«Участковый – Васька Генерал»

Дмитрий Щеглов Участковый – Васька Генерал

Глава 1

Генеральный директор Кизяков Роман звонил жене с мобильного телефона.

– Дорогая, я буду через пятнадцать минут!

В трубке послышался мелодичный женский голос:

– Отлично! А я тебе дорогой, твои любимые пельмени приготовила! Ставить воду на плиту?

– Ставь дорогая!

Снова у них с женой любовь, подумал Роман. Сегодня он сам сидел за рулем. Водитель– охранник отпросился и уехал забирать жену из родильного дома.

Кизяков Роман подъехал к престижной высотке стоящей в тихом переулке и посигналил. Из будки выглянул разморенный летней жарой, сонный охранник. Увидев, легко запоминающиеся цифру «100» знакомого номера он поднял шлагбаум. Машина въехала во двор и направилась в его дальний конец. Опустив шлагбаум, охранник вновь надвинул на нос солнцезащитные очки.

– Хр. р! Пуф! – он клюнул носом.

Минут через двадцать жена выглянула в окошко. Муж обычно был пунктуальнее немца. Сказал через пятнадцать, значит, будет через пятнадцать минут. Неужели в пробку попал? Нет! Знакомый Мерседес стоял в углу двора с распахнутыми передними дверьми.

Вдруг, на жену беспричинно накатила волна неприятных воспоминаний. В прошлый раз, когда Роман заехал за вещами, машина стояла именно на этом месте, и точно также была открыты двери. Она отогнала не ко времени появившиеся черные мысли.

Нашла о чем думать. Прошло всего две недели их совместной жизни после годичного его жития в левом логовище. Ля мур у них в самом разгаре. Старая любовь пышет как новая. Она напряженно всматривалась вниз. Дверцы автомобиля оставались открытыми, но из машины никто не выходил.

Если занял место на парковке, значит сам за рулем, сообразила жена. Не отрываясь, она смотрела вниз. Три минуты, пять! Никакого движения. Как сосуд водой, наполненная до краев непонятной тревогой, жена набрала номер мобильного телефона мужа. Телефон не отвечал.

Смутное беспокойство погнало ее из квартиры.

Она спустилась во двор, спросила консьержку, заходил ли ее муж, и, получив отрицательный ответ, направилась к Мерседесу. Заглянула в салон. Никого. На сиденье лежал мобильный телефон и барсетка с документами. Так вот почему он не отвечает, телефон не при нем. Куда он мог отойти?

Жена поспешила к будке охранника.

– Федя, ты видел, как въезжал Роман?

Охранник просыпаясь качнулся и подтвердил ее предположения:

– Да! Видел. Он сам был за рулем!

– А где теперь он?

Вопрос повис в воздухе. Молодой парень в форменной одежде охранной фирмы «Горный орел» непонимающе смотрел на жену одного из жильцов элитного дома. Чего от него за его мизерную зарплату хотят эти нувориши? Жена пояснила:

– Дверь открыта, документы, телефон брошены, а Романа нет!

С охранника, моментально слетели остатки сна.

– Действительно, странно! – пробормотал он и как-то чудно вильнул глазами.

На стол легли ненужные теперь солнцезащитные очки, Охранник прошел вместе с обеспокоенной супругой к автомобилю. Близоруко нагнувшись, он как собака нырнул в салон, глубоко втянул носом воздух, обнюхивая сиденье, затем переполз на заднее сиденье, повторил процедуру, и удовлетворенный покинул чрево автомобиля.

Что он вынюхивает, не поняла жилица дома. Охранник поднял голову и авторитетно заявил:

– Кожей, сиденье сильно шибает. Запахи перебивает. Полина Ивановна, авторитетно заявляю, причин для волнений нет, бабьем не пахнет!

Федя охранник иногда оказывал мелкие услуги жилице с десятого этажа. Как-то колесо подкачал на ее собственной машине, вызывал техпомошь, раз даже пробовал зажигание отрегулировать на ее иномарке. За так. Хозяйка ему нравилась. Он и не скрывал это от нее. Когда она поставив свою иномарку, приходила за пропуском, он обязательно перебрасывался с нею парой слов.

– Вы сегодня смотритесь лучше чем вчера! – ронял он ей наскоро слепленный, непритязательный комплимент. Полина смеялась.

– Как же я могу сегодня смотреться лучше чем вчера, если я на один день стала старше?

– Э…э…э! – не соглашался Федя, пробегая маслянистыми глазами по ее сухощавой фигуре, – При виде вас в душе моей, вчера тлел огонек, а нынче огнь кидает в жар, сбивает просто с ног.

Он смешливо припадал на одно колено.

Какой женщине не льстит, что на нее обращают внимание. Пусть даже какой-то охранник. Если дежурство было не его, не Федино, она молча сдавала и брала пропуск, У нее даже условный рефлекс выработался. Так, она была сильно раздосадована, если одновременно с нею еще кто-нибудь поднимался в будку к охранникам, когда дежурил Федя.

Но сейчас ей было не до любезностей. Непонятное тревожное чувство пронизало все ее тело. Хотя, если здраво рассудить, особых причин для тревоги не было. Подумаешь, дверцы автомобиля открыты, а его самого нету. Вот и Федя, уколотый необоснованно-беспочвенной ревностью, постарался ее успокоить:

– Да, найдется он сейчас. Никуда не денется.

– Ты так думаешь?

– Может, в лифте застрял муженек ваш?

Она отрицательно покачала головой.

– Спрашивала. Он сначала бы машину закрыл, а потом в лифт пошел. А тут такое впечатление, что все бросил и сломя голову, куда-то помчался.

Федя искоса бросил выразительно-недоуменный взгляд, на свою, как он считал хорошую знакомую. Вот и пойми этих баб. А такой уравновешенной казалась. Психует непонятно из-за чего. Хотя… Федя мысленно усмехнулся. Муженек-то домой недавно вернулся, а до этого непонятно, где его носило, вот и бесится баба. Почитай, год, как жила одна. Как-то обмолвилась, что он в длительной командировке.

Нет, милая, не проведешь насчет командировки. Чай, знаем все про вас. Федя всех дам-с в доме, достойных внимания по полочкам разложил. Эта – фирмачка. Три машины за год сменила. Вот сейчас ездит на новой Тойоте.

– Денег на себя не жалеет. Чуть ли не каждый день в новом наряде. За год их больше ста сменила!

Ему про нее директриса (ТСЖ) товарищества собственников жилья, в чьем ведении находился этот дом, рассказала.

– Деньги позволяют, почему не одеваться каждый день в новое? – не понял женскую логику Федя.

– Но, это же перебор! – возмутилась директриса.

Вот и теперь у Полины Ивановны случился перебор. Она предложила Феде позвонить в милицию.

– А что мы скажем? – спросил он.

– Муж пропал!

Охранник, мысленно чертыхнулся. Приключений ему на одно место не хватало. Вслух он заявил:

– Милиция не приедет!

– Почему? – спросила Полина.

Охранник раздраженно ответил:

– Она по решению суда сбежавших алиментщиков не хочет искать, а тут ищи здорового мужика запросто так. Может, он за пивом отлучился. Может, этажом не доехал, зашел по пути к кому-нибудь. Жизнь, есть жизнь! Ничего исключать нельзя.

Намек был нехорошего свойства, с душком, попахивал именно тем, о чем она недавно думала. – Что же мне делать?

От ворот нетерпеливо просигналил подъехавший очередной автомобиль.

– Подождешь! – Федя помахал рукой водителю, давая понять, что видит его, и повернулся к Полине Ивановне. – Милиция приезжает только в одном случае, если что-то случилось, напали, например, человек ранен, или пропал, а в машине кровь. А у нас ни того, ни другого. Не приедут они! – поставил он окончательную точку в разговоре. Охраннику почему-то было неприятно видеть, как волнуется по пустякам, практически беспричинно, чужая жена. Муж исчез. Шел и не дошел домой. Да если бы о нем его жена хотя бы половину такого беспокойства проявила, он бы ее на руках оставшуюся жизнь носил. А правда, куда этот кобелино мог запропаститься? Охранник других мужей одевая в собственный кафтан по иному не называл.

От ворот еще раз посигналили.

– Ну, иду, иду. Можно подумать живот у тебя схватило. Две минуты потерпеть нельзя. Ишь, нетерпеливый какой. Не на пожар спешишь. Все равно придешь сейчас домой, завалишься на диван и будешь весь вечер пялиться с умным видом в телевизор. Знаю я вас! Я много чего знаю, но никому ничего не скажу.

Глава 2

Рабочий день в офисе фирмы «Супер-Шик» начал отсчет первого часа нового дня недели, когда в кабинет, на двери которого висела табличка, «бухгалтерия» вошел генеральный директор Кизяков Роман.

– Доброе утро! Если его можно назвать добрым! – поздоровался он с сидящей в кабинете, молодой девицей.

– Доброе утро! – поздоровалась в ответ она.

Директор неторопливо усадил свое дородное, начинающее грузнеть тело в гостевое кресло и по своей обычной привычке собрался закинуть ногу на ногу, но передумал. Обе ноги, припертые руками, остались на полу. Весь его вид говорил, что он собирается сообщить что-то важное. Видать, по серьезному делу, решила про себя, Елизавета Беркут и непроизвольно переложила на столе с места на место папки с бумагами.

Генеральный, не торопясь, погладил свой массивный подбородок, почесал за ухом, провел рукой по гладко выбритому затылку и, затем сказал:

– Завтра у нас намечается проверка налоговой инспекции… Время еще есть… Можно подчистить документы! Займитесь, пожалуйста, этим Елизавета. В курс дел уже вошла?

– Стараюсь.

Более неприятного известия в работе бухгалтерии не бывает. Проверка, ревизия, денежный начет, выемка документов – эта картина словно на широкоформатном экране возникла перед взором Елизаветы. Она могла бы особенно не волноваться. Бухгалтерию фирмы приняла всего с месяц назад, даже если были упущения в учете за предыдущий период, ее они не должны касаться. Но не будешь же об этом вслух говорить. Время службы не снимает ответственности. Она вспомнила, как попала по знакомству на эту должность бухгалтера-кассира, в фирму с крутым названием «Супер-Шик». Ее приняли по знакомству. Устроила ее родственница по материнской линии Серафима Карловна. Так бы и трудилась Елизавета на рядовой должности, если бы в один прекрасный день бывший главный бухгалтер Веселова не вышла на работу.

Не вышла и не вышла, мало ли что в жизни не случается с человеком? Может быть, заболела. Может в пробке застряла, и стоит. Так до конца дня на фирме и думали, надеялись, что позвонит.

– Бывает с нею! – заглянув в бухгалтерию и не увидев Веселовой засмеялся заместитель генерального директора, а по совместительству снабженец и хозяйственник, начинающий тучнеть, вечно улыбчивый мужчина лет сорока, Константин Мясоедов.

– Значит, ты одна на хозяйстве осталась! – сказал он на второй день после исчезновения главного бухгалтера, и оглядел с ног до головы новую сотрудницу.

– Почему одна? – не поняла Елизавета. – Веселова скоро должна подойти!

– Ну, твоя Веселова нынче далеко отсюда! Чадру примеряет!

– Какую чадру? – ничего не поняла Елизавета.

Мясоедов сел на короткий диван, и стал рассказывать, перемежая выдумку с действительными фактами:

– О…о…о, Веселова!.. Достала она нас. И что только в ней наш Кизяк нашел? Ну, красивая баба, ничего не скажешь. И телеса мраморные, и шарм есть в ней особенный. Но держать ее на должности главного бухгалтера только из-за того, что она когда-то вытащила его из назьма, не вижу смысла.

– А это удобно? – спросила хозяйственника Елизавета.

– Что?

– За спиной обсуждать человека?

– Кости ближнему перемыть? – рассмеялся Мясоедов. – Святое дело! Даже не сумлевайся! В библии об этом сказано. Жизнь человека должна быть светла и открыта взору господню. Человек должен быть наг перед ним.

– Но вы же не господь Бог!

– А кто сказал, что я на его место претендую? – продолжал зубоскалить Мясоедов. – Я чту божьи заповеди и следую им. Из всех работающих с вами, я самый лояльный к человечеству.

– Жаль, оно только не знает об этом! Горе-то, какое! – рассмеялась Елизавета. Мясоедов не обратил внимания на мелкий укол. Он продолжал пиарить себя.

– Вы вот Елизавета, никогда не обращали внимания, как красивых женщин мужчины наглыми взглядами раздевают? И ведь не подлезешь им в это время в черепную коробку, не запретишь постыдно думать. А я, представьте, даже в мыслях никогда не позволяю себе опуститься низко, до плотских утех. Я максимум, всего лишь ручкой по крупу, по крупу ручкой! И то если женщина особенно красива. Только не смотрите на меня так негодующе, к вам это не относится.

Нахал. Отбрил он ее, и как ни в чем не бывало продолжил:

– Так, что с вашей Веселовой не убудет, если я расскажу, как она замужем за негром была.

– То есть?

– За вождем!

– Как?

У Елизаветы Беркут вытянулось лицо.

– А…а…а, вот видите, – не преминул подковырнуть ее Мясоедов, – вы уже забыли про свои надуманные принципы и готовы за чужой спиной выслушать эту удивительную историю. Так мне рассказывать или помолчать?

Елизавета сначала хотела выставить его за дверь, но потом решила задать всего один маленький, малюсенький вопрос:

– И дети у них есть?

Вопрос прозвучал, как поощрение. Мясоедов поудобнее устроился и даже попросил себе чашку чая:

– Чай не пьешь, откуда сил возьмешь?.. Мне со сливками, если можно!

Чайник вскипел моментально. Он сам, снабжавший буфет сотрудников бакалейным, печеным ассортиментом, знал, где что лежит в бухгалтерии. Налив чаю, слазил в холодильник за сливками, достал пачку сливочного печенья и уже помешивая содержимое чашки, стал рассказывать:

– Кизяк, как-то решил провернуть международную сделку, не помню уже точно, то ли партию бананов, то ли фиников решил по бартеру получить с представителя одной африканской страны. Помните, одно время в стране напряженка была с деньгами, меняли одно на другое, вот он и решил медь на импортный товар обменять. Наша фирма тогда только становилась на ноги, и торговала чем ни попадя. Приходит, значит, к нам представитель этой африканской страны, чтобы подписать контракт, прочитал его, и нос воротит, меди вдвое больше просит. А где ее взять? Ее и той то нет, что в контракте указана, ее еще найти надо.

Короче, встал он, чтобы уйти и в это время в кабинет вошла Веселова. Что за шарм у бабы, что за магнит она, чем притягивает к себе людей, не знаю, но когда этот несговорчивый представитель далекого континента увидел ее, он повернул назад. И знаете, что он вписал вместо меди в контракт?

Елизавета подняла на рассказчика глаза.

– Что?

– Он ее, Веселову вписал! Отдай, говорит, Кизяк, мне ее по бартеру! А хочешь, я тебе десять африканок в нагрузку к финикам, пришлю. – Мясоедов с минуту помолчал, посмотрел на дно чашки, и неожиданно встав, закончил рассказ:

– Так и уехала она в Африку!

– Что?.. По контракту?

Уже на пороге он на мгновение повернул голову:

– Вождем он оказался. Небольшим, но вождем! А вот детей у них не было!

– Так вышла она замуж или нет?

Стук закрываемой двери был ответом. Есть такая категория людей, брякнут не к месту, намолотят семь верст до небес и скорей бежать от ответственности за сказанное.

Что он врет, что за вождь? Что значит, по бартеру отдай? Неужели генеральный директор действительно ее на финики выменял?

Спустя несколько дней на фирме узнали, что главный бухгалтер сама, добровольно, зарегистрировав официально брак, уехала в далекую африканскую страну. Несколько фур фиников фирма все же получила. А затем пришло письмо от Веселовой и фотография. На фоне крытых пальмовыми листьями навесов стоит посреди деревни красивая белая женщина, а в ногах у нее копошатся черные дети.

– Пристроилась! Заведующей детским садом работает! – обходя кабинеты, хохотал Костя Мясоедов. – А вы не верили.

Месяца через три, загоревшая Веселова снова появилась в фирме. Как с гуся с нее вода. С возмущением она рассказывала:

– Вождь!.. Это у нас были вожди, Я думала, он маленькой страной владеет. Такое мне тут рассказывал; царица, Клеопатра, застежки бриллиантовые на сандалиях носить буду. Я дура и клюнула. А приехали, они просо в ступе толкут, пять жен его ждут, я шестая. Ты старшая, говорит мне, будешь! Слава богу, хоть еду на огне готовили. А драгоценный мой сам оказался, седьмым сыном у отца, вождя в деревне. Тот его, по обмену, на учебу в Москву отправил. Какие уж там бриллианты?…Ты, Лиза, не выходи замуж за черных, обманут.

И вот три недели назад, когда Веселова пропала очередной раз, Мясоедов, имевший богатое воображение пустил очередной слух.

– На Кавказ, на этот раз она уехала! – объявил он.

– С чего ты решил? – спрашивали его.

– Снова будешь врать, что ее по бартеру Кизяк продал!

– Только не на Кавказ! Она наверно на всю жизнь экзотики наелась!

Но, к удивлению остальных сотрудников фирмы и на этот раз Константин Мясоедов оказался прав. Главный бухгалтер Веселова не появилась на работе ни в тот, ни в следующий день. Через три дня последовал звонок по мобильному телефону, где она просила ее поздравить с замужеством – она третья жена Сулеймана. Сотрудники фирмы прижали Мясоедова к стене и заставили колоться, откуда он раньше времени знает такие подробности?

– Уж, не исповедовалась ли она тебе?

– Было! В жилетку плакала, когда в гарем уходила!

– И что же теперь?

– А ничего! – независимо пожал плечами Мясоедов. – Веселова баба своенравная! Два месяца не пройдет, появится обратно! Что-нибудь, да не понравится ей в гареме Сулеймана!

Проверить его провидческий дар пока было невозможно. Со дня исчезновения Веселовой прошло всего ничего, меньше месяца. Генеральный директор Кизяков Роман попросил Елизавету Беркут временно исполнять обязанности главного бухгалтера.

– Веселова, скоро вернется! Знаю я ее! Замужество не ее дело! Она сама любит верховодить!

Елизавета осмелилась задать вопрос:

– Роман Октябринович, а когда она успела? Никто ведь не видел, как она с этим Сулейманом встречалась!

– Да! – директор недовольно пожевал губами, – Восток дело такое! Женщина понравилась, мужчина и предлагает ей сразу замуж выйти!

– А я думаю! – при разговоре присутствовал Мясоедов, он озорно подмигнул Елизавете, – что ей завязали рот, кинули в багажник машины и увезли силком.

– Через всю Россию? – не проверила Елизавета. – Везде же посты ГАИ.

Мясоедов продолжал веселиться.

– Ты чего девонька, откуда наив такой? В Европу вон, через таможню возят живой груз и ничего. Да притом, каких красавиц. Только отстегивай на постах как надо и можешь катить беспрепятственно хоть на край света. Помню сам…

– Не верю!

– Ха…ха…ха!

И вот сейчас с утра пораньше генеральный директор говорит Елизавете, что завтра с утра придет налоговая проверка.

– Откуда вы об этом знаете?

Директор посчитал, что тайна не стоит выеденного яйца, и не раскрывая полностью источник информации, коротко пояснил:

– Свой человек в инспекции, на прикорме есть. Проверка, не плановая. Плановая у нас должна быть на следующий год… Я попробую, конечно, еще навести справки, почему это вдруг… Если получится, конечно… Непонятно, чего им надо?.. Может, кто написал…Заказ чей… Но, на всякий случай, прошу еще раз просмотреть документы.

Лиза не знала, что надо смотреть, но сказала:

– Хорошо, Роман Октябринович, я постараюсь!

Генеральный директор поморщился. Он не любил, ни когда к нему обращались ни по фамилии – Кизяков, ни по имени отчеству – Октябринович. Дед по отцовской линии у него был правоверным коммунистом, и назвал сына Октябрином. Вот ему и досталось такое неудобовыговариваемое отчество. Поэтому каждому новому сотруднику, он доверительно сообщал, что к нему можно запросто обращаться – Роман. За глаза его называли Фазан, за богемный вид, за умение хорошо и нестандартно одеваться.

Молодые сотрудницы считали, что он ненавязчиво клеится, хочет выглядеть моложе своих лет, и тихо посмеивались. Другие были ближе к истине, говоря, что он стесняется своей пролетарской фамилии. А Костя Мясоедов, как всегда зло шутил, глумился.

– А жена у него – Пятилетка!

– Да ты что?

– Я сам чуть от удивления не упал, когда в паспорт заглянул. Представилась то она, Полиной. Я так и думал все годы, что ее знал. А она по паспорту Пятилетка!.. Гы…гы…гы, – смеялся он веселя народ, – собралась она как-то в Америку, а ее не пустили… Я думаю, по классовым соображениям. Тогда она тихо так, в гостях у них я вино пил, отзывает меня в сторону, и спрашивает, нельзя ли ей, как-нибудь с визой помочь?

– Ну, а ты?

– А я возьми сдуру и брякни… Отчего же нельзя…В наше время все можно… А в чем проблема?

– Вот завернули, говорит она и протягивает мне пачку документов и отказ из посольства. Стал я с деловым видом перебирать их, чем думаю, глупой бабе помочь можно, отказали и отказали. Ну не поедешь, большое дело. Жила Америка последние годы без тебя и сейчас как-нибудь проживет. А она стоит не уходит. Я паспорт листаю, и думаю, как лучше отбрехаться от нее, а тут гляжу, глазам своим не верю, в графе имя вписано – Пятилетка. Полина, спрашиваю, так ты Пятилетка на самом деле? Она, губы поджала и отвечает:

– Да, представь себе.

Не удержался я и хохотнул:

– А твой Роман, по паспорту – Фазан?

Слава богу ей глупая шутка понравилась. Оценила она ее, рассмеялась. Кизяков ее любит богемно хвост распускать. Тогда я стал ей на уши лапшу навешивать, что американцы материалисты. Конкретика во всем должна быть. Не пустили ее из-за того, что в паспорте не было указано, какая пятилетка…Их же пятилеток, много было!

– Ну и…

– Долго, она на меня смотрела…Подозрительно смотрела. – Мясоедов довольный, всеобщим вниманием, красиво закруглился: – а потом, спасибо мне говорит.

– За что?

– Я ей посоветовал: паспорт потеряй, а затем номер пятилетки впиши и ты уже другой человек. И можешь по новой визу оформлять. А пятилеток у нас помните сколько было? Одиннадцать, двенадцать?

– Да пошел ты!

– Чего пошел ты! Это раньше Роману Октябриновичу, при советской власти хорошо было, его отчество и имя жены открывали все двери. Можете представить, как гордо представлялись они, графья советской эпохи: выступает Роман Октябринович, слово имеет Пятилетка Ивановна. Да, для них все двери вплоть до ЦК были открыты… А что теперь? Представьте на тусовке новых русских объявить: прибыла супруга миллионера Кизяка, Свет Октябриновича Пятилетка Ивановна. Ржать будут. Уж лучше бы в духе времени, пятихаткой была. Пятихатка Ивановна! Звучит?

Все эти байки Константин Мясоедов с удовольствием травил новым сотрудникам, приобщая их с родословной сотрудников фирмы. Не помнящий родства своего – ущербен по жизни, глаголил он.

Елизавета с трудом взяла себя в руки. Генеральный директор сейчас серьезно говорил с ней, а ей непроизвольно хотелось засмеяться. Чтобы скрыть, готовую появиться на лице улыбку Елизавета сидела истуканом, с отрешенным взглядом. А перед глазами у нее, из стены проступал Фазан Октябринович.

Недовольный Кизяков, посчитав, что его плохо слушают, перед тем как закрыть дверь бухгалтерии, не вытерпел и напомнил Елизавете, что обращаться к нему надо по имени – Роман, без отчества!

Елизавета, глядя на небрежно переброшенный через плечо белый шелковый шарф, из последних сил сдерживала себя чтобы не расхохотаться. Неожиданно покраснела и опустив глаза ответила.

– Я все поняла Роман э…э… товарищ Роман! Я просмотрю все документы…Я постараюсь! Можете не беспокоиться.

– Ну, так-то лучше! – сказал директор и пошел ук выходу. И как нарочно именно в этот момент смех у Лизы куда-то сам собою рассосался. Можно было бы спросить, что конкретно посмотреть, но было уже поздно.

Навстречу директору, царственной походкой, гордо неся голову, плыла Эдит Миновна. Проработав в фирме уже почти месяц, Елизавета так еще и не определилась, ху из ху, кто есть кто в этой фирме. Ее непосредственная начальница, главный бухгалтер, не ко времени скрылась за высоким кавказским хребтом, а остальные сотрудники не очень то хотели с нею откровенничать. А на хохмах заместителя директора Константина Мясоедова, которого все в глаза и за глаза называли Костей, правдивую картину не составишь.

Кто она, Эдит в фирме? Почему все ее так боятся? Еще в первый день Елизавета обратила внимание на эту эффектную женщину. Что-то божественное в ней было. Роскошные формы тела, мрамор и бархатистость кожи, волоокие глаза. Невольную женскую зависть и желание походить на нее вызывала Эдит у Елизаветы.

Уж на что был большой болтун и трепач Костя Мясоедов, но и он уступал ей в красноречии. Лизе почему-то казалось, что перед ней пасовал даже сам директор. Сейчас она шла по коридору, и директор отступил в сторону уступая ей дорогу. А ведь она опоздала на работу.

Добрый день Эдит Миновна! – сказал Кизяков Роман. В ответ послышался мелодичный, обволакивающий всего тебя голос.

– Романчик, дорогой! Я помню, помню твою просьбу. Вот по ней, я и дала круг, заехала в центральную в аптеку. Нет там того средства, что ты ищешь!.. Не завезли еще!

Генеральный директор недоуменно спросил:

– Какого средства?

– Антилысин! То, что ты заказывал Косте Мясоедову.

– Эдит! – сердито заявил директор и непроизвольно оглянулся. Увидев, что Елизавете слышен их разговор, он перешел на официоз: – Эдит Миновна! Где вы у меня видите лысину?

– Я не вижу, но вот наш друг Мясоедов…

Директор еще раз покосился на открытую дверь бухгалтерии.

– Может быть ему самому нужен был антилысин?

– Может быть и нужен, а разве тебе впрок не нужен?

– Я разве заслужил?..

– Бог рассудит, кто из нас что заслужил! – осадила его Эдит и рывком открыла дверь в бухгалтерию. Она временно, второй день сидела вместе с Елизаветой в одном кабинете.

Глава 3

Эдит поставила на свой рабочий стол дамскую сумочку, затем вновь взяла ее в руки и осторожно провела пальцем по поверхности стола.

– Елизавета, тебе не кажется, что у нас пыль?

– Уборщица час назад убиралась. Не может быть!

– Ну, тогда ладно.

На ровном месте заставила меня оправдываться, подумала Елизавета. Уметь надо. Эдит, помолчав по женской привычке, стала делиться впечатлениями.

– Вчера была в зале Чайковского на концерте исполнительницы народных песен Евгении Смольяниновой. Акустика зала, пожалуй, лучшая в Москве, а вот выступление простовато!

– А что ж вы хотели, она же народные песни поет!

– Ну, не знаю. Позавчера была в консерватории, симфонический оркестр Павла Когана исполнял аранжировки неаполитанских народных песен. Я утонула в музыке!

И чего вредничать с утра, подумала Елизавета. Знаем уже мы, что ты не пропускаешь ни один вернисаж, ни одну новую театральную постановку, что ты в курсе последних новостей светской хроники, раз в году ложишься на профилактику в больницу, два раза ездишь за границу, и постоянно в течение года поддерживаешь спортивную форму. Баловень судьбы, смени настроение. Елизавете, показалось, что Эдит пару раз внимательно на нее посмотрела и прочитала ее мысли. Так и есть.

– Извини девочка. На машине невозможно по Москве передвигаться. Пока доедешь до работы, тебя несколько раз подрежут и ты уже никакой. Тут один знакомый профессор мне рассказывал, я говорит из интеллигентной семьи, понятия не имел, что такое ненормативная лексика, а как только сел за руль, откуда только что взялось.

– А у нас сосед, – сказала Лиза, – крестьянин, всю жизнь проработал на скотном дворе, назем вилами кидал, а дома свиней держал, лошадь, и не поверите, за двадцать лет я ни разу, ни разу от него не слышала ничего похожего на сквернословие. Я ведь из деревни.

– Он старовером был?

– Нет, он ни старовером, ни профессором не был. Просто культура внутренняя была у человека, книги читал, библиотеку собирал.

Эдит расхохоталась.

– Ну и штучка ты Елизавета. Скажи-ка лучше, что ты пообещала генеральному директору? Что ты постараешься сделать?

– Фазан!.. – Елизавета запнулась. Не приучена она была тыкать людям. – Роман Октябринович просил просмотреть документы!

Эдит понимающе улыбнулась и кивнула головой:

– Коли ты умная девочка, давай чайку попьем, да посидим ладком, а я тебе о своей жизни немного расскажу. Она, всякая жизнь поучительна.

Чайник быстро вскипел. Эдит налила себе чаю, а Елизавета приготовила быстрорастворимый кофе. Дамы уютно устроились за стеклянным журнальным столиком. Эдит сделала глоток и стала рассказывать:

– Помню, я была в таком же, как ты возрасте, распределили меня после техникума, в одну проектную организацию, экономистом в плановый отдел. Так, к концу дня все мужики, сколько их было у нас институте, нашли предлог, чтобы заглянуть в нашу комнату. А я уже знала, как мои чары действуют на мужчин. Красива я была, и глупа. И не было тогда рядом со мной сердобольной сотрудницы, которая бы предупредила меня, что надо молодой девушке быть осторожной. Наоборот, я была на седьмом небе от мужского внимания, голова кружилась от успеха.

Каждый второй сказал мне комплимент, каждый третий пригласил в кино. А мода тогда была, не чета нынешней. Юбочки мы носили, одно название юбочки, если еще короче, то это была бы уже балетная пачка. Красивые у меня были ножки, как у богини. Вот мои соседки по отделу и промолчали тогда, что у них в институте игра такая, кто первый объездит кобылку.

– Зачем вы о себе так плохо?

Эдит не согласилась.

– Сначала было хорошо, это потом стало плохо. Представь, шоколадки мне носят, в кино приглашают, в конце второй недели стали пачками в любви объясняться, в загс трое предлагают зайти, заявку подать.

– Так не бывает! – сказала Елизавета.

– Бывает милая! Еще и не такое в жизни бывает. А оказывается, меня институтские так от директора спасали. Он у нас холостой был, дважды разведенный и ни одной юбки не пропускал, а когда я пришла на работу, он в командировке был. В общем, он вернулся, и надо ж было так случиться, что в первый же день мы в коридоре встретились. По его взгляду мне стало понятно, что штабель моих поклонников в институте увеличился на одного человека. Мы стали с ним встречаться, а через два месяца я замуж за него вышла.

– Вот и хорошо!

– Чего хорошего! – не согласилась Эдит, – к тому времени, когда я ему на пути подвернулась, он начал тихо спиваться. Когда мы поженились, пришлось мне из института уйти. Раньше строго было, не мог муж у жены или наоборот, жена у мужа начальником быть. Я из института ушла, а у него пошло и поехало. Первое время еще вовремя домой возвращался, а потом водитель стал привозить его позже и позже, пока один раз вообще ночевать не пришел.

Так, что милочка у меня опыта, занимать, не перезанимать. Ты с нашими мужчинами будь поосторожней, у нас они все женатые. И Роман, и Костя, и водитель директора Володя, и остальные.

Эдит перевела дух и повторила ранее заданный вопрос:

– Зачем, говоришь, Роман заходил?

Елизавета беспричинно улыбнулась.

– Завтра, проверка налоговой инспекции ожидается! Роман Октябринович просил просмотреть документы.

Эдит осуждающе закачала головой.

– Подставила тебя Веселова по полной программе…Подставила…Еще когда она прошлый раз за негра замуж вышла, я сразу поняла, что здесь что-то нечисто… Как только она в Африку улетела, налоговая полиция пришла и трясла нас, трясла как грушу, чуть всех не пересажала.

– И чем дело закончилось?

– Роман легким испугом отделался. Выход на проверяющих нашел. Представь, как только налоговики ушли, Веселова на третий день тут же появилась, не запылилась! – Эдит усмехнулась, – И на этот раз, я думаю, она тоже заранее знала, что ожидается проверка, и улизнула на Кавказ. А с Кавказа, как с Дона выдачи нет. Так, что как ни закончится проверка, пусть хоть нас всех на эшафот поведут, Веселова как всегда будет в стороне. Но, попомни мои слова, если все у нас обойдется, наш главный бухгалтер на второй день на работе появится!

Елизавета непонимающе смотрела на Эдит. Откуда вдруг такая забота о ней? Зачем Эдит с нею откровенничает? И второе. Чем могла так проштрафиться фирма, чтобы испытывать панический ужас при слове налоговая проверка. Правда, проверка не плановая, не рядовая, а внезапная. Но все равно.

– Но у нас же практически нет никакой деятельности. Чего нам бояться? Мы всего лишь посредники! – недоуменно спросила она Эдит Миновну.

При ней, при Елизавете за тот месяц, что она работает, через склад фирмы прошло всего лишь три фуры товара. Она так и сказала:

– Через нас же практически за последний месяц ничего не прошло.

– Вот то-то и оно! То фур тридцать за месяц улетало, а то всего три фуры. А где остальные застряли? – спросила Эдит. – Куда сбежала Веселова? У нее ведь нюх собачий на всякую беду.

– Может, быть она как главный бухгалтер больше нас с вами знала? – спросила Елизавета. Эдит согласилась.

– Естественно больше!

Радужный день начинавшийся так хорошо приобретал зловещие тона. Не договаривала что-то Эдит, по лицу было видно. Действительно, просто так налоговая инспекция, в самый отпускной период, в начале лета не придет проверять фирму, к которой нет претензий, и которую проверяла год назад.

– А с какой периодичностью проверяются фирмы? – спросила Лиза.

– Раз в три года! Притом выборочно! А то могут, и пять и десять лет не проверять.

– А вы попытайте заместителя Кизякова, Константина Мясоедова, – подала мысль Елизавета. – Он мужик простой, что знает, то тут же выкладывает. Если он, как всегда в кураже – это одно дело, а если паникует – тогда серьезно… У него на лице все написано.

Эдит снисходительно улыбнулась.

– Сейчас! Как же! Простой! Да на нем негде пробы ставить, на этом простом!

Елизавета не была согласна с Эдит. Заместитель директора Костя Мясоедов такой душка, душа нараспашку.

Елизавета заходила несколько раз к нему в кабинет. Чем определяется вес должностного лица? Количеством телефонов, количеством помощников, красотой мебели в кабинете, длинной ног секретарши, и маркой служебной автомобиля. Так вот у Мясоедова был самый большой джип, самый стильный кабинет, секретарши не было, но на столе стояло пять телефонов, и на поясе еще висело три мобильника.

– Зачем три? – обычно спрашивали его.

– По одному с женой разговариваю, а по второму с любовницей.

– А по третьему?

– А по третьему исключительно с администрацией президента!

Незамысловатая шутка обычно вызывала смех. Вот и теперь Эдит вызвала его по внутреннему телефону.

– Мясоед! Ты не зашел бы к своей старой любови.

– А чего к старой заходить, у меня молодая намечается! – послышался веселый голос Константина Мясоедова. – Ну если только из чувства уважения и благодарности…Сейчас зайду.

– Скот!

– Что?

– Вальтер Скотт! Писатель говорю, такой был!

Эдит, встала из-за стола и подошла к зеркалу, висящему на стене. Подкрасив губы и поправив прическу, она стала поглядывать на дверь. Однако Мясоедов не торопился.

– Обрати внимание, – скрывая досаду, сказала Эдит, – Куда бы Мясоедов ни шел, кто бы его не вызывал, он никогда не торопится. Всегда хочет дать понять собеседнику, что он важная птица.

Права оказалась Эдит. Появился он минут через пятнадцать. На лице его, как всегда сияла лучезарная улыбка.

– Ну, какую прибыль напланировала на этот квартал? Что будем мазать на хлеб, черную икру или кабачковую? – с порога спросил он Эдит. – Али соскучилась по мне? Часа прожить не можешь? Чего звала, лыбедь моя ясноглазая?

Елизавета давно обратила внимание на то, что разговор у Кости Мясоедова с Эдит какой-то ненатуральный. На подковырках построен. Чувствуются, что знают они друг дружку хорошо, даже слишком хорошо, тянет их одного к другому и в то же время отталкивает, как одинаково заряженные частицы.

– Хотела у тебя узнать, чего это Роман последнее время такой смурной?

– Ты у меня хотела узнать? Ты это серьезно? – с каким-то надрывом в голосе спросил Константин Мясоедов.

И вдруг смутная догадка мелькнула в голове у Елизаветы Беркут. Да, он просто неравнодушен к ней, глаз отвести не может. И как это она сразу не догадалась?

Эдит глядела прямо ему в лицо. Она сказала:

– У тебя!

Мясоедов виновато отвел взгляд в сторону.

– Трясти нас будут как грушу, за милую душу.

– Трясти спрашиваю, будут серьезно?

– Как получится! А то загремим все под фанфары. Фильм помнишь? Ты когда-нибудь сидела?

– Да ладно, не пугай!

– Чего не пугай! – Мясоедов не стесняясь Елизаветы ел глазами Эдит. – Знай, у тебя всегда есть в таком случае опора в жизни.

– Кто, ты? – прищурила глаза Эдит и громко, слишком громко расхохоталась. Костя деланно улыбнулся.

– Зачем я? Мой живот!

– О…хо…хо!

– Поговорили, называется!

Глава 4

У себя в кабинете генеральный директор Кизяков тихо постукивал по столу карандашом. Он уже предпринял кое-какие меры, уже навел справки, по своим каналам, в городской инспекции.

– Идет охота на крупную рыбу. Невод забрасывают слишком широко. И вы в него попали. – ответил знакомый его жены, начальник одного из отделов.

– Мордой на пол не будут класть?

– Да, вроде нет! Вы мелкая рыбешка.

– Ну, тогда лады! Спасибо!

На том конце провода с облегчением вздохнули.

– Пока! Звони если что! А как встретить проверяющих, не мне тебя учить! На рыбалку ездил?

– Нет!

– Ну, еще раз пока, может, увидимся.

Кизяков немного успокоился!

Логика в словах его знакомого была. Если бы был жесткий наезд с выемкой документов, с опечатыванием кабинетов, с временным задержанием, тогда надо было заранее подстраховаться. А так, жди проверяющих и постарайся на месте с ними договориться. И все равно неприятное чувство, как ледышка за пазухой, холодило душу. Покажи хоть одну фирму, у которой не было бы двойной бухгалтерии, сокрытых доходов или левого товара. Не найдешь такую на пост советском пространстве. Ловчат, уходят от налогов, переводят капиталы за бугор…

Фирма Супер-Шик не была исключением из правил. По бухгалтерии проходила в лучшем случае десятая часть товара и услуг. А то и это не проходило. Существуя с девяностых годов, фирма претерпела все реорганизации, десятки проверок, и смогла остаться на плаву, не обанкротиться. Бизнес в основном был посреднический, там купил – здесь продал, или наоборот, здесь купил – за бугром продал.

Собрались вокруг Романа его давние друзья и приятели.

Как пчелы на единый улей трудились компаньоны, не думая смазывать лыжи. Все бы ничего, одно было плохо. Расти, развиваться никто не хотел. Утром заработали – к вечеру поделили. Никакого стабилизационного фонда, никаких отчислений на развитие, на утяжеление, капитализацию кампании. Ничего подобного. Жизнь одним днем. А может быть так и надо?

Но поскольку Кизяков был директором, да не просто директором в небольшом коллективе, а еще и генеральным директором, ему постоянно хотелось иметь не арендованный офис, и арендованные складские помещения, а собственное здание. Он постоянно уговаривал остальных двенадцать пайщиков оставить часть денег на развитие, и постоянно оставался в одиночестве.

– Поделили и разбежались, и никто не знает, сколько у кого денег! – увещевали его остальные. – Наездов захотел?

– Чего тебе еще надо? Под тобой Мерседес! За границу ездишь! Квартира шикарная, дом почти на Рублевке.

– Все мы упакованы!

– Не морочь голову!

В конце каждого месяца дуванили полученную прибыль. А сволочь Мясоедов даже частушку придумал:

– Хвост павлиний, сыт и пьян, угадайте – кто?… Хором кричали: – Фазан!

И вот, наконец, когда его компаньоны насытились загранпоездками, понастроили себе в ближнем Подмосковье трехэтажных коттеджей, обзавелись престижными иномарками уломал он их приобрети хотя бы небольшое помещение под офис. Но и здесь как всегда получилось через одно место, поскупились, как всегда.

– Денежки-то кровные. – сказал, первый жмот в фирме, Мясоедов, – Давайте купим недострой. Дешевле обойдется.

– А чего! Молдаван или хохлов наймем, почти задаром построят.

– Узбеков! Лучше узбеков!

– Таджиков!

– Вы забыли, для себя ведь строим!

– Тогда строй сам!

Получилось, как в той пословице, где скупой платит дважды. Подобрали почти дотла сгоревший трехэтажный особняк в одном из тихих переулков за Садовым кольцом, взяли в банке двухмиллионный кредит зеленью под залог недвижимости и выкупили его. Выкупили практически документы, особняка как такового не было. Это были благословенные времена, когда цены на недвижимость еще не кусались. Здание сильно погорело. Подняв голову можно было, как в обсерватории, днем видеть голубое небо, а ночью звездное.

Особнячок ко всему прочему оказался исторической ценностью, при его реконструкции необходимо было сохранить его архитектурный облик. Бригада шабашников сама нашла Романа. И запросили за ремонт, за восстановление здания они по божески, двадцать процентов от стоимости материалов. Дешевизна и прельстила остальных.

– Наше ателье-студия выполняет работы любой сложности. Я сам, эксклюзив-дизайнер, веду мастер-класс. Сделаем вам евроремонт два! – пообещал бригадир строителей, Мыкола, мужик с хитрыми крестьянскими глазами и работящими на вид руками.

– А что такое тогда евроремонт один? – спросили его сотрудники фирмы.

– Это тот ремонт, что сделан в ваших домах и ваших квартирах. Обычный евроремонт. А мы вам сделаем звездные полы и прозрачные стены. Последний писк моды. Супер шик!

Кто-нибудь бы спросил этих умников, почему звездное небо должно быть на полу, а ты должен сидеть на виду у соседа, за прозрачной стеной. Нет, даже тени сомнения ни у кого не возникло. Не спросили! Супер шик превратился в пшик! Первый гром грянул, когда бригада начала отделку стен. Зашел в гости профессиональный строитель. Он ужаснулся. Боже мой, бригада несущие сваи, несущий каркас здания, просто поставила на старый, подгнивший деревянный пол первого этажа.

– Где проект реконструкции? – спросил профессионал гость, Романа.

– Какой проект? Мы сами, за забором, по-тихому, строим! Во, бригада строителей из ближнего зарубежья. А для посторонних, вроде у нас ремонт, косметический! – стал объяснять генеральный директор.

Гость смеялся.

– После такого ремонта, смело можете себе гробы заказывать! У вас через полгода здание перекосится и развалится. Накроет вас, чудаки. Фундамент надо укрепить.

Стоял большой шум. Строителей шабашников уволили, не выплатим им зарплату за последние два месяца.

