«Фантомас»

Глава 1 ГЕНИЙ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

– Фантомас!

– Как вы сказали, простите?

– Я говорю – Фантомас!

– И что же это значит?

– Ничего… А может – все!

– Однако! А кто это такой?

– Никто не знает… Но, тем не менее, он существует!

– Хорошо, но чем-то же он, в конце концов, занимается, этот кто-то!

– Он наводит ужас!..

Ужин подошел к концу, и все перешли в гостиную.

С давних времен маркиза де Лангрюн, желая скрасить свое одиночество и поддержать старинные знакомства, каждый год надолго переезжала в свой замок Болье на севере департамента Ло, в живописнейший район на берегу Дордонны. И по традиции каждую среду она приглашала на ужин в замок самых близких друзей, живущих по соседству.

В этот день за столом сидели господин Боннэ, бывший судья, ныне оставивший службу и переехавший из пригорода Брива в свое маленькое поместье возле городка Сен-Жори; аббат Сико, местный кюре, слывший одним из завсегдатаев замка, а также не столь близкая приятельница маркизы баронесса де Вибрей, молоденькая вдовушка, богатая, независимая, обожающая путешествия. Целыми днями она гоняла по окрестным дорогам в своем роскошном автомобиле. И, наконец, молодежь была представлена юным Шарлем Ромбером, милым восемнадцатилетним мальчиком, приехавшим в замок два дня назад и с тех пор не спускавшим с величественной маркизы восхищенных глаз, а также Терезой Овернуа, внучкой госпожи Лангрюн. Маркиза была единственной родственницей девушки – после смерти родителей она заменила Терезе отца и мать.

Разговор о Фантомасе затеял судья после ужина. Странное и загадочное имя заинтриговало всех присутствующих. И пока юная Тереза Овернуа грациозно разливала гостям кофе, со всех сторон посыпались вопросы.

Господин Боннэ принялся объяснять:

– Если мы обратимся к статистике, дорогие дамы, то убедимся, что из всего количества ежедневно регистрируемых смертей как минимум половина является результатом преступления.

Вам, как и мне, прекрасно известно, что из всех этих преступлений наша доблестная полиция раскрывает дай Бог, чтобы половину, а наш справедливый закон карает и того меньше.

– К чему вы клоните, мсье Боннэ? – с любопытством поинтересовалась маркиза де Лангрюн.

– А вот к чему, – невозмутимо продолжал судья. – Множество преступлений остаются нераскрытыми, но, тем не менее, они были совершены. Авторы их избегают наказания. Некоторые из них – самые обыкновенные уголовники, просто до поры до времени несколько более удачливые, чем другие. Но бывают преступления… Бывают преступления, господа, загадочные, необъяснимые, дело рук существа поистине неуловимого, слишком умного и ловкого, чтобы попасться. В анналах истории можно найти упоминания о таких загадочных персонажах – Железная маска, Калиостро…

Почему бы тогда не предположить, что и в наше скучное время у великих злодеев прошлого могут найтись последователи?

Аббат Сико мягко заметил:

– Однако, дорогой господин Боннэ, нельзя отрицать, что в наши дни полиция работает куда эффективнее, чем прежде, не так ли?

– Без сомнения, – улыбнулся судья. – Однако ведь нельзя отрицать, что и преступники давно уже не бряцают кинжалами в темных подворотнях. У полиции сейчас совсем другие заботы. Теперь для совершения своих преступлений бандиты высокого полета употребляют самые разнообразные средства; наука, призванная облагодетельствовать человечество, может при случае, увы, быть использована для самых черных дел. Иная современная банда так хорошо оснащена технически, что шансы обеих сторон практически уравниваются!

Юный Шарль Ромбер, прислушивавшийся к разговору, произнес бесцветным, слегка дрожащим голосом:

– Однако, господин судья, вы собирались рассказать нам о Фантомасе…

– Да-да, конечно, я помню… Итак, вы хорошо меня поняли, дорогие дамы? Так вот, похоже, что наше время запишет в свой актив появление грозного и неуловимого убийцы, которому наплевать на мораль и общественное мнение и которого полиция, отчаявшись поймать, называет Фантомасом.

Фантомас… Невозможно узнать, где он скрывается, да и вообще никто точно не знает, кто это такой. О нем ходят самые невероятные слухи. То он появляется в облике другого человека, часто весьма известного, то предстает отвратительным чудовищем, а иногда будто раздваивается и непонятно, как отличить его от фантома. Он нигде и везде, его тень нависает над самыми загадочными тайнами, его имя связывают с самыми запутанными преступлениями и тем не менее… Никто даже не может похвастаться, что знает, как он выглядит!

– Дорогие мои, – обратилась маркиза к молодежи. – Должно быть, наше общество вам наскучило. Мы вас отнюдь не держим.

Она с улыбкой повернулась к внучке, которая послушно поднялась.

– Тереза, в библиотеке есть отличная головоломка. Попробуй разгадать ее вместе с твоим другом Шарлем.

Баронессе де Вибрей не терпелось снова вернуть разговор к Фантомасу.

– Но скажите, мсье Боннэ, почему вы считаете, что этот зловещий субъект как-то связан с исчезновением лорда Белтхема? Увы, кому как не нам, женщинам, знать, на какие проделки способны вы, мужчины. Может, у лорда были причины просто сбежать!

– Прошу прощения, баронесса, прошу прощения! Я бы, без сомнения, согласился с вашим мнением, если бы исчезновение лорда Белтхема не произошло при столь таинственных обстоятельствах. Однако есть факт, который не может пройти мимо нашего внимания. О нем упоминается в газете «Столица», выдержки из которой я вам недавно зачитывал.

Вспомните! Когда леди Белтхем обнаружила отсутствие своего супруга, то есть на следующий день после его исчезновения, она вдруг припомнила, что ее муж, уходя из дома, читал какое-то письмо. Оно было необычной квадратной формы. Это весьма удивило леди – лорд Белтхем, как правило, получал письма только на гербовой бумаге. Женщина сказала, что буквы были очень крупными и написаны синими чернилами.

Уходя, лорд Белтхем оставил послание на письменном столе – его жена сразу узнала по формату. Но на нем не оказалось ни единой буквы! Весь текст бесследно исчез. Письмо было подвергнуто тщательному анализу в лаборатории полиции, но обнаружить удалось лишь несколько микроскопических прозрачных пятен, тем не менее подтверждавших, что это и есть тот самый документ, который лорд держал в руках.

Конечно, леди Белтхем не могла сколько-нибудь вразумительно объяснить эту загадку. По счастью, газете «Столица» пришла счастливая мысль взять интервью у полицейского Жюва, знаменитого инспектора Службы безопасности, который уже не раз способствовал аресту самых ловких и хитрых преступников.

Господина Жюва чрезвычайно заинтересовала таинственная находка. Он не стал скрывать от собеседника, что считает Фантомаса причастным к исчезновению лорда Белтхема.

Слова судьи Боннэ звучали столь убедительно, что произвели немалое впечатление на присутствующих. По гостиной пробежал холодок страха.

Маркиза де Лангрюн поспешила перевести разговор на другую тему:

– Скажите, а что собой представляют лорд и леди Белтхем?

Баронесса де Вибрей, бывшая в курсе всех светских новостей, немедленно откликнулась:

– Ах, моя дорогая, как видно, парижские слухи до вас просто не доходят. Это очень, очень известная пара. Лорд Белтхем в свое время был атташе в английском посольстве, затем оставил службу и отправился воевать в Трансвааль. Его жена последовала за ним и во время воины проявила самые достойные качества – смелость, стойкость, милосердие. Она организовывала медицинское обслуживание и в госпиталях, и нередко на передовой. Благодаря ей было спасено немало раненых.

После войны лорд и леди Белтхем вернулись ненадолго в Лондон, но в конце концов окончательно переселились Париж.

Они до сих пор живут в Нейи-сюр-Сен, на бульваре Инкерманн, в очаровательном особняке. Какие у них изысканны приемы! Я сама нередко бывала гостьей леди Белтхем. Это необычайно привлекательная, утонченная женщина. Высокая блондинка, с тем особенным шармом, который свойственен женщинам севера…

Часы пробили десять.

– Тереза воскликнула мадам де Лангрюн, которую роль хозяйки дома не заставила забыть об обязанностях бабушки, – Тереза, дитя мое, тебе пора идти спать! Слышишь, малышка? Уже поздно!

Девочка покорно отложила игру, пожелала доброй ночи баронессе де Вибрей, судье Боннэ и затем старику кюре, который отечески спросил ее:

– Тереза, ты придешь завтра к семичасовой обедне?

Девочка повернулась к маркизе.

– Бабушка, – сказала она, – вы позволите мне проводить мсье Шарля на вокзал завтра утром? А оттуда я пойду к обедне. Я успею к восьми часам.

Госпожа де Лангрюн обратилась к Шарлю Ромберу:

– Мой дорогой Шарль, значит, ваш отец приезжает завтра в Верьер поездом 6.50?

– Именно так, мадам.

После некоторого колебания маркиза сказала Терезе:

– Мне кажется, дитя мое, тебе лучше остаться дома. Пусть господин Шарль встретит отца один.

Ромбер запротестовал:

– Ну что вы, мадам! Я уверен, что отец будет очень рад увидеть мадемуазель Терезу, когда выйдет из поезда!

Маркиза еще немного подумала.

– Ну что ж, дети мои, – наконец произнесла она. – Решайте сами, как вам поступать.

Потом продолжила:

– Тереза, перед тем, как лечь спать, предупреди нашего бравого управляющего Доллона, чтобы к шести утра вам подали машину. Ведь вокзал все-таки далеко.

– Хорошо, бабушка.

И молодые люди вышли из гостиной.

Кюре обратился к маркизе:

– Мадам, а что это за юноша – Шарль Ромбер? Я его встретил тут еще вчера в компании с вашим старым управляющим Доллоном и, признаться, едва голову себе не сломал, пытаясь угадать, кто он такой.

Мадам де Лангрюн рассмеялась:

– Меня это не удивляет, дорогой аббат. Трудно узнать того, кого раньше никогда не видел. Но, в любом случае, вы должны были слышать от меня имя Этьена Ромбера, моего старого друга. Последний раз я встретила его два года назад на благотворительном празднике в Париже и с тех пор совсем потеряла из виду. В то время бедняга вел весьма нелегкую жизнь.

Лет двадцать назад он женился на очаровательной женщине. Она казалась мне почти совершенством, я не боюсь этого слова. Но сейчас она очень тяжело больна. Похоже, она совсем лишилась разума. Говорят, Этьен собирался положить ее в лечебницу для душевнобольных.

Судья Боннэ вздохнул:

– Печальная история. Но это не объясняет, каким образом юноша оказался у вас в доме.

Маркиза пояснила:

– Так вот, Шарль учился в семейном пансионе в Гамбурге, совершенствовался в немецком языке. Недавно покинул его. Как раз в это время его отец написал мне, что собирается поместить жену в клинику. Сам же он вынужден был ненадолго уехать. Вот я и решила пригласить Шарля погостить здесь, в Болье, пока Этьен не вернется в Париж. Позавчера мальчик приехал сюда. Вот и все.

Кюре кивнул:

– И, значит, завтра к нему присоединится господин Этьен Ромбер, не так ли?

– Совершенно верно. Потому что…

Маркиза де Лангрюн собиралась продолжить пояснения относительно своего протеже, но тут он сам вернулся в гостиную.

Присутствующие тотчас замолчали.

Шарль Ромбер неуклюжей юношеской походкой подошел к гостям и, остановившись возле судьи Боннэ, нерешительно спросил:

– Итак, мсье?

– Итак что, мой юный друг? – вопросом на вопрос ответил судья.

Шарль помялся.

– Как? – наконец произнес он. – Разве вы больше не говорите про Фантомаса? Это было так захватывающе! Так забавно!

– В отличие от вас, молодой человек, – сухо заметил судья, я не считаю истории преступлений такими уж захватывающими и тем более забавными, как это вам, по-видимому, кажется.

Юноша, как будто не заметив упрека, продолжал:

– Но ведь это так любопытно, так необычно, что в наше, как вы сами сказали, скучное время может существовать такое загадочное явление, как Фантомас! Возможно ли, чтобы один человек мог совершать столько непонятных преступлений, чтобы человеческое существо оказалось способным, как это приписывают Фантомасу, уходить от любых преследований и расстраивать самые хитроумные планы полиции? Мне кажется, что это просто…

Юноша красноречиво развел руками.

Судья прервал его ледяным голосом:

– Молодой человек, я не понимаю вашего отношения к этому мерзавцу! Вы восхищены, прямо как на иголках весь… Вот вам, господин кюре, современное воспитание, наглядный пример того, какую кашу в умах молодежи создает наша пресса!

Однако Шарля Ромбера, видно, не так легко было смутить. Он настаивал:

– Но, господин судья, это жизнь, это история, это то, что происходит в реальности!

Тут даже снисходительная маркиза де Лангрюн перестала улыбаться.

Заметив это, молодой человек наконец понял, что зашел слишком далеко и почел за благо исправить положение, пока не поздно.

– Я прошу у вас прощения, – прошептал он. – Я говорил, не подумав…

Вид у юного Ромбера был такой жалкий, что судья поспешил его подбодрить.

– У вас слишком богатое воображение, молодой человек, – благодушно произнес он, – слишком богатое… Но это со временем пройдет, уверяю вас. Пока вы еще имеете счастье быть в таком возрасте, когда говорят, не думая…

Итак, происшествие было благополучно забыто, и вскоре гости мадам де Лангрюн заторопились домой – вечер и вправду уже несколько затянулся.

Проводив всех, Шарль Ромбер дошел с маркизой до двери ее спальни, пожелал ей спокойной ночи и собирался уже отправиться в свою комнату, находящуюся неподалеку, когда хозяйка вдруг пригласила его войти.

– Прошу вас, Шарль, заходите. Возьмите книгу, которую я вам обещала. Она должна лежать там, на секретере.

Пропустив молодого человека в комнату, маркиза бросила быстрый взгляд в сторону секретера и добавила:

– Или внутри. Не помню, закрывала ли я его на ключ…

Юноша смутился:

– Я не хотел беспокоить вас, мадам…

– Что вы, что вы! – возразила мадам де Лангрюн. – Мне все равно надо открыть письменный стол. Хочу взглянуть на лотерейные билеты. Часть из них я подарила Терезе пару недель назад. Интересно, кому из нас больше повезет с выигрышем.

Она подошла к письменному столу в стиле ампир и, пытаясь отодвинуть тяжелую крышку, подняла глаза:

– Послушайте, Шарль, вот было бы забавно, если бы моя маленькая Тереза получила главный приз!

Ромбер улыбнулся:

– Конечно, мадам!

Наконец маркиза отыскала книгу. Она протянула ее молодому человеку, затем достала несколько разноцветных билетов:

– Вот они, мои дорогие!

Внезапно она осеклась:

– Господи, как же я глупа! Надо было взять с собой сегодняшний выпуск «Столицы»! Ведь я не помню номера выигравших билетов…

Юноша повернулся к двери:

– Один момент, мадам, я схожу и принесу газету.

Маркиза отрицательно покачала головой:

– Не трудись, мой мальчик. Ее уже нет. В среду вечером кюре уносит с собой все номера за неделю…

Лежа в своей комнате с опущенными шторами и погашенным светом, Шарль Ромбер никак не мог заснуть. Он был странно взволнован.

Юноша нервно ворочался в постели, и, когда ему удавалось ненадолго задремать, в его мозгу тут же вставал образ Фантомаса. Он принимал самые разные формы – то Шарль видел колосса со звериным лицом и мускулистым торсом, то бледное истощенное существо со странно-блестящими глазами, а то и вовсе нечто бесформенное, какой-то мерцающий силуэт, фантом. Загадочный, непостижимый Фантомас…

Глава 2 РОКОВОЙ РАССВЕТ

Фиакр свернул с моста Руайяль в направлении вокзала Орсей. Господин Этьен Ромбер вынул часы и, взглянув на них, убедился, что до отхода поезда остается еще добрых четверть часа, как он и предполагал.

Мсье Ромбер сошел на тротуар, подозвал носильщика и отдал ему тяжелый саквояж и пакет, составлявшие весь его багаж.

– К Лушонскому поезду, друг мой, – промолвил он. – У какой он платформы?

Носильщик пробормотал что-то невнятное и махнул рукой в неопределенном направлении. Потом процедил сквозь зубы номер поезда, который сам по себе ни о чем не говорил путешественнику.

– Ступайте-ка вперед, – сказал Ромбер. – Покажете мне дорогу.

Была половина девятого, и на вокзале Орсей царила страшная суматоха, всегда сопровождавшая отправление поездов дальнего следования. Следуя за носильщиком, волокущим багаж, Этьен Ромбер ускорил шаг.

Дойдя по перрону до железнодорожных путей, служитель обернулся:

– Вы едете этим экспрессом, мсье?

– Нет, мой друг, пассажирским, – ответил господин Ромбер.

Носильщик тупо посмотрел на него и равнодушно пожал плечами:

– Вы предпочитаете ехать в начале или в конце поезда, мсье?

– Пожалуй, лучше в конце.

– Первым классом, не так ли?

– Именно так.

Носильщик снова поднял с перрона вещи:

– Тогда вам не приходится выбирать, мсье. В этом поезде всего два вагона первого класса, и оба – в середине состава.

– Я надеюсь, это купейные вагоны?

– Разумеется, мсье. В поездах дальнего следования других не бывает, тем более в первом классе.

Этьен Ромбер с трудом проталкивался в шумной толпе, стараясь не отстать от носильщика, легко тащившего его саквояж.

Вокзал Орсей не похож на все прочие вокзалы. Дальние и пригородные поезда подходят к одним и тем же платформам, и из-за этого частенько возникает путаница. Так и сейчас – рядом с составом, который должен был отвезти Этьена Ромбера в Верьер, стоял поезд, отправляющийся в Жювизи. Немногочисленные пассажиры поднимались в вагоны Лушонского поезда, в то время как состав пригородного направления толпа просто брала штурмом.

Носильщик остановился и поставил багаж на подножку вагона первого класса.

– Ну что ж, мсье, – заметил он, – похоже, здесь почти нет пассажиров. Коль вы едете первым классом, можете выбирать любое купе.

Господин Ромбер расплатился с носильщиком и, последовав его совету, вошел в пустое купе. Но не успел он расположиться там, как появился начальник поезда, почуявший хорошие чаевые.

– Мсье действительно собирается ехать поездом на 8.50? – поинтересовался он. – Мсье не перепутал?

– Конечно, нет, – ответил Этьен Ромбер. – А что, разве это не тот поезд?

– Дело в том, мсье, – продолжал начальник поезда – что некоторые пассажиры первого класса, бывает, путают наш состав с поездом на 8.45. На этом вокзале такая неразбериха, мсье!

– Но ведь поезд на 8.45 – это, кажется, экспресс, не так ли?

– Да, – ответил служащий. – Это прямой поезд, и он, в отличие от нашего, не останавливается на маленьких станциях, только на крупных. Разница в отправлении у нас всего пять минут, а в Лушон он прибывает на целых три часа раньше. Видите вон тот состав? Это как раз он.

Начальник поезда показал рукой в окно.

– Впрочем, если мсье желает, он может ехать экспрессом. Мсье имеет полное право, если у него билет первого класса.

Этьен Ромбер покачал головой.

– Нет-нет, я предпочитаю ехать пассажирским. Из экспресса я мог бы сойти только в Бриве, и оттуда мне пришлось бы добираться еще добрых двадцать лье до Сен-Жори, куда я направляюсь.

Он прошелся по коридору, заглянул в другие купе и, убедившись, что почти все они пустуют, обратился к железнодорожнику:

– Знаете ли, друг мой, я сегодня чертовски устал и собираюсь как следует выспаться. Поэтому я хотел бы обойтись без попутчиков. Где у вас тут уголок поспокойнее?

Начальник поезда привык понимать пассажиров первого класса с полуслова. Если путешественник ищет тихое место, где его никто не мог бы побеспокоить, то, конечно, имеет в виду неплохие чаевые.

– Думаю, здесь вам будет уютно, мсье, – сказал он, указывая на крайнее купе. – Вы можете "пустить шторку, а я уж позабочусь, чтобы вам не мешали.

Ромбер удовлетворенно улыбнулся.

– Отлично! – произнес он, обводя взглядом свои апартаменты. – До отхода поезда я еще, пожалуй, успею выкурить сигару, а потом улягусь и буду спать всю дорогу. Кстати, прошу вас, мой друг, раз уж вы так любезны, потрудитесь разбудить меня завтра утром вовремя, чтобы я успел сойти в Верьере. Я сплю, как убитый, и с меня станется пропустить свою станцию.

* * *

В замке Болье, в своей комнате, юный Шарль Ромбер заканчивал туалет. В это время в дверь тихонько постучали:

– Уже без четверти пять, мсье Шарль. Пора вставать!

– Я уже встал, Тереза, – ответил Ромбер. – Через минуту буду готов.

Девочка хихикнула:

– Неужели вы уже встали? Что ж, поздравляю! Жду вас внизу.

– Договорились, – сказал юноша.

Он оделся, взял в руку лампу, осторожно, стараясь не шуметь, открыл дверь своей комнаты, на цыпочках прошел по коридору и присоединился к Терезе, ожидавшей его в столовой.

Тем временем девочка, как настоящая хозяйка, сервировала на столе легкий завтрак.

– Садитесь, мсье Шарль, перекусим немного. Вы не возражаете, если мы пойдем на вокзал пешком? Сегодня утром снега не было. Времени у нас достаточно будет так приятно немного пройтись!

– Ну что ж, по крайней мере, в такую погоду мы не замерзнем, – зевнул Ромбер и сел за стол, отдавая должное приготовленному Терезой завтраку.

Девочка продолжала:

– Должна вам сказать, мсье, что с вашей стороны очень мило подняться так рано. Как вам это удалось, ведь никто вас не будил? А после вчерашних рассказов вы наверняка провели не очень спокойную ночь!

– Ну при чем тут вчерашние разговоры! Просто мысль о том, что я утром встречусь с отцом, всю ночь не давала мне спать.

Молодые люди в несколько минут расправились с завтраком. Тереза поднялась:

– Ну что, в путь?

– В путь!

Девочка отворила дверь, и оба вышли на дорожку, ведущую в сад замка.

Проходя мимо конюшен, они увидели конюха, который без видимого успеха пытался выкатить за ворота старинный экипаж.

– Не торопитесь, Жан! – сказала Тереза слуге после приветствия. – Мы пойдем на вокзал пешком. Вам нужно будет только вовремя приехать, чтобы отвезти нас обратно.

Конюх кивнул. Молодые люди открыли калитку и вышли на дорогу.

Внучка госпожи де Лангрюн спросила:

– Представляю, как вы будете рады встрече с отцом! Вы ведь не виделись Бог знает сколько времени, не правда ли?

– Целых три года, – ответил Шарль Ромбер. – Да и то, последний раз я видел его только несколько минут. Сейчас он возвращается из Америки. А до поездка туда долго путешествовал по Испании.

– Вы, наверное, сильно изменились за это время. Узнает он вас?

Молодой человек смущенно улыбнулся:

– Стыдно в этом признаваться, но мы с отцом довольно мало знаем друг друга.

– Да, бабушка мне рассказывала. Вас ведь воспитывала ваша матушка?

Юноша грустно покачал головой:

– Честно говоря, моим воспитанием вообще никто толком не занимался. Знаете, Тереза, родители всегда представлялись мне какими-то загадочными существами. Видел я их довольно редко, и, несмотря на всю мою к ним любовь, они меня чем-то пугали. Вот и сегодня утром у меня такое ощущение, что я должен заново познакомиться с собственным отцом.

– Наверное, он все время путешествовал, пока вы были ребенком?

– Да, он много ездил – то в Колумбию, проверить свои каучуковые плантации, то в Испанию, где у него тоже большие земельные участки. Когда он появлялся в Париже, он приходил ко мне в пансион, вызывал меня в комнату для посетителей, и мы с ним беседовали… Четверть часа…

– А ваша матушка?

– О, мама была совсем другой! Понимаете, все мое детство, по крайней мере, сколько я себя помню, прошло в пансионе…

– Но вы все-таки любили вашу маму?

– Да, конечно. Хотя и ее я почти совсем не знал.

На лице Терезы отразилось удивление.

Молодой человек, ничего не замечая, продолжал рассказ о своем одиноком детстве:

– Как вам объяснить, Тереза… Сейчас, когда я повзрослел, я начинаю понимать вещи, о которых раньше даже не догадывался.

Отец и мать не ладили друг с другом. С детства я помню маму тихой и печальной, очень печальной, а отца шумным, деятельным, веселым, громогласным… Мне кажется, мама его просто боялась. Когда по четвергам слуга приводил меня из пансиона домой, я сразу же поднимался к ней в комнату, чтобы поздороваться. И всегда видел ее лежащей в шезлонге в полумраке, за опущенными шторами. Она едва касалась меня губами, задавала два-три вопроса, а потом меня уводили, потому что я ее утомлял…

– Она тогда уже была больна?

– Мама всегда была больна…

Несколько секунд Тереза молчала. Потом провела рукой по лбу и произнесла:

– Похоже, вы были не очень-то счастливы!

– Да нет, в детстве я этого не ощущал. Впервые я почувствовал себя несчастным только, когда вырос. Пока я был ребенком, я просто не думал о том, как грустно не иметь по-настоящему ни отца, ни матери.

Занятые разговором, Тереза и Шарль даже не заметили, как прошли половину дороги до станции в Верьере.

Уже рассвело, и наступил сумрачный, серый день, какие обычно бывают в декабре, когда тяжелые тучи плывут прямо над головой, кажется, протяни руку – достанешь.

Наконец Тереза снова заговорила:

– Признаться, я тоже была не очень счастлива. Я рано потеряла отца и совсем его не помню. И мама, должно быть, тоже умерла…

Шарля немало удивила двусмысленность последней фразы:

– Как это может быть, Тереза? Неужели вы не знаете, жива ли ваша матушка?

– Да нет, я знаю… И бабушка так говорит… Но всякий раз, когда я пытаюсь расспросить о деталях смерти мамы, она переводит разговор на другое. Иногда мне кажется, что от меня что-то скрывают, и, может быть, мама вовсе не умерла…

Впереди показалось несколько домов, окружавших Верьерский вокзал. Кое-где уже открывались ставни и двери.

Тереза указала рукой на вокзальные часы.

– Мы слишком рано пришли, – проговорила она. – Поезд вашего отца придет в шесть пятьдесят, а сейчас только половина седьмого. Придется нам подождать двадцать минут, если, конечно, он придет вовремя.

Они вошли в небольшое вокзальное здание. Там не было ни души.

Шарль Ромбер, которого прохватило утренним холодом, затопал ногами, пытаясь согреться. Пустой зал отозвался гулким эхом.

На звук появился вокзальный служащий.

– Кто это, черт побери, шумит тут спозаранку? – недовольно осведомился он.

Однако, заметив Терезу, суровый страж порядка тут же смягчился:

– Ах это вы, мадемуазель Тереза? Что подняло вас с постели в столь ранний час? Кого-нибудь встречаете? Или сами уезжаете?

Задавая вопросы, служащий с любопытством поглядывал на Шарля Ромбера, чье прибытие два дня назад в этот маленький городок не прошло незамеченным.

– Нет, – ответила девочка. – Я никуда не уезжаю. Я пришла с господином Ромбером. Его отец должен приехать поездом в шесть пятьдесят.

– Ах вот как, вы встречаете вашего батюшку, мсье? – обратился служащий к Шарлю. – И что же, он к нам издалека?

Ромбер улыбнулся:

– Из Парижа. Скажите, любезнейший, поезд не опаздывает? Еще не объявляли о прибытии?

Служащий вытащил массивные серебряные часы, посмотрел время и сказал:

– У вас есть еще добрых двадцать минут, мсье. Он идет с небольшим опозданием. Что поделать, работы по строительству тоннеля затрудняют движение, и поезда теперь всегда опаздывают.

Закончив объяснения, служащий извинился:

– Мне, пожалуй, пора идти работать, мадемуазель Тереза. Извините.

Тереза повернулась к Шарлю.

– Должно быть, время для вас тянется сейчас невыносимо медленно, – промолвила она.

– Да, пожалуй.

– Может быть, пойдем на перрон, чтобы встретить вашего отца прямо у вагона?

– Что ж, пойдемте.

Они вышли из зала ожидания и принялись нетерпеливо расхаживать по перрону. Тереза взглянула на вокзальные часы и улыбнулась:

– Еще каких-нибудь пять минут, и ваш батюшка будет здесь… Уже четыре минуты! Посмотрите-ка, мне кажется, приближается поезд!

Вытянув руку, она указала на белую струйку дыма, выделявшуюся на синем фоне неба, уже очистившегося от облаков:

– Видите, вон там! Это пар от локомотива. Он только что вышел из тоннеля.

Не успела она договорить, как в тишине пустынной станции прозвучал резкий паровозный гудок.

– Наконец-то! – воскликнул Шарль.

Мимо пробежал вокзальный служащий, бросив Терезе на ходу:

– Пройдите в центр платформы, мадемуазель. Именно там останавливаются вагоны первого класса.

Молодые люди последовали его совету и вскоре увидели поезд.

С шумом выпуская клубы пара, локомотив затормозил, и тяжелый состав медленно остановился у станции. Вагон первого класса оказался прямо перед Шарлем и Терезой.

На подножке уже стоял высокий старик величественного вида, с гордой осанкой и благородным лицом.

Издали заметив встречающих, он подхватил свой небольшой багаж и спрыгнул на платформу. Затем поставил чемодан, бросил на скамейку пакет и обнял юношу за плечи.

– Мой мальчик! – воскликнул он. – Мой дорогой мальчик!

Отец молодого человека с трудом пытался сдержать волнение. Шарль, в свою очередь, тоже не мог оставаться безучастным. Необычайно побледнев, он восклицал дрожащим голосом:

– Отец, дорогой отец! Как я рад видеть вас снова!

Тереза из деликатности отошла в сторону. Господин Ромбер, по-прежнему обнимая сына за плечи, отступил на шаг и заявил:

– Мальчик мой, как ты изменился! Ты стал настоящим мужчиной! Именно таким я и хотел тебя видеть – высоким, сильным… В тебе чувствуется моя кровь! Отлично выглядишь, малыш, только, кажется, устал немного.

Шарль развел руками:

– Я плохо спал этой ночью, отец. Очень боялся проспать.

Тут господин Ромбер наконец заметил Терезу и протянул ей руку.

– Здравствуй, моя маленькая Тереза, – произнес он. – Ты тоже очень переменилась с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Я помню неуклюжего, угловатого подростка, а теперь передо мной хорошенькая молодая девушка!

Тереза, зардевшись, сердечно пожала руку господину Ромберу и поблагодарила его:

– Бабушка просила меня передать вам ее извинения, мсье, за то, что она не смогла вас встретить. С ней все в порядке, но врач запретил ей рано вставать.

– Господь с тобой, дорогая, какие могут быть оправдания! Конечно, я ее прощаю, более того, хочу от всей души поблагодарить за то гостеприимство, которое она так любезно предоставила Шарлю.

Тем временем поезд снова тронулся с места. К господину Ромберу подошел носильщик и спросил:

– Мсье желает, чтобы я отнес его багаж?

Оторвавшись от сына, Этьен Ромбер увидел, что вокруг его вещей уже переминаются с ноги на ногу несколько носильщиков.

– Боже мой… – начал он, но Тереза не дала ему закончить.

– Бабушка сказала, что если багажа будет много, то она пошлет за ним после завтрака, а пока вы поедете с нами и возьмете свой чемодан.

– Как, твоя бабушка даже позаботилась прислать за мной машину?!

– Конечно. Ведь замок довольно далеко от вокзала, вы же знаете.

Взяв вещи, все трое вышли из здания вокзала. Тереза в удивлении остановилась.

– Что же это такое! – воскликнула она. – Машина до сих пор не приехала! Странно… Ведь Жан уже выводил ее, когда мы выходили из замка!

Этьен Ромбер, по-прежнему одной рукой обнимавший сына и нежно на него поглядывавший, улыбнулся:

– Может, она просто запаздывает? Знаете, как мы поступим? Раз твоя бабушка все равно собиралась после завтрака послать машину за багажом, мы не будем брать с собой чемодан. Оставим его в камере хранения, а сами пойдем в замок пешком. Если я правильно помню… А я, кажется, хорошо помню… Здесь всего одна дорога. Так что, если встретим по пути Жана, сядем в машину.

Через несколько минут они налегке шагали по дороге, ведущей в замок Болье.

С волнением и нежностью Этьен Ромбер узнавал знакомый пейзаж. Оказалось, что он прекрасно помнит каждый поворот дороги.

– Подумать только! – говорил он с улыбкой. – Я снова возвращаюсь сюда… Только теперь мне уже шестьдесят лет, и рядом со мной идет взрослый восемнадцатилетний сын! А ведь кажется, только вчера были те чудесные деньки, которые я провел в замке Болье, когда Шарля еще и на свете не было!

Послушай-ка, Тереза, ведь сразу за этим леском уже должны появиться стены замка, не правда ли? Конечно, я не мог ошибиться!

– Совершенно верно, – смеясь, отвечала девочка. – Вы хорошо знаете, эти места, мсье!

Господин Ромбер тоже рассмеялся.

– Да, – подтвердил он. – В моем возрасте, дорогая, помнишь абсолютно все, что связано с временами счастливой юности!

Некоторое время он шел молча, словно вспомнив что-то грустное. Но вскоре ему удалось отогнать от себя воспоминания, и он вернулся к действительности.

– Смотри-ка, – заметил он. – Ограда парка теперь другая… Так и есть. Этой стены тут раньше не было. Только изгородь.

Тереза пожала плечами.

– А я никогда не видела изгороди. Наверное, была еще слишком маленькой.

Господин Ромбер посмотрел на дорогу.

– Нам придется идти до самых ворот, или твоя бабушка проделала какую-нибудь калитку в этой стене? – спросил он.

– Мы пройдем через боковой вход, – ответила девочка. – Заодно узнаем, почему Жан нас не встретил.

Она подошла к стене. Теперь стала видна небольшая калитка, наполовину скрытая мхом и плющом. Тереза открыла ее и пропустила спутников вперед. Затем вошла сама, оглянулась и удивленно промолвила:

– Но Жан уже уехал! Машины нигде нет! Как же мы могли с ним разминуться!

Отсутствие слуги не разозлило ее, а скорее развеселило.

– Бедняга Жан! – сказала она. – Ну надо же быть таким растяпой! Могу поспорить, что он ждет нас в Сен-Жори, как он это делает каждое утро, когда отвозит меня в церковь и обратно.

Они пошли дальше и вскоре достигли стен замка.

Проходя под окнами спальни маркизы де Лангрюн, Тереза весело крикнула:

– Бабушка! Вот и мы!

Но никто не ответил.

В эту секунду в окне соседней комнаты показался управляющий Доллон. Он подавал руками непонятные знаки, словно умоляя Терезу замолчать.

Почувствовав смутную тревогу, Тереза бросилась вперед и в дверях столкнулась с управляющим Маркизы де Лангрюн, изо всех сил бегущим навстречу господину Ромберу.

Лицо старого Доллона было перекошено. Он, обычно такой невозмутимый, спокойный и почтительный, повелительно схватил Ромбера за руку и, оттолкнув Шарля и Терезу в сторону, отвел его подальше.

– Это ужасно, господин Ромбер, – прошептал он. – Это чудовищно… Произошло огромное несчастье… Сегодня утром госпожа маркиза была найдена в своей спальне мертвой… Ее убили!

Глава 3 ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА

Господин де Пресль, судья, назначенный Бривской прокуратурой, только что прибыл в замок Болье.

Первым делом он обратился к управляющему:

– Прошу вас, господин Доллон, рассказать мне подробнейшим образом, при каких обстоятельствах вы обнаружили убитую.

Старик горестно вздохнул.

– Господин следователь, – промолвил он после паузы, – сегодня утром я, как всегда, пришел поздороваться с маркизой и получить указания на день. Постучал в дверь – я всегда стучу, прежде чем войти, но госпожа не ответила. Я постучал сильнее, но опять не получил ответа. Тогда я толкнул дверь – сам удивляюсь, как у меня хватило духу это сделать, ведь я никогда не смел беспокоить госпожу, если она этого не хотела. Должно быть, я уже тогда почувствовал неладное.

Великий Боже… Я никогда, клянусь, никогда в жизни не забуду ужаса, который испытал, увидев мою дорогую, несчастную хозяйку, лежащую возле кровати в луже крови! Горло ее было перерезано так страшно, что мне показалось, будто ей отрезали голову…

В разговор вступил командир отделения местной жандармерии:

– Управляющий говорит правду, мсье. Это убийство чрезвычайно жестокое. Раны просто чудовищные, а уж я повидал их…

– Чем нанесены раны? Ножом? – спросил де Пресль.

Жандарм неуверенно пожал плечами:

– Не могу сказать точно. Пусть господин следователь сам посмотрит.

Судья поднялся.

Управляющий провел его в комнату покойной и, пока де Пресль осматривал место происшествия, ревностно следил, чтобы все оставалось на месте.

Комната была большой, со вкусом обставленной старинной мебелью. Большую ее часть занимала кровать – очень широкая, стоявшая на своеобразном пьедестале, покрытом неярким ковром.

В центре комнаты выделялся небольшой изящный столик красного дерева, в углу – распятие. И, наконец, в глубине – маленький секретер. Ящики его были выдвинуты, крышка поднята, бумаги в беспорядке валялись на полу.

Судья огляделся. Вход в комнату был всего один – тот, через который он только что вошел. Дверь вела в центральный коридор второго этажа замка. Другая связывала спальню маркизы с туалетной комнатой.

Труп хозяйки замка был виден от самой входной двери. Она лежала на спине, широко раскинув руки. Голова ее была обращена к кровати.

Покойная была полуодета. Глубокая рана, рассекшая ее горло от уха до уха, обнажала кости.

Господин де Пресль, инстинктивно сняв шляпу при виде смерти, наклонился над телом.

– Невероятно… – прошептал он. – Какая ужасная рана!

Он еще раз оглядел труп, потом повернулся к старику Доллону:

– Здесь ничего не трогали? Все вещи находятся на своих местах?

– Да, господин судья.

Де Пресль указал рукой на секретер с выдвинутыми ящиками и уточнил:

– К этому предмету никто не прикасался?

– Нет, господин судья.

– Не здесь ли госпожа маркиза де Лангрюн хранила свои ценности?

На лице управляющего отразилось сомнение:

– Вряд ли у госпожи были в замке крупные суммы денег. Самое большее, несколько тысяч франков на повседневные расходы…

– Значит, вы считаете, что кража не могла стать движущим мотивом преступления?

Доллон пожал плечами:

– Возможно, господин судья, убийца думал, что маркиза держит деньги здесь… В таком случае, его наверняка спугнули. Ведь он даже не взял кольца, которые госпожа перед сном положила на туалетный столик!

Судья, казалось, пропустил замечание управляющего мимо ушей. Он медленно обходил комнату, приглядываясь к каждой мелочи.

Наконец он спросил:

– Это окно было открыто?

– Госпожа маркиза никогда его не закрывала. Она опасалась кровоизлияния и старалась побольше дышать свежим воздухом.

Судья задумался.

– Может быть, убийца влез через него?.. – медленно произнес он.

Управляющий отрицательно покачал головой.

– Маловероятно, мсье, – возразил он. – Взгляните сами. С внешней стороны окна забраны решеткой, и острия ее торчат под углом. Оттуда просто невозможно забраться в дом!

Де Пресль выглянул в окно и убедился в справедливости слов Доллона.

Продолжая осмотр, он удостоверился, что мебель не сдвигалась. Оставалось загадкой, каким образом убийца проник в комнату.

Наконец судья подошел к двери, ведущей в коридор. Брови его поднялись:

– Ага! Вот интересная деталь!

Он указал пальцем на внутренний замок спальни. Болты его были наполовину выдернуты, будто замок пытались выломать.

– Госпожа де Лангрюн всегда закрывала дверь на замок перед тем, как лечь спать?

Доллон удивился:

– Да, мсье. Конечно!

Де Пресль помолчал. Затем он позвал начальника жандармерии, который стоял в коридоре в ожидании указаний. Вместе с ним он еще раз тщательно обследовал комнату и зафиксировал положение всех предметов. Наконец де Пресль выпрямился.

– Мой друг, – сказал он. – Будьте любезны, сходите за судейским секретарем. Я оставил его в машине. Попросите его немедленно подняться сюда.

Затем обратился к управляющему:

– Господин Доллон! Не могли бы вы предоставить мне укромное место, где есть стол, чернильница… Ну, одним словом, все, что нужно для письма.

Пока управляющий подыскивал подходящее место для судьи – в конце концов он устроил его в соседней комнате – жандарм отправился на поиски судейского секретаря, но вскоре вернулся.

– Господин судья! – почтительно обратился он к де Преслю. – Ваш секретарь ждет вас внизу, в библиотеке. Он уже все подготовил для допроса.

Судья с трудом удержался от раздраженного возгласа.

«Прекрасно! – подумал он. – Кажется, теперь Жигу будет вести следствие вместо меня!»

Взяв себя в руки, де Пресль обернулся к управляющему и произнес:

– Ну что ж, если нас больше ничего не задерживает, мы можем спуститься в библиотеку.

Господин де Пресль, назначенный Бривской прокуратурой для ведения следствия, представлял разительный контраст с судейским секретарем.

Следователь был молод, элегантен, изыскан – одним словом, настоящий светский человек.

Секретарь Жигу, напротив, был маленьким толстячком с простым лицом, по природе веселым и общительным. Он походил скорее на крестьянина, чем на слугу Фемиды. В нем воплощался традиционный дух провинциальных судов – пристрастие к нескончаемо длинным формулировкам, нудному бумагомаранию и соблюдению всех мыслимых формальностей.

И, тем не менее, несмотря на все свои различия, оба прибыли в замок Болье, охваченные весьма сходными чувствами.

Рано утром их поднял приказ генерального прокурора Бривского суда.

Секретарь и судья тут же подумали о выгодах, которые оба они могли бы извлечь из этого дела об убийстве, подвернувшегося так кстати.

В Жигу заговорил настоящий судейский крючкотвор и истинный провинциал – он предвкушал небольшое путешествие за казенный счет, приятную процедуру расследования и, главное, упоительное составление бесчисленных протоколов и прочих бумажек.

В свою очередь господин де Пресль первым делом подумал, что судьба наконец послала ему то самое дело, которое позволит ему проявить свои способности и продвинуться по служебной лестнице.

Однако обоих ждало разочарование.

Господин судейский секретарь, взявший в дорогу лучшие перья и солидный запас бумаги и настроившийся не торопясь восстанавливать картину преступления, был неприятно поражен той стремительностью, с которой мсье де Пресль начал проводить расследование.

Судья же, со своей стороны, вскоре убедился, что рано стал примерять лавровый венок победителя. И хотя внешне он сохранял вид проницательного и уверенного в себе сыщика, в душе его царило смятение. Дело об убийстве маркизы де Лангрюн представляло собой сплошную головоломку и не только не предвещало близкой славы и почестей господину де Преслю, но, напротив, сулило ему крупные неприятности. Он уже представлял себе, какие слова ему придется выслушать от генерального прокурора, если преступление останется нераскрытым.

Сможет ли он успешно провести допросы? Де Пресль с тоской думал об этом, идя вслед за Доллоном в библиотеку первого этажа, где предприимчивый секретарь уже устроил импровизированный кабинет.

Наконец следователь расположился за широким столом, принял внушительный и всезнающий вид и вызвал жандармского офицера:

– Скажите, бригадир, вы отправили по почте депешу, которую я отдал по прибытии сюда?

– Депешу в парижскую префектуру полиции, мсье? Ту, в которой вы просили прислать сюда инспектора из Службы безопасности?

– Да-да, эту. Какую же еще!

– Я лично отнес ее на телеграф, господин судья. Она должна быть уже в Париже.

Судья кивнул, с трудом скрывая облегчение. Затем обратился к управляющему:

– Присаживайтесь, мсье!

Доллон опустился на краешек стула.

Не обращая внимания на умоляющий взгляд педанта-секретаря, де Пресль опустил формальные вопросы о возрасте, месте рождения, семейном положении и прочем, с чего обычно начинаются полицейские протоколы. Он сразу приступил к делу.

– Опишите план замка, – приказал он.

– Но господин следователь теперь знает его не хуже меня! – удивился старик.

– И все-таки, не сочтите за труд повторить.

– Извольте. От входной двери начинается галерея первого этажа, ведущая к большой лестнице, по которой мы с вами только что спустились из спальни маркизы. На втором этаже – коридор, в который выходят спальни всех обитателей замка. Справа – спальня мадемуазель Терезы, а дальше комнаты для гостей. Обычно они пустуют. Слева – спальня самой маркизы и ее туалетная комната. Вы там были… Дальше, тоже по левой стороне, еще одна туалетная комната и спальня господина Шарля Ромбера, молодого человека, который недавно приехал.

– Так, понятно. А что на следующем этаже?

Управляющий монотонно продолжал:

– Третий этаж, господин судья, в точности повторяет второй. Только вместо спален для хозяев там располагаются спальни слуг.

– А кто из слуг живет в замке?

– В обычное время две служанки: горничная Мария, Луиза – кухарка… Еще дворецкий Эрве. Но он прошлой ночью не ночевал в замке – накануне отпросился у госпожи маркизы в деревню. Хозяйка согласилась при условии, что ночью Эрве в замок не вернется.

Судья удивился:

– Что вы хотите этим сказать?

– Дело вот в чем, господин следователь. Госпожа маркиза была очень боязлива и не хотела, чтобы дверь замка открывали по ночам. Поэтому каждый вечер она сама запирала замки на два оборота. И кухню тоже. Потом она проходила по всем комнатам и проверяла, хорошо ли затворены железные ставни на окнах. Как видите, ночью никто не мог проникнуть в дом снаружи.

Когда Эрве по вечерам уходил в деревню, он оставался там ночевать и возвращался лишь на следующее утро. Так и на этот раз.

Правда, иногда Эрве просил конюха оставить дверь черного хода открытой и спал в небольшой комнатке над конюшнями. Она обычно пустует.

– Она, видимо, для приходящих слуг?

– Да, господин судья.

Де Пресль замолчал на несколько минут, погрузившись в размышления. Тишину комнаты нарушал только неприятный скрип гусиного пера секретаря.

Наконец следователь поднял голову.

– Значит, в ночь преступления в замке ночевали только маркиза де Лангрюн, ее внучка Тереза, Шарль Ромбер, две служанки и вы? – уточнил он. – Больше никого не было?

– Именно так, господин судья.

– Но в этом случае, – продолжал де Пресль, – мне представляется совершенно невероятным, чтобы убийство мог совершить кто-нибудь из обитателей замка. Ведь убийце нужно алиби!

– Да, господин судья. Но все же…

Управляющий Доллон осекся, словно испугавшись собственных слов.

– И все же что? – переспросил судья.

– И все же, – с трудом продолжал старик, – ключ от входной двери был только у двух людей – у госпожи маркизы и… и у меня, мсье.

– Другими словами, – уточнил де Пресль, – учитывая принятые меры предосторожности, вы не допускаете, чтобы кто-либо посторонний мог проникнуть в дом?

– Совершенно верно, мсье. Никак не мог. Я в этом абсолютно уверен.

Следователь выглядел озадаченным.

– Но, может быть, кто-то проник в замок днем? – предположил он. – Спрятался где-нибудь, а ночью совершил это убийство… Вспомните, мсье Доллон. Ведь замок на двери спальни госпожи де Лангрюн был почти выломан. Не говорит ли это о том, что преступник пытался войти именно этим путем, причем войти силой!

Управляющий отрицательно покачал головой.

– Нет, господин судья, – уверенно сказал он. – Невозможно спрятаться в замке днем. В кухне всегда кто-нибудь есть. А оттуда видна галерея и часть лестницы. И еще – вчера весь день перед входом работали садовники, подстригали газон. Если бы появился кто-то чужой, его бы сразу заметили.

К тому же госпожа де Лангрюн приказала – а я всегда тщательно исполнял ее приказы – держать дверь, ведущую в подвалы, закрытой. Убийца не мог попасть туда днем и уж тем более не мог бы выбраться оттуда ночью. Где же он тогда мог спрятаться?

И потом, как объяснить, что ему удалось проскользнуть мимо огромной сторожевой собаки, которая всегда сидит возле входа! Такое могло случиться, только если она хорошо знала преступника или ему удалось заранее прикормить ее. Но я не представляю, как это можно сделать. Да и если бы он дал ей мяса, на полу остались бы следы. Нет, я ничего не понимаю!

Однако следователь продолжал настаивать:

– Если судить по вашим словам, господин Доллон, это преступление просто необъяснимо! Ведь глупо искать убийцу среди обитателей Болье.

Вы ведь сами говорили, что ночью в замке никого не было, кроме самой маркизы де Лангрюн, двух детей – Терезы и Шарля, и служанок. Ведь очевидно, что не они перерезали горло бедной хозяйке!

Значит, приходится все-таки допустить мысль, что в доме побывал кто-то чужой. Подумайте хорошенько. Может, вспомните…

Старик в отчаянии воздел руки к небу.

– Поймите, господин судья! – воскликнул он. – Мне некого подозревать!

Поставьте себя на мое место, мсье. Я совершенно убежден, что ни один из живущих в замке не может быть убийцей. Но я также уверен, что никто этой ночью не мог проникнуть сюда снаружи! Все двери и ставни были наглухо закрыты. И утром они были закрыты!

Такое заключение окончательно поставило де Пресля в тупик.

– Я еще раз повторяю, – раздраженно заявил он. – Произошло убийство, и совершил его не бестелесный призрак. Если убийца не прятался в замке днем, значит, он нашел способ пробраться туда ночью.

Доллон еще раз задумался, потом вздохнул и обреченно развел руками:

– Я не могу объяснить эту загадку, мсье. Голову даю на отсечение, что забраться в замок Болье ночью совершенно невозможно. И могу поклясться чем угодно, что убийцей не были ни господин Шарль, ни мадемуазель Тереза, ни горничные.

Де Пресль подпер подбородок кулаком и снова погрузился в задумчивость.

Задача казалась ему неразрешимой. Даже если предположить, что таинственный убийца обладал способностью летать, это все равно ничего бы не объяснило. Ни с земли, ни с воздуха попасть в замок незаметно было невозможно.

Судья пытался вспомнить все учебники по криминалистике, проштудированные им в свое время. Но ни в ученых фолиантах, ни в собственной практике он не мог отыскать ни одного случая, хотя бы отдаленно напоминавшего тот, с которым ему пришлось столкнуться…

Наконец де Пресль сбросил оцепенение и обратился к управляющему:

– Ну хорошо, господин Доллон. Будьте так любезны привести сюда слуг.

Старик поднялся и зашаркал к двери. Он уже взялся за ручку, когда судья окликнул его:

– Мсье Доллон! Не забудьте вернуться сюда вместе со слугами. Возможно, возникнут еще вопросы, в которых понадобится ваша помощь.

Глава 4 НЕТ! Я НЕ СУМАСШЕДШИЙ!

В пятницу, на следующее утро после убийства, кухарка Луиза, до сих пор не оправившаяся после кровавой драмы в Болье, спустилась к своей плите.

Рассвет едва брезжил. В кухне царила кромешная тьма, и женщине пришлось зажечь керосиновую лампу. Мысли ее витали далеко, но движения от долгой привычки оставались ловкими и проворными. Она машинально готовила завтрак для всех обитателей замка.

Неожиданно в дверь черного хода раздался резкий стук, заставивший ее задрожать.

С сильно забившимся сердцем Луиза приоткрыла дверь и не смогла удержать возгласа изумления. На фоне начинающего розоветь горизонта четко выделялись жандармские треуголки.

Жандармы окружали двух испуганных субъектов весьма жалкого вида.

Стоило двери приоткрыться, как бригадир жандармов, хорошо знавший кухарку, сделал шаг вперед. Он козырнул и произнес:

– Прошу прощения, мадам. Соблаговолите оказать гостеприимство нам и этим двум бродягам. Мы их поймали нынче ночью в окрестностях замка.

Луиза всплеснула руками.

– Ради всего святого, господин бригадир! – запричитала она. – Вы что же, хотите привести сюда бандитов?! И куда мне их тут девать скажите на милость?

Жандарм Морран, стоявший за спиной бригадира, улыбнулся. Его начальник тоже.

– Как куда? Да вот здесь, на кухне, и посадите. Что они вам сделают?

– Что сделают? А вот полоснут меня ножом по горлу, как бедную маркизу!

Женщина всхлипнула.

Однако бригадир стоял на своем:

– Это совершенно необходимо, мадам Луиза. Но вы напрасно пугаетесь. На этих негодяях наручники, и они не смогут причинить вреда. К тому же мы, уверяю вас, глаз с них не спустим. Разрешите нам посидеть здесь, пока не приедет следователь.

Луиза в это время машинальным движением снимала с огня закипевший чайник. Услышав последнюю фразу, она обернулась:

– Следователь? Господин де Пресль? Откуда приедет? Ведь он уже здесь!

Полицейский, присевший было на стул, подскочил от удивления.

– Не может быть! – воскликнул он.

– Говорю вам, он уже здесь! – проворчала старая кухарка. – И с ним еще маленький толстый человечек, который все время что-то пишет.

Бригадир почесал в затылке.

– Какой еще маленький человечек? А, это, должно быть, Жигу, судейский секретарь! Вы говорите о нем?

– Почем я знаю, может, и о нем, – пробурчала Луиза. – Знаю только, что он вечно скрипит своим пером.

Бригадир повернулся к подчиненному.

– Поручаю вам пленников, Морран. Смотрите, не упустите их, – приказал он.

Признаться, жандарму Моррану выпала не самая сложная задача.

Двое бродяг в наручниках тихонько сидели в углу возле плиты и, судя по их унылому виду, совершенно не собирались убегать.

Они были очень не похожи один на другого.

Первый, высокий здоровяк с сальными волосами и надетой на макушку жокейской шапочкой, молча покусывал свисающий ус и бросал вокруг себя, в том числе и на своего товарища по несчастью, мрачные, беспокойные взгляды. Он был обут в галоши, а в скованных руках с трудом удерживал увесистую палку.

На вопрос жандармов, как его имя, он ответил: «Франсуа Поль».

Другой субъект, обнаруженный ночью на задворках фермы в тот момент, когда он пытался спрятаться в стогу сена, являл собой классический тип деревенского бродяги.

Его голову покрывала старая бесформенная шляпа, из-под которой во все стороны торчали где рыжие, а где седые лохмы. Лица было совершенно не видно из-за густой, косматой бороды, и только глаза, живые, блестящие, сновали с предмета на предмет: бродяга с явным любопытством разглядывал жилище, в которое его привели жандармы.

За плечами его болталась котомка, набитая всевозможным барахлом.

В то время, как его товарищ хранил мрачное молчание, этот болтал без умолку. Время от времени он толкал соседа в бок и быстро шептал:

– Слышь, ты, а сам-то откуда будешь? Похоже, нездешний… Я тебя в наших краях что-то не встречал! Меня-то здесь каждая собака знает – Бузотер, слыхал небось! Так меня здесь прозвали.

Потом он фамильярно обернулся к жандарму.

– А, мсье Морран, мое почтение! Ну, с вами-то мы давние приятели. Ведь это, поди, уже четвертый или пятый раз, как вы меня схапали!

Второй бродяга удостоил Бузотера презрительного взгляда и произнес низким мрачным голосом, вполне соответствовавшим его виду:

– Похоже, приятель, ты сильно гордишься тем, что попадаешься к легавым в руки так часто.

Болтун осклабился:

– Что ж, случается время от времени. Только все зависит от того, что под этим понимать! Зимой, да еще в мороз, я никогда не откажусь отдохнуть в теплом местечке вроде этого.

Летом – другое дело, летом легавым придется попотеть, чтобы меня найти! Да и воровать летом нет особой нужды. Все, что нужно, можно найти возле дорог, не греша против заповедей.

Бузотер захихикал.

– Летом эти олухи крестьяне раскидывают свое барахло где попало, грех не поднять. Это зимой они дрожат над своими вещами и прячут все под замок.

Если уж меня и замели сегодня ночью, так это наверняка из-за кролика мамаши Шикар, черт бы побрал старую жадину!

Жандарм, до того слушавший разглагольствования бродяги вполуха, вмешался в разговор:

– Так это твоя работа, паршивец!

В ответ снова раздалось хихиканье.

– Ну и вопросики вы задаете, мсье Морран! Просто смешно! Можно подумать, вы этого не знали и сцапали меня только потому, что полиция соскучилась по старине Бузотеру!

Второй бродяга мрачно усмехнулся и тихо прошептал соседу на ухо:

– Похоже, приятель, кроликом ты тут не отделаешься. Тут заваруха посерьёзней. Сдается мне, что нас замели из-за убийства хозяйки этой хоромины…

Бузотер беспечно отмахнулся:

– Ах, это…

Лицо его выражало полное безразличие.

В этот момент в кухню вернулся бригадир жандармов. Суровым голосом он скомандовал:

– Называющий себя Франсуа Полем, следуйте за мной. Господин следователь желает вас допросить.

Задержанный подошел к бригадиру и покорно позволил себя увести.

Бузотер, лишившись общества себе подобного, остался один на один с жандармом. Он бросил на него хитрый взгляд, ухмыльнулся и удовлетворенно произнес:

– Ну что ж, в добрый путь. Похоже, сегодня обойдемся без обычной волокиты!

Морран не отвечал, соблюдая надлежащую дистанцию, но бродяга принадлежал к племени неисправимых болтунов. Он не унимался:

– А по мне так все едино – что свобода, что предвариловка, что тюрьма. Тюрьма еще и получше. Государство о тебе позаботится и накормит, и напоит, и спать уложит. К тому же, говорят, Бривская тюрьма после ремонта – просто дворец, пальчики оближешь!

Бузотер замолчал, но не надолго. Вскоре он заерзал на стуле и втянул носом воздух.

– Черт побери! – воскликнул он. – Да тут пахнет, как в раю!

Потом, не стесняясь, окликнул кухарку:

– Эй, послушайте-ка, мадам Луиза! Не найдется ли у вас чего-нибудь пожевать для меня?

Кухарка обернулась, побагровев от возмущения. Бузотер продолжал, как ни в чем не бывало:

– Ну не надо так кипятиться, моя милая! Разве вы меня плохо знаете? Я ведь часто приходил к вам и забирал разное старье. И вы мне никогда не отказывали. Чем же я теперь вам насолил?

Помните, в прошлый раз вы отдали мне старые ботинки мсье Доллона? Так что ж, они мне отлично подошли, не жалуюсь! А уж отказать старине Бузотеру в куске хлеба – это, я вам скажу…

Он поднял глаза к небу, словно призывая Господа в свидетели творящейся несправедливости.

Болтовня бродяги тронула доброе сердце старой кухарки, и она в нерешительности взглянула на жандарма, как бы ища поддержки. Морран пожал плечами и, беззлобно посмотрев на Бузотера, сказал:

– Что ж, мадам Луиза, если человек голоден, почему бы не дать ему поесть. В конце концов, мы ведь его не первый день знаем. Откровенно говоря, я не верю, чтобы он мог натворить что-нибудь серьезное.

Бродяга энергично закивал головой:

– Господь с вами, мсье Морран, каждый скажет вам, что от Бузотера вреда не больше, чем от малого ребенка! Конечно, я не могу пройти мимо бесхозного барахла, но ведь как не попятить вещь, если плохо лежит, а? Ну еще, бывает, стяну какую мелочь для пропитания, кролика там, или курочку, когда мочи нет видеть, как она кудахчет в кустах, а у меня со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

Это так, я и не отпираюсь. Но что-нибудь серьезное – Боже упаси!

Спасибо, вот спасибо, хозяюшка…

Растроганная Луиза протянула Бузотеру большой кусок хлеба, который тот проворно засунул на дно своей объемистой котомки.

И тут же продолжал:

– Интересно, что тот малый плетет сейчас следователю? Небось, несладко ему приходится. Сразу видно, что он не умеет ладить с судейскими.

То ли дело я! Как завижу какого-нибудь стручка в черной мантии, сразу делаюсь паинькой, просто во рту сладко, и знай себе повторяю: «Да, господин судья? Вы совершенно правы, господин судья!» Они и рады… Они ведь к вечеру просто больными себя чувствуют, если за день не засадят в кутузку ни одного честного человека…

Тут главное – не возражать. Тем более, что все равно бесполезно.

Ну, а потом встает прокурор и как рявкнет: «Стой смирно, Бузотер, и слушай приговор!», как будто, если обращаться ко мне вежливо, то я хуже слышу. Ну, я подбираю брюхо и ем его глазами, а он навешивает мне – две недели, три недели – по-разному бывает…

А мне что, я не в обиде!

Тут в кухне снова появился бригадир и сообщил Моррану:

– Похоже, зря мы с ними возились. Первого отпустили, а что касается этого неряхи, то господин де Пресль считает, что на него нечего тратить время.

Бузотер просиял:

– Выходит, мне можно сматывать отсюда?

Однако ликование его тут же прошло, и он с беспокойством взглянул в окно, за которым уже начинал накрапывать дождь.

Бригадир не смог удержаться от улыбки.

– Ну нет, мой милый, тебе придется-таки отдохнуть в кутузке. Или ты забыл про кролика, которого слямзил у мамаши Шикар? Так-то, Бузотер. За такие поступки положено отвечать.

Давай-ка, собирайся!

* * *

День стоял неласковый, пасмурный, хмурый.

Шарль Ромбер и его отец с самого утра уныло бродили по коридорам замка, не зная, куда себя деть, и лишь после обеда им наконец нашлось занятие. Вместе с Терезой и баронессой де Вибрей они уселись за огромный круглый стол и принялись надписывать на бесконечном множестве конвертов с траурной каймой адреса родственников или знакомых маркизы де Лангрюн.

Похороны несчастной были назначены на завтра, и отец с сыном, разумеется, собирались на них присутствовать. Баронесса де Вибрей долго упрашивала Терезу переночевать у нее в Кереле, но безуспешно…

Прочитав в газетах всевозможные слухи и сплетни о драме в замке Болье, Этьен Ромбер обратился к сыну необычайно серьезно:

– Поднимемся наверх, мой мальчик. Нам необходимо поговорить.

Они поднялись на второй этаж. Дойдя до спальни Шарля, господин Ромбер, казалось, заколебался. Потом, словно приняв внезапное решение, вошел в комнату сына, явно предпочтя ее своей.

Шарль Ромбер, донельзя подавленный и утомленный всеми неожиданно свалившимися на него событиями, начал устало раздеваться. Отец подошел к нему, сдавил руками его плечи и глухим голосом приказал:

– Признавайся же, несчастный! Признавайся мне, твоему отцу!

Шарль отступил, страшно побледнев:

– В чем?!

Отрицательный возглас, казалось, застрял у него в горле. Этьен Ромбер сделал шаг вперед и еще сильнее сжал плечи сына:

– Признавайся! Ведь это ты, ты убил…

Шарль закрыл лицо руками:

– Я? Убил? Кого?!

Отец продолжал смотреть ему в глаза бешеным взором. Наконец до Шарля Ромбера дошло, в чем его обвиняют. Он выпрямился и воскликнул:

– Как? Вы считаете, что я убил маркизу? Это гнусно, бесчестно, чудовищно!

Лицо его подергивалось.

– Но ведь это так! – процедил его отец, по-прежнему не отрывая от сына горящего взгляда.

– Нет! Нет!

– Да! – настаивал Этьен Ромбер.

Они стояли друг против друга.

Наконец Шарль выдавил:

– О, Господи! И это вы, вы, отец, обвиняете меня в этом!..

Глаза юноши остановились, на лице был написан ужас. Господин Ромбер отпустил его плечи и сделал несколько шагов. Потом положил руку сыну на лоб и помотал головой, словно пытаясь отогнать кошмар, туманивший его разум.

Он произнес:

– Господи, мой бедный мальчик… Надо успокоиться и хорошенько подумать.

Не знаю, как это объяснить, но еще вчера утром, на вокзале, я что-то почувствовал… Это было предчувствие чего-то ужасного. Ты выглядел таким усталым, бледным, глаза затуманены…

– Но, отец, – проговорил Шарль бесцветным голосом, – я ведь вам уже объяснял, что плохо спал ночью. Я ждал встречи с вами.

– Черт побери! – раздраженно воскликнул Этьен Ромбер. – Это я прекрасно помню!

Итак, ты плохо спал ночью. Как ты тогда сможешь объяснить, что ничего не слышал?!

– Но ведь Тереза тоже не слышала…

Господин Ромбер грустно усмехнулся.

– Комната Терезы, – сказал он, – находится гораздо дальше. А твоя отделена от спальни бедной маркизы всего лишь тонкой стеной. И если ты был здесь, ты должен был что-то слышать!

Шарль перевел дух:

– Так что же, вы пока единственный, кто считает меня виновником этого злодеяния?

– Единственный? – прошептал его отец. – Как знать… Пока – может быть…

Но должен тебе сообщить, друг мой, что вечером, который предшествовал преступлению, ты произвел чрезвычайно неблагоприятное впечатление на друзей маркизы. Тогда еще судья Боннэ рассказывал вам о деталях убийства, которое произошло в Париже… Я уже не помню, кто его совершил. И ты проявил весьма странный интерес!

Юноша застонал:

– Значит, они тоже меня подозревают?

Он снова схватился за голову, но вскоре лицо его прояснилось:

– Отец, но эти обвинения беспочвенны! Ведь нет никаких фактов! Никаких доказательств!

– Увы, есть. И тебе трудно будет их опровергнуть… Слушай внимательно.

Этьен Ромбер встал, и Шарль машинально сделал то же самое.

Отец и сын снова смотрели друг другу в глаза.

– Так вот, Шарль. В ходе следствия было установлено, что в ту роковую ночь никто не мог пробраться в замок снаружи. Таким образом, ты единственный мужчина, который ночевал внутри, к тому же по соседству с маркизой.

Юноша нервно дернулся:

– Почему же никто не мог забраться сюда?

– Это выяснено абсолютно точно. А впрочем, если бы и мог… Ты-то не сможешь этого доказать.

Шарль не ответил. Он был совершенно оглушен. Глаза его блуждали, мысли путались.

Чувствуя, как подгибаются ноги, он умоляюще посмотрел на отца. Этьен Ромбер с опущенной головой направился к туалетной комнате.

– Иди за мной, сын, – сказал он, и голос его дрогнул.

Шарль, казалось, не слышал.

Господин Ромбер вошел в туалетную комнату, порылся за вешалкой, вынул оттуда изрядно помятое полотенце и вернулся в комнату.

– Смотри! – глухо произнес он, поднося полотенце к глазам сына.

В ярком свете Шарль Ромбер увидел на ткани красные пятна крови…

Юноша подпрыгнул на месте и открыл было рот, но отец властным жестом остановил его:

– Сядь! Ты собираешься продолжать отпираться?! Несчастный! Безумец!

Смотри же! Вот оно, неопровержимое доказательство твоего злодеяния! Эти кровавые пятна говорят сами за себя. Как ты можешь объяснять, что это полотенце оказалось в твоей туалетной комнате?

Итак, теперь ты по-прежнему будешь все отрицать?!

– Да, я буду все это отрицать! Буду! Я… я просто ничего не понимаю!

Молодой человек, вконец обессилев, снова опустился в кресло.

Старый Ромбер смотрел на сына с бесконечной нежностью и состраданием.

– Бедное, бедное дитя… – прошептал он. – Но, может быть, ты не так виноват, как кажется? Может, есть обстоятельства, которые могут тебя оправдать?

– Значит, вы все-таки меня обвиняете… Вы не верите мне…

Старик в отчаянии покачал головой:

– Боже, если бы мог я сохранить честь нашей семьи, уважение друзей! Если б я смог доказать, что это все проклятая наследственность…

– Чтобы наука доказала, что я так же болен, как мама? – грустно переспросил юноша.

– Да, загадочная и неизлечимая болезнь… Медицина перед ней бессильна. Называется она просто – безумие, но никто не знает, что это такое.

– Боже мой! – поразился Шарль. – О чем я узнаю! Так моя мать безумна?!

Он помолчал, что-то вспоминая, и наконец посмотрел на отца:

– Да-да, наверное, вы говорите правду… Сколько раз я был удивлен ее странным, непонятным поведением! Но я, я-то тут причем!

Шарль ожесточенно потер лицо, словно проверяя, не спит ли он:

– Ведь я, я же в здравом уме!

Этьен Ромбер покачал головой:

– Дай Бог, чтобы так. Но, возможно, это было временное помрачение…

Сын перебил его:

– Нет, отец, нет! Я могу быть глупым, юным, каким угодно, но я не сумасшедший!

Чрезвычайно возбужденный, молодой человек больше не мог сдерживаться. Он почти кричал, словно пытаясь убедить самого себя. Голос его гулко раздавался в равнодушной тишине замка.

