Марина Серова ДЕНЬ ТВОЕЙ СМЕРТИ
© Серова М. С., 2019
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019
* * *
Глава 1
Дверь в мою комнату тихонько отворилась.
— Не спишь, Женя? — спросила тетя Мила, заглянув внутрь, хотя по звуку работающего телевизора ответ был и так ясен.
— Нет, пересматриваю старое кино. — Я убавила громкость.
— Женечка, я хотела спросить, что приготовить тебе на ужин? — Тетушка продолжала стоять в дверях.
— Мне все равно. Что тебе проще, то и приготовь.
— Ты же знаешь, любая готовка мне в удовольствие.
— Так уж и любая? — спросила я, чтобы поддержать разговор. — Наверняка есть блюда, которые тебе нравится готовить больше.
Тетушка задумалась.
— Сложный вопрос, — сказала она и тут же перевела стрелки на меня: — Женя, а ты можешь вот так, с ходу, сказать, какая работа тебе предпочтительнее? Кого ты больше любишь охранять — мужчин, женщин, детей?
— Без разницы, главное, чтобы я четко понимала, какие передо мной стоят задачи. Даже не так — чтобы клиент понимал, какие задачи я выполняю. А то некоторые нанимают телохранителя для своих донельзя избалованных деток, хотя на самом деле им нужна гувернантка с твердым характером. А есть и такие, которым не нужна личная охрана, они просто хотят произвести впечатление на окружающих.
— Не понимаю я тебя. — Тетушка сделала несколько шагов и опустилась в кресло, стоявшее напротив меня. — Неужели подставляться под пули лучше, чем возить детей, пусть даже сильно избалованных, в школу и различные секции, особенно если платят за то и другое одинаково?
Я запоздало поняла, что тетушка заглянула ко мне вовсе не для того, чтобы уточнить меню. Она все обдумала заранее — каким бы ни был мой ответ, дальнейший разговор был бы перенаправлен именно в это русло. Когда два дня назад тетя Мила по моей просьбе привезла мне в травмпункт чистую одежду, у нее хватило деликатности не причитать по поводу издержек моей профессии. Да, у меня бывают «производственные» травмы, и последняя была не самой тяжелой. Пуля, которая предназначалась моему клиенту, лишь слегка задела мягкую ткань моей руки, хотя крови было много. Я свою миссию выполнила, так что последняя работа принесла мне чувство удовлетворения, а также щедрую премию. Теоретически я могла позволить себе отдохнуть некоторое время. К вящей радости своей заботливой родственницы, я с утра до вечера валялась в постели, развлекаясь просмотром своих любимых старых фильмов. Точнее, это тетя Мила думала, что я соблюдаю строгий постельный режим, и радовалась тому, что я не рвусь снова в бой. На самом деле каждый раз, когда она выходила из дома, я вылезала из своей кровати и занималась физическими упражнениями, чтобы не потерять форму. А еще я по нескольку раз в день проверяла свою электронную почту и аккаунты в мессенджерах, надеясь увидеть сообщение от очередного клиента. Пока в моих услугах никто не нуждался.
— Женя, ты понимаешь, что это противоречит здравому смыслу? На тебе уже места живого нет, а ты готова вновь и вновь ловить пули, которые предназначены кому-то другому. А если однажды…
— Что-то мне вареников с творогом и изюмом захотелось, — сказала я совершенно невпопад, но тетя Мила приняла мои слова как руководство к действию.
Оставив свою фразу недосказанной, она отправилась на кухню, но вскоре снова вернулась ко мне и виновато произнесла:
— Представляешь, творог закончился. Придется идти в магазин. Потерпишь?
— Конечно, — кивнула я, радуясь в душе, что мой план сработал.
Я знала, что творога нет, поскольку утром сама же его и съела. Стоило тетушке выйти за порог, как я занялась растяжкой. А с завтрашнего дня я была намерена возобновить утренние пробежки.
Завибрировал смартфон, лежавший на краю журнального столика. Я дотянулась до него, не вставая со шпагата.
— Алло!
— Здравствуйте, я могу поговорить с Евгением Охотниковым? — спросил мужской голос.
— Нет, — спокойно ответила я. Мне было не привыкать к тому, что невнимательные клиенты воспринимали мои имя и фамилию как мужские. — Я — Евгения Охотникова, и если вас интересуют услуги телохранителя, то вы можете поговорить со мной.
В нашем разговоре возникла легкая заминка.
— Простите, — наконец произнес потенциальный клиент, — мой референт оставил мне записку с номером вашего телефона, я подумал, что она в родительном падеже. А знаете, так даже лучше! Евгения, вы можете сегодня подъехать ко мне в офис?
— Да, конечно, — не задумываясь, ответила я.
Звонивший оказался генеральным директором строительной компании «Алмаз» — Дмитрием Андреевым. Представившись, он для порядка сказал, где находится его офис, хотя в этом не было особой необходимости. Любой уважающий себя житель Тарасова знал, что трехэтажный особняк в центре города, облицованный со всех сторон стеклом и напоминающий по форме ограненный алмаз, это офис этой строительной компании.
Пообещав быть у Андреева через час, я встала со шпагата и отправилась в ванную. Тетушка вернулась из магазина, когда я принимала душ.
— Женя, представляешь, в ближайшем магазине не оказалось нужного творога! — крикнула она, когда я выключила воду. — Мне пришлось идти в другой, в тот, что на остановке. Но ты не переживай, я быстро…
Мне было очень неловко разочаровывать тетю Милу, но все-таки пришлось сказать ей, что мне надо отъехать по делам.
— Так что можно не суетиться с варениками, — подытожила я.
— Женя, но ведь ты же еще совсем слаба! Разве ты сможешь работать в полную силу? — Тетя Мила вскинула на меня удивленный взгляд. — Доктор сказал, что тебе как минимум неделю надо соблюдать постельный режим. Впрочем, он просто плохо представлял себе, с кем разговаривает. Тебя, похоже, не остановить…
— Как и тебя, — заметила я, потому что тетушка уже месила тесто.
— Ты ведь вернешься к ужину, — попыталась оправдать она свои действия.
— Ничего не могу обещать.
* * *
Я еще по телефону обратила внимание на то, что у гендиректора строительной компании подозрительно молодой голос. Потом, представляясь мне, он опустил отчество, отрекомендовавшись Дмитрием Андреевым. Все это возбудило мое любопытство — сколько же лет ему на самом деле? Найдя в интернете его фотографию, я увидела молодого человека лет двадцати восьми. Интересно, и как ему удалось сделать такую головокружительную карьеру? Этот вопрос занимал меня всю дорогу от дома до «Алмаза».
В жизни Андреев выглядел старше, чем я представила себе, но не настолько, чтобы его стремительное продвижение по карьерной лестнице перестало меня удивлять. Далеко не многим и в тридцать пять удается занять кожаное кресло руководителя крупной компании.
— Евгения, — уже в который раз обратился ко мне Дмитрий, прохаживаясь вдоль одной из стен своего просторного кабинета туда и обратно, но так и не решаясь поведать мне о своих проблемах.
— Да, я внимательно слушаю вас, — сказала я, положив ладони на стол и демонстрируя собеседнику свою открытость.
— Евгения! — Андреев вдруг решительно подошел к столу, отодвинул стул, стоявший напротив меня, сел и, немного подавшись вперед, поведал мне: — У меня много врагов. В этой сфере бизнеса большая конкуренция, понимаете?
— Понимаю, — кивнула я.
— Конкурентная борьба бывает очень жестока, — Андреев произнес это так, будто открыл мне доколумбовскую Америку. Убедившись, что с моей стороны нет никаких возражений, он продолжил: — Больше всего меня беспокоит безопасность моих близких. Это самое уязвимое место. Вы меня понимаете?
— Да, конечно, — поддакнула я с самым серьезным видом.
— Замечательно. — Дмитрий откинулся на спинку высокого стула, перевел дух, после чего продолжил: — Мой сын поступил в колледж в Лондоне, завтра мы с женой и детьми, Ильей и его младшей сестрой Соней, уезжаем в Англию. Проводим сына, поможем ему там адаптироваться, затем слетаем втроем на Мальту. Но вот здесь, в Тарасове, остается моя мама. За ее-то безопасность я как раз очень переживаю. Через нее могут надавить на меня, понимаете?
— Понимаю, — снова кивнула я.
— Так вот, Евгения, — Андреев подался всем корпусом вперед, — если вы согласитесь охранять мою маму, вам придется на время переехать за город. Мы живем на Ново-Пристанском шоссе. Вы готовы к переезду?
— Да, без проблем, — ответила я.
— В доме достаточно прислуги, но именно в доме. Иногда, не очень часто, мама выезжает в город — в поликлинику, в магазин, так вот, вам придется сопровождать ее. У меня есть водитель с функциями охранника. Когда я нахожусь в командировках или частных поездках, он присматривает за моей семьей, но так вышло, что Михаил попросился в отпуск, и я отпустил его, поэтому возникла необходимость в телохранителе.
— Дмитрий, вы можете спокойно отправляться за границу, ваша мама будет под надежной защитой, — заверила я Андреева.
— Это именно то, что я хотел услышать от вас, Евгения. — Хозяин кабинета снова прислонился к спинке стула. Посмотрев на меня как бы издалека, он о чем-то призадумался. После затяжной паузы Андреев продолжил: — Давайте поступим так, вы приедете к нам сегодня к ужину, я вас представлю матушке. Надеюсь, вы с ней поладите.
— Я тоже на это надеюсь.
Дмитрий благосклонно кивнул мне, поднялся со стула для посетителей, обошел длинный стол, сел в свое кожаное кресло и уже с этого уютного местечка стал объяснять мне, где находится его загородный дом.
— Я могу немного задержаться, но домашние будут предупреждены о вашем приезде. Это — аванс, — Андреев положил на стол конверт, после чего уткнулся в какую-то папку, давая мне понять, что разговор на этом закончен.
Взяв конверт, я вышла из кабинета со стойким ощущением, что Дмитрий мне что-то недоговорил. Он очень долго собирался с мыслями, но не изрек ничего экстраординарного. Мне показалось, что Андреев опасался чем-то вспугнуть меня. Может, тем, что приступать к работе нужно уже сегодня? Времени на то, чтобы искать другого телохранителя, у него уже не осталось, уж слишком поздно он спохватился. Вероятно, Дмитрий надеялся на своего водителя, а тот попросился в отпуск, и босс не смог ему отказать. Я не могла расстаться с мыслью, что есть какой-то диссонанс между личностью Андреева и высотой его положения. Он не произвел на меня впечатления карьериста, который шел по головам. Вероятно, этот бизнес достался ему в наследство. Дмитрий упомянул обо всех членах своей семьи — жене, сыне, дочери, матери, но ни слова не сказал об отце. Раз отца нет, а бизнес есть, то можно предположить, что компания «Алмаз» была создана Андреевым-старшим. От меня не укрылось то, что Дмитрий не нуждался во внешних атрибутах власти, он опустил свое отчество, общался со мной предельно вежливо и не стеснялся проявить свою нерешительность. Впрочем, она могла объясняться сомнением, правильно ли он поступает, приставляя к матери телохранителя. Для нее это прямое указание на то, что существует какая-то угроза.
* * *
— Женя, ты вернулась? — обрадовалась моя тетушка. — Пока ты будешь мыть руки, вареники сварятся.
— Я за своими вещами. На время переезжаю за город.
— Значит, новый контракт? А это ничего, что ты еще как бы на больничном? — для порядка спросила тетя Мила.
— Ничего, там работа не бей лежачего. Пару недель присматривать за пенсионеркой, пока ее сын-бизнесмен ездит с семьей по заграницам. Боюсь, устану от безделья.
— Если все так, как ты говоришь, тогда я за тебя спокойна. Может, все-таки поешь вареники?
— Нет, мне предстоит ужин в благородном доме. Будут смотрины. Меня представят бабуле, а ее — мне. Хороша я буду за столом с сытым желудком! — усмехнулась я.
— Как знаешь! — Тетушка махнула рукой и отправилась в свою комнату. Уже из нее до меня донеслось: — Устать от безделья… Это — наименьшее из всех зол.
Тетю Милу можно было понять. Несколько лет назад я свалилась на нее как снег на голову, и спокойной размеренной жизни моей родственницы пришел конец. Она переживала за меня всякий раз, когда я была на работе, и мечтала о том, чтобы в моей личной жизни поскорее произошли изменения, которые заставили бы меня сменить нынешнюю профессию, например, вернуться к переводам. Тетушка спала и видела, чтобы я вышла замуж, нарожала детишек, которых она, за неимением собственных детей и внуков, с удовольствием бы нянчила. Я же не спешила что-либо менять в своей жизни, меня все устраивало.
Глава 2
Когда я свернула с Ново-Пристанского шоссе в сторону коттеджного поселка, позади меня снова оказался черный «Genesis», который ехал за моим «Фольксвагеном» от самого города. Он повторял все мои маневры, и, когда остановился около тех же ворот, что и я, мне стало ясно, что я немного опередила своего клиента. Сдав немного в сторону, я предоставила возможность хозяину первому въехать в свои владения. Водитель приоткрыл боковое стекло, высунул руку, щелкнул брелоком, и ворота стали медленно открываться. «Genesis» плавно въехал на приусадебную территорию, я последовала за ним.
Андреевский особняк стоял в глубине парка. За верхушками деревьев была видна только его крыша, отделанная красной металлочерепицей. Дорога вильнула в сторону, и здание на время пропало из виду — высоченные, близко посаженные друг к другу липы закрывали обзор. Стоило сделать еще один поворот, и мы сразу же оказались около коттеджа, но с тыльной стороны. Из бокового окна машины снова высунулась рука с брелоком. Водитель щелкнул им, чтобы привести в движение рольставни гаража. Мигнули фары «Genesis», и я поняла, что мне следует ехать за ним. В гараже уже стояли три машины — внедорожник, кабриолет и спортивный купе. Впрочем, там вполне можно было разместить автосалон, рассчитанный на добрый десяток машин.
Дмитрий попросил своего водителя отнести мой чемодан в комнату, в которой мне предстояло жить ближайшие две недели. Сам же он провел для меня небольшую экскурсию по первому этажу дома, попутно знакомя меня с прислугой. Для меня не осталось незамеченным, что буквально все: и садовник, и повариха, и домработница, и сторож — отнеслись к моему появлению в этом доме с некоторой иронией, которую они тщательно пытались скрыть от хозяина. Я не поняла, что именно вызвало такую реакцию, но взяла сей факт на заметку. А вот супруга Дмитрия, Алена, которая встретилась нам в гостиной, оформленной, как и весь первый этаж, в стиле лофт, была предельно серьезна. Ей по большому счету было не до меня.
— Митя, очень хорошо, что ты сегодня смог освободиться пораньше. Нам еще столько всего надо успеть! Без тебя нам не справиться.
— Не понял? Вы что, еще не собрались? — удивился Дмитрий. — Чем же вы занимались весь день?
— Много чем. Думаешь, это так легко — все предусмотреть? Одно дело ехать в отпуск, и совсем другое — отправлять ребенка на учебу в другую страну. А вдруг мы что-нибудь забудем? Поскольку ты тоже учился в Лондоне, то тебе лучше нас известно, что может понадобиться Илюше.
— Ничего такого, чего нельзя было бы купить на месте, — отмахнулся было Андреев, но, заметив, что жена закатила от недовольства глаза, пошел ей навстречу: — Ладно, после ужина я разберусь с этим, а ты, Алена, покажи, пожалуйста, Евгении ее комнату.
— Обещаешь? — Андреева уставилась на мужа так, будто ждала от него клятв вечной любви и верности.
— Конечно, я лично перетрясу Илюшкин чемодан, и…
— Чемоданы, — поправила Алена.
— А вот это зря, — заметил Дмитрий, — достаточно будет одного места багажа. Зачем брать лишние вещи? Большую часть времени наш сын будет ходить в школьной форме. Прошу тебя, удели время Евгении.
— Пойдемте. — Алена повернулась ко мне и дежурно улыбнулась. Я шагнула к лестнице, около которой она стояла. Пока мы шли в гостевую комнату, Андреева продолжила начатую тему: — Я так переживаю за сына! Как он будет один в чужой стране? А вдруг Илюша не сможет ни с кем сдружиться? Женя, вот вы смогли бы отправить своего ребенка учиться в другую страну?
— Смогла бы, — ответила я, ни секунды не раздумывая. Я сама училась в закрытой спецшколе, так называемой «Ворошиловке», и любой лондонский колледж по сравнению с ней — это просто детский санаторий. Алена явно хотела услышать от меня противоположный ответ, и чтобы как-то смягчить ситуацию, я поинтересовалась: — А ваш сын сам что об этом думает?
— Он весь в предвкушении. Ему отцовская идея пришлась по душе. Мне кажется, Илья просто не понимает, что его ждет. Чужая страна, чужой язык…
— А как у него обстоят дела с английским?
— В школе у Илюшки всегда были пятерки, но последний год он занимался еще и с репетитором, чтобы подтянуть разговорный язык.
— Это правильно, школьные программы больше ориентированы на письменную речь. В Англии никто так не говорит, как здесь учат.
— А вы что, были в Англии? — недоверчиво уточнила Алена, и я согласно кивнула. — В турпоездке, наверное?
— В командировке.
— Жаль, что Митя не нанял вас раньше. Вы рассказали бы нам об этой стране. Да, мой муж там учился, но это было уже давно. К тому же мне интересен женский взгляд. — Алена остановилась около двери. — Мы пришли. Это ваша комната.
Я толкнула дверь вперед и, увидев царящую там атмосферу, перевела взгляд на хозяйку, уточнив:
— Мне точно предстоит жить именно здесь?
— Вас смущает, что это — детская?
— Слегка, — сказала я, с удивлением посмотрев через порог на альков и мягкие игрушки, свисающие на веревках с потолка.
Алена зашла в комнату, подождала, когда я последую за ней, затем закрыла дверь и заговорщически произнесла:
— Комната нашей бабушки напротив. Вам наверняка будет удобней, если вы расположитесь именно здесь. Эта детская уже давно пустует. Сонечка выросла и перебралась в другую комнату. Мы с Митей подумываем о третьем ребенке, поэтому решили сохранить интерьер этой комнаты. Я сама занималась ее дизайном, возможно, потом, если понадобится, я внесу в этот интерьер какие-то коррективы, но пока ничего менять не хочется. В данный момент я работаю над дизайном двух гостевых комнат, пришло время сменить там обстановку. Так что вам, Женя, придется пожить здесь, — с извиняющейся полуулыбкой произнесла Алена.
— Здесь так здесь, — примирительно сказала я и прошла к алькову.
— Вы не переживайте, там кровать-трансформер. Если есть необходимость, ее можно увеличить до взрослой. — Андреева отодвинула свисающие занавески. — Если вы сами с этим не справитесь, то обратитесь к Клавдии, нашей домработнице.
— Мило, — сказала я, увидев постельное белье со сказочным принтом.
Мне доводилось спать на резиновом коврике под открытым небом, в шалаше на подстилке из соломы, в подвале на старом рваном матрасе, но в детской кровати — такого приключения со мной еще не было.
— Я рада, что вам понравилось. Вы тут обустраивайтесь, — Алена оглянулась на мой чемодан, стоявший у двери, — и через полчаса спускайтесь в гостиную на ужин.
— Хорошо, — ответила я.
Наконец-то я поняла, чем были вызваны иронические усмешки на лицах прислуги. Это действительно забавно — поселить телохранителя в детской. А если бы бодигардом оказался мужчина, это было бы более чем комично, а точнее, даже унизительно. Осмотревшись, я свыклась с мимимишным антуражем и пришла к выводу, что все не так уж и плохо, тем более эта комната для маленькой принцессы была со всеми удобствами. Открыв дверь в ванную, я заглянула туда. Похоже, у Алены не хватило фантазии и ее отделать в том же духе, она ограничилась лишь аксессуарами. За шторой с нарисованной мультяшной русалочкой была обыкновенная акриловая ванна, вполне подходящая для взрослого человека, а в банное полотенце с рыбками я могла бы даже укутаться.
Разобрав чемодан, я переоделась и отправилась в гостиную ужинать, а точнее, знакомиться с семейством Андреевых. За столом в сборе были все, кроме самой бабули. Илья поприветствовал меня на английском языке, а затем спросил на отрывистом йоркширском диалекте, понравился ли мне этот дом и знаю ли я, какие приключения меня здесь ждут. Подросток смотрел на меня хитроватым взглядом. Вероятно, он решил проверить, смогу ли я понять его, а главное — ответить ему. Нашел кого экзаменовать! Я свободно не только говорила, но и думала почти на всех европейских языках. Нас этому учили в Ворошиловке, а потом я закрепила теорию на практике, общаясь с носителями многих иностранных языков, в том числе и английского.
Я поблагодарила Илью за проявленный интерес. Отвечать на его вопросы не было смысла, ни в Англии, ни в других европейских странах никто не пускается в подобных случаях в пространные разглагольствования. Это только в России на вопрос о том, как дела, можно услышать подробный отчет за весь период, прошедший со времени последней встречи. А если люди только познакомились, то запросто могут выложить друг другу полную биографию. Сейчас был не тот случай. Дабы обменяться любезностями, я спросила подростка о его настроении перед началом нового жизненного этапа. Илья обескураженно почесал висок. Похоже, репетитор обошел эту лексику стороной.
— Бабуля! — радостно крикнул подросток, и все семейство обратило свои взгляды на лестницу.
По ней неспешно спускалась женщина в седом парике. По мере приближения я смогла разглядеть ее лицо — она выглядела лет на 55–57. Но весь ее облик был пронизан какой-то старомодностью, будто она выплыла из семидесятых годов прошлого века. На Елизавете Константиновне были широкие черные брюки, волочащиеся по полу, и длинная трикотажная блуза мышиного цвета с воротником-стойкой. Именно так одевались героини французских фильмов той эпохи.
— Бабулечка, какая ты сегодня… — Сонечка замешкалась, подбирая нужное слово.
— Красивая, — нашелся Дмитрий.
Бабушка подошла к столу, поцеловала внучку в темечко и села на свободный стул рядом с ней.
— А чего это вы ничего не едите? — поинтересовалась Андреева-старшая. — Неужели меня ждали? Я могла бы еще задержаться, если бы стала досматривать сериал. Но представляете, проголодалась. Итак, что у нас сегодня на ужин?
— Ростбиф, — сказала Алена и подмигнула мужу.
— Мама, я хочу тебя кое с кем познакомить.
— С кем? — спросила Елизавета Константиновна, глядя на сына, а не на меня.
— Мама, это, — Дмитрий сделал жест рукой в мою сторону, — Евгения. В наше отсутствие она будет заниматься вопросами безопасности.
Бабуля мельком взглянула на меня и с беспечным равнодушием произнесла:
— Пусть занимается, если ты, Митя, считаешь, что это так необходимо.
За столом возникла немая пауза. Мне показалось, что Дмитрий с Аленой ожидали другой реакции, но ее не последовало, они с облегчением выдохнули и принялись за ростбиф, типичное блюдо английской кухни. У Сонечки было другое меню, перед ней стояла тарелка с молочной гречневой кашей. Она ковырялась в ней без всякого удовольствия. Илья отрезал кусок запеченной на решетке говядины, отправил его вилкой в рот и, не успев пережевать, стал что-то говорить на английском. Делал он это отрывисто, с короткими гласными и глотанием «h» в начале слов. Я с трудом разобрала, что это был ответ на мой вопрос. С тем же йоркширским акцентом, усугубляемым наличием пищи во рту, подросток говорил, что настроение у него хорошее, поскольку к новому этапу в своей жизни он готовился давно, и он точно знает, что все будет хорошо.
— А теперь на русском, пожалуйста, — попросила бабуля.
— Пусть она, — Илья кивнул в мою сторону, — переведет.
Все с интересом уставились на меня, разве что Елизавета Константиновна явила полное равнодушие к тому, справлюсь ли я с переводом.
— Как жаль, что мы не нашли вас раньше, — посетовала Алена, когда я закончила переводить. — Вы бы еще лучше подтянули Илюшу. Между нами говоря, репетитор, с которым наш сын занимался, в последние месяцы халтурил. Он дал ему все, что мог, за полгода, а затем только занимался повторением.
— Илья, — обратилась к внуку Елизавета Константиновна, — у тебя еще есть шанс отказаться от учебы за границей. Если ты хочешь остаться здесь, скажи, я тебя поддержу.
— Нет, ба, — мотнул головой подросток. — Я не хочу оставаться здесь, точнее, я хочу учиться в Лондоне.
— Я должна была спросить тебя об этом перед лицом всей нашей семьи. Раз ты, Илья, утверждаешь, что хочешь учиться в Англии, я спокойна за тебя.
Все последующие разговоры так или иначе сводились к завтрашнему отъезду Андреевых. Насколько я поняла, им предстояло покинуть дом еще затемно, чтобы успеть на шестичасовой авиарейс до Москвы.
После ужина, когда мы с Дмитрием остались в гостиной вдвоем, он сказал мне, что я очень понравилась его матери. С чего Андреев это взял, я так и не поняла. Женщина, которую мне предстояло охранять, в упор меня не замечала. Вероятно, она даже не подозревала о происках конкурентов ее сына, и появление в доме телохранителя было для нее чем-то вроде покупки новой мебели. Может, так даже лучше? Зачем пугать женщину какими-то смутными угрозами? Пусть думает, что сын просто перестраховывается.
— Однако мне надо заняться сборами. — Дмитрий направился к лестнице. Оглянувшись, он добавил: — Евгения, я вас очень прошу, берегите мою маму! Глаз с нее не сводите. Следуйте за ней по пятам, даже если она будет уверять вас, что никакой угрозы нет. Мама слишком далека от бизнеса, чтобы понять, насколько все серьезно. Вы можете, если возникнет необходимость, воспользоваться любой из машин в гараже, страховки ОСАГО у всех без ограничений. Весь персонал предупрежден о том, что должен вас слушаться. Мама может капризничать и даже пытаться вас рассчитать, но…
— Дмитрий, не беспокойтесь, мне хоть и предстоит охранять вашу маму, но работаю я на вас, поэтому буду выполнять именно ваши указания, — заверила я своего клиента.
— Это вы правильно подметили — работаете вы на меня. Не забывайте об этом! — Андреев стал подниматься по лестнице, переступая сразу через две ступеньки.
Я вышла на свежий воздух, чтобы осмотреть территорию. Пока в доме было полно народу, Елизавете Константиновне, скорее всего, ничего не угрожало. Завтра ее сын, сноха и внуки уедут, и я стану ее тенью. Прогуливаясь по парку, я подмечала все уязвимые места. Особенно мне не понравились заросли кустарника с северной стороны и пруд, заросший ряской, с восточной. Этот водоем служил естественной преградой, никакого забора справа от коттеджа не было. Я подняла с земли сухую корягу и бросила ее в пруд, она приземлилась на зеленую поверхность и за считаные секунды ушла под воду, хотя дерево не должно тонуть. Похоже, ветку засосало в омут. И как только Андреевы не боятся жить здесь с детьми? За ними глаз да глаз нужен.
Вдоволь нагулявшись, я вернулась в дом, в котором была невообразимая суматоха. Прислушавшись к разговорам, я поняла, что Дмитрий раскритиковал содержимое чемоданов, и Андреевы начали собирать их заново, таская нужные вещи из самых разных комнат. Кто-то постучался в детскую.
— Да-да! — крикнула я.
— Извините, — на пороге появилась шестилетняя Сонечка, из-за спины которой торчала розовая голова с хоботом. — Мне надо поменять игрушку. Вы позволите?
— Да, конечно, — кивнула я ей.
Соня поменяла большого плюшевого слона на маленького мишку Тедди, которого отыскала в комоде. Уходя, она не по-детски серьезно сказала:
— Извините, что потревожила вас.
— Пустяки! Заходи, если еще что-то потребуется.
— Благодарю, но папа сказал, что больше ничего взять нельзя. — Девочка задержалась у двери, будто хотела мне что-то сказать, но не успела, потому что за ней пришла мама.
— Евгения, вы извините, что побеспокоили вас. Я, собственно, пришла попрощаться. Мы уезжаем очень рано, вы будете еще спать.
Я пожелала Алене и Сонечке счастливого пути, и они ушли. Часам к десяти суматоха закончилась, в доме воцарилась тишина. Приняв душ, я легла в кровать, закрытую полупрозрачным пологом, но сон не шел. Поворачиваясь с бока на бок, я случайно задела рукой ночник, висевший на стене, и по комнате поплыли облака. Это подействовало на меня умиротворяюще, глаза стали слипаться, и я провалилась в сон.
Глава 3
Проснулась я от топота в коридоре. Казалось, что мимо моей комнаты прошел целый табун. Выглянув в коридор, я увидела, что к лестнице приближается процессия из пяти человек. Водитель Андреева нес две дорожные сумки, у Дмитрия на руках была спящая Сонечка, Алена везла чемодан на колесиках, позади всех шел Илья с рюкзаком за плечами. Он оглянулся и помахал рукой то ли мне, то ли бабушке, которая тоже выглянула из своей комнаты на несколько секунд позже меня. Я поздоровалась с Елизаветой Константиновной. Она кивнула мне, поправляя одной рукой шаль, наброшенную на плечи поверх длинной ночной сорочки, а второй — совершенно нелепый колпак, торчащий на голове.
— Еще можно поспать несколько часов, — смачно зевнув, произнесла бабуля и скрылась за своей дверью.
Ходики на стене показывали, что сейчас была половина пятого. Я вернулась в кровать и уже сознательно включила ночник. По потолку снова побежали облака, но сон не шел. В голову полезли воспоминания о моем детстве, которое совсем не было похоже на детство Сонечки, в чьей кровати я сейчас лежала. Мой отец был военным, он со мной никогда не сюсюкался и рубил на корню все мамины попытки создания оранжерейной атмосферы в доме, поскольку сам был приверженцем спартанского воспитания. Мама, пока была жива, в отсутствие отца завивала мне волосы на поролоновые бигуди, чтобы сделать красивые локоны, просила примерить платьишки с кружевами и оборками, которые она покупала тайком и в которых я никогда не выходила из дома. Перед тем как отцу прийти со службы, локоны затягивались в тугую косу, а платья убирались обратно в шкаф. Папа разговаривал со мной командным тоном, уверенный в том, что мне нравятся и почти что казарменные условия, в которые он меня загнал, и наши с ним взаимоотношения, не выходящие за рамки «командир — боец».
Я вдруг поняла, что облака уже не бегут по потолку. Похоже, ночник был запрограммирован на какой-то небольшой временной отрезок, минут на пятнадцать. Вечером этого времени мне с лихвой хватило для того, чтобы заснуть, сейчас этот убаюкивающий трюк не сработал. «А может, уже и не стоит засыпать?» — подумала я и благополучно провалилась в сон, который был прерывистым и недолгим.
* * *
Спустившись на первый этаж, я обратила внимание, что стол в гостиной накрыт на две персоны.
— Доброе утро! — поприветствовала меня повариха Надя, миловидная женщина лет тридцати пяти. — Вы присаживайтесь! Сейчас хозяйка спустится, и я принесу чай. Или вы кофе предпочитаете?
— Кофе, — подтвердила я.
— Хорошо.
Я села за стол, вскоре Надя принесла поднос с горячими напитками.
— Мне вчера сказали, что завтрак у вас в девять.
— Так и есть, — подтвердила повариха. — Это — второй завтрак, для тех, кто никуда не спешит. А тем, кому надо на работу, в школу или садик, я в половине восьмого стол накрываю. Но сейчас все уехали, только Лизавета осталась да вы.
— Сейчас уже четверть десятого, а Елизавета Константиновна все не спускается, — заметила я.
— Не выспалась, наверное. Да вы ешьте. — Надежда придвинула ко мне тарелку с творожной запеканкой. — Ждать Лизавету вовсе не обязательно, она часто пропускает завтрак.
— Ладно. — Я сделала глоток кофе.
Позавтракала я в одиночестве, потому что бабуля так и не спустилась в столовую. Поднявшись на второй этаж, я подошла к двери в ее комнату, приложила ухо к косяку и прислушалась — было подозрительно тихо. Я приоткрыла дверь, и первое, что мне бросилось в глаза, так это убранная постель. Значит, Елизавета Константиновна уже поднялась и сейчас была в ванной. Я зашла к себе, но оставила дверь приоткрытой, чтобы видеть, когда бабушка выйдет из своей комнаты. Но она все не выходила. Устав сидеть в мягкой груше, которая служила здесь креслом, и непрерывно смотреть на дверь, я решила снова заглянуть в комнату напротив. Там ничего не изменилось. Я позволила себе зайти и заглянуть в ванную — в ней никого не было. Похоже, мы с Елизаветой Константиновной где-то разминулись. Я спустилась в столовую, но там тоже никого не было. На столе стояла только ваза с фруктами.
— Надя, а что, хозяйка уже позавтракала? — поинтересовалась я, заглянув на кухню. Женщина кивнула, подтверждая это. — И где она сейчас?
Повариха пожала плечами, но я продолжала стоять в дверях и смотреть на то, как она ест запеканку. Прожевав, Надя сказала:
— Гуляет по парку, наверное. Что ей еще делать-то?
Я отправилась искать Лизавету. Увидев садовника Степана, высокого подтянутого мужчину лет шестидесяти, поливающего газон, я подошла к нему.
— Доброе утро! Вы Елизавету Константиновну сегодня видели? — поинтересовалась я.
— Видел, — кивнул он.
— Не подскажете, куда она пошла?
— Туда, — садовник махнул рукой за коттедж.
Пройдясь по гаревой дорожке, петляющей между липами, я обошла дом с левой стороны и увидела беседку, обвитую шиповником. Это было хорошее местечко, чтобы побыть в одиночестве, зарядиться позитивной энергией, вдыхая аромат цветущей дикой розы, слушая щебетанье птиц и любуясь рутарием, разбитым напротив входа в беседку. Увы, в ней Андреевой-старшей не оказалось. Ее не было ни на качающейся скамейке, с которой открывался обзор на пруд, ни в теплице, в которой росли овощи. Решив, что мы снова разминулись с Лизаветой, я вернулась к коттеджу. На крыльце мне встретилась домработница, полноватая темноволосая женщина лет пятидесяти пяти, и я поинтересовалась у нее, не видела ли она сегодня хозяйку. Та сделала какой-то неопределенный жест рукой и стала скатывать дорожку, постеленную на крыльце.
— Отдам в химчистку, — сказала Клавдия, будто меня интересовало, зачем она это делает.
— Простите, так вы видели Лизавету? — уточнила я.
— Да здесь она где-то, — пробурчала прислуга, не поднимая на меня глаз.
— Странно, мне все говорят, что ее видели, а я не могу никак с ней пересечься.
— А она что, вам так шибко нужна? — удивилась домработница, хотя вчера Дмитрий, представляя меня ей, так и сказал, что я — телохранитель его мамы.
«Хороша телохранительница, потеряла объект в первый же день», — мысленно ругая себя, я поднялась на второй этаж и постучалась в дверь Лизаветы. Она не ответила, и я распахнула ее — за последний час там не произошло никаких изменений. Достав из кармана смартфон, я набрала номер, который мне дал вчера Андреев. Звонок раздался в непосредственной близости от меня. Оказалось, что мобильник Лизаветы лежал недалеко от входа, на полке под зеркалом. Я не заметила его сразу лишь потому, что он был накрыт тем самым смешным ночным колпаком, в котором бабуля выглядывала ночью в коридор, провожая взглядом свое семейство.
У меня возникла мысль, что старушенция решила поиздеваться надо мной, чтобы работа здесь не казалась мне отдыхом в пансионате. Мне стоило еще вчера догадаться, что реакция Лизаветы на мое появление в доме обманчива. Супругов Андреевых явно удивила ее покладистость. Наставление Дмитрия о том, чтобы я ни на шаг не отпускала его маму и не сводила с нее глаз, показалось мне лишь дежурной фразой, а зря. Похоже, он знал, что его матушка может начать играть со мной в прятки.
«Что ж, раз, два, три, четыре, пять, Лиза, я иду тебя искать», — мысленно проговорив про себя эту считалочку, я направилась вперед по коридору, заглядывая во все комнаты, пока не наткнулась на запертую.
— Елизавета Константиновна! — достаточно громко произнесла я. — Я знаю, что вы здесь. Откройте, пожалуйста! Мне надо обсудить с вами кое-что важное. Для вас важное.
Закончив говорить, я прильнула ухом к двери — ни единого звука. А вот с улицы через открытый угловой балкон стал доноситься какой-то шум. Я бросилась туда и услышала причитания Клавдии:
— Да что же это такое? Да как же это так? Не уберегли… Маменька родная…
Перегнувшись через парапет, я увидела домработницу и повариху. Обе были напуганы до смерти.
— Что случилось? — крикнула я сверху.
Женщины подняли головы. Клавдия вовсю заливалась слезами и была не в состоянии что-либо ответить.
— Там, — Надежда указала мне рукой в глубину парка. — Клава нашла… Умирает…
Недолго думая, я перелезла через парапет балкона, спрыгнула сначала на крышу круговой веранды, а затем на землю и помчалась туда, куда указала повариха. Уже издалека я заметила незнакомца, склонившегося над чьим-то телом. Подбежав ближе, я спросила:
— Что происходит? Кто вы такой?
— Я сторож, а ты кто такая? — строго осведомился мужчина лет пятидесяти.
— Телохранитель. — Я склонилась над пожилым садовником, лежавшим на газоне. — Что это с ним?
— Да, мне сменщик говорил про вас, — несуетливо произнес сторож. — А у Степана, похоже, инфаркт. Он ведь сердечник, все время валидол сосет. Я уже «Скорую» вызвал.
Садовник еле дышал. Судя по опухшим губам, у него был сильный отек гортани. Я повернула его голову набок и заметила красные пятна, проступившие на шее.
«Похоже на аллергическую реакцию», — пронеслось в моей голове, и я стала расстегивать сдавливающий его шею ворот. Расстегнув несколько пуговиц, я обнаружила под левой ключицей раздувшуюся красную шишку, из которой торчало осиное жало.
— Так и есть, анафилактический шок, — сказала я, пытаясь подцепить ногтями жало.
— Чего? — не понял сторож.
— Аллергическая реакция на укус осы. В доме есть аптечка с лекарствами?
— Я уже дал ему валидол. «Скорая» едет.
— Какой валидол? Ему антигистаминный препарат нужен. Живо несите лекарства! — прикрикнула я на сторожа.
— Я принесу, — сказала подошедшая Надя.
— Приподнимите ему ноги! — скомандовала я, сторож медленно, но все же повиновался мне.
Дыхание Степана стало поверхностным, а пульс нитевидным. В моей голове пронеслось: «Еще несколько минут, а то и секунд, и лекарства будут ему без надобности». Мне было известно, что люди по-разному реагируют на укусы перепончатокрылых. Для кого-то — это сущий пустяк, а для кого-то осиный яд — мощнейший аллерген, который приводит к параличу дыхательных путей. Смерть может наступить в течение пятнадцати минут. Когда я разговаривала со Степаном, а это было примерно полчаса назад, он был в добром здравии. Скорее всего, оса ужалила его уже после того, как мы пообщались. Раз реакция развилась так быстро, значит, организм садовника не в состоянии был бороться с ядом, «Скорая», которая ехала из города, могла не успеть его спасти. Из-за спазма гортани Степан практически не мог дышать самостоятельно, о чем свидетельствовали хрипы, вылетающие из его горла. По-хорошему Степану нужно было срочно вводить адреналин, но вряд ли он был в домашней аптечке Андреевых. Надя убежала за ней и пропала. Клавдия рыдала во весь голос, мешая мне соображать. Счет шел на секунды.
— Может, ему искусственное дыхание сделать? — робко предложил сторож, с испугом глядя на садовника, лицо которого неестественно распухло от отека.
— Бесполезно.
Я вдруг вспомнила о болевой точке, которую следует нажимать, если других способов реанимировать человека больше нет, и надавила подушечкой безымянного пальца под его переносицей. Почему-то нажимать на нее надо именно этим пальцем. Я отпускала и снова давила на болевую точку, пока не почувствовала, что дыхание Степана стало восстанавливаться.
Прибежала Надя и протянула мне пластиковый контейнер.
— Ищите какой-нибудь антигистаминный препарат. — Я стала перечислять их.
— Есть такой. — Повариха показала мне упаковку банального супрастина.
— Воду принесли? — спросила я, хотя уже поняла, что в смятении Надежда забыла о воде. — Шланг! — крикнула я, и сторож поднял его с земли.
Я высыпала в рот Степану раздробленную таблетку супрастина, а затем, сделав самый маленький напор, налила в свою ладошку немного воды и по капелькам стала вливать ее в рот больного. Отек стал спадать у нас на глазах. Дыхание полностью восстановилось, садовник, опираясь на мою руку, поднялся на ноги, склонил голову передо мной в знак благодарности, а затем обвел взглядом всю прислугу, которая смотрела на него, как на восставшего из пепла, и заговорил:
— Надеюсь, вы согласитесь со мной, что мы просто обязаны сказать Жене правду?
Женщины молчали. Сторож уточнил:
— Какую правду?
— Правду про Лизавету, — произнес Степан, сверля глазами Клавдию.
— А что я? Мне сказали, я и молчала.
— И я тоже. Мне эту работу терять не хочется, — проговорила Надя, избегая моего взгляда.
— Послушайте, — продолжил садовник. — Со мной такое уже второй раз в жизни. Один раз в армии оса укусила, медсестричка меня спасла, а второй раз вот сейчас. Витек, я тебе из последних сил говорил: димедрол, а ты мне валидол стал в рот совать.
— Да откуда ж я знал?
— Так вот, я считаю своим долгом сказать Жене, которая спасла мне жизнь, что Лизаветы здесь нет. Пусть меня увольняют!
— А где она? — поинтересовалась я.
— Да чего уж там! — махнула рукой Клавдия. — Хозяйка нас всех еще с вечера предупредила, что рано утром уедет по делам в город и чтобы мы вам, Евгения, ничего об этом не говорили.
— Даже больше, — продолжила Надя, — чтобы водили вас за нос, говоря, что она здесь. Только вы на нас зла не держите, Лизавета, она ведь наша хозяйка. Мы ее слушаться должны.
— Понимаю. Раз уж все открылось, скажите мне, когда она уехала, куда и на чем?
— Она еще с вечера Кирилла попросила за ней в восемь утра приехать.
— А Кирилл — это кто? — не могла не поинтересоваться я.
— Это бывший водитель Алены. Она его наняла, когда ее прав лишили. Он три года ее возил, а потом она снова получила права и хотела его рассчитать, как вдруг выяснилось, что он учитель английского и даже жил в Англии.
— Ясно, кто-нибудь знает, какие планы у Лизаветы на сегодняшний день?
— Да кто мы такие, чтобы она перед нами отчитывалась? — фыркнула Клавдия.
— Ладно, скажите хотя бы, на какой машине она уехала?
— Кирилл на своей собственной приехал, — садовник назвал мне ее марку и номер.
Раздался вой сирены, возвестивший о приезде «неотложки».
— Пойдем, Степан, это за тобой. — Сторож подхватил садовника под руку.
— Скажи им, что все обошлось, — попытался освободиться тот.
— Вам обязательно надо показаться медикам, — заметила я.
— Мы его отведем! — сказала Клавдия и взяла Степана под левую руку, а Надежда подхватила его под правую.
Если вся прислуга направилась к воротам, то я — к дому, набирая на ходу номер своего знакомого сотрудника полиции.
— Тимур, здравствуй!
— Женя, ты? — спросил он вместо приветствия.
— Я. Ты можешь быстренько отследить местонахождение «Рено Логан»? — Я назвала номерной знак.
— Для этого мне надо хоть приблизительно знать, в какую из камер и в какое время эта машина могла попасть.
— Думаю, она въехала в город со стороны Ново-Пристанского шоссе в районе восьми — восьми тридцати.
— Ладно, Женя, для тебя сделаю, — согласился Тимур.
Вскоре мой приятель перезвонил мне и сказал, что интересующий меня «Рено Логан» с большой долей вероятности находится во Втором Казачьем переулке.
— Но ты в этом не уверен? — спросила я, усаживаясь за руль своего «Фольксвагена».
— Понимаешь, он засветился сорок минут назад на перекрестке Селекционная — Казачий — свернул в переулок. Выехать оттуда можно только с той же стороны, поскольку со стороны Советской ведутся ремонтные работы.
— Спасибо, Тимур! Ты можешь держать этот вопрос на контроле? Я выдвигаюсь туда, но могу не успеть.
— Хорошо, проинформирую, если он снова попадет в какую-нибудь камеру. — Тимур отключился.
Глава 4
За квартал до обозначенного перекрестка, остановившись на красный сигнал светофора, я проверила смартфон. Тимур не звонил мне, значит, «Рено», на котором Лизавета уехала из дома, по-прежнему находился в Казачьем переулке. Только я не слишком обольщалась, что Андреева именно там. Вполне возможно, Кирилл отвез куда-то бабулю и поехал по своим делам или даже вернулся домой.
Минут через пять я зарулила в Казачий переулок и, снизив скорость до минимума, стала присматриваться ко всем припаркованным там машинам. Напротив пиццерии стоял «Логан» с интересующими меня номерами. Мне пришлось проехать до соседнего здания, потому что ближе свободных мест не было. Водитель «Рено» оказался на месте, он дремал, откинувшись на подголовник. Больше никого в салоне не было. Возможно, Кирилл ждал Лизавету, которая сейчас находилась в пиццерии. Я заглянула туда. Посетителей в этот утренний час было немного. Обведя взглядом все столики, я не нашла Андрееву, но это не означало, что ее здесь не было. Я не исключала, что она увидела меня в окно и спряталась.
— Эй, вы куда? — крикнул мне официант, когда я зашла за барную стойку и направилась в пекарню.
Путь мне преградил мужчина в поварском пиджаке, и я оказалась между двумя работниками пиццерии.
— Так, либо вы говорите, куда делась женщина лет пятидесяти пяти, либо ваша забегаловка будет закрыта на время проведения следственных действий, — сказала я, напустив на себя важности.
— Сегодня таких посетителей не было, — покачал головой гарсон.
— Решили поиграть в молчанку? Хорошо, значит, второй вариант, будем закрываться. — Я достала из сумки смартфон.
— Правда не было, мы полчаса как открылись. А до этого только по заявкам пиццу развозили.
Судя по честным глазам молодого официанта, он говорил правду. Для порядка заглянув через плечо пекаря на кухню, я удостоверилась, что там нет посторонних, и вышла на улицу. Кирилл по-прежнему спал в машине. Прежде чем его побеспокоить своими вопросами, я решила пробежаться по всем магазинам и офисам, находящимся в цоколе здания, около которого был припаркован «Рено». Я открывала дверь за дверью, не особо присматриваясь к вывескам над ними.
— Добрый день! — поприветствовала меня девушка из-за стойки ресепшена. — Желаете сделать татуировку?
— Еще не решила, — ответила я, оглядываясь по сторонам. Через приоткрытую дверь мне было видно со спины клиентку этого тату-салона. Мое внимание привлекли ее ярко-зеленые волосы.
— Может быть, вам показать портфолио наших мастеров? — поинтересовалась администратор.
Я все еще не могла оторвать взгляда от волос цвета сочной английской лужайки. Их обладательница, вероятно, почувствовала, что на нее смотрят, и оглянулась. Последний раз я была столь же удивлена, когда на тренировочных стрельбах мне сказали, что я не выбила ни одного очка. Тогда оказалось, что мою мишень перепутали с мишенью новичка. Теперь оказалось, что женщиной с зелеными волосами была Лизавета. Она тоже узнала меня, но ничуть не смутилась, даже усмехнулась чему-то.
