«Блестящий шанс»

ЭД ЛЕЙСИ

Блестящий шанс

Перевод с английского Олега Алякринского

СЕГОДНЯ

1.

Я спустил пары в Бингстоне. Это небольшой городишко с двухтысячным населением в южном Огайо: понять, что к чему, здесь можно минуты за три. Я же меньше чем за минуту выяснил то, что мне нужно было выяснить - а именно что напрасно сюда приехал.

Главная улица тут была явно более оживленной, чем ей полагалось быть, потому что с окрестных ферм в город привозили кучу товаров. Я припарковался около большой аптеки - она же универсам - и вошел внутрь. Немногочисленные покупатели уставились на меня так, словно я вылез из летающей тарелки. К этому я уже привык: хотя мой "ягуар" бегает по дорогам Америки уже лет восемь и приобрел я его всего за шесть сотен, он, как и любая иностранная тачка, всегда вызывает нездоровый интерес у праздных зевак. Но сейчас это привело меня буквально в бешенство, так как постороннее внимание как раз-то нужно мне было меньше всего.

Мое появление в магазине произвело форменную сенсацию - вся деловая активность вмиг замерла. Толстый хмырь у прилавка с прохладительными напитками вытаращился на меня, не веря своим глазам. Парень, пожирающий гамбургер у стойки, развернулся на сто восемьдесят градусов, и тоже сделал большие глаза. Аптекарь в этот момент принимал от старого негра-почтальона газеты, и оба изобразили немую сцену. В магазине было полно всякой всячины - куда больше, чем в простом универмаге. Я обратил внимание на телефон-автомат и бодро направился к будке. Бингстонская телефонная книга по толщине напоминала буклет с программкой какого-нибудь захудалого бродвейского театра. Никакой Мэй Расселл в ней не значилось.

Полагая, что в городе должно быть куда больше абонентов, чем указывалось в этой телефонной брошюрке, я двинулся к хмырю за прилавком с прохладительными напитками. На мой вопрос он отреагировал как актер профсоюзного драмкружка: его круглое лицо изобразило ужас, а когда взгляд упал на дверь, в нем затеплилось облегчение. Я обернулся и увидел направляющегося прямехонько ко мне полицейского. Дядя шел довольно быстро. Полицейские в маленьких городках почему-то любят напяливать на себя форму, словно взятую из реквизита провинциальных театров оперетты. Этот полицейский явился в обличье коренастого пупса средних лет в до блеска начищенных черных ботинках, серых бриджах с широкими красными лампасами и кожаном бушлате. На груди у него сиял исполинский значок - большего я в жизни не видывал. На затылке торчала ковбойская шляпа. Сомнений относительно причины его прихода возникнуть не могло: кольт был наполовину вынут из кобуры, а в правой руке пупс держал дубинку. Я никак не мог понять, как же им удалось так быстро меня застукать, но внутри у меня все похолодело. Я попался. Если бы мне удалось вмазать полицейскому промеж глаз и сразу добежать до двери, я был бы спасен.

Внезапно передо мной вырос негр-почтальон. Он положил обе руки на мой правый кулак и прошептал:

- Полегче, сынок.

- Прочь с дороги! - прошипел я, сбросив его руки. Полицейский уже подошел к нам вплотную. Почтальон кивнул ему и произнес:

- Доброе утро, мистер Уильямс.

- Привет, Сэм. Мне ничего нет?

- Несколько писем я оставил у вас на столе в офисе, - ответил почтальон, стоя между мной и полицейским.

- Недавно в наших краях, парнишка?

- Угу. - За последние шесть часов меня называли "парнишкой" чаще, чем за всю мою жизнь.

- Так я и подумал. Хочу объяснить тебе пару вещей.

- Каких же? - спросил я, не сводя глаз с его дубинки. Я попытался оттолкнуть чертова почтальона, но он опять упрямо встал между нами.

- Ты что здесь делаешь, парнишка?

- Листаю телефонную книгу. Разве закон запрещает это?

- Нет. А я уж подумал, ты собрался здесь поесть. Поскольку ты в нашем городе недавно, тебе, наверное, не известно, что цветным не разрешается жрать в этом магазине.

Я малость рассвирепел, но быстро успокоился и от радости даже чуть ли не прослезился. Мне пока что ничто не угрожало. В моем мозгу вертелась идиотская мысль - что у этого легаша доброе лицо, да и разговаривает он со мной достаточно миролюбиво - хотя и держит дубинку на изготовке.

- Я же не собирался съесть этот телефонный справочник, - сказал я с невинным видом.

Полицейский усмехнулся, его глазки оценили мой купленный на Пятой авеню костюм. Ну и, разумеется, он приметил "ягуар" у тротуара. Потом его взгляд переместился на мой перебитый нос, и он быстро вычислил, что мое преимущество выражается в футе роста и тридцати килограммах веса. Его лицо вновь приобрело несчастное выражение.

- Ты пойми, неприятности мне не нужны. Просто я вижу, ты у нас недавно, и я хочу познакомить тебя со здешними порядками.

- Будем считать, что я познакомился. А что, кроме этого справочника другого нет? - Я мотнул головой в сторону телефонной будки.

- Другого нет. А кого ты ищешь?

- Наверное, попал не в тот город. Тот, кто мне нужен, в книге не значится, - ответил я и, обойдя негра-почтальона, направился к двери.

- А я почти что всех в Бингстоне знаю, - подал голос почтальон. На его коричневом лице было написано: "Как негр - негру, давай-ка я тебе помогу".

- Да ладно, не страшно! - С этими словами я вышел на улицу и, бросив взгляд по сторонам, сразу же рассмотрел все достопримечательности главной улицы. Киношка, два отельчика, несколько супермаркетов, шесть-семь лавчонок и ещё "деловая" улочка, пересекающая главную транспортную артерию Бингстона.

Как кто-то однажды сказал, в мире больше ослиных задниц, чем ослов. В этот момент я ощущал себя ослиной задницей номер один. Каким же надо было быть дураком, чтобы пятнадцать часов добираться на машине до этого захолустного городишки, где я торчал на виду у всех, точно упавшее бревно посреди рыночной площади. И тем не менее я находился в этом городишке и, вероятно, нужный мне ответ тоже.

У моего плеча незаметно вырос дядя Том-почтальон.

- Похоже, ты, приятель, с Севера. В Бингстоне цветным не шибко скверно живется, просто тут у нас немного старомодные нравы. Не стоит нарываться на скандал, сынок.

- Давай-ка оставим лекции о расовых отношениях, дядя. Ты знаешь Мэй Расселл?

Его коричневое лицо потемнело при слове "дядя". Он уже собрался было уйти, но заметил внимательно разглядывающего нас из дверей аптеки полицейского. Почтальон обернулся и сказал:

- Слушай, нам не нужны скандалы в городе. Я прожил здесь всю жизнь, и наши в Бингстоне добились существенного прогресса.

- Ты тоже хочешь познакомить меня с местными порядками? Я ведь просто зашел посмотреть адрес в телефонной книге и сразу нарвался на скандал интересное дело! Что, Огайо давно ли стал южным штатом?

- Расспрашивать про Мэй Расселл - это и значит нарываться на неприятности. Она не для цветных.

- Это как понять?

- Да она... алая леди! - прошептал он.

Я расхохотался. Я не слышал этого выражения с тех пор, как прочитал "Алую букву"(1) в школе и, помню, ужасно был разочарован тем, что книжка оказалась отнюдь не из "озорных". Почтальон тоже осклабился, показав ряд неровных зубов.

___________________________________________________

1 Роман американского писателя Н.Готорна, повествующий о судьбе женщины, совершившей грех прелюбодеяния и в наказание носившей на груди алый знак грешницы.

- Ты не так понял, отец, - пояснил я. - Нет ли тут отеля, где я могу перекантоваться пару дней?

- Для цветных - нет. В Бингстоне только тридцать девять цветных семей.

- Черт, а что в Огайо и закон о гражданских правах не действует?

- Да мы же находимся на границе с Кентукки, так что... - он махнул короткой коричневой рукой куда-то на юг. - У нас тут редко появляются цветные чужаки. Миссис Келли берет постояльцев, но у неё сейчас полный набор. Ты сколько намереваешься у нас пробыть?

- Пару дней. Я... музыкант. Еду в Чикаго. Просто Мэй Расселл знакомая одного местного парня. Моего дружка.

- Я так и понял, что ты из артистов. А как зовут приятеля, которого ты ищешь? Я же тут всех знаю.

- Однополчанин. Знаю только имя - Джо. Наверное, все-таки не тот городок, - врал я напропалую. - Сказать по правде, я уже долгонько верчу баранку и малость простыл в дороге. Надо мне несколько деньков передохнуть.

- Вообще-то вид у тебя не больной. Я Сэм Дэвис. Пожалуй, я смогу тебя к нам взять.

- Спасибо, отец. Я Гарри Джонс, - сказал я, в момент придумав себе незамысловатое имя.

Мы обменялись рукопожатием, и он спросил:

- Как тебе два доллара за ночлег и доллар за стол?

- Отлично.

- Пойду позвоню Мэри - это моя жена - предупрежу о тебе. Сверни налево на Элм-стрит, вон там на светофоре. Пройдешь пять кварталов - увидишь кирпичный дом с деревянными утками на лужайке. Проволочный забор. Это мы. Там у нас цветной район. Спроси у любого, где дом Сэма Дэвиса. Топать недалеко.

- Да я на колесах... - и я кивнул на "ягуар".

Автомобиль произвел на него впечатление.

- А сотню можно на нем выжать?

- Если вдавить педаль газа до упора. Спасибо за гостеприимство. Пойду и прямо сейчас завалюсь спать. А что, если я сначала куплю газету, расовый бунт тут не вспыхнет?

- Э, мистер Джонс, Бингстон не такой уж скверный городишко. А местная "Ньюс" выходит только в полдень. Разве что тебя интересует вчерашний номер.

- И вчерашний сойдет. Хочу почитать перед сном.

- Можешь купить в табачной лавке на другой стороне улицы. Пойду позвоню Мэри предупрежу её о твоем приходе.

Я купил газету и, когда садился за руль, из аптеки появился полицейский и по-приятельски осведомился:

- Что, тачка-то европейская?

Он держался и впрямь дружелюбно, однако стоило бы мне зайти в аптеку выпить кофе, как он тут же бы появился там с перекошенной рожей.

- Английская.

- Дорогая, надо думать?

- Правильно думаете, - сказал я, включив зажигание.

- Неужто лучше наших?

- Нет. - ответил я, подавая назад. Я свернул на светофоре и тут же припарковался к тротуару. Элм-стрит представляла собой вереницу больших домов и огромных зеленых лужаек. В газете был помещен репортаж из Нью-Йорка о Ричарде Татте, которого обнаружили в его комнате забитым насмерть. Полиция разыскивала "негра", подозреваемого в убийстве. Отпечатки пальцев, снятые с убитого, свидетельствовали, что он не Ричард Татт, а Роберт Томас - преступник в розыске. Ниже была подверстана краткая и несколько самодовольная заметка о том, что Роберт Томас - уроженец Бингстона и в течение последних шести лет разыскивается местной полицией. В газете не сообщалось ничего нового для меня, поэтому я её сложил и поехал дальше.

Дом почтальона оказался лучше, чем я ожидал. Старый, но крепкий. Вообще-то говоря, все дома в этой "негритянской" части города выглядели очень прилично. К дому вела подъездная аллея, за домом виднелся гараж. Я остановился на аллее, вышел и запер машину. Мои номера были покрыты достаточным слоем грязи. Пухлая женщина с коричневым лицом открыла дверь и сказала:

- Вы, верно, и есть мистер Джонс. Проходите. У меня и времени-то не было прибраться в гостевой комнате. Мы ею не пользовались с тех самых пор, как у нас гостил мой кузен Аллен из Дейтона. Сейчас, я только пыль вытру...

- Я с ног валюсь, - признался я, внезапно почувствовав прилив усталости. - Я бы хотел прямо сейчас отправиться в кровать.

- Вы, верно, решите, что я плохая хозяйка.

- Не решу. Я слишком устал, чтобы делать какие-то выводы. Покажите мне мою комнату.

- Как хотите. У вас и вправду усталый вид. Я вам дам полотенце. А где ваши вещи?

- В машине, - солгал я. - Я их потом принесу.

Я последовал за ней на второй этаж, и она привела меня в большую комнату, обставленную старенькой громоздкой мебелью. Кровать показалась мне чудесной. Хозяйка дала мне полотенце, сказала, что ванная в конце коридора, и пустилась оправдываться за пыль и прочий беспорядок. По мне же, комната являла собой образец идеальной чистоты - нигде ни пылинки. Я остановил поток её красноречия, повесив свое твидовое пальто от "Харриса" в шкаф. Уже в дверях она проговорила:

- Мистер Дэвис предупредил вас: два доллара за ночь и...

- Предупредил, - и с этими словами я дал ей пятерку.

- Да только про стол он не то сказал. Продукты нынче подорожали. Будет два доллара в день, а не один.

- О'кэй.

- Сдачу потом принесу, - она сунула банкноту в карман передника и неловко замолчала. - Надеюсь, вы не пьющий, мистер Джонс.

- Только уставший. Всего хорошего, миссис Дэвис.

Когда она ушла, я снял пиджак и, заперев дверь, спрятал бумажник с жетоном под матрас, а телевизионное досье на Томаса под ковер. Сняв нейлоновую рубашку и трусы, я удостоверился, что коридор пуст, и дунул в ванную. Ванна оказалась целым бассейном. Я принял душ, выстирал рубашку и трусы, насухо вытерся и совершил ещё один спринтерский рывок в голом виде по коридору. Развесил рубашку и трусы на стуле, опустил жалюзи и улегся в постель.

Я хотел поразмыслить. Мне просто необходимо было поразмыслить, если уж я намеревался выпутаться из этой заварухи. Но я уже двое суток не спал, а кровать была такая мягкая и уютная... Когда я пробудился от сна, бледные стрелки моих наручных часов сообщили, что уже десять. Я давил подушку двенадцать часов кряду. Чувствовал я себя прекрасно - и ужасно, проклиная себя за столь пустую трату времени.

Я открыл жалюзи. За окнами было темно, на улице едва виднелись редкие фонари. Я протер глаза, раскурил трубку и стал одеваться. Шататься в этом городишке больше двух дней было опасно. Правда, моя безопасность после столь краткого пребывания тоже оставалась проблематичной. В любое другое время мне не составило бы особых трудностей прочесать такой городок как Бингстон за два дня. Да только стоял он на Юге, а я темнокожий. Стоило мне тут пробыть дольше положенного, как кто-нибудь обязательно решил бы, что я и есть тот самый "негр", которого разыскивает нью-йоркская полиция.

Уж слишком я был заметным приезжим в этом городе. Эх, вот если бы у меня здесь нашелся хоть кто-то, кто сумел бы не привлекая ничьего внимания навести справки... Ах ты, старый сыскарь, да какие справки? Я не имел ни малейшего понятия, что или кого ищу. Этот город для меня мог оказаться либо отличным убежищем, либо западней.

Вытащив материалы о Бобе Томасе, которыми меня снабдила телекомпания, я в десятый раз с ними ознакомился. Мне чуть полегчало, потому что меня по-прежнему не оставляла догадка, что убийца должен обязательно оказаться уроженцем Бингстона. Если только это не было беспричинным убийством, которое не укладывается ни в какую логическую схему. Если же это было случайное убийство, тогда я мог преспокойно вернуться домой и позволить им усадить себя на электрический стул.

В доме было тихо, и я понял, что старики отошли ко сну. Я жутко проголодался и пошел посмотреть содержимое холодильника. Телевизор был включен, и гостиная купалась в его серебристо-голубом мерцании. У телевизора сидела девушка. Я рассмотрел её лицо: худое, темнокожее, того же оттенка, что и мое, волосы собраны и зачесаны наверх. Заметив меня, она встала и включила свет. На ней был простенький серый костюмчик, облегающий высокую фигуру. При свете она оказалась старше, чем я поначалу подумал наверное, около двадцати семи. Нос у неё был короткий, а глаза большие, глубоко посаженные. Тяжелые, полные губы.

- Мистер Джонс? Я Френсис Дэвис. Мама сказала, чтобы я вас накормила ужином. Хотите?

Голос у неё был низкий и резкий, если не сказать укоризненный.

- А где все?

= Спят. Уже начало одиннадцатого - для нас поздний час.

- Извините, что заставил вас не спать. Я, пожалуй, выскочу в город, чего-нибудь перекушу.

- Где? Тут нет ресторанов для цветных. Да я и не из-за вас не сплю. Я люблю смотреть телевизор. Если хотите есть, пойдемте на кухню.

- В Бингстоне, похоже, вообще нет смысла подниматься с постели, заметил я, идя за ней следом. Росту в ней оказалось никак не меньше шести футов - при том, что на ногах у неё были простые шлепанцы.

- Ну, если у вас светлая кожа... - Она остановилась. - У вас такие плечи, что вы кажетесь маленьким. Хотя и не маленький. А ваша одежда - это просто отпад. Вы такой прикинутый парень!

Вблизи её лицо показалось мне даже симпатичным, а полные губы и огромные глаза интригующими.

- Спасибо, милая. Твоя одежда мне тоже нравится.

- Купила в Цинциннати в прошлом году. А где это вам сломали нос? - с этими словами она открыла дверь в кухню.

- Много лет назад играл в футбол. У меня была стипендия - до войны. Кухня оказалась большой и светлой и немного странноватой: в ней стояли современный холодильник и морозилка последнего выпуска, новая стиральная машина и электрогриль, и тут же рядом старенькая угольная печурка, надраенная до блеска. Она жестом пригласила меня сесть за белый стол. Я сел, а она стала доставать из холодильника разные кастрюльки и миски, полные всякой снеди.

- Овощи, рис, жареная свинина, печенье, картошка и пирог. Кофе или чай?

- Замечательно, но только давай без печенья и картошки. Чай.

- Вы на каком инструменте играете и в какой группе?

- На ударных. И в настоящий момент у меня нет группы. У меня было несколько кратковременных контрактов в джаз-клубах Нового Орлеана и Лейк-Чарльза, а теперь вот направляюсь в Чикаго в надежде куда-то ещё приткнуться. В основном я играю на "левых" концертах.

- А как сейчас в Новом Орлеане?

- Жарко и влажно. Я без сожаления удрал оттуда.

- А я запала на ваш "ягуар". Клевая тачка.

- Слушай, дорогуша, почему бы тебе не бросить этот фальшивый жаргон?

Она постояла у угольной печки, которая, должно быть, фурычила круглые сутки - уж больно тепло было в кухне. Потом резко обернулась.

- Да я специально так говорю - для вас, вы же лабух. А что касается фальши, то перестаньте называть меня "дорогуша".

- Хорошо, мисс Дэвис. Я не хотел показаться фамильярным.

Она кротко взглянула на меня и стала накладывать мне еду в тарелку.

- А я восприняла это как комплимент, мистер Джонс. Скажите, а зачем вы приехали в Бингстон?

Я не купился на её замечание насчет комплимента. И пора уже мне было задавать вопросы. Жадно пожирая вкуснейшую свинину, я ответил:

- Да без всякой причины, просто проезжал мимо и решил передохнуть тут пару деньков. Я сегодня утром прочитал бингстонскую газету, похоже, у вас тут чрезвычайное происшествие - местного парня убили в Нью-Йорке. Ты не знала этого Татта - или Томаса?

- Я его помню, но лично знакома не была. Он же был белый. Я читала про его убийство. Знаете, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что белые - психи.

Кивнув, я отправил в рот большую порцию риса.

- Ты напоминаешь мне моего папашу. Он был шовинист. Вот уж с чем не ожидал столкнуться... здесь.

- Вы имеете в виду, здесь - в этой захолустной дыре в десять домов у обочины шоссе? - заметила она и села напротив меня, пощипывая крошечный ломтик пирога. Ее коричневая кожа теперь залоснилась, как бархат, и при ярком свете люстры я обратил внимание на её красивые высокие скулы.

- Нам тут не было нужды бороться за расовую десегрегацию - тут же не Юг. И все-таки Бингстон - это тюрьма с разноцветными решетками. Негритянская девушка может получить тут только определенную работу: у неё есть выбор - или точнее говоря, шанс - выйти замуж за одного из двух-трех городских холостяков, она должна жить в определенном районе, ей нельзя есть в... впрочем, вы и так это сами знаете.

- Маленький город есть маленький город, даже для белых.

- Но для нас-то он в десять раз меньше!

- Должно быть, междугородние автобусы тут ходят каждый день. Вот, скажем, этот Томас взял, сел в автобус и укатил - а смотри, как он кончил, бедняга! Что в Бингстоне думают о его убийстве? Наверное, ммм... многие недовольны из-за того, что его, как говорят, убил черный?

- Ему тут жилось иначе, чем нам. Он же был белый, хотя и бедный. О нем даже передачу по телевизору должны были показывать. Иногда мне кажется, я бы смогла прижиться в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, да я трушу. В большом городе ведь тоже можно быть такой одинокой! Конечно, если бы я знала там кого-нибудь, все было бы по-другому. А я видела фотографии гарлемских трущоб и чикагской Южной стороны. И я тоже знаю, что там не райская жизнь.

- Верно, но по крайней мере там есть где развернуться. Может, этот Томас развернулся слишком уж резво?

Она пожала плечами. Груди у неё оказались покрупнее, чем мне сначала показалось.

- Я мечтаю отсюда уехать! Иногда Бингстон мне кажется кладбищем. Но тогда я говорю себе: ты же живешь в хорошем доме вместе с родителями - чего же тебе ещё нужно, куда тебе бежать? Это же мой родной город точно так же как и для соседей-беляков - зачем же мне им его отдавать?

- А что в Огайо закона о гражданских правах не существует? - спросил я, закидывая в рот очередную порцию риса под соусом. Ее слова надоумили меня - если я сумею правильно выбрать тактику, может быть, мне удастся заполучить помощника из местных.

- Вы хотите сказать - протестуем ли мы, боремся ли мы? Да. Но я же говорю, тут дело не столько в законе, сколько в местных привычках. Но с течением времени эти привычки становятся все равно что закон. Нас тут меньшинство и у всех у нас "приличная" работа. Например, я бы могла заработать и накопить немного денег надомной работой. Но очень немногие из нас осмеливаются гнать волну и качать права. Вот недавно, например, мы победили в двухлетней борьбе за право занимать в кино места в партере, а не только на балконе. Большое дело! - Она покачала головой. - Хотя чего это я. Это и впрямь была большая победа. Да только - жизнь ведь не сводится к сидению в партере кинотеатра?

- А ты чем занимаешься? Учишься в колледже?

- Мой брат в Говарде. Я просто из себя выхожу - папа настоял, чтобы он поступил в колледж для цветных. А я хотела, чтобы он пошел в университет Огайо. Но и эту битву я проиграла. Нет, я не могла пойти в колледж. Дело не в деньгах. Я же женщина и моя жизненная стезя - это замужество. Чушь какая!

- У твоих родителей несколько старомодные взгляды.

- Папа в конце концов отправил меня в школу бизнеса в Дейтон, как будто кому-то в Бингстоне нужна чернокожая секретарша! Я работаю на полставки машинисткой у мистера Росса, он из наших - велеречивый адвокат и торговец недвижимостью. У него семья и хобби - он все пытается уложить меня в койку. Еще я на полставки в булочной-пекарне недалеко отсюда - итог очередной битвы. Вот что меня убивает: что приходится сражаться даже за вшивое место продавщицы булочек. Чаю хотите?

- Да, спасибо. - Я вонзил зубы в пирог. Он был великолепен. - А что убийство Томаса не возбудило среди местного населения антинегритянских настроений?

- Нет. Если кто-то что-то и почувствовал, то скорее облегчение от того, что его убили.

- Судя по сообщениям газеты, он тут до своего отъезда был просто королем преступного мира?

- Он сбежал после отпуска под залог.

- А задержали его по обвинению в изнасиловании и нападении, так?

Она пошла налить мне чаю. Я почему-то отметил про себя, что у неё сильные упитанные ноги. Я насыпал в чашку сахару, она села и достала пачку сигарет. Я указал пальцем на торчащую из моего нагрудного кармана трубку и зажег ей спичку. Она пустила струйку дыма в потолок и ничего не сказала.

- Изнасилование и нападение. Надо полагать, он был очень милый молодой человек, - заметил я, стараясь выудить у неё побольше информации о Томасе.

- Это кто-то пошутил. Насчет изнасилования. Обжоре Томасу не было нужды насиловать Мэй Расселл.

- Обжоре? - Эта деталь в моих материалах отсутствовала.

- Он был вечно голоден, как малый ребенок. Мог есть все что попадется под руку, все что угодно - как свинья. Да что о нем толковать. С ним произошло то, что случается с молодыми неграми каждый день - стоит нашим ребятам сделать шаг не в ту сторону, как уж глядишь, его и подставили. А вы купили свой "ягуар" в Англии?

- Нет, - Я размышлял над тем, что же она имела в виду, говоря, что Томаса подставили. А Обжора...

- А я подумала, что вы были с оркестром на гастролях за границей. Я коплю на поездку в Европу. Моя розовая мечта.

- Вот в чем у нас преимущество перед беляками. Мы с большей радостью уезжаем из Штатов.

Ее глаза заблестели.

- А вы бывали за границей?

- Париж, Берлин, Рим, Легхорн - это в Англии. В армии я был капитаном.. - Что-то я с ней разболтался. - А что ты имела в виду, когда сказала, что Томаса подставили?

- Ну надо же - капитан! А я как-то хотела записаться в Женский корпус - чтобы иметь возможность попутешествовать по свету. Расскажите про Париж, как там, а?

- Чудесно! Слушай, а...

- Только представьте себе - ты можешь ходить где захочешь и даже не думать, нравится это кому-то или нет. Вот увидела вашу машину - и сразу старые мечты вернулись. Эти кожаные кресла - такие классные! Не то что сиденья в наших колымагах.

- А не хочешь прокатиться? Тут можно где-то посидеть, выпить?

- Спасибо, конечно, но я не хочу кататься, - сказала она, и я понял, что ей ужасно хочется. - За городом есть круглосуточная забегаловка, там торгуют контрабандным спиртным. Но это такое мерзкое заведение.

- Ну тогда просто прокатимся! - Я встал.

Она осталась сидеть. Глядя в стол, она глухо произнесла:

- Нет.

- Да перестань, покажешь мне город.

- Это ночью-то? Нет, мистер Джонс, это очень похоже на то, как столичный щеголь пускает пыль в глаза деревенской телке перед тем, как затащить её в стог сена.

- Как-как? - расхохотался я. - Да я не буду приставать. Нет, не могу сказать, что ты уродина, но я просто буду себя хорошо вести. Или ты думаешь, что не буду?

- Я думаю, что вы лжец, мистер Джонс, - мягко сказала она, устремив на меня дерзкие глаза. - Вы вот папе сказали, что вчера весь день были за рулем, так с чего бы это вам ещё и на ночь глядя кататься? Вы говорили про Новый Орлеан да про Чикаго, а номера-то у вас нью-йоркские. Так все-таки что вы делаете в Бингстоне?

- Да я же сказал тебе, просто заехал отдохнуть.

- Это я уже слышала.

Я не знал, что и сказать. И мне стало вдруг не по себе оттого, что я почему-то испугался этой девчонки. Я стоял столбом, а потом зачем-то вытащил свой бумажник и брякнул:

- Мне сейчас заплатить за ужин...

Я осекся под её взглядом, хотя она ни слова не произнесла. Потом она сказала:

- Ах, да к черту ваши деньги! Вы что же решили, я спрашиваю, потому что боюсь, что вы сбежите от нас, не заплатив? Но может, вы и правы, крохоборство - тоже маленькое хобби жителей провинциального города. Боже, мама с папой всегда каждый центик... Сколько я себя помню, в детстве и потом, когда уже в старших классах училась, я маму почти дома не видела. Она все готовила да прибиралась в домах у белых, даже объедки нам приносила. А папа зарабатывает не хуже многих горожан.

Френсис отвернулась. Я смотрел на нее. Она мне нравилась, и мне было её жалко - и все же я её боялся. Она нарушила неловкое молчание.

- Вы можете переночевать, но утром, прошу вас, уезжайте. Вы не барабанщик. Я сама обожаю джаз и знаю всех музыкантов Америки. И я не верю, что вы приехали к нам из Нового Орлеана в этом "ягуаре". Если бы вы и впрямь бывали на крайнем Юге, вы бы никогда не зашли запросто в нашу аптеку и не держались бы там так, точно собирались вмазать мистеру... нашему полицейскому. Папа мне все рассказал.

- Похоже, я стал главной сенсацией дня в этом городе, - и тут я понял, что теперь у меня нет выбора и что придется ей довериться, прежде чем она задаст мне ещё кучу вопросов.

- Любой приезжий вызывает в маленьком городе пристальный интерес. Если вы хотите остаться в Бингстоне - что ж, это ваше дело. Но вы остановились в нашем доме, так что это и мое дело. Весь вечер вы допрашивали меня про Обжору Томаса... Я теперь даже сомневаюсь, что ваша фамилия Джонс.

- Ты права, я Туссейнт Маркус Мур из Нью...

Она хлопнула в ладоши и рассмеялась. От смеха её лицо осветилось.

- Чудесное имя! Маркус - это в честь Маркуса Гарви, конечно!

- Ну да. Мой отец... впрочем, раз он меня так назвал, то мне уже не надо про него рассказывать. Франсис, ты много говорила о равноправии. Я частный детектив - в Нью-Йорке из-за убийства Томаса подставили одного цветного. Поэтому я и приехал сюда. Мне очень нужна помощь - твоя помощь.

- Частный детектив? - переспросила она и встала.

Я продемонстрировал ей свой жетон.

- Я буду рада помочь вам, чем смогу, Туссей... Туи.

- Погоди. Ты должна ещё кое-что знать - дело не простое и не безопасное. Не забудь, что как я сказал, в убийстве обвиняется цветной, которого явно подставили. Я, конечно, не втяну тебя в это дело, но вместе с тем если ты будешь мне помогать, ты можешь оказаться.... причастной.

- Наплевать, я... - Ее лицо вдруг снова приобрело злобное выражение. Это вы?

Я кивнул.

- Нью-йоркская полиция разыскивает негра, которого видели рядом с телом Томаса. Это я. Я был там. Поверь, что я его не убивал. Но нет никакой разницы - в Нью-Йорке или в какой-нибудь безвестной деревушке на Юге, если чернокожего заметили на месте убийства, значит, он виновен.

Она смотрела на меня во все глаза.

- Но вы детектив...

- Я следил за Томасом. Френсис, мне кажется, разгадка этого убийства находится в Бингстоне. У меня есть в запасе сутки, прежде чем полиция установит, что разыскиваемый ими "негр" - это я. Ну что, все ещё хочешь мне помогать?

Она смотрела на меня так, словно готова была расплакаться. Потом отвернулась и начала собирать со стола грязную посуду и ставить её в раковину. Я ждал. На душе у меня было тошно.

- Ладно, я тебя не виню. Но только сделай мне одно маленькое одолжение - никому не рассказывай о том, что я тебе сейчас...

- Я все-таки хочу прокатиться в машине. Пойду надену пальто.

Я поднялся в свою комнату, взял пальто и шляпу. Френсис ждала меня в прихожей, одетая в простое пальтишко, поношенное и заметно великоватое. На голове у неё красовалась уродливая шерстяная шапочка. Наверху скрипнула дверь - миссис Дэвис перегнулась через перила и свесила вниз седую голову.

- Куда это ты собралась, Френ?

- Мистер Джонс везет меня покататься, - ответила девушка, открывая входную дверь.

- Так поздно? Френ, мне надо с тобой поговорить!

- Мама, все в порядке. Пожалуйста, иди ложись. Мы скоро вернемся.

На улице было темно и холодно. Отпирая дверцу машины, я обернулся, взглянул в её темное лицо и попытался вспомнить когда-то читанное стихотворение про "ночь, темную как я". Потом я подумал, не конец ли это моего путешествия: может быть, она хочет прокатиться со мной в полицейский участок? Но я почему-то доверял ей - да и выбора у меня не оставалось.

В салоне "ягуара" было грязно. По дороге сюда меня отказались обслужить в придорожном ресторане, и мне пришлось завтракать и обедать в машине.

- Прости за грязь...

- Поехали, - она поежилась. - А то холодно.

Мы сели в машину, и я выехал на улицу. Мы ехали куда глаза глядят просто вперед. Я включил печку. После долгого молчания Френсис спросила:

- Вы можете рассказать мне, что все-таки случилось, Тусс... Туи?

- Конечно. Я и сам хочу. Все началось три дня назад - теперь уж кажется, что целая жизнь прошла. Так вот третьего дня сижу я у себя в офисе...

ТРЕТЬЕГО ДНЯ

2

Все началось просто замечательно - хотя постелив постель и превратив тем самым свою комнатушку в "офис", я и понятия не имел, насколько замечательным этот день окажется.

Я снимаю эту старомодную квартирку над железной дорогой в складчину с пожарником Олли и фотографом Роем - он подрабатывает поваром в ресторанчике, готовит там еду на скорую руку и тем обеспечивает себя земной пищей. Я не шучу. Мы занимаем первый этаж небольшого многоквартирного дома в районе, идиотски называемом Сахарным холмом. Условия подходящие: при дележе расходов на троих квартирка стоит нам по двадцать пять долларов с носа в месяц, что у нас в Гарлеме всего лишь чуточку выше недельной платы за комнату с "кухней". Я занимаю переднюю комнату, которая одновременно служит мне офисом, а простенькая, но важная надпись на моем окне указывает, что я лицензированный "ЧАСТНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ". И Олли и Рой моложе меня, и в конце недели наша квартирка наполняется девичьими голосами и грохотом музыки. Не подумайте, что я большой охотник до женщин: Сивиллой все мои способности - да и желания - иметь дело с девчонками исчерпываются.

Олли в то утро уехал на работу и, будучи фанатом бегов, оставил мне на столе шесть долларов с запиской, где просил меня сделать ставку на кобылу Смуглянку Сью. Накануне я поставил будильник на семь - вовсе не потому, что мне надо было рано вставать, а просто чтобы успеть перегнать свою машину с одной стороны улицу на противоположную - такая уж была у меня игра с местными полицейскими, которые установили в нашем квартале знак, запрещающий парковку на одной из сторон улицы по четным-нечетным дням. Я принял душ, выпил сок и кофе в компании Роя, потом после долгих поисков подыскал место для парковки на Амстердам-авеню, подумал было помыть "ягуар", но в конечном счете пришел к выводу, что ещё один денек можно потерпеть. Только не подумайте, будто я из тех пижонов, что каждую свободную минутку надраивают свои тачки и ухаживают за ними лучше, чем за своей персоной. Я остановился у кулинарии, купил молока и хлеба и сделал ставку за Олли. А потом, повинуясь какому-то внутреннему голосу, и сам поставил пару зеленых на новенькую лошадку. Эта кулинария всегда меня поражала тем, что хотя она служила только крышей для букмекерского синдиката, её хозяин, седой белый мужик, содержал её в идеальной чистоте и товару тут всегда было полным-полно, то есть его бизнес и впрямь процветал - я имею в виду кулинарный.

Вернувшись к себе, я быстренько смахнул пыль со своей суперсовременной мебели, которая все ещё неплохо выглядела, включил радио и просмотрел почту. Извещение из банка: мой специальный чековый счет скукожился до шестидесяти долларов. Ксерокопия письма из Почтового управления Соединенных Штатов, извещающего меня, что моя кандидатура подходит для должности почтальона и что у меня есть две недели, чтобы решить, нужна ли мне эта работа. Еще был какой-то рекламный листок и письмо из манхэттенского агентства частного сыска от моего бывшего босса Теда Бейли, который предлагал мне работу по розыску сбежавшего должника. Он вечно предлагал мне вести несложные "цветные" дела. Я никогда не мог понять, то ли он просто боялся сам вмешиваться в гешефты нью-йоркских негров, то ли подкидывал мне работенку из сострадания. Как бы там ни было, я ещё ни разу не получал от него дел по розыску белых должников. Некая женщина по фамилии Джеймс приобрела кухонный моноблок - электрическую плиту и холодильник - за триста двадцать долларов, в рассрочку, разумеется, уплатила сто пятьдесят, после чего уволилась с работы и съехала с квартиры в неизвестном направлении, прихватив, понятное дело, холодильник-плиту.

Вот такая утренняя почта. Я сунул письмо от Теда в карман, пролистал свежую газету, принесенную Роем накануне, и стал размышлять о предложенном мне месте почтальона. Я не хотел идти работать почтальоном, но скажи я об этом Сивилле, она бы тут же подняла хай. Размышляя над этим, я выглянул в окно - жалюзи мне тоже надо бы протереть от пыли - и увидел остановившееся такси и вылезающую из него женщину. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы стало ясно: на Сто сорок седьмой улице она чужая. И не из-за несколько опасливого взгляда, которым она окинула окрестности, и не оттого, что она была белая с коротко стриженными медными волосами и в итальянской шляпке, кокетливо притулившейся у неё на макушке; просто она выглядела как обитательница Парк-авеню. Ее одежда была простая, но элегантная и явно дорогая, а изящная фигура и миловидное лицо получали надлежащий уход - и ежедневно. Она вошла в подъезд и через мгновение раздался стук в мою дверь. Когда я открыл, она медленно обвела холодным взглядом мое туловище и лицо, задержавшись на секунду на моем сломанном носе. Потом буквально пулей пролетела мимо меня и прошлась по комнатенке уверенно-расхлябанной походкой эстрадной артистки.

- Вы мистер Т.М.Мур? - произнесла она уголком тонких губ.

- Именно так.

- Вас можно купить? Вы можете меня надуть?

- Что-о? - Она не была похожа на полоумную.

- Вы могли бы удрать от меня к первой встречной толстухе? Я попала в беду, ясно? А все из-за блондинки с точеной фигуркой, которую поимела рыжая девица, тоже с точеной фигуркой, ясно? Но устроила все это одна седовласая малышка, которая умна как Юнона - по отцовской линии. Ты меня понял, малыш? - Она шагнула ко мне и хлопнула ладонью по груди, потом по бедру. - Как, нет пушки? Да я же могу накапать на тебя в профсоюз частных сыскарей, что ты не носишь с собой пушку!

- Перестаньте лапать меня, леди. И к тому же мы ещё не настолько хорошо знакомы, чтобы вы позволяли себе подобную фамильярность. Что вам надо?

Она улыбнулась. У неё оказались очень белые и ровные зубы и было ей не больше тридцати двух. Она продолжала спокойно и вкрадчиво:

- Пожалуйста, простите меня, мистер Мур. Я впервые оказалась в офисе частного детектива и просто не смогла удержаться от этого невинного спектакля.

Шутки я не понял, а просто с ужасно деловым видом воссел за письменный стол и со словами: "Садитесь, пожалуйста" - указал ей на шведское тиковое кресло.

- Благодарю. Мне нравится ваша мебель - современная, но не броская. Меня зовут Кей Роббенс - через "е". Вас мне рекомендовал Сид Моррис.

Она скрестила длинные стройные ноги и снова улыбнулась. Нечего было и говорить - она упивалась собой и визит в офис к негру воспринимала как клевое приключение.

Я неторопливо раскурил трубку, изо всех сил стараясь отвести взгляд от её ножек, и спросил:

- Вам нужна помощь частного детектива?

Она кивнула. Ее глаза были едва заметно подведены - светло-голубая ниточка туши на веках. Ее лицо вообще было какое-то тонкое и воздушное, а если присмотреться, то можно сказать и красивое. Она скользнула взглядом по моей трубке.

- Приятный терпкий запах. Что за табак?

- "Лондон Док".

- Меня не угостите? - Она выудила из сумочки крохотную перламутровую трубочку, и я, не моргнув глазом, подвинул к ней свой кисет. Нет, она не с Парк-авеню, она всего лишь с Восьмой улицы. Пососав свою трубочку, посетительница заметила:

- Очень приятно. Покупаете в особом местечке?

- Да нет, такой табак можно купить где угодно. Сид рекомендовал вам и мой табак?

Она снова одарила меня самодовольной улыбкой, уверенная, что я ею ослеплен, потом вдруг поднялась и пошла разглядывать висящий на стене в рамке приказ о моем увольнении из армии и стеклянную витринку на книжной полке, в которой были выставлены мои фронтовые награды - Бронзовая звезда и Серебряная звезда. Она даже пробежала глазами по корешкам книг, потом вернулась к столу, села и стала откровенно глазеть на меня сквозь табачный дымок от своей трубки.

Это представление несколько мне наскучило.

- Подумываете набрать собственную армию, - спросил я, гадая, как это ей удается сохранять свои глаза такими чистыми и сияющими.

- Я подумываю нанять вас в качестве детектива, да только я должна быть абсолютно уверена в одном - неважно, беретесь вы или нет, то что я вам сейчас скажу, должно остаться строго между нами. Идет?

- Я уважаю доверие своих клиентов.

- Отлично. Вы мне нравитесь. Если я вас найму, то минимум на месяц. Я могу платить пятьдесят в день плюс расходы в разумных пределах.

Легко она это произнесла. Я постарался сохранить невозмутимость но... полторы штуки за месяц! Я выпрямился в кресле, точно меня дернули сверху за веревочку, и произнес безразличным тоном:

- Это зависит от того, что вы от меня хотите. Дело должно быть законным.

- Вам надлежит последить кое за кем. Я должна знать, где... некто... проводит все свое время. Вы будете нести ответственность за то, чтобы он никуда не исчез и чтобы я в нужный мне момент знала, где его найти.

Я бросил взгляд на массивное обручальное кольцо на её левой руке.

- Нормальная работа, миссис Роббенс, вроде бы.

Она вытряхнула пепел из трубочки в пепельницу и глубоко вздохнула. Грудь у неё была небольшая и аккуратненькая.

- Ну что ж, значит, по рукам, и не забудьте - это все совершенно секретно. Я работаю в отделе информации телекомпании "Сентрал телекастинг". В настоящее время я назначена на должность представителя по связям с общественностью нового телевизионного шоу, премьера которого должна состояться очень скоро. Шоу называется "Вы - сыщик!" и будет транслироваться на всю страну. Это очень дорогое шоу. Телеигра. Мы будем как бы разыгрывать неизвестные, но реальные преступления и предложим премию тем зрителям, которые смогут найти разыскиваемого преступника. Такое уже бывало и раньше - вы, возможно, сами видели подобные телеигры.

- Если это уже было, зачем же тогда повторяться?

Она расхохоталась звонким переливчатым хохотом словно пятнадцатилетняя девчонка.

- Мистер Мур, все на свете когда-то уже было. Самое главное - в том, как вы делаете. В этом различии и заключается коммерческий потенциал. Наш спонсор помешан на преступлениях и детективах. Причем этот фанатик жанра владеет крупной фармацевтической компанией и он готов вложить огромные деньги в рекламу нашего шоу, так что мы уже давно мусолим тему "преступник-детектив". Все это будет заснято на пленку, и у нас уже заготовлены документальные материалы для нескольких передач. Короче, идея состоит в следующем: мы выкапываем какое-нибудь неизвестное преступление с кровавым убийством или на сексуальной почве - и воссоздаем подлинные сцены этого преступления, потом берем интервью у реальных людей, связанных с этим преступлением, у сотрудников полиции, а после этого демонстрируем на телеэкране несколько объявлений о розыске. Наш ведущий - актер с квадратным подбородком, вылитый Дик Трейси. По сценарию его зовут Главный инспектор и в конце передачи он перечисляет имеющиеся улики, сообщает несколько наводящих намеков от своих "тайных агентов" и наконец устремляет палец в аудиторию и сурово приказывает своим сотрудникам взять беглого преступника. Клево, а?