Этьен Ромбер тоже повысил голос. Заявление сына вывело его из себя:

– Отлично, Шарль! Если ты в здравом уме, то твое преступление не имеет никаких оправданий! Значит, ты сознательный, хладнокровный убийца!

Внезапно какой-то шорох в коридоре заставил их замолчать. Дверь комнаты медленно открылась, и из полумрака на пороге появилась белая фигура.

Это была Тереза в длинной ночной рубашке. Глаза ее расширились от ужаса, она покусывала бескровные губы. Ее била дрожь.

С усилием подняв руку, она указала пальцем на Шарля, беззвучно шепча что-то.

– Тереза! Тереза!

Несчастный отец бросился на колени. Он с мольбой протянул к ней руки:

– Девочка! Ты была за дверью?

Помертвевшие губы шевельнулись, и Тереза чуть слышно прошептала:

– Я… была…

Девочка не смогла продолжать. Она покачнулась, глаза закрылись, и она упала на пол.

Глава 5 АРЕСТУЙТЕ МЕНЯ!

Километрах в двадцати от Суйака линия Брив – Каор делает резкий изгиб и уходит в тоннель. Шедшие зимой дожди изрядно попортили насыпь. Еще до этого грозы, разразившиеся в первых числах декабря, вызвали сильное оседание почвы.

Обеспокоенная железнодорожная компания прислала на эти места своих лучших инженеров.

Специалисты выяснили, что пути в нескольких десятках метров от Суйака требуют серьезного ремонта. С тех пор уже два месяца все поезда, следовавшие из Брива в Каор, – скорые, пассажирские, товарные – постоянно опаздывали, бывало, даже на полчаса.

Неисправность дороги внушала серьезные опасения компании, и все машинисты расписались в журнале по технике безопасности. Машинистам, следующим из Брива, предписывалось останавливать локомотив за двести метров до выезда из тоннеля, а на обратном пути в Каор необходимо было тормозить еще раньше, за пятьсот метров. Эти меры, по мнению компании, обеспечивали безопасность…

Итак, в то серое декабрьское утро бригада дорожных рабочих под руководством мастера вышла укладывать новые рельсы, привезенные накануне. Люди потихоньку переговаривались:

– Как ты думаешь, – говорил старый рабочий своему напарнику, – они что, заставят нас укладывать здесь двенадцатиметровые рельсы? По мне, так они нисколько не лучше, чем восьмиметровые, а укладывать их – адская работенка, ты уж мне поверь!

Его товарищ вздохнул.

– А что делать? – откликнулся он. – Против начальства не попрешь! Мы люди маленькие, наше дело простое – делай, что говорят…

Неожиданно раздался резкий свисток.

В черном чреве тоннеля показались огни двух фонарей: поезд, следующий в Каор, согласно инструкции, затормозил, не доезжая места работ. Ему необходимо было получить разрешение на проезд.

Дорожный мастер поставил своих людей по обеим сторонам полотна, затем дошел до небольшой хибарки обходчика, расположенной у самого въезда в тоннель, и взмахнул жезлом, позволяя машинисту двигаться дальше.

Путевой обходчик, хозяин хижины, был специально прислан сюда железнодорожной компанией. Он нес ответственность за состояние четырехкилометрового участка дороги, включая девятьсот метров тоннеля.

Из-за избушки вышел мужчина и небрежно спросил у мастера:

– Должно быть, это тот самый поезд, что прибывает в Верьер в шесть пятьдесят пять утра?

Из дверей показался обходчик.

– Действительно, – подтвердил он. – Только опаздывает, как всегда.

В это время поезд прогрохотал мимо. Мелькнули три красных фонаря на задней стенке последнего вагона и тут же пропали в утреннем тумане.

Мастер ушел к бригаде, а обходчик вернулся к своим повседневным делам. Сейчас ему необходимо было заняться густой травой, проросшей между шпалами и вдоль насыпи. Время от времени ее приходилось пропалывать.

Железнодорожник уже почти скрылся в темноте тоннеля, когда его окликнули. Мужчина обернулся.

Собеседником его оказался не кто иной, как Франсуа Поль, бродяга, которого накануне после короткого допроса отпустил следователь.

– Похоже, этот утренний поезд не забит пассажирами, – ухмыльнулся он. – Особенно в вагонах первого класса, верно, приятель?

– Чего ж тут удивительного! – отозвался обходчик, снимая с плеча мотыгу и ставя ее на землю. – Не так-то уж много людей ездит первым классом. А богачи, которые могут себе это позволить, предпочитают экспресс. Он приходит в Брив в два пятьдесят утра.

– Так-то оно так, – продолжал Франсуа Поль. – Но ведь кому-то может понадобиться выйти в Гурдоне, Суйаке, Верьере – ну, одним словом, на маленьких станциях, где скорый не останавливается.

Обходчик пожал плечами:

– А кто его знает! Как-то никогда об этом не задумывался… Ну, наверное, они выходят в Бриве, а оттуда добираются на собственных машинах.

Бродяга не стал возражать и перевел разговор на другую тему.

– Что-то прохладно нынче утром, а, приятель? – спросил он.

– Да уж, не жарко, – согласился железнодорожник. – Дождь, видать, будет.

Франсуа Поль, удивленный этими словами, посмотрел на небо. Оно было совершенно безоблачно.

Обходчик улыбнулся:

– Точно-точно! Дует западный ветер, а раз так – жди дождя. Верная примета.

– И так всю жизнь, – уныло пробормотал бродяга. – То мерзни, то мокни, как собака. Да, тяжелые времена, тяжелые…

Служащий был тронут.

– Послушай, – неожиданно произнес он, – ты ведь не похож на толстосума. Вряд ли тебе в ближайшее время грозит поехать путешествовать первым классом. Не хочешь устроиться на работу к нам? Здесь рабочих рук ох, как не хватает!

– Так уж не хватает?

– Точно тебе говорю! Вон там, где идут работы, как раз старший мастер. Хочешь, я с ним поговорю о тебе? Он вполне может решить этот вопрос.

Франсуа Поль поднял руку:

– Подожди, друг, подожди. Разумеется, я не говорю «нет», но ведь нужно мне сначала хотя бы взглянуть, чем вы здесь занимаетесь! Может, у вас такая работа, что окажется мне не по нутру…

Бродяга медленно пошел вдоль насыпи, внимательно вглядываясь в железнодорожное полотно.

Навстречу ему двигался старший мастер. Он взглянул на Франсуа Поля и подошел к обходчику.

– Ну как дела, папаша Мишу? – улыбнулся он. – Как здоровьечко?

– Какое уж здоровье в мои годы! Так, кряхтим понемножку… А вы как?

– Признаться, прибавилось мне работенки с тех пор, как поезда останавливаются в этом секторе.

– Не гневите Господа, господин мастер! Велика работа – взмахнуть жезлом! Вот мне и впрямь приходится потрудиться вволю.

– Это почему же?

– А вот я вам сейчас объясню.

Во время остановки канальи-проводники повадились вытряхивать из окон пепельницы. И каждый раз остается столько всякого дерьма, что просто никаких сил не хватает постоянно за ними убирать!

Мастер расхохотался:

– Похоже, пора обратиться к компании, чтобы вам прислали кого-нибудь на подмогу. Уборщика. Или уборщицу, а, папаша Мишу?

Обходчик тоже улыбнулся.

– Если бы это было так просто, мсье! – заметил он. – Хотел бы я посмотреть, где компания найдет дурака на такую паршивую работу!

– Вон, видите того верзилу, что бродит по путям? Я предложил ему сюда устроиться, так знаете, что он мне ответил? Ему, видите ли, надо посмотреть и оценить то, чем мы здесь занимаемся. И пошел шляться. Смотрит, не придется ли ему переутомляться… Как вам это нравится! Такой же бездельник, как и все остальные!

– Вы, как всегда, правы, папаша Мишу! В наше время так трудно найти приличного работника!

– Ну что ж, если этот парень не собирается к нам устраиваться, пойду-ка выставлю его отсюда… Нашел себе место для прогулок! Того и гляди потом чего-нибудь не досчитаемся. Тут за каждой гайкой нужен глаз да глаз! Развелось бродяг…

– Да уж, – закряхтел папаша Мишу. – И не только бродяг. Говорят, в наших краях появились настоящие преступники, убийцы! Слышали, наверное, что произошло в замке Болье?

Мастер кивнул:

– Ну еще бы! Тут не захочешь, а услышишь. Мои рабочие только об этом и говорят!

– Кстати, вы совершенно правы, дорогой Мишу. Надо получше присматриваться ко всяким подозрительным типам. Вот к этому, например…

Мастер осекся и уставился на насыпь.

Обходчик посмотрел в направлении его взгляда и тоже замер.

Несколько секунд они молчали, затем переглянулись и рассмеялись. Из тумана показалась легко узнаваемая фигура жандарма. Тот вглядывался в белесую мглу, явно кого-то высматривая.

– Отлично, – прошептал папаша Мишу. – Вот идет бригадир Дуссэ. Похоже, господин мастер, он взял чей-то след!

– Вполне возможно, – согласился собеседник. – Вот уже три дня, как вся полиция сбивается с ног. Преступление в замке не дает им спать. За это время они арестовали уже больше двадцати бродяг. Однако все они доказали свое алиби, и их пришлось отпустить восвояси, да еще и извиниться!

Обходчик с сомнением пожевал губами:

– Да нет, похоже, преступник был не из местных. У нас тут все люди мирные, убийц нет… И маркизу де Лангрюн все так любили!

Мастер перебил его:

– Посмотрите-ка! Посмотрите!

Он указал рукой на жандарма, медленно карабкавшегося вверх по насыпи.

– Похоже, бригадира тоже интересует этот тип, который хочет найти работу, но не хочет работать!

– Почему бы и нет, – согласился папаша Мишу. – Правду сказать, лицо его не внушает особого доверия. Да к тому же нездешний, это сразу видно.

Разговаривая, оба с интересом наблюдали за жандармом в ожидании, чем все закончится.

Метрах в пятидесяти от них Франсуа Поль, занятый своими мыслями, медленно брел в направлении Верьерского вокзала. Услышав наконец за спиной звук шагов, он обернулся, увидел бригадира и нахмурился.

И, странное дело, жандарм почтительно остановился в нескольких шагах от него и даже сделал движение, будто хотел взять под козырек. Загадочный бродяга сурово посмотрел на него и сказал:

– Послушайте, бригадир! Я ведь, кажется, предупреждал вас, чтобы мне никто не мешал!

Жандарм сделал шаг вперед:

– Прошу прощения, господин инспектор Службы безопасности, но мне необходимо передать вам нечто весьма важное.

Итак, Франсуа Поль, которого жандарм столь почтительно именовал господином инспектором, был ни кем иным, как секретным полицейским агентом, присланным накануне в Болье парижской префектурой!

К тому же это был не рядовой агент. Префект, словно предчувствуя, что в деле маркизы де Лангрюн будет немало загадок и сложностей, выбрал для его расследования своего лучшего работника, самого опытного и сведущего из инспекторов – Жюва.

Да, это действительно был сам знаменитый Жюв. Вот уже двое суток он бродил в окрестностях замка под видом бродяги. Он настолько вошел в свою роль, что даже был арестован вместе с Бузотером.

Таким образом пока он проводил свое расследование, не вызывая ни у кого подозрения. И вот сейчас не в меру усердный жандарм мог раскрыть его истинное положение. На лице Жюва отразилась досада.

– Будьте внимательны, – процедил он сквозь зубы. – На нас смотрят! И, раз уж мне теперь все равно придется спуститься с вами, сделайте хотя бы вид, что я арестован. Наденьте мне наручники.

Жандарм поежился:

– Прошу прощения, господин инспектор, но могу ли я осмелиться…

Вместо ответа Жюв повернулся спиной.

– Слушайте меня внимательно, – вполголоса продолжал он. – Сейчас я совершу попытку к бегству. Догоните меня и заломите мне руки за спину, да погрубее, не бойтесь! А когда я упаду на колени, надевайте наручники, как будто поймали убийцу. Понятно?

Дорожный мастер, путевой обходчик и подошедшие к ним рабочие с интересом наблюдали снизу непонятный разговор полицейского с бродягой. Слов они слышать не могли, так как находились слишком далеко.

Неожиданно подозрительный оборванец бросился наутек. Бригадир в несколько прыжков настиг его и в два счета скрутил. Через несколько минут бродяга со скованными за спиной руками покорно спускался с насыпи в сопровождении жандарма. Наблюдавшие видели, как они скрылись в ближайшей рощице.

– Вот и еще один попался, – вздохнул обходчик. – Ну что ж, Дуссэ задаст ему жару…

Быстрым шагом двигаясь в сторону Болье, инспектор Жюв спросил у бригадира:

– Как там дела в замке? Вас действительно послали сообщить мне что-то интересное?

Жандарм с гордостью ответил:

– Так точно, господин инспектор. Убийца маркизы де Лангрюн найден! Маленькая Тереза…

Глава 6 ФАНТОМАС – ЭТО СМЕРТЬ!

Было восемь часов утра.

Избавившись от наручников, инспектор Жюв стремительно шагал в направлении замка Болье. Наконец он добрался до парковой ограды, где нос к носу столкнулся с господином де Преслем.

– Итак, – спокойно сказал Жюв, – я слышал, вас новости?

Судья взглянул на полицейского с нескрываемым недоумением.

– Судя по вашей физиономии, – не торопясь продолжал инспектор, – я вижу, что вы еще не в курсе. Что ж, должен вам сказать, что от вас требуется приготовить ордер на арест. После этого мы вплотную займемся господином Шарлем Ромбером.

Мсье де Пресль в изумлении отступил. Жюв невозмутимо повернулся и направился через парк к замку. Судья поспешил за ним.

– Послушайте! – воскликнул он. – На каком основании вы подозреваете господина Шарля?

Тяжело дыша, бригадир жандармов с трудом догнал широко шагавшего инспектора и услышал последнюю фразу.

– Еще бы! – воскликнул он.

Наконец Жюв снизошел и в двух словах описал судье то, что сообщил ему бригадир Дуссэ. Де Пресль был поражен и не скрывал этого.

– Однако… – начал он, но не договорив, остановился.

Его спутники тоже замерли у самого входа в замок. Они увидели, как входная дверь отворилась, и из-за не показался управляющий Доллон. На нем просто лица не было – волосы растрепаны, губы дрожат, взгляд блуждает.

Увидев судью, старик протянул к нему руки и отчаянно закричал:

– Мсье де Пресль! Господин судья! Вы не видели отца и сына Ромберов? Их нигде нет!

Следователь, до сих пор ошарашенный сообщением Жюва, непонимающе смотрел на управляющего. Реакция инспектора оказалась быстрее.

Он обернулся к бригадиру и сказал:

– Опоздали! Птички улетели…

Расположившись в холле замка, инспектор попросил Доллона еще раз во всех подробностях описать ему разоблачение, сделанное маленькой Терезой.

– Страшно вспомнить, господа! – дрожащим голосом говорил бедняга. – Сегодня утром я застал обеих служанок, Марию и Луизу, в комнате юной хозяйки. Они нашли ее полумертвой, и пришлось оказывать помощь.

Минут через двадцать, около половины седьмого, она пришла в себя. И рассказала нам о том, что слышала ночью. Девочка оказалась свидетельницей ужасного разговора между отцом и сыном.

– А дальше? – спросил де Пресль. – Что вы потом сделали?

– Я ужасно перепугался и послал человека в Сен-Жори – во-первых, затем, чтобы вызвать врача, а во-вторых, предупредить господина бригадира. Мсье Дуссэ приехал первым. Я, как мог, пересказал ему все, что сообщила юная хозяйка, а затем пошел встречать врача, который приехал к мадемуазель Терезе.

Судья посмотрел на жандарма.

– Видите ли, мсье де Пресль, – смущенно пояснил тот. – Когда господин Доллон рассказал мне о том, что произошло, я подумал, что первым делом обязан предупредить инспектора Жюва…

– Черт вас побери с вашей самодеятельностью, Дуссэ! – перебил его разгневанный судья. – Вы совершили чудовищную ошибку! Первым делом вы обязаны были взять эту семью под стражу!

– Прошу прощения, господин следователь! – быстро возразил бригадир. – Я приказал Моррану следить, чтобы никто не покидал замка. Если бы эти господа решили смыться, это не прошло бы незамеченным!

– Однако они все-таки улизнули, а ваш Морран ничего не заметил!

Тут в разговор вмешался Жюв, первым догадавшийся, что произошло:

– Естественно, жандарм их не видел. И не мог видеть по той простой причине, что они исчезли еще ночью, сразу после того, как Тереза услышала их разговор.

Инспектор в досаде щелкнул пальцами и продолжал допрос:

– Ну, а что дальше?

– Ничего, господин инспектор…

Жюв повернулся к Дуссэ:

– Ну что ж, бригадир, я думаю, сейчас господин судья отдаст вам приказ послать всех ваших людей на поиски беглецов.

– Разумеется, – подтвердил де Пресль. – И советую вам поторопиться!

Бригадир щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из холла.

Инспектор и судья надолго замолчали. Старый Доллон стоял в сторонке с растерянным видом. Наконец де Пресль обратился к нему:

– А где сейчас мадемуазель Тереза?

Управляющий встрепенулся:

– Ей лучше, господин судья. Сейчас она отдыхает, спит. У нее был доктор, и он советовал пока ее не будить. Девочка так утомилась!

– Ну что ж, произнес де Пресль… – Раз врач так считает, не будем спорить.

Доллон ушел.

– Господин судья, – предложил Жюв, – может, нам стоит подняться на второй этаж?

Через несколько минут они вошли в комнату, где провел последние два дня Этьен Ромбер, и молча переглянулись. Наконец судья заговорил:

– Ну что, коллега, дело можно считать законченным? Все встало на свои места… Шарль Ромбер виновен, и вряд ли будет очень трудно поймать его.

Жюв покачал головой:

– Шарль Ромбер? Возможно, возможно…

– Как, вы не уверены?

Инспектор некоторое время задумчиво рассматривал носки своих ботинок, лотом взглянул на судью и медленно произнес:

– Я говорю «возможно», потому что многое указывает на то, что этот молодой человек совершил преступление. Однако, поверьте мне, он его не совершал. Я в этом абсолютно убежден.

Судья оторопел:

– Как же так? Ведь у нас есть доказательство – его признание!

– Ну, положим, нам он ни в чем не признавался…

– Но ведь Тереза говорит, что он ничего не смог ответить на обвинения отца!

– Может быть, тот просто слишком неожиданно припер его к стенке. К тому же, есть факты, свидетельствующие в пользу мсье Шарля.

Де Пресль подумал.

– Хорошо, господин инспектор, – сказал он. – Давайте посмотрим еще раз.

В ходе следствия выяснилось, что преступление совершил кто-то из ночевавших в доме…

– Вполне вероятно, – перебил его Жюв. – Однако это еще не доказано!

– Как это не доказано?

Инспектор улыбнулся:

– Не торопитесь, господин судья.

Он повернулся к двери:

– Кажется, здесь нам делать нечего. Давайте зайдем в комнату, которую занимал молодой человек.

Он вышел в коридор. Де Пресль, ничего не понимая, покорно отправился за ним.

Они открыли спальню Шарля, и Жюв окинул ее быстрым внимательным взглядом. Судья устроился в кресле и закурил сигару.

– Итак, дорогой коллега, – сказал он, – поделитесь же со мной своими соображениями!

Инспектор начал:

– Было бы слишком поспешно давать немедленный ответ на все вопросы, но я надеюсь, что мне удастся докопаться до истины. И вот почему.

В этом деле, на мой взгляд, ключевой момент – мотив убийцы. Давайте рассмотрим его. Первое, что приходит в голову – преступление совершено с целью ограбления, причем, ради достижения своей цели негодяй не собирался гнушаться никакими средствами. Он словно визитную карточку свою оставил на трупе – с такой жестокостью мог действовать только настоящий, матерый преступник, профессионал!

Жюв потер лоб и продолжал:

– Вспомните характер раны. Горло маркизы было перерезано от уха до уха. С одного удара такого результата не добьешься. Чтобы так разделать человека, надо потрудиться, а для этого требуются изрядная подготовка и немалое хладнокровие. И еще – абсолютная безжалостность. Не очень веселый получается портрет, не правда ли?

И есть еще одна деталь. Рана свидетельствует о том, что убийца, ко всему прочему, человек необычайно сильный физически. Для такой работы нужны крепкие мускулы. Если бы преступник был хилым субъектом, он выбрал бы что-нибудь длинное и острое и попытался бы убить с одного удара.

– Точно, точно, – подтвердил де Пресль. – Шарль никак не ассоциируется у меня с подобным монстром. Похоже, вы начинаете меня убеждать… Это все, или вы сделали еще какие-нибудь выводы?

– Теперь самое важное для нас – определить, чем именно были нанесены удары. Я уже приказал обследовать все выгребные ямы, прочесать окрестные кусты и обыскать озеро. Практика показывает, что преступники часто стремятся побыстрее избавиться от орудий преступления.

– Но, независимо от того, найдем мы его или нет, я уверен, что знаю, что это такое. Почти наверняка это один из тех ножей, что бандиты носят за голенищем. Маркизу убили не благородным кинжалом.

– Почему вы в этом так убеждены? – удивился следователь.

– Опять же из-за раны. Самое опасное в кинжале – острие. Если бы убийца пользовался им, он бы ударил в сердце. А рана, как вы сами видели, резаная, а не колотая. И нанесена с очень большой силой.

– И значит… – медленно проговорил судья.

– Значит, – серьезно закончил инспектор, – Шарль Ромбер, юноша слабый и хорошо воспитанный, не мог совершить это преступление. Да и слишком он юн, чтобы успеть стать профессиональным убийцей…

Они помолчали.

– Теперь, господин де Пресль, – продолжал Жюв, – обратимся, если вы не против, к мотиву преступления. Почему убили маркизу де Лангрюн?

Судья заколебался.

– Ну… – неуверенно проговорил он. – Может, все-таки ограбление?

– Тогда что же взяли? – немедленно поинтересовался инспектор. – Все кольца хозяйки, ее жемчужная брошь и бумажник лежали на самом виду, на столе. Исследуя ящики секретера, я обнаружил там и другие ценности – пятьсот десять франков золотом и серебром и три банкноты по пятьдесят франков.

– Так скажите, господин судья, можете ли вы представить себе человека, который убил женщину из-за денег, а потом ушел, не взяв ни сантима? У меня, например, это никак в голове не укладывается!

– Да, это странно, – согласился де Пресль.

– Более чем странно, – подтвердил Жюв. – Похоже, что речь шла о вещах поважнее, чем кража денег или драгоценностей. Но о чем – вот вопрос, на который мне предстоит ответить!

Судья глубокомысленно кивнул. У него самого не появилось никаких предположений.

Инспектор продолжал развивать свою мысль. Он и не рассчитывал на помощь де Пресля.

– Итак, мы столкнулись с преступлением, совершенным из неизвестных побуждений. Это может быть и просто навязчивая идея – в наше время довольно распространенный феномен…

– И что же тогда? – перебил судья.

– В этом случае мне, увы, придется отказаться от всех моих умозаключений и вернуться к версии виновности Шарля Ромбера.

– Его мать, как я знаю, признана психически ненормальной. Если юноша страдает наследственным заболеванием, у него вполне могли найтись причины убить маркизу. И сил бы хватило – сумасшедшие становятся необычайно сильными во время приступа.

– Впрочем, – продолжал Жюв, жестом предупредив вопрос, который хотел задать судья, – в скором времени я смогу сообщить вам о физических данных преступника гораздо больше. Бертильон недавно изобрел великолепный динамометр, позволяющий с максимальной точностью определять силу любого удара. В качестве образца я послал ему сломанный убийцей ящик секретера. Ответ скоро будет.

– Будем надеяться, он поможет нам продвинуться вперед, – согласился де Пресль. – Однако, если мы не считаем вину Шарля Ромбера доказанной, следует повнимательнее приглядеться ко всем остальным, кто ночевал в замке той ночью.

Жюв кивнул:

– Конечно. Их алиби необходимо тщательно проанализировать и проверить. Возможно, обнаружатся неточности. Может, займемся этим прямо сейчас?

– Попробуем, – ответил судья. – Прежде всего, на мой взгляд, нужно снять подозрения с обеих служанок. Что же касается бродяг, которых мы задержали, разумеется, не считая вас, мсье Жюв, – то это в основном примитивные, неотесанные существа. У них просто ума бы не хватило провернуть такое сложное дело.

Инспектор не возражал, и ободренный де Пресль продолжал:

– Теперь Доллон. Он, конечно, имел возможность убить свою хозяйку. Однако, учитывая его алиби, он тоже вне подозрений. Ведь старик до пяти утра сидел у постели больной жены. Врач это подтверждает.

– Да, алиби, безусловно, надежное, – согласился Жюв. – Экспертиза показала, что смерть маркизы наступила между тремя и четырьмя часами утра.

– Значит остается разобраться с господином Ромбером-старшим…

– Позвольте! – удивился следователь. – Уж тут, кажется, все ясно. В девять часов Этьен Ромбер сел на вокзале Орсей в поезд и приехал в Верьер только в шесть пятьдесят пять. Следовательно, всю ночь он провел в вагоне. Алиби безупречное!

– Действительно, не подкопаешься, – согласился Жюв. – Так что же, приходится опять возвращаться к Шарлю Ромберу? Все ведет к нему?

Полицейский заговорил, подражая прокурору, произносящему обвинительную речь:

– Итак, в момент преступления никто не услышал ни звука. Следовательно, злоумышленник к тому времени находился в доме. Причем покойная маркиза хорошо знала его. Поэтому, когда преступник постучал ночью в дверь, женщина, ничего не подозревая, впустила его. Он вошел в комнату, и…

Тут судья запротестовал:

– Постойте, постойте! Вы уже прямо роман сочиняете. Вспомните, ведь дверь в спальню госпожи де Лангрюн была заперта изнутри, а замок "казался почти выломан! Как это объяснить?

Жюв посмотрел на собеседника с улыбкой:

– Вот-вот, этого возражения я и ожидал. Попытаюсь ответить на ваш вопрос. Однако прежде будьте любезны пройти со мной на место происшествия. Я покажу вам нечто весьма любопытное.

Они пересекли коридор и подошли к спальне маркизы де Лангрюн.

Жюв указал на замок:

– Посмотрите внимательно, господин судья. Вы не видите ничего необычного?

Де Пресль присмотрелся:

– Нет, ничего.

– Ошибаетесь, коллега! – возразил инспектор. – Глядите. Щеколда выдвинута, как будто замок и вправду закрыт, и болты расшатаны, словно его выламывали. Но если бы это было так, то остались бы следы и на скобе, в которую входит щеколда!

Судья наклонился.

– Вы хотите сказать, что… – проговорил он и остановился, не закончив фразы.

Жюв продолжал:

– Глядите внимательнее. Сюда, на эти болты. Что мы на них видим?

Судья задумчиво произнес:

– Маленькие царапинки. Можно предположить, что…

– Продолжайте, продолжайте, – подбодрил его инспектор.

– Можно предположить, – заговорил судья, тщательно обдумывая каждое слово, – что болты были не выбиты, как мы считали, а аккуратно вывинчены, а затем вставлены обратно. И, следовательно…

– Следовательно, – подхватил Жюв, – все это просто камуфляж, чтобы провести нас. Преступник пытался заставить нас поверить, что он высаживал дверь, в то время как маркиза сама ему открыла. А это значит, что она хорошо его знала!

Подмигнув, инспектор интимно взял судью под руку и отвел обратно в спальню Шарля Ромбера. Там он прошел в туалетную комнату, встал на колени и указал пальцем на клеенку, покрывавшую пол:

– Взгляните, господин де Пресль. Что вы здесь видите?

Судья вставил в глаз монокль и посмотрел на пол. Наконец он заметил небольшое темное пятнышко.

– Это кровь? – неуверенно спросил он.

– Да, это кровь! Из этого я заключаю, что господин Ромбер-старший действительно нашел в спальне своего сына окровавленное полотенце. Именно оно и довело Терезу до припадка. И именно это является самой веской уликой против юноши.

Судья кивнул:

– Значит, мы возвращаемся к тому, с чего начали. Вина Шарля Ромбера очевидна.

Однако Жюв отрицательно покачал головой:

– Нет, господин судья.

Де Пресль поглядел на него с недоумением.

– Как же так?! – воскликнул он. – Ведь все улики налицо!

– Видите ли, формальных доказательств, действительно, достаточно. Но меня преследует мысль, что юношу специально подставляют под подозрение. Мне кажется, что кто-то все же нашел способ проникнуть в дом ночью, а теперь хочет свалить вину на Шарля.

– Но вы ведь знаете, – возразил судья, – все двери были заперты на ключ, ставни закрыты. А ключи маркиза хранила у себя.

Жюв улыбнулся:

– Вы, очевидно, считаете это стопроцентным доказательством? Разве нужно объяснять, что нет замка, к которому нельзя бы было подобрать ключ! Вот если бы мы имели дело с добрым старым засовом… Тогда дверь можно было бы открыть, только сняв с петель. Но здесь другой случай. С ключа вполне могли сделать слепок, выточить дубликат и с его помощью проникнуть в замок.

Судья смотрел на инспектора с сомнением:

– Но если бы преступник вошел снаружи, он непременно оставил бы следы! Да и в замке тоже…

– Почему же, кое-какие следы все же есть, – спокойно ответил Жюв. – Вот, взгляните.

Он достал из кармана клочок бумаги:

– Это обрывок карты. Я нашел его вчера неподалеку от насыпи. Полюбуйтесь, здесь обозначены как раз окрестности Болье! Любопытное совпадение, не правда ли?

Судья рассмеялся:

– Ну, это еще не доказательство! Найти в нашем районе обрывок карты нашего же района – что в этом может быть странного? Вот если бы вы нашли владельца этой карты, тогда другое дело!

– Будьте спокойны! – сухо ответил инспектор. – Я постараюсь сделать это как можно скорее. К тому же, этот обрывок – не единственный мой козырь… Сегодня утром, прогуливаясь вдоль железной дороги, я обнаружил занятные следы.

Судья, которого находки Жюва нисколько не вдохновили, неопределенно хмыкнул:

– Ну и какие вы сделали выводы?

Лицо инспектора оставалось невозмутимым.

– Попробуем представить себе такой вариант. Преступник ночью открывает дверь, убивает маркизу, затем выходит из замка, идет к железнодорожной насыпи и садится в поезд. Кстати, следы я видел именно в том месте, где составы тормозят – перед выходом из тоннеля. Ну как вам такая версия?

Де Пресль поморщился:

– Мсье Жюв, поезд – это все-таки не трамвай… В него на ходу не вскочишь!

– Да нет, вы просто не в курсе. Возле тоннеля ведутся дорожные работы, и поезда останавливаются, ждут, когда мастер даст разрешение на проезд. И так уже месяц, все об этом знают!

Судья смутился, но продолжал возражать:

– Однако возле замка следов не обнаружено!

– Опять ошибка! – возразил Жюв. – На газоне перед окном спальни маркизы земля подозрительно рыхлая. Если бы я, например, спрыгнул из окна второго этажа, а потом решил уничтожить за собой следы, я бы сделал это именно таким образом.

– Я должен сам взглянуть, – упрямо сказал судья.

– Извольте, нет ничего легче! – улыбнулся инспектор.

Они быстро спустились по лестнице, пересекли холл и вышли из замка.

Подойдя к газону, де Пресль наклонился, но, сколько ни присматривался, ничего не смог заметить. Он вопросительно поглядел на Жюва.

– Черт, ну конечно! – с досадой сказал тот. – Ведь преступник прошел здесь ночью, а утром выпала роса, трава выпрямилась, и следы исчезли! Но не все… Взгляните вот сюда!

Он опустился на колени возле огромного широколистного ревеня. Указав на один из нижних листьев, он тихо сказал:

– Любопытно, не правда ли?

– Но что?! – нетерпеливо спросил судья.

– Да вот это…

Лист покрывали маленькие черные катышки.

– И что же это такое?

– Земля, мсье, обыкновенная земля, какой вокруг великое множество…

– Ну и что?

Де Пресль начинал раздражаться.

– А то, – улыбнулся инспектор, – что обыкновенная земля не имеет свойства передвигаться по собственной воле, тем более вверх!

Судья озадаченно молчал. Жюв продолжил:

– Так вот, раз сама она подпрыгнуть не могла, значит, ей помогли.

Видимо, дело было так. Убийца спрыгнул сюда из окна, а затем разровнял землю, чтобы стереть следы. Руки он при этом, естественно, испачкал и машинально отряхнул. Как раз над этим кустом!

Итак, если моя версия верна, то наш неизвестный после преступления скрылся через окно. А значит, это кто угодно, только не Шарль Ромбер…

– Пожалуй… – протянул де Пресль.

Жюв хмыкнул:

– Понимаете, этот мерзавец с самого начала делал все, чтобы мы заподозрили юношу!

Они замолчали. Судья, поставленный в тупик, мучительно размышлял.

Наконец инспектор заговорил:

– Итак, возникает новая гипотеза, тоже, впрочем, весьма неприятная. Не кажется ли вам, что это странное, загадочное преступление, совершенное по непонятным причинам, как раз в духе Фантомаса?

Услышав имя, бывшее на устах всех досужих сплетников, де Пресль изумленно поднял брови:

– Вот уж не думал, господин инспектор, что вы верите сказкам об этом чудовище! Право, очень простой способ – свалить все на загадочного, неуловимого Фантомаса и закрыть дело! Но ведь мы-то знаем, что его не существует. Это все уловки Дворца Правосудия, оправдывающего собственную беспомощность!

Жюв вспыхнул, на скулах у него перекатились желваки, но он быстро взял себя в руки.

– Мсье, – сдержанно сказал он, подчеркивая каждое слово. – Вы напрасно смеетесь, совершенно напрасно! Не следует так легкомысленно относиться к серьезным вещам. Вы – следователь, хозяин здешнего района. Но у вас только три года практики, а я, хоть всего лишь скромный инспектор Службы безопасности, работаю уже пятнадцать лет. Я знаю, что Фантомас существует. И мне совсем не смешно, когда я думаю, что это убийство может быть делом его рук!

Эти слова были сказаны так веско, что судья не посмел возражать. Жюв продолжал:

– Никто, господин де Пресль, не сможет назвать меня трусом. Я не раз смотрел смерти в глаза. Целые банды охотились за мной. Мне постоянно угрожают, десятки преступников мечтают отомстить мне. Что ж, наплевать, это моя работа… Но когда речь идет о Фантомасе, когда я подозреваю, что в деле замешан этот гений преступления… Да, мсье, тогда я начинаю бояться! Да, господин судья! Я, Жюв, боюсь… Потому что с этим монстром невозможно бороться обычными средствами. Дерзость его беспредельна, а могущество безгранично… Абсолютно все, кто пытался с ним бороться – а это были мои друзья, мсье, отличные полицейские! – потерпели поражение. Еще раз повторяю вам: Фантомас – не выдумка! Но никто не знает, кто он… И если можно противостоять реальной, видимой опасности, то как прикажете бороться с невидимкой, с призраком, который может нанести удар в любую секунду!

Судья не удержался:

– Но не дьявол же он, ваш Фантомас! Такой же человек, как и мы!

– Да, он человек… Но не просто человек, мсье. Это – гений! Он наделен потрясающим даром совершать ужасные преступления, не оставляя никаких следов. Его не видят – о нем догадываются, его не слышат – его чувствуют…

Обычно спокойный, инспектор заметно волновался.

– И если, как я подозреваю, в этом деле замешан Фантомас, – заключил он, – вряд ли нам удастся его распутать…

Слова его обеспокоили судью.

– Но, дорогой Жюв, – сказал он, – ведь не хотите же вы прекратить поиски убийцы?!

Полицейский улыбнулся, но улыбка вышла натянутой. Он ответил:

– Полно, господин де Пресль. Мне не по себе, но раскрывать преступления – моя профессия. И я буду делать свое дело до конца.

В конце аллеи послышались торопливые шаги.

Собеседники оглянулись. К ним приближался запыхавшийся почтальон.

– Извините, господа, где можно найти мсье Жюва? – спросил он.

– Это я, – ответил полицейский, взял телеграмму и нетерпеливо вскрыл ее.

Пробежав глазами текст, он вздрогнул. Потом протянул телеграмму судье.

– Прочтите, мсье!

Послание из Службы безопасности гласило: «Срочно возвращайтесь в Париж. Необходимо ваше присутствие для расследования дела об исчезновении лорда Белтхема. Строго конфиденциально – подозревается, что к нему имеет отношение Фантомас».

Глава 7 СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ

– Доброе утро. Я бы хотел повидать мсье Гарна. Консьержка дома номер семь по улице Левер, мадам Дулен, только что вернувшаяся в свою каморку после того, как закончила подметать лестницу, с интересом посмотрела на человека, задавшего этот вопрос.

Она увидела мужчину в мягкой шляпе, с пышными усами. Воротник плаща был поднят, скрывая лицо.

После паузы он повторил:

– Будьте любезны, скажите, в какой квартире живет мсье Гарн?

– А его нету, – ответила консьержка. – И уже довольно долго!

– Это мне известно, – нетерпеливо сказал незнакомец. – Но мне очень нужно попасть в его квартиру. Проводите меня, если не трудно.

Лицо женщины прояснилось:

– А, понимаю! Вас послали за его багажом! Эта компания… Как же она называется? Такое смешное английское название, язык сломаешь…

Консьержка подошла к стене и принялась рыться в ящичках, где хранилась почта жильцов. Наконец она вытащила из ящичка господина Гарна проспект, который, судя по потрепанности, был не первой свежести.

– Ага, вот это, – сказала она, читая название. – «Саус»… Как вы ее там называете… – она подняла глаза и смущенно улыбнулась. – Признаться, я не сильна в английском!

Потом продолжала:

– Что ж, похоже, ваши хозяева не слишком-то торопятся! Я уже две недели жду, когда вы явитесь, чтобы забрать ваше барахло. А ведь господин Гарн говорил, что вы придете за всем этим сразу после его отъезда!

Разговаривая, мадам Дулен бросила взгляд в окно, выходящее на улицу.

– Подождите-ка! – удивилась она, снова оглядывая посетителя, который был слишком хорошо одет и выглядел чересчур респектабельно для простого посыльного. – Как же вы собираетесь все это уволочь? У вас нет ни грузовичка, ни хотя бы ручной тележки… Неужели попрете на хребте?!

Незнакомец улыбнулся:

– Действительно, мадам, у меня нет ни грузовика, ни даже тележки. Более того, я вовсе не собираюсь волочь куда-нибудь посылки господина Гарна. Но вот ознакомиться с их содержимым мне необходимо. Не могли бы вы мне помочь?

Консьержка вздохнула:

– Ну что поделаешь, если нужно… Придется пилить с вами на шестой этаж.

Карабкаясь по лестнице, женщина бурчала:

– Ох, что вам было прийти на десять минут раньше! Все-таки сто двадцать ступенек… Не так-то легко одолеть их в моем возрасте!

Наконец они добрались до шестого этажа. Консьержка отыскала ключ и открыла дверь квартиры.

Жилище было весьма скромным, однако обставлено довольно кокетливо. Первая комната представляла собой нечто среднее между столовой и гостиной, дальше следовала спальня, огромные окна которой выходили в сад. Таким образом, квартира имела одно большое преимущество – напротив ее окон не находилось никаких домов, и по спальне можно было ходить хоть голым, не опуская шторы. Нескромный взгляд при всем желании не мог сюда проникнуть.

– Надо бы тут проветрить, – пробормотала консьержка. – Иначе господин Гарн, когда вернется, будет очень недоволен…

– Так что, он постоянно здесь не живет? – спросил мужчина.

– Ну, конечно, нет, мсье! – ответила служанка. – Ведь он этот, как его… Да, коммивояжер, так что его часто подолгу не бывает.

Незнакомец кивнул:

– Да, не очень-то весело разъезжать круглый год. Но ведь, наверное, и доход неплохой?

– Вот уж не знаю. Ведь мсье Гарн такой неосмотрительный, нерасчетливый…

– В самом деле? – удивился мужчина в шляпе. – Коммивояжер, и нерасчетливый?

– Совершенно, мсье!

И консьержка принялась с жаром вспоминать какие-то денежные выплаты, налоги, которых господин Гарн, по ее мнению, мог избежать…

Невнимательно ее слушая, посетитель оглядывал комнату. Его привлекла фотография молодой женщины на каминной полке.

– Простите, – перебил он служанку, указывая на фото. – Это что, госпожа Гарн?

– Нет, что вы! Мсье Гарн – холостяк!

Человек в шляпе подмигнул женщине, на губах его появилась понимающая улыбка:

– Ага, значит, подружка?

Консьержка отрицательно помотала головой:

– Да нет… Видела я его подружку, та совсем другая…

– Вот как?

– Уж вы мне поверьте. Я здесь все про всех знаю. Когда мсье Гарн появляется в Париже, ему наносит визиты одна дама… Шикарная, очень шикарная! В нашем районе Бельвиль не часто такую встретишь. Явно очень высокого полета птица.

Она всегда приходит под вуалью и проскальзывает мимо меня, не говоря ни слова. Но видно, что из благородных. Не было случая, чтобы она не дала мне пары монеток. Жадиной ее никак не назовешь!

Казалось, болтовня консьержки весьма заинтересовала гостя.

Он заметил:

– Похоже, что ваш жилец не очень-то заботится о хлебе насущном. Денег у него явно хватает!

Тут на лестнице послышался грубый голос:

– Эй! Есть тут кто-нибудь?

Консьержка выбежала на площадку:

– Я тут, на шестом. А что надо-то?

Снизу закричали:

– Господин Гарн! Есть у вас в доме такой?

– Поднимайтесь сюда! Я как раз в его квартире.

Женщина вернулась в комнату и сообщила:

– Опять кому-то нужен мсье Гарн. Похоже, спрос на него растет! Кто ни придет, все к нему.

Незнакомец с интересом посмотрел на нее:

– Вот как? Значит, к нему часто приходят?

– В том-то и дело, мсье, почти никогда! Потому я и удивляюсь!

В этот момент дверь открылась, и вошли двое мужчин. По их одежде нетрудно было определить род их занятий. Это были водители грузовиков.

Один из них шагнул вперед, но консьержка, не дав ему открыть рот, воскликнула, обращаясь к мужчине, которого она впустила в квартиру:

– Ну, теперь ясно. Это ваши люди. Они и потащат вещи мсье Гарна!

Незнакомец хотел что-то ответить, но, поколебавшись, промолчал.

Шофер заговорил:

– Значит, так. Мы из «Саус стилшип компани». Нас прислали забрать вещи, которые оставил господин Гарн. Это они, да?

Он указал на два больших чемодана и пару маленьких коробочек, стоявших в углу.

– Постойте! – подняла руку мадам Дулен. – Вы что же, не вместе с этим господином?

Человек в шляпе хранил молчание. Водитель взглянул на него и сказал:

– Конечно, нет! Мы этого мсье в глаза не видели!

Он повернулся к напарнику.

– Ну давай, за работу!

Консьержка шагнула вперед и встала между шоферами и багажом. Мужчина в шляпе сделал то же самое.

– Простите, – проговорил он вежливо, но решительно. – Потрудитесь ничего здесь не трогать.

Водитель пожал плечами, вынул из кармана засаленный блокнот и стал перелистывать страницы. Найдя нужную, он поднял глаза:

– Да нет, вроде все правильно… Нас вызывали именно сюда.

Он снова обратился к своему товарищу:

– Давай грузить!

Госпожа Дулен с опаской поглядела на присутствующих, затем выбежала на лестницу и позвала:

– Мадам Орор! Мадам Орор!

Мужчина, пришедший первым, вышел на площадку, взял служанку за локоть и заставил вернуться в комнату.

– Прошу вас, мадам, – негромко произнес он, – не шумите и не зовите никого.

Однако консьержка, вконец перепуганная, пронзительно завопила:

– Да что же это делается! Перестаньте меня трогать! Знать я ничего не хочу про ваши дела! Кто вы вообще такие, все трое? Зачем вас черти принесли?

Первый водитель, совершенно сбитый с толку, раздраженно бросил:

– Да говорю вам, мадам, нас сюда вызвали! Вот, взгляните, список всех наших сегодняшних заказов. Улица Левер, дом номер семь. А если этот господин утверждает, что он представитель «Саус стилшип компани», то он, смею вас заверить, врет!

Консьержка взглянула на незнакомца, но он не произнес ни слова. Бедная женщина, дрожа от страха, снова закричала:

– Мадам Орор!

Мужчина в шляпе сделал движение по направлению к консьержке, и та в ужасе заголосила:

– На помощь!

Водитель сплюнул:

– Черт бы побрал этих психов! Из-за них нас, того и гляди, примут за грабителей! Ну, если вам так неймется, мадам, давайте, вызывайте полицию! Нам-то наплевать, а вот вам придется кое-что объяснить!

Шофер с яростью посмотрел на незнакомца:

– Держу пари, этому господинчику страсть как не хочется встречаться с полицией!

Не отрывая глаз от мужчины, он обратился к своему напарнику:

– Слушай, Огюст, спустись-ка вниз, да приведи сюда легавого. Пусть он поинтересуется этим мсье, а заодно и консьержкой!

Огюст побежал вниз по лестнице. Прошло несколько томительных минут. За это время никто в комнате не произнес ни слова.

Мадам Дулен, дрожа от страха, косилась на дверь в прихожую, чтобы при малейшей опасности броситься на лестницу. Шофер, по-прежнему держа в руке блокнот, не спускал глаз с мужчины в шляпе, а тот, не выказывая ни малейших признаков беспокойства, с любопытством оглядывал комнату. Казалось, встреча с полицией нисколько его не беспокоила.

На лестнице послышались тяжелые шаги. Показался Огюст в сопровождении жандарма. Представитель закона вошел в квартиру и осведомился:

– Что здесь происходит?

При появлении сержанта лица у присутствующих прояснились. Консьержка перестала дрожать, а шофер наконец оторвал тяжелый подозрительный взгляд от незнакомца и вздохнул с облегчением.

Мадам Дулен уже открыла рот, чтобы начать объяснения, как вдруг мужчина в шляпе стремительно подошел к сержанту и, показав удостоверение, негромко сказал:

– Служба безопасности. Инспектор Жюв.

Оторопевший полицейский вытянулся по стойке «смирно». Глаза его расширились. Он поднес руку к козырьку и почтительно произнес:

– Боже правый, извините меня, господин инспектор! Я вас не узнал. Ведь вы так давно не появлялись в нашем квартале, мсье!

Сержант гневно повернулся к шоферу:

– Идите-ка сюда, милейший! Извольте объяснить, какого черта…

Жюв улыбнулся:

– Что ж, водитель оказался прав! Так беднягам действительно недолго сойти за грабителей. Оставьте его, старина. Они тут ни при чем. Их действительно прислала «Саус стилшип компани». Ничего противозаконного они не совершали.

– Но, позвольте, – удивился жандарм, – меня зовут сюда кого-то арестовывать…

Консьержка не дала ему договорить. Высокое положение инспектора заставило ее забыть о своих страхах.

– Это все я, старая дура! – воскликнула она. – Но если бы мсье сразу сказал, что он из Службы безопасности, разве я стала бы звать на помощь…

Жюв рассмеялся:

– Мадам, вы так перепугались, что представься я даже Иисусом Христом, вы бы продолжали голосить!

Он обратился к шоферам:

– Ну, а вы, ребята, садитесь в свои драндулеты и немедленно возвращайтесь в контору!

Те запротестовали, ссылаясь на то, что у них еще много заказов, но Жюв нетерпеливо поднял руку:

– А я вам говорю, бросьте все дела! Поезжайте в контору и передайте вашему шефу – кстати, как его зовут?..

Он посмотрел на старшего шофера.

– Господин Вуланд, – ответил тот.

– Отлично, – сказал инспектор. – Итак, вы предупредите мсье Вуланда, что я жду его здесь. Причем попросите его не задерживаться! И пусть он захватит с собой всю документацию, связанную с багажом господина Гарна. Вы хорошо поняли?

Шофер ухмыльнулся:

– Чего уж тут не понять… Да, видно, сегодняшнее утро все равно потеряно.

– Не волнуйтесь, ребята, – сказал инспектор. – Я позабочусь, чтобы это не ударило по вашему карману.

Водители двинулись вниз по лестнице. Жюв вышел на площадку и произнес вполголоса:

– И никому ни слова о том, что вы меня видели. Особенно в этом квартале! Передайте вашему шефу мое поручение и забудьте о нем.

Ничего не понимающие шоферы кивнули, вышли из дома и отправились на улицу Отвиль.

Следующие четверть часа инспектор занимался осмотром помещения. Он открывал ящички секретера, рылся в стенных шкафах, заглянул под кровать.

Не прерывая своего занятия, он попросил консьержку описать господина Гарна. И, хотя был занят, старался не пропустить ни слова.

– Ну что я вам могу сказать… – неуверенно заговорила служанка. – Господин Гарн – мужчина видный. Волосы у него светлые, рост средний, но сам, знаете, крепкий такой… И всегда гладко выбрит, прямо, как англичанин. Ну и все… Никаких особых примет, так, чтобы сразу бросалось в глаза, вроде нет… Такой же человек, как и все. Ничего в нем нет особенного.

Это описание не вызвало у инспектора вдохновения. Его интересовали подробности.

Он вышел на кухню и вскоре вернулся, держа в руке маленькую отвертку.

– Сержант, вскройте этот чемодан! – приказал он, указав на самый большой из баулов.

Жандарм занялся замком. Затем Жюв подошел к госпоже Дулен.

– Вы, помнится, говорили, что у здешнего жильца была любовница? – спросил он. – Скажите, когда вы обычно ее видели?

Консьержка подумала:

– Да, пожалуй, всякий раз, когда мсье Гарн заявлялся в Париж… И всегда днем!

– Они выходили куда-нибудь вместе?

– Нет, мсье.

– А эта дама оставалась ночевать?

– Нет, мсье, никогда.

– Так-так, – пробормотал полицейский себе под нос. – Дама, вероятно, замужем…

Мадам Дулен развела руками:

– Вам виднее!

– Хорошо, с этим мы разберемся, – сказал Жюв. – Пожалуйста, передайте мне одежду.

Он указал на вешалку за спиной служанки. Она протянула ему куртку. Быстро ощупав ее, полицейский обратил внимание на бирку, пришитую к воротнику. На ней было написано: «Претория».

– Ага, – вполголоса произнес инспектор. – Это подтверждает мои предположения…

Он занялся пуговицами. На каждой с обратной стороны было выдавлено: «Смит».

В это время ход его мыслей был прерван сержантом, который открыл замок чемодана.

– Господин инспектор, – сказал он. – Тут полно одежды. Но убей меня Бог, если я знаю, в какой стране она произведена! Ни имени продавца, ни названия фирмы… Никакой зацепки.

– Ну ладно, – оборвал его Жюв. – Откройте теперь второй чемодан.

Жандарм наклонился ко второму чемодану, который на поверку оказался едва ли не больше предыдущего, и завозился с замком.

Жюв тем временем вышел на кухню и вскоре вернулся оттуда, держа в руке увесистый медный молоток с железной ручкой. Он с любопытством его разглядывал, взвешивая в руке.

В этот момент жандарм открыл наконец крышку чемодана, заглянул внутрь и издал крик ужаса. Инспектор посмотрел через его плечо и вздрогнул, хотя в силу своей профессии повидал немало.

Глазам его предстало страшное зрелище. В чемодане лежал труп!

Мадам Дулен захрипела и без чувств рухнула в кресло. Глаза ее закатились. Жюв коротко указал на нее сержанту. Тот бросился на помощь женщине. Он помассировал ей виски, подул в рот. Глаза консьержки медленно открылись и приобрели осмысленное выражение.

Жюв оставался хладнокровным.

– Теперь, сержант, – скомандовал он, – закройте хорошенько все двери. Мне вовсе не хочется, чтобы отсюда слышались женские крики. Госпожа Дулен – женщина нервная, и может подпортить нам репутацию…

Жандарм послушно встал и захлопнул дверь. Затем вернулся к приходящей в себя служанке. Та, будучи крепкой, здоровой женщиной, очнулась довольно быстро, но до сих пор не могла встать с кресла, с ужасом глядя на труп и беззвучно шевеля губами.

Следует признать, что покойник мог бы выглядеть куда более ужасно. Казалось, его не коснулось тление. Это был мужчина лет пятидесяти, с резкими чертами лица, высоким лбом и глубокими залысинами. Чтобы засунуть беднягу в чемодан, его сложили буквально вчетверо – ноги упирались в грудную клетку, голова была неестественно вывернута. Казалось, что череп его продавлен.

Однако никакой раны не было видно. Весьма изысканная одежда позволяла предположить, что этот мужчина принадлежал к высшему свету. Инспектор присел возле консьержки и спросил:

– Сколько времени мсье Гарна здесь не было?

– Да уж недели три… – прошептала мадам Дулен слабым голосом. – Верно, завтра будет три недели. И за это время сюда никто не входил, клянусь вам! Голову даю на отсечение!

Инспектор посмотрел на сержанта. Тот понял его с полуслова и, наклонившись, потрогал мертвое лицо.

– Совершенно окаменел, – констатировал он. – Как будто заморожен.

Жюв отрицательно помотал головой.

– Даже в холодильнике труп не сохранится так хорошо в течение трех недель, – ответил он. – Посмотрите-ка лучше сюда.

Он указал на маленькое желтое пятнышко под кадыком мужчины, выдававшимся на худой шее. Сержант смотрел, ничего не понимая.

Инспектор осторожно взял тело под мышки и приподнял его. На затылке, чуть выше последнего позвонка, виднелось большое пятно крови. Кровь давно засохла и напоминала бурую шишку.

– Вот оно, – прошептал инспектор. – Вот объяснение…

Ловкими, привычными движениями он обыскал покойного и извлек из его кармана часы. Попытки найти бумажник ни к чему не привели, но в пиджаке лежала толстая пачка денег. Документов не было.

Инспектор хмыкнул и обратился к консьержке:

– У Гарна был автомобиль?

– Нет, мсье. А что?

– Да нет, ничего… – задумчиво проговорил Жюв.

Он не отрываясь смотрел на этажерку, на которой лежал никелированный предмет. Он явно походил на деталь от автомашины.

Наконец инспектор снова повернулся к жандарму, стоящему на коленях возле чемодана.

– Итак, сержант, на шее трупа мы обнаружили желтое пятно. Однако оно, я думаю, не единственное. Должны быть еще – на запястьях, на икрах, на животе… Продолжим осмотр. Только будьте осторожны, старайтесь поменьше прикасаться к телу.

Полицейский как можно аккуратнее приподнял руки покойного в поисках следов.

Жюв обратился к консьержке:

– А кто убирал в этой комнате?

Женщина забеспокоилась:

– Как кто, мсье? Я, конечно!

– Поздравляю, мадам! – иронически отозвался инспектор. – Вы весьма аккуратная хозяйка…

Консьержка обиделась:

– Не понимаю вас, мсье. После моей уборки ни пылинки не остается!

Инспектор указал на красный бархатный занавес, который висел перед дверью, отделяя прихожую от гостиной. Вверху занавес был надорван и висел криво.

– Как же вы, мадам, не заметили такого нарушения порядка?

Служанка подняла глаза кверху и с жаром заявила:

– Первый раз это вижу, мсье. В последний раз все было в порядке. Правда, я не часто сюда захаживала – ведь господин Гарн подолгу отсутствовал.

– И когда вы были здесь в последний раз?

– Ну, где-то с месяц назад…

– А сколько дней прошло с вашей последней уборки до отъезда мсье Гарна?

– Дней восемь, я думаю…

– Так, восемь дней… – повторил Жюв, что-то прикидывая про себя. Потом взял мадам Дулен под руку и подвел к чемодану.

– Ну хорошо, мадам. А этого человека вы когда-нибудь видели?

Консьержка, которая до сих пор старалась не смотреть в ту сторону, с трудом заставила себя опустить глаза и снова вскрикнула от ужаса. Жюв сжал ее локоть.

– Успокойтесь, мадам, успокойтесь. Итак?

Бедная женщина с трудом втянула в себя воздух и выдавила:

– Нет, мсье. Я никогда в жизни не видела этого господина.

– И вы не заметили, как он поднялся в эту квартиру, мадам?

– Нет, господин инспектор. Если бы он проходил мимо меня, я бы его запомнила.

Женщина подумала.

– Это-то и удивительно, – продолжала она. – Я вообще не помню, чтобы к господину Гарну приходили посетители. А когда он принимал даму, то специально предупреждал, чтобы я никого к нему не пускала. Выходит, этот мужчина… То есть этот покойник… В общем, этот мсье поднялся сюда тайком.

В дверь позвонили.

– Боже правый! – воскликнула мадам Дулен. – Здесь за год не побывало столько гостей, как сегодня! Ну и денек…

Жюв усмехнулся и приказал сержанту:

– Откройте!

Полицейский повиновался. В комнату вошел молодой светлоглазый человек лет двадцати пяти. С первого взгляда можно было узнать в нем англичанина.

Вошедший представился:

– Вуланд, директор парижского филиала «Саус стилшип компани».

Он говорил с сильным иностранным акцентом:

– Рабочие передали мне, что здесь меня хочет видеть полиция.

Инспектор подошел к нему и протянул руку:

– Сотрудник Службы безопасности Жюв. Благодарю вас за то, что вы поспешили приехать. Очень сожалею, что пришлось оторвать вас от дел.

Господин Вуланд сдержанно поклонился и прошел в комнату, где глазам его предстал открытый чемодан с трупом. Надо отдать должное выдержке англичанина – на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Как видите, речь идет об убийстве, – сказал Жюв, весьма довольный тем, что прибывший не хватается за сердце и не задает никчемных вопросов. – Поэтому, мсье, – продолжал он, – я хочу попросить вас позволить мне ознакомиться со всеми документами, связанными с отправкой багажа господина Гарна, за которым вы сегодня утром прислали сюда рабочих.

Англичанин кивнул.

– К вашим услугам, инспектор, – ответил он. – Итак, три дня назад, то есть, если быть точным, четырнадцатого декабря, мы получили из Лондона письмо от лорда Белтхема. В нем он просил нас сегодня, то есть семнадцатого, забрать четыре места его багажа, помеченные буквами HWK, из квартиры мистера Гарна. Наш клиент сообщил, что консьержка предупреждена и проблем не будет.

– Ясно, – сказал Жюв. – И куда он поручил вам отправить эти вещи?

– В письме господина Белтхема, – продолжал Вуланд, – было указано погрузить багаж на первый пароход, отправляющийся в Трансвааль. Он собирался сам забрать вещи в Иоганнесбурге. Как всегда, мы должны были приложить к багажу две декларации, а третью отправить в Лондон по адресу клиента – 63, Чаринг-Кросс.

Инспектор записал адрес в блокнот:

– 63, Чаринг-Кросс… И на чье имя?

– Белтхем. Просто Белтхем.

– Отлично. Нет ли еще каких-нибудь документов, связанных с этим делом?

Вуланд ответил уверенно:

– Нет. Это все.

Несмотря на необычность ситуации, молодой человек по-прежнему выглядел совершенно невозмутимым. Жюв секунду подумал, потом заметил:

– Однако, господин Вуланд, до вас наверняка не могли не дойти слухи по поводу исчезновения лорда Белтхема. Весь Париж сейчас только об этом и говорит – ведь лорд был человеком весьма известным. Неужели вы не слышали, что он пропал?

Англичанин улыбнулся:

– Ну слышал кое-что…

– И вас не удивило, что от него пришло письмо, как ни в чем не бывало? – настаивал инспектор.

Вуланд развел руками:

– Но ведь это только слухи! Официально никакого подтверждения не было… Директору транспортной компании не следует прислушиваться к сплетням. Я получил от клиента собственноручное письмо и просто обязан выполнить его поручение, вот и все.

Жюв посмотрел ему в глаза:

– А вы совершенно уверены, что лорд Белтхем сам написал это письмо?

– Лорд не первый раз имел с нами дело, – ответил англичанин. – Уже многие годы он является нашим постоянным клиентом. Он часто присылает нам письма, в которых просит переслать его багаж по разным адресам. И на этот раз у нас не возникло никаких сомнений. Почерк, подпись, даже бумага – все абсолютно такое же, как всегда. Можете проверить.

Инспектор погрузился в размышления. Вуланд немного подождал, потом вежливо осведомился:

– Мое присутствие вам еще необходимо? Не хотелось бы надолго оставлять фирму в разгар рабочего дня.

Жюв поднял глаза:

– Благодарю вас, мсье. Не смею больше задерживать.

Вуланд сдержанно поклонился всем присутствующим, повернулся и направился к двери. Инспектор задумчиво посмотрел ему вслед, потом окликнул:

– Господин Вуланд! Скажите, а вы лично встречались с лордом Белтхемом?

Англичанин остановился:

– Нет, мсье. Он обычно обращался к нам письменно, а два или три раза звонил по телефону. Но, насколько я знаю, никогда сам не приходил в компанию.

– Большое спасибо, господин директор, – сказал Жюв. – Всего доброго.

После ухода англичанина инспектор принялся аккуратно расставлять все предметы по своим местам. Затем опустил крышку чемодана, скрыв труп, на который сержант смотрел с любопытством, а консьержка – с ужасом.

Затем Жюв застегнул плащ на все пуговицы и обратился к полицейскому:

– Скажите, пожалуйста, адрес вашего комиссариата, сержант.

– 46, улица Рампоно, мсье. Это в двадцатом районе. Там вам любой его покажет.

– Ладно, – закончил инспектор. – Оставайтесь здесь, а я поеду поговорю с вашим комиссаром.

Опустив голову, Жюв вышел. У него не оставалось никаких сомнений, что труп, лежащий в чемодане, принадлежит лорду Белтхему.

Инспектор сразу узнал знаменитого англичанина. Но кто и за что убил его?

«Конечно, все свидетельствует против этого Гарна, – думал Жюв. – Но есть и неувязки. Это преступление совершил человек, привыкший убивать, настоящий профессионал. Может, я действительно спятил от своих подозрений, но кто мог так тщательно все спланировать и так хладнокровно прикончить человека в центре Парижа? Неужели и здесь рука Фантомаса?»

Глава 8 УЖАСНОЕ ПРИЗНАНИЕ

Пока инспектор Жюв с присущей ему сноровкой занимался в Париже делом об убийстве лорда Белтхема, которому Служба безопасности придавала первостепенное значение, события в окрестностях замка маркизы де Лангрюн шли своим чередом. Ни отец, ни сын Ромберы до сих пор не были найдены…

…Подъезжая к хижине мамаши Шикар, Бузотер произвел настоящий фурор. Услышав тарахтение, женщина выглянула в окно и ахнула:

– Великий Боже, он приехал в экипаже! И в каком!

Вооружившись метлой, старушка заковыляла к двери. Несмотря на свои восемьдесят три года, она двигалась довольно проворно, выкрикивая:

– Это ты, проклятый оборванец! Разбойник! Ворюга! Обобрать бедную старуху! Люди работают всю жизнь, как волы, чтобы потом появился такой бездельник и отнял у них последнее! Что тебе еще нужно? Что ты еще хочешь прибрать к рукам?

Бузотер, всем видом выражая глубочайшее раскаяние, подошел к двери.

– Не сердитесь! – взмолился он, как только старуха перевела дух и набрала воздуху для новой порции ругательств. – Я хочу с вами договориться, мамаша Шикар. И не кричите так, а то, ей-богу, лопнете!

Старушка смерила его презрительным взглядом и сплюнула:

– Договориться с тобой? И что же ты мне хочешь предложить? Рукава от жилетки, которой у тебя нет?

Холодный порыв ветра заставил мамашу Шикар отступить в дом. Воспользовавшись этим, Бузотер проскользнул вслед за ней и закрыл дверь.

– Паршивая погодка, верно? – сказал он, зябко потирая руки.

Но женщина продолжала гнуть свое:

– И, как только рука у него поднялась на моего кролика! И ведь знал мерзавец, на что наложить лапу! Выбрал самого жирного, самого лучшего, что у меня когда-нибудь был!

– Да успокойтесь же, мамаша Шикар, – замахал руками бродяга. – Не делайте из мухи слона. Тощий он был, ваш кролик, да и лет ему было немногим меньше вашего… А я хочу предложить вам выгодное дельце.

Старуха, тяжело дыша, опустилась на стул. Она устала ругаться и понемногу успокаивалась. Бузотер устроился за столом.

Мамаша Шикар сказала:

– Ну давай, выкладывай, что еще за чушь пришла в твою немытую голову!

Бузотер заговорщицки подмигнул:

– Значит, вот что я вам предлагаю. У вас был какой-то несчастный кролик, за которого в базарный день вам не дали бы трех медяков, если, конечно, он бы не умер от старости до ближайшего базарного дня…

Старуха потянулась за метлой.

– Подождите, подождите, мамаша Шикар! – заторопился бродяга. – Если вам так угодно, то он был чудо-кроликом, королем кроликов! Но его уже нет. А я принес вам двух чудесных молоденьких курочек, каждая из которых стоит по меньшей мере сорок су! И, если у вас найдется для меня тарелка супа, я даже помогу вам по дому.

Женщина подозрительно посмотрела на него:

– А ну-ка, покажи сначала своих курочек. Может, ты и их где-нибудь слямзил!

– Ни Боже мой! Клянусь вам!

Бузотер проворно достал из своей котомки двух куриц. Со связанными лапами, полузадохшиеся, с печально повисшими гребешками, птицы выглядели не слишком привлекательно. Однако, принимая во внимание пропажу кролика, это было лучше, чем ничего.

– Ну и откуда ты их взял? – спросила мамаша Шикар для проформы, так как в происхождении живности она нисколько не сомневалась.

Бузотер напустил на себя таинственный вид.

– Вы покушаетесь на мою частную жизнь, – важно сказал он. – Это мое личное дело, мое и этих птичек. Так как, договорились?

– Что ж, черт с тобой… – вздохнула хозяйка. – А что до работы по дому, так мне нужно нарубить дров и принести с реки камыш, который я там замочила.

Бузотер, довольный достигнутой договоренностью, проговорил:

– Так-то оно лучше! Приличные люди всегда найдут способ понять друг друга.

Потом выглянул в окно:

– Пока не начал работать, отволоку-ка я свой транспорт поближе к сараю. Нельзя оставлять ценные механизмы мокнуть под дождем!

– Механизмы… – хмыкнула матушка Шикар. – И сколькими же механизмами ты разжился?

– У меня их три, – гордо ответил бродяга. – Целых три!

Он вышел наружу и скрылся за углом хижины. Через минуту он вырулил оттуда в экипаже столь странного вида, что старушка расхохоталась.

Бузотер восседал на трехколесном велосипеде вроде тех, на которых потешают публику клоуны. Задние колеса были с него ростом, а впереди одно маленькое, ведущее. Оно вихляло в разные стороны, как будто вот-вот отвалится. Всю эту конструкцию, изрядно проржавевшую, увенчивал громадный руль, когда-то никелированный, а теперь весь в ржавых подтеках.

Но этим средства передвижения Бузотера не исчерпывались. К велосипеду толстой веревкой было привязано нечто совершенно непонятное.

Это было похоже на люльку из ивовых прутьев, в которых деревенские женщины укачивают детей. К ней кое-как были присобачены четыре скрипучих колеса, а внутри напиханы старые тряпки и прочий хлам, собранные бродягой во время его странствий.

И, наконец, завершала этот шутовской «поезд» небольшая тележка, сконструированная из коробки от марсельского мыла, невесть как поставленной на маленькие колесики из цельных кусков дерева. Она была набита съестными припасами Бузотера – краюха хлеба, сало, овощи, бутылка с водой…

Однако в глазах бродяги его сооружение выглядело последним достижением современной инженерной мысли. Трехколесное чудовище он гордо называл «локомотивом», люльку из ивовых прутьев – «спальным вагоном», поскольку в ней хранилось все то, что Бузотер именовал своими спальными принадлежностями, ну, а тележка, естественно, была «вагоном-рестораном».

Вдоволь насмеявшись, мамаша Шикар вытерла глаза подолом и сказала:

– Непутевая твоя голова, а я слышала, ты сидишь в тюряге за то, что уволок моего кролика. К тому же, тебя поймали в окрестностях Болье…

Бузотер взмахнул руками:

– Ах, вечно эти женщины путают божий дар с яичницей! Как будто полиция, арестовав человека за убийство, будет думать о каком-то кролике! Нет, уверяю вас, к смерти маркизы я не имею отношения.

– Выходит, если в замке убили хозяйку, так под эту марку можно таскать кроликов у бедной женщины?! – возмутилась старушка. – И они тебя даже не наказали, негодника?

– Да как вам сказать… – неопределенно ответил бродяга. – И да, и нет… Одним словом, все удалось уладить.

За разговорами он наколол дров мамаше Шикар. Женщина уже успела начистить картошки и начала варить суп. Бузотер огляделся по сторонам, отер пот со лба и прищелкнул языком:

– Что бы еще такое сделать, а? Поворошу-ка я поленья в печи! А то есть уже хочется, просто все кишки в животе слиплись.

