«Гончаров и криминальная милиция»

Михаил ПЕТРОВ

Гончаров и криминальная милиция

Анонс

Костя согласился помочь своему другу Максу установить памятник на могиле скончавшейся соседки. Но на кладбище друзей ждал страшный сюрприз: неподалеку, рядом со свежевырытой могилой, лежал незнакомец с пулей в голове. Гончаров и Макс не знают, в какую запутанную историю они невольно ввязались.

Светлой памяти начальника Толъяттинского ГУВД полковника милиции Петра

Васильевича Требунских посвящается

ЭКСПОЗИЦИЯ

Ранним утром в начале лета 1979 года во двор обветшалого двухэтажного дома заглянул немощный, изможденный старик. Одет он был в светлую легкую рубашку и потрепанные брюки неопределенного цвета с пузырями вместо стрелок. Его неряшливый вид еще больше подчеркивала всклокоченная седая борода и давно не стриженные волосы, грязной паклей свисающие до плеч.

Убедившись, что возле единственного подъезда обе скамейки пусты, он перевел дух и, собравшись с силами, скоренько и старательно помогая себе костыльком, засеменил ко входу. Зайдя внутрь, дед приостановился, немного успокоил ставшую уже привычной боль и направился на второй этаж. Медленно поднявшись по деревянной кряхтящей лестнице, он остановился напротив одной из восьми выходящих в коридор дверей с алюминиевой цифрой 10. Облизав пересохшие губы, старик закинул в рот таблетку, пожевал не торопясь и робко постучался. Прошло не меньше минуты, прежде чем в квартире послышался скрип половиц и чье-то недовольное ворчание. Дверь распахнулась, и на пороге появился крепкий, высокий полуголый парень с развратной наколкой - русалкой, выныривающей из его фривольных плавок.

- Во чучело-то! Натуральный леший! - потряс головой хозяин русалки и раскатисто загоготал. - Ты что, дед, вольтонутый? - широко зевнув, беззлобно спросил он. - Посмотри, который час! Шести еще нет. Чего тебе надо?

- Есть у меня к вам один серьезный разговор, - хриплым, астматическим голосом заявил старик и через паузу повторил: - Очень серьезный разговор.

- Но не в шесть же часов утра, - до хруста в костях потянулся парень и попытался захлопнуть дверь, но просунутый дедом костыль сделать этого не позволил.

- Поймите же, молодой человек, я хочу предложить вам очень выгодное дело, - напористо насел старичок. - Пропустите меня. Поверьте, это в ваших же интересах.

- Ну что мне с тобой делать, старый ты пень, - сдался хозяин. - Проходи уж, только в комнату нельзя, чувиха у меня там. Чапай на кухню.

Послушный приказу, он прошел на кухню, брезгливо оглядел грязный пол, потрескавшийся кафель и немытую с вечера посуду. Смахнув с табуретки крошки, он осторожно пристроился на самом краешке и сказал:

- Надо бы для начала познакомиться. Как тебя зовут?

- Звать Никанор, я бандюга и вор, - оскалился парень. - Не я к тебе, а ты ко мне пришел, старый гриб, вот ты первым и представляйся.

- Можно и так, - примиряюще согласился гость. - Кличут меня дедом Николаем.

- Ну а я Гоша, можно Жора. Тебе что от меня надо-то?

- Ты, Жора, один в этой квартире прописан? - вместо ответа, спросил старик.

- Нет, со старшим братанком, а тебе-то какое дело?!

- Нет, ничего, - успокоил его дед и вслух подумал: - Вдвоем-то вам в однокомнатной квартире, наверное, тесновато?

- Не твоя забота, не твоего ума дело, старая калоша. Сами разберемся.

- Оно так. А только ведь дело молодое. Девки требуются. В одной-то комнате не шибко любовь покрутишь. Неудобство создается...

- Слушаю я тебя, пень еловый, и не могу понять - куда ты все клонишь?

- А тут и понимать нечего, - вздохнул старик и перешел к главному и, видимо, очень его волнующему вопросу. - Хочу вам предложить обмен.

- Какой такой обмен? - заинтересовался Жора. - О чем ты?

- Хочу обменять свою двухкомнатную квартиру на вашу однокомнатную, торжественно объявил гость. - Там вам с братаном попросторней и поудобней будет.

- Не получится, дедулька. Нам с нашими чувихами и здесь места хватает. Мы же с Игорьком моим мариманы. Сегодня он в плавании, завтра я, а иногда и оба уходим, как, например, завтра. Дома почти не встречаемся, а когда встречаемся, нам не до баб. Это во-первых, а во-вторых, у нас нет денег тебе на приплату. Ну а...

- Погоди ты, не тараторь, - остановил его старик и, что-то прикинув, заявил: - Я с вас почти ничего не возьму. Дадите тысчонку, и на том спасибо.

- И тысчонки не дадим. Ты же меня не дослушал. Игорь с одной бабой уже расписался, а как только вернемся из Ярославля, и у меня будет свадьба. И наш профсоюз тут же выделяет нам две новые однокомнатные квартиры. Мне и Игорю. Я думаю, что две квартирки получше одной двухкомнатной. А, дедулька? Так что спасибо тебе за заботу, а теперь проваливай.

Старик поднялся с табурета, подумал, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и, постукивая костыльком, потащился к выходу.

Закрыв за ним дверь, парень недоуменно пожал плечами, почесал русалку и отправился в комнату заканчивать отложенное дело.

Утром следующего дня старик вновь объявился в том же самом дворе, но только признать в нем вчерашнего всклокоченного лешего было практически невозможно. Нынче это был уважающий себя пожилой господин с гладко выбритой кожей лица и головы. От солнечных лучей его охраняла соломенная шляпа и массивные зеркальные очки, закрывавшие половину лица. Безупречная бежевая сорочка и галстук вкупе с брюками, подобранными под цвет рубашки, говорили о том, что одеваться он умеет и делает это с удовольствием. Мягкие замшевые туфли неслышно ступали по дорожке, и только деревянная резная тросточка, касаясь асфальта, иногда позвякивала своим металлическим наконечником.

Как внешний вид, так и его действия существенно отличались от вчерашних. Миновав знакомый подъезд, он пересек двор и уселся напротив на малоприметной скамеечке, скрытой тяжелыми косами ветлы. Осмотревшись, он устроился поудобнее, щелкнул замочками "дипломата", приоткрыл крышку и извлек из его недр баллончик противоастматического аэрозоля, несколько свежих газет и средней силы бинокль. Направив его на окна знакомого дома, он неподвижно застыл на несколько минут. Потом, что-то удовлетворенно пробурчав, наблюдатель отложил оптику, развернул газету и углубился в чтение, периодически бросая взгляд на интересующий его подъезд.

Так он просидел до обеда, то перелистывая прессу, то рассматривая окна второго этажа через окуляры бинокля. Когда наступил полдень, он достал из кейса пакетик с бутербродами и термос с горячим чаем. Отвинтив набалдашник тросточки и используя его как стаканчик, налил туда немного водки. Выпив и пообедав, старик снова приник к окулярам, и, похоже, ситуация за окнами ему не понравилась. Около получаса он не отрывался от бинокля, бормоча при этом какие-то несвязные проклятия. Потом, видимо что-то смекнув, он довольно хихикнул и вновь принялся за чтение.

Прошло никак не меньше двух часов, прежде чем из подъезда вышли три человека, заставившие старика встрепенуться и отложить газету. В одном из них он признал вчерашнего Жору, второй был здорово на него похож, и он без труда определил в нем Игоря. А рядом с ними кривлялась и хихикала рыжая вульгарная девица, которая ровно никакого интереса для него не представляла. В руках братья несли большие черные "дипломаты", торопливо направляясь в сторону порта. Это обстоятельство старику явно пришлось по душе.

Едва только троица скрылась за углом дома, дед, соблюдая дистанцию, последовал за ними. Проводив их до промышленной части порта, он понаблюдал за тем, как девица взасос расцеловалась с Жорой, села в такси и уехала, а братья поднялись на борт видавшей виды самоходной баржи.

Но дотошному старику этого видеть было мало, он хотел собственными глазами увидеть момент ее отправления. Прошло еще около полутора часов, прежде чем старое корыто обиженно завыло и, отвалив от причала, трудолюбиво захлопотало, зашлепало вверх по течению. И еще не менее часа, облокотившись на заградительные поручни, он просто стоял и думал свою думу. Потом сплюнул, ехидно ухмыльнулся и направился в сторону вокзала. Миновав зал ожидания, направился в ресторан, где с удовольствием поужинал.

Выйдя из ресторана, он посмотрел на часы, недовольно покачал головой и, купив в газетном киоске "Крокодил", присел на жесткий диванчик под фикусом. Пролистав журнал и ни разу не улыбнувшись, он откинулся на спинку и закрыл глаза. Спал он или просто размышлял о чем-то - неизвестно, но только в этой позе, ни разу не шевельнувшись, он просидел до одиннадцати часов. Потом встал и неспешным шагом отправился в тот самый двор. Стараясь быть неприметным, он прислонился к стене приземистого сарая и застыл, терпеливо ожидая, когда в нужном ему доме погаснет последнее окно.

Произошло это в половине первого, но еще некоторое время он пережидал, стараясь свести риск до минимума. Как только стрелки показали час ночи, он вынырнул из укрытия и, держась в тени домов, вкрадчиво двинулся к манящему подъезду. Неслышно прокравшись на второй этаж и остановившись возле десятой квартиры, он затаился, прислушиваясь к тишине заснувшего дома.

Не услышав ничего подозрительного, он достал ключи и, отперев два замка, осторожно приоткрыл дверь. Боясь предательского скрипа, взломщик довольствовался узкой щелью, в которую проскользнул испуганной мышью. Только заперев дверь и прислонившись к стене, он почувствовал, как бешено бьется сердце, а легким не хватает кислорода. Трясущимися руками достав таблетки и заглотив сразу несколько штук, он замер, ожидая, когда наступит облегчение. Оно пришло. Старик глубоко вздохнул и включил карманный фонарик с узким световым лучом.

Оглядевшись, он решительно вошел в комнату с незнакомой ему обстановкой. Она состояла из двух диванов, стоящих друг против друга, тумбы с дорогим магнитофоном и цветным телевизором. Возле широкого окна расположился стол с двумя креслами. Но все это вошедший оглядел лишь мимолетно. Больше всего его пугал широкий трехстворчатый шифоньер, стоящий вплотную к нужной ему стене. Сдвинуть эту монументальную громадину у него просто не хватило бы сил. От бессильной злобы он застонал и повалился в кресло.

Неужели ему придется отсюда убраться несолоно хлебавши? Неужели те планы, что он выстраивал долгими бессонными ночами, несбыточны? От досады он вскочил и пнул ненавистный гардероб. Нет, так просто он этого не оставит, в конце концов, должен же быть какой-то выход. Он обязательно есть! А что, если... Конечно, только так, и никак иначе! Ищущий да обрящет!

Закрепив фонарик на столе, старик распахнул дверцы шифоньера и судорожно, в беспорядке принялся выкидывать оттуда вещи прямо на пол, надеясь таким образом существенно облегчить вес этого мебельного монстра. Закончив с одним отделением, он тут же без роздыха принялся за другое и остановился только тогда, когда услышал, как в замочной скважине входной двери заскребся ключ. Ошалевшим зайцем, мало что соображая, он заметался по комнате, пытаясь найти выход, которого не было. Совсем уже потеряв рассудок, он не нашел ничего лучшего, как забраться под стол.

Между тем дверь открылась и в квартиру вошли двое. По их громкой, но несвязной речи можно было судить о средней степени опьянения.

- Жорик, тут чем-то пахнет, - щелкнув выключателем, сообщил один из вошедших.

- Это у тебя с перепою, Игорек, - успокоил его Жора. - Надо было сразу домой канать, а ты все зайдем да зайдем, вот и зашли. У меня ни копейки не осталось.

- Да заткнись ты. Чую, в доме кто-то есть.

- Может, Валюха заночевать решила? - сбавил тон Жорик.

- От Валюхи духами пахнет, а здесь каким-то лекарством воняет. Дай мне топор.

- Держи. На кухне нет никого. Он в комнате. Там какой-то слабый свет. Я с ножом войду первым и сразу врублю люстру, а ты с топором ворвешься следом.

- Годится, брательник, начали! - Один прыжок - и Жорик в комнате, еще мгновение - и ярко вспыхнула люстра. - Мать твою растак! Ты посмотри, Игорек!

- Катать ту Люсю-у-у, - ошарашенный представшим перед ним беспорядком, протяжно пропел старший брат и непонимающе развел руками. - А зачем ворюгам наши шмотки? Чего у нас ценного, так это маг и телик, но они их не тронули. Ничего не понимаю.

- Я тоже. Самое главное - ушли и закрыли за собой дверь. Значит, у них был ключ.

- Хуже того, он не был, а есть. Жорик, глянь-ка, а что это за лысый хрен сидит под столом? - Отодвинув кресло, он выволок на свет упирающегося и растопыренного деда. - Ну что, старый козел, тебя сразу прикончить или сначала ты нам расскажешь, зачем пожаловал? Говори, домушник, какого черта тебе здесь надо? Молчишь? Сейчас ты у меня заговоришь, крыса! - Придерживая старика за шиворот, он несильно, но звонко заехал ему по уху и отбросил обмякшее тело на пол.

- Эге, Игорек, да это же знакомый старикан, я тебе о нем говорил. Только вчера он был как бес волосатый, а сегодня лысый, как мое колено. Ах вот зачем он сюда приходил! Вынюхивал, высматривал! Игорек, а ты его не того? Не замочил ли?

- Да ну! С чего бы? По уху легонько шлепнул, - наклоняясь над неподвижным телом, встревожился Игорек. - Нет, все нормально, дышит. Слышишь, как пыхтит? Навроде того, что бронхит у него или какая-нибудь простуда. Что делать-то с ним будем?

- Выкинуть его к чертовой матери, да и дело с концом. Задницей своей по ступенькам проедет, так надолго запомнит. Потащили?

- Нет, Жорик, шуму много, соседей перебудим, скандал выйдет, а нам с тобой через месяц квартиры получать... Мы его в окно вышвырнем, прямо в кустарник. Убиться не убьется, зато свою лысую тыкву так исцарапает, что дорогу сюда забудет навсегда.

- Как скажешь, братан, только сначала мы его обшмонаем и заберем наши ключи, - осклабился Жорик.

Почти безошибочно он определил и вывернул карман с ключами, а потом широко распахнул окно. Приподняв старика под мышки, они легко дотащили его до окна и, примерившись, забросили в самую середину колючего малинника. Проследив его мягкую посадку, братья решили, что за такое дело следует выпить.

Удовлетворенные хорошо проделанной работой, весельчаки направились на кухню и только сейчас заметили стариковский "дипломат", мирно стоящий возле двери. Открыв его, они обнаружили там всевозможное барахло, среди которого внимания заслуживал лишь бинокль и новенький слесарный инструмент со стамеской в придачу. Оставив эти предметы себе на память, они закрыли кейс и выкинули его следом за стариком, который к этому времени уже выполз из ягодника и, сидя на земле, считал свои раны.

- А все-таки странно, - запивая водку пивом, задумчиво произнес Жора. Чего он к нам так рвался? Медом ему тут помазали, что ли?

- Медом, что ли? - закуривая, передразнил его брат. - Скажи спасибо, что наше корыто крякнулось, а то бы не видать нам ни мага, ни телика. Не ломай голову.

НАШИ ДНИ

Дом давно был готов под слом. Жильцы, получив квартиры, выехали из него еще в начале весны. С того времени стоял он неприкаянный и бесхозный, безропотно отдавая предприимчивому русскому люду все самое ценное, что оставалось в его глубинах. Днем он молчал или просто за шумом городского транспорта его не было слышно. Зато ночью, как только стихала городская суета, из его нутра явственно раздавался жалобный скрежет и скрип. Он роптал, когда выдиралась очередная половица или выламывался дверной проем. Но на это мало кто обращал внимание. На дом давно смотрели как на покойника, удивляясь тому, что он все еще пребывает на этом свете. И только бомжи, бродячие собаки и кошки да еще голуби относились к нему трепетно и нежно, наперед зная, что в пору ненастья он еще в состоянии защитить их от дождя, холода или просто от досужих людских глаз.

В начале лета в доме нежданно-негаданно появились жители, беженцы из братских стран ближнего зарубежья. Заселились они основательно, с семьями и нехитрым скарбом. Вытеснив бомжей на второй этаж, они заняли первый. Второй этаж им не подходил по той простой причине, что деревянные лестницы давно были разобраны и растащены дачниками. Попасть наверх можно было только по веревке людям, имеющим определенную сноровку и некоторый опыт скалолазания.

Таким опытом, безусловно, обладали три парня, зачастившие в дом с середины лета. Появились они здесь в разное время и с разными целями. Один пришел в надежде оторвать тут пару половиц, другой забрел покурить травки, а третий затащил сюда уличную проститутку. Ничего общего их не связывало. Саша перешел в одиннадцатый класс, Дима Гурко учился в ПТУ, а Ренат Давлетшин только на днях прибыл из армии и пока еще нигде не работал. Случайно встретившись в таком неподходящем месте, они познакомились и вскоре сдружились. Сдружились вопреки здравому смыслу, несмотря на различие их интересов, взглядов и развития. Сначала они приходили в дом один раз в неделю, потом два, а к середине августа уже собирались чуть ли не каждый день. У всех были разные привычки и привязанности, но никто ничего друг другу не навязывал. Дима покуривал свою травку, Саша обычные сигареты, а Ренат тихонько попивал водочку и рассказывал младшим товарищам об ужасах чеченской войны.

Так продолжалось до самого конца лета. Через несколько дней начинались занятия в школе и в колледже, так гордо и авторитетно Дмитрий именовал свое производственное училище. Что же касается Рената, то и с ним все было ясно. Четвертого сентября он в качестве охранника устраивался в какую-то частную фирму.

Сегодня они собрались пораньше, чтобы как следует отметить последние кайфовые деньки. Понатащили из дому кто что мог. На шаткий столик, собранный из подручного материала, выложили свои запасы, а Ренат торжественно водрузил на него две бутылки водки и красивую бутыль рубинового вина.

- Это для вас, - пояснил он удивленным товарищам.

- Я не буду, - наотрез отказался Санька.

- А у меня своей дури хватает, - многозначительно похлопал себя по карману Димка.

- Да вы что? Мужики! В такой-то день и не выпить? - впервые начал наседать Ренат. - Диман, Санек, вы меня обижаете! Для кого я старался, для кого тратил бабки на эту лабуду? Я же не предлагаю вам водяру. А это компот, кисляк, смотрите сами, девять-одиннадцать градусов.

- Ладно, наливай, - глядя на его хмурую физиономию, сдались парни, только по пять капель и ради того, чтобы ты не обижался.

- Хоть так, - повеселел Ренат и, выбив пробку, налил им граммов по двадцать. Себе же наплюхал полный стакан водки и, помянув погибших пацанов, залпом его осушил. За ним последовали и подростки.

Через час, когда Ренат осваивал вторую бутылку водки, в его мозгах словно что-то переключили. Злой и побелевший, он смотрел на ребят тяжелым взглядом и молчал. Только желваками играл да скрипел зубами. И под его тяжелым взглядом парням стало неуютно и паршиво, так паршиво, что захотелось немедленно отсюда исчезнуть. Натянуто улыбаясь, они начали медленно пятиться к выходу.

- Стоять, козлы!!! - Вскочив с места, бешено заорал одуревший Ренат. Всем лечь на пол! Мордой вниз, жопой вверх. Сейчас я вас, салаги недорезанные, научу, как дембелю языком сапоги ваксить.

- Не надо, Ренат, - захныкал Дима и, выполняя приказание, послушно улегся на грязное бетонное перекрытие.

- А тебя, щенка, это не касается? Так, что ли? Значит, вы здесь учились, а мы там за вас кровью умывались! Замочу, козлина!

Выдернув из стола нож, он оскалился и медленно пошел на Сашку. Тот стоял спокойный и внешне равнодушный, только дрожащие ноздри выдавали крайнюю степень его напряжения. Рената он подсек в прыжке, едва уловимое движение - и озверевший Давлетшин полетел головой вперед, тараня лбом ободранные стены дома. Оглушенный таким ударом, он тряпичной куклой сполз на пол, и глаза его, сфокусировавшись на кончике носа, вдруг поползли в разные стороны. Но Сашка увидел это только мельком, все его внимание было приковано к стенке, к той самой точке, где голова Рената проделала аккуратную четырехугольную нишу.

"Круглая голова человека не может оставлять прямоугольных дырок", категорично заключил он и, подобрав оброненный Ренатом нож, приступил к обследованию этого аномального явления. Постучав рукоятью по вдавленной части, он услышал гулкий ответ и понял, что это кусок сухой штукатурки или плотного картона, чем-то утяжеленный изнутри. При помощи ножа он извлек его довольно быстро, и его предположения оправдались. На пол вывалилась пластина штукатурки с двумя прилипшими к ней кирпичами. Внутри образовавшейся дыры он увидел клеенчатый сверток и, долго не думая, тут же его извлек. Сверток оказался довольно объемным и чертовски тяжелым.

- Что там? - подал голос молчавший до сих пор Димка.

- Откуда я знаю, - недовольно посмотрев на трусливого товарища, буркнул Сашка. - Сейчас посмотрим. Что-то очень тяжелое.

- Может быть, мина? - тревожно спросил Дима и тихонько попятился к выходу.

- Ага, и заложена твоей прабабкой, - поставив кирпичи на место, презрительно осадил приятеля Сашка. - Такую клеенку я только в кино видел. Ты как хочешь, а я пошел. Этого придурка я видеть больше не желаю, - кивнул он на захрапевшего вдруг пьяного Рената. - И тебе тоже не советую.

Оставив спящего, парни незаметно выскользнули из дома и, добравшись до первого перелеска, устроились в плотном кустарнике. Осмотревшись и не заприметив ничего подозрительного, Сашка вытащил из сумки таинственный пакет и, перерезав шнур, развернул клеенку. Перед ними оказался небольшой посылочный ящик, сколоченный из почерневшей фанеры еще в черт-те какие времена. Просунув под крышку лезвие, Сашка отодрал ее безо всякого труда. Внутри находилось три свертка. В первом оказалась целая куча столового серебра, из второго выпал пистолет с двумя запасными обоймами, а из третьего он извлек металлическую шкатулку, которую тут же открыл. Открыл и ахнул. В солнечном луче камни запели, заискрились таким неподражаемым, волшебным цветом, что он сразу понял - они настоящие.

- Дай мне половину шкатулки и пистолет, - торопливо протянул руку Дмитрий.

- Иди в кусты и поменяй памперсы, - зло зыркнув на приятеля, посоветовал Сашка. - Тебе-то с твоим жидким стулом только пистолета не хватает. Таких дел наворочаешь, что нас заметут через пару дней. А вот драгоценностей я тебе, пожалуй, отсыплю, но не столько, сколько ты просишь, а в два раза меньше. Это справедливо, потому как к моей находке ты не имеешь никакого отношения. И учти, Диман, драгоценности я тебе даю исключительно за твое молчание, к тому же с одним обязательным условием: прокуривать и просаживать ты начнешь их только после того, как сломают наш дом. Я поступлю таким же образом. И еще, Диман, сделай так, чтобы тебя я тоже больше не видел.

- Но почему, Санек?

- Потому что после сегодняшнего случая ты мне стал противен.

А дом продолжал стоять.

Часть первая

Глава 1

Помочь поставить металлический памятник неведомой мне бабуле я согласился еще вчера вечером. Сегодня утром, когда не было еще и девяти, за мной заехал Макс и, не позволив даже позавтракать, усадил в машину. Кроме нас, в ней находился еще простенький памятник, покрытый серебристой краской. Его, как выяснилось, предстояло устанавливать нам двоим. По дороге на кладбище Ухов рассказал мне безрадостную историю жизни и смерти своей соседки Нины Петровны Скороходовой.

- Семь лет назад, когда я вселился в свою квартиру, Нина Петровна была еще шустрой, энергичной женщиной шестидесяти лет отроду. Работала она библиотекарем и занимала двухкомнатную квартиру как раз под нами. Муж, который был старше ее на два десятка лет, скончался еще до нашего вселения, а сорокалетний сынуля, периодически меняя тюряги на зоны, особенным вниманием мамку не баловал. Однако последние лет пять он, кажется, остепенился. Познакомился с бабенкой и на правах мужа уехал жить к ней в деревню Большие Ручьи. Нина Петровна по этому поводу очень переживала, но в конце концов смирилась и зажила по-прежнему одиноко. А что ей, старухе, было нужно? Крохотной пенсии и мизерной зарплаты библиотекаря ей вполне хватало на еду и оплату квартиры.

Беда, как это всегда бывает, подкралась неожиданно. Ходила, суетилась, волновалась, и вдруг ее парализовало. Только на третий день ее коллеги забили тревогу. Явились к ней домой и, безрезультатно потоптавшись у двери больше часа, обратились к соседям. Те вызвали милицию, взломали дверь и нашли Нину Петровну лежащей посреди комнаты. Приехавшие врачи поставили неутешительный диагноз - инсульт. Наши бабоньки ее отмыли, оттерли и уложили на чистую кровать. Кроме патронажной сестры, за ней по очереди начали ухаживать все женщины подъезда. Козе понятно, что долго так продолжаться не могло. Нужно было либо искать сына, либо готовить нашу соседку в соответствующее место, в дом престарелых.

И тут неожиданно для всех старуха начала проявлять признаки активности. Сначала у нее заработала левая рука, потом восстановилась речь, а к началу лета она начала самостоятельно передвигаться по квартире. Больше того, в августе она стала выныривать на улицу и даже сама ходила за хлебом. Все мы относились к ней с большим уважением, и поэтому такой поворот дела вызвал у нас только положительные эмоции.

Рано мы радовались. В конце лета как снег на голову явился ее сынок Виктор Николаевич Скороходов. То ли Нина Петровна его вызвала, то ли он сам пронюхал о том, что матушка одной ногой стоит в могиле, теперь об этом не узнаешь. Но, как это выяснилось позже, та деревенская бабенка за его неадекватное поведение выставила Витюшу еще пару лет назад, и последнее время болтался он между небом и землей. В общем, явился он в родимый дом. Явился и первым делом выгнал всех сердобольных соседок за дверь, заявив, что он сам в состоянии ухаживать за матерью и сам лично скрасит ее последние дни.

Поскольку квартиру Нина Петровна сразу же, как только стало возможным, приватизировала, то единственным и бесспорным ее хозяином после смерти матери автоматически становился сын. Засучив рукава и недолго думая, он взялся хозяйствовать.

Надо отметить, что Нина Петровна жила хоть и небогато, но ценные вещи, по словам соседок, у нее имелись. То ли от предков достались, то ли Скороходов-старший с войны поднатаскал, не знаю, но столовое серебро и кое-какой антиквариат в виде часов, украшений и бронзовых статуэток в доме водился. С него-то и начал непутевый сын. Когда в начале осени Нина Петровна заметила первую пропажу, у нее случился рецидив, и она во второй раз оказалась прикованной к постели.

Однако на Витю это не произвело никакого впечатления, он по-прежнему старательно и методично продолжал чистить дом. А когда закончились дорогие безделушки, он перешел к вещам более объемным. Первым делом он снес на базар телевизор, а когда вытаскивал напольные часы, ему навстречу попался я. Разговор у нас с ним состоялся короткий. Уже после двух затрещин он поволок часы назад в квартиру. Я-то, дурак, подумал, что мои воспитательные меры принесут должный результат, но глубоко ошибся, отныне Витя начал пропивать содержимое собственной квартиры тайно, по ночам, так, чтобы не видели соседи.

Короче говоря, где-то в декабре он принялся уже и за личные вещи матери. Когда он вытащил очередной мешок с тряпками и загудел, мы с женой и двумя соседками проникли в квартиру. То, что мы там увидели и унюхали, слабым не покажется.

Из мебели оставался только кухонный стол, пара табуреток, раскладушка и кровать, на которой страдала парализованная Нина Петровна. Боже мой, что с ней стало! На вонючих, загаженных простынях лежала мумия и левым плачущим глазом молча взирала на нас. Вероятно, он не кормил мать из чисто практических соображений, памятуя, что чем меньше она съест, тем меньше за ней убирать. Мне до сих пор непонятно, как она вообще выжила в этом аду.

Макс замолчал, и мне показалось, что горло его свела судорога.

- Иваныч, ты знаешь, достать меня довольно сложно, всякое повидал, продолжал Ухов, - но тут даже я не выдержал, выскочил оттуда как ошпаренный, предоставив женщинам все решать самим. Молодчины, они все сделали как положено. Полдня отмывали, расчесывали несчастную, потом принесли чистое белье, выкинули грязный тюфяк, притащили новый матрас, простыни... Общими добрыми усилиями Нина Петровна приняла божеский вид. У меня же была одна задача - встретить этого подонка и как следует прочистить ему мозги. Однако ни в тот день, ни двумя днями позже мне это не удавалось. То ли он своей задницей чуял, что я его поджидаю, то ли забухал по-черному, не знаю. А позже меня захлестнули свои дела, и драма, происходившая этажом ниже, отошла на второй план. Тем более, что соседки вновь взялись обслуживать старуху, мыть, поить и кормить.

А теперь главное. Восемнадцатого декабря, примерно в десять часов утра, соседка пришла кормить ее завтраком. Однако кормить уже было некого. Нина Петровна скончалась. Как жила одна, так и померла в одиночестве, в отсутствие сына. Ну, на него-то мы надеялись меньше всего, сами подсуетились, особенно наши женщины. Они ее и обмыли, они и обрядили покойницу во все новое, - скинулись и купили гроб, а через агента похоронного бюро и могилку на новом кладбище. На старом-то хоронить не стали, потому как толком никто не знал, где муж покоится, а поднимать старые документы - дело хлопотное. В церковь тоже сходили. В общем, сделали все по-людски. Хоронить должны были двадцатого.

В ночь с девятнадцатого на двадцатое я возвращался с дежурства под утро, в четыре с минутами. Иваныч, ты не поверишь, но на лестничной площадке перед дверью лежало обнаженное тело Нины Петровны. Представляешь, сын просто выкинул ее как ненужную тряпку, выкинул, но перед этим раздел. Снял все те вещи, что ей в последнюю дорогу справили соседи. Меня словно поленом по голове! Несколько секунд я стоял, переваривая увиденное, а потом вне себя от ярости начал колотить в дверь. Но никто не отзывался, очевидно, мародер ушел сбывать добытое. Я позвонил соседке, и она, находясь в полном шоке от увиденного, открыла квартиру несчастной.

В общем, одели мы покойницу вдругорядь, а после обеда похоронили. Как водится, вернулись скромно помянуть, и что бы ты думал?! Этот подонок был уже дома и со стаканом наготове. Только тризна по матери спасла мерзавца от немедленной расправы.

Вот такой дикий случай произошел в нашем подъезде, - закончил грустное повествование Макс. - Гляди-ка, как погост разросся, - поворачивая на крайнюю, последнюю аллею, удивленно добавил он. - Еще совсем недавно тут чистое поле было. Растет Город Мертвых не по дням, а по часам.

- И не это страшно, - оглядев кресты и памятники, поддержал я, старики всегда умирают. Таков закон небес. Хуже другое. Возрастной ценз этого города здорово помолодел. Ты посмотри, какого года рождения покойники - и молодые, и вовсе малявки. О чем это говорит? Похоже, вымираем...

- За что боролись, на то и напоролись, - проворчал Макс. - Так дядя Сэм захотел, а наши правители его с удовольствием поддержали, потому как выкладывал он зеленые - правда, в долг да под бешеные проценты. А сколько ребят положили в Чечне, а сколько на иглу подсадили, а кто просто пустился во все тяжкие, захотев кайфовой житухи. Раскудахтался мир, только перья летят. Кому от этого прок! А наши дебильные демократы, слизав пенку реформ, скоро и сами лягут на похожем погосте. Деткам ихним тоже наследство весьма сомнительное досталось. Не грохнут сегодня, так завтра обязательно. Полный маразм.

- Ладно, философ хренов, вытряхивайся, - выходя из машины, прервал я мрачные рассуждения Ухова. - Где тут твоя бабка покоится?

- А вона могилка, на самом взгорке, полста метров не будет, - показал он рукой на самый дальний ряд. - Да ты, Иваныч, не суетись, я эту железяку и сам допру, просто помянуть Нину Петровну надо, а одному негоже. Я тут поминальное все приготовил, все-таки девять дней.

За время последней оттепели снег стаял, съежился, и идти по проторенной тропинке, даже с памятником, было нетрудно, да и путь короток. Только хлопотливые белки да гортанный крик воронья вспарывали кладбищенскую тишину и безлюдье. Расковыряв обледеневший наст, мы установили последнюю веху человеческой жизни. На соседней могилке, за столиком, Макс разложил традиционную поминальную закуску и все, что к ней положено. Пока я протирал стаканы и лущил яйца, он по трафарету на обелиске обозначал имя хозяйки суматохи - Нина Петровна Скороходова, вывел даты рождения и смерти.

- Ну как? Годится? - вполне довольный своим творчеством, спросил Макс, оттирая с пальцев черный лак. - Заслужила старуха, она мне Чейза читать носила. А впрочем, дело не в Чейзе, просто хорошая была бабуля. Наливай!

Я исполнил его приказание, он бережно повел стакан к ротовому отверстию и вдруг замер по непонятной мне причине.

- Ты что? Лом проглотил или Нина Петровна из гроба восстала? - неудачно пошутил я.

Мы стояли на возвышении, могилка Нины Петровны находилась ниже нас, а в двух метрах далее следовало еще три захоронения и заготовленная кому-то свежая могила. Именно туда и смотрел Макс. Причем смотрел так, что и я, невольно загипнотизированный его взглядом, привстал.

Аккуратно вырытая яма была чиста и невинна, скорее всего, ее выкопали вчера вечером под какого-то вновь преставившегося раба Божьего. Но дело было совсем не в этом. На отвале свежевыротого грунта виднелась вполне реальная человеческая кисть. Белая, скрюченная, тем не менее она была совершенно материальной.

- Хорошо в стране живется, когда правит сатана! - пробормотал я, приближаясь к яме. - Максушка, замкни челюсть, мне кажется противоестественным, когда покойники выползают из разверстых могил и протягивают к нам руки.

- Согласен.

Отставив стакан, Ухов последовал за мной. Мертвый мужик лет сорока пяти и довольно приятной наружности лежал за могильным бруствером, и потому-то с самого начала мы его не заметили. Вопреки всем нормам и добрым кладбищенским традициям, его тело покоилось не в гробу, а просто так лежало на земле. "Деревянный костюм" ему заменяла добротная меховая куртка, отличные сапоги и нутриевая шапка. Прямо под ней, чуть выше переносицы виднелось черное пятнышко, из которого в открытый глаз стекла и застыла струйка крови. Похожая дырочка находилась и на левой стороне груди. Очевидно, выстрел в голову был контрольным, и это позволяло предположить заказное убийство. Однако место, где оно было совершено, показалось мне менее всего подходящим и более того - несуразным.

Того же мнения придерживался и Макс.

- Если б оно было заказным, то его замочили бы прямо в подъезде. За каким чертом тащить его сюда? - задумчиво разглядывая пустую бутылку, резонно спросил он. - Да и водку киллер со своей жертвой не распивает

- А почему ты решил, что они распивали? - возразил я. - Скорее всего, ее еще вчера вечером употребили гробокопатели.

- Может быть, и так, - нехотя согласился Ухов, присев на корточки. Стреляли из пистолета. Гляди, Костя, две гильзы.

- Не две, а три, - поправил я его, показывая на третий, утопленный в снегу цилиндр. - Знаешь, Макс, у меня такое ощущение, что нам с тобой надо срочно отсюда линять, если не хотим вляпаться в очередную неприятную историю.

- Я с тобой полностью солидарен, - ответил он, отходя от вакантной могилы. - Нам с тобой бездомные покойники совершенно ни к чему.

Слишком поздно мы приняли это разумное решение. Не успели мы дойти до установленного нами памятника, как напротив нас остановился милицейский "уазик", а следом за ним и две "девятки".|

- Кажется, мы немного задержались, - подавая мне стакан, невозмутимо заметил Ухов.

- Вроде того, - равнодушно глядя, как из машин вытряхиваются блюстители порядка, согласился я. - Попробуем отбрехаться.

- Вы кто такие и что здесь делаете? -отделяясь от свиты, сурово спросил молоденький капитан. - Ваши документы.

- Пожалуйста. - Протягивая удостоверение, я вежливо объяснил: Памятник мы соседке, одинокой старушке, приехали поставить. Девять дней сегодня, а если вы интересуетесь трупом, то он лежит немного ниже, за три могилы отсюда.

- Вы его видели?! Почему сразу не сообщили?

- Мы его только что обнаружили и уже собирались вам звонить. Вы нас опередили, - забирая документ, почтительно доложил Макс. - Но мы там ничего не трогали. Прошу сообщить об этом своему начальству.

- Петр Васильевич, тут какой-то Ухов с Гончаровым памятник соседке устанавливают, - доложил он подошедшему к нам начальнику. - Кажется, не врут.

- Сам вижу, что памятник устанавливали, - протягивая Максу руку, чуть усмехнулся начальник. - Доброе утро, Макс. Хотя какое оно к черту доброе. С утра уже второй труп. Вы его видели?

- Да, Петр Васильевич, недавно заметили руку. Она и сейчас из-за насыпи видна, - с удовольствием отвечая на рукопожатие, ответил Ухов. - Но близко мы не подходили, чтобы не затоптать следы. Судя по гильзам, стреляли из пистолета. И еще там лежит порожняя бутылка. То ли киллер ее на радостях высосал, то ли гробокопатели по окончании работы.

- А может быть, те и другие в одном лице, - вслух подумал начальник и повернулся к стоящему рядом товарищу. - Геннадий Васильевич, отправляйся в их кладбищенскую канцелярию и узнай, кто из рабочих вчера рыл эту могилу, и по возможности доставь их ко мне в кабинет. А заодно и их бригадира, того, кто нам звонил. Также было бы невредно узнать, кто заказывал могилу и кто в ней должен быть захоронен. Я буду на месте не позже чем через час. И еще проследи, чтобы все они были во вчерашней обуви. Как это сделать, придумай сам. Не мне тебя учить. И еще желательно, чтоб они поменьше друг с другом общались.

- Запросто. Не вижу проблем.

- Ну вот и отлично, - резюмировал начальник и, посмотрев на нас, добавил: - Макс, я бы вас попросил немного задержаться. Надеюсь, вы не торопитесь?

- Нет, Петр Васильевич, помочь следствию наша святая обязанность.

- Рад, что ты это помнишь, - похлопал начальник Ухова по плечу, загадочно улыбнулся и отправился к криминалистам.

- Кто такой? Почему не знаю? - спросил я, когда он отошел достаточно далеко.

- А ты его и не должен знать. Полковник Требунских Петр Васильевич, приехал к нам из Прибалтики после того, как ты уже ушел из органов. В Латвии-то он заместителем министра МВД был, но после того, как там начались демократические преобразования и прочие беспорядки, ему не оставалось ничего иного, как вернуться домой в Самару. Теперь он у нас начальник криминальной милиции города. Ладный, дотошный, в некотором смысле педант, но при его должности это только на пользу дела. До всего докопается, все перепроверит, по полочкам разложит, а результат выдаст исчерпывающий. С подчиненными корректен, вежлив и доброжелателен, за просто так не отлупит. С начальством не заигрывает, словом, мужик нормальный, побольше бы таких.

- А кто такой Геннадий Васильевич?

- Подполковник Потехин, его зам и правая рука. Я его плохо знаю, но по слухам, Требунских работает с ним уже не один год.

- Понятно. Макс, поскольку ты с ними хоть как-то знаком, небрежно подползи и послушай, о чем они там курлычут. Чем без дела сидеть, хоть какой-то прок будет.

- А оно нам надо? Ладно, так и быть, - обреченно вздохнул Ухов. Подползу, послушаю, если они меня "небрежно" не прогонят.

Когда и каким образом Ухов внедрился в милицейские ряды, я так и не понял, потому что решил еще раз помянуть усопшую рабу Нину Петровну Скороходову. А чуть позже, когда моя нехитрая тризна была окончена, Макс, уже на правах своего человека, размахивал руками, внушая что-то криминалистам.

Вскоре бригада свою работу закончила, после чего вся милицейская компания, не скрывая разочарования, расселась по машинам и убралась восвояси.

- А чего это твой полковник нас проигнорировал? - спросил я подошедшего Ухова. - Даже обидно. Попросил задержаться, а сам сделал незнакомый цвет лица и уехал!

- Не переживай, - усмехнулся Макс, - аудиенцию он нам назначил через два часа. А за это время мы с тобой успеем подмыться и сходить в парикмахерскую.

- Подмываться будешь ты, - желчно уверил я его. - Что же касается меня, то я никуда не пойду вообще, а к твоему полковнику в частности.

- До официального приглашения ты на это имеешь полное право.

- И я им воспользуюсь, можешь даже не сомневаться. Вези меня домой, и хватит об этом, - садясь в машину, свернул я беспредметный разговор. - Ты мне, дружище, лучше скажи, что там тебе удалось услышать?

- Не много, - запуская двигатель, неохотно отозвался Ухов. - Найдено не три гильзы, как мы думали, а целых четыре. Но это не самое интересное. Весь фокус в том, что все они девятого калибра и, по словам криминалистов, имеют отношение к пистолету "Вальтер Р-38".

- Хорошенькое дельце! - крякнул я. - Насколько мне известно, во время войны этим пистолетом был вооружен вермахт, как ВВС, так и ВМФ. Попасть он к нам в страну мог только нелегально, в качестве трофея.

- Вот именно, криминалисты говорят, что подобным оружием наши генералы не награждались. Кто-то посылает нам привет из тех далеких военных времен.

- Но кто? На киллера это не похоже. С таким пугачом полувековой давности на заказное убийство не ходят. Стрельба по пьянке тоже в трафарет не вписывается. Не получается. Не верится мне, что пьяный дядя способен на контрольный выстрел в голову. Пострелять, покуражиться - это пожалуйста, но чтобы трижды ранить собутыльника, а потом хладнокровно его добить...

- А кто тебе сказал, что в него стреляли четыре раза? Найдено четыре стреляных гильзы, но только два пулевых ранения, в грудь и в голову. Контрольную пулю нашли в земле под головой убитого, а три другие ушли неизвестно куда. - Час от часу не легче. Хоть личность-то убитого установить удалось?

- А как ты ее установишь? - хмыкнул Макс. - На лбу у него не написано, а дать нам автограф он наотрез отказался.

- Странно. Дорогая шапка и сапоги целы, а в карманах ничего нет.

- Именно так, ни копейки денег и никаких документов. Нет и наручных часов, хотя следы от их недавнего ношения четко просматриваются на левом запястье. То же самое касается и среднего пальца правой руки, видимо, на нем был перстень. И, как говорят медики, их сняли уже после его смерти.

- А что говорят они относительно времени его смерти?

- Предположительно она наступила сегодня примерно в три часа ночи.

- Есть ли на его теле какие-нибудь характерные особенности вроде родинок, бородавок или татуировок?

- Насчет родинок не знаю, если они и есть, то в глаза не бросаются. Могу лишь с уверенностью сказать, что его шкура не подпорчена ни единой партачкой, ни единым шрамом. Даже аппендикс у него не вырезан. Полагаю, и в криминальной картотеке по отпечаткам пальцев его вряд ли удастся идентифицировать. Единственная надежда на паспортный стол либо заявление близких о его пропаже.

- Если он вообще житель нашего города или хотя бы губернии.

- Ну а если нет, то глуши мотор и сливай воду, - мрачно изрек Ухов, сворачивая во двор своего дома. - Ты, Иваныч, не дергайся, зайти на пять минут мы обязаны. Бабы там уже в моей квартире поминальный стол собрали. Не зайдем - жена обидится. Мы с тобой доложимся, выпьем по рюмке, и я тебя отвезу домой.

Глава 2

В жестком кресле для посетителей, поодаль от стола, сидел невзрачный мужичонка в черном мятом костюме. От напряжения он нервничал и потел. Стараясь скрыть свое состояние, он украдкой смахивал пот рукавом и от этого проигрывал еще больше.

Прошло не меньше минуты, как в кабинет вошел хозяин вместе с тем самым ментом, который его сюда притащил, а за это время не было произнесено ни единого слова. Начальник просто сидел на своем месте и внимательно его разглядывал.

- Почему вы так нервничаете? - улыбнувшись, наконец-то подал голос хозяин. - Успокойтесь, пожалуйста, никто здесь не желает вам зла. Меня зовут Петр Васильевич. Напротив вас сидит мой заместитель Геннадий Васильевич. А мы с кем имеем честь?

- Стукалов я, - облизав губы, выдавил из себя мужичок. - Стукалов Сергей Владимирович, 1945 года рождения. Женат, имею двоих детей. Сыну тридцать лет, а дочери двадцать пять. Сын женат...

- Погодите, - засмеялся полковник. - Такие подробности нас не интересуют. Давайте по существу дела. Как там все произошло? Это вы нам позвонили сегодня утром?

- Так точно, а кто ж еще! Получилось это сегодня в восемь часов сорок пять минут. Директор еще не приехал, и в конторе был я один.

- Простите, а какая у вас должность?

- Я заместитель директора по работе с кадрами.

- Какие кадры вы имеете в виду? - едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, сдавленно спросил Потехин. - Уж не...

- Нет, - с достоинством перебил его Стукалов. - Под моим началом четыре бригады землекопов, или, проще говоря, могильщиков, а это десять-двенадцать человек. Ответственность достаточно большая, если принять во внимание, что половина из них люди пьющие. А кроме того, когда объем работ возрастает, мне приходится нанимать рабочих со стороны. Тут уж получается сплошной аврал, за ними глаз да глаз нужен. С утра и до заката по всему кладбищу, высунув язык, как белка в колесе мечешься. Этому дай то, тому найди это. Нелегкая у меня работа, что и говорить. Вот и с этой могилой полный перекос получился.

От похоронного бюро "Аида" она была заказана на сегодня, на двенадцать часов. Но поскольку на сегодня еще заказов поступило немерено, то я приказал бригаде Володченко вырыть ее еще вчера вечером, благо оттепель и за ночь грунт не замерз. Так они и сделали. В конце рабочего дня я лично там побывал и удостоверился, что все в полном порядке. Могила получилась аккуратной и по всем параметрам соответствовала ГОСТу. Я тут же закрыл наряд, расплатился с рабочими и вскоре уехал домой. А что уж там случилось ночью, мне неведомо, но только утром, вскоре после того как я появился на работе, ко мне в кабинет влетает заказчик, агент похоронного бюро Бирюков, и прямо с порога начинает материться. Орет, что его могилку занял кто-то посторонний. Я сначала не понял, в чем дело, и попросил его повторить. Вы не поверите, но он схватил меня за грудки, закинул в машину и привез к той злосчастной могилке. Я пять лет работаю на этом кладбище, но такого безобразия еще не видел! Как мог, я его успокоил и сразу побежал в кабинет, откуда немедленно позвонил в милицию. Вот и все, что я могу сказать вам по существу дела, закончил Стукалов и старательно, теперь уже носовым платком, вытер лоб.

- Ну и чудесно, - доверительно улыбнулся Требунских. - И зачем только вы так волновались. Сейчас вы пройдете в 348-й кабинет к капитану Кудрину, там заполните протокол опроса, подпишете и подождете в коридоре, а к нам пригласите рабочих.

Два мужика вошли просто и свободно, словно они по шесть раз на дню забегали в кабинет начальника криминальной милиции по делам или просто так словцом перекинуться, анекдот рассказать.

- Чего вызывали-то? - остановившись посередине, спросил рябой парень с простым лицом опытного алкоголика.

- А у нас в деревне принято здороваться, - задумчиво глядя в глаза вошедшим, заметил полковник. - Тем более при первом знакомстве.

- Извините его, гражданин полковник, - вступился за товарища бородатый мужичок менее внушительного телосложения. - Молодой еще, потому и нагловатый. Пооботрется.

- Если не обопьется, - усомнился Потехин. - Кто из вас за старшего будет?

- А я и буду, - выступая на шаг вперед, ответил бородач. - Михаил Несторович Володченко. Бригадир, а вся моя бригада - я сам да этот дурень, Ромка Газетдинов. Вы уж его не шибко браните.

- Ладно, чего уж там, - проворчал полковник. - Расскажите-ка нам, Михаил Несторович, как и чем вы закончили вчерашний день, где провели ночь и что было утром?

- Понимаю, - присаживаясь на краешек стула, вежливо откашлялся Володченко. - Наверное, вы про ту могилку интересуетесь. Можно рассказать, нетрудно. Ковырять мы ее начали в половине четвертого, солнце еще не зашло. Обычно зимой в это время работу мы уже заканчиваем. А тут наш начальник, Сергей Владимирович, пристал как репей, я извиняюсь, к заднице и говорит, что назавтра у нас целая куча заказов и мы должны хоть одну могилку вырыть впрок уже сегодня. Делать нечего, с начальством не поспоришь, взялись мы с Ромкой за лопаты. Мудохались, я извиняюсь, часа полтора, но к пяти яма была готова. Тут, кстати, и сам Сергей Владимирович пришел. Произвел замеры, принял работу и выдал нам деньги. Ромка сразу же поехал в магазин, а я тем временем протопил вагончик и, поджидая гонца, сел смотреть телевизор. Обернулся он быстро, притащил две бутылки водки, банку консервов и разной колбасы. Сели мы, поужинали, а потом он забрал остатки водки и поехал домой, а я лег спать. Наутро...

- Погодите, - остановил его полковник. - Вы что же, живете прямо на кладбище?

- А где же мне еще жить? - недоуменно спросил могильщик. - С тех пор как меня обманом вытурили из квартиры, кладбище для меня и работа, и дом, и санаторий.

- Это интересно, - оживился Требунских. - Значит, и минувшую ночь вы провели на кладбище?

- И ту, и другую, и инако всякую, - невесело усмехнулся Володченко. Гостиница мне не по карману, а молодые вдовы смотрят на нас как на вонючих бомжей, хоть и зарабатываем мы прилично, и в чистоте себя содержим.

- Все поправится, - на всякий случай успокоил его Потехин. - Ты вот что нам скажи, Михаил Несторович: если ты ночевал у себя в вагончике, то, должно быть, между двумя и тремя часами ночи слышал выстрелы.

- Her, никаких выстрелов я не слышал, потому что, во-первых, перед сном выпил граммов двести водки, а во-вторых, вагончик стоит в низине, и меня от той могилы отделяют два взгорка. Так что наутро, когда Сергей Владимирович рассказал нам о ночном убийстве, для меня и для Романа это было полной неожиданностью.

- В котором часу вы встретились со Стукаловым?

- Ровно в девять пропикал транзисторный приемник, который во время работы всегда висит у меня на дереве, и почти сразу к нам подошел Сергей Владимирович.

- Как вы отреагировали на его сообщение?

- Известное дело. Тут же поехали смотреть.

- И что вы там увидели?

- А что мы там могли увидеть?! Труп увидели.

- На каком расстоянии от тела вы остановились?

- Метрах в двух. Ближе не подходили. Имеем понятие, что вам там надо работать.

- Это хорошо, когда человек с понятием, - сощурился Требунских. Михаил Несторович, а вы хорошо рассмотрели убитого? Например, его руки? Роман, это и вас касается. Вы можете описать его руки?

- А чего их описывать, руки как руки, вы и сами их видели. Он лежал на спине, правая рука была откинута на земляной холмик, а левая отброшена на снег.

- То есть вы достаточно хорошо могли видеть его запястья и пальцы. Так?

- Так, а в чем дело? - забеспокоился Володченко.

- Скажите, на какой руке убитый носил часы и перстень?

- Так не было у него никакого перстня, - озадаченно ответил бригадир. И часов тоже я не заметил. Как сейчас помню. Скажи, Роман.

- Точно, ничего у него не было, - возмущенно подтвердил Газетдинов. Ты что же, начальник, дело нам пришить хочешь? Не получится, не в того вперся.

- Успокойтесь, Газетдинов, и ведите себя надлежащим образом. Просто так никто и ничего пришивать вам не собирается. Я спросил - вы ответили, и на этом пока все. Михаил Несторович, скажите, в тот момент, когда вы осматривали тело, вы были одни или кто-то находился рядом? Возможно, вы заметили того, кто не хотел быть замеченным? Вспомните.

- Никого я не заметил, - немного подумав, решительно заявил могильщик. - Одни вороны сверху каркали. Никого рядом не было. Только я, Роман и Сергей Владимирович.

- Сергей Владимирович? - удивился Требунских. - Он-то зачем пошел во второй раз?

- Не пошел, а поехал, - уточнил Володченко. - И мы с ним вместе в кузове его пикапа. Пешком-то не ближний свет.

- Так-так, интересно. Значит, от места преступления до вашего последнего объекта расстояние значительное?

- А то! Много - не скажу, километра не будет, но близко к тому. Мужика замочили на одном конце, а мы с самого утра работали на другом.

- Вон оно как получается, - задумчиво глядя на Потехина, пробормотал полковник. - Вот что, Михаил Несторович, посидите-ка немного в коридоре. Я вас еще вызову. Что скажешь, Гена? - подождав, когда за мужиками закроется дверь, спросил начальник.

- Скажу, что это дело либо очень простое, либо чертовски сложное. Первое мне нравится значительно больше, но как сюда приклеить этот дурацкий "вальтер"? Находись мы в Латвии, с этим бы не было проблем, но тут, в центре России, его появление кажется мне достаточно странным.

- А чего тут странного? - заваривая чай, удивился полковник. - Ничего тут из ряда вон выходящего нет. Ты думаешь, что сразу после войны все мужики так и кинулись сдавать трофейные пушки?! Фигу с кетчупом! Наверняка таких оказалось не больше половины, другие же, любовно смазав и почистив стволы, бережно припрятали их до лучших времен. А теперь что получается? Умирают наши фронтовики, умирают отцы и деды, а перед смертью завещают своим детям и внукам хранить их трофейное оружие наравне с наградами, добытыми потом и кровью. Хорошо, ежели этот сынок или внучек окажется человеком сдержанным и порядочным. А если нет? Если он травку покуривает или водочку попивает, что тогда?

- Тогда этот ствол выплывает в самый неподходящий момент, - надкусывая конфетку, закончил Потехин. - Как это и произошло в нашем случае.

- Да, но я не об этом. Как тебе понравились могильщики?

- Мне эта профессия не нравится вообще, а в данной ситуации и в частности. Газетдинов не понравился за его наглость и перегар, Володченко за то, что он старается показаться лучше, чем он есть на самом деле, ну а Стукалов - сам знаешь почему.

- Нет, не знаю, - с удовольствием прихлебывая чай, усмехнулся Требунских.

- Зато я тебя очень хорошо знаю. На мне ты проверяешь свои подозрения и догадки. Что ж, изволь. Стукалов мне не нравится за то, что он боится, врет и потеет. Потеет, врет и боится! Устраивает?

- Вполне. - Удовлетворенный ответом зама, полковник подошел к окну. Но ведь ты не думаешь, что эта мокрица могла пойти на мокруху?

- Конечно нет, сам он на такое не способен, но на роль стороннего наблюдателя или молчаливого свидетеля он вполне годится, а кроме того, от него за версту воняет мародером. Одиозная личность с отрицательным обаянием.

- Тонко подмечено, - кивнул полковник. - И в принципе я с тобой согласен. Самое паскудное то, что наряду с деньгами он мог утащить документы убитого. А установить его личность путем дактилоскопии по имеющемуся у нас банку данных не представляется мне реальным. Не того он круга и не в той среде вращался.

- Что ж, придется крутить Стукалова. Не думаю, что он будет долго запираться. Но для начала невредно выслушать показания агента фирмы "Аида" господина Бирюкова. Надеюсь, он сможет подкрепить наши догадки. Ты не против?

- А ты его привез? Чего ж ты раньше молчал?! Немедленно тащи его сюда.

- Как прикажете, начальник, - направляясь к двери, довольно кивнул Потехин.

Анатолий Евгеньевич Бирюков представлял собой фигуру внушительную и авторитетную. Наверное, любой усопший с удовольствием, без тени сомнения доверялся его холеной, благопристойной пасторской роже, кто угодно почел бы за честь отдать свою загробную судьбу в руки столь престижного агента. По-хозяйски развалясь в кресле, он развязно положил свою пухлую руку на стол полковника, тем самым демонстрируя свою независимость, массивный золотой перстень с вензелем и дорогие заморские часы.

- В чем дело, господа офицеры? - вопросительно пропел он сочным баритоном. - Давайте-ка поскорее выкладывайте ваши проблемы. Времени у меня немного, так что постарайтесь быть краткими.

- Постараемся, - улыбнулся Требунских, и ничего хорошего та улыбка Бирюкову не сулила. - Геннадий Васильевич, вызовите конвой, пусть его закроют часа на три до выяснения его личности и обстоятельств дела. И клетку ему подберите покруче.

- Вы что?! - не веря своим ушам, захлопал он черными маслинами глаз. Что вы делаете?! Вы в своем уме?! За что?! Меня, уважаемого человека...

- Это кто же вас уважает? Я? А может быть, вы, Геннадий Васильевич? Тоже нет! Вот так, гробовых дел мастер, нет здесь уважающих вас людей. Зарубите это себе на носу, и если вы сейчас же не извинитесь за свое хамское поведение и не уберете с моего стола руку, то три часа райского наслаждения в обществе сомнительных типов я вам обещаю. Улавливаете?

- Улавливаю, - сдавленно ответил Бирюков и, моментально понимая ситуацию, словно от раскаленной печи отдернул руку от стола. - Извините, Христа ради, привычка.

- Очень плохая привычка, - холодно заметил Требунских. - Она не делает вам чести. Но перейдем к делу. Скажите, Бирюков, вы помните все то, что сегодня утром видели на кладбище? Вы понимаете, о чем я спрашиваю?

- Вероятнее всего, вы имеете в виду тот бесхозный труп мужчины, который лежал на моей могиле? - несуразно, сам не замечая того, ответил агент.

- Сплюньте три раза, - ухмыльнулся полковник. - Пока что вы живой и невредимый сидите напротив меня, а я никому не желаю досрочной смерти.

- Ах да, извините, оговорился, я имел в виду - на могиле Седова, человека уважаемого, человека, который в чине майора дошел до самого Берлина. У него одних наград - орденов и медалей - на две груди хватит. Сегодня в час вынос тела, а на его могиле лежит труп. Вы можете представить мое состояние!

- Вот как, - насторожился полковник. - Очень интересно, но об этом потом, а сейчас бы я хотел спросить, достаточно ли хорошо вы рассмотрели убитого?

- Солнце еще не взошло, но место там открытое, и видимость была нормальной. А к могиле я подошел вплотную, и можно сказать, что убитого я рассмотрел хорошо, тем более подходил я к нему дважды. Первый раз я был один, а потом вместе с тем хорьком, извините, я имею в виду Стукалова.

- Вы помните руки убитого и что вы на этот счет можете сказать?

- Да, на руки его я обратил внимание. Это первое, что бросилось мне в глаза после того, как я вышел из шока. У него на среднем пальце правой руки тускло поблескивал перстень, а на левой были часы. Какие точно, сказать не могу. Рука была откинута, и я видел только браслет.

- И этого достаточно. Что вы делали потом, после того как ознакомили Стукалова с этой неординарной ситуацией?

- Да ничего. Хорошо прочистил ему мозги, передал два новых заказа и уехал. Мое постоянное присутствие в фирме - это мои деньги.

- Когда вы уезжали, где находился Стукалов?

- Я добросил его до кладбищенской конторки, откуда он должен был позвонить вам. Это все, что я знаю. А в чем дело? Есть какие-то проблемы?

- Есть, но не вам их решать. Сейчас вы подниметесь в 348-й кабинет к капитану Кудрину. Он снимет с вас показания и оформит протокол опроса. Потом еще раз, на пару минут, зайдете к нам и будете свободны. Договорились?

- Вопросов нет, все сделаю, как вы велите.

- Тогда вперед.

- Я провожу его, - вызвался Потехин, - а заодно и Стукалова доставлю.

- Не нужно, Геннадий Васильевич, надо кое-что домыслить.

- А что тут домысливать? - прикрывая за Бирюковым дверь, удивился подполковник. - Кажется, и козе все понятно. Расколем его по свежему снегу, он и ахнуть не успеет. А если начнет запираться, припрем его показаниями агента.