Я не знал, соглашаться мне или нет. И просто пожал плечами.

- Мы придумали замечательный прием для вовлечения зрителей в шоу. Все участники двух передач получают памятный значок и мелкие сувениры. Если человек, получивший наш значок, посылает нам информацию, которая способствует аресту преступника, или сообщает полиции о его местонахождении, он получает награду в двойном размере. Короче говоря, это что-то среднее между телевикториной и беспроигрышной лотереей.

- Ага, и все вокруг становятся стукачами.

Миссис Роббенс наморщила свой тонкий носик.

- Да, это примитивно, глупо, мерзко... Но это моя работа.

- А я-то тут при чем? Я должен поставлять вам преступления для передачи?

- Нет, у нас есть все что нужно. А вы... - Тут она заметила записку Олли на столе и щелкнула пальцами, взглянув на свои дорогие часики. Разрешите мне позвонить своему букмекеру? У меня лошадка в четвертом заезде.

Она протянула руку и, прежде чем я успел сказать "да" или "нет", схватила телефонный аппарат, позвонила какому-то Джеку и сказала:

- Это Кей. Я бы хотела заказать обед на пять долларов, с доставкой в четыре. Если меня не окажется на месте, оставьте у меня на столе. Я готовлю передачу под названием "Шустрый Кролик" и, похоже, это будет сенсация. Лады? Спасибо.

У меня возникло такое чувство, что это представление она разыграла специально для меня, хотя и не мог понять, зачем ей понадобилось пускать пыль в глаза чернокожему сыскарю. Попыхивая трубкой, я взглянул в расписание заездов. Первоначальные ставки на Шустрого Кролика были шесть к одному.

Отставив телефон в сторону, она снова улыбнулась мне.

- Глупо, да? Мы с Бутчем вечером просиживаем часами над итогами заездов, так что я даже иногда забываю вовремя сделать ставку. Так о чем мы?

- Каково мое место в вашем шоу?

- Извините, мне надо было вам сразу все объяснить. Как я уже сказала, я представитель по связям с общественностью этого шоу. Мы готовим мощную рекламную кампанию. В третьей передаче мы обращаемся к делу Роберта Томаса, разыскиваемого полицией штата Огайо за изнасилование и избиение несчастной шестнадцатилетней девушки. Это зверское преступление произошло шесть лет назад. Преступник живет и работает здесь в Нью-Йорке под именем Ричард Татт. Вам надо сесть ему на хвост.

- А какой смысл вы вкладываете в слова "сесть на хвост"?

- В течение последующих двух недель, до тех пор, пока его дело не будет воссоздано в нашей передаче, вам надо только следить за тем, чтобы он ежедневно появлялся на работе и никуда не сбежал. Задание несложное. Однако как только по телевизору покажут листок с его физиономией и объявят розыск, вы должны ходить за ним по пятам круглые сутки - пока мы его не схватим, что...

- Пока вы что?

На её личике вспыхнуло искреннее удивление.

- Схватим, повяжем... Это же колоссальный рекламный проект. Спустя несколько часов после того, как закончится передача, один из зрителей, специально отобранный нами - ну, знаете, как в цирке бывает, когда в зал незаметно сажают подсадного клоуна, - как бы поймает Татта и передаст его в руки полиции, причем во всеуслышанье заявит, что поимка преступника произошла исключительно благодаря нашей викторине. О дальнейшем мне нет нужды вам рассказывать, наш спонсор развернет широкую рекламную кампанию, о нас напишут все газеты страны, и мы сможем показать свой сюжет о поимке преступника нашим "подсадным клоуном" во многих телепрограммах новостей. Я очень рассчитываю на то, что реклама поможет нам взлететь в рейтинге на высшую строчку.

- А откуда вам стало известно нынешнее местонахождение Томаса?

- Мы проводим серьезное расследование каждого из преступлений, которое предполагаем разыграть в свой викторине. Один наш сценарист - он по сути и придумал всю концепцию этого сериала - раздобыл материалы на Томаса. Кстати, мы использовали именно его дело на генеральном прогоне передачи. Теперь вам ясна ваша миссия: вам надо не упускать Томаса из вида до тех пор, пока мы не загоним его в капкан.

- Этот Томас... он, я полагаю... цветной.

Она удивленно вздернула брови.

- Нет! Это обыкновенный белый шалопай с Юга.

Я и раньше занимался "белыми" делами. То есть я работал по пятницам и субботам охранником в универмаге, где Сид занимал должность менеджера по кадрам. Тем не менее, перспектива пасти какого-то хмыря и круглые сутки околачиваться в "белом" районе имела свои большие минусы. Однако за полторы штуки в месяц - черт, да я бы рискнул совершить удачный прыжок с крыши небоскреба "Эмпайр Стейт Билдинг". Странно только, что телекомпания "Сентрал" - вернее, эта особа - не обратилась в какое-нибудь крупное сыскное агентство.

Миссис Роббенс угадала мои мысли и заметила:

- Я пришла к вам по двум причинам. В большом агентстве может возникнуть утечка информации, а мне не надо вам говорить, что если эта информация попадет в большие газеты заранее, то поднимется ненужная шумиха и нанесет непоправимый ущерб всему шоу. Так что мы решили выбрать частного детектива, работающего в одиночку. Вас мне рекомендовали, так что хотелось бы надеяться, что я смогу рассчитывать на вашу порядочность и после завершения нашего сотрудничества. К тому же время от времени у нас на студии возникает необходимость провести расследование кое-каких дел, так что очень может быть, что это задание откроет для вас двери на Мэдисон-авеню... Я всегда стараюсь протягивать вашим руку помощи, так что, честно говоря, я даже обрадовалась, когда узнала, что вы негр. - Снова улыбка, на сей раз покровительственная.

Ну уж точно, эти белые, конечно, иногда могут сморозить невесть что, кстати, я встречал чудаков её типа и раньше. Во всяком случае эта оказалась дружелюбной чудачкой, а ведь многие из них были такие отвратные...

- Так вы беретесь?

- Пожалуй, да, - проговорил я таким тоном, словно делал над собой усилие.

Она открыла сумочку и вынула тонкую, но радующую глаз стопочку двадцаток.

- Вот триста - аванс. Так, пока что все это дело покрыто мраком тайны. Даже у меня в офисе. Только мой непосредственный начальник поставлен в известность о запланированной процедуре ареста Томаса и о рекламной кампании вокруг этого ареста. Если хотите знать, я плачу вам из черной кассы. В "Сентрал" мне не звоните - если только не возникнет что-то очень срочное. Мой домашний номер есть в справочнике и... Вот мой телефон и адрес. Звоните мне домой каждый вечер. Около восьми.

- А зачем каждый вечер?

- С этой минуты между нами будет только телефонная связь. Вам необязательно вдаваться в детали, просто скажите мне, что все идет хорошо. Далее, даже в разговоре со мной по домашнему телефону не упоминайте, что вы детектив. У нас на телевидении никогда не знаешь, прослушивают твой телефон или нет. Ну, вам все ясно, мистер Мур? А что скрывают инициалы Т и М, между прочим?

- Они скрывают не "между прочим", - попытался сострить я, - а Туссейнт Маркус, миссис Роббенс.

- Какое милое имя - Туссейнт. В честь гаитянского патриота?

- Ага. Мой отец изучал историю негритянского народа, миссис Роббенс.

- Да если уж речь зашла об именах, то я не миссис, а мисс Роббенс. Я буду называть вас Туссейнт, а вы можете звать меня Кей.

- Позвольте называть вас так, как мне удобно, - ответил я, задумавшись о значении "мисс": ведь она щеголяла в большом обручальном кольце, впрочем, на Мэдисон-авеню, вероятно, политически грамотно считаться одинокой.

- Ну, поехали, Туссейнт?

- Пожалуйста, просто Туи. А куда мы едем?

- В нижний Манхэттен. Вот адрес грузовой компании, где работает Томас. Я вам его покажу, и после этого берите бразды в свои руки.

- Отлично. - К счастью, моя пишущая машинка не была в ломбарде и я настучал расписку. Надев пальто, я отправился в комнату Олли. Поскольку он считался государственным служащим, квартира была записана на его имя. В ящике письменного стола я оставил восемьдесят долларов вместе с запиской, где сообщал ему, что плачу задержанную квартплату за прошлые два месяца, а остальное пусть будет в счет будущей платы.

Мы вышли на улицу, и два хмыря, что ошивались на углу, тут же стали на нас пялиться, правда, молча.

- Возьмем такси, - предложила мисс Роббенс. - Что касается ваших расходов, то можете особенно не беспокоиться о чеках и квитанциях. Вот если бы "Сентрал телекастинг" наняла вас официально. тогда другое дело, а я...

- Не беспокойтесь об этом, - перебил я мисс Роббенс, подводя её к своему "ягуару", при виде которого она потеряла дар речи - впервые за все недолгое время нашего знакомства. Я проехал от Сто сорок четвертой к Вест-сайдскому шоссе, благодаря Бога, что у меня не кончился накануне бензин. Когда она почти утонула в низком сиденье, её юбка задралась, обнажив тонкие ляжки и сексапильный черный пояс с подвязками. На долю секунды наши взгляды припечатались к её оголенным бедрам. Но я мысленно приказал себе твердо надеяться на то, что она понимает, за какие услуги мне платит. Да и не шибко-то она меня заинтересовала - у Сивиллы ножки получше.

За те пятнадцать-двадцать минут, что потребовались нам, чтобы добраться до Сорок первой улицы, она рассказала мне - непонятно почему все-все о своем несчастном первом браке, даже не забыв сообщить, каким жалким был её муж в постели. Я вежливо слушал, и меня все подмывало возразить ей в том смысле, что для удачных кувырком в стоге сена надо обоим быть на высоте. Но я держал рот на замке.

- ... типичный мужчина-эгоист, который и слышать не хотел о моей карьере! Да какая там карьера! Обычная работа. Он просто отказывался понять, что в нашем мире, где царят ничтожества, всех прямо-таки охватывает зуд - что-то из себя представлять. Я уверена, вы меня понимаете.

- Я боюсь даже пытаться об этом думать.

Она резко повернулсь ко мне, ещё щедрее продемонстрировав мне свои бледнокожие ляжки.

- Никогда не смейтесь надо мной! Я этого не терплю! Это высшей степени грубость!

- Я не смеюсь над вами, мисс Роббенс. И...

- Я же просила называть меня Кей.

- И одерните юбку. Мне уже приходилось видеть женские ноги. Кей.

Она не шевельнулась и на минуту погрузилась в молчание. Когда я свернул с шоссе, она спросила:

- Почему вы купили "ягуар", Туи?

- Как вы верно заметили, все хотят что-то собой представлять, ответил я, как мне показалось, остроумно.

Я сверился с адресом грузовой компании в своей записной книжке. Было бы пустой тратой времени искать свободное место для парковки на улице, поэтому я, недолго думая, въехал на автостоянку и уплатил сторожу доллар. Вылезая, мисс Роббенс одарила окружающих счастьем лицезреть её белые ноги, но я точно знал, что внимание белого охранника привлекли отнюдь не её ноги.

Мы подошли к воротам грузовой компании в четверть двенадцатого.

- Томас выходит на обед ровно в полдень, - сообщила она. - У нас полно времени, а я проголодалась.

- Но ведь тут одни только рюмочные да бары.

- А какая разница! - бросила она и, направившись к Восьмой авеню, заскочила в бар-переросток, представляющий собой нечто среднее между кафетерием и рюмочной. За стойкой и в зале сидело человек десять - все мужчины и все, разумеется, белые. Мы получили по жирному гамбургеру и по пиву и, пробираясь к свободному столику, поймали на себе ещё десяток удивленных "взглядов". Два субъекта в шоферских комбинезонах сидели по соседству с нами, и один из них, рыжий жлоб лет двадцати семи, что-то зашептал своему корешу - явно про нас. Мне не надо было прислушиваться, чтобы понять, о чем он.

Роббенс же пребывала в отличном расположении духа и щебетала, что подобные заведения рождают у неё "освежающее ощущение жизни и восстанавливают душевное равновесие".Я косился на рыжего: никогда не знаешь, что может учудить белый в следующую минуту. Такие могут даже убить.

Мы допили пиво, и тут мисс Роббенс спустила курок - ей, видите ли, вздумалось покурить трубку. Теперь мы превратились в цирковой дуэт. Рыжий отколол какую-то шутку, и они с приятелем покатились со смеху - до моих ушей донеслось только "...ей бы это понравилось".

Когда Кей оглянулась на них и наморщила носик, точно оттуда воняло, я понял, что без разборки не обойтись и что отрабатывать гонорар мне придется по-серьезному. Обычно я пропускаю подобные приколы мимо ушей, но теперь-то я не мог позволить себе упасть в глазах клиента. Да и рыжий шоферюга со своим приятелем изрядно меня раздражали.

Пока я ломал голову над тем, как мне обставить свой выход на сцену, рыжий мне помог, поднявшись за очередной чашкой кофе. Когда он возвращался к своему столику, я громко сказал мисс Роббенс:

- Пойду принесу вам воды.

- Я не хочу...

Повернув голову к Кей, я направился прямо на рыжего и столкнулся с ним. Весу в нем было сто семьдесят и мои двести тридцать четыре фунта отправили его в нокдаун прямо на грязный пол. К сожалению, он расплескал кофе не на себя, а на линолеум.

- Извини, я такой неловкий, - прокудахтал я и одним рывком поставил рыжего на ноги, схватив его за руку и до боли впившись ему в кожу пальцами. Со стороны могло показаться, что я поднял его как перышко, на самом же деле я расставил ноги и, вжав их в пол, напряг все мышцы. Он попытался шевельнуть онемевшей рукой, не смог и вскрикнул:

- Смотреть лучше надо!

- Я же сказал, что случайно, - проговорил я медленно, ожидая дальнейшего развития событий и одновременно поглядывая на его приятеля за столиком.

Рыжий явно колебался: падение на пол сбило с него спесь. И он решил ничего не предпринимать. Отряхнувшись, он пробурчал:

- И кофе пролил...

Я бросил десятицентовик на прилавок.

- Налейте парню по новой! - и с этими словами прошел к питьевому фонтанчику, наполнил стакан водой для Кей и вернулся.

Выбив пепел из трубочки и пожав мне руку, она восхищенно прошептала:

- Сногсшибательный номер! - Она была счастлива как ребенок.

- Слушайте, - я понизил голос, - давайте договоримся: не надо устраивать из каждого события прецедент для борьбы за гражданские права.

- Это я устраиваю? Я просто не понимаю...

- А я просто хочу сказать, что когда я хочу чашку кофе, я только хочу чашку кофе, а не публичного скандала. Когда я же захочу провести социологический тест, я скажу об этом прямо. Я не виню ни вас, и никого. Даже этого рыжего гада не виню. Я просто высказываю свое мнение.

- Я вас не понимаю.

- Если вы заходите в общественное место купить себе бутерброд, то даже не думаете об этом, но для меня оказаться в ресторане среди белых - это всегда испытание на выдержку... Ладно, забудем об этом.

- Забудем о чем? Не хотите же вы сказать, что ходите в ресторан только в Гарлеме?

- Нет, конечно, просто прошу вас на будущее, предупреждайте меня, что вы хотите - поесть или развлечься! - Я хотел ещё добавить, что у неё уже есть трубочка и что ей необязательно иметь к трубочке и меня впридачу, чтобы вызвать интерес у окружающих. Но вместо того я улыбнулся, точно мы невинно шутили, и сказал обычным голосом: - У нас только десять минут. Не пора ли идти?

- Пожалуй, - ответила она и как ни в чем не бывало - только с улыбкой на губах - вышла. На улице она сказала: - Это так меня задело. Я всегда изо всех сил стараюсь держаться предупредительно с неграми. Но вы такой ранимый.

- Я тоже всегда изо всех сил стараюсь вести себя любезно с вашими.

- Слушайте, что вы надо мной постоянно насмехаетесь? Я же сказала: мне это не нравится.

- Да не насмехаюсь я - это вы такая ранимая, - успокоил я её и мысленно приказал себе заткнуться, пока меня не уволили. Я скроил ей свою самую приветливую ухмылку и добавил: - Мы ссоримся из-за ерунды. Давайте работать. Мы вдвоем слишком бросаемся в глаза, стоя рядом у ворот грузовой компании. Томас когда-нибудь видел вас?

- Нет. Я сама вела себя как первостатейный детектив. Вот вам собранное нами досье на него - адрес, возраст, приметы и прочее. А вот снимок, сделанный шесть лет назад. Он с тех пор мало изменился, вот только теперь у него короткие волосы, выкрашенные в песочный цвет. Вы сумеете узнать его и по этой фотографии, но если хотите, я его вам покажу.

- Да, чтобы уж быть уверенным, лучше покажите. Вот что, встанем на другой стороне улицы подальше друг от друга, и как только вы его увидите, отправляйтесь на угол. Я остановлю вас и попрошу прикурить. Ход дурацкий, но сгодится. Не глядя на него, вы мне скажете, что на нем надето, чтобы уж я твердо знал, что получу нужного клиента. Потом идите дальше и подождите меня за углом. Я отвезу вас в вашу контору.

- Не беспокойтесь, я возьму такси. Позвоните мне домой в районе восьми сегодня и расскажите, как идут дела.

- Договорились, - сказал я и сунул в карман бумаги, которые она мне дала.

Она опять ослепительно улыбнулась.

- Благодаря вам, это утро было восхитительным!

- Ну и славно. Так, рабочие начинают выходить на обед. Пошли.

Мы оказались вблизи магазинов, и улица начала заполняться народом, в основном продавщицами, большей частью пуэрториканками и негритянками. Мисс Роббенс стояла около входа в здание, похожая на манекенщицу, ждущую своего кавалера. Я примостился у витрины кафе и достал трубку.

Из здания на противоположной стороне улицы заструился поток мужчин и женщин. Это был небольшой небоскреб, в котором разместилась дюжина промышленных концернов и небольших одежных фабрик. Мисс Роббенс двинулась мне навстречу, и мы разыграли сцену с прикуриванием. Я чувствовал себя последним идиотом, но раскуривая трубку, она свирепо зашептала мне в ухо:

- Вон он в синем свитере. Видите его?

- Угу. Я вам позвоню. - Она пошла дальше, и я увидел, как она остановила такси.

Томас заметно выделялся в толпе - высокий, здоровый, с солдатской выправкой, и с худым костистым лицом - вот только губы были тонкие и какие-то девчачьи. Лицо у него было запоминающимся = с такими-то губами и с сильным квадратным подбородком. На вид я бы ему дал лет двадцать пять, и если его грязно-светлые волосы и впрямь были крашеными, то красил его явно мастер своего дела. На нем были груботканные штаны, синий свитер и рабочие башмаки. Он зашел в закусочную вместе с двумя парнями. Перейдя улицу, я стал читать написанное от руки меню на окне закусочной. Томас сидел у стойки и пил кофе. За ухом у него торчала сигарета. Обращенная ко мне щека оказалась в оспинах.

Я пошел на угол и купил вечернюю газету, пролистал её и через двадцать минут зашагал обратно к закусочной. Томас по-прежнему сидел за стойкой, но на сей раз с губы у него свисала сигарета, и он о чем-то трепался с приятелями. Судя по их расслабленным позам, они занимались тяжелым физическим трудом - парни были похожи на боксеров-тяжеловесов, отдыхающих в перерыве между раундами. Когда они вышли, я двинулся прочь. Они перешли улицу и, остановившись позади грузовика, продолжали беседу на солнцепеке. Я стоял в вестибюле невысокой многоэтажки, покуривал и не спускал глаз с Томаса до тех пор, пока без четверти час он не скрылся в дверях. В досье говорилось, что он кончает работу в пять, так что до того времени я был свободен. Жизнь внезапно стала праздником: я на целый месяц обеспечен работой, которую мне принесли на серебряном подносе.

Вернувшись на стоянку, я обнаружил, что у "ягуара" одна шина спустила. Может, это была работа сторожа, видевшего меня с белой женщиной, а может быть, просто ниппель был никудышный - так он сам объяснил. Да и баллон у меня старый. Он сделал невинное лицо, а я, не обнаружив прокола, попросил его поставить новый ниппель и накачать шину.

Сивилла работает оператором на междугородной телефонной станции, она помощник начальника бюро обслуживания - это что-то вроде бригадира - и её рабочий день делится на две половины: с одиннадцати до двух и потом, после большого перерыва, с восьми до одиннадцати. Ей нравится такой график, потому что не надо рано вставать и реально у неё шестичасовой рабочий день, хотя платят ей как за восемь часов. Я позвонил ей из автомата в камере хранения, но не застал на месте и попросил передать, что заеду за ней в два. Потом я позвонил Сиду - поблагодарить за рекомендацию и разузнать поподробнее о мисс Роббенс, но его тоже не оказалось.

Чтобы как-то убить целый час, я позвонил Теду Бейли, но он был занят розысками очередного бегуна-неплательщика в Гринвич-Виллидж. Я попросил его подождать меня у входа в контору и пообещал довезти до центра.

Демобилизовавшись в 1948 году и поступив в Нью-йоркский университет по льготе для фронтовиков, я попросил Сида найти мне почасовую работенку, и он уговорил Теда Бейли взять меня на два дня в конце недели охранником в универмаге. Сид - отличный малый. Он был летчиком, и мы с ним как-то раз в сорок пятом напились в Риме и с тех пор стали закадычными друзьями. У Бейли было довольно-таки солидное агентство - семеро его сотрудников топтались в том самом универмаге, - так что дела у него шли нормально. Он относился ко мне точно так же, как к остальным своим людям - со всеми он был одинаково раздражителен. В 1950-м меня опять призвали из резерва и когда я снова демобилизовался в 1953-м - к счастью, так и не побывав в Корее, - универмаг уже набрал собственную команду охранников. А по пятницам и субботам туда приглашали одного парня из конторы Теда. Он счел, что такое дело не стоит гроша ломаного и предложил мне заняться его бизнесом - вот так я и открыл собственное агентство...

Тед уже поджидал меня на улице и мне не пришлось делать двойную парковку. Он одевается и вообще выглядит как деревенщина. На самом же деле он работяга каких мало и далеко не тупица - в смысле как сыскарь. Я тащусь от его манеры разговаривать отрывистыми злобными восклицаниями - точно для него открыть рот все равно что попусту терять драгоценное время.

Когда он плюхнулся рядом со мной на сиденье, я заметил, что он все ещё ходит в допотопных ботинках на шнуровке.

- Ну и авто у тебя, - буркнул Тед. - Оперативник должен иметь простенькую тачку - а не такую живописную карету. Госссподи, ну и сиденья сел, точно упал с табуретки. Письмо получил?

- Спасибо. Я завтра с этим разберусь. Сегодня нет времени. Куда тебе?

- Подбрось меня на Шеридан-сквер. Значит, у тебя дела, Туссейнт?

Он никогда не называл меня Туи.

- Подвалило дельце.

- Счастливчик. А в этом хреновом бизнесе все не так, как раньше. Сегодня уже не заработаешь на хлеб с маслом, если ты не гений в инженерном деле. да ещё надо иметь связи. Я только что взял в к себе в контору мальчишку, которого вышибли из инженерного колледжа.

- Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Я подумываю расширяться.

Он достал сигару и свирепо сунул её себе в рот.

- Куда тебе расширяться? Неужели ты вечно будешь заниматься этим грошовым бизнесом? В Гарлеме-то крутится недостаточно денег, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь.

- Вот об этом я и толкую - хочу расширить бизнес за пределы Гарлема.

- Э, ты опоздал. Все места заняты, парень. Не выйдет. Разводы, слежка за неверными супругами, магазинная охрана - тут у новичка шансов нет. Весь доходный охранный бизнес уже давно схвачен крупными агентствами. Знаешь, почему я нанял этого инженеришку, знаешь, зачем я плачу ему столько же, сколько сам зарабатываю? Самые крутые бабки сегодня можно наварить на промышленном шпионаже. А для этого надо запастись микрофончиками, магнитофончиками, да всякими хитрыми электронными штучками. И то если у тебя нет верного человека в этих сферах, ты разоришься от одних только накладных расходов.

- И что же, много тебе перепадает от этой электронной халявы?

Он свирепо перекатил не зажженную сигару во рту и бросил:

- Мне перепадает не то, что хотелось бы. Туссейнт, в свое время, если ты был непьющий да работящий, можно было обеспечить себе сносную жизнь, даже можно было заколотить прилично деньжат, если готов был вкалывать в поте лица и умел грести под себя. А теперь... у меня вот есть клиент... мелкий фабрикантишка, внедряющий новую, более дешевую поточную линию. Так вот его успех будет зависеть от того, когда его основной конкурент, более крупная компания в том же бизнесе, выпустит свою продукцию на рынок. Понимаешь, если мой малыш вылезет первым, эта крупная компания может его обставить, вот ему и приходится выжидать момент, когда они начнут выпускать свою продукцию на полную катушку и у них уже не будет времени задушить его. А платит он какую-то вшивую штуку за все дела.

- А что ж такого вшивого в тысяче долларов?

- Да я же тебе говорю, теперь это - пшик! Я трачу неделю времени и хрен знает сколько бабок, чтобы выяснить, где проводит досуг один из управляющих этой самой компании. Потом я нанимаю девку, чтобы она его подцепила, и мы снимаем ей квартиру, напичканную электронными ушами, и ребята снаружи слушают весь их постельный треп. Мне приходится оплачивать по полной программе три ночи любви и шампанское, пока любовничек не сболтнет что-то полезное. Вся операция встает мне в девятьсот долларов - ну и где мой хлеб с маслом и с ветчиной?

- А зачем же ты этим занимаешься?

- Приходится. Единственный способ втереться в доверие к промышленным воротилам. Видел бы ты, в какой форме я им подаю отчеты - делаю доклад, все чистенько отпечатано на плотной бумаге с большими полями, в пластиковой папочке. Этот мой клиент, он играет в гольф с настоящим китом, производителем стиральных машин, которого интересуют новые модели будущего года. А сейчас что - я еду на какую-то говенную слежку за какую-то сраную десятку. Вон там остановись - у табачной лавки я вылезу.

Я сделал двойную парковку, Тед вылез из машины и одернул пиджак, проклиная мои низкие сиденья.

- Ты ещё молод, можешь заняться чем-то другим. Если уж в нашем бизнесе негде развернуться даже нам, бе... манхэттенцам, ты-то на что надеешься?

- Я не жалуюсь.

- Ну да, в этом месяце. А в следующем ты будешь за гроши вышибать пьяниц с танцплощадки. Туссейнт, бери дело, что я тебе скинул!

- Обязательно. И побереги нервы, Тед.

Я поехал к Канал-стрит и, остановившись у здания междугородней телефонной станции, раскурил трубку. Мисс Роббенс сказала, что у них на телестудии есть какая-то работа для частных сыщиков, и если мне удастся некоторое время оставаться её ручным негритенком - что же с этого мне могло обломиться? Тед сказал, что самое главное - нужные связи, что ж, она вполне подходила под это определение. Перво-наперво мне необходимо съехать с моей спальни-офиса и оформить себе первоклассный фасад. Это мне влетит в копеечку, но игра стоит свеч...

Из дверей показалась Сивилла в окружении нескольких девчонок. Как всегда, ей ужасно понравилось, что её поджидает мой "ягуар", это неизменно производило неизгладимое впечатление на её сослуживиц - всех до единой белых. Хотя цвет моей кожи вечно создавал Сивилле "проблемы", белым телефонисткам она устраивала спектакль, запечатлевая на моей щеке смачный поцелуй перед тем, как сесть рядом со мной в машину, - тем самым давая всем понять, что сама она тоже чернокожая, гордится этим и все такое.

Открыв дверцу, я смотрел, как она приближается к машине, размашисто покачивая мощными бедрами. Мы не виделись два дня и теперь я заметил в её рыжевато-коричневых волосах золотистую прядку - последний писк моды. Но на её голове эта прядка выглядела фальшиво.

Сивилла была тем, что мой папаша обычно называл "крашеной беломазой": у неё была сливочно-белая кожа и "нормальные волосы" - выражение, которое выводило моего папашу из себя. Пожалуй, Сивилла с легкостью могла бы "сойти за свою" в любой расовой среде. Кожа и черты лица у неё были такого свойства, что, окажись она в Гарлеме, её бы точно приняли за "цветную", а в манхэттенской толпе она смахивала на испанку, если бы кому-то вообще пришло в голову задуматься об этом. В обществе Сивиллы я всегда ловил на себе такие же многозначительные "взгляды", каких я удостаивался, находясь рядом с Кей. Мне кажется, причина, по которой Сивилла все-таки не "сходила за свою", заключалась в её старомодных представлениях о цвете кожи - вернее, о том престиже, который, по её разумению, она имела в Гарлеме из-за своей светлой кожи.

Сивилла давно вошла в мою привычку. Мы встречаемся уже около трех лет. Ее родители приехали с карибских островов и, ребенком оказавшись в Вашингтоне, Сивилла изо всех сил старалась избавиться от характерного акцента, теперь же она прилагала такие же усилия, чтобы вновь его обрести она говорила на нарочито неправильном английском. Ей было двадцать девять, совсем зеленой девчонкой она вышла замуж за какого-то обалдуя, и во время войны работала на авиационном заводе, чтобы её муж мог закончить медицинский колледж. Когда же расходы на его образование взяло на себя государство, этот подонок развелся с ней и женился на чикагской вдовушке, владелице какой-то недвижимости. Сивилла, как я уже сказал, у меня вошла в привычку, и надо сказать, по большей части она была удобной привычкой. Мы отлично ладили, хотя иногда её закомплексованность меня просто бесила. Ну, например, я несколько раз чувствовал её смущение на людях по поводу моей темной кожи, или, скажем, она никогда не появлялась у меня дома, хотя Олли и Рой все про нас знали.

Мы поцеловались. Рот у неё был холодный, и всю её обволакивал запах дорогих духов.

- Какой приятный сюрприз, Туи!

Я свернул к Вест-сайдскому шоссе.

- Просто был в центре по делу. Мне подфартило, милая. Пахнет полутора тысячами... - Пока мы мчались по шоссе вдоль мрачного и неприветливого Гудзона, я рассказал ей, насколько это было возможно, о предложении Кей Роббенс. Потом поделился с ней своим намерением открыть собственное агентство на Манхэттене и брякнул, что надо бы походить в колледж хоть месяц, чтобы разобраться в азах электроники.

Сивилла же считала, что мне бы лучше расплатиться с долгами, положить все, что останется, в банк и забыть о своих бредовых планах. Впрочем, она, конечно, обалдела от открывшейся передо мной перспективы заработать такую кучу денег, и мы весело щебетали, пока я не совершил две ошибки. То есть мчась вдоль Гудзона в классной тачке с красоткой рядом, я и впрямь чувствовал себя на седьмом небе... но тут меня угораздило подхохмить насчет трубочки мисс Роббенс. Как и у Кей, когда та села на низкое сиденье "ягуара", юбка у Сивиллы задралась вверх и обнажила её сильные ляжки. Я протянул руку, провел по коже и сказал, что она, конечно, заткнет за пояс любую малышку с Мэдисон-авеню. Сивилла злобно одернула юбку и процедила:

- Меня не интересуют её ноги! И кроме того, как ты знаешь, я не переношу такие похабные разговоры!

- Боже ты мой, да что же тут похабного? Сидим себе в машине одни, болтаем...

- Туи, перестань!

- Сивилла, ты иногда так глупо себя ведешь, просто ханжески...

- Туи Мур, я уже тебе неоднократно говорила, что не люблю такие разговоры.

- Это точно, - пробурчал я, и мне захотелось добавить "Слишком часто". Но я заткнулся.

Мы вошли в её однокомнатную "квартиру" в полуподвале каменной пятиэтажки с видом на реку (если высунуть из её полуподвального окна голову на полную длину шеи) - за эти апартаменты она платила семьдесят два доллара в месяц. Сняв пиджак и галстук, я обмолвился о вакансии на почте. Это все и порушило.

- О Туи, дорогой! - воскликнула Сивилла и обняла меня, вложив все свои силенки в это объятие. - Вот уж действительно новость так новость. Когда ты начнешь?

- Не знаю. - ответил я, целуя её и проводя ладонью по волосам. И тут мне в голову закрался вопрос, сам не знаю почему, скольких же её бабушек и прабабушек пришлось изнасиловать белым плантаторам, чтобы в итоге получилась такая сливочная кожа. - Я пока ещё не знаю, пойду ли я туда.

Я почувствовал, как она вся подобралась, а потом вырвалась из моих рук.

- Почему же нет? Это же государственная служба - мы же с тобой об этом все время толкуем.

- Ну конечно, "постоянная-неплохо-оплачиваемая-должность" для негра. Вот потому-то почтамт и называют "Хижиной дяди Тома". Сивилла, милая, мое знакомство с девчонкой из телекомпании теперь все меняет. Я имею блестящий шанс начать свое дело.

- Ты говоришь, как ребенок, завороженный детективными комиксами, холодно возразила она, снимая пальто. На ней была простая блузка в полоску и юбка, подчеркивающая её упитанную и чуть тяжеловатую фигуру. Сивилла очень тщательно следила за своим стилем, главным образом, из-за дурацкого предрассудка, будто цветная женщина обязана постоянно доказывать окружающим, что она умеет одеваться. Беда только в том, что все последние "стили" не были предназначены для Сивиллиной полноватой фигуры.

Повесив пиджак на вешалку, я достал бумажник.

- Милая, сколько я был тебе должен?

Она отодвинула японскую бумажную ширму, отделявшую комнату от кухоньки, включила кофеварку.

- Тридцать пять.

Вернув долг, я дал ей пятьдесят сверху.

- Купи себе что-нибудь.

Ужасно обрадовавшись, она в знак благодарности мимолетно чмокнула меня в щеку, убрала деньги и вернулась к кухонному столику. А я принялся за свое коронное блюдо - салат из свежих овощей.

Напевая про себя, она достала из холодильника яйца и сосиски. Я буквально читал её мысли. Мгновение спустя она строго обратилась ко мне, точно я был перевозбудившийся ребенок, которого требовалось немного успокоить:

- Туи, это же замечательная вакансия, так что перестань молоть чепуху. Ты будешь несколько лет работать на подменах, но даже и в этом случае сможешь зарабатывать около четырех тысяч, и с моим жалованием мы смогли бы снять себе новую квартиру, может быть, даже в новостройке на Сто двадцать пятой улице. Там, кстати, смешанные жильцы. Мы купим новую мебель, новую машину. А может быть, и собственный дом в Сент-Олбанс...

- А чем тебе плох мой "ягуар"?

- Ничем. Но со временем мы купим новую машину. Дорогой, это же нормальное повышение благосостояния, ты это знаешь не хуже меня.

- Первоклассное агентство частного сыска - вот уж точно надежный источник накоплений!

- Ну хорошо, хочешь зарабатывать на своем поприще - ради Бога, давай обсудим это. Но посмотри правде в глаза, дорогой. Ты же получаешь сыскную работу от случая к случаю. Да и что ты вообще смыслишь в частном сыске?

- Я же сказал, что потрачу деньги на то, чтобы поднатореть в электронике. Милая, в сфере частного сыска сейчас происходят крутые перемены. Теперь, знаешь, чем они занимаются - вынюхивают по заказу Эн-би-си, какие новые передачи готовит Си-би-эс. Большие деньги там крутятся. Сегодня меня просветил на этот счет Тед Бейли.

- Ага, ну и конечно, эти крупные концерны только и ждут, чтобы нанять на такую работу тебя, башковитого негритенка.

- Мне вот кажется, что я получил эту работу только потому, что я черный. - Терпеть не могу, когда светлокожие, даже Сивилла, называют меня "негритенком".

- Туи Мур, сколько я тебя знаю, ты считал каждый цент. Счастье твое, что ты живешь в этой дыре вместе с двумя жеребцами, а то бы ты вообще околачивался на улице. У тебя есть только одно стоящее место - охрана в том универмаге по уик-эндам, это же приносит тебе целых двадцать долларов в неделю. Вышибала, охранник, куда ты ещё скатишься? Ты взгляни на себя трезво: в прошлом году ты уплатил подоходный налог с тысячи семисот долларов. Я никогда не могла понять, что ты так вцепился в свой жетон. Ты импозантный парень, хорошо одеваешься, ты бы мог зарабатывать вдвое больше - продавцом в универмаге. Ты же сам мне говорил, что Сид тебе предлагал такую работу. Так нет же, нашему Дику Трейси, видишь ли, надо все играть в полицейских и воров!

- Ну по крайней мере, я всегда мог распоряжаться своим временем, и теперь вот, кажется, меня ждет награда.

- Да каким временем ты распоряжался? Не спал по ночам, выволакивал пьяниц из сортира, а потом смывал с рубашки их блевотину? Ты же сдал все экзамены для работы в государственном секторе, потому что в глубины души ты прекрасно понимаешь, что работа в качестве частного детектива - это жизненный тупик!

Я разложил столик для игры в бридж, откупорил бутылку пива. Она достала тарелки.

- Сивилла, я же не утверждаю, что это просто или что я великий сыщик. Но я не собираюсь очертя голову хвататься за сумку почтальона, чтобы до конца своих дней разносить письма и газеты. Мне надо хорошенько подумать.

- Ну давай-давай, да только тут думать не о чем. И прекратим этот спор на время еды. Болтовня плохо влияет на процесс пищеварения.

Мы ели, слушая радио. Я со смешанными чувствами. Ее я мог понять: черт, да она уже который год зарабатывала втрое больше моего. И все же я не хотел так просто отмахнуться от идеи открыть свое агентство или забыть о том, что мой офис сегодня посетила мисс Роббенс.

Пока я мыл посуду, Сивилла отправилась в большую кладовую, которую она называла гардеробной - там когда-то размещался продуктовый склад. Я сидел на кушетке, посасывая трубку, когда из кладовой появилась Сивилла в кружевной прозрачной ночнушке до пят - она одела её специально для меня. Она подошла ко мне бесшумно, как мальтийская кошка, взобралась на колени, осторожно вытащила трубку у меня изо рта и слилась со мной в долгом жарком поцелуе.

Мы с Сивиллой очень подходим друг другу, но на сей раз она оставила меня равнодушным. Хотя она намеревалась обслужить меня по полной программе, по самой полной. Я снял её с колен и посадил рядом. В её больших глазах появился удивленный взгляд, но возможно, она меня дразнила.

- Давай-ка поговорим серьезно, - проговорил я. - Видишь ли, дорогая, есть ещё одна вещь, для которой, как мне кажется, понадобятся деньги, я имею в виду, наш брак.

- Мы поженимся, как только ты получишь постоянное место работы.

Я впился в свою трубку. Ага, если тебе не по зубам врач или гробовщик, выходи замуж за почтальона и - полный вперед, катись с ним по проторенной дорожке...

- Я просил тебя выйти за меня год назад. Почему ты тогда отказалась? Только честно.

- Я не была уверена, что люблю тебя.

- Милая, ты же тогда ни с кем больше не встречалась, так что позволь мне тебе не поверить. Не потому ли что я темнокожий?

Она пожала плечами.

- Туи, что ты хочешь от меня услышать? Ладно, поначалу, когда мы только познакомились, мне и правда не нравилось, что ты черный. Но вовсе не поэтому я тебе отказала в прошлом году, и не поэтому сейчас не хочу. Туи, ты же сам знаешь, как тяжело негритянской девушке добиться приличного места, а когда получаешь, то надо быть очень осмотрительной - многие мужчины хотят жениться на девушке, чтобы потом сидеть у неё на шее!

- Чушь собачья!

- Туи Мур, не смей произносить таких слов в моем доме! Нет, это не... ерунда. Ты знаешь, через что я прошла с моим первым мужем. Так уж почему-то получается, что если какой-то мужчина не может найти свое место в жизни, он находит меня. Я не желаю...

- Я не твой бывший муж.

- А я никогда и не хотела, чтобы ты им был. А представь только: ну, были бы мы сейчас женаты, ты бы переехал ко мне и что - я бы работала, а ты бы продолжал играть в детектива до самой старости. Я же не говорю, что ты лентяй, Туи. Ты не лентяй, я знаю. Но мы никогда не будем иметь прочной крыши над головой.

- А что такое крыша над головой, Сивилла?

- Ты сам знаешь. Имея вдвоем стабильный доход, мы могли бы очень неплохо жить. Туи, тебе почти тридцать пять, пора уж тебе взяться за ум. Я знаю, война перечеркнула твою карьеру в профессиональном футболе, и пять или семь лет ты проходил в армейском мундире - ничего себе, хорошенькие каникулы! И вот тебе впервые предложили поступить на государственную службу - ты просто не можешь от неё отмахнуться!

- Ты говоришь со мной так, словно я безработный.

- Но ведь ты хотел честного разговора. Да и живешь ты почти как безработный. Олли платит за тебя квартплату, я тебя кормлю. "Ягуар" да приличная одежда - это же фальшивый фасад.

Эти её слова точно ударили меня под дых.

- А чем лучше жизнь в модно обставленной квартире, беготня по ночным клубам и пьяным танцулькам, разве это не фасад? Сивилла, самое главное, что мы вместе. Брак это ведь не акционерное общество.

- Цитируешь голливудскую мелодраму, Туи, белую мелодраму. Что плохого в моем желании жить в новой квартире? Бог свидетель - я уже вдоволь пожила в хибарах да в квартирах с крысами!

- Ерунда. Мне тоже надоели эти вонючие клоповники. Если мое агентство пойдет в гору, если только мы с тобой рискнем вложиться в него, мы сможем зажить как короли.

= Это пустая мечта. А вот жалованье почтальона - реальность. - Она зевнула и потянулась - её маленькие упругие грудки лениво шевельнулись под кружевной рубашкой. - Перестань спорить, Туи. Боже, ну если ты так этого хочешь, занимайся своим детективным агентством в свободное от работы время.

Мне не сиделось, я вскочил и зашагал по комнате, разминая мышцы ног. Самое ужасное, что Сивилла была права: у меня и впрямь идеалистические представления о браке. И все же она тоже слишком уж все прозаизировала, просто сделала из этого холодную котлету - теперь, видите, ли когда у меня появилось место на почте, она была готова принять меня в долю...

Сивилла наблюдала за мной, томно прикрыв глаза. Она по-кошачьи выгнулась и улеглась на кушетке, положив руки под щеку.

- Ты сам подумай денек-другой и увидишь, что я права. Ну, иди ко мне, здоровячок. Подойди поближе.

Но это уж больно вульгарно у неё получилось.

- Я слишком разволновался и не хочу спать!

Она бросила на меня понимающую улыбку, словно говоря мне, какой же я дурашка. Ведь я сам знаю, что никуда от неё не денусь.

- Тогда накрой меня. Я посплю. У меня сегодня ночное дежурство.

Я накрыл её одеялом и подошел к окну. Она тихо позвала меня, а через несколько минут уснула. Сивилла могла спать когда и где угодно. Я подошел к телевизору, включил его негромко и стал смотреть выступление какого-то ужасно смешного комика. Мне было тошно. Может, это и не любовь, но жениться на ней я хотел. Разве нельзя помечтать о радостном чуде, неужели в браке нужно видеть только возможность совместного соединения доходов? Неужели это детские фантазии? Мы могли бы даже отправиться в свадебное путешествие Сивилла возьмет отпуск и мы махнем в Лос-Анджелес к моей матери - она живет там с моей старшей сестрой и своим занудой мужем-дантистом.

Я подошел к секретеру, достал почтовой бумаги и, нацарапав маме коротенькое письмо, запечатал в конверт две двадцатки - впервые в этом году я посылал маме деньги. Марки у меня не было. Я тихонько подкрался к Сивиллиной сумке и нашел там одну. В четыре я помылся, решил побриться, но передумал, сменил рубашку и ушел. Удостоверившись, что "ягуар" заперт, я отправился к метро. Теперь мне надо было проводить Роберта Томаса до дому и уложить спать. А следить за кем-то в Нью-Йорке, не вылезая из машины, невозможно.