– Еще бы, – отозвалась старушка. – Уже, верно, полдень. Пора обедать.

Усевшись за стол и уминая тарелку супа, он принялся делиться с мамашей Шикар своими планами на весну.

– Так, – рассуждал он. – Коли уж я не попал в тюрьму, пора отправляться в дальний путь. Признаться, надоело уже сидеть на одном месте.

– И куда же ты поедешь? В Тулузу?

– Дальше!

– В Лион?

– Еще дальше!

– Как! Неужели в Париж?!

Она широко раскрыла глаза.

Бузотер довольно осклабился.

– Признаться, мне давненько хочется взглянуть на Эйфелеву башню. Почитай уж лет пятнадцать… Пора доставить себе удовольствие!

– Господи, это сколько ж времени понадобится, чтобы добраться в такую даль, – вздохнула старушка, которая никогда не ездила дальше ближайшей ярмарки.

– Трудно сказать, – прищурился бродяга. – Думаю, с моими механизмами мне хватит месяцев двух… Правда, если по дороге напорюсь на легавого, или меня пощиплет свой брат бродяга, то придется задержаться.

Скромный обед подошел к концу, и старушка принялась убирать со стола. Тем временем Бузотер отправился на берег реки за камышом. Насвистывая, он спустился по косогору.

Внезапно старушка услышала истошный вопль:

– Мамаша Шикар! Мамаша Шикар! – голосил Бузотер. – Бегите сюда, скорее! Похоже, кто-то не терял здесь времени даром!

Он так надрывался, что женщина, заинтригованная и обеспокоенная одновременно, поспешила на его зов.

Добравшись до берега, она увидела, как Бузотер, стоя по пояс в воде, пытается длинной палкой подцепить какой-то предмет, качающийся на волнах. Он весь изогнулся, борясь с течением.

Мамаша Шикар закричала:

– Эй, ты! Что ты там еще придумал?

В это время бродяга наконец подтянул к берегу свою добычу. Кряхтя, он вытащил на сушу большой длинный сверток, судя по всему, довольно тяжелый. Потом наклонился и перевернул его.

Старушка подошла, но тут же отпрянула, испустив вопль ужаса.

Бузотер выловил труп!

Зрелище было поистине страшным.

Это был юноша, почти мальчик. Руки и ноги его были покрыты кровоподтеками, а лицо так изувечено, что потеряло всякую форму. Бузотер потянул его за одежду, и тут стало видно, что одна нога почти напрочь оторвана от туловища.

Однако на бродягу, привыкшего за свою жизнь ко всякого рода жестокостям, это не произвело особого впечатления. Он с любопытством принялся осматривать раны. Ему бросилось в глаза, что во многих из них видны кусочки мокрого дерева, как будто труп был долго привязан к бревну и щепки остались в теле.

Бузотер выпрямился, чтобы поделиться своими впечатлениями с мамашей Шикар. Бедная старушка смотрела на покойника, не говоря ни слова. Лицо ее покрывала смертельная бледность.

– Однако, – сказал бродяга, – об парня переломано немало деревяшек. Похоже, что он попал в мельничное колесо. Не знаю, чем бы еще могло так изукрасить.

Старушка с трудом перевела дух.

– А может, это преступление? – с трудом выдавила она. – Убийство?

– Да, это был бы номер… – пробормотал Бузотер. – Сделать из человека отбивную – как вам такое понравится! Если так, полиция забегает, как наскипидаренная! Будет хватать всех, кто еще способен двигаться…

Затем он повернулся к женщине:

– Я понимаю, мамаша Шикар, мало радости рассматривать этого жмурика, но взгляните все же – он ведь не из наших мест, верно?

Старушка согласно закивала:

– Точно, точно. Никогда его здесь не видела. И одет, как благородный…

Они молча смотрели друг на друга.

Энтузиазм бродяги несколько поубавился – ведь он-то думал, что в свертке окажется какой-нибудь хлам, которым он мог бы поживиться. А теперь еще, пожалуй, придется тащить малоприятный груз в жандармерию. Вдруг это и в самом деле убийство!

Бузотер снова наклонился к трупу. Да, черт возьми, похоже на то! Молодые люди из приличных семей не шастают по округе в одиночку и, тем более, не лазают в мельничные колеса. Бродяга почесал в затылке.

«Ну, легавые, готовьтесь! Будет вам клизма. Придется попотеть, снова прочесывая окрестности! Того и гляди, и меня скоро снова сцапаете…»

Наконец он выпрямился и решительно сказал:

– Вот что, спихну-ка я его обратно в воду, от греха подальше! Пусть другие расхлебывают.

Мамаша Шикар в ужасе схватилась за голову:

– Ты сошел с ума! Ни в коем случае! – запричитала она. – Хочешь на старости лет усадить меня за решетку! А вдруг нас кто-нибудь видел?! Поди докажи потом, что мы не собирались приготовить его на обед!

Бузотер тревожно оглянулся, подумал и тяжело вздохнул:

– Да уж, видно, судьба моя такая – что ни день видеться с легавыми…

Через полчаса, с грустным видом оседлав свой велосипед, он двинулся в сторону Сен-Жори.

* * *

Люди, обремененные семейными или служебными обязанностями, часто проводят день первого января в суете и спешке. Те же, у кого нет неотложных дел, порой впадают в это время в некоторую меланхолию – все же прошел очередной год, жизнь уходит…

Инспектор Службы безопасности Жюв, расположившись в своем кабинете, предавался подобным размышлениям. День уже шел на убыль, смеркалось. Жюв ни разу еще не вышел из дома.

Вот уже почти месяц покоя ему не давали таинственные смерти лорда Белтхема и маркизы де Лангрюн. Инспектор чувствовал, что за ними стоит Фантомас…

«Интересно, – думал Жюв, – чем он сейчас занимается, если, конечно, существует не только в моем воображении? Что может делать такой человек первого января? Подводить итоги? Намечать новые жертвы?»

Игра понравилась инспектору. Разморенный теплом камина, он рассеянно следил за дымком своей сигареты. Ему представлялся таинственный убийца, листающий справочник «Весь Париж» и размышляющий, кого бы еще зарезать, когда в дверь позвонили.

Мгновенно собравшись, Жюв пересек кабинет и, опередив старого слугу, распахнул дверь. Почтальон протянул ему телеграмму. Нетерпеливо вскрыв ее, инспектор подошел к лампе и прочел:

«В реке Дордонне найден труп молодого мужчины. Много ран, лицо обезображено. По описанию походит на Шарля Ромбера. Телеграфируйте немедленно вашу оценку ситуации…»

Депеша была подписана бривским судьей, господином де Преслем.

Жюв опустил руку с телеграммой и уставился отсутствующим взглядом на лампу.

– Так, обезображенный труп, – пробормотал он, – выловили в Дордонне… Шарль Ромбер?

После исчезновения отца и сына из замка Болье инспектор, естественно, «прокачал» в уме все мыслимые и немыслимые версии, но слишком мало было конкретных фактов, чтобы такой опытный криминалист, как он, склонился к какой-либо определенной гипотезе.

Жюв вернулся в свой кабинет, сел за стол, положил перед собой телеграмму и попытался сосредоточиться. Но ему снова помешал звонок в дверь. На этот раз инспектор не пошевелился.

Из прихожей раздался голос слуги:

– Мсье сегодня никого не принимает. Нет-нет, по делу – тем более!

Жюв действительно давно взял себе за правило не принимать дома посетителей. Если кто-то хотел поговорить с ним о делах, он мог найти его, начиная с одиннадцати утра, в Службе безопасности.

Однако сегодняшний визитер оказался весьма настойчив. Наконец слуга, не в силах его выставить, робко вошел в кабинет хозяина:

– Мсье, он говорит, что ему необходимо видеть вас срочно…

Он смущенно протянул визитную карточку. Инспектор взглянул на нее и, к великому удивлению слуги, быстро приказал:

– Сейчас же впустите его!

Через несколько секунд в комнату заплетающимися шагами вошел Этьен Ромбер.

Лицо его было искажено, в глазах стоял ужас. В руках он сжимал вечернюю газету.

Некоторое время Ромбер судорожно сглатывал, не в силах вымолвить ни слова. Потом прошептал:

– Мсье, скажите, это правда? Я только что прочитал в газете…

Жюв взял его за плечо и усадил в кресло. Потом пробежал глазами заметку. В ней говорилось примерно то же самое, что в телеграмме, которую прислал де Пресль. Газетчики не дремали…

Инспектор некоторое время молча смотрел на посетителя, потом своим обычным бесстрастным голосом – голосом человека, привыкшего не выказывать своих эмоций, спокойно спросил:

– А почему вы пришли ко мне, мсье?

Старик поднял на него полные слез глаза:

– Чтобы узнать…

– Узнать что?

– Это труп… Утопленник… Неужели это действительно мой сын?!

Жюв слегка удивился:

– А вам не кажется, мсье, что это я должен задать вам этот вопрос?

Этьен Ромбер молчал, о чем-то напряженно размышляя. Потом посмотрел инспектору в глаза и начал говорить глухим голосом:

– Мсье, вы должны сжалиться над отчаявшимся отцом. Выслушайте меня. Мне необходимо сделать вам страшное признание…

Глава 9 ВСЕ РАДИ СОХРАНЕНИЯ ДОБРОГО ИМЕНИ!

Гораций Элуа, охранник каорского Дворца Правосудия, никогда еще не видел такого наплыва народа. Он с изумлением взирал на невероятное скопление машин, так запрудивших центральную площадь, что, казалось, они вот-вот опрокинут монумент – гордость всех жителей города. До охранника только сейчас дошло, что суду предстоит рассмотреть дело, которое привлекает самые высокопоставленные круги.

– Бог мой, – бормотал он, – вот так общество пожаловало на этот процесс. Сразу видать, что речь идет о вещах нешуточных!

И он ничуть не ошибся.

Действительно, местный бомонд с редкостным единодушием устремился в это утро к Дворцу Правосудия, стараясь успеть к началу судебного заседания. Зал был набит до отказа. Правда, публика, в отличие от парижской, не выглядела столь взбудораженной. Разговоры велись тихо, знакомые сдержанно раскланивались друг с другом. Никто не позволял себе, захлебываясь, мусолить детали преступления. Наоборот, тон высказываний был грустный и сочувственный. Все украдкой поглядывали на одну из присутствующих.

– Видишь, там, на передней скамейке, – говорил вполголоса местный уроженец своему приезжему кузену. – Та хорошенькая девочка. Это Тереза Овернуа. Она здесь благодаря стараниям председателя суда. Я сам видел, как принесли повестку в замок Керель.

– Замок Керель? Это не тот, в котором живет госпожа де Вибрей?

– Да, это ее имение.

– А она тоже здесь?

– Конечно! Вон она! Красивая женщина в сером, которая сидит рядом с маленькой Терезой. После смерти госпожи де Лангрюн она не позволила девочке остаться в Болье. И совершенно правильно – бедняжке и так досталось…

– Значит, Тереза теперь живет у нее?

– Пока да. А опекунство на первое время поручено судье Боннэ. Видите, тот высокий худой мужчина, что разговаривает с управляющим Доллоном.

– Вы его тоже знаете?

– Естественно! Я не раз бывал в доме маркизы и виделся с ним.

– Да, несчастная маркиза… Такая ужасная смерть! И ведь не она одна…

…Шум в зале постепенно стихал.

– Тереза, малышка, – проговорила баронесса де Вибрей, заботливо наклоняясь к девочке, чья смертельная бледность особенно выделялась на фоне окаймлявшего ее шею черного траурного воротника. – Ты не слишком утомлена?

Тереза помотала головой.

– Ты уверена? – настаивала баронесса. – Может, выйдем на воздух?

– Нет, дорогая крестная, – упрямо сказала девочка. – Я буду сильной. Я выдержу.

Госпожа де Вибрей помолчала. Но скоро, не умея молчать подолгу, снова начала:

– Это просто ужасно! Было сущим безумием вызывать тебя сюда – такую слабую, больную!

Тереза сверкнула глазами:

– Нет, мадам, не безумие. Это мой долг – знать обо всем, что связано с убийством моей бедной бабушки! И ради этого я вытерплю все.

Судья Боннэ, который сидел рядом с баронессой, отвечая на приветственные поклоны, услышал эти слова. Он обратился к Терезе:

– А вам приходилось бывать на процессе, мадемуазель?

– Нет, мсье.

– Тогда, если позволите, я вам кое-что объясню. Состав нашего суда обычен для провинциальных городов. Это председатель каорского гражданского суда, советник из Сен-Эрана – я знавал его, когда он еще работал в Сен-Кале, член апелляционного суда и, наконец, самый старый из судей – мсье Можуль. Так что сегодня вы увидите разных цветов мантии – председатель будет в красной, а два его помощника – в черных.

Было непонятно, почему судья решил, что эти подробности заинтересуют Терезу. Девочка слушала его с выражением полнейшего безразличия.

Однако мсье Боннэ продолжал вещать:

– Небольшой столик, мадемуазель, который вы видите справа, займет секретарь. В его обязанности входит вести протокол. А прямо напротив нас будет находиться генеральный прокурор. Я уверен, что его красноречие произведет на вас очень сильное впечатление.

На этих же скамьях рассядутся присяжные. В заключение они выскажутся за или против обвинения. И исход процесса зависит от них. Если они решат, что подсудимый виновен, суд обязан будет назначить ему наказание.

Тереза равнодушно кивала. Судья Боннэ с важным видом продолжал объяснять. Голос его звучал громко, и окружающие против воли прислушивались к нему.

Лишь один человек, казалось, не слышал ни одного слова. Он был одет во все черное, глаза скрывались за большими темными очками.

Несмотря на внешнее безразличие, Жюв, – а это был именно он – начинал медленно закипать. Инспектор был достаточно хорошо знаком с процедурой судейского заседания, и нудные разглагольствования словоохотливого судьи изрядно его раздражали.

Неожиданно словно электрический ток пробежал по залу заседаний. Все заволновались, разговоры сами собой стихли, и установилась гнетущая тишина. Гулко хлопнула дверь. Присутствующие приподнялись со своих мест, шепча друг другу: «Обвиняемый! Обвиняемый!»

В сопровождении двух жандармов в зал вошел Этьен Ромбер и шаркающей походкой направился к скамье подсудимых. Рядом с ней за маленьким столиком уже сидел старейший каорский адвокат мэтр Дарой.

Все находившиеся в зале с жадностью рассматривали обвиняемого. В это время из комнаты заседаний один за другим вышли присяжные заседатели и заняли свои места. Судебный исполнитель в черной мантии вышел вперед и громко выкрикнул традиционную фразу:

– Встать! Суд идет!

Судьи с чинным и торжественным видом медленно расселись. Затем председатель суда поднялся и провозгласил:

– Судебное заседание объявляю открытым!

После этого председатель уселся, и судебный секретарь стал зачитывать обвинение:

– Подсудимый Этьен Ромбер обвиняется…

Секретарь каорского суда был, как родной брат, похож на почтенного господина Жигу, который сопровождал судью де Пресля в замок Болье.

Серьезные процессы в Каоре случались крайне редко, и секретарю в первый раз приходилось читать обвинительное заключение по делу, связанному со столь трагическими событиями. Он с трудом сдерживал волнение. Из-за этого, да еще из-за того, что за много лет работы он привык к одним и тем же накатанным формулировкам, секретарь начинал фразу четко и уверенно, а потом сбивался и бормотал последующий текст совершенно неразборчиво.

В зале нарастал недовольный ропот. Никто не мог разобрать ни одного слова. Бедный секретарь вконец разнервничался и закончил чтение вовсе нечленораздельно.

Этьен Ромбер сгорбился на скамье подсудимых, закрыв лицо руками. Казалось, на него давит невыносимая тяжесть. Резкий, неприятный голос председателя суда заставил его поднять голову.

– Обвиняемый, встаньте!

Ромбер, смертельно бледный, с трудом поднялся на ноги и скрестил руки на груди.

– Ваше имя? – спросил председатель.

– Эрве-Поль-Этьен Ромбер.

– Профессия?

– Оптовый торговец. У меня каучуковые плантации в Южной Америке.

Секретарь быстро записывал.

– Возраст? – продолжал судья.

– Пятьдесят девять лет.

Голос подсудимого звучал достаточно громко, но был лишен всяких интонаций.

Последовала небольшая пауза, во время которой председатель поправил очки на своем крючковатом носу. Затем он продолжил допрос.

– Итак, вы богаты… Хорошо образованны… Я думаю, мне не нужно объяснять вам содержание прочитанного только что обвинительного заключения. Вы ведь все поняли?

– Да, ваша честь. Я внимательно следил за чтением. Но это не значит, что я со всем согласен. Я решительно возражаю против предъявленного мне обвинения в том, что я опорочил свое доброе имя и нарушил отцовский долг…

Председатель раздраженно перебил:

– Давайте обойдемся без дискуссий на философско-нравственные темы! Все ваши протесты мы внимательно выслушаем, когда вам будет предоставлено слово.

Этьен Ромбер никак не отреагировал на окрик. Он безучастно смотрел в стену. Потом произнес:

– Задавайте вопросы, ваша честь. Я постараюсь дать исчерпывающие ответы.

Судья недовольно скривился:

– Надеюсь, надеюсь… Вы будете просто обязаны это сделать. К вам и так уже отнеслись чересчур снисходительно, не взяв вас под стражу до суда! Ваш долг теперь со всей прямотой ответить на мои вопросы.

После этой тирады председатель устремил строгий взгляд на подсудимого, как бы давая ему понять всю серьезность ситуации. Однако убедившись, что обвиняемый никак не реагирует, если вообще что-то услышал, страж законности нервно дернул щекой и продолжил:

– Итак, вы ознакомились с обвинительным заключением. Во-первых, вам вменяется организация побега вашего сына, который, в свою очередь, обвиняется в убийстве маркизы де Лангрюн. Во-вторых, у следствия имеются веские основания полагать, что впоследствии вы, опасаясь разоблачения, убили своего сына и пытались скрыть следы преступления, сбросив его тело в воды Дордонны.

Последняя фраза, казалось, вывела Этьена Ромбера из оцепенения. Он сделал протестующий жест.

– Господин председатель! – сказал он. – Улик против меня действительно много. Но существует презумпция невиновности. Я не спорю с фактами, изложенными в заключении, но протестую против тенденциозности, с которой они подаются. С одним, только с одним я согласен безоговорочно – я действительно имел дело с преступником, которого следовало передать в руки правосудия, и я знал, что это мой долг. Но не смог этого сделать…

Неожиданный отпор озадачил председателя.

– Гм… – протянул он. – Что ж, решать такие вопросы у вас не было никакого права. Но дело сейчас не в том. Есть другие детали, требующие объяснения.

Прежде всего, почему вы упорно молчали в ходе предварительного следствия?

Этьен Ромбер с горечью произнес:

– Странный вопрос, ваша честь… Что ж, извольте. Я не отвечал на вопросы следователя потому, что он, в сущности, ни о чем меня не спрашивал. И вот я здесь, на этой позорной скамье, по обвинению в убийстве. И если я отзываюсь на обращение «обвиняемый» и встаю, когда от меня этого требуют, то делаю так лишь из уважения к правосудию моей страны. Сам же я ни в коей мере не считаю себя виновным и убежден, что нет такого закона, который осудил бы меня за смерть моего единственного сына.

Из груди подсудимого вырвалось рыдание. В руках дам появились платочки, которыми они промокали глаза.

Баронесса де Вибрей, не в силах сдержать себя, разрыдалась. По щекам маленькой Терезы тоже покатились слезы.

Кое-кто из мужчин пытался сохранить скептический вид, но большинство смущенно покашливало, скрывая волнение. Присяжным тоже с трудом удавалось удержать на лицах бесстрастное выражение.

Судья Боннэ наклонился к Доллону.

– Вот увидите, – прошептал он, – таким образом он только усугубит свое положение. Или я ничего не смыслю в отечественной юриспруденции!

Тем временем зал снова затих под негодующим взглядом председателя суда. Дождавшись тишины, судья повернулся к обвиняемому и спросил с иронией:

– Значит, мсье, вы поэтому не произнесли ни слова на предварительном следствии? Что ж, любопытно. Остается только восхититься тем упорством, с которым вы отстаиваете свое доброе имя. Просто ангел какой-то! Просто…

Пока он подбирал слово для нового сравнения, Этьен Ромбер обвел глазами зал и промолвил:

– Я уверен, ваша честь, что здесь найдется немало людей, которые меня понимают и поддерживают.

Судья блеснул очками:

– А я уверен, господин обвиняемый, что таких людей не останется вовсе, как только они узнают о вас все, что известно мне! Сколь бы вы ни были красноречивы, факты остаются фактами: в тот момент, когда вы узнали, что ваш сын совершил убийство, когда обнаружили вещественное доказательство его вины – окровавленную салфетку, вы не колебались ни секунды – вы, честный человек, законопослушный гражданин своей страны, правосудие которой вы так уважаете! Вы даже не подумали позвать жандармов, которые были прямо во дворе замка! Нет, напротив, вы дали убийце ускользнуть, более того, вы сами организовали его побег! Вы же не будете это отрицать?

Лицо Этьена Ромбера покрылось красными пятнами, голос вибрировал от волнения:

– Да, ваша честь, если вы обвиняете меня в сокрытии преступления, то я не буду этого отрицать. Наоборот, я скажу всем присутствующим в этом зале: да, я не отдал своего сына в руки полиции, я помог ему бежать! Долг всякого отца – я употребляю это выражение в самом высоком смысле, господин судья – так вот, отцовский долг, я считаю, заключается в том, чтобы не предавать свое дитя даже тогда, когда оно совершило ужасную, трагическую ошибку!

По залу суда пробежал шепоток. Председательствующий презрительно пожал плечами.

– Оставим эти пустые разговоры, – процедил он. – Так мы зайдем Бог знает куда. Вы можете произнести сколько угодно красивых сентенций, мсье Ромбер, оправдывая свое поведение. Это ваше дело. Мне, однако, представляется куда более полезным придерживаться фактов. Поэтому будьте любезны по возможности точно отвечать на мои вопросы.

Обвиняемый опустил голову.

– Я вас слушаю, ваша честь, – вздохнул он.

Судья удовлетворенно кивнул:

– Итак, прежде всего давайте уточним – сознался ли ваш сын в убийстве маркизы де Лангрюн, когда вы предъявили ему вещественное доказательство? Или он сделал это позже? Предупреждаю, любой ваш ответ может быть поставлен под сомнение, но, по крайней мере, суду станет ясна выбранная вами линия защиты.

Итак – да или нет?

Этьен Ромбер снова горько вздохнул.

– Ваша честь, – тихо проговорил он, – любой мой ответ не прояснит мотивов преступления. Никакие соображения выгоды не могли двигать Шарлем. Дело в том, что мой сын был безумен. Это наследственное. Его мать признана душевнобольной. Сейчас она находится в психиатрической лечебнице. Если мальчик и убил несчастную маркизу, то сделал это в состоянии помрачения рассудка.

– По вашим словам я могу заключить, – отозвался председатель, – что ваш сын сознался, но вы не хотите подтверждать это на суде!

Подсудимый протестующе поднял руку:

– Я не говорил, что он сознался!

– Но вы это подразумевали?

Этьен Ромбер молчал. Председательствующий выжидательно смотрел на него. Потом продолжил:

– Значит, вы отказываетесь отвечать на этот вопрос. Хорошо, пойдем дальше. Скажите, что вы делали после того, как покинули замок Болье?

Обвиняемый невесело усмехнулся:

– Что обычно делают, когда спасаются бегством… Заметают следы! Мы петляли по лесу, пока окончательно не выбились из сил. И, видит Бог, я никому не пожелаю пережить в жизни что-либо подобное!

Судья хмыкнул:

– Охотно верю. И сколько это продолжалось?

– Почти четверо суток, ваша честь. Четверо кошмарных, невыносимых суток…

– Итак, – продолжал председатель, буравя подсудимого глазами, – вы убили Шарля Ромбера на четвертый день после вашего побега?

Несчастный застонал:

– Господин судья, умоляю, будьте милосердны, не мучайте меня! Я никого не убивал! Ведь это был мой сын, мой единственный сын… И он был преступник, его ждала гильотина!

Но председателя, казалось, невозможно было разжалобить. Он снова пожал плечами:

– Конечно, его бы все равно поймали и, несомненно, казнили бы. Почему бы не взять на себя роль палача… Итак, вы признаете, что вы его убили?

Этьен Ромбер выпрямился и сверкнул глазами:

– Нет, не признаю!

Судья повернулся к присяжным:

– Господа, вопреки всем уликам подсудимый отрицает свою причастность к убийству Шарля Ромбера.

– Да, отрицаю! – громко подтвердил оскорбленный отец. – Я никогда не признаюсь в том, чего не совершал, чего никогда не смог бы совершить, даже если бы хотел! Я не убивал своего сына!

Судья стукнул кулаком по столу.

– Опять та же история! – воскликнул он. – Вы пытаетесь запутать следствие, Ромбер!

– Я никого не запутываю, ваша честь! Я говорю чистую правду!

Из зала послышались взволнованные выкрики. Присутствующие, затаив дыхание ловившие каждое слово обвиняемого, не могли больше сдерживать свои эмоции. Чтобы восстановить тишину, председателю пришлось позвонить в колокольчик, напоминая публике об уважении к суду.

– Я думаю, – заявил он, – господа присяжные сумеют отличить правду от вымысла. Пока я вынужден констатировать, что подсудимый не смог еще дать ни одного убедительного ответа на мои вопросы.

Он снова обратился к Ромберу:

– Можем ли мы хотя бы узнать, какие указания вы, как любящий отец, давали своему сыну? Как вы советовали ему поступить?

Подсудимый помолчал, стараясь взять себя в руки, и ответил уже более спокойно:

– Высокий суд, прошу вас понять, что я не мог заставить себя выдать сына полиции. Позор, который его ожидал, хуже смерти. Что я ему мог посоветовать? Только одно – исчезнуть навсегда.

– Так значит, – приподнялся со своего кресла судья, – вы толкали его на самоубийство?

– Да нет же! – воскликнул Этьен Ромбер. – Я хотел, чтобы он исчез, покинул эту страну и скрылся там, где никто бы его не знал.

Председатель многозначительно посмотрел на присяжных и сделал вид, что углубился в бумаги, давая время присутствующим как следует осознать последние слова обвиняемого. Некоторое время он молча перелистывал страницы дела, потом спросил, не поднимая головы:

– Так значит, смерть вашего сына явилась для вас неожиданностью?

– Нет, – глухо ответил Этьен Ромбер.

– Как вы расстались?

– В ту последнюю ночь мы, окончательно обессилев, заснули посреди поля в стогу сена. Когда на следующее утро я проснулся, Шарля рядом не было. Мой сын исчез… Больше я его не видел, ваша честь. Не знаю, что с ним стало.

Судья поднялся.

– Господа присяжные! – провозгласил он. – В утверждениях подсудимого имеются необъяснимые противоречия, и я берусь это доказать.

Он обвел зал грозным взглядом и продолжал:

– Обвиняемый утверждает, что ему ничего не известно о судьбе своего сына с тех пор, как они расстались. Как же он тогда объяснит, что вскоре явился к инспектору Жюву с целью выяснить, что стало с трупом Шарля Ромбера?! Почему он был так уверен, что тело, найденное в Дордонне, принадлежит именно его сыну?

Было видно, что председатель выложил свой главный козырь. Этьен Ромбер, конечно, это почувствовал. Он потер лоб, затем, словно внезапно потеряв доверие к членам суда, повернулся прямо к присяжным и заявил:

– Право, господа, это не допрос, а настоящая пытка! Поверьте, я выжат, как лимон, я просто не в состоянии больше отвечать на вопросы! Вам известно достаточно, чтобы судить меня – так судите же… Пусть суд решит, опозорил ли я свое честное имя! Пусть решит, нарушил ли долг отца! Мне нечего больше сказать…

И бедняга, вконец обессилев, рухнул на скамейку и закрыл лицо руками.

Председатель суда с видом охотника, который долго преследовал дичь и наконец поймал ее, проговорил:

– Итак, подсудимый отказывается отвечать на дальнейшие вопросы. Лично я считаю это еще одним доказательством его вины и прошу господ присяжных принять это к сведению при вынесении приговора.

Этьен Ромбер не шевелился. Присутствующие в зале сочувственно перешептывались. Судья повысил голос и громко выкрикнул:

– Переходим к допросу свидетелей!

Все считали, что наиболее интересные показания мог бы дать наш старый знакомый Бузотер – бродяга, выловивший в реке труп юноши. Однако на то он и бродяга, чтобы не сидеть подолгу на одном месте. Пока в убитом опознали Шарля Ромбера, да пока спохватились, что Бузотера надо вызвать в суд, его и след простыл.

Тем не менее свидетелей набралось довольно много. Это были крестьяне, видевшие издали отца и сына Ромберов во время их плутаний по полям, булочники, продававшие хлеб несчастному Этьену Ромберу, когда он изредка решался зайти в какую-нибудь деревню, смотрители шлюзов, видевшие плывущее по волнам тело юноши, но не сумевшие (а может, не пожелавшие) его выловить.

В их показаниях не было ничего существенно нового. Никто из них не мог ни опровергнуть слов обвиняемого, ни подтвердить их. Публика явно скучала и с нетерпением ждала объявления приговора.

– Поглядите-ка! – сказал толстяк, сидящий на последней скамейке, своему соседу. – Все уже начали зевать. Им бы поскорей упрятать беднягу в тюрьму. А ведь все еще может повернуться совсем по-другому, когда дело дойдет до свидетелей защиты! Заметьте, пока мы слышали одни только обвинения. Посмотрим, что скажут друзья мсье Ромбера. Уж им-то известна его безупречная репутация, уважение к закону…

– Не спешите, дружище, – возражал сосед. – По-моему, вы ошибаетесь. Мне достоверно известно, что Этьен Ромбер сам настаивал, чтобы не вызывали никаких свидетелей защиты.

– Какая неосторожность! – воскликнул толстяк.

– Напротив, друг мой, это великолепно! Какая гордость, какой смелый вызов! Этот человек выполнил свой долг и теперь не пытается разжалобить судей.

– Но ведь будет еще выступление адвоката!

– Будет-то будет… – отвечал осведомленный собеседник толстяка. – Но меня уверяли, что мэтр Дорой выступит лишь для проформы и передаст все на усмотрение суда. Говорят, клиент сам попросил его об этом.

– Боже праведный, но это просто безумие!

Тем временем председатель, подойдя к присяжным, спросил вполголоса:

– Господа, возможно, вам небезынтересно было бы выслушать инспектора Жюва? Хотя, впрочем, все его показания занесены в протоколы следствия, с которыми вы уже ознакомились. Так что я не настаиваю на его выступлении. Но я вижу в зале маленькую Терезу Овернуа, внучку покойной маркизы. Как вы знаете, именно благодаря ей стало известно, что подсудимый обвинял своего сына в убийстве. Мы не занесли девочку в список свидетелей, так как ее слова тоже зафиксированы в протоколе, да и не хотелось заставлять ее публично вспоминать подробности той страшной ночи. Но раз уж она все равно присутствует на суде, я могу, если вы только пожелаете, попросить ее повторить свои показания. Согласно процедуре я имею на это право.

Мнения присяжных разделились. Председатель кивнул и повернулся к залу.

– Мадемуазель Тереза Овернуа! – крикнул он. – Не будете ли вы любезны подойти к барьеру?

Девочка растерянно озиралась, не понимая, чего от нее хотят. Судья сделал знак секретарю, и тот подвел Терезу к месту для свидетелей, где лежала Библия. Она облокотилась на перила, испуганно глядя на председателя.

– Мадемуазель, – начал он, – я не буду спрашивать вас, знаете ли вы этого человека. Скажите, вы слышали разговор, состоявшийся между Этьеном Ромбером и его сыном Шарлем в замке Болье субботней ночью?

– Да, ваша честь, – пролепетала девочка.

– Господин Ромбер обвинял сына в убийстве маркизы де Лангрюн?

– Да…

– Не хотите ли вы, мадемуазель, что-либо добавить к сказанному вами ранее?

Тереза помолчала, потом решилась:

– Только одно, мсье. Господин Ромбер говорил с Шарлем с таким волнением, с такой болью, что сам был близок к обмороку. Он очень страдал!

Председатель, ожидавший от Терезы слез и суровых обвинений, понял, что ошибся. Девочка явно не хотела перекладывать на плечи несчастного отца груз вины за поступок его безумного сына. Судья почувствовал, что слова внучки убитой маркизы могут только вызвать еще большее сострадание к обвиняемому и быстро перебил:

– Спасибо, мадемуазель, достаточно.

И, пока Тереза шла на свое место, обратился к суду:

– Итак, свидетельские показания нами заслушаны.

Затем повернулся к залу и объявил:

– Слово предоставляется господину прокурору для произнесения обвинительной речи!

Прокурора слушали невнимательно. Речь его была скорее подборкой выдержек из уголовного кодекса, чем фактов. В промежутках между цитированием статей закона он приводил высказывания председателя суда, которых все сегодня уже наслушались. Под конец прокурор заявил, что отказавшись отвечать на вопросы суда, подсудимый лишь усугубил тяжесть содеянного, и подкрепил свою мысль солидной выдержкой из кодекса.

В конце концов он предъявил Этьену Ромберу обвинение в том, что, подменив собою правосудие, подсудимый скрыл от властей имя преступника, помог ему бежать и затем убил.

Итак, речь прокурора при чрезвычайной ее многословности не содержала ничего нового.

Затем слово взял адвокат.

– Господа! – начал он. – Вы слышали допрос моего подзащитного. Всем вам известно, в чем его обвиняют. Теперь присяжным предстоит определить степень вины. К сожалению, мой клиент запретил мне произносить речь в его защиту. Он велел мне попросить вас всех, прислушавшись к голосу вашей совести, ответить лишь на один вопрос – каким образом отец, чей сын, потеряв разум, совершил убийство, мог сохранить свое доброе имя и не растоптать свои отцовские чувства? Мой подзащитный никоим образом не пытается воздействовать на присяжных с целью смягчить приговор, который, похоже, уже предрешен. От его имени я прошу вас судить без снисхождения, но и без ненависти, сообразуясь только с вашей порядочностью и честью.

Зал возбужденно зашумел. Адвокат с прокурором вышли. Присяжные также удалились в совещательную комнату для вынесения приговора.

Этьен Ромбер остался на скамье подсудимых под охраной двоих жандармов.

Как только суд удалился, зал загомонил. Большинство присутствующих было на стороне обвиняемого. Страдания несчастного отца тронули сердца даже самых черствых, самых неисправимых скептиков.

Однако все зрители прекрасно отдавали себе отчет, что исход дела от них не зависит. И, будучи людьми достаточно трезвыми, они понимали, что у бедняги нет почти никаких шансов избежать сурового наказания.

Так что споры шли в основном о том, какова будет формулировка приговора.

Краснолицый винодел уверенно заявил:

– Убивал он своего сына или нет, а только пощады ему не будет!

– Конечно, он его не трогал… – покачала головой женщина в платке. – А вот что подтолкнул наложить на себя руки – может быть. А что ему было делать? Взять мальчика за руку и отвести в полицию?

В разговор вступил давешний толстяк:

– Ромбер оказался в безвыходном положении. Вся его любовь не могла спасти юношу от позора и гильотины. Даже если самоубийство Шарля – дело его рук, я его оправдываю.

Судья Боннэ, по обыкновению болтливый, объяснял кому-то:

– Если присяжные захотят оправдать Этьена Ромбера, у них есть только один путь – сказать «нет» по всем пунктам обвинительного заключения. Если хоть в одном случае они согласятся с обвинением, то, учитывая известную всем строгость председателя суда, нужно быть готовым к самому суровому наказанию. Может, даже к смертной казни.

Разговоры были прерваны криком:

– Встать! Суд идет!

Присяжные, а вслед за ними судьи вошли в зал и заняли свои места. В наступившей тишине председатель суда вышел вперед и заговорил:

– Перед Богом и людьми, дамы и господа, сообщаю вам решение присяжных.

Голос его дрожал от волнения. Зал замер. Все ловили каждое слово судьи.

– Обсудив все обстоятельства дела, – продолжал тот, – господа по всем пунктам обвинительного заключения сказали: «Не виновен!»

Этьен Ромбер был полностью оправдан!

Глава 10 В ВАННОЙ КОМНАТЕ КНЯГИНИ СОНИ

Четыре месяца прошло после сенсационного оправдательного приговора, который вынес каорский суд присяжных Этьену Ромберу.

Убийство в замке Болье, вызвавшее такой жгучий интерес публики, стало постепенно забываться, как забылась в конце концов и загадочная смерть лорда Белтхема. Это преступление так и осталось нераскрытым.

Инспектор Жюв занимался своими повседневными делами. Он продолжал распутывать темные истории, постоянно сталкиваясь с кровавыми драмами, случавшимися в столице чуть ли не ежедневно.

Внешне инспектор, казалось, бездействовал – не было ни засад, ни погонь, ни перестрелок. Однако преступники совершили бы крупную ошибку, почувствовав себя в безопасности. Жюв напоминал охотника, терпеливо выслеживавшего добычу. Мозг его постоянно работал, увязывая все факты в одну цепочку. Он выжидал.

Итак, был конец июня – время, когда Париж, обычно наводненный туристами, начинает постепенно пустеть.

В Руайяль-Палас-Отеле, огромном здании, напоминающем караван-сарай, чей фасад тянется на двести метров вверх по Елисейским полям до самой Площади Звезды, царила страшная суматоха.

Вся прислуга озабоченно сновала по гостиным первого этажа и огромному холлу. Было время, когда постояльцы Руайяль-Паласа возвращались с вечеринок и спектаклей. Каждую минуту хлопала входная дверь, и по просторному вестибюлю отеля проходили мужчины в черных фраках, молодые люди в смокингах и хорошенькие женщины в вечерних туалетах.

Снаружи раздался шум мотора, и у входа остановился роскошный автомобиль. Администратор отеля, господин Луи, вышел и почтительно поклонился, как он привык это делать перед высокопоставленными клиентами.

– Госпожа княгиня хорошо доехала? – спросил он с профессиональной учтивостью, выработанной долгими годами безупречной службы.

Из автомобиля вышла красавица в декольтированном платье и с улыбкой кивнула администратору. Господин Луи распахнул перед ней дверь и крикнул слуге:

– Лифт для госпожи княгини Сони Данидофф!

Прибывшая пересекла холл и скрылась в кабине лифта. За это короткое время она успела привлечь всеобщее внимание своей красотой, грацией и изысканностью туалета.

Княгиня Соня Данидофф была одной из именитых и значительных постоялиц Руайяль-Паласа. Она одна занимала огромный четырехкомнатный люкс на четвертом этаже. И она имела, если можно так выразиться, двойное право на подобную роскошь. Во-первых, княгиня являлась обладательницей поистине огромного состояния, а во-вторых, в отличие от бесчисленного количества дутых баронов и лжеграфов, действительно принадлежала к одной из знатнейших семей мира.

Благодаря своему браку с русским князем Данидовым госпожа Соня приходилась германской кузиной русскому императору.

Княгиня едва достигла тридцати лет, и даже в Париже, привыкшем к обилию хорошеньких женщин, по праву считалась настоящей красавицей. Огромные синие глаза составляли странный, загадочный контраст с обрамлявшими лицо тяжелыми черными косами.

Как настоящая светская женщина, княгиня Соня каждый год четыре месяца проводила в Париже, останавливаясь по последней американской моде в Руайяль-Палас-Отеле. Ее прекрасно знали в самых изысканных парижских салонах, и везде она вызывала восхищение и зависть.

При этом поведение княгини, в отличие от большинства светских дам, было совершенно безупречным. Самым злым языкам не за что было зацепиться, поэтому им приходилось лишь ограничиваться туманными намеками на то, что столь длительное пребывание мадам Сони в Париже связано с ее загадочной ролью в мировой политике. Однако намеки оставались намеками, поскольку никто не мог ничего утверждать с уверенностью.

Войдя в свой номер, княгиня Соня Данидофф пересекла огромную гостиную и вошла в спальню. Она повернула выключатель, и из-под потолка брызнули снопы электрического света. Затем низким голосом позвала:

– Надин!

С маленького диванчика, стоящего за ширмой в углу комнаты, соскользнула юная девушка, почти подросток. Внезапно разбуженная, она щурила глаза от яркого света. Это была служанка-черкешенка.

– Надин, – приказала хозяйка, – сними с меня манто и расплети волосы. Я очень устала.

Служанка принялась за дело. Она накинула на плечи княгини просторный пеньюар и, осторожно расплетая ее густые косы, спросила:

– Вы не замерзнете, госпожа? Здесь прохладно.

Черкешенка была худенькой легкой брюнеткой с резкими чертами лица и глубокими черными глазами, в которых отражалось внутреннее пламя. В услужении у княгини ей постоянно приходилось сдерживать свой темперамент, доставшийся от предков-горцев.

Мадам Соня нервничала. Надин еще не совсем проснулась и прислуживала очень неловко. В очередной раз, когда девушка уколола ее шпилькой, княгиня вскрикнула:

– Поосторожней, чертенок!

Черкешенка испуганно извинилась, но вскоре опять неловким жестом причинила хозяйке боль, что окончательно вывело ту из себя.

Привычным движением княгиня ударила девушку по щеке своей длинной сухой ладонью. Надин отпрыгнула в угол, глаза ее оскорбленно сверкнули.

– Я не хочу, чтоб меня били! – выкрикнула она.

Княгиня заломила бровь.

– Надин, – ледяным голосом процедила она, – на колени! Проси прощения, дерзкая девчонка, иначе я тебя проучу уже по-настоящему!

Испуганная девушка со слезами бросилась к ногам своей хозяйки. Княгиня сразу оттаяла, помогла служанке подняться с колен и сказала:

– Хорошо-хорошо, дитя мое. Я на тебя больше не сержусь. А теперь оставь меня.

Но Надин, все еще напуганная своим маленьким мятежом, принялась умолять:

– Госпожа, позвольте мне сначала раздеть вас!

Княгиня мягко отстранила ее:

– Нет, не нужно. Ступай в свою комнату, уже поздно. А впрочем…

Она провела по лбу рукой, словно стараясь унять головную боль, и произнесла:

– Пожалуй, горячая ванна снимет эту ужасную усталость. Пойди, приготовь.

Обрадованная служанка убежала исполнять приказание. Вернувшись минут через десять, она увидела свою хозяйку сидящей с задумчивым видом в шезлонге на балконе. Маленькая черкешенка почтительно поклонилась и, поцеловав кончики пальцев княгини, прошептала:

– Все готово, госпожа.

Через несколько минут мадам Соня, уже полураздетая, вошла в ванную комнату. Затем, что-то вспомнив, снова вернулась в спальню.

– Надин! – позвала она. – Ты еще здесь?

Никто не ответил.

– Должно быть, мне показалось… – пробормотала княгиня. – Мне послышались шаги…

Она оглядела спальню, бросила взгляд в сторону освещенной гостиной, подошла к постели и села на нее. Взгляд ее упал на многочисленные кнопки, с помощью которых она могла вызвать любого из служащих отеля, а также своих собственных слуг. Успокоившись, женщина потянулась, скинула остатки одежды, вошла в ванную и погрузилась в горячую душистую воду.

Над ее головой мягко светила лампочка под матовым абажуром. Расслабив в воде свое уставшее тело, княгиня испытывала необычайное наслаждение.

Неожиданно снова раздался какой-то скрип, заставивший ее вздрогнуть. Княгиня резко выпрямилась и, наполовину поднявшись из ванны, огляделась. Ничего…

«Решительно, от усталости у меня разошлись нервы», – сказала она сама себе.

Снова погрузившись в воду, женщина уже открыла книгу, как вдруг над самым ее ухом прозвучал чей-то странный, насмешливый голос.

Кто-то, стоящий за ее спиной, читал вместе с ней!

Не успела Соня Данидофф вскрикнуть, как сильная рука зажала ей рот, а другая схватила за запястье, не давая дотянуться до кнопки звонка. Теряя сознание от ужаса, женщина ждала смертельного удара. Но тут рука, сжимающая ее лицо, стала понемногу ослабевать. Потом загадочный посетитель отпустил ее запястье, сделал несколько шагов по ванной и повернулся к ней лицом.

Княгиня в ужасе смотрела на стоящего перед ней человека. Это был мужчина лет сорока, одетый с необычайной изысканностью. Его безупречно сшитый смокинг указывал на принадлежность скорее к высшему свету, чем к преступному миру. Облик его никак не соответствовал описанию заурядного парижского грабителя, который княгине так часто попадался в газетах.

Его руки, которыми он только что так сильно зажимал рот мадам Сони, выглядели мягкими и ухоженными. Тонкое лицо обрамляла аккуратно подстриженная черная бородка. Над высоким лбом виднелись едва заметные залысины.

Все это княгиня Соня заметила с одного взгляда, несмотря на весь свой испуг. Еще ей бросилось в глаза, что голова мужчины казалась неестественно большой, а все лицо было изборождено глубокими морщинами.

Женщина не отрываясь смотрела на незнакомца. Губы ее дрожали. Инстинктивным жестом она попыталась снова дотянуться до звонка.

Быстрым движением мужчина схватил ее за плечо. На лице его появилась загадочная улыбка: он смотрел на показавшуюся из воды великолепную грудь княгини. С нескрываемым восхищением, столь неуместным при данных обстоятельствах, он негромко произнес:

– Боже, как вы хороши, мадам…

Залившись краской, Соня Данидофф поспешила погрузиться в пену. Запинаясь от страха, она спросила:

– Кто вы? Что вам надо?

Незнакомец молчал.

– Уходите, – прошептала княгиня со слезами, – а то я позову полицию… Буду кричать!..

– Прошу вас, не надо, – с устрашающей вежливостью сказал мужчина. – В противном случае я вас убью…

Глаза женщины расширились. Незнакомец снова загадочно улыбнулся и перешел на иронический тон.

– Так вы хотите позвонить, мадам? И ничто вас не останавливает? А как же ваша стыдливость? Целомудрие? Ваша безупречная репутация? Ведь вам придется выставить ваше прелестное тело на всеобщее обозрение! Впрочем, я бы не возражал. С удовольствием бы еще раз им полюбовался!

Княгиня скрипнула зубами:

– Если вам нужны деньги, драгоценности – забирайте их! Только убирайтесь сами!

Мужчина бросил взгляд на туалетный столик, куда мадам Соня перед купанием положила несколько дорогих колец и браслетов.

– Неплохие безделушки, – усмехнулся он. – Но ваш перстень с печаткой нравится мне больше!

Он взял руку княгини, поднес ее к глазам и принялся рассматривать драгоценный перстень, который Соня Данидофф почти никогда не снимала с безымянного пальца. Женщину била крупная дрожь.

– Не надо так нервничать, – мягко сказал незнакомец. – Давайте лучше поговорим, если вы, конечно, не против. Вы должны быть интересной собеседницей.

Княгиня молча смотрела на него.

– Видите ли, – продолжал мужчина, – в драгоценностях нет ничего привлекательного, когда они теряют отпечаток индивидуальности. Я имею в виду, когда их снимают с владелицы. Но ожерелье, обвивающее шею прекрасной женщины, браслет, сжимающий ее запястье, кольцо, украшающее палец…

Несмотря на внешнюю учтивость, слова его звучали зловеще. Смертельно побледнев, княгиня пыталась понять, куда клонит ее загадочный собеседник.

Потом она пролепетала:

– Но я не могу снять это кольцо… Оно… Оно такое тесное…

Мужчина сардонически улыбнулся:

– Уверяю вас, мадам, это не имеет никакого значения! Если кто-то очень захочет владеть этой драгоценностью, ему достаточно будет сделать одну вещь…

Он небрежным жестом достал что-то из жилетного кармана. Перед глазами обезумевшей от страха княгини блеснуло лезвие бритвы.

Только теперь Соня Данидофф начала понимать, что на уме у ее страшного посетителя.

А тот продолжал:

– Умелый человек, мадам, при помощи такой пустяковины без труда завладел бы изящным пальчиком, который украшает этот великолепный перстень…

Несчастная женщина инстинктивно вжималась спиной в борт ванны, пытаясь скрыться от этого мягкого, нежного голоса.

– Ну-ну, мадам, не пугайтесь, – улыбался незнакомец. – Никак вы приняли меня за бандита с большой дороги? О, княгиня! Как вам могло в голову прийти подобное! Разве вы не знаете, что вы слишком прекрасны для того, чтобы стать объектом столь кровавых устремлений.

Его глаза смотрели так искренне, а в голосе звучала такая неподдельная почтительность, что Соня Данидофф немного приободрилась.

– Но ведь я вас совсем не знаю… – прошептала она.

– Тем лучше!

Мужчина пододвинул к себе стул, уселся и непринужденно облокотился о край ванны:

– У нас будет масса времени, чтобы познакомиться. В конце концов главное то, что я вас знаю…

Княгиня немного успокоилась, и на место страху пришла ярость.

– Я не знаю, мсье, – глухо произнесла она, – говорите ли вы серьезно, или у вас такая манера шутить, но ваше поведение просто чудовищно!

– Ну что вы, мадам! – лучезарно улыбнулся незнакомец. – Я просто оригинален! Думаю, что если бы меня представили вам в одном из парижских салонов, которые мы оба посещаем, вы бы меня и не заметили. Зато теперь я удостоился вашего внимания. Уверен, что мое лицо навсегда отпечаталось в вашей памяти! Разве не так?

На лице мадам Сони появилось некоторое подобие улыбки – так интимно прозвучал голос посетителя. В то же время она лихорадочно перебирала в голове все места, где она могла бы с ним видеться. Незнакомец, как будто прочтя ее мысли, ухмыльнулся:

– Мне бы хотелось, княгиня, чтобы вы чуть больше мне доверяли. Право, это лучший способ уладить все вопросы!

Он поднял руку, предупреждая возражения:

– Да-да, не спорьте! Доверие – ценнейшая вещь! Вот уже почти пять минут, как вы не вспоминаете о звонке. Немалый прогресс, не правда ли?

Непрошеный гость указал глазами на кнопку звонка и подмигнул:

– Да, признаться, я при всем желании не могу представить себе княгиню Соню Данидофф, аристократку, кузину русского императора, призывающей в такой ситуации слуг и предстающей перед этими смердами в обнаженном виде, да еще в компании незнакомого мужчины!

Женщина сделала протестующий жест, но незнакомец невозмутимо продолжал:

– Только не надо мне возражать! Слух об этом необычном приключении не может не достичь ушей князя Данидова – не мне вам это объяснять…

– Боже, только не это!

Княгиня побледнела. Мужчина успокаивающе махнул рукой и улыбнулся:

– Не волнуйтесь, я не собираюсь ему сообщать!

Мадам Соня с трудом перевела дух и спросила:

– Но скажите… Как вы проникли сюда?

– Это уже не имеет значения, – откликнулся незнакомец. – В данный момент меня гораздо больше занимает вопрос – как я отсюда выберусь? Ведь я не такой грубиян, чтобы бесконечно надоедать вам своим присутствием… Хотя я был бы счастлив, если бы вы мне позволили повторить свой визит в один из ближайших вечеров.

Княгиня вспыхнула:

– Да вы просто наглец!

Мужчина с самым естественным видом протянул руку и взял термометр, плававший на поверхности ароматной воды.

– Всего тридцать градусов! – с беспокойством воскликнул он. – Княгиня, ваша ванна остыла! Пора из нее вылезать, а то простудитесь!

Растерянная женщина не знала, что ей делать – смеяться или сердиться. Может быть, перед ней ненормальный? Или это страдающий поклонник, решивший, что можно добиться ее расположения таким идиотским способом?

– Уходите! – попросила она.

Гость отрицательно покачал головой.

– Ну пожалуйста! – продолжала княгиня. – Пожалейте мое доброе имя!

Незнакомец задумался.

– Это не так-то просто… – протянул он. – Однако надо что-то решать. Мне вовсе не хочется, чтобы вы простудились, лежа в холодной воде.

Что ж, кажется, есть простой выход. Вы ведь не первый день живете в этом номере и наверняка можете ориентироваться в темноте. Итак, мы выключим свет, вы пойдете за пеньюаром, а я подожду здесь. Таким образом, ваше достоинство не будет задето.

Он потянулся было к выключателю, но остановился на полпути.

– Ах да, – промолвил он с досадой, – я совсем забыл об этом чертовом звонке! Вы ведь можете по неосторожности нажать на него, и вам придется горько пожалеть об этом…

Мужчина достал бритву, наклонился и быстрым движением перерезал провода, идущие от звонка.

– Так будет лучше, – удовлетворенно произнес он.

Потом внимательно посмотрел на стену.

– Не знаю, куда ведут остальные провода, но, согласитесь, осторожность никогда не помешает!

Подняв бритву, он потянулся к стене. Однако в тот момент, когда стальное лезвие вспороло изоляцию, раздалась яркая вспышка и треск короткого замыкания. Незнакомец отпрыгнул назад, выронив бритву.

– Черт возьми! – выругался он. – Теперь вы можете радоваться, мадам. Я напоролся на электрические провода и здорово обжегся. Однако имейте в виду, этого недостаточно, чтобы вывести меня из строя!

Он выключил свет. В наступившей темноте Соня Данидофф выбралась из ванной и принялась водить перед собой руками, нащупывая дверь. Она наткнулась на стульчик, на котором висел ее пеньюар, быстро оделась, затем нашарила домашние туфли и, стараясь выглядеть спокойной, нажала на выключатель.

Ванная комната залилась светом. Незнакомец исчез!

Вздохнув с облегчением, княгиня торопливо вышла в спальню и, вздрогнув, остановилась. Мужчина сидел в кресле и улыбался.

– Согласитесь, княгиня, – произнес он, – что я был достаточно галантен и никоим образом не стеснял вас, когда вы выбирались из ванной.

Соня Данидофф сверкнула глазами.

– Мсье! – с яростью сказала она. – Мне кажется, что эта шутка слишком затянулась. Будьте так добры, избавьте меня от своего присутствия! Вы мне надоели!

– Надоел? – переспросил незнакомец. – Видит Бог, никто не осмеливался так выражаться, разговаривая со мной. Впрочем, я вас прощаю – ведь мы не знакомы… Кстати, я до сих пор не представился. Прошу прощения, иногда я бываю немного рассеян. Вы меня слышите?

Княгиня действительно слушала непрошеного гостя вполуха. Новая мысль пришла ей в голову. Она вспомнила, что в секретере, стоящем между ней и таинственным незнакомцем, лежит крошечный револьвер, инкрустированный перламутром. Выходя по вечерам из дома, она всегда клала его в сумочку. Среди знакомых женщин не было ей равных в стрельбе. И сейчас Соня Данидофф лихорадочно размышляла, как бы ей добраться до оружия, чтобы предоставить своему посетителю аргумент, с которым он не сможет не согласиться.

К тому же она вспомнила, что в боковом ящике секретера, сейчас приоткрытом, лежит бумажник, в котором хранится около ста двадцати тысяч франков. Еще утром она взяла деньги из гостиничного сейфа, потому что завтра подходили сроки различных платежей. И сейчас, глядя на выдвинутый ящик, она спрашивала себя, лежит ли там еще бумажник и не оказался ли ее учтивый собеседник обыкновенным воришкой.

И снова, словно прочтя ее мысли, загадочный посетитель рассмеялся.

– В вашем секретере, мадам, – произнес он, – я обнаружил весьма странный предмет, который довольно редко встречается в дамских будуарах.

И он достал из кармана револьвер:

– Не стоит пытаться меня одурачить, мадам. Поверьте, это не удавалось и куда более опытным людям!

Женщина в испуге попятилась, и незнакомец успокаивающе замахал рукой:

– Не бойтесь, прошу вас! У меня и в мыслях не было покушаться на вашу жизнь! Более того, я охотно верну вам вашу безделушку. Но, согласитесь, мне необходимо хоть немного заботиться о своей безопасности!

Точным движением он вытряхнул на ладонь патроны и галантным жестом протянул княгине оружие, превратившееся в красивую бесполезную игрушку:

– Не стоит смеяться над моей преувеличенной осторожностью. Несчастный случай может случиться так просто!

Княгиня попыталась приблизиться к секретеру, чтобы проверить хотя бы, на месте ли бумажник, но незнакомец преградил ей путь. Весь его вид являл предельную предупредительность, однако глаза внимательно следили за каждым движением Сони Данидофф. Заставив женщину отступить к стене, он вытащил часы и удивленно произнес:

– Два часа ночи! Уже! Княгиня, должно быть, я утомил вас своим затянувшимся визитом. Не смею вас больше задерживать. Я был весьма рад провести время в столь приятной компании, но сейчас мне пора.

Из груди Сони Данидофф вырвался вздох облегчения. Как будто не заметив этого, мужчина продолжал:

– Я уйду не через окно, как влюбленный, не через каминную трубу, как опереточный грабитель, не через потайную дверь в стене, как граф Монте-Кристо. Нет, мадам, я удалюсь, как галантный мужчина, который нанес визит самой очаровательной женщине на свете – через дверь.

Незнакомец отвесил театральный поклон и направился к выходу, но с полпути вернулся.

– Могу я полюбопытствовать, княгиня, что вы намерены сейчас делать? – спросил он. – Возможно, мой вопрос покажется невежливым, но мне хотелось бы это знать. Может вы на меня сердитесь? Или мой визит вызвал у вас такое неудовольствие, что вы решите меня наказать? Вдруг, стоит мне повернуться спиной, вы приметесь звать на помощь?

В это время княгине удалось наконец заглянуть в выдвинутый ящичек секретера. Великое небо, бумажника там не было! Но что же делать?

Ее раздумья прервал голос посетителя:

– Пардон, мадам, простите мою рассеянность! Я так вам и не представился!

Небрежным жестом он вытащил из кармана визитную карточку и подошел к секретеру.

– Княгиня, я оставляю свою визитку в ящичке. Кстати, вам не кажется, что он как будто для этого выдвинут?

Мадам Соня раскрыла рот, собираясь закричать, но мужчина бросил на нее такой взгляд, что она осеклась.

– А теперь… – сказал он, приближаясь.

Княгиня испуганно попятилась и оказалась в прихожей. Она беспомощно прижалась к стене.

– Теперь… – продолжал ночной гость. – Вы ведь светская женщина, мадам. Не можете же вы не проводить своего посетителя до дверей!

Голос его резко изменился, и он властно приказал:

– Теперь слушайте внимательно. Ни одного крика, ни одного движения, вообще ни звука, пока я не выйду. Иначе я вас просто убью.

Это было сказано так спокойно и внушительно, что княгиня Соня Данидофф едва не лишилась чувств. Под тяжелым взглядом незнакомца она подошла к двери, непослушными пальцами открыла замок и отошла в сторону. Мужчина выскользнул в коридор и через секунду скрылся за поворотом.

Вбежав обратно в спальню, княгиня принялась торопливо нажимать на все кнопки, до которых могла дотянуться. Затем сняла трубку внутреннего телефона. Услышав голос портье, она истерически закричала:

– Меня обокрали! Перекройте выход!

Затем она сорвала портьеру и нажала красную кнопку на подоконнике. Тишину отеля прорезал сигнал тревоги. Этот сигнал подавался только в самых крайних случаях.

В коридоре послышался топот ног, возбужденные голоса. Поняв, что к ней спешат на помощь, женщина выбежала в прихожую и снова распахнула дверь.

– Грабитель! Грабитель! – закричала она. – Арестуйте его! Он не мог успеть выйти из отеля! Это мужчина! С черной бородкой! В смокинге!

– Что происходит? Куда все понеслись? – спросил швейцар у коридорного, выбежавшего из лифта.

– Черт его знает, – ответил тот. – Похоже, что в один из номеров забрался вор! Где-то там, наверху, звали на помощь, и все бросились туда…

– Значит, это не на вашем этаже? – спросил швейцар. – Вы с какого спускаетесь?

– С третьего.

– Значит, кричали на четвертом… А ну-ка, поднимитесь, посмотрите, что там происходит!

Коридорный, здоровый крепкий парень с гладким лицом и рыжими волосами, согласно кивнул, вернулся в лифт и нажал кнопку четвертого этажа. Поднявшись, лифт остановился прямо напротив апартаментов Сони Данидофф.

Бедная женщина стояла в дверях. Мюллер, ночной дежурный, пытался ее успокоить. Княгиня машинально сжимала в пальцах визитную карточку, которую ей ночной посетитель оставил в секретере взамен бумажника со ста двадцатью тысячами франков. Карточка была абсолютно чиста – ни имени, ни фамилии, ни адреса. Ничего.

Двое других коридорных бестолково бегали взад и вперед, хлопая дверьми.

Рыжий слуга вышел из лифта.

– А вы кто такой? – спросил Мюллер. – Сдается мне, что я вас раньше не видел!

Коридорный поклонился:

– Мы еще не знакомы, мсье. Я новенький, с третьего этажа. Господин швейцар прислал меня сюда узнать, что происходит. Он очень беспокоится.

– Черт побери! – откликнулся Мюллер. – Тут есть из-за чего беспокоиться! Обокрали княгиню Данидофф, нашу лучшую клиентку!

Слуга ахнул.

– Да-да, дружок, – мрачно сказал дежурный. – Надо послать кого-то за полицией.

– Я уже бегу, мсье!

Не прибегая к услугам лифта, рыжий коридорный за несколько секунд спустился с четвертого этажа и дернул за рукав швейцара, крутящего диск телефонного аппарата.

– Не занимайтесь ерундой, откройте дверь! Дежурный послал меня в комиссариат.

Швейцар торопливо достал ключи…

Лифт поднялся до шестого этажа, но из него никто не вышел. Коридорный открыл дверь и не смог удержать возгласа удивления. На полу валялись разорванная одежда, фальшивая борода и парик! Слуга и две подоспевшие горничные изумленно разглядывали странную находку, совершенно забыв о том, что в первую очередь следует сообщить о ней начальству.

Тем временем администратора господина Луи подняли с постели. Ничего толком не разобрав из путаных объяснений слуг, он торопливо оделся и поспешил на четвертый этаж. По дороге от столкнулся с пожилой вдовой Ван дер Розен, одной из постоянных клиенток отеля.

Увидев администратора, женщина осела на пол и громко зарыдала.

– Мсье Луи, – всхлипывала она, – у меня украли мое жемчужное ожерелье! Я оставила его на туалетном столике в шкатулке перед тем, как идти ужинать. А теперь его там нет. Я не знаю, что делать!

Администратор потрясенно шевелил губами. Такого в его отеле еще не случалось!

Тут подоспел Мюллер.

– Мсье! – закричал он. – У княгини Сони Данидофф украли бумажник! Но вор не мог успеть выйти из отеля. Я приказал перекрыть все выходы и послал за полицией. Мы обязательно поймаем этого негодяя!

За спиной дежурного стояла сама княгиня, белая, как мел. Администратор повернулся к ней, намереваясь что-то спросить, но в этот момент с шестого этажа спустились две горничные. Они несли в руках одежду, парик и бороду. Подойдя к господину Луи, женщины положили все это на пол. Администратор, окончательно растерявшись, тупо на них уставился. Затем он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но тут Мюллер возбужденно схватил его за рукав.

– Мсье Луи, – спросил он. – Как выглядит новый коридорный с третьего этажа?

Администратор непонимающе глядел на него. В этот момент в конце коридора показался слуга. Это был пожилой лысый мужчина с пышными бакенбардами. Он не спеша приближался. Господин Луи удивленно указал на него рукой:

– Господь с вами, Мюллер! Почему новый? Вот он идет, коридорный третьего этажа! Его зовут Арнольд.

Мюллер застонал:

– Великий Боже! А рыжий?

– Рыжий? Какой рыжий?

Было видно, что администратор совершенно не понимает, о ком идет речь.

Коридорный молча оттолкнул начальника и изо всех сил кинулся к лестнице. Запыхавшись, он вбежал в холл и спросил швейцара:

– Отсюда кто-нибудь выходил?

– Нет, мсье, – ответил тот. – Конечно, кроме коридорного, которого вы послали за полицией.

– Такой рыжий парень?

– Так точно, мсье.

Мюллер схватился за голову.

В это время княгиня Соня Данидофф без сил лежала в кресле. Вокруг нее суетилась черкешенка Надин. В руках княгиня по-прежнему сжимала чистую визитную карточку, оставленную ей таинственным грабителем, который с таким изяществом и непринужденностью лишил ее целого состояния.

Немного придя в себя, мадам Соня машинально поднесла карточку к глазам. У нее вырвался крик.

На кусочке картона, до этого абсолютно белом, проступали какие-то значки… Нет, скорее буквы… Вглядевшись, княгиня медленно прочитала: «ФАН…ТО…МАС!»

Глава 11 ПОЛИЦЕЙСКИЙ И СЛЕДОВАТЕЛЬ

Господин Фузилье, следователь, стоя посреди своего кабинета во Дворце Правосудия, чистил шляпу. При этом он по привычке, приобретенной за долгие годы службы, разговаривал сам с собой:

– Что ж, дружище, сегодня ты не терял времени даром! И если следствие не продвинулось вперед, то твоей вины в этом нет. Ты поработал на совесть. Теперь главное – решить, как действовать дальше… Провести дополнительные допросы? А какой смысл? Вряд ли они добавят что-нибудь к тому, что мне уже известно. Так что же?

Он задумался.

В этот момент в дверь тихонько постучали условным стуком – три раза.

– Войдите! – крикнул господин Фузилье.

Дверь распахнулась. Увидев вошедшего, следователь приветливо улыбнулся:

– О, старина Жюв! Сколько лет, сколько зим! И что же вас привело ко мне?

Инспектор сдержанно махнул рукой.

– Господин Фузилье, – промолвил он, – вы знаете, что я всегда рад вас видеть. К тому же, сейчас мне необходимо кое о чем с вами поговорить… Так что я не буду отнимать у вас время своими извинениями. Я уверен, вам не составит труда догадаться, чем я занимался.

Следователь рассмеялся:

– Ну, тут не нужно быть семи пядей во лбу! Как всегда, завалены работой?

– По самое горло!

– Могу вас понять, – продолжал Фузилье. – В тяжелых делах сейчас нет недостатка.

– Вы совершенно правы, – подтвердил Жюв. – Бьюсь об заклад, этот год будет чертовски тяжелым для полиции! Ведь добрая половина дел так и не раскрыта…

Фузилье понимающе покачал головой:

– Знаю, знаю, дружище… Вы всегда были идеалистом! Вечно вам хочется обязательно раскрыть все преступления, схватить всех негодяев за руку… Какого черта вам это надо? Ваша репутация всем известна. И, поверьте мне, она вовсе не пострадает, если какой-нибудь мерзавец погуляет на свободе еще недельку-другую!

Жюв отрицательно покачал головой.

– Дело делу рознь, – проговорил он. – Если речь идет об украденных запонках или часах – вы правы. Но я не могу позволить себе так легкомысленно относиться, например, к делу лорда Белтхема или маркизы де Лангрюн! Ведь, сколько я ни бьюсь с этими убийствами, а не продвинулся ни на шаг. Каково это для моей репутации?

Следователь Фузилье уселся в кресло, закурил сигару и задумчиво проговорил:

– Да, тут вам не позавидуешь… Значит, у вас нет никаких догадок по поводу этого таинственного убийцы?

Жюв горько усмехнулся.

– Увы! – ответил он. – Ни единой зацепки, ничего. Я просто блуждаю впотьмах…

Господин Фузилье встал, пересек комнату и подошел к инспектору.

– Полно, дорогой мой! – промолвил он. – Не прибедняйтесь. Ведь, как ни крути, а в деле Белтхема и Лангрюн вы изрядно продвинулись!

Инспектор пожал плечами:

– Очень любезно с вашей стороны, мсье. Но, похоже, вы не слишком хорошо информированы. Я ровным счетом ничего не узнал о смерти Белтхема…

– Позвольте, дорогой Жюв! Лорд исчез, а вы его нашли, не так ли?

– Найти-то нашел, но в каком виде! Вряд ли большая заслуга найти сложенный вчетверо труп…

Следователь поднял руку.

– Факт остается фактом! Вы его нашли, а это уже кое-что. Ведь только вам пришло в голову отправиться на улицу Левер, чтобы порыться в чемоданах Гарна! Кстати, расскажите, почему вы решили это сделать?

– Ну это как раз довольно просто, господин Фузилье, – скромно ответил инспектор. – Вы ведь помните, какой шум поднялся, когда исчез лорд Белтхем?

– Конечно, помню!

– Я первым получил информацию по этому делую. И, естественно сразу отверг версию о несчастном случае. Все имеющиеся данные говорили о том, что произошло преступление!

– Почему же?

– Опыт, мсье, опыт… А поняв, что это убийство, я, не имея конкретных улик, начал подозревать всех. Проверил каждого, кто был так или иначе связан с лордом Белтхемом. Ну и вышел на этого Гарна… Выяснилось, что лорд познакомился с ним еще во время англо-бурской войны. Причем при довольно подозрительных обстоятельствах. Вот я и отправился к нему в гости хотя бы для того, чтобы выяснить, что это за фрукт. Как видите, ничего сложного.