- Да я не о том. Совершенно неожиданно пришла мне в голову довольно странная мысль, а мысль, как ты сам понимаешь, убить нельзя.

- Особенно гениальную. Так в чем дело?

- Скажи, тебе не приходило в голову то обстоятельство, что убийство совершено рядом с могилой некоей Скороходовой, которой сегодня, на девятый день после смерти, Макс Ухов установил памятник?

- Признаться, нет. Но неужели ты думаешь, что это ритуальное убийство?

- Не знаю, но исключать эту версию я бы не хотел.

- Согласен, но тогда мы вообще забредем в тупик. Жертвенным ягненком мог стать любой житель нашего города, а если он человек приезжий, то вообще полная обструкция и сиреневый туман.

- Да, установить личность в этом случае будет трудно, зато религиозных фанатов у нас не много, и через них можно выйти на преступника.

- Давай не будем гадать. Возможно, все гораздо проще и уже через три минуты мы получим от Стукалова часы, перстень и бумажник с документами.

- Твоими бы устами да мед пить, - покачал головой полковник. - Ладно, давай сюда свою кладбищенскую ворону, попробуем пощипать ей перышки.

Привели Стукалова.

- Ну как дела, Сергей Владимирович? - показывая на стул, доброжелательно улыбнулся Требунских. - Надеюсь, что все ваши страхи и опасения прошли?

- Да, спасибо, - усаживаясь на предложенное место, поблагодарил он. Признаться, сначала на меня атмосферные осадки вашего офиса подействовали удручающе, но теперь все прошло, и я чувствую себя в своей тарелке.

- Вы даже не представляете себе, как вы удачно выразились. Именно у нас вы находитесь в своей тарелке. Точнее не скажешь. Значит, успокоились?

- Абсолютно.

- Вот и отлично. И спокойно можете ответить мне на один вопрос?

- Хоть на десять, - с готовностью привстал Стукалов.

- Отлично. Вы давно занимаетесь мародерством?

- Что? Я вас не понимаю. О чем вы говорите?

- Я спрашиваю, давно ли вы раздеваете покойников на своем кладбище?

- Что вы такое говорите? Как вы смеете! - вновь покрывшись потом, пискляво возмутился могильщик. - Я буду жаловаться! Ваши заявления оскорбительны и ни на чем не основаны.

- Основаны, дорогой мой, еще как основаны. Обобрав убитого, вы тем самым помешали следствию, а на это существует статья 296 пункт 3 УК РФ, которая предусматривает лишение свободы на срок до четырех лет. Наверное, вы этого не знали, но незнание закона не освобождает от ответственности. Будем возбуждать дело или как?

- Нет, не надо, я прошу вас. - Умоляюще протягивая руки, Стукалов вдруг упал на колени и в знак раскаяния скорбно поник головой. - Простите меня, первый раз со мной такое, бес попутал. - Он всхлипнул и униженно пополз к столу начальника.

- Кончай, придурок! Так ты нам пол протрешь. - Подбежавший Потехин силой усадил раскаявшегося грешника на стул. - Где ты хранишь вещи убитого?

- У себя в кабинете, под сейфом, - пытаясь вызвать сочувствие, плаксиво ответил Стукалов. - Там они лежат. И часы, и перстень.

- И бумажник с деньгами, и документы, словом, все, что было в его карманах, - добавил Потехин, придерживая взбрыкнувшее тело мародера.

- Что?! - захлопотал глазками Стукалов. - Какие деньги? Какие документы? Я ничего такого не знаю. Никаких его документов и денег я и в глаза не видел. Ищите сами. Я по карманам у него не шарил.

- Ты, наверное, просто забыл, - попробовал дожать его подполковник. Ничего, жук, в камере посидишь, парашей подышишь, может, и вспомнишь.

- Я человек верующий, так вот, Христом Богом вам клянусь, что ничего похожего на документы или деньги я не то что не брал, а даже не видел. Вы, конечно, можете посадить меня, даже известными вам путями вырвать у меня "признание", но от этого вам легче не станет, потому как мне негде взять его документы.

- Ладно. - Потехин пошел на попятную. - Я вам верю. Кстати, а как его звали?

- Кого? Убитого, что ли? Откуда ж мне знать, - затравленно озираясь, пожал плечами могильщик. - А, понимаю, вы хотели, чтобы я непроизвольно назвал его имя. Так бы оно и вышло, но только в том случае, если бы я его действительно знал. Но - увы...

- Увы и ах! - многообещающе ухмыльнулся подполковник. - Устрою я тебе этот самый ах! Мало не покажется!

- На то ваша воля, - скорбно кивнул Стукалов. - Плетью обуха не перешибешь.

- Оставьте его, Геннадий Васильевич. Пусть едет и немедленно привезет все то, что он снял с убитого. Вы меня поняли, Стукалов?

- Чего уж тут не понять, - по-прежнему бесцветно ответил он. - Конечно же я все привезу в течение часа. Я могу идти?

- Идите, и можете забрать своих рабочих.

- Зря ты его отпустил, - с сожалением глядя на закрывшуюся дверь, заметил Потехин. - Надо было его еще малость покрутить, чтоб неповадно было. Для профилактики!

- Не вижу смысла стрелять из пушки по воробьям. А нынешней профилактики ему и так хватит на добрый десяток лет. Давай лучше подумаем, в какую сторону нам дальше плыть. А главное - каким стилем и средствами.

- Средствами массовой информации. Наверное, портреты убитого уже готовы. Нужно разослать их по редакциям газет и забросить на телевидение.

- Это и коту понятно, хотя особых надежд я не питаю, - досадливо поморщился полковник. - В данное время я говорю не о телевидении, а о том, с чего начать.

- Пока что у нас есть только две версии, причем одна из них эфемерна и призрачна. Я имею в виду твою религиозную гипотезу. Вторая более реальна, и мне кажется, что именно с нее нужно начинать. Как тебе нравится фронтовик, майор Седов?

- Согласен, и более того, я ждал от тебя этого предложения. Кому, как не офицеру, дошедшему до Берлина, проще всего было привезти оттуда трофейный "вальтер"? Сейчас одиннадцать, а вынос в тринадцать часов. Знаешь что, Гена, а не поехать ли нам с тобой на кладбище во второй раз? Посмотрим на семейство покойного, глядишь, за что-нибудь да зацепимся.

- Не возражаю. Но время пока терпит. Пойду-ка я к криминалистам. И еще одно дело никак не дает мне покоя.

Глава 3

С поминок я вернулся не в самом лучшем расположении духа. Вид убогого, пустого жилища, навсегда оставленного хозяйкой, деяния ее сынка и причитания старух действовали угнетающе. Макс довез меня до подъезда и покатил на встречу с полковником, пообещав передать мне их предстоящий разговор. Слава богу, дома никого, кроме собаки и кота, не было, и я избежал лишних и ненужных вопросов. Проскользнув к тестю в кабинет, я отлил из его сокровенной заначки порядочную толику коньяка и со стаканом в руках прошлепал на кухню. Вскрыв банку кошачьей кильки, я совсем было собрался выпить, но не вовремя под руку зазвонил телефон. Вернув стакан в исходное положение, я помчался в комнату. Приятный женский голос осведомился, может ли она меня услышать, а когда я ответил, что всегда к ее услугам, женщина попросила о встрече. Пообещав принять ее после обеда, я положил трубку и вернулся к прерванному любимому занятию. Моему гневу и негодованию не было границ. Кильку в томатном соусе, которую я так бережно и аккуратно открывал для себя, бессовестно сожрали мои животные. Таким образом, мое настроение испортилось вконец.

- Мерзавцы, - коротко охарактеризовал я их проступок и, проглотив коньяк, загрыз его какой-то каменной карамелькой. - Хорошо еще, на коньяк не покусились.

- May, - ответил кот, настороженно глядя на меня круглыми бесстыдными глазами.

- Тварь полосатая, только знаешь мау да мау! Уйди от греха подальше.

Словно понимая мое настроение, обиженный кот фыркнул и забрался на спину Бруту. Вытянувшись на диванчике, я закрыл глаза и попытался уснуть. Не тут-то было. Все нелепые события и картинки сегодняшнего дня вспыхнули в моей памяти красочно и отчетливо, ярче, чем это было наяву. Серебристый памятник. Мы тащим его по талому снегу. Разбиваем наст. Устанавливаем. А вот уже Макс через трафарет старательно выводит: "Нина Петровна Скороходова. 10.10.1933 - 18.12.2000". Застывший Макс с открытым ртом и наполненным стаканом. Рука трупа, торчащая из-за могильной насыпи. И наконец, сам труп бедолаги, застреленного в таком неподходящем месте.

Нет, конечно же ни о каком заказном убийстве не может быть и речи. Тогда что это? Ритуальное убийство или кровная месть? Не исключено ни то ни другое в отдельности. А возможно и то и другое вместе.

Представим себе такой вариант. Некий господин, назовем его условно X, задолжал своему другу, господину Y, некоторую сумму денег. Отдать долг в срок он не сумел, заработал счетчик, пошли проценты, и отчаявшийся господин X решается убить своего кредитора и тем самым снять все проблемы. Он совершает задуманное, но об этом каким-то образом узнает сын или брат Y. И в день похорон на уже заготовленной могиле брата или отца он символически казнит убийцу. Неплохо?

- Неплохо, Константин Иванович, но, к сожалению, ваш замок построен на песке, у вас нет ни единого реального факта, поддерживающего это бредовое сооружение. Я бы мог наплести вам кучу историй подобного содержания, где, кроме измышлений вашего ограниченного мозга, ничегошеньки нет. Успокойтесь, не травмируйте понапрасну вашу больную голову и слабую психику. Приедет Макс, и если он изложит какие-то реальные факты, на которые можно опереться, то тогда я позволю вам немного подумать. А пока суд да дело, я посоветовал бы вам отдохнуть.

... По белоснежному, девственному снегу я шел навстречу восходящему солнцу. Первые его лучи уже тронули верхушки сосен, и они заиграли, заискрились праздничными новогодними елками. По их стволам и веткам, точно в сказке, сновали радостные белки, а драчливые сороки сварливо и гортанно обсуждали наступающий праздник. Я нес на плече серебристый сверток, чтобы подарить его какой-нибудь красивой женщине. Я не знал ее имени, как и не знал того, что находится в моем свертке. Но почему-то был заранее уверен в том, что подарок ей обязательно понравится. Я знал, что она живет сразу же за взгорком, на который я уже поднимался. А между тем солнце уже коснулось моих глаз, и когда я взойду на вершинку, то окажусь полностью в объятиях его ласковых лучей. "Все! Я на вершине, еще шаг - и я увижу домик моей женщины", - подумал я и сделал этот шаг. Ночь, черная и беспросветная, ударила в глаза, словно я заступил за черту терминатора. Податься бы назад, да нету сил, ноги мои идут только вперед, в черную могильную темноту. Неизвестно откуда в моих руках оказалась тусклая керосиновая лампа - и при ее свете я с ужасом увидел, что несу не подарок для прекрасной женщины, а могильный памятник, на котором высечено чье-то незнакомое имя. Я пытаюсь его сбросить, но он, как намагниченный, всякий раз вновь оказывается на моем плече. А из открытых могил мне навстречу уже тянутся руки мертвецов.

- Не смей! - кричат они. - Это наш обелиск. Иди к нам!

- Не пойду! Не хочу! - ору я изо всех сил.

- Нет, пойдешь, - злобно смеется хор мертвецов, меня хватают за уши, за волосы, за нос. - Никуда ты от нас не денешься!

- Нет, не хочу, не пойду! - отрывая от себя их липкие и холодные лапы, отбиваюсь я из последних сил. - Оставьте меня, я не хочу-у-у!

- Что ты воешь, паразит! - выдергивает меня из кошмара противный голос любимой супруги. - Опять нализался, алкаш-самоучка. Нажрался и орет на всю квартиру. Хоть бы людей постеснялся. Вставай, блаженный, к тебе пришли!

- А! Кто пришел? - Вскочив с диванчика, я несколько секунд не могу прийти в себя. - Прости, Милка, не могу понять, кончился кошмар или он все еще продолжается.

- Очень остроумно. Приведи себя в порядок, к тебе пришла женщина.

- Женщина? - пытаясь пригладить взъерошенные волосы, крайне удивился я. - Объясни толком, какая женщина?

- Тебе лучше знать, - язвительно фыркнула супруга. - По крайней мере, она говорит, что вы по телефону договорились встретиться после обеда.

- Да, было такое, - с огорчением вспомнил я. - А ты ей скажи, что меня нет дома.

- Уже поздно, она в отцовском кабинете. Я ей пообещала разбудить ваше сиятельство. Откуда мне было знать, что ты нажрался, как последняя свинья.

- Ладно, чего уж там, - умываясь, снисходительно пробубнил я. - Тащи свежую рубашку и брюки. Это хоть в какой-то мере снивелирует мою помятую рожу.

- Твою помятую рожу уже не разгладить даже утюгом.

Поделившись своим столь легким наблюдением, Милка отправилась за одеждой.

Через пять минут, приведя себя в относительный порядок, я открыл дверь кабинета. Сказано, не верь ушам своим, но верь глазам своим. Воистину мудрое изречение. Эллу Фитцджеральд я сначала услышал по радио, а только через год впервые увидел по телевизору. И лучше бы я этого не делал. В данном случае ситуация была аналогичной, и я понял, почему Милка на сей раз обошлась без колкостей и всегдашних подковырок относительно моей клиентки. Хозяйка чудесного приятного голоса внешне являла вид противоположный. Худющая горбоносая старуха сидела в кресле и маленькими глоточками попивала кофе.

"Никак Милка постаралась", - подумал я, а вслух приветливо и хрипло проворковал:

- Добрый день. Извините, но я вас не знаю, давайте познакомимся.

- Вас зовут Константин Иванович, а меня Любовь Иннокентьевна Шаврина, или просто Люба. Называйте меня как хотите. Мне все равно, - без тени улыбки ответила визитерша. - Я не настолько стара, как вы подумали. Скорее всего, я ваша ровесница. Просто жизнь изрядно меня потрепала, а последние события довершили дело.

- И так бывает, - с некоторым сомнением согласился я. - Любовь Иннокентьевна, скажите, кто вам меня рекомендовал? Это необходимо, потому как в отношении клиентов, особенно в последнее время, я стал крайне разборчив.

- Обратиться к вам мне посоветовала Таня Голубьева. Вы помогли ей полтора года назад. Она очень вам благодарна. Припоминаете?

- Ну как же! - экзальтированно воскликнул я, не припоминая, впрочем, ни Тани, ни самого черта, ничегошеньки. - Так с каким вопросом вы ко мне пожаловали?

- С самым печальным, который, к сожалению, в нашей стране обретает все большую остроту и актуальность. У меня пропал сын.

- Как давно и при каких обстоятельствах это произошло?

- Я не знаю, при каких обстоятельствах, но исчез он две недели назад, а точнее, двенадцатого декабря. Вот так вот, утром вместе со мной ушел в школу и больше дома не появился. Я наводила о нем справки, но ничего утешительного не услышала. Учителя его - мои знакомые, среди них две мои подруги. Они говорят, что он, как положено, отсидел все уроки, после чего вместе с друзьями покинул здание школы. Друзья же, Павел Белоконь и Руслан Пулатов, заявляют, что они с девчонками около часа потусовались возле порта, а в начале четвертого разошлись по домам. Однако, когда в половине седьмого я вернулась с работы, Саши дома не было, как не заметила я и никаких следов его пребывания.

- Вы заявили о его исчезновении в милицию?

- Естественно, но они мне ответили, что, прежде чем начать розыск, нужно переждать некоторое время, потому как парни его возраста довольно часто оставляют дом - кто на неделю, кто на две, а кто и на месяц. Все мои заверения в отношении того, что мой мальчик совсем другой и никогда бы себе не позволил подобного, были встречены прохладно и даже иронично.

- Вы только не обижайтесь, Любовь Иннокентьевна, но в данном случае я их понимаю. Всем родителям присуще видеть в своем дитяти что-то особенное, а то и необыкновенное.

- Нет, вы не понимаете, я ведь сама педагог, почти четверть века преподаю немецкий язык, и старалась относиться к сыну объективно. Именно эта объективность и вынуждает меня в данном случае бить тревогу. Так уж получилось, что с пяти лет Сашу я воспитывала одна. Алименты получала мизерные, а сколько платили и платят педагогу, вы, наверное, представляете. Я крутилась как могла, выгадывала каждую копейку, не гнушалась никакой работой, вплоть до тряпки уборщицы, и все для того, чтобы мой Санька выглядел не хуже других. И мне это удавалось. Большой поддержкой было его понимание того, что я для него делаю. Уже с десяти лет он начал меня жалеть. К сожалению, вам этого не понять, не понять того, когда десятилетний мальчишка, плача, прижимается к тебе и говорит, что скоро он вырастет и тогда его мама перестанет работать.

- М-м-да, - почесал я затылок. - Сколько лет вашему сыну?

- В сентябре исполнилось семнадцать, - с ноткой гордости ответила Шаврина. - Этим летом он заканчивает одиннадцатый класс.

- И вы считаете, что за семь лет он не изменился?

- Нисколько, а если и изменился, то только в лучшую сторону. Я прекрасно понимаю, что похожа на гусыню, но постарайтесь и вы войти в мое положение. Кроме Саньки, у меня никого нет. Родители умерли, а брат погиб в Афганистане двадцать лет тому назад.

- У вашего сына, очевидно, есть девочка. Как она объясняет его исчезновение?

- К сожалению, она, как и я, ничего не знает. Она учится в той же школе, но классом ниже. В тот злосчастный день она видела его только мельком.

- Вот видите, у него есть постоянная подруга, но это не помешало ему тусоваться возле порта с другой девчонкой, а где гарантия, что него нет и третьей? Я думаю, что именно у нее он и зависает, кажется, так они говорят.

- Нет, не мог он по своей воле где-то задержаться, он бы непременно мне позвонил.

- Право, Любовь Иннокентьевна, даже не знаю, чем могу вам помочь. Давая понять, что разговор окончен, я сокрушенно развел руками. - Нет никакой зацепки, мне не за что ухватиться. Если предположить, что вашего сына похитили с целью выкупа, то злодеи уже дали бы о себе знать. Да и вообще это полный абсурд - требовать выкуп у педагога. Прежде чем выкрасть человека с целью выкупа, специалист трижды проверит финансовое положение его семьи. А в данном случае я не вижу ни мотива, ни резона его похищения. Извините, но скорее всего ваш сын круто загулял или даже умотал в другой город с какой-нибудь девицей.

- Школьник? Да и вообще в любой ситуации он дал бы мне знать, - не сдавалась любящая мамаша.

- Возможно, - с сомнением заметил я. - Он у вас наркотиками не баловался? Травкой, таблетками или того хуже...

- Это исключено, - решительно прервала она меня. - Я ведь все-таки педагог, всякого насмотрелась. И потому отношусь к этому вопросу весьма и весьма болезненно. Уже с шестого класса я стала придирчиво присматриваться к своему сыну, но, слава богу, эта беда прошла стороной. А к шестнадцати годам Санька вполне оформился как личность, и следить за ним уже не было никакой нужды. Более того, он начал сам меня воспитывать. Стыдно признаться, но, поломанная судьбой, несколько лет тому назад я по вечерам начала было прикладываться к рюмочке, и человеком, отвратившим меня от этой пагубной привычки, был мой сын.

- Тогда я вообще ничего не понимаю. Ваш сын наркотики не употребляет, спиртное не жалует, дружит только с одной девочкой, похитителям взять с него нечего... А он у вас, случаем, в картишки не любит перекинуться? Например, с дворовой шпаной? Какой-нибудь там должок набежал?

- Нет, и такого греха я за ним не замечала.

- Тогда я сдаюсь, и мне нечего вам больше сказать, - решительно вставая, закончил я разговор. - Если от сына появятся сигналы или вскроются какие-то факты, то...

- Подождите, - преградила она мне путь к выходу, - не торопитесь отказываться, я вам хорошо заплачу. Хоть сейчас, в качестве аванса, готова выдать десять тысяч.

- Я не возьму у вас деньги, потому как почти уверен, что ничем помочь не смогу. Но позвольте... - Я не умел скрыть удивления. - Откуда у бедного учителя такие деньги?

- Сын заработал, - чуть смутившись, ответила она.

- Вот как? А почему вы умолчали, что он у вас работает?

- Видите ли... - покусывая губы, замялась она. - Как бы это лучше сказать...

- Как есть, так и говорите, если вы хотите моей помощи, то я должен знать все.

- Я так и думала, что рано или поздно мне придется это сделать. Короче говоря, мой сын нигде не работает, но начиная с сентября месяца регулярно приносит в дом большие деньги.

- Что вы подразумеваете под выражением "большие деньги"?

- Не знаю, но за три месяца он передал мне больше ста тысяч. Мы поменяли свою однокомнатную квартиру на двухкомнатную и купили подержанный автомобиль вместе с гаражом. Кроме того, он подарил мне золотые сережки и дюжину серебряных ложек.

- И каким же образом на него свалилось такое богатство? - невольно заинтригованный ее информацией, спросил я.

- В том-то и дело, что ничего членораздельного мне от него добиться не удалось. Он просто улыбался, когда я в десятый раз спрашивала его об одном и том же. Улыбался, уверяя, что никакого криминала за этим не стоит, а как-то напомнил, что в свое время обещал освободить меня от работы и теперь слово свое сдержал, и я могу бросать свою чертову школу.

- Это уже любопытно. - Я сел на место и, не спрашивая разрешения, закурил. - Он у вас часто пропадал по ночам? Если да, то как он объяснял свое отсутствие?

- Никак, потому что он всегда ночевал дома и являлся не позже одиннадцати.

- Еще одна загадка, - недоуменно пожал я плечами.

- Если бы только одна, - горестно вздохнула она. - Когда пошли третьи сутки его отсутствия, я решилась на крайние меры и произвела в его комнате детальный обыск. Вы знаете, что я обнаружила у него под матрасом?

- Не знаю, и, наверное, вы пришли сюда не для того, чтобы загадывать мне загадки.

- Простите, вы правы. - Смутившись, она щелкнула замочком сумочки и вынула из нее какой-то предмет, аккуратно завернутый в шерстяной шарф. Взгляните. - И после некоторого колебания она положила сверток на стол.

- Взгляну, - кивнул я, разворачивая шарф.

То, что я увидел, невольно заставило меня вздрогнуть. Передо мной лежал "вальтер". Но не тот, армейский, девятимиллиметровый, из которого прикончили незнакомца на кладбище, а гораздо меньшего калибра и размеров. Обиходно его именуют дамским, а в войсках вермахта пистолетом "для себя". Однако факт оставался фактом - передо мной лежало трофейное оружие, довольно необычное для нашего времени и для наших мест.

- Где он мог его раздобыть? - вытащив полную обойму и понюхав ствол, поинтересовался я. - На дороге такие штуки не валяются.

- Я это прекрасно понимаю, но, откуда он у него появился, я не имею никакого понятия.

- Когда вы его нашли, он так и был завернут в шарф?

- Нет, он просто лежал под матрасом. В шарф его завернула я сама.

- Сделаем так: вы оставляете у меня оружие, а я вам выдаю расписку.

- Право, не знаю... - замялась она. - Я хотела отнести его в милицию...

- Несите, - пододвигая ей пистолет, согласился я. - Только учтите, за хранение оружия предусмотрена статья, и ваш сын может запросто ее получить. Кажется, это статья 222, она предусматривает лишение свободы на срок до трех лет. Вот если бы он самолично сдал "вальтер", тогда другое дело, тогда бы никаких претензий со стороны правоохранительных органов не возникло бы. Думайте.

- Хорошо, я оставлю эту идиотскую штуку у вас, но как быть с Сашкой?

- Искать, - убирая оружие в стол, кратко ответил я. - Теперь, после того, что вы мне сообщили, я хоть знаю, в каком направлении двигаться. Оставьте мне ваш адрес и телефон. Работать я начну уже завтра с утра.

- Я выдам вам аванс, - записывая свои координаты, заявила она.

- Не нужно. Скорее всего, деньги добыты сомнительным путем. Я их не возьму. Однако вы не волнуйтесь, в любом случае я работаю добросовестно. Всего вам наилучшего, и ждите от меня известий.

- Спасибо вам, завтра у меня всего три урока, так что в двенадцать я дома.

Проводив просительницу до двери, я было собрался вновь занырнуть в кабинет тестя, чтобы прикончить его заначку и с просветлевшей головой хорошенько подумать над свалившимся на меня делом. Окрик супруги, злобный и властный, помешал мне осуществить мой блестящий план.

- Ты это куда намылился, змей бесхвостый?!

- Туда, - трусливо отступая в глубину комнаты, указал я на дверь кабинета.

- Перебьешься, - безапелляционно заявила она, подталкивая меня к дивану. - Смотри телевизор и мечтай о лете. А можешь, если совсем не усох, и жену обнять.

Глава 4

В час дня черная "девятка" с тремя пассажирами заехала на территорию кладбища и, миновав центральную аллею, остановилась на самой окраине.

- Рановато мы приехали, - поделился своими соображениями сидящий сзади Потехин.

- Лучше подождать, чем вовсе опоздать, - философски отозвался Требунских. - Макс, ты мне все рассказал, кроме одного. Что это за тип был с тобою утром?

- Как же, Константин Иванович Гончаров. Странно, что вы о нем ничего не слышали. Лет десять тому назад он работал в органах. А потом за свое... гм... неадекватное поведение был вынужден написать заявление. В чине капитана, кстати сказать.

- Алкаш, что ли? - напрямую спросил полковник.

- Не так чтобы очень, но немного выпивал.

- А чем он занимается сейчас?

- Как и я, работает в охранной фирме "Сокол". Между прочим, полковник Ефимов приходится ему родственником, а если говорить точнее, то тестем.

- Нечего сказать, хороший зятек достался Алексею Николаевичу.

- Напрасно вы так. Отношения у них - любой позавидует. Можно сказать, друзья-товарищи.

- А ведь я о нем слышал, - вмешался Потехин. - Но далеко не лестные отзывы. Будто бы занимается он частным сыском, порой сует нос не в свои дела и тем самым мешает следствию. Так что, Васильич, надо быть готовыми к тому, что в связи с этим делом наши пути пересекутся.

- Он будет горько об этом сожалеть, - выходя из машины, усмехнулся Требунских. - Самодеятельности я не потерплю. Тем более, что я органически не перевариваю пьяниц. Макс, ты можешь ему это передать.

- Конечно же я это сделаю, но он не всегда ко мне прислушивается, да и мужик он далеко не глупый. Константин Иванович умудряется раскрывать большинство тех дел, за которые берется.

- А берется он только за те дела, которые можно раскрыть, - язвительно вставил Потехин и вслед за начальником вылез из машины. - Передай ему мой настоятельный совет - пусть едет в деревню и раскрывает куриные кражи.

- Хорошо. Мне только одно непонятно - почему в таком случае в это дело втянули меня? Ведь я тоже на сегодняшний день не имею к вам никакого отношения.

- Ты другое дело, - располагающе улыбнулся Требунских. - Во-первых, я хорошо тебя знаю, во-вторых, ты проживаешь как раз над объектом нашего наблюдения, а в-третьих, ты с ним знаком. Нет, конечно же ты можешь отказаться, мы никаких претензий иметь не будем. Тут дело добровольное.

- Нет уж! - заиграл желваками Ухов. - Я сам на этого поганца зуб имею и не успокоюсь, пока как следует с ним не разберусь. Ваше предложение мне по вкусу.

- Вот видишь... - развел руками полковник. - А ты говорил... Только, пожалуйста, не обращайся с ним слишком уж сурово, оставь чуть-чуть и нам. Внимание, друзья, кажется, едет наш покойник.

Показавшаяся вдали похоронная процессия очень скоро достигла своего конечного пункта и остановилась неподалеку от черной "девятки". Участник Великой Отечественной войны, майор Седов, дошедший до самого Берлина, прибыл обживать свою последнюю квартиру. Провожать его приехало три автобуса, никак не меньше ста человек. Ударила медь тарелок, жалобно взвыли трубы, и поплыл красный гроб с телом солдата, победителем прошагавшего пол-Европы.

- Еще один ушел, - сглотнув комок, заметил Требунских. - Сколько их осталось?!

- В нашем городе меньше полутора тысяч, - отозвался Потехин. - Здешним ветеранам еще хорошо, хоть умирают в России, а каково приходится тем, в Прибалтике, особенно в Латвии, где фашистское охвостье марширует по улицам городов. Ты помнишь, Петр Васильевич?

- Оставь, не надо, - отмахнулся полковник. - Глаза б мои не видели...

Деликатно и осторожно все трое влились в толпу провожающих, а через некоторое время оказались и в ее первых рядах. У гроба, установленного на двух табуретках, в полуобморочном состоянии склонилась старуха - когда-то веселая и задорная подруга майора, с двух сторон ее бережно поддерживали сыновья. В наступившей тишине к гробу поочередно подходили прощаться близкие и друзья покойного. Длилось это бесконечно долго. Все это время Требунских, Потехин и Ухов внимательно прислушивались и присматривались к толпе.

- Кажется, мы приехали напрасно, - прошептал Потехин. - Ловить здесь нечего.

- Подожди, - осадил его полковник. - Не гони лошадей.

- Товарищи, дорогие мои фронтовики, - начал прощальную речь худенький, лысый старичок, как елка увешанный орденами. - Сегодня мы вновь встретились, чтобы проститься с нашим товарищем, с нашим боевым другом, который своей кровью, своим сердцем заслонил весь мир от коричневой чумы фашизма. Нас осталось мало, мы стареем и умираем. Мы уже не в силах воевать. Не в силах держать в руках автомат. Жалко, очень жалко, что все наши нелегкие солдатские труды пропали даром. Нам больно видеть, когда горстка отъявленных негодяев, обобрав нас, ветеранов и старых солдат, до нитки, распродает и раздает нашу родину в угоду тем, с кем полвека назад мы дрались не на жизнь, а на смерть. Мне страшно видеть, когда наши внуки с бритыми затылками ради доллара идут на убийство. Мне...

- Заткни фонтан, старый козел, - явственно и страшно прозвучал голос откуда-то из середины толпы, и его тут же дружно поддержал чей-то подленький смешок.

Первым к тому месту ужом проскользнул Потехин, за ним полковник, а Ухов подобрался с тыла. Три пятнадцатилетних подонка, уверенные в безнаказанности, делали сразу три дела: жевали жвачку, курили сигареты и скалили зубы.

- Кто это? - шепотом спросил полковник у какого-то почтенного старика.

- Внук покойного Александра Ивановича, - тихо ответил тот. - Обкурились они или пьяные. Ничего, после похорон мы их вздрючим. У нас такое уже не первый раз случается. Толку, правда, мало, их уже не перевоспитать. Гниды они и есть гниды. Не обращайте внимания.

- Вот что, отец, вы их не трогайте, ими займутся кому положено.

- Ну и что! Подержите пару часов и отпустите, а они еще больше обнаглеют.

- Не обнаглеют, это я лично вам обещаю.

- Посмотрим. Ладно, я скажу своим друзьям. А вы кто?

- Городская криминальная милиция, только вы об этом не очень распространяйтесь.

- Понял, посмотрим, что вы за милиция.

Полковник вернулся к машине и наблюдал, как расходится похоронный митинг, грубо сорванный дебильным внуком майора. Уже безо всякого торжества гроб заколотили, опустили в могилу, установили памятник, прислонили к нему венки, и провожающие расселись по автобусам.

- Коля, держись за красным автобусом, - предупредил полковник водителя, - они в него сели. Это я на тот случай, если вдруг по дороге пацаны надумают выйти. А вообще-то брать мы их будем возле подъезда. Подумайте, как это лучше выполнить.

- Надо смотреть по обстоятельствам, - со знанием дела откликнулся Ухов. - Ежели все зайдут в подъезд, а им вздумается остаться на улице, тогда проще простого, а если поднимутся в квартиру, я найду какого-нибудь пацанчика, чтоб он вызвал их на воздух, ну а там дело техники.

- А мы втроем-то с ними справимся или вызывать подмогу? - подмигнул начальник.

- Обижаете, Петр Васильевич, да я с ними и один слажу.

- Сладишь, если они не вооружены, а если они прострелят тебе зад, тогда как?

- Буду работать передом, - криво ухмыльнулся Ухов.

- Ну и хам же ты, Макс. Знаешь ведь, не переношу я этого.

- Извините, больше не повторится.

- Смотрите-ка, автобус остановился, - притормаживая, воскликнул водитель.

- Они выходят, - удивился Потехин. - Даже до города не доехали. Как поступим?'

- Известное дело, - оскалился Ухов. - Здесь мы их и накроем.

- Накрыть-то накроем, но какого черта они вылезли в чистом поле и что собираются делать? Кто-нибудь может ответить мне на этот вопрос?

- Скорее всего, вышли они, опасаясь предстоящей расправы, - выдвинул свое предположение Потехин. - Возможно, здесь у них назначена встреча. Коля, проезжай мимо, остановишься через сотню метров.

- А мы не спугнем их? - выполняя приказание, спросил водитель.

- А то ты не знаешь, что делать, - недовольно буркнул шеф. - Откроешь багажник, вытащишь запаску и ковыряйся себе хоть до вечера. Только не вздумай отвинчивать колесо, а то переусердствуешь, как в прошлый раз. Мужики, курить на улице.

- Нет, что-то тут не так, - глядя на стоящих в ожидании подростков, задумчиво проговорил Потехин. - Плевать они хотели на стариковские угрозы. Чует мое доброе сердце - замышляют они какую-то подлянку.

- Ну и замечательно, - отозвался Ухов, щедро протягивая подполковнику пачку сигарет. - Накроем их в самый критический момент и обломаем рога.

- Накрыть-то накроем, жаль, машина у нас приметная. Прямо скажу, не ментовская тачка. Петр Васильевич, может быть, разделимся...

- Действуй, - согласно кивнул полковник.

Перейдя на противоположную полосу, Потехин принялся энергично сигналить проезжающему мимо транспорту и вскоре добился результата. Усевшись в белую "шестерку", он умчался в сторону кладбища. А немного погодя возле подростков остановилась красная "Нива", из нее вышел водитель и, жестикулируя, начал что-то объяснять. Пацаны сначала отрицательно вертели головами, но в конце концов согласились, забрались в салон и покатили в направлении города. С отставанием в четверть километра за ними увязался Потехин, завладевший "шестеркой".

- Пора и нам, - решил Требунских, захлопывая дверцу. - Трогай, Коля, не спеша и с оглядкой. Мальчики эти меня очень заинтересовали. Куда нас сегодня кривая выведет, одному только Богу известно.

- Да уж не в райские кущи, - хмыкнул Ухов. - Это я вам, Петр Васильевич, гарантирую. Скорее всего, она приведет нас в какой-нибудь притон, где эти придурки ширяются и покуривают травку.

- Вряд ли. В этом случае они бы не стали так усложнять ситуацию. Мне кажется, что тут пахнет чем-то более серьезным, а я, как назло, без оружия.

- У меня есть, - с готовностью отозвался водитель.

- Это хорошо. Макс, а у тебя пушка при себе?

- Найдем, - скромно ответил Ухов. - И для вас отыщем. Не волнуйтесь, все законно.

- Куда их черт понес? - удивленно спросил Требунских, заметив, как "Нива" уходит в лес, в сторону набережной. - Сейчас там никого нет.

- Может быть, они члены клуба "Морж" и решили малость искупнуться, мрачно пошутил Ухов. - Или кого-нибудь искупнуть...

- Боюсь, что твое второе предположение верней. Коля, осторожней, указывая на машину Потехина, предупредил полковник. - "Нива" ушла прямо, а Геннадий Васильевич сворачивает направо. Следуй за ним. Кажется, я начинаю понимать суть дела.

Проехав метров триста по лесной, едва пробитой дороге, белая "шестерка" остановилась. Вышедший из-за руля подполковник сразу же кинулся по неприметной тропинке вниз к водохранилищу. Подъехавшему начальнику и Ухову не оставалось ничего иного, как последовать за ним.

- Коля, перекрой основную дорогу. Чтоб мышь не просочилась, - уже на бегу крикнул Требунских. - Ну вот, Макс, кажется, одной проблемой у нас нынче станет меньше, - лавируя между деревьями, удовлетворенно засмеялся он. - Кто бы мог подумать... Охотились на бобра, а поймали зубра. Если я, конечно, не ошибаюсь. Пошустрей, Макс, пошустрей... Нет, ошибки быть не должно. У Потехина нюх, как у настоящего легавого кобеля, а интуиция - любой экстрасенс позавидует. Ох как эти мальчишечки у меня плясать будут. Только бы все получилось... Поднажми, Ухов, ты ведь омоновец, а отстаешь.

- Не могу я, Петр Васильевич, впереди начальства бежать, воспитание не позволяет.

- Врешь ты все, Ухов, небось пьешь со своим Гончаровым втихомолочку, оттого и форму потерял. Кажется, финиш! - Указывая на затаившегося в кустах Потехина, полковник замедлил бег, а вскоре вообще перешел на осторожный, неслышный шаг. - Что там, Гена? - укладываясь рядом с замом, негромко спросил он.

- Пока ничего. Они еще не появились. Наверное, осматриваются.

С крутого берега им хорошо была видна местность, лежащая внизу. Два "жигуленка", шестой и восьмой модели, стояли под ними на узкой косе, которая незаметно и плавно переходила в лед, сковавший Волгу. Приблизительно в трехстах метрах от берега пятеро рыбаков завороженно колдовали над своими лунками. Наверное, они наивно надеялись поймать заветную царь-рыбу.

- Подцепят карася, а потеряют порося, - усмехнувшись, прокомментировал Потехин. - Но где же эта хренова "Нива"? Куда она могла запропаститься?

- Может быть, они почуяли нас и решили перенести операцию на потом? предположил Ухов. - Ворюга - он мента за версту чует.

- Да не должны бы. Я сам сидел за рулем и старался закрыться двумя, тремя машинами, - покусывая губы, отозвался Потехин. - А это кто?

Слева на пологом спуске показались три рыбака с рюкзаками, буравами и прочей рыбацкой амуницией. Двигались они размеренно и не спеша, но в этой их неспешности Требунских что-то не понравилось.

- Черт, бинокль бы сюда, - с сожалением заметил полковник.

- Проблем нет, - ухмыльнулся Ухов, выуживая из нагрудного кармана правую половину бинокля. - У Макса всегда все есть. Только уж извините, начальник, он не укомплектован, сами понимаете, таскать его целым очень неудобно.

- Да перестань ты бухтеть, - подставляя окуляр к глазу, остановил его полковник. - Батюшки, так я и думал, это они! В рыбаков переоделись, мерзавцы! Сейчас будет дело. Ну и мальчишечки! Сами додумались или им кто-то подсказал?

- Сами бы они не додумались, наверное, их проконсультировал, а может быть, и экипировал водитель "Нивы", - высказал свое мнение Потехин. - Где мы их будем брать? Здесь или поведем до пункта назначения?

- А ты еще сомневаешься? - передавая ему бинокль, довольно хохотнул шеф. - Конечно, будем пасти до их логова. Наверняка в этом деле задействована целая группа. Вы с Максом немедленно отправляетесь к машинам, берете наемную "шестерку" и плотно садитесь им на хвост. Я контролирую их отправление и присоединяюсь к вам. Связь держим по сотовому. В общем, действуем так же, как и раньше, только теперь целым караваном. Не забывайте про красную "Ниву", скорее всего, она будет замыкать колонну, но не исключено и то, что она уже вообще уехала или позже спустится к рыбакам. И еще - пусть Коля поставит машину на старое место. Все. Упустите - спуску не дам.

- Не упустим, а номера "Нивы" я записал.

- Если они не ворованные. Ни пуха! - махнул он рукой и вновь приник к окуляру.

Теперь картинка несколько поменялась. Нет, рыбаки по-прежнему сидели на своих складных стульчиках, но только лица их теперь были обращены к берегу, в сторону пришельцев. Подростки же, почти вплотную приблизившись к обреченным автомобилям, сняли рюкзаки, вытащили из них молотки и два трамблера. С этой минуты их движения стали энергичны и торопливы. Действовали они почти синхронно - подбежали к заранее намеченному автомобилю, молотками разбили боковые стекла, открыли дверцы и отомкнули капоты. Заметив такую беспардонную наглость, рыбаки, неуклюжие в тяжелых бахилах, бросились к берегу, надеясь спасти своих четырехколесных друзей. Не обращая на них никакого внимания, подростки установили трамблеры и, захлопнув капоты, уселись за руль. Прошло не больше минуты, как заработали двигатели и машины сорвались с места.

- Профессионально работают, гаденыши, - буркнул Требунских и тоже помчался наверх. - Коля, докладывай, - едва переводя дух, плюхнулся он на переднее сиденье.

- Они здесь проехали четыре минуты назад. Сначала знакомая нам "Нива", потом серая "восьмерка", а за ней шестая модель бежевого цвета. А уже за ними отправился Геннадий Васильевич.

- Замечательно, а почему мы стоим? Вперед, Коля, вперед! - приказал полковник и по сотовому связался с Потехиным. - Гена, я выехал, как у тебя дела?

- Пока все идет нормально. Сидим на хвосте "шестерки". Сейчас мы вновь миновали поворот на Старый город и со скоростью шестьдесят километров движемся в сторону обводной дороги. Не исключено, что мы с тобой опять попадем на кладбище. Лидирует "Нива", скорее всего, это их бригадир. Могу также добавить, что у них были заготовлены плексигласовые заглушки, которые они воткнули взамен разбитых стекол. Наверное, это для того, чтобы меньше обращать на себя внимание.

- Не иначе. Не отпускай их, мы сейчас вас нагоним. Давай-ка, Коля, поднажми, - закончив разговор, поторопил он водителя и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза.

На кладбище угнанные машины заезжать не стали, а свернули в сторону деревень и сел, о чем Требунских был немедленно информирован, впрочем, он и сам уже это прекрасно видел, потому как от кортежа угонщиков он держался на расстоянии не более километра. Миновав две деревеньки, головная "Нива" показала левый поворот в село Солнечное.

- Высадите меня здесь, дайте телефон, а сами продвиньтесь метров на сто вперед, - тоном, не терпящим возражения, заявил Ухов. - Какой номер у Петра Васильевича?

- Не понял, - называя номер и притормаживая, удивился Потехин. - Зачем?

- Затем, что я сейчас за ними побегу и уже с места сообщу вам адрес. Иначе мы тут всех переполошим и потеряем эффект внезапности. Или они попросту смоются.

- Разумно. Беги, только на рожон не лезь, дождись нас.

Выскользнув из машины, Ухов зацепился за задний борт попутного грузовика и, бесплатно проехав несколько сот метров, спрыгнул. Сделал он это своевременно, потому что машины преступников стояли в одном из переулков, до которого было подать рукой. Опасаясь быть узнанным подростками, он не решился заходить в переулок и прогулочным шагом не совсем трезвого человека прошел мимо, отмечая нумерацию домов и прикидывая, какими по счету должны быть ворота, у которых стояли автомобили. Однако маячить без дела тоже было опасно.

- Здорово, бабуля! - радостно оскалился он, останавливая старуху с клюкой и рваной сумкой полувековой давности. - Где тут у вас магазин, родёмая?

- Во, уже нажрался, а все ему мало, и куды токмо она в вас лезет, и откудова вы, окаянные, деньги берете, тута на хлебушек не хватает, а они водку пьянствуют.

- Дадим на хлебушек. - Пьяно улыбаясь, Ухов протянул ей три десятки. Прими, матушка, не побрезгуй, от чистого сердца.

- А ты не шутишь, мил-человек? - боязливо спросила старуха, не решаясь взять деньги. - А то, поди, насмехнуться над бабкой решил...

- Нет, бабуля, такими вещами не шутят, бери.

- Ну, спасибо тебе, добрый человек. - Робко протянув птичью лапку, старуха взяла подаяние. - А магазин тута недалеко, через шесть домов будет.

- Ладно, бабушка, иди домой, что-то я передумал.

- Ну и правильно, дай-то бог тебе здоровья, ну и правильно, забормотала она и неспешно подалась своей дорогой.

Такое поспешное прощание Ухова с облагодетельствованной им старухой объяснялось тем, что в открытые ворота въехали ворованные машины. Подождав, когда они закроются, он достал телефон и набрал номер.

- Петр Васильевич, я вас не побеспокоил? - вежливо осведомился он.

- Макс, перестань валять дурака. Как там у тебя?

- Лучше не придумаешь. Птички в клетке, можете подъезжать, кушать подано. Переулок Красных Партизан, четвертый дом справа. Возле ворот стоит наша знакомая "Нива", тут я и буду вас ждать.

- Жди и сам ничего не предпринимай, - последовало указание.

Однако выполнить эту инструкцию Ухов не смог, потому как совершенно неожиданно из калитки тех самых ворот вышел мужик и сел за руль машины. Такого непорядка Макс не стерпел. Резко рванув дверцу, он спросил оторопевшего водилу:

- Ты чё?!

- Я ничё, топтать твою графиню мать! - автоматически ответил водитель и тут же получил сокрушительный удар в лоб.

Отбросив неподвижное тело на пассажирское сиденье, Ухов запустил двигатель и, пятясь задом, выехал из переулка. Здесь он развернулся и, отогнав "Ниву" на приличное расстояние, занялся пленником. Решив, что наручники еще пригодятся, он обрезал ремни безопасности и намертво скрутил ими руки и ноги хозяина "Нивы". После чего достал широкий скотч и тремя оборотами опломбировал его ротовое отверстие. Вполне удовлетворенный своей работой, он столкнул обмякшее тело на пол и вышел из машины навстречу черной "девятке".

- В чем дело? - высовываясь в окно, спросил Требунских.

- Непредвиденные обстоятельства. Этот козел, который сейчас отдыхает в собственной машине, хотел уехать, не дождавшись беседы с нами. Пришлось его остановить. Но кажется, все прошло тихо и гладко.

- Садись и показывай дом.

- Давайте сделаем по-другому. Я подходил к воротам вплотную, так просто нам их не выбить, а добровольно они не откроют. Может быть, на их машине мне лучше подъехать к дому? Сначала посигналю, а если не откроют, то пробью ворота.

- Насчет сигнала ты придумал хорошо, а вот ворота выбивать - это явный перегиб, за это по головке не погладят.

- Уверен, все пройдет чисто, да и с меня взятки-то гладки. Решайте, Петр Васильевич, темнеть начинает, а в темноте мы здорово проигрываем.

- Послушай-ка, я вызвал группу захвата, самое большее через полчаса они будут здесь. Может быть, имеет смысл их подождать?

- Конечно, а тем временем наши бараны разбредутся, и собрать их воедино будет не просто. А соберем, так надо еще доказать, что они верблюды. Нет, Петр Васильевич, брать их надо сейчас, когда они еще тепленькие. Брать с поличным.

- Ладно, уговорил, только поосторожней. Этот-то у тебя живой?

- Сопит, - ухмыльнулся Ухов, садясь за руль.

Как и было договорено, прежде чем переходить к кардинальным боевым действиям, Ухов протяжно и требовательно просигналил. Не прошло и минуты, как в приоткрытую щель калитки высунулась плохо различимая в сумерках физия.

- Ты чё? - удивленно и хрипло спросил страж.

- Ничё. Открывай ворота, топтать твою графиню мать, - приглушенно ответил Ухов и застыл, напряженно ожидая реакции. Кажется, получилось, понял он, когда створки разошлись в стороны. Не мешкая ни секунды, он дернулся вперед и резко осадил прямо в воротах, так что задница "Нивы" оставалась на улице, а сам он мог в любой момент выйти во двор.

- Ты чё, Леха, гребанулся? - Рванув дверцу, в салон заглянул возмущенный рябой парень, который при виде наставленного на него пистолета непроизвольно распахнул дурно пахнущий рот.

- На том свете твой Леха, - радостно прошипел Ухов, ювелирно вправляя ствол в вонючую пасть. - И ты сейчас отправишься следом, если не поймешь простой истины о том, что молчание есть золото. Всосал, ублюдок?

В знак полного подчинения и согласия рябой осторожно, чтобы не поцарапать гнилыми зубами вороненый ствол, кивнул.

- Ну вот и отлично, а теперь мы с тобой осторожно, не привлекая внимания, отойдем к стене дома и несколько секунд помолчим. - Подобно факиру, работающему с коброй, Ухов начал медленно подниматься, не сводя с рябого глаз. - У меня девятый калибр, один выстрел - и твоя черепушка развалится, как гнилой орех. Если тебя окликнут твои дружки, ты ответишь им спокойно и внятно, дескать, не мешайте, все нормально, все свои. Ты меня понял, гриб вонючий?

- Му-му, - утвердительно ответил охреневший от страха парень.

- Сколько человек в доме и в гаражах? - переместив ствол изо рта в глаз, спросил Ухов. - Предупреждаю, если соврешь, я в тебя стрелять не буду. Я распорю твой живот, вытащу кишки и растяну до самого магазина. Говори.

- В доме шесть человек. Мать, батяня и сеструха, а еще три пацана, которые только что приехали. В гаражах трое рабочих, больше никого нет.

- Сколько комнат в доме?

- Две. В одной спят мать с сеструхой, а вторая большая. Сейчас все сидят там. Батяня им бабки отслюнявливает.

- Ну что тут у вас? - невесть откуда появившись, тихо спросил Требунских.

- Пока все идет нормально, Петр Васильевич, - так же негромко ответил Ухов. - Вы мне помогите защелкнуть ему наручники через столб и заклеить кричалку. Скотч в моем правом кармане куртки.

После того как все меры безопасности были соблюдены и рябой прочно прикован к столбу, криминальная милиция ворвалась в дом. В тот же самый момент, высадив оконный переплет, Ухов, словно черт из табакерки, появился в проеме.

- Всем на пол! Рожами вниз! - мало обращая внимание на женские визги, устрашающее заревел он. - На счет "три" открываю огонь на поражение! Одно ваше неверное движение - и вы трупы. Дамы, вас это тоже касается.

Все шестеро улеглись удивительно сноровисто и аккуратно.

- Макс, теперь мы с ними справимся сами. Беги к гаражам и проследи, чтоб никто из них не сбежал. Сам в драчку не встревай, подожди нас.

- Слушаюсь, генерал. - Хохотнув, - Макс вышел так же, как и вошел, - в окно.

- А теперь прошу внимания, господа хорошие. - Выдержав паузу, Требунских обратился к задержанным: - Если будете вести себя спокойно и отвечать внятно и по возможности честно, то не возникнет никаких инцидентов, никаких экстренных ситуаций, это я вам обещаю. Кто из вас внук Александра Ивановича Седова?

- Я, - после некоторого раздумья отозвался долговязый парень, лежащий у стены с самого края. - А что?

- Ничего, юноша, лежи спокойно и не двигайся. Это в твоих же интересах. Коля, обыщи его тщательно. Он может быть вооружен.

- Запросто, Петр Васильевич. - Передав шефу оружие, водитель приступил к обыску и тут же воскликнул: - Есть нож какой-то чудной. Никогда раньше такого не видел. Держите, - протянул он полковнику немецкий штык-нож.

- Что и требовалось доказать, - рассматривая трофей, удовлетворенно заметил Требунских. - Коля, накинь на него наручники и оттащи в сторону. Женщины могут пройти в свою комнату. Только настоятельно вас прошу, не делайте никаких глупостей, иначе вы можете оказаться соучастницами и отправиться на тюремную баланду. Поехали дальше. У кого еще имеется оружие? - переждав, пока мать с дочерью скроются за шторкой, спросил он оставшихся.

- У меня, - приглушенно сознался крепкий коротышка. - Пушка на спине, за ремень заткнута, но она газовая, за нее мне ничего не будет.

- Будет или не будет - это суду решать, - рассудительно промолвил Требунских. - Николай, обезвредить субъекта, связать ему лапы и положить рядом с Седовым!

- Что ж вы делаете со старым человеком? - вдруг загундосил хозяин. - Да где такое видано! Положили бывшего колхозного парторга рядом с бандюгами!

- Замолчите, это мы потом решим, кто тут у вас главный бандюга, а кто второстепенный. А ваше партийное прошлое интересует нас меньше всего. Пощупай-ка старичка, Коля.

- Да они тут все вооружены. Не деревенский дом, а прямо-таки крепостной гарнизон, - счастливо засмеялся водитель, протягивая полковнику обнаруженный в стариковских штанах пистолет "ПМ". - Такое впечатление, что они собрались держать осаду... Шеф! Ложись! - вдруг прыгая на полковника, заорал он.

В дверном проеме стояла старуха и злобно дергала курок пистолета. У нее ничего не получалось, и это обстоятельство ее ужасно бесило. В одном прыжке Потехин вывернул ей руку и выбил оружие.

- Тебе, бабка, спервоначала надо было закончить курсы ворошиловских стрелков, а только потом браться за винтарь, - от души рассмеялся он, разглядывая отбитое оружие. - Он же на предохранителе стоял.

- Чертова старуха, - поднимаясь с пола, пробурчал Требунских. - К ним ведь по-хорошему, а они... Николай, накинь и ей браслеты.

- На всех браслетов не хватит, - озабоченно ответил шофер. - У меня только две пары остались, для пацана и для старика.

- Давайте поскорее, там Ухов нас наверняка заждался. Да и группа захвата минут через пятнадцать подъедет. Вяжем их всем, что под руки попадется! А этих проклятущих баб в первую очередь.

Не прошло и пяти минут, как все шестеро обитателей дома были надежно увязаны, упакованы и, словно куколки тутового шелкопряда, аккуратно уложены штабелем. Оставив их под присмотром водителя, Требунских с Потехиным поспешили на подмогу к Максу и были немало удивлены видом мчащегося на них очкарика.

- Стоять! - выдергивая пистолет, заорал Потехин. - На снег! Носом вниз. Считаю до трех, потом стреляю.

- Не надо, - по-бабьи завопил парень, послушно выполняя приказание.

- Ты кто такой? - уперев ствол ему в затылок, сурово спросил подполковник.

- Не видишь, что ли? - вместо него ответил Требунских. - Рабочий из гаража. Посмотри, на нем фартук. Что-то там произошло. Отвечай, что у вас там случилось?

- К нам ворвался какой-то тип и убил Ванятку, - заскулил парень, гадюкой подползая к полковничьей ноге. - И Гришу тоже смертельно ранил. Я боюсь.

- Куда ползешь?! Лежи и не дергайся, - наученный горьким опытом, сразу разгадал его умысел Потехин. - Петр Васильевич, отойди-ка на пару метров и держи его череп на мушке, а я тем временем его стреножу. Это он с виду такой дохляк, - заламывая парню за спину руки, определил подполковник, - а внутри тугой и звонкий, как пружина. Видно, этому обстоятельству Ухов не придал значения. Давай сюда свой галстук.

- Да ты что! - возмутился начальник. - Своих раздеваешь?

- Ну, тогда срежь бельевые шнуры. Мне нужно метров десять, чтобы все было капитально. А ты не дергайся, змеюга, уж влип так влип, - прижал он к земле поверженного беглеца. - Я тебя спрашиваю, что там у вас случилось?

А случилось вот что. Когда Ухов выпрыгнул из окна, он первым делом огляделся и обратил внимание на гаражи.

Собственно говоря, гараж был один, просто он имел два въезда, один из которых в данное время был закрыт. Зато вторые ворота были наполовину распахнуты, и потому хорошо слышно было, как стучит компрессор, визжит шлифмашина и стучит молоток. Наверное, поэтому рабочие никак не прореагировали на звон выбитого стекла, звериный рык Ухова и вообще на всю случившуюся суматоху. Подкравшись поближе, он осторожно заглянул внутрь. Гараж оказался гораздо большим, нежели выглядел снаружи. В нем, кроме только что пригнанных, знакомых машин, находилось еще три автомобиля. Одна "четверка" и две "шестерки", одну из которых сейчас старательно перекрашивал помятый плюгавый мужичонка. Второй, поздоровее, склонившись над двигателем, перебивал номера, а третьего, работающего со шлифовальной машиной, не было видно.

Слепив небольшой, но крепкий снежок, Макс влепил его в спину здоровяка, а когда тот удивленно обернулся, Ухов поманил его пальчиком. Обстоятельно отложив молоток и свое хитрое приспособление, жулик степенно подошел к Ухову.

- Что, паря? У тебя проблема? - спросил он, вытирая руки о фартук.

- А то как же! Есть, есть проблемы...

- Какие?

- Например, как бы мне тебя половчее да потише вырубить. Жизнерадостно ухнув, Макс со вкусом погрузил носок тяжелого ботинка в податливые гениталии мастера по перебивке номеров. Согнувшись пополам, тот зашелся от боли. Удар по шее довершил акт обезвреживания противника. Невинной, хрупкой девушкой здоровяк ткнулся мордой в снег и в таком положении, с высоко задранной задницей, замер. - Ну вот, земеля, одну проблему мы с тобой решили, - крепко скручивая его конечности алюминиевой проволокой, удовлетворенно прогудел Ухов. - Теперь переходим ко второй.

Присаживаясь на корточки, он спросил у автомаляра:

- Ну что, мужик, красим?

- Красим, - не прерывая своего занятия, лаконично ответил тот.

- Дурак, - сплюнул Ухов. - У тебя откуда руки-то растут? Кто же так красит?!

- А что тебе не нравится? - обиженно засопел плюгавый.

- Все! Тычешь краскопульт в одно место! Это ведь тебе не баба, а автомобиль. С ним надо знаючи обращаться. Дай-ка сюда твою брызгалку и очки.

- Зачем? - нехотя отдавая пистолет с защитными очками, спросил косметолог.

- Затем, что цвет твоего личика мне не нравится, и его надо малость подрумянить, - загоготал Ухов, направляя сноп рубинового тумана ему в лицо.

- А-а-а! - истошно завопил плюгавый, обеими руками закрывая глаза. Потом, заткнувшись болью, упал, засучил ногами и покатился по бетонному полу гаража.

- Что с тобой, Гриша? - Прекратив работу, из дальнего угла показался третий мастеровой - молодой, с виду худосочный парень в минусовых очках, бить которого постеснялся бы самый отпетый бандюга. - Что случилось, Гриша?

- Дурственно стало твоему Грише, - выключая компрессор, виновато пояснил Ухов. - А тебе, профессор, я так посоветую: если ты дорожишь своим здоровьем, то во всем слушайся дядю Макса, то бишь меня. Договорились?

- Договорились, - понимая ситуацию, торопливо согласился очкарик. - А где Ванятка?

- В сугробе ваш Ванятка. Ловит жопой космические лучи. А ты подними руки и медленно, в темпе менуэта, плыви ко мне. Одно неправильное движение и я отшибу тебе головенку, как глупой куропатке.

- Нет, нет, не надо, я все сделаю, как вы сказали, - с готовностью залопотал парень и, задрав руки, бочком засеменил навстречу Ухову.

Того, что произошло потом, Макс ожидал меньше всего. Когда очкарик приблизился к нему вплотную и Ухов уже приготовился застегнуть наручники, случилось непредвиденное. Неоновая лампа под потолком вдруг несколько раз крутанулась и встала на место, а сам он, всей своей внушительной массой, шлепнулся о бетонный пол. Полежав несколько секунд и подождав, пока световые круги соберутся в один, Ухов решил, что пора вставать.

Пошатываясь, он вышел из гаража и упал на руки подхватившего его начальства.

- Спокойно, Макс, все нормально, мы с тобой, - похлопал его по щекам Потехин. - Кого ты здесь завалил, показывай.

- Никого я не заваливал, - с трудом ворочая языком, ответил Ухов. - Это меня завалил какой-то глист во фраке. Сбежал, гаденыш!

- Нет, мы вовремя его остановили, не переживай. А что с Иваном, где Гриша?

- Гриша где-то там, в гараже, под машинами катается, а Ванятка у вас под носом, в сугробе хрюкает. Отпустите, мне уже лучше.

- Ты в этом уверен? - усаживая его на скамейку, с сомнением спросил Потехин.

- Абсолютно. А как там в доме? Все прошло гладко?

- В доме все нормально, - усмехнувшись, ответил Требунских. - Все связаны и упакованы, остается только грузить и увозить. Могу тебя обрадовать - у внука Седова найден трофейный штык-нож, похоже, что дело близится к завершению. Ты пока посиди, подыши воздухом, а мы осмотрим их мастерскую. Видимо, придется вызывать экспертов.

- Да, дело тут у них было поставлено на широкую ногу.