Администраторша разложила передо мной альбомы с фотографиями. Я уселась на диванчик и стала листать их, поджидая Андрееву. Она освободилась минут через десять, вышла в холл и как ни в чем не бывало сказала:
— Женя? Не ожидала вас здесь увидеть. Решили набить татуировку? Тогда рекомендую Феликса, лучше мастера я еще не встречала.
Лизавета, одетая в джинсы и салатовую блузку без рукавов, определенно знала, о чем говорила. Обе ее руки были расписаны от плеч и до запястий. Я попыталась мысленно продолжить вчерашнюю Сонечкину фразу: «Бабуля, какая ты сегодня… закрытая, обыкновенная». Похоже, это для меня Елизавета Константиновна облачилась в седой парик и одежду, максимально закрывающую ее тело, родственники и прислуга видели ее во всей красе. Все разом встало на свои места. Я смотрела на эти дряблые руки в разноцветных татушках, на зеленые волосы, обрамляющие морщинистое лицо, и понимала, отчего был так нерешителен Дмитрий, нанимая меня на работу, и почему прислуга ухмылялась, когда он представлял меня телохранителем своей мамы. В семье не без урода, это определенно про Андреевых.
Положив на стойку ресепшена альбомы, я сказала администраторше, что зайду в другой раз, открыла дверь и выпустила на улицу Лизавету, потом вышла сама.
— Ну и кто меня сдал? — осведомилась она, остановившись на крыльце тату-салона «Живая кожа».
— Никто, я нашла вас с помощью технических средств, — попыталась я прикрыть садовника.
— А зачем искала? — тут же поинтересовалась Андреева.
— Вы же знаете, что ваш сын нанял меня для того, чтобы охранять вас.
— Да кому я нужна! — беспечно отмахнулась Елизавета Константиновна. — Это мой сын — бизнесмен! А я — простая пенсионерка, до которой никому нет дела.
— А если вы ошибаетесь? — возразила я.
— Значит, так, Женек, — от этого фамильярного обращения меня всю передернуло, — давай с тобой договоримся. Ты исправно делаешь вид перед нашей челядью, что охраняешь меня, а на самом деле занимаешься своими делами. Тебе ведь наверняка есть чем заняться — шопинг, тренажерный зал, мужчины… Вечером мы с тобой созваниваемся и вместе возвращаемся домой. Завтра опять вместе уезжаем, занимаемся своими делами и опять вместе возвращаемся. Как тебе такой расклад?
— Не пойдет, — ответила я, ни секунды не раздумывая над этим, в сущности, заманчивым предложением.
— Это почему же?
— Во-первых, мы не сможем с вами созвониться, потому что вы оставили мобильник на полке под зеркалом, — говоря об этом, я хотела дать Лизавете понять, что не доверяю ее словам. Женщина засунула татуированную руку в сумку и вынула из нее точную копию того аппарата, который остался дома. — А во-вторых, я работаю не на вас, Елизавета Константиновна, а на вашего сына, поэтому должна выполнять именно его указания.
— О времена, о нравы! — процитировав классика, бабуля положила обратно в сумку мобильник, вынула кошелек и не без укора произнесла: — Женек, а ведь ты не показалась мне поначалу меркантильной! Ладно, говори, сколько ты хочешь получить за то, чтобы не мешать мне наслаждаться свободой!
— Елизавета Константиновна, я не возьму у вас денег.
— Почему?
— Потому что я все равно буду вас охранять.
— Ладно Митя, с ним все ясно, но ты объясни мне, зачем тебе это нужно? Я предлагаю тебе прекрасный вариант — ты и деньги из двух мест получишь, и делать ничего не будешь. Но тебя он почему-то не устраивает. Или ты торгуешься со мной?
— Нет, я просто выполняю свою работу. Ваше предложение, конечно, заманчивое, но оно идет вразрез с моими принципами.
— Какими? — допытывалась Лизавета.
— Я не хочу уронить свою репутацию, так понятнее?
— Не очень.
— Прошу прощения, — к нам подошел Кирилл, — Лизавета Константиновна, мы дальше едем? Если да, то давайте поторопимся, мне, как я уже говорил, к часу надо освободиться.
— Женек, ты на машине? — игриво поинтересовалась бабуля с татуировками.
— Конечно.
— Тогда ты, Кирюха, можешь быть свободен. Я дальше с ней поеду! — Андреева ткнула мне в живот указательным пальцем, на котором красовался перстень с огромным черным камнем.
Водитель «Рено» продолжал топтаться на месте, Лизавета открыла кошелек и протянула ему несколько крупных купюр.
— Благодарствуйте! — Кирилл поклонился женщине с зелеными волосами, щедро оплатившей его услугу, и пошел к своей машине.
— А где твоя тачка? — поинтересовалась экстравагантная матушка моего клиента.
— Там! — показав направление кивком, я подождала, когда Лизавета тронется с места, и пошла чуть поодаль от нее. Меня не покидало чувство, что она попробует сбежать по дороге. Андреева несколько раз оглядывалась на меня, будто пыталась поймать момент, когда я отстану от нее или отвлекусь на что-то или кого-то. — Пришли! Вот мой «Фольксваген».
Обосновавшись в кресле переднего пассажира, Лизавета стала любоваться своей новой татуировкой.
— Нравится? — спросила она, вытягивая в мою сторону руку.
У меня не было никакой охоты рассматривать, что именно ей сегодня накололи.
— Я равнодушна к этому виду искусства, — с этими словами я тронулась с места.
— Хорошо, что ты, Женек, хоть понимаешь, что это — искусство!
— Если вас не затруднит, называйте меня Евгенией или Женей, — попросила я.
— Ладно, Женек! — кивнула Лизавета и тут же поправилась: — Женя. Бьюсь об заклад, что твой отец ждал сына, а поскольку родилась девочка, тебе дали мужское имя.
— Почему же мужское? Я — Евгения. Хотя кое в чем вы не ошиблись. Мой отец действительно мечтал о сыне. Куда едем?
— В торговый центр «Триумф-Плаза». Женя, ты любишь шопинг?
— Я хожу за покупками, когда мне надо приобрести что-то конкретное. Я бываю довольна, если удается сразу же купить что-то подходящее, а если приходится тратить на поиск нужной вещи полдня или даже больше, то мне бывает жаль потерянного времени.
— Для тебя полдня — это много? — искренне удивилась моя пассажирка. — Я днями могу гулять по торговым центрам. Полдня! Знаешь, сколько времени я искала эту краску для волос?
— Неделю? — сказала я первое, что мне пришло в голову.
— Если бы, — снисходительно усмехнулась Лизавета. — Два месяца. И я бы продолжала ее искать, если бы мне Илюшка не помог.
— Дал ссылку на интернет-магазин?
— А как ты догадалась? — Андреева-старшая посмотрела на меня с уважением.
— Это не так уж сложно.
— Такой краски здесь не найти, она из коллекции, которую выпускает одна американская рок-певица. Хайли Вильямс, знаешь такую?
— Слышала, — кивнула я.
По дороге в торговый центр мы болтали с Лизаветой о каких-то пустяках, как будто были подружками. Точнее, она вела себя со мной на равных, а мне все равно приходилось обращаться к ней на «вы» и не забывать отслеживать машины позади нас, чтобы удостовериться, что за нами нет «хвоста». Его не было.
Я даже не подозревала, какое это испытание — ходить с Елизаветой Константиновной по торговому центру. На нее все обращали внимание — беззастенчиво пялились, тыкали пальцем, выглядывали из стеклянных дверей бутиков и свешивались с эскалатора. Лизавета была в восторге, что производит такой фурор, и, кажется, не понимала, что только единицам из тех, кому она бросилась в глаза, таким же неформалам с татуировками на открытых частях тела, пирсингом на лице и ирокезом на голове, ее облик пришелся по душе. Остальные про себя или даже вслух потешались над ней. Когда Лизавета зашла в примерочную, две девушки, поджидающие кого-то у соседней ширмы, принялись откровенно обсуждать мою подопечную:
— Видала эту старушенцию с зелеными волосами?
— Да уж, такую не заметить трудно. Она, вероятно, сбежала из… — Девушка замолчала, наткнувшись на мой холодный взгляд. Немного помолчав, она нарочито громко добавила: — Салона красоты, не дождавшись укладки. Еще бы, такую красоту хочется скорее показать людям.
Девчонки прыснули от смеха. Работница магазина, выдающая покупателям номерки, тоже не смогла сдержать улыбку.
— Это вы про кого? — из примерочной выглянула третья подружка. Вторая ей что-то шепнула на ухо, и они рассмеялись.
Лизавета отдернула ширму и направилась в торговый зал, сунув по пути продавщице брюки и номерок со словами:
— Размер велик.
Одна из девчонок хотела снять Лизавету на мобильник, но я показала ей кулак, и она оставила свою затею. Мы зашли в другой бутик. Покупателей там не наблюдалось, что при его ценниках, красующихся в витринах под одетыми манекенами, было совсем неудивительно. Персонал соответствовал статусу заведения. Продавщицы не выразили никаких эмоций при виде экстравагантной покупательницы.
— Женек, присмотрись к этой кофточке, — указала мне Лизавета на короткий топ, едва доходящий до пупка. — Тебе пойдет.
Я для приличия пощупала материал, из которого сшит топ, потом прошлась рукой по другим вешалкам, но ничего брать в примерочную не стала, хотя несколько вещичек мне приглянулись. А вот Лизавета словно с катушек слетела, она брала одну вещь за другой, не обращая внимания на ценники. Наконец, со всем скарбом она отправилась в примерочную. Там мы провели больше часа. За это время выяснилось, что вкусы у нас с Елизаветой Константиновной совершенно разные. Все, что нравилось ей, мне казалось до безобразия вульгарным, а то, что нравилось мне, она называла скучным и беспонтовым. В итоге было куплено всего две обновки — длинный кремовый сарафан с прозрачной круговой вставкой на уровне чуть выше колен и укороченные брюки с мотней красно-коричневого цвета. И тот и другой предметы гардероба позволяли разглядеть татуировки. Мне оставалось только теряться в догадках, куда она собиралась надевать эти вещи.
— Нам нужна обувь! — бросила клич Лизавета и шагнула было к ближайшему магазину, но, увидев девиц, насмехавшихся над ней в примерочной, передумала. — У меня полно обуви. Женек, пойдем покупать белье! И на этот раз ты от меня не отвертишься.
— Я просила вас не называть меня так, — заметила я, но Андреева меня, кажется, не услышала.
— Выбирай! — приказала она, когда мы зашли в бельевой бутик.
Это был запрещенный прием. Трудно представить себе женщину, которая могла бы устоять перед соблазном приобрести новое белье, и я не устояла, взяла кое-что для примерки. Лизавета набрала себе кучу кружевных вещичек, мы отправились с ней в примерочную и заняли соседние кабинки.
— Класс! Отпад! Супер! — раздавалось за перегородкой.
Лизавета не переставала меня удивлять, она вела себя как девочка-подросток, впервые примеряющая белье элитного бренда. Переодевшись, я вышла из своей кабинки и остановилась у соседней, там было подозрительно тихо.
— Елизавета Константиновна, вы скоро? — поинтересовалась я.
Мне никто не ответил, я потянула на себя дверцу — она открылась, и за ней никого не было, лишь валялась на пуфе гора белья. Ай да Лиза, все продумала! Заставила меня раздеться, создала видимость, что занята примеркой, и тихонько сбежала. Как это ни странно, я не злилась ни на старушку за то, что она обвела меня вокруг пальца, ни на себя за то, что ее упустила. Работа, которая вчера представлялась мне донельзя рутинной, начала приобретать интригующие нотки. За несколько часов общения с Лизаветой я научилась немного понимать ее. Вряд ли эта женщина стала бы повторяться. Утром она сбежала от меня, уверенная в том, что я ее не найду. Сбегать второй раз, зная, что я могу отыскать ее с помощью технических средств, для нее — слишком скучно. Я ни секунды не сомневалась, что Лизавета станет наблюдать за моими действиями из какого-нибудь укромного местечка.
Сначала я направилась к кассе, расплатилась за белье, потом вышла из бутика и с нарочитой ленцой обвела взглядом окружающее пространство. Скорее всего, Андреева сидела за одним из столиков кафе, расположенного в мостовом переходе третьего этажа. За рекламными щитами не было видно посетителей кафе, но оттуда, если расположиться напротив небольшого проема между щитами, наверняка можно следить за происходящим внизу. Я решила проверить это, но так, чтобы не вспугнуть Лизавету. Сначала я спустилась на эскалаторе на подземный паркинг. Там мне бросился в глаза парнишка, который терся между моим «Фольксвагеном» и «Ягуаром». Стоило мне подойти к своей машине, как он тут же испарился. Убрав пакет в багажник, я закрыла свое авто и направилась к лифту. Поднявшись на третий этаж и подойдя к мосточку, на котором стояли столики кафе, я заметила возвышающуюся над спинкой стула зеленую макушку. Вряд ли в Тарасове у кого-то еще были волосы того же цвета, колер явно был не из популярных. Когда до Лизаветы оставалось всего несколько метров, к ней за столик подсел мужчина. Он выглядел не менее экстравагантно, чем она. Седые волосы с одной фиолетовой прядью были забраны на затылке в хвостик, татуировка, начинающаяся от скулы, уходила под черную майку, поверх которой красовалась толстая цепь из белого металла. Он выглядел несколько старше Лизаветы, вероятно, ему было уже под семьдесят.
— Лизон, я все уладил, — сообщил дедок. — Сейчас они все поменяют. Ты так не расстраивайся, понимаешь, официантка первый день работает, еще толком не освоила ассортимент.
— Я ничуть не расстроена, — томно произнесла моя подопечная.
— Лизон, кого ты обманываешь? Я же вижу, у тебя пропало настроение. Если дело не в этом, то в чем?
— Так, семейные проблемы. — Андреева отклонилась назад, чтобы рассмотреть, что происходит внизу.
Я стояла практически у нее за спиной, но она даже не догадывалась об этом.
— Разве твои не уехали в Европу? — поинтересовался приятель Елизаветы Константиновны.
— Николас, давай не будем о них. — Она повернула голову в другую сторону и даже привстала, чтобы улучшить себе обзор.
— Как скажешь, Лизон! — Кавалер Андреевой поцеловал ее руку.
Я сочла не слишком приличным стоять за спиной своей подопечной, которая, оказывается, сбежала от меня на свидание. Причина была уважительной, но, если бы она сказала мне о том, что у нее запланирована встреча с мужчиной, мне бы и в голову не пришло сопровождать ее. Можно ведь обеспечивать безопасность, наблюдая за происходящим со стороны. Именно этим я и собралась заняться, причем не исподтишка, а в открытую. Ведь это не праздное любопытство, а моя работа. Пройдя мимо столика, за которым сидели Лизон и Николас, я даже не оглянулась назад, а дошла до самого дальнего столика и села вполоборота к ним. Официантка, которая направлялась с подносом к этой парочке, попутно подала мне меню. Бегло просмотрев его, я решила, что ограничусь чашечкой кофе.
Сделав несколько глотков обжигающего напитка, я увидела боковым зрением парня с паркинга. Маневрируя между столиками, расставленными в шахматном порядке, он направлялся в мою сторону, попутно собирая пакеты и сумки, которые беспечные посетители кафе бросали на свободных стульях. Лизаветины покупки также оказались в его руках. Наглость парня не знала границ. Когда он приблизился ко мне, я подставила ему подножку, и он свалился на пол, выронив свои трофеи. Разумеется, все посетители кафе обратили на него внимание, а те, кто обнаружил пропажу, рванули к нему, чтобы вернуть украденное. Парень вскочил на ноги и бросился наутек. Я легко могла бы его задержать, но не стала, потому что он бежал прямо в руки охранника торгового центра. Николас забрал Лизаветины пакеты. Она кивком поблагодарила меня. Похоже, Андреева была единственной, кто понял, что это я не позволила воришке уйти из кафе с чужими вещами.
У меня создалось впечатление, что охранник уже знал этого парня, нечистого на руку, в лицо. Вероятно, тот не первый раз промышлял здесь, но сегодня был пойман. Не завидовала я этому парнишке. Охрана могла на славу потрудиться в какой-нибудь подсобке, чтобы навсегда отбить у него желание появляться в этом шопинг-центре.
Покинув кафе, Лизавета с Николасом какое-то время бродили по торговому центру, сделали несколько покупок для него, а потом вышли на улицу. Я услышала, что моя подопечная попросила своего приятеля вызвать ей такси. Она говорила нарочито громко, словно рассчитывала именно на то, что я ее услышу. Вероятно, она думала, что я брошусь на паркинг, где стоял мой «Фольксваген», а она тем временем отменит заказ и улизнет куда-нибудь вместе со своим приятелем. Я дождалась, когда Николас посадит ее в такси, запомнила номер и только после этого направилась к своей машине. Что-то мне подсказывало, что Лизавета поехала домой, и я не ошиблась. На выезде из города я догнала такси и следовала за ним вплоть до усадьбы Андреевых.
Глава 5
Зайдя в свою комнату, я сразу обратила внимание на огромный букет роз, торчащий из напольной вазы, которой прежде в детской не было, а потом на поднос с фруктами, заменивший набор для игры в юного парикмахера, лежавший прежде на детском столике. Надо сказать, игрушек в комнате стало значительно меньше, а постельное белье с детским принтом было заменено на комплект с нейтральным рисунком. Вероятно, все это было проявлением благодарности за то, что я оказала первую помощь садовнику, который едва не погиб от укуса осы.
Взяв яблоко, я уселась в мягкую грушу и задумалась о том, как мне охранять Лизавету. Эта женщина явно была не из тех, кто позволит мне скучать. В тот момент, когда в мою голову пришла мысль, а не подбросить ли ей куда-нибудь маячок, в дверь постучались.
— Да-да! — произнесла я, ожидая увидеть кого-нибудь из прислуги.
— Женек, это я! — Елизавета Константиновна, одетая в купленный сегодня сарафан, прошмыгнула в детскую и закрыла дверь поплотнее. На голове у нее был тюрбан, из-под которого выбивалась зеленая прядка. Расположившись во второй груше, она с уважением произнесла: — До меня дошли слухи, что ты спасла Степана, жизнь которого висела на волоске. Пожалуй, он единственный человек из всей прислуги, нанятой Аленой, которого мне было бы жаль. У тебя сегодня день подвигов, что ли? Спасибо за то, что помогла задержать вора. Иначе весь сегодняшний шопинг пошел бы насмарку. Знаешь, Женек, а ведь я думала, что ты вылетишь из бутика как угорелая, разумеется, без покупки, станешь метаться по торговому центру, расспрашивать людей, не видел ли кто меня, но я ошиблась. Ты степенно вышла из магазина, переложила пакет из одной руки в другую и, как мне потом показалось, осознала всю никчемность своей работы и отправилась по своим делам. Но ты снова удивила меня. Из тебя еще может получиться что-нибудь путное… Давай с тобой решать, что мы будем делать дальше.
Лизавета смотрела на меня, ожидая ответной реплики. Точка в нашем разговоре, состоявшемся на крыльце тату-салона, оказывается, не была поставлена. Андреева-старшая любой ценой хотела высвободиться из-под моей опеки, а мне предстояло выполнять диаметрально противоположную задачу — следовать за ней по пятам, обеспечивая безопасность. Похоже, Дмитрий знал, что его матушка всеми правдами и неправдами станет препятствовать выполнению моих прямых обязанностей, но не осмелился сказать мне об этом открытым текстом.
— Вы о чем? — я непонимающе воззрилась на хозяйку дома.
— Брось! Ты все прекрасно поняла. Назови сумму, которая тебя устроит.
— Ваш сын платит мне достаточно для того, чтобы я выполняла свою работу на совесть, — проговорила я, тщательно подбирая каждое слово.
— Какая же ты скучная! Так же нельзя! — возмутилась Лизавета. — Я к твоим годам уже все в жизни успела попробовать, а что было в твоей?
— Много чего было, — ответила я, не вдаваясь ни в какие подробности.
— Попробую угадать. — Андреева лукаво прищурилась, изучая меня. Потом не без сарказма стала излагать свои умозаключения. — Самое интересное, что с тобой было, так это секция карате, в которой полно мужиков, которым до тебя не было никакого дела. Хотя, возможно, там нашелся один, который на спор решил с тобой переспать, но ты догадалась об этом и накостыляла ему так, что он месяц о женщинах даже не вспоминал. Я права?
— Допустим, секция карате — это слишком примитивно, в моей жизни была Ворошиловка…
— Ворошиловка? — переспросила Лизавета, и когда я кивнула ей, подтверждая это, она с недоверием уточнила: — Это закрытая школа, в которой готовят спецагентов?
— Она самая. А вы откуда о ней знаете?
— О! — протянула она, загадочно улыбнувшись. — В моей жизни было много мужчин, и один из них прошел через Ворошиловку. Если то, что он рассказывал, правда и ты прошла через те же испытания, то у меня вряд ли хватит аргументов, чтобы тебя переубедить. Ты же солдафонка, которой всерьез промыли мозги, поэтому все блага мирной жизни для тебя ничто по сравнению с высокой идеей спасения мира. Деточка, а тебе не претит, что вместо выполнения миссии вселенского масштаба приходится охранять обычную пенсионерку, сын которой решил пустить деньги на ветер?
Лизавета откровенно пыталась меня поддеть, вывести из состояния душевного равновесия. Ее расчет, похоже, был на то, что я обижусь на нее и откажусь от этой работы. Я была знакома с такой тактикой поведения тех, кого мне приходилось охранять против их воли. Но то были подростки или студенты-мажоры с обостренным чувством самолюбия, считающие, что обеспечение их безопасности — это синоним посягательства на их личную свободу. Для них «хочу» стояло над такими понятиями, как «надо» и «могу». Андреева вела себя как подросток, собственно, в душе она им и осталась. Ей нравилось эпатировать окружающих своей внешностью и смотреть на мир через призму своих желаний. Я справлялась с капризными юнцами, так неужели не справлюсь с этой бабулей?
— Елизавета Константиновна, вы правы, мне промыли мозги в Ворошиловке, — я решила воспользоваться методом присоединения, который позволяет расположить к себе оппонента, — поэтому свернуть меня с пути, по которому я иду, не получится.
— Я уж это поняла. Бедная девочка, как же мне тебя жалко! — Андреева произнесла это с неподдельным чувством сострадания. — Может, мне оплатить для тебя услуги психолога? Вернешься к нормальной жизни, будешь наверстывать упущенное…
— А что, по-вашему, включает в себя понятие «нормальная жизнь»? — поинтересовалась я.
— Это… — Лизавета задумалась. — Много чего. Уж во всяком случае, не работа охранницей! Тебе еще со мной повезло. Моей жизни ничто не угрожает, поэтому опасности для тебя никакой нет. Но ведь, наверное, тебе приходится рисковать жизнью? Погоди, так ты из-за адреналина, что ли, в телохранители подалась?
— Можно сказать и так, — я не стала возражать, продолжая действовать по методу присоединения.
— Ясно. Тогда прошу прощения, со мной тебе адреналиновой встряски не видать. Ладно, — Елизавета Константиновна примирительно махнула рукой, — так и быть! Охраняй меня! Сегодня вечером я поеду в клуб. Мы с тобой поедем в клуб. Я покажу тебе, как надо зажигать!
Игриво подмигнув мне, Андреева поднялась из второго кресла-груши и вышла из комнаты. Вскоре в дверь снова постучали.
— Входите! — крикнула я.
— Я пришла узнать, — сказала Клавдия. — Может, вам что-то нужно?
— Нет, спасибо, — ответила я, но домработница продолжала топтаться у порога. — Вы что-то сказать мне хотели?
— Да. — Клава закрыла дверь и прошла в комнату. Поправив мягкую грушу, которую примяла хозяйка, она постояла около нее, но так и не решилась сесть. — Вы это… простите нас за то, что мы сразу не сказали вам про Лизавету.
— Проехали!
— Нет, не проехали. — Клавдия покосилась на дверь и перешла на шепот: — Ох, и намучаетесь вы с ней! Еще ни один телохранитель, которых нанимал Дмитрий Борисович, с ней не смог поладить.
— А мне и не нужно с ней ладить. Моя задача — ее охранять, — заметила я.
— Оно, конечно, так, только характер у Лизаветы очень непростой. Это она при сыне и внуках вся такая шелковая, но стоит им уехать, как она будто с цепи срывается. Женщине седьмой десяток, она ведет себя как трудный подросток.
— Седьмой десяток? — удивилась я. — Мне казалось, что ей лет пятьдесят семь.
— Шестьдесят три, — уточнила домработница. — Это она сейчас стала за собой ухаживать, на всякие SPA-процедуры ходить. Вы бы видели, как она выглядела, когда только появилась в этом доме! Я, честно говоря, подумала, что она бабушка Дмитрия Борисовича, а не мать. Мы все в шоке от ее татуировок были.
— А где она до этого жила?
— В Тарасове и жила, только Митя всю жизнь думал, что его мать умерла, когда он был маленьким. Так ему отец говорил, — разоткровенничалась Клавдия, стирая пыль с кукольной мебели. — А после смерти отца Дмитрий Борисович обнаружил какие-то документы, свидетельствующие о том, что его мать жива. Я по случайности слышала, как он жене об этом рассказывал. Схоронив отца, Дмитрий Борисович занялся поисками матери и нашел, причем довольно быстро. Она не сразу решилась сюда переехать, поначалу только в гости наведывалась, все свои татуировки она, естественно, скрывала. Но Сонечка тогда совсем маленькая была, сидела у бабушки на коленях и случайно оголила ее руку. Тут-то все и открылось! Лизавета в следующий раз оделась так, что все ее татушки видны были. Может, не все, но многие…
— Представляю, какой у всех шок был!
— Не то слово! Алена Мите скандал закатила, мол, какой пример она детям подает! Вдруг Илья тоже захочет татуировку сделать! Но Дмитрий Борисович поставил жену на место, сказав, что Елизавета Константиновна его мать, что он принимает ее такой, какая она есть, и просит относиться к ней с уважением. Алену, конечно, поначалу сильно коробило, что свекровь сюда переехала, но со временем она успокоилась. Детки у моих хозяев умненькие растут, для них бабушка со всеми ее странностями является не примером для подражания, а, наоборот, примером того, как не надо поступать. Сама же Лизавета здесь как-то окультурилась, матом практически перестала ругаться, за рюмку уже не так часто берется. Между нами говоря, когда она выпьет, из нее сразу вся дурь начинает лезть наружу. При сыне и внучатах Лизавета держит себя в рамках, но стоит им только уехать, а мотаются они по заграницам часто, так наша пожилая хозяйка слетает с катушек. Вот прошлый раз телохранитель ее из Волги вылавливал, сам едва не утонул.
— Она что же, утопиться собиралась?
— Без понятия! Нам Сергей ничего толком не успел объяснить. Обещал зайти за расчетом, когда Дмитрий Борисович вернется, и рассказать подробности. Но, как я поняла, он потом в офисе «Алмаза» деньги получил и к нам больше не заглянул.
— И давно Лизавета здесь живет?
— Около четырех лет. Ладно, пойду я. — Клавдия оставила мне пищу для размышлений и была такова.
Поступок Дмитрия вызывал всяческое уважение. Он не отвернулся от матери, не только узнав, что она бросила его в младенчестве, но и принял ее со всеми ее странностями. И эта женщина пыталась учить меня жизни! К психологу предложила меня записать… Я невольно усмехнулась, вспомнив наш сегодняшний разговор с Лизаветой. Интересно, она всерьез считает, что ее жизнь — это образец для подражания, а моя требует немедленного вмешательства психолога?
* * *
Вечер наступил быстро. Лизавета сама напомнила мне о наших планах, заглянув в мою комнату и предупредив, чтобы я оделась не слишком скучно. Сама она была в купленных сегодня укороченных штанах с мотней и трикотажной кофте горчичного цвета с прорезями на плечах. Прикид у нее был довольно хулиганский, в моем гардеробе, возможно, и нашлось бы что-то ей под стать, но дома. Я взяла сюда только самые необходимые вещи, эпатировать своим внешним видом окружающих в мои планы не входило. Натянув на себя светло-голубые джинсы с легким «рваным» эффектом и футболку, слегка оголяющую одно плечо, я повертелась перед напольным зеркалом, обрамленным в розовую ажурную раму, и сочла, что выгляжу вполне подходяще для ночного клуба. Увидев меня, Лизавета одобряюще кивнула, мы спустились в гараж, сели в мой «Фольксваген» и отправились в город, как сказала моя пассажирка, развлекаться. По дороге она вела себя на удивление скромно. Андреева не учила меня жить, не пыталась откупиться и даже не просила держаться в клубе на расстоянии. Неужели свыклась с тягостной мыслью, что без меня ей не удастся и шагу ступить? Или что-то задумала?
— Вот в этот двор сверни, — попросила Елизавета Константиновна.
— Зачем? — поинтересовалась я.
— Клуб там.
— Но вы же сказали, что мы едем в «Бочку», — заметила я.
— Именно, — подтвердила Лизавета.
Увидев вывеску «Три бочонка», я поняла, что мы у цели. Андреева то ли сознательно назвала другой клуб, то ли просто сократила название этого до одного слова. У входа стояло несколько дорогих машин, и я заключила, что заведение это вполне презентабельное, хоть находится в полуподвальном помещении.
Лизавета выпорхнула из моего авто и даже немного задержалась, поджидая меня. Мы направились ко входу. Охранник распахнул перед Андреевой дверь, а когда она вошла, он преградил мне путь.
— Но мы вместе, — сказала я.
— Сожалею, но я не могу вас пустить. Вы не прошли фейсконтроль.
Лизавета пожала плечами, как бы извиняясь за произошедшее, и скрылась в недрах заведения.
— Разрешите, — раздалось за моей спиной.
Оглянувшись, я увидела двух мужчин лет эдак семидесяти с ирокезами на голове. Я посторонилась, и неформалы пенсионного возраста беспрепятственно прошли в клуб.
— Женька, это ты, что ли? — спросил вдруг охранник.
Я присмотрелась к нему.
— Виталий? — я не поверила своим глазам, как изменился этот парень.
Когда я только начинала работать бодигардом, то числилась в одной охранной фирме. Среди моих коллег был щуплый парнишка, над которым все прикалывались. Его взяли в штат лишь потому, что он был каким-то родственником учредителя. Мы не виделись всего пару лет, за это время он настолько заматерел, что я даже не узнала его. Впрочем, я к нему и не приглядывалась.
— Он самый! Женя, ты прости, но я действительно не могу тебя пустить.
— Скажи, Виталий, а по каким критериям ты фильтруешь посетителей?
— Во-первых, это оригинальный тюнинг, а во-вторых, солидный пробег.
— Значит, мало быть неформалом, надо еще перейти в категорию «пятьдесят-плюс», — перефразировала я.
— Да, здесь собираются неформалы всех направлений — панки, хиппи, растаманы.
— И что, все они ладят между собой?
— Потасовки бывают, но крайне редко. Насколько я понял, ты охраняешь ту тетку с зелеными волосами? — спросил Виталик, и я кивнула, подтверждая это. — Она бывает здесь набегами. То два-три раза в неделю заглядывает, то пропадает на несколько месяцев. Не переживай, ничего с ней там не случится. Внутри тоже охрана есть, ребята толковые, если вдруг какой-то конфликт будет назревать, они его на корню погасят.
— А скажи-ка мне, Виталий, другой выход отсюда есть?
— Есть, но с другой стороны тебя тоже не пустят. Даже не пробуй!
— Я и не собиралась. Как бы моя бабуля не собралась сбежать от меня через запасной выход.
— А зачем ей это?
— Мало ли…
Мне пришлось отойти в сторонку, потому что в клуб завалилась целая компания готов. Одному мой знакомый охранник поклонился едва ли не в ноги.
— Узнала? — спросил Виталий, закрыв дверь за новыми посетителями.
— С таким макияжем отца родного не узнаешь, — усмехнулась я, и в следующий момент, как вспышка озарения, перед моим внутренним взором появилось лицо тарасовского чиновника. Те же квадратные скулы, нос с горбинкой, что у завсегдатая «Трех бочонков», перед которым расшаркивался Виталий. Тетя Мила училась с ним в параллельной группе юридического института, о чем упоминала всякий раз, когда Петра Калистратова показывали по телевизору. — Это тот, про кого я подумала?
— Ага, — подтвердил мой знакомый. — Здесь много публичных людей бывает.
— Ладно черные тени. Где они помаду черного цвета берут? — спросила я, пребывая в легком шоке от увиденного.
— Думаешь, проще всего вырядиться в траурную одежду, намалевать сажей лицо и попытаться сюда пройти? — усмехнулся Виталий, уверенный, что прочитал мои мысли. — На самом деле это — вариант так себе. Нужны еще рекомендации. Твоя клиентка может за тебя поручиться?
— Не думаю. Ей это ни к чему.
— То-то же.
— Виталий, как ты смотришь на то, чтобы положить в свой карман несколько купюр за то, чтобы попросить кого-нибудь из внутренней охраны проинформировать тебя, если моя клиентка задумает выйти отсюда через другую дверь?
— Это можно. — Охранник приободрился. — Давай отойдем в сторонку, чтобы под камерами не рисоваться.
Мы сделали несколько шагов в сторону, и я заплатила охраннику клуба за информацию. Он тут же позвонил своему коллеге:
— Стас, это я. Можешь маякнуть мне, если тетка с зелеными волосами задумает через служебный вход испариться? Таксисту не заплатила, обещала за две поездки деньги отдать. Понимаешь, это мой дядька. Да, тот самый. С меня простава.
— До которого часа клуб работает? — поинтересовалась я у Виталия, когда он дал мне знать, что все будет путем.
— Обычно все под утро расходятся. Но твоя кикимора дольше двух часов ночи обычно не задерживается. Извини, народ повалил. — Охранник устремился ко входу. Из пяти человек, что пытались войти в «Три бочонка», он двоих завернул.
Рваные джинсы и футболки с пошловатыми надписями на английском оказались для него недостаточно убедительным аргументом, чтобы пропустить их носителей внутрь заведения. Даже возраст не помог — обоим мужикам было под шестьдесят.
Я села в машину и, чтобы как-то скоротать время, решила послушать музыку. Играл третий или четвертый трек, когда я заметила, что Виталий держит одной рукой около уха мобильный, а второй делает мне какие-то знаки. Выйдя из машины, я сразу же направилась в «слепую зону» камеры наружного наблюдения.
— Короче, Стас отзвонился. Он слышал, как кавалер твоей тетки заказал такси, причем попросил, чтобы машина подъехала к торцу здания. — Виталий махнул рукой влево.
— Но там какой-то магазин.
— Да, был хозяйственный магазинчик, но владелец клуба его недавно выкупил. Старую вывеску еще не убрали.
— Ясно. Спасибо, что помог.
Минут через десять мимо меня проехало такси, в которое за углом украдкой сели мои старички. Очень скоро мне пришлось их разочаровать, дав понять, что незаметно улизнуть из «Трех бочонков» им не удалось. Конечно, я могла бы следить за Лизаветой и ее приятелем так, чтобы они об этом даже не догадались, но у меня была другая задача. Мне предстояло не шпионить за матерью своего клиента, а охранять ее, хотелось ей этого или нет. Судя по тому, что таксист превышал скорость, пытался проскочить на желтый, а то и красный сигнал светофора, Андреева заметила мой «Фольксваген» и попросила водителя оторваться от меня. Выходило, что я, вместо того чтобы обеспечивать безопасность этой экстравагантной дамы, провоцировала аварийную ситуацию. Осознав это, я подумала, а не оставить ли Елизавету Константиновну в покое. В конце концов, она имеет право на личную жизнь. Я отпустила такси на длинный поводок, но машина, в которой находились Лизавета и ее приятель, продолжала гнать по вечернему городу на запредельной скорости, и скоро я ее потеряла из виду.
Откровенно говоря, я тихонько злилась на своего работодателя, заверившего меня, что мне придется всего лишь пару раз в неделю сопровождать его матушку в город, когда она соберется посетить поликлинику. Дмитрий вообще представляет себе, чем занимается его мать, пока он ездит по заграницам? Задав себе этот вопрос, я поняла, что ответ на него, скорее всего, положительный. Ко мне запоздало пришло осознание того, что меня наняли охранять Елизавету Константиновну вовсе не от конкурентов ее сына, а от нее самой. Бабуля была безбашенной, и кто-то должен был ее сдерживать. Я решила догнать такси, и через два квартала мне это удалось. Как только мой «Фольксваген» приблизился к его машине, таксист опять стал превышать скорость, петлять по дворам и едва не сбил пешехода. Тот вжался в фонарный столб и пригрозил мне рукой. Именно мне, а не водителю такси. Похоже, со стороны ситуация выглядела так, что я преследую его, а он вынужден спасаться, нарушая ПДД.
Весь вечер мы играли в догонялки. Андрееву и ее седовласого кавалера эта игра, похоже, забавляла. Поравнявшись с такси, я увидела в свете фонаря, что парочка экстравагантных старичков, сидящая на заднем сиденье, просто кайфует от того, что осложняет мою работу. Будь на месте Лизаветы избалованная девчонка-подросток, я заставила бы таксиста остановиться, пересадила бы ее в свою машину и отвезла домой. Но к пенсионерке такие санкции не применишь. Похоже, она это понимала и боролась за свою свободу, как могла, рассчитывая на то, что мне все это надоест и я от нее отстану. Помощь пришла, откуда не ждали. То ли таксиста такая экстремальная езда достала, то ли у него возникли сомнения, что пассажиры платежеспособны, но он совершенно неожиданно остановился. Я сделала то же самое. Таксист вышел из машины и направился в мою сторону. Наклонившись к боковому стеклу, он спросил:
— Оплачивать аттракцион будете?
— Простите? — опешила я.
— Мои пассажиры сказали, что это вы, — водитель всунул свою голову в открытое наполовину окно, — будете оплачивать их поездку.
— С какой стати?
— Дескать, это вы заказали такую гонку.
— Сколько? — спросила я, заметив, что парочка выходит из такси. Сумма, которую я услышала, была сопоставима с ценой на авиабилет до Москвы. — Вы в своем уме?
— А что вы хотите? Это с учетом штрафа. Я определенно попал в камеру, когда стрелка на моем спидометре к девяноста километрам приблизилась. Так что придется штраф платить.
— Вы что, всерьез думаете, что я вам заплачу? — спросила я, глядя на парочку престарелых неформалов, сворачивающую в арку.
— Уже нет, — усмехнулся таксист. — Расслабьтесь! Все оплачено. Меня просто попросили вас задержать.
Мужик вытащил голову из салона моего авто и пританцовывающей походкой направился к своему авто. Похоже, он сделал на последней поездке дневную выручку. Лизавета сорила деньгами недавно обретенного сына направо и налево. Дмитрию стоило бы ограничить ее в финансах. Такая мера вполне могла бы ее обуздать.
Ворота, за которыми исчезла парочка, были закрыты на замок, так что мне пришлось ждать Андрееву около них. Стоило признать, что развела она меня профессионально и с чувством юмора. Но я на нее не злилась, больше на Дмитрия, который мог бы и предупредить меня, на что способна его матушка. Или он сам не представляет, насколько она безбашенна?
Часа через два Лизавета, сопровождаемая Николасом, вышла из двора и направилась прямиком к моей машине. Судя по шаткой походке, бабуля была сильно навеселе. Плюхнувшись на переднее пассажирское сиденье моего «Фольксвагена», она послала своему приятелю воздушный поцелуй, а затем скомандовала:
— Домой!
Сначала мы ехали молча. Андреева дремала, откинувшись на подголовник. Вой сирены «Скорой помощи», ехавшей нам навстречу, разбудил мою пассажирку. Оглядевшись, она поняла, где находится, и завела уже известную мне песню:
— Женек, вот что мне с тобой делать?
— В данный момент — ничего.
— Очень смешно, — фыркнула она. — И откуда ты только свалилась на мою голову? Вся такая правильная, аж противно! Да уж, в этот раз Митя превзошел себя. Где он только тебя нашел? А знаешь что? Как Митя тебя нанял, так и уволит! Я ему позвоню и такое про тебя расскажу, что ты ни секунды у нас не задержишься! Он тебе ни рубля не заплатит!
Идея, пришедшая в нетрезвую голову Елизаветы Константиновны позвонить сыну и оклеветать меня, воодушевила ее, она стала искать в сумочке телефон, но никак не могла его там обнаружить. Решив, что мобильник остался у Николаса, Лизавета стала заверять меня, что обязательно дозвонится до Мити, но позже, из дома. Я не пыталась отговорить ее от этой затеи, хотя понимала, фантазии у нее достаточно, чтобы придумать более или менее правдоподобную историю о моей профнепригодности.
— Вот скажи мне, Женек, неужели тебе самой нравится вмешиваться в чужую личную жизнь?
— Я не вмешиваюсь ни в чью личную жизнь, — спокойно ответила я.
— Да? А зачем тогда ты увязалась за мной?
— Вы же сами позвали меня сопровождать вас в клуб.
— Слушай, а как ты узнала, что мы с Николасом вышли через другой вход и сели в такси?
— Случайно, — ответила я будничным тоном.
— Случайно? — недоверчиво переспросила Лизавета. — Выходит, тебе просто повезло?
— Можно сказать и так, — кивнула я. Сдавать охранников «Трех бочонков», которые помогли мне информацией, в мои планы не входило.
На какое-то время моя пассажирка приутихла, а потом снова стала приставать ко мне со своими нравоучениями:
— Слушай, Женек, а тебе бы понравилось, если бы за тобой кто-то постоянно по пятам ходил? Ты — в ресторан, тень — за тобой. Ты на свиданку, она снова у тебя за спиной. И так каждый день. Вот как ты думаешь, каково это?
— Если вы под тенью подразумеваете телохранителя, то с ним, наверное, спокойнее.
— Мне, знаешь ли, и без всяких охранников спокойно. А вот с ними как-то не очень. Но ничего, завтра я от тебя избавлюсь. Не захотела по-хорошему, будет по-плохому. — Лизавета снова откинулась на подголовник и задремала.
Проснулась она только тогда, когда я въехала в подземный гараж и заглушила двигатель.
Глава 6
Елизавета Константиновна спустилась в столовую в парике и в шелковом халате с длинными рукавами, доходящем до пят. Вела она себя за завтраком отстраненно, толком ни с кем не разговаривала — ни со мной, ни с прислугой. На мое приветствие она лишь кивнула, а на вопросы Нади, касающиеся меню, отвечала односложно. Сегодня она была совсем не похожа на ту женщину, которую я вчера нашла в тату-салоне, с которой бродила по торговому центру и уж тем более на ту, которую вечером везла домой. Надев парик и одежду, скрывающую все ее татуировки, Лизавета будто закуталась в кокон, отгородившись от внешнего мира.
После завтрака она вышла в сад, а я вернулась к себе. Мне не было никакого смысла таскаться за ней по территории усадьбы. Если кто-то хотел бы надавить на Андреева через его мать, то он не стал бы лезть на частную территорию.
Едва я зашла к себе, как завибрировал смартфон, лежавший в кармане моих джинсов. Достав его и посмотрев на дисплей, я поняла, что это Андреев.
— Да, Дмитрий, я вас слушаю, — ответила я нейтральным тоном, осознавая, что Лизавета вполне могла выполнить свою вчерашнюю угрозу.
— Добрый день, Евгения! Как дела? — поинтересовался он вполне доброжелательно.
— Нормально.
— Нормально? — удивился Андреев.
— Да, все хорошо, — подтвердила я со всей убедительностью, на которую только была способна.
— То есть вы не собираетесь жаловаться на мою маму, просить прибавки к жалованью за «вредные условия» работы или даже грозиться мне увольнением? — поинтересовался Дмитрий, не веря в то, что такое возможно.
— Не собираюсь.
— Странно. Очень странно, — обескураженно произнес мой работодатель. — Вы первая из всех телохранителей, которых я нанимал, не предъявляете никаких претензий. Если честно, то меня это даже настораживает. Скажите, моя мама здорова?
— Вполне.
— Тогда я ничего не понимаю. Вы успели с ней познакомиться поближе?
— Более или менее. Дмитрий, у меня есть к вам один вопрос.
— Задавайте! — разрешил мой клиент.
— Дмитрий, скажите, действительно ли существует угроза жизни, здоровью или свободе Елизаветы Константиновны со стороны ваших конкурентов?
— Евгения, видите ли, в чем дело, — медленно, с расстановкой, проговорил Андреев, — угроза моему бизнесу на самом деле есть, только она исходит не от моих конкурентов, а, если так можно выразиться, изнутри. От моей мамы. Она, как вы, наверное, уже поняли, женщина очень незаурядная. Ее нужно охранять от нее же самой. Понимаете, я не мог сразу сказать вам, в чем состоит суть вашей работы, потому что боялся, что вы откажетесь. Евгения, я вас очень прошу, будьте постоянно рядом с моей мамой и не позволяйте ей переходить за рамки приличного поведения. Сдерживайте ее сумасбродства любыми путями, чтобы она не причинила ущерб ни своему здоровью, ни моей репутации. Вы меня понимаете?
— Да, я понимаю. Дмитрий, вы позволите мне дать вам совет?
— Слушаю вас, — в голосе Андреева слышался неподдельный интерес.
— Мне кажется, было бы меньше проблем, если бы вы несколько ограничили Елизавету Константиновну в финансах.
— Вы знаете, — негромко прокашлявшись, произнес Дмитрий, — однажды я заблокировал ее банковскую карту, так она взяла микрозайм, в итоге вместе с набежавшими процентами мама потратила еще бо́льшую сумму, чем та, которую я заблокировал. Так что это не вариант.
— Ясно.
— Да, у моей мамы очень сложный характер, но она моя мама. Евгения, я очень надеюсь, что вы сможете с ней поладить. Я сегодня утром разговаривал с ней, и мое первоначальное мнение о том, что вы ей понравились, только укрепилось.
— Серьезно? — теперь уже я не могла скрыть своего удивления.
— Да, так и есть. Евгения, я вынужден с вами попрощаться, — торопливо проговорил Дмитрий и сразу же отключился.
Мне стало ясно, отчего Лизавета закуталась в свой кокон. Она возлагала большие надежды на звонок сыну, но они не оправдались. Дмитрий ей не поверил, а потому не уволил меня. По итогам вчерашнего дня я и сама уже поняла, что если угроза и существует, то отнюдь не внешняя. Она была здесь, внутри, бродила сейчас по саду и наверняка строила новые козни.
* * *
Спустившись вниз, я обратила внимание на то, что вся прислуга собралась на кухне. Меня заинтересовало, что происходит, и я заглянула туда же.
— Ты уже в курсе, что Лизавета удумала? — по-свойски обратилась ко мне домработница.
— Нет, — покачала я головой.
— Клип она, понимаешь ли, будет здесь снимать! — возмутилась повариха. — А мне на всю эту ораву надо готовить! Ладно бы, какое-то обычное меню, так она заставляет меня пиццу печь и картофель фри жарить! Я такое сроду не готовила. Просто нажарить картошки могу, но фри… Никогда не делала, не стоит и начинать. Алена такую еду не приветствует. Просто пиццу могу испечь, но ведь Лизавета сказала, что «Маргарита» должна быть похожа на «Маргариту», а «Калифорния» на «Калифорнию». Зачем мне вникать в эти тонкости, если хозяева, когда желают пиццу, заказывают ее в пиццерии? Да и было бы для кого готовить! Музыкантишек каких-то никому не известных надо этим кормить!