Господин Фузилье рассмеялся:

– Ваша скромность просто очаровательна, дорогой Жюв! Послушать вас, так выходит, что найти этого Гарна было парой пустяков! Только я-то профессионал! И знаю, какое для этого нужно оперативное чутье!

Инспектор смутился:

– Так вы совсем меня захвалите. Поверьте, это всего лишь счастливый случай!

Следователь рассмеялся еще громче:

– Побольше бы таких случаев! Если бы моей гадалкой были вы, господин инспектор, из моей жизни исчезли бы сомнения! Надо же – счастливый случай!

Он прикрыл рот ладонью:

– А кто первый обратил внимание на отсутствие трупного запаха? Признаться, мне бы и в голову не пришло, что труп набальзамирован! А вы это сказали сразу. И оказались правы – в крови обнаружен сульфат цинка!

– Но это же было очевидно! – запротестовал инспектор. – Вы меня переоцениваете!

Следователь снова сел.

– Ну хорошо, – сказал он. – Допустим, вы промахнулись с этим лордом. Но не будете же вы отрицать, что вы единственный, кому удалось внести ясность в дело Лангрюн?

– Так уж и ясность!

Господин Фузилье поморщился:

– Послушайте, Жюв, я прекрасно знаю, что вы даже ездили на суд в этот Каор.

– Ну и что же?

Инспектор пожал плечами:

– Не может быть, чтобы у вас не осталось никаких впечатлений!

– Впечатлений от чего? – уточнил Жюв.

– Ну вообще от этого дела. Как вы считаете, приговор справедлив? Этьен Ромбер невиновен?

Инспектор подумал.

– Господин Фузилье, – начал он, тщательно подбирая слова. – Если бы я говорил с кем-либо другим, я бы вообще отказался продолжать разговор. Но и вам я не могу дать однозначного ответа. Видите ли… Мы знакомы не первый год, и я никогда не видел от вас ничего, кроме понимания и участия. Поэтому я поделюсь с вами своими сомнениями.

Он помолчал. Затем продолжил:

– Дело в том, мсье следователь, что я не считаю дело об убийстве маркизы де Лангрюн законченным. Мы не знаем самого главного…

Он снова замолчал. Следователь, глядя на него, нетерпеливо щелкнул пальцами:

– Так что же, по-вашему, Этьен Ромбер не совершал преступления?

Инспектор протестующе поднял руку.

– Этого я не говорил!

– Так о чем же вы говорите? Разве юноша не был убит своим отцом?

– Понимаете, это самая удобная гипотеза. В нее все укладывается…

– Но вы в нее не верите? Так не морочьте мне голову, назовите свою версию!

Жюв в задумчивости потер рукой лоб:

– Если бы у меня была четкая версия! Поверьте, я ночей не сплю из-за этого дела. У меня уже голова от него распухла! И чем больше я думаю об этом преступлении, тем больше оно меня интересует…

Господин Фузилье внимательно смотрел на инспектора. Тот медленно продолжал:

– Легко сказать – изложи свою версию. А если она совершенно невероятна?

Следователь затаил дыхание ожидая, что Жюв выскажется более подробно. Но полицейский молчал. Тогда господин Фузилье встал и поднял палец.

– Кажется, я понял, промолвил он. – Вам опять не дает покоя этот загадочный Фантомас. За каждым преступлением вам видится его тень, и вот теперь вы хотите свалить на него убийство маркизы де Лангрюн!

Жюв беспомощно развел руками:

– Вы можете смеяться, но это так, мсье!

Следователь рассердился:

– Черт побери, Жюв! Я вовсе не хочу вас обидеть, но вам не кажется, что этот Фантомас стал вашей навязчивой идеей? Куда ни плюнь, везде Фантомас!

Инспектор потупился:

– Похоже, что так, мсье…

Господин Фузилье нахмурил брови и продолжал очень веско и серьезно:

– Вот что, Жюв, я скажу вам одну вещь. Думаю, вы простите мне небольшую нескромность.

– О чем разговор, конечно!

– Так вот, дорогой инспектор. Как вы недавно точно заметили, мы знакомы не первый год, и это позволяет мне сделать вывод, что я неплохо вас знаю. Зачем вы ко мне пришли? Не для того ли, чтобы получить информацию о недавней краже в Руайяль-Паласе?

Инспектор улыбнулся:

– Совершенно верно, мсье. Мне необходимо знать все об ограблении княгини Данидофф.

– Так я и знал, – заключил следователь. – И, конечно, это дело рук Фантомаса!

– Ну, это еще придется доказать! – энергично запротестовал полицейский.

– Доказать? – удивился следователь. – По-моему, в этом случае доказывать нечего. Разве вы не видели визитной карточки, которая осталась у княгини? Ведь на ней выступила весьма недвусмысленная подпись!

Жюв пододвинул стул и уселся на него верхом. Положив на спинку подбородок, он пробормотал:

– Визитная карточка – приманка для дурачков. На мой взгляд, Фантомасом здесь и не пахнет…

– Ах, не пахнет! Позвольте узнать, почему вы пришли к такому умозаключению?

– Вспомните, что мы знаем о Фантомасе! Хладнокровный убийца, гений… Неужели вы представляете, что он так просто оставит на месте преступления доказательство того, что он его совершил?! Да это просто невозможно! В таком случае можно утверждать, что все свои последующие злодеяния он будет совершать, надев фирменную кепочку, на которой будет написано: «Фантомас и К°»!

Представив себе эту картину, следователь невольно засмеялся. Затем сказал:

– Итак, вы не допускаете, что этот мерзавец просто бросает вам вызов, оставляя на месте преступления свою визитную карточку?

– Господин Фузилье, – с достоинством ответил инспектор. – В своей работе я всегда исхожу только из очевидных фактов. Так вот, учитывая все, что мне известно, я представляю себе эту историю в Руайяль-Паласе таким образом. Поскольку в наше время даже воры читают газеты, то про Фантомаса известно буквально всем. И вот какому-то гостиничному жулику пришла в голову неплохая идея сработать под него. Элементарный трюк!

Следователь покачал головой:

– Я очень ценю ваше мнение, Жюв, но, по-моему, на этот раз вы ошибаетесь. Жемчужное колье госпожи Ван дер Розен, сто двадцать тысяч княгини Данидофф – не слишком ли крупный масштаб для обыкновенного воришки? Скорее, на подобную сумму рискнул бы покуситься наш друг Фантомас. А какая невероятная дерзость, какой точный расчет!

Жюв подумал:

– Что ж, возможно, я недостаточно информирован… Не могли бы вы рассказать мне поподробнее об этих ограблениях, господин Фузилье?

Следователь уселся за свой письменный стол и принялся перелистывать какие-то бумаги.

– Охотно, дорогой Жюв, – произнес он. – Возможно, вы не обратили внимания на кое-какие детали…

Он наконец нашел нужный ему лист и постучал по нему пальцем:

– Вот, взгляните, господин инспектор. Один факт сразу бросился мне в глаза. Это просто невероятно! За какие-то секунды преступник успевает, едва выйдя из номера княгини Сони Данидофф, сменить вечерний смокинг на ливрею коридорного. Мало того, он меняет внешность! А какое самообладание! Когда портье отсылает его назад, он хладнокровно отправляет одежду, которая может его выдать, на верхний этаж и спокойно проводит за нос старика Мюллера. А ведь тот работает в гостинице более тридцати лет! Тем не менее он принимает все за чистую монету и дает мнимому слуге поручение привести полицию. Именно то, что тому и надо! Он спускается вниз, швейцар открывает ему дверь – и только его и видели! Поверьте мне, инспектор, все было разыграно, как по нотам. Этот человек железно держал себя в руках и всех обвел вокруг пальца. Совсем в духе Фантомаса! Сам дьявол не смог бы так ловко использовать все обстоятельства.

Жюв глубоко задумался.

– Спору нет, господин следователь, – заговорил наконец он, – провернуто все достаточно артистично. И все же, при наличии определенной смекалки, это под силу опытному аферисту. Тут, пожалуй, интересней другое…

Он потер лоб:

– Вот гениальная простота, с которой преступник помешал мадам Соне позвать на помощь, когда он покидал ее апартаменты, это действительно здорово! Заурядный преступник просто оглушил бы ее, в крайнем случае запер бы в ванной. А этот умудрился еще заставить ограбленную женщину проводить себя до самой двери. А ведь он прекрасно знал, что любой ее крик обязательно услышит прислуга! Значит, он был настолько уверен в себе, что пренебрег этим обстоятельством… Да, похоже, это действительно личность незаурядная! Психологически он все рассчитал до мелочей. Отличная работа!

Следователь улыбнулся.

– Вот видите, господин инспектор, – проговорил он, – даже вас, сыщика-профессионала, восхищают его действия. Под силу ли обыкновенному гостиничному воришке вызвать ваше уважение? А ведь это еще не все. Скажите, дорогой Жюв, как вы объясните то, что таинственный злодей так долго навязывал княгине Данидофф свое общество? Ведь бумажник-то уже лежал в его кармане! Чем объяснить всю эту комедию в ванной? Его восторги по поводу красоты мадам Сони?

Некоторое время инспектор сосредоточенно молчал. Потом медленно заговорил:

– На мой взгляд, господин Фузилье, тут может быть только одно объяснение… Впрочем, вы, без сомнения, были на месте преступления. Скажите, где, на ваш взгляд, мог прятаться преступник?

В голосе следователя прозвучало удовлетворение:

– Это я сумел установить. Припомните расположение комнат в номерах Руайяль-Паласа. Княгиня Данидофф занимает «люкс» на четвертом этаже. Ванная комната находится в самом конце ее апартаментов. Из обстановки там находятся шкафчики для белья и полотенец, сама ванна, разумеется, и душевой аппарат. Это новейшая модель, выпускаемая фирмой «Норчер». Весьма оригинальная конструкция, способная выпускать как вертикальные, так и горизонтальные струи. Так вот, труба, по которой подается вода, целиком закрывается прорезиненным полотном. Оно крепится у потолка при помощи колец. Преступник прятался именно за этой занавеской. На кафеле остались следы. Видимо, он проник в номер днем, а когда мадам Соня пришла принять ванну, уже ждал ее там, спрятавшись за полотном.

Жюв покачал головой:

– Да-да, припоминаю… Эта штука отгораживает угол наподобие ширмы, не так ли?

Он снова понимающе кивнул:

– Ну что ж, тогда все ясно. Ведь в этом же углу есть небольшое окошечко… И уж наверняка оно было приоткрыто в момент преступления, или, по крайней мере, тогда, когда служанка готовила ванну!

– Вы совершенно правы, мсье Жюв, – ответил следователь. – И каковы ваши выводы?

Инспектор рассмеялся:

– Я уверен, господин Фузилье, что они совпадут с вашими! Теперь с уверенностью можно сказать, каким образом грабитель проник в ванную, где потом разыгрывал пылкого влюбленного, не забыв прихватить денежки у предмета своей страсти. Кстати, номер госпожи Ван дер Розен, у которой пропало жемчужное колье, находится как раз по соседству с апартаментами княгини Сони Данидофф… Видимо, по каким-то причинам вору не удалось улизнуть через дверь. Тогда, недолго думая, он залез в номер мадам Сони. Это было не так уж сложно – пройти несколько шагов по карнизу и протиснуться в окошко…

– Значит, можно предположить, – перебил следователь, – что преступник вовсе и не собирался обокрасть княгиню? Просто в тот момент, когда он забрался в ванную, туда вошла Надин, и он вынужден был спрятаться!

Жюв щелкнул пальцами:

– Подождите, господин следователь, не торопитесь! Мне кажется, не все так просто. Слишком уж много случайностей… А если мы предположим, что это ограбление было тщательно спланировано? Представьте – преступник заранее знает, что окошко в ванной будет открыто. Он забирается внутрь и ждет появления княгини…

– А зачем? – возразил Фузилье. – Его ведь интересовал бумажник!

Жюв отрицательно помотал головой:

– Ну нет, господин следователь, если уж вы предположили, что имеете дело с Фантомасом, воздержитесь от скоропалительных суждений! Не знаю, прав ли я, но мне приходит в голову одно рациональное объяснение. Вспомните – преступление совершено в последний день месяца. На следующий день княгине Соне Данидофф предстояло оплатить крупные счета. И грабитель явно об этом знал! Откуда-то ему стало известно, что накануне мадам Соня взяла из гостиничного сейфа бумажник с большой суммой денег. Однако никто, кроме княгини, не мог знать, где именно она прячет бумажник. Может, он поджидал ее, чтобы спросить об этом? Может, сама того не зная, она подсказала ему ответ?

Следователь разгорячился:

– Черт побери, инспектор! – воскликнул он. – Не говорите ерунды! Конечно, княгиня до смерти перепугалась, но она и словом не обмолвилась о бумажнике. Да и грабитель не задал ей ни одного вопроса…

Жюв поднялся со стула, легко пересек комнату и наклонился к господину Фузилье.

– Так уж и ни одного? – переспросил он. – Попробуем поставить себя на место преступника. Итак, ему известно, что бумажник находится в комнате, но он не знает, где именно. Что он делает? Прячется за занавеской и ждет, пока госпожа Данидофф ляжет спать или захочет принять ванну – в обоих случаях он оказывается хозяином положения. Попробуй-ка позвать на помощь, когда ты абсолютно голая, а в номере незнакомый мужчина! Вы не знаете светских женщин, мсье… Итак, княгиня лежит в ванне. Вор, почувствовав себя в полной безопасности, появляется перед ней, туманными угрозами пугает бедную женщину до полусмерти, а потом сам же ее и успокаивает, притворяясь галантным и любезным кавалером. Затем следует несложный трюк с выключенным светом… Естественно, преступник гасит его вовсе не для того, чтобы стыдливость княгини не пострадала. Просто, хорошо ориентируясь в комнате, он успевает обшарить одежду своей жертвы, а также ее сумочку. И, если бы он нашел там искомое, то наверняка не стал бы дожидаться, пока княгиня оденется. Будьте уверены, он бы тут же улизнул! Однако он ничего не находит. Тогда он спокойно идет в спальню и дожидается прихода княгини. А когда она возвращается, не спускает глаз с ее лица. Женщина, боясь за свои деньги, машинально кидает взгляд на приоткрытый ящичек секретера. Грабителю этого достаточно. Под тем предлогом, что он хочет представиться прекрасной даме, он закрывает спиной секретер и, опуская в ящик визитную карточку, аккуратно вынимает оттуда бумажник. Дело сделано! Теперь ему остается только скрыться. Это он и проделывает с успехом, умудрившись еще и заставить свою жертву проводить себя до дверей…

Следователь восхищенно прищелкнул языком:

– Поистине, Жюв, с вами приятно иметь дело. Вы даже не осмотрели места преступления, а уже сформулировали четкую версию случившегося. Должен признаться, что меня на это не хватило.

Он развел руками:

– Я потратил целый день на допросы служащих Руайяль-Паласа, снял самые подробные показания с княгини Данидофф и госпожи Ван дер Розен, но так и не сумел прийти к определенному мнению. Мне приходило в голову взять под стражу Мюллера или администратора, господина Луи, но, честно говоря, я не вижу, что это могло бы дать. Конечно, у них нет полного алиби, но…

Он задумался. Инспектор дружески положил руку ему на плечо и проговорил:

– Вы совершенно правильно поступили, мсье, не арестовав этих людей. Ведь проверить их виновность совсем не трудно. Вспомните слова княгини Данидофф – преступник, перерезая провода, сильно обжег себе ладонь. Ведь так?

– Так, – удивленно ответил Фузилье.

– И, поскольку руки обоих совершенно невредимы, мы можем заключить, что они могли быть в лучшем случае сообщниками, но никак ни грабителями!

Фузилье пожевал губами.

– Я понимаю, куда вы клоните… – протянул он. – Браво, Жюв! Вы сидите в этом кресле каких-нибудь десять минут и уже составили мнение о деле, которое знаете лишь понаслышке! Мне остается только удивляться, что вы отрицаете причастность Фантомаса к этому преступлению…

Пропустив мимо ушей комплименты следователя, Жюв взглянул на часы.

– Так или иначе, мсье, – промолвил он, – мы с вами не напрасно провели время. Признаюсь, поначалу я не придал особого значения происшествию в Руайяль-Паласе. Теперь, благодаря вам, я уделю ему максимум внимания…

Глава 12 ПОЩЕЧИНА

Обслуга Руайяль-Паласа заканчивала ужин. В просторной столовой для персонала царило большое оживление. Метрдотель, сидящий во главе стола, сказал со смехом:

– Видит Бог, на свете нет более склочных людей, чем эти аристократы! Нет, правда! Вы бы послушали, как они судачат друг о друге!

Все с интересом посмотрели на говорившего.

– Нынче утром, – продолжал тот, – я подавал кофе в номер герцога Ванглей. Вы бы слышали, о чем они с герцогиней говорили!

– О чем же? – спросил швейцар.

– Ну конечно, об этих кражах, которые сейчас у всех на устах. Только послушать их, так выходит, что госпоже Ван дер Розен так и надо, что украли ее жемчужное ожерелье! А уж когда речь зашла о княгине Данидофф, они вовсе не выбирали выражений… Представьте, герцогиня, оттопырив пальчик, попивает кофе и говорит своему мужу этаким жеманным голоском: «Ах, дорогой, все эти русские князья да графы сомнительного происхождения не вызывают у меня никакого доверия! Почему-то я ни разу не обнаруживала незнакомых мужчин в своей ванной! На месте полиции я поинтересовалась бы любовниками этой дамочки. Уверена, что это один из них!»

Все рассмеялись.

В это время за соседним столиком, предназначенном для высшего обслуживающего персонала, разговор тоже зашел о таинственных кражах.

– Господин Вердье, – обратился Мюллер к недавно поступившему служащему лет сорока, – у вас может сложиться неблагоприятное впечатление о нашей гостинице. Надо же было вам приехать из каирского филиала именно в тот момент, когда у нас такие неприятности! Боюсь, что все это отразится на репутации отеля…

– Полно вам, мсье Мюллер, – ответил Вердье. – Меня не удивишь подобными происшествиями. За свою жизнь я в каких только гостиницах не работал и знаю, что такое может случиться где угодно. На то и существует полиция. Хотя она что-то не торопится найти вора…

Господин администратор, прислушивавшийся к разговору, уныло пожал плечами:

– Торопиться-то она торопится… Только похоже, что этот орешек нашей полиции не по зубам.

– В таком случае, – возразил Вердье, – зачем нам такая полиция? Преступник ворует драгоценности и преспокойно уходит у всех на глазах, а наши стражи порядка ничего не могут сделать!

– Не стоит судить их слишком строго, – примирительно вмешался Мюллер. – У них тоже по горло проблем. В конце концов, каждый может ошибиться. Я слышал, как следователь давал интервью во Дворце Правосудия. Он тоже признал, что полиция допустила ряд просчетов.

– Так что же, они даже не знают, кого подозревать? – удивился новый служащий.

– Подозревать-то можно кого угодно!

Господин Луи иронически усмехнулся.

– Знаете, о ком меня недавно расспрашивали? – продолжал он. – Попробуйте, угадайте! Не о ком ином, как о вашей очаровательной соседке, мадемуазель Жанне.

Анри Вердье повернулся к гостиничной кассирше, о которой шла речь.

– Не может быть! – воскликнул он. – Неужели они и вас пытаются впутать в это дело?

Женщина рассмеялась:

– Больше слушайте господина Луи! Он просто меня дразнит. Ну в чем меня можно обвинить?

Администратор лукаво прищурился:

– Не знаю, мадемуазель, не знаю. О чем же вы тогда так долго беседовали со следователем?

– Господи! – всплеснула руками кассирша. – Похоже, что мне теперь раз сто придется об этом рассказывать! Ну хорошо, слушайте.

В двух словах дело вот в чем. Следователь интересовался бумажником княгини, что хранился в моем сейфе, тем самым, в котором лежали эти злополучные сто двадцать тысяч франков. Я передала его госпоже Данидофф утром того дня, когда ее ограбили.

А положила я бумажник в сейф за несколько дней до этого. Княгиня всегда хранила у меня там крупные деньги и ценные бумаги.

Анри Вердье почесал в затылке:

– Ну это-то было известно в гостинице всем. Что же так заинтересовало следователя?

– Господин Вердье прав! – вмешался Мюллер. – Рассказывайте уж все до конца, мадемуазель.

– Не перебивайте меня, и все узнаете, – обиженно сказала Жанна.

Все замолчали.

– Конечно, все это следователь знал и без меня, – продолжала женщина. – Его заинтересовало странное совпадение. Буквально за несколько минут до всей этой суматохи мадам Ван дер Розен – ну, пожилая еврейка, которую обнесли в тот же день – так вот, она ни с того ни с сего попросила меня взять ее жемчужное колье на хранение. Ну, а я отказалась брать на себя ответственность за такую дорогую вещь. И, как выяснилось, не зря!

– Интересное совпадение… – задумчиво проговорил Вердье. – Теперь понятно внимание следователя к вам. Все это должно было показаться ему весьма любопытным!

Кассирша хлопнула его по руке.

– И вы туда же! – воскликнула она. – Нет, эти мужчины несносны! Может, вы считаете, что я нарочно не взяла это ожерелье, чтобы вору было легче до него добраться? Я очень похожа на сообщницу преступника?

– Ну что вы, мадемуазель Жанна! – примирительно вмешался господин Луи. – Никто о вас так не думает, уверяю! А что до следователя, так ведь подозревать – это его профессия, что с него взять.

Молодая женщина пропустила эти слова мимо ушей и снова обратилась к Анри Вердье:

– Нет уж, я не хочу, чтобы оставались какие-либо сомнения. Вы, мсье, у нас появились недавно, и можете не знать некоторых подробностей. Так вот, по существующим правилам, я нахожусь в распоряжении клиентов отеля и обязана принимать у них вклады, которые возвращаю по первому требованию. Но мой рабочий день длится до девяти часов вечера, после чего сейф опечатывается до утра. Вы понимаете, что по долгу службы мне приходится иметь дело с крупными суммами, и мое положение обязывает самым тщательным образом соблюдать все инструкции. Мадам же принесла свое колье, когда уже перевалило за половину десятого. Так что я имела полное право, ничем не нарушив своих обязанностей, отказаться принять этот вклад!

– Конечно, конечно, – согласился Мюллер с кассиршей. – Однако справедливости ради стоит отметить, что вы были не слишком-то любезны с клиенткой, дорогая Жанна. Она не преминула на это пожаловаться.

– Не спорю, я немного погорячилась, – признала женщина. – Эта еврейка такая высокомерная… И, тем не менее, раз в отеле существуют определенные правила, их необходимо выполнять. Тут, я думаю, все со мной согласятся!

У присутствующих, действительно, не нашлось возражений.

Закончив ужин, мадемуазель Жанна поднялась в свою комнату, которая находилась на шестом этаже, почти под самой крышей.

Женщина распахнула окно и задумчиво облокотилась о подоконник. В дверь постучали.

– Войдите, – сказала кассирша, оборачиваясь. – Дверь не заперта.

На пороге появился Анри Вердье.

– Мы с вами соседи, мадемуазель, – улыбнулся он. – Моя спальня тут, за стенкой. Я увидел с балкона, как вы мечтаете у окна, и решил осмелиться предложить вам египетскую сигарету. Я привез их из Каира. Такого мягкого табака вы в Париже не найдете. Настоящие дамские сигареты! Сделайте одолжение, попробуйте.

– Очень мило с вашей стороны, – польщенно ответила молодая женщина. – Я, правда, не заядлая курильщица, но с удовольствием попробую хороший табак.

Служащий достал из кармана пачку.

– Если вы действительно признательны мне за заботу, мадемуазель, – проговорил он, – то вам не составит никакого труда меня отблагодарить.

– Каким же образом?

– Позвольте мне задержаться на несколько минут и выкурить сигарету в вашем обществе.

– Охотно, – улыбнулась Жанна.

Они закурили.

– Действительно, табак отменный, – признала женщина. – Искренне вам благодарна. Я частенько вот так скучаю перед сном у открытого окна. Может, вы развлечете меня? Расскажите о Каире. Я там никогда не была.

Анри Вердье усмехнулся:

– Что Каир… Душный, суетливый город. В такой летний вечер, когда я любуюсь из окна панорамой прекраснейшей столицы мира, да еще в обществе столь обворожительной женщины, у меня возникают совсем особые чувства…

Кассирша непонимающе посмотрела на него:

– О чем это вы?

– Ну как вам объяснить… Представьте себе сентиментального, не очень счастливого мужчину, который страдает в жизни от одиночества и отсутствия привязанностей. А иногда так хочется немного любви!

Мадемуазель Жанна презрительно хмыкнула:

– Любовь! Какая глупость! Даже если она и существует, то от нее надо бежать, как от чумы!

– Ну зачем же так! – запротестовал мужчина. – Если вас кто-то когда-то обманул или обидел, это еще не повод для таких всеобъемлющих выводов. Я, например, уверен, что настоящее счастье возможно только в любви… Кто любит, тот истинно богат!

– Даже если при этом он кладет зубы на полку? – иронично спросила кассирша.

– Но ведь не хлебом единым жив человек! Представьте, что мы с вами – влюбленные…

Женщина поджала губы. Истолковав ее молчание как согласие, Вердье взял Жанну за руку.

– Подумайте, разве это не прекрасно? – прошептал он. – Я бы говорил вам нежные слова, сжимал бы ваши пальчики, целовал бы их…

Мадемуазель Жанна вырвала руку.

– Оставьте это! – с негодованием воскликнула она. – Я порядочная женщина!

– Помилуй Бог, разве я утверждаю обратное? – вкрадчиво сказал Вердье. – Но ведь такой чудесный вечер просто зовет к поцелуям!

С этими словами он потянулся к женщине, желая обнять ее за талию. Кассирша отпрянула:

– Нет, мсье, меня этот вечер никуда не зовет. По крайней мере, здесь! Вы понимаете?

Голос ее прозвучал резко и неприятно. Почувствовав это, она смягчила тон:

– Однако, становится прохладно, вы не находите? Пойду, накину что-нибудь на плечи.

Мадемуазель Жанна отошла от окна и направилась к вешалке, на которой висела ее пелерина. Провожая ее глазами, Вердье протянул:

– Полно, мадемуазель, разве можно быть такой злюкой в ваши годы! Если вы продрогли, есть куда более приятный способ согреться.

Женщина обернулась:

– Это какой же?

– Самый простой, мадемуазель!

Встав со стула, Вердье сделал несколько шагов к Жанне и протянул к ней руки.

– Лучшее средство для женщины избавиться от холода – это оказаться в объятиях мужчины! – сладострастно произнес он.

В подтверждение своих слов он обхватил женщину за плечи. Точным движением мадемуазель Жанна выскользнула из его рук и с размаху ударила невежу кулаком по лицу. Анри Вердье отшатнулся назад, поскользнулся и с глухим криком упал на пол, сильно ударившись головой о прикроватную тумбочку. Он был без сознания.

Несколько секунд женщина молча смотрела на дело своих рук. Затем, двигаясь очень быстро, но совершенно бесшумно, пересекла комнату и закрыла окно.

Через пару минут кассирша спустилась в вестибюль и с очаровательной улыбкой сказала портье:

– Пойду немного пройдусь. До скорого!

Тем временем Анри Вердье, с трудом приходя в себя, пытался понять, что с ним произошло и где он находится. Он медленно поднялся на ноги, потряс головой и оглядел комнату. Окно было закрыто.

– Здесь больше никого нет… – пробормотал незадачливый любовник.

Звук собственного голоса словно отрезвил его. Он бросился к двери спальни и принялся яростно дергать за ручку. Дверь не поддавалась.

– Заперто! Черт…

Вердье потер лоб:

– И ведь тут, кричи не кричи, никого не дозовешься! Да уж, попался, как мышь в мышеловку…

Подумав, он пошел к окну, чтобы позвать на помощь. Однако по пути он заметил зеркало, стоящее на каминной полке. Бросив туда взгляд, Вердье увидел на щеке сильный кровоподтек. Подойдя к камину, он внимательно изучил собственное отражение и с презрительной гримасой процедил:

– Ну-с, господин инспектор Службы безопасности Жюв, полюбуйтесь, как вас отделала слабая женщина!

Он в ярости стукнул кулаком по ладони. Лицо его налилось кровью:

– Подумать только! Столько лет бороться с матерыми бандитами, чтобы из тебя одним ударом вышибла дух гостиничная служанка!!

Тут какая-то новая мысль пришла инспектору в голову. Он наморщил лоб и пробормотал:

– Служанка?.. Нет, черт побери, ни одной женщине не удалось бы так легко сбить меня с ног! Держу пари на что угодно – эта оплеуха была нанесена мужской рукой!

Глава 13 БУДУЩЕЕ ТЕРЕЗЫ

Этьен Ромбер и его гость наслаждались послеобеденным кофе и гаванскими сигарами в курительной комнате роскошного особняка, недавно приобретенного хозяином на доходы от каучуковых плантаций. Было около десяти.

Расхаживая по комнате, которая являлась также рабочим кабинетом, Этьен Ромбер обсуждал с финансистом способы вложения капитала.

– Безусловно, вы правы, мсье Борбей. Акции Сельскохозяйственной ассоциации вскоре поднимутся на добрый десяток пунктов. Но выгодно ли вкладывать деньги во Франции? Каждый франк здесь облагается таким налогом…

Банкир пожал плечами:

– Но так происходит со всеми ценными бумагами. Правительству нужно заботиться о бюджете…

– А что вы думаете по поводу этих медных рудников на Урале, дорогой Борбей?

– Ну что ж, – сказал финансист, подумав, – они неплохи. А что, вы ими интересуетесь?

Этьен Ромбер остановился и отпил глоток шампанского из высокого бокала на тонкой ножке.

– Вообще-то, конечно, – проговорил он, – те предприятия, которыми я не руковожу и в которых не принимаю непосредственного участия, интересуют меня лишь отчасти. Но людям моей профессии необходимо иметь широкий кругозор, иначе не выдержать конкуренции.

Борбей хлопнул в ладоши.

– Браво, – воскликнул он. – Это слова настоящего бизнесмена!

Подумав, он продолжал.

– Вы знаете, мсье Ромбер, я являюсь вашим банкиром и посему обязан не быть особенно навязчивым. Но, признаться, меня так и подмывает поделиться с вами одним проектом, который уже давно сидит у меня в голове.

– Вот как? – заинтересованно переспросил хозяин дома. – У вас есть какая-то мысль?

– Понимаете, дело довольно деликатное… Если я решусь и поделюсь с вами, вы сами увидите, что это не имеет ничего общего с теми сделками, которые я обычно предлагаю своим клиентам. Это кровно касается именно меня. Если все удастся, я исполню свою мечту – увеличу капитал банка настолько, что он станет одним из крупнейших в стране!

Ромбер прислушивался с возрастающим интересом.

– Черт побери, дорогой Борбей, – наконец воскликнул он. – С вашей стороны будет просто невежливо не поделиться со мной! Вы ведь знаете – если речь идет о каких-либо кредитах, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Расскажите все подробно, друг мой. Поверьте, даже если мы и не придем к соглашению, то вся информация, которую вы мне сообщите, не пойдет дальше меня.

В течение следующего получаса мужчины обсуждали только им понятные финансовые вопросы. В конце концов Этьен Ромбер заключил:

– Дорогой Борбей, я привык делать дела быстро. Американцы научили меня этому. В принципе, ваше предложение меня устраивает. Но мне хотелось бы быть единственным вкладчиком.

– Вот как… – протянул банкир.

Его собеседник улыбнулся:

– Понимаю ваши сомнения. Вы в курсе моего финансового положения. По крайней мере, вы думаете, что оно вам известно. И вы вправе задать себе вопрос – а имеет ли он те двадцать миллионов франков, которые необходимы банку? Не волнуйтесь, они у меня есть.

Ромбер помахал сигарой.

– Да, последние два года принесли мне многое. Я установил хорошие, даже очень хорошие отношения с Колумбией. И очень от этого выгадал. Так что, если у вас не возникнет возражений, я могу сделать для вас больше, чем простой вкладчик. Я готов стать вашим компаньоном! Хотя, как вы понимаете, в этом случае я буду тщательно контролировать все банковские операции. Доверяй, но проверяй, мой друг!

Банкир кивнул.

– Разумеется, – заявил он. – От вас у меня не может быть секретов, мсье. Наоборот, если вы станете моим компаньоном, вы будете в курсе всех дел.

Банкир встал и взглянул на настенные часы. Ромбер проследил за его взглядом.

– Уже без двадцати одиннадцать, – сказал он. – Похоже, наш разговор несколько затянулся. Ведь вы обычно ложитесь очень рано.

Финансист смущенно подтвердил это. Хозяин жестом прервал его извинения:

– Полно, дорогой Борбей, давайте без церемоний. Режим есть режим!

Тяжелая дверь особняка закрылась за финансистом. Этьен Ромбер, проводив своего гостя до порога, не стал возвращаться в курительную комнату. Он направился в гостиную и постучал в дверь.

– Прошу вас! – раздался девичий голос.

Ромбер вошел. Мягкий электрический свет освещал белокурую головку Терезы Овернуа. Она отложила в сторону книгу и подбежала к старику.

– Мсье, – произнесла девочка извиняющимся тоном, – мне кажется, что я доставляю вам массу хлопот. Вам приходится так поздно ложиться! Но, поверьте, это не моя вина. Моя крестная, баронесса де Вибрей, так редко приходит вовремя!

После трагедии в замке Болье и всех драматических событий, последовавших за этим, дружеские узы, связывавшие их участников, только укрепились. Баронесса де Вибрей, женщина напористая и импульсивная, не успокоилась, пока не добилась права опеки над Терезой Овернуа, оставшейся полной сиротой. Не желая оставлять девочку наедине со страшными воспоминаниями, она перевезла ее в свой родовой замок Керель. Заботясь о том, чтобы ее подопечной не было тоскливо, она даже взяла на службу управляющего Доллона вместе со всей его семьей, хотя отнюдь не нуждалась в дополнительной прислуге.

Прошло время, и оно немного залечило раны. Вскоре баронесса получила письмо от друзей, которые приглашали ее провести несколько дней в Париже. Подумав, она решила поехать и взять Терезу с собой. И вот уже месяц они были в столице.

Поначалу госпожа де Вибрей искренне намеревалась все время проводить со своей воспитанницей – ну, разве сделать один – два необходимых визита. Однако постепенно ей пришлось подчиниться законам светской жизни. И тут на помощь пришел мсье Ромбер. Раз от разу, а затем почти постоянно Тереза стала бывать у него.

…Вздохнув, девочка обвела взглядом комнату, которую уже успела полюбить. Строгая обстановка гостиной казалась ей давно знакомой, родной.

– Только не думайте, что я хочу сказать что-то плохое о своей крестной!

Тереза понимающе кивнула.

– Она ведь светская женщина, а это налагает определенные обязанности.

Девочка обняла старика за шею и со взрослым лукавством заглянула ему в глаза:

– К тому же я нисколько не скучаю. Мне так приятно ваше общество!

Этьен Ромбер мягко высвободился, подвел Терезу к диванчику и уселся рядом.

– Дитя мое, – сказал он, – я был бы счастлив, если бы ты жила у меня. Но – увы! Приходится считаться с мнением нашего так называемого «света». Ведь ты уже почти взрослая девушка. Наши кумушки просто с ума сойдут, если ты поселишься у одинокого мужчины!

– Почему же? – удивилась Тереза. – Ведь вы могли бы удочерить меня…

Увидев, как лицо старика исказила гримаса боли, Тереза залилась краской.

– Простите… – прошептала она.

Ромбер потер лоб.

– Я бы очень хотел быть твоим отцом, девочка, – выдавил он. – Но я… ЕГО отец!

Тереза ласково погладила его по щеке:

– Господи, ну зачем вы себя терзаете! Я же все понимаю… Но одну вещь я просто обязана у вас спросить. Когда мы уезжали из Кереля, судья Боннэ сказал, что только вы знаете, каков размер моего состояния.

Девочка улыбнулась:

– Я отлично понимаю, что далеко не миллионерша… Но ведь я и не претендую!

Ее собеседник неопределенно улыбнулся.

Истолковав его жест по-своему, Тереза с юношеской беззаботностью воскликнула:

– Ну и ладно! Вокруг полно людей, которые трудятся, не покладая рук. Например, вы, господин Ромбер. Я тоже буду работать! Ведь, в конце концов, у меня приличное образование! Я могу преподавать…

Старик задумчиво посмотрел на нее.

– Дитя мое! – нежно произнес он. – Я уверен, что ты не пропадешь, даже если останешься совсем одна. У тебя ясный ум и доброе сердце… Я часто думаю о твоем будущем. И не сомневаюсь, что уже через три – четыре года найдется красивый, честный, а может, и богатый молодой человек, который предложит тебе руку и сердце.

Зардевшись, Тереза протестующе замотала головой. Ромбер спокойно продолжал:

– Не стесняйся, в этом нет ничего стыдного. Я уверен, что жених у тебя будет достойный. Но прежде необходимо подыскать тебе какое-нибудь занятие… Ведь баронесса рано или поздно начнет тяготиться тобой!

– Да, мсье, – согласилась девочка. – Я уже сейчас это чувствую.

Старик улыбнулся.

– Я знаю, – произнес он. – Поэтому хочу тебе кое-что предложить. Понимаешь, я уже много лет поддерживаю хорошие, очень хорошие отношения с одной высокопоставленной дамой. Ее знает весь Париж. Может и ты о ней слышала. Это леди Белтхем.

Глазки девочки расширились.

Ромбер продолжал:

– Миссис Белтхем недавно овдовела. Я думаю, ты читала газеты. Ее муж погиб при очень странных обстоятельствах… Теперь эта дама одна владеет огромным состоянием. Но занимается в основном благотворительностью. А я у нее что-то вроде душеприказчика. Она настолько мне доверяет, что даже поручила мне защищать ее финансовые интересы, если возникнут какие-то проблемы. Поэтому я знаю, что в доме вдовы постоянно полно народу. Как правило, это юные англичанки – то ли родственницы, то ли гости, не знаю. При леди Белтхем они выполняют роль секретарш – как там это по-английски? Ну, я уверен, ты меня понимаешь.

– Конечно, мсье, – скромно ответила Тереза. Она была явно заинтересована.

Ромбер улыбнулся.

– Отлично, – продолжал он. – Остается только добавить, что эти молодые особы принадлежат к высшему свету. Как правило, это дочери высокопоставленных англичан. Есть даже особы королевской крови. Так что, если леди согласится взять тебя в услужение, я уверен, что ты попадешь в очень неплохую компанию.

На глазах Терезы появились слезы.

– Господин Ромбер, – сказала она, – если вы поговорите с этой дамой обо мне, я всю жизнь буду вам благодарна!

Глава 14 МАДЕМУАЗЕЛЬ ЖАННА

Отойдя на безопасное расстояние от Руайяль-Паласа, мадемуазель Жанна, прячась в тени деревьев, свернула на улицу Тильзит. Ноги ее подгибались. Увидев свободную скамейку, она опустилась на нее, чтобы обдумать последствия своего неблагоразумного поступка.

Однако кассирша недолго размышляла. Через некоторое время она уже была на вокзале Порт Майо. Она подозвала носильщика и спросила:

– Когда отходит поезд на Сен-Лазар?

– Через несколько минут, мадам, – ответил тот, посмотрев на табло.

Мадемуазель Жанна взяла билет и села в поезд. Однако доехала она только до станции Курсель. В тот момент, когда городские часы били полночь, женщина уже стояла на площади, образованной перекрещением трех бульваров – Северного, Южного и Перейр. Решительным шагом кассирша двинулась по улице Эжен Флоша.

Дойдя до одного из особняков, она позвонила.

…Господин Этьен Ромбер блаженствовал с сигарой, когда появился слуга и доложил:

– К вам дама, мсье.

Не желая заставлять баронессу де Вибрей ждать в прихожей, хозяин приказал:

– Попросите ее сюда!

В открывшуюся дверь мягко проскользнула женщина. Тереза с радостным криком бросилась к ней, но тут же остановилась, увидев, что это вовсе не ее крестная. Этьен Ромбер выжидающе посмотрел на посетительницу. Сколько он ни напрягал память, он не мог ее вспомнить.

– С кем имею честь?

Незнакомка молчала. Ромбер подошел к ней поближе и присмотрелся.

– О, Господи! – вырвалось у него.

В эту секунду снова прозвучал дверной звонок. На сей раз это действительно была баронесса де Вибрей, разнаряженная, сияющая и веселая.

– Ох, я опять опоздала!

Она протянула хозяину руку для поцелуя, нежно обняла Терезу и уже открыла рот, собираясь рассказать о сегодняшнем приеме, как вдруг осеклась, увидев в углу незнакомку с опущенными глазами.

Этьен Ромбер уже успел овладеть собой. Он поклонился баронессе и повернулся к посетительнице. Лицо его было совершенно бесстрастно.

– Мадам, – спокойно проговорил он. – Не будет ли вам угодно пройти в кабинет?

Они перешли в другую комнату, но пробыли там недолго. Вскоре Ромбер вернулся.

– Мсье, вы так побледнели, увидев эту женщину! – промолвила Тереза. – Кто она?

Старик вымученно улыбнулся:

– Дитя мое, вам показалось. Я просто устал. Я слишком много работал все эти дни…

Баронесса всплеснула руками.

– Ну конечно! И в этом виновата только я! Это из-за моих загулов вам приходится ложиться так поздно. Извините, ради Бога. Не смею больше злоупотреблять вашим терпением. Мы немедленно уходим.

Они двинулись к выходу.

Ромбер, торопливо проводив гостей, бегом вбежал в кабинет и запер дверь на два оборота. Затем повернулся к гостье. Губы его тряслись.

– Шарль! – воскликнул он.

– Отец…

Юноша стянул шляпку вместе с париком и устало опустился на диван.

– Я больше не могу… – прошептал он. – Будь проклята эта женская одежда! Хватит!

В голосе отца зазвенел металл.

– Но это необходимо! – резко сказал он. – Я твой отец, и знаю, как поступать.

Шарль Ромбер с отвращением расстегнул корсаж, обнажив мускулистое тело.

– Нет, отец, я так больше не выдержу. Лучше тюрьма, смерть, что угодно!

Он чуть не всхлипнул.

– Ты должен искупить свою вину, – непреклонно произнес Этьен Ромбер.

– Но это не искупление! – выкрикнул юноша. – Это… Это хуже казни!

Отец сурово посмотрел на сына.

– Шарль! – веско сказал он. – Не забывай – для всех ты умер!

– Боже великий… – простонал Шарль. – Я бы предпочел умереть по-настоящему!

Этьен Ромбер быстро пересек комнату, подошел к сыну и обнял его за плечи.

– Мальчик мой! – лихорадочно прошептал он. – Да ты куда нормальней, чем я думал! Когда я спасал тебя, втаптывая в грязь свое доброе имя, рискуя свободой, я думал, что имею дело с сумасшедшим!

Юноша отстранился.

– Отец, – сказал он, и в голосе его прозвучала такая твердость, что старик на мгновение испугался, – прежде всего я хочу узнать, каким образом вам удалось меня спасти. Как вы выдали меня за мертвеца? Если это результат простой случайности – одно дело, но если…

– Дорогой мой, – помотал головой Этьен Ромбер, – ты не за того меня принимаешь… Разве мог бы я спланировать что-либо подобное! Просто, когда мы сбежали, случай пришел нам на помощь. Я повторяю, случай!

Он поднял палец:

– Можешь не сомневаться, к смерти этого несчастного юноши я не имею никакого отношения. Наверное, он действительно угодил в мельничное колесо… Как бы то ни было, его уже не воскресишь. А тебя мне нужно было спасать. Поэтому я купил тебе женское платье и заставил бежать в Париж без меня.

– И что же дальше?

– Дальше? Я переодел труп в твою одежду, чтобы выдать его за тебя. Само провидение послало мне того несчастного. Только не думай, что это далось мне легко. Нет, тем самым я обрек себя на все муки ада! Ты, конечно, читал в газетах, что я предстал перед судом присяжных, и какие обвинения мне предъявлялись…

Старик с силой потер виски, стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания.

– Случайность… – горько пробормотал Шарль Ромбер. – Какому-то бедняге пришлось разбиться насмерть, чтоб я мог разгуливать здесь в юбке…

Голос юноши дрогнул, и он всхлипнул.

– Ах, мой бедный отец! Как будто рок преследует нашу семью!

– Рок… – словно эхо, повторил старик.

Молодой человек поднял голову.

– Отец! – произнес он с отчаянием. – Я не убивал маркизу, поверьте мне!

– Не смей говорить об этом! – голос Этьена Ромбера прозвучал резко. – Никогда не будем к этому возвращаться. Я тебе запрещаю!

Старик прошел вглубь кабинета и облокотился на письменный стол. Он долго молчал, что-то обдумывая. Потом медленно спросил:

– Так ты пришел сюда только для того, чтобы задать мне эти вопросы?

Юноша вскочил:

– Отец! Я не могу больше оставаться женщиной!

– Вот как? Почему же?

– Не надо иронии! – губы Шарля задрожали. – У меня нет сил разыгрывать эту комедию!

Этьен Ромбер пристально смотрел на сына. Новая мысль пришла ему в голову.

– Кажется, я понимаю… – протянул старик. – Конечно, ведь в Руайяль-Паласе только что произошло два крупных ограбления. А мадемуазель Жанна с некоторых пор работает в этом отеле…

Он криво усмехнулся:

– Конечно, никому не придет в голову связывать скромную служащую с именем погибшего Шарля Ромбера. Но, может быть, у полиции найдутся причины заинтересоваться самой мадемуазель Жанной?

Юноша побледнел:

– Отец? Вы считаете меня вором?!

– А ты сам как считаешь?

Голос отца зазвучал зловеще. Он наклонился к уху сына и продолжал шепотом:

– Как ты сам считаешь? Ты можешь утверждать с уверенностью, что этого не делал? А вот я, твой отец, сомневаюсь! Еще когда читал в газетах об этих кражах, я старался гнать прочь всякую мысль о тебе. Но ведь я-то лучше других знаю, каким сыном наградила меня судьба!

Шарль сжал кулаки:

– Мсье, я не вор!

В голосе его звучало негодование:

– Господи, что же это! Неужели мне теперь придется всю жизнь доказывать, что я не преступник? Вы обвиняли меня в замке Болье, вы обвиняете меня сейчас… Вы, самый близкий мне человек! Отец, какая тень застлала вам разум? Почему вы так хотите заставить меня самого поверить, что я – убийца и грабитель?!

Этьен Ромбер пожал плечами:

– В том-то и дело, что я – самый близкий тебе человек. И не надо детских истерик… Что стоят твои отрицания без доказательств? Криком и заклинаниями ничего не докажешь. Нужны факты!

Молодой человек безнадежно махнул рукой и устало опустился в кресло.

– О Боже, вы уже все решили и даже слушать ничего не хотите… – простонал он.

Старик внимательно смотрел на сына.

– Ну поставь себя на мое место, – наконец произнес он. – После ограблений в Руайяль-Паласе ты приходишь ко мне поздно вечером, насмерть перепуганный и явно хочешь просить о какой-то помощи. Значит, тебе грозит новая опасность. Что-то еще случилось, чего я не знаю, причем совсем недавно. Так что же ты тогда натворил?

Шарль собрался с мыслями.

– Ничего я не натворил, – выдавил он наконец. – Но у нас в отеле вот уже несколько дней работает полицейский. Такой же переодетый, как и я. Он выдает себя за Анри Вердье, служащего из каирского филиала. Но я узнал его. Я видел этого человека совсем недавно, причем при таких обстоятельствах, что мне уж вовек его не забыть!

– О ком ты? – непонимающе спросил старик.

– О Жюве!

– Что? Жюв работает в Руайяль-Паласе?!

– Да! Я не мог ошибиться!

– Интересно… – пробормотал Ромбер. – Продолжай! Он тебя не узнал?

– Не знаю. Но сегодня за ужином, прикидываясь новичком, он учинил мне настоящий допрос, и Бог его знает, какие сделал выводы.

Мало того, часа два назад он зашел в мою комнату угостить сигаретой, долго нес какую-то чепуху насчет любви при полной луне, а потом полез обниматься. Испугавшись, что он почувствует у меня под платьем мускулы или… ну, что-нибудь еще, я ударил его. А он поскользнулся и ударился головой о тумбочку. Да так и остался лежать. А я совсем потерял голову и сбежал…

Глаза Этьена Ромбера расширились.

– Боже правый! – тихо произнес он. – Неужели ты убил полицейского?

Юноша опустил глаза и прошептал:

– Не знаю, отец…

…Больше получаса Шарлю пришлось ждать отца в одиночестве, заперевшись в кабинете. Наконец Этьен Ромбер вернулся. Он выглядел изможденным и постаревшим. В руке его был объемистый пакет.

– Держи, – негромко сказал он. – Тут мужская одежда и деньги. И постарайся исчезнуть…

Глава 15 ЗАГОВОР СУМАСШЕДШЕЙ

Жорж Самбадель осторожно постучал своей новой пенковой трубкой по мраморной каминной плите, вытряхнул пепел и с удовлетворением посмотрел на потемневший черенок. Не каждому удается так искусно обкуривать трубки! Затем он повернулся к своему коллеге и сказал:

– Послушай, старина Перре! Конечно, здесь не так уж плохо работать, но ей-богу, даже когда я проходил практику в больнице для бедных, не говоря уже о госпитале в Божоне, весь персонал питался куда лучше. Не то чтобы все набивали животы до отвала, просто еда была качественней. Все потому, что директора там предпочитают закрывать глаза на некоторые наши вольности.

Перре кивнул:

– О чем говорить! Конечно, в обычных больницах жратва получше, и именно по этой причине. В иных случается полакомиться даже шампанским, которое родственники приносят больным! А тут…

…Когда доктор Бирон основал в Пасси лечебницу, предназначенную, как сообщали рекламные проспекты, для людей переутомленных, чересчур возбудимых, подверженных срывам, а проще говоря, для госпитализации пациентов с психическими отклонениями, он принял меры, чтобы его заведение считалось солидным, профессиональным предприятием. Любой, поступавший к нему на работу, должен был быть если не профессиональным психиатром, то хотя бы иметь за плечами практику в одной из специализированных лечебниц. Таким образом, больница теперь имела прекрасную репутацию и процветала…

…Самбадель продолжал:

– Согласен, у нас не простая клиника, тут нужна строгая дисциплина. Но ведь администрация установила правила, как в лепрозории! Да еще делает из нас мальчиков на побегушках. Больница есть больница, и в ней должно быть разделение труда, как и везде – одни работают в кабинетах, другие в лабораториях, третьи в палатах… Так нет же, изволь быть в каждой бочке затычкой! Мы ведь дипломированные медики, должны заниматься своим делом.

Перре примирительно улыбнулся:

– Полно, старина! Мы-то как раз здесь не в кегли играем…

– А я вовсе и не говорю, будто от нас нет никакого проку! – возразил Самбадель. – Но в сутках, дорогой мой, всего двадцать четыре часа, и ни секундой больше. Мы же с тобой целыми днями ухаживаем за больными, вытираем им носы, укладываем в постельки, а потом еще остается целый ворох разных бумаг, которые нужно приводить в порядок!

– Да плюнь ты! – лениво проговорил Перре. – Кому нужны эти бумажки… Хочешь, я лучше подкину тебе интересный материал для твоей брошюры о психических отклонениях? Очень любопытный случай. Некая Ромбер. У меня в отделении она под номером двадцать семь. Красивая сорокалетняя дама, к счастью, не буйная. Классический случай мании преследования!

Самбадель наморщил лоб:

– Кажется, я читал ее историю болезни… По-моему, ничего особенного… Назначена обычная терапия, отдых и усиленное питание…

– Ага, значит, помнишь! Кстати, это жена очень известного коммерсанта.

– Да, теперь я вспомнил. Действительно, красивая женщина. Так что она?

Перре закурил:

– Ну слушай. Когда ее перевели в мое отделение, проще сказать, что твои эскулапы перекинули ее ко мне, решив, что с ней «ничего особенного», диагноз оказался весьма серьезный, да и прогноз на будущее пренеприятный. Я даже думал, что это неизлечимо.

– Так уж и неизлечимо… – недоверчиво протянул его собеседник.

– Говорю тебе, все было очень худо! Но, к моему удивлению, она быстро пошла на поправку.

– Как с реакциями?

– Почти все в норме. Кое-какие следы мании остаются, но в целом сознание прояснилось. Ну, ты знаешь, как это бывает – воспоминания о критическом состоянии остаются, но сам кризис миновал.

Самбадель улыбнулся:

– Вот ради этого и стоит быть врачом. До чего приятно видеть, как человек просто заново рождается. Чувствуешь, что не зря живешь на свете!

Перре оторвался от рецепта, который он выписывал, и подмигнул коллеге:

– Вот именно, старина! А ведь мания преследования – вещь, с которой не шутят. Как раз сегодня собирался написать мсье Ромберу, ее мужу. Мое предыдущее письмо, видимо, не дошло – он так и не ответил. Впрочем, это и к лучшему. Тогда я сообщил, что состояние мадам не позволяет надеяться на скорое выздоровление. Зато теперь можно порадовать мужа. Его жену вполне уже можно переводить в отделение для выздоравливающих, а по нашим дурацким правилам для этого необходимо его разрешение. Глупо, правда? Я вижу, что женщина уже почти здорова, но не могу сам принять решение.

Самбадель расхохотался:

– Только не торопитесь радовать нашего почтенного директора, коллега! Вполне возможно, что этот Ромбер пожелает забрать жену домой, а перспектива потерять выгодного клиента вряд ли вызовет у старика восторг!

– Не говори! – согласился его собеседник. – Просто парадокс – наш Бирон все свое время тратит на то, чтобы выхаживать больных, а потом сам же кусает себе локти, когда они выздоравливают и покидают его.

Довольный своим остроумным выводом, Перре на несколько минут углубился в заполнение бумаг. В комнате слышался только скрип пера.

Тут дверь раскрылась, и на пороге появился санитар. Он положил на стол объемистую пачку писем:

– Утренняя почта, мсье Перре.

Доктор отодвинул в сторону перекидной календарь, на котором были обозначены намеченные на сегодня мероприятия, и принялся разбирать письма.

– Одни только служебные послания, – ответил он на вопросительный взгляд Самбаделя. – Увы, мой друг, можешь погружаться в траур. Похоже, сегодня ты не получишь того голубого конвертика, который способен хоть ненадолго менять к лучшему твой скверный характер. Впрочем, попробую поднять тебе настроение. Сегодня приезжает Свилдинг!

– Профессор из Дании? Разве сегодня?

– По-моему, да.

– А что он из себя представляет?

– Ну знаешь… – Перре покрутил пальцами, – из тех ученых, которым не удалось сделать карьеру в собственной стране, и они отправляются поражать воображение иностранцев. Хотя у себя он публиковался.

– Давно?

– Не знаю. Но в письме он упоминал о своей книге. Как ее… «Клинические исследования по идеонтологии сверхвпечатлительных индивидуумов». Громко сказано, верно? А ведь, небось, страниц двадцать пять, не больше…

Оба рассмеялись.

– …Послушайте, мадемуазель Люси! – возмущенно восклицал Перре. – Извольте немедленно убрать отсюда эту кучу грязного белья. Как-никак, у нас сегодня гость. Да к тому же иностранец!

– Вот и сидел бы себе в своей Дании, – пробурчала санитарка. – Чего сюда-то переться?

– Попрошу повежливей, мадемуазель, – произнес Перре со всей возможной строгостью, однако не смог скрыть улыбки. Затем повернулся к кастелянше.

– Боже мой, Берта, ну чем вы занимаетесь? Нашли время наводить марафет.

Снова возмущенно фыркнув, он устремился дальше по коридору. Вскоре оттуда донесся его голос.

– А это еще что такое? Немедленно погасите сигарету, Жан. Господи, одни бездельники на мою голову!

Пока Перре метался по клинике, пытаясь навести порядок, доктор Бирон встречал гостя.

– Добро пожаловать, уважаемый мэтр, – проговорил он, беря профессора Свилдинга под руку. – Вы оказали нам большую честь своим визитом!

– Ну что вы, коллега, – смутился иностранец. – Это честь для меня!

Но доктор Бирон не желал слушать возражений. Это был загорелый жизнерадостный мужчина лет сорока, крепкого телосложения, настолько активный, шумный и напористый, что не соглашаться с ним бывало трудно.

Бурно жестикулируя, директор продолжал расточать комплименты профессору из Дании, однако нельзя было не заметить, что звучат они несколько фальшиво, а то и пошло. Бросалось в глаза, что почтенный Бирон вряд ли нашел время ознакомиться с трудами своего гостя.

Что же касается профессора Свилдинга, то внешне он являл собой типичного пожилого чудаковатого ученого, точь-в-точь как их описывают в книгах. Лет ему было около шестидесяти, длинные вьющиеся волосы серебрила седина, но для своего возраста он выглядел молодцом.

– Поверьте мне, мсье, – говорил датчанин, вежливо улыбаясь, – для меня колоссальная удача изучить опыт столь известного ученого, как вы.

Бирон польщенно кивнул.

– Не угодно ли вам осмотреть лечебницу? – предложил он с видом радушного хозяина.

Гость не возражал. Директор снова взял его под руку и провел в больничный парк. Там он принялся объяснять профессору расположение корпусов лечебницы.

– Взгляните туда, дорогой коллега, – говорил он. – В своей работе я, признаться, придерживаюсь системы изоляции больных разной степени возбудимости друг от друга. Поэтому я не стал воздвигать единое здание, а построил несколько небольших павильончиков. Таким образом, человеку с нервным расстройством не грозит натолкнуться в коридоре на маньяка или дебила, а больному с какой-нибудь навязчивой идеей можно не опасаться, что его заставят выслушивать чужой бред. Спокойные не встречаются с буйными… Ну, вы понимаете.

– Конечно, конечно, – согласился профессор. – Мы в Дании тоже придерживаемся метода изоляции. Но вы пошли дальше нас. Как я вижу, вы каждый свой павильончик окружили отдельным садиком!

– Да, – согласился директор. – Я считаю, что это совершенно необходимо.

Он провел своего гостя в один из таких садиков. По нему в сопровождении двух санитаров чинно прогуливался человек лет пятидесяти.

– Взгляните, господин Свилдинг, – заговорил доктор. – Перед вами больной, страдающий манией величия.

В это время пациент приблизился к ним.

– Ну что, дружок, – обратился к нему Бирон, – как вы сегодня себя чувствуете? Нынче святой Петр уже не так досаждал вам? Вы больше не спорили?

Сумасшедший удивленно взглянул на доктора.

– Интересно, о чем это я буду спорить с привратником! – надменно ответил он.

Иностранец улыбнулся:

– И какой же курс лечения вы назначаете в таких случаях? Ведь одной изоляции, я полагаю, недостаточно?

– Разумеется, дорогой коллега! – осклабился Бирон, давая понять, что он оценил шутку коллеги. – Один из моих методов состоит в том, чтобы попытаться излечить мозг, вылечив тело. Как известно, в здоровом теле – здоровый дух! Поэтому пациенту предписывается побольше двигаться, бывать почаще на воздухе, усиленно питаться, ну и полноценно отдыхать. Что до меня, то я не противоречу его мании, но и не поддерживаю ее. Я как бы о ней просто не знаю. То же самое я приказал делать и санитарам. За редкими исключениями, когда я провожу терапию.

– И когда же это происходит? – с интересом спросил датский профессор.

– Как вам наверняка известно, коллега, в любом, даже самом больном мозгу сохраняются какие-то крупицы здравого смысла. Этот человек, как вы уже поняли, вообразил себя Богом. Что ж, и Бог с ним.

Доктор довольно улыбнулся своему каламбуру:

– Однако когда он голоден, ему приходится требовать еду. Тогда я спрашиваю его, зачем же ему земная пища, раз он сам Господь? Вот тут-то он и задумывается. И неважно, если он придумает какое-нибудь божественное оправдание, главное – его мозг хоть на короткое время, но заработал. Подобных способов множество…

– Ну и как, много у вас случаев выздоровления? – спросил Свилдинг.

Бирон замялся.

– Точные статистические данные подобрать трудно, – наконец заговорил он. – Зависит от самого заболевания, от глубины поражения психики…

– Ну, хорошо, – согласился датчанин. – Возьмем какую-нибудь отдельную болезнь. Например, манию преследования. Велик ли процент выздоровления в этом случае?

– Это, как вам известно, не самый безнадежный вид психического расстройства, – ответил директор. – В моей клинике порядка двадцати процентов пациентов излечиваются полностью, и более сорока – частично.

Такой ответ, казалось, чрезвычайно обрадовал профессора Свилдинга. Он уже открыл было рот, собираясь задать еще какой-то вопрос, но тут Бирон потянул его назад.

– Туда мы, пожалуй, не пойдем, коллега, – сказал он. – Это отделение для буйных. Вопли, стоны, знаете…

Он красноречиво сморщил нос и покачал головой. Затем оживился:

– Но, если вы интересуетесь случаями выздоровления, господин профессор, то я могу показать вам одну пациентку. Еще недавно женщина была в буйном отделении, а теперь уже почти готова отправиться домой. По крайней мере, остается один шаг.

Как раз в это время в садике слева появилась женщина лет сорока.

– Ага, вот и она! – воскликнул Бирон. – Видите, вот та дама. Это госпожа Алиса Ромбер. Уже десять месяцев, как она находится под моим личным наблюдением. Это был случай жесточайшей мании преследования. Бедняжке повсюду мерещились бандиты и убийцы. Она даже есть перестала!

Первым делом я заставил ее восстановить физическую форму, а потом, если можно так выразиться, занялся духом. И результат налицо! Эта женщина еще не вполне здорова, но и безумной ее уже никак не назовешь.

Профессор внимательно посмотрел в сторону больной и повернулся к доктору:

– И вы абсолютно уверены, что у нее не может быть рецидива?

– Уверен, что нет. Если, конечно, никому не придет в голову гоняться за ней с кинжалом!

– Надеюсь, этого не случится, – улыбнулся Свилдинг. – Вы позволите мне поговорить с ней?

– Конечно, коллега!

Доктор подвел гостя к скамейке и окликнул:

– Мадам Ромбер! Позвольте представить вам господина Свилдинга, профессора из Дании. Он хочет передать вам свои поздравления.

Женщина приблизилась к скамейке:

– Мне очень приятно, мсье. Но хотелось бы знать, откуда этот господин меня знает?

Профессор поднялся на ноги.

– Увы, мадам, – сказал он, галантно поклонившись, – я не имел чести знать вас раньше. Я просто хотел поговорить с одной из пациенток этой клиники, и мсье Бирон доставил мне величайшее удовольствие видеть вас. Я весьма благодарен ему за это. У вас ведь тоже, насколько я знаю, найдется немало теплых слов для вашего врача!

– О, господин Бирон замечательный врач! К тому же он никогда не дает своим пациентам скучать, приглашает к ним интересных посетителей…

Свилдинг опустил глаза:

– В ваших словах, мадам, мне слышится упрек. Покорнейше прошу вас простить меня, если я проявил излишнюю назойливость, отвлекая вас…

Госпожа Ромбер как ни в чем не бывало уселась на скамейку, и, разложив на коленях шерсть, принялась за вязание. Профессор Свилдинг хотел было сесть рядом с ней, как вдруг женщина вскочила и пронзительно закричала:

– Кто меня позвал? Кто? Кто?!

– Но, простите… – нерешительно начал датчанин, но больная перебила его:

– Да нет же, я слышала! Меня позвали: «Алиса!» Это его голос! Уходите! Уходите отсюда все!

И с криками «на помощь! на помощь!» женщина принялась метаться по садику. Доктор Бирон с санитаркой пытались поймать ее, но она уворачивалась с ловкостью, присущей всем сумасшедшим, и продолжала выкрикивать:

– Ага, я узнала тебя, убийца! Убирайся!

Запыхавшаяся санитарка сказала:

– Мсье директор! Вероятно, этот мужчина на кого-то похож и напугал бедняжку.

И действительно, мадам Ромбер пыталась спрятаться в кустах, глядя на профессора Свилдинга расширившимися от ужаса глазами. Указывая на него пальцем, женщина повторяла, дрожа всем телом:

– Фантомас! Фантомас! Я его узнала! Почему ты преследуешь меня? Бандит! Чудовище!

Доктор Бирон резко приказал санитарке:

– Берта! Немедленно уведите мадам Ромбер в ее комнату и постарайтесь успокоить. Оставайтесь с ней, пока она не заснет. А сюда позовите доктора Перре.

Затем он с виноватым видом обратился к профессору:

– Дорогой коллега! От всей души прошу простить меня за этот неприятнейший инцидент. Увы, я переоценил силу своего лечения… Теперь ясно видно, что несчастной женщине еще далеко до выздоровления!

Профессор обнял директора за плечи.

– Что же делать, дорогой коллега, если человеческий мозг так хрупок! Яркий пример тому – эта бедняжка; которая, почти уже выздоровев, вдруг снова перенесла приступ настоящего безумия! О, Господи, и как же меня угораздило заставить ее вспомнить о своей мании… Неужели я так похож на какого-нибудь убийцу?

– Ну что, вам уже лучше, мадам? – спрашивала санитарка Берта у госпожи Ромбер. – Теперь будем умницей?

– Ах, Берта… – вздохнула больная, и в голосе ее прозвучало отчаяние. – Если б вы знали, как я несчастна! Но я очень жалею, что так вас подвела.

– Ну что вы! Господин доктор не придал этому никакого значения!

Мадам Ромбер устало улыбнулась.

– Отнюдь, – проговорила она. – Я уверена, что это не так. Он же психиатр…

– Да нет же! – настаивала санитарка. – Уверяю вас, все уже в порядке. Вам ведь даже уже написали письмо домой. О том, что вы выздоровели.

Больная снова вымученно улыбнулась.

– Скажите мне, милая Берта, – тихо произнесла она, – что вы, собственно, понимаете под этим словом: «выздоровела»? Что вы хотите сказать?

– Ну… – неуверенно ответила санитарка. – Ну я хочу сказать, что вам уже стало значительно лучше… Вы хорошо себя чувствуете…

– Ну что ж, – вздохнула мадам Ромбер, – физически я действительно в порядке. Но речь не об этом. Скажите, что вы вообще думаете о моем безумии?

– Вот, опять! – заворчала санитарка. – Да такая же вы сумасшедшая, как и я.

– Знаю, знаю… Первый признак безумия состоит в том, что больной считает себя нормальным… Но вот скажите – вы уже давно ухаживаете за мной. Слышали вы от меня хоть одно слово невпопад, хоть одну нелогичную фразу, видели хоть один странный поступок?

– Нет. То есть…

– Вы хотите сказать, что иногда я начинала говорить, будто являюсь жертвой чудовищного преследования! Но представьте на минуту, что я говорила правду. Неужели этого вовсе нельзя предположить?

Берта молитвенно сложила руки на груди. На глазах ее выступили слезы.

– Послушайте, мадам! – взмолилась она. – Не терзайте больше свой разум, прошу вас. Ведь господин доктор Бирон уже допускает, что вы совершенно излечились. Неужели вам не хочется вернуться домой, к своей обычной жизни? Неужели вы хотите сидеть здесь до старости?

Несчастная пациентка в отчаянии кусала губы. Наконец она выдавила:

– Ах, Берта, если бы вы только знали…

– Да о чем вы?!

Мадам Ромбер приподнялась в постели. Слезы душили ее, голос прерывался.

– Да о том, – проговорила наконец она, – что если я вернусь домой… Если доктор возвратит меня в мою семью… То не пройдет и двух дней, как меня отправят в какой-нибудь другой сумасшедший дом!

– Боже, что за мысли приходят вам в голову! – всплеснула руками санитарка.

Больная схватила ее за руку:

– Послушайте, Берта! Я здесь вот уж скоро десять месяцев, и за все это время я ни разу не воспротивилась тому, что меня называют сумасшедшей. Напротив, я была так рада, что я в лечебнице. Мне казалось, что хоть тут-то я в безопасности. Теперь и эта надежда рухнула. Меня нашли. Да, мне нужно уезжать. Но только не домой…

– Но куда же?

– Туда, где меня никто не знает!

Женщина огляделась и зашептала:

– Берта! Вы ведь знаете, я богата. А вы хотите выйти замуж. Я слышала, как вы жаловались подруге, что у вас нет приданого. Хотите, я обеспечу вас? Да, если вы потеряете место в этой лечебнице, вам трудно будет найти другое, но игра стоит свеч, поверьте! Если вы мне поможете, вам не нужно станет искать работу. Я хочу только одного – дайте мне возможность сбежать отсюда.

Слова ее можно было принять за бред. Служанка встала, чтобы идти за доктором.

Мадам Ромбер удержала ее чуть ли не силой.

– Да постойте же! Сколько вы хотите? Ну, назовите сумму! Тридцать тысяч? Сорок?

Для бедной санитарки подобные суммы казались фантастическими. Она потрясенно молчала.