Чтобы не тратить время попусту, Ухов вытащил из снежного сугроба слабо дергающегося Ванятку, отряхнул с него снег и усадил на скамейку рядом с собой. Вскоре Потехин привел туда же все еще стонущего от боли Гришу. А немного погодя, закончив осмотр гаража, вышел и сам Требунских.

- Ну что, мастера, отработались? - насмешливо глядя на задержанных, ядовито спросил он. - Все правильно, так и должно быть, сколь веревочка ни вейся... Не жилось вам нормально под юбками своих жен, так теперь перейдете на казенные харчи. Геннадий Васильевич, что-то наших все нет, выгляни на улицу, может быть, они не могут нас найти? Рыщут по селу без толку, только народ пугают.

- Помилуй, Петр Васильевич, - посмотрев на часы, удивился зам. - Прошло только двадцать пять минут с того момента, как ты их вызвал.

- А мне показалось, что черт знает сколько, - вяло махнул рукой Требунских. - Но ты все равно выгляни и посмотри... Мало ли...

Глава 4

В седьмом часу задержанные были доставлены и размещены по камерам временного содержания. Через полтора часа первым в кабинет начальника был вызван внук Седова, Александр Михайлович Седов, вероятно названный так в честь дедушки.

Конвоируемый сержантом, он опасливо вошел в кабинет, снял шапку, пригладил курчавые соломенные волосы и, не зная, как себя вести дальше, беспомощно улыбнулся.

- Проходите, Седов, - кивнув на стул, сухо и официально пригласил его полковник. - Сержант, вы пока свободны, как понадобитесь, я вас вызову.

- Здравствуйте, - садясь на предложенное место, запоздало поздоровался Седов.

- Мы уже виделись, - хмуро глядя на юнца, напомнил Требунских. - И работать под дурачка я бы не советовал. Дело достаточно серьезное, и, несмотря на юный возраст, оно обещает принести тебе кучу неприятностей. Кстати, сколько тебе лет?

- Шестнадцать, - мило и обезоруживающе улыбнулся парень. - В июне исполнилось.

- Тем лучше. Значит, личность уже оформившаяся, и я могу говорить с тобой как с таковым. Скажи, почему ты не посещаешь своего учебного заведения?

- Я посещаю, просто у нас в лицее уже начались рождественские каникулы.

- И потому ты решил, что можно заняться кражей автомобилей?

- Я ничего не знаю, я ничего ни у кого не крал и вообще разговаривать с вами буду только в присутствии родителей и своего адвоката.

- Сильно, - усмехнулся полковник. - Насмотрелся западной кинопошлятины и решил, что в жизни все именно так и происходит? Ошибаешься, парень, все гораздо сложнее. Я бы имел право задержать тебя только на три часа, не будь при тебе оружия, но у тебя изъят штык-нож, и дело принимает совсем другие очертания, и тремя часами тут не отделаешься. С утра я выпишу ордер на твой арест, и поплывешь ты прямым курсом в следственный изолятор, где тебе не помогут ни папа, ни мама, ни твой несуществующий адвокат. Будет там у тебя только один закон и один хозяин. Закон тот именуется волчьим, а хозяина того зовут пахан. Так вот, этот пахан заставит тебя лизать парашу с утра и до глубокой ночи. А что произойдет ночью, не мне тебе объяснять, не маленький, сам понимаешь. И никто, никто, в этом я тебе ручаюсь, за тебя не заступится, потому как просто некому.

А теперь подумай и реши: или мы с тобой будем говорить откровенно, или ты отправляешься по маршруту, который я тебе только что обрисовал. Можешь не торопиться с ответом, дело серьезное, на карту поставлено твое будущее. Могу лишь добавить, что отслеживали и вели мы вашу шайку от самого кладбища и до деревни. Мы прекрасно видели, как вы сели в красную "Ниву" своего старшего товарища, Алексея Петрова, как разбивали боковые стекла автомобилей, вставляли трамблеры, все видели. Я это к тому говорю, что в любом случае тебе не отвертеться, вопрос только в том, какой срок ты получишь и где будешь его отбывать. Это весьма существенно. Сегодня мы задержали десять человек, так или иначе имеющих отношение к краже автомобилей, и не думай, что все они будут молчать. Ты можешь оказаться в дурацком положении, как говорят, крайним, а это добавит пару лишних лет. Теперь думай.

Опустив в чашку с кипятком чайный пакетик, Требунских внимательно наблюдал, как расходятся золотистые волны и безвкусный пар обретает аромат.

- Ну, как тут у вас идут дела? - поинтересовался вошедший Потехин. - У меня серединка наполовинку, Борис Филь говорить не желает, зато Петров раскололся моментально и заявил, что организатором всех краж является Седов Александр Михайлович, так что предводитель банды у нас имеется.

- Что?! - вскочил со стула парень. - Он врет, он на меня наговаривает! Не верьте ему. Это он и есть организатор. Он да дед Живцов. Тот, кому мы сдавали ворованные тачки.

- Нам следует это понимать как твое желание дать нам правдивые показания? - не отрывая глаз от горячей чашки, холодно спросил полковник. Если так, то мы слушаем. Расскажи, когда и как все это началось, сколько и каких именно машин вы угнали? Откуда? Словом, подробно и откровенно.

- Все началось еще в прошлом году в начале декабря, - бесцветным обреченным голосом заговорил Седов. - Вечером мы с пацанами, с Борисом Филем и Женькой Лещенко, сидели в баре и пили пиво. Примерно часов в десять к нам за столик присел Алексей Петров, которого раньше мы в глаза не видели. Денег-то у нас было мало, а он притащил и поставил на стол бутылок десять дорогого немецкого пива. Он сказал, что это для него многовато и мы можем, не стесняясь, составить ему компанию. А нам чего - только скажи. Пьем, базарим, а потом договорились назавтра встретиться пораньше для серьезного разговора.

А назавтра он нам и предложил свой план. Сам-то он тоже рыбак и поэтому всю их братию хорошо знает. Он втирался к ним в доверие, узнавал, у кого какие секреты, и заранее готовил для нас все необходимое. Это могли быть трамблер, потайной прерыватель, гидравлические ножницы, которыми мы перекусывали противоугонный замок, а иногда и просто готовые ключи. Мы всегда работали в разных местах и, наверное, поэтому никогда не попадались. Петров всегда подготавливал малолюдные места, чтобы нас не застукали какие-нибудь случайные рыболовы. Ну вот и все, мы заводили движок и ехали следом за ним к Николаю Егоровичу Живцову, где сдавали тачки, получали деньги и прощались до следующего раза.

- Сколько вы получали за каждую машину?

- Все зависело от того, какой она модели и в каком состоянии. Обычно от пяти до пятнадцати тысяч рублей. За "десятку" дед обещал нам двадцать пять, но она нам ни разу не попалась.

- Сколько всего машин вы сумели угнать?

- В ту зиму семь тачек, а в эту только четыре.

- Хорошо, более подробно ты расскажешь об этом следователю, а мне объясни вот что: где ты взял эту игрушку? - Выдвинув ящик стола, полковник извлек оттуда немецкий штык-нож. - Только не говори мне, что нашел на улице.

- Не буду, я скоммуниздил его из дедовского сундучка. Он перерыл весь дом, искал его до самой своей смерти. Мне стыдно, я хотел незаметно положить его в гроб, но так и не сумел. Там постоянно толпились люди...

- Ладно, оставим лирику. Ничего похожего делать ты не собирался, кто хочет, тот своего добивается. А то, что ты украл его из сундучка, похоже на правду. Тогда, может быть, расскажешь, где его пистолет?

- Какой пистолет? - наивно и удивленно спросил парень. - Вы о чем?

- Тот самый пистолет, который твой дед принес с войны и из которого этой ночью был убит человек. Не делай дурацкого лица! Ты что же думаешь, я полдня гонялся за тобой из-за каких-то вшивых тачек? Нет, дорогой, все это было лишь прелюдией к основной теме беседы, и теперь разговор у нас с тобой начнется серьезный. Скажи, за что минувшей ночью ты убил того человека на могиле своего деда?

- Да вы что?! - побелев от такого обвинения, захлопал ресницами Седов. - Вы что? Белены объелись? Сказать такое! Я думал, вы нормальные, а вы... Зря я вам про машины рассказал. Все на испуг, на понт берете. Не убивал я никого.

- Возможно, - подумав, согласился Требунских. - Возможно, но тогда расскажи, где ты был этой ночью?

- Дома, - облизав пересохшие губы, ответил Седов.

- Ложь. Наш сотрудник сегодня опросил твою сестру и всех тех, кто ночью сидел у гроба деда. Все они в один голос заявляют, что ночью ты отсутствовал. По некоторым данным, с горизонта ты исчез в полдень, а явился только рано утром, ориентировочно в шесть часов. Что ты скажешь на это?

- Мне нельзя об этом говорить. Я ночевал у своей девушки.

- Как зовут эту девушку? Ее имя и фамилия.

- Настя. Настя Тулубеева.

- Опять ложь, опять мимо, был капитан и у твоей Насти Тулубеевой. Ты напрасно ее позоришь, последний раз она тебя видела в субботу.

- Это не я, это вы ее позорите, - с негодованием воскликнул парень. Кто же девушке, а тем более школьнице, задает такие вопросы?! Вполне естественно, что она все отрицает.

- Капитан тоже сначала так подумал и поэтому, копнув глубже, выяснил, что Настя сегодня ночевала у своего отца, что подтверждает ее мачеха. Может быть, хватит играть в подкидного дурака и настало время говорить правду?

- Это и есть правда. Врать вам мне нет никакого смысла. Ведь я вам признался в краже машин. Чего ж вы еще от меня хотите?

- Полной правды, а следовательно, признания в убийстве. И еще укажи место, где ты хранишь пистолет. Не советую тебе запираться, это бессмысленно, потому как твоя сестра, Ирина, официально заявила, что у деда еще со времен войны был пистолет, который совсем недавно исчез вместе со штык-ножом, в воровстве которого ты уже признался. Таким образом, один шаг нам навстречу ты уже сделал, сделай же второй.

- Я рассказал вам всю правду, а больше я ничего не знаю. У деда в сундучке никогда никакого пистолета я не видел! Ирка выдумывает, совсем рехнулась. У нее от ее фраеров уже крыша потекла. Не было у деда никакого пистолета.

- Проверим. Сегодня расспрашивать твоих родителей об этом мы не имели морального права, но завтра непременно это сделаем, - пообещал Требунских и, открыв дверь в приемную, приказал: - Сержант, уведите задержанного и определите его в одиночку. Никаких контактов с остальными арестованными. Что скажешь, Гена? - плотно прикрывая дверь, вернулся на место полковник. Вроде бы мы подошли к цели, а у меня никакого удовлетворения нет.

- Не у тебя одного, Васильич. Мне кажется, мы не только не приблизились к финишу, а, напротив, от него отдалились. И знаешь почему?

- Нет, объясни, - вздохнул Требунских и достал вторую чашку. - Чай будешь?

- Только в том случае, если ты нальешь туда побольше коньяка.

- Ладно уж, мы это сегодня заслужили, - доставая бутылку, согласился он. - Такой пласт навоза подняли, что месяц пересеивать будем. С чего ты решил, что мы отдалились?

- Все очень просто. Пока ты тут раскручивал этого щенка, я плотно сидел на шее криминалистов, и вот что выяснилось. Как ты уже знаешь, ночью на Седове были ботинки, которые днем он поменял на сапоги. Так вот, на его ботинках нет ни песчинки кладбищенского грунта. На сапогах их море, а на ботинках нет. О чем это говорит? - прихлебывая божественный напиток, огорченно спросил Потехин.

- Ты это серьезно? - удивленно поднял брови полковник.

- Абсолютно. Как говорится, серьезней не бывает.

- Но... но тогда я не понимаю, почему он врет и изворачивается. Такое бывает лишь в том случае, если на нем висит более серьезное преступление.

- Вот именно, Васильич, - протягивая пустую чашку, ублаготворенно кивнул Потехин. - Пардон, репете силь ву пле.

- Да погоди ты, успеешь повторить, - остановил его Требунских. Напрашивается вывод: он хочет скрыть какое-то более тяжкое преступление, но ведь убийство на кладбище тоже не карманная кража. Значит, есть еще что-то более серьезное. Что именно? По нашим сводкам никаких сообщений особенных не поступало. Или я чего-то недопонимаю?

- Нет, с этим у тебя все в порядке, просто ты не владеешь той информацией, которая известна мне. Я бы мог ею с тобой поделиться, но это дорого стоит, - подмигнул Потехин.

- Вымогатель, - вновь наполняя чашку, заметил начальник. - Плати.

- А это уж как положено, - ухмыльнулся Потехин, устраиваясь поудобней. - Сегодня рано утром в травматологический пункт больницы Центрального района обратился некто Сударкин Владимир Михайлович. Он работает охранником частного зубоврачебного кабинета "БАМ", владелец которого Борис Абрамович Мейер окрестил его так, сложив свои священные инициалы.

Так вот, рано утром, весь перемотанный бинтами, приходит этот самый Сударкин и жалуется на легкую головную боль. Хирург Петрушев, дежуривший в тот момент, тут же размотал его тряпки и увидел у него на затылке здоровенную рваную рану. Сразу же отправив его на рентген, он вскоре получил результаты, и его подозрения на трещину черепа подтвердились. Оказав первую помощь, Петрушев хотел его госпитализировать, но, пока он бегал и дозванивался до стационара, пострадавший испарился. Хирург же, согласно инструкции, позвонил нам и сообщил о своем странном клиенте. Наш дежурный для очистки совести и во имя долга позвонил на место его работы, но там ответили, что все нормально, нет никаких проблем, а охранник Сударкин просто-напросто поскользнулся, но сейчас его самочувствие улучшилось и никаких поводов для беспокойства нет.

Сначала я не придал этому факту никакого значения, но ближе к обеду меня начали тревожить какие-то смутные сомнения, и еще до нашего вояжа на кладбище я велел Лихачеву все как следует проверить. Час тому назад он поведал мне о весьма любопытных, на мой взгляд, обстоятельствах. Если у тебя появилось желание с ними ознакомиться, то я его позову.

- Ты не мог бы излагать покороче? - недовольно заметил шеф. - Давай его сюда.

* * *

- Вадим, расскажи Петру Васильевичу все то, о чем недавно доложил мне. - Вернувшись в сопровождении чернявого капитана, Потехин уселся на свое прежнее место, а Лихачев расположился напротив.

- В "БАМ" я приехал в двенадцать тридцать, - собравшись с мыслями, начал оперативник. - Это не кабинет, а небольшая зубоврачебная больница. Работает там больше десятка врачей и четыре зубных техника, а кроме того, в штат входят три медицинских сестры да две уборщицы. Сам Борис Абрамович не врачует, а занимается исключительно административной работой. У него роскошный кабинет с приемной и секретаршей. В другом кабинете, что от него напротив, располагаются бухгалтер и старшая сестра, она же, по совместительству, кассир. Днем у них в вестибюле дежурит один охранник, а ночью двое. Сударкин Владимир Михайлович, который утром обратился за помощью в травматологический пункт, и есть один из этих ночных охранников. Но с ним мне поговорить не довелось, по словам его товарища Углова Олега Дмитриевича, его еще в девять утра увезла машина с красным крестом, которую вызвал сам Мейер. И еще он мне рассказал, что ранним утром Сударкин вышел на улицу покурить. Там поскользнулся на обледеневших ступеньках, упал и до крови разбил голову. Видя такое дело, Углов запер двери и отвез его в травмопункт, где ему оказали первую помощь, после чего они вернулись на место дежурства и дождались смены. Примерно в это же время приехал их главврач и хозяин. Он тщательно осмотрел пострадавшего и решил, что у него сотрясение мозга. Тут же вызвал машину и отправил его к знакомому специалисту.

Рассказ самого Мейера это полностью подтвердил. Мне не оставалось ничего другого, как извиниться и спросить адрес больницы, где находится Сударкин.

Теперь, товарищ полковник, разрешите, я опишу фасад этого зубоврачебного кабинета и его расположение. Это старое двухэтажное здание, огороженное высокими бетонными плитами. На ночь двор наглухо закрывается массивными металлическими воротами с внушительными запорами. Что там за ними творится по ночам, никто ничего не знает, а если и знают, то только жильцы трехэтажного дома, стоящего к забору торцом. Причем не все, а только те, что живут на втором и третьем этажах.

Примерно год назад в "БАМе" произвели капитальный ремонт и евроотделку. Это касается не только его внутренней части, но и наружной, по фасаду. Весь первый этаж занимает Мейер, а на втором все еще трудятся мастера. Рассказываю я вам обо всем этом не просто так. Вход в царство зубной боли предваряет небольшой, но симпатичный портал, стилизованный под теремок. А прямо над ним расположено окно второго этажа. Не знаю, какой черт меня дернул, но, выйдя на крыльцо, я закурил и задрал голову наверх. То, что я увидел, меня здорово озадачило. Скат портала-теремка не очень крут, не больше тридцати градусов, и на нем по идее должен бы быть ровный слой десятисантиметрового снега, примерно такой, как лежит на всех других крышах. Но там я увидел картинку совершенно иного характера. Нет, снег лежал, но был он весь перебуравлен, перепахан, а по самому коньку основательно примят так, словно по нему кто-то недавно передвигался.

Почуяв неладное и подозревая, что меня водят за нос, я обогнул здание и через тыловой вход поднялся на второй этаж. Там вовсю кипела работа, а в комнате с окном, выходящим на крышу портала, женщины клеили обои. Пол они затоптали до такой степени, что обнаружить там какие-то следы было мечтой неосуществимой. Расспрашивать их тоже было бесполезно. Они только недоуменно пожимали плечами и смотрели на меня как на идиотика, сбежавшего из психушки. Прицыкнув на девочек, я открыл окно и перевесился вниз. Теперь уж сомнений не оставалось: этой ночью кто-то передвигался по коньку терема на пятой точке. Однако легче мне от этого не стало. Мало ли кто мог там развлекаться? Заявлений-то ведь никаких не поступало. Наоборот, Мейер заверил меня, что все нормально, все прекрасно.

Я уже собрался уходить, когда вдруг заметил, что из дома напротив, со второго этажа, мне подает из окна знаки пожилая женщина. Примерно определив квартиру, через минуту я стучался к ней в дверь. Старуха катается по квартире в инвалидной коляске, зовут ее Зоя Филипповна Шутова. Подписывать протокол она наотрез отказалась, но вот что она мне рассказала.

Вытащив диктофон, Лихачев нашел нужное место и включил воспроизведение.

" - Знаете ли, товарищ капитан, в мои года старики сплошь да рядом страдают от бессонницы, и в этом плане я не исключение, - послышался в динамике ее надтреснутый, скрипучий голос. - Только не надо бумаг, не надо писанины, я в таком случае ничего вам не скажу! Вот так-то лучше. И сегодняшнюю ночь я тоже практически провела без сна. Именно по этой причине я и стала свидетельницей того, что произошло в зубоврачебном кабинете.

Проворочавшись в кровати до половины двенадцатого, я включила телевизор, досмотрела всю программу до конца и подъехала к открытой форточке подышать свежим воздухом, а заодно и покурить. Сначала-то я ничего не заметила, а чуть позже увидела, как по коньку крыши скользит какая-то фигура. Добравшись до самого конца, силуэт застыл, словно чего-то ожидая. Вы не поверите, но тогда у меня и мысли дурной не возникло. Мимолетно я подумала, что просто играют и бесятся охранники, у них это часто бывает. То девок приведут целую армию, напьются и в снегу кувыркаются, то донага разденутся и под музыку пляшут. То еще чего...

Так что значения той фигуре я никакого не придала. А дальше - больше. Невесть откуда у них во дворе появилась старуха. Это уже меня заинтересовало. Чего бы старухе делать с молодыми парнями?

А между тем бабка повела себя странно. Выглянув из-за угла дома, она вдруг встала на четвереньки и под окнами шустро пробежала до крыльца, но не к ступенькам, а к стене. Там она на некоторое время притаилась, а потом неожиданно резво вспрыгнула на крыльцо и растянулась во весь рост. Тут уж я не выдержала и взяла театральный бинокль, но рассмотреть ее я не смогла, потому что она лежала лицом вниз, а та фигура, что сидела наверху, находилась в полной темноте.

Так прошло минут десять, и я уже подумала, что кина больше не будет, но ошиблась. На крыльцо неожиданно выскочил один из охранников и начал трясти старуху, пытаясь привести ее в чувство. Дальше все произошло настолько быстро, что я и ахнуть не успела. Старуха вдруг резко дрыгнула ногой, да так, что охранник подлетел на полметра и упал, трахнувшись головой о ступеньку. Кровь брызнула из него фонтаном и за считаные секунды залила крыльцо. А бабуля тем временем проворно ускакала за угол дома. Озабоченный отсутствием своего товарища, к стеклянной двери подошел второй охранник. Увидев, что произошло, он опасливо, с пистолетом наготове, вышел на крыльцо и осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, он наклонился над телом товарища, и тут ему на спину прыгнула фигура с крыши. Теперь я его рассмотрела. Невысокого роста, но плотный такой, коренастый, и в руках у него был пистолет, которым он и ударил охранника по затылку. Момент, и второй охранник упал рядом со своим товарищем.

Призрак, что сиганул с крыши, негромко свистнул, и из-за угла тотчас показалась старуха. На бегу она сдернула старенькое пальтишко с платком и из старухи превратилась в долговязого курчавого парня. Вдвоем они затащили охранников вовнутрь, а через некоторое время курчавый снова вышел, открыл ворота, и вскоре во двор заехала голубая машина.

- Какая машина? - прервал ее Лихачев. - Опишите, пожалуйста, подробней.

- Ну как вам сказать... Я в них плохо разбираюсь... Ну такая, знаете... Лет двадцать назад на таких машинах ездила "Скорая помощь". Как бы фургончик. Так вот, эта была такая же, но только без окошек. Вы понимаете меня.

- Кажется, понимаю. Вы, случаем, ее номеров не разглядели?

- Я старалась, но ничего рассмотреть не смогла. Они были какие-то размытые.

- Ясно, продолжайте дальше.

- Так вот, машина эта подъехала задом к крыльцу, но опять-таки не к ступеням, а с другой стороны. Из нее тотчас выпрыгнул водитель и, открыв заднюю дверцу, выкатил оттуда тележку. Потом вместе с тележкой и курчавым парнем они скрылись в дверях стоматологии. Если бы у меня был телефон, то я обязательно бы вам позвонила. Вы уж извините, но просто так кричать во все горло я побоялась. Они же нынче вон какие! Им человека убить - что рюмку водки выпить.

- Я вас понимаю и нисколько не осуждаю, продолжайте.

- Ну а тут и продолжать-то нечего. Минут через пять они на своей тележке вывезли сейф, погрузили его в машину и уехали.

Потом, уже под утро, на крыльцо, пошатываясь, вышел охранник, тот, на которого прыгали сверху. Он постоял несколько минут, огляделся и вернулся в помещение. Сколько он там пробыл, сказать затрудняюсь, но только вышел он, когда было еще темно. Вышел не один, а с товарищем, голова которого была перебинтована. Он усадил раненого на ступеньки, сам же побежал за дом, откуда вскоре выехал на машине. Погрузив бедолагу, он тут же газанул, а вернулись они только через час. Что там было потом, я не знаю, потому что приняла снотворное и уснула прямо в своей коляске. Это все, что я могу вам рассказать. Товарищ капитан, я очень вас прошу - пусть все это останется между нами. Я действительно их панически боюсь".

- Вот такие сведения мне удалось добыть, - выключая диктофон, подытожил Лихачев. - Второй раз идти и опрашивать Мейера без вашего указания я не решился.

- Ладно тебе извиняться, - отмахнулся Требунских. - И без того ты проделал колоссальную работу. Что же получается? А получается то, что нашим мальчишечкам, если это они побывали в стоматологии, есть что скрывать. Скорее всего, они до сих пор пребывают в полной уверенности, что охранники мертвы. Как ты думаешь, Геннадий?

- Логично! Иначе они бы их пристрелили, - согласился Потехин. - Им есть что скрывать. Равно как и доктору Мейеру. Нет у него никакого настроения сообщать нам правду. Подумать только, у него уперли сейф, чуть не убили охранников, а он веселится и напевает: "А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"

- Ну, тут-то несложно, тут и безголовому барану понятно. Хранил зубник в своем сейфе теневые документы и деньги.

- Да уж, деньги - это непременно. Документами никого, кроме налоговиков, не соблазнишь. Налетчики твердо знали, что в сейфе сегодня ночью их поджидает хороший куш.

- Вот и я о том же, - откинувшись в кресле, задумчиво проговорил Требунских. - А помимо денег, там могло и золотишко заваляться. У него ведь работают техники, а техник без золота - все равно что гаишник без жезла. Но кто им мог слить нужную информацию? А кто им предоставлял все данные по машинам? А, Гена? Может быть, это одно и то же лицо?

- Вполне возможно. Чего ради им менять осведомителя.

- Ну и отлично. Давайте-ка мы с вами пока послушаем Петрова. Капитан, не в службу, а в дружбу - приведи к нам этого мерзавецуса грандиозуса.

- Смотри-ка, Гена, - подходя к окну, удивился начальник. - Снег посыпал.

- Вот-вот, - недовольно проворчал Потехин. - С этой работой не заметишь, как зима пройдет. То волками рыщем по улицам, а то по неделям не выходим из кабинетов. Как бурлаки на Волге, тянем и тянем свою лямку.

- Подожди немного, отдохнем и мы. А вот и наш долгожданный гость, обернувшись к входящим, нахмурился полковник. - Проходите, Петров, садитесь и рассказывайте.

- А мне вам рассказывать нечего, - пристально оглядел он присутствующих. - Это я бы хотел выслушать ваше объяснение. На каком основании и по какому праву меня до потери сознания избивают в собственной машине, связывают, а потом кидают в клетку вместе с наркоманами, хулиганами и ворами. Предупреждаю, я буду жаловаться.

- Жалуйтесь, это ваше право, но зачем? - устало спросил Требунских. Вы только напрасно потеряете время, а что касается вашего содержания в обществе хулиганов и воров, то оно вам подходит как нельзя более кстати, потому что вы и есть самый настоящий и подленький вор. Тот, кто ворует у своих, в уголовном мире называется крысятником. Очень точное, на мой взгляд, определение.

- Прекратите оскорбления, - зашелся в праведном гневе Петров. - Всему есть предел, а если вы думаете, что, нацепив мундир с погонами, вы стали неприкосновенным, то, должен вас огорчить, вы глубоко заблуждаетесь. Управа найдется и на вас.

- Благодарю за предупреждение, но это излишне. Вам попросту нет надобности искать на меня управу. Вы немного опоздали, мы вас опередили. Мы вас вычислили, следили за вами от самого кладбища и все прекрасно видели своими глазами.

- Что, что вы видели? - багровея мордой, вскричал Петров. - Что вы могли видеть? Как я взял пассажиров и отвез их на берег Волги? Как потом поехал к своему знакомому в Солнечное? Если это преступление, то я вообще молчу.

- Петров, время позднее, мы устали как собаки, может быть, хватит валять дурака? Могу вас обрадовать, обо всех ваших проделках, начиная с декабря прошлого года, нам честно и подробно рассказал ваш подручный Александр Седов.

- Что за чушь вы несете? Никакого Седова я не знал и не знаю.

- Пусть будет так. Завтра мы устроим вам очную ставку, с ним и с теми рыбаками, чьи машины вы сегодня угнали. А еще вы повстречаетесь с рабочими своего знакомого дедушки. Вы не дурак и должны понимать, что выгораживать вас им нет никакого смысла. Они-то могут отбрехаться, мол, знать не знали, какие машины мы перекрашиваем, а вот вам, как бы вы ни старались, казенного дома не миновать. Кстати, где вы работаете или хотя бы официально числитесь?

- Какое это имеет отношение к кражам... - Споткнувшись о собственную оговорку, он на секунду замолчал, а после как ни в чем не бывало заявил: - Я честно работаю на одном и том же месте уже десять лет и нахожусь у шефа на хорошем счету. Я техник-геодезист строительной фирмы "Частный дом".

- Похвально, - ухмыльнулся Потехин. - А почему вы не были сегодня на работе?

- Взял нечто вроде отгула. Нам часто приходится работать по воскресеньям.

- Понятно, - с видимым сожалением отозвался полковник. - На сегодня все. Вадим Андреевич, отведите его в апартаменты и по возможности предоставьте задержанному отдельную камеру.

Глава 6

Ухов нарисовался в тот момент, когда я уже перестал его ждать. Извинившись перед Милкой за позднее вторжение, он заговорщицки недвусмысленно дал понять, что ему есть о чем рассказать и имеется про что выпить. Дабы не тревожить покой горячо любимой жены и дочери, мы с тестем затащили его в кабинет. Его экспрессивный рассказ с элементами самолюбования был пронизан мельчайшими подробностями о головокружительных погонях, драках и необыкновенной прозорливости как его лично, так и господ офицеров. Продолжался он никак не меньше часа. Закончив свой детективный роман, он в знак особого доверия передал мне портрет трупа, обнаруженного нами сегодня утром.

Пуще всего в его рассказе мне не понравились сообщенные им характеристики и оценки моей деятельности, равно как и угрозы с предупреждением, направленные в мой адрес со стороны командования криминальной милиции. Наверное поэтому, когда он, наконец, выдохся и закончил, я задал ему наивный, но предельно каверзный вопрос:

- А "вальтер" вы нашли?

- Пока еще нет, но это вопрос времени, - небрежно ответил он. - Когда я уезжал, Требунских выдернул Седова на допрос. Думаю, что через часик он расколется, и все встанет на свои места. Хватка у него бульдожья, а интуиция от самого Господа Бога. Если раз прикусил, то уж дичь свою не отпустит.

- Пока вы там кусали и гонялись за своей дичью, я нашел нечто более значительное, - вытаскивая из стола малокалиберный пистолет, с издевкой заметил я.

- Батюшки-матушки, ну и дела. Да это же "вальтер"! - хлопнул он себя по ляжкам. - И где ж ты его выкопал?!

- Места знать надо, - вполне удовлетворенный его реакцией, самодовольно ответил я. - Мозгами шевелить, а не за пацанами гоняться.

- Иваныч, ты что мне мульку гонишь? - внимательно разглядев игрушку, разочарованно прогудел он. - Там, на кладбище, найдены гильзы девятого калибра, а твой "вальтер" под патрон пять и шесть десятых. Кого ты хотел одурачить?

- Абсолютно никого и ни в коей мере. Я сам прекрасно вижу, какой здесь калибр, но, как и в первом случае, оружие это трофейное, что для нас редкость, к тому же возникло оно при весьма любопытных обстоятельствах.

- Расскажи, и я тебе все прощу.

- Чтобы ты завтра же обо всем доложил Требунских? Благодарю покорно.

- Но ведь я-то тебе рассказал о наших сегодняшних результатах.

- Какие там результаты, - пренебрежительно скривился я. - Словили трех воришек, а теперь от счастья писаете в потолок.

- Ты напрасно так, Костя, - подал голос молчавший до сих пор тесть. Макс верно говорит. Интуиция и мышление у Требунских незаурядные, да и не пацанчиков словили, а накрыли хорошо организованную шайку.

- Ладно уж, убедили. Вполне возможно, что две эти истории в дальнейшем пересекутся, и обмен информацией пойдет нам только на пользу, - согласился я и рассказал о дневном посещении мадам Шавриной.

* * *

Утром следующего дня я поднялся затемно, когда тесть только собрался завтракать. Удивленный таким ранним пробуждением, он радушно предложил мне разделить с ним трапезу. Вежливо заглянув в его тарелку, я наморщил нос и ответил решительным отказом, справедливо решив, что если утром, вечером и в обед поглощать куриные яйца, то недолго и закукарекать.

Местом утренней охоты себе я наметил кладбище. В семь часов, оставив машину возле ворот, я пешим ходом, стараясь не привлекать внимания живых, но невидимых обитателей погоста, отправился на поиски зимней резиденции господина Володченко. Пренебрегая освещенными аллеями, стараясь слиться с темнотой, я потрюхал по едва заметной тропинке, змеившейся между памятников, крестов и деревьев.

На серебристый обшарпанный вагончик я вышел довольно скоро. Он стоял в распадке, торцом упираясь в срытую нишу склона. Проклиная предательски скрипящий снег, я приблизился к нему и на некоторое время замер, слушая то ли таинственную жизнь кладбища, то ли неясное бормотание, доносившееся до меня изнутри апартаментов могильщика. Отметив, что через узкие щели двери пробивается тусклый свет, я решил, что хозяин не спит и самое время напроситься в гости.

Трижды постучав и не получив ответа, я потянул дверь и сразу окунулся в тошнотворную атмосферу перегара, табачного дыма, прелой овчины и еще черт знает чего. В свете подслеповатой сорокаваттной лампочки я разглядел картину по меньшей мере печальную. Прямо по курсу стояло то, что мы привыкли называть ложем. Оно было сооружено из ржавых металлических труб, поверх которых лежал деревянный щит. Постель состояла из матраса и в беспорядке скомканного тряпья. Справа, ближе к выходу, громоздилось нечто напоминающее стол. На его запыленной поверхности лежала груда объедков, которые дружно и безбоязненно перерабатывала диаспора рыжих тараканов. Посередине вагончика на кирпичах стоял самодельный электрообогреватель и пожирал последние капли кислорода. Сам хозяин, обхватив голову руками, сидел на единственной табуретке и что-то бубнил в пол.

- Кажется, у вас начала слегка подтекать крыша, - не рискуя его трогать, ласково заметил я. Однако на мое светское замечание никакой реакции не последовало. - Эй, хозяин, проснись! - уже громче и решительней окликнул я его.

- А!!! Что?! - Вскочив как ошпаренный, он чуть было не продырявил низкий потолок своего жилья. - Ты кто такой? Опять пришел? Я же тебе сказал, сюда больше не приходи. Пошел прочь! Сгинь, нечистый! Крест на мне!

Глядя на меня безумными глазами, он начал судорожно креститься, и я понял, что только оперативное вмешательство может вернуть его в мир реальной действительности. Закатив ему несильную, но смачную оплеуху, я подождал, пока его глаза встанут на место, и только после этого достал и подал заготовленную четвертинку. Дрожащей рукой свинтив пробку, он отхлебнул добрую половину и только после этого вполне осознал, что я есть лицо материальное и сделан из костей, мяса и прочих сухожилий.

- Послушай, а ты кто такой? - дососав до капли живительный эликсир, удивленно и неблагодарно спросил он. - Как сюда попал и что тебе от меня надо?

- Червяк могильный, отлегло, так и вопросы начал задавать!

- Но-но, прошу без оскорблений, - взъерошенным воробьем задергался он. - За водку я тебе могу заплатить. Денег у меня, слава богу, хватает!

- Дурак, у тебя же белая горячка прогрессирует. Небось по ночам чертей да покойников по всему вагончику гоняешь.

- Бывает, - потупившись, согласился он. - Но начальство этого еще не заметило.

- Не переживай, заметит. Какие твои годы. Впрочем, я не для того пришел, чтобы тебя воспитывать и наставлять на путь истинный. Задача у меня совершенно иная. Ты мне, друг любезный, расскажи поподробнее, что у вас тут произошло прошлой ночью.

- Елки-палки, вы меня со своими вопросами уже заколебали.

- Кто это - мы? Кажется, ты меня видишь впервые.

- Тебя-то я вижу впервые, а вот в вашей милиции меня промурыжили три часа самого козырного времени. В эти часы я мог бы вырыть и зарыть пару могилок. Прикинь, сколько это получается! Вам-то что, вы следователи, а я человек, привыкший жить доходами с матери сырой земли. Чего ты от меня хочешь? Я ведь вам все рассказал.

- А вот мне показалось, что ты рассказал нам далеко не все, - не стал рассеивать я его заблуждения относительно моей причастности к органам. - Кое о чем ты поведать забыл. Понимаешь, что я имею в виду?

- Нет. Я рассказал все как есть, да ты сам-то прикинь - как здесь, в ложбинке, за километр от того места, я мог что-то слышать, а тем более видеть? Я об этом уже дважды говорил - днем в милиции, а вечером здесь. И отстаньте вы все, пожалуйста, от меня, без вас тошно.

- Погоди, погоди, что ты сказал? - спросил я, озадаченный неожиданной информацией. - О чем ты говоришь? О каком вечере? К тебе вчера вечером кто-то приходил?

- Конечно, - удивляясь моей глупости, досадливо ответил он. - Лейтенант Сидоров, молодой парень лет тридцати пяти. Высокий такой, блондинистый, в меру упитанный. Задавал мне те же самые вопросы, что и в ментовке. Он тоже, как и ты, принес мне водку, но только бутылку. Всегда бы так, а то раньше-то, кроме мата, я от вас ничего хорошего не слышал.

"Кажется, в наших рядах пополнение, появился второй самозванец", подумал я и сурово спросил:

- В котором часу он приходил и чем конкретно интересовался?

- Пришел он поздно, ничего не скажешь, транзистор девять часов по Москве пропикал, значит, по-нашему это будет десять часов вечера. Ну а спрашивал он про то, что я видел и о чем говорил днем.

- Он спрашивал тебя о том, что ты уже рассказывал в милиции?

- Ну да, этим прежде всего интересовался, и мне пришлось все повторить. Потом он спросил, кого вызывали в ментовку вместе со мной. Я ему сообщил, что, кроме меня, дернули Романа и Сергея Владимировича Стукалова.

- Это который у вас за начальника?

- Он самый. А почему вы все по третьему кругу спрашиваете? Вы думаете...

- О чем я думаю, знать тебе не обязательно. Во сколько приходит твой Стукалов?

- Он у нас первым, к восьми часам приезжает, наверное, уже прибыл, а что?

- Отвянь ты со своими вопросами, - раздраженно дернулся я. - Лучше проводи меня кратчайшим путем к нему в контору.

- Это можно, - легко согласился могильщик и весомо добавил: - Мне и самому туда надо. Увязать кое-какие текущие производственные вопросы и согласовать.

Минут через десять мы вышли на освещенную аллею, ведущую прямо к административному центру Города Мертвых. В самом ее конце, возле кирпичного здания, стоял красный пикап, и я вздохнул с облегчением. Мои наихудшие предположения не оправдались. Мародер и вице-мэр погоста, слава богу, пребывает в полном здравии.

Миновав еще теплую морду пикапа, я отворил входную дверь, и мы очутились в тесном узком коридорчике с десятком дверей по разные его стороны. Предоставив Володченко право выбора, я послушно последовал за ним. У фасонистой филенчатой двери, третьей по счету, он остановился и почтительно постучал. Не получив никакого ответа, он недоуменно посмотрел на меня и пожал плечами. Отодвинув оробевшего мужичка в сторону, я решительно распахнул дверь и напоролся на полную темноту. Уже понимая, что мы малость подзадержались, я нащупал выключатель и щелкнул клавишей, заливая светом неприглядную картину убийства. За спиной тоненько и жалостливо ойкнул могильщик, наверное, с трудом веря в безвременную кончину своего шефа.

Сергей Владимирович Стукалов был убит на своем посту, в удобном кресле уютного кабинета. Один его глаз был разворочен пулей, а другой устремлен в потолок. Судя по пороховой гари на его белоснежном личике, можно было с уверенностью сказать, что стреляли в него с очень близкого расстояния. И сделали это совсем недавно. Отстрелянной гильзы я не заметил, а искать ее не входило в мои обязанности.

Памятуя вчерашнее предупреждение, переданное мне Требунских и Потехиным через Макса, я мстительно хихикнул. Ничего не трогая, вытолкнул Володченко в коридор и следом вышел сам. Плотно прикрыв дверь, я заклеил ее скотчем и только потом обратился к потрясенному могильщику:

- Откуда тут можно позвонить?

- Из первой комнаты, она для посетителей и всегда открыта.

После некоторых пререканий с дежурным по ГУВД мне все-таки удалось заполучить телефон Требунских. Пропищало не меньше пяти сигналов, прежде чем мне ответил Потехин.

- Доброе утро, товарищ подполковник, - жизнерадостно поздоровался я. Как ваше драгоценное здоровье, как спалось? Не мучила ли бессонница?

- С кем я, черт побери, разговариваю?! - резко пролаял он в трубку.

- Простите великодушно, совсем забыл представиться, - с удовольствием запаясничал я. - Мы ведь раньше с вами не разговаривали. Осмелюсь доложить, Гончаров дерзнул вас побеспокоить. Помните такого?

- Лучше бы не помнить, - довольно бесцеремонно заявил он. - Что вам надо?

- Чтобы вы научились вежливо разговаривать. В противном случае я промолчу про одну пикантную деталь, касающуюся кладбищенского дела. Уверен, вы о ней пока не знаете.

- Я вызову вас повесткой и тогда узнаю, - последовал грубый, но логичный ответ.

- К сожалению, я сейчас улетаю на Кипр, и боюсь, что наша встреча откладывается на неопределенное время. Петру Васильевичу передавайте мои наилучшие...

- Подождите, Гончаров, зачем так сразу? Отчасти я могу признать себя немного грубоватым, но вы же понимаете, что всякая профессия накладывает свой отпечаток. Что там у вас за пикантная деталь?

- Труп известного вам Сергея Владимировича Стукалова, - скорбно ответил я.

- Что? Повторите. Вы шутите?

- И не думаю, в двадцати метрах от меня находится труп Стукалова.

- Откуда вы звоните?

- С кладбища, из его конторы, судя по всему, его ухлопали совсем недавно, может быть, минут десять назад. Капот машины, на которой он приехал, еще совсем теплый.

- Никуда не уходите, ждите меня там. Мы подъедем через пятнадцать минут. Убедительная просьба - ничего там не трогайте и никого не пускайте.

- А то я не знаю! - буркнул я и, бросив трубку, приготовился держать осаду.

Началась она с приезда красного "жигуленка", из которого вышла пышная дама и ее спутник. Ничего не подозревая, они направились к входу и, наткнувшись на препятствие в лице Константина Ивановича Гончарова, малость растерялись.

- Пропустите нас, - попытался сдвинуть меня водитель "жигуленка".

- Не пущу, - коротко и ясно ответил я.

- То есть как это - не пущу! - возмутился он и дернул меня за воротник.

- Вот так вот и не пущу, - повторил я и ловко опрокинул его в сугроб.

- А что случилось? Почему вы не пускаете нас в наши рабочие кабинеты? испуганно спросила дородная дама в мехах. - Мы же здесь замерзнем.

- Тамара Михайловна, а пойдемте за могилку, я вас там отогрею, высовываясь из сугроба, заржал весельчак. - Так согрею, что небу жарко станет.

- Да ну тебя с твоими идиотскими шутками, - обиделась Тамара Михайловна и, фыркнув, забралась в машину.

Милиция прискакала ровно в указанное время, но пока без криминалистов и судебных медиков. Наверное, их желание надавать мне тумаков было настолько велико, что ждать сбора бригад просто не было сил. К моменту их приезда у дверей конторы уже скопился добрый десяток кладбищенских клерков, я мужественно и молча отбивал их активные атаки. Видимо, мое рвение немного поубавило гнев милицейского начальства. Этот вывод я сделал из того, что полковник Требунских первым протянул мне руку.

- Здравствуйте, Гончаров, показывайте вашу деталь. Казаков, успокойте людей.

- Граждане, отойдите от двери и не мешайте нам работать, - попытался разогнать взбудораженных сотрудников незнакомый мне старлей. - Освободите проход.

Отодрав скотч и открыв дверь, я с некоторой гордостью продемонстрировал им свою находку. Как и я, внутрь заходить они не стали, а ограничились лишь беглым поверхностным осмотром.

- Гончаров, а за каким чертом вы рано утром приперлись на кладбище? прикрыв дверь, въедливо спросил Потехин. - А может быть, вы здесь живете?

- Может быть, и живу, - провожая их в комнату посетителей, ответил я.

- Нет, в самом деле, вчерашним утром мы повстречали вас здесь и сегодня опять. Вам не кажется это странным?

- Нет, место встречи изменить нельзя.

- Я вас спрашиваю вполне серьезно: что вас сюда привело?

- Любопытство и неудовлетворенность. Терпеть не могу белых пятен. Меня с детства тянуло за ту грань, где черное соприкасается с белым. В пять лет я заглянул в радиоприемник, чтобы посмотреть на говорящего невидимого дядю. Тогда меня шибануло током, но от этого мое любопытство только возросло, мне надо было обязательно выяснить, почему тот невидимый дяденька говорит да еще и дерется. Сунулся во второй раз и опять получил по носу.

- Символично, - усмехнулся Требунских. - Но что же вы хотели выяснить здесь?

- Мне показалось, что разговор с могильщиком, живущим в вагончике, может быть полезен. Так оно и вышло, но повернулось совсем другим ракурсом. Я узнал у него то, на что никак не рассчитывал.

- Ваша образная, запутанная речь несколько утомляет. Нельзя ли яснее?

- Можно. Вчера в десять часов вечера к Володченко пришел какой-то тип и представился лейтенантом Сидоровым. Он принес ему бутылку водки и поинтересовался двумя вещами. Во-первых, о чем его расспрашивали в милиции, а во-вторых, кого вызывали вместе с ним. Такая постановка вопросов мне не понравилась, и я понял, что этот Сидоров просто-напросто прощупывает Володченко на предмет его осведомленности относительно вчерашнего убийства. Когда же этот псевдолейтенант понял, что могильщик никакими данными не располагает и ни черта не знает, он от него ушел. Понятно, что следующим объектом его пристального изучения мог оказаться Стукалов, ведь именно он первым подошел к трупу вплотную. Сообразив это, я вместе с Володченко бросился сюда, но, как видите, опоздал.

- Логично излагаете, - покачал головой Потехин. - А где сейчас этот Володченко?

- Торчит возле входа и дает интервью всем желающим.

- Ну, хмырь болотный, - негромко выругался Потехин. - Борис, затащи его сюда да посмотри, что-то наши долго не едут.

Они приехали одновременно - криминалисты с кинологом и судмедэксперты в лице моего дорогого Ивана Захаровича Коржа. Узрев меня, он засиял ясным солнышком. Передав свой потрепанный кейс санитарам, он с чувством затряс мою руку, а потом полез обниматься на виду у всей милицейской братии.

- Костя, милый ты мой! Сколько же мы с тобой не виделись! Никак не меньше трех месяцев, я уж подумал бог знает что, а ты вот он, живой, невредимый и конечно же со свежим трупом. Ничего, милок, я к этому уже привык, где появляется Гончаров, там вырастает гора мертвецов.

- Да тише ты, старый пень, - жарким шепотом приказал я. - Люди же кругом.

- А я что говорил? - удовлетворенно подхватил Потехин. - Там, где появляется Гончаров, там вырастает гора трупов. Сильно сказано, а главное точно и правдиво.

- Ладно вам, перестаньте язвить, - неожиданно вступился за меня полковник. - Гончаров, вы можете идти, если возникнет необходимость, мы вас вызовем. Спасибо за своевременное сообщение и за то, что не позволили затоптать место убийства.

- Всегда к вашим услугам, но, если вы не возражаете, я бы хотел немного задержаться и взглянуть на отработанную гильзу.

- Как хотите, - ответил Требунских и поспешил к своим экспертам.

* * *

Вторым объектом моего внимания была Людмила Яковлевна Наумова, соседка Ухова и покойной Нины Петровны Скороходовой. Эту бабусю я заприметил еще на поминках и по ее поведению понял, что ей есть о чем рассказать. В десять часов я позвонил к ней в дверь и, представившись товарищем Макса, вскоре был допущен в уютную однокомнатную квартиру, где она коротала свой век, а заодно воспитывала четырехлетнюю внучку и наглющего рыжего кота.

- Простите, Людмила Яковлевна, за мое раннее вторжение, - с порога начал я, но тут же был остановлен ее властным жестом.

- Не надо, не надо, мой дорогой, не для того вы пришли, чтобы любезничать. О вашем существовании, как и о сфере вашей деятельности, со слов Макса Ухова я знаю давно. Так что не надо переводить время, давайте сразу о главном. Но прежде всего разуйтесь и пройдите в комнату. Танюшка, шагом марш на кухню, - бесцеремонно и звонко шлепнула она свою внучку по мягкому месту. - Нечего тебе здесь ушами шевелить, нечего слушать разговоры взрослых. Открой холодильник, найди творог, сядь и покушай.

- Не хо-о-цю, - попыталась опротестовать бабкино волевое решение воспитанница, но повторный шлепок пресек робкий бунт, и белобрысая Танюшка удалилась на кухню.

- Круто вы с ней, - уважительно посмотрел я на старуху-узурпатора.

- Уж как умею, - усаживая меня в кресло, усмехнулась она. - Так меня мать воспитывала. Я думала, что это неправильно, и решила вырастить собственную дочь в неге, тепле и ласке. Вы видите, что из этого получилось! Кошка драная, она ж по месяцу к нам не приходит, всю свою материнскую и дочернюю любовь реализует по телефону. Ну ладно, хватит об этом, как я понимаю, вы пришли поговорить со мной о моей покойной соседке, о Нине Петровне? Хотя я не понимаю, почему ею вдруг заинтересовался детектив.

- Это не совсем так. Точнее будет сказать, я заинтересовался ее мужем, а также Виктором Николаевичем Скороходовым, сыном.

- Господи, да я о муже, о Николае Ивановиче, мало что знаю. Семья Скороходовых переехала в этот дом с четверть века назад, а через четыре года он помер. Раньше-то они в старом доме на набережной жили, в однокомнатной квартире ютились, а потом к нам перебрались. Воскресным летним днем. Тогда они богато жили. Как раз мы с женщинами на лавке у подъезда сидели, когда подъехал грузовик с их вещами.

Сам Николай Иванович в переезде участия не принимал, потому что лежал в больнице. Нина Петровна всем командовала. Тогда такого добра в нашем доме ни у кого не было. Как они стали машину разгружать, мы только ахали. Там тебе и ковры, там и мебель золоченая, а сундуков разных и не перечесть. Позже-то мы поняли, откуда все это. Николай Иванович тогда снабженческим делом на бетонном заводе заведовал. Ясное дело, про себя не забывал. Всю семью и поил, и кормил, и одевал. А в ту пору у них, кроме сына Витьки, еще и Алена была, старше его на четыре года. Красивая девушка, мужики проходу не давали.

- Вот как? И куда же эта Алена подевалась?

- Чего не знаю, того не знаю. Кто говорил, что она им не родная дочь и поехала к своим родителям. Другие божились, что она вышла за негра и с ним укатила в Африку, а еще были толки, будто бы она наша разведчица и уехала с секретным заданием в Штаты. Смех, да и только. Наших баб хлебом не корми, дай лишь языком почесать. Сама же Нина этот вопрос предпочитала обходить стороной. Единственное, что мне доподлинно известно, так это то, что несколько раз, еще при жизни Николая Ивановича, от нее на его имя из Москвы приходили письма и открытки. А как его не стало, тут и вся связь прекратилась. Конечно, о покойницах плохо не говорят, но мне кажется, что это Нина выставила ее за дверь. Я думаю, Алена была родственницей Николая Ивановича, может быть даже дочерью от первого брака, и к Нине не имела никакого отношения. Вот она ее и турнула. Да оно и как сказать. К тому времени Аленка превратилась в двадцатипятилетнюю женщину, которой необходим был свой угол и своя семья. У нее и мужчина уже постоянный был, его звали Рихард Наумов, мой однофамилец, почему я его и запомнила. На машине к ней приезжал. В то время далеко не каждый имел свой автомобиль.

Ну и Витька в свои двадцать один год был далеко не мальчик. Он перешел на третий курс политехнического института и уже вовсю задирал бабам юбки. Хороший был парень, а испортился на глазах.

Все началось с того, что через год после переезда Николай Иванович серьезно заболел и вынужден был оставить работу. Через полгода он получил инвалидность, да только толку в его пенсии было мало. Года полтора-два, благодаря своим запасам и накоплениям, они еще держались, а потом совсем худо стало. Оно и понятно: людям, привыкшим жить на широкую ногу, трудно, почти невозможно свыкнуться с новыми, худшими условиями жизни. Вот тогда-то и закуролесил, заколобродил Виктор. Но институт он все же закончил и даже сумел устроиться на хорошую работу, инженером на ВАЗ. Продержался он там всего ничего. Вылетел по статье за прогулы и пьянку.

Примерно в это же время случилось у них несчастье. Николая Ивановича избили на улице какие-то бродяги, по крайней мере, так заявил он сам. Избили так, что он месяц не мог подняться с кровати, а в сентябре умер. И тут уж Виктор совсем закусил удила. Перебиваясь случайными заработками, он начал пьянствовать по-черному. У него появились непотребные друзья и подруги, из тех, кого на улице мы стараемся поскорее обойти стороной. Одну такую подружку он притащил к себе домой и объявил ее своей женой. Она целый месяц мучила Нину, пока сам же Виктор ее не избил и не спустил по лестнице. Характер и внешний вид его за год изменились до неузнаваемости. Вместо высокого, красивого парня он превратился в натурального подзаборного алкаша с опухшей рожей и бешеными бычьими глазами.

Но так продолжалось недолго. В восемьдесят четвертом он получил свой первый срок в четыре года за вооруженное ограбление. И пошло и покатилось. Не успел он освободиться, как тут же совершил рецидив, ну и так далее... Чтобы как-то свести концы с концами, Нина взяла в дом квартирантов, целую семью. А Витька, вплоть до девяносто пятого года, не вылезал из тюрем и острогов. А потом вроде бы остепенился, нашел себе в деревне женщину и успокоился. Наконец-то и Нина вздохнула с облегчением. Рано радовалась. Он ведь такое вытворил, чего сам сатана бы сделать не посмел. С дохлой собакой так не поступают, как он обошелся с телом своей матери. Впрочем, что я вам говорю, наверняка вы об этом знаете.

- Знаю, Людмила Яковлевна. А не смогли бы вы рассказать мне о его поведении за неделю до смерти матери и по сегодняшний день? Что он делал, как себя вел, может быть, кого-то приводил в дом. Вспомните, это может оказаться важным моментом.

- Да что уж теперь важного-то? - вздохнула старуха и украдкой смахнула слезу. - Нина, умерла, а судьба этого подонка меня интересует меньше всего.

- Меня тоже, но вопрос стоит о другом. Как бы это вам половчее объяснить...

- Да уж говорите как оно есть.

- Дело в том, что в тот день, а именно на девятый день смерти Нины Петровны, мы с Максом устанавливали на ее могилке памятник...

- Да, я знаю, он мне об этом говорил.

- Но наверное, он не сказал вам про то, что в эту ночь неподалеку от ее могилы был застрелен неизвестный человек.

- Господи, да что же такое творится! - ужаснулась Наумова. - Когда только кончится это всеобщее сумасшествие? Или взаправду за грехи наши грядет апокалипсис? Господи!... А вы что же, подозреваете в этом Витьку?

- Нет, я пока никого не подозреваю, но хотел бы знать, чем он занимался и занимается в последнее время и каков круг его друзей.

- Круг его друзей давно известен - это Гришка Конев и какой-то Алик, такие же подонки, как он сам, и занимаются они тем же, чем Виктор. Тащат из дома вещи и тут же их пропивают, а если пропивать нечего, то и побираются, сшибают копейки.

- Когда вы его видели в последний раз?

- На поминках сразу после похорон. А вот слышать пару раз слышала через стену. Пьянки-гулянки да мат-перемат. Хорошо, хоть музыки у них нет, а то вобще бы рехнулась. Видите, я уж и шифоньером стенку заставила, и ковром завесила. Нет, надо его как-то отсюда убирать. Соседи снизу тоже жалуются.

- Странно, что его не было на поминках вчера. Ведь исполнилось девять дней, как умерла мать. Как он мог пропустить выпивку?

- Наверное, боится Макса. Поминки-то вчера справляли у Макса. А знаете, я не слышу шума уже несколько ночей. Точнее, последний раз они колобродили в ночь с двадцать второго на двадцать третье. Но сегодня мне показалось, что в его квартире кто-то есть. Не так чтобы явственно, но мне послышалось, как закрывается входная дверь, и после этого наступила полная тишина. Наверное, он уходил.

- Скорее всего, так. А может быть, это был Макс. Он приставлен сторожить квартиру и при первом появлении Виктора должен сообщить об этом в милицию.

- Ага, держи карман шире, станет он сообщать, он его своими руками замесит.

- Не исключено, у Макса наболело. И все же, Людмила Яковлевна, я опять возвращаюсь к своему вопросу: что вы можете сказать о его поведении за неделю до смерти матери и как он вел себя на поминках после похорон?

- Да ничего примечательного. Когда мы с соседскими бабками вновь стали ухаживать за Ниной, он при нашем появлении запирался в своей комнате и не казал оттуда носа. Все, что было можно пропить, он давным-давно пропил, вплоть до того бельишка, что Нина собирала себе на похороны. Оставалось только пустить в распыл квартиру, но ордер и все приватизационные бумаги мы с бабами надежно запрятали. Теперь-то можно ему их отдать, пусть пропивает, авось хоть соседи приличные въедут. А до смерти матери мы его почти и не видели. Прошмыгнет мимо нас на улицу, и до ночи его не жди. А нам оно и легче, хоть его рожа глаза не мозолит. Надо же быть таким бессердечным извергом, чтобы вытряхнуть мать из гроба, содрать с нее всю одежду и голую выкинуть на лестничную площадку!

- Макс мне говорил, будто бы ко времени вашего возвращения с кладбища Виктор уже был дома.

- Да, это так, когда мы накрыли немудрящий стол и помянули покойницу, он вылез из своей конуры и потребовал водки. Максу стоило большого труда, чтобы тотчас не выкинуть его в окно, и я вас уверяю, что в другой день, при других обстоятельствах он бы непременно это сделал. Думаю, что любой суд бы его оправдал.

Ну вот, выпили мы по две-три рюмочки, и все начали потихоньку разбредаться по своим домам. Украв со стола бутылку, Виктор уполз в свою берлогу. В конце концов в квартире остались я с Танюшкой и Клара, соседка с первого этажа. Мы с ней решили в последний раз прибраться и больше туда не заходить. Клара собрала мусор и понесла его на помойку, а я взялась мыть полы. Как только она закрыла дверь, так из своей комнаты вылез Виктор и начал требовать с меня ордер и все остальные документы. Я чуть было мокрой тряпкой по его паскудной роже не съездила. Говорю ему, подожди, поганец, мать еще в гроб как следует не улеглась, а ты, подонок, уже на хату нацелился! А это, говорит, не твое дело, старая шалава. Не твоя забота. Не знаю, чем бы все это кончилось, да вовремя возвратилась Клара. Она у нас баба боевая, сварщицей раньше работала. Она сразу смекнула, в чем дело, охреначила его железным помойным ведром и заявила, что, пока не пройдет сорок дней, ордера ему не видать как своих ушей. Он пробурчал что-то угрожающее и убрался к себе, а вскоре к нему пришли, и он, слава богу, оставил нас в покое.

- Вы сказали - пришли? Кто пришел? Видели ли вы того человека раньше?

- Нет, тот парень с такими, как Виктор, не водится. Как это я раньше об этом не подумала. Нет, приятель был хорошо одет и весь какой-то холеный, ухоженный. Я ж сама открывала ему дверь и хорошо его запомнила. Высокий такой, лет тридцати отроду. Глаза синие, нос прямой, подбородок мягкий, упитан в меру. Одет он был в черную меховую куртку и дорогую шапку.

- Простите, это, случайно, не он? - протягивая ей фотографию неопознанного трупа, спросил я. - Посмотрите внимательней.

- Батюшки, да он же мертвый! - всплеснула она руками. - И пятнышко на лбу. Наверное, в пятнышко и выстрелили. Нет, это не он, здесь мужчина вашего возраста и к тому же брюнет, а тому блондину было лет тридцать. Когда я открыла, он вежливо у меня спросил, здесь ли проживает семья Скороходовых. Я ему отвечаю, здесь, но только хозяйку, Нину Петровну, мы сегодня похоронили. Он говорит, какая жалость, а вы кто будете? Я отвечаю, как оно есть: мол, соседка я, осталась прибраться после похорон, а если вам нужен Скороходов Виктор, то я могу вам его позвать. "Окажите такую любезность", - просит он. Ну, я кликнула Виктора, а сама пошла домывать полы. Потом гляжу, а уже никого нет - ни Виктора, ни того странного гостя. Вот и все.

- Спасибо, Людмила Яковлевна, вы здорово мне помогли, - поблагодарил я, толком не зная, в чем заключается эта помощь. - А как вам кажется, откуда в доме Скороходовых появились старинные серебряные приборы и прочие антикварные вещи?

