«Картонный воин»

Предисловие

Это был шкаф, самый обычный — со стенками, дверцами, блестящей фурнитурой. Но это был необычный шкаф. Потому что — пассажирский шкаф, скорый шкаф, шкаф дальнего следования и международных сообщений.

Шкаф уже проехал Францию, проехал Чехию, проехал Польшу и Белоруссию и теперь катил по России. Под шкафом постукивали на рельсовых стыках и стрелках колеса, шкаф подрагивал, покачивался, кренился на поворотах, шкаф притормаживал на узловых станциях, спускался с горки, отстаивался на запасных путях, его сортировали, отцепляли, перецепляли, стучали молоточками по буксам, перед ним меняли локомотивы, давали ему зеленую дорогу...

Шкаф ехал и ехал...

В шкафу на матрасе сидел человек — его единственный пассажир. Сидел гражданин России Иванов Иван Иванович. У него не было билета, не было плацкарты, не было страховки, не было багажа, не было заграничного паспорта. У него ничего не было — был только шкаф.

Иван Иванович ненавидел шкафы, потому что со шкафами были связаны худшие воспоминания его жизни — начиная с того первого шкафа, который был у любовницы и в который он влез, когда к ней заявился другой любовник, а вслед за ним еще какие-то люди. Все это было похоже на анекдот, но если это был анекдот, то был не смешной анекдот — грустный анекдот. Потому что пришедшие люди застрелили второго любовника, а дружки любовника перестреляли тех людей. Чудом спасся только спрятавшийся в шкафу Иванов. Которого обвинили в убийстве пяти потерпевших, потому что, выбравшись из шкафа, он сдуру схватил какой-то пистолет, на котором впоследствии обнаружили его отпечатки пальцев и обнаружили выпущенные из него пули в телах жертв.

А потом милиция повесила на него другие трупы.

И еще трупы.

И еще...

Иванов сидел в шкафу и жалел себя — свою странную, непутевую и запутанную жизнь.

И зачем он тогда полез в тот шкаф?.. Если бы он не залез в тот шкаф, он бы никогда не оказался в этом!..

Шкаф миновал Оршу и миновал Смоленск. Шкаф приближался к станции назначения — к Москве.

На Белорусском вокзале шкаф встречали официальные и чуть менее официальные лица — генерал Федеральной Службы Безопасности Трофимов, его правая, да и левая тоже, рука — майор Проскурин, личный состав вверенного им подразделения, а также сцепщики, крановщики, стропальщики, грузчики и прочий не имеющий отношения к этой истории обслуживающий персонал.

Шкаф прибывал на Белорусский вокзал к третьей платформе. К третьей платформе грузового пакгауза.

— Он не опаздывает, идет по расписанию? — заметно нервничая, то и дело спрашивал генерал у железнодорожных работников.

— Да вроде нет...

Шкаф не опаздывал, шкаф шел точно по расписанию и уже миновал входной семафор.

— А вдруг он там задохнулся? — переживал генерал Трофимов.

— Не должен был, — успокаивал его майор Проскурин, — контейнер вентилируется. И мы там еще на всякий случай дырок накрутили.

Но генерал все равно беспокоился. И майор беспокоился. Не за Иванова — за свои семьи, которые были взяты в залог под гарантии возвращения Иванова на Родину. И если с Ивановым что-нибудь случилось, то своих жен и детей они не увидят.

— Ну что там?

— Скоро, уже совсем скоро... Да вон же он, идет вон... — показали железнодорожники на показавшийся вдали электровоз.

Состав втягивался на сортировку.

— Какой из них? — спросил генерал, пробегая глазами по составу.

— Вон тот, — показал майор на опломбированный контейнер.

Вагон отцепили, и маневровый тепловоз подал его на контейнерную площадку.

В проушины контейнера сунули крюки козлового крана.

— Вира! — крикнули стропальщики. Трос натянулся, контейнер дрогнул, оторвался от платформы, поднялся вверх и поплыл по воздуху к поджидавшему его контейнеровозу.

— Майна!

Контейнер пошел вниз.

— Левее!

— Правее!

Рессоры “КамАЗа”-контейнеровоза прогнулись под тяжестью поставленного на полуприцеп контейнера.

— Ну все, спасибо, мужики, — поблагодарил стропальщиков генерал.

— Да ладно, — ответили стропальщики, недоумевая, в связи с чем возле обыкновенного на вид контейнера устраиваются такие пляски.

Что там — золото, что ли?..

— Ну все, поехали!..

“КамАЗ” вырулил с контейнерной площадки. Впереди него и сзади шли два “уазика”, набитые крепкими, в камуфляже парнями. А впереди и позади “уазиков” два черных джипа с мигалками.

Шкаф ехал по Москве, по Тверской, мимо мэрии, ехал по Театральной площади... Его никто не останавливал, хотя проезд грузовиков здесь не приветствовался. Но гибэдэдэшники видели номера идущей перед “КамАЗом” машины и номера идущей за “КамАЗом” машины и отворачивались. Машины с такими номерами им останавливать запрещалось, даже если те ехали под “кирпич”, даже если на красный свет, без пристегнутых ремней, по полосе встречного движения, давя пешеходов и инспекторов ДПС...

“КамАЗ” выехал на Лубянскую площадь и повернул налево, к комплексу известных всем зданий. Но внутрь не заехал и возле них не остановился, а поехал дальше. Поехал за город...

По правительственной трассе под знаки и светофоры ехал шкаф, сопровождаемый эскортом машин. Завывали сирены, крутились мигалки, словно брызги грязи разлетались во все стороны, прижимались к обочинам “Жигули”, “Волги” и даже навороченные джипы.

Все было узнаваемо и привычно. Кроме одного. По правительственной трассе, в центре колонны шел не правительственный “ЗИЛ” и не бронированный “Мерседес”, шел обыкновенный грузовик — “КамАЗ”. На “КамАЗе” стоял грязный железнодорожный контейнер, в контейнере был шкаф, а в том шкафу находился не премьер и не вице-премьер, не полномочный и чрезвычайный и даже не просто посол, коим положен эскорт по протоколу, а находился самый обыкновенный гражданин с типичной для России фамилией — Иванов, с самым распространенным именем — Иван, с самым часто встречающимся отчеством — Иванович. Иванов. Иван. Иванович...

И почему его везли с такой помпой, везли на “КамАЗе” и везли в шкафу, несведущему человеку понять было невозможно...

Глава первая

Большой Начальник проводил очередное внеочередное заседание, посвященное самой актуальной для современной России теме — где взять деньги.

— Может, МВФ? — не веря в то, что говорил, предлагал кто-то.

— Мы еще старое не вернули.

— Тогда попросить у японцев!

— Японцы жмоты, они просто так деньги не отдадут.

— А мы им пообещаем острова вернуть, под честное слово. И у нас еще Калининградская область в запасе останется.

— Да кто в наши обещания поверит?!

— А мы под государственные гарантии.

— Тогда уж лучше под честное слово. В деле наметился тупик.

— А что, если подумать о новых налогах? Например, на имущество. Посчитать квадратные метры квартир и дач на душу населения, ввести норму...

Присутствующие на совещании напряглись, прикидывая, сколько у них гектаров излишней жилой площади.

— Нет, жилье трогать нельзя. Люди столько десятилетий мучились в “хрущевках”, что пусть теперь поживут по-человечески.

Напряжение спало.

— А если на машины? — додумался кто-то.

— Точно! На “Жигули”, “Волги”, “Москвичи” и гужевой транспорт!

— Почему на “Жигули”, и “Волги”?

— Это самые перспективные, потому что самые распространенные модели, и если собирать с каждой хотя бы по полтинничку...

Тихо зашуршали клавиши калькуляторов и карманных компьютеров. Получилось неплохо.

— Может, тогда и иномарки? — размахнулся кто-то.

— Ты что! — разом вскинулись все. — За иномарки и так таможня три шкуры дерет. Разве только оговорить: те, что старше пяти лет, которые экологию засоряют.

Снова подсчитали возможные барыши.

— Мало, — сказал Большой Начальник. — Все равно мало!

— Ужмем культуру, по линии театров и библиотек, часть высвобожденных денег бросим на телесериалы и угадайки, и все будут довольны.

— Принято.

— И коммуналка... Проведем акцию под девизом “Дешево хорошо не бывает”, отселим десяток должников из квартир в бараки на Колыму, и денег будет невпроворот.

— Наука? — Талант должен быть голодным!

— Образование?..

В кармане Большого Начальника зазуммерил мобильный телефон.

— Продолжайте, — кивнул он присутствующим и, чуть отвернувшись, прижал телефон к уху. — Я слушаю.

— Это я...

Это был Петр Петрович — доверенный человек Большого Начальника.

— Все в порядке, — сообщил Петр Петрович, — Иванов прибыл. Куда его везти?

— Вначале пусть куда-нибудь к себе, — принял быстрое решение явно обрадованный сообщением Большой Начальник. — А потом...

Куда же это девать потом?.. У них его долго оставлять нельзя. Может, на дачу?.. Точно!

— Потом переправьте его на дачу, — распорядился Большой Начальник. — На дальнюю дачу...

И снова махнул рукой присутствующим — продолжайте, продолжайте, не обращайте на меня внимания...

Значит, прибыл!..

И Большому Начальнику открылись новые и гораздо более интересные, чем дележка несуществующих денег, перспективы. Кажется, дело стронулось с места...

Иванов был в России и был в его руках!

Глава вторая

“КамАЗ” остановился перед неприметными, вроде тех, что окружают пионерлагеря, воротами и посигналил.

В воротах открылась небольшая дверца, из которой вышел мужчина в гражданском.

Он посмотрел на номер, посмотрел на укрепленный на лобовом стекле пропуск, на отставшие машины эскорта и махнул рукой.

Ворота открылись. “КамАЗ” тронулся с места и снова остановился, потому что внутри оказались еще одни ворота. Более мощные, чем первые.

Подошел еще один, похожий на первого, мужчина, проверил документы, осмотрел машину.

— Проезжайте.

Открылись вторые ворота, и “КамАЗ” въехал на внутреннюю территорию.

— Теперь налево...

Впереди были выкрашенные в зеленый цвет корпуса. Тоже такие же, как в пионерлагере, — одноэтажные, в большинстве своем щитовые, с одним крыльцом и расположенными неподалеку беседками.

Но только это не был пионерлагерь — это был режимный объект. И забор изнутри выглядел не так, как снаружи. Потому что за первым забором был второй, а между заборами — контрольно-следовая полоса, вроде тех, что стерегут границу. И еще были датчики сигнализации проникновения. И собаки. Тоже не простые собаки, потому что молчаливые собаки, которые не гавкают попусту, а, как и их хозяева, несут службу.

Грузовик повернул вправо и поехал в сторону гаража.

За ним двигались “уазики” с бойцами генерала Трофимова. Джипы с мигалками остались за забором, потому что это были чужие джипы, из охраны Большого Начальника, приданные колонне для расчистки дороги. Сидящие там телохранители требуемого для проникновения на территорию “пионерлагеря” допуска не имели и поехали обратно.

“КамАЗ” въехал в открытые ворота гаража и встал.

Сорвав никому теперь не нужную и никого не пугающую пломбу МИДа, вскрыли контейнер и стали выгребать из него какую-то мебельную рухлядь, чтобы добраться до стоящего в глубине шкафа.

— Вон он!

Шкаф стоял неколебимо, как утес, потому что был приторочен к внутренним скобам контейнера капроновыми стропами.

Узлы развязали, расчистили под дверцами пол и дернули ручку на себя.

В шкафу, на истерзанном матрасе, подслеповато щурясь и загораживаясь от света рукой, сидел человек.

Сидел Иванов.

— Ну здравствуйте! — радостно приветствовал его майор Проскурин.

— А какое сегодня число? — вместо приветствия спросил Иванов.

— Семнадцатое, — ответил майор.

— Июня? — уточнил Иванов.

— Почему июня — мая. Вы, выехали тринадцатого — сегодня семнадцатое. Прошло четыре дня. Всего четыре дня.

— Странно, я думал — месяц, — задумчиво ответил Иванов.

— Ну ничего, ничего, бывает хуже, — усмехнулся майор Проскурин. — Мне однажды пришлось почти неделю в угольном вагоне ехать, зарывшись по самые уши...

— Тоже из Парижа? — спросил Иванов.

— Почему из Парижа? — растерялся майор. — Из... Впрочем, это не важно. Но все равно было очень холодно и жестко. А у вас тут, — он заглянул в шкаф, — просто вагон СВ со всеми удобствами. Так что жаловаться — грех.

Но Иванов хотел жаловаться... На тесноту, на темноту, на духоту, на отсутствие бара, холодильника, телевизора, которые были у него в другом, в том, в котором он путешествовал по Европе, шкафу.

— Что, серьезно? — поразились вскрывавшие контейнер бойцы. — В платяном шкафу — холодильник? Стационарный?!

— И еще бар...

Ну дает, ну заливает! И ведь как складно-то заливает!

— И еще видеомагнитофон, душ, унитаз, кондиционер, — продолжал перечислять Иванов.

— И еще этот шкаф ездил?

— Да, ездил. По Европе. И один раз плавал через океан в Америку, — подтвердил Иванов. — А этот...

И снова стал, загибая пальцы, жаловаться на несоответствие шкафа его уровню запросов.

“Вот ведь сволочь, — думал про себя майор, глядя на предъявляющего претензии и обижающегося на все и вся Иванова, — сколько народу положил, из неприступной французской тюрьмы, откуда никто выбраться не мог, сбежал, с крыши на крышу прыгал и по натянутому канату, что твой канатоходец, спускался, а теперь капризничает, хлюпика изображая. Холодильника у него в шкафу, видите ли, нет, а в холодильнике европейской кухни! Распустил нюни до пола... Ведь все о нем уже все давно знают, а он комедию ломает! И надо ему это?! Похоже, что надо...”

— Ну ничего, ничего, сейчас мы вам баньку организуем, накормим, — словно малое дитя, уговаривал Иванова майор. — Выспитесь, отдохнете...

“А поверишь ему, повернешься спиной — и все, считай, покойник, — параллельно разговорам продолжал думать майор, заботливо промакивая Иванову платком слезы. — Свернет к чертовой матери набок шею, как цыпленку. Нет, дураков нынче нет, слезкам верить. Пусть те в этот маскарад, верят, кому жизнь недорога...”

— Банька у нас знатная, до костей прогреет. Ну что — пошли?

Банька была действительно знатная — спецназовцы, которым частенько случается бороздить брюхом раскисшую грязь, умеют ценить такие удовольствия.

— Эх... хорошо! — вскрикивал майор Проскурин, поддавая пару.

— Ой, жарко, жарко! Ой, не могу. Ой, не надо больше!.. — стонал Иванов.

— А мы сейчас веничком, веничком! — радовался жизни майор, охаживая березовым веником голую спину Иванова.

— Ой, хватит, помру сейчас! — орал Иванов. — Все — помер!

Помирать Иванову было нельзя, он для дела нужен был.

Бойцы майора стянули Иванова с полки, вынесли в предбанник и привели в чувство, опрокинув на него два ведра холодной воды.

— Ой, холодно, холодно! — завопил как резаный Иванов.

Его обрюзгшее, дряблое тело странно смотрелось на фоне накачанных бицепсов и трицепсов фээсбэшников. Представить, что этот дохляк может кому-то причинить вред, было невозможно. Но эти, приближенные к майору бойцы, одни из немногих знали, на что способен этот хлюпик. Своими глазами видели, на что способен. Например, в Париже, где он спрыгнул с крыши одного из корпусов тюрьмы и по натянутому тросу, ласточкой, пролетел над забором с колючкой под током!

А то, что он на вид дохлый, так, может, специально дохлый, по легенде, чтобы ввести противника в заблуждение и неожиданней ударить. Бык тоже здоров — здоровей не бывает, только его в сто раз легче тореадор одним ударом на тот свет отправляет!..

— Ну все, айда пиво пить!..

Но пиво было так, для затравки, потому что к пиву полагалось сто боевых грамм.

— Ну, за тех, кто не с нами!.. С пива и водки Иванова быстро развезло, и он начал рассказывать про котлоагрегаты:

— Вот все думают, что котел это большая бочка. Э-э нет! Ничего подобного! Котел это... агрегат. Там же и горелки, и клапана разные, и эти еще... термометры. А я — ин-же-нер! Я эти клапана как свои пять пальцев, — показывал Иванов всем желающим свои растопыренные пять пальцев.

Его не слушали, но на всякий случай делали вид, что слушают.

— Да ладно про котлы. Вы лучше расскажите, как вы тюремщика... того, — попросил кто-то из бойцов.

— Какого тюремщика? — насторожился Иванов.

— Французского, которого вы гвоздем вот сюда, — ткнул боец себя пальцем в шею.

И все согласно закивали головами. Потому что раздобыть, находясь в тюрьме, гвоздь, сделать из него заточку и использовать по назначению — это круто. Это высший класс!

— Расскажите, расскажите. Нам нужно. Это ведь практический опыт.

— Вы что? Никого я ни того, — отнекивался Иванов. — И вовсе не я это!

— А кто? — удивились бойцы.

— Это его другой надзиратель, который меня из камеры вывел. Он меня за руку держал, а когда тот подошел, он его и ударил.

— Вашей рукой? — не поверили бойцы.

— Ну да, моей рукой... Я гвоздь держал, а он меня за руку держал и ка-ак!.. И все!..

Бойцы одобрительно закивали головами.

Молодец мужик, пить — пьет, но дело разумеет. Такую ересь порет с такими честными глазами! Уж кажется, что тут можно придумать в свое оправдание — и заточка у тебя, и ударил ты, а он вон как извернулся! Это ж надо такое придумать!..

— Да ладно, нам можно. Мы сами по этому делу, — заговорщически сообщили фээсбэшники.

— По какому? — туго соображая, переспросил Иванов.

— По тому же, по которому вы. Вот у вас, к примеру, сколько засечек на прикладе?

— На каком прикладе?

— Ну, в смысле, сколько у вас в активе “жмуров”? Ну, покойников?

— У меня? Ни одного! — четко, проговаривая слова, сказал Иванов. — Я — пальцем никого. Я ведь не тот, который вы думаете, я по котлоагрегатам...

Бойцы дружно заржали.

Ну точно молодец — свои не свои, а он знай мозги пудрит! Нет, такого голыми руками не взять.

— Ну ладно, не хотите — не надо, — не обиделись бойцы. — Мы ведь все понимаем!

И действительно все понимали...

Сомлевший Иванов сидел в бане, на режимном объекте, в окружении дюжих, на две головы выше его молодцов, пил с ними пиво и водку, рассказывал про котлоагрегаты, покровительственно стучал их ладошкой по чугунным плечам, по каждому поводу лез обниматься и вообще вел себя безобразно. Но точно так, как и должен вести себя старший товарищ перед молодой порослью бойцов невидимого фронта.

“Нормальные ребята, — думал он. — Классные. Только жаль, в котлоагрегатах ни хрена не смыслят. А так — мировые пацаны!..”

Глава третья

Второй помощник атташе по культуре посольства США в Москве Джон Пиркс стоял навытяжку перед начальством...

Да каким атташе, по какой культуре?.. Перед настоящим начальством, которое не по культуре, которое по месту основной и единственной работы, — перед Начальником Восточного сектора ЦРУ.

Первый шквал бури, когда на Джона Пиркса просто шумели, грозились сорвать погоны, выгнать на улицу и начистить морду, миновал. И теперь разговор шел по существу.

— Как это произошло?

— Мы действовали по утвержденному плану, — начал Джон, на всякий случай напомнив, кто являлся первой инстанцией, одобрившей сценарий побега.

Начальник Восточного сектора поморщился, но промолчал. Он о своей подписи помнил, вернее, вспомнил сразу же, как только узнал о случившемся. И теперь уже не забудет, даже если захочет, потому что его в эту подпись, как нагадившего на ковер щенка в его же лужу, мордой еще не раз ткнут.

— Понятно, что дальше?

— Вначале все шло штатно: “леваки” дали согласие на участие в операции, нашли исполнителя и обеспечили “буфер”...

“Буфером” были не пружины и бамперы, а были живые люди — три “левака”, которые должны были выполнять роль посредников между людьми Джона Пиркса и нанятым ими исполнителем и беглецом. Их участие в операции было необязательным — вручить деньги и постоять у лебедки мог любой, но их участие позволяло не засвечивать в этом деле интересы ЦРУ.

— Мы участвовали в операции в основном информационными ресурсами, финансами и технической стороной... Но потом...

Потом все пошло наперекосяк. Вначале заупрямился главарь “леваков”, затребовав в залог, в качестве гаранта сделки, кого-нибудь из людей Джона Пиркса, и подстраховался совместной с Джоном фотографией, которую можно было использовать для шантажа. Потом Иванов, выходя из камеры с подкупленным надзирателем, убил встреченного в коридоре корпусного. И на прощание пырнул гвоздем своего помощника, что не предусматривалось никакими планами. Ну а потом...

Потом он спустился по отстреленному линеметом и зацепившемуся за крышу якорем тросу на улицу и, вместо того чтобы отблагодарить своих спасителей, убил их, скрывшись в неизвестном направлении. Что убил — нехорошо, на то они и “буфер”, хуже, что скрылся...

— Где он может теперь быть?

Джон Пиркс развел руками.

Дело было дрянь, мало того, что Иванова, ради которого все это дело затеяли, не заполучили, еще и под “леваков” попали. Потому что те расценили убийство своих товарищей как предательство и прислали Джону в коробке из-под торта голову его отправленного в залог человека.

Была одна беда — стало две. Раньше ославить ЦРУ мог только Иванов, который по их наводке ликвидировал известного в Европе бизнесмена, а теперь появились еще и располагающие компроматом “леваки”.

— Значит, так, — подвел итог Начальник Восточного сектора. — Провала нам не простят: тебе — огласки, мне — тебя. И, боюсь, отставкой дело не ограничится. Нужны будут виновные. Самые подходящие кандидатуры — мы.

Джон Пиркс согласно кивнул.

— В лучшем случае они все спишут на случайно затесавшихся в ряды профессионалов недоумков, в худшем — на павших героев. Лично я предпочту быть недоумком.

Джон Пиркс тоже выбирал быть живым разгильдяем, чем мертвым национальным героем.

— Отсюда мораль — или мы подчищаем все хвосты. Или...

— Подчищаем, — кивнул Джон.

— Тогда первое — нужно все это как-то оформить, как-то так, чтобы все это там, — ткнул Начальник Джона пальцем в потолок, — выглядело помягче. Далее — как можно быстрее прибрать за собой во Франции, либо найти способ договориться с “леваками”, либо... Но главное — решить, что делать с Ивановым...

“Лучше бы то, что планировали раньше, — подумал Джон Пиркс, — взять живьем, выпотрошить, предложить сотрудничество и, если он откажется, — зачистить. Впрочем, предложение ему уже было сделано, было сделано в форме побега — и было отвергнуто, если считать трупы “леваков” отказом. Значит, можно переходить сразу к третьему пункту”.

— Иванова надо “стирать”, — внес предложение Джон Пиркс.

— “Стирать” или нет, вопрос второй, — вздохнул Начальник Джона.

А кто же тогда первый, если Иванов — второй?!

— Главный вопрос — что докладывать по его поводу начальству.

Это верно — суть не всегда зависит от содержания, очень часто от формы. От того, как будет представлен провал — провалом или частичной победой.

— Ты, кажется, говорил, он выдающийся “мусорщик”, — напомнил Начальник Восточного сектора. — Что чуть ли не три десятка людей на тот свет спровадил.

— Теперь больше. В два раза больше. Только вы в это не верили.

— Я и сейчас сомневаюсь, хотя сейчас уже меньше.

Джон Пиркс не понимал, куда клонит его начальник, хотя догадывался, что тот нащупал какой-то выход.

— Это он нас вывел на Друга?

Другом был работавший в Генштабе генерал, которого американцы завербовали при посредничестве Иванова и который на самом деле не был генералом и не работал в Генштабе, а работал на ФСБ в качестве двойного агента под кличкой Генштабист. Это был тот человек и та операция, ради которых генерал Трофимов связался в свое время с Ивановым.

— Да, Друг — это наводка Иванова.

— То есть можно предположить, что Иванов имеет контакты с высокопоставленными военными чинами?

— Мы пытались это выяснить, но, кроме Друга, он никого не назвал.

— Но это еще не значит, что таких контактов нет. Это лишь значит, что он о них не сказал, — подчеркнул Начальник Восточного сектора. — Кроме того, он продемонстрировал выдающиеся профессиональные навыки в области ликвидации.

Тут — да, тут спорить не приходилось.

— Вы брали его в разработку? — задал главный вопрос Начальник Джона.

— Да, в рамках проверки агента Друг.

— А как самостоятельную фигуру?

— Как самостоятельную — нет. Из-за пункта семь дробь девять.

Пункт семь дробь девять не приветствовал вербовку патологических и ярко выраженных уголовных типов, потому что это были ненадежные и одиозные партнеры. Они могли пригодиться как вспомогательный материал, но самостоятельной ценности обычно не имели.

— А вам не кажется, что мы его недооценили? Мне представляется, что он может оказаться более перспективным, чем представлялся вначале, — задумчиво сказал Начальник Восточного сектора.

И только теперь Джон Пиркс понял, куда он клонит.

Ну конечно! Сбежавший из-под опеки спецслужбы уголовник — одно дело, это бесспорный и стопроцентный провал. А побег профессионала, желательно с приставкой “супер”, — это совсем другое. Это как при игре в шахматы: проиграть новичку — позор, быть разгромленным гроссмейстером — почетно. Такая разница.

Если на это дело взглянуть с такой точки зрения, то появляется люфт.

— Немедленно подготовьте мне справку по Иванову. В первую очередь меня интересуют его психологический портрет, мотивации, уровень профессиональной выучки — все! Поднимите архивы, привлеките... Возможно, что этот Иванов может быть полезен Америке и еще пригодится Америке.

Начальник Джона Пиркса был тертый калач. Он давно понял, что разведка это не всегда только разведка, но часто еще и политика.

Вполне может быть, что этот Иванов никто — рядовой, вышедший из военной среды, гангстер, каких сейчас в России великое множество. Но не исключено, что серьезная фигура. И чем более серьезная, тем менее значим имевший место во Франции провал. И наоборот... Так что лучше исходить из того, что не просто уголовник, а ценный агент.

Для дела лучше, для карьеры лучше, для выслуг, для очередных званий... Во всех смыслах — лучше. Тем более что человек, имеющий на счету несколько десятков жертв, не может быть прост. Не должен быть прост.

Он эту кашу заварил — ему и расхлебывать.

Ему — Иванову!

Глава четвертая

Дальняя дача по всем документам проходила дачей — домом в деревеньке с прирезанным к ней приусадебным участком, под грядки и картошку. На самом деле дача была комплексом одно-двухэтажных строений, возведенных на месте бывшей ракетной части, входившей в первое оборонное кольцо Москвы. Часть в начале девяностых годов в соответствии с договором “ПРО” расформировали, находившиеся на ее территории ракеты стратегического назначения сняли с боевого дежурства, распилили и сдали в утиль, отослав в США для отчета образцы опилок. Шахты на американские деньги залили бетоном, но вся военная инфраструктура — заборы, казармы, котельная, электростанция, а самое главное, многоэтажные бункера, где несли боевое дежурство ракетчики, и откуда должен был осуществляться пуск, — осталась. Территорию части передали на баланс местных властей, произвели оценку, которая потянула аж на сто с копейками рублей, и тут же продали частному лицу в качестве непригодного для сельскохозяйственных целей участка земли. Продали Большому Начальнику, хотя по документам — его двоюродному брату.

Новые хозяева менять планировку “приусадебного участка” не стали — лишь укрепили охранный периметр, добавив пару рядов колючей проволоки и установив более современную охранную сигнализацию. Щитовые казармы, в которых жил личный состав, разобрали и на их месте поставили деревянные коттеджи, купленные в Финляндии. Все остальное — подсобные помещения, внутренние коммуникации, гаражи, беседки и даже разбитые солдатами клумбы — оставили как есть, подремонтировав и облагородив.

На “даче” постоянно проживал “обслуживающий персонал”, в основном состоящий из крепких, коротко стриженных парней, разъезжающих по окрестностям на черных и здоровенных, как танки, джипах. Подступиться к части было невозможно ни местной власти, ни милиции, ни кому-либо еще. И даже не из-за стриженых парней и непреодолимого, как государственная граница, охранного периметра, а из-за бумаг, которые предъявляли незваным гостям на КПП. Бумаги были более непробиваемыми, чем заборы и охрана. На бумагах стояли такие печати, что местные начальники сразу брали под козырек и интересовались, не нужно ли чем-нибудь помочь.

Если гость упорствовал, а такое пару раз случалось, например, когда внутрь пытались проникнуть ребята с Петровки, усиленные взводом ОМОНа, то тут же раздавался звонок в Москву, и не позже чем через пять минут командиру группы захвата перезванивал его непосредственный начальник и говорил ему что-то такое, что милиционеры и ОМОН бежали с дачи без оглядки, словно их ошпарили.

Иногда на дачу наведывался ее Хозяин — Большой Начальник. Он обходил “приусадебный участок”, придирчиво проверяя работу “обслуги”, осматривал коттеджи, спускался в вычищенные и отремонтированные бункера. Ему все нравилось, единственно, о чем он сожалел, что не успел придержать в шахтах хотя бы пару межконтинентальных, желательно с разделяющимися боеголовками, ракет. Ракеты бы ему не помешали, с ними он бы чувствовал себя уверенней.

Большой Начальник заканчивал обход и уезжал, никем из местного населения и местного начальства не замеченный и не узнанный.

Для чего была предназначена дача, что происходило за ее высоким забором, никому было не известно. А происходило то, что происходило на всей территории бывшего Союза, — дача была базой, где квартировала собственная Большого Начальника служба безопасности. Не та, не официальная, положенная ему по штату и известная всем и каждому, а негласная, которая выполняла роль “крыши”, то есть урегулировала и гасила частенько возникающие на поприще бизнеса конфликты, отбивала “наезды” и “наезжала” на должников, неплательщиков и конкурентов сама. Такая “крыша” была у всех более или менее успешных бизнесменов и политиков — в стране шла необъявленная война, и тот, кто хотел в ней выжить, должен был наращивать мускулы.

На эту укрепленную как крепость дачу Большой Начальник и распорядился привезти Иванова. Ценный груз лучше держать в сейфе...

За доставку Иванова на дачу отвечали люди Большого Начальника. Генералу Трофимову давно не приходилось попадать в ситуацию, когда командовал не он, когда командовали им. Но спорить не приходилось, приходилось помнить об отдыхающих в неизвестном, без обратного адреса, санатории семьях.

Генерал Трофимов и майор Проскурин сидели в салоне микроавтобуса, стекла которого были забраны изнутри специальными жалюзи. Рядом, пристегнутый наручниками к спинке сиденья, сидел Иванов. Куда их везли, никто не знал, хотя догадаться было нетрудно — везли куда-нибудь на “блатхату”, каких сейчас у больших и маленьких начальников развелось без счету. Не исключено, что на одну из квартир Петра Петровича.

Впрочем, нет, не на квартиру, судя по времени, скорости и звукам, доносящимся с улицы, ехали за город...

Перед КПП бывшей ракетной части микроавтобус затормозил. Охранник проверил документы, но внутрь не заглядывал — лишние люди, пусть даже свои люди, видеть гостей не должны были.

Автобус не повернул к коттеджам и не поехал к гаражу. Автобус притормозил возле входа в бункер.

— Прошу вас.

Иванова отстегнули. Отсюда он уйти не мог. Здесь его стерегли от опрометчивых поступков несколько заборов и несколько десятков предупрежденных о его опасности боевиков.

Генерал, майор и Иванов вышли из микроавтобуса, но оглядеться не успели, их сразу провели к небольшому, на два оконца, домику.

“Это что еще такое — баня, что ли? — успел удивиться генерал. — А не тесно будет?”

Но через мгновение все понял. За деревянной входной дверью была еще одна дверь — железная, вроде тех, что устанавливают на входах в бомбоубежища или на подводных лодках, с рычагами гермоуплотнителей по периметру.

Бомбоубежище?!

Пошли вниз по бетонным ступеням, миновали еще одну, но открытую дверь. И снова пошли вниз по ступеням, на следующий этаж.

Ничего себе бункер!

— Похоже на командный пункт ракетной части, — тихо сказал майор.

Похоже, часть и есть... Крепко ребята обосновались — их отсюда килотонной бомбой не выцарапаешь! Умеют же люди устраиваться!

На втором этаже гостей разделили: Иванова увели направо, генерала с майором пригласили налево.

— Здесь вы сможете отдыхать, — показали им вполне приличную, с евроремонтом и всеми возможными удобствами, комнату. — Там туалет и душ, здесь холодильник и микроволновка.

— А окно? — ехидно поинтересовался майор.

— Окон здесь, к сожалению, нет, но воздух вентилируется и кондиционируется, — ответили ему. — Располагайтесь.

И сопровождавший человек вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Но хоть и аккуратно, дверь все равно захлопнулась — не эта из итальянского пластика, та, что наверху, железная, задраиваемая уплотнительными рычагами и, похоже, открываемая только снаружи.

Генерал Трофимов и майор Проскурин были гостями, но такими гостями, которые раньше времени попрощаться не могут. А могут только тогда, когда им это позволят сделать гостеприимные хозяева.

В общем — приехали...

С Ивановым. И не исключено, что на правах Иванова...

Глава пятая

Гражданин Корольков, по кличке Папа, он же Король, известный в уголовных кругах вор в законе с десятилетним тюремным стажем, по совместительству преуспевающий бизнесмен, пребывал в беспокойстве.

Он не боялся милиции, потому что ежемесячно отстегивал ментам мзду, чтобы его не трогали. И его не трогали и даже, чтобы не потерять кормильца, заранее предупреждали о местах, где будут проводиться милицейские рейды и облавы. Милицию Папа в голову не брал.

Правда, были еще прокуроры... Но с прокурорами он был на короткой ноге, запросто по субботам играя в теннис, парясь в баньке и распределяя “бабки” на спорт, потому что состоял почетным спонсором общества “Динамо”. Здесь тоже все было схвачено.

Ну а что касается таких же, как он, воров, то с ворами всегда можно было договориться, забив стрелку, перетерев за жизнь и отстегнув в “общак”...

С этими своими проблемами Папа давно и успешно разобрался.

Единственным, кто по-настоящему беспокоил Папу в этой жизни, был Иванов. К нему он ключика так и не подобрал — Иванова нельзя было прикормить, нельзя было купить, нельзя припугнуть. Иванов не брал деньги, потому что имел денег побольше, чем имел Папа, взяв в Швейцарии партийную кассу. Брать его на понт было пустым делом: если Иванова пугали, он заряжал винтовку с оптическим прицелом и по-быстрому разбирался с обидчиками. У Папы он ни за здорово живешь положил чуть не половину “шестерок”.

С Ивановым можно было только договариваться. Или можно было его прикончить. Последнее время Папа склонялся к тому, что лучше прикончить. Раньше он хотел, используя Иванова, добыть лежащее на счетах в швейцарских банках партийное золото, надеялся добыть, но не успел, потому что банк сорвал Иванов, перестреляв половину конкурентов. В том числе перестреляв там, в Швейцарии, где Папа забил стрелку, чтобы поделить барыши. Но Иванов не захотел делиться, Иванов взял все сам. И теперь просто так их не отдаст — всех перемочит, а не отдаст. А мочила он знатный, всем мочилам — мочила.

Когда Иванова взяли французские менты. Папа было подуспокоился, но тот от них ушел, из “крытки” ушел! Да как ушел!.. Папа читал переведенные ему статьи из французских газет и только диву давался, чего там Иванов учудил — с крыши на крышу прыгал, через забор летал, корпусного пришил и еще трех человек голыми руками... Про забор писаки наверняка наплели, а про корпусного и трех жмуров похоже на правду — это его почерк, Иванова. Особенно тех, которых руками. В поселке Федоровка он тоже руками...

Сколько Папа фантастических историй слышал про то, как зэки с зоны когти рвали, но в большинстве случаев это была туфта, а Иванов точно сдернул! И это меняло весь расклад.

Иванов на французской зоне был безопасен — собака на цепи гавкает, да не кусает. Но это только пока цепь натянута — он собака, а когда с нее сорвется — волк. Матерый волк, который любому глотку перегрызет. Иванов — сорвался и, что у него теперь на уме, — неизвестно. Может на дно залечь, а может со старыми обидчиками поквитаться. Может всех, кто о его золоте знает, почикать...

Тогда — все, тогда хана! Тогда впору самому на дно залегать!

В помощь своих “шестерок” Папа не верил. Хоть тысячу их нагони — толку будет мало. Те, кого Иванов мочил, тоже охрану имели, но только их это не спасло.

Свои здесь не в помощь. Здесь надо ментов впрягать... Ментов много — ментов без счета, и если сделать облаву...

Папа вышел на одного из своих приятелей по теннисному клубу, на того, которому уже заказывал Иванова.

— Я слышал, что у вас проблемы, что Иванов сбежал? — спросил он.

— Это не у нас проблемы — это у них проблемы. Он из их тюрьмы сбежал, — отмахнулся милицейский начальник.

— А если он сюда вернется?

— Пусть попробует... У нас границы на замке! Насчет границ и замков Папа был в курсе. Замки-то, может, и есть, да только они с полоборота известным любому фраеру ключиком открываются — который называется бакс. Так что зря начальник втирает насчет границ, для Иванова с его немереными “бабками” пройти границу — тьфу!

— Я никогда не отказывал в помощи органам правопорядка, когда дело касалось таких беспредельщиков, как Иванов, — напомнил Папа.

— Что да, то да, — согласился милицейский начальник.

— С беспределом надо бороться, беспредельщики не нужны никому — ни вам, ни нам, предпринимателям.

— Золотые слова, — кивнул милиционер, потому что был с этим совершенно согласен. С ворами можно договориться полюбовно. Можно попросить придержать своих “шестерок” на период министерских проверок или когда нужно улучшить показатели, уговорить вернуть украденное, если обчистили квартиру какого-нибудь шишки, убедить сдать кого-нибудь из мелких блатарей, чтобы закрыть “глухарь”. Воры мента без крайней необходимости мочить не станут. А беспредельщики... Этим что мент, что вор, что дите малое. Они никаких договоров и законов не признают, ни ментовских, ни воровских. Они сами по себе.

Иванов был голимым беспредельщиком: и блатных валил, и ментов тоже. И, видно, чем-то Короля сильно зацепил, раз он за него второй раз просит. Но брать за Иванова не грех. Он же не отмазывать его просит, а наоборот. Он в масть хлопочет — за облаву, которую хоть так, хоть так делать.

— Оказанная вами спонсорская помощь помогла в розыске преступника, — вбросил пробный шар милицейский начальник.

— Я готов ее продолжить, — пообещал Папа, — целевым взносом.

— На поимку Иванова? — открытым текстом спросил милиционер. Папа кивнул.

— Сколько вам нужно, чтобы решить этот вопрос?

— Смотря какие масштабы закладывать.

— На ваше усмотрение.

— Ну тогда распечатка ориентировок, желательно типографским способом и в цвете. Это — раз.

Папа снова кивнул. Хотя не понимал, зачем нужна ориентировка, сравнимая качеством исполнения с журналом “Плейбой”.

— Отслеживание адресов, где он может появиться, — два.

Это разумно.

— Контакты с Интерполом. Это совсем непонятно, но понятно желание съездить в командировку за кордон. Ладно.

— Контакты с пограничниками. Эти, если в розницу, запросят много. Но у меня есть неплохие завязки на уровне Управления. Если договориться, то они накрутят хвоста своим ребятам на пограничном контроле, ориентируя их персонально на Иванова.

— Это может помочь?

— Уже помогало. Добро.

— Ну там еще мелочи — транспорт, бензин, мобильная связь, междугородка...

— Хорошо, я постараюсь найти эти деньги. Но мне хочется быть уверенным в результате.

— Результат будет, — заверил милицейский начальник. — Вы же знаете, как мы иногда умеем работать...

— Знаю, — вспомнил Папа. — И вот что еще — если он будет оказывать сопротивление — а мне кажется, что он обязательно будет оказывать сопротивление, — не церемоньтесь с ним.

— Не будем, — понял, что от него требуется, милиционер.

Сделка была заключена. Сделка ценой в жизнь. В жизнь Иванова.

Глава шестая

“Леваки” встречаться отказались — “леваки” объявили войну. А чтобы не тратить время на поиск правых и виноватых, объявили войну Соединенным Штатам Америки. Сразу всем. Выиграть они ее, конечно, не могли, но нервы попортить — запросто. И крепко попортить.

“Леваки” были угасающей силой, потому что взросли на волне молодежных революций конца шестидесятых годов, но рвануть пару автомобилей возле посольства США или забросать гранатами кортеж с каким-нибудь американским, приехавшим в Европу с дружественным визитом, чиновником были способны.

Но даже взрывы были не так опасны, как информационная война. Если главарь “леваков” вбросит через прессу идею об участии в бегстве Иванова из тюрьмы ЦРУ, то отмазаться будет очень непросто. Французы сильно обозлились на Иванова за заложников и трупы полицейских, поэтому будут болезненно воспринимать его контакты с кем бы то ни было и уж тем более с нелюбимыми ими американцами.

И самое неприятное, что у них, кроме просто рассказов о плохих янки, помогающих гангстерам, берущих заложников, есть на руках козыри — фотография Джона Пиркса в обнимку с их главарем и хорошо читаемыми отпечатками их пальцев на подложке. Тут они подстраховались.

Отрицать факт встречи вождя “леваков” с эмиссаром американской разведки будет невозможно. А это уже само по себе повод для скандала! Плюс можно вывалить детали побега, где, если хорошенько покопаться, тоже можно нарыть американский след.

Но детонатор это все же фотография.

Этот ход “леваков” надо обязательно упредить, придумав, по какому поводу могут обниматься агент ЦРУ и разыскиваемый всеми полицейскими Европы экстремист.

И повод нашелся. В пустой коробке из-под торта...

— А что, если сказать, что они взяли нашего человека и мы пытались его вытащить? — предложил Джон Пиркс.

— А что, это мысль! — согласился Начальник Восточного сектора. — Заодно и его смерть закроем.

Быстро проработали детали — агента ЦРУ, выполнявшего в Европе секретное задание...

Какое задание?.. Ладно, потом сообразим.

Взяли в заложники “леваки”. Чтобы его спасти, Джон Пиркс был вынужден вступить с экстремистами в переговоры по поводу судьбы своего работника...

Пока все логично.

Через цепочку посредников была организована встреча, на которой главарь “леваков” потребовал и получил выкуп — сто пятьдесят тысяч долларов. Например, те, что были выплачены надзирателю...

Это так, дополнительная страховка — заготовка на будущее, на случай, если тот надзиратель вдруг разговорится и полиция проследит номера банкнот.

“Леваки” получили деньги и сфотографировали момент встречи, заставив посланника ЦРУ проставить на фото свои отпечатки пальцев.

Почему бы и нет?

Переговоры ни к чему не привели, так как “леваки”, по своему обыкновению, убили похищенного сотрудника, прислав его голову в коробке из-под торта, и присвоили себе деньги.

При таком взгляде на вещи обвинить США в сотрудничестве с экстремистами будет затруднительно. Да, контакты были, но были по вполне объяснимому и даже благородному поводу — для спасения жизни похищенного американца...

Поторопились ребята ему голову резать, как видно, слишком сильно обиделись и не успели подумать... Живым он был бы стократ опасней. Живым он мог начать говорить.

Остался пустяк — проговорить мелкие детали, перетасовать факты, переписать кое-какие документы... и дело приобретет совсем другой вид. Благообразный вид. Начальство, вполне вероятно, сможет вычислить подлог, но спросит за это меньше, чем если бы за утечку информации и компрометацию агентства. Если сел в лужу — подтирай за собой сам, гласит негласный закон их организации. Подотрешь насухо — на твои грехи посмотрят сквозь пальцы и простят. Не сможешь — пеняй на себя.

Они — подтерли...

Вернее, почти подтерли, потому что одно пятно еще осталось — “леваки” с их встречными и трудно-прогнозируемыми контрходами. Кто их знает, что у них там еще припасено, кроме фотографий и отпечатков пальцев.

Пока они сидят тихо, они относительно безопасны, но если их возьмут и допросят с пристрастием профессионалы из европейских спецслужб или, того хуже, они сами надумают сдаться, разыграв в качестве жеста доброй воли американскую карту... То все вернется на круги своя...

Вопрос с “леваками” надо решать, и, похоже, решать кардинально, раз они не хотят договариваться.

Придется решать!..

Глава седьмая

Вначале с Ивановым говорили по-хорошему.

— Согласно этой выписке, вы сняли со счета в швейцарском “Кредит-банке” пятнадцать миллионов долларов и перевели их в Миланское отделение “Итал-банка”, из которого спустя три недели перевели в... Так?

— Нет. Ничего я не переводил.

— А кто переводил?

— Они.

— Кто они?

— Те, которые стреляли в Швейцарии.

— Вы можете назвать их фамилии, адреса, телефоны?

— Нет.

Молодец Иванов — одним выстрелом двух зайцев лупит: и денег он не брал — они брали, и стрелял не он — тоже они. А кто они такие и где их искать — он, конечно, не знает. Прямо как в сказке — пойди туда, черт знает куда, найди там хрен поймешь что.

— Хорошо, давайте продолжим. Майор Проскурин вытащил из папки копию еще одного счета.

— Еще десять миллионов. Эти ушли на Кипр в офшорную зону. Их вы, конечно, тоже не отправляли?

— Конечно, не отправлял, — подтвердил Иванов.

Майор Проскурин посмотрел через голову Иванова на генерала Трофимова, который сидел в дальнем углу, предпочитая пока оставаться в тени.

— Ну и что с ним делать?

— А дьявол его знает!.. — развел руками генерал.

— Тогда вот эти восемнадцать миллионов, — перешел майор к следующему счету, — которые вы перевели в Кубинский национальный банк в качестве “благотворительного взноса на повышение обороноспособности кубинской народной армии и дальнейшее укрепление социалистического строя”, — процитировал майор. — Это как понять?

— Это не надо понимать, это не я переводил, это они!

— Как же они могли переводить деньги с вашего счета? Он же именной!

— А они, наверное, сказали, что от меня пришли! — предположил Иванов.

— Ну да, — усмехнулся майор Проскурин. — Пришли, сказали, что от вас и что вы просили отдать им восемнадцать миллионов баксов за здорово живешь. Им сразу поверили и отдали... Детский сад!

— Ну, может, они не так, может, как-нибудь по-другому сказали?

— А чья тогда подпись на платежных документах?

Подпись была Иванова.

— А-а, я понял, они ее подделали!

— Да? Но только почему-то экспертиза утверждает, это не подделка, что это ваша подпись! — потряс майор в воздухе кипой каких-то бумаг. — Ваша собственноручная подпись! Посредством которой вы подтвердили свое желание перевести с вашего счета восемнадцать миллионов долларов на содержание кубинской армии! Я только не понимаю — на хрена вам сдалась кубинская армия, если наша родная без портов ходит? Уж коли вам делать нечего, лучше бы своим помогали!

— Я вообще никому не помогал, — чуть не заплакал Иванов.

— Вы нас что — за дураков держите?! — начал заводиться майор.

— Я вас не держу...

Ответ прозвучал двусмысленно. Может, случайно, но вполне может быть что и не случайно.

— По остальным счетам вы мне скажете то же самое, скажете, что это не вы, что это они? — уточнил майор.

— Они, они, — закивал Иван Иванович. Разговор зашел в тупик. Вернее, еще из прошлого не выбрался. Если бы это было официальное следствие, то майор Проскурин перестал бы задавать вопросы, а аккуратно подшил протоколы и акты экспертиз в папочку и передал дело в суд. И Иванову впаяли бы по самому верхнему пределу, потому что суд верит не словам, а верит доказательствам, которых в данном случае хватит на десять обвинительных приговоров и на сотню обвиняемых!

Но дело расследовалось не Федеральной Службой Безопасности, а расследовалось частным порядком в бункере расформированной ракетной части стратегического назначения майором госбезопасности Проскуриным и генералом Трофимовым, по поручению какого-то Петра Петровича... Ну точно дурдом!.. И интересовал Петра Петровича не приговор, а интересовали деньги.

— Хорошо, давайте оставим счета, давайте поговорим о вас, — отступил, совершая обходной маневр, майор. — О Париже, взятых вами заложниках, убитых полицейских...

— Я никого не убивал!

— Вот ведь заладил!

— А кто убивал?

— Товарищ Максим.

— Имейте совесть, — тихо сказал майор Проскурин. — Там были десятки свидетелей, которые видели, как вы обращались с заложниками и с этим, как вы его называете, товарищем Максимом. Вы же их из окна выталкивали!

— Да это не я, — расстроился, что его не понимают, Иванов. — Это меня товарищ Максим заставил.

— Что заставил? Чтобы ты его с пятого этажа сбросил? — обалдел от наглости Иванова майор.

— Ну конечно! Это он придумал, чтобы все подумали, что это не он, а как будто я! — сбивчиво объяснил Иван Иванович.

— И полицейских тоже он?

— Он!

— А почему, когда в квартиру ворвалась группа захвата, пистолет был в вашей руке?

— Он мне его отдал.

— А заложники? Они все хором утверждают, что видели, как вы командовали своим напарником, как угрожали ему оружием, а когда однажды он заупрямился, жестоко его избили.

— Да это все он, он! — чуть не плакал Иванов. — Он сказал, чтобы я его бил, чтобы заложники подумали, что я главный!..

— Ну дает! — восхитился майор. — Ему бы фантастические романы писать. Все переиначил, все с ног на голову перевернул!

— А раньше, до заложников, когда вы убили четверых человек и полицейского мотоциклиста, это тоже не вы? Тоже товарищ Максим?

— Нет, тех — Маргарита.

— Кто?!

— Маргарита. Которая моя вторая жена.

— Да вы что? И вы знаете ее адрес, телефон, фамилию?

— Фамилию?.. — вдруг задумался Иванов. — А может, моя?..

Добиться от Иванова правды было невозможно. Не хотел он говорить правды, предпочитая изображать дурака.

Майор вопросительно взглянул на генерала Трофимова. И тот кивнул.

Допрос вступил в новую свою фазу.

— Ты будешь говорить правду? — спросил на “ты” майор и ударил Иванова сложенными лодочкой ладонями рук по ушам.

— Ай! — вскричал Иванов, хватаясь за голову. — Я буду! Я говорю!

— Где деньги? Где четыре с половиной миллиарда долларов?

— Я не знаю. Я их не брал! Новый удар.

— Кто убил полицейских во Франции?

— Товарищ Максим.

Опять удар. Более болезненный, чем были раньше.

— За что ты убил потерпевших на улице Агрономической?

— Это не я!

Серия коротких, хорошо поставленных ударов.

— А после...

Но договорить майор не успел, потому что вдруг услышал, как кашлянул, привлекая к себе внимание, сидящий в углу генерал Трофимов.

Чего это он?

— Не надо, — еле заметно покачал головой генерал.

— Что не надо? Так допрашивать не надо? Или что не надо?..

Но вдруг майор все понял.

Потому что “после” был поселок Федоровка, где Иванов убил четырнадцать взявших его в плен уголовников. Хотя на самом деле убил не Иванов, убили они, вернее, бойцы их подразделения, оставив на месте преступления на ручках дверей, пуговицах и пряжках одежды убитых его отпечатки пальцев и даже предъявив его одному из выживших потерпевших. За такую разборку их бы по головке не погладили, вот и пришлось списать все на Иванова, на котором и без этих уголовников много чего висело.

Если спрашивать Иванова, что было дальше, он может рассказать опасные подробности, которые могут услышать чужие уши, так как не исключено, что здесь установлены микрофоны или видеокамеры.

И майор быстро переиначил вопрос.

— Кто тебе заказал Анисимова? — спросил он.

— Как кто — вы! — удивился Иванов. Потому что стрелять в Анисимова его уговорил майор Проскурин.

— Не прикидывайся идиотом. Ты же прекрасно знаешь, что мы Анисимова убивать не собирались. Это была инсценировка — лжепокушение, с помощью которого мы должны были выяснить, кто собирается убить его по-настоящему. А ты его прикончил!.. Как, у тебя же патроны были холостые...

— Я не знаю, это не я, — хныкал Иванов. — Убивал не я, и деньги брал не я. Все — не я...

Глава восьмая

— Я не знаю, это не я, — сказал Иванов. — Убивал не я, и деньги брал не я. Все — не я...

Большой Начальник нажал на магнитофоне “стоп” и перемотал пленку чуть назад.

— Ты же прекрасно знаешь, что мы Анисимова убивать не собирались. Это была инсценировка — лжепокушение, с помощью которого мы должны были выяснить, кто собирается убить его по-настоящему...

Судя по всему, они не догадываются, кто прикончил Анисимова. А раз они не догадываются, то вряд ли кто-нибудь еще догадывается...

На самом деле Анисимова заказал он — Большой Начальник, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств — предложением ФСБ разыграть лжепокушение, чтобы выйти на заказчиков. Анисимов согласился сыграть в этом спектакле главную роль и стоял, как на параде, подставив себя под прицел снайперской винтовки. Убил его не Иванов, Иванов действительно стрелял холостыми патронами, но, кроме него, был еще один стрелок, настоящий стрелок... Потом всех собак повесили на ФСБ, точнее, на генерала Трофимова, благодаря чему Большой Начальник смог заполучить его в полное свое распоряжение. Потому что появилась возможность засадить генерала в тюрьму за соучастие в убийстве известного в стране чиновника. И появилось моральное право взять в заложники его семью. Тот выстрел был очень удачным, тот выстрел поразил не одну, поразил две цели...

А вот дальше пошли сбои. На Иванове пошли сбои. Он очень крепко держится, этот Иванов. На удивление крепко... Впрочем, это понятно — Иванов, судя по всему, профессионал и умеет противостоять следствию. Такую комедию ломает!.. И как ломает, без единого прокола! То есть всем совершенно понятно, что он врет, но так складно врет, что уличить его в этом практически невозможно. Впрочем, это понятно — человека, который имеет на своем счету несколько десятков трупов, который сбежал из неприступной французской тюрьмы, разговорить будет нелегко. Этот будет биться до конца, потому что будет биться не только за жизнь, но еще и за четыре миллиарда долларов...

Ладно, поглядим, что у них там дальше?.. Большой Начальник вновь надел наушники и нажал на кнопку воспроизведения...

Глава девятая

— Америка умеет ценить оказанные ей услуги, — проникновенно говорил Джон Пиркс...

С этим человеком он уже однажды разговаривал, этот человек в свое время вывел его на “леваков”. И мог вывести теперь. Хотя теперь он будет осторожничать больше, потому что тогда помогал двум заинтересованным в контакте друг с другом сторонам, а теперь только одной.

— Вы получите много денег!..

— Зачем мне “мертвому” деньги? — мотал головой собеседник Джона Пиркса. — Вы их не знаете! Они не прощают предательства! Они убьют меня! Они найдут меня, где бы я ни был, и убьют.

— О, нет! — радостно улыбаясь, восклицал Джон Пиркс. — Америка позаботилась и об этом. У нас есть программа защиты свидетелей. Люди, которые боятся мести, которые помогают в расследовании серьезных преступлений, получают защиту государства. Мы даем им новый паспорт, новую фамилию, даем хороший дом, счет в банке, если надо, меняем внешность. Вас никто не сможет найти, вы станете другим человеком, богатым человеком!..

— А вы не обманете?

— Ну что вы! Мы можем прямо сейчас поехать в консульство Соединенных Штатов Америки, где вам подтвердят мои слова.

Слово “консульство” убеждало.

— Ну хорошо, я скажу вам, кто может вас на них вывести...

Это было первое звено в длинной, ведущей к главарю “леваков” цепи, за которое ухватился Джон Пиркс. Но теперь он был уверен, что не выпустит ее из рук, пока не доберется до самого верха...

— Моя страна сумеет отблагодарить вас... — внушал он на следующей встрече. — Америка очень богатая страна — мы подарим вам дом во Флориде, откроем счет...

Многие сразу же соглашались. Многим хотелось попасть в Америку, потому что судили об Америке по голливудским кинолентам, считая ее земным раем.

Но соглашались не все.

— Да пошел ты! Не нужна мне твоя вонючая Америка!

— Но может быть, тогда дом в Европе?

— За кого ты меня принимаешь? Чтобы я продался янки!..

С такими приходилось разговаривать иначе.

— Хорошо, тогда извините, — извинялся Джон Пиркс. И уходил.

Но ровно через минуту после того, как он уходил, в доме несговорчивого посредника отключался телефон и переставал работать мобильник. А еще через пару минут к нему приходили крепкие и плохо разговаривающие по-французски мужчины, которые сбивали его с ног, затыкали рот кляпом, забивали ногами в огромный чемодан, который грузили в багажник машины.

На конспиративной квартире чемодан открывали, и пленник видел перед собой улыбающегося Джона Пиркса.

— Вы не передумали? — дружелюбно спрашивал тот.

Большинство отвечали, что передумали. И рассказывали все, что знали. Но уже на других условиях, уже без гарантий вида на жительство, счетов и дома в Майами. Уже бесплатно, за свою жизнь.

Но нашлись и такие, кто стоял до конца. Их пропускали через детектор лжи и через расслабляющие волю наркотики. И все равно узнавали то, что хотели. На карту было поставлено слишком много, чтобы хоть с кем-то церемониться!

Постепенно картина вырисовывалась — стали понятны форма и структура организации, известны отдельные ее члены, которые могли вывести на своих входящих в их тройки и пятерки товарищей. Но “другие” Джону Пирксу были не нужны. Он не собирался ликвидировать организацию как таковую, ему было довольно разобраться с верхушкой. Он был уверен, что при такой организации дела о контактах с ЦРУ в полной мере был осведомлен только один человек — только главарь. Связники и прочие контактировавшие с американцами исполнители были безопасны, они не знали всего, но даже если бы знали, никогда не решились бы ссориться с Америкой, зная, чем это может закончиться. Именно поэтому на мелочевку Джон Пиркс не отвлекался, сосредоточившись на главном.

Наконец нашлись люди, которые указали на возможных посредников. С ними разговаривал не Джон Пиркс, с ними разговаривал его человек, который играл роль арабского шейха. “Шейх” предъявлял рекомендательные письма арабских террористов и просил “леваков” о помощи. О той помощи, которую ему не мог предложить никто другой. “Шейх” хотел наказать своих злейших врагов — американцев. Наказать здесь, в Европе.

Расчет был на то, что враг был общий, что “леваки” тоже желают отомстить американцам. Но они желали отомстить бесплатно, а “шейх” предлагал за проведение теракта деньги. Очень большие деньги.

Цели сходились, а деньги еще никому никогда не мешали.

Главарь “леваков” согласился на контакт.

Но на первую встречу не пришел, хотя должен был! Пришел совсем другой человек. Главарь “леваков” был хитрый как лис и предпочел подстраховаться. Если бы это была засада, то капкан захлопнулся бы без него, оставив охотников с носом. Но психологи ЦРУ просчитали такую возможность, и на первой встрече никаких действий не планировалось.

Появилась возможность форсировать события. “Шейх” подтвердил свои, которые нельзя было быстро проверить, полномочия и отказался говорить дальше. “Шейх” “обиделся” и сказал, что разговаривать со слугами не будет, что он приехал к Хозяину. И сделал вид, что собирается хлопнуть дверью.

Деньги могли уплыть, могли уплыть к другим террористам, потому что за такие деньги охотников отомстить американцам найдется немало.

“Посол” “леваков” извинился и попросил “шейха” подождать несколько минут.

Он вышел на балкон, развернул спутниковый телефон и, войдя через космос в Интернет, отправил электронное письмо. При таком виде связи установить местоположение адресата быстро было затруднительно. А если долго, то безнадежно. Вряд ли он принимал сообщение у себя дома. Скорее всего он сидел где-нибудь в Интернет-кафе или библиотеке, которые, получив сообщение, тут же покинет...

Ответ пришел через три минуты. Главарь “леваков” соглашался на встречу, оговаривая за собой право самому решить, где и при каких обстоятельствах она произойдет.

“Шейх” продиктовал все свои координаты и удалился.

Теперь нужно было ждать. Только ждать...

Глава десятая

— Не надо, не надо меня убивать! — орал благим матом Иванов, испуганно заслоняя лицо руками и жмурясь.

Картина была препротивная: отступая от майора Проскурина, Иванов дополз до стены, уперся в нее спиной и вопил что было сил, чтобы его не убивали. Хотя майор его не то что убивать, а даже бить не мог в полную силу, потому что он от каждого удара срывался на визг!

— Ой, не надо, не надо!!

В комнату сунулась чья-то голова.

— Все нормально, — сказал майор. Голова повернулась в сторону Иванова.

— Нет, ненормально! Он бьет меня! — пожаловался Иванов.

Голова посмотрела на майора.

— Если бы я его бил, он бы не орал, а давно сдох, — ответил на молчаливый вопрос майор Проскурин.

Это было убедительно. Багровый от злости майор выглядел очень внушительно.

Голова скрылась за дверью.

Майор придвинулся к Иванову.

— Ты чего орешь? — возмущенно спросил он.

— Так вы же бьете! — зашмыгал носом Иванов. Ну как с ним еще разговаривать? По-доброму не получается. По-доброму он такую чушь несет, что уши вянут! По-злому — он в крик. Эх, врезать бы ему разок по-настоящему, так, чтобы душу отвести... Но душу отвести тоже нельзя, потому как Иванов живой нужен.

Похоже, выход может быть только один... Майор взглянул на Иванова и быстро вышел из комнаты. В коридоре, привалясь плечом к стене, нервно курил генерал.

— Ну? — спросил взглядом он.

— Нет, — развел руками майор. — Я думаю, нужно использовать полиграф или “химию”...

— Тогда уж лучше “химию”... На том и порешили.

— Мы хотим использовать сыворотку правды, — предупредил генерал Трофимов приставленного к ним человека.

Тот ничего не ответил, тот молча кивнул и ушел.

Но через десять минут вернулся.

— Можно, — сказал он.

По всей видимости, он советовался с Петром Петровичем, а Петр Петрович, не исключено, что с кем-нибудь еще. Но “добро” было получено.

— Через четверть часа придет врач, и можно будет начинать.

Это было предусмотрительно. При использовании сыворотки правды чего только не бывает. Значит, они имели с ней раньше дело и знают про возможные последствия.

Через четверть часа действительно пришел врач, осмотрел Иванова, проверил у него давление.

— Можно начинать, — сказал он.

Иванову закатали рукав, заставили поработать кулаком, воткнули в вену иголку и, меняя шприцы, ввели в кровь содержимое одной, а затем второй ампулы.

Иванов мгновенно “уплыл”. Сыворотка правды воздействует на подкорку, подавляя волю человека и вызывая безудержное желание говорить. Поэтому последствия были ужасающие. Иванова прорвало, как больного дизентерией, которому по ошибке прописали слабительное.

— Я все расскажу, не надо меня бить, я сам расскажу все, что вам надо... — затараторил, захлебываясь словами, Иванов. — Я инженер по котлоагрегатам, я никого не убивал, меня заставили, это товарищ Максим и еще Маргарита...

— Эй, погоди, не гони, — попытался остановить Иванова майор Проскурин, впервые наблюдавший такое убойное действие сыворотки. Другие, конечно, тоже начинали болтать, но другие пытались с этим своим желанием хоть как-то бороться. — Стой! Хватит!..

Но Иванова несло. Иванова так несло!..

— Однажды в детстве я украл варенье, я никому не говорил, теперь скажу, а еще я своровал на работе графин, а еще однажды... — быстро-быстро говорил он, проглатывая окончания слов.

Да кому он нужен, этот графин? Нужно совсем другое.

— Погодите, остановитесь! Меня интересуют деньги, которые...

— Деньги, да, деньги, — перебил майора Иванов, торопясь рассказать все, что знает про деньги. — Я в детстве воровал деньги у мамы из кошелька, двадцать копеек и десять копеек, а один раз потерял на работе пятьдесят рублей, это было много, я ужасно, ужасно расстроился, а когда проигрывал на рулетке, радовался, потому что они все равно все деньги забирали себе, я люблю деньги, только их всегда не хватало...

— Тихо! — гаркнул майор и громко хлопнул в ладоши.

Иванов вздрогнул и, ошарашенно глядя на него, замолк. Но, две секунды помолчав, чуть не лопнул от напряжения.

— Можно, я скажу, ну можно, я скажу, — забубнил он. — Я очень хочу сказать, я все скажу... Однажды в детстве...

Майор закатал Иванову звонкую оплеуху. Раньше он его бил, чтобы разговорить, а теперь, чтобы заставить замолчать! Как быстро все меняется в этом мире.

— Не надо говорить, надо отвечать на вопросы. Только на вопросы!

— Да, да, да, — как сумасшедший закивал Иванов.

— Вы... — начал майор.

— Да, да, да, я Иванов... — тут же прорвало Иванова.

— Вы получали...

Но Иванов не был способен дослушать вопрос до конца.

— Да, да, я получал, я зарплату получал и премиальные, квартиру получал, еще в морду получал, я все расскажу...

— Да цыц ты! — снова рявкнул майор Проскурин. — Дослушайте до конца. Получали ли вы деньги в швейцарском...

— Я получал, но на самом деле не получал, хотя как будто получал, но если бы получал, то что-то имел, а я ничего не имел...

Это было невозможно! В этом потоке слов можно было утонуть!

Майор сгреб Иванова в охапку и как следует встряхнул, хотя при использовании сыворотки применять к “пациенту” физические меры воздействия не рекомендуется.

— Я буду задавать вопросы, вы отвечать только “да” или “нет”!

— Ага, ага, ага, — закивал, затарахтел Иванов, умоляюще глядя на майора. Ему очень хотелось понравиться этому человеку, хотелось рассказать ему все, что он знает, все, все, все, но он его не понимал и постоянно прерывал.

— Вы получили четыре с половиной миллиарда долларов? Да или нет?

— А что нужно ответить — нет или да? — быстро спросил Иванов. — Я отвечу, что надо, только вы скажите, что надо...

— Надо говорить правду. Только правду! Да? Или нет?

— Тогда — да... то есть нет... то есть, конечно, да, ну то есть как бы получал, но на самом деле нет...

— Отвечать нужно “да” или “нет”!..

А как тут ответишь “да” или “нет”, если, с одной стороны, получал, а с другой — ни цента из них не видел!

— И да, и нет...

На все остальные вопросы Иванов отвечал так же — и да, и нет, то ли да, то ли нет, да, да, да — нет, нет, нет...

Сыворотка правды не сработала. Вернее, сработала, и даже очень хорошо сработала, клиент говорил без умолку, но толку от него не было никакого.

Очень скоро Иванов начал скисать и терять интерес к происходящему. Действие сыворотки заканчивалось и начиналось “похмелье”. Дальше его спрашивать о чем-либо было безнадежно.

— Сволочь! — сказал в сердцах майор, вынося свой вердикт. — Сволочь и гад!

Сказав невероятно много, Иванов не сказал ничего!

Опять не сказал ничего!

Наверное, он мог заговорить только в одном случае — в случае, если с него с живого сдирать шкуру. И майор готов был сдирать, потому что ему своя шкура была ближе к телу. Потому что лучше пожертвовать Ивановым, чем своей семьей!

— С ним надо как в боевых условиях, — сказал раздраженно майор. — По самому верхнему пределу. Иначе он ничего не скажет.

Генерал согласно кивнул.

Наверное, так, наверное, с Ивановым иначе нельзя! Иначе — не получится!..

Глава одиннадцатая

“Шейх” никого не искал и не должен был искать, шейха нашли сами.

“Шейха” просили приготовить половину обещанной суммы, сложить ее в спортивную сумку и быть с ней в руках на мосту Александра III, ближе к левому берегу Сены, на следующий день, ровно в полдень. Приехать следовало одному, на городском транспорте.

Передача аванса означала, что “леваки” приняли предложение и начинают подготовку к акции. Сценарий предстоящей операции был придуман и прописан в ЦРУ и выглядел очень убедительно. “Левакам” предлагалось дождаться визита во Францию Госсекретаря США, который должен был состояться в самое ближайшее время, и совершить на него покушение. Для чего зарезервировать номер в отеле, расположенном на площади Оперы, проплатив его на месяц вперед. Окна номера должны были выходить на улицу. На второй или третий день официального визита Госсекретарь США должен был, в рамках запланированной культурной программы, посетить парижскую оперу. В момент, когда из служебных ворот будет выезжать лимузин с высоким гостем, “леваки”, находящиеся в номере, аккуратно выдавят заранее подрезанные куски стекла, высунут в них раструбы гранатометов и в момент, когда лимузин вырулит на улицу, дадут залп; Из двух выпущенных ракет как минимум одна поразит цель. Кумулятивный заряд пробьет легкую броню автомобиля и, взорвавшись, сожжет всех находящихся в салоне людей. В том числе, и в первую очередь. Госсекретаря США.

Отстрелявшиеся “леваки” бросят пустые гранатометы и, выйдя из номера и пройдя по коридору, спустятся по запасной лестнице во двор, пробегут сорок шагов, вскроют заранее приготовленным ключом дверь и, оказавшись в стоящем параллельно отелю здании и пройдя его насквозь через расположенный на первом этаже офис, выйдут на соседнюю улицу, где их будет ждать машина.

“Левакам” не мог не понравиться такой план. И, судя по всему, он им понравился.

“Шейх” купил спортивную сумку, бросил туда упакованные в пакет и перетянутые крест-накрест скотчем доллары и отправился на мост Александра III. В полдень отправился. Он гулял туда-сюда по мосту, держась ближе к левому берегу, и ждал встречи. Но встреча произошла не так, как он ожидал. Возле тротуара резко затормозила какая-то машина. Из салона высунулась и поманила “шейха” пальцем миловидная девушка. “Шейх” сделал шаг навстречу.

— Вы Гарри Трумэн? — спросила девушка по-английски. — Меня просил вас встретить Джордж.

И протянула руку.

“Шейх”, обозначенный в пароле как Гарри Трумэн, кивнул. По логике, человек, который попросил его встретить, должен был называться Джорджем Вашингтоном.

Встреча состоялась.

“Шейх” приподнял и отдал даме сумку.

И машина мгновенно сорвалась с места.

— Погодите! А как же?.. — крикнул было вдогонку “шейх”.

Но машины уже не было, она растворилась среди сотен других, идущих через мост сплошным потоком.

Деньги уехали.

“Шейх” остался...

Девушка в машине сумку не вскрывала, она скорее всего даже не знала, что в ней находится, и не знала, от кого ее получила. Возможно, ее просто попросил об одолжении какой-нибудь хороший приятель. Террористы любят использовать в своих играх случайных людей — так меньше шансов угодить под слежку. И легче выявить слежку, если она уже ведется. Например, сопровождая машину с приятельницей и наблюдая за теми, кто едет за ней следом.

Проехав десять кварталов, девушка вышла из машины и встала возле остановки автобуса. Ждала она недолго. Возле нее тоже скоро остановилась машина, и молодой парень сказал, что от Джорджа, и забрал у нее сумку. Наверное, этот парень тоже не знал о том, кому и что везет, но знал уже чуть больше, так как эта машина долго кружила по Парижу по заранее определенному маршруту. Вполне возможно, ему хорошо заплатили и сказали, что он повезет контрабанду, и что поэтому будет не лишним проверить, не сели ли ему на хвост полицейские.

Он изъездил пол-Парижа, прежде чем доехал до места. В определенных точках его машину подхватывали и сопровождали неприметные легковушки и мотоциклисты, но довольно быстро, через пять-десять кварталов, уходили в сторону, сообщая по мобильникам, рациям или с телефонов-автоматов марки, цвет и номера машин, которые показались им подозрительными. “Леваки” имели большой опыт конспирации, почему до сих пор и были еще на свободе. Они предпочитали страховаться не раз и не два, предпочитали нагораживать целую систему контроля, предшествующую любому контакту с внешним миром. Поэтому любой успех полиции обычно сводился к поимке случайных помощников и мелких исполнителей. Они рубили организации руки, но не могли добраться до головы. Больше повезло заокеанской разведке, которая удостоилась высокой аудиенции, но с некоторых пор американцы тоже попали в черный список, и нового шанса встретиться с главарем “леваков” ни у Джона Пиркса, ни у кого-либо еще не было. Был у “шейха”, но с него тоже предпочли вначале взять деньги....