– Не верите? – растерянно спросила госпожа Ромбер. – Ну как же вас убедить…

Некоторое время она напряженно думала, потом решительным жестом сняла с пальца золотое кольцо с крупным бриллиантом и протянула его Берте:

– Возьмите это в доказательство моей искренности. Если спросят, скажу, что потеряла. Но обещайте мне одно – вы подготовите мой побег!

Словно во сне санитарка взяла драгоценное кольцо и, пошатываясь, пошла к двери, шепча, как в бреду: «Богатой… Господи, неужели я буду богатой?!»

Глава 16 ГРУЗЧИКИ С ЦЕНТРАЛЬНОГО РЫНКА

– Куда направляетесь, дамочка? – весело спросил вагоновожатый маршрута Ла Виллетт – Площадь Звезды, когда вагон, дребезжа, тронулся с места и потащился по улице Ваграм. Санитарка Берта осторожно ответила:

– Мне надо на бульвар Рошешуар.

– Ага, значит, вам выходить на второй остановке…

Проехав триста метров за площадь Анвер, Берта вышла из трамвая. Она плохо знала этот квартал, но сориентироваться смогла быстро. Свернув на улицу Клиньянкур, девушка двинулась по левой стороне, рассматривая вывески. Наконец она остановилась у винной лавки.

Берта приоткрыла входную дверь и увидела в глубине оцинкованную стойку, у которой сидело несколько завсегдатаев. Лица их раскраснелись от вина, они жестикулировали и громко разговаривали.

Девушка в нерешительности потопталась на пороге, потом тихо спросила:

– Извините… Где я могу увидеть господина Жофруа?

Никто и ухом не повел. Обидевшись, Берта повысила голос и повторила:

– Мсье, вы слышите? Мне нужен господин Жофруа по прозвищу Бочка!

Мужчины повернулись к ней:

– Жофруа-Бочка? Он здесь.

Девушка облегченно вздохнула, увидев, как из угла показался внушительных размеров Жофруа, которому не зря дали такое прозвище. Увидев Берту, он подошел к ней, обнял и звучно расцеловал:

– Ну и ну! Сестренка, никак это ты! А я минуту назад о тебе вспоминал!

Он обнял вконец смутившуюся девушку за талию и бесцеремонно увлек ее вглубь лавки, где сидела группа его собутыльников – все сплошь молодые люди с квадратными плечами.

– Эй, ребята! – заорал Жофруа. – Вы только посмотрите, какую красотку я привел! Это Берта, моя сестренка. Наши старики называли ее Бобинетта.

Молодые люди подвинулись, освободив место для вновь прибывшей. Уступив настойчивым просьбам, Берта согласилась выпить бокал белого вина. Жофруа наклонился к ней и тихо спросил:

– Рад тебя видеть, детка. Но ты ведь не просто так разыскала меня в этой дыре, верно?

– Ты прав, – прошептала девушка. – У меня к тебе дело. Думаю, ты заинтересуешься.

– Судя по всему, это дело попахивает деньжатами? – лукаво осведомился Бочка.

Берта улыбнулась:

– Ты прав, братик. А к кому же мне еще обращаться с такими делами!

Жофруа довольно потер руки.

– Отлично! – произнес он. – Ты пришла по адресу. В таких делах на Бочку можно положиться.

– А как у тебя вообще дела? Как с работой? – спросила Берта.

Жофруа приложил толстый палец к губам:

– Пока это секрет, сестричка. Впрочем, здесь об этом можно говорить спокойно. Ребята в курсе.

И он с апломбом, присущим обычно провинциальным политикам, принялся расписывать, что его честность и бескорыстное служение делу дают ему возможность выдвинуть свою кандидатуру на должность грузчика на Центральном рынке. Вот уже две недели он тренируется, чтобы выдержать экзамен.

Девушка вытаращила глаза. Ей никогда не приходилось слышать о вступительных экзаменах для грузчиков. Брат заметил ее изумление и расхохотался:

– Ну и видок у тебя, Бобинетта!

Отсмеявшись, он серьезно продолжал:

– Зря удивляешься, сестренка. У нас тут экзамены не хуже, чем в какой-нибудь колледж! Вот, например, сегодня утром нам предложили решить задачу…

– Задачу? Грузчикам?

– Да-да, именно задачу!

Жофруа-Бочка был явно доволен произведенным впечатлением. Вид у него был важный и значительный.

– Вот ты, Берта, получила образование. Попробуй-ка разобраться: два крана наполняют резервуар из расчета двадцать литров в минуту каждый. Из третьего крана вода течет со скоростью полтораста литров в час. Через какое время вся эта ерундовина наполнится?

Тут в разговор вклинился Бенуа-Лабазник, самый опасный соперник Жофруа на предстоящих испытаниях. Он крикнул со смехом:

– Ну, эта задача тебе по плечу, на то ты и Бочка. Скажи лучше, сколько времени потребуется, чтобы наполнить тебя самого?

Жофруа сердито ударил себя по колену.

– Мы говорим серьезно, черт побери! – прогромыхал он. – Это тебе лишь бы лясы точить, бездельник!

Берта развеселилась. Тронув брата за плечо, она поинтересовалась, удалось ли ему справиться с заданием.

– Пока не знаю, – вздохнул Бочка. – Я особо не рассчитывал, так, прикинул на глазок и написал ответ. Ты ведь знаешь, эта чертова арифметика никогда мне не давалась. Но надеюсь, что не оплошал. В конце концов, должны же они понять, что мне легче унести на себе все эти ванны с водой, чем сосчитать, сколько в них литров!

Как раз в этот момент компания заторопилась и стала собираться. Как выяснилось, Жофруа предоставлялась возможность подтвердить слова делом, так как именно этим вечером, в шесть часов, в Рыбных рядах Центрального рынка должен был состояться еще один экзамен для кандидатов в грузчики – испытание на силу и выносливость. Заплатив за выпивку, все отправились туда.

Конкурс на место грузчика Центрального рынка проводится каждый год в последних числах сентября.

Решающее испытание состоит в том, чтобы протащить на спине стопятидесятикилограммовый мешок муки на расстояние двухсот метров, причем в максимально короткий срок. И если на предыдущем экзамене претенденты получили одинаковые баллы, то из них выбирают того, кто быстрее и не оступившись преодолеет предложенную дистанцию.

Двухсотметровый участок был очищен от публики. Несколько полицейских смотрели за порядком. Дворники тщательно подмели всю трассу, чтобы апельсиновая корка или рыбья чешуя не попали под ногу кандидату, когда он бежит с тяжелым мешком на спине, стараясь установить рекорд Центрального рынка.

Жюри состояло из трех представителей администрации, какой-то шишки из городской ратуши и трех старейших местных грузчиков.

…Вопреки своим планам, Берта была вынуждена сопровождать брата на состязание. По дороге она пыталась снова заговорить о деле, но Жофруа-Бочка, поглощенный своими мыслями, едва отвечал. Услышав, что сестра настаивает, он лишь отмахнулся:

– После, девочка, после. Когда все это кончится, мы пойдем с тобой куда-нибудь перекусить и там поговорим обо всем подробно…

Предстоящие испытания собрали массу зрителей. Толпа была возбуждена до предела. Но даже среди этого живописного сброда Берта сразу заметила потешного человечка, сидевшего верхом на трехколесном велосипеде. Среди публики он явно пользовался популярностью.

– Эй, Бузотер! – кричали из толпы. – Где ты раскопал такой потрясающий драндулет?

Над ухом Берты негромко произнесли:

– Да, работенка не из легких. Кому-то придется сегодня здорово попотеть!

Девушка обернулась. За спиной ее стоял крепкий парень в синей блузе и красном шейном платке. На голове его была шапочка, какую носят погонщики скота. Лет ему было под тридцать, мускулистый, с умным лицом. Он с улыбкой посмотрел на девушку и поклонился:

– Приветствую, мадемуазель! Если вас интересует мое имя, меня зовут Жюло.

Берта кивнула:

– Очень приятно, мсье. А я – Бобинетта. Я сестра Жофруа-Бочки.

Молодой человек хотел что-то сказать, но тут толпа заволновалась и засвистела. Берта оглянулась. На старт вышел Бенуа-Лабазник.

Гигант сгибался под тяжестью мешка, но тем не менее ступал мягко и ровно. Так, полусогнув колени и выпятив грудь, он пробежал двести метров, ни разу не оступившись. Толпа зааплодировала. Бенуа-Лабазник поклонился, но внимание публики уже снова обратилось к старту.

Настала очередь Жофруа-Бочки.

Если Бенуа был настоящим гигантом, то Жофруа казался просто колоссом. Мешок он нес безо всякого напряжения, и если его предшественник пробежал дистанцию, то Жофруа уже через двадцать шагов понесся громадными прыжками. Берте показалось, что мимо нее промчался гигантский снаряд. Толпа завопила от восторга.

Жюло тоже приветственно кричал, не забывая, однако, заслонять девушку, чтобы ее ненароком не толкнули. Сбоку от него бурно выражал свой восторг Бузотер. Он размахивал ногами в воздухе, улюлюкал и приподнимался над своим велосипедом, беззастенчиво опираясь на плечи соседей.

…Через два часа объявили результаты соревнований. Выяснилось, что первое место поделили между претендентами – оба они пробежали эти двести метров за одно и то же время. Видимо, так бурно стартовав, Жофруа-Бочка не рассчитал свои силы и к концу пути замедлил движение. Вакансия же в этом году была всего одна. Следовательно, теперь все решали результаты письменного экзамена.

Взволнованная Берта пыталась втолковать соседу справа, что это место просто судьбой предназначено для ее брата. Тот вяло кивал, кутаясь в потрепанное черное пальто и пряча глаза под козырьком жокейской шапочки. Мысли его явно были далеко.

Жюло подергал девушку за рукав.

– Бобинетта, – сказал он, – пойдемте отсюда. Брат наверняка ждет вас!

И, поскольку разгоряченная девушка собиралась продолжить спор, который, впрочем, целиком вела она сама, парень прошептал ей на ухо:

– Прошу вас, пойдемте, отсюда. У этого типа премерзкая физиономия. Ей-богу, не внушает он доверия.

Берта пригляделась к незнакомцу поближе, и у нее пропало желание спорить. Отойдя, она тихо сказала:

– Да уж, лицо не из приятных!

Потом взяла Жюло под руку и добавила с наблюдательностью профессиональной медсестры:

– А вы обратили внимание на цвет его лица? Прямо зеленый! Этот человек, наверное, болен…

Глава 17 В ТРАКТИРЕ «СВИНЬЯ СВЯТОГО АНТУАНА»

Жофруа-Бочке пришлось смириться с тем, что результаты экзамена будут известны только на следующий день. Он махнул рукой трактирщику и обратился к сестре:

– Что ж, я сегодня достаточно потрудился. Теперь тебе следует угостить меня чем-нибудь. Заплати за выпивку и рассказывай, что там у тебя.

Берта нерешительно огляделась по сторонам, желая убедиться, что никто их не подслушивает. Но никому из толпы посетителей не было до них дела. В противоположном углу девушка заметила какую-то знакомую фигуру и сразу вспомнила, что перед входом в трактир стоял трехколесный велосипед, впряженный в потрясающе нелепую повозку, точнее, в целых три повозки, привязанные одна за другой. Это, конечно же, был знаменитый «поезд» Бузотера.

После того как прошлой зимой наш бродяга, возможно, первый раз в жизни выполнил свой гражданский долг и сдал свою находку полиции, он решил осуществить давнюю мечту – повидать столицу. И, как мы видим, он добрался-таки до Парижа. Причем все его расчеты оказались абсолютно верны. Он прибыл в город всего на восемь дней позже намеченного срока, да и то не по своей вине – это время его продержали в Орлеанской тюрьме «за сущую безделицу», как он утверждал, не уточняя, впрочем, за какую именно.

Когда Бузотер въезжал на своем экипаже в города, он не занимал себе голову такими пустяками, как правила уличного движения. С гордым видом он ехал посреди проспектов, сопровождаемый визгом тормозов и проклятиями водителей, пока не оказывался в центре им же произведенного затора.

Естественно, первый же полицейский, увидевший подобное безобразие, препроводил бродягу в полицейский участок. Там его вначале хотели лишить экипажа, но Бузотер так старательно изображал темную деревенщину, что на него махнули рукой и выпустили, продержав для острастки несколько дней – чтоб страх не забывал.

Так, с незначительными приключениями, бродяга добрался наконец до Парижа.

В один из дней, когда он с самодовольным видом катил на своей колымаге вокруг Эйфелевой башни, любуясь этим сооружением, его живописное средство передвижения привлекло внимание редактора газеты «Авто». За бутылку дешевого вина, купленного в ближайшем трактире, Бузотер простодушно рассказал редактору обо всем проделанном им маршруте.

Крупнейшая газета для автомобилистов тотчас же опубликовала сенсационный материал о бродяге-путешественнике, и на следующее утро Бузотер проснулся знаменитым.

Удача, как и беда, одна не приходит. Вскоре Бузотеру опять повезло. Папаша Франсуа Бонбон, владелец трактира «Свинья святого Антуана», смекнул, что этот живописный тип в сочетании со своим клоунским «поездом» может служить прекрасной приманкой для посетителей.

Трактирщик предложил бродяге кров и харчи из расчета пять франков в день при условии, что тот каждый вечер будет восседать на своем драндулете у дверей его заведения. Стоит ли говорить, что Бузотер, которому было все равно, в каком именно месте бездельничать, с восторгом согласился. С тех пор доходы трактира повысились.

В тот день сиденье велосипеда изрядно намяло бродяге зад, и он решил отлучиться на полчасика со своего поста, чтобы перекусить. Войдя в затянутый дымом трактир, он достал пять франков, полученные им от папаши Бонбона, заказал выпивку и заплатил с видом наследного принца, путешествующего инкогнито. В жизни своей он ни за что не платил деньги, и теперь этот процесс доставлял ему истинное удовольствие.

В подвальчике «Свиньи святого Антуана» было не продохнуть. Со всех сторон неслись пьяные выкрики и смех. Время подходило к двум часам ночи. Приличные клиенты уже разошлись. Папаша Бонбон только что проводил по узкой винтовой лестнице последних состоятельных посетителей. Затем толстяк вновь спустился в зал, заслонил спиной единственный выход и раскатисто крикнул:

– А ну, шантрапа, признавайтесь, кто еще не заплатил за кувшин горячего вина?!

Все повернулись к нему. Поднялся гам. Берта решила, что настал подходящий момент, и принялась торопливо рассказывать брату о своих делах.

– Понимаешь… – втолковывала она. – Мне нужен человек… Такой, как ты – сильный, крепкий.

– Ага! – понимающе кивнул Жофруа. – Надо катать бочки. Тут лучше меня тебе не найти!

– Да нет! – досадливо махнула рукой девушка.

Она машинально оглядела зал. Взгляд ее упал на хрупкого, бледного молодого человека с едва пробивающейся бородкой, который подошел к стойке напротив них и застенчиво попросил порцию тушеной капусты.

Берта наклонилась к брату и прошептала:

– Вовсе нет! Речь идет о том, чтобы сбить решетки с окон. Да даже и не сбить… Дом старый, и они должны были давно проржаветь. Такому здоровяку, как ты, достаточно только потянуть хорошенько…

– И это все? – разочарованно спросил Жофруа, разглядывая свои кулачищи.

– Все.

– Ну, это я берусь сделать за пару пятифранковых монет! – громыхнул Бочка. – Подумаешь, дело…

Он осекся, заметив, что сосед по столику, опустив голову, внимательно прислушивается к их разговору. Берта проследила за взглядом брата и улыбнулась:

– Не волнуйся, это хороший парень. Я его знаю. Мы вместе были на состязании.

Она протянула руку через стол:

– Добрый вечер, мсье Жюло! Хорошо провели время? Представьте, я умудрилась до сих пор вас не заметить! Наверное, это из-за проклятого дыма.

Жюло пожал протянутую руку, дружески кивнул и снова повернулся к своему спутнику, гладко выбритому мужчине примерно его лет:

– Ну так что, Билли Том? – тихо спросил он. – Что еще стряслось в твоем заведении?

Его собеседник вздохнул:

– Да понимаешь… Неприятности в Руайяль-Паласе. Опять обнесли кого-то из аристократишек. С тех пор уже прошло недели три, все вроде успокоилось, как вдруг прихватили старика Мюллера.

– Мюллера? – задумчиво переспросил Жюло. – А это еще кто такой?

– Да ночной дежурный.

– Ах, дежурный… И кто же его прихватил?

– Полиция, конечно!

– Ты ж говорил, они успокоились?

– Мы все так думали. А на самом деле один из них был среди нас. Вроде как перевелся из филиала в Каире. Как его… Жюв, вроде.

– Жюв… – пробормотал Жюло себе под нос. – Интересно, интересно…

У входа в подвальчик послышался шум. По винтовой лестнице спускались два новых посетителя, судя по всему, хорошо здесь известные. Это были Большая Эрнестина, знаменитая на всю округу каменщица с бульвара Севастополь, и Бенуа-Лабазник, который издавал пьяные выкрики, пошатывался и опирался на свою спутницу. Оторвавшись от нее, он, не разбирая дороги, пошел по залу, шаря руками по столам и наваливаясь на пьянчуг, пока не нащупал под собой свободное место. Он плюхнулся на скамейку, но промахнулся и едва не придавил того самого тщедушного молодого человека с миской капусты, которого давеча приметила Берта. Видимо, внушительные размеры пьяного произвели на юношу столь сильное впечатление, что он не только не решился возмущаться, но весь сжался и отодвинулся подальше в угол.

Эрнестина потрепала его по щеке.

– Не трусь, малыш! – просипела она. – Лабазник – пьяная свинья, где ему тебя раздавить. А если он и захочет над тобой покуражиться, не волнуйся – Большая Эрнестина здесь, и она не даст тебя в обиду!

Она победно оглядела зал в уверенности, что уж с ней-то никто не захочет связываться. Потом погладила молодого человека по макушке, причем казалось, что вся голова его скрылась в могучей длани, и возгласила:

– Ох, как он мне нравится, этот куренок! Как тебя зовут, малыш?

Юноша осторожно отвел голову. Губы его дрожали.

– Поль, – еле слышно ответил он и покраснел.

Тем временем папаша Бонбон уже поставил перед Бенуа-Лабазником огромный кувшин с горячим вином. Сидевший за его спиной Бузотер причмокнул от удовольствия. Он не без оснований надеялся поживиться.

Лабазник налил себе полную кружку и окликнул Жофруа, приглашая того чокнуться. Но Бочка, чувствуя себя и без того уже набравшимся, отрицательно помотал головой. Бенуа посчитал себя оскорбленным. И быть бы драке, если бы не Бузотер. Вскочив, он вдруг завопил:

– Лопни мои глаза! Вот так встреча!

В голосе его было столько радостного изумления, что все присутствующие заинтересованно обернулись. Берта подтолкнула Жюло и проговорила:

– Смотрите-ка! Это тот самый, зеленый, с рынка!

– Да, действительно он, – удивленно ответил тот, присмотревшись.

Бузотер тем временем продолжал радостно размахивать руками:

– Ну конечно, мы же виделись! Черт, где же…

Он хлопнул себя по лбу и заорал пуще прежнего:

– Ну конечно! Нас же сцапали в одну ночь! Ну там, в Болье, в ночь, когда прирезали старушку маркизу! Неужели не помнишь?!

Бузотер подскочил и подергал человека с зеленым лицом за рукав:

– Ну вспоминай, вспоминай! Маркиза де Лангрюн! Ей еще располосовали горло от уха до уха.

Не поворачиваясь, его собеседник недовольно проворчал:

– Ну и что дальше? Отвяжись от меня, балбес!

Бузотер обиженно засопел и вернулся на свое место. Тут Жофруа-Бочка и Бенуа-Лабазник на беду опять встретились мутными взглядами. Снова назревала драка.

Перепуганная Берта беспомощно толкала брата в могучий бок и шептала:

– Пойдем отсюда! Ну пойдем же!

Жофруа только отрицательно урчал.

Тем временем человек с больным зеленоватым лицом, отделавшись от навязчивого бродяги, вернулся к прерванному разговору с местным гитаристом.

– Что меня поражает, – говорил музыкант, – так это то, что он говорит без малейшего акцента.

– Нашел невидаль! – тихо отвечал ему собеседник. – Многие иностранцы говорят по-французски, как французы, а уж такому парню, как Гарн, это и вовсе пустяк. Так что…

Он вздрогнул и замолчал. Ему показалось, что Большая Эрнестина, бесцельно бродившая от столика к столику, очутилась подозрительно близко и пытается подслушать их разговор. Человек нахмурился.

Тут хриплый рев перекрыл шум зала.

– Дьявол меня побери! Если кое-кто хочет помериться силой, я готов!

Бочка-Жофруа бросил вызов. Зал настороженно притих. Настала очередь Лабазника-Бенуа.

Как раз в этот момент Бенуа осушил стакан вина. Видимо, этот стакан притупил его память. Он вытер рот рукавом и непонимающе икнул.

– А м-может, п-повторим, мсье? – спросил он.

Тем временем Большая Эрнестина незаметно приблизилась к Жюло. Не поворачивая головы, тот бросил:

– Ну что?

Делая вид, что заинтересованно оглядывает зал, женщина ответила:

– Этот господинчик… Ну, с зеленоватой рожей, говорил сейчас гитаристу: «Это он. Точно! Я видел ожог у него на ладони».

Жюло тихо выругался. Рука его сжалась так, что костяшки побелели. Большая Эрнестина вышла на середину зала и раскатистым голосом окликнула молодого человека, которого давеча едва не раздавил Лабазник:

– Эй, малыш! Ты, кажется, совсем задрых! Хочешь, я присяду тебе на колени?

Некоторое время Жюло мрачно смотрел перед собой, потом ухватил за подол пробегавшую мимо служанку:

– Постой, Мари! Скажи-ка, куда выходит это окошко? – и он указал рукой на узкое окно, которое находилось как раз за его спиной.

– Как куда? – удивилась служанка, – в соседний подвал, конечно! Мы ведь под землей, мсье.

– В подвал… – задумчиво проговорил Жюло. – А оттуда можно выбраться?

Мари задумалась:

– Пожалуй, что никак…

В этот момент захмелевший Жофруа-Бочка швырнул в Бенуа-Лабазника тарелкой, но промахнулся. Тарелка со звоном разбилась о противоположную стену.

Присутствующие сильно перепугались, чувствуя, что при драке двух гигантов и им может не поздоровиться. У входа создалась давка. Полузадушенно пищали женщины, мужчины изрыгали проклятия.

Пьяные кандидаты в грузчики оказались один против другого. Жофруа-Бочка поднял над головой стул. Бенуа-Лабазник пытался отодрать мраморную столешницу, чтобы защититься. В подвале царила полная неразбериха. Звенели столовые приборы, слышался шум бьющихся тарелок. Внезапно револьверный выстрел заставил всех застыть.

Всех, кроме человека с зеленоватым лицом и его собеседника-гитариста. Нисколько не потеряв самообладания, они давно уже следили за Жюло.

Тот, безусловно, был превосходным стрелком. Подвал освещался лишь одним слабым фонарем, который помещался в глубокой нише в стене. Единственным выстрелом Жюло умудрился перебить электрический провод, скрытый под слоем штукатурки. Помещение погрузилось во мрак, в котором прозвучал крик боли, а затем призыв:

– Шеф, ко мне!

В этот момент Берта, совершенно растерявшаяся в темноте, услышала рядом возглас:

– Проклятие!

Девушка почувствовала, как чьи-то руки ощупывают ее тело, словно пытаясь определить, она ли это. Дело было несложным – из всех присутствующих женщин Бобинетта единственная была в шляпке. Вскоре перепуганную женщину сильные руки приподняли и поставили на скамейку. В лицо ей пахнуло вином, и чей-то голос прошептал:

– Тебе не удастся помочь бежать больной номер двадцать семь! Пациентка Ромбер останется в сумасшедшем доме!

Охваченная ужасом, Берта пролепетала:

– Какая пациентка?

На этот раз голос прозвучал еще тише:

– Фантомас тебе не позволит…

Девушка отчаянно задергалась, пытаясь вырваться из объятий таинственного незнакомца. Руки его разжались, и он снова прошелестел:

– Не вздумай ослушаться! В противном случае тебя ждет смерть…

Чужие руки мягко опустили Берту на скамейку. В голове у нее все спуталось от ужаса.

Тем временем в темноте раздавались звучные удары. Тот самый зеленолицый человек боролся сразу с двумя противниками. Силы он оказался незаурядной – впечатление было такое, словно ответные удары не достигают цели. Наконец он разделался с одним из нападающих и заломил второму руку за спину. Прижав его коленом к грязному полу, незнакомец разжал ему руку и провел пальцем по ладони.

– Ага! – торжествующе воскликнул он.

Зеленолицый человек продолжал ощупывать руку соперника и на минуту ослабил хватку. Изловчившись, противник бросился на него и поймал на болевой прием. Зеленолицый застонал, чувствуя, что ему вот-вот сломают руку. Но тут на помощь ему пришел некто третий. Разбросав соперников, он принялся наносить удары.

Придя в себя, зеленолицый кинулся вперед. Проведя ладонью по лицу своего неожиданного помощника, он с изумлением убедился, что это тот самый молодой человек с редкой бородкой, которого почтила своим вниманием Большая Эрнестина…

Резкий толчок отшвырнул дерущихся к лестнице. Обезумевшая толпа рвалась к выходу. Горе тому, кто не удержался на ногах! В панике посетители дробили тяжелыми каблуками руки и ноги несчастных.

Положение спас Франсуа Бонбон. Недаром он столько лет проработал барменом в самых зловещих районах Парижа. Расшвыривая всех на своем пути, он первым оказался у выхода. Впрочем, почтальон уже успел предупредить жандармов из полицейского участка напротив, и они встретили трактирщика на улице.

Тяжело дыша, папаша Бонбон указал им на пожарный шланг. Полицейские поняли его без слов. Недолго думая, они развернули рукав и, спустив его в подвал, открыли воду.

Душ продолжался минут пять. Посетителям «Свиньи святого Антуана» стало не до драки. Вымокшие, жалкие, они едва шевелились на дне подвала. Решив, что с них достаточно, сержант металлическим голосом скомандовал:

– Выходить по одному!

Притихшие посетители покорно полезли наверх, поняв, что сопротивление бесполезно. Наверху их останавливали полицейские и сковывали наручниками попарно. Когда все оказались на улице, рослый сержант повел их в комиссариат.

Бригадир спустился в подвал, дабы убедиться, что там никого не осталось. Он зажег фонарь и увидел на полу окровавленное тело. Это был гитарист.

В числе отконвоированных к полицейскому участку наблюдалась весьма странная пара. Это был молодой человек, у которого едва начала пробиваться бородка, и зеленолицый незнакомец, который, даже несмотря на связывающие их наручники, продолжал пристально следить за своим спутником.

В участке дежурный офицер записывал фамилии задержанных. Когда очередь дошла до зеленолицего, тот сунул полицейскому визитную карточку и что-то быстро прошептал. Дежурный ошарашенно помотал головой и приказал:

– Немедленно освободите этого мсье! А второго отведите в камеру и…

Освобожденный перебил его:

– Со второго тоже снимите наручники. Я заберу его с собой.

Офицер послушно кивнул. Обоих задержанных расконвоировали. Молодой человек непонимающе посмотрел на своего неожиданного избавителя и открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но собеседник решительным движением взял его за локоть и увлек к выходу.

На улице они столкнулись с бригадиром жандармов, который с помощью подчиненного нес тело несчастного гитариста. Тот уже едва дышал. Жандармы узнали его – утром он заходил в участок, где предъявил документы помощника инспектора Службы безопасности.

Не выпуская локоть молодого человека, зеленолицый господин наклонился к бригадиру и обменялся с ним быстрыми репликами. Жандарм с уважением посмотрел на незнакомца и почтительно произнес:

– Так точно, господин инспектор, это все. Больше там никого не было.

Зеленолицый ударил кулаком по ладони. Лицо его исказила гримаса.

– Черт побери! Этот проклятый Гарн опять ускользнул!

Господин с зеленоватым лицом широким шагом двигался в направлении Монмартра. Он по-прежнему крепко держал за локоть молодого человека с едва пробивающейся бородкой. Тот машинально следовал за своим спутником, не очень понимая, что происходит, и опасаясь даже гадать, что произойдет дальше. Так они дошли до ступеней церкви Сен-Эсташ. Тут мужчина остановился и повернулся к юноше. Луч фонаря упал на его зеленоватое лицо. Впечатление было довольно жуткое.

– Наверное, пора представиться, – произнес он. – Меня зовут Жюв. Инспектор Службы безопасности.

Молодой человек смотрел на своего спутника, ничего не отвечая. Тот поглядел ему в глаза и медленно продолжил, выделяя каждое слово:

– А ты, мадемуазель Жанна… Ты не кто иной, как погибший Шарль Ромбер!

Глава 18 ЗАКЛЮЧЕННЫЙ И СВИДЕТЕЛЬ

На фоне светлеющего неба луч фонаря казался грязно-желтым. Молодой человек, словно пытаясь скрыться от этого пятна света, сделал несколько шагов в сторону. Но Жюв держал его крепко:

– Ну нет, дружок. Теперь тебе придется отвечать! Ведь это ты угостил меня оплеухой?

– О чем вы, мсье? Я вас не понимаю! – нерешительно запротестовал молодой человек.

– Говори правду! – яростно приказал инспектор.

В это время показался фиакр. Жюв жестом остановил его и сказал:

– Давай, садись.

Потом он сказал кучеру адрес и влез сам. Несколько минут они ехали молча. Потом полицейский повернулся к юноше и насмешливо произнес:

– Ну конечно, теперь мы будем все отрицать. Только поверь мне на слово, малыш, меня пытались обвести вокруг пальца куда более серьезные люди, чем ты! Да я с первого взгляда, как только увидел мадемуазель Жанну, понял, что под этим платьем и париком скрывается Шарль Ромбер!

Юноша замотал головой.

– Вы ошибаетесь, уверяю вас, – прошептал он. – Шарль Ромбер умер!

– Вот как? И откуда же тебе это известно? Откуда ты знаешь, о ком я говорю?

Кровь бросилась молодому человеку в лицо. Он растерянно замолчал. Жюв посмотрел в окно, потом задернул занавески и сказал добродушно:

– Малыш, я же говорил тебе, что меня на мякине не проведешь. Глупо отрицать очевидные факты! Конечно, мне известно не все, но достаточно, чтобы опровергнуть ложь. Так что не пытайся водить меня за нос.

Юноша вздохнул.

– Ну ладно, – признал он. – Вы приперли меня к стенке. Я действительно Шарль Ромбер. И я действительно притворялся мадемуазель Жанной… Но вот как вы об этом узнали? Как вы оказались в «Свинье святого Антуана»? Неужели специально, чтобы арестовать меня?

– Все может быть… – протянул Жюв, рассеянно глядя в окно.

Шарль потупился:

– И куда вы меня теперь везете? В камеру предварительного заключения?

– Ты чересчур любопытен, мой мальчик. А впрочем, ты ведь неплохо знаешь Париж! Так что давно сам бы мог догадаться, куда мы едем.

– Конечно, так я и думал! – горестно усмехнулся юноша. – Мы ведь уже на набережной…

– Угу. Совсем рядом с префектурой. Только, Бога ради, давай обойдемся без истерик. Сейчас я бы тебе советовал взять себя в руки.

Через пару минут фиакр свернул на набережную Орлож и остановился возле островерхой башни, которая пользуется столь дурной славой в преступном мире. Именно в ней находятся камеры предварительного заключения, а также вход в тюрьму Консъержери.

Жюв расплатился с кучером и повел своего пленника на второй этаж. Пройдя по длинному коридору, он отпер дверь и коротко сказал:

– Входи!

Шарль Ромбер покорно вошел. Обстановка комнаты красноречиво указывала на ее предназначение. Они находились в центре антропометрических измерений – царстве доктора Бертильона. Полицейский позвал:

– Гектор! Можно вас на минутку?

Из соседнего помещения появился высокий худой мужчина. Он близоруко сощурился:

– Кто меня зовет?

– Это я.

– Ах, мсье Жюв! Как вы рано сегодня! И уже с добычей… Что, этот парень – рецидивист?

– Нет, – сухо ответил инспектор, отметая дальнейшие фамильярности. – Я не прошу вас найти его учетную карточку – это бесполезно. Но будьте любезны произвести самые тщательные измерения этого человека.

Служащий недовольно поморщился – он не привык, чтобы его утренний отдых прерывали столь бесцеремонно. Поманив Шарля пальцем, он приказал:

– Давай, не тяни. Сначала ростомер.

Молодой человек шагнул вперед, но служащий остановил его:

– Не валяй дурака. Ты в медицинской лаборатории. Изволь снять башмаки.

Шарль Ромбер подчинился и встал к ростомеру. Потом он покорно позволил вымазать себе пальцы краской, чтобы снять отпечатки. После этого его сфотографировали в фас и профиль, а также измерили величину черепа с помощью специального прибора.

Гектора удивило тупое оцепенение, с которым юноша подчинялся всем процедурам.

– Однако, господин инспектор! – произнес он. – Похоже, этот парень не из строптивых! Что же он такого натворил, что вы притащили его сюда?

Жюв молча пожал плечами.

Шарля Ромбера начала бить дрожь – юноша наконец понял, что он арестован. Инспектор подошел к нему и дружелюбно сказал:

– Ну-ну, не пугайся так. Пойдем. Есть еще кое-какие измерения, которые необходимо провести…

Выйдя из антропометрического кабинета, они прошли по полутемному коридору и открыли новую дверь.

– Заходи, – промолвил Жюв. – Здесь мы проведем динамометрические измерения.

Новое помещение больше всего напоминало столярную мастерскую. Повсюду виднелись доски самой разной формы и толщины. В стеклянных шкафчиках поблескивали металлические пластины размером примерно пять на шесть сантиметров. Инспектор запер дверь и взглянул на юношу:

– Догадываешься, зачем я тебя сюда привел?

Он подошел к высокому столику и снял полотняный чехол. Открылся странный на вид прибор. Он представлял собой металлическую конструкцию, укрепленную на мощной станине. В нижней части находилась подвижная пластина, а верхняя выглядела, как две железные арки, соединенные перемычкой. Все это было скреплено винтами. По бокам было расположено два динамометра.

Жюв пояснил:

– Эта штука определяет мускульную силу. Ее изобрел доктор Бертильон, глава антропометрической службы. Вот сейчас мы и определим, заслуживаешь ли ты моего внимания…

Инспектор наклонился и выбрал из кучи лежащих у стены приспособлений тоненькую дощечку. Затем аккуратно вставил ее в специальный желобок и вытащил из сумки предмет, в котором каждый, соприкасавшийся когда-либо с преступным миром, узнал бы отмычку.

– Возьми это! – приказал он.

Ничего не понимая, Шарль взял в руки отмычку и вопросительно посмотрел на Жюва.

– Вставь вот сюда, – продолжал тот. – А теперь жми изо всех сил! Видишь этот указатель? Если тебе удастся сделать так, чтобы стрелка дошла вот до этой отметки, мне, возможно, придется освободить тебя…

На лице юноши появилась надежда. Он что было силы надавил на рычаг. Однако, сколько он ни напрягался, стрелка не двигалась. Жюв махнул рукой:

– Ладно, не тужься зря!

Он вынул из прибора дощечку и вставил туда пластинку из железа. Затем достал из сумки отмычку посолидней и протянул Шарлю:

– А ну, попробуй еще раз!

Юноша всем телом налег на отмычку.

– Ну-ну, хватит! – остановил его инспектор. – Еще сломаешь хорошую вещь!

Он вооружился лупой и тщательно сравнил кусочек дерева с железной пластинкой.

– Ну что ж, Шарль Ромбер, – проговорил инспектор, одобрительно прищелкнув языком, – похоже, ты родился в рубашке. И благодари за это доктора Бертильона – он действительно сделал ценное изобретение!

Жюв, наверное, произнес бы целую оду творению гениального доктора, но его прервал появившийся в дверях мальчик-посыльный.

– Наконец-то, мсье инспектор! – воскликнул он. – Я просто с ног сбился, разыскивая вас!

– А в чем дело? – спросил Жюв, недовольный, что его монолог прервали.

– Там вас спрашивает один человек. Говорит, что вы обязательно его примете. К тому же он утверждает, что вы сами назначили эту встречу.

Мальчик протянул инспектору визитную карточку. Жюв взглянул на нее и сказал:

– Да-да, вспомнил. Пригласите этого господина в приемную и скажите, что я сейчас буду.

Проводив посыльного, полицейский повернулся к юноше и промолвил с улыбкой:

– Да, похоже, сегодня я вытянул из тебя все соки! Пора вспомнить о милосердии. Тебе необходимо отдохнуть. Пойдем со мной. Особого комфорта я тебе не обещаю, но диван гарантирую. Можешь спокойно соснуть часок-другой.

Инспектор провел своего подопечного в маленькую комнатку. Пробормотав слова благодарности, Шарль рухнул на диван и мгновенно заснул тяжелым сном. Жюв ласково поглядел на него и произнес:

– Спи, малыш! В твоем возрасте это необходимо…

Затем он вызвал охранника:

– Не спускайте глаз с этого господина. Только не обращайтесь с ним, как с преступником. Он порядочный человек. Но запомните – ни при каких обстоятельствах этот порядочный человек не должен отсюда выйти! Я вернусь, как только закончу деловую встречу.

Охранник встал на часах у дверей. Жюв поспешил спуститься в приемную. Увидев инспектора, посетитель встал. Жюв вежливо поклонился:

– Если не ошибаюсь, я имею честь говорить с господином Жерве Авентеном?

– Вы совершенно правы, мсье, – ответил мужчина. – А я говорю с господином Жювом, инспектором Службы безопасности, не так ли?

– Именно так, – сказал полицейский и, указав своему собеседнику на кресло, уселся за письменный стол, заваленный папками с уголовными делами.

– Итак, мсье, – продолжал Жюв, – судя по всему, вы получили мое письмо. Покорнейше прошу простить, что позволил себе оторвать вас от дел. Но, судя по тому, что я о вас слышал, вы хорошо понимаете, что такое гражданский долг. А речь идет как раз о том, чтобы предложить вам небольшое сотрудничество во имя закона и справедливости.

Посетитель удивленно вскинул брови:

– Вот как? Вы наводили обо мне справки? Но чем же я привлек ваше внимание?

– Ну так уж вышло… – уклончиво ответил Жюв, который, как всякий полицейский, избегал прямых ответов. – Итак, вас зовут Жерве Авентен. Вы инженер, причем довольно обеспеченный, вскоре собираетесь жениться и недавно совершили предсвадебное путешествие в Лимож…

Молодой человек с улыбкой кивнул:

– Вы весьма хорошо осведомлены, господин инспектор. Вот только не понимаю, чем я вызвал столь пристальный интерес. Неужели я похож на преступника?

Жюв улыбнулся в ответ:

– Ну что вы! Просто меня заинтересовало, почему вы не откликнулись на объявление, помещенное полицией в газетах. Мы ведь просили всех пассажиров, следовавших двадцать третьего декабря в вагоне первого класса по маршруту Париж – Лушон, зайти в комиссариат!

Молодой человек вздрогнул:

– Позвольте! Уж не мой ли будущий тесть нанял вас следить за мной?

Инспектор расхохотался:

– Помилуй Бог! Я ведь все-таки работаю в Службе безопасности, а не в полиции нравов! Поверьте, мы занимаемся более серьезными вещами. Однако вы не ответили на мой вопрос. Вы ведь ехали в этом поезде? Если мне не изменяет память, вы сели на него в Вьерзоне – именно там вы собираетесь жениться – и отправились в Лимож, чтобы в последний раз перед браком встретиться с любовницей.

– Я не знал, что государственная полиция теперь занимается подглядыванием за личной жизнью граждан! – нервно усмехнулся Жерве Авентен. – Мне кажется, что для денег налогоплательщиков можно было найти более достойное применение. Почему вас так интересуют мои дела?

– Поверьте, мне нет до них никакого дела, – спокойно ответил Жюв. – Ваши амурные похождения занимают меня меньше всего на свете.

– Так какого же дьявола?.. – начал было посетитель, но инспектор жестом остановил его:

– Но это не значит, что нам не о чем поговорить. Просто меня интересует совсем другое.

Жерве Авентен казался испуганным.

– Что вы мне морочите голову… – произнес он. – Скажите наконец, что же вас интересует!

Инспектор успокаивающе улыбнулся:

– Не волнуйтесь, мсье Авентен. Мне вовсе не хочется перебирать ваше грязное белье. Просто расскажите мне поподробнее о вашем путешествии. В каком вагоне вы ехали? Может, кого-нибудь встретили по дороге?

– Черт побери, ничего не понимаю! – воскликнул молодой человек. – Зачем вам это знать?

– Затем, друг мой, – медленно проговорил инспектор, – что у меня есть основания полагать, что в эту ночь в одном вагоне с вами ехал преступник, убийца, на совести у которого немало кровавых дел!

Тут рассмеялся посетитель.

– Ну это другое дело! – воскликнул он. – Какой бы бандит со мной не ехал, это нравится мне больше, чем копание в моей личной жизни!

Он положил ногу на ногу:

– Ну что ж, мсье. Я действительно сел на поезд в Вьерзоне, в вагон первого класса.

– А как он выглядел, этот вагон?

– Да обыкновенно… Устаревшей модели, с длинным таким коридором…

– Представляю, – откликнулся Жюв. – Купе такие же, как и во всех поездах, только туалет посередине. А рядом с ним закуток для проводников.

– Ну вот видите, мсье, вам ничего не приходится объяснять! Мне вроде и сказать-то больше нечего. Ну, если вам интересно, я ехал в купе для курящих…

– Не торопитесь! – остановил его инспектор. – Попробуйте вспомнить, может, вы видели кого-нибудь в соседних купе? Поймите, тут может быть важна каждая мелочь! Ну представьте – вы стоите на перроне… Ждете поезда… Он прибывает… И что дальше?

Авентен усмехнулся:

– Вы требуете предельной точности! Ну ладно, попробую. Итак, поезд подошел, и я принялся искать вагон первого класса. Нашел и отправился выбирать купе. Естественно, в первую очередь заглянул в ближайшее от входа. Но не смог войти, потому что дверь была заперта изнутри.

– Ага! – произнес Жюв, помечая что-то в блокноте. – Про это купе я уже знаю. Там никого не было…

– Вам виднее, – равнодушно согласился посетитель. – Тогда я пошел в следующее. Но и там мне не повезло. Стекло было выбито, и холод стоял просто собачий. И я отправился в самый конец вагона, в купе для курящих.

– И вы ехали там один?

– Пожалуй, нет. Войдя, я увидел на полке чей-то багаж. Видимо, попутчик мой вышел в туалет. Потом я заснул. А когда проснулся, никого не было. То ли он вышел раньше, то ли снова пошел в туалет…

Инспектор положил блокнот:

– Теперь, мсье, прошу вас, будьте внимательнее. Вспомните, когда вы проснулись, вам не показалось, что чемоданы на полке сдвинуты?

Авентен поколебался:

– Не могу сказать точно, мсье Жюв. Естественно, я не обратил на это внимания. Но, похоже, ночью никто не входил – сплю я довольно чутко…

– Понятно, – проговорил инспектор. – Итак, подведем итог. В ночь на двадцать третье декабря вы ехали в вагоне первого класса скорого поезда Париж – Лушон, и в купе находился еще чей-то багаж, кроме вашего. Однако за все время пути вы ни разу не видели своего попутчика. Таким образом, его могло и не быть вовсе!

Авентен подумал:

– Что ж, возможно. Я об этом не думал. Но почему это для вас так важно?

– Спасибо, мсье, – сказал Жюв, пропуская вопрос мимо ушей. – Вы снабдили меня ценной информацией, которая целиком подтверждает мои выводы.

– Я очень рад, господин инспектор, – не отставал посетитель. – Но вы меня заинтриговали. Скажите, откуда вам известно, что я ехал этим поездом?

Жюв улыбнулся, открыл портфель и достал оттуда какую-то бумажку.

– Это как раз совсем просто, – произнес он. – Вот ваш билет.

– Но откуда он у вас?

– Мсье, не забывайте, что имеете дело с инспектором Службы безопасности! Я опросил всех контролеров и собрал билеты всех пассажиров этого поезда…

Глава 19 ЖЕРОМ ФАНДОР

Насвистывая бодрый марш, что являлось у него признаком превосходного настроения, Жюв открыл комнатушку, где он запер Шарля Ромбера, и взглянул на спящего юношу. Охранник при его появлении встал по стойке «смирно».

– Все-таки молодость – это прекрасно, – улыбнулся инспектор. – Этот мальчик провел сумасшедшую ночь, ему грозит каторга, а он спит сном младенца!

Он наклонился и добродушно потряс молодого человека за плечо.

– Просыпайся, лежебока! Уже десять часов утра. Я не могу сидеть с тобой вечно!

Юноша непонимающе хлопал глазами.

– Что? Куда? – бормотал он.

– Поистине, любопытство – твой главный недостаток! – воскликнул Жюв. – Не бойся, я не собираюсь волочь тебя в тюрьму. Мы поедем ко мне домой.

Закурив сигару, Жюв закинул руки за голову и вытянул ноги. Шарль Ромбер сидел на стуле у окна кабинета. Губы его были плотно сжаты.

Инспектор выпустил струю дыма и усмехнулся:

– Не нервничай, малыш. Похоже, твои невзгоды кончились. Я хочу сообщить тебе приятное известие – ты не виновен ни в смерти маркизы де Лангрюн, ни в ограблении Сони Данидофф. Единственное, чего никак не следовало делать, это бить по зубам одинокого сентиментального полицейского, но это уж я, так и быть, прощаю.

Юноша скривил губы:

– Я, знаете ли, и сам догадывался о своей невиновности. Уж по крайней мере, я уверен, что не грабил княгиню Соню Данидофф.

Он помолчал, потом спросил:

– Однако, инспектор, как вы все-таки догадались, что мадемуазель Жанна – это я? Ведь, согласитесь, грим был весьма неплох!

Жюв расхохотался и, откинув волосы со лба, показал большой кровоподтек:

– Грим гримом, мой мальчик, но ты оставил бедняге Анри Вердье вот эту отметину! Не надо быть опытным сердцеедом, чтобы догадаться, что подобный удар вряд ли под силу хрупкой женщине.

– Согласен, я перестарался, – сказал Шарль. – Но это не объясняет того, как вам удалось меня узнать сегодня в этом гнусном кабаке.

Инспектор покачал головой:

– Я полицейский, дружок. И если я запомнил чье-то лицо, то узнаю его под любой маской.

– Что ж, чутье вас не подвело, – согласился юноша. – Но почему вы решили, что я не виновен в ограблении княгини? Ведь улик предостаточно.

– Просто есть обстоятельства, которые тебе не известны. Ну например: Соню Данидофф обокрал тот же самый человек, что и госпожу Ван дер Розен. Но ящики секретера в номере еврейки были взломаны. Сегодня утром в префектуре я проверил тебя на динамометре и убедился, что силенок твоих маловато для такой работы.

– Это что же, – оскорбленно вскинулся Шарль, – у меня не хватит сил на какой-то секретер?

– Это не простой ящик, сынок. Чтобы его вскрыть, требуется очень большая сила. И динамометр показал, что у тебя ее нет. По крайней мере, пока.

Ромбер насупился. Потом улыбнулся:

– Ладно, будь по-вашему. Я слабак и гожусь лишь на то, чтобы срезать розы в городском саду. Но ведь когда вы появились в гостинице, вы еще не знали, кто я такой? Как же вы докопались до истины?

– Да это было не так трудно, как тебе кажется, – лениво ответил Жюв. – Я приказал обмерить тело бедняги, которого погребли под твоим именем. Так что стало ясно – это не ты. Потом в гостинице меня заинтересовала одна симпатичная девушка – мадемуазель Жанна, ты ее знаешь. Я тайком сфотографировал ее и отправил снимок в префектуру, так как никто из служащих отеля не мог мне толком объяснить, откуда эта девушка появилась и чем занималась раньше.

Однако позже я позволил себе некоторые вольности в отношении этой гордой дамы, и она исчезла, предварительно едва не своротив мне челюсть. Очнувшись, я предположил, что женщине с таким солидным ударом пора бы уже опять стать мужчиной. А где искать мужчину, скрывающегося от полиции? Практика показывает, что это следует делать на самом дне Парижа. А оно, между прочим, вовсе не так бездонно, как многие думают.

Так вот, после цепи вполне логичных умозаключений я отправился вчера вечером в «Свинью святого Антуана», где имел честь тебя увидеть. Тут уж у меня не осталось сомнений, что любитель тушеной капусты, именующий себя Полем, называл себя также мадемуазель Жанной, а еще раньше – Шарлем Ромбером. Вот и все.

Молодой человек подумал.

– Хорошо, – сказал он. – Опыт с динамометром убедил вас, что я не совершал кражи в Руайяль-Паласе. Но почему вы уверены, что я не убивал маркизу?

– Черт побери! – Жюв хлопнул себя по колену. – Ты так упорствуешь, будто до смерти хочешь в тюрягу!

Изволь, я тебе объясню. Как ни обидно будет тебе это слышать, но силы у тебя и для этого маловато. Убийца поломал кое-какую мебель в спальне госпожи де Лангрюн, и динамометр мсье Бертильона показывает, что физических данных юного Ромбера для этого недостаточно.

Юноша поколебался и тихо спросил:

– А если… Если я действовал в состоянии безумия? Ведь у меня наследственность…

Инспектор отрицательно покачал головой:

– Знаю, ты имеешь в виду свою матушку… Скажи-ка, сам ты считаешь, что мог убить пожилую женщину, не ведая, что творишь?

– Я не знаю…

– Так вот что я тебе скажу, Шарль Ромбер. Выпей стакан горячего молока и перестань дурить голову старшим и самому себе. Никто не доказал твою невменяемость! К слову сказать, у меня возникают сильные сомнения в том, что и твоя мать сумасшедшая.

– Но, господин Жюв…

– Называй меня просто Жюв.

Юноша потер ладонями виски:

– Значит, я невиновен… Скажите, инспектор, теперь я могу сообщить об этом отцу?

– На твоем месте я бы не стал слишком торопиться, – серьезно сказал Жюв. – Пойми, что я пока единственный, у кого твоя невиновность не вызывает сомнений.

– Так что же мне делать?

Инспектор ответил после паузы:

– Что делать… А как ты сам думаешь?

– Я не знаю. Сейчас у меня одна мысль – поскорее повидать отца.

– Подожди! – поморщился Жюв. – Обещаю, как только Фантомас попадет в мои руки, я сам отведу тебя к отцу.

– Но при чем тут Фантомас? И почему я должен дожидаться его ареста?

– Потому что, – веско произнес инспектор, – доказать твою непричастность к тем преступлениям, в которых тебя обвиняют, можно только найдя настоящего преступника. А у меня есть все основания полагать, что ко всему происшедшему приложил руку Фантомас.

– Так ведь мне, может, целую вечность придется ждать, пока вы его поймаете! Неужели вы больше ничего не можете мне посоветовать?

Инспектор поднялся и принялся широкими шагами мерить кабинет.

– Послушай, малыш, – сказал он. – Твое дело для меня – не просто работа. Я тебе обязан, быть может, жизнью. Нынче ночью, когда я боролся в темноте с этим бандитом, мне показалось, что я уже не увижу дневного света. И в тот момент, когда я уже попрощался с жизнью и работой, появился ты и выручил меня. Так что мы квиты. Такие услуги полицейским оказывают не часто. И я хочу тебя отблагодарить.

Жюв помолчал.

– Увы, мой мальчик, – сказал он. – Твой маскарад, к сожалению, не закончен. Боюсь, что на суде мне не удастся доказать твою невиновность. Поэтому пока я тебя спрячу. Сниму квартиру, выправлю документы на другое имя и дам рекомендательное письмо к одному моему другу. Он работает в редакции крупной вечерней газеты. Ты хорошо образован, интереса к жизни у тебя хоть отбавляй, к тому же тебе, видимо, на роду написано впутываться в криминальные истории. Думаю, что карьера репортера тебе обеспечена. Если ты настоящая личность, то сможешь завоевать уважение и хорошую репутацию. Ну как, не боишься рискнуть?

Шарль потупился:

– Вы слишком добры, мсье… Но, признаться, ваше предложение просто великолепно!

Жюв жестом остановил его:

– Полно, полно!

Он открыл ящик стола и достал пачку банкнот.

– Держи деньги, – сказал он, – и ступай, подыщи себе жилье. Обустраивайся и зайди ко мне через пару недель. Я думаю, к тому времени уже удастся зачислить тебя в штат газеты «Столица».

Шарль Ромбер взял купюры и пошел к двери, но на полдороге остановился.

– И как же меня теперь будут звать? – спросил он.

Инспектор рассмеялся:

– Ну, тебе не впервой менять имена! Последнее время ты только тем и занимаешься. Ты же будущий репортер – выдумай себе псевдоним!

– Тогда мне нужно что-нибудь звучное… – задумчиво проговорил юноша.

– Конечно-конечно! – подзадорил Жюв. – Вроде Фантомаса.

Юноша отмахнулся:

– Вы шутите, а мне с этим именем жить! Ну посоветуйте что-нибудь!

– Ну что ж, малыш… Прежде всего имя. Не столь важно, каким оно будет, главное, чтобы не слишком распространенным. Это запоминается. Что же касается фамилии… Я бы посоветовал какую-нибудь короткую, с глуховатым корнем, но мелодичным окончанием.

Шарль задумался.

– Например, что ты скажешь, – продолжал инспектор, – если мы сохраним в фамилии первый слог от имени нашего приятеля Фантомаса?

– Пожалуй…

Жюв улыбнулся:

– Я вижу, тебе все равно. Хорошо, тогда я предложу тебе полностью имя и фамилию. Как тебе нравится – Жером Фандор?

– Фандор… – повторил юноша. – А что, звучит!

– Ну вот и договорились.

Инспектор подтолкнул молодого человека к двери:

– Ну, мсье репортер, отправляйтесь и дайте мне выспаться. Когда приведете себя в порядок, оденетесь поприличней, милости прошу обратно. И приготовьтесь к совершенно новой жизни, мой друг!

Глава 20 ЧАШКА ЧАЯ

– Алло! Что? Да, я вас слышу, преподобный отец. Вы хотели бы зайти сегодня вечером? А который сейчас час? Половина одиннадцатого… Ну, что ж, я думаю, это будет удобно… Леди Белтхем ложится довольно поздно… Алло! Что? О, вы только сейчас приехали из Экосса! Очень любезно, что сразу позвонили. Подождите минутку!

Тереза Овернуа положила трубку рядом с телефонным аппаратом и вышла в огромную гостиную старинного дома в Нейи, принадлежавшего леди Белтхем. Сама хозяйка полулежала в шезлонге у окна.

Вот уже два месяца, как Тереза по рекомендации Этьена Ромбера вошла в число девушек, исполнявших роль секретарш, а иногда и компаньонок великосветской леди. Улыбнувшись, девушка сообщила:

– Это преподобный Вильям Хоуп. Он только что приехал из ваших северных владений и просит разрешения зайти до того, как вы ляжете спать, мадам.

– А, старый добряк! – произнесла леди Белтхем, откладывая книгу. – Конечно, пускай приходит!

Девушка легкими шагами вернулась к телефону. Одна из двух хорошеньких англичанок, служивших вместе с Терезой, прыснула. Хозяйка посмотрела на нее:

– Что вы нашли смешного, Элизабет?

Та смутилась и густо покраснела, не решаясь объяснить госпоже причину своего веселья.

– Я просто подумала… – проговорила она. – Наверное, святого отца плохо накормили ужином в поезде, и он через трубку телефона почувствовал аромат чая и свежих тостов. Вот и сделал вид, что у него дело…

Леди Белтхем не смогла сдержать улыбку, потом мягко возразила:

– Вы ошибаетесь, дитя мое. Преподобному Хоупу чуждо все низменное.

Девушка снова прыснула:

– Так ведь это смотря что считать низменным, миледи! Разве не отец Хоуп наставлял недавно Терезу, что к пище надобно питать почтение и уважение, как ко всякому творению господню, ибо на ней лежит благословение небес? А раз это так, то пережаренный ростбиф, который ему подсунули, является своего рода святотатством.

Тереза уже вернулась из прихожей и с серьезным видом вмешалась:

– Что ты говоришь, Лиз! Не клевещи на мсье священника. Речь шла о фазане!

Все рассмеялись. Потом леди Белтхем добродушно проговорила:

– Все вы просто маленькие злючки с острыми языками. Дай только позлословить. А на самом деле просто завидуете превосходному аппетиту святого отца! Ну, а ты что скажешь, Сюзанна? Ты-то посерьезней своих подружек.

Сюзанна, хорошенькая брюнетка, оторвалась от письма, которое она писала.

– О, у меня с аппетитом все в порядке, миледи. Я совсем не страдаю от его отсутствия с тех пор, как вернулся корабль с моим Гарри.

Госпожа поднялась, подошла к девушке и положила руку ей на голову.

– Но я не вижу связи, дитя мое. Мысли о женихе должны питать душу, а не тело!

Девушка вспыхнула.

– Ну-ну, дорогая, это вовсе не упрек, – успокоила ее хозяйка. – Просто, я думаю, для будущего мужа вряд ли будет приятно, если щечки его любимой лишатся этого чудесного румянца. Чтобы быть хорошей матерью семейства, необходимо крепкое здоровье!

Тут снова вмешалась неугомонная Элизабет:

– Здоровье – главное для английской девушки. Выйти замуж за какого-нибудь разиню, осчастливить его кучей детей, которые, в свою очередь…

Ее болтовня была прервана появлением лакея. Он торжественно возгласил:

– Его преподобие отец Вильям Хоуп!

В комнату вошел невысокий пожилой человек с объемистым брюшком. Его гладко выбритое лицо излучало радость и благожелательность.

– Высокочтимая леди, ваш преданный слуга перед вами, – поклонился он. – Сразу по приезде спешу принести уверения в совершеннейшем почтении.

Леди Белтхем протянула руку для поцелуя:

– Рада снова видеть вас, отец Хоуп. Не хотите ли чашечку чая?

Священник раскланялся с девушками, наблюдавшими за ним с затаенной насмешкой, потом, словно через силу, согласился, смущенно оправдываясь:

– Вы не представляете себе, дорогая леди, как отвратительно кормят в этих скорых поездах…

Элизабет его перебила:

– А вот содержимое этой чашки просто восхитительно, вы не находите?

Преподобный Хоуп сделал порывистое движение, словно хотел вцепиться в посудину обеими руками, и шумно втянул носом воздух. Однако тут же взял себя в руки и неторопливо принял чашку из рук Элизабет.

– Сейчас я попробую и отвечу на ваш вопрос, мадемуазель, – чинно произнес он. – Впрочем, в этом доме все восхитительно, клянусь Господом!

– Кроме пережаренных фазанов, – кротко добавила Элизабет и невинно потупилась.

Обе ее подружки отвернулись к стене и зажали руками рты, чтобы не расхохотаться. Леди Белтхем предостерегающе кашлянула и строго посмотрела на своих воспитанниц. Посерьезнев, те уселись за письменный стол.

– Соберите-ка все бумаги, девушки, – сказала леди. – Святой отец приехал из Экосса, и нам надо кое-что просмотреть.

Секретарши принялись собирать документы, которые могли бы понадобиться их хозяйке. Леди Белтхем в это время расспрашивала священника:

– Хорошо ли прошло путешествие?

– Как всегда, миледи. Ваши крестьяне из Скотуэлл-Хилла передают вам свое почтение. Они по-прежнему полны решимости мужественно бороться с капризами природы. Зима в этом году предстоит тяжелая. Уже сообщали о первых снежных лавинах в горах.

Леди покачала головой:

– Бедняги, опять им нелегко придется. Вы раздали им одеяла и шерстяную одежду для детей и женщин, которые я послала?

Хоуп протянул ей листок:

– Вот список, миледи. Всего было роздано двенадцать сотен пар.

Леди Белтхем отдала листок Сюзанне:

– Проверьте, пожалуйста.

Затем снова повернулась к священнику.

– Ради Бога, мой друг, не подумайте, что я вам не доверяю. Просто тамошний управляющий, несмотря на его несомненные достоинства, в плане политическом просто фанатик. Я не удивлюсь, если он вычеркнул из списка несколько либерально настроенных семей. А этого допускать нельзя. Не следует позволять нашим пристрастиям застить нам глаза. В конце концов, люди все одной породы, и либералы так же страдают от голода и холода, как и консерваторы…

Святой отец кивнул:

– Совершенно с вами согласен, миледи. Это слова настоящего христианина. Милосердие должно быть одинаковым для всех, так завещал Христос!

– Конечно, тут не может быть исключений. А как обстоят дела с санаторием в Глазго?

– Строительство почти завершено. Нам со стряпчим удалось сократить смету на пятнадцать процентов. Это позволит нам сэкономить триста ливров.

– Триста ливров? Отлично. Мы закупим на них уголь для крестьян Скотуэлл-Хилла. Раз зима предстоит суровая, он им пригодится.

Хоуп кивнул и сделал пометку в блокноте. Леди Белтхем присела к письменному столу и принялась что-то писать. Священник поерзал на стуле, словно не решаясь начать неприятный разговор, потом наклонился к женщине и прошептал:

– Простите, миледи… Вы позволите мне поговорить с вами по поводу вашего покойного мужа, лорда Эдварда Белтхема?

Леди вздрогнула, в глазах ее отразилось страдание. Однако она тут же взяла себя в руки.

– Я вас слушаю, – спокойно произнесла она.

Как тихо ни старался говорить преподобный отец, девушки разобрали имя погибшего лорда и переглянулись. Потом встали и вежливо отошли.

Святой отец помолчал.

– Вы ведь знаете, миледи, – наконец начал он, – что я посетил Экосс в первый раз после гибели сэра Эдварда. Жители ваших земель до сих пор очень взволнованы.

Молодая женщина перебила:

– Я надеюсь, что имя моего покойного мужа не осквернено никакими сплетнями?

– Что вы, миледи! На этот счет можете быть совершенно спокойны. В Скотуэлл-Хилле негодуют, что убийца до сих пор не найден. Все ведь знают, что за его голову назначена награда и вся полиция буквально сбивается с ног.

Леди тяжело вздохнула. Преподобный Хоуп прижал руки к груди:

– Ради Бога, простите мою бестактность. Я знаю, сколь тяжелы для вас подобные разговоры.

– Но, наверное, это необходимо… – тихо прошептала женщина.

– О нет, я не хочу заставлять вас страдать! Продолжу лучше о делах. Я забыл вам сказать, что управляющий по собственной инициативе выслал двух братьев Тилли – вы, наверное, помните, это два кузнеца, большие любители выпить. Он придрался к тому, что они неаккуратно платили налоги и мало участвовали в жизни общины.

Глаза леди Белтхем сверкнули:

– На каком основании управляющий позволяет себе принимать подобные решения, не посоветовавшись со мной?! Только добротой можно вызвать доброту, и только помощью и участием можно одолеть нерадивость. Разве мы судьи на этой земле? Судьи находятся там, на небесах! Так почему же управляющий, мой служащий, осмеливается позволять себе то, чего не могу позволить себе я? Как он смеет сам единолично распоряжаться людскими судьбами?!

Тем временем девушки, увидев, что разговор перешел в новое русло, приступили к своим обязанностям. Следуя заведенному распорядку, они собрали с подноса для корреспонденции письма и принялись зачитывать содержание.

– Просьбы о помощи… – перечисляла Тереза. – Просьбы прислать одежду… Это опять из Экосса… А это по поводу пострадавших от стихийного бедствия в Иври-Пор… Из дома для престарелых…

Сюзанна продолжала:

– …Романист Мириал просит разрешения представить леди Белтхем свою сестру на званом вечере…

Хозяйка устало махнула рукой.

– Ну хорошо, святой отец, к делам мы еще вернемся, – сказала она.

Преподобный Хоуп поднялся и попросил позволения удалиться.

– Конечно, конечно, – ответила женщина.

Тут Элизабет вытащила из пачки длинное письмо. Взглянув на подпись, она воскликнула:

– О, тут новости от господина Этьена Ромбера!

Услышав это имя, Тереза тут же бросила работу и подбежала к леди Белтхем. Она не сомневалась, что хозяйка ознакомит ее с содержанием послания покровителя. Ожидания девушки сбылись.

– Прочтите, дитя мое, – проговорила леди и протянула письмо Терезе. – А потом все мне расскажете.

Господин Ромбер восемь дней назад уехал из Парижа, сообщив, что отправляется в очередное длительное путешествие. Это было первое письмо от него.

Тереза все еще читала, когда юные англичанки закончили сортировать почту, и Элизабет, как всегда нетерпеливая, обратилась к хозяйке:

– А мы будем читать сегодня вечером?

Тут дверь распахнулась, и лакей провозгласил:

– Господин управляющий Сильвертон!

– Просите, – откликнулась леди Белтхем.

Через некоторое время она погрузилась в беседу со своим управляющим. Элизабет слышала, как молодая вдова одобрительно говорила:

– Вы совершенно правильно решили починить парковую решетку. Я так нервничаю!

Управляющий сделал рукой решительный жест.

– Уверяю, вашей милости совершенно не о чем беспокоиться! Особняк надежно охраняется. И привратник, господин Уолтер, всегда начеку. И я сам.

– Конечно, дорогой Сильвертон, я не сомневаюсь. Спасибо. Вы можете идти.

Когда управляющий ушел, леди Белтхем обратилась к своим секретаршам:

– Что-то я сегодня устала, мои дорогие…

Элизабет непосредственным жестом обняла госпожу и нежно поцеловала. Подошла Тереза, осторожно неся толстую книгу.

– Ваша Библия, миледи, – сказала она.

– Спасибо, дитя мое, – ответила леди Белтхем. – Да хранит тебя Господь…

Глава 21 УБИЙЦА ЛОРДА БЕЛТХЕМА

Было около полуночи. Шум машин, развозивших по домам театральную публику после вечернего спектакля, наконец умолк. Особняк погрузился в ночную тишину.

Однако леди Белтхем еще не легла. Удобно усевшись в кресле у камина, она грелась у огня. Вдруг что-то заставило женщину вздрогнуть. В тишине отчетливо послышался револьверный выстрел.

Подбежав к окну, женщина замерла, вглядываясь в темноту. Но в ночи ничего было не различить. Тогда леди Белтхем выбежала в холл:

– Что происходит?!

Никто не отвечал.

Вспомнив о девушках, находящихся на ее попечении, молодая вдова закричала:

– Элизабет! Тереза! Сюзанна! Скорее сюда!

В коридоре захлопали двери. Тереза и Сюзанна, полуодетые, с распущенными волосами, подбежали к хозяйке.

– Что случилось, миледи? Шум, крики… Я боюсь! – бормотала Тереза.

Леди Белтхем жестом остановила ее и прислушалась.

– Кажется, больше ничего не слышно, – прошептала она. Потом крикнула:

– Элизабет!

Тут на лестнице появилась Элизабет. Глаза ее расширились от страха, губы дрожали.

– Ах, миледи, это ужасно! Вор забрался из сада на первый этаж. Уолтер его поймал. Они дерутся! – заговорила она, едва переводя дух.

Леди Белтхем открыла было рот, но тут дверь без стука распахнулась, и в холл стремительно вошел управляющий Сильвертон. Тяжело дыша, он доложил:

– Мы как раз обходили сад, ваша милость, когда увидели, как какой-то мужчина пытается укрыться в тени каштана. Думаем – вор, а то и кто похуже. Окликаем его, а он бросается наутек. Мы за ним. Когда догнали, он сопротивлялся изо всех сил. Пришлось пару раз хорошенько его стукнуть. В общем, теперь он в наших руках. Полиция скоро приедет.

Хозяйка дома слушала управляющего, схватившись за сердце. Руки ее дрожали.

– Но… Но почему вы решили, что это вор? – спросила она наконец.

Управляющий удивился:

– Ну как же, мадам! В такое время прячется в чужом саду… Да и одет он, как какой-нибудь уголовник – сплошные лохмотья. И побежал от нас, как заяц…

Леди Белтхем подумала и спросила:

– А как он объяснил свое присутствие в саду?

– У него не было времени придумывать объяснения, – довольно ухмыльнулся Сильвертон. – Он не успел и рта раскрыть, как мы его скрутили. Вы ведь знаете, наш смельчак Уолтер силен, как Геркулес!

Госпожа Белтхем укоризненно покачала головой:

– Я вижу, что вы были очень жестоки с этим несчастным. Надеюсь, он не ранен?

– Кажется, нет… – неуверенно произнес управляющий.

– Кажется! – воскликнула леди. – А если бы вы его убили? Прежде, чем драться, надо было расспросить его! Я не хочу, чтобы в моем доме кого-то били. Ведь сказано в Евангелии: «Поднявший меч от меча и погибнет!»