- Вопрос довольно сложный, - подумав, ответила она. - Нина отвечала на него невразумительно. Вроде того, будто осталось оно от бабушки, и тут же невпопад ляпала о том, что ее бабушка всю жизнь батрачила на богатеев. Полная чепуха. Мне кажется, что появление в доме всего этого антиквариата объясняется гораздо проще. Во-первых, его мог натащить Николай Иванович еще со времен войны, а во-вторых, он мог обзавестись этим позже, когда у него появились большие деньги.

- Он был участником войны?

- Нина говорила именно так, но я в этом сильно сомневаюсь.

- Почему же?

- Даже не знаю, как вам и объяснить. Понимаете, он был из тех людей, которые в очереди за белым билетом стоят одними из первых. Нет, День Победы он отмечал широко и с размахом, тут ничего не скажешь, цеплял на грудь кучу медалей и орденов.

- Тогда в чем же дело?

- Не знаю, это невозможно объяснить словами, его надо было просто знать.

- Понятно. А не приходилось ли вам видеть в их доме оружие, например пистолет?

- Нет, упаси бог, ничего похожего на глаза не попадалось.

- Ну что же, мне остается только еще раз вас поблагодарить и извиниться.

- Перестаньте, о чем вы говорите...

* * *

Простившись с любезной Людмилой Яковлевной, я отправился по адресу, данному мне Шавриной, матерью неожиданно исчезнувшего сына Сашеньки, "вальтер" которого был передан мне на хранение. Подойдя к четырнадцатиэтажной свечке, я осмотрелся и задрал голову вверх. Где-то там на уровне десятого или одиннадцатого этажа должна была находиться квартира Шавриных. Но только подниматься туда мне было незачем, потому что с противоположной стороны к дому подходила сама Любовь Иннокентьевна. Подумав, что разговаривать с матерью исчезнувшего Сани прилюдно не совсем с руки, я проскользнул в подъезд и там встретил учительницу.

- Господи, как вы меня напугали! - вскрикнула и отшатнулась она, когда я, выйдя из-под лестницы, преградил ей путь.

- Простите и поверьте, такой задачи я перед собой не ставил.

- Это вы меня простите, - приходя в себя, с потугой на кокетство улыбнулась она. - Завизжала, как девчонка. Пойдемте, я напою вас чаем.

- Спасибо за приглашение, но я стеснен во времени, поэтому сразу бы хотел перейти к делу, - отверг я ее предложение и тоном, не допускающим возражения, заявил: - Мне нужно осмотреть гараж вашего сына. Где он находится?

- Тут недалеко, я могу вас проводить, но только сначала мне нужно взять ключи.

- А вы давно там были? - уже в машине спросил я. - Его автомобиль на месте?

- Не думаю, чтобы кто-то позарился на его потрепанную "копейку". В последний раз я там была неделю тому назад, а до этого заглядывала каждый день, а то и на день по два раза.

Гараж русского набоба Александра Шаврина находился в полукилометре от дома и в длинной череде разноцветных ворот значился под номером восемнадцать. Проникнув вовнутрь через дверцу, Любовь Иннокентьевна очень скоро распахнула передо мной ворота. Типовой бокс три на шесть на первый взгляд не представлял ничего примечательного, впрочем, как и стоящая там бежевая "копейка".

- Входите, смотрите, - почему-то смущенно развела руками Шаврина.

- Благодарю, это займет у меня около часа, если у вас есть какие-то дела, то я не смею вас задерживать, но и не прогоняю. Думайте сами.

- Думайте сами, решайте сами, - вымученно улыбнулась она. - Пожалуй, я схожу пока в магазин. Вам купить чего-нибудь съестного?

- Да, если вас это не затруднит, - прислушавшись к желудку, ответил я.

Осмотр я начал с того, что выгнал машину и при дневном свете тщательно ее обследовал, но ничего интересного не обнаружил. Этот самый Санька Шаврин отличался завидной аккуратностью. Все, начиная от двигателя и заканчивая багажником, блестело чистотой. Моя телега, которая была значительно моложе, здорово проигрывала перед этой любовно ухоженной "копейкой". Особенно по части салона и багажника. Ничего лишнего, ничего ненужного. Ни тебе окурка на полике, ни клочка рванья в багажнике. С сожалением закрыв машину, я занялся непосредственно гаражом, но и здесь меня ждало разочарование. Стеллажи и верстак были недавно вычищены, убраны, а немногие находившиеся там предметы расставлены в строгом порядке согласно ранжиру. Открыв банки со всякими тосолами, автолами и солидолами, я для порядка потыкал в них отверткой и, не обнаружив там даже дохлой мухи, с некоторым раздражением зашвырнул на место. Исследование свободной полости между стенами и крышей тоже дало отрицательный результат. С досадой плюнув на чистый бетонный пол, я как за последнюю соломинку уцепился за стоящее запасное колесо. Неблагодарное это дело - разбортовывать скат, не имея на то специального станка. Прошло никак не меньше десяти минут, прежде чем мне удалось его разобрать. Это стоило мне двух ссадин и одного пореза, а итог оказался нулевым. Яростно пнув ни в чем не повинное колесо, я ушиб себе ногу и по этой причине громко и виртуозно выматерился. Откуда мне было знать, что госпожа Шаврина уже вернулась из магазина и теперь стоит возле своей "копейки", наблюдая за мной с испуганным удивлением.

- Простите меня, ради бога, - конфузливо извинился я, словно школьник, уличенный в непотребном деле. - Чистота тут у вас как в операционной, ничего не могу найти.

- А что вы ищете, может быть, я могу помочь? - с готовностью откликнулась она.

- Если б я знал, то искал бы более направленно, - буркнул я и спрыгнул в пустую смотровую яму исключительно потому, что мне было неудобно смотреть ей в глаза. Присев на корточки, я сделал вид, что тщательно исследую дно, борта и три ступени, ведущие наверх. Совершенно неожиданно взгляд мой наткнулся на то, что не могло меня не заинтересовать. Это была не лестница, а именно ступени, монолитом зацементированные в одно целое. Под каждой поверхностью ступеньки имелось незначительное углубление. Два таких углубления сверху никакого интереса не представляли, зато третье у самого дна сразу же приковало мое внимание. И даже не оно само, а металлическая пластина с отверстиями, аккуратно в него вмонтированная.

- Вы что-то нашли? - заинтересованная моим сосредоточенным молчанием, склонилась над ямой Шаврина. - Что там такое?

- Пока не знаю, дайте-ка мне отвертку, пассатижи и самый толстый электрод, они лежат в пачке на второй полке слева.

- Пожалуйста, - брезгливо протянула она инструмент, весь перемазанный маслами.

Соорудив из электрода что-то наподобие двойного крючка, я продел один его конец в отверстие пластины, а другой зацепил отверткой. Далее действуя ею как рычагом, я приналег, и пластина со звоном отлетела в сторону, а передо мной образовалась черная квадратная пустота шириною в двадцать сантиметров, а глубиной неизвестно сколько. Бесстрашно засунув туда руку до предплечья, я наткнулся на что-то мягкое и шершавое. Предупреждая крысиный укус, рука непроизвольно дернулась назад.

- Что там? - переживая за благополучный исход, нетерпеливо спросила Шаврина.

- Крыса дохлая, - успокоил я ее и, натянув перчатку, вновь полез в дырку.

На этот раз моя охота была более успешной, я мужественно извлек на свет божий довольно тяжелый предмет, обернутый мешковиной. После чего в третий раз просунул руку в тайник, но теперь уже безуспешно, мои пальцы наткнулись на холодный бетон. Пошарив вокруг я с удивлением обнаружил некое колено, уходящее направо. Все это напоминало вентиляционную систему, почему-то, вопреки всем правилам, расположенную в самой нижней точке. Весьма озадаченный этим странным обстоятельством, я попросил сгорающую от нетерпения хозяйку подать мне висящий на стене полутораметровый кусок шланга.

Направив его в загадочный штрек, я начал, покручивая, проталкивать его вглубь, надеясь в самом скором времени натолкнуться на новый сюрприз. Тщетно, шланг полностью вошел в пустоту, не обнаружив даже намека на ее окончание. Обескураженный таким положением дела, я выбрался из ямы, положил свою находку на верстак и не торопясь закурил, тем самым приведя заинтригованную женщину в состояние, близкое к истерике.

- Скажите, Любовь Иннокентьевна, вы купили гараж вместе с машиной? - не спеша разворачивая мешковину, спросил я.

- Да, а что? - пытаясь мне помочь, торопливо ответила она.

- Ничего, - отмахнулся я и отбросил тряпку. В полиэтиленовом мешке, завернутый в газету, угадывался предмет, по форме напоминающий кирпичик. Выйдите из гаража, - почесав переносицу, попросил я Шаврину.

- Зачем? - подозрительно спросила она.

- Можете оставаться, - бесшабашно щелкнул я пальцами, - но дать вам гарантию в том, что эта штука не рванет и вы останетесь живы, я не могу.

- Боже праведный! - всплеснув руками, побледнела она. - Неужели вы думаете, что...

- Не знаю, но такое в наш волшебный век вполне возможно. Идите.

- Нет, я останусь, - решительно возразила она. - Санька пропал, и возможно навсегда. Я не дура и прекрасно все понимаю, а жить мне без него нет смысла. А посему это я вам предлагаю выйти из гаража.

- Уже поздно, уважаемая смертница, - засмеялся я, извлекая из мятой газеты вычурную серебряную шкатулку со всякими пасторальными штучками, выполненными по эмали. - Саперы не имели бы никаких возражений против подобных мин.

- Какая прелесть! - не смогла сдержать своего восхищения женщина, которая секунду тому назад готова была расстаться с жизнью. - Ей не меньше двух веков.

- Сомневаюсь. Скорее всего, она изготовлена в самом конце прошлого века или в начале этого. Но посмотрим ее содержимое.

Уже без колебаний я нажал на две боковые кнопочки, и крышка шкатулки откинулась, открывая нам свое на треть наполненное брюхо. Но и того, что в ней находилось, за глаза бы хватило обеспечить мне, Милке и любимому тестю безбедную старость где-нибудь на Гавайских островах или в трущобах Швейцарии. Боюсь, правда, полковник выбрал бы Селигер.

- Боже мой! - запуская пальчики в золотые украшения и драгоценные каменья, зашлась восторгом Людмила Иннокентьевна. - Никогда в своей жизни ничего похожего не видела. Откуда это?

- Об этом лучше всего было бы понастойчивее спросить вашего сына, разглядывая газету, ответил я. - Глядишь, он в конце концов и все бы вам рассказал.

- А почему вы уверены, что это его шкатулка?

- Простите, когда вы купили гараж?

- Два месяца назад, первого ноября.

- Тогда и гадать нечего. Газета, в которую завернута шкатулка, отпечатана двадцать четвертого ноября сего года. Вопросы будут?

- Нет. А что вы намерены делать со шкатулкой и ее содержимым? демонстрируя женскую логику, тут же спросила она.

- И вы еще спрашиваете? - Подумав о том, какой беспредел творится в стране, я не обиделся на растерявшуюся учительницу. - Она ваша. Я нашел ее на территории вашего гаража, а значит, сокровище по праву принадлежит вам.

- А законно это? - Отступив на шаг, она затравленно зыркнула на меня и на открытые ворота гаража.

- Абсолютно. В жизни, как известно, все бывает, но не всем достается. Вам досталось. Я настоятельно советую - не трогайте всего этого до поры до времени, не шикуйте. И еще, мне кажется, вам следовало бы немедленно уехать из города в неизвестном даже мне направлении. Купите где-нибудь в большом городе квартирку и переждите, пока все не уляжется, если не хотите сдать клад государству.

- Что? Я вас не понимаю! Почему я должна ехать в какой-то город, покупать там квартиру и чего-то ждать? Чего? А как же Санька? Боже мой! У меня голова пошла кругом.

- Неужели вам еще непонятно? Непонятно, почему исчез ваш сын? Боюсь, что причина его пропажи напрямую связана с этой шкатулкой. Вполне вероятно, что он не пожелал выдавать бандитам свою тайну, а те не догадались или просто не знают о существовании его гаража. Как бы там ни было, не сегодня, так завтра, но они обязательно явятся к вам для серьезного разговора, и я боюсь, что после него одним учителем немецкого языка в нашем городе станет меньше. Вы мне недавно говорили, что женщина вы неглупая, так подумайте хорошенько - стоит ли раньше времени отправляться на тот свет? Решайте, а я покуда загоню вашу машину и закрою ворота.

- Не надо, - протестующе замахала она руками. - Я придумала. Я никуда отсюда не поеду. Можно я попрошу вас об одном одолжении?

- Конечно, и, если это в моих силах, я с удовольствием его выполню.

- Вы можете сегодня ночью угнать и где-нибудь на виду разбить нашу "копейку"?

- Ломать не строить. Это нам по плечу, - хмыкнул я, сразу понимая течение ее мысли. - Только что это вам даст?

- Все очень просто. Я не хочу отсюда уезжать по той простой причине, что все еще надеюсь на Санькино возвращение. Как вы думаете, он может вернуться?

- Трудно сказать...

- А я все-таки надеюсь. Но подвергнуть себя пыткам и насилию у меня тоже желания нет. Я рассчитываю на то, что подонки, увидев вскрытый, разграбленный гараж и искореженную машину в нем, не станут предъявлять мне претензий и более того - отпустят моего сына. Поверят, что клад украден неизвестными.

- Сомневаюсь. Однако попробовать можно, но учтите, что вы подвергаете себя смертельному риску. На вас могут напасть где угодно - в подъезде, на улице и даже на лестнице в тот момент, когда вы будете выносить мусор. Не лучше ли...

- Нет! Я решила, и пусть так будет. Вы согласны?

- Это противоречит моей морали, но что делать... Согласен, но только в том случае, если вы выполните мое условие.

- Какое еще условие?

- Сейчас я довожу вас до дома и провожаю до квартиры. Вы звоните своему директору и в устной форме заявляете, что с завтрашнего дня в школе не работаете. После моего ухода вы запираете двери на десять замков и никого, кроме меня, в дом не пускаете. Вы принимаете мой ультиматум?

- Принимаю, но сколько это может продолжаться? Сколько мне ждать?

- Не знаю, но поверьте, лежать и ждать на собственном диване гораздо приятнее, чем лежать в могиле, уже ничего не ожидая. А прежде чем нам закончить эту тему, я хотел бы узнать у вас имя и адрес того человека, которому раньше принадлежал гараж.

- Того человека уже нет в живых, а гараж нам продала его дочь Екатерина Георгиевна Костромская. - Порывшись в сумочке, она протянула мне золоченую картонку. - Вот ее визитная карточка. Я не спрашиваю, зачем она вам нужна...

- Правильно делаете, - вчитываясь в тисненые буквы, оборвал я ее на полуслове. - Садитесь в мою машину, я тороплюсь. Гараж закрою сам.

Я действительно торопился, потому как мне до четырнадцати часов нужно было встретиться с Максом.

Глава 7

Выслушав соображения следователя Кудрина о первых шагах расследования, Требунских отпустил капитана и, заварив чай покрепче, задумался.

Само по себе второе кладбищенское преступление было гораздо понятнее первого, в отличие от него, тут четко просматривались мотивы и даже вырисовывалась последовательность и схема действий преступника. Он либо видел, либо ему сообщили о том, что Стукалова, Газетдинова и Володченко с кладбища увезла милиция. Это заставило его нервничать. Но почему он занервничал? Видимо, по запарке он оставил за собой какой-то след, о котором вспомнил лишь позже. Да, только так, и никак иначе. Именно это и заставило его с утра пораньше нагрянуть на кладбище. Преступник хотел выяснить объем нашей информации и то, что могли рассказать нам могильщики вкупе с их незабвенным Стукаловым. Но ни Стукалов, ни Володченко ничего существенного не показали. Тогда в чем же дело? Скорее всего, в том, что Стукалов, в отличие от Володченко, открылся нам не полностью, и это косвенно подтверждает его смерть. Он мертв, а Володченко жив, его, за ненадобностью, оставили в покое.

Итак, интерес для него мог представлять только... как его там... заместитель директора по работе с кадрами. М-да, накаркал сам на себя. Теперь этих самых кадров у него больше, чем на ВАЗе. Но что же он от нас скрыл? Что недорассказал такого, чему был свидетелем? Если опираться на его слова, то первая встреча с неопознанным трупом у него состоялась в присутствии похоронного агента наглеца Бирюкова. Но ничего предосудительного в его действиях агент не заметил, как не заметил и каких-либо подозрительных предметов, находящихся вблизи тела. Иначе бы, с его хваткой и зоркостью, он непременно бы нам про это доложил. Значит что? А то, что Стукалов, прикрываясь Отцом, Сыном и Святым Духом, просто и изящно нам врал. В краже перстня и часов он не мог не признаться, слишком сурово его приперли. С одной стороны могильщики, а с другой Бирюков, деваться ему было некуда, и он вернул украденное. Но нечто такое, чего Бирюков видеть не мог, он утаил. Не иначе как пухлый "лопатник" из кармана убитого увел. А в нем, кроме денег, могли быть документы, а с их помощью дело бы у нас пошло куда веселее. Мародер вонючий! Как только у него рука поднялась "чистить" мертвеца? Во время войны за такие шалости расстреливали на месте без суда и следствия, и это было справедливо. Впрочем, с ним поступили именно таким образом, расстреляли. Расстреляли, а гильзу аккуратно подобрали. Значит ли это то, что преступников было двое, или действовал один и тот же тип, а гильзу забрал для того, чтобы доставить нам лишние хлопоты? Да, скорее всего, в обоих случаях развлекалось одно и то же лицо.

Поднявшись из-за стола, полковник размеренно зашагал по кабинету, стараясь сосредоточиться на каком-то важном, но всякий раз ускользающем ключевом моменте в переплетении всех этих историй. Вдруг возникавшая прозрачная мысль, едва он посылал ее на доработку, тут же исчезала, и стоило большого труда вновь за нее зацепиться. Доходив так до головной боли, Требунских досадливо махнул рукой, пересек крошечную приемную и отворил дверь в кабинет Потехина.

- Господин подполковник, позвольте войти.

- Вовремя ты, Петр Васильевич. - Положив трубку, Потехин потянулся за сигаретой. - Только что звонили криминалисты. Пуля, извлеченная из стены кабинета Стукалова, может принадлежать пистолету "Вальтер Р-38". Не слышу бурного восторга.

- Какой там к дьяволу восторг, мы и без них об этом догадывались. А их всегдашнее "может быть", "надо уточнить" и прочее света нам не прибавило. Когда они идентифицируют сегодняшнюю сплющенную пулю с той, что мы нашли под головой вчерашнего трупа?

- А черт их разберет. Ты же знаешь их девиз: криминальная экспертиза, мол, дело тонкое, требующее ювелирной точности и времени.

- А вот его-то у нас нет. Не сейчас, так через час явятся из прокуратуры или, хуже того, дернут нас к себе. История запутанная, как волосы ведьмы. Чует мое сердце - скоро все это намотается в такой ком, распутать который будет не под силу самому Господу Богу.

- И Гончарову, - язвительно прибавил Потехин.

- Ой, не говори под руку, - поморщился полковник. - И без того настроение препаршивое, а тут ты со своим Гончаровым, только масла в огонь подливаешь.

- Вот и я о том же. Надо его вызвать и официально предупредить о том, что если он не бросит путаться под ногами, то мы примем к нему какие-то более действенные меры.

- Какие? Ладно, хватит об этом, - решительно остановил его полковник. Нам сейчас совсем не до него. От Лихачева поступали какие-нибудь сведения?

- Да, он недавно звонил из города, должен появиться с минуты на минуту.

- Как ты думаешь, Гена, за сколько минут голубой фургончик мог добраться от кладбища до зубоврачебного кабинета?

- Точно об этом знает только его водитель, но думаю, что двадцати минут ему бы хватило за глаза. Конечно, если это не полная рухлядь.

- На полной рухляди на такое дело они бы не поехали.

- Безусловно, они ведь не идиоты. А вот и Вадим Андреевич пожаловал. Только что о тебе вспоминали. Заходи, дорогой, присаживайся. Чем же ты нас порадуешь?

- Есть кое-что, - вытирая вспотевший лоб, весомо и значимо ответил Лихачев. - О том, что голубой "еразик" находится в розыске, вы, наверное, знаете, могу доложить подробности, тем более что я разговаривал с его хозяином.

- А почему ты решил, что в розыске находится именно та самая машина, на которой преступники увезли сейф? - недоверчиво спросил Потехин.

- Во-первых, этих "ЕрАЗов" у нас в городе осталось не так-то много, а голубого цвета и того меньше. Во-вторых, угнан он двадцать пятого декабря после двадцати одного часа, то есть за несколько часов до преступления. А в-третьих, у него имеется примета, отлично видимая сверху. Про эту примету белую крышу - Зоя Филипповна Шутова вспомнила при моем втором посещении.

- Принимается, - согласно кивнул Требунских. - Правда, от этого нам не легче, но это уж не твоя вина, продолжай, Вадим.

- А дальше Зоя Филипповна подтвердила наши подозрения и по фотографиям задержанных признала в них налетчиков, ограбивших доктора Мейера и уложивших его охрану. Как то: Александр Седов - ему бы на сцене играть трансформировался в старуху, Филь Борис - водитель, а Евгений Лещенко призрак, спрыгнувший с крыши.

- Что и требовалось доказать, - удовлетворенно заключил Потехин. - Я давно говорил, что опера лучше Лихачева не сыскать на всем белом свете. Дальше.

- Погодите хвалить, Геннадий Васильевич, дальше - хуже. Охранник Сударкин, которому шаловливые мальчики чуть не вышибли мозги, абсолютно все отрицает. Говорит, что упал сам. Твердит как попугай: "Поскользнулся, упал и ударился о ступени крыльца. Упал и ударился, а больше ничего не знаю. Никаких налетчиков в глаза не видел". Ну что ты с ним будешь делать?

- А ничего, - усмехнулся Требунских. - Я другого и не ожидал. Значит, как это... Шел. Споткнулся. Упал. Очнулся - гипс! М-да, установку он от доктора получил жесткую, вот и выполняет. Скорее всего, не бесплатно. Что там у тебя еще?

- После Сударкина я нанес визит родственникам Лещенко и Филя. Бабулька Бориса Филя в категорической форме мне заявила, что ее внучек Боренька ночевал дома, а вот сестра Евгения Лещенко показывает совсем обратное. Она говорит, что ее придурочный братец ушел из дому двадцать пятого под вечер, а вернулся только в шесть часов утра.

- Сестра совершеннолетняя? - что-то прикидывая в уме, спросил начальник.

- Да, и у нее уже есть ребенок. Она в декретном отпуске, потому я ее и застал.

- Хорошо, продолжай, пожалуйста.

- Остальное время я посвятил Алексею Ивановичу Петрову. Конечно, за полтора часа я узнал о нем далеко не все, но то, что удалось выяснить, показалось мне очень важным.

Оказывается, сосед Алексея Петрова, Валентин Рахимович Рахманов, работает зубным техником у доктора Мейера. Они живут на одной лестничной площадке и частенько коротают вечера за шахматной доской да под бутылочку водочки.

- Ну вот и все, - оживленно резюмировал подполковник, потирая от удовольствия руки. - Наконец-то фрагменты этой нехитрой мозаики состыковались. Нам остается только задержать этого самого Валентина Рахимовича Рахманова.

- Не торопись, Геннадий Васильевич. Я с ним уже разговаривал. У меня сложилось мнение, что он скорее непричастен. Он не отрицает того, что они с Петровым частенько говорили про работу, и в частности про тот сейф, что стоял у шефа в кабинете. Туда, по его прикидкам, наш милый доктор складывал "черную" наличку. Его показания я запротоколировал, а если возникнет такая необходимость, он согласен помочь следствию. У него дома есть телефон, так что выдернуть мы его сможем в любое время дня и ночи.

- Понятно, пусть будет так, - подумав, согласился начальник. - Вадим, у тебя все?

- Нет, Петр Васильевич, есть еще кое-что на десерт, - подмигнув цыганским глазом, позволил себе некоторую вольность капитан. - Я рискнул и проявил некоторую инициативу. Только не ругайте шибко, победителей не судят.

- Ближе к делу, победитель!

- После разговора с Рахмановым, уже на выходе из клиники, я нос к носу столкнулся с Борисом Абрамовичем Мейером. Сразу же узнав во мне вчерашнего посетителя, он спросил, за какой надобностью я топчу их линолеум уже второй день кряду?

"А затем, что открылись некоторые новые факты, и в их свете вы смотритесь довольно утомленно, - решил пойти я ва-банк. - Прямо скажу, хреново вы смотритесь".

"Что вы себе позволяете, да как вы смеете, да я подам на вас в суд за оскорбление", - понес он всякую чепуху, которую я внимательно слушал и сочувственно при этом кивал. Такое мое поведение пришлось ему не по душе. Не понравилось ему мое поведение. То ли он хотел меня умаслить, то ли просто банально испугался. Одним словом, после того как у него иссяк фонтан угроз и проклятий, он пригласил меня в кабинет, а мне это было очень кстати. У себя в кабинете он повел себя совершенно по-другому. Начал с того, что усадил меня в удобное кресло и предложил чашку кофе с коньяком.

"Кофе не употребляю вообще, а чай пью только зеленый, - ответил я, памятуя, что у Рахманова на столике я видел пачку этой гнусной травы. Уверен, у вас его нет".

"У нас, как в Греции, всегда все есть! Один момент", - счастливо засмеялся он и упрыгал за чаем.

Едва за ним закрылась дверь, как я отогнул угол ковра, где, по моему пониманию, мог раньше находиться сейф. Я не ошибся, и этому свидетельствовали четыре свежие вмятины на линолеуме. Вне всяких сомнений, они были продавлены ножками сейфа. А кроме того, я увидел четкий, несмываемый след от колес тележки. Они как-то неудачно ее повернули, так что сантиметров десять два колеса прошли юзом.

Я настолько был рад своему открытию, что даже выпил чашку зеленого чая с какими-то палками, плавающими на поверхности.

"Отличный чай", - отставляя пустую чашку, похвалил я заботливого доктора.

"Может быть, еще?" - с готовностью привскочил он.

"Нет, нет, спасибо, достаточно, больше не надо!" - решительно и поспешно отказался я, ожидая, когда он начнет задавать наводящие вопросы. Это последовало после того, как я поднялся и начал благодарить его за проявленное гостеприимство.

"Извините меня, товарищ капитан, за любопытство, но какие такие новые факты заставили вас вновь посетить мой кабинет? - ничего не значаще, как бы между прочим, спросил он. - Или это ваш профессиональный секрет?"

"Конечно, но с вами я готов им поделиться".

"А я с удовольствием выслушаю".

"Можете даже записать. Где у вас магнитофон или диктофон? Наверное, хранится в сейфе? Батюшки! - удивленно всплеснул я руками. - А где же ваш сейф?!"

"А зачем мне сейф? - сразу смекнул он в чем дело, и поторопился выплюнуть мою наживку. - Кабинет у меня небольшой, хранить мне особенно нечего, он только мне мешал. Надоел он мне, и я его позавчера продал".

"Что вы такое говорите? Я его видел не далее как вчера, когда с вами разговаривал, - неуклюже я попытался зайти с другой стороны и вконец его запутать. - Как сейчас помню. Своими руками щупал".

"Нет, милейший капитан, не могли вы вчера его видеть, потому как позавчера в конце рабочего дня сейф увез покупатель, - растянул он до ушей свои толстые губы. - А вам, извините за дерзость, я бы посоветовал посетить окулиста или невропатолога".

"Наверное, вы правы, - огорченно согласился я. - Но тогда на прием к психиатру мне придется захватить с собой еще четырех человек. Двоих ваших сотрудников, которые, представляете, с пеной у рта доказывают, что вчера, уже после вашего ухода, они заходили к вам в кабинет и своими глазами видели ваш загадочный сейф".

"Они что-то путают. А санитарка Лена, что прибирается в моем кабинете и которую вы расспрашивали, имеет склонность к алкоголизму, так что к ее словам следует относиться с некоторой осторожностью".

"Два ночных посторонних свидетеля утверждают следующее, - не обращая внимания на его комментарий, продолжал я. - Примерно в три часа и пятнадцать минут ваших охранников вырубили два вооруженных грабителя, причем один из них был одет старухой, а другой сидел на коньке портала. Следы его пребывания видны по сию пору. Может быть, вы хотите взглянуть? Нет? Жаль. Так вот, отключив ваших сторожей, они открыли ворота, подогнали к крыльцу фургон и, загрузив в него сейф, преспокойно уехали".

"Полная чушь, - весело рассмеялся доктор. - Они попросту его бы не подняли".

"А я и не говорил, что грабители его поднимали и тащили. Те же свидетели показывают, что они выкатили сейф на тележке. Эту тележку они сбросили недалеко отсюда, и мы ее нашли, - закрыв глаза, блефанул я. Теперь нам остается сделать химический анализ ее резиновых колес и того следа, что остался на вашем чудном линолеуме под ковром. Вы, наверное, его не заметили, но я могу вам показать, а заодно предупредить, что если вы вздумаете его стереть или поменять линолеум, то нам об этом тут же сообщат, и вас ждут крупные неприятности. Так что советую вам все честно и правдиво рассказать. В конце концов, мы не налоговая полиция, а криминальная милиция, преступников ищем".

"Ладно, вы меня убедили, - после продолжительной паузы сдался Мейер. Пропади он пропадом, этот сейф, чтоб я его больше не видел, равно как и этих дураков охранников. Наверное, все было именно так, как вы говорите, но я ничем, кроме одной вещи, вам помочь не могу". Выйдя из кабинета, он вскоре вернулся и притащил мне черный пластиковый пакет, который я благополучно доставил сюда. Петр Васильевич, смотреть будете или же я сразу передам его криминалистам?

- Лихачев, ты торгуешься, как заправский завсегдатай базара. Перегнувшись через стол, Потехин выдернул у него из рук пакет и тут же вытряхнул на столешницу его содержимое - старенькое женское пальто и такую же ветхую шаль. - Батюшки, да это же наряд Александра Седова! Это удача! Вадим, с тебя причитается.

- Геннадий Васильевич, остановись, - прервал его бурный восторг Требунских. - Я вот что думаю - не пора ли нам во второй раз вызвать Александра Седова?

- Пора, Петр Васильевич, пора. Кажется мне, что за ночь он подошел, допекся до румяной корочки. Ему, пацану, много ли надо? - вызывая дежурного, радостно осклабился Потехин. - А если не допекся, мы его здесь дожарим. Особенно теперь, когда мы уверены в том, что он являлся активным соучастником второго преступления - ограбления зубного кабинета... Алло, Николай, распорядись там, пусть ко мне приведут Седова. Так что дожарим мы его, Петр Васильевич, как белую лебедь дожарим! Кражу и продажу ворованного он уже признал?

- Признал, и, между прочим, раскрутил его я.

- Не важно, главное, он признал, сейчас мы дожмем его фактами, и он признается в ограблении, а там, глядишь, и в кладбищенском убийстве.

- А вот это еще вопрос. Сам же говорил, что на тех ботинках, что на нем были ночью, не обнаружено кладбищенского грунта.

- Говорил, - уныло согласился подполковник. - Но куда мы тогда привяжем дедовский пистолет, наличие и пропажу которого подтверждает его сестра Ирина?

- Возможно, пистолет был, и даже наверняка его утащил внук, но ведь сегодня он не мог застрелить Стукалова из своего "вальтера" по той простой причине, что он отдыхал в нашей клетке. Или ты думаешь, что он рано утром сбегал на кладбище, пристрелил мародера и скоренько вернулся сюда?

- А что, парень он развитый, выносливый, чего бы не сбегать?

- Оставь свои шуточки. Мы не успеваем разгадать одну загадку, как появляется другая и напрочь перечеркивает наш предыдущий ответ. Ну да ладно, там посмотрим. Вадим, а к тебе у меня вот какая просьба. Во-первых, к доктору Мейеру нужно действительно послать криминалистов и официально снять с него показания, а во-вторых, надо встретиться со вторым охранником, Олегом Угловым, и, опираясь на новые факты, повторно с ним поговорить, а возможно, и доставить его к нам. Можешь подключить к этому делу Казакова и Баринова, но прежде всего зайди к Кудрину и введи его в курс дела. Мы будем ждать тебя через полтора часа. Успеешь?

- Постараюсь, - неохотно поднимаясь, пообещал капитан.

Не успела за ним закрыться дверь, как на пороге нарисовался сержант и, испросив позволения, протолкнул в кабинет Седова. За ночь, проведенную в крохотной одиночной камере, парень основательно сдал, похудел и осунулся.

- Ну что, Седов? - сразу же атаковал его Потехин. - А вчера ты выглядел куда как моложе и веселее. Вот что она, тюрьма-мерзавка, с молодостью делает. А представляешь, в кого ты превратишься через пару годков? И подумать страшно! Мальчик ты симпатичный, красивенький, опытные зэки твою красоту сразу отметят, и никакое тебе кунг-фу не поможет, никакое карате не спасет. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Ну что, будем говорить али как?

- Не понимаю, о чем вы?

- Все о том же. Да ты садись, не жмись красной девицей раньше времени. Я тебя вновь спрашиваю, как и где ты провел ночь с двадцать пятого на двадцать шестое. Расскажи по-честному, и мы с тобой расстанемся друзьями.

- Но ведь я вам уже говорил...

- Лапонька моя, но ты же врал, - ласково улыбнувшись, пропел Потехин. Не было тебя у Насти Тулубеевой. Мы перепроверили. Все верно. Она ночевала у отца с мачехой. Плохо ты себе алиби выстраивал. Наверное, извилин у тебя маловато, а тот, кто идет на преступление, не имея мозгов, тот обречен на провал. Заруби это себе на носу! Нехорошо это, стыдно врать старшим.

- А вы мне докажите, что я вам вру, тогда и поговорим.

- Рад от тебя это слышать. А ты знаешь, что, отказываясь от более легкого преступления, ты сам себе вешаешь на шею более тяжкое? Ты, вместе с твоими дружками, довольно-таки обоснованно подозреваешься в совершении убийства на кладбище. Зачем вы это сделали?

- Ну вот, скоро вы мне и Всемирный потоп клеить начнете, - с усилием засмеялся Седов. - Веселые вы люди, господа милиционеры.

- Так это ты нас рассмешил. Ограбление зубного кабинета "БАМ" ты признать не хочешь, а мокруху на себя грузишь. Непонятно мне это. Может быть, мне кто-нибудь объяснит, в чем тут дело?

- Геннадий Васильевич, можно мне? - спросил молчавший до сих пор полковник.

- Пожалуйста, Петр Васильевич.

- Мне кажется, что все очень просто. Он отказывается от зубного кабинета, надеясь переключить наше внимание на кладбищенские убийства. Но поскольку он их не совершал, то рано или поздно мы зайдем в тупик, а это ему на руку.

- Понял, Седов? И здесь мы тебя рассмотрели. Совсем тупой ты, как валенок аборигена. Непробиваемый, как лоб мастодонта.

- Попрошу без оскорблений, или у вас на службе отменили такое понятие, как вежливость? Не грабили мы никакого кабинета. Я протестую.

- Имеешь право, - охотно согласился Потехин. - Я тоже не люблю оскорблений, и, если обидел, - извини. Да, чуть было не позабыл тебе сказать. Ваш голубой "еразик" с белой крышей видели несколько очевидцев. Он стоял неподалеку от зубной больницы, а во двор заехал часа в три ночи.

- Нет у нас никакого белого "еразика", я вообще не знаю, что это такое.

- Странно, а те же очевидцы говорят, что ты вместе со своими друзьями закатил в него сейф, а потом вы спокойно уехали. Врут, наверное?

- Конечно врут, - небрежно согласился Седов.

- Вот и я думаю. Только непонятно, почему из трех десятков фотографий они все, как один, выбрали вашу троицу. Может быть, ты как-то объяснишь этот феномен?

- Они вас обманывали, пусть они и объясняют.

- Бедные дети, и почему вы такие невезучие. Это же надо! Из тридцати представленных лиц очевидцы показали на вас. Злые, нехорошие люди! Ну ладно, Седов, будем считать, что вступительная часть нашей беседы закончена. Перейдем к основной ее части. Ты, наверное, мало читал детективов, иначе бы ты такой глупости никогда бы не сотворил. Вопрос на сообразительность. Как ты думаешь, если человек хотя бы на полчаса натянет на свою голову чужую шляпу, а потом ее снимет, можно ли доказать, что он ее надевал?

- Откуда мне знать.

- Вот это-то и плохо, такие вещи начинающему преступнику нужно знать как таблицу умножения. Конечно же экспертиза с абсолютной точностью определит, надевал тот человек чужую шляпу или нет, потому что на ней всегда остаются следы. Перхоть, волосы и пот. Вот здесь-то ты у нас и попался. Узнаешь эту шаль? - отогнув угол пакета, спросил Потехин. - Там у нас еще и пальтишко имеется, тоже при желании кучу следов можно найти. Ты у кого их позаимствовал? У мамки, что ли?

- Ни у кого я ничего не заимствовал и вижу это тряпье впервые.

- Спокойно, Седов, не нервничайте, - вмешался полковник. - Теперь только в ваших интересах чистосердечно признаться и рассказать нам правду. Могу вас обрадовать: оба охранника живы, а с одним из них вы вскоре встретитесь.

- Это правда? - удивленно посмотрел Седов. - А что же вы раньше не сказали!

- Это следует понимать как ваше признание?

- Да, - подумав, ответил он. - Нас на это подбил Алексей Петров.

- Об этом мы догадывались. Теперь вам остается рассказать, куда вы дели дедовский "вальтер".

- Какой "вальтер"? У деда был "ТТ". Я его вам отдам, только попрошу вас занести в протокол, что это мое добровольное признание и добровольная сдача оружия.

- Ладно, учитывая вашу молодость, мы пойдем вам навстречу.

- Петр Васильевич, разрешите? - просунул голову в дверь дежурный сержант. - Вам невозможно дозвониться. Там, возле речного порта, обнаружен стреляный труп. Оперативники уже выехали.

Часть вторая

Глава 8

- Давай, Николай, потихонечку трогай! - забираясь в машину, приказал Требунских.

- Надеюсь, сегодня мы обойдемся без погони и без этого чертова "вальтера".

- Не скажи, - ехидно усмехнулся Потехин. - Дело с угоном машин, как и дело Мейера, в общих чертах можно считать раскрытым, выделим их в отдельное производство. Надеюсь, и впрямь сегодня мы обойдемся без погони. Но только "вальтер" и два кладбищенских трупа как висели на нас, так и висят.

- Вот и я о том же, - вздохнул грустно полковник. - Нет никакой гарантии, что эти два мертвеца не потащат за собой третьего. Зациклившись на могиле майора Седова, мы выпустили из виду вторую версию, вторую могилу, ту самую, возле которой копошились Гончаров с Уховым.

- Вот-вот, а я что говорил! - воодушевился Потехин. - Надо выдернуть этого Гончарова и как следует его потрясти.

- Ты что же, Гена, всерьез думаешь?.. - удивленно посмотрел на него полковник.

- У меня и в мыслях такого нет, - возразил зам. - Просто я считаю, что он успел сунуть свой любопытный нос в ту самую щель, про которую и нам бы знать не мешало. Надо выдавить из него информацию, а после устроить ему отлуп.

- А если он не пожелает делиться с нами своими изысканиями?

- Тогда наоборот. Сначала отлуп, а потом информация.

- Попробуем, - неопределенно согласился Требунских. - Только давай без отлупов. Я сам с ним потолкую. А ты тем временем займись сыном и соседями покойной. Если верить словам Ухова, то это не сын, а какой-то сбрендивший подонок, и нам давно было пора за него взяться. Ну вот и приехали, - кивнув на десяток зевак, обступивших спецмашины, констатировал он.

Труп находился под пятиметровым забетонированным берегом неподалеку от речного порта. Он удобно расположился в комфортабельной снежной постели, доверчиво положив голову на бетонный борт. Над ним уже хлопотливо суетились криминалисты. Перегнувшись через бордюр, курили два санитара и судмедэксперт Корж. Они терпеливо ждали своего часа, между прочим обсуждая варианты извлечения тела на-гора.

- Да ладно тебе, Захарыч! - деловито возражал губастый здоровяк. Только усложняешь все. За копыта привяжем и выдернем его, как сосульку из задницы.

- Тебе бы все из задницы, - брезгливо поморщился Корж. - А ежели чего повредим? Личико, например, или темечко? Тогда что?

- Да ничего ты ему не повредишь! - не сдавался губошлеп. - Он же как кусок перемороженной говядины, отсюда видно. Им сейчас, как чугунной бабой, можно стены бастионов крушить. Дело говорю.

- У тебя одно дело - лишь бы не работать. Будем поднимать, как я сказал.

- А как вы сказали? - усмехнулся подошедший Требунских. - Поделитесь, Иван Захарович.

- Батюшки! Петр Васильевич, сколько лет, сколько зим! Ба, да и Геннадий Васильевич с вами! Какая приятная встреча!

- Очень приятная. Второй-то раз на дню, - проворчал Требунских. - Вам не кажется, что это слишком часто?

- А что делать! - сокрушенно воскликнул Корж. - Работа у нас такая.

- Это точно. Что у нас там сегодня? Какая рыбина попалась?

- Свежемороженая. Мужеского полу, хорошо одетая, лет тридцати отроду. Это все, что я могу пока сказать. Сам-то я туда еще не спускался, не нюхал, жду, когда ваши орлы ею вволю натешатся. Чего-то они там долго толкутся? Понравилось, что ли?

- Пусть работают. - Кивнув Коржу, Требунских подошел к истомившемуся от ожидания оперативнику. - Ну что, Борис, как твое верхнее чутье? Не подвело?

- Не знаю, Петр Васильевич. Данных пока абсолютный ноль.

- А верхнее чутье легавым для того и дано, чтоб из ничего, из чистого воздуха родить результат. Кто и куда сообщил о трупе?

- Полчаса назад по 02 позвонил гражданин Мокин. Он дождался нашего приезда, как ему велел дежурный, а сейчас сидит в нашей машине. Пригласить?

- Он может сообщить что-то важное?

- Вряд ли. По его словам, он сошел с автобуса, не доезжая трех остановок до дома, по уважительной причине. В смысле, по маленькой причине. Ну а чтобы не делать этого на виду, Мокин подошел к парапету. Вон его следы, совсем еще свежие. Свое дело он так и не доделал, потому что вдруг заметил лежащее внизу тело с окровавленным лицом. Он сразу же побежал на вокзал и оттуда нам позвонил.

- На парапете или возле него были какие-нибудь следы?

- Видимых не было, а что там колдовал, что обнюхивал подполковник Гостюхин, я не в курсе, - с некоторой обидой доложил Казаков. - Да вот он и сам вылезает.

- Ну что там, Георгий? - пошел ему навстречу полковник.

- У нас все, - кивнул Гостюхин патологоанатому и, усмехнувшись, добавил: - А точнее сказать - ничего. Ничего интересного, Петр Васильевич.

- Всегда у тебя так, а позже выясняется обратное. Говори, не скромничай.

- Как вы, наверное, уже знаете, сей господин был застрелен. Но застрелен где-то в другом месте. Сюда его привезли и сбросили вниз мертвого. Это я могу судить по тому, что снег вокруг тела не нарушен. То есть как он упал, так и оставался лежать в нем, словно в футляре. Подтверждением этому может служить и отсутствие гильз. Во избежание претензий со стороны Коржа тело мы не трогали, но могу с уверенностью сказать, что стреляли в него не меньше двух раз. Одна пуля пробила грудь, а вторая, вероятно, осталась в черепе.

- Откуда же такие подробности? - хмыкнул Требунских. - Ведь тело вы не трогали?

- Не трогали, разве только чуть-чуть, маленько. Но к делу это не относится. А вот что показалось мне серьезным: во-первых, его ботинки! Я их забираю. Далее, пускай Захарыч промоет ему лицо. Мне оно показалось любопытным.

- Трудно с тобой, Георгий, - грустно пожаловался полковник. - Сведения из тебя выколотить сложнее, чем из самого матерого преступника.

- К сожалению, профессия не позволяет мне делиться своими предположениями. Но на некоторые вопросы сумею ответить уже через пару часов.

- Но на один ответишь прямо сейчас. Карманы убитого пусты?

- А как вы догадались?

- По твоим неуклюжим недомолвкам.

- Да, Петр Васильевич, пусты. А также нет ни часов, ни каких-либо перстней.

- Не поминай имя Божье всуе! - злорадно напомнил молчавший до сих пор Потехин. - Сдается мне, что наш "вальтер" все еще тявкает.

- Это будет известно только после того, как извлечем из черепа пулю, поправил Гостюхин. - А я вынужден откланяться. Вы не возражаете?

- Поезжай, и немедленно приступай к работе. Домой ты сегодня пойдешь только после того, как на своем столе я увижу результаты. И еще - если у тебя сегодня появится свободный эксперт, направь его ко мне.

- Свободных криминалистов у меня нет, не было и, к сожалению, не будет, - категорично заявил Гостюхин. - Но позвольте спросить, а за какой он вам надобностью?

- Да так, есть кое-какая задумка...

- И что только для вас не сделаешь. Не обещаю, но постараюсь, - садясь в машину, заверил Гостюхин. - Не забудьте посмотреть в глаза покойника.

- Не забудем, - пообещал Потехин. - А что у тебя за задумка, Петр Васильевич?

- Понимаешь, появилось у меня какое-то тревожное чувство, будто мы недостаточно хорошо осмотрели место вокруг первого трупа. Надо бы проверить. Взять радиус побольше и рыть поглубже. Ведь неспроста преступник выбрал местом казни кладбище.

- Согласен. Есть в этом деле что-то ритуальное.

- Возможно. А если так, то связано оно с девятью днями Скороходовой. Вот почему я не склонен решать вопрос с Уховым и Гончаровым так скоропалительно.

- Ты начальник, тебе решать. Но послушаем, что нам скажет главный потрошитель, - хмыкнул Потехин, глядя, как Корж неуклюже переваливает свое рыхлое тело через заградительный бордюр.

- Ничего смешного, господа офицеры, я здесь не вижу, - шумно отдуваясь, подошел он к ним. - Вместо того чтобы стоять и упражняться в остроумии, лучше бы помогли.

- Простите, Иван Захарович, я стоял спиной и не видел, - извинился Требунских. - Что там у вас?

- Мужчина примерно тридцати лет. Смерть наступила не менее суток тому назад, а возможно, и больше. Температура его тела полностью соответствует температуре окружающей среды, то есть семи градусам ниже нуля. Скончался он от контрольного выстрела в голову, а точнее, в лоб. Пулевое ранение в грудь сквозное, а вот контрольная пулька сейчас болтается где-то в его черепушке. Этого я не пойму. На первый взгляд, оба выстрела сделаны из достаточно крупного калибра, да и расстояние, с которого стреляли, минимальное. Тогда почему пуля не вынесла кусок его затылка? Вы уж извините, но эту задачу предстоит решить вам. Далее, никаких видимых наколок или следов ее выведения не обнаружено. А теперь бы я хотел, чтобы вы сами взглянули на личность убиенного парня. Мне кажется, что равнодушными она вас не оставит. Сейчас его достанут, а я покуда покурю и помою руки. Спиртика не желаете?

- Не желаем, Захарыч. Вы уж нас извините, только просьба у меня к вам великая.

- Не стоит извинений, я прекрасно понимаю, что эта самая пулька, засевшая у него в мозгах, дороже вам брильянта Орлова. Договорились, постараюсь, чтобы возможно скорее она легла к Гостюхину на стол. Он, сукин сын, с каждый днем ведет себя все хуже и хуже. Сегодня он снял с моего мертвеца куртку, сапоги и брюки, а завтра сымет нижнее белье и скальп. Я понимаю, что в этом заключается его работа, но надо же спрашивать! В конце концов, не в его, а в моем холодильнике клиент проведет свои последние дни. А вот он и сам, извольте взглянуть.

Театральным жестом маститого импресарио он откинул кусок грязной клеенки, и криминалисты увидели то, что и ожидали увидеть, - белое с трупными пятнами лицо молодого человека, удивительно похожее на физиономию первого трупа.

- Я не слышу бурного восторга, - обиженно воскликнул Корж. - Внуки Дзержинского, или вы вообще ничего не понимаете, или просто разучились проявлять свои чувства.

- С чувствами у нас все в порядке, - успокоил его Потехин. - Просто мы это знали, а точнее, предполагали. К сожалению, наши подозрения подтвердились. Вытащи все, что можешь, из этого парня. Вытащи и положи нам на стол.

- Как будет угодно, господа. За двадцать килограммов требухи я вам ручаюсь.

- Захарыч, перестань чесать языком! Ступай и работай, - приказным тоном повелел Потехин. - Сегодня твои хохмы плохо усваиваются. Васильич, каков дальнейший план работы? Может быть, заедем на кладбище? Нам по пути будет.

- Нет, сегодня кладбище отменяется по той простой причине, что скоро начнет темнеть. Вызывай Ухова и Гончарова, едем в контору. Надо все хорошенько обдумать и доложить в прокуратуру.

Полковник прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

- Ухов будет с минуты на минуту, - подъезжая к родной конторе, сообщил Потехин. - Гончарова же дома нет, а сотового он не имеет.

- Ладно, - после долгой паузы, уже заходя к себе в кабинет, откликнулся полковник. - Потрогаем Ухова, хотя мое впечатление таково, что верховодит в этой парочке Гончаров. Как говорится, он и вождь, и генератор идей. Посмотрим. Ты-то сам что по этому поводу думаешь?

- Оба хороши, и обоих их надо вздрючить.

- Да я не про то! - поморщился от досады Требунских. - Я ему про Ерему, а он мне про Фому! Я тебя спрашиваю, что ты думаешь о нашем последнем трупе?

- А что о нем думать? - шлепнувшись в кресло, удивился Потехин. - Тут даже этому самому Фоме неверующему все яснее ясного. Труп, найденный вчера утром на кладбище, назовем его господином X, и мертвяк, представленный нам сегодня, обзовем его господином Y, внешне очень похожи. Это дает нам основание предполагать их родство. Они могут быть братьями, а скорее всего, X доводится У отцом.

- Гена, у тебя на редкость стройное и аналитическое мышление! - криво усмехнулся Требунских. - Продолжай в том же духе.

- Не вижу тут ничего смешного. Далее, из устного заключения Коржа-потрошителя мы знаем, что господина Y убили не позднее двадцати четырех часов назад. Следовательно, имеем два варианта: либо их завалили вместе, либо раздельно. Папашу под каким-то предлогом заманили на кладбище и там грохнули, а сына, который мог быть свидетелем, прикончили чуть позже. Лично мне вторая версия нравится больше. Поехали дальше. И в первом, и во втором случае действовал один и тот же преступник. Об этом свидетельствуют идентичные выстрелы в голову. Но это еще не все. В первом случае преступник забыл забрать у убитого документы, и потому ему пришлось кончать ни в чем не повинного Стукалова. Это послужило ему уроком, второй труп, прежде чем сбросить вниз, он основательно обыскал, забрав даже крошки комариных экскрементов. Думаю, что мои слова в самом скором времени подтвердят эксперты.

- Не сомневаюсь, - устало согласился Требунских. - Мне не дает покоя кладбище. Не проходит ощущение, будто мы чего-то недоглядели. Так что прямо с утра берешь Казакова, эксперта и едешь на кладбище. У меня завтра неприятностями загружен весь день. Вряд ли мне удастся выскочить из кабинете даже на минуту. Что-то Ухова долго нет.

- Как это нет. Я здесь! - оскалив плотоядную пасть, в кабинет шагнул Ухов. - Добрый вечер, товарищи командиры.

- Не очень-то он и добрый, - подозрительно глядя на вошедшего, ответствовал Потехин. - А ты давно пришел?

- Минут десять назад, как и договаривались. В предбаннике дожидался, обаятельно улыбнулся Макс. - Не хотелось вам мешать.

- Значит, ты слышал весь наш разговор?

- Краем уха, - скромно соврал он. - Но я не специально, дверь была открыта.

- Ну ты и гусь, Ухов, - невольно рассмеялся Требунских. - Как тебе удалось войти к нам неслышно? У меня же там паркет скрипучий.

- Я об этом знаю и потому двигался на ножках своих лапчатых тихохонько. В обход, по стеночке, по краешку. Девочка-то ваша куда-то из приемной смылась, а я все-таки военный разведчик, а также капитан ОМОНа. Бывший.

- А сейчас черт знает кто! - подводя черту, резюмировал подполковник.

- Я протестую! Это обидные инсинуации, смахивающие на клевету. Я ведь тружусь в ЧОПе "Сокол", и, между прочим, не простым вышибалой, а заместителем Алексея Николаевича Ефимова.

- Могу представить себе, какие у вас подчиненные, - уже добродушно фыркнул Потехин.

- На пятьдесят процентов наши штаты состоят из ваших бывших работников, преимущественно офицерского состава, которым сидеть на полторы тысячи стало невмоготу, - вежливо парировал Ухов. - Вы позволите мне присесть? Или вы пригласили меня только для того, чтобы обсудить мой моральный облик? В таком случае я не смею вас больше задерживать.

- Хорошо трещишь, Ухов, складно, - похвалил Потехин. - Мы народ попроще, мы академиев не кончали, но посудачить с тобой желание имеем.

- Макс, не обижайся, при нашей работе требуется порой разведка, извинился Требунских. - Садись там, где тебе удобно, сейчас я напою тебя чаем, а заодно и сам выпью. Геннадий Васильевич не больно-то чаек жалует, предпочитает кофе с добавкой. Может быть, и тебе...

- Нет, спасибо, я еще на работе, оторвался на полчаса. Пользуясь случаем, хочу вас поздравить с блестящим завершением вчерашней операции. Это ж надо, за сутки выявить и повязать целых две преступных группировки!

- Не надо, Макс. Ты без меня прекрасно знаешь, что вышли мы на них исключительно благодаря случаю, а вот всех ли повязали - это еще вопрос. Не нравится мне Алексей Петров, их связующее звено.

- У вас какие-то трудности?

- А когда их не было? Но тут Петров ни при чем. Дело совсем иного рода. Только сейчас мы приехали с очередного происшествия. Может быть, ты о нем уже слышал и мне нет надобности повторяться?

- Если это касается убийства господина Стукалова, то Гончаров мне все рассказал, а если речь идет о речном порте, то я об этом слышал только в общих чертах.

- Ну, кое-какие подробности я тебе расскажу, хотя и сами мы знаем пока немного. В общем, так. Найден труп мужчины примерно тридцатилетнего возраста. Сам по себе этот факт не ахти какой, мало ли трупов мы находим в последнее время. Дело в другом. Он как две капли воды похож на нашего вчерашнего мертвеца, что лежал неподалеку от могилы твоей соседки Скороходовой. А кроме этой похожести, оба они были убиты одинаковым способом. И у обоих отсутствовали документы. Я к чему все это клоню, не догадываешься?

- Признаться, нет.

- Как у тебя обстоят дела с нашим подопечным, Виктором Скороходовым? Я нутром чую, что имеет он ко всему этому какое-то отношение. Пусть не прямое, но имеет. Ты помнишь, о чем я тебя просил?

- Конечно. Я регулярно его проверяю, звоню в дверь, но вся беда в том, что он не отзывается, а по словам соседки, с которой беседовал Гончаров, она не улавливает его присутствия с утра двадцать третьего. Обычно из его квартиры доносились пьяные голоса, ругань и тому подобные признаки безобразной жизни, а с двадцать третьего и по сегодняшний день в его квартире стоит мертвая тишина.

- Мертвая тишина, говоришь? - Полковник задумался, машинально помешивая остатки чая. - Значит, сегодня пошел пятый день, как он отсутствует? Это плохо. Может быть, имеет смысл взломать дверь?

- Я не вижу в этом никакой необходимости. Во-первых, случалось, что он и раньше не приходил домой неделями, а во-вторых, их квартира расположена как раз подо мной, и я безо всякого труда могу прыгнуть к нему на балкон и преспокойненько открыть балконную дверь, благо она держится у него на соплях.

- Что ж, это резонно, тем более что с людьми у меня перманентный и непроходящий дефицит. Тогда сделай это сегодня же и сразу позвони мне.

- Обязательно, Петр Васильевич, можете не сомневаться.

- Буду очень тебе признателен. Кстати, а что там поделывает твой уважаемый Гончаров? Какие полезные сведения, кроме тех, что ты мне сообщил, имеются у него в активе?

- Никаких особенных, да и заниматься этим делом он не собирается. К нему за помощью обратилась женщина, у которой недели две тому назад пропал семнадцатилетний сын. Этой проблеме он и решил целиком себя посвятить.

- Вот это правильное решение. Это как раз для него, - язвительно заметил молчавший до сих пор Потехин. - Тут никаких претензий у нас быть не может. Бог в помощь!

- Я непременно передам ему ваши искренние пожелания, - вставая, учтиво поклонился Ухов. - Да, чуть было не забыл! Людмила Яковлевна Наумова, та самая соседка, вспомнила, что до семьдесят девятого года в семье Скороходовых жила молодая женщина, которая приходилась старшему Скороходову какой-то родственницей, а возможно и дочерью. Куда она потом подевалась, никто толком сказать не может. Звали ее Алена, что, по моему мнению, может означать Елена.

- Это интересно. А что ты еще о ней знаешь?

- В том-то и дело, что ничего. Петр Васильевич, нельзя ли мне на всякий случай взять фотоснимок сегодняшнего портового трупа? Наверное, они уже готовы.

- Зайди к Гостюхину, я ему позвоню. Но зачем он тебе?

- На память. А если серьезно, то попробую показать его своим соседям. Если будут подвижки, я немедленно вам позвоню.

- Добро. Передавай привет Гончарову и скажи, что я не теряю надежды с ним встретиться. Привет семье, жду от тебя звонка.

- Ну и фактура! В дрожь бросает, - как только за Максом закрылась дверь, присвистнул Потехин. - Это ж надо было таким уродиться! Одна рожа чего стоит. В темноте встретишь - импотенция обеспечена.

- Не с лица воду пить, Гена, - набирая телефон криминалистов, наставительно заметил Требунских. - Не понимаю, почему ты на них так взъярился?

- А как же иначе? Ты у нас человек уравновешенный, доброжелательный, значит, во мне они должны видеть абсолютного антипода. Вот я и стараюсь, из кожи вон лезу! А ты им веришь до кончиков ногтей?

- Верить-то я им верю, но завтра с утра пошли Лихачева к этой самой Наумовой. Черт его знает, а вдруг ему удастся высосать из нее еще хоть капельку информации. Мало ли... То, что Ухов не врет, это факт, но недоговаривать он может. Например, я почти на сто процентов уверен, что его ненаглядный Гончаров притащился вместе с ним и сейчас сидит в каком-нибудь укромном уголке и дожидается, когда мы сольем Ухову нашу скудную информацию. Но все это второстепенно. Признаться, меня крайне заинтересовала эта невесть откуда выплывшая Алена-Елена. Здесь есть над чем подумать. Судя по словам Макса, семья Скороходовых до смерти кормильца жила далеко не бедно. Как я понял, у них в большом ассортименте водились антиквариат и деньги. Откуда это уже вопрос другой. Я хочу сказать, не мог же Виктор, какой бы он ни был алкаш, все это добро просадить за полгода.

- Васильич, это вопрос спорный, и каждый конкретный случай требует индивидуального подхода, - наморщив лоб, серьезно заявил Потехин. - А как ты считаешь, сегодня мы с тобой заслужили по чашечке кофе со сливками три звездочки?

- Нет, Гена, сегодня мы этого не заслужили. Так вот, не мог он за такой короткий срок разбазарить целое состояние, а значит, оно где-то и кем-то припрятано. Кем? Не знаю, но, уж конечно, не самим Виктором, скорее всего, от него-то оно и спрятано. Где? Этого я тоже не знаю. Не из-за кубышки ли весь сыр-бор загорелся? Не из-за этого ли началась натуральная война, принесшая уже три трупа? А сколько их будет еще. И этот чертов "вальтер", сдается мне, еще даст о себе знать. И его, поверь моей интуиции, надо искать где-то поблизости со спрятанным антиквариатом. Ты хочешь мне возразить?

- Нет, напротив. Но я немного удивлен вдруг забившим из тебя буйным фонтаном воображения. Мы знаем друг друга уже больше двух десятков лет, а я и не предполагал, что в таком реалисте, как ты, проснется вдруг художник.

- Спасибо за откровенность. Наверное, я действительно зарвался. Убедил. Исправлюсь. А вот и Георгий! Чем обрадуешь?