Уводя бригаду Мыкола пригрозил:

– Вы еще нас вспомните!

Новый договор заключили со строительным управлением, имеющим лицензию, всякие допуски для сложных работ, появился на свет даже проект. И потекли деньги рекой: разрешения, согласования, штрафы, материалы, остановка строительства. Роман десять раз пожалел, что связался с незнакомым ему делом. Все доходы фирмы за последние два года ушли на строительство, а на фирме так и остался висеть валютный кредит, основной долг. Его пролонгировали, платили только проценты. Служивый народ и компаньоны стали роптать:

– Какая нам разница, где мы сидели, в арендованном помещении или в своем?

– Два года на мизерной зарплате.

– Любовниц не на что содержать!

Роман их уговаривал.

– Ну, потерпите чуть-чуть! Осталось-то до новоселья, всего ничего!

– Мы то терпим, любовницы терпеть не хотят!

А у самого болела голова. Где заработать на стройку еще пару миллионов? Смета расходов пухла и пухла. В три раза стала она тяжелее первоначальной. По тем затратам, что были произведены, в здании должны были бы стоять золотые унитазы.

– На эти деньги, что вбуханы в строительство коттеджный поселок можно было построить!

А один раз за своей спиной услышал вообще неприятный шепоток. Две сотрудницы перемывали ему кости:

– Половина денег, наверно, у него в кармане осела!

На следующий день, он уволил их по сокращению штатов, выплатив сразу трехмесячное пособие.

И на будущее зарекся брать в фирму женщин, только специалистов и лишь в самом крайнем случае.

На корабле назревал бунт! Надо было возвращать оставшийся кредит, надо было платить зарплату, налоги, надо было…, надо было. И осторожный Роман, который ходил все эти десять лет по лезвию бритвы и ни раз не оступился, поджатый со всех сторон неприятными обстоятельствами влез в авантюру. Куш решил большой сразу срубить, одним ударом разделаться со всеми долгами, замазать недовольные рты дивидендами и приличной зарплатой, а затем въехать победителем в новое здание. И сунул голову в петлю.

Никто из компаньонов фирмы не знает, какие он подписал документы, какой дамоклов меч висит над фирмой, куда он вляпался. Договоры лежали у него в сейфе. В погашение старого, был взят новый кредит, была произведена предоплата за серый товар. Пошла его поставка.

И тут наезд. Случайный или нет? Его знакомый из налоговой инспекции утверждает, случайный, что они попали в чужую разборку. А ему, Кизякову какая разница, чья разборка?

Завтра грядет налоговая проверка. Потребует все договора. И этот показывать, на парфюм? Роман сидел в раздумье. Если вдруг, что не так, он подставит свою фирму по полной программе. Все убытки за ее счет, арест имущества.

Согласно подписанного им контракта, через «Супер-шик» должна была идти якобы парфюмерия известнейших французских фирм. Между тем, поставляемый товар из Турции: шанель № 5 можно было брызгать только на шинель прапорщика в далеком захолустном гарнизоне.

Если первый товар со свистом ушел минуя склад, и помог в этом его новый партнер по бизнесу, коммерческий директор Сергей Иванович Кайман, то вот уже третий день от него не было ни духу, ни слуху. А жена спокойна. За грибами, мол, поехал, мог заблудиться.

На душе было тревожно.

По совету Каймана Кизяков выставил гарантом возврата нового кредита в два миллиона долларов отремонтированное офисное здание. Второй раз и в другом банке.

Прибыль в два миллиона долларов должна была остаться на фирме. Ее как раз хватало на погашение кредита. Между тем, обеспечение кредита, трехэтажный особнячок тянул на большее, никак не меньше, тридцати миллионов. Умопомрачительный рост цен на недвижимость, сделал возврат залога бумажными деньгами неинтересным банку. То ли дело съесть особнячок. Вместо бумажных двух миллионов, поиметь тридцать недвижимостью. Нет ли именно здесь чьего-то скрытого интереса? Не наносит ли кто руками налоговой инспекции удар исподтишка?

То, чего Кизяков боялся больше всего, кажется случилось.

Вдруг начались проблемы. Кизякову это совершенно не понравилось. То звериное чувство осторожности, что выручало его все эти годы, пока он занимался бизнесом, подсказывало ему, что Кайман, новый сотрудник, не зря скрылся. Перекидывать мосток между внезапной налоговой проверкой и его исчезновением, пожалуй, было рановато. Может это случайное совпадение. А вот то, что начался возврат Шанели предназначенной для шинели, его сильно обеспокоило. Или зацепили его случайно, и он оказался мелкой сошкой в чужой игре, или это кредиторы начали душить его по всем правилам.

Сейчас позвонил заведующий складом, Алехин и сказал, что вернули тысячу флаконов, и спросил, что делать?

– Принимай обратно! – присказал Кизяков.

Слухи в любой сфере разлетаются быстро, особенно в торговом деле. Пресекать их надо в зародыше. Кизяков решил держать удар. Ничего, пробьемся, стал успокаивать он себя, еще не из таких ситуаций выпутывались. Впереди в туннеле брезжил едва заметный, слабый огонек.

Глава 5

Елизавета шерстила кассу и банк, и делала закладки там, где не хватало разрешительной директорской подписи. Она позвонила и спросила Кизякова, когда можно будет зайти?

– Константин Мясоедов подпишет! – сказал он. – Я уезжаю по делам!

И вот уже через полчаса Мясоедов со всеми удобствами расположился в кабинете с дамами и ставил на кассовых документах свою размашистую подпись.

По привычке Эдит сидела в пол оборота, закинув ногу на ногу. Пробежав по ее ногам Эдит плотоядно-затяжным взглядом, Мясоедов отвесил ей незамысловатый комплимент.

– Жаль что я не троглодит, жаль, с тобою дружен, съел тебя бы я Эдит, только так на ужин!

– Домашняя пища надоела, на сладенькое потянуло? – насмешливо спросил его вожделенный объект. Эдит так искусно повернулась в кресле, что подол юбки переместился на верхние этажи, обнажив божественно красивые ноги.

– А что, разве я не имею право? – вопросом на вопрос ответил невольный воздыхатель.

– Представь, имеешь! Если захочешь! – насмешливо ответила Эдит.

У Кости Мясоедова моментально сел голос. На Елизавету занятую своим делом, они похоже совершенно не обращали внимания.

– Ты не шутишь? – с хрипотцой в голосе спросил он.

– А когда я с тобой шутила?

– И я могу к тебе в гости прийти?

Эдит откровенно насмехалась над собеседником.

– Можешь милый! Если получишь дома разрешение!

– А как же…? – хотел спросить Костя Мясоедов и внезапно осекся.

– Тебя это пугает?.. А никак!.. Я снова вольная птица!

Легковесный треп моментально прекратился. Заявление Эдит не на шутку взволновало Мясоедова. Он мгновенно вспотел, наглые глазки, до этого упорно сверлившие пухлые коленки собеседницы, шкодливо забегали и неожиданно стали скромными.

– Испугался? – со смехом спросила Эдит. – Успокойся, я шучу! Проверяла я тебя ероя! Давай лучше вот о чем подумаем…Ты директором стать не хочешь?

– Я…а?

Елизавета низко нагнула голову. Смех разбирал ее. Эдит как хотела, так и измывалась на бедным заместителем директора. Вопрос застал Костю Мясоедова врасплох. Он замялся:

– Давно тебя любя, клянусь Эдит, он слишком много из себя, конечно мнит… Но…

Эдит резко оборвала его и расхохоталась ему прямо в лицо.

– А хвостик, хвостик-то дрожит! Сознайся, хочется все-таки!

Бледный Костя встал с кресла.

– Эдит, зачем при посторонних?

– Затем, что я с тобою потеряла стыд! Вот зачем… Сегодня я не в настроении. Уйди с глаз моих. Видеть не хочу тебя.

Понурив голову, Константин Мясоедов побитой собакой покинул бухгалтерию.

– Зря вы так с ним. Он, в сущности неплохой человек, может быть несколько слабохарактерный. – сказала Лиза. – Что он вам плохого сделал? Вы только посмотрите, как он на вас смотрит.

– И как?

Лиза улыбнулась.

– Будто кусок выпрашивает. В глазах тоска и боль. Он для виду больше хорохорится. А на самом деле, мне кажется, он в вас безнадежно влюблен.

– Это так сильно бросается в глаза? Наблюдательная ты. – сказала Эдит. – Так вот если хочешь, послушай историю нашей несчастливой любви.

Эдит начала рассказывать, а у Елизаветы поплыли перед глазами картины недалекой по времени, чужой молодости. Рассказывала она о себе в третьем лице, будто это происходило не с нею, а с ее хорошей знакомой. Вот ее рассказ, по памяти записала его Елизавета в свой дневник. на следующий день.

«Увидел Костя меня недалеко от Останкинской телебашни. Нервная, возбужденная ходила я по бетонной кромке местного пруда. Предали меня. Горечь, незаслуженная обида раскаленным металлом жгла мне душу. Я, девушка, которая с детства считала себя одухотворенной; девушка, готовая принести себя в жертву ради свободы и счастья всего человечества; я, вышколенная в традициях домостроя, почитающая мужа за бога, я…

Каток неприглядной, обывательски-пустой жизни переехал меня.

Костя залюбовался мною, моей нервной красотой. Так он потом говорил. Подумал актриса, роль наверно разучивает, на телевидении выступает. Он спешил по каким-то своим делам, а тут забыл все на свете. Расположившись невдалеке на скамейке, стал наблюдать. Отрешенность от окружающего мира, взгляд устремленный к небу, страстные слова срывающиеся с губ девушки убедили его окончательно, актриса.

Девушка, которой он сейчас любовался, была у творца штучной работой. Редко, но иногда природа создает из подручного материала неповторимые экземпляры. Не только он, Костя, но и редкие прохожие не оставляли без внимания ее. Каждый норовил оглянуться и хоть на непродолжительное время оставить в душе картинку с божественными линиями. А девушка была явно чем-то расстроена. Вдруг она резко остановилась, плотно сжала губы, на лице у нее появилось решительное выражение. Костя Мясоедов непроизвольно услышал слишком громко произнесенные слова, почти из Шекспировской трагедии:

– Все! Рубикон перейден. Терпеть я дальше не намерена.

Девушка направилась к той скамейке, с которой он наблюдал за нею и, не обращая не него никакого внимания, присела рядом. Костя даже немного потеснился, хотя никто его об этом не просил.

– У вас не будет закурить? – неожиданно спросила она Костю и обвела его ничего не значащим взглядом.

– Будет! – потерянно засуетился невольный свидетель чужих волнений. Он достал мятую пачку Явы и выбил из нее сигарету. – Курите на здоровье!

Ничего глупее невозможно было продумать. Чиркнув зажигалкой Костя поднес ей огонек. Девушка неумело держала сигарету. Затянувшись дымом, она надолго закашлялась. И вдруг слезы ручьем полились у нее из глаз. Костя Мясоедов испуганно смотрел на незнакомку, не зная чем ей помочь. Прохожие с осуждением смотрели на него, считая его источником девичьих несчастий, а одна старушка так вообще начала его стыдить:

– О, каменный, неужели тяжело тебе приласкать родную душу? Поматросил и бросил? Прижми ее сейчас же к груди, пока я тебе клюшкой по голове не дала! Ну, кому говорю!

Тяжелая суковатая палка нависла над головой Кости. Костя Мясоедов едва касаясь кончиками пальцев плеча девушки неумело привлек ее к груди.

– Ну, так-то лучше! – одобрительно заявила старушенция, опуская на землю костыль. – Гляди у меня бессердечный обольститель, обратно буду идти, чтобы твоя девушка улыбалась!

Косте что-то начало жечь ногу, но он боялся пошевелиться и дождался. Стряхнул он сигарету только в тот момент, когда терпеть дальше не стало сил.

– Я, может быть могу чем-нибудь помочь? – нежно, подушечками пальцев едва прижимая к себе вздрагивающую незнакомку, с придыхом спросил Костя. Сердце и мозг у него теперь коротила одна единственная мысль, как бы девушка не встала и не ушла. Не ушла она, а рассказала свою, как ей казалось горькую историю.

– Помочь? Чем тут поможешь?

Малознакомые люди легко раскрывают друг перед другом душу. Бытует мнение, что необязательность последующих встреч делает людей чрезвычайно, до неприличия откровенными. Поездки на поезде на далекие расстояния лучшее тому свидетельство. Между тем если непредвзято посмотреть на это утверждение, то откроется оборотная, скрытая сторона медали. Незнакомому человеку рассказчик излагает свою версию, свое видение событий, картина нарисованная им почти всегда имеет единственный окрас, темный или светлый, он в лучах славы или несправедливо обижен. Есть одна правда, одна истина, и рассказчик ее пророк. Внимающий ему да будет благословен.

Костя Мясоедов был далек от этих прописных истин, но он ужасно хотел вечно видеть эту пахнущую солнцем головку у себя на груди и поэтому непроизвольно избрал правильную тактику. Как змий, он осторожно гладил ее по плечу и приговаривал:

– О, диво дивное! Нет! Она – луна! На небосводе нашем сером. Извивы локонов щекочут сердце мне. Ее устам готов курить я фимиам. От восхищенья я спросить не смею, как звать тебя прекрасная княжна? Есть милость божия на свете, сошла на грудь мне благодать. Я за нее готов рыдать…

Переборщил он или девушка, наконец, пришла в себя. Но она так же быстро как уронила ему на грудь голову, быстро подняла ее. Чуть-чуть припухшие глаза с удивлением смотрели на Костю Мясоедова. Девушка провела рукой по лбу, как бы отгоняя наваждение.

– Вы кто? Поэт?

– Я? – Костя смотрел на прожженные штаны. – Я погорелец!

– Бог мой. Сигарета горела, а вы терпели? – спросила девушка.

– Я боялся пошевелиться. Вам легче сейчас? – спросил он и тут же вставил комплимент. – Вы божественно прекрасны!

Когда старуха с клюкой шла обратно, на скамейке царил мир и покой.

– Ну, то-то! – удовлетворенно заявила она, – вот и смотри на нее молодой человек все время такими влюбленными глазами.

А горе девушки, как оказалось, было обычной житейской прозой. Не вовремя она пришла домой. И застала… Молодой супруг лишь успел натянуть одеяло до подбородка, а двуногая мышка норушка спряталась за дверцу шкафа. Измена. Конец жизни… Резкий хлопок дверью, стук каблучков по лестнице, и оскорбленная Эдит оказалась на улице, а потом и груди Кости Мясоедова. Но все это он узнал потом. А пока Эдит с ужасом глядя на содеянное предложила Косте заштопать брюки.

– Я ведь профессиональная швея. Заштопаю так, что от новых не отличите.

– Я тут недалеко живу! – пролепетал Костя.

– Вот и отлично! Через десять минут я приведу их в прежний вид!

Слезы высохли на лице у Эдит. Дорога до Костиного дома заняла пять минут.

Костины родители тихо вошли в квартиру. Незнакомая девушка неописуемой красоты в гостиной штопала брюки.

– А где Костя? – окинув долгим взглядом девушку, спросила мать.

– Там! – спокойно ответила гостья. Родители проследили за ее взглядом. Их дорогой сынуля в трусах на кухне накрывал стол к чаю. Отец многозначительно кхекнул, а мать нахмурила брови увязав в одно; чай, Костины трусы и девушку. Родители предложили пить чай в гостиной. Мать бросила сыну первые попавшиеся под руки штаны.

– Оденься бесстыжий!

Мать Мясоедова грозным молчанием собиралась нагнать на гостью страху. А с девушки как с гусыни вода. Она с удовольствием стала помогать накрывать на стол. Мясоедиха успела тихо шепнуть мужу:

– Ты глянь как она уверенно достает посуду из серванта, будто не первый раз в этом доме.

Муж, не в пример жене, гордый за сына одобрительно буркнул:

– А она ничего, призовая. Вот тебе и сынуля тихоня! – и восхищенно добавил: – Сукин сын какой кусок оторвал.

– Оторвал!.. Ты на ее руку глянь!

У матери вырастившей единственного сына черные мысли зароились в голове, у гостьи на руке золотилось обручальное кольцо. Такой ли партии достойна ее единственная кровиночка? Она напомнила мужу:

– Забыл отец? У сына твоего порядочная невеста есть! При ней по крайней мере твоя поросль без штанов не ходит.

– Подумаешь! Ты смотри, только при ней лишнее не вякни!

– Не учи! Пусть чай пьет и выметается!

Благими намерениями вымощена вся наша жизнь. Чинно, вчетвером сели за стол. Сынок Костя был словно намазан медом, до приторности прилипчив.

– Кому варенье?.. А может с медом?.. Хотя если на улицу идти…

– Ты бы лучше нам гостью представил, – подал голос отец.

– Э…э…э…ме! – замычал смешавшийся Костя и неожиданно густо покраснел. За все время знакомства он так и не удосужился спросить ее имя.

– Меня звать Эдит! – просто сказала гостья. Родители переглянулись. Однако сюрпризы в этот вечер для них не кончились. Мать, решив поставить на место нахальную Эдит, со слишком прозрачным намеком, спросила сына:

– И как же это дорогой ты умудрился прожечь брюки от свадебного костюма? В чем жениться будешь?

Главе дома не понравился откровенный выпад направленный на гостью. Она ему импонировала своей простотой и естественностью. Только он собрался осадить пышущую неприкрытым раздражением жену, как Эдит просто сказала:

– Это я ему их сигаретой прожгла!

Мясоедиха победно посмотрела на мужа. Ну, что? Спрашивал ее взгляд. Видишь, что за птица к нам в дом залетела. Между тем Костя вскипел. Он отлично понимал, что это камни в его огород.

– Да, ладно, чего вы акцентируете внимание на моих штанах.

– На свадебных! – еще раз подчеркнула мать. А Эдит было абсолютно все равно, от какого фрака брюки, от обыденного или свадебного. Задерживаться в этом доме она не собиралась. У нее свои мысли крутили хоровод. Если она бесповоротно собралась уйти из собственного дома, то как безболезненно забрать свои вещи? Смотреть на изменника мужа, а тем более объясняться с ним она не собиралась. К концу чаепития она нашла выход. Больше не к кому ей было обратиться. Все остальные друзья и знакомые обязательно постарались бы ее уговорить остаться. Когда был сделан последний глоток чая, своим заявлением она чуть не довела до инфаркта старую хозяйку дома.

– Костя! – попросила Эдит, – сделай одолжение, сходи ко мне домой и принеси чемодан с моими вещами. И скажи моему мужу, что я не вернусь к нему никогда. Вот адрес.

Не хило, не хило прозвучала ее просьба. Даже у старого хозяина дома выказывавшего до этого одобрямс вкусу собственного сына отвисла челюсть. Одно дело легкий флирт или даже адюльтер Эдит, а другое, не планируемый, новый член семьи. В это время Мясоедиха наступила ему на ногу и красноречиво показала глазами, молчи мол, есть решение.

Пусть сын идет за чемоданом, а она за это время раз и навсегда разберется с этой авантюристкой, с этой писаной красоткой. Ишь, еще не въехала, а уже понукает их единственным чадом. Сам Костя такому понуканью был бы только рад. Глаз он не мог отвести от Эдит. Мать уловила его настроение и быстро выставила его за дверь.

– Иди, иди за чемоданом! – многозначительно сказала она. Когда дверь за Костей закрылась начался допрос с пристрастием. Ни одни пыточные подвалы далекой старины не видели большего желания мгновенно разделаться с клиентом.

– Ну, рассказывай, милая! – жестко заявила хозяйка дома, усаживаясь прямо напротив Эдит.

– Что рассказывать?

– Все рассказывай!

И рассказала Эдит, что приехала с Северного Кавказа, что закончила в Москве экономический институт, что вышла замуж за директора института, что он оказался бабник и вдобавок горький пьяница, и что она решила окончательно и бесповоротно уйти от него.

– А Костя наш при чем?

– А ни при чем! Мы с ним на одной лавочке сидели. Я первый раз в жизни попробовала закурить и случайно сожгла ему брюки. Но я знаю как надо латать такие вещи, чтобы не осталось следа, я бывшая швея мотористка. Вот посмотрите на брюки, никто на свадьбе и не заметит, что они заштопаны.

Действительно, только при самом внимательном осмотре можно было заметить место искусной штопки.

– А за чай спасибо! Вкусное у вас брусничное варенье. – похвалила угощение Эдит.

Польщенная хозяйка, видя, что на ее единственное чадо никто не собирается покушаться, участливо спросила:

– И куда ты милая теперь с чемоданом пойдешь?

– На вокзал!.. Поеду домой. Надоела мне Москва.

Но не так легко расстаться со столицей. Кости долго не было, а когда он появился, под глазом у него сиял огромный фингал. Посыпались вопросы:

– За что?

– Как?

Костя стал рассказывать.

– Больше всех кричала его молодая любовница, что я ваш Эдит… хахаль. Она, мол, давно говорила вашему мужу, что у вас кто-то есть, а он зря ей не верил. И вот теперь факт налицо, и доказывать ничего не надо. Она сама ваши вещи как попало в чемодан покидала.

Костя покраснел как перезрелый помидор. Он умолчал только об одном, что и фингал она ему поставила, за то что так долго не могла его выследить.

– Ах господи! – схватилась за голову мать. – Тебе же Костя через неделю диплом защищать, а дальше у тебя кандидатские экзамены. Как ты с таким лицом на люди покажешься?

Эдит уверенно заявила:

– Я его за один день только так выведу, и следа не останется.

Этим она решила свою судьбу. Мясоедиха, еще минуту назад готовая выставить ее за дверь, неожиданно задумалась. Пусть сначала синяк выведет, а потом съезжает.

– Куда тебе милая торопиться, – заявила она. – Переночуешь у нас, а завтра с утра и поедешь на свой вокзал.

Эдит принялась сразу врачевать. Она спросила, есть ли сушеная бодяга. Получив отрицательный ответ, она смочила синяк свинцовой примочкой и, наложила на ушибленное место лед.

– А потом попозже еще вотрем цинковую мазь, – пообещала она Косте. Он, не скрывая чувств, млел от удовольствия под нежными девичьими руками.

Мать снова пожалела, что не выпроводила незваную гостью. Примочку поставить смогла бы и она сама. Ну, ничего, максимум до утра, решила Мясоедиха про себя. Не убудет с них, если посторонний человек ночку переночует.

Квартира у Мясоедовых была двухкомнатная. Эдит выделили отдельную комнату. Костя собрался было ночевать в темной комнате, но предки положили его на раскладушке рядом с собою.

А к утру проснувшись как всегда рано, мать не увидела сына на раскладушке. Он стервец посапывал в соседней комнате, пристроившись подмышкой у Эдит. У предков прошло генеральное совещание, и мнения разделились.

– Чтобы ноги ее не было в нашем доме. Не потерплю. У него своя невеста есть, дочка членкора, Зоинька.

– Да ты только глянь, как он от нее млеет. – увещевал старший Мясоедов жену. – Зойку же твою, он по сравнению с этой, в упор не видит.

– Зато аспирантура ему там гарантирована. Человеком будет! – уперлась рогом Мясоедиха.

– Слепая ты! – сказал в ответ потенциальный свекор. – Все на деньги меряешь. Там-то как раз он человеком не будет. Подкаблучника из него хочешь сделать?

– Замолчи! Кто в доме хозяин?

Мясодиха поставила окончательную точку в споре с мужем. Участь Кости была решена окончательно и бесповоротно.

– Я хозяин!.. Я хозяин! – еще долго убывающим эхом раздавался голос номинального главы дома.

Глава 6

Мясоедиха отозвала после утреннего чая Эдит в сторону и заявила протест в резкой форме:

– Я не потерплю разврата в моем доме. Поняла?

– А никакого разврата не было. – спокойно ответила Эдит. – Костя наверно сонный был, по старой привычке зашел в свою комнату и нырнул под одеяло.

– Это кто же тебе об этом сказал?

– Костя!

– А что же ты его не прогнала?

– А зачем? Он сказал, примочку надо новую поставить, а в кровати будет удобнее. И потом я была в комбинации и трусиках. И вообще я в любой момент закричать могла, если что. Вы не волнуйтесь зря. Он сказал, что в древние времена в знак чистоты помыслов меч клали между юношей и девушкой, а поскольку у него меча нет, он положил между нами тубус чертежный. – Концовкой своего рассказа Эдит окончательно добила мать. – А он нежный у вас. Кончиками пальцев только касался меня, пока я делала вид что сплю. Как говорите, его невесту зовут?

Выставили с громким треском Эдит за дверь. Не помогло ничье заступничество, ни старого Мясоедова, ни молодого Кости. Костя вызвался проводить Эдит. Он нес чемодан и думал, думал, думал. И придумал.

– Поживем пока у моего приятеля.

Ждать он ее оставил на Пушкинской площади. Через час он просил ключи у своего приятеля Романа.

– У тебя предки на дачу уехали, а мои еще только собираются.

– Ну и подождешь!

– Не могу! Ты бы только видел, какая красавица, Мерилин Монро и Марина Влади в одном лице и теле. Руки у меня рядом с нею трястись начинают как у алкоголика, и голос пропадает, хриплю. Дай ключи!

– Ты покажи ее хоть сначала!

– Перебьешься!

– Тогда не дам!

– Ну и не надо!

Подобное заявление подогрело любопытство приятеля. Ключи, конечно же перекочевали к Косте. Роман как заправский детектив устроил слежку за своим дружком. Благо идти пришлось всего лишь к памятнику Пушкину. Эдит Костю уже заждалась. У нее даже мысли появились, а не бросил ли он ее? Она несказанно обрадовалась его появлению и бросилась на радостях ему на шею, обнимая и целуя. И в этот ответственный момент, когда Костя потрясая ключами брался за чемодан, появился его друг.

– Позвольте представиться, – шваркнул каблуками Роман, и скромно сказал:

– Роман!

А рассвирепевший Костя добавил:

– По полной представляйся. Кизяк Октябринович. А то, как пес безродный – Роман! – Костя нехотя, сквозь зубы процедил, – Перед тобой дорогая Эдит, мой лучший друг, хозяин пустой квартиры, которую нам с тобой сдали на лето.

– На неделю.

И неделя и месяц быстро закончилось. У Эдит были хлопоты по разводу, у Кости Мясоедова по аспирантуре. Когда устроилось и то и другое, оказалось, что у Кости есть определенные обязательства перед негласным хозяином соискательских мест. За все надо платить, в том числе и за вход в храм академической науки. Костю крепко вела на веревочке дочь уже не членкора, а полного академика, пухляшечка Зоинька. Все кругом шкворчало и готовилось к свадьбе.

– Ты такую женщину потеряешь! – попробовал вразумить его Роман имея в виду Эдит. Костя беспомощно развел руками.

– Не хочу расстраивать маму!

Не это была причина. Духом он оказался слабоват. Запросы Зоиньки, по сравнению с другой, были помельче. Их еще он смог бы потянуть. На подсознательном уровне Костя сделал окончательный, житейский выбор. А в мыслях… Что ж, в мыслях никому не воспрещается залетать за облака. И виртуальные орлы бывают.

Эдит не показала виду, что особенно расстроилась и даже на свадьбу к Косте Мясоедову пошла. Несли они с Романом свой, купленный вдвоем подарок и всю дорогу хохотали.

В довоенные годы были в моде сборно-разборные железные кровати, с пружинной сеткой, с никелированными шариками, с небольшими круглыми зеркальцами на спинках. Где они достали этот довоенный раритет бог его ведает, но везли его из центра в Сокольники на трамвае. Народ ругался, но когда узнавал, что это свадебный подарок, тоже начинал хохотать. Родители Зоиньки то ли из экономии или из других соображений свадьбу решили сделать дома, благо в пятикомнатной квартире академика места хватало. Собрался узкий круг приглашенных, с Мясоедовской стороны только сам жених, да его родители. Не прошел видимо бесследно бурный роман Кости и несравненной Эдит. Мордой об стол с первого дня ткнули новую родню.

– Вы надеюсь, понимаете, в какую семью мы вашего Костю принимаем? – спросила академическая сватья в последний вечер перед свадьбой Мясоедиху.

– О…о, да! Мы так резко, за счет вас повысили свой потолок!

– Вот я и надеюсь, что ваш Костя будет молоток! – поставила все точки над «i» невестина родня. Мясоедиха постаралась ее успокоить. Она заявила:

– Отныне Костя будет забивать гвозди, только в семейный забор. Пусть Зоинька не волнуется. Что было, то сплыло. Я сама буду гарант.

– То есть…

У сватьи вытянулось лицо. Про Эдит похоже она ничего не знала. А в это время старший Мясоедов чуть не отдавил под столом ногу своей благоверной. Неделю потом та еще хромала.

Дом невесты был сталинской постройки. На звонок вышла новоиспеченная Костина теща. Друзей своей дочери она еще с трудом переносила, но вот Костиных друзей она предпочла бы вообще не знать.

– А мы с подарком, помогите внести! – громко, по-простецки вскричал Роман, стараясь из-за плеча матушки невесты разглядеть праздничный стол. Всю дорогу, он переживал, что опаздывают уже на час.

– Костя, выйди это к тебе! – оставив открытой дверь в квартиру, объявила невестина маман. Косте тяжело было выйти из-за стола, да он особенно и не спешил. А его друзья, пыхтя затаскивали подарок в квартиру.

– Кровать со скрыпом! – дурашливо объявил Роман вытаскивая подарок на середину зала.

За свадебным столом сидела исключительно советская профессура, интеллигенция в первом, редко во втором поколении. Она упорно изживала в себе крестьянские и рабочие корни, их нравы и обычаи, а ей их постоянно напоминали. Шутка, хохма не была оценена никак.

Жених резко покраснел и мгновенно вспотел, маман невесты сердито ушла в другую комнату, невеста с удивлением таращилась на Эдит, и лишь старший Мясоедов, проявив рабочую крепость, взял под руку красавицу гостью и повел ее к столу. Мясоедиха глотала валидол и запивала его коньяком.

– Это мои друзья! – проблеял Костя. Он откровенно стыдился и нескладного Романа специально явившегося в яловых сапогах на свадьбу. Да и Эдит повела себя слишком раскрепощено, по-хозяйски, будто не пухляшечка Зоинька была невестой на свадьбе, а она сама сидела под фатой. Она поправила на Косте сбившийся на сторону галстук, поцеловала его в щеку и оглядев с ног до головы невесту выставила оценку:

– Сдобненькая девочка! Поздравляю!

– Кхе…кхе! – кашлянули за столом.

– Ну, пошла молодежь!

– А вот в наше время…

Собрав кровать, Артур громко спросил, куда ее ставить?

С жениха закапал пот в свадебный бокал. Он слишком серьезно воспринимал женину родню и и боялся, чтобы не подумали, что и он такой же, как его друзья.

– Да уберите вы ее, эту рухлядь! – Костя, как рассерженный гусак зашипел на своих друзей.

Роман стал обратно разбирать кровать, а поскольку ему никто не помогал, он уронил железную спинку на паркетный пол, естественно выбил дощечку-паркетину, разбил напольную вазу для цветов, чем довел до слез маман невесты.

– На счастье! На счастье! – закатывалась в истеричном смехе Эдит.

– Уйи…уйи! Друзья называется! – скулил Костя, помогая Роману тащить кровать в темную комнату. – Эдит зачем привел?

– А ты не пялься на нее! – посоветовал жениху Роман. – Невеста и так уже губки гузкой сделала. У тебя впереди трудная ночь.

Буквально с первого, со свадебного дня Эдит исковеркала жизнь Зоиньки. На свадьбе блистала не невеста, а ее красивая соперница. Старая седовласая профессура разгоряченная спиртными напитками вспомнила свою былую молодость и прыгала вокруг Эдит не хуже горных архаров. Эдит собрала стопку визитных карточек и массу лестных предложений касающихся работы и последующей учебы.

– Благодарю! Я подумаю! – был ее стандартный ответ. Не обошел ее вниманием и новоиспеченный академик, Костин тесть.

– Где вы раньше были?

Эдит невинно потупила глаза.

– Косте помогала в аспирантуру готовиться.

Старая Мясоедиха услышав ответ, сползла со стула и крестила под столом живот.

– Пронеси господи, святая богородица мимо скандала.

Зря она так убивалась. Интеллигенция, даже в первом поколении уже широко смотрела на вещи. В завидущих глазах сообразительных гостей резко поднялся Костин рейтинг. Пополз легкий шепоток.

– Жених, стервец, далеко пойдет.

– Родню, с первого дня приучает к своему особому положению.

– А вроде с виду скромный.

– В тихом болоте черти водятся.

– И русалки.

– Такие русалки, как эта водятся только в синь-озере!

– Вот бы где с бреднем пройтись! – сказал ученый с бородкой а-ля Курчатов не спускающий с Эдит пристального взгляда.

Посидев недолго, полюбовавшись на чужое счастье, Эдит встала. Она, которая до последнего дня не верила, что Костя Мясоедов от нее откажется в пользу другой, этой пухляшечки Зоиньки, подошла к жениху и поцеловала его в губы.

– Ну, счастья тебе милый дружок, не поминай лихом!

Она поклонилась.

Проводить ее оказалось слишком много желающих. Вскочило сразу несколько старых козлов. Костя тоже набрался смелости и даже дошел до лестничной площадки перед лифтом. С мучительной тоской в голосе, спросил:

– Ты куда теперь?

Эдит поправила на нем галстук и повернула его спиной к входной двери:

– Иди, тебя молодая жена заждалась. Да и матушка твоя может рассердиться.

В лифт вместе с собою я не позволила никому сесть.»

Эдит замолчала, а потом предложила Елизавете попить чаю.

– А что было потом?

– Самое интересное потом было. Не так легко развязать узелок, завязанный в начале жизни.

Неожиданно скрипнула дверь, и на пороге появился, не запылился Константин Мясоедов. Рассказ прервался. Делая вид, будто не видит Эдит, он обратился к Елизавете:

– Ну, нарыла еще что-нибудь, давай подпишу.

– Ох, и нарыла! – многозначительно сказала Елизавета. – Только, зря вы так торопитесь, придется вам сегодня немного задержаться. – Елизавета похлопала по лежащим перед ней папкам. – Дай бог, хотя бы часам к восьми вечера успеть.

Мясоедов невозмутимо ответил:

– Позже, так позже! Никуда не спешу. Могу, пока за тортом съездить! Вы какой Елизавета любите?

– А почему вы Эдит не спросите, какой она любит?

Мясоедов многозначительно ухмыльнулся.

– Я ее вкус давно знаю! Ей фирменный торт, «птичье молоко» подавай.

– Вот и мне тоже! – сказала Лиза.

– Бу, сделано!

Константин Мясоедов зыркнув пытливо-озабоченным взглядом по Эдит, плотно закрыл за собою дверь. Определенно его тянуло магнитом туда, где находится Эдит, и в то же время он постоянно чего-то опасался. А чего, своим умом Елизавета догадаться не могла. Когда, за окном пропылил огромный джип Мясоедова, Елизавета еще раз спросила.

– Эдит Миновна, Эдит, а что дальше у вас с Константином Мясоедовым было?

Эдит задумчиво осмотрела ее и махнула рукой.

– Так и быть, расскажу тебе. Чем ты от кого-нибудь услышишь мою историю, так уж лучше от меня. Листай, листай свои бумаги. Мясоедов еще не скоро приедет.

Глава 7

Так вот, вышла я со свадьбы, иду по улице, давлюсь молча слезами, как вдруг слышу, кто-то меня догоняет. Не стала я оборачиваться.

Слаба женщина. В минуты боли и тоски она живет не разумом, а чувствами. Выплакаться она предпочитает на мужской груди. И кто в это время ее, как кошку погладит по шерстке, тот и будет ее хозяин. Вспомни, испокон веков женщин угоняли в полон, мужиков защитников побьют, а нас свяжут, и на край света. И хоть бы одна наложила на себя руки. Практически не было такого. Тосковали о родимом очаге, но жили и рожали, и в далекой туретчине, и в половецких кибитках, и замках крестоносцев. А я ведь милая была совсем другого воспитания. Готовилась к семейной жизни. Замужество было для меня чем-то священным. Все богатство девственной души и тела я готова была отдать одному единственному супругу. Не получилось.

Смотрю, кто-то на плечи мне руки положил. Я думала, это тот молодой профессор с курчавой бородкой, а когда оглянулась, это был Роман.

– Я провожу тебя! – заявил он мне.

Мы с мужем, когда развелись, он мне быстро выменял однокомнатную квартиру. По тем временам, такая площадь, была мечта, сказка. Я потому и добивалась ее от него, что думала, у Кости все упирается в жилье. Будет куда уйти.

Я оглянулась в надежде. Мало ли чего в жизни не бывает. Вдруг думаю, Костя нас догоняет? Роман правильно истолковал мой взгляд.

– Костя меня послал присмотреть за тобой!

– Зачем?

– Чтобы ты не наделала глупостей!

– Ах Костя… заботу проявил. Ну, спасибочки ему!

Роман, видя, что топиться я не собираюсь, посчитал свою миссию общества спасения утопающих выполненной и готов был уже отвалить в сторону, когда я его спросила:

– Ты куда сейчас?

– Обратно! На свадьбу! Скажу, что ты домой пошла. А он завтра, как освободится, на часок, обязательно к тебе заскочит. Обещал…

Хоть стой, хоть падай, так и сказал. И тут во мне взыграла такая ярость. Вулканом вскипела и стала переливаться через край. Одна думаю, будет иметь от жизни все, а вторая, в десять раз краше и умнее ее, должна побираться с ее стола? Не было и не будет этого никогда. На часок он, видите ли, заскочит. И чтобы отбить у Кости навсегда желание заходить ко мне, я увела Романа.

– Нашего генерального директора?

– Его!

– А Костя действительно, на следующий день, это было воскресенье, заявился, в двенадцать часов дня. Как сбежал от молодой жены, не знаю. Дверь ему Роман открыл, в домашних тапочках и трусах. Костя через его плечо еще пытался заглянуть в квартиру. Потом долго я его не видела.

Он, Костя Мясоедов, взял тему для кандидатской диссертации на достаточно распространенную тему, «Организующая и руководящая роль КПСС в… деле». Дело могло быть пожарным, мукомольным, мелиоративным, любым другим. Устроившись младшим научным сотрудником в закрытое НИИ, целый день играл в коридоре в настольный теннис. Когда, в результате инфляции и внедрения рыночных реформ невысокая заработная плата МНС съежилась как шагреневая кожа до прожиточного минимума достаточного для поддержания жизни драного кота, а демократия твердо встала на ноги, как-то в баньке Роман предложил Косте Мясоедову организовать собственное дело. Перестройка шла вовсю. Страна становилась на капиталистические рельсы.

Обсуждение они продолжили на квартире у меня. Опоздал он со своим предложением, многие уже сделали первые миллионы, а он только проснулся. Костя Мясоедов пришел как гость, с огромным букетом роз, и пока он скромно сидел на краешке стула, Роман вальяжным барином возлежал на кровати. Демонстративно возлежал. Чистюля такой, а тут в сапогах завалился. Я решила ему подыграть, и стала стаскивать с него сапоги. У Кости глаза полезли на лоб. У него дома было как раз наоборот, он стаскивал сапоги сначала у Зоиньки, а потом, когда выработался условный рефлекс, и у тещи. Я ему молча хотела дать понять, как он много потерял в жизни, сделав ставку не на меня. Лежа Роман развивал ранее начатую мысль:

– Что мы все на дядю горбатимся?

– А что ты прелагаешь?

– Можно партию организовать! – предложил Роман.

Я молча носила на стол закуски. Костя Мясоедов недовольно поморщился.

– Не успеешь создать ее, как тебя грязью обольют, ноги об тебя вытрут, припишут то, чего в жизни сроду не было. Партия, фонд, нет, это не то!

– Тогда говори ты!

У Кости Мясоедова было стандартное мышление. Что он мог, предложить, кроме того, о чем говорят вокруг. Он уже принял аперитив, и все время мысленно представлял себя на месте Романа. Я ведь была его первой женщиной, я видела те взгляды, которые он бросал на меня. А я делала вид, будто он мне совершенно безразличен и ставила перед ним тарелки, как перед истуканом. Переиграла я.

Под влиянием выпитого, в голове у него перевернулось все вверх ногами. Почему-то он вдруг решил, что это не он, а я его бросила. Он начал потихоньку пыхтеть наливаясь желчью, ревностью и непонятной обидой. Костя пошел вразнос. Сейчас скажет, какую-нибудь гадость. И точно: – Можно банк, можно биржу, можно ресторан, можно туристическое бюро, можно страховую кампанию, но, что бы мы ни организовали, везде придется трудиться. – заявил он. – Между тем есть еще одна идея…как можно лежать, ничего не делая, – он повел головой в сторону Романа, – а в это время тебе деньги будут капать?

– Как?

В глазах у Мясоедова заплясали дьяволята-чертики. Он спрятал глаза и невинным голосом выдал:

– Я предлагаю Эдит поставить директором!

– Директором чего? – недовольно спросил Роман. Он сам давно видел себя в руководящем кресле и считал, что все остальные его друзья, в особенности Мясоед в подметки ему не годится.

После торжественно выдержанной паузы Костя осчастливил нас оригинальным предложением:

– Борделем! – и видя, что мы, его друзья пока осмысливаем его предложение и не знаем, как к нему отнестись, он попробовал его расшифровать. – А чего? Еще Нерон сыну говорил – деньги не пахнут. Какая разница, что продавать? Я думаю, у нашей Эдит это дело выгорит. Зарегистрируем товарищество с ограниченной ответственностью, и будем только подтаскивать и оттаскивать. А на первых порах, пока клиентурой не обрастем, пока штат не наймем, я думаю, Эдит и сама справится.

Костя Мясоедов забыл золотое правило. Затеял провокацию – жди адекватного ответа. Не успел он прикрыться рукой, как получил от меня увесистого леща. Чуть голова не оторвалась у него. Я рассвирепела и учинила форменный скандал.

– Знала я Мясоед, что ты трус, но что ты хам, даже не догадывалась? Второй раз сдать меня хочешь?

– Ты, что Эдит окстись? – завопил отшатнувшийся Мясоедов. – Когда я тебя сдавал?

Вообще-то прав он был. Предать – предал, а сдавать – не сдавал.

Я гневно сузила глаза.

– Когда? Забыл? Не помнишь? Ты со мной начал встречаться, а тебе подвернулась девочка, дочка членкора. Что ты сделал? Ты предал меня и потихоньку спихнул Роману. – Меня душила тяжелая злоба. Я с непонятной мне ненавистью смотрела на него. – Только, ничего у тебя не получилось Костя. А знаешь почему?

– Ну-ка, ну-ка, расскажи! – с любопытством попросил меня Роман.

– И расскажу! – прямо, прожигая их обоих глазами, бросила я им в лицо гневные слова. – Когда Мясоед, ты бросил меня, я очень обиделась. Я тебя ведь по-своему любила и даже собиралась замуж за тебя выйти. Ладно, думаю, слабак ты, прощу в этом тебя. И отомщу. Дождусь когда-нибудь вот такого момента, когда ты будешь сидеть в гостях и завидовать своему сопернику. Мысленно слезами умоешься, а ничего поделать не сможешь. Не твоя я. Ты ведь умник, как думал? И там женюсь на Зоиньке, кусок оторву, и меня, как любовницу сохраню. Куда она денется? Фигушки тебе, дорогой. Вот ты сейчас и бесишься. Нарочно оскорбляешь меня, ждешь, чтобы тебя выгнали отсюда, чтобы ты перестал мучиться. Обиженным хочешь быть. Нет уж, потерпи как-нибудь. Ты холодца не хочешь?