— А с какой стати Елизавета Константиновна собралась снимать клип? — поинтересовалась я. — Или она раньше этим уже занималась?
— Понятия не имею, чем она раньше занималась, — фыркнула Надя.
— Лизавета сказала, что она хочет помочь сыну своего приятеля раскрутиться. Он главный в этой группе, — пояснила Клавдия. — Для раскрутки им нужен клип, вот она и решила предоставить этот дом для съемок. Представляю, во что они его превратят! Она в прошлом году, когда Дмитрий Борисович с семьей отдыхал в Испании, закатила здесь вечеринку. Я после них три дня дом в порядок приводила, еле успела к приезду хозяина. А во что сад они превратили! Степан, что ты молчишь?
— Было дело, — подтвердил садовник. — Все цветники затоптали, даже тот, за которым Алена сама ухаживает. В беседке скамейки переломали, на заднем дворе поленницу дров, которые я для камина припас, опрокинули, и дрова под горку покатились. На газонокосилку втроем залезли и по парку стали гонять… Вроде не молодые люди уже, а вели себя как шкодливые подростки.
— Это Лизавета их подучила. Она думала, что мы не успеем до приезда Дмитрия Борисовича навести здесь порядок, и он нас всех уволит, — заговорщицким тоном произнесла Клавдия, глядя в окно. — Все, разбегаемся. Лизавета сюда направляется.
Садовник со сторожем скрылись за дверью черного хода, а Клавдия принялась наводить порядок в гостиной. На кухне мы остались вдвоем с Надей. Она предложила мне сварить кофе, и я согласилась.
— Значит, так, Клава, — донеслось из гостиной. — Можешь особо не стараться. Я даю тебе выходной. Твои услуги сегодня не понадобятся.
— Как выходной? Зачем?
— Чем люди в выходной занимаются? Бегают по магазинам, ходят в баню… Чего вылупилась на меня? Я что-то не ясно сказала?
— Все ясно.
— То-то же! Собирайся в город, можешь и Степана с собой забрать. Сходите в кино, развеетесь. Жду вас завтра. Так, — Андреева зашла на кухню, — Надежда, не вижу, чтобы ты коржи раскатывала!
— Рано еще.
— Нормально. Ребята подъедут раньше, чем я думала. — Лизавета перевела взгляд на меня, хитровато прищурилась, но никаких указаний мне не дала. — Пойду приведу себя в порядок.
Мы с Надей переглянулись и прыснули от смеха, догадываясь, что в понимании Андреевой-старшей есть «порядок». Это сейчас она выглядела как подобает женщине ее возраста и статуса, но ее душа, похоже, яростно сопротивлялась такому образу.
— Как ты думаешь, почему Лизавета отослала отсюда Клавдию со Степаном, а меня работой загрузила? — поинтересовалась у меня повариха с плохо скрытым чувством зависти.
— Не переживай, завтра у них работы будет не меньше, чем у тебя сегодня. — Мое замечание не смогло приободрить Надежду. — Знаешь, моя тетя прекрасно готовит. Она частенько делает пиццу сама. Хочешь, она даст тебе по телефону несколько советов?
— Не откажусь. — Повариха приободрилась.
Я достала из кармана смартфон, позвонила своей тетушке и объяснила ей ситуацию. Тетя Мила с радостью согласилась проинструктировать Надежду, как приготовить правильную пиццу и не пережарить картофель фри.
Надя вернула мне телефон, и я отправилась на второй этаж. На лестнице мне встретилась Лизавета, она была уже без парика, но все еще в длинном халате, скрывающем ее татуировки. Андреева демонстративно игнорировала меня.
Примерно через час приехала машина с музыкальными инструментами. Сторож Геннадий, который дежурил в первый день моего пребывания здесь, помог лысому парню с окладистой бородой, вылезшему из-за руля микроавтобуса, выгрузить ударную установку, синтезатор, гитары, микрофонные стойки, колонки. Разумеется, я присутствовала при этой выгрузке и внимательным образом осматривала каждый предмет. Ничего подозрительного мною обнаружено не было. Бородач, конечно же, не мог не заметить мой интерес к инструментам.
— На чем играешь? — спросил он меня.
Однажды мама заговорила при отце о том, что было бы неплохо отдать меня в музыкальную школу.
— У Жени идеальный слух, — сказала она.
— Это хорошо, — одобрительно кивнул отец, — значит, она сможет определять на расстоянии, из какого оружия стреляют.
Меньше всего на свете я тогда хотела это определять. Меня вообще оружие не интересовало. Я мечтала стать актрисой, поющей актрисой, чтобы играть в мюзиклах. Иногда, когда не было никого дома, я брала в руки массажную расческу, вставала перед зеркалом и пела все вперемешку — детские песенки, арии из оперетт, песни из кинофильмов, а еще мурчала что-то из репертуара Лайзы Миннелли, именно мурчала, потому что слов толком не знала, но мотивчик запомнила.
— Ни на чем, — ответила я. — Я пою.
— Понятно, — кивнул бородач и снова сел за руль.
— Эй, погоди! — Гена постучал по боковому стеклу, когда тот хлопнул дверцей. — Куда инструмент нести?
— Не знаю, оставь пока здесь.
— Так дождь может пойти.
— Ты прав, старик! Неси все под какой-нибудь навес. Сейчас привезу ребят, будем определяться с натурой. — Микроавтобус дал задний ход.
— Что же мне, одному все это таскать? — Геннадий почесал затылок. — Вот если бы на Степана выходной сегодня не свалился, он бы мне помог. Везет же некоторым!
— Я помогу, — предложила я, потому что прямо над нами остановилась серая тучка, из которой вот-вот мог хлынуть летний дождь.
Мы справились с переносом инструментов на веранду довольно быстро. Тучка за это время куда-то испарилась, и Гена стал сетовать на то, что проделал ненужную работу. Меня же больше интересовало, где Лизавета. С тех пор как мы с ней в последний раз встретились на лестнице, она мне больше на глаза не попадалась. Неужели Андреева затеяла всю эту катавасию, чтобы под шумок смыться? Впрочем, мои подозрения не подтвердились. Она явила себя миру, когда приехали музыканты. До этого, запершись в своей комнате, Елизавета Константиновна приводила себя в порядок. Слегка вьющиеся волосы были выпрямлены, зачесаны назад и густо смазаны гелем для укладки, отчего зеленый цвет выглядел еще сочнее. Накладные верхние ресницы доставали едва не до бровей, придавая уже немолодому лицу некую кукольность. Обтягивающее платье из светло-коричневой кожи без рукавов, едва доходящее до колен, было верхом безумия. Оно обнажало все, что в Лизаветином возрасте стоило закрывать, — морщинистое декольте, дряблые руки и проступающие на ногах вены. Или она думала, что за татуировками все эти возрастные изменения мало заметны?
Андреева явно рассчитывала произвести фурор, появившись в гостиной, в которой расположились музыканты, но на нее никто не обратил внимания. Постояв на лестнице в картинной позе, она наконец произнесла:
— Ребятки, что такое? Не вижу драйва!
— Тетя Лиза, мы как-то иначе представляли себе натуру, — стал излагать свои проблемы парень, на затылке которого был выбрит замысловатый узор. — Мы пропагандируем отказ от комфорта, боремся с засильем вещей, ратуем за хаос и беспорядочность во всех ее проявлениях, но в этих стенах все это будет звучать фальшиво. Ваш дом никак не вписывается в нашу концепцию!
Парни закивали, подтверждая, что полностью с этим согласны.
— Не вижу никаких проблем, — всплеснула рукой Лизавета. — Вы можете крушить здесь все! Я разрешаю.
— Тетя Лиза, зачем же такие жертвы?
— Никаких жертв! Вы знаете, кто мой сын? Он — владелец строительной компании! — не без гордости сообщила парням Андреева. — Для него построить новый дом не составит никаких проблем!
Мы с Надей едва не поперхнулись, услышав это. Похоже, бабуля окончательно слетела с катушек, решив разом насолить всем родственникам и прислуге, взорвав этот дом под видом продюсерской помощи начинающим музыкантам. Те хоть и пропагандировали отказ от комфорта, но были обескуражены столь щедрым предложением.
— А если они согласятся? — Повариха толкнула меня в бок. — Неужели ты это допустишь?
Я до конца не верила, что Андреева вот так, без зазрения совести, санкционировала вандализм в доме своего сына. Мне казалось, что она искусно играла у нас с Надей на нервах, зная наперед, что ее «племянничек» не решится на что-то кардинальное. Зато в его глазах и глазах его друзей она будет выглядеть «доброй тетей». Надя толкала и толкала меня в бок, и я вышла из кухни в столовую.
— Вот, она поет! — Бородач указал на меня пальцем.
— Серьезно? — «племянничек» Лизаветы придирчиво оглядел меня с ног до головы. — Фигурка вроде бы ничего. Раздеться в кадре сможешь?
— В смысле?
— У нас бэк-вокалистка пропала. Второй день найти ее не можем. Она у нас эксгибиционистка, раздеваться любит. Сюжет клипа именно на раздевании строится. Пожалуй, мы могли бы заменить ее на тебя.
Я увидела в зеркале отражение Андреевой, в ее хитрых глазах танцевали чертики. Неужели она заранее знала, что все так обернется? Или даже срежиссировала это, чтобы поиздеваться надо мной?
— Это интересное предложение, — сказала я, присаживаясь на подлокотник дивана. — Вы мне общую концепцию расскажите.
— Да тут все очень просто, все ненужное должно быть уничтожено. К концу клипа мы все остаемся в чем мать родила.
— То есть вы тоже раздеваетесь? — задумчиво произнесла я. — А клип вы собираетесь выложить в интернет?
— Естественно, — кивнул племянник.
— Знаете, мне близко ваше жизненное кредо, но вы артисты, вы можете таким образом заявить о себе, а моя профессия не позволяет мне обнажаться перед камерой.
— А ты здесь кто? — поинтересовался парень, рядом с которым я сидела.
Лизавета сделала едва заметный жест рукой, давая понять, чтобы я не называлась ее телохранителем.
— Гувернантка, — ответила я.
— Да, она занимается воспитанием моей внучки Сонечки.
Парни опять стали названивать своей бэк-вокалистке, но та по-прежнему не отвечала на звонки.
— Гоша, разве у вас одна песня? Может, на какую-нибудь другую клип снимете? — предложила Лизавета.
— Надо подумать.
Парни сгрудились в кучку и стали перебирать свои песни. Насколько я могла судить по отдельным строчкам, каждая песня была пропитана декадансом. Упадок нравов они пытались выдать за раскрепощение, сопровождаемое разрушением стен и стереотипов. Обсуждение затянулось, кто-то из парней намекнул на то, что было бы неплохо пожрать, и Надя стала сервировать стол. Именно сервировать! Святая наивность, она думала, что эти парни будут отрезать пиццу ножом и отправлять по маленькому кусочку в рот. Они хватали руками со стола разрезанные на четвертинки «Маргариту» и «Калифорнию», кому что доставалось, и запихивали их в рот, умудряясь при этом не прерывать обсуждения. Когда пицца была съедена, в ход пошла картошка фри, добрая половина была рассыпана на льняную скатерть, на которой проступили жирные пятна, вазочка с соусом упала на пол, один из парней наступил в эту лужицу и разнес следы по гостиной. Хорошо, что Клавдия этого не видела.
Парни стали разбредаться по дому, потом по саду. И всех разными тропами привело к пруду.
— Это то, что надо! — вдохновенно произнес Гоша. — Расставляем инструменты на фоне этого болота, играем, а тем временем на заднем плане в трясину затягивается все лишнее. Статисты будут кидать вещи в омут. Я думаю, было бы здорово, если бы туда въехал автомобиль и болото постепенно поглотило его.
— Я видел, что в гараже полно машин. Если тетя Лиза разрешила дом разрушить, неужели она пожалеет одну-единственную тачку? Гоша, узнай у нее, — вошел в раж парень, наступивший в соус.
«Племянничек» Лизаветы стал вертеть головой по сторонам в поисках хозяйки. Еще несколько минут назад она была здесь, потом ей кто-то позвонил, и она отошла в сторонку. Мне было ее видно, а Гоше, который стоял у самого пруда, нет.
— Странно, что этот пруд не огорожен, — сказала я Геннадию. — Все-таки у Андреевых дети, мало ли что может произойти…
— После того как на глазах Илюшки и Сонечки в омут засосало собаку, они к нему даже близко не подходят. А забор здесь скоро будет, но не глухой, а кованая ограда ручной работы с воротами. Орнамент Алена придумала, с мудреными вензелями. — Геннадий сделал вращательный жест рукой. — Жалко, не успели до этих сумасбродов его установить… Женя, надо что-то делать. Лизавета запросто может разрешить им утопить какой-нибудь автомобиль. А нам с тобой перед Дмитрием ответ держать придется.
Я оглянулась туда, где стояла Андреева. Она отстраненно наблюдала за происходящим у пруда. У меня создалось впечатление, что звонок выбил ее из колеи. Гоша заметил ее и направился к ней. Мы с Геннадием подошли ближе.
— Так что? Вы готовы пожертвовать одной машиной ради высокого искусства? — Лизавета молчала. «Племянничек» повторил свой вопрос, она встрепенулась, но вместо того, чтобы ответить на него, развернулась и пошла к дому. Гоша крикнул ей вслед: — Это значит да?
Андреева сделала несколько шагов, потом остановилась, оглянулась и сказала:
— Не уверена, что это интересная идея. Я такое уже видела в одном зарубежном клипе. Гоша, ты способен придумать что-то более оригинальное.
— Пожалуй, она права, — согласился музыкант и стал размышлять вслух: — Если бы найти пиротехника…
— Зачем? — поинтересовалась я.
— Так, мне пришла в голову идея. — Гоша произнес это так громко, что вся команда устремилась к нему. — Позиция та же, но песня другая. Кубометры…
— …тумана, гигабайты обмана, — хором продолжили парни.
Пока они декламировали рэп, я шепнула Геннадию:
— Я могу организовать любые пиротехнические эффекты. По-моему, это будет наименьшее из всех зол.
— Наверное, — согласился со мной сторож.
— Проблема только в том, что они считают меня гувернанткой Сонечки. Геннадий, предложите вы организовать спецэффекты, а я вам помогу.
Сторож сомневался, но когда Гоша решил вернуться к эффектному утоплению автомобиля из андреевского гаража, он поднял руку, привлекая к себе внимание.
— Короче, — начал он не слишком уверенно, — я в вашем возрасте пиротехникой увлекался. Навыки кое-какие остались. Если есть интерес, могу организовать…
— Старик, да что ж ты молчал! — Гоша ударил сторожа по плечу. — Давай, организовывай! А мы пока порепетируем!
Парни быстро перетаскали свои инструменты с веранды к пруду, а Геннадий под моим руководством стал изготавливать дымовые шашки. Я сама научилась их делать еще в первый год своего обучения в Ворошиловке, и время от времени мне приходилось применять эти знания на практике. Кое-какие ингредиенты были у меня в машине, а кое-что нашлось в хозяйстве. Пока мы соединяли все воедино, до нас доносились душераздирающие вопли со стороны пруда. У меня были большие сомнения, что группа «DK-dance» сможет как-то раскрутиться. Я решила помочь им со спецэффектами лишь для того, чтобы минимизировать разруху, которую протеже Лизаветы грозились после себя оставить. Самое странное, что Андрееву все происходящее мало трогало. После телефонного звонка она находилась в какой-то прострации.
Клип был снят с первого дубля. Эта была полная вакханалия. Пятеро полуголых парней играли и пели, что называется, на разрыв аорты, в середине второго куплета мы со сторожем стали взрывать дымовые шашки, музыканты постепенно растворялись в разноцветном дыме…
Глава 7
За завтраком Елизавета Константиновна была задумчиво-молчалива. Лишь перед тем, как встать из-за стола, она холодно бросила мне:
— Женя, собирайтесь! Мы сейчас поедем в город.
— Хорошо! — ответила я, глядя ей вслед и гадая, что еще задумала эта неугомонная старушка.
В машине Лизавета тоже молчала, и мне это не нравилось. Уж лучше бы она называла меня Женьком и учила жизни, чем, поджав губы, напряженно смотрела в лобовое стекло. Андреева даже проигнорировала мой вопрос, куда именно мы едем, лишь вяло махнула рукой, что следовало понимать — прямо. Ново-Пристанское шоссе плавно перешло в Летную улицу, я все еще ехала, не меняя направления, но Летка, как в народе называли эту улочку, вела в тупик — упиралась в здание старого аэропорта. За квартал до него моя пассажирка вышла из своего оцепенения и махнула рукой, давая понять, что надо свернуть налево. Потом она еще несколько раз жестами показывала мне, куда надо ехать, и, наконец, подала голос.
— Все, мы на месте, — произнесла она с некой обреченностью. Я зарулила на парковку около здания муниципальной поликлиники. Лизавета открыла дверцу и, прежде чем выйти, спросила: — А ты чего сидишь? Пойдем!
Мы зашли в поликлинику. Минуя регистратуру, Андреева направилась к лестнице. Я последовала за ней. На третьем этаже она подошла к двери, на которой была лишь табличка с номером. Около кабинета с самыми понурыми лицами сидели несколько человек, но Лизавета не стала занимать очередь. Как только из кабинета вышел пациент, она юркнула за дверь.
— Погодите, но ведь сейчас моя… — Женщина, сидевшая у двери, приподнялась и снова опустилась на стул, так и не закончив свою фразу, поскольку Елизавета Константиновна, к которой она обращалась, уже скрылась за дверью.
— Простите, — обратилась я к женщине, — подскажите мне, пожалуйста, какой специалист здесь принимает?
— Онколог, — ответила та.
Увязав вчерашний звонок, после которого Лизавета ушла в себя, с ее сегодняшним визитом к онкологу, я пришла к выводу, что вчера она узнала результаты своих анализов, которые были самыми неутешительными. Пациенты стали возмущаться, что очередь не движется, потому что то и дело к доктору заходят блатные. Мужчина, который был третьим в очереди, даже собирался жаловаться главврачу, но тут из кабинета вышла Лизавета, поправила рукой парик и молча направилась к лестнице. Я снова последовала за ней. Когда мы сели в машину, она сказала:
— Женя, мне надо с тобой очень серьезно поговорить. Обещай мне, что никто не узнает об этом — ни моя родня, ни тем более наша прислуга!
— Елизавета Константиновна, а может, не стоит скрывать это от близких?
— Что «это»? — Андреева с удивлением воззрилась на меня. — Ты ведь даже не знаешь, о чем я собираюсь тебе рассказать.
— Вы сейчас были у онколога, — заметила я.
Лизавета расхохоталась, но быстро успокоилась.
— Это не то, о чем ты подумала. Я как-то забыла совсем, что Серафимович именно онколог. Он мой старинный приятель. А ты, значит, решила, что я неизлечимо больна? — Андреева горько усмехнулась. — Хотя даже не знаю, что на сегодняшний день лучше. При современном уровне развития медицины эта болезнь оставляет хоть какие-то шансы, а он может и не оставить…
— Вы это сейчас о ком? — поинтересовалась я.
— Значит, так, давай сейчас с тобой поедем в какое-нибудь тихое местечко, а я тебе по дороге все расскажу. Но сначала ты, Женя, мне пообещаешь, что будешь держать рот на замке.
— Обещаю, — кивнула я и стала выруливать с парковки.
Какое-то время Лизавета собиралась с мыслями, а потом ударилась в воспоминания:
— Свою первую татуировку я набила в шестнадцать лет, чтобы понравиться одному мальчику. А потом пошло-поехало! Секс — наркотики — рок-н-ролл!
— Откровенно, — заметила я.
— Допустим, насчет наркотиков это я преувеличила, я только раз в жизни курила марихуану, мне не понравилось. У нас была своя тусовка, мы любили собираться в малолюдных местах — в разрушенных домах, пустующих зимой дачах, в подземных коммуникациях. По правде говоря, мы были бы не прочь тусоваться легально в клубах и ресторанах, но тогда были такие времена, что таким, как мы, вход в приличные заведения был воспрещен. Хиппи, панки и даже рокеры были под запретом. Вот нам и приходилось искать альтернативные места для своего досуга. Однажды среди нас появился диггер, и он время от времени устраивал нам экскурсии по подземному Тарасову. У него был подробный план всех подземных коммуникаций. Мы постепенно исследовали все закутки в поисках оптимального места для своих тусовок. Конечно, милиция не поощряла подобные экскурсии, по заявлению бдительных граждан, подметивших, что мы спустились под землю через тот или иной открытый люк, она устраивала на нас облавы, даже спускала на нас собак. Это было так адреналиново!
— Могу себе представить, — заметила я.
— Но однажды произошло то, что навсегда отбило у нас охоту тусоваться под землей. В тот день нас было шестеро — четыре парня и я с Катькой Суханкиной. Должно было быть семеро, но Танька заболела и не пошла с нами, а Денис Зиновьев, тот самый диггер, всегда был один. Ольга, подружка Дэна, не разделяла его интересов. Так вот, в тот день, как сейчас помню, это было тридцатого августа, мы спустились в люк на Валовой улице, и Дэн повел нас к Соколиной горе, где была заброшенная штольня. В тот день ничто не предвещало беды, все происходило как обычно — мы подсвечивали себе путь фонариками, писали на стенах какие-то надписи, чтобы не заблудиться, пели песни, рассказывали анекдоты, иногда уединялись парами в каких-то закутках. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что мы там делали?
— Не надо, — подтвердила я.
— Там мы были самими собой, нам было кайфово. Но в тот день вдруг обрушилась стена, и Дэн, который шел впереди, оказался отделенным от всех остальных. Катька с Лешкой оказались ближе других к завалу. Они сказали, что слышали, как Дэн крикнул им, чтобы мы возвращались назад тем же путем. Конечно, мы пытались докричаться до нашего проводника, но он не отвечал. У нас и тени сомнения не было, что Дэн не стал терять время и пошел вперед до ближайшего выхода на поверхность. По нашему разумению, ему просто не было никакого смысла сидеть на месте. Оставшись без проводника, мы очень скоро поняли, что найти обратную дорогу не так-то просто.
— Но вы же делали метки на стенах, — вспомнила я.
— Поначалу мы по ним и ориентировались, потом случайно свернули не в ту сторону, поняли это не сразу и заблудились. У Катьки началась истерика, Лешка подвернул ногу, а Сема потерял единственный работающий фонарик — у остальных сдохли батарейки. Только я и Мишаня, мой тогдашний кавалер, не потеряли присутствия духа. Несколько часов мы впятером блуждали впотьмах под землей, потом увидели наверху свет, обрадовались, но оказалось, что зря. На люке была решетка из сваренной крест-накрест арматуры, которую парни не смогли ни открыть, ни отогнуть. Мы пытались звать на помощь, но безрезультатно. Как потом выяснилось, этот люк выходил на территорию заводского склада, где хранились неликвиды. Кладовщики там бывали редко. Осипнув от криков, мы поняли, что надо искать другой выход. Вечером, когда город уже погрузился в сумерки, мы наконец смогли найти открытый люк. Он оказался на краю Тарасова, в завокзальной части, а если быть точнее, то у Кулугурского кладбища.
— Да вы полгорода под землей прошли! — впечатлилась я.
— Если честно, то в какой-то момент силы нас покинули. Мы надеялись, что Денис, выбравшись на поверхность, поднимет своих друзей-диггеров и они нас найдут. Но этого не произошло. Мы вылезли на поверхность грязные, уставшие, а еще предстояло всем как-то добираться до дома. Мне, можно сказать, повезло больше других. Я жила тогда в завокзальной части города и добралась к себе к полуночи, другие и того позже. Благо, следующий день был выходным и мы могли выспаться.
— А что стало с тем парнем?
— К обеду вся наша компания подтянулась к Лешке, мы обсудили вчерашнее приключение и решили пойти к Дэну, чтобы спросить у него, почему он оставил нас на произвол судьбы. Если бы у него был домашний телефон, то мы, конечно бы, позвонили ему, но он жил в частном секторе, там на весь поселок один автомат был, связь только исходящая. Идем мы всей толпой по Суровому переулку и вдруг видим впереди себя женщину с мужчиной — она вся в черном. И тут до нас доходит, что это мать Дениса. Обгоняем, здороваемся, спрашиваем, что случилось. Женщина плачет, ничего сказать толком не может, а мужчина — это ее брат был, дядька Дэна, — объясняет нам, что они идут из морга, с опознания Дениса. Он, оказывается, накануне задохнулся в коллекторе. Мы от него помощи ждали, бочку на него катили, а он… — Лизавета украдкой вытерла слезу.
— Кто его нашел? — поинтересовалась я.
— Ремонтники. В сарае одного из частных домов произошел взрыв газового баллона, волна докатилась до ближайшего коллектора, оттого и стена рухнула, повредила еще какую-то трубу. В общем, нам пятерым повезло, а Дэну — нет.
— Странно, что вы тоже не надышались газом, — заметила я.
— Как мы поняли, все дело было в тяге, газ распространился в том направлении, где остался Дэн. Ольга, его подружка, настучала на нас в милицию, нас хоть и затаскали на допросы, но состава преступления не нашли. Было установлено, что Денис Зиновьев погиб в результате несчастного случая. С тех пор много лет прошло, да что там года, десятилетия пролетели! Но те события начинают нас всех догонять…
— Каким образом?
— Сын Дэна, похоже, открыл на нас охоту. Ольга, подружка его, как потом выяснилось, была беременной. Результаты расследования ее категорически не устроили. Она так и осталась при своем мнении, что он из-за нас погиб.
— Насколько я поняла, было доказано, что взрыв не вы устроили…
— Совершенно верно. Но Ставрогина была уверена, что это мы заставляли Дэна водить нас по подземным ходам. На самом деле ему самому это нравилось. А то, что мы спаслись, а он — нет, так это фишка так легла. Могло и наоборот произойти. К сожалению, даже если бы мы поняли, что он задыхается, то ничем не смогли бы ему помочь. К тому же двое из нас отчетливо слышали, как Дэн призывал нас самим искать выход, что мы и стали делать, хотя в душе надеялись, что он выберется и станет нас искать.
— Елизавета Константиновна, с чего вы взяли, что сын вашего погибшего товарища мстит вам? — поинтересовалась я.
— Денис Ставрогин, Ольга назвала его в честь отца, но фамилию дала свою, поскольку с Зиновьевым не была зарегистрирована, — пояснила Андреева, — еще будучи подростком, грозился наказать всех, кто виновен в смерти его отца.
— Кому грозился?
— Михаилу Веснину. Он жил на одной улице со Ставрогиными. Похоже, Ольга рассказала сыну, при каких обстоятельствах погиб его отец, и указала на Михаила, который был одним из нас. Так вот, Дэн-младший лет пятнадцать назад подошел к Веснину на улице и заявил, что мы все поплатимся. Мишка нам этого сразу не рассказал. Наша компания к тому времени уже распалась. Мы не поддерживали отношений, к тому же Мишаня переехал вскоре после угроз Дэна-младшего в Москву. Не то чтобы это было связано с угрозами, просто по времени так совпало. В столице Веснин случайно встретился с Алексеем Кострицыным, и, слово за слово, Мишаня поведал Лешке про угрозы сына Ольги Ставрогиной, а тот вернулся в Тарасов и при случае рассказал мне о планах Дэна-младшего. Первое время было как-то не по себе, а потом все это подзабылось. Только через несколько лет, когда пришло известие о том, что Веснин погиб при невыясненных обстоятельствах, лично у меня возникла мыслишка, а не приложил ли к этому руку Денис Ставрогин.
— Где это произошло — в Москве или в Тарасове? — уточнила я.
— В пути оттуда сюда. Михаил выпал из вагона, ушел покурить в тамбур, тогда еще не было запрещено курить в поездах, и не вернулся в свое купе. Его нашли под утро на железнодорожной насыпи. То ли сам из поезда выпал, то ли ему помогли это сделать, милиция так и не смогла выяснить, как все было на самом деле.
— Еще есть жертвы?
— Несколько лет все было тихо, но вчера мне позвонила Татьяна, жена, то есть теперь вдова, Леши Кострицына и сказала, что ее муж попал в аварию, причем произошло это именно тридцатого августа. Остались мы вдвоем — я и Семен Серафимович, онколог, к которому я сегодня заходила, чтобы предупредить — на нас открыта охота.
— С вами была еще Катя, — напомнила я.
— Была, — кивнула Лизавета, — только с ней связь давно потеряна. До меня доходили слухи, что она еще в девяностых вышла замуж за американца и укатила с ним в Штаты. Так что Катьке ничто не угрожает. Этот щенок ее в Америке не найдет. А мы остались здесь, я и Сема. Он тогда вообще первый раз с нами под землю полез, и все ради Катьки. Она его вскоре после того случая бросила. Как он страдал! Слезами заливался! Вообще-то Серафимович совсем не из нашей тусовки был, эдакий пай-мальчик из приличной семьи. Может, и хорошо, что Катька его тогда бросила, он в люди выбился, врачом стал. Мне про него в свое время Кострицын рассказал, его жена у Семена наблюдалась. Короче, Женя, ты прости меня за то, что я тебе до этого наговорила, просто я думала, что ты такая же, как те охранники, которых Митя до тебя нанимал, с одной лишь разницей — они были мужики, а ты — баба. Все они были скучными и тупыми либо пьющими и продажными. Ты не похожа на них, ты не глупая, хотя иногда жуткая зануда, не корыстная и вроде бы непьющая. Словом, на тебя можно положиться.
— Спасибо за доверие.
— Знаешь, в мои ближайшие планы совсем не входит умирать, да еще и от руки этого недоноска, возомнившего себя народным мстителем. С этой самой минуты я больше не буду препятствовать тому, чтобы ты меня охраняла. Мало того, когда Митя с Сонечкой и Аленой вернутся, я попрошу сына, чтобы он оставил тебя, придумаю, чем это мотивировать. Настоящую причину, побудившую меня держать телохранителя на постоянной основе, ему знать не обязательно. Пусть Митя думает, что это просто мой каприз. И еще, в свою очередь, я обещаю больше не называть тебя Женьком, раз тебе это так не нравится. Так что, Евгения, ты согласна стать моим личным телохранителем насовсем?
— Нет, — спокойно ответила я.
— Как это «нет»? — опешила Лизавета. — Я ведь даже прощения у тебя попросила. Если тебе этого мало, то я готова сделать это еще раз прилюдно, перед всей нашей челядью.
— Не называйте так, пожалуйста, обслуживающий персонал, — попросила я.
— Заметано! Какие еще будут условия? Что мне надо сделать, чтобы ты сказала «да»?
Слушая откровения Лизаветы, я колесила по городу, вставляя в разговор лишь короткие фразы. Теперь настал мой черед говорить. Я заехала на первое же подвернувшееся свободное место в парковочном кармане и, повернувшись к пассажирке, стала объяснять свою позицию:
— Сказав «нет», я имела в виду, что не согласна с вашей постановкой вопроса в принципе. Если все так, как вы мне рассказали, то Дэна надо остановить, тем более он представляет угрозу не только для вас, но и для врача-онколога и, может быть, для Катерины.
— Это вряд ли, — отмахнулась Лизавета, — та сейчас гуляет под пальмами в Майами или в Лос-Анджелесе. Ее всегда тянуло в теплые края. Не думаю, что у нее есть повод вернуться в Россию, тем более в Тарасов.
— Тем не менее я считаю, что надо не дожидаться, когда Ставрогин нанесет следующий удар, а нейтрализовать его раньше.
— Идея неплохая, но кто будет этим заниматься?
— Если позволите, то я.
— Конечно, я позволю тебе, но учти, сидеть дома взаперти я не собираюсь. Если сможешь совмещать работу моего телохранителя с работой частного детектива, то почему бы и нет.
— Я постараюсь, — сказала я, и Лизавета благосклонно кивнула. — Мне понадобятся кое-какие сведения в дополнение к тому, что вы мне уже рассказали.
— Спрашивай!
За полчаса я вытрясла из Андреевой почти всю интересующую меня информацию. Для начала надо было ее проверить. Я не исключала, что Елизавета Константиновна могла приврать, а также обойти какие-то острые углы, сославшись на плохую память.
Несмотря на то что роковая дата — 30 августа — уже миновала, не было никакой гарантии, что Дэн захочет ждать еще год, чтобы отомстить следующему, как он считает, виновнику смерти его отца. Так что оставлять Лизавету без присмотра я не могла.
— Скажите, вы можете доверять Николасу? — поинтересовалась я.
— Больше, чем себе, — не задумываясь ни на секунду, ответила Андреева. — Жаль, что мы не встретились с ним, когда были молоды. Как бы мы покуролесили!
— Мне необходимо заехать к своему приятелю и запросить у него информацию по Денису Ставрогину. Думаю, вам будет не слишком интересно сопровождать меня. Одну я вас оставить не могу, а вот под присмотром Николаса…
— Это же надо! — перебила меня Лизавета, нажимая на кнопки смартфона. — Неужели ко мне вернулось право на личную жизнь? Ник, ты где? Хорошо, я еду к тебе. Женя? Мне удалось с ней договориться!
Я отвезла Андрееву к ее другу, после чего позвонила Тимуру, своему приятелю, работающему в полиции, и условилась с ним о встрече.
* * *
Было как раз время обеденного перерыва, и мы с Тимуром встретились в кафе, расположенном неподалеку от городского управления внутренних дел, в котором он работал. Когда официантка, приняв у нас заказ, отошла от нашего столика, я сказала:
— Тимур, я скажу тебе прямо, в этот раз мне понадобится много информации, причем кое-какая из нее не первой свежести.
— В смысле?
— Как ты думаешь, в ваших архивах может храниться информация о несчастном случае со смертельным исходом, произошедшем тридцать с лишним лет назад?
— Если было возбуждено уголовное дело, даже если потом его закрыли ввиду отсутствия состава преступления или в связи со смертью подозреваемого, то, скорее всего, хранится. Женя, а тебе-то зачем эта история?
— Мне надо точно знать, действительно ли то был несчастный случай, а также данные всех фигурантов того уголовного дела. Но это еще не все, мне нужны сведения по другим несчастным случаям, произошедшим в тот же день, но в разные годы. Один из них совсем свежий. — Я рассказала о ДТП, в котором погиб на днях Алексей Кострицын.
— Я не понял, Женя, ты что, из телохранителей в частные детективы переквалифицировалась?
— Нет, но для того, чтобы защитить мою клиентку, мне нужна вся эта информация. Да, еще меня интересуют Денис Денисович Ставрогин и его мать Ольга.
— Ладно, подниму архивы, сделаю запросы. — Увидев официантку, направляющуюся к нам с подносом, Тимур потер руки в предвкушении сытного обеда.
* * *
Остаток дня прошел без эксцентрики со стороны моей подопечной. Смерть приятеля и страх стать следующей жертвой Дениса Ставрогина заставили Елизавету Константиновну вести более сдержанный образ жизни. От Николаса мы поехали сразу домой.
Глава 8
На следующий день мы с Лизаветой отправились на похороны Алексея Кострицына. Она не стала никого шокировать своим внешним видом — надела парик, черные широкие брюки и темно-серую просторную блузу с длинным рукавом. По дороге мы заехали в цветочный магазин, и Елизавета Константиновна купила охапку желтых гвоздик.
Я не исключала, что Дэн мог со стороны наблюдать за траурной церемонией, а заодно высматривать новую жертву. Чтобы его узнать, я пыталась накануне отыскать Ставрогина в соцсетях, но не нашла. Сей факт говорил о том, что этот тридцатидвухлетний парень весьма неглуп и предусмотрителен. Если он и был зарегистрирован в какой-нибудь социальной сети, то не под своим именем или же настроил приватность таким образом, чтобы его аккаунт был скрыт от посторонних. От моего внимания не ускользнуло, что Лизавета все время вертит головой по сторонам.
— Вы кого-то заметили? — поинтересовалась я.
— В том-то и дело, что нет! Сема, старый хрыч! Не пришел проводить Лешку в последний путь. Мог бы и телохранителя нанять!
— Вряд ли у врача муниципальной поликлиники есть деньги на бодигарда, — заметила я.
— Женя, у врачей всегда есть деньги! Но ты ведь не о нем спрашивала, верно?
— Да, не заметили ли вы здесь Дениса?
— Даже если он здесь, то я его не узнаю, если только природа не создала в его лице точную копию отца. Нет, я не вижу здесь никого похожего на Дэна Зиновьева.
Поминки Лизавета решила проигнорировать, сказав вдове, что неважно себя чувствует. Сев в мою машину, она сначала сняла парик, потом расстегнула блузку, под которой оказался топ сиреневого цвета с блестящими пайетками вокруг горловины.
— Не люблю я эти траурные церемонии. Все делают вид, что скорбят, а у самих в головах совсем другие мысли. Одни наследство делят, другим бы поскорее напиться за чужой счет.
— Да, такое случается, — согласилась я.
— Поехали к Феликсу! — неожиданно скомандовала Андреева.
— Зачем? — поинтересовалась я.
— Татуировочку надо бы набить. — Лизавета стала рассматривать свои руки, на которых уже не было свободного места, за исключением кистей.
— Вы уверены, что вам это так уж необходимо?
— Каждый раз, когда в моей жизни что-то происходит, я набиваю новую татушечку.
— Похоже, ваша жизнь была очень насыщенной, — заметила я.
— А то! Тебе это и не снилось!
— Скорее всего, что так. — Я сочла неуместным рассказывать о кошмарных снах, мучивших меня по возвращении из горячих точек. — Елизавета Константиновна, позвольте полюбопытствовать, а какой у вас сейчас повод сделать новую татуировку?
— А ты сама не догадываешься?
— Нет, — мотнула я головой из стороны в сторону. На самом деле я кривила душой. Мне было понятно, что подвигло Лизавету сделать очередную отметину на своем уже немолодом теле, но я хотела, чтобы она сказала об этом вслух. Может быть, она услышала бы себя со стороны и до нее дошло бы, насколько эта затея никчемна.
Андреева молчала. То ли не сочла нужным мне отвечать, то ли не нашла подходящей формулировки. Тем временем я свернула в Казачий переулок и остановилась напротив тату-салона «Живая кожа». Перед тем как выйти из моего «Фольксвагена», она сказала:
— Проводить в последний путь человека, с которым была знакома почти всю жизнь, это ведь не шутки! Пойдем, поможешь мне выбрать рисунок!
Возложенная на меня дизайнерская миссия меня абсолютно не вдохновляла, но не пойти с Лизаветой в салон я не могла.
За стойкой ресепшена сидела та же девушка, что и в прошлый раз.
— А Феликса сегодня нет, — заметила она, глядя на постоянную клиентку.
— Как это нет? Где он? Разве сегодня не его смена? — растерянно вопрошала Лизавета.
— По графику — его, но Феликс отпросился на сегодня. Если хотите, я запишу вас на послезавтра. — Администраторша виновато улыбнулась.
— Я позвоню! — Андреева, вне себя от бешенства, толкнула дверь так, что она едва не слетела с петель, и вышла на улицу. — Поехали в ресторан!
— В какой? — уточнила я, сев за руль.
— В «Эгоистъ», — недолго думая, произнесла Лизавета. Но когда я выехала из Казачьего переулка и проехала два квартала в сторону обозначенного ресторана, Андреева передумала. — Лучше в «Алису».
— Но это же на другом конце города, — заметила я.
— И что с того? Бензина не хватит? — Моя пассажирка была вся на взводе.
— Хватит, — спокойно ответила я.
Лизавета не смогла осуществить свой замысел, и у нее началась настоящая ломка. Она ерзала в кресле, то открывая свою сумку от Гуччи в безуспешном стремлении что-то найти там, то поднимая штанины брюк и наклоняясь вниз, дабы рассмотреть какие-то татуировки на ногах. Я вдруг поняла, что страсть к татушкам — это зависимость, сродни наркомании, которую непросто преодолеть. Андреева разукрашивала свое тело вовсе не потому, что ей нравился результат, физическая боль, которая неизбежно сопровождала сам процесс, помогала замаскировать душевные страдания, отодвинуть их на второй план, а может, и куда подальше. Судя по количеству татуировок, Елизавета Константиновна прожила очень непростую жизнь. Но и сейчас, когда она наконец обрела семью и не испытывала финансовых трудностей, прошлое не отпускало ее, заставляя уродовать свое тело, спасая душу.
У меня закралось подозрение, что все-таки есть вина Лизаветы и ее четырех друзей, оставшихся в живых, в смерти диггера-проводника. Иначе с чего бы ей так сейчас нервничать?
Ресторан «Алиса» оказался закрытым на спецобслуживание. Для Андреевой это стало последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Ударив от безысходности ногой в дверь, она зашагала по Гагаринскому проспекту, шокируя жителей новостроек своим внешним видом. Я не отставала от нее ни на сантиметр. Но Лизавета меня будто не замечала. Резко свернув к обочине, она стала ловить машину. К счастью, желающих подвезти стареющую неформалку не нашлось. Но зато зевак было хоть отбавляй. Люди останавливались и пытались снять пожилую женщину с зелеными волосами и татуированными руками на камеру своих смартфонов. Я пыталась закрывать ее от папарацци, но Лизавета делала все, чтобы угодить в кадр. Меня не слишком волновали те, кому удалось сфотографировать Андрееву со спины, но вот один паренек, перебегавший дорогу, сделал снимок анфас.
— Молодой человек! — обратилась я к нему. — Удалите, пожалуйста, фотографии.
— С чего бы это? — усмехнулся он.
— Вы что-нибудь слышали о неприкосновенности частной жизни?
— Я же на улице ее, — парень с усмешкой кивнул в сторону Лизаветы, — сфотографировал, а не залез к ней в дом. Кстати, а кто это?
— Тебе лучше этого не знать. Повторяю еще раз, удали, пожалуйста, фотографии, — стояла я на своем.
— Как бы не так! — усмехнулся парень, убирая смартфон в карман джинсов.
Мне пришлось заломить его свободную руку и держать ее, пока он не сказал:
— Все-все, удаляю.
Я проконтролировала, чтобы обе фотографии, на которых отчетливо было видно лицо Андреевой, были стерты, и, примирительно улыбнувшись, сказала:
— Извини, но у меня не было другого выхода.
Лизавета все еще голосовала у дороги. Я не понимала, с чего это ей стукнуло в голову ехать куда-то без меня. Еще вчера она умоляла меня пожизненно сопровождать ее всюду, теперь же, забыв об угрозе со стороны Дениса Ставрогина, Андреева демонстрировала, что не нуждается в моих услугах. Ни на секунду не забывая о задаче, которую Дмитрий поставил передо мной, я делала все возможное, чтобы Елизавета Константиновна во всей своей красе не попала на просторы интернета. Стоит только кому-то опубликовать ее фотографию, как непременно найдется тот, кто узнает в этой зеленоволосой женщине матушку владельца строительной компании «Алмаз» и напишет о том, кто она такая, в комментарии. Пойдут обсуждения, репосты, новые комментарии. Все это не слишком хорошо отразится на деловой репутации моего клиента.
Две девушки добровольно согласились удалить снимки, а одному мужчине средних лет мне пришлось заплатить за то, чтобы он уничтожил сделанные кадры. Так проблема решалась быстрее, а мне следовало поторапливаться, потому что перед Лизаветой наконец остановилось такси и она уже заносила ногу в салон авто, когда я приблизилась к ней со словами:
— Прошу вас, не делайте этого!
— Это еще почему? — огрызнулась Андреева.
— Потому что я знаю один хороший ресторанчик неподалеку отсюда и предлагаю пообедать там, — сказала я вполне доброжелательным тоном.
— Эй, мы едем или не едем? — осведомился таксист-гастарбайтер. — Время тикает.
Елизавета Константиновна взглянула на не слишком приветливое узкоглазое лицо водителя такси и решила принять мое предложение. Громко хлопнув дверцей белой с желтыми шашечками «Шкоды Октавии», она направилась к моему «Фольксвагену». Таксист, высунувшись из открытого окна, что-то крикнул нам вслед на своем родном языке и рванул с места.
— Где твой ресторан? Поехали! — скомандовала Лизавета. — А то у меня уже желудок от голода сводит. Надо было все-таки пойти на поминки.
На самом деле я понятия не имела, есть ли тут поблизости другой ресторан, сказала первое, что мне пришло в голову. Это сработало, но надолго ли? Мне повезло, через квартал мне на глаза попалась вывеска ресторана «У Маруси» и около него даже нашлось свободное местечко.
Заглушив двигатель, я мягко спросила, указав легким кивком на седой парик, валявшийся на приборной панели:
— Наденете?
— Ты из меня веревки вьешь, — процедила Лизавета сквозь зубы, водрузила на голову парик, а затем сняла со спинки блузку и надела ее.
Ресторанчик располагался в полуподвальном помещении и был стилизован под русский трактир. Посетителей там было немного. Просканировав взглядом окружающее пространство, я обнаружила несколько камер и выбрала столик, часть которого, как мне показалось, находилась в «слепой» зоне. Туда я Лизавету и усадила. Сама же я расположилась напротив нее. Нам подали кожаные папки с меню. От меня не скрылось, что Елизавета Константиновна сразу же стала изучать последние страницы, на которых были представлены алкогольные напитки.
— Жалко, текилы нет, — вздохнула она. — Придется пить водку. Составишь мне компанию?
— Я за рулем.
— Можно подумать, это проблема! Оставишь тачку здесь, домой поедем на такси.
— Зачем такие сложности? Тем более у меня нет никакого желания пить.
— Надо помянуть Алексея. Неужели ты откажешься? — подначивала меня Лизавета.
— Откажусь, я ведь его не знала.
— А мы втроем в одном классе учились — я, Лешка и Танька. Она к нам в седьмом пришла, и Кострицын пропал… — Лизавета прервала свои воспоминания, потому что к нам подошел официант.
Она первым делом заказала графинчик водки, и я поняла, что культурно пообедать не получится. Запретить Елизавете Константиновне пропустить рюмку-другую горячительного я не могла, да и не собиралась этого делать — все запреты только еще больше раззадоривали ее. К тому же повод сегодня был уважительный.
Лизавета опьянела после первого же глотка и стала кричать на весь ресторан, что никому не удастся ее запугать.
— А если кто-то вздумает это сделать, то будет иметь дело с ней, — она взмахнула рукой в мою сторону. Рукав ее шелковой блузки соскользнул к локтю, обнажая татуировки.
Опрокинув вторую рюмку, она сняла парик и швырнула его на свободный стул так, что он упал. Проходившая мимо официантка подняла его и положила на стул, не проявив при этом никаких эмоций. Лизавета делала все, чтобы привлечь к себе внимание, но надо отдать должное персоналу «У Маруси» и немногочисленным гостям этого заведения — ни у кого глаза на лоб не лезли, когда с моей спутницей происходила одна трансформация за другой. Андреева не только парик сняла, но и блузку, оставшись в топе без рукавов, так что благочестивая седоволосая дама постепенно превратилась в пьющую престарелую неформалку. Когда она собралась звонить Николасу, чтобы позвать его в ресторан для продолжения застолья, я отобрала у нее смартфон, расплатилась за обед и повела ее к выходу. Лизавета сопротивлялась, кричала, что в этот скорбный день у нее есть законное право немного выпить, но мне все-таки удалось вывести ее на улицу, усадить в свою машину и пристегнуть ремнем безопасности в переднем пассажирском кресле. Пока я обходила «Фольксваген», чтобы сесть за руль, Андреева тщетно пыталась отстегнуться, но не смогла. На всякий случай я заблокировала дверцы, и мы тронулись с места.