- Не знаю, понравится вам это или нет, - начал Гостюхин неуверенно, но при первом же беглом исследовании выявился следующий факт: смесь песка и глины, извлеченная нами из подошв обуви потерпевшего, идентична кладбищенскому грунту. Письменное и более обстоятельное заключение я смогу дать вам несколько позже.

- Пока нам достаточно и того, что ты сказал. Хочешь чаю?

- Нет, побегу, там еще уйма дел. Петр Васильевич, фотографии Ухову я отдал, а что касается свободного эксперта, то тут напряженка. Если на завтра...

- Вот именно, завтра с утра он и может понадобиться. Пусть сидит и ждет звонка. Не хочу его напрасно гонять.

Глава 9

Пожелав Максу удачной и продуктивной встречи с милицейским начальством, я загнал машину в укромное местечко, подальше от любопытных глаз, и приготовился как следует пошевелить извилинами своего изможденного мозга. Я напрягал эту одряхлевшую ветошь до посинения, но все было напрасно; либо мой биокомпьютер совсем сдал, либо ему не хватало какой-то пустяковой детали, малозначительного факта. Вся имеющаяся у меня информация крутилась какой-то чертовой малопонятной каруселью. И вся эта карусель хаотично вертелась вокруг кладбища.

Вчерашнее утро. Памятник на могиле Скороходовой. Торчащая из свежевырытой ямы рука. Приезд милиции. Разговор с Шавриной. Макс рассказывает о гонках за автомобильными ворами и схватке в деревне. Могильщик Володченко и труп Стукалова. Разговор с Наумовой. Встреча с Шавриной. Гараж, а в нем несметные сокровища и непонятного назначения шурф с коленом, уходящим вправо.

Все это проносилось перед глазами быстро и отчетливо, но никак ни один фрагмент не желал цепляться за другой и тем паче складываться в более-менее логичную картину. Однако я твердо знал, что все эти детали связаны между собой какими-то невидимыми, но крепкими нитями. Может быть, только ограбление зубного кабинета и банда угонщиков проходили мимо. Все остальное должно было как-то состыковаться, но как? В конце концов плюнув на все, я отключился в тайной надежде на то, что Макс подбросит новую пищу моим гениальным, непревзойденным, уникальным мозгам, и тогда-то я выдам по полной программе резюме.

Приободренный такой замечательной перспективой, я потихонечку открыл бардачок и немного себе позволил, тем самым предоставив Ухову разбираться с правилами дорожного движения и утомительными инспекторами. Он вернулся удивительно быстро и некстати, когда я уже хотел повторить процедуру своего грехопадения и опуститься еще на одну ступеньку вниз.

- Ежели Гончаров пересел на пассажирское место, значит, с ним все ясно, - были его первые слова, но по интонации я понял, что он пребывает в наилучшем расположении духа и готов простить меня прямо в зале суда.

- Ничего тебе не ясно, - недовольно проворчал я. - Просто мне подумалось, что ты водишь машину гораздо лучше, нежели я. Как настоящий профи.

- Ну это-то и козе понятно, - без лишней скромности согласился он.

- А ты прямо цветешь и пахнешь, не иначе как Требунских открыл тебе тайну гибели Атлантиды, а Потехин пожаловал титул великого магистра мальтийских рыцарей. Рассказывай, новоявленный масон, какую информацию тебе удалось у них крысануть.

- Скорее наоборот. Они выдавили из меня больше, чем я из них. Но все же кое-что мне удалось у них позаимствовать. Для начала держи портрет того парня, которого сегодня нашли за речным портом. Он тебе никого не напоминает?

- Как же, как же! - не смог скрыть я удивления. - Да это же натуральная копия того мужика, с которого у нас начались неприятности. И дырка во лбу почти в том же самом месте, может, на сантиметр выше. Ничего не понимаю.

- Не переживай, это у тебя давно началось, - с некоторым садизмом успокоил он. - Приглядись внимательней, Иваныч. Этому парню лет тридцать, а его двойнику под пятьдесят. У того веки полуприкрыты, а этот таращится на ствол как баран на новые ворота. Скорее всего, это отец и сын.

- Очень близко к истине, - не мог не согласиться я с его предположением. - Похоже, не я, а ты у нас гений!

- Ага, кукушка хвалит петуха... Самое интересное то, что на его ботинках обнаружены частицы кладбищенской земли, тогда как сам-то он найден возле порта, а это расстояние никак не меньше пяти километров. Но и это еще не все. Твой лепший кореш, Иван Захарович, указал предварительное время его смерти. Ты представляешь, когда его убили?

- Представляю, чай, не круглый дурак, наверное, в то же время, что и отца.

- Какой ты сообразительный, Иваныч, прямо душа за тебя радуется.

- А у меня за тебя и поет, и радуется, - незамедлительно вернул я комплимент. - И во что тебе обошлась эта информация?

- Пустяки, я расплатился твоим разговором с Людмилой Яковлевной Наумовой. Правда, я дипломатично промолчал о существовании Рихарда Наумова, но Алену назвать пришлось. Невелика потеря, все равно они завтра собираются опросить моих соседей.

- Вот и накладка получится. Вроде ты в своих интересах его скрыл.

- Почему же скрыл? Не скрыл, а малость запамятовал. Всяко бывает. Не рычи, Иваныч, у меня еще два сообщения, и оба достойны твоего царственного внимания. Представляешь, сам генерал генеральшин, господин Требунских, попросил меня о маленьком одолжении, а именно: сегодня же посмотреть на квартиру Виктора изнутри и результаты сообщить ему лично. И далее. Сидя в его приемной, я совершенно случайно услышал, что полковник намерен повторно осмотреть место преступления возле могилы Скороходовой. Буквально дословно он заявил следующее: "Мне не дает покоя кладбище. Не проходит ощущение, будто мы чего-то недоглядели".

- Ну и что? - простодушно спросил я. - Мы-то здесь при чем?

- Понимаешь, Костя, насколько я его знаю, это надо намотать на ус. Если он это сказал, значит, здесь, вернее, там, на кладбище, что-то есть. Вот я и думаю - а не подъехать ли нам туда же, только пораньше? Часиков в восемь утра?

- До утра еще дожить надо, - неопределенно ответил я. - Рассвет нынче поздний, и в восемь ты там ничего не увидишь. А вот часов в девять...

- Принимается, - на полуслове прервал он меня, соглашаясь. - Сейчас куда едем?

- Выполнять приказ господина полковника. Должны же мы хоть как-то, хоть чем-то отработать долг за полученные от него сведения.

* * *

Пока Макс, проделывая акробатические трюки, проникал в квартиру Виктора, я терпеливо ждал возле двери, думая о том, что сегодня мне еще предстоит работа, надо выполнить поручение Любови Иннокентьевны Шавриной. Тем более, что она в качестве аванса сунула мне в карман махонькое женское колечко совершенно чудной работы. Нет, я, конечно, не хотел, но она настаивала с таким жаром и говорила такие удивительные слова о красоте моей жены, что я в конце концов не устоял и сдался.

Макс мне открыл тогда, когда я уже придумал, в каком месте и каким образом я разобью несчастную "копейку" Шавриной. По его округлым глазам я сразу же понял, что он обнаружил в доме нечто из ряда вон выходящее.

- Входи, - негромко позвал он таким тоном, будто собирался показать мне либо райские кущи, либо десятый круг ада.

В облезлой, обшарпанной передней, при тусклом свете умирающей лампочки творился форменный бедлам. Нет, разбитой посуды, покалеченной мебели или вспоротых перин я не увидел по той простой причине, что подобной роскоши здесь просто не имелось. Единственное, что пока оставалось на виду, так это обои. Клочьями сорванные со стен, они в беспорядке закрывали весь пол. То же самое творилось и в другой комнате, а на кухне, кроме всего прочего, был отколот весь кафель. Но и этого чьим-то хлопотливым рукам показалось мало. В некоторых местах они до самого кирпича отбили даже штукатурку. Неужели соседи ничего не слышали? Или просто привыкли к хмельному загулу, шуму и грохоту? Однако не следы погрома встревожили меня. Насторожил едва уловимый, но ни с чем не сравнимый знакомый привкус тления и смерти.

- Максушка, а Нина Петровна перед похоронами не того?.. - на всякий случай поинтересовался я. - В смысле, не начала подпахивать?

- А почему ты об этом спрашиваешь? - удивленно посмотрел он.

- Ты ничего не чуешь?

- Вот теперь чую. Нет, она была сухонькая. Ё-мое, а где же труп?!

- Вот и я о том же. В квартире, кроме лежака и голой железной койки, ничего нет, а значит, и труп прятать негде. Чепуха какая-то.

- Может, его унесли? - выдвинул он совершенно бредовую идею.

- Очень умно. Кроме тебя, на такую глупость никто не способен. По-твоему получается, что человека замочили, дали ему время хорошенько протухнуть, а только потом утащили под корягу. Не убийцы, а какие-то сомы или стервятники.

- Подожди, Иваныч, кажется, я все понял. - Наморщив свой неподражаемый нос, Макс пошел на запах. - Точно, он на антресоли! Посмотри-ка.

Присев на корточки, он подставил мне спину. Взгромоздившись на нее, я приоткрыл дверцы и тут же их захлопнул, настолько сильна была вонь, смердящим кулаком шибанувшая мне в нос. Спрыгнув на пол, притупляя рвотный рефлекс, я тут же закурил.

- Ну что там? - с легким сарказмом спросил Ухов. - Поплохело?

- Ну что ты, - жадно затянувшись, ответил я. - Сказочное амбре! Рекомендую.

- Обойдусь. Верю тебе на слово. Кто там лежит?

- Откуда мне знать? Сам посмотри. Какой-то труп с пегой лысоватой головой, а изучать его подробнее у меня не было никакого желания. Предоставляю это тебе.

- Не надо, я уже знаю: если лысоватый и с пегим волосом, значит, это Витька.

- Похоже, он и есть.

- Что ж, если Витька, то туда ему и дорога. А какие сволочи невоспитанные: замочить замочили, а окна не открыли. Хоть бы о людях подумали, мокрушники долбаные. В квартире ведь градусов под тридцать. Когда же его ухлопали, что он так завонял?

- Когда ты видел его в последний раз?

- Кажется, я тебе уже говорил - на поминках после похорон, двадцатого числа.

- А сегодня кончается двадцать седьмое. За это время, да при такой влажности твой Витя вполне дозрел. Впрочем, если тебя интересуют вопросы судебной медицины, то обращайся к доктору Коржу.

- Ладно тебе. Посиди тут, покарауль, а я домой сбегаю, позвоню Требунских.

Да, такого поворота событий я ожидал меньше всего. Где-то подспудно в моей голове назревала мысль, что Стукалов и неопознанные трупы дело рук Скороходова. Теперь же полный пассаж и сумятица. Правда, еще остается призрачная надежда на не менее призрачную Алену, но это уже чистой воды фантазия. Собственно говоря, почему я вообще стараюсь привязать эти трупы к дому Скороходовых? На каком основании? Только потому, что труп был обнаружен вблизи могилы Нины Петровны? Так это еще ни о чем не говорит. Или потому, что орудовали "вальтером"? Но мало ли у кого мог быть этот "вальтер". Например, у сына Шавриной он тоже имелся, правда, другого калибра. У него был, а у Скороходова как раз его могло и не быть. Так что полная ерунда получается, господин Гончаров. Как говорится, это все ваши смешные фантазии.

- Полковник с оперативной бригадой уже в пути, - вернувшись, сообщил мне Макс. - Я думаю, что не в наших интересах...

- Намек понял, улетучиваюсь, - заторопился я к выходу. - Позвоню тебе через пару часов. Больше всего меня интересует предварительное заключение судмедэксперта. И конечно же каким способом его умертвили.

- Слушаюсь, товарищ генерал, не извольте беспокоиться.

- Пока, дышите глубже, и желательно ноздрями, вы не в розарии!

* * *

Оставшись один, Ухов вышел на балкон, потому как находиться в комнате было делом противным. Первыми прибыли Трибунских с Потехиным в сопровождении оперативной бригады. В общей сложности в передней собралось шесть человек. Бегло оглядев все углы и укромные места, Потехин вопросительно взглянул на Ухова:

- Ты что? Поиграть с нами решил? Где твой обещанный труп?

- Там. - Кивнув на антресоль, Ухов коротко пояснил: - Под потолком хранится. Разве вы запаха не почувствовали?

- Почувствовал, но ничего не увидел. На антресоли, говоришь? Тогда дождемся медиков. А ты, Олег, можешь приступать к работе. Вахидов, начинай опрос соседей. Петр Васильевич, пойдемте на балкон, дышать невозможно.

- А что, Макс, Гончаров давно сбежал? - спросил Требунских.

- Какой Гончаров? - вылупив от удивления глаза, изобразил недоумение Ухов и даже осмотрелся по сторонам. - Я не понимаю, о чем вы говорите!

- Когда поймешь - будет поздно, - мрачно пошутил Потехин.

- Не надо, Геннадий Васильевич, - с трудом сдерживая смех, остановил его полковник. - Он же от усердия сейчас с балкона вывалится. Ухов, коли врать не умеешь, так не берись, а тем более не учись, все равно у тебя ни черта не получится. Подними-ка свою лапчатую ножку да покажи мне подошву.

- Примерить мой сапожок хотите? - осведомился Макс, послушно задирая свою медвежью лапу.

- Так-так, на твоей подошве ясно и четко просматривается поперечное рифление, на обрывках обоев оно тоже присутствует, однако здесь виден еще один след, и тоже свежий, но рисунок рифления в елочку, да и размером он на порядок меньше. Ты ухватил мою мысль? Только не говори нам, что вторые сапоги ты надевал себе на руки, все равно мы в это не поверим. Итак, когда сбежал Гончаров?

- Минут пять тому назад, - потупился, как первоклассник, Ухов, и это выглядело довольно комично.

- Матушка-заступница! - захохотал Потехин. - Да ведь военный разведчик покраснел!

- Медики приехали! - отвлекая внимание от своей персоны и тыча пальцем вниз, радостно закричал Макс. - Смотрите, врачиха и санитар! А где же второй?!

- Второго не будет, - входя в квартиру, ответила женщина средних лет, ранее Максу незнакомая. - Мы с Сергеем на домашнем дежурстве. Вызовов сегодня много. Господи, Петр Васильевич? Здравствуйте, я сразу-то вас не узнала. Но почему вы сами? Дело серьезное?

- Достаточно серьезное, Вера Павловна. Очень жаль, что вы с одним санитаром. Труп нужно снимать с антресоли.

- Ничего, я баба здоровая, как-нибудь управимся. Олег, вы его уже осмотрели? - обратилась она к криминалисту. - Мне можно приступать?

- Я его не смотрел, вас дожидался. Не знаю, как нам быть, да и что я там наверху увижу? Надо его стащить вниз. Вы отойдите, мы с Сергеем его снимем.

- Остались на Руси рыцари, - улыбнулась врачиха, пятясь на балкон.

- А как же, мадам! - галантно выступил вперед Ухов. - Остались, и великое множество. Куда вам лучше его сгрузить? В коридор или на кухню?

- Лучше на кухню и прямо на носилки.

Соорудив из носовых платков нечто похожее на хирургические маски, три отважных рыцаря начали операцию. Первым делом Макс привязал ноги соседа полотенцем, а Олег, действуя с противоположной стороны, то же самое проделал с руками. Проверив надежность растяжки, Макс понемногу начал вытягивать мертвеца на себя, Олег же при этом стравливал свой конец. Все шло гладко и замечательно. Покойник выдвинулся наружу больше чем наполовину, и Сергей уже собирался его подхватить, когда неожиданно из рук Олега выскользнул страховочный конец. Свободный мертвец, шлепнувшись спиной об пол, удобно пристроил голову на ступнях у Макса и жестоко засмердел, словно мстя ему за все перенесенные обиды. Негромко, но явственно выругавшись, Ухов отскочил в глубь кухни.

- Ну что же вы, мальчики, так неаккуратно? - укоризненно пропела врачиха.

- Он лучшего не заслуживает, - проворчал Ухов, проскальзывая на балкон.

- Вытащили? - спросил его Потехин. - Огнестрельное?

- Нет, - закуривая, мотнул Макс головой. - "Галстучник", шнуром удавили. У него такое роскошное жабо красуется, любой индюк позавидует.

- Примерно когда наступила смерть?

- Геннадий Васильевич, вы это у меня спрашиваете? - отбрасывая окурок, довольно едко спросил Ухов. - Простите, но мы медицинских академиев не кончали.

- Извини, я в самом деле чего-то не того... А ты уж сразу!...

- А что сразу! Что сразу! - сорвался всегда выдержанный Ухов.

- Перестаньте ругаться, мужики. Пока можно предположить, что его смерть наступила не позднее сорока восьми часов назад, - примиряюще заявила судмедэксперт.

- Не позднее сорока восьми... А не раньше?.. - спросил полковник.

- Вообще-то можно говорить о пяти и даже десяти днях.

- Однако, Вера Павловна, точностью вы нас не балуете.

- Для вашей же пользы, Петр Васильевич, чтобы не вводить вас в ненужное заблуждение, - парировала эксперт. - Поработаем с трупом по науке - скажем точнее.

* * *

Оставив машину на стоянке, я нанял такси и в считанные минуты добрался до знакомого гаража. Слава богу, в соседних боксах никого не было, только в самом конце ряда сквозь неплотно прикрытые ворота пробивался свет и слышался гогот веселящихся мужиков. Нисколько не заботясь о своей репутации, я открыл замок и проскользнул вовнутрь. Первое, что я сделал, так это свинтил внутренние шпингалеты и монтировкой изуродовал крепежные отверстия ворот как изнутри, так и снаружи. Затем устроил легкий кавардак на полках и только после этого забрался в машину. "Копейка" завелась с первого раза. Посмотрев на датчик, я решил, что такое количество бензина может сослужить плохую службу. Не поленившись, я слил из бака около двадцати литров и выехал из гаража. Потом педантично закрыл ворота и накинул на проушины заранее перепиленный замок, а отломанные головки болтов раскидал невдалеке. Конечно, все мои уловки любая техническая экспертиза раскусила бы с первого раза, но для замысла Шавриной они вполне годились.

Место аварии, на мой взгляд, я выбрал удачное. Довольно крутой стометровый отрезок дороги резко поворачивал налево, а прямо, в двадцати метрах от проезжей части, расположилась какая-то строительная фирма с бетонным забором. Это меня устраивало вдвойне: во-первых, я как следует разобью машину, а во-вторых, пробудившийся от грохота стражник тут же сообщит об этом в милицию. Главное, чтобы машина при ударе не загорелась, иначе все мои труды пойдут прахом. Неизвестно, когда гаишники определят ее номер и будут ли определять вообще. Но кажется, остатки бензина я выработал полностью, по крайней мере, стрелка датчика прочно и недвижимо застыла на нуле. Ну, с богом!

"Машину жалко, - подумал я, подталкивая ее к кончине, - ей еще бегать да бегать".

- А я и побежала! - ответила "копейка" и, набирая скорость, покатилась вниз, прощаясь рубинами глаз.

Удар был впечатляющим. Сторож выскочил сразу же. Пожара не произошло, задерживаться долго на месте аварии было опасно, и я скорым шагом двинулся в сторону основной дороги. Мавр сделал свое дело, и Дездемона может спать спокойно.

В десять я явился домой и первым делом позвонил Шавриной. Отчитавшись о проделанной работе, я тут же набрал телефон Ухова и узнал от него много полезных вещей. Например, о том, как на него упал удавленный покойник, о том, что ему, как идиоту, пришлось тащить его до машины, и о том, что в данный момент он стоит в трусах и собирается лезть в ванну, поскольку весь провонял тухлой мертвечиной и его родная "кастрюля" грозится прогнать непутевого муженька на улицу. Что же касается времени смерти Виктора, то диапазон настолько широк, что едва умещается в недельный отрезок. Единственное, что я почерпнул полезного из нашего беспредметного разговора, так это то, что смерть его наступила не позднее сорока восьми часов назад. А это означало, что двадцать пятого декабря до десяти часов вечера Виктор мог еще быть живым. Смерть же неопознанного господина, которого мы с Уховым обнаружили на кладбище, наступила двадцать шестого между двумя и тремя часами ночи, то есть Виктор не имеет к нему никакого отношения, к тому времени он уже был задушен.

Пожелав Максу приятного омовения, я собрался поговорить еще с одной особой, но гневливо-ядовитый голос жены остановил меня на полпути.

- Подожди, благоверный! - Выдернув из моих рук телефонную трубку, она с раздражением бросила ее на аппарат. - Подожди, солнышко ясное! Ответь мне на один вопрос: долго это будет продолжаться или когда-нибудь кончится?

- А что должно продолжаться и что кончиться? - спросил я, ровным счетом ничего не понимая.

- Ах вот оно что! Ты даже не знаешь! - Пританцовывая на месте, она агрессивно тыкала мне в лицо острый ноготь. - Ты даже не помнишь того, что я говорила тебе вчера вечером!

- Ой! Совсем закрутился. - Изобразив крайнюю степень отчаяния, я молитвенно сложил руки и встал на колени. - Прости подлеца, но я исправлюсь!

- У подруг мужья как мужья-а-а, все с женами пришли-и-и... - вдруг завыла Милка. - Только я одна-а-а, как ду-у-ра-а-а, сидела-а-а. Сволочь ты, Костя!... Что я есть, что меня не-е-ет, скоти-и-и-на-а-а! Тебе бы только со мной переспа-а-а-ть да еще по-о-ожра-а-а-ть...

Неизвестно, сколько бы продолжалось страдание обманутой Медеи, не вспомни я про кольцо, врученное мне еще утром милейшей Любовью Иннокентьевной Шавриной.

- Душечка, миленькая, ну как ты могла обо мне так плохо подумать? глядя в зеркало на свою иезуитски лживую рожу, опротестовал я ее вой. - Я денно и нощно только о тебе и думаю, только ради тебя и живу. Вот и сегодня, дабы сделать тебе приятность, я вынужден был с утра и до поздней ночи трудиться, как ломовая лошадь, с одной только целью - порадовать мою лапусю подарком. Посмотри-ка, разве эта вещица не перетягивает никчемного времяпровождения с твоими глупыми гусынями?

По тому, как по-кошачьи зорко сверкнули ее зрачки при виде крохотного ограненного сапфира, я понял, что победил и вновь прочно сижу на коне.

- Это мне? - заикаясь на манер Клары Новиковой, нарочито робко и застенчиво протянула она руку. - Нет, это правда мне?

- А то кому же! - Чуть грубовато и снисходительно я вложил ей в ладонь украшение. - Или ты думаешь, что я для соседки старался?

- Боже мой, какое чудо! - рассматривая скань перстенька, зашлась она в восторге. Наверное, так же вождь племени мумба-клумба пожирал глазами впервые увиденный "АКМ". - Костя, ты у меня просто прелесть. А можно я его примерю?

Это была уже чистой воды игра, но я ее поддержал.

- Графиня, ну кто же в засаленном халате прикидывает такой презент? Ты спервоначала помой уши, руки, нацепи юбку и туфли, а только потом покажись мне и папане.

Как ветер она умчалась в спальню, а я вернулся к прерванному занятию и набрал нужный мне телефон. Не отвечали довольно долго, но в конце концов я их достал.

- Костромская слушает, - ответил мне приятный, немного грассирующий голос.

- Добрый вечер, заранее извините за поздний звонок, - галантно начал я. - Мне бы хотелось услышать Екатерину Георгиевну. Это возможно?

- Вы ее уже слышите. Представьтесь, пожалуйста.

- Константин Иванович Гончаров, вы меня не знаете.

- Это я уже поняла, - с легкой насмешкой уведомила она. - Чем же я обязана Константину Ивановичу Гончарову? Какая возникла надобность звонить мне после десяти?

- Видите ли, уважаемая Екатерина Георгиевна, я в некотором роде занимаюсь частной практикой. Сказать, что я частный детектив, это много...

- Я понимаю, нельзя ли поконкретней?

- Могу ли я завтра с вами встретиться? - набравшись смелости, выдохнул я.

- А почему бы и нет? Позвоните моему секретарю, она назначит вам день и время.

- Но это личный вопрос.

- Свои личные вопросы я решаю только со знакомыми мне мужиками, хамовато ответила она. - А в чем, собственно говоря, дело?

- В вашем отце, - злясь на нее, а заодно и на себя, резко сказал я. Точнее, в его смерти. Кажется, он погиб при весьма загадочных обстоятельствах?

- Я не собираюсь это обсуждать с незнакомым мне человеком. Извините.

Она положила трубку. Грязно выругавшись, я сделал то же самое.

- Костя, с кем ты так грубо разговариваешь? - заплывая в комнату, задушевно пропела Милка. - Ну и как я тебе?

- Прекрасно, - буркнул я и, мельком глянув на свою расфуфыренную чучундру, понял, что еще лет пять в тираж она не выйдет. - Просто восхитительно! - с чувством добавил я и просунул руку меж диванными подушками. Бутылки не было! - Потрясающе, но будет еще лучше, если ты вернешь мне мою заначку. В противном случае мы с тобой продолжим разговор в суде.

- Костя, ну как ты мог такое подумать! - искристо возмутилась она. - В холодильнике твоя заначка. Сейчас я накрою на стол, и мы в кои-то веки все вместе поужинаем. Еще днем я зажарила курицу, именно так, как ты любишь. Кстати, Костя, от тебя воняет какой-то тухлятиной. Пока ты примешь ванну, я все устрою.

Однако отведать эту самую курицу мне было не суждено. Не успел я выйти из ванной, как запел телефон, и грассирующий голос попросил к телефону мою персону.

- А в чем дело? - довольно грубо спросил я. - Кажется, мы уже поговорили.

- Простите, Константин Иванович, но я не могла с вами разговаривать, пока не навела о вас справки, - как-то испуганно извинилась она. - Вы не могли бы подъехать ко мне прямо сейчас? Это звучит несколько необычно, но, тем не менее, это так.

- Девушка, свои личные вопросы я привык решать только со знакомыми дамами, - с плохо скрываемым удовольствием напомнил я ее беспардонность.

- А если я сама за вами приеду? - пропустив мимо ушей мою колкость, наседала она. - Вы сможете отлучиться хотя бы на полчаса?

- Нет, милая, в моей душе царят мир и согласие, а в холодильнике потеет водка.

- Это не проблема, в моем баре вы найдете все, что только можете пожелать. Вы разбудили спящую собаку, и она не успокоится, пока с вами не поговорит.

- Ладно, будем считать, что вы меня уговорили. Давайте ваш адрес. Так и быть, прибуду через двадцать-тридцать минут.

Занимая просторную трехкомнатную квартиру, Екатерина Георгиевна жила одна. Понять это было нетрудно, взглянув на вешалку, где сиротливо болтались довольно дорогая женская шуба, меховой плащ и дамская сумочка. Несмотря, на занимаемый высокий пост, женщиной она оказалось молодой и к тому же красивой. Невысокая, кареглазая, подвижная как чертик, она мне сразу понравилась. Помогая снять мне куртку, она привстала на цыпочки и, наверное, случайно ткнулась в меня своими крепенькими грудями. Не скажу, чтобы я поспешил отстраниться.

Проводив меня в комнату, где уже был накрыт столик, она на несколько минут вышла по своим делам, тем самым предоставляя мне возможность спокойно осмотреться и пообжиться в ее скромной обители. Впрочем, монашеской кельей эту роскошную комнату можно было назвать с большой натяжкой. Разглядывать и оценивать все это богатство молодой нуворишихи желания у меня не было, тем более здесь не имелось того, что я рассчитывал увидеть. Немного разочарованный, я уселся в кресло и с интересом углубился в изучение водочных этикеток. За этим шкодливым занятием она меня и застала.

- Зачем же смотреть, Константин Иванович? Нужно наливать и пить, устраиваясь напротив, премиленько улыбнулась она. - Но прежде всего я хотела бы вас спросить, почему вы заинтересовались моим отцом и откуда у вас такая информация?

- Давайте оговорим сразу. Вашего отца я не знал. Информацией меня никто не снабдил. Занимаясь совершенно другим делом, я случайно столкнулся с кое-какими деталями касательно вашего отца и чисто гипотетически вывел версию о том, что умер он не своей смертью. Ответьте мне, это так?

- Да, мне его смерть тоже показалась странной...

- Молчите! Он умер у себя в гараже?

- Да, но, может быть, вы мне объясните, что все это значит.

- Вы не будете возражать, если сначала вопросы буду задавать я, а потом вы?

- А разве вы предоставляете мне право выбора? Принимаю ваше условие, если вы и впрямь намерены пролить свет на загадочную смерть отца. Он ведь был моим единственным родным человеком. Мама умерла в тот самый момент, когда на свет появилась я. Так что вы можете представить, что он для меня значил. Спрашивайте.

- Он умер у себя в гараже от выхлопного газа?

- Именно такое заключение дала экспертиза.

- Кто первым обнаружил его тело?

- Я, - ответила Костромская и задумалась, то ли вспоминая, то ли, напротив, отгоняя тяжелые воспоминания. - Я подождала его до двенадцати часов, а потом отправилась в гараж. Но папа был уже мертв.

- В машине он находился один или с дамой?

- Нет, с дамой он предпочитал встречаться дома. Так его попросила я.

- Почему вы пошли в гараж? Вас что-то встревожило? Неужели он никогда не задерживался на работе или с друзьями?

- Почему же, бывало, что и задерживался, но в этом случае всегда мне звонил. А в гараж меня потянула не только тревога. Видите ли, папа довольно часто, загнав машину в гараж, позволял себе рюмочку-другую, а иногда и целую бутылку. Так было и в тот раз, ставший для него роковым. Почти пустая бутылка валялась на поляке, а на пассажирском сиденье была разложена почти нетронутая закуска.

- Тогда почему же его смерть показалась вам странной?

- Видите ли, у меня в то время уже были машина и гараж неподалеку. Так вот, именно папа не раз настойчиво напоминал мне об опасности, которую таит в себе закрытый гараж и работающий двигатель. Вот поэтому-то мне и не верится во все то, что с ним произошло. Не мог он там сидеть и спокойно пить водку.

- Как вы открыли ворота гаража? Или они были открыты?

- Нет, когда я подошла, ворота и дверца в них были закрыты изнутри, но навесного замка не было. Это меня встревожило, хотя шума работающего двигателя я не услышала. Я открыла дверцу своим ключом и чуть не свалилась на месте, настолько плотна была загазованность. Чуть передохнув, я заскочила в гараж и одним рывком открыла внутренние запоры, а потом и обе створки ворот. Ожидая, пока гараж проветрится, еще с улицы я поняла, что папа мертв. Когда я открыла машину, он вывалился мне на руки, и он был уже холодный.

- Холодный? - удивился я. - Почему, ведь на улице должно было быть довольно тепло. К тому же он находился в машине. Когда это произошло?

- Пятнадцатого января, и вы ошибаетесь, погода стояла довольно холодная.

- Сейчас декабрь... Значит, это произошло год назад? - поделился я своей гениальной догадкой. - А гараж вместе с машиной вы продали недавно?

- Именно так. А почему это вас так удивляет?

- Нет, просто в таких ситуациях стараются обычно поскорее избавиться от всего того, что стало причиной смерти родного человека.

- Наверное, вы правы, но у меня не было времени, я только-только становилась на ноги. Так что до продажи машины у меня не доходили руки.

- Где и кем работал ваш отец? Были ли у него враги или, мягче говоря, недруги?

- В том-то вся штука, что работал он простым мастером по формовке кирпичей в частной фирме "Силикат", а каких врагов может иметь рабочий, пусть даже мастер.

- Странно, что при такой дочери он работал на столь непрестижной работе.

- Это уже его принципы. Как я ни билась, он не хотел иначе. Жениться вторично он тоже не желал, хотя годами был вам ровесник. Но слабый пол уважал и никогда не упускал того, что плохо лежит.

- Это свойственно нашему возрасту, - многозначительно посмотрел я на хозяйку. - Скажите, Екатерина Георгиевна, а у вашего отца не могло быть каких-то накоплений, которые бы он хранил не совсем традиционным образом, например в кубышке?

- Ну что вы, - грустно улыбнулась она. - У него вообще никаких накоплений никогда не было, ни на книжке, ни в банке, ни тем более в кубышке. Да и откуда им было взяться? Двадцать три года он ставил меня на ноги. Единственным его богатством были его машина и гараж. То, что вы здесь видите, приобретено мною уже после его смерти. Давайте его помянем, а потом расскажете мне, каким образом вы вышли на этот случай и чьих это рук дело.

- Помянуть вашего отца мы помянем, но обо всем остальном говорить пока преждевременно. Сначала я должен все хорошенько проверить.

- Нет, Константин Иванович, так не бывает. - В ее глазах промелькнула злая искорка, а в голосе послышался звон булата, и я поверил, что такая дама всего добьется исключительно благодаря своей воле. - Вы немедленно сообщите мне имя подозреваемого человека, а все остальное вас не касается.

- Касается, Екатерина Георгиевна, - обезоруживающе улыбнулся я. Касается, и даже очень. Не могу я ставить под удар человека, которого и сам-то толком не знаю. Не могу и не имею на то права. Дайте мне недельный срок, и тогда, вполне возможно, я выдам вам результат. Но сначала расскажите, с кем из соседей по дому, по гаражу он общался, кто были его друзья по досугу, на работе. Словом, с кем я могу о нем доверительно переговорить.

- Придется с вами согласиться, мне с моим характером и потенциальными возможностями лучше в такие игры не играть.

- Я рад, что вы это понимаете. Итак, я вас внимательно слушаю.

- В доме ни друзей, ни того, кто бы с ним общался, у него не было. На работе он сдружился с технологом Карпенко Николаем Леонидовичем и нередко притаскивал его домой. Самым близким и верным его товарищем был институтский сокурсник, Илья Богданович Нестеров, он и сейчас часто мне звонит. Что же касается гаража, то там никаких друзей у него не было, так, собутыльники, и больше ничего. Соберутся, сообразят на троих - и по домам. Наверное, вам это знакомо.

- Да уж, ситуация штатная. Обычно мы собираемся втроем. Мой сосед слева и тот, который напротив. Милейшие люди, доложу я вам.

- И у отца было подобно. Сосед слева да сосед справа. Дядя Леша да Евгений Львович. Правда, последнее время Евгений Львович от их компании отошел, но ничего, они вскоре нашли ему замену. Свято место пусто не бывает. Но встречались они недолго, так что к числу друзей их отнести довольно сложно. Главными его друзьями и товарищами были женщины. Их и на похороны собралось около десятка. А я его не осуждаю, да и как я могу осуждать, когда на первом месте у него всегда была я. Что скажете? Вам пригодятся мои сведения?

- Да, если вы перепишете мне адреса и телефоны всех перечисленных товарищей.

- Это нетрудно, за исключением женщин, их всего два.

- А почему вы решили, что слабый пол нужно исключить? - вскинулся я. Нет уж, вы потрудитесь переписать всех, кого вы знали и знаете.

- В таком случае вам придется несколько минут поскучать. Я пройду в кабинет.

Мне и на фиг не нужны были ее списки с адресами. Меня интересовал только один человек, а остальное я делал только для отвода глаз, единственно для того, чтобы она его не заподозрила и раньше времени не поднимала волны.

- Вот, пожалуйста, - протягивая мне лист бумаги, улыбнулась она. - Дома я появляюсь после семи часов вечера. Если вы найдете виновника гибели моего отца и при этом все обоснованно подтвердите, то я хорошо вам заплачу. Настолько хорошо, что вы даже себе не представляете.

- Заранее вам признателен, надеюсь, речь идет не о деньгах?!

- А о чем же? - немного опешила и вдруг покраснела она. - Однако! Ну вы даете!

- Я не даю, я обычно беру! Естественно, то, что заработал.

- Именно таким мне вас и обрисовали, - проглотив заявленную наглость, засмеялась она. - Сэр, сперва надо заработать, а потом торговаться.

- Мадам, покупая козу, сперва щупают ее мохер.

- Держитесь границ, - холодно сверкнула она глазами, и я понял, что прислушаться к ее совету будет самым правильным решением. - Ничего не имею против веселого хамства, но в разумных пределах. Учтите это и никогда не переступайте со мной этой грани.

- Но разве не вы сами дали мне к этому повод, мадам? - искренне спросил я.

- Я?

Оторопело уставившись на меня, она долго переваривала мое клеветническое заявление. Поднявшись с места, я погладил ее по головке и, желая остаться хозяином положения, сорвал куртку и споро вышел за дверь.

Глава 10

Ухов приехал за мной в восемь утра, когда я еще сладко спал. Открыл ему тесть, и он же меня разбудил. Проклиная его непоседливый характер, я выполз в коридор и, многозначительно покрутив пальцем у виска, прошлепал в сортир.

Когда я, уже побритый, умытый и принаряженный, зашел на кухню, то с удовольствием отметил, как тесть вставляет Максику пистон.

- Правильно, полковник, - поддержал я его. - Вместо того чтобы быть вам верным помощником и правой рукой, он связался с криминальной милицией и теперь ходит по квартирам, не дает честным людям спать и вообще... Последнее время, по его же словам, на него с антресоли начали прыгать мертвецы. Так что я вам советую быть с ним поосторожнее, мало ли что.

- Между прочим, посторонним вмешиваться в нашу работу я бы не рекомендовал. А то всякое бывает, - многообещающе пробухтел тесть. - Идите уж куда собрались. Макс, к двенадцати я должен проехать по новому договору в гостиницу, так что соизволь к этому часу быть на месте. Свободны.

- Чего это он на тебя так взъелся? - уже в машине спросил я.

- Тут бы любой взъелся, третий день на работе не появляюсь. Кому скажешь, не поверят. С собственным начальником вижусь только у него дома.

- Подъехал бы попозже, не нарвался бы на неприятности. Да и я бы выспался. Какого черта нам там делать в такую рань? Собственного пальца не видно. Давай заедем к Володченко, покажем портрет вчерашнего парня. Экспертиза дело хорошее, да чем черт не шутит, когда Бог спит.

К вагончику Михаила Несторовича Володченко мы подъехали в девять часов, но и в это время было еще темно. Справедливо решив, что с похмелья да при виде Максовой рожи рассудок бедного могильщика может помутиться необратимо, я решил идти к нему сам. Как и в прошлый раз, у него горел свет, и меня он встретил как старого доброго знакомого. Только вот бутылочки на этот раз я ему не прихватил, совсем из головы вылетело.

- Здравствуйте, здравствуйте, - пропел он, визуально прощупывая мои карманы. - За какой надобностью пожаловали? Или просто так, в гости?

- Нет, Михаил Несторович, на вечное поселение, - мрачно пошутил я, вынимая фотографию трупа на набережной. - Глянь-ка сюда. Тебе он знаком?

- В первый раз вижу, а что, его тоже того...

- Того или этого, какая разница, ну ладно, бывай! Помирать я передумал.

- А как же... - растерянно развел он руками.

- В другой раз, Несторыч.

К месту захоронения Нины Петровны мы подъехали одновременно с милицейским "уазиком", только с разных сторон. Досадная накладка, но ничего не поделаешь. Не желая проявлять излишней нервозности, а тем более инициативы, мы просто сидели, терпеливо ожидая, когда к нам подойдет неуклюжий сержант. Внимательно просмотрев документы Ухова, он напористо поинтересовался, за какой надобностью мы находимся здесь в такой ранний час.

- А разве это запрещено? - удивился я. - Это ж надо! Никогда не думал, что утреннее посещение кладбища карается законом. Сержант, вы не знаете, какая статья предусмотрена за это преступление?

- Ну что там у тебя, Трофимов? - недовольно спросил вышедший из машины парень. - Кто там у тебя? Какого черта они сюда приперлись?!

- Ба, да это же Олег! Мой вчерашний напарник! - отпихнув сержанта в сторону, радостно оскалился он. - Олег, это я, Макс Ухов.

- Привет, Макс, а вы-то что здесь делаете? - неподдельно удивился он.

- Приехали проконтролировать вашу работу. А если серьезно, то мне кажется, что в прошлый раз мы недоглядели какой-то пустяк, - с самым умным видом заявил Макс.

- Делать вам больше нечего. Спали бы себе спокойно, без вас все сделаем.

- Мало ли что. Вдруг какая помощь потребуется. Вы работайте, делайте свое дело, - авторитетно разрешил он. - А если что, то мы в машине.

- Как хотите, - сдался криминалист и, призвав на помощь сухощавого парня с целой бригадой помощников, вооруженных граблями и прочим шанцевым инструментом, начал осторожно пробираться к могиле майора Седова.

- Гляди, Макс, у них даже миноискатель имеется. А что бы мы с тобой здесь делали? У нас, кроме собственного члена, в руках ничего нет.

- Ты не прав, - вытаскивая из бардачка половину бинокля, возмутился он. - Визуальное наблюдение тоже приносит результаты.

Первая находка была сделана уже через час, когда видимость стала сносной. Этой находкой оказалось не что иное, как пистолет Макарова, снабженный глушителем.

- Для начала неплохо, - констатировал Макс, передавая мне свою импровизированную подзорную трубу. - Посмотри пока, а я подойду к ним поближе, узнаю, что к чему.

Глядя в окуляр, я хорошо видел, с каким энтузиазмом и восторгом был воспринят этот подарок судьбы, и даже появление Ухова не смогло его омрачить. О своем успехе сухощавый парень тут же доложил наверх и, вероятно, удостоился похвалы от начальства. Это было видно по тому, как растягиваются в улыбке его губы. Он кивал и улыбался, видимо полностью соглашаясь с командирами по поводу оценки своей незаурядной личности. Потом он почему-то нахмурился и, подозвав Ухова, передал ему рацию. Макс радостно закивал, видимо здороваясь. Не переставая улыбаться, он отрицательно замотал головой, с чем-то в корне несогласный. Затем вернул рацию сухощавому и непринужденно оперся рукой о сосенку. Потом вдруг отдернул руку, торопливо счистил со ствола наледь и заинтересованно приблизил свой очаровательный нос вплотную к сосне. Что-то обнюхав, он потихоньку опустился сначала на колени, а далее встал на четвереньки и совершенно по-собачьи начал стремительно откидывать снег двумя руками. Прошло не больше четверти минуты, как Ухов с торжествующим ревом вскочил на ноги, потрясая над головой куском почерневшей веревки. На его победный вой незамедлительно последовала реакция. Все, начиная от эксперта-криминалиста и кончая сухощавым, сгрудились вокруг. Признав, что аудитория собралась достойная, Ухов, яростно жестикулируя, принялся что-то с жаром объяснять, для наглядности постукивая то по сосновому стволу, то себе по лбу. Потом, сплюнув, он встал спиной к дереву и завел за него руки, видимо демонстрируя, как оно все было. Не находя должного понимания, он затопал ногами, резанул себя ладонью по горлу и поспешил в мою сторону. Почти у самой машины его догнал эксперт и попросил отдать ему найденную узловатую веревку.

- Это еще зачем? - сурово спросил Ухов. - Вы же мне не верите.

- Верим мы или не верим, какая разница. Все, найденное на месте преступления, мы должны обследовать, хотя в общем-то вы скорее правы, наверное, так оно и есть.

- То-то же, - удовлетворенно проворчал Ухов и нехотя отдал конец. Олег, мы поехали. Нам здесь больше делать нечего. Не забудь отметить, кто именно ее нашел.

- Хорошо, если для вас это так важно, - с усмешкой ответил эксперт.

- А ты у меня не смейся, - взорвался Макс. - Жук с микроскопом! - Сев за руль, он довольно заржал, любуясь произведенным эффектом. - Как я его? Сами ни черта не понимают, а туда же. Видите ли, моя шикарная версия вызывает у Казакова сомнения.

- Незачем было его в нее посвящать. Успокойся и поехали, по дороге ты мне все расскажешь. Что значили твои кривляния на публике? Я просто со смеху давился.

- Тогда по порядку. Когда я подошел, они рассматривали пистолет и от счастья писали на снег восьмерками. Как ты, наверное, видел, он был с глушителем и полной обоймой. Номер его тщательно стерт, так что даже Олег сомневается, возможно ли будет его прочесть. Ну а потом Казаков на радостях вызвал Потехина и доложил о находке, причем сделал он это так, будто бы он своим носом вырыл эту штуковину. Потехин его похвалил, а он и рад стараться, тут же нас засветил. Потехин устроил мне маленькую пробуксовочку, но просто так, для порядка. Однако я с должным почтением его выслушал и даже принес свои извинения. Кажется, его это устроило, и он отвял. Я отдал рацию Казакову и совершенно случайно оперся рукой о сосенку. Наверное, ты видел мою реакцию.

- Я видел только твои кривляния и обезьяньи ужимки.

- Значит, ты смотрел очень плохо, - ничуть не обиделся Макс. - На древесной коре я рассмотрел ссадины, а чуть повыше, там, где по идее должна была находиться голова пленника, мне удалось снять клок рыжеватых волос. Сделал я это совершенно незаметно, и потому половина шерсти и сейчас находится у меня в кармане, чего нельзя сказать о самой веревке. Ты хоть понимаешь, что все это значит? Ты понимаешь, что наши находки в корне меняют взгляд на всю эту историю?

- Нет, поясни дураку.

- Пока я еще и сам точно сказать не могу, но, видимо, возле могилы кого-то пытали и грозились убить, иначе как же объяснить наличие "ПМ", что был найден неподалеку? Мне рисуется это так: некто затащил свою жертву на кладбище и, угрожая пистолетом, потребовал у него признания, но тут на помощь привязанному явились его друзья и, пристрелив мучителя, освободили жертву. Как тебе нравится моя версия?

- Ужасно нравится, но как ты к ней привяжешь труп Виктора Скороходова и обыск в его квартире? Исходя из слов Веры Павловны ко времени убийства на кладбище он был уже мертв. Какие ты там волосы нашел? Надеюсь, они не принадлежали Виктору?

- Нет, ни Виктору, ни остальным неопознанным трупам они не принадлежат. Они огненно-рыжие и достаточно кудрявые. Можно сказать, что их оставила довольно приметная особа, скорее всего мужского пола. Гляди, какой редкостный окрас, - торжественно показывая мне рыжую прядь всклокоченных волос, похвастался Макс.

- Совсем хорошо, значит, в этом деле появляется еще одно неизвестное лицо.

* * *

Оперативка в кабинете Требунских началась ближе к обеду, когда собрались почти все задействованные сотрудники. Отчет Баринова касательно собутыльников Виктора Скороходова ничего интересного не представлял. Сведения Вахидова, полученные им от соседей по подъезду, тоже. Зато информация Казакова по поводу повторного осмотра кладбища заставила полковника встрепенуться. Выслушав его краткий отчет, он попросил повторить его более подробно.

- Ну, что я говорил? - рассматривая найденный пистолет, обратился он к Потехину. - Мое шестое чувство не подвело. Хотя, правду сказать, не думал я, что такой богатый улов нас ожидает. Надо как следует им распорядиться. Все, кроме Лихачева, свободны, но никуда не разбредайтесь, очень скоро вы можете понадобиться. Что у тебя, Вадим Андреевич?

- Докладываю сначала о соседке, Людмиле Яковлевне Наумовой, той самой, что проживает рядом с Виктором. От нее мне удалось узнать, что у Скороходовых примерно до восьмидесятого года проживала некая женщина по имени Алена. Где она сейчас обретается и кто она такая, Людмила Яковлевна ответить не могла, но не исключает того, что Алена приходится какой-то родственницей или даже дочерью от первого брака Николая Ивановича Скороходова. Еще до ее отъезда у нее в нашем городе был близкий друг, некто Рихард Наумов, однофамилец Людмилы Яковлевны. Его отчества она не знает. Я уже пытался пробить его по имени и фамилии, но безуспешно. Наумовых у нас хоть пруд пруди, а вот имени такого, даже похожего, нет. Скорее всего, это какой-нибудь Вася, пожелавший называться на заморский лад Рихардом.

Далее, Клара Ивановна Токарева, соседка сверху. От нее мне удалось выяснить не так уж и много. В частности, она рассказала то, что младший брат Николая Ивановича, дядька Виктора Степан Иванович Скороходов, проживал в Ярославле, а может быть, проживает там и по сей день. И еще она высказала предположение, что в наш город семья Скороходовых переехала именно оттуда.

- Чем были вызваны такие предположения?

- То же самое я спрашивал у нее трижды, но ничего вразумительного она ответить мне не могла, - сокрушенно вздохнул Лихачев.

- Ясно, спасибо, Вадим Андреевич. И какие на этот счет у тебя будут соображения? - откинувшись на спинку кресла, спросил Требунских.

- Мне кажется, что нашу Алену следует поискать в Ярославле.

- Правильно тебе кажется, Вадим Андреевич, - снимая трубку телефона, одобрительно кивнул полковник. - Да, слушаю. Да, я. Нет, ты нас ничем не удивил. Мы ожидали похожего результата. Продолжайте в том же духе. Там тебе новый материал подбросили. - Закончив разговор, Требунских аккуратно положил трубку и несколько минут изучающе смотрел на аппарат.

- Что там, Петр Васильевич? - не удержался Потехин. - Криминалисты звонили?

- Они самые. Пуля, извлеченная из черепа прибрежного трупа, аналогична всем ранее найденным пулям. Что вы на это скажете? Ничего? Тогда скажу я. Кому-то из нас нужно немедленно лететь в Ярославль. Какие будут предложения?

* * *

Одиннадцатый класс сегодня заканчивал занятия в четырнадцать часов десять минут. Однако, поставив себя на место нерадивых учеников, я начал их поджидать уже с двенадцати. Ошибся я всего на четверть часа. Именно в это время великовозрастные школьники решили оставить уроки и немного прогуляться по свежему воздуху. В компании двух одноклассниц Руслан Пулатов и Павел Белоконь отправились в сторону лесопосадки. По ходу следования они прикупили несколько бутылок пива и пачку дорогих сигарет. Не замечая за собой наблюдения, возбужденно и разнузданно делились своими впечатлениями по поводу обманутой ими училки и самой директрисы. С предельным комфортом устроившись на скамейках под навесом, они повели разговор о жизни и о тяготах образования. Момент был неподходящим, но другого могло и не быть.

- Кто вы такие и что здесь делаете? - выходя из кустов, как можно строже спросил я. - Немедленно отвечайте, или я буду вынужден препроводить вас в отделение.

- Да пошел бы ты, дядя, подальше, - захлебываясь от восторга, ответил Пулатов. - Тоже мне проводник выискался! Канай отсюда, пока мы тебя здесь не закопали.

- Зря ты это сказал, парень, - хищно поглядывая на смельчака, с сожалением заметил я. - Сказано было: не зная броду, не суйся в воду. Девчоночки, ступайте-ка по домам уроки делать, а то и вам перепадет по первое число.

- Павлик, ты слышал!? Он наших телок прогоняет! Старый козел, ты меня достал! - Сделав пару киношных вывертов, Пулатов устрашающе завертел зрачками и с диковинным визгом кинулся на меня.

- Ну вот, говорил же тебе: не зная броду, не суйся в воду, - окуная его мордой в снег, назидательно повторил я. - Девки, я говорю вам вполне серьезно. Немедленно уходите отсюда, или вам придется провести в милиции несколько неприятных часов. Белоконь, а тебя это не касается, - подсек я рванувшего следом за ними Павлика. - У меня с вами предстоит долгий и задушевный разговор.

- Какой еще разговор? - выбираясь из снега, ошарашенно спросил он.

- Мужской и серьезный. Я рад, что ты не такой горячий, как твой дружок.

- Какое вы имеете право нас бить? Что мы такого сделали?

- Во-первых, сбежали с уроков. Во-вторых, за глаза оскорбляете своих учителей, в-третьих, пьете пиво. В-четвертых, обманываете старших. Ну а в-пятых, вы только что хотели меня покалечить. Достаточно?

- Достаточно, - отряхиваясь и поднимаясь на ноги, ответил Пулатов. - И тебе сейчас будет достаточно, - грозно пообещал он, но и вторая его атака закончилась полной конфузней. Потирая локтевой сустав, он жалобно заскулил. - Что вам от нас нужно? Мы будем на вас жаловаться родителям и учителям.

- Не возражаю, но думаю, что в данном случае это бесполезно. Ваши родители обязательно примут мою сторону. Ну а поговорить я с вами хотел о вашем товарище и однокашнике Александре Шаврине. Знаете о таком?

- Конечно знаем, - ухмыльнувшись, ответил Белоконь. - Только с нами он последнее время не общался, нашел себе другую компанию, вот с нее и спрашивайте.

- Подождите, расскажите, когда и почему случился ваш разрыв?

- В начале июля мы с Русланом уехали из города. Он отправился к родственникам в Краснодарский край, а я в деревню к бабусе. Сашка оставался один. Когда мы вернулись назад, то от нашей былой дружбы не оставалось и следа. Нет, мы частенько встречались, как и прежде, проводили время, но той откровенности между нами уже не было. Он что-то таил и не хотел нам говорить. Больше того, в отличие от нас, у него появились деньги, а какая может быть дружба между нищим и богачом? У него и запросы стали совершенно другие. С нами и с нашими девчонками он начал разговаривать свысока, а первого ноября купил себе машину. Тут уж вообще он стал для нас недосягаемым. Встречались мы теперь только в школе и по дороге домой. А двенадцатого декабря он исчез, вот и все, что мы можем о нем сказать.

- Негусто, - про себя и вслух отметил я. - А что вы можете сказать о его новых товарищах? Наверняка вы, хотя бы одним глазом, их видели.

- Ну, видели, - нехотя ответил Белоконь. - Только не товарищей, а товарища. Мы в тот день, в первых числах октября, возвращались домой, а на скамейке возле подъезда его поджидал этот хмырь. Сашка мне его представил, какой-то Дима, а фамилию его я не запомнил. То ли Бурков, то ли Курков, что-то в этом духе.

- Как он выглядел и сколько ему лет?

- Где-то нашего возраста. Длинный такой, на бледную моль похожий. Они тогда с Сашкой базар устроили. Длинный требовал чего-то, угрожал. Дело до драки дошло. Мне показалось, что этот Дима обкуренный. Позже я спросил об этом Сашку. Он ответил, что ничего не хочет о нем слышать и что в ПТУ не только покуривают, но и ширяются.

- Хорошо, Павлик, чем кончилась та драка?

- Ясное дело, Саня его как следует обработал, так, что тот умылся красными соплями и бегом убрался прочь со двора. Больше я его не видел.

- Почему ты обо всем этом не рассказал Любови Иннокентьевне Шавриной?

- А зачем? Говорю же вам, больше я этого Диму никогда не видел.

- Как ты думаешь, в каком ПТУ он может учиться?

- Да откуда ж мне знать?! У нас их вон сколько... Под сотню наберется. Вы лучше расспросите об этом Санькину подругу Вику Егорову.

- Это которая его невеста?

- Нет, это продавщица магазина "Салют". Для невесты она старовата, а в качестве любовницы вполне годится. Последнее время он кувыркался только с ней.

Поблагодарив друзей за информацию, через полчаса я входил в торговый зал магазина "Салют". Вика Егорова оказалась полненькой двадцатипятилетней блондинкой с наивными голубыми глазами и повадками опытной хищницы. На мой вопрос о том, знает ли она, кто окружал Александра Шаврина последнее время, она ответила отрицательно.

- Неужели он вам не говорил о существовании Димы? - задал я наводящий вопрос.

- Неужели вы думаете, что, кроме как обсуждать Диму, нам нечем было заняться? - пошленько улыбнувшись, ответила она. - Хотя подождите! Действительно, был какой-то Дима, о котором Санька и слышать не хотел. Кажется, его фамилия Гурко.

- Ну вот и прекрасно, - похвалил я собеседницу. - У вас отличная память. А может быть, вы вспомните и о том, где он учился?

- Вот этого-то я точно не вспомню, хоть режьте меня на куски. Не вспомню, потому как просто этого не знала. А что, это так важно?

- Это очень важно. Мне просто необходимо его найти.

- А это может как-то помочь в поисках Сашки?

- Думаю, что да.

- Тогда слушайте. Один раз, еще до Сашкиного исчезновения, мы вечером случайно встретились с ним в баре ресторана "Фрегат". Тогда он подсел за наш столик и, похихикивая, начал требовать у Саньки какую-то половину. А когда Сашка наотрез ему отказал, он стал грозить какой-то расправой. Такого Шаврин стерпеть не мог, он схватил его за шиворот и выкинул из бара. Больше он не появлялся, а совсем недавно, когда Санька уже исчез, я увидела его снова, и в том же самом баре. Не подойти я не могла. Я отозвала его в сторонку и спросила, где мой Сашка. Он даже разговаривать со мной не захотел. Сказал, что не знает никакого Шаврина, а если я и впредь буду его доставать, то он примет такие меры, что мало мне не покажется. Вот и все, что я могу сказать по этому делу. Извините, но я бы не хотела, чтобы он узнал о нашем разговоре. Я одна воспитываю пятилетнего ребенка.

- Не волнуйтесь, - направляясь к выходу, успокоил я Вику. - Это не в моих правилах.

* * *

До вечера еще далеко, а стало быть, и свидание с Дмитрием Гурко откладывается на несколько часов. За это время я могу познакомиться и даже подружиться с соседями и собутыльниками по гаражу Георгия, или Жоры, Костромского. Как их там? Слева дядя Леша, а справа Евгений Львович Губковский. Наибольший интерес представляет Губковский, а значит, знакомиться нужно с дядей Лешей. Но прежде всего следовало бы четко обозначить, чего я от него хочу и в чем его подозреваю. Начнем со шкатулки и с газеты, помеченной двадцать четвертым ноября. Кто мог схоронить ее в смотровой яме, если гараж куплен Шавриными первого ноября?

- Вообще-то устроить тайник мог сам Костромской, а что шкатулка обернута более поздней газетой, можно объяснить тем, что Шаврин случайно ее обнаружил и заменил упаковку. Как вам, Константин Иванович, такой расклад?

- Хреновый расклад и хреновая версия, которая разбивает сама себя. Ведь Шаврин с какого-то момента принялся сорить деньгами, купил машину и гараж. А кроме того, этот вариант не объясняет мотивов убийства Костромского.

- Почему же не объясняет? Очень даже объясняет. Допустим, Евгений Львович, случайно, одним глазком подсмотрев, где Жора прячет свое сокровище, решает им завладеть, для чего совершает убийство соседа.

- Очень умно! И вместо того чтобы немедленно вытащить эту шкатулку, он целый год держит ее на старом месте, ожидая, когда ее обнаружит новый хозяин. Гончаров, ты глуп, как яйцо страуса.

- Согласен, Константин Иванович. А как вы отреагируете на мой второй ответ? Допустим, что с самого начала шкатулка принадлежала Евгению Львовичу Губковскому и хранил он ее на своей стороне шахты. Об этом узнал Костромской и при помощи какого-то хитрого приспособления подтащил ее на свою сторону. Догадавшись об этой проделке, Евгений Львович через ту же шахту травит его выхлопным газом.

- И опять же оставляет шкатулку нетронутой. Нет, Гончаров, дело тут совсем иное. Послушай, и все встанет на свои места. Где и каким образом Александр Шаврин нашел сокровища, мы не знаем, но он их нашел, как это свидетельствует его мать Любовь Иннокентьевна Шаврина. От продажи некоторой части драгоценностей он выручает определенную сумму, на которую и покупает гараж, машину и квартиру. А только потом он обнаруживает в смотровой яме ту самую шахту, где и решает разместить свой капитал. А отравление Жоры Костромского проходит мимо, да и подстроено оно годом раньше. Не путай Божий дар с яичницей. Сейчас ты можешь пролить некоторый свет на смерть Костромского, а что касается исчезновения или похищения Александра Шаврина, то ответ на поставленный вопрос можно выбить, скорее всего, из Дмитрия Гурко. Только его нужно очень хорошо попросить, и лучше всего это сделает Макс Ухов.

Когда я подошел к гаражу Шавриных, то имел удовольствие вполне насладиться творением своих рук. Расхристанную мною "копейку" приволокли только сейчас, и теперь два мужика, старательно матерясь, впихивали ее в бокс. Кряхтя и погромыхивая всем своим нутром, двигалась она неохотно, видимо, я основательно покалечил ее крылья и радиатор. А может быть, и еще что-то более серьезное.

- Кто это ее так уделал? - в меру своих сил помогая мужикам, осведомился я.

- А черт ее знает, - отдуваясь, ответил невысокий кряжистый старик. Узнать бы да руки пообломать. Вчера под вечер ее угнали, ворота сломали и угнали, а сегодня Любовь Иннокентьевне позвонили из ГАИ и велели забрать.