На одном из перекрестков парень остановил машину и спустился в метро. Здесь его тоже ждали и сопровождали чужие, о которых он не знал, глаза, которые внимательно наблюдали за всеми идущими за ним и рядом с ним пассажирами, запоминая приметы тех, что сели вместе с ним вагон. На следующей остановке парень вышел, а его случайные попутчики ехали дальше. Парень переходил на другую сторону и садился в поезд, идущий в обратную сторону, что абсолютно исключало возможность случайного совпадения маршрутов, потому что ни один здравомыслящий человек не станет ездить туда-сюда, выскакивая на каждой следующей станции.

Все было чисто — “хвоста” не было.

На одном из перегонов к парню подсел мужчина и, сказав пару слов, забрал сумку, в последний момент выскочив из вагона.

Ещё через шесть часов, уже не в Париже и даже не во Франции, сумку передали главарю “леваков”.

Аванс был получен.

Но и даже тут главарь “леваков” перестраховался! Он знал, что такие посылки иногда могут взрываться, поднимая на воздух получателя. Он сам посылал такие посылки. “Шейх” был, конечно, друг, но посылку могли подменить на любом из этапов передачи, если допустить, что кто-то из исполнителей его предал.

Для начала главарь “леваков” проверил сумку “карманным” миноискателем, предварительно срезав с нее все металлические пряжки.

И сумка запищала! В сумке было какое-то железо!

Главарь “леваков” мгновенно выбежал на улицу, но там, отойдя от дома на несколько кварталов, вдруг сообразил, что фонить может металлическая лента в банкнотах! Денег было много, вполне достаточно для того, чтобы металлоискатель почуял железо.

Главарь вернулся, но сумку вскрывать не стал. Если уж страховаться, то страховаться до конца!

Он вызвал одного из своих соратников и, проводив в подземный гараж, попросил проверить, что находится в сумке. Тот не протестовал — это было нормально, чтобы своей жизнью рисковал менее ценный член организации. Так и должно быть, если иметь в виду не свои интересы, а интересы дела!

Молодой, преданный идее “левак” дернул “язычок” “молнии” и развел ручки сумки в стороны. Внутри был прозрачный полиэтиленовый пакет, сквозь который просвечивали пачки долларов.

— Там доллары, много долларов, — сказал молодой “левак” по внутреннему телефону.

— Как они упакованы?

— В прозрачный полиэтиленовый пакет, перетянутый скотчем.

— Там больше ничего нет?

Парень внимательно осмотрел сумку и пакет.

— Нет, больше ничего.

— Тогда разрежь пакет.

Молодой “левак” вытащил из кармана нож и полоснул лезвием по полиэтилену. Из разорванного пакета на пол посыпались деньги. Он поднял одну из пачек и повертел в руках.

— Ну что у тебя? — спросил главарь “леваков”.

— Ничего особенного. Доллары как доллары.

— Все, больше ничего не трогай, я иду. Главарь спустился в гараж и сбросил пачки обратно в сумку.

— Спасибо, можешь идти.

Парень ушел. Он был рад, что сумел пригодиться.

Главарь “леваков” поднялся к себе в комнату и пересчитал деньги. Это дело он предпочитал не передоверять никому.

Цифра сошлась.

Он сунул деньги в сейф и лег спать.

Утром он был мертв...

Нашедшие его “леваки” не могли понять, что произошло — нигде вокруг не было шприцов, чтобы можно было заподозрить смерть от передозировки наркотиков, и не было следов от укола на венах рук и ног. Не было вообще ничего, что могло указать на самоубийство или насильственную смерть. Возможно, просто не выдержало сердце.

Соратники вывезли тело своего вожака в багажнике машины и закопали в укромном месте, чтобы он не попал в руки полиции. Над могилой они поклялись продолжить дело, начатое их вождем.

Но это вряд ли, слишком много здесь было завязано на личность и слишком разных людей объединяло движение. Смерть главаря, по всей видимости, была началом конца организации...

Когда обыскивали, чтобы не оставить никаких случайных улик, квартиру, наткнулись на устроенный в ножке стола тайник. В тайнике был ключ от сейфа. В сейфе были доллары. Много долларов.

Их пересчитали и переправили в другое место.

Через несколько часов все присутствовавшие при вскрытии сейфа почувствовали себя плохо. Их всех тошнило и рвало, и у всех у них резко упало давление. Они думали, что умрут, но довольно скоро очухались и пришли в себя, объяснив неожиданно поразившую всех эпидемию тем, что съели что-то не то, когда находились вместе.

Но это было не так, потому что выздоровели не все. Один молодой “левак”, который не лазил в сейф, но который помогал главарю накануне его гибели, тоже умер, до того промучившись несколько дней. Но его смерть не связали со смертью главаря и не связали с поразившей всех эпидемией.

Хотя это были события одного ряда, и если хорошенько подумать, то можно было догадаться об истинной первопричине всех трагедий. Первопричиной были деньги — те самые упакованные в пленку доллары. Каждая пачка, состоящая из сотенных купюр, перехваченных банковской бумажкой, с двух сторон была покрыта невидимым, без цвета и запаха, токсичным веществом, которое при соприкосновении с кожей, через поры и мелкие трещинки попадало в организм. Это был очень сильный яд, но очень нестойкий яд. Убойней всего он действовал в первые секунды после того, как соприкасался с воздухом и соприкасался с кожей. Поэтому молодому “леваку” хватило полуминутного контакта с ним. Но наибольшую дозу яда получил главарь, потому что он, пересчитывая деньги, брал в руки каждую пачку и даже вытащил из них несколько отдельных банкнот.

К тому времени, когда похоронившие своего вождя “леваки” вскрыли сейф, яд уже почти распался. Им просто повезло, что они не сразу нашли ключ...

Левацкое движение было обезглавлено. Хотя главной целью операции была не борьба с экстремистами — была генеральная приборка во Франции.

Теперь все лужи были подтерты. Теперь все стало так, как и должно было быть, — стало сухо и чисто...

Глава двенадцатая

Большой Начальник прослушал запись два раза. И включил в третий.

Он не мог избавиться от двойственного впечатления — с одной стороны, Иванов вел себя как последний мозгляк, беспрерывно жалуясь, всхлипывая, рыдая и срываясь на крик, словно его на куски резали. С другой стороны — крича, жалуясь и рыдая, он так ничего и не сказал.

Может быть, если увидеть...

— Приготовьте мне видеозапись.

Большой Начальник не любил видео, больше предпочитая слушать, чем смотреть. Голос доносил суть происходящего лучше, так как внимание не отвлекалось на “картинку”. Возможно, впрочем, что это был лишь самообман. Послабление для своей совести. Возможно, на самом деле Большой Начальник просто не хотел видеть, как допрашиваемого бьют. Он избегал лишних отрицательных эмоций, которых и так хватало. И избегал мешающих делу угрызений совести. Когда слушаешь, можно представлять что угодно. Когда смотришь — видишь то, что видишь.

Но здесь случай был особый, здесь на слух разобраться было трудно, а успокоить совесть невозможно, так как, если судить по крикам, допрашиваемого подвергали самым изощренным пыткам.

Цифровую копию пленки сбросили на персональный ноутбук Большого Начальника. Он устроился поудобнее и включил воспроизведение.

Запись была отменного качества, потому что вмонтированные в стену видеокамеры были привезены напрямую из Японии и стоили немереную кучу “бабок”. Но того стоили, так как, несмотря на миниатюрные размеры, они давали очень хорошую картинку.

Большой Начальник видел Иванова, видел допрашивающего его майора Проскурина и даже видел сидящего в дальнем углу генерала Трофимова. Он видел всех и видел все, но все равно ничего не понял. Видеозапись была качественная, но ничего не прояснила. А наоборот, все только еще больше запутала.

Звучали те же самые, что на магнитофоне, вопросы и те же самые ответы. Майор Проскурин бил Иванова по ушам, бил по щекам, бил под дых, но не сказать, что бил сильно, потому что даже крови не было видно. И тем не менее Иванов орал как резаный. Так орал, что даже громкость пришлось уменьшить.

Может, он действительно ничего не знает?

Но подписи на счетах, трупы, головокружительный побег из французской тюрьмы?.. И тут же сопли, мольбы и крики...

Нет, самому во всем этом, наверное, не разобраться.

Большой Начальник вызвал Петра Петровича.

— Мне нужны психологи, специалисты по наркодопросам и... может быть, экстрасенсы.

Петр Петрович удивленно взглянул на своего патрона, но ничего спрашивать не стал.

Психологов нашли. Самых лучших психологов, потому что Большой Начальник имел достаточно денег, чтобы выбирать первосортный “товар”.

К психологам приходили верткие молодые люди и, не объясняя зачем и не говоря от кого, прокручивали на ноутбуках полнометражный фильм.

Предлагаемая запись была предварительно отредактирована — ножницы монтажеров вырезали все вопросы и все ответы, которые позволяли догадаться, о чем идет речь. Поэтому продолжительность записи уменьшилась втрое. Кроме того, по лицам всех присутствующих на экране персонажей прыгали черные прямоугольники, закрывающие глаза. Понять, кто кого допрашивает и по какому поводу, было невозможно. От почти пятичасового допроса остались только ничего не значащие фразы и крики.

— Это ты?.. — Рывок изображения и окончание фразы. — Отвечай!

— Это не я! Я не... — Монтажная пауза. — Это они!.. — Снова пауза. — Они!.. Пауза. — Все они!..

Верткие молодые люди давали возможность досмотреть запись до конца и просили эксперта высказать свое мнение. В устной форме высказать.

— По всей видимости, это совершенно безвольный человек, — все как один, словно сговорившись, предполагали психологи. — На лицо личностная ущербность, комплекс неполноценности и, может быть, вины, низкий интеллектуальный потенциал, повышенная психоэмоциональная возбудимость...

— А если я скажу, что этот безвольный человек прикончил несколько десятков людей и сбежал из тюрьмы, спустившись по канату? — давали дополнительную информацию верткие молодые люди.

— Этот? — все как один удивлялись психологи.

— Этот самый!

— Тогда совершенно ничего не понятно, — качали головами психологи. — Если это игра, то это виртуозная игра. Можно еще раз взглянуть?

Запись прогоняли снова.

— Поразительно, просто поразительно! — дружно поражались психологи, вглядываясь, в экран. — Если он действительно сделал то, что вы говорите, то это уникальный случай. Феноменальный случай.

— Скажите, можно предположить, что его умение держаться объясняется серьезной психологической подготовкой?

— Ну, в принципе... Тогда — да, тогда его поведение может иметь объяснение, особенно если предположить; что в подготовке участвовали профессиональные психологи.

Вполне может быть.

— Большое спасибо. Вы помогли органам правопорядка в разоблачении особо опасного преступника, — напуская тумана, благодарили верткие молодые люди психологов. И оставляли им гонорар.

Специалисты по наркодопросу были более категоричны.

— Он или ничего не знает, или “заговаривает” информацию.

— Как понять “заговаривает”?

— Есть несколько способов противостоять действию сыворотки правды. Первый — молчать. Но это крайне трудно и удается единицам. В другом случае, напротив, предлагается не сдерживаться, а дать волю своим желаниям, не борясь с психотропным воздействием препарата, а усиливая его. Тогда клиент начинает говорить, но говорить всё подряд, забалтывая наиболее важную для него информацию.

— То есть он, — показывали молодые люди на экран, — “забалтывал” допрос?

— Не обязательно, но не исключено...

— Последними экспертами были экстрасенсы. Эти говорили больше всех, но непонятней всех:

— Прежде чем дать заключение, нам бы хотелось узнать некоторые подробности. Может быть, заглянуть в его паспорт, поговорить с его близкими... Дополнительная информация облегчит проникновение во внутреннюю сущность человека.

— А разве вы не можете это узнать сами?

— Конечно, могу, но зачем терять лишнее время?..

Экстрасенсы водили вдоль экрана раскрытыми ладонями, словно ощупывая изображение Иванова.

— Это мужчина, — категорично заявляли они. — Среднего возраста! Россиянин...

С чем трудно было не согласиться.

— Работник умственного труда, хотя зачастую ему приходится работать руками... Ну да, случалось, что и руками.

— В его жизни были трудности, которые он успешно преодолевал.

Ну да, преодолевал...

Экстрасенсы продолжали щупать экран, постепенно сползая на хорошо знакомую и беспроигрышную тематику:

— Стоп!.. Чувствую тепло, вот здесь и здесь. Вполне вероятно, что у этого человека не все благополучно с сердцем, желудком и кишечником. Сейчас, сейчас, минуточку... Да с кишечником. И с аурой...

— Нас не интересует его, здоровье. Что вы можете сказать о характере?

— Характер? Сейчас, минуточку... Характер непростой...

А кто сказал, что простой?

— Внешне он обыкновенный, но, хотя об этом не все догадываются, способен на неординарные поступки.

— На какие неординарные? — просили уточнить молодые люди.

— На очень неординарные. Возможно, даже на жестокие...

Если бы экстрасенсы разговаривали с дамой, принесшей фотографию и интересовавшейся характером изображенного на ней юноши, они бы, не исключено, истолковывали неординарность в сторону загадочности. Но к ним пришли не дамы и принесли не фотографию... Пришли навороченные ребята и принесли ноутбуки ценой в две с лишним штуки баксов. И спрашивали не про любовь, а про мужика, которого допрашивал какой-то другой мужик, так что нетрудно было догадаться, что следует говорить.

— В нем ощущается большая сила, но сила со знаком минус, — вещали, закатывая глаза, экстрасенсы. — Сейчас, сейчас, минуточку... Это довольно опасный тип. Может быть, даже патологический тип...

Пришедшие слушали очень внимательно, и экстрасенсы распалялись все больше:

— Не исключено, что преступник, опасный преступник.

— Насколько опасный?

— Крайне опасный. У него очень нехорошая аура, неровная аура, рваная, напоминающая по периферии извивающиеся щупальца спрута. Такой рисунок характерен для энергетических вампиров, которые подпитывают свою энергию, истощая чужие биополя. Видите, видите, как извиваются щупальца его ауры, пытаясь захватить, разорвать и разрушить защитную оболочку приблизившегося к нему человека.

— Где, где? — заинтересовывались молодые люди.

— Да вот же, ясно видно...

Хотя на экране было видно, как майор Проскурин бьет кулаком по морде пытающегося защититься Иванова, и трудно было представить, что на самом деле это Иванов в клочья рвет и кромсает беззащитную ауру майора, беззастенчиво потребляя его энергию.

Но, может быть, у экстрасенсов просто глаз лучше наметан...

— То есть вы хотите сказать, что ему лучше не доверять?

— Доверять внешнему облику человека и его словам вообще не стоит, ибо истинной его сутью является не его внешность или поведение, а внутренняя энергетика и карма, зависящая от расположения космологических сил...

И все же, как ни странно, заключение экстрасенсов звучало наиболее убедительно. Особенно в отношении обманчивой внешности и опасности исследуемого субъекта.

В целом сумма мнений столь разных консультантов сошлась в главном — Иванов не тот человек, за которого себя выдает.

“Ну что ж, — подумал Большой Начальник, — одна голова хорошо, а несколько мнений лучше. Главное понятно — Иванов имеет второе дно, и много более интересное, чем первое. И теперь он может сколько угодно кричать, сколько угодно рыдать, сколько угодно молить о помощи, ему все равно никто не поверит”.

И еще понятно, что если он так умеет держаться, то силой от него ничего не добиться. Его можно пытать, можно бить и в конечном счете убить. Но тогда он станет еще более бесполезен, чем сейчас. С ним остается только дружить. И остается договариваться. Тем более что человек с такими талантами может быть не бесполезен для дела. И даже в том случае, если он будет беден как церковная крыса. А он еще к тому же и богат.

Ну и ладно — раз не довелось его прикончить, будем с ним приятельствовать. Тем более что он не хуже многих других его приятелей, которые хоть и не считаются бандитами и сами никого пальцем не тронули, но тоже много чего имеют за душой. А кое-кто так и побольше, чем Иванов...

И Большой Начальник вызвал Петра Петровича. — Мне нужна исчерпывающая информация по Иванову. Мне нужно все, что у вас есть по Иванову! И скажите, чтобы с ним особо не усердствовали, чтобы поаккуратней. Я не исключаю, что он нам может скоро пригодиться...

Глава тринадцатая

Папка называлась “IVANOV”. Вернее, это была не одна папка, а несколько папок, на титульных листах которых были проставлены гриф “Совершенно секретно” и гриф “В одном экземпляре”. Папки хранились в личном сейфе Джона Пиркса, доступа к которому ни у кого, кроме него, не было. Все вместе это называлось “Досье агента “Бизон”. Кличкой “Бизон” в Восточном секторе ЦРУ обозначался гражданин России Иванов Иван Иванович.

В дело подшивалась информация, имеющая отношение к его деятельности за последние несколько лет.

Первыми шли ксерокопии страниц из уголовных дел российского МВД, купленные через агентов Джона Пиркса в Москве. Дела были еще те!.. Фотографии напоминали кадры лучших фильмов Хичкока — горы трупов, брызги крови на стенах, искаженные ужасом лица. На каждой странице красным фломастером были подчеркнуты наиболее интересные факты.

Так, например, на улице Агрономической пять потерпевших были убиты из пистолета, на котором впоследствии были обнаружены отпечатки пальцев Иванова, причем все убиты выстрелами в голову, что свидетельствовало о хорошей подготовке стрелка. Вернее, о профессиональной подготовке.

На следующей странице красная черта выделяла несколько строк, где сообщалось, что пистолет Стечкина заводской номер АР-399725 находился на балансе одной из частей Главного Разведывательного Управления и был списан по причине его “безвозвратной порчи в процессе эксплуатации и невозможности дальнейшего использования”. Списан — и согласно прилагаемому акту уничтожен.

Был списан и уничтожен, но почему-то оказался в руках Иванова. А раз пистолет, из которого были убиты потерпевшие на улице Агрономической, принадлежал ГРУ, то можно предположить, что Иванов тоже не безродный, а имеет какое-то отношение к русской военной разведке.

Далее следовало трехстраничное заключение авторитетной комиссии, куда вошли инструкторы по рукопашному бою из учебных центров “зеленых беретов” и морской пехоты армии США. Инструкторы внимательно изучили купленные в русской милиции протоколы и акты судебно-медицинских экспертиз и вынесли единодушное решение, что потерпевшие погибли в результате применения приемов боевого самбо в сочетании с отдельными элементами, заимствованными из карате и кунг-фу, которые изучаются в русском армейском спецназе.

То есть в том же самом ГРУ!

Степень боевой подготовки Иванова инструкторы оценивали как очень высокую, а кое-кто как выдающуюся.

Точно те же и даже более высокие оценки Иванов получил за стрельбу, оцениваемую армейскими инструкторами по стрелковой подготовке. Получил — “отлично”, “много лучше, чем отлично” и “из ряда вон”!

Это что касается профессиональных навыков Иванова, которые были лишь частью его талантов. Потому что были и другие, проявленные им, например, при захвате заложников в Париже.

Этот эпизод разбирали приглашенные Джоном Пирксом специалисты в области планирования боевых операций. Они начертили подробные планы улиц и квартиры, где содержались заложники, посчитали численный состав и боевую мощь штурмующих подразделений, вникли в детали операции, оценили возможности сторон... Возможности были мало сказать что неравные. Возможности были один — ну может быть, к тысячи. По всем расчетам получалось, что удерживающий заложников преступник должен был погибнуть в первые секунды атаки.

А он не погиб!

Эксперты склонились над картами, подробно проигрывая каждый эпизод разыгравшейся битвы.

— Здесь он действовал очень грамотно, — хвалили эксперты “ходы” Иванова. — И здесь. И здесь тоже... А ход с ванной и маской просто гениальный!..

Этот момент эксперты специально отработали на “полигоне”. Из тех же материалов, что были у Иванова — солнцезащитных очков и разорванной на полосы одежды, — они соорудили точно такую же, как сделал он, маску, притащили чугунную ванну, перевернули, установили на стулья и прикрыли сверху до самого пола одеялом. Потом они взрывали в помещении светошумовые гранаты и распыляли слезоточивый газ. И во всех случаях боец, надевший маску и спрятавшийся под ванной, сохранял боеспособность в течение трех-семи минут после начала атаки!

— И дело даже не в ванне, — объясняли пораженные эксперты. — Дело в том, что он смог предугадать ход событий и упредить действия противника, все верно тактически рассчитав, что свидетельствует о его недюжинном уме.

Впрочем, и о боевых возможностях тоже! Отбить атаку превосходящих сил французской полиции с одним пистолетом и, положив на месте четверых спецназовцев элитной части; остаться в живых — это что-то!

И эксперты просили разрешения поместить сценарий этого боя в учебники для подготовки диверсионных подразделений, как эталон действия одиночки против многочисленного и хорошо вооруженного противника.

То есть выходило, что Иванов еще и неплохо соображает!

И имеет доступ к самой секретной информации, оценили его еще одни эксперты. Потому что вывел ЦРУ на агента Друг, работающего в Генштабе русских, и сообщил координаты места, куда были перебазированы ракеты “земля — земля” среднего радиуса действия, вывезенные из западных округов.

Правда, никакой другой интересующей Америку информацией Иванов не располагал... как решили тогда. И не исключено, что неправильно решили, что ошиблись...

Последняя, и самая главная в деле, папка целиком была отдана многостраничному исследованию аналитической группы, где все относящиеся к деятельности Иванова факты подвергались тщательному разбору. И выводы ее были крайне интересными.

То, что аналитики посчитали Иванова профессионалом высокого уровня, имеющим контакты в среде высшего российского генералитета, открытием не стало. Это было на поверхности и было подтверждено ранее данными экспертными оценками. Но аналитики пошли дальше своих зацикленных на боевой практике коллег. Они ушли от частностей, сумев взглянуть на Ситуацию в целом. В отличие от всех прочих их интересовала не столько личность Иванова как таковая (хотя и она тоже), сколько реакции на его деяния. Они не шарили по дну руками, разыскивая брошенный в реку камень, они отслеживали разошедшиеся по воде круги!

И круги были, еще какие круги!..

Аналитики потребовали предоставить им все возможные открытые и закрытые источники, где прямо или косвенно упоминались фамилия Иванова или события, в которых он участвовал.

Джон Пиркс собрал всю имеющуюся у него по Иванову информацию и засадил за компьютеры переводчиков, которые нашли и скачали в Интернете все, на всех европейских поисковиках сайты, где хотя бы раз звучала фамилия Иванова. Вал полученной информации отчитали, рассортировали, систематизировали и передали аналитикам.

И количество перешло в качество.

Первое, на что обратили свое внимание аналитики, — на статью французской журналистки Эапни Мерсье в журнале “Пари-Экспресс”, где со ссылкой на известного русского следователя Старкова прямо указывалось на то, что Иванов является агентом военной разведки.

Но делать какие-либо выводы на основании фактов, изложенных в журнальной статье, было бы преждевременно. Аналитикам нужны были более весомые аргументы. И они обратились к официальным документам, внимательно отсмотрев дипломатическую переписку, затеянную по поводу возвращения Иванова на Родину, для передачи в руки органов правопорядка. Вообще-то передача преступников была нормальной практикой, но обычно она решалась на уровне полицейских министерств, а здесь в дело вступили мощности русского МИДа, что само по себе было странно. МИД делает заявления только по серьезным конфликтным вопросам. Конечно, убийство пяти французских полицейских было довольно значимым событием, но зачем русским было так спешить? Ведь, судя по числам, первое заявление было сделано через сутки после ареста Иванова! К чему было пускать в ход тяжелую дипломатическую артиллерию, не исчерпав калибры министерств?! Зачем вообще нужно было торопиться, требовать возвращения Иванова немедленно, если с таким же успехом можно было сделать это после завершения следственных действий французской стороной?

Что за пожар у них там случился?!

Но самым интересным было даже не то, что по поводу Иванова была объявлена нота, а то, что разразилась целая дипломатическая война! Потому что нота была не одна, было несколько, и одна другой жестче! Кроме того, из газетных статей стало известно, что перед высокопоставленными членами французского правительства о судьбе Иванова частным образом хлопотали равные им по рангу русские чиновники! Как будто у них других тем для разговоров не нашлось!

Что это за Иванов такой, из-за которого ломаются такие копья? Если на первый взгляд — то обычный уголовник... Но из-за обычных уголовников такие ноты, в таком количестве не посылают и на таком уровне не хлопочут!

А о ком хлопочут?

Аналитики отсмотрели русскую дипломатическую переписку за последние годы, отсеивая аналогичные случаи, и провели их статистическую обработку. Оказалось, что подобный уровень дипломатического прессинга характерен для случаев задержания русских разведчиков, причем не просто разведчиков, а предателей, переметнувшихся на сторону врага. Тогда действительно пальба шла из всех калибров и на борьбу за их возвращение бросались все возможные дипломатические силы. Но то были разведчики! А этот — уголовник!

Или не уголовник? А тоже?..

Анализ существующей информации подтверждал, что Иванов не просто уголовник, а как минимум уголовник, владеющий приемами, используемыми в работе спецслужб. И не только рукопашными. В последнюю очередь рукопашными.

В своем заключении аналитики сделали осторожный вывод, что Иванов не тот человек, за которого себя выдает, что перспективен с точки зрения доступа к секретной информации русских, что, по всей видимости, имеет или имел ранее отношение к Федеральной Службе Безопасности, ГРУ или Службе внешней разведки и что должен был занимать в них серьезную должность.

Отдельной строкой высказывалось мнение, что Иванов, судя по дипломатическим, информационным и другим реакциям русских, может быть перебежчиком и носителем особо секретной информации, или входить в политическую элиту России, или как минимум иметь там серьезных, на уровне первого эшелона руководителей, покровителей...

В мутной воде открытых источников и официальной переписки эксперты-аналитики выловили крупную рыбу. Они не знали об участии в судьбе Иванова Большого Начальника, но смогли просчитать его заинтересованность по косвенным признакам. По тем самым “кругам на воде”. •

Джон Пиркс прочитал заключение экспертов и ахнул. Реалии превзошли все его самые смелые ожидания. Он затеял всю эту возню с проверкой дееспособности Иванова с единственной целью — смягчить негативные последствия провала во Франции, отмазаться от начальства. А вышло вон что!..

Вышло, что Иванов не уголовник и не информатор средней руки, а, как посчитали аналитики, — “может быть перебежчиком и носителем особо секретной информации, или входить в политическую элиту России, или как минимум иметь там серьезных, на уровне первого эшелона руководителей, покровителей”.

Что уже нельзя считать провалом, а можно считать серьезным успехом Восточного сектора ЦРУ, который просчитал перспективность Иванова и организовал его побег из французской тюрьмы, упреждая русских, которые на самом высоком дипломатическом уровне требовали его выдачи. Правда, в результате побега Иванов смог скрыться не только от французских властей, но и от своих спасителей, что, конечно, очень обидно, но объяснимо и простительно в свете вновь открывшихся фактов. Ведь побег планировался исходя из возможностей среднего профессионала, а он оказался много выше среднего, оказался таким, что мог уйти от кого угодно!

Примерно так!..

Остается только проверить выводы аналитиков, чтобы понять, кто он — перебежчик или выполняющий какое-то особое задание во Франции эмиссар даже не спецслужб, а, возможно, первых лиц России. И тогда всем станет ясно, кем является сосватанный Ивановым агент Друг, работающий в русском Генштабе, — действительно другом или ведущим двойную игру человеком ФСБ? И станет ясным многое другое!

Но в любом случае Иванов перестает быть фигурой второго плана и переходит в другую категорию. В гораздо более высокую категорию...

Судя по всему, эта шашка проскочила в дамки!

Ай да Иванов!..

Глава четырнадцатая

На этот раз генерал Трофимов занимался своими прямыми обязанностями. Потому что давно пора было заняться. Не все ж ему с Ивановым нянькаться. Иванов был его, так сказать, хобби — навязанным свыше хобби. А вообще-то он продолжал числиться в ФСБ, где, если чего-нибудь упустит, его тоже по головке не погладят. Так что надо наверстывать, тем более что Иванов никуда не убежит. По крайней мере хочется надеяться, что не убежит...

Генерал Трофимов сидел в своем кабинете и разбирал накопившиеся за несколько дней бумаги. Он просматривал тексты, делал на них быстрые пометки, но Иванов у него из головы все равно не шел.

Может быть, потому, что Иванов им так ничего и не сказал... Он бы, конечно, сказал, если бы перестать с ним церемониться и применить силу. Если бы применить специальные методы допроса, он бы наверняка раскололся. Но применять к нему специальные методы почему-то запретили.

Но бог с ним, с этим Ивановым, главное, что им с майором позволили увидеться с семьями. Свидание было кратким, но бурным. Семьи действительно находились в пансионате и в целом были довольны жизнью, хотя сильно удивлялись столь длительному отдыху. Их не обижали, их на убой кормили и в меру сил развлекали. Правда, не пускали домой, но это в любом доме отдыха не разрешено.

Генерал и майор побыли с семьями два дня, ничего им не объясняя — зачем тревожить близких, если все равно ничего изменить нельзя. Не будешь же, отстреливаясь от медицинского персонала и забрасывая пансионат гранатами, совершать побег с домочадцами на руках. Это несерьезно.

Генерал Трофимов и майор Проскурин объяснили, что снова отправляются в длительную командировку, что с большим трудом, но “пробили” через начальство продление путевки еще на несколько недель и что непременно приедут в гости еще раз, только не знают когда.

Жены все поняли — поняли, что в худшем случае их муженьки по-крупному загуляли, причем загуляли вместе с начальством, сплавив мешающие им семьи в дом отдыха. В лучшем — выполняют какое-то смертельно опасное задание и укрыли семьи от возможных посягательств преступников.

Жены все поняли, но ничего не сказали, потому что были женами офицеров ФСБ и привыкли не спрашивать ничего сверх того, что им уже сказали. В конце концов, их упрятали не куда-нибудь на дальнюю точку в Забайкальский военный округ, где, кроме белых медведей и личного состава, пообщаться не с кем, а поместили во вполне приличный и даже где-то элитный пансионат.

Генерал и майор сердечно попрощались, чмокнули родных в щечки и уехали. Работать уехали — майор продолжать уламывать упорствующего Иванова, генерал разгребать запущенные дела.

В первую очередь дела, связанные с Ивановым. И здесь с Ивановым! Кругом с Ивановым!..

Его побег из французской тюрьмы спутал многие карты. Так получилось, что Иванов был завязан в нескольких разработках ФСБ. И в первую очередь в операции “Щит”, курируемой генералом. Именно он, Иванов, смог прицельной стрельбой из снайперской винтовки по “шестеркам” заставить известного вора в законе по кличке Папа вывести на резидента американской разведки Джона Пиркса агента ФСБ Генштабиста. Генштабист прошел все проверки, был завербован, и теперь через него руководство Минобороны гнало в Америку масштабную дезу, вводя потенциального противника в заблуждение относительно стратегических целей российской внешней политики в рамках предложенных высшим генералитетом военных доктрин. Операция “Щит” была одной из немногих в последнее время побед, о которой руководство ФСБ поспешило отчитаться в самых высших инстанциях...

И вот теперь этот успех вместе со всеми вытекающими из него благодарностями, наградами и внеочередными званиями мог одномоментно почить... По той простой причине, что Генштабиста американцам подогнал Иванов, и теперь, когда он оказался на свободе, американцы могут посчитать, что тот, попав в руки русских, сдаст своего приятеля фээсбэшникам, а те его перевербуют и начнут двойную игру. Или, того хуже, заподозрят, что Иванов изначально работал на ФСБ и тогда соответственно Генштабист не удачное приобретение ЦРУ, а подведенный к ним двойной агент.

Единственной возможностью успокоить американцев было убедить их в том, что Иванов не фээсбэшник, не попал им в руки и является тем, за кого они его принимают. Не словами убедить — делами...

И генерал “погнал волну”!..

Министерство внутренних дел потребовало участия группы русских милиционеров 6 расследовании побега, совершенного гражданином России из французской тюрьмы. При негласных контактах русские намекали французским коллегам, что не верят в то, что Иванов организовал побег сам и что ему никто не помогал. И, делая многозначительные лица, кивали в сторону Америки.

С аналогичным, но хорошо завуалированным протестом выступил российский МИД, укорявший Францию в неумении содержать надлежащим образом опасных преступников и выражавший уверенность, что теперь, в случае поимки Иванова, французская сторона пойдет навстречу требованиям русского МВД.

Во все российские посольства была разослана директива, предписывающая обращать самое пристальное внимание на любую информацию, касающуюся Иванова, и немедленно отправлять ее в Москву. В дипломатических кругах поползли неясные слухи о том, что французский беглец не просто уголовник, а сбежавший из России то ли фээсбэшник, то ли грушник, который или что-то украл, или знает какие-то особые секреты, отчего Москва так сильно наезжает на дипкорпус.

Но все эти заявления и слухи были лишь шумовой околодипломатической завесой, которая должна была показать особую заинтересованность России в судьбе беглеца. Самые веские аргументы общественность не услышала. Эти аргументы прошли по другим, гораздо более значимым для спецслужб каналам.

Совершенным авралом была придумана и детально проработана новая биография Иванова. Чтобы облегчить себе работу и не выправлять под Иванова лишние документы, взяли за основу биографию реально существовавшего офицера ГРУ, благо фамилия Иванов была очень распространенной и подобрать ему тезку было вполне возможно.

Иванов остался Ивановым, но перестал быть инженером по котлоагрегатам, а стал подполковником ГРУ, окончившим с отличием Новосибирское общевойсковое училище, командовавшим взводом в Приморье, а потом ротой на Кольском полуострове, бравшим окружные призы и первые места на соревнованиях по стрельбе. За что был замечен и направлен на учебу на курсы переподготовки ГРУ, после успешного окончания которых переведен в Москву, где и сделал вполне приличную карьеру. К сожалению, дальше судьба реального Иванова не сложилась, он застрял в должности, провалил какое-то ответственное поручение командования и был уволен из рядов вооруженных сил. Но этот, последний эпизод его жизни военные бюрократы переписали, оставив на службе и даже назначив на новую, более высокую должность. Заодно они срезали во всех документах фотографии прежнего Иванова и наклеили нового. Работу Иванова на поприще ремонта котлов и агрегатов пришлось залегендировать секретным заданием, для выполнения которого понадобилась гражданская натурализация. В связи с чем к делу были подшиты рапорта Иванова о заключении фиктивного брака с гражданкой Илларионовой и устройстве на работу в “Спецмонтажстрой”.

Перевоплощение состоялось.

Последним штрихом стали подшитые к делам рапорта о превышении Ивановым служебных полномочий, приказ об его отставке, докладные куратора об его длительном отсутствии по месту жительства и рапорта о возможном соучастии в ряде уголовных преступлений. Что было уже ЧП, которым занималось особое, занимающееся чисткой рядов, подразделение ГРУ.

В свою очередь, по ведомству генерала Трофимова прошел оформленный задним числом документ, в котором источники сообщали о каком-то офицере из армейской разведки, который участвовал в мафиозных разборках. Проведенная проверка позволила выяснить, что этот офицер был не просто офицером, а офицером ГРУ с высшим допуском секретности. Что было уже не только делом армейской разведки, но и конкурирующей с ней Федеральной Службы Безопасности. Ряд подразделений ФСБ был сориентирован на розыск беглого разведчика, что опять-таки, задним числом, отражено в служебных документах.

Чтобы не ограничиваться одними только бумагами, генерал Трофимов поставил адреса, где мог появиться Иванов, на прослушку, а кое-какие под наблюдение.

Если цэрэушники заподозрят Иванова, они обязательно проверят эти адреса и попробуют добраться до документов. А люди генерала им в этом всячески поспособствуют.

Чтобы убыстрить события, через имеющиеся каналы дезы американцам слили информацию о масштабном поиске какого-то высокопоставленного офицера ГРУ. И подтвердили розыск, направив европейской резидентуре ФСБ и внешней разведке ориентировки на Иванова с просьбой принять самые энергичные меры для установления местонахождения совершившего побег из России предателя.

Расчет был прост: чем более масштабными будут поиски Иванова, тем больше вероятности, что произойдет утечка информации, а если не произойдет, то... все равно произойдет.

Капкан был заряжен, приманка на крючок нацеплена... Приманка в виде подполковника ГРУ, имеющего доступ к российским секретам. Подполковника — Иванова Ивана Ивановича.

Глава пятнадцатая

— Русские ищут Иванова, — доложил Джон Пиркс своему Начальнику.

Эта новость не была новостью, потому что русские должны были искать Иванова. Русские полицейские должны были.

— Но это не МВД, — внес поправку Джон Пиркс. — Его ищут европейские резидентуры.

А вот это была уже новость!

— Они зарядили посольства и нелегалов. Муссируются слухи, что Иванов выполнял какое-то задание военной разведки и соскочил у них с крючка. Теперь они ловят его по всей Европе.

А раз ловят по Европе, то, выходит, он не у них. Потому что зачем им искать то, что они не теряли.

Это была приятная новость.

— Кроме того, русские не верят, что он организовал побег сам. Мы имеем около десятка распечаток разговоров русских полицейских чинов и работников дипкорпуса, которые в частных беседах высказывали мнение, что Иванова вытащили из французской тюрьмы американцы.

Правильно мыслят русские, не дураки. Побегу Иванова действительно поспособствовали американцы. Вот только он вместо благодарности в последний момент дал деру, оставив своих спасителей с носом.

Но американцы не были уж такими наивными простачками, чтобы сразу заглотить предложенную им наживку.

— А если это игра? Если они просто прикрывают его? — предположил Начальник Восточного сектора. — Может такое быть?

Отчего же не может, конечно, может. Разведки обожают многоходовые, в которых сам черт ногу сломит, комбинации.

— Надо запросить наши источники в Минобороны и ФСБ, — приказал Начальник Восточного сектора. — Нужно узнать, работал ли он в ГРУ, как долго работал и в каком качестве.

Американские источники в спецслужбах откликнулись быстро и с удовольствием. Теперь таких стало больше и встречаются они чаще, чем раньше. Лет двадцать назад любой кагэбэшник сто раз подумал бы, даже прежде чем просто встретиться с американцем в узком дружеском кругу. Раньше за такие встречи можно было схлопотать строгача. А за “высказанное в частном порядке мнение” мгновенно вылететь с работы. Не говоря уж о предательстве. За предательство тогда без раздумья “мазали лоб зеленкой”. А теперь, когда за продажу госсекрета дают максимум пожизненное заключение, иногда чуть ли не условно, а американцы дают доллары и вид на жительство, охотников предавать стало гораздо больше. Стало так много, что ЦРУ имеет возможность выбирать, кто им больше, а кто меньше нужен.

Так что узнать подробности о служебной карьере Иванова большого труда не составило. Источники собрали все курсировавшие в коридорах и курилках спецслужб сплетни, повстречались с бывшими подчиненными и сослуживцами Иванова.

Информация подтвердилась — Иванов служил в ГРУ, причем в немалых чинах и на хорошем месте.

Но этого было мало. Слов — мало. Серьезные люди предпочитают оперировать документами. И документы нашлись.

— Пять тысяч баксов, и считайте, что его досье у вас в кармане, — назначил цену один из оборотистых военных чиновников, на которого вышел агент Джона Пиркса.

— А почему так много? — возмутился агент.

— Я же вам не лажу какую-нибудь принесу, а первую копию. Если не верите, могу заверить ее у нотариуса.

— За пять тысяч мне принесут оригинал, — начал сбивать цену научившийся торговаться с русскими агент.

— Кто принесет?! — поморщился продавец. — За пять штук вам принесут фуфло. А я знаю человека, который сидит на картотеке. Но только мне придется отстегнуть ему половину. Так что я рискую за жалкие две с половиной штуки.

— Пять — много! — не уступала американская сторона.

— Хорошо, тогда четыре штуки и гостевая виза для моей дочери и зятя.

— Мы не решаем вопрос виз. Визы открывает консульство.

— Да ладно ты мне тут арапа заправлять! — возмутился продавец. — А то я не знаю, как это у вас делается. Да если бы я, допустим, вам сейчас чертежи новой ракеты предлагал, да вы бы сразу мне и всем моим родственникам гражданство!..

— У вас есть чертежи новой ракеты? — заинтересовался американец.

— Нету! Кабы были, разве бы я в этой дыре сидел? — вздохнул военный чиновник. — Зато у меня есть своя рука там, где продаются нужные вам документы. За пять тысяч долларов.

— Ну хорошо, я согласен, — уступил агент американской разведки. Ударили по рукам.

— Может, вам еще какой-нибудь маршал нужен из отставных? — предложил оборотистый делец.

— Сколько? — спросил поднаторевший в общении с русскими агент.

— Маршал за семь штук пойдет. Но если оптом — сброшу. Если оптом, то за шесть штук.

— Я подумаю...

Стороны разошлись, довольные друг другом. Человек Джона Пиркса направился в посольство сканировать и шифровать полученные документы.

Продавец краденых досье — на конспиративную квартиру, на встречу с майором Проскуриным.

— Ну что? — спросил его майор.

— Съели и не подавились, — положил “военный чиновник” на стол пакет с пятью тысячами долларов. — Они, похоже, считают, что у нас что угодно купить можно.

— Потому и считают, что почти все можно, — вздохнул майор...

Шифровка с досье ушла в Америку.

— Хм, — сказал Начальник Восточного сектора. — У него очень неплохой послужной список. Награды... Благодарности... О!.. Он служил под началом самого генерала Нефедова!

— Нефедова?! — удивился Джон Пиркс. Покойного генерала цэрэушники сильно уважали за несколько проваленных им американских спецопераций в Анголе и Афганистане. Разведчики всегда больше уважают побившего их противника, чем того, которого “сделали” сами.

— Он, оказывается, имеет хорошую школу...

С фотографии на личном деле на Джона Пиркса и его Начальника смотрел более бравый, чем на милицейских ориентировках, и много более бравый, чем в жизни, Иванов. Иванов в военной форме, при погонах и портупее.

И все же американцы не поверили даже досье.

— Я думаю все же, имеет смысл проверить его адреса. Если русские ищут его по-настоящему, если это не игра, то они должны поставить в местах его возможного появления слежку, — внес предложение Джон Пиркс.

— Согласен. И еще следует пройтись по его биографии, — напомнил Начальник Восточного сектора. — Повстречаться с его родственниками, коллегами по работе...

Прав был генерал Трофимов, прогнозируя вероятные действия американцев. Впрочем, это понятно, это профессиональное. Занимаясь одним и тем же делом, нетрудно понять, что будет делать твой противник, потому что он будет делать примерно то же самое, что в точно такой же ситуации будешь делать ты сам...

— Американцы начали проверку! — обрадованно доложил майор Проскурин генералу Трофимову.

— Когда?

— Сегодня...

Работники американского консульства вдруг начали гулять вблизи места жительства Иванова. Вначале один, потом другой... Они бродили по улицам, любуясь уникальной русской архитектурой шестидесятых годов двадцатого века.

— О-о! Колоссаль! — восхищались они, снимая на видеокамеру очередную пятиэтажную “хрущевку”. — Русс рококо!

А сами внимательно наблюдали за улицей — за стоящими у обочин машинами, за прохожими.

За первым “туристом” шел второй “турист”. Он тоже фотографировал и тоже смотрел.

И шел третий, который уже не был американцем, а изображал русского прохожего с пакетами в руках...

Через несколько дней американцы свели результаты своих наблюдений воедино. И нашли то, что искали.

Три машины, постоянно сменяя друг друга, стояли примерно в одном и том же месте. Одна машина была легковая, две другие — продуктовые фургоны. В машинах, так же периодически сменяясь, сидели молодые, никуда не спешащие парни. Интересно, кто из русских согласится пустить в свою машину такую уйму людей? Все это походило на слежку.

И американцы решились на проверку.

Днем один из наиболее адаптированных к российской жизни, в совершенстве владеющий русским языком агент вышел на дело. Его одели в грязную фуфайку, надели на ноги найденные на ближайшей помойке кирзовые сапоги, дали в руки ящик с инструментами, который русские почему-то называют музыкальным инструментом “шарманка”, и отправили в дом, где раньше проживал Иванов.

Агент, изображавший то ли сантехника, то ли монтера, вскрыл ящики связи и быстро обнаружил вмонтированного в телефонную линию “жука”. Телефон квартиры Иванова находился на прослушке!

Сомнений не оставалось — Иванова пасли.

Через своих информаторов и за отдельные деньги американцы смогли установить, что машины, простаивающие сутки напролет на улице, приписаны к гаражу Федеральной Службы Безопасности. Сомнений не оставалось!

И все-таки оставались. Потому что разведчики это не мужья, которые пытаются выяснить, гуляет или нет их жена, и удовлетворяются честными уверениями ее близких подруг. Разведчики предпочитают перестраховываться. И предпочитают объективную информацию.

Следующим витком проверки должны были стать родственники Иванова. Но идти к ним американцы не решились, опасаясь быть узнанными и пойманными за руку. Но выход нашелся, выход, который предоставили им новые демократические веяния. Американцы наняли одно из охранных, каких в России миллион, агентств.

— Вы сможете справиться с такой работой? — спросили американцы, изображающие русских бизнесменов, директора фирмы.

— Обижаете, ребята, у меня половина работников — бывшие наши резиденты за кордоном. А вторая половина полковники КГБ, — заверил их директор. — Они раньше шпионов пасли, а теперь того, кого закажете вы.

Американцы заказали первый пришедший на ум адрес, чтобы убедиться, что нанятые ими люди работают качественно. И они действительно работали качественно.

— Мы просим вас проверить вот эти адреса, — попросили “бизнесмены”.

— Все будет в лучшем виде! — уверил щедрых заказчиков директор...

Проверка установила, что по меньшей мере еще три адреса, где мог объявиться Иванов, находились под наблюдением. Это был очень весомый аргумент, говорящий в пользу ценности Иванова.

Но и на этом американцы не успокоились. Они нашли еще одно агентство, которому заказали родственников Иванова.

— Мы бы хотели, чтобы вы побеседовали вот с этими людьми...

Сразу после американцев в агентство пришли люди генерала Трофимова.

— Вам что, лицензия недорога? — спросили они с порога.

— А в чем, собственно, дело?!

— В том, что вы вступили в контакт с иностранными спецслужбами! — напугали охранников до полусмерти люди генерала. И перечислили ряд статей Уголовного кодекса, в том числе статью за измену Родине. — Вы что, не поняли, с кем имеете дело?!

— Мы поняли, что они не русские, но мы не знали, что они шпионы! — оправдывались охранники. — И что теперь делать?

— Делать то, что мы скажем!..

Когда охранная фирма представила американцам диктофонные записи бесед с родственниками Иванова, там все звучало так, как надо. И даже лучше.

Все родственники радостно и часами рассказывали про детство Иванова — про то, как он гукал, какал и пускал пузыри, как после дергал одноклассниц за косы и воровал в садах яблоки, но дружно разводили руками, когда речь заходила о его жизни после школы.

— Не, чего там с ним дальше было, мы точно не знаем, — вздыхали они. — Он же потом сразу уехал и куда-то, кажется, поступил.

— Куда?

— А кто его знает? Он, кажись, какие-то котлы ремонтировал или трубы...

— Откуда вы это знаете?

— Так он же сам рассказывал, когда потом приезжал. Говорил, что работа у него такая, с паром связанная.

— Но он только говорил или вы у него на работе были?

— Нет, тока говорил. Но, поди, не врал. Чего ему врать-то...

Запрос, отправленный в институт, копия которого хранилась по месту последней работы Иванова, тоже ничего не дал. Из института ответили, что Иванов действительно у них учился на заочном факультете, закончил вуз в 19... году, получив специальность инженера по котлоагрегатам, и никуда не распределялся, так как был заочником.

Учеба в вузе на заочном отделении ничего прояснить не могла, так как ее можно было запросто совмещать с чем угодно — хоть с учебой в воинском училище, хоть со службой в армии, получая для сдачи экзаменов кратковременные отпуска. В военной разведке существует такая практика — легендирование второй, гражданской биографии для офицеров, которых готовят для нелегальной работы за границей или для ведения подпольной и партизанской борьбы на территории, занятой противником, в будущей войне. Так что диплом Иванова ничего не значил и ничего не прояснял.

Проследить дальнейшую гражданскую судьбу Иванова тоже не представлялось возможным. Согласно записи в трудовой книжке, Иванов после института работал в котельном цехе режимного завода — потому что действительно работал! Но узнать о характере его работы более подробно затруднительно, так как после конверсии все документы, хранившиеся в первом отделе, были изъяты и частью уничтожены, частью переданы на хранение в ФСБ.

Но в целом то, что он много лет работал не где-нибудь в жэке или на гражданском предприятии, а работал на закрытом почтовом ящике, само по себе говорило о многом, потому что именно так обычно поступали КГБ и ГРУ, легендируя своих “выпускников”. Именно туда, на подведомственные им режимные предприятия, они их и распределяли, вписывая в трудовые книжки несуществующие должности и проставляя вполне реальные печати.

Здесь опять все сходилось. И сходилось как нельзя более удачно. Иванов работал инженером по котлоагрегатам, но и работал в ГРУ. Просто у него было два места работы и было две специальности. Одну он получил в Новосибирском военном училище (что подтверждали полученные оттуда выписки) и на курсах переподготовки ГРУ, второе на заочном отделении Политехнического института. Потом работал в военной разведке, официально числясь в котельном цехе почтового ящика. Потом, в силу выполняемой им в ГРУ работы, ушел на полулегальное положение, устроившись на работу и женившись на гражданке Илларионовой. И на первый взгляд зажил обычной гражданской жизнью. Только почему-то в этой жизни, помимо котлов, он еще в “свободное от основной работы время” занимался тем, что зачищал людей. Очень профессионально зачищал — из снайперской винтовки, голыми руками и из пистолета Стечкина, принадлежащего ГРУ. А потом возвращался на работу и возвращался в семью, где надевал маску любящего мужа и инициативного работника. Отчего жена и сослуживцы его таковым и считают.

Все это очень напоминало почерк русских спецслужб. Как, впрочем, и любых других спецслужб. Потому что во всех спецслужбах есть штатные работники, а есть остающиеся за кадром, нелегалы, которые обычно выполняют самую ответственную или самую грязную работу. Которую, по всей видимости, и выполнял Иванов.

А если так, то он много более интересен, чем был раньше. И интересен уже не только в контексте агента Друг, но и сам по себе! Особенно если учитывать шумиху, которую возле него поднял русский МИД, и принимать во внимание суету европейской резидентуры, равную масштабам той, которая случалась, когда на Запад сбегали высокопоставленные чины КГБ.

Все говорило в пользу того, что Иванов разведчик, грушник, который чем-то не угодил своим хозяевам и теперь скрывается от преследующих его русских спецслужб. И скрывается от спасших его от французского правосудия американцев, потому что им не верит тоже, как не верит никому. Иванов был типичным одиночкой. Он отбился от одной стаи и не пристал к другой. Почему?.. Потому что был не просто одиночкой, а волком-одиночкой, матерым хищником, который был способен выживать один. И побеждать один!

И все же!.. Все же это был еще не конец!..

Последнюю и самую главную проверку назначил Начальник Восточного сектора. Назначил уже не столько для проверки Иванова, сколько для проверки своих работников.

Он выбрал первый, на который упал взгляд, адрес, чтобы проверить его, не прибегая ни к чьей помощи. Проверить силами американцев, вернее, того единственного американца, которому он доверял стопроцентно. Если нанятые охранные фирмы лгали, если контактировавшие с ними люди Джона Пиркса добросовестно ошибались, то это выяснится при выборочной проверке. Вторичной проверке уже проверенного адреса!

Начальник Восточного сектора разложил на столе бумажки с адресами и в одну из них ткнул пальцем. Произвольно ткнул, наугад.

Деревня Лебедяновка — было написано на бумажке.

В эту деревню должны были поехать не люди Джона Пиркса и не Джон Пиркс, а должен был поехать Начальник Восточного сектора ЦРУ. То есть он сам! Потому что no-настоящему, до конца, можно доверять только себе...

Разработанная генералом Трофимовым операция прикрытия и судьба Иванова повисли на волоске...

Глава шестнадцатая

Бывший следователь по особо важным делам, а теперь просто пенсионер Старков попал что называется в обойму. У него брали интервью популярные в стране газеты, его приглашали на радио и в телевизионные шоу.

Отечественным СМИ и ТВ сегодня сильно недостает положительного героя. Те, прежние, штурмовавшие в сорок пятом Берлин, поднимавшие целину и запускавшие в космос “Востоки” и “Восходы”, журналистов и телевизионщиков не устраивали по идеологическим соображениям. Славя их, они тем самым косвенно реабилитировали прошлое, что не приветствовалось новыми идеологами. Современная Россия не может жить прошлым, современная Россия должна быть устремлена в будущее. И новый герой должен быть ей под стать — должен быть сильным, целеустремленным и бескомпромиссным в достижении вновь предложенных идеалов.

Правда, идеалы до конца сформулированы не были и временно подменялись механически перенесенной на русскую почву “американской мечтой” — стать богатым. Вернее, стать как можно богаче — как можно быстрее. Поэтому лучше всего под категорию новых героев подходили мошенники, бандиты и казнокрады. Они новую идеологию воплощали в жизнь успешней врачей, учителей и космонавтов, отчего появлялись на страницах печати и голубых экранах чаще врачей и космонавтов.

— Надо было не Берлины брать, а “бабки” заколачивать, — трезвым взглядом современников оценивали новые герои прошлые ошибки. — Гитлер за каким попер на Россию? За ресурсами! Ну так дайте ему их по средневзвешенным ценам, в валюте по курсу нью-йоркской биржи! На хрена бы ему тогда была эта головная боль с войной на Востоке, если бы мы его нефтью и лесом завалили? Или чего ему там еще нужно было?.. А, да... Да на одних них, на евреях, если даже по демпинговым ценам — за сто марок за голову сдавать, можно было та-акой капитал сколотить! Открыть посреднические фирмы, снизить таможенные пошлины, и все, и никакой, блин, войны и никаких Берлинов! Да мы бы сейчас на втором месте в мире по уровню жизни были!

Присутствующая в студии аудитория по знаку режиссера одобрительно закивала.

— Или опять же эта ваша Чечня... Да нет проблем, если использовать не политическую трескотню, а экономические рычаги. Вы платите за каждую принесенную голову чеченца нормальные деньги — ну там баксов пятьсот, и все, и не надо никуда никакие войска посылать, бешеные “бабки” тратить — через неделю вопрос будет закрыт. Я вам точно говорю, я знаю!

Режиссер давал отмашку, и аудитория одобрительно кивала головами и хлопала.

Следующим гостем в студии был следователь Старков, выступавший от имени милицейской оппозиции.

— Тема нашей сегодняшней передачи — экономические рычаги в решении существующих в стране проблем, — напоминал ведущий. — Разрешите представить вам отечественного Шерлока Холмса...

Старков важно кивал, уже не дожидаясь, когда назовут его мирское имя. Он уже привык к тому, что Шерлок Холмс.

— Как высчитаете, можно ли остановить криминальную революцию только силовыми мерами? — спросил для затравки ведущий.

— Можно, — не в тему ответил Старков. — Только сил не хватит. Ведущий растерялся.

— Но можно и экономическими, — помог ему Старков. — Если создать новые рабочие места и платить людям по-человечески, чтобы они не воровали...

Ведущий поморщился, потому что этот совет был слишком скучным.

— А вот вы что-то говорили о самоокупаемости, — напомнил он.

— А, ну да... Можно еще перевести милицию на самоокупаемость.

— Как это? — округлил глаза пораженный ведущий.

— Очень просто — нужно сделать так, чтобы милиция была заинтересована в возможно более быстром раскрытии преступления. Ведь сейчас как бывает — вас обокрали, вы приходите в милицию и ничего не можете добиться. А почему? Потому что новое дело — это новые хлопоты, снижение процента раскрываемости и новый потенциальный “глухарь” за ту же самую зарплату. Ведь чем меньше будет поступать от потерпевших заявлений, тем более весом будет полученный милиционером рубль, потому как или два дела расследовать за пять тысяч, или одно за десять! Ведь так? — спросил Старков.

— Так, — согласился ведущий.

— Теперь вопрос — откуда взять деньги?

— Действительно — откуда?! — задал ведущий перехваченный у него вопрос.

— А что, если бы расследующий вашу кражу следователь получил стимул в размере тридцати процентов от стоимости возвращенных вам ценностей? — задал неожиданный вопрос Старков. — Как вы думаете, отказывался бы он тогда принимать заявление?

— Нет, — уверили Старкова все присутствующие в студии.

— И стал ли бы он тогда тянуть с расследованием, ссылаться на отсутствие времени и возможностей? Да нет, конечно! Тем более что можно ввести специальные коэффициенты, регулирующие сумму вознаграждения в зависимости от скорости возвращения украденных вещей, что, как мне кажется, позволит существенно сократить сроки следствия.

Аудитория захлопала.

— А если это не воровство, а убийство? — спросил ведущий.

Аудитория притихла.

— Если убийство, то следователь за поимку убийцы получает часть наследства трупа, — быстро нашелся, потому что заранее знал, какой будет задан вопрос, Старков. — Тогда, смею вас уверить, этот следователь сделает все от него зависящее, чтобы найти преступника!

Аплодисменты.

— Но милиция — государственная структура! — напомнил ведущий.

— Ну и что? — удивился наивности телевизионщика Старков. — В стране уже созданы прецеденты, когда силовые ведомства занимаются зарабатыванием денег. Та же военизированная охрана, которая стережет квартиры граждан. Или МЧС. Спасатели тоже сугубо государственная структура, что не мешает ей брать деньги с граждан за то, что они вскрывают захлопнутые двери или вытаскивают их из колодцев. Хотя это их прямая обязанность. Это и есть экономические рычаги...

— Да, может быть, — согласился ведущий.

— На самом деле не приходится говорить о бедности правоохранительных органов, приходится говорить о вопиющей бесхозяйственности. К примеру, преступники... — заинтриговал зрителей Старков новым поворотом сюжета. — Это ведь в большинстве своем люди не бедные, но платят за себя почему-то не они, а государство; Вернее, и без того нищий налогоплательщик. Разве это справедливо?

— Нет, несправедливо, — поддержали следователя зрители в студии.

— Почему бы часть финансового бремени не возложить на них? Например, бензин и амортизацию автотранспорта, который использует милиция для их задержания. Ведь когда мы, к примеру, вызываем такси, мы же сами платим?

— Ну да, сами! — согласились все.

— А милиция к ним ехала, между прочим, не по своей охоте, не на пироги с шанежками! Сюда же можно включить зарплату личного состава за время, потраченное ими на проведение операции. Износ обмундирования. Стоимость патронов, израсходованных на предупредительные выстрелы и на поражение. Ведь это тоже статьи расхода! Причем регулируемые исключительно самим преступником, который принимает решение сдаться ему сразу, без применения табельного оружия, или оказать сопротивление, использовав на это дополнительные бюджетные средства. Почему опять за это платим мы с вами, а не он?!

— Почему?! — загудели зрители.

— Кроме достижения экономического эффекта, насколько бы мы облегчили милиции жизнь! Сколько бы преступников предпочли не оказывать сопротивления при аресте, если бы знали, что за каждую лишнюю, потраченную на их задержание минуту им придется платить из своего кармана. Они бы подсчитали, что им будет стоить простой милицейского автотранспорта, выстрелы из автомата и вызов находящегося на самоокупаемости взвода ОМОНа! Я думаю, немного бы нашлось охотников наматывать себе лишние суммы.

Зрители ответили бурными овациями... Когда передача закончилась, к Старкову подошел режиссер.

— Все было замечательно, — похвалил режиссер. — Вы очень хорошо озвучили сценарий. Есть мнение пригласить вас на передачу “Женщина и насилие”, где бы вы смогли развить эту тему. Мы попросим сценаристов подумать над тем, что бы вы хотели сказать зрителю.

Старков кивнул. Он уже привык к своей общественной значимости и к тому, что если хочешь быть популярным, то надо говорить не то, что ты думаешь, а то, что хотят от тебя услышать.

— Извините, я тороплюсь, — извинился Старков.

Он очень спешил — сегодня у него было еще два интервью на радио и запись на втором канале в передаче “Перед лицом закона”, где приглашенным гостям предстояло обсудить проблему излишней коммерциализации работы милиции.

У него уже и сценарий на руках был...

Глава семнадцатая

Это была новость!..

В Москву приехал не кто-нибудь, а Начальник Восточного сектора ЦРУ. Который хоть и курировал Россию, но появлялся в ней не часто, потому что Россию не любил.

Что ему тут нужно? — ломал голову генерал Трофимов. Что это — плановый недружественный визит? Работа в рамках подготовки к встрече на высшем уровне? Ревизия подчиненных ему служб, за которой может последовать большая чистка? Или привязка к местности какой-нибудь серьезной, требующей его личного присутствия операции?

Что же это?..

То, что высокопоставленный американский разведчик прибыл в Россию из-за Иванова, генералу вначале даже в голову не пришло. Но потом пришло!..

А что, если он здесь из-за Иванова?

Да ну, что у него, людей нет для такой работы?

И все же... Вдруг он решил, проверяя информацию по Иванову, проверить своих исполнителей? А?..

Генерал Трофимов вышел на своих командиров с просьбой выделить в его распоряжение дополнительные силы. И получил отказ.

Тогда он вышел на Петра Петровича, получил “добро” и получил приданную ему бригаду хорошо вышколенной “наружки”.

Это было неправильно — привлекать к операции, проводимой ФСБ, посторонних гражданских лиц, но было уже почти привычно, так же как посылаемые на конспиративные встречи жены и тещи. Тем более что сказать, что в “наружке” Петра Петровича работали уж совсем посторонние люди, было нельзя. Там работали те же самые — из ФСБ, ГРУ и СВР — люди. Может, только вчера вышедшие в отставку.

— Меня интересует вот этот человек, — показал генерал Трофимов фотографию.

— Так это же заместитель Начальника Восточного сектора ЦРУ, — моментально опознал его “бригадир” приданной “наружки”.

— Уже Начальник! — поправил его генерал.

— Растут люди, — вздохнул “бригадир”. — Что он тут потерял?

— Вот это нам и предстоит узнать...

Уточнять детали операции “бригадир” не стал, понимал, что ничего лишнего ему не скажут, что будут использовать втемную и что так и должно быть... Хотя не должно, а раньше — так просто невозможно! Но то было раньше, когда КГБ имел в своем распоряжении лучших людей и лучшую технику. А теперь — не имеет. Вообще ничего не имеет. Теперь всем лучшим располагают частные службы безопасности. Вроде той, что у Большого Начальника. Так что неудивительно, что генерал обратился к ним за помощью. Удивительно, что не обратился раньше...

— Добро, — понял, что от него требуется, “бригадир” “наружки”.

— Только с машинами я вам вряд ли смогу помочь, — извинился генерал. — С машинами нынче напряженка. Да и с бензином.

— О чем разговор! — широко улыбнулся приданный “бригадир”. — У нас этого добра как грязи! Хочешь, я тебе пару джипов ссужу?

— Ну вообще-то это будет... — засомневался генерал.

— Ничего не будет — три джипа будет. И если еще надо — вертолет.

— У тебя что, еще и вертолет есть?

— А как же?! Стоит там один, пылится. Купить купили, а летать на нем некуда. Так, иногда на пикничок смотаемся... Так что бери, не сомневайся.

Давно генерал не имел в своем распоряжении таких сил.

— Больше тебе ничего не надо? — спросил “бригадир”.

— Да вроде нет.

— Тогда встречная просьба... Генерал даже заинтересовался, что может просить тот, кто имеет все желаемое?

— Ты скажи своим, что, когда мы будем работать, пусть они у нас под ногами не путаются, а то их враз срисуют, а через них — нас. А у нас фирма, нам провалы деловую репутацию подрывают.

— Это почему это срисуют?! — возмутился генерал.

— По форменным штанам одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года выдачи и одеколону “Шипр”, который вы можете себе позволить, — объяснил “бригадир”. — Ты же их даже одеть нормально, так, чтобы от них прохожие не шарахались, не можешь. Так что лучше не мельтеши, мы и без вас справимся в лучшем виде!..

В Начальника Восточного отдела вцепились плотно. Несколько бригад, сменяя друг друга и сменяя машины, водили его по городу.

— Сколько же у вас “колес”? — поражался генерал Трофимов, наблюдая калейдоскоп смены джипов и “Мерседесов”.

— Так у меня же не все на казенных ездят, кое-кто на своих личных...

Начальник Восточного сектора мотался по городу явно с целью проверить, нет ли за ним “хвоста”. “Хвост” был, но был такой “богатый”, что заметить его было почти невозможно. Это тебе не три потрепанных “жигуленка” — причем два из них личные, которые вынуждены сменять друг друга через каждые три минуты.

— Объект следует по Зеленому проспекту, — докладывали филеры по навороченным японским рациям.

— Объект свернул на улицу Мира...

— Шестой — Первому. Я ухожу.

— Добро, Шестой.

— Седьмой — Первому. Объект принял... Беспрерывная и бесконечная карусель из сменяющих друг друга машин крутилась за объектом. Тут смотри в зеркало заднего вида, не смотри — все равно ничего не заметишь.

Давно генерал не работал с таким удовольствием. Потому что с такими возможностями.

— Объект сопровождает машина, номерной знак... Значит, кроме зеркал, есть еще и сопровождение, в обязанности которого входит “отсматривать зад” объекта.

Серьезно они к делу подходят. Только зачем? Два дня прибывший гость катался по городу, резко и неожиданно меняя направление движения и нарушая правила. Но так ничего и не заметил. Третий день ответил на все вопросы...

— Объект направляется за город по восточному шоссе, — доложили генералу Трофимову. — Объект едет на “Москвиче”, номерной знак...

На чем?! Давно ли это работники посольства США стали разъезжать на иномарках? С их точки зрения, на иномарках. Раньше они были большими патриотами, предпочитая исключительно отечественную технику.

Генерал быстро прикинул, что может интересовать американского гостя в стороне, куда он направлялся.

Вроде ничего... На первый взгляд объекту совершенно нечего было делать в районе восточного шоссе. Там не было интересных для него мест, по причине чего ни он, ни кто-либо еще раньше никогда не ездил в ту сторону. А тут вдруг сподобились!

Ни черта не понятно...

Генерал Трофимов быстро проиграл в голове все возможные варианты и вдруг понял! Высокий гость из Америки ехал не куда-нибудь, а ехал в Лебедяновку! В задрипанную, забытую богом и начальством деревеньку! Ехал проверять результаты недавно проведенной проверки.

Ах ты черт!..

Это был сильный ход. И неожиданный ход.

Сейчас он нагрянет к родичам Иванова, и что они ему там с перепугу скажут, можно только догадываться... Конечно, ничего сверхстрашного не скажут, потому что Иванов точно после школы исчез из поля зрения родственников и все, что они о нем знают, они знают с его слов. Но мало ли...

И что теперь делать? Устраивать погони?..

Выход нашелся быстро. Выход, предложенный мощностями “бригадира” “наружки”, который, кроме джипов, предлагал еще и вертолет.

Вертолет!.. Если по воздуху, то есть шанс успеть туда раньше гостя и подготовиться к встрече.

Генерал Трофимов вызвал “бригадира”.

— Мне необходим вертолет.

— А чего тогда раньше ломался?

— Раньше не нужен был...

Вертолет сел за городом, сел прямо при дороге на пшеничное поле. Придерживая полы пиджака, генерал побежал к нагоняющей ветер винтокрылой машине, прикидывая на ходу, кому и что говорить.

Теперь он опоздать не мог, теперь у него были все шансы успеть раньше американских ревизоров...

Глава восемнадцатая

Начальник Восточного сектора ехал в машине, которая не была иномаркой, а была обыкновенным “Москвичом”, с обыкновенными, а не посольскими номерами. Это была машина работающего в посольстве то ли стекольщика, то ли дворника, которого попросили о маленьком, в сравнении с получаемым им в посольстве жалованьем, одолжении — просили дать на время его машину и дать доверенность на имя Сэма Допкинса. На самом деле Начальника Восточного сектора звали не Сэм и фамилия у него была не Допкинс, но паспорт был на это имя. Конкретно этот паспорт — на это...

Сэм Допкинс ехал медленно и осторожно, соблюдая все возможные дорожные правила. Менее всего ему хотелось вступать в конфликт с русской дорожной полицией. Ехал не один, ехал с переводчиком, который должен был ему помочь установить контакт с родственниками Иванова.

Они миновали Селезневку, Николаевку, Перетрухино и еще десяток каких-то деревень. У русских было очень много очень мелких деревень — почти как в Америке. Только в Америке деревни почти ничем не отличались от городов — имея тот же стандартный, на душу населения, набор бензозаправок, закусочных, аптек и супермаркетов.

— Вон она, Лебедяновка, — показал на указатель переводчик.

Повернули направо и поехали по разбитой, каких американцы еще не видели, дороге. Ехали долго, потому что со скоростью пешехода. Но кое-как доехали.

Первый же найденный родственник с готовностью и слово в слово пересказал то, что уже ранее говорил посланным сюда охранникам.

Что Ванька много пил, а потом много писался, что не только много пил, но еще и ел, что болел рахитом и корью, получал двойки, курил в школьном туалете, а что было после школы, то черт его знает, потому что он отсюдова сразу уехал.

Второй родственник сказал то же самое, что первый, и что говорил до того “тем мужикам, которые тоже приезжали и спрашивали про Ваньку в детстве”.

Миссия была выполнена. Нанятые американцами охранные агентства здесь были, про все, что нужно, узнали и ничего не исказили. И, значит, можно надеяться, что и не здесь не исказили.

Можно было смело возвращаться назад...

“Москвич”, увязая в грязи, тронулся в обратный путь. Но далеко уехать не успел, потому что его догнал какой-то в милицейской форме и в грязи по самую каску мотоциклист.

— Стой, туды тебя растуды!.. — орал, размахивая рукой, милиционер.

Американцы остановились.

— Участковый Митрюхин! — представился милиционер, озабоченно поглядывая на машину. — Это вы счас, что ли, в Лебедяновке были? — спросил он.

— Мы, — ответил переводчик.

— А чего вам там надо было? — подозрительно спросил милиционер. — Чего спереть-то хотели?

— Мы?! — возмутился переводчик.

— Вы, вы, — подтвердил участковый и стал загибать пальцы. — Машина “Москвич”? “Москвич”! Цвет красный? Красный! Мне мужики все точно про вас обсказали!

Участковый встал на колени и, сунув голову под крыло, осмотрел колесо.

— Ах ты... твою мать! — весело проорал он. — Узор-то один!

— Он что-то спрашивает про мою мать? — удивился Сэм Допкинс, узнав знакомое русское слово “мать”.

— Он сказал не про вашу, сказал — твою, — поправил переводчик. — Это фраза на ругательном сленге, обозначающая, что он хочет вступить в интимные отношения с вашей матерью.

— С моей матерью? — с интересом взглянул на русского милиционера Сэм, прикидывая, что тот раза в три младше его покойной матери.

— Я тут... из-за вас... всех... третий день... как... можно сказать, езжу! — орал благим и просто матом участковый. — За... на... в...

— Он много ездил и сильно устал, — сделал довольно вольный перевод толмач.

— Но он сказал гораздо больше, — показал на участкового Сэм Допкинс. — Вы что-то упускаете. Переводите, пожалуйста, дословно.

Переводчик пожал плечами и стал переводить дословно:

— Вы меня на... интимное мужское место... далее слово, обозначающее вступление с ним в интенсивные сексуальные отношения... совсем.

— Это ни в... — самозабвенно заходился участковый.

— Это ни в... снова интимное место, только женское... и красная армия...

— Как это понять? Какая красная армия? — удивился Сэм Допкинс. — У них теперь нет красной армии. Это устаревшее название. У них теперь Вооруженные Силы России.

— Ну, значит, не в интимное место, не в Вооруженные Силы России, — поправился переводчик и стал внимательно вслушиваться в чужую, крайне трудную для синхронного перевода речь.

— Вы...

— Вы... далее идет собака женского пола... чего тут... затем женщина легкого поведения во множественном числе... глагол, производный от женского интимного места... не по-русски? Ну ты... женское интимное место с ушами... чего так широко открыл глаза?..