Елизавета Константиновна потребовала, чтобы я отвезла ее к Николасу, что я делать, разумеется, не собиралась. Поначалу нам было просто по пути, Лизавета убедилась, что мы едем в нужном направлении, и успокоилась, а вскоре и вовсе заснула. Пробудилась она, когда мы ехали уже по Ново-Пристанскому шоссе.
— Осуждаешь меня? — спросила моя пассажирка. Я мотнула головой из стороны в сторону. — Не ври, я знаю, что осуждаешь. Думаешь, что не повезло тебе с работой. Если я тебе совсем не нравлюсь, если тебе неприятно меня охранять, то так и быть, я готова тебя отпустить.
— Меня нанимали на работу не вы, а ваш сын, — заметила я уже не в первый раз.
— Да, Митя очень заботливый сын. Я говорила ему, что доставлю ему кучу проблем, но он все равно настоял на том, чтобы я переехала к нему. А вот Алена меня ненавидит…
— С чего вы взяли? У меня создалось впечатление, что Алена к вам ровно относится.
— Ты не успела понять ее двуличную натуру. Она Илюшку с Сонюшкой, моих родных внучат, против меня настраивает. Я собственными ушами слышала, как она мной Сонечку пугала. «Не будешь меня слушаться, станешь как твоя бабка», — произнесла Лизавета, подражая голосу своей снохи. — Не любит она меня, ой как не любит! Прислуга тоже лицемерничает, в глаза меня все по имени-отчеству называют, кланяются, а за глаза осуждают. Молчишь, значит, так и есть.
— Молчу, потому что мне по данному поводу сказать нечего. При мне вас никто не обсуждал и тем более не осуждал. — Я решила прикрыть андреевскую прислугу.
— Значит, они тебя еще не приняли за свою. Хотя после того, как ты Степана спасла, должны были. Неблагодарные! Не видят, что люди им добра желают. Не буду скрывать, я пару раз довела Надю до слез, так это ради ее же блага. Ей надо менять работу. Что она у нас видит? Ничего, каждый день без выходных и проходных с утра до вечера стоит у плиты. Согласна, Митя ей неплохо платит, но она ведь так состарится в одиночестве. А ведь Надежда еще молодая, могла бы семью создать, ребенка родить. Пошла бы работать в какой-нибудь ресторан, там у нее был бы совсем другой круг общения, не то что у нас. Может, нашла бы себе подходящую партию. Согласна ты со мной, Женя? — спросила Лизавета.
— Возможно, — обтекаемо ответила я, хотя на самом деле я не слишком верила в то, что Андреева придиралась к поварихе из добрых побуждений. Мне казалось, что она так оправдывается передо мной, дабы выглядеть лучше в моих глазах. Вступать с ней в полемику мне совсем не хотелось.
Лизавету мой ответ устроил, и она продолжила:
— Вот с Клавдией совсем другая история. Она в разводе, ее дети уже взрослые, свои семьи имеют. По Степану она который год уже сохнет, а он упорно делает вид, что не замечает этого. А ведь Клава ему нравится, это точно, меня не обманешь. Только Степа вбил себе в голову, что вечно будет хранить верность своей покойной супруге. Считает, что дочка его осудит. Да у нее уже давно своя жизнь, ей на отца наплевать. Она его даже с днем рождения не поздравляет. Ты думаешь, я зачем этим двоим позавчера выходной дала? Чтобы их из дома выпроводить? А вот и нет! Я их подтолкнуть друг к другу хотела, чтобы они вместе целый день в городе провели. Может, вне рабочей обстановки они быстрее сблизились бы… Но они каждый сам по себе, насколько я знаю, по Тарасову шлялись… Странные люди!
— Откуда знаете, что порознь? — поинтересовалась я.
— Знаю, и все! — Лизавета повернулась всем корпусом ко мне. После продолжительной паузы она стала откровенничать дальше: — Скажу тебе, Женя, честно, сначала ты мне не понравилась. Но потом я поняла, что с тобой можно иметь дело. Давай с тобой договоримся так: как приедет Митя, я тебя отпущу, а к концу следующего августа хочешь ты или не хочешь, но вернешься. Мы с тобой договор письменный заключим, чтобы все наверняка срослось. Нечего тебе весь год за мной таскаться! Дэн, этот сукин сын, убивает тридцатого августа, именно в тот день, когда его отец погиб. Так что поживем еще! Зря я Сему напугала, надо было ему позже обо всем рассказать, пусть бы жил этот год в счастливом неведении. Погоди, а куда это мы приехали?
— Домой, — спокойно ответила я, готовая выслушивать возмущения Лизаветы по поводу того, что я привезла ее не туда, куда она просила.
— Может, так и лучше, — примирительно произнесла Андреева. — Что-то устала я сегодня, день был тяжелый. Так что, ты со мной согласна?
— Насчет чего? — уточнила я.
— Что до конца следующего лета мне опасаться нечего, поэтому мне не нужна постоянная охрана.
— Елизавета Константиновна, давайте не будем опережать события, — сказала я, въезжая на территорию андреевской усадьбы. — В любом случае до возвращения вашей семьи из-за границы я никуда не денусь. И было бы неплохо, если бы вы не мешали мне охранять вас.
— Все-таки ты, Женек, жуткая зануда! Останови здесь! Хочу немного подышать свежим воздухом.
Я высадила Лизавету на липовой аллее и поехала в гараж.
Глава 9
На следующий день, когда Надежда подавала завтрак, хозяйка обратилась к ней:
— Я думаю, будет справедливо, если я дам тебе сегодня выходной.
— Зачем? — испугалась повариха вместо того, чтобы обрадоваться.
— Как это зачем? — Елизавета Константиновна аж всплеснула руками от изумления. — Поедешь в город, развлечешься, походишь по магазинам.
— Но мне это совсем неинтересно, — уныло произнесла Надя.
— Это меня уже настораживает! Как это молодой женщине может быть неинтересен шопинг! Объясни мне, как такое возможно? — Андреева не на шутку пристала к Надежде.
— Просто мне ничего не нужно, у меня все есть. — Повариха налила из кофейника кофе и направилась в сторону кухни.
— Погоди! — одернула ее хозяйка. — Я выдам тебе премию.
— Спасибо, конечно, но…
— Никаких «но»! — возразила Елизавета Константиновна и принялась за завтрак.
Вчера, когда по пути домой она разглагольствовала о том, что озабочена судьбой каждого из домашней прислуги, мне это показалось показушным. Лизавета была пьяна, вот и пыталась произвести на меня благоприятное впечатление. Именно так мне думалось вчера. Сегодня же я посмотрела на ситуацию другими глазами и увидела то, что Андреева подметила уже давно. Это действительно было не совсем нормально, что Надю, эту довольно симпатичную женщину бальзаковского возраста, вполне устраивает ее положение. Она все время проводила здесь — каждый день вставала раньше всех, готовила, накрывала на стол, мыла посуду, делала заготовки и только около полуночи шла в свою небольшую комнатку, чтобы выспаться и с утра начать все сначала. Нежданно-негаданно свалившийся на Надежду выходной оказался ей совсем не нужным. Конечно, она поедет в город, потому что не осмелится ослушаться Лизавету, но сделает это без особой радости.
— Так, Клавдия, — окликнула хозяйка домработницу, направляющуюся с пылесосом к лестнице. — Сколько можно вылизывать второй этаж? Народу в доме сейчас мало, никто не сорит.
— Не сидеть же мне без дела? Ничего со мной не случится, уберусь, — бубнила Клава, продолжая подниматься по лестнице.
— Вот что, займись уборкой гаража и хозпостроек, — озадачила ее Лизавета. — Я вчера зашла в кладовку, там черт голову сломит. Скажи Степану, что я распорядилась навести там порядок. Пусть он тебе поможет.
— У него своих дел, поди, полно, — пыталась сопротивляться пятидесятилетняя Клавдия.
— Ты не слышишь, что я говорю?
— Слышу. — Домработница стала спускаться вниз.
— Так и передай садовнику, что это мое распоряжение. Хватит уже одни и те же клумбы каждый день окучивать и поливать! Пусть с инвентарем разберется. Кто у нас сегодня из сторожей работает?
— Геннадий, — ответила Клавдия.
— Вот передай Гене, что сегодня приедет мастер, пусть он его пропустит.
— Какой мастер? — поинтересовалась я.
Лизавета заговорщически подмигнула мне, после чего нарочито громко заговорила:
— Да откуда я знаю? Алена ведь ремонт в гостевых комнатах затеяла, так вот сегодня специалист придет — то ли по электрике, то ли по отделке. Мне Митя вчера вечером позвонил и напомнил. Да, Клава, скажи еще Гене, пусть петли у калитки смажет, а то она так скрипит, что аж в доме слышно.
— Я передам. — Клавдия скрылась за дверью.
— Я тебе потом все объясню, — процедила сквозь зубы Елизавета Константиновна, чтобы ее ненароком не услышала Надя.
После завтрака я поднялась в свою комнату, вскоре ко мне заглянула Лизавета.
— Короче, тут такое дело, — сказала она, прикрывая дверь, — ко мне сегодня придет Николас. Прикроешь меня?
— Ладно, — согласилась я, чувствуя себя несколько обманутой. Зря я решила, что Андреева на самом деле печется о судьбе работников, поэтому Надю отправила развеяться в город, а Клавдию со Степаном снова подтолкнула друг к другу. Но как выяснилось, она просто не хотела, чтобы кто-то из них застукал ее с любовником. Я не переставала удивляться креативности Лизаветы. — А почему вы просто не пригласили к себе гостя? Зачем понадобилось выдавать вашего друга за строителя, нанятого Аленой?
— Да потому что Николасу дорога сюда заказана! Видишь ли, этот дом когда-то принадлежал моему бывшему мужу, с которым я прожила-то всего ничего. Борис с Николасом не ладили, да что там не ладили! Они были злейшими врагами. Это очень долгая история, я сейчас не расположена рассказывать ее тебе. Значит, я могу быть уверена, что ты меня не выдашь?
— Мне это совершенно не нужно.
— Вот и ладушки! — Лизавета удалилась.
Сегодня она пребывала в прекрасном расположении духа — никакой головной боли после принятой вчера изрядной дозы алкоголя, никакого страха стать следующей жертвой мстительного Дэна. Я не исключала, что она уже сожалела, что поделилась со мной подробностями той давней трагической истории.
Я отправилась погулять по парку. На самом деле мне хотелось убедиться, что в гости к Андреевой пожалует именно ее длинноволосый татуированный приятель, а не кто-то другой.
Николас приехал на фургончике, на борту которого была нарисована электрическая дрель. Проезжая мимо меня, он приветственно махнул мне рукой. Я ответила ему легким кивком. У меня еще были свежи воспоминания о том, как Лизавета с Николасом подговорили таксиста отвлечь меня, чтобы иметь возможность «сбросить хвост». Не исключено, что эти двое опять что-то замышляют.
Елизавета Константиновна в намотанной на голову чалме и в балахонистом платье в восточном стиле, скрывающем все ее татуировки, стояла на балконе и свысока наблюдала за тем, как паркуется Николас. Когда он по-молодецки выпрыгнул из кабины на землю, она сделала ему знак, что он может войти в дом через черный ход. А когда он подошел ближе к особняку, Андреева с присущей ей временами высокомерностью произнесла:
— Поднимайтесь на второй этаж, я покажу вам, в каких помещениях вам предстоит работать.
Это явно была игра на публику. Уж кто-кто, а Николас знал ее как облупленную, так что закрываться от него глухой одеждой ей не было никакого смысла. Лизавета определенно хотела дать понять прислуге, что электрик для нее человек посторонний. Но только кроме меня эту сценку никто не наблюдал. Надя все-таки отправилась в город на такси, которое ей любезно вызвала и оплатила хозяйка. А Клавдия со Степаном наводили порядок в гараже. Геннадий суетился около калитки.
Я заглянула в гараж…
* * *
Сообщение от Тимура заставило меня подняться в детскую. Он скинул мне эсэмэску, в которой написал, чтобы я проверила свою электронную почту. Вооружившись планшетом, я расположилась в мягкой груше и стала изучать документы, копии которых прислал мне приятель, работающий в полиции.
Событие, о котором мне поведала Лизавета, узнав о смерти Алексея Кострицына, действительно имело место 30 августа тридцать семь лет назад. С датой она ничего не напутала. По факту гибели Дениса Юрьевича Зиновьева было возбуждено уголовное дело, но примерно через месяц оно было закрыто в связи с отсутствием состава преступления. Разрушение стены подземного коллектора, повлекшее повреждение газовой трубы и утечку газа, было признано несчастным случаем. Я с облегчением вздохнула — Лизавета сказала мне правду. Но вот список фигурантов этого дела, присланный Тимуром, был несколько шире того, что назвала мне Андреева. Я стала открывать другие документы, чтобы понять, кто есть кто. Попутно мне попалась справка о том, что Екатерина Юлиановна Кононова, в девичестве Суханкина, проживает в настоящее время в Тарасове. А Лизавета была уверена, что ее давняя подруга как уехала в девяностых в Штаты, так и живет там до сих пор, поэтому месть Дэна ее не настигнет.
По делу проходили еще три человека, фамилии которых мне были неизвестны. Николай Осипов оказался владельцем частного дома, в пристройке к которому взорвался бытовой баллон с сжиженным газом. В момент взрыва и сам Николай, и его супруга были на работе, о чем свидетельствовали протоколы опроса их сослуживцев. Из объяснительной записки Осипова следовало, что он собирался поменять опустевший баллон, который стоял на кухне, на полный в ближайшие выходные и заранее заполнил запасной, потому что по выходным газозаправочная станция население не обслуживает. В деле фигурировал чек, согласно которому баллон был заправлен за два дня до взрыва. Кроме того, имелся целый пакет документов с газозаправочной станции — лицензия на отпуск жидкого газа населению, сертификат качества пропана, которым заправлялись бытовые газовые баллоны в тот день, а также рукописная копия акта осмотра заправляемых баллонов, подписанная заправщиком Алиевым Р. И.
В какой-то момент мне показалось, что Тимур сильно перестарался, фотографируя все материалы дела, но потом, когда я открыла еще ряд документов и справок, то поняла, что сделал он это неспроста. Я просила его раздобыть мне данные на всех фигурантов расследования. Мой приятель, чего я никак не ожидала, потрудился на славу, причем проявил оперативность. Тимур счел необходимым поставить меня в известность, что Алиев Ренат Ибрагимович скончался от инфаркта. Произошло это около десяти лет назад. Николай Николаевич Осипов ушел из жизни примерно за год до безвременной кончины заправщика, причем именно 30 августа, а его вдова, Роза Ибрагимовна, пережила своего мужа всего на три месяца. Николай, будучи в нетрезвом состоянии, упал в вырытый на улице котлован и ударился головой о трубу, получив травму головного мозга, несовместимую с жизнью. А Роза страдала сахарным диабетом, причиной ее смерти стала гипогликемическая кома.
Я отложила планшет в сторону, хотя просмотрела еще не все документы. Полученную информацию требовалось обмозговать. Но сначала я выглянула в коридор, чтобы узнать, что происходит в доме. Из правого крыла особняка, в котором располагались гостевые комнаты, раздавался звук работающей дрели. Из любопытства я прошла в конец коридора. Дрель работала непрерывно. Мне показалось это странным, ведь Николас на самом деле не был рабочим, которого наняла Алена до своего отъезда за границу. Эту легенду Лизавета придумала для того, чтобы ее приятель мог «законным образом» здесь появиться. Вряд ли Клавдия, Степан и Геннадий, которым хозяйка надавала заданий, стали бы проверять, чем Николас здесь занимается. Так что эти звуковые эффекты были излишни, если, конечно, Елизавета Константиновна не решила досадить своей снохе, необратимо испортив ее дизайнерский проект.
На мой стук в дверь, за которой работала дрель, никто не отозвался, я немного подождала и толкнула ее вперед. Как ни странно, в комнате никого не было, однако визг электроинструмента доносился определенно отсюда. Зайдя в полупустую комнату, я огляделась и обнаружила на одной из ступеней стремянки работающий плеер. «Как дети!» — усмехнулась я и нажала на кнопку, остановив воспроизведение режущего слух звука. Я уже собралась выходить из комнаты, когда туда влетела Лизавета. Она была уже без парика и в другом платье, с короткими рукавами.
— Это ты? — спросила она, уставившись на меня без тени смущения.
— Как видите.
— Зачем ты его выключила? — спросила Андреева, кивнув в сторону стремянки, на которой лежал плеер.
— Для правдоподобности. Дрелью работают точечно, непрерывный звук может вызвать подозрения.
— Ладно. — Лизавета недовольно поджала губы и направилась к себе.
Я же спустилась на кухню, сварила себе кофе и вместе с чашкой поднялась в свою комнату. К тому моменту, как я села обратно в грушу, в моей голове уже оформились кое-какие выводы — в тишине думалось гораздо лучше, чем под запись работающей дрели, включенную на полную катушку.
С большой долей вероятности Осипов стал первой жертвой Дэна, который решил отомстить за смерть своего отца. День смерти Николая — 30 августа — совпадал с датой гибели Дениса Зиновьева, между этими событиями прошло девятнадцать лет. Мальчик уже в подростковом возрасте грозился расправой всем, кого считал причастным к гибели отца. Повзрослев, он, похоже, не только не оставил свою мстительную затею, а приступил к ее воплощению в жизнь. Когда пьяный Осипов упал в котлован, Дэну было лет восемнадцать. Ему наверняка не составило особого труда столкнуть нетрезвого мужика в траншею, по дну которой тянулись трубы. В этом способе убийства прослеживался некий символизм — Николай, как и Денис, нашел свою смерть под землей. Через три месяца у вдовы Осипова, страдающей диабетом, резко понизился уровень сахара в крови, и ее организм не справился с этим. Я не знала всех обстоятельств, но могла предположить, что гипогликемическую кому спровоцировал именно Дэн.
Память мысленно перенесла меня в не очень-то далекое прошлое, когда я, только окончив Ворошиловку, попала в одну из европейских стран. Мне было дано задание проверить «спящего» агента и при малейшем намеке на неблагонадежность устранить его, не вызывая подозрения у местной полиции. Внимательным образом изучив медицинскую карту агента, я сочла, что запредельный скачок уровня сахара в крови у диабетика будет несложно спровоцировать, не давая ему возможности сделать инъекцию инсулина. Такой же эффект может случиться при нервном потрясении. К счастью, мне не пришлось прибегать к столь кардинальным мерам. Но у меня за плечами была спецшкола, в которой меня многому научили, в том числе тому, как маскировать преднамеренное убийство под несчастный случай. А Дэн был совсем юнцом… Как знать, возможно, Роза просто не смогла пережить смерть супруга, и Ставрогин к ее кончине не имеет отношения.
Примерно через год умер от сердечного приступа работник газозаправочной станции. Это могло быть простым совпадением, если бы не одно обстоятельство — Ренат и Роза имели одинаковое отчество. Не исключено, что они были близкими родственниками — братом и сестрой. Сам по себе этот факт не был криминальным, но если хорошенько подумать, что я и сделала, Ренат мог прикрыть мужа сестры. Мне показалось странным, что у Осиповых сохранился чек с ГЗС двухдневной давности. Эта бумажка свидетельствовала о том, что баллон был заправлен за два дня до того, как он взорвался, причем заправлен именно на той станции, где строго соблюдают технику безопасности, проверяя исправность заправляемых баллонов. Наличие чека дало возможность следователю прийти к выводу, что виноватых во взрыве баллона нет. Как известно, раз в год и палка стреляет, так почему у исправного баллона не могло, к примеру, сорвать редуктор? А дальше пошел эффект домино — взрывная волна спровоцировала обрушение стены в находящемся неподалеку коллекторе, стена повредила трубу, из нее вытек газ, которым и надышался Денис Зиновьев.
Я спросила себя, какой вывод сделал бы следователь, если бы не нашелся чек. Ответ оформился быстро — не в пользу Осиповых. Их могли бы обвинить в ненадлежащем хранении предметов, представляющих источник повышенной опасности. А недавно проверенный перед заправкой баллон вроде бы как не должен был представлять опасности, тем более хозяев в момент взрыва дома не было. Следователь не обнаружил ни злого умысла Осиповых, ни халатности при обращении с газовым оборудованием. Но пострадавшая сторона в лице Дэна, похоже, пришла к другому мнению. Возможно, парню удалось выяснить, какова была причина взрыва, давшего толчок последующим событиям, и он поквитался с теми, кого посчитал виноватым.
А не подтасовываю ли я факты? Вот если бы сердечный приступ случился у Алиева 30 августа, тогда причастность Дэна к нему была бы очевидна, но Ренат умер 23 сентября…
В коридоре снова стало что-то происходить. Только я хотела выглянуть туда, чтобы выяснить, в чем дело, как ко мне в комнату залетела Лизавета.
— Какого черта ты это сделала? — набросилась она на меня.
— Вы это о чем? — Я невинно заморгала, хотя уже догадалась, что именно вывело Андрееву из себя.
— Ты зачем машины из гаража вывела?
— Так вы же сами велели Клавдии навести там порядок. Она пожаловалась мне, что не может отмыть масляные пятна на полу, вот я и предложила ей освободить гараж, насколько это возможно. А в чем дело? Все машины в целости и сохранности.
— Да, только вы со всех сторон загородили путь для тачки, на которой приехал Николас.
— Так он уже уезжает? Извините, не знала, что он так быстро освободится. Пойду освобожу ему проезд. — Я стала подниматься из груши.
— Сиди уже. — Лизавета махнула на меня рукой. — Придется ему задержаться и снова «поработать дрелью». С тобой я потом поговорю!
Звук хлопнувшей двери свидетельствовал о том, что Андреева была вне себя от ярости. А злилась она на то, что я помешала ее планам. Заметив хитроватый прищур на лице Николаса, когда он махнул мне рукой в знак приветствия, я поняла, что этим старичкам-бодрячкам нельзя доверять. В голове промелькнула мысль, что Лизавета может тайно улизнуть из имения в закрытом кузове «Газели», на которой приехал ее приятель. И тогда я спустилась в гараж и сама предложила выгнать оттуда несколько машин, чтобы они не мешали генеральной уборке. Ключи от двух хозяйских тачек нашлись в гараже, ими и своим «Фольксвагеном» я перекрыла фургончику все пути для отступления. Это и взбесило Елизавету Константиновну.
Больше всего в данной ситуации мне не нравилось то, что она, несмотря на реальность угрозы ее жизни, продолжала беспечно потакать своим капризам и пытаться улизнуть от меня. Страх стать следующей жертвой был лишь сиюминутным, потом, простившись со своим старинным приятелем, она решила, что у нее в запасе есть почти год, поскольку месть свершается исключительно 30 августа. А если Лизавета права? Может быть, я зря заподозрила Ставрогина в причастности к смерти Розы и Рената?
Я стала знакомиться с другими документами, но в правом крыле особняка снова «заработала дрель». Жизнь на гражданке сделала меня немного изнеженной и прихотливой. Раньше я не позволила бы себе капризничать из-за некомфортных условий, в которых приходилось работать, например, из-за звука включенной дрели. Теперь же я отложила планшет в сторону и пошла на шум. Оказалось, что не только меня раздражали эти звуковые эффекты. Выйдя из комнаты, я заметила Геннадия, направляющегося в сторону источника шума. Я окликнула его, но он меня не услышал. Пришлось ускорить шаг, чтобы попытаться помешать Гене заглянуть в гостевую комнату, в которой я час назад обнаружила плеер. Но я не успела, он открыл дверь туда и сразу закрыл. Подойдя ближе, я поняла, что звук теперь исходит из комнаты напротив. У меня еще был шанс предотвратить конфуз.
— Женя? — Сторож наконец меня заметил. — Что здесь происходит?
— Так ремонт же! — я максимально повысила голос, стараясь перекричать шум.
— Я понимаю, но что это за инструмент? Вроде не дрель, не перфоратор…
Я взяла Гену под локоток и повела в обратную сторону.
— Меня тоже заинтересовало, что это за агрегат, — кричала я прямо в ухо сторожу. — Оказалось, такая машина мудреная, последнее слово электротехники. Работала бы беззвучно, цены бы ей не было…
— Как же Лизавета, — Геннадий кивнул в сторону ее двери, — все это выносит? Она ведь жутко капризная.
— С трудом. Елизавета Константиновна звонила Дмитрию, жаловалась на Алену, что она специалиста такого шумного прислала, но, похоже, сын смог убедить ее, что без него не обойтись, поэтому надо потерпеть. — Мы дошли до лестницы, там было уже тише, поэтому можно было не кричать. — В общем, она надела наушники и стала что-то слушать.
— Не знаешь, это надолго? — поинтересовался Гена.
— Без понятия.
Сторож не спешил спускаться вниз, потоптавшись у лестницы, он спросил:
— А кормить нас сегодня будут? Надя к обеду вернется?
— Она сегодня в отгуле, но я думаю, на кухне что-нибудь найдется.
— Как-то неловко без спросу там шарить.
— Вот ты где! — раздался снизу голос Клавдии. — А я тебя, Гена, по всей территории ищу.
— А что случилось-то?
— Обедать хотела позвать. Надя меня попросила подменить ее, она позавчера за меня здесь вкалывала, а я сегодня — за нее.
— Вот это дело. — Геннадий запрыгал вниз аж через две ступеньки.
— Женя, не знаешь, рабочего кормить надо? — поинтересовалась домработница.
— Не в курсе.
— Ты бы спросила у Лизаветы. Если надо, то я его вместе с мужиками нашими покормлю, а вам двоим стол, как обычно, накрою.
— Хорошо, я узнаю насчет электрика.
Пока мы разговаривали, шум прекратился. Едва я подошла к двери Лизаветиной комнаты, она приоткрылась.
— Спасибо, что прикрыла, — довольно мягко произнесла Андреева. Похоже, она уже не злилась на меня за то, что я помешала ей сбежать.
— Клавдия интересуется, надо ли кормить Николаса.
— Еще как надо! — послышалось из глубины комнаты.
— Прости, дорогой, но тебе придется обедать с прислугой.
— Хорошо, не с собаками. — Николас рассмеялся собственной шутке.
— Ник, как тебе не стыдно, ты же знаешь, что произошло с нашей псиной, ее засосало в омут.
— Прости, Лизон, я забыл.
Глава 10
После обеда я продолжила изучать материалы, которые мне прислал Тимур. Они расширили мои знания об обстоятельствах смерти Михаила Веснина. Лизавета лишь сказала мне, что он вышел в тамбур поезда покурить и не вернулся в свое купе. Его тело нашли между станциями Турищево и Степновка 31 августа. Эта же дата и числилась днем его смерти. Поезд проходил обозначенный отрезок пути в 0.15. Похоже, Дэн немного не успел воплотить задуманное именно тридцатого.
Между падением в котлован Осипова и выпадением Веснина из поезда прошло 11 лет. Одиннадцать лет затишья. Или десять, если допустить, что Алиев тоже стал жертвой Дэна. Затем еще четыре года тишины, и снова всплыла роковая дата — 30 августа. Именно в этот день Алексей Кострицын попал в аварию. Показания очевидцев ДТП сводились к тому, что «Ниссан Патрол», ехавший по второй полосе с допустимой скоростью, врезался в отбойник, разделяющий полосы встречного движения на мостовом переезде через железнодорожные пути в районе поселка Юриш. Трасологическая экспертиза показала, что скорость не превышала 60 км/час. Алкоголя в крови Кострицына обнаружено не было. Алексей наверняка не первый раз ездил по тому мосту, и вдруг именно вечером 30 августа он не справился с управлением. Что же произошло? Если бы «Ниссан» кто-то подрезал, то это не осталось бы незамеченным. Свидетели ни о чем таком не упоминают. Я взглянула на схему ДТП — она действительно выглядела так, будто Кострицын не справился с управлением. Либо он сознательно врезался в отбойник на мосту. Я могла бы поверить и в то и в другое, если бы не два обстоятельства — дата и мост. Вниз, на железнодорожные пути, «Ниссан» не упал, поскольку трагедия произошла на середине моста. Но если бы он ехал по первой полосе, то мог бы протаранить парапет и упасть вниз. В этом прослеживался кощунственный символизм. Что-то определенно спровоцировало Алексея держать руль прямо, когда надо было поворачивать его направо. ГИБДД, похоже, вполне устраивала формулировка о том, что А. С. Кострицын не справился с управлением, меня — нет.
Оставалось еще несколько неизученных материалов. Они касались других фигурантов дела о взрыве в подземном коллекторе — Елизаветы, Семена и Екатерины. На Ставрогиных никакой информации Тимур мне не прислал. Забыл или не успел подготовить справку о них? Прежде чем задать Тимурчику этот вопрос, я решила изучить до конца уже имеющееся.
Просмотрев анкетные данные Семена Серафимовича, я узнала, что у него четверо детей и семь внуков. У меня мелькнула мысль, что семья — это самое уязвимое место врача-онколога.
Что касается женщины, в которую в молодости был влюблен Семен и ради которой он полез в подземный коллектор, то она прожила в Америке около четырех лет. В начале этого тысячелетия Катерина вернулась в Тарасов, но почему-то за все это время не дала знать о себе своей подруге. Не менее удивительным было и то, что почти за двадцать лет их пути ни разу не пересеклись.
Изучение справки, которую Тимур подготовил мне об Андреевой, я оставила напоследок. Вряд ли в ней было нечто такое, что могло меня удивить. Клавдия уже вкратце поведала мне о непростой судьбе своей хозяйки, да и сама я, тесно пообщавшись с Лизаветой, успела составить ее психологический портрет. Тем не менее я все-таки решила ознакомиться с информацией, которую прислал мне Тимурчик, и у меня глаза полезли на лоб от удивления.
Дверь в комнату приоткрылась, и я сразу же свернула окно, открытое на планшете.
— Николас уезжает, освободи ему дорогу! — холодно потребовала Елизавета Константиновна.
Ее настроение поменялось несколько раз за сегодняшний день.
— Да, конечно, — сказала я, блокируя планшет.
— Весь день зависала в соцсетях? — предположила Андреева. — Как ни зайду, ты все с планшетом сидишь. Моя сноха говорит, что зависимость от компьютера сродни наркомании. Ни та, ни другая не лечится.
Я проглотила это замечание и отправилась отгонять машины, мешающие проезду фургончика.
* * *
Когда я вернулась в дом, Елизавета Константиновна сообщила мне, что Гоша прислал ей ссылку на видео, снятое около здешнего пруда.
— Обычно мне Илюшка помогал находить общий язык с компьютером, но его сейчас нет. Ты сможешь открыть клип?
— Без проблем, — ответила я. — Кстати, а как у вашего внука дела? Осваивается в колледже?
— Если он мне сам не звонил и не писал, значит, у него все нормально, — заключила бабуля. — Если бы что-то пошло не так, сразу бы дал о себе знать. Илья знает, что я единственный человек в семье, который не зациклен на общественном мнении. Это у Алены, да и у Мити тоже престиж стоит на первом месте. Их прямо-таки распирает гордость от того, что сын будет учиться в Англии. Заходи ко мне. Вот, взгляни, я почему-то не могу открыть видео.
Я села за ноутбук, проверила настройки, разрешила открывать файлы всех форматов и перешла по ссылке. Клип стал загружаться.
— Запись выложили всего несколько часов назад, а уже более тысячи просмотров, — заметила я.
— Это много или мало? — уточнила Лизавета, присаживаясь рядом со мной.
— Нормально, — ответила я.
Мы стали смотреть клип. Андреева была в полном восторге, она вскакивала с дивана, махала руками в такт музыке и даже подпевала. Во время съемок ей было не до того — она получила известие о смерти Алексея и, отрешившись от происходящего вокруг нее, переваривала эту трагическую новость. Теперь же Лизавета полностью отдалась во власть безудержному ритму и хулиганскому настроению, которое создавала продюсируемая ею группа «DK-dance». Меня видео тоже впечатлило, но не настолько, чтобы я вскакивала с места, пытаясь повторить разнузданные телодвижения музыкантов.
— Что скажешь? — поинтересовалась моим мнением Андреева.
— Мы немного переборщили с дымом слева, а справа явный недобор, — для порядка покритиковала я свою работу. — Надо отдать должное оператору, он с одного дубля выжал все, что смог. Кстати, на видео наложена студийная запись звука.
— И что с того? — фыркнула Лизавета. — Все так делают. Я выведу этих ребят на международный уровень!
— Давно вы занимаетесь продюсированием?
— Не очень. Смотри-смотри, — Андреева ткнула пальцем в экран ноутбука. — Просмотры растут на глазах. Эх, если бы раньше, когда у нас была своя группа, имелись такие возможности, как сейчас… Хорошие инструменты, возможность сделать студийную запись, интернет, в конце концов!
— Вы пели в группе? — поинтересовалась я.
— Солисткой у нас Катька была, а я играла на клавишных. Как же давно это было! — Андреева застыла в ностальгической задумчивости.
— Елизавета Константиновна, а вы действительно считаете, что ваша подруга все еще живет в Америке? — поинтересовалась я, воспользовавшись моментом.
— Да, — кивнула та. — Что ей здесь делать?
— Она в Тарасове, и уже давно, — сказала я, внимательно наблюдая за реакцией своей собеседницы.
Смысл моих слов не сразу догнал Лизавету. Она свернула ностальгическую полуулыбку, повернулась ко мне и не без удивления переспросила:
— Я не ослышалась? Катька здесь?
— Так и есть, — подтвердила я.
— Собирайся! Мы немедленно поедем к ней! Вот так дела! Сколько же лет мы с ней не виделись? Да мы с Катькой здесь таких дел наворотим! — Восторг, сменивший удивление, вдруг сошел на нет. — Пожалуй, не стоит с этим спешить. Поедем завтра. А лучше ты заглянешь к ней одна, разведаешь, что там да как, расскажешь мне, а потом уж я решу, что делать дальше.
— Вы с ней поссорились перед ее отъездом? — предположила я.
— Я с ней не ссорилась. Мы с детства были с ней не разлей вода, а потом она меня предала. Но я простила ее, дуреху. Наверное, у нее не было другого выхода. Женя, ты сказала, что Катька давно в Тарасове. Сколько? Месяц? Два? Полгода?
— Она вернулась в две тысячи первом.
— Обалдеть! — Лизавета от неожиданности плюхнулась на диван. — Почти двадцать лет она рядом, и мы с ней ни разу не пересеклись. Удивила ты меня, Женя, ой как удивила! Скажи, а откуда тебе это известно?
— Я запросила данные на всех, кто был тогда в подземном коллекторе.
— То есть и на меня тоже? — Андреева уставилась на меня исподлобья, ожидая ответа.
— Так уж вышло. Елизавета Константиновна, почему вы не сказали мне, что Николас ваш законный супруг?
— А что бы это изменило? — горько усмехнулась Андреева. — Он в этом доме персона нон грата. Я не хочу сейчас об этом говорить. На меня и так много за последние дни свалилось. Может быть, потом, когда все несколько уляжется, я расскажу тебе о своей жизни, но не сейчас.
— Ни на чем не настаиваю. — Я ушла в свою комнату.
Прочитав справку, которую мне прислал Тимур, я узнала, что Лизавета дважды выходила замуж. Небезынтересно, что у обоих ее мужей была одна и та же фамилия. Кем друг другу приходились Борис и Николас, я точно не знала, может быть, братьями, а может, и просто однофамильцами. Первый брак Лизаветы оказался недолговечным — четыре неполных года. Во втором браке она состояла около пятнадцати лет, но почти пять последних лет Елизавета Константиновна жила в доме своего первого мужа, а с Николасом, точнее, Николаем Ильичом, встречалась тайно, хоть он и был ее законным супругом.
Между двумя своими замужествами, еще в советское время, Лизавета несколько лет провела в психбольнице. Это обстоятельство давало богатую пищу для размышлений. Я терялась в догадках, что привело ее в клинику для душевнобольных — психологическая травма, вызванная расставанием с маленьким сыном, желание первого супруга оставить за собой право единоличной опеки над мальчиком, альтернатива уголовного наказания, месть. Возможно, Лизавета на самом деле была психически нездорова, это и послужило причиной ее первого развода. Она, конечно, дама взбалмошная и непредсказуемая, но мне показалось, что ее эксцентричность — это всего лишь ширма, за которой прячется ее ранимая душа.
Мои размышления прервал телефонный звонок.
— Да, Тимур, — ответила я.
— Ознакомилась с материалами дела? — поинтересовался мой приятель.
— Да, но ты прислал мне не все, что я тебя просила, — заметила я, но Тимур молчал. — Про Ставрогиных ты забыл?
— Нет, не забыл. Женя, тут такое дело. С тобой хочет встретиться один человек. Я звоню, чтобы спросить у тебя, когда ты сможешь выкроить для него время.
— Что это за человек? — уточнила я.
— Я знал, что ты спросишь об этом. — Тимур не спешил отвечать на мой вопрос. — Короче, когда я делал запрос в архиве, то засветился. Скажу тебе прямо, меня сдал сотрудник архива. На меня вышел следователь, который занимался делом Веснина, того, который выпал из поезда. Так вот, несмотря на то что дело было закрыто из-за недостаточности улик, Наумченко считает, что это было убийство и что оно каким-то образом связано с другими…
— Осипова и Алиева?
— Я не особо вникал во все это. Короче, у него к тебе есть несколько вопросов.
— Понимаю и думаю, что следователь не успокоится, пока не встретится со мной.
— Ты правильно понимаешь. Женя, я скину тебе номер его телефона. Пообещай мне, что в самом скором времени ты ему позвонишь и договоришься о встрече.
— Обещаю, — сказала я, понимая, что у меня просто нет другого выхода.
— Если ты меня подведешь, то в будущем можешь больше на меня не рассчитывать, — добавил Тимур.
— Мог бы этого и не говорить, — заметила я. — Не подведу.
— Хорошо. — Мой приятель отключился и вскоре прислал мне эсэмэску с номером телефона следователя Наумченко Павла Остаповича.
Я оставила этот звонок на завтра. Пока мне было неизвестно, как сложится следующий день. Все-таки моей основной задачей была охрана Лизаветы, и что ей стукнет в голову наутро, мне было неведомо. В любом случае оставлять ее надолго одну, дома или где-то в городе, я не могла. Один пунктик в программе на завтра уже значился — проведать Катерину, но Андреева вполне могла внести в него свои коррективы. Сегодня она трижды за одну минуту изменила свои планы. Узнав, что ее давнишняя подруга в Тарасове, Елизавета Константиновна хотела сразу же поехать к ней, даже не зная, где именно та сейчас живет. Затем она решила отложить свой визит к Кононовой на завтра, а после — сначала послать меня к ней в разведку. Что еще взбредет ей в голову за остаток сегодняшнего дня и за ночь?
Глава 11
Андреева заглянула ко мне перед завтраком, когда я только-только вернулась с утренней пробежки.
— Куда бегала? — спросила она.
— Просто бегала, — ответила я, пытаясь предугадать, чем вызван ее визит.
— Понятно. — Лизавета прикрыла за собой дверь. — Я пришла поделиться с тобой своими планами.
— Слушаю.
— Хочу собрать нашу группу — Катьку, других ребят. Надеюсь, ты возражать не будешь?
Елизавета Константиновна снова поменяла свое решение! Теперь уже она не сама собиралась нагрянуть в гости к своей давнишней подруге, не меня послать к ней на разведку, а пригласить ее в усадьбу, причем не одну, а еще и других участников группы, в которой она сама играла на клавишных. Удивлял меня не сам этот факт, а то, что Лизавета решила со мной посоветоваться. Интересно, а если я скажу ей «нет», она прислушается к моему мнению? Я не нашла веских причин для того, чтобы отговорить Андрееву от этой затеи. Более того, я даже пришла к выводу, что она не так уж и плоха. По крайней мере здесь Лизавета будет под моим присмотром. Гораздо хуже было бы, если бы она решила устроить встречу в закрытом клубе, куда мне вход был воспрещен.
— Нет, мне было бы даже интересно познакомиться с вашим творчеством, — польстила я Андреевой. — Когда вы планируете устроить эту вечеринку?
— Думаю, одного вечера, чтобы пообщаться после нескольких десятилетий разлуки, нам не хватит. Нам есть о чем поговорить! — Лизавета загорелась этой идеей. — Я хочу уже сегодня собрать всех, до приезда моих осталась неделя, так что если мы будем встречаться каждый день, то сможем снова сыграться. Женя, ты, я думаю, уже догадалась, для чего я к тебе обращаюсь?
— Пока нет, — честно ответила я.
— Я думаю, нам надо тоже снять клип. Сможешь организовать нам спецэффекты, но покруче, чем в тот раз?
— Это не проблема.
— Что ж, тогда я займусь сбором всей нашей банды. У тебя есть Катькин номер телефона? — поинтересовалась Лизавета, вынимая из кармана смартфон.
— Нет, только адрес.
— На Большой Парковой? — уточнила Андреева.
— Нет, Катерина Кононова зарегистрирована на улице Борисова-Мусатова.
— Вот как? — Елизавета Константиновна призадумалась. — Женя, а ты уверена, что вот эта Кононова и есть моя подруга?
— Вас что-то смущает?
— Абсолютно все! Почему у нее русская фамилия? Она же за американца замуж выходила! С какой стати Катька вернулась? Почему живет не в родительском доме?
— Екатерина Юлиановна Кононова, в девичестве Суханкина…
— Да, так и есть, — подтвердила Лизавета. — Она всегда стеснялась своего отчества, поэтому представлялась Катериной Юрьевной. Значит, номера ее телефона у тебя нет?
— Нет.
— Что ж, придется ехать к ней. — Зазвонил телефон, Андреева приложила его к уху и вышла из комнаты.
Я направилась в душ, а после него спустилась в гостиную к завтраку. Елизавета Константиновна уже сидела за столом. Еще каких-то полчаса она была бодра, весела и преисполнена творческих планов, и вдруг все это как рукой сняло.
— Что случилось? — спросила я.
— У Николаса давление поднялось. Как же это все не вовремя! Надо ехать к нему.
Несмотря на то что Лизавета уже много раз меня разыгрывала, обманывала, что-то недоговаривала, сейчас я поверила в то, что она искренне переживает за здоровье своего мужа. Позавтракав, мы поехали к нему. По дороге я ждала от моей пассажирки откровений насчет того, почему у обоих ее супружников была одинаковая фамилия, но Андреева не была расположена к задушевным разговорам. Когда я остановилась около дома Николаса, она встрепенулась и, повернувшись ко мне, попросила:
— Женя, я, наверное, здесь на весь день зависну. Ты не могла бы съездить к Катерине, проведать, как она там, чем дышит? Только не говори ей, что ты от меня. Хочу сделать ей сюрприз.
— Хорошо, разузнаю, — пообещала я.
— И номер ее телефона узнай. Сможешь?
— Постараюсь.
— Вот и ладушки! — Лизавета покинула салон моего «Фольксвагена», открыла ключом ворота и зашла во двор.
Достав планшет, я активировала «маячок», который подбросила в сумку Андреевой. Если она все-таки решила водить меня за нос и вместо того, чтобы сидеть дома рядом со своим приболевшим мужем, отправится вместе с ним на шопинг или куда-то еще, я обязательно об этом узнаю. Пока она поднималась в квартиру, я решила позвонить следователю.
— Наумченко, — отозвался тот.
— Добрый день! Это Евгения Охотникова, — представилась я и по молчанию своего собеседника поняла, что он соображает, кто я такая. — Тимур передал мне вашу просьбу.
— Да-да-да, — торопливо произнес Павел Остапович. — Это очень хорошо, что вы все-таки решились сами меня набрать. Думал, придется за вами побегать. Разговор нам предстоит непростой. Возможно, неформальная обстановка больше расположит вас к откровенности. Давайте встретимся в обеденный перерыв. В час дня сможете?
— Постараюсь.
— Тогда буду ждать вас в кафе «Мандарин». Знаете, где это?
— Да, за углом от следственного комитета. Как мы узнаем друг друга?
— Не переживайте, я вас узнаю. До встречи! — Наумченко отключился первым.
Лизавета вышла на балкон и махнула мне рукой. Мы с ней не уславливались об этом. Похоже, она просто решила проверить, уехала я или нет. Я подмигнула ей фарами и дала задний ход. Караулить Андрееву около дома не было смысла — «маячок» покажет, если она куда-то отправится. Я поехала проведать ее старинную подругу, которая жила в историческом центре города.
* * *
К нужному подъезду я подошла одновременно с женщиной лет сорока, она открыла входную дверь магнитным ключом, который заранее достала из сумки, и пропустила меня вперед. Катерина жила на первом этаже, так что через несколько секунд я оказалась около ее квартиры. Я особо не думала, кем представиться Кононовой. Просто нажала на звонок и решила, что сориентируюсь по ходу дела. Если Лизаветина подружка такая же нетипичная пенсионерка, как и она сама, то представляться ей медсестрой из районной поликлиники или социальным работником значит заранее загубить беседу. На мой звонок никакой реакции не последовало. Вероятно, Кононовой не было дома, и я решила зайти к ней позже.
— Вы не спешите уходить, — обратилась ко мне женщина, которая впустила меня в подъезд и замешкалась около почтовых ящиков. — Тетя Катя наверняка дома. Пока она дойдет в прихожую…
Сделав шаг обратно, я услышала лязг дверного замка. Дверь открылась без всяких вопросов. На меня смотрела седоволосая женщина, лицо которой избороздили глубокие морщины.
— Наконец-то, — сказала она, отодвинула немного ходунки и, опершись на них, посторонилась, — уже который день вас жду.
— Здравствуйте, Екатерина Юлиановна! — я обратилась к ней по имени-отчеству, чтобы сразу удостовериться, та ли это женщина, которую я ищу.
— Зови меня тетей Катей, — предложила она. — А тебя как зовут?
— Женя, — ответила я, закрывая за собой дверь.
— Что ж, будем знакомы. — Бабуля приветливо кивнула мне. — Да, не держится персонал у вас. Понятно, кому охота за пожилыми людьми за такую маленькую зарплату, как вам платят, ухаживать. Ты не переживай, я не слишком требовательная. Анечка, что была до тебя, дважды в неделю в магазин за продуктами ходила и раз в неделю уборку здесь делала. У тебя аллергии на кошачью шерсть нет?
— Нет, — ответила я.
— Это хорошо, а то у меня три кошки, — предупредила меня тетя Катя, и в подтверждение ее слов в прихожую важно вышли три пушистых питомца. — Со стиркой у меня проблем нет, машинка-автомат с сушкой имеется. Глажу я сама, сидя. Готовлю тоже сама. Давай сначала чайку попьем, поговорим, познакомимся поближе.
— С удовольствием, — ответила я.
Лизаветина подружка с трудом передвигалась по квартире. Обстановка там была скромной, но при этом все было максимально приспособлено для удобства хозяйки. Никаких половиков и порожков, которые мешают передвижению, никаких подвесных шкафов, до которых невозможно дотянуться маломобильному человеку, я не заметила. Все было по уму, все под рукой.
— Садись, рассказывай, где прежде работала, почему в соцработники пошла?
— Раньше я занималась переводами, но сейчас это не очень востребовано. Тетя Катя, мне кажется, у вас какой-то акцент. Вы жили за границей? — я решила сразу направить разговор в нужное русло.
— Жила, — подтвердила Кононова. — В Америке, но это было давно и недолго.
— Я так и подумала, что американский.
— Значит, ты переводчица. — Катерина поставила на стол чашки и заварочный чайник. — Принеси мне потом что-нибудь почитать. Правда, у меня очки слабоваты, надо будет к окулисту сходить за новым рецептом.