- Какой Любови Иннокентьевне? - делано удивился я. - Уж не Шавриной ли?

- Точно, ей самой, - ответил словоохотливый старик. - А чего ты так удивился?

- Да как же так?! - беспомощно развел я руками. - Как же так? Значит, это та самая машина, которую я хотел у нее купить!

- Выходит, что так, - ухмыльнулся дед, закрывая кое-как залатанные гаражные ворота. - Опоздал малость, надо было поторапливаться. А теперь что? Теперь за нее никто и гроша ломаного не даст. Кузов повело, а тачка была козырная, даром что "копейка". За ней Жорик как за бабой следил. Где что потечет, он тут же ей прокладки менять. А она его за эту заботу на тот свет отправила. Потому ее из наших никто и не покупал. Машина-убийца. Слыхал про таких? Да ты не переживай, друг, скажи спасибо, что ее угнали раньше, чем ты за нее бабки заплатил.

- В том-то и дело, что аванс я за нее уже внес, - состроив предельно огорченную рожу, чуть было не заревел я. - А где Любовь Иннокентьевна?

- Болеет Любовь Иннокентьевна. Лежмя лежит, температура у нее высокая, вот она мне и позвонила, попросила загнать ее тачку в гараж и починить ворота. Да что мы с вами стоим, пойдемте ко мне, у меня гараж оборудованный. По такому случаю не грех и по стаканчику пропустить. Тебя как величать-то?

- Константин Иванович, - вяло ответил я.

- Меня дедом Лешей или Медведем обзывают, потому что фамилия у меня Медведев, а то мой сосед напротив, Славиком зовут. Айда!

В отгороженном закутке гаража у дяди Леши стояли стол, холодильник и небольшой диванчик, что позволило расположиться нам с определенной долей комфорта. Без лишних слов он разлил водку по стаканам, нарезал сало, соленых огурцов и предложил выпить за кончину смертоносной "копейки".

- А что случилось с хозяином? - добросовестно выпив водку, наивно спросил я старика. - Он погиб в автокатастрофе? Когда это случилось?

- Еще хуже, - захрустев огурцом, лаконично ответил дед. - "Копейка" успела поменять уже двух хозяев - Жору да Саньку Шаврина, и оба, считай, на том свете. Жорик отравился в ней выхлопным газом, а Санька куда-то запропастился. Уже более двух недель от него нет ни слуху ни духу. Это его мамане вы отдали залог.

- Так при чем же здесь автомобиль? Они сами во всем виноваты. Один нажрался водки и, развлекаясь с бабой, уснул. Другой вообще не успел толком погонять на машине. Так что напраслину вы возводите.

- Про Сашку-то, может, вы и правы, а что касаемо Жорика, то тут как посмотреть. Там есть несколько странностей. Во-первых, когда его обнаружила дочь, движок не работал, он вообще был холодный. В баке литров пятнадцать бензина, а ключ в рабочем положении. Заглох он у него, что ли? Если заглох, то почему он угорел? Полная ерунда. А во-вторых, и это самое главное, - Жора всегда к этому вопросу подходил предельно осторожно. Если и приходилось гонять мотор в гараже, то он обязательно цеплял на выхлопную трубу шланг с выходом на улицу.

- Ну, это еще не аргумент. Шланг мог и слететь.

- Ага, прямо так он сам по себе и слетел, - передразнил меня старикан. - Слетел, скрутился в кольцо, подпрыгнул и зацепился за гвоздь. А именно так оно и было. Когда мы пришли, аккуратно свернутый шланг висел на стене. Нет, без какой-то чертовщины там не обошлось, и машина сыграла в этом не последнюю роль. Подумать только, через день, да почти каждый день Жора задерживался в своем гараже, а тут на тебе!

- Зачем же он так часто в нем задерживался?

- А то не знаешь! Мало ли почему мужик может застрять у себя в гараже? То чего подлатать надо, то с друзьями по стаканчику пропустить, а то и с бабенкой какой по-тихому столковаться. Мало ли... Сам понимаешь.

- И много у него таких бабенок было?

- Достаточно, мужик он видный был, к тому же холостой, своего не упускал.

- А коли холостой, так чего же он их домой не водил? На капоте-то неудобно.

- На капоте как раз удобно, - со вкусом, со знанием дела возразил дядя Леша. - Вообще-то он и домой их таскал, это правда, но иногда у него получались такие женщины, что домой не больно-то потащишь.

- Шлюхи, что ли? - загоготал я сытым жеребцом, с полуслова подхватывая его мысль.

- Ну зачем же сразу шлюхи? - укоризненно покачал он головой. - Говорят же тебе, женщины! Женщины достойного поведения, которым нет времени ходить по гостям, или хуже того, у которых мужья хорошо знакомы с Жорой. Понял?

- Понял, значит, он тут вам всех ваших жен перетрахал! - с завистливым простодушием вылепил я. - Ну и Жорик, вот так сукин сын! И никто ничего не знал?

- Знать не знали, а вот догадки были. Хотя... Случай один произошел еще летом минувшего года. В гараж я вернулся поздно, уже смеркалось. Поставил машину и собрался идти домой. Вдруг слышу, а за закрытыми воротами Жоркиного гаража кто-то жалобно стонет. Я и ведать не ведал, что там в самом деле творится. Подумал, может, с Жорой что-то случилось. Ну и подкрался к дверце. Она изнутри на шпингалет была закрыта, а щель имелась внушительная. Я глазом-то приложился и чуть было со смеху не лопнул. Хоть и тускло лампочка светила, а все равно я разглядел, как он там какую-то бабу стругает. Ага, поставил ее в неприличную позу и знай себе наяривает. А тут в аккурат другой сосед, Евгений Львович шел. Я ему рукой махнул, мол, подходи, вместе стриптиз посмотрим. Он подошел, глянул в щелку и аж отпрянул сразу, до того ему это кино не понравилось. Сплюнул он, выматерился и пошел к себе домой. Я до конца все доглядел, а потом, когда они выходили, у меня челюсть об асфальт стукнулась. Он же там жену Евгения Львовича приходовал, Татьяну Васильевну. Вот как оно бывает.

- Евгений Львович знал, что ему жена изменяет?

- Ну что ты, Константин, откуда! - возмутился старик. - Тут только и открылось. Покуда они были живы, я тоже никому ничего не сказал. Потом только, после их смерти.

- А кто еще, кроме Жорика, умер?

- Так ведь Евгений Львович и умер, у себя в квартире той же зимой, через месяц после смерти Георгия. Напился до поросячьего визга, открыл все газовые краны и отравился. Сначала думали, что это дело рук Татьяны Васильевны, но у нее оказалось стопроцентное алиби. В это время она вместе с ребенком находилась в другом городе у своей матери. Приехала она как раз к похоронам.

- Ясно, дед Леша, а кто сейчас занимает гараж Евгения Львовича?

- Как это кто? Татьяна Васильевна и занимает. А кроме этого, во втором ряду у нее есть еще один бокс. Она получила права и вовсю летает на своей "шестерке".

- Понятно, скажите, а у вас во всех гаражах имеется подземная вентиляция?

- Какая еще вентиляция? - вытаращился на меня дед. - Гаражи мы строили своими руками и по своим проектам. На хрен нам какая-то вентиляция, а тем более подземная?

- Вот и я так же думаю. На хрена попу наган, если он не хулиган, выключая диктофон, поддакнул я. - До свидания, и большое вам спасибо за угощение.

* * *

Молодая вдова, Татьяна Васильевна Губковская, встретила меня без особого восторга и должного гостеприимства. Приоткрыв дверь на цепочку, она некоторое время молча и пристально изучала мою личность, прежде чем с ее аппетитных губ сорвался совершенно бестактный вопрос:

- Вы кто такой и что вам здесь нужно?

- Я Константин Иванович Гончаров, - как можно мягче и доброжелательней ответил я. - А привела меня к вам судьба-злодейка, но, может быть, вы меня впустите?

- Входите, - чуть отстранилась она, пропуская меня в узенькую щель между косяком и своим монолитным бюстом. - Говорите, в чем дело.

- Дело не из простых, - нагло проходя в комнату, заявил я озабоченным тоном. - Я, видите ли, только сейчас был возле ваших гаражей, где хотел приобрести соседний с вами бокс, но сегодня ночью его взломали и исковеркали стоящую там машину. В общем, хозяйка решила с продажей повременить, а мне край как нужен гараж именно в том месте. Я поговорил, посоветовался с тамошними обитателями, и они мне порекомендовали обратиться к вам.

- С какой это стати? - немного опешила Татьяна. - Я гаражами не торгую.

- Да, конечно, наверное, я неправильно выразился. Дело в том, что, по их сведениям, у вас на одну машину приходится два бокса. Вот я и подумал, а не уступите ли вы мне один из них? Разумеется, за приличную цену.

- Я даже не знаю... Все это так неожиданно... Вы садитесь... Нужно подумать... Я приготовлю вам кофе или вы предпочитаете чай?

- Все равно, а лучше ничего, я ведь не чаи гонять пришел. Гараж мне нужен, а с Шавриной сделка сорвалась. Вы ее знаете?

- Да, она недавно купила соседний гараж вместе с машиной. Я слышала, что у нее несчастье с сыном. Будто бы он куда-то пропал. Наверное, поэтому она и продает.

- Да, об этом мне рассказали все те же мужики. И вообще, они не советуют брать ее гараж, говорят, что над ним висит какое-то проклятье. Один хозяин угорел, другой похищен. Что и говорить, незавидное приобретение.

- Незавидное, - чуть нахмурившись, подтвердила она. - А что еще говорят мужики?

- Да всякое. Собака лает, ветер носит. Не принимайте близко к сердцу.

- И все-таки я бы хотела знать, о чем судачат эти бабы в брюках.

- Как хотите. Они говорят, что вы имели тайные амуры с первым владельцем гаража, Жорой Костромским. И будто бы вас в самый неподходящий момент накрыл Евгений Львович. Он настолько разозлился на Костромского, что даже отравил его выхлопными газами. А вы, в свою очередь, мстя за любовника, отравили мужа. Вы, дескать, напоили его допьяна и открыли все газовые конфорки. Так болтают между собой.

- Господи, уже год прошел, а они все уняться не могут. Да не было у меня возможности его отравить чисто физически, ведь я в это время была у мамы за две тысячи километров отсюда. Это может подтвердить и она, и моя дочь, да и следствие свое слово давно сказало.

- Вот и они говорят, что вы не сами его отравили, а подговорили сообщника. Пока вы там отдыхали, он все тут провернул, комар носа не подточит. Так как же мы решим насчет гаража? Продадите?

- Да подождите вы, - не на шутку завелась Губковская. - Честное слово, я бы сама с удовольствием его отравила, настолько он стал мне противен, но только, клянусь вам, этого я не делала. Уже потом, когда все кончилось, я обнаружила в доме две странные вещи, но в милицию уже не пошла, настолько мне все опротивело, что одна мысль о новых расспросах внушала мне страх и омерзение.

- И что ж вы такое нашли? - ненавязчиво, как бы между прочим поинтересовался я.

- Какие-то непонятные ключи и следы губной помады на пиджаке Евгения. На помаду сыщики не обратили никакого внимания, потому что она полностью соответствовала той, что стояла у меня на трюмо. Только они не знали того, что я ею никогда не пользовалась. Мне ее подарили на работе, а она мне не понравилась. Она темно-коричневая, а такой цвет мне не идет, потому-то я ни разу к ней не притронулась.

Это я потом уже сообразила, когда рассматривала ключи, невесть откуда появившиеся в доме. Они висели на самом видном месте, рядом с ключами от гаражей, квартиры, погреба и дачи. Наверное, поэтому милиция не придала им значения. Теперь-то вы понимаете, что если и был сообщник, то женского пола.

- Понимаю. Кто и как первым обнаружил вашего мужа мертвым?

- Что за вопросы? Вы что, из милиции?

- А до вас это только сейчас дошло?

- Господи, какая же я дура! - беспомощно, по-детски всплеснула она руками. - Ну конечно же... Нет... Если вы из милиции, то зачем спрашиваете?

- Затем, что я хочу все услышать от вас.

- Но я и сама ничего не знала, только потом мне рассказали соседки. Утром они учуяли запах газа и вызвали 04. Приехали ремонтники и сразу же решили ломать дверь. Евгений полулежал на кухонном диванчике, он был мертв. Говорят, что вид его был страшный, и поэтому хоронили его в закрытом гробу.

- Надо думать. Где ключи и губная помада?

- Где-то в трюмо валяются, могу их вам отдать, но с условием, что вы не будете меня дергать, - роясь в верхнем ящике, поставила она ультиматум. - Вы согласны?

- Согласен, - забирая у нее связку из трех ключей, поспешно ответил я.

Глава 11

В шестнадцать часов сорок пять минут я остановился у двери Екатерины Георгиевны Костромской, чтобы отдышаться, собраться с мыслями и решиться на весьма рискованный шаг. Если мои подозрения не подтвердятся, да вдобавок ко всему прочему меня застанут с поличным, то гнев этой серьезной дамы будет таков, что я буду иметь нездоровый цвет лица и смешную походку. Трижды перекрестившись, я напрягся и воткнул ключ в верхнюю скважину. Слава богу, он вошел без стона и скрипа.

"Все-таки чертовски умный ты парень, Гончаров! Просто зависть берет!" подумал я, по очереди открывая все три замка. Это ж надо! Все просчитать, все предусмотреть и сделать один правильный ход из множества неправильных. Ну вот мы и дома. Надо хорошенько осмотреться и не торопясь ознакомиться с личной жизнью госпожи Костромской. Наверняка у нее есть что прятать от чужих случайных глаз.

Да, живет раба народа совсем нехило. Квартирка что дворец, сам Николай Второй от такой бы не отказался. С чего начнем, если полем нашей деятельности являются прихожая, три комнаты, кухня и раздельный санузел? Вот с него мы и начнем, а конкретней - с сортира.

Тщательный осмотр, проведенный в интимных комнатах, ничего не дал. Такой же отрицательный результат поджидал меня в передней и на кухне. В большой комнате единственно полезную вещь я обнаружил в баре. Здоровенная бутылка водки, закрученная в рог, невольно приковала мое внимание, и мне во что бы то ни стало захотелось попробовать, чем себя травят сильные мира сего. Отпробовал не меньше ста пятидесяти граммов, прежде чем пришел к заключению, что гадость - она и останется гадостью, в какую бутылку ты ее ни наливай.

Далее мой путь лежал в спаленку. Здесь особое внимание я уделил туалетному столику. Я перевернул все ящички, перенюхал все баночки, перебрал коробочки и шкатулки, пока, наконец, не нашел то, ради чего сюда и пришел. Полупустая гильза с остатками коричневой губной помады лежала вперемешку со всяким мелким барахлом на самом дне чайной коробки. Вызволив ее пинцетом, я сравнил ее с помадой, конфискованной у Губковской, и от удовлетворения даже заурчал. Они походили друг на друга как две капли воды. Со всеми предосторожностями упаковав ее в пачку от сигарет, я уже подумывал, как половчее смыться. В третью комнату, кабинет мадам Костромской, я заглянул чисто символически. Однако тайны письменного стола, даже женского, никогда не оставляли меня равнодушным. Среди бланков, писем, печатей и прочего бумажного хлама я обнаружил нечто такое, что никак не вписывалось во всю эту канцелярскую ерунду. Малогабаритная магнитофонная кассета была упакована в прозрачный футляр и на первый взгляд казалась чистой, но, приглядевшись внимательней, я заметил на ее наклейке три крохотные точки. Весьма заинтригованный ими, я без размышлений отыскал диктофон и вставил кассету. После непродолжительной шипящей паузы я услышал магнитофонную запись годовой давности.

" - Ты один? - вкрадчиво и настороженно спросил знакомый женский голос.

- Один, один. Проходи, не бойся, - проворковал жирный мужской баритон, совершенно мне незнакомый. - Раздевайся, я же тебе говорил, что ее не будет дней десять. Обувай ее тапочки, и пойдем в комнату. Я к твоему приходу кое-что приготовил.

- Страшно как-то, непривычно, - боязливо проронила Костромская. - Я ведь у тебя в первый раз. Дай мне немного пообвыкнуть и осмотреться.

- Осмотрись, осмотрись, - покровительственно хохотнул баритон. Времени у нас с тобой достаточно, а скоро будет еще больше.

- Что ты имеешь в виду? Ты в самом деле хочешь с ней развестись?

- А как же. Катюша, мы этот вопрос уже обсуждали, и не надо к нему возвращаться. Осмотрелась? Тогда пойдем к столу, специально для тебя старался.

- Господи, Жека, какая прелесть. Неужели ты сам все это состряпал?

- А то кто же! Что будем пить? Ликер, коньяк, шампанское?

- Жека, ты просто гений! Ты врожденный кулинар, - восхищенно взвизгнула Костромская. - Никаких шампанских, ликеров и коньяков, сегодня мы с тобой будем пить только водку. Под такую закуску краше водки ничего нет.

- Пусть будет так, как пожелает моя королева, - звякнув бутылкой, согласился Жека. - Лисичка моя, давай выпьем за наше счастье.

- Нет, мой медвежонок, нет, мой сладкий, за счастье такими наперстками не пьют. Давай сюда фужеры побольше, да лей пополнее.

- Катюша, я бы не хотел напиваться. У нас с тобой еще целая ночь.

- А что ты волнуешься? Ты ведь у меня супермужик! В любом состоянии любого мужика за пояс заткнешь. После тебя я целый день как шальная хожу.

- Что есть, того не отнимешь, - самодовольно согласился Жека, и по звуку наполняемых фужеров я понял, что он решился пуститься во все тяжкие. За нас, лисичка.

- Только за нас! - акцентировала Костромская и после продолжительной паузы добавила: - Давай, Жека, за наше счастье, не закусывая, по второй!

- Но, Катюша, я бы хотел немного с тобой полежать, иди ко мне.

- Нет, медвежонок, только после второй, я сегодня счастлива и хочу напиться.

- Ну что ж, твое желание для меня закон, - согласился Жека, и вновь послышалось бульканье. - Пьем за нас по второй!

- Только так, и никак иначе, - поддержала его Костромская, и наступила достаточно продолжительная тишина, нарушаемая то ли шипением пленки, то ли возней в комнате. - Не надо, милый, еще не время, - наконец сдавленно проговорила она.

- Катя, Катенька, я умираю от желания... Я больше не могу, сладострастно промычал "медвежонок". - Пойдем в спальню... Я сейчас лопну...

- А ну-ка, дай я посмотрю... Не обманываешь ли ты меня? - шаловливо рассмеялась Костромская. - Ой, и вправду... Не надо... Не надо меня раздевать... Я хочу по-иному... Ужас!... Ну и баклажан!... Синий... А хочешь, я... Вот так...

- Хочу-у-у... - дурея от похоти, застонал Жека, а минутой позже взвыл протяжно и безнадежно, словно вся, вместе взятая, стая волков.

- Ну что, легче стало? - с каким-то подтекстом спросила Екатерина. - А скоро будет совсем легко. Жека, да ты же весь балык спермой залил! Отнеси его в мусорку.

- Успеется, - устало и отрешенно ответил запьяневший "медвежонок". Давай-ка мы с тобой выпьем еще по рюмочке да ляжем спать. Время уже позднее, а мне завтра нужно обязательно быть на работе.

- Хорошо, Жека, давай выпьем, - наполняя фужеры, покладисто согласилась Костромская. - Выпьем за то, чтобы все наши желания в эту ночь сбылись! Теперь ты ложись здесь на диване и жди, покуда я все приберу и вынесу мусор.

Послышался звон собираемой посуды, какое-то шуршание, звук открываемой двери, и женский голос пробормотал что-то непонятное. Все это продолжалось не меньше минуты. Потом послышался щелчок выключателя и неожиданно резкий голос Костромской с издевкой спросил:

- Ну что, медвежонок, ты все еще ждешь свою лисичку?!

- А! Что такое?! - испуганно воскликнул Жека. - Кто это? Как он сюда попал?

- Ножками, медвежонок, ножками, - злобно расхохоталась Катюша. - Можешь познакомиться, мой любовник. Зовут его Алексей. Алеша, поздоровайся с дядей Женей.

- Здорово, козел! - хмыкнул Алеша, и я явственно услышал, как лязгнул затвор. - Ну как, дерьмо собачье, впечатляет?

- Что вы от меня хотите? Не надо, не стреляйте! Катя, за что? - давясь словами, скороговоркой затараторил Жека. - За что ты так, Катя?!

- А ты не знаешь, подонок? - холодно, с расстановкой спросила женщина.

- Нет, клянусь тебе, даже не догадываюсь!

- На том свете догадаешься, - с издевкой пообещала Катерина. - Алеша, кончай его.

- Не надо! Я вас прошу, не делайте этого. Я встану перед вами на колени, - слезливо загундосил "медвежонок". - Не убивайте меня, я не хочу-у-у...

- Мой отец тоже умирать не хотел, однако ты с его мнением не посчитался.

- Катенька, о чем ты говоришь! При чем тут я и смерть твоего отца? Ведь следствием доказано, что он погиб, отравившись выхлопными газами.

- Мерзавец, да к тому же еще и лгун. Не думай, что я полная идиотка. В гараже я была первой и прекрасно все просчитала. Если ты через шесть секунд не начнешь говорить мне правду, то твои говенные мозги разлетятся по всей комнате. Леша, ты готов? Счет пошел, медвежонок!

- Не надо, не надо! - не переждав и секунды, залопотал Жека. - Я расскажу вам все как есть, и вы поймете, что любой бы на моем месте поступил точно так же, я...

- Заткни фонтан и говори по существу, - жестко оборвала его щебетание Катерина.

- Понимаете, прошедшим летом я заметил, что моя жена, Татьяна, зачастила в гараж в мое отсутствие. То ей вдруг спешно понадобилась картошка, то у нее свекла с морковкой кончились, то еще чего-то понадобилось. Сначала я не придавал этому никакого значения, но в конце августа был буквально сражен на месте. В тот вечер я поставил машину и собрался идти домой. Совершенно неожиданно меня подозвал дядя Леша. Он стоял у вашего гаража и, давясь от смеха, что-то рассматривал в щель. Не думая ничего дурного, я подошел и последовал его примеру. То, что я увидел, буквально ввергло меня в шок. Твой отец и моя жена... В общем, они занимались любовью, и кстати, замечу, в извращенной форме. Я хотел ворваться и тут же, прямо на месте, их убить, но вовремя остановился. Убить нужно было так, чтобы меня ни в чем не заподозрили.

Сам не свой я пришел домой и начал выстраивать планы смертельной мести. Нужно было сделать так, чтобы все это походило на самоубийство или, в крайнем случае, на убийство, совершенное по глупости. С женой этот вопрос разрешался довольно просто, но в том-то все и дело, что первым должен был умереть Жора. Это бы вызвало меньше подозрений и позволило мне через какое-то время спокойно, без спешки заняться супругой.

К утру следующего дня мой план созрел, а через неделю я взялся за его осуществление. Времени я отпустил себе предостаточно, а потому, готовясь к капитальному ремонту гаража, начал потихоньку завозить строительные материалы и все то, что требовалось для моего замысла. Как таковой, ремонт я начал в середине октября. Заново забетонировал пол, выложил смотровую яму кафелем и прорыл узкую шахту до середины вашего гаража. Теперь, по моим расчетам, мне оставалось проделать метровый тоннель до смотровой ямы. Но это я мог сделать только из вашего гаража. Нужно было ждать случая. И в декабре, два месяца тому назад, он подвернулся, а точнее сказать, я его сам подвернул. Это случилось вечером, пока Жора развлекался в машине с очередной бабой, я нагло подменил замок, запирающий дверь ворот. Внешне он был точно такой же, но только теперь его секрет открывался любым ключом.

Дождавшись, когда они вволю натешатся и уйдут, я тут же проник в гараж и за три часа выполнил оставшуюся работу. Дело было сделано, и мне оставалось только ждать подходящего часа. Сорок дней назад он пробил. Пятнадцатого января Жора загнал в гараж машину и активно напился. Это я понял по тому, как он начал разговаривать сам с собой. Я приготовился, подсоединил шланг к выхлопной трубе своей машины, а другой конец сунул в шахту. Примерно через полчаса я заглянул в щель его ворот и увидел, что он мирно спит, а двигатель не работает. Это меня не устраивало. Открыв свой хитрый замок, я повернул ключ зажигания и вернулся к себе. А дальше вы и без меня все знаете.

- Знаем, но хотелось бы услышать это от тебя, мерзавец.

- Я запустил свой движок и гонял его больше часа... Чтоб наверняка... Ну а потом, когда меня и самого начало тошнить, я вырубил мотор, вытащил шланг и заделал отверстие шахты кафелем. Это все, первая часть моего приговора была приведена в исполнение.

- Вторую часть тебе выполнить уже не доведется, - усмехнулась Костромская. - Пей, подонок, помяни убитого тобой. Пей, тварь, или твоей жене благодаря нам придется соскабливать твои высохшие мозги со стен.

- Что ты, что ты, Катя! Здесь же больше стакана.

- Не кукарекай! Второй раз я не предлагаю. Не хочешь - не надо. Алексей, мне он больше не нужен. Кончай его, только поаккуратней. Подожди, я отсюда выйду.

- Не надо, милые мои, хорошие, я же вам все рассказал, а вы... За что?..

- За то, что ты отказываешься пить.

- Нет, я выпью, я с удовольствием выпью в два раза больше, только не убивайте.

Послышалось судорожное прихлебывание, после чего наступила долгая пауза. В конце концов ее нарушил негромкий голос Костромской:

- Кажется, готов? Как ты думаешь, Алексей?

- Вроде того, больше чем пол-литра сожрал. Не надо, я сам его дотащу, а ты тем временем пройдись по квартире и отключи все электроприборы, а то рванет, и пострадают ни в чем не повинные соседи.

- Все в порядке, - доложила она через некоторое время. - Можно включать газ.

- Так мы и..."

На этом магнитофонная запись заканчивалась, хотя в кассете еще оставался довольно приличный кусок пленки. Вероятно, госпожа Костромская решила, что все дальнейшее не суть важно, и отключила диктофон. Интересно, зачем она вообще сохранила запись, которая при желании да в умелых руках может сработать лучше любого прокурора. Ладно, все эти раздумья мы оставим на потом, а сейчас нашей первостепенной задачей является перезапись этого документа на мою кассету, потому как времени до ее прихода остается совсем немного. Играть с такой молодой, но хищной тигрицей без подстраховки было бы чистым безумием. Совсем невредно было бы позвонить Ухову и дать ему свои точные координаты.

Весьма успешно скопировав взрывной компромат, я бережно завернул полученную копию в кусок полиэтилена и присовокупил ее к губной помаде. Потом еще раз запаковал всю пачку в пластиковый мешочек и, утяжелив все это добро ключами, выбросил с шестого этажа. Проследив за его полетом и отметив место падения, я с чистой душой налил из рога малую толику, включил торшер и устроился в кресле напротив входа.

Ответ на вопрос, зачем она сама на себя хранит компромат, пришел легко и неожиданно. Непонятно, как только я раньше не догадался. Все очень просто. Он ей был нужен в случае провала. Она надеется, что, выслушав признания Губковского, всякий судья проникнется к ней сочувствием и назначит минимальный срок наказания. Ай да лисичка, ай да сестричка, ай да братец Алексей! Интересно, кто он такой и с чем его едят? Судя по всему, отморозок он еще тот. Не всякий решится так хладнокровно открыть газовые горелки. Кто он? Действительно любовник Костромской или просто наемный убийца? Нет, наемные убийцы так не работают, они действуют в одиночку и по заранее продуманному плану. Здесь же их действия носят некий совещательный характер, а это означает то, что они были в близких отношениях.

Все-таки странно получается. Все началось позавчера утром с безобидной установки памятника, а нынче у нас гора трупов и в придачу к ним немножко преступников.

- Поразмыслив, покумекав, удушил соседа Жека! Только зря он кукарекал. Удушили тоже Жеку, - таким восхитительным четверостишием собственного сочинения встретил я входящую Костромскую.

- Что!!! - Ошарашенно, как на призрак, она уставилась на меня, пытаясь вытолкнуть застрявшие в глотке слова. - Как?! Как вы здесь оказались?

- Да просто шел мимо, дай, думаю, зайду на секундочку. Вот и зашел, наверное, я ужасно сильно захотел увидеть вас. Да вы проходите, садитесь, в ногах правды нет.

- Что все это значит?! - приходя в себя, завибрировала она гневом и возмущением. - Как вы открыли дверь?! Как вы посмели?! Нет, так просто я этого не оставлю! - Подбежав к окну, она открыла форточку и что есть мочи заорала: - Валера, быстро поднимись ко мне! Слышишь, срочно!

- Зря вы это сделали, - глотнув водки, ухмыльнулся я. - Я настроился на душевный, теплый разговор в стенах вашей квартиры, а теперь вынужден перенести его в суровые своды подземелья. Но как говорится, была бы честь предложена...

- Немедленно убирайтесь вон, если не хотите, чтобы вас выкинули в окно.

- Лисичка, а я люблю летать, даже во сне каждую ночь я порхаю и порхаю.

- Что? - насторожилась она. - Какая я вам лисичка? Оставьте ваш фамильярный тон. Кажется, я не давала вам на то никакого повода. Где Валера застрял?!

- Да вы не волнуйтесь, с ним все в порядке, наверное, он просто решил отдохнуть.

- Как это отдохнуть! - Высунувшись в окно, она некоторое время рассматривала все происходящее внизу. - Да куда же он мог запропаститься?

- Мало ли куда может заглянуть молодой парень - в пивную, в бордель...

- Может быть, вы все-таки объясните, что все это значит?

- Я давно собираюсь это сделать, но вы не даете. Повышаете голос, оскорбляете. Нехорошо, Екатерина Георгиевна, я к вам со всей открытостью моего любящего сердца, со всей неопытной, нерастраченной душой, а вы...

- Довольно амикошонствовать. Давайте по существу.

- А разве ж я против? Совсем наоборот. Весь сегодняшний день я посвятил исключительно вашему делу. Вы попросили меня найти убийцу вашего отца, и я его нашел, только вам, очевидно, будет совсем неинтересно про это услышать?

- Это почему же? - проверяя твердость почвы, осторожно спросила она.

- Потому что вы сами знали это еще год тому назад.

- Я вас не понимаю, - сжав кулачки, через силу выдавила она. Выражайтесь яснее.

- Лисичка, яснее уже некуда. - Многозначительно подмигнув, я щелкнул по пустому фужеру. - Водка у вас просто великолепная, нельзя ли повторить?

- Нельзя. - Резко отвернувшись, она прижалась лбом к стеклу.

- И правильно, алкоголь в больших дозах наносит вред здоровью.

- Я вас посажу.

- За что же? - искренне удивился я.

- За то, что вы взломали дверь и ковырялись в моих вещах.

- Ну это еще вопрос спорный. Дверь я не взламывал, а замки открыл вашими родными ключами. Насчет вещей тоже неточность. Я рылся в них не по своей инициативе. Именно вы, а никто другой попросил меня об этом. Да, да, вы попросили найти убийцу, и не моя вина, что след его привел в вашу квартиру. Вы уподобились той унтер-офицерской вдове, которая, как известно, сама себя выпорола. Не понимаю только, зачем вам это понадобилось записывать? Лишний раз себя проверить и убедиться в своей гениальности? Так, что ли? Сожалею, но на этом вы как раз-то и вырыли себе яму.

- Где кассета? - Резко обернувшись, она наставила на меня пистолет. Это было неприятно, но пока терпимо. Самое главное, чтобы у нее не сдали нервы.

- Там, где ей и положено быть, - у меня в кармане, - как можно спокойней ответил я, и моя доброжелательная улыбка было полна приятности. Не извольте беспокоиться, я вам ее отдам, но вы говорили мне что-то в отношении оплаты.

- Кассету на стол, мерзавец! Или я стреляю!

- Да, да, конечно... - Суетливо вытащив кассету, я боязливо положил ее на стол. - Но как же с оплатой?.. Вы обещали... Я потратил время...

- Я дам тебе денег, подонок, - живо забирая компромат, заявила она. Но только в обмен на твое молчание. Ты меня понял?

- Как тут не понять, ведь я работал исключительно в ваших интересах. Не понимаю, за что вы меня по-всякому оскорбляете. Я буду молчать как рыба, как того требует этикет частного сыщика. Надеюсь, что сумма гонорара будет достаточной?

- Достаточной, чтобы хватило на месячный пропой. - Злобно зыркнув, она полезла в свою сумочку, и этот момент упускать было грешно. Массивный хрустальный фужер, пущенный моей немощной рукой, угодив ей в лоб, отрикошетил на стенку и рассыпался на сотни радужных кусочков. Костромская же, не обращая никакого внимания на бьющую фонтаном кровь, выронила пистолет, немного подумала и молча улеглась на пол.

Этого мне только не хватало! Подобрав ее оружие, я метнулся к аптечке и, словно заправский травматолог, в считаные секунды намотал ей на голову сногсшибательный тюрбан. Потом, не утруждая себя всякими ватками, плеснул ей под нос дозу нашатырного спирта. Ну а пока она очухивалась и отплевывалась, я сноровисто вынул новый фужер и на треть его наполнил.

- За ваше здоровье, мисс идиотка!

- Сам ты подонок! - огрызнулась она и попыталась подняться.

- Пардон, мадам, позвольте вам помочь.

- Пошел вон! Обойдусь без тебя.

- Жаль, - огорченно прищелкнул я языком. - Значит, вы против конструктивного, содержательного разговора. Ну что же, в таком случае соберите себе узелок и приготовьтесь к дальней дороге в казенный дом.

- Что ты мелешь, старый козел. Врешь ты все! Ты сам от этой милиции как от огня бежишь! Какой может быть казенный дом? Какая дорога?

- "... А по широкой дороге, где мчится скорый Воркута-Ленинград..." фальшиво, но с удовольствием пропел я. - Сочувствую, но ничем не могу помочь.

- А я и не прошу твоей помощи, я ее покупаю. Назови свою цену.

- Цена для меня пустячная, но для вас она будет высока. Думаю, что пять годков покажутся вам вечностью. На выход, синьорина.

- Гиль! - недоуменно воскликнула она. - Как же так, ведь совсем недавно ты говорил, что работаешь в моих интересах и поступать подобным образом тебе не позволит этикет частного сыщика? Я правильно поняла?

- Совершенно верно, Екатерина Георгиевна, и я это повторяю: мое моральное кредо таково, что преступник всегда должен нести наказание.

- Послушайте, Константин Иванович, дело совсем не в деньгах, - облизав пересохшие губы, попробовала она зайти с другой стороны. - Вчера вечером вы обмолвились о нетрадиционной форме оплаты... В общем... Я согласна.

- Ты посмотри на себя в зеркало! Чучело огородное! - от души рассмеялся я. - Нос распух, скоро синяки появятся, на голове целый айсберг. Да кто ж на тебя на такую позарится? Разве что сифилитичный дервиш из Алжира.

- Ты дорого заплатишь мне за эти слова. Я-то выйду, и думаю, что прямо из зала суда, а вот ты уже из могилы никогда не вылезешь.

- Лисичка, если бы хоть пять процентов всех угроз, направленных в мой адрес, сбылись, то я бы уже восемь раз повстречался с Сатаной. Ладно, Катюша, хватит болтать и переливать из пустого в порожнее, лучше расскажи мне, кто такой Алексей и как ты догадалась о том, что твоего отца отравил Губковский.

- Делать мне больше нечего, как исповедоваться перед алкашами, раздраженно дрыгнула она ножкой. - На это у меня есть личный адвокат.

- Верно, это твое личное дело, но пробудить во мне симпатию в твоих интересах.

- Ты можешь что-то обещать?

- Не много, но можно повернуть эту историю другим боком. В ином ракурсе она будет смотреться гораздо симпатичней. Предположим, что ты сама обратилась ко мне с жалобой на то, что тебе надоел гнет твоего греха, словом, явка с повинной.

- Слабо писаешь, Гончаров, - презрительно скривила она губы. - На такой компромисс не пойдет даже полный болван.

- О каком компромиссе ты говоришь? Ничего похожего я тебе не предлагаю, просто я сказал, что могу, а чего нет. Вот и все. Пойдем, уже девятнадцать часов стукнуло, наверное, нас заждались.

- Подожди. Мне нужно сходить в ванную, кровь с лица отмыть, а потом посетить туалет. Надеюсь, что ты не лишишь меня последней радости?

- Да чего уж там, валяй, Катерина, - великодушно я позволил ей эту роскошь. - Но только долго не засиживайся, нас в самом деле ждут.

- Врешь ты все, блефуешь, ну да ладно, время покажет. Надеюсь, что ты не настолько испорчен, чтобы подслушивать под дверью туалета?

- Пока за мной этого не наблюдалось, а что будет дальше, никому не известно.

- Давай, Гончаров, прогрессируй!

Отсутствовала она минут десять. За это время я успел пообщаться с Максом на языке жестов. Во-первых, я понял, что связанный и обезвреженный Валера отдыхает в его машине, а во-вторых, указал ему место, куда я бросил свой сокровенный пакет, после чего дал отмашку и вернулся на свое место.

- Константин Иванович, налейте мне сто граммов коньяка, - выходя из ванной, заблажила Костромская. - Ужасно захотелось выпить.

- Нельзя. Тебе действительно нельзя, может снова открыться кровотечение.

- Да и черт бы с ним. Про Алексея я ничего не скажу, не в моих это правилах, к этой истории он не имеет никакого отношения. Я выбрала его чисто случайно.

- Возможно, но газ-то открывал он.

- Это не важно, главное, что инициатором выступала я. Но я и не могла иначе. Моего отца убили, и я должна была отомстить. Спасибо, - принимая рюмку коньяка, поблагодарила Катерина. - Как я догадалась о Губковском? Наверное, так же, как и ты. Я первой оказалась в гараже и первой тщательно его осмотрела. Когда выхлопы уже улетучились, я отметила, что в смотровой яме газ все еще присутствует. Это обстоятельство показалось мне подозрительным, и я спустилась вниз, где обнаружила странное, на мой взгляд, вентиляционное отверстие. Именно возле него концентрация СО была наиболее высокой. В общем, подозрения в отношении Губковского зародились у меня в первые десять минут моего пребывания в гараже. Однако подъехавшей вскоре милиции я на сей счет ничего не сказала. Уже тогда я решила сама все досконально проверить, и если мои подозрения подтвердятся, то и судить и казнить его буду я сама, своими собственными руками.

Но как проверить правильность моего предположения? Со своей стороны я содрала вентиляционную решетку и ввела туда катетер, в смысле тросик для чистки канализации. Он уходил куда-то вглубь метра на четыре и там натыкался на какую-то преграду. Какую точно, я сказать не могла, а мне были необходимы только наверняка проверенные факты. А для этого мне во что бы то ни стало нужно было сблизиться с Губковским и осмотреть его гараж. В общем, через десять дней после похорон отца я начала крутить перед ним задницей и строить ему глазки. Подонок в первый же вечер сполна заглотил мой крючок. Смешно было смотреть, как этот урод буквально лезет из кожи, чтобы мне понравиться. Но сдаваться так просто я не собиралась, не затем я его терпела. Не затем ходила с ним в рестораны, не для того себя компрометировала. Как бы случайно я попросила его научить меня водить машину. Он с радостью согласился, и это был второй шаг в моем далеко идущем плане. Таким образом я попала к нему в гараж. Но этого было мало, он постоянно крутился рядом, а мне его присутствие мешало, и тогда, чтобы полностью завоевать его доверие, я уступила. Вы даже не можете себе представить, насколько это мерзко отдаться человеку, которого ты подозреваешь в убийстве своего отца. Однако цель была достигнута. Он начал поговаривать о нашей совместной жизни и в знак особого доверия вручил мне вожделенные ключи от бокса в обмен на мои ключи от квартиры.

В ту же самую ночь я проникла к нему в гараж и спустилась в смотровую яму. Поначалу я была здорово разочарована. Ничего похожего на вентиляционную решетку я не обнаружила. Но, решив довести начатое дело до конца, я стала простукивать каждую кафельную плитку, и совсем скоро мои труды увенчались успехом. Одна из плиток ответила мне гулко и глухо. Отодрав ее, я увидела то, чего ожидала. Под последней ступенькой виднелась дыра глубиною в метр, а затем эта нора сворачивала налево, то есть к нашему гаражу. Таким образом хоть и косвенно, но я подтвердила свои подозрения. Третий шаг был сделан, и оставался последний, завершающий. Установив плитку на место, я, полная решимости, вернулась домой.

Да, мне оставалось только его убить, но так, чтобы он знал за что, и при этом ухитриться, чтобы на меня не легла и тень подозрений. Собственно говоря, примерный план убийства я разработала давно, теперь мне оставалось домыслить кое-какие детали и, что самое главное, на время убрать из квартиры его жену. У меня это получилось, а про все остальное вы уже знаете... Позвольте вас спросить, где вы откопали ключи от моей квартиры, мы с Алексеем их совсем обыскались.

- Они висели на самом виду, вперемешку со всеми другими ключами.

- Полный аншлаг! Если бы не эти дурацкие ключи, вы бы не попали в мою квартиру, а значит, не смогли бы ничего доказать. Досадно.

- Не переживайте, Катерина, кроме заказного убийства, практически каждое преступление раскрываемо, потому как всегда остается какая-то мелочь, о которой преступник не подумал или просто зевнул по запарке. Но нам пора.

- Пойдемте. Я готова, - горестно вздохнула она и накинула шубку.

В лифте она не отрываясь, с вопросительной мольбой смотрела на меня, но я был непреклонен, хотя и давалось мне это с трудом.

- Константин Иванович, а может быть, вы еще хорошенько подумаете и?.. спросила она, когда кабина остановилась на уровне четвертого этажа.

- Нет, Катерина, - стойко ответил я, с неодобрением глядя, как к нам заходят два дюжих парня с подозрительными рожами.

- Подумайте, мое предложение не лишено смысла, - лукаво улыбнулась она.

- Нет, - хотел ответить я, но красные звезды золотыми блестками обрушились на меня с черного купола небес, и я в них захлебнулся.

Глава 12

В старинный город Ярославль полковник Требунских прибыл поздно вечером и первым делом отправился в ГУВД. Пробыл он там не больше пятнадцати минут, а когда вышел, то, кажется, был вполне удовлетворен полученными результатами. Остановив такси, он назвал адрес и уже через тридцать минут стоял у кособокой изгороди, окружавшей такой же ветхий домишко. В оконце, находящемся в метре от снега, горел тусклый свет, и это обнадеживало. Открыть разбитую калитку можно было не иначе, как прежде приподняв ее. Что он и сделал. Очутившись в маленьком дворике, он ступил на протоптанную тропинку, ведущую к крыльцу. В тот же миг на него с глухим рычанием накинулся довольно внушительный пес.

- Замолчи, барбос, - приостанавливаясь, вполне серьезно попросил полковник. - Давай не будем усложнять друг другу жизнь. Пройти я все равно пройду, но это будет стоить нервов и тебе, и мне. А зачем нам это нужно? Иди в свою конуру и хорошенько обмозгуй мое предложение. У тебя ведь не куриные мозги, должен сам все понимать. Ну вот так-то лучше, - усмехнулся он, глядя, как, повизгивая, собака начала пятиться и отступать. - Ты, братец, умнее, чем думают люди. Спасибо за приглашение.

Кивнув барбосу, Требунских поднялся на крыльцо и негромко постучался в сени. Не получив никакого ответа, он вошел вовнутрь и, нащупав в темноте обитую дерматином дверь, постучал во второй раз.

- Входи, не заперто, - сразу же ответил ему надтреснутый старческий голос.

- Спасибо, уже вошел, - переступая через высокий порог, улыбнулся он, стараясь поскорее привыкнуть к свету и сориентироваться в обстановке. Добрый вечер.

- Здорово, - ответил ему сухонький старик, сидящий на стуле перед телевизором. - А ты кто такой? Что-то личность твоя мне незнакома.

- Степан Иванович, а вы меня и не знаете, потому что живу я в другом городе и тоже вижу вас впервые, - признался полковник, тщательно вытирая ноги об аккуратный половичок под дверью.

- Вот оно что, - понимающе затряс бородкой дед. - А чего это мой Жучок тебя не куснул? Ему палец в рот не клади, любит он чужих людишек на зуб пробовать.

- Значит, мы с ним нашли общий язык, - улыбнулся Требунских.

- Не иначе как, - согласился хозяин. - Да ты проходи, чего половицы-то гнуть да порог протирать, проходи и садись! Будем, значит, знакомиться. Не разувайся, не надо, я назавтра приборку себе назначил. Тебя как зовут-то?

- Петром Васильевичем. - Устраиваясь рядом, полковник только теперь заметил, что у старика напрочь отсутствует правая нога.

- Значит, Васильич, - со вкусом выговорил дед. - Хорошее дело. А откуда ты, Васильич, приехал и за какой надобностью ко мне пожаловал?

- Я из Самарской губернии, - уклончиво ответил Требунских, не желая пока раскрывать все карты. - По служебному делу приехал, а заодно решил и вас навестить.

- Из Самарской губернии, уверишь. Слыхал про такую. Сам-то не бывал, врать не стану, но по телевизору ваш губернатор, Титов, бойко выступает. А чего ты решился меня навестить, аль просил кто?

- Нет, Степан Иванович, никто меня не просил. Пришел я к вам по своей инициативе, хотел расспросить вас о вашем брате Николае Ивановиче Скороходове.

- Зря ты это, - нахмурился дед. - Вспоминать о нем не хочу. Да и сказывали мне, что помер он давно. Чего старое-то ворошить? Не хочу.

- Жаль, Степан Иванович, вы бы могли мне здорово помочь. Ну да ладно, не буду вас принуждать. - Поднявшись с места, Требунских вытащил три фотографии и веером развернул их перед Скороходовым. - Не затруднит вас присмотреться и ответить, знакомы вам эти люди или нет?

- Эге! - крякнул дед. - Да они же все мертвяки! Этого-то я знаю, ткнул он пальцем в фотографию трупа, найденного на кладбище. - Это старший Колькин сын, Славка, стало быть, мой племяш, а этот его сын, значит, Колькин внук, как его зовут, я не помню, - показал он на парня, найденного на набережной за портом. - Ну а этого, уж извиняйте, я не знаю, приметно подраспух парнишка, видать, долгонько томился. За что их там у вас убарабанили?

- В том-то все и дело, пока что ведем расследование, и к вам я приехал в надежде на помощь именно в этом вопросе.

- Ну раз такое дело, то я готов вам помочь, только вся беда в том, что я почти ничего не знаю. Кольку, братана, значит, вместе с его новой бабой Нинкой я вышвырнул отсюда еще в шестидесятом году и с тех пор стараюсь ничего про них не слышать.

- Что так? Ведь вы родные братья.

- Зря говорят, что яблоко от яблони далеко не катится, лучше будет сказать, в семье не без урода. У нас с Колькой что мамка, что тятька были людьми правильными. Работяги, чужого не возьмут, убогому помогут, все село их уважало, начиная от старосты и кончая последним оборванцем. В кого только Николай таким уродился, одно удивление. Мы с ним погодки, он на год старше. Я родился в пятнадцатом году, а он, значит, в четырнадцатом, но это все неправильно. Нас когда советская власть переписывала, то все перепутала. На самом деле я старше Кольки. Да и хрен с ним, дело-то не в этом, а в том, что я уже с семи лет начал матери помогать, тятьку-то к тому времени уже на войну забрали, и мы втроем остались. Жили мы тогда трудно, почти все, что на огороде вырастало, то у нас и забирали, вот и приходилось матушке, царствие ей небесное, помогать. А в селе кому нужны помощники? Да еще такие сопляки, как мы с Колькой. Вот и приходилось нам каждодневно за семь верст сюда, в город, бегать, чтоб какую-никакую копейку сшибить. А где ты ее сшибешь, когда весь народ загибался. Только на рынке или на барахолке можно было малость подработать. Я-то честно спину гнул - кому погрузить поможешь, кому перетащить чего надо. В общем, пустым я домой не приходил, хоть пару картошек, хоть ломоть хлеба, да принесу, а Колька по другой стежке пошел. Воровать взялся, стервец, а мы же с ним похожие, вот и получалось, что он ворует, а меня дубасят. Надоело мне это, мамке пожаловался. Ага, а она, это самое, выпорола его. Умный бы понял, а он нет, только озлобился и сдружился с ворами, такими же, как и он сам.

Ну ничего, тут война кончилась, и потихоньку народ выправляться начал. Конечно, не сахар еще, но полегче нам стало. Меньше стали отбирать. В десять лет я в школу пошел, в семилетку, а потом на курсы механизаторов. Все ладно складывалось, кабы не Колька. Он, сволочуга, мало того что сам нигде не работал, так еще и у меня деньги когда выпросит, а когда и слямзит. Что ты будешь делать! А тут время пришло, в армию забривать начали. Колька-то по документам старше, значит, его должны были в первую очередь забрать, ан нет, хитрющий он был, изворотливый. Здесь в городе с какой-то врачицей спутался, сделал ей ребеночка, а она ему, это самое, справку выхлопотала о том, что, дескать, он не может служить в Красной армии, потому что он по ночам ссытся и мозги у него набекрень. Ну что ты будешь делать!

Короче, его не взяли, а меня в тридцать пятом укатали, да так, что отпустили только в тридцать восьмом. Но ничего, раз надо, так надо, я не в обиде. Пришел я домой, начал свою жизнь обустраивать. Первым делом Кольку охреначил за то, что он совсем на мать и на дом наплевал, приходит только на ночь. Потом своими руками весь этот дом перебрал, считай, перестроил. Ну а потом, ясное дело, женился. А как же, надо род продолжать, тятька-то с первой войны так и не возвернулся, а на Кольку надежды никакой. Знай себе строгает ребятенков, как котенков, на стороне и в ус себе не дует. А мне хорошая баба досталась, Наталья Игнатьевна, царствие ей небесное. В сороковом мне сына родила, Ивана, вечная ему память, офицером он стал, майором. В Афганистане его убили, в восьмидесятом.

Что-то, Васильич, кругом покойники у нас, надо бы помянуть, уважь старика, спрыгни в подпол, там у меня самогонка хорошая, сам гнал. Или побрезгуешь?

- Нет, почему же? Сейчас сделаем.

- Ты пальто-то сыми, перепачкаешься. Она у меня там слева, в литровых банках, а заодно и огучиков прихвати, грибков тоже...

- Все сделаю, - открывая лаз, пообещал Требунских. - Только вы не беспокойтесь.

- А чего мне беспокоиться? Пусть беспокоится тот, у кого есть что воровать. Ну как, нашел? Ну и хорошо, а грибки будут пониже. Тоже нашел? Ну и молодец.

- Рад стараться, Степан Иванович, - закрывая люк, улыбнулся полковник. - Вы сидите, не хлопочите, продолжайте ваш рассказ, а я тем временем накрою на стол.

- Ну так вот, значит, зажили мы с Натальей Игнатьевной, с матерью и сыном Иваном в полном достатке и доброте, хорошо зажили, но только не долго продолжалась наша радость, совсем скоро напал на нас Гитлер, и я одним из первых ушел на войну. Взяли меня танкистом и присвоили звание младшего сержанта. Воевал я не хуже других и имею за это орден и медали. Три танка я пережил за полтора года, а с четвертым тридцатого ноября под станцией Суровикино закончил свою войну. Ногу, значит, мне оторвало по самые, извиняюсь, яйца, ну и так, по мелочам, осколками почикало. До этого тоже ранения были, и в танке горел я два раза. Коротко говоря, списали меня подчистую и аккурат в январе месяце на Рождество я дошкандыбал домой. Вот то была радость так радость, а я еще боялся домой ехать. Про баб всякое в госпитале наслушаешься, а мне-то и тридцати еще не было, и с этим делом все в порядке. Однако зря я переживал, хорошо меня встретила Наталья, а уж о матери и говорить нечего. Соседи тоже радовались. Что ты! Старшина! Три медали, а в пятидесятом меня вызвали в военкомат и вручили орден Славы третьей степени. Тогда не то что сейчас, награды цену имели большую. Это потом уж нам их горстями раздавать начали, Брежнев мне даже орден Славы второй степени прислал. Давай-ка, Васильич, выпьем за всех дорогих нашему сердцу умерших людей. Царствие им небесное!

Ну, в общем, возвращению радовались все, кроме Кольки, потому что я уже через неделю избил его костылем. А сделал я это не просто так. Мать мне шепнула, глянь, говорит, что у него в сундучке творится, перед людьми стыдно.

Ну я и открыл сундучок, добротный такой, из резного дуба смастыренный. Открыл и ахнул. Чего я только там не увидел! Там тебе, Васильич, и ложки позолоченные, и тарелки серебряные, а всяких бабских побрякушек и не перечесть. Хоть я и плохо разбираюсь в этом деле, но сразу смекнул, что камни настоящие, а золото не цыганское, и стоит вся эта трахомудия бешеных денег. На них, наверное, можно пять танков построить. Мне аж нехорошо стало.

"Откуда, - спрашиваю, - мама?"

"Вот такие вот дела, Степа, - отвечает она. - Колька наш совсем с ума сошел, на людском горе себе рай хочет выстроить. В городе он устроился, продовольственными складами заведует. А что делает, паразит! Наладился в Москву харчи возить целыми машинами. Дело-то хорошее, там же голод. Да только не по-божески он делает. Половину как положено сдаст, а другую на барахолку тащит. Людей грабит, а ему все сходит. Видно, сам черт его оберегает. Я уж и так и эдак ему говорила, а с него что с гуся вода, только ухмыляется. А мне уже по селу стыдно ходить. Людям-то глаза не закроешь и уста не замкнешь. В декабре он даже в Ленинград пробрался, привез оттуда целую гору колец да сережек, а в каждом кольце мне ребенок мертвый видится. Не могу я больше. Степа, попробуй ты, может, хоть ты его образумишь".

Так попросила меня мать, ну я его и образумил! Вернулся он после очередной поездки, а я вон оттуда, из-за занавески, наблюдение веду. Он холщовый мешочек на стол вытряхнул, а там опять всякие брошки да колечки-сердечки. Стал он их пересчитывать и в тетрадку записывать. Оприходовал, значит, и сундук свой поганый ключиком открывать хотел, а замочек-то не работает, потому что я его три дня как угробил. Он в крик, на мамку ругаться начал. Ну тут я не выдержал, к нему выскочил, а стоял я тогда еще плохо. Шатко.

"Чего орешь? Свиная твоя рожа! Не смей на мать ругаться. Я твой сундук сломал".

"Да какое ты имел право? - опять заорал он. - Да я тебя сейчас захреначу!"

"Это я тебя сейчас захреначу, - ответил я и вытянул его костылем поперек хребтины. Сам упал, а он как стоял, так и остался стоять, только лыбиться начал".

"Что, - говорит, - огрызок, не получается? То-то же. Сиди впредь и в тряпочку сморкайся. Не человек ты уже, а калека. Будешь теперь сапоги мне чистить да кур щупать, потому что баба твоя скоро от тебя сбежит. Кому ты нужен, охнарь недокуренный. Вроде и бросить жалко, а вообще так ты никому и не нужен. Так и знай, держу я тебя в своей избе только из жалости. А надоест, так выкину, как шелудивую суку".

Так он мне сказал. Зря сказал. Костыль-то у меня был железный. Вот я и саданул ему, да прямо по колену. Ох, как он взвыл - заматерился! Прямо тошно стало. Ну я его вдругорядь перетянул, тоже по чашечке. Он тут упал, зато я поднялся, допрыгал до лавки и давай его костылем-то окучивать. Чуть до смерти не забил, мать его собой заслонила. А жалко, надо было этого гаденыша еще тогда прибить.

Потом ночь наступила, а мы с Натальей на печке спали, мерз я сильно, слабый еще был. Вот он меня и будит, шепотом, чтоб никто не слышал. Чую, он мне в ухо-то пистолет тычет. Шепчет. "Степан, чтоб завтра твоего духу в избе не было, иначе тебе каюк. Поутру забирай свою шалаву и вместе с вашим выблядком ступайте на все четыре стороны. Ты меня понял?" - "Понял, отвечаю я ему, - спасибо тебе, братка, за такую встречу. Дай-ка я на прощание пожму твою руку..."

Ну а я все ж таки в армии служил, да на фронте полтора года, силушка кое-какая осталась. Сгреб я его, да и головой-то о печку шарахнул. Он как повалился, так и замолчал. Тут я вниз спустился, подобрал его пистолет...

- Простите, Степан Иванович, а какой у него был пистолет, не помните?

- Как это не помню! Очень хорошо помню. Армейский "вальтер" у него был. Он, окромя "вальтера", ничего не признавал. Сука, окопов не нюхал, в танке не горел, а оружие любил. Этих "вальтеров" у него штук десять было. Только я у него четыре штуки отобрал. Так вот вы, значит, для чего приехали, а я-то, дурак старый, завелся. Извиняйте, пожалуйста. Наверное, надоело вам слушать стариковскую брехню? Извиняйте, Васильич.

- Нет-нет, все нормально, - заторопился успокоить его полковник. Только хотелось бы поконкретнее услышать именно о вашем брате. Когда он женился, когда крестился, кто были его жены, сколько он имел детей, в общем, все в таком духе.

- Понимаю, Васильич, понимаю. Но не могу не рассказать вам о том, что было наутро, это может вам понадобиться. Наутро, когда он пришел в себя, мамы и Натальи с Иваном дома уже не было, и я поговорил с ним по-мужски. Приставил к его виску его же "вальтер" и спокойно так говорю: "Я тебя сейчас убью, и никто меня за это даже не осудит, потому как ты есть клещ на теле Советского государства. Выбирай одно из двух: или ты сегодня же отвезешь все награбленное тобой добро в милицию, или тут же примешь смерть от руки твоего брата".

Он понял, что я не шучу, и клятвенно мне пообещал сдать все ценности в милицию. Я ему и поверил. Днем он подогнал машину, загрузил в нее свой сундук и уехал. На следующий день он привез и показал мне приемный акт о сдаче драгоценностей, и я успокоился до самого окончания войны, а явился он аж в сорок шестом году, да не один, а с женщиной. Мне она пришлась по сердцу, добрая такая, стеснительная. В общем, и я, и мама, и Наталья встретили ее хорошо. Перегородили избу на две части, прорубили им отдельный вход и наконец-то зажили по-человечески. Так мне показалось. Я к тому времени устроился сторожем в магазин, да и так подрабатывал мелким ремонтом - кому утюг починить, кому башмаки подшить. Наталья работала на ферме, а мама хозяйничала по дому. Жена брата Ольга Федоровна была учительницей, поэтому без работы тоже не сидела, а вот Николай опять пошел под откос. В селе-то его знали как облупленного, поэтому ни учетчиком, ни кладовщиком его не брали, а идти в МТС он не хотел, да и не умел он ни хрена. Прокантовался он так годик и опять подался в город. Это сейчас наше село все равно что городская окраина, а тогда путь неблизкий был. Как гость появлялся дома раз в неделю. А Ольга Федоровна к тому времени затяжелела и в сорок восьмом году, под День Победы, родила Славку, которого вы мне показывали. Значит, убили его. Такие дела.

Ну, конечно, мы его окрестили, все чин по чину, Колька приехал, разных гостинцев привез, а я прикинул и подумал, что за них надо отдать столько, сколько я и за год не зарабатываю. Однако смолчал, не захотел праздник портить. Так мы и опять зажили. Мы все здесь, а Колька в городе. Приезжать стал все реже и реже. Мы уж и перегородку сломали, а чего Ольге Федоровне одной-то с дитём малым делать?

Вот так и живем. У нас с Натальей мир да радость, а Ольга Федоровна сохнет да вянет. Но не ропщет, хахалей на стороне не заводит. Жалко ее, мочи нет.

Порешили мы с Натальей и мамкой как следует с ним поговорить - шутка ли, молодая баба, красивая, образованная, нам не чета, а живет одна, как былинка. Дождались мы, когда Колька приедет, да и взяли его в оборот. Мол, ты или живи со своей женой, или разводись к чертовой матери, потому что на селе к ней уж и парни молодые присматриваются. А он, это самое, в амбицию полез. Мол, не ваше это дело, с кем хочу, с тем и живу. Слово за слово, а ничего хорошего из того разговора не получилось. Все по-прежнему идет, приезжает он когда вздумается, уезжает когда захочет. Тут уж и пятьдесят пятый год начался. Славке пора в школу собираться. А тут новость. Замечаем мы, что наша Ольга Федоровна по ночам плачет, а днем нашего общества избегает. Сначала-то мы не понимали в, чем дело, а по весне заметили, что снова она понесла. Час от часу не легче! А как к ней подойти, как утешить, не знаем. Мы-то подумали, что ее кто-то из наших сельских парней начинил. А оказывается, это Колькина работа была. Матери-то потом, когда успокаивать ее начала, она и сказала, что никого, кроме Кольки, не знала.