На душе у меня кошки скребли. Не только мысли о Сивилле приводили меня в уныние. Меня тревожила ещё одна мысль, которая весь день не давала мне покоя. Я всегда чурался филерской работы, а теперь что делаю? Кем я стал вонючей ищейкой, выслеживающей какого-то обормота, который когда-то давным-давно оступился, но теперь-то кажется, встал на путь истинный. И мне поручили посодействовать тому, чтобы его отправили за решетку... Ради чего, ради правосудия? Нет, ради того, чтобы какой-то толстосум сумел продать больше корнфлекса, или крема от прыщей, или чем там торгует этот телевизионный спонсор...

3

Вести слежку в пять часов вечера - в самый пик - это то ещё удовольствие. На Томасе был старенький бушлат поверх синего свитера и вязаная шапочка. Он очень торопился. Перехватив сэндвич и чашку кофе в той самой забегаловке, где он обедал днем, Томас буквально побежал к станции метро. Народу было полно, и я втиснулся в тот же вагон, что и он, но в другую дверь. Глядя поверх голов, я не упускал из вида вязаную шапочку.

Томас-Татт ехал не домой. Он вышел на первой станции в Бруклине и взбежал по ступенькам старого здания с темными окнами - освещены были только окна на втором этаже, где помещалось вечернее ремесленное училище. Записав себе в блокнот адрес училища и время, я перешел на другую сторону улицы и встал у дома напротив. Почти все магазины по соседству уже закрылись, и улица была пустынна - во всяком случае, я не заметил ни одного цветного. Я раскурил трубку. Хотя в окнах второго этажа Томаса я не разглядел, я видел склоненные головы других парней. Они то ли паяли, то ли чинили что-то - во всяком случае, там вовсю что-то вспыхивало и летели искры.

Мимо прошел молоденький полицейский, поигрывая дубинкой. Внешне он смахивал на итальянца. Я стал вспоминать, по какой причине не стал сдавать экзамены на полицейского. Наверное, по причине возраста. Он бросил на меня спокойный взгляд и я понял, что он подумал: какого черта тут ошивается этот негр? Вот только он подумал не "негр", а... Если бы не моя шикарная одежда, он скорее всего, спросил бы.

Я выкурил ещё одну трубку, размышляя о Сивилле и пытаясь прояснить свои мысли о ней, о нас. Был уже восьмой час и я устал стоять как истукан. Мне не обязательно было торчать здесь, я мог ждать Томаса и у его дома, однако мне хотелось узнать о нем как можно больше. Полицейский возвращался. Он подошел ко мне и как бы невзначай произнес:

- Холодновато будет ночью....

- Да, похоже на то, - ответил я и внутренне сжался - по привычке. Мне очень не хотелось светить своим удостоверением.

- Ждете кого?

Я кивнул.

- Вы наверное, не здешний - тут недалеко есть круглосуточный бар, там можно погреться.

Я сразу успокоился.

- Спасибо. Я жду приятеля - он учится в этом училище.

- Они заканчивают не раньше восьми. Слесарное училище. Неплохое ремесло.

- Тогда, пожалуй, надо сходить выпить кофейку. Спасибо, инспектор.

В окне кафешки горел печальный свет - вот почему я раньше её не заметил, а за стойкой стоял ещё более печальный старик-подавальщик. Все его лицо избороздили морщины, зато на куполообразной лысой голове кожа была натянута как на барабане. Я сел на ближайший табурет и заказал кусок пирога и кофе. Пирог оказался домашней выпечки, поэтому я ещё взял и фирменное блюдо - поджарку - и она тоже оказалась изумительной. Сквозь грязное окно я видел подъезд ремесленного училища. Выпив вторую чашку кофе, я расплатился со стариком и купил вечернюю газету. Лошадка мисс Роббенс не выиграла заезд. И моя тоже.

Детектив я оказался ни к черту. Пока я листал газетенку, занятия в училище закончились и из здания вышел Томас вместе с семью парнями. Громко разговаривая, они направились прямехонько в эту самую кафешку. Мне меньше всего хотелось, чтобы он меня здесь увидел, но времени убраться отсюда уже не было. Я заказал третью чашку кофе и углубился в чтение газеты. Они ввалились в кафе и набросились на старика с расспросами и подколками, а Томас отправился в сортир. Когда он вышел оттуда, в кафе оставался единственный свободный табурет - естественно, рядом со мной.

Но он не сел, а встал за спиной одного из приятелей и заказал пирог с кофе. В тусклом зеркале над стойкой я увидел, как один из студентов, осклабившись, обратился к нему.

- В чем дело, Татт? Сядь, неуемный ты наш.

- Да не боись, я сяду, сяду, - ответил Татт-Томас, по-южному растягивая слова.

Я сам знаю, что с моими плечищами мне лучше на табурет у стойки бара не садиться. Ему пришлось протискиваться на свободное место с превеликим трудом. Освобождая ему пространство, я постарался как можно дальше отклониться вбок, и ни слова не сказал, когда он, садясь на табурет, ткнул меня в плечо, по-моему, сильнее, чем было нужно.

Но все равно он сидел стиснутый с обеих сторон и едва мог поднести ложку ко рту. Он бурчал себе под нос, правда, довольно громко, что-то насчет того, что "...от них уже совсем житья нет..." - и его сосед справа, парень с громовым голосом, стал к нему прикалываться: "Что это ты ничего не ешь, Неуемный, никак аппетит потерял?" Я не отрывал лица от газеты, стараясь не обращать на них внимания, что, наверное, только раззадорило их. В конце концов Томас пролил на себя кофе и, потянувшись за салфеткой, сильно ткнул меня под ребра и презрительно прошипел:

- Там, откуда я родом, такого не бывает!

В кафешке наступила тишина, а я посмотрел на него поверх газеты. Тут он зачерпнул ложку кофе и под одобрительное подмигивание остальных оболтусов, как бы случайно вылил мне все на рукав.

Было бы хуже, если бы я ничего не предпринял, поэтому я встал и, с силой оттолкнув его на соседа, заметил:

- Успокойся, парень, сейчас-то ты на Севере и давно уже босиком не бегаешь.

Я вел себя глупейшим образом, но просто мне было невмоготу сдержаться. Если бы начался скандал и они позвали того полицейского, мне пришлось бы показать свой жетон - и конец моей работе. Лучше всего мне было просто повернуться и уйти.

В кафе воцарилась гробовая тишина: наверное, увидев мои параметры, Голосистый на том конце стойки перестал лыбиться. Но я уже совершил ошибку, и Томасу ничего не оставалось, как сделать ответный ход. И он крикнул:

- Ах ты вонючий ниггер! - С этими словами он вскочил, замахнувшись правой. Я поймал его руку на лету и больно завернул ему за спину, не спуская глаз с его приятелей. От боли Томас переломился пополам, и когда попытался лягнуть меня, я рванул его резко вверх и внезапно выпустил. Он шмякнулся на пол и его шапочка слетела.

- Глупо, - спокойно сказал я. - Мы же в разных весовых категориях. Веди себя примерно, и поумерь пыл. Я на неприятности не нарываюсь.

- Да я тя убью! - заревел он, забыв о своем южном акценте.

- Если ты встанешь, малыш, тебе будет бо-бо.

Его правая рука метнулась к заднему карману, и он начал подниматься на ноги, потом провел левой ладонью по светлым волосам и сел. Встрял Голосистый:

- Не стоит ссориться, мистер. Он же ничего такого не хотел...

- Я знаю. Вот потому-то я и сам не хочу, чтобы он лез в драку - и получил по мозгам. И не хочу, чтобы вам, ребята, в голову пришла дурацкая мысль побить меня. - Я бросил десятицентовик на прилавок за третью чашку кофе и вышел на улицу, бросив им на прощанье:

- Мы просто позабавились.

Я так рассердился на самого себя, что чуть не плакал. Мур, суперсыщик, едва не запорол полуторатысячную работу! Но черт побери, не мог же я снести того, что он мне сказал.

Я пошел к метро. На станции никого не было. Томас конечно же, сразу меня заметит, если я буду тут околачиваться. Поэтому я вышел на улицу и поймал такси. Судя по досье, которое дала мне мисс Роббенс, Томас жил на Западной Двадцать четвертой. И я попросил таксиста отвезти меня к станции "Двадцать четвертая улица". Около станции толпился народ - в основном белые - в ожидании утренних газет. Я занял позицию в темном парадном дома напротив станции и записал в блокнотик расходы на такси. Я попытался успокоить себя тем, что инцидент в кафе даже сослужил мне хорошую службу я услышал его голос, что могло мне пригодиться в будущем. Но я прекрасно понимал, какого дурака свалял. Если только Томас хоть раз меня заметит, он может подумать, что я легавый, и смоется. Но и он тоже зря затеял эту свару. А что если бы в кафе забрели полицейские и замели нас обоих - и тут сразу бы обнаружилось, что он в розыске? Наверное, именно поэтому он особо и не стал выступать и не достал свой нож из заднего кармана.

Я увидел, как из метро вышел Томас - один. Он остановился у газетного киоска, поговорил со стариком-продавцом, и купил журнал "Популярная механика". На углу был кафетерий - недалеко от моего укрытия. Томас скользнул в дверь. Парень, видно, любил поесть. Я прошел мимо витрины. Он не ел, а болтал с посудомойкой в белой униформе. На вид ей было лет девятнадцать - такая, знаете, бледненькая тоненькая девчонка явно из бедной белой семьи. Бледненькая и тоненькая от постоянного недоедания в детстве.

Судя по тому, как доверительно они ворковали, склонив головы друг к другу, и по улыбкам на их губах можно было предположить, что она его подружка. Через некоторое время он потрепал её по руке и вышел. Пройдя квартал, он свернул на свою улицу и вбежал в подъезд небольшого многоквартирного дома с выцветшей вывеской "КОМНАТЫ ВНАЕМ". Я стал смотреть на окна, но так и не увидел, где зажегся свет. Впрочем, я же не знал, куда выходит окно его комнаты - на улицу или во двор. Я стал размышлять, каким образом все-таки Кей удалось раздобыть всю информацию про него, - даже номер дома, квартиры и комнаты. Я был уверен, что Томас теперь никуда отсюда не двинется до утра, а ляжет и будет читать свой журнал.

Я вернулся в кафетерий и заказал стакан воды. Все служащие кафетерия носили пластиковые планки на груди со своими именами. Бледненькую посудомойку звали Мэри Бернс. Я перешел улицу и в табачной лавке нашел телефон-автомат. Естественно, в справочнике я нашел массу Бернсов, в том числе одного жившего неподалеку отсюда, чей адрес я записал. Этот Бернс мог быть её отцом, и, возможно, я получил её домашний адрес. Было уже начало девятого, и я позвонил мисс Роббенс домой. Когда она сняла трубку, я услышал голоса и музыку. Я рассказал ей о своих успехах - но о скандале в кафе не обмолвился ни словом - и она ответила наигранно официальным тоном:

- Ну, вам пока вряд ли стоит так много сил отдавать работе. Хотя я, признаюсь, рада, что вы такой ответственный.

- Когда передача выйдет, мне проще будет действовать. Так что сейчас мне нельзя его отпускать от себя ни на шаг. Завтра я провожу его на службу и посажу на поводок после работы. А вечером позвоню.

- Замечательно, Туи. А что вы сейчас делаете?

- Ничего.

- Тут у меня гости, интересные люди, может, зайдете?

- Ну...ммм... я... - Я ощупал лицо. Хотя щетина у меня становилась заметной только на второй день, сейчас побриться бы не мешало.

Она же восприняла мои сомнения за нечто иное.

- Да вы не смущайтесь, это все люди с либеральным взглядом на вещи, зашептала она, должно быть, сама не понимая, что она такое несет.

- Да я не об этом вовсе подумал. Мне надо побриться.

- Ох, перестаньте! Так вы придете?

- Да! - Если уж я надеялся, что Роббенс познакомит меня с нужными людьми на Мэдисон-авеню, дружбу с ней надо было крепить.

Выйдя на улицу, я машинально стал искать глазами парикмахерскую. Единственная в округе оказалась закрыта, хотя для меня большой разницы не было бы, будь она и открыта. Как-то в девятнадцать лет я случайно оказался в Нижнем Манхэттене и услышал, что в табачной лавке нужен продавец-негр на лето. Побриться в Манхэттене я не мог и пока ездил в Гарлем, пока приехал обратно, вакантные места уже были все заняты...

Я купил станок и лезвие в табачной лавке, поехал на автобусе на Пенсильванский вокзал и побрился в мужском туалете. В такси, отвезшем меня через весь город к дому мисс Роббенс на Тридцать седьмой, я записал свои транспортные расходы, а потом, поразмыслив секунду, добавил доллар, истраченный на бритье.

Она жила в отремонтированной пятиэтажке и, судя по их количеству в городе, перестройка старых пятиэтажных домов, вероятно, составляет основу градостроительного бизнеса в Нью-Йорке. Я позвонил ей снизу, она через домофон отперла замок входной двери, и я на крохотном лифте поднялся на третий этаж. Кей стояла в дверях. На ней были обтягивающие кожаные штаны, синяя водолазка, выгодно подчеркивающая её маленькие грудки и контрастирующая с беленьким лицом и рыжими волосами. Ее талию стягивал узкий ремень с серебряной пряжкой в виде монеты, а на ногах были кожаные шлепанцы с крошечными бубенчиками. Она провела меня в большую гостиную, выдержанную в современном стиле: шведская мебель и горящий камин. Стены украшали яркие - вырви глаз - обои в разноцветных кляксах.

На полу перед камином возлежала парочка, на кушетке нежился ещё какой-то парень, а около столика на колесиках стояла женщина и смешивала в шейкере коктейль. Все присутствующие вытаращились на меня с нескрываемым интересом, словно до сей минуты они скучали и вот на тебе - входит некто, кто всех сейчас позабавит. Я стал гадать, кто из двоих мужчин приходится Кей мужем. Повесив мое пальто в шкаф, Кей познакомила меня со своими гостями. Парочка на полу оказались мужем и женой - он был писателем. Писатель поджаривал на огне кружочки картофеля, насаживая ломтики на длинную палочку. Он вытаскивал готовые ломтики и осторожно, стараясь не обжечься, поедал их. Звали его Хэнк. Я так и не понял, как зовут его жену. Парня на кушетке звали Стив Макдональд.

- Стив у нас на "Сентрал" главный, - сказала Кей. - Это он придумал теле шоу, которое я сейчас раскручиваю. Ну и наконец Барбара - мы с ней делим эту обитель.

Стив был долговязый и тощий, как жердь, с телосложением бегуна на длинные дистанции и такой короткой стрижкой, что, казалось, волосы на его узкой голове нарисованы. У него была дурацкая привычка, как я потом заметил, в разговоре широко раскрывать глаза, чтобы привлечь внимание слушателей к своим словам. Вместе с тем его не волновало то, что он, лежа на кушетке, может помять свой полосатый блейзер и фланелевые штаны.

Барбара была аккуратненькая и миленькая дамочка с юной фигуркой, однако на её лице лежала печать помятости и усталости, а её тщательно уложенные волосы были испещрены струнами седины - наверняка результат покраски. Эта седина была ей совершенно не к лицу.

- Привет, Туи, - проговорила она. - Кей мне про вас рассказывала. Хотите виски или горячий ром с маслом?

Прежде чем я раскрыл рот, Кей ответила за меня:

- Туи непременно должен попробовать ром.

- Как хочешь, - сказала Барбара и налила ром в толстую чашку, потом бросила туда кусок масла и какие-то специи. Подойдя к камину, она опустилась на колени рядом с Хэнком и, поднеся к огню небольшой заварочный чайник, налила мне в чашку горячей воды. На Барбаре было простое платье с набивным рисунком, и, когда она наклонилось, под тканью проступили полные симпатичные ляжки. Уголком глаза я заметил, как Стив, тот, что на кушетке, впился взглядом в её зад и ляжки. Потом он перевел взгляд на меня и ухмыльнулся.

Я взял чашку с питьем, а Хэнк постучал по ковру рядом с собой и предложил:

- Садитесь. Не каждый вечер удается заглянуть в глубины истории и чокнуться с генералом Туссейнтом.

- В прошлом году мы были в Гаити, - пояснила его жена.

- Лучше сяду вот здесь, - сказал я, опускаясь на кожаную подушечку.

Все воззрились на меня с дружелюбным любопытством. Я отпил варево, которое на вкус оказалось похоже на суп, сдобренный алкоголем.

- Туи был капитаном в армии, - объявила Кей. - У него и медали есть.

- Мой пресс-агент, - заметил я, мечтая, чтобы она заткнулась.

Стив приподнялся на локте и шутливо отдал мне честь.

- Капитан, войска преют на солнце. Как вам подать их - с кровью, прожаренными или с корочкой?

- Ну какой пошляк! - воскликнула Барбара.

Стив сделал большие глаза.

- Ну не знаю, мне показалось это смешным. А как вам, Луи?

- Неплохо, - ответил я, ещё раз приникнув к чашке с варевом.

- Его зовут Туи, и это тебе известно, - отрезала Барбара, продолжая вести со Стивом какую-то личную битву. - Как вам горячий ром?

- Нравится, - солгал я и добавил, решив тоже принять участие в коллективном сотрясании воздуха. - Я уже пробовал, в Париже.

- Мы были в Париже в пятьдесят третьем, - подхватила жена писателя, поворачиваясь ко мне.

На книжной полке стоял стереопроигрыватель с уютно урчащей джазовой пластинкой. Жена писателя плотоядно облизала губы, точно собиралась откусить от меня кусочек, и подала мяч на мою половину поля:

- Я обожаю пластинки Бесси Смит, но они ужасно записаны - на нашем стерео слышны все царапины и шумы.

Кей разожгла свою трубочку и примостилась на полу, а писатель, ткнув пальцем в почерневшую дольку картофелины, сказал:

- Не могу спокойно слушать про нее, потому что сразу вспоминаю, как ужасна была её смерть - она истекала кровью, но её не приняли в больницу для белых. Я слышу боль в её голосе.

- Ее голос проникает до самых глубин твоей души, - отозвался Стив.

Тут я понял, что они сыграют сейчас со мной в "пятый угол", как назвал один негритянский писатель подобную светскую игру. То есть бывают такие белые, которые обожают обсуждать негритянские "вопросы" и "проблемы", и считают своей обязанностью заводить подобные разговоры в обществе негров. Пожалуй, такое отношение к нам куда лучше отношения большинства беляков, которые стараются нас просто не замечать. Но я уже давненько не оказывался в центре подобной идиотской дискуссии.

Завела волынку жена Хэнка, сказав, что, по её мнению, негры должны в массовом порядке эмигрировать с Юга, чтобы иметь возможность "консолидировать свой избирательный потенциал".

Стив и Кей немедленно бросились очертя голову за ней, потом и Хэнк с Барбарой внесли свою посильную лепту. Я допил горячую бурду и ухитрился втихаря налить себе чистый виски. Я оказался тихой и вежливой "проблемой" и все думал, как понравилось бы Сивилле эта тягомотина. Можете себе представить, они так увлеклись своей беседой, что забыли обо мне - кроме Барбары, та время от времени стреляла в меня глазами, точно изучала. Наконец, когда Кей закончила очередной монолог и занялась своей трубкой, Стив устремил на меня взгляд и спросил:

- Туи, а как, по-вашему, положение негров не улучшилось бы в случае их массового переезда на Север?

- Я не знаю, - кротко ответил я и, кажется, мой ответ рассердил всех присутствующих: наверное, они считали меня экспертом по межрасовым отношениям.

- Ну, конечно, даже невзирая на различные проявления расовой дискриминации, - сказала Кей, - здесь у негров больше шансов, тут им закон по крайней мере предоставляет возможность бороться за свои права.

- Мне не приходилось бывать на Дальнем Юге, - начал я, осторожно выбирая слова из опасений лишиться клиента, - но могу вам сказать одно: вряд ли у средней негритянской семьи на Юге достаточно денег, чтобы осуществить переезд не только на Север, но вообще куда-нибудь.

- Ерунда! - подала голос жена Хэнка чуть не злобно. - Если бы негры по-настоящему хотели получить свободу, уж они бы смогли каким-то образом удрать.

- Вся история Соединенных Штатов пошла бы другим путем, если бы после Гражданской войны негры переехали на Запад, - горячо воскликнула Кей.

- Ничего подобного, - возразил Хэнк, - им же обещали по сорок акров земли и мула - с чего бы им уезжать? Беда в том, что республиканцы их предали и вся Реконструкция пошла коту под хвост;

Он снова затеяли словесную перепалку, и наконец Кей спросила:

- Туи, а что вы думаете?

Мне надо было парировать её удар, поэтому я спросил в свою очередь:

- А почему вы не предлагаете массовую эмиграцию белых с Юга, чтобы оставить негров в покое дома? Это было бы куда легче осуществить - ведь на Юге белые в меньшинстве.

Стив сказал, что это чушь, а Хэнк и его жена решили, что я над ними подшучиваю. Кей рассмеялась и подмигнула мне. Барбара это заметила и закусила губу.

Они опять затеял пустопорожний треп, правда, на этот раз завели новую песню - что белая раса вообще меньшинство на земном шаре - а потом разговор сам собой зачах, а может быть, они просто утомились. Жена Хэнка встала - у неё оказалась очень хорошая фигура - и лениво протянула:

- Черт, уже одиннадцать. Наша няня - старшеклассница и она не может допоздна сидеть с ребенком. - Она ткнула Хэнка ногой. - Пойдем, лапа, ты же собирался сегодня ещё поработать. Честно, я не представляю, как ему это удается, но он будет сидеть за столом до утра.

Стив сделал большие глаза:

- Возможно, раннее утро стимулирует его творческое воображение. Как-нибудь я сделаю телепостановку по твоему последнему детективу. Придется, конечно, немного разбавить эротическими сценами, но сюжет мне нравится - очень закрученный.

Хэнк поднялся, отряхнулся, рыгнул, погладил себя по животу и изрек:

- Чертова картошка... Тогда поторопись, Стив, я найду куда вложить деньги. Сейчас пишу одну вещицу, из которой обязательно получится отличный телеспектакль. Речь идет о подпольном тотализаторе. - И он поглядел на меня так, словно я был главным букмекером в городе.

- О, тогда Туи может стать для тебя кладезем информации, - воскликнула Барбара. - Он же детектив!

Тишина объяла комнату, точно туман. Все обратились ко мне с возобновленным интересом. Кроме Кей, которая сердито сверкнула глазам на Барбару.

- О, так вот значит, что за темная лошадка среди нас! - сделал большие глаза Стив. - Не обижайтесь за каламбур, приятель.

- Так вы полицейский? - спросил Хэнк.

- Нет. Я работаю на почте. Но... ммм... в свободное время подрабатываю охранником. Вышибалой на танцах. В таком духе.

- Да, - вставила Кей поспешно. - Раньше Туи был футболистом.

Стив зевнул.

- Может, пообедаем как-нибудь. Я сейчас занимаюсь криминальным сериалом на документальной основе.

- Да это просто приработок. Сказать по правде, я уже несколько месяцев не работал, - затараторил я, надеясь, что лгу гладко.

Пока Кей доставала их пальто, Хэнк с женой выпили на посошок. Я налил себе чистого рома, Стив закурил сигару и стал прохаживаться по комнате. Вблизи он выглядел старше, чем мне показалось поначалу. У него были зубы с коричневатым налетом и морщинки вокруг глаз. Ему можно было дать сороковник.

Когда Хэнк с женой ушли, я перебрался на кушетку, а Кей устроилась рядом. Барбара сменила пластинку на стереопроигрывателе. Стив мерил шагами комнату и нервно сосал свою сигару.

- Детективы Хэнка бездарны, - проговорил он. - Этот парень слишком самодоволен. Прямо Трумэн Капоте с кольтом.

Общая атмосфера в комнате вдруг резко переменилась.

- Твои критические замечания идут в прямом эфире из преисподней. усмехнулась Кей. - Или это просто очередной выход Стива Макдональда?

Стив выпустил в неё струйку дыма.

- Не трать понапрасну свой крошечный талант. Все равно никто не обращает внимания на твою декламацию.

- Мне представляется, что его книги отмечены тонким и умелым построением сюжета, - отрезала Кей, показывая Стиву нос. - А ты завидуешь, потому что его печатают, а тебя нет.

- Хрен печатают! Сразу после войны, когда я всю душу излил в своем романе, мне казалось: все, дело сделано! Моя книга получила отличные отзывы в прессе, но её не покупали и мне даже не удалось окупить пятисотдолларовый аванс, который мне дали за рукопись. Черт побери, да любое телевизионное шоу смотрят миллионы! Как-нибудь я дам тебе почитать свою книгу, Кей.

- А я её читала, - ответила Кей. - Она вымученная и пустая.

Стив швырнул сигару в камин.

- Да что может понимать в настоящей литературе школьная училка? Ладно, у меня был тяжелый день. Давайте-ка сходим послушаем что-нибудь заводное, ну хотя бы джаз в "Стим рум".

- Отлично, - сказала Кей. - Я бы не прочь пропустить рюмашку-другую.

- Да зачем нам идти куда-то? - возразила Барбара. У нас и тут выпивки полно.

- Да нет, назюзюкаться в ночном клубе - это клево! Пойдем, Туи!

- Мне завтра рано вставать, - промямлил я, недоумевая, что в её лексиконе означает слово "назюзюкаться".

- А кому нет? Мы посмотрим полуночное шоу и все. Идешь, Бобби?

Барбара, отзывавшаяся также и на Бобби, ответила усталым голосом:

- Ну... ла-адно.

Кей небрежно набросила себе на плечи норковый палантинчик, точно эта была бабушкина шаль, а Барбара обрядилась в облегающее пальто и беретик. Они накрасили губы, а потом сняли избыток помады салфетками. Когда они бросили салфетки на стол, Стив подхватил их со словами:

- Словно красные тесты Роршаха. Боже, как же я ненавижу неряшливых женщин! - и выкинул салфетки в огонь.

Пока я надевал пальто и шляпу, Барбара оттащила Кей в сторону и стала что-то шептать ей на ухо. Я услышал слова Кей: "Не будь дурой. Ты прямо, такая стеснительная..." Она была чем-то разозлена, даже швырнула свою трубочку на стол. Мне было премерзко - потому что я сразу понял, по какому поводу Барбара "стесняется". Ей не хотелось показываться на публике вместе со мной.

Лифт был такой маленький, что нам пришлось спускаться по очереди, в два захода. Кей втиснулась в кабину вместе со мной. На ней были какие-то очень приятные духи, но я был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Она улыбалась мне, а её пальцы игриво бегали по моему рукаву.

- Барбара ведь чуть все дело не испортила, проболтавшись про детектива, - заметил я.

- Она просто в своем репертуаре. Но вы так ловко выкрутились. - Ее пальцы прибежали к моим бицепсам. - Мускулы меня завораживают.

- А что вы имели в виду под словом "назюзюкаться"?

- Назюзюкаться? А, ну напиться, надраться. А вы что подумали?

- Нет, мне просто интересно. - Мы вышли в крошечный вестибюль и стали ждать Барбару со Стивом. В подъезд вошла пожилая пара, они одарили нас этим самым "взглядом" и стали ждать лифт.

Кей снова занялась моим рукавом и прошептала:

- А как вы сохраняете форму?

- В спортзале. Перестаньте ощупывать меня точно лошадь на ярмарке. - Я чуть не сказал "жеребца".

- А вам не нравится?

- Я не смешиваю бизнес и удовольствие, если можно так выразиться.

- Вы разве вы в данный момент на работе?

- Давайте не будем усложнять отношения между работодателем и работником, - я широко улыбнулся, обращая все в шутку. а сам раздумывал, как бы это ей повежливее объяснить, что у меня нет желания с ней переспать.

Наконец Стив и Барбара спустились. Пока мы ловили такси, Кей спросила, где мой "ягуар", после чего разгорелась дискуссия об автомобилях, которая не кончалась до тех пор, пока мы не подкатили к клубу "Стим Рум". Снаружи клуб можно было принять за большой магазин с дымчатыми стеклами. Когда мы туда входили я опять весь внутренне подобрался, но сразу расслабился, как только увидел на эстраде цветной ансамбль и чернокожую парочку за одним из столиков. Мы сдали верхнюю одежду в гардероб, и я осмотрелся. Это было тускло освещенное помещение с низким потолком и рисунками на стенах, оркестр играл тихую джазовую пьесу. Я бывал и в "Бердленде" и в "Кафе Сосайети" и прочих "тусовочных" заведениях, как называла их Сивилла, и в Гарлеме и на Манхэттене. Но тут и правда была какая-то особенно интимная обстановка - как в ночном кинотеатре. Столики вокруг небольшой танцплощадки не теснились друг к дружке и никто на нас не вылупился, когда нашу четверку усадили у самой эстрады.

Официант раздал нам меню, но я был единственный, кто стал его изучать. Тут не брали плату за вход, но когда любая порция спиртного стоит три доллара, это и не нужно. Все заказали себе джин с тоником, а я чистый ирландский виски. Наши дамы решили сходить в туалет, на что Стив произнес веско:

- Ни разу ещё система не дала сбоя: как только баба заходит в ресторан, она первым делом бежит отлить.

- Завтра же попрошу нашу библиотекаршу послать тебе учебник по анатомии человека, - отпарировала Кей на ходу.

Мы послушали музыку. Оркестр играл очень спокойно и гладко, как старая группа Ната Кинга Коула. Стив признался, что мечтает как-нибудь написать роман о джазе. Мне захотелось посоветовать ему написать про тяготы жизни чернокожего музыканта, кочующего по Югу с однодневными концертами, но не стал. Мы потягивали из своих стаканов и наблюдали, как какая-то малышка выкладывается в танце.

- Господи, да у этой козявки внутри прямо дизельный двигатель, заметил Стив. - Ну, как вам в обществе розовых?

- Розовых?

Он сделал большие глаза и брякнул:

- Приятель, да я вижу, вы с Кей знакомы недавно. Она и Барбара лесбиянки, они уже несколько лет вместе живут! - и он гоготнул, точно подросток, рассказавший похабный анекдот. - Вы не заметили, как они спорили перед уходом? Бобби не хотела, чтобы Кей брала свою трубку.

Я мысленно рассмеялся - над собой. И пожав плечами, ответил:

- У нас демократическая страна. У всех свои вкусы.

Он потер переносицу.

- Да вы правы. Спасибо, что вправили мне мозги. - и переменил тему. А вы правда играете в футбол?

Наши дамы вернулись, и я решил, что Стив дурачился: они обе были весьма женственные.

- Потанцуем? - предложила Кей.

Я встал.

- Хорошо, но я неважный танцор.

Я обнял её и мы заскользили по танцплощадке достаточно ритмично, так что издали наши движения можно было принять за танец.

- Извините, что оставила вас наедине со Стивом, - сказала она.

- А что с ним такое - корь?

- О Боже, вы сами что, не видите? Он же педрила записной! Чему вы улыбаетесь?

- Ваши волосы щекочут мне подбородок.

- Я же не телепатка. Нас разделяет полметра, - и она положила мне голову на плечо. - Вам здесь нравится?

- Ага.

- Я надеюсь, вы внесете стоимость виски в свой отчет о расходах?

- Не беспокойтесь, внесу.

После очередной порции виски я танцевал с Барбарой и заметил у неё на пальце кольцо - такое же, как и у Кей. Она меня изрядно вымотала, хотя Стив танцевал с Кей, и Барбара неотрывно следила за ними. Он хорошо танцевал. Перехватив мой взгляд, Барбара улыбнулась:

- Извините. Но я терпеть не могу этого самодовольного идиота. Наконец он получил собственное шоу на телевидении, а ведет себя так, точно ему принадлежит весь мир. А эти его мальчишеские ухватки - короткая стрижка, одевается под студента... Болван! Не понимаю, почему Кей позволяет ему вокруг нас крутиться. Не имели несчастья, случаем, прочитать его роман?

- Нет.

- Белиберда. Бескрылый реализм в худшем своем проявлении. - Она потерлась седой головой о мой галстук. - Сколько в вас росту?

- Шесть футов два дюйма.

Тут она стала рассказывать про свои спортивные успехи в колледже и не умолкала, пока мы не вернулись за столик. Стив отирал лицо салфеткой.

- Ну вот, тут действительно теперь парная*. Не увлекаетесь турецкими банями, Туи?

- Ни разу не был.

- Да, я тоже, - и он знаком подозвал официанта. Вместо очередной порции виски я заказал большой сэндвич. Началось шоу. "Шоу" ограничилось длинноногой девицей с отсутствующим взглядом и сильно напудренным лицом, похожим на посмертную маску, на которой выделялись две черные стрелки накрашенных бровей. Она спела какую-то сладкую песенку о любви - отчаянно фальшивя. После второй песни я наконец врубился в её стиль, а может, просто меня повело от выпитого.

Мой сэндвич был обернут в гигантский салатный лист, больше смахивающий на лопух, и обильно уснащен ломтиками соленых огурцов и маслинами. Он произвел на меня сильное впечатление и показался лучшим сэндвичем в моей жизни. И я уделил ему больше внимания, чем коленке Кей, которая упрямо терлась о мою штанину и грозила протереть на ней дырку.

Я медленно жевал, слушал безобразное пение и глядел по сторонам. Я что-то никак не мог их раскусить - все они были какие-то ненастоящие. Как и эта "парная". И тем не менее я давно уже забыл про меланхолию, которую навеяла на меня последняя встреча с Сивиллой. Я забыл о дурацкой сваре с Томасом в кафе и даже о самом Томасе. Здесь было здорово. Должен признаться, что мне здесь нравилось, даже несмотря на весь фальшивый антураж этого заведения.

И я без особого для себя потрясения вынужден был также признать, что мне нравилось изображать из себя ручного негритенка... ну хотя бы чуть-чуть.

ПОЗАВЧЕРА

4

В два часа ночи я оказался в койке - своей. Я уговорил Стива разделить пополам счет на тридцать один доллар, хотя Кей прошептала мне: "Пусть заплатит - он из богатеньких!" Мы проводили девочек домой, а потом я подбросил Стива на Шестьдесят пятую и проехался на такси к себе в Гарлем как важный дядя.

В шесть гром будильника вырвал меня из глубокого сна. Быстренько надев старенькие штаны и свитерок, я помчался к дому Томаса и едва успел - в семь тридцать он вышел из подъезда. Я отправился за ним на Тридцать третью - там он зашел в ресторанчик позавтракать, а в восемь двадцать одну, весело насвистывая, вошел в здание своей грузовой компании.

Я вернулся домой и мне посчастливилось найти место для парковки. Я выпил стакан молока, прихватил свежий номер "Джет", который Олли принес накануне, завалился читать в кровать и очень скоро уснул.

Я проснулся во втором часу дня и только под душем окончательно стряхнул с себя остатки сна и почувствовал голод. Когда я одевался, позвонила Сивилла. Я и забыл, что у неё сегодня выходной. Она понесла какую-то чушь насчет того, чтобы я отвез её в салон красоты на Сто двадцать шестую улицу - ей надо было слегка подсветлить волосы, и в конце выложила то, ради чего она и позвонила - не решил ли я все-таки устроиться на почту? Я ответил, что у меня ещё есть время подумать и что сейчас мои мозги заняты только едой. Она сказала, что как раз готовит обед. Я поехал к ней, решив ни слова не говорить о приключениях вчерашней ночи.

Сивилла выглядела отдохнувшей и как-то по-особенному хорошенькой, даже оживленной. Ее губы были накрашены ярко красной помадой. Мне захотелось её поцеловать, но потом я передумал. Меня раздражало, что все её разговоры крутились вокруг моего превращения в почтальона. Но у меня было очень хорошее настроение и я не имел никакого намерения опять вступать с ней в пререкания. После того, как я отвез её на Сто двадцать шестую, у меня оставалось ещё два свободных часа, и я подумал, не сходить ли мне в бассейн поплавать, но потом решил немножко поработать на Теда Бейли.

В своем письме он сообщил, что миссис Джеймс было пятьдесят два года, что она работала в больнице и её последним местожительством были дешевенькие меблирашки на Сто тридцать первой улице. Рядом с дверным звонком этого дряхлого строения я увидел присобаченную бумажку с написанными карандашом инструкциями: один звонок Флэттсу, два - Адамсу, а Стюарт - наверное, занимавший апартаменты на верхнем этаже, - удостаивался целой серенады из десяти звонков. Никаких Джеймсов тут не было и в помине, конечно, однако бумажка настолько выцвела, что некоторые фамилии стали нечитабельными.

Я спустился в полуподвал и позвонил в дверь. Мне открыла девчонка лет пятнадцати с огненно-красными губами, в узеньких джинсиках, клубном свитере и мужской рубашке, которая не могла скрыть её торчащих грудок. Лениво жуя резинку, она всем своим видом давала понять, прекрасно сознает все достоинства своей расцветающей фигуры и смазливого личика: мол, никому бы в голову не пришло отрицать, что она самое миленькое создание, обитающее в этом глухом закоулке мира. Я подумал, что миссис Джеймс вовсе не переехала, а просто попросила свою домохозяйку дать магазинному клерку от ворот поворот. Она, может быть, и поменяла не одну работу, но человек с холодильником-электроплитой так просто не сможет скакать из одной квартиры в другую.

Когда я спросил миссис Джеймс, девчонка продемонстрировала мне свое умение выдувать резиновый шарик и спросила:

- Вы кто?

- Ее знакомый, оказался тут проездом.

- А, знакомый... Так она месяц назад съехала.

- И не знаешь, куда? У меня мало времени, а я бы хотел её повидать.

Она передернула плечами, и мы оба бросили взгляд на пляшущие холмики под её рубашкой.

- Неа. Кажись, куда-то на Лонг-Айленд.

Врать она не умела.

- Жаль. Я ей деньги привез. Позвонил ей в больницу, да мне сказали, что она уволилась. А теперь, выходит, и переводом послать нельзя. Ну ладно, может, как-нибудь встретимся.

Мисс Смазливая Чернушка одарила меня натренированным взглядом из-под длинных ресниц.

- Откуда, говоришь, приехал, деловой?

- Из Чикаго. Там у неё двоюродная сестра.

- Ну так... - Яркие глаза оценивающе шмыгнули по мне, после чего она решила, что моя одежда пахнет бабками. - Скажу тебе по секрету, она тут живет. Пять звонков. Но она вернется не раньше четырех. Она накручивает какую-то кредитную компанию, вот я и соврала, что её нет. Либо зайди ещё раз, либо вечером позвони ей в больницу "Бульвар" - это в Бронксе. Она там трудится с прошлой недели.

- Спасибо тебе. Да, я смотрю, в ваших местах выращивают такие сладенькие фрукты!

Она с видимым удовольствием выдула резиновый шарик изо рта и щелкнула им.

- Это точно, да только бананов тут нет. Это же Большое Яблоко (1), деловой! - и с размаху захлопнула дверь. Ох уж эти дети - все на публику!

Я поехал по Сто двадцать пятой, нашел место для стоянки, бросил десятицентовик в счетчик. Сто двадцать пятая смахивает на главную улицу провинциального городка: стоит тут немного прошиваться - и обязательно заметишь знакомое лицо. Я ещё не успел раскурить свою трубку, как к моему "ягуару" подскочили два хмыря.

- Туи! Как делишки?

- Да вот, сижу, курю, - ответил я, обменявшись с ними рукопожатиями и недоумевая, кто бы это такие были. Скоро выяснилось, что мы вместе служили. Я вылез из машины, повел их в ресторан и купил по паре пива. Мы немного поговорили о волшебной стране наших грез - старом добром времени армейской службы. После второй кружки я их оставил и, отправившись на Сто тридцать первую улицу, пять раз нажал на кнопку звонка.

Через мгновение дверь мне открыла невысокая, но энергичная женщина темно-коричневого цвета. У неё было старое лицо и усталые руки, однако глаза ещё светились юным задором, и говорила она взахлеб, точно девушка. Когда я спросил: "Вы миссис Джеймс?" - она затараторила:

- А вы, должно быть, тот самый парень из Чикаго - Эстер мне сказала, что вы приходили - приятель моей кузины Джейн? Как там она? Все собираюсь ей написать, да... Ах, извините, проходите в дом.

Узкий коридорчик давно требовал окраски, на ведущей вверх лестнице лежал истоптанный коврик - словом, форменная мышеловка. Похоже, кроме нас тут никого не было и я сказал:

- Я не знаком с вашей кузиной, миссис Джеймс, - и показал свое удостоверение. - Неуплата кредита за кухонный комбайн все равно что кража.

В мгновение ока она, казалось, сразу постарела, и припала к стене точно я ударил её в живот. Ее лицо приобрело болезненно коричневый цвет, в глазах вспыхнула ярость, но сразу же взяв себя в руки, она уже клокотала от ненависти:

- Ах ты проклятый жополиз! Белые из Манхэттена всегда сумеют сделать из нас козлов отпущения! Я никогда...

- Хватит! - оборвал я её. Мы оба говорили приглушенными голосами, она почти шипела.

- Это ещё почему? - Она устремила ко мне свое узкое лицо. - Почему я должна молчать? Ты что, ударишь меня? Ну попробуй! Я стану последней негритянкой, до которой ты дотронешься!

- Миссис Джеймс, успокойтесь. Я только выполняю свою работу. Перестаньте молоть вздор про белых из Манхэттена и не надо мне угрожать. Если бы вы держали магазин и кто-то из ваших покупателей попытался вас надуть, вы бы первая подняли вой. Послушайте меня, вы приличная работящая женщина, и я знаю, вам бы и в голову не пришла мысль кого-то обокрасть, но..

- Обокрасть? Да они что, в этой чертовой компании вконец свихнулись? Я уплатила триста двадцать долларов за этот кухонный комбайн плюс проценты за кредит и оплатила доставку. Пятьдесят долларов задатка и по двадцатке каждый месяц. А теперь ты меня послушай. Через месяц - ровно через месяц как я купила этот чертов комбайн, я увидела точно такой же в универмаге "Мейсиз" за сто сорок долларов. Ну и что ты на это скажешь? Я иду в кредитную компанию и - пропади я пропадом, если они не продают тот же самый комбайн уже за двести шестьдесят! Ну я и решила, что мне мои деньги достаются слишком тяжелым трудом. Я заплатила им сто пятьдесят долларов, а потом ещё и оплатила доставку - так что больше они от меня не получат ни цента!

- Миссис Джеймс, а зачем вы связались с фирмой по продаже товаров в рассрочку? Всегда гораздо дешевле покупать вещи в больших магазинах за полную стоимость.

- Да у тебя что, голова мякиной набита? Откуда же я взяла бы сто сорок зеленых сразу? Я вынуждена покупать в кредит! Ты что же, считаешь, я на свое жалкое жалование, что мне платят в больнице, могу позволить себе покупать все, что хочется? Ты бы пошевелил мозгами, мальчик!

Я был сконфужен и зол - на нее. Большинство этих фирм, торгующих в рассрочку, наживаются на бедняках. Мне было страшно жаль её - как же её надули! Но какая же дура - ведь могла отправиться в большой универмаг и там купить этот хренов комбайн в кредит. Но почему-то так всегда бывает, что самым неимущим все всегда обходится за максимальную цену. Впрочем, какое мне до этого дело.