— С какими ушами? — совсем обалдел Сэм Допкинс.

— Давайте я лучше, как раньше, по общему смыслу, — предложил переводчик.

Сэм кивнул.

Милиционер перестал орать, обошел “Москвич”, записал номер, зачем-то сунулся в салон, понюхал воздух и вылез довольный.

— Во-во, точно, так и есть...

— Что точно? — спросил переводчик.

— То самое, блин, е-твое!.. Сами знаете чего! Как поросей у граждан тырить — так все вы горазды, а как вас за одно место поймали — так вы в кусты норовите!

Это переводчик понять не смог.

— Каких поросей? — попросил уточнить он.

— Бабы Нюры порося! Его намедни вот точно на таком красном “Москвиче” уперли, — сказал бдительный участковый. — И главное дело, уже в третий раз! Всю раскрываемость мне — к чертовой матери!

— Вы ошибаетесь... — начал было переводчик. Но милиционер его перебил:

— А протекторы, твою мать! Ты что думал, у нас тут экспертизы нет? Вы там в коровью лепешку въехали, которая у меня к делу подшита! Тот же рисуночек — один, блин, в один! Е-твое! А ну покажь документы!

Переводчик и Сэм протянули свои дипломатические паспорта. Участковый аж взвился.

— Ага! — заорал он. — Липу суете! Фуфло толкаете!

И сунул паспорта в карман.

— Это не фуфло, это американские паспорта, — торжественно объявил переводчик.

— Ага, а вы, конечно, блин, американцы? — захохотал довольный своей шуткой милиционер.

— Да, американцы, — с еще большим пафосом заявил переводчик.

— А я тогда министр иностранных дел. А ну, блин, клешни кверху.

— Это произвол, — возмутился Сэм Допкинс. — Мы требуем позвать сюда консула.

— Счас, разбежался, — возмутился участковый, хлопая владельцев “Москвича” по карманам. — Сюда хлеб раз в неделю привозят, а тебе консула подавай...

И вдруг радостно встрепенулся, нащупав в кармане Сэма Допкинса газовый пистолет.

— Ага! Блин! Незарегистрированный ствол! Ну все, дядя, считай, ты свои полчервонца уже получил.

— Это ошибка, — сказал Сэм. — Оно зарегистрировано.

— Где?

— Там, в Америке, — показал Сэм Допкинс.

— Хитромудрый ты жук, как я погляжу! — возмутился милиционер. — Думаешь, отмазку нашел? Да? А ну — поехали!

— Куда?

— В район. Вам там быстро языки развяжут!

— А машина?

— Машина теперь не ваша. Машина теперь вещественное доказательство! Счас я вас увезу, а потом за ней вернусь. Садись, я сказал! — свирепо гаркнул милиционер, показывая на мотоцикл. — Ты сзади, а ты в люльку. Нет — оба в люльку, а то кто вас знает!..

Американцы с трудом втиснулись в люльку. Участковый завел мотоцикл и рванул по проселкам как бешеный. Американцы тряслись в железной люльке, как горошины в погремушке, постоянно валясь друг на друга и сталкиваясь друг с другом головами.

— Ниче, они вас там быстро уломают, сразу вспомните, кто вы и куда порося дели! — орал довольный собой милиционер.

Но в районе задержанным не обрадовались.

— Куда их нам — у нас и без них битком! Тогда участковый торжественно выложил на стол пистолет и дипломатические паспорта.

— Мы американские подданные, — уже чуть менее агрессивно, чем раньше, сказал переводчик.

— У нас тут тоже один был, все кричал, что незаконнорожденный сын китайского императора, и свидетельство о рождении показывал с иероглифами, — равнодушно кивнул милиционер. — А когда прижали, оказалось, что обыкновенный конокрад из Тамбова. Давай их до утра в камеру.

Сэма и переводчика подняли на ноги и тычками погнали в конец коридора, где были камеры. Заскрежетала дверь, и их толкнули куда-то в темноту, вонь и гул голосов.

— Оп-пачки! Ты глянь, какие фраера расписные! — радостно приветствовала их камера, оценивая дорогой прикид новых заключенных. — Ух ты, лопаря! Ох ты, клифты!..

Несколько приблатненных зэков подошли к американцам и стали ощупывать добротную ткань пиджаков.

— Что вам нужно? — спросил по-английски Сэм.

— Во, блин, не по-нашему базарит! — восхитились в камере. — Выдрючивается, падла!

И притиснулись ближе.

Сэм отвел бесцеремонно его лапающие руки. И тут же получил в зубы.

Но уголовники не учли, что американцы каждые полгода сдают зачеты по рукопашному бою. Раздался тупой удар и чей-то короткий вскрик.

— Фраера наших бьют! — взвилась камера и навалилась на американцев всем гуртом.

Но их даже не успели как следует попинать, когда в камеру ворвались милиционеры. Они прошлись по всем подряд “демократизаторами”, в том числе по головам потерпевшей стороны, и выволокли янки в коридор.

— Вы чего, блин, бузу устроили! — возмутились милиционеры.

— Это не мы — это нас! — попытался объяснить истинное положение дел американец.

— Кончай базлать, до вас здесь все тихо было!

— Я требую соблюдения Женевской конвенции, регулирующей права военнопленных! — заявил Сэм Допкинс.

Переводчик перевел.

— Права? — уточнили милиционеры. — Сейчас будут! Слышь, Серега, покажи ему его права.

Серега показал... Серега взял со стола резиновую дубинку и с ходу огрел ею Сэма по затылку.

С правами все стало более или менее понятно.

— Еще какие-нибудь претензии есть? Американцы дружно замотали головами.

— Тогда шагом марш в камеру. Но американцы уперлись.

— Не надо! Там нас били, мы туда не пойдем! — умоляли они.

— А куда тогда вас — в женскую, что ли? Или, может, нам в камеру, а вам здесь расположиться? А то у нас тут две камеры всего, — справедливо обиделись милиционеры. — А ну шевели копытами!

Когда дверь закрыли, внутри началась какая-то громкая возня. Милиционеры стояли возле камеры и радостно дыбились.

Так им!.. Зато теперь права качать перестанут и международным скандалом грозить. А если их сейчас не проучить, то они всю ночь орать будут, глаз сомкнуть не дадут...

Рядом с милиционерами, припав головами к железной двери и напряженно прислушиваясь, стояли еще двое мужчин в штатском. Стояли генерал Трофимов и майор Проскурин.

— А они их там до смерти не прибьют? — обеспокоенно спрашивали они.

— Нет, там сегодня контингент тихий... Из камеры доносились глухие удары и неясные вскрики на английском языке.

— Ничего, — успокаивал сам себя генерал Трофимов. — Зато впредь неповадно будет. Этот вопрос надо решать кардинально. Все дыры мы все равно не заткнем и возле каждого родственника по часовому не поставим. Надо отбить у них охотку к проверкам. Раз и навсегда отбить!

В прямом смысле — отбить!

Рецепт генерала был удивительно схож с рецептом районных милиционеров, которые не любили, когда их будят ночами беспокойные клиенты...

Утром в райцентр приехал консул. Ему выдали с трудом опознанных им подданных Америки и вернули паспорта.

— Ну ты, блин, мужик, сам прикинь, откуда нам было знать, что эти ксивы американские? — оправдывались милиционеры. — Да мы их в глаза никогда не видели, вот и подумали, что это туфта!..

Консул громко возмущался произволом, творимым в застенках русской полиции, но еле стоящие на ногах Сэм и переводчик заметили, как начали мрачнеть лица милиционеров, и увидели, как вперед, нервно поигрывая дубинкой, выдвинулся Серега.

— Не надо! — умоляюще попросили они консула по-английски. — Ради всего святого — не надо!

— Что не надо? Требовать восстановления справедливости не надо? — удивился консул.

— Не надо, не надо ничего требовать!.. — закивали побитые подданные. — Вообще ничего не надо! Христом богом заклинаем — не злите их! Вы не представляете, какие у них здесь порядки.

И они были правы. Америка далеко, а Серега вот он — рядом!..

Больше американские разведчики опасных проверок не учиняли. Уже накопленной фактической базы им показалось вполне довольно.

Впрочем, не все было так плохо, как казалось в камере, — кроме подбитых глаз, многочисленных синяков и ссадин, был и положительный результат пребывания американцев в полицейских застенках. Начальнику Восточного сектора компенсировали причиненный материальный ущерб, переведя на счет круглую сумму долларов, и в качестве уже моральной компенсации вручили орден за “выполнение особого задания и полученные в связи с ним боевые увечья”.

Так что это вранье, что Иванов приносит одни только несчастья. Да ничего подобного!..

Глава девятнадцатая

— Что он, действительно в Париже шесть полицейских убил? — недоверчиво спросил Большой Начальник, отчеркнув ногтем строку в представленной ему записке.

— Шесть, — подтвердил Петр Петрович. — Одного мотоциклиста, одного снайпера и четырех бойцов полицейского спецназа.

— Он что, такой крутой? — то ли удивился, то ли восхитился Большой Начальник.

Вместо ответа Петр Петрович раскрыл папку с переводами французской прессы с интервью, взятыми у заложников, с фотографиями убитых Ивановым полицейских, схемами и комментариями экспертов.

— Полицейского снайпера он убил почти с семидесяти метров из пистолета, — не без гордости сообщил Петр Петрович. — Они пишут здесь, что это выдающийся результат.

— А что по этому поводу говорят эксперты?.. Нанятые Петром Петровичем многочисленные эксперты, в большинстве своем бывшие кагэбисты, военные разведчики и спецназовцы, осматривая предоставленные им материалы, только диву давались. Как точно такие же, но по другую сторону Атлантического океана, эксперты, нанятые с теми же целями Джоном Пирксом.

— Это очень классный стрелок. Выдающийся стрелок... — утверждали профессиональные снайперы и спортсмены-пулевики.

— Такое под силу только мастеру рукопашного боя на уровне, пожалуй” чемпиона Европы, — уверенно заявляли каратисты, самбисты, дзюдоисты и прочие обладатели черных поясов.

— Очень грамотное и единственно возможное решение, — заверяли профессиональные разведчики.

Эксперты не знали, о ком их спрашивают и по какому поводу спрашивают, из материалов были вымараны все фамилии и имена, все географические названия и все факты, с помощью которых можно было вычислить место, время и участников событий. Более того, никто из экспертов не имел дела с полным объемом информации, а лишь с малой частью ее, касающейся лично его. Снайперы знакомились с эпизодами, где фигурировала стрельба из снайперской винтовки, специалисты по рукопашному бою изучали фотографии трупов со свернутыми шеями и проломленными височными костями и читали заключения патологоанатомических экспертиз...

Но все равно проколы случались...

— Погодите, погодите... Я, кажется, знаю, о ком здесь идет речь! Это же... Это же Иванов! Ну конечно, Иванов — это его почерк!

В определенных кругах Иванов стал очень известной и где-то даже почитаемой фигурой.

— Вы ошиблись, — пытался уверить экспертов в их ошибках Петр Петрович. — Это не Иванов.

— Да бросьте вы! Несколько трупов голыми руками и ногами — это его почерк! Мы этот бой даже в качестве примера разбирали. Иванов это — он!..

Выданные экспертами заключения были очень лестными для Иванова и другими быть не могли, потому что Иванов был не сам по себе, а был, если следовать литературной терминологии, — “собирательным образом”, как богатырь из русских народных сказок. На его имидж, сами того не ведая, работали лучшие профессионалы — работала ФСБ в лице генерала Трофимова, майора Проскурина и их бойцов, работали ЦРУ, товарищ Максим, Маргарита и много кто еще; Коллективное творчество такого количества не самых последних в этой жизни людей не могло не сказаться на конечном результате. И результат был. Соединив в себе лучшие “гены” своих “родителей”, новорожденное дитя демонстрировало миру задатки вундеркинда.

— Он что, все может и везде лучший? — высказал сомнение Большой Начальник.

— Я не знаю... — замялся Петр Петрович. — Но если судить по результату, то... то может быть...

Результат действительно впечатлял. Особенно в своем арифметическом выражении.

— Я просил вас подготовить мне общий список жертв...

Петр Петрович услужливо вытащил из папки, положил на стол несколько листов бумаги.

На первом, титульном листе было написано: “Полный перечень жертв Иванова И.И. в России и Европе за период с... по...”

Петр Петрович оформил затребованную бумагу в привычной ему стилистике.

Далее шел порядковый номер эпизода, его географическая привязка, способ убийства и число потерпевших. Открывался список шедшей под цифрой один улицей Агрономической.

1. Улица Агрономическая — пистолет — пять.

2. Улица Северная (первый эпизод) — нож — один.

3. Улица Северная (второй эпизод) — пистолет — четыре.

4. Поселок Федоровка — руки, ноги и пистолеты — четырнадцать...

И далее по списку вплоть до убитого во время побега из французской тюрьмы надзирателя и трех “леваков”.

Составлявший перечень генерал Трофимов явно поскромничал, “забыв” указать свои — в поселке Федоровка, в Германии и во Франции — трупы. Менее всего он был склонен к чистосердечным признаниям и выгораживанию Иванова. Если они о чем-то догадываются, то пусть догадываются. И пусть попробуют это доказать! А он, если что, пойдет в глухую несознанку, придерживаясь общепринятой версии, тем более что это Иванов не паинька и это далеко не все висящие на нем трупы, а лишь часть их.

— Очень внушительно! — одобрил перечень Большой Начальник.

Ему все больше и больше нравился этот Иванов. По крайней мере, он не прикидывался, как другие, овечкой и не строил из себя моралиста. Нормальный для периода дикого капитализма типаж. Этакий стреляющий с двух рук ковбой, который с помощью “смит-и-вессонов” расчищает себе дорогу к успеху. Так и надо. Такие и выживают.

Но пальба с двух рук в конкурентов была не единственным достоинством Иванова. Были еще и деньги. Причем такие деньги, каких не было даже у Большого Начальника.

— Что вы узнали по счетам? — спросил Большой Начальник, памятуя, что, кроме всего прочего, приказал разобраться с происхождением ивановских миллиардов.

— Это действительно деньги КПСС, — подтвердил Петр Петрович. — Они были переведены финотделом ЦК частями, по сто-двести миллионов долларов, начиная с тысяча девятьсот семидесятого года на депозитные счета швейцарских банков. Общая сумма может колебаться от двенадцати до двадцати одного миллиарда долларов...

Ото!.. Это было новостью.

— Но вы раньше говорили, что Иванов снял четыре с половиной миллиарда.

— Да, но фактически сняты только набежавшие на основную сумму проценты. Основной капитал продолжает находиться в банках.

— Кто им распоряжается?

— Иванов, — просто ответил Петр Петрович. — Иванов либо его доверенные лица.

— Так в чем же дело? — удивился Большой Начальник. — Станьте его доверенным лицом и снимите деньги.

— Это не так просто, — вздохнул Петр Петрович. — Доверенность должна быть составлена и должна быть заверена банком, где хранятся деньги, и муниципальным образованием, где банк расположен, в присутствии доверителя. После чего доверенному лицу присваивается особый код, без которого он и без подписанного доверителем поручения не имеет доступа к деньгам даже при наличии генеральной доверенности.

“Чего-то они намудрили, эти швейцарцы, — недовольно подумал Большой Начальник. — Доверенности, присутствие... У нас такой бюрократии нет — у нас любой нотариус подпишет любую бумажку не глядя, хоть это даже будет свидетельство о передаче золотого запаса страны”.

— Интересно, откуда у него столько денег? — задумчиво спросил Большой Начальник.

— Не знаю, — виновато пожал плечами Петр Петрович, словно это по его вине Иванов увел деньги. — Не исключено, что он работал на ЦК, например курьером, и ему, учитывая его навыки, поручили охрану счетов. Но более вероятно, что он от кого-то узнал про счета и заставил переписать деньги на него.

— Как так переписать? Двадцать миллиардов переписать?! — возмутился Большой Начальник. — Это что вам — “Жигули”?!

— Но это же Иванов, — напомнил Петр Петрович.

Ну, вообще-то да... Это Иванов. Иванов мог... Хотя бы потому, что никакие миллиарды не дороже жизни. А чужими жизнями он распоряжается легко. Этот — мог!

— У вас есть что-то еще?

— Да. Нами обнаружены финансовые подвижки на счетах.

— Какие подвижки?!

— В течение последних нескольких недель доверенными лицами Иванова со счетов было снято около полумиллиарда долларов...

А это была уже вторая, и даже более интересная, чем первая, новость!

— Вы же только что сказали, что они не выдают деньги без кода и поручения! — поймал Петра Петровича за язык Большой Начальник.

— Значит, им присвоен код и у них есть подписанные Ивановым поручения.

— Так они что, так могут всю сумму повытаскать? — расстроился Большой Начальник, словно у него из кармана потянули кошелек.

— Да, если доверенность не имеет календарных или иных ограничений и если у них будет достаточно подписанных Ивановым поручений.

Вот так раз!

— А сам-то он может эти деньги получить? — подумал вслух Большой Начальник.

— По всей видимости, может, — ответил Петр Петрович. — В случае если в договорах с банками не оговорены иные возможности. Например, совместное распоряжение капиталами с каким-нибудь юридическим или физическим лицом или группой лиц.

— Так узнайте, оговорены или нет, — грозно потребовал Большой Начальник.

— Это Швейцария, — робко напомнил Петр Петрович. — Они не скажут.

Ах ну да, сообразил Большой Начальник. Это же точно Швейцария. Эти точно ничего не скажут!

— У вас все?

— Все, — кивнул Петр Петрович.

Можно было подводить итог.

Большой Начальник вспомнил наиболее интересные ему детали разговора и мысленно подвел черту.

Иванов выдающийся стрелок — раз.

Выдающийся драчун — два.

Большой спец по разработке боевых операций и побегам из неприступных тюрем — три.

И не богатый, а очень богатый человек, потому что имеет не четыре с половиной миллиарда долларов, а имеет гораздо больше. Это четыре, пять и сразу десять. Потому что этот пункт запросто перекрывает все предыдущие.

Имея двадцать миллиардов, можно прикупить себе сколько угодно выдающихся стрелков и сколько угодно непобедимых драчунов. Можно купить себе целую армию.

Но что немаловажно, а может быть, это и есть самое главное, что эти деньги не просто абстрактные деньги — не наследство, доставшееся ему от покойной бабушки, это деньги КПСС, и если ими правильно распорядиться, то...

Большой Начальник был доволен, он получил в руки такой козырь, какого у него никогда еще не было. Получил — Иванова. Теперь, когда он узнал о нем все, с ним стало возможно договориться и его стало возможно использовать...

Колода была вскрыта, карты были перетасованы и сданы. Осталось сделать первый ход!..

Глава двадцатая

Настоящей правды об Иванове узнать было, наверное, уже невозможно. Вокруг него все так запуталось, что всего не мог знать никто. Каждый знал лишь какой-то свой, в котором был совершенно уверен, кусок правды. На самом деле не бывшей правдой, с точки зрения другой, более осведомленной стороны. Которая, в свою очередь, тоже добросовестно заблуждалась, потому что знала не все...

Бывший следователь Старков, который расследовал первые дела Иванова, считал его опасным уголовником, завалившим чуть не шесть десятков потерпевших, в том числе не только в России на улице Агрономической, Северной и в поселке Федоровка, но еще и в Германии, Швейцарии и Франции.

Гражданин Корольков по кличке Папа тоже был уверен, что Иванов классный мочила, потому что он “зажмурил” кучу его “шестерок” в поселке Федоровка и после из снайперской винтовки шлепнул уйму другого разного народа, в том числе французских ментов, ушел с “крытки”, пришив надзирателя, и взял в швейцарском банке партийную кассу с немереными миллионами “зелени”.

В прошлом работник ЦК КПСС, а теперь преуспевающий бизнесмен Юрий Антонович был совершенно уверен, что Иванов перестрелял всех, кого мог, но в особенности тех, кто претендовал на партийное золото, хапнул все деньги, которые было только возможно, и обязательно приедет в Россию, чтобы добить знающих о его богатстве свидетелей.

Немецкие следователи ловили Иванова из-за убийства видного в Европе бизнесмена и четырех итальянских гангстеров, которые пытались его похитить.

Генерал Трофимов точно знал, что Иванов никого не убивал в поселке Федоровка, не стрелял в подручных Папы, не убил видного европейского бизнесмена и четверых итальянских мафиозников в Германии и не прикончил троих “леваков”, которые помогали ему бежать из французской тюрьмы. Потому что всех этих людей ликвидировали его бойцы, списав трупы на Иванова. Но зато генерал был свято уверен, что Иванов пристрелил известного российского чиновника Анисимова, четырех своих конкурентов в Швейцарии, потому что видел это практически собственными глазами, шлепнул в Париже возле казино четырех служек Юрия Антоновича, которые пытались его взять, и заодно убил подвернувшегося под руку французского мотоциклиста, а потом еще пятерых полицейских, которые штурмовали квартиру с взятыми им заложниками... Плюс ко всему прочему, если верить полученным из швейцарских банков копиям счетов, Иванов был не самым бедным человеком, так как получил в швейцарских банках четыре с половиной миллиарда долларов.

В свою очередь, засевшим в облюбованной еще большевиками Европе бывшим цэковским функционерам было доподлинно известно, что Иванов никаких миллиардов не брал, потому что эти миллиарды принадлежали не ему, а Коммунистической партии Советского Союза, а Иванов лишь проставил в банковских счетах свои росписи, чтобы сбить со следа охотников до чужого золота. Еще они были осведомлены, что в Швейцарии Иванов в своих конкурентов не стрелял, как считал генерал Трофимов, а стреляли взявшие его в плен “бойцы партии”. Но партийцы голову на отсечение могли дать, что Иванов пристрелил четырех русских возле казино, полицейского мотоциклиста, еще пятерых полицейских, которые штурмовали квартиру с заложниками, и еще тьму народа в России.

Хотя на самом деле четырех посыльных Юрия Антоновича возле казино и полицейского мотоциклиста пристрелил вовсе не Иванов, а приставленная к нему “вторая” французская жена Маргарита, которая предпочла об этом не распространяться, потому что считала, что Иванов и без того немерено душ загубил, так что с него не убудет.

Покойный товарищ Максим был уверен во всех ивановских трупах, кроме трупов пятерых бойцов французского полицейского спецназа, которых застрелил лично сам, при захвате квартиры с заложниками. Но товарищ Максим в расчет не шел и ничего никому сказать не мог, потому что был застрелен при штурме.

Зато французские полицейские могли поклясться на Библии, что их коллег в квартире с заложниками, четверых русских возле казино, мотоциклиста, еще нескольких русских в их квартирах после, надзирателя в тюрьме, из которой каким-то невероятным образом был совершен побег, и трех помогавших ему в этом деле “леваков” убил подданный России Иванов Иван, потому что это подтверждалось показаниями свидетелей и актами экспертиз.

Американские разведчики лучше, чем кто-либо другой, знали, кто помог Иванову сбежать из французской тюрьмы, потому что помогли они и до сих пор не могли понять, почему он ликвидировал нанятых ими “леваков”. По всем прочим учиненным Ивановым эпизодам у американцев вопросов не было, потому что по каждому из них они имели исчерпывающую — в виде ксерокопий уголовных дел, фотографий с места происшествия, актов экспертиз и показаний — информацию. Но в отличие от французских полицейских, партийцев и всех прочих американцы еще доподлинно знали, что Иванов не просто уголовник, убивший шесть десятков потерпевших, а подполковник ГРУ, водящий знакомство с высшими чинами русского Министерства обороны.

Ну что, кажется, все?..

Ах да, еще первая русская жена Иванова, сослуживцы и родственники.

Жена считала Иванова никчемным, безвольным, ни на что не годным, не способным за себя постоять и заработать хотя бы копейку кретином. Но, в общем-то, безвредным кретином.

Сослуживцы — слабаком и неудачником. — Родственники — просто баламутом.

А сам Иванов... Сам Иванов в этой игре, похоже, был не в счет. Самого Иванова никто ни о чем не спрашивал!..

Глава двадцать первая

Вначале все шло как всегда — майор Проскурин допрашивал Иванова, причем не как раньше, а уже спокойно допрашивал, вежливо, без мордобоя и криков, так, с легкими угрозами открутить ему голову и послать наложенным платежом родственникам. Майор честно выполнял приказ о смягчении режима содержания Иванова.

— С какой целью вы перевели сто пятьдесят миллионов долларов на счет коммунистической партии Эквадора? — в тысячный раз допытывался майор Проскурин. Лениво допытывался, без огонька, больше для очистки совести, чем для дела. Потому что прекрасно понимал, если Иванов раньше ничего не сказал, с сывороткой и мордобоем, то теперь, когда по-человечески, тем более ничего не скажет.

— Я ничего никуда не переводил, — так же лениво и скучно отбрехивался Иванов.

— Тогда скажите, для чего вы перевели двести тридцать миллионов... — продолжал тянуть кота за хвост майор...

— Я никуда двести миллионов не переводил...

Но вдруг!..

Все, что случилось в следующее мгновение, было в высшей степени неожиданно и непонятно.

Неожиданно и непонятно майору Проскурину.

И непонятно Иванову. Впрочем, он давно ничего не понимал и уже не пытался понять...

Вдруг где-то там за дверью, раздался слоновий топот и крики. В бункер вломилась свора каких-то людей, которые разбежались по лестницам и коридорам.

Майор даже в первое мгновение подумал, что, может быть, случился пожар? Но ворвавшиеся в помещение люди менее всего были похожи на пожарных — на них не было видно никаких касок и они не разматывали за собой пожарные рукава.

— Вы кто? — попытался спросить майор Проскурин, но ничего спросить не успел. К нему подскочили сразу несколько крепких на вид и на ощупь ребят, схватили майора за руки, рывком растянули в стороны, а один с ходу ударил ему костяшками пальцев под дых. Майор вытаращил глаза и стал хватать ртом воздух. Ни сообразить что-нибудь, ни оказать сопротивления он не успел.

Ему врезали еще несколько раз, подтащили к стене, грубо, рывком, развернули и уперли лицом в штукатурку.

— Ноги! Ну, быстро! — проорали они. Майор широко расставил ноги. И, уже не дожидаясь дополнительной команды, задрал вверх и развел руки. Теперь он был весь как цыпленок табака, был беспомощен и безопасен.

— Если дернешься, пеняй на себя! — на всякий случай предупредили его.

И, подтверждая свою угрозу делом, пнули между ног.

— Ox! — сказал майор, дернувшись от боли.

И подумал: да что за ерунда такая!..

Он стоял, распластанный по стене, боясь оглянуться, и никак не мог понять, что происходит. Кто они такие? Откуда взялись? Чего им надо?

Может, милиция?.. Но почему тогда без формы, почему не предъявляют ордер? Бандиты?.. Но бандиты не стали бы церемониться, бандиты прибили бы его сразу!..

Да кто ж они, черт возьми, такие?! И какого черта не трогают Иванова?..

Иванову действительно повезло больше. С Ивановым обращались иначе, чем с майором, обращались очень вежливо, аккуратно и даже предупредительно. Ему пододвинули кресло, придержали за локотки, посадили, сняли наручники, поинтересовались его самочувствием и не обижал ли его майор.

Испуганный добрым к нему отношением даже больше, чем угрозой избиения, Иванов затравленно смотрел по сторонам, мычал, заикался и не мог сказать ничего вразумительно.

— Он бил вас? Бил? — допытывались обступившие его спасители. — Он кричал на вас?

— Ты бил его, гад? Бил? — требовали они правды у совершенно обалдевшего майора.

Иванов так ничего и не ответил, Иванов только судорожно, как будто застрявший в горле кусок проглотил, кивнул.

— Ах, значит, все-таки бил! Ну сейчас мы ему за это, — пообещали охранники, бросаясь к майору и роняя его на пол.

Дюжие молодцы пинали и катали майора Проскурина по полу, периодически интересуясь у Иванова — хватит или нет. Но когда к Иванову обращались, он испуганно вздрагивал, дергая головой вниз, что можно было истолковать как согласие на продолжение экзекуции. И молодцы продолжали бить и катать майора.

— Ну что, довольно или еще добавить?

Иванов снова вздрагивал и дергался.

Ну добавить так добавить...

Катаемый по полу майор пытался закрывать лицо и живот, пытался понять, за что его бьют и почему не бьют Иванова, и замечал, что бьют не так уж и сильно. Они что, для Иванова стараются?

— Может, хватит, а то они его до смерти забьют? — пожалел майора один из молодцов.

Иванов вздрогнул и дернулся.

Иванов был согласен, что хватит.

Майора ухватили за лацканы пиджака, подняли и уронили на пол.

— Скажи ему спасибо, что легко отделался, — показали пальцем.

Майор сидел на полу против Иванова, смотрел на Иванова и пытался понять, за что он должен говорить ему спасибо? И почему продолжительность и интенсивность бития зависят от Иванова? Кто он такой? И кто эти люди?

— Ну ты чего молчишь, свинья неблагодарная? — возмутился кто-то и хлопнул майора по затылку. — Язык отсох?

— Спасибо! — от всей души поблагодарил майор Иванова, радуясь в душе хотя бы, что ему ноги не надо целовать.

— Пожалуйста, — автоматически ответил Иванов.

Это был какой-то абсурд, какой-то сон. Только что майор Проскурин допрашивал Иванова, обещая отвернуть ему голову, а теперь благодарит того же самого Иванова за то, что его чуть не прибили.

Чудеса!..

Но это были не последние в этот вечер чудеса.

Следующим в камеру приволокли генерала Трофимова. Приволокли в домашней одежде и тапочках, словно взяли от телевизора. Вернее, оттуда и взяли — ворвались в квартиру, сунули в глаза пистолет, а в рот кляп, связали по рукам и ногам, завернули в ковер и кинули в подогнанный к самому подъезду мебельный фургон.

На месте генерала развязали, отряхнули и представили пред светлы очи Иванова, испрашивая его разрешения на дальнейшие действия.

— Этого бить? — поинтересовались добры молодцы.

Иванов ничего определенного не ответил. Поэтому генерала бить не стали, а так, ударили пару раз для профилактики по лицу, несколько раз пнули и бросили на пол рядом с майором.

— Что здесь происходит? — шепотом спросил генерал.

— Иванов царем стал, — грустно пошутил майор. — Теперь всем головы рубить будет...

Генерал взглянул на Иванова. Может, конечно, это и шутка, но очень похожая на истину. Иванов восседал в кресле, возле него, ловя каждое его слово и каждый жест, толпились двухметровые детинушки, а перед ним валялись на полу низложенные обидчики. Того и гляди, плаху с топором притащат...

Но если бы принесли топор и плаху, генерал с майором удивились бы меньше. Потому что принесли не топор, а привезли на металлической с колесиками вешалке два десятка добротных, классического кроя, костюмов, прикрытых целлофановой пленкой с наклеенными на ней цветными лейблами. Такое впечатление, что только что из магазина привезли.

Ну чудеса!..

Возле Иванова засуетился портной с перекинутым через плечо матерчатым метром.

— Будьте любезны, поднимите ручки. Иванов поднял руки.

Портной закинул ему за спину метр и соединил его на груди.

— Благодарю вас!..

Генерал Трофимов и майор Проскурин ошарашенно смотрели на Иванова, на портного, на костюмы и на почтенно стоящих подле Иванова молодцов.

Дурдом!..

— А теперь встаньте, пожалуйста, если вас не затруднит, — попросил портной. И обмерил Иванова в рост.

— Пожалуй, вон тот, — показал портной. Двухметровые портняжки сняли с вешалки костюм.

— Да, так будет хорошо, — одобрил свой выбор портной, приложив костюм к Иванову.

— Ты что-нибудь понимаешь? — тихо спросил генерал.

— Понимаю, — ответил майор. — Понимаю, что ни хрена не понимаю!..

И действительно ничего не было понятно!

Иванова осторожно взяли под белы ручки и повели к двери.

Иванова увели, а генерала с майором оставили. Оставили на полу с расквашенными рожами и в полном недоумении.

— И что теперь будет? — тихо спросил майор.

— Что будет? — переспросил генерал. — С ним, — кивнул на дверь, — все замечательно будет. А нам, похоже, кирдык!..

Глава двадцать вторая

Это была очень древняя, заброшенная и загаженная церковь. В ней не было ничего — ни алтаря, ни икон, ни дверей, ни даже крыши. Был голый остов с выщербленным кирпичом, пятнами мха на стенах, с проросшими на уступах молодыми березками. Это были обычные, для средней полосы России, руины. На верхушке полуразрушенной колокольни можно было разглядеть перекрестье сгнивших деревянных балок и крюки, на которых раньше висели колокола. Церковь никто не посещал даже просто из любопытства, и никто не собирался ее восстанавливать, так как она была удалена от ближайших деревень, ставших к тому же в большинстве своем дачными поселками. Эта церковь была не нужна никому.

Но если бы церковь осматривал специалист и если бы он знал, что ему нужно искать, то он мог бы обратить внимание на чуть отличающийся от фона цвет сухого раствора в швах, соединяющих отдельные кирпичи. И мог, заинтересовавшись, простучать кирпичи молотком или подковырнуть раствор монтировкой. И тогда не исключено, что раствор бы подался и кусок его выпал из стены. Хотя если бы это был “родной”, окаменевший от возраста раствор, выбить его было бы очень не просто. Под раствором специалист, знающий, что ищет, увидел бы несколько проводков. Он очистил бы шов дальше и понял, что провода идут куда-то вверх и куда-то вниз, змеясь между кирпичами. И очень бы заинтересовался, откуда в церкви, возраст которой три сотни лет, мог взяться вмурованный в колокольню электрический провод. И стал бы ковырять стену дальше, поднимаясь по ней все выше и выше вверх. Вначале бы он лез по лестнице-стремянке, а потом использовал альпинистское снаряжение...

Он забрался бы на самый верх колокольни, где увидел бы уходящий в стену конец провода. Чтобы проверить его дальше, ему бы пришлось перевесить веревку снаружи и, болтаясь на высоте нескольких десятков метров от земли, осмотреть и ощупать внешнюю стену. Очень быстро он наткнулся бы на небольшую дырку в стене, в глубине которой, если посветить фонариком, блеснуло бы стекло. После чего, если бы он был просто любопытствующим прохожим, он бы умер, не успев никому ничего рассказать. И был бы закопан где-нибудь недалеко в безымянной, ничем не помеченной могиле. А если бы был не один, а с охраной, то, выбив несколько кирпичей, увидел бы вмонтированную в стену колокольни видеокамеру. Очень хорошую видеокамеру, цифровую, с просветленным объективом и мощным, дающим чуть не пятисоткратное увеличение трансфокатором. И рядом, буквально в метре, нашел бы еще одну, точно такую же видеокамеру...

Тогда бы он все понял и пошел по проводу вниз и, расчистив от мусора и простукав пол, услышал бы измененный, не такой, как двумя метрами дальше или двумя метрами ближе, звук. Охранники бы взялись за ломы и, расковыривая пол, наткнулись на плиты перекрытий. Поддели бы их, подняли, отбросили в сторону и увидели довольно большую яму. Но не обыкновенную земляную яму, которая вроде погреба, а довольно благоустроенную яму, с полом, застеленным досками и толстым слоем войлока, с фанерными стенами, с добротной лежанкой и столом, на котором, вплотную друг к другу, стояли несколько ноутбуков с раскрытыми экранами. Ноутбуки демонстрировали одну и ту же, но в разных масштабах картинку. Крайний слева — общую панораму какого-то комплекса сооружений: высокий забор, КПП, ворота, а за забором и воротами веселенькие деревянные домики, заасфальтированные дорожки, клумбы, скамейки... На экране другого ноутбука забора уже, видно не было, зато хорошо была видна внутренняя территория...

Тот, кто хотел увидеть больше, мог бы увидеть больше. Достаточно было подвести курсор “мышки” к пиктограммке, изображающей увеличительное стекло, и два раза нажать на кнопку. Тогда внизу экрана появилась бы шкала, двигая по которой туда-сюда виртуальным рычажком можно было приближать или удалять картинку...

Но только вряд ли в эту заброшенную и всеми забытую церковь мог попасть специалист по системам видеонаблюдения. Но даже если бы как-нибудь вдруг, ненароком попал, то вряд ли бы стал приглядываться к цвету раствора и долбить стену молотком. Но даже если бы стал, то почти наверняка у него не было бы охраны. Так что люди, оборудовавшие бункер, ничем не рисковали...

Раз в сутки, глубокой ночью, по грунтовой дороге недалеко от разрушенной церкви проезжал малоприметный “уазик”. Метрах в ста от церкви он притормаживал, и из салона выходил водитель и открывал капот. Пока он копался в “забарахлившем”

моторе, из машины выбирался гражданин в темной, практически не различимой в черноте ночи одежде и, изображая скуку, шел в сторону церкви. Войдя внутрь, он сразу поворачивал направо, где в самом дальнем углу была навалена груда мусора. Оттащив в сторону какую-то древнюю кровать и подняв несколько, до невозможности, вернее, до нежелания к ним притрагиваться, досок, он открывал крышку люка. Потянув ее на себя, он попадал в довольно узкий лаз, из которого показывалась голова. Пришедший протягивал руку, и из лаза выбирался примерно такой же комплекции, как он, и точно в такой же одежде человек.

— У тебя все в порядке?

— В полном.

Пришедший нырял в лаз, а человек, который только что оттуда выбрался, закрывал люк, надвигал на него доски и укладывал сверху кровать.

Потом он выходил из церкви и шел к машине, где водитель как раз починил мотор. “Уазик” отъезжал от церкви и, погоняв по пустынным проселкам, выезжал на автостраду. В условленном месте пассажир “уазика” пересаживался в джип, который доставлял его в город. На неприметном перекрестке молодой человек выходил и передавал какому-то, такому же невзрачному, как он сам, типу небольшой сверток. И все разъезжались в разные стороны. Человек из бункера ехал отсыпаться. А тот, второй, вез “посылку” на другой конец города.

На другом конце города “посылку” принимали. В “посылке” были сидиромы, на которых были написаны фломастером цифры. Например, семнадцать тире девятнадцать... Сидиромы вставляли в дисковод и выводили на экран изображение. Изображение той самой, снятой с колокольни “картинки” — КПП, забора, дорожек...

Человек за компьютером увеличивал скорость и “мотал” до момента, пока изображение не менялось.

Стоп!

В кадр быстро въезжала и останавливалась возле КПП машина. Сидевший в бункере “оператор”, сдвигая виртуальный рычажок вправо, делал наезд. Машина приближалась и вырастала в размерах. Из-за сильного увеличения изображение начинало размываться, но все равно можно было различить, что это за машина, и рассмотреть вышедшего из домика КПП охранника. “Оператор” давал максимально возможное увеличение, стараясь поймать в объектив номерной знак машины. Прямоугольник номера подрагивал, постоянно вываливаясь из экрана. Цифры на нем разобрать было невозможно, потому что номер слишком маленький и был слишком далеко.

Человек за компьютером останавливал кадр, сбрасывал его в память компьютера и загружал в фоторедактор. Выделяя “мышкой” буквы и цифры, меняя насыщенность тонов и резкость, он добивался наибольшего контраста между фоном номера и интересовавшей его сутью.

Есть!

Хоть плохо, хоть расплывчато, но номер можно было разобрать.

Человек за компьютером доставал какой-то журнал и записывал в него марку, цвет и номер машины. И проставлял по таймеру видеозаписи точное время...

Потом он снова запускал видеоряд. Машина заезжала на территорию, поворачивала направо и останавливалась возле одного из домиков. Из нее выходили два человека.

“Оператор” снова давал максимальное увеличение, ловя в объектив лица. Получалось это плохо, потому что люди на месте не стояли, постоянно смещаясь в поле зрения и вываливаясь из экрана.

Человек за компьютером выбирал средний план, останавливал понравившийся ему кадр, перетаскивал его “мышкой” в программу и подчищал, добиваясь более или менее приличного качества изображения. Полученную фотографию выводил на цветном принтере, проставляя число и время, и убирал в специальную папочку, где этих фотографий скопилось уже очень много. Но разбирать их было не ему. За сортировку и идентификацию изображенных на фото личностей отвечали совсем другие люди...

Записи, папки и сидиром, на котором были записаны фрагменты круглосуточной видеозаписи, были сброшены в отдельную папку все — с лицами людей, номерами машин и наиболее интересными мизансценами стоп-кадры, отвозили на другой адрес.

Тот, кто должен был разбираться с людьми, рассортировывал все вновь полученные портреты, раскладывая их по виртуальным и обычным, с тесемочками и зажимами, папкам. По тем, где хранились фотографии тех же самых людей, но снятые раньше.

Выбирая самые лучшие фотоизображения в двух-трех различных ракурсах, он создавал идентификационную базу, по которой можно было установить имя, место жительства и принадлежность снятого с колокольни объекта...

А в яме под церковью в это время, сидя в доставленном туда офисном кресле, находился “оператор”, неотрывно глядя на светящиеся в полумраке экраны ноутбуков. Там ничего не происходило, совсем ничего — не было видно машин, не было видно людей и даже не было видно обычно болтающегося возле ворот охранника. “Картинка” была “нулевая”. Но запись все равно шла. Запись шла беспрерывно и круглосуточно, вне зависимости от того, было что снимать или нет. На первый взгляд это было глупостью и пустым транжирством. На самом деле — предусмотрительностью. Оплативший съемку заказчик под страховался, учитывая трудно поддающийся прогнозированию “человеческий фактор”. “Оператор” мог уснуть, мог напиться, притащив с собой водки, или отвлечься, вместо водки приведя подружку. Он мог потерять сознание в результате сердечного приступа. Или мог предать... При фрагментарной записи это могло стать катастрофой. При постоянно ведущейся — не более чем мелкой неприятностью.

Но вряд ли бы “операторы” стали пить, спать и приводить подружек. Потому что “операторы” тоже были под колпаком. Под колпаком видеозаписи, которая контролировала их надежней, чем если бы приставить к ним двух охранников. Полуминутная задержка в “наезде” на очередную машину могла быть лучшим и самым объективным доказательством “нарушения режима”. Она бы непременно была замечена человеком, отсматривающим снятый материал, и была бы доложена наверх...

Через сутки к полуразрушенной церкви вновь подъезжал “уазик” или подъезжала другая машина, и “оператор” сменялся, уступая свое место перед экранами ноутбуков свежему наблюдателю.

Начиналась новая суточная вахта.

Легковая машина. Марка... Цвет... Номерной знак.

Пассажир на переднем сиденье...

На заднем...

Водитель...

Глава двадцать третья

Иванов шел по длинному, как улица, коридору бункера. Впереди него, сзади него и с боков шли молчаливые охранники. Хотя меньше всего они напоминали охранников, потому что не хватали его за руки, не кричали, не подгоняли, а, напротив, предупредительно распахивали двери, предупреждали о порогах и ступеньках и вежливо придерживали за локоток.

Иванов не понимал, куда его ведут, но был готов к худшему. Потому что всегда готовился к самому худшему. Потому что боялся...

Вот сейчас они заведут куда-нибудь в пустую комнату и...

Но его не заводили ни в какие комнаты, его вели прямо к выходу.

Вот сейчас его выведут на улицу и...

Ну вот уже и лестница.

Потея, вздыхая и еле волоча ноги, он поднимался по лестнице, готовясь к неизбежному, ужасному и скорому “и...”.

Выйдя на улицу, он остановился. Потому что не увидел машины. А раз не было машины, то, значит, его никуда не повезут! А если не повезут, то!..

Но никакого “и...” так и не случилось.

Машины не было лишь только потому, что машина была не нужна. Туда, куда надлежало доставить одетого с иголочки Иванова, ехать было не надо, потому что нетрудно было дойти пешком. Буквально два шага дойти...

Иванова, все так же обступая со всех сторон и указывая ему дорогу, повели по территории в сторону ближайшего финского коттеджа. На их пути никто не встретился, все, кто мог встретиться, были предупреждены о нежелательности вечерних прогулок. Лишним людям видеть Иванова было ни к чему.

Возле коттеджа один из охранников забежал вперед, чтобы открыть дверь.

Иванов зашел внутрь. Но зашел уже один, потому что охрана осталась на улице. Охране ход сюда был закрыт.

По ту сторону двери Иванова уже ждали.

— Добрый вечер, вам сюда...

Подвели к лестнице, ведущей на верхние этажи. И снова показали, придержали, помогли...

Только на втором этаже Иванов чуть успокоился, потому что понял, что никаких “и...” с ним здесь делать не будут. В таких интерьерах никакие “и...” просто нереальны — можно ковры и мебель попортить. А его жизнь столько, сколько заплатили за такие ковры и такую мебель, не стоила...

Перед высокой, под потолок дверью свита Иванова остановилась. И Иванов остановился. Но его легонько подтолкнули к двери.

— Вас ждут.

После чего дверь сама, без всякого его участия раскрылась.

Впереди был огромный, как магазин, кабинет. В кабинете за гигантским столом сидел человек.

Дверь сзади бесшумно затворилась.

Человек оторвал взгляд от каких-то бумаг и поднял глаза.

Он смотрел на Иванова, может быть, секунду, может быть, две, а потом сказал:

— Вот, значит, вы какой...

А подумал... Подумал то, что думали все, кто впервые видел Иванова. Такой... ну совершенно никакой. Как говорится — ни кожи, ни рожи. Типичный, задолбанный жизнью ИТР. Не подумаешь, что у него руки по локоть в крови... Да какой по локоть — по уши!..

И хозяин кабинета, встав из-за стола, что делал редко и лишь при визитах более значимых, чем он, лиц, и пройдя навстречу гостю, что было уж совсем из ряда вон, протянул ему для рукопожатия руку.

И сказал:

— Очень рад!

И действительно был рад — Большой Начальник был рад доставленному к нему маленькому человеку.

А Иванов так даже и не знал, рад или нет. Иванов все еще не понимал, что с ним происходит и что его ждет. Несколько минут назад его допрашивал майор и угрожал снять голову. А теперь майор там, а он здесь... Но что лучше, сказать еще трудно...

— Прошу, — показал хозяин кабинета на кресло. И сел в соседнее кресло, а не за стол, что было не просто так, а было демонстрацией отношения к гостю.

Но гость жеста не оценил. Гость был погружен в себя, в свои страхи. Он не верил в везение, он ждал, когда из той двери или вон из той выбегут люди и... Нет, здесь никто “и...” делать, конечно, не будет, а — “и” отволокут его обратно в подвал, где вполне может быть, что и — “и...”. Но из двери никто не выскакивал. Из-за двери вышла невероятно красивая и невозможно длинноногая секретарша, которая толкала впереди себя столик с кофе.

— Хочу принести вам свои извинения за... причиненные неудобства, — извинился Большой Начальник, предлагая кофе.

На чем неофициальная часть была закончена.

И началась деловая.

— У меня есть к вам одно дело. Вернее, предложение. Как мне кажется, довольно интересное для вас предложение. По вашей основной специальности.

У Иванова отлегло от души.

— Так у вас котел полетел? — обрадовался он, потому что боялся сидящего перед ним человека и хотел ему услужить.

— Какой котел? — переспросил Большой Начальник, ища в словах Иванова скрытый смысл.

— У меня ведь основная специальность — котлоагрегаты, — пояснил Иванов. — Я ведь по котлам работаю...

“Что это он? — насторожился Большой Начальник. — Уходит от разговора? Или...”

— Я больше всего по прорывам и утечкам работаю... Если там что-нибудь почистить надо или устранить, то сразу меня вызывают... — как обычно, начал объяснять Иванов специфику своей работы.

Нет, это не самоотвод, сообразил Большой Начальник. Он просто не хочет называть все своими именами, он опасается прослушки... Или записи, с помощью которой его можно будет шантажировать. Он страхуется от ушей извне и от него тоже. Он никому не доверяет, предпочитая сохранять свое инкогнито... Хотя все прекрасно понимает. И дает знать, что понимает, озвучивая ключевые для дальнейшего разговора слова — “утечка”, “чистка” и “устранение”. “Утечка” информации и “зачистка” виновных. Тут только дурак не догадается, что он имел в виду...

Ай да Иванов, он, оказывается, еще и в словесности виртуоз — так все перевернул, что ни один прокурор не подкопается!

Ну хорошо, раз ему так удобней, будем разговаривать на его языке.

— Так что вы говорите насчет котлов? — спросил, заговорщически улыбаясь, Большой Начальник.

— Я говорю, что всю жизнь по котлам, — радостно повторил Иванов, севший на своего любимого конька. — Раньше-то, когда в “почтовом ящике” работал, я в штате был, ну а потом, когда на вольные хлеба ушел, все больше по хоздоговорам...

Ты смотри — почти открытым текстом шпарит: и про “почтовый ящик”, и про “вольные хлеба”. А все равно к делу не пришьешь...

Но что он тогда имеет в виду под “хоздоговором”? Форму оплаты?.. Да, наверное... Но куда ему еще денег, он и так мультимиллионер?! — подивился Большой Начальник. Но, с другой стороны, не бесплатно же работать. Он сам тоже не бедный, но за просто так ничего делать не будет. Любая работа должна быть оплачена, и оплачена по достоинству. Это дело не жадности, а принципа!

— Ну что ж, можно и по хоздоговору, — согласился Большой Начальник. — Налом или безналом, это кому как удобней.

— Я всегда предпочитал наличными, — доверительно сообщил Иванов. — Наличные деньги удобней...

Это верно, наличные суммы в отличие от безнала проследить сложнее.

— Ну а сколько, если так, чисто теоретически, может стоить чистка одного “котла”? — намекнул на возможность заказа Большой Начальник.

— Это смотря какой котел, — авторитетно заявил Иванов. — Есть котлы, с которыми вообще никакой возни — сегодня приехал, по-быстрому отстрелялся, а завтра уже свободен...

Услышав слово “отстрелялся”, Большой Начальник слегка вздрогнул.

— А есть котлы, с которыми приходится долго возиться, вреднючие такие котлы, — продолжал объяснять специфику своей работы Иванов. — Котел на котел не приходится. Вот, допустим, ваш какой?

— Наш-то?.. Наш серьезный котел. Был бы легкий, мы бы сами с ним давно справились, — ответил в тон Большой Начальник.

— А что там с ним, с этим вашим котлом, не в порядке? — спросил Иванов.

Это было против правил — ликвидаторы о клиентах обычно не спрашивают. Вернее, спрашивают о чисто утилитарных вещах — где живет, на чем ездит, где, с кем и когда бывает, какая охрана?.. За какие грехи клиента чистят — это не его ума дело. Это тайна, которую первому встречному не выкладывают. Но Иванов был не первым встречным... И тон беседы предложил очень правильный...

— Спрашиваете, что с “котлом”? — переспросил Большой Начальник, хитро прищурившись. — Беда с нашим “котлом”. Если говорить вашим языком, то прохудился наш “котел”. Потек “котел”... Причем так потек, что не остановить. Мы уж как только ни пытались этот фонтан заткнуть, чего только ни делали, но ничего не получается. Все равно подтекает.

— Это вы зря за это дело сами взялись, — пожурил Иванов хозяина кабинета. — Такими вещами профессионал должен заниматься. По-настоящему утечку только специалист ликвидировать может. Да и вам спокойней будет, чем если самим копаться...

Золотые слова!

— Если вы сами, то только еще сильнее потечь может, да и людей своих лишней опасности подвергнете.

И опять верно!

— Тут не числом, тут умением брать нужно, — многозначительно заметил Иванов. — Я один котел помню, не здесь, в Приморском крае, так с ним там до меня человек десять возились, которые тоже в этом деле специалистами считались. Хотя какие они, к черту, специалисты — без году неделя! И так они к нему подступались и эдак, а устранить утечку не могут!..

Большой Начальник с уважением и интересом слушал воспоминания заслуженного “чистильщика” “котлов”.

— Они, понимаешь, сэкономить хотели, своими силами обойтись. Думали, это так легко. Но потом все равно меня вызвали. Я приехал, глянул и сразу диагноз поставил — тут, говорю, полумерами не обойтись, такую течь вашими затычками не перекрыть, такой котел сразу и без всяких раздумий чистить надо...

— Ну и что? — живо поинтересовался Большой Начальник.

— Ну и все — почистил... — рубанул в воздухе рукой Иванов. — И никакой утечки. Сухо, как в Сахаре.

Большой Начальник почти с восхищением посмотрел на Иванова, Он всегда уважал решительных людей, которые могут вот так, разом, без безнадежного штопанья тришкиного кафтана, собственными руками... Наверное, еще и потому уважал, что лично сам так не мог. Лично сам он от вида крови в обморок падал...

— Да... Непростой был котел... — мечтательно сказал Иванов. — И сколько таких было!..

— А сколько? — осторожно поинтересовался Большой Начальник.

— Много, — признался Иванов. — Пожалуй, больше сотни.

— Мне говорили, что шестьдесят, — удивился Большой Начальник тому, что его ввели в заблуждение.

— Это кто вам такое сказал?! — возмутился Иванов. — Если по всей стране, то минимум сто! Это не считая тех, что были, когда я работал на “почтовом ящике”.

Большой Начальник насторожился.

— На “почтовом ящике”, честно говоря, работы было меньше, — вздохнул, вспоминая былое, Иванов. — Но зато какая работа была — штучная! Я там с та-акими котлами дело имел!..

Большой Начальник затаил дыхание. Он вдруг понял, о чем говорит Иванов! Или ему показалось, что понял...

Ведь сколько ходило слухов, сколько было догадок и кривотолков об Особом отделе в КГБ, о сверхсекретном, может быть, самом секретном из всех, потому что отвечавшем за физическую ликвидацию неугодных режиму высокопоставленных партийных и хозяйственных чиновников. Но все это были только слухи. Никаких подтверждающих документов и никаких свидетелей никто обнаружить так и не смог. И вдруг такой намек!.. Так, может быть, Иванов работал именно там, в, как он выражается, “почтовом ящике”, который и на самом деле мог быть “почтовым ящиком”, потому что тогда все гостайны хранились в таких вот “ящиках”. Может быть, он единственный знает об истинных причинах “скоропостижных кончин” видных руководителей республиканских компартий. Может, белорусский секретарь, который погиб в результате дорожно-транспортного происшествия, тоже его рук дело?

Ну ведь научился же он где-то своему ремеслу? Не самоучка же он!

Большой Начальник пристально смотрел на Иванова, ожидая дальнейших откровений.

Но продолжения не последовало. Иванов, испугавшись напряженного взгляда собеседника, замолк, вдруг вспомнив, как давал подписку при поступлении на завод. Конечно, это давно было, и работал он в “ящике” всего лишь в котельном цехе, но все равно... В том смысле, что мало ли что!..

Пауза затянулась. И первым нарушил ее не Иванов, нарушил хозяин кабинета.

— Значит, вы считаете, что “котлы” лучше “чистить” профессионалам? — с многозначительным намеком спросил он.

— Конечно, — категорически рубанул Иванов.

— Кому-то вроде вас? — поймал Большой Начальник собеседника на слове.

— Ну почему обязательно вроде меня? — начал ломаться Иванов. — Есть и другие хорошие специалисты...

— Нам другие не нужны, нам бы лучше, чтобы вы, — проникновенно сказал Большой Начальник. — Только вы! Возьметесь?..

— Ну, ладно, хорошо, — скромно согласился Иванов. И потупил глаза...

Дальше стороны обсуждали детали. На предложенном Ивановым конспиративном сленге.

— Этот котел-то далеко находится? — интересовался Иванов.

— Ну не то чтобы совсем близко, но не так уж далеко, — неопределенно отвечал Большой Начальник.

— Работать я буду один?

— Как вам будет угодно. Можете один, можете в команде. Если нужно, мы подберем вам всех необходимых специалистов, — сказал, тщательно подбирая слова. Большой Начальник. — Тех, кто поможет вам осмотреть подходы к “котлу”, прибрать после работы, обеспечить ТБ. Я имею в виду технику безопасности, — улыбнулся Большой Начальник.

— Вот спасибо! — обрадовался Иванов. — Я не люблю работать один, люблю, когда есть люди на подхвате, потому что всегда нужен кто-нибудь менее квалифицированный, кто возьмет на себя самую грязную работу.

Большой Начальник, соглашаясь, кивал. То, что Иванов любит работать в команде, он уже знал. Потому что был знаком с обстоятельствами его побега из французской тюрьмы. Там у него тоже были помощники на подхвате, которые подготовили ему побег и подали веревку. И которых он потом за это “отблагодарил”.

Впрочем, это его дело. Если он столько “котлов” зачистил и до сих пор жив и на свободе, то учить его, как обставлять такого рода дела, глупо.

— Вам нужно будет что-нибудь еще? — спросил Большой Начальник.

— Ну, может быть, инструменты? — секунду подумав, сказал Иванов.

— Какие вы предпочитаете — наши или импортные? — уточнил Большой Начальник.

— Лучше наши, я к ним больше привык, — выбрал Иванов.

Это было патриотично. И было профессионально. Настоящий специалист не будет клевать на красивые западные игрушки, настоящий специалист будет работать только с тем “инструментом”, который хорошо знает, который проверил в деле.

— Ну что ж, я очень рад, что мы нашли общий язык, — сказал, завершая встречу, Большой Начальник. — И я уверен, что вы не будете сожалеть о вашем выборе.

Иванов сказал:

— До свидания.

И встал и пошел к двери. И пока он шел. Большой Начальник смог рассмотреть его еще раз. Иванов был весь какой-то нелепый, неказистый и невзрачный... Был такой, что если точно не знать, то никогда просто в голову не придет, что на его счету больше сотни “отремонтированных котлов”.

Но, может, и хорошо, что не придет, потому что настоящие “ремонтники”, наверное, такими и должны быть. Такими, что никому и никогда в голову не придет!..

Глава двадцать четвертая

Генерал Трофимов и майор Проскурин готовились к худшему, к тому, что из этого подвала им уже не выйти. Судя по всему, в их услугах больше не нуждались, и, значит, с минуты на минуту можно было ожидать расчета. Окончательного расчета, который не печать в трудовой книжке и не благодарность в личном деле, а пуля в затылок вот у этой или той стенки.

Бах — и ты уже на небесах...

Что, конечно, печально, но вполне закономерно и даже банально — отработанный материал всегда утилизируется. В данном конкретном случае отработанным материалом стали они.

Впрочем, можно попытаться “поторговаться” с тем, чтобы продать жизнь дороже номинала. Дождаться палачей, сыграть испуг и растерянность, сблизиться и разбить об их головы стулья или воткнуть в лица острую щепу от сломанных накосую ножек табурета или... В общем убить, завладеть оружием и... И все равно умереть, но умереть легче, потому что в бою.

Ну что, может, попробовать?..

Майор Проскурин уже начал обшаривать помещение глазами в поисках импровизированного оружия, но генерал Трофимов, все поняв, лишь покачал головой.

Нет, не получится легче... Нельзя им кидаться в драку, руки у них связаны. Сильнее, чем наручниками и ремнями, потому что семьями связаны! Если они прихватят на тот свет кого-нибудь из палачей, то как бы те, осерчав, не отправили туда же их близких.

Так что не пригодятся им стулья и накосую отломанные ножки табурета. Увы...

Генерал Трофимов и майор Проскурин молча сидели на полу, ожидая неизбежного...

Но их не поставили к ближайшей стенке и не сожгли в топке местной котельной, развеяв прах по окрестностям, как они предполагали. Их подняли, отряхнули и отконвоировали в соседнее помещение.

— Ждите, — приказали им. А чего ждать?..

Спустя несколько минут в дверь вошел Петр Петрович.

— У нас небольшие перестановки, — долго не интригуя, сообщил он. — С сегодняшнего дня с вами буду работать не я...

Новость была, конечно, более приятной, чем ожидалась — чем просьба встать лицом к стенке, но все равно была не из лучших. Новые метлы, как известно, метут по-новому, и метут очень рьяно.

— У вас теперь будет новый начальник, приказы которого вы должны выполнять, как раньше мои. Выполнять беспрекословно.

Ну это понятно.

— Чем вызвано наше переподчинение? — все же решился спросить генерал.

— Скажем так — производственной необходимостью.

И это понятно. Понятно, что не их ума это дело. Не генеральского ума. Уж такие нынче в государстве завелись порядки, что любой дядя в пиджаке может гонять боевого генерала, как сопливого новобранца, а тот отвечать “так точно”.

— Вам все понятно?

— Так точно! — козырнул генерал.

— Тогда разрешите вас представить... Петр Петрович нажал на кнопку в стене. В коридоре застучали шаги. Генерал Трофимов и майор Проскурин подтянулись, автоматически проверив, застегнуты ли на кителях пуговицы. Шаги оборвались.

— Ваш новый командир, — строго сказал Петр Петрович, показав на дверь. — Прошу любить и жаловать.

Дверь открылась. У генерала Трофимова и майора Проскурина одновременно отвалились челюсти.

Вот тебе и не хрена себе!!..

Если бы это был сам министр обороны, они бы удивились меньше. И даже если бы это был министр обороны Соединенных Штатов Америки — тоже меньше.

В дверях, смущенно улыбаясь, разводя руками и нервно теребя обшлага нового пиджака, стоял Иванов.

Ну точно, ну полный аут!

— Это ваши новые подчиненные, — показал Петр Петрович на генерала с майором, приветливо и даже как будто почтительно улыбаясь навстречу Иванову.

Иванов не понял. Иванов тормозил.

— Вы ведь, кажется, просили подручных для выполнения черной работы? — напомнил Петр Петрович.

— Да, — судорожно кивнул Иванов.

— Ну так вот они, — вновь показал на обалдевших офицеров Петр Петрович.

И на всякий случай, обращаясь к генералу и майору, повторил:

— Вы оба поступаете в распоряжение Ивана Ивановича.

Теперь, если следовать армейским порядкам, офицеры должны были представиться.

— Генерал Трофимов, — чувствуя себя полным идиотом, сказал генерал Трофимов.

— Майор Проскурин, — глухо стукнул каблуками гражданских ботинок майор.

— Иванов, — растерянно сказал Иванов.

И с нескрываемым страхом посмотрел на своих недавних угнетателей, ставших его “мальчиками на побегушках”.

Потянулась долгая, неловкая пауза.

Иванов, часто моргая, смотрел то на генерала, то на майора.

Генерал и майор, закаменев лицами, смотрели строго перед собой.

Петр Петрович растерянно поглядывал на Иванова и на остекленевших генерала с майором.

Все молчали. Но как-то недобро молчали.

— Может, это... Может, у вас будут какие-нибудь приказы или распоряжения? — первым нарушил гнетущую тишину Петр Петрович.

— Кому? — вздрогнул Иванов.

— Им, — показал Петр Петрович на стоящих по стойке “смирно” генерала и майора.

— Насчет чего?..

Генерал и майор сцепили челюсти так, что их скулы взбугрились желваками, как штормовое море волнами. Ей-богу, чем так — лучше было бы к стенке!

— Ну, в общем, вы тут знакомьтесь, а я пошел, — нашел единственно возможный выход из положения Петр Петрович, быстро выскочив за дверь.

Все прочие остались.

Генерал и майор стояли “во фрунт”, сгрызая глазами начальство. Начальство хлопало глазами и заискивающе улыбалось. Больше всего на свете начальство боялось оставаться со своими подчиненными наедине.

Нет, точно, у стенки было бы лучше...

Это была уже вторая, более продолжительная и более зловещая пауза.

— Разрешите обратиться? — ненавидя сам себя, наконец произнес генерал Трофимов.

— Чего? — вскрикнул и даже отпрыгнул на шаг напуганный до полусмерти Иванов.

— Разрешите... обратиться... Мне... К вам! — по складам повторил генерал.

— А... да... Конечно. То есть я разрешаю, — лихорадочно пытаясь понять, что от него требуется, промямлил Иванов.

— Разрешите встать “вольно”?

— А разве вы?.. То есть да, конечно, — быстро закивал Иван Иванович. — Ну то есть можете встать совсем вольно...

Это была первая в жизни Иванова команда. • Генерал и майор слегка расслабились.

— Какими будут ваши дальнейшие приказания?

— А чего нужно приказать? — с надеждой на подсказку спросил Иванов.

— Если мы поступили в ваше распоряжение, то вы лучше других должны знать, что нам приказывать! — довольно зло сказал генерал. — Что нам предстоит делать?

— Котлы чистить! — вдруг сообразил Иванов. — Ну конечно... Меня котел попросили почистить, а вас в помощь дали. На подхват. Ну там чтобы чего-нибудь поднести, подержать, подмести.

Генерал с майором недоуменно переглянулись. Кто-то здесь явно сошел с ума — или они, или этот, или те...

— Я не просил, чтобы вас, — стал оправдываться сконфуженный Иванов. — Честное слово. Я думал, они каких-нибудь мальчишек пришлют. А они... А тут как раз принесли “инструменты”. Охранники втащили в комнату и разложили на полу полдюжины больших пластмассовых и на вид очень тяжелых кейсов.

— Чего это? — недоуменно спросил Иванов.

— Инструменты. Ведь вы просили инструменты?

Ну наконец-то! Иванов вцепился в кейсы, как в спасение. Инструменты можно было разбирать, сортировать, проверять, раскладывать... То есть делать то, что он умел. Делать хоть что-то...

Иван Иванович открыл замок и откинул крышку. В первом кейсе в специальных углублениях, вертикально, стволами вверх, были уложены пистолеты. Пожалуй, десятка полтора пистолетов.

— Странно... Наверное, они ошиблись, — забормотал Иванов, бросаясь к следующему кейсу.

В следующем кейсе лежали две разобранные на составные части и симметрично закрепленные в створках снайперские винтовки. В середке — ствол, ложе и приклад. По краям обоймы, глушители, снайперские прицелы, сошки.

— Опять не то, — недоуменно сказал Иванов. В других кейсах он тоже не нашел столь любимых им газовых ключей, штангенциркулей и зубил. Но нашел еще пистолеты, пистолеты-пулеметы, автоматы, под ствольные гранатометы и отдельной россыпью — гранаты.

— Что это? — расстроенно спросил он.

— Как что — “инструменты”! Отечественные, как вы просили.

Ремонтировать котлы посредством автоматов “АКС” и снайперских винтовок “винторез” было затруднительно. Ну то есть возможно, но хуже, чем если газовым ключом.

— И что теперь с этим делать?.. — искренне удивился Иванов. — Я же не этот инструмент просил.

— А какой? — быстро спросили у него.

— Ну там молоток, пассатижи-Присутствующие удивились выбору “инструментов”. Чего это он молоток выбрал, когда есть пистолеты-пулеметы? И еще пассатижи!.. Или он того — садист?..

— Ну хорошо, мы молоток тоже дадим, — пообещали “оруженосцы”. — Вам какой?

— Побольше и желательно с гвоздодером на конце, — загнул два пальца, изображая гвоздодер, Иванов. — Такой зацепистей.

“Оруженосцы” слегка дернулись, услышав про зацепистость и взглянув на два хищно загнутых пальца. Что же он хочет им цеплять?.. Ну точно садист. Или специально под садиста шарит, чтобы следствие по ложному пути пустить.

— Мы можем быть свободны? — вежливо поинтересовались охранники и попятились к выходу.

Генерал Трофимов и майор Проскурин тоже заглянули в кейсы и, увидев их содержимое, сообразили, на каком “подхвате” им предстоит быть и какой “котел” “чистить”.

Все вернулось на круги своя — та же компания, те же задачи, тот же “инструмент”. Только раньше на подхвате был Иванов, а теперь... теперь они.

— Разрешите обратиться? — уже почти привычно сказал генерал Трофимов.

— К кому? — переспросил Иванов.

— К вам. Разрешите узнать, сколько “котлов” нам предстоит “почистить”?

— Один, — ответил Иванов.

Генерал покосился на раскрытые кейсы.

— Странно, — задумчиво сказал он: — Если судить по количеству заказанных вами “инструментов”, то вы задумали “вычистить” две трети российских “котлов”.

Иванов тоже посмотрел в кейсы и сник. Он вдруг понял, что это не ошибка, что ему принесли то, что должны были принести. Просто его не так поняли... Вернее, он не так понял... Вернее, все всё не так поняли...

Глава двадцать пятая

На цветном экране ноутбука застыла картинка — фрагмент какого-то городского пейзажа.

— Пошли дальше, — сказал генерал Трофимов и нажал кнопку воспроизведения.

Пейзаж “поплыл” — двинулись назад стены домов, фонарные столбы, припаркованные к тротуару машины. Картинка чуть дергалась, словно кто-то быстро, одну за другой, перетасовывал фотографии. Вдруг слева бесконечная полоса стен прервалась углом, за которым была улица.

Стоп!

Изображение на экране застыло.

— Вот смотрите...

Белая стрелка курсора пересекла экран, уперевшись в какую-то нишу.

— Это выезд из подземного гаража. Видите?

— Вижу, — рассеянно кивнул Иван Иванович.

— Вы выйдете из-за угла, перейдете на противоположную сторону...

Изображение снова “поплыло”, и камера перешла через улицу на другую сторону.

— Пойдете по тротуару ближе к домам... Камера пошла по тротуару вдоль близких стен и витрин магазинов, огибая крылечки.

— Здесь, не доходя до гаража одного квартала, вам нужно будет зайти в кафе “Восточная кухня”, сесть за крайний столик, заказать что-нибудь и ждать условленного сигнала.

Камера повернулась, прошла внутрь кафе, дала панораму и опустилась за один из столиков...

Иванов слушал невнимательно. Вернее, вообще не слушал, рассеянно глядя в экран.

— Мы прозвоним вам по мобильному телефону, после чего вам надо будет, заранее расплатившись с официантом — обязательно заранее, чтобы не терять время на расчет, — выйти из кафе и быстро, пройдя десять шагов, встать возле этого фонарного столба... Видите?..

Посреди экрана, перерезая пейзаж улицы пополам, возник бетонный столб.

Но Иванов его не видел. Ему было не до столба. Он переживал...

“Не слушает паразит! — отметил про себя генерал. — Вернее, Делает вид, что не слушает. Что не вникает. Не задает никаких вопросов, не вносит никаких поправок... Вообще ничего не говорит и не обсуждает — изображает глухонемого идиота, не знающего, с какой стороны автомат стреляет. Как и раньше изображал!”

Только теперь — шалишь, теперь их на эту удочку не поймать. Раньше — можно было, теперь — хрен! Теперь даже думать не надо, чтобы понять, чего он добивается. Разделения ответственности добивается! С разработчиками — то есть с ним и с майором. Хочет сделать из них полноценных соучастников, повязать статьей... А может, и не соучастников, может, организаторов, а себя рядовым исполнителем. Он на такие перевертыши горазд.

Ну Иванов, ну подлец! Не хочет один тонуть, хочет других за собой потянуть, а если удастся, то и выплыть. По их головам, как по камушкам!.. И опять сухим из воды!..

А раз так, то и от самого дела он тоже постарается сачкануть. Непонятно как, но постарается. Голову на отсечение можно дать!..

— Теперь внимание!..

Картинка на экране ноутбука сменилась. Из знакомой уже ниши медленно выдвинулась машина. Одновременно в верхнем правом углу возникло стилизованное изображение электронных часов с быстро бегущими цифрами.

Машина выехала, развернулась и поехала вдоль улицы.

Цифры на часах замерли.

— На все про все, чтобы занять исходное положение, прицелиться и эвакуироваться, у вас будет около сорока секунд.

Оружие — револьвер с лазерным прицелом... Револьвер, чтобы обеспечить большую убойную силу пулям и чтобы не сорить на месте преступления гильзами, на случай если Иванову придется помочь.

— Стрелять нужно вот сюда... Стрелка ткнулась в середину стекла передней дверцы автомобиля.

— Чтобы нейтрализовать водителя.

— И сюда...

Стрелка переместилась к багажнику, замерев на бензобаке.

— Вы все поняли?

— Да, понял... Но... Но я же не умею стрелять! — напомнил Иванов.

— Да вы что? Да неужели? — в тон ему удивился генерал Трофимов.

Ну все понятно — теперь опять он начнет под дурака шарить, при выстрелах вздрагивать и жмуриться и в заднюю стену тира не попадать.

— Ну да, не умею, — вновь повторил Иванов, не заметив в голосе собеседника иронии.

— А там не надо ничего уметь, — заверил неудачливого стрелка генерал. — Там надо подвести красную точку к месту, куда вы хотите попасть, увидеть ее и нажать на спусковой крючок.

Иванов обреченно вздохнул.

