чем они могут быть полезны. Но Ёритомо не только имел больше шансов привлечь сёгуна. Он с младенчества очень привязался к отцу.

Когда бы Янагисава ни заехал, малыш бежал к нему, раскинув ручонки для объятий. Позже Ёритомо отвечал вслух уроки и демонстрировал отцу свои достижения в боевых искусствах. Он всегда превосходно справлялся с тем и с другим, но после стоял, напряженный от страха, ожидая приговора Янагисавы. Если отец критиковал его, мальчик едва сдерживал слезы, если хвалил — сиял, словно получил Божье благословение. Ёритомо и по сей день не оставлял стараний угодить Янагисаве. Это трогало канцлера и одновременно давало ему шанс сделать следующим сёгуном своего сына и править через него Японией.

Ёритомо кротко произнес:

— Благодарю за похвалу, досточтимый отец, но я не заслужил ее. Я преуспел с сёгуном только благодаря обучению, которое оплатил мне ты.

Пару лет назад Янагисава нанял одного из лучших продажных мужчин в Эдо, чтобы тот наставлял Ёритомо в искусстве мужской любви. Ёритомо не испытывал влечения к мужчинам, но покорно учился приемам, которые больше всего нравились сёгуну. Когда в прошлом году Янагисава, представив Ёритомо ко двору, тайно подсматривал за ним с сёгуном в спальне, Ёритомо действовал так умело, что привел сёгуна в восторг.

— Его превосходительство нельзя заставлять ждать, — спохватился Янагисава. — Поторопись.

— Да, почтенный отец, — послушно встал Ёритомо.

Но Янагисава заметил, что сын колеблется. Приступы угрызений совести беспрестанно терзали канцлера с тех пор, как он впервые подложил Ёритомо под своего господина. Он по опыту знал, что слабое старое тело сёгуна доставляло мало удовольствия даже тем, кто предпочитал мужчин. Секс с сёгуном мог вызывать у Ёритомо лишь отвращение. Слишком хорошо помня, что его собственный отец точно так же использовал Янагисаву, чтобы увеличить состояние семьи, канцлер мучился от вины, стыда и жалости к сыну.

Он торопливо перехватил Ёритомо у двери, положил руки ему на плечи и заглянул в чистые, бесхитростные глаза.

— Ты ведь понимаешь, зачем тебе надо ублажать сёгуна? — спросил Янагисава.

— Да, почтенный отец, — сказал Ёритомо. — Я должен занять место племянника властителя Мацудайры и стать бесспорным наследником. Когда сёгун умрет, я буду военным правителем вместо него.

Янагисава внушал ему это все пять лет с тех пор, как выбрал мальчика для воплощения своих политических амбиций.

— А зачем тебе это? — продолжил Янагисава, желая удостовериться, что Ёритомо твердо запомнил урок.

— Чтобы править Японией с твоей помощью, досточтимый отец, — тут же откликнулся Ёритомо. — Чтобы мы вдвоем получили высшую власть над всеми.

— Что случится, если сёгун умрет и не оставит тебя наследником? — задал последний вопрос Янагисава.

— Мы потеряем защиту его превосходительства и контроль над бакуфу, — перечислил Ёритомо. — Мы будем уязвимы для врагов. Стать военным правителем — единственный для меня способ пережить смену власти.

В голосе Ёритомо звенела убежденность. Он распрямился в твердой решимости достичь цели, поставленной отцом. Янагисава твердил себе, что превратил Ёритомо в шлюху ради выживания, и это его оправдывало. Властитель Мацудайра сделал бы то же самое с Даемоном, если бы тот сам охотно не удовлетворял всех подряд. Даемон, распутник, спавший и с мужчинами, и с женщинами, не нуждался в уроках, чтобы подарить сёгуну наслаждение. И все-таки Янагисаву не покидало чувство вины перед Ёритомо.

— Ты понимаешь, что себя я раню не меньше, чем тебя? — настойчиво спросил он. — Ты понимаешь, что если бы был другой путь, я не стал бы просить от тебя столь многого?

— Да, почтенный отец, понимаю! — искренне и пылко ответил Ёритомо. — И с радостью сделаю все, что ты прикажешь, ибо ты знаешь, как будет лучше для нас обоих.

— Спасибо, сын. Надеюсь, когда-нибудь и ты поблагодаришь меня.

Успокоенный словами Ёритомо, переполненный любовью, Янагисава стиснул плечи сына, потом отпустил его.

Ёритомо раскинул руки, словно хотел обнять отца. Перед Янагисавой промелькнуло видение из прошлого: малыш бежит ему навстречу. Тут Ёритомо вспомнил, что он больше не ребенок. Юноша уронил руки, поклонился и вышел из комнаты. Янагисаву терзали боль и сомнения. Если его обвинят в убийстве главного старейшины Макино, если он проиграет битву с властителем Мацудайрой, тогда его единственной надеждой останется Ёритомо.

Госпожа Янагисава и Кикуко стояли у приоткрытой двери в кабинет канцлера. Янагисава уселся за стол. Кисть в его руке принялась порхать по листу, оставляя изысканно выведенные иероглифы. Сердце госпожи Янагисавы зачастило от возбуждения, которое она всегда испытывала рядом с мужем.

Не поднимая головы, канцлер бросил ей:

— Не стой там столбом, заходи.

Госпожа Янагисава прокралась в комнату. Воздух был напоен чувственной энергией, которую излучал ее муж. Он поднял взгляд и увидел Кикуко, следующую за матерью. Лицо канцлера потемнело.

— Сколько раз тебе говорить, что я не желаю ее видеть? — прогремел он.

Янагисава не любил вспоминать, что породил идиотку, хоть и винил за слабоумие Кикуко жену. Но госпожа Янагисава надеялась, что когда-нибудь он заметит, какая их малышка хорошенькая и милая. То, как он обращался с дочерью, больно ранило госпожу Янагисаву, но даже это не могло ослабить ее любовь или потребность в муже.

— Прости, — кротко молвила она и повернулась к Кикуко: — Иди в свою комнату, дорогая.

Кикуко, обычно тихая и послушная, вцепилась в рукав госпожи Янагисавы. Ее счастливое личико омрачилось.

— Я хочу с мамой.

Госпожа Янагисава поняла, что дочь ревнует ее к новым отношениям с канцлером. Кикуко устала мириться с тем, что ее отсылают из-за мужчины, который был для нее враждебным чужаком. Она не понимала, почему должна делить с ним мать. Но хотя госпожа Янагисава терпеть не могла обижать Кикуко, позволить дочери встать между собой и мужем она тоже не могла.

— Ты должна уйти, — повторила она, подталкивая Кикуко к двери.

— Я не хочу уйти! — крикнула Кикуко и захныкала. Потом упала на пол, колотя ручонками, брыкаясь и визжа.

— Убери ее отсюда! — рассвирепел канцлер.

Отчаянно пытаясь сохранить свое место в его жизни, госпожа Янагисава вынесла бьющуюся в истерике Кикуко из кабинета и бросила на руки служанке, которая проходила по коридору.

— Проводи Кикуко-тян в ее комнату, — приказала госпожа Янагисава.

Когда служанка уносила девочку, та кричала:

— Мама, мама!

Борясь с желанием броситься вслед за любимой дочерью, госпожа Янагисава вернулась к мужу. Тот порывисто мерил комнату быстрыми шагами, как всегда, будучи взволнован.

— Еще раз, и я отошлю девчонку, — заявил он.

Госпожа Янагисава сдавила рукой горло. Чтобы он выставил из дома собственного ребенка и разлучил ее с Кикуко?! Сокрушенная жестокостью канцлера, она вдруг вспомнила доклады своих шпионов в доме Рэйко, которые расписывали, как Сано, смеясь, возится с Масахиро. Сано обожал своего ребенка. Сано никогда не стал бы обращаться с Рэйко, как канцлер с госпожой Янагисавой. По словам шпионов, Сано страстно любил жену почти каждую ночь. Рэйко не приходится уподобляться собаке, выпрашивая крохи внимания. Госпожа Янагисава кипела от гнева и ненависти к Рэйко, которой повезло гораздо больше, чем ей.

— Прости меня, — сказала она, садясь на колени и смиренно кланяясь мужу. — Я прослежу, чтобы Кикуко вела себя подобающе.

— Смотри, — предупредил канцлер, не прекращая ходить по комнате. — Мне сейчас и так расстройств хватает.

— Да, мой господин, — пробормотала госпожа Янагисава. — Я знаю, что у тебя неприятности.

Он остановился и пронзил ее взглядом.

— Откуда?

Госпожа Янагисава не хотела еще больше злить супруга признаниями, что следит за ним.

— Может, я и дам тебе шанс удивить меня, — сказал он.

Тут в дверях появился его главный секретарь:

— Простите, досточтимый канцлер, но поступили новые доклады об армии властителя Мацудайры.

Канцлер щелкнул пальцами, выпроваживая супругу. На сей раз она не возражала. Госпожа Янагисава торопливо покинула кабинет, исполненная такого радостного предвкушения, что выбежала в холодный, мокрый сад, где закружилась в буйном танце.

Она поможет своему возлюбленному мужу победить властителя Мацудайру и добиться высшей, постоянной власти в бакуфу. Любовь канцлера будет ей наградой. Когда он станет правителем Японии, а она будет подле него, ей больше не придется завидовать Рэйко.

11

Поздно ночью Рэйко сидела в своей комнате и сушила свежевымытые волосы над угольной жаровней. У дверей показалась ее старая няня, О-суги.

— Твой почтенный супруг прибыл.

— Хорошо.

Рэйко не терпелось узнать о ходе расследования и рассказать, что она выяснила.

Сано все не приходил, и Рэйко отправилась за ним сама. Она нашла мужа у кухни, низкого здания в глубине поместья, где повара готовили неимоверное количество пищи, чтобы накормить всех обитателей. Сано с двумя слугами стоял во дворе, где был вырыт колодец, горели на открытом воздухе очаги и лежали кухонные принадлежности. Сано держал фонарь, а слуги передвигали громадный деревянный чан.

— Вот. — Сано показал на ход в земле под чаном. — Сейчас же его забейте.

— Да, господин, — хором ответили слуги.

Рэйко тряслась от ледяного ветра, наблюдая за ними с веранды.

— Что ты делаешь? — крикнула она Сано.

— Затыкаю дыру в нашей обороне. Любой, кому удастся перелезть через стену, может проникнуть через этот ход в подвал и дальше в дом.

Рэйко удивленно посмотрела на подземный ход.

— Я ничего о нем не знала.

— И я тоже до сегодняшнего дня, — согласился Сано.

— Кто тебе рассказал? — спросила Рэйко.

— Племянник властителя Мацудайры Даемон. Впрочем, это длинная история. Пойдем внутрь.

В их комнате Рэйко подогрела саке, принесенное служанкой, и разлила в чашки. Они выпили, и Сано поделился событиями дня.

— Значит, теперь главные подозреваемые Даемон и канцлер Янагисава, — подвела итог Рэйко, встревоженная опасным поворотом расследования. — Кого бы ты ни выбрал, неприятности обеспечены.

Сано кивнул:

— И похоже, у Янагисавы мотив посерьезнее.

— Ты удостоверился, что Макино хотел перейти на другую сторону и у канцлера был повод его убить? — спросила Рэйко.

— Не совсем, — покачал головой Сано. — Я действительно нашел потайную дверь, которой воспользовался Даемон, чтобы улизнуть из поместья Макино. То есть какая-то правда в его словах была. Еще побеседовал со своими осведомителями в бакуфу. Они говорят, что слышали о разрыве Макино с Янагисавой.

— Может, слухи распространял клан Мацудайра, чтобы тебя запутать?

— Может. Тогда понятно, отчего они всплыли только сейчас, когда Даемон стал подозреваемым и нуждается в подтверждении своей истории. Но я не могу отмахнуться от слухов только потому, что не хочу в них верить.

Угли шипели в жаровне, ветер сотрясал особняк, а они размышляли о канцлере Янагисаве в роли главного подозреваемого. Хотя властитель Мацудайра был не менее жестоким, Рэйко предпочитала, чтобы Сано копал под него, потому что Янагисаву боялась больше. Именно Янагисава, а не властитель Мацудайра, строил козни против Сано в прошлом. Если Сано обвинит Янагисаву в убийстве, их перемирию придет конец.

— Свидетельства против Янагисавы не снимают подозрения с домочадцев Макино, — напомнила Рэйко. — Судя по тому, что ты мне рассказывал, у них было больше всего возможностей убить Макино. А в их показаниях много сомнительного. Ты можешь надавить сильнее и выжать из них информацию?

— Постараюсь, — пообещал Сано. — Но от чрезмерного давления случаются ложные признания. А мне нужна лишь правда.

— Если кто-то из них окажется виновным, это решит многие проблемы.

Сано кивнул в знак того, что понял ее намек. Удобнее всего было бы свалить вину за убийство на кого-то из домашних Макино.

— Янагисава и властитель Мацудайра хотели бы обвинить в убийстве друг друга, но и один, и второй будут меньше на меня злиться, если я назову преступником кого-то со стороны. И все же я не рискну наказать за убийство невиновного, — твердо заявил он. — Даже заботясь о собственных интересах.

— Я бы и не стала тебя об этом просить, — сказала Рэйко. — Но может, ты хотя бы продолжишь заниматься подозреваемыми из поместья Макино?

— Конечно, — заверил Сано. — Завтра, пока они будут на похоронах, я разузнаю об их прошлом.

— Тут я могу тебе кое-чем помочь, — проговорила Рэйко. — Я сегодня навещала подруг. Ходят слухи, что жена Макино когда-то была служительницей при храме Асакуса Дзиндза. А его наложница жила с купцом по имени Ракуами.

Сано заинтересованно поднял брови и одобрительно кивнул:

— Теперь мне есть с чего начать.

— Жалко, что я не сумела выяснить, как обстояли дела в доме Макино, — повинилась Рэйко. — Но люди главного старейшины не слишком общительны. Никто не рассказал мне, как Макино ладил с домочадцами.

— Мои осведомители тоже не преуспели, — согласился Сано. — Только обитатели поместья знают, какая атмосфера царила во владениях Макино. А поскольку они все либо потенциальные, либо настоящие подозреваемые, я не могу полагаться на их слова. — Сано расстроенно поджал губы. — Я подумывал устроить одного из сыщиков шпионом среди прислуги. Но внезапно явившемуся чужаку вряд ли поверят, когда угрожает обвинение в убийстве.

И вдруг Рэйко осенило. Сердце часто забилось от волнения, дерзости и трепета.

— А что, если бы у тебя появился почти невидимый шпион?

— Тогда я бы раскрыл преступление в момент, — рассмеялся Сано, приняв ее предложение за шутку.

— Я серьезно, — сказала Рэйко. — Ведь у тебя он есть.

Сано озадаченно посмотрел на нее:

— О ком ты?

— О себе, — ответила Рэйко.

— Ты? — удивленно воскликнул Сано.

— Да. Я могла бы прислуживать женщинам. — Загоревшаяся идеей Рэйко проигнорировала потрясенный взгляд Сано. — Хозяева редко замечают служанок и не скрывают от них свою личную жизнь. Если ты устроишь меня в дом Макино, я смогу шпионить сколько душе угодно, меня не заподозрят, даже дважды никто не посмотрит.

— Я замечаю служанок, — возразил Сано. — Самурай всегда знает, кто рядом с ним.

— Кто приносил нам саке? — спросила Рэйко.

Сано задумался. В глазах отразилось замешательство.

— О-аки, — победоносно заявила Рэйко. — Ты не помнишь, потому что не заметил ее.

— Ты заметила, — обратил внимание Сано.

— Я не такая, как все, спасибо госпоже Янагисаве.

Только тщательно следя за прислугой и выискивая тех, кто проявлял к ней слишком большой интерес, Рэйко могла избавиться от шпионов безумной женщины.

— Но я никогда не говорю ни о чем важном, когда поблизости служанки, — привел довод Сано.

— Просто жизнь научила тебя скрытности, — объяснила Рэйко. — Думаю, жена и наложница Макино не осторожнее большинства людей.

— Ладно, ты победила, — неохотно сдался Сано. — Но чтобы я, чиновник, переодел собственную жену и отправил ее шпионить…

Он взмахнул рукой, отметая саму мысль.

Рэйко взглядом напомнила мужу, сколько раз они делали то, что неприемлемо для других.

— Я могу зайти в гости к Агэмаки с Окицу и спросить их в лоб, но даже последняя дура не станет ни в чем признаваться жене сёсакана-сама. А если Макино убила одна из женщин, ей хватило ума прибраться на месте преступления и скрыть все следы.

— Если убийца в поместье, тебе будет там слишком опасно, — предупредил Сано. — Человек, рискнувший убить высокопоставленного политика Макино, не задумываясь лишит тебя жизни, если ты попадешься.

— Я буду осторожна, — настаивала Рэйко. — К тому же я обучалась боевым искусствам, а жена и наложница Макино — нет. Я с ними справлюсь.

— Не забывай, что двое из подозреваемых мужчины, — спорил Сано. — Убийцей может оказаться кто-то из них.

— Я уже билась с мужчинами и побеждала, — напомнила Рэйко.

Внезапно в голове полыхнуло воспоминание. Рэйко на миг перенеслась к горной дороге, где сражалась с людьми Короля Дракона. Похищение научило ее не переоценивать свои силы. Рэйко ощутила, как накатывает жуткий приступ. На сей раз панику, рожденную прошлыми бедами, подпитывал новый страх — того, что может случиться в доме Макино. Она пережила встречу с одним убийцей, но повезет ли ей вновь?

Она глотнула саке, смиряя панику и надеясь, что муж ничего не заметил. Рэйко не говорила ему о приступах, не хотела беспокоить. Узнай Сано о них, запретит не только шпионить, но и вообще помогать в расследованиях.

Сано смотрел, как трясутся ее руки, обхватившие чашку с саке.

— Почему ты дрожишь? — спросил он. — Что случилось?

— Ничего, — проговорила Рэйко.

К ее облегчению, приступ отступил, но Сано озабоченно уставился на жену.

— Я не позволю тебе рисковать собой. Расследование — моя обязанность, не твоя.

Рэйко боялась выйти из дома и подвергнуться, быть может, даже худшим опасностям, чем во дворце Короля Дракона, но ей было необходимо сдать этот экзамен — проследить за домочадцами Макино.

— Мой долг — помогать тебе, — сказала она.

Сано печально покачал головой и сжал ее руки.

— Я едва не потерял тебя из-за Короля Дракона. Я не могу тобой рисковать.

— Но не пуская меня, ты рискуешь всей нашей семьей. — Рэйко высвободила руки из тисков Сано. — Не доказав вину кого-то из поместья Макино, ты будешь вынужден взяться за канцлера Янагисаву и властителя Мацудайру. Ни один из них не хочет быть наказанным за убийство лучшего друга сёгуна. Они скорее убьют тебя, чем примут казнь. Может, ты и не против пожертвовать жизнью ради чести, но как же мы с Масахиро?

Лицо Сано омрачилось при мысли, что его жена и сын останутся одни на милость жестокого мира. Он проговорил:

— Ты можешь не найти улик против жены и наложницы Макино, даже если я отправлю тебя за ними следить.

Рэйко кивнула, признавая логичность его предположения, однако не сдалась:

— Что, если ты не распутаешь дело? Сёгун казнит тебя вместе с семьей и вассалами.

Самурай, ослушавшийся приказа сёгуна, считался преступником, а закон гласил, что родственники и близкие соратники нарушителя разделяют его наказание.

— Давай будем надеяться, что я не подведу. — Сано явно ужаснула мысль Рэйко. — Раньше я всегда справлялся. Справлюсь и теперь — не впутывая тебя.

— Вообще-то в поместье Макино мне будет даже безопаснее, чем дома, — заявила Рэйко.

— Как это? — озадачился Сано.

— Госпожа Янагисава все еще не оставила меня в покое, — объяснила Рэйко. — Мне надо где-то укрыться на время, чтобы придумать, как с ней бороться.

— В доме главного старейшины Макино? — Сано недоверчиво взглянул на жену. — Из огня да в полымя?

— Госпожа Янагисава и ее соглядатаи удивятся, куда я делась, но им никогда не придет в голову искать меня там, — настаивала Рэйко. — Я буду избавлена от нее и полезна тебе.

Сано уставился в потолок. Его грудь ходила ходуном. Рэйко чувствовала, что он взвешивает угрозы, исходившие от госпожи Янагисавы, фракций, подозреваемых и самого расследования. Она с тревогой ждала, пока он обдумает все доводы.

Наконец Сано нарушил молчание:

— Я не могу привести тебя в поместье и велеть людям Макино взять новую служанку. Они догадаются, зачем мне это.

Рэйко улыбнулась. Сано перешел к деталям — значит, принял ее план. По спине пробежал озноб — перспектива уйти из дома на поиски убийцы превратилась в жуткую реальность.

— С этим мы что-нибудь придумаем, — сказала она.

— Я не могу отпустить тебя одну, — упорствовал Сано.

— И с этим тоже.

Сано умолк на долгий миг. Потом кивнул. Рэйко, разрываясь между страхом и триумфом, заключила Сано в объятия. Он прижал ее к себе.

— Я пойду завтра, — предложила Рэйко. — Обещаю вызнать такое, что ты не пожалеешь о своем решении.

— Обещаю, что ничего плохого с тобой не случится, — ответил Сано.

Рэйко прижималась лицом к груди мужа, поэтому ни она, ни он не видели выражения лиц друг друга.

12

Утро похорон главного старейшины Макино выдалось чистым, ярким и холодным. По чиновничьему району эдоского дворца двигалась процессия во главе с самураями, одетыми в черное, с белыми фонарями на шестах. Ветер трепал золотые бумажные лотосы, которые несли другие самураи. За ними следовали священники, звякая в колокольчики, ударяя в барабаны, разбрасывая по дороге лепестки роз и помахивая курильницами, чей дым наполнял зимний воздух ароматами. Перед гробом Макино ехал на лошади Тамура с похоронной дощечкой в руках. Дальше снова шли священники, напевающие сутры, а за ними несли три паланкина с женой Макино, наложницей и актером.

Сано стоял у ворот с Хиратой и несколькими сыщиками. Они держали поводья и наблюдали за процессией, направлявшейся к месту кремации на берегу реки. Хирата нарушил молчание:

— Вижу, Окицу стало лучше.

Судя по голосу, он был рад, что допрос не причинил девушке особого вреда. Сано кивнул, занятый собственными тревогами, которые внушал ему план, придуманный с Рэйко ночью.

Последними в процессии выступала домашняя прислуга — мужчины в черном, женщины в белом. За ними тянулись несколько самураев-чиновников.

— Не многие пришли проводить Макино в последний путь, — заметил сыщик Марумэ.

— Все боятся покидать дворец, — объяснил сыщик Фукида. — Не хотят пропустить новые политические события.

В кильватере одной процессии прибыла вторая, состоящая из двух конных самураев, Ибэ с Отани и их людей, призванных на помощь, чтобы следить за работой Сано.

— Какие планы на сегодня? — спросил Ибэ.

— Покопаемся в прошлом подозреваемых из дома главного старейшины, — ответил Сано. — Я беру на себя первого вассала и актера. Хирата — жену и наложницу.

Хирата взглянул на Сано с благодарностью за шанс возместить вчерашнее фиаско, но Ибэ с Отани разразились протестами.

— Нам следовало бы искать улики против племянника властителя Мацудайры Даемона, а не терять время на посторонних, — возмутился Ибэ.

— А мне кажется, лучше поискать улики против канцлера Янагисавы, — торопливо возразил Отани.

У Сано лопнуло терпение. Зря он поддался на уговоры и отпустил Рэйко в поместье Макино. Напряженный и взвинченный, он больше не мог выносить Ибэ и Отани.

— Сделаем, как я скажу! — отрезал Сано.

Он не упомянул, что займется канцлером Янагисавой и Даемоном, когда придет время. Промолчал и о плане Рэйко. Только Хирата и пара доверенных сыщиков знали, что Сано связался с человеком, который должен был ему ответную любезность и устроил жену на работу в дом Макино.

Сано бросил Отани и Ибэ:

— Если хотите что-нибудь доложить своим хозяевам, идемте с нами.

Он и пять сыщиков вскочили на лошадей и поскакали по улице. Хирата и другие пять двинулись в противоположном направлении. Отани и Ибэ обменялись негодующими взглядами. Потом Ибэ отослал половину своих людей вслед за Хиратой, а сам с оставшимися кинулся догонять Сано. Отани тоже разделил свою команду и поторопился за Хиратой.

— Куда мы едем? — спросил Ибэ Сано, когда они со своими людьми миновали пропускной пункт в извилистом, обнесенном стеной проходе между чиновничьим районом и дворцом.

— В штаб-квартиру мэцуке, — ответил Сано.

Мэцуке была службой разведки Токугавы, охранявшей власть правителя Японии. Агенты мэцуке сравнивали и толковали информацию, собранную огромной сетью шпионов и осведомителей. Сано хотел воспользоваться этим кладезем полезных сведений о горожанах.

Он и его свита оставили лошадей перед дворцом. Потом прошли по лабиринту коридоров, правительственных кабинетов и приемных зал в комнату, разделенную бумажными ширмами на деревянном каркасе. Внутри, между столами, заваленными свитками, футлярами для сообщений и письменными принадлежностями, суетились люди. Чиновники курили трубки, вместе размышляя над картами, что висели на стенах, и приглушенными голосами обменивались короткими фразами. Сано заметил, что политические волнения заставили агентов мэцуке работать без продыха, чтобы успевать за всеми новостями и заботиться о собственной судьбе.

Пока он мешкал у двери, агенты заметили их компанию. Разговоры постепенно угасли. Сано скользнул взглядом по обращенным к нему лицам, но не нашел того, кого искал.

— Мне нужен Тода Иккю, — наконец объявил он.

Из шеренги агентов вышел самурай, одетый в серое. Поклонился Сано:

— Здравствуй, сёсакан-сама.

Сано поклонился в ответ:

— Здравствуй, Тода-сан.

Тода, старший агент разведки, обладал такой заурядной внешностью, что Сано постоянно забывал, как он выглядит, даже после стольких консультаций по предыдущим расследованиям. Он был не низкий, не высокий, нетолстый, не худой, не старый и не молодой. Его лицо никто бы не запомнил — преимущество в его профессии.

— Дай догадаюсь, — сказал Тода. — Вам нужна помощь в расследовании убийства главного старейшины Макино.

Только сейчас его поведение и голос уставшего от жизни человека возбудили у Сано смутное воспоминание. Тода окинул взглядом людей, выстроившихся за спиной сёсакана.

— И ты привел с собой наблюдателей, которых назначили канцлер Янагисава и властитель Мацудайра.

Как обычно, Тода демонстрировал прекрасную осведомленность о делах бакуфу. Он сдвинул в сторону перегородки, увеличивая пространство вокруг своего стола.

— Прошу, располагайтесь, — пригласил он.

— Спасибо, — поблагодарил Сано и вместе с сыщиками опустился на колени на полу.

Ибэ со своими людьми и наблюдатели от властителя Мацудайры столпились вокруг. Сано знал, что, несмотря на теплый прием, Тода очень неохотно делится информацией: мэцуке ревниво охраняла знания — источник своей уникальной силы. Но Тода не осмелился отказать в помощи сёсакану-сама, который разыскивал убийцу друга сёгуна и высокопоставленного чиновника.

— Вот досье на Макино. — Тода сел за стол и положил руки на объемистую книгу. — О каком из подозреваемых среди его домочадцев ты хотел бы услышать?

— Начни с жены и наложницы Макино, — попросил Сано.

Тода пролистал книгу.

— На них ничего нет, кроме дат, когда Макино женился на Агэмаки и взял в дом Окицу. Никто до сих пор не предполагал, что они удостоятся нашего внимания.

Сано подумал, что весь бакуфу считал женщин слишком незначительными, чтобы их замечать. Здесь ему действительно больше помогла Рэйко.

— Актер?

— Есть. — Тода показал на одну из колонок. — Урожденный Юити, сын владельца чайной, двадцать пять лет. Сценическое имя Кохэйдзи, работает в театре Накамура-дза, специализируется на самурайских ролях. Ранее под именем Кодзакура работал в театре Овари. Ни в чем плохом не замечен. Считался безопасной компанией для главного старейшины Макино.

Сано запоминал на будущее.

— Тамура?

Тода просмотрел несколько страниц и резюмировал:

— Тамура Бандзан, сорок семь лет. Потомственный вассал Макино. Известный боец на мечах, но весь его опыт сводится к тренировочным сражениям. — Тода поднял глаза на Сано и добавил: — Самурай с его тягой к боевым искусствам, как правило, хотя бы раз обагряет меч кровью к такому возрасту. Но у нас нет свидетельств, что Тамура когда-либо убивал.

— Это его не оправдывает, — возразил Сано. — И не доказывает, что Тамура не способен на убийство.

У такого бюрократа, как Тамура, мало возможностей драться насмерть.

— Что скажешь об отношениях Тамуры и главного старейшины?

— Источники среди челяди Макино докладывали об их частых ссорах.

— Причины ссор?

— Макино имел привычку вымогать деньги у менее значительных чиновников бакуфу, — ответил Тода. — Поскольку он обладал властью уничтожить их, если они не заплатят, ему мало кто противился. Тамура не одобрял такие повадки. Как и распутство Макино. Тамура твердил главному старейшине, что непомерная жадность до денег и женщин — преступление против бусидо.

Воинский кодекс чести гласил, что деньги — это грязь, они недостойны внимания самурая, который должен возвыситься над материальным. Также следует отказаться от чрезмерных удовольствий плоти, которые отвлекают от исполнения долга. Сано подумал, что конфликт между главным старейшиной и его первым вассалом был гораздо глубже, чем намекал Тамура.

— Как реагировал Макино на обвинения Тамуры в бесчестье? — спросил Сано.

Оскорблялся, что и понятно, — ответил Тода. — Говорил, что его личная жизнь Тамуры не касается, мол, он поступает как хочет, а если Тамура не будет держать рот на замке, то потеряет место.

Быть отрешенным от служения, которое приносит деньги, обеспечивает уважаемое место в обществе и определяет цель жизни, — величайшая трагедия для самурая.

— Тамуре надлежало покорно принять точку зрения Макино и больше никогда не поднимать этот вопрос, — сказал Тода. Так велел обычай, когда самурай выполнял свой долг, критикуя господина, а тот отвергал его мнение. — Но Тамура воспринимал недостатки Макино как личное оскорбление. Он одолевал главного старейшину советами сменить образ жизни. С годами их споры становились все громче и яростнее. Они начали презирать друг друга. Но Тамура — талантливый, ценный первый вассал. Он был нужен Макино.

— Макино умер прежде, чем их разногласия привели к отставке Тамуры, — задумчиво проговорил Сано. — А теперь, когда Макино нет, клан возглавит один из его сыновей.

Тода кивнул, признавая, что Тамура мог убить Макино, чтобы сохранить должность и получить нового, более достойного господина.

— Но Тамура бережет честь, — вмешался Ибэ, явно недовольный, что подозрения вместо властителя Мацудайры сосредоточились на первом вассале. — Он бы не совершил тягчайший из грехов, убив собственного господина.

— Позвольте мне напомнить, что для этого есть одно оправдание, — заметил Тода.

— Когда господин безнадежно опозорен, только смерть восстановит его честь, — пояснил Сано. — Если Тамура думал, что ситуация именно такова, он мог посчитать убийство Макино своим долгом.

— Но Тамура не стал бы убивать доверенного друга сёгуна, — возразил Ибэ. — Он бы не рискнул оскорбить нашего господина — и понести наказание.

— Преступник пытался скрыть сам факт убийства, — привел довод Сано. — Возможно, это был Тамура, надеявшийся избежать последствий.

— Вас может заинтересовать еще одна новость, — продолжил Тода. — Вчера поздно вечером Тамура поклялся в кровной мести.

Благодаря существованию кровной мести любой горожанин мог поквитаться с тем, кто нанес ему серьезное оскорбление, например, убил его родственника. Закон обязывал мстителя подчиняться строгой процедуре. Вначале он подавал властям жалобу, в которой описывал оскорбление и называл имя врага. Власти даровали ему разрешение убить неприятеля. Мститель находил обидчика, заявлял о своем намерении убить его и уточнял причину. Затем они бились насмерть. Если выигрывал мститель, он приносил голову врага чиновникам и те его оправдывали. Преимуществом такой системы было то, что, следуя всем правилам, мститель мог убить своего врага, не становясь преступником. Но и мишень могла прослышать об опасности и убежать, спрятаться, как-то защитить себя.

— Против кого? — озадачился Сано.

— Против убийцы главного старейшины Макино, — сказал Тода. — Тамура написал в жалобе, что не может назвать имя, потому что еще не знает, кто отнял жизнь у его господина.

— Но ему все равно разрешили? — Сано думал, что власти отказывают просителю при малейшем отклонении от правил.

— В магистрате явно посчитали, что обстоятельства оправдывают некоторое нарушение правил, — сказал Тода.

Самурай обязан господину даже большей верностью после его смерти, чем при жизни. Если господин стал жертвой убийц, отомстить за него — право и священный долг самурая. Вот почему магистрат сделал для Тамуры исключение. Сано понимал, как кровная месть Тамуры отразится на ходе расследования.

— Итак, теперь у нас еще больше причин полагать, что Тамура невиновен, — озвучил Ибэ мысли Сано. — Он бы не стал клясться в кровной мести против самого себя.

— Почему бы и нет, чтобы оградиться от подозрений? — возразил Сано.

— Это лишь необоснованные догадки, — хмыкнул Ибэ. — Вы не хуже меня знаете, что убийца скорее всего не из приближенных Макино.

Он метнул враждебный взгляд в сторону людей властителя Мацудайры. До сих пор они внимательно слушали и помалкивали, но тут один из них отозвался на шпильку Ибэ:

— Я согласен, мы ищем убийцу не там, где нужно.

Молодой самурай с честолюбивой жаждой во взгляде обратился к Тоде:

— Есть ли у вас сведения о канцлере Янагисаве, которые бы привязали его к убийству?

Осторожность мелькнула в глазах агента мэцуке.

— Мне нечего сказать о канцлере.

— Как благоразумно с вашей стороны, — похвалил Ибэ. В его ухмылке читалась снисходительность к Тоде и победная насмешка над самураем, спросившим о Янагисаве. — Запомните, мэцуке подчиняется канцлеру, — заявил он слугам Мацудайры. — Не думайте, что она станет угождать вашему господину. — Ибэ повернулся к Тоде: — А вот мне хотелось бы знать, можете ли вы привязать к убийству властителя Мацудайру?

— И о нем мне нечего сказать, — ответил Тода.

— Запомните, положение вашего господина шатко, — поддел молодой самурай Ибэ. Он сосредоточил требовательный взгляд на Тоде. — Когда пыль осядет, вы можете обнаружить, что мэцуке утратила защиту канцлера, и вам понадобятся новые друзья. Так что лучше бы вы ответили на мой вопрос.

Лицо Тоды оставалось совершенно спокойным, но Сано чувствовал, как он отчаянно пытается проскользнуть меж двух огней. Наконец агент мэцуке заговорил:

— У канцлера Янагисавы был шпион среди челяди главного старейшины Макино.

Ибэ возмущенно вскрикнул, человек Мацудайры расплылся в улыбке, а Тода мягко продолжил:

— Как и у властителя Мацудайры.

— Человек Мацудайры нахмурился, Ибэ умолк.

— Шпион Янагисавы — стражник по имени Эйити, — сообщил Тода Сано. — Шпион властителя Мацудайры — стражник по имени Саяма. Можете поспрашивать, что они делали в ночь смерти главного старейшины Макино.

Ибэ и люди Мацудайры не знали, что сказать. Каждый явно радовался изобличению противника и в то же время боялся, что Тода еще больше скомпрометирует его хозяина. Обеспокоенный, что Тода выдал ему очередную улику, связанную с воюющими фракциями, Сано все-таки не мог не восхититься изяществом, с которым старший агент мэцуке польстил обеим сторонам, не поддержав ни одну.

— Это займет тебя на какое-то время. — Тода печально улыбнулся Сано как собрату по борьбе за выживание. — Если снова понадобится помощь, обращайся.

Благодаря Тоду и поднимаясь на ноги, Сано чувствовал, как растет внутри напряжение. Дурные предчувствия дали ростки. К вечеру Рэйко начнет работу в поместье Макино среди четырех подозреваемых в убийстве.

13

Хирата и его товарищи из сыскного корпуса Сано ехали по торговому району Нихомбаси. Из-за лавок, что выстроились вдоль узких, петляющих улочек, им приходилось жаться друг к другу. Домохозяйки, носильщики и рабочие замедляли продвижение. Следом за Хиратой спешил Отани в компании людей властителя Мацудайры и канцлера Янагисавы. Лошади топтали выставленные на улице товары под возмущенные крики хозяев лавочек. Матери рванулись отвести детей с дороги. Хирата с раздражением чувствовал на себе неусыпные взгляды наблюдателей, которые пристально следили за его попытками раскрыть преступление.

Но теперь по крайней мере нет этого несносного Ибэ. Зато есть преимущество, которое поможет ему окунуться в прошлое наложницы Макино. Торговец по имени Ракуами, у которого раньше жила Окицу, был давнишним знакомым Хираты.

Хирата свернул на дорожку, по одну сторону которой стоял величественный ряд солидных домов с тяжеловесными черепичными крышами, низкими земляными стенами и крытыми воротами — жилища преуспевающих купцов. Напротив одиноко высился особняк. За его стенами укрывался просторный сад, а на карнизе висели легкомысленные красные фонари. В открытых воротах виднелась тропинка к двери. Из дома неслись звуки сямисэна и хриплый смех. Пока сыщики и сторожевые псы спешивались вокруг Хираты, в ворота завалилась компания франтоватых самураев.

— Что это за место? — спросил Отани.

— Увидите, — сказал Хирата.

Они привязали коней к столбам у ворот, потом зашли в особняк. Прихожая была завалена обувью и мечами, в зале на подушках сидели мужчины. Красивые молоденькие девушки в цветастых кимоно подносили им напитки, флиртовали, играли с гостями в карты или сидели у них на коленях. Пригожий мальчик перебирал струны сямисэна, а служанки носили подносы с едой. Пока Хирата со спутниками мялись у порога, какой-то самурай с девушкой подошли к мужчине, стоявшему у входа. Самурай высыпал в руку мужчине монеты. Девушка повела самурая в коридор, из которого доносились смешки, рычание и стоны.

— Подпольный бордель! — догадался Отани.

— В точку, — откликнулся Хирата.

Хотя занятие проституцией в Эдо официально разрешалось только в квартале увеселений Ёсивара, бордели процветали по всему городу. Частные заведения обслуживали тех, кто не мог себе позволить высокие цены Ёсивары или не хотел так далеко ехать. Это привилегированное место ориентировалось на самых богатых и влиятельных клиентов.

В сердце шумного веселья поднялся мужчина.

— Здравствуй, Хирата, — позвал он. Круглое лицо, лысая голова, возраст около шестидесяти, добродушный вид. Красный халат с черным рисунком не скрывал от взора голую грудь и ноги. — Давненько я не видел тебя.

— Здравствуй, Ракуами-сан, — ответил Хирата. — Вижу, твое дело все еще процветает.

— Да-да.

Кожа Ракуами казалась маслянистой, растянутые в улыбке губы влажно блестели, будто он ел столько жирной пищи, что сало сочилось сквозь поры. Он лукаво добавил:

— Несмотря на редкие попытки арестовать меня и закрыть мое заведение.

Будучи молодым неопытным патрульным, Хирата однажды устроил рейд на этот дом и попытался применить закон, воспрещающий занятия проституцией за пределами Ёсивары. Он не понимал, что высокопоставленные клиенты защитят Ракуами. Ошибка обернулась для Хираты выговором от начальства и чем-то вроде грубоватой дружбы с Ракуами.

— Чем обязан? — поинтересовался Ракуами. — И ты разве не собираешься представить меня своим друзьям?

Отани оттер Хирату в сторону.

— Меня зовут Отани, — с апломбом заявил он. — Я, вассал властителя Мацудайры, расследую убийство главного старейшины Макино.

— Расследую я, — поправил Хирата. Оскорбленный, что сторожевой пес пытается перехватить у него инициативу, он оттолкнул Отани и встал на прежнее место.

— Я пришел просить тебя о помощи, — сказал он Ракуами.

Ракуами окинул Хирату с Отани оценивающим взглядом проницательных ярких глаз. Потом улыбнулся Отани:

— С радостью помогу вам, чем смогу.

Хирата с досадой понял, что Ракуами предпочел угождать представителю могущественного властителя Мацудайры, а не вассалу сыщика сёгуна.

— Мы можем поговорить где-нибудь в тишине? — спросил Хирата, отстаивая свой авторитет.

— Выпьете что-нибудь? — предложил Ракуами Отани.

— Нет, спасибо! — громко отказался Хирата.

— С удовольствием, — сказал Отани.

— Сюда, пожалуйста.

Ракуами пригласил Отани в угол гостиной. За ними последовали люди Отани и посланники канцлера. Ракуами усадил всех и поманил служанок, которые налили мужчинам саке. Вокруг продолжалось шумное веселье. Сыщики посмотрели на Хирату.

— Пошли, — вздохнул он. Втискиваясь рядом с Ракуами, он кипел от обиды. Сыщики примостились с краю.

— Была ли когда-нибудь среди ваших куртизанок девушка по имени Окицу? — спрашивал тем временем Отани.

— Да, — ответил Ракуами и, стараясь угодить представителю Мацудайры, добавил: — Я купил ее у торговца, который продавал крестьянок.

Торговцы путешествовали по всей стране, покупая девушек из обедневших крестьянских семей и сбывая их в городские дома удовольствий. Самые красивые уходили в Ёсивару за большую цену. Другие оказывались в таких заведениях, как у Ракуами, или где похуже.

— Окицу была милой маленькой штучкой. — Судя по похотливой улыбке, Ракуами и сам вкусил ее благосклонности. — Надеюсь, она не в беде?

— Ее подозревают в убийстве, — сообщил Хирата.

— Не может быть! — воскликнул Ракуами и вновь повернулся к Отани. — Не могу поверить, чтобы крошка Окицу имела какое-то отношение к убийству.

— Она когда-нибудь доставляла вам хлопоты? — спросил Отани.

— Вовсе нет, — покачал головой Ракуами. — Славная и послушная девочка. Ее все любили. Она пользовалась успехом у гостей.

— Этого достаточно, чтобы успокоить все ваши подозрения насчет девчонки, — снизошел Отани до реплики в адрес Хираты.

— Кто бы сомневался, что Ракуами не скажет о ней ничего дурного! — зло возразил Хирата. — Он же не хочет заработать репутацию человека, который нанимает неблагонадежных девушек.

Отани с Ракуами обменялись сокрушенными взглядами, сетуя на упертость Хираты. Ракуами сказал:

— Хирата-сан, ты слишком серьезно относишься к жизни. Тебе надо расслабиться.

Он подозвал веселую девушку в ярко-розовом кимоно.

— Иди сюда, развлеки моего юного друга.

Девушка села на колени за спиной Хираты и начала массировать ему плечи.

— Пошла вон, — приказал Хирата. — Оставь меня в покое!

Остальные забавлялись его смущением. Даже сыщики прятали улыбки, пока девушка, хихикая, продолжала свое дело. Хирата еще пуще разозлился, что Ракуами на глазах у всех выставляет его дураком. Вот она, расплата за тот давнишний рейд. Хирата твердо отодвинул девушку и обратился к Ракуами:

— Главный старейшина Макино познакомился с Окицу здесь?

— Да. Макино ко мне часто захаживал. А Окицу была одной из его любимых девушек.

Хоть Ракуами все еще весело щурился, потешаясь над Хиратой, осторожные нотки в его голосе выдавали нежелание углубляться в отношения между Макино и Окицу.

Чуя зацепку, Хирата продолжил:

— А был ли Макино одним из ее любимых клиентов?

— Конечно, — ответил Ракуами.

Хирата вопросительно взглянул на него:

— Окицу — молодая красивая девушка. Макино — убогий безобразный старик. И он все равно ей нравился?

— Очень. — Ракуами больше не улыбался, он занял оборону. Отани нахмурился.

— Он платил за ее благосклонность, и ей приходилось его обслуживать, но она получала удовольствие, потому что питала к нему теплые чувства? — с презрительным недоверием подытожил Хирата.

— Ладно, он ей не нравился. Но это не имело никакого значения. Она была очень мила с ним. — Теперь лицо Ракуами блестело не только от жира, но и от пота. — Как и все мои девушки со своими клиентами.

— Девушки и слуги могут подтвердить твои слова? — спросил Хирата. — Идите спросите их, — велел он сыщикам.

— Стойте! — поднял руку Ракуами, которому совсем не хотелось нарушать веселье. Хирата жестом приказал сыщикам погодить. Ракуами неохотно проговорил: — Когда Макино пожелал Окицу в первый раз, она умоляла не заставлять ее ложиться с ним в постель. Она говорила, что боится его. Что от одного вида Макино ее тошнит. Что она его ненавидит. Но я ответил, что она должна его ублажить, потому что он важный клиент.

— И она доставила ему такое удовольствие, что Макино решил забрать ее себе, — сделал вывод Хирата, радуясь, что наконец вернул себе контроль над ситуацией. — Он купил ее у тебя?

Когда Ракуами кивнул, Хирата продолжил:

— Как Окицу понравилась мысль быть наложницей человека, который вызывал у нее страх и отвращение?

Ракуами повел взглядом по комнате, избегая смотреть на Хирату.

— Для Окицу это был замечательный шанс. Когда мои девочки стареют и больше не привлекают клиентов, мне приходится их отпускать. Я не могу содержать тех, кто не приносит денег. Многие из них заканчивают на улицах попрошайками. — Он говорил с привычным безразличием к их судьбе. — Прибившись к богатому влиятельному мужчине вроде Макино, Окицу устроила бы свою судьбу.

— Но она не хотела с ним жить, — озвучил Хирата правду, которую хотел бы утаить Ракуами.

— Молодая дуреха, — фыркнул Ракуами. — Она не видела собственной выгоды. Я сказал, что Макино даст ей хороший дом. Что ей надо будет обслуживать лишь одного вместо многих.

— Как отреагировала Окицу, узнав, что ты продаешь ее Макино?

Ракуами замешкался, облизывая влажные губы.

— Я уверен, кто-нибудь здесь мне расскажет. — Хирата начал вставать, сыщики за ним.

Ракуами раздраженно скривился.

— Окицу пыталась покончить с собой, — сообщил он тихим голосом, чтобы не услышали гости.

— Как? — подтолкнул Хирата, усаживаясь обратно вместе с сыщиками.

— Прыгнула в канал за домом, утопиться хотела, — объяснил Ракуами. — Ее спасли какие-то лодочники. Я отослал ее к Макино на следующий же день.

— Это не имеет отношения к делу, — вмешался Отани. — Девчонка покушалась на себя, а не на Макино. Мы не услышали ничего, что бы доказывало ее вину.

Может, Макино плохо обращался с ней, когда они жили вместе? — предположил Хирата. — Может, Окицу впала в отчаяние и решила, что лучше покончить с Макино, чем с собой?

— А может, вы придумываете всякую чушь, в которую вам хочется верить? — передразнил Отани. Потом обернулся к Ракуами: — Благодарю за помощь. Мы больше не станем вам мешать.

Он и его люди встали, наблюдатели канцлера Янагисавы последовали их примеру. Ракуами вскочил на ноги, поклонился и расцвел в улыбке, довольный окончанием допроса.

— Рад вам услужить, — сказал он Отани. — Не окажете ли мне честь, посетив мое заведение еще раз?

Он широким жестом обвел гостиную, предлагая Отани девушек, еду, напитки и музыку.

— Окажу, — согласился Отани.

Хирата с сыщиками тоже встали, но Хирата заявил:

— Мы пока не уходим. Надо выяснить, что могут рассказать об Окицу все, кто здесь присутствует.

Он начал отделять девушек и слуг от клиентов, которые торопливо отбывали восвояси, не горя желанием ввязываться. Ракуами в беспомощной ярости наблюдал за происходящим. Хирата черпал злое, постыдное удовольствие, доставляя неприятности Ракуами и одновременно вынуждая наблюдателей присутствовать при утомительной череде допросов. И хотя они так и не узнали ничего сверх сказанного Ракуами, Хирата был доволен, что, несмотря на препоны, которые чинил Отани, он нашел мотив Окицу для убийства. Будет что доложить Сано.

В конце концов они покинули особняк. Когда выходили наружу забрать коней, Отани отвел Хирату в сторонку и проговорил доверительным тоном:

— Мне надо кое-что вам сказать, ради вашего же блага.

Хирата настороженно посмотрел на него.

— Сёсакан-сама совершает большую ошибку, ведя расследование таким образом, — заявил Отани. — Будете следовать за ним — утонете вместе. Окажите себе услугу. Сотрудничайте со мной. Защитите собственное будущее.

— Вы предлагаете мне пойти против моего господина и, сговорившись с вами, подставить канцлера, чтобы получить награду от властителя Мацудайры? — Хирата недоверчиво уставился в пухлое лицо Отани.

— Ну, не стоит так прямолинейно.

Только подумать, наглец подстрекал его предать Сано! Взбешенному Хирате захотелось ударить Отани. Но ему нельзя задевать наблюдателей, добавляя Сано новые неприятности.

— Благодарю за предложение, но я вынужден отказать, — ответил Хирата, призвав на помощь все свое самообладание.

Отани пожал плечами:

— Предложение остается в силе, на случай если вы образумитесь.

Хиратой вдруг завладел страх, что если он не избавится от постоянного давления во время допросов, его ждет полный провал. Повернувшись спиной к Отани, он вскочил в седло, присоединился к сыщикам, которые уже сидели верхом, и шепотом отдал им приказы. Когда вся компания отъехала от дома Ракуами, один из сыщиков внезапно сорвался вперед. Другой пустил лошадь галопом в противоположном направлении. Третий повернул налево, последний направо.

— Куда они? — возмутился Отани.

— Кое-что разузнать для меня, — ответил Хирата.

Отани, выкрикнув, приказал своим людям догонять сыщиков. Люди канцлера Янагисавы присоединились к погоне. В общей суматохе Хирата ударил поводьями и поскакал прочь.

— Эй! Вернитесь! — крикнул Отани.

Хирата услышал топот копыт позади. Но он лучше знал район Нихомбаси. Хирата сворачивал в узкие переулки, срезал путь по рыночным площадям и вскоре оторвался от преследователя. Восхитительное чувство свободы переполняло его, когда он в одиночестве ехал навстречу ветру и солнцу в сторону храма Асакуса Дзиндза раскапывать прошлое жены главного старейшины Макино.

14

Рэйко выбралась из паланкина в административном районе Хибия на юге эдоского замка, перед особняком, который принадлежал ее отцу, одному из двух судей, поддерживавших порядок и закон в Эдо. Она отослала домой паланкин и эскорт, потом со свертком в руках пошла к воротам. Часовые открыли ей, и Рэйко поспешила в дом через внутренний двор, где полицейские сторожили закованных преступников, ожидавших решения судьи. В особняке Рэйко миновала общие залы, где располагался суд. Вошла в личные покои и закрылась в комнате, которая принадлежала ей в детстве. В уюте среди знакомых шкафчиков из тика, лакированной мебели, ниши с выступом для занятий учебой и настенной росписи с изображением цветущих слив Рэйко опустилась на татами и развернула свой сверток.

Внутри было два простых темно-синих кимоно из хлопка, пояса в тон и два белых исподних халата, тоже из хлопка, грубые белые носки, подбитый хлопковый плащ и соломенные сандалии — типичная одежда слуг. В нее были завернуты чашка для риса и палочки, расческа, шпильки для волос, платок на голову, буддийские четки и несколько медных монет. Единственное, что не могло принадлежать обычной служанке, так это кинжал в кожаных ножнах. Рэйко сменила шелковые одежды на грубое хлопковое кимоно, потом села за туалетный столик и внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале.

Для начала взяла кусочек ткани и стерла макияж: румяна и белую пудру с лица и губ. Ее положение выдавали зубы, окрашенные в блестящий черный цвет, как подобает замужней женщине. Рэйко как могла отчистила их щеткой до сероватого оттенка. Она надеялась, что никто не заметит выбритые брови — еще одну дань традиции и моде. Рэйко распустила блестящие черные волосы до пояса, открыла жаровню и сгребла пригоршню золы, которую втирала в волосы, пока в них не появились седые пряди. Потом завязала волосы в простой узел и улыбнулась своему отражению. Седина скрывала ее природную красоту и добавляла лет двадцать. Удовлетворение от маскировки почти перевесило страх перед опасностями, которые ждали ее в поместье Макино.

Рэйко закрепила ножны на бедре под кимоно, надела плащ и вновь упаковала узел, который взяла с собой, выходя из комнаты. Сутулясь, она пошаркала по коридору, имитируя походку старой женщины, но едва завернув за угол, увидела отца в черных одеждах судьи, спешившего прямо ей навстречу. Рэйко вздрогнула от страха. Она надеялась разминуться с ним, потому что не хотела посвящать отца в свою аферу. Но улизнуть нельзя — он ее видел. Рэйко съежилась, отец приблизился…

…и пошел дальше, не удостоив дочь и взглядом. Он ее не узнал! Решил, что перед ним одна из служанок. Рэйко подавила смешок, радуясь, что ее маскарад выдержал первую проверку, и поторопилась прочь из особняка.