- Послушайте, миссис Джеймс, давайте мы оба пошевелим мозгами. Вам не нужно мне рассказывать, каким тяжелым трудом вы добываете себе кусок хлеба - вы, наверное, и за комнату свою переплачиваете, и за продукты, и за все прочее. Но вас же никто силком не заставлял покупать в кредит этот комбайн. Да, вы сделали невыгодную покупку, но вы же взрослая женщина, вы подписали контракт. И мне не надо вас убеждать в том, что закон на их стороне. Они же могут сегодня прийти к вам, забрать этот холодильник, и вам нечего будет возразить. Да, это все очень неприятно, но вы ведь сами все это затеяли. И вам лучше сразу решить, как вы поступите - либо вы все потеряете - и комбайн, и деньги, - либо выплатите свою задолженность по кредиту. - Мне было противно произносить эти слова.

Она заплакала, по её щекам покатились бусинки слез.

- Ну, вот пытаешься жить честно, пытаешься получить хоть маленькую радость в жизни...

- Знаете, уличный налетчик, который тычет вам в бок пистолетом, может сказать то же самое!

- Я честная женщина! Как ты смеешь меня с таким сравнивать? Я в жизни не совершила ни одного бесчестного поступка. Ах ты... черномазый ублюдок! Ее полные слез глаза гневно сверкнули. - Вот, я такого ещё никому не говорила - пусть у меня язык отсохнет, но тебе говорю, тебе, у которого цвет кожи такой же, как у меня.

Лучше бы она мне плюнула в лицо.

- Леди, я только делаю свою работу, обычное дело... - пробормотал я.

- Работа? Какая же эта работа - ты же помогаешь белякам издеваться и обманывать своих же? Белые с Манхэттена срывают свой куш, а ты мне тут талдычишь про какую-то работу и клюешь крошки с их стола? Хорошо, передай своим хозяевам, что я завтра же вышлю им деньги почтовым переводом, все выплачу до центика, а теперь убирайся с глаз долой!

- Сколько вы им ещё должны?

- Сто семьдесят. Убирайся! Я же сказала, что заплачу.

- А сколько вы можете заплатить сегодня?

- Тебе что, моей кровушки попить хочется?

- Черт вас побери, довольно этой мелодрамы! Может быть, мне удастся их уломать.

- Ну, хотя я и не собиралась им платить, я же откладывала эти деньги. Наверное, к концу недели смогу им заплатить около сотни.

- Тут есть телефон?

Она кивнула в глубь коридора. Под лестницей я обнаружил телефон-автомат и позвонил Бейли.

- Тед, я у миссис Джеймс. Она совсем без гроша. Больна и потеряла работу. Вряд ли она сможет наняться на новое место в ближайшие несколько месяцев. Она осталась должна им сто семьдесят, но говорит, что сумеет занять у подруги сотню, если они согласятся. В противном случае придется забирать комбайн, а у него уже тот видок! Эти сто долларов - все, что она может им заплатить, больше у неё ничего нет и не предвидится. Я бы посоветовал им забрать хотя бы эту сотню. Она смогла бы уплатить их через день-другой.

Тед пообещал провентилировать ситуацию и перезвонить мне. Я попросил его поторопиться и напомнить компании, что они уже сорвали барыш на этой продаже, потому что сегодня этот комбайн продается по цене вдвое меньшей, чем они выставили ей по счету.

Я раскурил трубку и стал ждать в узком коридоре. Мы молчали. Миссис Джеймс испепеляла меня укоризненным взглядом, ненавидя мою невозмутимость, мою приличную одежду. Было уже семнадцать минут пятого - ну вот, пока я валандался с этим грошовым делом, я мог упустить Томаса.

Тед перезвонил и сказал, что все в порядке. Он захотел лично побеседовать с женщиной и та заявила ему, что к концу недели вышлет деньги письмом.

- Да, да, я понимаю. Обязательно!

Она резко повесила трубку на крючок, а я тихо сказал:

- Миссис Джеймс, когда вы внесете деньги, не забудьте получить от них квитанцию о полной уплате кредита. А если вы пошлете им деньги почтой, возьмите чек в банке и на обороте напишите "Последняя окончательная выплата за кухонный комбайн согласно договоренности". А в следующий раз, когда будете делать покупку в кредит, сначала хорошенько подумайте, правильно ли вы поступаете, чтобы потом не попасть в неприятную ситуацию.

- Проваливай, ты выполнил свою работу!

- Я ради вас рисковал потерять свое место, миссис Джеймс, и выторговал для вас семьдесят долларов!

- А теперь что же, ждешь чаевых?

- Нет, конечно... Но вы могли хотя бы... Я сделал все, что мог. Я же понимаю, в какую ловушку вы попали. Все мы в ловушке.

- Спасибо! Спасибо преогромное!

Я пожал плечами, надел шляпу и направился к двери. Она стояла у лестницы и смотрела на меня так, точно я куча собачьего дерьма. Я вышел, хлопнув дверью, и поехал в центр. Движение было интенсивное, и я добрался до грузовой компании в начале шестого. Проклиная все на свете, я повернул к Бруклину и помчался было к его слесарному училищу, но потом передумал и сделал двойную парковку перед кафетерием на Двадцать третьей. Томас сидел там и ужинал, его подружка-посудомойка хлопотала около его столика, они оба смеялись и, вероятно, перешучивались.

Я успокоился, но лишь до той секунды, как ко мне подошел полицейский и поинтересовался, что это я тут делаю. Это был пожилой патрульный с мучнисто-белым, в красных прожилках лицом. Вставные зубы ему делал какой-то дрянной протезист. Когда он говорил, двигалась только нижняя губа. Я сказал, что жду приятеля, а он заметил, что на Двадцать третьей двойная парковка запрещена, "неужели это не ясно?" Я извинился и включил зажигание, но он попросил предъявить водительские права. Даже если бы его башка была сделана из целлофана, я не смог бы более четко увидеть, в каком направлении закрутились в ней шарики: как, цветной в дорогой импортной тачке наверняка угнал! Я показал ему права и документы на машину, в душе молясь, чтобы Томас не выглянул в окно и не заметил меня.

Полицейский разочарованно крякнул и вернул мне документы со словами:

- В следующий раз я за двойную парковку выпишу тебе штраф.

- Не сомневаюсь.

- Ах ты грубиян, да я тебя вот сейчас прямо и штрафану!

- Да кто грубиян? Вы сказали, я ответил, - буркнул я, чуть съежившись, и весь гнев, накопившийся во мне во время беседы с миссис Джеймс, уже закипел.

Он достал свой кондуит и пробурчал:

- Вот запишу твое имя и номер, умник. Уж будь уверен, я не забуду. Его нижняя губа двигалась, точно у куклы-чревовещательницы.

Я заткнулся. Какой смысл заводить препирательства и заработать себе талон? Когда он закончил писать, я смиренно спросил:

- Можно ехать?

Полицейский довольно хмыкнул:

- Ну!

Я нашел свободное место для парковки на Девятой авеню и вернулся обратно, чтобы занять наблюдательный пункт на другой стороне улицы напротив кафетерия, ругая себя за то, что так по-дурацки затеял перепалку с полицейским: если он сейчас меня заметит - не миновать нового раунда словесной баталии.

Но Томас не торопясь ел в свое удовольствие, а у меня самого засосало под ложечкой. Наконец они с мисс Бернс сверили часы, он вышел и отправился к себе. Я остановился на углу, откуда мог вести наблюдение за его домом, не выдавая своего присутствия. Он вышел из подъезда ровно в семь - при галстуке под бушлатом, аккуратно причесанный. Он встретился о своей девчонкой перед кафетерием, и они отправились в ближайшую киношку.

Я позвонил Кей, но Барбара сказала, что её нет дома, и я попросил передать, что все под контролем. Бобби не стала задавать вопросов. Я позвонил Сивилле и поинтересовался, нет ли у неё настроения сходить в китайский ресторан. Она сказала, что уже ела и добавила, что сама приготовит мне ужин, и попросила принести пива.

Покружив вокруг дома Сивиллы в поисках места для парковки, я наконец нашел где притулиться и купил несколько бутылочек "Хай лайф". Сивилла поставила передо мной тарелку разогретого жаркого с клееподобным рисом, чесночный хлеб и салат. Она сделала себе высокую прическу с кудельками - я этого терпеть не могу - но была в хорошем настроении и даже не вспомнила о почте. Я все думал о миссис Джеймс и, не удержавшись, рассказал всю эту историю Сивилле. На что она отозвалась:

- А чего ещё ждать от нищих негров? - только она сказала не "негров", и я разъярился, а она села мне на колени и стала медленно целовать, спрашивая между поцелуями:

- Ну что приключилось с моим большим Туи?

Разумеется, это все было жутко пошло, но возымело нужный эффект. Я смотрел на миленькое личико Сивиллы, гладил её по разным укромным местам, а сам раздумывал о своем телевизионном "деле" и недоумевал, отчего это у меня так погано на душе,

Я помыл посуду, мы попили пива и стали смотреть телевизор, потом поиграли в карты. Около восьми, сразу после новостей, когда мы уже собрались смотреть вечерний киносеанс - какую-то английскую картину зазвонил телефон. Сивилла сняла трубку и сказала, что это меня.

В трубке раздался голос Олли:

- Уж я-то знал, где тебя искать, старикан! Слушай, тебе только что звонила дамочка - Роббенс, она сказала, чтобы я как можно быстрее тебя разыскал - мол, это очень важно. Я сказал, что знаю, где ты, а она просила передать вот что: ты встречаешься с ней в комнате Татта - прямо в самой комнате - ровно в полночь.

- В самой комнате? Олли, ты ничего не перепутал? Внутри? В комнате?

- Знаешь, я пожалуй перестану быть твоим личным секретарем. Я все записал на бумажку. а она даже попросила меня прочесть написанное. Голос у неё был какой-то взвинченный, и она сто раз переспросила, точно ли я могу тебя сразу найти. Я ей говорю: не волнуйтесь, мисс, я ему все передам. Ты понял, шпик? Ровно в полночь в комнате у Татта. У тебя мало времени.

- Да. Ты уверен, что мне надо зайти прямо в комнату?

Олли вздохнул.

- Я же тебе толкую: я записал на бумажку под её диктовку, а потом снова ей повторил. И сейчас читаю. Ты трезв, старина?

- Да. Спасибо, Олли.

Я положил трубку и набрал номер Кей. Подошла Барбара и сказала сонным голосом, что Кей нет и она не видела её с самого утра. И потом вдруг спросила, точно окончательно проснувшись:

- Туи, а вы её не видели вечером?

Я сказал, что нет, и бросил трубку. Когда я, повязав галстук, стал надевать башмаки, Сивилла спросила:

- В чем дело?

- Понятия не имею.

- Ты чем-то озабочен.

- Да уж больше некуда. Что-то там приключилось у этих затейников с Мэдисон-авеню - а я понять не могу, что.

Я размышлял, что если Кей понадобилось увидеться со мной не где-нибудь, а в комнате у Томаса, значит её секрет раскрылся и все наше дело полетело к чертям - и меня, значит, снимают с задания.

- Если бы ты работал на почте, тебе бы не пришлось посреди ночи вскакивать и бежать охотиться за...

- Только не сейчас, дорогая, - взмолился я, целуя её на прощанье. Может быть, я скоро вернусь.

- Э нет, не надо, не буди меня - завтра у меня трудный день. До работы мне надо ещё сбегать по магазинам.

- Тогда я позвоню тебе на работу, как обычно.

Я подошел к своему "ягуару" в двадцать минут двенадцатого, но тут же решил поймать такси на Бродвее. В центре у меня не будет времени на эти мучительные игры в прятки с парковкой. Я достал записную книжку Томас-Татт занимал комнату номер 3 в квартире 2F. Черт, если меня снимают с дела, то придется возвращать часть аванса, а у меня оставалось меньше полусотни . Хотя Кей и обещала, что работы минимум на месяц. Разумеется по закону я имел право не возвращать ни цента, но мне хотелось оставить у Кей добрую память. Но все же если случился прокол, зачем зазывать меня к нему в комнату? Кей могла просто позвонить, сказать, что мы в пролете и все дела. Или же вызов в к нему означал, что я все ещё на работе? Или...

Я выпрямился точно ковбой в седле посреди проселка. Нет, это могло означать только одно - Томас сделал ноги. Ну конечно, Кей каким-то образом узнала, что он рванул из города - выходит, я сам оказался в заднице... Я, мечтавший создать крупное детективное агентство, не смог справиться с простейшим заданием - посидеть на хвосте у какого-то хмыря. Но черт побери, она же сама сказала, что мне надо делать ему проверку только два раз в день - до того момента, как покажут передачу о нем. Несколько часов назад Томас повел свою девчонку в кино и, если только этот слесарь не башковитее, чем кажется на первый взгляд, он и не думал о побеге. Но как же могла узнать Кей? Или она одновременно наняла ещё кого-то, кто висел у Томаса на хвосте? А значит, и у меня тоже?

Я расплатился с таксистом и вышел на углу. Было без семи полночь. Его дом, да и весь квартал пребывали в покое. Я несколько минут постоял перед домом. Но почему все же ровно в полночь? Из подъезда вывалились два вонючих алкаша, смерили меня привычным для меня взглядом, причем, кажется, весьма мутным. Пока я поднимался на крыльцо, они пошатываясь зашагали по улице, оглядываясь на меня и что-то бормоча себе под нос.

Я стоял перед дверью квартиры 2F. Тускло освещенный обшарпанный холл вонял ароматами прогорклой пищи и человеческими испарениями. Вот уж точно: Гарлему не принадлежит монополия на клоповники. Я потрогал дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Я оказался в коридоре - узком, душном, по обе его стороны тянулись двери комнат. На двери, ближайшей к входной, я заметил потемневшую металлическую цифру "3". Я прислушался, но не услышал ни звука, правда, из щели между дверью и полом струился чуть заметный свет. Я тихо постучал, подождал, повернул ручку - дверь отворилась.

Наверное, как только я увидел царящий в комнате кавардак, то сразу все понял. Да только поначалу не мог поверить своим глазам.

Эта была очень маленькая комната, в ней стояла одна лишь кровать и металлический комод - все ящики были выдвинуты и все из них вывалено на пол. Томас, похоже, спал в кровати, накрывшись с головой. В душе у меня внезапно возникло болезненное предчувствие, что там, в кровати, лежит мертвая Кей. Закрыв дверь, я перешагнул через валяющиеся на полу штаны и бушлат Томаса и только потом заметил свежую кровь на его подушке. Рядом с кроватью на полу валялись огромные окровавленные клещи.

Отбросив одеяло, я увидел расплющенный затылок Томаса. Он лежал ничком, вся подушка вокруг его головы и под плечами была в крови. Еще не запекшейся крови. Кровавые брызги виднелись и на стене за кроватью.

Я стоял как дурак с одеялом в руках, прекрасно отдавая себе отчет, что надо соображать да побыстрее. Меня бросило в дрожь от мыслей, которые пришли мне на ум. Не надо было быть детективом, чтобы сообразить, чем все это пахнет.

Я простоял так несколько секунд, а может быть, и минут. На лестнице, за входной дверью, послышались тяжелые шаги. Где-то в глубине подсознания, сохранившем свою ясность, далекий голос предупредил меня об их неминуемом приходе. Я уронил одеяло в тот момент, когда дверь с грохотом распахнулась - на пороге стоял белый полицейский с толстой рожей. Он не предполагал увидеть здесь труп, но как только его взгляд упал на окровавленную кровать, из кармана синего пальто тотчас выпрыгнул револьвер, точно рука толсторожего с этим револьвером была привязана к пружине.

- Руки держи на виду, черномазая сволочь! - проговорил он низким голосом. - Одно движение, и я продырявлю тебе башку.

Возможно, мне почудилось - что он проговорил эти слова чуть ли не радостно, наверное, подумав о повышении.

То, о чем я смутно догадывался после разговора с Олли, внезапно сфокусировалось в одну несомненную мысль: меня облапошили, подставили - с самого начала этого "дела". Теперь мой мозг прояснился, мысли побежали, и я стал лихорадочно соображать: так, полицейские узнают про нашу стычку в кафешке около слесарного училища, тамошний патрульный вспомнит меня, и толстяк-полицейский, который собирался штрафануть меня за двойную парковку вечером, тоже меня вспомнит. И алкаши, что вышли из этого дома несколько минут назад, конечно же, меня опознают. Я попал в западню...

Я высоко поднял руки вверх. Полицейский был один, наверное, местный патрульный. "Ровно в полночь". Расчет времени был настолько прост - звонок в пять минут первого в участок, некто сообщает, что в комнате 3 квартиры 2F происходит что-то подозрительное, и - патрульный берет меня на месте преступления. Меня взяли на понт как сосунка.

Он глядел на меня, ожидая что-то услышать. А я не собирался ничего говорить. Все упростилось донельзя: белый полицейский и черный я. И это "различие" давало ему неоспоримое преимущество. Я бы выглядел идиотом, пытаясь ему что-то объяснить... мне только и оставалось что стоять столбом.

И в эту секунду в голове у меня промелькнули слова, которые часто повторял мой отец: "Жизнь негра не стоит и ломаного гроша, потому что у него нет прав, которые мог бы уважать белый. Таково закон, сынок, вердикт по делу Дреда Скотта*. Всегда помни об этом".

И я помнил - стоило мне сейчас шевельнуться, и он бы убил меня наповал.

- Почему вам, грабителям поганым, не сидится в своем Гарлеме, где вам самое место, какого хрена вы заявляетесь сюда грабить и убивать людей? - Он продолжал на повышенных тонах. Его лицо пылало яростью, и он сделал шаг навстречу мне.

Оказавшись от меня на расстоянии вытянутой руки, он замахнулся револьвером, чтобы нанести мне удар по голове. И как только револьвер удалился от моего лица, сработал рефлекс - моя левая выстрелила вперед и схватила руку, в которой он сжимал оружие. Мое правое колено больно впилось в его промежность, а правый кулак врезался ему в челюсть.

Полицейский не смог даже выстрелить в потолок: он мешком повалился на пол и застонал, широко раззявив свой рот и ловя губами воздух. Я переступил через него, закрыл дверь и спустился по лестнице - быстро и очень тихо.

ВЧЕРА

5

На улице никого не было.

Идя к Седьмой авеню, я изо всех сил старался не перейти на бег. Часы в витрине магазина показывали девять минут первого. Я прошел квартал, остановил такси и попросил отвезти меня на Центральный вокзал.

Чистая работа - меня обвели вокруг пальца как глупого подростка, посулив конфетку. Меня беспокоило не только убийство. В глазах правоохранительных органов я совершил преступление похуже убийства - я избил полицейского. В участке меня бы отметелили до полусмерти ещё до предъявления обвинения в убийстве. Ловушка была настолько хитро расставлена, что ни щелочки найти в ней было невозможно. И даже намека на алиби у меня не было. Судя по виду крови на подушке, Томаса убили минут за десять до моего появления в комнате. Все было тщательно продумано, до мельчайших деталей. Я был в полном дерьме. Я был просто труп. А избив полицейского, я был уже, можно сказать, больше, чем труп.

И самое мерзкое то, что я знал убийцу, но легче мне от этого не было. Конечно же, это сделала Кей. Все сходилось: наняла цветного детектива, заранее зная, что на Манхэттене я буду бросаться в глаза, заплатила мне из "черной кассы" - теперь я даже не мог доказать, что работал на нее. Но что Кей имела на Томаса? Или вся эта история по телепередачу просто туфта?

Расплачиваясь с таксистом, я на всякий случай сообщил ему, что надеюсь успеть на ночной поезд в Нью-Хейвен. Скоро полиция начнет проверять все такси.

Я прошел вокзал насквозь, а потом двинулся по Лексингтон-авеню к дому Кей. Я совсем потерялся. Почему-то в голове у меня никак не укладывалась мысль, что Кей могла убить Томаса вот так - размозжив ему башку клещами. Я бы мог ещё представить, как она стреляет в него. Но чтобы подойти настолько близко к спящему сзади.... Что-то тут не сходилось, но в остальном все мои подозрения насчет Кей казались неопровержимыми. Я очень сильно рисковал, идя сейчас к ней. Я же мог войти к ней в квартиру и попасть прямо в лапы к легавым. Конечно, она меня ждала и уже открыла свою очередную ловушку. Но в худшем положении, чем то, в котором я уже был, я вряд ли мог оказаться, и мне необходимо было её увидеть и задать ей несколько вопросов. Это была моя единственная надежда: белые умники, замышляющие идеальное преступление, иногда так мудрят и так все тщательно планируют, что попадаются на собственный же крючок.

Я встал на углу. Около её дома не было ни души. Я быстро прошел квартал и юркнул в её подъезд. Я не стал звонить, чтобы не поднимать шума. Дверь была старая. Взявшись одной рукой за дверную ручку, я сильно отклонился назад и ударил бедром чуть пониже замка. Дверь распахнулась с глухим стуком, отдавшимся гулким эхом в кромешной тишине. Я подождал - но ни одна квартирная дверь на открылась. Только тогда я вошел. Пружина у замка оказалась расхлябанной, и мне удалось закрыть дверь изнутри. Я поднялся в крошке-лифте, подошел к двери Кей и позвонил в звонок.

Ни звука. Я позвонил снова, долго не отнимая пальца от кнопки. За дверью послышались шаги ног в шлепанцах. Голос Барбары:

- Кто здесь?

- Туи.

- Кто?.. А, поздновато вы. - Она открыла дверь.

Я проскользнул мимо неё и захлопнул дверь. На ней было надето что-то вроде красной пижамы, и вид у неё был усталый, а может быть, она была слегка пьяна. Я повел её в комнату и усадил в кресло со словами:

- Посидите спокойно минутку.

Я побежал осматривать квартиру, оставив дверь в комнату открытой, чтобы видеть, не взялась ли она за телефон.

Кроме Бобби в квартире никого не было.

Вернувшись в гостиную, я увидел, что она пытается закурить, но руки у неё сильно тряслись.

- Что все это значит?

- Где Кей? - спросил я, склонившись над ней.

- Хотела бы я знать. Нет. Лучше бы я не знала.

Я схватил её за худенькое плечо и сильно встряхнул.

- Нечего ломать комедию. Где она?

Барбара успокоилась и, попытавшись сбросить мою ладонь с плеча, спросила:

- Какое право вы имеете хватать меня?

В иных обстоятельствах этот вопрос вызвал бы у меня смех. Но я снова встряхнул её.

- Черт, да очнитесь вы! Я попал в беду! Где Кей?

- Я приняла снотворное пару часов назад, у меня туман в голове. Я правда не знаю, где Кей. А что за беда с вами стряслась, Туссейнт? О, какое красивое имя. Хотела бы я иметь такое имя...

- Убит человек и полиция разыскивает меня. До вас это доходит? Убийство! И подставила меня Кей, она обманом заманила меня в дом к убитому!

Глаза Бобби, похоже, просияли и обрели почти нормальное выражение.

- Кей? О нет, Кей может быть глупой и гадкой, но не коварной. Нет правда, убийство?

- Да, черт побери, правда.

- А кого... - Ее глаза расширились и она привстала. - но не Кей же! закончила она почти криком.

Я усадил её обратно в кресло.

- Перестаньте и просыпайтесь! Парень, за которым Кей поручила мне следить, убит. Что вы знаете об этой затее с телепередачей?

- Все знаю. Извините, я вчера чуть все дело не испортила. Кей меня так отчитала, точно я...

- Послушайте, Бобби, у меня нет времени на светские беседы. У меня вообще ни на что уже нет времени. Где сейчас Кей?

- У так называемого мужика.

- У кого? У своего мужа?

Она долго смотрела на меня, потом откинула голову назад и истерически расхохоталась. Я ещё разок её встряхнул, и тогда она выпалила:

- Она сейчас с этим педрилой Стивом. Я её муж! - Она произнесла последние три слова с неожиданным достоинством. В её глазах светилась гордость, когда она подняла на меня взгляд и добавила совершенно нормальным голосом: - Я - та, кто во всей этой затее выступает под именем Бутч. Ну так что за ерунду вы тут городите про то, будто Кей вас заманила?..

- Она оставила мне записку, в которой просила прийти в комнату к Томасу в полночь. Я пришел туда и обнаружил его труп. Минуту спустя в комнату влетел полицейский. Все сходится: Кей наняла меня, негра, понимая, что негра будет легко опознать - я был приманкой в этой ловушке. Но я найду Кей и добьюсь от неё правды, если...

- Вы что же хотите сказать, что Кей убила этого мужчину? - спросила вдруг Бобби, затушив сигарету о стеклянную поверхность кофейного столика.

- Вы сами можете это сказать и ещё раз повторить!

- Это просто смешно. И не Кей вас выбрала - это я.

- Вы? Не надо её выгораживать. Бобби, мне бы не хотелось наговорить вам грубостей, но сейчас не время для всяких дурацких розыгрышей.

- Я вас не разыгрываю. Я говорю правду. Я познакомилась как-то на вечеринке с вашим другом Сидом и он в разговоре упомянул про вас. А Кей рассказала мне о своем плане рекламной кампании для нового телешоу, о том, что ей надо нанять детектива. Она так много надежд связывала с этим детективом... Я видела, как она волнуется... Такое уже случалось с ней и раньше. Перед тем, как она связывалась с новым... мужчиной. Разумеется, она всегда возвращается ко мне после двух-трех ночей, но я-то живу в постоянном кошмаре, думая, что она не вернется. Вы можете понять, как я сильно люблю эту девочку?

- Опустим историю любви. Зачем вы меня выбрали?

- Не-ет, вы не можете понять, что Кей для меня значит. Я ведь просто рассказала ей про вас, зная совершенно точно, что ей наверняка понравится это... ну, я имею в виду, то, что вы негр. И я так обрадовалась, когда увидела вас вчера, кода увидела ваше мускулистое тело, ваши мужественные... Вы идеально подходили для её нового увлечения.

- Увлечения? Да что вы такое несете?

- Мой милый Туссейнт - какое чудное имя! - неужели вам не ясно? Ваши отношения с Кей могли быть только временными, они просто не могли бы вылиться во что-то постоянное... Вы же негр!

- Ладно, мне надоела эта болтовня. Где Кей?

- Где бы она сейчас ни была, это вы во всем виноваты. Какая же она была отвратительная вчера - когда на моих глазах ластилась к вам как кошка! А вы и бровью не повели! А теперь она проводит ночь в отеле с этой мерзкой тварью - Стивом. Вот это меня и тревожит. Кей обычно нравятся грубые дикари.

- В каком отеле?

- Уж этого я не знаю.

Я снова её встряхнул.

- Шутки в сторону! Какой отель?

Самое забавное, что тряся Бобби, я заметил, как соблазнительно колышутся её груди под пижамой, но в эту же секунду грубый и низкий, почти что мужской, голос рявкнул мне в ответ:

- Убери свои чертовы лапы! Сказала же - не знаю! Если бы знала, неужели ты думаешь, я б тут сидела сиднем? Я бы пошла туда и волоком приволокла её обратно домой.

Я прошелся по гостиной, погруженный в свои невеселые раздумья. Если то, что сказала мне Бобби, правда - а я инстинктивно чувствовал, что так оно и есть, то тогда моя версия о том, что это Кей расставила на меня силки, рушилась к черту. Но если не Кей меня подставила, тогда кто же? И почему? Кто ещё мог знать о том, что я веду слежку за Томасом? Ведь все это держалось в строгом секрете - и знали об этом только Кей и её босс - ну и Барбара.

- Как зовут босса Кей?

- Понятия не имею. Брукс там какой-то. Кей называет его Б.Х. - Она покачала головой. - Его можешь вычеркнуть. Он вчера уехал в Сент-Луис, открывает там новую студию "Сентрал". Кей говорила, что он ей сегодня оттуда звонил.

- Но вы же сказали, что не видели Кей со вчерашнего утра.

- Она позвонила мне в школу во время обеденного перерыва сказать, что... что она от меня уходит, - и Барбара заплакала.

Я стоял как дурак и слушал её рыдания. Похоже, она не притворялась. Когда я появился на пороге этой квартиры, все было предельно просто: я погорел, и меня могло спасти только одно - найти Кей и узнать от её всю правду. Выбить из неё правду, если придется. А теперь... Я не мог вычеркивать Кей из своего списка подозреваемых до тех пор, пока не узнал бы, где она находилась в момент убийства Томаса. Но я ведь не сомневался, что она заманивала меня в западню с самой первой минуты нашего знакомства, а выяснилось, что это не так. Что же теперь? Теперь я понял, что единственный способ спастись от электрического стула - это самому найти убийцу до того, как меня схватит полиция. Меня обуревали смешанные чувства: с одной стороны я несколько успокоился и даже обрадовался при мысли, что все-таки Кей меня не предала, но и немного испуган тем, что действовать мне придется в одиночку. Теперь все зависело только от меня. Ведь по большому-то счету я не был никаким детективом, а просто здоровым вышибалой, громилой, которому удавалось нагнать страху на слабых женщин вроде миссис Джеймс. И вот на тебе: никто кроме меня, жалкого самодеятельного сыщика, не мог спасти мою шкуру.

Я кругами заходил по комнате, пытаясь мыслить логически. Мои краткие наблюдения за Таттом-Томасом позволяли сделать вывод, что это простой работяга, рассчитавшийся с прошлыми грехами. Но это не отменяло возможности того, что он вляпался в Нью-Йорке в какую-то передрягу, но это, правда, казалось маловероятным... Он ведь знал, что в розыске, и не стал бы совершать глупостей. Если он тут занимался какими-то темными делишками, зачем ему тогда горбатиться в грузовой компании, ходить в училище? Да у него и времени-то толком свободного не было, чтобы вляпаться во что-то сомнительное. По сути он был просто мелкий шалопай, провинциальный хулиган... Можно было предположить только одно - его застукал старый дружок и угрохал из чувства мести. Но я-то как вписываюсь в общую картину? И если это был старый дружок, почему он ждал столько лет? Возможно, он только сейчас напал на след Томаса или только что вышел на свободу и помчался разыскивать Томаса. Но как ему - или ей - удалось узнать про меня, про Кей? Правда, Кей сказала, что они уже беседовали кое с кем на родине Томаса - в том городке в Огайо... Да, точно - этот некто охотился за Томасом несколько лет, и затея с телевизионным шоу дала ему в руки блестящий шанс. А если представить, что он следил за Кей и Томасом одновременно? Это похоже на правду. Сама того не зная, Кей вывела его на Томаса и на меня. А в таком случае не надо быть гением, чтобы загнать негра-сыскаря в западню и подставить, свалив на него убийство.

Мне полегчало. точно я добился каких-то впечатляющих результатов. Но оставалась ещё одна болтающаяся ниточка, которую следовало к чему-то привязать.

- Ужасное зрелище, - произнес я, - лысая голова Томаса раскроена как вишневый пирог, все в его комнатах перевернуто вверх дном.

Бобби ни слова не сказала и вытерла глаза рукавом. Ладно, я сморозил глупость, я её не подловил на этой невинной неточности. И тогда я решил действовать напролом.

- Когда в последний раз вы видели Томаса?

= Я никогда его в глаза не видела. - Она взглянула на меня. - Вы с ума сошли, Туи, сначала хотели во всем обвинить Кей, теперь меня?

- Послушайте, всего четыре человека знали о том, что Кей меня наняла Кей, я, этот Б.Х. и вы.

- Господи ты Боже мой, да я весь вечер просидела дома. Вы и сами это знаете - вы же мне звонили утром, потом час назад. После вашего второго звонка я приняла снотворное.

Меня эти слова вполне убедили, даже при том, что они не показались мне такими уж неопровержимыми. Я просто не представлял себе, как Бобби хладнокровно убивает человека клещами.

- Ладно, Бобби, поймите, мне надо учесть все возможные варианты. Кей говорила, что у телекомпании на Томаса есть полное досье. Она никогда не рассказывала вам каких-то подробностей?

- Что-то рассказывала - про изнасилование. Меня такие омерзительные детали не интересовали. У неё в столе лежат какие-то папки. Кей часто работает вечерами.

Я двинулся за Бобби в спальню, к письменному столу овальной формы у окна. Рядом со столом на шкафчике для бумаг стояла пишущая машинка. Она выдвинула один ящик, порылась в нем и протянула мне довольно-таки толстенькую папку с наклеенной на ней бумажкой "Татт-Томас".

Досье было составлено умело - имена, даты, записи интервью и даже несколько фотографий. Я вынул бумаги, свернул в трубочку и засунул в карман пальто. Я был почти на верху блаженства - с таким материалом уже можно было работать. И перво-наперво мне следовало как можно быстрее попасть в его родной город - Бингстон, штат Огайо. Что само по себе меня даже прельщало: мне опасно было оставаться в Нью-Йорке.

- Я ухожу. Бобби, я могу вам довериться? Вы будете звонить в полицию после моего ухода?

- Нет, конечно.

- На карту поставлена моя жизнь, как бы мелодраматично это ни звучало. Мне нужно время. Как вы считаете, вам удастся убедить Кей и её телевизионных начальников несколько дней скрывать факт смерти Томаса?

- Кей поступит так, как ей скажут на "Сентрал". Но насколько я знаю телевизионную кухню, они ужасно боятся скандалов и не станут поднимать шум, если только их к этому не вынудят. Туссейнт, мне ужасно жаль. что вы замешаны в этом преступлении. Я и правда не верю, что вы могли бы убить человека.

- Спасибо. - Мы подошли к двери.

- Я могу вам чем-то помочь?

Я хотел попросить её дать мне взаймы, но так и не решился.

- Барбара, если все сорвется, то есть, я хочу сказать, если меня поймают, то давайте придерживаться такой версии: я пришел сюда разведать обстановку и выкрал это досье, пока вы выходили в уборную. Так вы останетесь в стороне. Вы можете сделать для меня только одно - найдите Кей и попросите её держать язык за зубами. - Я подумал, что неплохо бы на всякий случай обезопасить себя. - Я никуда не уеду из города, буду скрываться, поэтому скажите Кей, чтобы она меня не искала.

У двери она схватила меня за руку и снова заплакала:

- Удачи вам, Туссейнт. Храни вас Господь.

Я трясся от страха, когда спускался в лифте и потом, когда вышел на пустую улицу. Потом, вдруг рассмеявшись, смело пошел к Третьей авеню и стал там ждать автобуса. Я, можно сказать, пока был в безопасности. Полиция будет искать негра. А для белых мы все на одно лицо, это и было моей маскировкой. Если бы не мой рост и сложение - я соответствовал обычному типу "здоровенного негра", которого в газетах вечно обвиняют во всех смертных грехах, - мне ничего не грозило. Правда, тот полицейский уже, конечно, дал описание мое одежды.

В автобусе я внимательно прочитал досье, отмечая в своей записной книжке факты, показавшиеся мне важными. Я решил не подвергать себя риску и не возвращаться домой. В кармане у меня лежало всего тридцать восемь долларов. Мне позарез нужны были бабки, но вряд ли у Олли ещё остались те деньги, которые я оставил ему в счет квартплаты. Я вышел на Сто сорок девятой улице и направился к Риверсайд-драйву.

Мне пришлось четыре раза позвонить в дверь Сивилле, прежде чем она открыла. На ней была прозрачная ночная рубашка.

- Туи, ты в своем уме? - недовольно спросила она. Еще только... Боже, да ведь сейчас три часа утра! Я же сказала, что мне рано вставать...

- Дорогая, у меня большие неприятности. Я тебе ничего не могу рассказывать - лучше будет, если ты ничего не будешь знать. Но мне надо срочно выехать в Чикаго и мне нужны деньги.

- Неприятности? С этой девчонкой с Мэдисон-авеню?

- Дорогая, ничего не спрашивай. Она тут не при чем. Сивилла, мне нужно срочно на самолет. Сколько ты мне можешь одолжить?

Она уже окончательно проснулась.

- У меня есть твои восемьдесят пять.

- А еще?

Она пошла к комоду и вытащила кошелек. Двигалась она как сомнамбула.

- Так и знала, что не стоило брать у тебя эти деньги. Вот, у меня есть ещё семь, восемь... девять долларов. Итого девяносто четыре. Когда ты вернешь?

- Скоро. А теперь милая, если сюда придет полиция...

Ее глаза расширились.

- Поли-иция? Туи, что за неприятности у тебя такие?

- Не спрашивай. И ради всеобщего блага, не говори никому обо мне - ты ничего не знаешь. А если полиция будет тебя спрашивать, скажи им правду. Я занял немного денег и уехал в Чикаго, а оттуда в Канаду. А теперь мне пора бежать. Пока, малышка!

- Но... Туи Мур, не забудь, ты мне должен девяносто четыре доллара!

- Об этом не беспокойся. - Я послал ей воздушный поцелуй и направился к своему "ягуару".

Я миновал мост Джорджа Вашингтона, в глубине души ожидая наскочить на полицейский кордон. На первой же заправочной станции я наполнил оба бака бензином, добавил масла, залил воды в радиатор, купил карты автомобильных дорог. Я понимал, что мой "ягуар" бросается в глаза, что служащий бензоколонки его сразу вспомнит. Но я ничего не мог поделать с этим, разве что угнать машину или свинтить где-то другие номера.

Но как угнать машину, я не знал. Снять номера с запаркованной тачки дело нехитрое - но я из-за этого мог вляпаться в историю: если меня вдруг остановят за проезд на красный свет или попросят предъявить права, тут-то я и попадусь. Самое лучшее было оставаться своем "ягуаре". У меня в запасе ещё было немного времени: полиция потратит день на установление личности Томаса, а обо мне не будет ничего знать ещё пару дней. А уж через три-то дня я буду не я, если не найду хоть какую-то верную зацепку. Жаль только, что моих денег хватит всего на неделю.

В двадцать минут пятого утра я уже выезжал из Нью-Джерси и мчался по направлению к Пенсильвании и дальше к Огайо. Я вел очень осторожно, стараясь не превышать положенную скорость, и "ягуар" ровно бежал по шоссе в кромешной тьме, а я размышлял, долго ли мне ещё крутить руль. Я включил радио, но сообщение об убийстве ещё не попало в ночные новости. Я чувствовал себя вполне уверенно, хотя время от времени в душу закрадывалось подленькое ощущение, что никакой я не детектив, а просто спасаюсь бегством.

Потом я заехал на бензоколонку пополнить бак, после чего свернул на пустынный проселок и вышел размять затекшие ноги. Занималось холодное солнечное утро, и было приятно пройтись по траве и земле, вдохнуть полные легкие свежего сельского воздуха.

Я просидел за рулем до полудня. Потом остановился у придорожного ресторанчика. Перед зданием стояло несколько трейлеров, и я решил, что поем на славу. За прилавком стояла лунноликая тетка с растрепанными седыми волосами и обслуживала водителей. Как только я взгромоздился на табурет, эта старая стерва завизжала:

- Нет, нет! Мы не обслуживаем цветных! Ты что не видишь табличку? - и она устремила толстый палец на засиженную мухами бумажку над прилавком:

МЫ ОСТАВЛЯЕМ ЗА СОБОЙ ПРАВО НЕ ОБСЛУЖИВАТЬ... - ну а дальше известно что.

Но это была Пенсильвания, и я сказал:

- Да это пустая бумажка. Ведь в этом штате действует закон о гражданских правах. - На самом деле я был вовсе в том не уверен, но чувствовал себя слишком усталым и разбитым, чтобы хорошенько подумать прежде чем раскрывать рот.

- У меня тут действует высший закон - Божий. Если бы Бог захотел сделать тебя белым, он бы всех нас сотворил одинаковыми. Убирайся!

Один из шоферов хихикнул, и мне захотелось ему как следует вмазать, так что я еле сдержался. Но меньше всего мне сейчас нужна была свара в ресторане. Я встал и бросил старой стерве:

- Вы меня провели. Я-то думал, это заведение для цветных. Я-то увидел вас - ваше темное лицо и курчавые волосы и решил, что у вас цветной крови не меньше, чем у меня. Поэтому я сюда и зашел - только взглянул на вас, и решил, что все в порядке.

Я вышел, а мне в спину полетели её взвизги. Я устыдился своей мальчишеской выходке. И все же надо же было как-то ей ответить. Одно можно сказать наверняка - как поется в старой песне, когда покидаешь Манхэттен, дорога уводит тебя в никуда.

Я развернулся и собрался уже выехать на шоссе, как из ресторана вышел шофер - не тот, что хихикал - и крикнул мне:

- Погоди-ка, приятель!

Он пошел к "ягуару", и я пулей выскочил, уже не в силах себя сдерживать. Это был невысокий крепенький парень с веснушками на бледном лице. По мышкой у него торчал термос. Он протянул его мне со словами:

- У старой карги не все дома. Если хочешь горячего кофе, вот тут у меня полный термос.

- Спасибо. Но я где-нибудь поем. Спасибо.

- Ну как знаешь. Должно быть, музыкант?

- Ага. Еду искать новое место, - ответил я, сел за руль и помахал ему на прощанье.

В следующем городке я остановился у бакалейной лавки, купил батон, сыру и бутылку молока - и уплел все это по дороге. Белые, конечно, те ещё придурки, но я сам не настолько придурок, чтобы затевать по этому поводу скандал в такой день, как сегодня.

СЕГОДНЯ

6.

Я ехал по сельским проселкам с большой осторожностью. "Ягуар" с низко посаженным кузовом не был предназначен для таких дорог. За время своего длинного рассказа я совсем выдохся и умолк, ожидая, что она на все это скажет. Ее молчание заставило меня заволноваться. Когда мы наконец выехали на асфальтированное шоссе, Френсис спросила:

- Можно я сяду за руль? Я ещё никогда не управляла иностранной машиной.

Я остановился, и мы поменялись местами. Она вела спокойно и умело.

- Чем я могу тебе помочь. Туи? - спросила она немного погодя.

- Прежде всего ты должна четко понять, во что ты ввязываешься. Я - в розыске, поэтому помощь мне автоматически делает тебя пособницей преступления или как там это точно называется у юристов.

- Об этом не волнуйся. Мне ведь известно только то, что ты музыкант, и я показываю тебе достопримечательности нашего городка.

- Ну, не все будет так просто, когда они начнут выкручивать тебе руки.

- Ты говоришь так, словно уверен, что тебя сцапают, Туи.

Я положил себе руку на колено.

- Я, пока ехал сюда, о многом успел подумать. Какой смысл самого себя обманывать. В нью-йоркской полиции сидят далеко не ослы, там ушлые ребята. Насколько я могу судить, они уже меня вычислили и разослали листовки с моей физиономией по всем участкам. Милая, мне нужна твоя помощь, очень нужна, но вместе с тем я не хочу, чтобы ты по уши увязла в этом болоте.

- А я хочу тебе помочь. Что же до остального - нельзя перейти мост, пока не доберешься до него. - И с этими словами она свернула на ухабистый проселок.

- Притормози! А то камень из-под колеса может повредить трансмиссию.

Она проехала ещё ярдов двести и остановила "ягуар".

- Ну, что мы будем делать?

- Искать ответы на ряд вопросов. Мэй Расселл недавно уезжала из города?

- Насколько я знаю, нет.

- А ты бы узнала?

- И да и нет. Вообще-то я уже не видела Мэй несколько недель, но в маленьком городке ведь как - если кто-то далеко уезжает, это сразу становится новостью номер один. Словом, я бы знала, если бы Мэй надолго уезжала из города.

Но это все равно ни о чем не говорило. Мэй могла слетать в Нью-Йорк и обратно за один день - и никто бы ничего не узнал.

- А что насчет ее... клиентов? Кто-нибудь из них недавно покидал Бингстон?

Она усмехнулась. У неё был маленький ротик, и её полные губы сложились в презрительную арочку.

- Если верить слухам, в нашем городе все белые мужчины являются клиентами Мэй. Но никто из них уже много месяцев не покидал Бингстон. Завтра я познакомлю тебя кое с кем, кто расскажет тебе все-все про Мэй. И массу вещей про Обжору Томаса. Так, что мы ещё можем сделать?

Я достал досье, позаимствованное у Кей, и приблизил его к освещенным циферблатам приборной доски.

- Когда Томас учился в школе, он побил мальчика по имени Джим Харрис, ударил его камнем и у того было сотрясение мозга. Где теперь Харрис?

