«По лезвию ножа, или В погоне за истиной. Книга 2»

Максим Окулов По лезвию ножа, или В погоне за истиной. Книга 2

Часть I. Под откос

Трезвитесь, бодрствуйте, потому что

противник ваш диавол ходит,

как рыкающий лев, ища, кого поглотить.

1 Пет. 5:8[1]

Измена

И ничто души не потревожит, И ничто ее не бросит в дрожь,— Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того не подожжешь. /С. Есенин/

— Васильев!

— Я!

— Васюков!

— Я!

— Вудерман!

— Я!

— Зайцев!

— Я!

— Забелин!

— Я!

— Заречин! — Майор Синюков, начальник оперчасти одной из исправительных зон под Красноярском, недовольно оторвался от списка вечерней поверки. — Заречин, мать твою! Уснул?!

— Я! — Мои мысли прервал грубый толчок в спину.

На улице почти стемнело, дул морозный зимний ветер, с неба сыпалась снежная крупа. Декабрь… По календарю зима только началась, но здесь — в суровом сибирском крае — она уже вовсю вступила в свои права. Руки давно закоченели, но я не чувствовал этого. Все мысли были поглощены предстоящим событием, которое должно случиться завтра. Завтра, наконец, приедет она — любимая Катя! Как же я обидел тебя, милая! Что же на меня нашло?! Как теперь с тобой объясниться, как смотреть в глаза? Чем закончится это наше свидание? В прошлый раз, в СИЗО, нам так и не удалось поговорить: мы сидели разделенные стеклянной перегородкой, а вокруг было еще пять пар встречающихся — таких же как мы. Люди что-то кричали в трубки, хотя лучше было слышно непосредственно сквозь стекло, а мы только смотрели друг другу в глаза. Сколько это длилось? Я не помню. Помню только невероятную боль, изливавшуюся из глаз любимой. Она долго не плакала, крепилась, а потом все же разрыдалась и убежала. Ни одно подходящее слово не пришло тогда в мою голову — было стыдно и больно. Что же я натворил!

Это случилось в июле. Какая муха меня тогда укусила? Этот роковой выстрел. Погиб человек. Да, у меня натурально засвербело в одном месте — Отелло недоделанный! Хотя… Справедливости ради должен признать, что все началось существенно раньше. Я не смогу назвать конкретную дату или событие. Да и не в них дело. Проблема как всегда внутри нас. Через пару лет после свадьбы началось остывание наших отношений. Первая же зримая размолвка произошла… Да, точно! Это было в тот длительный визит на Кипр…

* * *

Мы прилетели на Кипр 27 апреля 2001 года в пятницу. Пасху отпраздновали почти две недели назад, позади Великий Пост, а впереди чудесный отдых, который будет длиться почти полтора месяца: нам удалось соединить законные выходные на майские праздники со своими отпусками. Правда после праздников все равно придется немного поработать в дистанционном режиме, но это мелочи. Вечно занятый Соколов смог прилететь всего на пять дней, отец пропадал в Швейцарии, так что к нашим услугам была та самая вилла, в которой мы замечательно провели медовый месяц.

— Дениска, давай завтра съездим в Киккос[2]?

— Мы же были там уже и не один раз!

— Там так хорошо! Ну я тебя умоляю! — Жена присела рядом на диван и, обняв за шею, нежно поцеловала меня в щеку. — Поехали, а?

— Катюль, да ну его! Может, завтра поваляемся у бассейна, после обеда поспим, а вечерком в Лимассол на дискотеку?

— Солнышко, ты же знаешь, я так не люблю эти дискотеки, да и постный день завтра — среда.

— Слушай! Сколько можно?! Только пост закончился, мы на отдыхе, а ты все со своими постными днями. Заколебало уже это все! — Я грубо скинул руку жены и, налив себе порцию джина с тоником, стремительно вышел на улицу к бассейну.

Да… Период неофитства, последовавший за моим чудесным обращением к Богу, был очень недолог — два, максимум два с половиной года… Тогда я постился и молился с удовольствием — это был счастливейший период и в моей личной, и в нашей совместной — семейной жизни. Наши с Катей сердца в прямом смысле бились в унисон. За это время я приобрел достаточно богословских знаний благодаря самообразованию и активному участию в православных интернет-форумах. Но со временем вера моя начала охладевать. Посты давались с трудом и не приносили былой радости. Длинные службы в храме тоже начали откровенно утомлять. Я старался найти оправдания для смягчения поста, а на церковные службы мы стали приезжать как можно позже, а уезжать как можно раньше. Забросил я и участие в форуме. Катю все это очень тяготило. Она, казалось, наоборот всей душой стремилась вперед, а я… Я придумал для нее обидное прозвище «Пестимея». Ну помните? Из фильма «Вечный зов». Катюшу это сильно ранило, но найти компромисс нам так и не удалось.

Вот и сегодня за завтраком. Я намазал сливочным маслом круассан и предложил его Кате.

— Сегодня же постный день, спасибо, я не буду.

— Дорогая, тебе нимб еще не жмет?! — Немотивированная злоба все чаще охватывала меня.

— Ну зачем ты так? — На меня смотрели округлившиеся от удивления глаза. — Я же тебя не осуждаю. Кушай на здоровье, просто я не буду.

— Ну да! Ты у нас святая, а я грешник. Блин! Сколько можно так жить?! То нельзя, это нельзя, то не съешь, это не выпей. Надоело!

— Милый, ну что ты разошелся? Пост сугубо индивидуальное дело. Это личный подвиг. Ты на меня-то чего взъелся? Хочешь свалить свои проблемы на мои плечи? Только я не священник: исповедей не принимаю и совесть не облегчаю, — в ее взгляде сверкнули колючие искорки.

— Ну понятно! Ты у нас верная овца Господня, а я, стало быть, из рода козлищ!

— Твои слова, Денис, твои слова, — жена смотрела совершенно серьезно.

Я выбежал в гостиную, налил себе джина с тоником и вышел наружу. В этот визит на Кипр впервые в жизни я наплевал на железный принцип — не пить спиртного, по крайней мере, до обеда.

С Катей мы вскоре помирились, но потом опять… Сдался ей этот Киккос!

Все кончилось тем, что мы все же поехали на дискотеку. Катя сидела со стаканом свежевыжатого апельсинового сока, забравшись с ногами на мягкий угловой диван. Я напился так, что не смог не то что вести машину, но и передвигаться без посторонней помощи. На утро сильно болела голова, а Катя со мной не разговаривала.

К вечеру лед между нами почти растаял, мы собирались на банкет, посвященный юбилею фирмы, построившей нашу виллу. Гуляли в одном из пафосских отелей. За столом мы оказались рядом с Майклом, который здорово помог мне в тот памятный визит, когда я скрывался на Кипре, от киллера и родного российского правосудия. Майкл разговорился с Катей и с большим удивлением узнал, что супруга моя специалист в области дизайна жилых помещений.

— Катя! Вы тот человек, который нам нужен! Нужен как воздух.

— А в чем дело? — искренне удивилась жена.

— Понимаете, у нас сейчас срывается один очень выгодный заказ — клиент попался слишком привередливый. Это супружеская пара из Москвы. В бытовых вопросах у них рулит жена. Они купили солидный участок, мы спроектировали огромный дом, договорились о цене. Всех все устраивает. Осталась «мелочь» — сделать дизайн-проект интерьера. Никогда мы еще не сталкивались с такой проблемой — супругу банкира все не устраивает! Дошло до того, что они собрались обращаться в другую строительную компанию. Катенька! Может, вы попробуете с ними поработать?

— Но, Майкл, мы сюда приехали отдохнуть, мне не хочется бросать своего супруга, я даже не знаю…

— Не торопитесь. Давайте вы с Денисом спокойно все обсудите, а я к вам завтра подъеду. Гонорар может быть очень приличным.

— Хорошо мы подумаем.

Банкет прошел весело, было несколько знакомых соотечественников, постоянно или наездами проживавших на солнечном острове в домах или квартирах, построенных компанией. Вернувшись домой в отличном настроении, мы не стали говорить о делах, отложив разговор до утра. За завтраком Катя начала первой.

— Дениска, что ты думаешь по поводу предложения Майкла? — Ее глаза горели. Мне так хорошо был знаком этот блеск в предвкушении интересной работы.

— Ты загорелась?

— Да, очень хочется взяться за это дело. Понимаешь, в Москве я работаю на правах подмастерья, старшего помощника младшего дворника, а здесь серьезная и самостоятельная работа. Я приложу все силы, чтобы ущемить тебя не слишком сильно! — Глаза любимой девушки смотрели ласково просительно.

— Котенок! Ну как я могу тебе отказать?! Дерзай!

— Ты прелесть! — Катя вмиг оказалась у меня на коленях, крепко обнимая руками за шею. — Гонорар пополам!

— Договорились!

Кате и вправду удалось сделать заказ так, что это не сильно отразилось на нашем отдыхе. Правда, ей приходилось вставать рано утром, чтобы «урвать» несколько часов. Через три недели все было готово. Заказчики были в восторге. Мы выпили с ними шампанского у нас дома, и после их ухода на журнальном столике остался пухлый конверт с долларами США. Сумма гонорара поразила не только Катю, но и меня. На следующий день приехал Майкл и сделал очень заманчивое предложение. Оказалось, что компания, где трудился Майкл, традиционно обслуживала большое количество клиентов из России. И проблема дизайна помещений встает регулярно. Учитывая солидные суммы, которые люди тратят на покупку земли и строительство дома, гонорары по дизайну могут быть внушительными и регулярными. От нас требовалось одно: перебраться на Кипр и жить здесь, если не постоянно, то большую часть времени в году.

Откровенно говоря, мы с Катюшей еще со времени медового месяца влюбились в эту страну. Здесь было тихо и спокойно, плюс замечательный климат, продукты питания высочайшего качества и радушные киприоты. Регулярно мы заводили разговор на тему: «а что, если и правда, как-нибудь сюда перебраться…» Но до сих пор у нас не было для этого никаких реальных предпосылок. Теперь пришлось задуматься основательно.

Странно, но чем больше я думал на эту тему, тем больше портилось настроение. В истинных причинах не хотелось признаваться даже самому себе. Развязка наступила через неделю.

— Дениска, все же что ты думаешь насчет предложения Майкла? — Мы только что вернулись в дом, позагорав и вдоволь наплававшись в бассейне. Журнальный столик украсили запотевшие кружки с пивом и очищенная вяленая корюшка, которую мы традиционно берем с собой из Москвы.

— Ты сможешь здесь жить одна без меня? — сразу напрягся я.

— Ну что ты! У меня и мыслей таких нет. Какая же это семья, когда муж и жена живут отдельно.

— А как тогда?

— Солнышко, ты не нервничай, я же ни на чем не настаиваю, просто меня очень привлекает это предложение. Понимаешь, это настоящее счастье — заниматься любимой работой, получая за это кучу денег, и живя в любимом месте с любимым человеком.

— Ну да, любимого человека ты поставила на последнее место, — окончательно надулся я.

— Дорогой, что с тобой? — супруга искренне недоумевала. — Может, отложим этот разговор?

— Ну уж нет, давай его закончим раз и навсегда! — Меня понесло. — Интересно получается! Как только тебе один раз удалось заработать солидные деньги, такие, что я и за месяц не зарабатываю, так сразу твое отношение к нашему взаимному положению в семье изменилось.

— Постой, я же ничего не тре…

— Не перебивай! — резко оборвал я жену на полуслове. — Так вот. Получается, что моя работа уже не в счет?! Я только сформировал отдел — фактически это мое собственное дело. Ты знаешь, сколько сил я вложил в это?! Цифровая полиграфия на сегодня очень перспективный бизнес, конкуренция почти нулевая. И что, я должен все это бросить? Что ты молчишь?

— Не хочу тебя перебивать. А то ты такой грозный мачо, еще в нос двинешь! — Катя тоже потеряла терпение. — Я так поняла, что ты закончил? Можно теперь и жене слово молвить? Ну слушай! А с чего ты взял, что я на тебя наплевала?! Я как раз и хотела обсудить с тобой, возможен ли наш переезд сюда так, чтобы ты смог руководить своим бизнесом дистанционно. В конце концов ты можешь с какой-то периодичностью летать в Москву. Ты только представь, как будет здорово, как мы…

— Как, как ты себе это представляешь?! — Повысил я голос.

— Не ори, пожалуйста, зрителей все равно нет! Ты же сам говорил, что нашел очень толкового зама, что он разбирается во всем и вполне может потянуть руководство всем проектом. Твои слова?

— Мои, но… — я лихорадочно соображал, не зная, что и возразить. — Значит, ты предлагаешь мне бросить в Москве все и жить здесь в качестве твоей прислуги? Талантливая Катя Заречина — гордость кипрского дизайна интерьеров и ее подкаблучно-прислужливый супруг! Слушай, а может иначе решить проблему?! Может, все же в нашей семье я буду зарабатывать деньги, тем более что это у меня неплохо получается. И не один раз, а регулярно! А ты бы занялась прямыми женскими обязанностями: убирать дом, кормить мужа, рожать и воспитывать детей!

Это был подлый удар. Удар наотмашь. Да, мы уже три года безуспешно пытались зачать ребенка. Особенно остро этот вопрос начал волновать нас год назад. Мы оба обследовались. Врачи единодушны — никаких медицинских препятствий к зачатию мы не имеем. Вот тогда-то Катя и начала по совету своего духовника — о. Кирилла — больше поститься и молиться, ездить по святым местам. Я поначалу согласился, но потом начал всем этим тяготиться. Почему-то, несмотря на заверения врачей, Катя винила именно себя в том, что до сих пор детский смех не зазвучал в нашем доме. Сколько раз я ее успокаивал по этому поводу, а теперь вот ударил по самому больному.

— Какая же ты свинья, Денис Григорьевич, — сказал я себе под нос. За столом я сидел один. Катя в слезах убежала в спальню. Чувствуя на душе гнусный осадок, я отправился попытаться успокоить супругу.

— Катюша, Котенок, — нежно гладил я любимую по вздрагивающей спине. — Я, это, ну свинья я, прости засранца.

— Ты понимаешь, что поступил подло! — Катя резко села на кровати, сбросив мою руку. — Это не мужской поступок!

— Ну а что, я разве мужик?! — ее ответный удар достиг цели. — Бедная ты бедная, вышла замуж за бабу, ну извини. — Я спустился в гостиную и воспользовался излюбленным в последнее время способом решения проблем — набулькал себе изрядную порцию джина с тоником.

Через полчаса спустилась Катя. Она уже успокоилась.

— Денис, я не хочу здесь оставаться, полетели в Москву, — ее голос был холоден.

— Как скажешь, дорогая…

Через два дня мы вернулись в дождливую Москву. Жизнь вошла в привычную колею. Мы помирились, но, как оказалось, та размолвка оставила неизгладимый след в наших отношениях. Что-то очень важное сломалось внутри нашей семьи. Мы перешагнули через рубеж, который нельзя было преступать…

До храма я добрался только месяца через три после возвращения в Москву. Подготовившись к Причастию, я пришел на Исповедь к отцу Николаю. Он встретил меня радушно.

— Здравствуй Дионисий! Давненько тебя не видел!

— Да, батюшка, простите свое нерадивое чадо. Лень матушка вперед меня родилась.

Внимательно выслушав мою Исповедь, священник начал разговор.

— Денис, меня очень беспокоит то, что происходит в вашей семье. Видишь ли, я совершенно уверен в том, что вы с Катей просто созданы друг для друга. Никаких, поверь мне, никаких реальных проблем, которые бы могли разрушить вашу семью, нет и быть не может! Все проблемы исходят из ваших голов!

— Бестолковых, — вставил я.

— Рад, что ты это понимаешь, — улыбнулся священник. — Вы оба поддаетесь мыслям, которые вкладывают вам в голову ваши персональные бесы-«кураторы».

— Батюшка, мне как-то не очень во все это верится.

— И это говоришь мне ты?! Ты, которому Господь столько открыл?! — Священник был в неподдельном искреннем изумлении. — Ну вспомни историю моего тезки — сатаниста Коли!

— Да нет, батюшка, я не то чтобы не верю, но мне кажется, что это как-то все далеко, нереально.

— Ничего подобного! Все это в высшей степени реально. Если ты попытаешься разобрать любую вашу с женой ссору, то вспомнишь, как удачно в кавычках и исключительно в нужный момент тебе в голову приходит нужное в кавычках же слово — наиболее обидное для твоей второй половины. Ты вспомнишь, как вдруг совершенно немотивированно тебя захлестывает злоба и ненависть к жене, а потом ты даже не можешь самому себе объяснить, что же произошло, и чего ты так на нее взъелся. Это орудует бес, Денис. Но с тебя это ответственности не снимает, поскольку ты должен тренироваться контролировать мысли в своей голове, немедленно выкидывая все, что сеет злобу и разрушение. Вам с Катей надо научиться главному — искусству разговаривать и договариваться. Любую проблему люди могут обсудить спокойно, высказав свои претензии и недовольства. После этого нужно попытаться достигнуть компромисса: хорошо, тебе во мне не нравится это, я согласен следить за собой и больше так не поступать, но в свою очередь мне в тебе не нравится это. Схема простая. Простая на первый взгляд. И еще, Денис. Давай-ка будем завязывать со спиртным. Это путь к деградации и погибели. Ты сам-то это понимаешь?

— Понимаю, батюшка.

— Что думаешь делать?

— А что вы мне посоветуете?

— Я-то посоветую, вот только согласишься ли ты с моим советом?

— Да, батюшка, постараюсь.

— Ну хорошо, давай для начала откажемся совсем от крепких спиртных напитков. Ты вполне можешь себе позволить хорошие сухие вина, это и для здоровья будет гораздо полезнее. Ограничивайся двумя бокалами сухого вина по праздникам. Договорились?

— Договорились, батюшка!

После Исповеди и Причастия стало намного легче, появилось реальное стремление изменить свою жизнь. Реальное, но недолгое. Уже вечером мы с Катюшей решили отметить «возвращение блудного сына», имея в виду мое Причастие, в ходе чего я, выпив вина, закончил трапезу граппой, допив оставшиеся граммов 200 крепкого напитка.

Дальше наша семейная жизнь была похожа на тление кучи осенних листьев: огонь то разгорался местами, то потухал, оставляя черные проплешины, источающие холодный вонючий дым. Договариваться мы так и не научились. Катя почему-то всегда считала себя правой в любой ситуации. Она ждала от меня извинений, но никогда не делала это первой. Меня с некоторых пор начало от этого трясти, и разговаривать — мирно и спокойно — было решительно невозможно. Выход у меня был стандартный и проверенный — стакан. Более того, я стал очень раздражительным и вспыльчивым, это заметили и коллеги по работе. Всё вместе это никак не способствовало гармонии в семейных отношениях. Катя все чаще с какой-то маниакальной настойчивостью говорила о ребенке, пытаясь подвигнуть меня на сугубые аскетические труды. Мне же это было совершенно по барабану. Тогда супруга замкнулась, решив поститься самостоятельно. Ее пост предполагал не только воздержание от определенного рода пищи, но и отказ на длительные периоды от супружеских отношений. Я пытался говорить на эту тему, вразумлять, уговаривать. Ссылался на апостола Павла: «не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а [потом] опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим»[3], объясняя, что одно из ключевых слов здесь «по согласию». Не имеет права жена самовольно возлагать пост на своего супруга. Но все было тщетно. Это и добило окончательно наши уже весьма шаткие семейные отношения.