Сильвертон с виноватым видом молчал. Смягчившимся тоном вдова продолжала:

– Будьте добры, позовите Уолтера.

Через полминуты вошел привратник. Широкоплечий, огромного роста, он, казалось, состоял из одних литых мускулов. Уолтер неловко склонился перед хозяйкой.

– Скажите, как могло случиться, что кто-то забрался в сад в подобное время? – спросила леди.

Привратник стащил с головы кепку и стал смущенно крутить ее в огромных ладонях.

– Ваша милость вправе наказать меня, – пророкотал он. – Я просто болван. Мне следовало давно заделать ту дыру в ограде, будь она неладна.

– А за что же вы его так поколотили?

Привратник поскреб затылок:

– Так ведь, ваша милость… Как же такого не поколотить? Шастает, понимаете ли, ночью по чужому саду, прячется от честных людей, убежать пытается, а как я на него навалился, так он давай брыкаться, прямо в живот меня лягнул. Ну я и хватил его разок по башке… А теперь он лежит совсем смирный, слуги его сторожат.

– Так он что-нибудь говорит?

Уолтер махнул рукой:

– Так, несет всякое…

– Что «всякое»? – раздраженно переспросила леди Белтхем и нетерпеливо топнула ногой.

– Ну говорит, что ваша милость всем известна своим бесконечным милосердием и добротой… Что вы друг всех несчастных… В общем, хочет с вами увидеться. А я ему говорю – хочешь говорить с нашей хозяйкой, так попросил бы, значит, принять тебя днем, как все нормальные люди делают, а не шлындрал бы под ее окнами ночью, когда она спит. А он только глазами лупает и все свое – надо, мол, мне увидеть леди Белтхем. Ну, я ему пригрозил, что еще раз жахну его промеж глаз, он и замолчал…

Леди гневно посмотрела на привратника:

– Если вы еще хоть пальцем дотронетесь до этого несчастного, я вас уволю. Поняли, Уолтер?

Привратник обиженно засопел. Ему казалось, что он заслужил лишь благодарность.

– А теперь проводите меня к нему, – решительно закончила хозяйка.

Управляющий запротестовал.

– Покорнейше прошу извинить меня, миледи, но мне кажется, что вы недооцениваете опасность такого поступка. Этот человек, несомненно, сумасшедший. Достаточно взглянуть ему в глаза. Может, вся эта болтовня о милосердии и сострадании – просто уловка? Может, это он убил лорда Белтхема, а теперь хочет разделаться с вами!

Леди Белтхем некоторое время молча смотрела на Сильвертона. Потом отчетливо произнесла:

– И все-таки, мсье, я с ним увижусь. Распорядитесь, чтобы его привели.

Управляющий переглянулся с Уолтером и поднял глаза к небу. Леди повысила голос:

– Довольно ужимок, господа. Я не привыкла повторять. Выполняйте!

Мужчины молча вышли.

– Говорите, мсье, – тихо сказала леди Белтхем и машинально поправила волосы.

Перед ней стоял мужчина с растрепанной шевелюрой и всклокоченной бородой. Одет он был в простой черный костюм. На бледном лице ярко выделялись блестящие глаза. Глядя в сторону, мужчина глухо прошептал:

– Я буду говорить только с вами, мадам.

– Наедине?

– Да.

– Могу я понимать это так, что вы хотите сообщить мне нечто важное?

Незнакомец невесело усмехнулся.

– Вам ведь приходилось встречаться с несчастными людьми, мадам… – проговорил он. – И вы наверняка знаете, как они не любят изливать горе перед…

Бросив взгляд на своих конвоиров, он помялся, затем негромко продолжил:

– Перед теми, кто их все равно не поймет…

Леди Белтхем подумала:

– Что ж, вы правы. Мне действительно доводилось иметь дело с очень несчастными людьми. Поэтому я поверю вам и выслушаю наедине.

Она повернулась к слугам и властно приказала:

– Оставьте нас!

Те не посмели возражать и покорно вышли. Хозяйка закрыла за ними дверь и опустила тяжелый бархатный полог, заглушавший звуки. Теперь в комнате, освещенной неярким светильником, она находилась вдвоем со странным незнакомцем, которому так легко удалось убедить ее побеседовать с глазу на глаз. Мужчина молча стоял у стены и следил за ней блестящими глазами.

Леди Белтхем быстрыми шагами пересекла комнату и упала в объятия своего гостя.

– Это ты! – шептала она, покрывая его поцелуями. – Как я люблю тебя! Как я скучала по тебе, Гарн! Любовь моя! Мое безумие!

Она запрокинула голову и, приглядевшись, увидела на лбу мужчины кровоподтек:

– Боже великий! Эти негодяи посмели тебя ранить! Какая низость!

Она усадила гостя на стул и, схватив платок, принялась нежно обтирать его лицо.

– Бедный мой! Как ты, должно быть, измучился! Садись поудобней. Дай мне посмотреть в твои глаза… Поцеловать эти любимые губы…

Потом вдруг тревожно откинулась:

– Но зачем ты забрался в сад, безумец?! Хочешь, чтобы тебя поймали?

Мужчина глухо откликнулся:

– Я так давно не видел тебя, что стал забывать твой облик. Сегодня вечером ноги сами принесли меня к твоему дому, и я увидел в окне свет… Я понял, что все, кроме тебя, уже легли, и решился. Полез через ограду, словно бабочка, которая не в силах оторваться от света фонаря. И совсем позабыл об осторожности.

Глаза леди Белтхем сияли, грудь вздымалась, она ласково перебирала волосы любимого.

– Боже, и все из-за меня… – шептала она. – Как ты смел, как безрассуден! Неужели ты мог усомниться в том, что я принадлежу тебе целиком? Нельзя же поступать так неразумно… Ведь тебя могли арестовать, а я бы даже не узнала об этом!

– Поверь, это мне и в голову не пришло, – тихо ответил мужчина. – Просто я понял, что мне необходимо немедленно тебя видеть.

Любовники сели на низкий диванчик, держась за руки. Женщина повторяла, словно в забытьи:

– Ты плоть моей плоти, кровь моей крови, душа моей души! Я живу только тобой!

– Я люблю тебя, – словно эхо, вторил ей Гарн. – Мне никогда не отказаться от тебя!

Затем наступило молчание.

Странное они представляли собой зрелище – утонченная дама из высшего света и всклокоченный мужчина, больше всего похожий на бродягу. Как случилось, что судьбы этих двух людей, столь разных, столь непохожих, столь, казалось бы, не созданных друг для друга, смогли переплестись в поистине трагической любви?

– Какие прекрасные часы провели мы вместе! – прошептала женщина.

И она стала вспоминать о войне в Трансваале, где на поле битвы за Оранжевую реку она впервые встретила молодого артиллерийского сержанта, всего почерневшего от пороховой гари. Еще тогда она почувствовала непреодолимое влечение к этому человеку.

А потом они возвращались вместе, и лайнер нес их по сверкающему синему морю, направляясь к темному силуэту Британских островов…

Гарн поднял голову.

– Разве такое забудешь! – проговорил он. – Огромный белый корабль, солнце, слышны крики чаек, и мы приближаемся к дому…

– Тогда ты возвращался как победитель, в ореоле славы, – вздохнула женщина.

– Да, и какое это было счастье – обрести покой после этой войны. Мы начинали узнавать друг друга, начиналась наша любовь.

– Я уже до этого любила тебя! – горячо сказала леди Белтхем. – Ах, это было лучшее путешествие в моей жизни! А потом оно кончилось… Лондон… Париж… Суета светской жизни… Боже, как она мне постыла! Но наша любовь оказалась сильнее. Я принадлежу тебе. Твои ласки до сих пор заставляют меня дрожать. Ты помнишь, на что ты пошел ради меня? Вчера как раз исполнилось тринадцать месяцев с тех пор, как…

Женщина всхлипнула и замолчала. В полумраке послышался голос Гарна:

– Конечно, я помню. Разве такое забудешь… Я стоял перед тобой на коленях в нашей маленькой комнатке на улице Левер, когда послышался шум. Дверь распахнулась, и ворвался твой муж. Ох, в какой он был ярости!

Бедная женщина наклонилась и закрыла лицо руками. В тоне ее прозвучало отчаяние:

– Я сама не понимаю, как тогда все произошло…

Ее любовник вскинул голову:

– Увы, тут все понятно. Когда лорд приставил револьвер к твоей груди, я понял, что сейчас он выстрелит и ничто его не остановит. Тогда я прыгнул и ударил. А потом стал сжимать его шею руками.

Леди отняла ладони от лица.

– Да, я видела, – еле слышно произнесла она и взяла руку Гарна. Тот сжал пальцы, как будто снова сдавливая горло противника:

– Я убил его…

Госпожа Белтхем нашла его губы и прижалась к ним своими.

– О, Гарн! – простонала она. – Моя единственная любовь! Мой бог!

Гарн молчал, о чем-то размышляя. Лоб его пересекла глубокая морщина.

– Послушай, – сказал он окрепшим голосом, – прости, что я залез в твой дом. Мне это было необходимо. Кто знает, что может случиться завтра…

Женщина испуганно отпрянула:

– Что ты такое говоришь?

– Увы, дорогая, – вздохнул Гарн: – Полиция все еще преследует меня. И недавно был момент, когда они были недалеко от цели. За мной ведь гоняется Служба безопасности, а с ней шутки плохи!

Леди помолчала.

– Скажи, – неуверенно спросила она, – как ты думаешь, полиция догадалась, что именно произошло в тот ужасный день?

– Не знаю… – протянул Гарн. – По-моему, нет. Иначе они бы потребовали от тебя алиби. Наверное, они думают, что я зарезал его из-за денег. Как бы то ни было, ищут – они именно меня.

– Боже, как мы были неблагоразумны! – воскликнула госпожа Белтхем. – Надо было хоть попытаться как-нибудь замести следы. Например, навести полицию на настоящего преступника. Попробовать бросить тень на Фанто…

Гарн вздрогнул и перебил:

– Ради всего святого, только не это! Не говори мне о Фантомасе!

Он подумал и пробормотал:

– Может быть, придется бежать отсюда… Далеко, за океан. Ты приедешь ко мне?

Леди Белтхем ясно посмотрела на любовника, улыбнулась и ответила:

– Конечно. Разве могут быть сомнения? Ты ведь знаешь – я твоя. И последую за тобой, куда ты прикажешь. Хочешь, мы уедем завтра? Встретимся где-нибудь в укромном месте и спокойно подготовим твое бегство…

– Мое? – переспросил Гарн с упреком.

Женщина улыбнулась:

– Наше, милый.

Гарн, казалось, немного успокоился. Леди Белтхем разжала объятия и шепнула:

– До завтра.

Она неслышно подошла к двери и осторожно повернула ключ. Затем вернулась к камину и дернула за ручку звонка. Появился Уолтер. Хозяйка царственным жестом указала на Гарна и приказала:

– Проводите этого человека к выходу и не пытайтесь его задержать. Он свободен.

Ни на кого не глядя, Гарн молча вышел. Так ничего и не поняв, слуга пошел за ним.

Оставшись снова одна в огромной гостиной, леди Белтхем напряженно прислушивалась, стараясь уловить звук закрываемой за ее ночным гостем решетки. Наконец что-то щелкнуло. Не в силах сдерживать свои чувства, молодая женщина опустилась на диван, где только что осыпала своего возлюбленного поцелуями.

Внезапно она вздрогнула и вскочила. За окном послышался шум борьбы и громкие проклятья.

– Сюда, господин инспектор! – кричали снаружи. – Здесь убийца! Я держу его! Это Гарн, я узнал его! Кто-нибудь, скорее ко мне!

Смертельно побледнев, леди прошептала:

– Бог мой, что происходит?

В саду некоторое время слышалась возня, затем топот ног раздался в коридоре. Послышался громкий возглас управляющего:

– Гарн арестован! Арестован убийца его милости лорда Белтхема!

Затем прозвучал мелодичный голосок Элизабет. Она испуганно спрашивала:

– А как же миледи? Что случилось с нашей хозяйкой? Может, он и ее убил?

Дверь резко распахнулась, и секретарша вбежала в комнату. Увидев свою хозяйку без сил лежащей на диване, девушка воскликнула:

– Ах, миледи! Жива! Боже великий, как же мы все перепугались…

В комнате появились Тереза с Сюзанной и бросились к ногам хозяйки. Они плакали и смеялись от радости. Леди Белтхем окинула их невидящим, помертвевшим взглядом, потом решительно отстранила, встала, покачиваясь, и подошла к окну.

Из ночной темноты донесся голос Гарна.

– Меня схватили! Я попался!

Звук этих отчаянных слов еще отдавался в ушах женщины, когда в гостиную вошел сияющий Сильвертон.

– Я так и знал, мадам! – вскричал он. – Несмотря на бороду, его приметы сразу показались мне знакомыми. Наконец-то это чудовище предстанет перед судом! Вас ему удалось обмануть, но меня не проведешь. Я сразу дал знать полиции, и она поджидала его.

Леди Белтхем расширившимися глазами глядела на человека, который только что из самых лучших побуждений сломал ее жизнь. Беззвучно шевеля губами, женщина пыталась что-то сказать, но тут силы оставили ее, и она рухнула на пол. Все бросились к ней на помощь.

В это время дверь открылась, и на пороге показалась фигура инспектора Жюва.

– Можно войти? – спросил он.

Глава 22 ДОКУМЕНТ

Пробило три часа, когда инспектор Жюв прибыл на улицу Левер.

Он подошел к дому номер семь – тому самому роковому месту, где в квартире Гарна был обнаружен труп лорда Белтхема, упакованный в чемодан. За застекленной дверью сидела консьержка, допивая послеобеденный кофе.

Жюву все здесь было знакомо. После того, как он обнаружил убитого, ему не раз приходилось сюда возвращаться. Инспектор тщательно осмотрел буквально каждый сантиметр в квартире Гарна. Теперь консьержка, увидев его, здоровалась, как со старым знакомым.

– Этот человек, – говорила она за чаем госпоже Ауроре, своей лучшей подруге, живущей этажом выше, – все просто насквозь видит. Глаз – алмаз! Ты можешь годами проходить мимо каких-нибудь мелочей и не обращать на них внимания, а он сразу углядит…

Когда Жюв открыл дверь, женщина приветствовала его с нескрываемым восхищением:

– Добрый день, здравствуйте, господин инспектор!

Жюв, которого изрядно раздражала ее болтовня, сухо поздоровался.

– Будьте добры, дайте мне еще разок ключи от той квартиры, – попросил он.

Женщина засуетилась и с готовностью принялась выдвигать ящики стола, перебирая многочисленные связки ключей. Наконец, найдя нужный, она протянула его инспектору и спросила с любопытством:

– Похоже, есть какие-то новости? В газетах пишут, что вы-таки поймали этого Гарна. Кто бы мог подумать, что мой жилец – преступник. Вот каналья!

Жюв поморщился и повернулся к двери.

– Гарн арестован, это верно, – бросил он на ходу. – Но до сегодняшнего утра он еще ни в чем не сознался, а у нас недостаточно доказательств. Так что не торопитесь рассказывать подружкам, что в вашем доме жил убийца. Вы рискуете попасть в неловкое положение.

Он уже выходил из комнаты, когда консьержка проворно догнала его и спросила:

– А может, мсье, вам угодно, чтобы я поднялась с вами в квартиру?

Жюв снова поморщился:

– Зачем?

– Ну может, я вам помогу… – смущенно пробормотала женщина.

– Нисколько, мадам. Продолжайте работать, как будто я здесь и не появлялся.

К досаде любопытной консьержки, инспектор произносил это всякий раз, когда появлялся в доме.

Поднимаясь на шестой этаж, к зловещей квартире, Жюв размышлял.

«До сих пор так и неизвестно, – думал он, – почему этот парень убил лорда. Да и вообще пока неясно, что этот человек из себя представляет. Но если он сознательный преступник, то незаурядный. Ведь как все было исполнено – комар носа не подточит. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал… Только в комнате мирно стоит чемодан, в который, будто запасные носки, засунут покойник. Но наличие трупа – это слишком мало…»

Добравшись до площадки шестого этажа, инспектор вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и вошел в квартиру. Он огляделся и негромко произнес:

– В сущности, зачем я сюда притащился? Искать какие-то улики? Но ведь был же здесь добрый десяток раз, перерыл все комнаты…

Полицейский опустился в кресло.

– Черт побери, – продолжал он, – если бы этот Гарн хотя бы сломал здесь что-нибудь из мебели! Тогда можно воспользоваться динамометром…

Но вскоре Жюву надоело сидеть – его активный характер требовал действия.

– Итак, кухня, – бормотал он. – Может, я все-таки был немного рассеян, когда осматривал ее? Может, о чем-то забыл? Да нет, ничего интересного. Ну плита, буфет… Все это я только что на зуб не попробовал. Или заглянуть в прихожую? А, да что там интересного!

Полицейский прошел в столовую.

– Вот здесь шкафов достаточно. Но и их я уже знаю лучше, чем собственную квартиру. И в багаже, который Гарн упаковал перед отъездом, проверил все с лупой в руках. И ничего. Ничего!

Покачав головой, Жюв вошел в комнату и поглядел на кучу сложенных в углу газет. Раздраженно пнув их ногой, он пробурчал:

– И тут я все уже видел! Хватило терпения даже перечитать всю эту чушь, вплоть до колонок объявлений. И только лишний раз убедился, что газетчики – это те, кого следует сажать за решетку в первую очередь. И читать им давать только их собственные сочинения…

Он перешел в спальню:

– Естественно, и здесь ничего нового… Если меня не считать новшеством.

Возле камина стоял маленький секретер, на котором виднелось несколько потрепанных книг. Инспектор посмотрел на них и вздохнул.

– Кажется, остается только ознакомиться с содержанием этих шедевров. Их досматривали полицейские в мое отсутствие. Конечно, у меня нет никаких оснований не доверять своим ребятам, и все же… «Что делаешь – делай», как говорили римляне.

Он со скучающим видом пролистал книги, начал просматривать письма. Потом внезапно вздрогнул и на лице его появился живой интерес:

– О-ля-ля! Кажется, это интересно!

Из конверта выпал документ на английском языке, который Жюв прекрасно знал. Это был диплом о присвоении сержантского звания. Выдан он был в Трансваале за храбрость и решительность. Внизу стояла размашистая подпись лорда Робертса.

– Полицейские, видно, не обратили внимания, – произнес Жюв. – А между тем, это новый штрих к характеру Гарна. Бумага выглядит абсолютно подлинной. А если это так, то значит, этот мошенник действительно неплохо сражался. В Южной Африке таких вещей никому просто так не давали. Видно боец и впрямь достойный!

Инспектор ткнул ладонью в секретер и заговорил в полный голос:

– Но этот документ говорит еще кое о чем. Значит, Гарн действительно является Гарном! Это его настоящая фамилия. А я уж накрутил вокруг этого целый роман и, как выяснилось, с самого начала ошибался.

Он еще немного покопался в письмах, затем снова вернулся к книгам. На этот раз бедным томам пришлось туго. Их встряхивали, вертели так и сяк и нещадно мяли обложки, отыскивая там какую-нибудь спрятанную бумагу. Наконец Жюв разочарованно произнес:

– Ничего…

Затем он принялся изучать коммерческие справочники и расписание движения кораблей.

– Это тоже в своем роде любопытно, – сказал инспектор вполголоса. – Все эти вещи могут понадобиться действительно только коммивояжеру.

Жюв потер лоб:

– И выходит, что их хозяин – честный человек, добросовестно выполняющий свои обязанности.

Полицейский встал и несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Потом остановился, подумал и медленно повторил свой вопрос:

– Так значит, Гарн – это действительно только Гарн? И ничего, кроме Гарна?

И сам себе ответил:

– Черт возьми, этого не может быть! Это выбивает у меня всю почву из-под ног!

Жюв снова подошел к секретеру и углубился в книги. Вскоре в руках у него оказалась папка для бумаг, по цвету походившая на коммерческий вестник. В ней оказалось множество топографических карт.

– Ну что ж, просмотрю свежим глазом эти планы, – проговорил инспектор. – Может, и тут увижу что-нибудь такое, что пропустила полиция.

Он принялся одну за другой разворачивать карты и внезапно вскрикнул:

– Мать честная! Вот это номер!

Невозмутимый инспектор был настолько взволнован, что руки его дрожали, когда он разглаживал на секретере один из планов.

– Да это же Центральный район, – шептал он. – Невероятно! Каор… Сен-Жори… Болье! Вот как раз кусочка с Болье и не хватает!

Глаза Жюва блестели.

На карте Центрального района действительно не хватало одного кусочка, аккуратно вырезанного – именно того фрагмента, где должны были быть изображены окрестности замка маркизы де Лангрюн. Инспектор не отрываясь смотрел на документ.

– Надо немедленно провести идентификацию! – бормотал он. – Если клочок карты, который я нашел возле железной дороги на следующий день после убийства старой маркизы, окажется вырезанным из карты Гарна, дело может принять совсем новое направление! Вот уж, воистину, не знаешь, где потеряешь, где найдешь…

Жюв еще раз внимательно осмотрел карту со всех сторон, запомнил ее регистрационный номер, бережно сложил и спрятал во внутренний карман. Затем он последний раз окинул глазами комнату, взял шляпу и уже направился к двери, как вдруг в нее постучали.

Инспектор остановился.

– Дьявол! – пробормотал он. – Кто же это мог пожаловать к Гарну с визитом, когда весь Париж знает о его аресте? Очень интересно… Похоже, сегодня день приятных неожиданностей!

Жюв положил шляпу обратно в кресло, проверил, удобно ли вынимается из-под пиджака револьвер и неслышно подошел к входной двери. Приготовившись к любым сюрпризам, он рывком распахнул ее, рассчитывая вовремя отпрянуть в сторону.

Увидев посетителя, он убрал руку с оружия и озадаченно почесал в затылке – тот был ему хорошо, даже слишком хорошо знаком.

– Ну и ну! – протянул Жюв. – Это опять ты? Что ж, проходите, господин Шарль Ромбер, или, пардон, мсье Жером Фандор. И какого черта вы здесь делаете?

Глава 23 ВЗРЫВ НА «ЛАНКАСТЕРЕ»

Не отвечая, молодой человек быстро вошел в квартиру, и Жюв машинально закрыл за ним дверь.

– Что-нибудь случилось? – озабоченно спросил инспектор, увидев, что Жером Фандор бледен и взволнован.

– Случилось самое ужасное, – ответил журналист. – Мой бедный отец мертв.

– Мертв?!

Едва удерживаясь от рыданий, молодой человек протянул Жюву газету.

– Прочтите… – он указал пальцем на страницу ежедневной хроники.

Заголовок был явно составлен в традициях бульварной прессы, стремящейся поразить воображение читателя: «Взрыв! Огонь! Вода! Сто пятьдесят убитых!». В подзаголовке пояснялось: «На борту океанского лайнера „Ланкастер“ произошел взрыв. Корабль погиб».

Жюв непонимающе посмотрел на газету:

– Ну и что?

Фандор настойчиво указал пальцем на статью:

– Да прочтите же!

В голосе его звучало такое напряжение, что инспектор без дальнейших расспросов принялся внимательно изучать страницу. В статье говорилось:

"Чудовищная катастрофа, произошедшая вчера на корабле, со всей очевидностью показывает, что пришло время призвать к ответу пароходные компании, как, впрочем, и железнодорожные, которые, как вновь и вновь выясняется, нимало не заботятся о жизни своих пассажиров.

Итак, о несчастье, случившемся прошлой ночью. Пароход «Ланкастер», принадлежавший «Ред Стар компани» и совершавший рейсы Каракас – Саус-Хемптон, вышел в открытое море, ориентируясь по маяку на острове Уайт, однако сбился с курса и отклонился от фарватера. Почти сразу после этого он затонул.

К этому моменту можно назвать только одного человека, выжившего в катастрофе, которого удалось найти. Это член судовой команды. Поскольку прошли уже почти сутки, можно утверждать, что экипаж и пассажиры лайнера для нас потеряны безвозвратно.

Смотритель маяка, следивший за тем, как «Ланкастер» покидает порт, утверждает, что прежде, чем судно затонуло, на борту произошел мощный взрыв. Если это так, есть все основания утверждать, что именно он явился причиной гибели лайнера.

Что же на самом деле произошло? Возможно, ответ на этот вопрос мы получим через несколько часов. Служитель, ставший свидетелем катастрофы, немедленно дал сигнал тревоги. Все суда, находившиеся поблизости, направились на помощь. Они прочесали весь район в поисках уцелевших, но, увы, помощь прибыла слишком поздно. Кораблям ничего не оставалось, как сообщить об этом в порт, где уже решался вопрос о посылке водолазов и даже о подъеме судна. Возможно, это прояснит причины несчастья.

И только одному кораблю, под названием «Кемпбей», после многочасовых поисков удалось найти единственного человека, уцелевшего после катастрофы, какой в этих водах еще не бывало. Это моряк по имени Джексон. Нашим коллегам из «Тайме» удалось взять у него интервью. Пострадавший рассказал следующее:

"Мы только-только вышли из порта и стали набирать ход. Двигатель работал исправно, и море было совершенно спокойным. Я как раз занимался переноской багажа пассажиров, как вдруг позади раздался мощный взрыв. У меня до сих пор стоит в ушах этот чудовищный грохот. Уверен, что он доносился из грузового отсека – я как раз стоял к нему спиной. Собственно, больше никаких существенных подробностей я сообщить не могу. Взрывом меня оглушило и выбросило за борт едва живого. Все происходящее с трудом доходило до моего сознания. Понял только, что судно тонет. Оно погружалось так стремительно, что только чудом можно объяснить, как меня не засосало в гигантскую воронку, которая образовалась, когда корабль пошел ко дну… Очнулся я, качаясь на волнах. По счастью, куртка моя зацепилась за массивный деревянный поручень, вырванный взрывом. Он-то и удержал меня на плаву, хотя он же мог и убить еще в воздухе. А может, я и сам ухватился за эту деревяшку, но утверждать не могу. Я был оглушен и совершенно не осознавал, что делаю. Это тот случай, когда человеком движет только инстинкт самосохранения.

А остальное вы знаете. Через несколько часов меня заметили с «Кемпбея» и подняли на борт вместе с моей деревяшкой, которую я не выпускал из рук. Мне казалось, что если я лишусь ее, то непременно погибну".

Жюв прервал чтение.

– Только этого не хватало, – пробормотал он. – Теперь стали взрываться океанские суда. Слишком много непонятного в последнее время… Что там могло рвануть? Ведь они возят людей, а не порох!

Он дочитал статью до конца и внимательно просмотрел список пассажиров. В нем действительно значился Этьен Ромбер, занимавший каюту первого класса. Инспектор потер лоб и скрипнул зубами:

– Чертовщина какая-то…

Фандор опустился в кресло.

– Наверное, вы правы, – сказал он слабым голосом. – Это рок, который преследует нашу семью всю жизнь. Сначала он поразил мою мать, потом меня, и вот теперь добрался до папы… Ох, не надо было мне вас слушаться! Как только я вышел на свободу, нужно было сразу бежать к нему. Хоть бы поцеловал в последний раз…

Полицейский посмотрел на молодого человека с нескрываемой жалостью и симпатией.

– Выслушай меня, малыш, – произнес он, – и постарайся поверить, какими бы странными не показались тебе мои слова. Не теряй надежды!

– Напрасно вы пытаетесь меня успокоить. Я знаю – все кончено.

– Поверь старой полицейской ищейке. Нет пока никаких прямых доказательств, что твой отец действительно умер. По крайней мере, для меня.

– Что вы такое говорите, Жюв? Разве вы не дочитали статью до конца? Имя моего отца значится в списке пассажиров, и газета черным по белому сообщает, что велись многочасовые поиски. С момента катастрофы прошли почти сутки, и никакой надежды не осталось.

– Список пассажиров, мой мальчик, это еще не доказательство, что твой отец был на борту.

– Как это?

Жюв прошелся по комнате:

– Я полицейский, Фандор, и я говорю тебе – не теряй надежды. Ошибки такого рода случаются сплошь и рядом. Твой отец мог опоздать к отплытию, вообще раздумать плыть, заболеть, наконец!

Такая мысль явно не приходила молодому человеку в голову.

– Так значит… – протянул он и замолчал.

– Больше мне нечего тебе сказать, мой мальчик, – произнес инспектор. – Но очень надеюсь, что я прав, и очень хотел бы, чтоб когда-нибудь ты в этом убедился. Честное слово, еще не время тебе так убиваться. В конце концов, никто еще не видел Этьена Ромбера мертвым. И потом, ведь у тебя есть мать!

– Но мама больна…

– Она обязательно выздоровеет! Неизлечимых болезней не так уж много, уверяю тебя.

Жером Фандор молча смотрел на инспектора. Тот внезапно изменил тему разговора:

– И все-таки, ответь, пожалуйста, на мой вопрос – как ты здесь оказался?

– Мне было очень плохо, и я вспомнил о вас. И пошел вас разыскивать.

– Что ж, это мне понятно. Но как ты догадался, что искать меня надо здесь, в квартире Гарна?

Юноша смутился.

– Это чисто случайно… – начал он, но полицейский перебил его:

– Случайность, дорогой мой – объяснение для идиотов. Ты хочешь сказать, что просто шел по улице и вдруг увидел, как я захожу в этот дом? В таком случае, какой черт принес тебя на улицу Левер?!

Еще более смутившись, молодой человек поднялся и попытался сменить тему.

– Вы уже уходите? – спросил он.

Но инспектора не так легко было сбить с толку. Он взял Фандора за плечо:

– Отвечай же!

Юноша опустил глаза и тихо сказал:

– Я шел за вами…

– Вот как? И откуда же?

– От самого вашего дома.

– Так-так… Значит, ты за мной следил?!

Фандор мучительно покраснел:

– Это так, господин Жюв. Я давно уже следил за вами. Каждый день.

Инспектор казался совершенно пораженным.

– Каждый день?! – переспросил он. – И я этого ни разу не заметил? Ну, ты молодчина, дружок! У тебя задатки настоящего сыщика!

Молодой человек молчал. Полицейский взял его за лацкан и спросил:

– Но, дьявол тебя побери, ты можешь мне объяснить, зачем это тебе нужно?

Глядя в пол, Фандор произнес:

– Ради всего святого, простите меня. Но я думал, что… Что вы и есть Фантомас!

– Я? Фантомас?!

Жюв рухнул в кресло, сгибаясь от хохота.

– Ну и ну, – выдавил он. – С твоей бы фантазией, да в романисты. А позволено мне будет узнать, что натолкнуло тебя на эту приятную мысль? Может, ты обнаружил, что по ночам я режу глотки прохожим?

Юноша помолчал, потом неуверенно начал:

– Видите ли, мсье Жюв… Я дал клятву, что найду преступника, который сломал всю мою жизнь. Но где его искать? Единственное, что мне было известно точно, это то, что Фантомас – человек невероятно ловкий и дерзкий. Я перебрал всех, кто так или иначе имеет отношение к убийству маркизы де Лангрюн и пришел к выводу, что вы единственный, кто подходит под эти данные. Понимаете, методом исключения… Ну я и стал за вами следить.

– Послушай, малыш, – откликнулся инспектор. – Спору нет, ты меня ошарашил своими предположениями, но надо признаться, что в логике тебе не откажешь. Да и в оперативном навыке тоже я не помню случая, чтобы за мной так долго следили, а я бы этого не заметил. Того и гляди, ты бы еще упек меня за решетку!

Жюв улыбнулся, потом снова посерьезнел.

– Ну, а теперь скажи откровенно – оправдались твои подозрения?

Фандор посмотрел ему в глаза:

– Нет, мсье.

– И когда же они были с меня сняты?

– В тот момент, когда я увидел, что вы входите в этот дом. Фантомас никогда бы не вернулся в квартиру Гарна, это точно.

Жюв бросил на молодого человека пронзительный взгляд и произнес:

– Знаешь, что… Если на выбранном нами с тобой поприще ты будешь проявлять такой же острый ум и такую же инициативу, то можешь мне поверить – ты вскоре станешь самым выдающимся криминальным хроникером Парижа.

Он дружески подтолкнул собеседника к выходу.

– Пойдем. Мне уже давно пора быть во Дворце Правосудия. Чего доброго, меня начнут искать.

Глаза юноши заблестели:

– А что, нашли что-то новенькое?

– Да есть кое-что, – усмехнулся Жюв. – Теперь я хочу допросить по делу Гарна одного интереснейшего свидетеля. Надеюсь, он мне поможет.

Назойливый дождь, моросивший весь день, наконец прекратился. Управляющий Доллон убедился в этом, высунув руку за окно. Затем он сделал несколько шагов по комнате и позвал сына:

– Жак! Ты где?

– В мастерской, папа!

Доллон улыбнулся.

После смерти маркизы де Лангрюн старый управляющий остался без работы. Баронесса де Вибрей, не желая терять столь преданного слугу, взяла его к себе на службу. Доллон занял один из павильонов в ее имении в Кереле. В то время он еще не знал, что новое назначение круто изменит судьбу его детей.

Госпожа де Вибрей искренне привязалась к юной Элизабет, подружке Терезы Овернуа, и маленькому Жаку. Она считала, что парнишка слишком умен, чтобы не оказать ему помощь в выборе жизненного пути. Имея множество знакомых в художественном мире Парижа и неплохо разбираясь в искусстве, баронесса была поражена способностями, которые юный Доллон проявлял к скульптуре. Те небольшие статуэтки, которые мальчик во множестве лепил из глины, казались ей просто прелестными.

Нельзя сказать, чтобы старику-отцу пришлось по душе увлечение сына – к любой богеме он относился со здоровой провинциальной подозрительностью. Тем не менее он не стал возражать, когда хозяйка подарила Жаку набор инструментов для занятия скульптурой. С тех пор юноша все свободное время проводил в мастерской. Вот и сейчас он вышел оттуда, вытирая руки ветошью.

– Не хочешь пойти со мной? – обратился к нему Доллон. – Мне надо на ручей, проверить шлюзы.

– Что ж, пожалуй.

Сопровождаемый сыном, управляющий спустился с пригорка и отправился к небольшому ручью, текущему по парку имения баронессы. Внезапно молодой человек догнал его и тронул за плечо.

– Посмотрите-ка, отец, – проговорил он. – Почтальон подает нам какие-то знаки.

Служащий, занимающийся доставкой почты в Керель, приблизился к ним. Как всегда, вид у него был мрачнее тучи, хотя всем было известно, что у него доброе сердце. Подойдя, он принялся ворчать:

– Не знаю уж, господин Доллон, как вас в случае надобности разыскивают ваши хозяева, но я сегодня уже в третий раз пытаюсь это сделать. Вы будто специально от меня бегаете. А вам письмо, деловое к тому же. С указанием передать в собственные руки.

Доллон взял конверт и вскрыл его.

– Вот так-так! – озадаченно протянул он, взглянув на печать в верхней части листа. – Из Дворца Правосудия! Какого дьявола им от меня понадобилось?

Он прочел вслух:

– Мсье! Не имея возможности передать вам это послание через судебного исполнителя, прошу вас немедленно по получении прибыть в Париж и прийти в мой кабинет во Дворце Правосудия. Ваши свидетельские показания необходимы по делу, интересующему нас обоих. Также прошу вас взять с собой все без исключения бумаги, выданные вам судебной канцелярией Каора после закрытия дела об убийстве маркизы де Лангрюн.

– А чья подпись? – спросил Жак, с любопытством заглядывая через плечо отца.

Тот пригляделся:

– Жермен Фузилье. Мне приходилось встречать его имя в газетах. По-моему, это весьма известный следователь. Такие люди вряд ли будут шутить…

Управляющий еще раз перечитал письмо, сложил его и повернулся к почтальону:

– Большое спасибо, дорогой Милло. Не хотите ли стаканчик вина?

– Еще бы! – ухмыльнулся служащий. – Я еще никогда от этого не отказывался.

– Вот и хорошо. Зайдите тогда в дом, а я пока составлю текст телеграммы. Жак вас угостит. А на обратном пути вы отправите мой ответ.

В то время, как почтальон с удовольствием потягивал вино, Доллон писал:

"Уважаемому господину Фузилье, следователю, Париж, Дворец Правосудия.

Выезжаю из Верьера завтра вечером, двенадцатого ноября, поездом девятнадцать двадцать. Прибуду в Париж в пять утра. Телеграфируйте о времени нашей встречи по адресу: Париж, отель Франс-Буржуа, сто пятьдесят два, улица Дю Бак. Доллон".

Подписавшись, старик перечел написанное и задумчиво сказал:

– Однако, все же… Что этому следователю могло от меня понадобиться?

Глава 24 В ЗАКЛЮЧЕНИИ

Не желая тратить попусту ни секунды ежедневной прогулки, разрешенной ему администрацией, Гарн мерил широкими шагами тюремный двор. Прошло уже пять дней, как убийца лорда Белтхема, арестованный при выходе из дома своей любовницы, находился в заключении.

Нелегко было ему приспособиться к тюремным порядкам. Приступы уныния сменялись вспышками ярости, которая вскоре снова переходила в глубокую депрессию. Однако в конце концов сильная воля и твердый характер помогли Гарну справиться с собой. Постепенно он вполне привык к тому, что находится в камере предварительного заключения, и вовсе не страдал от соседства уголовников.

Первые двое суток Гарн даже имел возможность заказывать еду с воли, но, увы, это длилось ровно столько, на сколько у него хватило денег. Как только кошелек опустел, узнику пришлось целиком подчиниться тюремному режиму. И вот теперь он расхаживал по прогулочному дворику, с удовольствием разминая затекшее без движения тело.

Сзади раздалось шумное дыхание:

– Черт побери, Гарн! Вы неплохо ходите! Хотел составить вам компанию, да вот никак не могу догнать…

Узник обернулся. Он увидел человека в форме. Это был Сиженталь, надзиратель, приставленный следить за Гарном, как за особо опасным преступником. Он остановился рядом с пленником и пропыхтел:

– Да, вашей физической подготовке можно только позавидовать! Такое впечатление, что вы служили в отряде особого назначения. Когда-то в молодости мне и самому довелось повоевать…

Служитель замолчал, что-то припоминая.

– А ведь и верно! – воскликнул он. – Вы ведь были военным, не правда ли? И даже, кажется, дослужились до сержанта?

Гарн утвердительно кивнул:

– Да. В битве при Оранжевой реке.

Папаша Сиженталь, как все в тюрьме его называли, грустно вздохнул.

– А я поднялся только до капрала, – проговорил он. – Но зато могу с гордостью сказать, что служил честно, верой и правдой.

В голосе его зазвучали укоризненные нотки:

– Ну как же это возможно, Гарн? Приятный молодой человек, серьезный, умный, бывший военный… Как же вы могли совершить такое страшное преступление?!

Заключенный молча опустил глаза. Тюремщик опустил руку ему на плечо.

– Ну-ну, извините, – сказал он по-отечески. – Могу поклясться, что в этой истории не обошлось без женщины! Старый Сиженталь кое-что повидал на своем веку… Наверняка вы это сделали на почве ревности, в припадке безумия, разве не так?

Гарн с искренним видом пожал плечами:

– Да что вы, мсье Сиженталь, какая женщина… Вспышка ярости была, это верно. Но только из-за денег. Я залез украсть их, а мне помешали.

Надзиратель воззрился на пленника с изумлением, затем лицо его помрачнело.

«Похоже, этот парень совсем пропащий», – с грустью подумал он.

Тут послышался звук гонга. Сиженталь взял заключенного за руку и резко скомандовал:

– Пошли, Гарн. Пора возвращаться.

Пленник покорно закончил прогулку и отправился вслед за охранником в свою камеру.

– Кстати, – заметил Сиженталь, когда они добрались до четвертого этажа, – я забыл вам сказать, что мы скоро расстанемся.

– Почему же? – спросил Гарн. – Меня что, переводят в другую тюрьму?

– Нет. Просто я скоро уезжаю. Можете меня поздравить – я назначен главным охранником в Пуасси. Приказ подписан позавчера, а сегодня утром пришло подтверждение. Через восемь дней я должен приступить к новым обязанностям. Так что вам недолго осталось терпеть мое общество.

Гарн с интересом посмотрел на собеседника.

– Ну и как? – спросил он. – Вы довольны этим новым назначением?

– Конечно, да, – откликнулся Сиженталь. – Я давно уже мечтал о чем-нибудь подобном и вот наконец дождался. Думаю, что там мне будет спокойнее. Ведь я уже не мальчик лазить здесь по лестницам.

Они шли по бесконечному коридору четвертого этажа. По обеим сторонам располагались камеры. Казалось, им конца не будет. Завернув за угол, они остановились перед камерой номер сто двадцать семь. Погремев ключами, охранник отомкнул дверь:

– Входите!

Заключенный подчинился. Сиженталь запер его и ушел.

Оставшись один, Гарн задумался. На допросе у следователя Фузилье он признал себя виновным в совершенном преступлении. Да, это он убил лорда Белтхема. Но что касается мотивов убийства, то Гарн продолжал настаивать (впрочем, довольно неубедительно) на том, что он собирался обокрасть свою жертву.

– Дело было так, – объяснял он. – Этот аристократ надул меня с деньгами, и я решил сам взять то, что мне принадлежало по праву. Но он застал меня как раз в тот момент, когда я залез к нему в кошелек. Мы подрались, и я в ярости ударил его ножом…

Тут размышления узника прервал голос охранника, донесшийся из коридора:

– Камера сто двадцать семь, заключенный Гарн, приготовиться! К вам прибыл адвокат.

Через несколько секунд дверь открылась, и появился молодой веселый надсмотрщик. Говорил он с гасконским акцентом. Это был сменщик Сиженталя, которому тоже было приказано следить за Гарном. Звали его Нибье.

Негромко ворча, заключенный встал и одернул куртку. Его адвокатом был знаменитый мэтр Барберу, прекрасный специалист, настоящая звезда в своем деле. Дело об убийстве лорда Белтхема показалось ему интересным, и он согласился им заняться. Однако и адвокату Гарн рассказал лишь то, что хотел рассказать. Больше всего на свете он боялся скандальных разоблачений. Чем тише, заурядней будет процесс, тем лучше.

Итак, пленник послушно пошел по коридору вслед за охранником Нибье. Хотя он и сидел в тюрьме совсем немного времени, Гарн всем своим видом походил на бывалого заключенного. Надзиратель посмотрел на него с уважением и одобрительно прищелкнул языком.

Наконец они подошли к изолированной комнате, которую администрация предоставляла для переговоров обвиняемых с адвокатами. На всем пути маляры, красившие стены четвертого этажа, бросали работу, чтобы посмотреть на убийцу. Тот недовольно хмурился – ему вовсе не нравилась роль знаменитости. По счастью, в лицо его никто не узнал.

Нибье подтолкнул своего подопечного в комнату и поклонился адвокату.

– Вам достаточно будет только позвонить, мэтр, когда вы закончите, – сказал он с почтением.

Гарн с удивлением смотрел на собеседника. Это был не Барберу, а его молодой секретарь, мэтр Роже де Сера, адвокат-стажер. Несмотря на молодость, одевался он с чрезвычайной элегантностью и шиком.

Увидев клиента, молодой человек приветливо улыбнулся и собирался было протянуть ему руку, но потом воздержался от этого излишне фамильярного жеста. Он остановился на полпути и сделал вид, что потянулся за папкой с делом. Неловкий маневр не ускользнул от внимания Гарна, но нисколько не оскорбил его, а скорее развеселил.

Роже де Сера встал и начал светским тоном, как человек, привыкший к хорошим манерам:

– Прошу извинить, мсье, что потревожил вас. Я вас долго не задержу.

Голос его звучал звонко и отчетливо чувствовалось, что он каждый понедельник тренируется на традиционных адвокатских собраниях. Гарн усмехнулся. Было что-то комичное в том, что перед ним вежливо извиняются за то, что помешали ему спокойно сидеть в тюрьме.

– Это займет пару минут, – продолжал адвокат. – В данный момент я чрезвычайно занят. Видите ли, внизу, в машине, меня ждут две дамы. Это актрисы варьете – мадемуазель де Вернай и Люссек де Ланги. И представьте себе, они очень просили взять их с собой. Им просто безумно хотелось вас увидеть. Каково, а? По всему видно, вы становитесь знаменитостью!

Гарн молча пожал плечами. Вряд ли подобный комплимент мог польстить ему в такой ситуации. К тому же ему вовсе не было интересно, с какими дамами разъезжает в машине адвокат. Молодой человек продолжал:

– Я пытался похлопотать, чтобы угодить дамам, даже был у директора тюрьмы. Но вредный старикашка указал мне на дверь. Уверен, что это все происки Фузилье. Проклятый следователь хочет держать вас в страшном секрете, как Железную Маску!

«И слава Богу», – подумал Гарн, сохраняя на лице бесстрастное выражение. Болтовня адвоката изрядно его раздражала.

– Нет ли чего-нибудь нового по моему делу? – спросил он.

– Ничего интересного, насколько мне известно, – вздохнул Роже де Сера. Потом, внезапно оживившись, спросил:

– Кстати, а вы знакомы с леди Белтхем?

Гарн вздрогнул:

– О чем это вы?

– Да нет, я просто так спросил. Я ее знаю. Я часто бываю в свете и знаком со многими иностранцами, посещающими наши гостиные. И должен сказать, это совершенно очаровательная женщина!

Адвокат решительно надоел своему клиенту. Гарн уже открыл было рот, чтобы поставить болтуна на место, как вдруг де Сера что-то вспомнил.

– Ах да! – воскликнул он, хлопнув себя по лбу. – Чуть не забыл! Представьте, эта каналья Жюв – ей-богу, он теперь мнит себя чуть ли не национальным героем! – вчера произвел в вашей квартире еще один обыск.

– Какой по счету? – усмехнулся Гарн.

– Вот и я подумал – что он еще может там найти, ведь все уже вверх дном перевернули! Однако бравый инспектор утверждает, что обнаружил нечто сенсационное. Представляете? Готов пари держать – все это ерунда, просто поиск дешевой популярности!

– Я никогда не держу пари, – холодно ответил Гарн. – Ни по какому поводу.

– Ну это ваше право…

Молодой стажер, весьма довольный тем, что ему удалось пробудить интерес неразговорчивого клиента своего знаменитого патрона, покачал головой, выдержал многозначительную паузу и продолжил:

– Через знакомых мне удалось-таки дознаться, что это за таинственная находка. Это какая-то полуразорванная карта из вашей библиотечки.

– Ну и что? – спокойно спросил пленник, но лицо его перекосилось.

– Так вот, – продолжал адвокат, роясь в бумагах и не замечая изменившегося выражения лица своего собеседника, – так вот, по мнению Жюва, эта бумажка имеет колоссальное значение. Между нами говоря, этот Жюв только строит из себя Бог знает что, а на самом деле обыкновенная посредственность. Ну спрашивается, к чему может послужить обрывок старой географической карты? Что может география изменить в вашем деле?

Гарн молчал.

– Да вы очень не волнуйтесь, – продолжал Роже де Сера. – Я много повидал уголовных дел и уверен, что в вашем найдутся смягчающие обстоятельства…

Адвокат захлопнул папку и, внезапно сменив тему, сообщил:

– Да, еще новость. Похоже, следователь собирается привлечь еще одного свидетеля.

Гарн удивленно взглянул на собеседника.

– Нового свидетеля? – переспросил он.

– Да-да. Его зовут… Постойте… Ага, Доллон. Управляющий Доллон.

– Не понимаю… – прошептал Гарн. Он опустил голову и смотрел в пол.

Стажер говорил, не обращая внимания.

– Тут какая-то сложная связь, вроде как правой рукой доставать левое ухо. Подождите, сейчас вспомню… Доллон – это один из слуг госпожи, которую зовут… Де Вибрей. Баронесса де Вибрей.

– Ну и что?

Роже де Сера потер лоб:

– Подождите, подождите… А баронесса де Вибрей – опекунша молодой девушки, которая была в доме леди Белтхем в тот самый день, когда вы… вы… ну, в общем, посетили этот дом. Я говорю о Терезе Овернуа.

– Ну и что? – снова спросил Гарн сквозь зубы. – Что же дальше?

– Дальше… Черт возьми… Мадемуазель Тереза Овернуа находилась при леди Белтхем по просьбе господина Этьена Ромбера. А Этьен Ромбер – это никто иной, как отец юноши, который в прошлом году убил маркизу де Лангрюн. Я вам все это рассказываю, но сам, честно говоря, ума не приложу, что нового может сообщить по вашему делу управляющий Доллон.

– Я тоже не понимаю… вздохнул Гарн.

Несколько мгновений оба молчали. Роже де Сера ходил по комнате, разыскивая свои перчатки. Обнаружив их наконец в кармане пиджака, он обратился к обвиняемому:

– Мой друг, я вас покидаю. Прошло добрых полчаса, а мои дамы ждут…

Он уже прикоснулся к кнопке звонка, когда Гарн резко его остановил.

– А скажите, – напряженным голосом спросил он, – когда появится этот человек?

– Какой человек?

– Ну этот… Доллон.

Адвокат ненадолго задумался, потом отрицательно покачал головой:

– Не помню…

И вдруг хлопнул себя по лбу.

– Черт побери, какой же я идиот! – воскликнул он. – Ведь у меня при себе копия телеграммы, которую он послал следователю!

Гарн подался к нему:

– Покажите!

Роже де Сера открыл портфель и достал оттуда папку с делом:

– Взгляните, вот она.

Гарн взял в руки телеграмму и прочел:

«Выезжаю из Верьера завтра вечером, двенадцатого ноября, поездом девятнадцать двадцать. Прибуду в Париж в пять утра…»

Заключенному вполне хватило этих двух фраз. Остальной текст его не заинтересовал. Не сказав ни слова, он вернул документ адвокату.

…Через несколько минут мэтр Роже де Сера наслаждался обществом своих подружек, а Гарн вновь оказался в тюремной камере…

Глава 25 НЕОЖИДАННЫЙ СООБЩНИК

Взволнованный после встречи с адвокатом-стажером, Гарн расхаживал взад-вперед по своей камере. Внезапно ключ в замке повернулся, и показалось веселое лицо нового надзирателя, Нибье.

– Добрый вечер, мсье Гарн, – произнес он. – Мальчик из лавки напротив спрашивает, не собираетесь ли вы сегодня поужинать.

Гарн насупился:

– Вы отлично знаете, что у меня нет денег. Я буду есть тюремный ужин.

– Вот как? – удивился охранник. – А я и не знал, что вы на мели!

Гарн нетерпеливо передернул плечами, давая понять, что ему не о чем больше разговаривать со своим сторожем, но тот вдруг быстро переступил порог, подошел к пленнику вплотную и тихо прошептал:

– Возьми-ка вот это, приятель.

Гарн недоуменно разглядывал бумагу, которую охранник сунул ему в руку. Это была тысячефранковая купюра.

Нибье так же тихо продолжал:

– Если тебе понадобится еще, я думаю, мы сможем договориться.

Заключенный хотел было что-то спросить, но тюремщик приложил палец к губам:

– Тс-с… Я скоро вернусь. Только пойду, закажу тебе приличный ужин.

Вновь оставшись один, Гарн вздохнул с таким облегчением, словно скинул с плеч тяжелый груз. Итак, любовница его не забыла! И, если она в силах ему помогать, значит, находится на свободе. Выходит, он все-таки сумел провести следователя и скрыть свою связь с леди Белтхем, избавив свою любимую от позора судебного разбирательства и газетных сплетен!

Дверь камеры вновь открылась.

– Вот и я! – подмигнул охранник, с трудом удерживавший на весу большую плетеную корзину, набитую всякой снедью. Из нее торчала бутылка вина. – Опять я. А это вам кое-что перекусить.

Заключенный широко улыбнулся:

– Что ж, признаюсь, это мне не помешает. Благодарю вас, господин Нибье! Вы были правы, когда предложили мне заказать ужин в этой лавке.

Надзиратель довольно ухмыльнулся. Приступив к ужину, узник продолжал:

– Так значит, вы теперь будете опекать меня вместо папаши Сиженталя?

– Выходит, так, – пробубнил Нибье, пережевывая куриную ножку. Получив приглашение сесть за стол, он для виду поломался, а потом, убедившись, что его никто не видит, с удовольствием принялся за еду, обильно запивая ее вином. – Я уже давно хотел работать здесь. Даже заручился поддержкой двух депутатов от оппозиции. Они составили мне протекцию. Но это не помогало. И вот, представьте, недавно вызывают меня в министерство юстиции и говорят, что кто-то из посольских интересуется моей персоной. Расспросили меня о разном, а дальше, как в сказке – Сиженталя переводят в Пуасси, а меня – на его место.

Гарн кивнул:

– Ну, а деньги откуда?

Охранник приложил палец к губам:

– Не кричите так! Деньги… С деньгами уж и вовсе темная история. Но, кажется, кое-что я все-таки понял. Дело было так: подходит ко мне на улице какая-то дама.

«Это вы Нибье?» – спрашивает она.

«Точно так, мадам», – отвечаю.

Она оглянулась, нет ли прохожих, потом отвела меня в сторонку и сует в руки банкноты, да не одну, и не две, а целую пачку! И, конечно, объясняет, что все это не за мои красивые глаза – это вы ее интересуете. Ну, а если я помогу вам, то и мне кое-что перепадет из этих денежек… Я и согласился.

Пока Нибье говорил, Гарн не спускал с него глаз. Перед ним был настоящий плебей – узкий лоб и пухлые чувственные губы выдавали стремление получить от жизни удовольствие любым путем. Было видно, что подкупить его не составит труда. Гарн заговорил:

– Мне здесь не нравится, дружище.

Он дружелюбно положил руку на плечо охранника. Тот поднял голову:

– Еще бы! Кому понравится сидеть в тюряге! Но все со временем привыкают… Все улаживается.

– Ничего не улаживается само по себе! – резко сказал заключенный. – Любому событию нужно дать толчок. И мы вместе это сделаем.

Нибье поднял брови:

– О чем это вы толкуете?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – спокойно ответил Гарн. – Я хочу убежать отсюда. И хочу, чтобы ты мне помог. Я понимаю, что ты рискуешь потерять место. Но и ты должен понимать, что подобное дело будет очень хорошо оплачено!

Охранник почесал в затылке.

– Ч-черт… – задумчиво проговорил он.

Гарн сжал ему плечо.

– Не бойся, Нибье, – сказал он. – Мы же не дураки. Будем действовать осмотрительно. И вообще, давай говорить серьезно. У тебя ведь назначена еще одна встреча с той дамой, которая передала деньги?

Нибье поколебался, потом ответил:

– Что ж, вы правы. Я должен встретиться с ней сегодня вечером.

– Во сколько?

– В одиннадцать.

Гарн энергично потер руки.

– Отлично! – сказал он. – Ты ей скажешь, что нам нужно десять тысяч франков.

– Целых десять?!

– Да, десять. Причем не позднее, чем завтра утром. Тогда тем же вечером эти деньги выведут меня на свободу!

Нибье ошарашенно хлопал глазами.

– А как же я? – спросил он. – Ведь я первый попаду под подозрение!

– Не будь болваном! – раздраженно бросил Гарн. – Ну объявят тебе выговор за небрежность, но никому не придет в голову, что ты мой сообщник!

Он понизил голос и продолжал:

– Подумай, дружище, ведь тебе перепадет пять тысяч франков! Такие деньги на дороге не валяются! Ну, а если дело все же примет крутой оборот, ты бежишь в Англию, и, даю слово, я обеспечу тебя до конца дней!

– Но у меня жена, мсье, и двое детей!

– Разумеется, они поедут с тобой, – кивнул Гарн. – Неужели я стану разлучать тебя с семьей!

Охранник готов был уже согласиться, но все еще колебался.

– Хорошо, мсье, предположим… Но где у меня гарантии, что вы выполните свои обещания?

– Эта дама, с которой ты сегодня встретишься, даст тебе любые гарантии. Передашь ей вот это.

Вытащив блокнот, пленник торопливо написал несколько слов и передал листок Нибье.

Тот нерешительно пробормотал:

– Черт побери, но я еще не сказал «да»!

– А мне необходимо, чтобы ты это сказал! – непреклонно ответил Гарн.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом тюремщик тихо произнес:

– Хорошо. Я говорю – да.

Наступило утро двенадцатого ноября. После прогулки Гарн послушно вернулся в камеру. Он чувствовал себя слегка усталым после беспокойной ночи, в течение которой он то и дело просыпался, размышляя, сумеют ли они с охранником разработать простой и надежный план побега. Но его ожидания не были обмануты.

Как только объявили подъем, в камере сто двадцать семь появился Нибье. Глаза его блестели, на лице застыло таинственное выражение. Достав из-под полы какой-то пакет, он протянул его заключенному:

– Спрячь в кровати.

Сказав это, он быстро вышел.

После этого до самой прогулки Гарну не удалось поговорить с охранником. И только в тюремном дворике они остались наедине.

Нибье торопливо заговорил:

– Вот уже три недели, как рабочие приводят здесь в порядок некоторые камеры и чинят крышу. Камера номер сто двадцать девять, как раз рядом с твоей, не занята. И решеток на окнах там тоже нет. Через окно рабочие поднимаются на крышу. График у них такой – приходят к самому подъему, затем в полдень идут обедать, в час возвращаются и работают до шести. Охранник внизу привык к ним и не пересчитывает. Может, тебе удастся затесаться между ними и проскользнуть незамеченным. В пакете, который я тебе дал, рабочая форма – брюки и куртка. Переоденешься в них. Без четверти шесть рабочие спускаются через окошко и идут вниз по лестнице. Там ты к ним присоединишься. Затем вы пройдете мимо охранника – постарайся не поворачиваться к нему лицом, минуете два дворика, а там уже и ворота.

Нибье подумал:

– Хотя нет, лучше сделать так. Без двадцати шесть я открою тебе дверь, и ты влезешь на крышу. Спрячешься там за одной из труб. Ждать тебе придется не больше двух-трех минут, эти рабочие не любят перетруждаться и всегда уходят точно. А ты пойдешь за ними. Только держись сзади – они-то все друг друга знают. На плече понесешь инструменты. А когда дойдете до будки охранника – единственное место, где тебя могут сразу сцапать – отстанешь на несколько шагов, а потом сделаешь вид, что торопишься, догоняя товарищей. Только ни в коем случае не заходи вперед! Когда охранник станет отворять тебе дверь, проворчи, не глядя ему в лицо: «Эй, папаша Моррен! Смотрите, не заприте меня здесь! Я ведь не из ваших клиентов!» В общем, что-нибудь в этом духе. Ну, а уж когда выйдешь за ворота – выпутывайся сам. Тут старина Нибье тебе ничем помочь не может.

Надзиратель улыбнулся и продолжал:

– В правом кармане куртки у тебя деньги – десять бумажек по сто франков. Больше твоей даме не удалось пока наскрести.

Гарн отмахнулся:

– Бог с ним! Скажи лучше, сколько у меня будет времени? Когда откроется мой побег?

Нибье поразмыслил:

– Я сегодня дежурю в ночь. Взбей одеяло так, чтобы казалось, что под ним кто-то лежит. Тогда все поверят, что я просто ошибся. Я сменяюсь в пять утра, а обход будет только в восемь. Так что времени у тебя вполне достаточно, чтобы умотать далеко-далеко!

Заключенный кивнул и улыбнулся.

Глава 26 ЗАГАДОЧНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Огорченные предстоящей разлукой с отцом, которого они нежно любили, Элизабет и Жак Доллон решили проводить его на маленький верьерский вокзал, откуда он должен был отбыть в Париж. Поскольку они вышли рано, время до отхода поезда еще было, и старый управляющий принялся давать своим детям последние наставления:

– Ты, Элизабет, – говорил он, – должна обещать мне поменьше утомляться. И я решительно запрещаю тебе вставать так рано!

Девочка послушно кивала головой. Удовлетворенный, Доллон повернулся к сыну:

– А ты, дорогой Жак, надеюсь, не забыл, что в мое отсутствие должен выполнять все мои обязанности?

– Что вы, отец!

– И главное, обрати внимание на шлюзы на ручье. Эти балбесы-садовники вечно о них забывают!

– Я не забуду, папа.

– Ну, а если здесь произойдет что-то важное, ты знаешь куда мне послать телеграмму.

В это время с шумом подошел парижский поезд. Старик поцеловал Элизабет и Жака и направился к вагону второго класса, куда у него был билет.

Часы на колокольне пробили три. Буря, начавшаяся еще вечером, не только не унималась, но разыгралась еще пуще. Дождь колотил по стеклам, ветер, завывая, пригибал к земле тонкие тополя, растущие вдоль железнодорожного полотна. В темноте они казались какими-то фантастическими существами, которых гладит рука невидимого великана.

Несмотря на непогоду, по насыпи решительными шагами шел человек, которого, казалось, разыгравшаяся буря нисколько не занимала. Это был мужчина лет тридцати в широком непромокаемом плаще. Поднятый воротник почти полностью скрывал его лицо. Борясь с порывами ветра и спотыкаясь о булыжники, он упрямо двигался вперед.

– Собачья погода, – ругался мужчина сквозь зубы. – Даже не помню, когда еще приходилось видеть такую ночку! И дождь, и ветер – все вместе! Впрочем, кому-кому, а мне грех жаловаться. Для моих целей лучше погоды, чем эта, не придумаешь.

Молния прочертила небосвод и осветила всю округу. Незнакомец огляделся.

– Отлично, – пробормотал он себе под нос. – Похоже, что я уже у цели…

Он внимательно оглядел железнодорожное полотно и круто вздымающуюся насыпь:

– Пожалуй, то, что мне надо. Самое подходящее место. И ветер не так дует…

Мужчина остановился, положил на землю объемистый пакет и принялся ходить взад-вперед по насыпи, борясь с ночным холодом.

– В соседней деревеньке только что пробило три, бормотал он. – Значит, мне ждать еще минут десять. Ну что ж, лучше прийти пораньше, чем опоздать…

Он посмотрел на пакет:

– Черт, эта штука оказалась тяжелее, чем я думал! И чертовски неудобная.

Несколько минут незнакомец ходил молча, потом возобновил беседу с самим собой.

– В сущности, мне нечего волноваться. Местечко здесь тихое, а трава такая, что никаких следов не останется. И пути хорошо просматриваются. Фонари паровоза я увижу издалека.

Губы его искривила ироническая усмешка.

– Вот ведь никогда не знаешь, что тебе в жизни пригодится! Думал ли я, когда бродяжничал в Америке, что умение влезать в поезд на ходу еще сослужит мне службу!

Шум колес, донесшийся издалека, отвлек мужчину от размышлений.

– Итак, внимание!

Точным движением он подхватил пакет, сбежал вниз по насыпи и там притаился, стараясь ничем себя не обнаружить.

Рельсы в том месте, где прятался таинственный незнакомец, шли на подъем. Слабый шум поезда приблизился и постепенно перерос в оглушительный грохот. Это был звук, характерный для локомотива, поднимающегося в гору. Мужчина тихо прошептал:

– Ошибки нет, это тот самый поезд. Ну что ж, да не оставит меня удача!

Под стук колес к нему быстро приближались два белых огня. Это были фонари паровоза. Следя за ними, незнакомец сделал несколько неслышных движений, напряг мускулы и с удовлетворением произнес:

– Да, я еще хоть куда, формы не потерял! Мне любая работенка под силу!

Наконец состав с грохотом поравнялся с мужчиной. Поезд шел не слишком быстро из-за того, что паровозу приходилось тянуть в гору. Он делал километров тридцать в час, не более. Пропустив локомотив, незнакомец вскочил и изо всех сил побежал. Двигался он с быстротой молнии и ловкостью кошки. Ветер и камни сильно затрудняли его бег, и поезд понемногу его обгонял. Вот уже мимо проплыл багажный вагон, затем вагон-ресторан, вагоны третьего класса…

Незнакомец бежал, не переводя дыхания, пока не поравнялся с вагоном второго класса. Мужчина не лгал себе – он действительно был в прекрасной форме. Более того, он был настоящим атлетом! Такая гонка могла бы свалить лошадь, но не его.

Когда дверь оказалось рядом с ним, он прыгнул и невероятным усилием подтянулся, ухватившись за медную ручку. Ноги его оказались на ступеньке. Тут ему наконец удалось перевести дух. Восстановив дыхание, он наклонился и прижался ухом к двери, ведущей в коридор. Потом выпрямился и удовлетворенно про шептал:

– Вроде никого… Да и понятно, в это время все должны спать! Посмотрим…

Осторожно звякнув отмычкой, незнакомец тихо открыл дверь, стараясь не привлечь внимания проводника, и через несколько секунд оказался в вагоне второго класса. Движения его были точны и уверенны – было очевидно, что он привык к риску и готов поставить все на карту.

Неслышно ступая, мужчина добрался до ближайшей туалетной кабинки и заперся в ней. Затем вынул из кармана платок и вытер лицо, черное от угольной пыли. Приведя себя в порядок, он вышел в коридор и с самым естественным видом уверенно пошел в конец вагона, громко говоря сам с собой, нимало не заботясь, что его могут услышать:

– Нет, право, это в конце концов невыносимо. Как можно ехать с такими попутчиками?! Видит Бог, никто не в состоянии вынести этот храп!

С этими словами незнакомец переходил из вагона в вагон. Добравшись до последнего, он остановился и оглянулся по сторонам. Коридор был пуст. Перед ним было купе, в котором спали три пассажира.

Воспользовавшись тем, что дверь была чуть приоткрыта, мужчина бесшумно проскользнул внутрь. Он расположился на четвертом месте, пристроил рядом свой громоздкий пакет и притворился спящим.

Проведя таким образом без единого движения около четверти часа, незнакомец наконец убедился, что все обитатели купе крепко спят. Тогда он осторожно раскрыл пакет и, засунув туда руку, с минуту что-то делал внутри – то ли искал что-нибудь, то ли собирал какой-то аппарат. Закончив, он уже без прежней осторожности вынул руку и вышел, тщательно закрыв за собой дверь.

Оказавшись в коридоре, загадочный ночной посетитель облегченно вздохнул. Небрежно прислонившись к стене, он вытащил из кармана сигару.

– Что ж, пока все идет как по маслу… Похоже, меня можно поздравить – ни одной ошибки. Напрасно я проклинал эту бурю, она как раз сыграла мне на руку. В такую погоду вряд ли кому-нибудь придет мысль открыть окно. Разве что чудак любит дышать водой, а не свежим воздухом. Но ведь рыбы не ездят поездом…

Рассуждая таким образом, он прохаживался по коридору, время от времени поглядывая на часы. Потом решительно остановился:

– У меня не так много времени. Надо поторопиться, а то предмет моих поисков может опоздать на свой последний поезд!

Эта мысль развеселила незнакомца, и он довольно хмыкнул. Потом отвел сигару в сторону, чтобы дым не лез в лицо и повел носом.

– Неплохо… – пробормотал он. – Уже сейчас ощущается легкий запах… Да ведь его если раньше не знал, то и не заметишь!

Он снова потянул носом воздух, огляделся по сторонам и проговорил:

– А ведь, не приведи Господь, принесет кого-нибудь нелегкая. Вот что было бы некстати!

Незнакомец немного постоял, прислушиваясь. Но в вагоне не было слышно ничего, кроме стука колес. Снова посмотрев на часы, мужчина заключил:

– Ну хватит. Я жду уже двадцать минут, больше, чем достаточно. К делу!

Он снова подошел к купе, которое недавно покинул, бросил быстрый взгляд по коридору и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, решительно распахнул дверь, не соблюдая на этот раз никаких мер предосторожности, как будто всякая надобность в них отпала.

Когда глаза привыкли к мертвенному свету ночной лампочки, он внимательно вгляделся в лица попутчиков. Все трое спали непробудным сном. Мужчина довольно ухмыльнулся и пробормотал:

– Безотказно, черт побери!

Он полез в пакет и вытащил оттуда какой-то предмет, слабо блеснувший в неярком свете. Отшвырнув пакет в сторону, посмотрел в лицо пассажира, находящегося напротив, и быстрым движением вытащил у того из-под головы портфель. Достав оттуда бумаги, он поднес их к лампочке и принялся просматривать. Перебрав почти все листки, незнакомец в голос воскликнул:

– Вот то, чего я боялся!

Вынув какую-то бумагу, он аккуратно сложил ее и спрятал в бумажник. Затем достал оттуда другой документ и положил его в портфель на место изъятого. Совершив этот обмен, он вернул портфель на прежнее место и снова посмотрел на часы:

– Пора!

Быстро выйдя из купе, злоумышленник подошел к задней двери вагона и, повозившись отмычкой, открыл ее. В лицо ему ударил свежий ветер. Затем, ступая по-прежнему быстро и неслышно, незнакомец вернулся обратно, взял ограбленного путешественника под мышки, без видимых усилий поднял, подтащил к открытой двери и сильным толчком выбросил на рельсы позади поезда. Туда же он отправил и чемоданы несчастного. Закончив свою кошмарную работу, мужчина мрачно улыбнулся:

– Отлично, дружок. Ты не опоздаешь на следующий поезд. Вернее, под него… Надеюсь, он постарается, чтобы перемолоть тебя на фарш.