- В Южной Америке. Он уехал из Бингстона много лет назад, поступил в колледж и получил диплом инженера-нефтяника. Я точно знаю, что он все ещё в Южной Америке. Папа собирает марки и сдирает их со всех писем, которые Харрис присылает родителям.

- Ладно, в сорок восьмом Томас отсидел пару месяцев с неким Джеком Фултоном за мелкую кражу. А ещё раньше, в сорок пятом, он и этот самый Фултон попали в исправительную колонию. Тебе что-нибудь известно об Фултоне?

Френсис кивнула.

- Он погиб в Корее. Его имя выбито на бронзовом монументе недалеко от нашей школы. Кто еще?

Я вычеркнул Фултона. Беда в том, что больше никого и не было.

- Нет, среди местных больше никого. Но, похоже, Томас уклонился от воинского призыва. Его призывали?

- Не знаю. Дальше.

Она вела себя так, точно мы играли в викторину. Я убрал досье обратно в карман.

- Да вот и все. Ты уверена, что никто из тех, кто лично знал Томаса, не выезжал из города в последние два месяца?

- Из Бингстона просто так не уезжают, да и не приезжают. Папа бы знал, если бы кто-то недавно уехал... Ох, я и забыла, сестры Макколл, они обе преподавали в школе, две старые девы. Они продали свой дом и переехали в Калифорнию, но вряд ли они могут тебя заинтересовать. Хотя когда Обжоре было лет десять, он, говорят, хватал Роуз Макколл за задницу.

- Да, видно, он был тот ещё пострел-везде-поспел. Слушай, ты не можешь вспомнить кого-то, за кем бы Томас ухлестывал или кто его шибко недолюбливал?

- Недолюбливал? Да его многие терпеть не могли. Я например. Он был такой мерзкий, но, по-моему, люди просто не воспринимали Обжору слишком серьезно, чтобы тратить душевную энергию на отрицательные эмоции. Но парень, с которым я тебя сведу завтра, все тебе подробно расскажет. Что тебя ещё интересует?

- Пожалуй, больше ничего - пока я не увиделся с этим твоим парнем. Ну, не расстраивайся, мне бы тоже хотелось иметь побольше изначального материала для расследования.

- Да нет, это все мое пылкое воображение. Я-то думала, мы сейчас поедем снимать отпечатки пальцев... ну и все прочее в таком же духе. - Она тронулась с места и поехала на второй передаче. Мы свернули на разбитый проселок, и на фоне озаренного луной ночного неба я увидел дом и амбар. Она выключила зажигание.

- Туи, я бы не хотела лезть к тебе с дурацкими советами, но лучше бы тебе избавиться на время от своего "ягуара". У нас его пока ещё немногие видели, но в Бингстоне он станет местной сенсацией... Это ферма моего дяди Джима. Давай скажем им, что мы катались в загородных полях и вдруг машина сломалась.

- Отлично. Но как мы доберемся до Бингстона?

- Я позаимствую у него пикапчик. Твой "ягуар" здесь будет в полной сохранности. И не забывай - ты мистер Джонс.

- Не забуду, мисс детектив! - Достав из бардачка небольшую отвертку, я полез под приборный щиток и аккуратно, чтобы не потерять ни один винтик, отсоединил проводки зажигания.

Мы двинулись к темному дому, который оказался двухэтажным коттеджем. На нас с оглушительным лаем выбежали два пса.

- Не двигайся, они тебя не тронут, - сказала Френсис и загулькала с собаками точно с малыми детьми, и те тотчас завиляли хвостами и принялись меня яростно обнюхивать.

В окошке на втором этаже вспыхнул свет - мерцающее пламя масляной лампы. Окно распахнулось, и из него появился ствол обреза, вслед за которым показалась большая голова негра.

- Кто здесь?

- Это я, дядя Джим. Френсис.

- Боже ты мой, что-то стряслось дома? Я сейчас спущусь.

Он захлопнул окно, и я услышал его голос: "Френсис пришла!" - и дом тут же наполнился голосами и мерцающими бликами масляных ламп.

- Что, электричество здесь ещё не провели? - спросил я, точно мне больше всех было нужно.

- Это предмет крупных разногласий в семье. Старый Джим упрямый, как осел. Он считает, что если его что-то в жизни устраивает, то это должно устраивать и всю остальную семью...

Свет переместился в комнату прямо перед нами, дверь раскрылась и на нас высыпала целая орава. Низенький коренастый старик в толстых очках и с седыми кудельками вокруг лысины. На нем были грубые рабочие штаны поверх старомодного теплого белья. Рядом с ним стояла толстушка с пухлым коричневым лицом, одетая в выцветший ночной халат. За их спинами маячил высокий здоровенный парень в футболке и рабочем комбинезоне и бронзовая симпатяшка в голубой пижаме и голубых шлепанцах - все прочие вышли на порог босыми. Они с удивлением уставились на меня, а женщина спросила Френсис:

- Дитя мое, что случилось? Кто-то умер? - во рту у неё горел золотой зуб.

- Ничего страшного, тетя Роза, - ответила Френсис, входя в дом. - Это мистер Джонс, музыкант, едет в Чикаго. Он остановился у нас в доме. Я показывала ему наши окрестности, да его машина сломалась.

- В столь поздний час? - недоверчиво спросила старая леди.

- Господи, да ведь закон не запрещает поздние экскурсии! - встрял дядя Джим. У него был низкий голос и крепкое рукопожатие. Он представил мне остальных. Паренек оказался его сыном Гарри, а девушка в голубом женой Гарри.

Мать семейства пообещала сделать кофе, а Френсис попросила их разрешения поставить на время мою машину к ним в амбар, пока я не приобрету необходимые запчасти, и ещё она спросила, не одолжат ли они ей какую-нибудь свою колымагу.

Дядя Джим сказал, что конечно, почему нет. Гарри тем временем надел башмаки и выношенную армейскую куртку с нашивками войск ПВО и вышел помочь мне загнать "ягуар" в амбар. Увидев мою машину, он вздохнул: "Ну, не фига себе!" А потом завопил:

- Руфь, папа, мама, вы только посмотрите, какая тут тачка!

Я улыбнулся. Все это было похоже на ожившую карикатуру из провинциальной жизни. Все семейство в полном составе вышло на улицу - все уже были обуты - и при свете луны стали разглядывать "ягуар". Мне пришлось произнести обычную речь о том, во сколько обошелся мне этот "ягуар", сколько бензина на сто миль он жрет и какая у него максимальная скорость. Потом мы с Гарри, кряхтя и потея, стали толкать машину по щебенчатой аллее к амбару. Френсис шла чуть впереди и командовала. Трудновато нам пришлось амбар располагался на небольшом холме. Наконец дядя Джим раскрыл ворота, и мы вкатили "ягуар" в амбар. Внутри стоял почти новенький "додж", а на стоянке позади амбара я заметил пять или шесть развалюх, с виду похожих на автомобильные трупы. Мы оба тяжело дышали. Я вытер пот, достал трубку и закурил. Видя, что Гарри все ещё никак не может оторвать глаз от "ягуара", я сказал:

- Спасибо за помощь. Ты где служил?

- Мне повезло. Я служил на территории Штатов. В основном все время провел в Калифорнии. Там познакомился с Руфью и привез её сюда на ферму. Ей тут не очень понравилось - поначалу.

Ему "повезло"... Интересно, какими глазами он смотрел бы сейчас на эту ферму и на Бингстон, если бы ему действительно посчастливилось попасть в Европу. Он двинулся к дому, а я спросил:

- А ты не был знаком с Робертом Томасом, о котором я сегодня прочитал в газете?

- Мы с Обжорой были добрыми приятелями. Ну что он ещё натворил?

- Да в газете пишут, его убили в Нью-Йорке.

- Обжору укокошили? Мы уже несколько дней не были в городе и я не видел газет и по радио ничего не передавали. Обычно в нашей газете читать нечего, но это...

- А я думал, ты в курсе. Ты же сказал, что вы с ним были приятели.

- Ну да, в детстве. Да я Обжору уж не видел... лет десять! После того, как я однажды его взгрел, он уже нам не досаждал.

- В газете написали, он был большим хулиганом, - заметил я и остановился разжечь свою трубку - на самом же деле я тянул время, чтобы подольше не возвращаться в дом.

- Ну, он был не такой уж плохой. Белый парень вроде Обжоры - да у него же ничего не было за душой, вот ему и доставляло удовольствие задирать цветных ребят. Я его частенько встречал в лесу, вечно он шатался без дела, иногда даже у нас яйца крал. Он же голодал! Однажды когда я заметил, как он ворует наши персики, - он обозвал меня. А я был не по годам здоровый, ну, и врезал ему, а он начал реветь и просить пощады. Никогда не забуду, как он канючил. Я ему тогда сказал, что, ради Бога, пускай рвет наши персики, да только не обзывается. С тех пор он стал наведываться к нам, и я ему выносил горячей еды. У него всегда были при себе сигареты. Мы выходили в поле, садились там и начинали дымить да травить разные байки. Ну а когда он подрос, мы с ним мало виделись. Так говоришь, его убили? Ну надо же!

- А что, кто-то в Бингстоне мог иметь на него зуб?

- Неа. Кто ж его тут помнит...

Раскрылась задняя дверь, и мы оказались в снопе света.

- Гарри, ну что ты там стоишь на холоде? - позвала тетя Роза. - Я ужин разогрела.

Мы вошли в огромную кухню и мне в глаза сразу бросился древний водяной насос рядом с раковиной, старомодный круглый стол и исполинская угольная печка. Кофе закипал, яйца скворчали на сковородке, а Руфь резала здоровенный батон кукурузного хлеба. У меня было ощущение, что это семейство впервые за многие годы разбудили посреди ночи и для них это было целым событием.

- Мистер Джонс прочитал, что Обжора Томас гигнулся. Он говорит, в нашей газете написано.

Френсис укоризненно взглянула на меня, а дядя Джим сказал:

- Ну, теперь-то, наверное, все успокоятся. У нас всегда говорили, что добром он не кончит. Что, машина сбила?

- Его убили, папа. В Чикаго.

- В газете написано - в Нью-Йорке, - поправил я.

Руфь, хлопоча у стола, заметила:

- Если бы у нас тут было электричество, мы бы могли смотреть телевизор и быть в курсе всех новостей. А то сидим как в лесу!

- Джим обещал к осени этим заняться, - подала голос тятя Роза. Давайте-ка садитесь и хватит болтать.

Стол ломился от обильной еды, и на протяжении ужина меня донимали расспросами про Новый Орлеан и Чикаго, поинтересовались, не стану ли я заказывать запчасти к "ягуару" в Англии, а старик пощупал мой костюм и ему явно захотелось спросить про его цену, но он не решился. Все эти ленивые разговоры под мерцающей масляной лампой создавали у меня ощущение призрачности происходящего со мной. И уж совсем странным было то, как смотрела на меня тетя Роза - с нескрываемым неодобрением, - точно я был любовником Френсис.

Мы уехали от них час спустя. Френсис сидела за рулем старенького "шевроле" с продранной обивкой и запахом цыплячьего помета в салоне. Я сказал им, что появлюсь через день-два, чтобы забрать "ягуар", и мы все обменялись такими сердечными рукопожатиями, точно провели бурное многочасовое застолье.

- Я приду за тобой завтра в обед и отвезу к Тиму, - сказала Френсис. Он расскажет все, что тебя интересует о Мэй Расселл и Обжоре Томасе. Он брат Мэй.

- Так, значит, он белый.

- Конечно.

- А я-то думал, мы идем к твоему приятелю.

- Тим мой приятель.

Я помотал головой.

- Я-то решил, что ты сторонишься белых как чумы.

- Ерунда. Есть много хороших белых. Беда в том, что плохие белые просто отвратны!

- Мне придется ему объяснить, почему я задаю так много вопросов. Стоит, наверное, сказать, что я репортер и пишу статью об убийстве Томаса... Нет, слишком рано ещё для статьи. Может, мне не выходить из роли музыканта? Мол, я сочиняю музыкальное сопровождение и пытаюсь нащупать верную интонацию для этого телешоу, вот я и...

- Не бери в голову, тебе ничего не надо ему объяснять. Я же говорю: Тим свой парень.

Она проговорила эти слова довольно резко, а я не понял, что значит "свой парень" и не стал уточнять. Добравшись до дома Дэвисов, мы увидели свет наверху. Френсис недовольно буркнула:

- Можешь себе представить - мама меня все ещё ждет!

- Ну, покажи ей свою голову и скажи - пусть она удостоверится, что в волосах не застряла солома.

Френсис сердито вздохнула и сверкнула на меня глазами. А может быть, она просто перепугалась.

- Я не хотел показаться грубым, - поспешил я оправдаться. - Это просто шутка, не очень удачная.

Она засмеялась, и её суровое лицо просветлело.

- Да нет, по-моему, как раз смешно. Не забудь о завтрашнем дне и спи подольше. Я заеду за тобой не раньше полудня.

- Отлично. Так сколько, ты говоришь, отсюда до Кентукки?

- Зависит от маршрута. По шоссе миль двадцать. А что?

- Можешь одолжить мне эту машину?

- Конечно. А зачем тебе в Кентукки?

- Я позвоню другу в Нью-Йорк, узнаю, что там происходит. Если его телефон прослушивается и мой звонок засекут - не хочу, чтобы они поняли, что я в Бингстоне. - объяснил я и сразу понял, как все это глупо - любая географическая карта скажет полицейским, как далеко от границы Кентукки находится Бингстон.

Мы вошли в дом. Миссис Дэвис дремала в большом кожаном кресле и не слышала, как мы вошли. Она ужасно была похожа на хозяйку фермы - будь у неё ещё золотая фикса, её можно было бы принять за сестру-близняшку тети Розы. Я пожелал Френсис доброй ночи и пошел наверх. На лестнице я услышал, как она разбудила мать и сказала:

- Ну пошли, мама, ложись в постель. Видишь, я дома - в целости и сохранности. Мы зашли у дяде Джиму перекусить. У мистера Джонса сломалась машина.

- Я всегда тебе говорю: незачем гоняться за шикарными безделушками, пробормотала старуха.

Я разделся и растянулся на кровати. Спать мне совершенно не хотелось. Я разжег трубку и стал размышлять о том, какое все-таки странное местечко этот Бингстон: Юг, конечно, но не совсем Юг. Взять этого полицейского: он готов был сломать мне шею из-за такого пустяка, как чашка кофе в магазине, а когда спрашивал про "ягуар", оказался чуть ли не друганом. Или эта девчонка Френсис - суровая и по-своему упрямая, а вот надо же - головой ведь рискует, помогая мне. Почему? Зачем? Какой ей резон во всем этом? А эта ферма - замкнутый в себе мирок. И как смогла эта молодая девушка, жена Гарри, приноровиться жить в такой глуши без электричества и наверняка без водопровода и канализации? Или Гарри - он-то чего вернулся в этот медвежий угол, повидав Калифорнию, большие города? А если бы он побывал в Париже, Лондоне, Риме - тогда бы смог вернуться? Сивилла подняла бы такой хай из-за одного только предложения переехать сюда жить. Да и я тоже, пожалуй. И все же по-своему это было куда более здоровое место, чем Гарлем или любой крупный город. Тут не было ни миссис Джеймс, которую на каждом шагу норовят обжулить, ни продюсеров телепрограмм, извлекающих прибыль с прегрешений каких-то безвестных наркоторговцев. Кей и Бобби казались бы существами с другой планеты, окажись они на этой ферме.

В каком-то смысле дядя Джим оказался молодец - ни тебе газет, ни телевизора, да и батарейки в радиоприемнике, наверное, не фурычат. Редко-редко видит белую рожу. Может, оно того стоит - масляной лампы и цыплячьей вони в автомобиле... Они напомнили мне одну чернокожую пару, с кем я однажды познакомился - школьных учителей средних лет. У них была - а может, и до сих пор есть - квартирка в Бронксе. Каждое лето они уезжали в Париж и зимой, едва переступив порог своей квартирки, начинали говорить друг с другом по-французски, ели французскую пищу, читали парижские газеты... Оказываясь у себя дома, они переставали быть неграми из Бронкса и становились парижанами. Не отдавая себе отчета, дядя Джим на своей ферме пытался делать же самое...

И тут меня ударило - так бывает, когда пропускаешь резкую блокировку защитника, земля враз уходит из-под ног - и из тебя дух вон... Я вот полеживал себе и раздумывал о ферме и о Бингстоне, точно какой-то турист или скучающий отпускник, точно меня не разыскивали по подозрению в убийстве.

Тут меня такой страх обуял, что схватило мочевой пузырь, и мне пришлось в одних трусах бежать в сортир. Что же я тут делаю, в этом чертовом Бингстоне, думал я, играю в детектива или играю своей собственной судьбой? Неужели разгадка тайны убийства Томаса находится в этом сонном городке? Да и вообще, есть ли разгадка у этого убийства? Черт, если бы я не ударил того полицейского. Ладно, предположим я бы дал ему себя арестовать, ну рассказал бы все как есть - ну какая у меня, право, могла быть причина убивать того придурка? С их-то лабораториями и бригадами следователей, они бы наверняка нашли настоящего убийцу. По крайней мере, делом бы занялись настоящие профессионалы - не я, дилетант.

Но вот стали бы они доводить расследование до конца? Господи, да ведь они могли сказать, что я разозлился на Томаса за ту стычку в кафе около училища и вломился к нему в комнату - чтобы убить. Для белых любое объяснение могло бы сойти, если речь идет о негре, подозреваемом в преступлении. И жюри присяжных мне бы не поверило. Господи, да зачем все эти если бы да кабы... Никто же не стал бы просто стоять и ждать, когда его шарахнут пистолетом по башке! Я ударил белого полицейского - а теперь сидел в этом чудном городе, где царят добры старые законы расовой сегрегации, имея в кармане несколько долларов, и терял драгоценное время на дурацкое философствование о жизни на ферме. Я же пока ничего путного для собственного спасения не сделал. Беда в том, что я понятия не имел, каким образом можно было выкрутиться. Я чувствовал себя как сельский пацан, вышедший на игру за команду высшей лиги.

Вернувшись в свою комнату, я потушил свет. К моему удивлению, меня мгновенно сморил сон, и я проспал как убитый до утра. Очнувшись, я ощутил на лице слепящее солнце. Часы показывали девять. Я был бодр и полон сил. Умывшись, я вознамерился побриться старинной опасной бритвой, свисающей на шнурке около аптечки в ванной, передумал, потом оделся и спустился вниз.

Миссис Джеймс хлопотала у плиты. На ней было старенькое цветастое платье и безумно смешной кружевной чепец на седой голове. Она сообщила мне, что Френсис и мистер Дэвис давно уже ушли на работу.

- Мы тут попусту не тратим драгоценные часы жизни, - сварливо заметила она. Я уже собрался было возразить ей, что она сама не замечает, как они все тут проспали драгоценные годы своей жизни, но вместо этого уплел обильный сельский завтрак - сосиски, омлет, кексы в сиропе, масло наверное, там было миллион калорий, не меньше. Старуха вежливо расспрашивала меня о моих родителях, о разбитом носе, да сколько я у них пробуду, да женат ли я. Она попила со мной кофе и рассказала о своих горестях с Френсис.

- У нашей малышки такие бредовые идеи иногда возникают, скажем, она совсем не хочет ухаживать за волосами, не пользуется пудрой.

Ей, видно, хотелось выговориться, и она поведала мне о своем первом ребенке, умершем родами, потому что он тянула до последнего и не бросала работу; и о том, как она мечтала, чтобы её будущий сын поступил в медицинский колледж после армии.

Когда наконец в десять я отвалился от стола, она точно вспомнила:

- Я бы хотела получить деньги за постой и стол авансом. Поскольку я вам должна доллар, за сегодняшний день и ночлег всего с вас три.

Я отдал ей три доллара и сказал, что хочу побродить по окрестностям, а к полудню вернусь.

- Обед будет вас ждать. И будьте осторожны, мистер Джонс. Вы ведь уже знаете наши порядки.

Я сказал, что знаю. Древний "шевроле" на ходу мог сойти за детскую погремушку. и в салоне по-прежнему воняло цыплятами, однако движок урчал бодро. Я остановился в "центре", купил газету, смену белья, бритву и зубную щетку и помчался к старому доброму Кентукки. В газете не было ничего примечательного - перепевы вчерашней сенсации. Но это ничего не значило полиция всегда сообщает прессе выгодные для себя новости.

Стоял ясный, даже можно сказать, теплый день, и я как последний болван был преисполнен радужных надежд. Я снял шляпу, почистил её ладонью, потом попытался почистить сиденье газетой, и ударил по газам. Я ехал с полчаса мимо ласкающего глаз пейзажа. Мимо пронеслись несколько крохотных поселков и деревушек, а я все гадал, где же это я нахожусь. Увидев заправочную станцию, я заехал туда и спросил белого парня, как проехать в Кентукки.

Он вылупился на меня. А может, просто его внимание привлек мой шелковый галстук.

- Ты, должно быть, впервые в этих краях, парнишка.

- Да, сэр! - я почти пролаял последнее слово. Неужели моим белым подчиненным в армии было также противно обращаться ко мне "сэр"?

- Так ты уж в Кентукки. Ты далеко путь держишь?

- Это... в Луисвилль.

- Ну, так жми на газ, парнишка, тебе ещё крутить и крутить баранку, и он стал объяснять мне, как проехать. Потом залил пять галлонов и сказал, что с меня доллар шестьдесят пять.

Доставая бумажник, я мельком глянул на стрелку уровня горючего. Его длинное лицо побагровело:

- В чем дело? Ты что, мне не веришь, парнишка?

Я чуть не разодрал свой бумажник - так я в него вцепился при эти словах. Но сдержался, выдавил вымученную улыбку и, передав в окно пятерку, ответил:

- Да нет, шеф, я только посмотрел, нет ли тут у вас телефона-автомата. - Телефон у двери в офис я заметил сразу. Только слепой мог его не увидеть.

- А! - протянул он, сразу остыв. Отдавая мне сдачу, он добавил: Езжай прямо по этой дороге, через милю увидишь направо проселок. Проедешь по нему ярдов двести - там будет магазин для "цветных".

- Спасибо, сэр, - прогавкал я и уехал.

Магазин для "цветных" оказался просто перестроенным сараем с немытыми окнами - судя по его виду, можно было предположить, что достаточно легкого порыва ветра - и его сметет с лица земли. Когда я вошел внутрь, моему взору предстали ряды консервов позади прилавка, музыкальный автомат, телефон на стене, два самодельных стола. У дальней стены в оцинкованной ванне с тающим льдом плавали бутылки пива и содовой.

Худощавый парень с вострым личиком светло-коричневого оттенка стоял, облокотившись, у прилавка и поигрывал пустой бутылкой. А за прилавком высился здоровенный хмырь - под шесть футов пять дюймов ростом и не меньше трехсот пятидесяти фунтов мослов и зажиревшего мяса. Но весь этот вес был довольно равномерно распределен по его туловищу и двигался он довольно легко, так что с виду походил на футболиста в полном снаряжении. Лицо у него было размером с хорошую тыкву, грязно-коричневого цвета, и на одной щеке красовался глубокий шрам от ножа. Его маслянистые лоснящиеся волосы были точно приклеены к гигантской куполообразной голове под бейсболкой, а хлопчатобумажная рубаха и штаны, должно быть, были отлиты из железа - а иначе как же они не лопались под напором его плоти и жира.

Когда я вошел, Худой глянул на меня краем глаза, а Толстун спросил:

- Недавно в наших краях, а, парнишка?

- Да, недавно, и за сегодняшнее утро я уже сыт по горло этими "парнишками". Разменяй-ка мне доллар = я хочу позвонить.

Он оглядел меня с ног до головы и не двинулся с места. Через секунду сказал:

- Не люблю, когда всякие там черномазые ребятишки приходят ко мне в магазин и просят подай то да се. Чего тебе надо, жеребина?

Мне тут же захотелось протянуть руки через прилавок и разорвать толстяка пополам, но я сдержался, подумав: "Ну ладно, я этому цветному нахалу спуску не дам!" - однако заговорил с ним почтительно, рассыпаясь "сэрами" точно так же, как в разговоре с тем белым на бензоколонке. А то ведь это было бы слишком просто, слишком в духе белых - срывать злость на этом черном толстяке. Я выложил доллар на прилавок и сказал:

- Слушай, дядя, я тебя не знаю, и ты меня не знаешь - так что не будем из-за ерунды ссориться. Я зашел к тебе только позвонить. Или ты не можешь доллар разменять?

- Да нет, разменять-то доллар я могу. Я и сотню могу разменять - в любой день. А ты можешь?

- Нет, - ответил я терпеливо.

- Вот и я о том подумал. Еще ни разу в жизни не видал расфуфыренного хлюста с полными карманами. - И решив, что он уже доказал все, что его заплывшие жиром мозги хотели мне доказать, он полез в карман и шмякнул на прилавок четыре четвертака. Я подошел к автомату, достав на ходу всю мелочь из кармана. Я заранее продумал свой трюк со звонком - мне надо было позвонить Сивилле на телефон-автомат в служебном помещении, как я обычно и делал, когда собирался за ней заехать. Мне казалось, что так мой звонок ни за что не смогут засечь. Толстун и Худой даже и не пытались сделать вид, что не подслушивают. Я назвал телефонистке нью-йоркский номер, стараясь говорить как можно тише. Через секунду мне ответила какая-то девчонка. Я попросил Сивиллу, но девчонка сказала, что Сивилла вышла. Тогда я попросил её сходить поискать. Та сказала, чтобы я подождал, и ушла. Через пару минут девушка вернулась и сообщила, что пока не нашла Сивиллу. Я продолжал ждать. Телефонистка попросила меня сказать ей, когда я закончу разговор. Жирдяй-продавец за моей спиной изрек в пространство:

- Видать, недешево тебе обойдется этот звонок, Деловой! Никогда ещё не видал, чтобы по телефону так мало говорили, - и он по-идиотски хохотнул. За такие бабки такой базар!

Наконец я услышал резкое Сивиллино:

- Кто это?

- Привет, дорогая. Как там делишки?

Тихим, злым и почти истерическим голосом она ответила:

- Туи Мур, я из-за тебя, осла, работу потеряю! Ко мне вечера домой приходила полиция! - На слове "полиция" она как бы всхлипнула. - И я точно знаю, что сегодня утром по дороге на работу за мной увязалась полицейская машина. Они вошли к мне в дом... Если в компании узнают...

- Спокойно, милая! Что сказали ребята в форме, что им было надо?

- Они спросили, не знаю ли я твое местонахождение, когда я тебя в последний раз видела. И все.

- И это все? И они больше ничего не спрашивали? А они не сказали, зачем... почему их я интересую?

- Ну что ты прицепился! Я тебе пересказала весь наш разговор. В жизни мне не было так неловко! Я-то думала, что это ты пришел - я как раз переодевалась и в таком виде открыла им дверь. Видел бы ты, как они на меня смотрели!

- А что ты им сказала?

- Правду, мистер! Что не видела тебя уже сутки и что понятия не имею, где ты. Туи, я не понимаю, во что ты вляпался, но говорю тебе, если бы ты получил нормальное место на почте...

- Ты не знаешь? Милая, ты что, газет не читаешь? Телик не смотришь?

- Ах ты негодяй, ты что это проверяешь меня? Ты бы...

- Нет, нет, ничего я не проверяю...

- Слушай, что с тобой такое? Ты говоришь загадками.

- Я звоню тебе из автомата.

- И когда же я тебя увижу?

- Не знаю. Скоро, надеюсь. Я ещё позвоню.

- Послушай, Туи Маркус Мур, ты верни мне мои деньги! Все до последнего цента! Какая же я была дура, что дала тебе такие деньги! Хотела бы я знать, зачем они тебе понадобились.

- Я на них покупаю нефтяную скважину для Мэрилин Монро - что ещё я могу делать с такими деньгами! Я позвоню. Теперь остынь и ни о чем не беспокойся.

- У меня сто причин для беспокойства!

- Ну пока! - Я повесил трубку на рычаг. Я пребывал в недоумении. Почему полиция ничего не сказала ей про убийство, почему об этом не написали в газетах, почему не передали в теленовостях? Если они навестили Сивиллу, значит, они все про меня знают, тогда почему все держится в секрете? Черт, если бы эта глупышка Сивилла могла думать о чем-то помимо своих сраных денег, я бы мог узнать от неё хоть какие-то новости. Но она ничего не знала. И как это полиции удалось так быстро меня вычислить? Через Кей? Да, теперь уж и непонятно, на чьей стороне она. Это, должно быть, все тот же гад, который подставил меня, вызвав полицию к Томасу.... Эти три буквы - К-Т-О - означали теперь для меня жизнь. Или смерть. К-Е-Й - тоже очень интересные три буквы. Правда, я скорее нуждался в других трех буквах - С-О-С.

Телефонистка перезвонила и вежливо попросила меня опустить в автомат ещё восемьдесят пять центов. Вот тут система дала сбой: телефонистка не могла определить, с кем говорит, с белым или цветным - если бы она знала, что с цветным - то не стала бы не утруждать себя вежливостью. Я сказал ей, что мне надо сходить разменять бумажку.

Я положил на прилавок очередной доллар, и Толстяк, перегнувшись, спросил:

- А откуда ты знаешь, что у меня есть мелочь, а стиляга?

- Телефон же твой. Я ведь просто могу уйти - и все дела, а с телефонной компанией будешь сам разбираться. - сказал я смиренно - нельзя было позволить этому жирдяю вывести меня из терпения.

Наконец туша пришла в движение - и мой доллар превратился в горку звонких монет. Я опустил мелочь в автомат и повесил трубку.

- Больших бабок стоил тебе этот разговорчик. Горячая девица, а? Дорого тебе обходится...

- Я разговаривал с матерью, - отрезал я, направляясь к двери.

Жирдяй, оказывается, просто шутил, потому что его рожа сразу посерьезнела, и он сказал:

- Извини, парень. Не стоило мне зубоскалить. Не обижайся.

Помахав им, я закрыл за собой дверь. По дороге обратно в Бингстон, я все никак не мог взять в толк, что же мне все-таки сообщила Сивилла. Разумеется, если полиция пока не дает информацию в прессу, они бы и не стали говорить Сивилле, что меня разыскивают за убийство. Но из её слов следовало, что они проводили рутинную проверку - точно намеревались содрать с меня штраф за неправильную парковку. А может, они искали меня вовсе и не в связи с этим убийством? Глупости! Они безусловно же ищут меня за то, что я избил полицейского. Может быть даже, я им нужен по этому поводу больше, чем за убийство. Но как же они умудрились выяснить, что какой-то негр, которого видели в комнате Томаса, - это я? Кто, если не Кей, дирижировала этим концертом? В конце концов, я поверил на слово Бобби, что это она, а не Кей, нашла меня. Но она же скажет все что угодно, чтобы выгородить Кей. Но даже если это Кей, какая связь между ней и каким-то шалопаем Томасом? У меня, правда, не было времени проверить ещё её босса, загадочного Б.Х... Это его алиби, что он якобы уехал в Сент-Луис, могло оказаться липовым. Но опять же - что общего между крупным телевизионным продюсером и мелким хулиганом из Огайо? Конечно, ответ где-то есть, потому что в этой компании невозможно определить, кто из них "он", а кто "она". Я так и не узнал, каким образом Кей удалось раздобыть все эти сведения про Томаса. А что если её босс занялся делом Томаса, сам стал готовить это досье, потом встретился с Томасом и... попытался затащить в койку? А Томас его с позором выставил тогда это возможный повод для убийства.

Тут что-то связывалось - вроде бы. Ведь мой вывод, будто Томас простой работяга, ведущий серую жизнь, ни на чем не основан. Я же и видел-то его всего несколько раз. Я по сути ничего о нем не знал. Но если Б.Х. "голубой" и давно знаком с Томасом, почему же Кей не стала его подозревать? Или она не в курсе их знакомства? Да, но с чего это ей рисковать своей работой ради меня? Даже вот Сивилла ни о чем другом думать не может - только о своих поганых деньгах. Но одно очевидно - если полиции все про меня известно, я вовремя сбежал из Нью-Йорка.

Я подъехал к дому Дэвисов до полудня, помылся, побрился. Ровно в двенадцать Френсис постучала в дверь. Она была такая свеженькая и чистенькая в своих облегающих штанах и простенькой итальянской блузке с открытыми плечами. И у нее, доложу вам, действительно имелись плечи - не просто обтянутые кожей кости. На ногах у неё были красные балетные тапочки, а волосы убраны в тугой узел, обвитый псевдожемчужными бусами - жемчужины резко контрастировали с блестящими черными волосами. Губы были тщательно накрашены бледно-красной помадой. Пока я рассматривал её губы, Френсис спросила:

- Ну что, тебя произвели в кентуккийские полковники?

- Мне сделали выговор за то, что я редко произносил слово "сэр". Ну, мы едем к Тиму Расселлу?

- Если ты готов, да. Буду ждать тебя в машине.

Я надел галстук и пиджак и услышал, как внизу миссис Дэвис ворчливо спрашивала Френсис, чего это она так вырядилась, а та тихо попросила её помолчать. Я вышел на улицу. Френсис сидела за рулем "шевроле". Я уселся рядом с ней, она включила зажигание и поинтересовалась:

- Узнал что-нибудь новое?

- Нет.

- Я говорила с папой. Никто из местных не выезжал из города за последние месяцы.

Когда мы свернули с аллеи на улицу, высокий худой парень в комбинезоне, начищенных башмаках и клетчатой куртке помахал ей рукой. Но рука тут же повисла в воздухе, а светло-коричневое лицо с аккуратно подстриженными усиками изобразило немалое удивление. Она махнула ему в ответ и вырулила на улицу. Парень гаркнул нам вслед:

- Эй, Френсис, погоди!

- Времени нет! - крикнула она в ответ и переключила на третью передачу. - Это Вилли.

- Друг?

- Боже, а ещё детектив! Да нет. Иногда мы ходим в кино - надо же мне с кем-то гулять. Кстати, наверное, оттого, что я играю в недотрогу, Вилли мне как-то намекнул, что не прочь бы на мне жениться.

- Симпатичный парень.

- Вилли - выгодная партия для цветных девчонок в Бингстоне. Просто сокровище. И ему это известно. Вилли бывший десантник, единственный в Бингстоне, так что он у нас знаменитость, к тому же у него постоянная работа - он развозит уголь на грузовике, хорошо зарабатывает. Он уверен, что стоит ему только сделать предложение - и любая девчонка сразу же кинется ему в ножки и завиляет хвостом как побитая собачка. Вряд ли я смогла бы выйти за него. Вилли такой замечательный и восхитительный только в местном пейзаже.

Мне не хотелось лезть в её личные дела, поэтому я спросил:

- Что сказать этому Тиму? То есть, кем мне назваться?

- Да ничего не говори. Он понимает, что ты попал в беду, и не будет задавать лишних вопросов. Он был одним из немногих белых, кто помогал нам вести борьбу за право сидеть в партере кинотеатра. Он... Наверное, его можно назвать нашим городским социалистом. Он очень хороший парень. Одно время мне даже казалось, что я в него влюблена.

Я не удержался и удивленно взглянул на нее.

- И что же?

- Ничего. Я... мы... не стали развивать наши отношения. Он теперь женат. Скоро я поняла, что любовь к Тиму - это только девичьи грезы. Я спутала восхищение с любовью.

- Это озарение посетило тебя до или после его женитьбы?

- До. Перестань меня дразнить! - Она произнесла это точно таким же тоном, как Кей просила меня никогда не насмехаться над ней.

- Прости.

Мы проехали по главной улице и скоро свернули в грязное поле - предел мечтаний для любителей бейсбола. Мы миновали ряд побитых ветрами и непогодой трибун и, направившись к лесополосе на противоположном краю поля, остановились у грузовика-пикапа. Сидящему за рулем парню с худым обветренным лицом и пронзительными голубыми глазами на вид было года двадцать три. Из-за коротко стриженных соломенных волос он почему-то напомнил мне Томаса. Сложением он походил на боксера-средневеса. На нем была рабочая рубаха и замызганная замшевая куртка.

- Привет, Тим, - поприветствовала его Френсис. - Это мистер Джонс.

Тим поздоровался, протянув руку через окно. Возможно, он когда-то и был боксером. Его короткий нос был перебит, а над левой бровью виднелся шрам.

- Так, значит, вас интересует моя сестра? - он говорил невыразительно и равнодушно.

- Да, я бы хотел узнать подробности её ссоры с Обжорой Томасом.

Взгляд его потяжелел.

- Я его так никогда не называл. Он не... Вы не из тех ли телевизионщиков, что были тут у нас пару месяцев назад?

- Не из тех.

- Я им сказал, что ради них в грязи копаться не собираюсь. И могу повторить то же самое.

- А как отнеслась ваша сестра к появлению этих телевизионщиков?

Он провел ладонью по коротким волосам.

- Знаете, мистер, я расхожусь с Мэй по многим вопросам. но я пытаюсь её понять. Мэй... да они из неё душу вынули. Наговорили, что она многообещающая певица - она и вправду всегда мечтала петь на эстраде. Они попросили её спеть и засняли на пленку, пообещали, что эти кадры увидит по телевизору вся страна. Она им помогала - как я слышал.

- Вы часто видитесь с Мэй?

- Нет. Не то что бы мы были в плохих отношениях. Просто мы уже давно перестали быть друзьями. В этом все дело.

- Она не уезжала из города несколько дней назад?

- Нет. Она вообще не вылезает из Бингстона - вот только иногда ездит в Цинциннати за покупками.

- Но раз вы с ней мало видитесь, она же могла уехать и...

- Я точно знаю, что нет. А мне казалось, вас интересует Боб Томас?

- Верно. Вы не знаете, у вас кто-то может его сильно не любить?

- Ну, не настолько, чтобы убить. Да он ведь у нас уже несколько лет не показывался. Его не то что тут не любят - просто все о нем забыли.

- А что вы подумали, узнав из газеты про его убийство?

- Я-то? Да ничего. Наверное, пожалел беднягу. Мы раньше жили в хибаре на окраине - в Холмах. Там жили Боб с матерью - его отца я никогда не видел и не знаю, кто он, - и ещё несколько бедных семей. Теперь там городская свалка, да и тогда была - только неофициально. То место и назвали Холмами из-за гор мусора вокруг. Там жило семь или восемь семей - белые и цветные. - Он взглянул на Френсис. - Френ, ты давно видела миссис Симпсон?

- Неделю, если не больше.

Он снова запустил пятерню в волосы.

- Со здоровьем у неё неладно. Миссис Симпсон до сих пор там живет. Мы все пытались уговорить её переехать... Да, так мы говорим о Бобе. Он на несколько лет старше Мэй и меня. Но мы дружили, вместе отстреливали крыс из дробовика. строили шалаши в лесу. Ну, играли, в общем. Иногда, когда его мамаша по несколько дней не появлялась дома, мы ели у нас. Моя-то мать умерла, когда я ещё был грудным, а мой отец - пьяница. Я думаю, он хотел нас вырастить по-хорошему, да только ему это оказалось не под силу, и от бутылки он не мог оторваться. Так я вот что говорю - мы были такие сорванцы, вечно голодные и вечно что-то учиняли. Когда мне исполнилось девять, к нам переехал дядя. Он работал механиком и научил меня все тому, что я сейчас кумекаю в автомобилях. И самое главное, мы наконец-то стали есть три раза в день. Так продолжалось до тех пор, пока он через несколько лет не ушел. Ему нравилось колесить по стране... Я все это вам рассказываю, потому что Френ говорит, вы хотите получить полную картину.

- Именно так, - подтвердил я, а сам про себя подумал, называет ли её "Френ" мальчик Вилли.

Тим посмотрел на меня так, словно хотел спросить, зачем мне это нужно, но не спросил.

- Боб не раз с нами сидел за столом. Его мать все чаще не приходила домой. Она работала официанткой в Цинциннати. Дело было в конце депрессии, и ей едва удавалось зарабатывать себе на кусок хлеба. А Мэй превратилась в писаную красавицу. Ей было пятнадцать, когда наш дядя дал ходу... Знаете, мистер Джонс, мне это тяжело вспоминать, так что тут я коротко расскажу. Папа той зимой умер от переохлаждения, замерз, и нам пришлось, чтобы с голоду не помереть, таскать овощи и фрукты с соседних ферм. Жили мы как лесные звери. А когда Мэй стала приносить домой деньги, я был ещё совсем сопляк, чтобы понять, откуда они появляются. Боб был в неё по уши влюблен и в ту пору они... ну, уже встречались, так, наверное, надо сказать. Вы, верно, знаете, что он попал в исправительную колонию после того, как его мать сгинула...

- А что случилось с его матерью?

- Потом мы узнали, что она погибла в автокатастрофе где-то в Западной Виргинии. Мы перестали шкодить, я даже снова пошел в школу, а когда Боб вернулся из колонии, у него завелись деньжата, и он говорил мне, что работает на молочной ферме. Да только я потом понял, что деньги ему давала Мэй. Я уже тогда знал, чем она занимается - невозможно было не понять. Я пытался уговорить её кончить с этим делом. Я бросил школу, устроился на работу, но сколько может заработать подросток? Боб, тот тоже просил её перестать, но ему никогда не удавалось долго продержаться на одном месте. И что он мог заработать? Поймите, Мэй не была какой-то помешанной на сексе девчонкой, которой это доставляло удовольствие. Она к этому так относилась - ну, считала, что продает только свое тело, и говорила. что так же поступают фабричные девчонки, которые продают свои ноги, руки...

Он замолчал, вероятно, ожидая моей реакции.

- Ну это, наверное, только с одной стороны так, - заметил я.

- Знаю, - буркнул Тим, притворившись, будто обдумывает мои слова. Он поежился. - В пятидесятом, когда Мэй было почти семнадцать, она забеременела. Ей хотелось, чтобы Боб на ней женился. Он тоже хотел, но настаивал, чтобы она завязала - со своим ремеслом. А она конца этому не видела. Когда Боб работал, он мог приносить в дом жалкие гроши - случайные заработки, - а Мэй надоело жить в нищете. И он отказался на ней жениться. А у Мэй уже живот наметился, и она все горевала, что у ребенка не будет фамилии. Да и другие в городе заволновались. Ведь "ремесло" Мэй до поры до времени держалось в секрете - даже в таком маленьком городке, как Бингстон. Ей помогали деньгами только несколько мужчин. Все раскрылось, когда Бобу пришло время идти в армию. Ей надо было что-то придумать с беременностью и она заявила на него в полицию, обвинив в изнасиловании. Это было большой подлостью, но она-то так поступила в надежде, что он испугается и женится на ней. Нечего и говорить, что так называемым уважаемым горожанам, которые пользовались её услугами, такой поворот событий очень даже понравился. Для них это был блестящий шанс избежать предания огласке их похождений. Ну а остальное вам, наверное, известно - Боба выпустили под небольшой залог, чтобы дать ему возможность жениться на Мэй. Но он её так сильно избил, что у неё произошел выкидыш и сама она чуть не умерла. С тех пор его у нас не видели.

Я достал трубку и закурил.

- А сами вы не видели Томаса, не искали его?

Он покачал головой.

- Если бы я его в тот день увидел, наверное, убил бы. Я даже ходил с обрезком железной трубы в кармане - хотел прошибить ему башку. Но у меня и времени не было на поиски. Я ухаживал за больной Мэй. Год спустя, уже в армии, я попытался его разыскать - куда бы я ни приезжал, везде искал, но так и не встретил.

- А что бы вы сделали тогда, если бы нашли его?

Он нервно затеребил пальцами волосы.