– Нет! Не хочу!

– Что так, ты его раньше всегда любил? Али я разучилась его готовить?

– Да утихомирься ты! Пошутил я! – взмолился Костя Мясоедов. Но мне попала шлея под хвост. Меня несло. Неустроенная семейная жизнь, как разбушевавшееся озеро, выплескивала на берег волны эмоций.

– Утихомирься говоришь. Утихомирюсь. Но приоткрою вам небольшую тайну. И решила тогда я, мои драгоценные ребятушки, пустившие меня по кругу, сделать этот круг исключительно своим. Раз, вы так со мной, то и я так с вами.

– Как так? – не понимающе смотрел на меня Костя Мясоедов.

– То есть? – угрюмо спросил Роман вставая с кровати. Я достала из сумочки сигарету и закурила.

– А так. Решила я вас обоих оставить для себя. Маленький гаремчик себе завести. Все честь по чести, как вы хотели. Считайте, на сегодняшний день я ваша единственная общая, верная вам обоим жена. Значит, Костя мой дорогой, предлагаешь, мне возглавить бордель. А ты Романчик лежишь молчишь и барыши мысленно подсчитываешь?

Я гордо вскинула голову и жестко посмотрела обоим в глаза. Не могли они понять, что я за игру веду.

– Ну, что ж я согласна.

Костя Мясоедов уже не рад был, что так глупо пошутил. И в мыслях у него не было ничего подобного.

– Я пошутил! – постарался дать он задний ход.

– Зато я не шучу. Я согласна! Откроем бордель. Директором буду я, а этими самыми, что внаем сдаются, бордельерами, – будете вы!

– Это как же тебя понимать? – осклабился Роман. Я улыбнулась.

– Обездоленному мужиками бабью буду вас сдавать. С руками оторвут таких красавцев.

Роман непроизвольно хмыкнул, и направился к столу. Я преградила ему дорогу.

– Я не поняла, – с презрением спросила я Романа, – ты что так и собираешься спустить ему его хамство?

– Какое хамство, – невозмутимо пожал плечами Роман, – можно подумать ты его не знаешь! Он ради красного словца, обольет помоями собственного отца. Что я должен был сделать?

Я от возмущения топнула ногой.

– Выбросить его в окно, как шелудивого пса. А не к столу приглашать.

Роман недовольно поморщился.

– В окно выбрасывают мартовских котов, берут за шкирку и выбрасывают. А он на кота совсем не похож. Это сейчас, он гадости всякие говорит, а если бы ты знала, как он мне надоел с расспросами о тебе. И где ты сейчас работаешь, и в чем одета, и не поправилась ли, или наоборот не похудела?

И сколько раз просил передать тебе цветы. Про приветы я уж и не упоминаю. В гости, наглый паразит сколько раз набивался, но я ему сказал, что ты его только в гробу видеть согласна, да и то в белых тапочках. Не видишь, ревность его корежит всего. Болтает он, сам не знает что. – Роман захохотал. – Ты знаешь, что он сделал, когда сюда зашел и остался один в прихожей?

– Что? – уже без прежней угрозы в голосе спросила я.

– Он как собака обнюхал всю твою одежду, что на вешалке висела, думал я не вижу. А я в зеркало за ним наблюдал. Если тебе это ничего не говорит, то я уверен, прикажи ты ему сейчас целовать свои следы, он до самой автобусной остановки их облобызает, и показывать их ему не надо будет где они, он их по запаху отличит.

– Никогда! – с пафосом воскликнул Костя Мясоедов.

– Что же ты мне об этом никогда не рассказывал? – с обидой в голосе спросила я Романа. Он быстро ответил:

– Чтобы не расстраивать твою нервную систему. А то еще станете встречаться за моей спиной. Старая любовь, она ведь не ржавеет… Так мы сядем за стол или мне его спустить с лестницы?

– Ладно! – миролюбиво заявила я им обоим, – так и быть, проходите к столу.

Костя Мясоедов демонстративно потирал пострадавшую щеку, показывая всем своим видом, что собирается уходить.

– Не напрашивайся на жалость! – остановила я его, – она хуже грубости. Проходи садись. И не плачься, не пожалею. Что заслужил, то и получил! – и тут же тихо его спросила, – Ты правда, мне цветы посылал?

Он возмутился:

– Каждую неделю. А он что, так ни разу и не сказал от кого они?

– Нет. Молча вручал.

За столом, под хорошую закусь, к ранее выпитому аперитиву уговорили еще бутылочку французского коньяка. Развязались языки, стали выстраивать стратегию будущей фирмы. Начали издалека. Самым умным из нашей троицы считал себя Кизяков Роман, хотя Костя был кандидатом наук. По жизни Кизяк мелкий тактик, но мнит себя великим стратегом. Да еще любит идеологическим соусом поливать любое предложение. Начал он с пафосом:

– Опаздываем мы господа! На улице демократия. Дорога в высший класс открыта. А что такое высший класс, буржуазия? Это доминантная, активная часть любого сообщества исповедующего рыночные законы – пять процентов, от народа, от безликой массы, не более того. Но и среди них выделяются особо выдающиеся особи, сообразительные, волевые, рисковые, нахрапистые, одаренные талантом руководителя. Они, как правило, могут нарастить капитал, сделать его из ничего, пустить его в оборот и подняться наверх к большому пирогу.

– И к ним естественно ты относишь себя? – с ехидцей спросил Костя Мясоедов.

– Естественно!

– А куда же тогда мне деваться?

Роман снисходительно улыбнулся. Он тоже пропустил лишнюю рюмочку и теперь брал реванш за предыдущее бездействие в нашем столкновении с Костей.

– А удел остальных быть мечтателями. В хозяйственной жизни они бесплодны, самостоятельно добиться успеха нигде не могут, ни у женщин, ни на работе, ни в науке. Эти самодовольные мечтатели, вырабатывают и вхолостую выбрасывают свою энергию. Не понимают они, что нельзя по блату, или за счет родни подняться в этом мире. Они могут быть лишь прицепными вагонами к локомотиву лидера, проще говоря. питаться крохами с его стола.

Роман откровенно кидал камни в Костин огород.

– Ты на что намекаешь? Это я то питаюсь крохами с твоего стола? – вскипел Костя.

Я увидела, что разговор начал переходить за те границы, где затем начинаются бои без правил, и одернула их:

– Мальчики, мальчики! Я понимаю, что всеми нами иногда движут животные инстинкты, но давайте не будем скатываться из области высоких идей в межличностные отношения.

Костя Мясоедов не утерпел и все-таки съязвил:

– Ничего себе высокие идеи. Собрались святые праведники, чтобы обсудить, как лучше обеспечить себе полное корыто. Ха, ха, выдвинул идеал – сладкая постель и жратва от пуза. Не смешите меня, братцы. Вам до светлого идеала, как свинье до турника.

– А я считаю, – продолжал Роман, – что нынешняя система демократии полностью соответствует прирожденным лидерам имеющим уникальную волю и умеющим…

– Переступать через других! – перебил его Костя. Роман вслушался в слова друга и продолжил:

– Да! И переступать! Повторюсь. Прогресс двигают пять процентов самых смелых, инициативных. Слабым не место на пиру победителей. Я по своей натуре либерал. Мне никогда не нравилось, что у нас в стране сначала ценили идеал, а потом потребности. Сейчас ценностная ориентация поменялась, да я не скрываю, я хочу быть богатым.

– Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным! – успел вставить реплику Костя Мясоедов. Роман согласно кивнул головой.

– Правильно мыслишь дорогой товарищ. У нас нынче сословное, я бы даже сказал классовое общество. И выдвигаться придется не за счет прежних заслуг и званий, а за счет цепкости, волчьей хватки. Мы как дураки сидим и непонятно чего ждем, а бывшая партноменклатура быстро конвертировала власть в деньги. Красные директора сели на хозяевами на свои заводы. директора магазинов стали их собственниками. Чиновники сохранили за собой все привилегии и льготы. Одни мы остались не у дел. Ты Костя прозябаешь у тестя в институте завлабом. Эдит, работает на почтовом ящике старшим экономистом.

– Маркс был просто экономистом, а она старший! – снова съязвил Мясоедов. А Роман продолжал гнуть свою линию.

– Время катастрофически быстро уходит. Не успеешь оглянуться, как останешься у разбитого корыта. Одним будут на Багамах молодые красотки бананы от кожуры очищать, – он непроизвольно покосился в сторону Эдит, – а другие будут в это время бочки с цементом катать.

– Тачки с углем! – буркнул Костя.

– Какая разница.

Роман передохнул и, наконец, закруглился.

– Мы тебя Костя сегодня позвали, чтобы определиться. Ты с нами или нет. Мы решили создать фирму. Тридцать процентов твои. Регистрацию фирмы я беру на себя. Ты конечно извини, что мы тебя ставим перед фактом, что наши предложения были обдуманы и сформулированы без тебя, а тебе преподносятся в готовом виде. Или у тебя есть другие предложения?

Других предложений у Кости не было. У него вообще не было никаких предложений. Его менее всего в настоящий момент, интересовали какие-то мифические проценты несуществующей фирмы.

– Я согласный. – сказал он, и тут же спросил:

– Тридцать моих процентов, тридцать твоих, и еще тридцать процентов Эдит – это девяносто процентов. А куда еще десять процентов делись?

– У нас в фирме, кроме нас, будет еще… – Роман икнул, – будет еще десять человек владеющие по одному проценту. Наша рабсила, дармовая. Но об этом чтобы никто… П…о…нял?… Если согласен, подписывай учредительные документы. И выпьем. Ждут нас Мясоед впереди, великие дела!

Перед Костей появилась пачка заготовленных решений, протоколов и учредительных договоров. Не читая, он подмахнул все документы.

– За успех нашего общего дела! – преложил выпить Роман. Встали, чокнулись, выпили. Роман собрал документы в скоросшиватель и встал из-за стола.

– А теперь дорогие мои друзья, позвольте откланяться.

У меня недоуменно вытянулось лицо. Костя икнул и спросил:

– Что, уже уходим?

Надавив на плечо Кости, Роман посадил обратно его на стул.

– Нет! Ухожу я один, а на этот раз ты остаешься.

Он повернулся ко мне.

– Не считай меня дорогая за циника, но я возвращаю тебя обратно в те руки, из которых принял.

Не стала я его разубеждать, что его воли, воли Романа в появлении его в моей квартире не было ни грамма. Я сама привела бычка на веревочке.

Роман сделал театральный жест рукой, будто он сбросил с плеча тяготивший его плащ-накидку и направился в прихожую. Его догнал Костя.

– Подожди, но мы же так не договаривались.

Роман развернул его в сторону гостиной.

– А мы с тобой вообще ни о чем никогда не договаривались. Это я по великодушию своему оставляю тебя наедине с Эдит, а поверь мне, мог бы этого не делать. – Он нагнулся к Костиному уху, и тихо прошептал:

– У меня другая женщина.

Роман думал, что я об этом не знаю. Все я знала. С месяц назад я их увидела.

Но еще до этой женщины, с год назад я объявила Роману, что беременна. Установила точно и объявила. И знаешь, что он сделал? Он быстро нашел мне врача. Не обрадовался, не побежал за цветами, не поднял бережно меня на руки, а угрюмо объявил:

– По нынешним временам иметь детей, плодить нищету. Они что, мне спасибо скажут? Давай жить так! Рано детей заводить. Надо сначала на ноги стать.

У меня все сжалось и заледенело внутри. Мы с ним с первого дня, как-то с обоюдного, молчаливого согласия обходили этот вопрос. И вот табу было мной нарушено. Роман свозил меня к хирургу и в тот же день привез обратно. Два дня пролежала я как убитая, и только на третий день подошла к плите.

– Что тебе приготовить? – глухим голосом спросила я его. Наши отношения затянуло коркой льда.

А потом появилась у него эта женщина. В Москве редко так бывает. Я совершенно случайно его увидела. Она подвезла его на нашу улицу и за остановку высадила. А я в тот день пошла в дальний магазин, чтобы купить ему свежего хлеба и увидела, как они на прощанье поцеловались.

Номер машины я запомнила, а на неделе обратилась к гаишнику, мол в машине с этим номером забыла зонтик и коробку с обувью. Через свою справочную, он назвал мне ее фамилию, имя и отчество и дал домашний адрес. Домой к ней я, конечно, не пошла, а вот доглядела много интересного. Она была директрисой большого универмага.

Последнее время Роман был угрюмым и раздражительным. А я ему, как нарочно не давала повода сорваться. Жду, а время идет. Смотрю, он предлагает фирму создать, третью часть в ней мне, и еще Костю Мясоедова пригласить.

Честное слово, сначала я не поняла, что это такое, только потом до меня дошло, что этой долей хотел замазать свою совесть. Откупные, отступные были эти тридцать процентов. И Костю Мясоедова пригласил с той же целью. Насчет Кости отдельный разговор. Там все намного проще.

Подспудно чувствовала я, что Роман не сегодня, завтра уйдет. Чувствовала, что он сам себе простить не может грех годичной давности, что свозил меня к хирургу. Только возврата уже нет. Врач мне сказал тогда, что я больше детей не буду иметь.

В тот самый миг, когда Костя Мясоедов объявил про бордель, а Роман на это оскорбительное заявление не прореагировал как мужчина, я поняла, что он уйдет сегодня.

Он нас просто свел обратно вместе, а разбираться мы должны были сами.

– Покедова любовнички! – прозвучало с порога квартиры. Хлопнула входная дверь и мы с Костей остались вдвоем.

– Ты остаешься? – спросила я Костю. Он мощно выдохнул:

– Остаюсь! Я этого героя, сколько раз собирался прийти и спустить с лестницы, если бы ты только знала. – повел он головой в сторону закрывшейся двери… Я не тряпка, чтобы каждый день об меня ноги вытирать. Когда мне плохо бывало, я всегда ложился на ту кровать, что вы мне в насмешку на свадьбу подарили. Она на даче, под яблоней, в дальнем углу сада стоит… Эдит. Золотая ты моя спелая вишенка. С каким благоговением мысленно я каждый день шептал твое имя. Ветер листву пошевелит, а мне слышится – Эдит. Ручей журчит, а мне кажется, моя ненаглядная со мной говорит.

Эдит замолчала. Легкая улыбка осветила ее лицо.

– Златоуст он, Костя Мясоедов. В тот раз он остался надолго.

– Как в тот раз? – не поняла Елизавета. – Разве он несколько раз приходил, уходил?

Эдит печально кивнула головой.

– Сам он никуда не уходил, его просто приезжала и забирала академическая семья Печкиных. Скандалить с ними я не могла, не в моем это характере. Отец он уже был.

Рабочий день закончился.

Елизавета увидела, как сотрудники их фирмы из коммерческого отдела, потянулись домой. Шесть часов. А вот к подъезду подкатил джип Кости Мясоедова. Он вышел с тортом. Ну, еще небольшое усилие, подумала Лиза, складывая в стопку папки с документами и можно домой.

Глава 8

Жена так и не дошедшего до дверей собственной квартиры, Кизякова, Полина Ивановна, поднялась наверх и с городского телефона стала звонить в милицию.

– Муж пропал! Мерседес поставил внизу во дворе, а в квартиру не поднялся. У нас дом элитный, охранник говорит, сам был за рулем. Я спустилась вниз, двери автомобиля открыты, барсетка в салоне, там же мобильный телефон, а его нет.

– От нас, что вы хотите?

– Чтобы мужа вы мне нашли.

– А вы по соседним машинам смотрели? Может быть он с соседом по стоянке, бутылочку распивает.

– Не пьет он у меня, с кем попало.

– Ну, вы все равно сначала поищите его во дворе, а потом к нам обращайтесь. Какие у вас мотивы подозревать, что с ним что-то плохое случилось, и он через полчаса не появится дома?

– Объективно, пока никаких!

Полина Ивановна, вспомнила, как охранник говорил, что без следов насилия и крови милиция не приедет на место происшествия.

– Спуститесь, поищите его еще раз, и тогда уже звоните нам.

Полина быстро спустилась вниз и обошла по периметру весь дом, заглядывая в салоны припаркованных машин. Ни одной живой души. Дом их имел, как и положено по технике пожарной безопасности два въезда и выезда, а эксплуатировался один. У второго выезда, под железной будкой охранника, еще со времен строительства дома, осталась просторная собачья конура. Перед нею сейчас резвились два щенка, а сука-мать внимательными и умными глазами наблюдала за Полиной. У собаки на шее виднелся ошейник, но от этого Полине легче не стало. Собак она с детства ненавидела, а эта была бойцовской породы. При приближении Полины, недовольная собака медленно встала.

Она давала понять человеку, что ближе, чем на пять шагов к ее щенкам не стоит подходить. Когда Полина сделала неосторожный шаг в ее сторону, собака встала с места и оскалила желтые клыки. С них капала желтая пена. У Полины шевельнулась мысль, что это ненормально, но ей сейчас было не до собаки, Роман, собственный муж сидел у нее в голове. Она отвернула от конуры и обошла по периметру дом. Следов Романа нигде не было видно. Переполненная решительностью и злостью на весь белый свет, любой ценой она готова была вызвать милицию.

Не приедут? Как миленькие приедут, никуда не денутся. Кровь им нужна, будет кровь. Полина вернулась обратно к Мерседесу, оглянулась по сторонам, и размазала по сидению томатную пасту. На первый взгляд сойдет, подумала она, и стала звонить в милицию, только не по 02, а в районное управление.

Повторив ту же сказочку про пропавшего белого бычка, пушистого Романа, на этот раз она добавила кровь. Красный цвет, цвет крови приводит в возбуждение не только быка, но и милицию. Через пять минут на дежурной машине появилась патрульная группа. Въехав во двор, автомобиль остановился рядом с Полиной. Два сержанта вышли из малины. У одного на груди наперевес висел автомат.

– Вы вызывали?

– Я! – ответила Полина. – Пройдемте к машине!

– Труп?

– Нет только кровь!

– А где труп? Или его скорая забрала?

Полина очередной раз рассказала про то, как ждала мужа, как он подъехал, и долго не поднимался, как она забеспокоилась и спустилась вниз, как увидела кровь на сидении.

Милиционеры вызвали по рации оперативно-розыскную группу и участкового. Эти господа не ездят как на пожар. Прибыли они почти одновременно через полчаса. Попросили ничего не трогать. Обследовали Мерседес. Оперативники позвали охранника.

– Вы что видели? Что можете рассказать по факту исчезновения жильца этого дома со стоянки? Почему вы сами не позвонили в милицию, если видели кровь?

Никакой крови Федя охранник не видел, и не хуже их знал, когда надо вызывать милицию, а когда не надо. Чего его это жилица с десятого этажа подставляет? Никакой крови ведь не было, откуда она могла появиться, сиденье не туранская плащаница.

И с какой стати приехавший капитан, да и лейтенант участковый, с ним так грубо разговаривают? Но злее всего охранник Федя был на Полину. Ишь как о муже печется, хотя не далее как вчера флиртовала с ним чуть ли не в открытую. У, змея подколодная, погоди у меня. И Федя выдал оперативникам, снимавшим отпечатки собственную версию случившегося::

– Минут через пять после того как заехал во двор Кизяков на своем Мерседесе, и до появления его жены отсюда выехала только одна машина, Бентли этой депутатши миллионерши. Окна у нее затемненные, но мне кажется, рядом с нею в машине кто-то сидел, хотя из дома она одна выходила, это я хорошо помню. А машины рядом стояли.

– Кто она? Что из себя представляет? – спросил оперативник капитан. На сцену допроса-собеседования вышел участковый, до этого хранивший молчание. Участковый должен знать все на своем участке. Он тихо шепнул на ухо капитану, но так шепнул, что все услышали:

– Пятьдесят миллионов зелеными баба стоит. Лексус Галина. Баба конь.

– Знаем такую! – сказал оперативник.

Униженный со всех сторон охранник Федя, дорисовал картину исчезновения Романа:

– Может быть она его с собой позвала, вот он на радостях Мерседес и забыл закрыть. Я видел, как они несколько раз до этого оживленно ворковали.

Его сообщение буквально перекосило Полину. Она оскорблено поджала губы. Участковый спросил:

– Если он с ней уехал, откуда тогда кровь?

– Насчет крови еще надо проверить! – сказал капитан оперативник и обратился к потерпевшей.

– Вы ничего не можете сказать нам, какие отношения у вашего мужа были с миллионершей.

– Никаких отношений не было! – резко ответила Полина. – Мой муж стоит выше всяких подозрений и инсинуаций со стороны разных наветчиков. Он с нею незнаком!

– Еще как знаком! – заявил охранник.

– Не мог он уехать с этой шваброй. – еще раз твердо заявила Полина. – Он у меня не тех устоев.

К оперативнику снова склонился участковый и стал развенчивать непорочную душу Кизякова Романа, утверждая, что он именно тех устоев. Тихо шепнул он:

– Он от нее, от заявительницы несколько раз уходил.

В общем вызов милиции ничего Полине не дал. Правда, у нее приняли заявление, но что-то слишком быстро все разъехались.

– Найдем вашего супруга! – успокоил милиционеры жену. – Если экспертиза подтвердит, что на сиденье кровь, завтра же подадим прокурору документы на возбуждение уголовного дела. А уж тогда…

– Может быть зайдете чаю попьете?

Оперативник с участковым переглянулись и, отказались. Когда милицейские машины уехали, Полина позвонила на всякий случай на работу мужу.

Глава 9

Вовремя Полина позвонила, еще бы пару минут и на фирме «Супер-шик» кроме рабочих доводящих в две смены дом до ума, никого бы не застала. Елизавета уже сделала тот минимум, что можно сделать в предпроверочной ситуации, собрала недостающие подписи. Чай с тортом выпит, можно было собираться домой. Костя Мясоедов пообещал добросить Елизавету до метро.

Телефон в кабинете генерального звонил не переставая. Затем был звонок Косте Мясоедову, но он не успел добежать до своего кабинета. Третий и последний был Эдит.

Она и сняла трубку.

– Эдит?

– Да!

– Это Полина!

Никак не ожидала Эдит этого звонка. Поэтому она молчала, не зная, что ответить. Но и на том конце провода молчали. Наконец Полина Кизякова спросила:

– Где Костя Мясоедов?

– Здесь, рядом, передать ему трубку?

– Не надо!

Видимо другой ответ надеялась услышать Полина. Эдит не выдержала и первой спросила:

– Что-нибудь случилось?

– Приезжайте оба. Случилось!

– С Романом?

– Да! Это не телефонный разговор!

Костя Мясоедов перехватил трубку:

– Полина, что случилось с Романом?

– Нету Романа! – и положила трубку.

– Убили… – потерянно объявил Костя и неожиданно рухнул в кресло. Эдит быстро налила в стакан воды и заставила насильно его выпить. Мертвенная бледность стала медленно исчезать с Костиного лица, оно порозовело. Он возвел руки к небу.

– Я так и знал, что это никогда ничем хорошим не закончится. Я так и знал, что его обязательно замочат. Большие деньги всегда кровью пахнут. О, господи! Где его убили?

– Поехали. Хватит причитать! – одернула его Эдит.

У подъезда перед фирмой стояло два автомобиля, Мясоедовский и Эдит. Решили ехать на одном, Мясоедовском.

– Поехали с нами! – предложила Эдит Елизавете. Та правильно поняла ее, Эдит не хотела оставаться наедине с Полиной. Присутствие посторонних обязывают быть корректным.

– А меня дома сегодня никто не ждет. Шпаки, у кого я живу, круглый год на даче, под Москвой. – сказала Лиза.

Эдит осталась довольна, а Мясоедов недовольно хрюкнул.

Машина Мясоедова медленно двигалась по московским улицам, пока не выехала на третье транспортное кольцо. Скорость была не выше сорока километров.

– А где водитель Кизяка? Может, зря паникуем? – вдруг спросил Мясоедов.

Догадались позвонить на мобильный водителю. Володя, водитель, радостным голосом ответил, что стал отцом и у него родился сын. А Роман Октябринович отпустил его, сам сел за руль и поехал домой.

– Сам за рулем был! – доложился Эдит Костя. – Может быть, в аварию попал?

Костя сосредоточенно вел машину, стараясь протиснуться в каждую мало-мальски образовавшуюся щель. Ему зло сигналили, но пропускали его большой джип.

Елизавета сидела сзади. Ей хорошо были видны лица обоих, У Кости потерянное, а у Эдит молчаливо-сосредоточенное. На пол дороге к дому Кизякова, оглянувшись на Елизавету, и видимо, мысленно махнув на нее рукой, Костя спросил:

– Эдит, а что это водитель, говорит, что он поехал к себе домой? Роман разве к Полине вернулся?

– А ты об этом не знал?

– Представь, не знал!

Константин Мясоедов снова покосился на Елизавету, в этот раз через зеркало заднего вида и спросил:

– И когда?

– С месяц назад!

Мясоедов присвистнул!

– И ты мне ни словом, ни пол словом.

– Сам бы мог поинтересоваться.

– Целый месяц одна! Он вернулся к своей Пятихатке?

– Вернулся!

Казалось, что воду толочь в ступе, но Константин Мясоедов как коршун в небе выписывающий круги, кружился вокруг одного и того же вопроса.

– А ты знаешь, я ведь собрался уходить, от Зойки.

– Ну и на здоровье.

Константин беспокойно стрельнул взглядом назад, а потом решил не замечать Елизавету.

– К тебе, между прочим!

– А ты по-другому, и не можешь, кроме как между прочим.

– Не злословь!

– Тебе ли обижаться? – спросила Эдит и отвернулась в сторону. Минут десять ехали молча. Каждый был погружен в собственные мысли! Затем Константин Мясоедов вильнул рулем и стал у бордюра.

– Я знаю, зачем Полина обоих нас с тобой приглашает! – уверенно заявил он. – Этот артист наверно пожил дома месячишко и обратно стал собирать чемодан.

Эдит молчала отвернувшись к боковому окну. Мясоедов, недовольно пожевал губами и завел двигатель. Минут через пятнадцать подъехали к дому Кизякова Романа. За решетчатым забором они сразу увидели его машину, пятисотый Мерседес.

Встречала их Полина у ворот.

По ее просьбе охранник, поднял шлагбаум перед джипом и они въехали во двор. Полина обнялась и как старая знакомая расцеловалась с вышедшим первым Мясоедовым. Вслед вышли Эдит и Елизавета.

Лизе, после всего услышанного было интересно смотреть, как женщины будут реагировать друг на друга. Получается, что Роман до этого жил с Эдит и всего лишь месяц назад ушел к своей законной жене. Полина была на несколько сантиметров выше Эдит, но скромнее в бедрах. Эдит – это гитара, с узкой осиной талией, пышной грудью, красивым мраморным лицом. И по возрасту, она смотрелась намного моложе законной супруги. Три ноль в пользу Эдит, почему-то с чувством удовлетворения подумала Елизавета.

Это Эдит! – представил первой Эдит Костя Мясоедов. Похоже, что с женой Романа Эдит ни разу не встречалась, соперницы самое непродолжительное время смотрели друг на друга, а затем обменялись коротким рукопожатием. Жена Романа была резче в движениях, и тут она проигрывала. Властный характер, чувствовался в ней, а вот женского начала, чувственного начала не было.

Лиза стояла сбоку и сравнивала двух женщин.

Вряд ли на такую женщину как жена Кизякова оборачиваются мужчины. Так что непроизвольно стал понятен мотив ухода Романа из дома. На сладкое потянуло, мужика.

Волоокая Эдит, называют таких, вола за собой увести может, что уж тут говорить о каком-то мужчине. Ему и аркан не нужен, он и без аркана за такой, куда хочешь пойдет. Как это он от нее еще домой приходил? Не пожалел творец добра на Эдит, отмерил полной мерой ей золота.

– Полина! – сказала в ответ жена Романа. – Мы заочно с вами знакомы.

– Теперь уже и очно! – сказала Эдит. Обмен верительными грамотами состоялся, обе признали себя субъектами старого как мир права, права мужчины ходить налево.

Больше всего такой мирной встрече был рад Костя Мясоедов. Цивильная жена у Романа, подумал он про себя, не в пример, моей. Память, не ко времени ему подсказала, как он решил пригласить семью Кизяковых к себе в гости, и получил по носу, от своей остепененной благоверной.

– Вот еще, буду я с этой торгашкой встречаться. О чем я с нею за столом буду разговаривать?

– О детях!

Единственный раз в жизни Костя психанул.

– А о чем ты со своими так называемыми подругами разговариваешь? О Гегеле или Бебеле?

– Ну, знаешь? – оскорбилась жена. – Даже если я о Гегеле не говорю, я его категориями по жизни пользуюсь, его абсолютной идеей. Хотя мне ближе категорический императив Канта и его критика чистого разума.

– Зинка не делай из меня идиота!

– А тут и делать ничего не надо.

После Эдит Мясоедов представил Елизавету.

– А это наш главный бухгалтер Елизавета Беркут. Прошу любить и жаловать!

Жена Артура снова коротко сказала в ответ:

– Полина. – и пожала руку.

Наверно ничего страшного с мужем не случилось, подумала Лиза, раз хозяйка так спокойно разводит политесы.

– Что с Романом? – спросил Костя Мясоедов.

Наконец Полина заговорила о причине их вызова и подвела их к машине.

– Вот, дверь Мерседеса была открыта, а на сиденье кровь. Я в окошко выглянула, ждала его, смотрю, он не идет. Подождала минут пятнадцать и спустилась. Мобильник лежит, барсетка лежит, а его самого нету. И кровь!

Полина оглянулась, проверяя, не идет ли случайно охранник, чтобы уличить ее на месте во лжи, и, убедившись, что не идет, продолжила рассказ:

– Что мне было думать? Милицию вызывала. А они что? Приехали, отпечатки сняли, сказали, кровь на анализ отправят, охранника и меня допросили и уехали. Пойдем наверх, в дом, там поговорим.

Лифт поднял их на десятый этаж. Полина пропустила вперед Эдит и Елизавету, хотела и Костю Мясоедова пропустить, но он воспротивился и, соблюдая какой-то неписаный этикет, прошествовал последним.

Войдя, Лиза стала сравнивать квартиру своей родни Шпаков, в которой жила, с квартирой ее генерального директора. Стены, обои, мебель все здесь новое, пахнет еще фабрикой, просторно и светло, спору нет, метраж наверно одинаковый, пяти, шести комнатная квартира площадью двести метров. Район престижный Юго-Запад. Роза ветров хорошая. Между тем квартира Шпаков престижнее, подумала она, в центре, у самого Кремля. Интересно, какая квартира у Кости Мясоедова?

– Проходите в залу! – предложила Полина. – она у нас спарена с кухней, мы там основное время проводили. Согласись Эдит, – деликатно решила она прервать молчание гостьи, – так удобно. Роман любил вкусно поесть!

Умная женщина, подумала о Полине Елизавета. Дает понять сопернице, что стоит выше условных предрассудков. Эдит охотно откликнулась.

– Да, чревоугодником он не был, но гурманом был. Любил себя обставить чашками и плошками с разными соусами, множеством тарелок, и начинал священнодействовать. И лишь насытив плоть, он мог вспомнить о других радостях.

– Да, да! – поддакнула хозяйка, – голодным он никогда в постель не ложился.

Елизавета с ее ветхозаветной моралью ужаснулась. Деревня еще держится, а вот столица планку нравственности резко понизила. Так просто о постели. Или с умыслом было сказано? Лиза заметила, как Константин Мясоедов торжествующе усмехнулся.

Он убедился в правоте собственной жены Зоиньки, она бы себе никогда не позволила подобную бестактность по отношению к нему, собственному мужу. Обсуждать с любовницей его достоинства или недостатки? Увольте мусье и мадам.

Между тем Лизе в квартире Кизяковых понравилось одно нововведение. Огромнейшая кухня-зал-гостиная. В одном ее углу можно было сидеть за столом, а в другом дальнем возлежать на шкурах перед низеньким столиком. А в третьем катать боулинговые шары.

– Аперитив? Как смотрите? – предложила Полина.

– Я пиво безалкогольное! – сразу сказал Мясоедов. – я за рулем.

– Мартини со льдом! – обозначила свой вкус Эдит.

– А я бы пару бутербродов съела! – просто сказала Лиза.

– Ой! Я же вас могу пельменями угостить. Домашние! Его любимые! – воскликнула Полина. – Романа ждала. Уже воду вскипятила. А он, вот… Не знаю теперь, что и подумать. Сердце вещун подсказывает нехорошее!

– А меня больше всего беспокоит кровь на сиденье. Свежая… откуда она? Что могло случиться? Давайте подумаем. – сказал Мясоедов.

Глава 10

Думать лучше всего со стаканом в руках. Алкоголь стимулирует процесс мышления. Человек начинает считать себя умным, ему кажется, что он высказывает гениальные мысли, хочется иногда даже запечатлеть себя для истории на видеокамеру.

Этот знаменательный момент еще не наступил, но каждый из присутствующих, пожалуй, кроме Елизаветы имел, что положить на алтарь общих рассуждений.

– Для установления истины, есть два пути, – сказала хозяйка дома. – Или нам скажет милиция, где он, или мы сами должны догадаться, что с ним случилось. За его исчезновением скрывается чей-то интерес. Для этого я вас, – она посмотрела на Мясоедова и Эдит, – сюда и пригласила.

– Ты, что хочешь сказать, – возмутился Константин Мясоедов, – у меня с Эдит есть какой-то интерес убрать Романа? Ты в своем уме? Ты что думаешь, что мы с ним не могли поделить Эдит и я его как поросенка зарезал? Слушай Поля, да ты сдвинутая. У меня на этот случай алиби есть! Я все время был на виду, на фирме, вот пусть хоть Эдит, хоть Елизавета подтвердит, только за тортом и отъехал.

– Вы меня не поняли! – стала извиняться Полина. – Совсем не поняли. Я когда говорила, что за его исчезновением стоит интерес, то имела в виду материальный интерес, выкуп. Я сейчас со страхом все время смотрю на телефон и жду звонка. Если его похитили, то должно последовать предложение о выкупе.

Мясоедов еще кипел незаслуженной обидой. Вместо безалкогольного пива он достал из бара бутылку виски и плеснул себе в стакан двойную порцию. И лишь сделав приличный глоток, он обратил лицо к Полине.

– И все равно, даже если это похищение, то при чем здесь мы с Эдит? Ты вслух не говоришь, а подозреваешь нас как потенциальных заказчиков?

Эдит до этого сидевшая молча, подала голос:

– Костя! Константин не кипятись. Резон в ее словах есть.

– Да, вы меня не так поняли! – попробовала еще раз разубедить их Полина.

Эдит успокаивающе улыбнулась ей. Она рассудительно сказала:

– Полина, если мы не рассмотрим все известные нам факты под самой мощной лупой невзирая ни на чьи-то амбиции и обиды, то никогда не сможем докопаться до истины, где Роман и что с ним на самом деле случилось. Надо начинать с себя. Мы должны быть психологически готовы к звонку и знать, как разговаривать с шантажистами. Поэтому, я согласна, давайте рассмотрим этот вариант и…, – она сделала паузу, посмотрела на Мясоедова и Елизавету, и сказала, – и начнем, пожалуй, с меня. Я та самая змея разлучница. Я была его любовницей последнее время, и он ушел месяц назад к тебе. Давайте рассмотрим, какие мотивы могут быть в этом случае у меня? У меня больше всех причин быть недовольной. Да я была его любовницей. И все здесь об этом знают. Кто посмеет проклинать любовь между мужчиной и женщиной? Можно смотреть на плотскую страсть с возвышенной и поэтической точки зрения, а можно в ней видеть унизительное, животное состояние.

Я не собираюсь быть ханжой. Всякая чувственная любовь не зло – это жизнь. И если ты сейчас Полина начнешь, как строгий моралист разоблачать меня, мой выбор, мою чувственность, что я недостаточно чиста по сравнению с тобою, я скажу тебе откровенно, что моя мораль намного чище и светлее вашей лицемерной морали.

Ты ведь не можешь мне простить, что я любовница твоего законного мужа. Или ты считаешь, что я не имею права питать к тебе мстительно-враждебных чувств, только потому, что твоя связь с Романом освящена законными узами брака? А если твой брак был заключен по расчету? Если вы сошлись как два эгоиста? Я знаю, вы чужие друг другу. Между вами связующая нить, это ребенок. Вы прикрываете гнусность своих отношений брачными отношениями, а на самом деле развратники вы, а не я.

За постелью я вижу человека, и потому они летят ко мне, а не к тебе. У вас дома быстро наступает пресыщение – а у меня никогда. И Роман всегда смотрел на меня не только как на орудие наслаждения, а я была ему еще и другом. Он уважал мою независимость, мое право свободной женщины и поэтому предложил мне стать и материально свободной.

Полина снова замахала на нее руками.

– Бога ради! Эдит. Ну, зачем мы будем нижнее белье перетряхивать.

Эдит спокойно ответила.

– К сожалению, это жизнь. А то, что у меня вырвалось лишнее, извини. Чтобы найти болячку и вскрыть нарыв у больного кричащего ребенка, хирург должен осмотреть его всего. А положение Романа, сейчас, хуже бессловесного ребенка. Он не может никому подать знак, ни нам, ни милиции. Поэтому, чем быстрее мы проведем собственное расследование, тем быстрее сможем взять правильный след.

– Чем быстрее, мы растелешимся! – подковырнул Константин Мясоедов.

– Да, чем быстрее растелешимся! И предлагаю я начать с себя. Да, Роман ушел от меня месяц назад! – повторилась Эдит. – и ушел Полина, знаешь почему? Нет, он не разочаровался во мне, ему даже в голову не приходило смотреть на другую женщину, если я находилась рядом. Он ушел к тебе, как и прошлые разы уходил, из-за Максимки. Ты правильную тактику выбрала, что не разрешала ему встречаться с сыном. Он мучился, переживал, но переломить себя не мог. Его жизнь со мною была неполноценной, ущербной. Как бы женщина ни была умна и хороша, заполнить полностью собою сердце мужчины она не может. Чаще всего огонь любви гаснет на ветру житейских трудностей, и вот здесь я ему дала все; ласку, покой, внимание.

Елизавета видела, как от этих слов передернуло Костю Мясоедова. Он сделал еще один большой глоток из стакана. А Эдит продолжала:

– Но заглушить зов родной крови я не могла. Он безумно любил Максимку, постоянно носил с собою его фотографию, и очень болезненно переносил разлуку с ним. Да, он сделал выбор в пользу сына и я его не виню. Мстить ему за это не собиралась и не собираюсь. Других мотивов у меня нет, а интереса тем более. Я ему всегда говорила, что он может считать себя в любой момент свободным человеком.

– И я ему тоже сказала, что он может себя чувствовать свободным человеком! – сказала хозяйка дома. – Никто его дома не держит. Уходишь, уходи. Плакать и скандалы устраивать не буду.

Мясоедов возмутился.

– Вот гад пристроился. Это ж надо так уметь. Везде ему карт-бланш. У тебя Полина он свободный человек. Свободный человек у Эдит. А тут всю жизнь ходишь, как болонка на привязи.

– Почему болонка? – не поняла Полина.

Елизавета непроизвольно улыбнулась.

– А потому, – серьезно заметил Мясоедов, – что еще с детства так повелось. Как мать на поводке начала меня водить, так пошло и поехало. На поводке и в семью академика Печкина передали. Я ведь плебей по рождению, а тут попал в среду академической плутократии. Сбегу бывало, так что ты думаешь? Найдут. Придет Зойка с тещей за мной к Эдит, а та хотя бы повоевала за меня, нет. Дает им защелкнуть ошейник на моей вые. Полина, поверь, – сказал Костя Мясоедов. – Я никогда не испытывал к Роману неприязни. Ну, и что, что он отбил у меня Эдит.

– Не отбил, а ты сам меня бросил. – поправила Эдит. – Тебе Костенька нечего на него обижаться. Он занял свободное поле. Ты в это время был занят с молодой женой. У вас был медовый месяц.

Полина подвела черту под рассуждения Эдит и Кости.

– Значит, месть из чувства ревности отменяется.

– Да и с моей стороны, и с ее! – Мясоедов поторопился высказаться и за себя и за Эдит. – Мы люди цивилизованные.

Глава 11

Елизавета, подумала, что хозяйка дома преследует какую-то свою, лишь ей известную цель. Пока Эдит и Константин рисовали себя белыми и пушистыми, она накрыла стол. Появилось вино, разнообразные закуски, посередине блюдо дымящихся пельменей. Если бы они нежданно-негаданно здесь не появились, можно было бы подумать, что в этом доме ждут гостей.

– Неплохо Романа с работы встречали! – не утерпел Костя, чтобы не сказать колкость. Натура брала свое.

Елизавета не стала отказывать себе ни в чем. Она любила вкусно поесть, и считала это чуть ли не главной радостью в жизни. Если попадала в гости, то старалась от каждого блюда попробовать понемножку. Но ей не дали насладиться в полной мере едой, разговор пошел о делах фирмы. Константин Мясоедов его начал. Он сказал:

– Чтобы полностью отмести от себя подозрения, Полина я введу тебя в курс дел на нашей фирме.

Лиза заметила, как у хозяйки дома зажегся в глазах нетерпеливый огонек. Пока никто этого не заметил, она быстро опустила голову. Так вот, – продолжил Мясоедов:

– Дела на фирме последнее время шли не очень. Ты же знаешь, Поля, сколько денег мы вбухали в это строительство офисного здания? Миллионов пять. Особняк получился конфетка, с фронтона даже позолотой отделали, мелочь осталась, завершающие штрихи и можно сдавать в аренду, или вообще продать. Три тысячи квадратных метров офисный центр и еще земли сколько. А когда брали этот сгоревший детский сад, там кроме обгорелых бревен ничего не было. А сейчас цена квадратного метра подскочила в нашем районе до 8000 тысяч долларов за метр. Наш особняк вообще золотой стал, двадцать четыре лимона стоит, а если вместе с землей так и все тридцать. Вовремя с ним подсуетился Роман. – довольно потер руки Мясоедов. – Правда, кредит висит на нас приличный – два миллиона долларов. Но, даже если оставить себе триста метров под фирму, а сдавать остальные 2700 метров в аренду по цене 800 долларов, мы за год этот кредит отобьем. Так что здесь, с какого боку хочешь подходи, а причин, для того чтобы устраивать разборки с Романом не было. Кредит в любом случае гасился. И банк об этом отлично знал.

Елизавета с удивлением увидела, что Константин Мясоедов отлично разбирался в цифрах и делах фирмы, хотя в разговоре всегда выглядел таким тихоней и простачком. А Мясоедов продолжал:

– Правда есть одно но…

– Какое? – спросили в два голоса обе дамы и Эдит, и Полина.

Костя замялся.

– Не хотелось говорить. Да ладно, чего уж теперь, действительно может быть, из-за этого контракта он и погорел? Роман решил прогнать через нашу фирму большую партию поддельных духов и мужского одеколона. Лейбл Франции, а на самом деле поставка из Турции. Не отсюда ли наехали на него? Вон по телевизору показали, что задержана на таможне большая партия паленых духов. Кто-то кому-то не додал, а мы попали под проверку. Завтра у нас налоговая инспекция появится.

– Да, завтра у нас проверка, Роман Октябринович сказал, чтобы документы к завтрашнему дню подготовить! – подтвердила Елизавета.

Полина внимательно слушала Костю Мясоедова, заместителя своего мужа и еще раз оценивала правильность выбора мужа в подборе партнеров по бизнесу. Хозяйка перевела взгляд на Эдит. Ей было интересно, что скажет в дополнение к Косте эта слишком красивая дамочка.