На улице она высмотрела двух крестьян, несущих пустой каго — похожее на корзину кресло, которое можно было нанять за плату. Рэйко остановила их взмахом руки, забралась в каго и приказала доставить ее в эдоский замок. Пока ее несли мимо поместий, окруженных стенами, Рэйко остро ощущала свою уязвимость без привычной охраны. Она ежилась от холодного ветра, скучая по уединению и безопасности паланкина. Над ней возвышались конные самураи. Избавившись от атрибутов своего ранга, она не привлекала внимания мужчин, но невидимость — палка о двух концах. Если на нее нападет один из многочисленных воров или грабителей Эдо, никто не придет на выручку. Теперь сомнения овладели Рэйко в полную силу. У нее возникло странное, пугающее впечатление, что она утратила свои таланты вместе с личностью. Как она вызнает хоть что-то полезное о жене или наложнице главного старейшины Макино? Как защитит себя, пусть даже вооруженная кинжалом?

Рэйко боролась с коварной паникой, которая только и ждала момента захлопнугь ловушку. Она молилась, чтобы приступ не настиг ее сейчас, когда ее почти донесли до эдоского замка. Его стены, башни и крыши нависали над Рэйко, больше не символизируя дом или безопасность. Теперь замок провозглашал могущество режима Токугавы и сулил опасность чужакам — таким, как она. Носильщики остановились у ворот.

— Вылезай! — велели они Рэйко. — Плати!

Она неохотно выбралась из кресла среди солдат и чиновников, которые толпились на подъездной дороге. Отдавая деньги носильщикам каго, заметила румяного плотного самурая, что стоял перед воротами и оглядывал толпу. Рэйко узнала Номуру, капитана дворцовой стражи и друга, которого Сано попросил встретить ее здесь и доставить в поместье главного старейшины Макино. Номура увидел Рэйко и подошел.

— Ты Эми? — спросил он, назвав ее именем, которое придумал для Рэйко Сано.

— Да, высокочтимый господин.

Рэйко поклонилась, отметив, что Номура не узнал ее, хоть и видел, когда она выезжала с дворцовыми фрейлинами, а он сопровождал их. Сано сказал Номуре, что Эми — надоевшая ему любовница, которой нужна работа. Номура задолжал Сано — тот рекомендовал его для повышения по службе, — а потому с радостью согласился помочь, пусть даже не понимал, с чего вдруг ей понадобилось прислуживать именно в поместье главного старейшины Макино. Честь обязывала его выполнить свой долг без лишних вопросов.

— Тогда идем, — проговорил Номура.

Он вошел в ворота замка. Рэйко потащилась за ним. Часовые пропустили ее, потому что за девушку поручился Номура. Благодаря его влиянию их не задерживали и на следующих пропускных пунктах. Когда шли по знакомым улочкам чиновничьего квартала, сердце Рэйко билось как сумасшедшее. Вскоре они были у поместья главного старейшины Макино. На воротах висела черная траурная драпировка. Особняк выглядел зловеще, как темница.

Номура сообщил часовым в сторожевой будке свое имя и ранг.

— Я хочу видеть управляющего поместьем, — сказал он им.

Они дали знать внутрь, и чуть погодя явился самурай. Он был очень похож на Номуру.

— Здравствуй, почтенный кузен, — поприветствовал он Номуру. — Что привело тебя сюда?

— Я ищу работу для этой женщины. — Номура показал на Рэйко. — Ее зовут Эми. Найми ее служанкой.

— Хорошо, — тут же согласился управляющий поместьем, не утомляя высокопоставленного родственника расспросами. — Пойдем со мной, — велел он Рэйко.

Та последовала за ним через ворота. Позади стражники закрыли створки. Рэйко праздновала победу — ей удалось проникнуть в поместье, но триумф подпортило жуткое ощущение, будто ее заточили в тюрьму. Она вспомнила, как навещала друзей в подобных местах — тогда ей оказывали все почести, приличествующие жене сёсакана-сама. Но сейчас управляющий вел ее к обиталищу слуг, двухэтажному деревянному зданию. Внутри он передал ее домоправительнице по имени Ясуэ, старой женщине с белыми волосами, землистого цвета кожей и горбатой спиной. За поясом серого кимоно торчала толстая, тупая палка.

— Это Эми, новая служанка, которую я только что нанял для дам, — бросил Номура Ясуэ. — Займи ее делом.

Он ушел, и Рэйко почувствовала, как оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с нормальным миром. Она знала, что не одна — Сано внедрил в поместье двух сыщиков на случай, если ей понадобится помощь, но Рэйко не представляла, где они. Она запоздало поняла, как мало разбирается в жизни служанок. От мысли, что не все господа обращаются со слугами так же хорошо, как они с Сано, страх только усилился.

— Не пугайся так, — сказала Ясуэ. Веселье сквозило во взгляде ее колючих глаз с желтоватыми белками. Губы растянулись в улыбке, показав крупные, выдающиеся вперед зубы желтого цвета. — Я тебя не укушу.

Она отвела Рэйко в холодную сырую комнату. На голом земляном полулежали ряды деревянных каркасов, покрытых соломенными матрасами. Ясуэ открыла шкаф и приказала:

— Оставишь свои вещи здесь.

Рэйко сунула свой узел и плащ в одно из множества отделений, где лежали одежда и личные вещи служанок. Снаружи, от уборных, тянуло запахом мочи и испражнений. От мысли, что ей придется спать в такой тесноте и грязи, Рэйко стало плохо.

Ясуэ провела ее через различные здания, сообщая их назначение, и перечислила правила для слуг:

— Служанка должна быть как можно тише и незаметнее. Не приближайся к членам семьи главного старейшины Макино, к его вассалам или гостям, если тебе не велели им прислуживать. Не заговаривай с ними, если они не заговорят с тобой.

Вот и вся ее надежда вызвать подозреваемых на разговор и уличить их в преступлении, подумала Рэйко. Они с Ясуэ прошли по дорожке в сад из камней, белого песка и кустов. Там стояло здание с деревянными ставнями и просторной верандой.

— Это личные покои, — сказала Ясуэ.

Пока Рэйко с интересом глазела на место убийства, по крытой дорожке к зданию подплыла женщина. Стройная, изящная, лет сорока. Судя по описанию Сано, это была Агэмаки, вдова главного старейшины Макино. Следом появилась молодая хорошенькая девушка в компании поразительно красивого молодого человека. Рэйко предположила, что это наложница Окицу и актер Кохэйдзи. Она чуть шею не свернула, жадно разглядывая подозреваемых в убийстве, за которыми пришла наблюдать, но они быстро исчезли в личных покоях.

— Тебе нельзя заходить внутрь без разрешения, — предупредила Ясуэ. — Идем дальше.

У Рэйко не было другого выбора, как позволить себя увести. Они отправились на кухню, довольно большую, где рвался из жаровен огонь, а воздух наполняли дым и пар. Повара-мужчины трудились над кипящими котлами, резали сырую рыбу. Они выкрикивали приказы мальчишкам, поддерживающим огонь, и служанкам, которые метали тарелки на подносы и накладывали еду.

— Сегодня банкет для важных людей из похоронной процессии главного старейшины Макино, — объяснила Ясуэ. — Помоги здесь.

Она посадила Рэйко за стол, где служанки яростно нарезали овощи, вручила нож и ушла. Рэйко испугалась, она и не предполагала, что ей придется работать на кухне. Слуга кинул ей связку громадного белого редиса. Не приученная к готовке, Рэйко неуклюже принялась резать. Нож соскочил, и она поранила палец, редиска окрасилась кровью. Служанки, сидевшие рядом, не обращали на Рэйко никакого внимания. Обе были пожилыми, с погрубевшими от тяжелого труда чертами лица.

— Я слышала, хозяина этого дома убили, — произнесла Рэйко. — Вы что-нибудь об этом знаете?

Они нахмурились, искусно орудуя ножами. Одна из женщин ответила:

— Нам приказано не распускать язык. Лучше тебе помолчать, а то беду накличешь.

Снова какие-то правила расстраивают ее планы! Рэйко огорченно вздохнула. Стерла пот с лица и угрюмо продолжила кромсать редис. Прошла целая вечность, пока вернулась Ясуэ.

— Госпожи приказали подавать еду, — сообщила она Рэйко. — Помоги их обслужить.

Рэйко с радостью оставила кухню вместе с двумя другими служанками, которым дали то же задание. Неся подносы, нагруженные закрытыми тарелками, они гуськом прошли к личным покоям. Стражники пустили их внутрь. Рэйко задрожала от волнения. Здесь она может узнать правду о смерти главного старейшины Макино.

— Ты иди к госпоже Агэмаки, — велела Рэйко одна из служанок. — Ее комната там.

Они свернули за угол и исчезли из виду. Рэйко понесла свой поднос вдоль коридора к открытой двери. Вдова сидела одна. Рэйко собралась было зайти, но вдруг чья-то рука яростно стиснула ее плечо.

— Стань на колени, прежде чем войти! — прошипела ей в ухо Ясуэ.

Она отвесила Рэйко подзатыльник и удалилась. Рэйко осталась стоять. В ушах звенело после удара. Ее трясло — она забыла правила поведения служанок и не знала, что Ясуэ следит за ней. Старуха двигалась неслышно, как кошка. Рэйко встала на колени и перевалилась за порог. Агэмаки смотрела в пустоту, занятая своими мыслями. Стремясь подобраться ближе к объекту наблюдения, Рэйко встала, подкралась к Агэмаки и поставила поднос рядом с ней.

Агэмаки молчала, не глядя ни на Рэйко, ни на еду. Рэйко подумывала, не приступить ли ей к знакомству. Слоняется ли поблизости Ясуэ, следя, чтобы она выполняла правила? Рэйко начала снимать крышки с тарелок на подносе, выжидая какой-нибудь реакции от Агэмаки.

— Можешь идти, — отстраненным голосом произнесла Агэмаки.

У Рэйко вздрогнули руки.

— Ты что, не слышала? — повторила Агэмаки. — Вон отсюда!

Рэйко очень не хотелось терять шанс, но она кротко повиновалась. Снаружи девушка замешкалась, не желая уходить из личных покоев, так ничего и не сделав. Откуда-то доносились звуки сямисэна, мужское пение и женское хихиканье. Рэйко прокралась дальше по коридору и заглянула в комнату, где актер Кохэйдзи забавлял наложницу Окицу и служанок. Рэйко сказала себе, что никто ее не хватится, если она быстренько осмотрит место убийства. Может, повезет найти то, что проглядели Сано с сыщиками.

Она пробежала по коридору к комнате, которая, по ее догадкам, принадлежала главному старейшине Макино. Открыла дверь, проскользнула внутрь, закрылась и оглядела спальню. Холодная и лишенная мебели, комната дышала атмосферой недавней смерти. Рэйко передернулась, осматривая возвышение, на котором лежало тело Макино. Открыла шкафчики вдоль стены, но обнаружила лишь пустые отделения: кто-то убрал вещи мертвеца. Потом заметила узкую вертикальную щель между двумя секциями полок.

Следуя интуиции, Рэйко сунула палец в дыру и нащупала выемку на боку полки. Нажала, секция крутанулась, одна часть выехала вперед, другая откатилась в полутемный чулан. Она нашла потайную комнату! Рэйко жадно заглянула внутрь.

На нее уставились человеческие фигуры. Рэйко сдержала крик. Но фигуры не двигались и не издавали ни звука. Присмотревшись, она поняла, что их головы склонены под неестественным углом, а руки-ноги болтаются внутри одежды. Куклы в натуральную величину, подвешенные на крюки. Озадаченная Рэйко осмелилась зайти в комнату, которая пахла потом и застарелым дыханием. Теперь она насчитала десять кукол, все женского пола. У них были прекрасные лица, искусно вырезанные из дерева и раскрашенные. На каждой изящный парик и дорогое узорчатое кимоно из шелка. Рэйко заметила иероглифы на стене рядом с куклами. «Такао великого Миуры», «Отова Мацубы»… Куртизанки из квартала увеселений Ёсивара.

Озадаченность сменилась пониманием. Рэйко слышала, что некоторые мужчины заказывают себе «модели» — кукол женщин, которые доставили им особое удовольствие в постели, — чтобы заново пережить наслаждение, занимаясь с ними любовью. Свернутый футон в углу и взгляд под одежду одной из кукол подтвердили догадку. В теле куклы, сделанном из набитой кожи, было отверстие в промежности, заполненное вареным, давленым редисом.

Рэйко скривилась от кислого запаха редиса, представляя, как Макино совокупляется с «моделью» на футоне. Потом заметила полку, нагруженную множеством свитков. Развернув парочку, увидела, что это изображения любовных игр. Картинки выцвели от пятен.

Под полкой стояли два лакированных сундука. Рэйко заглянула в них. В одном поверх свернутых в кольцо веревок лежали деревянные палки, обитые кожей. Вероятно, Макино нравились и жесткие игры. Во втором сундуке обнаружились девять фаллосов разных размеров; каждый был тщательно вырезан из нефрита и занимал собственное место во внутренней обивке. Десятое, пустое углубление когда-то вмещало самый большой из них. Рэйко вспомнила, что Сано говорил ей об осмотре тела главного старейшины. Не отсутствующий ли фаллос повредил задний проход Макино — и стал орудием убийства? Если так, Макино убил тот, кто знал о существовании этой комнаты.

Может, одна из женщин, за которыми пришла наблюдать Рэйко.

Вдруг Рэйко услышала осторожные шаги по коридору. Она застыла от ужаса. Дверь в спальню Макино отворилась. Нельзя, чтобы ее здесь нашли! Рэйко дернула полки, закрываясь в потайной комнате. Шаги приблизились. Рэйко увидела, как между секциями проник палец и нажал на выемку. Сердце запрыгало в груди, когда секретная дверь открылась. Рэйко быстро спряталась за ней.

В комнату зашел самурай с длинным свертком. Рэйко затаила дыхание, осторожно выглядывая из-за двери, и увидела, как мужчина опускается на колени перед сундуком с нефритовыми фаллосами. Он откинул крышку и развернул сверток. Это был какой-то цилиндр, завернутый в одеяло. Самурай вложил его в пустое углубление, закрыл сундук и встал. Выходя из комнаты, он прошел совсем рядом с Рэйко. Она узнала мужчину по описаниям Сано. Тамура, первый вассал главного старейшины Макино. Секции полок вернулись на место. У Рэйко вырвался вздох глубокого облегчения, когда она услышала, как Тамура покидает спальню Макино.

В первый же день она обнаружила улики, которые отводили подозрение от воюющих фракций и указывали на домочадцев Макино. Если главного старейшину избивали фаллосом, то убийца — Тамура. Он мог спрятать орудие сразу после преступления, а сейчас решить, что настало время положить его на место. Рэйко не терпелось рассказать обо всем Сано.

Тут она заметила, что музыки больше не слышно. Да и служанки не хихикают — наверное, разошлись. Надо выбираться.

Рэйко выскользнула из потайной комнаты и закрыла секретный проход. Когда она выходила из личных покоев, стражники подозрительно косились на нее. Рэйко заторопилась к кухне по дорожкам между зданиями. Она была в таком воодушевлении, что перспектива тяжелого труда мало ее заботила. Но когда она пробегала через сад, как из воздуха появилась Ясуэ. Домоправительница нахмурилась, схватила Рэйко за руку и потребована ответа:

— Где ты была?

— Я заблудилась, — соврала Рэйко.

Ясуэ недоверчиво фыркнула.

— Скорее что-то вынюхивала.

Она выхватила из-за пояса палку и три раза сильно ударила Рэйко поперек спины. Рэйко упала на четвереньки, крича от боли и возмущения.

— Я слежу за тобой, — предупредила Ясуэ, сгребла Рэйко за шиворот и поставила на ноги. — Вспомни это, когда снова захочешь сунуть куда-то свой нос. — Она подтолкнула Рэйко палкой. — А теперь я нагружутебя работой, чтобы ты не успевала пакостить.

Вот у нее уже и враг появился, уныло подумала Рэйко. И все-таки она надеялась продержаться здесь достаточно долго, чтобы выяснить правду о смерти главного старейшины Макино.

15

— Раз уж вам понадобилось заниматься актером, может, начать с того места, где он играет? — спросил Ибэ Сано, когда они и их свита ехали по театральному району Сару-вака-то. — Мы только что проехали мимо Накамура-дза, если вы не заметили.

Он махнул рукой в сторону театра. На фасаде висели афиши с изображением Кохэйдзи и названием пьесы: «Любовные похождения самурая из Эдо». Здесь и возле других театров у будок, где продавались билеты, стояли в очереди мужчины и женщины. Песни, смех и хлопки доносились из окон второго этажа.

— Мы направляемся в театр, где Кохэйдзи начинал карьеру, — ответил Сано.

У него было предчувствие, что там они узнают больше, но он не собирался объяснять это Ибэ или людям властителя Мацудайры, которым хотелось, чтобы он следовал не своей интуиции, а их указке. Сано привел свою компанию в Кобики-то, малый театральный квартал. Здесь театры были маленькие и обшарпанные, зрители исключительно мужского пола. Мужчины наводняли чайные, пили саке, играли в карты и ставили на петушиные бои. Зазывалы ловили на улицах клиентов, ищущих удовольствий. Хозяева чайных выскакивали поприветствовать Сано и его спутников.

— Не хотите компанию на ночь?

— Я могу подобрать вам самых красивых актеров!

— Один золотой — и он ваш, от занавеса и до самого утра!

Сано знал, что район Кобики-то славился как место встречи приверженцев мужской любви. Здесь получали доходы больше от мужской проституции, чем от продажи билетов. Совсем еще подростки роились на улице, предлагая бесплатные билеты в надежде заманить мужчин на свои спектакли. Мужчины выкрикивали непристойные предложения мальчишкам, которые свешивались из окон вторых этажей. Сано вежливо от всего отказывался, хотя парочка его спутников смотрела на юнцов с интересом. Может, каким-то актерам и правда нравилось заниматься любовью с мужчинами, но Сано понимал — молодые неизвестные артисты зарабатывали так мало, что, не продавай они свое тело, умерли бы с голоду. Итак, Кобики-то служил плотским раем для богатых мужчин, которые любили мальчиков.

У театра Овари Сано и его компания спешились и передали заботу о лошадях помощникам конюхов. У грязного деревянного здания околачивались полицейские, готовые успокаивать драки, которые часто случались между мужчинами, ссорившимися из-за любимых актеров. Войдя в театр, Сано обнаружил, что спектакль уже идет. На поднятой сцене, освещенной через отверстия в потолке и с изображением леса на заднике, актер в крестьянских лохмотьях задушевно пел дуэтом с оннагата, исполнителем женской роли, одетым куртизанкой. Музыканты выдавали фальшивый аккомпанемент. Вдоль стен и в кабинках перед сценой сидели мужчины. Зрители то и дело разражались хриплыми одобрительными возгласами. Воздух отравлял дым курительных трубок.

Пока актер пел, в зрительном зале поднялся самурай.

— Эбисуя-сан! — выкрикнул он. — Вот залог моей любви к тебе!

Он вынул нож, отрубил себе мизинец и кинул его оннагате. Затем попытался запрыгнуть на сцену, но полицейские отбросили его прочь. Никому, казалось, не было дела до инцидента, не такого уж редкого в Кобики-то. Представление продолжалось. Когда занавес опустился, зрители повалили из театра. Сано подвел своих сторожевых псов и сыщиков к пожилому мужчине, который стоял у сцены.

— Вы владелец? — спросил его Сано.

— Да, господин.

Плечи мужчины были задраны до самых ушей, белые пучки волос окружали лысую макушку. Он крикнул актерам, которые бездельничали и курили на сцене:

— Не стойте столбами — смените декорации для следующего спектакля!

Актеры, явно служившие и в качестве рабочих сцены, начали двигать задник. При этом Эбисуя, исполнитель женской роли, не выпускал из накрашенных губ курительную трубку.

Владелец обратился к Сано:

— Чем я могу вам помочь?

Он говорил вежливо, но на лице его застыло кислое выражение.

Сано представился.

— Меня интересует актер Кохэйдзи. Мне нужно ваше содействие.

— Простите, но я не помню актеров по именам.

— Верно, — сказал Эбисуя Сано. Он сменил женский фальцет на глубокий мужской баритон, который странно контрастировал с женским костюмом. Эбисуя дернул подбородком в сторону владельца. — Память у него ни к черту. Кохэйдзи работал здесь, пока не перешел в Накамура-дза, где переключился с девичьих ролей на самурайские.

Сано заинтересовался. Значит, когда-то Кохэдзи был оннагатой. Может, он все еще играл женщин, например, в частном порядке, если не на сцене? Оторванный рукав с места преступления принадлежал кимоно Окицу, но кто носил его в ночь убийства Макино?

— Все у меня в порядке с памятью! — зло возразил владелец. Ткнул пальцем в Эбисую и добавил: — А ты попридержи язык, не то выкину твою ленивую задницу на улицу.

Эбисуя метнул на Сано взгляд, говоривший, что его наниматель глуп, но он хочет сохранить работу.

— Теперь я знаю, о ком вы говорите, — заявил владелец Сано. — Я взял Кохэйдзи в театр десять или одиннадцать лет назад. Дал начало его карьере, но он ушел в поисках лучшей судьбы. Что он натворил?

— Почему вы решили, что он что-то натворил? — спросил Сано.

— Зачем бы еще он понадобился сыщику сёгуна? — Каким бы дряхлым ни был владелец, но в делах этого мира он разбирался. — А актеры все смутьяны.

— Кохэйдзи подозревают в убийстве, — нетерпеливо вмешался Ибэ.

Владелец наградил их еще одним отсутствующим взглядом.

— Кого убили?

— Его покровителя. Главного старейшину Макино. — Ибэ говорил выразительно, пренебрежительным тоном, специально приберегаемым для идиотов.

— О! — сказал владелец.

— Кохэйдзи познакомился с главным старейшиной здесь? — продолжил Сано.

Глаза владельца затуманились.

— Может быть. Если нет, то в одной из чайных. Обычное дело.

Сано уже сомневался, что старик действительно помнит, кто такой Кохэйдзи, не говоря уже о подробностях его жизни. Все, что он сказал, относилось ко многим актерам.

— Здесь нам делать нечего! — раздраженно бросил Ибэ.

Люди властителя Мацудайры выразили согласие, что Сано пора заканчивать допрос. Эбисуя прилаживал на сцене новый задник. Он встретился взглядом с Сано и качнул головой в сторону черного хода.

— Идем отсюда, — решил Сано, вызвав одобрительные кивки слуг Мацудайры и полный подозрения взгляд Ибэ.

Выйдя из театра, Сано приказал сыщикам:

— Побеседуйте с жителями района, может, они что-то знают о Кохэйдзи.

Сыщики разбрелись по улицам, люди Ибэ и властителя Мацудайры наседали им на пятки. Сано обернулся к Ибэ:

— Извините меня, я на минутку.

Словно намереваясь справить нужду, он пошел по дорожке между театром и соседской чайной. По пути ему встретился молодой человек, который стоял, прижавшись к стене, его кимоно было задрано до пояса. Какой-то самурай, пыхтя и задыхаясь, засовывал член меж его голых ягодиц. Сано протиснулся мимо парочки и свернул за угол. За театром располагались вонючие уборные в открытых деревянных кабинках. Рядом слонялся оннагата. Вначале Сано его не узнал — актер снял парик, женский наряд и смыл макияж. Теперь Эбисуя щеголял темным одеянием и короткой стрижкой. Дым курился от трубки, которая покачивалась в его пальцах.

— Вы хотите рассказать мне о Кохэйдзи? — спросил Сано.

— Я помогу вам, если вы поможете мне, — ответил Эбисуя.

Ему было больше тридцати — слишком стар, чтобы надеяться на успех. Он протянул руку за деньгам, и Сано увидел шрамы на его ладони — от порезов, которые Эбисуя наносил себе в доказательство своей любви к покровителям. Возможно, он, как и многие актеры, таким образом убеждал мужчин выкупить его у театра, хозяин которого владел актерами, как держатель борделя куртизанками. Теперь он уже не в том возрасте, чтобы привлекать покровителей. Красивое лицо погрубело от отчаяния, которое толкнуло его на сделку с чиновником Токугавы.

— Говори, — велел Сано. — Если твои сведения стоят того, я заплачу.

Угрюмо кивнув, Эбисуя убрал руку.

— Я не хотел бы выдавать собрата-актера, — начал он. — Но на Кохэйдзи у меня зуб. Я был новичком в Овари, когда его наняли. Перед его появлением мне давали лучшие роли. Потом их забрал себе Кохэйдзи. — Глаза Эбисуи вспыхнули от презрения к удачливости соперника. — У него не больше таланта, просто он лучше подлизывается.

— Например, к главному старейшине Макино?

— И к нему тоже. Кохэйдзи нравился зрителям не только из-за его выступлений на сцене. Он хотел подцепить покровителя, который оплатит его путь к ведущим ролям в наилучшем театре.

Итак, в прошлом Кохэйдзи занимался любовью с мужчинами, подумал Сано. Возможно, он врал, что не делил постель с главным старейшиной. Если так, значит, мог солгать и что не был с Макино в ночь убийства.

— Он знал, как угодить мужчине, хоть и предпочитал женщин, — продолжал Эбисуя. — Кохэйдзи делал клиентам хороший сумата.

При сумата — «тайном приеме для бедер» — один мужчина просовывал свой детородный орган между бедрами другого, имитируя анальный акт. Так Кохэйдзи удовлетворял клиентов с минимальными неудобствами для себя.

— Главного старейшину Макино он завоевал с помощью сумата? — уточнил Сано.

Эбисуя скривился:

— Главный старейшина не занимался любовью с мужчинами. Он заплатил Накамура-дза и сделал Кохэйдзи ведущим актером не поэтому.

— Тогда почему же?

— Кохэйдзи нашел способ привлечь мужчин, которые не хотели с ним плотской любви. — В голосе оннагата звучало вынужденное восхищение умом соперника. — Макино в том числе. Главному старейшине нравились специальные представления, которые Кохэйдзи устраивал после закрытия театра на ночь.

— Какие представления? — заинтересовался Сано.

— Кохэйдзи нанимал проститутку и занимался с ней любовью на глазах у клиентов, всегда богатых стариков, которые сами уже не могут взять женщину и смотрят, как это делает Кохэйдзи.

Сано представил, как Кохэйдзи совокупляется с голой женщиной, а старики смотрят. Морщинистые лица искажены похотью…

— Главный старейшина Макино стал покровителем Кохэйдзи, посмотрев такой спектакль?

— Да, — подтвердил Эбисуя. — Но он не только смотрел. За дополнительную плату Кохэйдзи давал особенное представление. Клиент мог присоединиться к забавам — если достаточно возбуждался.

— Макино платил за частные представления? — спросил Сано.

— Так я слышал. И наверное, ему очень нравилось, потому что он не только стал покровителем Кохэйдзи, но и взял его в дом. Вероятно, чтобы не ездить в Кобики-то всякий раз, когда захочется увидеть спектакль.

Развлекал ли Кохэйдзи своего хозяина в ночь убийства? Сано представил костлявого Макино и Кохэйдзи, вдвоем ласкающих нагую женщину, зажатую меж их телами. Если эта отвратительная сцена действительно имела место той ночью, кто была женщина? Оторванный рукав указывал на наложницу Окицу. Но жена тоже делила с Макино покои, а может, и сексуальные наклонности. Сано гадал, есть ли какая-то связь между этими тремя и смертью Макино. Эбисуя описал Кохэйдзи как жадного, амбициозного человека, использовавшего мужчин, но и только. Сано не услышал ничего, что доказывало бы причастность актера к убийству покровителя, от которого зависела его карьера.

— Но Макино не знал, что каждый раз во время представления рискует жизнью. — Судя по выразительному тону, Эбисуя подошел к той части, которую ему больше всего не терпелось рассказать. — Ходили слухи, что во время частных представлений Кохэйдзи не чурался жесткой игры. Некоторым мужчинам это нравится. Но по крайней мере один раз он зашел слишком далеко. — Эбисуя затянулся из трубки, выдохнул дым и продолжил: — Это случилось поздней ночью, лет пять назад. Я проснулся оттого, что кто-то звал меня по имени и стучал в окно рядом с моей кроватью. Я выглянул и увидел Кохэйдзи. Он сказал: «Мне нужна твоя помощь». Когда я спросил, в чем дело, он не объяснил. Он был сам не свой от огорчения. Умолял меня пойти с ним. Мне стало любопытно, и я пошел. Кохэйдзи привел меня в комнату постоялого двора. Там лежал голый старый самурай. Он был весь в крови и ссадинах. Вначале я подумал, что бедняга мертв, но потом услышал, как он стонет.

Дрожь предчувствия охватила Сано.

— Я спросил Кохэйдзи, что произошло, — сказал Эбисуя. — Он ответил: «Это был частный спектакль. Ситуация вышла из-под контроля. Я просто потерял голову. Очнулся, когда уже избил его».

У Сано заколотилось сердце, когда он мысленно перенес действие в поместье главного старейшины Макино. Он увидел, как Кохэйдзи в приступе бешенства избивает Макино и насилует. Может, Кохэйдзи таил ненависть к мужчинам, угождать которым его вынуждали собственные амбиции? Может, он забылся той ночью и в ярости убил Макино?

Эбисуя еще не закончил.

— Я спросил Кохэйдзи: «Где девушка?» Он сказал: «Наверное, убежала». Я спросил: «Почему ты пришел ко мне?» Он ответил: «Потому что знаю — за хорошую цену ты сделаешь все». Я спросил, чего он от меня хочет. Он сказал: «Этот человек — важный чиновник. Если пойдут разговоры, я погиб». — Эбисуя задыхался и ломал руки, изображая страх Кохэйдзи. — «Люди знают, что я снимал эту комнату. Я не могу оставить его здесь. Помоги мне унести его».

— И вы помогли? — проговорил Сано, когда Эбисуя замолчал, подогревая интерес слушателя.

— Да, — признался Эбисуя. — Он заплатил мне, чтобы я помог и держал язык за зубами. Мы одели старика. Вынесли на главную дорогу и бросили на обочине.

Возраст, пол жертвы и характер ран в обоих случаях совпадали. Кохэйдзи заметал следы в прошлом — еще одна причина заподозрить его в убийстве главного старейшины Макино и попытке скрыть преступление.

— Что стало со стариком? — поинтересовался Сано.

— Позднее я узнал, что его нашел и отвел домой дорожный патруль, — сообщил Эбисуя. — Я до сих пор вижу его в театрах.

— Кто он?

— Ояма Бандзан.

Судебный советник.

— А девушка? — спросил Сано на случай, если понадобится еще один свидетель.

— Не знаю. Кохэйдзи не сказал.

— Они не сдали его полиции?

Эбисуя с презрительным сожалением покачал головой:

— Ояма, наверное, постыдился признаться, что его избили во время сексуальной игры. Девчонка слишком перепугалась. — Губы Эбисуи искривились в злорадной улыбке. — А я ждал сегодняшнего дня.

Когда Кохэйдзи заподозрят в серьезном преступлении, Эбисуя сможет отыграться по полной, мысленно докончил Сано.

— Ну как, стоит чего-то мой рассказ? — Эбисуя протянул руку и пошевелил пальцами.

— Время покажет, — ответил Сано, но все же открыл кошель, что носил на поясе, и выдал золотой из запасов на подобные случаи.

Эбисуя подкинул монету в воздух и зажал в кулаке.

— Тысяча благодарностей. Удачи в расследовании. И да воздастся Кохэйдзи должное.

Он вытряхнул пепел из трубки и затоптал искры ногой. Затем открыл заднюю дверь театра и скользнул внутрь. Сано прошел по дорожке на улицу. Ибэ ждал его перед театром.

— Я уже думал, вы от меня сбежали, — пожурил Ибэ.

— Простите, что так долго, — извинился Сано.

Он решил не рассказывать своим сторожевым псам, что поведал Эбисуя. Горе ему, если канцлер узнает, что Сано утаивает информацию! Но он боялся, что Янагисава расправится с осведомителем, который оправдывал властителя Мацудайру. В конце концов Сано мог, найдя убийцу Макино, оказаться без доказательств из-за таинственного исчезновения свидетелей.

— Пока мои сыщики заняты, мы поедем в театр Накамура-дза и посмотрим, что нам расскажут о Кохэйдзи там, — проговорил Сано.

Когда они с Ибэ забирались на лошадей, Сано посмотрел в небо над кричащими вывесками театров. Яркое послеполуденное солнце сияло еще высоко, но уже клонилось на запад. Рэйко наняли в дом главного старейшины Макино. Сано гадал, что она делает. Прежде он с головой окунался в работу и забывал о страхе за Рэйко, но теперь не мог ему противостоять. Эбисуя привязал к убийству человека, который находился в опасной близости к ней. Пусть Рэйко собиралась шпионить только за женщинами, но она могла столкнуться и с Кохэйдзи, чьи жестокие наклонности причинили боль как минимум одному человеку. А если Кохэйдзи убийца, у него должна быть свидетельница преступления — соучастница, не меньше его желающая скрыть правду о смерти Макино.

Днем раньше Сано возликовал бы, найдя улики, которые указывали в противоположную от властителя Мацудайры и канцлера Янагисавы сторону. Теперь же, ради Рэйко, ему оставалось надеяться, что убийца принадлежит к одной из воюющих фракций.

16

Канцлер Янагисава и властитель Мацудайра опустились на колени друг напротив друга в огромном приемном зале дворца. Рядом с канцлером сел его первый вассал, Мори. Рядом с властителем Мацудайрой — племянник, Даемон. За каждой парой стояли секретари и вооруженные охранники. Янагисава видел угрозу в серьезных лицах Мацудайры и Даемона, чуял огненный запах военной лихорадки в воздухе. Ни высокое положение, ни телохранители не гарантировали его безопасность. Закон против ношения оружия в эдоском замке — слишком хрупкое препятствие на пути насилия. И тут Янагисава заметил среди лакеев властителя Мацудайры одно лицо, которое затмило все остальные.

Уполномоченный полиции Хосина стоял в первом ряду позади своего господина. Он смотрел на Янагисаву с яростным, воинственным вызовом. Янагисава оторвал взгляд от бывшего любовника, которого до сих пор страстно желал, тоскуя по нему каждое мгновение жизни.

— Зачем вы позвали меня? — спросил канцлер властителя Мацудайру намеренно спокойно.

— Я решил, что настало время поговорить о будущем, — тем же тоном ответил властитель Мацудайра.

Намек, что он не против заключить перемирие? Янагисава серьезно сомневался, что они могут договориться, но хотел бы попробовать. Не далее как сегодня шпионы прислали сообщение о новых вражеских войсках, прибывших в Эдо. Время шло, и его положение становилось все более шатким, а властитель Мацудайра только укреплял свои позиции.

— Ладно, — согласился он. — Давайте поговорим.

Властитель Мацудайра кивнул:

— Если так продолжать и дальше, война неизбежна.

— Верно.

Янагисава чувствовал, как Хосина пронзает его взглядом. Он вдруг понял, что властитель Мацудайра знает об их ссоре и привел Хосину, чтобы позлить его.

— Неодолимых людей нет, — перебил Даемон. Хитрость и честолюбие читались на его молодом лице, он не обращал никакого внимания на то, как хмурится его дядя, недовольный вмешательством в разговор. — Вы действительно хотите рискнуть и умереть в бою, досточтимый канцлер?

Он ухмыльнулся, подразумевая, что Янагисава трус и боится смерти больше, чем хочет высшей власти. Янагисава зыркнул на Даемона. Властитель Мацудайра поднял руку, призывая племянника помолчать.

— Давайте считать, что никто из нас не хочет умереть, — сказал властитель Мацудайра. — Но не будем забывать — выжившему тоже придется несладко. История учит нас, что гражданская война оставляет после себя повсеместную бедность, голод и разруху. Править страной в таком состоянии — не лучшая награда для победителя.

Янагисава сузил глаза. Не собирается же властитель Мацудайра уговорить его сдаться только потому, что разоренное войной государство никому не нужно?

— И победителю не достанется единоличная власть, — добавил Даемон, не устрашенный предупреждениями дяди. — С чего вы взяли, что вечно будете держать в кулаке союзников или своих людей?

Он улыбнулся, показывая, как малы шансы Янагисавы сохранить контроль над Японией даже в случае победы над властителем Мацудайрой.

— С чего вы взяли, что справитесь лучше меня? — Янагисава принудил себя оставаться спокойным. Грубый молодой выскочка досаждал ему больше, чем властитель Мацудайра. — У вас поразительный дар оскорблять людей.

— Мой племянник не хотел вас обидеть, досточтимый канцлер. Извините его, прошу вас. — Властитель Мацудайра метнул в сторону Даемона предостерегающий взгляд, потом примирительно обратился к Я нагисаве: — Я пригласил вас сюда не для того, чтобы дразнить. Я надеялся, что мы найдем способ избежать войны, которой никто из нас на самом деле не хочет.

Янагисава готов был, если придется, драться с властителем Мацудайрой насмерть, но, страшась за свою жизнь, предпочитал переговоры. И даже зная, что сердечные дела нельзя смешивать с политикой, он не мог погасить в себе надежду наладить отношения с Хосиной, заключив мир с властителем Мацудайрой.

— Допустим, я согласен, что мир лучше войны, — осторожно проговорил канцлер. — Какие условия вы предложите?

Властитель Мацудайра и Даемон переглянулись; судя по всему, оба были довольны, что соблазнили Янагисаву на торг.

— Я предлагаю распустить обе армии, — заявил властитель Мацудайра. — Потом мы проведем реорганизацию правительства.

— Какую реорганизацию? — спросил Янагисава.

— Юмори Ёити займет место главного старейшины Макино, — ответил властитель Мацудайра. — Освободившееся кресло в совете перейдет к Гото Каэмону.

Янагисава недоверчиво уставился на него. Он ждал, что властитель Мацудайра пойдет хоть на какие-то уступки, а тот предлагал наводнить самый главный орган управления Японии преданными ему людьми!

— Кроме того, — продолжил властитель Мацудайра, — моего племянника Даемона назначат преемником режима. Он будет следить за связями сёгуна с чиновниками.

Даемон надулся от сознания собственной значимости. Янагисава вспыхнул от гнева. Такая реорганизация давала Мацудайре и Даемону полную власть над бакуфу!

— Какое-то однобокое предложение, вы не находите? — сардонически заметил канцлер Янагисава. — Что получаю я?

— Вы сохраняете место канцлера, свой дом и личное богатство.

Властитель Мацудайра говорил таким тоном, словно наделял Янагисаву щедрыми дарами, но канцлер не был готов превращаться в тень себя прежнего.

— Ваши условия неприемлемы! — яростно выпалил он. — Одно то, что вы решили, будто я стану их рассматривать, уже величайшее оскорбление!

Он вскочил на ноги. Клацнули мечи, заскрипели доспехи, свита позади него тоже зашевелилась.

— Обсуждение закончено, — заявил Янагисава.

Властитель Мацудайра и Даемон поднялись.

— Не торопитесь отвергать наше предложение, — сказал властитель Мацудайра. Все его притворное спокойствие улетучилось, манеры обрели властность. — Лучшего вы не получите.

— Я попытаю судьбу. — Янагисава направился к двери.

— Вы не сможете победить в войне с нами, — вмешался Даемон. Теперь, когда скрытые колкости не задели Янагисаву, он перешел к открытым угрозам. — Мы раздавим вас как букашку.

Янагисава боялся, что Даемон прав. Он никогда не вел полномасштабных войн, а политический талант не компенсировал отсутствие военного опыта. Но стремление врагов к перемирию дало ему надежду. Они ведь тоже новички в войнах.

Он сказал:

— Будь вы так уверены в победе, меня бы сюда не позвали. — Канцлер бросил на Даемона суровый взгляд. — А такому уязвимому человеку, как ты, неразумно угрожать тому, в чьем распоряжении служба разведки.

Властитель Мацудайра выглядел озадаченным, но черты Даемона заострились от тревоги. Янагисава улыбнулся, видя, как Даемон вспоминает про свои опасные тайны и гадает, какие из них ведомы Янагисаве. Однако канцлер предпочел не раскрывать пока карты, а отложить их на будущее, когда они понадобятся больше или их можно будет лучше использовать как оружие против Даемона.

— А сейчас, если вы меня извините, — сказал Янагисава, — у меня есть дела поважнее, чем выслушивать всякую чушь.

— Вам не представится другой шанс спасти свою шею. — Властитель Мацудайра сжал кулаки и побагровел от гнева. — Милосердия от меня больше не ждите!

— И вы от меня, когда сойдемся на поле боя, — фыркнул Янагисава. Теперь он понимал, что договориться с властителем Мацудайрой на условиях, которые бы устроили обоих, было невозможно. — Пусть победит сильнейший.

Выходя со свитой из приемного зала, Янагисава мельком увидел Хосину. Ненависть в глазах бывшего любовника сказала канцлеру, что у них нет ни малейшего шанса помириться. Янагисаву посетило жуткое ощущение, что он вступил на роковой путь.

Тем не менее он излучал величественную уверенность в себе, когда шел по территории замка к своему поместью. Дома Янагисава заперся в кабинете и сел за стол. Одно мгновение — и самообладание покинуло его. Мышцы дрожали, из легких резко вырывался воздух, отпускало сдерживаемое напряжение. Голова болезненно пульсировала от давления крови внутри черепа. Трясущимися пальцами он помассировал виски. Постепенно тело успокоилось, но дух все еще тревожили другие проблемы, помимо властителя Мацудайры.

Из-за расследования убийства Макино канцлер мог вообще не дотянуть до войны. Если Сано обнаружит, что он знал о предательстве главного старейшины, Янагисава превратится в основного подозреваемого. Властитель Мацудайра тут же настроит сёгуна и весь бакуфу против него. Тогда можно попрощаться со своими планами обрести власть над Японией, сделать сына Ёритомо преемником и править государством через него.

От одной этой мысли внутри поднималась волна тошноты. Как защититься от злобных сил, окруживших со всех сторон? Оторвавшись от размышлений, Я нагисава вдруг заметил в дверях жену.

— Что тебе надо? — обрушился он на нее. Она без конца шлялась поблизости, постоянно шпионила за ним через смотровые отверстия, воображая, что он этого не замечает. Янагисава не запрещал ей, ему было все равно. Он сносил присутствие жены, потому что ее обожание было как бальзам для его гордости после того, как ушел уполномоченный полиции Хосина. Но сейчас она послужила удобной целью, чтобы выплеснуть эмоции. — Почему ты не оставишь меня в покое?

Глуповатое лицо побелело, госпожа Янагисава съежилась.

— Я… извини, — прошептала она. — Если хочешь, я уйду.

Попятилась, не сводя с мужа глаз, будто не желая выпускать его из виду как можно дольше.

И тут вдруг канцлера с ошеломляющей, лучезарной силой сразило вдохновение. Его потребности вдруг переплелись с окружающими обстоятельствами. Он улыбнулся:

— Постой. Не уходи. Я хочу, чтобы ты осталась.

Она замешкалась, не доверяя внезапной смене его настроения.

— Прости, что нагрубил тебе. — Янагисава никогда прежде не испытывал свои чары на жене, но теперь придется. — Пожалуйста, прости меня.

Даже преданный раб не станет делать то, чего он хотел от нее. Понадобится весь его дар убеждения, чтобы заручиться помощью жены. Он поспешил к госпоже Янагисаве и обнял ее одной рукой.

— Идем, — проговорил Янагисава, увлекая ее в соседнюю комнату с уютными подушками на полу и настенной росписью с морскими пейзажами.

Канцлер чувствовал, как радостно затрепетала она от его прикосновения, как участилось ее дыхание. Когда он усадил жену, она взглянула на него снизу вверх, на изумленном лице отражалось недоверие: неужели она и вправду получила редкий, чудесный дар — его внимание? Янагисава сел напротив, так близко, что они соприкоснулись коленями. Налил две чашки вина и вложил одну в ее дрожащие руки.

— Мой господин… это великая честь…

Благоговение мешало ей говорить. Ее щеки пылали.

— Ты вполне заслужила это своей преданностью, — ответил Янагисава. — И я рад, что мы можем поговорить наедине.

Госпожа Янагисава восторженно ловила каждое его слово.

— Боюсь, я был не очень хорошим мужем, — продолжил канцлер. — Я знаю, что пренебрегал тобой. Я был не прав, особенно если учесть, что ты оставалась мне верной подругой.

Сияющий взгляд жены говорил Янагисаве, что она всегда мечтала услышать от него эти слова. Она двигала губами, беззвучно повторяя их, запечатлевая в памяти.

— А у тебя столько замечательных качеств. — Янагисава не представлял, на что способна его жена, пока она не рассказала ему о своих нападках на жену Сано Рэйко. — Я хочу загладить вину перед тобой. — Он понизил голос до хриплого, умоляющего шепота. — Ты позволишь мне?

— Да! — Она выронила пустую чашку, прижала руки к груди. Ее переполняла радость, он даже испугался, что она упадет в обморок. — О да!

— Миллион благодарностей, — сказал канцлер, изображая робость. — Щедрость — одно из самых ценных твоих качеств.

И он собирался воспользоваться ею в полной мере.

— С сегодняшнего дня я попытаюсь быть лучшим мужем. И лучшим отцом. Я буду уделять больше внимания Кикуко и тебе.

Она сияла счастливой безраздельной верой. Люди видят то, что хотят увидеть, а Янагисава обманывал и кое-кого поумнее.

— Ты так добр ко мне, — пробормотала она. — Чем мне отблагодарить тебя?

Янагисава коварно улыбнулся:

— Окажи мне маленькую услугу.

Он придвинулся ближе и зашептал ей на ухо.

Госпожа Янагисава в ужасе отшатнулась от канцлера. Он вопросительно поднял бровь. Его просьба была столь кошмарна, что разум отверг сами его слова, хоть она и отчаянно хотела угодить мужу.

— Я… я не могу, — выдавила госпожа Янагисава. Она опустила глаза, боясь увидеть гнев на лице канцлера, страшась, что он вернется к себе прежнему. — Я бы не смогла.

— Почему? — спросил он таким мягким голосом, что она рискнула взглянуть на него. Его лицо выражало лишь заботу о ней и желание понять.

— Это… это неправильно.

Смутные подозрения вспыхнули в душе госпожи Янагисавы. Внезапные перемены в поведении мужа теперь не столько восхищали ее, сколько беспокоили. Не ломает ли он комедию, пытаясь добиться ее согласия? Госпожу Янагисаву подташнивало от одной мысли об этом.

— Знаю, звучит ужасно, — проговорил канцлер. — И мне неловко просить тебя об этом, но больше надеяться не на кого. Я окружен врагами и предателями. Одна ты мне верна. — Его взгляд подчинял. — Ты нужна мне.

Госпожа Янагисава всем сердцем желала уступить ему. Любое вероломство казалось оправданным, чтобы заслужить одобрение мужа, но прочно укоренившиеся моральные устои сдерживали ее.

— Я никогда ничего подобного не делала, — проговорила она. — Не… не думаю, что у меня получится.

— Получится, я знаю, — ответил канцлер.

Оба знали — у нее уже получалось, но тогда, оправдывала себя госпожа Янагисава, ее вынуждали обстоятельства, над которыми она невластна. Исполняя желание мужа, она будет действовать намеренно, полностью осознавая свои поступки и их возможные последствия.

— Я расскажу тебе в точности, что говорить и делать, — предложил канцлер.

— Но я не могу… друг он или враг, — возразила госпожа Янагисава.

Канцлер укоризненно посмотрел на нее:

— Значит, благополучие друзей и врагов заботит тебя больше, чем мое?

— Конечно, нет, мой господин! — поспешно воскликнула госпожа Янагисава. — Ты мне дороже всех на свете. — Она сжалась, обхватив себя руками, и покачала головой. — Но я боюсь.

— Неприятностей? — Она кивнула, и канцлер продолжил: — Не бойся. Я не позволю тебе попасть в беду.

Госпожа Янагисава собрала остатки воли в кулак.

— Я просто не могу.

Ее голос дрожал, слезы резали глаза. Госпожа Янагисава понимала, что ее сокровенные желания зависят от этого момента. Эта кошмарная услуга — цена его любви к Кикуко и к ней самой.

— Могу я сделать для тебя что-нибудь другое? — взмолилась она.

Канцлер взглянул на жену с состраданием, которое разбудило в ней неутихающую страсть.

— Давай я объясню, почему ты должна оказать мне именно эту услугу, и никакую другую. — Он взял ее за руку. — Мне надо ослабить врагов. Вместе мы ударим в самое сердце.

Канцлер ласкал ее пальцы. Госпожа Янагисава сидела неподвижно, опустив веки, смакуя его прикосновения.

— Но если ты не поможешь мне, я проиграю битву с властителем Мацудайрой. Он получит мою голову как военный трофей. Нас с тобой разлучат. — Печаль тронула голос канцлера. — Ты ведь не хочешь, чтобы это случилось… правда?

Он придвинулся к ней так близко, что госпожа Янагисава слышала его дыхание, чувствовала запах табачного дыма и масла для волос. Его близость заряжала ее кровь горячей, буйной лихорадкой. Он погладил ее по щеке.

Стон вырвался у госпожи Янагисавы, кожа заполыхала под пальцами, которые сначала блуждали по ее губам, потом спустились ниже, на шею. Ее соски затвердели и пульсировали. Она вскрикнула от удовольствия и остроты желания, которого не знала никогда раньше. Канцлер опустил жену на пол и лег рядом. Его рука забралась под ее юбки, вверх по бедру. Госпожа Янагисава сотрясалась от дрожи. Его пальцы принялись ласкать влажную женскую плоть. Она услышала собственный стон, достигнув неизведанного прежде пика наслаждения. И только он один мог доставить его ей.

— Если ты любишь меня, ты мне поможешь, — пробормотал канцлер, обдавая жаром ее ухо.

Госпожа Янагисава поняла, что скрывалось за его словами — он никогда не будет любить ее, если она не сдастся.

— Пожалуйста! — всхлипнула она, умоляя любить ее без всяких условий. Изнемогая от жажды, госпожа Янагисава ухватилась за его плащ и подтянула мужа к себе.

Канилер вывернулся, отпрянул.

— Нет, пока ты не сделаешь, что я просил.

Прекрасный и непреклонный, притягательный и жестокий, он нависал над госпожой Янагисавой. Отчаянная нужда сокрушила остатки ее воли. Если она хочет, чтобы он исполнил ее желания и мечты, у нее не было другого выбора, кроме как капитулировать. Госпожа Янагисава от ужаса и слабости зашлась в рыданиях.

— Да! — выкрикнула она. — Я сделаю это!

17

Чтобы добраться из Эдо в Асакуса Канной, Хирате понадобился час быстрой скачки. Этот буддийский храм пользовался популярностью, потому как стоял близ реки Сумида и главной дороги в окружении постоялых дворов, лавочек и чайных. Знаменитая пагода взмывала в холодное голубое небо пятью алыми ярусами и золотым шпилем. Под трезвон колоколов Хирата слез с лошади и оставил ее возле храма. Потом присоединился к толпе, текущей сквозь главные ворота. К тому времени как он попал внутрь, радость избавления от соглядатаев полностью испарилась.

Они будут в ярости. Лучше бы он смирился с ними, а не убегал как дурной мальчишка! Убийство — не детская игра. Хирата не хотел и думать, какая расплата ждет его за несдержанность. Наконец он решил, что жалеть о сделанном уже поздно, а с последствиями он будет иметь дело, когда они возникнут. Пока надо сосредоточиться на вдове главного старейшины Макино, Агэмаки.

Буддийская и синтоистская религии на территории храма мирно сосуществовали с торговлей. Вдоль главной дороги выстроились прилавки с цветастыми фонарями и флагами. Продавали еду, растения, снадобья, зонтики, игрушки и четки. Люди торговались, деньги переходили из рук в руки. Бродячие актеры устраивали кукольный театр и показывали акробатические трюки, монахи просили милостыню. Над толпами плыл дым благовоний.

Хирата прошел мимо главного зала к храму Асакуса Дзиндза, посвященному мужчинам, которые заложили его, найдя статую Каннон, буддийской богини милосердия. Здание украшали скульптуры и резное дерево с росписью. Священные голуби ворковали на свесах крыш. Служительницы синтоистского храма в белом и буддийские монахини с обритой головой, одетые в серое, слонялись перед храмом, приставая к пилигримам. Пронзительными голосами они предлагали мужчинам свою благосклонность. В Асакуса Каннон религия не мешала плотским утехам. Хирата знал, что многие монахини и служительницы храма живут не только на подаяние, но и на деньги, заработанные своим телом. Хотя закон запрещал проституцию вне квартала увеселений Ёсивара, в храмовых районах стражи порядка не особо усердствовали.

К Хирате подскочила молодая монахиня, нескладная и страшненькая, схватила его за руку:

— Ищете себе компанию, господин?

Другую руку сцапала служительница храма.

— Пойдем со мной, — заворковала она. — Мы славно повеселимся вдвоем.

Она была красива, со струящимися волосами и обаятельной улыбкой.

— Я его первая увидела, — нахмурилась монахиня. — Пошла вон!

Женщины начали спорить, дергая Хирату из стороны в сторону и осыпая друг друга проклятиями. К ним, прихрамывая и опираясь на бамбуковую палку, приблизился пожилой лысый священник в сером плаще поверх желто-оранжевых одеяний.

— Эти девицы докучают вам, господин? — спросил он Хирату. Священник говорил слишком громко, а значит, был глух. Судя по затуманенному взгляду, зрение его тоже подводило. Женщины отпустили Хирату и приняли скромные, уважительные позы в присутствии старшего.

— Вовсе нет, — ответил Хирата, потом представился. — Меня интересует женщина по имени Агэмаки. Когда-то она была служительницей при храме. Она жена главного старейшины Макино, чье убийство я расследую.

— Я знала ее. Могу вам все рассказать, — заявила хорошенькая служительница с хитрой, понимающей улыбкой.

— Я тоже, — не осталась в долгу некрасивая монахиня.

Священник их, похоже, не услышал.

— Я смотритель храма Асакуса Дзиндза, — сообщил он Хирате. — Я хорошо знал Агэмаки. Не хотите ли пройти со мной в более теплое место и освежиться за разговором?

— Да, спасибо.

Хирата, которому не мешало бы послушать и женщин, собирался уже просить их подождать его, когда священник обратился к служительнице:

— Пойдем с нами, Юрико-сан, поможешь мне ухаживать за гостем.