- Не знаю. Тогда, хотя я посылал ей деньги, Мэй уже занималась этим делом в открытую. К тому времени, наверное, я понял, что он ни в чем не виноват. Он, как и Мэй, попал в ловушку - так уж сложились обстоятельства. Хотя, конечно, напрасно он её избил. Этого я ему никогда не прощу.

- Может, он по-своему любил Мэй и просто потерял голову, - вдруг сказала Френсис.

- Может быть. Но я не переношу насилия - чем бы оно ни объяснялось. Тим вытащил пачку сигарет и предложил Френсис. Та отказалась, а он закурил, глубоко, почти яростно, затягиваясь.

Мы помолчали, потом Тим спросил:

- Ну что, мистер Джонс, теперь вы получили представление о Томасе?

- Да, весьма ясное.

- Странно, о людях всегда какие-то такие случайные вещи запоминаются... Вот, скажем, Боб всегда осознавал свою необразованность. Когда с нами жил наш дядя, Боб только и твердил, как ему хочется обучиться какому-то ремеслу, стать специалистом. А потом, когда у него завелись деньги, то есть я хочу сказать, когда Мэй могла бы оплатить его учебу в ремесленном училище, он даже об этом и не вспомнил.

- В этом мире ничтожеств все мы мечтаем что-то собой представлять, пробормотал я, подумав, что у Обжоры Томаса незадолго до смерти вдруг опять пробудилось желание овладеть ремеслом.

- Что ты говоришь? - переспросила Френсис.

- Да цитирую как бы остроумную мысль одного как бы остроумца из... Чикаго. - Я повернулся к Тиму. - У Томаса были братья или сестры?

- Нет.

- А в Бингстоне никогда не работала учительница английского языка по имени Барбара? Такая увядшая женщина лет тридцати пяти-сорока.

- Никогда о такой не слыхал. Кстати, у нас в школе, сколько я себя помню, английский преподает мистер Краус.

- Томас не был "голубым"?

- Как-как?

- Ну, знаете, педерастом.

- Нет. Вот уж чего бы никогда о нем не подумал.

- Томас исчез из города шесть лет назад. За это время кто-нибудь из горожан виделся с ним, имел о нем какие-то сведения?

- Нет. думаю, если бы кто-то что-то о нем узнал, сразу сообщил бы в полицию. У нас многие очень возмущались, узнав о том, что он избил Мэй, и многие до сих пор считают, что это из-за него вся её жизнь пошла наперекосяк.

- Так, ну а, допустим, кто-то из бывших поклонников Мэй мог бы найти Томаса и отомстить таким образом?

- Насколько я знаю, все они годами не выезжали из Бингстона, у них тут семьи. Пожалуй, больше я вам ничего не могу сказать.

- Ладно. Как думаете, не стоит ли мне повидаться с вашей сестрой?

- Она тут же позовет полицию. Теперь у неё есть единственное средство завоевать уважение местной публики - это бравировать враждебным отношением к неграм.

- Понятно. Еще один вопрос. Когда сюда приехали представители телекомпании и начали брать интервью, снимать, в городе, наверное, опять вспомнили про Томаса?

- Это точно - болтовни много было, - свирепо ответил он. - И до сих пор никак уняться не могут. Все только и мечтают увидеть себя на телеэкране. И были рады дать им интервью за деньги - за иудины сребреники.

- Почему вы вернулись сюда после армии?

Он состроил удивленную мину.

- Почему же не вернуться? Это мой родной город. А если что с Мэй случится? Мне надо быть с ней рядом - вдруг ей понадобится моя помощь. Она же моя сестра.

Больше я ничего не мог придумать, что бы у него спросить - а его рассказ не добавил ничего существенного к тому, что я уже и так знал. Он завел двигатель своего пикапчика.

- Ну, надеюсь, я вам хоть немного помог, мистер Джонс. уж не знаю, чем. Мне на работу пора.

Мы пожали другу друг руки, и он укатил. Поравнявшись с деревьями у края поля, он остановил пикап и позвал Френсис. Та подъехала к нему поближе, вышла из машины и они стали о чем-то перешептываться, после чего Тим уехал.

Френсис забралась обратно в "шевроле" и, опережая мой вопрос, сказала:

- Он спрашивал, не полицейский ли ты. Я ответила, что нет.

Она подождала, пока пикап Тима Расселла скроется из виду, и только после этого сняла с тормоза. Я понял, что они и раньше уже встречались вот так тайком на этом поле.

- А у Тима есть ещё братья или какие-то родственники в Бингстоне или где-то еще?

- Нет. Кроме дяди - никого, да и того я смутно помню - такой сутулый старик. Вряд ли Тим виделся с ним с тех пор, как тот от них уехал.

- А ты не могла бы встретиться с Тимом ещё раз и спросить у него адрес этого дяди, его полное имя?

- Я спрошу. А ты думаешь, это мог сделать его дядя?

- Милая моя, я ничего не думаю. Я как медведь зимой - бреду сам не знаю куда и зачем. Скажи, а ты видишься с Тимом - ну... каждый день?

- Да, я же говорила тебе - у него здесь небольшой гараж.

- Ты уверена, что он никуда не уезжал из Бингстона дня три назад?

Она оторвала взгляд от дороги и строго посмотрела на меня:

- Он не убийца, Туи. И я знаю, что он все время был в городе. Он каждый вечер после работы заезжает к нам в булочную купить хлеба и пирогов... Ох, мне пора в булочную. Что ты будешь делать?

- Не знаю. - Я понятия не имел, в какую сторону сделать очередной шаг. Я просто стоял столбом, а время неслось мимо, убывая, убывая...

- Хочешь, я скажусь больной, и помогу тебе, если надо.

- Спасибо, но лучше ты иди на работу, а я поеду домой, пораскину там мозгами в одиночестве. Тим сейчас видится с Мэй?

- Очень редко. Когда Тим вернулся из армии, он просил её бросить свое... занятие, переехать отсюда куда-нибудь и начать вместе с ним жизнь заново. Он накопил тысячу долларов и считал, что сможет где угодно купить собственный гаражик. Мэй только подняла его на смех. Она предложила купить ему бензоколонку за десять тысяч. Вот из-за этого они и повздорили всерьез.

Она притормозила перед небольшим побеленным двухэтажным зданием с жилой квартирой над булочной. Всю стену на первом этаже занимало большое окно-витрина. Сразу было видно, что хозяева дома поддерживают идеальную чистоту. Когда Френсис вышла из машины, я пересел за руль и сразу ощутил оставшееся после неё тепло на сиденье.

- Увидимся за ужином? - спросила она.

- Да. Послушай, когда будешь говорить с Тимом, спроси у него про отца Томаса. Похоже, что Томас был безотцовщиной, но все же попытайся выяснить, не знает ли Тим, кто был его отец, где жил, и как он думает - не мог ли Томас встретить своего отца когда-нибудь...

- Я-то спрошу, но уверяю тебя, что Обжора не знал своего отца. Что еще?

- Да... Спасибо, что потратила на меня свой обеденный перерыв.

Френсис улыбнулась, помахала и пошла в магазин. Я отправился к дому Дэвисов, свернул на аллею и остановился на заднем дворе. Старая хозяйка показалась в окне, откинула занавеску и, увидев меня, махнула. Я приподнял шляпу, приветствуя её, потом вытащил из кармана досье на Томаса и снова перелистал его. Вкупе с дополнительными сведениями, полученными мной в Бингстоне, получался огромный круглый нуль. Как профессиональный детектив я тоже оказался полным нулем. Я тупо смотрел в бумаги, неосознанно стараясь подражать сыщикам из кинофильмов. Ни тени намека, не говоря уж о ниточке версии. Боже, если бы все это происходило в кино!

Так, если только убийство Томаса не из разряда бессмысленных, беспричинных убийств, какой-то мотив должен же быть - и этот мотив скрыто присутствует где-то вот в этих бумажках. Томас преспокойно разгуливал себе целых шесть лет и его убили как только телевизионщики заинтересовались его делом, значит... Что значит? Я не исключал, что Томас мог вляпаться в какую-то историю и в Нью-Йорке. Мог, скажем, поссориться со своей девчонкой - и она его тюкнула. Да только как она узнала про Кей, про меня? Олли сказал, что мне звонила девушка - может быть, она? Вот только его посудомойка мало походила на убийцу. Точно я знаю, как должен выглядеть убийца... Предположим, Томас привел её к себе в комнату, попытался завалить в койку, а она схватила клещи - и... Но это предположение никак не отвечало на вопрос, каким образом Мери Бернс узнала про Кей и про меня. Я стал думать о Кей. Я подозревал, что вся эта затея с телепередачей могла быть просто блефом, выдумкой... Кей платила мне из своего кармана, и я ведь наверняка не знал, точно ли она работает на "Сентрал" или вообще на телевидении. Хотя нет, телепередача точно не выдумка - сюда же приезжала съемочная группа, они опрашивали местных жителей...

Я ломал голову над этими вопросами, да только чуть и в самом деле её не сломал, придя к печальному выводу, что детектив из меня никакой. И как гласит старая пословица, с глупым клиентом сам в дураках остался. Как я мог только подумать...

Входная дверь раскрылась - на пороге стояла миссис Дэвис.

- Хотите обедать, мистер Джонс?

Я кивнул и вылез из машины, отряхнув пыль с пиджака.

- Я так понимаю, что Френсис возила вас в гараж узнать насчет ремонта вашего автомобиля? - спросила хозяйка.

- Да. Они отправили в Цинциннати заказ на запчасти, - ответил я, идя за любопытной Варварой в кухню.

- Я только что сделала чудесное жаркое, а может, вы хотите ветчины или свежего рисового пудинга? Вам кофе или чай? Полотенце нужно? Можете помыться вон там в раковине.

Старуха-хозяйка совсем мне голову заморочила своей невинной болтовней про обед, и я даже забыл, что меня разыскивают по обвинению в убийстве! Точно у меня не было большей заботы, чем сделать выбор между жарким и ветчиной.

Но что же мне ещё оставалось? Я сильно надеялся, что этот Тим даст мне в руки хоть какую-то ниточку. Я где-то читал, что когда сыскарь оказывается в тупике, он снова начинает перебирать все факты дела, пытаясь докопаться до истины. Но тут и так все было ясно - копать нечего...

- Если хотите, я могу предложить вам и жаркое, и ветчину, мистер Джонс.

- Да нет, пожалуй, я только выпью стакан молока, миссис Дэвис.

- Э, перестаньте, такой крупный мужчина, как вы, должен хорошо питаться - что такое стакан молока? Ведь все равно выходит два доллара за стол каждый день, так что...

- Да я не голоден. Дайте мне только стакан молока. если можно.

- Как хотите.

Оставалось одно - встретиться с людьми, у которых телевизионщики брали интервью. Начать с тех, кто знал Томаса с самого детства. Как там зовут тетку, которая, по словам Тима, все ещё живет среди мусорных куч? Я полез было в карман за своими записями, да вспомнил, что миссис Дэвис не спускает с меня глаз. Попивая холодное молоко, я спросил:

- Я заметил старую хижину на окраине рядом со городской свалкой; Там что, кто-то живет?

- Сумасшедшая матушка Симпсон. Ее только одно может заставить съехать с этой помойки - смерть.

- Белая?

- Стыдно сказать, из наших. Уверяю вас, она могла бы переехать оттуда несколько лет назад, ей даже и новое жилье подыскали, но, как я говорю, она уже настолько стара, что совсем выжила из ума.

Я поставил пустой стакан на стол.

- Пожалуй, поеду покатаюсь.

Миссис Дэвис потерла руки, точно услышала хорошую новость и понимающе улыбнулась.

- Я как-то видела передачу по телевизору о вас, музыкантах, но я, честно сказать, и не верила, что вы такие непоседы. Наверное музыкальный ритм у вас по жилам бежит, как электрический ток по проводам...

Я двинулся к двери.

- Наверное, вы правы, - буркнул я, проклиная её дурацкое сравнение с электричеством в крови - эта фигура речи вполне могла очень скоро претвориться в реальность.

Я поехал к главной улице, потом свернул направо, к той части города, где я ещё не был. По дороге мне попалось несколько машин и, подъехав к окраине, я увидел перед собой "холмы" мусора. Меня обогнал грузовик и резко затормозил. Я с такой силой вжал педаль тормоза, что чуть не продырявил пол. Пикап пошел юзом к обочине, Я сражался с рулевым колесом, моля, чтобы машина не перевернулась. Но моя молитва была исполнена радости. Ибо я точно знал, что грузовик подрезал меня не случайно, и что если я не смог найти убийцу, то, по крайне мере, он меня сам нашел.

7

Когда "шевроле", визжа шинами и тормозами, выскочил на песчаную обочину, я наконец-то справился с рулем и резко вывернул машину на дорогу. Старая колымага дрожала мелкой дрожью, жалко клевала носом и, проковыляв ещё несколько ярдов, остановилась. Водитель грузовика был ещё тот лихач. Он остановился в нескольких футах от меня и наблюдал за мной в боковое зеркало. Я выскочил из "шевроле" и побежал к грузовику - но на бегу перешел на шаг. Из кабины выпрыгнул Вилли-любовничек, хлопнул ладонями по штанам и направился ко мне, сверкая начищенными до блеска башмаками.

Я обругал его про себя сельским идиотом, и он ещё рта не успел раскрыть, как я уже понял, что тут дело вовсе не в Томасе - он приревновал меня к Френсис.

- Ну и что ты хочешь этим добиться, малыш? - спросил я злобно.

Его коричневое лицо так и вспыхнуло при слове "малыш", а глаза угрожающе и нагло засверкали. Но я не особенно перепугался. На ринге Вилли, может быть, и сделал бы меня, но в вольной борьбе я был ему не по зубам.

- Ты не шибко разевай хлебало, мужик. Ты что, водить не умеешь? Я слыхал, у тебя клевая иномарка.

- Кто-то из нас точно водить не умеет. Если это шутка такая, то мне не смешно.

Он улыбнулся, обнажив белые зубы. Этот хлюст, видно, немало времени проводил перед зеркалом.

- А может, я просто хотел проверить, каков ты за баранкой. Не люблю, понял, когда у меня всякие под ногами путаются. Особенно такие вот столичные клоуны при галстучке. Френсис, может...

Словечко "клоун" резануло мой слух. Нежданно-негаданно мне обломилась удача - ведь в рекламной кампании вокруг передачи о Томасе участвовал ещё кто-то, о ком я даже и не подумал раньше. Кей ведь говорила о том, что она подсадила "клоуна в публику", чтобы после выхода телешоу на экраны он задержал Томаса. Это означало, что этот самый "подсадной клоун" должен быть в курсе всего и что ему - или ей - все про меня было известно или очень легко было разузнать. А что если он опередил телевизионщиков, насел на Томаса, попытался его шантажировать, и у них все кончилось дракой с клещами? Нет, не годится. У Томаса не было ни гроша. Ладно, к черту все эти "почему" - сейчас самое главное выяснить, кто был этим самым "подсадным", а уж потом...

Я смотрел сквозь Вилли, лихорадочно соображая, и только сейчас понял, что он хлопает меня ребром правой ладони по плечу и по шее, приговаривая:

- Ну я так и знал, что ты в штаны наложишь!

Его "удары" не причиняли мне боли, и я сначала подумал, что с ним истерический припадок, а потом догадался: этот чудак пытался изобразить прием дзюдо - удар ребром ладони, которым можно переломить кость и даже убить, если правильно его применить. Наверное, этому его учили, когда он служил в десантных войсках, да так и не научили. Я изо всей силы вонзил ботинок в его правую лодыжку. Он взвыл и присел, схватившись рукой за ногу, а я тут же проделал то же самое с его левой лодыжкой, после чего он шлепнулся на землю. застонав и сдерживая крик.

- Вот так-то, Вилли, видишь, обошлось даже без рукоприкладства. И хотя это не твое собачье дело, сообщаю: Френсис просто показывает мне ваш город. Продолжай надраивать свои ботинки и держись от меня подальше, а не то я тебя уделаю по-серьезному и, может быть, даже запачкаю тебе ботинки - твоей же кровью.

Я вернулся к "шевроле", сел за руль и поехал, поглядывая на парня в зеркало заднего вида Я надеялся, что нагнал на Вилли страху. Придурок за рулем иногда бывает опаснее придурка с пушкой.

Он так и остался сидеть на дороге, держась за обе лодыжки. Меня поначалу страшно обрадовала догадка о подсадном, но потом я помрачнел. Одно было ясно: мне ни за что не узнать, кто в Бингстоне подсадной. А это значит, что мне надо возвращаться в Нью-Йорк и встречаться с Кей - а вот она-то как раз меня сильно смущала. Уж больно много тут всяких необъяснимых совпадений, заставляющих меня подозревать её в нечестной игре. Можно, конечно, было попробовать позвонить ей, но это очень рискованно. Я решил заняться поисками "подсадного" чуть позже, потому что эту версию требовалось обдумать как следует. Вообще-то в каком-то смысле я увидел в ней обнадеживающий знак, ведь она доказывала, что надо копать глубже и что, может, я чего и нарою. Или я просто дурак и копаю себе могилу?

В Бингстоне мусор сжигали, и "Холмы" представляли собой неровное поле с огромными кучами золы, разбитых бутылок и прочей несгораемой рухляди. Раз в два месяца, видимо, бульдозер сгребал свежий мусор в новые кучи. При подъезде к "Холмам" я почувствовал витающий в воздухе характерный аромат таинственный смрад гниения и смерти.

В сотне ярдов справа от одной из куч давно сожженного мусора - наверху уже поросшей бурьяном - ютилась выбеленная ветрами и солнцем хижина, которой последние сто лет не касалась малярная кисть. Окна были закрыты пожелтевшими газетами и картонками. Из прилепленной к задней стене кирпичной трубы вился почти прозрачный дымок. По выбитым ступенькам я поднялся на широкое крылечко с двумя прорванными креслами-качалками. С крыльца открывался угрюмый вид на мусорную пустыню, и пепельные горы высились вокруг хибарки со всех сторон, точно песчаные ледники.

Миссис Симпсон меня удивила - она оказалась чистенькой очень веселой и приветливой старушкой, похожей на свежеиспеченную булочку. Седые волосы, расчесанные на толстенькие прядки, были аккуратно уложены вокруг головы, а на пухлом темном лице не было ни морщинки, вот только над беззубым ртом виднелись седые неровные усики да один глаз закрывало бельмо. Ее свитерок и простое платье были тщательно отглажены, а на ногах у неё я заметил новенькие тапочки. Комната, в которую я попал, открыв дверь - видно, единственная в этой хибаре, - явила моему взору музей старинной мебели, с угольной печкой, пылающим камином, масляной лампой, какими-то безделушками и широкой кроватью под безукоризненно белым покрывалом. Но, разумеется. повсюду витал этот мусорный запах.

Миссис Симпсон на вид можно было дать и восемьдесят и девяносто, если не сто лет, говорила она с чуть заметным южным выговором:

- Входи. Давненько меня уже не навещал такой молодой щеголь. Входи, парень.

Она кивнула на стул, перевязанный проволокой и веревочками. Стул обманул мои худшие предположения и не рассыпался, когда я осторожно водрузил на него свой зад.

- Моя фамилия Джонс, миссис Симпсон. Я писатель, журналист и хочу... мм... написать репортаж об убийстве Томаса в раздел криминальной хроники. Хотелось бы поскорее, пока, знаете, это ещё не стало вчерашней новостью. Я решил, что вы смогли бы мне рассказать об Обжоре Томасе.

- Я про тебя знаю - ты музыкант, остановился на постой у Дэвисов... прокаркала она, покачиваясь в качалке и не спуская с меня своего пристального взора. - Что-то все заинтересовались вдруг Обжорой. Вот давеча приезжали люди с кинокамерами да светильниками, все расспрашивали про него. Сняли меня и мой дом на кинопленку. Жаль, что им так сильно не интересовались, когда он был мальчишкой.

- Расскажите мне, что он был за человек?

- Человек? Я никогда не знала его как человека. Для меня Обжора был ребенком, белым ребенком.

- А как он уживался с цветными? - спросил я, стараясь её разговорить. - Я знаю, что одно время вы жили тут все вместе.

- Да, тут везде стояли дома. До соседей было рукой подать. Мы все ходили на одну колонку, да в одну уборную. А теперь хотят, чтобы я отсюда съезжала. А зачем? Я их спрашиваю - зачем? Я уже стара для переездов. Все мои дети перемерли или разъехались кто куда. Я одна-одинешенька, так зачем же мне сниматься с насиженного места? Никто мне не предлагал отсюда переезжать, когда я была помоложе. Ты знаешь, я же родилась в семье раба!

Перед глазами этой старухи, наверное, прошла добрая половина национальной истории нашей страны, но у меня не было времени выслушивать её мемуары.

- Так что Томас, он...

- Имей терпение, парень. Не так-то часто мне удается поговорить с кем-то. Помню, раньше-то мальчик Томас частенько спал вот в этой самой комнате, на циновке у камина. Частенько я давала ему поесть. А он приносил мне дрова с "Холмов", разводил огонь, когда я устраивала стирку. Он испортился только повзрослев, когда с ним и приключились все эти неприятности.

- А как он испортился?

- Как все белые. В последний раз я видела его перед тем, как он попал в историю из-за этой Мэй, я проснулась ночью от звона стекла и вижу - одно мое окно разбито. Он стоял перед домом и держал в руке камень. Пьяный пришел. Он все пытался стать пьяницей, да ничего у него не выходило. Много раз он только делал вид, будто сильно пьяный, потому как точно знаю, что он после нескольких рюмок сильно болел. Вот я стою перед ним в дверях и спрашиваю: "Зачем ты разбил окно?", а он мне: "Ну и что ты мне за это сделаешь, старая негритоска?" Я ничего ему не ответила, только глядела на него. Он ближе подошел, а зрачки блестят, точно весь выпитый виски залил ему глаза. Но я его не боялась. Никогда. Он подошел прямо ко мне, вот так. Потом выронил камень и заплакал. Как ребенок. И говорит: "Матушка Симпсон, дайте мне стакан воды". Он всегда называл меня "матушкой" Дала я ему напиться, а он вытащил пригоршню бумажек, дал мне пять долларов, чтобы я стекло вставила, и стал просить прощения. Вот так я его последний раз и видала. Плакал как малый ребенок.

- А какие неприятности с ним произошли? Ну, до той истории с Мэй?

Старуха вытащила крохотную табакерку с нюхательным табаком и положила себе щепотку под нос.

- Хорошие они были детки, маленькие Расселлы. Тим до сих пор наведывается. Все уговаривает съехать отсюда. Но это он от чистого сердца, я знаю. Нет, у Обжоры никогда никаких крупных неприятностей не было. Пока он не связался с этой Мэй. Он, конечно, куролесил, как все сорванцы в его возрасте, но его всегда вовремя ловили и наставляли на путь истинный. Если он и воровал, то лишь потому, что вправду нуждался. Я тебе скажу, он когда вернулся из колонии, только стал хуже, чем раньше. Вот помню, как он - уже когда вернулся из этой самой исправительной колонии - ударил Мэми Гай по щеке, а её муж ужасно отдубасил Обжору. Конечно, в полицию об этом не заявили. Он стащил у Мэми несколько рубашек и разозлился, когда она его в лицо обозвала вором.

- А кто это Мэми Гай?

- Живет на Бич-роуд. Дрянное местечко! Когда я была девчонкой, там ни домов, ни дороги не было - только лес да лес. Пикники там здорово было устраивать и...

- Мэми Гай все ещё там живет?

Она вздохнула.

- Ну что ты перебиваешь. Мне пришлось покончить со стиркой. Ноги и плечи так болели, что невмоготу. И я передала ей своих клиентов. Обжора мне помогал, развозил белье и брал заказы, ездил по городу на стареньком велосипеде, который он нашел тут на свалке и починил. Ну вот он стал помогать Мэми. Ее-то сыновья ещё были в ту пору малы, чтобы помогать. Он стащил дорогие шелковые рубашки, а сам сказал, что это Мэми их украла. Но скоро все выяснилось.

- А где работает муж Мэми?

- Да слыхала, он грузчиком работает в большом универмаге.

- А с кем у Обжоры в городе ещё были серьезные конфликты? Может быть, его кто-то сильно не любил?

- Сэм Гай на него большого зла не держал. Да и никто не держал, на него просто не обращали внимания.

- Он когда-нибудь пускал в ход нож, или, может быть, пистолет, или сильно избил кого-то? Может быть, мальчишку какого-то?

- Нет, мистер. Обжора ведь не был хулиганом. Я таких, как он, много повидала в своей жизни сорванцов, которые остепенились, обзавелись домом, стали вести примерную жизнь. Я так считаю, что Мэй напрасно не вышла за него. Ну, то есть, до того, как ей уж и следовало.

Я больше не мог придумать новых вопросов и встал. Она, продолжала качаться в качалке, произнесла:

- Приятно видеть молодого негра одетого так, как ты. Уж сколько я в жизни перестирала да перегладила - я знаю цену дорогой одежде.

Я подумал: это точно, на электрическом стуле я буду классно смотреться в своих модных шмотках.

- До свиданья, миссис Симпсон, спасибо вам за все.

Она встала.

- Надо же, цветной журналист! Да, времена изменились. А тебе скажу то же, что и тем другим сказала: не надо выставлять Обжору в дурном свете. Он был ни хорошим ни плохим, а просто голодным бедняком. А уж теперь, когда он умер, я точно знаю, что Господь на небесах упокоил его душу.

Выйдя на крыльцо, я спросил:

- А что Тим Расселл каждый день к вам заезжает?

- Да нет. Раз-два в месяц. Да я уж последние две недели его вообще не видала. Он меня в город возит, помогает делать покупки.

- Он часто уезжает из Бингстона?

- Тим-то? Да нет, он и не уезжал ни разу, вот только когда в солдаты уходил.

Я попрощался ещё раз и поехал в город. Голова моя шла кругом. Я все никак не мог решить, кто же тут был "подсадным" и какая причина у него могла быть для убийства Томаса. И тут я почему-то подумал, какой на удивление бодренькой осталась миссис Симпсон после стольких лет тяжелой работы... Я не помнил, сколько раз в день выходила местная газета - один или два - поэтому я остановился на главной улице и зашел в табачную лавку. На прилавке лежал тот же номер, что я уже читал утром. Когда я садился в "шевроле", полицейский, с которым я поцапался в день приезда в этот городишко - наверное, он тут был единственным полицейским, - крикнул мне через улицу:

- Эй, паренек, я хочу с тобой потолковать!

Я не сомневался, что этот местный шериф уже получил бумагу о моем розыске, и у меня сжалось сердце - но тут я заметил, что он направляется ко мне с видимой ленцой.

- Я слышал, твоя тачка сломалась, - произнес он с благожелательной улыбкой. - Вот это меня удивляет: в Америке выпускаются лучшие в мире машины - вот, к примеру, этот старенький "шевви" все ещё бегает... Я тут говорю своей жене: ну на хрена покупать иномарку и платить за неё уйму денег?

- Да я свою купил недорого, она же подержанная. - Бингстон, черт бы его побрал, просто аквариум с золотыми рыбками. Известия разносятся тут с ветром. Надо мне побыстрее отсюда сматываться. Скоро тут мне будет не менее опасно, чем в Нью-Йорке. В Нью-Йорке-то я хоть, по крайней мере, смогу разузнать что-то про "подсадного". А в Бингстоне я сам был подсадной уткой.

- Что касается меня, то я не шибко высокого мнения и о новых тачках, что сходят сегодня с конвейера в Детройте. Уж больно шикарные. Пустая трата денег.

- Пожалуй, - согласился я. Меня подмывало задать ему вопрос про Томаса, сославшись на прочитанную мной в газете статью. Но мне не хватило духу. Нью-йоркская полиция вполне могла уже вступить в контакт с полицией Бингстона, и мне меньше всего хотелось, чтобы этот ленивый полицейский вдруг мной заинтересовался.

- Надо думать, твою тачку скоро починят?

- Надеюсь... сэр. Я заказал запчасти - должны прислать авиапочтой. - я помахал ему, он кивнул, точно отпуская меня на все четыре стороны, и я уехал.

Я остановился перед булочной и через витрину увидел, как Френсис отдает хлеб покупателю - её белый халатик приятно контрастировал с коричневой кожей. Когда покупатель вышел, я нажал на клаксон. Френсис помахала мне и что-то сказала пожилой белой кассирше, восседавшей на высоком табурете за кассовым аппаратом. Они немного подискутировали, после чего Френсис выбежала ко мне.

- Есть что-нибудь новенькое? Туи, я только на секунду.

- Ничего новенького - только то, что мне надо уехать из Бингстона.

- Почему?

- Что касается этого убийства, то я хожу по кругу, здесь ничего невозможно узнать. Бингстон - для меня убежище не надежное. Все в городе уже знают, что я здесь и даже что моя машина сломалась.

- И куда же ты поедешь?

- Обратно в Нью-Йорк, наверное. Я тут надумал кое-что - надо проверить там, на месте.

- Но тебя же ищут в Нью-Йорке. Туи, зачем тебе уезжать? А в городе о тебе все знают только потому, что ты приезжий. Если ты тут задержишься, устроишься на работу - под фамилией Джонс - о тебе скоро забудут. То есть ты не будешь выделяться на фоне остальных городских черных. Ты же сам сказал, что нью-йоркская полиция разыскивает какого-то неопределенного негра. А как только ты вольешься в местную общину, окажешься в полной безопасности. Они же не поедут искать какого-то негра в Бингстон!

- Увы, все не так. Я звонил сегодня приятелю в Нью-Йорк: там уже известно, что "какой-то негр" - это я. И со временем они наверняка выйдут на Бингстон, если уже не вышли. Ведь я приехал сюда с главной целью найти убийцу. А я только и узнал, что Томас был трудным подростком.

- Если полиции про тебя все известно, тогда твое возращение в Нью-Йорк по меньшей мере... - Она резко отвернулась и энергично закивала головой белой кассирше, которая яростно колотила кулаком в окно. - Когда ты уезжаешь?

- Мне бы хотелось отправиться на ферму прямо сейчас, забрать "ягуар" и немедленно уехать.

- Туи, подожди по крайней мере, пока я не вернусь домой в половине шестого. Мы все обсудим. Ладно?

- Ладно.

- Скоро заедет Тим, и я спрошу у него про отца Томаса и про дядю. Мне надо бежать. Смотри: в магазине никого, а старуха себе уже кулак отбила. Увидимся дома через час.

Я поехал было к Дэвисам, но так нервничал, что там мне было не высидеть. Я свернул в ближайший переулок и поехал куда глаза глядят. Лучше всего избавиться от "ягуара", думал я. Надо забрать его с фермы и утопить в каком-нибудь болоте поблизости - чтобы добрейшее семейство дяди Джима не пострадало, если полиция меня схватит. Хотя утопить "ягуар" для меня все равно что получить разрыв сердца. В Нью-Йорке можно будет снять комнату в "цветном" квартале Бруклина или Бронкса = правда, денег у меня было уже в обрез, а точнее говоря, денег не останется вовсе, если я поеду в Нью-Йорк поездом. Может, мне удастся найти себе работу, поднакопить деньжат, чтобы не умереть с голоду в первую неделю-две. Пока я буду там искать "подсадного клоуна" да проверять босса Кей и девчонку-посудомойку из кафетерия. Эх, вот если продать "ягуар" - можно было бы не беспокоиться о финансах...

Я миновал проселок и замызганную белую вывеску на столбе "БИЧ-РОУД". Притормозив, я развернулся и въехал на улицу. Некоторое время дорога бежала среди деревьев, но вот наконец показались новенькие одноэтажные коттеджи, а ещё через две сотни ярдов старенькая хижина с новой крышей и остатками забора. Негритенок лет двенадцати сидел во дворе спиной ко мне. Я остановился и вошел во двор. Вдруг раздался странный кашель - звук был точь в точь такой, какой издает гаубица в момент выстрела. Я с замиранием сердца оглянулся и до того перепугался, что чуть на упал ничком на землю.

Мальчишка следил взглядом за длинной - не меньше фута - ракетой, которая с шипением пропарывала небо. Ракета взмыла вверх футов на двести, перевернулась и штопором упала вниз прямо к ногам мальчишки.

- Это что такое?

Он вскочил от неожиданности и повернулся ко мне. Подросток с невозмутимым лицом в выношенном свитере, драных штанах и стоптанных башмаках.

- А вы что думаете? Это ракета! - Он тронул небольшую пластмассовую подставку. - А это пусковая установка для ракеты. Клево, да?

Дикая была картина: хибара, наверное, как была построена во времена Гражданской войны, так с тех пор и не перестраивалась, а на дворе перед ней запускали современную ракету.

Он открыл свой рюкзачок и показал мне белый порошок.

- Я кладу немного ядерного топлива в пусковую установку, добавляю воды и, когда реакция достигает апогея, произвожу пуск. Прислали вчера по почте. Пришлось выложить четыре доллара... Мистер, а вы здешний?

- Нет. Скажи, Мэми Гай на этой улице живет?

- Живет. Поезжайте прямо и увидите её дом справа. Там на веревках белье развешано. - Он понизил голос. - Вы знаете моих родичей?

- Нет.

= Ну так вот, если встретите кого из них, про ракету ни звука. Я тайком работал, чтоб накопить денег для покупки этой ракеты. Но папка мне всыплет, если узнает. Когда-нибудь я построю большую и полечу на Луну.

- А что там такого особенного на Луне?

Он посмотрел на меня с отвращением, сел, повернувшись спиной, и пробурчал:

- Давайте топайте, мистер.

Я двинулся к машине. Через минуту опять раздался оглушительный кашель, и ракета по параболе взмыла высоко вверх. Она упала в сотне ярдов от мальчишки и застряла в листве высокого дерева. Мальчишка подбежал к дереву и стал швырять в ракету камни.

- Ты бы лучше слазил за ней! - крикнул я.

- Это папина новая груша. Еще сломаю - тогда он мне точно всыплет. Мама придет домой через полчаса. Надо поскорее достать её.

Я подошел к груше. Дерево было высотой в добрых десять футов, а ствол толщиной в три дюйма. Я схватился за ствол и сильно потряс. Ракета слетела на ветку пониже. Я снова тряхнул ствол, но ракета не сдвинулась.

- Ты сколько весишь?

- Шестьдесят три фунта.

- Если я тебя подниму, сможешь удержать равновесие?

- Еще бы!

- Ну тогда держись, а не то упадешь и сломаешь шею и мне и себе. - Я присел, обхватил его за талию и набрал полные легкие воздуха - точно собираясь толкнуть штангу. Я приподнял мальчишку на высоту груди, а потом ещё выше и вытянул руки. Он потянулся к ракете и выбил её из ветвей. Я осторожно, в два приема, опустил его на землю.

- Э, да вы силач, мистер!

- В следующий раз запускай её в открытом поле. - ответил я, отряхиваясь и отирая пот с лица.

Он пошел за мной к "шевви" и, когда я выезжал на дорогу, спросил:

- Как вас зовут?

- Капитан Немо! - крикнул я, не в силах сдержать улыбку. Большая сенсация: нью-йоркский убийца задержан в момент сшибания ядерной ракеты с грушевого дерева.

Дом Мэми Гай оказался недалеко - точная копия хибары, где жил юный ракетостроитель, только побольше размером и поприличнее на вид. Весь двор исчертили бельевые веревки и кое-где висели белые простыни и хлопали на ветру точно паруса.

На пороге показалась худощавая негритянка. Волосы её были нечесаные, лицо в испарине. На вид ей можно было дать тридцатник или сорок пять, Лицо усталое, измученное.

- Меня зовут Джонс. Миссис Симпсон сказала, что вы знали Обжору Томаса, - сообщил я и изложил ей свою байку про журналиста, пишущего криминальный репортаж.

- Мне вам нечего сказать. Я уже все рассказала людям с телевидения и у меня нет времени на пустопорожнюю болтовню. Да и не люблю я ворошить чужое грязное белье. - Она захлопнула дверь.

Ну, по крайней мере ей не было известно, что я остановился у Дэвисов и что у меня сломался "ягуар".

- Миссис Гай, я не работаю на телевидении. Я просто хочу задать вам несколько вопросов.

- Спросите у кого есть время на болтовню. Мне надо работать.

- Могу я поговорить с вашим мужем?

- Это вы у него спросите. Его сейчас нет дома.

Я постоял, закурил трубку. Идя обратно к машине, я увидел, что там уже оказался юный ракетостроитель.

- Тятя Мэми всегда сердится, когда у неё большая стирка. В такие дни к ней лучше не подходить. А что вам с ней очень надо поговорить, мистер?

- Очень.

- Тетя Мэми! - крикнул мальчишка.

Она вышла через несколько секунд.

- Тебе что, Кеннет? Ты же знаешь, я сегодня занята.

- Это очень хороший человек, тетя Мэми. Я застрял на дереве, и он остановился, чтобы помочь мне слезть. Правда!

Она отерла мокрые руки о подол серого платья.

- Я с вами теряю время даже и без разговоров. Ладно, входите в дом.

Мальчишка подмигнул мне.

- Мне наверно, надо домой бежать. Спрячу ракету, пока мама не вернулась. Пока, мистер Немо!

В кухне на угольной печи грелось несколько утюгов, стоял запах мокрого крахмала. Она махнула рукой на стул между двумя плетеными корзинами с бельем.

- Можете там сесть. Я согласилась с вами поговорить только потому, что вы цветной. Это правда. Я тем телевизионщикам даже дверь не открыла. У меня дел полно. Слыхала, что Обжору убили, - голос у неё был под стать её фигуре - усталый и слабый.

- Об этом я и хотел с вами поговорить, миссис Гай.

- Ну тогда вы только отнимаете у меня время. Он развозил для меня белье, но это уже было давно, когда Эдвард только родился, а теперь ему будет десять. С тех пор я об Обжоре слыхом не слыхивала - и слава Богу.

- Миссис Симпсон рассказала мне, что он у вас как-то стащил шелковые рубашки, ударил вас по лицу.

- Ох, старая болтунья! Да, он украл две рубашки однажды - когда развозил заказ. И ударил меня, когда я его отругала. А мой муж тогда отстегал его как следует. Вот и все. Обжора после этого даже продолжал ещё какое-то время у меня работать, а потом ушел.

- У него были в Бингстоне враги - до той истории с Мэй Расселл?

Она пожала худыми плечами.

- Да нет вроде бы. А к чему это вы клоните, мистер Джонс?

- Я подумал, что кто-то из местных мог поехать в Нью-Йорк и убить его.

- Вы думаете, у местных забот нет, как только ездить в Нью-Йорк? Многие у нас его не любили. Я сама не шибко ему доверяла. Но никто бы не стал его убивать. Это я точно знаю. Ладно, мне надо гладить. Все простыни надо перегладить, чтобы муж успел к ужину отвезти их в Кентукки.

Я встал.

- Спасибо, что уделили мне время. А что, к вам заказчики едут в такую даль из Кентукки?

- Господи, да какая тут даль - двадцать миль всего-то. Я беру столько работы, сколько могу. Никто не стирает лучше Мэми Гай. Особенно тонкие рубашки и белье. Я за всю свою жизнь не одной вещи не порвала и не сожгла. Те шелковые рубашки, которые так понравились Обжоре, принадлежали одной семье из Кентукки. Сказать по правде, они ему были малы. Он стащил их просто из зависти или по злобе, чтобы расквитаться с кузенами. Это были рубашки Макдональдов.

- Я и не знал, что у него были родственники, - пробормотал я. Фамилия "Макдональд" ударила меня, точно левая Джо Луиса.

- Немногие знают, что Макдональды приходились Томасу вроде как троюродными братьями - с материнской стороны, разумеется. Я и сама об этом не знала, пока он не украл их рубашки. Они никогда не помогали ни ему, ни его матери, вообще их знать не хотели. Скверно это, потому как сами они неплохо жили и уж могли бы поддержать мальчишку, когда он бегал тут голодный и бездомный. У Макдональдов тогда, как помню, большой магазин был в Скотвилле.

- А одного из Макдональдов зовут Стив?

- Стивен и Ральф и девчонка Бетти. Все они уехали оттуда, кроме Ральфа. После того как с их отцом случился удар, он стал заниматься магазином.

- А чем сейчас занимается Стивен?

- Э, мистер, откуда мне знать. Я им только белье стираю и чаи с ними не распиваю. Все их дети поступили в колледж. Бетти вышла замуж и живет где-то на Западе. Ральф, он женился и сейчас хозяин магазина. А о Стивене ничего не слышно с самой войны. Слушайте, мне надо заканчивать. И ещё ужин стряпать.

- Я вас больше не задержу, миссис Гай. Скажите, тут есть где-нибудь телефон?

- На следующем перекрестке сверните направо и поезжайте к бензоколонке мистер Джейка. Он разрешает цветным пользоваться своим телефоном.

Я снова её поблагодарил, очень искренно поблагодарил, и понесся на бензоколонку как угорелый. Как выражается Олли, когда побеждает его лошадка в заезде, "пошла пруха".

Мистер Джейк оказался стариком-белым - хромоногим и с пятнами на лице, свидетельствовавшими о больной печени. Когда я спросил, можно ли от него позвонить, он кивнул на висящий на стене его офиса телефон со словами:

- Вон там, если у тебя есть десять центов.

Я попросил его налить полный бак и проверить масло - чтобы чем-то его отвлечь. Звонок в Скотвилл обошелся мне всего в пятнадцать центов и, дозвонившись в магазин Макдональда, я попросил позвать Стивена,

- Я Ральф Макдональд, его брат, - ответил мужской голос. - Кто это?

- Я служил со Стивом в армии - в тренировочном лагере. Вот проезжал мимо и хотел повидаться с ним.

- Стив уже несколько лет как уехал из дома. Он писатель, живет в Нью-Йорке и очень неплохо там себя чувствует.

- Ну надо же, он, помню, частенько говорил, что хочет стать писателем. Знаете, я как раз еду в Нью-Йорк - как мне там найти Стива?

Он посоветовал позвонить на телекомпанию "Сентрал", а потом спросил, не хочу ли я заехать к нему поужинать и выпить. Я поблагодарил и сказал, что с удовольствием бы, но лучше в другой раз, потому что очень спешу, а сам чуть не расхохотался, подумав, что бы произошло, если бы я сунул свою черную рожу в дверь к Макдональдам.

Он даже не спросил, как меня зовут. Я ехал к дому Дэвисов чуть не с песней. Если я выеду прямо сейчас, то смогу оказаться в Нью-Йорке к завтрашнему утру, думал я, но сидеть за рулем "ягуара" - это все равно, что щеголять в красном пиджаке в церкви. Поездом будет быстрее и безопаснее. Когда я наконец распутаю этот клубок тайн, я смогу вернуться за машиной, а если не распутаю, то забрать "ягуар" мне не будет никакой возможности.

Мистер Дэвис сидел в гостиной в тапочках, курил сигару и читал журнал.

- Я звонил в Чикаго, - сообщил я ему. - Он обещали заказать запчасти в Англии. Так что я уеду прямо сейчас. У меня в Чикаго появился шанс устроиться в ночной клуб, а через несколько недель я вернусь за машиной, уже с запчастями. Сколько я вам должен?

- Надо маму спросить. Может быть, ещё мы вам остались должны: она вот говорит, вы совсем ничего не ели. Ну что, отдохнули, мистер Джонс?

- Отдохнул? Ах, да-да. Когда отправляется ближайший автобус?

- На Цинциннати автобус идет от центра в четверть седьмого. Но на Чикаго много поездов.