* * *

Она появилась в моей жизни неожиданно, подобно вихрю, а лучше сказать смерчу — властному и разрушительному, сметающему все на своем пути. Она уничтожила, или честнее сказать, дорушила сами основы моей жизни. Даша, Дашутка… Я и не ведал в тот день, сколько сюрпризов принесет мне эта женщина.

Шел 2005 год. Это был замечательный теплый июльский вечер. У нашего директора Сереги случился день рождения, который по традиции отмечали трудовым коллективом в офисе. Около одиннадцати вечера, изрядно навеселе, я вышел из офиса и отправился пешком по Чистым прудам. Домой я не торопился — это уже вошло в печальную традицию, хотелось просто пройтись, подышать свежим воздухом после прокуренного офиса и поглазеть на молоденьких девушек. Позже, прокручивая в памяти те роковые события, я признался себе, что мысленно был готов к произошедшему в тот день жизненному повороту: мой взгляд на женщин изменился, я как бы оценивал их, представляя рядом с собой в постели…

Она сразу привлекла мое внимание: точеная худенькая фигурка, дорогое летнее платье кремового цвета и длинные густые золотистые волосы, струящиеся по плечам. Какие-то давно забытые воспоминания стали настойчиво рваться из темных глубин подсознания. С ней рядом шел молодой парень. Со стороны они походили на парочку влюбленных. Я невольно устремился вслед, минимально сократив расстояние. Вдруг девушка резко остановилась и, развернувшись лицом к своему спутнику, толкнула его ладошкой в грудь.

— Слышь ты, герой-любовник! Ты так и будешь кормить даму гадким мороженым и протухшими анекдотами?! — Парень остолбенел, не в силах вымолвить ни слова. — Чего уставился?! Мы ужинать сегодня будем? Мы пить будем? Или ты предлагаешь всю ночь шляться по столичным подворотням?

— Дашенька, но я не понял, мы же вроде нормально разговаривали, мы же это…, только познакомились. Ну я не думал, что ты есть хочешь, давай пойдем к метро, там отличные пирожки, ну и погуляем еще, погода-то какая замечательная…

— Чего?! Пирожки у метро?! А потом уединиться с тобой в вонючем подъезде?!

Парень густо покраснел, а через пару секунд развернулся и зашагал прочь. Метров через десять он остановился, резко развернулся и крикнул:

— Ну ты и сука!

— Иди, иди, кавалер недоделанный. Тоже мне, герой: ни члена, ни кошелька! — Последняя фраза уже была сказана тихо, почти про себя. Незнакомка развернулась лицом ко мне, а я так и смотрел на нее, стоя как вкопанный, не в силах пошевельнуться. Это была она! Прекрасная Аленка! Нет, нет! Не Елена Зарубина, которой сейчас должно быть за тридцать. Это была та самая Аленка, которая в сильной злобе уходила из общежития в далеком 91-м. Да, я тогда был похож на этого несчастного парня, прилюдно опозоренного. Разве достоин я был тогда ТАКОЙ женщины! Вот и получил свою рыбоподобную Катю — вечно холодную, вечно молящуюся и постящуюся и всем все прощающую. Все и всем, кроме своего единственного мужа. Но теперь я своего не упущу! Нет! Это судьба!

Девушка тем временем слегка успокоилась и с интересом смотрела прямо мне в глаза.

— Какой забавный симпатичный папик! — сказала она наконец. — Любовь с первого взгляда? — На губах незнакомки играла ироничная улыбка.

Я медленно подошел к ней и, ни слова не говоря, положил ей свою левую руку на талию, а правую на грудь и поцеловал прямо в губы — горячо и страстно. Девушка замерла лишь на секунду, но затем ответила не менее страстно. Рука незнакомки легла мне на грудь, затем медленно начала опускаться, остановилась в районе брючного ремня и скользнула вниз. Такой пытки я уже вынести не смог, резко отстранившись от девушки. На меня с восхищением смотрели два огромных глаза небесно голубого цвета.

— Какой ты классный! — только и смогла вымолвить незнакомка. — Меня зовут Даша.

— Денис, — ответил я хриплым голосом. — Друзья зовут меня Дэнис.

— О’кей Дэнис! — Улыбнулась Даша. — У тебя есть какие-нибудь идеи на сегодняшний вечер?

— Все мои идеи вот в этой очаровательной головке, — я положил девушке ладонь на затылок.

— Блин! Как приятно встретить настоящего мужика! А то практически у всех мысли о вечере тоже сосредотачиваются в головке, только в другой, — последовал грубый смешок, а я просто-таки расхохотался. Какой тонкий юмор был у моей новой знакомой! — Поехали в First, а?

— Куда?

— Это клуб, открылся сравнительно недавно. Классное место, но там фэйс-контроль суровый. Меня лишь однажды пустили с одним миллионером, а так обычно дают от ворот поворот без объяснения причин.

— Давай попробуем. Попытка не пытка, не получится, поедем в другой клуб — в чем проблема, милая?! В принципе, ни один клуб не достоин принять в свои вонючие стены такого ангела, как ты!

В благодарность за комплимент Даша нежно поцеловала меня в щеку, у меня натурально вырастали крылья за спиной.

— Кажется, приключения наконец-то начинаются, — сказала Даша, когда мы разместились на заднем сиденье такси. — У меня праздник сегодня.

— Какой же?

— Я официально зачислена в студентки МГИМО. Сегодня увидела свою фамилию в списках.

— Поздравляю! Оказывается, встречаются на земле девушки одновременно умные и красивые. Мне сильно повезло, я нашел одну из них! Кстати, Даша, ты школу в этом году закончила?

— А что, выгляжу старше, да?

— Нет что ты! Просто возраст цветка можно оценить, когда он растет или уже увядает. В период буйного цветения возраст роли не играет, и говорить о нем бессмысленно.

— Надо же, какой изысканный комплимент! Спасибо Дэнис. В свою очередь вынуждена признаться, что нечасто встретишь мужика с деньгами и при этом не слишком наглого, не слишком робкого, не жирного, не лысого, да еще и умного.

— Спасибо за комплимент, но свой кошелек я, кажется, еще не демонстрировал, — я действительно немного удивился.

— Да брось ты. То по тебе не видно. Вот эти скромные на вид часики, — прохладная рука мягко обхватила мое левое запястье, — кажется «Rado»? — Улыбнувшись, я кивнул. — Угу, и стоят они не меньше двух с половиной тысяч американских рублей. Так что под бедного тебе закосить не удастся, — закончила Даша с победной улыбкой.

— А ты неплохо разбираешься в часах. Наверное, не только в них? — я обнял новую знакомую за плечо, заглянув в глаза.

— Это точно. Особенно хорошо мне удается разбираться в мужиках, — шепотом закончила она и прильнула к моим губам.

И все в бездну сорвалось, свободным стану я От зла и от добра, Моя душа была на лезвии ножа.

Вдруг неожиданно, сквозь сладкую пелену поцелуя донеслись до меня строки в исполнении солиста группы Ария.

— Сделайте погромче, пожалуйста! — Обратился я к водителю, оторвавшись от Даши.

Я бы мог с тобою быть, я бы мог про все забыть, Я бы мог тебя любить, но это лишь игра. В шуме ветра за спиной, я забуду голос твой, И от той любви земной, что нас сжигала в прах, И я сходил с ума. В моей душе нет больше места для тебя.

Ворвались в салон автомобиля строки, находящие самый живой отклик в моем сердце. Припев мы с Кипеловым исполняли вместе:

— Я свободен, словно птица в небесах, я свободен, я забыл, что значит страх, я свободен, с диким ветром наравне, я свободен, наяву, а не во сне! Да, Дашенька, я свободен, СВОБОДЕН!!! — закричал я.

Повинуясь какому-то безумному, нахлынувшему вмиг порыву, я сорвал с пальца свое обручальное кольцо и бросил его на пол. «Эти кольца, освященные только что на Престоле — там, где незримо Своей Плотью и Кровью присутствует Сам Господь Иисус Христос — да будут символом вашего единства — телесного и духовного до скончания ваших дней», — лицо отца Николая, венчавшего нас, всплыло перед глазами с такой отчетливостью, что я зажмурился и резко покачал головой из стороны в сторону. — Пошел ты, знаешь куда! — Сказал я вслух.

— Это ты мне? — раздался будто из другого мира голос Даши.

— Нет, милая, это меня образы прошлого одолевают.

— Ты с колечком-то не поторопился? Мне ведь, откровенно говоря, по фигу женат ты или нет, с кольцом или без.

— Нет, Дашенька, это надо мне, понимаешь?

— Да чего же не понять, измаялся мужик. Ну ничего, я тебя полечу, — на голову легла мягкая ладошка, а перед лицом раскрылось бездонное море голубых глаз.

Мы вышли из такси на противоположной от клуба стороне и отправились к центральному входу. Дорогу нам перегородила припарковавшаяся на зарезервированном месте новенькая BMW 5-й серии. Распахнулась водительская дверь, и наружу вышел Мишка Дорошин.

— Миша, ты ли это?! — остолбенел я.

— Дэнис! Привет, дорогой! — Сразу узнал меня давний университетский приятель. — Ты здесь какими судьбами?

— Да вот с дамой решили вечерок скоротать. Кстати, познакомьтесь. Даша, моя знакомая. Михаил — давний университетский друг.

— Очень приятно, — улыбнулась Даша.

— Очень приятно. Вы, Дашенька, уверен, сегодня станете самым ярким украшением нашего клуба.

— Постой, Миша, ты имеешь какое-то отношение к First?

— Да, я один из его соучредителей. Так что пойдемте скорее внутрь, чего-нибудь выпьем!

Миновав охрану, мы отправились в зону для VIP-гостей. Мигом явился официант, и мы сделали заказ. Михаил выпил с нами рюмку коньяку и ретировался, сославшись на дела.

— И где же обучалось будущее российского бизнеса? Искренне горю от любопытства. — поинтересовалась Даша, как только он ушел.

— Физфак МГУ.

— Да ты шутишь? — искренне изумилась девушка. — А как связаны бизнес и физика?

— Ну, думаю, ты догадываешься, сколько наше государство платит физикам? — она кивнула, ухмыльнувшись. — Вот. У нас училось немало людей с большими амбициями. Кто-то сегодня делает неплохую карьеру ученого, но за границей, кто-то осваивает финансовую ниву здесь в России.

— Забавно, забавно.

— Кстати, мы отвлеклись! У тебя же сегодня праздник. Выпьем же за будущее отечественной дипломатии! — поднял я рюмку с водкой.

— Спасибо, Дэнис. Я правда очень рада, просто груз с плеч упал. Удалось поступить на бесплатное отделение, большая удача. Маман обещала в этом случае купить машину, так что скоро обзаведусь колесами.

— Ты живешь с родителями?

— Нет, меня воспитывали бабушка с дедушкой, но последний год я живу в квартире, подаренной мамой — надоели их постоянные нравоучения. А у мамы своя жизнь. Она у меня, понимаешь, птица свободная. Ну не будем о ней. Расскажи о себе лучше.

— Ты знаешь, много интересного рассказать не смогу. Тружусь начальником отдела в рекламном агентстве. Бизнес идет неплохо. Сегодня вот праздновали день рождения директора. У нас офис на Чистых Прудах, где я тебя и встретил. Женат… Был до сегодняшнего дня — повисла пауза.

— А с женой чего? Кстати, Дэнис, если не хочешь, можем не трогать эту тему, но если тебе лучше выговориться, то давай, я вполне спокойна по этому поводу.

— Да, пожалуй, что выговориться надо. Понимаешь, мне кажется, что семьи-то у нас нет уже давно. Мы стали чужими друг другу, в постели вместе не спим, тем для разговора общих нет. Мы читаем разные книги и смотрим разные фильмы. Вернее сказать, что я смотрю и читаю, а жена нет. Все мои друзья — это мои друзья, а у жены практически нет своего круга общения.

— Она у тебя монашка что ли?

— Угу, почти. Мы, понимаешь ли, верующие… Ну по крайней мере были. То есть я был, а жена все молится и постится.

— У-у-у-у-у, как сурово! — посерьезнела Даша. — Так ты хочешь сказать, что она тебе не давала, а ты и бабу себе не завел?

— Ага.

— Ни фига себе! Да ты с ума сошел! Да как так жить можно? Я вот уверена, что «ни дня без оргазма» — очень неплохое жизненное кредо. И сколько все это у вас продолжается?

Мой мобильный ожил первыми аккордами пятой симфонии Бетховена. Это была жена. Раньше, когда она звонила, играла музыка из бардовской песни «Милая моя, солнышко лесное…». Но это уже в прошлом. Сегодня жена звонит, как судьба, нежданно и навязчиво стучащаяся в дверь.

— Да, — хмуро ответил я.

— Дениска, ты где?

— В Караганде! Ты забыла, что сегодня мы празднуем Серегин день рождения?

— Чего грубишь-то? Я просто звоню узнать, во сколько тебя ждать.

— Ложись спать, я приеду поздно, — не дожидаясь ответа, я прервал связь.

— Так о чем мы? — спохватился я после долгой паузы. Даша не успела и рта открыть, как телефон ожил вновь. Я сбросил вызов и выключил звук. — Так, о чем…

— Я спросила, долго у вас с женой дипломатические отношения?

— А, ну да, года полтора. Ну год точно.

— Дэнис, знаешь что, ну его в баню этот клуб. Поехали ко мне, а? — удивительно, но при всей откровенности этого приглашения в ее глазах не было пошлости или вульгарности. Взгляд Даши был искренне ласковым.

— Поехали, — одним махом решил я для себя последнее сомнение.

Вместе с официантом подошел Миша. Дэнис, уже уходите?

— Да, Миша, у нас на эту ночь очень большие и разнообразные, — Даша сделала здесь ударение, — планы.

— Понимаю, понимаю. И завидую! — улыбнулся приятель. — Рад был встрече, пока! — мы тепло попрощались и вышли на улицу.

У входа в клуб караулили несколько такси, так что уже через минуту мы лихо мчались по пустынным московским улицам. Проснулся мобильный, коротким виброзвонком сообщая о получении СМС-ки. Жена все никак не могла успокоиться: «Денис, милый, я чувствую, с тобой что-то происходит. Где ты? Я очень волнуюсь». Я неторопясь, испытывая удовольствие от каждого нажатия на кнопки, набрал: «Пошла ты на …». Отправив сообщение, я вдруг вспомнил, что за все семь лет супружеской жизни ни разу не употребил нецензурное слово в общении с супругой. «Ну и фиг с ней», — посетила голову злорадная мысль. Машина остановилась у подъезда сталинского дома, расположенного рядом со станцией метро «Кутузовская». «Да-да, магазин „Молоко“, телефон-автомат… Это было как будто в прошлой жизни», — невольно вспомнил я события семилетней давности.

— Дашуня, может чего к столу купить?

— Не надо, у меня все есть, пошли.

Мы поднялись на седьмой этаж и вошли в просторную двухкомнатную квартиру. В жилище была сделана основательная перепланировка и солидный качественный ремонт. Внушительных размеров гостиная, объединенная с кухней, немного приподнятой на подсвечиваемом снизу подиуме. Огромный совмещенный санузел с джакузи и роскошная спальня. Интерьер был выдержан в стиле хай-тек — металл, стекло, однотонные краски, галоген.

— Дэнис, свари кофейку, а я в ванную, — Даша скрылась в спальне. Пока я рылся в шкафах, хозяйка квартиры выпорхнула из комнаты. Из одежды на ней были только весьма символические трусики. В руках Даша держала шелковый халат. Я остолбенел от такого зрелища, однако даже самые откровенные вещи получались у Даши естественно. Странно, но я не чувствовал большой разницы в возрасте между нами — было легко и свободно. «Ну, Катя… Что скажешь? Куда мне засунуть твои теории о едином теле семьи, об ужасе измен и прочую чушь? Мне сейчас легко и свободно, я спокойно вспоминаю о тебе и с нетерпением ожидаю то, что сейчас должно произойти. Мне хорошо, совесть моя молчит. Я жалею лишь об одном, что очень долго оттягивал этот момент, я так соскучился по виду практически обнаженной любимой женщины, которая появляется на кухне, когда я варю кофе!», — эти мысли крутились в голове подобно патефонной пластинке, пока я хозяйничал у плиты. Стеклянный журнальный столик украсили две крошечные чашечки с дымящимся напитком.

Неожиданно навязчивый поток мыслей резко прервался. В полной тишине в голове появилась тихая, но отчетливая мысль: «Еще не поздно. Есть последняя возможность все изменить. Это просто — встать и уйти, аккуратно прикрыв за собой дверь», — и опять звенящая тишина. Я растерялся. Конечно, я уже не был тем неопытным молодым человеком, стоящим перед открытым холодильником с бутылкой водки в руке, в голове которого «общались» два человека: один требовал все же выпить водки в период подготовки к Причастию, другой — тихий и скромный — советовал от этого воздержаться. Да, конечно, я понимал откуда эта мысль.

— Нет, я не уйду, — тихо, в голос ответил я. «Пластинка» закрутилась в голове вновь.

Даша выпорхнула из ванной в шикарном шелковом гарнитуре, ничего не скрывавшем, откровенном и зовущем. Она присела ко мне на колени, обняла за шею и поцеловала. Страсть накрыла меня с головой, и мы упали на огромный мохнатый белый ковер, покрывавший большую часть гостиной.

— Даша, моя Даша, как мне хорошо с тобой, — шептал я любимой на ухо, когда все закончилось. Я нежно прижимал ее обнаженное тело к себе. — Я давно уже не испытывал ничего подобного, поверь!

— Да, Дэнис, верю. Мы с тобой, поди, всех соседей разбудили, еще кто-нибудь милицию вызовет, — усмехнулась Даша. — Ты знаешь, на полу лежать все же немного неудобно. Я бы все-таки выпила кофе, а ты, если хочешь, можешь сходить в душ. Там на вешалке найдешь мужской халат, бери смело.

Я поднялся и стал собирать свою раскиданную одежду.

— Да оставь ты это, я приберу.

— Хорошо, — я оставил в руках только белье.

— А трусы-то тебе зачем в душе, чудо?! — Даша расхохоталась. — Оставляй все и иди!

Я рассмеялся в ответ, но на душе весело не было. Что же за гадкая вещь жизнь?! Ну почему, когда, кажется, что вот это и есть самый счастливый момент жизни, обязательно присутствует какая-то непонятная грусть-тоска? Отчего-то вспомнилась жена. Зачем?! «Да оставь ты меня!» — Мысленно умолял я, забираясь под упругие струи душа. Из ванной я вышел облаченный в легкий мужской халат. Прохладный полупрозрачный шелк приятно холодил обнаженное тело. Даша, устроившись на диване, раскладывала на журнальном столике какие-то предметы.