Забыв о пакете, он захлопнул дверь в купе, где только что совершил редкое по жестокости и невероятное по ловкости и дерзости убийство. Два оставшихся пассажира продолжали безмятежно спать…

Через несколько минут зловещий незнакомец уже преспокойно сидел в купе другого вагона второго класса, в самой середине состава.

«Однако мне повезло, – довольно думал он, вытягиваясь на скамейке и собираясь поспать. – Да, повезло. Все прошло просто как по маслу!»

Внезапно его чуть не скинуло на пол – поезд, резко переходя с пути на путь, тряхнулся на стыке. Мужчина выпрямился и произнес с улыбкой:

– Черт побери, я оказался прав! Я ведь сказал, что мой подопечный не опоздает на поезд! Каких-нибудь пять минут – и он его дождется. Все – и багаж, и труп, будет перемолото колесами…

– Жювизи! Жювизи! – выкрикивал название станции молоденький служащий, бегая вдоль только что остановившегося состава. – Стоянка три минуты! Поторопитесь на посадке, дамы и господа!

Его пронзительный голос будил мирно дремавших пассажиров – ведь было всего половина шестого утра. Позевывая, они выглядывали в окна.

Из вагона второго класса небрежной походкой вышел незнакомец и, не торопясь, направился к станции. Проходя мимо служащего, он протянул ему плацкарту:

– Мое место было зарезервировано.

Бросив эти слова, преступник растворился в толпе.

На улице он спустился в подземный переход и ускорил шаги, размышляя:

«Однако, это была совсем неплохая мысль – забронировать место заранее. Теперь все концы в воду. Это совсем не так опасно, как покупать билет в кассе – полиция всегда может его найти».

Перейдя широкую дорогу, незнакомец свернул на небольшую тропинку, спускающуюся к Сене. Ноги его скользили по грязи, но он, казалось, этого не замечал. Пройдя по полю, мужчина скрылся в рощице на берегу реки. Убедившись, что его никто не видит, он скинул плащ, снял брюки и куртку и, вытащив из вместительного кармана плаща узелок с одеждой, переоделся. Закончив переодевание, незнакомец аккуратно сложил брюки, куртку и шляпу вместе, завернул их в дождевик и набил его карманы крупными булыжниками. Все это он закинул в Сену.

– На этот раз не подкопаешься! – довольно произнес преступник, глядя, как по воде расходятся круги. – Ищи ветра в поле!

Через некоторое время мужчина, по виду каменщик, одетый в обычную рабочую одежду, появился на вокзале в Жювизи и обратился к женщине, сидящей со скучающим видом в кассе:

– Мамаша! Будьте так добры – льготный билет до Парижа и обратно.

Вскоре поезд Лушон – Париж подходил к конечной остановке – вокзалу Аустерлиц. Однако около сортировочной станции состав вдруг медленно остановился, не доезжая до пассажирского перрона. В окнах показались удивленные лица.

– Что случилось? – переговаривались пассажиры. – Неужели несчастный случай? С этой чертовой железнодорожной компанией ни в чем нельзя быть уверенным! Неудивительно, если у паровоза кончится уголь!

Пока они таким образом выясняли причины неожиданной остановки, к поезду подошли трое мужчин и двинулись вдоль вагонов, тщательно осматривая окна и двери. Двое из них были служащими железной дороги, третий же, в штатском, был одет скромно, но элегантно. Оба железнодорожника относились к нему с явным почтением!

– Взгляните-ка, мсье комиссар! – воскликнул один из них, когда они дошли до конца состава. – Похоже, эту дверь открывали!

Комиссар кивнул и влез в вагон. Когда он зашел в ближайшее купе, оба его обитателя удивленно повернули головы, не понимая, откуда в самом конце пути мог появиться еще один пассажир.

– Прошу извинить меня, господа, за неожиданное вторжение, – сказал вошедший.

Он снял шляпу и представился:

– Я спецкомиссар вокзала Аустерлиц. Мне необходимо провести расследование. В окрестностях Бретиньи обнаружен труп, и есть основания полагать, что он выпал или был выкинут из этого поезда.

Оба пассажира смотрели на него с изумлением. Наконец один проговорил:

– Боже, какой ужас!

Комиссар кивнул:

– Приятного мало. Припомните, мсье, вы всю дорогу ехали вдвоем?

– Нет, сначала нас было трое. Но один попутчик исчез, пока мы спали. Мы думали, он сошел ночью, и совершенно не волновались…

Комиссар подался вперед.

– Вот как? – заинтересованно спросил он. – А вы можете его описать?

Пассажир подумал:

– Что ж, это не трудно. Лет шестидесяти, но еще вполне крепкий. И такие смешные бакенбарды…

– А как бы вы определили его профессию? Похож он, скажем, на содержателя гостиницы?

Его собеседник вскинул брови:

– Пожалуй, так!

Комиссар потер подбородок:

– Похоже, это тот самый. Думается, здесь вряд ли может идти речь о самоубийстве. Даже самый чокнутый самоубийца не станет прыгать под поезд с чемоданом. А на полотне обнаружено много багажа. Судя по всему, беднягу жестоко прикончили. Именно убили, а не ограбили – ведь вор бы забрал вещи с собой!

Тут пассажир, до этого молчавший, повертел головой и сказал:

– Подождите, господин комиссар! Кое-какие вещи здесь остались!

И он указал на пакет, лежавший на сиденьи.

– Я думал, что это принадлежит господину, – указал он на попутчика. – Но только что выяснилось, что пакет не его.

Комиссар заглянул в пакет, потом быстрым движением поднял со скамейки большую бутыль.

– Черт возьми! – произнес он. – Да это же жидкий углеводород!

Некоторое время он размышлял, потом поднял глаза на пассажиров:

– Этот пакет принадлежит вашему исчезнувшему попутчику? Вспомните, это очень важно!

Оба отрицательно покачали головами.

– Нет, не думаю, – сказал один. – У того мсье были чемоданы, портфель… Нет, пакет бы я разглядел. Это не его вещь.

– Так что же, в купе был четвертый пассажир? Он оставил пакет?

– Нет, нас было трое.

Тут вмешался второй мужчина:

– Вы знаете, господин комиссар… Возможно, я ошибаюсь, но кто-то входил к нам в купе этой ночью. Понимаете, я сплю довольно чутко, и что-то такое мне слышалось сквозь сон…

Полицейский невесело усмехнулся:

– Да уж, не приходится сомневаться, что кто-то вас посетил. И я хочу сказать вам, господа, что вы еще очень легко отделались после визита этого «кого-то». Я не вполне понимаю мотивы преступления, но уже очевидно, почему вы спали так крепко.

Он указал на бутылку:

– Совершенно ясно, что мы имеем дело с преступлением, невероятным по дерзости. Такие дела встречаются нечасто, поверьте моему опыту!

Оба пассажира смотрели на него с ужасом.

– Да-да, господа, – грустно покачал головой комиссар. – При помощи этой жидкости можно кого угодно усыпить и сделать с ним, что заблагорассудится.

Он немного помолчал, потом махнул рукой, высунулся в окно и крикнул:

– Поезд может отправляться дальше!

Глава 27 ТРИ НЕВЕРОЯТНЫХ ПРОИСШЕСТВИЯ

Под утро тринадцатого ноября Нибье сменился с поста. Он вернулся домой в пять часов и сразу же лег в постель, так как должен был вернуться в тюрьму не позднее полудня.

Обычно после бессонной ночи, проведенной на часах, охранник мгновенно засыпал. Но на этот раз он подремал всего с полчаса, после чего уже не мог сомкнуть глаз – только ворочался с боку на бок.

Тюремщику не давали покоя мысли о возможных последствиях побега своего подопечного, который он сам так тщательно подготовил. Перед его мысленным взором маячил призрак каторги. Наконец, так и не сумев уснуть, Нибье решительно встал.

Было около одиннадцати. Вне всяких сомнений, к этому времени вся тюрьма была уже на ногах, разыскивая пропавшего арестанта. Ровно в семь часов дневной охранник заглядывает в камеры, приказывая заключенным вставать. Не исключено, конечно, что через маленький глазок он не заметил ничего подозрительного, но через час, в восемь, начинается раздача пищи, и уж тут-то сразу станет ясно, что постель Гарна пуста…

Наскоро перекусив, Нибье вышел из своей маленькой квартирки на улице Пласьер. Подходя к тюрьме он увидел группу рабочих, идущих на обед. Охранник пересек улицу и пошел к ним навстречу в надежде узнать что-нибудь прежде, чем доберется до работы. Но рабочие молча прошли мимо. Лишь двое безразлично ему кивнули.

Нибье кольнуло тревожное предчувствие. Все это показалось ему подозрительным.

«Может, неспроста? – подумал он. – Что, если меня уже подозревают?»

И тут же принялся сам себя успокаивать:

«Да нет, ерунда. В конце концов, почему администрация должна докладывать рабочим о побеге! В таких случаях предпочитают помалкивать…»

С сильно бьющимся сердцем Нибье прошел мимо будки наружного охранника. Что сообщит ему сейчас папаша Моррен?

Однако тот лишь едва кивнул ему, целиком занятый починкой печки в каморке. Дымоход засорился, и в комнате стоял запах гари. Старого охранника едва было видно в чаду. Нибье громко поздоровался, старик рассеянно что-то буркнул в ответ и замолчал.

Пожав плечами, Нибье двинулся по тюремному двору. По левую сторону находились комнатушки писцов. В освещенных окнах молодой человек видел служащих. Некоторые склонились над бумагами, остальные читали утренние газеты и пили кофе. Никто не выглядел встревоженным.

Нибье молча показал пропуск охраннику и вошел в здание. Он двигался с подчеркнуто независимым видом, стараясь скрыть, как он издерган. Порой ему казалось, что коллеги, едва завидя его, скрутят ему руки за спиной и поволокут на допрос. В то же время его удивляло странное спокойствие вокруг. Неужели исчезновение такого опасного преступника, как убийца лорда Белтхема, не произвело никакого впечатления?!

Заметив, что двигается почти бегом, Нибье сделал над собой усилие и перешел на обычный размеренный шаг. Со стороны походка его выглядела спокойной и уверенной, совсем как всегда.

Часы пробили полдень. Нибье почувствовал удовлетворение. Он был точен по-военному – никогда не опаздывал, но никогда и не приходил раньше.

– Привет, Кола! – обратился он к коллеге. – Вот и я. Можешь идти.

– Ты, как всегда, пунктуален, – откликнулся тот. – Итак, жди меня в шесть вечера.

И охранник удалился.

– Как тут дела? – крикнул ему вслед Нибье, стараясь, чтобы голос его звучал как можно естественней. Никаких происшествий?

Кола удивленно обернулся.

– С чего ты взял? Все в порядке!

И, помахав рукой на прощанье, он побежал вниз по лестнице, что-то насвистывая.

Через пару минут Нибье, не в силах больше сдерживаться и не думая об осторожности, подбежал к камере Гарна и заглянул внутрь. Как он не старался держать себя в руках, у него вырвался удивленный вскрик.

Убийца лорда Белтхема сидел на своей кровати. Разложив на коленях блокнот, он с сосредоточенным видом делал какие-то пометки. Он даже не заметил, как дверь открылась и вошел охранник.

– Как же так? – ошарашенно произнес Нибье. – Вы все еще здесь?

Гарн спокойно поднял глаза на надзирателя и загадочно улыбнулся:

– Да, я здесь.

Нибье побледнел и прислонился к стене. Все с той же улыбкой Гарн его успокоил:

– Ну полно, дорогой мой, не надо так удивляться. А то ты выглядишь так, словно у тебя отняли любимую игрушку. Да, я здесь. Но ведь ты для того тут и поставлен, чтобы это было так. Будем считать, что вчерашнего разговора не было.

– Так что же… – все еще не понимал Нибье. – Вы раздумали бежать?

– Именно так, – подтвердил заключенный. – Если тебя очень интересуют причины, можешь считать, что я просто испугался.

Недоуменно покачав головой, охранник огляделся. Под умывальником он увидел небольшой сверток с одеждой, который сам принес накануне.

«Нашел, куда положить! – с досадой подумал он. – Будто не понимает, что эти тряпки могут погубить мою карьеру. Ведь это серьезнейшая улика! Надо немедленно убрать их».

Он оглянулся на заключенного, но тот, казалось, не обращал на него никакого внимания. Нибье быстро наклонился, взял сверток и засунул его под полу своей куртки. У него вырвался возглас удивления.

Бумага была холодной и влажной. Ощупав ее, Нибье убедился, что одежда под ней мокрая. Охранник с укоризной посмотрел на Гарна.

– Мсье, не надо водить меня за нос! – сказал он. – Насколько я помню, эта одежда не нуждалась в стирке. Признайтесь, ведь вы выходили на улицу сегодня ночью! Иначе куртку было не намочить.

Узник добродушно усмехнулся.

– Браво, мой друг, – протянул он. – Совсем неплохо для простого тюремщика!

Нибье начинал закипать. Он уже открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу человека, который позволяет себе говорить в подобном тоне с тем, кто старался оказать ему услугу, но тут Гарн примирительно поднял руку и заговорил:

– Ну полно, полно, не обижайся! Я действительно вылезал на крышу вчера вечером. Как только эти бедняги там работают под дождем – я промок до нитки. Ну, а потом, признаться, струхнул и не решился ввязываться в столь опасную авантюру. Но и в тюремный коридор возвращаться было боязно – я ведь не знал, в какое время надзиратель делает обход. Пришлось сидеть на крыше всю ночь. А утром я подгадал момент, когда охранник сменялся и проскользнул обратно.

Объяснения заключенного выглядели вполне правдоподобными.

«В сущности, может это и к лучшему, – размышлял Нибье. – Свяжешься с таким трусом – и сам угодишь из-за него под суд».

В то же время охранник с тревогой думал о том, что таинственной даме, которая так хорошо платит, это придется не по вкусу. Что толку платить за побег, который не состоялся?

Тюремщик простодушно поделился опасениями с Гарном. Тот расхохотался:

– Не печалься, мой друг! Тебе еще представится случай заработать. Это еще далеко не конец. Все только начинается! Почем знать, может, я просто хотел тебя испытать, проверить, так сказать, твои способности. Между прочим, ты оказался на высоте. Так что успокойся и запомни – если я сейчас в тюрьме, то не из любви к этому заведению. На все есть причины…

Во Дворце Правосудия следователь Фузилье беседовал с глазу на глаз с инспектором Жювом. Дверь была заперта, чтобы им не мешали.

– Еще раз повторяю вам, господин следователь, – говорил полицейский. – Я придаю огромное значение обнаружению этой карты в доме Гарна.

Фузилье хмыкнул с явным сомнением, но Жюв невозмутимо продолжал:

– Не торопитесь с сомнениями, мсье. Сейчас я вам все объясню. Итак, что-то около года назад, когда я расследовал убийство маркизы де Лангрюн – помните, та самая старая женщина, которую зарезали в собственной спальне – так вот, мне пришлось прочесать все окрестности замка Болье. И я нашел обрывок топографической карты, в точности изображающий этот самый район. Я показывал его господину де Преслю, местному следователю, занимавшемуся этим делом. Тот, как и следовало ожидать, не придал находке никакого значения. Да и я сам, конечно, не мог предвидеть, какую службу может сослужить этот клочок бумаги.

Фузилье улыбнулся.

– Что ж, я вполне понимаю местного следователя. Найти в своем районе карту, изображающую этот же район – что тут удивительного?

Жюв кивнул:

– Правильно, мсье, именно так и говорил господин де Пресль. Я вам отвечу то же, что и ему: если когда-нибудь мы отыщем ту карту, из которой был вырван этот кусочек, и если удастся определить, что у них один и тот же владелец, то мы узнаем имя неизвестного лица, появлявшегося в окрестностях замка накануне преступления. А это может оказаться важнейшей уликой!

– Вот как? – заинтересовался следователь. – Продолжайте, продолжайте.

– Все очень просто. Кусок карты, найденный возле замка Болье, принадлежит некому господину «икс». Кто это, я пока не берусь утверждать. Но кусок карты номер два я нахожу в Париже, в квартире Гарна. И если оба куска при соединении окажутся частью одного целого, то можно сделать логический вывод, что их владельцем является одно и то же лицо. Гарн!

Фузилье закурил, выпустил дым и с сомнением почесал подбородок:

– Да, но как вы сможете это доказать?

– А вот для этого я и просил вас вызвать в качестве свидетеля господина Доллона, бывшего управляющего маркизы де Лангрюн. Вместе с материалами дела он должен привезти и обрывок карты. И тогда легче легкого будет провести идентификацию.

– Пожалуй… – проговорил следователь. – И все же, мсье Жюв, неужели вы думаете, что на основании одной-единственной улики вам удастся доказать, что убийца старой маркизы и убийца лорда Белтхема – одно и то же лицо? Что вы сами думаете по этому поводу?

Инспектор пожал плечами.

Фузилье хотел было перейти к другим делам, которыми они занимались вместе с Жювом, но тут в дверь постучали, и раздался голос писаря:

– Господин следователь! Уже два часа. У вас на это время вызваны обвиняемые и еще множество свидетелей. Прикажете отменить?

– Нет-нет, не нужно, – отозвался Фузилье.

Писарь положил перед ним две толстые папки с делами и остался стоять, ожидая приказаний. Одна из папок привлекла внимание инспектора. На ней было написано крупными буквами: Руайяль-Палас.

– А что, господин следователь, – спросил Жюв, – так и нет ничего нового по делу об ограблении женщин в этом отеле?

Фузилье отрицательно покачал головой.

– А кого вы собираетесь допрашивать? Мюллера, ночного дежурного?

– Да, его.

– Прошу вас, когда закончите, доставьте мне удовольствие. Допросите при мне Гарна по поводу убийства лорда Белтхема.

– Извольте.

– И знаете еще что… – продолжал Жюв, обдумывая какую-то мысль. – Мне бы очень хотелось, чтобы эти два человека здесь встретились.

Следователь бросил на него удивленный взгляд:

– Ну, мой друг, с вами скучать не приходится. Какую связь вы видите между этими двумя делами? Я понимаю, соединять отдельные звенья цепи воедино – ваша профессия, но это, по-моему, чересчур… Или вам действительно пришла в голову интересная идея?

Инспектор улыбнулся:

– Так, ничего определенного. Просто я вспомнил шрам на одной ладони…

– Может, вы все-таки объясните? Или я не пойму? – обиделся Фузилье.

– Господь с вами, я вовсе не хотел вас обидеть! – извинился Жюв. – Вспомните – грабитель из Руайяль-Паласа перерезал электрические провода в ванной комнате княгини Данидофф. И серьезно поранил себе руку. По этой примете я несколько недель разыскивал бандита и наконец напал на его след в одном подозрительном кабаке возле Рыбных рядов. И этот человек с характерным ожогом на ладони оказался никем иным, как Гарном. А потом началась потасовка, и ему удалось от меня ускользнуть. Когда я наконец настиг его, то убедился, что на руке у него есть следы давнего ожога. Понимаете?

Следователь глубоко затянулся.

– Интересно… – пробормотал он. Потом посмотрел на собеседника. – Попробуем проверить ваши подозрения. Обоих сейчас приведут. Мюллера первым?

Жюв кивнул. Фузилье повернулся к писцу.

– Велите привести, – приказал он.

Допрос ночного дежурного подходил к концу. Следователь откинулся в кресле:

– Итак, вы невиновны? И без умысла приказали выпустить из гостиницы незнакомого коридорного, которого никогда раньше не видели?

– Да, да, и еще раз да, мсье, – твердо ответил старый служащий. – Никакого злого умысла у меня не было. Я знал, что как раз в тот день в отеле появился новый работник, но еще не успел с ним познакомиться. А когда увидел этого рыжего парня, будь он неладен, то принял его за новичка…

Старик очень волновался.

– Успокойтесь, – сказал Фузилье. – Даже если вы в чем-то и окажетесь виновны, то только в пособничестве, так как у преступника на ладони остался след от электрического разряда, а у вас его нет.

Следователь наклонился и испытующе посмотрел Мюллеру в глаза:

– А теперь слушайте внимательно. Вы смогли бы узнать этого человека?

– Конечно! – без колебаний ответил тот.

– Хорошо, – заключил Фузилье и подал знак ввести второго обвиняемого.

В комнату вошел Гарн в сопровождении двух рослых охранников. Следом появился мэтр Роже де Сера, снова заменявший своего патрона. Как только свет упал на лицо заключенного, Фузилье скомандовал:

– Мюллер! Посмотрите на этого человека! Вы его когда-нибудь видели?

Старый гостиничный служащий повернулся к убийце лорда Белтхема. Его взгляд скользнул по мускулистой фигуре Гарна и остановился на энергичном лице арестованного.

– Итак? – настаивал следователь.

Мюллер развел руками:

– Нет, мсье. Я не знаю его.

– Гарн, – сказал Фузилье, – покажите мне вашу правую ладонь.

Заключенный молча протянул руку. Следователь внимательно присмотрелся.

– Несомненно, это след от ожога, – проговорил он и снова обратился к Мюллеру. – Вы никогда не видели этого человека в Руайяль-Паласе?

Коридорный снова оглядел Гарна, пожевал губами и произнес:

– Я понимаю, господин следователь, что мне была бы прямая выгода признать его и выпутаться из этой истории. Но я не хочу, чтобы из-за меня страдали посторонние. Я никогда его не видел.

Фузилье наклонился к Жюву и принялся с ним тихо шептаться. Видимо, их мнения совпали, потому что беседа заняла совсем немного времени. Следователь снова обратился к Мюллеру:

– Правосудие отдает должное вашей прямоте и честности, мсье. Вы можете идти. Единственное требование – не покидать Париж и явиться по первому вызову.

Лицо старика просветлело:

– Конечно, мсье!

Он хотел сказать что-то еще, но Фузилье махнул рукой, и коридорного увели. Следователя не прельщало выслушивать поток благодарностей – он привык к ним, равно как и к проклятиям. Сейчас его куда больше интересовало дело Гарна.

– Итак, мсье, – начал Фузилье, – не могли бы вы нам рассказать, чем вы занимались во второй половине декабря прошлого года?

Заключенный, казалось, удивленный подобным вопросом, сделал неопределенный жест.

«Самое время дать посмотреть на него Доллону», – подумал следователь, и тут в дверь его кабинета тихонько постучали. Писарь открыл ее, и в проеме показалась приземистая фигура жандарма. Он что-то проговорил, и писарь не смог удержаться от удивленного возгласа. Потом он бросился к следователю и зашептал:

– Господин Фузилье! Господин Фузилье! Мне сейчас сообщили, что…

Фузилье жестом остановил его, поскольку жандарм уже вошел в комнату. Почтительно козырнув, он протянул письмо. Следователь нетерпеливо вскрыл конверт и прочел:

"Господину Жермену Фузилье, следователю, в его кабинет во Дворце Правосудия, Париж.

От специального комиссара вокзала Бертиньи.

Настоящим имею сообщить, что сегодня в восемь утра железнодорожной полицией обнаружен на путях в пяти километрах от Бертиньи труп мужчины. Подозревается, что совершено преступление. Судя по имеющимся уликам, покойника усыпили и выбросили на ходу из поезда, направлявшегося в Париж этой ночью.

Труп был изуродован колесами идущего следом состава. Идентификация не представляется возможной. Но из документов следует, что убитого звали Доллон и он ехал в Париж по Вашему вызову.

К сожалению, мне доложили о случившемся непозволительно поздно. Я также узнал, что пассажиры пятичасового поезда по прибытии были допрошены специальным комиссаром вокзала Аустерлиц, после чего отпущены.

Со своей стороны мы сочли необходимым немедленно поставить Вас в известность о случившемся и посылаем жандарма с этим письмом.

С уважением специальный комиссар вокзала Бертиньи Нуаре".

Фузилье, сильно побледнев, молча протянул послание инспектору. Тот быстро ознакомился с содержанием и обратился к жандарму:

– Маловато здесь подробностей. Может, приятель, вы сможете что-нибудь добавить?

Тот недоуменно пожал плечами.

– Ну хорошо, – продолжал Жюв. – А где хотя бы бумаги покойника?

Этого жандарм тоже не знал. Инспектор повернулся к Фузилье и сказал:

– Я немедленно отправляюсь в Бертиньи.

Мэтр Роже де Сера, как ни прислушивался к разговору, не смог понять ни слова. Что же до Гарна, то лицо его оставалось бесстрастным.

В этот день болтливому молодому адвокату не суждено было узнать больше ничего интересного. Фузилье приказал увести Гарна и машинально кивнул де Сера, вряд ли понимая, кто перед ним.

Жюва в кабинете уже не было.

Глава 28 СУД ПРИСЯЖНЫХ

Подошел к концу допрос очередного свидетеля. Советник из Асторга, возглавлявший судебное заседание, приказал секретарю:

– Позовите леди Белтхем.

Судейский встал и подошел к двери, ведущей в комнату для свидетелей. По залу, битком набитому зеваками, не желавшими пропустить столь сенсационный процесс, пробежал заинтересованный шепот.

Помещение суда блистало красками, как модный салон. Здесь были почти все, кто кичится своей принадлежностью к справочнику «Весь Париж». Каждому хотелось присутствовать на суде над убийцей аристократа, тем более, что убит был лорд Белтхем, человек известнейший, бывший посол!

Однако столь блестящее общество не помешало суду начать с обычных рутинных формальностей. Секретарь суда нудным голосом прочитал обвинительное заключение, которое, казалось, целиком было переписано из газет и не содержало ничего нового.

Речь обвиняемого, который вел себя до странности безучастно, также не произвела особого впечатления. Он повторил все то же, что говорил сразу после ареста, не добавив никаких пикантных подробностей, на которые так рассчитывала публика. И стоял на своем, несмотря на настояния председательствующего, который требовал, чтобы он прояснил несколько неясных моментов. Так, например, оставалось непонятным, что побудило Гарна залезть в сад к вдове своей жертвы, где инспектору Жюву и удалось наконец поймать его.

Поэтому все с нетерпением ждали, когда показания начнет давать леди Белтхем, надеясь, что она прольет свет на загадочное поведение обвиняемого.

Наконец она появились – смертельно бледная, в черном платье до пят. Траурный цвет одежды только подчеркивал ее красоту и очарование.

Судебный секретарь проводил ее к полукруглому барьеру, где свидетели дают показания. Леди Белтхем оказалась лицом к лицу с судьями. Председатель суда встал и торжественно произнес:

– Мадам, прошу вас снять перчатки и положить руку на Библию.

После того, как молодая женщина подчинилась, он привел ее к присяге:

– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды? Клянетесь ли вы говорить без ненависти и страха?

Леди Белтхем молчала. Секретарь суда легонько подтолкнул ее:

– Отвечайте же, мадам!

Женщина чуть слышно сказала:

– Клянусь.

Несмотря на то, что голос ее слегка дрожал, он прозвучал ясно и мелодично.

Увидев неподдельное волнение молодой леди, председательствующий смягчил суровый тон, которым он обычно разговаривал со свидетелями:

– Успокойтесь, мадам, никто не хочет вам зла. Мне очень жаль заставлять вас исполнять столь неприятные обязанности, но этого требуют интересы правосудия… Итак – вы действительно леди Белтхем, – вдова лорда Белтхема, по национальности англичанка, проживаете в Париже в особняке на улице Нейи?

– Да.

– Не будете ли вы так любезны, мадам, повернуться и сказать – узнаете ли вы человека, сидящего на скамье подсудимых?

Леди Белтхем медленно повернулась и, бросив взгляд на Гарна, ответила:

– Да, господин председатель. Я его знаю. Это тот, кто называет себя Гарном.

– Отлично, мадам. Не могли бы вы нам объяснить, где вы познакомились.

– Когда мой муж воевал в Трансваале, ваша честь, этот человек тоже был там. Он был сержантом регулярной армии. Я встретилась с ним, когда приехала вслед за мужем.

– И вы были близко знакомы?

– О нет, господин председатель, в Трансваале мы встречались совсем нечасто. Я едва знала его по имени, да и то случайно – услышала во время боя. Естественно, наше с мужем положение никак не способствовало близкому знакомству с простым сержантом.

Председатель усмехнулся:

– Что ж, это понятно. В армии должна быть субординация. Ну, а после кампании вы продолжали видеться?

– Да, ваша честь, мы встретились на корабле по пути на родину. Плыли одним рейсом.

– И вы часто встречались?

– Да нет. Мы ехали первым классом, а он, конечно, вторым. Мы встретились случайно, когда проходили по второй палубе. Муж его узнал.

– Итак, отношения между вашим мужем и обвиняемым были, как говорится, шапочными?

– Не могу сказать, ваша честь. По крайней мере, у меня с ним были именно такие отношения. Впрочем, я знаю, что мой муж иногда прибегал к услугам Гарна для выполнения каких-то поручений.

Председатель покивал:

– Хорошо, мадам, мы к этому еще вернемся чуть позже. А теперь будьте так добры объяснить нам одну деталь: если бы вы встретили обвиняемого на улице несколько месяцев назад, вы бы его узнали?

– Наверняка, нет, – решительно ответила леди Белтхем. – И доказательством можно считать то, что в день его ареста я несколько минут говорила с ним, не подозревая, что этот оборванец и есть Гарн, которого полиция разыскивает по подозрению в убийстве моего несчастного мужа.

Председатель продолжал:

– Прошу меня простить, мадам, за несколько, гм… некорректный вопрос. И считаю своим долгом напомнить, что вы поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Он помолчал, затем спросил:

– Итак, мадам, любили ли вы вашего мужа?

Леди Белтхем вздрогнула и надолго замолчала. Губы ее беззвучно шевелились.

– Лорд Белтхем был намного старше меня… – наконец проговорила она. И, почувствовав, как двусмысленно прозвучали эти слова, поспешно добавила:

– Но, конечно, я испытывала к нему искреннюю привязанность и самое глубокое уважение.

На губах председателя суда появилась скептическая усмешка. Он выразительно посмотрел на коллег, привлекая их внимание к последним словам свидетельницы. Потом снова обратился к ней:

– Знаете ли вы, почему я задаю вам этот вопрос?

– Нет, ваша честь.

– Видите ли, до нас доходят настойчивые слухи, что обвиняемый был сильно вами увлечен. Итак, это правда?

Задавая последний вопрос, председатель сверлил женщину пронзительным взглядом. Та опустила голову и произнесла чуть слышно:

– Это ложь, ваша честь.

Тут Гарн, сидевший с каменным лицом, вдруг встал, скрестил руки на груди и, обращаясь к присяжным, сказал:

– Я заявляю перед всеми, что не испытываю к леди Белтхем ничего, кроме самого глубокого уважения! И считаю, что французскому правосудию не пристало верить слухам, которые распространяют гнусные лжецы. Да, я убил лорда Белтхема и признаюсь в этом. Но я не собирался бросать тень ни на его доброе имя, ни на имя его жены! По отношению к этой женщине я всегда был не более, чем простой сержант, случайный знакомый.

Председатель резко прервал его:

– Тогда объясните вразумительно, почему вы убили вашу жертву, если питали к ней такое уважение?

Гарн устало опустился на место:

– Ну я же столько раз говорил, господин председатель… Деньги! Леди Белтхем тут вовсе ни при чем. У нас с ее мужем были кое-какие дела, и как-то мне показалось, что он мне не доплачивает. Я позвонил ему, и он пришел ко мне домой. Мы заговорили о финансовых проблемах, и разговор перешел в ссору. Мы оба так рассвирепели, что бросились друг на друга. Это было какое-то безумие…

Гарн вздохнул.

– А потом у меня под рукой оказался нож, и я ударил лорда Белтхема, – закончил он.

Нельзя сказать, что это объяснение отличалось возвышенностью и отражало величие души, однако то, как решительно подсудимый вступился за честь дамы, вызвало симпатии зала. Даже у присяжных на лицах появилось одобрительное выражение. Но председателя не так просто было сбить с толку.

– Извините, мадам, – сказал он, снова обращаясь к леди Белтхем, – мне кажется, объяснение слишком примитивно. Никак не могу поверить, что с самой англо-бурской войны между вами не было никаких отношений! Возможно, они были настолько деликатны, что вы оба их отрицаете, чтобы сохранить вашу репутацию. Однако подумайте вот о чем – ведь может статься, что вы скрываете нечто такое, что могло бы изменить судьбу обвиняемого не в худшую, а в лучшую сторону!

Оставив вконец растерявшуюся женщину размышлять над его словами, председатель повернулся к судебному секретарю и велел:

– Позовите еще раз госпожу Дулен!

Секретарь вышел в изолированную комнату, куда отвели консьержку дома, где жил Гарн, после того, как она дала первые показания. Вскоре он вернулся вместе с ней и подвел ее к судьям.

По поводу такого торжественного и редкого в ее жизни события, как вызов в суд, консьержка принарядилась. Глаза ее возбужденно блестели.

– Мадам, – обратился к ней председательствующий, – недавно вы говорили нам, что господин Гарн время от времени принимал у себя даму, судя по всему, свою любовницу. Вы также сказали, что смогли бы узнать эту женщину, если бы ее увидели. Итак, будьте любезны, взгляните на эту даму. Она вам незнакома?

Судья указал на леди Белтхем.

Госпожа Дулен медленно подошла, теребя в руках длинные белые перчатки, которые специально купила, чтобы появиться в таком обществе, и внимательно вгляделась в лицо аристократки.

– Как вам сказать… – протянула она после паузы. – Может, это та, а может, совсем другая.

Председатель иронически усмехнулся:

– Как же так, мадам Дулен? Ведь только что вы были уверены в своих словах!

– Но, ваша честь! – возразила консьержка. – Ведь мне ничего не разглядеть из-за этой вуали!

Не дожидаясь приглашения, которое, несомненно, последовало бы, леди Белтхем приподняла вуаль и высокомерно взглянула на женщину.

– Так вам хорошо видно? – спросила она. – Теперь вы меня узнаете?

Резкий тон, которым были произнесены эти слова, заставил госпожу Дулен вздрогнуть. Некоторое время она робко разглядывала лицо дамы, потом повернулась к судьям и жалобно произнесла:

– Вот, опять то же самое… Не могу я точно сказать, она это или нет!

– Но все-таки вам кажется, что это та дама? – настаивал председатель.

– Не надо меня вынуждать, господин судья! – запротестовала женщина. – Я давеча клялась говорить правду и только правду. Вот я и хочу говорить правду, а обманывать не собираюсь. Еще раз повторяю – очень может быть, что это она. Но вполне возможно, что и нет.

– Другими словами, вы не беретесь утверждать, что Гарн принимал именно эту даму?

– Именно так, ваша честь, – ответила консьержка. – Конечно, мадам на нее похожа – манерами, осанкой. Но ведь этим отличаются все великосветские дамы, это в крови! Так что утверждать, что это та самая, значило бы сделать слишком серьезное заявление.

Словоохотливая госпожа Дулен, несомненно, развила бы свою мысль и не преминула бы поделиться своими соображениями по поводу родовой аристократии, но председатель поспешил остановить ее:

– Спасибо, мадам, благодарю вас. Присяжные примут к сведению ваши показания.

Консьержка удалилась, и допрос леди Белтхем возобновился.

– Позвольте задать вам вот какой вопрос. Какие вы – вы лично – чувства испытываете к этому человеку? Считаете ли вы его виновным? Спору нет, он сам признался, что убил вашего мужа из-за денег. Вы согласны с тем, что у него был только этот мотив?

На сей раз свидетельница долго не раздумывала и ответила сразу:

– Конечно, ваша честь, я не могу сказать наверняка, но я знаю своего покойного мужа. Поэтому могу высказать свои предположения. Видите ли, лорд Белтхем был человеком весьма энергичным и напористым. Все свои дела он вел сам и никому особенно не доверял. А уж если речь шла о защите того, что, как он считал, принадлежит ему по праву, то я не удивлюсь, если в качестве аргументов он использовал и оскорбление, и кулаки. Словом, вполне могла случиться кровавая драма.

Председатель сцепил пальцы.

– Значит, мадам, – подытожил он, – вы считаете, что версия обвиняемого вполне правдоподобна?

– Да, ваша честь, – медленно ответила леди Белтхем, всеми силами стараясь скрыть дрожь в голосе. – Все действительно могло произойти именно так. Это говорит в пользу молодого человека…

Судья изумленно взглянул на нее.

– Я не понимаю, мадам. Вы что же, оправдываете его?! – переспросил он.

Свидетельница гордо вскинула голову и посмотрела председателю в глаза.

– Вот уже много лет, мсье, – сказала она, – я занимаюсь тем, что помогаю несчастным. И я хорошо помню, что Закон Божий учит нас – прощение есть первый долг истинного христианина! Конечно, я оплакиваю своего мужа. Но суровое наказание убийцы не воскресит его, как не иссушит оно моих слез. И во имя спасения своей души я прощаю этого человека.

Сидя на скамье подсудимых, Гарн, смертельно побледневший, не отрывал горящих глаз от леди Белтхем. На сей раз волнение его было столь очевидным, что привлекло внимание присяжных.

Председатель суда пошептался со своими коллегами и задал адвокату традиционный вопрос:

– Мэтр Барберу, нет ли у вас каких-либо вопросов к свидетельнице?

Адвокат громко ответил:

– Нет, ваша честь!

Председатель поблагодарил леди Белтхем, предложил ей занять место в зале и объявил:

– Суд удаляется на совещание!

Глава 29 ПРИГОВОР

Резкий голос секретаря суда покрыл шум, царящий в зале:

– Встать! Суд идет!

Судьи чинно расселись по местам. Одним взглядом восстановив тишину, председатель объявил:

– Заседание продолжается!

Потом обратился к секретарю:

– Пригласите в зал свидетеля Жюва.

Услышав фамилию знаменитого инспектора Службы безопасности, в зале снова заговорили. Жюв действительно был чем-то вроде национального героя. Среди присутствующих не было ни одного, кто бы хоть раз не слышал этого имени, кто бы не восхищался его ловкостью и находчивостью в борьбе с преступниками.

Богатые снобы просто раздулись от гордости, что им выпало присутствовать на этом процессе, куда более захватывающем, чем любая театральная премьера.

Наконец в зал вслед за секретарем вошел инспектор и приблизился к барьеру для свидетелей. Многие привстали, чтобы лучше его рассмотреть.

Жюв выглядел очень просто и отнюдь не походил на человека, греющегося в лучах собственной славы. Напротив, он казался недовольным, обеспокоенным, в чем-то сомневающимся. По крайней мере, именно такие слова записал в своем блокноте один из старейших журналистов, редактор крупной ежедневной газеты, внимательно наблюдавший за инспектором из ложи для прессы.

Жюва привели к присяге, и председатель суда любезно к нему обратился:

– Мсье, мы все знаем, что у вас немалый опыт судебных разбирательств. Поэтому я хочу спросить – вы будете отвечать на мои вопросы или предпочтете сами изложить свою версию событий? Вы имеете право на некоторые привилегии, являясь в некотором роде автором этого процесса. Ведь именно благодаря вашим стараниям убийца был наконец арестован!

Голос Жюва прозвучал негромко, но внятно:

– Если вы предоставляете мне право выбирать, ваша честь, то я предпочел бы вначале высказаться сам. Потом я буду целиком в вашем распоряжении и отвечу на все вопросы, которые соблаговолят мне задать защита, обвинение и лично вы.

Председатель согласно кивнул. Однако Жюв не спешил начинать. Повернувшись к скамье подсудимых, он сверлил Гарна глазами. Тот не отводил взгляда. Наконец инспектор, едва заметно пожав плечами, снова обратился лицом к судьям и начал:

– Господа! Я вызван по этому делу в качестве свидетеля в связи с тем, что именно мне выпало обнаружить труп лорда Белтхема, а также провести расследование и оперативные мероприятия по розыску Гарна. Я не буду вдаваться в подробности, поиск преступников – моя профессия, а об аресте вы все читали в газетах. Но я прошу вас всех быть предельно внимательными, поскольку, хотя процесс и не выявил существенных деталей преступления, мне кажется, я могу познакомить вас с новыми, весьма интересными и неожиданными моментами, касающимися как самого обвиняемого, так и характера преступления.

Казалось, сообщение инспектора о новых сенсационных открытиях загипнотизировало зал. Заинтригованная публика застыла, обратившись в слух. Похоже было, что можно услышать стук сердец. Жюв продолжал, обращаясь по-прежнему к судьям:

– Итак, господа, прежде всего я хочу обратить ваше внимание вот на что. Вспомните заповедь криминалистики: «На свете нет ничего невероятного, по крайней мере, в отношениях между людьми. Всему можно найти объяснение. Так и с преступниками. Как только становится известен мотив, невозможное становится вполне объяснимым и поддающимся анализу». Так вот, до недавнего времени правосудие было обезоружено целым рядом, казалось бы, необъяснимых преступлений. Полиция бездействовала, потому что не знала, где и кого искать. Я вам перечислю эти дела. Итак, неожиданное убийство маркизы де Лангрюн, владелицы замка Болье, ограбление княгини Сони Данидофф и госпожи Ван дер Розен в Руайяль-Паласе, смерть управляющего Доллона, бывшего слуги покойной маркизы – а он был убит именно тогда, когда ехал из Сен-Жори в Париж, куда его вызвал повесткой господин следователь Фузилье, ведущий расследование. И, наконец, убийство, произошедшее по времени раньше всех – смерть лорда Белтхема, виновника которой вы сегодня судите.

Он указал рукой на Гарна.

– Итак, господа, я с полной ответственностью за свои слова хочу заявить, что дело Белтхема, Лангрюн, Ван дер Розен – Данидофф и Доллона возникло по вине одного и того же лица! И этот человек стоит сейчас перед вами. Вот он, смотрите!

И инспектор посмотрел на скамью подсудимых, на которой сидел окаменевший Гарн.

В зале будто бомба разорвалась. Все повскакивали на ноги, что-то крича. Жив властным окриком восстановил тишину и продолжал:

– Я утверждаю, что все эти преступления совершил обвиняемый. Зная, что такие вещи непозволительно говорить без оснований, я принес вам доказательства, которые, думаю, сумеют вас убедить. Я не буду останавливаться подробно на каждом из преступлений – уверен, что все присутствующие – образованные люди и читают газеты. Там все подробно описано. Я буду краток. Итак, прежде всего мне удалось установить следующее: убийца маркизы де Лангрюн и неизвестный, ограбивший дом в Руайяль-Паласе – одно и то же лицо. Эта уверенность строится на обследовании мест происшествий с помощью динамометра доктора Бертильона. Этот точнейший прибор подтверждает, что в обоих случаях для каждого действия прикладывалась сила одних и тех же рук. А человек, обокравший княгиню Соню Данидофф и госпожу Ван дер Розен – не кто иной, как Гарн. Доказательства? Во время посещения номера княгини преступник сильно обжег правую руку. А у Гарна на ладони как раз такой шрам, и получен он примерно в то же время. Сейчас он почти незаметен, но уверяю вас, эта отметина была прекрасно видна во время потасовки со стрельбой в «Свинье святого Антуана», где я впервые пытался задержать этого человека. Со мной был полицейский Лемаруа, переодетый музыкантом. Бедняга до сих пор не оправился после ранения, чуть не умер. Из-за Гарна, господа!

Жюв помолчал.

– Далее, – заговорил наконец он. – Виновность этого человека мне удалось установить. Теперь вспомните, при каких загадочных обстоятельствах произошло убийство маркизы де Лангрюн – вы наверняка все об этом читали. Тогда следствию стало ясно, что убийца, вероятнее всего, проник в дом снаружи, открыв ночью дверь с помощью дубликата ключа. Затем он, не взламывая – я подчеркиваю, не взламывая дверь, проник в спальню маркизы. Если причиной преступления явилась кража, то она осталась недоказанной. Однако впоследствии мне удалось кое-что обнаружить, и если состоится процесс по этому делу, я предъявлю документы суду. Благодаря тщательному изучению банковских бюллетеней и личной переписки маркизы де Лангрюн, я выяснил, что незадолго до смерти женщины господин Этьен Ромбер послал ей в подарок несколько лотерейных билетов, один из которых выиграл впоследствии крупнейшую сумму. Этот билет найти не удалось. Однако вознаграждение было все же получено в банке человеком, заявившим, что получил билет от господина Ромбера. Далее стало ясно, что если даже господин Этьен Ромбер уехал перед убийством в замок Болье в вагоне первого класса с вокзала Орсей, то между станциями Вьерзон и Лимож в поезде его не было. Я допросил путешественника, ехавшего тем же поездом, – в случае надобности я могу его вызвать – и он показал, что пройдя в это время по всем вагонам первого класса, ни в одном купе его не обнаружил. Из этого можно сделать вывод, что мсье Ромбер, сев на вокзале Орсей в пассажирский поезд и тем самым создав себе алиби, затем незаметно вышел и поднялся в скорый, идущий куда быстрее. В верьерском тоннеле тогда шел ремонт путей, и все поезда непременно тормозили перед выездом. Здесь преступник мог сойти и добраться до замка Болье. Времени у него было предостаточно – разрыв между скорым и пассажирским поездами составляет три с половиной часа. В замке он убивает маркизу, затем возвращается к насыпи – напоминаю вам о следах, которые я там обнаружил – и спокойно садится в курьерский, остановившийся перед выездом из тоннеля. А потом выходит в Верьере как ни в чем не бывало и попадает в объятия встречающих.

В зале поднялся недоуменный ропот. Зрители были сбиты с толку.

– Вы спрашиваете, к чему я клоню? – повысил голос Жюв. – Я объясню. Преступление совершил человек, ехавший под именем Этьена Ромбера. А динамометр неопровержимо доказывает, что убийца – Гарн. Следовательно, Ромбер и Гарн – одно и то же лицо!

Присяжные раскрыли рты. Подождав тишины, инспектор продолжил:

– Итак, я доказал, что Гарн-Ромбер повинен в смерти маркизы и лорда, а также в ограблениях в Руайяль-Паласе. Теперь осталось связать это с убийством старого Доллона. Вы должны понять, господа, что с того момента, как Гарн был арестован, первой его заботой было не допустить, чтобы его заподозрили еще и в других кровавых преступлениях. Он чувствовал, что я уже близок к разгадке этих дел. И единственное, чего мне недоставало, чтобы связать воедино смерти де Лангрюн и Белтхема, – это найти какой-то общий след, а еще лучше, предмет, относящийся сразу к обоим убийствам. И я нашел. Еще при обследовании окрестностей замка Болье я подобрал обрывок топографической карты, на котором была изображена эта местность, причем попался он мне как раз на тропинке от замка к железнодорожному тоннелю. А карту, из которой был вырван этот кусок, я, господа, обнаружил в квартире Гарна! Этого было достаточно, чтобы доказать, что Гарн и Ромбер – один человек. Обрывок карты оставался подшитым к делу в местной мэрии. Повестка господина Фузилье, в которой он просил управляющего Доллона захватить с собой дело, вызвала несчастного в Париж. И только один человек мог быть заинтересован в том, чтобы старик не доехал!

С этими словами инспектор вновь указал на подсудимого, лицо которого приобрело синеватый оттенок. Гарн весь сжался, словно готовился прыгнуть.

– И, как вам известно, – чеканил Жюв, – он своего добился. Доллон не доехал до Жермена Фузилье. Именно Гарн-Ромбер его и убил.

Инспектор говорил так уверенно, что никому как-то в голову не приходило возразить ему. Однако вскоре оцепенение спало, и по залу побежал шепоток, причем не слишком дружелюбный. Многим доказательства Жюва казались притянутыми за уши. Инспектор понимал, как нелегко убедить тех, кто не давал себе труда ознакомиться со всеми мелкими деталями.

Жюв чуть заметно усмехнулся:

– Я понимаю ваше недоумение, господа. В мои соображения трудно поверить, они кажутся вам абсурдными. Сейчас я назову еще одно имя в надежде, что оно умерит ваши сомнения. Я имел честь изложить вам свои соображения. Подумайте теперь, кого я вам описал? Человека, способного постоянно менять обличья, который появляется под видом то Гарна, то Этьена Ромбера, то элегантного грабителя из Руайяль-Паласа, то рыжего коридорного, человека, который задумывает и выполняет в неслыханно трудных условиях столь дерзкие и жестокие преступления, человека, сочетающего удачливость с научным подходом, злую волю с юмором и респектабельностью, человека, всегда и всюду уходящего от правосудия. Посмотрите на подсудимого. Его зовут не Гарн, у него есть другое имя, имя, от которого бросает в дрожь бывалых сыщиков! Господа, перед вами – Фантомас!

Жюв остановился и вытер лоб.

Присутствующие молчали, пораженные. Под сводами зала, казалось, еще звучали три зловещих слога: «ФАН-ТО-МАС». Потом это слово зашелестело среди зрителей, затем все громче и громче его повторяли даже присяжные и судьи:

– Фантомас! Это Фантомас!

Наваждение длилось несколько минут. Затем председатель призвал всех к спокойствию и проговорил, обращаясь к инспектору:

– Господин Жюв! Вы только что привели нам новые факты и выдвинули против этого человека столь серьезные обвинения, что я не сомневаюсь – если прокурор республики сочтет ваши аргументы достаточно вескими, он немедленно назначит повторное расследование. Однако лично меня вы до конца не убедили. Позвольте мне сделать три замечания, чтобы прояснить ситуацию.

– Конечно, ваша честь. Я внимательно слушаю, – холодно ответил Жюв.

– Прежде всего, возникает вопрос, возможно ли гримироваться с такой скоростью и искусством. Но даже не в этом дело. Этьен Ромбер был шестидесятилетним стариком, а Гарну всего тридцать пять! Грабителю же из Руайяль-Паласа было сорок.

Инспектор усмехнулся:

– Я предвидел подобные возражения, господин председатель. Это кажется невероятным. Но я работаю в полиции много лет и могу утверждать, что Фантомасу по силам самые удивительные вещи…

Судья дернул щекой:

– Допустим, хотя это и не аргумент. Вы обвиняете Гарна, или Этьена Ромбера, в убийстве маркизы де Лангрюн. Но ведь на суде было доказано, что ее убил молодой Ромбер, Шарль! Поэтому он и покончил с собой. Разве он сделал бы это, если виновен был кто-то другой?

– И все-таки я продолжаю утверждать, что Этьен Ромбер, Гарн и Фантомас – один человек. Повторяю, ему по плечу очень многое. И не самое сложное – довести неопытного юношу до того, чтобы он поверил в собственное помешательство, внушить ему мысль, что он стал убийцей в состоянии умопомрачения, подтолкнуть к самоубийству! Судьям должно быть известно, как велика бывает сила внушения. Человека иногда можно убедить в чем угодно!

Председатель в сомнении покачал головой:

– Что ж, допустим. Но ведь есть еще, по меньшей мере, два неоспоримых факта. Хотя бы тот, что Этьен Ромбер, которого вы обвиняете в убийстве, погиб во время взрыва на «Ланкастере». Далее – вы обвиняете Гарна в убийстве Доллона. Но ведь в тот момент, когда было совершено преступление, Гарн сидел в тюрьме!

На этот раз спокойствие изменило инспектору, и он удрученно вздохнул.

– Да, ваша честь, в этом деле для меня есть еще много неясных моментов. И если я не сделал свое заявление раньше, а дотянул до самого суда, то только потому, что не могу предоставить доказательств повеем вопросам. У меня есть лишь общая уверенность. Я стал говорить, потому что больше не мог молчать. Да, у меня нет объяснения для некоторых деталей. Но, клянусь всем, что для меня свято, я их найду!

Он помолчал.

– А что касается ваших двух вопросов, господин судья, то я все же постараюсь на них ответить. Итак, Этьен Ромбер умер, говорите вы. Утонул вместе с «Ланкастером». Но скажите мне, кто может это доказать? Разве его труп был обнаружен? Нет. Разве кто-нибудь может утверждать, что видел, как Ромбер садился на борт? Тоже нет.

– Позвольте, но ведь есть список пассажиров! – запротестовал председатель.

Жюв пренебрежительно отмахнулся:

– Список – не доказательство, ваша честь. Разве трудно внести туда несуществующего пассажира? Под его именем мог поехать другой или он мог просто заказать билет и не явиться! И потом, ведь с этим кораблем тоже весьма темная история. До сих пор не выяснена причина его гибели. Перед тем, как затонуть, лайнер взорвался. Почему? Не потому ли, что в списки пассажиров был внесен господин Этьен Ромбер?

В зале кто-то тихо ахнул. Не обращая внимания, Жюв продолжал:

– Меня нисколько не удивило бы, если бы Фантомас устроил на корабле взрыв и, не колеблясь, убил сто пятьдесят невинных людей только для того, чтобы замести следы и избавиться от одной из своих личин. А быть Этьеном Ромбером стало для него небезопасно.

Председатель суда раздраженно потер дергающуюся щеку и пробурчал:

– Предположим, мы поверим в эти сказки. Ну, а как быть с Доллоном? Кстати, позвольте вам напомнить, что в кармане убитого был найден обрывок карты. И он, представьте, не имеет ничего общего с тем, что вы нашли в окрестностях Болье. По крайней мере, он ничего не имеет общего с картой из квартиры Гарна.

Жюв улыбнулся:

– Ваша честь, я был бы весьма удивлен, если бы куски совпадали. Все очень просто. Во-первых, Гарн не мог оставить у Доллона тот, настоящий кусок – это была улика против него. Но он не мог также просто украсть клочок – это выдавало его с головой. Поэтому он поступил достаточно умно – подменил карту фальшивкой, именно той, что и нашла полиция.

– Возможно, возможно, – нетерпеливо прервал председатель. – Но вы ведь не будете отрицать, что в это время Гарн был в тюрьме?!

Инспектор опустил голову:

– Это единственное, чего я пока не могу объяснить. Сидя в своей камере, он не мог этого сделать. Следовательно, он вышел из нее. Как – я не знаю. Но узнаю, видит Бог!

Зал молчал. Жюв тоже. Поразмыслив, председатель спросил:

– Вам больше нечего добавить?

– Нет, ваша честь, – ответил инспектор. – Кроме того, что Фантомас способен на все, и нет такой ситуации, в которой он не был бы опасен.

Судья обернулся к обвиняемому:

– Ваша очередь, Гарн. Любое ваше слово будет принято во внимание судом.

Подсудимый встал:

– Мне нечего сказать, ваша честь, кроме того, что этот полицейский наговорил здесь кучу несусветной ерунды. Вот и все.

Судья посмотрел на Жюва:

– Итак, вы настаиваете на дополнительном расследовании?

– Да, мсье.

Председатель покивал головой и обратился к прокурору:

– Вы не хотите сделать никакого заявления?

– Нет, мсье. Показания свидетеля слишком неожиданны и нуждаются в проверке.

– Понятно.

Председатель снова пошептался о чем-то с коллегами и провозгласил:

– Заслушав заявление свидетеля инспектора Жюва, суд пришел к выводу, что оно основано на одних предположениях. В связи с этим мы отказываем ему в иске о проведении дополнительного расследования.

Выдержав торжественную паузу, судья обратился к прокурору:

– Итак, мсье, вам предоставляется слово для обвинительной речи.

Прокурор понес обычную занудную чепуху о том, каким мрачным чудовищем является обвиняемый, у которого рука не дрогнула убить свою жертву, оставив безутешную вдову проводить дни в трауре и т.д. Однако он ни словом не намекнул о фактах, приведенных Жювом.

Точно так же адвокат, мэтр Барберу, в своем выступлении напирал в основном на безупречную репутацию Гарна и его военные заслуги, ни словом не упоминая о заявлении инспектора.

Стало ясно, что теория Жюва оказалась настолько неожиданной и невероятной, что просто-напросто не укладывалась ни у кого в голове.

Таким образом, речи обвинителя и защитника закончились, и председатель, обратившись к подсудимому, задал традиционный вопрос:

– Вам есть, что сказать?

Гарн поклонился:

– Нет, ваша честь.

Стража отвела подсудимого в изолированную комнату, и судья приготовился объявить решение суда. Жюв, получив отказ в возобновлении дела, казалось, ничуть не расстроился. С меланхоличным видом он сидел в углу и рассматривал потолок. Затем легко встал, пересек зал и, подойдя к журналистской ложе, взглянул на молодого репортера, бледного, как смерть:

– Ну что ж, у нас есть минут пятнадцать. Пойдем, Фандор, побродим.

Выйдя в коридор, Жюв полуобнял молодого человека и дружелюбно спросил:

– Ну, как тебе все это?

Фандор поглядел исподлобья:

– Вы обвиняете моего отца? Гарн – это он? Мне кажется, что я сплю!

Инспектор раздраженно взмахнул рукой:

– Слушай, ты, несмышленыш! Я вовсе не обвиняю твоего отца – твоего настоящего отца. Я обвиняю того, кто выдавал себя за него! Понял?

Юноша молчал.

– Подумай сам, – продолжал инспектор. – Если я рассуждаю правильно, то тридцатипятилетний Гарн никак не может быть твоим отцом. Он просто выдавал себя за него, надеясь, что ты ничего не поймешь.

– Но где же тогда мой настоящий отец? – спросил Фандор.

– Вот этого я тебе сказать не могу, – угрюмо ответил полицейский. – Но рано или поздно скажу. Расследование продолжается, мой мальчик! Это дело не закончено, оно только начинается!

Юноша горько усмехнулся.

– Как же! Только что я услышал, как суд отказал вам в дополнительном расследовании…

– Черт побери, я этого ждал! – воскликнул Жюв. – Поверь мне, я способен привести еще достаточно доказательств. И, кроме того, мне пришлось умолчать о самом интересном факте.

– О каком?

Инспектор иронично рассмеялся:

– Хороший вопрос для репортера уголовной хроники. Не обижайся, мой мальчик, но ты еще теленок. Конечно, о том, что ты жив!

– Хорошо, я теленок, – обиженно ответил Фандор. – Ну и почему же вы это скрыли?

– Да потому, что я недостаточно богат, дружок, чтобы так запросто лишиться места! Подумай сам – все считают, что Шарль Ромбер умер. А я знаю, что он жив, причем выдает себя то за Поля, а то и вовсе за женщину, за мадемуазель Жанну! Да узнай об этом прокурор Республики, меня бы тут же вышвырнули! А тебе, мой дорогой, руки за спину, и в тюрьму.

Перед оглашением приговора в зале стояла гнетущая тишина. Председатель встал и произнес" с трудом совладав со своим голосом:

– Перед Богом и людьми суд независимых присяжных на все вопросы обвинения ответил «да». Смягчающие обстоятельства не были приняты во внимание.

Судья вытер лоб и сел.

Зал молчал. Слова председателя, казалось, еще звучали под сводами погребальным звоном. Присяжные сидели с напряженными лицами. Все понимали, что приговор, практически, уже вынесен. Судьи вернулись на свои места и будто окаменели с торжественным видом. Председатель обратился к секретарю:

– Приведите обвиняемого!

Секретарь метнулся к двери, и вскоре в зале появился Гарн в сопровождении двух охранников. Он был бледен, но спокоен. Председатель некоторое время молча рассматривал его, потом спросил:

– Хотите ли вы что-нибудь сказать суду?

– Нет, ваша честь.

Председатель встал и раскатистым голосом принялся зачитывать обвинительное заключение. Зал слушал, не дыша. Наконец прозвучали последние слова:

– …Приговорить обвиняемого Гарна к смертной казни.

Председатель снова отер лоб и в полной тишине приказал охранникам:

– Уведите осужденного!

Глава 30 В АРТИСТИЧЕСКОЙ ЛОЖЕ

Шарло, старый костюмер, всеми силами защищал проход в костюмерную мсье Вальграна.

– Помилуйте, баронесса, вход строжайшим образом запрещен! Представьте себе, что бы было, если бы я после премьеры пустил всех поклонников!

Однако вскоре он не устоял и решил сделать исключение из правил – ведь все гости были высокопоставленными особами и, к тому же, друзьями его хозяина. Впустив их, Шарло извинился:

– Простите меня, госпожа баронесса. Безусловно, в этом месте правила вас не касаются. Так же, как этих дам и господ.

Слуга осклабился:

– Я вполне понимаю ваш энтузиазм, господа. Воистину, сегодня у мсье Вальграна была потрясающая, восхитительная роль!

– Да, господин Вальгран неотразим! – воскликнула баронесса де Вибрей, проникнув наконец в актерскую уборную и озираясь вокруг с видом генерала, выигравшего сражение. – Мы просто не могли уйти из театра, не пожав руку великому мастеру!

Высокий молодой человек, поправив монокль, убежденно заявил:

– Да, мэтр сегодня творил чудеса!

– Совершенно с вами согласен, господин граф, – подтвердил Шарло.

Граф де Бараль благосклонно улыбнулся и кивнул на дверцу в углу комнаты:

– Доложите о нас.

Слуга удивленно вскинул брови:

– Но, помилуйте, мсье! Его здесь нет!

Пришедшие удивленно переглянулись. Шарло поспешил объяснить:

– Понимаете, сразу после спектакля господин министр пригласил моего хозяина к себе, чтобы лично поздравить с премьерой. Господин Вальгран удостаивается этой чести уже второй раз!

Графиня Марселина де Бараль состроила недовольную гримаску:

– Значит, он сейчас беседует с министром?

– Да, госпожа графиня, – ответил костюмер, которому доставляло немалое удовольствие говорить о благосклонности сильных мира сего к его хозяину. – Они сейчас наедине.

Графиню де Бараль встреча актера с министром, напротив, нисколько не впечатлила. Забыв о слуге, она рассматривала фотографии, висящие на стене. Подойдя поближе, графиня вслух читала подписи:

«Восхитительному Вальграну, любезному другу», «Неподражаемому…»

Она обернулась и позвала:

– Идите сюда, баронесса! Вы только взгляните – эта надпись сделана самой Сарой Бернар! Невероятно!

Де Вибрей подошла.

– А это что? – спросила она.

Прочитав подпись под очередной фотографией, обе женщины расхохотались. С кокетливыми виньетками и завитушками там было написано:

«Обнимаю тебя и целую, любовь моя!»

Подошедшая к ним жена полковника Хорлбодта указала еще на одно фото:

– Взгляните!

Надпись гласила:

«Везде – в Нью-Йорке, Буэнос-Айресе, Мельбурне, я буду прославлять гений моего друга – великого артиста Вальграна!»

Жена полковника задумалась:

– Буэнос-Айрес, Мельбурн, Нью-Йорк… Кого же это так носит по свету? Наверное, кто-нибудь из «Комеди Франсез» – они ведь все время гастролируют…

Тут ее позвал муж:

– Симона! Послушайте-ка, что мне рассказывает наш друг де Бараль!

Молодая дама подошла к мужчинам.

– Да, мадам, – улыбнулся де Бараль. – Вы совсем недавно вернулись из Конго, и не в курсе парижских новостей. А между тем, у нас тут происходят любопытные вещи! Уверяю вас!

– Вот как?

– Именно так! Вы, должно быть, слышали о процессе над неким Гарном, убийцей лорда Белтхема. Так вот, на сегодняшней премьере Вальгран загримировался точь-в-точь под этого человека!

– Какого Гарна? – удивленно переспросила госпожа Хорлбодт, которой это имя ничего не говорило.

– Как?! – поразился граф. – Но ведь это дело стало сенсацией нынешнего сезона!

Женщина задумалась:

– Ах, да… Кажется, я что-то такое читала в газетах. Но ведь убийца, кажется, сбежал?

– Я вам сейчас объясню, дорогая, – вмешался граф де Бараль. – Сначала его Бог знает сколько не могли поймать. Наша славная полиция уже, как водится, опустила руки, и вдруг ей посчастливилось поймать этого Гарна. И, как вы думаете, где?

Незаметно подошедшая баронесса де Вибрей улыбнулась со всезнающим видом.

– У леди Белтхем, милочка. Прямо у ворот ее особняка, представьте!

– Не может быть! – пораженно воскликнула Симона Хорлбодт. – Представляю, какого бедняжка натерпелась страху, не приведи Господь!

– Леди Белтхем – удивительная женщина! – сказала графиня де Бараль. – Я никогда не видела такого сочетания сильной воли и христианского милосердия. Она обожала своего мужа, ко осталась верна себе – на суде заявила, что прощает убийцу. Впрочем, это его не спасло, приговор был – смертная казнь…

Госпожа Хорлбодт, внимание которой никогда не задерживалось подолгу на одном предмете, поглядела в сторону и рассеянно произнесла:

– Это ужасно…

Взгляд ее упал на поднос с письмами. С грацией избалованной кошки молодая женщина бесцеремонно принялась разглядывать конверты.

– Вы только поглядите! – весело сказала она. – Судя по почерку, все эти письма написаны женщинами. Должно быть, этот Вальгран разбил немало сердец!

В это время полковник Хорлбодт тихо беседовал с графом де Бараль.

– То, что вы рассказали, чрезвычайно интересно, – проговорил он. – Нельзя ли поподробней?

– Извольте, – улыбнулся граф. – Этот Гарн был схвачен, когда выходил из особняка леди Белтхем, где его поймали слуги – негодяй имел наглость забраться к ней в сад. Где-то месяца полтора назад состоялся суд. Это было зрелище, доложу я вам! Присутствовал почти весь Париж. И я, конечно, тоже. Гарн выглядел просто животным, по крайней мере, явно хотел, чтобы его приняли за такового. Сказал, что прикончил лорда Белтхема из-за денег – мол, были у них какие-то финансовые проблемы. Но, признаюсь, у меня осталось четкое ощущение, что он лгал. Как-то, знаете, все примитивно…

– Но тогда почему же он совершил это преступление? – спросил полковник.

Граф сделал неопределенный жест:

– Откуда я знаю! Но в подобных случаях говорить можно о трех причинах – просто озлобленность, что маловероятно, политика, что больше похоже на правду, а скорее всего – любовь. Судите сами: леди Белтхем стала легендой англо-бурской войны после битвы на Оранжевой реке, где проявила беспримерное мужество, вытаскивая раненых из самого пекла. В том же сражении Гарн получил сержантское звание, и они познакомились. Потом возвращались в Англию на одном пароходе. А ведь Гарн тогда был героем, он просто светился в лучах славы, исходящих от его медали, полученной за отвагу! И они встретились на корабле, леди Белтхем сама подтвердила это. Так вот, на суде мне все время казалось, что эта женщина испытывает какую-то робость… или влечение… в общем, какую-то слабость к преступнику. Конечно, это можно объяснять по-разному. Многие считают, что после смерти мужа леди Белтхем немного подвинулась рассудком. А мне не дает покоя мысль – не этот ли Гарн свел ее с ума? Председатель суда, похоже, тоже не мог отделаться от этой мысли. Он все время задавал такие вопросы, от которых порядочных людей просто коробило. Но что поделать, если это так похоже на правду!

Полковник Хорлбодт недоверчиво покачал головой и проговорил:

– Да неужто такое возможно? Чтобы знатная дама… И какой-то сержант?

Граф снова сделал рукой неопределенный жест и ответил уклончиво:

– О, дорогой мой, вы бы знали, сколько всякой всячины уже наговорили по этому поводу! Но процесс, конечно, наделал немало шума. Публика приветствовала смертный приговор аплодисментами. А наш милейший Вальгран, присутствовавший на процессе, успел ухватить все повадки убийцы и в пьесе «Кровавое пятно», которую мы сегодня видели, весьма удачно загримировался под него.

Полковник рассмеялся:

– Ничего не скажешь, удачная мысль! Сегодняшний его выход на сцену вызвал настоящий фурор. Когда я слышал восклицания в зале, то спрашивал себя – что же их так взволновало?

– А вы посмотрите в газетах, – посоветовал граф де Бараль. – Там был помещен портрет Гарна на целую полосу. Сами увидите.

Дверь отворилась. Граф обернулся и расплылся в улыбке:

– А вот и наш друг Вальгран!

В проеме действительно показался Вальгран, насвистывающий какой-то легкомысленный мотив. Этот великий актер, чей голос заставлял трепетать от наслаждения все столицы мира, был в жизни человеком мягким и веселым, частенько говаривая, что высшим удовольствием для него было бы сыграть в фарсе.

Баронесса де Вибрей бросилась к Вальграну с протянутыми руками. Тот попытался уклониться от объятий и пройти в свою комнату, но женщина схватила его за руку и торжественно представила:

– Наш великий Вальгран!

Затем начала представлять присутствующих:

– Это – графиня Марселина де Бараль, а это – жена полковника Хорлбодта. А вот и сам полковник. А это – граф.

Вальгран светски поклонился и сказал:

– Прошу меня извинить, господа, что заставил вас ждать, но я беседовал с министром.

– Что вы! О чем разговор! Мы вас поздравляем! – раздалось со всех сторон.

– Министр был сама доброжелательность! – продолжал Вальгран.

Он повернулся к баронессе, взял ее за руку и добавил со смехом:

– Он угостил меня сигаретой! Представляете? Теперь я буду хранить ее, как память!

Глаза мадам Симоны заблестели:

– Покажите-ка!

Артист с удовольствием выполнил ее просьбу, а затем позвал слугу:

– Шарло! Положите это в шкатулку для подарков. Я хочу сохранить на память.