Эдит выжидала, положив руки на стол.

– Роман Октябринович – она назвала Кизякова по имени отчеству, – умный руководитель и не поддержать его в его начинаниях было бы грех. Не имея нигде никаких связей, не сидя на должности, не владея первоначальным капиталом, на пустом месте он создал фирму и сумел за десять лет так ее раскрутить, что ее совладельцы, и он сам стали зелеными миллионерами. Да, Костя правильно сказал, наше имущество сегодня стоит по самым минимальным прикидкам тридцать миллионов долларов. Каждый из нас имеет по элитному дому, большой квартире и заслуга во всем этом в первую очередь Романа Октябриновича. Светлая голова у него.

Эдит внимательно посмотрела на хозяйку дома и продолжила:

– Мне бы тоже хотелось снять кое-какие сомнения, коли пошел у нас такой откровенный разговор.

– Я слушаю! – ответила Полина.

Лиза видела, что хозяйка внешне осталась спокойна, даже слишком спокойна, но глаза выдали ее. Она внутренне напряглась, ожидая вопроса. Эдит прямо, без предисловий спросила:

– Если с Романом что-нибудь случится, кто наследником останется?

– В каком смысле?

– В прямом?

Елизавета и Мясоедов смотрели на Эдит на понимая ее. К чему она клонит? То же самое спросила и хозяйка:

– Вы, что конкретно имеете в виду?

– Я имею в виду долю Романа в нашей фирме. Как вы поступите с долей, если с ним что-нибудь серьезное случится?

Полина немного помедлила, перевела взгляд с одного на другого и ответила.

– Я свою долю продам.

Создалось впечатление, что ответ на этот вопрос у нее был обдуман заранее. Эдит холодно поправила Полину:

– Его долю!

– Что? – переспросила хозяйка дома и неожиданно покраснела. – Да, да, конечно его долю. Я оговорилась.

Однако эта оговорка дорогого стоила. Нехорошая тишина установилась за столом. От благодушного отношения Кости Мясоедова к хозяйке дома ничего не осталось. Он нахмурил брови и довольно жестковато сказал:

– А действительно Полина Ивановна, с чего это вдруг ты начала пытать нас с Эдит на предмет нашего интереса? У нас какой с ней интерес в его смерти? Вдумайся хорошенько, абсолютно никакого! Одни убытки. Роман лучше всех знает ситуацию на фирме, лучше всех разруливает ситуацию, ну и что мы будем делать без него, хотя бы даже завтра. Придет налоговая проверка, директор должен быть на месте. А то ни директора, ни главного бухгалтера. Два первых лица имеющих права подписи документов растворились в неизвестном направлении. Не подозрительно ли? А вот твой интерес Полина просматривается невооруженным взглядом.

– Послушай, Мясоед!

– Слушаю Пятилетка Ивановна.

Костя Мясоедов специально сделал ударение на отчестве, подчеркивая возраст хозяйки дома.

– Я не позволю… – воскликнула она, но договорить не успела. В это время резкой трелью залился телефон.

– Доесть вам пельмени! – буркнул Мясоедов.

Хозяйка молодой козой вскочила с места. Телефон у нее был включен на громкоговорящую связь и еще подключен к магнитофону. Номер абонента телефона не высветился.

Прозвучал грубый мужской голос.

– Пятилетка Ивановна?

На кухне стояла напряженная тишина. Обнадеживало то, что звонивший, назвал хозяйку по имени отчеству.

– Да, я вас слушаю.

– Вас интересует информация о вашем муже?

Он еще спрашивал. А что они все тут делали? Чуть не до крови виртуально покусали друг друга. Хозяйка дома нажала на магнитофоне клавишу записи разговора. Если номер не высветился, так хоть голос будет известен, по нему также можно идентифицировать человека. А ведь звонивший в курсе того, что здесь произошло, что Кизяков пропал, неожиданно подумала Елизавета.

– Интересует! – ответила хозяйка дома. – А с кем я говорю?

Елизавета подумала, что сейчас звонивший, откажется себя назвать. Ничего подобного.

– Я ваш участковый Василий Иванович. Если вы помните, Пятилетка Ивановна я к вам заходил вместе с оперативной группой.

– Я вас слушаю.

– Я к вам хотел бы зайти! – голос участкового был ровный и спокойный.

– Ну что ж, – недовольным голосом сказала хозяйка дома, – если это не телефонный разговор, заходите! Милости прошу!

Положив трубку, она прошлась по адресу милиции.

– На сто процентов уверена, что-нибудь накопал, кроха какая-нибудь сведений, вот он ее и старается побыстрее продать.

– Рынок! – философски невозмутимо отозвалась Эдит.

И лишь Константин Мясоедов принял сторону хозяйки.

– На гробах, на покойниках, теперь самый хороший бизнес. Родственники в горе денег не жалеют, а они моментом пользуются. Гробокопатели.

– Типун тебе на язык! – сказала Эдит.

Хозяйка выдала известную ей информацию об участковом.

– Ходил внизу, молчал, молчал, а теперь разродился.

Минут через пять позвонил участковый. Ражий малый, косая сажень в плечах, на ремень нависало пузо. А вот брюки, аршинного размера действительно висели непонятно как, того и гляди спадут. Вошел он уверенно и сразу зыркнул глазами по сторонам. Народ высыпал в холл. Мясоедов протянул ему руку, представившись:

– Друг Кизякова Романа. Константин Мясоедов.

– Василий Иванович! Старший лейтенант! – и прищелкнул каблуками.

Елизавета чуть не порскнула от смеха. Тон был такой, как будто вошел генерал. Участковый стал деловито докладывать:

– Ивановна! – обратился он по отчеству к хозяйке, – Я, поднял все свои связи и напал на след вашего мужа Романа.

– Он живой? – сразу спросила Эдит.

– Где он? – нетерпеливо воскликнула хозяйка. Участковый шельмовато вильнул глазами:

– Как утверждает охранник, он на Бентли уехал с этой миллионершей.

Лиза заметила, как переглянулись Эдит и Костя Мясоедов. Кизякова Полина об этой версии им ничего не сказала.

– С какой миллионершей он уехал? – быстро спросил Костя. Участковый к неудовольствию хозяйки дома стал рассказывать.

– В этом доме весь двенадцатый этаж выкупила крутая депутатша, Лексус Галина. Слышали наверно, через день на телевидении мелькает. Бентли у нее, и еще пятьдесят миллионов на счетах. Так вот охранник утверждает, что Кизяков Роман с ней уехал.

Эдит удивленно вскинула плечи.

– Если ее охранник утверждает, что они вместе уехали, тогда что мы здесь делаем?

Полина бросила злой взгляд на участкового и уточнила:

– Не ее персональный охранник утверждает, а утверждает наш охранник, тот, что на въезде во двор стоит.

Эдит и Мясоедов снова переглянулись. Какая разница, кто утверждает, главное видели его, жив, здоров. А Полина раздраженно заявила, бросая возмущенные взгляды на участкового.

– Охранник говорит, что Роман мог с этой… с этой…с двенадцатого этажа уехать. Но не наверняка утверждает. Стекла в машине затемненные. Знаю я об этом.

– Вот и я то же самое говорю! – встрепенулся участковый. Я по своим каналам узнал, в какой клуб она поехала. Клуб за городом, закрытый, на Рублевке. Мне ничего не стоит туда смотаться и узнать, там Роман или нет.

– В чем дело, поехали! – воскликнул Мясоедов. У участкового забегали глаза. Он, видно уже знал какую-то информацию и лишь набивал себе цену. Ехать, во всяком случае, ему было не на чем и незачем. И вдруг он лучезарно улыбнулся.

– Но вы же друг, хорошо выпили! Придется вам остаться дома. Я один управлюсь.

Участковый настойчиво давал понять хозяйке, что собирается оказать ей услугу. Полине готова была узнать даже такую неприятную весть, лишь бы муж был жив, и поэтому она быстро спросила участкового:

– За сколько ты туда доберешься?

– За сколько?

Этот практичный выходец из деревни, привыкший обирать бессловесных гастарбайтеров заполонивших Москву, стал вслух считать:

– Пятьсот туда, пятьсот обратно. Я на милицейской машине поеду. Надо же ребятам тоже отстегнуть. Вход в клуб не меньше…э…э…на Рублевке не меньше чем две штуки, я так думаю. А то и все две пятьсот. И я хоть ваш участковый…

– Но тоже кушать хочешь! – поддел его злой на язык Мясоедов.

– Сколько твоя информация стоит? – жестко спросила Кизякова Полина.

– Какая информация? При чем здесь, стоит? – завертелся как уж на сковородке участковый. – Я если возьму деньги, то только как расходы на дорогу и на билет в клуб. Зайти надо. Проверить, убедиться. Я знаю, у вас последнее время плохо с универмагом. Но сто евро разве для вас деньги?

– Кто тебя в элитный клуб пустит? – продолжал бичевать участкового Мясоедов. – У тебя же на лице написано, что ты вчера приехал из Талдома. Если знаешь что, выкладывай, а не надо вымогательством заниматься. У человека горе.

– Друг! – осадил его участковый, – не надо со мной так разговаривать. Мы еще и не таким как ты руки выворачивали.

Костя резко понизил тон:

– Хорошо! Даже если зайдешь, что ты скажешь этой мадам? Мало с кем она в этот момент встречается?

Участковый презрительно смотрел на Константина Мясоедова.

– Друг. Мне-то как раз будет ей что сказать, а если надо и напомнить. Ей скандал совсем не нужен. Она если знает где Роман, то обязательно скажет. У меня, – участковый похлопал по папке с бумагами, – есть заявление, кого она… любит. Она выгнала прежнего водителя, а он много чего про нее рассказал.

Полина протянула участковому пятитысячную купюру и он тут же откланялся.

– На хорошей машине друг ездишь. – пожимая на выходе руку Косте, сказал он. – Я тоже скоро на такой буду ездить.

Когда дверь за участковым закрылась, было высказано единодушное мнение, что участковый современный малый, быстро в рынок вписался.

– На самом деле, никуда он не поедет.

– А если поедет, то заявление, что на депутатшу написали, ей же продаст.

– А себе копию оставит.

– Нотариально заверенную.

– Зачем деньги тратить. Он попросит еще одно такое же написать.

И вдруг Костя предложил:

– А давайте охранника на въезде поспрошаем как следует, что он видел?

Кизякова резко воспротивилась.

– Его уже милиция допрашивала.

Однако Костя Мясоедов вытащил на лестничную площадку Эдит.

– И двор заодно еще раз обойдем.

Они с Эдит вышли и в квартире остались Елизавета и хозяйка Кизякова. Елизавета помогла Полине сложить посуду в посудомоечную машину и немного прибраться на кухне. Пора было собираться домой. Не успела Елизавета два слова произнести, как хозяйка дома, словно предугадав ее намерения, предложила остаться:

– Елизавета если дома вас никто не ждет, можете любую из трех спален выбрать и идти отдыхать. У вас завтра трудный день. И мне как-то спокойнее будет на душе. Хорошо что ты с ними приехала.

Лиза решила остаться. Объяснения своему поступку, внятно она не могла дать. Нет, не было это желанием заглянуть в замочную скважину. А что же тогда?

Глава 12

Костя Мясоендов и Эдит вышли в коридор. Когда за ними захлопнулась тяжелая металлическая дверь, Костя спросил:

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Скрытная она очень!

– Да, я не о Полине! – с досадой сказал Мясоедов, – что ты Эдит насчет этой депутатши думаешь?

– Все вы мужики кобели! Только увидите новую юбку и забыли все на свете.

Мясоедов обиделся за весь мужской пол.

– Ой, так уж он и разбежался за нею.

– Может быть не за нею, а за ее миллионами.

Мясоедов усмехнулся.

– Ага, так спешил, что и дверь Мерседеса не закрыл, и барсетку забыл, и кровью сиденье забрызгал. Так не бывает.

На лифте они спустились во двор и подошли к будке охранника. Охранник был еще тот, прежний. Он сам вышел им навстречу и спросил:

– Не нашелся еще супруг вашей знакомой?

– Нет! – ответила Эдит.

– Милицию вызывала! – с какими-то осуждающими нотками в голосе воскликнул он. – Подсказал на свою голову.

– Что подсказал? – в унисон спросили Костя и Эдит. Охранник секунду размышлял говорить или нет, потом решился и сказал:

– Когда он, ее муж как сквозь землю провалился, крови на сиденье не было. И вдруг, когда милиция приехала, она как по волшебству на сиденье оказалась.

– А ты тут при чем?

Охранник пожаловался.

– Я ей подсказал, что без крови, милиция не приедет, вот она и перемазала сидение.

Мясоедов расхохотался.

– Получается ложная тревога?

– Не знаю, я ее дел! – нехотя ответил охранник. – Слишком она крутая баба.

– А что, – спросил Мясоедов, – он действительно мог уехать с этой депутатшей на ее Бентли.

– Нет, не мог! – твердо ответил охранник.

– То есть?

– Как?

Удивлению Эдит и Мясоедова не было предела.

– А так, я в отместку, что она меня с кровью перед милицией подставила, сказал понарошку, про эту депутатшу. А она на самом деле, уехала за пять минут перед тем, как он во двор заехал. Так, что не мог он никак оказаться вместе с нею.

– Н..да! Дела! – воскликнул Мясоедов. – Что ж ты раньше об этом молчал?

Охранник независимо пожал плечами.

– А кто меня спрашивал?

– А теперь чего раскололся?

Охранник был также невозмутим.

– Посидел, подумал. Смотрю, дело такое нехорошее заворачивается. Завтра, если надо будет, милиция по минутам это дело раскрутит. А мне это надо? Участковый бегает. Все здесь вынюхивает.

Картина стала более ясной. Мясоедов задал один и тот же вопрос, который сейчас интересовал их всех.

– Вас звать?

– Федя!

– А скажите мне, пожалуйста, Федя, что вы думаете насчет того, куда мог подеваться Роман? Не могли его похитить?.. Ради выкупа!.. Например!

– У меня на глазах? Нет! – твердо заявил он. – Ее, его хозяйку могли похитить, а его нет!

Заявление охранника озадачило обоих. Мясоедов устроил допрос с пристрастием.

– А хозяйку за что?

– Полина? Богатая очень. Сто нарядов в течение года сменила. Это не я, это консьержки в доме доглядели. Три машины за год сменила. И даже мужа вернула домой. А говорят, у ее мужа такая шикарная любовница была. Он ее у своего друга отбил.

Костя Мясоедов непроизвольно крякнул. Охранник подозрительно на него покосился и продолжил: – Любовница второе место на конкурсе «мисс Европа», вроде, заняла. Может, к ней обратно рванул?

Эдит с Мясоедовым еще немного поговорили с Федей. Но дальше разговор был похож на толчение воды в ступе. Предположений правдоподобных охранник выдвинуть не мог. Одно он упорно твердил, что на Романа не было совершено никакого покушения.

– Крови не было. С депутатшей он не уезжал. Я видел только, как он заехал и все.

Когда Мясоедов с Эдит пошли обратно, Костя задумчиво сказал:

– Чертовщина какая-то получается. Ничего не пойму.

Прежде чем они обратно вошли в квартиру, Эдит высказала одну очень интересную мысль. Если отбросить показания охранника ничего практически не видевшего, непонятное исчезновение Романа описывается только его женой Полиной. Других свидетелей нет! Они одновременно посмотрели друг на друга и покачали головами.

– Да…а! – промычал Мясоедов.

– Что да? Что ты думаешь?

– Не хотел говорить, – сказал Костя, – да придется. Ты знаешь, я слышал краем уха от Кизяка, что у его жены не очень дела идут с универмагом. Она ведь его выкупила в свое время, приличные бабки в ремонт вложила. А тут начали рядом открываться вещевые рынки, глобалы, икеи, рамсторы, меркады, эльдорады. А место то у нее было не ходовое. Мелкие фирмешки стали разоряться. Я думаю, и она Кизячиха попала под гильотину смертельной конкуренции. Баба, жесткая, я ее знаю. Могла Романа поменять и на кого помоложе.

– На кого? – с недоверием спросила Эдит.

– На кого, на кого? Да хоть на этого охранника с ворот, на Федю. Был Роман и нет его. Вдвоем ему кирпичом по голове и концы в воду. А чего? За десять миллионов долларов, те, что причитается на ее долю, баба вполне могла пойти на такое рисковое дело. Во всяком случае, то что она начала путаться в своих показаниях, означать только одно. Ею движет интерес. А она хотела с первой минуты этот интерес повесить на нас. Думай, Эдит. Думай.

Вернувшись, они позвонили в квартиру. Полина открыла им дверь и предложила выпить чаю.

– А где Лиза? – спросила Эдит.

– Спит!

Но Елизавета не спала. Она выбрала себе спальню прямо напротив гостиной и, оставив чуть приоткрытой дверь, могла теперь наблюдать за всем происходящим. Константин, Полина и Эдит сели пить чай. И в это время позвонил телефон. Звонил участковый. Он доложил, что Романа в элитном клубе нет, депутатша одна, и он возвращается. Полина собиралась положить трубку, когда Костя посоветовал заглянуть еще в одно место.

– Друг Артура советует тебе заглянуть еще в одно место! – сказала она в трубку участковому.

– Куда? – видимо спросил он.

– Куда? – повторила хозяйка дома.

– Пусть под стол заглянет Пинкертон чертов у себя в кабинете. Скажи ему, чтобы нас за дураков не считал, что на дисплее высветился номер телефона опорного пункта милиции.

Связь резко оборвалась. Видимо участковый отлично слышал, что ему собираются передать.

Глава 13

За чаем неспешно решили еще раз обсудить ситуацию. Только каждый из троих сидящих за столом смотрел на нее со своей колокольни. Мясоедов, считал жену Романа способной на все, в том числе и на физическое его устранение. Эдит склонялась к тому, что тот просто ушел из дома решив освободить себя раз и навсегда от семейных пут.

А сама Полина была уверена, что ее мужа похитили ради выкупа и с минуты на минуту последует звонок с предложениям готовить деньги. С этого она и решила начать разговор. Ей было все равно, что о ней подумают его друг и его любовница. Он был ее муж, отец ее ребенка. И вытащить она должна его любыми способами, как и до этого не раз вытаскивала. А знают ли об этом эти двое, сидящих сейчас напротив нее и кажется составляющих ей откровенную оппозицию.

Не жаловала до этого она Костю Мясоедова. Не жаловала его не за его насмешливый характер, а за то, что он слишком много знал из ее жизни с Романом. А она эта жизнь сахаром не была. И даже не была розовым сиропом. Ей, Полине всю жизнь приходилось бороться за свой дом, она знала ему цену, знала и цену своему семейному счастью, поэтому разговор сейчас предстоял быть жестким.

Не собиралась она выкладывать все карты на стол, но то что это элементарное похищение, у нее даже сомнения не вызывало. Ее должны были похитить, а получилось, вишь вон, как.

Дела ее с универмагом, которые и до этого шли не шатко и не валко, последнее время пошли вразнос.

Универмаг приносил одни убытки. Она несколько раз обновляла ассортимент товара. Переходила, то на самый дорогой, то на самый дешевый. Дорогой товар требовал колоссальной рекламы. Богатые клиенты должны знать, что у нее можно одеться и обуться от Гуччи, Диора. Они целенаправленно ездят. Им нужно сопутствующее место отдыха, кафе, салон красоты, салон связи. Сделала все это Полина. Однако клиент не пошел. Тогда она перешла на дешевый ассортимент и забила этажи турецким товаром.

Как на зло, в это время, у метро открылся огромный вещевой рынок. Кто поедет к ней за той же дубленкой или пуховиком на конец города к самой кольцевой дороге? Дикий ажиотаж на дефицит давно спал. Кончились с началом перестройки благословенные времена для торговли, когда продавец мог хамить покупателю. Сейчас мало ему улыбаться, надо еще и придумать чем его завлечь?

Неудачное место было у ее универмага. Он находился на краю жилого массива. Не обтекали его людские потоки, и на автомобиле добраться было непросто, надо было давать приличный крюк.

Одним словом, то что хорошо начиналось, собиралось обернуться прахом. Полина вспомнила, как она первый раз встретилась с Романом. Благодаря связям отца в самом начале становления рыночных реформ и сплошного дефицита, она оказалась в кресле директора этого престижного для своего времени универмага.

К ней в кабинет зашел молодой парень лет двадцати семи, в кулацком картузе, в яловых сапогах, в расшитой рубашке навыпуск, в старомодном пиджаке наброшенном на плечо и сказал, что ему надоело изображать из себя самобытную личность и что он хочет прилично, недорого, но со вкусом одеться.

Обычно разговор с покупателями у Полины был короткий, есть претензии, пишите жалобу, оставляйте, а дальше разберемся.

А тут внимательный взгляд со стороны выдал бы ее. Этот молодой парень, так неожиданно ворвавшийся в ее кабинет, ей просто нравился, нахрапистый, с нагловатыми глазами, уверенный в себе и своей неотразимости, он как коршун с высоты своего роста смотрел на нее. Она неожиданно для себя распрямила спину и приосанилась, стараясь показать свою стройную фигуру. Кто бы в этот момент видел ее.

– А меня вы выбрали, как…

Он не дал ей договорить.

– Как законодательницу мод. Говорят, что в Москве лучше вас никто не одевается.

Слепленный на скорую руку незамысловатый комплимент имел успех. Она неожиданно покраснела и рассмеялась звонким смехом.

– Вот не знала, что слухи обо мне дошли даже до вашего тьмутараканьского колхоза «Цоб-цобе».

– Не дошли, а доехали. Машка скотница приехала, вся в обновах ходит, и нахваливает ваш универмаг.

Парень без приглашения сел на стул напротив нее и выставил вперед сапоги. На одном каблуке сохранилась подковка, а второй каблук, не имеющий ее, был стерт. Роман был неплохим психологом. Он знал, как надо обращаться с женщинами. Вот и сейчас ситуация выстраивалась в его пользу. Если она смеётся над каждой его шуткой, это не значит, что она стала поклонником его плоского юмора. Просто она радуется тому, что рядом с нею находится именно он, молодой, красивый, и в меру нахальный. Вон она тронула мочку уха, затем рука сползла к цепочке на шее, касаясь эрогенных зон. Роман понял, что первый раунд остался за ним. Оденут его или нет, это вопрос уже второй, но за дверь прямо сейчас его никто выставлять не будет. Молодая директриса спросила:

– Эти сапоги бутылками, у вас в колхозе последний писк моды?

– Да, по навозу в них удобно ступать. Но надоело…

– К цивилизации потянуло?

– Не буду скрывать, угадали. А то скотный двор, да скотный двор. Вот, навел справки, говорят, принцесса, за этими дверьми сидит. Не верил я, но поехал, в такую даль из тьмутараканьского колхоза «Цоб-цобе». Решил лично убедиться!

– И как?

– Как в сказке! Возраст подпирает, ищу ее, царевну, и не знаю, туда ли я попал?

Он давал ей время подумать. Если она сейчас выполнит те или иные ненужные действия, например закроет окно, то это вернейший признак того, он понравился девушке. А она подумала о том, что в череде серых будней ее довольно однообразной работы – это маленький праздник. Знакомым можно будет рассказать на шашлыках.

Директриса достала из стола пачку сигарет Мальборо. Роман вел себя галантно. Он успел щелкнуть дорогой зажигалкой «Ронсон», что не прошло мимо ее внимательного взгляда.

– Пройдемте! – Полина встала из-за стола.

Роман пропустил ее вперед, учтиво склонив голову, чуть-чуть коснувшись ее руки. Если она проводит его в какую-либо секцию универмага, подумал он, это значит, что нахождение рядом с его нахальной персоной приятно ей, и он выиграл второй раунд, а если поставит в общую очередь, значит зря старался. Но, она повела его не в залы универмага, а в подвал, на склад.

– Девочки, оденьте моего суженого. Он издалека ко мне приехал.

Девочки, не в пример своей начальнице, имели царственные габариты. Они критически осмотрели Романа со всех сторон и без всякой примерки сказали:

– Шея – тридцать девять, костюм – пятьдесят, рост пятый, ботинки – сорок третий, голова – дыней, значит на размер больше – пятьдесят девятый.

Шепотом они спросили Полину:

– Он кто, артист?

– Нет!

– Из ОБХСС?

– Нет!

– Ну, слава богу!

Кладовщицы еще долго после их ухода ломали голову над тем, кого приводила их директриса в подвал, и что это был за маскарад! Суждения были самые разные:

– Ты видела, ни на шаг его от себя не отпустила!

– А галстук, галстук как ему сама подбирала!

– Все мы бабы одинаковые! Он кобель кобелем, а приворожит, и мы верные ему до гроба! Влипла наша Полина.

– С чего ты взяла?

– Господи, не слепая же я!

А Роману облаченному во все новье необходимо было чем-то ответить за нежданную услугу. Такого поворота событий он не ожидал. Он быть может, когда они вернулись в ее кабинет, и выложил бы определенную сумму за дефицит, но карман у него был тощий, и поэтому как бедный студент он предложил расплатиться натурой. Наглец заявил:

– Ну-с, я готов! Поехали!

– Куда? – непроизвольно тогда она его спросила.

– Как куда? К тебе! Должен же я чем-нибудь тебя отблагодарить!

Она тогда зашлась в дурном, истеричном смехе. Да так зашлась, что нечаянно поперхнулась. Курево сказалось. Парень стал нежно постукивать ее по спине. Руки были теплые и нежные. Ей уже кашлять не хотелось, а она все бухыкала. Полными слез глазами она посмотрела в близкое лицо. Боже мой, в его наглых, с синевой глазах утонуть можно. И она утонула.

Какая у них неделя была! Три первых дня они вообще не выходили из квартиры. Затем она появилась на работе. Похудевшая, с припухшими губами, с темными кругами под глазами и безмятежно-ликующим лицом. Она попросила одну из кладовщиц принести в кабинет три самые лучшие сорочки тридцать девятого размера. Та, отбирая их, и вредничая, гудела на ухо напарнице.

– Ну, что? Говорила я тебе, что он кобелина добрый. Видела, как нашу Полину заездил. Сорочки ей наверх принеси… Ноги у нее не ходють…

– Чем ты вечно недовольна? – попрекнула ее товарка.

– А чем мне быть довольной. Мужика последний раз видела полтора года назад. А к этой гляди, какие ухари даже из деревни приезжают… Неси сама ей сорочки. Не могу на ее маслянистую от счастья рожу смотреть.

Не права была кладовщица. Быстротечно женское счастье. Полина недолго ворковала влюбленной голубкой. В один из теплых весенних дней сизый голубок слетел с ее крылечка. Слетел с легкой усмешкой.

– Ну, вроде тебе милая не на что обижаться на меня. Ухожу.

Она была потрясена легкостью, с которой были сказаны эти слова.

– Конечно! – только и смогла она вымолвить пересохшими от волнения губами.

– Звони! – на прощанье сказал он, и бесшабашно закинул пиджак через плечо.

Она не вышла провожать его до двери. Она не спросила, куда он уходит. Она, впервые потерявшая голову, безрассудная, сжигающая себя без остатка, вдруг с отчетливой ясностью поняла, что он отрабатывал дань. А она при нем, демонстративно, по телефону прервала отношения с потенциальным женихом. Неблагодарный, он и ухом не повел. Минут через пять в дверь позвонили. Он стоял на пороге. Сердце у нее екнуло и сладко провалилось в низ живота. Вернулся. Милый.

– Извини, я зажигалку забыл. – беспечно сказал он.

Тысячи ласковых слов, готовых слететь с ее языка, осенней стаей отлетели в невидимую даль. Невыразимая обида застлала глаза.

– Снимай костюм! – воскликнула тогда в гневе она.

– Что?

– Снимай, говорю, костюм! И все остальное!

И вот тут, впервые, в удивленном его взгляде появилось уважение. Перед ним больше не стлались, с ним поступали так же как и он. Использовав его на полную катушку его как паршивого кота выбрасывали за дверь. В Романа полетели сапоги бутылки.

– Одевайся в свое старье! И выметайся отсюда поскорее!

Он обиделся, вскипел, собирался хлопнуть дверью, а потом передумал и саркастически сказал:

– Боже мой, медам. Что за вульгарные манеры? Я ведь не навсегда ухожу!

Ей стало смешно. Он всего лишь обычный барахольщик. Раздеваться не собирается, а готов на дорожку поторговаться с нею, и договориться об отступных. Отступные – это его возврат к ней на определенных условиях. У нее голова пошла кругом. Неужели он ублажал ее чисто из материальных соображений? Она решила проверить свою догадку. Отдав зажигалку, когда он закрывал за собою дверь, она ему вслед крикнула:

– Ну и уходи! Кто-нибудь другой будет кататься на твоей машине!

Роман остановился и слушал, что она скажет дальше. А она ту смутную мысль, что у нее сейчас зародилась в голове, и которую она еще не успела как следует обдумать, выдала за действительность.

– Я ведь новую девяносто девятую модель персонально под тебя заказала, цвета мокрый асфальт. Получать скоро ее. Хотела тебе сюрприз сделать. А ты меня опередил. Свой сюрприз заготовил.

Это были еще те времена, когда новую машину можно было достать по блату. Нет, на рынке, конечно, можно было ее купить, но для этого пришлось бы переплачивать вдвое. А зачем переплачивать, если у тебя есть связи, блат.

Гордость видно его заела. Поздно она ему про машину сказала. Скажи она раньше, может быть, да не может быть, а наверняка бы он остался. А теперь ему пришлось выбирать между сапогом, брошенным вслед и новыми Жигулями девяносто девятой модели, цвета мокрый асфальт.

Он молча прикрыл дверь. Сутки она не выходила из дома. А на следующий день тоска, как волчицу, погнала ее по следу и вывела на соперницу, имеющую роскошные формы. Эффектная была блондинка. Загар выдавал ее. С югов вернулась красавица. Полина теперь знала, почему довесок в виде Жигулей девяносто девятой модели цвета мокрый асфальт не перевесил на ее сторону чашу весов обычного человеческого счастья.

Осталось только смириться. Так бы наверно оно и случилось, если бы к концу месяца она вдруг не узнала, что беременна. Решение было только одно – рожать. А вот подарок она ему сделала через год. Роман как раз выходил с работы, весело болтая с приятелями. Она его окликнула и небрежно кинула ему ключи от автомобиля цвета мокрый асфальт. Одета в тот день она была в длинный красный плащ, красные сапоги, темные дымчатые очки в красной оправе. Через плечо был перекинут белый шарф. Высокая, стройная, она будто сошла со страниц модного французского журнала.

– Мне по делам часа на три надо, посмотри за своим сыном! – небрежно бросила она ему. Два сотрудника вышедшие из проходной вместе с Романом удивленно присвистнули.

– У тебя оказывается сын, а ты обмыв зажилил.

– Слушай, это кто, жена?

– А кто тогда Эдит?

– Ну, ты парень и пристроился! – послышался восхищенный возглас. – У тебя такие женщины!

Она уже отошла шагов на двадцать, когда Роман сунул голову в автомобиль. На заднем сиденье тихо сопело маленькое существо.

Сюрприз оказался удачным. Она поймала такси и поехала к себе домой. Через час телефон обрывался. Еще через час, на большее у нее терпения не хватило, она подняла трубку.

– Ты уже дома? – последовал вопрос.

– А ты где?

– Я давно внизу! – с возмущением воскликнул Роман, – пеленки ему менять надо.

Так она первый раз отбила его у Эдит. Надолго отбила. На чаше весов семейного счастья сын крохотуля оказался тяжелее Жигулей девяносто девятой модели. Сына, Максимку, которому сейчас исполнилось двенадцать лет, она отправила к деду с бабкой в Пятигорск. Так ей спокойнее. И времени у нее больше.

А в универмаге она затеяла полгода назад очередную перестройку. Универмаг должен был превратиться в обычный гастроном-универсам. Есть каждый день хочется, да не один раз в сутки, а минимум три. Не хотите брать одежду и сопутствующие им товары, покупайте продукты.

Часть денег на перестройку Полина взяла у своей крыши. На жаргоне так называлась структура прикрывающая ее от наездов, налетов и проверок. Крыша могла быть разная, от спецслужб, от МЧС, от таможни, от прокуратуры, от налоговой полиции, милицейская, бандитская. Неважно какая, была бы у крыши только свои силовые структуры. Последние два года, она постоянно недоплачивала ранее оговоренную сумму.

– Ладно, и это зачтем потом. – пообещали ей.

Не подрасчитала она немного. Народ, старые продавцы привыкшие работать с текстилем, побежал. Носить тяжести и фасовать продукты никто из них не захотел. Реконструкция, не по ее вине затянулась на лишних полгода. Долги, в самом начале казавшиеся небольшими стали нарастать как снежный ком.

Две недели назад, Полине жестко было сказано, что надо вернуть всю сумму долга, и недоплату за этот и за предыдущие периоды. Похоже, братва нацелилась на ее универмаг.

– И без глупостей.

Она на всякий случай отправила сына к родителям. И в этот тяжелый период в ее жизни, к ней очередной раз вернулся Роман. Роскошная женщина Эдит приелась ему.

– Проблемы? – как всегда беспечно спросил он.

– Проблемы! – ответила она и честно рассказала, что ее почти единоличная собственность, приобретенная путем скупки мелких долей у рядовых продавцов приносит последнее время исключительно убыток. – Иначе придется за долги отдать универмаг. Цена просто будет несопоставимая. Сам понимаешь, никто его у меня не возьмет по рыночной стоимости. Дай бог, если тридцать процентов дадут. За так придется переписать!

– Когда тебе деньги возвращать? – спросил Роман.

– В конце месяца.

Он что-то стал прикидывать в уме.

– Я тебе помогу. А сам еще раз перекредитуюсь. Я и так перед тобою всю жизнь в долгу. Как там сын?

– Нормально!

Она позвонила крыше и сказала, что вернет деньги в оговоренный срок. Не вытерпела женская натура, чтобы не похвастаться.

– Муж поможет! – сказала она.

И вот теперь Роман пропал. Весь вечер мысли у Полины неслись вскачь. Кто это мог сделать? Смутные подозрения возникшие у нее, начали приобретать вполне зримые очертания. Это дело рук ее крыши. Вариант простого возврата долга крышу уже не устраивал. Она вспомнила, как несколько братков в черных пальто, старающиеся походить на знаменитого Аль Капоне, пол дня ходили по универмагу заглядывая во все закоулки. Потом один из них невзначай обронил короткую реплику:

– Вот ты Кисель и сядешь на это место. Пора и тебе в легальный бизнес перебираться.

Тот, кого назвали Киселем, студнеобразный двухсоткилограммовый толстяк, стирающий со лба градом катящийся пот, произнес с придыхом.

– Скорей бы уж!.. Додавить, что ли эту телку?

Этот разговор ей передала случайно подслушавшая разговор бандитов одна из ее верных кладовщиц. Похоже додавливают ее. Чтобы муж не помог ей с деньгами, они изолируют его на две недели, подержат где-нибудь в гараже, и даже будут нормально кормить и поить. А ее в это время заставят переписать за долги универмаг. А потом и мужа отпустят. Именно поэтому никто и не звонит, решила она.

Выкуп у них будет в другой форме, в почти дармовой передаче огромного здания универмага. Значит так, еще раз прикинула она, если сейчас позвонят и потребуют выкупа за Романа, значит похитители не моя крыша, это какие-нибудь заезжие гастролеры, а если звонка не будет, то готовься передать бразды правления бандиту Киселю. Он вместо тебя будет сидеть в твоем кабинете.

Глава 14

Полина с Эдит разлили себе по чашкам чай. Мясоедов потягивал виски.

– Ну, что ж обменяемся впечатлениями! – сказал он. – Кто что думает?

Полина решила вслух не рассказывать о подозрениях насчет своей крыши, и всего лишь выдвинула обезличенную версию его похищения.

– Сижу как на иголках, жду звонка! Что потребуют?

Костя подождал немного, надеясь, что она еще что-нибудь скажет, но Полина молчала. Не затеяла она разговор насчет продажи доли Романа в их фирме «Супер-шик». Не опровергла, но и не подтвердила подозрения в собственной заинтересованности в похищении мужа. Придется ждать утра, подумал Мясоедов, может быть он объявится. Он сделал еще один глоток. Страх перед завтрашним днем, когда он должен будет принимать решения на фирме, мгновенно улетучился. Можно пострелять пока глазами. Забывшись, он стал сравнивать двух женщин сидящих перед ним.

Нет, только ради Эдит и ее красоты, можно выбрасывать на ветер немало времени и денег, выставляя себя на посмешище и позор, а ради Кизячки я бы и пальцем не пошевельнул, подумал он. Холодна, наверно в постели, как кошка с мороза. Почему кошка, он не знал, но в табели о рангах, Кизячка попала на третье место. После Эдит на второе место он поставил бы свою пухляшечку Зоиньку. Хоть и вытирают они с тещей об него ноги, но и смотрят за ним и его двоими детьми.

Зойка ничего баба, не очень вредная, только очень уж сильно поет с голоса матери. А своей академической родне Костя так и не стал ровней, до сих пор его считают никчемным примаком и помыкают, кто как хочет.

Тесть БМВ последней модели себе купил, денег куча, а все равно заставляет Костю мыть машину. А ведь зеленый миллионер, у него как у директора института почти восемьдесят процентов акций. В аренду сдал половину здания, а Костю держит в черном теле. Костя мысленно сплюнул. Крохобор.

Хорошо, что хоть с Романом смог денег заработать, купить квартиру, построить дом. И в пику тестю, купил джип Мерседес, величиной с однокомнатную квартиру. Правда, у Кости, не осталось приличной копейки в загашнике, ну да ладно, весь мир сейчас живет в кредит. Он мазнул плотоядным глазом по Эдит.

Домой ехать, он сегодня не поедет, а останется ночевать здесь. Во-первых, он выпил, во-вторых, надо поддержать в горе Полину. А спать…, он скажет хозяйке, чтобы положила его вместе с Эдит. Не дети, не будем ханжами. Эдит, первой была его любовницей, а уж потом она, как пальто с барского плеча досталась Роману.

Мясоедов искоса посмотрел на часы висевшие на стене. Скоро будут бить куранты, подумал он. Еще посидим пол часа, нет, лучше для приличия еще часок, и он поведет Эдит в одну из спален. Давно я не грелся у ее мягкого живота.

Резкий телефонный звонок мобильника во внутреннем кармане пиджака, чуть не привел его к инфаркту. Мясоедов вздрогнул и откинул крышку.

– Ты где Костя? – послышался в трубке вопрос.

Если бы он не выпил чуть лишку виски, и не размечтался, то успел бы сориентироваться, а так не подумавши совсем о последствиях, брякнул:

– Я тут с Эдит!

Красная тряпка наверно не подействовало бы так на быка, как его ответ на супругу.

– Где тут?… Ты на работе?

– Я у Романа!

Тихо было в гостиной. Весь его разговор по телефону был хорошо слышен обеим дамам. Мясоедов не догадался даже выйти в другую комнату. Жена его Зоинька знала, что сейчас у Эдит живет Роман, и поэтому последнее время совсем не беспокоилась за мужа. Пока там место занято, он примерный семьянин. Представить себе, что Кизяков Роман вместе с Эдит пригласили к себе в гости Мясоедова, она не могла. Не французы же они в конце концов, сидеть в гостях у одной любовницы. Мужики у нас правильные, подумала она, значит, мой там один. Пока Кизяков Роман, в командировку уехал, мой пристроился ей под теплый бочок. Эта красотка своего не упустит.

– А где Роман? – воскликнула она.

– Пропал!

– Ах, ты утешитель чертов! Езжай сейчас же домой!

– Не могу, я выпил! Понимаешь, тут какое дело…

Но супруга не хотела слышать никакие его объяснения. Из трубки лился сплошной поток негодующих слов. Костя отстранил телефон от уха. Мало того, что воображаемая постельная идиллия его была разрушена, он еще и не знал, как выпутаться из этого дурацкого положения. Ладно, кругом все свои, и Эдит, и Полина, как-нибудь он переморгает. Не впервой. Мясоедов сунул трубку Полине:

– Скажи ты ей, что я у тебя!

– Зоя!.. Зоя!

Какая там Зоя. Зойку всю трясло на ухабам супружеской неверности. Она думала, что трубку взяла Эдит. И все, что было у нее припасено за эти годы к змее разлучнице, она и выложила в трубку. Когда пыл ее немного угас, хозяйка дома сказала в трубку:

– Зоинька, это я Полина.

На том конце снова стали соображать. Как же так, муж вроде бы сказал, что он у Эдит. Романа нет. Значит, они вдвоем на квартире Эдит предаются утехам любви и вдруг там Полина. Женская логика не принимала такой расклад. Зойка спросила:

– Полинька, а что ты там делаешь?

– Я у себя дома!

Супруга Кости Мясоедова окончательно была сбита с толку. Любовница Кизякова Романа в гостях у его жены Кизячки? Что за разборки у них идут? А при чем тут ее кот? И вдруг сумасбродная, чудовищная мысль повергла ее в смятение. А если эта хитрая Полина, втайне, втихаря от мужа, пригласила к себе Эдит, всучила ей отступного, чтобы она оставила в покое ее Романа, и свела эту красотку с первой любовью, с ее теленком Костей. А этого, куда хочешь можно увести. Попробуй, потом отбей. Зойка запаниковала. Она вспомнила, как ревность пригнала ее к дому Эдит. Она стояла на глухой лестнице за чуть приоткрытой дверью на их этаже и ловила звуки снующего взад вперед лифта. Вдруг за спиной у нее гранатой разорвался вопрос-утверждение:

– Воровка?

– Нет!

– А кто ты? Говори, а то милицию сейчас вызову и соседей!

– Соседей не надо!

Пришлось Зойке колоться перед матроной тихо спустившейся с верхнего этажа и рассказать, что она пасет своего мужа, Константина Мясоедова.

– Ушел он к Эдит.

– Соседка моя! – удовлетворенно подтвердила матрона. – Проживает такая. Эта у кого хочешь, мужа уведет. Значит, теперь твоего, очередь. А то раньше тут Роман обретался. Я его иногда встречала, когда он мусор выносил. Полина у него жена. Хорошо баба одевается. Только она в отличие от тебя приходила не с пустыми руками. Перехватила она его как-то у лифта. Спрашивает, когда, домой вернешься. И подарок ему передает.

– Какой подарок? – спросила Зойка.

– Подарок. просит Эдит передать! Костюм, сапоги, берет!

– И он взял?

– Я тоже подумала, возьмет или нет!.. Не взял!

– Какой молодец! – восторженно воскликнула Зойка.

Соседка осуждающе покачала головой.

– Сейчас, ага! Молодец! Она ему насильно впихнула. И сказала: «где ты ей такие хорошие вещи достанешь, бери, пусть у вас будет все хорошо». Туго баба знала свое дело. На совесть его давила. Смотрю я, у Эдит такие вещи классные появляются. Каждую неделю в обнове. И не сообразит дура, откуда дровишки, вестимо. А Романа или совесть загрызла, или его жена поставки перекрыла, только один день гляжу, другой уже мусорное ведро выносит. Представляюсь ему, соседка мол, я, а он как шваркнет ножкой в тапках будто офицер и говорит в ответ – Костя Мясоедов… Значит ты, его жена. И что ты от него хочешь? Рано ты пришла. У них сейчас самый любовь разгорелась. Воркуют весь вечер голубочки и подушками кидаются. Приходи месячишка через два, да сначала придумай что-нибудь как его снять с крючка этой окаянной бабы.