— Чего готовим? — Присел я радом, поцеловав Дашу в щеку.

— Готовлю дорогу в сказку. — На столике расположилось овальное зеркало в серебряной оправе, рядом лежали две серебряные трубочки, кредитная карта и вычурная табакерка. — Ну что, приступим? — Загадочно улыбнулась Даша.

Она открыла табакерку и высыпала горстку белого порошка на зеркальную поверхность. Затем золотой «Визой» ловко сформировала четыре «дорожки» и сунула мне в руку одну из трубок.

— Первым будешь?

— А что это? — вопрос был риторическим, я все прекрасно понял. Ни разу в жизни я не употреблял наркотиков и искренне считал, что сия проблема людей моего возраста уже не беспокоит. Однако же… Вот оно. Мне реально предлагают «нюхнуть» кокаин, а я не вижу резонов отказываться.

— Ты, что, ни разу не нюхал кокс? — Даша была похожа на ребенка, которого взрослый попытался нагло обмануть.

— Откровенно говоря, нет, — я слегка покраснел.

— Ну и отлично! Делай как я! — Даша вставила узкий конец серебряной трубки в правую ноздрю, зажав при этом левую, и лихо вдохнула первую дорожку. Другой ноздрей она вдохнула вторую. — Ну, давайте джентльмен, не отставайте от дамы, — продолжила она с блаженной улыбкой на лице.

Я вдохнул две оставшиеся дорожки. Нос начало щипать, а вслед за этим мощный скрытый заряд счастья разорвался внутри. В сто раз прекрасней стало все — и эта изумительная квартира, а главное улыбающаяся Дашутка, сидящая напротив! Мысли опережали возможность говорить, сдержать этот поток радости, рвавшийся изнутри, было невозможно:

— Пускай ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось твоих волос стеклянный дым и глаз осенняя усталость, — самозабвенно декламировал я, — Как же там, как же дальше, а да, это, это, вот! — Иною кажется мне Русь, иными — кладбища и хаты. Прозрачно я смотрю вокруг и вижу, там ли, здесь ли, где-то ль, что ты одна, сестра и друг, могла быть спутницей поэта. Что я одной тебе бы мог, воспитываясь в постоянстве, пропеть о сумерках дорог и уходящем… — в эту длинную паузу я постарался сделать загадочное лицо, — христианстве[4]! — комнату наполнило наше дружное громкое ржание.

— Ну иди же ко мне, милый, иди ко мне!

Все опять случилось на мохнатом ковре гостиной, потом мы перебрались в спальню. Черное постельное белье, хитрая подсветка помещения и зеркальный потолок создавали ощущение нереальности и сказочности происходящего. Мы периодически добавляли «волшебного» порошка сначала, вдыхая его через серебряные трубочки, а потом просто — втирая мизинцем в десны. Сколько продолжалось это безумие, я не знаю, но в какой-то момент, при наплыве очередной волны наслаждения, сконцентрированной внизу живота и готовящейся вырваться ошеломляющим вихрем наружу, я закричал:

— Да, Аленка! Да! Да! Да!

Даша отдышалась и легла рядом.

— Денис, твою жену зовут Лена?

— Нет, ее зовут Катя, а почему ты спрашиваешь?

— Ты только что назвал меня Аленкой.

— Да? — смутился я. — Прости, наверное случайно вырвалось.

— Нет проблем. А кто она?

— Первая любовь.

— Расскажешь?

— А тебе интересно?

— Ну так… В общем да, — улыбнулась Даша.

— Ну… Познакомились мы в поезде, когда я ехал из Питера в Москву поступать в Университет. Потом долго не виделись. Встретились снова через несколько лет, был бурный роман, а потом она от меня ушла к моему приятелю. — Даша усмехнулась.

— Как всегда. А что потом?

— Потом она решила убить своего мужа, а свалить все на меня, но я чудом выкрутился. Чудом… — что-то больно кольнуло в груди. Даша неожиданно вскочила с кровати.

— Погоди, а муж этой Лены не банкир, случайно?

— Ага, мой одногруппник, а что?

— Ё моё! Так ты, случаем, не мой папашка?! Фамилия твоей Лены — Зарубина? — Даша резко побледнела.

— К-к-как? — только и смог вымолвить я. — Так ты Дарья Зарубина? Блин… Погоди, ты когда родилась-то?

— В 89-м, зимой.

— Ну слава Богу! — у меня отлегло от сердца. — Мы с твоей мамой познакомились в 87-м летом, но тогда между нами ничего не случилось, а потом встретились снова уже в 91-м.

— Ух… Ну спасибо, успокоил. А вообще классно! Вот маман ошарашу, рассказав про тебя!

— Даш, не надо, а? — меня бросило в пот. — Это будет слишком.

— Что, боишься? — Даша откровенно веселилась. — Не переживай, маман до меня дела нет, хорошо хоть денег дает, квартиру вот эту подарила, да мне больше и не надо. Главное, что в мою жизнь не лезет.

— А как у нее сейчас дела?

— Погоди-ка, дядя, да ты еще не забыл мою мамочку что ли?

— Нет, Даша, мне просто любопытно.

— Ладно, ладно. Тогда ей удалось выпутаться. Кто-то неожиданно умер, кто-то замолчал по собственной инициативе. Дело в отношении нее прекратили, и она вступила в законное владение банком. Продолжила заниматься и наркотиками.

— Ты и об этом в курсе? — удивился я.

— В курсе! А откуда, ты думаешь, я беру такой классный кокс? — потрясла она в воздухе серебряной коробочкой. — Кстати, у нас еще много билетов в сказку. Может продолжим? — Прохладная ладошка легла мне на грудь.

— Даша, погоди, так ты покупаешь наркотики у матери?!

— Ну не у нее, конечно, у ее компаньонов в этом бизнесе. Мама и сама не прочь немного поторчать, а я что — лысая? Для меня главное, что качество гарантировано, и все совершенно безопасно. Так что не боись! После кризиса 98-го года банк, конечно, сильно сдал позиции, которые так и не вернул, но маман хватает. Слушай, я сейчас обижусь, ты про меня совсем забыл! Хочешь, покажу, откуда еще можно начать «волшебную дорогу», — откровенная улыбка не портила лица девушки.

— Ой, ты хочешь совсем уморить старого мужчину! — усмехнулся я в ответ.

— О! Ты не стар, ты супер стар! — мы оба рассмеялись.

Я проснулся, когда солнце было почти в зените. Часы на мобильном показывали половину двенадцатого дня. В голове было слегка туманно, но все же не настолько тяжело, как это часто бывало после бессонной ночи. Гораздо хуже было на душе. Я в полной мере ощутил всю истину поговорки о скребущихся кошках. Идеи о том, что сейчас делать, в голове отсутствовали. Даши рядом не было, из-за двери раздавалось позвякивание посуды и шум льющейся воды. Первым делом я позвонил в агентство и, узнав, что верный зам Саша на рабочем месте и со всем справляется, предупредил, что сегодня на работу не приду.

Накинув халат, я вышел в гостиную. Даша готовила завтрак. Я подошел и, нежно обняв ее за талию, поцеловал в щеку.

— Неужели это для меня?

— Для нас. А что тебя так удивило?

— Я уж и не помню, когда в последний раз кто-то готовил мне завтрак.

— Правда что ли? — Даша опешила. — А что жена?

— Ну у нас вроде как было принято, что завтрак готовлю я. Так что…

— Ну ни фига себе! Не накормить утром мужика, который так самоотверженно трудился в постели! Это же какой стервой надо быть! Слушай, а может, она у тебя фригидная или вообще лесбиянка?

— Даш, не порти настроение, давай лучше о чем-нибудь веселом поговорим, а?

— Ну, как хочешь. Наливай себе сок — апельсиновый, я только что выжала, — показала она на запотевший графин, наполовину заполненный соком, на поверхности плавали кубики льда.

— Я лучше умоюсь сначала, лады?

— Давай, только недолго, уже почти все готово. Да, в шкафчике рядом с раковиной найдешь запечатанные зубные щетки — бери любую.

Быстро приняв душ, я вышел из ванной. Журнальный столик в гостиной был уже накрыт. Его украсили дымящийся омлет, поджаренные тосты, мясная нарезка, сыры, фруктовый салат, круассаны и много баночек с джемами.

— Какое великолепие, — только и смог вымолвить я.

— Да ладно тебе, обычный завтрак. Ты чай или кофе?

— Давай чай. С бергамотом есть?

— Обижаешь! — В конце стол украсила запотевшая бутылка шампанского и два тонких высоких фужера. — У нас сегодня завтрак праздничный? — лукаво улыбнулась Даша. — Джентльмен откроет бутылочку?

Взяв бутылку в руки, я оценил вкус хозяйки дома — это было итальянское просеко. С «Советским» шампанским я распрощался уже давно, а французский брют был на мой вкус слишком сухим. Просеко же было выше всяческих похвал. Я наполнил бокалы:

— Дашутка, за тебя и за наше знакомство!

— За знакомство! — мы чокнулись и почти залпом осушили бокалы.

— Какой кайф! — вырвалось у меня.

— А то! Ты давай, налегай на еду, а то все остынет.

— Слушай, Даш, а что это за необычные тосты, я таких не пробовал? — удивился я, продегустировав румяный кусочек хлеба, нежный и вкусный.

— О, это моя бабушка готовила такие гренки. Одно яйцо смешиваешь с несколькими столовыми ложками молока, чуть-чуть солишь, добавляешь немного сахара и кладешь в эту смесь белый хлеб. Не размачивая слишком сильно, быстренько выкладываешь на средне разогретую сковороду, смазанную сливочным маслом. Как одна сторона поджарилась, переворачиваешь на другую, закрываешь крышкой и убавляешь огонь. Готово!

— Восхитительно! — похвалил я хозяйку, покрасневшую от удовольствия.

— Ты сегодня что собираешься делать? — спросил я, когда мы утолили голод и не торопясь потягивали чай.

— Хотела заняться шоппингом. Видишь ли, у меня путевка в Турцию, улетаю через три дня. Надо немного обновить летний гардероб.

— Через три дня? — растерялся я. — А как же мы?

— А что мы? — Даша искренне не понимала причину моего недоумения.

— Ну в смысле, я бы не хотел с тобой расставаться вот так сразу.

— Слушай, Дэнис. Давай мы с тобой договоримся. Вот все эти вздохи, заламывания рук, сцены ревности и прочее дерьмо не для меня. Встретились, познакомились, замечательно покувыркались в постели — чего еще надо? Замуж я не собираюсь, поскольку еще ребенок, не наигралась пока, — Даша пошленько ухмыльнулась, — а лишних проблем мне не надо. Получится — пообщаемся с тобой еще, нет — найдешь себе другую. Таких Даш в Москве — пруд пруди. Я рада, что показала тебе, как можно и нужно жить. Хоть за это мог бы быть благодарен.

— Спасибо, — уныло произнес я. — Так у тебя какие-то планы на вечер есть?

— На вечер есть, а вот день могла бы провести с тобой, — Даша пересела ко мне на диван и обняла за шею. — Выступишь спонсором, а? — я ничего не успел ответить, мои губы закрыл жаркий поцелуй и мы опять повалились на пушистый белый ковер…

Часов до шести вечера мы бродили по лабиринтам огромного торгового центра, переходя из одного роскошного бутика в другой. У Даши был отменный вкус, но она, кажется, абсолютно не обращала внимания на ценники примеряемой одежды. Моя кредитная карта имела лимит в пять тысяч долларов, но его едва хватило, чтобы удовлетворить аппетиты юной знакомой. С каждой купленной вещью она радовалась как ребенок, нежно обнимая меня. Я же испытывал двойственное чувство: да, мне нравилась Даша, с сильной внутренней дрожью я вспоминал о сегодняшней ночи, но было какое-то не вполне понятное тяжелое чувство в груди, да и девушка оставалась для меня загадкой…

Обратно мы поехали на такси. Тихой трелью ожил мобильный телефон.

— Алло?

— Добрий вечер. Мог бы я по-говори-ить с … как это… ах вот! С Дэнисом Заречьиным? — раздался в трубке голос с сильным акцентом.

— Да, добрый вечер, слушаю вас. Может быть вам удобнее разговаривать по-английски? — спохватился я.

— Нет, нет, чтьо ви! Или мой русский так плёх?

— Нет, я вас прекрасно понимаю.

— Да, так вот… Я хотель уточни-ить, тот ли это Дэнис, которий семь лет назад, выкущаль все запас спиртное гостиница Националь, избиль всех сотрудник клуб на Новий Арбат и потом сильно пачкаль машин частний извозчик? — при этих словах я сильно напрягся. «Что бы это могло значить?» — пронеслось в голове.

— Кто вы, и что вам надо? — мой голос мгновенно похолодел.

— Ну я же спросиль?

— Я не собираюсь обсуждать эту тему! — отрезал я и прервал разговор. Через полминуты телефон зазвонил вновь, определился тот же незнакомый номер, что и в прошлый раз.

— Ты чего ко мне пристал, урод?! — Закричал я в трубку, не дав собеседнику сказать и слова. — Пошел ты…

— Дэнис, Дэнис… Как тебя прятать и от бандитов спасать, так «Стас, дорогой, помоги», а как все закончилось, так и забыл старого друга? Не стыдно?!

— Стас! Ты?! Ну разыграл! Ты где?!

— Я в Москве, Дэнис.

— Отлично, где мы встретимся?!

— Сегодня не смогу. Я только из Шереметьево, прилетел на симпозиум, чтобы сделать доклад. Завтра утром мое выступление, а ближе к вечеру самолет. Мы сможем увидеться только завтра в обед, если, конечно, ты не слишком занят и сможешь уделить время несчастному макароннику.

— Стас! О чем разговор! Где и во сколько?!

— Сможешь подъехать к Президент отелю в половине второго?

— Не вопрос! А связаться с тобой можно по этому телефону?

— Да, это мой итальянский номер. По нему меня можно и в Италии найти. Ну, Дэн, до завтра?

— До завтра, Стас!

— Давний приятель? — поинтересовалась Даша.

— Да, Стас Смилянский. Во многом благодаря ему я выпутался из той гнусной истории семь лет назад. Он вот уже пять лет трудится в университете Генуи в Италии. Все это время мы лишь обменивались письмами по электронной почте. И тут такая радость — увидеть заморского жителя живьем!

Таксист высадил Дашу, нагруженную фирменными пакетами и коробками, на Кутузовском. Девушка решительно отказалась отвечать на мои вопросы относительно ее сегодняшних планов на вечер, а также отвергла предложение проводить ее до квартиры. Частник повез меня дальше — на Фрунзенскую. На душе стало совсем плохо. Как теперь появиться перед женой, что ей сказать, что отвечать на ее вопросы? Былая решимость уйти от жены куда-то делась. Вопросы типа «а кому я нужен?» и «а куда я пойду?» оставались без ответа. Да и невозможно было вот так разом вычеркнуть все семь лет нашей совместной жизни, ведь было в ней хорошее, много хорошего…

С сильным внутренним напряжением я открыл входную дверь. Жена стояла в спальне перед иконами, держа молитвослов в руках.

— О, Пистимея на молитве! — оригинально пошутил я.

Катя, ни слова не говоря, закрыла дверь в комнату перед моим носом.

— Ну и фиг с тобой, — пробормотал я.

Холодильник бережно хранил для меня почти полную бутылку джина «Бифитер» и достаточно тоника. Смешав коктейль, я переоделся и устроился в гостиной перед телевизором, включив «МузТВ». На экране в рэперском экстазе кривлялись незнакомые негры, когда в комнату вошла жена.

— Денис, тебе не кажется, что нам надо поговорить? — голос ее был на удивление спокоен.

— Валяй, — я отключил звук. Движение темнокожих тел на экране стало напоминать жуткую шаманскую пляску.

— Ты изменил мне этой ночью? — Катя смотрела мне прямо в глаза.

— Да. Я тебе изменил. И получил от этого громадное удовольствие, — голос мой слегка дрожал. Я понимал, что сейчас, в этот самый момент происходит что-то непоправимое.

— И ты считаешь это нормальным?

— Да. Я не могу жить без физической близости с женщиной, извини. А у нас с тобой ничего не было последние года полтора.

— Десять месяцев.

— Что? — не расслышал я последнюю фразу, сказанную очень тихо.

— Десять месяцев, — повторила Катя. — Ты в последний раз вспомнил, что твоя жена еще и женщина — молодая, заметь, женщина ровно десять месяцев назад. Больше ты об этом не вспоминал.

— Ты хочешь сказать, что это я виноват?!

— А кто, Денис?

— Чего?! — почти закричал я. — Ты же сама постоянно постишься, регулярно меня отфутболивая!

— Денис, не передергивай. Да, я стараюсь воздерживаться от супружеских отношений в постные дни и еще немного сверх того, что положено, но ты же знаешь, ради чего я это…

— А мне надоело! — грубо перебил я жену. — Понимаешь? НАДОЕЛО! Надоело получать отказ в грубой форме, когда ты просто берешь и отпихиваешь мою руку.

— Ну это же неправда, — глаза жены округлились. — Впрочем, это уже не имеет ровным счетом никакого значения. Что ты намерен делать сейчас?

— А ничего! Просто жить. Жить так, как мне нравится.

— Но ты же должен понимать, что семьи у нас в таком случае не будет.

— Ага. Я это понимаю.

— Ну, спасибо хоть за то, что не стал юлить и изворачиваться. Я все же надеялась, что билет мне придется сдать. Оказалось, напрасно.

— Какой билет?

— Завтра я улетаю на Кипр. Майкл подтвердил, что его предложение по работе остается в силе. Знаешь, — повисла напряженная пауза, — я все же надеюсь, что ты одумаешься. Знай, несмотря ни на что, я дорожу нашей семьей, я буду за тебя молиться.

— Угу, помолись, чтобы у меня потенция увеличилась. Это очень актуально в сложившихся обстоятельствах.

— Денис, что с тобой? Как ты можешь?! Ты… — голос жены предательски задрожал, глаза наполнились слезами, и она убежала в спальню.

Изрядно выпив, вечером я забылся глубоким сном, но уже часа в три ночи проснулся словно от толчка. Все тело сотрясала крупная дрожь: такого сексуального возбуждения я не испытывал никогда ранее. Мне нужна была Даша. Я хотел ее каждой клеточкой своего тела. Понимая, что делаю глупость, я схватил телефон и набрал Дашин номер. Мне никто не ответил. Я набрал номер снова. После третьего сигнала раздались прерывистые гудки. Следующие мои попытки связаться с Дашей пресекал голос бездушного автомата: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Голова горела огнем, было невозможно ни лежать, ни сидеть. Я отправился в ванную и влез под холодный душ. Одевшись, я осушил полный стакан виски. Стало немного легче. Уснуть удалось только на рассвете. Около десяти утра я проснулся с сильной головной болью. Жена уже уехала в аэропорт. Первым делом я набрал номер Даши. Она ответила не сразу.

— Алло, — сонный голос был явно недоволен.

— Дашутка! Что ты со мной сделала? Я спать не могу без тебя!

— Дэнис, ты что ли?

— Ага!

— Что, столбняк замучил?

Я рассмеялся в ответ.