“Вот гад!.. — вновь подумал генерал. — Но умный гад!.. И талантливый гад! Так играет, что куда там иному народному артисту! Такой МХАТ развел! Даже слезу хочется пустить и поверить в предлагаемые обстоятельства. В то, что он не то что человека завалить — комара на щеке прихлопнуть неспособен.

Ну ничего... На этот раз ему отвертеться не удастся. Даже если удастся!..”

— Разрешите обратиться? — уже почти привычно козырнул генерал.

— Да.

— Разрешите проводить вас в тир?..

В огромном, как футбольное поле, тире, у дальней стены, стоял автомобиль. Настоящий автомобиль. Точно такой, на котором должен был выезжать объект. Заказчик мог позволить себе выбросить несколько десятков тысяч долларов, прикупив для стрелковых тренировок престижное авто. Когда драка идет за миллионы — тысячи не в счет.

Такой подход был, безусловно, профессиональным — тренироваться можно и на сколоченных из i фанеры макетах, но на макетах эффект смазывается. Как минимум макеты не двигаются. А если двигаются на подвесках, то по одной и той же траектории и совсем не так, как машина. Кроме того, стрельба в двигающуюся автомашину дает совсем другие ощущения, чем если палить в фанеру.

— Включите свет, — попросил генерал Трофимов.

Вспыхнул яркий свет.

Иванов ахнул.

В тире, кроме машины, была улица. Вернее, кусок улицы от кафе, в котором он должен был ждать сигнала, до выезда из гаража. Все было как на самом деле — кирпичные стены домов, витрины, фонарные столбы, урны...

— Это что — камень? — спросил Иванов, стуча пальцем по стене.

— Нет, фанера, папье-маше и краска, — ответил довольный произведенным эффектом генерал. — Мы заказали выгородку в декорационном цехе “Мосфильма”. Для съемок музыкального клипа. По крайней мере так они считают. Так что вы можете работать в условиях, максимально приближенных к боевым.

Иванов еще раз огляделся.

Машина сдала назад и въехала в нишу бутафорского гаража.

— Прошу вас, — протянул генерал Трофимов Иванову револьвер.

Иванов взял предложенное оружие.

— Вам следует стрелять в момент, когда машина достигнет вот этой точки, — показал генерал. — Если вы выстрелите раньше, до того как машина полностью выйдет из гаража, то лишитесь доступа к бензобаку и доступа к объекту, который будет прикрыт вот этим выступом стены. Если вы запоздаете, то машина наберет скорость и стрелять придется вдогонку, что значительно уменьшит шансы на успех. Понятно?

— Понятно, — кивнул Иванов. — Только я не попаду.

— А вам пока и не надо попадать, вам надо лишь отработать ваши передвижения и примериться к оружию. Проходите...

Генерал открыл дверь в кафе. Совершенно настоящую, такого же цвета, с такой же ручкой, дверь. За дверью было кафе — вернее, несколько поставленных точно так же, как в реальном интерьере, столиков и стульев.

К Иванову направился официант.

— Проходите, пожалуйста, туда, — показал он на крайние столики, подхватывая Иванова за локоток.

Иванов удивленно посмотрел на генерала.

— Такое может быть, — подтвердил генерал. — Но вы не должны поддаваться. Вам нельзя забираться далеко, вам нужно сесть за один из крайних столиков. Аргументируйте официанту, почему.

— Я не могу, — сказал Иванов. — Мне надо будет быстро выйти, чтобы не опоздать.

— Не так, — покачал головой генерал. — Ваш ответ не должен рождать новых вопросов — почему быстро выйти, куда опоздать... Вы не должны привлекать внимания. Найдите какую-нибудь нейтральную причину, например, что вы договорились с приятелем, что будете его ждать за крайним столиком.

— Я договорился с приятелем, что буду его ждать за крайним столиком, — сказал Иванов.

Генерал посмотрел на него с хорошо скрываемой ненавистью. Иванов вновь переигрывал его, навязывая свои условия игры. Изображая туповатого ученика, он вынуждал генерала выступать в роли учителя, натаскивающего его на убийство. То есть опять перекладывал на других ответственность, подчеркивая, что является лишь инструментом в чужих руках!

Но деваться было некуда — в этой игре банковал Иванов. По крайней мере, пока банковал.

— Начали, — дал отбивку генерал.

Иванов сел за столик и подозвал официанта.

— Водки, — сказал он. Официант округлил глаза.

— Какой водки? — всхлипнул генерал... — Вам через пять минут стрелять!

— Ну да... Так потому и водки, — подтвердил Иванов. — Чтобы не так страшно было.

— Вам в цель стрелять! И попадать! — тихо свирепея, прошипел генерал. Иногда он забывал, что Иванов его начальник. Иногда ему хотелось врезать ему промеж глаз, чтобы он лучше соображал.

— Разрешите продолжать?

Иванов кивнул и залпом выпил принесенный ему кофе.

— И что дальше? — спросил его генерал. — Что вам теперь за пустым столиком делать? Уходить?

— А-а!.. — понял свою ошибку Иванов. — Я сейчас еще закажу.

Ему принесли еще одну чашку, которую он пил чуть дольше — секунд сорок.

— Можно еще одну? — виновато попросил он.

— Можно, только скоро вы захотите в туалет. А в туалет вам нельзя.

— Почему нельзя? — возмутился Иванов.

— Потому что вы ждете сигнала, — напомнил генерал. — А из туалета вам быстро не добежать!

— А если я по-большому захочу? — подумав, спросил Иванов.

— Не захотите. Мы вам перед операцией клизму поставим.

— Вы что — шутите? — не поверил Иванов.

— Не шучу. Потому что не только вам поставим, а всем поставим! Это обычная для подобных случаев практика. На столь ответственные мероприятия с полным животом не ходят.

Иванов сглотнул слюну.

— Можно продолжать?..

Дальше, согласно сценарию, зазуммерил мобильный телефон. Иванов стал шарить по карманам — пиджака, потом брюк, потом...

— Он у вас на поясе, — подсказал генерал. — Вы не можете столько времени тратить на поиск телефона. Вы должны заранее знать, где он находится, или положить его на столик.

Иванов согласно кивнул.

— Идем дальше?

Иванов поднес трубку к уху.

— Але, — сказал он.

— Машина на месте, — прозвучала условленная фраза.

Иванов встал и быстро пошел к выходу.

— А счет! — схватился за голову генерал. — Вы не оплатили счет! Я же просил вас сделать это заранее!

— Ах, ну да!

— Давайте начнем сначала, — попросил генерал. Иванов вышел из “кафе”, секунду подождал, вновь зашел, заказал кофе, сразу же оплатив его, дождался звонка и вышел “на улицу”.

Пройдя десять шагов, он встал за бетонный столб.

— Револьвер, — напомнил генерал Трофимов.

Иванов потащил из-за пояса револьвер. Но тот зацепился за резинку трусов спицей курка.

— Сейчас, сейчас, — виновато бормотал Иванов, дергая револьвер вверх. — Секундочку. И начал снимать штаны. Тьфу!..

— Ну зачем, зачем вы засунули револьвер в брюки? — чуть не плача спросил генерал.

— Мне так удобней. Он мне здесь, — показал Иванов под левую руку, — мешал.

— А зачем так глубоко засунули?

— Я не глубоко, просто он провалился, когда я шел.

Наконец, сняв штаны, Иванов освободил револьвер и, вытянув правую руку, приготовился стрелять. Левой он придерживал падающие штаны.

— Поздно, — сказал генерал. — Машина уже ушла. Давайте попробуем сначала...

Только с третьего раза Иванов успел к фонарю вовремя. В момент, когда из “гаража” показалась машина.

Иванов поднял револьвер и нажал на спусковой крючок.

— Вы курок взвести забыли, — заметил генерал.

Ну конечно!

Иванов стал давить на курок большим пальцем, помогая себе левой рукой.

Присутствующие наблюдали за ним, открыв рты. Это была не стрельба, это была какая-то пародия на стрельбу. Какой-то Чарли Чаплин.

— Нет, так вы никуда не попадете, — покачал головой генерал. — Это оружие сорок пятого калибра. Очень мощное оружие. Если вы не хотите его потерять в момент выстрела, вам Нужно держать его по-другому.

— А как? — спросил Иванов.

— Вот так!

Генерал взял револьвер двумя руками, плотно обхватил пальцами рукоять, пальцы левой руки положил на спусковую скобу, встал чуть боком, выдвинув вперед правую и отставив левую ногу. Для большей устойчивости привалился плечом к фонарному столбу.

Красная точка лазера четко зафиксировалась на стекле передней дверцы и не сдвигалась ни на миллиметр, несмотря на то, что машина ехала.

— Понятно?

— Ага, — кивнул Иванов.

И повторил действия генерала. Взял револьвер двумя руками, раздвинул ноги, прижался плечом к фонарю. Он сделал все правильно, вот только никак не мог отыскать красную точку.

Куда она делась, проклятая?

— Держите револьвер жестче, чего он у вас из стороны в сторону пляшет?

Иванов вцепился в револьвер сильнее. Но точка не находилась. Точка металась по задней стенке и по потолку тира.

“Может, прицел сломался?” — подумал Иванов. Развернул револьвер к глазам и заглянул в дуло.

Все испуганно замерли...

“Это ж надо, как он играет! — поразился генерал. — Неужели надеется, что если убедит всех, что не умеет держать в руках оружие, его заменят кем-нибудь другим?

Тогда зря надеется, никем его заменять не будут. Судя по всему, Петру Петровичу нужен не вообще стрелок, а именно этот стрелок. Именно Иванов. Так что самоотводов быть не может...”

Остаток дня, весь следующий день и следующий тоже Иванов бегал по одному и тому же маршруту: кафе — фонарный столб — путь отхода. Он так часто поднимал и наводил револьвер, что научился это делать даже с некоторым изяществом. Но совмещать красную точку с машиной он так и не научился...

“Ничего, ничего, — успокаивал себя генерал Трофимов. — Там он выпендриваться перестанет. Там, если изображать идиота дольше двух секунд, запросто можно заполучить пулю в живот. Там он будет работать как надо. Никуда не денется!..”

Как будто Иванов что-то изображал! Как будто не пытался попасть в цель. Еще как пытался — аж взопрел весь!

Просто пистолет был какой-то не такой, какой-то очень большой и неуклюжий. И красная точка чересчур верткая — не уследить. И машина выезжала слишком быстро. И...

В общем, неважно у этого танцора обстояло дело с танцами. Мешало ему что-то. То ли слишком большой револьвер, то ли чересчур узкие башмаки... Не выходили у него коленца. А бал, между прочим, был уже назначен. Был назначен на пятницу. И если он в пятницу промахнется...

Глава двадцать шестая

— Завтра в семнадцать часов пять минут, — сказал Большой Начальник Петру Петровичу.

Что должно произойти в семнадцать ноль пять, Петру Петровичу объяснять не нужно было, он ничего никогда не забывал и понимал своего шефа с полуслова. Вернее, с полувзгляда.

— Завтра, в семнадцать ноль пять, — сообщил время начала операции Петр Петрович главному действующему лицу. Иванову.

Иванов молча кивнул.

Хорошо держится, отметил про себя Петр Петрович. Никаких вопросов, никаких уточнений, никаких просьб, — значит, уверен в себе. Приятно иметь дело с настоящим профессионалом...

— Завтра в пять часов, — передал Иванов генералу Трофимову услышанную им информацию.

— В пять утра или вечера? — переспросил генерал.

— Кажется, вечера. Кажется, в пять минут шестого.

Ну Иванов!.. Генерал Трофимов вызвал майора Проскурина.

— Завтра в семнадцать ноль пять, — сообщил он.

— Интересно, откуда они знают, что объект будет выезжать именно в семнадцать ноль пять? — задумчиво спросил майор.

Действительно интересно.

— Он что, по расписанию живет, как железная дорога?

— А может, все проще, может, им стало известна, что у него на это время встреча назначена?

— Точно!

Генерал с майором просчитали все правильно — объекту на самом деле была назначена встреча. Была назначена на семнадцать двадцать. Была назначена лицом, которому он не мог отказать, — потому что назначена Большим Начальником.

Если хочешь быть уверен, что в нужное время нужный человек будет там, где тебе надо, то лучше это дело не пускать на самотек, лучше назначить ему это время и место самому.

Именно так предпочитал действовать Большой Начальник. Предпочитал управлять обстоятельствами.

— Нам необходимо встретиться. Завтра двадцать минут шестого. У меня, — сказал он по телефону, не представляясь и никак не обозначая себя.

Но ему не нужно было представляться, чтобы его узнали.

— Да, я понял... Я буду... — промямлил объект. Хозяин позвонил сам, лично, что повергло его в шок.

— Пожалуйста, не опаздывайте...

Просчитать время выезда, зная расстояние, скорость и характер объекта, было нетрудно. Объект должен был выехать из своего гаража в семнадцать ноль пять — ноль десять.

Но до этого времени ему предстояло еще пережить бессонную ночь, гадая, зачем он мог понадобиться Хозяину, в чем провинился и что тому стало известно из того, что раньше не было известно.

Объекту было чего опасаться, потому что был бы человек, а грешки найдутся.

Может, всплыла информация по горно-металлургическому комбинату?

По таможенному терминалу?

По “черной кассе”?

Или...

Эта утечка была бы самой опасной, потому что касалась не одних только денег... По той, принесшей исключительные барыши сделке ему пришлось войти в контакт с “конкурирующей фирмой” и взамен за предоставленные услуги сдать кое-какую информацию. Но кто нынче не крутит дела и не сдает по мелочам? Все крутят и все сдают!

А если дело еще хуже, если он докопался до...

Или до...

Грехов было много. Грехов было столько, что если вспоминать все и придумывать для них оправдания, то одной ночи будет мало.

К назначенному времени объект дозрел окончательно. К назначенному времени объект был готов к самому худшему. Но не был готов к тому, что его ожидало...

— Пора, — сказал генерал Трофимов. Майор Проскурин кивнул и вытащил мобильный телефон.

— Я хочу вызвать слесаря, у меня течет кран с холодной водой, — сказал он условленную фразу.

— Вы не туда попали — это не жэк! — грубо ответили ему.

Операции был дан ход.

В пяти кварталах от кафе, в припаркованном во дворе автомобиле сидел Иванов.

— Вам нужно идти, — сказал ему водитель.

— Уже? — вздрогнул Иванов.

Водитель кивнул.

Иванов вздохнул и стал выбираться из машины. Но ему это почему-то не удавалось. Неведомая сила отбрасывала его назад на сиденье всякий раз, когда он пытался встать. Ему очень не хотелось покидать безопасный салон машины.

— Вы ремень безопасности не расстегнули, — напряженным голосом сказал водитель, осматриваясь в зеркало заднего вида.

— Ах да, точно, — сконфуженно сказал Иванов. Вылез из машины и пошел по улице по хорошо знакомому, потому что стократно виденному на экране компьютера, маршруту. Иванов шел долго, так как ноги его не слушались. Ноги не хотели идти вперед, ноги хотели бежать обратно...

— Ну где он? — спросил генерал Трофимов, глядя на наручные часы. — Пора бы уже...

Генерал с майором сидели в овощном фургоне на застеленных картоном деревянных ящиках, перед раскрытыми экранами ноутбуков. Установленные на крыше фургона видеокамеры позволяли им отслеживать улицу в четырех направлениях. Внешне машина была непрезентабельной — потрепанная, с треснувшим лобовым стеклом, разбитыми фарами и мятым металлическим кузовом “Газель”, которая стояла здесь третий день и потому примелькалась и не Привлекала ничьего внимания. Но даже если представить невозможное, представить, что она кого-нибудь заинтересовала настолько, что он не поленился сунуться в кузов, то и там ничего интересного бы тот не в меру любопытный гражданин не обнаружил, кроме пустых ящиков и остатков сгнившей капусты в углах.

На что и был расчет. На неприметность был расчет. На то, что охрана объекта будет вставать в стойку на импортные джипы и навороченные микроавтобусы и пропустит типичную для городского пейзажа овощевозку. И, судя по всему, охрана “газельку” прохлопала.

Поздней ночью в фургон забрались два в засаленных робах, кирзовых сапогах и телогрейках то ли грузчика, то ли бомжа. С собой они втащили внутрь большие, явно с помойки сумки.

— Подсвети, — сказал один бомж.

Вспыхнул фонарик.

Второй бомж закрыл задвижку на дверце. При всей внешней хлипкости дверца была очень прочной с тоже на вид обычным, но повышенной секретности замком.

Бомжи раскрыли сумки, вытащили из них, положили на ящики ноутбуки.

— Давай питание.

Подняв в одном из углов пол, вытянули кабеля, запитанные на автомобильный аккумулятор, сунули в гнезда разъемы. Зарядки аккумулятора должно было хватить на двое суток непрерывной работы. Но в сумках, на всякий случай, были еще запасные внешние батареи.

— Теперь камеры...

В нишах под крышей нашли шнуры видеокамер, подтянули, воткнули их в компорты.

Пошла картинка — улица сзади, улица спереди и стены домов по обе стороны машины. Обзор был практически круговой.

— Дай увеличение.

Камера наехала на ворота гаража.

— Что там со звуком?

Бомж, бывший майором Проскуриным, включил микрофон. Зазвучал вмонтированный в ноутбук динамик.

— Прибавь.

Майор потащил “мышкой” вверх виртуальный рычажок, регулирующий силу звука.

Стали слышны какие-то неясные, приглушенные, которые было невозможно идентифицировать, шумы.

— Надо дождаться машины или прохожего. Машина проехала довольно скоро — синий “жигуленок” промчался мимо “Газели”, и через несколько мгновений динамик ноутбука воспроизвел гул мотора и шуршание шин по асфальту.

— Все в порядке.

Остаток ночи и часть дня до обеда спали, по очереди укладываясь на расстеленные на полу картонки от коробок. Точно как бомжи.

После шестнадцати часов начали нервничать, часто поглядывая на часы.

— Куда он запропастился?

— Может, случилось что?.. Все сроки выходили.

— Да вот же он, — показал майор Проскурин на экран ноутбука.

Иванов понуро брел по тротуару, часто и резко поворачивался назад, распугивая прохожих, и надолго застывал, прикрывая глаза от солнца приставленной к глазам ладонью.

— Что это с ним? — удивился генерал. — Падучая, что ли?

— А черт его знает.

Иванов снова прошел несколько шагов, снова остановился и вдруг, встав на колено, стал перешнуровывать ботинки, почему-то глядя не вниз, а выворачивая голову за спину.

— Так это он... Это он так проверяется, — догадался майор.

— Идиот!..

Иванов действительно пытался выявить ведущуюся за ним слежку. Он читал в детективах, что, когда идешь на задание, надо проверять, нет ли за тобой “хвоста”. Вот он и проверял как умел...

— Он же так всю улицу соберет, кретин! — возмущался майор, наблюдая за ужимками суперкиллера. — Он же операцию провалит!

— Чего он, похоже, и добивается, — зло заметил генерал.

Майор Проскурин вопросительно посмотрел на командира.

— Ты что, не понимаешь, что он специально комедию ломает, чтобы от дела сачкануть? Ему будет на руку, если здесь соберется толпа зевак. Он скажет, что не мог рисковать, свернет дело и выставит виновниками нас.

— Нас? — удивился майор.

— Да, потому что за обеспечение акции отвечаем мы. В том числе за чистые подходы. В результате он окажется не у дел и останется в стороне.

— Почему он не хочет стрелять? — поставил вопрос ребром майор.

— Не знаю. Может, не сторговался с заказчиками, может, еще почему. Но уверен, что не хочет.

— Они же его зачистят.

— Значит, он этого не боится. Значит, он сильнее нас. Или умнее нас. Или, что более вероятно, на что-то надеется.

— На что?

— На то, что его работу за него сделаем мы. Вернее, не надеется, а вынуждает ее сделать. Знает, что сорвать акцию мы не решимся, потому что сидим на крючке, и смело идет на обострение. Могу держать пари, что, когда дойдет до дела, он, вместо того чтобы стрелять, будет тянуть резину.

— Чтобы спровоцировать на стрельбу нас?

— Совершенно верно. Я все это еще в тире сообразил, когда он с трех метров в машину мазал. Подумал — зачем ему мазать, если все прекрасно знают, как он умеет стрелять. И нашел один ответ — он вынуждает нас подумать о запасном варианте.

— Который мы и придумали.

— Естественно. Нам ничего не оставалось, как подстраховаться на случай его мазни. Только на самом деле он задумывал запасной вариант не как запасной, а как основной. Он готовил в киллеры нас.

— Зачем ему все это надо?

— Заказчику требуется, чтобы объект зачистил именно он. А он не хочет, чтобы он. Он хочет, чтобы кто угодно, но только не он. Если я его правильно понял, то он надеется с нашей помощью прихлопнуть двух зайцев — зачистить объект, чтобы выполнить заказ, но при этом зачистить не своими, а чужими руками — нашими руками.

— Паны дерутся, а у холопов чубы трещат? — вспомнил подходящую пословицу майор Проскурин.

— Да, он решил все поставить с ног на голову.

Раньше мы, подтасовывая факты, прикрывались от закона им, а теперь он хочет, чтобы измазались мы, а он остался чистеньким.

— Ловко! — вынес заключение майор Проскурин. — Если дело сорвется, то судить будут нас. Если пройдет гладко, то он будет иметь на нас убойный компромат.

— Но ничего, мы тоже не пальцем деланы, — усмехнулся генерал.

И раскрыл вторую сумку.

В сумке должно было быть оружие. Должны были быть пистолеты-пулеметы, которые следовало использовать в случае, если Иванов промахнется. По крайней мере, так предусматривалось планом. Но в сумке лежали не пистолеты-пулеметы, в сумке лежали завернутые в полиэтиленовые мешки револьверы. Точно такие, какой был у Иванова.

— Все понял? — спросил генерал.

— Кажется, начинаю понимать... — тихо сказал майор. — Он перевернул ситуацию в свою пользу, а мы перевернем в свою. Перевернем еще раз!

— Точно! — согласился генерал. И заговорщически подмигнул...

Генерал придумал, как обдурить Иванова, до того придумав, как Иванов собирается обдурить его. Нужно отдать ему должное — он нашел выход из практически безвыходной ситуации, но только из ситуации, которой не было, которую он создал сам. Как глупый щенок, он ловил хвост врага, который на самом деле был его собственным хвостом...

Глава двадцать седьмая

Уже вторую неделю бывший следователь по особо важным делам Старков не давал интервью и не снимался на телевидении, потому что маялся с французами. С целой группой телевизионных журналистов, прибывших из Парижа для съемок документального фильма, целиком посвященного “Русскому монстру”. Фильм заказал один из общенациональных каналов, который хотел рассказать своим зрителям о похождениях преступника, взявшего в Париже заложников и сбежавшего из тюрьмы, откуда до него никто сбежать не мог.

Французы были в России неделю, но никак не могли приступить к работе, потому что пили. Водку.

Вначале в ресторанах.

Потом в банях.

Потом просто в гостях.

— А когда мы начнем работать? — то и дело интересовались французы.

— Работа не волк... — отвечали пословицей русские милиционеры. И разливали водку.

— Нет, нет, мы больше не будем. Мы больше не можем, — отнекивались французы.

— Будете, — уверяли их милиционеры. — За Париж — будете!

И поднимали стаканы.

— За столицу мира — за Париж! Чтоб он тыщу лет стоял!

За Париж не пить было нельзя. В особенности французским подданным. И французы вздыхали и пили...

На следующий день у них ужасно болела голова, но им предлагали испытанное народное средство. И... И все начиналось сначала. Русские подполковники, полковники и даже генералы рассказывали коллегам, как они обожают Францию и терпеть не могут Россию, предлагали вечную дружбу, лезли целоваться и обниматься и обещали разбиться в лепешку, чтобы сделать для новых друзей что-нибудь хорошее.

Но на рабочем месте те же клявшиеся в любви до гроба подполковники и полковники прятали от своих вчерашних собутыльников глаза, сетовали на заевшую их вконец бюрократию, зачитывали параграфы служебных инструкций и кивали на вышестоящее начальство. Вышестоящее начальство, тоже вчера лобызавшееся с французами и предлагавшее им свою помощь, а если понадобится, то и жизнь, ссылалось на свое начальство и на засилье в стране бюрократии.

Но новым вечером все те же подполковники и полковники тащили французов в гости, пили с ними на брудершафт и обещали как не фиг делать решить все их проблемы.

Понять столь разительную между днем и вечером разницу французы не могли.

— Вы поймите, у нас так дела не делаются, — сколько раз объяснял им Старков.

— А как делаются?

— Вот так делаются, — многозначительно потирал Старков палец о палец.

— Но это служебное преступление! — возражали французы. — Они потеряют все — работу, положение в обществе, пенсии, самоуважение.

— У вас, может, и потеряют, а у нас только приобретут. Вы поймите, платят милиции мало, меньше, чем им нужно...

— Мало? — поражались французы, вспоминая гекалитры употребленной за последнюю неделю водки, которые суммарно стоили, наверное, как новая машина.

— Так ведь у них и расходы! — возражал Старков, щелкая себя указательным пальцем по шее.

— О да! — закатывали глаза французы.

И доставали франки...

— Да вы что! — возмущались полковники и генералы. — Русские милиционеры денег не берут! Тут уже терялся Старков.

— Вот если бы вы приняли летом нас в гости...

— Какой разговор!.. — радостно улыбались французы.

— С женами, детьми, тещей, зятем и семьей брата. Ну... может быть...

— За счет принимающей стороны. Ну а если бы вы подарили нам какую-нибудь ненужную вам бытовую технику, ну там видеомагнитофоны, стиральные машины, автомобиль, хорошо бы микроавтобус не старше позапрошлого года...

Улыбки на устах французов застывали болезненной гримасой.

— А может, они лучше деньгами возьмут? — тихо просили они Старкова.

— Вы же слышали, — разводил руками Старков. — Русские милиционеры денег не берут. Французы вздыхали и соглашались.

— Ну вот и замечательно...

После чего милицейские сейфы распахивались, как пещера Али-Бабы после произнесения сказочного пароля.

— Это дело на Агрономической, — открывали милиционеры первую страницу первого тома. — Снимайте, снимайте, не бойтесь.

Французы включали видеокамеры, проходя по фотографиям потерпевших. Материал был хороший, но черно-белый.

— А видеозаписей у вас случайно нет? — робко спрашивали французские журналисты.

— Как не быть, конечно, есть. Вы что думаете, мы тут лаптем щи хлебаем? У нас все как у вас!

Из сейфа извлекались заветные кассеты. Но в руки не отдавались.

— А вот говорят, у вас во Франции компьютеры дешевые? — интересовались милиционеры, тасуя кассеты.

— Ну не такие уж дешевые, не так, как, например, на Тайване, — разочаровывали их французы.

Милиционеры вздыхали и засовывали кассеты обратно в сейф.

— Но у нас совершенно случайно есть несколько абсолютно ненужных нам ноутбуков, — заверяли их быстро усвоившие, как нужно разговаривать с русскими милиционерами, французы.

Кассеты вынимались обратно.

И просматривались.

— Этих тоже он? — спрашивали французы.

— Тоже...

— А этих?

— И этих.

— И вон тех тоже...

Французы были поражены масштабами деяний Иванова. Любая наугад взятая кассета была полна простреленных голов и свернутых шей.

— Это еще что, — усмехались милиционеры. — Это так — цветочки. Вы еще не видели поселка Федоровка.

В поселке Федоровка были ягодки. В поселке Федоровка милицейский оператор отдельные трупы не снимал — он снимал панораму поля битвы. Камера шла по помещению, переползая с жертвы на жертву, практически без паузы. Трупы лежали внавал, друг на друге, поперек друг друга, параллельно друг другу, по двое, по трое и горками, как при массовом расстреле.

— Это он их всех? — не веря своим глазам, спросили французы.

— Ага, он! — подтвердили милиционеры.

— Ой! — сказали французы.

И поняли, что Париж отделался легко.

— Может, вам еще чего-нибудь подкинуть? — предложили расщедрившиеся милиционеры. — Из расчленении или особо тяжких извращений?

— Нет, нет, не надо! — запротестовали французы. — Нам довольно, с нас хватит...

Исходного материала было более чем достаточно. Для десяти фильмов ужасов достаточно. Осталось разбавить кошмар тихой беседой. Героя долго искать не пришлось.

— Вас действительно называют русский Шерлок Холмс? — спросили французы Старкова.

— Ну не то чтобы Шерлок Холмс... — скромно потупил глаза Старков.

— Расскажите, пожалуйста, что вы знаете об Иванове?

Старков хорошенько прокашлялся.

— Было хмурое осеннее утро, — уже привычно, хорошо поставленным голосом начал он свой рассказ. — Казалось, природа плачет. Смутные предчувствия терзали меня. И тут вдруг прозвучал резкий, как выстрел, звонок телефона! Когда я услышал его, я понял, что сегодня произойдет нечто ужасное!..

— Каким образом поняли? — поинтересовались французы.

— Не сбивайте меня, пожалуйста, — попросил Старков. — Я знаю, как надо рассказывать об Иванове. Я уже много раз рассказывал, и все были довольны.

Французы замолчали.

— Так вот, мое сердце сжало, вот так сжало, — показал Старков, с силой сжав кулак, — смутное предчувствие беды...

Выдержал долгую паузу.

— Которое меня не обмануло!.. На месте преступления я застал картину, от вида которой кровь стыла в жилах. Кругом были трупы. Там, — показывал Старков куда-то в угол. — Здесь. Кругом. Увидев это, я сказал себе: нет, это не просто рядовой убийца, это преступник нового типа — хладнокровный, хорошо обученный профессионал, для которого смерть — работа. И я поклялся над телами павших найти его, найти во что бы то ни стало!..

Французы слушали, раскрыв рты. И так и не смогли закрыть их на протяжении всего рассказа. Старков честно отрабатывал свой хлеб.

— Я шел за ним по следу, наступая на пятки, — вещал он. — Три раза он уходил у меня буквально из рук, словно зверь чуя засаду. И продолжал убивать...

Как-то незаметно и совершенно естественно из рассказа выпало Министерство внутренних дел, но зато усилилась линия противоборства главных героев — хорошего и умного следователя и плохого, но не глупого преступника.

— Тогда я так, а он так, — объяснял Старков. — Тогда я с этой стороны, а он в другую. Я — туда, а его там уже нет!..

Образ Иванова приобретал черты голливудского супермена. Этакого Бэтмана без крыльев и совести. Что совершенно устраивало французских журналистов, стремящихся уйти от скучной “бытовухи”.

— Что вы еще можете сообщить об Иванове? — допытывали они Старкова.

— Что это преступник нового типа...

— Вы это уже говорили.

— Что злой гений современного преступного мира. Это уже интересней.

— Может быть, самый опасный преступник современности.

Совсем хорошо.

— А чтобы вы могли сказать относительно его будущего?

Старков пожал плечами.

— Нет, это не ответ. Нам бы хотелось услышать ваши прогнозы.

— Рано или поздно его поймают, — не очень уверенно заявил Старков.

— Нет, так не пойдет. Это слишком банально. Давайте лучше скажем так, скажем, что это еще не конец, что Иванов на свободе и, значит, от него можно ожидать новых преступлений. Понимаете, нам необходимо продолжение интриги. Как в сериале, где всегда подразумевается дальнейшее развитие сюжета и что заставляет зрителя оставаться в напряжении. Давайте не будем ставить точку, давайте поставим многоточие.

— Ну хорошо, я попробую...

— Начали!

— Это еще не конец, — мрачно заявил Старков. — Будут еще жертвы.

— Пожалуйста, чуть более агрессивно, — попросили французы усилить окончание беседы.

— Будет много жертв! — страшным голосом предупредил зрителей Старков. — Иванов на свободе. Ему нужна кровь, он не может жить без крови и обязательно заявит о себе новыми трупами. Не сегодня — так завтра!..

И Старков опять оказался прав.

Как всегда!..

Глава двадцать восьмая

Отступать было поздно. И некуда. Иванов вздохнул и, как в ледяную воду, вошел в кафе.

Будь что будет!..

— Все, зашел, — облегчённо вздохнул майор-, Проскурин.

— Войти мало, надо еще выйти, — многозначительно сказал генерал Трофимов.

Иванов стоял возле входа, напряженно оглядывая зал. Крайний, за который он должен был сесть, столик был занят!

“И что теперь делать?” — совершенно растерялся он.

Новый посетитель обратил на себя всеобщее внимание. В первую очередь тем, что он никуда не шел — стоял у входа и пристально глядел на столик, за которым сидела молодая пара.

Может, это пришел муж, который случайно застал свою жену с любовником и теперь не верит собственным глазам? Тогда дальнейшее может быть интересным...

Пара тоже занервничала, не понимая, что нужно этому уставившемуся на них мужчине.

К. Иванову подбежал официант.

— Проходите, пожалуйста, — показал он на пустые столики.

— Нет, мне надо туда, — показал Иванов на занятый столик.

— Почему туда? — удивился официант.

— Если дальше, то я могу опоздать, — туманно ответил странный посетитель.

И направился к облюбованному столику.

— Можно, я сяду тут? — попросил он, берясь за стул.

Пара переглянулась. И пожала плечами. Иванов сел.

— Что будете заказывать? — спросил официант.

— Водки, — попросил Иванов.

Но тут же вспомнил, что водку заказывать нельзя.

— Нет, нет, не надо водки. Мне нельзя. Официант удивленно посмотрел на клиента.

— Дайте кофе... Нет, лучше пива!

— Темного или светлого? — спросил официант.

— Да, — невпопад ответил Иванов. — Четыре бутылки. Нет, пять бутылок...

После третьей выпитой залпом бутылки Иванову полегчало. Он расслабленно смотрел на своих соседей и глупо улыбался им, думая о чем-то своем.

“Ничего страшного: выйду, выстрелю, убью и свободен, — уговаривал сам себя Иванов. — Всего каких-нибудь три минуты... Выйду, выстрелю, убью...”

И совал руку за пазуху, щупая закрепленный под мышкой револьвер.

Парочка испуганно наблюдала за соседом, который пил пиво, молчаливо шевелил губами и периодически зачем-то лазил под мышку...

В семнадцать ноль три брошенный в щель под воротами микрофон уловил какой-то неясный шум.

Генерал Трофимов и майор Проскурин переглянулись.

Кажется, началось!

Доносящийся из динамика ноутбука шум нарастал. По длинному тоннелю, ведущему из подземного гаража, на улицу ехала машина.

В запасе оставалось чуть больше минуты.

Майор быстро вытащил мобильный телефон и набрал номер-Иванов сильно вздрогнул и побелел. В наружном кармане пиджака у него зуммерил телефон.

Ну вот и все... Он вытащил мобильник и прижал его к уху.

— Машина на месте, — прозвучала условная фраза.

— Ага, сейчас иду, — автоматически ответил Иванов, хотя должен был молчать.

Дальше он действовал, подчиняясь выработанному на тренировках условному рефлексу. Быстро встал. Прошел пятнадцать шагов в сторону выхода, потянул на себя дверь...

— Эй, а деньги! — крикнул сзади официант. — Вы за пиво не заплатили!

И бросился вдогонку за убегающим посетителем.

“Какие деньги? — не понял в первое мгновение Иванов. — Ах ну да, я же должен был заплатить за пиво заранее!.. Ну вот, опять забыл”.

Но возвращаться он уже не мог — времени не было.

Иванов выбежал из кафе.

— Все в порядке, вот он, Иванов, — показал на экран ноутбука майор Проскурин.

— А это кто?

Вслед за Ивановым из кафе выскочил мужчина в светлом костюме с подносом.

— Держи его! — заорал он благим матом и бросился вслед за убегающим Ивановым. — Он пиво украл!

И тут же из-за двери вывалился еще какой-то мужчина с табуреткой в руках и огромными прыжками поскакал вслед за Ивановым и официантом.

Похоже, он забыл за ужин заплатить, одновременно поняли генерал и майор. Говорили же ему!..

Динамики ноутбуков ревели, воспроизводя рев мотора в замкнутом пространстве и шум скребущих бетон шин. Автомобиль с объектом приближался к воротам.

Иванов добежал до фонарного столба и остановился.

Официант остановиться не успел и пролетел по инерции еще несколько шагов.

— Вы мне за пиво!.. — на ходу орал он. — Давай деньги, гад!..

Иванов не обращал на него никакого внимания и, кажется, даже не видел его — он вспоминал, что нужно делать, боясь что-нибудь пропустить.

Вначале нужно изготовиться к стрельбе...

Иванов принял рекомендованную и многократно отработанную в тире стойку — повернулся чуть боком, отставил на полшага левую ногу, прижался плечом к столбу.

Официант приблизился вплотную и схватил его за рукав.

— Деньги, гони деньги, пока я милицию не позвал! — кричал официант.

Иванов быстро сунул руку за отворот пиджака. Официант подумал, что он полез за кошельком.

Но Иванов полез не за кошельком, он полез за револьвером. Нащупал рифленую рукоять и потянул оружие вверх.

— От меня не убежишь! — удовлетворенно сказал официант, собираясь принять купюры. Но увидел не деньги, увидел пистолет. Огромный, блестящий, с длиннющим дулом револьвер. И еще увидел, как в двух шагах от сбежавшего посетителя, словно на невидимую стенку налетел, остановился швейцар с вскинутой над головой табуреткой.

“Ну все, сейчас он меня пристрелит, — вдруг понял официант. — За каких-то жалких пять бутылок пива!..”

Где-то там, впереди, зашумели моторы, потянувшие вверх ворота гаражного выезда.

Иванов быстро выбросил правую руку с револьвером вперед, обхватив, как его учили, пальцами левой спусковую скобу.

Официант сказал:

— Ой!

Заплакал и упал на колени. Из тоннеля показался передний бампер автомобиля.

— Ты готов? — спросил генерал Трофимов.

— Так точно, — ответил майор Проскурин.

Он стоял на приставленных друг к другу ящиках против небольшого, проделанного в обшивке фургона окошка. Стоял примерно так же, как стоял Иванов, — полубоком, расставив на шаг ноги. И держал в руках точно такой же, как у Иванова, револьвер, только с толстым набалдашником глушителя. Под дуло револьвера был подставлен специальный телескопический упор, который обеспечивал лучшее прицеливание. На рукоять был почему-то надет бумажный пакет...

Иванов глубоко вдохнул и шумно выдохнул воздух. Потому что его учили, что именно так должен поступать настоящий стрелок. Иванов сделал все как нужно, но опять не увидел точки лазерного прицела.

Ну куда она опять подевалась?

Автомобиль наполовину выехал из гаража.

Иванов хотел выстрелить, но вспомнил, что сейчас стрелять нельзя, что машина должна быть видна на две трети.

Передняя дверца...

Задняя...

Машина выехала полностью.

“Тянет гад! — подумал про себя генерал Трофимов. — Не хочет стрелять сам, ну не хочет!.. А раз так, то, значит, никакой ошибки нет, значит, я просчитал все верно...”

Когда Иванов спохватился, машина уже отъехала от стены дома на метр.

“Надо же стрелять!” — очнулся он. Зажмурился и вжал в скобу спусковой крючок.

Грохнул оглушительный выстрел. Отдача была на удивление слабая, была не такая, как если бы из ствола вылетела пуля сорок пятого калибра. Но Иванов этого не заметил.

— Работай! — тихо сказал генерал Трофимов.

Майор Проскурин зафиксировал красную точку посредине стекла передней дверцы, там, где смутно угадывалась фигура водителя, и плавно, чтобы не сбить прицел, нажал на спусковой крючок.

Револьвер сильно дернуло назад, но звука выстрела, из-за навернутого на дуло глушителя, слышно не было.

Пуля сорок пятого калибра, мгновенно преодолев четыре десятка метров, пробила автомобильное стекло и ударила водителя в левую скулу, силой страшного удара разломав ему череп. Машина прокатилась еще с полметра и замерла.

Иванов осторожно приоткрыл глаза и посмотрел на автомобиль. Посредине стекла передней дверцы была большая дыра.

“Смотри-ка, попал! — удивился Иванов. — Точно туда, куда нужно!”

И, воодушевленный успехом, сдвинул дуло револьвера чуть правее, к задней дверце. Красной точки он снова не увидел, но сильно не расстроился — первый раз он ее тоже не видел, но тем не менее не промазал. Оказывается, стрельба это не такое уж трудное дело!

Иванов снова зажмурился, потому что всегда жмурился, и выстрелил три раза подряд. Так как должен был три раза подряд.

Майор Проскурин тоже выстрелил три раза. Практически синхронно с ним.

Иванов открыл глаза.

На стекле задней дверцы наискосок слева — направо и сверху — вниз зияли две дыры с расползшимися во все стороны паутинками трещин. Еще одна пуля пробила насквозь металл самой дверцы чуть выше уровня сиденья. Эта пуля была выпущена на случай, если клиент успел среагировать на опасность, завалившись набок, что вряд ли, так как с начала нападения прошли мгновения.

“Опять попал!” — возликовал Иванов и расплылся в улыбке.

Ошалевший официант, стоя на коленях на тротуаре, смотрел, как посетитель, не заплативший за пиво и оказавшийся киллером, садит пуля за пулей в машину, не меняя позы, и при этом ухмыляется.

Еще две пули Иванов выпустил, уже почти, не целясь, так как совершенно уверовал в свои снайперские возможности.

Бах!

Бах!

И эти две последние пули тоже попали в цель! Две последние пули были не простыми, были зажигательными — они пробили бензобак и воспламенили бензин.

Раздался мощный взрыв. Под машиной и внутри машины лопнул огненный шар, куски бензобака и рваный металл покореженного корпуса, словно осколки рванувшего снаряда, прошили салон насквозь, калеча и убивая сидящих там людей. Дело довершило пламя, которое ворвалось в салон в образовавшиеся в результате взрыва дыры, выжигая все на своем пути. Выжить в таком аду было невозможно. Но кое-кто все же выжил!

В мгновение взрыва с переднего сиденья из машины, вышибая плечом дверцу, выпал телохранитель. Его нашли осколки и опалило пламя, но он остался жив. Откатившись от пылающей машины на несколько метров, он закатился за какой-то выступ в стене и выдернул из кобуры пистолет.

Сквозь языки огня и застилающий обзор дым он увидел человека, стоящего возле фонарного столба с вытянутыми в его сторону руками, и, не целясь, потому что целиться в такие мгновения некогда, важно испугать, сбить противника с прицела, короткими очередями по три патрона опустошил обойму.

Возле головы Иванова что-то свистнуло. И что-то ударило в бетонный столб, отчего во все стороны веером полетели мелкие каменные осколки. Несколько кусочков стеганули Иванова по лицу.

— Ой! — сказал он, хватаясь правой рукой за щеку и перехватывая револьвер левой.

Телохранитель сбросил пустую обойму и вытащил запасную.

— Ну же, ну же, стреляй, стреляй, дурак! — умалял шепотом майор Проскурин. — Ну!..

— Да как же он будет стрелять, у него оружие в левой руке! — тихо сказал генерал.

Иванов вдруг понял, что в него стреляют, что его хотят убить и уже, кажется, ранили!.. Но что делать дальше, он не знал, потому что никаких инструкций на этот счет не получал.

Телохранитель быстро перекатился в другое место, потому что боялся, что обнаружил себя, вогнал в пистолет новую обойму, передернул затвор и приготовился стрелять. Но на этот раз приготовился стрелять на поражение.

— Ну же, ну, хоть с левой!..

Со стороны горящей машины раздался выстрел.

Возле самой головы Иванова, обжигая кожу, прошла пуля. Страшно испугавшись, он отшатнулся назад, потерял равновесие и стал падать. Но не упал, а, пытаясь удержаться на ногах, всплеснул вверх руками. И, инстинктивно цепляясь пальцами за воздух, нажал на спусковой крючок.

Бабахнул выстрел. Последнего остававшегося в барабане патрона.

И одновременно с ним, прикрываясь грохотом, произвел выстрел майор Проскурин. Но он стрелял прицельно, стрелял наверняка.

Пуля ударила телохранителя в плечо, сломав ключицу, пробила легкое и печень и, пройдя насквозь все тело, застряла в тазовых костях.

Телохранитель обмяк и рухнул лицом на асфальт.

Но за мгновение до своей смерти он успел выпустить еще одну, последнюю очередь. Три пули ушли в сторону киллера, две пролетели мимо, одна нашла его.

Иванов вскрикнул и схватился за ухо. И почувствовал, как его руку заливает горячая кровь. Пуля попала ему в ухо, продырявив его насквозь.

“Уходи! — одновременно подумали генерал Трофимов и майор Проскурин. — Быстрее уходи”.

И Иванов их “услышал”.

Надо бежать, вспомнил он! Надо бежать, пока вся кровь не вытекла.

И медленно, но все более убыстряя шаг, побежал от горящей машины.

Не помнящий себя от страха официант смотрел вслед убегающему киллеру, который так и не заплатил ему за пиво. Смотрел и не верил, что так легко отделался.

Генерал Трофимов облегченно вздохнул.

Дело было сделано. Вопреки Иванову. Но все же Ивановым! Он стрелял мимо — но попадал! Стрелял холостыми патронами — но убивал жертвы настоящими пулями! Он считал, что воплощает в жизнь свой хитроумный план, на самом деле играя по правилам, навязанным ему чужой волей.

На месте преступления не будет лишних пуль, на месте преступления будет ровно столько пуль, сколько выпустил из своего оружия Иванов. Баланс сойдется, и сойдется не в его пользу!..

Майор Проскурин спрыгнул с ящиков, удерживая револьвер за обернутую бумагой рукоять, скрутил с револьвера глушитель и вопросительно посмотрел на командира.

— Что будем делать дальше?

— Дальше то, что сделал бы преступник, — ответил генерал Трофимов.

— Избавляться от оружия? — предположил майор. Генерал утвердительно кивнул.

— В двух кварталах отсюда, возле тротуара, есть сливная решетка с деформированными прутьями, — сказал он. — Если бы я хотел что-нибудь выбросить, я бросил бы это туда.

Майор Проскурин восхищенно посмотрел на командира. Похоже, у того все было продумано заранее. И привязано к местности заранее.

Генерал взял двумя пальцами револьвер, снял с ручки бумажный мешок и сунул оружие в полиэтиленовый пакет. После чего набрал на мобильнике номер.

— Я хочу заказать такси, — сказал он.

— Это квартира, — ответили ему.

Но спустя секунду из ближайшего продуктового магазина выбежал какой-то мужчина — судя по всему, водитель овощного фургона. Подбежал к своей “Газели”, открыл дверцу кабины, завел мотор и тронулся вперед, стремительно удаляясь от горящего автомобиля. Понять его можно было — останься он тут чуть дольше, ему пришлось бы иметь дело с прибывшей на место происшествия милицией. А кому это охота...

Через два квартала “Газель” притормозила. Наверное, потому, что заглох мотор. Хотя на самом деле потому, что водителю позвонили по мобильному. Из расположенного за его спиной фургона. И попросили остановиться строго напротив телефонной будки. Вот он и остановился.

Генерал Трофимов сдвинул в сторону ящики и овощной сор и задрал посредине фургона покрытие. Открылся небольшой, смонтированный в днище люк неправильной формы и потому внешне похожий на поставленную на провалившемся полу заплату.

— Взяли!

Майор с генералом ухватились за специальную скобу и потянули люк вверх. Открылось отверстие, внизу которого был асфальт мостовой.

Майор лег на пол и сполз вниз, высунув голову наружу.

Он увидел колеса машины, бордюр и башмаки прохожих.

— Давайте, — показал он рукой. Генерал сунул ему в ладонь пакет с револьвером. Майор уперся в асфальт левой рукой, а правую вытянул в сторону решетки сливной канализации. Он засунул пакет в отверстие между погнутыми прутьями, но так, чтобы тот провалился лишь наполовину. Проверил, прочно ли закрепился револьвер. И вполз обратно.

— Все в порядке.

Генерал поднял мобильный телефон.

— Поехали.

“Газель” двинулась дальше. На ближайшем перекрестке она свернула в проулок, проехала до следующего светофора и снова повернула...

Иванов прошел примерно тем же маршрутом, что ехал овощной фургон, но свернул раньше, свернул во дворы, где его поджидала неприметного вида “Волга”. Он упал на заднее сиденье и захлопнул дверцу.

— Я умираю, я ранен, — жалобно сказал он. Водитель быстро оглянулся. Сквозь пальцы прижатой к щеке ладони пассажира обильно проступала кровь.

“Если пуля в башке, то дело дрянь, — подумал он. — Придется его чистить и придется избавляться от тела”. И попросил:

— Уберите руку.

Иванов, хныкая, убрал руку.

— Вам всего лишь ухо прострелили, — облегченно вздохнул водитель. — А я уж думал... Ничего себе — “всего лишь”!

— Там сзади аптечка, достаньте и прижмите к ране бинт.

Водитель вывел машину из двора.

— Где оружие?

Иванов вытащил из кармана револьвер.

— Положите его под сиденье. И прикройтесь пока чем-нибудь, хоть вон той газеткой, что ли, чтобы вас не было видно.

Иванов прикрылся газетой, делая вид, что читает.

Ему было очень больно, очень страшно, но более всего обидно. Он так стрелял, а его даже не пожалели!..

“Волга” влилась в уличный поток, мгновенно растворившись в нем. На заднем сиденье сидел, капая кровью, Иванов. А где-то там, далеко позади, догорала взорванная им машина, в которой был труп убитого им объекта.

Он сделал все как надо, он ни разу не промахнулся, его чуть не убили, и, может быть, даже он еще умрет от потери крови, а они!..

Да чтобы он еще хоть раз согласился!.. Да никогда! Да ни за что!..

Глава двадцать девятая

Милиция приехала на место происшествия быстро — автомобиль еще горел, чадя дымом. Н-да...

— Что это за улица? — спросил майор Самсонов, возглавлявший следственную бригаду.

— Мичурина. Мичурина, двадцать пять. “...Мичурина двадцать пять”, — написал следователь Самсонов в протоколе...

Картина в целом была ясная — киллер подкараулил машину жертвы, когда та выезжала из подземного гаража, и взорвал ее, выстрелив из...

— Из чего он стрелял? — спросил Самсонов.

— Судя по последствиям — из стопятидесятимиллиметрового орудия, — грустно пошутил кто-то.

— Свидетели есть?

Свидетелей в подобных делах обычно не бывает. Все, кто хоть что-то мог видеть, дружно мотают головами, в один голос утверждая, что так получилось, что именно в этот момент они отвернулись. Но сегодня милиционерам повезло — сегодня свидетели нашлись. Свидетели работали в расположенном неподалеку кафе.

— Когда он зашел, я сразу подумал, что с ним что-то не то.

— Почему подумали?

— Он отказался сесть за дальние столики, сказав, что может не успеть.

— Что не успеть?

— Как что? Ну, конечно, убить не успеть. Только я тогда не понял, а потом понял. Ему нужен был крайний столик, потому что он ближе всего расположен к выходу. Он все очень хорошо продумал.

— Ладно, допустим. Что дальше?

— Дальше он сел и заказал пиво.

— Пиво? — удивился следователь.

— Да, пять бутылок темного.

— И выпил?

— Да, все пять бутылок.

Вообще-то идущие на дело киллеры пить крепленые напитки не должны. Он что — был так уверен в себе?

— Когда он встал из-за столика?

— Он не встал — он вскочил. Вскочил и побежал к выходу. Я вначале подумал, что он хочет смыться, чтобы не платить за заказ, у нас такое иногда бывает, и побежал за ним. Я догнал его возле столба, сказал: “Давай деньги!”, а он вместо денег вытащил из кармана пистолет.

— Как он выглядел?

— Ужасно — совершенно хищное выражение лица, отрешенный, готовый к убийству взгляд...

— Я спрашиваю про пистолет.

— А... Пистолет был обыкновенный. Только очень большой и блестящий.

— Примерно такой? — вытащил следователь табельный. “Макаров”.

— Нет, с барабаном.

— Значит, револьвер.

Странно, сейчас ходить на дело с револьвером не модно — слишком он громоздкий и слишком долго его перезаряжать. Почему же он выбрал именно его?

На самом деле Иванов оружия не выбирал — выбирал генерал Трофимов, выбирал по единственному и главному критерию — на месте преступления не должны были остаться стреляные гильзы. Тогда подмену пистолета обнаружить будет невозможно, так как пули будут соответствовать оставшимся в барабане гильзам. Именно поэтому он выбрал револьвер.

— Что было дальше? — спросил следователь.

— Он встал... Сейчас, сейчас...

Официант втянул живот, расправил плечи и сделал лицо невозможно суровым, наверное, играя героя американского вестерна. Потом картинно отставил левую ногу назад, вытянул перед собой руки и, глядя на свои указательные пальцы, прицелился. Жалко, у него с собой не было ковбойской шляпы и сигары, а то он выглядел бы еще более эффектно.

— Он поймал их на мушку и стал стрелять. Пах! Пах! Пах!.. — сказал официант. — Стрелять и смеяться.

Час от часу не легче.

— А смеяться-то почему?

— Ну, может, не смеяться, но усмехаться. Примерно так.

Официант усмехнулся примерно так, как должен, по его мнению, усмехаться главный кинозлодей, только что отправивший к праотцам второстепенного положительного героя.

Все это действительно очень смахивало на плохой боевик — ковбой со “смит-и-вессоном” и хищным выражением лица, расстреливающий после распития в салуне пяти бутылок пива свои жертвы и при этом злобно ухмыляющийся.

— А он случайно после в дуло вот так не дул? — поинтересовался следователь, дунув на кончик вытянутого указательного пальца.

— Нет, — серьезно ответил официант.

— Ну тогда несите сюда бутылки, — неожиданно перешел к прозе жизни следователь.

— Какие бутылки?

— Из-под пива, которое выпил подозреваемый. Сможете вы их найти?

— Да, наверное...

Вслед за официантом в подсобку пошел один из криминалистов. А следователь допросил еще нескольких свидетелей.

— Да, выпил четыре или пять бутылок пива...

— Выбежал, остановился возле столба и стал стрелять, удерживая пистолет двумя руками...

— Нет, он был один...

Показания свидетелей подтверждали рассказ официанта.

И картина места происшествия тоже.

— В машине два сгоревших трупа — один на водительском сиденье, другой сзади, — доложили следователю. — И еще один возле стены с пистолетом. Рядом с ним гильзы — по всей видимости, он отстреливался.

Если это кино, то очень реалистичное кино. Следователь снова вызвал официанта.

— Покажите еще раз, как он стрелял. И попросил одного из милиционеров помочь свидетелю, изобразив преступника.

— Встаньте вот сюда, — попросил официант. Милиционер встал.

— Не так, чуть боком. Милиционер повернулся.

— Правую ногу дальше. Выставил ногу.

— Руки вперед.

Милиционер вытащил из кобуры пистолет и взял его двумя руками.

— Так? — спросил следователь.

— Да, так. Только лицо... Лицо должно выражать уверенность и злость.

Милиционер состроил жуткую гримасу.

— Теперь улыбнитесь.

Лицо милиционера перекосила зловещая ухмылка.

— Так?

— Да, теперь похоже.

Следователь отошел на несколько шагов и оценивающе посмотрел на милиционера. Стойка была очень профессиональная.

— Сможешь попасть отсюда в лежащего вон там человека? — спросил следователь милиционера.

— Ну, если у меня будет две-три обоймы... — выразил сомнение милиционер.

— А он попал, — задумчиво сказал следователь. — Причем, если судить по числу выстрелов, последней пулей. Причем стоя под встречными выстрелами. Причем с левой руки.

Это действительно было похоже на голливудский боевик, но следователю почему-то больше не хотелось по этому поводу иронизировать.

— Проверьте вокруг все мусорные баки, урны и подворотни, — приказал он. — Возможно, он бросил оружие.

Милиционеры разбежались по округе и быстро нашли то, что искали. Нашли брошенное преступником оружие.

— Он, видно, хотел его в канализацию спустить, но не смог, тот между прутьев застрял, — радостно докладывал нашедший пакет сержант. — Он там так и торчал.

Следователь, взявшись за ручки, заглянул в пакет. Там действительно было оружие. Был револьвер сорок пятого калибра.

Следователь поднес дуло к лицу и потянул носом воздух. Сильно пахло порохом. Что подтверждало, что из револьвера недавно стреляли.

— Этот? — показал он револьвер свидетелям.

— Этот! — дружно подтвердили все.

Преступление было очевидным. И было невероятным.

Преступник стрелял из мощного оружия, стрелял, как на картинке, не прячась и не опасаясь встречных выстрелов, стрелял с сорока с лишним метров после пяти выпитых им бутылок пива и, судя по всему, ни разу не промахнулся!

Да что же это за Рэмбо такой?!.

Что это за Рэмбо, выяснилось довольно быстро. Выяснилось, когда пришли результаты криминалистических экспертиз.

...Отпечатки пальцев, снятые с изъятых с места происшествия пивных бутылок, принадлежат официанту Самошину, буфетчику Лапину и некоему Иванову Ивану Ивановичу, проходящему по картотеке особо опасных преступников...

...Извлеченные из тел потерпевших пули сорок пятого калибра были выпущены из револьвера системы “магнум” сорок пятого калибра, обнаруженного вблизи места преступления...

...На револьвере “магнум” были обнаружены отпечатки пальцев, идентифицированные как отпечатки пальцев Иванова Ивана Ивановича...

Вызванные в милицию свидетели среди нескольких десятков предъявленных им фотографий выбрали единственную — выбрали ту, где был изображен Иванов Иван Иванович. После чего отказались от ранее данных показаний, сказав, что ничего не видели и что все придумали...

Убийца был установлен, но дело все равно грозило стать стопроцентным “висяком”, потому что убийцей был Иванов. Тот самый, что убил пять потерпевших на Агрономической, четыре на Северной, четырнадцать в Федоровке, пятерых в Германии, больше десятка во Франции...

Который в общей сложности отправил на тот свет шестьдесят пять человек! Вернее, теперь уже больше, потому что плюс водитель сожженной машины — шестьдесят шесть, плюс пытавшийся отстреливаться охранник — шестьдесят семь, плюс объект — шестьдесят восемь... И... очень бы хотелось сказать, что расчет окончен, но только вряд ли он окончен. Потому что это не кто-нибудь — потому что это Иванов!

Глава тридцатая

Большой Начальник изучал материалы уголовного дела. Того самого дела. Заказанного им дела.

Он прочитал протокол осмотра места происшествия, изучил схемы и акты судебно-медицинских, дактилоскопических и баллистических экспертиз, взглянул на фотографии остова машины и останков людей. Фотографии трупов он рассматривал с особым вниманием. Он всегда боялся мертвецов, но всегда интересовался ими. Когда в далеком детстве он жил в деревне под Вологдой, он специально ходил на все похороны и, протиснувшись поближе к гробу, жадно всматривался в лица почивших односельчан. А ночью ему снились кошмары. Теперь он на похороны не ходил, теперь он похороны организовывал. Но когда видел трупы, его охватывало то, детское еще, любопытство и тот, детский, страх.

Большой Начальник пересмотрел фотографии три раза. Вот этот дочерна обугленный кусок мяса он хорошо знал. При жизни знал. Когда-то он вознес его из грязи в князи, а теперь низверг обратно. И вовсе не за двойную игру с акционированием горно-металлургического комбината, как подумают многие. И не за финансовые махинации, которые тот проворачивал, прикрываясь его именем. И даже не за контакты с конкурирующей фирмой... Просто на него выпал жребий. Кто-то все равно должен был погибнуть — он или кто-то другой — не важно.

А все дело в том, что в последнее время Большой Начальник стал терять свои позиции. Нет, внешне ничего не изменилось, внешне все было очень благополучно — он занимал те же самые должности, был вхож в те же самые кабинеты, не слезал с экрана телевизора, а денег так стало даже прибывать. Но дело было не в должностях и наградах, дело было в мелочах, которые для придворной челяди были барометром успешности того или иного чиновника. Его чуть реже стали допускать к трону, менее внимательно слушать, реже цитировать и ставить в пример. А неделю назад в одно из подчиненных ему ведомств пришли аудиторы Счетной палаты для “проведения плановой проверки”. Пять лет не проверяли, а тут вдруг очередь подошла! Может быть, случайно, а может быть, нет.

И сразу же его созданная немереными трудами и деньгами империя зашаталась. Провалились или были отложены “до лучших времен” несколько сделок. Ушел в отставку его человек из Генеральной прокуратуры. Запросились в отпуска сразу несколько его компаньонов. По курилкам и кабинетам поползли слухи о его возможной отставке. Правда, такие слухи и раньше бывали, но сразу прекращались после совместной охоты или неформальной встречи с Самим. Надо бы и теперь организовать охоту или рыбалку. Но до того пресечь разговоры и панические настроения, продемонстрировав свою силу.

Как?

Как уже продемонстрировал... Наказав виновных. По самой верхней планке наказав. И кто стал этим козлом отпущения — не суть важно. Важно, чтобы всем стало страшно. Чтобы все поняли, что с отступниками он церемониться не будет. И еще поняли, раз он не боится идти на крайние меры, значит, все еще в силе!

История крушения империй и история падения сильных мира сего учит, что всякий бунт должен подавляться в самом начале и не уговорами и угрозами, а огнем и мечом. Должен топиться в крови! Даже если это еще не бунт, а лишь настроения...

И первая кровь уже пролилась!

И очень хорошо, что акцию устрашения провел не какой-нибудь безвестный киллер, а Иванов. Это — марка, как раньше Знак качества. Это тот союзник, которого испугаются все.

Большой Начальник закрыл последнюю страницу уголовного дела. И распорядился вызвать к себе следователя. Он занимал достаточно высокий пост, чтобы иметь возможность затребовать, себе любой интересующий его документ и пригласить любого нужного ему человека. Тем более что убили пусть не самого близкого, но все равно очень хорошего его знакомого, о чем все знали.

Следователь прибежал через час, прибежал “на полусогнутых”.

— Вы расследуете это убийство? — спросил Большой Начальник.

— Так точно! — отрапортовал следователь. — Преступник уже установлен. Это некто Иванов Иван Иванович.

— Он был один? — поинтересовался Большой Начальник, стараясь выяснить, что известно следствию.

— Так точно — один. Хотя не исключено, что у него был сообщник среди охраны или обслуживающего персонала гаража, который сообщил ему о выезде потерпевшего.

Эта версия Большого Начальника вполне устраивала.

— Как вы оцениваете степень его профессиональной выучки? — спросил он, интересуясь возможностями Иванова, о которых был наслышан, но в которых хотел убедиться.

— Как самые высокие, — честно ответил следователь. — Он профессионал высочайшей квалификации.

— Почему вы так считаете? — потребовал подробности Большой Начальник.

— Он стрелял с сорока с лишним метров и не промахнулся ни разу. Все пули попали в цель! Так возможно стрелять либо с упора, либо обладая особыми способностями. Мы попытались разыграть сценарий покушения в тире, используя изъятое с места преступления оружие. Из десяти специально отобранных стрелков лишь один смог поразить все цели. Но он мастер спорта международного класса по пулевой стрельбе и чемпион международных полицейских соревнований. К тому же он стрелял в “тепличных” условиях — в тире, ничего не опасаясь и никуда не спеша, имея возможность тщательно прицелиться. Преступник же действовал в боевых — на улице, под встречными выстрелами, при этом даже не пытаясь залечь или спрятаться за какое-нибудь препятствие. При этом он стрелял то с правой, то с левой руки и все равно ни разу не промахнулся.

Следователь явно восхищался способностями убийцы.

— Кроме того, по показаниям свидетелей, он после каждого выстрела усмехался.

— Как усмехался? — не понял, о чем он говорит, Большой Начальник.

— Вот так усмехался, — состроил жутковатую гримасу милиционер. — Стрелял и усмехался.

Большой Начальник живо представил нарисованную следователем картинку — стоящего в полный рост, под градом пуль, Иванова, стреляющего попеременно то с правой, то с левой руки и при этом злобно ухмыляющегося...

— Но, возможно, он улыбался, потому что был нетрезв, — пояснил следователь.

Большой Начальник удивился еще больше.

— Он был пьян?!

— Ну не то чтобы... — замялся милиционер. — Но вообще-то... Дело в том, что за несколько минут до начала акции он выпил пять бутылок темного пива без закуски.

— Он что, алкоголик?

— Вряд ли. Алкоголики так не стреляют. Пять бутылок выпитого пива никак не повлияли на меткость его стрельбы. Это, конечно, удивительно, но это факт.

Это была новость, о которой Большому Начальнику не доложили. Может, алкоголь помогает ему расслабиться? Или убийство людей для него стало такой обыденностью, что он позволяет себе перед этим делом, как перед любовным свиданием, пропустить рюмочку-другую? Но тогда у него действительно железные нервы!

— Вы нашли его? — на всякий случай спросил Большой Начальник.

Следователь потупил взор. Он даже не сказал — найдем. До него было столько следователей, которые искали этого Иванова и не нашли, схлопотав выговора, понижения в должности и инфаркты, что надеяться на удачу глупо.

— Мы приложим все усилия, — невнятно пробормотал следователь, не веря сам себе. Хотя больших усилий прилагать было не нужно, так как человек, который мог подсказать ему, где находится Иванов, был рядом. Но этот человек следователю ничего не сказал — сказал Петру Петровичу.

— Позаботьтесь о том, чтобы заинтересованные лица узнали, что Иванов работает на меня, — распорядился он.

Имена “заинтересованных лиц” Большой Начальник не назвал. Петр Петрович прекрасно знал, кому и что нужно сказать, чтобы об этом узнали все, кому следует знать.

Он молча кивнул и вышел.

Джокер был разыгран, и был разыгран блестяще. Джокер бил всех козырей, бил как куропаток из револьвера сорок пятого калибра.

Джокером в этой игре был Иванов!

Он гарантировал самый высокий КПД испуга. Более подходящей фигуры для задуманной Большим Начальником комбинации в России найти было невозможно. Потому что более авторитетного и удачливого киллера в России не было!

“Теперь никто не дернется, — удовлетворенно думал Большой Начальник. — От Иванова телами телохранителей не прикрыться. Он кого угодно и где угодно достанет. А чтобы они не испытывали напрасных иллюзий, нужно позаботиться о том, чтобы все узнали подробности его биографии. Узнали количество отправленных им на тот свет жертв. И узнали, что он перед тем, как прихлопнуть троих человек так запросто, позволяет себе принять пять бутылочек пива...

Глава тридцать первая

— Ваш приятель нашелся, — сообщил знакомый гражданина Королькова по теннисному клубу радостную весть.

— Какой знакомый? — удивился Папа.

— Тот, кого вы просили найти, — напомнил теннисист, бывший за пределами клуба генералом и заместителем начальника Следственного управления. — Иванов.

Папа напрягся, но вида не подал.

— Где он?

— В России.

— Как в России?! Вы же говорили, что пограничники его не пропустят. Вы же хотели переговорить с их начальством!

— Я переговорил — они обещали, что сделают все от них зависящее. И сделали — провели дополнительный инструктаж, разослали ориентировки... Но он все равно просочился.

— А как же тогда насчет границ, которые на замке? — напомнил Корольков фразу, когда-то произнесенную милицейским начальником.

— Ну, значит, он подобрал к этому замку ключик!

— Каким образом?

— Не знаю. Через пропускные пункты он не проходил, по крайней мере никто на него похожий не проходил.

Иванов был неуловим и был всепроникающ, как радиация. Его не останавливали заборы тюрем и границы государств, его не могли поймать российское МВД, французская полиция и Интерпол. Он проходил сквозь кордоны и облавы, как вода сквозь песок. Он умыл ментов, как, может, никто до него не умывал, но почему-то это не радовало гражданина Королькова по кличке Папа. А наоборот — сильно напрягало.

Иванов был в России, и поэтому чувствовать себя в безопасности он не мог...

— Вы его поймали? — с надеждой спросил Корольков.

— Увы, — развел руками милицейский начальник.

— А почему тогда вы решили, что он вернулся в Россию?

— Потому что он завалил на улице Мичурина трех человек.

— Точно он? — переспросил Папа.

— На орудии преступления были обнаружены его отпечатки пальцев. Кроме того, его опознали свидетели.

— Кого он замочил? — спросил Папа. Генерал назвал фамилию. Незнакомую фамилию.

— Он стрелял там, как ковбой в прериях, — сказал милиционер. — Стоял в рост, как на параде, дырявил потерпевших и ухмылялся.

Да, это было очень похоже на Иванова. Похоже, Иванов вернулся на Родину не для того, чтобы отдыхать.

— Сколько вам нужно денег, чтобы найти его? — поставил вопрос ребром Папа.

— Ну... я не знаю, — замялся милицейский генерал, прикидывая в уме, сколько можно запросить, чтобы не выйти за рамки, но и не продешевить. Но это был тот случай, когда выйти за рамки он не мог, потому что Папа был готов платить больше, чем раньше. Был готов платить любые деньги.

Корольков давно не боялся ментов, не боялся прокуратуры и почти не боялся чекистов. Он стал уважаемым членом общества, купившим себе право на покой. Стоило оно недешево, но в отличие от особняков, “Мерседесов” и телок это был тот товар, за который имело смысл платить. И вот теперь покоя не стало. С Ивановым договориться он не мог. С единственным не мог!

Если он, после того что было, не залег на дно, а рискнул вернуться в Россию, то, значит, ему очень нужно было вернуться. Ну очень!

Зачем?

Вряд ли, чтобы отлежаться и зализать раны — с такими “бабками” зализывать раны можно и где-нибудь на Канарах или Майорке. Он приехал, чтобы убрать бывших своих конкурентов, знавших о партийном золоте. Тех, что ещё по недоразумению остались в живых.

Для чего их убирать теперь, когда он получил доступ к деньгам?

Это как раз просто — чтобы иметь гарантии, что они не проболтаются о происхождении его капиталов. Не стукнут на него в органы. Те три жмура с улицы Мичурина тоже наверняка что-то знали и потому умерли первыми. Но вряд ли последними...

Он рубит хвосты, чтобы не вступать в конфликт с государством, которое может надумать отсудить принадлежавшие партии деньги. Или вернуть силой. С целым государством Иванов не справится, целое государство не зажмуришь. Хотя... Хотя Иванов может...

Откупиться от Иванова было нельзя — он имел денег больше, чем его враги. Напугать — невозможно, он ничего не боялся. Разжалобить — безнадежно, он не знал жалости.

Спастись от Иванова можно было, только упредив Иванова. Только убив его первым.

— Я дам денег столько, сколько нужно, — сказал Папа, видя, что мент менжуется, — сколько нужно для того, чтобы его найти...

Глава тридцать вторая

Большой Начальник встретил Иванова стоя. Встретил как равного себе.

— Я восхищен вашим профессионализмом, — сказал он.

— Да ладно, подумаешь, ерунда какая, — застеснялся Иванов. — Вы попросили — я сделал...

На этот раз Иванов не отнекивался и не пытался списать все на других. На этот раз он был уверен, что это сделал он. Потому что стрелял и видел, что попадал! Собственными глазами видел, как пули разбивали стекла и пробивали отверстия в обшивке.

Он не испытывал чувства вины по поводу того, что отправил на тот свет нескольких человек, он давно уже привык играть роль убийцы и свыкся со своим новым амплуа. Живя последнее время в среде профессионалов, где отношение к смерти совсем иное, чем у обывателей, где допустимо распоряжаться чужими жизнями и рисковать своей, он перестал воспринимать убийство как преступление и как трагедию, а воспринимал как инструмент достижения цели. Он привык к чужим смертям, как привыкают врачи и солдаты.

— Хочу выразить вам свою искреннюю признательность, — поблагодарил Большой Начальник, протягивая пакет.

В пакете были деньги — гонорар за хорошо сделанную работу.

Большой Начальник тоже не испытывал угрызений совести, расплачиваясь за смерть. Он тоже привык оперировать жизнями людей как средством. Большая политика требует больших жертв и приучает относиться к ним легко. Что значит ликвидация одного из мешающих тебе конкурентов, когда можно на совершенно законном основании единым росчерком пера обречь на смерть несколько десятков тысяч своих сограждан, организовав небольшую гражданскую войну. Или не выплатить зарплату половине страны, лишив средств к существованию миллионы. Или поднять цены на лекарства... Чистеньким в таком деле все равно не остаться. Тот, кто хочет остаться чистым, уходит сразу. Остальные принимают условия игры, привыкают мыслить большими категориями — естественной убылью народонаселения, боевыми потерями, демографическими провалами и прочими отвлеченными терминами, которые по сути своей есть смерть...