В общем, хочешь не хочешь, а в конце лета Ольга Федоровна родила дочь Аленку. Стало быть, появился у Кольки второй законнорожденный ребенок. Только на этот раз он не то что с подарками приехать, он и сам-то не явился. Можете представить, каково нашей Ольге Федоровне было. Смотреть больно. Я уж тут и не выдержал, выпросил у нашего председателя бричку и покатил в город. Полдня его, поганца, искал. И все ж таки под вечер нашел. На квартире он целую большую комнату снимал.

В самую точку я попал. Как раз у него гулянка была. Девки развратные и товарищи его с золотыми фиксами. Тоже, наверное, во время войны кровушку народную пили. Всего человек шесть гулевали. В пятьдесят пятом-то уже хорошо жили, но такого, что я увидел у них на столе, конечно, не было. Зло меня разобрало - не рассказать какое. Как стоял возле порога, так и выдал им на всю квартиру.

"Суки, - говорю, - крысы тыловые, белобилетчики сраные! Встать, гниль поганая, когда с вами солдат разговаривает!"

А они сытыми кабанами ржут и вилками в меня тычут, зырятся, как на какой-то доисторический экспонат.

"Не обращайте на него внимания, друзья, - пуще всех гогочет Колька. Это мой брательник, херой войны, на треть кавалер ордена Славы. Степан, а хочешь, я тебя в самом деле кавалером сделаю? С документами, все чин-чинарем. - И достает из шкатулки целую горсть орденов. - Выбирай, Степа, а документы я тебе завтра привезу".

Васильич, ты не поверишь - откуда только силы у меня взялись? Как я начал их раскидывать да расшвыривать. Одному борову, самому паскудному, всю харю костылем расквасил. Девку его тоже чуть до смерти не забил. В общем, всю их сволочную компанию нарушил, всех разогнал, а Кольку не отпустил, прижал его в угол столом и давай по мордасам его жирным наяривать.

"Подлюга, - говорю, - да как же ты можешь, мелкая твоя душа! Как ты можешь солдатскими орденами торговать! Ты же не орденами, ты же кровью нашей торгуешь, собака ты вонючая. Не будет больше тебе от меня прощения. У тебя же три дня назад дочка родилась, Еленой назвали".

Плюнул я на него, забрал награды и хотел поехать в милицию, а они сами за мной приехали, видать, те сволочи вызвали. Забрали меня в отделение, а там я отдал им ордена и все рассказал. Они, конечно, меня отпустили и пообещали Кольку приструнить. Я обрадовался, поверил им и поехал домой. И что ты думаешь, Васильич? Через пару дней, как ни в чем не бывало, Колька появляется у нас. С ухмылочкой вызывает меня на улицу и говорит:

"Если ты, Степан, еще раз вмешаешься в мои дела, то срок тебе обеспечен. Силу я в городе большую имею, и посадить тебя мне раз плюнуть. Я бы давно это сделал, да мать жалко".

"Говнюк, мать он пожалел! Катись, - говорю, - отсюда и больше не появляйся, а дочку твою, Аленку, без тебя воспитаем".

В тот день он первый раз избил Ольгу Федоровну. Я-то этого не видел, потому что был у соседа в бане, а когда пришел, он уже уехал в город.

Опять покатилась наша жизнь - не радости, а одни тревоги. Однажды осенью я вызвал невестку на серьезный разговор.

"Все, - говорю, - Ольга Федоровна, ждать тебе больше нечего, не образумится Колька, пока еще молодая, ищи себе мужика".

А она улыбнулась жалостливо так и говорит:

"Конечно, я понимаю вас, Степан Иванович, надо и совесть знать, завтра же от вас съеду.

Ну что ты будешь делать, я же совсем другое сказать хотел, а она вон как поняла".

"Дура, - говорю, - ты, Ольга Федоровна, чего ты удумала. Мне ж за Кольку стыдно, а насчет тебя и речи быть не может. Мы все тебя любим и уважаем. Изба большая, а хочешь, приводи мужика сюда".

"Никого, - говорит, - мне не надо, а за ласковое слово спасибо".

Опять живем. Редко, но раз или два в месяц Колька приезжает, привозит продукты, одежду детям, сладости разные. Хоть тут не оскотинился. Но Ольгу поколачивать начал постоянно, конечно, когда меня дома нет. То в лес по грибы позовет, а оттуда она с фонарем приходит, то в бане над ней издевается...

Иван наш к тому времени в Алма-Ату уехал, в военное училище. Так что Колькины ребятишки, Слава да Аленка, нам с Натальей вроде своих стали. Особенно мы Аленку любили, да и она к нам жалась, маленькая такая, глазки голубенькие, щечки беленькие. Славка, на семь лет ее старше, тот все больше на улице пропадал, вот и воспитался там. Хулиганистым рос, а теперь выходит так, что и помер.

Ну а теперь о том дне. Случилось это летом шестидесятого года. Помнится, было воскресенье. Мы всегда по воскресеньям летом обедали всей семьей во дворе. Собрались и в тот день. Наталья мне четвертинку купила, пирогов напекла, в общем, мир и покой. Мы уже, считай, отобедали, когда Колька приехал. Приехал под мухой и тут же начал придираться к Ольге. Что, дескать, до него дошли слухи, будто она ему изменяет с учителем математики, был у нас такой Роман Павлович Берлин. Может, она и изменяла, судить не берусь, только какое собачье дело было до этого Кольке? Она же живая баба, ей тоже жить хочется. Так я об этом ему и сказал. А он, видно, к этому готовился, достал из кармана выкидной нож и ткнул мне в живот. Бабоньки мои тут заголосили на все село. Не прошло и получаса, как я оказался в городе на операционном столе. Врачи меня спасли, а следователю я ничего не сказал. Опять Колька вылез из воды сухим. А он, подлюга, не только меня в тот день пырнул, он еще и Ольгу избил. Она тоже заявлять на него не стала. Однако село есть село, это тебе не Нью-Йорк, шепот пошел, а у участкового ушки на макушке. Стали за ним приглядывать да присматривать. Он видит, дело-то плохо и закатился к нам ночью вместе с бабой, с новой женой, значит, с Нинкой. Прости, говорит, брат, виноват я перед тобой крепко, да только некуда нам больше податься. На хвост нам мусора сели. Схорони меня на месяц где-нибудь в сарае, пока я не подыщу себе на жительство другой город. Вот тогда-то я его и попер. Да так, что из села они у меня драли поджавши хвост. Ну а...

- Ясно, Степан Иванович, - утомленный столь долгим рассказом, поспешил прервать его Требунских. - Давайте сделаем так: я буду задавать вам конкретные вопросы, а вы мне так же конкретно будете на них отвечать. Хорошо?

- Как скажешь, Васильич, - немного обиделся старик. - Чего-то я и в самом деле разговорился. Оно и понятно, всю зиму сижу в избе один. Извиняйте.

- Скажите, вы уверены в том, что ваш брат сдал драгоценности государству?

- Сначала, когда он принес мне акт приемки, я был уверен, а позже засомневался.

- Почему, какие основания для недоверия у вас появились?

- Во-первых, потому, что горбатого могила исправит, во-вторых, потому, что слишком дорогие покупки он делал Ольге и детям, а в-третьих, этих фальшивых бумажек у него было хоть пруд пруди. Ну а потом, я сам видел тот самый резной сундук у него в городской комнате.

- А что это за Нинка и были ли у нее дети от вашего брата?

- Последнее время, когда Колька заведовал промтоварной базой, Нинка работала у него каким-то заместителем, в общем, без ее подписи он был как без рук. Потому-то они и не торопились заключать брак. По тогдашним законам на финансовых документах не могли одновременно стоять подписи мужа и жены. А ребятенок у них был, это точно. Звали его, кажется, Витька. Не помню только, в каком году он родился. Совсем еще маленький был, когда они уехали.

- Что сталось с Аленой и с Вячеславом?

- Так ведь Аленку они в шестидесятом с собой и увезли. А Славка так и продолжал жить у нас. В шестьдесят пятом закончил восьмилетку и поступил в городе в ПТУ. Потом сидел за драку, вернулся, начал меня по-всякому оскорблять, и я его в семьдесят третьем году выгнал точно так же, как и его папашу.

- А как сложилась судьба Ольги Федоровны?

- В шестьдесят пятом году, когда Славка поступил в ПТУ, она сошлась с каким-то вдовцом и переехала к нему в город. Первые лет пять она к нам заезжала, а когда умерла мать, а потом и жена Наталья, навещать меня перестала; то ли времени у нее не хватало, то ли неудобно ей стало, не знаю.

- Под чьей фамилией она живет?

- Под своей, она ее никогда не меняла, даже когда замужем за Колькой была. Он тогда еще обижался на нее за это. Устинова она. Ольга Федоровна Устинова.

- А вы не знаете ее адреса?

- Так-то не помню, но где-то был записан, надо посмотреть. - Ловко перехватив костыль, старик запрыгал в дальнюю комнату и вскоре оттуда вернулся со старинным, видавшим виды саквояжем. - Вот она, тут вся моя бухгалтерия. - Щелкнув замками, он начал неспешно рыться в пожелтевших бумагах, пока не выудил нужный листок. - Нашел, а я уж думал, что выкинул за ненадобностью, держи, Васильич. Передавай ей от меня привет, если она еще жива, конечно.

- Спасибо, Степан Иванович. Непременно передам, - поднимаясь, поблагодарил его полковник. - Вы здорово мне помогли. Спасибо вам за угощение, и до свидания.

- Куда ж ты собрался? Уже первый час ночи, - замахал на него руками дед. - Останься, переночуй, а завтра и пойдешь.

- Ничего, я такси поймаю.

- Какое здесь такси? Нет сейчас никакого такси, а по ночам у нас сейчас опасно.

- Ничего, это пусть они нас боятся, нам их бояться не следует. Мир дому твоему, Степан Иванович.

Открыв дверь, полковник растаял в облаке холодного пара.

Старик выключил свет, подошел к окну и долго смотрел на удаляющуюся фигуру ночного гостя, а когда она полностью растворилось в густых ночных чернилах, он покачал головой, не понимая, почему его злющий барбос Жучок и на этот раз пропустил отличную возможность куснуть незнакомца. Потом сел за стол, налил себе стаканчик самогона и задумался, то ли былое вспоминая, то ли представляя свое будущее.

* * *

Старик смотрел не в бровь, а в глаз. Уже через пять минут полковника остановила группа из трех человек. Слаженно и четко они обступили его с трех сторон.

- Слышь, братан, да? Пальтишко у тебя нехилое, да? - ощупывая по-хозяйски ткань, поинтересовался заводила, здоровый парень с перебитым носом. - Кашемировое, да? А у меня братан только откинулся. Прикинь, ему выйти не в чем. Ты будь человеком, дай ему на время поносить.

"В чужом городе можно и похулиганить", - подумал Требунских и торопливо проговорил:

- Да вы что, мужики, а я как же... Ведь холодно... Замерзну...

- Твои проблемы. Ты чё, пожалел для моего брата свой прикид? недоуменно воскликнул верзила, и перед носом полковника сверкнул нож. Желание шутить отпало.

- Сейчас я, мужики, какой разговор, только документы достану.

- Документы можешь забрать, а бабки оставь, - великодушно разрешил бандюга.

Резко оттолкнув локтем стоящего слева грабителя, полковник выхватил пистолет и, падая, трижды выстрелил, выплюнул три порции газа, которые попали точно по назначению. Парализованные налетчики корчились на снегу в самых неудобных позах. Тщательно их обыскав, Требунских изъял ножи и набрал 02. Машина прибыла, когда газ еще действовал, так что грузить пришлось раскоряченные коряги грабителей.

Этот курьезный случай впоследствии сыграл положительную роль, потому что дежурный по РОВД, желая тем самым выказать свою признательность, нашел для полковника шикарный и сверхдешевый номер в какой-то частной гостинице, куда сам его и отвез.

Впрочем, это была совершенно уж излишняя забота, так как уснуть на несколько часов можно было где угодно, даже в том же РОВД.

В семь часов полковник уже выходил из гостиницы, надеясь следующую ночь провести дома. Наняв такси, он с удовольствием проехал по старинному городу, сожалея, что на более детальный осмотр достопримечательностей у него просто нет времени.

Ольга Федоровна Устинова жила в трехкомнатной квартире и на визит Требунских отреагировала однозначно отрицательно. Сначала она долго разглядывала его в глазок, потом минут пять расспрашивала, кто он такой, откуда и что ему нужно.

Наконец полковнику это надоело, и он пообещал, что сегодня же вызовет ее повесткой. Это возымело действие, дверь тут же отворилась, и улыбчивая бодренькая старушка, рассыпаясь в извинениях, пригласила его в квартиру.

- Вы уж извините меня, товарищ Требунских, но дома я одна осталась, а кругом такое творится, что просто диву даешься, как до сих пор живы еще. Вы раздевайтесь и проходите в комнату, а я пока чайку вскипячу. С утра-то хорошо чайку попить, а что вы рано-то так? Еще и восьми нет.

- Служба, знаете, - неразборчиво пробурчал полковник, думая только об одном, как ей преподнести новость о смерти сына и внука и не понадобится ли вызывать для этого божьего одуванчика неотложку. С этими невеселыми думами он и сидел, покуда хозяйка готовила чай и подавала многочисленные варенья и печенья.

- Петр Васильевич, так какое у вас ко мне дело? - вдоволь нахлопотавшись, присела на краешек дивана хозяйка. - Я даже представить себе не могу, в чем я виновата.

- Успокойтесь, Ольга Федоровна, вы ни в чем не виноваты. Скажите мне, вы знаете, где сейчас находится ваша дочь Елена?

- Конечно, недели три тому назад она поехала в Тольятти в длительную командировку, по крайней мере, она мне так сказала. А что случилось? Погодите... вы ведь тоже из Тольятти... - всполошилась старушка. - Боже мой, что случилось с Аленкой?! Сейчас же расскажите мне, что случилось с моей дочерью!

- Я не знаю, по крайней мере у меня нет о ней никаких сведений, поторопился успокоить ее полковник, с тревогой представляя, как она воспримет смерть сына.

- Тогда чего ж вы от меня хотите? - вздохнув с облегчением, спросила Устинова.

- Вы поддерживаете с ней телефонную связь? - пропустив вопрос мимо ушей, спросил он.

- Да, последний раз я с ней разговаривала дней пять тому назад.

- Где она работает и с какой целью отправилась в командировку в наш город на столь длительный срок?

- Она содержит маленькую парикмахерскую, весь штат которой состоит из нее да двух ее подруг. А в командировку она поехала, чтобы освоить новую технологию.

- Чего?

- Ну я не знаю... наверное, стрижки... не знаю... - растерянно развела она руками, сама вдруг постигнув всю смехотворность ситуации.

- Вот и я не знаю. - Испытующе посмотрев на нее, он спросил: - Скажите, а перед отъездом она получала какой-нибудь вызов или иное письменное приглашение?

- Да, она получила какую-то странную телеграмму.

- Где она? Или Елена Николаевна забрала ее с собой?

- Нет, она порвала ее на мелкие кусочки и выбросила в мусорное ведро.

- Что там было написано? - воспрянул духом полковник, ни минуты не сомневаясь в том, что старухино любопытство одержало верх над щепетильностью.

- Откуда мне знать, говорю же вам, она порвала ее на мелкие кусочки и выбросила в мусорное ведро. - По тому, как забегали старушкины глазки, он понял, что его предположения верны. Осталось немножко поднажать.

- Как хотите. Но тогда объясните мне, почему телеграмму вы назвали странной?

- Ну, не знаю. Наверное, потому, что она ее тут же порвала.

- Ясно. Можете больше ничего не говорить, но поверьте, от этого зависит ее жизнь.

- Понимаете, когда она ее порвала, то смяла в единый комочек, подумав, начала неуверенно приоткрываться Ольга Федоровна. - А когда я выносила мусор, тот комочек случайно вывалился. Я сначала не заметила, а потом стала мыть полы и его нашла. Я сложила обрывки и прочла всего два слова: "Время пришло". Больше там ничего не было - ни имени, ни обратного адреса. Это меня очень встревожило, а теперь вот ваши вопросы...

- Когда вы в последний раз видели вашего сына Вячеслава Николаевича? собравшись с духом, выпалил Требунских, решив, что отступать некуда.

- Странно, что вы об этом спрашиваете, - удивилась Устинова. - Он ведь проживает в Угличе и ко мне заглядывает очень редко, два-три раза в год, да и то только в том случае, если приезжает к нам по делам. Звонит тоже редко. У нас с ним какая-то обоюдная неприязнь, а с моей стороны даже брезгливость. Как был он маленьким нахаленком, таким и остался. Нет, даже вырос в большого наглеца. О сыновьях так не говорят, но тем не менее это так. Так что его посещения никогда не приносили мне радости. Чем реже мы виделись, тем было лучше. Но на этот раз вы как в воду глядели. Буквально с неделю назад он приехал сюда вместе с сыном и даже попросился переночевать. Я...

- Вы ему это позволили, и он весь вечер расспрашивал вас о Елене Николаевне. О том, куда и когда она уехала, какого содержания телеграмму получила. Я верно говорю?

- Да, именно так, - как на марсианина, Устинова уставилась на полковника. - Именно так, но откуда вы можете это знать?

- Скажите, это, случаем, не Вячеслав Николаевич и его сын, ваш внук? положил он перед ней фотографии убитых.

- Да, это они. Господи, да они же мертвы! Что все это значит?

- Это значит, что их убили.

- Но почему, как они оказались в вашем городе?

- А вот это нам и предстоит выяснить, - поднимаясь с кресла, ответил Требунских. - Простите за столь неприятное сообщение, но лучше знать наверняка, чем томиться в неведении...

- Да о чем вы говорите! - бросилась на него Устинова. - Что с Аленкой?! Скажите мне, ради бога! Они ее тоже убьют? Почему они собрались там все вместе? Помогите ей, сделайте все, что можете. Аленка у меня золотая девочка, она тоже погибнет!

- Кто ей угрожает? - приостановился полковник. - О ком вы говорите?

- Ну те, кто убил Славку и Глеба. А теперь они охотятся за Еленой.

- В том-то и дело, что нужно разобраться, кто кого и почему убивает. Если у меня появится что-то новое, я вам обязательно позвоню. Вы же, со своей стороны, сделайте то же самое. Вот вам моя карточка. Давайте свой телефон и фотографию Елены Николаевны, а еще запишите мне адрес, по которому в Угличе проживали Вячеслав Николаевич и Глеб Вячеславович. И еще, не сочтите за труд, напишите мне номер и адрес вашего почтового отделения, того самого, через которое к вам поступают телеграммы. Кстати, чуть не забыл. Ольга Федоровна, вам передает большой привет Степан Иванович. Надеюсь, вы помните такого?

- Да уж не забуду, - с каким-то совершенно непонятным подтекстом ответила Устинова. - Значит, жив еще одноногий Сильвер?

- Жив. - Стараясь разобраться в этой вдруг возникшей шероховатости, он намеренно затягивал разговор. - Навестили бы старика, один он там остался. А почему вы его в пираты записали? Он грабил какие-то суда или острова?

- Грабить не грабил, но на абордаж брал, - шутливо выскользнула старушка. - Так что навещать его у меня нет никакого желания. Держите, Петр Васильевич. Я здесь все вам записала, а это два последних фото моей Алены.

- Спасибо, - досадливо поблагодарил он хитрую старушенцию. - Ольга Федоровна, позвольте последний вопрос, да я раскланяюсь. Имя Рихард Наумов вам что-нибудь говорит?

- Да, Алена несколько раз его вспоминала. Он был ее другом там, в Тольятти, но это все, что я о нем знаю.

- Могла ли она остановиться у него?

- Откуда же мне знать, Петр Васильевич. Когда она в последний раз мне звонила, я у нее спросила, как она там обустроилась, но она ответила мне ничего не значащей фразой, вроде того что все нормально, мама, все хорошо.

- А еще о каких-нибудь друзьях она вам рассказывала?

- Конечно, но разве я всех упомню! Она ведь там начала и закончила школу, отучилась в педагогическом техникуме, какое-то время работала преподавателем в начальных классах. Она преподавала родной язык и физкультуру. Вы можете себе представить, сколько там у нее друзей и товарищей!

- Да, это довольно проблематично, - не мог не согласиться с ней полковник. - Кстати, а не могли бы вы посмотреть ее вещи? Наверняка в ее туалетном столике можно найти какие-то давние пометки, старые записные книжки, в общем, то, что уже и не нужно, но и выбросить жалко.

- Простите, Петр Васильевич, но это неприлично.

- Согласен с вами, Ольга Федоровна, но мне кажется, что безопасность вашей дочери дороже пустого соблюдения моральных догм.

- Наверное, вы правы, - после некоторого раздумья согласилась Устинова. - Посидите, я сейчас посмотрю. Надеюсь, это не будет использовано ей во вред?

- Смотря что понимать под словом "вред".

- Вы прекрасно меня понимаете, не надо играть словами. Я спрашиваю, не получится ли так, что, разыскав мою дочь, вы упрячете ее за решетку?

- Конечно же нет, если она не совершила чего-нибудь из ряда вон выходящего. Скажите мне честно, как мать, - она способна при определенных обстоятельствах пойти на преступление?

- Абсурд. Подождите, сейчас я передам вам две ее старые записные книжки.

Поздравив себя с удачным уловом, полковник с удовольствием выпил чашку холодного чая и успел подумать, что уж больно долго Устинова ищет книжки дочери.

- Боже мой! Это какой-то кошмар! - входя в комнату, искренне возмутилась старушка. - Или я сошла с ума, или в квартире домовой. Записных книжек Алены нет! Нет, и все тут! А ведь были. Я совсем недавно, прибираясь в ее комнате, аккуратно положила их на трюмо возле телефона. Это я точно помню, а теперь их нет, они исчезли, но я же помню их - одна была большая в зеленом переплете, а другая миниатюрная, для каждодневного ношения. Или у меня наступил старческий маразм?

- Не похоже, - успокоил ее Требунских. - Скажите, Ольга Федоровна, уборку вы делали до приезда Вячеслава Николаевича или же после?

- Уборку я делала утром, а они появились в тот же день, но только вечером.

- А где они у вас спали?

- Вячеславу я постелила в комнате Алены, а Глеб ночевал здесь на диване. Боже мой, вы думаете, что это они... Ну конечно же, какая я непробиваемая дура. Получается, что они вроде как за ней охотились?

- Получается, что так.

Едва поспевая пересесть с одного самолета на другой, Требунских в четырнадцать пятнадцать вошел к себе в кабинет и тут же собрал экстренную оперативку.

Глава 13

Меня везли в багажнике какой-то новой иномарки. Это я понял, как только пришел в себя. Ужасно болел затылок, а почесать я его не мог ввиду того, что мои заведенные за спину руки были скованы наручниками, ноги тоже, впрочем, почесать затылок ногой при всем своем желании я не мог. А ведь в детстве мне предлагали записаться в секцию гимнастики или балета. Не послушался, дурень. Может быть, теперь я блистал бы на сцене Большого театра, а не валялся бы на дне багажника, как куча собачьего дерьма. Да, верно говорят: если бы молодость знала, если бы старость могла. Золотые слова, да не для таких, как я, сказаны.

Интересно, как мадам Костромская сумела так изящно и элегантно вставить мне в задницу морковку и куда подавался этот чертов Макс?

Скорее всего, его, бедолагу, так же как и меня, везут в другом багажнике на казнь. Любопытно, а как они будут нас убивать? Наверное, выхлопными газами, слава богу, Костромская на этом собаку съела.

- Но почему так сразу убивать? Что у вас за мрачные мысли, господин Гончаров. Зачем ей нас убивать? Я скажу, что мы просто играли в сыщики-любители, и, глядишь, все будет в порядке. Она немного нас пожурит и отпустит.

- Дурак ты, Константин Иванович, когда на карту поставлены деньги, положение и власть, что для нее значат две вшивые жизни каких-то сомнительных кретинов. Отравит она вас и не поморщится. Может быть, сигаретку лишнюю позволит выкурить.

- Не скажи, господин Гончаров, а ключиков-то от ее квартиры при мне нет! Это ее насторожит, и она начнет всеми правдами и неправдами у меня их выманивать да выспрашивать, а я ей покажу кукиш, если не сказать большего. Потому как наша жизнь теперь напрямую зависит от этих драных ключей. Что же, товарищ Костромская, мы еще повоюем. Главное - чтоб ты нас сладко поила да гладко кормила весь период нашего пребывания в плену.

Машина замедлила ход, и я понял, что мы подъезжаем к конечному пункту назначения. Это меня не очень обрадовало, потому как перед массированным битьем хотелось еще немного подумать. Впрочем, надо полагать, времени для этого будет предостаточно, если меня не укокошат в первые же пять минут.

А тем временем иномарка, выйдя из крутого виража, плавно остановилась. Открылись дверки, и совершенно незнакомый тенорок деловито спросил:

- Екатерина Георгиевна, вы будете с ним говорить или мы его сразу отвезем?

- Я уже достаточно с ним поговорила, отвозите его в лес и там закопайте, - равнодушно поставила на мне крест Костромская. - Когда все сделаете, обязательно мне позвоните, а лучше заскочите на пару минут и все расскажите.

Она была в корне не права, но сказать ей этого я не мог, потому как ее церберы залепили мне ротовое отверстие скотчем. Единственное, что я мог сделать, так это постучать коленями о крышку багажника, что я и сделал.

- О, Екатерина Георгиевна, кажется, приговоренный просит последнего слова, - весело и звонко рассмеялся едкий тенорок.

- Ну открой, чего еще ему от меня надо? - раздраженно полюбопытствовала она.

Крышка моего гроба плавно поднялась, и меня ослепил яркий неоновый свет. Грубые руки бесцеремонно содрали скотч вместе со щетиной.

- Чего тебе, Гончаров? - склонилось надо мной ее искаженное злобой симпатичное личико.

- Добрый вечер, Екатерина Георгиевна. Вы что, намерены меня вот так запросто ликвидировать?

- Другого выбора ты мне не оставил, - коротко ответила она.

- Ну почему же, вы можете оставить мне жизнь в обмен на ключи от вашей квартиры. Ведь вы даже не знаете, кому я их передал, а передал я не только их, но и копию магнитной записи, и еще одну штучку, о которой я пока промолчу.

- Врешь ты все, Гончаров, блефуешь.

- Блефую я или не блефую, вопрос не в этом. Дело в том, что уже через полчаса вы начнете сомневаться в правильности вашего решения, начнете нервничать, испортится цвет лица, а мне бы этого не хотелось. Подумайте хорошо, операцию по устранению Губковского вы разрабатывали полгода, а я вас вычислил за день, а уж мое спонтанное убийство раскроет любой ребенок, тем более один мой товарищ все знает.

- Ну и подлец же ты, Гончаров, даже умереть спокойно не можешь. Жук, запри его в подвал, пока я не придумаю, под каким соусом подать его труп.

- Может... того, я попрошу его рассказать, куда делся Валерка?

- Да, и это тоже, только без синяков, ссадин и прочих явных следов насилия.

- Тогда он ничего не скажет, - разочарованно просипел Жук. - Хитрый, козел.

- А вы ко мне с лаской, - предложил я им свой вариант допроса. - С добрым словом. Доброе слово и кошке приятно. А уж коту тем более.

- А что еще хочет кот? - язвительно прохрипел второй мордоворот, знакомый мне по лифту. - Может быть, тебе еще шампанское в постель подать?

- Не откажусь, но лучше двести граммов водки и кусок хорошо прожаренной свинины. У меня тогда улучшается настроение и развязывается язык.

- А вот этого ты не хочешь? - сунул он мне в нос никелированный ствол.

- Перестань, Леонид, - остановила его Костромская, и я был с ней солидарен. - Отведите его на кухню и накормите. Пусть поест в последний раз, - ляпнула она совершенную глупость и этим испортила все впечатление.

Грубо вытряхнув из багажника, они поволокли меня к ступенькам двухэтажного коттеджа и далее через весь холл, втолкнув в большую и красивую кухню. Усадив меня на массивный металлический стул, Жук отстегнул мою правую руку, а левую прицепил к этому самому стулу. Ничего умнее он придумать не мог, подумал я, ожидая, когда передо мной выставят яства и все то, что к ним прилагается. Грубые люди, напрочь лишенные галантности. Они, как собаке, кинули мне кусок копченого мяса и поставили полбутылки водки. После чего сели за другой столик и достали колоду карт.

- А где же столовые приборы? - возмущенно спросил я. - Вилка, нож и стакан?

- Жри так, - равнодушно ответил хрипатый. - Смертникам ножи не положены.

- Леонид, зайди ко мне, - раздался из динамика голос Костромской, и я с грустью понял, что она уже приняла какое-то решение, с которым, как мне показалось, я буду абсолютно не согласен. На всякий случай надо поскорее уничтожить провиант.

- Заколебала, шалава трехмандатная, - швыряя на стол карты, раздраженно вскочил хрипатый. - Стерва, нигде от нее покоя нет.

- Иди, Ленчик, иди, - ехидно пропищал Жук. - Я с ней позавчера за двоих отпахал. К Таньке пришел и ничего не могу.

- Да пошел бы ты... - сплюнул хрипатый и захлопнул дверь. Это был шанс, и терять его я не имел права. Внутренне напрягшись, я сморщил нос и, брезгливо отшвырнув недоеденное мясо, тревожно спросил:

- Да вы что?! Вы что, спите с ней?!

- Заткнись, козел, чего мясом швыряешься? Больше ничего не получишь. Тебе-то какая разница, спим мы с ней или не спим.

- Никакой, - согласился я и сделал несколько откровенных рвотных позывов.

- Ты чего?

- Ничего, идиоты, - старательно ополаскивая водкой рот, отмахнулся я. Ты знаешь, откуда я и почему за ней охочусь?

- Нет, а что?

- А то, что я из московского профилактического центра "АнтиСПИД", а ваша начальница заражена палочкой особо страшной формы гипертрохиального геморровлагалищного иммунопарацетамона. Давно вы с ней кувыркаетесь?

- Б-бо-ольше месяца, - побледнел Жук.

- Значит, у вас между пальцами ног уже должны появиться характерные синюшные пятна. Писец вам, господа, да и женам тоже хана.

- Убью суку!!! - заревел он, в едином порыве сдергивая с ноги ботинок, и, как только он подтащил свою растопыренную ступню к носу, я старательно и со вкусом опустил пустую бутылку на его безмозглый череп.

Теперь действовать нужно было быстро и четко. Первым делом я нашел у него в кармане ключи и, освободившись от наручников, накинул их на моего глупого стражника. Потом вытащил у него из-под мышки пистолет и, подтянув тряпичное тело к батарее, приковал его второй парой. И только после этого с деревянным молотком для отбивки мяса я затаился за косяком двери и позволил себе немного передохнуть.

Прошло больше минуты, прежде чем я услышал решительный перестук шагов. Приведя свое оружие в состояние боевой готовности, я весь напрягся, собираясь вложить в удар всю силу своей ненависти. И удар состоялся. Макс молча и послушно повалился на пол. Не выдержал даже его неандертальский череп. Это просто счастье, что он был в мохнатой шапке, в ином случае летальный исход был бы неминуем. После выплеснутого на него стакана холодной воды Ухов открыл мутные глаза и равнодушно спросил:

- Иваныч, ты что, рехнулся?

- Вставай, сейчас не время извиняться, надо затушить второго охранника.

- Я его уже затушил. Он лежит в фойе под лестницей. А баба эта наверху, на втором этаже. Меня она не видела. Дай мне немного откашляться и прийти в себя.

- Хорошо, полежи и подумай, как нам их сохранить до утра, чтоб они не сбежали.

Осторожно пройдя через холл, я заглянул под лестницу и, убедившись, что хрипатый Ленчик упакован по всем правилам, бесшумно поднялся на второй этаж и прислушался. Из пяти выходящих в коридор дверей только за одной было движение. Боясь ошибиться, я вытащил пистолет и робко постучался.

- Ну чего там еще? - раздраженно крикнула Костромская.

- Разрешите? - Широко распахнув двери, я прицелился Екатерине Георгиевне прямо в открытый рот. - Миль пардон, мадам, руки на стол, одно движение - и вы уже навсегда переселяетесь к своему батюшке.

- А-а-а, что это значит? Где Леонид, где Жук?

- Леонид давит клопов под лестницей, а Жук ловит ртом тараканов и палочку Коха, а все вместе это значит - скидывай штаны, власть переменилась. Руки!

- Сволочи, подонки, и за что только я плачу им деньги?!

- Это вы спросите у них чуть позже, а пока, с вашего позволения, я вас завяжу, а то опять вы выкинете какой-нибудь дурацкий фортель, и моя супруга будет понапрасну волноваться. Руки! Дура ты, Катька, - старательно перематывая ей руки ее же скотчем, по-отечески пожурил я. - Зря ты все это устроила. Честно говоря, я не знал, что мне с тобою делать, может быть, даже отпустил бы, но теперь это исключено, потому как я воочию увидел, на что ты способна, увидел в тебе волчицу, которой глубоко наплевать на чужие жизни. Ничего, посидишь, сколько от щедрот своих тебе судьи отмерят, подумаешь, может быть, поумнеешь и станешь нормальной женщиной.

- Хватит нудить, козел, делай свое дело, урод недоразвитый. Я до тебя еще доберусь. Ты у меня еще не так попляшешь, - злобно шипела она, когда я, разодрав штору, притягивал ей ноги к рукам. - Можешь не сомневаться, уже на следующий день меня освободят под залог, и тогда я займусь тобою всерьез.

- Ну вот, красота-то какая, прямо ласточка в полете. - Завязав последний узел, я отошел к стене, любуясь своей работой. - Во мне пропадает художник.

- Дьявол в тебе пропадает. Скотина ты, козел смердящий!

- Сейчас мы тебе и вякалку заклеем, - отдирая ленту, заботливо пообещал я.

- Погоди, не закрывай мне рта, я и так кричать не собираюсь, тем более что никто меня не услышит. Что ты собираешься со мной делать?

- То, что обещал. Ты же прекрасно об этом знаешь, а спрашиваешь.

- Может быть, ты все-таки одумаешься? Я готова взять тебя начальником охраны.

- Премного благодарен, - невольно заржал я во весь голос. - Но я не хочу. Не хочу, чтобы через месяц меня выгнала из дому жена по причине моей импотенции. Ведь ты своих бедных мальчиков довела до того, что они едва таскают ноги. Именно потому-то мне и удалось с ними справиться. Ты бы хоть кормила их по-калорийней или бы увеличила штат, а то мужики жалуются. Скажи, а почему они называют тебя шалавой трехмандатной? И всякие непристойности про тебя говорят. Я бы своим подчиненным такого не позволил.

- Хватит болтать, я же прекрасно понимаю, что ты врешь и хочешь нас стравить.

- Отнюдь. Откуда бы я выкопал такое мудреное и точное определение шалава трехмандатная. Ладно, поехали, время уже позднее, двадцать один тридцать, а у меня, окромя вас, еще куча дел.

Взвалив ее на плечо., я отправился вниз. Ленчик уже выкатился из-под лестницы и теперь, лежа в центре холла, извивался червяком, пытаясь освободиться от гнетущих его пут. Слава богу, ему это не удавалось.

- Леонид, так как вы там меня называете, уроды? - свешиваясь гадюкой с моего плеча, злобно прошипела Костромская. - Можете уже заказывать себе духовой оркестр.

Прихватив поскучневшего Леонида за ногу, я потащил его по мраморной плитке пола. Макс уже очухался и теперь, сидя за столом, доедал забракованное мною мясо. Прикованный к батарее Жук злорадно наблюдал за этим самоубийством. Заметив появление своей шефини, он сначала отпрянул, а затем бешено выкатил глаза.

- Сука парацетамоновая! Убью, шалава трехмандатная! - так ничего и не сообразив, благим матом орал обманутый мною Жук.

- Да вы что? Совсем тут озверели? - ничего не понимая, растерянно спросила Екатерина Георгиевна. - Может быть, вас прямиком в психушку направить?

- Ты мне мозги не закручивай. Своими руками удавлю, сука дезинфекционная.

- Спокойно, Жук, - укладывая свою ношу на пол, остановил я его брань. Не стоит оскорблять женщину. Она ни в чем не виновата, это я ввел тебя в заблуждение. Пора бы это понять. Ну да ладно, надеюсь, вы тут разберетесь без нас. Макс, как ты думаешь, нам сейчас сдать их господину Требунских или завтра с утра?

- Петр Васильевич сразу после обеда отчалил в Ярославль, - с аппетитом пережевывая последний кусок и мало обращая внимание на скандалистов, авторитетно сообщил он. - Хорошо, если появится завтра под вечер.

- Значит, переносим на завтра. Ты сделал то, что я тебя просил?

- А что там делать? Прямо под тобой находится забетонированный глухой мешок в четыре метра высотой, зашвырнем их туда, и вся недолга.

- Да вы сошли с ума? - возмутилась Костромская. - Там же собачий холод. А знаете, вы можете сбросить туда этих двух идиотов, что же касается меня, то я не собираюсь находиться в их обществе. Я вообще согласна остаться здесь, на кухне.

- Хорошо придумала, - открывая люк и спускаясь в подвал, оскалился Ухов. - И откуда ты такая умная появилась? За это мы тебя отправим в подпол в первую очередь.

- Что вы делаете, они же меня там изнасилуют и убьют.

- Испугали козла капустой, - подал голос молчавший до сих пор Ленчик.

- Поняла, Екатерина Георгиевна? - подкатывая ее к краю лаза, ухмыльнулся я. - Не ты их, а они тебя боятся. Принимай, Макс, отдаю тебе самое дорогое.

- Не надо, не хочу, - заревела львица в самый критический момент. - Там холодно.

- Охрана согреет, - утешил я ее. - И шубка на тебе нехилая.

- А вдруг вы завтра за нами не приедете?

- Такого не будет, - заверил ее Ухов.

- А вдруг с вами что-то случится?

- Моли Бога, чтобы с нами ничего не случилось.

Таким же макаром, но предварительно очистив их карманы, мы сгрузили и ее охранников, после чего закрыли люк и водрузили на него большой холодильник. Потом прошлись по комнатам, выключили свет и, выйдя на улицу, тщательно закрыли двери.

- Куда теперь? Что ты еще задумал? - прокалывая скаты "БМВ", поинтересовался Макс.

- Сейчас мы едем в бар "Фрегат", где нам предстоит отловить некоего Диму Гурко.

- А за каким хреном он тебе нужен? И вообще, может быть, ты объяснишь, что к чему, я не понимаю и половины твоих действий. А то получается, что я ставлю тебя в известность о всем том, что творится у Требунских в кабинете, а от тебя получаю только дырки от бублика и удары молотком по голове.

- Если не больше, - успокоил я его, забираясь на пассажирское место. Понимаешь, мне кажется, что все эти преступления замотаны в один гигантский клубок. Я имею в виду трупы на кладбище, труп твоего соседа, пропажу Александра Шаврина, а также угон автомобилей и ограбление зубного кабинета. За всем этим стоит какая-то одна фигура, и только Катька Костромская проходит особняком. Поезжай, по дороге я все тебе расскажу. Но сначала ты мне объясни, куда ты подевался? Я уж думал, мне труба. Они же меня кончать хотели.

- Не волнуйся, ничего бы с тобой не случилось. Я плотно сидел у вас на хвосте. Когда она кликнула своего Валеру, я стоял в подъезде и, естественно, тут же его захомутал. Затушил и заволок под лестницу. Но на всякий случай решил еще подстраховаться, отогнать его машину вместе с ним куда подальше в лесок к речному порту и бросить его там связанным. Так я и сделал. А когда возвращался пешком, то увидел, как тебя грузят в машину.

- Не в машину, а в багажник, - педантично подправил я.

- Нет, именно в машину.

- Тогда почему я очнулся в багажнике?

- Это ты спросишь у своей Катьки. Так вот, добежать я не успел, но зацепиться вам за бампер я зацепился и следовал за "БМВ" до самого последнего момента. А далее пошел пешком. Про остальное ты знаешь.

- Знаю, но кажется, нам придется поменять наши планы. Этот самый связанный тобой Валера может в любой момент распутаться, и тогда какого сюрприза нам ждать? Тут даже и сомневаться не приходится - он сразу же помчится к своей любимой начальнице.

- На чем? Я продырявил ему скаты, прихватил трамблер и забрал документы Валерия Михайловича Сотникова, как значится он в правах.

- Это уже лучше, но он вполне может обойтись и такси. Давай-ка, Макс, спокойствия ради навестим его, а если что, то предпримем соответствующие меры.

Валера оказался на месте. Он только немного озяб, и наш приезд был отмечен бурным восторгом, но почему-то в матерной форме.

- Веди себя примерно. Если будешь выражаться, то мы вообще оставим тебя здесь.

- Перетаскивай его в свою машину, - предложил Макс. - А то к утру околеет, и его проблема отпадет сама собой.

- Макс, а почему господин Требунских решил сам ехать в Ярославль? пристегивая Катькиного водителя к основанию спинки переднего сиденья, спросил я. - У него что, подчиненных не хватает?

- Хватает, и это именно они постановили отправить его в командировку. Замотался он вконец, вот они и решили дать ему возможность немного развеяться.

- Это ж надо, какая забота!

- Вот такие они... Но кажется, ты хотел ввести меня в курс дела.

- Тогда слушай...

* * *

В двадцать два двадцать мы подъехали к бару и несколько минут, сидя в машине, наблюдали за контингентом этого сомнительного питейного заведения. Что и говорить, поведение и манеры публики авторитета ему не добавляли. Ежику было понятно, что здесь приторговывают не только травкой, но наркотиками и более серьезными. А что касается проституток, то этого добра здесь было сверх всякой меры, на любой вкус, всех сортов, окрасок и водоизмещения.

- Пойдем, что ли? - предложил Макс. - Чего смотреть, и так все понятно. Помойка.

- Да, - согласился я, выходя из машины. - И из этого дерьма нам предстоит выковырять одно маленькое дерьмецо по имени Дима Гурко.

Внутреннее содержание бара полностью соответствовало его наружности. Приглушенный свет, низкие потолки, сизый дым сигарет и стойкий запах пота. Из десятка имеющихся столиков была занята только половина, зато у стойки толпилось не меньше дюжины жаждущих выпить. Спиртное выдавал расположившийся в центре худощавый блондин ангельского вида. По его правую руку стояла девица и чисто символически споласкивала стаканы. Иногда, когда к ней обращались, она прерывала свое занятие и, обменявшись с клиентом парой слов, скрывалась за маленькой дверцей в глубине своего закутка. Возвращалась она то с пачкой сигарет, то с плиткой шоколада. Небрежно бросив свой товар на прилавок, она брала деньги и возвращалась к прерванной работе. Смешно было наблюдать, как она старается создать видимость конфиденциальности и маскировки. Было непонятно, как до сих пор это заведение функционирует.

Сориентировавшись в этом бедламе, мы с Максом заняли ближайший столик, за которым уже одиноко сидел чернявый паренек относительно приличного вида. Он пил пиво и заедал его тонкими кружочками колбасы. Наполовину отпитая бутылка водки говорила о том, что парень болеет рыбалкой и самой достойной рыбиной считает ерша.

- Вам чего-нибудь принести? - неожиданно просто спросила премиленькая официантка, подходя со спины. - У нас сегодня, кроме холодных закусок, есть свиные отбивные и антрекот, антрекот хороший, а свинина жирная.

- Несите что хотите, - разрешил ей Макс.

- И еще сто пятьдесят водки с соленым огурчиком, - добавил я.

Вернулась она удивительно быстро. Мы даже не успели докурить сигареты. Поставила передо мной игрушечный графинчик водки и тарелочку с огурцами, а перед Уховым блюдо с аппетитным антрекотом.

- А чего это она тебе пожрать не принесла, - принимаясь за трапезу, сочувственно спросил Ухов. - Захмелеешь ведь.

- Не твое дело, проглот, - опрокидывая графинчик, огрызнулся я. - Тебе бы все жевать да жевать. Зачем ты там, у Костромской, слопал мое мясо?

- Ты еще позавчерашний день вспомни, - нейтрально ответил он. Закусывай. Паренек, дай ему пару кружков колбасы.

- Пожалуйста, - с готовностью подвинул тот тарелочку. - Не стесняйтесь.

- Да уж, с таким удавом стесняться мне не приходится, - накалывая на вилку колбасу, осуждающе посмотрел я на Ухова. - А что, парень, ты частенько здесь бываешь?

- Когда как, - уклончиво ответил он. - У вас какие-то проблемы?

- Небольшие, нужен мне один мальчишечка по имени Дима, а по фамилии Гурко, - с загадочным видом сообщил я. - Ты, случайно, его не знаешь?

- Нет, не знаю, - безразлично ответил он, но по тому, как бешено задергалась пивная кружка в его руке, я понял, что попал в самую точку. Счастливо оставаться, - резко поднимаясь с места, заявил он.

- Погоди-ка, парень, - пришлепнув его к стулу, оскалился Ухов. - Ты чего это? Даже водку не допил, нехорошо. Водку надо допивать.

- Не хочу, оставляю ее вам, - скривился он. - Пустите, мне пора домой.

- Дети плачут? Дети подождут, - миролюбиво проворчал Макс. - А беседа с нами тебе не повредит. Не дергайся, братан, здесь все свои.

- Пустите, или я позову милицию!

- А мы и есть милиция. Что ты хотел нам сказать?

- Ничего. Что вы ко мне привязались, что вы от меня хотите?

- Чтобы ты свел нас с Гурко.

- Не знаю я никакого Гурко, отцепитесь.

- Братан, ты же прекрасно знаешь, что, однажды взяв след, мы уже никогда не отцепимся. Вот что, голубь сизокрылый, полетишь ты сейчас с нами в ментовку и там подробненько нам расскажешь, где и как мы можем найти этого Гурко.

- Ладно, так и быть, - подумав, согласился паренек. - Приходите сюда завтра в это же самое время. Я вам его приведу, а теперь отпустите.

- Ты что же, нас за полных идиотов держишь? - обаятельно улыбнулся Макс. - Обижаешь, начальник, если кто из нас и дурак, так это уж точно не мы. Совсем, я вижу, не можешь держать себя в руках. Прокололся на первой же секунде. Мы ведь к тебе совершенно случайно обратились, а твои шаловливые ручонки сразу же с головой тебя выдали. Пьешь, наверное, много, а то и подкуриваешь. Давай-ка, Иваныч, придержи его, пока я как следует застегну ему наручники. Не трепыхайся, братан, уж если попал в дерьмо, так не чирикай, а найди удобное положение, так, чтобы тебе было максимально удобно. Иди вперед. Шаг влево, шаг вправо считается побегом, и я стреляю на поражение, - мрачно балагурил Ухов.

- Ну вот, Валерчик, теперь у тебя есть напарничек. Будет с кем поговорить, - вталкивая паренька на заднее сиденье, заботливо проворчал Макс. - А чтобы ваши отношения стали ближе, мы скрепим вас наручниками. Тебя-то, Валерчик, мы пока закроем у меня в гараже, - запуская двигатель, умиротворенно продолжал он. - А тебя, пацанчик, уже сейчас забросим в ментовку. До утра тебя запрут в клетку, а потом выясним, кто ты такой и чем дышишь. Так что самое позднее к вечеру мы твоего Гурко захомутаем. Тебе нравится ночевать в клетке среди всяких подозрительных особ?

- Не нравится, отпустите меня, я вам дам Димкин адрес.

- Вот это уже другой разговор, и мне он очень понравился. Но только отпустим мы тебя тогда, когда твой Димка будет сидеть на твоем месте. Куда прикажете ехать?

- Пока прямо... - обреченно ответил он.

Попутно сгрузив Валерия Михайловича, мы почти в полночь позвонили в квартиру Гурко. Выслушав за дверью продолжительную тираду по поводу нашего позднего вторжения, мы в итоге имели счастье познакомиться с его необъятной и крикливой мамой. С большим трудом мне удалось убедить ее в том, что нам жизненно необходимо поговорить с ее сыном. Хорошо, что Ухов остался этажом ниже, иначе бы она могла неверно о нас подумать, и подумать что-нибудь нехорошее.

- Ты что, Генка, рехнулся? - выходя на лестничную площадку, спросил долговязый и бледный юноша. - Я уже спать собрался. Чего приперся?

- Надобность у меня к тебе, - одним махом заклеивая ему рот, пояснил я. - Не дергайся, а то бобо будет. Гена, ты свободен, - отпустил я иуду и потащил свою жертву вниз, где меня с нетерпением поджидал Ухов. Зажав извивающегося юнца с обеих сторон, мы благополучно сопроводили его до машины и втолкнули на заднее сиденье. Притиснув его, я сел рядом, и Макс тронул с места.

- Куда его? - спросил он, оборачиваясь так, чтобы перепуганный насмерть мальчишка мог насладиться его неподражаемой физиономией и подумать, на что она способна.

- Как договаривались, в лес, - ответил я и недобро усмехнулся. - Диман, в натуре, ты знаешь, кто сидит с тобой рядом? - разлепляя ему губенки, развязно спросил я.

- Нет, - подавившись страхом, едва слышно ответил он. - Зачем в лес?

- Там разберемся. Я дядька Шаврина Сашки. Братан, значит, Любки Шавриной, его матушки. Я чего раньше-то прикатить не мог, откинулся я уже неделю как будет. Туда-сюда, прикинь. Там одного козла замочил, туфтовый фраер. Он мне на зоне подлянку кинул, закозлил, пришлось грохнуть. В натуре, ты не подумай чего... Я ему пику в сердце всадил, он тут же и копыта откинул. Ты не подумай... Я не зверь, людей не мучаю. Это вон кент мой, кликуха у него Горилла, он да, он душу сначала вытряхнет, а уже на крайняк замочит. Чё, Горилла, я не так трещу, что ли?

- Все так, - повернул к нам Макс свое улыбчивое лицо.

- Зачем вы везете меня в лес? - окостеневшим от ужаса языком пролепетал Дима.

- Ты что, еще не понял, сосун? - показал я ему козу. - Я ж за своего племяша Саньку пасть порву. Вот мы и едем на тебе поупражняться. Пусть не только Любка переживает. Пусть и твоя маманька по тебе всплакнет. Саньку-то уже не вернешь, убили вы его, наверное, из-за тех цацек. Где труп закопали?

- Да живой он, живой! - радостно заорал Гурко. - Так бы сразу и сказали. Да хоть сейчас его забирайте. В деревне он, в Калашевке, у Ренатовой бабки сидит в погребе. Вы не думайте, мы ему кинули много жратвы, одежду теплую дали, все путем.

- В Калашевке, говоришь, это километров двадцать будет. Ладно, сейчас же и проверим, а если ты решил развесить нам по ушам лапшу, то ничего хорошего не жди. Ну что, Горилла, рвем в Калашевку, к бабке Рената!

- Как скажешь, Горшок, - с удовольствием заржал Ухов. - Пусть этот прыщик по пути нам расскажет, что у них там произошло и кто у них за шефа. Будем шефа мочить, чего с недоумков-то спрашивать.

- Ты понял, что сказал мой товарищ? - грубо ткнув его локтем, ласково спросил я.

- Понял, конечно понял, я сейчас. Можно мне закурить, вы не угостите?

- Свои надо иметь, - подавая ему пачку, напомнил я, с кем он имеет дело.

- Ну, значит, это, - выдохнув клуб дыма, торопливо начал он. - Летом еще это началось. Повадились мы в один заброшенный дом, недалеко от меня, заглядывать. До этого-то мы не были знакомы. Ренат приходил водку попить, я травку покурить, а Сашка просто так, от нечего делать. Ну, конечно, болтали кто о чем, Ренат о Чечне, он там в разведке был, я про девок, а Сашка больше молчал. Все у нас было тихо-мирно, не ссорились, не дрались. А чего нам драться - у всякого своя жизнь, свои интересы.

За пару дней до первого сентября мы решили отметить последние дни каникул, но я и не думал, что Ренат притащит две бутылки водки и бутылку вина. Мы с Санькой не бухали и поэтому долго отказывались, но Ренат в конце концов уговорил нас выпить по стакану вина. Ну и выпили. Мы-то с Санькой в норме, а Рената повело, он сильно закосел. Назвал нас суками и кинулся на Санька с ножом. Наверное, Саша занимался в секции, потому что он сделал какую-то подсечку, и Ренат врубился головой в стенку. Бацнулся он и как мешок с мукой повалился на пол, только глаза и ноги в разные стороны разъехались, а я гляжу, куда он тыквой въехал, и глазам своим не верю. В том месте большая квадратная дыра получилась. Санек туда руку засунул и вытащил пакет. Тяжелый, пыльный такой, старый. Запрятал он его в сумку, и мы с ним в лес помчались. Там мы сдернули со свертка клеенку, а под ней посылочный ящик. Открыли ящик и ахнули. В нем, кроме пистолета, лежало много разных золотых цацек, ложек, вилок и ножей в красивой такой старинной шкатулке. Ложки и вилки меня не интересовали, и я попросил у него половину того добра, что лежало в шкатулке. Он оказался жмотом, дал мне совсем немного. Я на него за это обиделся.

Санек мне говорил, чтобы я ничего не продавал хотя бы месяца два, но я не выдержал и уже на следующей неделе поехал в ювелирный магазин "Алмаз". Нет, я не хотел продавать, я думал просто прицениться. Там мне назвали такую маленькую цену за те два кольца, которые я им показал, что я продавать ничего не стал. Оказывается, они покупали золото как лом, а на камни вообще не обращали внимания. Хоть я и дурак, но я же понимал, что камни настоящие, не какой-то там искусственный корунд, раскрашенный под изумруд или сапфир. Я уже не говорю о работе, козе было понятно, что она ручная и сделаны эти цацки давным-давно, может быть даже в девятнадцатом веке. В общем, ничего я не продал, а вышел на улицу и закурил, соображая, к кому я могу обратиться за консультацией.

Вдруг подходит ко мне симпатичный такой мужичок и просит посмотреть мои перстни. Я сразу понял, что передо мной барыга высокого полета и накнокал он меня еще в магазине. Я знал, что он меня не кинет, и поэтому сразу же достал свои кольца. Он внимательно рассмотрел их через лупу и спросил, сколько я за них хочу. Я назвал сумму в три раза большую против той, что мне предлагали в магазине, и он, не торгуясь, отдал мне деньги. Потом он спросил, есть ли у меня еще похожий товар. Я ответил, что есть, и тогда он назначил мне свидание через пять дней, но совсем в другом месте. Довольные друг другом, мы разошлись. Он сел в свою "Ниву", а я пешком отправился в один знакомый бар. Однако не успел я пройти и полусотни метров, как меня кто-то остановил за руку. Это был Ренат.

- Мордой вниз, жопой вверх! - заорал он мне в самое ухо. - Ты что же, сучонок, друзей позабыл? Один решил кайфануть? Думаешь, что я там в доме ничего не видел? Все я, сучонок, видел. Давно за тобой слежу. Быстро гони сюда бабки и отдыхай, если не хочешь, чтобы твою тыкву завтра нашли в мусорном баке.

Я отдал ему деньги и подумал, что через пять дней надо вести себя осторожнее. Черт с ними, с сегодняшними кольцами, он думает, что они у меня единственные, зато деньги от крупной сделки целиком достанутся мне. Через пять дней, когда я продал дяде Леше пять колец и три пары сережек, у меня от денег топорщились карманы. Я хотел остановить такси, чтобы первым делом отвезти навар домой, и тут почувствовал, как в мою спину уперся нож. Это опять был Ренат.

- Сучонок, - прошипел он. - Так ты решил поиграть со мной в кошки-мышки? В следующий кон я завалю тебя прямо на улице, козел, я же тебя от самого дома пасу и буду пасти, заруби это себе на носу. А теперь давай бабки и канай отсюда на все четыре стороны. Когда и где вы встречаетесь в следующий раз? Говори, а то мне надоело каждый день мотаться за тобой по улицам.

- Мы договорились с ним созвониться через неделю. Он взял мой телефон и будет звонить сам, - честно признался я и отдал ему на этот раз только половину полученных денег. Он пригрозил, что убьет меня, если я впредь его обману.

А что мне оставалось делать? Там, в заброшенном доме, я видел, как он звереет мгновенно, наверное, в Чечне немного по фазе сдвинулся.

Через неделю позвонил дядя Леша и назначил мне свидание, и опять все повторилось сначала, только в этот раз я отнес почти все. Четыре медальона, две пары запонок, три цепочки и пять золотых червонцев. Я сказал об этом дяде Леше, и он спросил, откуда я все это время таскал цацки и нет ли у меня прямого выхода на поставщика? Я ответил, что неделю подумаю.

Когда я отдавал деньги Ренату, то сказал, что это последнее, что у меня было. Он в это не поверил и пообещал убить меня, как только настроение у него созреет.

Пролежав ночь без сна, я решил перевести стрелки на Шаврина. Я сам позвонил Ренату и рассказал ему о моих задумках. Ему это понравилось, и мы с ним начали разрабатывать план. Примерно дня через три, в самом конце сентября, я позвонил Саньке и сказал, что хочу с ним встретиться. А он мне ответил, что не имеет никакого желания. Тогда я сказал ему, что нашел клиента, который отвалил мне за цацки в три раза больше, чем заплатили бы в скупке. Он на это дело клюнул и через неделю, после звонка дяди Леши, я их свел.

Ренат торчал за углом, и, как только сделка состоялась, он подкатил к Шаврину и потребовал у него деньги. Да только не на того он нарвался, Санек это не я, он не стал с ним долго лясы точить, а в несколько приемов положил его на асфальт. Потом выдал мне пару затрещин и спокойно укатил домой. А когда Ренат пришел в себя, то уже в порядке компенсации меня изметелил. Он сказал, что я заранее договорился с Шавриным и мы все специально подстроили. И еще он от меня потребовал, чтобы я снова наладил наши отношения с Санькой, потому что, говорит, еще не вечер, завтра тоже кушать захочется.

А как я налажу отношения, когда Санька понял, что я его под Рената подставил. Однако делать мне было нечего, Ренат висел у меня над душой. Мне пришлось опять идти с Шавриным на контакт. Я подловил его возле подъезда, и мы крупно побазарили. Я потребовал у него всю свою долю сполна, а он сказал, чтобы я забыл к нему дорогу и что с дядей Лешей он больше дела иметь не хочет, потому что нашел покупателя повыгодней. Я передал наш разговор сначала Ренату, а потом и дяде Леше. Кто из них разозлился больше, я не знаю, но побил меня Ренат. Он велел, чтобы я теперь постоянно следил за Шавриным. Он сказал, что рано или поздно, но он должен вывести нас на своего покупателя, и тогда мы обрубим ему концы. Вот я и начал следить. Бросил занятия и ходил за ним по пятам. Попадаться ему на глаза я боялся, а угрожал только тогда, когда неподалеку был Ренат. Но все равно в конце ноября он меня избил, когда я попался ему на глаза после того, как он сдал печатку какому-то мужику в темных очках.

Я рассказал об этом Ренату и дяде Леше, и они решили, что пора с Шавриным поговорить серьезно. Двенадцатого декабря мы подкараулили его в подъезде, вырубили и затащили в "Ниву" дяди Леши, который поджидал нас у соседнего подъезда. Потом мы отвезли его в Калашевку к Ренатовой бабке и бросили в погреб. Вот и все, больше я ничего не знаю. Ренат сказал, чтобы я лег на дно и ждал от него сведений. И еще он предупредил, что если я кому-нибудь проболтаюсь, то получу перо в ребра. Я стал ждать его звонка, но никаких сведений я больше от него не получал и вообще его не видел. Дядя Леша тоже перестал звонить.

- Почему же ты думаешь, что Санька еще жив? - нетерпеливо задал я вопрос.

- Потому что когда мы его бросили в погреб, то решили его не бить, а все побрякушки забрать мирно и цивилизованно. Короче, мы надеялись, что скоро ему надоест там сидеть, он созреет и сам нам все отдаст. Дядя Леша так и сказал - никуда он не денется, сам все выложит, и нечего его пытать, топтать твою графиню мать!