Долго думала Зоинька, мозги сбила набекрень, голову себе ломала ночами длинными, бессонными, а потом решила повторить трюк жены Романа только в более жестком варианте.

Она купила торт «Птичье молоко» и припожаловала в гости к голубкам на третий месяц их совместного жития. У Кости Мясоедова челюсть чуть не отвалилась от неожиданности, когда радостный, шумный и смеющийся он ввалился вечером в квартиру Эдит. Его жена с его любовницей как раз заканчивали пить чай.

– Рада была повидать тебя Костя! – сказала жена прощаясь и чмокнула его в щеку. – Отдыхайте.

– Чего она приходила? – спросил Мясоедов Эдит. Его радужное настроение улетучилось как дым. Эдит невозмутимо пожала плечами:

– Ты меня спрашиваешь?

В следующий раз она достала им дефицитные билеты в ложу Большого театра на балет «Дон Кихот». Билеты она передала загодя, отловив их двоих, за неделю до спектакля. Слепой и то увидел бы, что никакого удовольствия от восхитительного действа они не получили. И чувствовали они себя пакостно всю неделю до постановки, и неделю после.

Подходя к своему дому Эдит начинала подозрительно оглядываться, не сторожит ли ее супруга Мясоедова. А он, заходя в квартиру, заглядывал чуть ли не под кровать.

Третий раз Зойка предложила сходить вместе в баню. Тогда уже пошла мода на всякое раскрепощение души и тела, и в четверг, в некоторых банях ввели нудистский день. Зоинька предварительно поставив их в известность, заехала за ними во второй половине дня на отцовской машине. Веники, шапочки, тапочки, мед, полынь, настойки эвкалипта и ромашки, все это было аккуратно уложено в огромную спортивную сумку. Билеты были заранее куплены. Когда они втроем стали подниматься на второй этаж, отведенный нудистам, их остановил охранник. Он сказал, что пропускает строго парами.

– Извините, у нас строгие правила. Мы бы и рады пропустить, но вы нарветесь в раздевалке и в парилке на скандал. А вам надо?

И вот тут Зоинька тонко сработала.

– Эдит! Костя!.. Да я!.. Да мне ничего… Только бы вы… Подожду… Хоть полюбуюсь на вас…Мойтесь…

– Ладно! – не выдержала Эдит! – забирай своего орла, дарую ему свободу. – и тут же вредная спросила. – А ты щелочь не забыла?

– Зачем? – не поняла Зоинька.

– Отдрай его хорошо, прежде чем с собой в постель ложить.

Ни к каким нудистам Костя с Зоинькой не пошли. Они доглядели сверху, как Эдит поймала частника и затем спустились вниз. По дороге к себе домой Костя купил цветы и батон белого хлеба.

Теперь у него в другом месте был медовый месяц. А теща и тесть перестали его вообще воспринимать, ни на дух, ни на слух.

– Мы его в такую семью взяли, а он…

Через неделю все вернулось на круги своя. Костя мыл тестю машину, теща гоняла его в хвост и в гриву. У Мясоедова снова началась болезнь косоглазия, потянуло налево, но место рядом с Эдит было уже занято. Он долго, терпеливо ждал, почти год ждал. И дождался. Роман освободил место. Его встретили как долгожданного гостя, как блудного сына на время покинувшего родной очаг. Почти год у Зоиньки не было проблем.

И вот теперь Зоя узнает, что очередной раз место рядом с Эдит свободно и ее Костя рядом с нею в доме у Кизякова Романа. У нее волосы зашевелились на голове. Эта торговка, эта Полина сейчас подложит ей свинью. Домой Костю, домой его пока не поздно.

– Я сейчас приеду! – крикнула она в трубку и побежала спешно одеваться.

Глава 15

Лиза еще не спала. Бывает так на новом месте, до утра не можешь уснуть. Вот и сейчас она ждала появления жены Константина Мясоедова. После всего услышанного интересно будет глянуть на эту академическую дамочку. Ждать пришлось недолго. Сравнительно пустынная по ночам Москва сильно экономила время поездок.

Где-то через полчаса раздался звонок в прихожей. Полина пошла открывать дверь, а Костя неожиданно заволновался. Он сделал большой глоток виски, затем отставил от себя подальше стакан и весь, как перед прыжком, напрягся. Смешно было наблюдать за взрослым мужчиной, испытывающим дискомфорт при приближении жены, подумала Лиза.

Но это была не жена Мясоедова, это был участковый, старший лейтенант. Влетел он радостный, возбужденный, с переполнявшим его чувством исполненного долга, первым делом он стал разуваться.

– Да не разува йтесь вы! – попробовала отговорить его хозяйка дома, но слушать ее никто не захотел.

– Разве же я не знаю этикет, – безапелляционно заявил участковый хозяйке, – как неприятно потом с тряпкой ходить, и утирать за мной нечистоты.

Полина спрятала грустную улыбку.

– У меня приходящая уборщица! Можете в обуви проходить.

Однако старший лейтенант имел свои представления о правилах хорошего поведения. Он замахал на нее руками:

– Вы ничего не думайте, у меня носки чистые, не задохнетесь. Вы мне только тапочки дайте и можете не волноваться. Я не в первый раз в гостях у богатых людей, как меня участковым поставили. А то от вас выйду, а вы скажете, о сельпо-матушка, деревня неумытая, даже ботинки не соизволил снять. Что их снимать, ботинки не сапоги, это в сапоги приходилось портянки наворачивать, а ботинки, разве долго снять, уважить хозяйку? Можно конечно и в грязных ботинках в квартиру зайти, но я не такой, вам прямо заявляю.

В ботинках тяжелых у нас другое подразделение ходит, те ботинки никогда не снимают. У них ботинки рабочие. Меня когда участковым ставили, начальник спросил, не хочу ли я к ним пойти в то подразделение, я ответил, не хочу. Не могу я людей ногами пинать, пусть даже они бандиты. У меня другой склад ума и характера. Я привык людей из беды выручать. Если человеку плохо, почему ему не помочь? За это меня все уважают, и за это меня взяли на работу в милицию. У меня знаете, какие связи в Москве, не смотрите, что я из деревни. У меня сам генерал Шпак жизнью мне обязан, в кунаках ходят; генерал Ванин, генерал Иванов, пара прокуроров. Друзей у меня туча могуча.

Старший лейтенант прошел на кухню, где сидели Эдит и Мясоедов. А Лиза услышав имя генерала Шпака, решила выйти из спальни. Шпак был ее дальний родственник, муж тетки у которой она остановилась.

Участковый обратился непосредственно к Мясоедову.

– Обидели вы меня товарищ. Очень обидели, хотя я вас не знаю, а вы меня, и сразу такие сплетня про незнакомого вам человека. Чужую беду я близко воспринимаю к сердцу, в отличие от некоторых….

– Некоторые это кто? – неприязненно спросил Мясоедов.

– Некоторые, это которые, виски Джони Покер пьют, пока я по их делам в такую даль ездил.

– Джони Уокер! – ухмыляясь поправил старлея Костя Мясоедов. А тот даже не понял, о чем идет разговор, и обиженно продолжал:

– И еще меня обвиняют, что я в это время находился у себя в кабинете. Вот…смотрите…

Участковый достал толстенный бумажник, степенно его раскрыл, и вытащил аккуратно сложенную бумажку.

– Вот, квитанция!

Он победно протянул ее хозяйке. Та взяла ее и медленно прочитала.

– Закрытый дамский клуб «Геракл».

– И что эта бумажка означает? – спросил Костя Мясоедов. Он хотел, чтобы до приезда его жены этот страж порядка убрался из квартиры. Но как это лучше сделать, придумать не мог.

Участковый стоял посредине кухни, в милицейской форме, и наподобие римского сенатора готовился держать речь. Но те хоть в сандалиях были, а наш герой эпатировал публику белыми носками.

– А то и означает, что депутатша поехала не на свидание в ночной дамский клуб. Там тарзаны в плавках их развлекают. А они, эти дамочки, что съезжаются туда со всей Москвы, деньги им в плавки суют. Трубочкой сто долларов свернут и засунут. Куда суют, я не видел, охрана на входе говорила, дамочки так развлекаются.

– И как же ты узнал, что она в этот клуб поехала?

Участковый снисходительно улыбнулся.

– Я же говорю, у меня связи на самом верху. Я позвонил генералу и спросил, где может быть такая-то депутатша? Он мне сразу ответил, что она сексуально озабочена, и искать ее надо по дамским клубам. Перезвони, говорит мне, минут через пять, я тебе точно отвечу. Не соврал. Через пять минут, дал мне наводку где ее искать, и даже адрес клуба. Я съездил туда, и вот докладаю. Кизякова Романа там нет. А что я ездил туда по вашим делам, вот входной билет, подтверждение. Отчитываюсь.

Костя Мясоедов не любил оставаться в дураках.

– А билет, билет зачем покупал? – ехидно спросил он. – Тебя же все равно внутрь не пустили бы.

Участковый хитро улыбнулся.

– Странный вы человек, хозяйка не спрашивает, зачем я его покупал, а вы спрашиваете. Так прямо сразу и сказали бы, что не верите мне, что я заплатил в кассу!

– Не верю! – сказал Мясоедов. – и, давайте на этом наш разговор исчерпаем. Вы свою миссию отлично выполнили, справились с заданием, мы вам благодарны, претензий к вам не имеем, отчета за истраче6нные деньги не требуем. Милостивый государь будьте так любезны, позвольте нам остаться в своем маленьком кругу. Не всегда присутствие постороннего человека в столь трагический момент бывает уместно.

– Ой, только не надо устраивать непоправимую трагедию раньше времени. Давайте будем мужчинами! – пренебрежительно заявил участковый. – Вы не знаете, с кем имеете дело. Я же вам ответственно заявляю, что подключил все свои связи в высших сферах. Вашего Романа сейчас ищет милиция всей Москвы. Все майоры и подполковники на ушах стоят. Я уже про капитанов молчу. Скоро начнет поступать информация.

Лиза вышедшая из спальни, видела, как многозначительно переглянулись все трое – Эдит, Мясоедов и Полина. Хозяйка дама спросила участкового:

– Чаю?.. Виски?.. Или может еще, что желаете?

– Я бы поел! – просто сказал он. – Если это удобно.

Хозяйка дома смутилась.

– Ой, конечно удобно! Простите, что сразу не предложила. И маленькую! – она показала рукой стопочку.

– Можно! – не отказался участковый. – Начальство давно спит. Дышать ни на кого не придется.

Мясоедов рассмеялся.

– Товарищ старший лейтенант. А как же генералы? Рыщут они по Москве или нет?

Участковый был серьезен. Он так и не принял Мясоедовский шутливый тон.

– Вы зря иронией увлекаетесь. Генералы, сами никогда рыскать не будут. Для этого есть такие как мы. Если я сказал, что ищут, значит рыщут.

Лиза села на стул напротив участкового. Он внимательно на нее посмотрел и спросил:

– Вы тоже родня?

– Да я родня, родственница, но генералу Шпаку. Я у них в доме живу. – Лиза улыбнулась. – Мне хотелось бы услышать поподробнее историю про то, как генерал Шпак вам жизнью обязан.

– А…а… а это! – участковый посолил борщ, – вопросов нет. Расскажу, тем более ничего секретного в этом нет. А то вы мне не верите, что половина генералов здесь в Москве мои хорошие знакомые. Скоро сами будете искать моей протекции. А я еще подумаю, прийти к вам на свадьбу или нет. Ну, так вот. Наш начальник милиции района, полковник Воронов заканчивал московскую академию. Корешков у него здесь в Москве осталось, с чертову кучу, и еще чуть-чуть сверху. Он у нас знатный охотник. Выпить любит и все такое. Вот к нему раз или два раза в году и приезжают поохотиться его эти самые, однокашники. А полковник милиции, откуда может знать, где хорошая охота? Выпить, шашлыки пожарить, да, он знает. А где пойти на волка или на лису, где лося завалить, или кабана, он это не моги. Это только я Василий Иванович. Я их палочка выручалочка. Они, начальники лицензию купят, а едут ко мне, организуй охоту. Раньше я егерем работал в государственном, опытном охотничьем хозяйстве.

Да положили вышестоящие чиновники на него глаз. Решили сделать частным. Порезали его на куски и раздали по подставным лицам. А я как назло не попал в их список. Ну, тут меня и турнули, по сокращению штатов из охотхозяйства на вольные хлеба. А получилось у тех как всегда, и сам не гам и другому не дам.

Мы то раньше, когда я егерем служил десять га сажали кормовых полей для дичи, и сооружали более ста искусственных гнездовий для уток. Одной только соли выкладывали больше трех тонн на шестидесяти постоянных солонцах для подкормки кабана и лося. Охота была загляденье, никто не уезжал без трофея.

А как только наше охотничье хозяйство порезали на куски, новые хозяева дичь за два года почти полностью вывели. Воспроизводством ее никто не захотел заниматься, только отстрелом. Как мне один мой старый дружок объяснял, смысла нет. Я соль посыплю у себя на солончаке, олень ее у меня полижет, и уйдет к соседу. Как я ему втолкую, оленю, что нынче соль частная собственность, коли лизнул на моем участке, то с него ни ногой.

Да еще каждый хозяин на свой участок получил столько же лицензий, сколько мы раньше получали на все охотхозяйство. Через два года разве что изредка стал попадаться заячий след. Ну и я им новым хозяевам с другими егерями, которых выставили за ворота, немного помог разобраться с живностью. Нечего кабанам частную собственность топтать. В общем не охота стала, а слезы. А народ все равно ездит. Да не простой, а представительный.

Хоть я егерство и бросил, и переселился в свою деревню, Карловку, все равно когда охотники приезжали, по старой памяти они иногда меня приглашали на загон. Рука у меня удачная всегда была и глаз верный. Память об этом надолго остается.

Ну, вот один раз, наш начальник милиции Ворон и повел своих гостей на охоту. А меня не пригласил.

«Ну, ну», думаю, «и что же вы убьете без меня»? Как в воду глядел. Зима была. Целый день его гости попусту проходили, никого не встретили, и давай по воронам стрелять. Слышу я, что канонада со свинарника несется, там, где теперь остались одни пустые корпуса. Ну, так вот его гостье, чтобы не идти домой с полными патронташами и решили устроить себе праздник. Лупят ворон почем зря. Потом хвастались, что тысячу патронов расстреляли. А что толку, ворону в кастрюлю не положишь. Кондер из нее не сварганишь.

– Вы немного отвлеклись в сторону! – перебил участкового Мясоедов. Тот непонимающе поднял на него глаза и продолжил рассказ:

– Ну. Вот! Я ведь был в нашей деревне последнее время на общественных началах охотоведом, за порядком следил. Ага, выходят они к своим машинам. Встретил я их, высокое начальство, три генерала, наш начальник милиции полковник Воронов, я и спрашиваю, а лицензия у вас есть на отстрел ворон? Наш начальник Воронов, аж побагровел. «Ты, че, кричит, Васька, белены, объелся? Твое какое собачье дело?» Знал он меня по прежним охотам. А я отвечаю, не я белены объелся, а ты с рельсов сошел. Сам, говорю ему, ты из рода воронов, тотем у тебя такой, считай древний герб. И сам же по нему палишь, как это понимать? Ну, эти генералы, что с ним приехали, смеются. А, правда, говорят, Петька, ты ж должен ворон почитать по жизни, для тебя они священные должны быть, как коровы в Индии. А ты их предложил пострелять. Четыре их человека, три генерала, наш начальник милиции полковник Воронов, и я стоим друг напротив друга. Вы, говорю им, если бы хотели настоящую охоту иметь, обратились бы ко мне, меня здесь каждая собака знает. Я бы вам на медведя охоту устроил.

Смотрю, у них глаза загорелись. Тут они косого за день не убили, а им медведя предлагают. Переглянулись, мои генералы и лезут со мной ручкаться. Один представляется, генерал Шпак. Другой говорит, генерал Ванин, третий тоже генерал Иванов. Посмотрел я на Ворона, не разыгрывают ли меня, его дружки собутыльники. Да, вроде смотрю, нет. Загривки, у всех генералов волчьи, литые, форма камуфляжная на всех новая, сержант водитель тянется перед ними в струнку, а на Ворона даже не смотрит. Значит точно они старше по званию. Не стал я у них удостоверения требовать, так поверил. Ладно, говорю. Только лицензию выправьте. Неохота мне с новыми хозяевами бодаться.

Они смеются, лицензию, мол, пусть Ворон выправляет, он нас приглашал. Ворон позвонил своему заместителю. В общем, завались они в гости ко мне, потому что я сказал, подъем будет ранний в пять часов утра. Жил я на краю деревни, за домом поле, дальше лес. Встретил я их хорошо, до них были у меня другие охотники, они мне четвертую часть кабана оставили, за то что я по их лицензии им охоту организовал, так что встретить было чем. А выпивки они прихватили из багажника вагон и еще две бочки. Я им разрешил выпить по две стопки, не более. Завтра на медведя идем, говорю, руки не должны трястись. Стали проверять, у кого какие патроны. Жаканы у всех оказались. Слава богу ими не стали по воронью палить.

Выпили правда они еще. Выставил я им маринованные грибочки, огурчики хрустящие, свежую отварную картошечку, капустку целиковую соленую. Тут кабанятина подоспела, шкворчит, слюни текут. Разве под такую закуску двумя стопками обойдешься? Они выпили, а я не стал пить. Вся ответственность ведь на мне.

Смотрю, уже было часов одиннадцать вечера. У меня перед двором милицейская машина останавливается и из нее вываливается заместитель Ворона. Вышел я на улицу.

– Ты что ли умник, – спрашивает он меня, – на ночь глядя, лицензию на медведя потребовал?

Я молчу, что толку с начальством спорить. – А где Ворон? – спрашивает. Вышел Ворон на крыльцо, развел по сторонам рукой, что мол поделаешь.

– Генералы приказали! – показывает.

– А я думал ты изгаляешься! – говорит мне заместитель Ворона и так подозрительно смотрит на меня.

– Если тебе в тягость, отвези лицензию обратно! – говорю я ему. – Мужики и так сегодня славно поохотились, дичь постреляли, завтра утром встанут, чаю попьют, приедешь, отвезешь их на вокзал. Курочку или гуся им на дорогу зарежешь, чтобы порожними с охоты не возвращались. Только ощипай сначала, глядишь, для жен за диких уток сойдут.

Скрипнул зубами заместитель Ворона и говорит:

– Ты Васька мужик фартовый, всю жизнь тебе везет, вот и на этот раз в пустом лесу на медведя набрел, но язычок тебе подкоротить не мешало бы.…не в меру длинный он у тебя.

Тут мои гости, генералы вышли на крыльцо перекурить, что спрашивают, случилось? Да вот говорю, заместителя Ворона длина моего языка не устраивает. Ну, генералы мужики умные, поняли, в чем дело, один из них Ворону и говорит:

– А зам-то у тебя смотри гордый какой, бумажку вшивую выправил для нас, твоих гостей, и уже погоны с него попадали. Перетрудился видно парень, ты как Ворон считаешь?

Отвернулись генералы от него и направились в избу.

Смотрю, заместитель враз поскучнел, побледнел и лопочет мне:

– Вась! Василий! Я же пошутил! Давай мировую забацаем!

А сам злые глаза прячет, отводит в сторону. Ну, думаю, злыдень, душа твоя черная. Надо тебя погонять в хвост и в гриву, пока ты на колесах. И говорю я ему:

– Давай говорю, забацаем. Только на мировую барашка режут. Мы из леса придем, а тут, барашечек освежеванный должен ьыть. Ты суетишься! В глазки начальству заглядываешь. У мужиков, глядишь, и настроение будет другое, насчет твоих, чуть-чуть великоватых тебе погон.

Понятливый у Ворона заместитель оказался. Обрадованный, сломя голову он бросился к машине.

– Бу, все сделано в лучшем виде!

– Эй. стой! – тормознул я его. Грузить, так грузить по полной программе. – Баньку, вон, в огороде видишь? Истопи, как уедем!

– Зачем? – дурак, спрашивает. Я ему отвечаю:

– Ты видно никогда на медведя не ходил. – Истопи! Не помешает! Мало ли как дело обернется! И две машины с водителями, чтобы в пять утра с прогретыми моторами у моего забора стояли.

– Сам за рулем буду! – докладает он мне.

Долго ли, коротко ли, а утром я всю эту генеральскую кампанию бужу. Они тянуться похмелиться. Я им дал чаю по два стакана выпить и баста. На медведя, говорю, идете, а это вам не шутки. Морды скривили мужики. Чертыхаются, а ничего, молчат. Потом, говорю, им разговеетесь. А если, кто желает дома остаться, тогда может выпить. Сопят, но слушаются.

Выгнал я их во двор. Еще ночь. А ночь светлая. Облака высоко. Снег под ногами хрустит. Смотрю, а это они хрустят солеными огурцами. Фляжка в кармане у Шпака оказалась. Так, для форсу больше, грамм на двести. Отвернулся я, думаю, пусть взбодрятся охотнички. Им, при их загривках, по семьдесят грамм, мертвому припарки.

Отвязал Карая. Он у меня пес умный, знает, что на охоту идем. Так и ластится, старается в лицо лизнуть. Сели мы в две машины и поехали через лес к Красному Кусту. Деревенька, километров двенадцать от нас. Лет пять в ней никто не живет. А дорога есть, пробили мужики тракторами. Брошенные дома на кирпичи разбирают. Ага, приехали мы. Вылазьте, говорю. К берлоге на машине ходу нет. А сам смотрю на часы. Пока дойдем, еще часа два пройдет. Они хотели на лыжи становиться, я им отсоветовал. Бурелому там, куда пойдем, много, через каждые двадцать метров надо будет их отстегивать. Тут, недалеко говорю, вы лучше санки возьмите. Это зачем, спрашивают. А медведя, на чем, на горбу понесете? Смотрю, мои мужики, совсем уверовали в меня. Даже топтать дорожку вызвались. Нет, уж идите за мной говорю. Да постарайтесь, поменьше шуметь. Идем, а сам я думаю, вот будет здорово, если кто-нибудь до меня медведя спугнул. Не простит мне Ворон такой шутки.

Через час я их привел к берлоге. Фу, слава богу, смотрю снег в одном месте, там, где непролазь, на верхушке одного сугроба, желтый. И следов никаких. Значит, здесь он, лежит и не знает, что день последний его пришел.

А я случайно на берлогу наткнулся, дня за три до этого, сам в Красный Куст ходил, дом разбирал. А тут снежок стал подваливать, я и решил через лес путь домой скоротить. По дорожке километров двенадцать, а напрямки тока семь. А из этих семи, километр по лесу, остальное по ручью, по чистому ледку и прямо до дома. И вот тогда я и наткнулся на мишку. Смотрю, сугроб курится, сверху пожелтел. Парок из него идет. Эге, думаю, на берлогу наткнулся. Надо, кого-то с лицензией приглашать, а тут они сами начальнички припожаловали.

Короче, тихо подошли, Карай рвется у меня, шерсть на загривке дыбом становится, но я его еще держу, не спускаю. У меня в руках рогатина и длинная слега, я ее по дороге срубил. Мужики доглядели, где берлога, когда я им показал. Расставил я их у себя за спиной полукругом, трех генералов, Ворона и говорю, стрелять только в тот момент, когда мишка полезет из берлоги. В спящего не палить. Я ружье снял со спины, положил его в снег, в одну руку взял слегу, в другую рогатину и спустил, наконец, Карая.

Лай, крики, я слегой в берлоге шурую. Кстати вы знаете, что такое рогатина? – неожиданно спросил участковый. Мясоедов быстро ответил:

– Что тут знать. Из молодого деревца рогатина вырубается, из тонкого и желательно прямого ствола. Рогатка одним словом на длинной ручке. Медведю к горлу приставляешь и поднимаешь его на дыбы. А снизу, в это время, нож в сердце всаживаешь. Раньше так охотились.

Участковый не меняя интонации, тем же ровным голосом продолжал.

– Рогатина друг, похоже на копье, только пострашнее. На двухметровое древко крепко привязывается заточенное с двух сторон лезвие ножа, это и есть рогатина. А на ту рогатину, что ты придумал, попробуй, подними простую овцу, может быть у тебя получится.

Короче, сую я слегу в берлогу, мишку собираюсь выгнать. А он стервец, возьми и вырви ее у меня из рук. Так и затащил ее в берлогу, слышно было, как в злобе он ее сломал. Пес от ярости уже весь слюной изошел, стоит на краю, у самого отверстия. Я ближе подошел, готов встретить его рогатиной. А мишка, вдруг куда-то пропал. Слышу со спины голоса.

– Затаился наверно в углу берлоги!

– В глаз, ты ему спросонья ткнул, протирает бельмы.

– К атаке готовится.

– Ага, карту наступления развернул.

– Считает, сколько нас!

Никто не угадал. А я боюсь оглянуться, стерегусь, медведь обычно пулей из берлоги вылетает. Что у меня за спиной делается, плохо вижу. А мои мужики, видят, что пора стрелять, придвинулись ко мне, хотя я им не давал команды приближаться. Назад, им кричу! Куда там? И вдруг, слышу у себя за спиной, чуть сбоку, бах, бах, а потом крик, шум борьбы и топот ног.

Шпак стрелял и только ранил медведя. Оборачиваюсь, ё-мое, вижу, мишка нас перехитрил. Обычно, когда медведи устраивают берлогу, они делают запасный выход. Метрах в трех, ну от силы в четырех от главного входа. А этот стервец, прорыл ход метров десять длиной, и устроил выходное отверстие за поваленной сосной. А на стволе сосны. генерал Шпак смел рукой снежок и удобно, как в тире пристроил свое ружье. И тут у него, сбоку в полуметре вдруг летит в разные стороны снег и появляется рядом, чуть не между ногами морда Михайло Потапыча, свирепая морда. Шпак ему прикладом раз и по морде, а стволы бах, бах. Отдачу при выстреле ты никак не самортизируешь. Досталось мишке, взревел он и вырвал ружье у Шпака. Когда я оглянулся, смотрю, за моей спиной, будто старая смоленская дорога, где Кутузов гнал Наполеона. Мишка, по протоптанному следу, гонит впереди себя генерала Шпака.

Представляете, впереди улепетывает генерал, а за ним вдогонку несется медведь. Я бросаю рогатину, хватаю в руки ружье, а стрелять нельзя. Мишка и генерал от нас на одной прямой. Что делать? Генерал то Шпак свое ружье бросил. Это потом он нам лапшу на уши навешивал, что мишка ружье у него из рук выбил. Растерялся мужик, древний инстинкт выживания у него сработал, деру дал. Страшно мне стало, думаю, сейчас Михал Потапыч его догонит и одним ударом лапы хребет перебьет, или скальп снимет. Мои охотнички стоят, рты разинули. Тогда я кидаю вслед медведю Карая, и сам за ним с одной рогатиной. Хорошую тропинку мы вшестером протоптали, легко бежать. Уф… до сих пор мороз по коже пробирает.

Участковый перевел дыхание. В зале стояла мертвая тишина.

– Чем охота на медведя опасна? Бедой! Не знаешь, каким боком она тебе выйдет. Медведь – зверь хитрый, сильный, злой, так просто его не возьмешь. Мысли несутся у меня вскачь. Знаю, не убежит Шпак, догонит его вот-вот медведь, господи, чем тогда дело закончится? Посадят меня ни за что! Это мне силы и придало. А мои беглецы отбежали уже метров на пятьдесят.

Впереди, прямо на их пути стояла высохшая березка, сучья да ствол. Кто-то года два назад начал ее рубить и бросил. Засохла она. Мы еще когда сюда шли, я ее помнил, как ориентир. На нее я, и проложил тропку. И вот уже почти у самой сосны медведь нагнал Шпака. А мне до них бежать да бежать, и Караю еще метров тридцать. Только я смотрю, мой Шпак, в валенках, подшитых на кожу, прыг с тропы в сторону и как обезьяна за пять секунд вскарабкался на вершину этой березки. Мишка тоже налетел на дерево, и даванул ее всей своей массой. Бедный Шпак как флаг американский на Луне заколыхался, но держится, ствол из рук не выпускает. Медведь еще поднажал, деревцо хрустнуло у основания и начало заваливаться. Метрах в десяти от комлевой части ствола приземлился Шпак.

Ну, и прыть у него была. Как заяц порскнул в сторону. А медведь за ним. Мишке сподручнее бежать по глубокому снегу. Он его почти нагнал, когда ему в зад вцепился Карай. Тогда медведь развернулся, а тут и я подбежал. Шпак рванул в чащобу, только мы его и видели, а мне пришлось брать медведя на рогатину. Страшно, честное слово, с обиженным зверем бодаться. Как раньше наши предки один на один выходили на него? Хорошо хоть, Карай помог мне, отвлек его в сторону. Тут я ему сбоку под лопатку и всадил рогатину, да так что она переломилась пополам. Тридцать сантиметров лезвия вошло в тушу, а медведю хоть бы что. Собака на нем висит, из него кровина, как из свиньи хлышет, а он прет на меня с обломком древка в боку.

Вовремя, генералы подбежали и добили медведя. А то пришлось бы мне его на нож принимать. Фу, смотрим, затих, окровавленную морду в снег уткнул, глаза мутной пленкой покрылись. Представляете, ведь могло и по иному повернуться. Не медведя, а Шпака везли бы из лесу на санках. Слава богу, пот стираем с лица. Стоим, прикуриваем, а у самих руки трясутся. Тут и Шпак появился из-за деревьев. И как начали все смеяться. Вдруг стали такие герои. Каждый рассказывает, что он делал, как бежал, как стрелял. Шпака по плечу хлопают, поздравляют, с новым рождением. В общем незабываемая у мужиков охота получилась.

Лиза внимательно вгляделась в участкового. Потом сказала:

– Я видела эту фотографию, где Ван Ваныч с вашим убитым медведем сфотографировался. Только там егерь худой был, а вы вон какой… И еще он рассказывал, все наоборот. Что он с рогатиной вас спасал.

Участковый невозмутимо пожал плечами.

– Пять лет назад, я весил семьдесят килограмм, а сейчас сто двадцать. Разница есть?

– Есть! – согласилась Лиза. Участковый продолжил:

– А то, что Шпак рассказывает, все наоборот, так и я на его месте то же самое делал бы. Только вы обратите внимание на его порты, на фотографии. Куртка камуфляжная, а порты не в тон, порты мои. Он один портами выделяется на фотографии от своих друзей.

– Что вы хотите этим сказать? – сердито спросила Лиза. Участковый засмеялся.

– Кому ни покажешь фотографию, все думают одно и то же. Ничего такого не случилось, о чем вы подумали. Просто когда он лез на сосенку, медведь успел лапой достать только до брюк, вот он их когтями и располосовал. А теперь, – участковый поднял глаза на Мясоедова, – вы надеюсь понимаете, какие у меня связи в Москве и на какой верх я выхожу. Мужики-то двигаются вперед, еще по звездочке заработали. Сказали мне, звони, в любой момент. Из деревни вытащили, в милицию определили, вот в участковые перевели. Учусь ведь я, в юридическом. Правда, на платном. С жильем обещали помочь. По вашему делу, просил их ускорить экспертизу. Сказали, самое позднее утром, будут результаты и по пальчикам и по крови. Так, что я как участковый на месте. Меня на плохой участок не поставят. А вы не цените…

Участковый передразнил Костю Мясоедова:

– Би…и…лет… где ты его взял?… Да меня сам начальник нашего управления боится, если на то пошло. Я если захочу у любого погоны посрываю.

– Ну и чем дело закончилось? – спросила любопытная Лиза.

– Чем? – усмехнулся участковый, – Тем, чем и заканчиваются обычно такие истории. Впервой что ли? Шкуру убитого медведя генералы не поделили. Сначала все хорошо шло. Вызвали обоих сержантов, ноги ставили на тушу, фотографировались и группой и отдельно. Затем погрузили медведя на салазки, они у меня большие, я дрова на них из леса возил, и потащили Топтыгина до машин. От сержантов пар валил, когда они вышли на дорогу. А там ко мне домой.

Заместитель Ворона у ворот встречает, лицо маслянистое, суетится мужик, всем угодить хочет, докладает мне, что баранина отварная есть и плов и банька поспела. Я думаю, пока нас не было, взвод милиции у меня во дворе трудился. Снег со всего двора за ограду повыбрасывали. В общем, сели за стол. Подняли сразу стаканы, как полагается за удачу, выпили по первой. Хорошо пошла. Сразу налили по второй. Тост тут Шпак захотел произнести. Долго говорил он, начал с друзей, какие они закадычные, потом и меня вспомнил, и мою собаку Карая, а в конце сказал, что пес наверно шкуру зверю немного попортил, когда сзади его за ляжки хватал, а он ее хотел на стену повесить.

Лица у остальных вытянулись. Почему именно на твою стену, а у нас, что стены кривые? Сколько я егерем работал, ни разу еще не было, чтобы охотники были довольны дележом. Даже уток постреляют, поделят поровну, достанется всем ровно по пять штук, казалось бы чему тут завидовать? Нет, все равно недовольны, смотрят у кого тушки упитаннее.

А тут шкуру убитого медведя делить. Шпак хитрый. Первый заявку сделал. А вы говорит, мою долю мяса берите, а шкуру мне. Дураков, среди друзей генералов нашел. Ворон, наш начальник милиции смотрит, что это дело ничем хорошим не закончится, и быстро самоустранился.

– Вы, господа генералы, делите шкуру между собой, я пас. Она мне не нужна. У меня аллергия на шерсть.

А его заместитель в это время вокруг стола, как трактирный слуга только успевает крутиться. Вдруг он подает голос с тонким намеком.

– Правильно, пусть только генералы делят. А нам еще товарищ полковник расти и расти до них.

Смотрю, трое генералов зырк глазами по сторонам. Быстро прикинули, где шансов больше, что лучше делить на троих, чем на пятерых, включая меня и Ворона. Согласны? Нас с Вороном спрашивают, что если мы, только генералы между собой шкуру медведя поделим? Ворон сразу говорит, да, а я им тоже подтверждаю:

– Да, говорю, давайте между нами генералами поделим, шкура это одно, а мясо, его прежде чем есть, надо бы еще в лаболаторию сдать на анализ. А я еще с детства не могу это чертово слово «лаболатория» правильно произнести, у меня вместо «ра» всегда «ла» выскакивает. На четверых, говорю, генералов поделим. На меня и на вас троих. Честное слово, они, по-моему, обиделись на меня, что я себя с ними сравнил. Да, говорят, ты знатный охотник, но нельзя же себе самому присваивать звание генерала. Надо поскромнее быть. А я им отвечаю, я его не сам себе присваивал. И куда уж скромнее меня можно быть. За все время, что вы здесь я ни разу им, званием не козырнул, хотя генералом был намного раньше вас. Я, говорю, был им еще в Советское время.

Ох, и зацепил я молодых, да ранних. Один смеется, за бока держится; второй, пальцем на меня показывает Ворону и его заместителю; третий наливает мне полный стакан, ах, спасибо, мол, и на царскую охоту сводил, и бесплатно потешил. А у меня кличка была, Васька-Лаболатория. Доложил видно генералам заместитель Ворона, стукачок, про нее. Смеются они.

– Васька-Лаболатория – генерал. О…хо…хо! А…ха…ха!

А случилась вот какая история. Когда паспорта меняли, мне одну букву не дописали. Есть фамилии – Маршалл, есть – Капралл, а я был – Генералл. На конце два «лл». По недосмотру или как там у них получилось, но я получил паспорт с новой фамилией – Генерал. Василий Иванович Генерал. И чего мне с такой фамилией не жить? Ошибку я не стал исправлять, а вот куда ни поеду везде спорю, пари заключаю, что я генерал. Молодой такой, смеются, а уже генерал?

Сколько водки я выиграл, кто бы только знал. Вот и эти тоже не поверили мне, заспорили, что не может такого быть, по возрасту я не подхожу. Короче, ударили по рукам, только я им одно условие поставил, что если я выиграю спор, пусть вся наша милиция впредь обращается ко мне по фамилии, товарищ такой-то, здравствуйте и честь отдает.

Ворон на меня зверем смотрит, его заместитель половник проглотил от такой наглости, но оба молчат. А генералам что, они водки выпили, им море по колено. Согласны, кричат, доказывай, что ты генерал еще с советских времен. Ну, тут я им паспорт и вынес. А там черным по белому написано – Генерал Василий Иванович. Ох, что тут началось, по бокам себя хлопают, заместителя Ворона заставляют, чтобы он мне тарелку обновлял и обращался ко мне, товарищ Генерал.

– А шкуру медведя?

– А шкура медведя досталась мне! Жребий тянули! – гордо заявил участковый Генерал. Лиза до этого молча слушавшая участкового перебила его:

– А мне мой дядя, настоящий генерал Шпак, сказал, что вы смухлевали со шкурой. А он не стал вас выводить на чистую воду, потому, что вы ему жизнь спасли.

– Как смухлевал? Ну-ка расскажи! – пристал Костя Мясоедов.

Его перебила Елизавета.

– А дядя рассказывал по-другому товарищ старший лейтенант.

– Можете ко мне обращаться просто – товарищ Генерал! – сказал участковый.

Елизавета сердито свела брови и упрямо твердила свою правду:

– А дядя Шпак рассказывал, что когда они четверо решили разыграть шкуру медведя, хитрый егерь, то есть вы, который по совместительству Генерал, достал шифроблокнот, вырвал из него одну страничку, разрезал ее на четыре части, а на одной написал слово «шкура медвежья». Скрутил листки и бросил их в шапку. И дал трем генералам по очереди тянуть. А хитрость в чем заключалась, бумага была такая, что запись на ней через десять секунд исчезала. Пустые номера трое вытянули. А раз трое вытянули пустые номера, то четвертый листок можно и не разворачивать, а сразу потрясать им как выигрышем, что егерь, то есть вы и сделали. И съели его тут же якобы за будущую удачу. Мой дядя генерал Шпак пожалел вас товарищ Генерал и не раскрыл вашу тайну. За то, что вы спасли ему жизнь.

Костя Мясоедов радостно зааплодировал.

– Я же нутром чуял! Участковый малый не промах!

Ехидна Мясоедов невинно глядя на участкового кротким голосом спросил.

– Товарищ участковый, я знаю, почему генерал Шпак вас не выдал.

– Почему?

– Потому что он боялся, что вы ему предложите из того материала что сделан шифроблокнот шить генеральские штаны, чтобы следов не оставалось. Был казус, и нет казуса.

– Фи! – Лиза презрительно сморщила нос. – А еще вы Мясоедов, говорят, их академической семьи. Солдафонские у вас шутки.

– Ну, что получил? – засмеялся участковый.

Глава 16

Зазвонил звонок. Полина пошла открывать дверь.

– Из прихожей раздалось торопливое постукиванье каблучков. Елизавета первый раз увидела жену Кости Мясоедова торопливо входящую, если не сказать, вбегающую в чужую квартиру. Зоинька Мясоедова мельком окинула сидящий в зале народ и полетела к мужу. Лишь на лишнюю долю секунды ее взгляд задержался на Эдит, и удивленно вздернулись ее брови при виде Елизаветы.

– Зоинька! – бормотнул с испугу Мясоедов.

Казалось, Зоинька начнет сейчас Костю целовать или обнимать, или наоборот устроит ему разнос, но она, неожиданно для тех, кто за нею наблюдал, сделала круг вокруг длинного обеденного стола и ринулась обратно в прихожую. Эдит и Лиза уставились на Мясоедова. Маневр его супруги им был непонятен. Один участковый промокнул губы салфеткой, затем ею же вытер усы и спокойно сказал:

– Пропеллер надо остановить.

– Что? – переспросил Константин Мясоедов.

– Эмоциональный человек! Круги будет нарезать, надо психотерапию ей делать. Индивидуальный шок.

– Да..а..у! – Мясоедов с ненавистью смотрел на участкового.

Участковый только немного поморщился и сказал:

– Я в молодости колхозных коз пас, немного в их психологии разбираюсь. Когда коза перевозбуждена, ей нужен ступор.

– То есть…

– Рога ей нужно свернуть.

– Это моя жена! – наконец, сообразил представить «летучего голландца» Костя Мясоедов Лиза видела, как спрятала смеющиеся глаза Эдит. Участковый доброжелательно посмотрел на Костю и развел руками.

– Друг, что ж, сочувствую!

– Я бы попросил…! – полез Мясоедов в бутылку, но в это время вошли его жена и Полина. Зоинька Мясоедова буквально висела на хозяйке.

– Расскажи мне, как это случилось, дорогая. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Костя не даст соврать и подтвердит. Я, как только услышала про твою беду, все бросила, подругу на телефоне бросила, детей бросила, матери их отвезла, сериал не досмотрела, и сюда полетела… Что смотришь, как истукан? – вдруг набросилась она на мужа. – Человеку помочь надо.

Взор Зоиньки остановился на участковом, вернее на его носках. Потом на лейтенантских погонах. Послышался ее шепот:

– У вас засада или тебе его, как охрану выделили? – спросила она Полину. – Вообще-то не производит впечатления, жирноват малый. Хряк да и только. Ты сама его наняла? Как ты ночью одна с таким останешься? Сказала бы мне, я бы тебе таких бойцов прислала…У папы на воротах стоят, гренадеры красавцы, призовые жеребцы. Бутылку с шампанским запросто об лоб бьют. Может, поменяешь?

– Не надо! Этот Генерал!

У гостьи почтительно вытянулось лицо. Возможности хозяйки поразили Зоиньку Мясоедову. Рога спеси ей малость пообломали, ввели в ступор.

Полина, как могла, обрисовала поздней гостье картину исчезновения мужа. Но серьезность и трагизм положения до Зоиньки видно не доходили. Правду говорят, чужая боль, не боль и какую ты соболезнующую гримасу не строй, фальшивая она будет. Зоинька оптимистически смотрела в будущее.

– Как исчез, так и вернется! Не появилась ли новая змея? А это кто? – спросила она, указывая глазами на Елизавету.

– Главный бухгалтер нашей фирмы, вместо Веселовой – ответил Мясоедов. – ты хоть с людьми поздоровайся. А то, правда носишься, как заводная. Какая муха тебя укусила?

Зоинька, наконец, остановилась и осмысленным взглядом обвела гостиную-кухню. Взгляд ее уперся в Эдит.

– Здравствуй! – коротко сказала она. – Давно тебя не видела.

– Не надо, так переживать за Костю! – насмешливо сказала Эдит.

Зоинька, стараясь держаться как можно уверенней, куснула соперницу:

– Наоборот, я не переживаю, я радуюсь, я рада, что он постоянно под твоим присмотром на работе, что ты подавляешь стартовый импульс его порывистового сознания.

Эдит ведя свою собственную партию, ангельски улыбалась, и сыпанула Зоиньке соли на кровоточащую рану.

– Вот здесь ты дорогая преувеличиваешь. Он вполне свободный мужчина и думаю, сам знает, что делает. Им двигают не инстинкты, а целеустремленная воля.

– Да, но если мужчину оставить без постоянного женского внимания, гласит закон природы, – Зоинька глянула на Константина, который недовольно хмурился и воскликнула: – он может просто-напросто исчезнуть, раствориться в небытии. Чему мы, на чужом примере, и есть невольные свидетели …

Мясоедов испуганно повел головой по сторонам и, не увидев, хозяйки дома облегченно вздохнул.