— Даш, мы сегодня увидимся?

— Вечером вряд ли. Знаешь, я сегодня буду мотаться по делам, но в обед заскочу домой, подъезжай ко мне часикам к двум. Сможешь?

— Договорились! — Я сходил в душ, с аппетитом позавтракал и поехал на работу. «Жизнь одинокого холостяка явно имеет свои преимущества», — подумал я тогда, совершенно не представляя, что это будет последний день, проведенный мною на свободе…

У себя в офисе я находился формально, поскольку все мысли были в небольшой уютной квартирке на Кутузовском в обществе очаровательной блондинки. Кое-как промаявшись до половины второго, я поехал к Даше.

Я ехал в такси, когда зазвонил мобильник.

— Алло, — ответил я недовольно. Разве кто-то имел право отрывать меня от мыслей о самой прекрасной девушке на свете?!

— Дэн, ты где? Ты не забыл, что мы договаривались встретиться? — это был Стас. Кровь прилила мне к лицу.

— Стас, прости засранца! Я, понимаешь, тут… Короче, в двух словах не объяснишь… Ну ты понимаешь…

— Дэн, с тобой все в порядке?

— Да, все отлично, просто обстоятельства…

— Так ты не сможешь приехать?

— Нет, Стас, не смогу, извини.

— Очень жаль, — сник собеседник. — Ну смотри… Я свободен до четырех, так что…

— Да, да, Стас, конечно, обязательно! Ну ты давай, звони, если что!

Я уже рассчитался с водителем и быстрой походкой входил в подъезд.

— Сюрприз! — раздалось из-за открывающейся входной двери, и Даша предстала передо мной в костюме Евы, притворно стыдливо прикрываясь ладошкой.

Все было еще более страстно, чем в прошлый раз. Через час мы лежали на широкой кровати в спальне, поставив между собой маленький поднос с кофейными чашками и легкой закуской.

— Ну как тебя встретила жена? — ехидно поинтересовалась Даша.

— Нормально. Я ей все рассказал, она собралась и уехала. Улетела на Кипр. Сегодня.

— Класс. Так ты теперь свободный мужчина. Нравится ощущать себя в новом качестве?

— Еще как! Даш, а почему я к тебе не могу сегодня ночью приехать? Или приезжай ты ко мне?

— Дэнис, мы, кажется, с тобой договорились: никакой ревности, обязательств и прочего. Так?

— Так, но…

— Вот и давай не будем трепать друг другу нервы. Свободные отношения двух свободных людей.

— Даша, а ты меня любишь? — вырвался неожиданный вопрос. Даша расхохоталась.

— Ну, а как же. Да и ты меня, смотрю, тоже, — прохладная ладошка легла мне на живот…

Домой я приехал около пяти. Делать было решительно нечего, и я решил почитать купленный недавно детектив. Часам к девяти я приготовил ужин, поел, основательно «заправившись» любимым коктейлем, и к полуночи забылся беспокойным сном сильно нетрезвого человека.

В эту ночь все повторилось вновь, только с новой силой. Тело горело огнем, невероятное сексуальное возбуждение накатывало волнами. Ничто и никто мне не был нужен, кроме Даши. Ради того, чтобы ощутить ее обнаженное тело в своих объятиях, я готов был пожертвовать всем — буквально всем на свете. Руки лихорадочно набрали ее номер.

— Алло, — ответил бодрый игривый голос. — Дэнис, это опять ты?

— Дашуня, милая, я не могу без тебя. Можно я приеду прямо сейчас?

— Да ты с ума сошел. Слушай, Дэнис, ты меня уже заколебал со своим столбняком. Могу тебе предложить номер телефона классной конторы. Там девочки по вызову — очень приличные, поверь. Либо воспользуйся старым проверенным способом. Напомнить каким? — Даша рассмеялась.

— Дашунь, мне нужна только ты, я не м…

— Дашенька, ты где там пропала, я соскучился и сгораю от нетерпения, — раздался в трубке, в отдалении голос немолодого мужчины.

— Кто у тебя, с кем ты? — голос мой внезапно охрип. Трубка ответила гробовой тишиной — разговор прервался. Я попытался набрать номер снова, но Даша отключила телефон.

Далее я действовал, находясь во власти какого-то темного чувства, накрывшего меня с головой. Наспех одевшись, я выскочил на улицу и поспешил к машине. Ключей от машины в кармане не оказалось. Ну и ладно, поймаю извозчика. С этой мыслью я побежал к Комсомольскому проспекту. Путь до Кутузовского занял не более пятнадцати минут. Дорогу в подъезд мне преградила металлическая дверь с кодовым замком. Звонить в домофон было бессмысленно, равно как и ждать, пока кто-то выйдет из подъезда или войдет внутрь — часы показывали половину четвертого ночи.

Посмотрев на табличку с номерами квартир этого подъезда, я набрал на домофоне двузначное число. Пошел вызов. Через минуту заспанный голос ответил:

— Кто там?

— Милиция, откройте дверь. Нас интересуют ваши соседи двумя этажами выше, они не отве…

— Вот им и звоните, — прервали меня на полуслове и положили трубку.

Я набрал номер соседней квартиры. Никто не ответил. В подъезд я попал с пятой попытки. Мне ответил тихий старческий голос. Бабушка поверила моей легенде и безропотно открыла дверь. Не пользуясь лифтом, я вихрем взлетел на седьмой этаж и утопил кнопку звонка.

— Кто там? — это была Даша.

— Даша, это я, Денис, открой, нам надо поговорить!

— Ё-мое! Да ты обалдел! Езжай домой, завтра поговорим.

— Открывай, стерва! — я несколько раз громко ударил ногой в дверь. — А то сейчас разбужу всех соседей!

— Хорошо, хорошо, не ори, — дверь открылась. — Что тебе надо? — Даша стояла на пороге, преграждая мне вход в квартиру.

— Кто у тебя? Что это за мужчина?

— Тебя это не касается. Езжай домой немедленно. Иначе мы больше никогда с тобой не увидимся. Я все тебе объяснила в первый день нашего знакомства.

— Я не уйду отсюда, пока не узнаю, что этот мужик делает в твоей квартире, — я грубо оттолкнул Дашу и ринулся внутрь. — Где он? — громко сказал я, стоя в гостиной и озираясь по сторонам.

— Вы меня ищите, молодой человек? — мужчина лет пятидесяти стоял в дверях, ведущей в спальню. Он был среднего роста, подтянутый. Лицо, которое вполне можно назвать красивым, было спокойно, но властный колючий взгляд карих глаз немного охладил мой пыл.

— Это моя девушка! — выпалил я. — Что вы здесь делаете?

— Это ваша жена?

— Нет, но…, - осекся я.

— Вы давно знакомы?

— Мы знакомы третий день, но…

Дашин гость откровенно рассмеялся.

— Дашенька, какая прелесть! — незнакомца, похоже, всерьез забавляла эта ситуация. — Молодой человек, вы все же уже не юноша. Пора научиться контролировать свои поступки. Давайте не будем устраивать ненужных сцен. Отправляйтесь восвояси, а завтра и решите все проблемы ваших непростых взаимоотношений, — он опять ухмыльнулся. — А то прямо Шекспир у нас здесь получается.

— Нет, дядя, это ты сейчас соберешься и уйдешь отсюда, — сказал я, стараясь придать своему лицу самое грозное выражение, на которое был способен, и медленно двинулся в сторону соперника.

— Ух, ни дать ни взять Отелло! Твою мать, такой вечер испоганил, гаденыш! — мужчина выхватил из правого кармана халата небольшой револьвер и взвел курок. Даша тихо ахнула, прикрыв рот рукой, мы же застыли друг напротив друга. — Считаю до трех, — незнакомец и не думал шутить, — первый выстрел в воздух, а второй сразу тебе в лоб. Не забывай, что ты ворвался в чужую квартиру, сынок.

— Нет, не надо, Кирилл! — Даша кинулась к незнакомцу и схватила его за руку, держащую револьвер.

— Дарья, уйди! — Кирилл попытался высвободить руку, но Даша повисла на ней всем телом. На какой-то момент незнакомец потерял меня из поля зрения. Я бросился вперед и вывернул руку Дашиного любовника, в которой был зажат пистолет. Раздался выстрел. Дашин любовник медленно оседал на пол. Пуля вошла ему в правый глаз. Я стоял в полном оцепенении, зажав в руке злополучный револьвер. Звенящую тишину разорвал женский крик.

«Ну что, герой, счастье твое оказалось совсем недолгим», — иронично-грустно прозвучала в голове отчетливая мысль.

Даша убежала в спальню. Я положил пистолет на барную стойку и налил в стакан виски. В голове был полный сумбур, мысли наталкивались одна на другую. Вспомнилась Катя, которая сейчас, наверное, мирно спала в уютной спальне на средиземноморской вилле, вспомнился отец, Соколов. Стоп! Александр Иванович! Заместитель главного прокурора России — это тот человек, который лучше всего сможет помочь в данной ситуации. Я достал из кармана мобильный и нашел номер давнего друга.

— Алло. Денис, что случилось? — ответил Соколов взволнованным голосом. — Что-то с Катей?

— Нет, Александр Иванович. Со мной. Я человека убил.

— Господи, помилуй! Где ты сейчас?

— На Кутузовском, в одной квартире.

— Так, сейчас мы прервемся. Я одеваюсь и еду к тебе, перезвоню из машины.

Мой телефон ожил через пять минут.

— Да, Александр Иванович.

— Давай теперь по порядку: что за квартира, адрес, кого ты убил и при каких обстоятельствах. Быстро, четко, ясно. Слушаю.

От одного голоса Соколова я почувствовал себя увереннее.

— Я у своей м-м-м-м… знакомой, — Соколов тактично не стал ничего уточнять, и я продиктовал адрес. — Убит ее любовник. У нас вышла ссора. Ну, в общем я его застал ночью в этой квартире, приревновал и потребовал отсюда убираться, а он вытащил пистолет. Потом возникла потасовка, пистолет случайно выстрелил, пуля попала ему в глаз. Вот и все, собственно.

— Я правильно понял, что ты приехал ночью в квартиру, а он уже был там?

— Да, именно так.

— Тебя, поди, и пускать не хотели.

— Да, я слегка поскандалил…

— Ты трезв?

— Был почти трезв, но вот сейчас налил себе виски для успокоения.

— Придурок! Блин, какой же ты придурок! — такого от Соколова в свой адрес я никак не ожидал услышать. — Прекрати немедленно!

— Хорошо.

— Кто погибший?

— Не знаю.

— Так узнай, твою мать! — рявкнул Александр Иванович.

Даша сидела на кровати в спальне, мерно раскачиваясь вперед-назад. Ее взгляд был прикован к какой-то точке на противоположной стене. Из-за закрытых губ слышался тихий утробный стон.

— Александр Иванович, хозяйка квартиры в прострации. Думаю, я ничего не смогу сейчас выяснить.

— Ладно, не суть. Я уже подъезжаю. Впусти меня.

Через пару минут зазвонил домофон. Я нажал на кнопку, открывающую дверь подъезда, и распахнул дверь в квартиру. Соколов взбежал по лестнице. Он был одет в элегантный летний костюм кремового цвета, на лице не было и следа недавнего сна. Он прошел в спальню, на секунду остановившись рядом с трупом, и вернулся, держа в руках солидную корочку красного цвета.

— Скверные дела, Денис. Ты убил депутата Московской Областной Думы.

— Александр Иванович, но почему я убил?! Я же пытался у него пистолет из руки вырвать, а он сам нажал на курок. Это просто несчастный случай!

— Денис, Денис. Ты как был ребенком, так им и остался. Несчастный случай — это то, что ты при живой жене оказался в квартире любовницы и грохнул здесь своего соперника! В этот раз ты попал конкретно. Думаю, на Кипре отсидеться не получится. Так! Насколько я понял, милицию пока никто не вызвал. Хорошо. Соколов набрал номер, представился, сообщил суть случившегося и продиктовал наш адрес.

Минут через пять, в ходе которых я кратко описал все произошедшее в этой квартире, раздался звонок в дверь.

— Что-то они слишком быстро, — пробормотал Александр Иванович, открывая входную дверь. В квартиру, подобно разъяренной фурии, вбежала Аленка — Елена Зарубина — и остолбенела, глядя на меня:

— Ты?! Вы?! — перевела она взгляд на Соколова. — Что здесь происходит? Где моя дочь?!

— При чем тут ваша дочь? Что вы-то здесь делаете?! — Александр Иванович был изумлен не меньше. — Денис, я ничего не понимаю! Что она здесь делает?! — он почти кричал.

— Ну, я, это… В общем, Даша, с которой я, это… ну познакомился, ее дочь. Аленка, она в спальне сейчас, — перевел я взгляд на Лену.

— Это абзац! — только и смог вымолвить Соколов.

— О Боже! — Зарубина увидела труп. — Кирилл Семенович, как же это?

— Вы знакомы с убитым?

— Это не важно, — Лена попыталась пройти в спальню, но Александр Иванович успел схватить ее за руку. — Куда? Садитесь вот здесь в уголок, — показал он на одно из кресел, — и сидите тихонечко, пока очередь не дойдет до вас.

— По какому праву вы здесь командуете? — Аленка почти кричала.

— По праву представителя органов власти, находящегося на месте убийства! — отрезал Соколов.

В квартиру позвонили снова. Заместитель прокурора резко встал и открыл дверь, в которую стремительно вошли пятеро мужчин. Они сухо поприветствовали друг друга. Трое сразу занялись делом. С двумя другими Соколов отошел в сторону. Через минуту Александр Иванович представил мне одного из пришедших:

— Денис, это Виктор Александрович Колосов, следователь прокуратуры. Он будет вести твое дело. С ним можешь быть откровенен, как со мной, он на твоей стороне и постарается сделать все, что возможно в данной ситуации. — Я молча кивнул. — Сейчас ты расскажешь Виктору Александровичу все как было и подпишешь свое объяснение. Все ясно? — я опять кивнул. — Отлично, садитесь вот здесь за барной стойкой.

Я описал следователю произошедшие события, он все записал, задав несколько уточняющих вопросов. После этого, читая текст, я заметил, что там были некоторые неточности, на которые и указал Виктору Александровичу.

— Да, все верно. Так надо. Подписывайте.

Я повиновался.

— Александр Иванович, мы закончили, — обратился следователь к Соколову. Тот подошел к нам в сопровождении другого мужчины среднего роста с характерным колючим взглядом представителя касты оперов.

— Сергей, — обратился он к нему, — вот наш горемыка-подследственный. Объяснения он дал, думаю, его лучше увезти побыстрее от греха подальше. Вдруг у убиенного депутата оперативно отыщутся солидные заступники. Нам здесь еще какого-нибудь ФСБ не хватало.

— Иваныч, не вопрос. Куда везти?

— Может, к вам на Петровку в ИВС[5]?

— Можно, но долго держать там не фонтан, сам понимаешь.

— Ну, на сутки можешь поместить в одиночку?

— Без проблем.

— Так, Денис, — наконец вспомнили обо мне, — ты поедешь с Сергеем Викторовичем. На свободе тебя сейчас оставить никак нельзя. Более того, лучше тебе посидеть у нас, чтобы не забрали в другое ведомство. Я к тебе приеду, как только смогу. Разговаривать ты можешь либо со мной, либо с Колосовым, либо с Сергеем Викторовичем. Со всеми другими ты нем как рыба. Понял? — я молча кивнул. — Все. Езжайте с Богом!

В этом было что-то фантастическое. Вот так легко, как-то буднично Соколов отправил меня в тюрьму. Я решительно не понимал, что происходит. В один миг все рухнуло, в один миг! «В первый ли раз такое с тобой происходит?» — проснулся робкий внутренний голос. Да уж. Эти мысли рвались наружу, но я всеми силами старался запихнуть их обратно. Да, я прекрасно понимал, в чем причина моих бед. Как и тогда, семь лет назад, моя жизнь круто изменилась ради того, чтобы я сделал что-то главное. Да, определенно я стал жить не так, как надо. Но что делать? Проблема в том, что я уже другой человек. Да, тогда я только открывал для себя Бога, я с удивлением видел, что молитва приносит свои плоды, замечал явные чудеса, происходящие в жизни. Сегодня я знаю и то, что нельзя быть христианином наполовину. Невозможно по четным дням помнить о Боге, а по нечетным жить так, как хочет тело. Любая настоящая любовь жертвенна, а любовь к Богу — особенно. Но я не хочу нести свой крест. Я устал от тех обязанностей, которые должен исполнять христианин. Устал! Устал от ограничений, от необходимости жить по заповедям, а не так, как хочется. Я смотрю на своих сослуживцев: абсолютно неверующих и живущих при этом легко и свободно. Что же делать? Да, тогда, в тот тяжелый период мне помогала молитва, но как обратиться к Богу сейчас? Как?! Я почти физически ощущал стену между собой и Господом. Нет, я не достоин, я Его предал, я не могу взывать к Нему, увы… Будь что будет. В конце концов, я получаю то, что заслужил! С такими мыслями я и пересек черту, отделяющую свободный мир от «места заключения» — автомобиль въехал на территорию здания на Петровке. Мой спутник за всю дорогу не проронил ни слова. Молча мы покинули салон автомобиля, шли по каким-то коридорам, пока я не оказался в камере.

— Не волнуйся, здесь тебя никто не тронет, — сказал Сергей Викторович на прощание, и тяжелая металлическая дверь, громко лязгнув, отрезала меня от мира свободных людей.

Сильно болела голова, я ощущал дикую усталость, но сон не приходил. Стоило только закрыть глаза, как передо мной вставало лицо убитого с развороченной пулей глазницей. «А ведь ты убил человека!» — вертелась в голове мысль. Ее невозможно было прогнать, она вместе с навязчивым видением изматывала меня все сильнее. В какой-то момент я завыл в голос и стал биться головой об стену. Физическая боль слегка отвлекла от боли душевной. Это длилось недолго. Скоро все началось снова.

Солнце уже поднялось. Косые лучи пробивались сквозь толстую решетку, падая на грязный серый пол. За дверью слышался какой-то шум, он медленно приближался к моей камере, пока не открылось квадратное окно в двери, и хмурый молчаливый человек в бело-сером халате поставил алюминиевую кружку с лежащим на ней куском хлеба и миску с каким-то варевом. Настал и мой черед познакомиться с тюремной баландой. Есть ее было решительно невозможно.

— Наверное, пока невозможно, — иронично произнес я. Не зная здешних порядков, я на всякий случай вылил баланду в «очко» в углу камеры и вымыл миску, после чего снова забрался на кровать, медленно жуя казавшийся совершенно безвкусным хлеб.

Мне показалось, что прошло несколько дней, перед тем как дверь камеры отворилась. На пороге стоял Соколов. Он внимательно посмотрел на меня.

— Денис, так нельзя. Что с тобой? Чего ты так раскис? — давний друг присел рядом на кровать.

— Что со мной? Да так, ничего. Сегодня ночью я убил человека, а сейчас вот сижу в камере. Все прекрасно. Вот сейчас вы меня еще порадуете чем-нибудь. Я прав? — я, наконец, посмотрел Соколову в глаза. Тот быстро отвел взгляд. — Ну вот видите, прав!