Юрико кинула победоносный взгляд на разочарованную монахиню. Потом проследовала за Хиратой и священником в жилище духовенства — грубое здание из оштукатуренного дерева, укрытое в саду. Священник усадил Хирату в строгой комнате рядом с нишей, в которой стояла ваза с зимними ветками и лежал свиток с религиозным стихом. Юрико нагрела кувшин воды на жаровне, утопленной в полу. Безмятежная атмосфера приглушила суету снаружи храма.

— Агэмаки родилась и воспитывалась в Асакуса Каннон, — начал священник. — Ее мать тоже была служительницей храма, она умерла много лет назад. Очень набожная женщина.

Юрико, сидя на коленях перед очагом, сказала Хирате намеренно тихим голосом:

— Не верьте. Мать Агэмаки была такой же попрошайкой и шлюхой, как большинство из нас. Она пришла в Асакуса Каннон, потому что в храме нам дают пищу и кров, да и стражи закона здесь не трогают.

Хирата понял, что существуют две истории жизни Агэмаки. И благодаря глухоте священника он услышит обе.

— Кто отец Агэмаки? — спросил Хирата священника.

— Богатый самурай-чиновник. Он сгорел в год, когда она родилась. После его смерти мать Агэмаки и она сама были предоставлены судьбе.

— Так всем говорила сама Агэмаки, — пробормотала Юрико. — Она любила пускать пыль в глаза. Но все здесь знали, что ее отец ронин, который провел несколько месяцев с ее матерью, а потом уехал из города, и больше его не видели. — Кинув теплый, извиняющийся взгляд на священника, Юрико добавила: — Он всегда видит в людях только хорошее.

— Агэмаки выросла такой же красавицей, как ее мать, — продолжал ничего не подозревающий священник. — Она пошла по ее стопам.

— Вот уж правда, — согласилась Юрико, отмеривая зеленый чай в фарфоровые чашки. — Агэмаки пользовалась успехом у мужчин. Иногда у нее было по семь-восемь клиентов в день.

Хирата подумал, что главный старейшина Макино имел плохой вкус на женщин для мужчины его положения. Вначале наложница оказалась бывшей проституткой, теперь жена. Может, до смерти его довел этот самый плохой вкус — и сомнительный выбор подруг?

— Агэмаки обладала редким, истинно духовным призванием, — нахваливал священник. — Она казалась немного не от мира сего.

Юрико фыркнула, наливая горячую воду в чашки с чаем.

— Это была всего лишь игра. Некоторым мужчинам нравилось. Их это возбуждало. Но девчонки знали настоящую Агэмаки. Она была грубая и эгоистичная. Любила деньги и то, что на них можно купить.

Хирата вспомнил вдову, какой она предстала перед ним. Может, и утонченное достоинство, и горе по убитому супругу, и желание помочь в поисках убийцы тоже лишь актерская игра?

— Агэмаки покинула храм, чтобы выйти замуж за главного старейшину Макино, — напомнил Хирата священнику. — Не похоже на поступок глубоко верующей женщины.

Священник мягко улыбнулся и развел руками:

— Когда Агэмаки возжелал такой влиятельный человек, она была не в силах отказать.

— Ха! Она вовсе не собиралась противиться. — Юрико, забывшись в своей горячности, заговорила слишком громко. Священник сощурился, уставившись на нее. Пригнув голову, Юрико принялась мешать чай деревянной метелкой и бормотать Хирате: — Агэмаки хотела себе богатого покровителя. Когда Макино явился за девушками, она с радостью за него уцепилась.

— Главного старейшину Макино очаровала добродетель Агэмаки, — молвил священник.

Хирата поднял бровь в сторону Юрико.

— Какая уж там добродетель! — усмехнулась Юрико. — Он страдал немощью. Потерял мужскую силу. Я знаю, потому что однажды он нанимал меня, но что бы мы ни делали… — Юрико изобразила пальцем вялый член. — Но Агэмаки знала способы возбудить мужчину. Знала снадобья от бессилия. Ее научила мать. С помощью Агэмаки Макино снова почувствовал себя молодым и здоровым. Вот почему он ее хотел. Но она не давалась ему, пока он не забрал ее отсюда в эдоский замок.

— Итак, он женился на Агэмаки, — повествовал священник. — И она уехала жить в его дом.

— Не совсем, — сказала Юрико, передавая чашки с чаем Хирате и священнику. Пока они пили, она говорила: — Макино еще жил с первой женой, когда забрал Агэмаки из храма. Вначале Агэмаки была наложницей главного старейшины. Поженились они позднее.

— Что случилось с первой женой Макино? — спросил Хирата.

— По слухам, умерла от лихорадки, — поведал священник.

— Вряд ли, — покачала головой Юрико. — Агэмаки задалась целью стать женой важного чиновника. Ее не устраивало быть просто наложницей. Она умоляла Макино развестись со старой женой и жениться на ней, но он отказывал. Я знаю, потому что слышала, как они спорили. А мать рассказывала Агэмаки еще и про яды. Говорят, Агэмаки отравила первую жену Макино, чтобы занять ее место.

Хирата проницательно глянул на Юрико, по выражению лица которой было видно, что она верит слухам. Если так, тогда женщина, однажды обагрившая руки кровью, могла снова прибегнуть к убийству. Но все же Хирата не мог доверять ревнивым, злым сплетням. Даже если Агэмаки сжила со свету свою предшественницу, зачем ей убивать мужчину, за которого она так сильно хотела выйти замуж?

— Агэмаки подозревается в убийстве мужа, — сообщил Хирата Юрико и священнику. — Вы можете назвать хотя бы одну причину, почему бы она могла желать смерти Макино?

— Нет, — ответил священник. — Может, она и не слишком любила мужа, но зависела от него точно.

— Верно, — вторила ему Юрико. — Старик Макино дал Агэмаки еду, одежду, слуг и прекрасный дом.

— Но он оставил ей состояние, — намекнул Хирата.

— Знаю, — кивнула Юрико, — Когда они поженились, Агэмаки приехала сюда хвастаться. Она болтала о деньгах, которые получит, когда ее муж умрет.

— Я рад, что она не осталась без средств к существованию, — сказал священник, все так же не замечая, что, помимо него, Хирате отвечает еще и девушка.

— Может, Агэмаки убила Макино из-за денег? — предположил Хирата.

Пока священник возражал, Юрико проговорила:

— После смерти Макино ей придется съехать из его дома, потому что семья главного старейшины не потерпит в своем доме простую шлюху. Агэмаки потеряет статус высокой госпожи. Для нее это невыносимое падение.

Юрико в отвращении скривилась, давая понять, что ей не нравится свидетельствовать в пользу Агэмаки.

— Если деньги — единственное, что Агэмаки получала, убив мужа, вряд ли она стала бы это делать.

Священник окинул Хирату и Юрико затуманенным взглядом. Потом чуть нахмурился, словно наконец заметил третьего участника беседы и гадал, что же он пропустил.

— Я рассказал вам, что вы хотели узнать? — спросил он Хирату.

— Да, — ответил Хирата. — Тысяча благодарностей.

— Рад был помочь, — сказал священник.

Хирата попрощался с ним и вышел наружу с Юрико. Вокруг бродили паломники и летали голуби. Солнечный свет потускнел, окрасив бронзовым сиянием черепицу крыш, в воздухе похолодало, опускался вечер.

— Я тоже была рада помочь, — с проказливой улыбкой повторила Юрико фразу священника. — Я рассказала вам, что вы на самом деле хотели знать об Агэмаки?

Оставив свои мысли при себе, Хирата ответил:

— Мне надо поговорить с другими, кто ее знал.

— Давайте я пойду с вами, — предложила Юрико. — Я могу вас представить. А потом развлечемся вдвоем.

Она взяла Хирату за руку. Ее глаза горели жаждой зацепиться за мужчину, который спасет ее от нищеты.

— Зато, что представишь, спасибо. Я в долгу не останусь. Но второе предложение принять не могу. — Счастливо женатый Хирата не испытывал страсти к другим женщинам, кроме Мидори, — Мне надо вернуться в город сразу же, как только я здесь закончу.

Ему не терпелось узнать, что выяснил сегодня Сано, да и увидеть его реакцию на свой побег от сторожевых псов.

Юрико восприняла отказ с безразличием человека, привыкшего к разочарованиям:

— Может, в другой раз…

Пока она вела его к монахиням и служительницам храма, которые все еще околачивались у Асакуса Дзиндза, Хирата думал о полученных свидетельствах против Агэмаки и Окицу. Вот что могло оправдать его поведение и порадовать Сано, если не послужить разгадкой убийства. Но среди домочадцев главного старейшины Макино оставались подозреваемые, которые представляли для Хираты загадку. Он бы многое отдал, только бы узнать, что происходит в поместье сейчас.

18

Рэйко несла поднос, уставленный едой и напитками, по коридору личных покоев главного старейшины Макино. За несколько часов стирки белья под строгим надзором домоправительницы Ясуэ она обессилела больше, чем после самых напряженных боевых тренировок. Мокрая, грязная одежда пропиталась потом. Глухие толчки отдавались в голове после очередного удара Ясуэ, порезанный палец горел от щелочного мыла. В жизни она больше не притронется к грязным простыням или нижнему белью! Когда Ясуэ приказала ей подавать ужин актеру и наложнице, Рэйко ликовала. Вот он, шанс сбежать от нудной работы и заняться делом!

Она встала на колени у двери комнаты Кохэйдзи и переползла через порог, неуклюже балансируя подносом. В комнате было светло и тепло от горящих фонарей и множества угольных жаровен. Внутри, окруженные театральными костюмами на деревянных стойках, лежали на подушках Кохэйдзи с Окицу и смеялись какой-то шутке. На обоих были цветастые одеяния из шелка. Ее голова покоилась на его коленях. Ставя около них поднос, Рэйко подумала, что узнала сегодня еще кое-что, кроме странных сексуальных пристрастий главного старейшины Макино и подозрительного поведения его первого вассала.

Между наложницей и гостем дома явно существовала любовная связь.

— О, здорово, еда поспела! — воскликнула Окицу. — Я умираю с голоду!

Она не замечала Рэйко. Щедрая порция сасими, жареных креветок, сладких пирожков и других вкусностей полностью завладела ее вниманием. Кохэйдзи удостоил Рэйко оценивающим взглядом, который, наверное, доставался каждой женщине, попадавшей в поле его зрения. Подметил ее невзрачную внешность и разочарованно отвернулся. Потом сказал Окицу:

— Покорми меня.

Окицу закинула по кусочку пищи в рот ему и себе. Рэйко поставила кувшин саке на жаровню подогреваться. Она радовалась, что трюк с переодеванием сработал и Кохэйдзи с Окицу считают ее недостойной внимания, но тут ее вдруг укололо жало задетой гордости. Всю жизнь ею восхищались за красоту и уважали за высокий социальный статус, а для этих людей она ничего не значила.

— Правда, хорошо, когда не надо таиться, чтобы побыть вместе? — спросила Окицу, скармливая актеру креветку.

Он пожевал и проглотил.

— Конечно. Заниматься любовью в ночном саду не совсем удобно. Зато тайная страсть жарче пылает.

Он искоса взглянул на Окицу и пощекотал ее между ребер.

Окицу хихикнула.

— Плохой мальчишка! — пожурила она, шлепая Кохэйдзи. — Я всегда боялась, что Макино узнает про нас. Он бы жутко разозлился.

Кохэйдзи фыркнул:

— Это еще мягко сказано. Ревнивый старый пес вышвырнул бы нас из дома. Ты бы вернулась обратно в бордель. А Макино приказал бы владельцам театров закрыть мне дорогу на сцену.

Рэйко вздрогнула от волнения. Может, Макино в самом деле узнал про любовную интрижку Окицу и Кохэйдзи? Если так, один из них мог убить главного старейшину, чтобы защитить себя.

— Но теперь старик Макино нам не страшен. Все замечательно. — Окицу блаженно вздохнула. Скормила Кохэйдзи кусочек сырого тунца и погладила любовника по щеке. — Ты такой умный!

— Да, — согласился Кохэйдзи, наслаждаясь ее восхищением.

Имела ли Окицу в виду, что он избавил их от мужчины, который стоял между ними? Рэйко представила, как актер забивает Макино насмерть и укладывает его тело в постель.

— Я тебя обожаю, — сказала Окицу, жадно глядя на Кохэйдзи.

— Я знаю, — самодовольно улыбнулся Кохэйдзи.

Он ткнул пальцем в кувшин и махнул Рэйко. Та послушно налила парочке саке. Они продолжили, не обращая на нее внимания. Рэйко была невидимкой, как и обещала Сано. Предвкушение затмевало раненую гордость. Настолько ли парочка глупа, чтобы раскрыть правду об убийстве, так и не заподозрив в ней шпионку?

Окицу потягивала саке и жеманно смотрела на Кохэйдзи поверх чашки.

— Кохэйдзи-сан?..

Актер проглотил саке и набил рот сасими.

— Гм?

— Ты помнишь, что мне обещал? — В голосе Окицу появились дразнящие, льстивые нотки.

— Что я обещал? — переспросил Кохэйдзи, на его лице отразилось замешательство.

Окицу игриво шлепнула его по плечу.

— Глупый! — крикнула она. — Ты знаешь. Ты обещал, что мы когда-нибудь поженимся.

— О! Верно, — сказал Кохэйдзи с заметным отсутствием энтузиазма. — И правда обещал.

— Ну, теперь Макино нет, и мы можем пожениться. — Окицу, казалось, не видела реакции любовника. Ее глаза сияли от возбуждения. — Давай завтра!

Вот и еще один мотив для убийства, подумала Рэйко. Наложница и актер хотели смерти Макино, чтобы пожениться. Но если Окицу явно сходит по Кохэйдзи с ума, то актер испытывает к девушке куда меньший интерес. Интуиция подсказывала Рэйко: этот человек мог убить Макино ради спасения карьеры, но не чтобы жениться на Окицу.

— Давай не будем торопиться со свадьбой, — заявил Кохэйдзи. Избегая взгляда Окицу, он отодвинулся от нее.

Удивление и разочарование отразились на лице наложницы.

— Почему? — спросила она. — Почему мы должны ждать?

— Потому что наше будущее туманно. Нам негде жить. — Кохэйдзи делал вид, что озабочен практическими вопросами, но Рэйко видела, что он просто ищет отговорки. — Ты же понимаешь, нас не будут вечно здесь терпеть.

— Но Макино оставил мне деньги, — привела довод Окицу. — Да и тебе тоже, правда? Вдвоем нам хватит на дом.

— Да… — задумался Кохэйдзи, нервно поигрывая тарелкой на подносе. — Но есть более серьезная причина, почему мы должны подождать, хотя бы пока уляжется кутерьма вокруг убийства Макино. Если мы поженимся слишком быстро, все узнают, что мы были любовниками до смерти главного старейшины и обманывали его. Все решат, что Макино убил я.

— Но ты не убивал! — воскликнула Окицу, в ужасе широко раскрывая глаза. — Мы…

— Виновен я на самом деле или нет, значения не имеет, — перебил Кохэйдзи. — Важно только, что подумают люди.

Рэйко безумно хотелось знать, что собиралась сказать Окицу, когда актер оборвал ее. Может быть, правду об убийстве? Виновен Кохэйдзи или нет? Трудность слежки в том, что, хоть Рэйко все слышала и видела как на ладони, мысли подозреваемых были для нее закрыты.

— Сёсакан-сама и его люди уже что-то вынюхивают, задают вопросы, обвиняют, — продолжал Кохэйдзи. — Мы с тобой были среди четверых, находившихся в покоях, когда умер Макино. Боюсь, сёсакан-сама изберет на роль убийцы меня. У актеров плохая репутация, и никому, кто имеет значение для сёсакана-сама, нет дела до моей судьбы. Если будет мое слово против его, кому, как ты думаешь, поверят? — Кохэйдзи покачал головой. — Не мне. Меня осудят и казнят.

Окицу тревожно ахнула. Он сжал ее руку и серьезно уставился ей в глаза.

— Так что видишь, мы должны соблюдать осторожность. Жениться сейчас — большая ошибка.

Окицу вздохнула:

— Да, ты прав. — Тем не менее сомнения все еще терзали её. Девушка нахмурилась. — Но иногда мне кажется, что ты вообще не хочешь на мне жениться.

— Конечно, хочу! — заявил Кохэйдзи с пылкой искренностью, которая, впрочем, не убедила Рэйко. — Как ты можешь не доверять моему слову?

— Если бы ты действительно любил меня и хотел жениться, ты бы с радостью пошел на небольшой риск ради нас двоих, — выпятила нижнюю губу Окицу. — Ты бы не позволил мелкой опасности встать между нами.

Кохэйдзи рассмеялся, забавляясь ее детской наивностью.

— Ты путаешь меня с героями, которых я играю в театре. Для них опасность воображаемая. После спектакля они выходят живые и здоровые. Но если против закона пойду я, меня убьют по-настоящему.

— Не смейся надо мной! — взорвалась Окицу, вырываясь из его рук. Ее щеки вспыхнули, она уставилась на Кохэйдзи с явным подозрением. — У тебя есть еще кто-то? Поэтому ты мной пренебрегаешь?

— Нету меня никого, кроме тебя, — сказал Кохэйдзи. Рэйко ясно видела, что он, как и все мужчины, терпеть не может сцен и сделает все, лишь бы предотвратить эту. — Я люблю только тебя.

Он потянулся к Окицу, но та злобно отмахнулась.

— А как же все эти девчонки, что толпятся вокруг тебя в театре? — требовательно произнесла она. — Девчонки, которые ходят на все твои спектакли, преследуют тебя на улицах, шлют подарки и любовные письма? Она одна из них?

— Они ничего для меня не значат, — открещивался Кохэйдзи.

— Но я знаю, что ты принимаешь их подарки. Отвечаешь на письма. Я видела, как ты флиртуешь с ними, когда думаешь, что я не вижу. — В голосе Окицу зазвенели слезы.

— Они мои зрители, — защищался Кохэйдзи. — Я должен их радовать.

— И это нравится тебе больше, чем радовать меня! — истерично всхлипнула Окицу. — Я не вынесу, если у тебя появится другая. Я не могу тебя потерять. Особенно после того, что случилось с главным старейшиной Макино. Особенно после того, что я сделала для тебя!

Рэйко уставилась на Окицу, забыв притворяться, что разговор ее не интересует. Неужели Окицу имела в виду, что она убила Макино ради любовника? Нет, не стоит видеть в словах наложницы слишком многого, одернула себя Рэйко. Однако у Окицу было больше мотивов для убийства, чем у актера. Забота о карьере и нужда в покровителе перевешивали чувства Кохэйдзи к любовнице и не позволяли ему избавиться от Макино. Окицу, с другой стороны, безумно влюблена в актера и ничего не соображает. Возможно, она забила Макино насмерть и тем устранила препятствие к желанному браку.

— У меня нет другой женщины, — настаивал Кохэйдзи.

Рэйко расслышала панику в его голосе. Возможно, он знал, что Окицу убила Макино ради него, и боялся, что, если она разболтает, накажут обоих? Рэйко ждала, едва дыша, глядя в пол, надеясь, что Окицу сама себя выдаст.

— Я люблю тебя и только тебя, — сказал Кохэйдзи. Его рука потянулась к лицу Окицу, в голосе зазвучали возбуждающие нотки. — Давай покажу как.

К разочарованию Рэйко, Окицу больше ничего не стала говорить о главном старейшине Макино. Она закрыла рот, проглотила рыдания и отшатнулась от Кохэйдзи. Тот принялся нашептывать ей нежные слова и гладить по щеке. Неохотная улыбка тронула ее губы, язычок лизнул пальцы актера. Явно обрадованный, что успокоил любовницу, Кохэйдзи обнял Окицу за пояс. Она хихикнула, колыхнулась, скидывая одежду с голых плеч. Кохэйдзи начал ласкать их, в то время как она гладила выпуклость между его ног.

Рэйко решила, что не стоит мешать им заниматься любовью — все равно она больше ничего полезного не услышит, и тихо двинулась к выходу.

Окицу упала на спину и потянула к себе Кохэйдзи.

— Стой! — не поддался он. — Мне нужно немного подкрепиться.

Он взял с подноса вареное перепелиное яйцо и очистил от скорлупы. Окицу раздвинула ноги. Кохэйдзи засунул яйцо внутрь, потом лег меж ее ног и высосал его обратно. Пока он жевал, облизывал губы и удовлетворенно причмокивал, Окицу смеялась во все горло. Рэйко съежилась. Что еще ей придется вытерпеть? Она взглянула на любовников, которые уже совокуплялись с шумной, неутомимой страстью. Если один из них убийца, то кто: Кохэйдзи или Окицу?

19

Небо над чиновничьим кварталом эдоского замка сияло холодным красным пламенем заката. Луна и звезды сверкали как осколки льда в темнеющей выси. Дымок вился из особняков и фонарей, горящих у ворот. Часовые топали ногами и потирали руки, чтобы согреться. Хирата ехал по пустым улицам, все медленнее и медленнее по мере того, как приближалось поместье Сано. Вскоре наступит миг расплаты. Он молился, чтобы все оказалось не слишком плохо.

— Сёсакан-сама ждет тебя, — сказал стражник, открывая ворота.

Судя по его тону, Хирате предстояло самое худшее. У первого вассала опустилось сердце. Войдя в особняк, он обнаружил Сано, Отани и Ибэ в приемной.

— Хирата-сан. Иди к нам, — пригласил Сано.

Он вел себя непривычно официально. Ибэ и Отани смотрели с неприкрытой враждебностью. Сердце Хираты стучало как сумасшедшее, когда он опускался на колени, приветствовал Сано с гостями и кланялся им.

— Я так понимаю, сегодня ты сбежал от людей, которых назначили следить за расследованием, — проговорил Сано. — Это правда?

— Да, сёсакан-сама, — монотонно ответил Хирата, надеясь скрыть свою нервозность.

— Куда ты поехал?

— Исследовать прошлое жены главного старейшины Макино в храм Асакуса Дзиндза.

— Видите? Я говорил! — Отани метнул взгляд на Сано. — Он убежал вести расследование в одиночку. Он нарушил правила. За всеми допросами, имеющими отношение к убийству главного старейшины Макино, должны наблюдать представители властителя Мацудайры.

— И канцлера Янагисавы, — добавил Ибэ. — Он и моих людей оставил глотать пыль из-под копыт его коня.

От разочарования в глазах Сано Хирате стало больно.

— Я могу объяснить! — выпалил он поспешно, хотя его единственным и недостаточным оправданием было то, что он не выдержал давления.

Отани остановил Хирату взмахом руки:

— Почему вы это сделали, не имеет значения.

— Важно, чтобы вы больше не причиняли нам беспокойства, — поддержал Ибэ.

— С этого момента вы отстранены от расследования, — закончил Отани.

Потрясение и ужас смешались с унижением, когда Хирата понял — сторожевые псы считают его таким ничтожеством, что даже не утруждают себя более серьезным наказанием. Они просто удалили его из расследования, как пятнышко гнили из яблока.

— Справедливо, — подтвердил Сано твердым голосом.

И Сано с ними заодно! Хирата в смятении смотрел на своего господина, который только что пожертвовал им ради умиротворения канцлера Янагисавы и властителя Мацудайры. В душе Хирата сетовал на несправедливость, хотя и знал, что заслужил наказание. Он не мог позволить сторожевым псам отнять у него шанс раскрыть убийство и вернуть уважение Сано.

— Тысяча извинений, — проговорил Хирата. — Прошу вас, позвольте мне заслужить прощение и продолжить расследование.

— Не тратьте слов понапрасну, — бросил Отани. — Решение окончательное.

Отани с Ибэ поднялись. Когда Сано проводил их к дверям, Отани замешкался и обернулся к Хирате:

— Кстати, что вы узнали в храме Асакуса Дзиндза?

Еще не хватало делиться результатами незаконных изысканий с тем, кто за них же больно покарал!

— Ничего, — солгал он.

Ибэ усмехнулся:

— Значит, ваша эскапада того не стоила, а?

Хирата остался в одиночестве, злой и несчастный, пока Сано провожал гостей из поместья. Вскоре Сано вернулся и сел на колени лицом к Хирате.

— Могло быть и хуже, — успокоил Сано. — Отани и Ибэ могли потребовать твоей казни. Если бы мы оспорили наказание, они бы сделали это назло.

Хирату мало утешило, что у Сано были веские причины согласиться с наблюдателями.

— Ты тоже хочешь отстранить меня от расследования? — спросил Хирата.

В глазах Сано отразилась борьба противоречивых эмоций. Он выдохнул и сказал:

— Ты принял неверное решение. Дело и без того сложное, чтобы мои собственные люди еще добавляли мне хлопот.

Хирата склонил голову, признавая, что Сано прав. Ослушавшись приказа во время погони за похищенными женами, он рухнул в пропасть бесчестья. А сейчас, всего через три дня после начала расследования, с помощью которого он надеялся восстановить честь, пропасть лишь стала глубже.

Хирата жалко пролепетал:

— Чем я могу загладить вину?

— Вначале расскажи, что ты узнал о вдове главного старейшины Макино, — ответил Сано. — Может, ты и обманул Отани с Ибэ, но я сомневаюсь, что ты вернулся из храма Асакуса Дзиндза с пустыми руками.

«По крайней мере есть шанс показать себя не только дураком и лжецом, но и компетентным сыщиком», — угрюмо подумал Хирата. Он пересказал Сано слухи о том, что Агэмаки убила первую жену Макино.

— Прежде чем ехать домой, я допросил врача эдоского замка, который лечил первую жену Макино, когда она заболела. — Хирата упомянул пару интересных фактов, которые вытянул из доктора. — Он всегда подозревал, что ее отравили. А Агэмаки определенно выиграла от ее смерти.

Сано кивнул.

— Отани рассказал мне о твоей поездке в дом увеселений Ракуами. Он говорит, ты не узнал о наложнице ничего полезного.

— Смею не согласиться! — возмутился Хирата. Тот, кто отстранил его от расследования, пытался еще и умалить его выстраданные достижения! — Окицу, по нашим сведениям, ненавидела Макино настолько, что пыталась утопиться, только бы не жить с ним.

— Значит ли это, что Макино убила одна из женщин, нет ли, но, судя по всему, его дом не был образцом мира и гармонии, — сказал Сано. — Он ссорился и с первым вассалом.

Сано поведал, как Тамура не одобрял жадность своего господина до денег и секса.

— Клятва в кровной мести может подтверждать невиновность Тамуры или служить ему прикрытием. И актер — личность темная.

Сано рассказал, что Кохэйдзи устраивал сексуальные представления и однажды избил пожилого клиента.

— Мы нашли улики против всех, кто был в личных покоях Макино той ночью, — подытожил Хирата. — Но ни одна из них не тянет на роль окончательного доказательства.

— Может, Рэйко повезет больше, — обронил Сано.

Хирата запоздало увидел, как осунулось его лицо и каким усталым он выглядит. Наверное, волнуется за Рэйко.

— От нее что-нибудь слышно? — Хирате больше всего на свете не хотелось добавлять Сано беспокойства.

— Ничего, — ответил Сано. — Сыщики, которых я внедрил в дом Макино, говорят, что не могут найти ее. Я не знаю, что с ней.

Ни он, ни Хирата не решались рассуждать вслух о том, какие несчастья могли постигнуть Рэйко к этому времени.

— Какой следующий шаг в расследовании? — проговорил Хирата, гадая, позволено ли ему об этом спрашивать теперь, когда дело его не касается.

* * *

Сано в сопровождении сыщиков Марумэ и Фукиды встретил канцлера Янагисаву в переходе, который вел в самое сердце эдоского замка. Янагисава шел в окружении свиты. В темноте ночи мерцал свет от факелов на сторожевых башнях и в руках у солдат, расхаживающих по каменным стенам. Где-то на холме завывали собаки.

— Добрый вечер, сёсакан-сама, — с холодной вежливостью сказал канцлер, когда их группы приблизились вплотную друг к другу.

Сано поклонился, ответил на приветствие и проговорил:

— Могу ли я побеседовать с вами, канцлер Янагисава?

Янагисава кивнул. Сано пошел с ним в ногу, свита потянулась следом. Янагисава начал:

— Молчите, дайте я сам догадаюсь: вас ко мне привело расследование убийства главного старейшины Макино.

— Полагаю, Ибэ-сан доложил вам, что мы узнали сегодня, — намекнул Сано.

— Я еще не получал отчета Ибэ-сана. Почему бы вам не рассказать мне, что произошло?

Сано передал свой разговор с властителем Мацудайрой и Даемоном, заявивших о предательстве Макино.

— Они утверждают, что у них, таким образом, не было причин убивать главного старейшину — в отличие от вас, — закончил Сано.

— Неплохо! — Янагисава весело посмотрел на Сано. — Кто высказал идею, что Макино отвернулся от меня? Даемон?

Когда Сано кивнул, Янагисава усмехнулся:

— Я недооценил его талант изворачиваться.

— Значит, это неправда? — Сано доверял Янагисаве не больше, чем Мацудайре.

— Мы с Макино были давними союзниками. Он бы ни за что не предал меня именно сейчас! — отрезал Янагисава. — Какие доказательства у моих врагов?

— Никаких, — признал Сано. — Вот почему я пришел послушать вас.

— Перед тем как обвинить меня на основании того, что услышали от них? — Янагисава расценил молчание Сано как знак согласия. — Мудрый поступок. — В его голосе звучало уважение. — Пять лет в бакуфу научили вас осторожности. Я едва узнаю в вас того жалкого дилетанта, который с головой бросался в опасность. Скажите мне: при каких обстоятельствах Даемон объявил, что Макино присоединился к фракции Мацудайры?

— Я допрашивал его о визите, который он нанес Макино в ночь убийства.

Янагисава фыркнул, облачко пара вырвалось из ноздрей.

— Неудивительно. Вы связали его имя с убийством. Он знал, что попал в опасное положение. Чем не выход — снять с себя подозрения, переложив их на меня? Он быстро сообразил, как выпутаться.

— То же самое можно сказать и о вас, — возразил Сано. — Чем не лучший ход — отправить меня обратно к Даемону, заметив, что у него был повод солгать?

Янагисава пожал плечами:

— Вам решать, кто из нас говорит правду.

Пока история Даемона ничем не подкреплена, Сано будет вынужден оправдать Янагисаву за недостаточностью улик. Иногда Сано удавалось прочесть мысли канцлера, но не сегодня. Он не понимал, испугался Янагисава обвинений Даемона или ему действительно все равно. Но Сано догадывался, что у Янагисавы есть в запасе план. Как всегда.

— Но должен предостеречь вас: не торопитесь думать, что лгу я, а не Даемон, — продолжил Янагисава. — Факт остается фактом — Даемон был у Макино в ночь убийства. Я был на банкете у себя дома, с чиновниками, которые могут подтвердить мои слова.

Вот и алиби, которого ждал Сано. По крайней мере не понадобилось расспрашивать канцлера, где он находился в ночь преступления.

— Как я мог убить Макино, когда развлекал гостей? — Янагисава бросил на Сано хитрый взгляд. — Я полагаю, вы допросили моего шпиона, чье имя вам дал наш общий друг в мэцуке?

Этим вечером Сано останавливался в поместье Макино перед возвращением домой и расспрашивал стражника, которого Янагисава нанял шпионить за главным старейшиной. Судя по всему, соглядатай не мог убить Макино по приказу Янагисавы.

— К счастью для вас, той ночью вашего шпиона заперли в бараках, — сообщил Сано. — Патруль подтвердил, что он был в своей постели. Он не мог убить Макино.

— А шпион властителя Мацудайры? — с легким любопытством поинтересовался Янагисава.

— Он стоял за парадными воротами, — ответил Сано, — и, по словам его напарника, до рассвета никуда не отлучался, пока не кончилась их смена.

Факелы на сторожевой башне над Сано и Янагисавой едва освещали самодовольное лицо канцлера.

— Тогда ваше единственное доказательство против какой-либо из фракций — это присутствие Даемона на месте преступления. То есть среди нас Даемон — главный подозреваемый.

— Не обязательно, — возразил Сано. — Если Макино предал вас, вы могли нанять для убийства кого-то еще из его окружения. А ваши элитные войска славятся своей ловкостью.

Эти самые войска состояли из убийц, которых Янагисава кормил, чтобы держаться у власти.

— Они бы легко проникли в дом — или прикончили бы главного старейшину под носом у стражников.

— Если бы я послал их убить Макино. Но я не посылал, — заметил Янагисава.

Они дошли до поместья и остановились перед высокими каменными стенами.

— Проследите передвижения моих бойцов той ночью, если угодно, — предложил Янагисава. — Вы только потеряете время. Любая улика, которую вы найдете против них, будет делом рук моих врагов. Вы замучаетесь отделять правду ото лжи. — Янагисава щелкнул пальцами. — Для вас есть решение лучше. Поверьте, что виновен Даемон. Улик достаточно, чтобы предъявить обвинение в суде. Сделайте это и считайте, что расследование закончено.

— Хотите, чтобы я присоединился к вашей кампании против его дяди? — уточнил Сано.

— А что, разве плохая мысль? — ответил Янагисава, видя отсутствие энтузиазма со стороны Сано. — Вспомните, вы процветали, пока я оставался канцлером. Обещаю, если вы уничтожите Даемона и поддержите меня в войне с властителем Мацудайрой, вам достанется еще больше денег и власти, когда я закреплю свое положение.

— Я помню, что было до того, как мы заключили перемирие, — намекнул Сано. Канцлер не раз посягал на его жизнь и репутацию. — Еще я помню, что вы можете отказаться от перемирия в любое удобное для вас время. И со всем к вам уважением, но я был бы дураком, если бы поверил вашему обещанию.

— Вы будете дураком, если решите, что властитель Мацудайра предложит вам лучшие условия, чем я! — отрезал Янагисава.

Позднее той же ночью Сано лежал в кровати и не мог уснуть. Он зажмуривал глаза и призывал сон, чтобы восполнить силы перед трудностями, которые готовил завтрашний день. Но образы, разговоры и беспокойные думы так и роились в его голове. Он ворочался под тяжелыми одеялами, пытался и не мог найти удобное положение. Без Рэйко постель была холодной и пустой. Мысли о жене добавляли беспокойства. В голове прокручивалась тяжелая сцена с Хиратой, мучили сомнения, что когда-нибудь между ними все станет как прежде. Сано без конца перебирал результаты расследования и пытался решить, кто из подозреваемых убил Макино, но все собранные факты никуда не вели. Расследование зашло в тупик.

Когда в коридоре у комнаты послышались шаги и голос сыщика Марумэ, Сано с радостью отвлекся от тягостных размышлений, хотя и знал, что ночные вызовы не сулят ничего хорошего.

— Входи, — сказал он, откидывая одеяло. — Что у тебя?

Дверь открылась, явив грузную фигуру Марумэ, освещенную огнем лампы в его руках.

— Прости, что разбудил, сёсакан-сама, но один из осведомителей в городе передал тебе сообщение. Убили племянника властителя Мацудайры, Даемона.

20

Здание было обычным двухэтажным строением из дерева и располагалось в торговом районе Нихомбаси, на улице, что шла параллельно складам риса вдоль реки Сумида. На балконах и окнах — бамбуковые ставни. Короткая синяя занавеска на потайном входе, рядом на часах двое солдат в доспехах с гербом клана Мацудайра. Напротив мелкие лавки и чайные с закрытыми дверьми. Снаружи толпа горожан. Смутное красноватое свечение в небе уже знаменовало рассвет. В соседних воротах по обе стороны улицы горели фонари. Толпа расступилась, давая проехать Сано с Марумэ, Фукидой и тремя другими сыщиками. Они спешились перед зданием.

— Что это? — спросил Марумэ.

— Дом свиданий, — ответил Сано. Он помнил его по своему прошлому полицейского старшины этого района. — Сюда приходят любовники, чтобы предаться незаконной страсти. Его называют Символом Ослепления.

Здесь, в этом убогом, постыдном месте умер Даемон, честолюбивый выскочка из фракции Мацудайры и бесспорный наследник сёгуна.

Сано, Марумэ и Фукида поднялись по ступенькам и вошли в дом. Их встретили бормотание мужчин и женский плач. Владелец дома, напуганный старик, суетился на входе. Кроме него, в освещенном коридоре стояли солдаты Мацудайры. К Сано и сыщикам прошагал уполномоченный полиции Хосина.

— Сёсакан-сама, что вы здесь делаете? — спросил Хосина таким тоном, словно Сано был явно посторонним.

— Я узнал, что Даемона убили, — ответил Сано. — И приехал вести расследование.

Хосина уперся руками в стены прохода и загородил Сано путь.

— В этом нет необходимости. Мои люди уже начали. Это дело полиции.

«А вовсе не твое!» — говорил его враждебный взгляд.

— Даемон был подозреваемым в убийстве, которое мне приказал расследовать сёгун, — объяснил Сано. Хосина все так же пререкался из-за того, какие преступления кому расследовать. Он хватался за любой шанс расширить сферу своего влияния и урезать права Сано. Война между фракциями только обострила его чувство соперничества. — Поэтому его убийство — мое дело.

Нерешительность появилась в глазах Хосины, он явно вспомнил, что властитель Мацудайра, его господин, нуждается в союзниках, а в Сано особенно.

— Ладно, — неохотно сказал он.

Хосина пропустил Сано и сыщиков внутрь, но следовал за ними по пятам, пока они шли по коридору, вдоль которого располагались полутемные комнаты, отделенные деревянными перегородками. Через открытые двери Сано видел растрепанные и смущенные парочки под охраной солдат властителя Мацудайры. Сано признал военного чиновника и известного банкира. Пусть Хосина больше интересовался политикой, чем полицейскими делами, но он по крайней мере задержал возможных свидетелей.

— Даемон в последней комнате слева, — сообщил Хосина.

Сано вошел в комнату впереди Марумэ и Фукиды. У стен, расписанных грубыми безвкусными пейзажами, толпились солдаты. От холодного ветерка трепетало пламя в порванном бумажном фонаре, свисающем с потолка. Из обстановки здесь были только угольная жаровня, умывальный таз позади дешевой деревянной ширмы и лакированный столик с кувшином саке и чашками. На футоне лежал Даемон, прикрытый полосатым одеялом. Видно было только лицо — глаза закрыты, красивые черты расслаблены будто во сне. Рядом с ним на коленях стоял дядя, одетый в богатый подбитый атласный плащ и шлем, отделанный золотом. Властитель Мацудайра поднял глаза на Сано.

— Досточтимый властитель Мацудайра, — поклонился Сано. — Мои соболезнования.

Глаза властителя Мацудайры сверкали от ярости и горя. Слезы прочертили блестящие дорожки на щеках. Он, казалось, онемел и оглох, будто воин, получивший сокрушительный удар во время битвы. Перед Сано предстала мрачная картинка из прошлого. Год назад он расследовал убийство бывшего фаворита сёгуна, сына властителя Мацудайры. Похоже, статус бесспорного наследника приносил неудачу. Теперь властитель Мацудайра потерял еще одного важного родственника.

— Можете рассказать мне, что случилось? — попросил Сано.

— Сами смотрите, — с горечью проговорил властитель Мацудайра сдавленным голосом и откинул одеяло, скрывавшее тело Даемона.

В лицо Сано дохнуло металлическим запахом крови. Желудок сжался от подступившей тошноты. Тело Даемона было повернуто на бок, ноги и руки согнуты, словно он ползком забирался на постель. Спереди шелковое кимоно и белый хлопковый чехол футона покрывали влажные, блестящие пятна крови. Рукоять ножа, обернутая простым черным шнуром крест-накрест, выдавалась из груди. Сано заметил, что лезвие вошло снизу вверх, минуя ребра, прямо в сердце.

Оторвав взгляд от чудовищного зрелища, Сано спросил:

— Даемон был здесь с женщиной?

Властитель Мацудайра посмотрел на него как на идиота.

— А для чего еще предназначено это место?

— Кто она?

— Понятия не имею.

— Где она?

Ответил уполномоченный полиции Хосина:

— Когда мы приехали, ее уже и след простыл. Даемон был один.

И снова привет из прошлого. В убийстве сына властителя Мацудайры тоже была замешана неизвестная женщина.

— Опросите людей в доме, — приказал Сано Марумэ и Фукиде. — Приводите ко мне всякого, кто знает о женщине, видел или слышал что-нибудь.

Сыщики поклонились и ушли. Сано привел их потому, что Хирата был не на лучшем счету у фракций, и Сано не мог рисковать, привлекая его к делу, которое касалось властителя Мацудайры. Теперь ему не хватало первого вассала. Он надеялся, что Марумэ и Фукида справятся не хуже, чем Хирата. Осматривая комнату, Сано нашел обувь и меч Даемона у двери на полу, где тот их оставил. Никаких следов чужого присутствия. Задвижки на окнах целы — непохоже, чтобы убийца ворвался в комнату снаружи.

— Вы ничего здесь не меняли? — спросил Сано властителя Мацудайру.

Тот в горестном молчании смотрел на мертвого племянника. Ответил Хосина:

— Нет, только закрыли тело.

Сано присел на корточки и всмотрелся в ладони Даемона. Их покрывала кровь, словно он зажимал рану, прежде чем упасть, но никаких царапин не было видно. Даемон никак не защищался от удара. Когда Сано встал, вернулись сыщики Марумэ и Фукида, ведя с собой владельца дома.

— Ни одна парочка не видела Даемона и его женщину, — доложил Фукида. — Они были слишком заняты и ничего вокруг не замечали.

Марумэ подтолкнул владельца к Сано и сказал:

— Вот единственный свидетель. Он сдавал комнату Даемону и женщине. Он обнаружил тело.

— Кто была эта женщина? — спросил Сано владельца.

Тот выпучил и без того круглые глаза и в страхе отпрянул от Сано.

— Я не знаю ее имени.

— Как она выглядела? — продолжил Сано.

— Не знаю. Она приходила много раз, но всегда прятала лицо.

— Ее кто-нибудь сопровождал?

— Нет, господин. Она всегда являлась одна.

— В паланкине?

— Пешком.

Сано оставил мысль опознать женщину по транспорту или свите. Если они и были, то ждали хозяйку там, где их не могли увидеть.

— Во сколько?

— После часа кабана, — сказал владелец.

Поздний вечер, время тайных свиданий.

— Как все происходило?

— Она постучала в дверь, как обычно, — продолжал владелец. — Я проводил ее в комнату. Оплаченную заранее, тоже как обычно.

— Даемон был внутри, когда она пришла? — уточнил Сано.

— Нет, — покачал головой старик. — Он всегда приходил позже.

— Что случилось, когда он пришел?

— Я впустил его, но не стал провожать в комнату. Он пошел сам. Он знал, где она, — они всегда снимали одну и ту же. Тогда я в последний раз видел его живым.

— Из комнаты доносился какой-нибудь шум, когда они уединились?

Владелец пожал плечами:

— Может, шепот или крики. Но здесь это в порядке вещей. Их могли издавать другие клиенты.

Страстные стоны заглушили все, что могло исходить от Даемона и его убийцы во время преступления, понял Сано.

— Как вы обнаружили тело?

— Проходил мимо и заглянул в глазок. — На лице владельца появилось выражение виноватой робости. — Глазки есть во всех дверях. Я изредка проверяю, все ли нормально у клиентов.

«И возможно, с удовольствием подглядываешь за любовниками», — подумал Сано.

— Итак, вы заглянули в комнату. Что дальше?

— Я увидел его… таким. — Владелец кинул взгляд на тело, сглотнул и отвернулся.

— Вы позвали полицию?

— Нет, — сказал владелец и поспешил добавить: — Конечно, я собирался, но не успел. Вначале я хотел рассказать своим клиентам, что произошло, и дать им время уйти.

Сано знал, что незаконные любовники вовсе не горели желанием оказаться в руках полиции, а владелец боялся потерять свой бизнес, выставив их связь на всеобщее обозрение с последующим скандалом.

— Но тут в дверь забарабанили, — продолжал владелец. — Послышались крики: «Полиция! Впустите!» Когда я открыл дверь, они побежали прямо в эту комнату — похоже, им было уже известно об убийстве.

Сано метнул взгляд на уполномоченного полиции Хосину, который слонялся поблизости.

— Как так случилось?

— Местный полицейский с помощниками из гражданских патрулировал территорию, когда услышал крик: «Досточтимого племянника властителя Мацудайры Даемона убили в Символе Ослепления!» — объяснил Хосина. — Кто кричал — не видели. Они пришли сюда и нашли Даемона. Оповестили меня. Я дал знать властителю Мацудайре. Мы тут же приехали.

История с анонимным глашатаем доверия не вызывала. Сано остерегался верить любым словам Хосины, но полагал, что таким образом рассказать полиции об убийстве мог сам преступник.

— Женщины не было, когда вы нашли Даемона? — спросил Сано владельца.

— Нет, господин.

— Вы видели, как она уходила?

— Нет, господин. Наверное, улизнула через потайной ход.

Владелец отодвинул перегородку, замаскированную настенной росписью, и открыл нишу. Из черной квадратной дыры в полу пахло землей и водостоком.

— Он ведет на улицу позади дома.

Сано повернулся к сыщикам.

Марумэ-сан, скажи нашим людям, пусть ищут женщину в окрестностях, — приказал он, хоть и знал, что она могла далеко убежать за то время, что прошло с момента убийства. — Фукила-сан, осмотри потайной ход и улицу, может, она оставила какие-то улики.

Марумэ вышел. Фукида позаимствовал у владельца дома свиданий лампу и спрыгнул в проход, через который ускользали незаконные любовники. Властитель Мацудайра поднялся на ноги. Он больше не выглядел оглушенным, глаза сверкали гневом — вновь проснулся боевой дух.

— Зачем вам гоняться за женщиной? — спросил он Сано.

— Она может быть свидетельницей убийства, — ответил тот. — Или преступницей.

— Кому нужны свидетели? — сжал кулаки властитель Мацудайра, раздувая ноздри. — Нам не надо рассказывать о том, что здесь произошло ночью. И мы оба знаем, что моего племянника убила не его дама.

— Она была с ним, — заметил Сано. — Теперь ее нет, и это означает, что она, возможно, виновна. Даемона убил тот, кому он доверял. Убийство могло произойти на почве страсти.

Впрочем, Сано сомневался, что все так просто. Убийство Даемона, сразу вслед за смертью Макино, не могло быть совпадением.

— Это не любовная ссора. Это политическое убийство, — озвучил властитель Мацудайра мысли Сано.

— И кто за ним стоит, ясно как день, — добавил Хосина.

— Канцлер Янагисава. — Властитель Мацудайра выплюнул имя, словно яд.

Хосина расплылся в улыбке, довольный, что его бывший любовник запятнан убийством бесспорного наследника сёгуна. У Сано опустилось сердце: он уже предвидел обострение борьбы фракций — не важно, как или почему на самом деле умер Даемон.

— Отвезите моего племянника домой и подготовьте к похоронам, — приказал властитель Мацудайра своим солдатам. Потом обратился к Сано и Хосине: — Я обязан доложить сёгуну об убийстве. — Мстительная решимость сверкала в глазах властителя Мацудайры. — Канцлер Янагисава кровью заплатит за смерть Даемона.

21

— Нет! — воскликнул сёгун. — Не может быть! Сначала мой старый друг Макино… э-э… погибает от рук убийц, теперь дражайший, любимый Даемон. Почему со мной происходят такие жуткие вещи? — Он уронил голову на руки и зарыдал.

По правую сторону от помоста на верхнем уровне пола приемной застыл на коленях властитель Мацудайра, только что выложивший весть об убийстве Даемона. Он был подобающе мрачен. Сано сидел напротив сёгуна. Уполномоченный полиции Хосина — рядом с Сано. Хосина ерзал от подавляемого возбуждения. На низшем уровне пола устроились толпой солдаты Мацудайры, сыщики Сано и полицейские Хосины. Вдоль стен стояли телохранители сёгуна. Напряженная, выжидающая тишина окутала собравшихся. Рассвет окрасил окна красным, словно кровью.

— Скажите, — взмолился сёгун, выпрямляясь и стирая слезы с лица, — какой злодей загубил Даемона во цвете жизни?

Властитель Мацудайра подался к сёгуну как генерал, скачущий в решающую битву.

— У моего племянника был враг, который завидовал вашей любви к нему. Этот враг замышлял уничтожить Даемона и тем самым нанести удар вам.

Он не называл имя Янагисавы, потому что вначале хотел заложить основу своего обвинения, понял Сано. Властитель Мацудайра не мог огласить реальный мотив канцлера — ослабление клана Мацудайры и расчистка дороги к власти собственному сыну, — потому что сёгуну не полагалось знать о борьбе фракций. Весь бакуфу выполнял негласный уговор держать сёгуна в неведении.

— Прошлой ночью этот враг зарезал Даемона, — подытожил властитель Мацудайра.

Сёгун непонимающе сморщился:

— Что за враг?

— Мне жаль, но это не кто иной, как ваш канцлер, — серьезно проговорил властитель Мацудайра, пряча радость от наконец представившегося шанса открыто нанести удар по противнику.

Сано подобрался в ожидании реакции. Уполномоченный полиции Хосина сплел пальцы, все остальные сидели неподвижно. Сёгун потрясенно ахнул, широко раскрывая глаза:

— Канцлер Янагисава? Но это… э-э… невозможно. Он не причинил бы вреда дорогому мне человеку… или нет? — Внезапное сомнение омрачило черты сёгуна. Он легко поддавался влиянию более сильных людей, но тут перевел взгляде властителя Мацудайры на Сано и Хосину. — Что заставляет вас думать, что он… э-э… убил Даемона?

— Улики, — ответил властитель Мацудайра.

Хосина твердо кивнул. И Сано не мог возразить, что у властителя Мацудайры нет реальных оснований обвинять канцлера. Перед встречей сёсакану-сама приказали помалкивать.

Заикаясь от ярости, сёгун проговорил:

— Я сейчас же… э-э… пошлю за Янагисавой-саном, и он… э-э… ответит за свои поступки.

— Хорошая мысль. — Судя по тону, властитель Мацудайра с нетерпением ждал очной ставки с соперником.

Токугава Цунаёси велел своим секретарям:

— Приведите сюда канцлера.

Те поспешили выполнять приказ. Вскоре дверь приемной раскрылась и на пороге возник Янагисава. Мрачное предчувствие мелькнуло в его глазах, когда он увидел властителя Мацудайру. Канцлер не удостоил Сано вниманием и лишь скользнул взглядом по Хосине.

— Вы хотели меня видеть, ваше превосходительство? — спросил он.

Испепеляя его гневным взглядом, сёгун сказал:

— Не стойте… э-э… там, мерзавец, проходите!

Янагисава помрачнел еще больше, однако направился к помосту. За ним вошел сын Ёритомо. Сано удивился при виде мальчика, Янагисава никогда прежде не вмешивал его в официальные дела. Зачем же привел сейчас? Когда красивый, стеснительный Ёритомо приблизился, на лицах властителя Мацудайры и Хосины тоже отразилось удивление. Канцлер заметил, что властитель Мацудайра сидит на его обычном месте подле сёгуна. Он замешкался, безмолвно приказывая сопернику подвинуться. Когда тот и не подумал, Янагисава опустился на колени в менее привилегированном месте, по левую руку сёгуна, и жестом велел сыну сесть между ними. Ёритомо повиновался, и Сано увидел, как все внимание сёгуна сосредоточилось на мальчике.

— Могу я узнать, в чем дело? — спросил Янагисава сёгуна.

— Э-э… — промямлил сёгун, отвлекшись на Ёритомо. — Мне только что принесли ужасную весть. Прошедшей ночью убили Даемона.

Восхищение сыном умерило гнев на отца, да и горе из-за смерти фаворита. Властитель Мацудайра и Хосина смотрели в смятении. Сано тихо восторгался Янагисавой. Вдохновленный дальновидностью или гением, канцлер взял с собой сына как орудие защиты.

При известии об убийстве на лице Янагисавы отразилось потрясение, явно подлинное. Если он и понял, что смерть Даемона ему на руку, а фракция Мацудайры потеряла опору, то ничем этого не выказал.

— Как это случилось?

— Его зарезали в доме свиданий, — сообщил Хосина. — Хотя вы и так все прекрасно знаете, верно?

— Что вы имеете в виду? — Озадаченность Янагисавы казалась такой же подлинной, как и потрясение.

— Он имеет в виду, что вы знаете, как и когда умер Даемон, потому что сами его убили, — заявил властитель Мацудайра.

Сёгун неохотно оторвал взгляд от Ёритомо и уставился на Янагисаву с новым подозрением.

— Ваше превосходительство, это нелепо! — Янагисава чуть не подпрыгнул от изумления и гнева. Он шумно запыхтел. — Я не убивал Даемона!

— Не своими руками, — согласился властитель Мацудайра. — Вы отправили одного из лакеев выполнить за вас грязную работу, чтобы самому не пачкаться.

— Я и близко не подходил ни к какому дому свиданий! — продолжал Янагисава, перекрикивая властителя Мацудайру и обрушиваясь на сёгуна со всей горячностью. — Стражники могут подтвердить, что я не покидал поместья прошедшей ночью.

— Смотрите, как он предусмотрителен, — организовал себе алиби, — фыркнул Хосина. — С его богатством и властью проще простого подкупить свидетелей или вынудить лгать в свою пользу.

Янагисава чуть передвинулся, загораживая от сёгуна Хосину.

— Мне не было нужды убивать Даемона. — Он сверкнул взглядом в сторону властителя Мацудайры — мол, и без политических убийств войну могу выиграть. — Их обвинения ложны, ваше превосходительство. Не слушайте их. Верьте мне.

Он не сводил глаз с Токугавы Цунаёси, намекая на их давние отношения. В голосе зазвучали хриплые, пламенные нотки.

— Клянусь, я не виноват.

Но Сано припомнил их последний разговор и свое подозрение, что Янагисава затеял недоброе. Замышлял ли канцлер убийство Даемона? Поэтому ли был настолько уверен в себе, чтобы говорить об уязвимости властителя Мацудайры и обещать Сано награду за переход на свою сторону?