— Но это еще не все, — сказал Большой Начальник. И улыбнулся. — У меня к вам есть еще одна небольшая просьба...

Просьба была типичная — нужно было ликвидировать одного человечка. На котором шапка загорелась.

После выстрелов на улице Мичурина в империи Большого Начальника начались подвижки — кто-то испугался и стал ластиться к нему, как нашкодившая кошка, доказывая свою любовь и преданность, а кто-то... Кое-кто стал защищаться.

Люди из службы безопасности, те, что квартировали на территории бывшей ракетной базы, доложили, что по двум из отслеживаемых ими адресам началась какая-то интенсивная возня — нанятые бригады строителей надстраивали на полметра заборы, по углам и где только возможно устанавливались видеокамеры и системы сигнализации, заметно увеличилась охрана, объекты резко сократили число деловых встреч и практически перестали выходить из своих ставших похожих на крепости особняков.

Все это свидетельствовало о том, что их рыльца в пушку. Впрочем, это полбеды, потому что у всех в пушку. Гораздо хуже, что они, зная свою вину, не желают нести Хозяину повинные головы и на всякий случай укрепляют свои позиции, готовясь к войне. Они испугались, но они истолковали испуг не в сторону примирения.

Это снова был бунт и был более опасный, чем тот, первый. Тогда дело ограничивалось тихим саботажем, закулисной возней и попытками контактов с конкурентами, а это уже был вызов. Если брошенную перчатку не поднять, то преданные зашатаются, а колеблющиеся побегут.

Вот как все получилось...

Большой Начальник решился на провокацию, которая дала результат, и даже больший, чем он рассчитывал. Опухоль измены, которая разъедала его империю, оказалась больше, чем он предполагал, и, значит, требовалось применение более радикальных методов лечения. Оперативных методов.

Потому что, сказав “А”, нельзя сразу искать “Я”, нужно проговорить еще несколько десятков букв алфавита. Следующей буквой была “Б”...

— Вы согласны? — проникновенно спросил Большой Начальник.

— Ну я не знаю, — замялся было Иванов. Но отступать было поздно. Он уже говорил “да”, раньше говорил и, значит, должен был сказать и теперь.

— Ну хорошо, я попробую...

Глава тридцать третья

По небу летела птичка. Летела в гнездо с дождевым червячком в клюве. Червячок извивался, нарушая центровку, отчего птичке приходилось постоянно “подруливать” крыльями и хвостовым оперением. Что утомляло. Поэтому, пролетая над руинами церкви, птичка спланировала вниз и юркнула в небольшую нишу в кирпичной стене, чтобы немного передохнуть. Здесь ее никто не мог достать...

Экран потух...

“Черт возьми! — выругался про себя “оператор”. — Неужели система слетела?..”

Но ноутбук работал, хотя на экране вместо привычного изображения шевелилось какое-то серое расплывчатое пятно.

Может, камера барахлит?..

Пятно двигалось и подпрыгивало. С такого рода помехами “оператор” дела еще не имел и поэтому идентифицировать их не мог.

Может, это вирус?..

Птичка с червяком развернулась к стене и увидела отблескивающий синевой объектив.

Что это такое? Может, что-то съедобное?

Птичка приблизилась и тюкнула в стекло клювом...

Серое пятно посреди экрана уплотнилось, в его середине проступила какая-то черная точка, и камера дернулась.

Так это же... это же, похоже, птица! Ну точно — птица!

Синее стеклышко было несъедобно, отчего птичка мгновенно утратила к нему интерес.

Вот ведь принесла ее нелегкая! Как будто другого места не нашлось... Теперь, того и гляди, гнездо вить начнет и птенцов высиживать...

И что с ней делать?..

Согнать птицу с места, размахивая руками, крича и бросаясь камнями, “оператор” не мог, так как не имел права высовываться из убежища.

Меж тем обрыв “картинки” составил уже секунд сорок, что будет замечено, будет доложено, и по поводу чего будут сделаны оргвыводы.

Нужно было что-то делать, хотя что можно сделать, если птичка сидит там, а ты здесь!

А что, если?..

“Оператор” вывел на экран панель управления камерой и сдвинул до упора один из виртуальных рычажков...

На высоте двадцати с лишним метров практически неслышно заработал микромоторчик, прокрутил ось, на которую была посажена мелкозубчатая шестерня, шестерня сцепилась с другой шестерней, провернулась, сделав один полный, еще один и еще полоборота. Видеокамера поползла вбок.

Птичка насторожилась, глядя на зашевелившееся стекло.

Объектив дошел до крайнего положения и тут же пополз назад.

Синее стеклышко было живым! И хотя не имело лап, когтей и клыков, все равно могло быть опасным!

Птичка испуганно вспорхнула, выронив из клюва земляного червяка.

На экран вернулась привычная картинка — забор, дорожки, клумбы, домики, КПП. Под поднятый шлагбаум КПП въезжала легковая машина.

“Оператор” сделал “наезд”.

Машина приблизилась. Это была знакомая машина, которая частенько въезжала и частенько выезжала с территории бывшей ракетной части. Это была “дежурная машина”.

За ней следовал огромный, как автобус, джип. Который тоже частенько выезжал с территории части.

Машина объехала часть по периметру и остановилась возле небольшого домика. Но из машины никто не вышел. Не вышел до тех пор, пока рядом не остановился джип.

Разом распахнулись все дверцы. Из джипа выскочили четыре или пять добрых молодцев, которые со всех сторон обступили “дежурку”. Только после этого оттуда вышли люди. Вначале с двух сторон двое таких же молодцов, потом две фигуры чуть пониже и пожиже. Люди из джипа окружили их и повели к крыльцу домика. Судя по всему, те двое были охраняемыми объектами, а обступившие их молодцы охраной.

“Оператор” дал максимально возможное увеличение. Фигуры стали быстро расти и заполнять собой экран. Но рассмотреть объекты было невозможно, так как их постоянно заслоняли и перекрывали головы и плечи охраны. Установленная на церквушке “техника” позволяла снять с расстояния в несколько километров пуговицу на пиджаке, но пока не умела снимать сквозь головы.

“Оператор” снова перешел на “средний план”, чтобы попытаться найти брешь в сомкнутых рядах охраны и “зафиксировать” на мониторе лица. Но “щелей” охрана не допускала. Добры молодцы плотно перекрывали охраняемые объекты, закрывая их от посторонних взглядов.

Приехавшие подошли к домику и столпились возле двери.

“Интересно, как они там все собираются поместиться?” — удивился про себя “оператор”.

Домик был махонький, как типовая деревенская баня — едва ли три на три метра, а визитеров было больше десятка, и каждый как платяной шкаф.

Шедший впереди охранник рванул на себя дверь, и все вошли внутрь. И все как-то вместились — никто обратно не выпал.

“Странно... — подумал про себя “оператор”. — Если это баня, то они там не на полках должны лежать, а друг на дружке, как шпроты в банке...”

Но размышлять о странностях наблюдаемого чужого бытия “оператору” было не по чину — его дело было ловить в объектив любые перемещения на объекте, укрупнять кадры, наводить на резкость и сбрасывать информацию в папки.

Что он и делал.

А те, кому положено было отсматривать и анализировать материал, делали свое.

Стоп...

Перед шлагбаумом замерла машина.

Хорошо знакомая машина с давно установленным номерным знаком. Который ничего не прояснял, так как был записан на двоюродную тетю троюродного племянника ярославского дядюшки — слабоумного ветерана первой отечественной войны, который подтверждал, что дал кому-то какую-то доверенность, но кому и какую совершенно не помнил.

В хвост первой машины пристроился джип, тоже с давно сканированным номером, который так же никуда не привел. Этот номер был хоть и номер, но был липовый, потому что ГАИ не выдавался и ни по каким документам не проходил. Равно как сам джип, который никогда не покупался, границу не пересекал, техосмотры не проходил, но тем не менее преспокойно ездил себе туда-сюда по российским проселкам с регулярностью рейсового автобуса.

Машины одна за другой въехали на охраняемую территорию.

“Просмотрщик” отмотал несколько десятков пустых кадров, отчего машины резко набрали от КПП скорость и понеслись, как болиды “Формулы-1”.

Теперь замедление...

Машины остановились возле неприметного домика, по поводу которого у “просмотрщиков” тоже были вопросы. Потому что домик при своих скромных размерах был безразмерный и был способен вместить десятки жильцов, которые оставались в нем часами, а то и днями.

Из машин вышли люди. Вышли очень неудачно, окружив и перекрыв собой две выбравшиеся с заднего сиденья первой машины фигуры.

Интересно, от кого они их загораживают?

От взглядов камер?..

Нет, вряд ли. Обнаружить слежку, ведущуюся на таком расстоянии, не зная о ней, невозможно.

Но тем не менее они их явно страхуют! Причем внутри охраняемой, куда никто посторонний попасть не может, территории.

Неужели от своих охраняют? Вернее, закрывают. Закрывают, чтобы никто их не мог увидеть и узнать...

Это предположение имело смысл проверить.

На еще одном, соседнем компьютере “Просмотрщик” отсмотрел второй доставленный ему сидиром. Второй диск хранил видеоизображение, снятое второй, закрепленной на колокольне церкви камерой. Вторая камера работала на общих планах — то есть сканировала всю территорию объекта, фиксируя любые перемещения.

“Просмотрщик” отмотал изображение до нужного времени. Снова увидел две миновавшие КПП машины, но теперь на них внимания не обращал, а обращал на территорию бывшей ракетной части.

Нет, никаких перемещений. Никто ниоткуда не выходил, никуда не шел и из окон не высовывался.

Интересно, так было всегда?

“Просмотрщик” перебрал архивы и нашел интересующий его диск. Дело в том, что машины к этому домику подъезжали не в первый раз. В третий или в четвертый раз. И каждый раз картина была та же самая — здоровенные охранники выпрыгивали из джипа и вставали живой стеной, загораживая квадратными спинами привезенных пассажиров.

Но вопрос сейчас не в них, вопрос в том, что происходило вокруг.

“Просмотрщик” нашел диск, вставил его в дисковод и нашел нужный эпизод.

Знакомые машины затормозили возле шлагбаума, въехали внутрь и остановились возле домика.

И снова никого! Ни единой живой души, хотя до того и после того были отмечены довольно оживленные перемещения.

Отсюда можно сделать вывод, что территорию заранее очищают от посторонних глаз, запрещая выход из домиков и любые внутренние передвижения.

А раз так, то привозят не просто гостей, а важных гостей, доступ к телам которых разрешен лишь ограниченному числу охранников.

Так?

Так!

Интересно знать, что это за люди, которых не должны видеть даже свои?

“Просмотрщик” снова вернулся к последнему диску.

Плотная и очень грамотно выстроенная “толпа” из охранников и гостей поднялась на крыльцо.

Еще раз, но теперь медленней.

Толпа, еле переставляя ноги, поплыла по экрану. “Просмотрщик” пытался поймать кадр, где можно было бы рассмотреть лица гостей. Но видел лишь спины и затылки.

Еще раз...

Теперь он цедил видеоизображение буквально по кадрам.

Пожалуй, этот.

Здесь один из гостей на долю секунды выглянул из-за спины охранника, но из-за плохого освещения, а еще более из-за Скорости передвижения его лицо “смазалось”. Никаких отдельных черт разобрать было невозможно.

Разве только общий абрис лица?

“Просмотрщик” перетащил выбранный кадр в фоторедактор и попытался “реанимировать” его. Он менял масштаб, контраст, тональность изображения...

Но ничего путного добиться так и не смог. Лицо не желало выстраиваться, оставаясь размытым и размазанным по поверхности экрана бесформенным пятном.

Впрочем, какую-то информацию это пятно все-таки несло.

Например, более светлая верхняя треть изображения позволяла рассчитать и смоделировать форму и величину лба. Нижний абрис — определить овал подбородка. Расположение теней — рассчитать общий контур ушей и глазниц...

Немного, но хоть что-то.

“Просмотрщик” вывел портрет на принтер и описал его, отметив, что для проведения опознания имеющегося в распоряжении видеоматериала будет недостаточно.

Закрыл и опечатал конверт и передал его по инстанции.

Передал аналитикам.

Аналитики, обрабатывавшие весь объем поступавшей из различных источников информации, вскрыли конверт, отсмотрели очередную порцию видеофрагментов и сделали соответствующие выводы.

Аналитики считали, что небольшое строение, к которому периодически подъезжают машины, в которое заходят и из которого выходят люди, на самом деде не является самостоятельным помещением, а выполняет роль замаскированного входа в какое-то другое, скрытое от глаз сооружение, вполне вероятно, что в подземный бункер. В доказательство чего привели таблицу времени входа и выхода из строения людей, которая сильно напоминала график смены часовых. И приложили схему типового проекта ракетной пусковой войск стратегического назначения, на которой в том самом месте, где стояло искомое строение, располагался спуск, ведущий в тоннель командного пункта.

Из чего следовало, что данное строение на отслеживаемой территории можно признать наиболее интересным и перспективным. Что косвенно подтверждалось тем, что из всех обслуживающих “базу” работников туда имели доступ лишь полтора десятка постоянно друг друга сменяющих людей. И что никого из периодически наезжающих гостей туда не водят.

Кроме редких исключений. К числу которых можно отнести визит трех до сих пор не установленных лиц, приезд которых на территорию базы сопровождается принятием особых мер безопасности.

Отсюда напрашивается вывод об их особой значимости. И в связи с этим о необходимости получения дополнительной визуальной или иной информации, которая позволит идентифицировать их личности.

Но это уже было не их умов дело. Не аналитиков. Их — обрабатывать полученную информацию, увязывать с полученной ранее, сравнивать и делать выводы. А как поймать в объектив лица неизвестных визитеров, которые не желают туда попадать, пусть у других голова болит...

Свое дело аналитики сделали — на территории секретной базы вычислили особо секретную зону, появление возле которой неизвестных лиц автоматически причисляло их к разряду наиболее перспективных фигурантов, на установлении их личностей имело смысл сосредоточить особое внимание.

Погоня вывела охотников на логово. Теперь лишь осталось узнать, что за зверь там хоронится, поднять его с лежки и...

Глава тридцать четвертая

Все были на месте, так что можно было начинать.

— Нам поручили важное дело! — сказал Иван Иванович своим подчиненным. Его подчиненными были генерал и майор. Генерал Трофимов и майор Проскурин. — Нам нужно... ну это, прибирать, что ли?..

Генерал с майором ухмыльнулись. Про себя.

— То есть я хотел сказать “почистить”. Да — почистить! Нам — почистить...

Не нам, а вам, хотел было сказать майор Проскурин, но промолчал, потому что начальникам, согласно Уставу, перечить нельзя.

— Какие у вас предложения?

Командир из Иванова был не очень — как из поноса пуля. Он не знал, как держать себя, как говорить и что говорить. Ну ничего, не боги горшки обжигают. Это дело наживное.

— Ну чего теперь делать-то будем? — почти жалостливо спросил Иванов.

— Обычно первым свои предложения высказывает вышестоящий командир, — заметил майор Проскурин.

— Я, что ли? — переспросил Иванов.

— Так точно — вы. У вас есть какой-нибудь план?

— План?.. Ну да, конечно, есть, — довольно бодро ответил Иванов.

Генерал с майором с большим интересом приготовились слушать.

— План будет такой... Надо найти там рядом кафе или ресторан и посадить того, кто это будет делать, за крайний столик. Когда этот, ну как его... объект будет выезжать из гаража, надо будет позвонить по телефону... Только очень важно, чтобы он заранее заплатил официанту! — отметил Иванов, подняв вверх указательный палец. И добавил слышанную им в каком-то военном кинофильме фразу: — Обращаю на это ваше особое внимание!

Генерал с майором ошалело переглянулись. Они никак не могли понять, то ли их новый начальник издевается над ними, то ли говорит всерьез...

— Но там нет поблизости кафе, — сказал майор Проскурин.

— Как нет? — расстроился Иванов.

— Там вокруг жилые дома. Кроме того, у него несколько машин, которые выезжают одновременно, так, чтобы нельзя было узнать, в какой он находится в данный момент.

— А что же тогда делать? — совершенно растерялся Иванов.

— Наблюдать за домом и подходами, собирать информацию о привычках, контактах и маршрутах объекта и его близких, искать среди охраны и прислуги потенциальных информаторов, — изложил майор типичный набор первоочередных действий. — А главное, думать.

— Ну хорошо, я согласен — думайте, — согласился Иванов.

— А почему мы, а не вы? — не удержавшись, спросил генерал Трофимов.

— Ну вы же мои подчиненные... — промямлил Иванов. Вот гад!

— А если мы откажемся? — спросил генерал.

— Тогда я... Тогда я скажу, что вы не хотите выполнить мой приказ, — ответил Иванов — И что мы из-за вас ничего не сделаем!

Это был удар ниже пояса. Жалобы Петру Петровичу могли выйти боком. Еще каким боком!..

Генерал стиснул зубы.

Быстро он привыкает к своей новой роли. Если так дальше пойдет, то он скоро станет гонять их по плацу, как новобранцев, обучая строевой подготовке!..

— Хорошо, мы попробуем что-нибудь придумать, — пообещал генерал.

Но Иванову не понравилось, что он сказал. Не понравилось слово “попробуем”. Он действительно быстро вживался в роль командира.

— Что значит “попробуем”? — возмутился он, — Я обещал все сделать через неделю!

— Но это нереальные сроки, — возразил генерал.

— Как нереальные? — начал свирепеть Иванов. — Я же обещал! Значит, надо сделать! Меня, когда на аварии вызывали котлы чинить, не спрашивали, сколько я хочу их делать!..

— Ну хорошо, — сдался генерал. — Через неделю.

Но Иванову этого уже было мало.

— Как нужно говорить в армии, когда вы согласны? — вдруг спросил он.

— В армии? — удивился генерал. — Нужно говорить — есть!..

— Ну вот и говорите, — потребовал Иванов. И, видно, снова вспомнил какой-то фильм. — Совсем распустились тут... в тылу!

Обалдевшие генерал Трофимов и майор Проскурин глядели на не на шутку разбушевавшегося Иванова и только диву давались — откуда что берется.

— Будете докладывать каждый день лично мне!.. Да, кажется, это была киноэпопея “Освобождение”.

— Мы должны выполнить приказ любой ценой!..

А Иванов говорил, по всей видимости, за маршала Жукова.

— Я не позволю вам сорвать операцию! Вы мне головой ответите...

Подчиненные невольно подобрались. Дальше шли слова про трибунал, Ставку, Сталина и про то, что позади Москва. Эти слова были не в тему, и Иванов скис.

— У меня все, — произнес он заключительную цитату из Жукова. — Все свободны.

— Разрешите идти? — четко проговаривая слова, спросил генерал Трофимов.

— Что? Ах да, идите.

— Есть! — одновременно сказали генерал с майором.

А про себя сказали... Про себя такое сказали!.. Ну Иванов!.. Чтоб этого Иванова!..

Глава тридцать пятая

Юрий Антонович пил горькую. Он тоже узнал про Иванова. Узнал, что Иванов в России и что пристрелил на улице Мичурина трех человек.

Но Юрия Антоновича меньше всего волновали те три покойника. Ему не было дела до других, его волновала его судьба! Он не верил в то, что Иванов вернулся в Россию просто так, он был уверен, что тот вернулся за ним! Именно за ним!

А раз так, то его дни сочтены!

Ну как тут не запить?

И он запил. Начал с дорогих французских коньяков, кончил водкой из ближайших ларьков, за которой бегали люди из его охраны. Потому что не все ли равно, что пить, если пить не для поддержания знакомства или веселья, а чтобы забыться!

— Давай сбегай по-быстрому к остановке, — будил он в два часа ночи кого-нибудь из челяди.

— А что покупать?

— Что угодно, лишь бы покрепче. И “спикере” какой-нибудь.

Юрию Антоновичу приносили очередную бутылку, он сковыривал пробку и глотал крепленую муть прямо из горла, закусывая высохшим от старости батончиком.

— Чего это он? — удивлялась его охрана. — Совсем крыша поехала! Если так приспичило выпить, мог бы в ночной клуб съездить. При таких-то деньжищах!

Слугам было трудно понять барина, дующего из горла сомнительного происхождения пойло. Они не понимали, что он пьет не для кайфа, а для анестезии сознания.

Но водка помогала плохо. Водка не избавляла от страха. От гипнотического страха, который испытывает травоядное животное перед питающимся ею хищником. Иванов в этой пищевой цепочке был хищником, Юрий Антонович — жертвой.

— Давай сбегай еще, — просил он. — И вот что еще, притащи сюда девочек. Только не одну, а много.

Юрий Антонович надеялся заглушить мешающий ему жить инстинкт самосохранения другим, не менее сильным инстинктом — инстинктом размножения.

— Да где же я их возьму в такое время? — удивлялся охранник.

— Где хочешь, там и возьмешь? А если не найдешь, то я тебя вместо них!

От в дым пьяного и, кажется, свихнувшегося хозяина можно было ожидать чего угодно. Можно было ожидать и того, что он начнет пользовать охрану как проституток.

— Хорошо, сделаю.

По-быстрому найденные девочки были примерно такими же, как купленная в ближайшем киоске водка, — сомнительного происхождения.

— Здравствуйте, девочки! — радостно приветствовал их еле стоящий на ногах владелец особняка. И сразу лез целоваться.

Девочки визжали и для порядку, но так, чтобы не уронить качающегося кавалера, отбивались.

— И-дем-те в спальню, — предлагал Юрий Антонович.

И, как ему казалось, тащил девиц за собой. Хотя на самом деле его несли, подхватив под руки, они.

В спальне он быстро, как водку из горла, употреблял девиц по назначению и засыпал.

Но скоро просыпался. От страха просыпался. Потому что ему снился Иванов, который хватал его за горло и душил. Или гнался за ним с окровавленным топором, а Юрий Антонович никак не мог от него убежать, потому что его ноги приклеивались к полу...

Он просыпался и долго лежал среди обложивших его голых девиц, не в силах прийти в себя от только что виденного кошмара.

Инстинкт самосохранения был сильнее желания продолжить свой род.

— Гоните их к чертовой матери! — приказывал он охране. — И принесите водки.

Испуганных девиц выставляли вон, всучив пару сотен долларов. И бежали в ларек...

Но однажды на Юрия Антоновича снизошло озарение. В туалете снизошло, когда он стоял на коленях перед унитазом. То ли водка в этот раз попалась уж совсем “левая”, то ли он допился до такой степени, что организм перестал принимать алкоголь, но только ему стало плохо. Так плохо, что не передать. Он то сидел на импортном за штуку баксов санфаянсе, то стоял перед ним. А потом снова сидел.

Испуганная охрана вызвала “Скорую помощь”. Страдальцу промыли желудок и поставили капельницу.

— Я буду жить? — тихо спросил перепивший пациент.

— Нет, если будете продолжать в том же роде, — щелкнул себя по шее пальцем врач.

Умирать от водки было менее обидно, чем от рук Иванова, но могло случиться раньше, чем если от рук.

— У вас что, горе какое-то случилось? — спросил врач.

— Случилось, — кивнул белый как смерть пациент. — Вернее, должно случиться.

— Ну так развейтесь — в театр сходите, съездите куда-нибудь. Все лучше, чем пить, — посоветовал врач.

Съездить...

А может, действительно съездить?.. Вернее, уехать отсюда к чертовой матери! Совсем! Сбежать куда-нибудь на далекие острова, жениться на аборигенке и заделаться местным жителем. Хрен он тогда где его найдет!

Конечно, бизнес... Если уехать отсюда больше чем на месяц, то бизнес начнет хиреть, быстро сойдет на нет, и он станет таким же, каким был несколько лет тому назад, — станет нищим... Управлять делами оттуда невозможно, так как конъюнктура рынка постоянно меняется. Перепоручить их кому-нибудь другому — то же самое, что бросить. Все разворуют, а что не смогут — пустят по ветру. Нет, настоящий бизнес возможен только там, где ты находишься.

Именно поэтому он никогда не думал о бегстве.

Но то было раньше. Когда он еще не знал, кто такой Иванов, и не знал о партийном золоте. А теперь...

Теперь он знает, на что способен Иванов, и знает, что он в России...

Так, может, дьявол с ним, с делом! Жизнь дороже денег! В конце концов можно работать таксистом где-нибудь в Бразилии. Лучше быть там таксистом, чем здесь покойником!

Может, так?

Юрий Антонович приободрился.

Что это он нюни распустил? Не все еще потеряно, особенно если выбирать не Европу, а какую-нибудь африканскую или южноамериканскую глушь. В Европе Иванов его найдет — вон он как во Франции резвился, — а вот дальше пусть попробует.

Только надо уходить быстро и тихо, никак не выдавая своих намерений. Магазины, склады, производство продать, конечно, не удастся, придется бросить. Дома, квартиры, машины тоже. Продажа фондов, недвижимости и дорогих вещей может выдать его с потрохами. То есть большая часть нажитого пропадет.

Сколько у него есть свободной наличности?..

Тысяч сто пятьдесят — двести? То есть практически ничего. Для жизни там ничего.

То есть, значит, все-таки таксистом...

Но если срываться не завтра, то можно попытаться вытащить из дела часть оборотного капитала, перевести его в какой-нибудь зарубежный банк или наличность и...

Юрий Антонович нашел выход. Точно такой, какой находят травоядные животные, учуявшие вышедшего на охоту хищника. Он собрался бежать — куда угодно, лишь бы подальше от острых зубов идущего за ним по пятам зверя!..

Но Юрий Антонович, кроме того, что был “травоядной жертвой”, был еще бизнесменом и поэтому, пускаясь наутек, пытался прихватить с собой деньги. Безусловный рефлекс — сохранение жизни — оказался слабее вновь приобретенного условного рефлекса — желания спасти свои деньги.

Заяц-русак, олень, степной суслик на его месте спасались бы бегством, не думая ни о чем другом! Спасались бы как есть, налегке, не пытаясь тащить за собой гнездо, лежку или корм. Бежали бы без оглядки...

Юрий Антонович не побежал без оглядки. Он побежал с оглядкой.

На чем и сгорел...

Глава тридцать шестая

На полу стоял большой деревянный ящик. В ящике был насыпан мелкий, хорошо просеянный песок. Причем насыпан неравномерно, где-то холмиками, где-то ямками. На холмиках и в ямках тоже стояли склеенные из картона домики. Очень похожие на настоящие домики, потому что с дверями, крылечками и небольшими, затянутыми целлофаном оконцами. Дома были окружены сделанными из выструганных палочек изгородями и воткнутыми в песок веточками, которые должны были изображать кусты и деревья. От одного бортика ящика к другому шла выложенная пластмассовыми квадратиками дорога. Вдоль нее вертикально стояли вбитые “в грунт” карандаши, изображавшие осветительные фонари. И были две ярко раскрашенные будочки автобусных остановок.

Конечно, весь этот огород можно было не городить, а просто развернуть на полу карту-десятиметровку, составленную на базе сделанного с высоты километра аэрофотоснимка. Ну или создать на компьютере трехмерную модель местности. Но заказчик плохо ориентировался в картах и не жаловал компьютеров. Ему желательно было все увидеть как есть, в максимально приближенном к натуральному виде. Для чего пришлось колотить ящики, таскать песок и резать картон.

— Вот здесь объект и обитает, — сказал майор Проскурин.

— Здорово! — восхитился Иванов, в котором на мгновение проснулся ребенок. — А двери открываются?

— Нет, двери не открываются, — ответил слегка удивленный вопросом майор.

Иванов наклонился над макетом, рассматривая и трогая пальчиком домики, заборчики и деревца. Все было сделано очень здорово, а главное, абсолютно соответствовало масштабом и деталями оригиналу. Чего Иванов не оценил.

— Это дом объекта, — ткнул в один из домов длинной указкой майор Проскурин. — Три этажа плюс подземный гараж. Пустых домов в округе нет — все заселены, в каждом дворе собака, охрана и видеокамеры. Теперь подъезды...

Майор поставил на дорогу игрушечную машинку.

Иванов был в восторге.

Машинка поехала по дороге, огибая дома, на секунду замерла возле ворот, майор раскрыл пластмассовые створки, и машина вкатилась во двор.

Иванов чуть в ладошки не захлопал.

Ну угодили работнички начальству! Просто от души!

— Теперь посмотрим местность в другом масштабе.

Второй макет стоял рядом с первым. Но второй макет был выполнен в более крупном масштабе — один к тридцати. На нем был всего один дом, склеенный настолько реалистично, что на окнах был виден даже переплет рам.

— Дом огорожен двойным забором, — показал майор. — Первый бетонный, высотой два с половиной метра, второй — дощатый, с пропущенной по верху колючей проволокой.

— Здесь, здесь, здесь и здесь, — начал тыкать указкой в забор майор, — установлены видеокамеры. Ну, естественно, сигнализация, охрана... В общем, все как положено.

— Перехватить объект на маршруте возможным не представляется, Я уже сообщал, что машин выезжает несколько, выезжают из подземного гаража, так что увидеть, кто в них сел, невозможно, причем иногда они идут порожними, то есть без объекта.

Майор еще раз показал маршрут движения кортежа.

— Стрелять через окна невозможно, все они забраны жалюзи, часть стекол пуленепробиваемые...

— А что же делать? — растерянно спросил Иванов.

— Мы рассмотрели все возможные варианты, реалистичным представляется один.

Майор быстро взглянул на генерала Трофимова. Тот кивнул.

Майор достал еще одну детскую игрушку — небольшую модель самолета.

— Подлет производится в зависимости от направления ветра с юго-востока или севера, — сказал майор.

Майор поднял вверх руку с самолетиком и, “полетев” от самой двери, стал опускать руку, идя на снижение.

Иванов удивленно хлопал глазами.

— Сброс исполнителя происходит с высоты шестьсот пятьдесят — семьсот метров. Примерно вот здесь.

Самолетик завис над макетом поселка. Майор взял в левую руку маленькую куклу, пронес ее над поселком и поставил на дом.

— Приземление производится непосредственно на крышу дома. Крыша плоская, размером пятнадцать на тридцать метров, без антенн и пересекающих ее проводов, что позволяет справиться с этой задачей даже не очень опытному парашютисту. Купол парашюта будет выкрашен в черный цвет, чтобы не привлекать внимание охраны. Таким образом мы сможем легко миновать заборы, сигнализацию и охрану.

Это было красиво. Было как в кино.

— Здесь расположен люк на крышу, через который можно попасть на третий этаж дома.

Майор показал фотографию люка, снятую откуда-то сверху, с обведенной ручкой замочной скважиной.

— Мы установили “сорт” замка, поэтому его можно будет открыть с помощью отмычек. Если это по тем или иным причинам не получится, например, если изнутри люк будет закрыт на засов, можно будет попасть во внутренний двор, вырезав одно из стекол оранжереи.

Майор показал на небольшой, отблескивающий натянутым целлофаном купол посредине крыши.

— Спустившись на веревках вниз, нужно будет пройти по третьему этажу до лестницы...

Майор наклонился над макетом и снял с дома крышу, открыв взгляду внутренний макет третьего этажа.

— Эти и эти комнаты, — ткнул майор указкой, — обычно пустуют. В крайних проживает обслуга, но они в этот момент будут спать. По лестнице нужно будет спуститься на второй этаж...

Майор снял с дома и отложил в сторону третий этаж, открыв доступ ко второму.

— Вот здесь расположен пост охраны. Если там никого не будет, то нужно будет пройти по коридору в левое крыло здания...

— А если будут? — спросил Иванов.

— Если на посту будет охрана, то она зачищается и далее исполнитель действует, как если бы ее не было. То есть проходит в левое крыло, где расположены кабинет и спальня объекта. Окна их выходят во двор, но свет в помещениях лучше все-таки не включать. На этот случай у исполнителя будут приборы ночного видения. Далее он проникает в спальню, зачищает объект, убеждается, что тот мертв, и спускается вот по этой лестнице в гараж, где садится в одну из машин. Ключи он находит непосредственно в гараже либо в одежде объекта или использует отмычки. После чего выезжает во двор, таранит ворота и едет по улице вот до этого места и сворачивает на грунтовую дорогу, где в ста метрах от поворота его будет ждать наша машина. Вот так примерно все это будет выглядеть. Ну как?

— Здорово! — восхитился Иванов. — А кто все это будет делать?

— Как кто? — удивился майор Проскурин. — Вы...

— Я? — ахнул Иванов. — Да вы что?! Там же самолет!.. Там прыгать надо! А я не умею с парашютом!

— Мы это предусмотрели. Вы пройдете ускоренную парашютную подготовку, включающую тридцать учебных прыжков.

— Тридцать! — побелел Иванов. — Ни за что! Я высоты боюсь.

— Но там не будет высоко — всего шестьсот пятьдесят метров, — успокоил его майор.

— Все равно — нет! Я не буду прыгать! Я не могу!

— А кто же будет? — задал резонный вопрос генерал Трофимов.

— Ну я не знаю... — пожал плечами Иванов. — Вы...

— Но план разработан под вас, — напомнил майор Проскурин. — “Кто-нибудь еще” такое сделать не сможет!

— Я тоже не смогу... Я не имею права!

— Почему? — удивились генерал с майором.

— Потому что я... — пытался Иванов найти какую-нибудь позволяющую ему не прыгать с самолета причину. — Потому что я командир! Я этот... главный! Я должен сберечь себя для следующих операций!

Во дает!

— И все!.. И не уговаривайте меня! Будете прыгать сами. Можете считать это приказом. Моим!

Генерал Трофимов и майор Проскурин угодили в ловушку, которую они столь любовно готовили другому.

— А если вы откажетесь, то я скажу Петру Петровичу, что вы сорвали придуманный мною план, и вас это... вас накажут! — с угрозой сказал Иванов, притопнув ножкой.

— Это какой план? — удивился генерал, потому что ничего такого Иванов не говорил.

— План, как попасть к нему в дом, — показал Иванов пальцем на макет дома объекта.

— И как вы предлагаете туда попасть? — поинтересовался генерал.

— Я?.. А я с самолета на парашюте предлагаю! — выпалил Иванов.

Мышеловка захлопнулась. Вернее, генерале— и майороловка. Формально Иванов был прав — формально план операции был придуман по его просьбе, его подчиненными и одобрен им, как вышестоящим начальником. После чего план становился руководством к действию, и командир имел право требовать его исполнения с подчиненных.

— Но это невозможно, — попытался возразить генерал Трофимов. — Мы вряд ли сможем выполнить такой приказ.

— Ну тогда найдите кого-нибудь. Почему я должен за вас думать?

— Но...

— Вы это... не возражайте. Вы лучше повторите приказ, — снова вспомнил Иванов какой-то военный фильм.

— Есть найти исполнителя для проведения акции, — повторил генерал.

— Ну вот и ищите! — прикрикнул Иванов. — Вам приказали — вы делайте...

Генерал Трофимов и майор Проскурин готовы были разорвать Иванова, но вынуждены были стоять навытяжку. Лучше бы они его раньше втихушку удавили!..

— И не говорите мне больше так, — выговаривал им Иванов. — Распустились тут в тыл...

Нет, это он уже, кажется, говорил. Нужно что-то другое...

А... вспомнил.

— Я вас под трибунал!.. В штрафную роту — рядовыми! — вспомнил-таки Иванов подходящую цитату. — Мы должны оправдать оказанное нам высокое доверие...

Нет, впрочем, это не оттуда, но из какого-то другого фильма... Надо что-то другое... Ага!..

— Как стоите! — гаркнул Иванов.

Генерал с майором совсем растерялись. Во дает Иванов! Раньше из себя гражданского тихоню строил — мямлил, сопли жевал. А тут так раскомандовался, как будто всю жизнь в армии!..

А может, и всю жизнь!.. Кто его знает. Может, у него не сейчас командный голос прорезался, может, он всегда был!..

— Смирно! — скомандовал вошедший во вкус Иванов.

Но генерал Трофимов и майор Проскурин и так стояли по стойке “смирно”. Смирнее было уже некуда.

— Дисциплина есть основа армии!.. Пуля дура, штык молодец!.. Приказы командира не обсуждаются!.. — повторил Иванов все, что знал из военной жизни.

Генерал с майором моргали глазами. Они, может быть, не моргали бы, но за Ивановым стоял Петр Петрович со своими держимордами и упрятанные в далекий дом отдыха жены и дети.

— Да я вас!..

На чем все цитаты исчерпались. Кроме одной, самой последней.

— Не слышу ответа! — процитировал Иванов какого-то грозного кинематографического военачальника.

А какой может быть ответ, если не было никакого вопроса? Но генерал Трофимов и майор Проскурин не один год прослужили в армии и знали, как надо отвечать, когда не знаешь, что отвечать.

— Так точно! Виноваты! Будет исполнено! — отрапортовали они универсальной в вооруженных силах формулировкой. — Разрешите быть свободными?

Иванов разрешил. Все-таки он был не очень строгим начальником. И был отходчивым начальником. Он провинившихся подчиненных даже в штрафную роту не сослал...

— Ладно, идите.

Генерал Трофимов и майор Проскурин уже привычно развернулись на каблуках и пошли к выходу.

Сделаем, куда деваться... Сделаем! Но только так сделаем, что не обрадуешься. Но и не подкопаешься...

Глава тридцать седьмая

В гостинице “Славянская”, на четвертом этаже, там, где снимали номера французские тележурналисты, царил легкий переполох. Полуодетые французы выбегали из своих номеров и врывались в соседние апартаменты.

— Ты слышал?.. Ты уже слышал? — кричал какой-нибудь Пьер своему коллеге по работе. — Иванов нашелся! Иванов здесь, в России!

— Да уже знаю! — так же возбужденно орал в ответ Жан или Жак. — И он снова убивает! Он убил трех человек!

Боже мой, какая радость!

Ну то есть, конечно, не радость, потому что убиение людей не может быть поводом для веселья, но сам факт... Сам факт появления Иванова был очень кстати.

Творческая группа французских телевизионщиков хорошо поработала в России, накопав массу неизвестных на Западе фактов о деяниях Иванова, совершенных на Родине, взяв полтора десятка интервью и забив несколько кассет панорамами мест преступлений.

Материала было много, даже слишком много. Но не хватало какой-то изюминки, чего-нибудь такого, что могло расшевелить зрителя, пощекотать ему нервы. И вот она, кажется, появилась...

— Надо найти русского следователя, который давал нам интервью. Старкова. Он, кажется, говорил, что Иванов проявит себя. Он оказался прав!..

Старкова нашли и поставили перед объективом видеокамеры.

— В прошлый раз вы сказали, что Иванов обязательно должен совершить новое преступление. И скоро совершить.

— Говорил, — согласился Старков.

— Вы оказались правы! Он убил трех человек!

— Конечно, прав, — не стал скромничать Старков. — Я хорошо знаю его. Я настроился на него. Иванов не может не убивать, он — идеальная машина, созданная для убийства. Это его призвание, его работа, его хобби. Вряд ли он переключится на разведение гладиолусов или кулинарию.

Французы дружно засмеялись.

— Что вы можете сказать о его новом преступлении?..

Теперь Старков знал, что от него хотят услышать французские киношники. Им необходимо продолжение интриги. Им требуется многоточие.

— Да, он убил еще трех человек, — кивнул в объектив видеокамеры отечественный Шерлок Холмс. — Но три жертвы — это, смею вас заверить, немного. Это не масштаб Иванова. Что такое три трупа для преступника его уровня — так, семечки. Я расследовал не одно совершенное им преступление и могу со всей ответственностью заявить, что это преступление не более чем разминка перед чем-нибудь более серьезным. Как настоящий профессионал, он понимает, что тот, кто хочет оставаться в форме, должен тренироваться. Как пианист, который каждый день должен играть гаммы. Как балерина, которая, если не постоит у станка хотя бы три дня, не сможет исполнить сложный пируэт...

Поучаствовав в двух десятках телевизионных и радиошоу, бывший следователь-“важняк” Старков насобачился говорить красиво.

— Так вы хотите сказать, что убийство трех человек для него лишь тренировка? — поразились французы.

— Именно так, — кивнул Старков, — Для того чтобы не разучиться играть, надо играть. Для того чтобы не разучиться убивать, надо убивать! Именно поэтому он берется за выполнение столь простеньких заказов. Он поддерживает себя в форме!

Это было сказано здорово — убивать людей ради того, чтобы не разучиться их убивать. Это французам понравилось.

— Уверен, что это дело было для него проходным. И не сегодня завтра мы услышим о нем снова, — уверенно заявил Старков. — Голову даю на отсечение.

Последняя фраза вызвала новый всплеск оживления. Шутки про отсечение головы во Франции всегда имели успех.

— То есть вы думаете, что он не станет прятаться после этого убийства и что он пойдет на новое преступление? — все же переспросили французы, чтобы усилить концовку интервью.

— Я не думаю — я знаю, — заверил их бывший следователь-“важняк”. — Он вышел на охоту, и, значит, никто не может себя чувствовать в безопасности. Не вы, не я — никто! Иванов на свободе, Иванов среди нас. Рядом с нами. Может быть, именно в эту минуту он выбирает очередную жертву. Вернее, несколько жертв. Потому что одной ему будет мало. И трех — мало! Матерый волк никогда не убивает одного барана, даже когда ему нужен для утоления голода только один баран, — матерый волк режет целое стадо!..

Французы выключили камеру и зааплодировали. Это было именно то, что нужно. Что нужно для успеха фильма — хищник вышел на охоту, хищник ищет новые жертвы. Продолжение следует!..

И если так получится, что Старков окажется прав и на этот раз!..

Глава тридцать восьмая

Иванов сидел в кабине легкомоторного спортивного самолета. Во второй кабине, где обычно помещался инструктор.

На Иванове был надет черный комбинезон и такого же цвета жилет с множеством карманов. Туловище и ноги Иванова были перехвачены парашютной сбруей. На спине закреплен парашют.

— До места осталось пять минут, — сообщил пилот.

Под крылом была темнота, в которой то здесь, то там светились россыпи электрических огней. Но они не могли разогнать мрак безлунной ночи. Генерал Трофимов и майор Проскурин учли в том числе и это — в том числе и астрономические предпосылки, выбрав для проведения операции ночь новолуния.

Самолет взлетел со спортивной базы и находился в воздухе уже более получаса. Но теперь пошел на снижение.

— Вон они, ваши огни, — сказал пилот. — Впереди, прямо по курсу.

Огни впереди образовывали правильные геометрические фигуры, в большинстве своем квадраты и прямоугольники. Это были освещенные фонарями заборы. Нужный квадрат был крайним слева.

— Минута! — предупредил пилот. Иванов сдвинул фонарь кабины и, повернувшись набок, полез грудью на бортик.

— Не надо, можете не выбираться, — остановил его пилот. — Я вас сам сброшу. Только не забудьте отстегнуть связь.

Иванов нащупал провод, идущий к шлемофону, и разъединил штекер.

— Счастливо! — крикнул пилот.

Странный какой-то “диверсант”, еще раз подумал он. Совершенно не похожий на диверсанта — какой-то весь не героический, неловкий и нелепый...

Самолет завалился на крыло, переворачиваясь в воздухе на девяносто градусов, а потом еще на девяносто. И полетел над недалекой землей вверх тормашками. Влекомый силой земного притяжения, пассажир выпал из открытой кабины и полетел вниз. Тугой ветер хлестанул его по лицу, отбросил назад, гася горизонтальную скорость. И тут же маленькая черная фигурка стремительно полетела к земле.

— Раз... Два... — посчитал про себя парашютист, потому что именно так считал на многочисленных тренировках.

— Три!

И дернул кольцо. Парашют раскрылся.

Парашютиста сильно дернули вверх натянувшиеся стропы, и ветер мгновенно стих. Купол парашюта и стропы тоже были черными и потому совершенно неразличимыми на фоне ночного неба.

Ночь была тихая, почти без ветра, и парашют управлялся легко. Парашютист тянул на себя ручку управления полетом, регулирующую натяжение купола.

И парашют увалился вправо.

Тянул левую ручку и, выбирая слабину, разворачивался влево.

А потом еще влево.

И еще...

Огни приближались, светящиеся геометрические фигуры росли.

Теперь чуть правее...

Словно черная парящая, невидимая с земли птица, парашют скользнул над поселком, над крышами домов и высокими заборами.

Еще правее...

Нужный квадрат стремительно надвигался на парашютиста.

Он резче заработал ручками управления, выравнивая парашют и направляя его на крышу дома.

Под ногами пролетели фонари забора, мелькнул двор.

Парашютист резко погасил скорость, проехал ногами пару метров по крыше и завалился набок.

Парашют вздулся впереди черным, мгновенно лопнувшим пузырем. Парашютист, потянув за стропы, загасил купол.

Приземление прошло удачно. Никто ничего не заметил. Потому что никто вверх не смотрел. Все смотрели вокруг и смотрели в мониторы отслеживающих местность видеокамер. Атака с воздуха предусмотрена не была.

Иванов быстро отстегнул парашют, собрал, связал купол стропами и сунул в вентиляционную трубу.

Где-то там, впереди, был люк, ведущий в дом. Но до него еще надо было дойти.

Иванов надвинул на глаза прибор ночного видения, огляделся.

Никого.

Расстегнул один из карманов жилета и вытащил небольшой пистолет-пулемет, из другого достал длинный набалдашник глушителя, накрутил его ну ствол. Медленно и бесшумно передернул затвор, досылая патрон. Теперь оружие было готово к выстрелу. Продел правую руку в специальную петлю. Теперь он мог не держать пистолет-пулемет, освободив руку для другой работы. Но мог в любое мгновение, слегка взмахнув кистью, поймать его за рукоять и открыть стрельбу.

Но одного только пистолета-пулемета было мало. Настоящий профессионал не может полагаться на один ствол: а вдруг в самый неподходящий момент случится осечка — перекосит патрон или встречная пуля покорежит обойму. Настоящий боец предпочтет иметь что-нибудь про запас.

Из бокового кармана Иванов вытянул пистолет, который сунул за пояс, пристегнув к ремню полуметровым ремешком, чтобы не потерять. Поправил притороченный к левой руке нож. И проверил еще два метательных, которые были засунуты за воротник. Затянул поддетый под укладку с карманами бронежилет.

Ну вот теперь порядок!

Сильно пригнувшись, бесшумно ступая на толстых, из мягкого каучука, подошвах, Иванов пошел по крыше. Добрался до люка, сунул в замочную скважину отмычку, покрутил ею в замке.

Замок не поддавался. А время шло.

Нет, не получается... Надо действовать по запасному варианту.

Иванов быстро переместился в центр крыши, туда, где вместо мягкого покрытия было сорок квадратных метров стекла. Встал на колени, вытащил из одного из многочисленных карманов четыре большие резиновые присоски, навроде тех, что удерживают полочки на кафеле в ванной комнате, плотно прижал их к стеклу, выдавливая воздух, — ухватился за соединявшую присоски ручку.

Стекло он подрезал по раме с четырех сторон, несколько раз проведя по нему алмазным стеклорезом. Алмаз хрустел, оставляя за собой глубокую белую черту. Дальше, по идее, линии надо было обстучать молоточком. Но молоточком было нельзя, чтобы не обозначить себя шумом. Взломщик поступил иначе — он углубил надрезы в углах, взялся за ручку и резко и сильно дернул ее на себя. Стекло лопнуло точно по пропилам. Открылся темный квадрат пустоты.

Теперь нужно закрепить за вентиляционную трубу веревку и аккуратно, по сантиметру, спустить ее вниз, до самого пола.

Веревка пошла вниз...

Пристегнуть к самоспуску карабин обвязки, просунуться ногами в вырезанную в стекле дыру, повиснуть на веревке и, отпуская тормоз, скользнуть вниз.

Все это он проделывал многократно на тренировках, поэтому действовал очень быстро и расчетливо...

В нос ударил сладкий запах экзотических растений. В потоке нагнетаемого вентиляторами воздуха шелестели невидимые листья каких-то деревьев. Как видно, хозяин дома увлекался тропической растительностью.

Хочется надеяться, что его пристрастия ограничиваются ботаникой и что внизу нет свободно гуляющих рептилий, крокодилов и прочего зверья, которое, учуяв человека, может поднять шум.

Иванов пробил телом брешь в растительности, спустился на пятнадцать метров вниз и коснулся ногами пола.

Эта часть операции прошла гладко. В доме не было слышно криков, топота ног, сирен и лая собак. С этой стороны злоумышленников никто не ожидал.

Иванов отстегнул карабин и, приготовив к бою оружие, пошел по оранжерее к двери. Он не оступался и не налетал на деревья — он все хорошо видел через надвинутые на глаза очки прибора ночного видения.

Дверь.

Осторожно потянуть на себя ручку...

Дверь подалась и стала отходить в сторону.

На всякий случай Иванов присел, чтобы, если навстречу ударит автоматная очередь, она прошла выше головы. На неожиданную опасность люди обычно реагируют выстрелами на уровне груди...

За дверью был коридор. Совершенно пустой коридор.

Мягко ступая, Иванов прошел по нему до самого конца. До лестницы.

Прижавшись спиной к стене, прислушался.

Тишина. Только слышно, как где-то стучат часы.

Плохо, что тишина. Тишина — это всегда неизвестность и возможность засады. Когда слышишь голоса, легче, потому что можно предполагать, где находится противник.

Нащупывая ногами ступеньки, Иванов стал спускаться вниз.

Со второго этажа сочился свет. Там, направо, в пяти метрах от лестницы, был пост внутренней охраны. Вот только неизвестно, есть там кто-нибудь сейчас или нет.

Иванов встал на колени и выдвинул вперед маленькое, круглое, похожее на стоматологическое, зеркальце. Только это зеркальце не было предназначено для поиска дырок в зубах, потому что было выпуклым, что значительно увеличивало обзор.

Зеркальце высунулось из-за проема стены всего лишь на несколько миллиметров. Увидеть его было затруднительно.

Стол. На столе включенная лампа. Рядом с лампой два монитора слежения и какой-то пульт. Скорее всего экстренной связи с кнопкой тревоги.

А где сам охранник?

Охранник сидел, развалясь, в кожаном кресле, уставясь в экраны мониторов.

Никаких телевизоров, радиоприемников, плееров, электронных игрушек и прочей техники, посредством которой ночные сторожа убивают время, видно не было. Он даже газету не листал, что свидетельствовало о вышколенности охраны. Было бы лучше, если бы его уши были заткнуты наушниками...

Иванов потянул зеркало на себя, вдвинул телескопическую ручку и сунул зеркало в карман.

Дальше хода не было. Дальше нужно было прорываться с боем.

Иванов еще раз вспомнил увиденную в зеркало картинку, прикинул расстояние, расположение предметов. Метров пять с половиной... Если стрелять, то стрелять придется очередью, и одна-две пули пролетят мимо. Самих выстрелов слышно не будет, но шлепки пуль в бетон и шум падающей штукатурки могут привлечь внимание...

Нет, здесь шуметь нельзя, здесь пока надо тихо. Как на тренировке.

Иванов расстегнул на жилете боковой карман. Вытащил из него какие-то две черные пластины, состыковал их. Получился небольшой лук. Только не деревянный, а металлический, с дополнительным механизмом натяжения тетивы. Из другого кармана вытянул рукоятку, напоминающую пистолетную, но с удлиненным ложем, прищелкнул к ней лук. Сверху поставил лазерный прицел. На все ушло не больше минуты.

Теперь главное.

Уперев в живот рукоятку, с силой потянул на себя концы лука так, чтобы тетива попала в паз спускового устройства...

Есть!

Уложил в направляющий желобок короткую, черную, острую, как швейная игла, стрелу.

Арбалет был готов к выстрелу.

Теперь прибор ночного видения был не нужен, теперь он только мешал. В коридоре было светло.

На счет три...

Раз.

Два.

Три!

Иванов быстро выдвинулся из-за стены, встав в удобную для стрельбы стойку.

Охранник заметил какую-то мелькнувшую перед ним тень и успел среагировать. Он метнулся правой рукой к висящей на боку кобуре, а левую потянул к тревожной кнопке.

Нет, все-таки их плохо учили — из них так и не смогли выбить условные рефлексы, заставляющие в первую очередь думать о спасении своей жизни. Он потерял десятые доли секунды, а может быть, целую секунду на то, чтобы сообразить, где у него оружие... И лишь потом вспомнил, что надо поднять тревогу. Если бы он сразу бросился к кнопке, он мог бы успеть!

Но не успел...

Тонко пропела освобожденная тетива, и толстая черная стрела, мелькнув в воздухе, ударила охранника в горло. Ударила точно туда, где блеснула светящаяся точка лазерного прицела.

Охранник схватился руками за горло и стал заваливаться назад. Крикнуть он не мог, так как стрела перебила ему дыхательное горло.

Но охранник не упал — не должен был упасть, несколькими длинными прыжками к нему подскочил Иванов и, придержав за спину, аккуратно положил на пол.

Охранник был мертв. Он умер так, как должен был, — беззвучно.

Теперь нужно было действовать быстро.

Иванов быстро пошел по коридору. Вряд ли здесь были камеры — здесь был охранник. Был...

Возле двери, ведущей в апартаменты хозяина дома, Иванов остановился. Там, по идее, должен был быть еще один охранник.

Пошуметь и дождаться, когда он высунется?

Нет, опасно. Он может высунуться не один, и высунуться, уже готовый к бою. Похоже, придется действовать нахрапом...

Иванов осторожно подергал за ручку двери.

Закрыта. По всей видимости, на защелку. Но вряд ли массивную, скорее всего это какая-нибудь декоративная финтифлюшка. Не будут такую роскошную дверь портить амбарными замками.

Попробовать ее вскрыть отмычкой?

А если телохранитель услышит? Или если замок открывается только изнутри?

Нет, придется силой. Придется рисковать. Если не выбьется ногой, то можно будет расщепить дерево пулями.

Иванов перехватил поудобнее пистолет-пулемет. Отошел на два шага назад. Примерился. Разбежался. И, подпрыгнув, сильно ударил ногами под замок.

Раздался хруст дерева, и защелка вылетела.

Иванов нырнул в проем двери и сразу отскочил в сторону. Но в него не стреляли.

Он увидел еще одну полуоткрытую дверь и в два прыжка оказался возле нее.

За дверью был небольшой холл. Справа на столике стоял включенный телевизор, а в кресле против него сидел охранник. Вернее, уже не сидел, уже вставал, недоуменно глядя в сторону непонятно откуда взявшегося человека в черном комбинезоне.

Спишь, парень... А спать нельзя. Спать вредно. Для здоровья...

Не давая телохранителю возможности очухаться, Иванов нажал на спусковой крючок пистолета-пулемета.

Паф, паф, паф... — прозвучала короткая очередь. Еле слышно клацнул отброшенный назад затвор.

Три пули ударили охранника в грудь, отбрасывая назад в кресло. Он даже не успел вытащить оружие.

Скорее дальше!

Иванов пробежал холл. Еще одна дверь. Дверь спальни.

Она тоже была закрыта. Но теперь Иванов не размышлял, теперь не до размышлений. Он с ходу навалился на дверь, и замок не выдержал...

Точно — спальня. Посредине большая кровать, на ней какие-то бугры...

Иванов подбежал к кровати, заметив, что бугры начали шевелиться. Буграми были прикрытые одеялом человеческие тела. Не одно тело, а два тела!

Иванов схватился левой рукой за край одеяла и с силой рванул его на себя. Ему нужно было убедиться, что перед ним объект.

На кровати были еще до конца не проснувшиеся объект и какая-то голая девица.

Иванов не стал ничего объяснять — не стал, как это показывают в кинофильмах, говорить, от кого он и за что придется ответить жертве. Если долго говорить, если вообще говорить, то можно нарваться на встречный выстрел. Или на истошный крик. Удар по двери там, на первом этаже, скорее всего слышали, но вряд ли идентифицировали. Сейчас они напряженно прислушиваются, и если услышат крик...

Иванов развернул дуло пистолета-пулемета в сторону объекта и дал короткую очередь.

Паф, паф, паф....

Все пули попали в цель — объект задергался под ударами и затих. По простыне и по подушке брызнула кровь. Но этого было мало. Даже если бы это было не три пули, а было десять пуль, все равно следовало убедиться, что работа сделана на совесть.

Иванов подошел к уже мертвому телу, приставил к голове ствол пистолета-пулемета и нажал на спусковой крючок.

Вот теперь точно сделана...

Голая женщина рядом раскрыла рот, чтобы крикнуть.

— Тихо, дура! — сказал Иванов. И не сильно, но точно ударил ее носком ботинка в висок.

Женщина упала на кровать, не издав ни звука.

Работа была закончена, пора было убираться.

Иванов выбежал из спальни, пересек холл, прихожую и выскочил в коридор. Там было пусто, но внизу, на первом этаже, звучали какие-то голоса. Похоже, там обсуждали, что происходит на втором этаже. Еще секунд десять-пятнадцать они будут болтать, а потом пойдут наверх. За эти пятнадцать секунд нужно успеть добраться до лестницы, чтобы занять удобную позицию.

Иванов побежал по коридору. Побежал, уже больше заботясь о скорости, чем о бесшумности шагов.

Лестница! Пустая лестница!

Он успел спуститься на два марша, когда в проеме, ведущем на первый этаж, возникла чья-то фигура. Он не стал разбираться, чья, некогда разбираться — он выстрелил!

Человек вскрикнул и рухнул на пол. Если он не один, если за ним кто-то идет, то он сейчас схватится за оружие.

Последние ступеньки Иванов преодолел одним прыжком.

Там дальше, на первом этаже, действительно был еще один охранник. И он действительно схватился за оружие. Но он не успел его поднять.

Паф, паф...

Охранник упал.

Теперь налево, там должен быть спуск в гараж.

Но до конца Иванов добежать не успел. Ему не дали! Откуда-то сбоку ударил выстрел, и пуля взвизгнула над самой его головой.

Он упал мгновенно, как подкошенный. И очень вовремя упал, потому что еще одна, пролетевшая ниже, на уровне его головы, пуля его не нашла.

Еще в падении он нажал на спусковой крючок. Длинная, потому что неприцельная очередь полетела в сторону, откуда прозвучали выстрелы.

Клацнул пустой затвор.

Иванов мгновенно сбросил пустую обойму и вогнал на ее место новую.

Но выстрелов больше не было, враг молчал.

Он вскочил на ноги и, петляя, побежал по коридору.

Тишину дома прорезала невероятно громкая сирена. Теперь все, кто еще не понял, что происходит, кто спал, вывалятся в коридор.

Если их не остановить, их придется убивать. И они тоже будут убивать.

Нет, ввязываться в бой нельзя — численное преимущество на их стороне. На его — только внезапность.

Вот она, дверь, ведущая в подземный гараж! Здесь их надо остановить...

Иванов рванул вверх клапан на одном из карманов жилета. Нащупал гладкий бок гранаты. Слезоточивой гранаты.

Вытащил, выдернул чеку и швырнул в конец коридора.

Хлопнул негромкий взрыв.

Теперь надо мотать отсюда!

Он быстро открыл и закрыл за собой дверь. Там, сзади, в коридоре, быстро расползалось ядовитое, бьющее по глазам, заставляющее заходиться в неудержимом кашле облако. Но его там уже не было.

Вниз, в подвал, уходила лестница.

Иванов побежал, перепрыгивая через три ступеньки.

Снова коридор. И какие-то тени в конце его. И тут выстрелы. Откуда они здесь взялись?!

Иванов ответил двумя короткими очередями. Но он не видел, в кого стрелял, а его, похоже, видели.

Пули застучали возле него по стене и полу. Одна ударила в пистолет-пулемет, вывернув его из рук.

— Бросай оружие! — крикнули издалека. — Убьем на хрен!

И в подтверждение угрозы под его ноги ударили выстрелы.

Автомат, кажется, “АКС”! Все — хана. Пистолет-пулемет не достать, они успеют нашпиговать его свинцом, прежде чем он успеет до него дотянуться. Кроме того, тот может быть разбит!

— Руки!!

Иванов потянул руки вверх. Оставался еще пистолет, но пистолет был на боку, его не достать!..

Из-за двери, в конце коридора, вывалились три охранника. Рукава их рубах были закатаны по локоть, руки черны, в руках автоматы и пистолеты. По-видимому, они что-то ремонтировали в гараже и, услышав выстрелы, а потом сирену, успели среагировать.

Не повезло, гараж должен был быть пустым! Но всего предусмотреть нельзя.

— Руки за голову! — гаркнули охранники.

А вот это зря. Зря что за голову. Эта команда устаревшая, теперь таких не дают! Видно, давно служили ребята.

Иванов заложил руки за затылок. И слегка приподнял плечи и немного, как будто испугавшись, втянул голову.

Комбинезон пополз вверх по телу.

— Не шевелись!

Задравшийся воротник коснулся больших пальцев сцепленных рук. Осторожно, стараясь прикрывать головой движение кистей рук, Иванов нащупал метательные ножи. Тихо потянул их вверх.

Охранники подходить близко не стали, остановились метрах в трех. Это было нехорошо, если бы они подошли вплотную, они бы не могли стрелять, мешая друг другу.

— Повернись к нам!

— Иванов повернулся. Повернулся под свет закрепленного на потолке светильника.

— Оружие еще есть?

Иванов отрицательно покачал головой. Один из охранников внимательно вглядывался в его лицо. Так внимательно, что даже сделал шаг навстречу.

— Так это же... Это же... Это же Иванов! — ахнул он.

— Какой Иванов? — спросили его приятели.

— Тот самый Иванов! Киллер!

Охранники вздрогнули, инстинктивно отступили на шаг и вскинули приспущенное было оружие. Дальше тянуть было невозможно!

— Ой! — сказал Иванов. — Я не могу стоять. Меня ранили.

И стал заваливаться набок, чтобы прислониться к стене, и наклоняться вперед.

— Стоять!! — рявкнул один из охранников, хотя надо было не орать, надо было стрелять на поражение.

Но Иванов падал, и стрелять они не решились. Они попались на его уловку. Легко попались!

Резко выдернув ножи, Иванов метнул их во врагов. Две черные молнии мелькнули в воздухе и нашли цели. Нож, брошенный правой рукой, вошел охраннику с автоматом и потому самому опасному в глаз. Второй нож вонзился в грудь его соседу.

Но Иванов не смотрел, куда они попали и попали ли вообще, наблюдать результат своей работы, стоя перед стволами взведенного на тебя оружия, смертельная роскошь.

Он рухнул на пол, в падении прыгнув как можно дальше вперед, стараясь подкатиться под ноги врагов.

Он все сделал правильно, и сделал вовремя! Убитый наповал охранник с автоматом успел-таки нажать на спусковой крючок. Короткая очередь ударила в то место, где только что стоял Иванов. Но она была уже не опасна, потому что прошла выше него и потому что была последней. Настоящую угрозу представлял собой лишь третий — единственный живой и не раненый охранник. Но он, как видно, растерялся... И этого малого мгновения растерянности Иванову хватило...

Стрелять во врага из пистолета или метать нож он не мог — все равно бы не успел. Пока их нащупаешь, пока вытащишь... Палец, лежащий на спусковом крючке, совершит свое действие быстрее.

Здесь поздно искать оружие, здесь надо действовать тем, что есть. Действовать руками и ногами.

Не вставая с пола, Иванов резко выгнулся и выбросил вперед ноги. Каблук правого ботинка впечатался противнику в живот. И одновременно другой ногой Иванов ударил по руке с пистолетом, отбрасывая его в сторону.

Грохнул выстрел! Но пуля ушла мимо, ушла в стену.

Охранник охнул и согнулся. Но он все еще был опасен!

Иванов резко согнулся и ударил врага кулаком в лицо. Тот обмяк и обрушился на него всем телом.

Готов!

Три только что пытавшихся взять его в плен охранника были обезврежены. Один — мертв. Другой, с ножом в груди, еще шевелился и стонал. Последний лежал мешком — то ли умер, то ли просто потерял сознание. Разбираться с ними было некогда. И добивать некогда. Где-то там наверху, на первом этаже и на лестнице, ведущей в подвал, слышались неясные крики и топот.

Иванов выбрался из-под упавшего на него охранника, нащупал еще один карман, выдернул из него дымовую шашку.

Так им будет ориентироваться сложнее. Так он выгадает еще несколько десятков секунд.

Он дернул за пусковой шнур и швырнул шашку к двери.

Черный дым пополз по коридору, застилая все вокруг.

Вперед!

В гараже никого не было.

Где-то здесь, сбоку, должен быть ящик с ключами от машин.

Вот он!

В ящике висел на гвоздике лишь один ключ. Интересно, от какой он машины?

Машин в гараже было немного, но все равно было несколько. Перебирать все было некогда. Нужно было сообразить...

Скорее всего вон тот “УАЗ”. Он служит у них для хозяйственных нужд, и потому к нему должны иметь доступ все и в любой момент.

Иванов подбежал к “уазику”, рванул на себя дверцу и, не забираясь внутрь, ткнул ключ в скважину замка зажигания. Повернул. Мотор отозвался.

Есть!

Он прыгнул внутрь.

Но не поехал к выходу, наоборот, сдал назад, сдал так резко, что ударился бампером о стену. Теперь его прикрывал “Мерседес” и еще какая-то машина впереди. Теперь он мог сохранить колеса...

Иванов нащупал два последних неопустошенных кармана. В карманах были гранаты. На этот раз не слезоточивые и не дымовые, на этот раз боевые — РГДэшки.

Он выдернул чеку из одной и тут же из другой и бросил их вперед, через машины, к воротам. Гранаты, подпрыгивая на бетоне, подкатились под ворота.

Иванов завалился на сиденье, под прикрытие мотора.

Ахнули два подряд, практически слившиеся в один, взрывы. Осколки хлестанули по передку “уазика”, выбивая ветровое стекло. Но это был пустяк, главное, чтобы не колеса!

Иванов резко вжал в пол педаль, набирая скорость.

Взревев мотором, “уазик” сорвался с места, резко набирая скорость. С разгону врезался бампером в ворота, вышибая их наружу. Изрешеченное осколками железо не выдержало напора. В рванье железа “уазик” выскочил на улицу. Впереди были еще одни ворота, и довольно массивные ворота, но и разогнаться здесь, во дворе, можно было сильнее, чем в замкнутом пространстве гаража.

Иванов вцепился в руль, приготовившись к удару, и, не обращая внимания на отчаянно ревущий мотор, направил машину к воротам.

Кажется, откуда-то сбоку по нему стреляли из пистолета, но отвлекаться на выстрелы было невозможно.

На скорости шестьдесят километров в час “уазик” врубился в железо ворот. Иванова бросило грудью на руль так, что хрустнули ребра. Но путь был свободен! Сорванные с петель ворота подпрыгнули вверх и обрушились на машину, сминая крышу и капот. Еще десять или двадцать метров “уазик” волок их на себе, пока они не свалились на дорогу.

Теперь вперед!

Но в это мгновение сзади, со второго этажа дома ударила автоматная очередь. Пули прошили кабину и просвистели возле самого уха Иванова. Тот, кто стрелял, стрелял не вдогонку, стрелял прицельно, и, значит, следующая очередь могла попасть в цель — попасть в водителя.

Иванов вильнул вправо и тут же влево. В уцелевшее зеркало заднего вида он заметил в одном из окон пульсирующие огненные вспышки.

Уйти из-под огня он не мог! Сейчас на повороте придется сбросить скорость и подставить бок, быстро сообразил Иванов. Эти несколько секунд автоматчик сможет стрелять, как в тире, стрелять прицельно, по открытому пулям водительскому месту. От этих очередей мотором не прикроешься!

Нужно сбить его с прицела! Единственно, что можно сделать, это попытаться сбить его с прицела!..

Не отрывая левой руки от руля, Иванов правой нашарил пистолет, взвел большим пальцем курок и развернулся корпусом назад.

Он снова увидел бьющийся в окне огонь. Выровнял машину, вскинул пистолет и, ловя в прицел проем окна, выстрелил — раз, второй, третий!..

Он опустошил обойму, не зная, попал или нет. Он пытался попасть, но с такого расстояния, на ходу, это было бы большой удачей. Но он должен был попасть в проем окна, и услышавший взвизг пуль стрелок мог испугаться, сбиться с прицела или даже залечь. Пусть на несколько секунд, пусть хоть на десять Секунд... За десять секунд можно успеть вписаться в поворот...

Вот он!

Иванов нажал на тормоз. Завизжали вцепившиеся в асфальт колеса. Машину занесло, но он смог ее выровнять.

Поворот!

Автомат молчал!

Иванов снова вжал в пол педаль газа, насилуя мотор. “Уазик” рванулся вперед. Справа мелькнули какие-то огни...

Сто пятьдесят метров до первого знака, автоматически вспомнил он.

Вот он, знак!

Еще триста метров...

Второй знак!

Поворот на грунтовку.

Иванов вывернул руль, сворачивая на малоприметную дорогу. Въехал в лес и пропал.

Вряд ли кто-нибудь сюда сунется. Вряд ли кто-нибудь вообще обращал внимание на этот проселок. Погоня, если она будет, проедет мимо. Проедет догонять беглеца по шоссе.

Иванов проехал еще триста метров и остановился.

Отсюда ему нужно было идти пешком. Еще почти восемьсот метров пешком.

Он вытащил компас и пошел сквозь кусты, наблюдая за движением магнитной стрелки. Он пытался выдерживать курс сто двадцать градусов.

Лес кончился. Впереди было большое поле.

Он пересек его и на опушке небольшого перелеска увидел светлое пятно. Это была легковушка. Белая “Нива”.

Они!

Он прошел еще несколько метров и нырнул в распахнутую дверцу.

— Поехали!

Машина сорвалась с места. Иванов обессиленно лежал на заднем сиденье, тяжело дыша.

— Как все прошло? — спросил голос из темноты.

— Штатно.

Наверное, штатно, раз он здесь, раз он не убит. Когда въехали на шоссе, не на то шоссе, на совсем другое шоссе, в кабине на несколько секунд вспыхнул свет.

— Что у тебя с лицом?

— А что? Ранен?

— Да нет, не ранен. У тебя скула поползла.

Иванов взглянул в зеркало заднего вида. На его правой скуле была содрана и собрана валиком накладка.

Ax ты черт! Это, наверное, когда он таранил машиной ворота...

— Где оружие?

— Пистолет-пулемет в подвале, возле гаража.

— Ты его не лапал?

— Нет, я все время был в перчатках.

— А пистолет?

— С собой.

— Ты же должен был его сбросить!

— Если бы я его бросил, то был бы сейчас покойником!

— Ладно, бросим где-нибудь в городе. А ты пока снимай свой макияж. Скоро пост ГАИ.

Иванов схватил себя за волосы и дернул их вверх. Волосы подались. Потому что это были не волосы, а парик. Который в точности, цветом, густотой и формой, соответствовал шевелюре Иванова.

Теперь нос.

Дернул себя за нос.

Нос сошел разом. Нос был бутафорский, наклеенный поверх натурального. Но был совершенно как “живой”.

Глаза.

Из глаз были вытащены и выброшены в окно контактные линзы, менявшие их цвет. На цвет глаз Иванова.

Ну а что касается остального — ушей, лба, формы глазниц, абриса черепа, то они были примерно такие, как у Иванова. Потому что именно такого исполнителя и искали. Долго искали. И еле-еле нашли.

— Уф, — сказал Лжеиванов, освободившись от навязанного ему образа. — Теперь бы в баню и напиться...

Белая “Нива” миновала пост ГАИ и еще один пост и, никем не остановленная и никем не замеченная, въехала в город...

— С тетушкой плохо. Тетушка умерла, — сообщил майор Проскурин генералу Трофимову, позвонив ему со случайного телефона-автомата.

— А как это перенесли родственники? — поинтересовался генерал.

— Родственники, слава богу, живы и здоровы. Правда, они так давно виделись, что даже друг друга не узнали...

Генерал Трофимов вздохнул облегченно — объект зачищен, исполнитель не убит и не ранен и себя не раскрыл. Раскрыт — Иванов!

Он не хотел участвовать в акции. И не участвовал в акции. Хотя... Хотя все-таки участвовал!

Приказ был выполнен. Выполнен так, что не подкопаешься. Но так, что не обрадуешься...

Глава тридцать девятая

Дом был большой, но в доме было не протиснуться. Десятки милиционеров в форме с погонами капитанов, майоров и подполковников и столько же людей в штатском бродили по коридорам, перешагивая через трупы.