— Сходим, — кивнула я, наблюдая за тем, как Кононова, опершись локтями о ходунки, высыпает в фарфоровый чайник остатки дешевого чая.
— Я в Штатах так и не смогла привыкнуть к тому, что люди там абсолютно необщительные. Каждый сам по себе. Наши соседи тоже были русскими, но они приехали туда раньше нас на несколько лет и успели стать настоящими американцами. Я поначалу их в гости звала, а они спрашивали, какой повод, и очень удивлялись, что это просто так, по-соседски. Они при каждой встрече улыбались нам, спрашивали, как дела, а сами заложили нас, узнав, что мой муж нашел подработку. Его моментально пособия лишили.
— То есть вы не смогли приспособиться к американскому образу жизни и решили вернуться? — предположила я.
— Нам было нелегко, но мы смогли, потому что обратно в Россию путь был заказан. — Катерина повернулась к закипевшему чайнику.
— Я налью, — вызвалась я помочь.
— Сиди-сиди, я с этим сама справляюсь. — Пока старушка заваривала чай, в нашем разговоре наступила пауза. Мне не хотелось быть слишком назойливой, а она не горела желанием делиться со мной подробностями американского периода своей жизни. Я уже и не ждала продолжения, но Катерина Юлиановна, пригубив чай, вернулась к прерванному разговору. — Сейчас уже можно об этом говорить. Мой муж сбежал отсюда из-за проблем с бизнесом. В девяностых его разорили, поставили на счетчик, сумма долга росла в геометрической прогрессии, расплатиться, оставаясь здесь, можно было, разве что продав свою почку. У меня тоже были проблемы, но другого характера. Мне пришлось оговорить свою подругу, меня в такие тиски зажали, что хоть в петлю лезь! Не буду себя оправдывать, предательство есть предательство. Мне за него пришлось очень дорого заплатить.
— Извините, я не хотела разбередить вашу душевную рану, — сказала я, заметив слезы, навернувшиеся на глаза тети Кати.
— Ты, Женя, здесь совсем ни при чем. Я сама разговорилась. Ко мне редко кто приходит, пообщаться толком не с кем. Кошечек вот завела, чтоб совсем одиноко не было. Анечка, которую до тебя собес ко мне присылал, работящая была, но неразговорчивая. Она все куда-то спешила, спешила, мы с ней ни разу даже не посидели, чаю не попили, не поговорили толком. Да ей и неинтересно было со мной общаться, ей кавалеры то и дело названивали. А ты, Женя, замужем?
— Нет.
— Ничего, успеешь еще. Какие твои годы! Я вот свою настоящую любовь в тридцать пять встретила. По правде говоря, мужчин у меня много было. С кем бы я не прочь была в загс пойти, обходили его за три версты, а кто звал туда, я за них замуж не хотела. Разборчивая была слишком, потом шоу-бизнесом грезила.
— Да вы что! — я изобразила на своем лице крайнюю степень удивления.
— Да, у нас группа была, я в ней пела, но потом группа развалилась, я в Москву уехала, пыталась сольную карьеру строить, но не вышло. Старовата я была уже для шоу-биза, было бы мне двадцать, я бы наверняка раскрутилась, а когда тебе за тридцать — это уже не вариант. Зато я в столице Алекса встретила, мы с ним поженились, он первый в Штаты улетел, поскольку у него виза была открыта, а потом уже я к нему приехала. У нас дочка в Америке родилась, мы с мужем шутили, что Саманта, так мы ее назвали, станет первой женщиной-президентом. Может, так и было бы, — Кононова грустно улыбнулась, — если бы она не погибла вместе с отцом в аварии. Они в тот день ехали меня с работы встречать, мы собирались отправиться на уик-энд к океану, я вышла из кафе, в котором пела, ждала их, ждала, а их все не было… Поехала я домой, а там полицейская машина стоит. У меня, как я ее увидела, внутри все оборвалось, мне без слов ясно стало, что случилось самое страшное.
— Как же такое могло произойти?
— Не знаю, Алекс очень аккуратно водил машину, а в тот раз почему-то вылетел на встречку, врезался в пикап с фруктами. Пикап перевернулся, водитель, правда, не сильно пострадал, но все равно мне потом такой счет выставили, что пришлось все продать.
— А что, страховки не было?
— Я думала, что была, этими вопросами муж занимался, но оказалось, там что-то не так, как надо, оформлено было. Когда на меня смерть близких обрушилась, я была не в состоянии в эти тонкости вникать. Это потом, когда я летела обратно в Россию, разговорилась в самолете с одним человеком, он мне сказал, что, возможно, аварию ту подстроили, что вроде в законодательстве того штата есть лазейка. Я сейчас уже толком не смогу объяснить, что там да к чему, но если в общих чертах, то выгоднее подставиться под машину, если у ее водителя есть проблемы со страховкой, тогда можно взыскать через суд с виновника гораздо большую сумму, чем по страховке. Наверное, так все и было. Скорее всего, на смертельный исход никто не рассчитывал, но в итоге моя семья погибла, я осталась без цента за душой. Моя мама, она тогда была еще жива, выслала мне деньги на билет домой. Вскоре я и маму похоронила, а потом вот со мной беда в лифте случилась…
— Какая беда?
— Лифт у нас в доме старенький был, ремонта требовал, то на нужном этаже не останавливался, то двери не открывались. Я им старалась пользоваться в крайнем случае, а в тот день устала сильно и поехала на свой девятый этаж на лифте. Он поднялся на несколько этажей, остановился, а потом вдруг стал падать вниз. Я чудом живой осталась. Пришла в себя только в больнице.
— Надо же! Несчастья прочно привязались к вам. — Услышав про упавший в шахту лифт, я сразу подумала, что это дело рук Дэна. Меня интересовала дата, когда это произошло, не тридцатого ли августа. Напрямую спросить об этом было неловко, и я ждала подходящего момента, чтобы для начала выяснить хотя бы время года.
— У меня были переломы обеих ног, хорошо, что не шейки бедра, иначе бы вообще на ноги не встала. Сначала я о смерти думала, жить мне дальше совсем не хотелось, да и не для кого было. На соседней койке женщина лежала, глубоко верующая, она меня на путь истины и наставила. Я все грехи свои припомнила, а их, надо сказать, немало было. Батюшка к нам в палату приходил, я попросила его покрестить меня. В общем, вера спасла меня. Выписалась я из больницы, квартиру решила обменять, нашла этот вариант, на первом этаже, с тех пор тут и живу.
— Я тоже руки-ноги ломала, и не раз. — Это было чистейшей правдой. — Особенно летом тяжело в гипсе было, жарко, все чешется…
— Наверное, но зимой тоже ничего хорошего. Помню, в больнице жутко холодно было, соседкам по палате из дома пледы да одеялки теплые приносили, а ко мне и прийти некому было.
Услышав это, я поняла, что поспешила с выводами. Несчастный случай произошел в зимнее время. Или Дэн не так строго придерживается даты? Ренат Алиев осенью умер, как и его сестра.
— Я вымою чашки, — предложила я.
— Хорошо, — тетя Катя возражать не стала. — Я пойду пока за списком продуктов схожу. Он у меня уже давно заготовлен, лежит на столе в комнате. Надо к нему еще кое-что добавить.
Еле передвигая ноги, опираясь на ходунки, она пошаркала в комнату. Прежде чем приступить к мытью посуды — в раковине лежало еще несколько тарелок, я проверила местонахождение Лизаветы. «Маячок» показывал, что она все еще у Николаса.
* * *
Зайдя в ближайший супермаркет, я достала список необходимых покупок. Бегло пробежав его, я поняла, что тех денег, что дала мне Екатерина Юлиановна, с трудом хватит на то, чтобы купить все продукты, разве что поступиться их качеством или же объемом упаковок. Но я не стала этого делать, напротив, в мою корзинку отправлялись самые лучшие, проверенные продукты, такие, которые постоянно покупает моя тетушка Мила. В итоге кассирша назвала сумму, которая почти вдвое превышала ту, что дала мне тетя Катя. Меня это ничуть не смутило, я расплатилась карточкой, упаковала все в пакеты, выбросила в урну чек и вышла из магазина.
Вернувшись к Кононовой, я отдала ей покупки и сразу же ушла, сослалась на то, что мне надо срочно быть в другом месте. По сути так и было, времени мне едва хватало на то, чтобы доехать без пробок до кафе «Мандарин».
Глава 12
Зайдя в кафе, я обвела взглядом зал и пришла к выводу, что мужчина за столиком в центре и есть Наумченко. Только он был один, все остальные обедали небольшими компаниями. Следователь взглянул на меня и зазывно махнул рукой. То ли Тимур меня хорошо ему описал, то ли он пробил меня по базе данных, поэтому имел представление о том, как я выгляжу.
— Добрый день! Павел Остапович? — уточнила я для порядка.
— Он самый, — Наумченко приветственно кивнул мне. — Присаживайтесь! Вот меню.
— Спасибо. Я не голодна. Разве что кофе закажу.
К нам подошла официантка, и мы сделали заказ.
— Пять лет назад, — сказал следователь, проводив ее взглядом, — я занимался делом Веснина. Его тело было найдено у железнодорожного полотна. Эксперт установил, что он выпрыгнул из поезда самостоятельно и с большой долей вероятности остался бы жив, если бы по чистой случайности не упал на кусок торчащей из земли арматуры. Не было ничего, что указывало бы на то, что его кто-то сбросил с поезда, все выглядело так, будто он решил свести счеты с жизнью. На двери тамбура остались его отпечатки пальцев, стало быть, он собственноручно ее открыл и прыгнул. Однако близкие Веснина утверждали, что у него не было ни малейшего повода для суицида. На работе и в семье — полный порядок, со здоровьем тоже никаких проблем. Живи и радуйся! Но нет, что-то заставило его совершить тот роковой прыжок. Евгения, вы ведь знаете что-то, так ведь?
— Я думаю, что это все же не самоубийство, а убийство, причем из мести.
— Вот, значит, как? — Наумченко озадаченно почесал ногтем бровь. — Признаюсь, я тоже склонялся к мысли, что Михаила Веснина заставили спрыгнуть, но месть как мотив, такое мне не приходило в голову. В кармане его пиджака, оставшегося в купе, была найдена бумажка с написанной на ней датой — тридцатое августа. Почерк был чужой, и меня посетила мысль, что эта записка явилась кодом, руководством к действию. Он прочитал ее и покончил с собой. Моя версия еще более укрепилась, когда я сделал запрос на предмет похожих случаев, и оказалось, что таковые были. И вы, Евгения, знаете о некоторых из них…
— О некоторых?
— Именно так, вы попросили Тимура поднять из архива несколько дел и навести справки о конкретных лицах. Однако в обозначенный вами круг лиц вошли не все, кто погиб при загадочных обстоятельствах. Их всех объединяет некая причастность ко взрыву в подземном коллекторе и наличие записки с одной и той же датой. — Наумченко был вынужден замолчать, потому что к нам подошла официантка.
Пока она переставляла с подноса на стол тарелки и чашки, я анализировала только что услышанное. Выходило, что к трагедии, произошедшей тридцать два года назад с Денисом Зиновьевым, имел отношение кто-то еще, о ком я не знаю. Когда официантка удалилась, я поинтересовалась:
— Павел Остапович, кто еще погиб, кроме супругов Осиповых, Алиева и Кострицына?
— Евгения, я позвал вас сюда для того, чтобы задать вам вопросы. Если я что-то рассказал, то лишь для того, чтобы положить начало нашему диалогу. Ваш интерес к этим событиям не мог возникнуть на пустом месте. Я навел о вас справки, точнее, пытался навести. Вы засекреченная персона, и это наталкивает на определенные размышления, например, о вашей работе на одну из спецслужб. — Наумченко сверлил меня своим взглядом, ожидая моего подтверждения или опровержения. — Молчите? Значит, так и есть. Могли бы хоть сослаться на подписку о неразглашении.
— И это стало бы подтверждением, — усмехнулась я. — Лучше промолчу.
— Собственно, я вот зачем вас сюда позвал. Вы интересовались Ставрогиными, Ольгой Петровной и Денисом Денисовичем. Они оба мертвы, и никаких записок рядом с их телами обнаружено не было. Возможно, они присутствовали, но никто на них не обратил внимания, а потому не внес их в протоколы. Мой вопрос такой — чем вы руководствовались, когда поставили этих двоих в один ряд со всеми остальными?
Смерть Дэна совсем не вписывалась в версию о том, что он мстит всем, кто имел хоть какое-то отношение к гибели его отца. Немного подумав, я уточнила:
— Павел Остапович, скажите, а давно они умерли?
— Ольга Петровна — десять лет тому назад, от онкологического заболевания. Ее сын служил сверхсрочную на Кавказе и был убит во время нападения боевиков на колонну наших военнослужащих. Произошло это девять лет назад. Заметьте, я на ваш вопрос ответил, теперь жду от вас, так сказать, взаимности.
— Вы спросили, чем я руководствовалась, когда включила Ставрогиных в один список с теми, кто имел какое-то отношение к взрыву, в результате которого произошла утечка газа, повлекшая смерть Зиновьева. Так вот, я полагала, что сын Дениса, родившийся уже после его смерти и названный в честь него же, мстит всем, кого считает виновным в смерти своего отца. И если вы, Павел Остапович, утверждаете, что он погиб девять лет назад от рук боевиков, — медленно говорила я, пытаясь на ходу найти объяснение всему этому, — а люди, которые были в коллекторе и по счастливой случайности остались тогда живы, спустя несколько лет стали умирать при странных обстоятельствах, это может означать только одно… Денис Ставрогин жив, но живет по чужому паспорту и продолжает мстить.
— Вот, значит, как? А какие у вас есть доказательства этому? — поинтересовался Наумченко, почесывая бровь.
— Никаких. Я просто не вижу другого объяснения происходящему.
— Не разделяю вашего убеждения, Евгения. Или вы мне что-то недоговариваете?
— Я с вами предельно откровенна. И мне все же хотелось бы получить от вас ответ на вопрос, кто те жертвы, о которых я не знаю, и при каких обстоятельствах они погибли.
— Зачем вам все это? — Следователь явно не был расположен удовлетворять мой интерес. — Вы же, насколько я знаю, работаете телохранителем. Ваше дело охранять клиента, а не расследовать преступления, не так ли?
— Так, но я считаю, когда знаешь, от кого исходит угроза и чем она вызвана, ее проще предотвратить.
Я открыла сумку и вынула планшет, чтобы посмотреть, где находится в данный момент моя клиентка. Красная точка перемещалась по карте в сторону Первомайского района. Перед тем как зайти в кафе, я проверяла местоположение моей клиентки, «маячок», подброшенный к ней в сумку, свидетельствовал том, что она все еще в квартире Николаса. За то время, что я беседовала со следователем, произошли изменения.
— То есть ваш нынешний клиент входит в круг лиц, которым грозит расправа? — догадался Наумченко или же знал об этом с самого начала от Тимура, но пытался произвести на меня впечатление. — Их не так-то много осталось. Это — онколог Серафимович и мать известного тарасовского бизнесмена Андреева. Суханкина-Кононова уже поплатилась, ее не стали добивать.
— Вы сейчас имеете в виду инцидент с лифтом? — уточнила я, и следователь кивнул мне. — Но с чего вы решили, что это происшествие стоит в одном ряду со всеми остальными случаями? Оно ведь произошло зимой.
— Да, но на дверях лифта было кое-что написано краской. Евгения, как вы думаете, что именно?
— Дата — тридцатое августа, — сказала я, и Наумченко утвердительно кивнул мне.
— Это очень похоже на код, люди видят его и пытаются покончить с собой. — Следователь продолжил настаивать на своей версии.
— По-вашему, женщина могла как-то заставить лифт рухнуть в шахту? Не слишком ли мудреный способ для самоубийства?
— Не передергивайте! Лифт находился в аварийном состоянии, пользоваться им было запрещено, о чем гласило объявление, но она все равно зашла в кабинку.
— Я думаю, она не видела это объявление. И потом, разве аварийные лифты не обесточивают?
— Тогда проводилась проверка, поэтому лифт не был обесточен.
Теперь, когда выяснилось, что Лизавета покинула дом своего супруга, а месть, оказывается, может свершиться в любой день, мне необходимо было срочно вернуться к выполнению своих непосредственных обязанностей.
— Извините, Павел Остапович, но я вынуждена попрощаться с вами. — Я положила на стол деньги за кофе и поднялась.
— То есть вас уже не интересует, кто еще пострадал? — спросил Наумченко, явно пытаясь меня задержать.
— Интересует, но вы хотите оставить это в тайне. Что ж, это ваше право, не буду ни на чем настаивать, — я дала понять, что наш разговор закончен.
— Прошу вас, задержитесь еще хотя бы на пару минут, — следователь сделал жест рукой, приглашая сесть обратно. Поскольку он, как мне показалось, собирался рассказать мне что-то важное, я согласилась задержаться. — Знаете, Евгения, я подумал над вашей версией и пришел к выводу, что она не так уж и плоха. Во всяком случае, она многое объясняет. Возможно, есть еще кто-то, кто продолжает начатое Денисом Ставрогиным, либо он на самом деле жив. Мне доводилось слышать о случаях, когда люди, погибшие в горячих точках, «воскресали». Как знать, может, это как раз тот случай. Это ведь очень удобно, считаться погибшим и продолжать мстить, не находите?
Я ограничилась лишь легким кивком. Наумченко просто издевался надо мной. Вместо того, чтобы раскрыть мне свои карты, он стал вслух анализировать информацию, полученную от меня. Мог бы сделать это про себя и в мое отсутствие. Пока он пытался развить мою версию, я снова достала планшет. «Маячок» стоял на месте. Укрупнив виртуальную карту, я поняла, что Лизавета находится в городской больнице № 22. Похоже, Николасу стало настолько плохо, что его пришлось госпитализировать. Я должна была сейчас находиться рядом с Андреевой.
— Если так, то этот человек очень опасен, — продолжал размышлять вслух Павел Остапович. — Он мстит всем без разбора, на основании лишь своих больных умозаключений, без каких-либо доказательств вины. Я не мог понять, чем связаны все эти люди, рядом с которыми находили указания на тридцатое августа. Вы, Евгения, открыли мне глаза. Оказывается, все они так или иначе причастны к гибели Зиновьева, хотя официально его смерть признана несчастным случаем. Кто-то привил ему интерес к подземным ходам, кто-то именно в тот день зазвал его под землю, у кого-то взорвался газовый баллон и так далее и тому подобное. Вы интересовались, кто еще умер при схожих обстоятельствах. Так вот, из всех известных мне случаев первой жертвой, рядом с которой было найдено указание на ту самую дату, был некий Букреев, предводитель тарасовских диггеров. Он нашел свою смерть в собственном погребе. Некто закрыл его там и пустил газ. На люке лежала записка, содержание которой, я думаю, вам не надо передавать. Вы и сами об этом уже догадались. Кроме того, в эту серию вписывается совсем уж странная смерть ремонтника коммунальной службы, того самого, который приехал по вызову жителей частного сектора, почувствовавших утечку газа. Шишкина нашли в свежей могиле.
— Как это? — не на шутку заинтересовалась я.
— Я почему не стал сразу вам об этом рассказывать? Думаете, решил утаить? Нет, просто не хотел портить вам, Евгения, аппетит. Вы так изящно держали чашечку кофе, так красиво подносили ее к губам. С моей стороны было бы крайне неэтично рассказывать в этот момент кладбищенские страшилки.
— Спасибо, конечно, за подобную предусмотрительность, но меня этим не выбьешь из колеи. Так что там произошло?
— С вечера работники кладбища вырыли могилу для предстоящих на следующий день похорон. Когда траурная процессия туда прибыла, обнаружилось, что на дне ямы кто-то лежит. Потом оказалось, что Шишкин. Он уже мертв был, в кармане его брюк была обнаружена записка, на которой стояла дата — число и месяц. И что характерно, тогда была весенняя пора.
— Я еще могу понять, в чем вина Букреева, — теперь уже я стала размышлять вслух, — скорее всего, мать рассказала Дэну, что это он привил его отцу любовь к подземным ходам, снабдил картой подземных коммуникаций. Но ремонтник-то в чем виноват?
— Вероятно, долго ехал, — предположил следователь. — Возможно, есть кто-то еще, о ком мы не знаем. Не всегда надпись «тридцатое августа» попадает в протокол.
— А где она была в последнем случае? — поинтересовалась я. — Я имею в виду ДТП, в котором погиб Алексей Кострицын.
— Нацарапана на заднем бампере.
— Есть свежие данные, объясняющие причину аварии?
— Мои коллеги из дорожно-патрульной службы придерживаются мнения, что водитель не справился с управлением, на что-то отвлекся, не повернул вовремя руль, и эта оплошность стоила ему жизни. Хорошо, что машин на мосту в тот вечер было мало, поэтому не пострадали другие участники дорожного движения. Хоть это не мое дело, но все, что так или иначе связано с серией, которую я так и назвал «тридцатое августа», вызывает у меня интерес. Я попросил оперов поискать новых свидетелей. Они нашли водителя трамвая, который проезжал по тому мосту за несколько минут до аварии. Он сказал, что видел лучи, похожие на те, что бывают от лазерных указок. Возможно, кто-то ослепил Кострицына, в результате тот не успел вовремя свернуть.
— Да, такое возможно, — согласилась я.
— Изобретательность мстителя не знает границ.
— Я думаю, он больной на всю голову.
— Очень даже может быть.
— Извините, мне пора. — Я поднялась из-за стола, и, что бы мне Наумченко еще ни сказал, меня уже ничто не могло задержать.
— Вы позволите, я вам позвоню, Евгения? — бросил он мне вслед.
— Конечно, — ответила я на ходу.
* * *
Сев в машину, я проверила, где находится «маячок». Он свидетельствовал о том, что Лизавета пребывает уже не в больнице, а в двух кварталах от нее. Пока я туда ехала, «маячок» не двигался. У меня даже возникла шальная мыслишка, что Андреева нашла посторонний предмет в своей сумке, догадалась, что это такое, и выбросила его, причем в такое место, чтобы я побольше поволновалась.
Глава 13
Минут через двадцать я подъехала к районному отделению полиции. Зайдя туда, я почти сразу же увидела в «обезьяннике» Лизавету — ее зеленые волосы так и притягивали взгляд. После того как я нашла свою подопечную в тату-салоне, меня уже ничто не могло удивить столь же сильно. Она тоже меня заметила и помахала рукой.
— Здравствуйте! — обратилась я к дежурному. — Я могу узнать, за что задержали мою клиентку:
— Фамилия? — уточнил капитан, не поднимая на меня глаз.
— Андреева.
— Эта та, которая в татуировках и с кислотными волосами? — усмехнулся дежурный.
— Да, — коротко ответила я.
— Она устроила дебош в приемном отделении больницы, распускала руки, препятствуя работе медперсонала, ругалась матом. Короче, заработала на административный арест, а то и поболее. Если с пациентом, которого туда на «Скорой» привезли, что-то случится из-за того, что она, — дежурный мотнул головой в сторону «обезьянника», — своего мужа пыталась вне очереди пропихнуть, то, может быть, даже будет возбуждено уголовное дело. В любом случае эту ночь ей придется здесь провести. Дознаватель с ней завтра разбираться будет. Он сейчас в суде.
— Скажите, каким образом можно все уладить? — поинтересовалась я.
— Вот уж не знаю! Раньше надо было думать, а не хулиганить в больнице.
Я наклонилась к окошечку и недвусмысленно уточнила:
— Может, будет достаточно оплатить штраф? Или даже оказать шефскую помощь вашему отделению?
— Не знаю, если медики заберут свое заявление… — Зазвонил телефон. — Дежурный Лебедев. Да, слушаю вас. Записываю…
Пока капитан принимал по телефону вызов, я подошла к «обезьяннику». Кроме Лизаветы там находились еще двое мужчин бомжеватого вида. Один дремал, прислонившись к стене, другой развлекал даму с татуировками.
— Погоди, потом расскажешь. — Андреева подошла к решетке. — Женя, как ты меня здесь нашла?
— Это сейчас неважно.
— Я хотела тебе позвонить, ссылалась на свое право на один телефонный звонок, но надо мной только посмеялись. И все-таки как ты меня отыскала?
— С помощью технических средств, — дав это пространное объяснение, я тут же попросила: — Вкратце расскажите мне, что произошло, чтобы я представляла себе масштабы катастрофы.
— Николаса не хотели класть в больницу, и мне пришлось там немного пошуметь, — явно поскромничала Лизавета.
— Пострадавшие есть?
— Есть! Я, — пошла в наступление Андреева. — Женя, ты даже представить себе не можешь, что за персонал в приемном отделении. Хамки еще те! Если бы медсестра первой не обозвала меня, то все могло бы пройти тихо и мирно. Они сами во всем виноваты. Женя, надеюсь, ты сможешь все это уладить?
— Я постараюсь.
— Ты с Катькой общалась? — Лизавета резко сменила тему разговора.
— Да.
— Как она?
— Так себе, хотя в нынешней ситуации она находится в более выигрышном положении, чем вы. По крайней мере, она будет ночевать в своей квартире.
— Не поняла! А я где буду ночевать?
Я красноречиво кивнула на скамейку, на которой разлегся один из задержанных мужчин, развернулась и направилась к выходу. Андреева кричала мне вслед, что мы так не договаривались, что я обещала ее вызволить, но меня это не трогало. Возможно, у нее создалось впечатление, что я решила отыграться на ней за бегство из дома в первый же день моей работы ее личным телохранителем, а потом из бельевого бутика, за приглашение в клуб, в который меня заведомо не могли пустить, за розыгрыш с таксистом и даже за приглашение, поступившее мне от ее подопечного музыканта сняться в клипе неглиже. На самом деле я просто спешила в больницу, чтобы поскорее все уладить.
* * *
Дождавшись, когда персонал приемного отделения оформит пациента, я постучалась, зашла в кабинет и поздоровалась.
— Направление давай! — не слишком любезно произнесла женщина в белом халате, сидевшая за столом.
— Простите, а почему вы мне тыкаете?
— Направление давайте, — с ударением на последний слог повторила доктор.
— Я по поводу инцидента, произошедшего здесь сегодня, — сказала я, усаживаясь напротив нее.
— То-то я смотрю, ты такая же наглая. — Женщина впервые подняла на меня глаза, закончив что-то писать.
— В чем, по-вашему, заключается моя наглость? В том, что я поздоровалась с вами, а вы, к слову сказать, не ответили мне? Или в том, что я попросила обращаться ко мне на «вы»?
— Так, девушка, если вы не больная, то покиньте отделение! Не задерживайте прием!
— В коридоре никого нет, поэтому я никого не задерживаю. Если появятся пациенты, я сразу же выйду, подожду, когда вы освободитесь, и не уйду до тех пор, пока мы не придем к согласию.
— Чего ты хочешь? Хотите, — поправилась докторша.
— Хочу, чтобы вы забрали заявление.
— Мечтать не вредно, — усмехнулась та. — Не надо было здесь свои права качать! Мода пошла медиков во всем обвинять, а сами себя как ведете?
— Я нормально себя веду.
— Допустим, а эта, которая с зелеными волосами и вся в татуировках! Уж не знаю, кем она вам доводится, но она у меня сядет! Вон, видите, у нас камера висит. — Докторша махнула рукой в угол. — Так что у нас доказательства имеются, как она отшвырнула медсестру в сторону, когда та наклонилась к пациенту на носилках.
— Камера?
— Да, представьте себе! Надоело уже крайними быть, пьяные пациенты на нас с кулаками бросаются, медтехнику ломают, а нас потом премии и тринадцатой зарплаты лишают, увольняют. Все, больше этого не будет!
— Значит, вы здесь ведете прием, пациенты раздеваются перед камерой и не догадываются об этом. — Я сделала многозначительную паузу. — А вы в курсе, что вести видеосъемку в подобных местах запрещено законом?
— А мне плевать на ваш закон! Покиньте помещение! — Докторша указала мне рукой на дверь.
Я не тронулась с места, более того, я показала ей смартфон, который держала в руках, и сказала:
— Здесь записан весь наш разговор. Заметьте, все это время я держала телефон на виду. Закон не запрещает делать запись разговоров подобными устройствами. Так что у меня есть доказательства того, что вы не только хамите, но и ведете незаконную видеосъемку. Кто знает, как вы потом распоряжаетесь записями. Может быть, выкладываете их в Интернет?
— Больно нужно, — фыркнула докторша. Немного поразмыслив над моими словами, она уточнила: — Чего вы хотите?
— Хочу, чтобы вы забрали заявление. Я в свою очередь обещаю, что удалю в вашем присутствии все записи.
— Вообще-то это не я писала заявление. — Докторша оглянулась на медсестру, которая сидела в сторонке и с интересом наблюдала за нашими прениями. — Света, заберешь заявление?
— Вот еще! Эта тетка меня чуть не избила, а я должна ее прощать, да?
— Так она вас избила или нет? — уточнила я.
— Избила! — Медсестра подняла рукав халата и показала пожелтевший синяк. — Вот, видите?
— Этому синяку уже дня три-четыре. Кажется, я поняла, вам нужен был козел отпущения, чтобы оправдаться перед кем-то за побои. Вот вы и провоцировали на резкое поведение женщину, внешний вид которой показался вам подходящим для того, чтобы повесить на нее всех собак. Я права?
Медсестра молчала, уставившись в пол, и вдруг расплакалась.
— Я права? — обратилась я к доктору, и та невербально дала мне понять, что так и есть.
— У меня муж завтра из командировки возвращается, — всхлипывая, проговорила Света. — Мне справка нужна была, что это на работе произошло, а не где-то в другом месте.
— Да что это за муж-то такой? — вырвалось у меня.
— Он у меня с Кавказа, часто в командировках там бывает, и ему постоянно мерещится, что я любовника себе завела. Если бы я ему правду сказала, что поскользнулась на мокром полу и, падая, ударилась рукой о край стола, он бы мне не поверил.
— И зачем вам такой муж? — вырвалось у меня.
— Так ведь у нас дети…
— Ладно, хотите жить с этим ревнивцем, живите, это ваше дело, но заявление из полиции надо забрать. Если вам так уж необходимо «алиби», — я показала двумя пальцами «кавычки», — мы можем разыграть перед камерой сценку, в которой я как бы случайно вас толкаю, вы, Светлана, падаете и ударяетесь рукой о стол. Покажете супругу эту запись, и все вопросы, я надеюсь, будут исчерпаны. Согласны?
В коридоре послышался шум.
— Так, девушка, похоже, к нам пациента со «Скорой» везут. Света подумает над твоим предложением, потом зайдете.
— Обязательно зайду. — Я вышла в коридор.
В приемный покой действительно привезли пациента. У медсестры появилось время обдумать мое предложение. Оно родилось спонтанно. Изначально я собиралась решить вопрос самым простым способом — предложить медикам денег за то, чтобы они забрали заявление, но мне не понравилось, как меня встретили, и я решила, что эти две дамочки из приемного покоя не получат от меня ни рубля.
Мне пришлось ждать ответа часа полтора, потому что в приемное отделение поступали все новые и новые пациенты. Наконец настало затишье, я постучалась и зашла в кабинет.
— Это снова ты? — устало бросила мне докторша.
— Я же сказала, что не уйду, пока вопрос не будет решен.
— Я, пожалуй, соглашусь на ваше предложение, — примирительно сказала медсестра.
Мы быстренько разыграли на камеру сценку, после чего Света отпросилась у докторши на полчаса, чтобы сходить в полицию.
— Знаете, та женщина отчасти сама виновата. Мы принимаем больных, если их привозят на «Скорых» или если есть направление из поликлиники. Как мы поняли, она вызывала мужу «неотложку», но от госпитализации отказалась, а потом ему стало хуже, и они приехали сюда на такси.
— Что с ним?
— Предынфарктное состояние. В таком состоянии ни в коем случае нельзя самостоятельно передвигаться.
— А отказывать в медицинской помощи в условиях стационара, значит, можно?
— У нас такие инструкции.
— Ясно. — Я открыла дверь в отделение полиции и пропустила Свету вперед. Лизавета была так увлечена разговором с сокамерником, что даже не сразу заметила нас. Я подтолкнула медсестру к окошку, в котором виднелась голова дежурного, и сказала за нее: — Мы хотим забрать заявление.
— По поводу? — уточнил тот, не поднимая на нас глаз.
— По поводу хулиганских действий в больнице, — опять же сказала я, потому что Света не могла произнести ни звука, будто набрала в рот воды. Это у себя в больнице она была смелая, а здесь растерялась.
— Это вам шутки, что ли? То наряд вызываете, заявление пишете, то забирать его собираетесь. — Капитан строго взглянул на нас. — В следующий раз мы можем ведь и не приехать.
— Не можете! — возразила я. — Вы должны реагировать на все заявления. В этот раз произошло недоразумение.
— Так и есть, — поддакнула мне медсестра.
— Ладно, вот ваше заявление. Некоторым, — дежурный посмотрел в сторону «обезьянника», — повезло, что я еще ничего не оформил.
Света взяла бумагу и порвала ее.
— Так я пойду? — спросила она меня.
— Да, конечно. Спасибо за понимание.
Медсестра вышла на улицу, а дежурный продолжал сидеть на своем месте.
— Когда вы отпустите Андрееву? — уточнила я.
— Кто-то недавно говорил про спонсорскую помощь, — вспомнил капитан.
— Без проблем. — Я стала открывать «молнию» на своей сумке.
— Не здесь, — сказал дежурный, вышел из своей комнаты и направился под лестницу. Там я и дала ему взятку.
— Вы думаете, это я себе? Этих, — он кивнул на задержанных, — поить и кормить надо. Знаете, какие экземпляры капризные попадаются? Кстати, ваша гражданочка как раз из таких. Она потребовала полноценный обед из трех блюд для всех.
— Да, она может.
— Наконец-то! — Лизавета встала со скамейки, увидев нас. — Что так долго?
— Так получилось, — ответила я, опустив подробности.
Андреева получила свои вещи, и мы вышли на улицу.
— Как Николас? — поинтересовалась она.
— Не знаю.
— А чем ты тогда так долго занималась?
— Уговаривала медсестру забрать заявление.
— Уговаривала? — удивилась Лизавета. — А я думала, что ты ей просто заплатила, как тому полицейскому. Приедем домой, я с тобой рассчитаюсь.
Андреева не испытывала и тени смущения по поводу случившегося. Для нее оказаться в одной камере вместе с бомжами было очередным приключением. Скорее всего, она даже не задумывалась о том, что ее вызывающее поведение может плохо отразиться на деловой репутации сына.
Глава 14
В палате у Николаса Лизавета пробыла недолго. Ее пустили туда всего на несколько минут. За это время я успела узнать у его лечащего врача, что состояние у Андреева стабильное и что на данном этапе ему нужен полный покой. Я подумала, что Лизавета с ее неугомонным характером сможет скорее обеспечить мужу адреналиновую встряску.
— Как же Николас не вовремя слег! — стала жаловаться она мне по дороге домой. — Именно сейчас он нужен мне, как никогда! У меня были такие грандиозные планы на оставшуюся неделю до возвращения Мити! Придется теперь все перестраивать по ходу. Женя, ты мне так толком и не рассказала про Катерину. Что тебе удалось у нее выяснить?
— Жизнь ее помотала.
— Она всех нас помотала. Ты что-то конкретное можешь рассказать? Как она живет? Чем занимается? Есть у нее семья, дети, внуки?
— Нет.
— Что-то ты темнишь. Рассказывай! Мне безумно интересно! — Елизавета Константиновна повернулась ко мне всем корпусом.
Мне было не до рассказов. Я заметила «хвост», который тащился за нами от самой больницы. Серая «Лада Гранта» держалась на приличном расстоянии, между нами постоянно было две-три машины. Сначала я не исключала, что это всего лишь совпадение маршрутов. Чтобы проверить, так ли это, я стала сознательно петлять по улицам — «Гранта» повторяла все мои маневры. Стало быть, за нами действительно увязался «хвост». Я могла бы его сбросить, как только заметила, но мне хотелось сначала подпустить «Гранту» поближе, чтобы разглядеть не только ее номер, но и лицо водителя. Он не поддавался на мои уловки — если я снижала скорость, он делал то же самое. Я заехала в парковочный карман, рассчитывая, что водитель «Гранты» не успеет вовремя сориентироваться и проедет мимо, дав возможность себя разглядеть, но он спрятался за рейсовый автобус.
— А ты зачем здесь остановилась? — спросила Лизавета, присматриваясь к магазинчикам в цоколе здания. — Женя, неужели тебя потянуло на шопинг? Похвально. Но давай лучше поедем в какой-нибудь торговый центр.
Я вывела машину с парковки, проехала два квартала и снова увидела в зеркало заднего вида серую «Ладу Гранту». Это окончательно утвердило меня во мнении, что за нами есть слежка.
— Женя, ты куда? — Лизавета дернула меня за руку. — Надо же было свернуть направо, там ближайший торговый центр. Или ты хочешь в «Сити» поехать? Я этот ТЦ не очень люблю, но если тебе он больше нравится, то я не возражаю. Денек сегодня был непростой, нужен релакс. Слушай, а как Катька выглядит? Поди, кучу подтяжек и пластических операций сделала. Ты, случайно, не догадалась ее тайком сфотографировать?
— Нет.
Лизавета отогнула солнцезащитный козырек, подалась вперед и стала разглядывать во встроенное в него зеркало свое лицо.
— Что-то я себя запустила, надо записаться к косметологу. Мезотерапию сделать или даже ботокс проколоть. Не люблю я эти уколы, но что только не сделаешь ради красоты. Эй, мы что же, не в «Сити-центр» едем? Так, Женя, что происходит? Ты ведешь машину так, будто мы от кого-то убегаем. — Андреева оглянулась назад, но ничего не заметила и снова схватила меня за руку. — Может, ты объяснишь мне, что происходит?
— Елизавета Константиновна, дома поговорим, — сурово ответила я.
Это сработало — минут десять моя пассажирка не задавала новых вопросов и не хватала меня за руки. Потом началось все сначала:
— Я же вижу, что-то происходит, но ты почему-то молчишь. Неужели так трудно объяснить, в чем дело?
— Началось, — сказала я. — На вас, Елизавета Константиновна, открыта охота.
— Брось, у меня в запасе почти год, — отмахнулась она.
— Ошибаетесь, месть свершается не только тридцатого августа, она может произойти в любой день. Покушение на Катерину было зимой.
— На Катьку покушались? — Андреева вжала голову в плечи. — Откуда это известно? Она сама тебе это сказала? Ты уверена, что ей можно верить? Суханкина еще та придумщица!
— Елизавета Константиновна, я же просила вас помолчать!
— Ладно, — фыркнула та и уставилась в боковое стекло.
Машины между нами одна за другой ушли в разные стороны. Оставшись без прикрытия, «Гранта» стала снижать скорость, в итоге я проехала на зеленый сигнал светофора, а она задержалась на перекрестке. Воспользовавшись своим преимуществом, я решила уйти от слежки. Сначала я свернула во двор, потом выехала на параллельную улицу и, сделав небольшую петлю, направилась к выезду из города. Мне удалось сбросить «хвост», во всяком случае, на всем протяжении Ново-Пристанского шоссе серая «Лада Гранта» ни разу не попалась мне на глаза.
Когда за нами закрылись ворота, Лизавета потребовала:
— Скажи, что ты пошутила!
— Какие уж тут шутки! «Красная лампочка» загорелась, включаем режим ЧС. Никаких самостоятельных поездок в город! Никаких гостей и заказов еды в интернет-магазинах! — Я намеренно сгустила краски, иначе Лизавету было не пронять. — Вы меня поняли?
— Поняла, — кивнула Андреева.
Наверное, мне стоило разговаривать с ней помягче, но ее выкрутасы меня уже достали. Пребывая в беспечном неведении, она подвергала свою жизнь неоправданному риску.
Поставив «Фольксваген» в гараж, я вернулась к воротам и предупредила дежурившего сегодня Виктора, чтобы он не пускал на территорию усадьбы никого из посторонних, кем бы они ни представлялись, пока я не дам на это свое разрешение, а также попросила почаще делать обход территории.
— А что случилось-то? — поинтересовался он.
— Ничего. Стандартные меры безопасности. Я буду следить за их соблюдением.
— Я понимаю, ты Степана спасла, Генку пиротехнику изготавливать научила, вся из себя такая крутая… Только ведь я тебе не подчиняюсь, — закочевряжился сторож. — Чего ты раскомандовалась-то?
— Дмитрий Борисович, если ты не в курсе, дал мне такие полномочия. Хочешь и дальше здесь работать — придется меня слушаться. Когда был последний обход территории?
— Час назад, — ни секунды не раздумывая, ответил Виктор.
— Через час повторить. Я проверю. — Я оглянулась на теплицу, около которой копошился Степан.
— Ладно, — нехотя произнес сторож.
Я подошла к садовнику и поинтересовалась:
— Степан, скажите, как, по-вашему, можно попасть на территорию через пруд?
— Исключено! На лодке ли, вплавь ли, по-любому в воронку посередине затянет. А кованый забор, который скоро там поставят, он скорее для эстетики.
Меня интересовало компетентное мнение именно Степана, который работал здесь дольше всех, и я его получила.
— Ясно. Спасибо. — Я направилась к дому.
— Что это с Лизаветой сегодня случилось? — спросила Надя.
— Не знаю, — пожала я плечами. — Насколько я поняла, для нее резкая смена настроения — это нормально.
— Так-то оно так, только хозяйка поинтересовалась, где я продукты купила, из которых приготовила ужин. Я сказала, что овощи наши, из теплицы, а мясо, молоко, сыр, яйца — все это фермерское. Сколько я здесь работаю, столько у одного здешнего фермера все и покупаю. Лизавета во все кастрюли и сковородки заглянула, понюхала, хорошо, еще не попросила пробы при ней со всех приготовленных мною блюд снять. Мне показалось, ей стукнуло в голову, что я собираюсь ее отравить. Что я не так сделала? В чем провинилась? — У поварихи на глазах проступили слезы обиды.
— Надя, успокойся, дело совсем не в тебе. Мы сейчас ехали сюда, слушали в машине радио, в новостях сказали, что несколько тарасовчан получили пищевое отравление, купив продукты в одном гипермаркете.
— В каком?
— Не переживай, поблизости его нет.
— Значит, дело не во мне? — Надежда повеселела. — А то уж я подумала, она на меня за что-то взъелась.
— Конечно, не в тебе. — Успокоив повариху, я направилась в свою комнату.
Надо сказать, я уже привыкла к ее кукольной обстановке, а в кресло-грушу просто влюбилась и даже подумала о том, чтобы приобрести такую удобную вещицу домой.
* * *
После ужина, во время которого Елизавета Константиновна не проронила ни слова, я прошлась по территории, затем поднялась к себе. Андреева была тут как тут, она словно караулила меня у двери своей комнаты.
— Значит, так, Женя! — сказала она, расположившись в одной из груш. — Сейчас ты мне все по порядку расскажешь, про Катьку и про всех остальных, причем без купюр. Я должна знать все от и до.
— Что ж, если желаете знать подробности, я доведу их до вас.
— Я вся — внимание! — Лизавета закинула ногу на ногу.
— Вам говорит о чем-нибудь такая фамилия, как Букреев?
— Да, я когда-то ее слышала, но если честно, то не помню, где и при каких именно обстоятельствах.
— Вероятно, вы слышали об этом человеке от Дениса Зиновьева. Это именно он впервые показал Дэну-старшему подземный Тарасов, снабдил его подробным планом коммуникаций…
— Точно! Дэн называл его своим учителем. А при чем здесь Букреев?
— Он стал первой жертвой — задохнулся в своем же погребе. Кто-то закрыл его там и пустил газ.
— Мало ли кто мог это сделать? Какая здесь связь с нами? — голос Андреевой был наполнен скептицизмом.
— Сверху, на люке, который не смог открыть Букреев, была найдена записка с датой тридцатое августа.
— В каком году это произошло?
— Через шестнадцать лет после гибели Зиновьева.
— То есть его сын был уже достаточно взрослый для того, чтобы все это провернуть, — сделала вывод Елизавета Константиновна.
Я не стала ни подтверждать, ни опровергать это, продолжив освещать хронологию событий:
— Еще через несколько месяцев погиб некий Шишкин, работник газовой службы.
— Тоже в погребе? — предположила Андреева.
— Вы даже представить себе не сможете, где его нашли, — сделав небольшую паузу, я раскрыла интригу: — в могиле. На кладбище, в свежей могиле, вырытой накануне для захоронения. Бедняга умер на дне этой ямы от сердечного приступа. В кармане его брюк была найдена записка с той же датой.
— За что Дэн, этот щенок, так поступил с ним? — поинтересовалась Лизавета.
— Жители частного сектора почувствовали утечку газа и позвонили в аварийку. Вероятно, Дениса Зиновьева можно было бы спасти, если бы аварийная служба проявила оперативность, но она ехала долго. Почему-то мститель возложил всю вину на одного конкретного работника, на Шишкина.
— Почему? — уточнила Лизавета.
— Не могу сказать. Думаю, это знает только он сам. — Я сознательно не называла имя человека, который мог стоять за всеми этими преступлениями.
— Ровно через восемнадцать лет после гибели Зиновьева, день в день, Николай Осипов возвращался домой с работы, он был пьян, потерял равновесие и упал в котлован, вырытый коммунальщиками неподалеку от его дома. Вы знаете, кто он?
— Осипов… Осипов… Это, должно быть, тот человек, у которого взорвался газовый баллон. Да, я видела его в полиции. Мы с ребятами сидели под дверью следователя, ожидая своей очереди. В приоткрытую дверь нам было слышно все, о чем они говорили. Этот Осипов утверждал, что баллон был исправный, что хранился он как следует, но почему-то взорвался. Веснин, единственный из нас, жил в частном доме, и у него газ был не централизованный, а из баллонов. Он сказал, что такое вполне возможно, что у них тоже был такой случай, правда, не столь разрушительный… Следователь не нашел вины Осипова, а Дэн, значит, посчитал, что он виноват в смерти его отца?
— У Николая в кармане тоже была записка, значит, он упал в котлован не случайно. Через несколько месяцев скончалась его супруга. Не берусь утверждать, что ее тоже приговорили, возможно, она не смогла справиться с потерей мужа. Роза страдала сахарным диабетом, у нее резко понизился уровень сахара в крови. Такое может произойти на фоне нервного срыва, а могло и от того, что она вовремя не получила дозу инсулина.
— Вот паршивец! Надеюсь, он детей этих Осиповых не тронул?
— Мне ничего не известно про их детей, я даже не знаю, были ли они у них, но брат Розы умер. — Я была вынуждена сделать небольшую паузу, чтобы перестроить фразу. До меня запоздало дошло, что будет неэтично рассказывать Лизавете, чей муж сейчас лежит в больнице в предынфарктном состоянии, подробности смерти Рената Алиева. Тот умер в палате от сердечного приступа, и под подушкой у него нашли записку с датой «тридцатое августа», хотя на дворе был уже сентябрь. — Все выглядело как смерть от естественной причины, если бы не записка. Впрочем, тогда ей не придали никакого значения.
Андреева не стала интересоваться обстоятельствами его смерти, она лишь уточнила:
— Чем этот человек не угодил Дэну?
— Он работал на газозаправочной станции и мог по-родственному помочь Николаю доказать исправность взорвавшегося баллона, точнее, невозможность предположить, что тот взорвется.
— Дальше, — попросила Лизавета.
— Следующей жертвой должна была стать Катерина.