— Денис, в любой ситуации нельзя раскисать. Тебе придется бороться, а для этого нужны силы.

— Бороться с кем? Все мои беды закономерны и справедливы. Я получаю то, что заслужил. Так что против рожна лучше не переть.

— Прекрасно, что ты это понимаешь. Тогда тем более не стоит унывать. Наказание, какое бы оно ни было, не может быть бесконечным. Наша же задача, чтобы ты не получил лишнего. Понимаешь?

— И это говорит мне заместитель Генерального Прокурора России?

— Да, Денис, именно так. Я же не виноват, что, решив совершить первое в своей жизни убийство, ты выбрал депутата?

— Ну да, юмор в стиле места, где мы находимся, — усмехнулся я.

— Ладно, Денис, давай соберись, и я расскажу тебе новости, — я молча кивнул. — Как я и предполагал, депутатский корпус встал на уши и требует крови. Твоей, естественно. К счастью, удалось свести дело к бытовухе, коей оно и является, а то горячие головы пытались из тебя чуть ли не киллера сделать.

— Блин, да что у меня за планида такая! Второй раз на те же грабли! — стукнул я в сердцах кулаком по коленке.

— Ну, Денис, ты явно преувеличиваешь. В прошлый раз на горизонте еще и бандиты мелькали. Здесь все проще. Слава Богу, что убиенный не депутат Думы Государственной, а то бы сидел ты сейчас в Лефортово. Так-то. Ну ладно, идем дальше. Пока для тебя все складывается неплохо. Даша Зарубина дала выгодные тебе показания. По сути она рассказала все как есть: ты воспылал ревностью, прискакал выяснить отношения, а тут ее второй любовник. Но вот твоя бывшая знакомая Леночка, похоже, решила взять реванш. Там история такая. Дочка, так сказать, общалась с пожилым джентльменом, который помогал банку мамаши. Как сказал бы классик: «O temporal o mores!» — я поморщился словно от зубной боли. — Угу, о твоем удивительном умении выбирать баб мы поговорим отдельно. Так вот, пока Даша не собирается тебя топить, у них с Еленой даже маленький конфликт получился. Видимо, молодой девушке не очень-то хотелось общаться с немолодым депутатом. Однако вполне вероятно, что мамаше удастся надавить на дочь. И если та изменит свои показания, то тебе придется туго. Постараемся, чтобы этого не произошло.

— Что мне светит, Александр Иванович?

— Врать не буду, Денис. В сложившихся обстоятельствах, если ты получишь условный срок — это будет чудо. Для тебя самая подходящая статья — это превышение пределов необходимой обороны, до двух лет. Возможно, еще причинение смерти по неосторожности — 109-я, до трех лет. Главное, отмазать тебя от статьи об умышленном убийстве, которую сейчас раскручивают защитники депутата. Конечно, им очень трудно будет это сделать, ведь вы не были знакомы. Но многое здесь зависит от показаний Даши.

— Понятно. Александр Иванович, как там отец, уже в курсе?

— Ага. Я ему позвонил утром, сообщил. Он уже летит в Москву. Кстати, завтра утром переведем тебя в Бутырку.

— Что?! — я не мог поверить своим ушам. — Зачем?

— Так, милый мой, подследственному, коим ты сейчас являешься, положено сидеть в СИЗО. А лучше Бутырки на сегодняшний день ничего предложить не смогу. Ты не волнуйся, там есть неплохие камеры, где сидят по двое — трое, в основном, по экономическим статьям. Нормальные люди, никакой уголовщины. В камере телевизор, холодильник и прочие блага цивилизации. А здесь в одиночке ты гикнешься. Ладно, Денис, мне пора. Один тридцатипятилетний оболтус задал проблем, — Соколов наконец улыбнулся. — Кстати, как тебе баланда?

— Охренеть какой деликатес. Всю жизнь мечтал попробовать! — огрызнулся я.

— О! Вот это уже неплохо. Злость лучше апатии. Да, так я тебе поесть принес, — только сейчас я обратил внимание на объемный целлофановый пакет, принесенный Александром Ивановичем. — Ты жене не хочешь позвонить? — лицо Соколова вмиг посерьезнело.

— Лучше дайте телефон на работу позвонить.

Соколов молча протянул свой мобильник. В очередной раз я «порадовал» директора нашего агентства.

— Дэнис, ну как же так? Зная тебя, поражаешься вдвойне. Что за злой рок висит над тобой?

— Ох, Серега, как говорится в известном фильме, «кабаки и бабы доведут до цугундера» — это про меня. Вы там без меня справитесь?

— Да куда мы денемся? Ты, кстати, неплохо все организовал, зам у тебя толковый, так что отдыхай. Тебе помощь нужна?

— Пока нет. Мне помогает Зам. Генерального Прокурора России.

— Шутишь?

— Серьезно.

— И что, ты хочешь сказать, что с такой крышей ты еще не на свободе?

— Ну… Я, видишь ли, случайно убил депутата Областной Думы.

В ответ последовало многоэтажное ругательство.

— Дэн, прости, но больше мне сказать нечего.

— Ага, мне тоже. Ладно, Серега, пока. Постараюсь держать тебя в курсе моих дел.

— И все же, почему ты не хочешь поговорить с женой? — не унимался Соколов, пряча телефон в карман.

— Ох, не сыпьте соль на рану! Что я ей скажу? Катенька, дорогая, я тут замочил любовника своей любовницы, а теперь сижу в тюрьме? И что потом? Если она плюнет на меня и не приедет, что будет вполне справедливо, мне будет хуже вдвойне. Если же она прилетит и придет ко мне на свидание, то будет хуже втройне. Как ей в глаза смотреть? Да и не разобрался я еще до конца в своей личной жизни. Многое надо обдумать.

— Ну по крайней мере времени для этого у тебя будет вагон.

— Вы издеваетесь?

— Ничуть. Из любой ситуации надо стремиться извлечь пользу. Ты же понимаешь, что наказаний без вины не бывает. Кстати, там в пакете найдешь молитвослов. Ты это занятие, поди, уже давно подзабыл?

— Откуда вы знаете?

— Денис, об этом нетрудно догадаться, судя по тому, что ты творишь в своей жизни.

— Да уж… Знаете, не нужен он мне пока, — я кивнул на молитвослов, который Соколов держал в руке. — Не могу я молиться, понимаете? Не могу!

— Вот это ты зря, — Соколов враз посерьезнел. — Ты пойми, без молитвы в такой ситуации у тебя шансов почти никаких. И я не смогу тебе помочь! Денис, опомнись!

— Александр Иванович, не терзайте душу, а?

— Хорошо, дело твое, но молитвослов возьми. И вот еще, — протянул Соколов крошечный пластиковый флакончик, — это Крещенская вода. Договорились?

— Я молча кивнул и спрятал все во внутренний карман ветровки.

Мы обнялись на прощание, и я опять остался в одиночестве. Домашняя еда, заботливо приготовленная супругой Соколова, слегка приподняла настроение.

«Ну что, Денис Григорьевич, нравится? Как тебе „вольная жизнь свободного мужчины“? — губы тронула кривая усмешка. — Ох, ну какой же ты баран!»

* * *

Соколов пешком отправился в Прокуратуру. Через полчаса его ожидал разговор с непосредственным начальником — Генеральным Прокурором. Он понимал, что разговор будет не из приятных. Эту беседу нельзя проиграть, иначе судьба Дениса будет в высшей степени незавидной. Отношения с Генеральным откровенно не складывались последние пару лет. Александр Иванович догадывался, что его просто хотят выжить — в кресле заместителя главный прокурор страны хотел видеть более покладистого человека. Соколов не пытался всеми силами удержаться на своей должности. Напротив, он часто спрашивал себя, зачем ему все это надо? Уйдя на «вольные хлеба», он мог без труда найти спокойную работу, которая приносила бы гораздо больше денег. Нет, ни деньги и ни грозная «корочка» удерживали его. Соколов не работал, он служил, ощущая себя частью системы. Он не мог сдаться и уйти, оставив подчиненных на произвол судьбы, бросив дело, которому отдал лучшие годы своей жизни. Это было бы неправильно, несправедливо, неразумно. Неразумно с точки зрения общего дела, а не его собственного кармана и положения.

Александр Иванович не торопился. По Успенскому переулку он вышел на Малую Дмитровку, где стоит дивный храм Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках. По уже устоявшейся привычке Соколов всегда старался перед важным делом или разговором зайти в церковь и попросить помощи Божией. Через пять минут он бодро шагал в сторону Прокуратуры.

— Здравствуйте, Семен Аркадьевич, — с улыбкой поздоровался Соколов.

— А, Александр Иванович, добрый день, проходите, присаживайтесь, — Генеральный был серьезен и деловит, он не стал утруждать себя, оставшись сидеть в любимом кресле. Соколов сел за длинный стол, образующий со столом хозяина кабинета букву Т. — Что интересного расскажете? — начал начальник издалека.

— А вам, наверное, скучно, Семен Аркадьевич? Вы позвали меня, чтобы я вас развлек?

— Я бы не советовал вам грубить, Соколов!

— А я бы очень хотел, чтобы наши отношения были деловыми. Я, поверьте, очень занят, и у меня нет никакого желания ходить здесь вокруг да около. Вы вызвали меня, извольте сообщить по какому вопросу, — улыбка вмиг сошла с лица Александра Ивановича.

— Ах вы заняты! Ну конечно, опять оказалась в беде ваша священная корова. Ой, пардон, дойная корова. Так? Александр Иванович?

Соколов молча смотрел в глаза начальнику.

— Что молчите? Или не понимаете о чем речь? Так я вам освежу память. Речь идет о Заречине и об убийстве депутата. Что, в первый раз вам удалось отмазать киллера от заслуженного наказания, хотите провернуть дело вновь?

Соколов в голос рассмеялся.

— Ой, ой! Вы меня уморить решили, Семен Аркадьевич?! Денис Заречин — профессиональный киллер! С таким подходом мы за полгода искореним всю нашу преступность!

— Хватит разыгрывать здесь цирк! — рявкнул Генеральный. — Извольте объяснить ваш пристальный интерес к этому делу!

— А что здесь объяснять? Убит депутат Областной Думы. Разве вам этого мало?

— Вы хотите сказать, что не знакомы с обвиняемым в убийстве?

— Нет, я не собираюсь этого скрывать. Да, мы давно знакомы, но я не вижу в этом никаких препятствий, чтобы держать это дело на контроле. Хочу вас информировать, что дело веду, естественно, не я, а следователь Колосов. Кстати, один из лучших специалистов.

— Это я понимаю. Вы решили обеспечить домиком на Кипре и вашего друга Колосова?

— Что за грязные намеки?! — повысил голос Соколов.

— Ой, только не надо изображать из себя невинную овечку. Значит так! Все материалы вы передадите другому следователю, фамилию я назову позже, и будете держаться от этого дела как можно дальше. Вам все понятно?!

— Ну что же, вы сами начали разговор в таком тоне. Первое — по поводу недвижимости на Кипре. Если вы хотите как-то связать ту виллу Заречина-старшего, на которой я иногда бываю, со мной, то, скажу откровенно, замучаетесь это делать. Я же в свою очередь могу назвать вам очень интересные адреса, — Соколов вынул из внутреннего кармана пиджака электронную записную книжку и через несколько секунд зачитывал информацию. — С какой страны начнем? Ну конечно! Вы предпочитаете Штаты. Итак. Флорида, Коралловая бухта, вилла Пасадена. Адрес зачитать? — Генеральный прокурор стал похож на краба, брошенного в кипяток: лицо мгновенно покраснело, а глаза, казалось, сейчас выпадут на стол. — Не будем зачитывать, я понял, — Александр Иванович удовлетворенно кивнул. — Идем дальше. Лондон. Ну понимаю, какой же порядочный человек не имеет недвижимости в этом оазисе первоклассного образования! Итак, что у нас здесь? Квартирка. Скромная такая, на пять спаленок всего. Ну, скромность украшает государственного служащего. У вас, кажется, сын? Скоро школу заканчивает в Москве. Думаете, учить его где — в Кембридже или Оксфорде? Только там ведь дорого все стоит. Надо деньги приличные на счету иметь. Ох! А вот и счет есть у нас. Банк Halifax, номер продиктовать? — на хозяина кабинета было больно смотреть. Всем своим видом он демонстрировал, что Александр Иванович уже достиг своей цели. — Это ошибка, Семен Аркадьевич, непростительная ошибка оформлять такую недвижимость и банковские счета на своих родственников. Я понимаю, вы типичное дитя совка. Доверять каким-то там трастовым компаниям очень сложно. Особенно когда речь идет об огромных суммах. Но я ведь тоже не лыком шит. Ну, оборотень в кресле, что делать будем?

— Что вы от меня хотите?

— Да, собственно, ничего. Мы работаем, как и прежде. Я буду спокойно заниматься своим делом, а вы перестанете лезть в те вопросы, которые находятся полностью в моей компетенции. Например, дело Заречина. Договорились?

Генеральный тяжело дышал. Его взгляд горел так, что казалось, Соколов должен был вспыхнуть как свечка.

— Ваше молчание я расцениваю, как согласие. Мудрое решение. Всего хорошего, Семен Аркадьевич.

У двери кабинета Соколов обернулся:

- Мой вам совет: выпейте чего-нибудь от давления. И, если хотите жить спокойно, перестаньте брать взятки.

Александр Иванович вышел из кабинета и обратился к секретарше начальника:

— Люсенька, шефу что-то нехорошо, отнесите ему лекарство, пожалуйста.

Соколов шел к своему кабинету. На душе было противно. Он собрал компромат на своего начальника не от хорошей жизни: понимал, что рано или поздно придется защищаться. Более всего Соколов боялся ситуации, когда его попытаются заставить сделать какую-нибудь подлость. Сегодня информация пригодилась. Хотя Александр Иванович понимал, что шеф этого не простит никогда. Да, пока руки у него связаны, но с таким положением он не смирится ни за что. Надо теперь быть во сто крат осторожнее. Но сначала попытаться как-то прикрыть злополучное дело.

— Ох, засранец! — пробормотал Соколов, вспомнив о Денисе Заречине.

До своего кабинета зам генерального дойти не успел. В кармане мелодичной трелью ожил мобильник. Звонил Заречин-старший.

— Добрый день, Гриша.

— Саша, привет. Я у «Дядюшки Гиляя». Подойдешь?

— Буду через 15 минут.

Невеселой выдалась трапеза двух давних друзей. Отец Дениса был искренне уверен в том, что проблему удастся решить быстро, и Денис выйдет на свободу. Соколову пришлось разрушить его надежду. Григорий Александрович сильно сдал: под глазами легли темные круги, лицо осунулось, казалось, что он стал ниже ростом. Александр Иванович как мог, старался его утешить. Разговор явно не клеился. На следующий день Дениса планировалось перевести в Бутырку. От одного названия СИЗО Заречину стало нехорошо, и он полез в карман за валидолом.

— Неужели ничего нельзя сделать? — в который раз произнес Григорий Александрович, когда они вышли из ресторана и собрались прощаться. В его голосе отчетливо слышалось недоверие.

— Гриша, у тебя есть основания мне не верить? Ты прекрасно знаешь, что Денис для меня как сын.

— Саша, я тебе верю. Просто, насколько я понял, ты, говоря о возможности помощи моему сыну, оперируешь исключительно законными методами. Может, нам имеет смысл рассмотреть иные возможности?

— Да, Гриша, я всегда старался действовать в рамках закона. Но сейчас, поверь, я буквально иду по краю. Более того, это дело контролируется Генеральным Прокурором. Я не стал тебе говорить, но, видно, придется. Дело в том, что сегодня перед нашей встречей мне пришлось прибегнуть к натуральному шантажу своего непосредственного начальника. Сам понимаешь, какие теперь могут быть для меня последствия. Так что в этой ситуации в первую очередь ради Дениса нельзя преступать закон. Этого только и ждут, чтобы передать дело послушному следователю, который раскрутит парня на умышленное убийство. Ты этого хочешь?

— Саша, прости. Конечно, я не имею права тебе не верить. Прости, просто такая ситуация, что…

— Перестань. И не рви себе душу. Он, в конце концов, взрослый мужик. Прорвемся.

* * *

Следующая ночь также прошла без сна. Раньше я был уверен в том, что в тюрьме наверняка лучше всего сидеть в одиночке. Оказалось, что это просто кошмар, особенно в отсутствии каких бы то ни было средств развлечения: ни по телефону позвонить, ни музыку послушать, ни напиться! Однако острее всего ощущалось желание поговорить — хоть с кем-нибудь. Днем я очень обрадовался визиту к следователю. Допрос не занял много времени. Я подписал свои показания, после чего Виктор Александрович предъявил мне обвинение в превышении пределов допустимой обороны и постановление о заключении меня под стражу. Следователь постарался меня успокоить, сообщив, что пока никаких новых неприятностей не произошло. Вернувшись в камеру, я обнаружил стоящую на нарах объемную спортивную сумку. Сверху лежало письмо. Это было послание от отца. Он, как мог, старался меня утешить и подбодрить, но я ощутил, что и ему было очень муторно. В сумке лежали вещи. Мои вещи! Я сразу вспомнил свою квартиру, представил шкаф с аккуратно разложенной одеждой. Это было словно в другой — прошлой жизни… Я снова ощутил страшное одиночество. Идеально было бы забыться глубоким сном, но и это было невозможно.

Утром следующего дня, измученный и невыспавшийся, я очнулся от краткого забытья. С лязгом открылась дверь в камеру.

— Заречин, с вещами на выход!

Тяжело вздохнув, я вышел в тюремный коридор. Внутри, в районе солнечного сплетения, поселился ледяной комок. Неизвестность… Что может быть хуже?

Поплутав по московским улицам, машина въехала в мрачный двор. Меня повели по гулким хмурым коридорам. Сегодня я вспоминаю все происходившее тогда, как во сне. Отпечатки пальцев, флюорография, душ, личный досмотр и страшного вида толстенная многоразовая игла, которой некое человекообразное существо — женщина, судя по форме, взяло у меня кровь из вены. Наконец, все формальности были закончены, и меня вновь повели. Сердце сжималось все сильнее — впереди ожидает камера. Как меня там встретят, что будет дальше? Иногда накатывала такая паника, что просто хотелось выть.

Очередной лестничный пролет, очередной поворот за угол… Я уже окончательно запутался, следуя по тюремному лабиринту. Следующий коридор неожиданно оказался чище и светлее всех предыдущих. Здесь даже пахло иначе.

— Стоять! Лицом к стене! — скомандовал конвойный и загремел связкой ключей.

Дверь камеры со скрипом отворилась.

— Принимайте сидельца, — обратился конвойный к обитателям камеры.

Сглотнув комок в горле, я шагнул внутрь. За спиной с лязгом закрылась тяжелая металлическая дверь.