— Труп номер четыре, мужчина лет тридцати — тридцати пяти, лежит на спине, головой в сторону лестницы... — бубнил следователь, описывающий место преступления.

У трупа номер четыре из-под подбородка торчало оперение толстой черной стрелы. Противоположная часть стрелы торчала по другую сторону шеи.

Смерть трупа номер четыре была очень романтичной и навевала воспоминания о детских книжках про пиратов и крестоносцев с их черными метками, рыцарскими турнирами и стрелами Робин Гуда.

— Из чего это его так? — удивлялись проходившие мимо милиционеры, больше привыкшие к огнестрельным и колото-резаным ранениям.

— Вон из той штуки, — кивал следователь на стол, где, завернутый в целлофановую пленку, лежал короткий спортивный арбалет, брошенный за ненадобностью преступником.

— Красивая вещица! — восхищались милиционеры.

И шли дальше. Туда, где лежали трупы номер пять и номер шесть...

На первом этаже, в комнате охраны, где были установлены мониторы слежения, в кресле отсутствующего охранника сидел полковник, руководивший следственной группой.

По одному из мониторов шел боевик. Отечественный. Тот, что несколько часов назад случайно сняла камера, установленная в коридоре первого этажа.

По экрану бегал какой-то человек в черном, в руках у него был автомат, из которого беспрерывно вылетали искры.

— Ну-ка давай сначала, — попросил полковник. Пленку отмотали назад.

— Можно начинать?

— Валяй.

На экране возник длинный коридор с частью проема в стене, ведущего на лестницу второго этажа. Несколько десятков секунд в коридоре ничего не происходило. Но потом, откуда-то сбоку, в объектив влез человек в темном спортивном костюме. И быстро пошел к лестнице.

Потом он скрылся за стеной и тут же вывалился из-за нее, размахивая руками...

Никаких звуков слышно не было — аппаратура слежения записывала только изображение.

Человек в спортивном костюме отлетел еще на пару шагов и рухнул на пол.

Это был труп номер четыре, который и теперь лежал там, где упал.

И тут же рядом с трупом номер четыре возник еще один человек, и тоже в спортивном костюме. В руках у него был пистолет. Он бежал в сторону лестницы, но добежать не успел. В проеме мелькнула какая-то тень, вспыхнули два быстрых, слившихся в один, огонька, и человек упал. Было видно, как он схватился за левую сторону груди, и как на спине у него лопнула ткань куртки.

Этот охранник тоже упал. Но этот был не пронумерован и на первом этаже не лежал, потому что его увезла “Скорая помощь”.

— Давай дальше.

Человек, заваливший охранника, шагнул в коридор.

— Замедли.

Следующий шаг незнакомец в комбинезоне делал очень долго. Теперь было хорошо видно, что у него в руках оружие.

— Пистолет-пулемет. Похоже на “узи”, — сказал полковник. — Ну-ка промотай еще немножко.

Пленка поползла вперед. Незнакомец завершил свой бесконечный шаг, припечатав подошву ботинка к полу, и начал поднимать вторую ногу.

— Ну-ка дай увеличение.

Лицо незнакомца стало расти и приближаться, постепенно заполняя экран.

— Стоп. Кадр замер.

В этом ракурсе преступника было видно лучше всего — он попал в свет находящегося чуть впереди и над ним светильника.

— Знакомая физиономия, — задумчиво сказал полковник. — Ну очень знакомая! Никто его не знает?

Присутствующие согласно закивали. Лицо действительно было знакомым. Где-то они его уже видели... Но где?..

— Ладно, поехали дальше.

Остановившийся было незнакомец сделал следующий шаг и еще один. И стал поворачиваться влево. Теперь его лица видно не было, потому что камера оказалась сбоку.

Незнакомец уходил, смещаясь к левой стороне монитора.

Вдруг на стене против его головы стала крошиться и отлетать кусками штукатурка. Это были выпущенные кем-то за пределами экрана пули.

Незнакомец стал медленно приседать и заваливаться на бок. Одновременно на срезе дула пистолета-пулемета затрепетало короткое пламя.

— Отменная реакция, — заметил кто-то. Пока незнакомец падал, пистолет-пулемет стрелял. А вот в стену пули больше не попадали. Потому что там, за пределами экрана, был еще один потерпевший, который тоже не проходил по номеру, так как остался жив. Он получил три пули в корпус и был отправлен в реанимацию.

— Дальше.

Дальше показывать было нечего. Незнакомец вскочил на ноги, сделал несколько шагов и пропал с экрана.

— Давай сначала...

В дежурку вошел милиционер. Он тащил, обхватив перед собой руками, какие-то тряпки.

— Что это? — спросил его полковник.

— Парашют, — ответил милиционер. — Нашли его на крыше.

— Они что, сюда десант выбросили? — удивился полковник.

Милиционер пожал плечами.

— Там еще обвязка была и веревка.

— Какая обвязка?

— Альпинистская.

Картина преступления постепенно прояснялась.

— Значит, я думаю, дело обстояло так, — сказал полковник. — Их сбросили с пролетающего над поселком самолета, и они спустились на крышу на парашютах...

— Там был только один парашют, — перебил его милиционер.

— Он что, один, что ли, был? — спросил сам себя полковник. И тут же засомневался: — Значит, плохо искали! Обшарьте всю крышу и все окрестности, там должны быть еще парашюты!

— Есть! — козырнул милиционер. И побежал на крышу.

— Значит, они спустились на крышу на парашютах, потом по веревке в дом. Прошли по третьему этажу... На третьем этаже никто ничего не слышал? — — Никак нет.

— Прошли по третьему этажу, спустились по лестнице на второй... Там, на посту, был охранник. Его они убрали без шума, — полковник ткнул себя указательным пальцем под кадык. — Из арбалета. И пошли дальше.

Дальше были апартаменты потерпевшего. В апартаментах, в холле перед спальней милиционеры нашли труп телохранителя. Он сидел на кресле с тремя дырками в груди. Возле кресла валялся пистолет, которым он так и не успел воспользоваться.

Кучно стреляет, невольно отмечали милиционеры.

В спальне тоже был труп — труп хозяина виллы. С двумя пулями в боку и одной в голове. Причем в голову стреляли в упор, что было понятно без всякой экспертизы, по обожженной вокруг раны коже. По всей видимости, выстрел в голову был контрольный. Несмотря на поднятый шум, преступник не побежал, а задержался, чтобы гарантированно добить потерпевшего, что свидетельствовало о его профессионализме и о том, что он пришел в дом именно за этим трупом.

Кроме трупа номер один, прибывшая на место преступления оперативная группа нашла в углу за шторой испуганную чуть не до смерти женщину. Совершенно голую женщину. Которая ничего вразумительного объяснить не могла, а только рыдала и просила отвести ее домой. Судя по всему, она находилась в момент совершения преступления в спальне и могла видеть преступника в лицо.

— Ну-ка приведите сюда эту бабу, — потребовал полковник.

Даму привели. Дама была заревана, на ее лице, возле виска, багровел огромный синяк.

— Это он тебя? — спросил полковник, показывая на синяк.

— Он! — кивнула женщина и захлюпала носом.

— Эй, погоди! — прикрикнул полковник. — Погоди плакать! Наплачешься еще.

Дама попыталась взять себя в руки, но у нее это плохо получалось.

— Посмотри на экран, — попросил полковник. Дама посмотрела.

На мониторе было крупно выведено лицо преступника.

— Это он?

— Да, он! Это он стрелял... Убил!.. И меня!..

— Он был один?

— Кто? — растерялась дама.

— Тот, кто убил твоего любовника. Вот он, — ткнул полковник пальцем в экран. — Он был один?

— Да, один! — уверенно заявила дама.

— Точно?

— Да...

Странно. И тут один. По коридору прошел один, потому что больше камера никого не зафиксировала. В спальне был один. И парашют тоже один.

Неужели?!.

В то, что преступник действовал в одиночку, верилось с трудом. Забраться одному, без страховки, в дом, где на каждом шагу вооруженная охрана?.. Это надо быть очень отчаянным человеком.

И тем не менее... Тем не менее, никаких следов проникновения в дом кого-нибудь еще обнаружено не было — парашют один, обвязка одна, пистолет-пулемет и арбалет тоже в единственном числе. Свидетели утверждают, что видели одного преступника, что подтверждает видеозапись.

Ну что — получается, что он обошелся без помощников?

Полковник почесал в затылке и поднялся на второй этаж.

На втором этаже, возле одного из окон, лежал еще один труп с огнестрельными ранениями в голову. Возле трупа валялись автомат “АКМ”, куча стреляных гильз и опустошенный рожок.

— Вам, кажется, есть что нам сказать? — спросил полковник одного из уцелевших охранников, который считал, что знает, что здесь произошло.

— Да, есть.

Свидетелю было что сообщить следствию, потому что он был непосредственным и чуть ли не единственным уцелевшим участником событий. Свидетель рассказал, что преступник забросал первый этаж и подвал гранатами со слезоточивым газом и дымовыми шашками, под их прикрытием проник в гараж, захватил одну из машин — дежурный “уазик”, расчистил взрывом выезд, выехал на территорию, как следует разогнался, таранил въездные ворота, снеся их к чертовой матери с петель, и скрылся в неизвестном направлении.

— А этот? — показал следователь на лежащий возле окна труп.

— Это Мишка, — сказал охранник. — Он быстрее нас сообразил, что почем, схватил автомат и побежал на второй этаж. Ну то есть сюда...

“Зря Мишка был такой сообразительный, — подумал про себя полковник. — Был бы менее сообразительным, остался бы живым”.

— Он выбил стекло и сразу стал стрелять в машину.

— Из вот этого автомата? — кивнул полковник на автомат.

— Ну да, из этого, — согласился охранник.

— И ни разу не попал? — уточнил полковник.

— Ну я не знаю, — засомневался охранник.

— Ну хорошо, спрошу по-другому ...Он стрелял из автомата. Судя по всему, очень активно стрелял, — показал полковник на разбросанные гильзы. — А машина тем не менее ехала? Так?

— Ну да, ехала.

— Значит, он стрелял из автомата и не смог попасть, а тот, кто в машине, стрелял из...

Полковник подошел к стене, к одной из многочисленных пробоин, подцепил пальцем и выковырнул из дыры деформированную пулю.

— А он, судя по пуле, стрелял из девятимиллиметрового пистолета. И попал! С... — полковник примерно прикинул расстояние, — с семидесяти — семидесяти пяти метров. Из двигающегося автомобиля! В прикрытого подоконником стрелка! Который садил в него длинными очередями из автомата... Вам не кажется это странным? Этот, — показал он на покойного Мишку, — не мог попасть из автомата, находясь почти в идеальных для стрельбы условиях. А тот бабахнул из пистолета, из которого в тире в мишень не всегда попадешь, — и наповал? Или, может быть, к нам в гости приехал Терминатор-2?

Охранник растерянно пожал плечами.

— Вы сами-то верите, что можно одной рукой рулить, а другой стрелять на поражение? Охранник снова пожал плечами.

— Вот и я сомневаюсь, — сказал полковник.

Хотя сомневаться было трудно, потому что в стене против окна были выбоины из-под угодивших в нее пуль. А в них и под стеной валялись сами смятые о кирпич пули. А две не валялись, потому что находились в голове не в меру сообразительного охранника Мишки.

Но ведь откуда-то эти пули взялись!

И, судя по всему, взялись с улицы, потому что Мишка лежит вплотную к окну и вряд ли в него кто-нибудь стрелял в падении с крыши.

Полковник подошел к стене и, встав рядом с пробоинами, так, чтобы голова находилась на их уровне, посмотрел через окно на улицу.

То место, которое он видел, и было местом, откуда предположительно велся огонь. Стрелять с более близкого расстояния невозможно, потому что будет мешать подоконник.

Да, минимум семьдесят — семьдесят пять метров. А может, и все восемьдесят!..

Ни черта себе! Это каким нужно быть снайпером, чтобы с такого расстояния, на мотающемся из стороны в сторону “уазике”, попасть хотя бы даже в стену этого дома! А он попал не в стену, он попал в окно, положив пули в круг чуть больше полутора метров! И положив охранника!..

Выходит, свидетель рассказал правду?..

Нет, не может быть!

Ну не может!..

— Ладно, я пошел в подвал, — сказал полковник.

Там, в подвале, был еще один труп. Труп под номером пять. Он лежал в коридоре между лестницей и гаражом. Он погиб не от пули и не от арбалетной стрелы. Он погиб еще страшнее. У трупа номер пять из правой глазницы торчала рукоять ножа. Не простого ножа, а метательного ножа, который используется в спецназе, но который теперь можно купить в любом охотничьем магазине.

Полковник подошел к трупу и склонился над ним.

Нож вошел очень глубоко, вошел почти весь. Из глазницы торчал только самый кончик ручки.

Это ж с какой силой он его метнул?! Просто удивительно! Чтобы так кидать ножи, надо не один год тренироваться.

Но этот нож был не единственным ножом. Был еще один, тоже метательный, засаженный в грудь другому охраннику. Тому повезло больше, он, когда его отправляли в больницу, был еще жив. Чуть жив.

Для третьего охранника у преступника ножа не нашлось. Третьего охранника он обезвредил, используя приемы рукопашного боя. По крайней мере, тот так утверждает. Он отделался легче всех — он отделался ушибами внутренних органов и расквашенной физиономией.

— Где тот, которого он кулаками уделал? — спросил полковник.

— В гостиной на втором этаже. Ему там врачи первую помощь оказывают.

— Оказали?

— Наверное.

— Ну тогда тащи его сюда.

“Уделанного” охранника привели в подвал.

— Он вот здесь стоял, а мы вот здесь, — показал охранник. — Мы ему крикнули: “Руки вверх!”, он поднял, а потом сказал, что ранен, и стал падать.

Охранник показал, как стал падать преступник.

— Потом я даже не понял, что произошло, он метнул ножи.

— Откуда он их взял? Охранник пожал плечами.

— Может, из рукавов?

— Наверное, они у него за воротником были, — предположил один из милиционеров. — Я в армии в спецназе служил, так мы иногда ножи под воротник прятали, в специальные ножны. Как раз на случай, если противник прикажет положить руки на голову.

Тогда понятно.

— Что было потом?

— Потом Сашка, — показал охранник на мертвого напарника, — выстрелил... Ну то есть успел выстрелить, и тот упал. Я вначале подумал, что он его убил. Но он подкатился вот сюда и снизу ударил меня одной ногой в живот, а другой по руке с пистолетом. А потом кулаком в лицо, — показал охранник на перебинтованное лицо.

— А что же ты не защищался? — спросил полковник.

— Я не успел. Я не понял, — ответил охранник. Все они не успели и не поняли...

— Ты сможешь его узнать? — спросил полковник, подразумевая картинку на мониторе слежения.

— Так я его узнал, — ответил охранник.

— Где узнал? Тебе разве уже показывали видеозапись? — удивился полковник.

— Нет, ничего не показывали, — в свою очередь, удивился охранник. — Я его не сейчас, я его тогда узнал, — объяснил он. — Когда он вот здесь стоял.

— Так ты что, знаешь, кто это? — наконец сообразил полковник.

— Ну да. Я, когда его увидел, сразу понял, что его лицо мне знакомо. Только я не сразу понял, где я его вид ел...

— Ну и где ты его видел? — перебил охранника полковник.

— По телевизору. Его показывали по телевизору. Несколько раз...

Час от часу не легче.

— Он что — актер?

— Нет, киллер. Про него передача была. А потом я его фотографию на стенде разыскиваемых милицией преступников видел. И запомнил. Это Иванов.

— Кто? — ахнул полковник.

Ну точно! Вот почему его лицо что-то смутно полковнику напоминало. Лежащую под стеклом в его кабинете ориентировку напоминало. Лежащую под всеми стеклами, на всех столах, во всех кабинетах ориентировку!

Иванов!!!

Теперь понятно, почему пистолет-пулемет, парашют, обвязка и арбалет были найдены в единственном числе. Почему свидетели больше никого не видели, а видеокамера никого не зафиксировала. Потому что больше никого не было! Был только Иванов!

И теперь понятно, почему в этом доме на всех этажах и на каждом шагу валяются трупы.

И стало ясно, как можно умудриться попасть из пистолета с семидесяти пяти метров, из несущегося на полной скорости “уазика” в голову спрятавшегося за подоконником автоматчика.

Теперь все стало более или менее понятно. Потому что стало понятно, что это был не кто-нибудь, а Иванов!.. Тот самый Иванов!..

Полковник почувствовал, что ему стало дурно. Вляпаться в Иванова — это было то же самое, что наступить в кучу свежего дерьма за минуту до начала строевого смотра — так налипнет, что вовек не отмоешься!

Считай, голимый “висяк”, он же “глухарь”, он же дырка от бублика вместо очередного звания. Этого Иванова столько раз ловили, такие зубры... Облавы устраивали и здесь, и там, и за границей... На совести этого Иванова столько жертв!.. Потерпевших... Но еще больше милиционеров, с которых, по его милости, содрали звезды, погоны и премии. А сколько было выговоров! Ас занесением! И с понижением! А отставок! А инфарктов!..

Шесть трупов, четыре раненых... И все в его дежурство и на его участке! Теперь из него начальство всю душу вынет!.. Остается одна надежда, надежда на то, что все-таки это был не Иванов, что это был кто-нибудь, похожий на Иванова... По крайней мере, в это очень сильно хочется верить. Ну бывают же просто совпадения...

Но полковник надеялся зря. Чуда не случилось. На одной из пряжек альпинистской обвязки, найденной на месте преступления, был обнаружен отпечаток большого пальца правой руки, и было установлено, что этот палец принадлежит гражданину Иванову Ивану Ивановичу...

С ручки арбалета, посредством которого был убит один из потерпевших, тоже были сняты отпечатки пальцев, идентифицированные как отпечатки пальцев Иванова Ивана Ивановича.

На металлических частях изъятого с места преступления пистолета-пулемета, из которого... Были обнаружены отпечатки пальцев и было установлено, что это пальцы Иванова Ивана Ивановича.

На ручке метательных ножей, извлеченных из тел потерпевших, тоже были отпечатки... И тоже отпечатки пальцев Иванова Ивана Ивановича.

Но это было еще не все. Несколько дней спустя устранявшие на линии связи аварию монтеры обнаружили на дне одного из колодцев брошенный туда пистолет. Они сдали находку в милицию, и экспертиза установила, что из этого пистолета был застрелен потерпевший, находившийся на втором этаже дома. Пули, собранные на полу, извлеченные из тела покойного и выковырянные из стены, имели различные механические микродефекты, характерные для этого оружия. С рукояти пистолета были сняты “пальчики”, которые... которые оказались пальчиками Иванова.

Кроме того, Иванова опознал один из охранников. Опознала по предъявленным фотографиям видевшая его любовница хозяина дома. И опознали все, кому только показали его распечатанный с видеозаписи портрет.

Сомнений быть не могло — это был Иванов. Опять Иванов!

На этот раз он даже не прятался! Не пытался закрывать лицо и не старался не оставлять на орудиях преступления отпечатки пальцев. На этот раз он следил на каждом шагу. Впрочем, это было понятно — этому преступнику прятаться было незачем. На нем висело столько трупов, что плюс-минус еще несколько никак не могли отразиться на возможном приговоре. Больше того, что он должен был получить, он получить не мог. Он уже заработал два десятка пожизненных заключений, так что еще одно ничего не меняло.

Иванов не прятался. Иванов перестал прятаться. Он бросал милиции вызов.

— Хреновое твое дело! — выразили коллеги сочувствие полковнику. — Все, кто занимался Ивановым, добром не кончили.

И это было так.

Сбросить безнадежное во всех отношениях дело было не на кого — от ивановских “глухарей” все как черт от ладана открещивались, не глядя меняя его на десять нераскрытых “бытовух” или трехсерийных маньяков.

— Ну и что, что Иванов! Мне мало знать, что это Иванов! — орал на полковника вышестоящий начальник. — Может, это вовсе и не он? Взяли моду все на Иванова валить. Чуть только потенциальный “висяк” — сразу Иванов!

— Но его отпечатки пальцев были обнаружены на оружии... — пытался возражать следователь.

— Ну и что, что отпечатки? А если он скажет, что этот автомат убийце продал, а когда продавал, руками лапал?

Гипотеза была фантастическая, но имела право на жизнь. Потому что была высказана начальством.

— Но Иванова опознали свидетели, — защищался, как мог, следователь.

— А если они обознались? И потом скажут, что обознались! А если это его брат-близнец? Ты мне чистосердечное признание давай! Ты мне Иванова давай! И пусть он сам все расскажет. И покажет! А про пальчики можешь своей жене заливать! Иди!..

И следователь шел. В кабинет шел. Где его уже ждали...

— Где тебя черти носят? Мы тебя по всем этажам чуть не с собаками ищем! Давай быстрей!

— Куда быстрее?!

— Туда! На ковер к начальству!

— Да я только что с него!..

— Тебе не на этот ковер, тебе на другой ковер. На тот ковер! — тыкал пальцем в потолок посыльный.

Мать честная!

Начальник начальника тоже сердился, кричал, что пальчиков мало, что пальчики в суд не понесешь, и требовал достать Иванова хоть из-под земли.

Полковник обещал сделать все от него зависящее. Хотя от него мало что зависело. Зависело исключительно от Иванова.

Но если бы этот ковер был последним ковром!..

— Ты нашел Иванова? — чуть не каждый час теребило следственную бригаду непосредственное начальство.

— Пока нет.

— Ну тогда все, тогда хана нам, — доверительно сообщало начальство. — Нас вызывают туда. И тоже кивало на потолок.

— Кого вызывают? — уточнял полковник.

— Всех вызывают — тебя, меня, того, кто надо мной и кто над ним. Всех, вплоть до замминистра.

Мать честная! Ты смотри, какую волну этот Иванов поднял! Ну просто штормовую волну. Цунами! Которое брызгами до самых высоких министерских кабинетов долетело.

— Иди, готовься. В смысле готовь!.. — хлопало себя начальство по филейной части. — Будут нас с тобой в хвост и в гриву. Вначале оптом, а потом в розницу. А потом я тебя...

Что и следовало ожидать. Правы были сослуживцы: угодил под Иванова — пиши пропало!..

И полковник шел готовить... Отписки готовить. Мол, делаем все возможное и невозможное, люди из мундиров лезут, ночами не спят, семей не видят... Но уж больно преступник не прост...

Вот! Вот здесь надо усилить! Чем более матерый бандит противостоит следствию, тем больше прощается следователям. А Иванов, если жертвы по головам считать, давно за пояс всех маньяков заткнул! А что, если действительно посчитать? И, прощающийся со звездой и папахой, полковник взялся за бумагу и ручку. Пять на Агрономической. Четыре и еще один на Северной. Четырнадцать в Федоровке. На даче генерала... В Германии... Во Франции...

Меньше двух недель назад здесь, на улице Мичурина.

Итого — шестьдесят восемь! И вот теперь снова... Причем на его участке... Охранник на втором этаже, убитый из арбалета, — шестьдесят девять. Хозяин дома — семьдесят. Его телохранитель — семьдесят один. Охранник на первом этаже — семьдесят два. Охранник в подвале — семьдесят три. Автоматчик на втором этаже — семьдесят четыре. Семьдесят четыре!.. Это же больше, чем два взвода. Это же два взвода и еще целое отделение! Не считая четверых раненых, которые еще неизвестно, выживут ли!

Это же...

Это просто какая-то война! Война, которую ведет один человек против милиции целой страны. Да ладно бы только ее! Но еще и против полиции Швейцарии. И полиции Германии. И полиции Франции. И полицейских Интерпола...

Это же... Это же ни в какие ворота!.. Это просто какой-то караул!..

Пять на Агрономической!..

Четыре и еще один на Северной!..

Четырнадцать в Федоровке!..

Глава сороковая

— Вы молодец! — похвалил Иванова генерал Трофимов. — Вы все очень здорово придумали и еще лучше сделали.

— Я?!. — поразился Иванов. — Что я сделал? Я ничего такого...

— Стерли объект. И, кроме него, еще пять человек из его охраны. И еще четверых ранили.

— Я?!. Но я ничего... То есть никого, — забормотал Иванов. Он решительно ничего не понимал.

— Не скромничайте, — пожурил его генерал. — Нынче все только о вас и говорят! Ведь вы совершили почти невозможное. Вы проникли в дом, укрепленный как крепость. Вы пришли оттуда, откуда никто не ожидал, — спустились с самолета на парашюте на крышу.

Иванов открыл рот. Вот так здрасьте, а он ничего про это не знал!

— Вы проникли в дом и, обезвредив охрану, нашли и убрали объект.

— Так это вы?! — догадался Иванов. — Да как вы... Как вы могли!

— Мог, — довольно зло ответил генерал, потому что ему надоели игры в идиота, который делает вид, что не понимает, что происходит. — Мог! Потому что не мог иначе! И сейчас объясню, почему.

Иванов, как водится, хлопал глазами и строил глупые рожи, доводя генерала до белого каления. Но как бы он внутри ни кипел, наружу “пар” не прорывался. Генерал умел держать себя в рамках.

— Насколько я помню, это дело поручили вам, — напомнил он. — Лично вам! Я не знаю, зачем им надо, чтобы ликвидации проводили именно вы. Но дело обстоит именно так! Им нужны — вы!

Но вы почему-то не захотели заниматься этим делом сами. Мы были вынуждены пойти вам навстречу. Вашу работу за вас выполнил другой, тоже очень квалифицированный специалист. Выполнил хорошо, так, как если бы это делали вы сами. Так что краснеть вам не придется.

Но обойтись без вас совсем мы не могли. Это бы противоречило желанию заказчика. И мы были вынуждены засветить вас на месте преступления — то есть использовать оружие, которое вы держали на тренировках и на котором остались отпечатки ваших пальцев. Кроме того, мы загримировали исполнителя, чтобы сделать похожим на вас.

— Но теперь милиция будет считать, что их убил я! — запротестовал Иванов.

— Совершенно верно, — подтвердил генерал. — Милиция будет считать, что это сделали вы! И все будут считать. И наши с вами хозяева будут считать!

Иванов поджал от обиды губы.

— Впрочем, вы можете признаться, что не имеете к этой акции никакого отношения, — предложил генерал.

— Да? Тогда я, наверное, признаюсь, — согласился Иванов.

— Но только, боюсь, им это очень не понравится. И, не исключаю, что они захотят это дело замять.

— Как замять? — не понял Иванов.

— Так замять, как раньше заминали. Как вы заминали, — популярно объяснил генерал.

Но Иванов все равно не понял.

— Им необходимо, чтобы ликвидатором были вы, и всякий, кто будет свидетельствовать обратное, нарушит их, о которых ни вы, ни я не знаем, планы. И станет им тем сильно мешать. Настолько сильно, что они предпочтут заткнуть ему рот, не останавливаясь ни перед чем. Если этим ненужным свидетелем будете вы — они заткнут вас. И заодно — нас.

— Как заткнут? — испугался Иванов.

— Так заткнут, — направил на него указательный палец и сказал “паф” генерал.

Иванов побелел.

Из двух зол — быть убийцей шести человек или быть убитым самому — он выбрал первое.

— Ну хорошо, я согласен, — согласился Иванов. — Пусть это я их... всех... Ладно. Я не против.

Генерал Трофимов удовлетворенно кивнул. Маленькая месть состоялась. Маленькая месть, имеющая продолжением большие последствия...

Глава сорок первая

— Я нашел Иванова! — радостно доложил Джон Пиркс своему непосредственному командиру.

Начальник Восточного сектора оторвался от бумаг.

— Вы нашли Иванова?.. Где он?

— В России!

— Как в России? — поразился Начальник Восточного сектора. — Что он там делает?

— То, что обычно, — убивает, — коротко ответил Джон Пиркс.

Если “убивает”, то, по всей видимости, он убил не кого-то одного, а убил по меньшей мере двух человек.

— Девять, — подтвердил умозаключения шефа Джон Пиркс. — Вначале сжег трех человек в автомобиле на улице Мичурина, потом убил еще шесть на вилле в Подмосковье. Одного из арбалета, одного ножом, остальных застрелил, — добросовестно перечислил Джон Пиркс все способы убийства.

Да, это было очень похоже на Иванова. Если девять человек в два захода, то очень похоже!..

— Кто они?

Джон Пиркс назвал фамилии.

— Первый — довольно успешный русский бизнесмен. Второй тоже занимался бизнесом, но на более высоком уровне. На околоправительственном уровне. Кроме того, он известен в России как спонсор ряда политических партий второго плана. Вот список его контактов.

Джон Пиркс протянул шефу распечатку.

— А первый?

Джон Пиркс передал вторую распечатку. Начальник Восточного сектора быстро просмотрел оба списка. Многие фамилии в них были ему знакомы. Потому что были на слуху. Может быть, не у каждого рядового американца, но у любого, кто более или менее знает Россию.

— М-м... — сказал Начальник Восточного сектора. — Интересно, очень интересно...

Уровень знакомств был довольно высоким. Потом он сравнил разнесенные по алфавиту фамилии в том и в другом списках. Совпадений было немного. Почти не было.

— Почему он их убил? — спросил Начальник Восточного сектора.

— Не знаю, — честно ответил Джон Пиркс. — Иванов мог убить и просто так. Как говорят русские — от нечего делать.

В принципе, мог и просто так. Иванов — мог. Но настоящий разведчик не может довольствоваться простыми объяснениями. Настоящий разведчик должен искать в разрозненных фактах скрытую взаимосвязь.

— Необходимо пройтись по их контактам. Вот по этим контактам...

Начальник Восточного сектора отчеркнул одинаковые, встречающиеся в том и в другом списке фамилии. Среди которых была и фамилия Большого Начальника.

— Не исключено, что Иванов получил новый заказ. И если это так, то заказчик, если судить по уровню контактов покойников, может быть достаточно серьезной фигурой. Чтобы узнать об этом, нам нужен Иванов. И нужен сам по себе, как полезный для Америки агент...

Но главную причину, почему Иванов должен быть в Америке, Начальник Восточного сектора не назвал. Главная причина подразумевалась как нечто очевидное для обоих собеседников. Они упустили Иванова во Франции, истратив кучу денег, потеряв своего человека и чуть не засветив участие в побеге Иванова из французской тюрьмы ЦРУ. Теперь им нужно было реабилитироваться перед начальством. Нужно было доставить им Иванова, которого они, сглаживая свой провал в Германии и выбивая разрешение на операцию во Франции, представили как очень ценного и перспективного агента. Который, не исключено, таковым и является, если судить по его степени осведомленности, профессиональным навыкам в области лишения людей жизни и возне, которую подняли по его поводу посольства и русские резидентуры.

Впрочем, так это или не так — вопрос второй. Сейчас его разрешить будет невозможно. Для того чтобы разобраться, кто такой Иванов, его как минимум надо найти и доставить в США.

— Немедленно выезжайте в Россию. Он нам нужен. Нужен живым, в крайнем случае мертвым...

Ближайшим рейсом второй помощник атташе по культуре посольства США в Москве, он же сотрудник Восточного сектора Центрального Разведывательного Управления США Джон Пиркс вылетел в Россию...

Глава сорок вторая

— Браво, — сказал Большой Начальник. — Я восхищен тем, что вы сделали!..

О том, что сделал Иванов в доме ликвидированного объекта. Большой Начальник знал не понаслышке. Он, как и в первый раз, получил информацию из первых рук. Из “рук” следователей, ведущих расследование, их начальства и начальства того начальства, вплоть до заместителя министра МВД, вызванных в его кабинет.

— Мне не нужны ваши оправдания, мне нужен результат, — предупредил Большой Начальник. — Это дело вышло за рамки просто уголовного, получив широкий резонанс в обществе и средствах массовой информации. Кроме того, убитый — мой хороший знакомый, и я хочу знать, кто это сделал? Кто? Надеюсь, вы установили преступника?

— Так точно! — доложил замминистра. — Преступник установлен — это некто Иванов Иван Иванович.

Такой ответ Большого Начальника вполне удовлетворил. Они нашли того, кого должны были найти.

— Вы его арестовали? Милицейские начальники замялись.

— Я спрашиваю, вы его арестовали или не арестовали?! — прикрикнул хозяин кабинета.

— Никак нет! Пока нет!

Этот ответ Большого Начальника тоже устраивал.

Иванов засветился, но Иванов не был схвачен. “Пугало” оставалось на свободе, чтобы продолжать пугать.

— Меня интересуют подробности... Подробности были удивительными. Мало, что Иванов был стрелок отменный, он еще оказался и парашютистом хоть куда! Зная, что к дому так просто не подступиться, он проник в него, минуя охрану и сигнализацию, с воздуха, сбросившись с самолета с парашютом!

Спустился на веревке на третий этаж. Застрелил из арбалета (до такого тоже додуматься надо умудриться) охранника на этаже, попав ему, чтобы тот не закричал, точно в горло! Прикончил из автомата телохранителя. Ликвидировал объект, хладнокровно, не пугаясь того, что в доме поднялась тревога, добив его контрольным выстрелом в голову.

Расстрелял еще нескольких человек на первом этаже и забросал оставшихся гранатами со слезоточивым газом.

Обезвредил в подвале еще трех вооруженных охранников, метнув одновременно, то есть двумя руками, два ножа! — которые оба попали в цель!

Зажег дымовую шашку, под ее прикрытием проник в гараж, взорвал ворота гранатами и на захваченном “уазике” таранил еще одни ворота, на этот раз выездные.

То есть в одиночку одолел целый гарнизон, оставшись при этом целым и невредимым!

Но и это еще не все! На закуску он умудрился с расстояния семьдесят пять метров из пистолета, ведя одной рукой машину, а другой стреляя, попасть в охранника, прятавшегося за подоконником на втором этаже!!.

— Действительно с семидесяти пяти метров? — уточнил Большой Начальник.

— Так точно! — доложил замминистра. — Мы нашли гильзы и измерили расстояние рулеткой от них до окна. Получилось семьдесят шесть метров и еще Несколько десятков сантиметров.

— То есть даже не семьдесят пять метров, а семьдесят шесть! — удовлетворенно сказал Большой Начальник. — Он что, действительно такой хороший стрелок?

— Так точно! Он очень хороший стрелок. Таких в стране, а может быть, и в мире наперечет, — честно сказал замминистра. Он тоже предпочитал акцентировать внимание на талантах преступника, чем на немощи подчиненных ему следователей.

Большой Начальник был доволен. Был доволен, что столь уникальный специалист работает не на кого-нибудь, а на него.

— Держите меня в курсе событий, — попросил он. — Особенно о возможном местонахождении Иванова...

Милиционеры ушли, слегка озадаченные, — их, конечно, пожурили, но не так, чтобы очень. По крайней мере, до хвостов и грив дело не дошло...

— Ваши таланты поразили даже видавших виды следователей, — польстил Большой Начальник Иванову.

Иванов скромно потупил взор. Ему было стыдно. Стыдно, что этих шестерых человек убил не он. Что ему незаслуженно достается чужая слава. Но признаться в этом после разговора с генералом Трофимовым ему в голову не могло прийти...

— А стреляете вы как редко кто в этой стране, — процитировал Большой Начальник замминистра МВД.

Иванов покраснел.

“Странно, — отметил про себя Большой Начальник, — прикончил чуть не сотню человек, а краснеет, как девица на выданье. Или он просто не привык к похвалам? Ну хорошо, тогда не будем о прошлых заслугах. Тогда поговорим о будущем...”

От будущего Большой Начальник ждал многого. И только хорошего. Потому что надеялся, что все плохое осталось позади. Сцементированная кровью империя начала укрепляться. Те, кто хотел переметнуться в стан врага или надеялся переждать смутные времена, отсидевшись за трехметровыми каменными заборами, поняли, что заборы и запоры их не спасут. Стараниями Иванова поняли.

Нужный эффект был достигнут — слабые вернулись, колеблющиеся укрепились, сильные задумались.

Осталось немного — сформулировать условия ультиматума и принять почетную капитуляцию. Для большей гарантии можно будет провести массированную психическую атаку, разъяснив упорствующим тугодумам, кто такой этот Иванов и на что он способен. Будет мало — организовать третью смерть.

И четвертую. Или сразу десять... Тем более что Иванов по этой части большой мастак.

Впрочем, это уже вопрос технический. И в чем-то второстепенный. Пора подумать о перспективе...

А перспективы у Большого Начальника были. Были амбициозные. И были завязаны на все того же Иванова. Потому что, кроме того, что он был классным стрелком, парашютистом и пугалом, он еще был не бедным человеком. Вернее сказать, очень богатым человеком!

С которым имело смысл дружить. Имело смысл заигрывать. И имело смысл союзничать.

— А у меня для вас новый заказ! — радостно сообщил Большой Начальник. — Или, как вы выражаетесь, новый “котел”.

Иванов скис.

— На этот раз знакомый вам “котел”. Который пока не “течет”, но может “потечь” в любую следующую минуту. И чтобы этого не допустить, его лучше “почистить” прямо теперь, не дожидаясь аварии. В качестве меры профилактики.

Большой Начальник засмеялся, довольный своей шуткой.

Иванов тоже засмеялся, но гораздо менее убедительно.

— Вот этот “котел”. — Большой Начальник вытащил из кармана и показал несколько фотографий.

На фотографиях был изображен Юрий Антонович — с биллиардным кием, с рюмкой коньяку, с женой, с любовницей, с любимым ротвейлером...

— Вы рады?

— Чему? — не понял, чему он должен радоваться, Иванов.

— Выбору. Ведь этот “котел” — ваш “котел”. Не так ли?

Человека с кием и ротвейлером Иванов помнил.

По Швейцарии помнил, где тот, как и другие, охотился за партийными миллиардами.

— Ну... да, — вяло согласился Иванов. — Мой.

— Ну так забирайте его, — щедро предложил Большой Начальник.

Оказывается, Юрий Антонович был подарком. Большой Начальник дарил оказавшему ему услугу киллеру Иванову маленький презент — жизнь его врага.

— Я попросил своих людей разыскать его, чтобы вы не тратили время на рутинную работу, — сообщил Большой Начальник. — Здесь адреса, по которым вы сможете его найти, маршруты движения и другая полезная информация.

Большой Начальник бросил на стол конверт.

— Надеюсь, вы довольны?

— Я?.. Ну да, конечно, — промямлил Иванов, выдавливая из себя радостную улыбку. — Очень.

— Я рад был оказать вам эту небольшую услугу. Если вам понадобится что-то еще, мои люди к вашим услугам...

Большой Начальник был весьма любезен. И был расчетлив. Он расплачивался Юрием Антоновичем за предоставленные ему услуги. И одновременно заказывал Юрия Антоновича, в смерти которого был заинтересован не меньше Иванова. Так как был заинтересован в смерти всех людей, узнавших о партийном золоте.

Почему?

Потому что так же, как они, имел на него виды...

— Я рад, что мог быть вам полезен, — проникновенно сказал Большой Начальник.

Он был доволен — он провернул очень выгодную сделку, расплатившись за “котел” — “котлом”. За нужный ему “котел” — не менее нужным ему “котлом”. Он умудрился одним выстрелом убить двух зайцев — убить отщепенцев и предателей и убить Юрия Антоновича. Который пока еще был жив, но лишь де юре жив. А де факте...

Потому что если за дело берется такой специалист, как Иванов, то можно смело заказывать оркестр, заказывать гроб и заказывать место на кладбище. Так как очень скоро они пригодятся...

Глава сорок третья

Этого дерева раньше не было. Еще вчера не было. А сегодня утром оно вдруг выросло. За одну ночь выросло, как в сказке, минуя все фазы роста. Р-раз, и вылезло словно из-под земли...

Вы говорите, так не бывает? А я уверяю вас, что бывает! Что еще и не такое бывает! Когда кому-нибудь нужно, чтобы было...

Дерево было большим и было гнилым. Вверх тянулся толстый, покрытый пятнами мха ствол, от ствола отходили в стороны обломанные сучья, на сучьях кое-где сохранились высохшие ветки. Дерево было идеально вписано в окружающий пейзаж и не вызывало никаких подозрений. Дерево как дерево...

Но не дерево...

Пятнадцать часов назад, поздней ночью, в этот неприметный на вид лесок вошел взвод солдат. Тридцать, как на подбор, бойцов, одетых не в привычные гимнастерки и шинели, а в темные спортивные костюмы и маскнакидки. Бойцы бесшумно разбежались по лесу. Бесшумно, потому что на ногах у них были не сапоги и не форменные ботинки, а легкие кроссовки, обернутые поверх темной тканью. Бойцы разбежались по местности и залегли на тропинках и дорогах, накрывшись сверху “мохнатыми”, с вплетением настоящей травы и листвы маскхалатами. Залегли — и пропали, мгновенно слившись с окружающей местностью.

Но залегли не все.

Под прикрытием охранения отделение бойцов вышло на опушку. Быстро собрали разбросанные там и сям сухие ветки и другой лесной сор. Остро заточенными саперными лопатками, словно ножом, взрезали почву, подняли, отвалили в сторону большие листы дерна. Развернули сшитые из плотного брезента мешки. Врезались лопатками в грунт. Один боец кидал — двое держали мешок.

Работали быстро, постоянно сменяя друг друга. Лопатки мелькали, как ковши угольного комбайна.

Наполненные мешки бросали на спину и бежали через лесок к противоположной опушке, где на грунтовке стоял тентованный “Урал” с выключенными подфарниками. Бросали мешки внутрь и бежали обратно.

Смена...

В образовавшуюся яму прыгал новый боец, который, в максимально быстром темпе работая лопаткой, наполнял очередной мешок и подавал его наверх. Наполнял еще один и выбирался сам, чтобы отдышаться, уступая место свежему землекопу.

Конвейер работал четко и слаженно.

Метр.

Два.

Два с половиной...

В нижней части яму расширили до полутора метров, прокопали с боку входной тоннель, другой его конец закрыв крышкой, выполненной в форме “пня”. Стенки закрепили, обложив досками, которые расперли сверху и снизу. На полу рассыпали порошок, который должен был отпугивать мышей и прочих лесных грызунов. По периметру ямы в грунт вкопали специальные алюминиевые лапы, к которым прикрепили силовой каркас. На каркас “надели” принесенное из машины “дерево”, которое, хоть и выглядело как натуральное, на самом деле было изготовленным из стеклопластика муляжом, обернутым настоящей корой, на которую был наклеен настоящий мох.

Дерн положили на место, случайно оброненные комки земли нашли и подняли, собранные вначале сухие ветки и сор положили туда, откуда их взяли. И появилось в лесу еще одно дерево... Такое же, как остальные деревья... Но не дерево, а “изделие номер...”, предназначенное для проведения “технической слежки за удаленными объектами...”

Технари вытянули из “ствола” замаскированный кабель, присоединили к “маме” выходного кабеля “папу”-кабель, идущий к ноутбуку настройки, и оживили систему.

— Первая камера...

Первая камера была смонтирована в одном из пустотелых, направленных на объект суков. В другом суку помещалась другая камера.

— Разверни картинку.

На экране возникли какие-то неясные электрические огни. Огни объекта.

— Чуть левее.

Картинка поползла влево.

— Теперь вторую...

Вторую и третью камеры настроили на “крупняки”, сориентировав на интересующие внутри объекта отдельные строения.

— Камеры в порядке. Теперь антенна. Антенна располагалась внутри “ствола” и предназначалась для перехвата радиотелефонных разговоров.

— Антенна активизирована...

На экране ноутбука, в левом нижнем углу, загорелся красным значок антенны.

Система функционировала в штатном режиме. Если случится какая-нибудь поломка, то можно будет пробраться к смонтированной внутри дерева аппаратуре по прокопанному лазу.

— Все нормально.

“Папу” выдернули из “мамы”, ноутбук закрыли.

— Всем эвакуация, — распорядился командир подразделения, отвечавшего за монтаж оборудования.

После чего бойцы бесшумно рассредоточились по местности, растворившись в темноте ночного леса. Машина с грунтом, не включая огней, тронулась по проселкам к ближайшему водоему, где можно было “утопить” сваленные в кузов мешки. Последними ушли бойцы охранения, предварительно убедившись в отсутствии в округе посторонних людей.

Когда взошло солнце, на опушке леса стояло дерево.

Внутри дерева, на специальной подставке, лежали друг на друге три ноутбука с выключенными экранами. С выключенными, потому что смотреть на них было некому. К портам ноутбуков подходили различные кабели, снизу — от стоящих под ними блоков батарей, которые могли обеспечить двухмесячную непрерывную работу комплекса, сверху — от видеокамер и направленных антенн. Внутри ноутбуков тихо шелестели обдувающие процессоры вентиляторы и шуршали заполняемые информацией жесткие диски.

Вот кто-то прошел по объекту, переместившись из зоны “А” в зону “Б”, и был зафиксирован несколькими работающими в различных масштабах камерами. Общий план — небольшая, передвигающаяся по территории фигурка, позволяющая отследить маршрут движения. Средний — тоже ростовая фигура, но уже с деталями и с более-менее различимым лицом. Крупный план — хорошо читаемое и пригодное для идентификации лицо. На крупный план идущий “нарвался” сам, приблизившись к интересующей слежку зоне...

Зуммер.

Не здесь зуммер, там зуммер, на территории базы. Зуммер мобильного телефона.

Еще зуммер.

Еще…

Наконец сигнал был услышан. Был услышан абонентом, которому назначался. И был “услышан” направленной антенной.

— Але, кто это?.. — сказал голос.

И в виде звукового файла был записан на жесткий диск...

Через несколько суток по лесу, на опушке которого стояло неприметное, никогда здесь не росшее дерево, прогуливался “грибник”. Почему-то прогуливался глубокой ночью. Причем прогуливался не один, а в компании с другими, вооруженными короткоствольными автоматами “грибниками”. На глаза которых были надвинуты приборы ночного видения, наверное, чтобы в темноте сыроежку не пропустить.

Шли они издалека и потому притомились. Отчего решили отдохнуть. Один — присев возле того самого дерева. Остальные — лежа на животах в мокрой траве и придорожной грязи, накрывшись маскхалатами.

“Грибник” сунул руку в сумку, нащупал не термос или бутерброд, а нащупал переносной компьютер. С помощью которого, через выносной инфракрасный порт соединился с ноутбуками, находящимися внутри дерева, прошел систему опознания “свой — чужой” и слил гигабайты сархивированных “картинок” и телефонных разговоров на свой диск...

Через несколько часов переписанный на “сидюшники” материал ушел на просмотр. Двадцать четыре часа наблюдений были самым тщательным образом отсмотрены, все кадры с прибывающими и убывающими машинами, с передвигающимися по территории людьми отсеяны, обработаны с помощью фото— и видеоредакторов, разнесены по отдельным папкам и распечатаны на лазерных принтерах.

Номерные знаки машин сверены по спискам ГАИ.

Портреты людей отданы на идентификацию-Номер девять...

“Номер девять” был опознан раньше, а потому новые фотографии были лишь добавлены к старым.

Номер двенадцать.

С номером двенадцать тоже все было более или менее ясно. На номер двенадцать была накоплена целая картотека, потому что он только и делал, что болтался туда-сюда по территории объекта, попадая в объективы видеокамер.

Номер семь...

Здесь для полной уверенности не хватало кое-каких деталей лица. Теперь они получены, и можно не сомневаться...

Номер девятнадцать.

И сразу за ним номер двадцать и номер двадцать один...

Эти трое проходили по видеофрагментам вместе и до сего дня оставались неузнанными, потому что лица их были смазаны и были перекрыты плечами и головами номеров четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать...

Новые снимки были сделаны в ином ракурсе и добавляли деталей. На этот раз неизвестных никто не перекрывал, на этот раз обычно заслоняющие их головы и плечи оказались сзади. Правда, качество исходников было неважным, но все же...

Узнать человека по снимку, сделанному с более чем полукилометрового расстояния, ночью, при неудачном освещении или в непогоду непросто. А неспециалисту просто невозможно. Но людей с видеозаписи опознавали не обычные люди, а высококлассные профессионалы. Они не раскладывали по полу сотни фотографий и не ползали по ним на коленях, сличая лица. Они “обработали” портреты на компьютере, создав их математические модели на основании двух десятков наиболее характерных для европеоидных рас антропометрических промеров. С помощью специальных формул перевели изображение на язык цифр и сравнивали уже не портреты, а их числовое выражение.

Компьютер мгновенно отсеял тысячи хранящихся в его памяти лиц, которые не проходили по тем или иным параметрам, и выделил и собрал в отдельную папку те, что были схожи. Дальше начиналась “ручная” работа, которую компьютеру передоверить было нельзя.

Эксперты выводили на экран прошедшие “математический отсев” лица и лица с сидиромов и сравнивали их друг с другом.

Нет, этот непохож.

И этот тоже.

И этот...

Основные промеры могут совпадать до сотых долей, но это еще ничего не значит. Вряд ли переведенные в “цифру” люди окажутся потерявшимися в младенчестве и не знающими друг о друге однояйцовыми близнецами. Одинаковое до долей миллиметра расстояние между глазницами и совпадающая до микрон длина носа сами по себе еще ничего не значат. Кроме основных, учитываемых программой параметров, есть еще сотни индивидуальных черт, “рисующих” человеческое лицо.

Нет.

Тоже нет.

Нет...

А вот это может быть...

“Подозрительное” лицо уменьшалось или увеличивалось до требуемых размеров, разворачивалось в нужном ракурсе и накладывалось на оригинал.

Есть... Практически полное совпадение!

Но это было еще не все.

Оба встретившихся на экране монитора лица перемещались в программу идентификации для проведения более тщательной проверки. Одно было из объединенной электронной картотеки работников силовых ведомств. Другое — с доставленного неизвестно откуда, неизвестно кем и не вашего ума в связи с чем — сидирома.

Лица крутились так и сяк, накладывались, совмещались, увеличивались, “разбирались” на отдельные детали и линии, “собирались” вновь...

Да, все верно. Теперь можно утверждать с вероятностью девяносто восемь и семьдесят пять сотых процента, что эти два лица не два лица, а одно лицо, принадлежащее...

Кому конкретно принадлежит идентифицированное лицо, устанавливали уже не эти, уже другие эксперты, которые расшифровывали присвоенный анонимной фотографии код.

Ого!..

Лицо с последней видеозаписи принадлежало не кому-нибудь, а действующему генералу Федеральной Службы Безопасности Трофимову. О чем было составлено официальное заключение, скрепленное подписями экспертов, проводивших идентификацию.

НП “Дерево” сработало! Сработало лучше, чем НП “Церковь”. Потому что располагалось ближе к базе, чем церковь, и располагалось с противоположной стороны. При наблюдении с которой люди, подходившие к строению, где, по предположению аналитиков, находился замаскированный вход в подземный бункер, поворачивались к объективам в фас...

Второе лицо, бывшее на распечатках рядом с генералом Трофимовым, было тоже установлено. Это было лицо его первого заместителя — майора ФСБ Проскурина.

А вот третье лицо... Третье лицо идентифицировать сразу не удалось, а удалось лишь полтора месяца спустя. Для чего пришлось повозиться, перебрав все картотеки ФСБ, Министерства внутренних дел, Министерства обороны, погранслужбы, налоговой полиции и прочих силовых ведомств. И все равно не удалось найти! Но совершенно неожиданно удалось найти в милицейских архивах, где хранятся данные на особо опасных и находящихся в розыске преступников. И сразу после этого найти в картотеке Интерпола. И в Национальной полицейской картотеке Франции. И в криминальной картотеке Германии. И...

Третьим, запечатленным камерой наблюдения лицом было лицо особо опасного убийцы, террориста и маньяка Иванова Ивана Ивановича, давно и безуспешно разыскиваемого российским Министерством внутренних дел, Интерполом и полицией половины европейских государств за совершение нескольких десятков особо тяжких преступлений.

Это был именно он — Иванов!

А вот как он оказался в компании генерала ФСБ и майора ФСБ, на территории бывшей ракетной части стратегического назначения и зачем оказался, было совершенно непонятно. Но было очень интересно!

Ну просто очень!..

Глава сорок четвертая

В кабинете Генерального продюсера Первого общенационального телевизионного канала зазуммерил телефон. Не простой телефон — самый дальний телефон, оттуда телефон. Тот, что со времен Сталина на номенклатурном сленге называют ВЧ.

Генеральный снял трубку и взял под козырек.

— Хочу выразить вам признательность за вчерашнюю передачу, — сказал хорошо знакомый, потому что часто звучащий в новостных и политических передачах голос. — Не совсем согласен с интерпретацией высказанных мною суждений, но в целом получилось остро и злободневно. Молодцы.

— Спасибо, — сказал Генеральный продюсер, вкладывая в благодарность всю возможную сердечность.

Далее, по установившемуся обычаю, должны были последовать пожелания и рекомендации.

Которые последовали.

— В целом, мы довольны работой вашего канала. Пауза.

— Но есть мнение, что нашему зрителю нужна некоторая психологическая встряска, которая отвлечет его от мелких бытовых неурядиц, таких, как безденежье, безработица, рост цен, инфляция, политическая нестабильность и национальные войны. Что-нибудь на криминальную тему, может быть, даже о похождениях маньяка или серийного убийцы.

Поданный в правильной тональности материал сможет убедить рядового зрителя, что на самом деле все обстоит не так плохо, как кажется. Ведь все познается в сравнении. Например, в сравнении с ощущениями жертвы, попавшей в руки серийного убийцы. Как вы думаете?

— Да, конечно, я думаю точно так же, — поддакнул Генеральный.

— Здесь важно избежать мелкотемья. Это должно быть масштабное, где-то даже эпическое полотно на примере одного, может быть, двух наиболее одиозных фигур современного преступного мира. Вы ведь, кажется, уже делали нечто подобное?

— Да, у нас проходил материал о нескольких известных преступниках — Сильвестре, Салонике, Русском Монстре...

— Да, помню — Русский Монстр. Кажется, передача о нем имела большой резонанс в обществе? Нам даже коллективные письма граждан приходили с просьбой обуздать кровавого маньяка. Может быть, имеет смысл раскрыть эту тему шире? Заодно и правоохранительным органам поможем, ведь этот Монстр, кажется, все еще на свободе?

— Да, к сожалению, на свободе.

— Тогда давайте на его кандидатуре и остановимся.

— Но-о...

— О материальной стороне вопроса можете не беспокоиться. Я думаю, мы сможем вам выделить под этот проект какие-нибудь средства. Как под социальный заказ.

Деньги были выделены. И были выделены не маленькие. Это был тот редкий случай, когда творческая группа не испытывала финансовых проблем. И, значит, никаких проблем.

Начали по хорошо накатанной схеме — начали с биографии.

— Он родился в обычной советской семье и в детстве ничем не выделялся среди сверстников, — доверительно сообщил присутствующим ведущий. — Мы нашли няню, которая работала в детском саду, куда ходил тогда еще безвестный Ваня Иванов.

Камера наехала на няню.

— Расскажите, каким вы запомнили будущего рецидивиста и убийцу? Может быть, вы замечали какие-нибудь отклонения в его психике?

— Ну что вы, в саду Ваня был очень добрым, тихим и скромным мальчиком — никого не обижал, ни с кем не дрался, — вспоминала бывшая детсадовская нянечка, можно сказать, на своих руках вынянчившая Русского Монстра. — Я его очень любила. Его все очень любили...

— Нет, так не пойдет, — забраковало отснятый материал телевизионное руководство. — Мы же не о каком-нибудь там Пушкине рассказываем. Кому нужны эти сопли и слюни?

Сценарий переписывали и вручали нянечке.

— Есть никому не интересная правда отдельно взятого человека и есть правда социально значимого явления, — популярно объясняли ей. — Если вы не в состоянии выучить текст, мы наймем на вашу роль профессиональную актрису.

Нянечка соглашалась выучить роль и даже учила, но все равно путалась, называя Русского Монстра то милым мальчиком, то Ванечкой, то ангелочком.

Пришлось заменять нянечку статисткой.

— Это был очень агрессивный ребенок, — вспомнила прошлое нянечка-статистка. — Он отрывал плюшевым мишкам лапы и головы, потрошил поролоновых крокодилов и мартышек, давил жуков и мух, задирал детей и нянечек, а когда ему воспитатели делали замечание, грязно ругался и обещал, когда вырастет, “выпустить им наружу кишки”.

— Вот это гораздо лучше, — одобрило новую художественную концепцию телевизионное руководство. — Только нужно оживить воспоминания конкретными биографическими эпизодами.

— Однажды Иван подглядывал за моющейся в душе поварихой, — припомнила нянечка. — Я проходила мимо и сказала, что так делать нельзя. Но он даже не оторвался от замочной скважины, а обозвал меня скотиной и другими нецензурными словами, а когда я попыталась его схватить, ударил головой в живот, уронил на пол и укусил за плечо, вот сюда... Я тогда очень испугалась, я была уверена, что он способен схватить меня зубами за горло и перегрызть сонную артерию...

Расстроенная воспоминаниями “нянечка” зарыдала и забилась в истерике, вспоминая ужасные годы работы в детсаде.

— Мы лишь пытаемся исследовать социально-психологические корни преступлений, потрясших Россию, — пояснил ведущий позицию творческого коллектива передачи. — Поэтому воспоминания очевидцев могут показаться зрителю шокирующими. Но мы намеренно используем лишь самые безобидные из известных нам эпизодов.

Лженянечка выла, рвала на себе волосы и валилась грудью на стол. Ассистенты режиссера били ее по щекам и отпаивали валерьянкой.

— Спасибо, снято.

Ассистенты отошли, нянечка мгновенно успокоилась и стала поправлять размазанный макияж и перемигиваться с операторами.

Далее пошел школьный эпизод...

В школе Русский Монстр показал свое истинное лицо в полной мере. Он не учил математику и русский язык, совершенно не читал классику, но хвалил на уроке литературы Раскольникова, сожалея, что тот не изрубил всех жителей дома и всех встретившихся на пути прохожих, чтобы не оставлять свидетелей, и не изнасиловал старушку-процентщицу с сестрой, с которых все равно бы не убыло Лишившаяся чувств учительница литературы, придя в себя, накричала на него за неверное истолкование произведений Достоевского, на что Иванов — сказал ей: “Заткнись, кошелка” — и показал выточенную из напильника финку.

Приглашенные в студию одноклассники и одноклассницы дружно вспоминали, как он их бил и отбирал карманные деньги, которые тратил на покупку кнопок и мебельных гвоздей, которые подкладывал на стулья соученикам.

— Но неужели у него не было никаких положительных качеств? — вслух поражался ведущий.

— Ну почему, были, например, он никогда не мучил животных. Вообще никогда! Он убивал их сразу...

— На последней фразе дайте портрет Иванова, — попросил режиссер.

На монитор вывели портрет Иванова.

— Что это? — возмутился режиссер. На портрете был розовощекий, лопоухий, веселый и в общем-целом довольно симпатичный мальчик.

— Его школьная фотография.

— И вы думаете, что зритель поверит, что он способен был перекусить горло нянечке? Отредактируйте фото.

За портрет взялись ретушеры. Они слегка заострили Иванову уши, чтобы он чуть-чуть смахивал на вампира, подвели черным глаза, улыбку перекосили и исказили, превратив в зловещую ухмылку, губы чуть вывернули, чтобы были видны зубы. Получился вполне уродливый, злобный, на все готовый маленький монстрик.

Портрет художественному руководству понравился.

Не понравился в рекламном отделе.

— Нет, так не пойдет, — покачали головой специалисты по виртуальной рекламе, которым вменялось в обязанность отсматривать и использовать в рекламных целях каждый идущий в эфир кадр. — Во-первых, зачерните ему зубы. Отрицательный типаж не может иметь такие белые зубы. Отрицательный типаж должен иметь черные, кривые, кариесные зубы, кровоточащие десны и гримасу мучительной зубной боли на лице, чтобы контрастировать с героями рекламы паст и щеток, подспудно внушая зрителям мысль о необходимости покупки средств личной гигиены. И обязательно упомяните в тексте, что он в детстве не любил чистить зубы. Не забывайте, что скрытая реклама более действенна, чем явная, так как о ней зритель не догадывается и телевизор не выключает.

Эпизод с нянечкой переписали. Теперь нянечка вспомнила, что мальчик Ваня, в дальнейшем ставший маньяком, убийцей и полным бякой, никогда не чистил зубки, отчего у него изо рта пахло, как из помойного ведра, что нянечка особо остро почуяла, когда он пытался перекусить ей сонную артерию.

— Вот теперь совсем другое дело, — одобрили поправки рекламщики. — Но прическа... Сейчас на нашем канале пойдет масштабная рекламная кампания шампуней и средств ухода за волосами. У вашего Иванова очень хорошие волосы. Это никуда не годно. У него должны быть редкие, сальные, свалявшиеся, секущиеся волосы с обильной перхотью, чтобы вызывать у зрителя неприязнь и ярко выраженное желание походить не на него, а на персонажей рекламы.

Иванову проредили, сваляли и посекли волосы, густо обсыпав их перхотью, превратив в антипода рекламных моделей, чтобы каждый мог понять, что отвратительные на вид убийцы и маньяки потому убийцы и маньяки, что не покупают зубных паст, не моют головы двумя в одном шампунями и не следят за собой.

На чем, казалось бы, рекламоспособность образа Иванова должна была исчерпаться. Но не исчерпалась...

— У нас тут проплачена заявка на рекламу женских прокладок двух фасонов — с крылышками и бескрылые, — сообщили рекламщики. — Хорошо бы еще каким-нибудь образом обыграть данный товар в контексте вашей передачи.

— Да вы что! Он же все-таки мужчина! — возмутился режиссер. — Куда я ему присобачу эти ваши прокладки?

— Да, действительно... Но ведь он не просто мужчина, он маньяк и, значит, может иметь какие-нибудь отклонения в психике, — нашли выход из положения рекламщики. — Например, иногда, готовясь к очередному кровавому преступлению, он мог надевать женскую одежду. И тогда ему без прокладок не обойтись.

— Да вы совсем с ума спятили! — совершенно рассвирепел режиссер.

Но за два процента с дохода и три ящика презентационных прокладок для жены от производителя сдался. Прокладки решили обыграть в качестве дополнительных стелек для ботинок, используемых Ивановым во время холодных и мокрых осенних засад, подчеркнув, что его ногам было всегда сухо и тепло.

Далее шел типовой телевизионный набор — сигареты, жвачка и мобильные телефоны... Отчего массовке было предложено поминутно перекуривать, беспрерывно жевать резинку и болтать по мобильникам, восхищаясь тарифами и роумингом.

На чем с детством, отрочеством и юностью было покончено.

Вторая серия была посвящена собственно деятельности Иванова и была щедро проиллюстрирована разнообразными трупами потерпевших.

— На то, что мы вам сейчас покажем, невозможно смотреть без содрогания, — предупредил ведущий. И, выдержав зловещую паузу, предложил убрать от экранов детей, беременных женщин, больных-сердечников, психически неуравновешенных членов семьи и всех, кого только возможно. Чем добился многократного повышения зрительского интереса к передаче, потому что к телевизорам, побросав все дела, сломя голову бежали дети, беременные и сердечники.

— Надеюсь, что все, кто должен был уйти, ушел? — спросил ведущий с экрана, подразумевая строго обратное — что тот, кто должен был прибежать на его зов, уже прибежал. — Тогда смотрите.

Мрачным фоном зазвучала напряженная, заимствованная из фильмов ужасов музыка. Ведущий демонстративно отвернулся от монитора и прикрыл глаза ладонью. Зрители, напирая друг на друга, лезли к телевизорам.

И видели отредактированный портрет Иванова. Такой, что не дай бог даже ясным днем в переулке встретить, — оттопыренные и острые, как пики, уши, упавший на глаза лоб, сросшиеся брови, равный лбу подбородок, изъеденные кариесом зубы, свалявшиеся сосульками волосы и такое выражение на мор... простите, лице... что, кажется, даже кровь с клыков капает.

И закапала... Потому что вдруг портрет Иванова перерезали сквозные линии, сквозь которые проступила и полилась с экранов кровь. Этой находкой телевизионщики гордились особо.

— Сейчас вы сможете оценить масштаб деятельности Русского Монстра, — предупредил ведущий.

На экране появились трупы. Много трупов. Горы трупов. Киногруппа широко использовала видеоматериалы, предоставленные Министерством внутренних дел, кадры из американских боевиков и отрывки из документальных фильмов, посвященных злодеяниям фашистов во Второй мировой войне.

Что, по замыслу заказчиков передачи, должно было отвлечь телезрителей от насущных проблем и добавить им жизненного оптимизма.

Но реакции были не совсем те, что предполагались.

— Ух! — восклицали зрители. — Во мужик напластал!.. Почище ихнего Шварценеггера! И одобрительно качали головами.

— Ты глянь, глянь, я же знал его! — радостно орали сослуживцы, соседи и бывшие одноклассники Монстра, толкая локтями окружающих, гордые тем, что запросто водили дружбу со столь известным и где-то даже популярным человеком.

— Он что, действительно такой был? — интересовались подруги у бывшей жены Монстра. — Такой... Такой кровожадный?

— Ой, что вы, девочки, — махала руками и густо краснела та. — Ну сущий монстр. Как уронит, как навалится... Ну просто ни одной ночи спокойно поспать не дал! Вот так вот взглянет, обхватит, сожмет... Аж дух из меня вон.

Подружки смотрели на экран, смотрели на монстрову супругу и завистливо вздыхали, сожалея, что кому-то вот повезло, а им нет, потому что их мужики-монстры, которые всю ночь хватают и жмут, а не мордой к стенке спят, обошли стороной. Да за такое счастье... да пусть хоть потом на куски изрежет!

Ну ведь есть же где-то на свете настоящие мужики!..

И, что интересно, мужики думали так же.

— Ну ведь есть же мужики! Не нянкаются со всякими дурами, а — раз и все! И никаких мучений!.. Э-эх!..

Но самыми благодарными зрителями передачи были не удаленные от экранов дети до шестнадцати.

— Вот я вырасту, тоже таким буду! — авторитетно заявляли они. — Бандитом буду! Приду в школу в учительскую и спрошу, зачем они мне двойки ставили.

— Да разве так бывает, чтобы один — всех? — высказывали сомнение напуганные реакцией чад мамы.

— Молчи, дура, раз ни черта не понимаешь! — обрывали их папы. — Да если ты не размазня, а настоящий боец, да запросто! Да я почти так же в молодости, когда мы с заречными махались. Да я!.. Да мне!.. А петом я!..

— Сразу видно — это кто-нибудь из наших, — многозначительно делились с окружающими бывшие срочники-десантники, морпехи и даже стройбатовцы. — Так мастерски распластать мог только наш!

Батальные панорамы сменялись “говорящими головами” криминалистов, следователей и патологоанатомов.

— Он убил их вот так, — показывали они, втыкая ножи в пластмассовые манекены. — Потом повернул нож вот так. И вот так...

Тут же следовали отредактированные и отретушированные, с подкрашенными лужами крови крупные планы жертв насилия.

— Когда я с ним встретился, он произвел на меня неизгладимое впечатление, — делились своими воспоминаниями свидетели.

Еще бы — такую рожу увидеть!..

Рожу показали еще раз, давая возможность рассмотреть ее во всех подробностях. После чего, чтобы дать зрителям передохнуть, пустили рекламу шампуней, зубных паст и женских прокладок, анонсировав продолжение передачи после выпуска новостей.

В новостях рассказывали о невыплате зарплат, межэтнических войнах и грядущем, шестнадцатом по счету, кризисе, но это уже никого не пугало. Все уже поняли, что бывает хуже...

Вторая часть передачи была посвящена зарубежным “гастролям” Русского Монстра. Для чего творческой группе пришлось в полном составе и в составе семей отправиться в Германию, Швейцарию, Францию, а потом на Барбадос и Ямайку, куда случайно уехали в отпуск участники памятных парижских событий.

Телевизионщики прошли с камерой по Елисейским Полям, набережной Сены, Версалю, Лиону, Марселю, Ницце, по ресторанам, музеям, варьете, казино, бутикам и публичным домам, потому что Русский Монстр тоже наверняка ходил здесь.

— Возможно, он сидел за этим столиком, — сообщал ведущий, обводя рукой зал роскошного ресторана, где все до последнего столики были заняты участниками съемочной группы.

— Или в том ресторане...

Отчего телевизионщикам приходилось вскакивать и перебегать из этого ресторана в соседний, еще более роскошный, ресторан.

— Возможно, отобедав, он шел играть в рулетку.

И все, промокнув губы, дружно отправлялись в казино, куда мог заглянуть готовящийся к очередному убийству Монстр. Почему бы нет?..

Телевизионщикам про кого бы не снимать, лишь бы на фоне Парижа, Лондона или Нью-Йорка — можно про Пушкина, можно про Александра III, можно про Русского Монстра. Главное, чтобы деньги были. А деньги на этот раз были. Выделенные под социальный заказ.

Добрых четверть часа эфирного времени ведущий обедал, играл в рулетку, бросал цветы актрисам варьете и отоваривался в парижских магазинах, убеждая зрителя, что точно то же самое непременно должен был делать главный отрицательный герой передачи. Остальной рассказ занял у него секунд тридцать. Потому что смета была израсходована полностью.

— Здесь Русский Монстр захватил заложников.

Здесь сбежал из тюрьмы, спустившись с крыши по натянутому канату.

Все...

Дальше телевизионщики мудрствовать не стали и дали десятиминутную нарезку из французских экранизаций Дюма, прокомментировав их закадровым голосом.

— Он сделал, казалось бы, невозможное, — вещал диктор на фоне спускающегося по веревочной лестнице с бастионов королевского замка Жерара Филипа. — Никто не мог сбежать из этой, считавшейся неприступной; тюрьмы. Никто и никогда! А наш с вами соотечественник смог!

Жерар Филип, игравший за Русского Монстра, выламывал какие-то решетки, бил кого-то по лицу, куда-то прыгал, в кого-то стрелял, откуда-то падал.

Все это было невероятно романтично — виды Парижа, замки, ночь, сброшенная с крыши веревка, мелькающее в свете горящих факелов мужественное лицо Жерара Филипа, гортанные вскрики французских часовых...

Сидящий у телевизоров слабый пол вздыхал. Сильный завидовал насыщенной жизни Русского Монстра.

Конечно, вторая, зарубежная часть несколько смазывала впечатление от первой, но что же теперь, из-за этого в Париж не ездить, что ли?

Передача закончилась. Но это было еще не все. В самом ее конце была анонсирована телевизионная дискуссия, в которой должны были принять участие многие известные в стране люди, которым предлагалось обсудить в прямом эфире феномен Русского Монстра. Дискуссия обещала быть крайне интересной.

— Кто он — маньяк, убийца-профессионал или сотворенный журналистами миф? — вопрошал ведущий. — Ответ на этот и другие вопросы вы можете узнать в самое ближайшее время!..

Портрет Русского Монстра...

Шампуни...

Зубная паста...

Женские прокладки...

“Спокойной ночи, малыши”...

Глава сорок пятая

Передача, показанная по первому общенациональному каналу, большинству зрителей понравилась. Но не всем. Кое у кого передача про Иванова должных восторгов не вызвала. У Юрия Антоновича не вызвала. И еще у гражданина Королькова по кличке Папа. И его подручных.

— Гля, это же он — мочила! — ахнули Папины “шестерки”, тыкая пальцами в телевизор.

С экрана на них внимательно смотрел остроухий, клыкастый, с немытыми волосами и нечищенными зубами монстр. Русский монстр. Тот, что кончал их пацанов в поселке Федоровка. И кончал после...

Папины подручные притихли. Они привыкли иметь дело с ворами в законе, с блатарями, с ментами, с беспредельщиками, но не привыкли с монстрами.

Когда в конце передачи Иванов в облике Жерара Филипа прыгал с крепостных стен, протыкал шпагой королевских гвардейцев и точно в цель стрелял из мушкета, они и вовсе загрустили, вспомнив, как невежливо обращались с Ивановым, когда тот попал им в руки. Как называли его разными обидными словами и били кулаками по лицу.

Н-да... Гнилое дело. А ну как он их запомнил и теперь надумает поквитаться с обидчиками?..

Папа тоже смотрел телевизор и тоже напрягался. При всех допусках на халтуру телевизионщики все же были людьми творческими и смогли создать убедительный экранный образ преступника нового типа. Один только портрет с ушами чего стоил!..

Но Папа знал больше, чем знали телевизионщики. Папа знал, кто будет следующей жертвой Русского Монстра. Он будет!