- Что?! - кастрированным буйволом взревел Ухов и, резко ударив по тормозам, бросил машину на заснеженный отвал обочины. - Что?! Я не ослышался? Как он сказал? Ну-ка, повтори еще раз!

- А что? - опять испугался до синевы Димка. - Он нам сказал, никуда он не денется, сам все выложит, и нечего его пытать, топтать твою графиню мать.

- Черт побери, Иваныч, кажись, ты прав! - позабыв о конспирации, во всю свою глотку заорал Макс. - Все нити собраны в один кулак. Диман, если обгадишь мне машину, я тебя заставлю вылизывать ее языком. И не только внутри, но и снаружи. Говори, какого цвета "Нива" у твоего дяди Леши?

- Красная.

- Красная? Это просто замечательно, я тебе все прощаю, - бурно выразил свой восторг Ухов. - Иваныч, хочешь я скажу тебе фамилию этого самого дяди Леши?

- Скажи, только не прыгай, сейчас автомобиль развалится.

- А фамилия у этого дяди Леши самая что ни на есть немудрящая. Петров его фамилия, Алексей Петров. Организатор угона машин и ограбления зубного кабинета.

- Поезжай. А почему ты так в этом уверен?

- Потому что, когда я позавчера гасил его в красной "Ниве", единственное, что он успел сказать, так это: "Ты чё? Топтать твою графиню мать". Скажи мне, тебе раньше приходилось слышать такое цветистое и образное выражение?

- Нет, сегодня услышал впервые, и оно мне не понравилось.

- Вот и я не слышал. Куда теперь, Диман? - въезжая на центральную деревенскую улицу, спросил он. - Где живет бабка твоего Рената?

- Еще метров двести, и повернете направо в переулок. У нее предпоследний дом с левой стороны. - Усердно тыча пальцем, юноша определял нам маршрут следования. - Но у нее во дворе злая собака, в избе ружье, а сама она ненормальная.

- Это нам уже понятно, нормальный человек в своем доме такого бы не допустил. Как ее зовут и кто, кроме нее, проживает в доме?

- Ренат говорил, что она живет одна, а зовут ее баба Рая.

- Понятно, а ружье-то у нее стреляет или просто так висит?

- Этого я не знаю. Если можно, то я вообще не выйду из машины.

- Да куда уж тебе, - усмехнулся Макс. - Навоза в деревне и без тебя хватает. Где у нее расположен погреб и как нам удобнее до него добраться?

- Сразу за домом, идти надо мимо дома по дорожке. Она одна.

В ноль сорок пять мы остановились напротив дома, где, если верить словам Дмитрия, мог томиться Александр Шаврин. Едва мы вышли из машины, как приглушенное собачье рычание предупредило нас, что пес добросовестно выполняет свои прямые обязанности. Был он самой простой деревенско-дворовой породы, но внешность имел грозную, а морду серьезную и решительную. Просто так он не брехал, но во вкрадчивом его рычании слышалось что-то очень неприятное. Впрочем, продолжалось оно недолго. Приличная порция газа надолго отбила у него всякое желание вступать с нами в конфронтацию. Конфликт был улажен в считаные секунды. Его лапы расползлись в стороны, а сам он завалился на бок, сохраняя зловещую улыбку.

Хуже обстояло с бабой Раей. Травить ее газом было как-то неудобно, хоть и ненормальный, но все же человек. Правда, этот человек вполне мог вколотить в наши животы по увесистой порции дроби, а этого бы нам не хотелось.

В окне, как мне показалось, мелькнуло что-то белое, а посему действовать нужно было скоро и решительно. Отбросив сорванную с петель калитку, мы в два прыжка оказались во дворе и тут же разделились. Я подскочил к окну и выблызнул его заранее приготовленной лопаткой, а Макс в это время высаживал входную дверь. Я ожидал, что вот-вот начнется пальба либо сумасшедшая старуха с дробовиком наперевес выпрыгнет в окно, но ничего такого не произошло, просто в доме зажегся свет и испуганный старушечий голос закричал:

- Ренатка, зачем такой делают? Твои друзья хулиганят. Я милицию звать буду. Ты уходи отсюда домой. Мне покой нужен, спать надо. Окно бьют. Дверь стучат. Уходи.

В окошко я заглянул как раз в тот момент, когда Ухов вышиб дверь и недоуменно остановился у порога. Я его понимал, было чему удивляться. Вместо сумасшедшей бабки с винтарем на изготовку посреди комнаты стояла маленькая толстая старушка в ночной рубашке и наброшенной впопыхах кофте. Она испуганно смотрела то на Макса, то на мою рожу, торчащую из окна, а то на лежащего на диване парня.

- Извините, баба Рая. Мы из милиции, - первым приходя в себя, виновато заговорил Макс. - Нам сказали, что вы вооружены и стреляете из ружья в каждого, кто проходит мимо. Поэтому мы и ворвались к вам таким макаром.

- Кто стреляй? Я стреляй? Я соседа попрошу голову курице рубить, а ты говоришь - я стреляй! - возмутилась бабка до глубины души. - Какой ружье? Нет у меня такой! Ренатка вам нужен? Забирай Ренатка и уходи. Сашка тоже забирайте. Кормить его надо. Совсем плохой стал. Помрет скоро. Что делать буду?

- Слышишь, что бабушка сказала? - Макс содрал с брехливого внука одеяло. - Вставай и одевайся, поедешь с нами. Где Александр Шаврин?

- А кто ты такой? Братан, ты со мной так не базарь, - приподнимаясь с дивана, приблатненно протянул Ренат. - Ты, братан, со мной не борзей, рога поотшибаю, понял?

- Понял. Я хорошо тебя понял, - улыбнувшись, ответил Ухов, и после такой улыбки я бы на месте Рената тихонько засунул язык себе в задницу, но он этого не знал и дорого за свои слова поплатился. Не успел он в очередной раз открыть рот, как тут же, выброшенный Максом, очутился в снегу под крыльцом.

- Ну что, гнида поганая, ты все еще будешь настаивать на том, что ты воевал в Чечне? - свесившись с крыльца, насмешливо спросил его Ухов. Разведчик загаженный. Раздавить бы тебя, как гнилого таракана, да боюсь рвоты. Где Александр Шаврин? Ну?

- Не надо, баба Рая, помоги. Он же меня убьет!

- Не волнуйся, бабушка, я и пальцем его больше не трону, - успокоил он выскочившую следом бабку. - Нам его надо доставить в целости и сохранности. Где Шаврин?

- А в погребе сидит. Там холодно. Надо скорей достать.

- Достанем, ты принеси своему внуку штаны, не повезем же мы его голым. Иваныч, присмотри за ним, я покуда вытащу алмазного короля, если он еще живой.

Вскоре он вернулся с изможденным, едва стоящим на ногах Шавриным. Он провел его к машине и усадил на переднее сиденье. За это время Ренат успел одеться и теперь молча стоял в ожидании своей участи. Следов былого геройства в нем как и не бывало. Понуро уставившись в снег, он только ежился от холода.

В два часа ночи мы привезли наших пленников в загородный дом мадам Костромской и, к вящему удовольствию Александра Шаврина, сбросили его друзей в подвал кухни, увеличив таким образом количество заключенных до пяти человек. Потом через открытый люк немного поболтали с Екатериной Георгиевной о жизни и, пожелав ей доброй ночи, вновь запечатали темницу.

Макс скушал палку колбасы, запил ее двумястами граммами водки и, удобно устроившись тут же на диване, вскоре захрапел. Шаврину я открыл банку сгущенки и выдал ломоть хлеба с горячим чаем, заранее предупредив, что больше он ничего не получит в ближайшие два часа. Потом я принес из комнаты радиотелефон и, набрав номер, приготовился к ответственному разговору.

Любовь Иннокентьевна ответила сразу, видимо, спать ей не давала печаль о безвременно покинувшем ее сыне и тяжкий груз свалившегося на нее с неба богатства.

- Я вас слушаю, - настороженно отозвалась она. - Говорите.

- Как самочувствие, Любовь Иннокентьевна? - бодренько спросил я.

- Ах, это вы, - с подъемом ответила она. - О чем вы говорите, какое может быть у меня самочувствие. Ночи не сплю. Все Сашка перед глазами. За автомобиль спасибо, вы все сделали как нельзя лучше. Но ничем другим, как видно, вы меня не порадуете.

- Ну почему же так сразу и не порадую? - огорченно спросил я. Обижаете. Может быть, вы хотите поговорить со своим сыном?

- Что? - коротко пискнула она, после чего наступила продолжительная пауза. - Вам не стыдно шутить со мной подобным образом?

- А я и не шучу. Ваш сынок сейчас сидит в двух метрах от меня и прямо из банки глотает сгущенку. Если вы хотите, то я могу передать ему трубку.

- Хочу ли я? Да вы просто изверг! - зашлась она то ли гневом, то ли восторгом. - Дайте, дайте мне его к телефону, или нет, я лучше приеду к вам сама. Скажите куда?

- Приезжать не надо, это очень далеко, потерпите до завтра, а трубку я передаю.

Вручив блудному сыну телефон, я, чтобы не смущать любящие сердца, вместе с начатой бутылкой водки вышел в холл, и как раз вовремя, потому что по нему, с дубинкой в руке, крался неугомонный Валерий Михайлович Сотников. Такого непорядка в танковых войсках я потерпеть не мог. Окликнув Макса, я, жертвуя водкой, разбил бутылку и с этим смертоносным оружием бросился к двери, таким образом отрезая ему малейший шанс к отступлению. Но я немного просчитался, отступать он и не думал. Весело помахивая длинной дубинкой, он как трактор попер на меня, а Ухов, похоже, смотрел третий сон, так что рассчитывать я мог только на себя. Уворачиваясь от ударов и делая ложные выпады, я постепенно сдавал свои позиции. Неизвестно, чем бы все это кончилось, не приди ко мне на помощь мой врожденный ум и смекалка. Увернувшись от очередного удара, я выскочил за дверь и подпер ее снаружи. Через стекло я сделал ему неприличный жест, от которого он прямо-таки осатанел. Вне себя от ярости, он набросился на стекло и начал бешено молотить по нему своим оружием и вскоре своего добился. Толстое стекло рассыпалось вдребезги, а его дубина вместе с кистью оказалась на моей стороне. Одно мгновение - и я вытащил к себе всю его руку по самое плечо и, подтащив локоть на излом, резко дернул вниз. Мне показалось, что сейчас лопнут мои перепонки. На его крик тут же выбежал Макс, и вскоре Валерий Михайлович был бесславно опущен в подвал к своей ненаглядной начальнице.

- Сволочь, наверное, ворота в гараже сломал, - укладываясь на прежнее место, недовольно проворчал Ухов. - А ты, Иваныч, кажись, руку-то ему того, фундаментально поправил. Так ему и надо, нечего чужие ворота ломать. Не ты строил, не тебе ломать.

- Кто из вас Константин Иванович? - прерывая его бухтение, спросил Сашка. - С вами хочет поговорить моя мама. Что ей сказать?

- Ничего, я сам ей все скажу, - отбирая у него трубку, ответил я. Гончаров уже на проводе, слушаю вас, Любовь Иннокентьевна.

- Константин Иванович, большое вам спасибо за все то, что вы для нас сделали, - начала рассыпаться она в благодарностях. - Когда я смогу забрать Сашу домой?

- Как только с ним переговорит один товарищ из милиции. Думаю, что завтра вечером. И еще, пока не забыл. Шкатулку, вероятно, придется отдать, но никто конкретно не знает, сколько и чего там находилось. Вы понимаете этот маленький нюанс?

- Не совсем, вы скажите поконкретней.

- Никто не знает, что там лежало - один рубль или одна копейка. Теперь понятно?

- Кажется, я начинаю понимать, спасибо вам за консультацию. И еще один вопрос. Могу я теперь выходить на улицу или еще нет?

- Можете хоть сейчас выйти и прогуляться. До скорого свидания. Закончив разговор, я отодвинул Ухова к стене и вытянулся рядом. - А ты сторожи! - уже засыпая, наказал я Шаврину. - Если что, то буди, не стесняйся.

Глава 14

- Времени у нас мало, - начал оперативку Требунских. - Нужно сегодня, в крайнем случае завтра в этом деле поставить точку. Поэтому буду говорить кратко.

Сначала о том, что мне удалось узнать в Ярославле. Эта самая таинственная Алена есть не кто иная, как родная сестра Виктора Скороходова. Правда, матушки у них разные. Она родилась от первого брака Николая Ивановича и Ольги Федоровны Устиновой. От этого же брака, только семью годами раньше, родился Вячеслав Николаевич, труп которого мы с вами имели счастье найти на кладбище. Тело, найденное на набережной, принадлежит его сыну, Глебу Вячеславовичу Скороходову. Здесь все понятно?

Тогда идем дальше. Николай Иванович Скороходов нигде не воевал, но, занимая должность заведующего складами, за время войны сколотил себе огромное состояние путем спекуляции и распродажи государственных товаров. Где оно находится сейчас, нам предстоит выяснить, если его не разбазарили за эти двадцать лет после его смерти. Дальше, в период, начиная с шестидесятого года и кончая восьмидесятым, его дочь Елена жила вместе с ним в нашем городе. За это время она успела закончить школу, отучиться в педагогическом техникуме и какое-то время проработать учителем начальных классов. Она могла преподавать русский язык или физкультуру. Вопросы? Нет, тогда пойдем дальше. Здесь у нее был товарищ, надо думать любовник. И опять все тот же Рихард Наумов. Ничего не поделаешь, придется нам его искать. Теперь о конкретном. Три недели тому назад она получила телеграмму из нашего города, после чего тут же собралась и приехала к нам. Телеграмма была отправлена из шестьдесят третьего отделения связи нашего города. Последний раз она разговаривала со своей матерью пять дней назад.

Один любопытный факт. Через две недели после отъезда Елены Николаевны к Ольге Федоровне приехал ее сын Вячеслав вместе с внуком Глебом. Они долго выспрашивали мать о сестре, а потом попросились переночевать. После их отъезда обе записные книжки Елены Николаевны исчезли, провалились как сквозь землю. Вопросы? Тогда сделаем так. Валентин Баринов и Борис Казаков занимаются школами Комсомольского района. А Алишер Вахидов берет на себя школы Центрального.

- Петр Васильевич! Почему так? - возмутился Вахидов. - Комсомольский меньше, а там двое, Центральный больше, а я один, несправедливо.

- Потому что они переехали сюда в шестидесятом и, скорее всего, поселились именно в Комсомольском районе, - терпеливо объяснил ему полковник. - Вадим Лихачев массированно атакует педтехникум - это самая реальная возможность выйти на Елену Николаевну. Вадим, узнай круг ее общения и имена тех, с кем она особенно была дружна. Наверняка в этот приезд она кого-то навещала. Нам нужно знать их имена. Это же самое касается Казакова, Баринова и Вахидова. Аксенов Владимир занимается шестьдесят третьим отделением связи. И все вы ни на минуту не забываете о Рихарде Наумове. Если возникнет такая необходимость, подключайте коллег из районов. Вопросы?

Таковых нет, тогда за дело. Я и Геннадий Васильевич будем ждать на телефонах. Сбор в девятнадцать ноль-ноль. Сегодня к этому времени у нас должны быть осязаемые результаты. Фотографии Елены Николаевны Скороходовой можете забрать из лаборатории. Думаю, что они уже готовы. Я вас больше не задерживаю.

Проводив озабоченных сослуживцев до приемной, Потехин с удивлением сообщил:

- Васильич, там у тебя прямо-таки поломничество. Ухов нагнал около десятка каких-то людей и горит желанием с тобой пообщаться. Между прочим, в их числе известная нам Екатерина Георгиевна Костромская. Как прикажешь с ними распорядиться?

- Кто его пропустил? Сейчас нам только его не хватает. Не вовремя, поморщился полковник. - Ладно, пусть зайдет, но только один.

- С приездом вас, Петр Васильевич, - входя, поздоровался Макс и нерешительно остановился посреди кабинета, то ли не зная, что сказать, то ли ожидая вопросов.

- Здорово, Макс, - в свою очередь ожидая объяснений, выжидающе посмотрел на него Требунских. - Что за комиссию ты там привел? Говорят, целую толпу насобирал. Когда успел? Кто они такие?

- Преступники, Петр Васильевич. Целую ночь мы с Гончаровым их отлавливали, - не спеша, с расстановкой доложил Ухов. - Они колонулись, и нам стало понятно, что так или иначе они связаны с кладбищенским делом. Особенно это касается молодежи. Они еще этим летом нашли клад, спрятанный в стенах дома, приготовленного под слом. Серебряную шкатулку с драгоценностями нашли. Половину промотали. А дом находится в Комсомольском районе. Вот я и подумал, что вам это будет любопытно, потому что там фигурирует Алексей Петров. Ну тот самый, который с угонами и зубным кабинетом... Если они вам без надобности, то мы можем их отпустить.

- Все играешь, Макс, - усмехнулся полковник. - Когда повзрослеешь? Давай их сюда.

- Молодежь или банду Костромской?

- А это не одно и то же?

- Нет, на Костромскую мы случайно вышли, когда искали шкатулку с драгоценностями, она у нее в гараже была припрятана, но сама Костромская была не в курсе этого дела, шкатулку там ловко укрыл новый владелец гаража, а она всего лишь соседа замочила.

- С тобой не соскучишься. С тобой скорее с ума сойдешь. Давай свою молодежь, а Костромскую мы пока закроем, Геннадий Васильевич, распорядись. Ну, Ухов, если у тебя неверная информация, то головы не сносить мне, а значит, и тебе.

- Не беспокойтесь, она раскололась, и ее интервью записано на пленку. Кроме всего прочего, у нас есть кое-какие улики, но об этом позже. Записи я прослушивал сам, и один момент показался мне любопытным, но его надо проверить. Я ясно излагаю?

- Ближе к делу, - буркнул полковник.

- Ага, теперь о том, что лежит на виду, - заторопился Ухов. - Батюшку Екатерины Костромской выхлопными газами задушил сосед Евгений Губковский после того, как накрыл его в гараже со своей женой, Губковской Татьяной Васильевной. А дочка, то есть Екатерина Георгиевна, раскрутила это дело собственными мозгами. Раскрутила и решила совершить маленькую волжско-корсиканскую вендетту. Она повертела юбкой, показала соседу кусок своей задницы, тот на нее поймался и предложил ей сердце и свою постель, а буквально через месяц она напоила его до одури и вместе с молодым любовником, неким Алексеем, отравила пожилого любовника Евгения Львовича Губковского бытовым газом.

Полковник застонал:

- Ухов, у меня от тебя кругом пошла голова. Что за сумасшедшие интриги ты тут плетешь? Прямо-таки чистая хроника Версальского дворца. Послушай, Макс, а ты, случаем, на ночь глядя не перелистывал Мориса Дрюона?

- Нет, я вообще его не люблю. Я к чему все это дело веду. Когда будете прослушивать пленку, обратите внимание на голос ее молодого любовника. Он там говорит немного, но довольно четко. Так я приглашаю задержанных или сперва вы запись прослушаете?

- Как скажешь, начальник, - с некоторым сарказмом устало ответил Требунских. - А как ты считаешь, что, по твоему мнению, важнее?

- Если касаться кладбищенского дела, то я бы первостепенно потряс молодежь.

- Значит, так тому и быть. Кстати, а где твой лучший друг Гончаров?

- В предбаннике остался сторожить всю шоблу. Скромно сидит у самой двери.

Три парня вошли один за другим и нерешительно остановились у порога, а чуть позже в кабинете появилась женщина, которая молча подошла к столу и поставила перед Требунских шкатулку удивительной красоты.

- Вот, товарищ полковник, - торжественно объявила она. - С нее все и началось.

- Это я уже понял. Времени у меня в обрез, поэтому прошу вас кратко излагать только факты.

- Двенадцатого декабря ушел в школу и не вернулся мой сын Саша Шаврин. А дальше пусть продолжит он сам, - отступила от стола женщина и тихо присела на краешек стула.

- А что там продолжать, - вышел вперед голубоглазый красивый парень. Я обнаружил эту шкатулку в стене дома возле речного порта. Дом был под снос, я туда зашел случайно, чтобы оторвать доску, там познакомился с этими товарищами, Дмитрием Гурко и Ренатом Давлетшиным. Кроме этой шкатулки, в тайнике был маленький "вальтер" и столовое серебро. Немного драгоценностей я отсыпал Дмитрию, а остальное начал продавать. На вырученные деньги купил машину, гараж и улучшил жилищные условия. Дмитрий рассказал о моей находке Ренату, и они стали меня шантажировать, а когда это не помогло, они оглушили меня, засунули в машину и бросили в погреб бабы Раи, бабушки Рената. Если бы не она, я бы сдох с голоду. Ренат и дядя Леша несколько раз меня пытали, зверски пытали, изверги, словно в гестапо практиковались. Я кричал, но никто меня не слышал. Сегодня ночью меня освободили Константин Иванович Гончаров и дядя Ухов. Вот и все.

- Предельно понятно, - хмыкнул Требунских и, посмотрев на двух других парней, спросил: - Вам есть что возразить гражданину Шаврину?

- Конечно, - с готовностью отозвался Давлетшин. - В погреб мы его упрятали, тут ничего не попишешь, но никаких насилий над ним не чинили. Врет он.

- Это уже несущественно. Экспертиза даст заключение. Шаврин, кому вы продавали драгоценности? Вы можете назвать их имена?

- Да, первую партию я продал дяде Леше, с которым меня свел Дмитрий Гурко, а в дальнейшем эту проблему я решил сам. Я нашел покупателя выгоднее, имени которого я, к сожалению, не знаю. Он просил называть его Мастером, так я его и называл. Познакомились мы с ним возле скупки ювелирных изделий магазина "Яхонт".

- Понятно. Где сейчас находится "вальтер"?

- Он в шкатулке, - торопливо за сына ответила Шаврина. - Там пистолет и все то, что осталось от драгоценностей. Как вернуть остальное, я ума не приложу.

- М-м-да, - неопределенно пробормотал полковник и открыл шкатулку. Однако не много же тут осталось. А сколько вообще было драгоценностей?

- Примерно половина шкатулки, - сумрачно ответил Шаврин.

- Больше, - подправил его правдолюбец Гурко.

- Ладно, разберемся, - остановил начавшиеся было разборки Требунских. Шаврин и вся компания, вам имя Рихарда Наумова что-нибудь говорит?

- Нет, - недоуменно переглянувшись, ответили парни.

- А жаль. Давлетшин, когда вы в последний раз видели дядю Лешу?

- Около недели тому назад, а что?

- Ничего, вопросы здесь задаю я. Подойдите к столу и хорошо посмотрите - знакома вам эта женщина или нет? - выложил он перед ними портреты Алены Скороходовой. - Может быть, вы случайно с ней где-то встречались? Возможно, она подходила к вам на улице или как-то по-другому хотела вступить в контакт.

- Нет, мы видим ее впервые, - хором ответили парни.

- Ладно. Тогда вот что, други любезные. Гурко и Шаврины, вы пока свободны, а вам, гражданин Давлетшин, придется у нас подзадержаться. Предстоит вам очная ставка. Макс, не в службу, вызови конвой и давай сюда твои магнитофонные записи и все, что там у тебя еще есть. Рассказывай в темпе.

* * *

В только что освободившийся кабинет Требунских мы вошли гуськом. Шествие возглавляла Костромская, за ней следовали Леонид, Жук и Валера. Эту печальную цепочку замыкал я. Зайдя последним, я скромно потупил глаза и незаметно пристроился у самой двери. С первой же секунды Екатерина Георгиевна начала качать права:

- На каком основании? Я вас спрашиваю, на каком основании мы задержаны и давно ли всяким проходимцам дано право врываться в чужие дома, устраивать там погромы, а потом сбрасывать и закрывать их обитателей в их же собственных подвалах.

- Да вы не волнуйтесь, Екатерина Георгиевна, - обезоруживающе улыбнулся полковник. - Разберемся, и я вам обещаю, что виновные будут наказаны.

- Буду вам очень за это признательна.

- Не сомневаюсь. Но перейдем к делу. Значит, Евгения Львовича Губковского вы отравили газом в отместку за то, что он убил вашего отца? Я правильно понял?

- Боже мой! Ну как вы можете повторять такую чушь! Этот Гончаров, он ведь ненормальный. Посмотрела бы я на вас, когда бы вы пришли домой, а там все перевернуто и вальяжно сидит гость, взломавший вашу квартиру отмычкой.

- Не отмычкой, Екатерина Георгиевна, не отмычкой, а ключом, родным ключом, который ему передала Татьяна Васильевна Губковская.

- Еще одна шлюха, - несколько обескураженная осведомленностью полковника, осторожно заметила Костромская. - Неужели вы не верите мне, а верите какому-то алкашу?

- На этот счет я еще ничего не говорил. Значит, вы считаете Губковскую женщиной легкого поведения? На чем основано ваше мнение?

- Да нет, это я так, к слову пришлось, - чувствуя, что начинает запутываться, обозлилась она. - Ни в чем таком я ее не замечала.

- Но вы были с ней знакомы.

- Да, в свое время мы были соседями по гаражу.

- Уже ближе. Екатерина Георгиевна, а мог ли ваш отец иметь любовную связь с женой Губковского, Татьяной Васильевной?

- Откуда же мне знать? Я за ними не подглядывала. У меня нет такой привычки.

- Оказывается, была. Хотите послушать, что на сей счет говорит другой ваш сосед по гаражу, некто дед Медведь. Помните такого?

- Ничего я не хочу, - неприятно удивленная такого рода информацией, резко отказалась Костромская. - А вам, как я вижу, заняться больше нечем, кроме как рыскать по городу и собирать всякие сплетни! Получается, что мое слово ничто по сравнению с бредом ханыг и алкашей.

- Получается, что так, Екатерина Георгиевна, а что касается сбора информации, или, как вы выразились, сбора сплетен, так ведь работа у нас такая. Вы проказите, мы вас ловим, а суд наказывает.

- Ну это уже слишком. Мне ваши слова следует отнести на собственный счет, да?

- Конечно, Екатерина Георгиевна, конечно. Я только что прослушал кассету с записью того, как вы с неким Алексеем отправили Губковского на тот свет. Ничего тут не скажешь, впечатляет.

- Но... но этого не может быть, - побелела Костромская. - Вы берете меня, как это у вас говорят, на понт. Не было никакой кассеты.

- Если вы имеете в виду оригинал, то вы действительно могли его уничтожить, но Гончаров, на вашу беду, сделал копию, и я могу вам ее прокрутить. Вообще он сделал любопытные записи всех ваших разговоров, включая сюда и тот эпизод, когда вы приказали своим охранникам отвезти его в лес и там закопать.

- Это была шутка.

- Возможно, значит, вы у нас большая шутница. С Губковским вы тоже пошутили?

- Должна заявить, что запись была совсем другой, нежели то, что вам представил Гончаров. Он просто-напросто ее смонтировал, и получилось черт знает что.

- Откуда вы можете знать, что там получилось, кажется, вы ее еще не слушали?

- Да, то есть нет... Я слышала... - Совершенно запутавшись, Костромская неожиданно нашла выход. - Я слышала ее только что, когда находилась в вашей приемной.

- Это полный абсурд. Максимилиан, пожалуйста, выйдите в приемную, закройте обе двери и что-нибудь громко скажите.

- А что сказать?

- Что хотите, прочтите нам, к примеру, монолог Чацкого, если помните.

- Помню, а только как ваша секретарша отреагирует? Не вызовет ли наряд?

- Все зависит от того, с каким чувством вы будете его читать.

Вживаясь в роль, Ухов нахмурил лоб и вышел в предбанник. Не было его несколько минут, и за это время никто не проронил ни слова. Только Костромская с завидной скоростью меняла цвет своего лица.

- Ну как я вам понравился? - со смущенной улыбкой спросил Ухов, возвращаясь в кабинет. - Там мужики со смеху описались.

- А мы вообще ничего не слышали. Что вы на это скажете, Екатерина Георгиевна?

- Скажу, что эта клоунада мне надоела. И впредь я буду разговаривать только в присутствии своего адвоката.

- Не возражаю, - загадочно посмотрел на нее Требунских. - А покуда явится ваш адвокат, мы кое о чем поспрошаем Алексея Петрова. Не могу удержаться, чтобы вам не сообщить, он у нас уже четвертый день гостит. Геннадий Васильевич, звоните прокурору. Думаю, что санкция на ее арест будет как нельзя кстати. А с вами, молодые люди, мы поступим так: либо вы сейчас же мне все рассказываете и я беру с вас подписку, либо идем по большому кругу. Выбирайте.

- Я выбираю первое, - подал голос Валерий Сотников, - но с условием, что Гончаров будет наказан. Он мне правую руку сломал!

- Сотников, вы, наверное, забыли, где находитесь, - тихо, но внятно осадил его полковник. - Здесь мне никто условия не ставит. Вам это понятно?

- Понятно.

- Вот и отлично. Я рад за вас. Идите в приемную и пишите чистосердечное признание.

- Петр Васильевич, извините. - В открывшуюся дверь робко просунулась востроносенькая рожица секретарши. - Вам тут звонят...

- Кажется, я ясно сказал, меня нет!

- Да, но тут... Лихачев... Я подумала...

- Это хорошо, что вы подумали, - ткнув кнопку, неожиданно улыбнулся Требунских. - Слушаю тебя, Вадим Андреевич, у тебя что-то новенькое?

- Да, Петр Алексеевич, я поднял архив и расспросил старых преподавателей, - на весь кабинет доложил Лихачев. - Получается, что Елена Николаевна Скороходова весь курс обучения в техникуме дружила с одним и тем же парнем. Но его фамилия не Наумов, а Нам. Рихард Николаевич Нам. Может быть...

- Не может, погоди одну секунду, я пробью его адрес, а лучше позвони через две минуты. - Торопливо поднявшись с места, полковник выглянул в приемную и велел ожидавшему там сержанту увести Костромскую. Потом вернулся на место и запросил справочную службу. Получив исчерпывающие данные, он вздохнул и, посмотрев на меня, почему-то подмигнул:

- Как там у нас в опере "Паяцы"? Финита ля комедиа, что означает...

- Комедии писец, - загоготав, жизнерадостно встрял Макс.

- Еще не совсем, но... - Укоризненно посмотрев на Ухова, полковник остановил его восторг и, набирая кнопки сотового телефона, закончил: - Но свет в конце тоннеля появился. Вадим Андреевич, записывай. Березовый бульвар, дом пять, квартира двести десять... Точно, шестьдесят третье отделение связи... Я сейчас подъеду туда сам... Да, вместе с бригадой... Нет, не надо... Справимся... Учти, он может быть вооружен, если вообще это тот, кого мы ищем.

- Ну что, господа Гончаруховы, поедете с нами? - закончив разговор, обратился он к нам. - Или после сегодняшней бурной ночи вам это уже неинтересно?

- Очень даже интересно, - за обоих ответил Макс. - Только, Петр Васильевич, Гончаров есть Гончаров, а Ухов есть Ухов.

- Виноват, исправлюсь, - поднимаясь, засмеялся полковник. - По коням, гусары!

Пятый дом по Березовому бульвару был огромен. И народ справедливо окрестил его "Титаник". Возле первого, нужного нам подъезда нас ожидали Лихачев и Аксенов. Лихачев исключительно ради маскировки привязывался к проходящим мимо женщинам. Завидев нас, он с готовностью бросил это безнадежное дело и с интересом вперился в рекламную подтирушку. На его коленях почему-то сидела собачонка самого затрапезного вида. Рыжая, с вислыми ушами и черными подпалинами, она хитренько посматривала на нас из-под развернутого рекламного приложения.

- Я не я и девка не моя, так, что ли? - подходя к нему, со смешком поинтересовался Требунских. - Какой этаж, какая квартира и сколько человек там живет?

- Двенадцатый этаж, однокомнатная квартира, проживает один человек Нам Рихард Николаевич. Оба окна выходят на противоположную сторону, исчерпывающе доложил Лихачев и загадочно посмотрел на полковника: - Петр Васильевич, десять минут назад, когда я разговаривал с его соседями, он выпустил свою Микки гулять. Я набрался смелости и ее отловил. Вы не подумайте, она уже все сделала, теперь она безопасна. Я вот и думаю-то, а не привести ли мне ее домой? И Нам будет рад, и нам приятно. Тем более, что дверь у него металлическая, из-за нее у нас будет масса хлопот. Хорошо бы без стрельбы обойтись, а?

- Значит, и Нам будет рад, и нам приятно? Подумать надо, жаль, если в тебе погибнет великий каламбурист, но идея у тебя замечательная. Как думаешь, Геннадий Васильевич, стоит рискнуть или нет?

- Ну, если на подстраховку поставить пару человек, то почему бы и нет?

- Тогда за дело. Геннадий Васильевич, поставь двух человек одним пролетом выше, а двух на пролет ниже. Мы будем на одиннадцатом этаже. Вы поднимайтесь с первой группой и отправляйтесь на лифте. Все остальное решим на месте.

С одиннадцатого этажа Требунских подал знак к началу операции, и Лихачев решительно нажал кнопку звонка. Прошло немало времени, прежде чем густой баритон раздраженно спросил, кому и какого рожна надо.

- Так вот собачечка тут у вас под дверью сидит, рыженькая такая, смышленая, - жалостливо заныл Лихачев. - Поскуливает, сердечная. Я подумал, может, живет она у вас, может, домой просится...

- Спасибо, - открывая дверь, поблагодарил его бородатый мужик в майке, до горла поросший густой черной шерстью. - Иди сюда, Микки, чертовка маленькая, иди домой.

- А как же я? - за бороду выдергивая хозяина на лестничную площадку, наивно спросил Вадим. - Мне благодарность положена.

- Тихо, мужик, не пищи, - укладывая бородача на цементный пол, попросили его подскочившие оперативники. - Ни звука, не резонируй воздух.

- Не дергайся, а то бобо будет, - защелкивая ему за спиной наручники, предупредил Потехин. - Где твоя подруга Елена Николаевна Скороходова?

Ответить он не успел, потому что неожиданно визгливо и истерично затявкала Микки. Лучше поздно, чем никогда, решила, очевидно, она и в отместку за хозяйский позор злобно вцепилась в ляжку Лихачева. Его перемат гармонично соединился с собачьим воем, и на эту ругань из квартиры Нама выглянула высокая рыжеволосая женщина, одетая по-домашнему в халат и мягкие тапочки. Мгновенно оценив ситуацию, она попыталась захлопнуть дверь, но в этом ей помешал Аксенов. В самый последний момент он успел подставить ногу, а после, резко рванув дверь на себя, выбросил Скороходову в объятия подоспевшего Ухова.

- Да ты ж моя рыженькая, да ты ж моя золотая, - крепко обхватив ее за талию, замурлыкал он. - Сколько я тебя искал, вспомнить страшно! А волосики твои я сберег.

- Какие волосики? - заглядывая в квартиру, заинтересовался Требунских.

- Рыженькие волосики, Петр Васильевич, рыженькие. Она целый клок на дереве оставила. Видно, когда ее на кладбище пытали, она головкой о дерево билась, тогда и выдрала. Я давно хотел их вам вручить, да все как-то недосуг было.

- Жулик ты, Ухов, мелкий жулик, - добродушно хохотнул полковник. - Ну чего это мы в подъезде стоим, давайте хоть в квартиру зайдем. Геннадий Васильевич, наверное, бригаду можно отсылать, теперь мы сами тут справимся.

- Как скажешь, начальник, только я думаю, что для начала нам нужно отобрать у них "вальтер", а уж потом разговоры разговаривать. Так спокойнее будет. Я правильно говорю, Елена Николаевна? Зачем нам лишние недоразумения? Где пистолет?

- В туалете, в смывном бачке, - устало и безразлично ответила она.

- Ай-ай-ай, ну разве можно так с оружием обращаться? - укоризненно покачал он головой. - Оружие заботы требует, любви и ласки, а вы его в холодную воду...

- А нам он больше не нужен, я вообще хотела его выбросить. Не надо наручники. Я никуда убегать не собираюсь. Ребенку понятно, что все кончено. Рихарда с цемента поднимите, он же простынет.

- Значит, вы добровольно хотите дать нам показания? - провожая ее в квартиру, спросил полковник. - Я правильно вас понял?

- Да, не вижу никакого смысла запираться. Тем более я считаю нас невиновными.

- Тогда располагайтесь поудобнее и рассказывайте.

- Охотно, но позаботьтесь о Рихарде, - осторожно опускаясь в кресло, попросила она. - Он попал в эту историю как кур в ощип. Сама того не желая, я невольно его втянула. Прошу вас иметь это в виду.

- Хорошо, мы определим его пока на кухню, - подумав, согласился Требунских. - В случае чего если он нам понадобится, то всегда будет под рукой. Итак, мы вас слушаем.

- Вам, наверное, уже известно, что я дочка Николая Ивановича Скороходова и Ольги Федоровны Устиновой, - рассеянно глядя в окно, начала Елена. - Жизнь сложилась так, что первые пять лет своей жизни я провела вместе с матерью, в доме у своей бабушки и дядьки Степана. Я его даже называла папой. Почему так получилось? История стара и банальна как мир. Отец завел себе другую семью и к нам приезжал крайне редко, да и то только затем, чтобы сунуть мне какой-нибудь подарок, а заодно и поколотить мать. Жили мы тогда под Ярославлем.

В шестидесятом году отец приехал к нам и подрался с дядькой Степаном, ударил его ножом, и ему грозили большие неприятности, а кроме того, как это потом выяснилось, у него на работе обнаружилась крупная недостача. И ему нужно было во что бы то ни стало поскорее уносить из Ярославля ноги.

Не знаю с чего, но у него вдруг проснулись ко мне отцовские чувства, и он, выкрав меня ночью, увез в этот город вместе со своей новой семьей. Почему он выбрал этот город? Не знаю, наверное, потому, что здесь тогда шло бешеное строительство, было много заключенных и просто пришлых, самых разных людей.

Первое время мы жили в вагончике, а года через два, когда я пошла в школу, нам дали большую однокомнатную квартиру возле речного порта. Мачеха, Нина Петровна, невзлюбила меня с первых дней. Но что могла сделать семилетняя девчонка? Я просто плакала и жаловалась отцу, который все больше и больше ко мне привязывался, а это, как вы понимаете, Нине Петровне совсем не нравилось.

Вот так мы и жили, вроде как две семьи. Отец пестовал меня, а она нянчила своего Витеньку, который с каждым годом становился наглее и наглее. Училась я хорошо и вполне бы могла поступить в педагогический институт, но Нина Петровна была на этот счет совершенно иного мнения и, вероятно желая поскорее избавиться от нелюбимой падчерицы, после восьмого класса турнула меня в педагогический техникум.

В семьдесят третьем я с отличием его закончила и тут же пошла работать. С первых же дней я попросила себе максимальную нагрузку, тот максимум часов, который тогда был разрешен. Сделала это я с одной только целью - как можно меньше времени проводить дома. Еще в техникуме мы сдружились с Рихардом, а к семьдесят четвертому году эта дружба переросла в любовь, и мы, ничего никому не сказав, поженились. Мы решили объявить о нашем браке только после того, как я забеременею и буду наверняка об этом знать. Так мы и зажили на три дома, он со своими, я со своими, но каждый вечер после работы мы обязательно приходили в нашу комнату, которую снимали у одной старенькой бабули.

Однако беременность все не приходила, и в этом, как я позже узнала, была виновна я, но это уже детали. Ребенок не рождался, жили порознь, и в конце концов мы с Рихардом стали постепенно друг от друга отдаляться. К тому времени отец получил двухкомнатную квартиру и впервые слег в больницу, так что вселялись мы без него. Две комнаты это все же не одна. Попросторнее будет. Нина Петровна и отец спали в одной комнате, а мы с Виктором во второй. Он мне не мешал, потому что к тому времени начал приходить домой поздно вечером либо вовсе не появлялся.

Жить можно было бы сносно, если бы не отец. Он здорово сдал, а вскоре вообще ушел на пенсию по инвалидности. Вот тут-то мы и поняли, почем фунт лиха. Если раньше в нашем доме денег никто не считал, то теперь их строго контролировала Нина Петровна. Выдавала мизерные суммы, а после требовала отчетности. Мы начали продавать вещи, те никому не нужные предметы роскоши, которые при пустом холодильнике были просто смешны. И покатилось все как снежный ком с горы.

И тогда я подумала: а за каким чертом мне все это надо? Зачем мне кормить мачеху, которая два десятка лет смотрела на меня волчицей? Зачем кормить братца, который прогуливает те жалкие крохи, что я приношу домой? Так что в один прекрасный день я собрала все свои жалкие пожитки и отправилась в Ярославль к родной матери, которая давно звала меня к себе.

Здесь мне следует немного вернуться назад и рассказать о смерти отца. В начале лета семьдесят девятого года его сильно избили на улице. Избили так, что он все лето пролежал в постели, а второго сентября, в воскресенье, умер. В конце дня он попросил меня посидеть возле него. Я присела на стул возле его изголовья, и он, превозмогая боль, с одышкой начал говорить, периодически вытирая кровь полотенцем.

"Вот, Аленка, видать, пришла пора помирать".

"Да ладно тебе, папаня, ты еще нас переживешь", - бодренько ответила я, прекрасно понимая, что дни, да что там дни, часы его сочтены.

"Не утешай меня, Аленка, не надо. И так всем все ясно и понятно. Карачун пришел. Избили меня на старости лет. Так оно и должно быть. Удивляюсь только, почему не раньше. Сколь веревочка ни вейся... Мне за все мои грехи давно бы пора к чертям на сковородку. Аленка, я только теперь понял простую истину. За все надо платить. За плохое платишь ты, а за хорошее платят тебе. Вся беда моя, Алена, что хорошего-то у меня ничего нет. Может быть, ты одна. Наверное, сегодняшней ночью я умру. Ты возьми мои награды и отдай в какой-нибудь музей, а документы на них порви и выброси. Стыдно мне. Нигде я не воевал, а ордена и медали эти выменивал во время войны за кусок хлеба. Голодных обманывал и на голодных наживался. Сколько я добра всякого награбил - и подумать страшно. Меня бы не то что избить, а убить давно надо. Не могу я больше, скорее бы... Слушай меня, Аленушка, ты у меня чистое дитя, я для тебя берег... тебе можно. Этим шакалам я ничего не хочу оставлять... Они меня не любят... В стенах дома твое счастье... Стой. Посмотри, никто нас за дверью не подслушивает?"

Ровным счетом ничего не понимая, я встала и отворила дверь. За нею стояла Нина Петровна и гневно на меня смотрела. Она спросила, что мне сказал отец, я ей ответила, что это ее не касается, и вышла из комнаты. Помню, я вымыла тогда посуду и пошла в магазин за молоком, а когда вернулась, отец был уже мертв.

Дня через три после похорон я уволилась с работы и уехала, как вам уже говорила, к матери в Ярославль. Я и раньше у нее бывала. После того как начала работать, ездила к ней каждое лето, и всегда она меня встречала так, как встречает настоящая мать, но теперь, когда она узнала, что я приехала насовсем, ее радости просто не было границ. Мой старший брат к тому времени перебрался в Углич и тревожил нас крайне редко. Мне была предоставлена отдельная комната, и после тольяттинского ада мне показалось, что я попала в рай.

На работу я устроилась буквально в течение недели, и зажили мы спокойно и счастливо. Про те отцовские последние слова я не вспоминала, да и вспоминать-то было нечего. Всякому умирающему присуще покаяние. Но однажды, наверное через год после моего приезда, мы с мамой как-то неожиданно вспомнили об отце, и тогда-то я от нее узнала всю подноготную. Узнала и поняла, что все рассказанное им было не вымыслом умирающего, но чистой правдой. А еще мама очень удивлялась тому обстоятельству, что у нас в доме было не так-то много золотых украшений и драгоценностей. По ее представлению, мы должны были купаться в роскоши.

После нашего разговора, однажды ночью, я об этом задумалась. Задумалась и невольно вспомнила его последние слова, а именно: "В стенах дома твое счастье". Не сразу, но постепенно я пришла к выводу, что отец хотел доверить мне свою тайну, указать то место, где он хранил для меня, именно для меня, свои сокровища, хотел, но так и не успел сказать. Догадка постепенно крепла и переросла в уверенность, я с ней сжилась и, естественно, захотела получить свое. На зимние каникулы я отправилась в Тольятти, но заходить к Нине Петровне не стала, опасаясь вызвать ненужные подозрения. Не вводя его в курс своих дел, я отправила к ней Рихарда, якобы затем, чтобы узнать от нее мой адрес, а на самом деле просто хотела разведать обстановку в доме.

Известия он принес малоутешительные. Нина Петровна находится в полном здравии и рассудке. Живут они получше, потому что Виктор хоть и попивает, но сразу после института устроился на хорошую работу. Это мало меня обрадовало, потому как я рассчитывала застать совсем другую картинку. Но делать нечего, нужно было запасаться терпением и ждать. Лезть же на рожон и действовать внаглую мне не хотелось. Мало ли что может получиться. Рихарда я попросила ставить меня в известность при любых переменах, происходящих в этом доме. Так, несолоно хлебавши, я вернулась из своей поездки.

Шли годы, и постепенно мои сокровенные желания отходили на задний план и потихоньку выветривались из памяти. Жизнь текла и утекала, и то, что раньше казалось мне главным, с годами мельчало и превращалось в труху. С Рихардом я по-прежнему поддерживала связь, но теперь в наших телефонных разговорах основная тема проходила как-то вскользь, между прочим.

Подобно разорвавшейся бомбе была его телеграмма, которую я получила в начале этого месяца. Всего два слова: "Время пришло", они заставили меня встрепенуться. Прошлое кулаком молотобойца ударило по моей памяти, и я необыкновенно отчетливо увидела эпизоды прожитой мной жизни. Не за богатством, а больше за своим прошлым отправилась я в Тольятти.

Нина Петровна еще жива и лежит полностью парализованная, сказал мне Рихард на вокзале, но, судя по всему, в ближайшие дни она отдаст Богу душу. Он еще не знал об истинных причинах моего приезда, думал, что я просто претендую на квартиру. В тот день, по случаю моего приезда, мы устроили праздник и, неожиданно вспомнив былое, переспали. Утром я подумала - а что, собственно говоря, человеку надо? Немного счастья и близкого человека рядом. Однако не в моем характере бросать начатое, не доведя его до конца.

Поздним вечером, так, чтобы не попадаться на глаза дежурившим возле нее соседкам, я купила две бутылки водки и отправилась навестить Нину Петровну. Нужна она мне была как прошлогодний ветер. Шла я с единственной целью прозондировать обстановку и поговорить с Виктором, водкой же намеревалась залить ему зенки и основательно обыскать квартиру.

Я знала, что он уже вконец спился. Однако то, что я увидела, превзошло все мои самые смелые ожидания. Дверь мне открыло существо, отдаленно напоминающее человека, а больше похожее на смердящий, извините, мешок дерьма. Заплывшими, мутными и совершенно бессмысленными глазами этот урод смотрел на меня.

"Ну здравствуй, Витя!" - улыбнувшись, приветливо поздоровалась я.

"Здравствуй", - тупо глядя куда-то вбок, хрипло ответил он.

"Ты что же, совсем меня не узнаешь?" - засмеялась я и звякнула водочными бутылками, отчего его физиономия мигом просветлела улыбкой, а глаза прояснились и блеснули тревожной надеждой алкоголика.

"Не узнаю, да какая разница, заходи! - Чуть ли не насильно он затащил меня в коридор, где воняло просто нетерпимо. - Извини, матушка у меня парализованная, - заметив мою реакцию, рассыпался он в извинениях. - Скоро крякнуть должна. Ты в комнату ко мне проходи, там меньше воняет", гостеприимно открыл он загаженную комнату, меблированную только собачьей подстилкой да заваленным объедками столом.

"Ты и впрямь меня так и не узнал?" - спросила я, внутренне радуясь такому убожеству, поскольку это означало, что он пропил всю мебель, а о тайнике даже и не догадывался.

"Не узнаю, - сбрасывая прямо на пол мусор, находящийся на столе, ответил он. - Давай познакомимся по новой. Тебя как зовут?"

"Да Алена же я, твоя сестра. Пришла вот в гости, а у тебя такое творится. Что случилось? Почему в доме хуже, чем в свинарнике?"

"А это не твое собачье дело, - обозлился было он, но вовремя спохватился, ведь водка все еще находилась у меня в сумке. - А ты что же думаешь, наша жизнь сахар? Мать уже год как не работает, парализовало ее. А тут и питание ей надо калорийное, и лекарства дорогие, вот и обнищали на нет. Ты присаживайся, или брезгуешь?"

"Брезгую, - правдиво ответила я, потому как садиться на его вонючую подстилку было выше моих сил. - Неужели у вас не осталось ни единого стула?"

"Есть один, возле матери стоит, сейчас я его принесу".

"Не надо, - остановила я его. - Я сама принесу, а заодно погляжу на мачеху".

От того, что я там увидела, можно было сойти с ума. Обездвиженная старуха с одним только живым глазом лежала на полу в вязкой луже собственных испражнений. В другое время, не будь я связана по рукам и ногам своей задачей, я бы его просто убила. А так мне просто пришлось засучить рукава. Первым делом я вымыла угол комнаты и перетащила туда подстилку этого мерзавца. Потом, как могла, отмыла Нину Петровну от нечистот, разделась до трусиков и бюстгальтера, натянула на нее свою комбинацию, юбку и кофту. Укрыть ее мне было уже нечем, не могла же я голой идти по улице. Благо в доме было тепло, даже жарко. Собрав все ее грязные шмотки, я выбросила их на балкон, а потом дала денег этому ублюдку ровно столько, чтобы купить молока, шоколада и какой-нибудь крупы для Нины Петровны. Сама же залезла под душ и долго стояла под горячими струями, стараясь отмыть пропитавшее меня зловоние. У него даже мыла не было.

Кое-как отмывшись, я вышла из ванной и вынесла с собой сумку с водкой и закусками. Я забирала сумку в ванную, потому как боялась, что он напьется раньше времени, а мне бы хотелось исподволь его расспросить. Так, чтобы он ничего не понял и в то же время выложил все, что ему известно.

За то время, что я прибиралась, он успел вернуться из магазина. Сволочь! Он принес только пакет молока и пачку манки, а деньги, данные на шоколад, пропил. И снова я сдержалась, хотя мне безумно хотелось тут же разбить его гнилой череп об угол. Ничего не сказав, я сварила кружку каши и, как могла, накормила Нину Петровну. Потом, состроив на лице некое подобие улыбки, зашла в Витькину комнату и предложила немного выпить за встречу.

"Конечно, сестренка, - раскованно ответил он голосом уже захмелевшего алкоголика. - О чем разговор! Видишь, я и стол газетой накрыл, кружки помыл и стул тебе принес, тоже прессой выстелил, читай хоть попой. А что у тебя там в сумке?"

"Водка, колбаса да хлеб, - ответила я, подбираясь к теме. - Что я могу еще купить? Живу я не так хорошо. Сам понимаешь, на зарплату учителя больно-то не разгуляешься. А вы, я вижу, совсем на мели?"

"Хорошо, что видишь, - вожделенно глядя, как я разливаю водку по кружкам, отмахнулся он. - Ни тебе пожрать, ни тебе выпить".

"Так шел бы да работал, чем груши-то околачивать".

"Что? - подкрадываясь к кружке, возмутился он. - Чтобы я за эти гроши весь день на дядю горбатился?! Благодарю покорно, поищите других фраеров! Ну, давай, Аленка-сестренка, выпьем за нашего батюшку, земля ему пухом".

"Выпьем, - согласилась я и подняла кружку. - Хороший был отец, заботливый. При нем мы как сыр в масле катались. Ни в чем нам не отказывал".

"Это точно, - опрокинув полкружки водки, согласился он. - Папаня был что надо".

"Послушай, Виктор, неужели же ничего ценного от него не осталось?"

"Так вот ты зачем приехала, умненькая сестренка! - налился он пьяной злобой. - Должен тебя огорчить, от него ничего не осталось, а если бы даже что и завалялось, то не видать тебе его добра как своих ушей!"

"Успокойся, идиот, - не выдержала я. - У нищего на паперти имущества больше, чем у тебя, а твою вонючую плоть не станут жрать даже голодные шакалы".

"Знаю я тебя, - немного успокоившись, вдруг подозрительно зыркнул он. А я-то думал, какого черта ты приперлась, а теперь мне все ясно! На квартиру ты глаз положила! Так я тебе его вмиг выстеклю, шлюха подзаборная! Пошла вон!"

"Нужна мне твоя квартира, как зайцу триппер, - поднимаясь, презрительно сплюнула я. - У меня в Ярославле трехкомнатная. Прощай, кретин. Водку я забираю".

"Подожди, подожди, Ленка! - вскричал он при виде того, как я убираю в сумку всю его радость и смысл жизни. - Перестань, пошутил я. Прости меня, дурака старого".

"Ладно уж, пей, хоть залейся".

Вылив ему остатки из початой бутылки, вторую я тоже выставила на стол. Этого ему хватило с лихвой. Уже через десять минут он свалился на голый пол и захрапел, пуская слюнявые пузыри и сопли. Вынув из сумочки деревянный молоточек, я занялась делом. Начиная прямо с его комнаты, я, не торопясь, внимательно прислушиваясь, начала простукивать стены. К четырем часам ночи я обошла всю квартиру, но, увы, ничего, кроме голодных тараканов, не обнаружила. Ни одного приглушенного звука, а тем более чего-то, похожего на тайник. Ничего! Ничего, кроме хитренького глаза Нины Петровны, который, как мне показалось, следил за мной с откровенной издевкой.

Рано утром я вернулась к Рихарду и, не отвечая на его вопросы, завалилась спать. Но уснуть не могла. Мысли, заплетаясь одна за другую, держали мой мозг в напряжении. И еще не давал покоя хитренький глаз Нины Петровны, который и в отрывочном сне не отпускал меня, сверлил, как бы на что-то намекая. Что же случилось? Неужели все мои догадки и подозрения оказались не более чем бредом сивой кобылы?

Я прокручивала всевозможные варианты, но все они упирались в какой-то темный и липкий тупик. Совершенно неожиданно, ближе к обеду, меня осенила простая догадка. Мой отец спрятал деньги в стенах нашего старого дома, того, что возле речного порта. Недолго думая я тут же собралась и покатила туда, моля Бога только об одном - чтобы дом еще не пошел под слом.

Еще издали я вздохнула с облегчением. Дом стоял на месте, но уже был нежилым, об этом говорили пустые оконные проемы и отбитая штукатурка стен. Внутри же его состояние было еще худшим - вывороченные половицы, обрушенные лестницы, разбитые окна - вот все, что оставалось от нашего жилища. На первом этаже хозяйничали бомжи и крысы, что же касается второго этажа, то он пустовал, поскольку проникнуть туда можно было только по веревке сомнительной прочности. Но я рискнула и вскоре оказалась перед нашей квартирой, напрочь лишенной каких бы то ни было деревянных деталей.

Миновав переднюю, я прошла в комнату и застонала от отчаяния. Почти сразу я увидела разграбленный тайник, вскрытый, по всей видимости, не так давно. Не знаю зачем, но я вытащила закрывающую его панель и сунула вовнутрь руку. На самом дне я нащупала фанеру, отозвавшуюся на мой стук приглушенным звуком. Приподняв ее, я достала довольно тяжелый клеенчатый сверток. "Неужели повезло?" - екнуло сердце. Боясь поверить своему счастью, я начала судорожно его разворачивать, и вскоре в моих руках лежал трофейный "вальтер" с двумя запасными обоймами.

Разочарованно выругавшись, я хотела тут же его выбросить, но в последний момент подумала, что в доме, населенном бомжами, такая штука может быть опасной. В общем, я забрала его с собой и передала Рихарду, наказав ему выбросить пистолет при первом же удобном случае.

Кажется, все. Делать мне в этом городе больше было нечего. Однако однажды запавшая мысль отпускать меня не собиралась. У меня оставался один шанс, и терять я его не хотела. Этим единственным шансом был мой брат Виктор. Я подумала, что ему Нина Петровна перед тем, как ее парализовало, могла рассказать про тайник, и он, несмотря на свой алкоголизм, перепрятал отцовский клад до лучших времен. В конце концов, ведь не случайный же прохожий обнаружил тайник. В подобные совпадения я давно перестала верить. Плюс ко всему стены вокруг тайника были нетронуты, а это наводило на мысль, что человек, овладевший драгоценностями, был достаточно точно осведомлен о месте его нахождения.

Короче говоря, я решила дождаться смерти Нины Петровны и еще раз, с некоторым пристрастием, поговорить с Виктором. Рассчитывая, естественно, на помощь Рихарда, хотя он до сих пор толком не знал о настоящей причине моих забот.

Нина Петровна умерла, но я решила еще немного подождать, пока все эти хлопоты улягутся. Издалека я наблюдала за похоронами. Я бы протянула резину еще больше, но последний разговор с мамой перевернул все мои планы. Я узнала, что за два дня до моего звонка к ней приезжал мой брат Вячеслав с сыном и весьма интересовался моей особой. Ничего хорошего от его посещения я не ждала. Больше того, мне показалось, что он каким-то образом знает о существовании клада и в самое ближайшее время намерен приехать в Тольятти. Надо было торопиться, и поздним вечером двадцать второго числа я вновь навестила Виктора.

Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что наш с ним разговор никаких результатов не дал. А в полночь раздался требовательный звонок в дверь, и на пороге появился Вячеслав вместе со своим сыном Глебом.

Боже, что там началось! Я до сих пор не могу вспоминать этого без содрогания! Где-то до четырех часов ночи они мучили, а потом и удавили Виктора. На меня у них времени не оставалось. Именно поэтому они заклеили мне рот, связали руки и затолкали в стоящую у подъезда машину.

Трое суток на какой-то загородной даче они измывались надо мной, требуя от меня того, чего я и сама не знала, а именно - указать им место, где я запрятала отцовский клад. Я прошла через утюг, паяльник и еще бог знает через что. Несколько раз я теряла сознание и молила только об одном - чтобы поскорей все это кончилось. Двадцать пятого, ближе к вечеру, они оставили меня в покое и поехали, как это потом выяснилось, к Рихарду. Его адрес они узнали из моих записных книжек.

Они тешили себя надеждой, что он будет сговорчивее, чем я, но здорово просчитались. Он не только отходил моих родственничков шваброй, но и сумел сесть им на хвост. Сами того не подозревая, они подписали себе приговор. Рихард благополучно сопроводил их на дачу и выжидал удобного случая для нападения. Но всего этого, к сожалению, я тогда не знала.

Все получилось не так, как рассчитывал Рихард. Сразу же по возвращении они хотели убить меня там же на даче, но хозяин этому категорически воспротивился. А мне было уже все равно. Когда Славка в тысячный раз спросил, где спрятан клад, я равнодушно ответила, что его забрала Нина Петровна с собой в могилу.

- Ну вот и отлично, - рассмеялся братец, - и ты у нас ляжешь там же, неподалеку от могилы твоей жадной мачехи.

Меня привезли на кладбище, привязали к дереву неподалеку от Нины Петровны, перед какой-то свежевырытой ямой, и, посмеиваясь, приготовились к казни. Вячеслав достал пистолет и... Выстрелы Рихарда, раздавшиеся откуда-то сбоку, помешали мне совершить прогулку на тот свет.

Труп Вячеслава мы оставили там же, на кладбище, а другой отвезли к речному порту и там выбросили. Сделали мы это потому, что их сходство прямо-таки бросалось в глаза, и вы бы сразу догадались, что убитые приходились друг другу отцом и сыном. А это увеличивало бы ваши шансы. Попросту говоря, вы бы скорее напали на наш след.

- Кажется, и без того мы действовали довольно оперативно, - заметил полковник. - Зачем вы убили Стукалова?

- Рано утром Рихард мне сказал, что мы оставили серьезные улики. Не забрали с собой их документы, а через них добраться до нас пара пустяков. Он тут же сел в машину и уехал. Документы Глеба он достал довольно просто, а вот с документами Вячеслава вышла накладка - когда он подъехал к той могиле, там уже вовсю орудовал Скороходов. Убить его на месте он не посмел, потому что невдалеке слышались чьи-то голоса, и ему пришлось отложить эту акцию до следующего дня. Тогда же мы хотели устранить и хозяина дачи, но он как сквозь землю провалился.

- Понятно, - задумчиво протянул Требунских. - Вы могли бы показать нам ту дачу?

- Я - нет, но Рихард запомнил ее хорошо

- Какой марки была отвозившая вас машина и как звали водителя?

- Красная "Нива", а водителя и хозяина дачи Вячеслав называл Лехой.