– Ты что несешь? Думай хоть, когда варешку открываешь! В доме повешенного о веревке…

– Костя, что за жаргон? Не забывайся, дорогой! Вспомни, ты живешь в семье Печкиных. А мы Печкины… – в голосе его жены сразу прорезались властные нотки. Он недавней потерянности не осталось и следа. Она вновь чувствовала себя в своей тарелке.

Участковый услышав ее последнее заявление моментально поднял голову от стола.

– Значит, вы говорите уважаемая…

– Зоя Сергеевна, – подсказал Мясоедов.

– Значит, уважаемая Зоя Сергеевна вы считаете, что Роман исчез из-за недостатка женского внимания? Как говорили в нашем колхозе, Ванька ушел к другой Маньке? Вы Романа хорошо знали?

– А вы собственно, кто? – Зоинька рассмотрела на кителе участкового лейтенантские погоны. Генералом здесь и не пахло. – Соблаговолите представиться!

– Честь имею, старший лейтенант Генерал! – привстав, шваркнул тапками участковый. Может, новые звания ввели, как институт прапорщика, подумала Зоинька. И тут Костя Мясоедов оказал супруге плохую услугу. Он укоризненно на нее посмотрел и шепнул ей на ухо:

– Нужный Полине человек. У него такие связи наверху… Если что сделает, то только он.

Слух у участкового был неплохой, для консерватории, конечно, не годился, а вот услышать лестный отзыв о себе он сумел. И еще весомости ему добавила хозяйка дома. Не обращая внимания на других гостей, она, спросила его одного, сыт ли он, или еще что будет, а прочим предложила только чаю. Не знала только что приехавшая Зойка, что остальные час назад поужинали. Привыкшая к чинопочитанию в своем академическом кругу, она признала за странным старшим лейтенантом безусловно-первородное право на каверзные вопросы.

– Значит, как говорит прокурор, вы Зоя, – участковый проглотил ее отчество, – утверждаете, что Роман ушел к другой женщине. Назовем ее условно Марией-Магдолиной или Манькой. Как желаете, так и назовем. И ничего уже с этим сделать нельзя?

– Почему нельзя? Я об этом ничего не говорила, – с досадой произнесла Зоинька. Она виновато смотрела на хозяйку дома. Я здесь ни при чем, умолял ее взгляд. Это он, ваш Пинкертон, соблазнитель и искуситель провоцирует меня.

– А старший лейтенант, вкусив в Москве сладкого меда власти, посчитал, что он на своем участке такой же хозяин, как участковый в деревне. В его голосе слышен был большой энтузиазм. Он сказал:

– Давайте к проблеме Марии и Магдалины подойдем не со стороны взрыва и хаоса семейной жизни, а со стороны косметического ремонта. В глаза судьбе надо смотреть прямо и честно, и не заглядывать сбоку. Что вы о ней Зина знаете? Нам нужна правда, и только правда. Вы не хуже меня знаете, что жена об измене мужа узнает последней. Знание – сила. Пусть от нас узнает, кто она, такая-сякая, немазаная, или какая?

Лиза ушедшая к себе в комнату, с интерес наблюдала за действующими на свету лицами. Вот лицо Эдит стало напряженным. Полина вообще превратилась в слух. Костя презрительно слушал умника участкового, но предпочитал вслух не высказываться. А сам участковый казалось, тянул огромный воз. Жена Мясоедова смутилась.

– Я и видела то их всего один раз! – неуверенно заявила она.

– Полина! – осторожно спросила Эдит хозяйку дома Кизякову, – коли пошел такой откровенный разговор, можно тебе деликатный вопрос задать?

– Можно!

– Когда к тебе вернулся Роман?

– Неделю назад! – твердо ответила Полина.

– А от меня он ушел три недели назад! – сказала Эдит.

– И где был он эти две недели? – Участковый достал из кармана массивный портсигар. Неспешно открыл его и протянул, угощая Костю Мясоедова. Тот отклонил предложение.

– Не курю.

Все нетерпеливо смотрели на Зоиньку. Никто ее за язык не тянул, сама назвалась. Она повторила:

– Я и видела то их вместе всего два раза. Один раз еще до моей свадьбы. Костик как раз познакомил меня с Романом, сказал, что это мол, его друг. Я и увидела Кизякова Романа на следующий день. Он шел с девушкой, они весело болтали. Девушка от него не могла оторвать взгляда. А он шел и еще успевал по сторонам зыркать глазами. Кот, да и только. Мне тогда так жалко стало эту девчонку. А второй раз я ее увидела совсем недавно, уже сколько лет прошло. Она выходила из машины. Я как раз в больницу ходила, а он ее до женской консультации подвез. На Мерседесе своем. Беременная она была. Вышла, поцеловала его в щеку и сказала ему: Рома, скоро отцом ты будешь. А он ей ответил, крестным, лапа. А она почему-то рассмеялась.

Зоинька Мясоедова, развела руками по сторонам.

– Вот все что я видела. Может Костик ее знает.

Взгляды всех были устремлены на Константина Мясоедова. Он мысленно взвыл и замахал руками на свою благоверную честеря ее почем свет. Да что толку. Она ведь Печкина. Полина тихо попросила:

– Костик расскажи, ты же знаешь, я не скандальная баба, восприму все спокойно.

Мясоедов было заартачился, закапризничал, а потом стал резать последний огурец.

– Эта Ольга. Жена его водителя. Он еще до тебя Полина, и до тебя Эдит с нею встречался. Что, значит, встречался? Жили они. Преданна была она ему как собака. Только не люба была. Мог ее месяц не видеть и не вспомнить. А как ему тошно становилось, бежал к ней. Денег занять, переспать пару ночей. Одно время вообще на год выкинул ее из памяти. Она замуж даже вышла, а этот идиот приперся к ней домой.

Муж пришел, а они голубки забыли про время. Скандал был, спустили его лестницы. А Ольга разошлась с мужем. Так он к ней ни разу после этого не зашел, хотя она жила уже одна. Второй раз она вышла замуж, и дура, не могла ничего умнее придумать, как попросить Рому взять ее мужа к себе на работу. У бабы вообще бывает ум? Как к своему бывшему хахалю устраивать супруга? Мало ли что? Вдруг выплывет? Мне это сто лет не надо было бы.

Но сегодня, когда вы сказали, что Ольга родила, и ее муж отпросился, я подумал, что и Роман здесь поучаствовал. Муж поехал поздравлять супругу. Вот я и подумал, а не махнул ли он через забор, чтобы дождаться пока уйдет супруг и самому помахать рукой ей в окошко больницы.

Ольга такая! Не удивлюсь, что могла и родить от него. Как кошка до сих пор в него в него влюблена. Тут два варианта. Он побег поздравлять ее с сыном. Со своим сыном. А его дождался водитель Володька и тюкнул его по башке монтировкой. Вы разве не обратили внимание, что Ольга выбрала себе мужа похожего на Романа. Ее Володьку если одеть и чуть-чуть подгримировать под Романа, то и отличить одного от другого совсем невозможно. Согласны?

– Еще есть версии? – спросил участковый. Получилось так, что расследование замыкалось на него. Как-то негласно все сидящие в зале признали его главенство.

– Есть! – воскликнула Зоинька Мясоедова, – Может быть, Кизяков Роман вообще домой и не приезжал! Володька-водитель его из ревности, раз и секир башка где-нибудь по дороге. Знал, небось, что его Ольга с ним сына делали. И в день рождения сына, чик и по горлу. За то, что он подбросил ему кукушенка на воспитание. Вот откуда кровь на сиденье.

– Что ты городишь, что ты городишь? – воскликнул Костя Мясоедов, но его никто не слушал.

– Хорошая версия! Хорошая… – похвалил участковый Зоиньку Мясоедову. – Молодец!

Та просто расплылась в улыбке и даже победно посмотрела по сторонам.

– В Москве выбросить тело можно в любой мусорный бак. – подытожил самозванный Пинкертон сказанное. – А посему, чтобы проверить эту версию, вызываем охранника. Они по суткам здесь дежурят, а этот Федя только ступил на дежурство. Вызываем его?

– Вызываем!

Сидящие в зале были полны энтузиазма дорасследовать дело исчезнувшего Романа до конца.

Глава 17

За охранником решили сходить вдвоем, Полина и Зоинька Мясоедова. У Зои был свой резон уединиться с Полиной. Они обе были на ножах с этой красоткой Эдит, конфликтовали, делили мужей, и теперь за ее спиной можно было создать объединенную коалицию. Мясоедова без всяких прелюдий, как только они вышли на лестничную площадку, заявила.

– Эта стерва, испортила и мне и тебе всю жизнь, а ты ее еще принимаешь.

– Зоя! – рассудительно ответила ей Полина, – дело то не в ней, не в этой Эдит. Не будь Эдит, была бы другая. Эта еще делится время от времени с нами, нашими же мужиками. Будь другая на ее месте, выжала бы их как лимон и вышвырнула на улицу.

– А разве не так она поступает?

Полина удивленно посмотрела на Зою и спросила:

– Нет! Тут она баба порядочная. Лишнего ничего не взяла. Разве что по мелочи.

Зойка вспомнила, как рассказывала соседка Эдит, какие подарки носила ей Полина и мысленно усмехнулась. Пой ласточка, пой, интерес у каждой свой! И путать его нам, мадам, тоже, не гоже.

Охранник Федя был на месте. Лежа на диване он давил храпака.

– Фе…е. дя! – нежным голосом позвала его Полина.

Охранник не видел за спиной Полины Зои Мясоедовой и спросонья залился соловьем.

– Ой, Поля, Полюшка моя ты! Тополек мой ненаглядный.

– Федя! – строго повторила Полина. – Пожалуйста, поднимемся наверх ко мне. Поговорить надо.

– Давно мечтал-с! – брякнул охранник и, наконец, увидел Зоиньку Мясоедову. Черт-те что может подумать эта свидетельница, одевая куртку, костерил себя Федя. Он закрыл на ключ будку, и сказал вслух:

– Наши жильцы знают, что снаружи есть кнопка, откроют шлагбаум без меня.

Поднимались молча.

Пока хозяйка дома и Зоинька Мясоедова ходили вниз за охранником, наверху в гостиной состоялся следующий разговор. Начал его Костя Мясоедов.

– Товарищ участковый, мне совершенно непонятен ваш интерес в этом деле. Но поскольку вы так рьяно взялись за это дело, у меня есть для вас информация к размышлению.

Старший лейтенант его сразу перебил.

– Интерес у меня один. Как участковый я уже месяц, но не раскрыл за это время еще ни одного преступления на своем участке. А мне двигаться вперед надо. Вы же знаете у меня какие связи наверху. И еще у меня есть позыв, чисто физиологический. Но я о нем пока промолчу.

– Да уж, сделайте одолжение, помолчите!

– Но могу и сказать, как, немецкий философ сказал: что естественно, то не противно.

– Вы где это слышали?

– Генерал Шпак, за столом Гегеля поминал.

– Может быть, он говорил: «что разумно, то действительно; и что действительно, то разумно»?

– Точно, так говорил! – согласился участковый и спросил: А вы что, тоже генерала Шпака знаете?

Косте Мясоедову расхотелось знакомить доморощенного Пинкертона с конфиденциальной информацией. За него это сделала Эдит:

– Товарищ Генерал, – польстила Эдит участковому, назвав его по фамилии, – сейчас придет охранник, если это тот же самый, что был и ранее, то он утверждает, что в машине Романа, никакой крови не было. Кровь появилась, позже, перед тем, как Полина вызвала милицию. И вообще, кровь ли это? А нам с Костей, кажется странным, и не то что странным, а подозрительным, сама связка охранника с Полиной. Нет ли здесь какой цепочки? Может именно это тот конец, за который можно ухватиться и вытащить всю цепь? Вы бы подумали, а?

– Да, интересная наводка! – участковый пошевелил большим пальцем ноги и задумчиво произнес. – Крови не было, кровь появилась. Сразу могу сказать вам, там была не томатная паста. – авторитетно заявил он, – Может быть, голову попугаю оторвала Полина? Константин, посмотрите срочно, пустая железная клетка в доме есть? – громко попросил участковый.

Хозяйка дома с Зоей и приглашенный охранник вошли тихо. Они услышали вторую часть фразы.

– Зачем вам товарищ Генерал железная клетка понадобилась? – спросила Полина, решив перед допросом охранника резко повысить статус участкового.

– Зачем? – расплывшись в придурковатой улыбке спросил польщенный участковый.

Приглашенный охранник Федя воспринимал окружающую действительность слишком буквально. Услышав, что Генералу срочно понадобилась железная клетка, он мысленно стал ее примерять на себя. На фантазии начальства в своей жизни он успел насмотреться. Его опасения похоже начали оправдываться. Этот скороспелый генерал, мало того, что сидел посреди залы, но еще и единственный из всех ботинки снял. Чувствует себя как дома, подумал Федя. Чихать он на остальных хотел. У него единственного ноги отдыхают. И китель собака снял. Так тебе и надо, что разжаловали тебя в старшие лейтенанты, со злорадством, подумал Федя. Что ж такого, ты милый натворил, что на столько ступеней полетел?

А в это время старший лейтенант лихорадочно искал ответ на вопрос, зачем ему понадобилась железная клетка? Сам ведь сподобился о ней спросить. Не найдя ничего другого, он пошел по Фединому пути и начал мысленно примерять железную клетку на голову охранника. Железную маску он спутал с железной клеткой. Слышал он краем уха про узника в железной маске. А железная маска у него ассоциировалась с рыцарским шлемом одеваемым на голову, только грубее сделанным. Ящик на голове, одним словом.

Участковый, как инквизитор творчески подошел к делу.

– Да, вот, хочу этого молодца, на дефекторе лжи проверить. – сказал он. – Полиграф, он называется. Железный ящик с проводами. Ящик одевается на голову подозреваемого, или его туда всего запихивают, а потом провода подсоединяют к розетке. Ни один подозреваемый не выдерживает пытки, болиграфом. Никакая дыба рядом с ним не стояла. Поэтому у него и название такое, состоящее из двух слов, боль и граф, болиграф.

– Полиграф! – неуверенно поправил участкового охранник.

– Нет, дорогой. Полиграф, это потом, когда у тебя голос сядет от боли. Будешь орать благим матом, уберите этот болиграф, а у тебя будет получаться сипло-сипло, чуть слышно – «полиграф».

Феде одновременно хотелось и осадить, унизить этого расстригу-лейтенанта, и в то же время он боялся вступать в конфликт с законной, местной властью. Какая никакая, а власть. Против ветра не будешь… Нет, не герой он, Федя. Себе дороже. И тут охранник допустил непростительную ошибку. Желая доказать всем, что он не последний человек в этом доме, в этой гостиной, и с хозяйкой на короткой ноге, Федя громко объявил:

– Полина, я себе чаю сделаю! – и полез в горку с посудой.

А из бара достал бутылку рома.

– Я с ромом люблю! – объявил он остальным.

Что ж, в любое другое время подобная фамильрно-беспардонная форма поведения, сошла бы всего лишь за недостаток воспитания, но не сегодня. Каждый из присутствующих в гостиной сделал моментальный вывод, что Федя, не первый раз здесь в гостях. Ох, как многозначительно посмотрели друг на друга Эдит и Костя Мясоедов. Их давешнее подозрение насчет сговора между Полиной и этим охранником Федей, подтверждалось. Не эти ли голубки помогли Роману сгинуть в неведомой дали?

Костя шепнул участковому:

– Этот сучок чувствует себя в этом доме как хозяин.

Старший лейтенант удовлетворенно потер руки и громко объявил:

– С вашего позволения дамы и господа, мы с Федей уединимся на некоторое время в отдельную комнату, для уяснения некоторых конфиденциальных любезностей и скабрезностей. Пошли, орел, поговорим!

– Я, Курочкин!

– Пошли Курочкин, расскажешь, что ты клевал!

Как приговоренный к смертной казни Федя пошел вперед. Когда они остались одни, участковый жестко заявил:

– Ну, колись Федя, пока не поздно.

Охранник взял себя в руки.

– Послушай старлей, Генерал ты там был до этого или кто, мне наплевать, но кроме того что я сказал операм, мне добавить нечего. Если я клевал что по жизни, то только жемчужные зерна.

Участковый тогда провел запрещенный прием. Он ударил под дых, в самое болезненное место у запуганного жизнью человека. Как говорят блатные, он взял Федю на понт.

– Вот из-за такого же как ты, я хожу теперь в участковых…Запираться, видишь ли голубок вздумал… И откуда только хлипкий такой на мою голову попался… Пусть я, Генерал, стал всего лишь старшим лейтенантом, но жизнь еще не закончилась, впереди свет в туннеле… Говори, что у тебя с хозяйкой?.. Ну…у!

Нешуточная угроза звучала в голосе участкового. Федя мысленно оценил весовые категории обоих, свои и сидящего перед ним не непонятного генерала, и сдался без боя. Если сейчас он скажет, что у него с хозяйкой ничего не было, только легкий флирт, то поставит себя в проигрышное положение, к нему могут применить более жесткий вариант. А что, у этого дурака на уме, одному богу известно, и то только в понедельник. Заломает медведь. И тут он повторил про себя вопрос: говори, что у тебя с хозяйкой? Он сразу уловил разницу, между, «что у тебя было с хозяйкой», и «что у тебя с хозяйкой». В одном случае, вопрос про флирт-амур, в другом про интерес.

Федя моментально вспотел. Ему не хватало только втрясть в разборки этих «новых русских». Они сволочи миллионы наворовали, вон в каких квартирах живут, на каких машинах ездят, а он должен за них отдуваться. Не подели собаки что-то. Ишь, налетело воронье. Да на иномарках каких прискакали, одна круче другой. Последняя баба на Бентли. Сколько же он должен стоить?

Даже если замочили, или украли ее гребаного супруга, он тут не при чем. Федя теперь до конца осознал допущенную им ошибку. Какой же он идиот, зачем засветил сам себя, полез в этот вонючий бар. Чай он с ромом пьет? Да, когда ты скотина его с ромом пил? Читал в какой-то книжке, да, но чтобы пить! Отдувайся теперь, дурак. В крайнем случае, мелькнула шальная мысль, чтобы к нему не подсоединяли провода, он готов взять на себя любовные утехи, и не более того.

– Что у меня с ней было? – Федя, как заяц вильнул хвостом и попробовал запутать следы. – В последнее время ничего не было!

– Да, я тебя не про это спрашиваю! – как само собой разумеющуюся, имеющую место связь, отмел ее в сторону участковый. – Что у тебя с ней по деньгам было?

– По каким деньгам? – запаниковал враз Федя, слышавший краем уха про кой-какие денежные неурядицы у хозяйки квартиры. – Я к ее бизнесу ни ухом, ни рылом.

– А кто ухом и рылом? Ну…у!

Василий за свою егерскую жизнь не особо церемонился с начальством приезжавшим на охоту. Вы у себя начальнички, а здесь извольте слушаться меня. Держал он себя солидно. Мог слишком разговорчивого поставить крайним в цепь, мог цикнуть на раззяву, и никто не обижался. Давить научился он. Начальник районной милиции и тот пасовал. Неужто этого плюгавенького красавчика не расколем?

А Федя решил держаться выбранной с самого начала тактики. Флирт и более ничего.

– Я ей только стихи читал! – заявил он.

Солгавший единожды, должен постоянно помнить, что он только что говорил. Федя или не знал это правило или забыл его. Участковый нехорошо улыбнулся. Он вспомнил, как поймал в сеть матерого волка, а потом выпустил его в вольер. Приручить хотел. Волк не признавал его. Тогда он устроил ему поединок. Волю – волей ломал, взгляд – взглядом. Садился напротив вольера и в упор смотрел на зверя. Волк скалил зубы, Васька ему в ответ хищно улыбался. Улыбка, какая то волчья получалась. Оскал прокуренных зубов, а в глазах желтый блеск. И надо смотреть, смотреть не мигая, буравить сидящего напротив зверюгу. Волю его надо ломать. Удалось. Без палки, сломал. Там волк был, а тут какой-то красавчик, неудачник по жизни.

– Федя, ты мне мозги не морочь, не люблю я это, давай сначала и конкретно. Когда у тебя было с ней в последний раз, это самое?

– Месяц назад! – зло ответил Федя, лишь бы только отвязаться от его неприятного взгляда. Удав, а не человек, подумал он на старшего лейтенанта. Черт его знает, может, действительно был генералом?

– А когда было первый раз?

– Это у нее было в первый раз, а у меня было, может уже в десятый! – лепил горбатого Федя.

Участковый присвистнул от удивления.

– Так ты ее с младых лет знаешь? Вы со школы знакомы? А я то думаю, чего это он полез как свой, в винный бар. Или еще в детском саду на соседних горшках сидели? Почему у вас не сложилось?

Федю охранника вынесло на стремнину вопросов. Он неопределенно пожал плечами. И брякнул не подумав:

– Меня, по тем годам ничем нельзя было удержать, даже ребенком!

Старший лейтенант самодовольно улыбнулся.

– Как сына хозяйки звать?

– Максимка! – без задней мысли ответил охранник.

– Значит, ты за своим чадом из будки наблюдаешь. Ха. Ха! Папашка!

Тайны этих новых русских так и сыпались участковому в руки. Нашел он то связующее звено, что должно вытянуть всю цепь. Вот оно. Тяни.

Тайный, но настоящий папашка Максимки помог мамашке Максимки избавиться от путающегося под ногами Кизякова Романа. Молодец Васька, какая версия, похвалил себя участковый. Не стой на месте, пользуйся моментом, додавливай этого дамского угодника, этого писаного красавчика до конца.

Итак! Оба, и охранник Федя и Полина, весь вечер были на виду и обеспечивали себе алиби, вызвав милицию и постоянно выбегая на улицу. Значит, участковый мысленно прикрепил на погоны себе еще одну звездочку, должен быть кто-то третий, исполнитель. И тут Васька Генерал одним вопросом заткнул за пояс всех этих умничающих Мэгре, Шерлоков Холмсов, раскидывающих широкую сеть рассуждений. И мы не лыком шиты. Знай, земля русская, наших! Участковый, блистая новыми погонами, стал примерять на грудь медаль. Нет, лучше орден.

Итак. Этот красавчик, этот рифмоплет Федя должен по фамилиям помнить всех знакомых, что приезжали к Полине. В его интересах сдать того самого, с топором.

– С кем последнее время дружила хозяйка?

– С Кайманом Сергей Ивановичем.

– А кровь на сиденье откуда?

– Сама она намазала..! Не знаю!.. Все? – зло спросил Федя охранник.

– Все!

Когда они вышли из комнаты, от двери отпрянула Зоинька Мясоедова. Глаза у нее горели синим огнем неистребимого ничем женского любопытства. Участковый пожалел, что плохо прикрыл дверь.

Федя теперь уже назло всем, несмотря не несущиеся с улицы нетерпеливые автомобильные гудки, решил достать из бара бутылку рома. Партия им была вчистую проиграна, мужское единоборство не его фишка. Наполнив до половины стакан, он опрокинул его в рот и, прихватив пару трюфелей, был таков.

Глава 18

– Что-нибудь новое узнали? – вежливо спросила Полина участкового. Долгий разговор в комнате начал ее понемногу тревожить. Охранник мог знать такое, о чем она даже и не догадывается.

– Что узнал от Феди, то вы давно знали! – ухмыльнулся участковый и тут же посерьезнел: – Но узнал достаточно много. Самое главное сейчас сделать правильные выводы.

Полина держала себя хорошо. Она спокойно спросила:

– Надеюсь вы поделитесь с нами полученной информацией?

– Конечно, поделюсь. Но прежде, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос, кто такой Кайман Сергей Иванович?

Не ожидал участковый такой бурной реакции на свой вопрос. Одновременно Эдит, и Костя, и Полина вскинули головы.

– Кайман? – переспросила Эдит. – А вы откуда о нем услышали?

– Кайман? – воскликнул Костя Мясоедов, – О…о, Кайман! Говорил я Роману, не брать его на работу. Грязный, скользкий тип.

– Кайман? – обиделась хозяйка, – Да, я вам отдала лучшего специалиста. Он у меня в универмаге, поставкой всех товаров заведовал. Без него бы я одна, столько лет не продержалась. Дела пошли плохо, вот я, чтобы его не потерять и отдала его вам. А вы еще и недовольны!

– А чем быть довольным? – спросил Костя. – Кайман пропал! Уже три дня, от него ни духу ни слуху. А он у нас между прочим коммерческий директор. Тут товар пошел на возврат. Мы взяли кредит два миллиона, и заложили под него здание, которое стоит тридцать. Вот твой Кайман! А если завтра на нас наложат арест?

– Кто?

– Да хоть таможня. Да хоть налоговая полиция.

– Таможня не имеет право накладывать арест.

– Ага, ты с нею пойти поговори, что она может, а что не может. Тебя носом на пол положат молодцы, да еще попинают ногами, и будешь ты тогда знать, и права и обязанности. Где он твой Кайман? Ха, ха! Пропал.

– Что, значит, пропал? – наконец участковый смог вставить слово.

Константин Мясоедов популярно объяснил. После того, как по инициативе Каймана, был заключен договор на поставку парфюмерии, он уехал за грибами. Машину нашли на одном из ответвлений горьковской трассы, а его самого нет. И жена его особенно не беспокоится. Мол, это с ним не впервые. Дня три побродит по лесу и вернется. Заблудился. Звонил, что у него садится мобильник, а так, жив, здоров.

– И где он заблудился?

– В Муромских лесах. – ответил Мясоедов. С него слетела злость.

– Ну, тогда в три дня он не уложится. – сказал участковый, – Уж на что я лесник, и то забрел один раз на болото. Четыре дня искал, тропу. Думал, так там и загину. Так, что неделя сроку, если не больше.

– Я его жену попросил, – сказал Мясоедов, – чтобы, как только Кайман появится, он нам позвонил. Видите, телефон молчит.

Глава 19

Так бы разговор и тянулся ни шатко, ни валко, винили бы, попивая чай и виски сидевшие в гостиной гости, какого-то Каймана, которого толком никто не знал, если бы на пороге, не появился водитель Романа – Володя. У него, на голове была профессиональная, водительская фуражка, во рту блестела золотая фикса, плечист. Взгляд открытый и напористый. Ростом и лицом, действительно, чем-то смахивал на Кизякова Романа. С первого взгляда, и не поймешь, пока не присмотришься.

Еще с порога, увидев человека в милицейской форме, он кисло поздоровался вместе со всеми. От него прилично разило спиртным, но держался на ногах он твердо. За ним стояла хозяйка дома, ходившая открывать ему дверь. Она предложила ему сесть, но он категорически отказался и как на римском Форуме поднял руку:

– А вот и я сам. Не ищите меня дома, моя дорогая милиция. У меня сегодня праздник! – во всеуслышанье объявил он. – Сын родился.

– Поздравляем, Володя!

– Пусть растет большой!

– С сыном тебя, Володя!

Володя потешно поклонился в пояс и сказал:

– Спасибо! Но я смотрю, кому-то неймется. Хочет испортить мне праздник. Шлет эсэмески на мой мобильный телефон, «сын не твой, сын не твой». А свой номер отключил, чтобы я не вычислил кто это!

Сидящие в гостиной невольно потупили глаза. Три часа назад Костя Мясоедов раскрыл тайну отношений жены своего водителя и Романа Кизякова. Так, что большой тайны для присутствующих водитель Володя не открыл. Он лишь с презрением оглядел всю кампанию.

– Ну, что у всех алиби есть? – шумно выдохнул он, отдающий праздником, спиртной дух.

– Вы, что имеете в виду? – быстро спросил участковый.

– Что я имею в виду? А то и имею, что кто-то один из вас убил Романа и обеспечил себе алиби. Один я без алиби. Так, что можете арестовывать хоть сейчас, но сначала, я скажу все, что думаю о ваших персонах и гы. гы. гы… тогда может быть товарищ милиционер заберет не меня, а вас. Я видал кровь на сиденье.

– Володя, ты что говоришь? – остановила его Полина.

– Не перебивайте меня. Не надо! Ха, ха! Тот, кто шлет мне эсэмэски, думает, что я не знаю, что моя жена встречалась с Романом. Да я еще до женитьбы на ней об этом знал. Я их молодые фотографии видел. Вы мне говорите сын не мой? Кто вообще об этом мог знать? Только четыре человека здесь и пятый, убитый Роман. И больше никто. Так, что мои дорогие я сейчас все поставлю на место. А с сыном, мой он или не мой, я как-нибудь разберусь. Хотя после смерти Романа и разбираться нечего.

– А почему вы считаете, что он мертв? – спросил участковый.

– Сейчас расскажу, и вы все поймете.

– Может быть, ты Володя чаю выпьешь? – спокойно спросила Полина и дотронулась до его руки. Водитель дернулся, как от удара током.

– Хочу, не хочу! Кому, какое дело до меня? Вот с тебя милая моя и начнем. Меня просто поражает твое лицемерие. О, женщина, о змея, о, исчадие ада! Ты, которая его заказывала, теперь сидишь под охраной милиции? Мама мия!

– А нельзя ли поподробнее! – спросила Эдит.

– Пьяный бред, какой-то! Тебе может постелить? Иди поспи! – Полина сделала вид, что собирается уходить, и осталась.

Водитель неприязненно посмотрел на нее.

– Бред говоришь? Нет, не бред. Помнишь, как мы ездили на Селигер. Возил я вас с Романом. И моя Ольга тогда упросила ее взять. Взял я ее на свою голову. Как-то раз они с твоим мужем Романом пошли к озеру, а ты Полина, мне сказала, что у них связь. Помнишь? И предложила мне в отместку наставить мужу рога. Не мужик разве я? Мужик. Тебе даже понравилось. А потом ты нашу связь поставила на поток. Роман в командировку, а я с деловым видом с утра к тебе. Как солдат, в спешке, на скорую руку. Сделал дело, гуляй смело.

Никак я тебя понять не мог, что тебе от меня надо было? Ну, рога Роману хотела наставить, наставила. А дальше что? Ты же баба хитрая, ты хотела, чтобы я сам догадался, а где мне мужику?

И вот когда твой муж ушел к этой красотке, с пышными телесами, – Володя показал, на Эдит, – а это было с пол года назад, ты предложила мне его убрать.

– Не было такого! – тихо сказала Полина.

– Было. Было! Помнишь, ты мне сказала, что не пожалела бы денег, чтобы оскорбленную душу свою успокоить. Ты готова на все….Я спросил сколько?…Ты ответила, сколько скажешь. Только я не пошел у тебя на поводу и вдруг твой любовный пыл как отрезало. Не захотела больше ты растить рога мужу, не в пантах дело было, а в другом. Сейчас это выяснилось…

– И в чем же?

– Ха, ха! Мне сейчас охранник на въезде в дом сказал. Мы с ним бутылочку осушили. Оказывается Роман не отец своего Максимки. Оказывается, он от тебя собрался уходить. И ты вместо меня нашла другого, кто с ним расправился.

– Что за чушь ты городишь! Кого я нашла? – невозмутимо спросила хозяйка дома. – Да, было такое дело, пару раз с тобой переспала, в отместку ему, но на поток это дело не ставила. Не ври! И когда сказала, что готова оплатить все твои траты, то имела виду, что ты парень шустрый, залезешь в постель к Эдит. Мужикам всегда стыдно, когда не ровня им, шурудит в их постели. Раньше как на Руси было? Царь имел право любую пригласить в свои покои, и ничего высший свет умывался, мужья почитали, за честь. С ровней, дворянин с дворянином, рогоносцы одного круга, дрались на дуэли. Ну, а если заставали жену с лакеем, о. о, это был величайший позор, ссылали ее в монастырь. Вот я, и хотела, всего лишь навсего, тебя подставить Эдит.

– Как лакея?

– Да, представь как лакея. Роман у меня слишком гордый был. После тебя он к Эдит и близко не подошел бы. Побрезговал.

– А чего же он моей Ольгой не брезговал? Или ты выдумала про них?

– Думай, как знаешь!

Водитель тупо соображал силясь замкнуть в логическую цепь услышанное, потом стряхнул с себя наваждение и покрутил пальцем у нее перед носом.

– Хочешь выкрутиться, но не получится у тебя Полина. Ты перевела в нашу фирму своего фаворита, Каймана. Ты думаешь, я не знаю, что у тебя дела швах? Универмаг твой – заложен и перезаложен. И эта квартирка в залог отдана в банк. Тебя время подпирает. Тебе рассчитываться надо по долгам, а денег нет. И вот ты, зная, что у тебя супруг богат, стоит миллионов десять зеленых, решаешь его деньгами закрыть свои прорехи. Чего это Кайман не стал через тебя проводить эту партию товара?

– Господи! – перебила его Полина, – не зная броду, не суйся в воду. Я с вашей фирмой повязана пуповиной. Гарантом возврата кредита этой сделки, я выступила в банке. Я на этот раз свой универмаг прозакладывала, а не он. Понятно тебе? И если сейчас сделка сорвется, мне придется отдать универмаг. Кайман всего лишь исполнитель. И есть он, или нет его, суть дело не важно.

Водитель, набычившись смотрел на Полину.

– И где же он? Взял два миллиона и сбежал? Куда он их загнал, может быть на обналичку?

У многих женщин не хватает выдержки. Зоинька Мясоедова, вертевшаяся до этого, как ужиха на сковородке, вдруг влезла в чужой разговор. Умилостивить решила она водителя.

– Володя, смотри на жизнь и секс по-философски. На жизненном проблемном поле, пока ты молод всегда вспухает культурный феномен взаимоотношения полов, фундированный биологическим инстинктом продолжения рода. Не только Кизяков Роман покрывал ареал межличностных экзистенционально-интимных отношений с твоей Ольгой. И ему покрывали. Так вот знай, что Кизяков Роман воспитывает чужого ребенка Он чужого, и ты Володя чужого. Максимка сын того охранника, с которым ты бутылочку внизу даванул. Полегчало тебе теперь?

Костя Мясоедов наступил ей на ногу, но было уже поздно. Бензинчику плеснули в костер ревности водителя. Володя водитель взорвался, как паровой котел:

– А ты дура молчи!

– Как ты смеешь таким тоном с моей женой разговаривать? – вспылил оскорбленный супруг.

– Смею! Еще как смею! – водитель снова вошел в раж, он повернулся к Зойке, – забыла, как ты мне предлагала? Напомнить?

– Зойка, убью! Стерва! – заорал Костя Мясоедов. – Я тебе не всеядный Роман. Что у вас было?

– Ничего не было у меня с ним! – Зоинька повалилась на пол и возвела руки к небу. – Врет он все! Люди!

– А вот и не вру! А вот и не вру! – пьяно радовался Володька. – Память у нее отшибло. Так я напомню! Мне не жалко. Я к ней не лез. Она сама. Достала меня. Дура.

– Сволочь, я тебя сейчас убью! – стоял с сжатыми кулаками Константин Мясоедов.

Водитель только успевал поворачиваться от одного к другому.

– Ха, ха! Вот и она предложила мне убить! Только за деньги! А ты что чудак подумал? На сексе свихнулся, с этой красоткой? Да мне твоя Зойка даром не нужна.

– Убью! – Мясоедов по инерции еще грозился, но пыл его постепенно угасал.

– И не проси и не грози! Я даже под страхом смерти к ней не подойду. Лечить тебе ее надо, а то жизнь у тебя станет проблемным полем. Бр…р…р! Повезло тебе, однако, кореш, межличностно-экзистенционально! И где слова такие берут? – Володя перевел дух, собирая разбежавшиеся по углам подогретого спиртным мозга, обрывочные мысли.

В гостиной наступила минутная разрядка. На бледных лицах появились, такие же бледные улыбки. Один участковый что-то строчил в свою записную книжку.

– И ты, конечно, не принял у нее заказ? – ехидно спросил он водителя. Водитель пьяно ухмыльнулся.

– Ты, бы милиция, хоть спросил, кого она заказывала?

– И кого же?

– Врет он все! Не верьте ему! – еще до ответа громко воскликнула Зоинька Мясоедова.

– Э нет, милая, не вру. Чего мне врать? Вы все здесь мне как братья. У нас у всех здесь общий дом, общая фирма, общие дети, общая постель, обще в баню ходим, и мочим друг друга тоже обще, в своем кругу. Ну, так объявить мне во всеуслышанье, кого ты яблочко краснощекое заказала?

– Меня! – сказала громко Эдит, – кого же еще. Тут и сомневаться не надо.

– Нет, не тебя, а подружку свою Полину.

В зале наступила мертвая тишина.

– Вот! – поднял вверх указательный палец водитель Володя. – С самого начала я понять не мог, почему Полину, а не Эдит. Полина тебе дорогу нигде не переходила. Ты ее практически не знала. И только потом я догадался, какая же ты стерва. О…о…о, академическая стерва! Ты, решила, что если уберешь Полину, то Кизяков Роман навечно останется при этой вот красотке, при Эдит, а ты тогда до конца жизни будешь помыкать Костей… Ездить на этом осле.

– Ну, ты!.. Полегче! – Мясоедов подал откуда-то из угла не очень уверенный голос. Водитель или не понял, или с юмором у него было в порядке. Он мгновенно огрызнулся:

– Да, я полегче твоей супружницы.

– Бред! Бред пьяный! – сорвавшись на тонкий фальцет, завихжала Зоинька Мясоедова. – Ты ничего не докажешь. Есть такая категория, как презумпция невиновности.

– Есть другая категория, совесть называется. А у вас всех здесь сидящих, ни у кого ее нету. Ваши мужики шляются к одной и той же бабе.

– СПИД сейчас! – буркнула Зоинька Мясоедова, – пусть к одной шляются.

Эдит сидевшая до этого молча была откровенно уязвлена. Достал Володя даже ее через ее бронированный панцирь, в который она одела душу. Она с негодованием встала с места, и четко чеканя слова, оборвала его:

– Ты бы дорогой, за своей бабой присматривал, чем за мною, больше пользы было бы. А вменять в вину моей плоти, что она борется за свое существование, что хочет отмерянного ей природой, не достойно мужчины. Побудь с годик один, тебе и Зоинька Мясоедова за мед покажется.

– Но, но! Зойка конечно не сахар, но так о ней…я не позволю! – Костя Мясоедов из угла хотел повысить рейтинг своей супруги.

Однако Эдит отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Она гвоздила водителя:

– К твоему сведению Владимир, с кем хочу, с тем и живу, а захочу, то и тебя проглочу. И не подавлюсь. Я самая чистая среди вас всех. Вы живете в грехе, в освященном законом браке, а я живу по любви и по велению совести. Не пристанет ко мне ваша грязь, и не старайся.

– Ха, ха! Может быть мне и про тебя чистоплюйку рассказать? – засмеялся водитель. – Я ведь все про вас всех знаю.

Вывел он Эдит из равновесия.

– Что ты можешь обо мне знать? Что двое мужчин у меня поочередно живут? Да, пусть поочередно, но я исповедую единобрачие, парную семью, я никогда другого мужчину не приглашу. Мне, в отличие от вас, и в голову не придет с другим встречаться, если у меня есть свой, один, единственный. А вы на глазах друг у друга устраиваете собачьи свары, путаете кровати, лаетесь, грызете друг друга, не знаете достоверного отца, где чей ребенок. Завтра вы все строем пойдете на экспертизу, кровь сдавать. И этот свой позор, вы считаете вершиной семейной жизни. У вас супружеская неверность заложена вашим воспитанием. Вы все тут прелюбодеи и по жизни, и по взглядам. У вас нет даже нравственного критерия для осуждения или оправдания половой любви, которой вы занимаетесь на глазах друг у друга. Вы стоите в смятении и замешательстве перед жизнью, в которой барахтаетесь как кутята, не понимая ни ее смысла, не зная законов, по которым она движется. А еще беретесь рассуждать и осуждать меня… Ничего не выйдет у тебя Володя. Какой ты мне можешь бросить упрек? Только один, что я детей не могу иметь? Да, была молодая, глупая, на аборт сходила. И неудачно. А в остальном, я святая.

Водитель снова начал изгаляться:

– Ха, ха! Святая. Неудачно она сходила. А двое детей чьи? Мои? Дед с бабкой у тебя кого растят? Костик?…Ты знаешь, что у нее двое детей? Костик, чьи там растут мальцы, твои или Романа? – Водитель повернулся к супруге Мясоедова, – Зоинька, ты промахнулась, ты не ту мадам заказывала. Придется тебе Зоинька в гареме у Костика жить. Костик, ты ее старшей женой поставишь? Слышь, Зойка. Ты будешь старшей женой, а Эдит любимой. Устраивает тебя такой вариант? Эдит, скажи им, что у тебя двое детей. Чего молчишь?

Но водителя плохо слушали. Все взоры были устремлены на Эдит. Ее поступок, не вязался ни с какими нормами обычного человеческого поведения. Иметь детей и скрывать от окружающих? Костя Мясоедов ошалело крутил головой по сторонам, пока не уткнулся взглядом в свою супругу.

– Доигрался, мерзавец! – прошипела та. Костя глухо промямлил.

– Что-то такое я подозревал! Но надо бы экспертизу! Мои, не мои…

– Экспертизу сделал я, мои дорогие. – ухмыльнулся водитель. – Ты Зоинька никогда не интересовалась, что это у тебя одно дитё на другое не похоже? И у тебя Полина мальчишка, уж очень на эту красавицу смахивает. Сдается мне, что Эдит подложила вам своих кукушат, а ваших забрала… Случайно я узнал. А потом стал сообразить, почему она их не показывает, и вообще о них нигде не заикается.

– Как ты узнал, что у нее двое детей? – спросил водителя Костя Мясоедов.

– Нечаянно вышло это. Попал я в Ростов, адрес у меня был ее родителей. Смотрю улица та. Дай, думаю, зайду стариков ее проведаю, гостинец передам, скажу от нее. Я ведь ее стервой считал. Думал, про родителей забыла. Захожу во двор. Господи, бегают два чеграша. Один вылитая копия Романа, второй, ты дорогой Костенька. Я промолчал, что я твой знакомый Эдит, что хорошо тебя знаю, спрашиваю стариков, чьи это такие пригожие детки. Дочкины отвечают, в Москве трудится. А ты зачем зашел мил человек? Соврал я, что с тобой учился в институте. Ищу тебя. А они мне и пожаловались, что одна ты живешь. Деньги шлешь, одежду, все остальное, а сидишь как в подполье. Только адрес в Москве до востребования.

Приехал я из Ростова, стал приглядываться к остальным. Смотрю, нет ребята, деньги портят человека. Не в ту степь вы зарулили. Ничем хорошим думаю, у вас дело не кончится. Передеретесь вы. И точно. Мочить друг друга вздумали. Мне наплевать на Романа Кизяка свысока. Кто из вас его заказал, я не знаю. Но могу с полной уверенностью заявить, что этот человек сидит в этой квартире. Не исполнитель, а заказчик сидит.

– Что ты болтаешь? – возмутился Мясоедов. – Не соизмеряешь свои поступки, так хоть соизмеряй свои слова.

Водитель Володя неожиданно нахмурился. Молча, он раздумывал, говорить или нет, а потом махнул рукой.

– Костик! Дорогой ты наш товарищ! Не хочешь рассказать, как ты всех продал за тридцать сребреников?

– Ты это о чем?

– О том! О том самом! Ты правильно подумал! Я с самого начала грешил на Полину, что это ее заказ. А теперь поменял свое мнение. Заказчик это ты. Роман пропал по твоей заявке. Ты думал, что никто не догадается, а вот видишь, как вышло. Шило вылезло.

Мясоедов свел посреди лба мохнатые брови.

– Прекрати, надоел! – лицо его внезапно покраснело и он грозно, встал. Водитель нажал на плечо и посадил его обратно в кресло.