Представшая перед глазами картина запечатлелась в памяти настолько отчетливо, словно мой мозг сделал в тот момент качественное цветное фото. Стены, выкрашенные светло-серой масляной красной, темный пол неопределенного цвета. Два довольно больших окна с толстыми прутьями решетки. В камере было светло и чисто. Под окнами — три кровати. Одна из них явно ожидала меня, словно ежась голой панцирной сеткой. Слева от входа на простенькой тумбе стоял небольшой телевизор, а в дальнем углу белел металлическими боками холодильник. Рядом — журнальный столик и одно кресло. В нем вальяжно развалился один из моих сокамерников. Это был мужчина лет пятидесяти, слегка полноватый, почти совсем лысый. Остатки волос тронула благородная седина. Незнакомец был одет в новенький спортивный костюм. Мое появление оторвало его от чтения «Ведомостей». Он сложил газету и изучающе смотрел на меня.

Второй сиделец был моложе. Мы вполне могли быть ровесниками. Высокий, подтянутый, с короткой стрижкой. Все мое внимание сразу сосредоточилось на его глазах — серых и холодных. Резким движением отложив в сторону книгу, он стремительно соскочил с кровати и вразвалку подошел ко мне.

— Ну чё! Здороваться не учили?

— Добрый день, — мой голос предательски дрогнул.

— Думаешь, для тебя он будет добрым? — осклабился парень. — Матвеич, гляди, к нам очередного оптимиста прислали, — обратился он к своему товарищу, который в ответ лишь поморщился. — Ну что, парень, ты готов скрасить жизнь двум сидельцам?

— Каким образом? — кажется, начали реализовываться мои самые худшие опасения.

— Как каким? Неужто не догадываешься?

— Это беспредел. За что? — я был близок к панике, сердце бешено колотилось.

— О! Да ты у нас, оказывается, грамотный, и, типа, в понятиях разбираешься. А мы вот с Матвеичем беспредельщики. И что?

— Юра, оставь парня, на нем вон лица нет. Имей совесть! Любая шутка имеет свои границы, — подал голос мужчина, сидящий в кресле.

— Ну вот всегда так! Только решишь кого-нибудь безобидно разыграть, как Матвеич весь кайф обломает! — на лице недавнего противника сияла беззлобная радушная улыбка. — Ты не обижайся на нас, парень. Тут ведь от безделья с ума сойдешь. Расслабься, проходи, вот твои нары, — указал он мне на свободную кровать.

С громким вздохом облегчения я бросил скатанный в рулон матрас на голую панцирную сетку.

— Давай знакомиться, брателло. Меня зовут Юрий. Статья 188, часть первая. Очень надеюсь, что первая, — Юрий с улыбкой протянул руку.

— Денис. Денис Заречин. 107-я.

— Ух ты! Так ты у нас серьезный парень! Кого замочил?

— Депутата Московской Областной Думы.

Второй мой сокамерник при этих словах резко отложил газету.

— Интересно, молодой человек, очень интересно, и кто же этот несчастный? Да, простите, забыл представиться, Лев Матвеевич.

— Его зовут Кирилл Семенович Левин.

— Допрыгался, сука! — мой новый знакомый с искренней злорадной улыбкой грохнул кулаком о журнальный столик так, что тот покачнулся на хлипких ножках. — Денис, получается, что я ваш должник! Вы избавили меня от реализации планов мести этому человеку.

— Правда? Лев Матвеевич, а как вы с ним связаны?

— Это долгая история. Но попал я сюда по его милости. Попался как последний лох! Понимаете, я искренне поверил этому человеку, а оказалось, — в камере повисла длинная пауза. — Оказалось, что он соблазнил мою дочь, которой не было еще и семнадцати. Когда же я заявил ему, что прекращаю все совместные дела, то он просто посадил меня сюда. Так вот.

— Ну что же, — сказал я, присаживаясь на свою кровать, — в таком случае его смерть весьма характерна. Он погиб в квартире своей любовницы. Я, понимаете ли, решил устроить сцену ревности, он достал пушку, случилась потасовка, в которой он сам и нажал на курок. Пуля вошла ему в глаз.

— Ухарь! — подал голос Юрий, лежащий на своей кровати.

— Юрий, а что означает ваша статья? — спросил я.

— Слушай, Дэн, давай на ты, не могу терпеть этого выканья. А статья моя означает контрабанду. У нас фирмочка небольшая по поставкам продуктов питания. Вот мы и…

Речь Юрия прервало демонстративное покашливание Льва Матвеевича. Юрий тут же спохватился.

— Да, вот, короче, там все и приключилось.

— Ну, Денис, у вас из всех нас самая легкая статья, как это ни парадоксально.

— Это если меня не разведут на умышленное убийство, а то и еще похуже — исполнение заказа.

— Ну, молодой человек, если уж вы попали в такую камеру, то, надо думать, покровители у вас есть. Хотя, не скрою, дело у вас скверное. Ну да ничего. Вот, позвольте вас угостить.

Лев Матвеевич достал из своей тумбочки бутылку коньяка и рюмку.

— Не откажетесь?

— Спасибо, будет очень кстати. А вы не будете?

— Нет, я воздержусь, а Юра у нас на диете, — мой собеседник лукаво ухмыльнулся.

— Да, Дэн, я в завязке. В полной. Так что пей смело!

— Ваше здоровье, — коньяк приятно обжег пищевод, опустившись теплым шариком в желудок.

— Может, еще одну?

— Достаточно, огромное вам спасибо!

— Благодарю. Здесь принято говорить «благодарю», привыкай, Дэнис.

Мои друзья по несчастью вернулись к своим занятиям, а я начал обживать новую территорию.

Удивительно, насколько важным в жизни оказывается человеческое общение. Весь вечер мы проболтали с Юрой, который оказался забавным парнем. Он знал бесчисленное количество анекдотов и рассказывал их с невероятным артистизмом. Видимо, Лев Матвеевич не был благодарным слушателем, и все нерастраченное за месяц Юрино красноречие излилось на меня. Не помню, когда в последнее время я столько смеялся. Грустные мысли немного отступили и последующая ночь прошла гораздо легче. Мне удалось немного поспать.

На следующий день состоялось свидание с адвокатом, Дмитрием Петровичем. Я видел его однажды на корпоративной вечеринке, устроенной одним из папиных деловых партнеров. Это был грамотный специалист. Он не поведал ничего нового, лишь внимательно выслушал мой рассказ, задав несколько уточняющих вопросов. В камеру я вернулся с сумкой, набитой продуктами, но больше всего меня порадовал мобильный телефон. Теперь я имел связь. Юра и Лев Матвеевич в свою очередь обрадовались пополненному запасу нашего холодильника.

Ближе к вечеру я решил что-нибудь почитать, одолжив у сокамерников прочитанные ими книги и добавив к ним свои — переданные отцом. Когда рука коснулась молитвослова, меня словно ударило током. «Да ну его, все и так вроде идет нормально, а молиться я не хочу, не могу, да и не удобно здесь это делать при людях», — эта мысль, неожиданно пришедшая в голову, была слишком агрессивной. Такая настойчивость помысла была мне хорошо знакома, но я отогнал от себя тревожные мысли. Вот опять уже в который раз в своей жизни я поступил подобно страусу, спрятав голову в песок. Беда не заставила себя долго ждать…

Горе от ума

Расскажу, как текла былая Наша жизнь, что былой не была… Голова ль ты моя удалая, До чего ж ты меня довела? С. Есенин

Светлана Леонидовна уютно устроилась за угловым столиком в ирландском пабе аэропорта Шереметьево-2. Регистрация на рейс Москва-Милан и паспортный контроль были позади. Она уже совершила небольшой шоппинг в Duty Free и наслаждалась этими чудесными мгновениями перед посадкой на борт самолета, неспешно потягивая любимый ирландский кофе. В баре было на удивление малолюдно, и наша героиня погрузилась в сладкие грезы, в которых она путешествовала по изумительным миланским бутикам. Пожалуй, более ничто в жизни не приносило ей столько удовольствия, разве что это волшебное ожидание полета за границу, полета все равно куда, лишь бы подальше от этой грязной, некультурной страны, от этого хмурого вечно серого города и от этой опостылевшей жизни и давно надоевшей работы. Дело, которому раньше она отдавала всю себя, постепенно наскучило настолько, что пребывание на работе превратилось в тяжкую повинность. Как назло, в последнее время на работе дела стали идти все хуже, все больше внимания требовалось от Светланы Леонидовны, все большее раздражение вызывали часы, проведенные в офисе. Она еще не догадывалась, что вернется в Москву уже совсем другим человеком, для которого все прежние проблемы просто перестанут существовать.

В свои сорок семь лет Светлана Леонидовна выглядела максимум на тридцать пять. Подруги откровенно завидовали ей — современная свободная деловая женщина, получающая около полумиллиона долларов чистого годового дохода, который приносила ей сеть ювелирных магазинов. Они с завистью смотрели на череду ее регулярно сменявшихся любовников — молодых смазливых жеребцов, одним своим взглядом заставлявших подруг учащенно дышать. Светлана Леонидовна не переубеждала своих знакомых — пусть думают, что у нее все прекрасно. На самом деле ее не устраивало практически все в ее жизни, в том числе эти смазливые мальчики, лихо расходовавшие ее кровно заработанные деньги.

Скука… Именно она изматывала Светлану. Было время, когда жизнь кипела, переливаясь через край. Строительство нового бизнеса, отчаянные схватки с чиновниками, бандитами, конкурентами. Это был настоящий азарт! Светлана доказала всем, а в первую очередь самой себе, что она лучшая, избранная, она по-настоящему достойна того блестящего положения, которого добилась сама. Однако прошли годы, и все вокруг сильно изменилось. Уровень благосостояния Светланы Леонидовны на фоне новоявленных представителей столичной бизнес-элиты уже не был даже выше среднего. Многочисленные жены и подружки олигархов были не только значительно богаче, но и существенно моложе Светланы. Да, они получили свои деньги без труда, но кого из окружающих это волновало? Они были молоды, красивы, успешны и богаты. Перед ними преклонялись, им посвящали песни, их книги издавали огромными тиражами. Светлана Леонидовна же оказалась на обочине, из избранной стала посредственностью. Заграница для нее так и не стала вторым домом, вот и приходилось довольствоваться краткими наездами за покупками, а в промежутках между ними страдать от российской серости.

И еще раздражала Светлану дочь, которую воспитала умершая недавно бабушка. Дочь раздражала прежде всего своей ненормальностью. Она не просила денег, как другие дети состоятельных родителей, жила самостоятельно, но постоянно лезла со своим показным вниманием, донимала телефонными звонками, притворной заботой о самочувствии, делах и прочем. Неожиданно ожил лежащий на столике мобильный. «Легка на помине», — скривилась Светлана Леонидовна, отвечая на звонок.

— Алло.

— Мамочка привет. Ты как? Кажется, ты собиралась лететь в Италию?

— Да, дочь, собиралась. Вот сижу в аэропорту, скоро посадка.

— У тебя все в порядке? Что-то голос какой-то невеселый.

— Все в порядке. Просто ты отвлекла меня от приятных мечтаний о миланском шоппинге.

— Мамочка, ты не исправима! Ну ладно, счастливого пути, ангела-хранителя в дорогу!

— Нашла чего пожелать. Ты же знаешь, что я не верю твоим попам.

— Мам, ну чего ты злишься, а? — дочь была явно обескуражена. — Я же от чистого сердца.

— Ладно, мне пора идти, пока. — Светлана Леонидовна резко нажала на кнопку и со стуком положила телефон на столик. — Блин, как же она достала меня со своим православием. А все бабка! Вбила ребенку в голову всякую чушь!

В это время объявили посадку на миланский рейс, и женщина не спеша отправилась к выходу.

Неделя в Милане пролетела как один день, и уставшая, но счастливая Светлана Леонидовна аккуратно вела арендованную Audi A6 на север Италии в сторону горного озера Лаго де Гарда. Там ей предстояло провести в полной тишине и покое еще три дня перед возвращением в Москву, наслаждаясь чистым воздухом и дивными видами живописного курорта. Кроме того, бизнес-леди привлекало в этом месте полное отсутствие «совков» — именно так и никак иначе называла она своих соотечественников.

Разместившись в просторном двухкомнатном номере небольшого семейного отеля, построенного на берегу озера, Светлана Леонидовна занялась очередной примеркой купленных нарядов. В этом увлекательном занятии прошло время до ужина. Она выбрала наиболее подходящие времени года и ситуации обновки и надела их, предварительно аккуратно сняв ценники — потом их предстояло вернуть на место, чтобы в аэропорту не было проблем с возвратом налогов.

Довольная собой Светлана Леонидовна грациозно опустилась в кресло за угловым столиком гостиничного ресторана. Отсюда открывался великолепный вид на озеро и сказочный горный склон, так что дама заранее бронировала именно этот столик на все дни своего пребывания в отеле.

Этот мужчина резко выделялся среди остальных посетителей ресторана. Внимание привлекал надетый сверху льняной балахон странного покроя, но главное не в этом. Поражали глаза незнакомца — светлые, водянистые, слегка голубоватые, казалось смотрящие сквозь человека. От этого взгляда пробирало холодом. Мужчина был немолод, ему врядли можно дать менее пятидесяти лет. Голову покрывала копна кудрявых седых волос. Движения незнакомца были выверены и неторопливы, от всего его облика исходила внутренняя сила и уверенность. Этот человек так привлек внимание Светланы Леонидовны, что она непрестанно украдкой бросала на него взгляды. Тот в свою очередь будто этого не замечал, лишь один раз взглянув на одинокую незнакомку и заставив ее на время оцепенеть.

Сделав заказ и отложив меню в сторону, незнакомец, наконец, обратил внимание на бизнес-леди. Он радушно улыбнулся ей и слегка склонил голову. Светлана Леонидовна улыбнулась в ответ. Мужчина грациозно поднялся и не спеша направился к ее столику. Сердце дамы учащенно забилось. Она пыталась как-то упорядочить свои мысли: «Что случилось, почему этот мужик произвел на меня такое впечатление? Я не испытываю к нему никаких сексуальных чувств — мне никогда не нравились пожилые джентльмены. Почему же я так взволнована?» Мужчина тем временем подошел к столику Светланы Леонидовны и, улыбнувшись, произнес по-русски:

— Добрый вечер, мадам. Могу ли я пригласить вас за свой столик? Не откажите одинокому путешественнику в смиренной просьбе скрасить трапезу.

— С удовольствием, но может лучше вы пересядете ко мне? С этого столика самый лучший вид на озеро, — Светлана слегка заикалась, чего с ней уже давно не бывало.

— Ваше желание закон, — незнакомец грациозно опустился в кресло напротив. — Да, вы правы, вид отсюда просто изумительный. Будем знакомиться? Меня зовут Радош.

— Светлана.

— Светлана, — медленно повторил имя Радош, словно пробуя его на вкус. — Чудесное имя. Светлана… Оно вам очень идет. От вас словно исходит свет. Впервые встречаю женщину со столь высокой энергетикой. Уверен, люди привыкли вам подчиняться и наверняка испытывают от этого удовольствие.

— Наверное, — смутилась женщина. — По крайней мене у меня пока не было проблем с управлением коллективом. У вас тоже красивое и, главное, необычное имя. — Светлана Леонидовна только сейчас осознала, что совершенно не удивлена встрече с соотечественником в столь экзотическом месте.

— Да, конечно, это мое новое имя, в паспорте стоит другое, но я его стараюсь вспоминать тогда, когда это необходимо. Радош — это духовное имя, и именно так зовут меня все близкие люди.

В это время принесли закуски, и собеседники приступили к трапезе. Радош с аппетитом поглощал устриц, запивая их белым вином.

— Светлана, вы напрасно пренебрегаете морепродуктами. Они здесь просто замечательные. И, кроме пользы для тела, очень важны для души. Особенно устрицы. Конечно, питание не главное. Важнее всего находиться в духовной гармонии с миром и людьми.

— Радош, вы много говорите о духовности. Вы имеете в виду конкретную религию?

— Ой, мне бы не хотелось превращать столь чудесный ужин в проповедь, — улыбнулся мужчина. — Вы из Москвы?

— Да, а вы?

— Я бываю в Москве иногда.

— Радош, и все же, я чувствую, что вы не простой человек. По всей видимости вы исповедаете какую-то необычную религию. Не могли бы вы удовлетворить мое любопытство?

— Ну что же… Если говорить коротко, то важна не столько конкретная религия, сколько сам метод — метод очищения и духовного обновления, а религию можно исповедовать любую. Вот вы, уверен, интересовались духовной стороной жизни человека.

— Да, конечно. Я последователь «великих учителей».

— О, да! Елена Петровна Блаватская достигла всех возможных человеку вершин духовного развития. Мне кажется, ей просто не было позволено открыть некоторые вещи. Она, сказав «А», не стала говорить «Б», которое ей, конечно, было известно, я в этом уверен абсолютно. Мы живем в удивительное время, когда всем истинным последователям «великих учителей» открывается тайное мистическое учение зоилогия, ранее доступное лишь единицам.

— Я не ослышалась, вы говорите о зоологии?

— Нет, это просто похожие слова, — улыбнулся Радош. — Я говорю о зоилогии — науке о жизни человека, о ее правильном устроении, исправлении и кардинальном сущностном улучшении.

— Как интересно! — глаза Светланы Леонидовны блестели, она совсем забыла о еде — нетронутая порция ризотто с маленькими каракатицами безнадежно остывала, стоя перед ней на столе.

— Я рад, что не ошибся в вас! С первого взгляда я понял, что передо мной великий человек, способный достичь невероятных вершин духовного совершенствования. За вас, Светлана, — Радош поднял бокал вина.

Светлана одним махом осушила свой бокал. Она откровенно растерялась. Впервые в жизни женщина встретила человека, которому смогла бы довериться полностью. Она так соскучилась по крепкому мужскому плечу. Можно сказать, что Светлана Леонидовна и не знала, как чувствуешь себя за спиной сильного мужчины. Удивительно, но у нее по-прежнему отсутствовали какие бы то ни было сексуальные чувства к новому знакомому. Скорее она представляла его отцом или наставником. Да! Наставник в данной ситуации было самым подходящим словом. Привыкшая командовать и повелевать она уже не могла сопротивляться Радошу, доверившись ему полностью, безоглядно. И произошло это не более чем за час…

— Но что это за наука, и где с ней можно познакомиться? — Светлана Леонидовна нарушила длинную паузу, повисшую за столом.

— О! Это великая наука. Впервые упоминания о ней ученые нашли в древнейших египетских манускриптах, датированных тысячелетиями до нашей эры. Уверен, что все египетские фараоны были талантливыми зоилогами. Однако все ученые, которые прикоснулись к этой тайне, погибли при загадочных обстоятельствах, унося великие знания в могилу. И в этом нам открывается истина! Тайна зоилогии не может быть открыта кому попало, ее достойны только избранные. Все великие люди человечества — пророк Магомет, Будда, Христос — были связаны с зоилогией в высшей степени посвящения. И, как я уже сказал, сегодня эта наука возрождается. Перед вами один из избранных, через которого действует провидение, сообщая достойным сокрытое знание.

Светлана Леонидовна слушала, не отрываясь от водянистых колючих глаз собеседника. Время от времени у нее пересыхало во рту, и она подливала в свой бокал белого вина.