Колебание отразилось на слабом лице сёгуна. Взгляд Янагисавы все не отпускал его.

— Не верьте ему, — воззвал властитель Мацудайра в ярости, что Янагисава расстраивает его планы. — Он виновен. Он лжет, пытаясь спасти свою недостойную шкуру. Еще и привел своего ублюдка, чтобы смягчить ваше сердце и заставить позабыть моего племянника.

Властитель Мацудайра кинул презрительный взгляд на Ёритомо, который покраснел и опустил голову. Если Янагисава убил Даемона, он ждал обвинения и приготовился к защите, понял Сано. Ёритомо был его оружием против властителя Мацудайры и щитом от гнева сёгуна.

— Он держит вас за дурака, досточтимый кузен, — заметил властитель Мацудайра.

Сёгун вылупился на Янагисаву.

— Правда? — не то со страхом, не то в гневе спросил он.

— Конечно, нет, — ответил Янагисава. — Это властитель Мацудайра и уполномоченный полиции Хосина пытаются вас обмануть. Давайте подумаем, отчего они так спешат убедить вас, что Даемона убил я. Наверное, они сами его убили и хотят меня подставить.

Властитель Мацудайра и Хосина изумленно уставились на канцлера, хотя, по мнению Сано, они не могли не знать, что Янагисава почитал хорошее оскорбление лучшей защитой. Теперь страх и гнев сёгуна обратились на них.

— Поэтому вы… э-э… обвинили Янагисаву? — потребовал ответа сёгун.

— Одна эта мысль кощунственна! — Властитель Мацудайра побагровел так, что Сано начал опасаться, как бы у него не лопнули вены. — Зачем мне убивать собственного племянника?

Токугава Цунаёси съежился от ярости двоюродного брата. Канцлер сидел безмятежный и самодовольный, теперь он контролировал ситуацию. Он сказал:

— Все знают, что Даемон рвался к власти в вашем клане. Многие высокопоставленные самураи убивали молодых выскочек, защищая свое положение.

Сано сам видел, как честолюбив Даемон. Властителю Мацудайре стоило большого труда сдерживать племянника. Возможно, Янагисава и прав.

Властитель Мацудайра в неистовом возмущении закричал:

— Я никогда бы не пролил родственной крови!

Многомесячные политические баталии не лучшим образом повлияли на его дисциплинированность. Сквозь гнев просвечивал страх, потому что теперь сёгун смотрел на него с недоверием.

— О, я сомневаюсь, что вы зарезали Даемона сами, — сказал Янагисава. — Вы вложили нож в другие руки. — Теперь его обвиняющий взор метнулся к Хосине. — В руки своего лакея, уполномоченного полиции.

Хосина напрягся так, словно Янагисава кинул ему на колени бомбу. Сано видел, что канцлер не удовлетворится атакой на властителя Мацудайру. Он хотел утопить бывшего любовника, который перешел на сторону врага. Хосина застыл, будто страшился, что бомба взорвется, если он пошевелится.

— Это смехотворно, — проговорил он. Ровный тон не скрывал охватившей его паники. — Я не имею никакого отношения к убийству.

— Ваши полицейские, конечно, знают о доме свиданий, — продолжал Янагисава. — Они, должно быть, проведали, что Даемон часто туда наведывается, и доложили вам. А вы не преминули воспользоваться шансом избавить своего господина от неуправляемого племянника. — Канцлер упивался мстительным удовольствием, отплачивая Хосине за все оскорбления и боль. — Выяснив, когда Даемон придет на свидание, вы устроили засаду. Поймали его врасплох и зарезали.

— Нет! — На лице Хосины заблестел пот, паника прорвалась сквозь щит самообладания. — Я невиновен!

Он посмотрел на властителя Мацудайру, тот гневно хмурился.

Сано ужасно хотелось прочитать их мысли. Испугался ли Хосина потому, что они с властителем Мацудайрой действительно замышляли убить бесспорного наследника сёгуна? Или никакого сговора не было, а Хосина всего лишь боялся, что Янагисава своими обвинениями вгонит клин между ним и властителем Мацудайрой? И в том и в другом случае ему не позавидуешь. Сано не мог не восхититься умом Янагисавы.

Хосина в отчаянии обратился к сёгуну:

— Канцлер Янагисава просто поливает меня грязью в надежде, что вы не заметите капли вины на нем самом!

Сёгун вскинул руки над головой, защищаясь от бури противоречивых обвинений. В его глазах плескалось недоверие ко всем троим.

— Канцлер Янагисава убил Даемона, и я скажу вам почему, — заявил Хосина, дерзкий от необходимости спасти свою шкуру. — Даемон знал, что канцлер убил главного старейшину Макино. Он хотел этим воспользоваться, чтобы уничтожить Янагисаву. Поэтому тот приказал убить Даемона.

— Ничего такого Даемон не знал, — отмахнулся Янагисава от попыток скинуть на него оба убийства. — Я не убивал Макино. И Даемона тоже. Но, ваше превосходительство, вам нет нужды верить на слово мне или властителю Мацудайре с уполномоченным полиции. Давайте обратимся к беспристрастному источнику. — Канцлер повернулся к Сано: — Расскажите нам о результатах вашего расследования, которые снимают с меня ответственность за оба преступления.

Его пристальный взгляд напоминал Сано об обещанной за сотрудничество награде. Сано оторопел в замешательстве. Пока что он не доказал причастность Янагисавы ни к одному из убийств, но ведь и не опроверг, а честь запрещала ему искажать правду в угоду канцлеру. И все же Сано понимал: Янагисава дает ему последний шанс принять его предложение. Если он откажет сейчас…

— Сёсакану Сано нечего сказать в защиту канцлера, — объявил властитель Мацудайра. Его выразительный тон напоминал Сано о приказе молчать. — Расследование показало, что канцлер виновен в обоих преступлениях, а мы с помощниками ни в чем не замешаны. — Он кивнул Сано, и зловещая улыбка искривила его губы. — Теперь разрешаю вам подтвердить это.

Сано ужасно не хотелось врать ради Янагисавы, но и подменять факты в пользу властителя Мацудайры он тоже не мог. Он сидел, сраженный немотой, а дорога меж двух противников, по которой он до сих пор шел, превращалась в узкую, ненадежную тропку с глубокими пропастями по обе стороны.

— Вы потеряли голос, сёсакан-сама? — осведомился сёгун, раздраженный спором, подоплека которого от него ускользала. — Скажите мне, кому верить. Остальные… э-э… помолчат. От этого крика у меня… э-э… разболелась голова.

Что ни скажи, все плохо, и Сано решился на правду:

— Даемон мог каким-то образом узнать, кто лишил Макино жизни. Возможно, его убили, чтобы заставить молчать.

Хосина расслабился, решив, что его оправдали, властитель Мацудайра успокоился. Но лицо Янагисавы потемнело от мысли, что Сано выбрал сторону его врагов.

— Это возможно, потому что той ночью Даемон был на месте убийства, — продолжал Сано. — Он сам мне так сказал. Но тогда мы вправе подозревать и его. Возможно, он сам убил Макино.

Янагисава кивнул, унимаясь. Властитель Мацудайра ощетинился, потому что Сано подверг сомнению честь его мертвого племянника.

Сано продолжал на цыпочках идти по тропе.

— Но есть и другие возможные причины для убийства Даемона — например, его вражда с канцлером Янагисавой.

Сано не упомянул о подоплеке вражды и войне фракций. Янагисава одарил его злобным взглядом, а на лицах Хосины и властителя Мацудайры отразилась благодарность, смешанная с осторожностью. Сано сказал:

— Я еще даже не начинал заниматься Даемоном. Мне надо многое разузнать про его семью, потому что убийства зачастую совершают те, кто ближе всего к жертве.

Властитель Мацудайра с шумом выпустил воздух сквозь сжатые зубы, пытаясь сдержать ярость на Сано, который предположил, что он, как говорил Янагисава, убил собственного племянника.

— Полиция тоже среди подозреваемых, — продолжил Сано и подметил, как напрягся Хосина. Сано пересказал странную историю о том, как полицейские узнали про убийство и слишком быстро прибыли на место преступления. — А она тесно связана с властителем Мацудайрой.

Страх, враждебность и дурные предчувствия сгустили атмосферу в комнате. Сано знал, что сделал достаточно выпадов в сторону канцлера Янагисавы, властителя Мацудайры и уполномоченного полиции Хосины, чтобы устроить им большие неприятности, не важно, виновны они или нет. Но сёгун смотрел на Сано с выражением полнейшего, беспросветного смятения.

— Я… э-э… не совсем улавливаю ход ваших мыслей, — проговорил Токугава Цунаёси. Робкий голос выдавал его всегдашний страх показаться тупым. — Я хочу знать одно: кто убил Макино и кто убил Даемона?

Янагисава и властитель Мацудайра пронзили Сано острыми, стальными взглядами, каждый принуждал назвать имя другого. Вот она, понял Сано, последняя возможность выбрать сторону, покончить с тропой меж двух соперников. Он разозлился. Природное упрямство подкрепило его волю. Он не сдастся, и будь что будет.

— Слишком рано, чтобы объявить убийцу, — ответил Сано. — Остались подозреваемые, причастность которых надо расследовать. Домочадцы главного старейшины Макино и пропавшая женщина, с которой Даемон встречался в доме свиданий.

Сёгун разочарованно поник. Властитель Мацудайра и канцлер Янагисава прожигали сёсакана взглядами. Сано видел, что, отказавшись подчиниться, прогневил обоих. Потом их взгляды стали холодными и отстраненными, они отвернулись от него. Сано будто стоял на берегу реки, полной опасных порогов. Он представил скудную защиту, предложенную Янагисавой и властителем Мацудайрой, в виде хрупких веревочных мостов, которые теперь летели в воду, перерубленные его же мечом.

— Ну… э-э… тогда вам лучше заняться делом, — заявил сёгун Сано. — Вы расследуете оба убийства, Даемона и главного старейшины Макино.

Вдобавок ко всем неприятностям Сано придется раскрывать два преступления вместо одного. Может, они связаны и убийца одно и то же лицо, а может, и нет. Но оба дела грозили ему страшным наказанием за провал — понижением в должности, изгнанием или смертью.

— Поостерегитесь, сёсакан-сама, — проговорил властитель Мацудайра голосом, который сочился неприязнью.

— Я не стану ждать, пока сёсакан-сама предаст вас правосудию за убийство моего племянника, — заявил властитель Мацудайра канцлеру. Он обнажил зубы в мерзкой улыбке, в глазах полыхали ненависть, горе и ярость. — Я отомщу за него сам. Возмездие начнется сегодня же!

— Как и ваше падение! — огрызнулся канцлер Янагисава не менее враждебно.

Два врага и их солдаты пошагали прочь. Сано вдруг понял, что его личные тревоги отступили на второй план перед потрясениями, которые ожидали Японию. Убийство Даемона довело политическую борьбу до войны.

22

Тысячи солдат маршировали по улицам Эдо. Знаменосцы размахивали флагами, лошади в военных доспехах несли мечников, стрелков из лука и канониров с аркебузами. Пешие солдаты высоко поднимали копья. Бледные лучи утреннего солнца сияли на броне. Армии продвигались по главной улице, командиры выкрикивали приказы, барабанщики передавали сигналы войскам. Трубили горнисты. Горожане вскрикивали при одном взгляде на такую военную мощь, невиданную с гражданских войн, которые закончились почти столетие назад.

Недалеко от главной улицы Рэйко и три других служанки шли позади паланкина, в котором ехали вдова и наложница главного старейшины. Женщин сопровождали стражники на лошадях и пешие слуги. Рэйко ежилась от холода в тонком плаще и хлопковых одеждах, голодная после ничтожного завтрака из жидкой каши и чая, усталая от своей первой ночи в доме для слуг поместья Макино.

Слуги закончили работу только в полночь. Рэйко вытерпела омовение грязной, тепловатой водой в общей ванне и устроилась в комнате, настолько переполненной людьми, что на узком тюфяке нельзя было пошевелиться, никого не задев. Храп, кашель, бормотание и укусы блох не давали уснуть. Еще до рассвета домоправительница Ясуэ пронеслась по комнате, колотя деревянной трещоткой и приказывая всем вставать. Она дала им совсем немного времени, чтобы добежать до смердящих уборных и омыться ледяной водой из ведер. Потом Рэйко чистила рыбу, пока ее не послали по магазинам с Агэмаки и Окицу. Наконец-то ей выдалась возможность понаблюдать за подозреваемыми.

Тут мимо проскакало полчище солдат, прижав Рэйко и ее напарниц к стене. Рэйко с тревогой заметила на доспехах гербы кланов Мацудайры и Янагисавы. Служанки возбужденно завопили:

— Куда едут все эти солдаты? Что происходит?

Наверное, властитель Мацудайра и канцлер Янагисава объявили войну, решила Рэйко. Что стало последней каплей? Отрезанная от мужа, Рэйко могла только гадать. Но она чувствовала, что теперь раскрыть убийство еще важнее, чем раньше. Процессия не останавливалась, и она поспешила нагнать Агэмаки с Окицу.

Госпожа Янагисава вылезла из паланкина у поместья сёсакана-сама и едва не упала от головокружения и дрожи в ногах. Последние события повергли ее в неизведанное прежде смятение. Тело до сих пор горело от ласк канцлера, она слышала каждое его нежное слово. Но мешали другие, менее приятные воспоминания.

Условия, которые ставила его любовь, оказались даже ужаснее, чем предполагала госпожа Янагисава. Черная, ядовитая выгребная яма в ее голове кишела мыслями, которые ей не хотелось слышать. Тошнота, рожденная чувством вины и омерзения, отравляла предвкушение награды. Госпожа Янагисава разрывалась между ликованием, ужасом и соблазном бросить все прямо сейчас, избежав дальнейших мучений. Но она зашла так далеко, а боги не поразили ее в наказание за вероломство, свершенное или задуманное. Она должна пройти свой путь до конца, исполняя желание мужа.

Госпожа Янагисава, запинаясь, приблизилась к стражникам у ворот и сказала:

— Я хочу видеть госпожу Рэйко.

— Ее нет, — ответил стражник.

Госпожа Янагисава ахнула и в изумлении уставилась на него. Она не ожидала, что ее планы нарушит простое отсутствие Рэйко. Уязвленная своим всегдашним подозрением, что Рэйко ее избегает, госпожа Янагисава заявила стражнику:

— Я тебе не верю. — Ее голос дрожал, тело сотрясалось. — Сейчас же проводи меня к госпоже Рэйко!

— Простите, но это невозможно, — проговорил второй стражник. — Когда она вернется, я сообщу, что вы заходили.

Впав в безумие от разочарования, госпожа Янагисава завизжала. На шум к воротам прибежал один из сыщиков сёсакана-сама. Он попытался успокоить госпожу Янагисаву, но та требовала Рэйко.

— Вы можете зайти позже, — говорил сыщик.

— Я знаю, она здесь! — кричала госпожа Янагисава. — Она должна меня принять!

После долгих споров сыщик предложил:

— Хорошо, давайте вы сами убедитесь, что госпожи Рэйко нет дома.

Госпожа Янагисава забежала в ворота, пролетела мимо бараков и по внутреннему дворику. Сыщик спешил за ней следом. Она ринулась по особняку к личным покоям. Служанки, занятые работой, удивленно вскрикнули. Госпожа Янагисава, задыхаясь, с безумными глазами ворвалась в детскую. Там старая нянька О-суги играла с маленьким сыном Рэйко Масахиро. Но самой Рэйко нигде не было видно.

— Где твоя хозяйка? — спросила госпожа Янагисава.

О-суги смерила ее строгим, неодобрительным взглядом.

— Не здесь. Она ушла вчера.

— Куда? — Госпожа Янагисава едва не билась в истерике.

— Не знаю.

— Когда вернется?

Старая нянька покачала головой. Сыщик подтолкнул госпожу Янагисаву к выходу. Та стонала в отчаянии. Все объединились против нее, спрятали Рэйко и не дают выполнить желание мужа. Но решимость госпожи Янагисавы лишь окрепла, хотя внутренний голос нашептывал ей, что отсутствие Рэйко — знак судьбы, что она еще может изменить своей сделке с канцлером и облегчить груз грехов. Она должна найти Рэйко. Она должна сделать все возможное, чтобы завоевать любовь мужа и удовлетворить желание, которое он разбудил в ней.

* * *

Паланкин, везший вдову и наложницу Макино, остановился у «Янагия», магазина в торговом районе Нихомбаси. Фонари с нарисованными ивовыми кронами украшали карнизы магазина. Женщины рассматривали товары, выставленные на прилавках снаружи у открытой витрины. Их яркие разноцветные плащи оживляли тусклое серое утро. Продавцы описывали достоинства товара и соблазняли женщин на покупки.

— Как прекрасно выбраться куда-нибудь на люди! — воскликнула Окицу, когда носильщики поставили паланкин. — Что за приятная смена обстановки!

— Ты говоришь это в сотый раз, — заметила Агэмаки. — Не стоит повторяться. Небольшое разнообразие пойдет на пользу твоему умению вести беседу.

Как обычно, Агэмаки скрыла неприязнь к Окицу под фальшивой любящей улыбкой. Окицу, всегда легко поддающаяся обману, не обиделась на выговор.

— Спасибо за совет, — ответила она с искренней признательностью. — И спасибо, что пригласила с собой по магазинам.

Они выбрались из паланкина, Агэмаки сдержала порыв напомнить Окицу, что ее не приглашали. Агэмаки задумала этот выезд, чтобы сбежать из мрачной атмосферы мужниного поместья и отвлечься от неприятных событий, последовавших за убийством. Еще она хотела избавиться от других обитателей личных покоев, которые постоянно действовали ей на нервы. Но в последний момент ее заметила Окицу.

— Куда ты? — спросила наложница. Когда Агэмаки ответила, она побежала следом. — Я с тобой!

Агэмаки пришлось взять девчонку, ведь надо было делать вид, что ей нравится глупая маленькая шлюшка. Она притворялась с тех пор, как главный старейшина Макино привел Окицу в дом. И должна была продолжать в том же духе ради собственного блага.

Они зашли в «Янагия». Служанки последовали за ними в большой зал, полный болтающих покупателей. На полках стояли прелестные керамические флаконы с пудрой, румянами и ароматическими маслами, благодаря которым «Янагия» пользовался такой популярностью у женщин Эдо. Продавцы носились сломя голову, обслуживая клиентов и подсчитывая стоимость на косточках соробан. В воздухе витали ароматы жасмина, цветка апельсина и имбиря. Владелец, лощеный мужчина, поклонился, с раболепной улыбкой приветствуя Агэмаки.

— Покажите мне новинки, — велела Агэмаки.

— Конечно, досточтимая госпожа Макино.

Владелец проводил ее и Окицу в небольшую комнатку для важных клиентов и усадил за туалетный столик перед зеркалом. Занавеска отделила их от суматохи магазина. Владелец с продавцом принялись стирать краску с лиц Агэмаки и Окицу, подготавливая их к демонстрации новой косметики. Агэмаки смотрела в зеркало на их с Окицу чистые лица. Ее кожа была желтоватой и сухой, чуть впалой под скулами. Молодое личико Окицу сияло свежестью и совершенством. Окицу улыбалась их отражениям, Агэмаки кипела от зависти.

Весь свой брак с главным старейшиной Макино она провела в страхе, что наскучит мужу, который нуждался в новизне ощущений, чтобы тешить свою гордость и поддерживать возбуждение. И он предпочитал молоденьких. Агэмаки никогда не любила Макино, зато любила статус, который ей обеспечивал брак с ним, и вещи, которые можно было купить на его деньги. Она изо всех сил пыталась сберечь молодость и красоту, которые привлекли мужа, но Макино начал искать забавы в квартале увеселений, а не в ее спальне. Попытки соблазнить его и вернуть обратно ни к чему не приводили. В день, когда Окицу стала наложницей Макино, Агэмаки поняла, что ей недолго осталось быть женой главного старейшины. У нее не было ни семьи, ни политических связей, которые бы привязали к ней Макино. Но Агэмаки не собиралась отдавать мужа за просто так.

Владелец накладывал на ее лицо новую краску.

— Это мельчайшая, белейшая рисовая пудра, смешанная с воском камелии наилучшего качества, — похвастал он.

Окицу, которой занимался продавец, воскликнула:

— Смотри, Агэмаки-сан, она почти скрыла эти ужасные морщины вокруг твоих глаз и рта!

Агэмаки взвилась от ревнивой ярости на беззаботное оскорбление Окицу. Она почти видела, как в глазах ее отражения полыхает огонь. Не в первый раз ей захотелось ударить Окицу. Но вместо этого Агэмаки улыбнулась.

— Жаль, что пудра не маскирует бескультурье и глупость, — ответила она самым ласковым голосом, на который была способна.

Окицу, не заметив колкости, радостно засмеялась, словно Агэмаки пошутила. Агэмаки никогда не позволяла себе выплескивать злобу на Окицу каким-либо другим способом. Она знала, что безобразные сцены лишь вызовут у ее мужа отвращение, поэтому оказала Окицу радушный прием в их доме. Она подружилась с девчонкой и молча страдала, слушая, как ее муж играет с наложницей и презренным актером в сексуальные игры. Более того, она ничем не выдала свою ненависть к Макино, который предпочел ей новую женщину, и страх, что он ее выгонит. Она выжидала, строя планы мести. Теперь прошлое самообладание принесло ей такие плоды, о которых она и не подозревала.

Сёсакан-сама сёгуна допросил ее после убийства, явно полагая, что она могла прикончить мужа. Но Агэмаки не боялась, хоть была в личных покоях той ночью и занимала положение жены, которую потеснила молодая соперница. Ее поведение говорило, что она не против Окицу. Никто не мог сказать сёсакану-сама другое. Чтобы уберечься от подозрений, ей надо было всего-то и дальше изображать скромную, безутешную вдову.

Владелец и продавец накрасили Окицу и Агэмаки щеки и губы.

— Как вам? — спросил владелец.

Окицу взглянула на свое отражение и восторженно ахнула:

— Я прекрасна! — Посмотрев на Агэмаки, она добавила: — Ты выглядишь лучше, чем обычно.

Агэмаки выдавила мрачную улыбку.

— У нас есть новые снадобья для смягчения мозолей, — сообщил владелец. — Хотите попробовать?

Когда женщины согласились, он погрузил их ноги и руки и панночки с ароматическим маслом. Потом они с продавцом удалились к другим посетителям.

— Я так волнуюсь за наши отношения с Кохэйдзи, — вздохнула Окицу.

Агэмаки приготовилась к новому утомительному обсуждению амурных дел Окицу. Ее всегда поражало, что девчонка рассказывает о них всем, кто согласен слушать. В ней нет и доли той скрытности, которая присуща Агэмаки. Она-то знает, что компрометировать себя нельзя ни перед кем.

— Я так люблю Кохэйдзи, — призналась Окицу. — Иногда мне кажется, что и он меня любит, а иногда я сомневаюсь. — Она взглянула на отражение Агэмаки в зеркале. — Думаешь, он меня любит?

— Настолько, насколько вообще способен кого-то любить. — Кроме себя, самодовольного осла, подумала Агэмаки. — Ты доставляешь ему неземное удовольствие. — «И только поэтому он терпит такую плаксивую прилипалу как ты». — Прими то, что он может дать. Не ожидай большего.

«Потому что если ты будешь изводить его нытьем, он тебя бросит, вот тогда я посмеюсь над твоими слезами!».

Окицу глубоко вздохнула.

— Вероятно, ты права, — нерешительно проговорила она. — Но как ты думаешь, он женится на мне?

— Если ты совершишь паломничество в храм Канней — возможно.

И возможно, обезьяны научатся летать.

Приободрившаяся Окицу улыбнулась:

— Я так рада, что могу с тобой поговорить. Ты такая мудрая, хотя тебе, наверное, трудно понять, каково это быть молодой и влюбленной.

Агэмаки заскрежетала зубами, пальцы в ванночке с маслом скрючились. Она представила кровавые царапины на лице Окицу.

— Однажды ты поймешь, что в молодости знала гораздо меньше, чем думала. Если доживешь.

Пропустив скрытую угрозу Агэмаки мимо ушей, Окицу воскликнула:

— О, я забыла — ты была влюблена! В главного старейшину Макино. Но я не понимаю, как можно любить такого мерзкого, уродливого старика?!

Окицу выразительно передернулась от отвращения.

Агэмаки пожалела, что здесь нет сёсакана-сама. Он бы увидел, как Окицу ненавидит Макино, и арестовал бы ее за убийство, к вящей радости Агэмаки.

— Я любила мужа за его великолепные качества, — ответила Агэмаки. За деньги и власть прощают многое.

Окицу недоверчиво посмотрела на нее:

— Ты не возражала, когда он привел меня. Ты всегда была так добра ко мне. Если бы мой любимый предпочел другую женщину, я бы ее возненавидела. И убила бы, наверное.

Агэмаки вспомнила, как подсыпала ядовитые травы в чай старой госпожи.

— Мужчина всегда может найти новую женщину, — проговорила она. — Одной не справиться со всеми соперницами.

Она знала, что ее подозревали в убийстве первой жены Макино. Если бы не страх, что из-за еще одной таинственной смерти подозрения укрепятся, Агэмаки давным-давно отправила бы Окицу в преисподнюю.

— Но разве ты не разозлилась на Макино? Я ни разу не видела, чтобы он уделял тебе внимание. Он не хотел тебя, ему была нужна я.

Окицу говорила так, словно тут и думать нечего, любой мужчина в своем уме выбрал бы ее. Совершенно не понимая чувств Агэмаки, она добавила:

— Если бы мужчина так со мной обращался, я бы его убила.

Агэмаки вспыхнула от негодования.

— Будь это Кохэйдзи, ты бы на коленях молила его вернуться, — возразила она.

Окицу уставилась на нее в обиженном удивлении.

— Нет!

Агэмаки решила, что зашла слишком далеко и ненароком открыла свои истинные чувства к Окицу.

— Я просто поддразнила тебя, — мягко улыбнулась она. — Но давай представим, что Кохэйдзи и впрямь тебе изменил. Тогда легче убить его, чем всех своих соперниц. Так больше шансов избежать суда. Да и наказать его приятнее, чем растрачивать гнев на тех, кто не так много значит.

В ночь, когда умер главный старейшина Макино, Агэмаки ликовала — он был весь в ее власти. Какое дикое наслаждение излить ненависть за все обиды, что он ей причинил! Конечно, его смерть оказалась не таким благом, как Агэмаки надеялась, но все же ее положение изменилось к лучшему.

— Что бы Кохэйдзи ни сделал и как бы я на него ни злилась, мне бы не хватало его, если б он умер, — призналась Окицу.

— Женщине свойственно нуждаться в мужчине, — кивнула Агэмаки. — Особенно когда он дает ей все на свете.

Она с нежностью подумала о большом поместье в эдоском замке, слугах, дорогой одежде.

— Но он сам значит гораздо меньше, чем то, что остается после его смерти.

Агэмаки ценила деньги, которые завещал ей Макино.

— А если женщина сумеет обезопасить свое будущее, ей вообще не нужны мужчины — и она не боится соперниц. Никто не сможет отобрать принадлежащее ей по праву.

Статус жены главного старейшины для нее потерян, но, к счастью, Макино умер прежде, чем развелся с Агэмаки, женился вновь и пересмотрел завещание. Хорошо, что она руководствовалась умом, а не чувствами. И если продолжать в том же духе, никто не накажет ее за убийство Макино. Все будет отлично.

* * *

Притаившись у отдельного кабинета «Янагия», Рэйко подглядывала за Агэмаки и Окицу через щель в занавесках. Услышанное ее ошеломило.

Агэмаки говорила как достойная, честная вдова, которую описывал Сано, жена, охотно переносившая неверность любимого супруга. Но Рэйко видела выражение ее лица и улавливала потайной смысл слов, пусть даже Окицу явно оставалась к ним глуха. Они выдавали в Агэмаки ревнивую обманщицу, которая ненавидела Окицу за то, что та заняла ее место в сердце и спальне Макино.

Они были равносильны признанию, что Агэмаки не только убила главного старейшину, дабы наказать его и сохранить наследство, но и сжила со свету его первую жену, чтобы выйти за Макино замуж.

Но все же Агэмаки не каялась в открытую. Ее слова нельзя было истолковать превратно или использовать как доказательство в суде. Рэйко нужны были другие улики, кроме завуалированных реплик и собственной интуиции.

Вернулся владелец магазина и, задев Рэйко, прошагал в кабинет. Рэйко слышала, как он продает Агэмаки и Окицу товары, которые они опробовали. Вскоре обе женщины вышли на улицу, забрались в паланкин и поехали прочь. Рэйко с остальными служанками подхватили матерчатые свертки и двинулись следом. Пока они шли по району даймё к эдоскому замку, Рэйко видела, как из обнесенных стенами поместий вырывается поток солдат, слуг с вещами и паланкинов с женщинами и детьми в сопровождении конной свиты. Князья эвакуировали свои семьи — явный признак начала войны.

От внезапной мысли Рэйко забыла про страх. С начала работы служанкой и шпионом в доме Макино она ни разу не испытала приступа ужаса. Может, ее голова была слишком занята, чтобы поддаться наваждению? Реальная опасность вытеснила воображаемую. Но это лекарство не поможет против зла, которое грозило сейчас всей Японии.

23

— Сегодня утром будем расследовать убийство Даемона, — известил Сано сыщиков, толпящихся у его кабинета. — По мнению сёгуна, это преступление важнее. Дело Макино может подождать.

Кроме того, у Сано уже был набор подозреваемых в первом убийстве, тогда как неизученный след второго быстро исчезал.

— Поищем свидетелей в окрестностях Символа Ослепления. Попробуем выяснить, кто та женщина и куда она делась.

К двери подошел слуга:

— Простите, господин, но приехали Ибэ-сан и Отани-сан. Они вас ждут.

Сано пошел в приемную, где рядком сидели сторожевые псы. Ибэ заявил:

— Прежде чем взяться задело, нам надо поговорить.

Видя зловещий настрой наблюдателей, Сано насторожился:

— О чем?

— Присаживайтесь, сёсакан-сама, — пригласил Отани.

Сано осторожно опустился на колени напротив.

— Из-за событий прошлой ночи в процедуру расследования придется внести изменения, — начал Ибэ.

— Какие?

Сторожевые псы прознали, что Сано настроил против себя властителя Мацудайру и канцлера Янагисаву. Вскоре весь бакуфу будет в курсе. К Сано перестанут заходить люди, добивающиеся его расположения от лица одной или другой фракции. Сано надеялся, что Ибэ и Отани не будут досаждать ему теперь, когда их хозяева осознали его безнадежность, но у них явно было другое мнение на сей счет.

— Вы должны завершить расследование как можно скорее без особой суматохи, — продолжил Отани.

— С сегодняшнего дня, расследуя убийства Даемона и главного старейшины Макино, вы не трогаете канцлера Янагисаву, — заявил Ибэ.

— Как и властителя Мацудайру, — добавил Отани.

— По чьему приказу? — возмутился Сано таким вмешательством в свои дела.

Ибэ с Отани переглянулись и хором ответили:

— По нашему.

Если Сано и обязан был в чем-то повиноваться властителю Мацудайре и канцлеру Янагисаве, это не распространялось на их лакеев, чьи происки и так уже ему поднадоели.

— Я не позволю вам диктовать мне, кого трогать, а кого нет, — сказал Сано. — С чего вы решили, что можете мной командовать?

Отани снисходительно посмотрел на Сано.

— Вы, кажется, не понимаете, что правила игры изменились после смерти Даемона и вашего решения порвать с властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой.

— И еще, что вам самому выгодно нас слушаться. — В голосе Ибэ зазвучало презрение. — Давайте я объясню. Если вы продолжите расследовать причастность к убийству властителя Мацудайры или канцлера Янагисавы, кому-то из них результат обязательно не понравится. Оставьте в покое обоих — и избавитесь от кучи неприятностей.

До Сано начали доходить истинные мотивы сторожевых псов.

— Мне почему-то кажется, что мое благополучие заботит вас меньше всего, — заметил он. — Ваши господа в курсе?

— Властитель Мацудайра и канцлер Янагисава очень занятые люди, — ответил Отани. — Им недосуг вникать во все, что делают вассалы во имя их интересов.

— Уверен, если один из них организовал убийство Даемона или главного старейшины Макино, он бы предпочел, чтобы я не узнал правды, — сказал Сано. — Но по-моему, интересы хозяев вас тоже не волнуют. Чего вы добиваетесь, сговариваясь за их спиной?

Ибэ скривил губы в неприятной улыбке.

— Давайте просто скажем, что мы, как и наши господа, выиграем, если убийства перестанут быть одним из факторов имеющегося кризиса.

Сано осенило.

— То есть вы оба боитесь, что в убийстве виновен ваш господин, — рассудил Сано. — И ни один из вас не жаждет, чтобы его наказали за соучастие. Вы хотите, чтобы канцлер Янагисава и властитель Мацудайра спокойно выясняли отношения на поле боя, потому как скорее поставите на исход войны, чем на результат расследования.

Молчание Ибэ и Отани служило знаком согласия. Сано понял, что убийство Даемона изменило все и последствия еще не закончились. Хотя он и не думал подчиняться приказам сторожевых псов, любопытство заставило его спросить:

— Что же мне делать, если канцлера Янагисаву и властителя Мацудайру трогать нельзя?

— У вас есть другие подозреваемые, — напомнил Отани. — Мы рекомендуем сосредоточиться на женщинах главного старейшины.

— Почему на них?

— Они были в личных покоях, когда умер Макино, — ответил Ибэ. — Возможно, одна из них убийца.

— То же самое можно сказать о первом вассале Макино и актере, — возразил Сано. — Их тоже не трогать?

Отани склонил голову в почти незаметном кивке, который Сано расшифровал так, что у Тамуры есть друзья в стане Янагисавы, а у Кохэйдзи поклонники в обеих фракциях, которые станут возражать, если его объявят виновным.

— А убийство Даемона вам вообще не надо расследовать, — продолжил Отани. — Оно явно связано с убийством главного старейшины Макино. Хватит одного преступника.

— Значит, вы ждете, что я повешу убийство на Агэмаки или Окицу, не важно, на кого именно, потому что для вас они никто. Вам плевать, что они могут быть невиновны, а преступник останется на свободе. Вы хотите только спасти собственную шкуру. — Сано повысил голос, наливаясь гневом. — Ну, вынужден вас огорчить! Я буду вести расследование так, как считаю нужным, согласно приказу сёгуна.

Отани и Ибэ обменялись взглядами, понимая, что недооценили способность Сано к сопротивлению. Ибэ сказал:

— Его превосходительству понравится наше решение обеих проблем.

— Если властитель Мацудайра выиграет, я замолвлю за вас словечко перед ним, — пообещал Отани.

— А я перед канцлером Янагисавой, если победит он, — добавил Ибэ.

— Делайте, как мы советуем, и все будут довольны, — подытожил Отани.

— Только не я, — заявил Сано, едва сдерживая ярость. — Вы советуете изобразить пародию на справедливость. Я в этом не участвую.

Отани с Ибэ кивнули друг другу, словно переходя к тому, что предвидели, но хотели избежать.

— Наши извинения, но у вас нет выбора, — сказал Ибэ Сано.

В двери хлынули вооруженные солдаты, преследуемые сыщиками Сано. Поднялся шум, сыщики пытались остановить незваных гостей. Сано вскочил на ноги.

— Что происходит? — воскликнул он.

— Сила часто побеждает там, где проигрывает рассудок, — самодовольно и в то же время печально ответил Отани.

В комнату ворвался Хирата с сыщиками Марумэ и Фукидой.

— Солдаты Ибэ и Отани прошли в ворота мимо часовых, — доложил Хирата. — Когда мы узнали и попытались задержать их, они уже наводнили поместье.

— Уберите их из моего дома! — приказал Сано.

Хирата, Марумэ и Фукида бросились исполнять, а Сано повернулся к Отани и Ибэ:

— Отзовите своих людей!

Сторожевые псы не двинулись с места, хоть и смотрели с опаской. Сано кинулся к двери, но тут же встал как вкопанный, когда в комнату зашли двое солдат. Между ними нетвердо ковылял Масахиро, держась маленькими ручонками за большие, окованные железом лапы. Мальчик улыбался, радуясь появлению двух новых друзей. Солдаты скалили зубы, довольные ценной добычей. Ужас пригвоздил Сано к полу.

— Отпустите моего сына! — закричал он.

Солдаты покрепче ухватили Масахиро, чье личико сморщилось от страха при виде смятения отца. Ибэ обратился к солдатам:

— Где госпожа Рэйко?

— Мы ее не нашли.

— Ничего, — решил Отани, — мальчишка нас устроит.

Обезумевший Сано схватил Отани за грудки.

— Скажите мне, что происходит!

Отани вывернулся из рук Сано и встал.

— Наши люди останутся при вашем сыне до конца расследования.

— Что гарантирует ваше послушание, — добавил Ибэ, тоже поднимаясь.

— Вы взяли моего сына в заложники?! — Сано не верил своим ушам, хотя и не мог отрицать очевидное.

— Да, если хотите прямо, — подтвердил Ибэ.

— Папа? — позвал Масахиро.

Его горестный голосок дрожал от страха, он чувствовал — что-то не так, пусть даже не мог понять что. Сано впал в еще больший ужас: придется выбирать между справедливостью и жизнью сына. Теперь он был рад, что Рэйко тут нет. Может, в поместье главного старейшины Макино она в большей безопасности, чем дома.

Хирата вбежал в комнату во главе группы сыщиков и закричал:

— Отпустите сына моего господина!

Они с сыщиками обнажили мечи. Ибэ и Отани тоже. Солдаты столпились в дверях, доставая оружие. В комнате стало тихо, если не считать частого, хриплого дыхания. В воздухе сгустилась враждебность. Масахиро смотрел на всех широко раскрытыми глазами. У него перехватило горло, он храбро старался не заплакать. Сано стоял, парализованный страхом, положив руку на эфес. Отани и Ибэ смотрели с угрозой. Сано понял: они настолько серьезны в своем намерении сломить его, что рискнут сражаться. И если он не хочет устроить в доме бойню — в которой могут случайно поранить или убить Масахиро, — придется сдаться.

— Опустите мечи, — сказал Сано, убирая руку с эфеса.

Лязгнул металл — мечи перекочевали в ножны. Сано ощутил, как спало напряжение, словно два человека, натянувшие между собой веревку, чуть ослабили хватку, но не отпустили совсем. Триумф отразился на лицах зачинщиков. Сано увидел в глазах своих людей унижение. Еще он понял, что хотя масштаб расследования возрос, охватив два убийства, сторожевые псы серьезно подорвали его шансы раскрыть хотя бы одно.

— Мудрое решение, сёсакан-сама, — одобрил Отани. — Нам действительно не хотелось бы причинять вам вред. А вам бы не хотелось узнать, что случится с вашим сыном, вздумай вы сопротивляться.

— Ты и правда намерен покориться Отани с Ибэ? — спросил Хирата удивленно. Он никогда не видел, чтобы Сано действовал кому-то в угоду, но из опыта знал: ради близких можно преступить даже законы чести.

— А что я могу сделать, пока они держат в заложниках моего сына? — с горьким отвращением сказал Сано.

Они стояли в конюшне, куда Сано отправился за лошадью, пока Отани и Ибэ ждали его за воротами. Сано незаметно дал знак Хирате, чтобы тот следовал за ним. Чуть погодя Хирата проскользнул мимо солдат, занявших поместье, и присоединился к господину. Лошади фыркали и жевали корм, помощники конюха выгребали навоз из стойла, а конюх седлал лошадь для Сано.

— Теперь я лучше понимаю то, что ты сделал на острове Короля Дракона, — признался Сано.

Хирату вовсе не радовало, что его господин попал в то же положение, которое привело к краху его самого. Он не хотел, чтобы Сано себя компрометировал. Он рассчитывал, что его господин сохранит честь самурая.

— У меня связаны руки, — признал поражение Сано, но в его глазах появился лукавый блеск. — А у тебя нет.

Хирата почувствовал, как возрождается надежда, которую он считал потерянной.

— Тебя официально отстранили от расследования, — продолжил Сано. — За тобой никто не наблюдает. Ты можешь идти туда, куда нет хода мне, и говорить с тем, с кем не могу я. Мне надо, чтобы ты побольше разузнал о Кохэйдзи и Тамуре. Посмотри, не связаны ли они с убийством Даемона. Сам я не смогу, потому что Отани с Ибэ ходят за мной по пятам и готовы взяться за моего сына, если я сделаю хоть шаг в сторону. Так что приказываю тебе действовать от моего имени.

Хирата возликовал. Вот он, новый шанс раскрыть преступление и искупить прошлые грехи. Убийство Даемона имело не только плохие последствия. Хирата подавил радостное восклицание. Серьезно поклонившись, он пообещал:

— Я буду стараться изо всех сил.

— Действуй как можно осторожнее, — предупредил Сано. — Чтобы Отани с Ибэ ни о чем не догадались.

— Да, сёсакан-сама. — Хирата понимал, какая ответственность на него ложится. Теперь на карту поставлена не просто его жизнь и репутация, но благополучие сына его господина. — Но что, если я найду улики против Тамуры или Кохэйдзи — или против одной из фракций? Ибэ с Отани это не понравится.

— Давай просто делать свое дело и не терять надежду, что все как-нибудь устроится.

Хирата видел, что Сано не испытывал особого оптимизма. Как и сам Хирата. Но у него снова появился шанс. И он его не упустит.

Когда Хирата добрался до театрального квартала, там уже вовсю кипела работа. Он ехал по Сару-вака-то в широкополой соломенной шляпе, надвинутой на лицо, одетый в простое кимоно, скрывавшее его статус. Барабанщики в деревянных башнях сзывали театралов на пьесы. Люди, прихватив одеяла, чтобы не замерзнуть, стекались в здания. Веселая музыка и трепещущие флаги расцвечивали холодное серое утро. Лавочники вели оживленную торговлю горячим чаем и жареными каштанами. Но Хирата заметил, что толпа значительно поредела — не было самураев, которых мобилизовали на предстоящую битву канцлера Янагисавы с властителем Мацудайрой. Издалека доносился бой военных барабанов, перекликающийся с дробью в башнях. Опасность, витающая в воздухе, усиливала важность миссии, возложенной на Хирату. Он спешился возле театра Накамура-дза, привязал лошадь, купил билет и вошел в дверь под громадной афишей с изображением Кохэйдзи.

Внутри почти не было людей, на сцене — никого, не считая музыкантов, которые настраивали инструменты: пьеса запаздывала. Тем лучше, подумал Хирата, можно поймать Кохэйдзи сейчас, а не ждать до конца спектакля. Хирата до сих пор не считал актера главным подозреваемым, но Сано приказал допросить его заново, а Хирате было что обсудить с Кохэйдзи.

Хирата забрался на помост, соединявший сцену с залом, прошел мимо рядов сидячих мест к занавешенной двери в глубине. Откинул занавеску и оказался в коридоре, где выстроились актеры в ожидании своего выхода. Идя по коридору, Хирата заглядывал в комнаты; там тоже суетились актеры, слуги поправляли им костюмы и грим. В основном актеры изображали куртизанок в кричащих нарядах и важных самураев. Хирата подошел к последней двери длинного коридора. Изнутри доносились мужской надсадный хрип и женские стоны. Хирата поднял занавеску, прикрывавшую вход.

Каморку загромождали костюмы на деревянных вешалках, туалетный столик с зеркалом и театральные реквизиты. На футоне в углу лежал Кохэйдзи с задранным кимоно и спущенными штанами. Под ним на собственных спутанных волосах и ярких одеждах распростерлась нагая женщина. Актер задыхался, она закусила тряпку, чтобы заглушить стоны. Хирата прочистил горло. Любовники повернули к нему головы, и похоть на их лицах сменилась страхом. Женщина пискнула.

— Кто вы? — воскликнул Кохэйдзи, вскакивая на ноги; его глаза под зачерненными бровями сверкали на фоне белой пудры, нарумяненных щек и красных губ. — Как вы посмели сюда врываться?!

Женщина поспешно накинула одежду и выбежала. Хирата сдвинул шляпу на затылок.

— Вы меня помните, — сказал он. — Я хочу с вами поговорить.

На лице актера отразилась тревога, он узнал Хирату. Кохэйдзи решил не спорить с первым вассалом сёсакана-сама сёгуна. Угрюмо кивнув, он поправил одежду.

— Хорошо, но давайте быстро. — Кохэйдзи посмотрел в зеркало, проверяя грим, затем повесил на пояс два деревянных меча. — Мне через пару минут выходить на сцену. — Он вдруг встревоженно повернулся к Хирате лицом. — Эй, надеюсь, вы никому не расскажете о том, что сейчас видели?

— Почему нет? — спросил Хирата.

— Она жена владельца театра, — объяснил Кохэйдзи. — Если он узнает, сразу же меня уволит.

Звучало убедительно, но Хирата подметил легкое сомнение в голосе Кохэйдзи. Интуиция подсказала ему, кого на самом деле актер не хотел посвящать в свои любовные дела и почему. Хирата взял это на заметку.

— Я буду молчать, — пообещал Хирата, — если вы расскажете, чем занимались в ночь убийства главного старейшины Макино.

В глазах Кохэйдзи мелькнула настороженность. Он прислонился к стене у двери и сложил на груди руки.

— Я уже говорил вам позавчера.

— Вы солгали по крайней мере однажды, — заявил Хирата. — Когда сказали, что у вас с Макино не было близости. Вы, наверное, забыли о сексуальных спектаклях, ради которых он вас и нанял? Или это, по-вашему, не считается?

Актер тихо ругнулся.

— В этом городе ничего не скроешь. Все про всех знают. Мне следовало догадаться, что вы проведаете о моем маленьком деловом предприятии.

— Почему же вы пытались его скрыть?

— Думал, оно вызовет у вас подозрения.

— Оно вызвало еще большие подозрения после того, как вы солгали.

— И что с того? — Кохэйдзи оторвался от стены, приняв воинственную позу. — Я правда не убивал Макино. И что с того, если я устраивал для него сексуальные спектакли? Это не преступление.

— А избить судебного советника до полусмерти во время одного из спектаклей? — напомнил Хирата. — Это преступление.

В глазах Кохэйдзи вспыхнула тревога, но он быстро ее погасил.

— Я ничего такого не делал. — Актер прислонился к двери с беззаботной небрежностью. Впрочем, его безразличие Хирату не обмануло. Кохэйдзи был, как говорил сторожевой пес Ибэ, не слишком хороший актер. — Кто меня оклеветал?

Хирата не ответил. Он ждал. Люди часто сбалтывают лишнее просто потому, что не в состоянии выносить тишину, находясь под давлением. Из театра послышались удары деревянных мечей и крики, началась сцена дуэли.

— Наверное, этот жалкий актеришка, Эбисуя. Он всегда мне завидовал. Он скажет что угодно, только бы досадить мне. — Необходимость оправдаться победила здравый смысл, и Кохэйдзи выпалил: — Я утратил над собой контроль! Но судебный советник не так уж сильно пострадал. Он выжил.

— А главный старейшина Макино нет, — подхватил Хирата. — С ним вы тоже утратили контроль? Вы забили его до смерти во время одного из своих спектаклей?

Тут Кохэйдзи и вовсе изменило присутствие духа. Он оцепенел от страха, прижавшись к стене спиной.

— Я не убивал Макино. В ту ночь спектакля не было.

— Что за женщина была с тобой? — спросил Хирата. — Окицу? Рукав ее кимоно оторвался, когда пошла жесткая игра?

— Нет! — повысил голос Кохэйдзи. — Макино приводил для меня куртизанок. Но не в ту ночь. — И снова Хирата расслышал в голосе актера легкое сомнение, выдававшее ложь. — Я вообще не видел Макино. Окицу подтвердит — мы были с ней вдвоем всю ночь.

Хиратой овладело отчаяние, Кохэйдзи, похоже, не собирался отступать от своей истории. Нет причины говорить правду, когда ложь защищает лучше. При других обстоятельствах Хирата применил бы физическую силу, чтобы расколоть Кохэйдзи. Но Сано не одобрял признаний, сделанных под давлением, ведь даже невинные люди, если их хорошенько напугать или избить, могут себя оболгать. Кроме того, Сано приказал вести допросы втихую, и на сей раз Хирата собирался все сделать правильно.

— А как насчет последней ночи? — переключился Хирата. — Где вы были и чем занимались?

Накрашенное лицо Кохэйдзи вытянулось от непонимания.

— Я был здесь, в театре, — медленно проговорил он, словно выигрывая время, чтобы уразуметь, куда клонит Хирата. — Мы репетировали новую пьесу.

— Во сколько начали, во сколько закончили? — спросил Хирата.

— Репетиция началась примерно в час кабана. Мы работали далеко за полночь. Спали в гримерках, пока не настало время выступать сегодня утром.

— Вы оставались вместе с другими актерами всю репетицию?

Кохэйдзи кивнул:

— Я ведущий актер. Занят в каждой сцене. Может, я пару раз и отлучался ненадолго между актами, но… — Кохэйдзи чуть расслабился, поскольку Хирата оставил в покое убийство Макино, но говорил осторожно. — Почему вы спрашиваете? При чем здесь прошедшая ночь?

— Прошедшей ночью убили племянника властителя Мацудайры Даемона, — сообщил Хирата.

У Кохэйдзи окаменело лицо. Но Хирата не разобрал, безмерно удивлен актер или обеспокоен затронутой темой.

— Эй, мне жаль, — сказал Кохэйдзи подобающим при известии о смерти знаменитого горожанина тоном. — Как это случилось?

Он либо не знал, либо счел, что умнее будет прикинуться незнающим, подумал Хирата.

— Даемона зарезали.

— О! — выдохнул Кохэйдзи. Склонив голову набок, он смотрел на Хирату со смесью любопытства и тревоги. — Какое отношение его смерть имеет ко мне?

— Вы были знакомы?

— Не особенно хорошо. Я встречал его на приемах, куда приглашали актеров для развлечения гостей. Но, минутку… — Кохэйдзи всплеснул руками и подался к Хирате. — Вы же не думаете, что я… — Он нервно хихикнул, опуская руки. — Я много месяцев не видел Даемона. С самого приема в доме его дяди.

Итак, между Кохэйдзи и Даемоном все-таки была связь, как, возможно, и между двумя убийствами. Хирата продолжил:

— Даемон приходил в поместье главного старейшины в ночь убийства Макино. Значит, вы его не видели?

Кохэйдзи покачал головой, но на его лице появилось болезненное выражение.

— Я представления не имел, что он там.

Впрочем, даже если Кохэйдзи не видел Даемона, Даемон мог видеть его, сделал вывод Хирата.

— К тому же, — добавил Кохэйдзи, — зачем мне его убивать, если мы едва друг друга знали?

А что такого мог увидеть Даемон, размышлял Хирата. Как Кохэйдзи забивает Макино насмерть? Может, позднее актер каким-то образом выяснил это и убил Даемона, чтобы заставить его молчать. Но если Даемон стал свидетелем преступления, почему он не рассказал об этом Сано, когда тот его допрашивал? Хирата начал терять надежду, что им удастся раскрыть оба преступления одним махом.

— Послушайте, — заговорил Кохэйдзи, — вы не за того взялись. Я понимаю, ваш хозяин будет счастлив, если вы повесите оба убийства на меня, но я не убивал ни Даемона, ни Макино. Окицу подтвердит. И люди в театре тоже.

Несмотря на твердый тон, актер растерял всю свою дерзость. Самурайский наряд и грим резко контрастировали с написанным на лице страхом. Тут занавеску на двери отдернули. В комнату сунул голову хмурый мужчина.

— Тебе пора на сцену. Пошел сейчас же! — рявкнул он Кохэйдзи и исчез.

Кохэйдзи выдохнул, как смертник, помилованный в последний момент. Он торопливо проскочил мимо Хираты, тот не стал его задерживать. Прежде чем выбежать из гримерки, Кохэйдзи заметил:

— Если Даемон и правда был в поместье Макино той ночью, может, он и убил главного старейшину. Смерть не доказательство невиновности. Почему бы вам его не проверить?

Именно этим и собирался заняться Хирата после разговора с Тамурой, вторым подозреваемым, которого приказал допросить Сано.

24

Длиннее спектакля у Кохэйдзи еще не было. Он пел и произносил тирады, ходил с напыщенным видом по сцене, ухлестывал за прекрасными женщинами, сражался на мечах. Зрители издавали восхищенные возгласы и бурно аплодировали, но на сей раз он не обращал на них внимания. Кохэйдзи мог думать только о визите первого вассала сёсакана-сама и о том, что его положение из неприятного превратилось в крайне шаткое. Он достиг вершины успеха, и все, что его заботило, — это отвести от себя духов преисподней, чье горячее дыхание актер уже чувствовал на шее.

Как только спектакль закончился, Кохэйдзи кинулся в гримерку, быстро стер краску с лица и сменил одежду. Потом выбежал на улицу и нанял паланкин.

— В эдоский замок, — бросил он носильщикам, проворно забираясь внутрь.

Подпрыгивая в виляющем по дороге паланкине, Кохэйдзи размышлял о своей жизни, которая казалась ему нескончаемой чередой удач и провалов, словно он родился под звездой, то ярко сиявшей, то по неведомому распорядку уходившей в тень. Ему повезло родиться сыном богатого торговца, но потом отец умер, не оставив ничего, кроме долгов. В девять лет Кохэйдзи оказался на улице, вынужденный попрошайничать, красть и продавать свое тело. Он бегал от полиции, дрался со старшими мальчишками, которые пытались стащить у него деньги, спал под мостами.

