«Злые происки врагов »

«Ох, идиотка! Ну что тебе стоило отключить перед сном громкую связь?» — обругала я себя мысленно и с трудом подавила желание дать самой себе хорошего пинка. Впрочем, будь мне знакома техника подобного акробатического номера, и фигушки бы подавила — такая меня обуяла злость.

Шли четвертые сутки после нашего возвращения с Соловков, и трое из них я практически не вылезала из-за письменного стола, корпя над макетами обложек, которые должна была сдать две недели назад. И сдала бы, не перенеси мы внезапно поездку с августа на июль. Дурацкое, конечно, решение — только чайники отправляются на Белое море в июле, в разгар комариного пиршества. Но, по правде говоря, у нас не было другого выхода. Либо переносить, либо отменять вовсе — такие сложились обстоятельства. Мы предпочли перенести, и теперь я расплачивалась за сомнительные прелести отпуска (комары и новый, ну очень сребролюбивый директор Соловецкого музея изрядно попили нашу кровь) бессонными ночами. А мое издательское начальство рвало и метало, поскольку хотело выпустить книги, над макетами которых я трудилась, к книжной ярмарке в начале сентября, для чего макеты эти следовало сдать в типографию «вчера».

Вот так и вышло, что я трое суток не разгибала спины, а вчера, вручив работу издательскому курьеру, который торчал у меня на кухне до половины первого, рухнула на кровать и отрубилась. Не отключив громкой связи. Господи, ну что мне стоило протянуть руку и нажать на проклятую кнопку?!

Телефонный звонок меня не разбудил, мое собственное приглашение оставить сообшение на автоответчике — тоже, а вот истерическим рыданиям: «Варька, возьми, пожалуйста, трубку! Ты же дома, я знаю! Ну пожалуйста!» — удалось вспороть густую пелену, в которой плавало мое измученное сознание. Вспоминая бога, черта и его маму, изнывая от желания хорошенько себя лягнуть, я села на кровати и потянулась к аппарату.

— Говорите! — хрипло каркнула я в трубку.

На том конце провода снова зарыдали, теперь, очевидно, от облегчения.

— Варька! Слава богу! Это Гелена…

Час от часу не легче! Наверное, профессор Преображенский, не спавший трое суток и разбуженный пьяным Шариковым, обрадовался бы куда больше, чем я. Геля Князева — гадюка, целенаправленно отравлявшая мое счастливое детство, — не имела морального права ни на миллиграмм моего сочувствия. Впрочем, мораль никогда не была ее сильной стороной.