– Сиди, сиди! Да, да, это ты! Мне сам Роман сказал, что ты ему яму роешь. Я сначала не поверил. Думал, мотива нет у тебя. А потом, когда узнал настоящую причину, согласился с ним. То, что вы делите одну любовницу на двоих, это, конечно, при твоей морали, не мотив.

– И что же ты узнал? – глухо спросил Костя Мясоедов. – Обратно будешь впутывать мою жену?

В зале стояла гробовая тишина. Вдруг Зоинька протяжно вскрикнула, волчицей завыла:

– Костя, ты не верь ему. Не мог он прочесть мои мысли. А фэнтези – не преступление!

– На вору шапка горит? – зло спросил Мясоедов и оттолкнул от себя жену.

Он схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, завыл одиноким шакалом.

– Ой…ё…ё! Кто тебя топтал шалява, сознавайся, этот краснобай Володька или Роман? Страна бардак, и семья бардак! Господи куда податься честному человеку?

– Э…э…э! Честный человек! – вернул его к действительности водитель. – Ты не дослушал, а торопишься делать выводы! Цирк не устраивай здесь! Стрелки не переводи на дам. Будь мужиком. И ты успокойся, – цыкнукл он на Зоиньку, – Кому ты нужна была, кроме своего Ванька. А ты Костик лучше перед честным народом повинись и скажи, что кроме генерального директора и друга Кизякова Романа, заказал еще и коммерческого директора Сергея Каймана. Оба сейчас где-нибудь на дне болота пускают пузыри.

Константин Мясоедов медленно встал с кресла. В глазах его появился нехороший блеск, а в голосе зазвучал металл.

– Ну, ты! Гегемон паршивый, не много ли ты берешь не себя? Здесь тебе на партийное собрание, за слова свои парень ответ держать придется. Понял?

– Ты меня на понял не бери, я и без тебя понятливый. – отгрызнулся Володя водитель. Всем показалось, что он окончательно выпустил пар из котла, и на этом закончил раздавать всем сестрам по серьгам. Самую миролюбивую позицию занял Мясоедов. Он решил пожурить выпившего лишку водителя и на этом закрыть дискуссию.

– Ты Володя, – с укоризной сказал он, – сегодня наговорил здесь семь верст и все до небес. Ну, да бог тебя простит. У тебя сегодня знаменательный день. Сын родился. Мы все тебя поздравляем.

Однако водитель и не думал останавливаться. Он отвел в сторону успокаивающую его руку хозяйки дома и ткнул пальцем в Мясоедова.

– Хоть у меня нет алиби, и вы все думаете на меня, я ответственно заявляю, что это не я убрал Романа, а ты Костик заказал его, и не только его, но и Каймана. Оба они на твоей совести, и ни финти мне, не крути хвостом, не уводи разговор в сторону. А решил ты это сделать, когда шило из мешка вылезло. Ты думал, что будешь по тихому грабить свою же фирму и никто об этом знать не будет? Нет, дорогой. Заложили тебя строители. С потрохами заложили. И хоть ты им отдал втихаря двухмесячную невыплаченную зарплату, они факс нам прислали, где описали все твои проделки Все тайное дорогой, когда-нибудь становится явным.

Костя Мясоедов набычившись, молчал. А водителя несло.

– Десять процентов маржи. Десять процентов прибавочной стоимости. Десять процентов сливочного масла и черной икры себе на бутерброд. И все это из денег фирмы. Неплохо ты, однако, устроился. Интересно, когда ты оставлял Эдит Роману и уходил к своей Зоиньке, с него ты тоже получал мзду, свои десять процентов?

– Стоп! Стоп! Стоп! – остановила водителя Эдит. – Ты можешь толком объяснить, о каких десяти процентах идет речь?

– Почему не могу? Могу! Наш Костик дорогой, который был акционером, учредителем, и одновременно заместителем генерального директора, практически со всех сделок, что совершались в фирме, имел свою долю – десять процентов. Канцелярские товары покупал, договаривался с продавцом, что тот ему отстегнет десять процентов наличными. Строители работали, эти с опроцентованных сумм за выполненные работы, тоже должны были ему отдать в конверте десять процентов. Раньше сотрудники фирмы сидели не в собственном помещении, а на договоре аренды, он и тут имел свою долю. Знаете, как его контрагенты за глаза называли?

– Как?

– Костя – десять процентов! Кличка у него такая была. А когда Каймана назначили коммерческим директором, тот сел на договора и раскрутил эту тайну полишинеля. И доложил естественно генеральному директору. Что нашему Костику оставалось делать в этой ситуации? Могут ведь остальные пайщики предложить вернуть незаконно экспроприированное. Он думал, что знают об этом только два человека, генеральный директор и Кайман, коммерческий директор. Не показала ему секретарша факс. Вот этот умник, я думаю, и заказал не только Романа, но и Каймана. Где теперь они оба? Нету их! А давайте его спросим, что он может сказать в свое оправдание?

Взгляды сидящих в зале непроизвольно обратились на Константина Мясоедова. Тот не думал теряться и сам перешел в наступление.

– То же мне, Пинкертон, криминал нашел. Это обычная практика на постсоветском пространстве. Везде, сверху и донизу, с утра и до вечера пилят бюджеты. Десять процентов стандартная ставка. Ты мог бы мне претензии предъявить, если бы я с них пятнадцать процентов потребовал. А я в пределах неписаной нормы. Чудик, ты что сегодня родился? Это же обычный откат. Или ты хочешь что б я назвал его газетным, официальным языком. Пожалуйста, могу и официальным. На официальном языке это звучит не как откат, а как коррупция. Только, ты уважаемый, новоиспеченный папаша, должен знать, что эта коррупция слишком старая дама, старуха, ей уже тысячи лет, и присутствует она во всех странах. У этой старухи свои «правила игры», свои легитимные законы, свои традиции, своя общественная мораль, и свои вековые традиции. И тот, кто играет не по ее правилам, бывает жестоко наказан. Если бы я не брал эти десять процентов, надо мною бы наши клиенты смеялись. С какой луны мол он свалился? А так я поддерживал честь нашей фирмы.

Тут конечно, Костя Мясоедов палку перегнул. Но, лучше перегнуть, чем недогнуть. Зато теперь у него в рыках были все козыри, чтобы самому напасть. Ни минуты не медля и не давая сопернику собраться с новыми мыслями и силами, он перешел в нападение.

– Так, что Володя у меня не было ни объективных, ни субъективных причин, ни побудительных мотивов для заказа наших уважаемых руководителей. И если они оба вдруг пропали, то искать их надо не у меня под кроватью, а где-нибудь в другом месте. Клевещешь ты дорогой на меня и особенно на мою супругу, непонятно из каких соображений. Хотя я начинаю догадываться, что тобою движет. Ах, как же это я сразу не сообразил?

Костя хлопнул себя радостно по коленям и впервые за последние полчаса улыбнулся. Неплохим он оказался демагогом.

– Вы поняли, народ, что хочет этот мальчик-гегемон? Он хочет обвинить меня в предательстве, в том, что у меня был интерес убрать Романа и этого проходимца Каймана. Господи, что мне эти деньги, эти вшивые десять процентов? Если уж пошел между нами такой откровенный разговор, так знайте, что мой тесть имеет лично в три раза больше площадей, чем вся наша фирма. Я как потенциальный наследник, естественно с моей женой, – он повел рукой, в сторону молчаливо сидевшей в стороне Зоиньки, – богаче всех вас вместе взятых раза в три. Так что не было никакого резона заказывать и убирать ни первого, ни второго. Если уж убирать кого, так это моего тестя. А вот, ты метишь на мое место, – заявил Костя Мясоедов обернувшись к водителю Володе. – Ложку приготовил, на сметанку настроился, слюни текут. А тебя близко, к общему корытцу не подпускают. Обидно тебе стало, сколько ж можно глаза закрывать бесплатно. Женой пользуются, а к корыту ни-ни! И решил ты накатить на меня…

Никто не успел заметить, когда взвился в воздух водитель Володя. Молнией он пролетел посредине гостиной и вышиб хлестким ударом Мясоедова из кресла. Два не худых тела, рыча покатились по полу сжимая руки на горле друг друга. Сидевшая молча в углу Зоинька вскочила и как ужаленная бросилась спасать своего благоверного. Между тем никогда не стоит лезть разнимать двух сцепившихся псов. И тебе может достаться. Если бы у хозяев была поменьше гостиная, возня бы происходила на одном месте, а так они катились прямо на Зоиньку. Ни минуты не раздумывая она бросилась на обидчика своего мужа и вцепилась со спины ему в горло. Теперь каток из трех тел катился по полу. Никто не знал что делать? Участковый вдруг все бросил и исчез на кухне. Полина пробовала их увещевать:

– Зоя! Костя! Вы ведь цивилизованны люди. Володя уймись!

Эдит поджала ноги и с туфлями взобралась на диван. А клубок начал хрипеть.

– Тяни его за ноги! За ноги тяни! – хрипел Костя Мясоедов.

– Сволочь! За ноги тебя в морг самого потянут! – огрызался водитель, успевая еще пнуть Костю ногой.

– Хр…р!

– Ой, мамоньки! Вы оба на мне!

– Радуйся дура! – успевал огрызаться Володька. Клубок из трех тел ударился об посудную горку.

– Хрусталь не побейте! – со смехом воскликнула Эдит.

– Ну, мальчики! Ну, перестаньте! – трогала за плечо, то одного, то другого Полина. В любой битве, в любом сражении наступает переломный момент, когда одна из сторон начинает теснить другую. Семейная чета оказалась дружнее и крепче единоличника водителя. Они прижали его к полу, а Зоинька наступила ему коленом на грудь, накрыв широкой юбкой лицо поверженного противника.

И в этот трагикомический момент, на сцене импровизированного театра появился участковый с ведром воды. Им, троим лежащим на полу, показалось, что Ледовитый океан вышел из берегов и цунами докатился до десятого этажа. Клубок моментально распался. Участковый пояснил:

– Лучшее средство разнять дерущихся кобелей. Жизнью проверено!

Кое-как встали с пола. Зоинька кокетливо отряхивала юбку. Водитель ошалело крутил головой. Холодный душ его видно вмиг отрезвил, и он начал соображать, что занесло его совершенно не в ту степь. А Костя Мясоедов отплевывался и ругался. На него тоже нашло просветление.

– С ума все посходили! Кто сказал, что Роман пропал? Я спрашиваю, кто? Кому первому пришло в голову, что его заказали, что его убили?

– А ты Костя, что думаешь? – с надеждой в голосе спросила хозяйка дома.

– Тут и думать нечего! Роман всегда был падкий на деньги, сама лучше меня знаешь. Знаешь, на какой крючок его подловила. Если ваша депутатша, как вы говорите, стоит пятьдесят миллионов зеленых, он обязательно подъехал бы к ней. Правильно французы говорят, шерше ля фам, ищите женщину.

– Да, но вот, Генерал… – Полина указала на участкового. Мясоедов смерил ее недовольным взглядом. Он считал, что участковый, не вовремя вмешался. Победа клонилась в их, семейную сторону. Сейчас бы он праздновал триумф, жена бы не могла им налюбоваться, а вынужден, мокрые перья, то бишь пиджак сушить.

Неожиданно старший лейтенант засуетился.

– Мне в управление надо сбегать. Вдруг результаты экспертизы по пальчикам и по крови готовы. Я мигом.

Задерживать его никто не стал.

Когда за ним закрылась дверь, все с облегчением вздохнули. Дамы предложили мужчинам раздеться и обсушиться. Мясоедов ревниво наблюдал за Володькой. Тому первому предложили облачиться в одежду хозяина. Полина подала ему тренировочные брюки, и мягкую, шелковую сорочку.

Затем наступила очередь Кости Мясоедова.

– Выбирай, что хочешь сам! – сказала она, раздвигая двери встроенного шкафа во всю длину прихожей.

– Я помогу ему! – подошла Эдит. В это время к ним подскочила Зоинька.

– Не надо! Я сама!

– Сама! Так сама! Кто бы обиделся, драться полез, – с насмешкой сказала Эдит, – а я со стороны с любовью посмотрю! – и все-таки, не преминула уколоть Зоиньку, – Сильная, ты однако, два мужика на тебе сверху барахтались, а ты хоть бы пискнула.

И не дожидаясь ответа, вернулась в гостиную.

Когда немного разобрались, дамы решили сеть втроем и поговорить, миром и ладком, а мужчинам, установившим между собой показное перемирие преложили перейти на веранду пить пиво. С пивом переехало и бутылка виски. Она лучше соответствовала настроению обеих мужчин. Удобно устроившись в шезлонгах, наполнили стаканы янтарным напитком.

Полина выкатила им столик с закусками.

– Отдыхайте мальчики. Вы сегодня перетрудились.

– Веселитесь девочки…

Под укоризненным взглядом Полины Костя Мясоедов осекся.

Интересы обеих сторон, мужской и женской были соблюдены. В кругу, разделенном по половому признаку легче обсуждать скользкие темы. У трех дам; Полины, Эдит и Зоиньки вдруг появилось столько нерешенных проблем.

Глава 20

Костя высоко поднял стакан:

– За твое здоровье! – сказал он Володьке водителю и сделал большой глоток. Огненная жидкость приятно разлилась по телу. Напряжение, сковывавшее его весь вечер, бесследно исчезло. Осталось чувство покоя и умиротворения. Ничего страшного пока не случилось. Зря Полина гонит волну и нагнетает обстановку, подумал он. Роман жив и здоров.

И все-таки беспокойно-навязчивая, смутная мысль делала свое черное дело. Она подспудно точила мозг Мясоедова. А если прав…

Именно это «если» и подвинуло Константина на этот неторопливый, иносказательно-обтекаемый разговор.

– Володя, где ты научился так хорошо схватывать детали и разбираться в людях?

– Учили!

– А что ж ты тогда простым водителем работаешь?

Вопрос, поставленный Мясоедовым, что называется прямо в лоб, мог вызвать двойственную реакцию. Володя должен был оскорбиться и резко поставить на место откровенно тщеславного, напыщенного собеседника, или вообще прекратить разговор. Между тем он не сделал, ни одно, ни второе, а спокойно, ровным голосом ответил.

– Если бы я не спорол в свое время по идейным соображениям глупость, то был бы сейчас совсем в другом месте и с другими возможностями.

– Жалеешь?

– Жалею!

Что ж разговор идет достаточно в открытую, подумал Мясоедов и спросил:

– Ну, а если бы тебе представилась возможность вернуть все назад, как бы ты поступил?

– Задним числом, все мы умные! – с усмешкой сказал Володя. – Если бы мне представилась возможность переиграть историю и вернуть время вспять, я бы в первую очередь решил свои материальные проблемы, а потом все остальные.

А парень не глуп, посмотрим, что он хочет, подумал Мясоедов и спросил:

– Значит, ты считаешь, что работа простого водителя не соответствует твоим потенциальным способностям?

Володя вежливо поправил Мясоедова.

– Водителя-охранника.

– Тем более! Водителя-охранника.

Дальше в неторопливом разговоре начинался скользкий спуск в долину обоюдных интересов. А упиралось все в одно. Жив генеральный директор или нет? Если жив, разговор не стоило продолжать, завтра все вернется на круги своя. Если же его место освободилось, то Косте надо уже сейчас думать о своей команде. С кем он останется?

И тут его прошиб холодный пот. Эдит две недели, как подводит его к мысли о директорстве. А ведь она, несмотря на внешний наив, шагу по жизни не ступит прежде не подумав. И водитель сегодня весь вечер уверял, что Кизякова Романа заказали, переводя стрелки с одного на другого. Они знали что-нибудь или догадывались? Дыма без огня не бывает.

И сама хозяйка Полина горем убита. Никто из них не верит, что Роман жив. Один он, Костя, несет какую-то чушь насчет появившейся новой пассии Кизякова Романа, виртуальной пассии, которую никто не видел. Водительская Ольга не в счет.

Волна страха накатила на Мясоедова. Утро нового дня готово было встать в багрово-красных, кровавых красках. А его, Костю Мясоедова, жизнь выталкивает на передний план. И он, как гладиатор на арене цирка должен быть готов встретить любого соперника, любую неприятность.

Мясоедов сделал осторожный шаг, и как перед прыжком в воду, когда пальцем пробуют воду, спросил:

– У тебя предчувствие было насчет Романа Октябриновича или ты оперируешь действительными фактами?

Вопрос, конечно, был сформулирован провокационно. Если водитель ответит, что он что-то знал и не предупредил директора, то ему можно инкриминировать соучастие, в крайнем случае молчаливый сговор с похитителями не оставившими пока следов своего преступления. Это пока нет следов, а завтра их масса появится, если милиция захочет. Бесследно только миражи исчезают. А Кизяков Роман имел вполне упитанную плоть.

Водитель даже не повернул головы в сторону Мясоедова. Ответил он просто, расставив сразу все точки над «i».

– Когда вы пойдете наверх, меня вполне устроят, десять процентов!

Скотина! Хам! Провокатор! Какими только эпитетами не награждал мысленно Мясоедов водителя. За кого он его принимает? Что кроется за его словами? Он хочет сесть на его хлебное место? Стать заместителем директора? Так его надо понимать? Значит Кизяков Роман действительно того? Вот так ответ!

Шок испытал Константин Мясоедов. Человеческая жизнь – превратилась в разменную монету, в копейку. Был ты Роман – возили тебя на Мерседесе, издалека шапку ломали, не стало тебя – водитель твой ноги вперед вытянул, твое виски попивает, примеряет на себя один из тех кафтанов, что ты раньше раздавал с барского плеча.

Надо было отвечать. Этими десятью процентами водитель сказал все. И то, что готов быть в команде Мясоедова, и то, что он много знает, и то, что он не просит, а ставит перед давно обдуманным решением.

В очередной раз по жизни перед Костей встал вопрос, когда он должен принять принципиальное решение. От него, от этого решения, многое в будущем зависело. Мясоедов, как в пропасть заглянул себе в душу. А там внизу, на дне, петляла неровная, жизненная его дорога. На этот раз она разветвлялась. Два пути у него было. Проявить непреклонность, отвергнуть предложение водителя, и начать собираться с мыслями или в угоду собственной слабохарактерности, компромиссу, проявить себя конформистом и ступить на намеченный и спланированный кем-то другим путь.

Или ты поведешь за собой стадо, или тебя поведут на веревочке. Но не эта шальная мысль беспокоила его больше всего. Мясоедов не мог определиться с другим, с тем, кто стоит за спиной всех этих событий. Кто серый кардинал? Эдит? Полина? Этот жук водитель? Расклад событий пока говорил, что жена Романа к его исчезновению не имеет никакого отношения. Она расстроена сильнее всех.

А вот Эдит, гнет ведомую только ей одной линию, вторую неделю толкает его вверх, в директорское кресло. Переворот даже предлагала устроить. А теперь еще эта собака, водитель, хочет урвать свой кусок.

Молчание на веранде где сидели Мясоедов и водитель, затянулось. Володя повернул голову к Косте. Пора было что-то отвечать. Воистину поверишь, что слаб человек.

– Проценты надо будет еще обсудить! – дрогнувшим голосом сказал Мясоедов. Водитель удовлетворенно кивнул головой.

– Обсудим. – сказал он и от вернулся от Кости Мясоедова. – Я посплю немного!

Чтобы как-то обелить себя в собственных глазах, Мясоедов негромко сказал:

– Да, но я это делал, брал свои проценты, тайно, чтобы никто не знал, а ты хочешь открыто!

Водитель проявил живейший интерес к Костиным словам. Он резко повернулся и с усмешкой сказал:

– Что за честь, тайком давиться и есть?

– Я тебя не понял? – с обидой в голосе сказал Костя Мясоедов. Была у него причина обижаться. Он этого соглядатая шантажиста передвинул в иерархической лестнице вот насколько вверх. А тот бы хоть спасибо сказал.

– А чего тут понимать? – нехотя ответил Володя. – Видел я ваши дачи, что вы с Кизяком построили за городом. У него четыре метра забор, у тебя вообще пять. Куркули. От соседей отгородились, ни с кем не знаетесь. Друг к другу в гости не ездите. Прикатите сами, с семьей, молча шашлык пожарите и давитесь им под одеялом?

– Почему под одеялом? Почему под одеялом? – вконец обиделся Костя Мясоедов. Водитель нехотя пояснил.

– Я образно говорю, под одеялом. Вы из-за угла пустым мешком прибиты, все чего-то боитесь. А не понимаете того, что сегодня вы в чести, а завтра можете – свиней пасти. Ждешь, Мясоед что я тебя благодарить буду, не дождешься. Я люблю ходить чудак, заломив колпак. Не торопись Костя, сразу судить гостя. Проверял я тебя! Я знаю, что больше тебя не должен класть в свой карман. Сколько положишь мне из десяти процентов, столько и будет. Три процента, значит – три. Два – значит два. Ты же меня в душе презираешь, а хочешь, чтобы я тебе как собака верная служил. А для этого веревка крепкой должна быть, а самая крепкая денежная….Большой признательности. как сам понимаешь к бывшему директору, твоему дружку я не испытываю…Так, что не давись один шашлыком под одеялом, поделись…

И напоследок, наотмашь хлестнул Костю Мясоедова.

– Знай, мне твоя красавица Эдит до одного места. Я волк одиночка, а не колхозник. Куда хожу, там один слежу.

Хам! Мысленно выругался Мясоедов. Наглец и хам. И в то же время ему стало легко. За спиной у него выросла стена. Его, еще не вступившего в должность, уже мощно подпирали Эдит и этот хам. Команда начала складываться. Не команда, а волчья стая, подумал он. И еще подумал, что первым делом уберет Каймана.

– Так на кого, говоришь, тебя учили? – спросил Мясоедов водителя, пока тот не заснул.

– На волкодава!

Уберет он Каймана, теперь окончательно решил Костя Мясоедов. А то, подсидеть вздумал. На-ка выкуси!

Казалось, все вопросы были решены, но какой-то неприятный осадок оставался. Ах, да, этот провокатор водитель, говорил что-то насчет детей у Эдит. В детям Костя был совершенно равнодушен. Растут и ладно.

– У Эдит не должно быть детей! – уверенно заявил Костя. – Мне лучше об этом знать.

– Я не спорю! – сказал водитель.

– А о подмене вообще разговор не может идти. Она все время была на моих глазах. Живот не спрячешь.

Водитель Володя рассмеялся. Сонным голосом он буркнул:

– Рога не спрячешь, а брюхо как раз спрячешь! Я спать хочу!

И засыпая, мстительно думал, – червячок сомнений начал уже точить твою душу Мясоед, а ты еще не знаешь, как кусает змея ревности. Все впереди у тебя Костенька. Все впереди…

Глава 21

Дамы в отличие от мужчин редко употребляют крепкие напитки, им по вкусу сладкие ликеры, легкие вина, красиво оформленные коктейли. Важно не то, что ты пьешь, а что и как ты держишь в руках.

Бокал или высокий стакан должны красиво смотреться в твоей руке.

Коктейль сбивали в миксере. Сахар, белое вино, яйца. Затем в полученную пену добавлен был измельченный лед и ванилин. Отлакирован этот сироп был шампанским. И в итоге получился коктейль «шампань». Его и пили три наши дамы.

– Найдется еще Роман, не волнуйся! – сказала Зоя Мясоедова заглядывая в глаза Полине. Эдит промолчала.

– Нет. Зоя! Он предчувствовал это.

– Как можно такие вещи предчувствовать? – не поверила жена Кости Мясоедова. Полина выдержала паузу а потом сказала:

– Звонили ему несколько раз. Предлагали за хорошие деньги продать офис, вернее здание под офис. Провести по документам по балансовой стоимости, за копейки, а остальное, ему налом. Не согласился Роман.

– А чего он не согласился? – искренне удивилась Зоинька Мясоедова. – Кто от таких вещей отказывается?

– Порядочным перед остальными хотел выглядеть! – хмуро ответила Полина. – Мог он конечно за вашей спиной, – она кивнула на Эдит, – провернуть эту сделку. Не захотел.

– Чудак, ей богу! – не унималась Зоиька Мясоедова.

А Эдит сказала:

– Спасибо ему!

Помолчали. Прислушались к тишине в квартире, к тому, как мужики на балконе потихоньку звенели посудой, как в соседней спальне с легким посвистом видела седьмой сон Елизавета.

Никто из них не хотел первой озвучить самый больной для всех троих вопрос. Что с детьми? Что там болтал пьяный водитель? Неужели они воспитывают подброшенных кукушат? Даже думать об этом не хотелось, ни Полине, ни Зоиньки Мясоедовой. И все равно обойти молчанием этот вопрос нельзя было. Кто-то первым должен был сказать «а».

Из двоих; Полины и Зоиньки, нервы ни к черту оказались у Зойки. Не могла долго она ходить вокруг да около. Идеалистка по взглядам, она была материалисткой по жизни. Определенность должна быть во всем. Ясность и прозрачность. О, святая простота, она готова была сама принести те поленья для костра, на котором вполне возможно сгорит ее спокойствие и семейное счастье.

Утверждение, высказанное пьяным водителем Володей, насчет подмены детей, в достаточной мере было сумасшедшим. Но именно его сумасшествие, сумасбродность и позволяло ему походить на страшную истину. Разговор надо было начинать. Зойка прямо спросила Эдит.

– У тебя правда двое детей Эдит?

– Правда!

– А один мой?

– С чего бы это мои дети должны стать твоими?

– Но Володька говорит…

– Вот пойди его и спроси!

Зоинька вслух стала рассуждать:

– Тебе в то время материально было трудно, вот ты и решила своего ребеночка, мне подложить, чтобы он купался как сыр в масле, а моего…

– Насколько я знаю, – перебила ее Эдит, – Мясодевы сроду графьями не были, а я у них кухаркой!

– Да, но ты забываешь я из какой семьи. Мы Печкины!

– Ой, не смешите меня Зоя! Они Печкины. Княжна Тараконова. – перешла на «вы» Эдит.

Первый приступ был Эдит отбит. Помолчали, тянули коктейль, кто через соломинку, а кто и так касаясь сведенными ненавистью губами краев бокала. Жизнь не в сладость теперь была не только Кизяковой Полине, но и Зоиньке Мясоедовой.

Сволочь Володька сумел зацепить самое святое, что только бывает у женщины, материнское чувство. Полина, видя, что от Эдит, замкнувшей душу в ледяной панцирь, прямым наскоком ничего не добьешься, решила растопить его собственной откровенностью.

– Вы, девочки, наверное думаете, хорошо жила я с Романом, как сыр в масле каталась. Не завидуйте. Мир жесток к нам, к женщинам. Даст кусочек счастья и тут же норовит его отобрать. Сознаюсь честно, слабину я дала в первые дни наших встреч. Слишком сильно открылась перед ним. А какой мужчина оценит нашу преданность? Никакой. Вы хоть тысячи томов испишите своим декларациями о равных правах мужчин и женщин, никогда этого не будет. Вечно будет сильный пол смотреть на нас как на свою собственность, в головах мужчин нам уготована участь рабынь.

– А в жизни? – спросила Зоинька.

– А в жизни кто как устроится. Я ведь девочки, престижная была невеста для своего времени. Папа у меня был начальник райторга, мама – домохозяйка. Институт я закончила Плехановский, и уже через два года сидела в одном из самых престижных универмагов Москвы в директорском кресле. Представляете, какой дефицит проходил через мои руки?

– Представляем!

– Да уж!

Полина унеслась мыслями в не такое уж и далекое прошлое.

– Упакована я была с головы до ног. Кооперативная, двухкомнатная квартира, машина, дача двухэтажная папина за городом, на субботу, воскресенье в Сочи летала на отдых. Мужчины, конечно, были у меня, красивые, состоятельные, возраст подпирал, я собиралась на одном из них уже свой выбор остановить, когда появился он.

Наглец ввалился мне в кабинет в каких-то сбитых набок сапогах и говорит: – одень меня. Не поверите, я с первого его наглого взгляда запала на него. Бывает такое. Ударит молния, и прямо в тебя. Хорошо, что сидела, ноги так и подкосились. Не поверите, боюсь этого наглеца спугнуть, и одновременно виду не показываю, что боюсь.

Вот этот ухарь снился мне еще с детства. Снится и снится и именно в красной рубашке, подпоясанный тонким ремешком. Вот и не верь после этого в судьбу.

Кое-как взяла себя в руки.

А потом три дня его ублажала. А ублажить мне было чем. Моему бару тех времен мог бы и сейчас бар любого ресторана позавидовать. На четвертый день видно я ему показалась пресной. Собрался он уходить. И, похоже, навсегда. А я уже без него не могла ни жить, ни дышать, не думать. Если вам в жизни пришлось испытать такое, считайте, повезло.

Чем я его могла остановить? То, что женщина может дать, я дала ему. Он был сыт, помыт, обут, одет, вычищен, выглажен и приравнен к падишаху. И все равно уходил. И тогда я вытащила из рукава последний козырь. Сейчас я могу, открыто сказать, да, по тем временам я имела в загашнике миллион рублей, а это было больше чем миллион долларов. Я ему как-то намекнула об этом.

– А он? – воскликнула Зоинька Мясоедова.

– А он или сделал вид, что не понял или действительно не понял, но только я ему стала не нужна.

Тогда я ему вдогонку бросила, что уже заказала для него самую престижную по тем временам марку Жигулей, девяносто девятую модель. Чтобы ему ее получить, надо было всего лишь вернуться. Вернись он, я бы ему десять Жигулей купила.

А он к тебе, Эдит, ушел. Через неделю я увидела вас вместе и поняла, что мне ничего не светит до тех пор, пока ты рядом с ним. Вот тогда я и решила оставить ребенка. Он у меня тоже воспитывается почти все время с родителями. На старости лет отец сказал, что человек должен жить только на курорте и уехал в Пятигорск. Ресторанчик у него там небольшой, элитный, участок два гектара. В самый последний момент успел он потратить рубли. А я вложилась вся в свой универмаг. Все до последней копейки. Доли выкупила у сотрудников и практически оказалась единоличной владелицей.

Вернулся он ко мне в тот год, когда интенсивно начался период первичного накопления капитала. Страшной инфляцией Гайдар обвалил экономику. Выжили те, кто успел вложиться в материалы, недвижимость, валюту, драгоценные металлы. Я была одна из них. У меня был универмаг. Но кто дал бы мне спокойно жить?

На первых порах криминал не встречая сопротивления государственных структур, поджимал под себя все стоящее внимания. Отец уже старый был. Как я, женщина, могла выжить одна в этом страшном мире? Никак. Роман сам урегулировал отношения с моей крышей. Эта была одна из сильнейших бандитских группировок в городе. Ее благорасположение определялось четкой ежемесячной оплатой.

Да, что я вам рассказываю, вы об этом не хуже меня знаете. Первое время денег на все хватало, и на поездки за границу, и на рестораны, и на строительство загородного дома, и на ежемесячные платежи бандитам.

Знаете, есть такое понятие в политэкономии, рентой называется. Вид регулируемого дохода не требующий от его собственника предпринимательской деятельности. Так вот, я сначала как директор универмага, а потом еще какое-то время как его собственник получала ренту с дефицита товаров.

Народ двери сносил брал все подряд и в любых количествах. Затем наступило равновесие между спросом и предложением, а затем предложение превысило спрос. И вот тут мое месторасположение у черта на куличках сыграло со мной жестокую шутку. Мой доход едва покрывал обязательные платежи. Концы с концами сводились, но накопить подкожный жирок не удавалось. А потом неподалеку выросли всякие икеа, рамсторы и я стала фактически банкротом.

Между тем крыша и не думала снижать размер моих отчислений. Пришлось влезть в долги. Роману две недели назад дали понять, что наши трудности их не касаются, и каждый выплывает сам. Он им сказал, что в таком случае поменяет крышу на более вменяемую.

– Ну! Ну! – сказали ему в ответ.

– И кто теперь у вас крыша? – сгорая от любопытства, спросила Зоинька Мясоедова.

– Зоя! – одернула ее Эдит. – это конфиденциальный вопрос. Знать его нам с тобой ни с какого боку не полагается. Полина и так нам слишком много рассказала.

А Полина продолжала рассказ.

– Доказать я ничего не могу и пальцем ни на кого показать не могу. След кровавый в машине, это я нарисовала. Милиция приезжала, вы сами видели. Так, что Эдит, если у наших детей что-то общее, – заявила Полина, – нам придется теперь держаться вместе.

Намного умнее Зоиньки оказалась Кизякова Полина. Не стала она напрямую спрашивать о подмене детей. Заявила, что придется держаться вместе, поскольку у них есть нечто общее.

– Да, да! Общее у нас есть! – сказала Эдит.

Разговор казалось зашел в тупик. Тогда академическая гостья в девичестве Печкина решила последовать примеру хозяйки дома и раскрыть душу.

– У нас ведь с Костей семейная жизнь, тоже не сахар, – сказала Зоинька Мясоедова. – Мы ведь Печкины. Папа вон каким известным ученым был еще в советское время. А Костю в семью когда брали, то родители думали, что он из одного чувства благодарности будет меня на руках носить. Одно время он так и делал, а потом как-то заявил, что мы ему на шею сели. А разве это так? Мама иногда его на рынок посылала, папа машину просил помыть. У нас ведь еще тогда был Мерседес. Папа в нем души не чаял. Три раза в году на нем ездил. На юг, покрасоваться на нем перед местными миллионерами. Любил он посещать только такие рестораны, с веранды которых машина видна была.

Друг у него был в Москве, тоже академик, так папа к нему на день рождения только на Мерседесе ездил. Ревновал просто, если у того вдруг появлялась что-то лучшее, чем у моего папы. У друга четырехкомнатная квартира, у нас должна быть пятикомнатная. У того чешский спальный гарнитур, у нас должен быть румынский. У того была любовница брюнетка, у него должна быть блондинка. Представляешь Полина, папа совершенно случайно наткнулся у Кости на фотографии Эдит и выдал ее за свою любовницу.

Его дружок академик, был точно также помешан на соперничестве, и не смог ничего лучше придумать, как жениться на свой брюнетке. Теперь у того молодая жена, а у папы старая, моя мама. Чем мог ответить мой папа? Он не знал даже, где ты Эдит живешь.

И вот в один прекрасный день, он заявляет своему приятелю, что если тот женился сам, то папа поступает более разумно, он сбрасывает с барского плеча красотку, своему зятю. Когда Костя к тебе ушел Элит, он так заявил.

Мол, он с зятем договорился, и тот перед моей мамой взял все грехи тестя на себя. Ну, его дружок в тот же вечер эту историю как хохму рассказал своей жене, а та естественно моей маме. Можете представить, в каком виде мой Костик предстал перед моей мамой? Она и до этого его не особенно уважала, а после того как он вернулся домой от тебя Элит, его вообще затретировала.

Папа у нас смог приватизировать институт. Бабки теперь такие на аренде зашибает. А мама Костика моего держит в черном теле, и видеть не хочет ни в каком виде. И папа, между прочим тоже видеть его не хочет. Вдруг мой Костик узнает, что он не Дон Жуан, а всего лишь папина затычка. Представляете, как это оскорбительно для него будет.

Ты знаешь Эдит, что я все время гордилась моим Костиком. Сколько у меня знакомых, сколько друзей, сочувствуют мне, но как только я им твою фотографию покажу, Костику начинают завидовать. А когда узнали, что он вернулся! – его так зауважали. Один раз слышу за спиной, про моего Костика: вот, собака, говорят. И дочку академика оторвал, и в наглую, в открытую с любовницей живет. А об этих Печкиных, как хочет ноги вытирает. Хочет там ночует, хочет здесь, и никто ему не указ. Представляете, какого было моей маме такие разговоры выслушивать. А я гордилась моим Костиком.

Ты Эдит не обижайся. Я согласна, как женщина ты уникальна. Таких форм, как у тебя ни у кого нет. Ты так подняла престиж моего мужа. А то после нашей свадьбы, нехорошие разговоры ходили, тряпкой его называли. А когда к тебе ушел, и вернулся, как ножом отрезало. Мы с ним один раз даже обсуждали такую проблему, как совместное с тобой проживание.

Он сказал, что ему в таком случае придется поменять веру. А какая у него вера, если он атеист. Ты Эдит не поверишь, но я иногда задавала вопросы на интимные темы, по отношению к тебе. Мы же ученые, нам все интересно.

– И что же Костя? – усмехнулась Эдит.

– Рабоче-крестьянского происхождения как был, так и остался. Отмалчивался. Не может понять, что сейчас другое время на дворе.

– Содом и Гоморра! – сказала Эдит.

– Да, есть немного сора! Но когда кругом разливанное половодье чувств, сами понимаете, от этого никуда не денешься. Мы с ним после его возвращения от тебя Эдит, словно вновь вступали в брачные отношения. И представь, я его к тебе нисколечки не ревновала. Наоборот, когда он в первый раз ушел, у меня даже чувство уважения к нему проснулось. Представляете Костя Мясоедов и пошел наперекор собственной матери, жене и теще. С ума сойти можно…Невероятно, Костя пропал. Где? Куда? Думали, что его взяли заложником, деньги за него будут просить с папы. Папа тогда приватизировал институт. Никто поверить не мог, думали вот так же как сегодня… Украли! Папа себе сразу охрану удвоил. Вдруг про родню Мясоедовскую вспомнили.

Старик Мясоедов на общем семейном совете брякнул, когда узнал, куда Костя ушел, сами, мол, виноваты. Повышенное давление ни к чему хорошему никогда не приводило. Нечего было прессовать их сына. У них вон на заводе подняли в котельной давление выше нормы, и один котел взорвался. Так, мол, и в обществе бывает и с индивидом, внешние обстоятельства послужили толчком. Короче, сцепились они с папой.

Папа как ученый утверждал, что человек венец природы, имея своим источником свободную волю как высшее право субъекта, воспользовался ею в полной мере, презрев как низшую категорию свою безусловную обязанность, заботиться о благе ближних. Свободную волю он поставил выше долга, тем самым переведя ее в ту сферу безусловного, где подлинная совесть есть умонастроение волить то, что в себе и только для себя есть добро. Костю, он понимает, так как тот находится в конфликте со своей естественной потенцией.

Сват, старик Мясоедов ухватил за хвост его мысль, и сказал, что младший Мясоедов, как субъект морального права подлец каких свет не видел, а сват его дурак, схоласт, ретроград и филистер. Далее он заметил, что брак есть нечто нравственное и добродетельное по сравнению с адюльтером, и безответственное оправдание свободной воли сбежавшего зятя, обязанного отвечать за свои поступки и чувства, есть тупоумие, свойственное всем представителям той академической прослойки, что в навязчивом представлении о своей избранности оторвалась напрочь от народа. Костю, он не понимает, и считает, что если у него есть избыточная потенция, то пусть он ее направит на благо семьи, в крайнем случае, на тещу.

Папа обиделся. А я стала задумываться. Мое наличное бытие, как в-себе-бытие стало мне безразличным, и лишь ваше Эдит с Костей счастливое инобытие подвигло меня на поиски путей примирения.

Поэтому я, Зоя Мясоедова, в присутствии свидетеля Кизяковой Пятилетки Ивановны ответственно тебе заявляю, что готова вступить с тобой как субъектом семейного права на паритетных началах в права владения Константином Мясоедовым. Клепать детей и разбрасывать их по свету сиротами я не позволю. Когда мы с тобой поедем к твоим родителям? Я хочу на детей посмотреть!

Красиво закруглилась Зоинька. Если бы на месте Эдит был Костя, он с трудом бы нашел аргументы для отказа. Не то женщина.

– Дети – это человеки! – сказала Эдит, – нечего ехать за тридевять земель и смотреть на них, как на животных в зоопарке. Ты, мне лучше скажи, что ты имеешь в виду, когда говоришь «права владения Костей на паритетных началах», это восточным гарем с совместным проживанием и воспитанием детей на одной территории или раздельное проживание с хождением Кости-субъекта взад, вперед? Сама понимаешь, в твоем предложении это самый существенный момент.

Полина, внимательно слушающая этот бред, покачала осуждающе головой. А на балконе в это время субъект семейного права Костя Мясоедов даже не подозревал, что его свободная воля в этот судьбоносный для его жизни момент для высоко договаривающихся сторон не имеет абсолютно никакого значения.

– Я человек современный, цивилизованный, без всяких комплексов, – сказала Зоя, – поэтому предпочла бы первый вариант и даже внесла в него существенные коррективы. Пусть у нас был бы гарем не восточного типа, а западного. Неужели на широкой кровати мы втроем не уместились бы? И Костя был бы постоянно под нашим приглядом, и дети под присмотром. Всегда можно в театр сходить, спокойно за границу съездить.

– А если гости придут? – спросила Эдит.

– Мы с тобой будем сидеть у Кости по бокам, одна справа, другая слева. Любую сторону выбирай. Не волнуйся, поделим как-нибудь.

Эдит усмехнулась.

– Я не привыкла как-нибудь! Давай пока оставим все по старому.

Зоинька Мясоедова капризно надула губки.

– Я хотела, как лучше. И предки мои согласные, они у меня продвинутые, особенно папа. Это его предложение.

Но самый тяжеловесный аргумент Зойка приберегла напоследок.

– Эдит. Представь вдруг заведется у тебя или у меня еще кто-нибудь. Ты ушла, а я прикрываю твой тыл. Красота!

– Нет! Спасибо! Тем более спасибо! – сказала Эдит.

– Не современная ты женщина! – поставила окончательную точку в разговоре Зоинька Мясоедова. – Надо на жизнь трезвыми глазами смотреть. Если Роман пропал окончательно, то у тебя остается один мой Костенька. Вот я и вношу конструктивное предложение. А ты, хорошо не подумав, сразу вето на него накладываешь, будто я террористка какая. Мы бы сейчас Костика пьяненького уложили в кровать, а когда бы он глаза продрал, сказали ему, что это он нас сам обеих в кровать рядом с собою уложил. А мы теперь так и будем жить.

Винные пары, ночь, стрессовая ситуация и академическое воспитание заставили Зоньку сделать столь необычное предложение.

– Утром, ты будешь на мир смотреть совсем иными глазами. Стыдно тебе утром будет! – сказала Эдит и встала, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

– Я с тобой полностью согласна! – поддержала ее Полина.

Глава 22

Резкая трель дверного звонка заставила вздрогнуть всех трех женщин.

– Может это Роман вернулся! – с надеждой в голосе сказала Полина и побежала открывать дверь.

Из прихожей действительно раздался знакомый мужской голос. Но это был не голос Романа. Басил Кайман Сергей Иванович, коммерческий директор фирмы «Супер-шик»

– Знаю, я уже все, жена мне сказала! Заехал во двор и исчез. И до сих пор нет его?

– Нет!

– Милицию вызывала?

– Вызывала!

– Результат?

– Нулевой!

Кайман, мужчина сорока лет, грузный, студнеобразный, для своего тяжелого почти двухсоткилограммового веса передвигался легко и быстро. И речь у него была такая же короткая и отрывистая. «А мысли, как молнии наверно рождаются, аж искрят», съязвила Эдит, когда первый раз увидела этот катящийся, пыхтящий, смеющийся шар. На голос Каймана вышли Мясоедов и водитель Володя. Ни тот, ни другой к Кайману не испытывали особо теплых чувств, хотя он им за время совместной работы ни одного плохого слова не сказал.

– Что-нибудь сделали, господа? – вместо приветствия спросил Кайман. Осуждающий его взгляд скользнул по стаканам, которые держали в руках Мясоедов и Володя. Мужики неприязненно на него смотрели.

– Ты что имеешь в виду? – спросил Константин Мясоедов.