Я пошел к себе, принял душ. Потом расплатился с хозяйкой, которая настаивала, чтобы я быстро перекусил. Потом поболтал с мистером Дэвисом о работе почтальона - он считал эту профессию самым полезным на свете занятием. Примерно в половине шестого я уже сидел как на иголках, но тут вернулась Френсис и предложила довезти до автобусной станции. Тут мать и дочка вступили в очередную бессмысленную перепалку - старая миссис Дэвис требовала, чтобы Френсис сначала поужинала, а Френсис говорила, что не голодна, а миссис Дэвис тогда стала спрашивать, не заболела ли она. Наконец точку поставил почтальон: он приказал жене отпустить Френсис, но запретил дочери разъезжать по городу "в этой колымаге, которой самое место на ферме," и взять их машину - которая оказалась "доджем" 1952 года выпуска с пробегом всего-то в одиннадцать тысяч миль. Я попрощался, и тут миссис Дэвис поинтересовалась, где же мои чемоданы, и я поспешно сказал, что уже отослал их почтовым вагоном в Чикаго.

Френсис была не в настроении. Она сообщила мне, что Тим понятия не имеет о том, кем был отец Томаса или где его дядя. Мы остановились напротив универмага-аптеки, которая была также и "автобусной станцией". У нас оставалось ещё свободных двадцать минут. Мы молчали, но в голове у меня крутилась мысль о Макдональде, и наконец я не выдержал и поделился с ней своей догадкой.

- Может, мне отвезти тебя в Цинциннати, Туи?

- Далеко это?

- Семьдесят четыре мили.

- То есть тебе придется проехать сто пятьдесят в оба конца.

- Неважно.

- Нет милая, не стоит. - Она смотрела прямо перед собой, а я смотрел на темный профиль её лица - симпатичного, решительного и... злого. Послушай, я хочу тебе сказать: что бы ни случилось, я не забуду всего того, что ты для меня сделала. Ты замечательная девушка.

- Спасибо. - Ее красивый ротик вытянулся в красную линию, а блики от освещенных циферблатов приборной доски играли на её темном лице, придавая коже изумительный светло-коричневый оттенок. - О своей машине не беспокойся. Как думаешь, когда ты сможешь за ней вернуться?

- Как только закончу там все дела. - Когда вернусь, подумал я, привезу ей большие серебряные кольца в уши - они ей должны пойти.

- Ты уверен, что это дело рук Макдональда?

- Я ни в чем не уверен. Надо ещё кое-что проверить, но это очень сильная версия, лучшее из всего, что у меня было. Слишком уж невероятное совпадение, чтобы оказаться случайным.

- Но зачем ему убивать своего троюродного брата?

- Мотива я пока не знаю, но скоро выясню.

- Как?

- Еще не знаю.

- Но ты же можешь попасть прямо в лапы полиции.

- Если это случится, можешь забрать мой "ягуар" себе.

- Не вижу тут ничего смешного, Туи! - резко бросила она.

- Френ, до окончательной разгадки ещё очень далеко. Ведь все это может оказаться мыльным пузырем. Но кроме этой версии у меня нет ничего. А то, что я шучу - это, как гласит пословица, чтобы не расплакаться. Я буду осторожен... - В конце улицы появился автобус. - Это мой?

- Твой.

- Мне надо сесть сзади?

- Нет.

Мы подошли к автобусу. Я пожал ей руку и поблагодарил за все. Потом вошел в автобус, купил билет и сел ближе к заднему ряду. Помахал Френсис и послал ей воздушный поцелуй. Она, по-моему, хотела что-то сказать, но вдруг отвернулась и уставилась в витрину аптеки.

Автобус тронулся, я повернулся и стал ей махать. В последнюю секунду, перед тем как Френсис скрылась из вида, мне показалось, что она плачет.

8

Я приехал в Нью-Йорк рано утром в хорошем настроении. Почти всю дорогу я проспал. Мне снилась миссис Джеймс, Сивилла и Френсис. Кроме того я выработал план операции.

Позавтракав в закусочной на автовокзале, я купил все утренние газеты и удалился в кабину телефона-автомата в мужском туалете, чтобы там их спокойно прочитать. Про убийство не было ни слова. Чтобы газеты писали об убитом хотя бы два дня подряд, ему надо быть либо богачом, либо крупной шишкой. Или женщиной - публика почему-то испытывает повышенный интерес к убитым женщинам.

Но все это, конечно, вообще не отметало того факта, что полиция рыла землю носом в поисках меня. В девять я вышел из своего кафельного офиса и подумал, что стоит позвонить Сивилле, но потом раздумал, не желая опять выслушивать её стенания про деньги. Мне надо было убить несколько часов, а на улице я чувствовал себя очень неуютно. Я отправился на метро в кинотеатр "Парамаунт" и взял билет на утренний сеанс. Они на мне потеряли много денег: было уже четыре часа, а я все ещё сидел в зале, по третьему разу смотря одну и ту же картину. Я выучил все реплики актеров наизусть и лопался от съеденного попкорна и выпитой газировки. В четыре я взял такси и, подъехав к конторе Теда Бейли, занял наблюдательный пункт напротив его дверей. К счастью, Тед вышел один и пошел домой. Я поймал такси и успел подхватить его, когда он уже спускался в метро. На Теде была его обычная потрепанная униформа: сидящий мешком серый костюм, старое пальто и новенький полосатый галстук, который торчал наружу. Я попросил таксиста ехать прямо.

- Что случилось с твоей диковинной машиной, Туи? Разбил? = спросил он.

- На техосмотре. Что новенького?

- Все старенькое. Миссис Джеймс выслала деньги. У тебя, видно, с карманами все в порядке, если ты разъезжаешь в такси.

- Не жалование, а чаевые обеспечивают мне прожиточный минимум, попытался я пошутить, но Тед не понял юмора. - Я занимаюсь делом о разводе и моя клиентка дала мне вот такой аванс на расходы.

- Развод с крупными отступными, а? - хмыкнул Тед. Он держался вполне естественно, но я не мог рисковать и принимать его поведение за чистую монету. Я считал Теда другом, но когда речь идет об убийстве, насколько дружелюбным может быть его отношение ко мне?

- С крупными. В офисе у тебя кто-то остался?

- Нет. А что?

- Мне нужна твоя помощь. Может быть, я даже смогу тебя нанять.

- А твоя клиентка в состоянии оплатить мои услуги? Я беру слишком много, чтобы все исчерпывалось списком текущих расходов.

- Вот об этом я и хочу с тобой потолковать, - коротко заметил я и расплатился с таксистом. К конторе Теда мы пошли пешком. Миновали патрульную машину, застрявшую в пробке. Тед никак не отреагировал на полицейских. Мне надо было устроить ему проверку, хотя эта затея плохо на меня подействовала. Так, ну ладно, во всяком случае, он не знал, что я в розыске.

Оказавшись с Тедом наедине в его кабинете, я начал:

- Вот какое дело, Тед. Я хочу арендовать у тебя один из твоих "жучков" и воспользоваться им. Такой, который я мог бы повесить на себя. Мне нужно записать сегодня один разговор.

Тед рыгнул и почесал свой выпирающий живот.

- Уж и не знаю, если ты его потеряешь или сломаешь, это тебе влетит знаешь во сколько! К тому же это все равно не пройдет в качестве доказательства - только твои показания против его слов... Ты лучше мне расскажи, Туссейнт, в чем проблема.

Я неожиданно изменил свой стратегический план, набрал полные легкие воздуха и бросился очертя голову в омут - доверив белому свою жизнь.

- Вот тебе все как на духу, Тед. Я влип в историю. И хочу, чтобы ты мне оказал две услуги. Я сейчас тебе кое-что расскажу. Если тебе эта история не понравится, забудь все, что ты услышишь. А если ты согласишься мне помочь - это будет второй услугой. - Если бы Тед отказался, то мне не доставило бы особого труда связать его тут же в конторе и оставить на ночь до следующего утра, а самому отправиться к Стиву и выбить из него правду.

- Ты хочешь сказать, что я буду соучастником некоей акции? переспросил он с хитрой улыбкой.

- Понимаешь, некая акция - это... убийство.

При этих словах его улыбка сразу стала вымученной и жалкой. а толстое лицо посерело. Но уж коли я замочил ноги, надо было нырять с головой. Тед внимательно выслушал мой рассказ с самого начала, с той минуты, как ко мне домой заявилась Кей. Говорил я долго и когда замолчал, Тед вынул сигару из ящичка на столе, отрезал кончик и стал яростно жевать, размышляя над моим рассказом. Я присел на край стола, нависнув прямо над ним и не спускал с него глаз - готовый прыгнуть на него, если он вздумает сделать что-то не то.

Наконец он произнес слабым голосом:

- Ладно, садись, Туссейнт, я не буду с тобой юлить. Ты меня загнал в угол. Все было бы не так страшно, если бы ты не избил полицейского. Мне не надо тебе говорить, что частный детектив имеет право работать только в том случае, если поддерживает добрые отношения с правоохранительными органами а помогать парню, который отправил полицейского в нокаут... Охо-хо-хо...

- Ну хорошо, тогда может быть такой вариант: я пришел к тебе, избил, забрал без разрешения магнитофон и связал тебя на прощанье. - предложил я, гадая, какая в этом случае разница, согласится он или нет.

- Я же не сказал, что отказываюсь. Я не отказываюсь. Мы могли бы где-нибудь спокойно поговорить с малышкой Кей?

- Погоди-ка, давай откроем все карты. Зачем ты ради меня рискуешь своей карьерой?

- Ну, - усмехнулся Тед, - не потому что я там тебя шибко люблю или ещё почему. То есть, пойми, дружба ни в коем случае не может отменить подозрения в убийстве. Просто если бы ты и впрямь укокошил Томаса, то вряд ли продолжал торчать в Нью-Йорке или стал приходить к мне на исповедь. Так что я вынужден, логически рассуждая, предположить, что ты, Туссейнт, невиновен. Буду с тобой откровенен: твоя версия очень интересна и если мы раскроем это убийство, про мое агентство будут трубить все газеты города. Так что игра стоит свеч.

- А если выяснится, что Макдональд никакого отношения к этому не имеет?

Тед сложил свои квадратные ладони вместе и потер друг о друга, словно вытирал насухо.

- Ну тогда, значит, я в пролете. Это же игра, я говорю - кто не рискует, тот не пьет шампанского. Теперь давай спокойно все обсудим. Жаль, что ты так поздно пришел. Я бы позвонил в архив и получил бы полный отчет и о Макдональде, и о Кей, и о всех прочих. А теперь придется ждать до завтра и, насколько я понимаю в этих делах, нам необходимо начать действовать сегодня же. А если полиция нас повяжет до того, как мы что-то выкопаем...Знаешь, я уже стар для их допросов с пристрастием. Нам надо уговорить твою Кей помочь нам.

- А она-то нам зачем? - спросил я, пересаживаясь на стул, но все ещё не спуская с него глаз и готовый, если что, навалиться на него и скрутить. - Я-то думал найти Стива, предъявить ему обвинение и все записать на пленку. Я не доверяю Кей.

- Она единственная, кто может дать нам информацию про того подсадного, о котором ты говорил. Что же касается её соучастия в убийстве, то я в этом сильно сомневаюсь. У неё нет мотива. Правда, нам неизвестны также и мотивы Макдональда. Но раз он родственник, у него могло быть сто причин убить этого парня, о которых мы не ведаем ни сном ни духом. К тому же если малышка Кей сама разработала всю эту дьявольскую операцию, она бы не стала приглашать тебя к себе домой и знакомить со своими друзьями. Нам надо уговорить её сегодня же пойти к Макдональду или привести его к себе. Мы дадим ей "жучка", а сами будем сидеть в машине на улице и вести запись. Она все ему выложит - что, мол, она его подозревает и обвиняет в убийстве Томаса. Даже если это не он - я уверен, его ответы дадут нам ключ. Интересно будет послушать, что он там скажет.

- Да, но если Стив - убийца, он и её прихлопнет.

- Если она ухитрится вызвать его к себе, мы будем сидеть в соседней комнате и в случае чего повяжем его. Очень будет мило - три свидетеля, способные под присягой подтвердить его рассказ.

- А что если Кей и Стив заодно?

- Нет, не похоже. Как я тебе сказал, если бы она была в этом замешана, она бы держала тебя подальше от остальных и не стала бы приглашать в гости. Нет, Кей тут скорее всего не при чем, и она = лучший способ расколоть Стива. Они же работают вместе на студии, над одной передачей и тэ дэ. Так что очень логично, если она его заподозрит. Но главное здесь вот что хватит ли ей храбрости сотрудничать с нами?

- Вот-вот. А если она нас пошлет подальше?

- Плохо.

- И все же я считаю, что мне надо с ним повидаться самому и пронести "жучка", а ты будешь сидеть в машине и все записывать.

Бейли сплюнул в мусорную корзинку.

- Туссейнт, если он убийца и подставил тебя, с какой стати ему тебе во всем признаваться? По опыту знаю, что преступники обожают хвастать, особенно это касается мелких дилетантов. Для таких хвастливая болтовня, да ещё тет-а-тет с бабой - это же прямо как исповедь души. Он с удовольствием перед ней выпендрится.

- Но насколько я знаю, у них любовь...

- Если девочка мечтает о грандиозной карьере, ей вряд ли захочется кувыркаться в койке с убийцей. - Он взглянул на часы. - Как думаешь, она сейчас дома? Нам нельзя рисковать - звонить ей не будем, ввалимся без приглашения. Чем скорее мы её увидим, тем лучше. Возможно, придется использовать все свое красноречие, чтобы убедить её вступить в наш заговор.

Тед встал. Я вскочил, а он устало заметил:

- Успокойся ты, Туссейнт. Сейчас не время для нервных припадков.

Он отпер сейф, достал оттуда магнитофон размером с портативную пишущую машинку, и какие-то приборчики.

- В этом футляре мини-магнитофон, микрофон будет у тебя на запястье в виде часов. А это, - тут он протянул мне что-то вроде старинного коробка спичек с торчащей булавкой, - миниатюрная радиостанция. Видел бы ты её внутренности - транзисторы размером с горошину, а батарейки не больше монеты. Та ещё технология! Как-то мой инженер показывал мне всю эту кухню изнутри... Ты пришпиливаешь эту штуковину под сиденье стула или к спинке кровати, и радиопередатчик начинает работать, трансляция идет в радиусе полтораста ярдов. Может работать тридцать часов.

- Просто как детская игрушка, - заметил я, рассмотрев радиоприемник. Весил он не больше спичечного коробка.

- Отдай-ка, а то у меня сейчас будет разрыв сердца. Знал бы ты, сколько эти игрушки стоят... Я же говорю: скоро нашим рэкетом смогут заниматься только дипломированные радиоинженеры. Я-то эти штуковины покупаю, но если ты думаешь, что я знаю, как они действуют... Мой инженер мне объяснил элементарные вещи, чтобы я мог ими пользоваться. А больше мне и знать не надо. Ну, готов?

- Ага, - ответил я, чувствуя себя неблагодарной сволочью. Да, конечно, план Теда пришелся мне не по душе, но ведь ничего лучшего я сам придумать не мог.

Водрузив свою серую шляпу на затылок, Тед сказал:

- Одно условие, Туссейнт. Если нас повяжут, не вздумай дать деру и не распускай кулаки. Ты должен послушно отправиться в участок и надеяться, что полиция поверит твоим показаниям. Я правда не думаю, что они вот на столько тебе поверят, и все же... Я готов рискнуть, но не башкой же... Пушка у тебя есть?

- Нет.

Он подошел к другому сейфу, поменьше, отпер его и вытащил два револьвера.

- Я никогда даже не делал запрос о разрешении на ношение оружия, сказал я.

- Ну и дурак, - мягко упрекнул меня Тед - Ну, по сравнению с тем, что мы намереваемся сделать, нарушение закона Салливена - пустяк. Поскольку разрешение есть у меня, я подержу у себя оба, пока мы не вступили в бой.

Когда он запирал сейф, меня осенила страшная мысль, что я добровольно заполз в расставленную им ловушку. Но я продолжал успокаивать себя тем, что если бы Тед хотел меня сдать полиции, он бы уже давно направил на меня ствол.

Тед открыл дверь, потушил свет, и мы вышли в коридор.

- Я знаю, о чем ты думаешь, - пробурчал Тед. - Конечно, я бы стал знаменитым, если бы отвел тебя в участок. Но мне-то какой прок? Это бы ничего не доказало, кроме того, что мне просто подфартило, потому что ты заглянул ко мне в контору. Перед кем, ты думаешь, я хочу выпендриться, перед полицией, что ли? Не бойся, Туссейнт, я же не крыса, хотя и не доблестный рыцарь... Я решил заняться твоим делом просто для того, чтобы показать ребятам с Мэдисон-авеню, какой я классный сыскарь - а перед полицией мне незачем вытанцовывать. Мы поняли друг друга?

- Абсолютно, - ответил я, желая поверить ему на слово.

Старенький "бьюик" Теда стоял в гараже неподалеку. Я нес в руках магнитофон. Поначалу я немного разозлился на то, что он приказал мне нести эту штуку точно своему слуге, но потом быстро успокоился, когда понял, что на улице это для меня служило своего рода маскировкой - со стороны я казался просто прохожим со свертком.

Мы несколько раз объехали вокруг квартала Кей, ища место для парковки. Когда я спросил, почему он проехал мимо свободного пятачка на Третьей авеню, Тед объяснил:

- Далековато. Если мы решим записывать в машине, надо, чтобы наш "жучок" был в досягаемости. А это значит - не дальше квартала от её дома. А то и меньше.

Свернув на её улицу в десятый раз, мы увидели, что от тротуара напротив её дома отъехал "кадиллак". Но не успели мы и глазом моргнуть, как там притормозила машина с пенсильванскими номерами и начала сдавать задом на освободившееся место. Тед выругался, а я выскочил и, посветив своим удостоверением, нагло солгал:

- Полиция! Припаркуйтесь в другом месте. Мы должны встать здесь.

За рулем сидел худой парень в смокинге. Он потер переносицу пальцем и пробормотал раздумчиво:

- Полиция?

- Разве вы не видели удостоверения? - спросил я грозно. - Проезжайте!

- Ага... Хорошо, сэр. Я всегда помогаю полиции. Облава, что ли?

- Не задавайте лишних вопросов.

- Конечно, конечно, вы правы. - кивнул он и укатил прочь. Тед припарковался, вышел и запер машину. Парень из Пенсильвании остановился на красном свете и поглядывал на нас. Но все было в порядке: мы и впрямь были вылитые детективы - оба здоровенные, а уж Тед был одет точно как полицейский в штатском. Я попросил Теда немного подождать. Когда пенсильванец наконец свернул за угол, мы перешли улицу к подъезду Кей, и я позвонил в звонок. Как только входная дверь раскрылась, я сказал Теду:

- В эту крохотульку-лифт мы вдвоем не влезем. Я поднимусь пешком, а ты дай мне минутную фору.

- Ладно, но и сам не подходи к двери, пока я не подъеду.

Я рванул вверх по цементным ступенькам и стал ждать. Подъехала кабина лифта, Тед вышел на площадку. Он приблизился к двери Кей, вытащил свой золотой щит, приложил его к дверному глазку и объявил:

- Детектив!

Как только замок отперли изнутри, он ринулся вперед, я вбежал за ним и захлопнул дверь. У двери стояла Кей в китайском халатике, наброшенном поверх комбинации. За накрытым к ужину столом сидела Барбара в фартуке поверх серого вязаного платья.

Они обе закричали одновременно - от страха и изумления. Потом Кей воскликнула:

- Туи, вас поймали! - в её голосе по-прежнему слышалось испуганное недоумение: это был не выкрик, а какой-то истерический вздох.

Бобби вскочила на ноги и уже была готова снова закричать или разрыдаться, как Тед произнес спокойно:

- Милые леди, все будет хорошо, если вы успокоитесь - не надо кричать, не надо бежать к телефону.

- Это Тед Бейли, мой друг, - встрял я. - Он частный детектив.

Увидев, как сразу просветлели их лица, я сам ужасно обрадовался значит, ни Кей, ни Бобби не настучали на меня. Кей обняла меня.

- Я так за вас беспокоилась, Туи. Я чувствовала себя ужасно виноватой, что втянула вас во все это.

Я на мгновение прижал её к себе и спросил:

- Вы дома вдвоем?

- Да. Туи, с вами все в порядке?

- Пока не знаю, - ответил я, мягко отстранив её. - Полиция спрашивала про меня?

- Нет.

- Как нет?

- Ну конечно, как только мы узнали про убийство, на студии началось такое... Мы сразу решили снять передачу о Томасе из шоу "Вы детектив". А потом...

- Кей, вы хотите сказать, что руководство "Сентрал" не сообщило обо мне полиции?

Кей скованно улыбнулась.

- Конечно, нет.. Очень немногие у нас знали про мою рекламную затею, а уж после убийства Томаса всякое упоминание об этом могло вообще сорвать передачу... Мы, конечно, не знали, что бы вы могли обо всем этом рассказать, вот мы и волновались. Естественно, я все обсудила с Б.Х. Он посоветовался с юрисконсультом "Сентрал", а тот оказался близким приятелем какого-то крупного чина в городском полицейском управлении. В приватном разговоре в полиции нашему юрисконсульту сказали, что им все про вас известно, то есть они установили вашу личность. И пришли к полюбовному соглашению, что "Сентрал телекастинг" никоим образом не окажется замешанной в этой истории.

- Интересно, как можно скрыть прямую связь "Сентрал" с убийством Томаса - поручить какому-нибудь головорезу-полицейскому пустить мне пулю в лоб, если меня все-таки поймают?

- Ну зачем вы так говорите, Туи? Мы решили, что уж если вас поймают, то мы наймем для вас лучших адвокатов. И мы бы немного подкорректировали наши показания - надеюсь, вы не стали бы возражать против такого варианта: мы наняли вас только с целью перепроверки кое-каких фактов о Томасе. В конце концов вы же не можете обижаться на "Сентрал" - они вложили в свою сеть миллионы!

Мда, на чашу весов положены миллионы "Сентрал" и обида какого-то негра, подумал я.

Кей улыбнулась.

- Я бы ни за что не позволила отдать вас на растерзание. А так мы себя обезопасили и все получилось очень здорово. Да и полиция, надо сказать, вами не особенно-то интересовалась....

- Ну, в это как раз трудно поверить, - вмешался Тед.

- Все правильно, полиция мной не интересуется, им главное посадить меня на электрический стул! - Я все понял. Если бы я заикнулся о тайной рекламной кампании, боссы "Сентрал" заявили бы, что я спятил.

- Ну вот! - торжественно изрекла Бобби. - Я же говорила Кей, что вы не могли этого сделать!

Кей всплеснула тонкими руками.

- Да разве я хоть когда-то.. Боже мой, Туи, так что же там случилось, в той комнате?

- Там была идеальная ловушка. Некто, назвавшись вашим именем, позвонил ко мне в офис и попросил моего соседа передать мне просьбу прийти в комнату к Томасу ровно в полночь. Когда я туда пришел, он был мертв. Через минуту в комнату влетел полицейский.

- Назвался моим именем? - переспросила Кей. - Я что-то не пойму, кому могло стать известно...

- Вот именно! Поэтому я сюда и пришел - получить ряд ответов на ряд вопросов. Я по-прежнему в розыске, обвинение висит на мне. Я хочу выяснить две вещи. Вы мне говорили, что сразу же после того, как передача о Томасе будет показана, ваш "подсадной клоун" тотчас же сдаст его в руки полиции. Кто это человек?

- В целях сохранения коммерческой тайны, мы ещё ничего не рассказали... нашему "подсадному". Мы рассчитывали нанять пенсионера-сторожа, который работал когда-то на "Сентрал". Либо он, либо его жена могли бы получить премиальные.

- Ладно, отложим пока это в сторону. А теперь скажите мне, что у вас происходит со Стивом Макдональдом?

Кей вспыхнула.

- Какое это...

- Ничего у них не происходит! - отрезала Бобби и, подойдя к Кей, обвила её своей сильной рукой, точно хлопотливая мамочка. - Девочка вернулась домой на следующее утро. Между ними все кончено.

Кей вырвалась из объятий Бобби, достала из кармашка китайского халата трубку и под изумленным взглядом Теда раскурила её.

- Я, право, не понимаю, Туи, какое отношение ко всему этому имеют мои личные дела.

- Кей, я этим интересуюсь вовсе не из праздного любопытства. У меня есть серьезная причина.

Кей выпустила в мою сторон струйку дыма.

- Я курю сорт, который вы мне порекомендовали. Что же касается Стива, то о нем и говорить не стоит. Согласна, я сглупила. Стив ничтожество... гусеница, зануднейший тип, и то, что между нами произошло, случилось лишь оттого, что я сильно напилась у него в квартире.

- До потери сознания?

- А вы откуда знаете? Мы начали ближе к вечеру, а он себя вел так нагло и самоуверенно, было бы с чего, ну а мне стало скучно. Я выпила лишку, а совсем уж вечером меня вырвало. Ну вот, я все вам и рассказала, хотя по-прежнему не понимаю, какая тут связь со Стивом.

- Он - троюродный брат Томаса!

- Честно? - прошептала Кей так, точно мы все вместе играли в детские игры.

Я кивнул.

Кей хихикнула и рухнула на кушетку.

- Да этой новости цены нет! Его троюродный брат... Но как же этот самодовольный ублюдок корчил из себя умудренного жизнью вундеркинда! Ну, теперь-то ясно, каким образом он ухитрился за одну ночь накропать весь сценарий передачи о Томасе. Именно по причине этой феноменальной быстроты, с какой он написал свой сценарий, мы и дали отлуп всем прочим сценаристам...

- Макдональду было известно про вашу рекламную затею? - вставил Тед свой вопрос.

Кей внимательно посмотрела на него.

- Я вижу, вы тоже в курсе, - и бросила на меня осуждающий взгляд.

- Ради сего святого, Кей, перестаньте! Ну конечно, я все рассказал Теду. Так что, Стив знал про мою охоту на Томаса?

Кей провела ладонью по коротко стриженным медным волосам, словно пыталась приладить парик на макушке.

- После того, как я наняла вас, я обсудила дело с Б.Х. по междугородней и рассказала ему про последние новости, он посоветовал мне поставить Стива в известность. Стив нам всем показался таким изобретательным, таким плодовитым на оригинальные идеи, и мы понадеялись, что он мог бы ещё придумать интересный поворот... Боже, так вы думаете, это он убил?

- Не знаю, но хочу это выяснить сегодня же - с вашей помощью.

- А Кей тут при чем? - спросила Бобби сердито. - Я не позволю вам рисковать её здоровьем или жизнью...

- Помолчи, Бутч. Что вы хотите от меня?

Я выложил ей наш план, а Тед добавил:

- Понимаете, мисс, у него наверняка развяжется язык в разговоре с вами - с девушкой. Если я или Туссейнт прижмем его к стенке, он будет молчать как рыба. А если мы выбьем из него показания силой, в суде это не пройдет.

Кей снова дотронулась до своих волос. Она молча курила трубку, задумчиво кивая. Казалось, её интересовали только колечки дыма, поднимающиеся вверх к потолку.

- Вы же не будете просить Кей рисковать своей жизнью, оставшись в одной комнате с убийцей! - бросила Бобби.

- Мы с Тедом спрячемся в соседней комнате. - стал я убеждать её. - И обезвредим Стива до того, как...

Кей замахала руками.

- Замолчите вы оба! Мне надо подумать. В этом есть свой резон. Беда только в том, что если я буду замешана в разоблачении убийцы, может вскрыться наша затея с рекламной кампанией. А для "Сентрал телекастинг" это будет катастрофа!

- К черту "Телекастинг"! На карту поставлена моя жизнь!

Кей одарила меня скованной улыбочкой.

- Туи, я это прекрасно понимаю, но не надо мелодраматизировать! Слово "карьера" является синонимом слова "жизнь", так что и моя жизнь поставлена на карту.

- Кей права, - заговорила Бобби. - Предположим, что Стив не убийца, или что он ничего ей не скажет, в каком положении окажется Кей?

Кей покачала головой.

- Бобби, меня не волнует этот таракан. Лучше подумай вот о чем: если убийца все-таки он, в каком положении окажется "Сентрал" и наша передача?

- Черт побери, Кей, это же убийство, а не какая-то вшивая передача! брякнул я. стараясь не повышать голос.

Точно персонаж дешевенькой пьески, она глубокомысленно запыхтела своей трубочкой, и в комнате воцарилась тревожная тишина. Наконец она встала.

- Надо рискнуть!

- Кей! - жалобно отозвалась Бобби.

- Я рассчитываю на нашего спонсора, который обожает криминальный жанр. Ему это должно понравиться. Вот что, я думаю, мы сделаем: если Стив убийца, мы запустим наш шоу - сериал с передачи о Томасе - и тогда целую неделю все газеты будут о нас писать. Уж я об этом позабочусь. Мы с первой же передачи обеспечим себе общенациональную известность. А уж потом нас будут смотреть по всей стране. Да, точно! Бобби, у меня просто особый нюх на вещи с рекламным потенциалом. Это как раз то, что нам нужно. И все очень удачно складывается: ведь ничего не придумано, не подстроено. Разумеется, нельзя будет только выпячивать наше стремление разрекламировать шоу... Так, мы наняли Туи для проверки подноготной Татта, который на самом деле оказался Томасом. Вам ясно? Передача, которая вынудила сценариста "Сентрал" стать убийцей! А телекомпания отважно смотрит правде в глаза и не боится очистить свой дом от скверны во имя закона и порядка! Это будет выстрел в десятку! В её голосе звенели неподдельный восторг и возбуждение.

- Послушай, Кей, малышка, - оборвала её Бобби. - Не лучше ли тебе сначала обсудить все с Б.Х. Позвони ему...

- Э нет, - вступил я в разговор. - Не надо никому звонить. Если Макдональда предупредят, мне крышка.

- Не думаете же вы, что мы... - начала Барбара.

- Знаете, по-моему, убийцей вполне может оказаться ваш Б.Х. или по крайней мере он может быть заодно с Макдональдом.

- Ну хватит разговоров! - строго прикрикнула Кей. - Я не буду звонить Б.Х. Я всю ответственность беру на себя. Только бы у нас все прошло так, как мы задумали, - тут пахнет таким успехом...

- Тут пахнет спасением моей жизни, если, конечно, это кого-то интересует кроме меня! - добавил я.

- Перестаньте взывать к нашему состраданию! - бросила Кей. - Итак, расскажите мне, что я должна сделать - во всех подробностях.

- Прежде всего, вы не хотите нанять мое агентство? - начал Тед. Официально. Я бы хотел участвовать в этом.

- Черт! - взревел я, закипая от гнева. - Как-нибудь в другой раз. Послушайте меня, вот наш план... - и я рассказал ей о "жучке" и о магнитофоне, и о необходимости пригласить Стива сюда. Не успел я закончить, как Кей заявила без колебаний:

- Отлично, я сейчас же позвоню Стиву.

Но Бобби оказалась у телефона первой.

- Кей, может быть, лучше мне? Он же знает, что я в курсе рекламного проекта, так что вполне логично, что у меня закралось подозрение относительно него...

- Это очень мило с твоей стороны, храбрый мой Бобби-малыш, но дело в том, что звонить должна именно я, поскольку именно я представляю "Сентрал" во всей этой заварушке. Я позвоню, намекну, что произошло нечто серьезное, имеющее отношение к нашему шоу - и он прискачет как миленький. Когда мне попросить его прийти?

- Немедленно! - ответил я. - Есть ещё одно обстоятельство, которое надо обсудить прежде, чем мы начнем. Я избил полицейского. Если мы расколем Стива, я прошу, чтобы вы трое постоянно оставались со мной, пока я буду находиться в обществе полицейских, даже в участке. Мне не улыбается перспектива быть ими избитым...

- Не беспокойся, - сказал Тед . - Мы предъявим им убийцу и они будут плакать от счастья.

- Может быть, но будьте со мной в качестве моей гарантии, на всякий случай.

- Туи прав. Понятно, что у полицейских, наверное, руки чешутся сломать ему ребра, но у меня есть идея получше. - Кей выбила пепел из своей разукрашенной трубочки - Я позвоню приятелю-репортеру и попрошу его находиться при нас. Если мы получим показания Стива, я вызову сначала журналиста, а уж потом позвоню в полицию. В смысле рекламы это будет отличный ход, потому что парень работает в крупнейшем телеграфном агентстве. Согласны, Туи?

Я согласился, и она позвонила кому-то и после того, как ей удалось в кратком разговоре убедить его, что это не просто очередной рекламный трюк и не "сфабрикованная сенсация", он согласился сидеть у телефона в ожидании её звонка.

Время шло, и наконец я заставил её позвонить Стиву. С каждым оборотом диска сердце мое сжималось все сильнее и сильнее, точно его зажали в тиски. Подождав немного, Кей положила трубку и сказала, что там никто не подходит. Неудача, должно быть, отпечаталась на моем лице, потому что она поспешно добавила:

- Наверное, он вышел поужинать, Туи. Еще ведь и семи нет. Предлагаю и нам всем поужинать. Вы проголодались, мистер Бейли?

Я, кстати, умирал от голода, но мы не притронулись к еде, словно готовились скоро отправиться на роскошный банкет, а не броситься ловить убийцу. Кей звонила Стиву каждые четверть часа, а в промежутках мы смотрели телевизор. Кей хотелось поймать какие-то определенные передачи и рекламные ролики. Тед позвонил жене и сказал, что работает и вернется поздно, а потом сел и уставился на Кей и Бобби несколько смущенным взглядом. У меня возникло вдруг то же ощущение, которое посетило меня, когда я слонялся у дома Дэвисов в Бингстоне - я не мог понять, наяву это все происходит или в страшном сне.

Тед спустился проверить машину - он все боялся, что кто-нибудь залезет и стащит его дорогостоящее оборудование. Бобби вскипятила чайник в камине и предложила всем горячий ром с водой. К десяти я уже не находил себе места и был почти уверен, что Стив рванул из города. Кей пила, как мне показалось, слишком много, и я её одернул:

- Не напивайтесь!

- Я слишком возбуждена, чтобы опьянеть. Но мне надо приникнуть к бутылочке с эликсиром храбрости, как романтически выражаются люди, не состоящие в обществе "анонимных алкоголиков". Вот Бобби ром не расслабляет. Бутч, у тебя усталый вид, может тебе принять снотворное?

В пять минут одиннадцатого она наконец дозвонилась до Стива, и я от радости чуть не растаял.

- Стив, ты можешь прийти ко мне прямо сейчас? - спросила Кей. - Что? Не будь идиотом! Ты последний мужик, кого бы я хотела видеть! Не воображай, будто кроме тебя в мире не осталось мужчин! Это будет сугубо деловая встреча. Я узнала у нас тут кое-что, отчего ты просто уписаешься! Ох, только не надо мне гнать эту туфту про творческий настрой! Позже потворишь. Говорю тебе, это очень важно. Нет, это не телефонный разговор. Ладно, оставайся наедине со своим ремингтоном, Хемингуэй! - она подмигнула нам. Но у меня в руках конфиденциальная информация о готовящемся новом шоу - для тебя это просто клад! Гигантский сериал, дважды в неделю. Да нет, ничего я не шучу. Тебе надо будет оседать свою лошадку воображения и принести завтра вечером синопсис. Это я-то расщедрилась? Слушай, детка, я хочу поиметь свои двадцать процентов, если ты получишь заказ на сценарий... Не понимаю, почему ты не можешь прийти. Что? Слушай, я тебе приношу на серебряном подносе золотую жилу, а ты начинаешь жеманиться!

Я тронул её за плечо и, когда она покосилась на меня, жестами сообщил: "Скажи, что сама можешь прийти к нему". Кей кивнула.

- Стив, это действительно крупняк. А что если я сама сейчас к тебе заскочу? Ты прав, малыш, я страсть как люблю деньги! Особенно когда речь идет о больших деньгах. Ладно, буду в течение часа. Ну, мне надо одеться и... Ладно, ладно, не будем о сексе! Я серьезно. Постараюсь приехать как можно быстрее.

Когда она положила трубку, Бобби захныкала:

- Кей, не надо, не ходи!

- Ох, Бобби, успокойся. Прими свое снотворное и отправляйся спать.

- Нет. Я тебя одну не отпущу!

- Вы не можете поехать с Кей, - сказал я, - Вы все испортите, Бобби.

- Нет, я настаиваю. Я не позволю Кей встретиться с этим чудовищем наедине!

- Поскольку мы будем вести запись из машины, дама может остаться со мной, - сказал Тед примирительно. - Лишний свидетель нам не помешает. - Он вынул из кармана передатчик размером со спичечный коробок и показал его Кей. - Это важно, послушайте внимательно. Вы понесете этот передатчик в своей сумочке. И проследите, чтобы он там в у вас нигде не застрял. Вам нужно будет действовать ловко и незаметно. Если он увидит эту штуку, мы пропали. Когда сядете в кресло, приколите передатчик под сиденье или за спинку - словом, в любое место, где коробочка не будет видна. И вы должны это сделать сразу же как войдете в квартиру.

Кей удивленно указала пальцем на приборчик.

- И эта крошка действительно радиопередатчик?

- Да, я настрою его как только вы будете готовы. И действуйте с ним очень аккуратно. Он стоит кучу денег.

Кей потрогала свой китайский халатик и пробурчала себе под нос:

- Надо надеть что-нибудь этакое... соблазнительное.

- Кей! - воскликнула скорбно Бобби.

- Боже, вот уж кто меньше всего меня интересует, так это Стив Макдональд! Я сейчас. - Кей исчезла в спальне.

Я крикнул ей вслед:

- В каком доме он живет?

- Старый дом, после реконструкции, побольше этого.

- Швейцар там есть?

- Нет, вряд ли.

- Окна квартиры у него выходят на улицу или во двор?

- Не помню. У него большая комната и кухонька. Сумасшедший декор!

- А пожарной лестницы нет?

- Ну откуда я могу знать?

Мы с Тедом взяли свои пальто, а Бобби нырнула в сшитое на заказ полотняное пальтишко и надела кепочку, которая на ней отнюдь не выглядела мужской. Вошла Кей - на высоких шпильках, в серебряном платье без бретелек и вшитым жестким бюстгальтером, приподнимавшим её маленькие грудки. Лицо было без макияжа, медные волосы аккуратно - но без нарочитого шика уложены. Платье и короткие волосы подчеркивали её худые плечи, и в целом вид у неё был весьма сексуальный. Набросив на плечи норковый палантин, она заметила:

- Ну, я готова. Я всегда говорила, что буду носить эту норку до гробовой доски!

- Кей, прошу тебя! - закудахтала Бобби.

Тед поднял ладони.

- Давайте ещё раз договоримся. Я высажу вас на углу, на тот случай, если этот Макдональд, почуяв что-то неладное, будет высматривать вас из окна. Когда мы найдем место для стоянки, Бобби подойдет к нашей машине. Кей, вы перед домом Макдональда дождитесь Туссейнта, он поднимется наверх, выйдет на пожарную лестницу и займет там позицию прежде чем вы войдете в квартиру. Все это, может, не так-то просто, - С этими словами он поглядел на меня, и мы с ним подумали об одном и том же: негр на крыше дома или на пожарной лестнице в белом квартале заставит десяток граждан названивать в полицию. - Если же пожарной лестницы там нет, то Туссейнт спрячется около двери Макдональда и, если наступит критический момент, вышибет её и ворвется внутрь.

- А как же я услышу через дверь? - осведомился я. Для меня, чернокожего, околачиваться на лестничной площадке тоже было не менее опасно, чем разгуливать по крыше.

- Это тоже продумано! - довольно буркнул Тед. - Уже поздно и на улице тихо. Как только Кей установит "жучок" в квартире, я с улицы посигналю три раза - это будет означать, что передатчик работает. Если же я дам три гудка, значит, передатчик не работает. В этом случае снимите "жучок", уберите его в сумку и поскорее уходите - сошлитесь на головную боль или...

- Надо все выяснить только сегодня! - вставил я.

- Надо все сделать правильно, - продолжал Тед. - Если вы не услышите гудков, что ж, тем лучше. Если я не смогу принять радиосигнал, тогда Бобби позвонит Макдональду - и у Кей появится повод уйти. Так, если аппаратура будет работать, я все услышу. И дам ещё три гудка, если мне покажется, что Кей в опасности. Туссейнт в этом случае ворвется в квартиру через дверь или через окно, а я поднимусь тоже.

- План неплохой, - похвалила Кей.

- Если Туи не сможет подойти к окну снаружи, ничего у нас не получится, - возразила Бобби. - Стиву понадобится всего секунда, чтобы... что-то с ней сделать.

Тед помотал своей большой головой.

- Не беспокойтесь, мэм. Как только он услышит шум за дверью, он постарается сделать только одно - сбежать. А Туссейнт будет вооружен.

- Я и сама справлюсь со Стивом. Мне уже приходилось бить мужчин куда надо. - храбро сказала Кей. - Пошли.

Бобби и Тед спустились первыми. Мы с Кей ждали на лестнице.

- Волнуетесь, Туи? - ласково спросила Кей.

- Хотел бы я лучше знать расположение его квартиры.

- Там нет лифта, и он живет на третьем этаже - вот и все что я помню. Мне правда очень жаль, что я вас втянула в это дело.

- Риск - неотъемлемая часть моей профессии, - пожал я плечами.

Стив жил в районе Шестидесятых улиц, к востоку от Мэдисон-авеню. Тед отдал Кей передатчик. Предварительно проверив его, она сунула его себе в сумочку и они с Бобби вышли на углу.

- Не забудьте, - напомнил ей Тед на прощанье. - Ни в коем случае не оставляйте сумку в прихожей после того, как снимете свой палантин.

Мы свернули на Шестьдесят пятую. Улица была безлюдна, но зато на ней стояло полно машин. Мы сразу заметили единственное свободное место перед высоким жилым домом - на тротуаре большими желтыми буквами было выведено: "Стоянка запрещена". Я попросил Теда запарковаться там, но он сказал, что швейцар поднимет шум. Я снова повторил свою просьбу.

Из подъезда выбежал старикан, одетый точно генерал иностранной армии, и заспешил к нам, но прежде чем он успел раскрыть рот, я уже тряс ему руку.

- Нам необходимо поставить здесь машину на полчаса, - заявил я.

- Здесь нельзя... - начал он сварливо, но тут увидел скользнувшие ему в ладонь десять долларов и добавил: - Откройте капот, сделайте вид, что у вас поломка. Но только на полчаса. В чем дело?

- Засада. Мы ведем дело о разводе. Не в вашем доме.

Мы попали в удачное место: на той же стороне улицы, что и дом Стива, и всего в сотне шагов от его подъезда.

Я открыл капот, пока Тед возился с магнитофоном. Потом я скрылся в тени соседнего здания. Подошла Бобби, села в машину, а старик-швейцар следил за нами из своего подъезда подозрительным взглядом. Когда Кей подошла к дому, я двинулся по улице и заскочил в небольшой вестибюль следом за ней.

- Снаружи лестницы нет, - сообщил я ей. - Позвоните и поднимайтесь. Прежде чем задать ему первый вопрос, подождите минут десять, но жучок приладьте как можно скорее. Поняли?

Она кивнула и нажала на звонок квартиры 3D. Когда дверь открылась, мы оба вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице. Я стоял на лестничной площадке и обдумывал, как поступить, если кто-то войдет и спросит, что я тут делаю, или бросит на меня взгляд, который будет хуже такого вопроса. Тут можно было не сомневаться: как только этот белый добежит до телефона, он тотчас наберет номер полиции и скажет нервно: "Тут у нас какой-то здоровенный негр в подъезде..."

Я услышал, как Стив отпер дверь, что-то произнес беспокойным тоном, потом закрыл дверь, и дом снова погрузился в тишину. Подождав несколько секунд, я пошел вверх по лестнице, старясь шагать как можно тише. Я двигался почти как в замедленной киносъемке. Миновав второй этаж, я заметил, что квартира D находится слева в глубине холла. Стены холла были обиты несгораемым материалом, в конце холла виднелось окно - наверное, там и была пожарная лестница. Добравшись до крыши, я обливался потом. Во тьме я чиркнул спичкой: дверь как дверь - закрыта, но признаков сигнализации нет. Я открыл её, вышел в ночную прохладу - и чернота моей кожи слилась с ночной тьмой.