Удача повернулась к нему лицом, когда его взяли в театр Овари. Вначале Кохэйдзи безумно радовался, что у него есть кров, пища и шанс сделать блестящую, выгодную карьеру. Но вскоре он погряз в злобных сплетнях, грязных проделках и нападках, которыми не гнушались актеры в борьбе за лучшую жизнь. Кохэйдзи ничего не оставалось, как поступать с другими еще хуже, чем они с ним. Он столкнул с лестницы одного особо талантливою актера, тот сломал спину и стал калекой. Кохэйдзи нажил уйму врагов, а наградой ему служили главные роли в спектаклях. Его звезда воссияла.

Но появились новые трудности. Даже за главные роли в Овари платили гроши. Кохэйдзи все равно приходилось торговать собой, чтобы заработать деньги на одежду и развлечения. Он слишком много спускал на куртизанок и чайные. Актер начал брать взаймы, наплодил долгов, одалживал деньги, чтобы заплатить наседавшим кредиторам. Потом, к своему счастью, Кохэйдзи обнаружил, что богачи готовы платить за то, чтобы увидеть, как он занимается любовью. Сексуальные спектакли позволили ему отдать долги и поднять свою популярность. Эх, если бы судебный советник Бандзан вовсе ему не встречался!

Старый дуралей потребовал, чтобы Кохэйдзи ударил его кожаным ремнем на глазах у девчонки. Кохэйдзи принялся стегать Бандзана, и вдруг им овладел приступ яростного гнева. Бандзан олицетворял всех, кто когда-либо причинил Кохэйдзи зло, всех, кого он вынужден был ублажать. Кохэйдзи не прекращал хлестать, пока Бандзан, уже весь окровавленный, не потерял сознание. Кохэйдзи заплатил своему врагу, Эбисуе, чтобы тот помог замести следы. Новый круг долгов и займов вверг Кохэйдзи в бездну отчаяния, когда его спас главный старейшина Макино.

Макино стал его покровителем и вознес Кохэйдзи к славе и богатству. Но светлейшая из полос сменилась черной после смерти главного старейшины. Кохэйдзи всегда как-то удавалось на ощупь идти вперед, пока снова не засияет его звезда, но на сей раз ему противостояли не просто завистливые актеры. На сей раз у него на хвосте сёсакан-сама и его приспешники, а за ними вся мощь Токугавы. Два убийства удваивали вероятность, что накажут именно его. И если он не будет действовать быстро, его звезда сгорит навсегда.

Кохэйдзи в нетерпении выглянул из паланкина узнать, далеко ли еще до эдоского дворца. Впереди на перекрестке мелькнул знакомый паланкин со свитой. Кохэйдзи крикнул:

— Я выйду здесь!

Спрыгнул, кинул носильщикам монеты, догнал паланкин и постучал в окно.

Перегородка отъехала в сторону, из паланкина на него уставились Окицу и Агэмаки. Окицу улыбнулась и воскликнула:

— Кохэйдзи-сан! Я так рада тебя видеть!

— Вылезай! — бросил Кохэйдзи, едва на нее взглянув.

— Что? — Недоумение стерло улыбку с лица Окицу.

Кохэйдзи распахнул дверцу паланкина и выдернул Окицу наружу. Она протестующе пискнула, но Кохэйдзи забрался внутрь, занял ее место напротив Агэмаки и закрыл дверь с окном.

— Нам надо поговорить, — сказал он. — У меня плохие новости.

Агэмаки сидела, как всегда чопорная и спокойная, отвернув от актера безмятежное лицо. Она ждала продолжения.

— Для начала спасибо, что не рассказала обо мне сёсакану-сама, — прошептал Кохэйдзи.

— Я обещала, — пробормотала Агэмаки. — И сдержала слово. — Она помолчала, затем добавила: — И тебе спасибо, что не рассказал сёсакану-сама обо мне.

На следующее утро после убийства они договорились защищать друг друга. Пока что их сделка оставалась в силе. Преступные тайны не достигли ушей сёсакана, и он не арестовал ни одного, ни другую. Но Кохэйдзи хотел убедиться, что Агэмаки не подведет его и сейчас.

— Теперь наш договор важен как никогда, — молвил Кохэйдзи. — Кое-что произошло, и мы в еще большей опасности, чем прежде.

Агэмаки чуть повернулась к Кохэйдзи, обозначая проснувшийся интерес, хотя на ее безмятежном лице не возникло никакого выражения.

— Прошлой ночью зарезали Даемона, — сообщил Кохэйдзи.

— Откуда ты знаешь?

— Первый вассал сёсакана-сама сказал, — ответил Кохэйдзи. — Он приходил ко мне в театр сегодня утром. Должен тебя предупредить, что он и его хозяин еще не закончили с вопросами. Теперь им надо раскрыть два преступления, и на них давят с двойной силой. Кажется, они уверены, что Макино и Даемона убил один и тот же человек. Поэтому мы с тобой среди подозреваемых в обоих убийствах.

Он пристально смотрел на Агэмаки, стараясь угадать ее реакцию, но она так хорошо прятала свои эмоции, что он никогда не знал, о чем она думает. Кохэйдзи презирал ее холодность и отрешенность. Он предпочитал женщин вроде Окицу, прозрачных, как вода. Но обстоятельства крепко связали их с Агэмаки.

— Сёсакан-сама или его вассал обязательно наведаются к тебе снова, — предрек Кохэйдзи. — И ты ничего не скажешь им обо мне.

Укрытая пеленой своих непроницаемых мыслей, Агэмаки сидела неподвижно, сцепив руки и закрыв глаза. Паланкин трясся дальше по улице. Сквозь ставни просачивались голоса нищих, просящих милостыню, и запах гниющего мусора. Кохэйдзи ерзал, с нетерпением ожидая ответа Агэмаки.

Она скользнула по нему взглядом и пробормотала:

— Когда придет сёсакан-сама, возможно, мне придется рассказать ему о твоем поступке.

На сей раз Кохэйдзи сумел прочитать ее мысли. Если сёсакан-сама обвинит ее в убийстве Даемона, она спасется, нарушив их договор и выдав Кохэйдзи на милость правосудия. Кохэйдзи всегда чувствовал, что Агэмаки умнее, безжалостнее, чем кажется, и заботится только о собственных интересах. Теперь он был в этом уверен. Но если она думает, что может предать его, значит, насчет ума он погорячился. Пусть его судьба в руках Агэмаки, но и Кохэйдзи держал в руках ее судьбу.

— Если ты расскажешь обо мне сёсакану-сама, — предупредил Кохэйдзи, — мне придется рассказать о тебе.

Похоже, Агэмаки вовсе не расстроило это заявление. Улыбка тронула ее губы.

— Как ты думаешь, чья история будет ему интереснее? Твоя или моя?

Нотка превосходства в ее голосе обожгла Кохэйдзи. Он вздрогнул, сраженный мыслью о том, какой опасностью на самом деле грозит ему предательство Агэмаки. Актер почувствовал, как вспотели подмышки и сладкая вонь нервозности наполнила паланкин. Сёсакан-сама мог решить, что показания Агэмаки неоспоримо доказывают вину Кохэйдзи в убийстве Макино, в то время как из истории Кохэйдзи вовсе не выходило, что убийца вдова. Агэмаки явно так и думала и, возможно, не ошибалась. Но Кохэйдзи не мог позволить ей взять над собой верх.

— Если ты считаешь, что сёсакан-сама скорее поверит тебе, бывшей служительнице храма и шлюхе, а не мне, ведущему актеру кабуки, ты глубоко заблуждаешься, — бросил он. — Но мы можем легко разрешить спор. Давай прямо сейчас отправимся вместе к сёсакану-сама. Каждый расскажет свою историю, и посмотрим, кого он арестует.

Кохэйдзи блефовал, он бы не пошел на такой риск. Но Агэмаки повернулась и взглянула на него в упор. Кохэйдзи увидел в ее глазах страх неуверенности и ненависть. Она первой отвела взгляд.

— Наверное, лучше будет придерживаться нашего договора, — сказала Агэмаки.

Кохэйдзи затопила радость и облегчение. В первый раз после того, как Хирата прервал его свидание в театре, он вздохнул свободно.

— О да, — согласился он. — Так сёсакану-сама придется выбрать кого-то другого на роль убийцы Макино и Даемона вместо нас с тобой.

И вскоре черная полоса его жизни закончится. Звезда Кохэйдзи воссияет вновь.

Рэйко тащилась за паланкином к стенам эдоского замка, когда увидела, как Кохэйдзи выпрыгивает на улицу. Окицу, которая, надув губы, шла со служанками, подбежала к нему.

— Кохэйдзи-сан! — крикнула она с обидой. — Что происходит?

— Я объясню позже, — пообещал он, стряхивая ее руку со своего рукава. — Мне надо вернуться в театр.

Он зашептал Окицу на ухо, потом бросился прочь, скользнул между двумя колоннами марширующих солдат и исчез. Окицу помешкала, явно огорченная и готовая пуститься следом за любовником, но все-таки забралась в паланкин. Рэйко задумалась о разговоре, который только что подслушала между Агэмаки и Кохэйдзи. Теперь она знала, что парочка договорилась молчать. У каждого были доказательства причастности другого к убийству Макино. Вопросы так и роились в голове Рэйко. Кто из них убийца? Судя по разговору, подслушанному в «Янагия», Агэмаки. Или актер повязан с вдовой не только обетом молчания, но и кровью Макино?

Рэйко вспомнила сцену, которую наблюдала между Кохэйдзи и Окицу прошлой ночью, когда почти уверилась в виновности по крайней мере одного из любовников. Подозрения, словно мячик, перескакивали от одного к другому. На ком же остановиться?

Дождь с градом сек внутренний двор поместья главного старейшины Макино и стучал по крышам бараков вокруг. Сано поздоровался с одним из сыщиков, которых отрядил наблюдать за поместьем.

— Выходили вчера вечером из дома вдова или наложница главного старейшины Макино? — спросил Сано.

— Да, — ответил сыщик. — По отдельности, в паланкинах, примерно в час кабана.

Сано глянул на Ибэ и Отани. Те стояли рядом со своими войсками и сыщиками Марумэ и Фукидой, единственными, кого они позволили взять с собой. Отани заявил:

— Вот и подтверждение, что одна из женщин могла убить Даемона.

— Постарайтесь найти и другие улики против них, ради своего сына, — добавил Ибэ с холодным и зловещим выражением лица.

— А первый вассал и актер? — продолжил Сано.

— Предупреждаю вас, — вмешался Отани.

Солдаты сторожевых псов увели наложницу. Ибэ толкнул вдову на колени возле ширмы, украшенной позолоченными птицами. Они с Отани встали по бокам, солдаты выстроились вокруг. Сано понял, что таким образом наблюдатели хотели нагнать страха, тем не менее у них ничего не выходило. Агэмаки казалась вовсе равнодушной к показательной демонстрации силы. Сано задумался, не ожидала ли вдова нового допроса. Либо она невиновна и чувствует себя в безопасности, либо ее присутствию духа позавидовал бы и самурай.

— Во время нашего вчерашнего разговора вы сказали, что в последний раз видели мужа перед тем, как он лег спать в ночь, когда его убили, — приступил к допросу Сано. — Вы проспали всю ночь в своей комнате. Вы ничего не видели и не слышали, потому что приняли снотворное, и не знаете, как умер ваш муж или кто убил его. Верно?

— Да, — подтвердила Агэмаки со вздохом.

— В ходе расследования мы выяснили кое-какие факты, которые заставляют сомневаться в вашей правдивости, — заявил Сано. — Может, вы забыли о чем-то упомянуть или хотели бы изменить показания?

Он был уверен, что убийство не осталось незамеченным. Благодаря тонким стенам в личных покоях и близкому расположению комнаты Макино кто-то да должен был что-то услышать. Может, рот на замке держал не только убийца, но и, например, Агэмаки.

— Если так, настало время открыться, — продолжал Сано. — Сейчас я склонен простить ошибку.

Агэмаки почти неуловимо замешкалась, прежде чем пробормотать:

— Мне нечего добавить. Я не могу изменить правду.

Правды было больше в ее заминке, чем в словах. Теперь Сано доподлинно знал: вдова что-то скрывает. Хотя на это бывают и другие причины, нежели виновность в преступлении. Среди них — желание защитить другого.

— Как вы относитесь к наложнице своего мужа? — спросил Сано.

Она искоса взглянула на него из-под опущенных ресниц. Сано показалось, что по ее лицу пробежала тень.

— Окицу-сан мне как младшая сестра. Мы лучшие подруги.

Сано задумался: часто ли бывает, чтобы жена по-доброму относилась к прекрасной молодой наложнице мужа?

— Вас не волновало, что главный старейшина Макино предпочел Окицу?

— Вовсе нет.

Вдова мудро не стала вдаваться в объяснения. Если ей и хотелось многословно возразить, она подавила это желание. Но Сано пришло в голову, что Агэмаки скорее убила бы мужа, охраняя свое будущее от Окицу, чем стала бы лгать, защищая наложницу от правосудия.

— А как насчет актера Кохэйдзи и первого вассала вашего мужа? — спросил Сано. — С ними вы тоже друзья?

— Нет.

Одно слово может иметь множество разных оттенков. В ответе Агэмаки Сано услышал презрение к мысли, что женщина ее положения вздумает дружить с нанятым артистом или вассалом. Лгать, ограждая их, она тоже не стала бы. Если Агэмаки и скрывала какие-то подробности о смерти Макино, защищала она только себя.

Солдаты беспокойно завозились, сыщики Марумэ и Фукида наблюдали за Сано, готовые броситься ему на выручку, если понадобится. Ибэ и Отани жестом приказали Сано поторапливаться.

— Вчера вы сказали мне, что ваша семья служит властителю Тори, — напомнил Сано. — Однако на самом деле ваш отец был ронином, самураем без хозяина. Ваша мать, как и вы, служительницей в храме Асакуса Дзиндза. Не так ли?

Он видел, как у Агэмаки перехватило горло, она сглотнула. Сано поколебал ее уверенность. Но она спокойно ответила:

— Мой отец был вассалом клана Тори.

— Ваши подруги из храма считают по-иному.

Агэмаки ненадолго коснулась его взглядом, гордость, как порванный флаг, сверкнула в ее глазах.

— Мне лучше знать.

— Хорошо.

Сано понял, что происхождение — больное место вдовы. Надавив на него, он мог вынудить ее к откровенности. Сано подошел ближе к Агэмаки.

— Вы были проституткой, женщиной с непонятным прошлым и смутным будущим.

Агэмаки дернулась, словно он выплеснул нечистоты на ее дорогое одеяние. Сано знал других женщин ее положения, которые хотели бы забыть о прошлом и притвориться, что всегда были супругами богатых, влиятельных мужчин. Он надеялся, что причиняет муки преступнице, а не безвинной жертве.

— Главный старейшина Макино привел вас в свой дом… как наложницу. Он ведь тогда еще был женат, верно? — сказал Сано.

— Да. — Агэмаки невольно вздрогнула.

— Что случилось с его первой женой?

— Она умерла, — прошептала Агэмаки.

— Как?

— От лихорадки.

— По словам врача эдоского замка, вы ухаживали за ней, когда она заболела. — Сано воспользовался сведениями, которыми обеспечил его Хирата.

— Она сама так хотела, — объяснила Агэмаки, потребность защитить себя возобладала над женственной сдержанностью. — Больше никого к себе не подпускала. Она доверяла моим способностям к исцелению.

— Но ей стало хуже, — возразил Сано.

Он наблюдал, как Агэмаки ломает и трет руки, словно моет их. Занятно: сейчас она расстроилась больше, чем когда они обсуждали убийство Макино. Наверное, к вопросам о смерти мужа подготовилась, а вот о его первой жене и своем прошлом — нет. Может, не ожидала, что Сано затронет эти темы. В таких ситуациях притворяться сложно.

— Я всеми силами старалась ее спасти, — проговорила Агэмаки, — но она была слишком больна.

— По словам врача эдоского замка, лекарства смешивали вы, — сказал Сано. — И давали тоже вы. Что вы добавляли туда, кроме трав?

— Ничего! — Агэмаки вскинула голову, глаза ее сверкали.

— Вы отравили ее? — спросил Сано.

— Нет! — Паника отразилась на прежде спокойном лице Агэмаки. Маска кроткой, безутешной вдовы покинула ее. — Я не виновата, что она умерла! Меня оболгали!

Сано жалел, что не может определить, боится она заслуженного наказания за убийство первой жены Макино или пришла в ужас из-за несправедливого обвинения. Преступники и невинные люди зачастую реагируют одинаково.

— Вы выиграли от смерти первой жены Макино, — напомнил Сано Агэмаки. — Главный старейшина женился на вас. Но потом взял себе новую наложницу. История повторилась. Вы знали, что Окицу займет ваше место точно так же, как вы заняли место первой жены. Вы убили мужа, чтобы он не развелся с вами, не женился на Окицу и не лишил вас наследства?

Агэмаки расслабилась, успокоила руки и нацепила маску фальшивой безмятежности.

— Нет.

— Племянник властителя Мацудайры, Даемон, был той ночью в поместье вашего мужа, — сказал Сано. — Вы его видели?

— Нет. Наверное, он пришел, когда я уже спала.

— Оставьте Даемона в покое, — нахмурился Отани. — Больше никаких вопросов о нем.

— Когда спали или когда избивали мужа? — проигнорировал Сано приказ Отани. — Он поймал вас на месте преступления?

— Осторожно, сёсакан-сама, — предупредил Ибэ.

Агэмаки спокойно повторила:

— Я не видела его. Как и он меня.

— Прошлой ночью Даемона зарезали в доме свиданий, — сообщил Сано, не обращая внимания на мрачные взгляды сторожевых псов. — Что вы делали в это время?

— Выехала прогуляться в своем паланкине. — Агэмаки, похоже, осталась равнодушна к известию о смерти Даемона.

— Куда? — осведомился Сано.

— Просто по городу.

— Довольно! — рявкнул Ибэ.

Сано кивнул. Он узнал, что хотел. Агэмаки была в городе прошлой ночью. Возможно, она и есть пропавшая любовница Даемона — и убийца.

— Я уверен, что она убила первую жену Макино, — заявил Ибэ.

— И главного старейшину в придачу, — добавил Отани. — Убив однажды, убьешь и дважды.

— Давайте арестуйте ее! — приказал Ибэ Сано. — Если вам так не терпится раскрыть убийство Даемона, обвините ее и в нем тоже.

Агэмаки застыла между двумя сторожевыми псами словно кошка, которая думает, что, если она не пошевелится, хищники ее не заметят.

Сано возразил:

— Улики против нее косвенные. Для меня их недостаточно.

— Зато достаточно для суда, — парировал Ибэ.

Сано это прекрасно знал, как и то, что почти все суды при Токугаве заканчивались приговором, даже если ответчик был невиновен. Агэмаки может быть трижды убийцей — а может и нет. Он не сказал бы наверняка. Пусть даже его сын находился в руках сторожевых псов, Сано не мог сдаться и принять неверное решение.

— Вы дали мне двух подозреваемых на выбор, — напомнил Сано. — Перед тем как кого-то арестовывать, я допрошу Окицу.

Ибэ с Отани молчаливо посовещались.

— Валяйте, — разрешил наконец Ибэ. — Но не испытывайте наше терпение.

Когда они с солдатами провожали сёсакана и сыщиков из комнаты, Сано оглянулся на Агэмаки. Она все так же неподвижно сидела на коленях, склонив голову, и обнаженная полоска белой шеи словно ждала, когда опустится меч палача.

25

Хирата не собирался открыто являться в поместье Макино и нападать на Тамуру с вопросами. Не хотелось наткнуться на Ибэ или Отани, которые отстранили его от расследования. После театрального квартала он отправился домой и послал сыщика Иноуэ в поместье Макино с наказом выманить Тамуру куда-нибудь, где Хирата мог бы с ним поговорить. Сыщик вернулся с известием, что Тамура на тренировочном поле эдоского замка практикуется в боевых искусствах. Хирата решил, что ему это подходит. Зимой на тренировочном поле никого не было, почти все самураи Токугава предпочитали лентяйничать дома, а не оттачивать боевые навыки.

Однако, приехав на поле, Хирата обнаружил целые эскадроны конных солдат. Кто-то надевал броню на себя и на лошадь. Кто-то тешил воинственный дух в поединке. Оружейные мастера тащили по слякоти пушки, ружья и снаряды. Командиры пытались восстановить порядок. Все носили герб властителя Мацудайры. Тренировочное поле превратилось в бивак его армии. Хирата изумленно огляделся. Интересно, зачем сюда поехал Тамура, который принадлежал к оппозиционной фракции? И где он во всей этой неразберихе?

Хирата начал проталкиваться сквозь толпу. До него доносились обрывки разговоров:

— Властитель Мацудайра вызвал канцлера в поля к северу от города.

— Бой уже начался. Мы скоро выступаем.

Лихорадка битвы заразительна. Хирата почувствовал, как закипела от возбуждения самурайская кровь. Оглядывая толпу, он заметил свет и движение в здании у изгороди.

Похожее на амбар строение служило для тренировок с мечом. На бумажных окнах за деревянными решетками металась тень одинокой фигуры. Хирата проскользнул через дверь в огромный зал, пахнущий мужским потом, мочой, кровью и яростью. С голых балок свисали горящие фонари, соломенные чучела стояли вдоль стен с зарубками от ударов. Тамура в белых штанах прыгал, делая выпады мечом. Когда он протыкал воображаемого противника, голые ноги топали по грязному кипарисовому полу. Он не обратил на Хирату внимания. Пот блестел на обнаженном торсе и бритой макушке, на суровом лице застыло выражение жесткой сосредоточенности. Напряженные мышцы бугрились, движения отличались плавностью — для шестидесятилетнего он был в великолепной форме.

Тамура закончил серией таких быстрых бросков, что его меч превратился в серебряный вихрь. Потом встал, тяжело дыша. Дыхание вырывалось белыми облаками в холодной комнате. Он опустил меч и поклонился.

— Очень хорошо, — похвалил Хирата.

Тамура, похоже, не услышал. Хирата подошел к нему и громко хлопнул в ладоши. Тамура повернулся на звук, отдавшийся эхом по залу. Раздраженно вскинул брови.

— Сёсакан-сама послал вас снова надоедать мне вопросами? — осведомился Тамура. — Мне казалось, вас отстранили от расследования.

— Это просто случайная дружеская встреча, — заверил Хирата.

Тамура ответил полным сомнения взглядом. Затем отложил меч на полку, взял кувшин с водой и жадно напился. Вытер рот рукой и стал дожидаться, пока Хирата изложит причину визита. Хирату вдруг осенило: Тамура не услышал его с первого раза, а значит, глуховат. Не потому ли он пропустил, что творилось в комнате Макино в ночь убийства? Сам бы он не сказал — гордый самурай никогда не признается, что у него есть физические недостатки. Он скорее будет читать по губам и притворяться, что слышит. Впрочем, плохой слух еще не оправдание. У Тамуры могли быть иные причины скрывать правду.

— Почему вы сражаетесь здесь со своей тенью, вместо того чтобы ехать на войну? — поинтересовался Хирата. — Готовитесь к кровной мести, в которой вчера поклялись?

Тамура не удивился, что Хирата знает о его клятве.

— Да, но вас это не касается. Долг самурая перевешивает все остальные заботы. Я обязан отомстить за смерть господина.

— Пусть даже вы его презирали?

Тамура свел брови, однако не клюнул на уловку Хираты. Он взял полотенце и начал стирать пот.

— Нам известно о ваших спорах с Макино, — сказал Хирата. — Вы не одобряли его жадность до денег, взятки, которые он вымогал, и отношения со шлюхами. Вы открыто обвиняли его в бесчестье. Думаете, я поверю, что вы считаете его смерть достойной отмщения?

— Долг следует исполнять независимо от недостатков господина. — Тамура говорил так, словно цитировал какое-то правило бусидо. — Мои личные чувства тут ни при чем.

Он отшвырнул полотенце и взял меч. Помпезная, старомодная добродетель всегда раздражала Хирату, который знал, что зачастую она лицемерна.

— И кто же ваша счастливая мишень? — спросил Хирата.

— Пока не знаю. — Тамура согнулся, держа меч параллельно полу, медленно обвел им комнату, глядя вдоль лезвия. — Но не собираюсь ждать, пока сёсакан-сама выяснит, кто убил моего господина.

Судя по усмешке, он был не большого мнения о возможностях Сано.

— Значит, вы ведете собственное расследование? — уточнил Хирата.

Тамура окинул Хирату презрительным взглядом.

— Я не нуждаюсь в расследованиях. Правда откроется мне в медитациях.

Будь это возможно, они с Сано избавились бы от множества хлопот, скептически подумал Хирата. С другой стороны, если правду знаешь изначально, такой способ срабатывает без осечек.

— Может, вам придется фехтовать с самим собой? — предположил Хирата. — Например, если ваша кровная месть лишь прикрытие.

Тамура скривился в пренебрежительной улыбке, рубанув мечом воздух.

— Если бы сёсакан-сама был в этом уверен, он бы меня давно арестовал.

Хирата не мог с ним не согласиться. Может, Тамура действительно невиновен, а его кровная месть настоящая. Отсутствие свидетелей и улик говорило в его пользу. Но Хирата сильно подозревал, что Тамура — один из недостающих элементов в картинке убийства.

— Положим, вы не убивали своего хозяина, — сказал Хирата. — Но может, вы уже осуществили свою месть. Одного из подозреваемых зарезали прошлой ночью.

Меч в руках Тамуры едва заметно дрогнул. Но первый вассал Макино спокойно ответил:

— Я слышал. О племяннике властителя Мацудайры говорит весь эдоский замок.

— А вы не знали заранее? — спросил Хирата.

— Потому что сам его и убил? — фыркнул Тамура. — Не смешите меня. Смерть Даемона не моих рук дело. Вы просто ищете, к чему бы придраться.

— Вы отлучались из дома прошлым вечером.

— Я и близко не подходил к тому грязному месту, где умер Даемон. — Тамура развернулся и описал мечом изящную дугу.

— Где же вы были? — Хирата обошел Тамуру, не выпуская из виду его лицо.

— Инспектировал военный лагерь канцлера Янагисавы за городом. Со мной было восемь моих людей. Можете спросить их.

Хирата знал, что преданные слуги подтвердят ради своего господина все, что угодно, но не стал указывать на это Тамуре, а застыл в ожидании. В отличие от актера Тамура не стал заполнять тишину излияниями. Но Хирата заметил, что даже во время сложных приемов изо рта Тамуры не вырываются облака пара: он затаил дыхание, беспокоясь, поверит ли Хирата в его алиби… потому что оно фальшивое?

— Может, в медитациях вам открылось, что вашего хозяина убил Даемон, и вы решили в наказание лишить его жизни? — сказал Хирата.

Тамура снова задышал, явно думая, что его алиби остановило Хирату, который вернулся к пустым домыслам.

— Всем известно, что Даемон мало походил на самурая, — проговорил он между свистящими ударами меча. — Он слишком много о себе думал, не уважал старших и волочился за женщинами. Он распространял отвратительные слухи о предательстве моего господина. Кто-то оказал нам всем услугу, избавив мир от Даемона. Истечь кровью в постели шлюхи — именно такого конца он и заслуживал.

— Звучит как мотив для убийства, — заметил Хирата.

Меч сверкнул совсем рядом, и Хирата едва успел отпрыгнуть, уберегая горло. Тамура ответил:

— Я бы не стал марать свой меч о такую крысу, как Даемон!

— А что, если он знал какую-нибудь тайну? Может, будучи в поместье главного старейшины Макино, он увидел, как вы убиваете своего хозяина или заметаете следы?

— Ерунда! — Тамура нанес удар по голени Хираты, тот подпрыгнул, уходя от лезвия. — Даже если бы я хотел убить Даемона, я бы не стал подкрадываться в темноте, втыкать в него нож и убегать. Так поступают только трусы.

— Вы бы подошли к Даемону средь бела дня и отрубили бы ему голову на улице? — уточнил Хирата.

— Как настоящий самурай!

Хирата мог себе это представить. Способ убийства Даемона и правда не вязался с характером Тамуры — но, может, он специально так подстроил? Хирата продолжил:

— Допустим, вы не хотели, чтобы вас заподозрили в убийстве Даемона. Действуя таким образом, вы бы избежали кары властителя Мацудайры.

Тамура оскорбительно усмехнулся, стремительно плетя мечом замысловатые узоры в воздухе.

— Обманывать бесчестно. Настоящий самурай несет ответственность за свои поступки и принимает последствия. Когда я осуществлю свою месть, об этом будут знать все. Я пойду навстречу судьбе с высоко поднятой головой. — Он с сожалением посмотрел на Хирату. — Но вряд ли вы меня поймете. В конце концов, вы знамениты своей изменой господину. Кто вы такой, чтобы обвинять меня в бесчестье?

Хирату накрыло горячей волной стыда и гнева. Тамура стоял неподвижно, держа меч обеими руками, острие указывало на Хирату. С инстинктивной поспешностью Хирата обнажил оружие. Тамура ухмыльнулся:

— Сейчас мы узнаем, кто настоящий самурай, а кто позорит бусидо.

Свет фонарей отражался на их лезвиях. Хирата почуял опасность, сгустившуюся в воздухе, сердце колотилось от примитивного желания драки, мышцы вздулись перед прыжком. Но, подумав, он остановился. Хирата не боялся проиграть. Тамура ловок с мечом, но он на тридцать лет старше и никогда не бился по-настоящему, как Хирата. Хирата понял, что, уничтожив одного из подозреваемых, он повредит расследованию. Поддавшись на призыв Тамуры защищать свою честь, Хирата только вновь опозорит себя перед Сано и получит смертельный приговор за убийство.

Хирата отступил от Тамуры и сунул меч в ножны, стараясь не обращать внимания на презрительное выражение лица соперника. Это был один из самых трудных моментов его жизни.

— Трус! — бросил Тамура.

Проглотив унижение и смиряя норов, Хирата заставил себя говорить спокойно.

— Вы что-то знаете об убийстве Макино. Если его или Даемона убили вы, я лично свершу правосудие.

Хирата вышел прежде, чем Тамура успел ответить, а жажда боя — возобладать над разумом. Снаружи он едва отдышался, прогоняя злобные мысли. Учиться самоконтролю оказалось болезненным делом. Идя сквозь ряды солдат, столпившихся на тренировочном поле, Хирата заставлял себя сосредоточиться на расследовании.

Логика и инстинкты подсказывали ему, что Тамура и Кохэйдзи лгут. Но хоть у обоих и не было алиби на время убийства Даемона, их мало что связывало с племянником властителя Мацудайры. Да и непохоже, что Даемон застал кого-то из них за избиением Макино той ночью. Хирате оставалось доложить Сано, что он исполнил приказ и ничего не натворил.

Хирата решил сменить тактику. Оглядев солдат Мацудайры, он заметил тяжеловесного самурая в доспехах, который галопом скакал на лошади по полю. Отдернутое забрало шлема открывало молодое лицо с розовыми щеками и квадратной челюстью. Хирата помахал ему и крикнул:

— Норо-сан!

Норо обуздал лошадь рядом с Хиратой и спрыгнул на землю.

— Хирата-сан. — Он быстро поклонился улыбаясь. — Что тебя сюда привело? Встал на нашу сторону?

— Я по другому делу, — объяснил Хирата. — Кстати, мои соболезнования.

Норо опечалился и благодарно кивнул. Он служил личным телохранителем Даемона.

Хирата отвел Норо за ряд мишеней для стрельбы из лука, где они могли спокойно поговорить.

— Окажи мне услугу.

— Я весь в твоем распоряжении, — сказал Норо.

Готовность Норо помочь объяснялась просто: шесть лет назад он с друзьями ввязался в драку с бандой крестьян. Противники превосходили компанию Норо числом. В потасовке Норо потерял меч, и один из бандитов начал жестоко избивать его железным прутом, когда подоспел Хирата — в то время патрульный офицер. Хирата остановил драку и спас жизнь Норо. Когда Хирата перебрался в эдоский замок, давнее знакомство переросло в дружбу. Норо поклялся отблагодарить Хирату, оказав ему любую услугу, которую тот пожелает.

— Скажи, с кем Даемон встречался в Символе Ослепления? — спросил Хирата.

Норо отвел взгляд.

— Как жаль, что ты спросил именно об этом, — проговорил он. — Я не могу ответить ни тебе, ни кому бы то ни было.

— Не можешь или не хочешь?

— Я обещал Даемону.

Обещание, данное самураем господину, превыше всего, но Хирата не унимался:

— Какая теперь разница, если Даемон умер?

— И на это я ответить не могу. — Норо явно было стыдно разочаровывать человека, которому он обязан жизнью. — Но поверь мне, разница есть.

— Она могла убить Даемона, — заметил Хирата. — Возможно, не открывая ее имя, ты защищаешь убийцу. А еще ты стоишь между мной и моим долгом помочь господину в расследовании преступления.

Честный взор Норо сделался несчастным, тем не менее он покачал головой, отказываясь спорить.

— Может, ты хотя бы проведешь меня в поместье Мацудайры, чтобы я поискал зацепки в покоях Даемона? — предположил Хирата.

— Прости, но властитель Мацудайра меня убьет, — сказал Норо.

— Ладно. — Хирата медленно пошел прочь, давая Норо время передумать. Все его надежды сейчас зависели от чувства долга приятеля.

— Погоди, — остановил его Норо.

Хирата с готовностью обернулся.

— Я не могу назвать тебе имя женщины, но я должен как-то помочь, — рассудил Норо. Он переминался с одной закованной в броню ноги на другую. — Наверное, мне не стоило бы говорить тебе и этого, но… У Даемона есть еще одни покои, кроме тех, что в поместье Мацудайры. Он содержал дом в Канда. — Норо описал, как туда добраться. — Но ты узнал о нем не от меня.

26

Сано вошел в комнату Окицу и обнаружил девушку на коленях посреди разбросанной одежды в окружении солдат Ибэ и Отани. Ее глаза были круглыми озерами страха, в горле булькало. Увидев Сано с сыщиками, сторожевыми псами и их людьми, она выпалила:

— Я не все вам рассказала о ночи смерти главного старейшины Макино. Прошу вас, позвольте мне договорить сейчас!

— Давай, — кивнул Сано, удивленный, что наложницу не понадобилось даже спрашивать.

Окицу поперхнулась, глубоко вдохнула и начала ковырять кожу вокруг ногтя, которая уже без того покраснела и кровоточила.

— В ту ночь, очень поздно, я… я пошла в место облегчения. — Вежливое название уборной. — По пути обратно я… я увидела его.

— Кого? — Сано почувствовал, как напряглись за его спиной Отани и Ибэ. — Главного старейшину Макино?

— Нет! — выдохнула Окицу. — Племянника властителя Мацудайры.

Теперь сторожевые псы излучали неодобрение и тревогу. Сано загорелся: в первый раз кто-то признал, что видел Даемона после его визита к Макино.

— Где ты его видела?

— В… э-э… кабинете. Дверь была чуть приоткрыта. Я заглянула и… а там он.

Сано внимательно посмотрел на Окицу:

— Как ты его узнала?

Она съежилась под взглядом сёсакан-самы. После длинной паузы ответила:

— Я… я видела его раньше… на приемах?

Под конец в ее голосе появились вопросительные интонации, словно Окицу не была уверена, что отвечает правильно, и ждала поощрения.

— Что он делал? — продолжил Сано.

— Он… он стоял у стола? Он держал в руках… э-э… палку? — И снова эти вопросительные интонации. — Он смотрел куда-то в пол…

— Что лежало на полу?

— Я… я не знаю. Мне было не видно?..

Сано представил Даемона с оружием в руках, стоящего над избитым телом главного старейшины Макино, и Окицу, подглядывающую в щелку, свидетельницу преступления.

— Сейчас же прекратите допрос, — приказал Отани.

Властитель Мацудайра не хотел, чтобы его племянника обвинили в убийстве даже посмертно, понял Сано, — это повредило бы отношениям его клана с сегуном.

— Что еще ты видела? — обратился Сано к Окицу.

— Ничего. — Наложница всем своим видом умоляла поверить ей на слово и оставить ее в покое.

Угрожающие взгляды сторожевых псов говорили, что Сано испытывает их терпение. Он сказал:

— Окицу-сан, почему ты не упомянула об этом, когда тебя допрашивал мой первый вассал?

— Я боялась, — ответила Окицу. Ее пальцы все так же терзали кожу вокруг ногтей.

— А почему решила рассказать сейчас?

Окицу рискнула исподтишка бросить взгляд на Сано:

— Племянник властителя Мацудайры мертв и не может причинить мне вреда.

— Откуда ты знаешь о его смерти?

Девушка пробормотала:

— По слухам.

Может, наложница и правда видела Даемона, но молчала, боясь его мести, подумал Сано. А может, не хотела сознаваться, что в ту ночь бродила по личным покоям, — ведь тогда она могла сама убить Макино, а не поймать преступника с поличным. Чем на самом деле руководствовалась Окицу, выдавая Хирате свое прежнее алиби?

— Что ты делала после того, как увидела Даемона? — спросил Сано.

— Вернулась к Кохэйдзи. Он был в своей комнате.

— Чем вы занимались потом?

— Не помню.

Окицу опустила голову. Сано наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее глаза так расширились от ужаса, что вокруг зрачков появились белые круги. Теперь, по ее словам, выходило, что они с актером в ночь преступления долго оставались порознь и Кохэйдзи, так же как Окицу, мог убить Макино — если этого не сделал Даемон.

— Ты забыла рассказать моему первому вассалу еще кое-что, — заметил Сано. — Вчера он навещал Ракуами, твоего бывшего хозяина. Ракуами сообщил, что ты ненавидела главного старейшину Макино и даже пыталась покончить с собой, только бы не становиться его наложницей. Правда?

Окицу сглотнула слюну и захлебнулась, крепко прижав руки к животу.

— Нет.

— Значит, Ракуами лгал?

— Нет!

— Либо он лгал, либо ты ненавидела Макино. Что из двух? — подтолкнул Сано.

— Я его не ненавидела. То есть вначале да, но… — запуталась Окицу. — Я пожила с ним, и он был так добр ко мне, а я так ему благодарна, потом я больше его не ненавидела, я его очень любила…

Сано узнал о ее чувствах к Макино все, что хотел.

— Ты говоришь, что встречалась с Даемоном на приемах. Может, ты видела его в клубе Ракуами?

— Не помню, — простонала Окицу, сжимая живот.

— Ты развлекала его у Ракуами?

— Не помню.

Ее любимый ответ не убедил Сано, он заметил, как покраснела девичья шея под кимоно: даже Окицу, которая, вероятно, обслужила в клубе множество мужчин, не могла забыть Даемона.

— Когда ты видела его в последний раз?

Окицу повертела головой из стороны в сторону, потом вверх-вниз, словно пыталась собрать разлетевшиеся мысли.

— В… в ночь смерти главного старейшины Макино.

— Подумай, — нажал Сано. — Может, вчера вечером?

— Нет.

— Где ты была прошлой ночью?

— С… Кохэйдзи.

Ее любимое алиби также не устроило Сано.

— Он уходил один. Ты уходила после него.

— Я была с ним. Была! — всхлипнула Окицу.

— Ты встречалась с Даемоном в Символе Ослепления? — продолжал Сано. — Ты была его любовницей?

— Нет!

— Ты ходила к нему прошлой ночью? Ты его зарезала?

— Я не встречалась с ним! Я никого не убивала!

По комнате разлилась вонь испражнений: желудок Окицу не выдержал. Ибэ в отвращении скривился:

— Пойдемте отсюда.

Он с Отани и солдатами вывел Сано и его людей наружу, где они столпились на веранде. Окруженный своими надсмотрщиками, Сано прислонился к перилам. В саду песок испещрили капли дождя, камни были темными и скользкими от влаги. Издалека доносился бой военных барабанов, холодный воздух разрывали выстрелы.

— Девчонка врала, не видела она Даемона в ночь убийства, — заявил Ибэ. — От обоих ее алиби несет, как от десятидневной рыбы.

Сано был с ним согласен, однако возразил:

— Это не означает, что она виновна.

Он и в самом деле не думал, что Окицу преступница. Она не способна зарезать или избить до смерти — по крайней мере без помощника. Но наложница могла служить общим звеном двух убийств, если они действительно связаны.

— Зачем еще ей лгать? — неприязненно спросил Отани.

— Чтобы защитить кого-то, — объяснил Сано. — Чтобы скрыть тайны, не имеющие отношения к убийствам.

— Ну, по-моему, она сойдет на роль преступницы, — сказал Ибэ. — Да и вдова тоже.

— Арестуйте ту или другую, — поддакнул Отани.

— Выбирайте. Нечего больше время терять, — добавил Ибэ.

Сано не пошевелился, хотя перед глазами тут же встал Масахиро, крошечный и беспомощный, в окружении бандитов.

— Пока рано, — заявил он. — Недостаточно доказательств.

Ибэ выругался.

— У вас есть две женщины, которые ненавидели Макино, имели возможность убить его и выдали сомнительные алиби на время обоих преступлений. Что еще вы хотите?

Сано хотел убедиться, что не накажет невиновного, извратив правосудие и поставив под угрозу свою честь, но не ждал, что наблюдатели его поймут.

— По крайней мере узнать, чем занимались женщины, когда убили Даемона. То есть проследить их путь в прошлую ночь. Пока я это не сделаю, никаких арестов.

Ибэ с Отани облокотились на перила и посмотрели друг на друга. Сано заметил, что они не расположены использовать против него свое оружие. Эти трусы боялись причинить вред Масахиро и навлечь на себя гнев сёсакана-сама не меньше, чем Сано боялся за сына. Все застыли в нерешительности. Шум на время затих, и Сано услышал, как дождь струится по водосточному желобу.

Наконец сторожевые псы мрачно кивнули друг другу.

— Ладно, — сказал Ибэ Сано. — Разбирайтесь с женщинами. Только не вздумайте тянуть.

Сано стало чуть легче дышать. Сумеет ли он достаточно долго водить сторожевых псов за нос, чтобы раскрыть убийства, прежде чем Ибэ с Отани, потеряв терпение, исполнят свою угрозу?

А тем временем война могла уничтожить их всех.

На невозделанном рисовом поле за пределами Эдо столкнулись две армии. Всадники Мацудайры налетели на конные войска от фракции Янагисавы. Флаги с гербом предводителя трепетали на древках, прикрепленных к спинам. Копыта били по земле, копья пронзали бойцов. Пешие солдаты кружились в танце смерти, мечи разили врагов. С флангов стрелки изливали град пуль. Свистели стрелы. Люди с криками падали в грязь, уже усеянную трупами и почерневшую от пролитой крови. Самураи издавали восторженное свирепое рычание, сокрушая мир, который подавлял их воинственность почти столетие правления Токугавы. На высокогорьях с обеих сторон поля за действом наблюдали конные военачальники. Они выкрикивали приказы командирам, а те передавали их войскам, трубя в раковины и стуча в барабаны. Солдаты нападали, атаковали, отступали, перегруппировывались и наносили контрудары. Разведчики наблюдали за полем боя в подзорные трубы и считали потери.

Победителем выходил тот, у кого после боя останется достаточно солдат, чтобы удержаться у власти.

Ворота в поместье Мацудайры украшала черная траурная драпировка. Висело объявление о тяжелой утрате клана. В личных покоях в деревянной ванне лежало нагое тело Даемона. Женщины Мацудайра, одетые в белое, поливали его водой из ковшей, которые наполняли в керамических урнах. Они плакали, смывая кровь с груди Даемона, осторожно вытирая его красивое безжизненное лицо.

Властитель Мацудайра сидел на корточках поблизости, уронив голову на сжатые кулаки. На нем были военные доспехи, но шлем с золотыми рогами лежал рядом на полу. Пока женщины готовили его племянника к путешествию в преисподнюю, горе терзало дух властителя Мацудайры.

Кто-то опустился на колени около него, властитель Мацудайра поднял взгляд и увидел Юмори Ёити, своего союзника из совета старейшин. Юмори, невысокий, квадратный мужчина с впалыми щеками, сказал:

— Прости, что беспокою, но я подумал, ты захочешь узнать последние вести с поля боя.

— Да, конечно, — оживился властитель Мацудайра, на миг отвлекаясь от своих мучений. Потери составили двести человек, — доложил Юмори. — Больше половины — люди канцлера Янагисавы.

Властитель Мацудайра кивнул в мрачном удовлетворении. Он встал и подошел к трупу племянника. Женщины вынули Даемона из ванны и положили на деревянный поддон. Они вытирали тело полотенцами, горько всхлипывая, а властитель Мацудайра смотрел на Даемона.

— Я выиграю эту битву в твою честь, — пообещал Мацудайра. — Ты жил и погиб не просто так. А став правителем Японии, я обличу канцлера Янагисаву в мошенничестве и убийствах.

Канцлер Янагисава и его сын Ёритомо стояли в смотровой башне на стене своего поместья. Они смотрели на Эдо через решетчатые окна. Туман и дым заволокли поле, где бушевала битва. Расстояние заглушало пронзительные звуки раковин. Янагисава глубоко вдохнул, его чуткий нос различил тончайший серный запах пороха. Янагисаве казалось, что он чувствует в воздухе привкус крови. Восторг в нем боролся со страхом.

— Я слышал, некоторые из наших союзников перешли на сторону властителя Мацудайры, — сказал Ёритомо. — Что у него по три отряда на два наших и больше ружей. Плохи наши дела, досточтимый отец?

Янагисава кивнул, потому что не мог отрицать правду.

— Но не отчаивайся. У нас есть другое оружие против властителя Мацудайры, кроме солдат и пуль.

Он глянул на дверь, которая открывала путь в коридор, ведший вдоль верхушки стены. В двадцати шагах от них втусклом свете крошечных окон стояла его жена. Она смотрела на Янагисаву так пристально, что ее взгляд словно огнем облизывал его тело. Янагисава спрятал хитрую улыбку и повернулся обратно к Ёритомо.

— Уничтожить врага можно не только на поле битвы. — Янагисава ободряюще положил руку на плечо сына. — Когда мы закончим, власть будет наша.

А он встанет над законом, и никто не сможет обвинить его в убийствах.

27

Словно в насмешку над угрозами войны, в приемном зале поместья главного старейшины Макино этим вечером царил праздник.

Кохэйдзи играл на сямисэне и пел, слуги били в барабаны. Окицу и две служанки танцевали в круге и пьяно подпевали, хихикая. Другие служанки наливали саке стражникам-самураям, которые слонялись по комнате, смеясь, подбадривая выкриками танцующих и чокаясь друг с другом. Вдова с фрейлинами сидели в уголке и выпивали. Глаза у Агэмаки были стеклянные, она раскачивалась взад-вперед. Ярко горели фонари. В воздухе витало отчаянно-тревожное веселье.

Рэйко, ускользнувшая из кухни, подсматривала в щель между бумажными перегородками. Вдруг дверь напротив нее с треском распахнулась. Влетел Тамура. Он мрачно хмурился.

— Прекратить разгул! — крикнул первый вассал главного старейшины.

Кохэйдзи извлек из сямисэна последние нестройные ноты. Пение утихло, барабаны замолчали. Окицу с двумя служанками, нервно хихикнув, застыли на месте. Стражники поставили чашки и сели прямо, радость на их лицах сменилась тревогой. Кутилы изумленно уставились на Тамуру.

— Что вы себе позволяете? — возмутился Тамура, презрительно оглядывая нарушителей спокойствия.

Рэйко обрадовалась появлению Тамуры, с которым ни разу не столкнулась после случая в комнате Макино. Ей порядком прискучило наблюдать за пьяным весельем.

После короткой неловкой паузы Кохэйдзи сказал:

— Мы просто понемногу развлекаемся.

— Развлекаетесь? Когда после смерти досточтимого главного старейшины Макино прошло всего четыре дня? — не поверил своим ушам Тамура. Его суровое, лоснящееся лицо побагровело от гнева. — Стыдитесь! Какое неуважение к господину! Вы нарушаете правила приличия! — Он ткнул пальцем в стражников: — Бегом на посты!

Те вскочили на ноги и, мешая друг другу, в спешке кинулись вон из комнаты. Тамура выгнал служанок с фрейлинами и принялся за Агэмаки, Кохэйдзи и Окицу:

— Что до вас, больше никаких развлечений!

Он стоял к Рэйко спиной, и она не видела его лица, зато прекрасно могла рассмотреть трех других участников сцены. Лицо Окицу выражало чувство вины, Агэмаки — безучастие, Кохэйдзи — обиду.

— Эй, ты не можешь нам приказывать! — возмутился Кохэйдзи. — Ты не наш хозяин. Мы будем делать что захотим.

— Пока что здесь распоряжаюсь я, — заявил Тамура. — Моего господина больше нет, и мне не надо мириться с вашими выходками ради него. С этого момента вы будете вести себя достойно. А теперь марш по своим комнатам!

Рэйко заметила, как безучастие на лице Агэмаки сменилось злобой. Окицу оскорбленно ахнула.

— Разве может он нас заставить? — спросила наложница Кохэйдзи.

— Конечно, нет! — зыркнул Кохэйдзи на Тамуру, задыхаясь от гнева. — Я никуда не пойду.

— И я, — поддержала Агэмаки неверным от выпивки голосом.

— Посмотрим! — бросил Тамура. Он подошел к Агэмаки, схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.

— Пусти! — закричала она. — Как ты смеешь так обращаться с вдовой своего господина?!

— Ты всего лишь шлюха, которая воспользовалась слабостью старика, — сказал Тамура. — Я видел, как ты ластилась к главному старейшине Макино, а потом сплевывала у него за спиной. Я предупреждал его, что ты эгоистичная, жадная ведьма и ничего хорошего от тебя не жди, но разве он послушал? Нет — этот дурак все равно на тебе женился. Ну, ты выжала из него последнюю монету. Твои дни здесь сочтены.

Агэмаки возмущенно кричала и царапалась, но Тамура упорно тащил ее к двери. По пути он схватил Окицу.

— Нет! — завизжала Окицу. — Помоги мне, Кохэйдзи-сан!

Наложница протянула руку к актеру. Кохэйдзи и Тамура принялись дергать ее в противоположных направлениях.

— Пусти ее! — крикнул Кохэйдзи.

— Вы двое — отбросы общества! — обвинил Тамура, борясь с Агэмаки. — Я видел, как вы играли в свои грязные игры с моим господином, отвлекая его от долга, заставляя опускаться все ниже. Ни один из вас его не уважал и не любил. Вы всего лишь паразиты, сосавшие из него деньги!

— Эй! А как же ты? Думаешь, ты лучше нас? — возмутился Кохэйдзи. Они с Тамурой тянули Окицу каждый к себе, та пищала. — Ты тоже наживался на Макино. Без него ты был бы никем. И все знают, что ты ненавидел его, потому что он не такой добродетельный самурай, каким ты его хотел видеть.

— Ты пожалеешь, что посмел говорить со мной с таким неуважением! — прошипел Тамура, его глаза почернели от ярости. — Особенно если я выясню, что один из вас убил моего хозяина.

Тамура двинулся к выходу, таща Агэмаки. Неимоверным усилием он повлек за собой Окицу вместе с Кохэйдзи.

— Тогда во исполнение своей мести заставлю вас заплатить собственной жизнью за его смерть.

— О, я уверен, ты с удовольствием повесил бы убийство на одного из нас, — ответил Кохэйдзи, упираясь ногами в пол и не отпуская пищащую, всхлипывающую Окицу. — Так ты сам соскочишь с крючка, верно? Но знаешь, что я скажу? Я скажу, что это ты убил старика Макино! — Дерзкий от гнева и страха, актер ткнул указательным пальцем в Тамуру. — Ты хотел избавиться от него и от нас. Ты убил четверых одним ударом.

Рэйко задумалась: а действительно, не прикончил ли Тамура Макино именно по этой причине? Она вспомнила странное поведение первого вассала в потайной комнате. Может, он хотел очистить дом, клан и себя от дурного влияния, убив Макино и выгнав его прихлебателей? Но Рэйко тут же припомнила свои подозрения относительно других трех.

Внезапно размышления Рэйко прервала чья-то грубая рука. Девушка резко повернула голову и уткнулась взглядом в уродливое лицо Ясуэ.

— Ха! Поймала! — возликовала домоправительница.

Четверо в комнате повернулись на громкий голос. Они оставили свои распри и стали смотреть в их сторону.

— Что там происходит? — спросил Тамура.

Рэйко вывернулась из рук Ясуэ. Рванулась прочь, но старуха поймала ее за рукав. Борясь друг с другом, они натолкнулись на перегородку. Хрупкая бумага не выдержала, решетки проломились, и Рэйко с Ясуэ вывалились в приемный зал. Тамура, Кохэйдзи, Агэмаки и Окицу изумленно уставились на них.

— Ухты! — воскликнул актер.

Он отпустил Окицу и подошел к Рэйко с Ясуэ. Злобная улыбка осветила его лицо. Актер радовался вторжению, которое не дало Тамуре и дальше помыкать им. У Рэйко опустилось сердце — удача Кохэйдзи грозила ей гибелью.

— Ты новая служанка, верно? — спросил ее актер. — Что ты замышляла?

— Она подглядывала, — сообщила Ясуэ, не выпуская запястье Рэйко. — Я второй раз ее ловлю.

— Убери ее отсюда, — приказал Тамура. — Не нагружай меня домашними проблемами.

Потом наклонился к Рэйко поближе. Она шарахнулась прочь. Тамура нахмурился.

— Странно, — протянул он. — У тебя выбриты брови. А зубы…

Рэйко сжала губы, но он раздвинул их сильными пальцами.

— Ты их красила, — сделал вывод Тамура. — Ты не крестьянка… ты госпожа.

Актер моргнул.

— И не старуха притом, — добавил он, пропуская прядь волос Рэйко между пальцами. — Это не седина, это сажа. Я должен был догадаться — сам пользовался такой уловкой в театре.

— Кто ты? Что ты здесь делаешь? — с враждебным подозрением спросил Тамура.

— Бедная женщина, для которой наступили не лучшие времена, — кротко, словно простолюдинка, ответила Рэйко в отчаянной попытке скрыть свою настоящую личность и цели. — Здесь я зарабатываю себе на жизнь.