— Почему именно она первая из всех нас? — удивилась Андреева. Мне даже показалось, что в ее вопросе проскользнули нотки ревности.
— Не знаю наверняка, но могу предположить, что мстителю так было просто-напросто удобно. Я думаю, вы обратили внимание, что почти все жертвы нашли свою смерть под землей? — спросила я, и Лизавета кивнула. — В этом есть определенный символизм. Так вот, в доме, в котором жила Екатерина Юлиановна, был неисправный лифт. Это обстоятельство он и решил использовать.
— Женя, но ведь ты так и не рассказала мне, почему она вернулась из Америки? Или тебе не удалось это выяснить?
— Удалось, но давайте поговорим об этом чуть позже. Так вот, Катерина зашла в неисправный лифт и упала в шахту. Она не погибла, только переломала ноги, долго лежала в больнице, но осталась жива. Забыла сказать, на дверях лифта была та же говорящая надпись — «тридцатое августа».
— Зачем же она, дуреха, зашла в сломанный лифт, да еще с такой надписью?
— Зашла, потому что устала на работе, а пешком на девятый этаж подниматься ей не хотелось. На ту роковую дату она, скорее всего, не обратила внимание, или же ее написали позже, когда факт свершился.
— Следующим стал Веснин? — догадалась Елизавета Константиновна.
— Да, его заставили выпрыгнуть из поезда. Он мог бы остаться живым, если бы не напоролся на арматуру. Предугадать это было невозможно. Михаилу просто не повезло. В кармане его пиджака, который остался в купе, тоже была записка с известной нам датой. Последней жертвой стал Кострицын. Есть версия, что его ослепили в темноте лазерным лучом, например, от указки.
— У Сонечки есть такая, я сама ей в цирке купила. Сегодня же найду и выброшу! Так, и что, у Алексея тоже нашли записку в кармане? Татьяна мне ни о чем таком не говорила.
— Дата была нацарапана на заднем бампере.
— Значит, остались мы вдвоем с Семой, — сообразила Лизавета. — А если быть точнее, то на данный момент я одна. Я сегодня звонила Серафимовичу, хотела спросить, какую клинику он посоветует Николасу, где кардиология, по его мнению, лучше. Его мобильный был вне зоны доступа, а в поликлинике мне сказали, что он в отпуске. Наверняка укатил в Израиль к старшему сыну. Святая наивность! Думает, отсидится там с месячишко, и здесь все само собой рассосется. Нет, Сема, не рассосется! Ладно, оставим эту тему! Расскажи мне про Катьку.
— Чуть позже. Вы обратили внимание, что я ни разу не назвала мстителя по имени?
— Дэн-маньяк! Отныне я буду звать его так, — заключила Елизавета Константиновна, не вникнув в суть моего вопроса.
— Я тоже была уверена, что за чередой всех этих преступлений стоит Денис Ставрогин, но он считается погибшим, причем уже давно. Чисто теоретически он мог бы совершить преступления, о которых я рассказала вам вначале, но когда трагедии стали происходить с вашими, Елизавета Константиновна, друзьями, Дэн-младший уже числился погибшим на Кавказе от рук боевиков.
— Что его туда занесло?
— Сначала его призвали в армию, потом он остался на сверхсрочную службу.
— Если он погиб, то кто же тогда принялся за нас? Неужели Ольга?
— Ее тоже нет в живых, она умерла от рака.
— Тогда я совсем ничего не понимаю. Кто же тогда на нас охотится?
— Не исключено, что Дэн все-таки жив. Возможно, произошла какая-то путаница, а Ставрогину, который одержим идеей мести, выгодно считаться погибшим.
— Наверняка так и есть, — согласилась со мной Лизавета. — Так что там с Катькой?
Я стала рассказывать Андреевой, как Катерина оказалась в Америке, о трагедии, которая случилась там с ее мужем и дочкой, и о возвращении в Россию, где на нее обрушились новые беды — сначала смерть матери, а затем авария в лифте.
— Выписавшись из больницы, Кононова решила поменять квартиру. Сейчас она живет на первом этаже и передвигается с помощью ходунков, — подытожила я.
Вероятно, услышанное никак не вязалось с представлением Лизаветы о жизни ее подруги, и она не могла найти подходящих слов, чтобы это как-то прокомментировать. Андреева долго разглядывала ангелочков, свисающих с потолка, а потом резко поднялась из кресла-груши и, направляясь к двери, глухо произнесла:
— С этим надо переспать.
Глава 15
Утром Елизавета Константиновна посвятила меня в свои планы:
— Значит, так, сначала мы поедем с тобой в больницу к Николасу, а потом — к Катерине. Но сперва зайди ко мне, хочу с тобой посоветоваться.
Зайдя в комнату напротив, я увидела кучу разных париков, лежащих на кровати.
— Да у вас тут просто парикмахерский салон!
— Как ты думаешь, может, нам с тобой стоит изменить внешность? Тут и для тебя что-нибудь найдется. На, — Лизавета бросила мне рыжее каре, — примерь.
— Благодарю, но у меня есть свой парик. Но ваша идея насчет изменения внешности мне нравится. Более того, я думаю, а не поехать ли в город на одной из ваших машин. Дмитрий Борисович сказал мне, что при необходимости я могу ими воспользоваться.
— Даже если бы Митя ни о чем таком тебе не говорил, я взяла бы всю ответственность на себя. — Лизавета стала примерять один парик за другим. По тому, как кокетливо она вертелась перед зеркалом, было ясно, что для нее происходящее является очередным приключением. Андреева не была напугана чередой смертей, о которых я вчера рассказывала, ей нравилось играть в эту опасную для жизни игру. — Так какой парик, по твоему мнению, мне лучше надеть?
— А какой ваш естественный цвет волос? — уточнила я.
— Светло-русый.
— Значит, надо сыграть на контрасте. Станьте брюнеткой.
— Ты думаешь? — Лизавета снова примерила парик, на который я ей указала. — По-моему, он меня старит. Хотя если Катька выглядит на все семьдесят, то и мне можно накинуть себе годков.
Я думала, что она решила сменить имидж, чтобы Дэн ее не узнал, и поддержала эту затею. Оказалось, что она продумывала лук, в каком предстать перед своей давнишней подругой. Все-таки не до конца я изучила Лизавету, она продолжала меня удивлять.
Спустившись в гараж, я присмотрелась к хозяйским машинам и решила, что мы поедем в город на внедорожнике. Елизавета Константиновна, ожидавшая меня на гаревой дорожке, поморщилась, увидев серебристый «Ленд Крузер Прадо».
— А почему ты выбрала не кабриолет? — спросила она.
— Здесь полный бак залит, а в кабриолете бензин почти на нуле, — пояснила я, хотя на самом деле мой выбор был продиктован уровнем безопасности «Ленд Крузера» перед «БМВ» с тентованной открывающейся крышей.
— Да, Женя, все-таки Ворошиловка тебя безнадежно испортила, она убила в тебе всю романтику. И что обидно, ты совершенно не поддаешься перевоспитанию.
— Вот в этом вы правы, перевоспитывать меня бесполезно.
— Звонила Николасу, он там захандрил, домой просится. Может, я зря вчера переполошилась? Отлежался бы дома, и все прошло. С ним такое в первый раз. «Скорая» сразу предложила отвезти его в больницу, причем именно в двадцать вторую. Я хотела его в частную клинику положить, потому и отказалась от госпитализации, но Николас заартачился, сказал, что там дорого, ему не по карману, а за деньги моего сына он не хочет лечиться. Потом его так прижало, что пришлось вызывать такси и ехать туда, куда его «неотложка» собиралась доставить. — Лизавета замолчала, о чем-то задумавшись. Уже на подъезде к городу она спросила: — Катька тебе не рассказывала, как предала меня?
— Нет, она же не знала, что мы с вами знакомы. Екатерина Юлиановна подумала, что я соцработник.
— Борис, мой первый супруг, был комитетчиком. Я не знала, что он работает в КГБ. Борис скрыл это от меня. Так вышло, что я забеременела, и мы поженились. По существу, мы были совершенно разными людьми, жить под одной крышей было невыносимо, но мы старались ради нашего будущего ребенка. Когда Митя родился, стало еще хуже. У нас с Борисом были разные взгляды на воспитание сына, на семейную жизнь. Меня не устраивала роль домохозяйки, а муж именно ею меня и видел. Дома начались скандалы, взаимные упреки… Однажды Митька заболел пневмонией, и Борис стал обвинять меня в том, что я недоглядела за ним. А потом дело дошло до того, что муж заявил — ребенку не нужна такая мать. Он подал на развод, уверенный в том, что суд оставит Митю с ним.
— Неужели так и вышло? — спросила я.
— Мои друзья из прошлой жизни посоветовали мне нанять адвоката, я так и сделала. Борис никак не ожидал увидеть в суде опытную адвокатессу, он думал, что наденет китель с погонами, обольет меня грязью и судья примет решение в его пользу. Но Митьку оставили со мной. Только Борис на этом не успокоился, он решил всеми правдами и неправдами отобрать у меня сына. Его коллеги взяли Катьку на незаконных валютных операциях, ей грозил немалый срок. А потом Борис пообещал ей закрыть дело, если она письменно подтвердит, что я алкоголичка и наркоманка и еще кучу всяких небылиц про меня. Уж не знаю, тяжело или легко Суханкиной дался этот выбор, но она его сделала, и не в мою пользу. В итоге меня лишили родительских прав и отправили на принудительное лечение в психбольницу. Я провела там несколько лет, а когда меня выписали, оказалось, что страна уже не та, Союз распался.
Мы подъехали к больнице, и Лизаветин рассказ прервался. Откуда в ее жизни взялся Николас, я пока так и не узнала.
* * *
Мы были в нескольких метрах от палаты, в которой лежал Андреев, когда оттуда вышел молодой доктор. Меня это насторожило, поскольку лечащий врач Николаса, с которым я вчера общалась, выглядел иначе. Ускорив шаг, я первой оказалась около двери, открыла ее и заглянула в палату. Она была двухместной, пациенты смотрели телевизор. Я впустила туда Лизавету, а сама отошла к окну, которое выходило в больничный дворик. Мое внимание привлекла серая «Лада Гранта». Только я хотела открыть окно, чтобы попытаться разглядеть номер, как за моей спиной раздался голос Лизаветы:
— Он был здесь.
— Кто? — уточнила я.
— Дэн. Он вышел из палаты перед нами. Этот щенок оставил для меня записку, сказав Николасу, что там список лекарств, которые мне необходимо купить. На, посмотри! — Елизавета Константиновна протянула мне сложенный вчетверо листок. Прежде чем развернуть его, я посмотрела в окно. Серая «Гранта» уже отъезжала. Задний номер был заляпан грязью. Не понимая, почему я медлю, Андреева повторила: — Посмотри!
Я развернула лист, на нем была написана дата — «30 августа». До сих пор мне казалось, что Лизавета пуленепробиваемая, теперь я отчетливо видела страх в ее глазах.
— Спокойно, без паники, — сказала я и достала из сумки смартфон. — Возвращайтесь к Николасу.
— Кому ты собираешься звонить?
— Следователю, который занимается этой серией.
— Наверняка ты лучше меня знаешь, что надо сейчас делать. Надеюсь, Николас ни о чем не догадается. — Лизавета растянула рот в искусственной улыбке и направилась обратно в палату.
Набрав номер Наумченко, я приложила аппарат к уху.
— Слушаю вас, Евгения! — отозвался следователь.
— Павел Остапович, мне нужна ваша помощь. Объявился Денис Ставрогин или тот, кто выдает себя за него.
— Уверены?
— Моя клиентка получила записку с известной нам датой.
— Так, и какая помощь вам нужна?
— Нужно установить номер серой «Лады Гранты», а уже по нему ее владельца.
— Вы представляете, сколько таких машин в Тарасове?
— Думаю, много, но она наверняка засветилась вчера на камерах видеонаблюдения. — Я назвала маршрут, на котором накануне за моим «Фольксвагеном» ехал «хвост». — А сегодня, буквально несколько минут назад, эта «Гранта» выехала с территории городской больницы номер двадцать два, от кардиологического корпуса.
— Хорошо, я попытаюсь ее засечь. Позже свяжусь с вами.
Пока Лизавета была у Николаса, я анализировала ситуацию. Прошло меньше недели, как разбился Алексей Кострицын, а маньяк решил приступить к новому акту возмездия. Почему он так зачастил? Иногда затишье длилось годами. Может, дело в том, что мститель не живет в Тарасове постоянно? В этот раз, оказавшись здесь, он решил не ограничиваться одной жертвой. Меня удовлетворило это объяснение, и я мысленно перекинулась на записки с датой. Раньше мне казалось, что он оставлял их на месте свершившегося преступления, но Лизавета была жива. Она была не из тех женщин, которые могут грохнуться в обморок, прочитав какую-то записку. Он ее таким образом предупреждал, что охота началась, о чем я еще вчера догадалась. Кроме того, мститель дал ей понять, что Николас — ее уязвимое место. Налицо была стандартная схема психологической обработки — сначала напугать, возложив ответственность за жизнь и здоровье близкого человека, а затем приступить к манипуляции. Наверняка Лизавета в самое скорое время получит какие-то инструкции.
Я вспомнила про Веснина, выпрыгнувшего из поезда. Возможно, ему дали понять: если он не сделает этого, то с его близкими что-то случится. Михаил сделал тот роковой шаг, и если бы не кусок арматуры, на который он напоролся, то мог бы отделаться переломами, а то и просто ушибами. Мои мысли переметнулись на Катерину. Она могла не рассказать мне всех подробностей. Возможно, она зашла в неисправный лифт, потому что у нее просто не было другого выхода. Не исключено, что она несколько дней смотрела на цифры, написанные на створках лифта, прежде чем рискнула зайти в кабинку.
Недавнее ДТП, в котором погиб Кострицын, разрушало наметившуюся концепцию. Алексею не предоставили выбор. Или же он знал, что, сев в тот день за руль, обрекает себя на верную смерть?
Завибрировал смартфон, который я держала в руке.
— Да, Павел Остапович, слушаю вас, — ответила я.
— Евгения, — уже по одной интонации, с которой Наумченко произнес мое имя (она была извиняющейся), я догадалась, что он не смог раздобыть нужную информацию, — несмотря на то что «Лада Гранта» серого цвета несколько раз попала в фокус дорожных камер видеонаблюдения в то время и в тех местах, что вы мне назвали, определить ее номер не удалось. Он нечитабельный. Скорее всего, водитель заклеил его специальной пленкой. Более того, заполучить портрет его самого тоже не получилось, всякий раз он закрывался от камеры рукой или козырьком бейсболки. Евгения, наверняка в самом скором времени он себя проявит. К вашей клиентке надо приставить охрану.
— А я, простите, кто? — вырвалось у меня.
— Возможно, я неправильно выразился. Я хотел сказать, что надо усилить охрану. Мы имеем дело с очень опасным противником, подстраховка не помешает.
— Если кому-то и нужна охрана, то не моей клиентке, а ее супругу. Он сейчас лежит в больнице, и мститель об этом знает. — Я вкратце рассказала, каким образом он передал записку.
— То есть вы, Евгения, видели его в лицо?
— Нет, вот как раз таки я лица его не видела. Он был в медицинском колпаке, закрывающем весь лоб, в маске и слегка затемненных очках. Но у меня создалось впечатление, что ему лет тридцать — тридцать пять…
— Денису Ставрогину, если он все-таки жив, тридцать два. Знаете, я навел о нем справки в школе, в которой он учился, среди соседей. Никто его давно не видел и ничего не знает о том, как сложилась его судьба. Что касается его психологического портрета, то все описания сводятся к тому, что он чрезвычайно замкнут, скрытен, обидчив, при этом очень изобретателен и находчив. Тема семьи, отца всегда была для него болезненной. Все это если не подтверждает то, что Ставрогин ступил на тропу мести, то уж точно не опровергает, что он мог годами копить обиды и планировать преступления в мельчайших деталях. На всякий случай я направил запрос в воинскую часть, в которой служил Денис Ставрогин. Возможно, всплывут какие-то подробности его гибели. Так, теперь что касается охраны супруга вашей клиентки… Прямо сейчас, с ходу, я не могу решить этот вопрос. По существу, этот человек не является потенциальным объектом мести. Евгения, может, его лучше перевести в частную клинику с серьезной охраной? — предложил Наумченко.
— С этим есть определенные сложности, — сказала я, вспомнив, что Николас воспротивился лечиться за счет сына Лизаветы. — Но вот организовать круглосуточную частную охрану палаты, в которой лежит ее супруг, было бы неплохо. Правда, не все больницы охотно идут на такие меры.
— Если администрация будет вам препятствовать, то позвоните мне, я этот вопрос улажу. Держите меня в курсе любых новостей. В свою очередь я обещаю набрать вас, Евгения, если у меня появится хоть какая-то полезная информация, хоть какая-то зацепка.
— Спасибо. — Я отключила связь.
Вскоре из палаты вышла Елизавета Константиновна.
— Женя, что делать? Как я ни уговаривала Николаса перевестись в частную клинику, у меня ничего не получилось. Он рвется домой. Разве его можно оставлять там одного? Да и здесь ему оставаться опасно. Мы же не можем сидеть тут с тобой целыми днями!
— Есть вариант.
— Какой?
— Нанять частную охрану. Пусть сидят у входа в палату. Николас даже знать ничего об этом не будет.
— Сможешь это организовать?
— Смогу. Я раньше в одной охранной фирме работала, сейчас позвоню туда и попрошу прислать ребят.
Я назвала ориентировочную цифру, в которую может обойтись эта услуга в сутки. Лизавета махнула рукой, давая понять, что для нее это самая маленькая из всех возможных проблем. Несколько телефонных звонков, визит к заведующему кардиологическим отделением, и все формальности были улажены. Приехал охранник, я проинструктировала его, после чего мы с Андреевой поехали в офис ЧОПа, чтобы заключить договор и произвести оплату. Обычно его босс не отходил от классического принципа «утром деньги — вечером стулья», но для меня по старой памяти он сделал исключение. Сначала прислал бойца, а потом положил в сейф подписанный договор и пачку денег, которые Лизавета сняла с карточки в банкомате, установленном в вестибюле больницы.
* * *
— Я сейчас не готова встречаться с Катькой. Поехали к Феликсу! — заявила Андреева, когда мы вышли из охранной фирмы. Я молча села за руль. — Женек, а ты начинаешь меняться к лучшему! Я думала, ты снова станешь меня отговаривать. Может, сама надумала татуировочку набить?
— Не надумала. А вас отговаривать не вижу смысла, — самым будничным тоном сказала я, — вы ведь сами наверняка понимаете, что ваш визит в тату-салон вполне прогнозируемый. Вы ведь всегда в стрессовой ситуации его посещаете.
— Не поняла, ты хочешь сказать, что Дэн предусмотрел такой поворот событий и ждет меня где-то поблизости от «Живой кожи»? — Лизавета с ходу поняла то, что я хотела до нее донести.
— А может, и в самом салоне уже побывал, так что за стерильность инструментов и краски я бы не поручилась.
— Ладно, в салон не поедем. Может, все-таки к Катьке? — спросила Андреева скорее себя, чем меня.
— Как скажете.
— Нет, не сейчас. Поехали домой.
— Точно? — спросила я.
— Да, мне надо о многом подумать. — Лизавета откинулась на подголовник и закрыла глаза. В салоне «Ленд Крузера» повисла тревожная тишина. Я хотела включить стереосистему, но Андреева вдруг продолжила прерванный рассказ: — Выйдя из лечебницы, я решила отыскать своего сына, хотя бы издалека на него посмотреть. Но Борис вместе с Митей куда-то переехали. Хорошо, что старые друзья от меня не отвернулись, помогли с работой, а потом и с информацией. Так я узнала, что Борис переехал за город, на Ново-Пристанское шоссе, вышел в отставку и занялся строительным бизнесом.
— Обычно комитетчики, выходя на пенсию, организовывают охранные фирмы, а тут строительный бизнес.
— Борис был неординарным человеком, он мыслил глобально и сволочью тоже был не рядовой. Как я потом узнала, он организовал рейдерский захват «Алмаза» и стал одним из его владельцев, потом постепенно вытеснил всех остальных и стал единолично владеть компанией. Узнав новый адрес, я поехала за город, чтобы увидеть Митю, но охрана заметила, как я пытаюсь перелезть через забор, и задержала меня. Приехал Борис и сказал: если такое еще раз повторится, то я вернусь в психлечебницу и уже никогда оттуда не выйду.
— Вы сильно рисковали, когда пытались проникнуть в дом, — с уважением произнесла я.
— У меня не было другого выхода. Моя первая попытка провалилась. Какое-то время я не предпринимала никаких усилий, чтобы увидеться с сыном, не то чтобы испугалась, просто не могла придумать, как все сделать по уму, чтобы снова в руки Борисовой охраны не попасться. Потом через знакомых своих друзей я узнала, в какой гимназии учится Митя. Его привозили туда на тонированной машине, охранник провожал его прямо до двери и так же встречал, так что пообщаться с сыном на пути из дома в гимназию тоже не удавалось. И тогда мне пришло в голову устроиться на работу в ту гимназию.
— Кем?
— Мне было все равно кем, но самым оптимальным вариантом для меня было бы стать учителем музыки. Что смотришь на меня? Я по образованию дирижер народного хора. Да, представь себе, я областное художественное училище окончила. Так что вполне могла рассчитывать на ставку учителя музыки, но на следующий год появилась только одна вакансия — завхоза, меня на нее не взяли, им мужчина нужен был. И только еще через год я смогла устроиться туда уборщицей. Мы сразу с Митей подружились, я угощала его конфетами, а он на Восьмое марта подарил мне букет тюльпанов.
— Дмитрий не знал, что вы его мать?
— Нет. Поначалу я хотела сказать ему об этом, но никак не могла собраться с духом. А потом поняла, что это ни к чему хорошему не приведет. Так я могла почти каждый день сына видеть, конечно, кроме выходных и каникул. А если бы заявила о себе, Митя наверняка рассказал бы об этом отцу, и он перевел бы его в другую школу. Полтора года я проработала в гимназии, а потом в холле неожиданно столкнулась с Борисом. Он зачем-то приходил к директрисе. Мой бывший сделал вид, что не узнал меня, но на следующий день меня обвинили в краже куртки из гардероба и, чтобы не раздувать скандал в элитной гимназии, попросили написать заявление на увольнение. Ясно было, что все это произошло с подачи Бориса. — Лизавета замолчала, уставившись в лобовое стекло.
— Что-то мне подсказывает, вы на этом не успокоились, — подстегнула я свою пассажирку к дальнейшим откровениям.
— Разумеется, я не могла успокоиться! — Андреева мгновенно вышла из состояния глубокой задумчивости. — Я узнала номер его служебного телефона. Мне ответила секретарша, я назвала фамилию одной чиновницы, которая постоянно мелькала по местному телевидению, и попросила соединить меня с Борисом Ильичом. Этот трюк сработал. Вскоре я услышала его голос и потребовала разрешить мне видеться с сыном, в противном случае пообещала, что все газеты напишут о том, как он со мной поступил. Борис сказал мне на удивление спокойным тоном, что я для Мити умерла, а газетная шумиха, если мне вдруг удастся ее организовать, ударит прежде всего по нашему сыну, у которого тогда был сложный переходный возраст. И если я желаю Мите добра, говорил Борис, то не должна травмировать его неокрепшую психику. Тот разговор стал переломным в моей судьбе, благодаря ему я познакомилась с Николасом.
— Это как?
— Николас — старший сводный брат Бориса. Их отец Илья Петрович закрутил роман с будущей матерью Бориса, еще будучи женатым на литовке. Та узнала об этой связи, подала на развод и после него вернулась к родителям в Вильнюс. Общению Ильи с сыном она не препятствовала. Тот приезжал к Николасу, иногда забирал его к себе в Тарасов. В детстве мальчики виделись довольно часто, но после смерти их отца общение прекратилось. Прошло много лет, Николас, будучи в командировке в Москве, увидел по телевизору передачу про «Алмаз», которым руководил его брат, и ему стукнуло в голову возобновить родственные связи. — Лизавета усмехнулась чему-то только ей одной известному. — Он приехал в Тарасов и пришел к нему в офис «Алмаза». Борис встретил его холодно, сразу дав понять, что не горит желанием поддерживать отношения. Как раз в то время, когда Николас находился в его кабинете, я туда и позвонила. Наверное, оттого Борис и разговаривал со мной относительно спокойным тоном, что был не один. Николас потом сказал мне, что он хоть и делал вид, что не прислушивается к разговору, на самом деле заинтересовался его содержанием. Ему захотелось встретиться со мной, поговорить, чтобы узнать побольше о своем сводном брате.
— Как же он вас нашел?
— Узнал мой номер телефона у секретарши — в приемной стоял аппарат с определителем. Если быть точнее, то это был номер Дворца культуры, в котором я вела вокальный кружок. Николас позвонил туда, узнал, что это за учреждение, и приехал в ДК. Нашел он меня по фамилии. Она ведь у нас одна, я сознательно не стала возвращать свою девичью после развода, ведь Митя тоже Андреев. Так вот, рассказала я Николасу все о своей недолгой семейной жизни, о разводе, лишении родительских прав, принудительном лечении в психбольнице и об увольнении из гимназии по навету. Николас, этот борец за справедливость, — Лизавета снова саркастически усмехнулась, — не нашел ничего лучшего, как на следующий день снова заявиться в офис «Алмаза» и дать Борису в морду. Если быть точнее, то это произошло не в самом офисе, его туда не пустили. Николас дождался, когда Борис выйдет вечером из здания, и сделал это прямо на глазах у Мити, который сидел в служебной машине, и под камерами видеонаблюдения. Борис упал, ударился головой о ступени, из носа хлынула кровь. Подбежала охрана, скрутила Николаса, вызвала полицию. Против Николаса было возбуждено уголовное дело. Ему дали три года колонии. Он тогда еще был гражданином Литвы, но отбывал срок в России. Мы переписывались, но на свидания я к нему не ездила. По существу, Николас был для меня посторонним человеком, который вступился за меня, но сделал это только себе во вред.
— Понимаю.
— Когда Николас освободился, он пришел ко мне и сказал, что хочет остаться в России. Я не сразу поняла, что дело во мне. Более того, у меня был на тот момент мужчина, с которым мы вместе жили. Николас стал меня завоевывать, и ему это удалось. Мы с ним поженились, он поменял гражданство, но сначала съездил в Вильнюс, продал там свою квартиру. Я тоже продала однушку, которая мне досталась от родителей, и мы купили трешку в том самом доме, где Николас и сейчас живет. Митю я почти не видела, после школы он учился сначала в Москве, потом в Лондоне. Информацию о том, что Борис умер, мы с Николасом пропустили, потому что ездили на рок-фестиваль. Однажды раздался звонок в дверь, я открыла ее — передо мной стоял мой взрослый сын, копия своего отца.
— Как он вас нашел? — для порядка спросила я, хотя в общих чертах знала об этом от Клавдии.
— После смерти отца, который умер от оторвавшегося тромба, Митя стал разбирать бумаги, нашел свидетельство о нашем разводе, еще какие-то документы, по которым он понял, что я жива. Когда сын шел ко мне, он еще не знал, как я выгляжу. Митя сразу меня узнал, в смысле, ту уборщицу из гимназии, в которой он учился, хоть и прошло больше десяти лет. Мы обнялись, это была очень трогательная сцена. Но потом в прихожую вышел Николас. Его Митя тоже узнал, для него родной дядька был посторонним мужиком, который чуть не убил его отца.
— Как у вас все переплелось, — вставила я в образовавшуюся паузу.
— Да, так и было, но постепенно клубок стал распутываться. Сын принял меня такой, какая я есть, познакомил со своей семьей и стал настаивать на том, чтобы я переехала к нему. А вот с Николасом у него отношения так и не заладились, хоть я и объяснила Мите, что тогда произошло и почему его дядька так поступил. Николас тоже хорош, иногда он бывает таким упертым, что даже я ничего не могу с ним сделать. Вот как сейчас он наотрез отказался лечиться в частной клинике, так и тогда он не захотел налаживать отношения со своим племянником. Николас смотрел на него и видел Бориса, внешне они действительно очень похожи. Однако он не препятствовал тому, чтобы я встречалась с Митей, а потом и переехала к нему. Он понимал, что я должна быть рядом с сыном и внуками, чтобы наверстать упущенное.
— Это очень благородно со стороны Николаса.
— Не стоит его идеализировать. Скажу тебе, Женя, честно, мой второй брак тоже не простой. Мы с Николасом не можем подолгу находиться вместе, начинаем скандалить из-за всяких пустяков и друг без друга тоже не можем. Гостевой брак стал нашим спасением. Я переехала за город, но при любой возможности приезжала к Николасу. Вот теперь ты, Женя, знаешь о моей личной жизни практически все. А я, заметь, совершенно ничего не знаю о твоей. По-твоему, это нормально?
— Кое-что вы знаете. Я имею в виду Ворошиловку. — Я коротенько рассказала Елизавете Константиновне про своего отца и его методы воспитания, а потом мы доехали до места, так что мне не пришлось лавировать между правдой и вымыслом, рассказывая о засекреченном периоде моей жизни.
Глава 16
Я сидела в мягкой груше, смотрела на колышущихся от легкого сквозняка ангелочков, подвешенных к потолку, и пыталась предугадать, каким будет следующий шаг мстителя. Ко мне заглянула Лизавета.
— Я сейчас пересматривала клип, который мы здесь снимали. С первого раза я не обратила на это внимания. Пойдем, тебе надо обязательно посмотреть его! — Андреева бросила клич и сразу же направилась к себе, уверенная, что я непременно последую за ней.
Эта женщина не переставала меня удивлять. Любая другая закрылась бы на десять замков, напилась бы валерьяновых капель или чего покрепче, но все равно продолжала бы вздрагивать от каждого шороха. Лизавета с головой окунулась в свою продюсерскую деятельность. Пожалуй, это был не самый плохой вариант, как отвлечься от мрачных дум.
— Садись и внимательно пересмотри клип, — попросила Елизавета Константиновна, усаживая меня за свой ноутбук. Я уставилась на экран, но ничего нового для себя не увидела. — Неужели ты ничего не заметила?
— Нет.
— Смотри еще раз сначала, — настаивала Андреева, и меня это стало немного раздражать.
Я смотрела на экран и думала о том, что если бы у меня было больше времени на подготовку, то спецэффекты могли получиться намного круче. И вдруг мне в глаза бросилось то, на что я раньше не обращала никакого внимания. Когда набираешь русский текст, то сознание игнорирует латинские буквы, чтобы перейти на них, надо не только переключить регистр на клавиатуре, но и в своем мозгу. До сего момента я смотрела видеоклип с точки зрения человека, который сыграл определенную роль в его создании. Лизавета стояла у меня за спиной и капала мне на мозги, приговаривая:
— Женя, смотри! Разуй глаза! Ты что, слепая?
Ей удалось-таки переключить «кнопку» в моем мозгу, и я стала рассматривать то, на что раньше не обращала внимания.
— Так. — Я отмотала запись назад на несколько секунд. В зареве вспышки на другом краю пруда обозначилась человеческая фигура. В этом не было ничего странного. Кто-то из соседей вполне мог заинтересоваться происходящим в андреевской усадьбе. Не каждый день увидишь, как репетируют и снимают клип рок-музыканты. Но лазерные лучи, периодически исходящие с той стороны пруда, наталкивали на мысль о том, что за нами наблюдал не кто иной, как мститель. За сутки до этого кто-то ослепил Алексея Кострицына лазерным лучом, спровоцировав аварию.
— Что скажешь? — спросила Елизавета Константиновна.
— Я надеялась, что он не знает сюда дорогу, считая, что вы живете с Николасом. Кто ваши соседи с той стороны?
— Бизнесмены Аристовы. Это их второй дом, они не живут здесь постоянно, летом бывают чаще, зимой — реже. Женя, как ты думаешь, что он приготовил для меня?
Я молчала, хотя у меня появились кое-какие соображения на этот счет. Мне не хотелось пугать свою клиентку, но будь я на месте мстителя, то не обошла бы вниманием пруд. Все его жертвы находили или должны были найти свою смерть ниже уровня земли. Алиев умер в больнице, но еще неизвестно, что спровоцировало у него сердечный приступ и откуда его туда привезли.
В комнату постучали.
— Да-да! — крикнула ее хозяйка.
— Елизавета Константиновна, — обратилась к ней Клавдия, — я пришла сказать, что вам доставили посылку.
— Но я ничего не заказывала, — возразила Андреева.
— Ничего не принимать! — скомандовала я.
— Гена ее уже принял и в накладной расписался.
— Возможно, Алена что-то перед отъездом заказала, — предположила Лизавета, — она не вылезала из интернет-магазинов.
— Геннадий сказал, что посылка именно вам адресована.
— А почему этот болван у меня не спросил, заказывала я что-то или нет?
— Побоялся. Вы в прошлый раз отругали его за то, что он вас подобным вопросом побеспокоил, — робко прояснила ситуацию домработница.
— Было такое, — подтвердила Лизавета и выжидающе уставилась на меня.
— Я пойду проверю, что там.
Сначала я зашла в свою комнату и взяла чемоданчик со «шпионскими прибамбасами», как их называла моя тетушка Мила, затем направилась в будку сторожа, где, по словам Клавдии, лежала посылка. Домработница из любопытства последовала за мной, по пути к ней присоединились Надя и Степан.
— Вот что, — сказала я, оглянувшись на них, — не надо ходить за мной. Занимайтесь своими делами!
— Лично у меня все дела переделаны, — заметила Надя.
— И у меня, — добавила Клавдия, но под моим строгим взглядом ретировалась за Степана.
— Не ходите за мной, — строго повторила я, и процессия отстала. Затем я отругала Геннадия за то, что он проигнорировал мой утренний инструктаж и принял посылку.
— Женя, ты сказала, что не надо впускать посторонних, так я курьера и не впускал, я сам вышел за ворота.
— А на чем он приехал?
— На фирменной машине курьерской службы. — Геннадий назвал, какой именно. — А с чего весь этот переполох-то?
— Гена, займись обходом территории, — сказала я, проигнорировав его вопрос, а сама зашла в будку сторожа.
На полу лежала довольно объемная коробка. Открыв свой чемоданчик, я стала поочередно подносить к ней различные датчики, но они никак не реагировали на содержимое коробки. Из нее не исходило ни радиационного, ни электромагнитного излучения, ни радиочастотных волн. Я приподняла посылку, по моим ощущениям, она весила около трех килограмм. Немного подумав, я все же решила ее распаковать. В коробке оказалась надувная резиновая лодка с насосом и небольшими пластмассовыми веслами в комплекте. Увидев ее, я сразу поняла, зачем мститель прислал Лизавете этот подарочек. Интересно, а она сама догадается?
Подхватив коробку, я понесла ее в сторону хозпостройки. Судя по голосам, Степан развлекал женщин с другой стороны дома. Спрятав посылку в сарайчике, я вернулась в дом. Дверь в комнату Лизаветы была приоткрыта. Она стояла перед зеркалом и рассматривала свои руки, вероятно, подыскивала свободное местечко для новой татуировки.
— Женя! — окликнула она меня, и я зашла к ней в комнату. — Может, мне пригласить Феликса сюда?
— Нет, — я покачала головой из стороны в сторону. — Меньше всего сейчас надо думать о новых татушках.
— Что в посылке? — спросила Андреева. — Да не томи же ты меня! Говори!
— Там надувная резиновая лодка, — сообщила я, у Лизаветы округлились глаза от недоумения.
— Похоже, началось, — обреченно проговорила она, затем повернулась к столу, на котором лежали письма, и взяла одно из них. — Я просмотрела сегодняшнюю корреспонденцию, которую принесла Клавдия, там есть одно странное письмо. Я не стала его вскрывать без тебя.
— Это правильно.
Андреева протянула мне конверт, судя по почтовому штемпелю, письмо пришло еще вчера. Оно был адресовано ей, данных об отправителе не было.
— Женя, открой и прочитай, — попросила Лизавета.
На ощупь конверт был однородным. Взяв с полки ножницы, я отрезала одну сторону и извлекла сложенный вчетверо листок. Сначала я прочитала строчки, напечатанные на компьютере, про себя, затем вслух:
— «Пришло время расплаты. Все рассудит случай. Скоро вам понадобится лодка. Ждите моих указаний». Вместо подписи та же дата: тридцатое августа.
— Женя, он реально сумасшедший! — испуганно произнесла Лизавета. — Я насмотрелась в больнице на тех, у кого на самом деле с головой не все в порядке. От них никогда не знаешь, что ожидать. Дэн определенно маньяк. Но почему он свободно разгуливает по улицам? Почему он убил столько людей, и его до сих пор не задержали?
— Да, наш мститель определенно имеет некоторые отклонения в психике, но он далеко не глуп. Этот человек тщательно продумывает каждую свою операцию, все они выглядят как несчастный случай. А раз нет состава преступления, то уголовные дела либо не возбуждаются, либо быстро закрываются за недостаточностью улик.
Я задумалась о том, как со стороны выглядела бы трагическая гибель Андреевой, пытающейся переплыть пруд на надувной лодке. Как очередной заскок не совсем адекватной пожилой женщины, которая несколько лет провела в психиатрической лечебнице.
— Как бы ты меня ни отговаривала, — прервала мои размышления Лизавета, — но я сейчас же позвоню Феликсу. Пусть приезжает сюда!
Временами мне казалось, что у нее на самом деле не все в порядке с головой. Даже если она попала в психбольницу здоровой, ее наверняка там залечили так, чтобы ни одна комиссия не придралась, что ее там держат зря.
— Елизавета Константиновна, неужели вы всерьез думаете, что еще одна татуировка сможет что-то изменить к лучшему? Вон сколько у вас их! Хоть одна татушка решила вашу проблему глобально?
— Что ты в этом понимаешь! — Отмахнувшись от меня, она взяла с полки смартфон.
— Кое-что. — Оголив плечо и лопатку, я повернулась к Лизавете спиной, демонстрируя ей свою татуировку.
— А почему ты раньше не показала мне это? — с уважением спросила Андреева.
— Не было подходящего случая.
— Что там написано? — поинтересовалась Елизавета Константиновна.
— Ars longa, vita brevis. В переводе с латыни это означает: «Искусство долговечно, жизнь коротка».
— Не буду с этим спорить, но кое-что спрошу. — Лизавета наклонилась к надписи ближе, вероятно, хотела удостовериться, не временная ли она. — Что ты почувствовала, набив эту татуировку?
— Для меня это была суровая необходимость. Мне приходилось бывать в горячих точках, в случае чего татуировка могла бы облегчить опознание.
— Не продолжай! — замахала руками Лизавета. — Я все поняла. Ладно, я пока воздержусь от звонка Феликсу. Но что же мне делать? Сидеть здесь и ждать сигнального выстрела, призывающего сесть в лодку и грести прямиком в омут?
Временами Андреева производила впечатление вполне адекватной женщины.
— Мститель неплохой психолог, он планомерно капает своим жертвам на мозги, постепенно добиваясь своей цели. Думаю, дальше он обозначит время, когда надо будет испытывать судьбу, но с некоторым запасом.
— Почему с запасом? — уточнила Елизавета Константиновна.
— Это типичная тактика маньяков. Они дают разбег, чтобы жертвы побольше накрутили себя, перебрали все имеющиеся варианты и, возможно, даже нашли какую-то лазейку. И вот тогда, когда жертва доходит до кондиции, они ударяют по самому больному. Очень часто в ход идет шантаж.
— А это Дэн не видел? — Лизавета показала кукиш. — Со мной этот номер не пройдет. Я не поведусь на его шантаж. Да и чем он может меня шантажировать?
— Не берусь дословно предугадать, что будет в последнем послании, но оно будет звучать примерно так: «Если вы попытаетесь пересечь пруд, то, возможно, останетесь живы. Если не сделаете это, то случится что-то плохое. Без вариантов».
— Пересечь пруд невозможно! Женя, но ведь парни из ЧОПа защитят Николаса? — спросила Лизавета после некоторых раздумий.
Я вдруг подумала, что шантажировать ее жизнью мужа — слишком предсказуемый вариант. Если мститель поймет, что в больнице охрана, то перейдет к запасному плану. У маньяков с фантазией всегда все в порядке.
— Да, ваш муж под надежной защитой.
Как ни странно, но Елизавета Константиновна услышала скрытый в этой фразе подтекст.
— Скоро вернутся Митя, Сонечка, Алена. Хорошо хоть Илюшка останется в Лондоне. Женя, мы должны что-то делать! — Лизавета стала мерить шагами комнату.
— Во-первых, не надо паниковать. Во-вторых, надо отойти в сторону от стереотипов.
— Это что значит?
— Надо вести себя как можно более непредсказуемо. Это его дезорганизует, а нам позволит выиграть время.
— Хорошо, — Андреева остановилась напротив меня, — скажи, что конкретно мне надо делать в этой ситуации?
— Пока не знаю, мне надо подумать.
— Так думай! — приказала Лизавета.
Я опустилась в кресло, около которого стояла, и предалась размышлениям. Мне пришло в голову, как можно попытаться перехитрить мстителя.
— Вы знаете, где лежит план дома и прилегающей к нему территории? — уточнила я.
— Без понятия. Я вообще не уверена, что он есть.
— Обязательно должен быть.
— Можно позвонить Мите и спросить, — предложила Андреева.
— Нет, звонить Дмитрию не нужно. Елизавета Константиновна, подумайте, где могут находиться документы.
— Вероятно, в сейфе, у Мити в кабинете.
— Вы знаете, как его открыть?
— Нет.
— Я могла бы попробовать…
— Женя, я вспомнила. — Лизавета дотронулась до моей руки. — План есть у Алены в компьютере. Она же дизайном занимается.
— Я должна взглянуть на этот план.
— Зачем?
— Так, есть одна мыслишка, — уклончиво ответила я.
— Хорошо, пойдем к ней в комнату.
Информация в компьютере оказалась защищена, но мне не составило особого труда найти пароль — он был записан в ежедневнике, лежащем на туалетном столике. Покопавшись в папках на рабочем столе, я нашла отсканированный план и стала изучать его.
— Что и требовалось доказать, — сказала я, откинувшись на спинку крутящегося стула.
— Так, Женя, не томи меня! Что ты здесь увидела? — сгорала от любопытства Андреева.
— Мне с первого дня пребывания здесь не давал покоя ваш пруд. Он столь же красив, сколь и опасен. У меня возникло предположение, что это не естественная, а искусственная преграда.
— Не пойму, к чему ты клонишь.
— Естественная воронка всегда круглая, здесь же ровно посередине проходит полоса, преодолеть которую невозможно. Я бросала камни и палки по краям, они исчезали под водой с той же интенсивностью, что и в центре. Это против законов физики. Теперь взгляните на эту схему, — я ткнула пальцем в нужное место, но Лизавета непонимающе пожала плечами. — Вот здесь проходит система труб и каналов, с помощью которых создается эффект омута. Не знаете, кому принадлежал этот дом до того, как Борис его купил?
— Я слышала, что здесь раньше было что-то вроде кагэбэшной резиденции.
— Комитетчики вполне могли организовать такое препятствие, хотя бы в качестве эксперимента. А раз это преграда искусственная, значит, ее можно устранить.
— Женя, ты сможешь это сделать?
— Надо найти, где отключается насос, расположенный в центре пруда.
— Наверное, это в подвале, — предположила Елизавета Константиновна.
— Мне надо его немедленно обследовать.
— Если надо, обследуй! Я туда с тобой не пойду! Мне противопоказано даже на сантиметр ниже уровня земли опускаться. Может, Дэн, этот паршивец, именно на то и рассчитывает, чтобы я отправилась в подвал.
— Успокойтесь, вам там нечего делать. Я проверю коммуникации, наверняка там есть кнопка или рубильник, которые отключают водоворот. — Я закачала себе в смартфон план коммуникаций, после чего выключила Аленин компьютер.
— Возьми с собой Степана, — посоветовала Елизавета Константиновна. — А мне пришли сюда Клавдию. Как-то жутковато одной.
— Хорошо.
* * *
Я попросила садовника устроить мне экскурсию в подвал. Тот сразу же бросил окучивать клумбу и пошел за мной.
— Степан, скажите, а кто в доме отвечает за водопровод?
— Я и отвечаю. Дмитрий Борисович мне за это доплачивает, но не так уж и много. Здесь все коммуникации новые, проблем нет.
— Значит, вы в курсе, как отключить воду?
— Это легче легкого, просто перекрыть вентиль, и все. Не знаю, зачем вам это понадобилось, но сейчас не самое лучшее время для того, чтобы отключать в доме воду. Клава стиральные машины запустила, а Надя готовит.
— Я не про домашний водопровод говорю.
— Про полив? — предположил Степан. — Тогда это без проблем, я уже все полил.
Мы зашли в небольшое подвальное помещение, я открыла план, закачанный в смартфон, и поняла, что он не соответствует действительности. Садовник, совмещающий обязанности сантехника, рассказал мне, какой вентиль что перекрывает. Никакой панели управления гидротехническим сооружением там не было и в помине.
— Степан, а как можно отключить водоворот? — спросила я открытым текстом.
— Не понял вопроса.
— Вы в курсе, что пруд создан искусственно, как и водоворот в центральной его части?
— Слышал я такую байку. — Степан снисходительно улыбнулся. — Только я думаю, что все это выдумки.
— Скажите, а куда ведет эта труба? — поинтересовалась я.
— Не знаю, — пожал он плечами. — Наверное, обратка от центрального отопления.
— Допустим. А от кого вы слышали ту байку?
— От бывшего работника. Он пьяницей был, болтал разную ерунду.
— Почему «был»? Он умер?
— Нет, уволился.
— Степан, скажите, а вы здесь работали при Борисе Ильиче?
— Недолго. Крутого нрава он был человек. Лизавета тоже не подарок, но она отходчивая, а Борис Ильич жестко с людьми обращался. Вот с молодыми хозяевами мне повезло…
— А тот человек, что рассказывал вам про водоворот, почему уволился?
— Он здесь сантехником работал. Дмитрий Борисович пожелал оптимизировать расходы на обслуживающий персонал, вот на сантехнике и решили сэкономить.
— Может быть, вы знаете, как с ним связаться?
— Нет, я с ним и здесь-то не больно общался. Он, знаете ли, был немного не от мира сего. — Степан покрутил пальцем у виска.
— Может, кто-то другой знает? Сторожа или Клавдия с Надей?
— Не думаю. Разве что Лизавета…
— Елизавета Константиновна? — не поверила я своим ушам.
— Да, — кивнул садовник. — Я очень хорошо помню тот день, когда она впервые появилась в этом доме. Дмитрий Борисович привез ее на машине, помог выйти, а потом ему кто-то позвонил, и он отошел с телефоном в сторонку. И тут из этого самого подвала выходит Георгич, подбегает к почтенной даме, которую привез хозяин, и кричит: «Кого я вижу? Лизон, это ты, что ли?»
— А как она отреагировала на это?
— Лизавета сказала, что он ошибся, что сама она видит его в первый раз, на этом инцидент был исчерпан. Вскоре после этого Георгич уволился. Помнится, собирая свои вещи, он приговаривал, что здесь еще не раз о нем вспомнят, что будут назад звать, на коленях умолять, чтоб он вернулся, но он еще подумает, стоит ли возвращаться. Тогда я не связал его увольнение с появлением в этом доме матери Дмитрия Борисовича, а сейчас думаю, в ней дело было.
— Спасибо, Степан. Пойдем, я здесь все посмотрела.