– Я Романа Кизякова имею в виду. – настойчиво сказал Кайман, – Спрашиваю, что вы сделали за то время, что здесь находитесь?

Он столь выразительно смотрел на обоих, на их стаканы наполовину наполненные виски, что не догадаться о том, что он их внутренне презирает, мог только слепой. Оба, и Мясоедов и Володя скрипнули зубами. Кто он такой этот Кайман Сергей? Без году неделя работает в фирме, в отличие от Кости не является дольщиком фирмы и таким тоном с ними разговаривает. Володя глянул на Мясоедова, спрашивая глазами, сам поставишь зарвавшегося сотрудника на место или мне выступать? Мясоедов рукой остановил Володю.

– Кайман! – Мясоедов сначала хотел ответить, что он слишком много на себя берет, но неожиданно для себя начал оправдываться. – Сергей Иванович, мы здесь весь вечер обсуждали эту непростую ситуацию и… – он развел руками.

Володя презрительно смотрел на Костю Мясоедова. Тогда Кайман остановил свой взгляд на Володе.

– Ты, почему его домой не довез? – жестко спросил он. – Тебе ведь, деньги платят, насколько я знаю, за специфические услуги.

У Володи заходили желваки на скулах.

– Ну, договаривай, чего замолчал, чтобы все слышали? – с нескрываемой угрозой в голосе сказал он, – что за специфические услуги?

Кайман продолжил:

– Охранные услуги. В первую очередь ты охранник, и только во вторую очередь водитель. А ты свои прямые обязанности не выполнил, не довез его подъезда и не дождался пока он сядет в лифт. Если Роман Октябринович не найдется, считай, что ты у нас больше не работаешь.

– А если найдется? – со смешком в голосе спросил водитель.

– А если найдется, то я буду настаивать на том, чтобы от твоих специфических услуг отказались.

И тут водитель, доведенный до белого каления двусмысленными намеками, неожиданно для всех заявил:

– Ты Кайман ведешь себя так, словно ты у нас директор.

Кайман согласно кивнул головой.

– Если с Романом Октябриновичем что случится, он сам мне сказал, чтобы я бразды правления в свои руки брал.

– Что, что? – с жаром воскликнул пораженный Костя Мясоедов.

– Похоже на него! – с усмешкой сказала Эдит.

– А почему, не мой Костик брал бразды? – растерянно хлопала глазами Зоинька Мясоедова.

– Мало ли что ты выдумаешь! – хмуро пробормотал водитель.

– А я, – сказала Полина, – для вашей фирмы и не желала бы другого директора. Сергей прирожденный руководитель и у него ясная голова. Но об этом вопрос пока не стоит. Я думаю, Роман еще вернется.

Хоть она и сказала это, но особенной уверенности в ее голосе не чувствовалось.

– Нам сейчас необходимо в первую очередь задействовать все каналы, для его поиска, – снова начал командовать Кайман, – подключить милицию – раз, с крышей переговорить – два, самим, не вино пить, заливая им собственный страх и тревогу, а взять себя в руки и обмозговать фактически сложившуюся ситуацию. Кто, почему, как? Причины, интерес, следы! Не может такого быть, чтобы такой здоровый мужик, бесследно, без сопротивления исчез. Почему исчез он перед домом? Что это, демонстрация силы и возможностей похитителей или что-то другое? Кто-нибудь внятно может мне ответить, что здесь случилось?

– Да иди ты! Командир вшивый! – злобно выругался водитель. – Между прочим, не мешало бы сначала объяснить народу, где это ты был в момент исчезновения Романа? Алиби у тебя есть?

– Какое алиби? – грубо оборвал его Кайман. – Алиби, алиби! Ты свою ошибку, если конечно это ошибка, хочешь на других переложить?

– У него сын родился! – постаралась внести ясность и утихомирить разбушевавшегося Каймана хозяйка дома, – поэтому он отпросился у Романа.

– Не понял! – воскликнул Кайман, – Куда отпросился?

– В роддом! – сказала Полина.

– В роддом говоришь? Он что, сам рожал? У него схватки начались и поэтому он не смог Романа до дома довести, так что ли? Довез бы сначала, а потом пусть бы ехал, на операционный стол ложился, если ему так приспичило… Работничек… И за какие только заслуги тебя держат?… Сына он родил…

И Эдит и Зоинька Мясоедова отвернулись в сторону, пряча улыбки. У водителя сводило скулы от ненависти. Самолюбивый с рождения он болезненно воспринимал критику в свой адрес, а уж смешки… Смех он никому не прощал.

– У, собака, ну собака! – змеем зашипел Володя. – Я тебе еще твои слова припомню!

И вдруг он резко обернулсяк Кайману.

– Слушай, Крокодил, алиби говоришь, у тебя есть? Ты поехал за грибами и заблудился и три дня по лесу бродил? Ты кому эту сказку рассказываешь? Где твои комариные покусы, ну-ка покажи? На сколько килограмм ты похудел, ну-ка скажи? Где твоя грязная одежда? Где грязь на ногах?

– Я домой заезжал! – невозмутимо ответил Кайман. – Побрился, помылся, поел и сюда поспешил. Жена может подтвердить. И в этом я никакого криминала не вижу.

– А я вижу! – недобро процедил Володя.

Дамы, сообразив, что дело может закончиться еще одной дракой, постарались развести их в стороны.

– Володя, не надо! Успокойся! – сказала тихо Полина.

– А я считаю, правильно он сделал, что помылся и побрился! – кокетливо улыбнулась Зоинька Мясоедова. – От него и сейчас потом за версту разит, а представляете, что за амбре было, когда он из леса вышел.

Эдит громко расхохоталась и неожиданно спросила:

– Сергей Иванович, а за грибами ли ты ходил? Не пудришь ли ты нам женщинам и мозги?

Кайман неожиданно насторожился.

– Не пойму я к чему вы клоните Эдит Миновна! – деланно он тоже расхохотался.

– А может быть, у вас там самочка завелась, в кабаньей стае? Вот вы к ней и повадились…

Шутка дурно пахла. От Эдит никто такой фривольности не ожидал. Кайман резко ответил:

– Я бы попросил вас уважаемая Эдит Миновна со мною такие шутки впредь не шутить, я этого не люблю!

– Мы тоже не любим! – твердо сказала Эдит. – когда нас за дураков принимают. Вы когда вышли из леса?

– Три часа назад и сразу поехал домой, побрился, помылся, поел, узнал у жены, как дела и сразу сюда.

– А по мобильнику почему не отвечали?

– Сел он у меня.

– Хорошо. Поверим всему тому, что вы сказали, но потрудитесь объяснить нам, пожалуйста, еще вот такой факт, который не вписывается ни с какой стороны в ваш рассказ.

– Я слушаю! – прищурив глаза, сказал Кайман. Эдит, в полной тишине спросила:

– Как могло случиться, что вы демонстративно отправляясь за грибами от порога фирмы, в сапогах, в брезентовой куртке, вернулись обратно стриженым?

– Не понял? – быстро спросил Кайман и осекся. Эдит повторила:

– Как спрашиваю я вас, как вы вышли из лесу стриженным, если за грибами отправились заросшим? Космы свисали у вас с плеч, а теперь вы как огурчик? Надеюсь, вы нам не расскажете сказку о том, что перед тем как приехать сюда, вы решили сделать модную прическу? В какой гостинице три дня жили?

В квартире повисла нехорошая тишина. Каймана особенно пытливо буравили злыми глазами Мясоедов и Володя.

– Ну, мы слушаем тебя!

– Время не в твою сторону работает, орел!

Растерявшийся Кайман неожиданно для всех быстро взял себя в руки и жестко сказал:

– А вот это уже не ваше дело. Моя прическа к исчезновению Романа не имеет никакого отношения. Абсолютно никакого. Есть у меня алиби, нет ли его, это не ваше…дело.

Не сказал он «собачье», но и так было понятно, что за слово он пропустил. Он продолжил:

– Надеюсь, вы тут не рассматривали такой вариант, что я могу быть заказчиком его исчезновения?

– Почему не рассматривали? Рассматривали! – ехидно заметил Костя Мясоедов. – Коли ты метишь сеть в царское кресло, то тебе прямой резон убрать побыстрее Романа.

– Полина, скажи этим… – Кайман снова выдержал приличную по времени паузу, давая каждому мысленно вставить соответственно своему вкусу бранное слово, и продолжил: – скажи этим умникам, что я давно ваш семейный друг. Мы с тобой еще с детского сада знаем друг друга.

– Га…га…га!

– Гы…гы…гы! С горшка!

Заржали Володя и Мясоедов. Но Кайман не настроен был шутить. Он отвел Полину в сторону и спросил, знает ли об этом крыша, и что она говорит? Полина ответила, что Роман от старой крыши отказался, а новая, с какой стати будет землю рыть. С них она не поимела еще ни одного рубля.

– А кто она?

– Крыша?

– Да!

– Вышел, вроде бы Роман, на одного, высокий чин, – Полина не стала произносить вслух, его ведомственную принадлежность, – а кто конкретно он, я не знаю. Генерал вроде какой-то. Пришлось милицию вызывать, а она еще не хотела приезжать, пока я сиденье томатной пастой не измазала.

– А эти, что тут делают? – спросил Кайман показав, на Мясоедова и Володю отошедших в дальний угол залы.

Полина неопределенно пожала плечами.

– Мясоедову я позвонила, сказала, так и так, он приехал и Эдит привез. У меня одно время даже мысль появилась, не у нее ли он. Лучше бы у нее был.

Кайман помолчал и потом нехотя сказал:

– Ты Полина извини, мужики есть мужики. Я тут как-то видел, совершенно случайно, твоего Романа в «Боярской избе», ресторан такой есть на набережной Москвы реки. Он там сидел с одной известной депутатшей. Мне мой водитель, на нее показал. Посмотрите, говорит, Сергей Иванович, вон знаменитая Галина Лексус сидит. Глянул я, а напротив, твой Роман дым кольцами пускает. Ну, как это он умеет.

Ты знаешь, я вроде бы мужик, но мне за тебя стало обидно. Ты его из грязи вытащила, из твоих рук он раскрутился, мало ему одной любовницы, так он еще себе и вторую.

– А с чего ты взял, что у них что-то было? – спросила Полина. Нехотя ответил:

– Я водителя отпустил у метро, сам сел за руль и вернулся обратно к Боярскому Двору. Часа полтора ждал, пока они поужинали, а потом поехал за ними. Не хотел говорить, да чего уж теперь. Он ее к сюда домой повез. Ты как раз к родителям уезжала в Кисловодск.

Полина грустно улыбнулась.

– Хороший ты у меня друг Сергей. Один единственный на свете. Где бы тебе жену приличную найти? Тебе Эдит нравится?

– Ты мне нравишься, но не об этом сейчас разговор. Я вот думаю, не, может ли твой Роман у этой красотки быть? Она ведь тогда так и не вышла из дома. Где-то около часу ночи погас свет в вашей квартире. Я плюнул и уехал.

Полина устало вздохнула.

– Она, эта депутатша живет у нас на двенадцатом этаже. Целый этаж занимает. Так, что в тот раз он мог всего лишь домой ее подвести. Зря ты о нем плохо думаешь.

Непонятно откуда появился Костя Мясоедов.

– Не зря! Не зря! Правильно он думает. Эта миллионерша могла его запросто приворожить. Верю я. Он, Роман там, наверху у нее был. Это ты Полина ничего о нем не знаешь, скрытный он. А по молодости таких кобылок объезживал.

– Почему был? – вдруг спросил Кайман. – Почему был? Ты что-нибудь знаешь?

Костя Мясоедов взмылся коршуном над ним.

– Да! Да! Знаю! Ты всех нас подставил. Ты подсунул Роману этот поганый договор, который нас всех разорит. Из-за тебя уже сегодня придет налоговая инспекция проверять нас. Из-за тебя нам возвращают бракованный товар. Мы приняли обратно партию в тысячу мобильников, ты хоть об этом знаешь?

– Знаю! Не в мобильниках дело! Пошли к этой мадам!

Глава 23

Пошли втроем: Полина, Кайман и Костя Мясоедов. Костя как всегда разбирали сомнения.

– А если она не дома?

– Не дома, значит не дома! – невозмутимо сказал Кайман.

Лифт остановился на двенадцатом этаже перед железной дверью. Кайман нажал на кнопку дверного звонка. Из-за двери не доносилось ни звука, лишь видеокамера над дверью вдруг повернулась слева направо и вернулась в исходное положение. Наконец, в домофоне раздался женский голос.

– Кто там?

– Ваша соседка Кизякова Полина с десятого этажа.

– А вы знаете, который час?

– Без пятнадцати три.

– А это с вами кто?

– Друзья моего мужа Кайман Сергей Иванович и Костя Мясоедов.

Щелкнул входной замок и дверь автоматически открылась. Гости зашли в тамбур-коридор и дверь автоматически захлопнулась.

Костя Мясоедов покрутил головой.

– Вот мы и в железной клетке. Ни взад, ни вперед. Можно спокойно вызвать милицию и говорить, что мы грабить пришли.

Но в этот момент открылась входная дверь, ведущая единственную на этаже квартиру и на пороге, в шелковом халате появилась депутатша. Костя Мясоедов непроизвольно сглотнул слюну, что не ускользнуло от внимания потревоженной в столь поздний час хозяйки. Она благодарно ему улыбнулась и предложила зайти в квартиру.

Кайман последним занес свою тушу. Он быстрым взглядом окинул жилище нуворишки и неодобрительно покачал головой. Квартира была полностью перепланирована. Хорошо, если несущие панели строители не трогали, подумал Кайман, а если…

Гостей пригласили пройти в большую гостиную. Познакомились. Депутатшу звали Галина Лексус Федоровна. Она пожелала чтобы ее называли по имени. Откуда-то изнутри квартиры доносились звуки легкой музыки, но они были приглушены закрытой дверью. Предложив гостям садиться, депутатша, сказала:

– Мне уже звонили и спрашивали, Полина Ивановна, не видела ли я сегодня вашего мужа? Я уже ответила, что не видела.

– А кто звонил?

– Генерал! Василий Иванович!

Лишь огромным усилием воли Костя Мясоедов сумел спрятать готовую засветиться улыбку. Васька Генерал все-таки наврал, что ездил в загородный клуб. Где ж он интересно достал входной билет?

– Я готова, еще раз готова удовлетворить ваше любопытство? – сказала депутатша. Она старалась провести между собою и гостями незримую черту вежливого сочувствия, за которую гостям не было ходу.

Пришлось Полине в очередной раз рассказать об исчезновении Романа. Короткий рассказ на этот раз получился.

– Машина внизу, а его уже восемь часов как нет! – закруглилась Кизякова Полина. Лишь поднявшись сюда, на двенадцатый этаж Полина поняла, что зря подалась минутной слабости и послушалась Каймана. Вряд ли ее супруг мог быть здесь. Поэтому, закончив свое повествование, она ничего не спросила. Просто молчала.

Депутатша сначала не поняла, чего от нее хотят, но, будучи умной женщиной, быстро сообразила, в чем ее могли заподозрить.

– Лев!..Лев! – громко позвала она и увидев, что на ее призыв никто не откликнулся позвонила в колокольчик. Костя Мясоедов с тревогой смотрел на дверь, ведущую в дальние покои.

Дверь резко распахнулась и на пороге, появился двухметровый белокурый красавец в одежде римского воина. Легкая безрукавка и нечто из удлиненных лепестков похожих на короткую юбку. Депутатша как на коня, показала на сильного, белозубого молодого Аполлона.

– Он? – и тут же сама себе ответила: – Не он!.. Лева ты можешь быть свободен.

Когда за Львом закрылась дверь, она, не дав никому вымолвить хоть полслова начала разглагольствовать:

– Людям свойственно желание жить и любить, а не устраивать разборки, умирать и ненавидеть! Действительность нужно брать такой, какая она есть. Вот, к примеру, я, конвертировала свои знания, свою власть на сегодняшнюю ночь в этого мальчика. Вы можете меня осуждать, это ваше право, но должна вам сказать, что мой авторитет в партии нынче выше авторитета самого председателя. И поэтому мои дорогие соседи я не хотела бы быть замешана в вашу историю.

– Нет у нас никакой истории! – только и смог вставить Кайман.

– Я еще не закончила! – жестко сказала депутатша. – История у вас только начинается. Завтра вы попадете на страницы газет. Хорошо, что сегодня никто из прессы не приехал на место происшествия, но уверяю вас господа, завтра, вам этого не избежать. Роман и вы Полина достаточно известные в своем кругу люди, и я ни минуты не сомневаюсь, что желтая пресса выжмет из исчезновения вашего мужа все, что только можно. Именно поэтому я вас ночью и приняла. Реклама подобного типа, мне совершенно ни к чему. Поэтому я вам сейчас отвечу на все ваши вопросы. Но если завтра вы захотите их официально подтвердить или сослаться на меня, я от них категорически открещусь. Поймите меня правильно. Я политик и у меня на носу выборы. Итак, я вас слушаю. Что вы хотите от меня услышать? Чем я вам могу помочь?

Жестковатая стерва была. И даже не пыталась скрывать, что является стервой. И заодно их, гостей ставила с собой на одну доску.

– Вы знали Романа? – спросил Кайман.

– Знала! И вы это не хуже меня знаете! – твердо заявила депутатша. – Моя охрана засекла вас в тот момент, когда вы принялись за нами с Романом наблюдать. Она, к вашему сведению, со мной в одной машине не ездит.

– Какие у вас к нему были интересы? – продолжал спрашивать Кайман.

– Скажу! Обязательно скажу. Но сначала я хотела бы сделать заявление! Тех интересов, – Лексус Галина показала на дверь закрывшуюся за молодым красавцем, – у меня с ним не было. Я не путаю коммерческие дела, с амурными. Накладно, знаете ли, обходится. Надеюсь, здесь вопросов больше не будет?

– Не будет! Их и не было! – сказала Кизякова Полина.

– Хорошо! Будем считать, что я вам поверила! – усмехнулась депутутша. – Тогда вернемся к нашим баранам. Что за интерес имела я к вашему мужу и, может ли он, навести на его след? Никакого интереса у меня не было, и быть не могло. Вышел он сам на меня. На стоянке, во дворе заговорил. У моей машины как-то к тому времени, когда он уезжать собрался, колесо прохудилось, а он я думаю, совершенно случайно оказался рядом. Пока водитель ставил запаску, я с ним перекинулась парой слов. В одном доме все-таки живем, соседи. Он спросил, не могу ли я по-соседски помочь ему решить один вопрос? Я сказала, смотря какой.

Депутатша посмотрела на своих гостей, давая понять, что дальше пойдет конфиденциальный разговор.

– Мы все одна команда! – сказал Кайман. – Костя соучредитель в его фирме, меня он собирался назначить вместо себя директором, а Полина его супруга.

– Ну, так вот, – сказала Лексус Галина. – он тоже решил попробовать счастья на политическом поприще. Мне его рассуждения понравились. Считает, что самый прибыльный бизнес на сегодня тот, что обслуживает человеческие пороки, индустрию болезней и смерти – это наркотики, алкоголь, лекарства и оружие. Вслед за ними он поставил политическую деятельность. Я с ним не согласилась и сказала, что надо поменять их местами. Он очень удивился и даже обрадовался.

Лично мне ваш супруг очень понравился. Мы посидели в ресторане с ним. Я сказала ему, сколько стоит депутатское кресло. Он мне биографию свою рассказал. Чистая она у него, ни скандалов, ни уголовного прошлого. На следующей неделе я должна была его представить городскому руководству партии.

Пока он не публичное лицо, такие как сегодня исчезновения, с вызовом милиции могут пройти для него безболезненно. Но как только завтра он выдвинет свою кандидатуру на любые выборы, сразу же попадет под лучи юпитеров. Я ему предложила подготовить кандидатуру на свое место директора в фирме, значит вы в курсе его дел. – Депутатша посмотрела на Каймана. – Вас он решил вместо себя оставить директором, правильно я поняла?

– Правильно поняли!

– И еще посоветовала вернуться в семью. Мы поднимали этот вопрос.

– Спасибо! – сказала Полина.

– А вот что с ним случилось, подсказать я вам не могу. И рада бы, да не могу.

Депутатша встала давая понять что разговор окончен. Уходили поздние гости от Лексус Галины, как оплеванные. Дверь за ними закрывал молодой красавец модного, римского покроя, вышедший на звонок колокольчика. Он подмигнул Кайману, показав глазами на Полину Кизякову, и проехался по его адресу.

– Один не справляешься? Твоя хозяйка смотрю, сразу двоих заказывает? А то преложи ей меня. Я недорого беру.

– Таких, как ты, болван, красавчиков, она обычно в белых тапочках заказывает. – резко ответил Кайман.

– Но! Но! Ты не очень!

– Не веришь, спроси у своей хозяйки, чего мы приходили.

– Ладно, спрошу!

– Спроси! Спроси! Красавчик!

Глава 24

Шел уже четвертый час ночи. Вернувшихся Полину, Каймана и Костю Мясоедова с нетерпением ждали водитель и Зоинька Мясоедова.

– Узнали что-нибудь? – был первый их вопрос.

Кайман развел в сторону руками. Рассказывать о грандиозных планах Романа он почему-то не захотел. Да и остальные, посчитали ее конфиденциальной информацией. Полина предложила гостям лечь отдохнуть, но они все как один засобирались домой. Чужую беду лучше издалека разводить руками. Оставаться никто не захотел.

– А Лизу мы будить не будем! – напомнил о бухгалтере Костя Мясоедов. Не успели они гурьбой выйти в коридор, как вновь раздался звонок домофона. Кизякова сняла трубку.

– Полина это я, ваш участковый!

– Открываю!

Послышались возгласы.

– Васька Генерал прибыл!

– В клюве наверно, что-нибудь принес!

– Неужели нарыл что-нибудь.

– Подождем его.

– Да! Да! Потом поедем.

Участковый, когда ему открыли дверь, мокрым платком вытирал вспотевший лоб. Костя Мясоедов не утерпел, чтобы не пошутить:

– Имитация или настоящий пот? Лифт не работает?

Но старший лейтенант не стал отвечать, а попросил всех пройти обратно.

– Попрошу всех вернуться на свои места. У меня есть для вас важное сообщение.

Места в гостиной были моментально разобраны. Участковый терпеливо ждал, пока народ рассаживался. Затем обвел всех долгим взглядом.

– Говори, не томи! – раньше всех не выдержала напряжения Зоинька Мясоедова.

– Василий Иванович, мы вас слушаем.

– Товарищ старший лейтенант…

– Товарищ Генерал!

Участковый громко прокашлялся и, наконец, сказал:

– Товарищи, дамы и господа, если бы у меня была плохая новость, я бы ее вам по телефону постарался сообщить, но поскольку, я облечен вашим доверием и особенно доверием самого Романа Октябриновича, спешу вас заверить, что с ним пока ничего плохого не случилось.

– Что значит пока? – раздалось сразу несколько голосов.

– Жив, он или нет?

– Где он?

– Выкуп требуют?

– У бабы другой?

Участковый постарался сразу всех успокоить.

– Нет, не у бабы! Хотя можно ее назвать и бабой. Я вызвал спецмашину, она скоро приедет, и мы его освободим. Минут через сорок должна подъехать.

На участкового накинулись со всех сторон.

– Чего мы ждем?

– Поехали сами его освобождать!

– Нельзя. Нельзя. Я Васька Генерал группу специального реагирования подключил к этому делу. – сказал участковый. Народ с уважением смотрел на участкового. Действительно, думали в гостиной, какие связи у человека.

– Неужели сама Альфа подключилась к этому делу?

– Господа! Дамы и господа! Но, прежде чем приедет эта группа у нас есть время. – Участковый посмотрел на часы. – И я хотел бы уточнить кое-какие детали и вывести некоторых… на чистую воду. Я подозреваю, что глубоко законспирированный заказчик этого преступления сидит сейчас в гостиной и думает, что он самый умный, что обвел всех вокруг пальца, что у него железное алиби, что он ни при чем. А это еще как посмотреть в замочную скважину. Да, я Василий Генерал многое узнал. И умею делать правильные выводы. Не родился еще тот человек, кто мог бы меня провести. Ни зверь, ни человек… Вон зайцы по новому снегу, каких петель только не наделают, а я все равно распутывал их за несколько минут. Скажу я вам свое жизненное наблюдение, не может быть человек хитрее зверя. И даже объясню почему? У зверя часто от его хитрости зависит жизнь, вот он и изощряется, а человек? Человек шевелить мозгами, не приучен. Он всегда задним числом умен. Не то я!

– Вы не человек? – спросил Костя Мясоедов. Участковый не обратил на его реплику внимания.

– У меня фамилия Генерал. Васька Генерал! Звучит?…Еще как звучит! Бог он шельму метит, знает, кому чего в паспорт вписать. Вон наверху у вас, двумя этажами выше, живет, депутат Лексус Галина. Да у нее одна фамилия сразу отбивает охоту смотреть на нее как на женщину. Лексус-Лесбос.

– А ты не смотри!

– А нельзя ли поближе к делу! – перебил доморощенного философа Кайман.

– Можно бы и поближе, можно и с тебя начать Кайман, но я постараюсь изложить события по порядку, чтобы вы поняли гениальную логику моих рассуждений, и согласились со мною. Итак, что мы имеем? Откуда ноги растут?

Откуда ноги растут мы знаем! – начали выражать нетерпение и другие. Но не так легко было сбить участкового с верно выбранного пути. Он поднял руку, требуя тишины.

– Дамы и господа. Позвольте продолжить доклад. Итак, начнем по порядку. Я как представитель власти и порядка на месте вовремя узнал о пропаже такого уважаемого человека, как Роман Октябринович. И меры принятые мною по его розыску дали бы больший результат, если бы сразу наша уважаемая Полина, а по паспорту Пятилетка Ивановна не увела милицию в сторону. Зачем надо было мазать сиденье томатной пастой?

– Иначе милиция не приехала бы!

Участковый осуждающе покачал головой.

– Ну, хорошо, приехала милиция, но из-за этой томатной крови пошла по ложному следу. Хорошо, что я вовремя оказался рядом и взял расследование под собственный контроль. Кто бы вам ночью делал анализ крови? Никто! Только я Васька Генерал через своих друзей запустил механизм расследования на полную катушку.

Я, как профессионал, рассматривал сразу несколько версий и следов. След первый – это жена, сотрудники-компаньоны, любовница и ближайшее окружение. След второй – это крыша. След третий – прочие. А теперь факты и выводы. Пожалуй, мы начнем с крыши и кончим на Полине. Есть возражения?

– Кончить?

– Возражений нет. – Костя Мясоедов ухмыльнулся.

– Полина готовсь!

Участковый попросил тишины.

– Прошу не перебивать! Так вот крышующая универмаг Полины организованная преступная группа (ОПГ) напрочь открестилась от его похищения. Они сказали, что со мною Васькой Генералом не хотят дело иметь. По моей личной просьбе их в профилактических целях на сутки пока задержали. Ботинками немного попинали. Все задержанные члены группы имеют алиби. У меня на сердце полегчало. Знать, думаю, живой.

Стал я тогда на вас господа думать, на сотрудников, друзей и родственников. Фирма то Кизякова Романа раскрутилась. Одной недвижимости у вас миллионов на тридцать. Ну, думаю, зашевелились пауки в банке. Кусать начали до смерти друг друга. А поскольку была у меня уже информация по вашей фирме, стал я каждого из вас рентгеном просвечивать.

– А почему это у вас была информация по нашей фирме? – спросил Кайман.

Участковый небрежно процедил в ответ:

– Повторяю для непонятливых. Бывшая крыша все что смогла, рассказала. А рассказала она многое. Вы ей, оказывается, потихоньку отстегивали. Так ведь?

– Было такое дело! – недовольно заявил Костя Мясоедов. – Никуда от этого не денешься.

– Так, вот со вчерашнего дня вам этого больше не надо делать. У меня, – важно заявил старший лейтенант – есть договоренность с вашим генеральным, с Романом Октябриновичем, что вы уходите от нее, старой крыши.

– И куда мы приходим? Это кто же, ты что ли нас будешь теперь крышевать? – С плохо скрываемым презрением спросил Кайман.

– Не крышевать, а оказывать охранные услуги. А это совершенно разные вещи. Ну, так вот, вернемся к нашим баранам. Думал я, куда же мог пропасть Роман Октябринович? А ответ здесь один. Любое преступление это чей-то интерес. И пало у меня подозрение на трех человек; на тебя Кайман, на жену Полину, на подругу на Эдит, на водителя Володю, и на лучшего друга Мясоедова.

– Это не три, а пять человек! – съязвил Костя Мясоедов. Участковый не заметил мелкий булавочный укол.

– Все варианты стал я проверять и один из них дал результат, стопроцентный.

– И кто это? – пытливо спросил Кайман. – Ты уж дорогой наш Пинкертон, не откажи, спой или расскажи. Будь другом.

– Буду! Отчего же им не быть если хороший человек просит. – с не меньшим ехидством ответил участковый. – Да вот на тебя дорогой подозрение пало в первую очередь, а потом выяснилось, что ты целый день на таможне провел, и вчера там был, и позавчера, груз растаможивал оказывается, а всем байку рассказываешь, что за грибами в лес отправился и заблудился. Ай, как нехорошо товарищам по работе врать. Что они о тебе подумают. Один груз у тебя был – мобильники для фирмы «Супер-шик», а второй груз – меха и кожа для универмага нашей уважаемой хозяйки. Может быть, тебе номера контейнеров еще назвать?

Кайман имел вид несколько потерянной. Такой прыти от обычного участкового он не ожидал.

– Сдаюсь, сдаюсь! – миролюбиво воскликнул он. – Беру все свои слова обратною. Сдаюсь и повинуюсь мой Генерал. Я просто рад, что у нас появился человек с такими связями. Я думаю, Роман Октябринович не ошибся, когда вас взял своей кры…, э…э…э, охранной фирмой.

– Ну, то-то! – удовлетворенно заявил участковый. – Глядишь, в люди выбьетесь со мною. Если бы ты знал, на каком уровне сегодня я организовал его розыск, ты бы умер от зависти, встал, еще раз умер и не поднялся больше никогда. А уж рот открывать вообще бы не посмел. Поставка у тебя из Турции, а товар от Гуччи и Диора.

– Молчу я! Молчу! – снова подтвердил свою лояльность Кайман.

– Ты может быть не будешь тянуть резину и скажешь напрямую, кто заказал Романа? – зло спросил водитель Володя. Участковый хищно прищурил глаза.

– Торопишься друг! Нервишки видно пошаливают. Ладно, раз тебе так невтерпеж, давай на тебе остановимся. Рассмотрим, как ты специально постарался для шефа и разберемся, специально ты это с ним сотворил или случайно у тебя получилось?

– Ты чего? Ты что городишь? – не на шутку переполошился водитель. – Думай что говоришь!

Участковый гнул свою линию.

– Итак, разберемся с имеющимися у нас фактами. Отпираться будешь потом.

Долго бы еще морочил слушателям мозги Васька Генерал, рассказывая про свои связи, феноменальные способности, снайперскую точность, интуицию, индукцию и дедукцию, если бы вдруг за спиной у всех неожиданно не раздался яростный рык:

Сука! Убью!

Глава 25

В квартиру ворвался разъяренный, как вепрь Кизяков Роман. Отшвырнув в сторону участкового, он ринулся через гостиную в свой кабинет.

– Роман! – обессилено крикнула его жена и медленно начала оседать.

Через пару секунд Кизяков выскочил обратно. В руках у него была шестизарядное помповое ружье тульского завода. Он передернул затвор. Стоя в дверях, безумными глазами он обводил скучившийся народ. Из дверей дальней комнаты выглядывала сонная бухгалтерша Елизавета.

– Убью суку! – снова зарычал он.

И тут случилось, то, что потом трудно подавалось объяснению. Вдруг все, как один хором запросили пощады. И первым сольную партию начал водитель Володя.

– Роман Октябринович. Прости, так получилось.

Тут же прорезался голос супруги Кизякова Полины.

– Роман, я ни в чем не виноватая. Володька, что ж, он же муж твоей Ольги. Мы почти одна семья. А Максимка наш ребенок, а не подкидыш этой твоей проходимки Эдит.

Оскорбленная Эдит приняла эффектную позу и громогласно заявила:

– Со своим чадом и от кого он у вас народился, разбирайтесь сами, а у меня свои дети. К вам они никакого отношения не имеют. Колхозники!

В это время водитель что-то шепнул на ухо Зоиньки Мясоедовой и та неожиданно тоже запросила пощады:

– Роман! Пусть даже она сука, не надо никого убивать, мало ли что в жизни не бывает. Вон у меня тоже один мальчик на Костика не похож. Зачем делать из этого трагедию? Живем и ничего. Пусть даже твоего подменили.

Вперед выступил Костя Мясоедов с перекошенным ревностью лицом.

– Роман ты гад! – громко объявил он.

Предпоследнему слово досталось Кайману. Он закрыл своим огромным телом Полину.

– Не смей! Не смей ее трогать! Ты недостоин ее мизинца. Не нравится Полина. Иди к своей Эдит. Не нравится Эдит, иди на два этажа выше там тебя ждет любовь. А Полину я не дам обижать.

Кизяков Роман держа ружье наперевес продолжал бормотать:

– Убью суку!

Но амплитуда звуковых волн постепенно затухала. Высунувшая нос Елизавета нырнула обратно в спальню и юркнула под одеяло.

Достойнее всех держался Васька Генерал.

– Роман! Роман Октябринович. Господин-товарищ Кизяков! Будь мужиком. Успокойся. Главное ты свободен. А убивать никого не надо. У тебя лицензии есть на отстрел?

– Нету!

И тут снова начался гвалт. Перекрывал всех голос жены Кизякова Полины.

– Роман.

– Я слушаю тебя! – отозвался супруг.

– Роман. Твой водитель говорит, что Эдит нам Максимку подменила!

– Что?

Для человека только что пришедшего с улицы такое заявление не хуже ушата с холодной водой. Роман обессилено сел на диван. Он ничего понять не мог. Между ног он поставил ружье. Участковый тут же похвалил его.

– Вот так-то лучше, чем держать его наведенным на людей. Разберемся, разберемся. Еще и не с такими запутанными делами разбирались. Кто кого, говоришь, подменил? – спросил Полину участковый.

– Никого я не подменяла Роман. – твердо заявила Эдит. – У меня свои дети, двое. У тебя свой. И давайте не путать их. Ты лучше скажи, что с тобой случилось?

Хозяин дома взбеленился.

– Потом! Потом! Эдит. Полина! Скажите мне, что случилось здесь за время моего отсутствия? Что за бред о Максимке вы несете?

Пока одна и вторая собирались с мыслями, им решила помочь Зойка Мясоедова. Она быстро расставила акценты.

– Твой Максимка Роман, не твой Максимка. Поэтому он на тебя не похож. Его при рождении подменили. А твой настоящий Максимка живет у родителей Эдит, в Ростове.

– Не говори глупостей! – сказала Эдит. – Еще раз повторяю, что у меня живут мои дети.

– Нет! – вдруг уперлась Зойка Мясоедова. Волнуясь, она снова, как ненормативную лексику, стала употреблять свою, наукообразную. – Роман, мы сейчас фундируем кризис идентификации твоего сына, как психологического феномена, основанного на целостном восприятии субъектом своей жизни. Я думаю должна произойти самоидентификация личности, с опорой на серьезные клинические исследования, чтобы воспринимать его как данное.

Кизяков Роман грозно сказал:

– Я смотрю, клинические исследования здесь многим не помешают. Кто здесь утверждает, что подменили моего сына?

Зоинька Мясоедова продолжала тараторить:

– Мы знаем Роман, это Володька тебе в отместку. Напился сегодня с расстройства, тебя всю дорогу недобрым словом поминал. Но клинические исследования на идентификацию отцовства все равно надо провести. Я своего Костика завтра же отправлю. Пусть свой геном снимает. А потом мы сравним его с геномом детей Эдит. И ты геном свой покажи.

– У Эдит нет детей и быть не может! – заявил Роман вставая. – Пропустите, я эту суку все равно убью.

Участковый преградил ему дорогу.

– Роман Октябринович! Даже если я ваша на сегодняшний день крыша. Не могу я вас пропустить.

– Пустишь!

Рядом с Васькой Генералом стал бочкообразный Кайман. Роман разогнался и таранил их. Ружье в руках Романа выстрелило.

– Ах. ах! – дурным голосом закричала Зоинька Мясоедова и схватилась за бок. На Романа навалились четыре мужчины. Участковый крутил ему руки. Кайман всей своей тушей давил его к полу. Водитель наступил на пальцы сжимающие ружье, а Костя Мясоедов осваивал практику работы спецслужб с поверженным на пол бандитом. Он пинал его под ребра ногами в ботинках. Хрясть, хрясть!

– Хочешь в койку, уложить мою Зойку!

– Не хочу!

– Ах, не хочешь! На, получи!

Роман взвыл и выпустил ружье. Водитель отбросил его в сторону и тоже разок с другого бока наподдал своему генеральному директору. Несправедливость говорят, удесятеряет силы. Роман извернулся и оказался наверху.

– Всех убью сволочи! В моем доме меня же и бить!

Первому досталось Косте Мясоедову. Не лезь туда, гласит народная мудрость, куда тебя не просят. Роман провел короткую подсечку и Мясоедов грохнулся на пол. С громким криком на выручку супругу бросилась Зоинька.

Это в боевиках супермены красиво дерутся. Прыжки, красивые падения, сальто-мортале, ничего подобного в жизни не бывает. Вот и у нас образовалась обычная куча мала.

– Сволочь!

– Сам гад!

– Уволю всех к чертовой матери!

– Держи его за ноги.

– Ой, мамочки!

– Не лазь, по чужим бабам. Не лазь!

Никто не заметил, как в квартиру вошел вооруженный автоматами наряд милиции. Они с удивлением смотрели на копошащийся муравейник человеческих тел. Сержант, увидев испуганную, полураздетую Елизавету в дверях спальни, спросил:

– Что здесь случилось?

– Хозяин вдруг вернулся!

Милиционеры поняли картину превратно. Кривые усмешки растеклись по лицам. Один из них зверем гаркнул?

– Лежать! Руки за голову! Всем лежать!

И когда только участковый успел снять китель? Васька Генерал попробовал противу команды встать и горько пожалел об этом. Поднимали всех поочередно, сначала женщин, потом мужчин. Участкового признали за своего по форменным брюкам. Спросили, что он тут делает?

– Работаю!

– А мы вот по вызову приехали! Слышим выстрел! Что надо сделать?

Быстрее всех ответил Роман:

– Суку убить!

Милиционеры на всякий случай еще дальше отставили помповое ружье.

– Кто стрелял?

– Раненые есть?

Раненых, слава богу не оказалось. Участковый Василий Иванович с одним из милиционеров уединился в соседней комнате. Через пару минут они вышли обратно. Милиционер втолковывал участковому:

– Ну. Даже если это и так. Мы не имеем права. Она никого не покусала. Решение субпрефекта должно быть. Звоните в экологическую милицию. Мы сук не отстреливаем. Мало ли кто ты! Нет! Нет! Уйти, уйдем! А стрелять не будем. А документ на ружье помповое есть?

– Есть!

Милиционер еще раз посетовал:

– Извини, это все что мы можем сделать.

Глава 26

Давным-давно наступило утро, а гости Мясоедовых и сам Роман сидели за столом и чаевничали. А кое-кто употреблял, что и покрепче. Десятый раз они выслушивали и выспрашивали друг у друга подробности этой ночи, хохотали и хватались за голову.

– Подъехал я домой, смотрю, кто-то вроде мне в дверь боковую стучит, – рассказывал очередной раз Роман, – открываю ее, а там морда мастифа. Телок, да и только. Я с детства собак боюсь. Он прыг в салон, я от него, он за мной. Два у нас въезда во двор, две будки. Только работает одна, в ней охранник сидит, а под второй будкой поселилась мамаша мастиф с двумя щенками.

– Я ее всегда, когда вас привозил, косточками прикармливал! – пояснил водитель Володя. – Вот она и прыгнула в машину.

– Короче рванул я не в ту сторону. Навстречу два щенка скачут, а сзади мамаша. Догнала у самой будки и лапы мне на спину положила. С разбегу положила. Так я с ходу в эту конуру под будкой и закатился. Хорошо, хоть внутри кусок фанеры нашелся. Заткнул дыру, прижал фанеру спиной и жду. Не вечно же мамаша будет у будки сидеть. Уйдет когда-нибудь. А она норовит ее мордой отодвинуть. Видел я как вы с милицией, с охранником прошли мимо. Не подал голос я. Не хотел говорить, но теперь скажу, в депутаты я решил податься. А тут такой казус. Представляете, если бы я не сам вылез, а меня освободили из конуры. Так завтра бы весь город мои противники заклеили провокационными листовками. Ваш кандидат, кандидат из собачьей будки. Спросим его, что он там делал, собачий кандидат! Дума не конура, не место в ней собакофилам или собакофобам не знаю, даже как правильно сказать. Поэтому я сидел и молчал. Думаю, отойдет же когда-нибудь эта сука от будки. И точно, охранник Федя десять минут назад позвал суку.

– Кто позвал?

– Федя!

– Да еще сказал, эй, кто там, вылазь. Иди, тебя жена заждалась.

– Выходит, он видел Роман, как тебя пес загонял в конуру, и промолчал? – с недоверием спросила Полина.

– Что…о?

– Я думаю, он мстит! – сказал водитель Володя.

– За что, хотелось бы знать, и кому? – сразу вскинулась Зоинька Мясоедова.

Костя Мясоедов занял примиренческую позицию.

– Нет, нет! Он просто ненавидит нас, как новый класс!

– Этот симпатичный мальчик заигрался в жизни! – тихо сказала Эдит.

И второй вопрос выяснили дамы и господа. Откуда у бездетной Эдит двое детей. И чьи они?

– Мои! – ответила Эдит, – Мой первый муж окончательно спился, а детей ему подбросили жены. Знал он мой адрес. Привел как-то одного, посмотри, говорит денек. И пропал на восемь лет. А потом и второго привел. Отправила я их к родителям. Так, что ни ты Зоинька, ни ты Полинька не имеете к ним никакого отношения.

– Кхе. кхе! – напомнил о себе Васька Генерал. Он принял на богатырскую грудь приличную дозу янтарного напитка и давно не сводил с Эдит пристального взгляда. – Кхе. Кхе! – сказал он. – А нельзя ли нам Эдит вдвоем к твоим родителям съездить?

– Нельзя!

– Кхе! Кхе..

– Съездить, если очень хочешь, можно по морде! – ответил на этот раз за Эдит Кайман. Три женатых мужчины, Кизяков, Мясоедов и Володя водитель согласно закивали головами.

– Запросто можно съездить.

– Генералу, да не съездить!

– Отложим на потом, или сейчас?

Васька Генерал встал из-за стола.

– Привет честной кампании.

– Пока крыша!

Проходя мимо Эдит, он что-то шепнул ей на ушко. Она зарделась.

– Честь имею! – шваркнул Генерал босыми ногами у порога гостиной и приложил ладонь к виску.

– К пустой голове руку не прикладывают! – с ехидцей сказал злоязычный Костя Мясоедов.

– А я разве тебя заставляю? – огрызнулся Васька Генерал. Он еще раз скользнул по роскошной фигуре Эдит и мысленно обозвал присутствующих мужиков сопляками. Не пара им Эдит, не пара, а вот мне, Ваське Генералу…Пожалуй, выкрою время…Ощипаю этих орлов…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Реклама на сайте