На лицах вокруг отразилось недоверие.

Ясуэ сказала:

— С ней что-то не так, я с самого начала знала. Странно, что ее нанял управляющий поместьем, она ведь ни дня в жизни не проработала.

Встрял актер:

— Я помню, как ты прислуживала нам с Окицу вчера. По моему, мы излишне сильно тебя интересовали.

— И я тоже, — добавила Агэмаки. — Принеся мне еду, она осталась в комнате, хоть и было совершенно понятно, что она мне не нужна.

— Наверное, шпионка, — догадался Тамура.

Воцарилась тишина. Рэйко показалось, что слова Тамуры впитали весь воздух из комнаты. Она чувствовала, как они гадают, сколько она видела и чем может навредить.

— Чья ты шпионка? — спросил Тамура. Он больно схватил Рэйко за подбородок, задрал ее лицо и злобно уставился в глаза. — Ты работаешь на властителя Мацудайру? Он послал тебя следить за домочадцами главного старейшины Макино?

Пораженная его ошибочным предположением, Рэйко молчала. Он быстро ее ощупал. Нашел кинжал, прикрепленный к бедру под юбками, сорвал и отбросил в сторону. Потом задумался на одно ужасное мгновение.

— Ладно, не важно, на кого ты работала, — решил он. — Что бы ты здесь ни увидела, ничего ты никому не расскажешь.

Он выхватил короткий меч из ножен на поясе. Рэйко обуяла паника. Он собирался убить ее! Ясуэ схватила Рэйко за волосы, вынудив задрать голову и подставить горло под меч Тамуры. Окицу и Агэмаки смотрели, как Тамура приближается к Рэйко. На их лицах застыло выражение потрясения и страха. У Рэйко стремительно забилось сердце, накатила тошнота, предварявшая каждое наваждение. Перед мысленным взором пронеслись сцены засады на дороге, в ушах отдались крики. Рэйко попыталась задавить воспоминания, в ужасе, что приступ настиг ее именно сейчас, когда ей больше всего нужны сила и ум. Она двинула локтем в живот Ясуэ. Старуха застонала и разжала руки. Но не успела Рэйко броситься к двери, как ее поймал Кохэйдзи.

— Эй, Тамура-сан! — сказал он. — Может, мне с ней немного позабавиться, пока ты ее не убил?

В его веселом голосе звучала злоба. Он рванул на Рэйко одежду. Тонкая хлопковая ткань поддалась, обнажив плечи и живот. Рэйко ударила актера, но тот лишь рассмеялся, увернувшись. Он обхватил Рэйко и крепко прижал к себе. Хищная рожа оказалась совсем близко от ее лица. Рэйко отвернулась, пихая Кохэйдзи в грудь, и увидела, что остальные собрались вокруг них.

Окицу с закрытыми глазами прижимала кулак ко рту. Тамура хмурился в отвращении, но молчал. Агэмаки смотрела с безразличием. Маленькие глазки Ясуэ блестели от возбуждения. Никто не собирался останавливать Кохэйдзи.

— Помогите! — крикнула Рэйко в отчаянной надежде, что поблизости есть сыщики Сано, которые придут ей на выручку.

— Когда ты вчера наблюдала, что я делал с Окицу, тебе хотелось того же, правда? — прошипел актер, задыхаясь. — Ну так получай! Ты умрешь счастливой.

Рэйко почувствовала, как в нее уткнулся твердый член. Она вонзилась ногтями в руки Кохэйдзи, но он держал крепко, он был слишком силен. Рэйко тошнило от перегара и жара чужого тела. Она в ужасе завизжала, когда актер повалил ее на пол. Этого она боялась больше всего — повторения кошмарной сцены во дворце Короля Дракона. Красивое жестокое лицо Кохэйдзи растворилось, принимая странные, безумные черты Короля Дракона. Мысль о Макино, беспощадно забитом насмерть, сверкнула в помутившемся сознании Рэйко.

Главного старейшину убил Кохэйдзи? Мужчина, насилующий ее, — убийца, которого они с Сано искали?

Кохэйдзи разорвал на ней юбки. Паника и тошнота ослабили сопротивление Рэйко. Но инстинкт самосохранения не дал опустить руки. Желание снова увидеть мужа и ребенка, твердая решимость не сдаваться прибавили ей сил. Она подалась вперед и головой ударила Кохэйдзи в лицо. Во лбу взорвалась боль. В глазах на миг потемнело. Кохэйдзи вскрикнул, и она тут же пришла в себя. Тошнота прошла, в голове было ясно. Рэйко увидела, как отшатнулся Кохэйдзи. Кровь текла у него из носа и рта.

— Эй, любишь жесткие игры? — улыбнулся Кохэйдзи, слизывая кровь с разбитых губ. — Я тоже.

Когда он снова на нее взобрался, Рэйко с силой ударила его в пах. Кохэйдзи взвыл от боли, откатился прочь и свернулся калачиком, зажимая промежность. Рэйко вскочила на ноги. Тамура скорчил зверскую рожу и встал между ней и дверью с мечом наготове.

— Держи ее! — взвизгнула Ясуэ.

Рэйко заметила рядом угольную жаровню. Подхватила ее и швырнула в Тамуру, попав по коленям. Тамура зашатался. Сажа и живые красные угольки вылетели из жаровни. Одежда Тамура начала чернеть от огня там, куда попали угли. Он выронил меч и принялся хлопать по себе руками, сбивая пламя. Рэйко бросилась к двери.

— Остановите ее! — крикнул Тамура, кашляя в клубах дыма.

Окицу упала в обморок, но Ясуэ и Агэмаки метнулись за Рэйко. Агэмаки поймала беглянку за рукав. Рэйко схватила вдову за руку, провела кругом и отбросила. Агэмаки кубарем полетела на пол. Ясуэ устремилась на Рэйко, раскинув руки, каркая, словно обезумевшая ворона. Рэйко подняла лакированный поднос и ударила им старуху в лицо. Та свалилась без сознания. Тамура снова держал в руках меч. Рэйко опрометью вылетела в дверь.

— Она уходит! — надрывно завопил Кохэйдзи.

Несясь по коридору, Рэйко слышала за собой топот Тамуры. Она вырвалась из дома и по ступенькам скатилась в сад. Деревья, кусты и валуны были однотонными силуэтами на фоне темно-серебряного неба в поздних сумерках. На Рэйко обрушился ледяной дождь, холод тотчас сковал тело.

Тамура позвал патрульных, затем крикнул Рэйко:

— Тебе не сбежать! Из эдоского замка ты живой не выберешься.

К счастью, Рэйко не надо было выбираться из эдоского замка — она летела домой, в чиновничий квартал, всего через пару улиц. Откликнулись патрульные, их поспешный топот приближался. Рэйко нырнула между зданиями, свернула за угол, ощупью пробираясь почти в полной тьме. Во дворе приметила согнутую сосну. За ней маячила внешняя стена поместья. Рэйко подтянулась на нижних ветвях и полезла вверх сквозь холодные, колючие иголки. Вскарабкалась на стену, свесила ноги с другой стороны и прыгнула вниз.

В личных покоях своего поместья Сано с Хиратой пили в кабинете горячий чай. Снаружи храмовые колокола сзывали священников, монахов и монахинь на вечернюю молитву. С наступлением темноты утихли далекие выстрелы. Сторожевые псы оставили Сано, чтобы доложить обстановку властителю Мацудайре и канцлеру Янагисаве, но их люди не покинули дом. Через отодвинутые перегородки, которые разделяли несколько комнат, примыкающих к кабинету, Сано наблюдал, как служанки кормят Масахиро ужином. Рядом сидели двое бандитов. Маленький мальчик не смеялся и не болтал, как обычно, и он, и служанки хранили серьезное молчание. Сыщики стояли в коридоре, готовые защищать обитателей поместья от непрошеных гостей. В доме царила зловещая атмосфера.

— Что ты узнал? — тихо спросил Сано Хирату, чтобы не услышали бандиты в детской и снаружи.

Хирата так же тихо рассказал о своих встречах с Тамурой и Кохэйдзи.

— Потом я проверил их алиби на время убийства Даемона. Актеры в Накамура-дза сказали, что прошлой ночью Кохэйдзи отсутствовал в театре больше часа. Он не говорил им, куда и зачем уходит.

— Значит, он лгал, что всю прошлую ночь был на репетиции, — подытожил Сано.

— Да. У него хватало времени убить Даемона, — согласился Хирата. — И у Тамуры алиби слабое. Его люди подтвердили, что он отлучался в военный лагерь, но, думаю, они лгали.

— Ты проверил, видел ли его кто-нибудь в лагере?

— Когда я туда приехал, все солдаты уже были на поле боя. Но ни Тамура, ни Кохэйдзи ничего не добавили к прежним показаниям. И нет никаких улик, которые бы привязывали одного или другого к убийству Даемона.

На Сано давил груз разочарования и усталости, смешанной со страхом за Рэйко.

— С женщинами то же самое. — Сано поведал Хирате результаты своих допросов. — Агэмаки по-прежнему утверждает, что проспала убийство Макино. Окицу присовокупила историю о Даемоне, который якобы стоял над телом Макино с орудием убийства в руках, но, по-моему, она это выдумала.

— Сама или с чьей-то помощью? — уточнил Хирата.

— Подозреваю, что последнее, и даже догадываюсь с чьей.

Хирата кивнул. Сано продолжил:

— Остаток вечера я проверял, где были женщины прошлой ночью. Носильщики паланкина Агэмаки говорят, что сначала возили ее по городу, а потом завернули в чайную. Агэмаки отправилась пить, а они заскочили в игорный дом за углом. Через час отвезли ее домой. Чайная недалеко от Символа Ослепления.

— Агэмаки могла улизнуть туда, пока носильщики играли, — заметил Хирата.

— Я допросил хозяина чайной. Агэмаки их постоянная посетительница. Она на какое-то время выходила — владелец решил, что в уборную, — сказал Сано. — Позднее я наведался в Символ Ослепления, несмотря на недовольство сторожевых псов. Владелец не признал Агэмаки ни по имени, ни по моему описанию. Если Даемон встречался с ней, она позаботилась о маскировке. Но вот что интересно: служанка видела там девчонку, похожую на Окицу.

— Значит, Окицу могла быть любовницей Даемона, — сделал вывод Хирата.

Девушка приехала в паланкине. Вошла в одну из комнат — служанка не уверена, что к Даемону. Зато уверена, что девушки уже не было, когда Даемона нашли мертвым и подоспела полиция.

— Что говорят носильщики Окицу?

— Прошлой ночью они возили ее в четыре разных дома, — ответил Сано. — Во все из них она заглядывала ненадолго. Они не знают, что Окицу делала, и не могут точно указать здания.

Эдо походил на лабиринт с одинаковыми домами, в которых запросто запутается даже искушенный горожанин.

— Завтра я прикажу сыщикам проследить путь вместе с носильщиками, может, те вспомнят, куда заходила Окицу. Лучшее, что мне сегодня удалось, так это измотать Отани и Ибэ походом по городу и не совершить под их давлением преждевременный арест. — Сано выдохнул сквозь сжатые зубы. — Сейчас я как никогда уверен, что женщины скрывают от меня подробности смерти Макино. А их алиби на ночь убийства Даемона так же подозрительны, как у Кохэйдзи и Тамуры. Но если есть хоть какие-то улики против них, мне еще предстоит их найти.

— Я уже кое-что нашел, — признался Хирата и рассказал о втором доме Даемона. — Закончив с Тамурой и Кохэйдзи, я съездил туда посмотреть. С виду там пусто, но я не стал заходить внутрь. Решил, что лучше сначала доложу тебе.

— Хорошо, — одобрил Сано. Он приободрился в надежде на новый источник зацепок. — Ты принял мудрое решение.

Хирата предпочел посоветоваться с ним, прежде чем действовать, а значит, самодисциплина для него не пустой звук.

— Я хотел бы осмотреть дом, но вопрос — как?

Они с Хиратой взглянули на головорезов, которые не спускали глаз с Масахиро. Отани и Ибэ ни за что не позволят Сано исследовать ниточку, которая связана с Даемоном и может привести к властителю Мацудайре или канцлеру Янагисаве. А если Сано улизнет из дома без них, им доложат.

Тут в коридоре послышались легкие шаги и отрывистое, хриплое дыхание. В кабинет ворвалась Рэйко. Глаза у нее были безумные, волосы и одежда растрепались.

— Рэйко-сан! — воскликнул Сано. Он был так рад видеть жену, что вначале не заметил ее состояния. — Слава богам!

Он подпрыгнул и заключил ее в объятия. Рэйко тряслась от холода, с нее текла вода. Приглядевшись, Сано понял, отчего сыщики так и не смогли найти ее в поместье Макино: Рэйко настолько хорошо замаскировалась, что они ее просто не узнали. Теперь радость Сано сменилась тревогой.

— Что случилось? — вопросил он.

Рэйко задыхалась после безумной гонки по чиновничьему кварталу и не могла вымолвить ни слова. Пытаясь отдышаться, она прижималась к Сано, обрадованная, что снова рядом с ним, снова дома. Тут она услышала голосок Масахиро:

— Мама!

Маленький мальчик уже бежал к ней из примыкающей комнаты. С радостным криком Рэйко отстранилась от мужа и кинулась к сыну, но при виде двух незнакомых самураев в детской встала как вкопанная. Масахиро врезался в Рэйко и обхватил ее за колени. Обнимая сына, Рэйко недоуменно повернулась к Сано и Хирате.

— Кто эти люди? — спросила она. — Что они здесь делают?

— Я объясню, — пообещал Сано, однако вначале осторожно отнял у нее Масахиро. — Иди готовься ко сну, Масахиро. Мама придет к тебе позже.

Мальчик ушел с няньками. Двое незнакомцев последовали за ними. Сано усадил Рэйко возле угольной жаровни в своем кабинете и закутал в теплое одеяло. Хирата налил чашку чая. Пока Рэйко цедила горячую, бодрящую жидкость и грела руки о чашку, Сано вводил ее в курс дела. Рэйко потрясенно слушала.

— Но что случилось с тобой? — повторил Сано с тревожной озабоченностью.

— Я сбежала из поместья главного старейшины Макино, его люди вычислили во мне шпионку, — сказала Рэйко.

Она поведала, как Ясуэ застигла ее за подслушиванием. Но не уточнила, что Кохэйдзи пытался ее изнасиловать, а Тамура убить. Не стала Рэйко и упоминать, что ей пришлось спасаться бегством и она едва успела заскочить в ворота своего дома, как по улице за ней пронеслись солдаты Тамуры. Если Сано узнает, он больше никогда не позволит ей шпионить. Не то чтобы Рэйко хотелось повторения, но в будущем все может случиться.

— Подозреваемые выяснили, кто ты или что ты работаешь на меня? — спросил Сано.

— Нет, — ответила Рэйко. — И мне удалось подсмотреть кое-что перед уходом.

Сано и Хирата жадно слушали, Рэйко рассказывала, как нашла склад интимных вещей Макино и как Тамура подложил в сундук нефритовый фаллос, который Рэйко сочла орудием убийства. Еще она передала подслушанные разговоры.

— Возможно, Тамура прятал улику, — подытожил Сано. — А связь между Кохэйдзи и Окицу — самая правдоподобная причина, почему они желали смерти Макино.

— У Агэмаки тоже был повод, раз она ревновала к Окицу и боялась, что Макино женится на наложнице, — добавил Хирата. — То, что ты слышала, противоречит образу вдовы, которую Агэмаки играла перед нами.

— А еще между Кохэйдзи, Окицу и Агэмаки определенно есть уговор о молчании, — сказал Сано.

— Мне все больше и больше кажется, что убийца среди домочадцев Макино, — заметил Хирата. — Не исключено, виноваты все трое.

— Не думаю. Они настолько недолюбливают друг друга, что я не представляю, как бы они могли договориться. Может, двое, но не все сразу.

— Мы и раньше их подозревали, но без тебя у нас не было доказательств, — похвалил Сано жену.

Его теплый, одобрительный взгляд вознаградил Рэйко за все пережитые трудности. Она жадно спросила:

— Теперь вы можете вычислить убийцу?

Сано и Хирата задумались, потом рассказали Рэйко о собственных изысканиях. Она с разочарованием поняла, что хоть каждый из них и обнаружил недостающую часть мозаики, цельной картинки все равно не получилось. Подозреваемых, мотивов и теорий море, а преступника нет.

— Жалко, что я не осталась там подольше, — посетовала Рэйко.

— Ты могла шпионить вечно, но так ничего и не доказать, — успокоил Сано. — Вспомни, властитель Мацудайра, канцлер Янагисава и их фракции все еще в числе подозреваемых. Мы их не оправдали.

— Покуда Ибэ с Отани будут продолжать в том же духе, мы их не осудим, даже если они виновны, — мрачно пробурчал Хирата.

— Что будем делать? — спросила Рэйко.

Сано рассказал ей, что недавно выяснил Хирата.

— Раз Даемон держал дом вне поместья Мацудайры, значит, у него была личная жизнь, которая могла иметь отношение к его смерти.

— Но ты не можешь расследовать жизнь Даемона с Отани и Ибэ на хвосте, — напомнил Хирата. — Хочешь, я один обыщу дом?

После долгого молчания Сано просветлел лицом.

— У меня идея.

Он поделился с ними своим планом. Рэйко и Хирата одобрительно кивнули, хотя Рэйко и упала духом, потому что больше ничем не могла помочь. Вдруг ее осенило.

— Даже если Отани и Ибэ запрещают тебе искать женщину Даемона, это могу сделать я! — воскликнула она. — Меня даже не заметят.

Сано в испуге воззрился на нее. Рэйко знала — он гадал, что еще случилось с ней в поместье Макино, о чем она предпочла умолчать, и не хотел втягивать ее в дело.

— Что у тебя на уме? — спросил он.

— Я поспрашиваю у друзей, может, кто-то расскажет мне о пассии Даемона, — ответила Рэйко. — Женские сплетни. Такому важному человеку, как Даемон, трудно скрыть романтическую связь. Кто-то да узнает.

— Хорошо, — решил Сано. — Вроде бы это не слишком опасно. Только будь осторожна.

28

Следующим утром Отани, Ибэ и их солдаты поджидали Сано у ворот. Дождь перестал, однако стены и здания чиновничьего квартала еще темнели от влаги. Небо бледно-голубыми полосами проглядывало сквозь ленты облаков, но воздух оставался морозным. За ночь на воротах поместий выбросили флаги с гербами Мацудайры и Янагисавы. Теперь их трепал ветер. Только на воротах Сано ничего не висело. По переулкам эдоского замка раздавался топот шагов и копыт — солдаты шли на битву.

— Что он здесь делает? — нахмурился Отани, завидев Хирату среди сыщиков в сопровождении Сано.

— Помогает мне в расследовании, — ответил Сано.

— Нет! — отрезал Ибэ. — Мы его отстранили.

— Если ждете от меня сотрудничества, лучше оставьте его в покое, — бросил Сано.

Он считал, что Хирата заслужил право снова участвовать в расследовании. Ибэ и Отани начали было возражать, но Сано сказал:

— Мой сын послужит гарантией примерного поведения Хираты-сана, как и моего.

— Плевать мне на его поведение! Я не желаю его видеть! — рыкнул Отани, разозленный сопротивлением Сано.

Но тут вмешался Ибэ:

— Я устал спорить по каждому поводу. Пусть остается. Какая разница?

Отани, неохотно кивнув, сдался.

— Сегодня вы арестуете вдову или наложницу за убийства главного старейшины Макино и Даемона, — заявил он Сано. — У вас кончились причины медлить.

— Не совсем, — проговорил Сано. — Перед арестом я должен уточнить еще кое-что. Прошлой ночью мне доставили записку.

Он протянул Отани сложенный лист. Отани развернул его и прочитал вслух:

— «Если хотите знать, кто убил главного старейшину Макино, загляните в средний дом на западной стороне улицы Цукэги в Канде». Здесь нет подписи, — нахмурился Отани. — Кто это прислал?

— Не знаю, — соврал Сано, потому что сам сочинил записку. — Письмо сунули под ворота ночью. Никто не видел, кто это сделал.

Ночью Сано придумал, как обследовать дом Даемона под самым носом у Отани и Ибэ. Если им неизвестно, что дом принадлежит племяннику властителя Мацудайры и Сано об этом уже проведал, они не станут возражать против похода туда, а потом не смогут винить Сано за найденные улики.

Ибэ выхватил лист у Отани и с подозрением изучил его.

— Анонимным письмам нельзя доверять.

— Верно, однако я не могу оставить его без внимания, — ответил Сано. — Это значило бы пренебречь своим долгом перед сёгуном.

Сторожевые псы молча уставились друг на друга. Сано ждал, надеясь, что хотя бы любопытство, если не страх перед господином, заставит их согласиться.

Наконец Отани проворчал:

— Хорошо.

— Но если это уловка, кое-кому придется заплатить. — Ибэ бросил на Сано красноречивый взгляд, говоривший, кому конкретно.

* * *

Рэйко сидела перед туалетным столиком в своей комнате, готовясь навестить подруг, которые, как она надеялась, расскажут ей о любовнице Даемона. После ночи крепкого сна она вновь была полна сил. Вымыв сажу из волос, накрасив лицо, зачернив зубы и надев одежду, приличествующую жене высокопоставленного чиновника бакуфу, она вновь стала самой собой, а не беспомощной служанкой, как вчера. Но от возвращения к прежнему облику тревога не унялась.

Люди сторожевых псов не выпускали Масахиро из виду. Они слонялись поблизости, когда Рэйко утром одевала и кормила малыша. Ей до ужаса не хотелось оставлять сына в их обществе, хотя сыщики и были все время рядом, готовые защищать Масахиро. Еще Рэйко боялась за Сано, который совсем один, не считая вассалов, лавировал по полю боя, в которое превратился Эдо, потому что отказался встать на сторону одной из фракций. Рэйко увидела в зеркале тень беспокойства на своем лице и усилием воли стерла его. Потом встала и надела плащ, но тут в дверях появилась служанка.

— Прикажи подготовить мой паланкин, пусть носильщики и охранники ждут во дворе, — распорядилась Рэйко.

— Да, госпожа, — поклонилась служанка. — Но к вам пришла госпожа Янагисава. Она ждет в приемной.

Рэйко вспыхнула от смятения пополам со злостью. Не успела она вернуться домой, как госпожа Янагисава вновь ее одолевает! Рэйко решила больше не мириться с опасным безумием госпожи Янагисавы. Надо положить конец их дружбе раз и навсегда — прямо сейчас.

Она поспешила в приемную и там обнаружила госпожу Янагисаву.

— Рэйко-сан! — воскликнула госпожа Я нагисава, торопясь ей навстречу.

Обычно бледные щеки женщины горели румянцем, в глазах мерцал необычный огонек.

— Наконец мы снова вместе. — Госпожа Янагисава почти задыхалась, сложив руки на животе и жадно глядя на Рэйко. — Так приятно видеть тебя после долгой разлуки.

— И мне приятно тебя видеть, — откликнулась Рэйко, мысленно добавив: «В последний раз».

— Мне надо сказать тебе кое-что важное, — призналась госпожа Янагисава.

— О! Ну, мне тоже есть что тебе сказать…

Поскольку Сано уже отрекся от канцлера и оскорбил его, Рэйко вряд ли сильно повредит мужу, разругавшись с женой Янагисавы. Рэйко приготовилась сообщить, что именно она думает о госпоже Янагисаве, и прогнать ее вон.

— У меня сообщение от мужа, — перебила та.

— Для меня? — удивилась Рэйко. Сообщением от канцлера пренебречь нельзя. — Какое?

Госпожа Янагисава схватила Рэйко за руки и повлекла вниз, пока они не сели на колени напротив друг друга. Рэйко почувствовала, как дрожит госпожа Янагисава, ее руки были влажные и лихорадочно горячие. Она вела себя еще более странно, чем обычно. Рэйко встревожилась.

— Мой муж просит тебя оказать ему две услуги, — объявила госпожа Янагисава. — Во-первых, ты должна убедить сёсакана-сама, чтобы он обвинил в убийстве главного старейшины Макино племянника властителя Мацудайры, Даемона.

Рэйко застыла в изумлении. Наконец она проговорила:

— Я догадываюсь, почему досточтимый канцлер хочет обвинить в смерти главного старейшины Даемона. — Таким образом Янагисава снимет с себя подозрения и опорочит клан Мацудайра в глазах сёгуна, что даст канцлеру политическое преимущество. — Но отчего твой муж просит об этой услуге именно меня?

Он никогда раньше не удостаивал ее вниманием.

— Он знает, что ты имеешь большое влияние на сёсакана-сама, — объяснила госпожа Янагисава. — А поскольку мы с тобой лучшие подруги, он послал от своего имени меня.

Рэйко все еще не отошла от изумления.

— Но с чего он взял, что я стану просить за него мужа?

— Он знает, что ты любишь супруга и желаешь ему только добра. Сейчас сёсакану-сама легче всего назвать убийцей Макино покойника. Кто докажет, виновен ли Даемон на самом деле? Наказывать его не придется, и неприятностей он не доставит. Тебе надо только убедить мужа действовать в ваших же интересах… и в интересах сына. — Госпожа Янагисава говорила так, словно более разумного выхода не существовало. Она улыбнулась, предвкушая согласие подруги.

И эта женщина всерьез полагает, что Рэйко хотя бы на минуту задумается, не попросить ли ей Сано извратить правосудие и присоединиться к порочному канцлеру?! Рэйко застыла изваянием, ошеломленная наглостью госпожи Янагисавы.

— Что за вторая услуга? — спросила она.

Госпожа Янагисава глянула через открытую дверь в коридор, по которому проходили сыщики и слуги. Поманила Рэйко придвинуться ближе. Когда Рэйко неохотно подчинилась, госпожа Янагисава прошептала ей на ухо:

— Мой муж хочет, чтобы ты убила властителя Мацудайру.

Рэйко полагала, что после первой просьбы ее уже ничем не удивишь. Но теперь, в испуге отшатнувшись от госпожи Янагисавы, поняла, что недооценила женщину — и самого канцлера. Вероятно, госпожа Янагисава нашла себе место в жизни супруга и стала его сообщницей в грязных делах. Просьба была столь возмутительной, что казалась нелепой. Рэйко непроизвольно хихикнула.

Госпожа Янагисава вторила ей радостным смехом. Ее некрасивое лицо ожило, стало почти хорошеньким.

— Правда, замечательная идея? — воскликнула она, неверно истолковав реакцию Рэйко. — Если властитель Мацудайра умрет, его фракция распадется. Неприятности закончатся.

Она говорила, словно повторяя слова, услышанные от канцлера.

— А ты для этого просто идеальный человек. Ты такая умная, ловко орудуешь мечом, и убийство для тебя не в новинку.

Рэйко зарубила нескольких мужчин, которые напали на них во время похищения, и госпожа Янагисава видела это.

— Мой муж говорит, что нарядит тебя проституткой и проведет в лагерь у поля боя, где властитель Мацудайра совещается с генералами. Ты воткнешь нож в властителя Мацудайру и сбежишь. — Госпожа Янагисава поймала руки Рэйко и прижала их к своему животу. — Моя дорогая, бесценная подруга! Как я рада, что ты не отказала!

Все происходящее напоминало какой-то кошмар. Рэйко и так слишком долго терпела.

— Нет! — воскликнула она, резко высвобождая руки. — Это оскорбление со стороны канцлера — думать, что мой муж с ним сговорится или я убью ради него! Мы никогда не отринем честь. Я никогда не совершу подобное преступление. Можешь так и передать мужу!

Удивление стерло радость с лица госпожи Янагисавы. Она замешкалась, потом сменила тактику.

— Позволь напомнить тебе об одном расследовании в Мияко. Канцлер убил человека, чтобы спасти жизнь твоего мужа. Если бы не канцлер, ты бы стала вдовой. Ты задолжала ему смерть.

Ее довод не был лишен смысла. Японское общество строилось на услугах и обязательствах, и Янагисава наверняка впал в отчаяние, раз счел возможным спрашивать плату за спасение Сано. Рэйко подумала, что, видимо, канцлер выжидал удобного случая, чтобы напомнить о долге.

— Убийство ради спасения жизни — одно дело, а просто убийство — другое, даже если канцлер не видит различия. Я не стану никого убивать.

Сияющие глаза госпожи Янагисавы заволокло тревожной тенью.

— Но… но он хочет… — Теперь в ее голосе появилась неуверенность. — И он… его желание закон.

— Не для меня и не для моего мужа! — отрезала Рэйко. Она кипела от гнева. — Пусть досточтимый канцлер сам занимается своими грязными делишками и не впутывает нас.

Рэйко уже не волновало, что отказывать столь влиятельному человеку опасно.

— Вот мой ответ на его просьбу, хотя такая просьба вовсе не заслуживает ответа.

— Но если я передам, что ты не согласилась… муж очень на меня разозлится. — В голосе госпожи Янагисавы зазвучал страх.

— Это твои проблемы, — отмахнулась Рэйко.

— Если ты не слушаешь канцлера… — Госпожа Янагисава запнулась и с мольбой взглянула на Рэйко. — Может, сделаешь это ради меня? Ради нашей дружбы?

Рэйко еще больше взъярилась, припомнив все, что госпожа Янагисава творила под прикрытием дружбы.

— Думаешь, я должна оказать тебе услугу после того, как ты пыталась убить меня и моего сына? После этого ты называешь себя подругой? — Рэйко презрительно рассмеялась.

На лице госпожи Янагисавы отразилось изумление. Она застыла, открыв рот и тупо уставившись на Рэйко. Женщина или забыла о своих попытках убийства, или никогда не признавалась себе в них.

— Так вот что я хотела тебе сказать! — Рэйко забыла о всякой осторожности. — Мы не подруги. И никогда ими не были. Я мирилась с тобой и твоими нападками только потому, что боялась иначе пострадать еще больше. Но с меня довольно. — Рэйко вскочила на ноги. — Убирайся из моего дома, ты, злобная, завистливая тварь! — крикнула она. — А просьбу мужа можешь кинуть ему обратно в лицо. Не смей больше приближаться ко мне или моей семье!

Госпожа Янагисава пошатнулась, словно Рэйко ее ударила. Румяные щеки побелели. Глаза налились слезами. Госпожа Янагисава встала, шаря руками по воздуху, как слепая. Внезапный приступ жалости испортил Рэйко удовольствие от объяснения с ней. Резкие слова явно ранили женщину, которая так заблуждалась насчет их отношений.

И тут странная внутренняя энергия преобразила госпожу Янагисаву. Лихорадочный румянец вернулся. Она будто увеличилась в размерах, как змея, готовая напасть. В глазах, прикованных к Рэйко, теперь полыхали ненависть и злость. Словно все безумие и пороки, скрытые глубоко внутри, вышли на поверхность.

— Жаль, что ты так не расположена ко мне, — проговорила госпожа Янагисава. В сердитом голосе звучали мстительные, угрожающие нотки. Губы тронула зловещая улыбка. — Но тебе придется выполнить желания моего мужа.

— Я уже сказала, что не стану этого делать. — Рэйко вдруг стало страшно.

— Тогда я расскажу твоему мужу обо всем, что случилось между тобой и Королем Драконом, — пообещала госпожа Янагисава.

— Что? — удивилась Рэйко.

— Я расскажу, что ты влюбилась в Короля Дракона, — заявила госпожа Янагисава. — Я расскажу, что видела, как вы с Королем Драконом занимались любовью во дворце.

— Но ты ведь ничего такого не видела, — теперь уже недоверчиво проговорила Рэйко. — Этого не было.

Госпожа Янагисава все так же зловеще улыбалась:

— А кто мне возразит, кроме тебя? Король Дракон мертв. Твой муж не знает, что происходило на острове, его там не было. А я была.

Теперь Рэйко поняла замысел госпожи Янагисавы.

— Ты пытаешься подчинить меня воле канцлера, угрожая оговорить меня перед мужем? — возмутилась Рэйко. От отвращения к госпоже Янагисаве она только утвердилась в намерении не сдаваться. — Не трать слова попусту. Не сработает. Мой муж знает, что я ему верна.

Госпожа Янагисава хрипло, неприятно хохотнула.

— Ты так уверена? Рискнешь поставить свой прекрасный брак на то, что он меня не послушает?

— Конечно, не послушает.

Но осколок сомнения уже вонзился в сердце Рэйко. Она никогда не рассказывала Сано, что произошло между ней и Королем Драконом. Он несколько раз намекал, что хочет знать, но она всегда избегала ответа. Рэйко было так противно вспоминать то кошмарное время и признаваться, что она делала, пытаясь завоевать свободу… Она предоставила Сано думать, что ему заблагорассудится. Теперь Рэйко жалела, что не поделилась с ним всей историей, потому как она была даже не вполовину так ужасна, как та, которую собиралась подсунуть ему госпожа Янагисава. Скрытность Рэйко вскормила у Сано подозрения, которые только укрепятся из-за злобной клеветы жены канцлера.

— Думаю, я смогу убедить твоего мужа, — продолжала госпожа Янагисава. — Все мужчины — собственники и ревнивцы. Им не нравится, когда их женщины оказывают благосклонность кому-то другому. И они полны подозрений. Один намек на измену — и доверие потеряно. Впрочем, нам не надо спорить, кто прав. Я просто расскажу твоему мужу о вас с Королем Драконом, и посмотрим, что будет.

Рэйко в ужасе выпалила:

— Держись подальше от моего мужа!

Госпожа Янагисава снова рассмеялась:

— Кажется, ты в нем не так уж уверена. Думаешь, он разозлится настолько, что потребует развода? Боишься, что он выкинет тебя из дома и ты никогда больше не увидишь сына?

Рэйко боялась. Сано разумный человек, но Рэйко не могла точно сказать, как он отреагирует на заявления госпожи Янагисавы. Он знал, что Рэйко многое недоговаривает о случившемся во дворце Короля Дракона. Кроме нее, никто не мог опровергнуть слова госпожи Янагисавы. Мидори и госпожа Кейсё-ин не видели, что происходило между Рэйко и их похитителем. Приспешники Короля Дракона, свидетели происходящего, убиты. А Рэйко никогда прежде не вызывала у Сано подозрений в неверности. Он может оказаться скор на обиду и месть. Даже если нет, их брак даст трещину. Рэйко поклялась себе больше никогда ничего не скрывать от Сано. Но слишком поздно, теперь ей это не поможет.

— Я рискну, — с притворной твердостью бросила Рэйко, сложив руки на груди. — Я не стану уговаривать мужа присоединиться к канцлеру. И убивать властителя Мацудайру тоже не стану, даже ради спасения брака.

— Почему? — Безумный взгляд госпожи Янагисавы прожигал Рэйко. — Властитель Мацудайра хочет узурпировать власть сёгуна. Он предает собственного брата. Он заслуживает смерти. Разве твой брак не стоит его жизни?

— Ничто не стоит того, чтобы манипулировать мужем или хладнокровно убивать, — ответила Рэйко.

И все же пока она барахталась в этом кошмаре, внутренний голос нашептывал ей, что жизнь властителя Мацудайры и доброе имя его клана — ничтожная цена за счастливый брак. Она совсем не знала этого человека, и ее не заботила его судьба. Такие мысли ужаснули Рэйко. Но примитивная, эгоистичная часть ее натуры принесла бы в жертву все, что угодно, лишь бы сохранить любимого мужа. Внутренний голос твердил, что госпожа Янагисава права и Японии будет лучше без властителя Мацудайры. Убеждал, что она окажет сёгуну услугу, лишив жизни его излишне честолюбивого брата. Доказывал, что смерть властителя Мацудайры предотвратит большую гражданскую войну и спасет многие жизни. Рэйко представила, как она, одетая в кричащий наряд армейской шлюхи, прокрадывается в палатку властителя Мацудайры с ножом в руке.

Госпожа Янагисава коварно ухмыльнулась:

— Ты довольно умна, чтобы устранить Мацудайру и не попасться. Твой муж никогда не узнает. Канцлер никому не расскажет. И я тоже.

Рэйко понимала, что, убей она властителя Мацудайру, ей никогда не избавиться от чувства вины, даже если преступление сойдет ей с рук. А убийство члена ветви Токугава считалось государственной изменой, хоть самого властителя Мацудайру и могли объявить предателем. Более того, Рэйко не так глупа, чтобы доверять госпоже Янагисаве или канцлеру. Поддавшись на шантаж, она окажется в их власти в следующий раз, когда им что-то от нее понадобится.

— Ни за что. Вон из моего дома! — сказала Рэйко.

В ее голосе не было силы и убежденности. Госпожа Янагисава приветствовала ее замешательство почти влюбленным взглядом.

— Сейчас я уйду, а ты подумай, — проговорила она. — Жду твоего решения к вечеру.

Негодяйка явно решила, что бывшая подруга капитулирует. Охваченная ужасом Рэйко стояла перед выбором: пойти на убийство и предательство или потерять самое дорогое в жизни?

— Предположим, я соглашусь, но мой муж ни за что не захочет свалить убийство главного старейшины Макино на Даемона. Как мне его убедить?

— Это твои проблемы.

С победной улыбкой госпожа Янагисава повернулась и вышла в дверь.

29

Госпожа Янагисава, запыхавшаяся и возбужденная, подошла к кабинету мужа. Сердце билось как сумасшедшее, от радости кружилась голова. Она распахнула дверь и, пошатываясь, переступила порог. Канцлер сидел за столом, восемь или десять чиновников стояли на коленях вокруг, все смотрели на госпожу Янагисаву неодобрительно. И тут гнев, написанный на лице канцлера, уступил место предвкушению. Он быстро отослал чиновников, закрыл за ними дверь и повернулся к жене.

— Ты хотела мне что-то сказать? — осведомился он.

— Я сделала это! — выдохнула госпожа Янагисава. — Я сделала все, как ты просил.

Муж пристально посмотрел на нее: не врет ли? Потом шумно выпустил воздух, вместе с которым, казалось, освободился и от тревоги.

— Теперь у меня есть опора на будущее, — сказал он. — И настоящее под контролем. — На лице засияла злорадная, ликующая улыбка. — Преимущество на моей стороне. Победа возможна.

Госпожа Янагисава упивалась его торжеством. У нее кружилась голова, она едва сдерживалась. Она ждала награды.

Вдруг по лицу канцлера пробежала тень.

— Но ты уверена, что госпожа Рэйко согласится?

— Уверена, — ответила госпожа Янагисава, потому что по себе знала — ради любимого мужа жена пойдет на все. Рэйко вскоре забудет о возмущении и убьет властителя Мацудайру. Сёсакан-сама объявит Даемона предателем и убийцей. Госпожа Янагисава разделит триумф канцлера. Результат оправдывал все.

Перед визитом к Рэйко госпожа Янагисава корчилась в муках сомнений и жалости. Она догадывалась, что, заставив Рэйко взять грех на душу, потеряет ее дружбу. Как одиноко ей будет без подруги! А потом Рэйко начала говорить ужасные слова. Ненависть овладела госпожой Янагисавой. Так Рэйко и надо.

— Очень хорошо, — приободрился канцлер. — Теперь остается только ждать.

Он уже не смотрел на госпожу Янагисаву, его взгляд был направлен в будущее, где он правил Японией.

— Ты еще что-то хотела?

Он забыл о ее награде, в смятении поняла госпожа Янагисава.

— Ты сказал, что если я… — пробормотала она. — Ты обещал мне, что…

— Ах да… Какая у тебя хорошая память!

Канцлер раздраженно нахмурился. Госпожа Янагисава чувствовала, как он перебирает в уме гораздо более важные дела, чем возня с ней.

— Ладно, — решил канцлер. — Обещание есть обещание. Ты заслужила свое маленькое удовольствие. Пойдем.

Госпожа Янагисава слишком сильно его хотела, чтобы придираться к словам. Она последовала за мужем в спальню, сгорая от желания. Внутри было темно и холодно, но госпожа Янагисава едва это заметила. Дрожа в муках страсти, она наблюдала, как канцлер открыл шкафчик, вынул футон и развернул на полу рядом с ней. Не сводя с госпожи Янагисавы взгляда, он погладил ее по щеке, губам, шее. Госпожа Янагисава не обращала внимания, что его ласки небрежны. У нее набухли губы, кожу пощипывало от его прикосновений. Она застонала, когда желание жидкой тяжестью наполнило груди и промежность.

Канцлер распахнул на ней одежды и сбросил на пол. От холода по телу побежали мурашки, но жар струился паром из самых пор, когда его руки скользили по ее телу.

— Пожалуйста… — прошептала госпожа Янагисава, прижимаясь к канцлеру.

Он позволил ей развязать его пояс и провести ладонью по голой, гладкой груди. Она ласково сняла с него набедренную повязку. Мужской орган канцлера вяло висел. Явное отсутствие желания не смутило госпожу Янагисаву. Она опустилась на колени. Госпожа Янагисава ласкала и сосала член мужа, а когда он окреп, наслаждалась его бархатистой твердостью, которая пульсировала под ее языком и пальцами. Канцлер стонал, закрыв глаза от удовольствия. Он не прерывал ее, пока она не упала нафутон, задыхаясь от желания, протянув к нему руки. Канцлер раздвинул ноги жены, начал ласкать плечи, облизывать соски, его пальцы выписывали горячие влажные круги меж ее ног.

Госпожа Янагисава издавала невнятные крики, канцлер возносил ее на вершины блаженства, которыми поманил два дня назад. Она обезумела от удовольствия. Она пожирала мужа взглядом, ее руки метались по его телу, словно торопясь прочувствовать все без остатка. Госпожа Янагисава с радостью заметила, как ее желание отразилось и в его глазах, хотя он не встречался с ней взглядом. Его дыхание участилось. Госпожа Янагисава охотно раздвинула ноги еще шире. Он опустился к жене, приподнял ее и вошел.

О эти тугие, влажные движения внутри! Впервые за десять лет с тех пор, как они зачали Кикуко! Всхлипывая от восторга, госпожа Янагисава извивалась под мужем. Сквозь слезы она заглянула ему в лицо. Он прикрыл глаза и запрокинул голову. Госпожа Янагисава поняла, что он не хочет смотреть на нее и тем портить удовольствие. Но обида быстро увяла. Внутри у нее все таяло и распускалось огненным цветком крови и желания. Она достигла пика наслаждения. Госпожа Янагисава взвизгнула от счастья, которого не испытывала никогда прежде. Паря в мире наслаждения, она благодарно всхлипнула и обняла мужа.

— Иди ко мне, — пробормотала она, жаждая его удовольствия не меньше, чем собственного. — Ну же, иди ко мне.

Он задвигался чаще и сильнее, сжав зубы, напрягся всем телом. И вдруг откинулся назад на колени. Его член выскользнул из госпожи Янагисавы. Канцлер застонал и выгнул спину, извергая горячее, влажное семя на ее живот. Пока он вздрагивал и задыхался, госпожа Янагисава поняла, отчего он вышел из нее перед оргазмом: ему не хотелось растить еще одного неполноценного ребенка.

Счастье обратилось унижением. Госпоже Янагисаве стало холодно, жар страсти утих, и телесные ощущения пошли на убыль. Госпожа Янагисава почувствовала себя обманутой. Она жалела о дружбе, которую разрушила ради мужа. Теперь она даже не может обратиться к Рэйко за утешением. И кровавое пятно вины ничем не смыть. Пытаясь угодить мужчине, который так прискорбно с ней обращался, она обрекла свою душу на вечное пламя преисподней.

Потом канцлер лег рядом с ней. Подперев голову рукой, он улыбнулся жене.

— Это было прекрасно, — сказал он, и госпожа Янагисава знала, что он имеет в виду не только секс, но и услугу, которую она ему оказала. Он прошептал: — Я люблю тебя.

Эти слова воздали госпоже Янагисаве за всю боль, что он ей причинил. Теперь она плакала от радости. Наконец она заслужила его любовь! Все ее ужасные поступки казались оправданными, все, чем она рисковала и что потеряла, не имело никакого значения. Госпожу Янагисаву манило лучезарное будущее. Канцлер станет настоящим отцом их дочери, как и обещал. Он будет править Японией, а она — помогать ему, когда надо и как сможет.

В этот момент даже Рэйко не могла похвастать такой удачей, какой наслаждалась госпожа Янагисава.

* * *

Район Канда располагался у северной границы эдоского замка. Он был близок к средоточию политических сил, но в целом мире от него. Там жили торговцы, которые приехали из центра Японии искать лучшей судьбы. Красильщики, кузнецы, плотники, штукатуры, оружейники и изготовители свечей населяли различные кварталы Канда, но не все обитатели занимались прибыльной или законной деятельностью. Вдоль берегов реки Канда стояли лачуги для нищих и изгоев рядом с полем, известным как прибежище проституток низшего пошиба, скитающихся «ночных сов». Здесь благородный человек мог обрести рай вдали от двора Токугавы, жить никем не узнанным среди людей, которые слишком заняты борьбой за выживание, чтобы проявлять к нему интерес.

Сано в компании с Хиратой, отрядом сыщиков, Отани, Ибэ и их людьми остановился на улице Цукэги. Улицу назвали в честь товара, который на ней продавали, — амулетов против огня, самой страшной природной опасности в Эдо. Торговцы предлагали маленькие фигурки из дерева и серы. Над лавками помещались жилые покои с решетчатыми окнами и хрупкими балконами, которые укрывал выступающий свес крыши. Сано и его компания спешились и привязали лошадей перед средним домом на западной стороне улицы, где Даемон содержал тайное убежище.

Вход располагался в аллее, увешанной бельем, которое сушилось на веревках. Сано и Хирата поднялись по скрипучей деревянной лестнице в покои Даемона, остальные ждали внизу. Хотя Хирата уже говорил, что в доме никого нет, Сано постучал в дверь. Ведь за ним наблюдали Ибэ с Отани, и Сано приходилось делать вид, что он ничего не знает о доме и его обитателях. Ответа не последовало. Сано толкнул дверь — закрыто. Они с Хиратой навалились посильнее, и щеколда не выдержала. Ибэ с Отани поспешно присоединились к ним.

Первая комната с очагом, несколькими тарелками и кое-какой утварью служила кухней.

— Кто бы здесь ни жил, он не слишком много готовит, — заметил Ибэ.

Они прошли через отодвигающуюся перегородку в другую комнату, где обнаружили татами, встроенные шкафчики и резной черный сундук из дерева. Комната была уставлена жаровнями, полными пепла, на красном лакированном столике стояли фарфоровый кувшин для саке и чашки. Перед черным лакированным письменным столом, инкрустированным золотыми цветами, лежала шелковая подушка. В одном углу ширма с изображенным на ней водопадом скрывала металлическую ванну, достаточно вместительную для мужчины. На скромной улице Цукэги такое роскошное убранство казалось неуместным.

— Он окружил себя комфортом, — сказал Отани, указывая на сложенное постельное белье из шелка и одеяния в шкафчике.

Ибэ присмотрелся к ширме.

— Недешевая. У него есть деньги.

Сано взволнованно гадал, поймут ли Отани с Ибэ, чей это дом, и что тогда будет. Но Даемон, похоже, не оставил никаких явных следов своего присутствия. Сано и Хирата нашли две комнаты поменьше, обе нежилые. Они вернулись в главную комнату, где Отани открыл сундук. Там лежала пара мечей.

— Кто бы он ни был, он самурай, — сделал вывод Ибэ.

Отани вынул длинный меч и озадаченно нахмурился.

— Дракон на рукояти выглядит знакомым, — проговорил он. — Я точно где-то его видел… но где?

Сано кинул на Хирату многозначительный взгляд. Лучше закончить с осмотром дома прежде, чем Отани вспомнит, что видел этот меч на поясе племянника своего господина. Пока Хирата обыскивал шкафчики, Сано откинул крышку стола. Внутри лежали письменные принадлежности, кучка золотых монет и кипа белой рисовой бумаги. Сано просмотрел листы, которые оказались пустыми, за исключением последнего с черными каракулями.

— Что там? — спросил Ибэ, глядя через плечо Сано.

На листе значилось:

«Макино

Сотня кобанов вперед

Сотня после

Окончательный расчет на следующий день, в плавучей чайной».

Сано ощутил восторг, смешанный со страхом.

— Если я не ошибаюсь, это значит, кто-то нанял кого-то для убийства главного старейшины Макино, — заявил он.

И если Сано все правильно понял, человеком, нанявшим убийцу, мог быть только Даемон. Но Сано не столько радовало успешное раскрытие преступления, сколько заботила мысль о последствиях. Если он обвинит Даемона в убийстве Макино, что тогда? Канцлер Янагисава будет счастлив, что клан Мацудайра себя обесчестил. Властитель Мацудайра впадет в ярость и потребует крови Сано… если тот выживет, ослушавшись приказа сторожевых псов не привлекать к расследованию Даемона и их господ.

— Но кто убийца? — воскликнул Ибэ. — И кто его нанял?

Вдруг снаружи заскрипела лестница, и все настороженно застыли. Кто-то поднимался в дом. Сано с Хиратой оголили мечи и встали по одну сторону от двери, ведущей через кухню к выходу. Ибэ и Отани с мечами — по другую. В комнате сгустилось напряжение. Сано услышал, как открывается дверь. Шаги по кухне. В гостиную ступил самурай.

— Стоять! — велел Сано.

Он прыгнул вперед, направив на самурая острие меча. Хирата, Отани и Ибэ последовали его примеру. Самурай вскрикнул. Он выпучил глаза и в ужасе раскрыл рот, когда четыре лезвия оказались у его горла. Нашарил рукой меч.

— Даже не пытайся! — остерег Сано.

Самурай сглотнул, кивнул и поднял руки, сдаваясь. Ему было двадцать с небольшим. Тяжелая челюсть, квадратная, мускулистая фигура, невысокий рост. Шелковые одеяния и дорогие мечи выдавали представителя высшего класса.

— Кто ты? — спросил Сано.

Прежде чем самурай успел ответить, Отани выпалил:

— Кубо-сан?

Узнавание отразилось на лицах обоих мужчин.

— Что ты здесь делаешь?

— Отани-сан, — с явным облегчением проговорил самурай. — Прошу, не убивайте меня! Позвольте мне объяснить!

— Откуда вы друг друга знаете? — удивился Сано.

Все присутствующие убрали мечи в ножны.

— Он был вассалом Даемона, — сообщил Отани. Потом обратился к молодому самураю: — Немедленно объяснись.

Хирата опасливо покосился на Кубо.

— Я пришел забрать деньги и мечи, которые оставил здесь Даемон, — сказал Кубо. — Я собирался отдать их его семье.

— Это покои Даемона? — уставился Отани на Кубо, потом оглядел комнату.

— Ну да, — неуверенно ответил Кубо. — О них знала только горстка его людей. Нам приказали молчать. Но теперь, когда он мертв, наверное, не имеет значения… или имеет?

Ненадолго воцарилась напряженная тишина; Отани и Ибэ переваривали новость. Потом Отани осенило.

— Это мечи Даемона! Вот где я их видел!

Он выхватил записку из рук Хираты.

— Это писал Даемон?

Кубо вгляделся в почерк.

— Похоже, да.

Ибэ расцвел, соображая.

— Даемон нанял убийцу. Он стоял за смертью главного старейшины Макино.

— Нет! — в ужасе воскликнул Отани. — Не может быть!

— Покои принадлежат Даемону. Записку написал он, — перечислил Ибэ.

— Но… может, мы неправильно ее поняли, — пробормотал Отани с несчастным видом.

— Как еще ее можно понять? — осведомился Ибэ.

Отани открыл рот, затем покачал головой.

— Я что-то не то сказал? — жалобным голосом проговорил Кубо.

— Просто забирай деньги с мечами и уходи, — посоветовал Сано. — Забудь, что здесь произошло.

Кубо поспешно удалился.

— Погодите, вот узнает канцлер Янагисава! — злорадствовал Ибэ. — Как он будет счастлив, что виноват оказался племянник властителя Мацудайры! Теперь его позиции усилятся.

— Но… — выговорил потрясенный Отани. — Мы же не скажем ничего канцлеру. Мы договорились не вмешивать главных и фракции в расследование… правда? — Он бросил на Ибэ умоляющий взгляд. — Мы договорились, что за оба убийства ответит одна из женщин. Мы не можем объявить Даемона убийцей и предателем!

Сано прекрасно понимал, что Отани безумно боится прогневить властителя Мацудайру и сёгуна. Поскольку Даемон мертв и его уже не накажешь, за его преступление заплатит клан и все, кто ему служат.

— Теперь положение изменилось, — заявил Ибэ, вырывая записку из рук Отани. — Я согласился на сговор с вами, потому что он служил общим интересам. Одна из женщин вполне могла быть настоящей преступницей. Но теперь мы знаем правду, и я не могу допустить, чтобы за убийство друга и соратника моего господина наказали невинного человека, в то время как клану Мацудайра все сойдет с рук. И скрывать важную информацию от канцлера Янагисавы я тоже не намерен.

А у Ибэ сохранились остатки чести и верности долгу, подумал Сано, но только если они служили ему во благо. Теперь, когда интересы сторожевых псов разошлись, пошел прахом и их договор. Отани застыл в ужасе — бывший союзник не только оставил его, но и собирался нанести сокрушительный удар по его господину.

— Мои поздравления, вы раскрыли убийство главного старейшины Макино, — обратился Ибэ к Сано. — Поехали обратно в эдоский замок, огласим весть.

— Нет! — закричал Отани, обретя новые силы в ярости. Он в отчаянии повернулся к Сано: — Приказываю вам молчать о том, что мы здесь нашли. Приказываю арестовать Окицу или Агэмаки!

Его слова прозвучали в мертвой тишине. Никто не двинулся.

— Вы идете? — спросил Ибэ Сано.

— Пока нет, — ответил Сано.

Ибэ уставился на него озадаченно, Отани — с внезапной надеждой на отсрочку. Сано сказал:

— У нас недостаточно улик против Даемона.

— О чем вы?! — возмутился Ибэ и помахал запиской: — Вот улика, написанная рукой Даемона, в ней условия его договора с убийцей. Что еще вам надо?