Я зажмурился, потом медленно раскрыл глаза и оглядел ряды телевизионных антенн, торчащих точно кресты на кладбище. Все оказалось проще, чем я думал. По крыше к задней стене дома бежала железная лесенка, которая вела на пожарную лестницу. За краем крыши я увидел небольшой дворик и стены других домов. Многие окна были освещены. На этом здании была только одна пожарная лестница. Должно быть, домоуправление хорошо подмазало пожарного инспектора, чтобы он проморгал такое безобразие. Сняв ботинки и повесив их себе на шею, я стал спускаться вниз. Поравнявшись с окном холла на верхнем этаже, я превратился в мишень, отлично просматриваемую снизу. В живую мишень... Я забыл кое-что взять с собой... Револьвер Теда.

9.

Я не слишком большой поклонник пистолета: война научила меня любить карабин. Но теперь без револьвера Теда я был как без рук - ведь если бы я не смог выбить окно, то свинцовая плюха смогла бы. Ну какой же дурак, думал я, хотя было уже поздно по этому поводу сокрушаться.

В прежние времена тут на каждом этаже, должно быть, располагались две проходные квартиры с передним и задним входами. Теперь же их разделили на четыре большие однокомнатные квартиры, и широкие окна двух задних выходили во двор как раз рядом с пожарной лестницей. В одном окне на верхнем этаже горел свет, и спустившись с крыши на лестницу и заглянув внутрь, я увидел на кушетке мужчину с газетой. Меня это не испугало: если не смотреть из окна прямо на пожарную лестницу - то есть под некоторым углом - меня видно не было. А страшило меня вот что - я боялся мелькать в освещенных окнах холлов на каждом этаже: если кто-то, стоя во внутреннем дворике, взглянул бы вверх, то непременно увидел бы мой силуэт.

Как только я ступил на железные ступеньки - сквозь тонкие шерстяные носки они жгли мои подошвы как лед, - на четвертом этаже залаяла собака. К счастью, после первого же приступа лая она заткнулась, но на третьем меня ожидал ещё один сюрприз: свет в окне Стива горел, конечно, но вот окно соседней квартиры было затемнено и рама чуть приоткрыта. К окну Стива был присобачен кондиционер. Оставив башмаки на ступеньках, я встал на перила лицом к стене в надежде, что кондиционер выдержит мой вес, и ухватился большими пальцами за выступающие кирпичи. Потом осторожно поставил одну ногу на кондиционер. Железная коробка на окне была укреплена вроде бы довольно прочно. Упираясь второй ногой в перила лестницы, я занял довольно-таки удобную позицию (если, конечно, меня ещё не заметили снизу из дворика) в тени рядом с освещенным окном холла. Отсюда открывался прекрасный вид на комнату, и окно было не заперто. Я мог просто ткнуть раму и впрыгнуть в комнату, если что.

Интерьер комнаты был выдержан в стиле девяностых годов прошлого века. На обоях были наляпаны большие розы с пляшущими вокруг ангелочками, с потолка свисала тяжелая стеклянная люстра, мебель тоже была старинная: пухлые плюшевые кресла и обитые кожей стулья, в углу стояла узкая кровать с высокими стойками. Даже картины на стенах были в старинных толстых позолоченных рамах, а на столе и на книжных полках я увидел старомодные фарфоровые фигурки и вазочки. Не знаю, на мой взгляд, все это выглядело настолько нарочито, что вызывало отвращение.

На Стиве был красный атласный смокинг, на узкой губе висела сигарета. Кей сидела в шезлонге, откинувшись назад. Серебряное платье чуть задралось вверх и из-под него виднелись ноги в чулках. Шезлонг был сделан из какой-то ужасающей кремово-желтой парусины, и я буду не я, если передатчик не висел прямо под изгибом парусинового сиденья, прямо у неё под задом. От глаз Стива передатчик был скрыт юбкой. Кей держалась очень непринужденно. Я честно сказать, просто восхищался её способностью сохранять хладнокровие в минуту опасности.

Если бы не дурацкая мебель, эта была бы чудесная квартирка: огромная гостиная, а через открытые двери в дальнем конце комнаты виднелась дверь туалета и кухонька. В кухне окно было открыто - видимо, для легкого сквозняка. Вытянув шею, я заметил в противоположном углу старомодный секретер. он был открыт и на выдвижной доске стояла пишущая машинка, а рядом с ней лежала стопка бумаги. Рядом с секретером располагался мраморный столик на золоченых ножках с несколькими бутылками и ведром для льда и массивная лампа с молочно-матовым стеклянным плафоном. До моего слуха доносился их спокойный разговор. Стив предложил Кей выпить, но она отказалась. Потом он поинтересовался, правду ли говорят, что некая особа иногда ночует у одного из вице-президентов "Сентрал", на что она ответила, что это уже все в прошлом.

Мои пятки уже занемели от холода, а вжатые в кирпичную стену пальцы затекли. И вдруг мне стало ужасно грустно. Вся эта затея показалась мне просто смехотворной - да какое отношение к убийству может иметь такой придурок, как Стив? Зачем этим двум белым помогать мне?.. Я стоял, распластавшись у стены дома над разверстой внизу смертоносной пропастью, с минуту на минуту ожидая выстрела в спину. В душу мне закралось мучительное подозрение, что я просто понапрасну теряю время, что все безнадежно, что я обречен.

Но три автомобильных гудка, донесшиеся откуда-то снизу, заставили меня отбросить сомнения. "Жучок" работал. Стив встрепенулся.

- Проклятый ублюдок! Каждое утро в восемь какой-то идиот гудит под окнами - ему, видите ли, лень вылезти из машины и позвонить в дверь. Почему, черт побери, его не оштрафуют! Ей-богу, если бы у меня окна выходили на улицу, я бы швырнул ему в башку бутылку. Как же он действует мне на нервы! - с этими словами Стив весь передернулся, чтобы продемонстрировать, как именно это ему действует на нервы. - Ну так, милая, что там за крупный заказ, который тебя так возбудил?

- Ох, какие мы нетерпеливые, - жеманно протянула она. - Когда я тебе позвонила, ты не проявил никакого интереса.

- Ничего подобного. Просто я заканчиваю сценарий десятой серии "Вы детектив" и когда творческое воображение начинает парить, не люблю отвлекаться. Так что за новость?

Она с улыбкой произнесла:

- А я вот тут размышляла об убийстве Татта... Томаса.

Стив стряхнул сигаретный пепел в стакан.

- Ну и что за передача может из этого получиться?

- Об этом я и хочу тебя спросить, - мягко сказала Кей, не спуская с него глаз. - Мне пришло в голову, что только трое знали про нашу тайную слежку за Томасом - я, Б.Х. и ты.

Стив тоже сохранял самообладание.

- И ещё один - нанятый тобой частный сыщик. Твой чернорабочий, уж прости мне этот каламбур - или я уже каламбурил на его счет? Так какое отношение ваш тайный план слежки за Томасом имеет к его убийству?

- Не знаю, но мне просто пришло в голову, что какая-то связь тут есть. Вот почему я и стала думать про Томаса - хотя полиция считает, что это дело рук Туи, какая у него могла быть причина убивать Томаса?

Стив сделал большие глаза.

- Дорогая, если ты решила оторвать меня от работы только потому, что тебе захотелось поиграть в сыщика... Да кто знает, почему Мур его убил. Возможно, Томас заметил за собой слежку, они подрались. В минуту ярости всякое может случиться.

- А что может случиться в минуту просветления?

- Дорогая, в столь поздний час ты говоришь загадками. Не можешь объяснить все просто?

- Да просто драка между Туи и Томасом, о которой ты твердишь, кажется мне очень маловероятной, Стив. Эта неувязочка и не давала мне покоя потому, что я настрого предупредила Туи ни в коем случае не подходить слишком близко к Томасу вплоть до того момента, как передача выйдет в эфир, так что...

- Кей, твой Отелло случаем не появлялся?

- Нет, конечно, но мы ведь все сыщики в глубине души, вот и сегодня я весь вечер об этом думала. Конечно, же у Б.Х. нет никаких причин убивать Томаса, его даже в Нью-Йорке не было. Мне также известно, что и я его не убивала.

Стив снова сделал большие глаза и пропел, кривляясь:

- А упало, Б пропало, кто остался на трубе - я?

Она хихикнула.

- Самое странное, что его убили именно в тот день, когда тебя посвятили в тайну нашей рекламной кампании.

Тут расхохотался Стив - от всей души.

- Дорогая, если ты лихорадочно ищешь повод ещё раз прыгнуть ко мне в койку, то не надо так корячиться. Нет правда, может мы и в самом деле трахнемся - ты сегодня бесподобна. Когда ты распаляешься, то всегда впадаешь в истерику и пытаешься...

- Б.Х., похоже, разделяет мои подозрения.

- Чушь! - отрезал Стив, точно кнутом хлестнул. - Я сегодня с ним разговаривал. Я бы сразу все понял, если бы в его так называемом мозгах возникла какая-то тревожная мысль. Нет, Кей, это просто женская уловка, и вся эта сцена тобой плохо сыграна. Ты злишься оттого, что нам в тот вечер не удалось покувыркаться вволю, а теперь ты стараешься отомстить мне, возводя фантастические обвинения. Тебе надо обратиться к опытному психоаналитику. Боже, да сама подумай, зачем мне убивать Татта? Ведь он стал для меня золотой жилой.

- Вот именно, Стив! Я же помню, как ты прибежал с готовеньким сценарием про Томаса на следующее утро. Как же тебе удалось так быстро собрать о нем столь подробную информацию? Тебе могли бы позавидовать аналитические отделы "Нью-Йорк таймс" и "Вашингтон-пост" вместе взятые!

- У женщин очень плохая память. Неужели ты забыла, что я давно носился с идеей такого шоу и что до того уже сделал набросок сценария про Татта? Он снова сверкнул глазами, точно в подтверждение своих слов.

Моя правая нога, стоящая на коробке кондиционера, до того онемела, что мне пришлось слегка переместить вес тела, и я, чуть поджав правую ступню, наступил на левую, упертую в перила лестницы. Когда же я снова оперся на правую, чертов кондиционер качнулся и хрустнул - у меня душа ушла в пятки.

Но Стив был слишком возбужден, чтобы обратить на это внимание.

- Нет, я и сам люблю пошутить. Но это смехотворное обвинение мне не по вкусу. Это же просто подлый удар ножом в спину. Уходи! Я предупреждаю, если по телекомпании поползут слухи, я буду вынужден рассказать всю правду!

- Какую правду?

- Э, милая, тупоумие тебе не к лицу. Я могу им рассказать, например, как тебе наскучила твоя Бобби и как ты попыталась спутаться со мной, но в таком возбужденном состоянии, в каком ты находишься сейчас, ты просто не можешь понять простой вещи: ты настолько погрузилась в свои лесбийские страсти, что у тебя уже не может быть нормальных половых отношений с мужчиной!

Она показала ему нос.

- Ну, эта твоя шалость будет глупейшим поступком, мой милый! Всем ведь известно, что сам ты - педрила несчастный, "голубой", что ты...

- Но ты ведь так не считала! - сказал он, закуривая очередную сигарету. - Послушай Кей, давай будем вести себя как взрослые люди. Ну зачем нам эти взаимные оскорбления. Я сейчас занят. А завтра я поведу тебя обедать и мы продолжим эту комедию. - Тут он опять вытаращил глаза и добавил. - Между прочим, я забыл об одном немаловажном пунктике моей маленькой, как ты выразилась, шалости - и этот пунктик вряд ли понравится на Мэдисон-авеню. Понимаешь, я же могу сказать, что ты легла под меня по причине того, что черный паренек не захотел тебя трахнуть.

- А может, он меня очень хорошо трахнул - потому-то я и не удовлетворилась твоими слюнявыми потугами.

- А может, он привел к тебе вдобавок взвод гарлемских трахалей? Ты что, черт побери, травки накурилась? Или, может увлеклась садизмом? Если так, то я готов удовлетворить тебя, хорошенько взгрев по попке, моя милая!

- Стиви, не надо громких речей. Я ведь не так просто ломала свою птичью головку, когда размышляла об этом убийстве... Мне пришлось позвонить кое-кому в Кентукки.

Я просто кожей почувствовал тяжесть повисшей в комнате тишины, которую Стив разорвал пронзительным взвизгом:

- Ах ты сука! - Его длинное узкое лицо побагровело, потом покрылось смертельной бледностью.

Кей даже не шевельнулась. Ей все это доставляло видимое удовольствие. Она криво улыбнулась и сказала:

- О, я вижу, маска хладнокровия сорвана? А теперь давай-ка сотри грим, сними свой маскарадный костюм и расскажи-ка мне без выкрутасов про кузена Томаса.

Он молчал, выпрямившись перед ней, на лице у него застыло выражение гнева и страдания.

Кей глубже погрузила свой нож ему в сердце, да ещё и крутанула.

- Стиви, ты, видно, ничего не понимаешь. Я же хочу тебе помочь. Ради успеха нашего шоу я даю тебе возможность все мне рассказать - прежде чем я позвоню в полицию.

- Как... как.. ты узнала? - хрипло проговорил он.

- Теперь уже поздно задавать вопросы. Ну же, ты всегда такой словоохотливый, давай, расскажи-ка мне, почему ты его убил?

Стив привалился к столу, буквально весь съежившись и сморщившись. Потом успокоился, вздохнул поглубже и снова обрел самообладание. Он подошел к секретеру, закурил, сел на край выдвижной крышки стола и произнес, сделав большие глаза:

- Да, я, пожалуй, расскажу - ты сможешь понять меня. Я убил его. Но подожди, пока...

Раздался новый вскрик - тихий приглушенный возглас радости и облегчения, застрявший у меня в горле.

- ... ты не услышишь всю эту историю. Это не было убийством. Томас был моим дальним родственником, паршивой овцой в нашем стаде, уродом в семье. Он был отбросом, а его мамаша подзаборной шлюхой. А теперь смотри, в какой ситуации я оказался: я написал роман - и ничего не произошло. Мне необходимо было стать писателем, иначе я всю свою жизнь проторчал в том вшивом магазине, а в конце концов спился бы... Какое-то время я обивал пороги в Голливуде, но все без толку. Я вернулся в Нью-Йорк, попытался влезть на телевидение. Я работал как проклятый. Два года подряд я писал, брался за любую работу, раз десять впрягался в какие-то идиотские проекты, да все без толку, без толку, без толку! Я был в отчаянье - Боже ты мой, да мне ведь уже тридцать шесть лет! Не мог же я вечно просить больного папу высылать мне деньги на пропитание!

- И вот ты прослышал по шоу "Вы детектив" - продолжила за него Кей, потянувшись за сигаретой. Он дал ей прикурить и продолжал:

- Я долго окучивал "Сентрал телекастинг". Это был мой шанс. Блестящий шанс! Правда, я в своей жизни видел Обжору всего-то один раз...

- Какого Обжору?

- Это кличка Боба Томаса. Он вечно что-то жевал, вечно хотел жрать. Так вот я и говорю, я видел его всего несколько раз - да и то в раннем детстве, но у нас в семье знали о всех его художествах. Честно говоря, он совсем вылетел у меня из головы, как вдруг я увидел его случайно на Таймс-сквер - он шел на работу. Я не стал к нему подходить. Зачем - это ни к чему хорошему не привело бы. Я решил по-быстрому накропать о нем романчик... И тут услышал про криминальный шоу-сериал на "Сентрал". Мне не составило никакого труда настряпать сценарий за одну ночь. Сценарий приняли, и все двери передо мной распахнулись... Мне вдруг привалила удача. Мир стал для меня полным радужных обещаний и розовых надежд. Я считал, что после передачи Обжору вряд ли поймают. И забудут по него через три дня. Ведь он же никто - лицо в толпе. Рано или поздно он все равно угодил бы в тюрьму. Словом, для меня это был идеальный вариант.

Кей кивала , медленно затягиваясь сигаретой. Она либо была отличной актрисой, либо и впрямь считала его рассуждения вполне нормальными и вполне объяснимыми.

Стив затушил сигарету и тут же закурил новую - одним натренированным движением руки.

- Но когда ты рассказала мне, что вы выбрали Обжору для своей рекламной кампании, я запаниковал. На первый взгляд, был один шанс из тысячи, что он увидит эту передачу, и ещё меньше шансов, что он обратит внимание на титры и заметит там мое имя. Но если бы его арестовали, из газет он наверняка бы узнал - не мог бы не узнать! - что автором шоу являюсь я. А терять ему было бы нечего, Он бы рассвирепел, решил бы отомстить и наверняка бы выложил все про нашу семейку. Тогда мой карьере на ТВ пришел бы конец. Вот я и отправился к нему домой в тот вечер, выложил ему все начистоту и предложил пятьсот долларов - чтобы он удрал из города. Он взвился, мы подрались... Уже не помню, как все получилось, но вдруг в моих руках оказались окровавленные клещи, а он лежал на кровати мертвый. Если бы я его случайно не убил, он бы убил меня.

- Самооборона, - заметила Кей чуть ли не сочувственно.

- Ну конечно! После этого я сразу понял, что поднимется большой скандал... Но мне не надо, наверное, повторять избитые трюизмы насчет инстинкта выживания. Мне надо было соображать очень быстро. Я ушел и, изменив голос, позвонил твоему черномазому сыщику и назвался тобой. Это было несложно: я же когда-то играл в театре. Но у меня чуть все не сорвалось: его дома не оказалось. Однако парень, который снял трубку, уверил меня, что сможет ему все передать. А уж потом все произошло в считанные минуты: я позвонил в полицию как только увидел, что Мур вошел в подъезд. Я наблюдал за домом из углового магазина. Сказать по правде, мне самому это было противно, но этот негр так здорово вписывался в сюжет убийства, а у меня выбора не оставалось. Да и что там было выбирать, черт побери, у меня на карту поставлено дело всей жизни, а ему дали бы всего несколько лет за непреднамеренное убийство. Подумаешь - несколько лет жизни вшивого ниггера! Ну вот, дорогая, теперь ты все знаешь, даже эту последнюю главу моей печальной повести.

- Угу.

Он встал и снова сделал большие глаза.

- Мне очень жаль, что все так нелепо получилось, Кей, потому что ты вообще-то забавная малышка. Нет, правда, я не шучу. Но вместе с тем я слишком глубоко увяз и, опять же, у меня нет выбора. На всякое действие есть противодействие - я должен теперь убить тебя.

- Это хорошо, Стиви, что ты вспомнил о своей игре на сцене. Я вижу, ты обожаешь дешевые мелодрамы!

Тут я услышал три отрывистых гудка с улицы.

Макдональд пожал плечами.

- Дорогая, только не надо сейчас уверять меня, что я могу тебе доверять, что ты никогда в жизни не раскроешь рта. Я не могу тебе доверять.

- Ты прав! - Кей была великолепна - у неё ни один мускул на лице не дрогнул. А Стив вдруг вышел из роли: как заправский уличный громила, внезапно выхватил из заднего кармана брюк огромный складной нож, и только он им встряхнул в воздухе, из ножа вылетело длинное лезвие.

Кей перевела взгляд на нож, но по-прежнему, вроде бы, от души наслаждалась происходящим.

- Как тебе известно, я никогда не страдал недостатком сообразительности. И теперь все продумано: у нас был несчастный роман, что я уверен, не является тайной ни для кого на телестудии, и вот ты пришла ко мне в попытке начать все заново. Естественно, соответствующим образом одевшись. Ну и опять у тебя ничего не вышло со мной, ты ужасно расстроилась, потому что опять поняла, что сама во всем виновата. Я напьюсь и засну, а ты примешь целую коробку снотворного - и привет. Назавтра газеты, конечно, будут задаваться сомнениями, так ли оно было, но в общем и целом, все обойдется.

Я уже решил действовать, но меня остановил спокойный голос Кей:

- И ты намерен заставить меня участвовать в твоем спектакле под угрозой этой сырорезки? - Он держалась так невозмутимо, точно все ещё играла свою роль.

Стив кивнул.

- Ну же, милая, давай, тебе известно, как много есть участков женского тела, которые можно отрезать. Я предлагаю тебе безболезненный исход. Но я ведь могу изменить сценарий - прежде чем принять снотворное, ты в припадке истерики себя сильно порезала... Это вполне укладывается в сюжетную линию самоубийства.

- Стиви, надо было тебе все-таки остаться в папином универмаге. Ты каким был провинциалом - таким и остался. Весь наш разговор записан на пленку. Дом окружен полицией.

Он захохотал - пронзительным нервным смехом.

= Э, малышка Кей, ты могла бы придумать что-нибудь получше. Я-то рассчитывал, ты будешь брать меня на понт байкой о пистолете в сумочке.

- Стив, брось свой нож - ты только усугубляешь свое положение. Под сиденьем этого кресла приколот маленький радиопередатчик. Это я его туда приколола. Смотри! - С этими словами она приподняла и расставила ноги. Серебряная ткань взметнулась, обнажились чулки - и тут я заметил прилепившуюся снизу под сиденьем коробочку;

Я сошел с перил пожарной лестницы, на секунду навалившись всем своим весом на кондиционер, и он начал медленно проседать. Я понял, что ещё мгновение - и я полечу вниз. Вытянув руки и прикрыв ладонями лицо, я отчаянно изогнулся вперед, оттолкнулся обеими ногами от металлического куба и прыгнул сквозь стекло. Раздался звон разбитого окна. Я грохнулся на пол гостиной, так что у меня помутилось в голове, а из глаз посыпались искры, и тотчас ощутил острую боль от десятков порезов на щеках и ладонях.

С пронзительным воплем Стив развернулся и кинулся на меня. Я перекатился по полу вбок и вскочил на ноги, едва не поскользнувшись на лужицах собственной крови. Я размахнулся правой. Он полоснул ножом мне по предплечью - но у меня на теле было столько порезов от разбитого стекла, что я не понял, достал он меня или нет. В эту же секунду я с силой врезал ему в живот левой сбоку. Но удар пришелся чуть выше - в грудную клетку. Он на мгновение замер, открыв рот, и рухнул на пол.

- Вы в порядке? крикнул я Кей. Она кивнула. - Я слышал все, что он вам сказал. Естественно, эти разговоры про самооборону - вранье. Когда я пришел в комнату, кровь Томаса ещё не запеклась... Стив прежде позвонил мне, а уж потом пошел его убивать. Сначала он, наверное, оглушил его во сне, а потом добил клещами... Вы куда? - С лестницы донеслись тяжелые шаги взбегающего по ступенькам Теда.

Кей взялась за телефонную трубку

- Надо позвонить этому репортеру... Туи, берегитесь, сзади!

Стив снова был на ногах, уже без ножа. Едва я повернулся к нему, как этот худосочный слабак нанес мне сильный удар в подбородок правой, от которого я пошатнулся, а мои ноги изобразили бешеную чечетку. Ударь он меня ещё раз, я, возможно, был бы в нокдауне. Но он вместо того бросился на меня, выставив вперед ногти и пытаясь ударить коленкой в пах. Тогда я обхватил его по-медвежьи вокруг груди и сильно сдавил. Его лицо стало бледно-желтым, а глаза едва не вылезли из орбит. Когда я разжал объятья, он съехал на пол - и на несколько минут успокоился.

То ли от его сильного удара, то ли от потери крови, у меня перед глазами пошли темные круги и все события стали быстро-быстро сменять друг друга, точно в старом кинофильме. Я отпер дверь, и в квартиру ворвались Тед и Бобби - причем я ясно видел только старомодный костюм Теда, который почему-то сразу напомнил мне ту ферму в Бингстоне.

Через несколько секунд - или это мне только так показалось - в комнате появился толстый репортер и молоденький фотограф, а за ними ввалился добрый десяток полицейских. Я уже сидел в плюшевом кресле и поливал его кровью, пытаясь ответить на сыплющиеся со всех сторон вопросы, но ни на один не давая четкого связного ответа. В конце концов я умолк и просто тупо сидел, наблюдая, как суетятся вокруг меня все эти люди. Потом в поле моего зрения попал коротышка-врач скорой помощи: он разрезал на мне одежду и вколол какую-то дрянь, после чего я словно воспарил в воздух. Сквозь туман, затмивший мое сознание, я понимал, что он промывает мне порезы, накладывает швы, а потом я стал его уверять, что могу встать без посторонней помощи, и какой-то полицейский дал мне одеяло, и я в него завернулся.

Наверное, я задремал. Потому что в следующий момент я увидел, что мы уже все находимся в местном полицейском участке. В комнате было полно полицейских чинов и репортеров, и фотовспышки не угасали ни на секунду. Стив, видимо, решил прикинуться невменяемым. Он что-то вопил, всхлипывал и нес какую-то околесицу, то и дело визжа и плача, пока его не вынесли из комнаты. Я наблюдал за всем происходящим точно зритель в театральном зале, но две вещи я запомнил очень отчетливо.

Кей - фотографы не жалели пленки, чтобы запечатлеть её платье без бретелек и полуобнаженную грудь - была, пожалуй, сама деловитость, но все же ей удалось выкроить минутку, оттащить меня в угол и сунуть мне в забинтованные руки бумагу и перо:

- Подпишите здесь, Туи. Мы все это снимем на пленку и покажем после премьеры шоу "Вы детектив" - сразу после первой передачи о Томасе. Боже, какая реклама нам обеспечена! Да тут с миллионным вложением невозможно было бы сделать рекламы лучше. Это же просто водопад, и я каждую каплю...

Ее лицо внезапно осунулось и постарело.

- Что я должен подписать? - спросил я ватным голосом, еле шевеля губами после полученной дозы наркотика.

- Ваш контракт. Вы будете в фильме играть роль детектива - как в жизни. Гонорар составит две тысячи долларов. Больше я не могла добиться. Подпишите, Туи, у меня ещё сто дел...

Я подписал и спросил:

- Я все ещё у вас на жалованье? Дело продолжается?

- Ну конечно! - Она указала на большую коробку, одиноко стоящую в углу обшарпанной дежурки полицейского участка. - Я принесла вам костюм и рубашку из нашего гардероба. Самый большой размер, какой могла найти. А вашу испорченную одежду я включила в ваш список расходов.

- Спасибо. О Господи, мои ботинки так и остались на пожарной лестнице. И где-то мой бумажник... Мне надо взять такси и...

- Да-да, приезжайте ко мне завтра - то есть уже сегодня - на студию. Ровно в два. Ну, мне пора возвращаться к своим делам... О, вы даже представить себе не можете, какой нас ждет успех!

И ещё я запомнил толсторожего полицейского с золотыми капитанскими планками на плечах. Выражение его тяжелого, грубо скроенного лица и мрачные глаза ясно давали мне понять, что ему противна моя коричневая рожа, но при этом он говорил:

- Ты только не считай себя таким уж великим сыщиком, Мур. В газетах из тебя сделают героя, и ты будешь любимцем публики, Но нам, парнишка, про тебя все известно!

- Вы хотите сказать, вам было известно, что я в Бингстоне? - Опять со мной говорил белый - и я превратился в "парнишку".

- А зачем нам тебя было искать? Алкаш-сосед Томаса слышал потасовку у него в комнате и видел, как оттуда выбежал белый мужчина. Выпитое в тот вечер виски его усыпило, но утречком он пришел к нам и рассказал, как было дело. Так что мы тебя не искали - по обвинению в убийстве. И я ничего не буду предпринимать в отношении тебя за того патрульного, которого ты вырубил... Но вот тебе мой совет: смотри, не попадись в какую-нибудь историю, даже штрафной талон не заработай. Потому как, хотя я не дам ход делу об избиении патрульного, учти, что мы про тебя не забудем.

- А что мне надо было делать - позволить ему раскроить мне череп? спросил я, но капитан уже ушел.

На рассвете Тед, всю ночь раздававший направо и налево визитные карточки и улыбавшийся как новоизбранный губернатор, подошел ко мне:

- Ну давай, Туссейнт, я отвезу тебя домой.

Я наконец-то получил свой бумажник и прочие вещи, а, выйдя на улицу и сев с ним в машину, пробормотал:

- Давай-ка выпьем кофе. Я умираю от голода.

- Смотри-ка, ты же без ботинок.

- Я же не из ботинка буду пить! - пробурчал я, ощутив груз усталости.

Тед зашелся идиотским хохотом и буквально съехал с сиденья на пол.

ЗАВТРА

10

Мы остановились у кафетерия на Восемьдесят шестой улице, где толкались заспанные люди, забежавшие сюда выпить на скорую руку чашку кофе перед работой. Мои необутые ноги не привлекли внимания посетителей, хотя костюм, одолженный мне Кей, мог стать сенсацией сезона - сшитый из синего плотного материала, он висел на мне как на огородном пугале. То ли это был наряд комика, то ли его смастерили по специальному заказу для богатыря-мутанта. Действие укола, сделанного мне врачом "скорой", уже прошло, и я почувствовал страшную боль и усталость.

Тед же, напротив, ликовал и был неимоверно бодр. Хотя после бессонной ночи глаза его опухли и покраснели, а мешки под ними были темны как грозовые тучи, он сиял и болтал без умолку. Он, разумеется, намеревался играть одну из центральных ролей в предстоящей инсценировке событий прошедшей ночи в квартире Макдональда и все повторял, какой же это бурный старт для его сыскного агентства. Проглотив несколько пончиков с маслом и запив их несколькими стаканами апельсинового сока и молока, я почувствовал себя гораздо лучше: возможно, выпитая жидкость заменила мне потерянную кровь. Однако на душе у меня по-прежнему было пасмурно.

Тед выбежал на угол и накупил ворох утренних газет. Моя физиономия светилась с первых полосах большинства из них - обо мне даже "Нью-Йорк таймс" поместила короткую заметку. А в "Дейли ньюс" на всю страницу напечатали мой портрет - я стоял в комнате Стива на фоне разбитого окна. Видок у меня был как у инопланетянина - одежда порвана, рубашка свисает клочьями, останки пиджака в крови. Мои глаза казались остекленевшими, видимо, после нанесенного мне Стивом апперкота в подбородок. Поразительно, что такой тщедушный субъект мог так зверски мне врезать. На внутренних полосах "Ньюс" были ещё фотографии: Кей, Стив в окружении двух рослых полицейских поднимается по ступенькам полицейского участка, и Тед, тычущий пальцем в магнитофон на переднем сиденье своей машины. Тед даже не забыл распахнуть пальто, демонстрируя подмышечную кобуру. Я прочитал было первые абзацы репортажа, но быстро потерял интерес.

Тед же читал все подряд хриплым шепотом, крякая от удовольствия всякий раз, когда натыкался на свое имя.

- Я схожу куплю ещё десяток номеров, - сказал он. - Считай, что я сэкономил тысячу долларов на рекламу своему агентству.

- Ты и за десять тысяч не сумел бы купить себе столько полос... Скажи, Тед, теперь-то хоть ты выкинешь свой двубортный костюм?

- А чем тебе не нравится мой костюм? Его надо только хорошенько отгладить и...

- Да ничего. Чудесная ткань. Давай-ка свалим отсюда. Мне надо отдохнуть, чтобы восстановить цвет лица перед съемкой. Ну вот кто бы мог подумать - я вдруг стал актером.

- Слушай, Туссейнт, нам надо обсудить кое-какие наши общие дела.

- Только не здесь, устал страшно. Давай поболтаем по дороге ко мне. Я слишком утомился, чтобы удивиться поползновению Теда содрать с меня гонорар за день работы или что там он хотел от меня...

Когда мы направились к Сотым улицам, Тед, сунув в рот новую сигару, начал:

- Я о многом передумал за эти последние несколько часов. Тебе - нам здорово повезло с этими ребятишками с Мэдисон-авеню, тут же пахнет верными и немалыми бабками - если только мы будем действовать с умом. Помнишь, я тебе рассказывал о промышленном шпионаже, которым я сейчас собираюсь заняться? Так вот, телевидение - это тоже отличное поле деятельности. Им могут понадобиться частные сыскари для массы дел: шпионить за конкурирующими компаниями, подогревать возникающие скандалы, вынюхивать вредные привычки телезвезд, охранять их от посягательств любовниц и налетчиков - словом, море работы. А когда я говорю, что мы должны действовать с умом, я вот что имею в виду: ты пролез к ним, а у меня агентство. Предлагаю тебе партнерство. Бейли и Мур. Получишь сорок процентов прибыли. Ну как, Туссейнт?

Я помотал головой. Мои глаза слипались, и я уже видел будущую телепередачу. Перед моим взором снова возникла обрамленная оконной рамой комната Стива с его чудной мебелью. Стив снова "объяснял" Кей, почему он убил Томаса. А Кей сидела перед ним и внимательно слушала, кивала, соглашалась... Чудная мебель, чудные больные люди. Они оба разговаривали так, точно...

- ...я не хочу тебя надуть. Я готов дать тебе пятьдесят процентов чистыми, но ты пойми: все оборудование же мое, у меня действующее агентство, так что мне кажется, что я...

Я открыл глаза.

- Можешь все забрать, Тед, все сто процентов. Я завязываю с частным сыском. Я тебя напрямую свяжу с Кей. Ты ей подойдешь, будешь её свадебным генералом на всех вечеринках.

Мы остановились на красном свете. Тед недоуменно повернулся ко мне, чуть не тыча мне в лицо своей сигарой.

- Туссейнт, ты хоть соображаешь, что говоришь?

- Они будут потешаться над тобой на своих сборищах, но зато тебя ждет длинный доллар. На самом деле, в этом нет ничего сложного...

- После стольких лет, после всех тягот в этом бизнесе, ты решил бросить?

- Ага. Именно сейчас. Когда я впервые в жизни понял, что, похоже, чего-то стою и что из меня мог бы получиться неплохой сыскарь. Я передам тебе также и пятнично-субботние дежурства для Сида. Теперь мне захочется встречаться с детективами и полицейскими только в романах и в кино, и то, может, не всегда. С меня хватит. По дороге на телестудию я заеду, пожалуй, в Почтовое управление и скажу дяде Сэму, что готов пополнить армию его верных почтальонов.

- Туссейнт, по моим расчетам, мы будем зарабатывать не меньше десяти кусков в год - и это только в начале. Ты заблуждаешься, если думаешь, будто в одиночку осилишь это дело... Или ты надумал заняться чем-то другим? Скажи, ты же не слишком серьезно относишься к актерскому ремеслу?

- Тед, мне просто осточертела лажа. Я хочу стать почтальоном и заниматься своими делами. Пусть кто-нибудь другой прячется за прилавком и ловит девчонок, стащивших с полки грошовую тряпку, потому что у них нет денег купить себе новую блузку. И я не желаю больше охотиться за старухами и заставлять их платить за какой-нибудь сраный холодильник продавцу, который нагрел её на этом самом холодильнике. А больше всего мне осточертело крутиться среди людей, которые лезут напролом, по чужим головам, и готовы ради тепленького местечка предать своих родственников, или даже убить их - ради тепленького местечка... - Произнеся эту тираду, я снова представил себе Кей, слушавшую исповедь Стива с таким выражением, точно он говорил ей само собой разумеющиеся вещи, точно какая-то там карьера стоила того, что он совершил. - Короче говоря, я до смерти устал копаться в чужом дерьме.

- Ты потерял много крови, ты перевозбудился. Завтра ты взглянешь на все это совершенно другими глазами...

- Нет, Тед. Возможно, это решение давно уже вертелось где-то в глубине моей черепушки, только я сам об этом не догадывался. Как сыщик - я кончился. Ты много для меня сделал, Тед, и я очень благодарен тебе за то, что ты рисковал головой ради меня. Правда, я говорю это совершенно искренно. Но я тебе не нужен для участия в крысиных гонках на Мэдисон-авеню. Я поговорю с Кей, и ты вольешься в их ряды.

- Если так, Туссейнт, то, поверь, я никогда об этой услуге не забуду. Я стану приглашать тебя на рождественские ужины. Я... А ты будешь играть в их фильме?

- Конечно. Мне же бабки нужны, чтобы как-то встать на ноги. Но это будет моим последним выступлением в роли детектива. Я устал от всего. Знаешь, на окраине Бингстона есть старая ферма. Я бы хотел поехать туда и просто пожить там недельку и отдохнуть. Хотя нет, я там с ума сойду. Мне надо бросить якорь где-то между этими крайними полюсами.

- Тебе сейчас прежде всего необходимо выспаться.

Мы остановились у моего дома - Боже, я не был здесь почти целую неделю. Он по-прежнему выглядел халупой - но приветливой. Нет, что ни говори, а все-таки это мой дом. Вылезая из машины, я пожал Теду руку и сказал ему на прощанье:

- Еще раз спасибо тебе. Надеюсь, тебя ждет большая удача. Попроси Кей выделить тебе толкового рекламного агента - надо выжать из этой катавасии как можно больше.

- Э, ты прав. Хороший рекламный агент - конечно, нужен, я мог бы отдать за это пару сотен. Ну, надеюсь, Кей введет меня в курс дела. Она, надо думать, появится у себя в офисе не раньше полудня.

- Куй железо пока горячо. Она уже сидит за столом и строчит. Позвони ей. Не теряй времени, До вечера, Тед!

В квартире ничего не изменилось - такая же обшарпанная и уютная как всегда. Ни Олли, ни Роя дома не оказалось. Я разложил свою складную кровать и разделся. Душ исключался, так как мое туловище было похоже на зловещий кроссворд: полоски белого пластыря и бинты на фоне коричневой кожи. Я уж и не мог припомнить, когда в последний раз обращался к врачу, и черкнул в своей записной книжке напоминание позвонить ему завтра. В половине девятого я поставил будильник на полдень и прыгнул в постель.

Но кровать точно была невидимым проводком соединена с сигнальным устройством: в ту самую секунду, что я коснулся простыни, затрезвонил телефон. Я снял аппарат со стола, поставил его рядом с кроватью на пол и взял трубку, Это была Сивилла.

- Туи, я только прочитала в газете... Боже мой!

- Привет, Сивиллочка! Я как раз собирался тебе позвонить попозже. Сегодня вечером я смогу вернуть твои деньги.

- Да кто говорит о деньгах! Как ты себя чувствуешь, ты не ранен?

- Устал и... занят. А о деньгах говорила ты, когда я последний раз звонил тебе - из Кентукки. Ты очень много говорила о деньгах.

- Ой, ну я просто разозлилась, что ты вляпался в эту дурацкую авантюру. Я хочу сказать, мне все это тогда показалось глупым и ненужным...

- Ах, значит, теперь, когда все так удачно разрешилось, тебе это уже не кажется глупым? - побормотал я, мучительно соображая, как же ей сказать.

- Туи, я отпросилась с работы, я думала, ты ко мне приедешь. Что ты там делаешь? Я хочу поговорить с тобой.

- Мне бы тоже надо с тобой поговорить кое о чем. Я сейчас лежу в кровати... Слушай, я жутко вымотался - может, ты сама приедешь?

- Ты же знаешь, как я отношусь к твоим приглашениям!

- И как же?

- Перестань, Туи, я тебе уже сто раз говорила.

- Но ты никогда не объясняла мне почему. Просто и ясно - почему?

- Туи, ты пьян?

- Только в слегка затуманенном состоянии, Сивилла. Мне очень важно услышать, почему.

- Ну, ты же сам и так все знаешь. Я просто не хочу, чтобы Олли и Рой приняли меня за... Ну, понимаешь.

- Но их сейчас нет. Да, я-то понимаю, но то, что я понимаю, ты не понимаешь! - Произнеся эту чушь, я вдруг подумал, что просто боюсь сказать то, что думаю. - Дорогая, если я устроюсь на почту сегодня же, ты выйдешь за меня замуж и переедешь ко мне?

- Туи, что на тебя нашло? Ну зачем, скажи мне, нам жить там у тебя?

- Сивилла, я сейчас немного не в себе, правда, но... Господи, да у нас просто разные жизненные стандарты, да и всегда были, наверное, разные. Ты вот хочешь замуж за меня не потому, что я это я, а потому что я вдруг могу удвоить твой доход. Я символизирую возможность удвоить доход, получить новую квартиру, новую машину - я же прекрасно вижу, что это самый обыкновенный гарлемский финт ушами, попытка создать видимость нового общественного положения - что выглядит куда глупее, чем этот зоопарк на Парк-авеню. Ты же...

- Туи, я не понимаю, о чем ты. Ты поспи, а потом приезжай после обеда, и мы обо всем переговорим.

- У меня сегодня после обеда есть одна работа, а потом я уезжаю в Огайо, чтобы забрать там свою машину. Давай сейчас поговорим, пока я могу это тебе сказать. Мне бы не хотелось говорить о любви языком девчонки-школьницы, но с другой стороны... Может быть, я смогу вот как это сформулировать: ты раньше не хотела выходить за меня, потому что боялась, что тебе придется какое-то время меня содержать. Но я ведь тоже не сидел без дела, не просиживал задницу, я же пытался найти себе применение. А вот тебе всегда хотелось ухватить верняк. Я не очень ясно выражаюсь?

- Не очень. Это точно. Я не пойму, что с тобой происходит, Туи. Что же касается того, хочу ли я содержать мужчину, то однажды я уже это попробовала...

- Вот-вот, и я о том же. Только я толкую тебе не о каком-то мужчине, не о какой-то там жизненной ситуации, я говорю про нас с тобой.

- Уж не знаю, что ты пытаешься мне объяснить, но я тебя не понимаю. Ну вот, я потеряла дневной заработок, сидела тут как дура, ждала тебя, а теперь ты отказываешься приходить и заводишь какой-то глупейший разговор!

- Ничего не глупейший. Я думал об этом последние два дня. Пойми, высшей целью брака не может быть новая квартира или новая машина или...

- Ты что, совсем свихнулся? Да какая, к черту, "любовь"? Что с тобой произошло, друг мой?

Произошло со мной то, что я не мог собраться с духом и сказать ей правду. Я все пытался придумать нужные слова, а ничего лучше не придумывалось, кроме строчки из песни: "Ты всегда причиняешь любимому боль"... Но я не любил Сивиллу и она тоже никогда меня не любила. Потом я вспомнил, как она мне сказала, что если мужчина не может найти себя в жизни, он находит её. Это точно. Я вот себя нашел, а ее...

- Туи! Ты слышишь, что я говорю?

- Да, слышу. Послушай, я не могу тебе сказать, чего я хочу. Я хочу... мм... я вышлю тебе чек сегодня же.

- Уж пожалуйста! Когда придешь в себя, когда вернешься из своего Огайо, может быть, я разрешу тебе прийти навестить меня, и тогда мы обо всем поговорим - только успокойся немного.

- Сивилла, я хочу, чтобы мы оставались друзьями - всегда, но вряд ли мы когда-нибудь будем об чем-то ещё говорить...

- Тебе вся эта шумиха ударила в голову. Вот что - вышли мне мои деньги и до свидания!

Она бросила трубку, а я растянулся на кровати. Я знал, как бы это можно было ей сказать: мол, я даю тебе от ворот-поворот, потому что я наконец так решил. Но как сказать ей, что я решился на это вовсе не из денежных соображений, как выразилась бы Кей, а моральных. С целью обретения душевного спокойствия?

Впрочем, я слишком устал, чтобы раздумывать об этом. Мне было тошно но не слишком. Ведь я все хотел сказать ей о том, что наконец понял в последние шесть-семь часов... Что когда я отправлюсь на своем "ягуаре" из Бингстона в Нью-Йорк, рядом со мной будет кое-кто сидеть... Хотелось бы надеяться.

* Название клуба "Стим рум" дословно означает "парная". * Знаменитый судебный процесс середины Х1Х века, юридически закрепивший бесправие негров на Юге США.