На помощь милиции он особенно не рассчитывал. Хотя и платил им деньги. О возможностях милиции он был осведомлен лучше чем кто-либо, потому как провел в следственных кабинетах времени не меньше, чем какой-нибудь среднестатистический опер. Хотя и по другую сторону стола.

Нынешние менты — уже не те менты. Те на службе пупы рвали, жен месяцами не видели, а эти... На этих особенно рассчитывать не приходится. Конечно, остается шанс, что если каждый опер и каждый постовой получит ориентировку с цветным портретом Иванова и будет знать, что за его поимку получит премию в размере полутысячи месячных окладов, то рано или поздно кто-нибудь его опознает.

Но как бы не поздно...

Нет, менты не выход. Нужно искать кого-нибудь попроворней ментов. Того, кто сможет упредить Иванова.

Кого-нибудь из своих?..

Нет, свои не подходили. Свои могли за деньги зарезать кого угодно, хоть два десятка, но вряд ли могли справиться с Ивановым. Иванову должен был противостоять кто-то равный Иванову.

Где таких взять? Не вопрос! В стране, исповедующей рыночные отношения, можно найти что угодно, в любом количестве, были бы “бабки”. “Бабки” у Папы были.

Через пару дней ему представили списки.

Рынок мочил в России был обширен. Мочить были готовы рецидивисты-мокрушники с двадцатилетним стажем отсидок, бывшие военные, милиционеры-отставники из органов, спортсмены от перворазрядников по шахматам до призеров чемпионатов мира, Европы и зимних Олимпийских игр, безработные пожарники, недоучившиеся гэпэтэушники... Найти мочилу было даже проще, чем квалифицированного каменщика, потому что выложить камин возьмется не всякий, а “зажмурить” ближнего кажется по силам каждому.

— Если вы стеснены в средствах, могу предложить ИТР-работников, мэнээсов и кандидатов наук. Очень интеллигентные и добропорядочные люди. Еще той, застойной закалки, — предлагал молодой бойкий менеджер кандидатуры. — Работают на совесть, как если бы создавали космический челнок “Буран”. Лучше всего они подойдут, если у вас бытовуха.

— В каком смысле бытовуха? — не понял Папа.

— Если нужно убить жену или любовницу. Я думаю, они возьмутся за три-пять тысяч долларов. Сценарий предлагаю типовой — они любят вашу любовницу, ревнуют ее к вам и убивают в порыве ревности. Такой сюжетный ход представляется мне очень перспективным, так как преступник будет изобличен на месте и истинный заказчик останется в тени.

— Но ведь они сядут? — удивился Папа.

— Совершенно верно. Это входит в прейскурант: убийство — нахождение под следствием — суд — отсидка. Много им не дадут — ну, может быть, четыре, может быть, пять лет, учитывая состояние аффекта.

— А они там были? На зоне? — поинтересовался Папа.

— А вы у них дома были? — задал встречный вопрос менеджер. — Людям нужно кормить семьи.

— Нет, ученые мне не подходят, — отказался Папа.

— Тогда спортсмены. Могу предложить сборную по борьбе в супертяжелом весе. Если они разом навалятся, то происшествие будет квалифицировано как несчастный случай на стройке или ДТП.

— У меня серьезный клиент.

— Тогда вам подойдет команда биатлонистов. Менеджер вытащил из кармана фотографию стайки симпатичных девушек в спортивных костюмах и шапочках, с лыжными палками в руках.

— Попадают в яблочко после десятикилометровой лыжной гонки. Высокий уровень стрелковой и волевой подготовки. Наиболее перспективны для работы в поле, так как возможен подход к цели и уход от погони по бездорожью и снежной целине. Оружие и боеприпасы свои. Предпочитают работать в команде, но можно брать по одной. Хотя если целей несколько, то лучше взять всех.

Папа поморщился. Ему еще только с бабами связываться не хватало!.. Но менеджер истолковал его гримасу по-своему.

— Два года назад они работали в “горячей точке”, и заказчики были очень довольны своим выбором. И девушки были довольны, потому что получили возможность хорошо потренироваться на высогорном снегу и оплатить дорогу на чемпионат Европы, где, между прочим, взяли золото. Вы, наверное, слышали?..

— Я не болельщик, — недовольно ответил Папа.

— Пуле вики. Работают на предельных расстояниях. Оружие свое, импортного производства, хорошо пристрелянное, патроны целевые. Но требуется доставка на место. В отличие от биатлонистов.

Папа мотнул головой.

— Пловцы. Хорошо зарекомендовали себя на курортах — на Канарах, Майорке, в Ницце...

— Я же сказал — спортсмены не нужны! — рявкнул Папа.

— Тогда бывшие военные. Но они пойдут дороже.

Безработных военных было много. Было много благодаря последним сокращениям Вооруженных Сил.

— Экипаж фронтового многоцелевого истребителя “Су-27”. Сто тысяч.

— Почему так дорого? — удивился Папа.

— Большие эксплуатационные расходы, — пояснил менеджер. — Авиационный керосин, оплата взлетно-посадочных полос, услуг авиамехаников и авиадиспетчеров... Они ведь работают на своей технике. Очень удобны, когда жертва не показывается на людях, прячась в загородном доме. Один боевой заход и... И ваш заказ выполнен. Я думаю, за подобными формами обслуживания большое будущее.

— А если адрес точно неизвестен?

— Но, может быть, хотя бы город? Конечно, это обойдется вам дороже. Тысяч на пятьсот-шестьсот. Но в принципе... Особенно если этот город расположен где-нибудь на юге России. За такую сумму они смогут осесть в одной из стран Латинской Америки, так что можно попробовать переговорить...

Папу не пугала перспектива стереть с лица земли какой-нибудь южнорусский городок, его не устраивала стрельба по площадям. Ему нужны были гарантии.

— Мне не нужны бомбежки, мне нужно все сделать тихо.

— Тогда вам требуется спецназ. У меня есть несколько подходящих кандидатур — офицеры элитных частей, опыт боевых действий в Афганистане, Чечне, Югославии, заброски в тыл, ранения, боевые награды, двузначный личный счет... Но...

Никакие “но” Папу не интересовали.

— Беру, — сказал он. — Беру самых лучших. Всех беру!

Самыми лучшими были еще не остывшие от боевых действий офицеры, прошедшие Чечню.

— Вам Героев России или достаточно кавалеров ордена Мужества?

— Лучше Героев.

Герои России в большинстве своем были молодыми капитанами и майорами, которых государство обучило искусству убивать в общевойсковых училищах и бросило в пекло гражданской войны. Навыки, преподанные в армейских альма-матер, им почти не пригодились — все эти стратегии, тактики, бронетанковые клинья и фланговые охваты хороши в большой войне, а не в карательных экспедициях против русскоязычных партизан. В межнациональной драке на первое место выходит умение убивать. Убивать лично, собственными руками — из “калаша”, “макара”, гранатомета “муха” или сойдясь с противником в рукопашке — штык-ножом. Они быстро освоили премудрости выживания. Те, кто освоил, кто научился отвечать на шорох мгновенным выстрелом, кто готов был резать глотки кому угодно, невзирая на возраст, пол и национальную принадлежность, — остались в живых и получили внеочередные звания. Кто пытался воевать с оглядкой на пункты международных конвенций, бесславно погиб от выстрела в спину, навсегда оставшись старлеем.

Прошедшие огонь и воду Герои получили Золотые Звезды, а больше не получили ни шиша. Им пожали руки и отправили на гражданку, предложив самим решать свои проблемы.

Которых было множество, потому что молодые капитаны имели жен и детей, но не имели жилья и денег. И не имели ходовых — вроде копирайтеров и визажистов — профессий. Они знали, как стрелять из любого вида оружия, снимать часовых и совершать стокилометровые марш-броски, но не умели сушить чужие локоны фенами, эпатируя публику брючками в обтяжку и подведенными бровками. Они остались не у дел.

Но дела нашли их.

В стране победившей конкуренции нет работы для защитников Родины, но есть спрос на людей, умеющих убивать.

Капитанов нашли и предложили им то, что не смогло предложить им их государство, — предложили деньги, квартиры и прочие материальные блага за работу по специальности.

Капитаны согласились.

Часть из них “сгорела на первой мокрухе” и отправилась “париться на нары”. Но не все. Здесь, как и на войне, сработал закон естественного отбора: слабые погибли, сильные выжили и стали еще сильнее.

Работать по специальности на гражданке оказалось даже проще, чем на войне. Там, в “зеленке”, они имели дело с хорошо вооруженным, обученным, готовым драться и умереть за свои идеалы противником, который, даже издыхая, норовил вцепиться зубами в голень. Здесь им противостояли разжиревшие на хозяйских харчах, менее всего готовые жертвовать своими жизнями охранники.

Бывшие капитаны быстро освоили “смежную профессию”, преуспев в ней, так же как раньше в боевых зачистках. Только звезд им за их новые “подвиги” не давали. Давали “бабки”.

Именно таких умеющих все и готовых на все капитанов сосватали Папе в качестве людей, которые могли решить его проблему. Наверное, только они и могли.

— Знакомьтесь...

Представленные ему киллеры стояли шеренгой и стояли по стойке “смирно”, привычно соединив каблуки и расставив носки стодолларовых туфель. Армейские привычки давали себя знать.

— Сколько их? — спросили они.

Привлечение таких сил подразумевало наличие противника числом от отделения до взвода. Они не могли подумать, что их собрали, чтобы убить одного-единственного человека.

— Не “их”. Его! — сказал Папа. Киллеры переглянулись.

— Вот этот, — показал Папа фотографию Иванова.

Лицо на портрете было знакомо. Они видели его буквально несколько дней назад. Кажется, по телевизору.

Но киллеры часто имеют дело с людьми, которых показывают по телевизору, и удивились не очень.

— Где мы его найдем? — спросили они.

— По одному из этих адресов, — протянул им Папа распечатанный на принтере лист бумаги.

Один из адресов был адресом загородного дома Юрия Антоновича. Второй адрес был... его адресом.

Если Иванов начнет “чистить” своих конкурентов, а он обязательно начнет это делать, то он начнет с них.

— Он появится здесь или там, — сказал Папа. — Обязательно появится. Появится в самое ближайшее время!

И Папа не ошибся...

Глава сорок шестая

Возле ворот остановилась машина — черный пятисотый “Мерседес”. Из машины вышел мужчина в дорогом костюме, подошел к калитке и нажал кнопку домофона.

В руках у мужчины был небольшой сверток. Несмотря на “Мерседес” и навороченный костюм, мужчина был курьером. Просто курьером.

Охранник услышал зуммер вызова и взглянул на мониторы. Подходы к дому были чистыми — никаких подозрительных машин или людей. Только подъехавший к парадному въезду “Мерседес”.

— Что вам нужно? — спросил охранник.

— Передать пакет.

— От кого?

Курьер назвал имя. Очень весомое имя. Охранник занервничал. Не открыть визитеру он не мог. Открыть — опасался.

— У вас есть с собой документы?

Курьер вытащил из кармана и приблизил к “глазку” видеокамеры удостоверение.

Фотография, штампы, печати... На первый взгляд все сходится.

Курьер стоял недвижимо, никак не выражая своего отношения к происходящему, давая возможность рассмотреть его лицо.

— Проходите.

Калитка открылась.

Где-то разом залаяли и загремели цепями собаки.

К курьеру с двух сторон притиснулись дюжие охранники, внимательно оглядели его со всех сторон. Нет, оружия на первый взгляд не видно.

— Кому я должен передать пакет? — спросил курьер.

— Нам.

Охранники взяли пакет и проводили курьера до калитки.

Но пакет в дом не понесли, а понесли в подсобку, где аккуратно положили на стол и проверили с помощью переносных металлоискателей.

Металла внутри не было.

— Пригласите кинолога.

Натасканная на поиск взрывчатки собака обнюхала со всех сторон пакет, не проявив к нему никакого интереса.

И здесь чисто.

Пакет передали в текущую почту. Которую вскрывал не адресат и даже не его секретарь, а вскрывал специально нанятый для этих целей человек. Мало ли какой нестандартный ход могут придумать покушающиеся на жизнь шефа враги. Пусть лучше взлетит на воздух или заболеет бубонной чумой тот, кто за это деньги получает. За риск получает.

“Подопытный кролик” вскрыл пакет и вытащил из него... видеокассету. Осмотрел ее, обнюхал, только что не облизал... И остался жив.

Но все-таки, на всякий случай, кассету вскрыли. И тоже ничего особенного внутри не нашли. Только бобины с видеопленкой.

Кроме кассеты, в пакете был запечатанный конверт с вложенным внутрь письмом. Что удалось установить, проверив конверт на просвет над мощной лампой.

Пришедшая посылка опасности не представляла. И была переправлена вместе с другой почтой секретарю.

Тот тоже осмотрел кассету и сразу же отложил ее в сторону, чтобы передать шефу. Потому что узнал почерк на конверте. Для чего его и держали — для сортировки корреспонденции по степени важности. Этот пакет в этой почте был самым главным.

Не прошло и часа, как конверт и кассету вручили адресату.

Тот тоже узнал почерк на конверте. И сильно напрягся. Но виду не подал. Челядь не должна знать, чего боится или чему радуется их барин. Челядь должна знать свое место.

Небрежно бросив конверт на стол, шеф отпустил своего секретаря.

Но сразу же схватился за конверт, когда тот вышел.

В конверте была короткая записка.

“Посмотри, оцени и прикинь, что с этим можно сделать. Материал имел большой резонанс в обществе, и, боюсь, мы должны на него как-то прореагировать, например выйдя с законодательными предложениями в Думу”.

Подпись.

Все.

Адресат шумно выдохнул воздух. Все оказалось не так страшно, как представлялось вначале. Кто-то наехал на власть, и власть, до того как разобраться с этим кем-то, должна сделать вид, что была очень рада услышать в свой адрес критику, переведя стрелки в парламент, который спустит пар и тихо сведет дело на нет.

Нормальный ход.

Шеф сунул кассету в видеомагнитофон и ткнул пальцем в кнопку воспроизведения.

Пошла заставка канала.

Все верно — первый канал. Общественно-политическая редакция первого канала последнее время допускала легкий брех в сторону властей предержащих, но в пределах отпускаемой им нормы. Или им на этот раз изменило чувство меры?..

В последующих кадрах получатель кассеты ожидал увидеть лицо человека, от которого пришла посылка. Но увидел совсем другое лицо. Очень неприятное лицо — нечесаное и немытое, с вытянутыми, как у вампира, ушами.

Что за ерунда?.. Неужели эта, на криминальную тему, передача имела такой резонанс, что его нужно гасить потоками речей парламентариев?

Или?..

Все стало ясно, когда ведущий раскрыл истинное имя Русского Монстра, которого в миру звали — Иванов.

Иванов?.. Тот самый?!.

Ах ты черт!.. Так вот в чем дело!..

У получателя кассеты мгновенно подскочили пульс и давление. И упало сердце.

Посылка пришла не для того, чтобы он что-нибудь оценивал и советовал. Совсем для другого...

Он хлопнул залпом рюмку коньяку и еще одну, перемотал кассету на начало и посмотрел заново и очень внимательно.

Передача рассказывала о похождениях известного киллера, которого французы окрестили Русский Монстр. Но это была не совсем та передача, которую увидел массовый зритель, это была совсем другая, нередактированная передача, превышающая по хронометражу выпущенную в эфир почти втрое. Эта была полная версия, по которой не успели пройтись редакторские ножницы, вырезавшие наиболее кровавые, натуралистичные и шокирующие эпизоды.

В полной версии приводился хронологически выстроенный список совершенных Монстром преступлений, демонстрировались нередактированные милицейские видеозаписи с мест преступлений и некупированные интервью с милицейскими чинами, которые расписывались в собственном бессилии.

Мнение привлеченных экспертов, удачно выстроенный монтаж, но более всего обилие кровавых сцен убеждали зрителя, что это самый жестокий и самый удачливый преступник современности и что поймать его в ближайшее время вряд ли удастся. Только если совсем случайно.

А уж портрет!.. Достаточно было представить, что этот... с ушами заявится к тебе на ночь глядя в дом, чтобы душа навсегда переселилась в пятки!

Телевизионщики хоть и были растратчиками, но свое дело знали и сумели из компота трупов, разрезанных и заново смонтированных интервью, компьютерных спецэффектов, музыки и закадрового текста создать произведение в лучших традициях неореализма. Где Иванов из просто маньяка и убийцы превратился в яркий художественный образ, воплотивший лучшие, в Смысле худшие, черты современного преступника, став чем-то вроде былинного богатыря, но со знаком минус и фамилией Фантомас.

Это было сильно! И было страшно.

Кассета промоталась до конца. До заключительных титров, где журналисты выражали благодарность спонсорам, меценатам и консультантам.

Единственный зритель нередактированной копии передачи минут пять сидел недвижимо, тупо уставясь в темный экран, потом хлопнул еще одну рюмку коньяку и схватился за телефон.

— Я получил кассету...

— Я тоже получил.

— И ты?!.

— Не только я и не только ты — все получили!

Долгое, очень долгое молчание.

Просмотренная телепередача произвела на всех сильное впечатление. Нужное впечатление. Неизгладимое впечатление.

— Что предлагаешь делать?

— Предлагаю сдаваться...

Большой Начальник мог быть доволен. Предпринятая им психическая атака дала хороший результат. Даже лучший, чем если бы пришлось пристрелить еще кого-нибудь из потенциальных отступников. Генеральный продюсер первой кнопки хорошо отработал отпущенные под соцзаказ деньги. Большим Начальником отпущенные. Из кармана государства отпущенные. Для его личных нужд.

Ультиматум, переложенный на более доходчивый язык телеискусства, должен был пробить даже самых толстокожих.

И пробил...

Верно говорил вождь мирового пролетариата Ульянов-Ленин — важнейшим из искусств для нас является кино. Потому что воздействует не на сознание, а на психику. Как говорится — лучше один раз увидеть... Чтобы представить!.. Чтобы понять!.. И перестать трепыхаться!..

Глава сорок седьмая

— Очень хорошая передача! — сказал Большой Начальник, уважительно пожимая Иванову руку. — Вы теперь просто звезда!

Иванов скромно потупился.

Чего уж тут скрывать — ему было приятно. Чертовски приятно! Тут вон зрители, чтобы на голубой экран прорваться, чего только не готовы сделать — даже в своих извращенных сексуальных притязаниях к любимой болонке ненавистной тещи публично покаяться, да и то это только на эпизод вытянет. А здесь — целая передача! Как не загордиться!

— Поздравляю, поздравляю...

Иванов радостно кивал.

Но, оставшись один, стал страдать. Стал страдать от несоответствия того, что он видел на экране, и того, что отражалось в зеркале.

В зеркале отражалась круглая, хорошо упитанная, с вялым подбородком, дряблыми щеками и затравленным взглядом физиономия.

Н-да... Оригинал мало напоминал растиражированную на всю страну виртуальную копию.

Иванов проверил, закрыта ли дверь, и на цыпочках вернулся к зеркалу.

Нет, он себе определенно не нравился. Уши были не острые, а круглые, как разросшиеся на пустыре лопухи. И зубы какие-то не такие — слишком ровные и белые. И прическа...

Иванов воровато оглянулся, словно сзади кто-то мог его увидеть. Позади, естественно, никого не было.

Снова повернулся к зеркалу. Быстро растрепал прическу. Облизав пальцы, склеил в “сосульки” несколько прядей. По-собачьи оскалился, постаравшись придать своему взгляду надлежащую злобность. Ухватив пальцами кончики ушей, потянул их что было сил вверх.

Но уши потянулись не кончиками, а потянулись вверх все, напоминая все те же, но сильно деформированные лопухи. Притом еще более оттопыренные и красные лопухи. Да и все остальное...

Героический облик никак не получался.

Жаль...

Иванов вздохнул и, совершенно расстроенный, отошел от зеркала.

Но твердо решил тренироваться, чтобы походить на свой экранный образ. И решил вести себя точно так же, как понравившийся ему телегерой.

Вот прямо с завтрашнего дня...

Случай представился. И как раз назавтра.

— Разрешите? — испросили разрешение у начальства генерал Трофимов и майор Проскурин.

— Нет! Минуту! — испуганно прокричал Иванов, бывший не в образе.

Он метнулся к зеркалу, быстро растрепал немытые три дня волосы и придал своему лицу требуемое выражение — примерно такое, как на телепортрете: выдвинул вперед челюсть, выпучил злобно глаза и открыл рот, чтобы видны были специально для этого случая нечищенные зубы.

— Входите!

Генерал с майором вошли. И недоуменно остановились.

— Что у вас? — скалясь и страшно дергая глазами, прокричал им навстречу Иванов.

Чего это с ним? — удивились генерал с майором. Заболел, что ли?

Но вида не подали, потому что куда более страшные физиономии видели. Например, когда сходились с врагом лоб в лоб в рукопашных схватках.

— Разрешите обратиться?

— Обращайтесь! — проорал Иванов, заглушая сам себя.

Вообще-то он напоминал бьющегося в припадке эпилептика, но со стороны себя не видел. И слава богу, что не видел.

— Мы подготовили план операции, — доложил генерал Трофимов.

— Какой операции? — не понял Иванов, у которого еле-еле хватало сил удерживать на лице нужное выражение.

— По зачистке объекта.

Очередным объектом был Юрий Антонович.

— А... — вспомнил Иванов. — Отлично! Кто его будет чистить?

— Как кто? Вы! — ответил генерал Трофимов. У Иванова мгновенно встала на место челюсть, ушла куда-то злоба, а во взгляде появился животный страх. И волосы стали просто грязными, а зубы нечищенными.

— Как я? Разве я?

— Так точно — вы!

— Но я не согласен!

Хотя согласия Иванова никто не спрашивал. Его кандидатура в этом деле была единственно возможной и замене не подлежала.

— И все равно не согласен!

— Ну хорошо, а как вы согласны? — устало спросил генерал капризного киллера.

— Так, как раньше! Как будто это я, но на самом деле не я, а все пусть думают, что я!..

Что и следовало ожидать! Иванов ни в какую не хотел засвечивать свое участие в этих делах. Правда, на открытый конфликт с заказчиками он не шел, заставляя отдуваться за свои капризы других.

Что те и делали.

— Но почему вы не хотите? Там работы всего ничего. Минут на пять, не больше, — уговаривали генерал с майором раскапризничавшегося киллера.

— Нет, не буду! Не хочу! Не могу! — отнекивался Иванов.

— Но почему? — хором удивились генерал Трофимов и майор Проскурин.

— Потому что... Потому что не хочу рисковать. То есть я хотел сказать — не имею права! Это было что-то новенькое.

— Чем рисковать?

— Собой! — многозначительно сообщил Иванов. — Я должен беречь себя... Для будущих дел. А то, если со мной что случится, вы тут без меня таких дров наломаете!..

Вот наглец! Но очень сообразительный наглец. Так все перевернул.

— В общем идите и подумайте. Не дело генералам... — генерал Трофимов подтянулся, но Иванов имел в виду вовсе даже не генерала Трофимова, — в атаку бегать...

Это, кажется, тоже было из какого-то кино.

— На войне каждый должен заниматься своим делом. Вы — своим. Я — своим.

Чем будут заниматься генерал с майором, было более-менее понятно, а вот что должен делать Иванов?..

— Кто-то должен осуществлять общее руководство, — разъяснил Иванов свои обязанности. — Так сказать, в стратегическом масштабе.

И встал, посуровев и поправив несуществующий ремень на отсутствующем кителе.

— Представьте мне план операции к исходу завтрашних суток. Мы должны использовать наметившийся на нашем участке стратегический перевес.

Какой перевес?.. В какую сторону перевес?..

— Сверим наши часы.

У генерала Трофимова с майором Проскуриным были наградные командирские часы с гравировкой Начальника Управления. У Иванова вообще никаких часов не было.

— Завтра в пять. Все свободны!..

Глава сорок восьмая

— Пять, — показал раскрытую пятерню ассистент режиссера.

Четыре — четыре пальца.

Три — три.

Два — два.

Один...

Разом включились осветительные приборы.

— Мотор!..

Передача должна была идти в прямом — послезавтра — эфире.

Присутствующие в студии гости и сидящие на ступенях амфитеатра зрители были поделены на две примерно равные группировки, одни должны были выступать “за”, другие — “против”.

— Никогда не поверю! Не мог один человек угробить такое количество народа! — сомневались первые. — Это просто невозможно.

— А Гитлер? А Сталин? Или Пол-Пот? — возражали другие.

Сравнение Иванова с Гитлером было сильным.

— Сравнивать Русского Монстра с Гитлером некорректно, — возмущались первые. — Гитлер был фигурой исторического масштаба!..

— А вот он перевалит за три сотни жертв и тоже станет исторической фигурой. Как Герострат!

— И все равно не верим! — не верили первые.

— А как же материалы уголовного дела, экспертизы, свидетельские показания?

— Это все подтасовки правоохранительных органов, которые пытаются скрыть свою недееспособность, списав застарелые “висяки”. Нет никаких дел, есть фальсификация!

— Может, вы скажете, что и Иванова нет?

— А может, и нет!

— А побег из французской тюрьмы? — задохнулись от возмущения зрители, которые должны были выступать “за”.

— И побега не было. Это фантазии французских журналистов, купленных нашими олигархами на деньги международного сионизма!

— Ах ты!..

— А ты!..

Дискуссия перешла на личности, и двое разгоряченных зрителей, обменявшись звонкими оплеухами, схватились врукопашную. Аудитория их поддержала.

Пронзительно засвистел милицейский свисток, и в студию ворвались охранники, растащившие драчунов.

— Вы что, вы все тут с ума посходили? — возмутился прекративший съемку режиссер. — Вы чего тут устроили?.. Вы почему деретесь? Сейчас? Вы когда должны были драться?

— После фразы “это чистой воды демагогия”.

— А фраза была?

— Не было, — признались поправлявшие одежду драчуны.

— Так какого вы черта схватились?!. Вы же интеллигентные люди, академии театральные закончили! Вас для творческой работы наняли, а не для драки! Понятно?

— Понятно. Мотор...

Теперь гости и зрители оскорбляли друг друга и мутузили друг друга строго по сценарию.

— Снято!..

Утирающие кровь и сопли зрители потянулись в гримерку.

— Эпизод два...

Во втором эпизоде дискутировали приглашенные в студию политики. Они горячились перед камерами, отстаивая друг перед другом свои позиции, причем одни отстаивали до обеда, а другие, возражавшие им, — после. Что было нормальной для телевидения практикой, так как собрать столь занятых людей в студии одновременно было затруднительно.

— Иванов не Монстр, Иванов — жертва преступной политики государства, обесценившей не только рубль, но и жизнь своих граждан...

— Нет, позвольте с вами не согласиться, — не соглашался с оппонентом другой политик, записывавшийся спустя пять часов. — Что значит обесцененный рубль? Рубль не мог обесцениться, потому что никогда не соответствовал декларируемой властями цене. Но тем не менее в России была твердая валюта, но это не рубль и не доллар — это поллитра, более мелкий ее эквивалент — чекушка и разменная монета в виде стакана, рюмки и из горла на троих.

Аплодисменты благодарных зрителей.

— При этом за десять последних лет цена гекалитра алкоголя на душу населения в сравнении, например, с итальянской лирой не снизилась, а возросла на сорок два и три десятых процента, одновременно увеличив свое содержание в потребительской корзине более чем вдвое! В связи с чем можно говорить об укреплении истинно национальной валюты и повышении благосостояния народа!..

Ну вообще-то...

— Вот я тут слушаю своих коллег и диву даюсь, — подал голос третий, записавшийся вчера политик. — Мы говорим о долларе, о преступности и не говорим о главном — о воспитании подрастающего поколения! Да если мы сегодня не обратим внимания на наших детей, то завтра у нас будет не один монстр, а тысячи монстров, причем в каждом городе и отдельно взятом дворе. Вот в чем проблема!..

Политики горячились, обвиняя власть и друг друга во всех смертных грехах. Монтировать их было очень просто, потому что говорили они обтекаемыми фразами, которые легко состыковывались друг с другом в любой последовательности.

Но зрителям мало было слов...

— Это чистой воды демагогия... — сказал, давая отмашку, ассистент режиссера.

— Да вас в приличное общество пускать нельзя! — воскликнул первый политик.

— А у вас незаконченное высшее образование, три развода и семь незаконнорожденных детей! — ответил ему через пять часов второй.

— Оба вы хороши... — отреагировал записавшийся вчера третий политик.

По законам тележанра после политического разогрева на сцену должна была выйти звезда. Которой стал бывший милиционер отечественной выпечки Шерлок Холмс и участник многочисленных ток-шоу Старков, умевший расшевелить телевизионную аудиторию не хуже иного профессионального шоумена.

— Вот вы сидите перед телевизорами, смотрите на нас и не думаете, что, может быть, именно сейчас, в эту минуту Иванов копается в вашем замке отмычкой, — с ходу сообщил бывший следователь.

Зрители женского пола ахнули и схватились за сердце. Мужчины схватились за утюги, гантели, молотки и другие тяжелые предметы.

А черт его знает, может, точно...

— Если вы думаете, что это были последние его жертвы, то вы сильно ошибаетесь, — заверил зрителей Старков. — Уверен, что будут еще. Сегодня или завтра. В крайнем случае послезавтра.

Фраза насчет послезавтрашних жертв была его коронным ходом. И беспроигрышным ходом. Потому что до сего времени Иванов его не подводил.

— Вы еще вспомните мои слова!..

Передачу смонтировали и показали в прямом эфире, дав номер телефона, по которому телезрители могли позвонить в студию. Как видно, предложенная тема затронула телеаудиторию за живое, потому что звонки были. Звонков было много. Было ровно столько, сколько было предусмотрено в сценарии.

— Вот я всегда думала, что нас обманывают, — делилась своими сомнениями дозвонившаяся на передачу женщина. — Думала, что никаких прямых эфиров нет, а оказалось, что есть...

— Откуда вы звоните? — интересовался ведущий, глядя на сидящую за стеклом режиссерской кабины женщину.

— Из Улан-Удэ.

— Неужели слухи о Русском Монстре дошли до Улан-Удэ?

— Что вы, в Улан-Удэ только о нем и говорят! И действительно, экспресс-опрос, проведенный в студии, подтверждал, что интерес к Русскому Монстру среди населения даже выше, чем ожидаемая со дня на день девальвация рубля и повышение цен на хлебобулочные изделия. А рейтинг был сравним с премьерным показом мексиканского сериала “Любовь зла”.

В общем передача о Русском Монстре имела ожидаемый зрительский успех и... самые неожиданные последствия...

Глава сорок девятая

Военный совет собрался в полном составе. В составе трех человек — майора Проскурина, генерала Трофимова и их непосредственного начальника Иванова.

— План будет таким... — начал изложение новой версии покушения генерал Трофимов. — Мы выходим в исходную точку и...

— Не мы, а вы... — на всякий случай поправил Иванов.

Это была снова кинофраза, но на сей раз не из военного фильма.

Генерал дернулся. Он подумал, что Иванов издевается над ними, цитируя героев популярных кинокомедий. Но Иванов ни над кем не издевался и ничего не цитировал, просто ситуация была похожая. И один из типажей.

— Ну хорошо, не вы — мы, — поправился генерал. — Вернее, наш человек в вашем гриме. В два ноль пять ночи мы выходим в исходную точку...

— Не мы, а — вы! — опять, уже злясь, повторил Иванов.

— Простите, — извинился генерал, стискивая челюсти. — Ваш двойник проникает в дом вот через это окно...

План был головоломный, но был по силам Иванову. Только Иванову и еще, может быть, его двойнику. Нужно было проникнуть в дом, перебравшись через трехметровый забор, отключить внутреннюю сигнализацию, обезвредить охрану, найти объект и...

— После завершения дела мы...

— Не мы, а вы! — возмутился осуществлявший общее руководство Иванов.

— Нет, на этот раз вы. Именно вы! — злорадно сообщил генерал.

Иванов округлил глаза.

— Вы будете ждать исполнителя, стоя вот в этом месте.

— Зачем ждать? — испугался Иванов.

— Затем, чтобы принять у него оружие и прикрыть отход.

— А разве нельзя, чтобы там постоял кто-нибудь другой? — с надеждой спросил Иванов.

— Иван Иванович!.. — укоризненно покачал головой генерал Трофимов.

Никто другой постоять вместо Иванова не мог, потому что в случае провала операции в руки милиции должен был попасть не тот, а этот Иванов. Настоящий Иванов.

— Мы и так освободили вас от основной, которую должны были делать вы, работы...

— Ах ну да, — все понял Иванов. — Хорошо, я могу постоять, если это надо. А это не опасно?

И это спрашивает известный на всю страну киллер, спровадивший на тот свет чуть не сотню человек! Он что их, за идиотов держит?

— Опасно. Но не опасней, чем если заказчики узнают об истинной вашей роли в этом деле.

Иванов ошарашенно посмотрел на генерала. Раньше он пугал их заказчиками, теперь они его. А вдруг действительно скажут?

— Ну хорошо, я попробую... — промямлил Иванов. — То есть я хотел сказать, что план мне понравился, что я его утверждаю...

Глава пятидесятая

— План будет таким, — бодро докладывал Иванов в кабинете Большого Начальника, излагая план генерала Трофимова. — В два ноль пять выход на исходные позиции, со стороны поселка Григорьевка...

Сегодня Иванов меньше походил на прежнего рохлю и больше на копируемый им телеобразец. Многочисленные, перед зеркалом, тренировки не прошли даром. Он научился держать на лице требуемое злобное выражение и даже, кажется, уши слегка вытянул. И излагал Иванов гладко, потому что говорил с голоса генерала Трофимова, в образе киношного маршала Жукова.

— Данная диспозиция позволит нам заблаговременно перегруппировать силы, развернув их на рубеже атаки, и нанести удар в направлении от забора — вот досюда, глубоко вклинившись в оборону противника...

Иванов рубанул поперек плана ребром ладони, изображая великого военачальника, излагающего план летнего контрнаступления, который переломит ход всей кампании.

Сразу чувствуется военная косточка, уважительно отметил про себя Большой Начальник, который тоже судил об армии по просмотренным в детстве патриотическим фильмам, так как даже действительную не служил.

— Захватив плацдарм на первом этаже, я закрепляюсь, уничтожаю оставшиеся очаги сопротивления противника, очищаю тылы и развиваю атаку, двигаясь в направлении второго этажа... — показывал Иванов, двигая туда-сюда по плану остро заточенным карандашом.

Как у него все просто, поражался и даже немного завидовал чужой удали Большой Начальник, — “захватываю”, “уничтожаю”, “очищаю тылы”... Он бы так не смог. Он даже в детстве не дрался, потому что боялся боли и крови. Своей и чужой. А этот не боится. Этот, похоже, вообще никого и ничего не боится!..

— Здесь я нахожу объект, ликвидирую его и отхожу на заранее подготовленные позиции...

Иванов еще раз отчеркнул направления главного удара, поставил крест на объекте и бросил карандаш на стол.

Многократно отрепетированный доклад прошел с большим успехом. А вот дальше начались сбои, потому что начались неотрепетированные вопросы.

— Вы уверены в успехе? — довольно робко интересовался Большой Начальник.

— Ну!.. — туманно отвечал Иванов, выдвигая вперед челюсть, хищно скаля зубы и двигая ушами.

— А если здесь будет охрана? — показывал Большой Начальник пальцем в план. — Или здесь?

Он, как мог, вникал в детали предстоящей акции, задавая “любительские” вопросы.

— Хм, — многозначительно отвечал Иванов, решительно не зная, что отвечать, и компенсируя свое незнание все более озверелым выражением лица.

— А-а... — понятливо кивал Большой Начальник, слегка комплексуя по поводу бестактности вопроса. Действительно, какая может быть охрана, если за дело взялся такой ас, как Иванов...

Но все же, не удержавшись, задавал очередной провокационный вопрос:

— А вдруг они сообщат о нападении милиции? И те успеют приехать?

— Ну что ж... — пожимал плечами Иванов. Ну да, конечно...

— А если их будет много?

— Ну, значит, много...

Большой Начальник все больше и больше восхищался Ивановым. И верил, что для Иванова взвод прибывшей по тревоге милиции проблемой не будет. А может, и рота. Потому что не словам верил — делам верил. Выпискам из материалов многочисленных уголовных дел.

— А вдруг прибудет ОМОН?

— Ну...

Иванов отвечал неохотно и односложно. Он был сосредоточен на сохранении подобающего выражения лица — челюсть вперед, грудь колесом, уши торчком...

— Вы меня извините за назойливость, — смущался Большой Начальник. — Я, возможно, не то спрашиваю, я в вашем деле профан...

— Да ладно, — милостиво кивал Иванов. — Я готов ответить на любой ваш вопрос...

Хм...

Ну...

Н-да...

Ну так...

Но эти невзрачные “хм”, “ну” и “да” звучали эффектней, чем пространные рассказы о том, как он намерен расправляться со своими противниками. Все эти “хм” и “гм” воспринимались немногословием профессионала, которому скучно говорить о вещах, которые для него очевидны и не представляют проблемы. Ну подумаешь, охрана... Или милиция... Или ОМОН...

Хм...

Гм...

— Может, вы один не справитесь? Может, вам кого-нибудь в помощь дать?

— Хм...

— Вы не боитесь, что сработает сигнализация?

— Гм...

— А если?..

— Хм-мм.

— А вдруг?..

— Гм-мм... Вот так вот... Н-да...

Глава пятьдесят первая

Паспорт был готов и был на руках. Юрий Антонович любовно оглаживал красивую картонку, где все было написано на незнакомом ему языке, но где на первой странице была приклеена его фотография.

С сегодняшнего дня Юрий Антонович стал полноправным гражданином республики Уругвай. Паспорт был настоящим, потому что вести дела на новой родине с липовыми документами было бы затруднительно. Вообще-то Юрий Антонович мечтал стать гражданином Новой Зеландии или Австралии, по той простой причине, что Новая Зеландия и Австралия были от России дальше, чем Уругвай. Но австралийцы и новозеландцы запросили за “ксиву” слишком большие деньги и еще предложили пройти медобследование и тест на знание английского языка.

Уругвайцы были более лояльны к новому своему гражданину, согласившись взять деньгами.

Оказалось, что гражданство — это такой же ходовой товар, как, скажем, сигареты или спирт, правда с большим разбросом цен. Для получения вида на жительство в США требовалось инвестировать миллион долларов в их экономику, будь ты хоть растратчик, хоть гангстер, ограбивший банк. Европа брала меньше, но и была меньше, поэтому затеряться в ней было сложнее. Дешевле всего стоило гражданство Монголии — какие-то смешные тугрики, — но Монголия соседствовала с Россией, а Юрий Антонович предпочитал, чтобы его отделял от Иванова как минимум океан.

В итоге он остановился на Уругвае — с одной стороны, далеко, с другой — относительно дешево. Предложенный баланс цены и качества его устраивал. Правда, уругвайский паспорт, в отличие от монгольского, делали чуть дольше, но, ради того чтобы оказаться от прежней Родины на десять тысяч километров дальше, для него имело смысл немного подождать.

Километры важнее дней — так думал Юрий Антонович...

Завтра утром он должен был вылетать в Южную Америку, вылетать под своим, но неузнаваемо искаженным чужим правописанием именем.

И все — и концы в воду — в Атлантический океан. Там он купит себе какое-нибудь затерянное в сельве бунгало, женится на мулатке, возьмет ее имя и станет спокойно жить на переведенные в Национальный банк деньги. И будет, сидя в шезлонге в тени пальм, почитывать газетки... Самые свежие и обязательно российские. Не потому, что ностальгия, и не для того, чтобы знать, что творится на старой Родине, а чтобы не пропустить сообщение о том, что там пойман и посажен в тюрьму известный киллер Иванов. А еще лучше — убит и опознан... И когда тот будет посажен, а лучше убит, то он сможет, используя старые связи, наладить с Россией взаимовыгодный бизнес, перегоняя в Уругвай металл, нефть и оружие и отправляя обратно совершенно дармовые там бананы.

И все это будет завтра...

Уже завтра...

Глава пятьдесят вторая

На окраине загородного поселка, там, где кончаются последние фонари и начинается лес, на обочине стояла машина — допотопный, грязный и мятый “ЗИЛ” с большой будкой, на бортах которой была ядовито-желтой краской намалевана надпись — “Аварийная”. Изнутри стенки будки были обклеены инструкциями и плакатами по ТБ и выцветшими фотографиями голых женщин, вырванными из журнала “Плейбой”. За столом, на деревянных скамьях, друг против друга сидели несколько мужчин в черных засаленных телогрейках, черных резиновых сапогах и черных от грязи вязаных шапочках. На столе, на расстеленных газетках, валялись корки хлеба и недоеденные беляши. Мужчины то и дело поглядывали на часы и поглядывали друг на друга. По виду и по документам это были типичные дежурные электрики, хотя на самом деле — офицеры ФСБ. Крайним справа был генерал Трофимов. Крайним слева — майор Проскурин. Между ними сидел Иванов. Против Иванова сидел Иванов. Еще один Иванов. Лжеиванов.

Лжеиванов с интересом поглядывал на Иванова, чье лицо ему приходилось на себе носить. Неужели он зачистил полета человек? Зачистил хоть кого-нибудь? По виду не скажешь. По виду это типичный гражданский лох...

Иванов тоже смотрел на Лжеиванова. Вернее, смотрелся как в зеркало. Лица были похожи, но то, что напротив, ему нравилось гораздо больше. У “отражения” были куда более мужественные, чем у оригинала, черты — был волевой подбородок, рубленые скулы и жесткий, который никак не получался, взгляд.

Лжеиванов был более похож на Иванова, чем даже сам Иванов.

Бригадир электриков еще раз посмотрел на часы и сказал:

— Пятиминутная готовность.

Лжеиванов сунул руку в карман. Иванов подумал, что за оружием. Но Лжеиванов вытащил не пистолет и не гранату, а вытащил из кармана зеркало и косметичку. В косметичке был грим. Зажав зеркальце коленями, он стал размазывать по лицу тени и подводить помадой губы, сверяясь с отражением и с сидящим напротив оригиналом. Тон помады точно соответствовал цвету губ Иванова, нужно было лишь слегка увеличить их объем и добавить мягкости.

Да, вот так...

— Я готов.

Лжеиванов встал.

Иванов тоже.

Теперь они стояли друг против друга — два разнояйцовых и разноотцовых близнеца.

Генерал Трофимов посмотрел на одного, потом на другого. Это был тот случай, когда копия была гораздо лучше оригинала. Но главное, что была похожа...

— Ладно, годится...

Аварийка тронулась с места и, проехав пару километров, остановилась возле отдельно стоящего здания трансформаторной подстанции.

— Держи.

Генерал положил на стол пистолет.

Лжеиванов привычно потянулся к оружию.

— Не ты, — сказал генерал. — Он!

— Я?! — обмяк Иванов. — Но я же... Но мне же... Почему я?..

— Давайте лучше я сам, — предложил Лжеиванов.

— Давайте лучше он... сам, — поддакнул Иванов, с благодарностью глядя на свое ожившее отражение.

— Отставить сам! — шепотом приказал генерал. — На подстанции должен работать не ты.

— Да мне нетрудно...

— Ему же нетрудно, — вновь встрял Иванов, жалобно глядя на генерала.

— Я сказал — отставить!

На подстанцию должен был идти не лже, а настоящий Иванов. Потому что там горел свет и его могли рассмотреть электрики. Вернее, должны были рассмотреть.

— Зайдете, положите их на пол и отключите питание, — объяснил генерал.

— Как отключить?

— Как хотите.

— Ладно, я попробую...

Еле волоча ноги, Иванов пошел в сторону подстанции.

— Ложитесь на пол, — сказал он, переступив порог.

Его не услышали, потому что голос был тихий, а трансформаторы гудели громко.

Где-то впереди горел свет и слышались неясные голоса. Там, за длинным столом, несколько электриков забивали козла.

Иванов пошел на голоса.

— Извините, — извинился он. — Вы бы не могли лечь на пол?

Электрики покосились на ночного гостя и на пистолет.

— Тебе чего надо?

Электрики оказались не из робкого десятка, а вид налетчика в телогрейке и сапогах их не впечатлил.

— Что надо? — обрадовался встреченному пониманию Иванов. — Чтобы вы отключили свет в поселке.

— А может, сразу во всей стране? — ухмыльнулись электрики.

— Нет, во всей стране не надо. Только в поселке, — простодушно ответил Иванов.

— Ты вот что, мужик, иди отсюда подобру-поздорову. И пукалку свою газовую убери, пока мы не рассердились и тебе не наваляли.

— Но я не могу... Я должен вас на пол... Электрики встали и взяли в руки разводные ключи и монтировки.

— А ну!..

Монтировки были железные, мужики здоровые и злые.

Иванов, не помня себя, попятился к выходу и, выскочив за дверь, опрометью бросился к машине. Он влился в будку, испуганно оглядываясь.

Генерал выглянул наружу. Свет в поселке горел.

— Что такое? — встревоженно спросил он. — Засада?

— Нет, там мужики... С гаечными ключами. Они хотели меня побить.

— У тебя же пистолет!..

Иванов рассеянно посмотрел на зажатый в правой руке пистолет.

— Я забыл...

Ни хрена он не забыл! Не хочет он никого укладывать и ничего обесточивать. Даже такой ерундой пачкаться не хочет! Ну ничего...

— Сережа! — крикнул генерал. Лжеиванов вскочил на ноги.

— Давай, разберись там.

Сережа с лицом Иванова козырнул, выскочил из машины и через секунду ворвался в помещение подстанции. В отличие от Иванова он по сторонам не осматривался, а сразу прошел к электрикам.

— Ты чего, мужик, опять? Ты че, не понял?! — возмутились те, вставая из-за стола. Но Лжеиванов их грозного вида не испугался.

Он подошел вплотную, дождался, когда те замахнутся, и тремя-четырьмя боевыми приемами выбил из рук противника инструмент, уложив на пол, заломив руки и для острастки сломав пару ребер.

— Где главный кабель? — спросил он.

— Там, — показали враз присмиревшие электрики.

Лжеиванов выдернул из-за пояса пистолет и, прицелившись, короткой очередью перерубил кабель. Свет погас. В том числе в поселке погас. И во всех близлежащих поселках.

— Если кто поднимется раньше чем через час, может считать себя покойником. Понятно?

— Ага!

Понятливые электрики решили лежать больше чем час. Решили лежать до утра. До приезда сменщиков.

Через пять минут аварийка въехала в поселок. На вполне легальном основании въехала — для устранения аварии.

— Готов?

— Готов.

Лжеиванов вылез через люк на крышу будки, туда, где была расположена выдвижная площадка.

— Вира!

Площадка, отделившись от крыши, поползла вверх. Подъемное устройство необходимо было для того, чтобы электрики могли дотянуться до проводов или сменить лампу в уличном фонаре. Но в данном случае оно использовалось для другого.

— Стоп!

Теперь поехали.

Аварийка с выдвинутой площадкой поехала по темным улицам поселка. Возле одного из домов она притормозила и, наверное, объезжая выбоину на дороге, притерлась к забору. С поднятой на полтора метра площадки вниз метнулась неясная тень. Забор был очень высокий, но будка на машине тоже не маленькая, да еще дополнительные полтора метра подъемника, так что площадка оказалась как раз на уровне Забора. И даже чуть выше забора.

Фонари в этот момент не горели — резервный движок запустить пока еще не успели, хотя должны были с минуты на минуту.

Лжеиванов пролетел над забором, не задев тревожную сигнализацию, и приземлился во дворе. Он упал профессионально — упал на ноги, свалившись на бок и откатившись на несколько метров в сторону. Но его никто не заметил...

— Ну все, время пошло, — сказал сам себе генерал Трофимов, наблюдая за бегом секундной стрелки часов.

Десять секунд.

Двадцать.

Минута...

Все было спокойно — ни сирен, ни выстрелов, ни криков не слышно. Десантирование прошло удачно. Как и должно было пройти. Потому что проникновение на охраняемую территорию прыжком через забор с выдвижной площадки проходящей мимо аварийной машины никто предусмотреть не мог.

Через три с половиной — четыре минуты двойник Иванова проникнет в дом, отключит внутреннюю сигнализацию, нейтрализует охрану, поднимется на второй этаж, где найдет и ликвидирует объект. Еще через четверть часа, если все пройдет гладко, он окажется возле задних ворот, в двухстах метрах от которых его будет поджидать машина с вставленным в замок зажигания ключом. Еще спустя час он будет очень далеко отсюда, будет в надежном месте.

Если, конечно, все пройдет гладко...

Глава пятьдесят третья

Большой Начальник строил планы на будущее. Потому что родился и вырос в стране пятилеток и семилеток и избегал стихии. Вся его жизнь была подчинена движению вперед. Вернее, вверх. Как в песне опального и потому вдвойне популярного тогда Высоцкого — “вперед и вверх, а там...”. В детском саду он старательней всех рисовал каляки-маляки, клеил картонные коробки и декламировал стихи на утренниках. В школе состоял во всех возможных кружках и спортивных секциях. В пионерской организации вел большую общественно-политическую работу, выбиваясь в начальники. В школе был секретарем комитета комсомола, в институте заседал в бюро, после института попал в райком, где довольно быстро выбился во вторые, а потом и в первые секретари. В те времена в стране карьера комсомольских вожаков была самой перспективной, потому что ковала кадры для старшего брата — для Коммунистической партии, а партия, как известно, была всеобщим рулевым. Идя по комсомольской линии, он надеялся прорваться к штурвалу власти.

Но грянула перестройка.

Он, в отличие от других, сориентировался довольно быстро и “вышел на баррикады”. Ну то есть сжег партийный билет и несколько ночей потерся возле “Белого дома”, хлебая дармовой кофе, распевая песни битлов и братаясь с другими такими же вдруг прозревшими партийными функционерами. Он даже умудрился на митинге протиснуться к главному борцу за свободу, в прошлом секретарю горкомов и обкомов и члену Политбюро и пожать ему руку, попав в объективы камер иностранных журналистов. За смешную цену — за водку, икру и матрешек он выпросил у фотокорреспондентов фотографии, посредством которых впоследствии доказывал свою преданность новому режиму.

Если бы правившие тогда партийные бонзы были более решительными, они бы разогнали митинговавшую толпу двумя холостыми залпами из орудий. Но они искали “мирные пути решения вопроса”. И нашли свою погибель.

Это тоже был урок, наглядно показавший, что мягкотелость в политике обходится дорого. Через несколько лет, у того же самого дома, новый правитель России показал, кто в стране хозяин, выведя на прямую наводку танки. Он, в отличие от своих предшественников, “мирных путей” не искал и крови не боялся.

Будущий Большой, а тогда очень маленький Начальник тоже был там, прикрывая огонь танковых орудий политической трескотней перед объективами камер все тех же иностранных корреспондентов. На этот раз он фотографий не покупал, на этот раз он покупал корреспондентов, выторговывая место на обложках популярных иностранных газет и журналов. И уже не за икру и водку, а за наличные баксы. Но затраченные средства быстро окупились — его глянцевое лицо на фоне взрывов, сотрясающих фасад “Белого дома”, и та старая фотография, где он жал руку первому Президенту России, убедили западного читателя в его значимости. Он получил два десятка приглашений на Запад и получил трибуну. С которой, не скупясь на похвалу, восславил новую власть. Его услышали — на Родине услышали. И дали должность. Не самую большую, но и не самую маленькую. Тогда должности раздавались легко, тогда тарифы за кресло еще не устоялись.

На новом месте тогда уже Средний Начальник понял, где идет настоящая драка за власть — вовсе даже не на уличных баррикадах, а в тиши кремлевских кабинетов. Да еще какая драка! Раньше в партии и комсомоле тоже боролись за кресла, интригуя против конкурентов, но чтобы так!.. Те, прежние правители в сравнении с нынешними были агнцами божьими. Да и за что им было воевать — за оклады в триста рублей и двухкилограммовые праздничные продуктовые наборы? Смешно подумать!

Новым Начальникам продпайки были не нужны, равно как и оклады, которые они забывали получать месяцами. Им нужно было больше — нужны были заводы, дома, пароходы... То есть самые жирные куски страны, которую тогда делили не поровну и не по совести, а кто сколько сможет урвать. Больше мог тот, кто был ближе к трону.

Он урвал меньше, других. Но больше всех прочих. Он взял себе два десятка нефтяных скважин, пару перерабатывающих заводов, горнорудный карьер и кое-что из движимости — пять авиалайнеров и Севере-Западное речное пароходство.

Он стал богатым человеком. И стал почти Большим Начальником. Потому что получил возможность покупать себе очередные назначения.

К тому времени рынок должностей устоялся — кресло младшего референта третьего помощника второго зама стоило вполне определенную сумму в наличных долларах. И заместителя министра стоило — причем первого зама министра здравоохранения стоило втрое дешевле десятого помощника второго зама министерства природных ресурсов. Потому что тот, кто сидел на ресурсах, имел больше тех, кто распределял по больницам одноразовые шприцы и капельницы. Хотя и тот, кто распределял, тоже не бедствовал, “наваривая” на поставках в страну лекарств и томографов.

Должности министров тоже продавались и покупались, но стоили гораздо дороже, потому что обещали большие дивиденды. На министерские должности сбрасывались коллективно, продвигая во власть нужных людей, которые потом благодарили “спонсоров” квотами, налоговыми и таможенными льготами.

При таком раскладе честные люди попасть в правительство не могли по определению, потому что у них на это не было денег.

На Большого Начальника тоже скинулись. Он сел в кресло министра и щедро расплатился со своими благодетелями, не забыв себя. Себе он взял больше, чем дал им.

На него обиделись и попытались снять с должности. Но это было уже невозможно, потому что он, что называется, “пустил корни”. Для чего ему пришлось вылизать до блеска не одну чиновничью задницу и сдать многих из прежних приятелей. И пришлось раздавать взятки в виде вилл на берегах Средиземного моря, дорогих яхт и победительниц специально для этого организованных региональных конкурсов красоты.

Кто хочет много получать — должен много вкладывать. Это закон не только бизнеса, но и политики. Он вкладывал много и поэтому быстро шел в гору.

Придуманная основоположником марксизма-ленинизма формула “деньги — товар — деньги” в условиях новорожденного капитализма работала как нельзя лучше. Только товаром здесь была не мануфактура или средства производства, а власть. Деньги продвигали во власть, власть обеспечивала приток новых денег.

Все больших и больших денег. Хорошо организованный в стране бардак позволял прибирать к рукам не только то, что плохо лежит, но и то, что лежит очень хорошо. Предприятия, приносящие миллионные прибыли, уходили за бесценок. Если дирекция начинала артачиться, завод задавливали ведомственными проверками и по-быстрому банкротили. Что было нетрудно, учитывая должность Большого Начальника.

Очень скоро и как-то сам того не заметив, он вошел в двадцатку наиболее влиятельных людей государства. Впереди оставалось не так уж много ступенек, но эти ступеньки давались труднее иных лестничных маршей. Эти ступеньки нельзя было купить, их можно было только отвоевать.

Он бросился в драку и потерпел ряд сокрушительных поражений. Созданная многолетними трудами империя стала рушиться на глазах. Тут уже стало не до жиру...

Он уже начал было отказываться от тщеславных планов, но тут судьба свела его с Ивановым. С помощью которого он быстро поправил свои дела. И вернулся к подзабытым мечтам.

А почему бы нет?.. Раз все так удачно сошлось, то отчего бы не попробовать перетасовать политическую колоду? Сколько можно ходить в “шестерках”? Надоело ему ходить в высокопоставленных “шестерках”. Захотелось пролезть в тузы. Может, не теперь, может, позже, через восемь или двенадцать лет. Для чего нужно...

Нужно было многое. И, в первую очередь, деньги. Денег было более чем достаточно для покупки престижных машин, самолетов и вилл за рубежом. Но было мало для ведения избирательной кампании. Даже самый простенький пиар требовал вложения гигантских средств. Которых не было.

Но которые можно было попытаться добыть, перехватив у одного хорошего знакомого пяток миллиардов долларов. Этим знакомым был Иванов. Все тот же Иванов. Его ангел-хранитель. В обличье черта.

По прикидкам привлеченных экспертов, у Иванова, с учетом набежавших процентов и капитализации, должно было быть не меньше десяти-двенадцати миллиардов. Причем живых миллиардов, потому что они находятся не в обороте, а в банках! За такие “бабки” не то что Россию — Америку можно с потрохами купить!

Сколько у нас граждан, достигших избирательного возраста, — миллионов сто? Поделим десять миллиардов на сто миллионов, получится... Сто получится. Сто баксов на каждого избирателя! Да за сто баксов наличными у нас проголосуют за черта лысого! Тем более что каждый будет считать, что деньги предлагают только ему и его голос никак не отразится на итогах голосования.

Это если даже чисто арифметически. А есть еще политтехнологии. Личное обаяние. И преемственность традиций. Ведь те миллиарды не просто деньги, а деньги Коммунистической партии Советского Союза, по временам которого сохнет чуть не треть населения страны. Так что если привязать к деньгам запоминающиеся патриотические лозунги, пару узнаваемых, из прошлого, физиономий и щедрые посулы...

То шанс появляется. И еще какой шанс! Такой, на который имеет смысл ставить! На который глупо не ставить!..

Глава пятьдесят четвертая

Над забором показалось лицо. Лицо Иванова. Лицо на короткое мгновение мелькнуло над забором. И мелькнуло в окулярах приборов ночного видения, ч — Он возвращается! — доложил наблюдатель.

— Ты уверен, что это он?

Иванов перемахнул через забор и упал на асфальт, свалившись на бок.

— Так точно — уверен!

Иванов вскочил на ноги и быстрым шагом пошел от забора в ночь. Идти ему было недалеко — метров двести. Но эти двести метров еще нужно было пройти...

— Приготовиться! — сказал в микрофон рации командир.

Водитель стоящей на одной из параллельных улиц машины повернул в замке ключ зажигания. Сидящие на заднем сиденье пассажиры завозились.

Машина проехала по улице пятьдесят метров и свернула в проулок, выехав на улицу, по которой шел Иванов. Через сто метров и полминуты они должны были встретиться...

— Слышишь? — спросил майор Проскурин генерала Трофимова.

— Слышу.

В тишине поселка, отражаясь эхом от стен и заборов, разносился шум едущего автомобиля.

Вообще-то машины проезжали здесь и раньше — в поселке жили не работяги, которым утром на работу вставать, в поселке жили обеспеченные люди, имевшие привычку засиживаться в казино и ночных клубах далеко за полночь. Но эта машина ехала в самое неудобное время, по самому неподходящему маршруту.

Генерал с майором напряженно переглянулись...

— Вон он!

Сидящий рядом с водителем пассажир показал куда-то вперед.

Далеко в свете фар маячила бредущая по тротуару одинокая фигура.

Водитель инстинктивно сбросил скорость.

— Не тормози! — прикрикнул на него пассажир на переднем сиденье.

Сзади глухо клацнул передергиваемый затвор.

Машина приблизилась к прохожему и почти миновала его... Но в момент, когда она его уже практически миновала, в щель приспущенного стекла левой задней дверцы высунулся набалдашник глушителя и из глубины салона простучала короткая автоматная очередь. Огненные вспышки на короткое мгновение осветили машину и лицо обернувшегося на выстрелы человека.

Он увидел отблескивающий черным бок иномарки и бьющий в глаза огонь...

Пули нашли цель. Пули ударили в бок пешеходу, опрокинув его. Он ничего не успел сделать. Он даже не успел ничего понять.

Машина проехала мимо.

— Стой! — крикнул пассажир с заднего сиденья. Машина встала.

— Сдай назад!

В машине сидели профессионалы, которые предпочитали подстраховываться даже в очевидных случаях.

Машина сдала назад и остановилась. Рядом с упавшим человеком. Из салона на улицу высунулась голова и высунулось дуло с глушителем. Прохожий был еще жив — он дергался и скреб пальцами асфальт.

— Живой?

— Уже нет...

Дуло пистолета опустилось вниз, остановившись на уровне головы жертвы.

Стрелок нажал на курок.

Пистолет дернулся в одну сторону. Голова жертвы в другую.

Теперь работу можно было считать выполненной.

Дверца захлопнулась, и иномарка тронулась с места. Киллеры не спешили, потому что не хотели привлекать к себе внимания. Отъехав на несколько километров, они свернули на проселок, где бросили угнанную несколько часов назад машину, пересев в другую...

В поселке никто ничего не заметил. Звуки выстрелов были практически не слышны, а увидеть ничего было нельзя, так как в поселке отключили свет.

Заказ гражданина Королькова по кличке Папа был выполнен. Человека, которого он так опасался, теперь можно было не опасаться.

Иванова можно было не опасаться. Теперь он не мог причинить Папе никакого вреда.

Потому что Иванов — умер!..

Глава пятьдесят пятая

На втором этаже своей виллы, в спальне, на кровати лежал Юрий Антонович. Лежал на спине, очень спокойно, словно спал. На самом деле он не спал, на самом деле он был мертв. В голове Юрия Антоновича, ровно посредине лба была небольшая, прикрытая подгоревшими волосами дырка, а из-под головы по подушке медленно растекалось кровавое пятно.

Рядом с кроватью, на тумбочке лежал раскрытый на первой странице паспорт. Уругвайский паспорт. С вклеенной в паспорт фотографии смотрел куда-то в потолок Юрий Антонович, который был как живой. Который был живей, чем лежащий рядом оригинал.

Юрий Антонович умер легко, умер во сне, возможно, видя счастливый сон про далекую страну Уругвай, мулаток и свое так и не купленное бунгало.

Юрий Антонович умер...

Глава пятьдесят шестая

— Мать твою! — сказал генерал Трофимов, выпрямляясь. Руки у него были в крови. — Наповал!

Генерал Трофимов и майор Проскурин стояли над трупом, с которого смерть сорвала прижизненную маску. Ударивший в лицо выстрел расплавил и разбрызгал нанесенный на кожу грим.

— Что будем делать?

А что тут можно сделать? Сыгравшего роль Иванова бойца к жизни не вернуть, хоть десять “Скорых” вызывай. Остается только прибрать за собой.

— Взяли!

Генерал с майором ухватили Лжеиванова за руки и за ноги, подтащили к стоящей поблизости машине и сунули в багажник. Подсохшую лужу крови на тротуаре засыпали землей и сгребли в сторону.

— Поехали...

— А Иванов?

Ах ну да, есть ведь еще Иванов. Настоящий Иванов...

Сделав петлю, подъехали к условленному месту, где должен был ждать Иванов.

— Где вы там? — крикнул генерал в темноту. Иванов бегом подскочил к машине. Тревожно спросил:

— Уже пора?

— Что пора? — не понял генерал.

— Ну это — отход прикрывать?

— Ничего вам не надо прикрывать. Без вас справились.

Про труп в багажнике Иванову ничего не сказали. Незачем ему знать о том, что он погиб.

Четверть часа ехали молча, пока генерал вдруг не сказал:

— Притормози-ка возле той остановки. Майор недоуменно взглянул на командира, но просьбу выполнил.

Машина замерла напротив бетонной будки.

— Выходите, — сказал генерал Трофимов Иванову.

— Зачем?

Вокруг был подступивший к самой обочине лес. В таком, наверное, и волки могут водиться...

— Затем, что дальше мы поедем одни, а вас подберет другая машина.

Майор Проскурин согласно кивнул, хотя ничего не понял.

Иванов нехотя вышел.

— Если до утра машины не будет, добирайтесь до города на автобусе! — крикнул на прощание генерал, хлопнув дверцей.

— Куда теперь? — спросил майор Проскурин.

— Никуда. Отъедешь километра на два и встанешь. Нужно все хорошенько обдумать...

А подумать было над чем...

Двойник Иванова, который сделал за него его работу, погиб. Но это генерал с майором знают, что погиб двойник, а те, кто его убил, считают, что “завалили” Иванова. И, значит, все так будут считать.

А что же тогда делать с настоящим, с живым Ивановым? Ведь если вскроется, что он остался жив, то станет очевидным его неучастие в акции. Заказчики поймут, что их водили за нос, и...

— А что, если его тоже? — спросил майор.

Предложение было заманчивым — зачистить Иванова и оттащить на место, где погиб его двойник. Таким образом, все сойдется — киллеры убили Иванова, труп которого найдут на месте происшествия.

Может, действительно?..

Но были некоторые “но”.

Во-первых, нет гарантии, что убийцы в последний момент не сообразили, что им подсунули двойника.

Во-вторых, неизвестно, как обойдутся с подчиненными Иванова его хозяева, когда узнают, что его больше нет. Не исключено, что обойдутся плохо, посчитав, что они без Иванова самостоятельной ценности не представляют.

А главное, неясно, как поведет себя сам Иванов, узнав, что его убили.

Нда-а, положеньице...

Вот если бы можно по-быстрому вычислить и убрать киллеров, избежав огласки... Но как их найти?

Нет, это невозможно. Наемные убийцы своих визиток на месте преступления не оставляют. На их поиски уйдут недели, если не месяцы, а счет идет на часы.

Правда...

— А что, если представить, что Иванов во время покушения не погиб? — предположил вслух генерал Трофимов. — Как думаешь, станут его искать киллеры, чтобы доделать свою работу?

— Ну, в принципе... Если это профессионалы, то они должны постараться устранить допущенный брак, — задумчиво сказал майор Проскурин.

— Тогда у нас есть два выхода, — подвел черту генерал Трофимов, — изобразить, что Иванов не погиб, чтобы выманить на него его убийц и, ликвидировав их, замять дело. Или зачистить Иванова, убедив всех, что киллеры убили именно его.

— Я за то, чтобы чистить, — сказал майор, вспомнив, как над ними измывался Иванов.

— Я тоже с удовольствием, — признался генерал. — Но только нужно просчитать все возможные последствия. И просчитать прямо сейчас...

Глава пятьдесят седьмая

Уже почти полчаса Иванов маялся на остановке в ожидании — нет, не машины, своего конца. Доносившиеся из темноты леса неясные звуки — хруст веток под чьими-то ногами, вздохи и вскрики — заставляли его ежиться и глубже втягивать голову в плечи. Он был уверен, что до утра не доживет, что его сожрут дикие звери или зарежут пришедшие из леса лихие люди...

Когда вдали показались огни приближающейся машины, он обрадовался ей как родной, бросившись наперерез фарам. Но еще больше обрадовался, когда машина остановилась и из нее вышел майор Проскурин.

Он настолько обрадовался, что даже не вспомнил, что за ним должна была прийти другая машина. И не насторожился, почему пришла не та, а эта.

— Я так ждал, так ждал!.. — радостно кричал он, хватая майора и генерала за руки.

— Мы так и поняли! И приехали! — изображая ответную радость, кричали майор с генералом. — Идите сюда...

И потянули его за руки к машине.

— Быстрее, нам нельзя здесь долго оставаться. Это было совершенно естественно, что они вели его к машине за руки, потому что вокруг была темнота, а включенные фары слепили глаза.

— Сюда, сюда...

Майор потянул Иванова на заднее сиденье.

— Нет, лучше сюда, — сказал генерал, утягивая Иванова направо, на переднее сиденье. Он почему-то решил посадить Иванова вперед.

Иванов обошел распахнутую дверцу, но майор его руки не отпустил, наверное не услышав генерала.

— Ну что же вы? — удивился генерал Трофимов, дернув застрявшего Иванова за Правую руку.

Иванов потерял равновесие и, утаскиваемый в салон за обе руки, уперся лицом в крышу кабины.

Чего это они?..

И тут же его запястья обхватила холодная сталь браслетов и раздались два практически одновременных щелчка.

— Уф-ф... — облегченно сказал генерал.

— Я думал, будет хуже, — вздохнул майор Проскурин.

Иванов стоял, пристегнутый наручниками к сиденьям, растянутый, словно на дыбе. Сопротивляться он не мог, сопротивляться было бесполезно.

— Чего это вы, чего? — захныкал Иванов.

— Кончай придуриваться, — довольно грубо, как давно не говорил, сказал майор Проскурин. И потянул из кармана пистолет.

— Вы что хотите? — напряженно спросил Иванов, хотя и так все было ясно. Предельно ясно.

Майор передернул затвор, досылая патрон в ствол, и поднял пистолет на уровень головы Иванова.

— Выше, — сказал генерал. — Вот сюда, — ткнул в голову пальцем. — Они его вот сюда.

Раны на теле Иванова должны были располагаться точно там же, где были на трупе, так как киллеры могли запомнить, куда стреляли. А киллеры не должны были обнаружить подмены. Киллеры должны были считать эту жертву своей.

Майор передвинул дуло пистолета чуть выше.

— Да, так, — кивнул генерал. Майор повернулся к Иванову, взглянув ему в глаза.

— Ну все, — сказал он. И нехорошо улыбнулся. Только теперь Иванов сообразил, что с ним хотят сделать. И отчаянно заверещал и задергался, пытаясь высвободиться. Но генерал сзади уперся ему в поясницу коленом, жестко прижимая к машине. Крикнул:

— Не тяни!

Майор сунул указательный палец в скобу и нажал на спусковой крючок.

Грохнул выстрел!..

Но Иванов его не услышал. Что-то тяжелое, как обух топора, ударило его по голове, отбрасывая ее в сторону, и больше он уже ничего не почувствовал...

Глава пятьдесят восьмая

— Повторите! — дрогнувшим голосом попросил гражданин Корольков по кличке Папа.

— Он умер, — еще раз сказал голос в трубке. Очень буднично сказал. Иванов умер!..

— Когда это случилось?

— Час назад.

— Это точно? Вы уверены? — на всякий случай переспросил не верящий в собственное счастье Папа.

— Абсолютно. Я присутствовал при его уходе. Его больше нет. Примите мои соболезнования... Папа бросил трубку.

Подробности его не интересовали — его интересовало главное. А главным было то, что Иванов мертв!

Мертв!!

Его главного и единственного врага не стало!

Груз, который давил на него все последнее время, был наконец сброшен...

Папа облегченно вздохнул и вызвал “шестерок”, несмотря на то что была поздняя ночь.

— Назавтра отмените все встречи. И... И принесите водки. Много водки!..

“Шестерки” все поняли. Все поняли без слов. Папа пил за упокой души мочилы!

“Шестерки” купили водки Папе и купили водки себе. Потому что они были рады не меньше Папы. Они были рады больше Папы — его мочила только пугал, а их “жмурил”!

— Все, кранты мочиле! — делились радостной вестью друг с другом “шестерки”. — “Зажмурили” падлу...

Скоро водка кончилась, и пришлось бежать за новой. Но и та тоже быстро закончилась. Потому что такой повод, уж такой повод!..

Папа в отличие от “шестерок” пил меньше, и пил в одиночку. Он свое счастье ни с кем делить не желал.

Он пил, вспоминая события не такого уж далекого прошлого. Но теперь уже точно — прошлого! Вспоминал поселок Федоровку, улицу Северную, Швейцарию...

Классным мочилой был этот Иванов... Такой мочила!.. Всем мочилам — мочила! В Федоровке четырнадцать пацанов вглухую заделал! Голыми руками!.. Если бы Папа своими глазами не видел, никогда бы не поверил. Но он видел!.. Такое видел!..

Папа налил еще один стакан. И залпом выпил.

За упокой души мочилы, который теперь в землю залег червей кормить.

А он. Папа, остался. И теперь может подумать...

Теперь, когда его не стало, можно было подумать о делах, в том числе об оставшемся бесхозном золоте партии.

Но не теперь подумать, завтра... Все — завтра...

Глава пятьдесят девятая

Киллеры тоже пили, пили положенные им боевые сто грамм, пили стоя, в соответствии со старой армейской традицией отмечая удачное завершение боевой операции.

Дело сделано, все живы и целы — чего еще надо.

— Ну, вздрогнули!..

Спирт из граненых стаканов перетек в луженые глотки. Все крякнули и сели.

Это не важно, что пили не за взятый караван и не за выход из окружения. Здесь тоже война. Здесь тоже стреляют. Ты стреляешь и в тебя стреляют...

Здесь они потеряли не меньше, чем там. Гришку потеряли, которого расстреляла охрана убитой им випперсоны. Сергея — его шлепнул при аресте милицейский снайпер, когда он отказался сдаваться. В отличие от него Пашка сдался, но его зарезали в следственном изоляторе урки.

— Ну что, еще по одной...