— Подтверждения, что записка — именно то, чем она кажется на первый взгляд, — ответил Сано.

— То, что она написана рукой Даемона и найдена в его покоях, еще ничего не значит, — охотно добавил Отани. — Ее могли подделать и подбросить сюда.

— Вы сомневаетесь в улике, потому что боитесь реакции властителя Мацудайры? — спросил Ибэ Сано.

— Нет, — покачал головой Сано, хотя гнев властителя Мацудайры был веской причиной подумать, прежде чем обвинять Даемона. К тому же он не хотел помогать канцлеру Янагисаве, который оказался на коне. — Я должен удостовериться, что вычислил настоящего убийцу Макино. Даже если записка подлинная и мы ее правильно истолковали, остается много непонятного.

— Например? — спросил Ибэ.

— Например, кто исполнитель, — проговорил Сано. — Если он был на самом деле, то он жив. Он может подтвердить, что его нанял племянник властителя Мацудайры. К тому же он виноват не меньше Даемона. Его надо отыскать и наказать.

— И как он проник в поместье Макино, убив главного старейшину незаметно для всех? — добавил Хирата.

— И что скрывают другие подозреваемые в убийстве? — продолжил Сано, убежденный, что и они сыграли свою роль в произошедшем той ночью. — Что означает надушенный рукав?

— Какая вам разница, — возразил Ибэ, — если вы можете закрыть дело и выполнить долг перед сегуном? И какая разница мне, если я могу угодить своему господину, возложив вину за смерть Макино на Даемона?

— Позднее правда может выйти наружу, — объяснил Сано. — Хотите рискнуть и посмотреть, не обрушится ли на вас гнев не только властителя Мацудайры, но и канцлера за осквернение репутации клана Янагисава?

Ибэ закусил губу, размышляя. Сано мог поспорить, что трусость победит. Наконец Ибэ проговорил:

— Ладно, вы выиграли. Но откуда мы возьмем ваши доказательства?

— Начнем с плавучей чайной, — предложил Сано.

— Идем. — Ибэ направился к двери с Сано и Хиратой.

— Я вам запрещаю! — ухватился Отани за остатки своей власти.

— Можете идти с нами, если хотите, — бросил Ибэ. — Но остановить нас вам не под силу.

Отани неохотно поплелся с ними из дома.

30

Рэйко ехала в паланкине по проходу, который вел вверх от чиновничьего квартала к дворцу. Пока носильщики обсуждали, куда лучше свернуть, и останавливались у проверочных постов, Рэйко обдумывала разговор с госпожой Янагисавой. Она отчаянно искала выход, как избежать шантажа и краха.

Миг, когда она решила подчиниться требованиям госпожа Янагисавы, прошел. Совесть превозмогла личные интересы. Рэйко не собиралась вмешиваться в расследование, склоняя мужа на сторону канцлера. И ей никогда не заставить себя убить властителя Мацудайру. Осознав это, Рэйко начала изыскивать пути спасения своего брака от госпожи Янагисавы.

Проще всего первой рассказать мужу о том, что произошло между ней и Королем Драконом. Но Сано все равно может поверить госпоже Янагисаве. Даже если он не разведется с Рэйко, то больше никогда не будет ей доверять. От любви не останется и следа. Хотя Рэйко и понимала, что ее отношения с мужем ничто по сравнению с необходимостью противостоять давлению госпожи Янагисавы, толкавшей ее на ужасное преступление, для нее их любовь и ребенок были дороже всего на свете.

Потом Рэйко пришло в голову дискредитировать госпожу Янагисаву так, чтобы Сано не поверил ни единому ее слову. Сано уже знал от Рэйко, что госпожа Янагисава — завистливая полоумная интриганка, но даже этого казалось недостаточно, чтобы противостоять ее лжи. Сано не видел, как госпожа Янагисава пыталась убить Масахиро или Рэйко. Едва заподозрив Рэйко во лжи, Сано решит, что она выдумала все посягательства на нее и их сына, как и свою версию происходившего во дворце Короля Дракона. И все же дискредитировать госпожу Янагисаву — и навсегда от нее избавиться — единственный выход для Рэйко. Только вот как это сделать?

Она въехала через ворота в вишневый сад. Голые черные ветви деревьев выглядели так, словно весной им не дано будет расцвести вновь. Носильщики поставили паланкин перед большими внутренними покоями — крылом дворца, где жили наложницы, родственницы сёгуна и их слуги. Рэйко заставила себя выкинуть собственные трудности из головы и сосредоточиться на расследовании убийства. Она вылезла из паланкина и поспешила к двум стражникам, поставленным у двери в полудеревянный комплекс сообщающихся зданий с остроконечными крышами.

Представившись, Рэйко сказала стражникам:

— Я хочу видеть госпожу Эри.

Вскоре Эри появилась у дверей.

— Почтенная сестра Рэйко! — с дружелюбной улыбкой проговорила она. Эри была худая, средних лет, с крашенными в черный цвет волосами и костлявым лицом. Бывшая наложница предыдущего сёгуна, теперь она довольствовалась незначительным дворцовым чином. Поверх синего кимоно, соответствующего статусу, Эри накинула подбитый плащ. — Как приятно тебя видеть!

— Мне нужна помощь. — Рэйко в спешке опустила формальности. — У тебя найдется минутка?

— Конечно, — ответила Эри.

Рэйко поманила ее в безлюдный вишневый сад.

— Мне надо узнать имя женщины, с которой встречался племянник властителя Мацудайры Даемон. Скажешь мне?

На приятном лице Эри отразилась неловкость. Она встала посреди тропинки. Не глядя в глаза Рэйко, Эри ответила:

— Прости. Я не знаю, кто она.

— А я думаю, знаешь, — возразила Рэйко. — Ты знаешь все о личной жизни представителей высшего общества.

Эри славилась тягой к сплетням, которые собирала у жен, наложниц, служанок и других женщин, имевших отношение к влиятельным мужчинам.

— Так кто же она?

— Ладно. Я знаю. — Эри встревоженно посмотрела на Рэйко. — Но не могу тебе сказать.

Рэйко удивилась, потому что Эри часто помогала ей с расследованиями.

— Почему?

— Женщина принадлежит ревнивому, жестокому мужчине. Я не хочу доставлять ей неприятности.

— Если она убила Даемона в Символе Ослепления, она заслуживает неприятностей.

Эри покачала головой:

— Я не верю, что его убила она.

— Тогда помоги ей доказать свою невиновность, — предложила Рэйко. — Скажи мне, кто она, и я поговорю с ней. Если она убедит меня, что не убивала Даемона, я скажу мужу, что она ни при чем. Ее роман никогда не выйдет наружу.

— А если она тебя не убедит? — заупрямилась Эри. — Ты потянешь ее к сёсакану-сама. Мужчина накажет ее за неверность. Она умрет.

— Как и я, если мой муж не отыщет убийцу племянника Мацудайры, — заявила Рэйко. — Ты намерена покрывать любовницу Даемона за мой счет? — Отчаявшись уговорить Эри, Рэйко без всяких угрызений совести прибегла к крайним мерам. — Ты принесешь в жертву собственную двоюродную сестру, чтобы защитить женщину, которая, возможно, убила бесспорного наследника сёгуна?

Эри покраснела. Хлопнула в ладоши над склоненной головой, будто молясь ниспослать ей мудрость. Потом придвинулась к Рэйко и прошептала ей на ухо:

— Ее зовут Гозэти. Она наложница властителя Мацудайры. Теперь понимаешь, почему ее роман надо держать в тайне?

* * *

Плавучая чайная оказалась лодкой, дрейфующей по реке Канда. У нее был длинный и широкий основной корпус, огороженный бамбуковыми ставнями и дощатой крышей. Красный фонарь, расписанный иероглифами, которые составляли название заведения, висел на шесте у носа. Вверх и вниз по реке плыли такие же лодки с борделями, игорными домами и кабаками на борту. Искатели удовольствий частенько захаживали сюда в теплые месяцы, но этим зимним днем их было мало. Неопрятная молодая женщина встречала старого самурая перед плавучим борделем. Тройка простолюдинов подшучивала друг над другом и смеялась на мосту, что вел к публичным домам на другом берегу. По грязным волнам курсировали паромы и баржи.

Сано, Хирата, Ибэ и Отани пошли по проложенной на берегу тропинке к плавучей чайной. Их солдаты остались на склоне. Из чайной вынырнул горбун всером кимоно и поспешил к Сано и его компании.

— Добрый день! — просиял он при виде денежных клиентов. — Добро пожаловать в мое скромное заведение. Заходите, заходите!

Он взмахнул рукой, приглашая их на лодку.

— Можно, наверное, и выпить, — пробурчал Отани.

Они зашли в каюту, где стояли кувшины саке, дымящаяся угольная жаровня и поднос с чашками. Сано, Хирата и сторожевые псы уселись на потертое татами. Внутри было не теплее, чем снаружи, но бамбуковые ставни загораживали от ветра. Владелец подогрел им саке на жаровне. Потом остался рядом с Сано и другими гостями, пока они пили.

Представившись, Сано спросил владельца:

— Меня интересуют двое мужчин, которые приходили сюда дня три назад. Один из них самурай.

Сано описал Даемона.

— О да, — сказал владелец. — Я их запомнил. Это был единственный самурай, который сюда заходил — до сегодняшнего дня.

— Меня больше занимает второй, — продолжил Сано. — Мне надо знать, кто он. Вы не слышали его имени?

— Нет, — ответил владелец. — Но я и так могу сказать. Кохэйдзи, актер кабуки.

— Кохэйдзи? — Сано удивился не меньше своих компаньонов. — Откуда вы знаете?

— Он мой любимый актер. Я хожу на все его представления. Узнал его с первого взгляда. — Глаза старика заблестели от радости. — Только подумать, такая звезда в моей чайной!

Сано покачал головой, гудящей от изумления. Он ждал в лучшем случае неопределенного описания убийцы. Сано задумался.

— Вы уверены, что это был Кохэйдзи, а не кто-то, на него похожий?

— Абсолютно уверен, господин. Жизнью клянусь.

— А самурая вы узнали?

Владелец покачал головой:

— Он не назвался. А я никогда раньше его не видел.

— Что делали эти двое?

— Самурай пришел раньше и ждал Кохэйдзи.

Судя по выражению лица владельца, его озадачило, почему Сано заинтересовала встреча этих посетителей, но он не смел задать вопрос чиновнику бакуфу.

— Каждый заказал выпить. Потом они поговорили, очень тихо, так, чтобы я не слышал. Самурай дал Кохэйдзи мешочек. Кохэйдзи открыл его. Вытряхнул золотые монеты. Я за всю жизнь столько денег не видел! — В голосе старика звучал священный ужас. — Наверное, сотня кобанов!

— Что было дальше? — Сано представил Даемона и Кохэйдзи, которые сидели на этом самом месте, а перед ними блестело золото.

— Кохэйдзи пересчитал деньги. Положил их обратно в мешочек и сунул его в плащ. Потом они ушли.

Сано поблагодарил владельца. Заплатил за себя, Хирату и сторожевых псов. Они вернулись к солдатам на холодный, продуваемый ветром берег реки.

— Для убийства главного старейшины Макино Даемон нанял Кохэйдзи, — изумленным тоном поведал Хирата.

— Похоже, что так, — согласился Сано. — Если самурай, с которым встречался Кохэйдзи, и впрямь Даемон.

Прочно укоренившаяся осторожность не давала ему делать выводы даже на основании фактов.

— Убийство совершил человек из близкого окружения Макино по приказу чужака, — подытожил Хирата.

— Кому удобнее всего убить Макино, как не человеку, которому он доверял, с которым жил под одной крышей? — заметил Сано.

— Наверное, об этом и думал Даемон, когда выбирал Кохэйдзи, — заключил Хирата.

— Он, вероятно, знал, что Кохэйдзи жаждет денег и за взятку готов убить хозяина, — размышлял Сано.

— Может, Даемон пообещал стать его покровителем после смерти Макино, — предположил Хирата.

— Россказни Даемона о предательстве Макино — ложь, — убежденно заявил Ибэ. — Он явно не сумел уговорить главного старейшину присоединиться к фракции властителя Мацудайры. Поэтому заставил актера убить Макино, чтобы удалить того из совета старейшин и ослабить влияние канцлера Янагисавы на сёгуна.

Отани смотрел в землю, пригнув голову, и униженно молчал, внимая новым обстоятельствам, уличавшим племянника его господина в преступлении. На его лице ничего не отражалось, но страх за собственную судьбу исходил от него подобно дурному запаху.

— Теперь убийство Даемона представляется в новом свете, — заметил Сано.

— Даемон знал, что актер убил Макино и потому являлся для Кохэйдзи угрозой, — пояснил Хирата. — Возможно, Кохэйдзи убил Даемона, чтобы тот его не выдал.

— Но если бы Кохэйдзи обвинили в убийстве, ему стоило лишь сказать, что его нанял Даемон, — возразил Ибэ. — Они не могли без риска для себя подставить друг друга. Они оба влипли.

— Кохэйдзи глубже, — ответил Хирата. — Если бы мы не нашли записку и не пришли в чайную, его слово было бы против слова Даемона. Сёгун не поверил бы, что бесспорный наследник организовал убийство его старого друга Макино.

— Может, зная, что его могут казнить за убийство, Кохэйдзи подумал, что Даемон должен разделить его наказание, и зарезал его просто на всякий случай, — проговорил Сано. — И возможно, Кохэйдзи действовал не в одиночку. — Сано вспомнил, что говорила Рэйко о поведении подозреваемых из дома Макино. — Может, у него был сообщник?

— Тогда кто — Окицу? — спросил Хирата. — Или Агэмаки?

— Та или другая, — пожал плечами Сано. — Но это все догадки. Чтобы знать наверняка, надо поговорить с Кохэйдзи. — Он обратился к сторожевым псам: — В свете всего произошедшего могу я надеяться, что вы теперь не станете мне мешать?

— Я не стану, — уныло разрешил Отани. — Если он убил племянника моего господина, он заслуживает наказания, несмотря на всех его влиятельных друзей.

— И я не стану, — подхватил Ибэ. — Делайте с ним что пожелаете.

— Могу я также надеяться, что вы отзовете солдат из моего дома? — продолжил Сано.

— Нет, — насмешливо улыбнулся Ибэ. — Я все еще хочу быть уверен, что результаты расследования не поставят в неловкое положение моего господина или меня. Не испытывайте судьбу. А теперь идемте посмотрим, что актер скажет в свое оправдание.

31

Поиски любовницы Даемона привели Рэйко в храм Дзодзё.

Распрощавшись с двоюродной сестрой, она отправилась в поместье Мацудайры. Эри сказала, что одна из фрейлин задолжала ей услугу и проведет Рэйко внутрь к наложнице. Но когда Рэйко туда добралась, фрейлина сообщила, что Гозэти уехала в храм. Рэйко объяснила, что у нее срочное дело, и фрейлина отправила с ней слугу, чтобы тот помог ей отыскать наложницу.

Рэйко ехала в паланкине по району Дзодзё, оплоту буддийской секты Чистой Земли. Дзодзё был фамильным храмом Токугавы, где молились члены клана и покоились в роскошных мавзолеях их предки. Обширный район захватывал холмы и сосновый лес, более сотни зданий самого Дзодзё и множество мелких, побочных храмов. Здесь жило около десяти тысяч священников, монахов, монахинь и послушников. Когда Рэйко со свитой проезжала мимо людного рынка на подходе к храму, настроение омрачили нехорошие воспоминания.

Во время бедствия в соседнем храме Черного Лотоса прошлой осенью она лицом к лицу столкнулась со злом и едва избежала смерти. Тогда семьсот человек распрощались с жизнью. Сегодня, пока фракции вели войну за границей Эдо, новая тень нависла над храмом Дзодзё. На территории храма столпились паломники, ищущие благословения, дабы защитить себя от напасти. Они собирались в кучки перед пагодами и склепами. Великолепный главный зал осаждали людские реки, которые текли вокруг и сквозь него. Выбираясь из паланкина у громадного бронзового колокола, Рэйко гадала, как среди такого количества народа ей удастся найти нужную женщину.

* * *

— Я хочу видеть Кохэйдзи, — сказал Сано сыщикам, которые встретили его у дверей особняка главного старейшины Макино, когда они с Хиратой, сторожевыми псами и их солдатами прибыли в поместье.

— Кохэйдзи ушел в театр, — ответил сыщик.

— Тогда возьмем его там, — сказал Ибэ и собрался уходить.

— Не так быстро, — остановил его Сано.

Ибэ удивленно посмотрел на него:

— По-моему, вам не терпелось поговорить с Кохэйдзи. Зачем медлить?

— Кохэйдзи явно будет все отрицать. Пока я здесь, надо вооружиться чем-нибудь еще, кроме записки и слов владельца чайной.

Сано обратился к сыщику:

— Где Агэмаки?

— В фамильной часовне.

Часовня располагалась в крыле особняка с видом на пруд, обрамленный тростником. Внутри в нише на возвышении стояла статуя Будды. В каждом из узких альковов — буцудан, поминальная святыня в виде маленькой шкатулки, и подношения предкам клана Макино — еда и цветы. Агэмаки сидела на коленях перед столиком с портретом главного старейшины, погребальной дощечкой с его именем, благовониями в медной курильнице и зажженной свечой, которая будет гореть в течение семи дней после смерти Макино. На вдове были простые серые одеяния, белый платок покрывал волосы. Склонив голову, она с безмятежным лицом бормотала молитвы, которые должны облегчить путь ее мужа в мир духов. Когда Сано с остальными вошел в часовню, Агэмаки вздрогнула и сбилась. Потом встала, в ее взгляде блеснула осторожность.

— Прошу простить нас за то, что прерываем ваш поминальный обряд, — начал Сано. — Но у нас важные новости. Мы обнаружили, что главного старейшину Макино убил Кохэйдзи.

Изящные черты лица Агэмаки застыли от потрясения. Рука дернулась ко рту.

— Похоже, племянник властителя Мацудайры, Даемон, нанял Кохэйдзи убить вашего мужа. — Сано показал Агэмаки записку, объяснил, что она, по его мнению, значит, и упомянул свидетеля, который видел, как Даемон платил актеру. Агэмаки стояла напряженная и безмолвная. Хирата, сыщики, Ибэ, Отани и солдаты наблюдали за ней в тишине. Снаружи донесся скрип шагов, кто-то шел по коридору. — Вы хотите что-нибудь сказать? — подтолкнул Сано.

— Благодарю за то, что нашли убийцу моего мужа.

Ровный голос скрывал ее мысли. Но Сано чувствовал, что Агэмаки размышляет, можно ли ей успокоиться, раз доказана вина другого, или еще остались причины для страха.

— Теперь его дух может почить в мире.

— Не совсем, — возразил Сано. — Вначале надо свершить правосудие над людьми, ответственными за его смерть.

Агэмаки промолчала, и Сано добавил:

— Я надеялся, что вы мне поможете.

Она взглянула на него искоса, не отнимая руку ото рта. Сано видел, как она гадает, чего от нее ждут.

— Свидетель слышал ваш разговор с Кохэйдзи. Вы обещали друг другу не рассказывать о чем-то, связанном со смертью мужа. — Сано уловил, как Агэмаки с легким всхлипом затаила дыхание. — То есть вы имели отношение к убийству, за которое Даемон платил Кохэйдзи. Если он виновен, значит, виновны и вы — как его сообщница.

Сано заметил, как нахмурились сторожевые псы, пытаясь угадать, откуда и как он раздобыл свидетеля, которого пропустили они. Агэмаки уронила руку, раскрыла рот и в полнейшем смятении уставилась на Сано:

— Служанка, сбежавшая ночью… она шпионила за мной. Она работала на вас. — В голосе Агэмаки зазвучала паника. — Но я никогда не замышляла убить мужа, я не сообщница. Я не имею никакого отношения к его смерти. Мы с Кохэйдзи говорили вовсе не об этом.

— А о чем же?

Агэмаки сжала губы.

— Теперь от вашего пакта с Кохэйдзи нет никакого толка, — заявил Сано, настраивая вдову против актера в надежде, что та подтвердит вину Кохэйдзи. — Нет смысла его защищать. Думаете, он будет защищать вас, если я скажу ему, что знаю, кто убийца? — В голосе Сано звучало жалостливое презрение. — Конечно, нет. Он расскажет все, что угодно, только бы спастись. Возложит всю вину за убийство на вас. Вы пойдете на казнь, а он в это время будет тратить деньги Даемона.

Агэмаки содрогнулась, почуяв угрозу смерти.

— Зачем страдать ради Кохэйдзи? — продолжал Сано. — Скажите мне правду, и я постараюсь отнестись к вам не слишком строго.

Она глубоко, судорожно вздохнула, уступая. Страх и недоверие плескались в ее глазах, но Агэмаки кивнула. Сано облегченно перевел дух: наконец-то он сломал ее защиту, даже не прибегнув к насилию. Сердце забилось быстрее от мысли, что преступление почти раскрыто.

— В тот вечер я приняла снотворное, — заговорила Агэмаки. — Я всегда так делала, чтобы не мешали звуки.

Она помедлила, и Сано спросил:

— Какие звуки?

— Которые издавали Кохэйдзи и Окицу, играя в сексуальные игры с моим мужем. — Агэмаки скривилась от отвращения. — Обычно снотворное помогало уснуть, как бы громко они ни стонали. Но тогда я проснулась. И услышала их. Услышала, как хихикает эта шлюха, Окицу, как грязно и непристойно выражается Кохэйдзи, как стонет мой муж.

Актер и наложница лгали, что не видели Макино той ночью, подумал Сано. Пальцы Агэмаки скрючились. Горькое выражение ее лица подтверждало не только слова Рэйко, что вдова бешено ревновала мужа к наложнице, но и ненависть Агэмаки к Макино за его неверность и бесстыдные развлечения.

— Мне даже думать не хотелось, чем они там занимаются, но я должна была знать наверняка. Я не совладала с собой. — Голос Агэмаки дрожал. — Я встала и прокралась по коридору. Заглянула в спальню мужа через щелку. — Она со свистом выдохнула. — Увидела эту троицу. Муж и Кохэйдзи голые. На Окицу расшитое шелковое кимоно цвета слоновой кости, что купил ей мой муж. Она на четвереньках. Муж на коленях перед ней, дышит тяжело, как пес, она сосет его член, а Кохэйдзи входит в нее сзади.

В глазах Агэмаки сверкнул гнев.

— Меня так и подмывало ворваться в комнату, закричать на мужа, Кохэйдзи и их шлюху, чтобы они прекратили. Оторвать их друг от друга. Но я знала, что тогда муж будет в ярости. Поэтому я вернулась в комнату. Снова приняла снотворное и легла в постель. Я задремала, но проснулась до рассвета. В доме было тихо и мирно. А у меня на душе тревожно. Я лежала в кровати и думала о будущем. В последние месяцы муж со мной почти не разговаривал, только иногда бросал намеки, что устал меня содержать. «Это твое кимоно жутко дорогое!.. Неужели тебе и правда надо столько слуг?» — передразнила она. — Я знала, что он собирается развестись со мной. И еще знала, что он оставит меня без единого медяка. Мне пришлось бы вернуться в храм Асакуса Дзиндза. Я бы не унаследовала деньги, которые он мне обещал, когда мы поженились. Я бы лишилась всего. Я бы стала никем.

Она вновь вспыхнула от гнева. Сано почти видел, как пламя пожирает маску безмятежности и спокойствия.

— В ту ночь я решила, что не дам мужу запросто унижать меня и не позволю забрать назад свое обещание. Я решила, что если меня ждет крах, то главный старейшина его разделит. Я встала и зажгла лампу. Принесла со стола нож для разрезания бумаги. Захватив лампу, прокралась в спальню мужа. Я собиралась перерезать ему горло во сне. Но кровать оказалась пуста. Я заметила, как что-то блестит в углу. Это был рукав Окицу. Наверное, оторвался от ее кимоно. Мужа не было. Я пошла его искать. И нашла в кабинете.

Она испуганно уставилась в пол, заново переживая тот момент. Сано представил, как она стоит в кабинете Макино с зажженной лампой в одной руке и ножом в другой.

— Он лежал на полу, — рассказывала Агэмаки. — У него была кровь на голове, на лице, на одежде. Глаза и рот открыты. Он выглядел так, словно его удар хватил. — Ее взгляд заметался по запечатленной в памяти картине. — Рядом на полу лежала окровавленная палка. Повсюду валялись бумаги. Ледяной ветер дул в открытое окно. Я нагнулась к мужу и тронула его за лицо. Он был холодный. Не дышал. Я поняла, что он мертв.

Сано предположил, что Кохэйдзи обставил убийство Макино как нападение взломщика, пытаясь скрыть свою вину. Но каким образом главный старейшина оказался в постели, где лежал так, словно умер во сне от старости? Отложив вопросы, Сано позволил Агэмаки продолжить.

— Вначале я обрадовалась, — призналась Агэмаки. — Кто-то проник в дом, убил моего мужа и избавил меня от лишних хлопот. Главный старейшина не разведется со мной. Я получу наследство. — Ее глаза на миг заблестели от счастья, но тут же помрачнели. — Но я все еще злилась на него. Он слишком мало мучился. А я упустила шанс отомстить. Тогда-то я и решила унизить его, как смогу. Я убрала перегородку, которая отделяет спальню мужа от кабинета. Перетащила его в спальню.

Это хотя бы объясняет, как он там очутился, подумал Сано.

— Сняла с мужа одежду и перекатила его на живот. Потом принесла нефритовый фаллос из его коллекции. Вогнала фаллос ему в задницу. Я хотела, чтобы все решили, будто он умер во время своих грязных игр. Хотела, чтобы все, кто к нему подлизывался, увидели, какой он отвратительный мерзавец. И еще хотела, чтобы в его смерти обвинили Окицу. Так бы я ей отомстила за то, что она украла у меня мужа. Я принесла ее оторванный рукав. Он пах ее выделениями и благовониями. Я бросила его рядом с телом мужа.

Агэмаки мимолетно улыбнулась своей сообразительности.

— Но я боялась, что кто-нибудь догадается про взломщика. Поэтому пошла обратно в кабинет и закрыла окно, только запереть его не удалось. Защелка была сломана. — И она не заметила помятые кусты снаружи, добавил про себя Сано. — Тут мне показалось, что кто-то идет. Я не хотела, чтобы меня поймали, поэтому затушила лампу. Палку я унесла в свою комнату и, подождав, пока в доме все утихнет, выскользнула на улицу и выбросила ее в воду.

Агэмаки махнула в сторону пруда у часовни.

— Я вернулась в кровать и сразу же заснула. Потом в мою комнату вошел Тамура. Он сказал, что ночью умер мой муж. Я притворилась удивленной. Но когда Тамура привел меня к главному старейшине, я и в самом деле удивилась.

Агэмаки изумленно хохотнула.

— Он лежал на кровати, одетый в чистую ночную рубашку, — сама безмятежность. Я не могла понять, что произошло.

Хирата объяснил:

— Тамура о нем позаботился.

Сано кивнул. Тамура поддался на обман, поверил, что Макино умер во время сексуальной игры, и решил сохранить достоинство господина. Наверное, он вынул фаллос, одел Макино и уложил его в кровать, попутно сломав главному старейшине кости. Он не заметил рукав и следы, оставленные взломщиком в кабинете, и не сумел скрыть раны Макино. Однако если бы не письмо, преступника так бы и не вычислили. Как и изменения, которые претерпело место убийства.

— Потом в комнату зашел Кохэйдзи, — проговорила Агэмаки. — Он сказал: «Когда умирает такой важный человек, как Макино, люди могут заподозрить убийство. Начнутся вопросы. Нам с тобой лучше подготовить ответы заранее». «О чем ты?» — удивилась я. А он объяснил… — Агэмаки замолчала, явно боясь последствий своих следующих слов.

— Лучше вам рассказать все полностью, пока не подоспел Кохэйдзи со своей версией, — предупредил Сано.

Агэмаки глубоко вздохнула, набираясь смелости.

— Кохэйдзи напомнил мне об одном ужине, проходившем в этом доме месяц назад. Я дала ему вино для мужа. Он сказал, что видел, как я подсыпала в чашку какой-то порошок, и догадался, что вино отравлено. Он знал, чего я добивалась. Он бы подал вино моему мужу, тот отравился бы, а виноват Кохэйдзи. Но тогда мой муж не умер — я всегда удивлялась почему. Кохэйдзи передал вино слуге и приказал его вылить. А слуга выпил и на следующий день сильно заболел. Еле выжил.

Вот ее страшная тайна, понял Сано. Она пыталась извести мужа задолго до убийства.

— Кохэйдзи заявил: «Если я расскажу о том случае, у тебя будут большие неприятности. Все подумают, что на сей раз тебе удалось отправить мужа на тот свет», — продолжила Агэмаки. — Я его спросила: «Чего ты хочешь?» А он ответил: «Ты знаешь, что мы с Окицу развлекали Макино прошлой ночью. Ты, наверное, слышала. Меня могут обвинить в его смерти просто потому, что я был рядом. Обещай, что никому не скажешь. В обмен я никому не скажу, что ты пыталась отравить Макино».

— И вы согласились, — вспомнил Сано слова Рэйко.

— А что мне оставалось делать, как не защищать Кохэйдзи, чтобы он не выдал меня? — жалобно протянула Агэмаки в свое оправдание. — Вот почему я солгала вам. Не потому что я причинила вред мужу. Я лишь осквернила его тело… но он был уже мертв, когда я его нашла.

В старании убедить она подалась к Сано. Ее черты заострились, выдавая коварную натуру, которая вознесла Агэмаки от скромного положения проститутки при храме до жены высокопоставленного чиновника бакуфу.

— Моего мужа убил Кохэйдзи. Вы сами это признали. Он убийца, не я. Вот почему он так старался заставить меня молчать. Если у него и была сообщница, то эта маленькая шлюшка Окицу. Она была с ним и Макино в ту ночь. — Глаза Агэмаки злорадно сияли — ей все-таки удалось навредить сопернице. — Наверное, она помогла Кохэйдзи убить моего мужа. Ее надо наказать вместе с актером.

— Вначале арестуйте Кохэйдзи, — велел Ибэ Сано. — Девчонка подождет своей очереди.

Расследование напоминало Сано луковицу — снимая один слой, он лишь обнаруживал новый, скрывающий разгадку в сердцевине. Рассказом Агэмаки и уликами против Даемона с актером история не ограничится.

— Мне надо кое-что узнать у наложницы, — возразил Сано и обратился к сыщикам: — Приведите Окицу.

32

Рэйко отыскала Гозэти в маленьком уединенном святилище при главном зале храма Дзодзё.

Наложница властителя Мацудайры сидела на коленях перед алтарем — огороженным местом под крышей, которую подпирали резные позолоченные колонны. Ее бронзовый шелковый плащ и длинные, переливающиеся черные волосы сияли в отблесках свечей, горевших перед золотой статуей Будды. Гозэти была маленькая и тонкая. Сидя со склоненной головой спиной к двери, она, казалось, замкнулась в собственных мыслях, не слыша пение других верующих в главном святилище или удары в гонг снаружи. Рэйко тихо приблизилась сквозь смутные тени, наполненные запахом благовоний и горелого воска.

— Гозэти-сан? — проговорила Рэйко.

Женщина обернулась. Рэйко увидела, что она очень молода и ослепительно красива. Бог наградил ее лицо, широкое в бровях и сужающееся к подбородку, мягкой, как лепесток, кожей и изящными чертами. Рэйко поняла, чем она привлекла властителя Мацудайру и его племянника. Ее глаза, широко распахнутые и невинные, как у ребенка, были наполнены горем и замешательством от того, что к ней обратилась незнакомка.

Рэйко представилась и добавила:

— Я жена сёсакана-сама сёгуна. — Она села на колени рядом с Гозэти. — Простите, что беспокою вас, но нам срочно надо кое-что обсудить.

Вытерев слезы рукавом, девушка пробормотала:

— Может, в другой раз… если вы позволите. — Ее голос был хриплым от рыданий. — Прошу вас, не обижайтесь, но я сейчас очень расстроена.

— Я понимаю, — пожалела ее Рэйко. — Вы скорбите по Даемону.

Ей претило беспокоить Гозэти, когда та только что пережила невосполнимую потерю.

Тревога, вспыхнувшая в глазах наложницы, лучше слов подтвердила, что у нее был роман с Даемоном и девушка до сих пор боялась гнева властителя Мацудайры.

— Нет… то есть да, мне жаль, что он умер. Он племянник моего господина.

— Он значил для вас гораздо больше, верно? — мягко проговорила Рэйко. — Вы были любовниками.

Гозэти затрясла головой, возражая, но ее лицо сморщилось. Она расплакалась, закрыв лицо руками, сотрясаясь от горя.

— Я любила его больше всего на свете, — выдохнула она между всхлипами. Рэйко заметила, насколько легче стало девушке теперь, когда она могла выговориться тому, кто посвящен в ее тайну. — Я поверить не могу, что его больше нет!

Рэйко обняла рыдающую Гозэти. Они долго сидели так, пока наложница не успокоилась. Потом девушка призналась мягким, безжизненным голосом:

— Я знала, что мне нельзя любить Даемона. Я должна хранить верность властителю Мацудайре. Я стольким ему обязана! Родители не могли меня содержать. Они продали меня торговцу, который поставлял женщин в квартал увеселений. Если бы властитель Мацудайра меня не купил, я бы стала проституткой. Он добрый и щедрый. Он любит меня. Он заслуживает моей верности.

А еще властитель Мацудайра на тридцать лет старше Гозэти, и для девочки он скорее отец, чем любовник, подумала Рэйко.

— Но Даемон был такой красивый, такой обаятельный, — прошептала Гозэти. — Я влюбилась в него с первого взгляда. И он тоже потерял голову. Мы не владели собой. — Она на миг просияла от воспоминаний, потом снова помрачнела. — Мы встречались тайно. Если бы властитель Мацудайра узнал, он бы меня убил. А Даемона изгнал бы из клана. Но каждое мгновение, проведенное вместе, стоило того, чтобы рисковать. — Новые слезы покатились по щекам Гозэти. — Но теперь, когда Даемона нет, мне так одиноко. Я чувствую себя виноватой, потому что обманывала властителя Мацудайру. Я больше никогда не буду счастливой, пока смерть не воссоединит меня с Даемоном. Мне приходится скрывать свою любовь, и от этого только больнее.

Рэйко вовсе не хотела использовать страдающую, уязвимую женщину, но ее вынуждали любовь, честь и долг помогать Сано в раскрытии преступления. Она сказала:

— Есть только один способ возместить вашу вину перед властителем Мацудайрой и почтить любовь к Даемону.

— О! Какой? — озадаченно спросила Гозэти с проблеском надежды.

— Помогите мне узнать, кто убил Даемона, — ответила Рэйко. — Помогите моему мужу свершить правосудие над убийцей.

Гозэти кивнула, оживляясь, новая цель немного отвлекла ее от горя.

— Но как?

— Ответьте мне на вопрос, — сказала Рэйко. — Вы встречались с Даемоном в Символе Ослепления?

Гозэти опять сморщилась при упоминании места, где убили ее любимого.

— Да. Иногда.

— Вы виделись там в ночь его смерти?

Девушка покачала головой:

— Нет, в ту ночь мы не назначали встречи. Я была дома с властителем Мацудайрой.

— Тогда зачем Даемон пошел в Символ Ослепления?

— Единственное, что мне приходит в голову… — Гозэти всхлипнула.

— Он встречался с другой женщиной? — докончила за нее Рэйко.

Гозэти уставилась на алтарь. Слезы текли по ее щекам, блестя в мерцании свечей.

— Я и думать не хотела, что Даемон мне изменяет. Не могла поверить, что у него есть кто-то еще. В последнее время… — Она вздохнула. — Мы не так часто виделись. Он говорил, что занят политикой, но я не могла сдержать подозрений.

— Вы знаете, кто она? — с надеждой спросила Рэйко.

— Нет, — ответила Гозэти. — Но я пыталась узнать. — Она закрыла лицо руками, потом уронила их на колени. — Мне стыдно за то, что я сделала. Так поступают только ужасные ревнивицы. Я попросила своего телохранителя шпионить за Даемоном, если тот уйдет из поместья ночью. Я велела проследить за его женщиной, выяснить, кто она, и рассказать мне.

— Телохранитель послушался? — едва сдерживая возбуждение, поторопила Рэйко.

— Не знаю, — покачала головой Гозэти. — Узнав, что Даемон мертв, я так и не решилась спросить, кто был с ним в последние минуты его жизни.

— Может, спросим сейчас?

— Обязательно. — Гозэти легко поднялась на ноги. — Идемте.

Она повела Рэйко из святилища. В полутемном проходе снаружи стоял молодой самурай, он поклонился Гозэти, потом вытянулся во весь свой невысокий рост. У него было простое, умное лицо человека с хорошим характером. Телохранитель смотрел на Гозэти с подобострастным обожанием. Рэйко тут же поняла, отчего Гозэти доверила ему шпионить за Даемоном. Он явно был влюблен в хозяйку и сделал бы для нее все, что угодно.

— Хатиро-сан, это госпожа Рэйко. Скажи нам, следил ли ты за Даемоном, как я тебя просила? — обратилась к нему Гозэти.

Молодой человек замешкался, полицуегоскользнулатень тревоги.

— Да… я следил за ним. Но боюсь, вас расстроит то, что я увидел.

— Ничего, — вздохнула она покорно. — Я должна знать.

Хатиро кивнул и начал рассказ:

— Той ночью Даемон уехал из поместья после часа кабана. Казалось, он очень спешит. Мне пришлось постараться, чтобы не упустить его, но я держался далеко позади, и он меня не заметил.

Рэйко представила всадника, следующего за другим по освещенным факелами проходам эдоского замка.

— Он выехал в город, — продолжал Хатиро. — Долго кружил, оглядываясь через плечо, словно хотел убедиться, что за ним нет слежки. Наконец добрался до Символа Ослепления. Я узнал место, потому что…

Телохранитель неловко замолчал, вспыхивая. Рэйко поняла, что он сопровождал туда Гозэти на встречи с Даемоном.

— Даемон оставил лошадь в переулке, потом зашел в здание, — сказал Хатиро. — Я не решился идти за ним, потому что он мог меня увидеть, и стал наблюдать из чайной напротив.

— Вы видели, как он встретился с женщиной? — спросила Рэйко.

— Нет, — ответил Хатиро. — Я выпил и подождал немного. Потом увидел самурая на лошади, который мчался галопом по улице. Он пролетел мимо так быстро, что я его не разглядел. Я подумал, что это Даемон. Только следующим утром я узнал, что он не вышел из того дома живым. Я прикинул, что он выскользнул в боковую дверь, сел на лошадь и отправился обратно в эдоский замок. Я бы бросился за ним, но тут из здания появилась женщина.

Хатиро сощурился, глядя в пустоту, будто пытался разглядеть незнакомку.

— На ней были темный плащ и шаль, скрывавшая лицо. Она заторопилась к паланкину, что стоял на улице. Залезла внутрь, и ее понесли прочь. Интуиция подсказывала мне, что Даемон приезжал к ней.

Рэйко заметила, как Гозэти болезненно сморщилась. Наверное, она до последнего верила, что предчувствия обманули ее и в жизни Даемона не было другой женщины. Но Рэйко надеялась, что незнакомка окажется ценным свидетелем.

— Я решил выяснить, кто она, — сказал Хатиро. — Вскочил в седло и поехал за ней.

— Куда ее понесли? — нетерпеливо спросила Рэйко.

— В эдоский замок. Стражники у ворот впустили ее внутрь. Я проследил за ней до поместья канцлера Янагисавы.

От изумления у Рэйко перехватило дыхание. Канцлер связан с убийством! Янагисава подослал женщину убить Даемона. Возможно, это и вовсе не женщина, а переодетый слуга канцлера. Наверное, Янагисава прознал, что Даемон встречается с Гозэти в Символе Ослепления, и увидел прекрасную возможность нанести удар по вражеской фракции.

— Как вы с Даемоном договаривались о встрече? — повернулась Рэйко к Гозэти.

— Узнав, что властитель Мацудайра занят и не пожелает проводить со мной ночь, я посылала Хатиро сунуть кусочек красной бумаги под дверь Даемона, — ответила Гозэти. Телохранитель повесил голову, стыдясь своей роли сводника. — Тем же вечером я приезжала в Символ Ослепления, Даемон появлялся следом за мной.

Янагисава, должно быть, выяснил их ритуал, догадалась Рэйко. Его шпион в доме Мацудайры подал Даемону сигнал встретиться с Гозэти вечером. Не подозревая, что Гозэти находится с властителем Мацудайрой, Даемон помчался в Символ Ослепления, предвкушая романтическое свидание, а там его уже ждал убийца Янагисавы.

— Вам удалось еще раз взглянуть на женщину? — спросила Рэйко Хатиро без особой надежды.

— Да, — кивнул Хатиро. — Когда ее паланкин занесли в поместье канцлера Янагисавы, стражники слишком медленно закрывали ворота. Я успел заглянуть внутрь. Во дворе горели факелы. Из паланкина выпрыгнула маленькая девочка. За ней вышла женщина. Больше я ничего не видел, потому что ворота закрыли. Зато услышал, как женщина позвала девочку: «Кикуко, подожди меня», — а девочка откликнулась: «Быстрей, мама».

Рэйко обмерла. Сердце забилось как сумасшедшее. В поместье канцлера Янагисавы жила только одна маленькая девочка по имени Кикуко. И только одну женщину она называла мамой.

Вскоре после приезда Даемона из Символа Ослепления выходила госпожа Янагисава.

— Милосердные боги… — прошептала Рэйко, хватаясь стену, чтобы не упасть.

— Что такое? Кто эта женщина? — вскрикнула Гозэти жадным любопытством и страхом одновременно. — Я вижу вы ее признали! Я думала, что не хочу знать, но теперь я должна увидеть ее и понять, отчего Даемон предпочел ее мне. Прошу вас, скажите — кто она?

— Я не могу, — сказала Рэйко; внутренний голос велел держать язык за зубами, пока она не решит, что делать дальше. К счастью, ни Гозэти, ни Хатиро ничего не заподозрили. Госпожа Янагисава редко появлялась в обществе, и немногие знали, что у канцлера есть дочь, которой он стыдился. — могу вас заверить, что у этой женщины не было романа с Даемоном. Она приходила в Символ Ослепления не для того, бы заниматься с ним любовью.

Другого объяснения быть не могло: госпожа Янаги приходила убить Даемона по приказу канцлера. У нее не было любовника, с которым бы она встречалась втайне ото всех. Для нее не существовало других мужчин, кроме мужа. И она готова на все, лишь бы угодить канцлеру.

Рэйко содрогнулась от ужаса. Госпожа Янагисава оказалась еще более безумной, хитрой и отчаявшейся, чем думала Рэйко. Шантаж — не самое худшее из того, что она недавно натворила. Она зарезала Даемона, избавив мужа от конкурента, ослабив фракцию Мацудайры и расчистив путь для сына канцлера, который мог теперь унаследовать власть Токугавы и стать следующим сегуном.

Гозэти, Хатиро и все остальное померкло для Рэйко, ошеломленной поступком госпожи Янагисавы. Она едва слышала молитвенное пение и удары гонгов. Но даже в омерзении от злодеяния, свершенного госпожой Янагисавой, Рэйко понимала, что удача повернулась к ней лицом. От восторга у Рэйко закружилась голова: госпожа Янагисава, сама того не ведая, открылась для ответного удара.

— Спасибо за помощь, — поблагодарила Рэйко Гозэти и Хатиро. — Простите, но мне надо идти.

Рэйко поспешила прочь из храма, оставив молодых людей недоуменно смотреть ей вслед. Паланкин и свита ждали ее среди толпы во дворе. Прыгая в паланкин, Рэйко приказала носильщикам:

— В эдоский замок.

Наконец-то она разберется с госпожой Янагисавой.

33

В поместье главного старейшины Макино Хирата привел Окицу в часовню, где их ждали Сано, Агэмаки и сторожевые псы.

— Она пряталась на угольном складе, — сообщил Хирата.

Прошло два часа с тех пор, как Сано послал сыщиков за Окицу. Они доложили, что наложница исчезла, вероятно, потому, что узнала о приезде сёсакан-сама и в панике бежала. Хирата швырнул Окицу к Сано, и тот заметил, что лицо и одежда наложницы черны от угольной пыли. Перепуганный взгляд Окицу наткнулся на Агэмаки, вдова сидела там же, где Сано вытянул из нее признание об истинном ходе событий в ночь убийства главного старейшины Макино. Девочка просияла. Агэмаки успокоилась, но выглядела хрупкой и уязвимой, как осколок льда возле пламени. Окицу подбежала к ней и рухнула рядом на колени.

— Я так рада, что ты здесь! — провыла Окицу, схватив Агэмаки за руку. — Ты ведь защитишь меня, правда?

Агэмаки отбросила наложницу. Стряхнула с рукава угольную пыль от рук Окицу. Девочка со страхом и непониманием воззрилась на нее, потом на остальных.

— Каждый раз, когда я говорил с тобой об убийстве главного старейшины Макино, ты лгала, — начал Сано. — Даю тебе последний шанс рассказать правду.

— Но я… я уже рассказала, — выдохнула Окицу. — Я была с Кохэйдзи той ночью… мы не видели Макино.

У нее наморщился лоб, глаза забегали — Окицу пыталась вспомнить все, что наговорила.

— Я видела Даемона в кабинете.

— Врешь! — ядовито обличила Агэмаки. — Ты с Кохэйдзи играла в сексуальные игры с моим мужем. Я слышала. И видела. И рассказала им.

Она кивнула на Сано, Хирату и сторожевых псов.

Окицу повернулась к Агэмаки. На ее лице отразилось смятение, потом обида.

— Рассказала? Но как ты могла?! Я думала, ты моя подруга.

— Нет! — прорычала Агэмаки. — Только дура вроде тебя способна поверить, что я могу дружить с женщиной, укравшей у меня мужа. — Окицу отшатнулась, словно ее ударили, Агэмаки продолжила: — Ну, теперь твое веселье закончилось. Эти люди знают, что Кохэйдзи наняли убить Макино. Они думают, ты ему помогала. Жду не дождусь, когда палач снесет тебе голову. Я буду смеяться в твой смертный час, грязная маленькая шлюха!

Окицу захныкала.

— Пожалуйста, прошу вас, пощадите меня, — молила она Сано, вставая перед ним на четвереньки. — Мы с Кохэйдзи не убивали Макино. Мы невиновны. Вы должны мне поверить!

— Если хочешь, чтобы я поверил, тебе придется многое объяснить, — заметил Сано. — Начни с представления, которое вы с Кохэйдзи устроили для своего господина.

Окицу отползла прочь.

— Я не могу! — воскликнула она. — Я обещала Кохэйдзи молчать.

— Какая же ты дура, что перечишь сыщику сёгуна ради Кохэйдзи! — презрительно усмехнулась Агэмаки. — Он не любит тебя. Он никогда на тебе не женится. Он просто водит тебя за нос, чтобы ты его защищала.

— Нет! Он меня любит! Мы поженимся! — Окицу была близка к истерике.

— Я застал его, когда он занимался любовью с какой-то женщиной в своей гримерке, в театре, — встрял Хирата.

— Нет! Он не мог! Он бы не стал!

Впрочем, несмотря на горячие слова, дрожь в голосе выдавала неуверенность Окицу.

— Кохэйдзи накажут за убийство главного старейшины Макино, — заявил Сано. — Если не хочешь разделить его судьбу, говори.

Мгновение Окицу молчала, надув губы. Потом сдалась под тяжестью знания, что друзья предали ее и она теперь сама по себе. Девочка жалостливо всхлипнула.

— Вы с Кохэйдзи развлекали Макино той ночью, — подсказал Сано.

Окицу кивнула.

— Мы делали все, как обычно, — устало и без выражения пробормотала она. — Я дала Макино немного кизилового чая.

Сильный афродизиак.

— Потом он наблюдал, как мы с Кохэйдзи занимаемся любовью, чтобы вскоре к нам присоединиться.

Сано представил, как Макино, глядя на парочку, жадно глотает кизиловый чай. Затем увидел гротескное сплетение гибких молодых тел со сморщенным и истощенным.

— Но Макино никак не возбуждался, — продолжила Окицу. — Что бы мы ни делали, у него висел как дохлый червяк. Кохэйдзи даже пробовал играть жестко. Срывал с меня одежду, связывал руки и притворялся, что бьет. Здесь обычно Макино расходился, но не в этот раз. Он попросил еще чая. Я налила. Мы начали заново. Я сосала у Макино, а Кохэйдзи вошел в меня сзади.

Окицу говорила без стыда, словно обсуждала погоду. Сано узнал сцену, которую описывала Агэмаки, подглядывавшая за троицей.

— Вскоре у Макино встал как железный, — повествовала Окицу. — Он сказал, что готов. Кохэйдзи лег на постель. Я забралась сверху и вобрала его в себя. Макино вошел в меня сзади.

Окицу машинально наклонилась вперед и расставила колени, балансируя на руках.

— Макино словно обезумел. Он долбил так сильно и быстро, что мне стало больно. И вдруг он как будто хрюкнул и свалился на меня.

Окицу упала на пол, в ее голосе и на лице отразилось изумление, которое она испытала, когда ее зажало меж двух партнеров.

— Кохэйдзи спросил: «Что случилось?» Мы столкнули с себя Макино. Он упал на кровать. Мы сели и посмотрели на него.

Окицу сопровождала свои слова пантомимой. Сано представил рядом с ней Кохэйдзи — оба озадаченно смотрят на неподвижного хозяина.

— Он не двигался, — говорила Окицу. — Изо рта тянулась слюна. Глаза открыты, но словно пустые. Кохэйдзи позвал его по имени, Макино не ответил. Я потрясла его — никакой реакции. Кохэйдзи сказал: «Он мертв».

В ее голосе слышалось эхо смятенного замечания Кохэйдзи. Сано застыл в изумлении. Если девчонка не врет — а она вроде бы не врет, — значит, он расследовал вовсе не убийство. Макино умер не от рук врагов, как говорилось в письме. И племянник Мацудайры не нанимал Кохэйдзи убить главного старейшину. Кто-то положил записку в тайные покои и заставил владельца плавучей чайной дать лживые показания, чтобы подставить Даемона. Сано даже догадывался кто. Секретное прибежище обнаружил канцлер Янагисава со своими шпионами. Такие интриги как раз по его заблудшей душе. Наверное, он ждал, что Сано обнаружит фальшивую записку в ходе расследования. В противном случае Янагисава обязательно придумал бы другой способ подсунуть фальшивку. Но Янагисава не мог знать, что его хитрость приведет Сано к истине.

— Я решила, что Макино умер от перенапряжения, — проговорила Окицу. — Кохэйдзи сказал, что от второй чашки кизилового чая.

Или, может, от сочетания возбуждающего средства и излишне активного соития, добавил про себя Сано.

— Но мы не убивали его! — в истерике воскликнула Окицу. — Мы не собирались причинять ему вред. Это случайность!

Отани с облегчением перевел дух, на лице Ибэ отразилась досада. Хирата выглядел разочарованным. Агэмаки смотрела на Окицу с отвращением, явно огорченная, что смерть мужа не на совести соперницы. Сано покачал головой. Как все обернулось! Он поссорился с властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой, рисковал безопасностью жены и сына, и все только потому, что главный старейшина Макино стал жертвой собственного сладострастия. Впрочем, расследование не закончилось. Между смертью Макино и тем моментом, когда Агэмаки нашла его тело в кабинете, зиял провал.

— Что было дальше? — спросил Сано Окицу.

— Я сказала Кохэйдзи, что надо звать на помощь, привести кого-нибудь, — ответила Окицу. — Но он закричал: «Нет! Нельзя!» — Она схватила себя за руку, как, вероятно, он в тот миг. — Он сказал, что Макино уже не спасти. Что нас обвинят в его смерти. Что нас могут казнить. — У нее округлились глаза от страха, который вселил в нее Кохэйдзи. — Я спросила, что нам делать. У Кохэйдзи возникла идея. Он велел мне быстро одеваться. Во время игры у моего кимоно оторвался рукав, и Кохэйдзи вытерся им, прежде чем одеться.

Сано увидел, как актер беспечно выкидывает рукав, который позже окажется в постельном белье главного старейшины.

— Потом мы вместе одели Макино. — Окицу вздрогнула и скривилась. — Это было странно, он был похож на большую куклу. Затем перенесли его в кабинет. Никогда бы не подумала, что такой тщедушный старик столько весит, но мы вдвоем еле управились. Мы уложили его на пол. Кохэйдзи сломал задвижку на окне. Он сказал, так все подумают, что кто-то проник в дом и убил Макино. Потом выбежал наружу и примял кусты.

Вот, значит, кто оставил следы взлома и почему, мысленно отметил Сано.

— Кохэйдзи вернулся с палкой, — продолжила Окицу. — Велел мне устроить беспорядок. Пока я раскидывала бумаги и книги, — Окицу сморщилась, — Кохэйдзи охаживал Макино палкой, чтобы со стороны казалось, будто его забили насмерть.

Сано гадал, рассчитывал ли Макино, когда писал свое письмо, что умрет естественной или случайной смертью, а не от рук убийцы. Наверное, да. Макино умел пользоваться обстоятельствами и даже свою неизбежную смерть рассматривал как удобный случай, последний шанс досадить врагам, которые оставались в живых. Расследование убийства с Сано в роли сыщика прекрасно отвечало его целям. Он наслаждался мыслью о перепуганных врагах, которые будут числиться подозреваемыми. Не страшно даже, если их не накажут, выяснив, что убийства не было. Макино не мог знать, что дело коснется его сексуальных пристрастий и среди подозреваемых будут двое его партнеров.

— Кохэйдзи бил Макино по голове. Кровь залила весь пол, — говорила Окицу.