— Суть же зоилогии на первый взгляд проста, — продолжал тем временем загадочный собеседник. — В ходе многочисленных реинкарнаций душа обрастает огромным количеством негативных ощущений, возникающих в тот момент, когда человеку причиняют зло. Эти ощущения — циклоиды, в дальнейшем начинают притягивать аналогичное зло. В средние века у вас на базарной площади украли кошелек, и на вас это событие произвело сильное отрицательное впечатление. Родился циклоид. В следующей жизни где-нибудь в революционной Франции вы лишились уже всего движимого имущества, будучи ограбленной разбойниками во время бегства из Парижа. И затем вас — русскую аристократку — большевики высылают из страны, конфисковав все имущество. И так далее до бесконечности. Циклоид растет, он ненасытен, в каждом новом воплощении он только умножает и умножает зло! А теперь представьте себе, что подобных циклоидов у одного человека могут быть тысячи! — над столом повисла пауза.

— Так вот оно в чем дело! — Светлана обхватила голову руками. — Все оказывается до неприличия просто! Вот откуда берутся наши горести и несчастья! Но как же избавиться от циклоида?

— А вот для этого и существует зоилогия. Ядро учения — методика ликвидации человеческих циклоидов. Здесь необходим контролер — специально обученный специалист, который начинает работать с вновь избранным. Избранный должен последовательно припоминать все негативные события своей жизни, когда кто-то причинял ему зло. Контролер же помогает сделать так, чтобы это событие стерлось из памяти. Как только это происходит, циклоид уничтожен. Раз за разом, сеанс за сеансом избранный продвигается к самому началу своей жизни, перемещаясь в период внутриутробного развития и далее — в свои предыдущие воплощения.

— Но это невероятно! Как же можно вспомнить себя в утробе матери?!

— Элементарно. В этом оказывает помощь контролер.

— Насколько я поняла это очень длительный процесс? — слегка опешила Светлана.

— Как вам сказать… Во-первых, все зависит от одаренности избранного. Во-вторых, важна цель, которую он ставит перед собой. Если речь идет о банальном улучшении качества жизни, развития памяти и творческих способностей, ликвидации проблем общения с окружающими и т. п., то достаточно избавиться от циклоидов, связанных с последней реинкарнацией человека, начиная с внутриутробного развития. В этом случае жизнь человека станет совершенной, но душа не застрахована от того, что в следующих воплощениях реализуются приобретенные ранее циклоиды, которые не проявились в этой жизни. Такой сокращенный курс может быть пройден за срок от одного до трех лет. А вот если человек хочет родиться совершенным в следующих воплощениях, став элитой общества, нужно потрудиться поосновательнее. Я вас не утомил, Светлана? — Радош мило улыбнулся, но взгляд его по-прежнему оставался колючим.

— Нет, что вы! Я чувствую, что в ваших словах кроется глубочайшая истина! Скажите, а могу я стать избранной?

— В вас есть много битого стекла, — задумчиво начал Радош, — но есть и свой алмаз. Ищите же его[6]! И, если найдете, то вы станете не просто избранной… Я это понял, впервые взглянув в ваши глаза. В любом случае, сегодня звезды приняли вашу душу в свои объятия. Я рад за вас! Искренне поздравляю! — Радош поднялся из-за стола, подошел к Светлане и, галантно склонившись, поцеловал ее руку. Светлана в очередной раз покраснела, ее взгляд блуждал, а на губах казалось навечно поселилась блаженная улыбка.

— Но когда я смогу начать занятия, и кто будет моим контролером?

— Контроллинг мы можем начать в Москве. Вы когда возвращаетесь в столицу?

— Через три дня.

— Вот и отлично. Завтра после обеда я уеду отсюда, но оставлю с вами одного из двух своих помощников. Вам не сложно будет оплатить его проживание и питание?

— Нет, конечно!

— Здорово. Тогда вы проведете эти три дня с пользой для дела, выполнив подготовительный цикл. Он рассчитан на неделю, но для вас эта задача вполне выполнима максимум за два-три дня. Так что по приезде в Москву мы сможем начать контроллинг. Первые — самые ответственные занятия — я лично буду вашим контролером.

— Спасибо, Радош! Я постараюсь оправдать ваше доверие!

— Я в этом не сомневаюсь, Светлана! — мужчина встал, и не сказав более ни слова, ушел. Какая-то неясная мысль кольнула Светлану, когда официант принес счет за их совместный с Радошем ужин, но она решительно отбросила ее. Она избранная!

Следующие три дня Светлана Леонидовна была счастлива как никогда. Главное, что она жила в предвкушении начала новой жизни, наполненной глубоким смыслом. Она всегда знала, что является особенным человеком. И вот настал момент истины! Скоро, совсем скоро она приобщиться к когорте избранных, она прикоснется к древнему тайному знанию и поднимется над серыми людьми, окружающими ее в повседневной жизни. Ее временный наставник Триш был галантен, предупредителен и очень немногословен. На все вопросы Светланы относительно учения, которое ей предстояло постичь, он отвечал одно: смертельно опасно узнать тайну раньше положенного времени, надо положиться на волю Радоша. Ее полностью удовлетворили такие ответы, она умела ждать. Ее жизнь наконец-то приобрела смысл. Она готовилась к началу контроллинга. Это было не просто. Триш постоянно давал ей разнообразные задания. Один день Светлана «раскачивала» свою память. С этой целью она ходила по улицам и подсчитывала количество встреченных ею людей — отдельно блондинов, брюнетов и шатенов. Ей приходилось держать в памяти три постоянно увеличивающихся числа. Вечером совершенно изможденная она сообщила Тришу результат и удостоилась восторженной похвалы. Оказалось, что еще ни разу избранный не смог с первого раза преодолеть барьер в триста человек, а у Светланы Леонидовны результат перевалил за тысячу. Более того, она сообщила Тришу четвертую цифру — количество людей, встреченных ею более одного раза. Она была счастлива! Такой интересной ее жизнь еще не была никогда! На следующий день задание было еще сложнее: она ходила по улицам и пыталась сопоставить увиденные предметы с конкретными воспоминаниями из своей жизни. Это могла быть самая простая ассоциация: берег моря и воспоминание о поездке в пионерский лагерь в Крым. При этом важно было вспомнить год, месяц и максимально точно название места, где происходило событие. Но более ценились сложные ассоциации. Например, Светлана увидела камень причудливой формы и вспомнила поездку на картошку в студенческие времена, где она нашла корнеплод очень похожей формы. Вечером она просто валилась с ног, а голова сильно кружилась. Триш внимательно слушал ее рассказ более часа, делая какие-то пометки в своем блокноте. В конце он искренне восторгался способностями Светланы в самых возвышенных тонах. Ученица была на вершине блаженства!

Светлана Леонидовна окунулась в занятия с головой. Вся ее прошлая жизнь, включая работу и подруг, казалась абсолютно лишенной смысла. Звонили заместитель с работы, дочь, подруги, но женщина просто не брала трубку. Она не видела в этих разговорах ровным счетом никакого смысла.

Наконец настал день возвращения в Москву. Светлана была словно в горячке: руки ее подрагивали, а щеки горели огнем. В аэропорт она поехала одна — Триш улетал позже из другого города. Впервые в жизни возвращение в Москву не было столь тягостным: здесь Светлану ожидала встреча с самым загадочным человеком на земле! Потянулись томительные часы ожидания звонка Радоша.

Он позвонил на следующий день, когда Светлана Леонидовна заканчивала рабочее совещание в своем офисе. Услышав в трубке голос Радоша, она резко встала из-за стола и приказала всем покинуть ее кабинет. Сотрудники недоуменно пожимали плечами, выходя из помещения. Дождавшись, пока закроется дверь, Светлана нетерпеливо ответила вновь.

— Добрый вечер, Светлана, — голос Радоша был спокоен, слова он произносил неторопливо, делая частые паузы. — Триш сообщил мне результаты ваших занятий. Скажу откровенно, я поражен. Вы оказались намного талантливее, чем я ожидал. Поздравляю, вас без всякого сомнения ожидает великое будущее.

Кровь резко прилила к лицу Светланы Леонидовны. Ей хотелось прыгать, танцевать, кричать во все горло от счастья.

— Спасибо, Радош, спасибо за такую высокую оценку моих скромных способностей, — сдержанно ответила Светлана Леонидовна.

— Нам пора начинать контроллинг. Вы готовы?

— Я мечтаю об этом больше всего на свете и полностью отдаю себя в ваше распоряжение.

— Хорошо. Тогда начнем с завтрашнего дня. В десять утра вам удобно?

— Да, безусловно. Куда мне подъехать?

— Видите ли, Светлана, контроллинг лучше проводить в знакомой, домашней обстановке. Идеально это делать в спальне избранного. В вашем случае это будет удобно?

— Да, конечно. Записывайте адрес.

Светлана попрощалась с Радошем и отправилась домой. Она уже не могла думать ни о чем, кроме предстоящего завтра события.

Это была ночь кошмаров. Светлана Леонидовна встала в семь утра совершенно разбитой. Кое-как она промаялась до десяти…

Радош оказался пунктуальным — дверной звонок ожил в 10.02. Дрожащие руки с трудом повернули ручку замка. Радош был серьезен.

— Доброе утро.

— Доброе утро, Радош! Может быть, хотите кофе? — Светлана Леонидовна натянуто улыбалась, не зная точно, как себя вести.

— Нет, у нас много дел. Где ваша спальня?

— Вот здесь, проходите.

Войдя в спальню, Радош быстро огляделся и сел на пуфик у трюмо, Светлане приказал сесть на край кровати.

— Так, теперь поставьте ступни вместе, колени сомкните, руки положите на колени, выпрямите спину. Начинаем подготовительное упражнение — вы смотрите мне в глаза и не моргаете, дышите глубоко, размеренно через нос. Начали.

Светлана Леонидовна старалась изо всех сил, но начало резать глаза и она моргнула.

— Так, начинаем сначала, — властно произнес Радош.

Женщина потеряла счет времени, в глазах расплывались оранжевые круги, в ушах зашумело, спальня начала покачиваться.

— Закончили! — откуда-то издалека раздался голос Радоша. — Закройте глаза. — Светлана Леонидовна повиновалась. — Теперь откройте, — она медленно приходила в себя. — Ну что же, впервые улыбнулся Радош, — поздравляю! На это упражнение у некоторых избранных уходит месяц кропотливого труда, а мы потратили всего полчаса. Хотите передохнуть или продолжим?

— Не будем терять времени, я не собираюсь прохлаждаться, — Светлана Леонидовна была полна решимости.

— Отлично. Итак, примите прежнюю позу и закройте глаза. Начинайте вспоминать все, что оставило глубокий след в вашей душе, начиная с последнего времени, и двигайтесь назад в прошлое.

— Бывшая лучшая подруга увела у меня очередного любовника. Она сделала это нарочно, чтобы меня позлить. Знала, зараза, насколько приглянулся мне тот мальчик.

— Вы уже были близки с тем любовником?

— Да.

— Какие виды секса вы практиковали?

Светлана Леонидовна резко покраснела и открыла глаза. Взгляд Радоша был похотливо-масляным, он раз за разом облизывал влажные губы.

— Но, простите, какое это имеет отношение…

— Я забыл вас предупредить, Светлана, любое прекословие с вашей стороны исключено. Или вы исполняете мои требования и отвечаете на вопросы, или мы расстаемся. Я ухожу, до свидания, — Радош резко поднялся и направился к выходу.

Светлана мгновенно опомнилась. Она бросилась следом и упала на колени перед гостем.

— Умоляю, Радош, более этого не повторится. Умоляю, не уходите! Умоляю!

— Хорошо, но давайте договоримся: это было в первый и последний раз.

— Обещаю!

— Итак, — продолжал Радош, когда они со Светланой вернулись в спальню, — начнем сначала. Расскажите подробнее о своих сексуальных отношениях с тем самым любовником. Кстати, как его имя и фамилия? Светлана открыла глаза и чуть было не воспротивилась снова, но вовремя спохватилась.

— Илья. Илья Раков.

— Хорошо, слушаю дальше.

Женщина в крайнем смущении подробно вспоминала свои бурные сексуальные похождения с молодым любовником.

— Достаточно! — прервал ее властный голос наставника. — Теперь вы должны максимально точно припомнить ту ситуацию, когда вы узнали об измене любовника со своей лучшей подругой. Постарайтесь пережить ее заново. Итак, рассказывайте.

— Плохо, Светлана, очень плохо! — вынес Радош вердикт после первой попытки. — Я сказал, что вспоминать надо с максимальными подробностями. Давайте еще раз.

— Плохо! — вторая попытка также не удовлетворила наставника. Еще раз.

Светлана, вся мокрая от пота, раз за разом переживала ту ужасную сцену. Ей удалось вспомнить даже расцветку постельного белья, которым была застелена кровать в спальне Ильи, когда Светлана застала его вместе с обнаженной подругой. Сколько продолжалась эта пытка она уже не помнила. В конце концов, Светлана начала истерически хохотать, не в силах сдержать себя.

— Стоп! Циклоид уничтожен! Поздравляю вас, Светлана! Можете открыть глаза.

Спальня слегка покачивалась, женщина никак не могла сфокусировать взгляд на улыбающемся лице Радоша. Во рту у нее пересохло.

— Я очень хочу пить. Вы не хотите чаю?

— Не откажусь.

Хозяйка квартиры проводила гостя в кухню. Взглянув на настенные часы, она замерла. Шел третий час дня… Выпив чай в полной тишине, Радош и Светлана вернулись в спальню и продолжили занятия. Светлана делала успехи. Все меньшее количество раз ей было необходимо переживать ту или иную ситуацию, чтобы Радош резко произнес: «Стоп! Циклоид уничтожен!»

В какой-то момент Светлана ощутила удивительную легкость. Казалось, полностью исчез груз проблем, постоянно лежащий на плечах, в голове была звенящая пустота и сладкое благоухающее счастье вошло в нее, наполняя каждую клеточку организма. Теплые волны накрыли ее с головой, унося в сказочную страну радости и удовольствия.

Светлана лежала на полу. На ее лице застыла блаженная улыбка, а руки еще продолжали конвульсивно подрагивать. Радош грациозно поднялся с пуфика, подошел к своей ученице и брезгливо запахнул ей халат.

— Поплыла, девочка, поплыла… — лицо мужчины исказила ироничная усмешка. Он вытащил из кармана крошечный цифровой диктофон, остановил запись, и убрал чудо техники обратно.

Радош отправился на кухню, снял трубку домашнего телефона и, достав из кармана записную книжку, набрал номер.

Елена Зарубина сидела в своем роскошном служебном кабинете. Она пребывала в скверном расположении духа. Слишком много навалилось на нее за последние несколько дней. И главное, конечно, убийство Кирилла, совершенное бывшим любовником Денисом. Она даже не могла точно определиться, что же больше ее бесило — сам факт убийства очень нужного человека или то, что это сделал этот подонок. Да… Дениса она ненавидела. Ненавидела люто. Это чувство немного угасло за прошедшие несколько лет. Тогда жена преуспевающего банкира оказалась в СИЗО на грязных нарах в компании отвратительных теток. Камера часто снилась ей по ночам, и Елена просыпалась в холодном поту, понимая, что уже не сможет более уснуть. И все это, по ее мнению, произошло по вине Заречина. Богатая леди в своих неудачах привыкла винить кого угодно, только не себя. Она совсем «забыла», что сама организовала убийство собственного мужа, а свалить его пыталась на ни в чем не повинного Дениса. Это было неважно. Важно то, что Денис выкрутился, а она попалась! Вспоминая ту встречу в квартире дочери — встречу с Заречиным и с этим гнусным следователем Соколовым — Елена невольно сжимала кулаки. Неожиданно резко зазвонил мобильный телефон. Номер оказался незнакомым. «Наверное, кто-то ошибся», — подумала она и взяла трубку.

— Госпожа Зарубина, рад вас слышать, — Елена отшатнулась от аппарата, словно в руке у нее оказалась ядовитая змея. Она была совершенно не готова к этому разговору.

— Да, здравствуйте господин Святославский, — Зарубина быстро взяла себя в руки, ее голос даже не дрогнул.

— Леночка, я рад, что вы меня узнали. Не беспокойтесь, я не отниму у вас много времени, мне только хотелось узнать ваше решение.

— Видите ли, Родион, мне, откровенно говоря, сейчас не до вас. Может, отложим этот разговор?

— Понимаю, понимаю, — собеседник явно веселился, — конечно вам не до меня — один из прикрывающих ваш бизнес трагически погиб, со старой «крышей» тоже не все в порядке. Конечно, вам не до меня.

— Надо же! Как быстро до вас доходят новости! Несчастье случилось этой ночью…

— Да, я на самом деле неплохо информирован. Но суть не в этом. В этой ситуации я никак не могу выпустить вас из рук. И, боюсь, те условия, которые я предлагал вам в прошлый раз, с учетом вновь открывшихся обстоятельств, мне придется изменить.

— Что?

— Да, да, Леночка, вы не ослышались. Я предлагал вам 50, но теперь только 30, только 30. И, поверьте, это исключительно из искреннего уважения к вам.

— Ну, знаете! Я и на прежних условиях не собиралась с вами работать, а тут…

— Леночка, прошу прощения, но, боюсь, времени на раздумья уже не осталось. Вам придется принять решение, а я в соответствии с ними сделаю необходимые шаги.

— Это угроза?

— Хватит крутить жопой, стерва! — неожиданно резко рявкнул Радош.

— Вы забываетесь, — опешила Елена. — Вы все же говорите с дамой, извольте выбирать выражения!

— С дамой?! — трубка зашлась заливистым смехом. — Ой, насмешила! Ты, выскочка партийно-коммунячья, дамой никогда не была и не будешь. Все твое положение обеспечил тебе твой покойный муж, которого ты сама и заказала! Ты думаешь, я не знаю?! Так что сиди молча и посапывай в две дырочки. А я жду ответа! И терпение мое не безгранично!

— Пошел вон, мерзкий ублюдок! — Заречина в сердцах бросила мобильник в противоположную стену.

С ироничной улыбкой Радош пошарил в шкафах на кухне и налил себе виски. Пригубив напиток, он набрал номер снова.

— Да, — раздался в трубке уже спокойный голос Елены.

— Вот так-то лучше. Так что делать будем, Леночка?

— Я прошу у вас время подумать.

— Сколько?

— Две недели.

— Десять дней. Но это в последний раз!

Придя в себя, Светлана долго не могла понять, где находится. Спальня была пуста, а из кухни доносилась громкая музыка. Это был совершенно нетипичный для этого жилища тяжелый металл. Хозяйка поднялась и неуверенной походкой отправилась в кухню. Радош сидел за столом и пил виски из широкого стакана с толстым дном. Его тело раскачивалось в такт композиции, рвущейся из динамиков музыкального центра. Увидев Светлану, он улыбнулся и выключил музыку.

— Контролер теряет очень много сил, приходится восполнять их различными экзотическими способами, а некоторые композиции тяжелого металла несут в себе огромный энергетический заряд. Как себя чувствуете, Светлана?

— Словно заново родилась, — на ее лице сияла счастливая улыбка.