— Я думаю, что насчет водоворота это все же байка, — заключил садовник.
— Скажите, а зимой пруд замерзает?
— Покрывается тонкой пленкой, и то не весь. Если тебя, Женя, интересует мое мнение, то я думаю, что под прудом проходит подземная речка, и как раз в этом месте в нее вливается приток.
— Ага, приток, только искусственный, — сказала я вполголоса.
Глава 17
Поднявшись на второй этаж, я сразу же заглянула к Лизавете. Она полулежала на диване и смотрела телевизор, а Клавдия протирала листья монстеры.
— Все, Клава, довольно! — Хозяйка, как только я вошла, стала выпроваживать прислугу. — Чисто уже.
Когда домработница ушла, я спросила:
— Елизавета Константиновна, вы знаете, как найти Георгича?
— Это еще кто такой?
— Он работал здесь сантехником.
— Понятия не имею, о ком ты говоришь! — Лизавета не отрывала взгляда от экрана телевизора. Шло одно из тех ток-шоу, в которых участники добровольно позволяли посторонним людям копаться перед камерами в их грязном белье.
— Елизавета Константиновна, — я подсела к ней на диван, — прошу вас, вспомните того человека, которого вы видели здесь, когда Дмитрий впервые привез вас в этот дом.
Андреева меня будто не слышала, проблемы в семье совершенно посторонних людей волновали ее больше, чем свои собственные.
— Ты что-то сказала? — спросила она, когда началась реклама.
— Да, если кто-то и знает принцип работы водоворота и как его на время отключить, то только Георгич. Надо его разыскать.
Лизавета вроде бы услышала меня, но ничего мне на это не ответила. Реклама закончилась, и она снова уставилась на экран. Разговаривать с ней, пока не закончится это ток-шоу, было бессмысленно. Я отправилась в комнату напротив и первым делом позвонила охраннику, который дежурил в больнице у Николаса.
— Привет! Это Охотникова. Как дела?
— С полчаса назад в отделении вертелся подозрительный персонаж. Вроде одет как медик, даже стетоскоп на плечах висел, только его никто из местного персонала не признал.
— Что он хотел?
— По-моему, собирался зайти в седьмую палату, но срисовал меня и прошел мимо. Покрутился в холле и пошел обратно. Зайти к Андрееву не решился, да я бы его и не пустил туда.
— Фоторобот составить сможешь?
— Я видел только его уши, все остальное было закрыто шапкой, очками и медицинской маской. Он даже обе руки в карманах держал.
— Надо было его задержать.
— Женя, ты же знаешь, нас предупредили, чтобы все тихо было, поскольку пациентам покой нужен. А когда этот очкарик появился, в коридоре полно больных было.
— Я поняла. Не теряй бдительности, возможна любая провокация.
— Я и не теряю, — заверил меня охранник.
Поговорив с ним, я набрала номер следователя Наумченко.
— Да, Евгения, слушаю вас! У вас есть какие-то новости?
— Есть. — Я рассказала про письмо и посылку. — Петр Остапович, лодка была заказана в тарасовском рыболовном интернет-магазине на имя моей клиентки с курьерской доставкой, но она этого не делала. Я подумала, что можно попытаться выяснить, откуда был сделан заказ. Собственно, для этого я вам и звоню. У вас же наверняка есть такие возможности…
— Да, мне нужны все детали этого заказа, я дам задание нашему компьютерщику выжать из этого максимум информации, — пообещал Наумченко.
— Я сфотографировала накладную, которая была в посылке. После разговора вышлю вам ее фото.
— Хорошо. А что вы вообще думаете об этом? Зачем нужна лодка? Неужели вашей клиентке придется Волгу на ней пересекать?
— Не думаю. Здесь есть пруд, который служит как бы естественной преградой. Пересечь его невозможно, в середине водоворот.
— Откуда преступнику это известно?
— На днях он каким-то образом проник на соседнюю территорию.
— Значит, его надо там брать!
— Не думаю, что все так просто, но группа захвата скорее всего понадобится.
Мы обсудили с Наумченко еще кое-какие моменты. Едва я отключила связь, в комнату зашла Лизавета.
— Собирайся! — скомандовала она. — Поедем в «Три бочонка».
— А это ничего, что он в полуподвальном помещении находится? — уточнила я, надеясь, что Лизавета одумается.
— Так я же не одна туда пойду, а с тобой. Ты же мой бодигард, — Андреева сделала акцент на этом слове, — вот и будешь охранять меня.
— Вы уже однажды пригласили меня в этот закрытый клуб, хотя знали, что я не пройду фейсконтроль, — напомнила я.
— Женя, давай не будем об этом. Сейчас совершенно другая ситуация. Мы пойдем в «Три бочонка» не развлекаться, а искать того гота.
— Какого гота?
— Я вспомнила человека, про которого ты меня спрашивала. Никогда не знала, как его зовут, да и тогда, когда он бросился ко мне со своими приветствиями, я не признала его. Он ведь без грима был, только потом, когда я увидела его в клубе в готическом образе, до меня дошло, что это он. Женя, а ты уверена, что этот Георгич в курсе, как остановить водоворот?
— Он раньше здесь работал сантехником и как-то по пьяни рассказывал Степану, что можно управлять водоворотом, но тот в это не поверил. Потом Георгича уволили по причине оптимизации расходов. — Я назвала официальную версию, но основной причиной, скорее всего, было знакомство этого работника с Елизаветой Константиновной. — Степан стал за доплату совмещать обязанности садовника и сантехника. По идее, Георгич должен был рассказать своему преемнику о том, как управлять искусственной преградой, но, похоже, он обиделся, что его уволили, и промолчал.
— Не факт, что мы этого гота сегодня в клубе застанем, я там пересекаюсь с ним крайне редко, но можно у его приятелей разузнать, как найти Георгича. Женя, скажи, тебя в спецшколе учили изменять внешность?
— Учили.
— Это хорошо, молодежных клубов много, нас в них зачастую не пускают, вот Кныш и решил создать альтернативное заведение, куда соплякам дорога закрыта. Женя, тебе надо не только выглядеть на сорок пять плюс, но и выбрать для себя какое-то направление. Готом становиться не советую, они устраивают для новичков проверку, водят их на кладбище. Я не сомневаюсь, что тебя этим не запугать, только лишнее все это.
— Готом я меньше всего себя ощущаю, — успокоила я Лизавету.
— Ты кислотную музыку любишь? Транс, джангл? — поинтересовалась Лизавета, и я отрицательно покачала головой. — А хотя бы рейв или хаус?
— Нет, психоделическая музыка — это не мое.
— Жаль, мне показалось, что ты органично смотрелась бы среди кислотников. Впрочем, не буду тебе навязывать свое мнение, сама выбирай, кто тебе ближе — панки, хиппи, растаманы…
— Елизавета Константиновна, а вы, простите, панк? — Этот вопрос давно вертелся у меня на языке, но я смогла задать его только сейчас.
— Да, я — панк! — гордо заявила она. — Но ты, Женек, в отличие от меня, не склонна к эпатажу. Недостаточно соорудить на голове ирокез, надеть косуху и цепи, чтобы сойти за свою. Мы, панки, — дети улиц. Вот я выросла на улице в буквальном смысле, отец напивался до чертиков и гонялся за мной и матерью с топором. Когда она была в рейсе, а это случалось часто, поскольку мама работала проводницей, то — за мной одной. Я спала в подъездах, на чердаках, на скамейках в парке. Я через всю жизнь пронесла эту неустроенность, она частичка меня. Вот ты, Женек, рассказывала мне про свое детство. Платьица с оборочками, видите ли, отец не разрешал тебе надевать… А ты зимой ходила в школу в рваных кедах, потому что тебе больше нечего было надеть? Не отвечай! Я и так знаю, что ты с детства была обеспечена лучшими шмотками, пусть не девчоночьими, а унисекс, зато модными и теплыми. А я ходила по снегу в рваных кедах, но мои одноклассники даже не догадывались, что у моей семьи нет денег на обувь, они думали, что мне так нравится, что это часть моей философии. Я не плакалась никому в жилетку, я шла по снегу, морозила пятки и свысока смотрела на тех, у кого на ногах были сапожки с натуральным мехом. Вот я — панк! А ты — нет! Ты вообще понимаешь себя? Знаешь, кто ты такая?
— Ладно, раз уж у нас с вами сегодня вечер откровений, то так и быть, я признаюсь вам, что я на самом деле растаманка.
— Ты растаманка? — Лизавета залилась истерическим смехом. — Женек, придумай что-нибудь поправдоподобнее.
— Не понимаю, почему вы мне не верите?
— Да вот из-за татуировки, которую ты мне сегодня продемонстрировала, и не верю. Растаманы, которых я знаю, считают, что человек создан Богом и должен оставаться до конца своих дней в первозданном виде. Они не стригут ногти и даже волосы, не делают депиляцию, не набивают татушки…
— Я же вам объяснила, что моя татуировка — это вынужденная мера.
— Допустим. — Лизавета хитровато прищурилась. — Если ты растаманка, расскажи мне про свою философию.
— Природность, свобода, мир… Оттого я и бросила службу, что это шло вразрез с моим мировоззрением. Я обожаю реггей. — Я постаралась произнести это как можно более натуралистично, но Лизавета продолжала смотреть на меня с недоверием. — Да у меня даже растаманская шапочка есть!
— Серьезно?
— Более чем!
— И дреды ты плести умеешь? — допытывалась бабушка-панк.
— Разумеется!
— А знаешь, я тебе верю! Значит, так, доставай свою шапочку, плети дреды, и поедем в клуб!
— Шапочка у меня дома осталась.
— Какая проблема? Заедем к тебе домой, заодно я с твоей тетушкой познакомлюсь.
— Хорошо, — не стала возражать я.
Трехцветный вязаный берет мне подарила настоящая растаманка, которой я спасла жизнь в одной из горячих точек. От нее-то я и узнала о движении растафарианства, как сначала называли растаманство, возникшее в Эфиопии как ответвление от христианской религии. Гораздо позже реггей стал его обрядовой музыкой, а ямайские трехцветные береты и одежда из конопли — непременной атрибутикой растаманов. Не ожидала, что Лизавета поверит в то, что я в душе «вавилонская блудница», именно так принято обращаться к растаманкам, поскольку Вавилон, как и любая другая цивилизация, согласно их философии, взращивает пороки развращенного общества.
Пока Лизавета собиралась в клуб, я позвонила тетушке Миле и предупредила ее, что ненадолго заскочу домой, чтобы переодеться, а заодно познакомлю ее с очень интересным персонажем.
— Это молодой человек? — обрадовалась она.
— Тетя, опять ты за свое! Я приеду со своей клиенткой. Она выглядит несколько неординарно, будь к этому готова.
— Нажарить вам блинчиков?
— Тетя Мила, мы потом поедем тусить в клуб. Какие блинчики?
— Я поняла. — Тетушка отключила связь.
В этот раз Лизавета превзошла саму себя. Она соорудила на голове настоящий ирокез, наверняка потратив на такую прическу целый флакон лака, обвешалась цепями поверх джинсового комбинезона, а главное — она надела рваные кеды, точнее, с эффектом рванья. Я поняла, что ее вызов культурному обществу начался именно с подобной обуви.
Выставив вперед ногу, она спросила:
— Женя, ты готова?
— Да.
Сегодня я вновь не позволила Андреевой набить очередную татуировку, и она пошла вразнос, пытаясь преодолеть свою ломку. Сначала Лизавета набросилась на меня с упреками в том, что мое детство по сравнению с ее было просто сахар, а теперь она решила попугать своим внешним видом мою тетушку. Уж если у кого и было сахарно-мармеладное детство, то это у Лизаветиной внучки Сонечки, в чьей комнате я жила последнюю неделю.
Глава 18
Мы поехали в город на «Ленд Крузере», таково было желание Андреевой. Я отслеживала все встречные машины, поскольку не исключала, что мститель может ехать в одной из них. Около часа назад он засветился в больнице, а несколько дней назад — в доме напротив.
— Женя, допустим, мы найдем того гота, который работал у нас сантехником, он отключит водоворот, и я смогу доплыть на резиновой лодке на другой берег. А что дальше? Думаешь, Дэн, этот сукин сын, оставит меня в покое?
— Он же оставил Екатерину Юлиановну в покое.
— Катька ноги себе переломала, а я сухой из воды выйду в прямом смысле этого слова. Вдруг его это не устроит, вдруг этот ублюдок не поверит в то, что я рисковала?
— Можете для большей убедительности выпрыгнуть из лодки, побарахтаться в воде.
— Я не умею плавать.
— Тогда лучше не переигрывать. Возможно, вам даже не придется грести до другого берега…
— Женек, что-то ты мне недоговариваешь. — Лизавета задумалась. — Погоди, кажется, я поняла. Ты хочешь использовать меня в качестве живца?
— Что-то вроде того.
— То есть я сяду в лодку, а ты будешь караулить его на той стороне? — спросила Андреева, и я утвердительно кивнула, не вдаваясь ни в какие подробности. Вскоре мы подъехали к моему дому. — Женя, скажи, а твоя тетушка не упадет в обморок, увидев, в чьей компании ты проводишь время?
— Не должна.
— Тогда пошли.
В подъезде нам встретилась соседка с верхнего этажа, она аж за сердце схватилась, увидев бабулю с зеленым ирокезом. А вот тетя Мила не проявила никаких эмоций, впуская нас в квартиру. Несмотря на то что я отказалась от блинчиков, она все же нажарила их. Лизавета охотно согласилась их отведать. Пока тетя Мила угощала нашу неординарную гостью, я занималась превращением в растаманку средних лет. За возрастной грим я была спокойна, подобные эксперименты со своей внешностью были мне не новы, а вот дреды я никогда прежде не плела. Хорошо, что в интернете нашелся короткий, но доходчивый мастер-класс, по которому я скатала свои волосы в «войлочные колбаски». Они получились не слишком аккуратными, но я решила, что это к лучшему — так быстрее поверят, что я долгое время их не расплетала. Та растаманка, которая подарила мне свою шапку, сказала, что несколько лет ходила с одними и теми же дредами, а волосы вообще никогда не стригла. Ее косички были ниже талии, мои болтались на уровне лопаток.
Пока тетушка развлекала Лизавету, я зашла в ее комнату, отыскала в шкафу балахонистое льняное платье и надела его. В идеале одежда «вавилонской блудницы» должна была быть из натуральной конопляной ткани, но в нашем доме таковой ни у кого не имелось. Платье было размера на два больше, чем мне требовалось, поэтому пришлось подпоясаться плетеным ремешком.
— Я готова, можем ехать, — сказала я, заглянув на кухню.
Тетя Мила поперхнулась, увидев меня, а Лизавета показала мне большой палец, сказав:
— Лайк!
* * *
Мы сидели в припаркованном у клуба «Ленд Крузере» и чего-то выжидали. Когда через одну машину от нас остановился другой внедорожник и из него вышли мужчина и женщина в таких же трехцветных шапочках, как и та, что была на мне, Лизавета приоткрыла дверцу и крикнула им:
— Хай!
Они подошли к нам.
— Ко мне дочка старой приятельницы приехала, — сказала им Андреева, указывая на меня, — возьмете ее в свою компанию?
— Отчего не взять? — не раздумывая ни секунды, ответил мужчина-растаман. — Пойдем с нами, «вавилонская блудница»!
Его женщина отнеслась к происходящему совершенно равнодушно.
На входе стоял неизвестный мне охранник. Похоже, у Виталия был сегодня выходной. Фейсконтроль я прошла легко, и двери «Трех бочонков» передо мной широко открылись. Несмотря на то что в этом клубе проводили свой досуг приверженцы различных субкультур, внутреннее пространство было единым, с разделением на зоны. Панки, к которым присоединилась Лизавета, сидели на лавках вокруг стола, стилизованного под кирпичную кладку, накрытую сверху скатертью с газетным принтом. Уголок байкеров был оформлен под гараж, хиппи сидели на зеленом ковре, имитирующем газон в парке, а растаманы — на матах.
Меня представили двум дедушкам в полосатых беретах, у одного из них на груди красовался наградной значок «Мастеру коноплеводства». Я, конечно, была в курсе, что коноплю в советские времена вполне легально выращивали в технических целях, но все равно удивилась существованию такой почетной награды. Растаманы отрешенно посмотрели в мою сторону и продолжили курить кальян. В воздухе стоял смешанный фруктовый аромат. Из ближайшего динамика лились звуки реггей. Я опустилась на мат, мне подали кальянное меню. Заглянув в него, я, к счастью, не обнаружила ни марихуаны, ни прочих запрещенных смесей. Мне пару раз уже доводилось курить кальян, чтобы, как и сейчас, вписаться в нужную компанию, но мне это занятие не понравилось. Оно чрезмерно расслабляло и мешало думать.
Медленно переворачивая страницы, я периодически смотрела по сторонам. Готическая зона располагалась в самом дальнем углу. Все, что я смогла разглядеть, так это спинки высоких кресел, которые походили на надгробные памятники. В моей голове прочно засел вопрос: «Как понять, здесь ли Георгич?»
Каждая группировка была самодостаточной. Поначалу никто не выходил из своей зоны, каждый пытался поймать состояние внутренней свободы в своем узком кругу.
— Что выбрала? — полюбопытствовал «мастер коноплеводства», оторвавшись от кальяна.
— Еще не решила. Я такого богатого ассортимента еще нигде не видела, — для порядка я перелистнула очередную страницу меню.
В клуб ввалилась компания готов. Лизавета дала мне понять, что Георгич среди них.
— Почему раньше сюда не заглядывала? — спросил другой дедушка с дредами, восковые кончики которых касались мата. В моей голове мелькнула мысль, что он не стригся несколько десятилетий, потом ее догнала другая — возможно, это парик.
— Я в другом городе живу. У нас подобных заведений нет.
— Попробуй, — «мастер коноплеводства» протянул мне трубку от своего кальяна. — Тебе должно это понравиться.
Я понимала, что мой отказ может сильно обидеть его, поэтому взяла трубку, закрыла рукой мундштук и сделала вид, что затянулась. Возможно, мою игру сразу бы раскусили, но меня спасли кислотники. Как раз в этот момент они начали свои психоделические танцы на песке, и все растаманы невольно посмотрели в ту сторону.
Высоко оценив вкус кальяна, который курил «мастер коноплеводства» — мне показалось, что это был грейпфрут, — я продолжила наблюдать за происходящим вокруг. От моего внимания не скрылось, что члены клуба независимо от своего пола и течения, которое они представляют, стали периодически исчезать за какой-то невзрачной дверью. Когда Лизавета приблизилась к ней, я поднялась и пошла в ту же сторону. За дверью оказался обыкновенный бар, в котором панки, готы, хиппи и прочие неформалы угощались спиртными напитками и возвращались в свою тусовку.
Лизавета уселась на высокий барный стул рядом с готом. Я подошла к ним и устроилась по другую сторону от мужчины в черном одеянии. Андреева заказала водку. Я осуждающе покачала головой, давая ей понять, что сейчас не самое лучшее время для того, чтобы напиться и потерять контроль над ситуацией. У меня еще были свежи воспоминания о том, как я тащила ее из ресторана «У Маруси» в свою машину. Она сделала вид, что не заметила моих знаков. Когда бармен поставил перед ней рюмку водки, Лизавета пододвинула ее поближе к готу, тот к этому времени уже опустошил свою и машинально ухватился за полную.
— Это моя, — заметила Андреева.
— Лизон, ты? — узнал ее гот.
— Георгич? — в свою очередь спросила та.
— Тише, тише, здесь я для всех Жук, — не слишком трезвым голосом отозвался гот.
— Я не против, Жук так Жук. Послушай, у меня к тебе есть один вопрос…
— Что я слышу? Лизон снизошла до разговора со мной!
— Ладно, угощайся! — Лизавета придвинула к нему свою рюмку.
Тот немного поломался, выпил и сразу подобрел.
— Так что ты спросить-то хотела?
— Помнишь, мы встретились с тобой в одном доме?
— Дпстм, — сказал он, проглотив все гласные.
— Тебе приходилось там отключать или включать… — Лизавета запнулась, не зная, как правильно выразиться, и посмотрела на меня, ища поддержки.
— Искусственную преграду на пруду, — подсказала я.
— Дпстм, — повторил Жук.
— Ты можешь рассказать, как это делается?
— Не-а, — замотал головой тот.
— А почему? — полюбопытствовала я.
Он повернулся ко мне, поднес палец к губам и сказал, снова проглотив гласные:
— Скрт.
— У каждого секрета есть своя цена. Сколько вы хотите за свой? — спросила я.
— Лизон, это кто? — поинтересовался гот, мотнув головой в мою сторону.
— Какая тебе разница? Тебя спросили, сколько твой секрет стоит, вот и отвечай!
— Он не прдтся.
— Нет так нет. — Я слезла с барного стула и пошла к выходу.
Лизавета догнала меня у двери.
— Ты что так рано сдалась? — ополчилась на меня она. — Он же цену себе набивает, это же видно.
— Он сегодня слишком пьян. Надо узнать, где его можно найти, и перенести этот разговор на завтра, когда он будет в состоянии соображать.
— А если мы не успеем? Если уже завтра понадобятся его знания? — не на шутку встревожилась Андреева.
— Да, такое возможно, — согласилась я. — Тогда надо его еще больше напоить, усадить в нашу машину и привезти домой. За ночь он отоспится, а утром не только расскажет, но и покажет на месте, что надо делать.
— Женек, это идея! — Лизавета воодушевилась.
Мы вернулись за барную стойку. Нашими стараниями Жук быстро дошел до той кондиции, когда его можно было свободно брать под локотки и вести на свежий воздух. Сами мы этим заниматься не собирались. Лизавета намеревалась попросить своих панков, чтобы они вывели его «подышать» через запасной выход, тот самый, через который она пыталась сбежать с Николасом от меня. Но тут в бар ввалилась толпа готов. Они растормошили своего приятеля, выпили с ним по рюмочке и увели в свой готический закуток. Мне пришлось вернуться к растаманам, их было уже пятеро. Новенький сразу же завел разговор про свободную любовь и предложил мне немедленно поехать к нему.
— Позже, — сказала я, и он мне вроде бы поверил.
Сложно предугадать, сколько еще времени нам с Лизаветой пришлось бы провести в клубе, если бы там не появился тот самый чиновник-гот, которого я видела в прошлый раз. Ему не понравилось, что Жук позволил сорвать запланированную на сегодня ролевую игру, напившись и заснув за столом. Калистратов подозвал охранника и сказал, что лишает Жука права бывать здесь в течение трех месяцев, после чего попросил вызвать ему такси.
Мы с Лизаветой переглянулись и одновременно направились к выходу.
— Ты куда? — Растаман, который предложил мне поехать к нему, догнал меня и преградил дорогу.
— Пойду встречу еще одну «вавилонскую блудницу», — сказала я первое, что пришло мне в голову.
— Я с тобой!
— Лучше закажи мне кальян на ананасе, в качестве наполнителя — молоко, табак — шоколад, можно с корицей, а в колбу добавить специи. Запомнил? — спросила я.
Растаман повторил мои слова, подытожив:
— Интересные у тебя предпочтения, надо будет также попробовать.
Откровенно говоря, я просто смешала все, что смогла вспомнить из кальянного меню. Насколько все это сочетается, я понятия не имела.
Когда мы с Лизаветой вышли на улицу, охранник уже сажал Жука в такси.
— Не успели! — с досадой всплеснула рукой Андреева.
— Догоним и проследим, куда его привезут.
— И то дело!
Оказалось, что Георгич жил в частном доме в трех кварталах от клуба. Он вышел из такси, шаткой походкой дошел до забора и вскоре исчез в глубине сада.
— Явился! — раздался в ночи женский крик. — Глаза бы мои на тебя не смотрели!
Мы сели обратно в машину и поехали за город.
* * *
Будильник прозвенел в половине четвертого. Я быстренько оделась и отправилась на разведку. В доме все спали, Геннадий тоже дремал в своей будке. Мне пришлось за него сделать обход территории. Убедившись, что в андреевской усадьбе нет никого постороннего, я зашла в дом, забралась на крышу, надела прибор ночного видения и стала рассматривать, что происходит у соседей. В одном из окон тускло горел свет…
Глава 19
Утром мы поехали в больницу к Николасу. Там все было спокойно. Я предложила Лизавете побыть с мужем, пока я съезжу к Жуку, но она сказала:
— Женя, я поеду с тобой. Все равно у Николаса сейчас процедуры начнутся. Я буду только мешать.
От больницы к дому, в который вчера зашел пьяный гот, мы ехали минут сорок. Лизавета осталась в машине, а я подошла к калитке и нажала на кнопку звонка. На крыльце дома появилась пожилая женщина.
— Вам кого? — крикнула она.
— Георгича.
— Так он спит еще. А зачем он вам? — поинтересовалась она, спустившись с крыльца.
— Работа есть для него, — пояснила я. — Водопровод надо бы починить.
— Раз такое дело, пойду разбужу сына. В дом, извините, не приглашаю.
— Ничего-ничего, я здесь подожду.
Я отошла к машине, Лизавета открыла окно и спросила:
— Дома?
— Спит. Мать пошла его будить. Подождем. Интересно, какую ролевую игру Жук вчера сорвал?
— Никогда не понимала этих готов. Сидят часами за своим столом, бросают кости, выполняют поочередно какие-то задания, и все это, по их мнению, предпринимается ради торжества нечисти. Смотри, идет, — Лизавета указала мне на Георгича и закрыла окно.
— Здрсте. — Георгич по своей обычной манере проглотил почти все гласные. Без готического грима и при дневном освещении он выглядел гораздо моложе, лет на сорок пять. Вчера мне показалось, что ему за пятьдесят.
— Доброе утро! Нужна ваша профессиональная помощь. О, да я вижу, вы уже с чемоданчиком! Садитесь на заднее сиденье.
— Далеко ехать-то? — поинтересовался Жук.
— Если честно, то в другой район, но я готова вам очень хорошо заплатить. Мне сказали, что вы лучший в своем деле.
— Я не против! Поехали! — Сантехник-гот запрыгнул на заднее сиденье. Когда я тронулась с места, он сказал: — Что-то голос у вас знакомый. Я у вас уже что-то чинил?
— Чинил, Георгич, чинил, — сказала Лизавета, хоть Жук обращался не к ней.
— Лизон, и ты здесь? — догадался задний пассажир.
— Не обращайся ко мне так за пределами клуба. Это там я Лизон, а куда мы едем, — Елизавета Константиновна.
— А куда мы едем? — уточнил Георгич, но мы с Андреевой промолчали. Не дождавшись ответа, тот стал вспоминать вчерашний вечер. — Вы обе вчера были в баре, про мою работу в доме отставного комитетчика спрашивали. Мы туда едем?
Оказалось, что Жук умеет не только нормально разговаривать, не глотая гласные, но и не страдает провалами в памяти.
— Туда, — подтвердила я. — Вы ведь сможете отключить там водоворот?
— Это будет вам очень дорого стоить, — стал набивать себе цену сантехник.
— Сколько? — уточнила Лизавета.
Мне было видно в зеркало напряженную работу мысли на лице заднего пассажира. Андреева поторопила его, и он сказал:
— Десятка! Но это еще не все…
— Что еще? — уточнила я.
— Калигула запретил мне три месяца появляться в клубе. Пусть изменит свое решение. Хочу ходить в «Три бочонка», когда хочу!
— Вот это ты загнул! — воспротивилась Лизавета.
— Если не сможете это организовать, то я никуда не поеду. — Георгич попытался открыть дверь, но я успела ее вовремя заблокировать. — Это ведь из-за вас на меня санкции наложили, это вы меня напоили. Если не исправите, то на меня можете не рассчитывать.
— Хорошо, я договорюсь с Калигулой, — сказала Лизавета, и по тембру ее голоса я поняла, что она преувеличивает свои возможности.
— Лизон, вот ты сначала договорись, а потом я уже буду делать то, о чем вы обе меня просите.
— Послушай, я не могу сейчас беспокоить Петра Евгеньевича по таким пустякам.
— Для меня это совсем не пустяк! — взвился сантехник.
— Жук, неужели ты не понимаешь, что у чиновников такого ранга, как ваш Калигула, много работы — совещания, встречи…
— Я понимаю, но и ты пойми, я обещал, что никому никогда не расскажу и не покажу, как сделать то, о чем вы меня просите, — стоял на своем Георгич.
— Кому ты обещал? — уточнила Лизавета.
— Борису Ильичу.
— Так он умер пять лет назад.
— В том-то и дело! Можно нарушить клятву, данную живому человеку, но нельзя нарушить обет, данный тому, кто переселился в загробный мир, — из уст гота это прозвучало вполне органично. — Вы толкаете меня на преступление. Вот если бы я был среди избранных, то мне можно было бы нарушать клятву, а поскольку я разжалован, то — нельзя. Поворачивайте в город!
— Я устрою вам возвращение, — пообещала я, догадываясь, что тетя Мила будет не в восторге от моей просьбы.
— Это вряд ли, Калигула растаманов не жалует. С панками он водится, а «вавилонских блудниц» презирает.
— Еще бы он с нами не водился! — усмехнулась Лизавета. — Вы, готы, от нас, панков, когда-то отпочковались.
— Моя тетушка училась с вашим Калигулой в одной группе, правда, она называет его Петей Калистратовым. Так что, я думаю, она сможет с ним договориться.
— А твоя родственница не растаманка? — уточнил Жук.
— Нет, она без этих заморочек.
— Ладно, так и быть, я сделаю то, о чем вы просите, но деньги вперед! — продолжил торговаться Георгич. Лизавета дала ему небольшой аванс, и он замолчал, но ненадолго. — Раз мне придется нарушить обет, то сначала надо будет провести ритуал для ублажения нечисти…
— Значит, так, Жук, не переигрывай! Думаешь, я не знаю, что днем вы обычные люди и только с наступлением темноты превращаетесь в истинных готов. — Елизавета Константиновна в который раз впечатлила меня знанием тонкостей всех субкультур. На Жука ее замечание тоже подействовало. Он больше не торговался.
* * *
Я остановила машину перед входом в подвал. Георгич вылез из внедорожника, осмотрелся и сказал:
— Если бы не ты, Лизон, пардон, Лизавета Константинна, — Жук с трудом выговорил отчество, — я бы здесь продолжал работать. До меня дошли слухи, что ты мать молодого хозяина…
— Хватит болтать! — осадила его Андреева. — Делом надо заниматься!
— Пойду поищу Степана, чтобы он подвал открыл, — сказала я.
— Зачем подвал? Там делать нечего, — запротестовал Георгич и, повернувшись в сторону теплицы, зашагал в том направлении. Мы с Лизаветой последовали за ним.
Бывший работник по-свойски открыл дверь теплицы и вспугнул целующуюся парочку. Напрасно Андреева переживала за Надю, считая, что у той нет никаких перспектив в личной жизни, поскольку она ежедневно, без выходных и проходных, с утра до вечера прозябает на здешней кухне. У нее, оказывается, был роман со сторожем Виктором. Повариха зарделась от смущения и выбежала из теплицы. Витя сорвал с куста огурец, протер его рукой, засунул в рот, демонстративно откусил половину и, смачно жуя, вышел вслед за Надей.
— Я за ней два года ухаживал, а она даже в мою сторону не смотрела, — обиженно произнес Георгич. — Не понимаю, чем этот лучше меня?
Сантехник прошел в дальний угол теплицы и остановился около труб, снабженных различными приборами и вентилями.
— Это здесь, — сказал он. — Так, что от меня требуется? Спустить всю воду из пруда?
— Ни в коем случае! — запротестовала я. — Надо лишь выключить водоворот, точнее, показать нам, как это делается.
— Как это делается, как это делается, — бурчал себе под нос Георгич, рассматривая трубы, — если бы я помнил, как это делается. Тут ведь загвоздка одна есть.
— Какая загвоздка? — уточнила я.
— То ли этот вентиль надо сначала на четверть оборота повернуть, то ли этот на целый оборот… Забыл!
— А что будет, если вы перепутаете последовательность? — уточнила я.
— Если наоборот сделать, то сначала фонтан над поверхностью воды поднимется, метра эдак на два, а потом он станет постепенно спадать. Давайте попробуем.
— Нет! — крикнули мы с Лизаветой в один голос.
— Вы не спешите, подумайте, — продолжила я. — Все должно пройти тихо и не слишком заметно для окружающих. Надо просто отключить водоворот, но так, чтобы это не бросилось никому в глаза.
— Вы что, к соседям пробраться собрались? — предположил Георгич. — Нет? А зачем вам тогда это нужно?
— Надо кое-что со дна достать, — придумала я на ходу.
— Я понял, — кивнул Георгич. Поплясав вокруг труб, он положил руку на вентиль и сказал: — Поехали!
— Подождите, я сейчас пойду к пруду, посмотрю, что там будет происходить.
Встретив по дороге Степана, я спросила у него:
— Почему вы мне не сказали, что в теплице установлена система управления гидротехникой? Вы ведь не могли об этом не знать!
— Я как-то совсем забыл об этом. Дмитрий Борисович сам там периодически что-то делал, меня не подпускал.
— Ладно, проехали. — Я приняла такой ответ.
Садовник из любопытства пошел за мной. Я дала по телефону отмашку, и вскоре у нас на глазах стало происходить нечто странное. Водная гладь в центре пруда резко заколебалась, будто с одной стороны к другой близко к поверхности пронесся рыбий косяк, все это сопровождалось булькающими и хлюпающими звуками. Через пару минут все стихло. Я взяла корягу и бросила ее на середину пруда — она осталась лежать на поверхности.
— Фантастика! — произнес Степан. Потом тоже нашел корягу и бросил ее, насколько мог, подальше. — Неужели на самом деле водоворотом можно управлять?
Я снова позвонила Елизавете Константиновне и дала новую команду:
— Пусть включает.
Из недр пруда раздался хлюпающий звук, такой иногда издают старые двухметровые сомы. Водная гладь в центре заколебалась, но ненадолго.
— Фантастика! — повторился Степан.
— Нет, это самая примитивная техника, но и ей надо уметь управлять.
Я вернулась в теплицу, чтобы взять у Георгича мастер-класс. Садовник тоже порывался посмотреть, как это делается, но я ему не разрешила. Если Дмитрий не хотел, чтобы персонал знал, как можно отключить водоворот, я не имела права учить этому садовника.
После нескольких попыток отключить и включить систему я научилась делать это плавно и с минимальными визуальными и звуковыми эффектами. Так сказала мне потом Лизавета, которая наблюдала за происходящим у пруда.
Жук был не только вознагражден, но и накормлен, а потом отправлен в город на такси. Перед тем как сесть в машину, он напомнил мне, что я обещала вернуть его в клуб, и дал понять, что если через неделю запрет не будет снят, то мы с Лизаветой сильно пожалеем об этом. Самое нехорошее, что он, на мой взгляд, мог сделать, так это распространить в интернете информацию о том, что мать владельца строительной компании «Алмаз» является ярчайшим представителем панк-движения. Этого я никак не могла допустить, поэтому пошла звонить своей тетушке.
— Да, Женечка, я тебя слушаю, — ответила она. — Как вчера погуляли?
— Неплохо, было много интересного… Тетя Мила, я звоню тебе по делу, очень важному делу…
— Хочешь извиниться за то, что взяла вчера без спроса мое льняное платье?
— Нет, то есть да, извиняюсь.
— Пустяки! Если тебе оно помогло создать нужный образ, то я рада.
— Да, тетя Мила, оно мне помогло. Но…
— Ты его испачкала? Порвала? — предположила моя родственница, но я молчала, ни подтверждая, ни опровергая этого. — Не беда. Главное, что ты сама жива и, надеюсь, здорова.
— Да, со мной все в порядке.
— А с Лизой? — спросила тетя Мила так, будто речь шла о ее закадычной подружке.
— У нее тоже все хорошо, пока хорошо… Один человек грозится устроить ей большие неприятности, если мы не решим его проблему, которая в некотором роде из-за нас и возникла.
— А вы можете ее решить? — уточнила моя тетушка.
— Боюсь, что без твоей, тетя Мила, помощи не обойтись.
— Говори, чем я могу вам помочь?
— Я знаю, что ты училась в институте вместе с Петром Калистратовым.
— Да, это так, я много раз тебе об этом говорила. И при чем здесь Петя?
— Этот Петя, он тоже неформал… Гот.
— Знаю, — спокойно ответила тетушка. — Он еще в институте ударился в готику. Я думала, что с возрастом у него это прошло.
— Нет, он главный гот Тарасова.
— Неплохая карьера, — усмехнулась моя тетушка. — А что от меня требуется?
— Вчера Калигула, такое прозвище в среде готов у Калистратова, — пояснила я, — на три месяца отлучил Жука, одного из своих сподвижников, от участия в их ролевых играх, а по большому счету от посещения закрытого клуба, в котором собираются возрастные представители всех субкультур. Так вот, я имела неосторожность пообещать, что Калигула изменит свое решение и Жук будет снова допущен в «Три бочонка».
Тетя Мила молчала, и чем дольше тянулась пауза, тем явственней я понимала, что пообещала Георгичу невозможное. Кто такая моя родственница, чтобы указывать высокому тарасовскому чиновнику, что ему делать? Всего лишь бывшая однокашница, имя которой он, может быть, даже не помнит.
— Женя, я так понимаю, ты на меня рассчитываешь? — уточнила тетушка.
— Да, я подумала…
— Как это самоуверенно с твоей стороны, Женя! — повысила голос тетушка. — Ты бы сначала со мной посоветовалась, прежде чем что-то обещать. У Калистратова и в институтские годы был непростой характер, а сейчас он худший представитель чиновничьей бюрократии. Мне знакомая рассказывала, что ходила к нему на прием, так Петр Евгеньевич ее даже слушать не стал, отфутболил к своему заму. Кстати, прозвище Калигула ему еще в институте дали. Боюсь, что изменить его решение невозможно.
— Жаль. — Звуковой сигнал возвестил о параллельном вызове. Я попрощалась со своей тетушкой и ответила на звонок Наумченко. — Да, Петр Остапович, я вас слушаю.
— Мне пришел ответ из воинской части, в которой служил Ставрогин. В машину, в которой ехали наши военнослужащие, попал снаряд, она взорвалась, потом загорелась. Тела всех, кто там находился, сильно обгорели. Опознание проводилось по анализам ДНК, но родственников Ставрогина не нашли. В его личном деле значилась только мать, но она умерла за год до этого. Наверное, надо было поискать какую-то дальнюю родню, но никто этим не занимался. Так что собрали какие-то останки, предположительно принадлежащие прапорщику Ставрогину Д. Д., они какое-то время пролежали невостребованными в ростовском морге, а потом были преданы земле там же, в Ростове.
— Теоретически Ставрогина могло вообще не быть в той машине либо он спасся.
— Да, я думаю, такое возможно. Теперь об интернет-заказе. Наш специалист определил точку доступа Wi-Fi, которой пользовался тот, кто купил резиновую лодку. Она находится в кафе «Титаник». К сожалению, администрация этого заведения проигнорировала постановление о запрете свободного доступа к сети Wi-Fi, сославшись на то, что посетителям неинтересно там регистрироваться. Они провели интернет в соседнюю квартиру, оформив его на частное лицо, а роутер поставили в кафе.
— Ясно. А как он оплатил заказ?
— Электронным подарочным сертификатом, у которого вот-вот заканчивался срок действия, т. е. приобретен он был почти год назад. Наш специалист сейчас пытается выяснить, кто, где и как приобрел этот сертификат, но это может быть тупиковое направление.
— А вы не интересовались, может быть, в кафе ведется видеозапись? Вдруг кто-то из посетителей «Титаника» в момент заказа ковырялся в телефоне или планшете?
— Евгения, мы смотрели запись. Больше половины посетителей кафе сидели, уткнувшись в свои гаджеты.
— Неужели никто не выглядел подозрительнее, чем все остальные?
— Был один персонаж, но сидел он к камере спиной. Когда входил-выходил, он так ловко уворачивался от камеры, что его лица разглядеть не удалось. А что у вас?
— Он больше не…
— Женя! — в мою комнату влетела Лизавета. — С кем ты там так долго болтаешь? Он прислал мне видео.
— Я вам перезвоню, — сказала я Наумченко, прервала с ним связь и направилась за Андреевой в комнату напротив.
Глава 20
— Гоша прислал мне ссылку, я открыла ее, а тут это. — Лизавета включила воспроизведение.
Запись была короткой и неважного качества, тем не менее, просмотрев ее, я поняла, что Дэн, теперь я уже не сомневалась, что он жив, взял в заложники участников группы «DK-dance», продюсированием которой занималась Андреева. Четверо парней и одна девушка сидели в заминированном микроавтобусе. Гоша истерично кричал на камеру смартфона:
— Тетя Лиза, мы все взлетим на воздух, если вы не сделаете то, что хочет этот человек. Тетя Лиза, я очень прошу, сделайте то, что он просит! Мы не хотим умирать! Только вы можете нас спасти!
Изображение дернулось, камера поочередно прошлась по лицам заложников, перекошенным от ужаса. Захлопнулась дверь микроавтобуса, камера зафиксировалась на дате, написанной черной краской на кузове.
— Жизнь этих людей в ваших руках. В шестнадцать двенадцать садитесь в надувную лодку и гребите к противоположному берегу. Как только вы достигнете центра, музыканты будут освобождены. В случае, если вы откажетесь выполнять мое задание, машина будет взорвана. Заявите в полицию, машина будет взорвана, а вы получите новое задание, но на месте музыкантов окажутся ваши близкие. Не подвергайте риску их жизнь, испытайте свою судьбу.
Какое-то время мы с Лизаветой смотрели друг на друга, потом, не сговариваясь, перевели свои взгляды на настенные часы. До заявленного времени оставалось меньше получаса.
— Это время взрыва? — спросила я.
— Да, — подтвердила Лизавета. — Женя, я должна тебе кое в чем признаться…
Я подумала, что она хочет покаяться в том, что в смерти Дениса Зиновьева все-таки есть ее вина. Сейчас было не до этих откровений, они уже ничего не могли изменить.
— В этом нет необходимости, — сказала я.
— Женя, у меня дрожат ноги, я шагу ступить не могу, — призналась Андреева, разрушая мое предположение.
— Елизавета Константиновна, вы должны успокоиться. Все под контролем. Водоворот отключается, вы же сами видели, — попыталась я успокоить ее. Еще несколько дней назад я бы не поверила, что кто-то способен напугать эту женщину. Она, скорее, сама могла нагнать на кого-то страху.
— Я не верю, что все так просто, что я догребу до центра, и он отпустит ребят. А почему только до центра?
— Дэн почти уверен, что вас затянет в омут. А это значит, он не в курсе, что преграда искусственная и ее можно убрать. Пока мы упражнялись в этом, он брал в заложники Гошу и его компанию. Елизавета Константиновна, если вам надо выпить для храбрости…
— Нет, потом напьюсь, если живой останусь. И татуировку сделаю! — поставила мне условие Лизавета.
— Не возражаю, — согласилась я.
— Такую же надпись на латыни, как у тебя, только не в строчку, а в столбик. В строчку нигде не уместится.
— Я сама отвезу вас к Феликсу.
— Хорошо, — удовлетворенно вздохнула Андреева. — Где лодка?
Меня порадовало, что решимость вернулась к ней. Времени на подготовку было в обрез.
— В хозблоке. Мы сейчас пойдем туда, я помогу вам ее накачать, потом вы понесете лодку к пруду, она небольшая, одноместная, а я пойду в теплицу.
— Главное, чтобы челядь под ногами не путалась. Прости, прислуга, — поправилась Лизавета, вспомнив о данном мне обещании. — Надо собрать всех в доме. Скажи Наде, пусть всех на чай зовет. Ступай одна, мне надо морально подготовиться…
— Елизавета Константиновна, не задерживайтесь!
— Иди, Женя, я скоро буду.
Я понимала, что Андреевой сейчас надо побыть одной, поэтому послушалась ее. Надя с Клавдией уже чаевничали на кухне, я передала им распоряжение Лизаветы о том, что всем надо собраться в одном месте.
— Она теперь нас обоих уволит или кого-то одного? — спросила Надежда.
— Никто никого увольнять не будет, — заверила я, — будет сюрприз. Сидите здесь и ждите.
— Ой, не люблю я эти сюрпризы! — сказала Клавдия, доставая из кармана мобильник. — Ладно, сейчас позвоню мужикам.
Лизавета пришла в сарай, когда я заканчивала накачивать лодку.
— Я позвонила Мите, поговорила с ним и с Сонечкой, потом набрала Илюшку, но он не ответил, прислал эсэмэску: «Ба, я на занятиях, перезвоню вечером», — голос Андреевой предательски дрогнул. — Потом набрала Николаса. Он понял, что мы приставили к нему охрану, и потребовал снять ее, в противном случае обещал сбежать из больницы. Я сказала ему, что сегодня мальчики дежурят у его палаты последний день. А что еще я могла ему сказать?
— Все правильно. Лодка готова.
— Я видела, что рыбаки взваливают такие лодки на спину и несут. Помоги мне, — попросила Лизавета. — Женя, ты меня прости за то, что я испытывала твое терпение…
— Елизавета Константиновна, вы говорите так, будто прощаетесь со мной. Не стоит этого делать. Все будет хорошо.
— Да, конечно, у всех все будет хорошо, — произнесла Андреева, но мне показалось, что ее губы чуть слышно прошептали: «Кроме меня».
Я побежала в теплицу, по пути остановилась и посмотрела с пригорка на противоположную сторону пруда — там никого не было. Достав смартфон и взглянув на часы, я поняла, что в запасе есть еще несколько минут. Мы не стали оставлять водоворот отключенным из соображений безопасности. Лизавета сказала, что с ним спокойнее. Я поддержала ее, тем более мы не знали, когда придется плыть на другой берег. Оказалось, что через два часа после того, как уехал Георгич.
Почему-то в этот раз вентиль не поддавался. Его заклинило, и я никак не могла сдвинуть его с места. Совсем недавно мы несколько раз проделали эту процедуру, и все было в порядке, и вдруг что-то пошло не так. А ведь Жук предупреждал, что следует остерегаться беды, поскольку обет, данный покойному хозяину этой усадьбы, нарушен и его дух накажет того, кто завладеет секретом. Гот хотел провести какой-то ритуал, но мы с Лизаветой не позволили ему это сделать. Похоже, что зря. Время шло, но гидротехника мне не поддавалась. Самое ужасное, что я даже не могла остановить Лизавету, ведь тогда Дэн взорвет машину с музыкантами.
— Борис, что ты хочешь? — крикнула я. — Смерти Елизаветы? Разве это не глупо? Зачем она тебе там, если и здесь-то не нужна была? Поиграл немного, и хватит! Хочешь, я лично поставлю в церкви свечку за упокой твоей души? Или лучше привести готов на твою могилу, пусть проведут там свой ритуал?
Разговаривая с невидимым духом, я даже не заметила, как привела в движение одно ржавое колесо, затем другое. Я всегда была материалисткой, но когда после нескольких неудачных попыток мне все-таки удалось привести в движение маховик и остановить водоворот, я почти поверила в мистику.
В моем кармане завибрировал смартфон, я достала его.
— Операция провалилась, — сказал Наумченко упавшим голосом.
— Как провалилась? Почему? — крикнула я в трубку.
— Евгения, а вы где находитесь? Разве вы ничего не видите?
— Нет.
— Как только вы перезвонили мне и сказали, что Ставрогин взял в заложники музыкантов и назначил время заплыва, я связался с опергруппой, которая со вчерашнего вечера сидит в засаде в соседнем коттедже. Но мститель там не появился. Он наблюдает за прудом при помощи дрона с камерой.