Слуга открыл шкатулку, посмотрел внутрь, потом сказал с некоторым замешательством:

– Но она уже полна, мсье Вальгран.

– Что такое?! – загремел актер, но баронесса примирительно положила руку ему на плечо:

– Успокойтесь, дорогой друг. Должно быть, вы изрядно устали, и мы мешаем вам…

Вальгран провел рукой по лбу.

– Вы правы, дорогая, – промолвил он. – Я совершенно без сил.

Затем артист окинул взглядом остальных присутствующих и спросил:

– Ну и как я вам сегодня понравился?

Со всех сторон зазвучали возгласы восхищения:

– Великолепно! Потрясающе!

Вальгран махнул рукой:

– Это я уже слышал. Ну, а если говорить откровенно, не для того, чтобы польстить?

Полковник Хорлбодт громко сказал:

– В своем деле, мсье, вы достигли совершенства!

– В самом деле? – весело спросил актер. – Скажите по-дружески – ведь вы не шутите?

Баронесса прижала руки к груди:

– Вы были просто неотразимы! Не припомню, когда я получала большее удовольствие.

Присутствующие согласно закивали.

– Нет, в самом деле? – настойчиво продолжал Вальгран, массируя лицо.

Наконец, уверившись, что все комплименты были искренними, он воскликнул:

– Вы и представить себе не можете, что это была за работа! Спросите Шарло – когда мы начали репетировать, пьесы практически не существовало. Я вытянул ее на своих плечах, господа!

– На своих плечах! – эхом откликнулся Шарло.

– Да, господа, – продолжал актер. – Если бы вы заглянули в первоначальный сценарий, вы бы удивились, до чего плоско, скучно и неубедительно была выписана моя роль. Тогда я пошел к автору и сказал:

– Дорогой Франц! Вот это и это нужно переделать. К примеру, речь адвоката. Зачем она нужна? Что я буду делать, пока он будет вещать? Слава Богу, язык у меня еще не отсох. Сам смогу сказать. А сцена в тюрьме? Вы только представьте – он собирался привести в камеру священника!

Вальгран расхохотался:

– Я так ему и сказал – Франц, убери святошу, он нам вовсе не нужен! Что я как актер буду делать, пока он меня исповедует? Лежать с закрытыми глазами? А потом, может, положить на них пятаки? Детский сад! Я сам себя исповедую, и выйдет не хуже. Не хочу хвастаться, господа, но эту пьесу практически создал я, и создал не так плохо, ведь верно?

– Настоящий триумф! – воскликнула Симона Хорлбодт, влюбленно глядя на артиста.

– И какой! – подтвердила баронесса. – Люди просто плакали!

Вальгран, самодовольно глядевший в зеркало, обернулся и спросил:

– А как вам мой грим, господа? Вы ведь знаете его историю?

Он смотрел прямо на полковника.

– Мне кажется… – забормотал тот.

Вальгран перебил:

– Ну конечно! Я даже слышал разговоры в зале. Накладывая грим, я старался быть похожим на Гарна. Как вы думаете, мне это удалось?

Артист перевел взгляд на графа:

– А вы, мсье де Бараль? Вы ведь были на процессе! Что вы скажете?

– Поразительное сходство! – признал молодой человек.

– Вот видите! – удовлетворенно произнес Вальгран. – Впрочем, особой тайны тут нет. Я такого же роста, тот же тип лица, и фигура похожа…

Граф окинул его взглядом:

– И впрямь, очень много общего.

– Вглядитесь! – настаивал артист.

Граф поправил на носу очки и вынес окончательное решение:

– Вы так похожи, что просто не верится!

Вальгран польщенно улыбнулся:

– Знаете, я не люблю набиваться на комплименты. Но тут случай особый!

Он самодовольно провел ладонью по лицу. Тут ему в голову пришла новая мысль:

– А моя борода? Она ведь настоящая! Я ее специально отращивал!

– Надо же! – произнес полковник.

Баронесса де Вибрей заискивающе улыбнулась.

– Милый Вальгран, – сказала она. – Можно, я вырву несколько волосков для медальона?

Артист бросил на нее быстрый взгляд.

– Охотно, дорогая, – сказал он. – Только не сейчас. Понимаете, эта борода для меня – что-то вроде амулета. Договоримся так – я дам вам волоски в день сотого спектакля.

– Да, да! И мне тоже! – закричала жена полковника.

Вальгран светски поклонился:

– К вашим услугам, милые дамы. Я ни в коем случае не забуду о вашей просьбе.

Граф де Бараль кинул быстрый взгляд на часы и воскликнул:

– Друзья мои! Уже так поздно! Наш артист, верно, смертельно устал!

Все поспешно заторопились к выходу. Но и в коридоре продолжался оживленный разговор. Поклонники Вальграна обменивались рукопожатиями, уверениями в вечной дружбе и приглашениями в гости, перемежая все это похвалами великому артисту.

Наконец все ушли. Закрыв за гостями дверь на ключ, Вальгран подошел к глубокому мягкому креслу и обессиленно рухнул в него.

Глава 31 ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ

Вальгран с удовольствием вытянул ноги и, поглядев на слугу, который старательно приводил в порядок его вечерний костюм, воскликнул:

– Чудеса, старина Шарло! Мне казалось, что я просто падаю от усталости, но, видит Бог, один вид этих очаровательных дам способен вернуть к жизни даже мертвеца!

Костюмер пожал плечами:

– Похоже, господин Вальгран, вы так никогда и не станете серьезным.

– Конечно, нет, черт побери! – расхохотался актер. – По крайней мере, я очень на это надеюсь. И не делай такое постное лицо. Если и есть что-то стоящее в нашей жизни, так это женщины – единственные лучи света, освещающие долину слез наших!

Шарло бросил на хозяина косой взгляд.

– Однако сегодня вечером вы настроены куда как поэтично! – проворчал он.

Актер потянулся:

– Это потому, старина, что я влюблен. Всегда! Во всех женщин!

И он сделал рукой плавный жест, как бы гладя женское тело. Потом зевнул:

– Ну что ж, не мешало бы переодеться…

Шарло подошел, неся поднос с письмами:

– Не желаете ли прочесть почту, мсье?

– Почту? Давай.

Вальгран принялся небрежно перебирать конверты. Занятие это явно его забавляло.

– Надо же, какие красивые фиолетовые чернила! И гербовая бумага…

Он наугад вытащил один конверт из кипы и потянулся за ножницами:

– Эй, Шарло! Хочешь пари? Спорю, что это письмо – признание в любви!

Актер явно пребывал в замечательном настроении. Костюмер усмехнулся краем рта:

– Нечего сказать, честное пари. Да вы только признания и получаете. Почтальоны скоро откажутся их вам таскать, и будут правы!

– А может, все-таки поспорим? – подначивал Вальгран, озорно блестя глазами.

Слуга вздохнул.

– Ну что же, – покорно согласился он, – если вам так хочется…

Артист потер руки:

– Отлично. Тогда слушай.

Он вскрыл письмо и начал читать:

– О, восхитительный актер, ваш талант напоминает только что раскрывшийся бутон… Слышишь, Шарло?

Слуга равнодушно кивнул:

– И охота вам читать всю эту чушь… Неужели самому не надоело? Ведь уже не первый раз…

– И, надеюсь, не последний! – самодовольно добавил Вальгран, открывая другие конверты. – Вот, полюбуйся – даже приложила фотографию. Но жадина – просит вернуть фото, если не понравится.

Актер расхохотался:

– Видимо, для следующего кумира фотографии у нее уже не осталось!

Он взял очередное письмо:

– Может, еще поспорим? Бьюсь об заклад, что этот лиловый конверт прислала очередная жертва моей неотразимой роковой красоты.

Слуга вяло отмахнулся.

– О, я опять выиграл! – веселился Вальгран. – Прямо целая декларация! Как тебе нравится: «…если вы будете скромным и верным, вы об этом не пожалеете…» Как, оказывается, все просто! Если бы только хоть одна женщина сдержала свое обещание…

– Открыли Америку! – язвительно произнес слуга, демонстративно отворачиваясь.

– Увы, – с легкой грустью вздохнул Вальгран. – Клятвы любви – все равно, что уверения пьяницы в том, что эта рюмка последняя в его жизни.

Он поднял голову:

– Кстати, неплохая мысль. Дай-ка мне чего-нибудь выпить. У меня во рту пересохло.

– Виски с содовой?

– То, что нужно.

Актер поднялся и подошел к столику, на котором Шарло уже смешивал напитки.

– Выпей со мной, мой верный старый друг. В добрый час!

Вальгран поднял бокал.

– Я с удовольствием выпью за вас, мсье, – польщенно ответил слуга.

Он налил себе виски и театрально произнес:

– За несравненного Вальграна! За его непрекращающийся триумф!

Оба выпили.

– Так что, – произнес артист после паузы, – я сегодня действительно был неплох?

– Это не то слово!

– Честно?

– Клянусь всем святым! Вы были неотразимы! Именно это я говорил во время антракта костюмерше, мадемуазель Бьенвеню. Уверен, что на свете не найдется артиста, который стоил бы вашего мизинца!

Вальгран опустил глаза.

– Ну что ты, право… – смущенно сказал он. – Это уж слишком.

Шарло поднял руку и торжественно заявил:

– Клянусь именем моей покойной матушки, вы были великолепны. А вы знаете, я кое в чем разбираюсь, не первый год работаю в театре.

Негромкий стук в дверь прервал их разговор. Артист потемнел лицом:

– Нет, видимо, все просто сговорились не давать мне покоя!

Однако любопытство победило, и он приказал:

– Шарло, посмотри, кто там!

Костюмер подошел к двери и слегка ее приоткрыл, разглядывая нескромного визитера. Вскоре он вернулся с конвертом в руке:

– Черт бы их побрал! Беспокоить человека из-за какого-то письма. Неужели оно такое срочное? Впрочем, у вас несрочных не бывает…

Шарло протянул конверт хозяину.

– Его принесла дама, – сообщил он. – Красивая, насколько я могу судить.

– Гм, интересно…

Вальгран повертел письмо в руках и азартно посмотрел на слугу:

– Ну что, старина, будем спорить?

Шарло пожевал губами:

– Ну давайте. Сдается мне, что на этот раз речь не о ваших прекрасных глазах. Скорее уж просьба о помощи…

Вальгран вытащил из конверта лист бумаги и сначала небрежно, потом более внимательно прочел письмо. Взглянул на подпись и принялся читать сначала, сопровождая чтение восклицаниями:

– Ну и ну!.. Черт побери!

Потом посмотрел на Шарло:

– Послушай-ка, старина!

И прочел:

– Нам стало известно, что сегодня вечером, исполняя роль преступника в пьесе «Кровавое пятно», вы загримировались под Гарна, убийцу лорда Белтхема. Убедительно просим сегодня в два часа ночи быть в том же костюме и гриме на улице Месье в доме двадцать два. Постарайтесь прийти незаметно. Вас ждут. Вас любят. Вас хотят.

Вальгран поднял голову:

– Как тебе это нравится?!

– А подпись есть? – поинтересовался костюмер.

– Да, есть…

Актер снова развернул письмо:

– Кстати, тут есть еще и постскриптум. «Сохраните все в тайне и сожгите письмо сразу после прочтения». Конспирация, как в подполье!

– Ну, это-то неудивительно, – улыбнулся Шарло. – Что, если дама замужем?

– И все-таки мы ослушаемся ее, – произнес Вальгран, складывая письмо и кладя его в портмоне. – А что ты об этом думаешь?

– Думать о ваших сердечных делах не входит в круг моих обязанностей, мсье.

– Ты на редкость приятный собеседник, старина, – сказал артист со смехом. – А теперь подай мне обратно пиджак и темный галстук.

– А что такое? – забеспокоился слуга. – Надеюсь, вы не собираетесь туда идти?

– Конечно, собираюсь! Обязательно! Из всех моих любовных приключений ни одно не начиналось так неожиданно и таинственно. Возможно, это тот самый счастливый случай, который больше не повторится. К тому же, я знаю, что это за дама. Я видел ее на процессе Гарна. С ума сойдешь, какая женщина!

Костюмер хмыкнул. Не обращая внимания, Вальгран продолжал с воодушевлением:

– Говорю тебе, такой женщины не найдешь и среди миллиона! Такая странная, загадочная красота, такая утонченность во всем облике, такая грация, изысканность! От нее просто исходит очарование!

Шарло снова хмыкнул:

– Может, и так, мсье. Но, судя по письму, эта особа ненормальная!

– Влюбленная! – поправил его хозяин. – Влюбленные способны на безумства!

Он потер лоб:

– Надо же, чувствую себя, как безусый школяр! Не думал, что когда-нибудь еще придется испытать подобное. Что ж, тем лучше. Взгляни, старина, я валился с ног от усталости, а теперь снова полон сил. Так что поторапливайся, давай шляпу. У меня мало времени. Кстати, где это?

Слуга уставился на него с недоумением:

– Что – это?

– Ну эта улица… Месье? Нарисуй-ка мне, как туда добраться. И дай одеколон.

Все более возбуждаясь, артист расхаживал взад-вперед по комнате. Шарло тем временем, напряженно шевеля губами, торопливо перелистывал справочник. Наконец он нашел то, что нужно, и обернулся:

– Вот, мсье!

Внезапно в голосе костюмера прозвучали нотки удивления.

– Что такое? – спросил артист.

– Понимаете, мсье Вальгран, – пробормотал Шарло, – это та улица, на которой находится тюрьма…

– Боже мой! Да хоть крематорий! Какое мне до этого дело?

Однако слуга не унимался:

– Это та тюрьма, в которой содержатся приговоренные к смерти, в том числе и Гарн. Странно, что ваша дама живет в таком месте.

Вальгран лихо заломил шляпу и с беспечным видом спросил:

– Ты хочешь сказать, что меня приглашают на свидание в тюрьму?

– Ну не в тюрьму, конечно, но недалеко. Как раз напротив.

– Прямо напротив тюрьмы?! Ха-ха!

Чрезвычайно довольный и заинтригованный, Вальгран потер руки:

– Шарло, дружище, у меня предчувствие, что ночь будет незабываемой!

– Сомневаюсь, – пробурчал слуга.

– Нет-нет, это прелестно!

Уловив недовольный взгляд, брошенный на него костюмером, артист пояснил:

– Нет, ты подумай! Пригласить меня ночью в такое место, да еще загримированного под Гарна – это свидетельствует о невероятной экстравагантности, может, даже с элементами мазохизма. Ночь, мы с нею вдвоем – она и я в костюме преступника, а настоящий убийца сидит в своей темнице в двух шагах от нас… Что-то в этом есть! Ну, давай шляпу.

Шарло помялся:

– Но, господин Вальгран, это абсурд! Чтобы такой человек, как вы…

– Именно такой, как я! – с энтузиазмом перебил его хозяин. – Такой человек, как я, пройдет сквозь стены, если его сильно заинтересовать.

Сокрушенно качая головой, старик попытался удержать артиста, толкуя о непозволительной беспечности, но тот лишь отмахнулся:

– Я же говорил тебе, старина, что никогда не стану серьезным! До свидания.

Оставшись один, Шарло, хоть и привыкший к похождениям своего хозяина – тот действительно был великим сердцеедом – тем не менее ворчал:

– Ну что тут прикажете делать! Такой великий артист, а все как дите малое. Не хочется каркать, но женщины не доведут его до добра… Надо же, из-за пустячной записки так потерять голову! Даже забыл перчатки и шейный платок.

Его бормотание прервал стук в дверь. Костюмер машинально сказал:

– Войдите!

На пороге появился швейцар.

– А, это вы, господин Жан!

– Не пора гасить свет? – спросил вошедший. – Насколько я понимаю, мсье Вальгран уже уехал?

– Да, уехал, – рассеянно проговорил Шарло. – Пора и нам закругляться.

Швейцар привалился к стене.

– Хороший вечерок был сегодня, – проговорил он. – Как удалась премьера!

– Да-да, отличная премьера, – откликнулся костюмер, погруженный в свои мысли.

Однако от мсье Жана было не так просто отвязаться. Он продолжал разговор:

– А вы читали последний номер «Столицы»? Одиннадцатичасовой? Там только и разговоров, что о спектакле и о господине Вальгране.

– Как, уже?

– Конечно! Наши газеты научились не терять времени, просто, как в Америке.

– Значит, хвалят?

– Еще как! Сам главный редактор написал статью. Полный успех!

Шарло довольно улыбнулся.

– Покажите-ка мне газету, господин Жан, – попросил он. – Хочется самому взглянуть.

Швейцар протянул ему вечерний выпуск. Пробежав статью глазами, костюмер подтвердил:

– Да, так и есть. «Последняя роль господина Вальграна стала его настоящим триумфом».

Он подошел к мсье Жану и с большой гордостью за хозяина сообщил:

– Представляете, сегодня господина Вальграна поздравил сам министр образования! Лично!

– Мне ли этого не знать! – обиделся собеседник. – Слыханное ли дело, чтобы театральный швейцар не знал, что происходит в его владениях!

Шарло снова уткнулся в газету.

– Вот здесь абсолютно верно подмечено, – сказал он. – Послушайте-ка:

«Господин Вальгран с таким блеском исполнил свою роль, что заставил зал симпатизировать убийце…»

Шарло вдруг осекся.

– Боже великий, – воскликнул он. – Но этого не может быть!

– А что такое? – заинтересовался швейцар. – Неужели критикуют?

Костюмер дрожащей рукой протянул ему газету.

– Прочтите вот здесь.

Швейцар быстро пробежал глазами абзац.

– Ну и что? – разочарованно произнес он. – Тут опять про этого Гарна. Столько времени мусолят это дело, оно всем уже оскомину набило.

– Тут написано, что казнь состоится восемнадцатого на рассвете. Ведь это совсем скоро, нынче утром, буквально через несколько часов!

– Полно, дружище, вам-то что за дело! – равнодушно ответил господин Жан. – Негодяй получит наконец по заслугам, вот и все…

Шарло смертельно побледнел. Швейцар испуганно обнял его:

– Что с вами, мсье? Вам плохо?

С трудом взяв себя в руки, старик ответил:

– Нет, ничего. Просто устал. Идите, гасите свет. Через пять минут меня здесь не будет.

Господин Жан, убедившись, что все в порядке, удалился, бросив на прощание:

– Заприте за собой дверь.

– Обязательно.

Оставшись один, старый костюмер присел на ручку кресла:

– Боюсь, как бы мой беспечный хозяин не влип в какую-нибудь некрасивую историю. Не нравится мне это письмо, не нравится это предложение. Только такой человек, как господин Вальгран, с его необузданным темпераментом, мог сорваться по первому зову и ночью помчаться невесть куда. Какого черта его понесло? Что от него надо этой женщине? Может, я старый болван, но, видит Бог, если тут что-то связано с Гарном, то лучше держаться подальше от греха!

Он помолчал, потом процедил сквозь зубы:

– Надо бы сходить за ним туда… Конечно, он будет взбешен. Но вдруг ему приготовили ловушку? Может, письмо – это фальшивка, чтобы заманить господина Вальграна в западню?

Старый костюмер стал мерить комнату шагами. Наконец он остановился:

– Ладно, старик, успокойся. Может и не стоит так волноваться.

Шарло вздохнул:

– И все-таки, это свидание… Именно сегодня, на той самой улице… Да еще в обличье Гарна, которого вот-вот отправят на гильотину…

Казалось, на этот раз костюмер принял какое-то решение. Он быстро надел пальто, натянул на голову шляпу и погасил электрические светильники, освещавшие костюмерную его хозяина.

– Будь, что будет, – говорил он. – Пойду туда. Я не стану врываться непрошеным. Просто послежу за домом. И если замечу что-нибудь подозрительное или хозяин будет слишком задерживаться, тогда начну действовать. В любом случае нельзя оставлять его одного.

И, заперев дверь, Шарло повторил:

– Будь, что будет. Все равно ведь я места себе не найду. А если, не дай Бог, что-то случится, то всю жизнь буду казниться…

Глава 32 ЧУДОВИЩНОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Чрезвычайно взвинченная, леди Белтхем мерила шагами комнату, не в силах усидеть на месте. Иногда она останавливалась, к чему-то прислушиваясь, потом продолжала ходить. Ее била нервная дрожь. Женщина была еще бледнее, чем обычно, в глазах появился какой-то лихорадочный блеск. Она часто прикладывала руку к груди, словно боялась, что сильно бьющееся сердце вот-вот выпрыгнет.

– Он не придет… – шептала леди Белтхем, в отчаянии заламывая руки. – Он не придет…

Внезапно она застыла:

– Я слышу какой-то шум! Ах, Господи, сделай так, чтобы это был он!

Женщина на цыпочках подошла к двери, открыла ее и несколько секунд прислушивалась. Затем произнесла с видом полной безнадежности:

– Нет, показалось…

Она находилась в невзрачном одноэтажном домишке номер двадцать два по улице Месье, который последние несколько недель пустовал. Его хозяин, деревенский винодел, наезжавший в Париж лишь от случая к случаю, с удовольствием сдавал дом внаем, если находились желающие поселиться в этом жалком строении, сыром, запущенном, продуваемом ветром. Но таких безумцев, к грусти хозяина, становилось все меньше и меньше.

Поэтому нетрудно представить себе удивление почтенного винодела, когда он получил письмо, подписанное именем Дюран. Там заключалась просьба о сдаче дома. Но самое поразительное то, что предлагался аванс, и какой! Три банковских билета по сто франков обнаружил в конверте пораженный домовладелец. Это была плата за целый год вперед, даже больше!

Чрезвычайно довольный, виноторговец немедленно послал квитанцию на дом по адресу, указанному Дюраном. Больше всего его обрадовало то, что теперь не придется тратить деньги на перестройку ветхой халупы, поскольку если уж нашелся человек, собирающийся жить там так долго, то наверняка он сделает ремонт. Что и говорить, такой съемщик – редкая удача! Избавившись от ключей, хозяин поблагодарил провидение и на ближайший год выкинул дом из головы.

И вот теперь по гостиной, украшенной потертым и облезлым старым креслом, диваном примерно в таком же состоянии и немудреным столиком светлого дерева, нервно ходила леди Белтхем, прислушиваясь к каждому звуку. Была ночь на восемнадцатое октября.

На столе стояли чайник с кипятком, пара чашек и несколько пирожных. Неяркая лампа слабо освещала убогое жилище.

Постояв посреди комнаты, леди Белтхем вдруг быстро подошла к маленькой, почти незаметной дверце, ведущей в небольшой кабинет. Открыв ее, женщина приложила палец к губам и прошептала в темноту, как если бы в кабинете кто-то прятался:

– Тише!

Затем, осторожно прикрыв дверь, она подошла к дивану и обессиленно села. Обхватив голову, леди массировала пальцами виски. Казалось, она делала усилия, чтобы сосредоточиться на какой-то мысли. Потом снова встала и принялась ходить, с отчаянием шепча:

– Никого! По-прежнему никого! Боже мой, неужели сегодня мне суждено все потерять? Какая безумная ночь!

Посмотрев вокруг себя, вдова лорда Белтхема содрогнулась и пробормотала:

– И это зловещее место…

Лампа, стоящая на столе, уже не светила, а чуть мерцала. Леди Белтхем подошла к ней, чтобы подкрутить фитиль. Но так и застыла с протянутой рукой.

– Тс-с… – прошептала она. – Какой-то шум. На этот раз я ясно слышала.

Женщина подбежала к двери, стараясь унять дрожь. Нервы ее были на пределе. Невдалеке теперь уже отчетливо слышались неуверенные шаги.

– Мужские… – прошептала леди Белтхем. – Неужели он пришел?

Кто-то медленно поднимался по лестнице. Звук шагов раздавался все ближе и ближе. Женщина отбежала от входа и легла на диван спиной к двери. Спрятав лицо в ладонях, она выдавила:

– Вальгран!

Покинув театр, артист, которого таинственное письмо повлекло на ночное свидание, вначале доехал до Люксембургского сада, затем отпустил автомобиль и отправился дальше пешком.

Вальгран обожал всяческие приключения. Он был знаменит и удачлив в любви, что иногда приносило ему неприятное чувство пресыщенности. И поэтому, когда артист сталкивался с чем-то новым и необычным, вроде сегодняшнего приглашения, он пускался в авантюры с поистине мальчишеской беспечностью. Все непредсказуемое влекло его, как магнит.

Без всякого сомнения, женщина, пригласившая его этой темной холодной ночью в Богом забытый квартал на окраине города, в дом напротив тюрьмы, да еще в костюме и гриме знаменитого убийцы – конечно, эта женщина была существом необыкновенным!

Да, конечно, это она. Если здесь, как предполагал Вальгран, присутствует элемент мазохизма, то существует только одна женщина, которой Гарн должен внушать невыразимый, патологический ужас, граничащий с наслаждением. Это, несомненно, вдова его несчастной жертвы, лорда Белтхема!

– Некоторые женщины, – рассуждал по пути артист, – любят, чтобы их ласкали и восхищались ими, как цветком. Другие любят, чтобы их побеждали и ставили на колени. А есть и такие, которым необходимо, чтобы на них наводили ужас…

Он довольно улыбнулся:

– Ну что ж, поживем – увидим!

Наконец Вальгран добрался до улицы Месье, нашел дом номер двадцать два и поднялся по лестнице.

Артист вошел в комнату так, как будто выходил на сцену. Театральным жестом он бросил в кресло пальто и шляпу и приблизился к женщине, неподвижно лежащей на диване.

– Вы звали меня, мадам… – проговорил Вальгран голосом героя-любовника.

Леди Белтхем, словно внезапно разбуженная, глухо вскрикнула и сделала такое движение, будто хотела куда-то спрятаться.

«Черт побери! – подумал актер. – Похоже, она и впрямь меня боится. Так, с чего же мне начать? Ладно, там увидим».

Тем временем женщина сделала над собой усилие и выпрямилась.

– Спасибо, мсье, – тихо проговорила она. – Спасибо, что вы пришли.

Вальгран светски поклонился:

– Что вы, мадам! Напротив, это я должен благодарить вас за оказанную честь. Вы не представляете, какую радость мне доставило ваше приглашение. Поверьте, я пришел бы гораздо раньше, если бы не многочисленные поклонники, от которых отбою нет после премьеры. Впрочем, что я болтаю! Вам ведь, кажется, холодно?

Леди Белтхем действительно вся дрожала.

– Да, немножко холодно, – выдохнула она. – Здесь так дует…

Вальгран решительно встал и окинул взглядом убогую гостиную.

«Ну и дыра, – пронеслось у него в голове, пока он старался поплотнее прикрыть рассохшуюся оконную раму. – Как ее угораздило здесь оказаться? Необходимо выяснить эту тайну…»

Пока артист возился с окном, леди Белтхем села на диван.

– За неимением лучшего, мсье Вальгран, – сказала она, – осмелюсь предложить вам чаю. Может быть, он меня немного согреет.

Женщина протянула гостю напиток, причем рука ее так дрожала, как будто чашка была невероятно тяжелой. Вальгран поспешил принять чай и пригубил его.

– Не уверен, мадам, что эта жидкость меня согреет! – проговорил он с лукавой улыбкой.

Артист взял стоящую на столе сахарницу. Предупреждая его заботы, леди сказала:

– Обо мне не беспокойтесь. Я всегда пью чай без сахара.

– Вы очень выдержанная женщина, – с улыбкой ответил актер. – Тут я на вас не похож. Не могу заставить себя отказаться от сладкого.

С этими словами он бесцеремонно высыпал себе в чашку добрую треть содержимого сахарницы. Не обратив на это внимания, леди Белтхем смотрела на своего гостя застывшим взглядом. В гнетущем молчании они прихлебывали чай. Вальгран, не зная, как себя вести, взял стул и подвинулся поближе к собеседнице.

«Э, да ты никак растерялся, дружище? – говорил он себе с досадой. – Не ты ли так гордился своим умением оживлять разговор? Ты добьешься того, что эта светская дама примет тебя за гимназиста!»

Артист поднял глаза на женщину. Дама, пригласившая его на столь необычное свидание, сидела молча, с отсутствующим взглядом.

«Черт побери, а может, она немного тронулась после процесса? – размышлял Вальгран. – Может, ей нужен не я, а психиатр? Хорошо, пусть я сам по себе этой женщине неинтересен, и увидеть она хотела подобие Гарна. Значит, увы, я вовсе не так убедителен в шкуре этого парня, как утверждают поклонники, раз она почти не реагирует. Надо постараться… Но, дьявол, как мне себя вести?! Напустить сентиментальный вид? Или, наоборот, симулировать грубость? А может, сыграть на ее знаменитом милосердии и изобразить раскаявшегося грешника? Откуда мне знать, каков этот Гарн на самом деле? Придется рискнуть!»

Вальгран встал. Тщательно, как на сцене, контролируя жесты и тембр голоса, он начал:

– Услышав ваш зов, мадам, заключенный Гарн освободился от своих оков! Он открыл двери темницы, снес стены тюрьмы и, преодолев все невероятные препятствия, явился к вам!

Артист картинно поклонился и сделал шаг по направлению к женщине.

– Нет, нет! Замолчите, – прошептала та трясущимися губами.

«Так, этот номер не проходит, – подумал Вальгран. – Попробуем что-нибудь другое».

Он склонился и заученно продекламировал:

– Слух о вашем необычайном милосердии достиг преступника, совершившего тяжкий грех. Ваша доброта, ваша набожность известны повсюду…

– Только не это! – взмолилась женщина. Она была дивно хороша в эту минуту – волосы разметались по плечам, из глаз, казалось, струился огонь.

«Похоже, – сказал себе артист, – пора ускорить развитие событий».

Грубо сжав плечо леди Белтхем, он прорычал низким голосом:

– Ты что, не узнаешь меня? Я же Гарн, знаменитый убийца! Я хочу сжать тебя в своих объятиях! Я хочу обладать тобой!

И Вальгран опустился на диван, намереваясь подкрепить свои слова действием. Напуганная женщина отчаянно вырывалась.

– Нет! – задыхалась она. – Эхо безумие!

Но Вальгран, возбужденный ее близостью, продолжал, дрожа от страсти:

– Я хочу прижать тебя к своей груди! Хочу увидеть твое нежное тело!

Артист сжимал вдову лорда Белтхема все сильнее и сильнее. С силой, которую придало ей отчаяние, она рванулась и оттолкнула мужчину:

– Убери руки, животное!

Обиженный и ничего не понимающий Вальгран отступил в середину комнаты.

«Решительно, – подумал он, – за эту роль я бы не получил аплодисментов…»

Поправив одежду, артист учтиво поклонился и сказал как можно мягче:

– Умоляю, мадам, выслушайте меня. Видит Бог, я не хотел вас обидеть!

Леди Белтхем наконец справилась с волнением и подошла к гостю.

– Простите меня, мсье, – пробормотала она.

– Это вы меня простите, – нежно сказал Вальгран, – я ведь артист… А вы не объяснили, чего вы от меня хотите. Вы меня просто позвали.

– Ах да, – сказала женщина, как будто только сейчас об этом вспомнив.

– Да, мадам. Вы предупредили, что вам угодно видеть меня в этом обличье, но вы ничего не сказали о том, как мне себя вести. Да и внешнее сходство, как я догадываюсь, не такое уж сильное…

Артист замолчал, глядя на свою странную собеседницу.

«Дурацкая история, – думал он. – Пожалуй, сейчас мне куда больше хочется пойти домой и лечь в постель, чем ухаживать за этой женщиной».

Однако, верный выбранной роли, он продолжал, не в силах остановиться:

– С того раза, как я увидел вас впервые, я не могу вас забыть. Такого со мной еще не случалось. Это похоже на любовь с первого взгляда!

Яростные огоньки в глазах леди Белтхем давно погасли. Она смотрела довольно спокойно, и Вальгран расценил это как очко в свою пользу.

«Что ж, дело, похоже, идет на лад. Наконец-то!» – подумал он.

Опытный сердцеед, он действовал по раз и навсегда разработанной схеме. Нежные слова, произносимые не в первый раз, слетали с его языка безо всяких усилий. Куда труднее было бороться с навалившейся вдруг дремотой. Изо всех сил стараясь не зевнуть, артист вел свою речь по наезженной колее:

– И когда наконец я узнал, что великодушное небо посылает мне исполнение моего самого заветного желания, я прилетел сюда на крыльях любви, чтобы, сгорая от страсти, упасть перед вами на колени!

Вальгран действительно опустился на колени и поцеловал подол платья леди Белтхем. Та смотрела на него, не говоря ни слова.

Часы на башне пробили четыре.

Женщина схватилась за голову:

– Четыре часа! Нет, нет… Я больше не могу! Это слишком для меня!

И на глазах изумленного артиста она принялась метаться по комнате, словно загнанное животное. Наконец она остановилась напротив Вальграна, долго смотрела на него с непонятным состраданием и прошептала:

– Уходите, мсье. Во имя Господа, если вы в него верите, немедленно уходите отсюда!

Артист с трудом поднялся с колен и пошатнулся. Голова казалась тяжелой, словно мельничный жернов. Больше всего на свете ему хотелось лечь. Тем не менее тщеславие не позволило ему не довести роль до конца, и он ответил чуть заплетающимся языком:

– Я верю в одного бога, мадам… В бога любви. И он приказывает мне остаться.

Женщина некоторое время тщетно пыталась прогнать своего гостя, восклицая:

– Ну уходите же, несчастный! Уходите! Это будет слишком чудовищно…

С трудом удерживая отяжелевшие веки, артист упрямо выдавил:

– Я остаюсь…

Он сделал несколько грузных шагов, пошатнулся и рухнул на диван рядом с леди Белтхем. Скорее машинально, чем сознательно, он попытался обнять ее за талию.

– Послушайте! – взмолилась женщина. – Ради всего святого, вам нужно… О, если бы я могла все объяснить! Какой ужас!

– Я ос…таюсь… – пробормотал Вальгран, слыша все, как сквозь вату. Его необоримо тянуло в сон. Наконец, не в силах больше противиться, он упал на бок и закрыл глаза.

Леди Белтхем молча смотрела на него. Со стороны лестницы послышался тихий шорох. Женщина упала на колени.

– Вот! – воскликнула она.

Внезапно Вальгран, совсем было уснувший, пришел в себя и затряс головой. Ему показалось, что на плечи ему опустились две тяжелые руки. Через секунду он почувствовал, что это не сон. Кто-то безжалостно заломил ему руки за спину и скрутил запястья.

– Боже великий! – воскликнул артист и попытался обернуться.

Когда это ему наконец удалось, он увидел перед собой двух дюжих мужчин с лицами бывших военных. Одеты они были в форму с тускло блестящими металлическими пуговицами. Вальгран открыл было рот, чтобы закричать, но грубая ладонь сжала ему лицо.

– Тихо ты!

– Что это все значит? – пробубнил артист, пытаясь не поддаваться панике.

Один из мужчин легко поставил его на ноги и подтолкнул к выходу.

– Пошли, – сказал он. – Нам пора.

– По какому праву?! – возмутился Вальгран. – Немедленно развяжите меня!

– Не пыли, малыш, – толкнул его второй незнакомец. – Иди вперед.

– Бесполезно сопротивляться, Гарн, – добавил его напарник. – Как ни крутись, ничто на свете тебе уже не поможет.

Артист ошалело хлопал глазами.

– Что вы такое говорите? – лепетал он. – Я ничего не понимаю.

Наконец один из мужчин вышел из себя:

– Перестань строить из себя дурачка! Мы и так рисковали всем, позволив тебе провести здесь эту ночь. Начальство-то думает, что ты сейчас беседуешь со священником, замаливая свои грехи!

– Скажи спасибо своей даме, – продолжал второй. – Уж и не знаю, где она достала столько денег, чтобы вызволить тебя на часок. Но прошло уже целых два, а мы все-таки дорожим своими местами, приятель. Так что свидание окончено, топай вперед.

Стряхнув с себя остатки сна, Вальгран начинал что-то понимать. До него наконец дошло, что мужчины одеты в форму тюремных охранников. Все это было настолько неожиданным, что он снова стал вырываться.

– Да что ты дергаешься, – злились тюремщики. – Ты ведь поклялся вернуться сразу, как только мы тебе прикажем! А слово надо держать.

Охранники поволокли артиста к выходу. Только теперь осознав весь ужас своего положения, Вальгран шептал непослушными губами:

– Во имя неба! Эти болваны принимают меня за убийцу! Но я не Гарн!

Он оглянулся и разглядел в почти не освещенном углу леди Белтхем, которая во время всей этой дикой сцены оставалась на коленях, с судорожно сплетенными руками. Артист слабо крикнул:

– Мадам! Но объясните же им наконец!

Женщина продолжала хранить молчание. Сломив последнее сопротивление Вальграна, охранники увели его. Однако уже за дверью артист нечеловеческим усилием вырвался и вбежал обратно в комнату.

– Но я же не Гарн! – завопил он. – Я Вальгран! Актер Вальгран! Меня знает весь Париж! И вы, мадам! Помогите же мне!

Он повернулся к охранникам:

– Вот здесь, в левом кармане пиджака. Там мой бумажник, в нем визитные карточки! И письмо этой женщины, в котором она просит меня прийти сюда. Она заманила меня в ловушку!

Один из стражников сильно ударил актера в бок и прошипел:

– Немедленно заткнись! Ты что, хочешь, чтобы нас здесь застукали?!

Актер замолчал, тяжело дыша. Охранник повернулся к напарнику:

– Взгляни, Нибье, что у него там.

Недоверчиво пожав плечами, надзиратель быстро ощупал карманы Вальграна.

– Нету там ничего, – буркнул он. – Никаких бумажников. Очередная комедия!

Артист застонал.

– Да что мы здесь рассусоливаем, – продолжал Нибье. – Мы же сами его сюда привели. Понятно, что ему неохота обратно. Но это уже его проблемы.

Он грубо взял актера за руку:

– Шагай вперед, и без глупостей.

После вспышки активности на обессилевшего Вальграна снова навалилась эта непонятная, вялая сонливость. На удивление покорно он позволил себя увести. Спотыкаясь на темной лестнице, он только монотонно повторял, как в бреду:

– Но я не Гарн… Не Гарн…

Несколько минут леди Белтхем напряженно прислушивалась. Потом вышла с лампой на лестницу и огляделась. Убедившись, что никто не стал свидетелем жестокой проделки, произошедшей в убогом домишке, она вернулась в комнату и рухнула в кресло. Она поправляла волосы, воротничок, но все это машинально, по многолетней привычке ухаживать за собой. Женщина сама не замечала, что делают ее руки. Она была на грани обморока.

Дверца, ведущая в темный кабинет, тихо приоткрылась. Медленно и совершенно бесшумно оттуда появился Гарн. Он подошел к леди Белтхем, опустился на колени и принялся покрывать поцелуями ее застывшее лицо и бессильно опущенные руки:

– Дорогая моя!

Женщина не отвечала. Гарн заметался по комнате, разыскивая какое-нибудь средство, чтобы вернуть к жизни свою возлюбленную. Но тем временем леди Белтхем понемногу пришла в себя. Она негромко застонала, и любовник тотчас подбежал.

– Это ты, Гарн? – с трудом проговорила женщина. – Подойди поближе… Обними покрепче… Ты видишь, я сделала все, что в моих силах! Я едва не проговорилась… О Боже, какие страшные минуты!

Лицо ее изменилось:

– Какой кошмар… Мне кажется, я до сих пор слышу его голос!

Гарн ласково погладил ее по волосам:

– Ну что ты, любимая моя! Его давно уже нет. Здесь только мы, дорогая!

Но леди Белтхем не успокаивалась. Глядя застывшими глазами на стенку, она шептала:

– Как он все время повторял: «Я не Гарн! Я не Гарн!» Господи, а если кто-нибудь догадается?

Преступник нахмурил лоб. Он также разделял сомнения своей любовницы. Рискованная операция, которую он затеял, вполне могла провалиться. Успокаивая и женщину, и себя, Гарн произнес:

– Охранникам хорошо заплатили. Они будут все отрицать. За такое их и самих могут посадить за решетку!

Он понизил голос:

– Ты успела подсыпать ему много порошка?

Леди Белтхем кивнула:

– Целую горсть. Он уже подействовал, когда пришли охранники. Так быстро! Наверное, поэтому Вальгран и позволил себя увести. Когда они уходили, он едва передвигал ноги.

Гарн сжал руку любовницы:

– Если порошок будет действовать, как я рассчитываю, то мы спасены, любимая!

На лице молодой женщины по-прежнему сохранялось выражение тоски и отчаяния.

– Любовь моя! Душа моя! – повторил Гарн. – Верь мне!

Он помолчал, потом заговорил другим тоном:

– Слушай меня внимательно. Когда забрезжит рассвет и на улице появятся первые прохожие, мы уйдем отсюда. Понятно?

Женщина слабо кивнула.

– Теперь мне бы надо переодеться, чтобы не привлекать внимания.

Взгляд Гарна упал на пальто и шляпу, забытые несчастным Вальграном.

– Отлично! – воскликнул он. – Меня никто не узнает в его… – он кинул быстрый взгляд на леди Белтхем, – в этом пальто.

Сделав над собой усилие, любовница убийцы поднялась на ноги.

– Что ж, в путь…

– Подожди, – остановил ее Гарн. – Мне нужно избавиться от бороды и усов.

Убийца лорда Белтхема достал ножницы и направился к зеркалу. Внезапно внизу послышался отчетливый звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице, скрипя деревянными ступеньками.

Гарн замер, смертельно побледнев. Леди Белтхем же непостижимым образом вновь обрела перед лицом опасности самообладание и дерзость. Она подбежала к двери, пытаясь ее придержать, но снаружи уже надавили, и женщина была вынуждена отпустить ручку.

Преступник, не успев спрятаться в кабинете, метнулся к креслу и, закутавшись в пальто Вальграна, надвинул на глаза его шляпу. Дверь распахнулась. Вошедший поклонился и проговорил:

– Покорнейше прошу мадам извинить меня.

Голос его звучал несколько смущенно.

– Кто вы? – резко спросила леди Белтхем. – Что вам нужно?

– Простите, – снова повторил посетитель. – Я…

Тут он заметил в глубине комнаты Гарна и указал на него рукой:

– Господин Вальгран меня хорошо знает. Хозяин, это я, Шарло!

Он снова повернулся к даме:

– Я костюмер мсье Вальграна. Я зашел просто, чтобы… В общем, вот.

Он вынул из кармана небольшой пакет.

– Что это?

– Видите ли, господин Вальгран так торопился, уходя сегодня из театра, что забыл свой бумажник. Я решил – вдруг он ему понадобится?

Костюмер хотел было подойти к тому, кого он принимал за своего хозяина, – но молодая женщина, будто случайно, преградила ему путь. Поняв ее по-своему, старик снова принялся извиняться:

– Вы уж простите, что я так ворвался. Наверное, не стоило…

Он наклонился к уху леди Белтхем и прошептал, указывая на Гарна:

– Господин Вальгран молчит… Значит, сердится. Из-за меня, да? Вы уж сделайте одолжение старому Шарло, замолвите за меня словечко перед хозяином. Я ведь нисколько не хотел вам помешать.

Леди, выдержавшая за сегодняшний день столько волнений, что хватило бы на добрых десять лет, не в состоянии была больше выносить болтовню старика. Она надменно произнесла:

– Хорошо, я скажу ему. Только немедленно уходите. Не выводите его из себя.

– Конечно, конечно, – заторопился костюмер. – Конечно, я вам мешаю. Да ведь вы меня тоже поймите – этакая странная история – письмо, эта улица, напротив тюрьма…

Леди Белтхем хранила ледяное молчание. Приняв его за разрешение продолжать, неисправимый болтун забубнил:

– Вы понимаете, ведь там, в тюрьме, сидит этот жуткий Гарн, тот самый, что убил богатого англичанина. И такое совпадение – я прочел, что его казнь назначена на сегодняшнее утро!

Женщина судорожно вздохнула.

– Не сердитесь на меня! – снова заизвинялся старик, в голосе которого звучало неподдельное волнение. – Я испугался за господина Вальграна. Все-таки ночь, тюрьма рядом. Я сначала просто хотел подождать, когда он выйдет, но заблудился здесь в потемках и только сейчас нашел этот дом. Вижу – дверь открыта. Наверное, думаю, хозяин уже ушел. Но все-таки решил подняться, посмотреть. Вы уж простите старого дурака, вломился среди ночи… Но теперь я ухожу, мадам. Мой хозяин здесь, все в порядке, я спокоен.

Он посмотрел на «хозяина»:

– Господин Вальгран! Бога ради, не сердитесь на меня! Я уже ухожу.

Костюмер наконец направился к двери. Обернувшись уже в проеме, он спросил:

– Господин Вальгран! Вы меня прощаете?

Не услышав ответа, Шарло уныло пожал плечами и бросил на леди Белтхем умоляющий взгляд:

– Ведь вы с ним поговорите, правда, мадам? Я ведь знаю, он не злой человек, посердится и отойдет. Он поймет меня! Ведь я же знаю его много лет и всегда беспокоюсь за него. Но теперь я спокоен.

В это время старик бросил взгляд в окно и зачарованно замолчал.

Стирая свет редких фонарей, занимался день. Из окна был виден маленький клочок тюремного двора. Обычно пустынное, это место было полно народа. За наспех построенными загородками, несмотря на ранний час, колыхалась толпа. Шарло протянул дрожащую руку:

– Боже правый, вот где это будет… Там строят эшафот!

Он подошел и прижался носом к стеклу:

– Да-да, он уже совсем готов. Уже ставят гильотину! Какой страшный нож…

Не договорив, Шарло издал приглушенный крик боли и с глухим стуком упал на пол. Леди Белтхем отпрянула, кусая кулаки, чтобы не закричать.

Зачарованный зрелищем готовящейся казни, старый костюмер имел несчастье повернуться спиной к Гарну, который, достав пружинный нож, одним прыжком пересек комнату и вонзил его старику в спину. Шарло так и не успел ничего понять.

В безмолвном ужасе женщина смотрела на неподвижную жертву. Гарн схватил ее за локоть.

– А теперь нам надо бежать, – прошептал он.

Глава 33 НА ЭШАФОТЕ

Еще стояла глубокая ночь. На темном небе холодно поблескивали звезды. В морозном воздухе слышалось шуршание листвы, колеблемой легким ветерком. Все предвещало приближение яркого, солнечного осеннего дня.

Несмотря на столь ранний час, по улицам двигались толпы народу, стекая с тротуаров на мостовую. Бульвары Монпарнас, Сен-Мишель, Пор-Руайяль, Сен-Жак, Араго были заполнены людьми. Все двигались быстрым шагом, явно направляясь в какое-то одно место. Иногда образовывались стихийные группки и раздавался припев популярной песенки. Рестораны, лавки, трактиры, подвальные кабаки самого сомнительного толка – все они были открыты в этот неурочный час, и не зря – народу было битком набито. На первый взгляд казалось, что в городе происходит всенародное гулянье.

Но только на первый взгляд. Если присмотреться внимательно к людям, вышедшим на улицу в такое время, появлялось некое странное ощущение. Казалось, чего-то не хватает.

И действительно, в толпе можно было разглядеть либо богачей, либо откровенно нищих. На улицах необычным образом перемешались два полюса парижского общества. Бок о бок с элегантными посетителями ночных клубов можно было увидеть малокровных бродяг, для которых норы под городскими мостами многие годы уже были родным домом. Среди потерявших работу мастеровых с испитыми лицами и нищих в лохмотьях сновали молодые люди с напомаженными волосами, в ботинках из тонкой кожи, чей цепкий взгляд и нарочитая развинченность походки наводили на мысль о сомнительности их занятий.

…Не так давно, перед полуночью, весь Париж с быстротой молнии облетела сенсационная новость. О ней одинаково судачили в Бельвиле и «Чреве Парижа», в Монруж и Рабле, в Телемском аббатстве и Монико…

Всем сомнениям был положен конец – генеральный прокурор Республики утвердил смертный приговор. Казалось, тень гильотины упала на город. Гарн, убийца несчастного лорда Белтхема, сегодня на рассвете получит сполна за свое преступление.

Известно, что для определенного типа людей казнь – лучший праздник. Поэтому бесчисленное количество зевак высыпало на улицы. Из конюшен срочно выводились экипажи, седлались скакуны, женщины в изысканных туалетах, усыпанных драгоценными камнями, садились в автомобили, чтобы успеть на площадь Санте к месту казни.

Не меньшее оживление царило в предместьях. Завсегдатаи пивнушек, подхватив под руки своих бездельниц-подружек, двинулись к бульвару Араго, распевая песни и выкрикивая непристойности. Все стремились не опоздать на кровавый спектакль.

Казалось, от толпы исходит какой-то особый запах, характерный для ярмарок и «блошиных» рынков. На площади. Санте, несмотря на предстоящее зловещее действо, царила атмосфера радостного возбуждения. Тут и там зеваки усаживались прямо на землю, доставали бутылки с вином, колбасу и принимались завтракать. Точно так же, как перед премьерой в Опере обсуждают исполнителей главных ролей, так и здесь разговоры вертелись вокруг одного и того же. Люди пришли на спектакль и говорили о спектакле. Слышались грубые голоса:

– Наложит, небось, в штаны этот хваленый Гарн! Это тебе не шляться по чужим садам!

– Посмотри на себя, вояка! Сам бы от страха забыл, как тебя зовут!

Великосветские зрители, не желая смешиваться с плебсом, ожидали, не выходя из экипажей. Беседы их были более утонченными:

– Боюсь, вы испугаетесь, моя красавица.

– Я? Нисколько!

– Полноте, душенька, неужели вы такая бесчувственная?

– Именно так, мой дорогой. С тех пор, как я изучила мужчин, у меня больше нет сердца. Единственный, кому оно отдано, это вы!

В соседнем автомобиле состязались в остроумии по поводу предстоящей казни. Короче, прибывшие посмотреть на отрубленную голову Гарна забавлялись вовсю.

Тут на площади появилась новая компания зевак, возглавляемая Франсуа Бонбоном, хозяином таверны «Свинья святого Антуана». Трактирщик, одетый в выходной серый сюртук, покрикивал:

– Иди сюда, Билли Том! Держись меня, а то потеряешься!

Потом толкнул соседа:

– Ты не видел Жофруа-Бочку? Они шли в обнимку с Бузотером. Ну и парочка! Надо было Бузотеру еще взгромоздиться на свой «поезд», вообще была бы умора!

Билли Том пожал плечами:

– А чем он хуже всех этих хлыщей, что приехали сюда в экипажах?

Почтенного трактирщика быстро обогнали двое мужчин. В одном из них нетрудно было узнать Жюва. Он негромко спросил у своего спутника:

– Узнал их?

– Нет, – ответил Жером Фандор.

Усмехнувшись, инспектор быстро перечислил ему имена людей, мимо которых они только что прошли.

– Понимаешь теперь, почему я потащил тебя вперед? Мне вовсе не хочется с ними встречаться.

Фандор улыбнулся.

– Забавно все же, – продолжал Жюв, – до чего некоторых влечет зрелище казни. Впрочем, по многим из присутствующих тоже плачет гильотина. Посмотри вокруг – сплошные жулики и хулиганы!

Вскоре толпа стала такой плотной, что пробраться дальше не представлялось возможным. Инспектор тронул журналиста за плечо.

– Нет, дружище, так нам не протолкнуться. Доставай-ка свой пропуск.

Фандор достал из кармана маленький картонный квадратик, который Жюв выхлопотал для него в префектуре:

– И кому его показывать?

Инспектор огляделся:

– Скоро здесь будет городская жандармерия. Вон там, кажется, уже блестят сабли. Пойдем за газетный киоск, подождем, пока наши доблестные вояки немного разгонят толпу.

Богатый опыт не подвел Жюва. Не прошло и минуты, как с бульвара Араго вывернул отряд конной жандармерии. Гордо возвышаясь на ухоженных скакунах, жандармы, преисполненные чувством собственной значительности, бросали по сторонам грозные взгляды. Послышался короткий приказ, и блюстители порядка принялись теснить толпу, освобождая площадь. Раздались возмущенные крики:

– Так мы ничего не увидим, черт побери! Как вам не стыдно? Мы уже два часа здесь торчим, заняли хорошие места, в вы… В газетах было объявлено, что казнь будет публичной!

Тем временем Жюв и Фандор, счастливые обладатели пропусков, выданных префектурой полиции лишь небольшому числу избранных, спокойно пересекли площадь и, преодолев тройной кордон полицейских, подошли к гильотине. Теперь они стояли в тупике, образованном стенами монастыря и тюрьмы. Здесь прогуливалось не более десятка мужчин в черных сюртуках и цилиндрах. Если предстоящее их как-то и трогало, то на лицах это нисколько не отражалось.

– Кто это? – спросил Фандор.

– Все довольно известные люди. Вон там мои коллеги, старшие инспекторы Службы безопасности, а вот и твои собратья по перу. Узнаешь? Хроникеры крупнейших еженедельников Парижа. Когда они были в твоем возрасте, им и мечтать не приходилось о такой удаче, которая выпала сегодня на твою долю!

Журналист покраснел.

– Нечего смущаться, это действительно удача для молодого репортера, – сказал Жюв. – Такие события бывают нечасто!

– Событие событию рознь, – процедил юноша. – Если вы не ошиблись и это действительно Фантомас, то он мне почти родственник.

Молодой человек прищурил глаза:

– А насколько я вас знаю, Жюв, ошибаться – не в ваших правилах. Поэтому я испытаю истинное удовлетворение, когда увижу, как голова Гарна упадет в корзину. Эта казнь принесет спокойствие всему Парижу, и я хочу быть уверенным, что негодяй мертв. В противном случае, поверьте, я уклонился бы от чести делать этот репортаж.

Инспектор положил руку юноше на плечо:

– Нервничаешь?

– Конечно!

– Я тоже, дружище.

– Вы?!

– Да, я. Подумай – я чуть ли не единственный, кто всерьез верил в существование Фантомаса, несмотря на бесчисленные насмешки. В течение пяти лет я боролся с неуловимым призраком. Пять лет я молил небо, чтобы оно отдало в мои руки этого мерзавца, потому что только смерть может остановить вереницу его преступлений.

Инспектор помолчал.

– И теперь, – медленно продолжал он, – меня мучает то, что Фантомас умрет неузнанным. Да, я знаю, что это он, мне удалось убедить в этом тебя и еще несколько неглупых людей, не поленившихся детально ознакомиться с моим расследованием. Но юридически мне так и не удалось ничего доказать! Для судьи, для присяжных, наконец, для всего общественного мнения сегодня будет обезглавлен только Гарн, и никто больше.

Полицейский замолчал и посмотрел в сторону бульвара Араго, куда жандармы оттеснили публику. Оттуда послышались крики «браво!», смех, аплодисменты. Фандор вздрогнул:

– Что это?

– Сразу видно, что, в отличие от меня, ты новичок на таких зрелищах, – усмехнулся Жюв. – Подобным образом наши милые добрые соотечественники обычно приветствуют появление гильотины.

Инспектор, как всегда, был прав.

Вдали показалась старая кляча, с трудом тянувшая черный, наглухо запертый фургон. По бокам гарцевали четыре жандарма с саблями наголо. Повозка остановилась в нескольких метрах от Жюва и Фандора. Откуда-то появились трое мужчин в черном.

– Почтеннейший Дебле и его помощники, – пояснил инспектор.

Глядя на палача, журналист невольно содрогнулся. Жюв продолжал:

– Их «орудие производства» сейчас в разобранном виде. Через полчаса они смонтируют его, и максимум через час Фантомас перестанет существовать.

Пока полицейский говорил, мэтр Дебле быстро подошел к жандармскому офицеру и обменялся с ним репликами, видимо, получая инструкции. Затем поклонился местному комиссару полиции и, повернувшись к помощникам, буднично произнес:

– За работу, ребята.

Те принялись за дело. Дебле, заметив Жюва, подошел к нему и протянул руку:

– Здравствуйте, инспектор. Извините, мы немного задержались сегодня, – произнес он так, как будто речь шла об опоздании к обеду.

Тем временем его помощники вытаскивали из фургона длинные холщовые мешки, по виду очень тяжелые, и осторожно укладывали их на землю.

– Посмотри, – сказал инспектор журналисту. – Это опорные балки для гильотины. Их ни в коем случае нельзя перепутать. Это очень точный инструмент.

Разгрузив фургон, работники сняли сюртуки, закатали рукава и под руководством палача начали собирать орудие казни. Вначале они тщательно подмели площадку и очистили ее от крупных булыжников, способных нарушить равновесие механизма. Затем поставили подпорки и укрепили на них красные ступеньки эшафота. После этого принялись делать настил, укрепляя доски большими медными скобами. На настил они аккуратно установили зловещие полозья, по которым опускается разящий нож гильотины и, снеся голову преступнику, исчезает под полом.

И вот наконец гильотина подняла свои страшные руки к светлеющему небу. Жюв тронул Фандора за плечо, обращая его внимание на скорость монтажа.

– Видишь, – сказал он. – Совсем немного времени требуется, чтобы приготовить этот инструмент к работе. Теперь палачу остается сделать главное – установить рычаг и люнет, да закрепить нож.

Словно иллюстрируя пояснения инспектора, мэтр Дебле принялся за работу. С помощью какого-то прибора он проверил равновесие механизма, потом параллельность полозьев и подергал две доски, образующие люнет, куда кладут шею приговоренного к смерти, затем вставил рычаг и коротко приказал:

– Нож!

Помощник услужливо протянул ему тяжелое лезвие с острием, скошенным по диагонали. Палач без видимых усилий поднял его, вставил в пазы, закрепил и провел пальцем по мрачно блеснувшему острию. В каждом его движении чувствовалась долгая практика. Оглядев сооружение, Дебле скомандовал:

– Солому!

Ему подали пучок соломы. Палач уложил его в люнет и нажал на рычаг. Сверкнуло лезвие, и нож исчез внизу, не почувствовав препятствия. Солома была перерезана пополам.

Итак, репетиция закончилась. Пора было переходить к страшному спектаклю.

Нервно затянувшись, Жюв произнес:

– Теперь все готово. Дебле осталось только надеть сюртук и приказать привести Фантомаса.

Тем временем подручные палача поставили по обеим сторонам страшного механизма две большие корзины, выстланные соломой. В одну из них после казни падает отсеченная голова, в другую – тело.

Дебле натянул сюртук, машинально потер руки и широким шагом подошел к группе людей, прибывших пока он работал и теперь ожидавших его поодаль в специальном экипаже.

– Господа, – произнес палач, поклонившись. – Через четверть часа поднимется солнце. Пора начинать.

Его собеседники обменялись негромкими фразами.

– А господин Жермен Фузилье, ведший это дело, еще не приехал? – спросил господин Авар, глава Службы безопасности, которому сегодня было поручено лично передать заключенного в руки палача.

– Нет, мсье, – ответил Дебле. – Господин Фузилье просил его извинить. Ему нездоровится.

Палач слегка улыбнулся. Он был хорошо знаком со следователем и знал, что во всем полицейском управлении не было более ярого противника смертной казни.

– Так что же, господин прокурор, – снова сказал Дебле. – Пора!

– Пора, – согласился тот.

Один за другим они вошли во двор тюрьмы. Впереди шел директор тюрьмы Санте, за ним генеральный прокурор с прокурором Республики. Затем семенил невысокий Авар, рядом с палачом и двумя его подручными.

Поднявшись на второй этаж, все проследовали по длинному коридору туда, где были расположены камеры смертников. Охранник Нибье, звякнув связкой ключей, поклонился прибывшим. Дебле посмотрел на прокурора Республики и спокойно спросил:

– Вы готовы, мсье?

Слегка побледнев, тот утвердительно кивнул головой. Директор тюрьмы приказал охраннику:

– Откройте камеру!

Нибье бесшумно повернул в замке ключ, который он держал наготове, и толкнул дверь. Прокурор шагнул вперед, решив про себя, что если заключенный спит, он позволит ему на пару минут продлить последний сон в его жизни. Однако приговоренный не спал. Совершенно одетый, он сидел на краю кровати с блуждающим безумным взглядом. Казалось, он даже не заметил, что дверь открылась, и не пошевелился.

– Гарн, – произнес прокурор, – мужайтесь. Прошение о помиловании отклонено.

Приговоренный никак не реагировал. Было непонятно, понял ли он хоть слово. Удивленный прокурор механически повторил:

– Мужайтесь…

Гримаса страдания перекосила лицо узника. Губы его беззвучно шевелились. Казалось, он делает невероятные усилия, чтобы что-то сказать.

– Я… Не… – чуть слышно донеслось до прокурора из глубины камеры.

Тут Дебле, привычный ко всяким сценам, подошел к заключенному и, положив ему руку на плечо, сказал с оттенком недовольства, как человек, которому мешают выполнять свои обязанности:

– Поднимайтесь. Пора идти.

Глядя вокруг безумными глазами, осужденный встал. Подошел священник:

– Молитесь, брат мой. Покайтесь перед Господом в свою последнюю минуту.

Лицо пленника снова мучительно перекосилось и изо рта его вырвалось:

– Я… не…

Мсье Авар вмешался:

– Вы же видите, святой отец, это совершенно бесполезно. Нам пора.

Палач подтвердил:

– Да-да, поторопимся. Надо спешить. Вот-вот встанет солнце.

Прокурор Республики повторял, как заведенный:

– Мужайтесь… Мужайтесь…

Дебле взял заключенного под руку. Охранник подхватил его с другой стороны, и они почти волоком потащили несчастного в камеру, где приговоренным к смерти разрешается в последний раз умыться.

В небольшой, тускло освещенной комнате все уже было готово. Узника усадили перед столом.

Генеральный прокурор спросил:

– Не хотите ли стакан вина? Или сигарету? А может, у вас есть какие-нибудь последние поручения?

Тот молчал.

В дверях появился опоздавший мэтр Барберу, чрезвычайно взволнованный. Он в свою очередь подошел к заключенному.

– Гарн, – сказал он, – могу ли я что-нибудь сделать для вас? Нет ли у вас последнего желания?

Осужденный приподнялся, напрягая все силы, и из горла у него вырвался хрип:

– Я… я…

Но язык не повиновался бедняге, и он снова рухнул на стул.

Присутствовавший тут же тюремный врач отвел в сторонку заместителя прокурора.

– Какой-то ужас, – сказал он. – Похоже, парень потерял дар речи. С тех пор, как мы пришли, он не произнес толком ни слова. Научно это называется «торможение». Я читал об этом, но самому наблюдать не приходилось. Понимаете, этот человек жив, но он уже чувствует себя трупом. Поэтому сознание его настолько затемнено, что он даже не в состоянии произнести сколько-нибудь осмысленную фразу…

Дебле движением руки отстранил всех толпящихся у стола.

– Господин Авар, – сказал он. – Будьте добры сделать запись в тюремном журнале.

И пока начальник Службы безопасности указывал в журнале, что осужденный Гарн изъят из тюрьмы для приведения в исполнение смертного приговора, палач достал ножницы, распорол на узнике рубашку и отрезал прядь волос, закрывавшую шею. Его помощник тем временем связал запястья жертвы веревкой. Закончив, Дебле сделал знак прокурору Республики:

– Пора!

Подручные палача взяли осужденного под руки и поставили на ноги. Собрав все силы, тот прорычал:

– Я-a… не-е…

Но никто уже не слушал.

На востоке небо порозовело. Первые солнечные лучи разбудили птиц, и те подняли радостный утренний гомон. Было десять минут шестого.

Кордон полицейских едва удерживал огромную толпу зевак, желавших пробраться поближе к гильотине. Особенно усердствовала компания из «Свиньи святого Антуана».

Бузотер, удобно устроившись на могучих плечах Жофруа-Бочки, подзадоривал всех истошными воплями. Папаша Бонбон орал полицейским:

– Ребята, пропустите нас, и тогда сегодня вечером я напою вас вином бесплатно!

Жандармы не обращали на него внимания, пропуская лишь тех, у кого был специальный билет. Внезапно толпа зашумела с новой силой. Конные жандармы, гарцевавшие возле гильотины, обнажили сабли.

Жюв взял Фандора за руку:

– Отойдем туда.

И они подошли к аппарату смерти с той стороны, с которой в корзину должна была упасть отрубленная голова.

– Отсюда нам будет хорошо видно, как этот мерзавец расстанется с жизнью.

Юноша судорожно сглотнул.

– Привыкай, репортер, – сказал инспектор. – Ты должен иметь лучшее место для обзора. Именно здесь я стоял, когда был гильотинирован Пенье. И отсюда я видел, как казнили отцеубийцу Душмена пятого августа тысяча девятьсот девятого года.

Полицейский замолчал. Из ворот тюрьмы Санте показалась зловещая повозка. Все следили, как она медленно приближается. Воцарилась тишина.

Наконец повозка остановилась напротив ступеней эшафота, с противоположной стороны от Жюва и Фандора. С запяток проворно соскочил мэтр Дебле и, опустив на землю заднюю крышку фургона, образовал нечто вроде трапа. Вниз спустился бледный, растерянный священник, и следом за ним помощники палача вывели осужденного, стараясь до поры держать его спиной к эшафоту.

Фандор вздрогнул.

– Боже мой! – прошептал он.

Все шло очень быстро. Подручные палача с ловкостью, свидетельствующей о немалом опыте, провели осужденного по ступенькам и подтолкнули его на помост.

Жюв взглянул вверх.

– Смелый парень, – проговорил он. – Даже не побледнел. Обычно они ведут себя куда хуже…

Помощники мэтра Дебле поставили приговоренного на колени. Отработанным движением палач ухватил его за уши и с силой притянул голову к себе, чтобы шея попала в люнет.

Скрип рычага…

Блеск падающего ножа…

Струя крови…

Крик сотен людей…

…И голова казненного упала в корзину с соломой.

Внезапно Жюв рванулся с места и, раскидав подручных палача, опустил руки в пропитанную кровью солому, схватил отсеченную голову за волосы и бешено посмотрел на нее. Перепуганные подручные бросились к нему. Подбежал и мэтр Дебле.

– Вы сошли с ума! – воскликнул он.

– Убирайтесь! – прорычал инспектор.

Фандор никогда не видел Жюва таким. Полицейского шатало, словно пьяного, губы его беззвучно шевелились. Казалось, он сейчас потеряет сознание. Журналист подбежал к инспектору:

– Боже мой! Что с вами?

Срывающимся голосом Жюв произнес:

– Казнили не Гарна… Вот почему он не побледнел… Это грим! Театральный грим! О, проклятье, какая чудовищная ошибка! Фантомас снова ускользнул! Он сумел подставить вместо себя очередную невинную жертву и сбежал… Всю жизнь нас будут проклинать за то, что мы казнили ни в чем не повинного человека… А проклятый Фантомас на свободе…

Инспектор сжал ладонь Фандора с такой силой, что у того хрустнули пальцы:

– Ты слышишь, Фандор? Фантомас жив!

Оглавление

Глава 1 . ГЕНИЙ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Глава 2 . РОКОВОЙ РАССВЕТ

Глава 3 . ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА

Глава 4 . НЕТ! Я НЕ СУМАСШЕДШИЙ!

Глава 5 . АРЕСТУЙТЕ МЕНЯ!

Глава 6 . ФАНТОМАС – ЭТО СМЕРТЬ!

Глава 7 . СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ

Глава 8 . УЖАСНОЕ ПРИЗНАНИЕ

Глава 9 . ВСЕ РАДИ СОХРАНЕНИЯ ДОБРОГО ИМЕНИ!

Глава 10 . В ВАННОЙ КОМНАТЕ КНЯГИНИ СОНИ

Глава 11 . ПОЛИЦЕЙСКИЙ И СЛЕДОВАТЕЛЬ

Глава 12 . ПОЩЕЧИНА

Глава 13 . БУДУЩЕЕ ТЕРЕЗЫ

Глава 14 . МАДЕМУАЗЕЛЬ ЖАННА

Глава 15 . ЗАГОВОР СУМАСШЕДШЕЙ

Глава 16 . ГРУЗЧИКИ С ЦЕНТРАЛЬНОГО РЫНКА

Глава 17 . В ТРАКТИРЕ «СВИНЬЯ СВЯТОГО АНТУАНА»

Глава 18 . ЗАКЛЮЧЕННЫЙ И СВИДЕТЕЛЬ

Глава 19 . ЖЕРОМ ФАНДОР

Глава 20 . ЧАШКА ЧАЯ

Глава 21 . УБИЙЦА ЛОРДА БЕЛТХЕМА

Глава 22 . ДОКУМЕНТ

Глава 23 . ВЗРЫВ НА «ЛАНКАСТЕРЕ»

Глава 24 . В ЗАКЛЮЧЕНИИ

Глава 25 . НЕОЖИДАННЫЙ СООБЩНИК

Глава 26 . ЗАГАДОЧНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Глава 27 . ТРИ НЕВЕРОЯТНЫХ ПРОИСШЕСТВИЯ

Глава 28 . СУД ПРИСЯЖНЫХ

Глава 29 . ПРИГОВОР

Глава 30 . В АРТИСТИЧЕСКОЙ ЛОЖЕ

Глава 31 . ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ

Глава 32 . ЧУДОВИЩНОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Глава 33 . НА ЭШАФОТЕ