Они встречались редко, вернее, почти не встречались, так как давно работали соло. Профессия киллера не терпит толкотни — чем больше посвященных в планы операции, тем выше вероятность утечки информации. Раньше они верили друг другу безоговорочно, теперь — не могли. Теперь они верили только себе.

Последний заказ был исключением из правил. Последний заказ потребовал коллективной работы — так захотел заказчик. Впервые за многие месяцы они собрались вместе и почувствовали себя не киллерами, почувствовали — подразделением. Как раньше...

Это была глупая иллюзия. Но желанная иллюзия.

— Ну что?..

— Давай наливай.

Спирт лился легко, как лилась на боевых кровь. Они вспоминали о войне, где убивали больше и убивали бесплатно. Но те трупы они вспоминали с гордостью, а эти... Эти предпочитали не вспоминать. Хотя за эти они получали деньги.

— Ну что?..

— Наливай!..

Глава шестидесятая

Утром случилось похмелье. Потому что когда всю ночь столько водки, то можно представить!..

— Гля, — с трудом раскрыл глаза один из непротрезвевших братанов. — Чего это?

— Где?

— Да вона, в ящике!

По “ящику” шли новости. Наиболее почитаемый урками криминальный блок, где частенько можно было увидеть знакомых по делам и зоне. Но сегодня в новостях знакомых не показывали — показывали какого-то с перебинтованной головой мужика.

— Ну ты чего? Ну дали в кость лоху...

— Не, ты гля... Братва присмотрелась.

Лицо лоха, несмотря на то что было наполовину забинтовано, было знакомо. Ну очень знакомо...

— ...пострадавшего нашли недалеко от места, где было совершено тройное убийство, — сообщила миловидная ведущая. — По всей вероятности, это еще одна попытавшаяся скрыться от преступников жертва...

Далее зрителям были предъявлены прочие участники трагедии. Среди которых был показан умиротворенный труп Юрия Антоновича и его неиспользованный уругвайский паспорт.

— Так это же этот... Ну, который!.. Так, значит, тот... Значит, тот мочила, что ли?

Хмель враз вылетел из голов Папиных “шестерок”.

Забинтованный лох незакрытой половиной лица был сильно похож на Иванова.

А как же водка?..

“Шестерки” бросились к Папе. Но Папа был в курсе дела, Папа смотрел ту же самую передачу, где в этот момент говорили медики:

— В настоящее время больной находится без сознания. В целом его состояние можно оценить как крайне тяжелое, так как он получил несколько огнестрельных ранений в область головы и груди. Причем пули прошли буквально в нескольких сантиметрах от жизненно важных органов....

— Но надежда есть? — спросила ведущая.

— Надежда умирает после пациентов. Умирает последней, — грустно пошутил врач.

На экране снова появился забинтованный, обмотанный проводами и обвешанный капельницами Иванов.

— Я их зубами, падл, порву! — злобно прошипел Папа.

И швырнул полупустую бутылку из-под водки в телевизор. Экран разлетелся на мелкие осколки. Как и надежды Папы на безмятежное будущее.

Иванов был жив.

Все еще жив.

Пока жив...

Глава шестьдесят первая

Телевизор смотрел не только Папа, телевизор смотрели многие. В том числе покушавшиеся на жизнь Иванова киллеры.

— Как же так, я же в него в упор, я же с метра стрелял! — ахнул киллер, стрелявший в Иванова из автомата. — Я же в него полрожка засадил!

— Значит, не туда засадил! Значит, промахнулся!

— Как же я мог промахнуться с метра! Он же как решето должен быть!

Вообще-то с метра промахнуться затруднительно. Особенно из автомата...

Киллеры внимательно посмотрели на своего приятеля. И переглянулись друг с другом.

— Да вы что, мужики?! Вы что думаете, что я специально мимо стрелял? Да зачем мне это нужно?.. Вроде незачем.

— Может, у него бронежилет был?

— Даже если был! Бронежилет с такого расстояния пулю не удержит.

— Может, их два было? Может, он их друг под друга надел?

Идея о двух бронежилетах звучала малоубедительно. Но, с другой стороны, он ведь как-то остался жив. Поэтому...

— Погодите, какой жилет, я же ему в голову стрелял! Контрольным! — вдруг вспомнил главный исполнитель.

Киллеры посмотрели на экран.

— Куда стрелял?

— Вот сюда.

В том месте, куда стрелял их приятель, сквозь бинты проступала кровь.

— У него что, и на башке броник был?

— Может, у него череп такой, ненормальный. Такой сверхпрочный.

— Как танк?

— Ну да, как танк...

Чего только не придумаешь, когда не знаешь, что подумать.

— Вообще-то такое бывает, — сказал кто-то. — Очень редко, но бывает. Например, у Кутузова было. Ему пуля в висок попала и чуть не полбашки снесла, а он жив остался. И потом Наполеона сделал.

Все облегченно вздохнули. Может, действительно он, как Кутузов?.. Наверное, как Кутузов. Потому что в противном случае придется предположить, что у него череп имеет стомиллиметровый броневой пояс.

— Нехорошо получилось, — выразил кто-то общую мысль.

Чего уж хорошего! Работа киллеров не терпит брака. Это тебе не токарь на заводе, который, запоров деталь, может ее тут же переточить. Допущенный киллером брак влечет куда более серьезные последствия. Недострелянная жертва после неудачного покушения может залечь на дно или, того хуже, выяснить, от кого поступил заказ, и, обидевшись, в свою очередь, заказать заказчиков.

Именно поэтому наемные убийцы в своем послужном списке обычно имеют один провал. После которого не имеют работы. И, значит, не имеют денег. К которым уже привыкли...

Единственная возможность избежать рекламаций и избежать нежелательного в кругах потенциальных заказчиков резонанса — это доделать недоделанное дело. Самим доделать. Бесплатно доделать. И как можно скорее доделать. Тогда промах спишут.

Короче, сам нагадил — сам подтирай... Что справедливо. И не подлежит обсуждению.

— Так в какой больнице, сказали, он лежит?..

Глава шестьдесят вторая

Иванов открыл глаза. Перед ним стоял человек в белом. И поодаль еще один человек и тоже в белом. И еще у Иванова сильно болела голова.

Он подумал о том, почему у него болит голова, и вспомнил, как стоял растянутый наручниками возле машины и как в него стреляли. В голову стреляли. В упор. Из пистолета...

Значит, эти люди в белом — ангелы. И значит, тот свет не выдумка, а действительно существует. Как приятно убедиться, что смерть — это не конец, а лишь начало чего-то нового и интересного.

Иванов радостно улыбнулся.

— Ему еще и весело, — обрадованно сказал ближний ангел знакомым голосом. Голосом майора Проскурина.

Значит, майора Проскурина тоже, понял Иванов. И даже обрадовался столь неожиданной встрече. Со знакомыми начинать новую жизнь как-то легче.

— Как вы, Иван Иванович?

Этот голос был тоже знаком. Этот голос принадлежал генералу Трофимову. И его тоже? У них там что на земле — мор прошел?

Белые фигуры приблизились и склонились над Ивановым.

Нет, рожи у них были не ангельские, были самые что ни на есть земные. И воняли табаком.

— Я что, жив? — расстроенно спросил Иванов.

— А вы думали, мы ангелы? — хохотнул генерал.

— Думал, — честно ответил Иванов. И спросил:

— Почему вы хотели меня убить?

— Если бы хотели — убили, — не очень учтиво ответил генерал Трофимов. — Никто вас не убивал. И не собирался. Кого убили — так это двойника, сыгравшего вашу роль. А теперь вы сыграете его.

— А как же это? — показал Иванов глазами на бинты.

— Это все ерунда — маскарад. А под ним царапины. Не могли же мы вас притащить в больницу целым и невредимым. Кто бы нам поверил без крови, что вы почти мертвый. Вот нам пришлось вас чуть-чуть продырявить. Но совсем чуть-чуть... Врачи, конечно, потом во всем разобрались, но с врачами мы договорились, а средний медперсонал считает, что вы почти уже покойник...

С врачами столковаться было легко — осматривавшим Иванова врачам генерал Трофимов сунул в нос удостоверение ФСБ и пообещал им десять лет лагерей за неправильно поставленный диагноз. После чего вручил ошарашенным врачам по шесть тысяч баксов наличными, заставив написать расписки. Получив которые сообщил, что посадит их на пять лет за взяточничество, если они кому-нибудь когда-нибудь ляпнут, что он показывал им удостоверение ФСБ. И это в лучшем случае, потому что в худшем их обвинят в хищении у пациентов органов с целью их перепродажи за границу и даже найдут пару почек в домашних холодильниках.

— Так он что — ваш? — кивнули на Иванова врачи.

— Нет, в данный момент — ваш.

Иванова перевели в одноместную палату и лишних врачей к нему не допускали. Допускали только посвященных.

— Но зачем меня сюда? — спросил Иванов. Как будто, гад, сам не понимал, зачем.

— Они посчитают, что вас недострелили, и обязательно захотят дострелить, — популярно объяснил генерал Трофимов.

— Меня? — испугался, задергавшись под бинтами, Иванов.

— Ну-ну, успокойтесь. Мы не дадим им этого сделать. Кроме того, у вас будет оружие.

Генерал вытащил из кармана и сунул Иванову под подушку пистолет.

Как будто это могло его спасти!

— А можно, за меня полежит кто-нибудь другой? — завел обычную свою волынку Иванов.

— Иван Иванович!..

Делать нечего, пришлось лежать самому.

Вторым “пациентом” в палату лег майор Проскурин. У которого даже своей койки не было и которому пришлось спать на брошенном на пол матрасе под кроватью Иванова. Что было неудобно, так как Иванов постоянно ворочался во сне, скрежеща пружинами. Но майор по этому поводу не роптал, потому что позиция у него была очень хорошая, а мучиться предстояло недолго. Вряд ли больше суток.

И точно — недолго...

Уже на следующую ночь в больницу вошли два крепких на вид “доктора”. Вошли через служебную, которую отжали монтировкой, дверь. В подвале они расстегнули небольшие спортивные сумки, вытащили и надели на себя белые халаты и шапочки и повесили на шеи новенькие фонендоскопы. И все равно медработников они напоминали мало. Слишком они были большими, и слишком у них были “немедицинские” физиономии.

Пройдя насквозь подвал, “доктора” поднялись на пятый этаж в реанимационное отделение. Поднялись не на лифте — поднялись пешком.

На последней лестничной площадке они задержались — пошарили в сумках и вытащили из них пистолеты” Два пистолета “ТТ” с заранее накрученными на стволы глушителями. Эти “врачи”, в отличие от прочих, предпочитали пользоваться “на операциях” отечественным инструментом.

— Пошли?

— Пошли...

Они открыли дверь отделения и двинулись по длинному коридору. Шли они практически бесшумно, но на повороте были замечены дежурной сестрой.

— Вы куда? — спросила та, увидев незнакомых врачей.

“Врачи” дружелюбно улыбнулись и направились прямо к ней.

— Нам нужна шестнадцатая палата.

— Зачем?..

“Врачи” приблизились вплотную. Один из них, прыгнув как кошка, схватил медсестру за голову, перекрыв жесткой, как железо, ладонью рот. Медсестра испуганно таращила глаза и даже не дергалась.

Второй “врач” вытащил из кармана шприц-тюбик и ткнул его медсестре, прямо через халат, в руку. Та мгновенно расслабилась и сползла вниз по стулу.

Ее подхватили, приподняли, положили руки на стол и уронили на руки голову. Пусть все думают, что она спит. Телефонный шнур на всякий случай вырвали из стены и из аппарата.

Нужную палату нашли быстро, так как план больницы изучили заранее.

— Здесь.

— Ты первый, я за тобой.

“Врачи” особо не маскировались, так как знали, что их “пациент” находится при смерти. Лучше многих других знали, потому что лучше многих других были осведомлены о характере ранений.

Тихо потянули дверь на себя...

Майор Проскурин услышал скрип дверных петель. Петли скрипели еле слышно, потому что он засыпал в них песка не так уж много. Ровно столько, чтобы они начали “звучать”.

Майор быстро поднял с пола пистолет, выкатился из-под кровати и встал на колени, вытянув поверх одеяла правую руку.

Иванов ничего не услышал и ничего не заметил — Иванов крепко спал, подложив под щеку ладонь и шевеля во сне губами...

В щель полураскрытой двери полился неяркий свет коридорных светильников. В палате было темно...

В палате было темно, чтобы входящие не могли сразу разобраться в обстановке. И чтобы не смогли увидеть то, что им не следовало видеть. Не смогли увидеть залегшего за кроватью и за телом Иванова майора Проскурина.

В дверной щели мелькнула одна, в белом халате, тень.

“А ну как это просто случайный врач?” — подумал майор Проскурин.

Но это не был случайный врач, потому что в руках у него был не шприц и градусник, а был пистолет с неестественно длинным стволом.

Глушитель...

За первой фигурой, кажется, маячила еще одна...

Майор поймал на мушку киллера, но стрелять не стал, давая ему возможность шагнуть внутрь, чтобы открыть своего напарника. Если стрелять только в одного, то второй, под прикрытием его тела, сможет учинить ответную стрельбу.

Первый киллер сделал шаг вперед. И поднял руку.

Вот так-то лучше...

Майор Проскурин плавно потянул спусковой крючок на себя.

Раздался выстрел.

Пах!..

Первый киллер сильно дернул головой и стал заваливаться назад. Пуля попала ему в правый глаз...

Оружие майора было тоже с глушителем, и звук выстрела был почти не слышен. Но обеспечить полную бесшумность выстрела невозможно. Лязгнул затвор. Из пистолета выскочила пустая, отброшенная отражателем гильза и, ударившись о стену и громко звякнув, свалилась на спящего Иванова.

— А?.. Что! — испуганно вскричал тот, вскакивая.

Отчего дернул руку майора резко вверх.

Второй киллер, придерживая мертвого уже напарника, вскинул руку и неприцельно, в направлении вспышки, выстрелил раз и два...

Возле головы майора взвизгнула пуля. А он стрелять не мог, потому что его руку толкал вверх Иванов.

— Лежать, дурак! — гаркнул майор, что было сил ударив Иванова рукоятью пистолета, одновременно нажав на спусковой крючок.

Иванов ойкнул, упал и затих.

Три пули ушли в сторону двери, сбив киллера с прицела. Но он быстро пришел в себя и, завалив ствол пистолета чуть ниже и левее, хотел открыть огонь на поражение. Но не успел.

Майор увидел тень в двери и, мгновенно довернув пистолет, выстрелил. Короткая, на три патрона очередь попала в грудь киллера, отбросив его назад в коридор.

Но он тоже успел нажать на спусковой крючок, и пуля ушла поверх головы майора в окно.

Все!..

Еще секунд двадцать майор держал под прицелом дверь, но все было тихо.

— Вставайте! — быстро толкнул майор Проскурин Иванова в бок.

— Не встану! — хлюпая носом из-под одеяла, ответил Иванов. — Чего вы деретесь?

— Вы что, с ума сошли?! Я вас спас! Они же за вами пришли!..

Иванов высунул нос из-под одеяла.

— А они точно ушли? — испуганно спросил он.

— Точно. И нам тоже пора убираться.

Из-под одеяла высунулась ивановская голова целиком. По его лицу текла, капая на больничную койку, кровь.

“Неудачно я попал”, — подумал майор.

— Ну-ка подержите... Протянул Иванову пистолет. Тот взял пистолет в руку.

Майор рванул с подушки наволочку и промокнул ею голову Иванова.

— Ничего, до свадьбы доживет.

— До чьей свадьбы? Я женат, — всхлипнул Иванов.

— Ну, значит, до смерти... До смерти заживет.

Майор бросил пропитавшуюся кровью наволочку и взял обратно пистолет. За спусковую скобу взял. Двумя пальцами. В перчатках.

И бросил пистолет под кровать, не забыв вытащить из-под подушки точно такой же ивановский.

— Через десять-пятнадцать минут здесь будет милиция, — сообщил майор, — с которой вам, как я понимаю, встречаться не резон.

Иванов растерянно кивнул, наблюдая, как майор для чего-то рвет на полосы казенные простынку, пододеяльник и одеяло.

— Через главный вход вам уйти не удастся — там охрана. Служебные двери заперты, да и идти до них долго. Лучше всего спуститься на улицу по веревке.

Майор скрутил и связал две оторванные от простынки полосы.

— Вот по этой...

— По этой?! — показал Иванов на скрученную в жгут простынку. — По этой не буду! Ни за что!

— А чем она вас не устраивает? — удивился майор. — Здесь всего-то пятый этаж. Вы из парижской тюрьмы по веревке спускались?

— Да, — обреченно кивнул Иванов. — Но это не я... То есть я... Но я не хотел, это случайно...

— Ничего, раз там случайно смогли, значит, здесь тоже случайно сможете, — подбодрил майор Иванова.

Привязал конец импровизированного каната к батарее и выбросил его в окно.

— Там внизу, прямо под вами стоит машина “Скорой помощи” с ключом зажигания в замке. Выйдете из больницы через задние ворота, повернете направо и...

— Но я не умею водить машину, — сказал Иванов.

— Как не умеете? — поразился майор Проскурин. Ему в голову не могло прийти, что мужик может не уметь водить машину! Вертолет — еще туда-сюда, но чтобы машину!..

— А как же вы?..

— Я на городском транспорте ездил, — ответил Иванов на незаданный вопрос.

Весь хорошо продуманный и уже наполовину воплощенный в жизнь план рухнул.

Что же с ним теперь делать?..

Майор с Ивановым сбежать не мог, его с ним вместе даже видеть не должны были. У него был свой, отличный от ивановского, маршрут эвакуации.

Как же поступить?..

— Ладно, я вас сейчас быстро научу управлять машиной, — принял единственно возможное в такой ситуации решение майор. — Из больницы как-нибудь выедете, а там мы вас встретим. Значит, слушайте внимательно. Это кабина, — очертил руками воображаемую кабину майор Проскурин. — Садитесь на сиденье, поворачиваете в замке ключ зажигания, мотор начинает работать. Находите педаль сцепления...

— Где находить? — спросил, куда-то наклоняясь и что-то разыскивая, Иванов.

— Внизу слева, — ответил майор, чувствуя себя полным идиотом. — Да не рукой находите, ногой. Левой. Жмете на нее.

Майор нажал на воображаемую педаль.

— Находите рычаг переключения скоростей. Да не ногой!.. На этот раз рукой. Правой. И дергаете его вперед и влево до упора.

Майор переключил несуществующий рычаг на первую скорость.

— Жмете педаль газа — это та, что крайняя справа, и отпускаете сцепление. Вот так... — показал майор руками, как надо работать педалями.

— Если надо остановиться — давите на среднюю педаль. Если заглохнете — начинайте все сначала. Повторите.

Иванов повторил.

— Ну все, больше времени нет.

Майор подтолкнул Иванова к окну.

— С богом.

Иванов выглянул на улицу и отшатнулся назад.

— Я не полезу. Я боюсь!

“Может, он точно дурак? — подумал майор Проскурин. — Потому что так убедительно играть невозможно. Но, с другой стороны, я видел его в деле, например, в той же Франции...”

— А если не пойдете, то я вас здесь собственными руками... чтобы вы живым в руки милиции не попали, — грозно сказал майор.

Иванов испуганно посмотрел на майора. И посмотрел в открытое окно.

Нет, майор все-таки был страшнее.

— Ну хорошо, я попробую.

И, с трудом забравшись на подоконник, свесил ноги наружу. После чего завис, намертво вцепившись пальцами в подоконник. Лицо его мертвенно побелело.

— Вы что? Что случилось? — тревожно спросил майор.

— Ни-и-чего, — замотал головой Иванов. — Я хочу назад.

И стал вылезать обратно.

— Вниз! Быстро вниз! — страшным шепотом закричал майор, упираясь в голову Иванова ладонью.

Но тот лез, как трактор, напирая на выставленную ладонь лбом.

“Ни черта у него силища! — поразился майор. — А все слабака изображает”.

Иванов пыхтел, краснел и лез.

— Назад, гад! — гаркнул майор Проскурин и ударил Иванова кулаком по лбу.

Тот, словно от контузии, ошарашенно выпучил глаза и пополз по веревке вниз.

Майор Проскурин отскочил от окна и бросился вон из палаты. Он безнадежно отставал от графика и сильно рисковал, так как мог столкнуться с кем-нибудь в коридоре или на лестнице.

А все он — Иванов!..

Иванов висел между четвертым и третьим этажами, намертво вцепившись в простынки. Он боялся спускаться. Но еще больше боялся подниматься.

Он висел в безнадежной тоске сорвавшегося в пропасть альпиниста. И готов был висеть до утра, до приезда пожарной команды.

Он висел, тихо поскуливая и зажмурив глаза...

Но его руки были слабее обуявшего его чувства страха. Его пальцы устали, и простынка стала проскальзывать между ними. Иванов медленно, но, все более ускоряясь, пополз вниз.

На уровне третьего этажа он проскользнул мимо палаты рожениц. Возле которого маялась бессонницей одна из будущих мамаш.

— Ой! — тихо сказала роженица, увидев качающегося на простынях Иванова, и схватилась за низ живота. Зрелище действительно было не для беременных дам — фигура голого человека, обмотанная обрывками проводов и капельниц, с залитым кровью лицом, с огромными оттопыренными ушами, болтающаяся туда-сюда на фоне полной луны на уровне третьего этажа.

Мама моя!..

Иванов тоже увидел женщину и попытался крикнуть ей, чтобы она позвала кого-нибудь на помощь. Но его слабого крика слышно не было, а было видно, как он страшно скалится, то ли матерясь, то ли грозя слабой женщине.

Роженица сказала еще раз:

— Ой!..

И стала рожать.

Иванов проскользил ниже. Когда он достиг уровня второго этажа, импровизированная веревка вверху оборвалась, и он рухнул вниз.

“Все”, — подумал Иванов, летя в пропасть...

Но летел он недолго. Внизу, как и говорил майор Проскурин, стояла машина “Скорой помощи”. Иванов со всего маха рухнул на крышу, проминая ее своим весом. С крыши он скатился вниз, на землю.

На третьем этаже истошно, будя больницу, орала роженица. В палатах зажигался свет.

Иванов, прихрамывая и держась за побитые бока, влез в кабину. Когда он падал, он почти все, что ему рассказывал майор Проскурин, позабыл.

Кажется, здесь должен быть какой-то ключ...

Ага, вот он...

Повернуть ключ было по силам даже дрессированной обезьяне.

Мотор заработал.

Иванов облегченно вздохнул.

Теперь педаль.

Педаль он искал довольно долго, шаря по полу левой рукой.

Ага! И педаль есть.

Он ткнул в педаль голой ногой и нащупал рычаг переключения скоростей.

Куда, он говорил, надо жать?.. Вправо вперед? Или влево назад? Или?..

А черт его знает.

Иванов подергал рычаг во все стороны и нажал на педаль газа.

Мотор страшно взревел, перекрывая даже крики роженицы.

Теперь нужно медленно отпустить левую педаль...

Машина поехала не вперед. Машина резко прыгнула назад, впечатавшись правой стороной в стену.

Значит, не так.

Иванов снова дернул рычаг и отпустил сцепление.

Мотор заглох...

С верхних этажей высовывались больные. Кто-то кричал:

— Держите его, держите!..

Иванов снова повернул ключ, выжал сцепление и переключил скорость...

Машина со страшной скоростью рванула вперед.

Испуганный до полусмерти, Иванов вцепился в баранку. Машина неслась в узком пространстве двора на другую такую же машину.

Удар!

Иванов ткнулся лицом в руль, отчего по лицу вновь густо потекла кровь.

С третьей попытки он отпрыгнул от помятой машины “Скорой помощи”, чтобы таранить еще две.

Да где же эти чертовы ворота?!.

В ворота Иванов не попал. Иванов проехал мимо ворот, снеся кусок металлической ограды и вырвавшись наконец на оперативный простор, где было очень много очень новых машин.

До условленного места было недалеко, так что по-настоящему разгуляться Иванову не удалось, он успел лишь собрать пяток “Жигулей”, три иномарки, два газетных киоска, скамейки на остановке трамваев и “КамАЗ”. После чего был вынужден остановиться.

— Сюда его! — приказал наблюдавший за маневрами Иванова генерал Трофимов.

К машине “Скорой помощи” подскочили, вытянули Иванова через обращенную к кустам, чтобы их не заметили, дверцу и, подхватив под руки, понесли к припаркованному в укромном месте микроавтобусу.

Операция была завершена.

На поле боя остались два трупа на пятом этаже больницы, десятки покореженных машин, смятые скамейки и киоски и хоть и преждевременно, но все равно счастливо разрешившаяся от бремени роженица.

Это был новый, не менее головокружительный, чем парижский, о котором пока еще никто не знал, но о котором завтра напишут все газеты, побег Русского Монстра...

Глава шестьдесят третья

Прибывшие на место происшествия милиционеры только диву давались — как можно, имея полдюжины дырок в теле, отбиться от нападения наемных киллеров и спуститься на разорванных и связанных друг с другом простынях с пятого этажа на землю!..

— А он вообще-то мог такое сделать? — интересовались следователи у лечащих врачей. — По состоянию здоровья?

— Ну, в принципе, почему бы и нет... — допускали невозможное те, потому что за полчаса до приезда милиции им позвонил генерал Трофимов, напомнив об условиях договора и возможных санкциях.

— Но вы же раньше говорили, что он при смерти был! Что он не жилец! — поражались следователи.

— Ну не то чтобы при смерти... — туманно отвечали врачи. — Такое иногда бывает. Мобилизация внутренних резервов организма, впрыск адреналина в кровь, который производит сильный обезболивающий эффект и вызывает состояние аффекта, которое приводит в действие механизмы...

— Так он мог или не мог?! — ставили вопрос ребром милиционеры.

— Мог. Хотя для этого нужно было обладать невероятной живучестью, силой воли и внешней мотивацией.

Мотивация была — нападение киллеров. Тут кто хочешь зашевелится. А что касается силы воли — так она здесь просто на каждом шагу.

И все же отдельные милицейские скептики высказывали предположения, что скрывшемуся с места преступления раненому помогли.

А как же тогда пороховая гарь, которая была обнаружена на кровати и свидетельствовала о том, что стрелял человек, который на ней лежал?

И показания медсестер, что в один голос утверждали, что видели у него под подушкой точно такой же пистолет, что был обнаружен на месте происшествия?

Кроме того, нашлись свидетели, видевшие его спускающимся по импровизированной веревке с пятого этажа, например, одна по этому поводу родившая двойню женщина.

И еще кровь... Много крови — в палате, на связанных простынях, на крыше машины “Скорой помощи” и внутри, в кабине.

Нет, все-таки это он.

И в тоже время...

Хотя...

Все объяснили результаты дактилоскопических экспертиз. Той, что была проведена раньше, когда милиционеры сняли отпечатки пальцев с лежащего в реанимации неизвестного, обнаруженного в поселке, где были убиты трое потерпевших. И другой, чуть более поздней, которая должна была установить принадлежность отпечатков пальцев, снятых с найденного в палате пистолета...

И там и там отпечатки совпали и были идентифицированы как принадлежащие...

Мать твою!.. Так это же Иванов! Опять Иванов! Тот самый Иванов!..

Ну тогда все понятно! И с двумя трупами, и с веревкой, сброшенной с пятого этажа...

Потому что этот мог. Этот и не такое мог! Раз раньше мог!..

Конечно, в данном случае он был не в лучшей форме — попал в напавших на него киллеров не с первого раза, а практически исстреляв всю обойму, кучу машин помял, наверное, периодически теряя за рулем сознание... Но это все понятно и простительно — другие с такими ранами давно на том свете отдыхают, а этот!.. Шутка ли — полдюжины плохо совместимых с жизнью пуль в теле, а он хоть бы что!..

Но это же не кто-нибудь, это же Иванов!.. Тот самый Иванов!

Наш, Русский Монстр...

Глава шестьдесят четвертая

Продолжим...

Охранник на первом этаже загородного дома Юрия Антоновича — семьдесят пять.

Плюс охранник на втором этаже того же дома — семьдесят шесть.

Плюс Юрий Антонович в своей спальне — семьдесят семь.

И чуть позже еще два киллера в реанимационном отделении больницы на пятом этаже — семьдесят восемь и семьдесят девять.

Итого, без одного трупа восемьдесят!..

Правда, в дополнение к обычному появился еще и обратный счет. Минус два мальчика-близнеца, родившиеся у увидевшей Иванова мамаши на третьем этаже той же больницы...

Ай да Иванов!..

Глава шестьдесят пятая

Камень был брошен. И разошлись по воде круги.

Да еще какие круги!..

Глава шестьдесят шестая

Первым из города исчез гражданин Корольков по кличке Папа.

Папа уехал в неизвестном направлении, никому ничего не сказав и никого ни о чем не предупредив. Уехал, как в воду канул...

Кто-то утверждал, что он отправился в ЮАР. Кто-то, что еще дальше — в Магадан, где проще спрятаться, используя старые связи. Кто-то рискнул предположить, что он никуда не поехал, а попросил замуровать себя в стену на даче, взяв еды и питья на полгода автономного существования.

Кто прав — сказать трудно. Известно только одно — Папа подался в бега!

Отчего его “шестерки” сразу загрустили. Если Иванова испугался Король, то что же тогда остается делать им?!. И куда податься?

Африка была далеко, и там никто не ботал на единственном, хорошо знакомом уркам языке — на фене. Прятаться в близкой Европе было безнадежно — там Иванов как не фиг делать достанет и башку набок свернет.

“Шестерки” пропавшего Папы пригорюнились.

— Может, в тайгу свалить? — предложил кто-то. В тайгу было интересно. Но в тайге не было телок, ширялова и лохов, которых можно было обирать и заставлять на себя ишачить. Там были только медведи, которые на понт не брались. То есть для себя все придется делать самим. Тайга отпала.

— Может...

Нет, тоже не подходит.

— Тогда...

И здесь найдет. Иванов везде найдет.

— А что, если!..

Последнее предложение было неожиданным и было перспективным.

— От него только в тюряге прятаться, — ляпнул кто-то.

А ведь точно! На зону он не сунется — зону охраняют вертухаи с “калашами”. Там ему быстро рога пообломают.

Больше Папины “шестерки” ни о чем не говорили, а по-быстрому разошлись по домам. После чего в городе был отмечен странный и ничем не объяснимый рост правонарушений.

Двое блатного вида парней ясным днем при стечении народа стянули у старушки кошелек, где было тридцать рублей мелочью, и, вместо того чтобы скрыться с места преступления, ходили за ней по пятам, ожидая, когда она наконец заметит пропажу.

Еще один совершил попытку изнасилования, причем прямо в здании суда, напав на протиравшую лестницу уборщицу, потому что боялся то же самое сделать на улице.

Еще двое подъехали к посту дорожной автоинспекции на велосипедах и долго перед самыми глазами гаишников разъезжали под знаки и поперек разметки и движения, превышая разрешенную на посту скорость и всячески создавая помехи движению.

Когда у них попытались отобрать велосипеды, чтобы скрутить ниппеля, они назвали инспекторов “волками позорными” и выбили три стекла в КПП. После чего были задержаны и доставлены в отделение, где вели себя не менее вызывающе, обзывая милиционеров разными обидными словами.

Когда им объяснили, что они своим поведением уже намотали себе год, они страшно расстроились и тут же оскорбили действием подвернувшегося под руку старшину. За что получили дополнительный год, чему были страшно обрадованы.

Районные следователи отметили в этот день наплыв клиентов, которые каялись в совершенных ранее и до сего дня не раскрытых преступлениях.

— ...А еще лопаря и клифт с веревки во дворе, — вспоминал раскаявшийся преступник.

— Ну, это можешь забыть за сроком давности.

— Тогда еще телевизор из садового домика.

— Три месяца. Но с учетом добровольного признания...

— А ты, начальник, не пиши про признания, ты пиши, что сам раскрыл и очниками к стенке припер.

— Тогда три будет.

И все равно три месяца было мало.

— Ладно, банкуй, магазин в деревне Хомутовка тоже я взял.

— Плюс год. Опять немного.

— А сколько дают за оскорбление следака при исполнении?

— Словами?

— Ну давай словами.

— До полугода.

— Козел ты безрогий...

Полтора тоже не срок. Да еще, того и гляди, под амнистию угодишь...

— А если действием?

— С легкими или тяжкими телесными?

— А... давай с тяжкими!..

К вечеру все Папины “шестерки” кто как, но пристроились в КПЗ, следственные изоляторы и “обезьянники” в отделениях милиции. И, может быть, в первый день за многие месяцы вздохнули свободно.

Ну теперь все — теперь хрен ему с маслом, этому Иванову! Здесь он их не достанет!..

Что, съел, гад, да?!

Глава шестьдесят седьмая

СМИ дружно обсасывали подробности побега из больницы Русского Монстра — и то, как он, будучи без сознания, услышал приближающихся бандитов и устроил с ними перестрелку, прямо как в вестерне, и убил обоих, возможно так в сознание и не придя...

А уж спуск с пятого этажа на простынях, имея на теле чуть не дюжину смертельных ран, — это просто фантастика!

Телевизионщики по многочисленным просьбам зрителей повторили передачу про приключения Русского Монстра в Париже, еще раз удачно отбив рекламу шампуней и зубных паст. И через день выпустили в эфир еще одно, ранее анонсированное ток-шоу, где предоставили возможность присутствующим в студии людям, встречавшимся с героем передачи, высказать свое мнение относительно нового явления в отечественном криминале, именуемого — Иванов.

Первыми высказались милиционеры, которые рассказали о несомненных успехах правоохранительных органов в борьбе с организованной государством преступностью за текущий период. И довольно вяло стали обвинять Иванова в противоправных грехах. Но заметно оживились, когда начали излагать отдельные эпизоды совершенных им преступлений.

— ...с семидесяти пяти метров единственным выстрелом из пистолета!.. В яблочко!.. Это просто поразительно...

— Он один — их больше десятка и голыми руками!.. В моей практике такого не было!..

— Мы пытались повторить его результаты, но никто не смог попасть... А Монстр попал! И тех четырнадцать голыми руками!

— Ухты!..

— Ишь ты!..

— Во дает!.. — радостно вскрикивала зрительская аудитория. — А ты, дура, хотела сериал!..

На этот раз навязываемый ТВ пиар не сработал. Не знавшая шампуней шевелюра и кариесные зубы людей от Монстра не отвратили.

Подумаешь, кариес и перхоть!.. А у кого их нет?! Зрители подходили к зеркалам и убеждались, что и перхоть, и кариес имеют место быть. И что они гораздо больше похожи на Иванова, чем на гладких и жемчужнозубых героев телерекламы.

Что поделать — на Руси всегда любили грязных, нечесаных и немытых. И любили силу. А силища в созданном талантами телевизионщиков Иванове была просто немереная.

— Но вы забываете, что он Монстр! — напоминал ведущий.

— Какой же он монстр, если он ни одной бабы и ни одного ребенка не обидел? — возражали участники, знавшие Иванова лично. — Он же только богатеньких и уголовников мочит! Он же на самом деле делает работу, которую должны делать они, — показывали гости пальцами на милиционеров.

— Но мы испытываем трудности с личным составом и финансированием, — оправдывались милиционеры.

— А он никаких трудностей не испытывает! — парировали гости.

— Да я, может быть, благодаря ему родила двух замечательных мальчиков-близнецов! — кричала сияющая в свете прожекторов женщина-роженица, демонстрируя два прихваченных в студию кулька. — Да если бы не он!..

— Какой он Монстр — он этот... Как его?.. Зорро!

— Робин Гуд!

Рекламная пауза.

— Вообще-то нашему народу всегда была свойственна романтизация преступного элемента, — попытался объяснить происходящее приглашенный социолог. — В русском человеке очень силен дух бунтарства и неподчинения, навязываемый извне законом. Я сам иногда на заседаниях кафедры так бы и...

Ведущий выбросил в эфир козырную карту, пригласив к разговору следователя Старкова.

— Я говорил, я предупреждал, — зловеще напомнил о своих мрачных прогнозах Старков. — Говорил, что он еще себя проявит. Что кого-нибудь обязательно убьет. И вот, пожалуйста! Скажу больше, это не последнее его убийство, будут еще!

Но на этот раз аудитория не прореагировала. Сегодня люди были настроены за Иванова. Это раньше он мочил всех подряд, а сегодня напали на него, а он лишь защищался и убегал. Причем делал это очень классно...

— Не исключено, что именно теперь он выслеживает вас!.. — попробовал усилить угрозу Старков.

— Че ты пугаешь? — перебил его кто-то. — Пусть боятся, кому есть за что бояться. А мне по фигу, у меня из недвижимости только “Москвич” и жена ночью! С меня навара никакого! Пусть приходит! Не боюсь!

Имевший большой телевизионный опыт Старков понял, что, чтобы не потерять расположение телеаудитории, надо перестраиваться.

— Вообще-то да, вообще-то Иванов обыкновенных людей не трогает, я на это, еще когда первое его дело распутывал, обратил внимание. Так что вполне может быть, что мы имеем дело с преступником, который следует какому-то своему кодексу чести.

Вот это совсем другое дело!

— Но все равно, все равно помяните мое слово, на этом Иванов не остановится! И правильно сделает!..

Передача получилась не совсем такой, какой ожидалась, но передача получилась... Проведенный социологами экспресс-опрос показал, что рейтинг передачи о Русском Монстре за период ее эфира вырос на сорок семь процентов, опередив многие популярные ток-шоу, викторины и даже сериалы, а сам Иванов по популярности мог соперничать с самыми известными телезвездами. Иванов нравился зрителю, несмотря на острые уши, кариесные зубы и секущиеся волосы.

Нравился — и все тут!

Рекламщики даже стали подумывать, не поменять ли им концепцию рекламы. Возможно, что зритель устал от слащавых физиономий актеров и следует пойти от противного. От Иванова. Уж коль его образ так импонирует потенциальным покупателям, то почему бы это не использовать?..

Здесь было над чем подумать...

Было о чем подумать творческой группе.

И руководству...

Вот что значит эффект “ящика”! Первая кнопка в самое “смотрибельное” время может из кого угодно сделать все, что хочешь. Хоть даже Президента страны...

Так что стоит ли удивляться тому, что Иванова полюбила публика. Он, может быть, не симпатяга, но не хуже некоторых.

Ну и что, что убийца? Герои телесериалов каждый божий вечер кого-нибудь убивают — стреляют, режут, душат, жгут — и что, разве зритель их от этого меньше любит? Больше любит!

Так что все нормально. И вполне закономерно. В стране, где каждый день в кино и с телеэкранов, в окопах полей брани межнациональных конфликтов, в криминальных разборках потоками льется человеческая кровь, героем не может быть герой-любовник, может только... только Иванов.

И почему бы не Иванов?..

Глава шестьдесят восьмая

Совещание проходило в узком кругу, в непринужденной, дружеской атмосфере. Настолько непринужденной, что никого ни к чему даже особенно принуждать не надо было. Все и так на все соглашались. Добровольно.

Совещание вел Большой Начальник. Присутствовали его враги-компаньоны. И в качестве приглашенного гостя присутствовал еще один человек — присутствовал Иванов. Иванов сидел на инвалидном кресле, перебинтованный от щиколоток до макушки. Но лицо его было открыто. Для всеобщего обозрения...

— А что я должен делать? — поинтересовался Иванов перед совещанием.

— Ничего, — ответил Большой Начальник. — Ровным счетом ничего! Просто сидеть и смотреть. На всех по очереди.

Иванов сидел и просто смотрел.

— Предлагаю создать совместный фонд, куда отчислять до пятнадцати процентов прибыли со всех проводимых сделок, дивидендов, пожертвований, пенсий и прочих доходов для последующего их совместного целевого использования, — предлагал Большой Начальник.

Все морщились и качали головами.

Иванов внимательно оглядывал присутствующих.

Все соглашались, что предложение довольно разумно и перспективно.

— Предлагаю назначить ответственным распорядителем фонда меня, — предлагал Большой Начальник наиболее подходящую, на его взгляд, кандидатуру.

Начинался тихий ропот.

Большой Начальник смотрел на Иванова.

Иванов оглядывал зал.

Ропот стихал. Все решали, что предложенная кандидатура подходит как нельзя лучше. И задирали вверх руки.

Какие приятные люди, думал про себя Иванов. Только почему-то глаза отводят, когда он на них смотрит.

Они действительно отводили глаза, потому что редко кто способен смотреть в лицо смерти...

Повестка дня была быстро исчерпана, и совещание пришло к завершению. Что было не типично для подобного рода сборищ — у нас любят заседать долго и со вкусом. А здесь управились буквально за несколько минут...

Это, наверное, потому, что присутствующие очень хорошо понимали друг друга. И понимали, что будет, если они будут понимать друг друга чуть хуже.

Такое будет!..

Большой Начальник был доволен. Как любят говорить герои американских боевиков — он свернул им шеи. Он заставил их встать на колени!

Теперь не дернутся! Теперь они будут плясать под его дудку заказанные им танцы!

На чем, можно считать, его проблемы закончились.

Остались так — мелкие проблемки...

Глава шестьдесят девятая

— С этой проблемой пора наконец кончать! — заявил Большой Начальник. И улыбнулся. Улыбнулся, потому что у него все складывалось как нельзя лучше. Потому что нынче он был победителем!

— С какой проблемой? — попросил уточнить записывающий поручения шефа в ежедневник Петр Петрович.

— С затянувшейся, — ответил Большой Начальник. — С генералом Трофимовым и майором Проскуриным. Мне кажется, они давно переходили все отпущенные им сроки.

Петр Петрович все понял. За что ему деньги и платят — за то, чтобы он все быстро и как надо понимал.

Он лишь спросил:

— Кто должен решить этот вопрос? Может быть, Иванов?

— Иванов? — задумался на мгновение Большой Начальник. — Нет, Иванов вряд ли. Все-таки они вместе работали, возможно, дружили, и он может не согласиться. Пусть этим займется кто-нибудь другой.

— Хорошо, я все сделаю, — буднично заверил шефа Петр Петрович, словно речь шла о согласовании какой-нибудь бюрократической бумаги. — Я все сделаю, как надо...

Приговор прозвучал, был понят и был принят к исполнению. В отличие от судебного этот приговор был окончательный и апелляциям и обжалованиям не подлежал.

Генерал Трофимов был обречен.

И майор Проскурин тоже.

Мавр сделал свое дело, мавру следовало уйти...

А потом уйти другому мавру — уйти Петру Петровичу, который тоже знает о партийных миллиардах. Слишком много знает...

С Петром Петровичем он попросит разобраться Иванова. Сразу после того, как Петр Петрович разберется с приятелями Иванова...

Это было непростое или, как любят выражаться чиновники, “непопулярное решение”. Пользующееся популярностью среди отечественных бандитов и политиков...

И это было не последнее в этой истории “непопулярное решение”...

Глава семидесятая

В огромном кабинете за огромным, как аэродром, столом сидел человек. Это был его кабинет и его стол, потому что это был не просто человек, это был — Очень Большой Начальник.

Очень Большой Начальник отсматривал свежие сводки службы своей личной безопасности по интересующим его фигурантам. По приближенным к нему фигурантам. И потому наиболее опасным фигурантам.

Фигуранты вели себя по-разному, но все одинаково безобразно. Они шушукались за его спиной, встречались, заключали сепаратные сделки.

Это было нормально — челядь всегда интригует против барина, но эта челядь была особенная, эта челядь была политической элитой страны. Которая хоть и была элитой, все равно была челядью со всеми свойственными ей дурными привычками.

Стоило их пару дней оставить без присмотра, и они тут же распускались — тащили все, что плохо лежит, дерзили, работали спустя рукава, ссорились друг с другом.

Ну что с ними поделать?!.

Настоящий барин настоящую челядь собрал бы где-нибудь на заднем дворе или в конюшне, заголил им зады и приказал всыпать по два десятка плетей каждому. Так, для профилактики, чтобы не забывали, кто они такие есть.

Но он, к его великому сожалению, никого выпороть не мог. Нет таких порядков — пороть известные всей стране личности. Придется их наказать как-то по-другому. Наказать кого-нибудь одного, чтобы другим неповадно было.

Кого?

Он посмотрел на стоящую у него на столике официальную кремлевскую фотографию, где посередке был Большой Хозяин, а вокруг были все остальные: те, кто поважнее, — поближе, кто менее значим — подальше, кто совсем никто — на “галерке” — в дальних, почти не различимых рядах. Лично он был от Хозяина через несколько голов.

Ну что, кем пожертвовать? Кто набедокурил больше всех?

Этот? Да, этот больше. Но этот и нужен больше других.

Тогда, может быть, вон тот?

С ним он когда-то водил дружбу и, забираясь по лестнице власти вверх, тащил за собой. Потому что был уверен как в себе. А тот начал доверием злоупотреблять...

Нет, все равно он не подходит. Он хоть и вор и подлец, но свой вор и подлец, который за него глотку порвет, так как понимает, что без верхнего прикрытия не проживет и дня.

Тогда, может быть, кого-нибудь из этих...

Очень Большой Начальник гадал долго: Плохими были все, все перепачканы с ног до головы — в политике нельзя остаться чистеньким, — все его в большей или меньшей степени предавали... Но все были в той или иной мере полезны.

Может, плюнуть на это дело?..

Но нет, плюнуть нельзя. Без порки нельзя. Никак нельзя. Без показательной порки они совсем совесть потеряют. А он через них должность. Тогда, может быть, вон тот?.. Очень Большой Начальник открыл свой личный сейф и вытащил пухлое дело. Он не признавал компьютеров — доверенная им информация слишком легко тиражируется. Все самое важное и секретное он доверял только бумаге. Только бумага может быть гарантированной в единственном экземпляре. Ну что там у нас?..

В досье были выписки из банковских счетов, докладные записки и фотографии. Десятки фотографий лиц, снятых с почти километрового расстояния. Эти фото стоили бешеных, затраченных на технику и людей денег. Но того стоили! Когда дело идет о “проверке на вшивость” приближенных к твоему телу людей — деньги не в счет.

Предают только друзья — значит, им следует доверять меньше других.

Очень Большой Начальник еще раз пролистал досье, чтобы убедиться в своем выборе. Да, пожалуй... Пожалуй, этот! Остро заточенным карандашом Очень Большой Начальник обвел кружком одно из лиц на кремлевском фото. И, подумав, перечеркнул его крестом.

Отдам одного, чтобы сохранить остальных. Этот действительно зарвался, зарвался больше других — целые укрепрайоны себе строит на месте бывших воинских частей. Офицеров ФСБ под себя подгреб, взяв в заложники их семьи. Людей вооружил, превратив в полупартизанские банды. Да еще каких-то уголовников нанял, чтобы их руками мочить всех подряд. Просто какой-то Фредди Крюгер.

Кстати, его так и зовут — Федор. Федя. Фредди... Очень Большой Начальник улыбнулся понравившейся ему ассоциации.

Хороший мужик Федя. Но обнаглел Федя. Судя по всему, на его место метит, если не выше.

Ну ничего, теперь образумится. Раз и навсегда образумится...

И Очень Большой Начальник вспомнил другого героя кинофильма. Любимого кинофильма своей молодости.

Не хочется, конечно, идти на крайние меры, но... надо.

“Надо, Федя!.. Надо!..”

Решение было принято.

Очень Большой Начальник еще раз посмотрел на официальную кремлевскую фотографию. И сказал уже вслух. Очень жестко сказал:

— Надо!..

Надо разорить это осиное гнездо...

С испорченной кремлевской фотографии на него смотрело перечеркнутое крест-накрест лицо. Лицо недавнего его соратника и почти друга. Лицо — Большого Начальника.

Дни которого были сочтены...

Глава семьдесят первая

...И началось то, что должно было начаться, началась реализация “непопулярных решений”. Началась — чистка. Большая чистка Больших и маленьких людей...

Глава семьдесят вторая

Все было просто до банальности...

В помещение ввалились молодые, крепкие ребята, которые рассыпались вдоль стен, встали за спины и по обе стороны двери, блокируя пути отхода.

— Следуйте за нами.

— С вещами? — криво усмехнулся генерал Трофимов.

— Как хотите.

Генерал Трофимов и майор Проскурин сразу все поняли. Слишком долго они работали в системе, чтобы не понять... Они и так все сроки переходили, потому что носители информации на этом свете долго не заживаются. А они знали много чего, знали больше других, знали главное — о золоте партии. И это золото их сгубило, как когда-то губило грабивших чужие корабли флибустьеров и шаливших в муромских лесах лихих людишек. Их история — лишнее тому подтверждение. Сколько человек лишилось жизни из-за этих партийных миллиардов — десятка полтора, и это лишь те, о ком они знают! Последними в печальном списке были охрана Юрия Антоновича и сам Юрий Антонович. А теперь вот, похоже, наступил их черед... Там, где золото, — там всегда кровь. Где много золота — много крови. А тут столько золота!..

Генерал Трофимов и майор Проскурин сняли со спинок стульев пиджаки и через секунду были готовы.

Готовы к неизбежному.

Наверное, они могли спастись — шанс, пусть небольшой, но был — наброситься, опрокинуть ближайших противников, вырвать у них оружие и, прикрывшись их телами, открыть стрельбу на поражение, а потом... Шанс был!

Но возможности его использовать не было!.. Они могли спастись, но тогда за них умрут их близкие. А потом все равно умрут они. Потому что кровников в живых не оставляют. Кровников находят, чего бы это ни стоило!

В этой драке победить было нельзя, в этой драке можно было только умереть — сейчас и самим или чуть позже, но всем вместе.

— Пошли.

Генерал Трофимов и майор Проскурин брели по бесконечным коридорам бункера. С боков и сзади шли “сопровождающие лица”.

Идти было недалеко, наверняка недалеко...

— Направо...

Генерал с майором поворачивали направо.

— Наверх...

Ступали на лестницу.

Значит, не здесь... Как видно, не хочется им портить внутренний интерьер пулевыми пробоинами и кровавыми пятнами на панелях и полу. Не хочется им возиться с трупами, таская их на себе. Они желают, чтобы трупы транспортировали себя к месту казни сами. Ленивые нынче пошли палачи.

Последние ступени...

Сейчас они выведут их на воздух и сопроводят до ближайшей стенки...

Закрывавшая вход в бункер бронированная дверь, бесшумно провернувшись на массивных петлях, отошла в сторону. В лицо пахнуло ночной свежестью.

— Шагай давай!

Конвоиры, становились все менее вежливыми, что свидетельствовало о приближении скорой развязки.

Генерал Трофимов и майор Проскурин разом потянули носами прохладный, пахнущий травой и сыростью воздух. Когда дело идет к концу, все чувства обостряются и окружающий мир приобретает некий мелодраматический флер. И становится жаль, что не услышишь этих птичек, не поваляешься на этой травке и не выкуришь больше сигаретку.

Такая вот ерунда...

Но уж, видно, так устроен человек, что помирать ему, будь он хоть генерал ФСБ, хоть девяностолетняя парализованная бабушка, одинаково неохота.

А придется...

— Направо.

Направо никаких стен не было, направо был заросший лопухами пустырь.

А кто сказал, что обязательно должна быть стенка? Это только киношники без стен не обходятся, это им нужно, чтобы все было красиво, чтобы обязательно врытый в землю столб, черная повязка на глаза, частая барабанная дробь и взвод солдат с винтовками на изготовку. В жизни все куда как проще. В просто жизни тебе просто приставляют к затылку дуло пистолета и просто нажимают на спусковой крючок.

— Стой!

Ну вот и все. Здесь они и лягут. Вот в эти лопухи... Промахнуться палачи с такого расстояния не смогут.

Генерал Трофимов и майор Проскурин взглянули друг на друга. В последний раз. Вместе они работали, вместе отдыхали, и помирать им тоже вместе.

Хотя и обидно, вот так, как бараны.

— Слушайте, мужики, — вдруг сказал генерал Трофимов. — У вас последние просьбы практикуются?

— Чего? — не поняли палачи.

— Вообще-то это мировая практика — удовлетворять последнюю просьбу приговоренных. Так сказать, акт доброй воли.

Палачи переглянулись. Что-то такое они слышали. Вернее, смотрели, в кино.

— Вам что, закурить, что ли? Это бы тоже неплохо, но можно потерпеть. Тем более что недолго.

— Нет, не закурить. Нам бы позвонить близким. Палачи снова переглянулись. И сказали:

— После позвоните.

Хотя и те и другие понимали, что никакого “после” не будет, что это не более чем вежливая форма отказа.

— Зря, — сказал генерал.

И посмотрел на майора. Майор Проскурин еде заметно кивнул. Майор был “за”! Тем более что терять им было нечего.

— Ой! — сказал майор Проскурин, схватившись за живот. И упал на колени.

— Ты чего, чего?

Хотя какого черта им было спрашивать — они же не врачи. Им что здоровый клиент, что больной — без разницы.

— Ой, ай!.. — брал благим матом майор. По идее, ему нужно было заткнуть рот выстрелом, но палачи еще не были к этому готовы ни морально, ни физически. Они даже стволы еще не достали.

— А ну, заткнись! — гаркнули они. И подбежали к майору. Что тому и нужно было!..

Майор мгновенно, словно пружина, распрямился и ударил одного из бойцов кулаком в живот. Тот, удивленно выпучив глаза, ахнул и упал. Второй получил каблуком в пах и, сгребая в ладони свое мужское достоинство, запрыгал по лопухам на одной ноге.

На майора наскочили разом несколько человек, но на них сзади обрушился генерал Трофимов. Возраст у него был уже не тот, но силенка еще была. И злость была. Уж такая злость!..

Он с ходу опрокинул одного врага и другого, схлопотал по физиономии от третьего и буром полез на четвертого...

Так умирать было легче — в бою, в драке, когда ты — в морду и тебя — в морду, когда некогда думать и сожалеть о травке и оставляемых навек березках.

— На!

— Получи, гад!..

Это был не бой спецназовцев, это была драка просто мужиков. Нормальная уличная потасовка.

— Ах ты так?!

И снова:

— На!

— Получай!..

— И еще получай!..

Генерал с майором бились как львы, не обращая внимания на расквашенные физиономии, боль, кровь и хруст ребер. Их роняли на землю, пиная куда ни попадя, они рычали, страшно матерились, мотали головами и снова бросались в бой, получая новые удары. Но им ли в их положении было думать о боли!..

Много раз за драку враг подставлялся им, открывая жизненно важные центры — глаза, горло, животы. Куда они могли вбить, воткнуть пальцы или поднятые с земли случайные палки, чтобы вышибить глазные яблоки, порвать артерии. Могли завладеть оружием и открыть стрельбу...

Но они не использовали представившийся им шанс — туда, куда нужно было бить пальцами или ребром ладони, они били кулаками, в полсилы, не убивая, а лишь причиняя боль. Они не могли никого убить — не имели права! Убийства им бы не простили, за убийство им бы пришлось отвечать — отвечать жизнью своих близких. А просто драку им простят. Просто драку они могли себе позволить.

— На!

— На!

— И еще!..

Наконец генерала с майором свалили и, не давая встать, от души попинали ногами.

Палачи тоже увлеклись — вместо того чтобы пристрелить жертвы, они их пинали, отводя душу. Мужики; они мужики и есть — им лишь бы помахаться.

— Ну все, хватит!

Уже неспособных подняться драчунов подхватили под руки, вскинули вверх и поставили на колени.

Сзади, за их спинами, кто-то задвигался. Знакомо лязгнули передергиваемые затворы, досылая извлеченные из обойм патроны в стволы.

Генерал Трофимов повернул разбитую голову вправо, увидел стоящего на коленях майора и слабо улыбнулся окровавленными губами. Майор Проскурин тоже повернулся, выплюнул изо рта выбитые зубы и тоже улыбнулся в ответ.

Они поняли друг друга без слов. Они попрощались...

Это была славная охота. Последняя охота! Не удалось их как баранов!..

Сзади по земле зашуршали шаги. К ним подошли вплотную и остановились. Еще через мгновение они почувствовали, как в их затылки уперлись жесткие и холодные пистолетные стволы. И почувствовали, физически почувствовали, как в спусковых скобах напряглись пальцы.

Все. Теперь все!..

— Прощай... — хотел сказать генерал Проскурин.

Но не успел. Его голос на полуслове оборвал грохнувший сзади выстрел!

И тут же, практически без паузы, рядом раздался еще один выстрел. Второй выстрел!..

Глава семьдесят третья

Большому Начальнику не повезло. С ним случилось несчастье. Вернее, Большое несчастье. В жизни больших людей случаются только большие события, в то время как в жизни маленьких — одни только мелкие неприятности.

Большой Начальник попал в ДТП. Он ехал из города на дачу. Ехал, как обычно, на трех машинах с мигалками по практически пустой дороге. Идущий впереди джип охраны расчищал дорогу, как бульдозер, сгребая попутный и встречный автотранспорт — все эти “Жигули”, “Москвичи” и даже “Мерседесы” — к обочинам.

Это было нормально. Именно так и должны ездить сильные мира сего.

Но даже они не могут быть застрахованы от случайностей...

На шестьдесят седьмом километре случилось то, чего никто не мог ожидать, — шедший навстречу бензовоз, вдруг резко вильнув в сторону, потерял управление и, проломив разделительное ограждение, вывалился на полосу встречного движения. То ли у него рулевое управление отказало, то ли водитель заснул, но только бензовоз вдруг оказался перед джипом охраны.

Джип, конечно, был большой, но бензовоз был больше.

Джип врезался в бензовоз, как в бетонную стенку, перевернулся и отлетел в сторону, перегородив собой две полосы. В расплющенный джип на полной скорости влетел шедший за ним “Мерседес”, в котором сидел Большой Начальник. Водитель успел среагировать, водитель нажал на тормоз, но скорость была слишком большой, а уйти в сторону было невозможно — бензовоз и смятый джип перегородили практически всю дорогу.

“Мерседес” ткнулся в бензовоз и остановился. Удар был не слишком сильным, и люди, находившиеся в салоне, должны были остаться в живых, но джип охраны, протаранив бензовоз, как видно, пробил емкость с бензином. Который от удара “Мерседеса” в бензовоз, от случайно выбитой искры, вспыхнул.

Раздался взрыв, поглотивший бензовоз, джип охраны и “Мерседес”. Подоспевшая к месту аварии охрана из последней, уцелевшей машины ничего сделать не могла — здесь их пистолеты были бесполезны, здесь нужны были скорее пожарные гидранты. Они сунулись было в пламя, но сразу же отступили, опалив волосы.

Огромный из десяти тонн бензина, из бензина в баках их машин и людей костер полыхал, во все стороны разбрасывая жаркие языки пламени. Это был ад! Персональный ад для отдельно взятого грешника.

Прибывшие через пару часов на место происшествия пожарники лишь загасили тлеющие покрышки. Больше они ничего сделать не могли. Спасатели выгребли из покореженного и прогоревшего насквозь металла кучки серого пепла. Но что удивительно, в кабине бензовоза никаких останков найдено не было. Или водитель сгорел дотла, в буквальном смысле слова испарившись от жара, или успел в последний момент выпрыгнуть из машины.

Свидетелей, видевших происшествие, как водится, не нашлось. Охранники, ехавшие сзади, ничего не заметили, а те, что были впереди, о том, что видели, рассказать не могли...

Большому Начальнику не повезло — он погиб, как говорится, в расцвете сил в банальном ДТП.

Ему не повезло...

И в то же время повезло, потому что он не узнал, что созданная его многолетними трудами империя рухнула — рухнула в одночасье!

Он умер почти счастливым, считая себя победителем...

Глава семьдесят четвертая

Грохнул второй выстрел...

Генерал Трофимов ткнулся лицом в траву. Он умер!..

Но как же тогда второй выстрел?!. Он же слышал второй выстрел! И почему, если он умер, он чувствует боль? Причем не сзади, куда стреляли, а спереди. И почему ему лезет в нос и щекочет ноздри трава?..

Додумать свою мысль генерал Трофимов не успел — на него сверху обрушилось что-то тяжелое, придавливая к земле. И тут же зазвучали новые выстрелы. И чьи-то крики... И снова выстрелы...

Что за чертовщина?

И что-то снова, еще более тяжелое, свалилось на генерала сверху. Они что, решили его не стрелять, решили задавить?..

— Э-эхх!.. — кряхтел кто-то рядом. Совсем рядом. Кряхтел, между прочим, голосом майора Проскурина.

Его что, тоже как цыпленка табака?

Тяжесть не отпускала, выстрелы не становились реже. Мимо кто-то, тяжело топая, пробежал и тут же, словно споткнувшись, упал. Зашуршали шаги.

— Все? — спросил голос.

— Вроде все. Вон там, кажется, кто-то шевелится!

И словно гора с плеч свалилась. Ушла тяжесть! С генерала стащили два упавших на него трупа.

Но тут же в затылок ему ткнулось дуло пистолета. Туда же, куда уже тыкалось!

Что они, по новой, что ли?..

— Встать! — гаркнул сзади голос.

Генерал попытался привстать. И скосил голову чуть в сторону.

Рядом, на коленях, стоял майор Проскурин. В спину ему упиралось чье-то колено, в затылок дуло пистолета-пулемета.

Да что здесь происходит, в конце-то концов?..

— Кто вы? Быстро! — вновь гаркнул голос. Врать было бессмысленно, потому что непонятно было, о чем врать.

— Трофимов, — представился генерал Трофимов, без званий и регалий.

— Проскурин, — повторил, как эхо, майор Проскурин.

Выстрела не последовало.

— За что они вас?

— Да так, повздорили маленько, — неопределенно ответил генерал, соображая, почему они говорят “они”? Если говорят “они”, значит, они — не они? Так, выходит?

А если они не “они”, то кто?

— Сейчас вы будете отвечать на наши вопросы, — сказал голос. — Если соврете, можете считать себя покойниками.

Генерал Трофимов и майор Проскурин и так считали себя покойниками.

— Какие силы остались в бункере?

А черт его знает, кто остался в бункере. И кто там вообще был!

Но “языкам” не пристало отвечать на поставленные вопросы неопределенно. За это и схлопотать можно.

— До отделения пехоты! — уверенно соврал генерал.

— Какое оружие?

— Легкое стрелковое и гранаты.

— Точно! — подтвердил майор Проскурин. В конце концов, если там окажется меньше отделения и не окажется гранат, их за это не накажут. Главное, чтобы не было больше отделения и не было гранатометов.

— Михалчук! — крикнул голос.

— Я! — откликнулся Михалчук.

— Бери своих людей и вычищай бункер. Там примерно отделение...

Люди Михалчука дружно затопали в сторону входа в бункер.

— Где еще может быть противник? — спросил голос.

— Ну-у... — неопределенно ответил генерал. А где он может быть? Он и сам не знает, где тот может быть. И не знает, кто здесь противник. Для него все противники — и те и эти.

— Отвечать!

В бок генерала впечатался ботинок. Армейский, десантный, сорок пятого размера, прикинул он. Это что — армия?

— Ну!

“Языку” не положено долго молчать, “языку” положено говорить.

— Поищите возле гаражей, — наобум ответил генерал, прикидывая, что он попытался бы отсюда свалить на машине.

— Ага, возле гаражей, — поддакнул майор Проскурин.

— Горохов!

— Я!

— Проверь гаражи.

— Есть!

Со стороны гаража застучали выстрелы. Похоже, угадал генерал.

Вот только что дальше?..

Дальше, если это армия, их должны зачистить. Потому что распотрошенных на месте “языков” в живых не оставляют. Опасно их в живых оставлять — а ну как они раскричатся или расскажут организовавшему погоню противнику о численности и направлении движения подразделения?

Значит, если это армия, то их убьют. Во второй за этот вечер раз. Разве только заинтересовать их собой, обозначив в качестве важного источника информации? Информированных “языков” обычно не чистят, утаскивая с собой.

Может, так?

Главное, удержать их от опрометчивых решений сейчас, а потом, в более спокойной обстановке, можно будет как-то выкрутиться.

Наверное, так!

— Я генерал ФСБ, — громко сказал генерал Трофимов. — Во внутреннем кармане моего пиджака удостоверение.

— Да хоть маршал, — не испугался незнакомец. Жаль, что не испугался.

— Мы выполняем секретное задание высшего командования. Если с нами что-то случится, вас ждут серьезные неприятности, — попробовал надавить генерал.

— Да вы что? — ахнул незнакомец. — Тогда, конечно, я боюсь!

Не прошло!..

Выстрелы стали стихать. Люди Михалчука прибежали обратно.

— В бункере все чисто! Там всего три человека было.

Слава богу, что три, а не тридцать!

— Потери?

— Двое раненых.

— Архивы изъяли?

— Так точно!

Генерал Трофимов и майор Проскурин стояли на коленях, прислушиваясь к чужому разговору. Их мало интересовали потери и архивы, их интересовала их судьба. Обидно было помирать во второй раз...

— Что с этими будем делать, командир? — спросил, кажется, Михалчук.

— С этими? — спросил, на секунду задумавшись, командир. — С этими будем делать то же, что с теми....

Это было решение, был приговор.

Через мгновение должна была раздаться автоматная очередь.

— Стойте! — крикнул генерал. — Дайте мне возможность поговорить с вашим командиром.

— Здесь один командир — я! — ответил командир.

— Но у вас должен быть вышестоящий начальник. Кто он — Сокольцев, Иващук, Михайлов?.. — быстро, наугад, назвал генерал несколько известных ему фамилий, которые, если незнакомец имел хоть какое-нибудь отношение к спецслужбам или армии, должны были быть ему знакомы. И, кажется, он попал.

— Откуда вы знаете Михайлова?

— По службе, — коротко ответил генерал. Командир, еще мгновение посомневавшись, вытащил мобильный телефон.

— У нас нештатная ситуация, — сказал он. — Две неучтенные единицы... Я понимаю, что стирать...

Генерал Трофимов и майор Проскурин напряглись. Потому что это не рисунок ластиком стирать — это их стирать.

— Но они утверждают, что работают в нашей организации. И знают Михайлова... Есть!.. Ситуация была переломлена.

— Подойдите сюда, — сказал командир. Генерал встал и повернулся. Перед ним стояли бойцы в камуфляже, бронежилетах, с короткоствольными автоматами в руках. На лицах их были маски.

— Я слушаю, — сказал генерал.

— Мать твою, перемать! — ответила трубка. Голос был знаком! Это был голос одного из его хороших приятелей, тоже генерала, тоже работающего в ФСБ, но в другом управлении.

— Это ты, что ли?

— Я, — ответил генерал Трофимов.

Он не радовался, пока еще не радовался. То, что он напоролся на знакомого, еще ничего не значило. Знакомый зачистит его с таким же успехом, как незнакомый, если у него приказ не оставлять после себя свидетелей.

— Ты как там оказался? — спросил голос в трубке. Довольно глупо спросил. Выгадывая время, спросил.

— Собирал грибы и заблудился, — в тон ответил генерал Трофимов.

— Грибы, говоришь? — хохотнул голос. — Ладно, разберемся.

И попросил вернуть телефон командиру.

Командир внимательно выслушал распоряжения вышестоящего начальства. Что тот сказал, генерал Трофимов примерно знал. Сказал — тащи их сюда, но только так, чтобы не сбежали. Если будут сопротивляться или в случае возникновения нештатной ситуации — чисти на месте. Потому что ничего другого сказать не мог.

Командир был недоволен — по нему, было бы лучше пристрелить их прямо сейчас, чтобы не иметь лишней головной боли. Но приказы не обсуждаются.

К генералу Трофимову и майору Проскурину подскочили бойцы в масках, довольно бесцеремонно загнули им руки и застегнули на запястьях наручники.

— Дочищай территорию и собирай всех наших, — сказал командир. — Через десять минут уходим...

Генерал Трофимов и майор Проскурин облегченно вздохнули.

Слава богу!..

Конечно, это было еще не спасение, конечно, их могли шлепнуть и час, и два часа спустя или в более спокойной обстановке завтра, но главное, что не теперь!.. Главное, что пока они остались живы. А там — посмотрим!..

Потому что это еще не конец, вряд ли это конец... Не исключено, что это только начало...

Послесловие

Иван Иванович сидел в шкафу. Сидел уже в который раз...

Иван Иванович сидел в шкафу, потому что боялся. На этот раз его страхи не были напрасны, на этот раз ему было чего бояться — совсем близко от него, буквально в двух десятках шагов, шел бой.

Кто-то на кого-то нападал, а кто-то отбивался. И все были этим процессом так увлечены, что никому из них до Иванова не было никакого дела.

Но даже если бы было дело, кто бы его в этом шкафу стал искать? Никто бы не стал! Потому что во время боя никакой здравомыслящий боец не станет забираться в шкаф, равно как в другие узости, откуда нельзя быстро выбраться, где невозможно укрыться от пуль и осколков и затруднительно сопротивляться! В шкафах прячутся только дети, которые прячутся там от своих воображаемых страхов. Настоящие бойцы в случае опасности прорываются в поле, где путь открыт в четыре стороны, где каждый камень, каждая ложбинка, каждое деревце обещают защиту и маскировку, где можно уйти, отбиться, оторваться, раствориться в первом встретившемся на пути лесу.

Поэтому никто из обороняющихся в шкафы не полез.

И никто из наступающих там никого не искал.

Бой шел в коридорах и на лестницах, которые вели к спасению.

Бах.

Бах!

Бу-бух!..

Где-то совсем недалеко стучали частые выстрелы и изредка рвались ручные гранаты. От каждого выстрела и взрыва сидящий в шкафу Иванов сильно вздрагивал и говорил “мама”.

Бах!

— Мама! Ба-бах!

— Мамочка! Та-та-та-та...

— Мамочка моя!

Выстрелы становились реже и постепенно удалялись.

Наверное, кто-то кого-то победил. Или и те и другие побежали воевать в другое более удобное место, где наконец смогут поубивать друг друга.

Иванов не болел ни за тех, ни за других — он боялся что тех, что этих. Он был вне игры. Он бы век из этого шкафа не вылезал!

И не вылезал!

Час...

Два...

Три...

— Он сидел в шкафу и тихо ненавидел этот свой шкаф. Все его несчастья происходили от шкафов. От того первого в квартире любовницы — до этого последнего. Он сиживал в разных шкафах — стареньких, пахнущих лежалым бельем и нафталином, в дорогущих импортных, сделанных из красного дерева, в шкафах со всеми удобствами — с креслом, биотуалетом, холодильником, баром и телевизором, в шкафах дальнего следования, которые переезжали из города в город и из страны в страну, наконец сиживал в трансатлантических шкафах, которые переплывали моря и океаны...

На своем веку он узнал много шкафов... Причем изнутри. Но все их — большие и маленькие, хорошие и плохие — ненавидел одинаково сильно!..

Будь прокляты эти предназначенные для хранения одежды сооружения. Которые в его случае используются для хранения людей. Для его хранения!..

Иванов сидел в шкафу среди чужих вещей, как забытая кем-то вещь. А может, не забытая, может, просто положенная. До времени. До времени Икс...

Ведь на то и шкафы, чтобы их периодически перерывали и перетряхивали хозяева, вдруг находя потерянные в прошлом году и столь необходимые в этом башмаки. Так это всего лишь башмаки, а здесь целый Иванов! Который всем нужен, без которого уже непонятно как можно прожить...

Так что не отсидеться Иванову среди чужих плащей, юбок и нафталина. Пусть даже и не надеется! Стране нужны герои. Хоть такие плохонькие, хоть даже из шкафа.

Зачем нужны?

Затем... что нужны! Хотя бы затем, что жить без героев на этом свете было бы очень скучно!..

Оглавление

Предисловие

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сороковая

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Глава сорок третья

Глава сорок четвертая

Глава сорок пятая

Глава сорок шестая

Глава сорок седьмая

Глава сорок восьмая

Глава сорок девятая

Глава пятидесятая

Глава пятьдесят первая

Глава пятьдесят вторая

Глава пятьдесят третья

Глава пятьдесят четвертая

Глава пятьдесят пятая

Глава пятьдесят шестая

Глава пятьдесят седьмая

Глава пятьдесят восьмая

Глава пятьдесят девятая

Глава шестидесятая

Глава шестьдесят первая

Глава шестьдесят вторая

Глава шестьдесят третья

Глава шестьдесят четвертая

Глава шестьдесят пятая

Глава шестьдесят шестая

Глава шестьдесят седьмая

Глава шестьдесят восьмая

Глава шестьдесят девятая

Глава семидесятая

Глава семьдесят первая

Глава семьдесят вторая

Глава семьдесят третья

Глава семьдесят четвертая

Послесловие