Ее слова напомнили Сано кое о чем, что он усвоил, осматривая трупы с доктором Ито в эдоском морге. Еще он вспомнил раны на теле Макино. Картина произошедшего с главным старейшиной, беспрестанно менявшаяся на протяжении всего расследования, вновь предстала в другом свете.

— Кохэйдзи погасил фонари в спальне Макино, — продолжила Окицу, — и отвел меня в свою комнату. Он сказал, что мы должны остаться там до утра, а если кто спросит — мы были вместе всю ночь, Макино и близко не видели. Я спросила: «А что, если Агэмаки нас слышала? Она поймет, что мы врем».

Окицу кинула на Агэмаки обиженный взгляд. Та ухмыльнулась. Окицу проговорила:

— Кохэйдзи сказал, чтобы я не беспокоилась, он заставит ее молчать. Так мы и сделали. Притворились, что не знаем о смерти Макино. Позже Кохэйдзи научил меня солгать вам, что я видела в кабинете Даемона.

Она подняла сомкнутые в замок руки, потом расцепила их и уронила на колени. Разочарование и слезы омрачили ее измазанное угольной пылью лицо.

— Все пошло не так, как мы рассчитывали. Но мы не убивали Макино. — Она обратилась к Сано кротким, молящим голосом: — Клянусь, это правда.

Хирата, Ибэ и Отани кивнули в знак того, что верят Окицу. Девочка наконец рассказала все, что знала, но насчет смерти, которой умер Макино, она все же ошибалась. Они с Кохэйдзи не так невинны, как она думала.

— Макино стал жертвой собственной похоти, — с облегчением подытожил Отани. — Даемон не замышлял его убийство. Властитель Мацудайра обрадуется вести, что он и его клан больше вне подозрений.

— Потому что Макино не убивали, — раздраженно согласился Ибэ. — Расследование показало, что виновных нет.

— Не совсем, — возразил Сано. — Макино умер не во время игры. Он был жив, когда Кохэйдзи избивал его палкой. У мертвецов не течет кровь.

И синяки на теле не появляются.

— У него, вероятно, случился удар во время плотских утех, и он потерял сознание. Кохэйдзи его прикончил.

Окицу ахнула.

— Я не знала! — завыла она. — Я думала, он уже мертв!

Отани выпустил воздух сквозь сжатые губы, на его лице читался вопрос: «Что еще?» Агэмаки улыбалась.

— Значит, все-таки Кохэйдзи. — В ее голосе звучал триумф. — А Окицу помогла ему замести следы. Я говорила вам — она его сообщница. Я была права.

— То есть Макино все же убили, — потрясенно осознал Ибэ.

— Случайно, — поправил Сано. — Кохэйдзи не знал, что Макино жив, когда избивал его. Он не собирался убивать Макино, он просто ошибся. Как и Окицу.

— Их ошибка стоила Макино жизни, — заметил Ибэ. — Если бы Кохэйдзи не превратил Макино в кровавую куклу после того, как тот потерял сознание, и если бы глупая девчонка привела доктора, а не подыгрывала горе-актеру, Макино мог бы выжить.

— Окицу виновна хотя бы потому, что препятствовала официальному расследованию, — напомнил Хирата Сано.

— А Кохэйдзи виновен в смерти Макино, случайность это или нет, — добавил Ибэ. — Он должен заплатить за содеянное.

— Кому-то все равно придется, — поддакнул Отани.

Они правы, понял Сано. Хоть он терпеть не мог наказывать кого-то за ошибку, сёгун потребует кары для всех причастных к смерти Макино. Сано подозвал четверых сыщиков. Когда он велел им отвести Окицу в тюрьму, та расплакалась. Агэмаки радостно наблюдала.

— Вы отправитесь вместе с ней, — сказал Сано вдове. — Вы тоже мешали следствию. И вас будут судить за убийство первой жены Макино.

Рассвирепевшую Агэмаки и плачущую Окицу увели. Сано облегченно перевел дух — сложное расследование подходило к концу. Вскоре ему останется лишь раскрыть убийство Даемона.

— Пойдемте на последний спектакль Кохэйдзи, — обратился Сано к Хирате и сторожевым псам.

* * *

— Я хотела бы видеть госпожу Янагисаву, — сказала Рэйко стражникам у ворот в поместье канцлера.

Стражники открыли ей. Рэйко вошла внутрь, следом за ней четверо сыщиков Сано, которых она взяла с собой. Она жаждала встречи с госпожой Янагисавой, как жаждет крови воин, вступающий в битву. Слуги провели Рэйко со свитой в приемную особняка. Здесь на расписных стенах молниями пронзало облака, плывущие над широкими татами. Рэйко слышала выстрелы, бой военных барабанов и трубный глас раковин, эхом доносившиеся с далекого поля сражения. Вскоре в приемную вбежала госпожа Янагисава.

— Добро пожаловать, Рэйко-сан! — выдохнула она.

Рэйко уставилась на госпожу Янагисаву. С той произошли удивительные перемены. На ней было атласное кимоно с оранжевыми и красными цветами вместо обычных серых одеяний. В глубоком вырезе под кипенным исподним открывались молочно-белые плечи. Щеки и губы горели кроваво-красным. Обычная сдержанность уступила место чувственности. Она стала почти хорошенькой, но ее окружала аура порочности, от которой Рэйко затошнило.

— Ты пришла дать мне ответ? — В резком голосе госпожи Янагисавы появилась незнакомая сладкая хрипотца.

— Да, — кивнула Рэйко, гадая, что же случилось с госпожой Янагисавой за прошедший день.

Полные губы изогнулись в чувственной улыбке.

— Полагаю, ты сделаешь, как просит мой муж?

— Нет! — отрезала Рэйко.

Госпожа Янагисава на миг оторопела. Потом жестокость начала сочиться из нее подобно яду.

— Ты пожалеешь об этом! Извини, мне надо кое-что рассказать твоему мужу.

Она направилась к двери.

Рэйко заступила ей путь.

— Мне тоже надо кое-что ему рассказать. Он будет крайне заинтригован, когда узнает, что ты была в Символе Ослепления в ночь убийства племянника властителя Мацудайры.

Госпожа Янагисава дернулась, словно кто-то подкрался к ней сзади и напугал.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Понимаешь, — возразила Рэйко. — У меня есть свидетель, который видел, как ты выходила из здания вскоре после приезда Даемона.

— Наверное, это была какая-то женщина, похожая на меня.

Госпожа Янагисава отвела взгляд, словно глаза были окнами, через которые Рэйко могла подсмотреть ее черные мысли и воспоминания о совершенном преступлении.

— Свидетель проследил твой паланкин до дома, — сказала Рэйко. — Он видел тебя во дворе с Кикуко.

На лице женщины появилось выражение, которое Рэйко уже видела раз, когда госпожу Янагисаву загнали в угол. Глаза сузились, кожа вокруг них натянулась. Она напоминала встревоженную кошку с отведенными назад ушами.

— Ты зарезала Даемона по приказу мужа, верно? — спросила Рэйко.

Госпожа Янагисава отвернулась, избегая взгляда бывшей подруги. Рэйко поспешила за ней, не давая спрятать лицо.

— Отпираться бесполезно.

Госпожа Янагисава вдруг вскинула голову.

— Считаешь себя очень умной, да? — Насмешка и неприкрытая злоба отразились в ее глазах. — Наверное, радуешься, что нашла, где меня подловить? Как же тебе всегда везет!

Участившееся дыхание паром вырывалось изо рта госпожи Янагисавы, щеки покраснели еще сильнее. Она придвинулась ближе к Рэйко.

— Но ты не одна такая умная и удачливая. Хочешь знать, как я это сделала?

34

Когда Сано с Хиратой, эскадроном сыщиков, сторожевыми псами и их солдатами подъехали к театру Накамура-дза, снаружи уже собралась толпа. Люди волновались, кричали и толкали друг друга к входу, где их пытались сдержать полицейские. Из здания слышались дикие вопли, по улице все шли и шли люди, торопясь принять участие в веселье. Сано и его спутники спрыгнули с лошадей и начали проталкиваться к театру.

— Что здесь происходит? — крикнул Сано полицейскому.

— Какой-то безумный самурай залез на сцену во время представления, — ответил тот, отпихивая мужчин, прорывающихся к двери. — Он еще там, грозит одному из актеров.

Сано планировал зайти втеатр, подождать окончания спектакля и спокойно арестовать Кохэйдзи. Он криво улыбнулся: надо же, решил, будто хоть что-нибудь в этом расследовании пройдет без сюрпризов. Толпа напирала. Поблизости Хирата и сыщики расталкивали горластых зрителей, сторожевые псы и их люди барахтались у края толпы.

— Впустите нас! — велел Сано полицейским. — Мы наведем порядок.

Полицейский кивнул и позволил Сано и его спутникам проскользнуть внутрь. В театре яблоку негде было упасть. Сано не видел сцены, потому что зрители стояли на перегородках между сидячими местами, задирая головы и перекрывая обзор. В зале эхом отдавались крики. Запах алкоголя и пота смешивался с острой вонью табачного дыма. Сано почуял в воздухе насилие, опьяняющее и заразительное. Он вспрыгнул на помост — единственный свободный подход к сцене.

Хирата и остальные поспешили следом за ним, зрители приветствовали их появление выкриками и махали руками. У Сано от шума гудело в ушах. Вокруг плясали искаженные жаждой крови, уродливые лица. На сцене друг против друга стояли двое мужчин. Один занес меч. Другой пригибался, защищаясь руками. Подойдя поближе, Сано узнал в пригнувшемся Кохэйдзи. На нем был самурайский костюм: широкие штаны, два меча на поясе, верхний плащ и ниспадающее кимоно. Накрашенное лицо перекосилось от потрясения и ужаса. Другой мужчина, одетый в черное, оказался Тамурой. Сано в удивлении стал у края сцены.

— Я пришел отомстить за смерть моего господина, досточтимого главного старейшины Макино! — прокричал Тамура, потом нацелил меч на Кохэйдзи. — За то, что ты убил его, заплатишь собственной кровью!

Зрители взревели от восторга. Может, они думали, что это часть спектакля, но Сано знал — Тамура намерен осуществить кровную месть, в которой поклялся. Сано вдруг вспомнил, как во время допроса Агэмаки ему послышались чьи-то шаги в коридоре часовни. Вероятно, это был Тамура.

Хирата воскликнул:

— Он подслушал, как ты сказал, что Даемон нанял Кохэйдзи убить его господина!

— Ты с ума сошел! — сказал Кохэйдзи Тамуре. — Я не убивал Макино. — В его голосе звенел страх. — Я не тот, кто тебе нужен.

Зрители засвистели, а Тамура ответил:

— Довольно лжи!

От гнева и решимости его строгое, похожее на маску лицо окаменело. Лезвие меча блестело в лучах солнца, проникавших сквозь световые люки.

— Признай свою вину хоть перед смертью, трус!

Хотя Сано понимал, что кровная месть — дело чести, и вовсе не хотел вмешиваться, когда собрат-самурай исполняет свой долг, воздавая за смерть господина, но не мог допустить, чтобы Тамура вершил самосуд. Сёгун первый был наделен правом наказать Кохэйдзи. Сано вышел на сцену.

— Тамура-сан! — позвал он.

Публика притихла в ожидании. Тамура повернулся, глянул на Сано, однако Кохэйдзи из виду не выпустил.

— Сёсакан-сама!.. — протянул он с веселой враждебностью. — Большое спасибо, что вывели на чистую воду этот бесполезный кусок дерьма. Думаю, мне стоит извиниться перед вами, я вас недооценил. Теперь, если позволите, я избавлю вас от необходимости его арестовывать.

Он шагнул вперед и обрушил меч на Кохэйдзи. Актер отпрыгнул назад, едва уйдя от лезвия. Зрители восхищенно заорали. Они так жаждали зрелищ, что судьба любимого актера их уже не волновала.

— Я не убийца! — в отчаянии вскричал Кохэйдзи. — Спросите Окицу. Она скажет.

— Уже, — проговорил Сано. — Она мне все рассказала.

— Громче! — возмутились зрители. — Мы тебя не слышим! Громче!

Сано оглянулся через плечо и увидел сотни жадных лиц: он стал одним из героев спектакля.

— Ты и правда убил Макино, — сообщил он Кохэйдзи, затем обратился к Тамуре: — Но он не убийца.

Противники уставились на Сано. Тамура едва сдерживался, чтобы не зарубить актера. На лицах обоих отразились недоверие и озадаченность.

— Тамура-сан, вы слышали только половину истории, — объяснил Сано. — Я сказал Агэмаки, что Кохэйдзи наняли убить вашего господина. Но если бы вы не помчались сразу же вершить правосудие, то узнали бы, что не было никаких покушений, а Макино умер случайно.

— Что?! — воскликнул Тамура. Публика стихла, ловя каждое слово.

— Макино потерял сознание во время сексуальной игры, — проговорил Сано.

Кохэйдзи облегченно вздохнул, радуясь, что правда вышла наружу.

— Верно, — подтвердил он. — Макино упал замертво на нас с Окицу, когда мы его забавляли.

— Молчать!

Тамура, не оставивший мысли о воздаянии, попытался достать Кохэйдзи мечом.

Зрители ахнули. Кохэйдзи вытащил свое оружие и начал отражать удары, публика его подбадривала. Но меч актера был бутафорским. Тамура изрубил деревянное лезвие на куски. Кохэйдзи в смятении уставился на бесполезный обломок, который вывалился у него из рук.

— Я вам не верю! — яростно заявил Тамура Сано. — Вы хотите обманом лишить меня мести.

— Это не обман, — возразил Сано. — Обманом был заговор против Макино.

Тамура нахмурился и снова поднял меч, Кохэйдзи отчаянно возопил:

— Уберите же его отсюда!

Сано жестом велел Хирате и сыщикам окружить Тамуру. Когда они приблизились, Тамура бросил:

— Прочь с дороги! Отдайте его мне!

Но в глазах самурая мелькнула нерешительность. Сано поколебал его веру в вину Кохэйдзи.

На помост вспрыгнула шайка бродячих самураев — ронины в потрепанной одежде. Сано видел, что они хотят присоединиться к действу и слишком возбуждены — или пьяны! — чтобы беспокоиться за последствия вмешательства в дела бакуфу. Люди Ибэ и Отани не давали им прорваться на сцену. Главарь ронинов, грубый небритый мужик в красной повязке на голове, ревел:

— Бой! Бой!

Зрители подхватили крик. От монотонного речитатива, который сопровождали хлопки и топот, сотрясался весь театр.

— Макино выпил слишком много возбуждающего и перенапрягся, — продолжил Сано. — Он сам виноват в своей смерти.

Тамура застыл. На его лице отразился шок, затем гадливость и понимание, что его господин стал жертвой своих похотливых пристрастий, а не убийц.

— Теперь вы знаете, что я ни при чем, так, может, вы все наконец уйдете? — заныл Кохэйдзи. — Можно мне закончить спектакль?

— Бой! Бой! — скандировали зрители. Мужик в красной повязке боролся с солдатами Ибэ и Отани, которые пытались скинуть его с дружками с помоста.

— Боюсь, что нет, — осадил Сано Кохэйдзи. — Понимаете, Макино не умер сразу, он лишь потерял сознание. Не стоило вам инсценировать убийство. Главный старейшина умер, когда вы охаживали его палкой.

Кохэйдзи, открыв рот, в молчаливом ужасе уставился на него. Сано почти видел, как актер бледнеет под гримом.

— Милосердные боги, — прошептал Кохэйдзи. — Я и подумать не мог…

Он покачал головой, сокрушаясь о своем промахе. Актер понял, что кто-то должен пролить кровь за смерть Макино и этот кто-то — он. Ноги Кохэйдзи подогнулись.

— Значит, Макино умер из-за глупого просчета этого болвана, — сказал Тамура. — Мстить не за что. Я не стану осквернять свой меч кровью дурака.

Тамура с расстроенным видом опустил оружие. Но Сано заметил, как он облегченно вздохнул — Тамуре не хватало духа наслаждаться убийством. Он вложил меч в ножны.

— Я отменяю кровную месть, — объявил Тамура и спрыгнул со сцены.

Зрители и шайка ронинов недовольно засвистели. Они жаждали крови. Полиция двинулась по театру, заставляя людей выходить наружу. Сано кивнул сыщикам Марумэ и Фукиде. Те схватили Кохэйдзи за руки. Он не сопротивлялся, его слишком потрясла собственная невезучесть.

— Вы арестованы, — сообщил Сано.

* * *

— Мой муж узнал, что у племянника властителя Мацудайры роман с наложницей дяди, — сказала госпожа Янагисава Рэйко. — Он выяснил, как госпожа Гозэти оповещала Даемона о предстоящем свидании. Потом заманил Даемона в Символ Ослепления и подослал меня его убить.

Госпожу Янагисаву, казалось, не волновало, что ее слушает не только Рэйко, но и сыщики.

Потрясенная признанием, пусть уже и зная о преступлении, Рэйко спросила:

— И ты не боялась? Как ты смогла? — Вдруг ее осенило. — Что обещал тебе канцлер?

— Свою любовь, — ответила госпожа Янагисава.

Она таинственно улыбнулась и счастливо вздохнула. Подозрения Рэйко подтвердились. Канцлер воспользовался страстью жены и посулил ей щедрую награду за убийство. Избавившись руками госпожи Янагисавы от врага, он исполнил ее давнишнюю мечту — ублажил жену в постели.

— Я нарядилась, как Гозэти, убрала волосы, — продолжила госпожа Янагисава, поглаживая черные локоны, ниспадающие на живот. — Надела яркую красивую одежду, какую носит Гозэти. — Она тронула свое оранжевое кимоно. — Накрыла голову шалью. Захватила кинжал, который дал мне муж.

Ее пальцы сомкнулись на воображаемой рукояти.

— Зачем ты взяла с собой Кикуко? — поинтересовалась Рэйко.

Госпожа Янагисава виновато потупилась. Может, ее и не волновало, что она убила человека, но брать на такое дело ребенка?..

— Кикуко в последнее время капризничает. Когда я уходила, она раскричалась и повисла на мне. Не хотела меня отпускать. Мне ничего не оставалось, как взять ее с собой.

Госпожа Янагисава передернула плечами, избавляясь от чувства вины перед дочерью.

— Мы приехали к Символу Ослепления. Я велела носильщикам ждать меня на боковой улице, а Кикуко — тихо сидеть в паланкине. Она решила, что мы играем. Я оставила ее и побежала в Символ Ослепления.

Госпожа Янагисава проплыла по комнате словно во сне, повторяя путь, на который толкнул ее канцлер в ту ночь.

— Я слышала в доме голоса других людей. Но двери были закрыты. В коридоре пусто. Меня никто не видел.

Рэйко представила, как госпожа Янагисава тенью скользит по дому свиданий, пряча в рукаве нож. Ее глаза, должно быть, сияли той же решимостью, что и сейчас.

— Я зашла в комнату, в которой, как сказал мне муж, встречались Даемон и Гозэти. — Госпожа Янагисава остановилась в углу. Молнии, нарисованные на стене, сходились у нее над головой. — Я накрыла фонарь, чтобы приглушить свет. Сняла плащ, но шаль оставила на голове. Потом села на постель и стала ждать Даемона. Я забеспокоилась: вдруг что-то пойдет не так? — Она едва заметно вздрогнула. — Я едва не сбежала оттуда.

Мысли Рэйко заполнил образ госпожи Янагисавы, кутающейся в шаль, обуреваемой последними сомнениями, с ножом в трясущейся руке.

— Но я обещала мужу. И было слишком поздно. Он уже шел по коридору. — Госпожа Янагисава резко обернулась. Рэйко почти слышала шаги Даемона, эхом отдающиеся в памяти госпожи Янагисавы. — Он вошел. Сказал: «Вот и я». Он был весел, потому что принял меня за Гозэти. Я не ответила. Я молила богов о смелости и силе. — Страх рос в ее глазах, она что-то безмолвно шептала. — Он опустился на колени рядом со мной и спросил: «Почему молчишь? Ты не рада меня видеть?» Я повернулась к нему, принуждая себя сделать то, что должна. Он сбросил шаль с моей головы, не успела я опомниться.

В глазах госпожи Янагисавы мелькнуло отражение удивленного Даемона, который вместо любимой обнаружил незнакомку.

— Он спросил: «Кто ты? Что ты здесь делаешь?» Я всадила в него кинжал.

Госпожа Янагисава сжала обеими руками воображаемое орудие и с силой ткнула воздух. Безумное, нечеловеческое выражение исказило ее черты.

— Даемон открыл рот, но не издал ни звука. Нож застрял у него в груди. Я видела — он понял, что его провели. Он был в ярости. Но потом его глаза стали пустыми. Он упал на меня. Он был мертв.

Рэйко и мечтать не могла о более подробном признании.

Госпожа Янагисава отшатнулась, словно от трупа, который валился на нее.

— Я оттолкнула его и встала. Он всю меня залил кровью.

Она булькнула, сглатывая ком, вставший в горле. Потерла руки одну о другую, отряхнула кимоно, словно чувствуя теплую, липкую влагу крови Даемона.

— Я спрятала пятна под плащом и шалью. Потом выбежала через потайной ход к паланкину. Залезла к Кикуко, и мы поехали прочь.

Вскоре после этого люди канцлера, которые следили за госпожой Янагисавой, оповестили полицию, что Даемон мертв.

— Меня затрясло. Я никак не могла уняться. — Госпожа Янагисава задрожала. — Меня рвало, пока в желудке ничего не осталось.

Наверное, она все же чувствовала себя виноватой, подумала Рэйко.

— Я напугала своим поведением Кикуко, — проговорила госпожа Янагисава. — Она заплакала, обняла меня и спросила: «Мама, что случилось?» Я ответила, что скоро мне станет лучше, пусть она не беспокоится. Сказала, что когда-нибудь объясню ей, что сделала. Когда-нибудь она поймет, что я старалась и для нее, чтобы ее отец любил нас обеих. Я пообещала ей, что с этого момента все будет замечательно.

— Тебе не сдержать обещание, — с мстительной радостью сообщила Рэйко. Скоро госпожа Янагисава понесет наказание за все свои преступления. — Ты убила Даемона. Ты заплатишь за его смерть своей жизнью.

А Сано, узнав о ее коварном преступлении, будет ожидать от госпожи Янагисавы только самого худшего. Он никогда не поверит ее рассказу о Рэйко и Короле Драконе.

Госпожа Янагисава улыбнулась. Внимание мужа, которое она наконец завоевала, преисполнило ее такого счастья, что в душе не осталось места чувству вины или страха.

— Но ты не докажешь, что я его убила. Если обвинишь меня прилюдно, я буду все отрицать. Заявлю, что ты силой вынудила меня говорить неправду. Мою добропорядочность еще не разу не оспаривали. Никто не поверит, что я убийца.

Ее убежденность казалась неодолимой, но Рэйко сказала:

— Посмотрим. — Потом обернулась к сыщикам: — Арестуйте ее.

Сыщики подошли к госпоже Янагисаве. Та нервно рассмеялась.

— Не стоит, — отмахнулась она. — Муж меня освободит. Он не позволит наказать меня за убийство Даемона.

— Твой муж и пальцем не пошевелит, чтобы тебя спасти, — возразила Рэйко. — Он скорее свалит на тебя свою вину, чем окажется под подозрением. В суде он скажет, что ты действовала сама по себе, а он не имеет никакого отношения к убийству Даемона. Он пожертвует тобой, чтобы сохранить свое положение.

— Нет. Он никогда так не поступит. — Госпожа Янагисава яростно затрясла головой, но в ее глазах блеснул внезапный страх. — Он любит меня. Он сам так сказал.

— А ты, дурочка, поверила! — фыркнула Рэйко. — Он столько лет не замечал тебя. А теперь вдруг влюбился? — В голосе Рэйко зазвучали презрительные нотки. — Тебе не кажется это странным?

— Все меняется, — твердо, хоть и с некоторой неуверенностью заявила госпожа Янагисава. Кровь отлила от ее щек. — Он просто понял, как я ему нужна.

— Он понял, как тебя можно использовать, — поправила Рэйко. — Враги окружили его, он не брезговал ничьей помощью, а ты готова сделать для него что угодно. Вот он и заставил тебя выполнить грязную работу. Его любовь — одно притворство. И ты попалась.

— Вовсе нет, — прошептала госпожа Я нагисава и всхлипнула. — Он действительно меня любит. Если бы ты слышала его, если бы видела, как мы занимались любовью… ты бы поняла.

— Тебе пора знать, что секс и любовь разные вещи. — Рэйко испытывала к наивности госпожи Янагисавы жалость и презрение. — Твой муж не только убедился, что ты его покорная раба, но и заодно получил удовольствие.

В глазах госпожи Янагисавы блеснули слезы злобной ненависти.

— Неправда! Ты просто завидуешь, что мой муж выше твоего по положению. Ты ненавидишь всех, кому достается больше, чем тебе.

— Не суди по себе! — отрезала Рэйко. — Твой муж не будет по тебе скучать, когда тебя не станет. А что случится с Кикуко после твоей смерти? Кто о ней позаботится? Отец, как всегда, забудет о ребенке. Она умрет от горя и одиночества.

Госпожа Янагисава уставилась на Рэйко, явно в ужасе от мрачного будущего, уготовленного Кикуко.

— Но может, ты не против пожертвовать собой ради любви к мужу? — предположила Рэйко. — Может, ты не против, что он дорвется до власти через труп твоей любимой дочери?

В глазах госпожи Янагисавы плескался откровенный ужас. Губы шевелились в беззвучном, немом протесте, иллюзии рассыпались в прах. До нее начало доходить, что ее обманули и канцлер не будет возражать, если их с Кикуко жизни станут платой за его триумф. Госпожа Янагисава застонала.

— Это не должно сойти ему с рук, — сказала Рэйко. — Он не заслуживает твоей любви и преданности. Пойдем с нами.

Став рядом с сыщиками, Рэйко поманила госпожу Янагисаву.

— Расскажи миру, что тебя обманом заставили убить Даемона. Пусть канцлер понесет заслуженное наказание. Тогда, может, тебе позволят жить и Кикуко не потеряет мать.

Госпожа Янагисава болезненно, со свистом задышала, потом начала трясти головой и топать ногами. Она выла и рвала на себе волосы. Дико вращала глазами в поисках лекарства от мук или мишени для гнева. Тут ей подвернулась Рэйко.

— Это все ты! — зарычала госпожа Янагисава, скрежеща зубами. — Ты всегда добиваешься своего и плюешь на тех, кому причиняешь боль! — Она зыркнула на Рэйко сквозь спутанные волосы. Ненависть пылала в ее глазах. — Ты всегда выигрываешь. Но не на этот раз!

С пронзительным визгом она прыгнула на Рэйко, норовя впиться ногтями. Рэйко отскочила, сыщики бросились наперерез госпоже Янагисаве, но она их опередила. Госпожа Янагисава схватила Рэйко за шею. Обе повалились на пол. Рэйко закричала. Госпожа Янагисава сжала ее горло. Рэйко попыталась вырваться из ее рук, но те были словно из железа. Рэйко кашляла, борясь за глоток воздуха. Лицо госпожи Янагисавы, искаженное яростью и безумием, нависало над ней. Она не переставая визжала и выла. Горячее, едкое дыхание обжигало лицо Рэйко. Она слышала крики сыщиков, которые старались оторвать от нее сумасшедшую. Они подняли госпожу Янагисаву, но та держала крепко и вслед за собой потащила соперницу. Рэйко лягнула госпожу Янагисаву и расцарапала ей руки, задыхаясь и кашляя. Паника овладела Рэйко. Перед глазами поплыли черные пятна. Грохот сердца заглушил все остальные звуки.

И вдруг захват госпожи Янагисавы ослаб. Рэйко упала на пол, глотнула воздуха и застонала от облегчения. Накрыла рукой больное, израненное горло. Когда в глазах прояснилось, Рэйко увидела, что сыщики держат госпожу Янагисаву, а та выкрикивает проклятия и извивается. Но грохот в ушах не прекращался, и Рэйко поняла, что это не стук ее сердца.

— Что это за звук? — спросила она.

Сыщики прислушались. Госпожа Янагисава затихла. Грохот прекратился. Топот снаружи оповестил, что в поместье зашли солдаты. Донеслись мужские яростные крики и звон стальных мечей. Шум эхом отдавался по всему особняку. В приемную ворвалась группа самураев в доспехах и с мечами наголо. Рэйко неуверенно поднялась на ноги. Потом увидела герб клана Мацудайра на доспехах и изумленно застыла, понимая, в чем дело.

Солдаты фракции Мацудайры заняли поместье канцлера Янагисавы. Грохот издавало стенобитное орудие, когда разбивали ворота.

Солдаты выстроились против сыщиков, смерили враждебными взглядами Рэйко и госпожу Янагисаву. Командир осведомился:

— Кто вы такие?

Сыщик объяснил, что он и его товарищи — вассалы сёсакана-сама. Представив женщин, он, в свою очередь, спросил:

— Что происходит?

— Армия канцлера Янагисавы отступила, — сказал командир. — Большая часть его союзников перешла на нашу сторону. А властитель Мацудайра убедил сёгуна вышвырнуть канцлера из совета. Мы пришли арестовать его.

Госпожа Янагисава взвыла от ужаса. Рэйко не могла поверить, что порочный, хитрый канцлер наконец лишился власти. Но теперь она слышала звон клинков, громкий треск и предсмертные крики стражников, которые безнадежно пытались защитить канцлера и его владения от чужаков. По коридору мимо приемной топали солдаты Мацудайры, ведя чиновников Янагисавы. Потом явился и сам канцлер. Двое солдат держали его за руки. Он ступал гордо, бросал яростные взгляды и смотрел только вперед. За ним ковыляла Кикуко в сопровождении еще одного солдата. Она увидела госпожу Янагисаву и закричала:

— Мама, мама!

Та вырвалась из рук сыщиков Сано, с плачем устремившись к ребенку и мужу, которые уже исчезли из виду. Самурай Мацудайры схватил ее и сказал:

— Нам приказано взять всю семью канцлера. Спокойно следуйте за нами.

Охваченная бурей эмоций, Рэйко смотрела, как уводят ее врага.

* * *

Сыщики повели смиренного Кохэйдзи прочь со сцены через задок. Занавес опустился. По ту сторону зрители засвистели еще громче, покидая театр. Хирата, идя рядом с Сано за арестованным актером, совсем пал духом.

Расследование закончилось. Главного старейшину Макино убил человек, которого он почитал никем. А сам Хирата ничего не совершил, чтобы снова завоевать доверие Сано, показать себя достойным самураем или спасти свою репутацию. Ничего не получилось, хоть он и играл по правилам. Самая лучшая его находка — тайное прибежище Даемона — всего не восполнит. От Хираты не потребовалось геройства. Придется ждать другого момента, который может никогда не наступить. Если бы ему прямо сейчас дали еще один шанс проявить себя!

Вдруг из зала послышались громкие крики и возня. Банда ронинов прорвала занавес и, потрясая мечами, кинулась на них, преследуемая Ибэ, Отани и их людьми. Хирата едва успел сообразить, что ронины не собираются уходить без боя и плевать хотели на последствия, когда их предводитель с красной повязкой на голове ринулся на Сано. Безумно взревев, ронин поднял меч обеими руками.

— Осторожно! — крикнул Хирата.

Сано повернулся, увидел приближающуюся опасность и схватился за меч. Но Хирата вытащил свой первым. Он прыгнул вперед и закрыл собой Сано. Когда ронин подлетел к ним, Хирата полоснул его по животу.

Ронин заорал и споткнулся. Боль и безумие смешались в его глазах. Он начал заваливаться вперед, не выпуская меч из рук. Уже умирая, из последних сил рубанул мечом сверху вниз.

Все случилось в мгновение ока. У Хираты не было времени увернуться. Лезвие вошло глубоко в бедро. Хирата закричал, боль пронзила мышцы и сухожилия. Выронив меч, он тяжело повалился на сцену. Лицо исказилось от пульсирующей боли.

Он услышал, как в ужасе восклицает Сано:

— Хирата-сан!

Мельком увидел мертвого ронина, лежащего рядом, сыщиков и солдат, которые бились с ронинами. Они все исчезли в тумане, когда он увидел, как кровь толчками выходит из бедра и растекается лужей вокруг. Сердце застучало быстрее, легкие ходили ходуном, выталкивая воздух, накатила тошнота. Ужас пронзил все его существо. Много раз Хирату ранили в битвах, и он выживал. Но такой опасной раны он еще не получал.

Теперь Хирата видел Сано, который испуганно склонился над ним. Живой и невредимый Сано. Он сильно сжал руку Хираты. Закричал:

— Врача!

Хирата стонал от боли и предсмертного ужаса, но восторг захватил его. Он принял удар мечом, предназначенный Сано. Он совершил геройский поступок и одержал полную победу, пожертвовав собой ради господина.

— Все будет хорошо, — убеждал его Сано так настойчиво, словно сам себя заставлял в это верить. Хирата почувствовал, как кто-то перевязывает его бедро, останавливая кровь. — Ты только держись.

— Господин… — выговорил Хирата. В его хриплом, едва различимом шепоте звучали все уважение, чувство долга и любовь, которые он испытывал к Сано. Боль и слабость помешали ему продолжить. Очертания Сано потемнели, расплылись.

— Ты показал себя достойным самураем, — дрожащим от переполняющих чувств голосом сказал Сано. Его слова доносились эхом, как издалека. — Я буду вечно обязан тебе спасением моей жизни. Бесчестье, которым ты покрыл себя, забыто. Я более никогда не усомнюсь в твоей верности.

Хирата ликовал. Поднимаясь из пучины, в которую ввергло его бесчестье, он едва понимал, что его физические и духовные силы иссякают. Любые попытки спасти его казались бессмысленными. Он подумал о жене Мидори, которая будет горевать по нему, о дочери Таэко, которая вырастет без него. Печаль овладела Хиратой. Он подумал о Кохэйдзи, и на миг ему стало забавно, что именно актер выступил орудием его судьбы. Он вспомнил свое предчувствие, что Тамура — один из кусочков мозаики. На сей раз инстинкты его не подвели.

Тут Хирата услышал шорох, словно прилила волна, чтобы утянуть его за собой во тьму. Он почувствовал зов легионов предков-самураев, ждущих его в мире по ту сторону смерти. Рука Сано, сжимающая его ладонь, была единственным, что удерживало Хирату на этом свете.

35

Через три дня пришло тепло, и дожди поглотили Эдо. В городе установился шаткий мир.

Легионы конных и пеших солдат маршировали по дорогам, направляясь через укутанные туманом холмы обратно в провинции, откуда явились на войну между властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой. Под мрачным, затянутым тучами небом на оставленном поле боя валялись потоптанные флаги, выпавшее из рук оружие и использованные стрелы. Дождь постепенно смывал кровь павших.

В чиновничьем квартале эдоского замка на воротах поместий больше не висели гербы соперничающих фракций. Но войска патрулировали улицы на случай новых потасовок. Там, за закрытыми дверьми и во дворце, режим Токугавы начал деликатно, неуловимо преобразовываться в преддверии грандиозной смены политической иерархии.

Вдалеке от замка солдаты властителя Мацудайры вели канцлера Янагисаву по причалу, поднятому на столбах высоко над иссеченной дождем, серой водой реки Сумида. Впереди на кромке причала стоял уполномоченный полиции Хосина. За ним маячил корабль с закрытой каютой и выступающими веслами. На мачте висел квадратный парус с гербом Токугавы. Команда молча ждала на борту. За Янагисавой тащилась кучка слуг с вещами. За ними под зонтом жались друг к другу жена и дочь канцлера. Следом шли четверо сыновей и солдаты. На берегу реки, вдоль доков, которые выходили за склады риса Токугавы, собралась толпа посмотреть на изгнание человека, который когда-то пользовался властью сёгуна как собственной.

Янагисава ступал гордо. Лицо под остроконечной шляпой с широкими полями ничего не выражало. Но внутри он кипел от ярости на горькую судьбу.

Конвой и канцлер поравнялись с Хосиной, который ждал их на корабельном трапе. Хосина поклонился Янагисаве с нарочитой, издевательской вежливостью.

— Прощайте, досточтимый канцлер, — сказал он. — Счастливого пути и приятной ссылки. Говорят, остров Хатидзо — милое местечко.

Унижение, ярость и мука скрутили Янагисаву подобно урагану. Кто мог подумать, что его великолепная карьера закончится ссылкой на крошечный клочок земли посреди океана и презрением бывшего любовника, ставшего врагом!

— Наверное, вы думали, что выкрутитесь и на сей раз, — добавил Хосина.

Янагисава действительно лелеял надежду, что не все потеряно, хоть большинство союзников оставило его, а армию разбили. Он был уверен, что может положиться на защиту сёгуна, организовать в скором времени новую атаку на властителя Мацудайру, победить соперника и восстановить свое положение.

— Жаль, что сёгун отказал вам в аудиенциях после того, как вас заключили в тюрьму, — ядовито улыбнулся Хосина, радуясь поражению Янагисавы. — Жаль, что, пока вы пытались собрать солдат для битвы, властитель Мацудайра сумел убедить сёгуна в вашей ответственности за все несчастья, когда-либо постигшие режим Токугавы.

Поэтому сёгун изгнал Янагисаву навечно, позволив взять с собой лишь жену, дочь, сыновей и пару слуг.

Но сейчас, поднимаясь по трапу, Янагисава горел надеждой на возвращение в Эдо и будущий триумф. Сёгун сохранил ему жизнь, хоть властитель Мацудайра и старался изо всех сил, уговаривая казнить канцлера. Янагисава рассудил, что сёгун до сих пор питает к нему какие-то чувства и заменил казнь ссылкой в память об их долгих отношениях. Пока Янагисава жив, шанс на победу есть. В его голове уже зрели новые планы.

Янагисава замешкался в конце трапа, обернулся и посмотрел на Эдо. Дождь хлестал по лицу, пока он разглядывал замок. Там, в сердце двора сёгуна он оставил частицу себя, открытую дверь, через которую сможет зайти в нужное время.

— Я не прощаюсь, — бросил Янагисава и ступил на борт корабля.

В поместье Сано Рэйко и Мидори бодрствовали у кровати беспамятного Хираты. Его глаза были закрыты, лицо бледное и пустое. Неподвижное тело и страшная рана скрывались под одеялом. Рядом главный врач эдоского замка смешивал лекарственные растения для припарок. Синтоистский священник напевал заклинания и размахивал мечом, отгоняя зло, а колдунья била в бубен, призывая исцеляющих духов. Рэйко обнимала Мидори, чье залитое слезами лицо выражало безутешное горе. Мидори не отходила от Хираты с тех пор, как Сано принес его домой из театра.

— Он поправится, — проговорила Рэйко, убеждая и Мидори и себя, пусть даже у Хираты было совсем мало шансов выжить. Сано сказал, что Хирата потерял много крови, пока в театр приехал местный врач, чтобы зашить рану и нанести снадобья против воспаления. — Мы должны верить.

— Он молодой и очень сильный, — заметил доктор Китано, главный врач эдоского замка. — Он продержался три дня — значит, должен выздороветь.

Мидори содрогнулась в рыданиях.

— Я его так люблю! — провыла она. — Если он умрет…

— Не думай об этом. — Рэйко осторожно вытерла Мидори слезы. — Крепись ради дочери.

Но Мидори расплакалась еще горше при мысли о Таэко, которую оставила на попечении кормилицы. Она не могла принести дочку в комнату Хираты — боялась, что злые духи перекинутся на ребенка.

— Почему это случилось? — воскликнула Мидори.

— Судьба. — У Рэйко не нашлось лучшего ответа. — Мы все в ее милости.

Тут она увидела, как Хирата пошевелился и медленно открыл глаза.

— Смотри, Мидори-сан! Он очнулся!

Мидори вскрикнула. Схватила Хирату за руку, он моргнул, глядя на нее и на Рэйко. Затуманенный, пустой взгляд сосредоточился, словно душа вернулась в тело из преисподней, где он болтался между жизнью и смертью.

— Мидори-сан, — слабо прохрипел Хирата. — Рэйко-сан. — На его лице отразилось изумление. — Я жив? Тот ронин не убил меня?

— Да, ты жив, — снова заплакала Мидори, теперь уже от радости.

— И в сознании, — сказал доктор Китано, опускаясь на колени рядом с Хиратой. — Он очень сильный. Думаю, он быстро поправится.

Пока Мидори всхлипывала и смеялась, Хирата устало выдохнул и закрыл глаза.

— Пусть поспит, — велел доктор Китано. — Сон исцеляет.

Врач вернулся к своему занятию. Мидори и Рэйко затихли возле Хираты.

— О, Рэйко-сан, я забыла, что твой муж еще в опасности, — сокрушенно посетовала Мидори. Теперь, когда Хирате стало лучше, она могла проявить интерес к чему-то еще. — Что будет с Сано-саном после всего, что произошло, после поражения канцлера Янагисавы в войне с властителем Мацудайрой?

— Не знаю, — пожала плечами Рэйко.

Единственное, что было действительно к добру, так это ссылка госпожи Янагисавы вместе с канцлером. Рэйко жалела, что злоумышленница избежала казни за убийство Даемона, но теперь по крайней мере браку Рэйко пока ничто не угрожало. Возможно, надеялась Рэйко, госпожа Янагисава больше никогда не вернется. Тем не менее это не компенсировало другие последствия, которыми Сано грозили победа властителя Мацудайры и падение канцлера Янагисавы.

— Властитель Мацудайра встречался с высокопоставленными чиновниками из правительства, — прошептала Рэйко так, чтобы не расслышали доктор, священник и колдунья. — Решал, кто останется работать при новом режиме, а кого выдворят. Моему мужу он еще ничего не сказал.

Страх леденил душу Рэйко.

— Слухов много, но, кажется, никто точно не знает, что с нами будет. Властитель Мацудайра может не простить сёсакану-сама отказ действовать в его интересах во время расследования убийства. Когда реорганизация бакуфу закончится, моего мужа могут освободить от должности.

— Но сёгун не отпустит от себя Сано, правда ведь? — встревоженно зашептала Мидори. До нее дошло, что если Сано выгонят, Хирата тоже утратит свое положение при Токугаве. Они с Сано оба станут ронинами, потеряют дом и средства к существованию, а их честь будет погублена после стольких лет преданной службы и самопожертвования.

— Разве сёгун не оставит Сано-сана и его сыщиков, что бы там ни думал властитель Мацудайра?

— Последние три дня сёгун не показывался из дворца, — ответила Рэйко. — Он только что вызвал моего мужа на аудиенцию с властителем Мацудайрой. Полагаю, скоро выяснится, в безопасности мы или в беде.

* * *

Недобрые предчувствия обуревали Сано, когда он шел вдоль приемного зала к помосту, на котором восседал Токугава Цунаёси. Сёгун ждал в безмятежном молчании. Властитель Мацудайра, преклонивший колени на почетном месте справа от сёгуна, сурово смотрел на Сано. Четверо членов совета старейшин серьезно наблюдали за сёсаканом с двух рядов на верхнем уровне пола. Стражники, стоящие вокруг, и секретари, сидящие за столами вдоль стен, избегали его взгляда. Холодный прием убедил Сано, что пребывание в должности достопочтенного следователя сёгуната закончится для него в этот самый день.

Опускаясь на колени на нижнем уровне пола и кланяясь собранию, Сано заметил юношу, который сидел полевую руку от сёгуна. Что здесь делает сын канцлера Янагисавы Ёритомо? От удивления Сано почти забыл о страхе. Он слышал, что в ссылку отправили всю семью канцлера. Почему властитель Мацудайра пощадил мальчика? Сано мог только догадываться. Наверное, Ёритомо так очаровал сёгуна, что тот велел оставить его в Эдо, несмотря на недовольство двоюродного брата.

— Здравствуйте, Сано-сан, — устало проговорил сёгун. Он выглядел старше и болезненнее, чем обычно. — Кажется, вечность минула с тех пор, как мы… э-э… виделись в последний раз.

— Верно, ваше превосходительство.

Сано провел три мучительных дня, разрываясь между боязнью потерять честь с должностью и страхом за жизнь Хираты. Наконец-то можно не ждать хотя бы одного удара.

— Мне надо сказать вам… э-э… кое-что важное, — сообщил сёгун.

Он оглянулся на властителя Мацудайру, словно спрашивая разрешения продолжить. Сано понял, что, хоть властитель Мацудайра и не всегда добивался от сёгуна чего хотел, теперь их господин сидит у него на крючке не менее плотно, чем когда-то у канцлера Янагисавы.

— Все в свое время, досточтимый брат, — проговорил властитель Мацудайра. — Вначале выслушаем отчет Сано-сана по поводу его расследования.

Он приковал сёсакана взглядом. Все смотрели на Сано и ждали его ответа, а он чувствовал себя как приговоренный к казни, которому дали отсрочку, лишь продлявшую муки ожидания.

— Смерть главного старейшины Макино была случайной, — начал Сано и объяснил, как все произошло. — Актера Кохэйдзи казнили. Наложницу Макино Окицу приговорили к работе куртизанкой в квартале увеселений Ёсивара.

Поскольку она помогала скрыть следы убийства, но напрямую в нем не участвовала, Окицу вынесли обычный для женщин приговор за мелкие преступления.

— Жену Макино Агэмаки судили за убийство его первой жены, — продолжил Сано. — Но улик против нее оказалось недостаточно. Ее тоже отправили в Ёсивару.

Теперь она жила в одном борделе с Окицу, своей соперницей. Сано посоветовал владельцу присматривать за вдовой, чтобы ее кровожадные наклонности не вышли боком другим девушкам или клиентам.

— Вы также раскрыли убийство моего племянника, не так ли? — спросил властитель Мацудайра.

— Верно, — ответил Сано. — Жена канцлера Янагисавы убила Даемона по приказу мужа.

Он мог бы упомянуть, что все-таки выяснил, чем занимались Кохэйдзи, Окицу и Тамура в ночь убийства Даемона. Кохэйдзи признался, что сбегал с репетиции к любовнице, а Окицу искала его в Символе Ослепления и других местах, куда, как она знала, актер водил дам. Тамура тайно встречался с вассалом властителя Мацудайры, который переманивал его на сторону своей фракции. Но это уже не имело никакого значения.

Властитель Мацудайра кивнул, похоже, удовлетворенный отчетом, в особенности потому, что Сано снял с него обвинения в убийстве главного старейшины Макино и подтвердил вину Янагисавы в смерти Даемона. Однако Сано сомневался, что властитель Мацудайра забыл, как он оскорбил его во время расследования. Сано был уверен, что судьба его уже решена.

Сёгун тоже кивнул, будто марионетка в руках властителя Мацудайры.

— Ну, я рад, что мы… э-э… с этим разобрались, — заявил он, словно убийства и расследование были досадными, но мелкими неприятностями. Его, казалось, больше не волновала смерть старого друга и бывшего наследника. — Но остается еще кое-что. — Он повернулся к Сано. — Я… э-э… потерял канцлера.

Сёгун вздохнул в мимолетной грусти по Янагисаве. Сано догадался, что Токугава Цунаёси не совсем понимает, почему канцлера отправили в ссылку, он до сих пор не знает о войне между двумя фракциями и обстоятельствах, приведших к изгнанию Янагисавы.

— Мне нужен новый канцлер. После долгих раздумий… э-э… я решил, что им будете вы.

У Сано отвалилась челюсть. Вначале он подумал, что не так расслышал. Пришлось повторить слова сёгуна про себя, чтобы поверить в них. От потрясения он потерял дар речи. Его не лишили должности, а подняли до высшего поста в бакуфу! Силы, низвергнувшие канцлера Янагисаву в пропасть, вознесли Сано до небес. Сано заметил, что сёгун и все собравшиеся с нетерпением ждут его ответа.

— Ваше превосходительство, это великая честь для меня, — выдохнул Сано, у которого кружилась голова от внезапного, непостижимого и быстрого взлета. — Тысяча благодарностей!

Он сознавал, что должность канцлера — высшая ступень самурайской карьеры, но был слишком ошеломлен, чтобы раздумывать над последствиями такого назначения и своим к нему отношением.

— Могу я спросить… что заставило вас именно меня почтить высокой честью служить вашим канцлером?

— Насколько я знаю, вы никогда мне не вредили, — сообщил сёгун. — И я… э-э… неплохо переношу ваше общество. Вот я и решил, что вы подходите не хуже, чем кто-то другой.

Легкая похвала и недостаточная причина. Сано вопросительно взглянул на властителя Мацудайру.

— Мы все согласились, что вы самая подходящая кандидатура, — сказал властитель Мацудайра за себя и старейшин. Потом одарил Сано саркастической улыбкой. Старейшины кивнули, вроде бы без желания, но покорно. Ёритомо смотрел на Сано со смесью страха и надежды. — Ваше поведение во время расследования послужило решающим фактором.

Сано запоздало подметил, в каком порядке сидят властитель Мацудайра, старейшины и Ёритомо. Старейшины Юмори и Охгами, союзники властителя Мацудайры, сидели рядом с ним. Старейшины Като и Ихара, когда-то преданные канцлеру, расположились ближе к сыну Янагисавы. Хотя бой закончился, война не угасла. Остатки фракции Янагисавы сгруппировались вокруг Ёритомо, заменившего отца. Они использовали мальчика — и его близкое к сёгуну положение, — оспаривая власть над Японией у властителя Мацудайры. Они уже нашли свое место в новом порядке. И наконец Сано понял, отчего обе стороны предпочли его в качестве верховного руководителя бакуфу.

Его мастерство, достижения, преданность Токугаве и ум не имели никакого значения. Во время расследования Сано доказал, что может работать с обеими фракциями, не покоряясь ни одной. Независимость и стойкость к принуждению делали Сано единственным приемлемым для обеих сторон человеком. Ни та ни другая фракция не позволила бы выбрать кого-то из преданных сопернику людей. Он получил место канцлера по умолчанию.

— Мои поздравления, досточтимый канцлер Сано, — проговорил властитель Мацудайра. — Желаю вам удачи в управлении делами страны. Пользуйтесь своей властью мудро, — добавил он предостерегающим тоном.

Сано вдруг понял, какой груз на него лег. Канцлер обязан следить за множеством департаментов правительства, а Сано едва знаком с их деятельностью. Он, которому раньше подчинялось не более сотни сыщиков, теперь должен надзирать за бесчисленными враждующими бюрократами. Поддерживать ход громадного, неповоротливого и продажного механизма Токугавы. Принимать важные решения за сёгуна и угождать ему. А если этого недостаточно, еще и идти по узкой, опасной тропе меж двух соперничающих фракций, пытаясь удовлетворить обеих, никого не оскорбляя.

Вот и славная награда за беспристрастность во время расследования убийств.

— Подойдите, канцлер Сано, — поманил сёгун. — Сядьте здесь.

Он указал на пол у помоста, между Ёритомо и властителем Мацудайрой.

Сано встал. Он знал, что не откажет. Он не мог вернуться к положению сёсакана, удобство которого оценил только сейчас. Долг и честь подтолкнули его вперед. Сано занял место во главе бакуфу.

* * *

На Эдо опустились сумерки. По всему замку в сторожевых башнях, на стенах, вдоль улиц и на воротах горели фонари и факелы. От тумана и измороси вокруг света сияли ореолы. Топот копыт отдавался эхом по проходам — ехали патрульные и торопились домой чиновники. В городе, где мерцало еще больше огней, трезвонили храмовые колокола. Но в поместье канцлера Янагисавы было темно и безмолвно, как в могиле. У ворот исчезли часовые, с крыш — лучники, из башен — стражники. Дождь капал с деревьев и исчезал в тенях, заполнивших лабиринт пустых зданий.

К поместью направлялась процессия из паланкина, восьми конных самураев с фонарями и нескольких слуг, которые несли вещи. У ворот они остановились. Сано спрыгнул с лошади. Рэйко выбралась из паланкина. Они встали вместе и посмотрели на каменные стены, выросшие перед ними.

— Добро пожаловать в наш новый дом, — сказал Сано. Когда Сано сообщил ей, что его назначили канцлером, Рэйко от потрясения едва не лишилась чувств. Но теперь она уже смирилась с невероятным карьерным взлетом мужа — и переменами, которые он вносил в их жизнь.

— Как щедро со стороны сёгуна отдать тебе поместье канцлера Янагисавы, — заметила Рэйко.

И все-таки ей не хотелось покидать особняк, в котором они с Сано прожили все четыре года брака, где она родила сына. Поместье канцлера казалось враждебным, зловещим и пропитанным недобрым духом четы Янагисава. Рэйко было неприятно переезжать сюда.

— Без этого подарка я вполне бы обошелся, — эхом откликнулся Сано на мысли жены.

— Я до сих пор не могу поверить, что одно случайное убийство может иметь такие грандиозные последствия, — задумалась Рэйко.

Сано горько, сокрушенно улыбнулся:

— Политическая иерархия власти коренным образом изменилась. Мой первый вассал и дорогой друг борется за жизнь. Я достиг вершины славы. Ничего этого не было бы, если бы не главный старейшина Макино и его товарищи по играм.

Рэйко подумала о надушенном рукаве, символе женской сексуальности, о мягкой и податливой, но могучей силе, которая способна низвергнуть и сломать самых влиятельных из мужчин.

— Макино не знал, как умрет, но ему бы понравился большой переполох, который произвели его смерть и письмо, — заметил Сано.

— Тебе так уж претит быть канцлером? — спросила Рэйко.

— Нет, если я смогу использовать власть во благо, — ответил Сано. Он ласково улыбнулся, встретившись с ней взглядом. — А тебе так уж претит быть женой канцлера?

Рэйко любила его за готовность видеть самое лучшее в любой ситуации и исполнять с честью свой долг. Она решила, что о будущем подумает позже.

— Нет, пока ты рядом.

Сано крикнул сыщикам открывать поместье. Они распахнули толстые, тяжелые ворота, окованные железом. Внутри все покрывала тьма, хоть выколи глаз. Сано взял у одного из своих людей фонарь, и они с Рэйко вошли в поместье канцлера.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

Реклама на сайте