«Сын Духа Святого»

Серый от скопившейся на нем за много лет грязи потолок, на отдельных участках которого выделялись облупленности, был весь усеян мухами. Собственно, мухи были не только на потолке. Они находились везде. Они сидели и на стенах, и на окне, и на полу. И, судя по тому, как они неспешно разгуливали, как, не торопясь, перелетали с одного места на другое, чувствовали они себя здесь весьма комфортно, по-хозяйски. Их уверенность в собственной безопасности красноречиво подтверждал тот факт, что, несмотря на открытую в окне форточку, они явно не рвались на волю. И дело тут было не только в непогоде, разыгравшейся за окном, — при сильном дожде и ветре оказаться на улице вряд ли захочется даже насекомым, — но и в том, что мухи обоснованно считали эту квартиру своим домом. Они обжили ее уже довольно давно, и их отсюда никто не выгонял.

Квартира была сильно запущена, и представляла собой убогое зрелище. По царившей в ней разрухе она ни то, что не напоминала человеческое жилье, она не походила даже на просто обитаемое кем-то помещение. И, тем не менее, в ней жили, хотя здесь явно требовался капитальный ремонт. Потолок нуждался в побелке. Старые, отклеившиеся кое-где, обои сияли потертостями. Краска на окне и на подоконнике сильно пожелтела и потрескалась. Батареи "кровоточили" ржавчиной.

Что касается мебели, то она практически отсутствовала. Все вещи хозяина были разложены по большим мусорным пакетам, и беспорядочно свалены в углу комнаты. Из того, что можно хоть как-то считать мебелью, здесь была всего-навсего раскладушка, которая стояла у окна. На ней, уткнувшись лицом в подушку и закрыв глаза, лежал худой, изможденный, давно не брившийся человек с мертвенно бледным лицом. Со стороны могло показаться, что он либо крепко спит, либо вообще умер. Но это было не так. Человек был жив и бодрствовал. Но он явно находился в состоянии раздвоения тела и сознания. Тело его присутствовало здесь, а вот сознание витало где-то далеко. Он полностью отрешился от окружавшей его действительности, и мучился от тяжелых мыслей, переполнявших его мозг…

Как бы мне хотелось и дальше продолжать это повествование в третьем лице, как будто я всего-навсего сторонний наблюдатель, рассказчик, и все беды, обрушившиеся на этого человека, меня не касаются. Но сие, наверное, будет неправильным, ибо, как ни горько в этом признаваться, я только что описал самого себя.