— Ночью я видела свет в окне, ваши опера не слишком хорошо соблюдали конспирацию. Дэн тоже мог их срисовать. Или же он изначально собирался использовать дрон, а мы с вами это не просчитали.
— В любом случае вы свою задачу решили, а мы — нет. Ваша клиентка спасена, а нам не удалось задержать маньяка, — не без упрека в мой адрес высказался Наумченко.
— Это не самый худший вариант, — заметила я, остановившись за деревом, чтобы не попасть в фокус камеры, установленной на квадрокоптере.
Лизавета барахталась в воде примерно посередине водоема, держась одной рукой за перевернутую лодку. Как только дрон стал удаляться в сторону соснового бора, я бросилась в воду спасать Андрееву.
Оказавшись не без моей помощи на берегу, Лизавета напустилась на меня:
— Какого черта ты тянула? Угробить меня решила, да? Я же предупреждала тебя, что плавать не умею.
— Я ждала, когда дрон улетит.
— Я про водоворот. Почему ты сразу его не отключила?
— Вентиль заклинило, — сказала я и поняла, что это прозвучало совершенно неправдоподобно.
— Как же ты сдвинула его с места? — спросила Лизавета, начав приходить в себя.
— Вы не поверите, призвала на помощь нечистую силу.
— Почему же не поверю? Верю. Знаешь, эта штуковина, которая летала надо мной, опустилась так низко, что обмануть того, кто ею управлял, вряд ли бы получилось. Я поняла, что лодку и меня вместе с ней затягивает в водоворот, и выпрыгнула из нее, чтобы хоть на несколько секунд продлить жизнь и мысленно попрощаться со всеми. Сделав это, я сказала: «Борис, жди, скоро я буду рядом с тобой». Сразу после этого дрон, кажется, так подобную штуковину называл Илюшка, взвился в небо, а потом началось какое-то бульканье и хлюпанье. Не захотел Борис встречаться со мной… Все, пошли в дом! Я замерзла, — сказала Андреева, стуча от холода зубами.
— Да, конечно. — Я стала осматриваться, ища глазами смартфон, который бросила куда-то, отправляясь спасать тонущую Лизавету.
Он лежал на траве. Я подняла его и оглянулась назад. На другом берегу стояли оперативники и смотрели в сторону соснового бора. Дэн их перехитрил, а я перехитрила его. Главное, чтобы он сдержал свое слово и отпустил заложников.
По закону подлости, когда мы, мокрые с головы до ног, зашли в дом, нам навстречу попалась вся прислуга.
— Чего смотрите? Под дождь попали, — сказала Лизавета, направившись к лестнице. За ней оставались мокрые следы.
— Сюрприза не будет, — добавила я. — Погода нелетная.
* * *
Лежа с закрытыми глазами в горячей ванне, я отгоняла от себя назойливые мысли о том, что могло бы произойти, если бы мне не удалось остановить водоворот. Моя клиентка утонула бы, хотя я заверяла ее, что все будет хорошо. Чем больше времени проходило с того волнительного момента, тем меньше я верила в мистику. Стоило приложить больше усилий, чтобы железяка поддалась.
Выйдя из ванной комнаты, я увидела Лизавету, сидящую в кресле-груше. Она была в махровом халате и с полотенцем, намотанным на голову. В руке у нее была бутылка коньяка.
— Выпьешь со мной за мое второе рождение? — спросила она.
— Чисто символически.
Лизавета взяла со столика, на котором стояла ежедневно пополняемая Клавдией ваза с фруктами, одну из рюмок, вероятно, ею принесенных, и налила в нее коньяк.
— Держи, — Андреева подала ее мне, затем наполнила вторую. Мы выпили. — Гоша звонил, благодарил…
— За что?
— За пранк, говоря иначе, розыгрыш. Ребятки решили, что я наняла пранкера, чтобы он как следует напугал их, и они на этом адреналине написали хит. В последнее время я часто говорила Гоше, что он и его приятели иссякли, что все лучшее было написано ими несколько лет назад. Ты не поверишь, но Дэн, этот ублюдок, простимулировал у них творческий подъем.
— Кто бы мог подумать! — удивилась я.
— Завтра поедем с тобой к Катьке. Надо показать ее специалисту, от ходунков необходимо избавляться. Мы еще выйдем все вместе на сцену!
— Остался Серафимович, — напомнила я.
— Дался тебе Сема, — отмахнулась Лизавета. — Он в Израиле.
— Вы в этом уверены?
— Да, я дозвонилась до его средней дочери Элины, она сказала, что отец там.
— Вы с ней знакомы? Почему она с вами стала откровенничать?
— Наверное, отец про меня рассказывал. Я представилась, и она сказала, что Семен Исаакович уехал к старшему сыну в Израиль, а она зашла домой полить цветы.
— Елизавета Константиновна, вы знаете адрес Серафимовича?
— Конечно! Где он раньше жил, там до сих пор и живет, только соседние комнаты в коммуналке выкупил. Теперь его семья весь этаж занимает. Это на Московской, в том доме, где раньше железнодорожные кассы были. — Лизавета налила себе очередную рюмку.
Андрееву довольно быстро развезло, и мне стоило немалых усилий отправить ее спать. Денек сегодня выдался многотрудный, хорошо, что она про татуировку не вспомнила.
Уложив Лизавету спать, я прогулялась по саду, заглянула в теплицу и снова включила водоворот. Меня тяготило то, что я дала Жуку обещание, которое невозможно было выполнить. И уж конечно, меня не радовало, что операция, разработанная Наумченко, провалилась. Пока Дэн был на свободе, он был опасен для окружающих. Ставрогин был психически нездоров, и вряд ли он успокоится, поквитавшись со всеми, кого считал виноватым в смерти своего отца. Ему просто будет скучно так жить, и чтобы как-то подогреть интерес к жизни, Дэн пойдет по второму кругу либо найдет новых виноватых. Он уже сейчас не мог контролировать себя, дожидаясь, когда снова наступит 30 августа. Ставрогин слетел с катушек, и его надо было остановить.
Глава 21
С утра мы поехали в больницу, но пробыли там недолго.
— Я же говорила тебе, — сказала Лизавета, садясь в машину, — что мы с Николасом не можем быть долго вместе. В последнее время мы видимся каждый день, поэтому надоели друг другу. Надо сделать перерыв. Женя, как ты думаешь, охрану можно снимать?
— Если финансово вас это не слишком напрягает, то лучше пока оставить.
— Деньги есть, — беспечно заявила Лизавета. — Поехали их проматывать! Охрану завтра сниму.
— Куда едем?
— В «Триумф-Плаза». Женя, я хочу сделать тебе подарок.
— Это лишнее.
— Ты мне вчера жизнь спасла. Как я могу оставить это без внимания?
— Я выполняла свою работу, которую оплачивает ваш сын Дмитрий.
— Какая же ты все-таки скучная! Я забыла, ты же растаманка. Они все скучные… Женя, ты заметила, что я тяну время? — без всякого перехода спросила Лизавета и, не дожидаясь моего ответа, продолжила: — Хочу повидаться с Катькой, но никак не могу решиться на это. Что ты мне посоветуешь?
— А вы ко мне прислушаетесь?
— В последнее время я только и делаю то, что прислушиваюсь к тебе. Даже не узнаю себя. Так что ты думаешь, надо ли мне встречаться с Катькой?
— Нет, — спокойно ответила я.
— Аргументируй!
— Она уже давно не та Катька, с которой вы когда-то играли в одной группе. Это уже не молодая и не слишком здоровая одинокая женщина, за которой ухаживают соцработники. Ей трудно выходить из дома, ее пенсии едва хватает на оплату коммунальных услуг и самые дешевые продукты для себя и трех кошек. Если вы хотите встретиться с Катериной Юлиановной только для того, чтобы предложить ей возобновить музыкальную карьеру, то лучше отказаться от этой затеи раз и навсегда.
— Неужели все так запущено? — искренне удивилась Елизавета Константиновна. — Нет, меня-то бедностью не удивишь. Я всю жизнь презирала тех, кто ездит на дорогих тачках, ходит в мехах и ест от пуза. Но разве я могу презирать своего родного сына за то, что он не беден? Он только внешне на Бориса похож, а характер у него другой. Митя добрый, внимательный, заботливый. Алена из него веревки вьет, и ему это нравится. Они поженились в восемнадцать, сразу после школы, и Борис не смог этому воспрепятствовать. Да, я сорю налево и направо деньгами, которые кладет мне на карточку Митя, но лишь затем, чтобы не обидеть сына. Он знает, как его отец со мной поступил — и про психлечебницу, и про увольнение из гимназии, и про то, как мне несладко пришлось в этой жизни. Митя всеми силами старается загладить отцовскую вину, но он не понимает, что для меня самое важное — это быть рядом с ним и со своими внуками. Я по Илюшке с Сонечкой уже скучаю. Деньги для меня — мусор! Я трачу их не потому, что мне нужно много вещей, а ради самих трат, чтоб Митя был доволен тем, что угодил мне. Ты меня понимаешь?
— Понимаю.
Мы бесцельно катались по городу, я все ждала, когда Лизавета вспомнит про Феликса, но она о новой татуировке даже не заикалась.
— Скажи, а если я приеду к Катерине с подарками, она обидится?
— А вы сами как думаете?
— Будь я на ее месте, то, пожалуй, ничего бы не приняла, — заключила Андреева. — Получается, что это подачка с барского плеча, что из жалости… Она еще, чего доброго, решит, что я кичусь своими возможностями. А что я могу сама-то? У меня пенсия минимальная. Муж — бывший зэк с кучей комплексов и, как выяснилось, больным сердцем. Я живу, как приживалка, в доме сына, который тщательно скрывает, что стыдится меня. Вдруг в деловых кругах узнают, что у его матери зеленые волосы и почти все тело в татуировках! Для того он и нанимает телохранителей, чтобы я не засветилась где-нибудь, там, где бывают люди его круга. Женя, я сейчас скажу тебе то, что никогда и никому не говорила. У меня совершенно нет силы воли, я не смогла порвать со своими старыми привычками, а вот Катерина, похоже, смогла. Она не отчаялась, пережив смерть ребенка и мужа, переломав ноги… Да все мои несчастья против ее — это же сущая ерунда! Я даже от Дэна, этого сукина сына, физически не пострадала, только морально, те пять минут страха я надолго запомню.
— Приехали, — сказала я, заглушив двигатель.
— Не поняла, куда это мы приехали? — Андреева стала осматриваться по сторонам.
— В этом доме живет Катерина. — Я назвала номер ее квартиры.
— Но ты же сказала, что мне не надо с ней встречаться, — напомнила мне моя пассажирка.
— Если вы сами тоже так думаете, то поедем к Феликсу.
— У него сегодня выходной, иначе бы я первым делом отправилась сегодня в «Живую кожу». А насчет Катерины ты меня вразумила. Я не видела ее лет тридцать и полагала, что она за это время совсем не изменилась…
— На ловца и зверь бежит, — сказала я, увидев во дворе двух женщин, одна из которых передвигалась с помощью ходунков. Вторая была то ли ее соседкой, то ли соцработником. Они шли прямо на нас.
Лизавета прильнула к лобовому стеклу. Когда расстояние сократилось метров до пяти, она уточнила:
— Это Катерина?
— Да, — подтвердила я.
Андреева поправила седой парик, застегнула верхние пуговицы кардигана, но все равно никак не могла решиться пойти навстречу своей подруге. Только когда женщины свернули к подъезду, моя пассажирка покинула салон «Фольксвагена». Она догнала их, когда уже открылась дверь. Катерина оглянулась на Лизавету, немая сценка длилась с полминуты. Потом Андреева стала обнимать свою подругу. Вскоре все три женщины скрылись за подъездной дверью, но одна из них минут через пять снова вышла на улицу. Лизавета осталась у Кононовой. Им предстояло так много друг другу рассказать, поэтому я решила ненадолго отлучиться.
* * *
— Я думала, ты уехала, — сказала Андреева, подсаживаясь в машину. — Подошла к окну — а ты стоишь на том же месте. Хорошо, что ты вернулась, сейчас поедем к Татьяне, к Лешиной вдове. Она позвонила мне и попросила приехать.
— Зачем?
— Кострицына толком ничего не объяснила по телефону, но я поняла, что это как-то связано со смертью ее мужа. Завтра девять дней будет, как его нет с нами… Странно все это как-то, — задумчиво произнесла Лизавета.
— Что именно? — уточнила я.
— И мне, и Мишане, и Катерине Дэн дал выбор. Я не знаю, чем он шантажировал Веснина, но шантаж определенно был, иначе бы Михаил не решился выпрыгнуть из поезда. А Леше он, похоже, не оставил выбора. Здесь явно что-то не так…
— Елизавета Константиновна, а вы разговаривали об этом с Катериной Юлиановной?
— И об этом, и о многом другом мы с Катькой поговорили. Она, дуреха, думала, что я ее никогда не прощу, вот и не давала о себе знать! Да, какое-то время я на нее злилась, но потом, когда мне наши общие друзья рассказали, в какие тиски она стараниями моего бывшего мужа попала, я поняла, что у нее просто не было выбора. Если бы Катька отказалась меня оговорить, то села бы за незаконные валютные операции, но мне бы от этого лучше не стало. Борис нашел бы другого лжесвидетеля.
— Что заставило вашу подругу зайти в неисправный лифт? — поинтересовалась я.
— Дэн грозился подпалить приют для бездомных собак, в котором тогда Катька работала. Она с детства обожала кошек и собак, домой с улицы то и дело забирала больных животных, выхаживала их и определяла в добрые руки. Вернувшись из Америки, она долго не могла найти работу, а потом устроилась в приют. После смерти матери у нее родных совсем не осталось. Дэн все просчитал, если он и мог чьей-то жизнью ее шантажировать, то только собак. Женя, скажу тебе честно, я бы на это не повелась. Гоша и его друзья — это совсем другое дело, но бездомные собаки… Но для Катьки они стали семьей, она ради них решила свою жизнь отдать…
— А мне она ничего такого не сказала…
— Естественно, она ведь тебя первый раз в жизни видела! Кстати, Катя долго не могла понять, кто ты такая. На следующий день к ней пришла новая соцработница. Суханкину это насторожило, и она в собес позвонила. Ей сказали, что никакую Евгению к ней не присылали, и посоветовали сразу вызывать полицию, если ты снова к ней придешь. Но Катька отказывалась верить, что ты мошенница. Она сказала, что у тебя лицо честное. Потом ты ей продуктов купила гораздо больше и лучше, чем можно было приобрести на те деньги, что она тебе дала. Катька догадалась, что я тебя к ней в разведку присылала. Она всегда сообразительная была. Я и не отрицала. — Немного помолчав, Андреева спросила: — А ты куда ездила?
— К Серафимовичу. Вы мне вчера назвали его адрес, и я решила съездить к нему, тем более это недалеко.
— И что же?
— Дома никого не оказалось.
— Я же говорила тебе, что он с женой и младшими детьми улетел в Израиль к старшему сыну. Старшая дочь Элина живет с мужем и детьми в Тарасове, но в другом месте.
— Я позволила себе заглянуть в почтовый ящик Серафимовича, замок там примитивный.
— Там было что-то интересное? — спросила Лизавета.
— Да, одно письмо очень уж напоминало то, что получили вы вчера. Оно было без сведений об отправителе. Если судить по штемпелю, письмо было отправлено тридцатого августа, то есть Дэн собирался вплотную заняться Серафимовичем сразу после того, как поквитается с Кострицыным, но вы предупредили Семена, и он очень оперативно покинул страну. По всей видимости, послание от Дэна пришло уже после того, как Серафимович уехал.
— Женя, не томи! Что было в этом письме? — не на шутку заинтересовалась Андреева.
— Сертификат на роут-джампинг.
— Это еще что такое? — уточнила Андреева.
— Роут-джампинг — это такой вид экстремального досуга, прыжок с моста на страховочном тросе, — пояснила я.
Лизавета сглотнула ком, подступивший к горлу, потом сказала:
— Вряд ли бы Семен на это решился. Он трус по натуре. Высоты точно боится. Не знаю, как он летает на самолете, думаю, если бы была возможность добраться до Израиля другим способом, кроме авиаперелета, он бы выбрал другой. Так выходит, я зря Сему предупредила? Он не использует сертификат по назначению, и тогда пострадает кто-то из его близких, Элина или ее дети… Что же я наделала? — Лизавета занялась самобичеванием. — Зачем же я его предупредила? Почему я с тобой не посоветовалась? Если с родственниками Семена что-то случится, то виновата буду я. Завтра прямо с утра поедем к Феликсу! Хотя ты, Женя, права, это не решит проблему. А что решит проблему? Женя, ты знаешь, как решить эту проблему?
— Срок действия сертификата истекает завтра. Так что до завтрашнего вечера Дэн ничего не станет предпринимать.
— Ты думаешь, он не знает, что Семен уехал?
— Трудно сказать, но одно я знаю точно — маньяки никогда не отступают от своего плана. У них, как правило, все действия продуманы до мелочей, для них каждая деталь имеет значение. Насколько я поняла, Дэн помешан на цифрах, особенно на одной дате. Он отправил письмо тридцатого августа, это число стоит на штемпеле. Кстати, во дворе дома Серафимовича, прямо напротив его окон, на заборе краской крупно написана та же дата. Возможно, Семен Исаакович видел эту надпись, но не придал ей особого значения, пока вы, Елизавета Константиновна, не пришли к нему в поликлинику и не сказали, что на вас открыта охота. Вам он назначил время заплыва — шестнадцать двенадцать. Именно в это время был зафиксирован взрыв. Так вот, цифры для него важны. Срок действия сертификата — десять дней, и он обязательно дождется, когда они истекут. Время еще есть.
— Женя, я не поняла, на что есть время? На то, чтобы созвониться с Семой и уговорить его вернуться в Тарасов, чтобы сигануть на тросе с моста?
— Наверное, это был бы самый оптимальный вариант, но, скорее всего, придется действовать как-то иначе.
— Как? — допытывалась Лизавета.
— Еще не знаю. Я пока думаю.
— Это я виновата, был бы Серафимович здесь, мы бы с тобой как-нибудь его уговорили пройти испытание. Но я так напугала Сему, что он решил спрятаться на Земле обетованной. И почему он всю родню с собой не взял? Хотя Дэн, этот сукин сын, наверняка нашел бы, кого взять в заложники… Например, его коллег. Знаешь, у Серафимовича медсестричка такая симпатичная… Женя, надо что-то делать.
— Давайте сначала поговорим с Татьяной, — сказала я.
Минут через десять мы уже парковались около дома, в котором жила школьная подруга Лизаветы, ставшая недавно вдовой.
* * *
— Я думала, ты приедешь одна, — сказала Кострицына, с опаской поглядывая на меня.
— Таня, я хочу тебя познакомить с Евгенией. Она в курсе всего.
— Я видела вас на похоронах вместе и подумала, что это твоя сноха.
— Таня, о чем ты! Я не в таких близких отношениях с Аленой, чтобы она всюду ходила со мной. Тем более моих сейчас нет в Тарасове. Женя — мой телохранитель. Мне сын нанимает бодигарда всякий раз, как уезжает из страны. Женя вчера спасла мне жизнь, на нее можно положиться, уверяю тебя.
— Ладно, проходите туда, — Татьяна указала рукой на комнату.
Мы с Лизаветой зашли в гостиную и расположились в креслах. Вдова принесла файл, села за стол, лицом к нам, промокнула платочком слезу и заговорила:
— Леша знал, что с ним что-то случится. Давно знал, как минимум год. В конце прошлого лета он вернулся домой сам не свой и сказал, что купил нам троим: мне, Свете и Павлику — горящие путевки в Таиланд. Мне сразу показалось это странным, мы всегда заранее и все вместе обсуждали, куда поехать отдыхать. В тот год как-то не сложилось с отпуском, мы ремонт затеяли, и вдруг эти путевки. Ладно, я — на пенсии, но у Светы — работа, у Павлика — школа. Да и без Леши мы прежде никуда не ездили. Он сказал, что путевок было только три, что они достались ему по смешной цене, отказываться от такого выгодного предложения было глупо. Ничего страшного, если внук пропустит неделю занятий. А дочь наверняка сможет со своей сменщицей договориться. Конечно, Света договорилась, она давно хотела слетать в Таиланд, и Павлик обрадовался. Но мне эта затея не понравилась. Я грешным делом подумала, что Леша завел себе молодую любовницу, вот и решил нас спровадить…
— Да ты с ума сошла! — напустилась на свою однокашницу Лизавета.
— А что я могла еще подумать, если он ни с того ни с сего принес эти путевки? И в этом году началось то же самое. Леша снова хотел нас втроем отправить на заграничный курорт, но Света недавно сменила работу, и ей отпуск никто бы не дал. Павлик в девятый класс пошел, ему и в прошлом году за пропуск без медицинской справки досталось, а в этом и вовсе ему такое бы с рук не сошло. Я видела, с Лешей что-то происходит, но другого объяснения, кроме как любовница, мне в голову не приходило. Я винила в аварии эту несуществующую женщину, думала, что это она его довела до такого состояния, требуя развода, что он только и думал об этом, вот и не смог справиться с управлением.
— Эх, Таня! — назидательно произнесла Андреева.
— Лиза, а что я еще могла подумать? Несколько дней до аварии Леша пытался о чем-то со мной поговорить, но никак не мог решиться, точнее, я все делала для того, чтобы он не смог ничего сказать. То на головную боль ссылалась, то на давление… Боялась, что он заговорит о разводе. Как же я ошибалась!
— Еще как, — подтвердила Лизавета.
— На днях ко мне приходил следователь, спрашивал, говорит ли мне о чем-то дата тридцатое августа. Оказывается, она была накорябана на заднем бампере нашей машины. Мне это совершенно ни о чем не говорило. Наумченко напомнил мне про тот случай, когда вы полдня под землей блуждали, это было как раз в предпоследний день лета, я тогда еще не смогла с вами пойти, потому что подхватила ангину и свалилась с высокой температурой. Этот следователь задавал мне какие-то странные вопросы, которые наталкивали на мысль о том, что Леше отомстили за смерть Дениса, того диггера, который тогда погиб. Я ему не поверила, накричала на него, выставила вон, а потом стала разбирать Лешины бумаги и нашла этот файл. — Татьяна стала доставать из него конверты. — Наумченко, скорее всего, был прав. Первое письмо пришло в августе прошлого года. Леше предлагали перепрыгнуть с крыши нашего дома на соседний, а если он не сделает этого, то обещали расправиться с кем-то из нас.
— Вы позволите взглянуть на это письмо? — спросила я, и Татьяна согласно кивнула. Я подошла к ней, взяла конверт, вынула из него листок и прочитала текст. Он был написан в той же манере, что и послания, которые были адресованы Лизавете и Семену. Да и текст отформатирован был по тому же типу. — Вы сказали, что были еще письма?
— Да, во втором письме, тоже прошлогоднем, были обозначены дата и время — тридцатое августа шестнадцать двенадцать. Третье письмо пришло накануне смерти Алексея. Женя, можете прочитать его вслух, — дрожащим голосом произнесла вдова, протягивая мне конверт.
Я взяла его, вернулась в кресло, достала конверт, пробежала глазами напечатанный текст и только потом стала читать вслух:
— «Год назад вам давался шанс, но вы его упустили. Больше шансов нет».
— Это что же получается? — стала размышлять вслух Елизавета Константиновна. — Леша прочитал это письмо, убрал его к остальным и ничего не стал предпринимать?
— Похоже, что так, — развела руками Кострицына. — Я знаю, в молодости Леша прыгал с нашей крыши на соседнюю, но в прошлом году он был уже не в той форме, чтобы повторить это. У него не было никаких шансов…
— Значит, если Семен не прыгнет завтра с моста, а он не прыгнет, потому что даже не знает об этом, то Дэн не даст ему никакого шанса. Это Леше он подарил целый год жизни, а с Серафимовичем может поквитаться сразу, как только тот вернется из отпуска. Слишком уж Дэн рьяно взялся за нас. Похоже, решил в сжатые сроки довести свою месть до конца.
— Лиза, я хотела тебя предупредить, что ты тоже в опасности, потому что тогда, когда погиб Зиновьев, была под землей, но ты, оказывается, в курсе, что его психически нездоровый сын мстит всем. Более того, мне показалось, что ты как-то смогла выйти из-под удара, — догадалась вдова.
— Да, у меня вчера был второй день рождения. — Андреева стала рассказывать вдове, какую казнь Дэн Ставрогин придумал для нее, чьей жизнью ее шантажировал и как нам удалось перехитрить этого мстителя.
— Я слышала, Миша Веснин погиб лет пять назад при странных обстоятельствах, — вспомнила Татьяна, предположив: — Не Дэн ли это подстроил?
— Да, именно он, — подтвердила Лизавета. — Я тебе больше скажу, он Катьку калекой сделал.
— Разве она не в Америке?
— Я тоже думала, что она в Штатах, но Женя выяснила, что она почти двадцать лет снова здесь обретается.
— Знаешь, Лиза, лет семь назад я встретила в поликлинике женщину, она показалась мне знакомой, но я никак не могла понять, кто это. Она тоже посмотрела на меня, вроде бы узнала, но отвернулась. Та встреча запала мне в душу, я несколько дней думала, кто же та женщина, передвигающаяся с помощью ходунков. Она даже показалась мне похожей на Суханкину, но я отогнала эту мысль, просто не поверив в то, что Катерина могла так сдать. Она ведь, кажется, моложе всех нас.
— Да, — подтвердила Андреева, — на два года.
— К тому же я знала, что она эмигрировала…
— Да, она уезжала, но вернулась из-за страшной трагедии. — Лизавета рассказала об аварии, в которой погибли муж и дочь Катерины.
— Да, досталось ей, — вздохнула Татьяна. — Надо спасать Семена. Он хороший врач, я у него наблюдалась. А Дэна изолировать от общества!
Обе женщины уставились на меня, ожидая, что я познакомлю их с пошаговым планом спасения Серафимовича от мести Ставрогина. Мне пришлось их разочаровать, у меня пока не было никакого плана. Но я обещала что-нибудь придумать до завтрашнего утра.
* * *
Караулить Дэна у старого Курдюмского моста, который служил базой роут-джамперов, мне казалось бессмысленным. Ставрогин был далеко не глуп, чтобы подставиться таким образом. Он мог бы снова воспользоваться видеосъемкой с дрона, если бы указал точное время прыжка, но в письме не было обозначено, когда именно надо прыгать. Весь день квадрокоптер летать над Курдюмским мостом не мог — аккумулятор надо периодически заряжать. А если воспользоваться чьей-то помощью? Я стала мысленно перебирать все возможные варианты. Инструктор роут-джампинга? Слишком банально, Дэн, насколько я успела заметить, избегает предсказуемой банальщины. Сотрудник «Магазина впечатлений»? Вряд ли. Там могут узнать о том, что сертификат погашен, не сразу. К тому же нет никакой гарантии, что прыжок по данному сертификату совершил именно Серафимович.
Открыв сайт «Магазина впечатлений», я зашла в раздел экстремальных развлечений, кликнула по строке «Роут-джампинг» и вскоре поняла, что все проще простого. На Курдюмском мосту была установлена веб-камера, которая транслирует в режиме реального времени все, что происходит в этой точке. В данный момент инструктор готовил к полету очередного клиента. Он застегнул карабин со страховочным тросом, экстремал повернулся к камере, и я поняла, что это девушка.
Достаточно время от времени поглядывать на запись с этой камеры, чтобы увидеть лица всех роут-джамперов. Но Дэн, возможно, даже не станет этим заниматься, если он понял, что Серафимович уехал до того, как в его почтовый ящик опустилось письмо с сертификатом. А если Ставрогин не знает, что Семен Исаакович сбежал, то завтра он возьмет кого-то в заложники.
Я позвонила Наумченко.
— Алло! — ответил он.
— Павел Остапович, это Охотникова. Прошу прощения, что так поздно, но у меня появились кое-какие идеи, каким будет следующий шаг Ставрогина.
— Евгения, вы не поверите, но у нас тоже есть идеи. И в этот раз нам ничто не помешает его взять!
— Извините, что побеспокоила. — Я отключила связь.
Конструктивного разговора со следователем, увы, не получилось.
Глава 22
Я не знала, к какому выводу пришел Наумченко, но на следующий день я решила все же проверить свою версию.
Разумеется, я не забыла, что моя основная задача состоит в том, чтобы охранять Елизавету Константиновну. Как выяснилось, она понимала, что Дмитрий нанимает охрану, дабы она вела себя в рамках приличия. Последние события так встряхнули Лизавету, что она добровольно согласилась держать себя в этих рамках, пока я буду, следуя ее терминологии, охотиться на маньяка.
Взяв из гаража кабриолет, я поехала в муниципальную поликлинику. Еще вчера вечером я посмотрела расписание приема специалистов и узнала, что Серафимович, если бы он был не в отпуске, принимал бы сегодня пациентов с 10 до 14 часов. Проанализировав действия Ставрогина, я пришла к выводу, что он обязательно сегодня появится в поликлинике или около нее. Именно об этом я хотела сказать Наумченко, но тот не стал меня слушать. У меня создалось впечатление, что Павел Остапович считает меня своей конкуренткой, которая пытается ввести его в заблуждение. Он ошибался, я хотела помочь следствию задержать маньяка.
Серой «Лады Гранты» на парковке не было, но это ничего не значило. Дэн мог припарковаться дальше, приехать позже или вовсе сменить машину. Я поднялась на третий этаж и сразу же обратила внимание, что около кабинета, в который прошлый раз заходила Андреева, снова есть очередь.
— Скажите, здесь Серафимович принимает? — поинтересовалась я у женщины.
— Да, но сегодня вместо него другой доктор.
— Не доктор, а стажер-практикант, — поправил ее мужчина.
Я не стала занимать очередь, а села на свободный стул около другого кабинета, того, что был напротив. Периодически я вставала, прогуливалась по коридору, подходила к окну, а потом возвращалась к кабинету онколога. Часа через два я стала сомневаться в правоте своих умозаключений. Можно предугадать действия обычного человека, но просчитать поступки маньяка очень сложно. Маньяки мыслят нестандартно, что позволяет им долго оставаться вне подозрений и на свободе. Только я собиралась сходить на первый этаж, где располагалась аптека, чтобы купить бутылку минералки, как увидела доктора, подозрительно похожего на того, что выходил из палаты, в которой лежал Андреев. Он стрельнул глазами на пациентов, ожидающих своей очереди на прием к онкологу, но я сидела у другого кабинета, к тому же была в парике. Открытыми у этого доктора были только уши. Он толкнул плечом дверь и зашел в кабинет. Он пробыл там всего несколько секунд, а потом вышел, но не один, а вместе с молоденькой медсестричкой. Я направилась за ними.
— Дочка, — поднявшаяся на этаж подслеповатая старушка преградила мне дорогу, — подскажи, в какой стороне тридцать седьмой кабинет.
— Там, — махнула я рукой, и она ухватилась за мою руку.
— Проводи меня, пожалуйста, а то я плохо вижу.
— Идите прямо, туда, — задала я ей направление, — а мне на прием надо.
Немного замешкавшись, я была вынуждена ускорить шаг, но все равно не успела догнать медиков — они зашли в лифт. Он был старого образца, без светового указателя направления движения. Я решила, что Дэн собрался вывести медсестру из здания поликлиники, поэтому побежала по лестнице вниз и стала караулить их на первом этаже. Когда приехал лифт, а это случилось несколько позже, чем я рассчитывала, из него вышла полная женщина в белом халате.
— Скажите, вы видели медсестру Марию Смирнитскую?
— Утром Машу видела, — сказала та, — у нее еще приемное время должно быть.
— А две-три минуты назад в лифте или около лифта видели?
— Нет.
— Извините, еще один вопрос. На каком этаже вы вошли в лифт?
— Девушка, что вам от меня нужно?
— Я же спросила вас, с какого этажа вы спустились.
— Игорь! — докторша позвала охранника. — Иди-ка сюда! Вот тут девушку надо к психиатру проводить.
— Так, девушка, — охранник взял меня под локоток, — пойдемте на выход.
— Скажите, в поликлинике есть видеонаблюдение?
— Обязательно. Прошу! — охранник указал мне рукой на выход.
— Послушайте! Это не праздный интерес. Здесь произошла попытка похищения, но еще можно…
— Так, девушка, похоже, вам действительно надо к психиатру. Пойдемте, я лично вас к Олегу Константиновичу отведу. Он хороший доктор, вам понравится. — Охранник потащил меня к лестнице.
— Извини, Игорек. — Я ударила тыльной стороной ладони по его шее. Он даже пикнуть не успел, сразу вырубился. Усадив его на лестницу, я побежала наверх, на последний этаж. На пятом располагался дневной стационар. Дверь на шестой этаж была закрыта, и, судя по пыльной ручке, она давно не открывалась. В голове всплыла фраза, которую я слышала, когда ждала Андрееву. Тогда мимо меня прошли два медика, один сказал другому: «Новую кушетку можно взять на складе, это на самом верху, под крышей». Я подумала, что на склад можно попасть по другой лестнице, но для этого надо было пройти через дневной стационар.
— Девушка, а куда это вы без халата, без сменной обуви? — спросила меня медсестра, сидевшая на посту.
— Ой, я, наверное, заблудилась, мне надо на склад, я новая кладовщица.
— Действительно заблудилась, это еще выше, но вход с другой стороны. Ладно, проходи здесь, только быстро, — разрешила мне медсестра.
Я пробежала через отделение, поднялась на шестой этаж и сразу же заметила, что у двери на полу валяется медицинская маска. Дверь была закрыта на щеколду изнутри. Достав из сумки пилочку для ногтей, я поддела язычок щеколды и после нескольких попыток открыла ее. Тяжелая металлическая дверь предательски скрипнула, я немного выждала, убедилась, что никто не отреагировал на этот звук, а затем вошла. Откуда-то раздавалось мычание, и я пошла на этот звук. Открыв дверь небольшой комнаты, я увидела склонившегося над кем-то мужчину в белом халате. Он то ли услышал легкий скрип половиц, то ли почувствовал мое присутствие, поэтому стал поворачиваться назад. Я опрометью бросилась на него и сбила с ног. Падая, он успел ухватиться рукой за мою ногу и потащить за собой. Сначала я свалилась на своего противника, но он каким-то образом изловчился и повалил меня на бетонный пол. Оказавшись сверху, Дэн стал меня душить. Он был уже без медицинского колпака, без маски и без очков. Левая половина его лица была обезображена шрамом от ожога. «Все-таки он выжил тогда», — пронеслось в моей голове. Сделав вид, что силы меня покинули, я перестала не только сопротивляться, но и затаила дыхание. Ставрогин решил, что придушил меня, и ослабил свою хватку, я сразу же воспользовалась этим моментом. Мне удалось не только разжать его руки, но и свалить его с себя, а потом и нажать на болевую точку, отключающую сознание. Пока Дэн не пришел в себя, я стала связывать его по рукам и ногам. В ход шло все, что попадалось мне на глаза — резиновый жгут, эластичный бинт. Обездвижив маньяка, я наконец обратила внимание на медсестру, с ужасом взирающую на происходящее. Связанная веревкой, Мария сидела на кушетке, ее рот был заклеен лейкопластырем.
— Только не кричите, — попросила я и отлепила медицинский пластырь.
— Вы кто? — спросила она, все еще пребывая в шоке от происходящего.
— Женя, — представилась я, коротко охарактеризовать свой статус было проблематично.
— А он кто? — спросила медсестра, которую я пыталась развязать.
— Маньяк.
— Он меня убить хотел, да? Но за что? Почему именно меня? — Девушка стала забрасывать меня вопросами, и я даже пожалела о том, что расклеила ее рот.
Дэн пришел в себя гораздо раньше, чем я ожидала, и попытался освободиться от своих пут.
— Кто ты такая? — спросил он. — Чего вертишься у меня под ногами?
В тот момент, когда мы схлестнулись с ним в спарринге, парик с меня свалился. Вероятно, Ставрогин видел меня не раз рядом с Лизаветой и узнал. Сначала я хотела снова вырубить его, но потом решила не делать этого. Меня интересовали ответы на некоторые вопросы, и их надо было задать до того, как сюда приедет группа быстрого реагирования. Я не исключала, что охранник, придя в себя, вызвал подкрепление.
— Я телохранитель Елизаветы Андреевой, — честно призналась я, рассчитывая на взаимность.
— Понятно. Она спаслась?
— Да, — подтвердила я.
— Если это ты вытащила ее из омута, то задание считается невыполненным. Я дам ей новое, — самоуверенно заявил Ставрогин, связанный по рукам и ногам. — Немедленно развяжи меня! Я должен покончить с этим!
Я взяла сумку, нашла в ней смартфон и, не вынимая его, набрала номер Наумченко.
— С чем покончить? — уточнила я.
— Все люди, которые виноваты в смерти моего отца, должны быть наказаны. Некоторым я давал шанс, но не все пожелали им воспользоваться. — Сидящий на полу Ставрогин сделал резкое движение руками, пытаясь разорвать жгут, но он оказался прочным, а мой узел надежным.
— Кстати, а почему ты одним давал шанс, а другим — нет?
— Пятеро могли погибнуть с моим отцом, но выжили. Это могла быть ошибка свыше. — Дэн вознес глаза к потолку. — Я решил устроить всем пятерым проверку. Кому суждено было выжить, тот выжил…
— Простите, а я тут при чем? — пропищала медсестра, разматывая веревку, которой были связаны ее ноги. Руки девушки я успела освободить.
— Тебе просто не повезло. Если бы Серафимович не испугался и не укатил за границу, то мне, возможно, не пришлось бы давить на него через тебя. Если бы он со своей патологической боязнью высоты и больным сердцем рискнул прыгнуть с моста, я бы тебя не тронул. Но этот хитрец решил улизнуть. Я хотел взять в заложники его дочь, но к ней менты оказались приставлены, как и к мужу Андреевой в больнице. Я их всех сразу срисовал, а вот тебя, — Ставрогин одарил меня ненавидящим взглядом, — проглядел здесь. Какого черта ты стала путаться у меня под ногами? Если ты телохранитель той зеленоволосой бабки, зачем сюда вписалась?
— Чтобы предотвратить очередное преступление. Кстати, а как ты собирался давить на Серафимовича, если знал, что его нет в стране?
— Испытать судьбу можно в любой точке земного шара. Там, где он находится, даже больше экстремальных развлечений, чем здесь. Разница только в том, что тут я оплатил ему роут-джампинг, а там ему пришлось бы раскошелиться самому. Я все продумал.
Дэн не успел поделиться своими планами, потому что на склад ворвались парни из группы быстрого реагирования. К этому моменту Маша успела распутаться и уже стояла на ногах, поправляя свой халат.
Двое бойцов наставили на Дэна автоматы, третий заломил мне руку за спину. Я позволила ему это сделать, потому что понимала — в такой ситуации лучше не сопротивляться, иначе можно пострадать. Когда вооруженные парни выполняют задачу по захвату преступников, они хватают всех без разбора, в случае сопротивления могут выстрелить. Я запоздало заметила, что медсестре тоже заломили руку за спину. Девчонка только развязалась, и снова ее свобода оказалась ограниченной.
Бойцы вневедомственной охраны застыли, как сторожевые псы в ожидании команды своего хозяина. На склад зашел их командир, огляделся, оценил обстановку, потом скомандовал:
— Женщин отпустить!
Бойцы повиновались. Майор подошел ко мне практически вплотную и спросил:
— Что здесь произошло? Коротко и без соплей.
— Маньяк взял в заложники медсестру. Я ему помешала.
— А ты кто? — поинтересовался майор.
— Телохранитель.
— Чей?
— Коротко объяснить не получится.
— Документы есть? — спросил старший по званию.
— В сумке.
Майор наклонился, поднял сумку и извлек из нее мой смартфон, из которого доносился голос Наумченко:
— Алло! Это старший следователь юстиции… Алло! Меня кто-нибудь слышит?
— Алло! С вами говорит майор Дыбов. А вы кого рассчитывали услышать?
Ответа не последовало, потому что мой смартфон разрядился. Дыбов пожелал услышать от меня, что все-таки произошло.
— Этот человек, Ставрогин Денис Денисович, мстил за смерть своего отца, который погиб еще до его рождения в результате несчастного случая. На его счету как минимум шесть трупов. — В тот момент, когда я это произнесла, Дэн ухмыльнулся, значит, я занизила число жертв. — Сам он числится погибшим в Чечне и, по всей видимости, живет под чужим именем.
Дыбов дал команду своим бойцам, и те стали профессионально, больно и при этом не оставляя на теле следов, избивать его.
— Довольно, — сказал майор, когда Ставрогин потерял сознание.
— Я пойду? — робко спросила медсестричка.
— Назовите свою фамилию и можете быть свободны.
— Смирнитская.
— Ваша фамилия? — обратился ко мне Дыбов.
— Охотникова.
— Тоже можете быть пока свободны.
Уже на выходе я увидела охранника, которого мне пришлось вырубить.
— Извините, — сказала я ему, — у меня просто не было другого выхода.
— Да чего уж там, — сказал тот, — я сам виноват, надо было выслушать вас.
* * *
В андреевскую усадьбу я вернулась часа в три. Лизаветы в ее комнате не оказалось, и я спустилась на кухню. Надя мыла посуду. Увидев меня, она спросила:
— Женя, обедать будешь?
— Не откажусь. А где Елизавета Константиновна?
— Гуляет по парку, должно быть.
Я вышла на свежий воздух, огляделась — Андреевой нигде не было видно. Пока Надя накрывала на стол, я решила прогуляться до беседки. Подойдя ближе, я услышала женский голос и заглянула туда. Клавдия со Степаном сразу же отодвинулись друг от друга.
— Простите, что помешала, но я думала, что здесь Лизавета.
— А разве ее нет в доме? — удивилась Клава, при этом она упорно не смотрела мне в глаза, как и Степан.
— Мне интересно, кто еще должен вас укусить — пчела, змея, скорпион, чтобы вы мне рассказали правду? — Я напомнила о событиях, произошедших в первое утро моего пребывания в этом доме.
— Какую правду? — уточнил садовник.
— Где Елизавета Константиновна? Она снова уехала в город?
Клавдия со Степаном непонимающе воззрились на меня.
— Меня кто-то искал, или мне послышалось? — раздалось за моей спиной.
Я оглянулась. Позади меня стояла Лизавета. Я, конечно, уже привыкла к ее внешним трансформациям, но сейчас она снова смогла меня удивить.
— Вы покрасили волосы?
— Да, захотелось что-то изменить в своей жизни. Я еще никогда не была брюнеткой.
— Значит, вы все-таки ездили без меня в город?
— Нет, мне Надя помогла покраситься. А ты как съездила?
— Удачно.
Пока мы шли от беседки к дому, я успела коротко рассказать о том, что произошло в поликлинике. Подробности мы оставили на послеобеденное время.
* * *
Вечером мне позвонила тетушка.
— Женя, наконец-то я до тебя дозвонилась, — сказала она с легким раздражением. — То у тебя номер занят, то ты недоступна…
— Да, у меня был очень важный длинный разговор, а потом смартфон разрядился. А ты чего звонила? Что-то случилось?
— Я хотела сказать тебе, Женя, что испекла торт, — в голосе моей тетушки прозвучали нотки торжественности и даже хвастовства.
Я не могла взять в толк, с какой стати тетя Мила решила сообщить мне о таком рядовом событии. Торты она пекла часто — и для того, чтобы меня побаловать, и в подарок своим приятельницам.
— Бисквитный или песочный? — спросила я, чтобы поддержать разговор.
— Готический, — с придыханием ответила тетушка.
— Какой? Готический? Я не ослышалась?
— Нет, Женя, ты все правильно услышала. Я долго думала над твоей просьбой. То, что мы учились с Петей Калистратовым в параллельной группе, не давало мне никаких привилегий в общении с этим чиновником. Но потом я вспомнила одну деталь — он большой любитель сладкого. У меня возникла идея, что можно задобрить его тортиком, изготовленным в готическом стиле. Честно говоря, мне давно хотелось попробовать новомодный рецепт сливочного крема с активированным углем, а тут подвернулся подходящий случай. Коржи шоколадные, а вот крем и глазурь — черные. Женя, это надо было видеть! — восторженно говорила тетя Мила. — Я сверху еще паутину и черепа нарисовала. В общем, с таким тортиком только Хэллоуин отмечать, впрочем, для рядового готического чаепития тоже подойдет. Вот я и звонила тебе, чтобы ты передала этот торт проштрафившемуся готу, дабы он подмаслил Калигулу.
— Тетя Мила, ты прелесть! Я сейчас заеду к тебе за этим тортиком.
— Женя, остынь. Во-первых, это не тортик, а торт на два с половиной килограмма, а во-вторых, у меня его уже нет.
— Как это нет? А где он? — Моя тетушка молчала, и я выдвинула свою версию: — К тебе что, приходили подружки, и вы разыграли его?
— Нет, я отнесла его.
— Как отнесла? Куда?
— Я не смогла до тебя дозвониться и решила сама отнести торт Калистратову. Пошла в комитет, в котором он работает, позвонила Петру по внутреннему телефону, представилась и попросила спуститься ко мне. Он был заинтригован моим визитом, поэтому спустился. Женя, ты бы слышала, какую я чушь несла о том, что Жук мой племянник, что он очень сожалеет о случившемся. В конечном итоге я вручила Калистратову торт и сказала, что это взятка за то, чтобы мой племянник вернулся в клуб. Я не могу описать тебе словами, как менялось выражение лица у Калигулы, когда он меня слушал, но когда я открыла коробку и показала свой торт, эмоция была положительной. Я тебе, Женя, больше скажу, он был в восторге! Петя позвонил своему водителю, чтобы тот забрал у него коробку, а мне сказал, что Жук прощен и может возвращаться в клуб.
— Тетя Мила, надеюсь, ты сфотографировала это произведение кулинарно-готического искусства?
— Конечно, вернешься домой, посмотришь. Кстати, а когда ты вернешься?
— Мой клиент возвращается в Тарасов через три дня. Так что осталось совсем чуть-чуть.
— Береги себя, Женя. — Тетя Мила отключилась.
Я сразу же перезвонила Георгичу и сообщила ему радостную весть о том, что он снова может посещать клуб.
— Серьезно? — не поверил тот. — У твоей тетки это получилось?
— У твоей, — поправила я. — Моей родственнице пришлось представиться твоей тетушкой и дать Калигуле сладкую взятку.
— Сегодня вечером проверю, — вместо благодарности сказал гот.
* * *
Три дня до возвращения Дмитрия, Алены и Сонечки прошли более или менее спокойно. Лизавета затаскала меня по магазинам. У меня создалось впечатление, что она решила спустить все деньги, которые остались у нее на карточке. Она обновила свой гардероб, потому что старый, по ее мнению, не слишком сочетался с ее новым образом, освежила интерьер в квартире Николаса, накупила кучу подарков мне и Катерине, а также оплатила ей лечение в частной клинике.
Дмитрий был приятно удивлен переменами, произошедшими в облике его матушки, и даже дал мне премию за то, что я уговорила ее перекрасить зеленые волосы в черный цвет. Уж не знаю, с чего он взял, что это моя заслуга, возможно, кто-то из прислуги его надоумил. Разумеется, о том, что жизнь Елизаветы Константиновны висела на волоске, он так и не узнал.
В последний день моей работы вдоль пруда был установлен кованый забор с вензелями.
Комментарии к книге «День твоей смерти», Марина Серова
Всего 0 комментариев