«А вам бы это понравилось?»

Однажды я увидел, как человек бил лошадь. Полагаю, с того самого момента все и началось. Симпатичный такой кучер, одетый, словно трубочист из "Мэри Поппинс", в цилиндре и фраке, а увидел я его в южной части Центрального парке, где дрожки выстраиваются в очередь, поджидая туристов, которые желают прокатиться по парку. Лошадь у него была старая, с благородной мордой, и уж не знаю, что она сделала такого ужасного, чтобы он взялся за кнут. По-моему, необходимости бить лошадь не было.

Я нашел полицейского и начал рассказывать ему об этом происшествии, но ему явно не хотелось меня услышать. Он объяснил мне, что я должен пойти в участок и подать жалобу, но говорил таким тоном, что у меня пропала всякая охота следовать его советам. Копа я не виню. Действительно, на каждом углу торговцы наркотиками, число преступлений против людей и собственности растет как на дрожжах, некогда ему заниматься теми, кто жестоко обращается с животными.

Но я этого случая не забыл.

Вопрос прав животных занимал меня и раньше. Несколько лет тому назад общественность начала широкую кампанию против одной косметической фирмы, требуя, чтобы та прекратила проверять качество своих товаров на кроликах. Каждый год они ослепляли тысячи невинных кроликов. Не с тем, чтобы найти средство против рака. Нет, ради того, чтобы с наименьшими затратами подтвердить безопасность их туши и подводки для глаз.

Мне бы хотелось пообщаться наедине с руководителем этой фирмы. "А вам бы это понравилось?" – спросил бы я его. – Вы бы хотели, чтобы вам красили глаза, пока вы не ослепнете?"

Я лишь подписал петицию, как и миллионы американцев, и она, насколько мне известно, сделала свое дело, поскольку фирма перестала ослеплять несчастных кроликов. Иной раз, если действовать сообща, можно добиться многого.

Но случается, что и один в поле воин.

Вот мы и возвращаемся к той лошади и ее кучеру. В последующие дни я все приходил в южную часть Центрального парка и приглядывался к этому человеку. Поначалу я думал, что в тот раз у него было плохое настроение, но в дальнейшем мне стало ясно, что он постоянно пускает в ход кнут. В конце концов я подошел к нему и сказал, что нельзя так обращаться с животным. Он побагровел. Мне уж показалось, что сейчас он огреет кнутом меня, тогда бы я живо нашел на него управу, но он отыгрался на лошади, отхлестав ее еще более жестоко. И при этом поглядывал на меня, как бы говоря: ну, что ты можешь сделать?

Я молча ушел.