— То-то еще будет! Ну, вы отдыхайте, а мне пора. — Радош неторопливо поднялся из-за стола и направился в коридор, Светлана Леонидовна поспешила следом.

— Радош, когда мы увидимся снова?

— Это зависит от вас, Светлана.

— Для меня начатое сегодня дело — самое главное в жизни.

— Тогда до завтра, — за Радошем закрылась дверь.

Душа Светланы пела! Она словно вернулась в раннее детство. Даже походка стала легкой, слегка подпрыгивающей. Все испортил звонок заместителя.

— Светлана Леонидовна, добрый вечер. С вами все в порядке?

— Женя, тебе чего надо? — Светлана была вне себя от этой наглости. Надо же — нарушить такое волшебное уединение!

— В смысле? Вы сегодня не приехали на работу, а телефон весь день молчит.

— Я должна отчитываться перед тобой?! Ты ничего не перепутал, мальчик?!

— Светлана Леонидовна, не забывайтесь, я ваш подчиненный, но и только! Вы меня с кем-то перепутали, — в голосе зама зазвучал металл.

— Хватит! — рявкнула бизнес-леди. — Говори чего надо и проваливай!

— В таком тоне я разговаривать не желаю. Всего хорошего.

— Вот урод! — Светлана Леонидовна швырнула телефон на диван. — Блин, звонит неизвестно зачем, портит настроение и кладет трубку. Урод!

Светлане так и не удалось вернуть хорошее настроение. В расстройстве она выпила бокал вина и легла спать.

На следующее утро Радош оказался столь же пунктуальным.

— Доброе утро, Светлана! Как настроение, как самочувствие?

— Прекрасно. Было. Было, пока не позвонил этот козел — мой зам. Чего хотел, я так и не поняла, но хорошего настроения у меня как не бывало.

— Ничего удивительного, Светлана. Ваш зам типичный случай энергопотребляющей личности.

— В смысле?

— Да очень просто! Их, к счастью, меньшинство, но они есть. Люди, живущие энергией, высосанной из других. Они не могут ничего сами создавать. Это, вообще говоря, и не люди. От них по-хорошему надо избавляться, и делать это активно. Но, к сожалению, закон этого не позволяет. Так и паразитируют они на нас. Если такая ЭПЛ получает в руки власть, то она активно притягивает себе подобных. В коллективе начинают возникать проблемы.

— Точно! — хлопнула себя по лбу Светлана. — Ну точно же! Вот в ком корень наших проблем. Что же теперь делать?

— Да всех бы бед, Светлана. Надо его банально уволить.

— Ага, а на его место кого? У меня пока нет подходящей кандидатуры человека, который бы смог на себя взвалить всю руководящую работу.

— Могу предложить Триша, вы с ним знакомы.

— А он имеет опыт управления коммерческим предприятием?

— Не смешите меня, Светлана! Триш прошел путь полного очищения, его способности многократно превышают возможности любого даже самого талантливого человека на земле. Так что не волнуйтесь.

— Я не против. Но как выявить другие ЭПЛ в коллективе?

— Я могу вам помочь. Достаточно собрать весь коллектив и обеспечить возможность побеседовать тэт-а-тэт с каждым. Много времени это не займет.

— Радош, очень кстати я вспомнила о деньгах. Наверняка ваши услуги стоят денег.

— Да, вы правы. Наши курсы платные. Однако у вас случай особый. Само провидение указало на вас, и я не уверен, что могу…, - мужчина замялся.

— Радош, послушайте, но ведь я имею право сделать пожертвование.

— Да, конечно, это ваше право, — расплылся Радош.

— Вот и хорошо, — Светлана протянула ему конверт, в котором была пухлая пачка стодолларовых банкнот.

Всего на мгновение конверт задержался в руке Радоша, скрывшись словно по волшебству под традиционным длинным балахоном.

— Давайте завтра с утра и решим ваши проблемы на работе, — тон его был деловым. — А теперь начнем занятия.

Время пролетело столь же быстро, как и накануне. Очнувшись, Светлана опять услышала звуки тяжелого металла из кухни. Сидевший за столом Радош широко улыбался.

— Светлана, должен вас искренне поздравить! За два занятия мы с вами сделали то, на что у других уходит год! Вы очистились от всех циклоидов, связанных с вашим нынешним воплощением. Это просто невероятно! Думаю, очень скоро вы сможете приобщиться к избранным.

— Но вы же говорили, что я уже избранная?

— О да, конечно! Я имею в виду малый круг самых избранных, допущенных к великой тайне нашей организации.

— А… Как это?

— Всему свое время, Светлана, всему свое время. Не торопите события, и вы все узнаете.

— Хорошо.

Радош направился к входной двери.

— До завтра, Светлана, встретимся в десять утра в вашем офисе.

Проводив наставника, Светлана позвонила своему заму и приказала завтра утром в центральном офисе собрать всех руководящих сотрудников предприятия. Разговор был коротким и сухим.

Следующее утро оказалось под стать настроению — хмурое небо изливало на грешную землю потоки воды. Светлана ненавидела любые выяснения отношений с сотрудниками, и тем более ей тяжело давались увольнения ближайших подчиненных. Женя проработал у нее более пяти лет. Это был способный, грамотный и исполнительный работник. Ни разу он не подвел своего начальника. «Надо же, как он искусно маскировался!» — не выходила мысль из ее головы.

Светлана приехала в офис в девять утра и тут же вызвала к себе в кабинет Евгения. Через пять минут раздался стук в дверь.

— Входите!

— Разрешите, Светлана Леонидовна?

— Проходите, Евгений… э-э-э-э… Дмитриевич.

— Надо же! Вы помните мое отчество?! Чем же знаменателен сегодняшний день, что вы употребили его, обращаясь ко мне? — казалось, что зам был совершенно спокоен.

— Евгений Дмитриевич, наш разговор будет краток. Я вызвала вас сообщить, что вы уволены с сегодняшнего числа. Все дела прошу сдать Синицину. Все, что я могу для вас сделать, так это выплатить выходное пособие в размере месячного оклада. Всего хорошего!

— И это все?

— К сожалению, больших денег вы не заслужили.

— Я не о деньгах. Вы не объяснили мне причины столь спешного увольнения.

— И не объясню. Вы свободны.

Евгений пожал плечами и, резко развернувшись, вышел из кабинета.

Светлана Леонидовна облегченно вздохнула и сняла трубку телефона.

— Павел, доброе утро. К вам сейчас подойдет Женя, примете у него все дела. Да, да… В связи с тем, что он уволен. Нет! Я сказала, нет! Комментариев не будет. Выполняйте!

Вскоре ожил селектор.

— Светлана Леонидовна, к вам посетители. Господа Радош и Триш.

— Да, Леночка, немедленно пропусти.

— Доброе утро, Светлана Леонидовна! — Радош вошел в кабинет грациозной походкой и приветствовал хозяйку кабинета с неизменной улыбкой на лице. Триш более походил на его тень: он будто старался спрятаться за спину наставника.

— Доброе утро Радош, доброе утро Триш. Может быть, кофе?

— Нет, сначала дело.

— Хорошо. Как нам лучше организовать ваше общение с сотрудниками?

— Светлана, когда вы намерены уволить своего зама?

— Я это уже сделала.

— Прекрасно! — искренне обрадовался Радош. — Тогда мы можем организовать знакомство нового зама с коллективом. Я тоже буду присутствовать при беседе. Меня можно представить внештатным психологом компании.

— Тогда начнем, — Светлана поднялась из кресла, — пойдемте в комнату для переговоров, там вам будет удобно. Кстати, под какими именами мне представить вас коллективу? — Светлана внутренне съежилась, представив, что у нее в компании появятся сотрудники с именами Триш и Радош.

— Вот, пожалуйста, — Радош протянул ей визитку, которая гласила: «Родион Георгиевич Святославский» и номер телефона. Аналогичной была и карточка Триша. Его звали Александр Евгеньевич Морозов.

Разместив гостей в переговорной, Светлана Леонидовна дала задание секретарю приглашать туда сотрудников по одному, объясняя, что произошло и знакомя их с новым начальником. Сама же она заперлась в своем кабинете. Ей было очень неуютно. Она чувствовала, что сегодня в ее офисе происходит очень странная вещь. И происходит она по ее инициативе. Однако ослушаться Радоша означало разорвать с ним всякие отношения, а это было решительно невозможно. Светлана уже привыкла к мысли, что она избранная из избранных, она особенная, ее ждет совершенно необычная, невероятная судьба.

Время тянулось томительно медленно. Директор, устроившись в глубоком кресле, пила кофе и, почти не моргая, смотрела в окно. Работать она не могла, мысли в голове отказывались подчиняться. Около трех позвонил коммерческий директор Синицын. Он был самым старшим сотрудником компании — недавно торжественно отпраздновали его пятидесятилетие.

— Светлана, нам надо поговорить. Я зайду?

— Заходите, — Светлана Леонидовна тяжело вздохнула. Она прекрасно понимала, о чем пойдет речь, но отказать Синицыну не могла.

— Светлана, что происходит?! — Павел Семенович был искренне взволнован.

— Павел, что Вы имеете в виду?

— Все! Увольнение Жени, этих типов в переговорной. Вы знаете, о чем меня спрашивал этот психолог?

— О чем же?

— Снились ли мне гомосексуальные контакты и испытывал ли я при этом оргазм. А еще ему было очень интересно, какую позу мы с женой более всего предпочитаем в наших интимных отношениях. Это, по-вашему, нормально?

— Ну так… Он же психолог.

— Светлана, опомнитесь! Вам не стыдно будет смотреть в глаза сотрудникам после такой моральной экзекуции?! Какое право этот тип имеет лезть в душу к людям?!

— Павел! Вы забываетесь! Этого человека привела я! Нам необходимо оздоровить климат в коллективе. Нам нужна свежая струя! Или вы забыли, что у нас упал рост продаж?!

— Что?! Что вы сказали?! У нас упал рост, слышите, рост продаж, а не сами продажи. И это на фоне того, что у конкурентов падают именно продажи. Вы в своем уме?! Да лучше, чем у нас, дела не идут ни у кого из аналогичных российских компаний.

— Вот-вот! Российских! Я хочу быть самой лучшей, понимаете!

— А-а-а-а… Лавры Де Бирс не дают покоя?

— А почему бы и нет!

— Да… Разговор бессмысленный. Ну, надеюсь, у вас это временно, — Синицын, не попрощавшись, покинул кабинет, а Светлана продолжила разглядывание пейзажа за окном.

Около пяти пришли Триш с Радошем.

— Ну, вот теперь я бы выпил кофейку, да и от коньячка бы не отказался! — наставник радостно потирал руки.

— Радош, не томите, говорите скорее, каков ваш вердикт? — умоляюще произнесла Светлана, дав распоряжение секретарю накрыть стол.

— Все в порядке. Коллектив у вас, в целом, хороший. Я выявил всего семь ЭПЛ, которых нужно немедленно уволить. Вот список.

Светлана Леонидовна бросила взгляд на квадратный листок и с облегчением вздохнула: фамилия Синицын там отсутствовала. С удивлением она обнаружила в списке Аллочку Ковалеву — молодого, но очень талантливого эксперта по драгоценным камням. Ее острый глаз спас компанию от убытков на сотни тысяч, если не на миллионы долларов. Алла была на шестом месяце беременности, а два месяца назад ее бросил муж.

— А что Ковалева? Вы уверены, что она… Ну это… ЭПЛ?

— Светлана, позволю себе заметить, что я никогда не утверждаю того, в чем до конца не уверен. В данном списке представлены энергопотребляющие личности, которые однозначно мешают нормальному развитию компании. Впрочем, вы можете продолжить управление организацией без моей помощи, как это делали ранее. Я не смею на чем-то настаивать, — Радош слегка подался вперед, словно собираясь встать.

— Нет, нет! Что вы! Я очень ценю вашу помощь и, конечно, исполню ваши рекомендации. — торопливо сказала Светлана Леонидовна.

— Вот и славно. Да, у меня есть серьезные сомнения по поводу еще одного сотрудника. Это ваш коммерческий директор Синицын.

— Павел? А что с ним? — ее голос дрогнул.

— Понимаете, иногда ЭПЛ удачно маскируются, и их трудно распознать. Синицын — темная лошадка, и к нему надо как следует присмотреться. Ну да ладно, это дело времени.

Радош пробыл недолго. Через полчаса он откланялся, пообещав завтра в десять утра быть у Светланы дома. Триш же в сопровождении директора отправился в свой новый кабинет. Светлана Леонидовна вызвала начальника охраны, а также все высшее руководство компании и официально представила им нового зама. Вернувшись в свой кабинет, она пригласила секретаря и продиктовала ей текст приказа об увольнении семи сотрудников. Даже у абсолютно флегматичной Леночки глаза округлились в пол-лица. Светлана воздержалась от комментариев, подписала распечатанный приказ и уехала домой. У нее были более важные дела, а фирма теперь находилась в надежных руках. В этом она не сомневалась…

* * *

Елена Зарубина стояла на крыльце скромного деревенского дома и нервно давила на кнопку звонка. С бабой Дусей Елена познакомилась вскоре после выхода из СИЗО в таком далеком 1998-м. Зарубина не могла себе объяснить, почему, каждый раз приезжая к этой пожилой женщине в подмосковную Баковку, она испытывает сильное душевное волнение — тягостное и мрачное. Однако бабушка реально помогала решать конкретные проблемы, и визиты к ней становились все чаще. Вот и теперь, когда проблемы сыпались одна за другой, Елена отправилась по знакомому адресу, предварительно позвонив по телефону.

Дверь наконец открылась, на пороге стояла хозяйка дома — сухонькая сгорбленная старушка с очень недружелюбным колючим взглядом. Ни слова не говоря, она отправилась вглубь дома, шаркая рваными тапками, скорее всего, подаренными ей в день совершеннолетия. Елена прикрыла входную дверь и отправилась следом. Приемная бабы Дуси представляла собой небольшую гостиную, в центре которой стоял большой круглый стол. Баба Дуся традиционно расположилась на крохотном диванчике в углу, а гостья — в глубоком кресле напротив. На столе лежали Крест с Распятием, Евангелие, старинная икона, а также стояла горящая свеча.

— Слухаю тебя, — прошамкала бабушка беззубым ртом, сверля посетительницу колючим взглядом.

— Проблемы у меня, баба Дуся. Даже и не знаю, что делать…

— Это понятно, что проблемы. Сюды, милая, без проблем никто не приходит. Вижу, что со здоровьем все в порядке. Ну-ка, ну-ка… — бабушка прищурила глазки: — Ну понятно, лихие люди покоя не дают.

У Елены между лопаток пробежал холодок. Каждый раз бабка каким-то неведомым образом открывала ей то, что никак не могла знать.

— Да, баба Дуся, наехали на меня бандиты. Даже и не знаю, что теперь будет?

— Ну, это дело поправимое, — хозяйка кряхтя слезла с диванчика, подошла к столу и взяла Евангелие в позолоченной металлической оправе, украшенной драгоценными камнями.

— Баба Дуся, все хотела спросить вас, откуда такая красивая вещь?

— Это из церквы, милая, из церквы. Родитель мой, значить, покойный, в этих краях руководил изъятием церковных ценностей. Вот, значить, и взял себе. Говорил, что притянула его к себе ента книга. Она в церкве на столе их главном лежала[7]. Поп местный все сокрушался, что папка мой ее берет. Не знал, беднай, что не о том ему сокрушаться-то надоть было, — губы старушки исказила кривая усмешка, — папка мой его — попа ентого — егойным шарфом, который они всегда в церкви носють, и удавил[8], — бабушка зашлась старческим смехом, похожим на скрип несмазанного колеса телеги. — Вот так, а книжка-то дома осталась, вот теперь людям служит. Ну-ка, подь сюда! — Елена подошла к бабе Дусе и опустилась на колени. Старушка открыла две металлические скобки и протянула Евангелие гостье. — Открывай! — Зарубина наугад открыла книгу. — Таперяча тычь пальцем! — Елена указала пальцем на строку, начинавшуюся с какой-то цифры. — Ну вот, а таперяча читай!

Елена взглянула на старославянский шрифт и растерялась.

— Ну чего?! Не могёшь? И чаму вас в школах-то учють! Слухай! — бабка начала читать по слогам, запинаясь: — В том же дому пребывайте, ядуще и пиюще яже суть у них: достоин бо есть делатель мзды своея. Не преходите из дому в дом. И воньже аще град входите, и приемлют вы, ядите предлагаемое вам. И исцелите недужныя, иже суть в нем, и глаголите им: приближися на вы Царствие Божие[9].

— И что? — Елена выглядела растерянной. — Я ничего не поняла.

— А чего тут не понять-то?! — баба Дуся начинала сердиться. — Все у тебя будет хорошо!

— Вы уверены? — спросила Елена с явным сомнением.

— А как же?! — Изумилась старушка. — Вот жа здеся пишуть, гляди сама: «в дому том оставайся» — поняла? Останется работа твоя с тобой. А вот здеся: «делатель достоин мзды» — ну награды то-есть! И денюжки твои с тобой останутся. А вот ищо: «и если придете в город какой — примут вас» — глядитко! В других городах ищо работать начнешь!

«А почему бы и нет? — подумала Елена. — Этот красноярский лох хочет Москву покорить, но, если я его обую, то вполне могу его бизнес к своему пристегнуть!»

— Ну спасибо, баба Дуся, вот успокоили!

— Ну дык, для того здеся Богом и поставлена, шоб людям помогать! — старушка просто светилась от гордости. Казалось, даже ее колючий взгляд неведомым образом потеплел. — Ты, милая, вот еще что сделай. Ты в церкву-то давно ходила?

— Вот еще! Чего мне там делать?

— Ну это ты зря, милая, зря! Попам, конечно, верить нельзя и слушать их не след! Но вот сходить в церкву-то, да съесть там, что попы раздают, можно и нужно.

— Что съесть? — искренне изумилась Елена.

— Ой, ну откуда вас таких непутевых ко мне присылають! Ну Причастие съесть! Каждое воскресенье утром в церквах служба идеть, ну и всем это дают в ложке. Так ты тоже подойди, как все, и тебе дадут. Ты только попов, чего они говорят, не слушай, а сделай, как я тебе говорю. И не сомневайся, пользу получишь!

— Как, вот так просто прийти и…

— Да! Утречком встань, чайку попей и иди. Не пожалеешь! Тока смотри, чтобы тебя не распознали, юбку надень длинную, платок на голову, да морду не крась!

— Спасибо, баба Дуся, огромное спасибо! — оставив на столе пухлый конверт, Зарубина с облегчением покинула дом колдуньи.

В ближайшее воскресенье Елена проснулась в легком волнении. Она понимала, что ничего страшного в церкви с ней произойти не может, но все равно нервничала. Легко позавтракав и одевшись, как велела баба Дуся, Зарубина поехала на Воробьевы горы. Эту церквушку она помнила еще по похоронам своего мужа.

В храме было многолюдно. Елена нашла свободное местечко слева недалеко от входа и встала, незаметно оглядываясь. По соседству расположилось молодое семейство: мама, папа и трое маленьких детей. «Плодятся, как морские свинки, — с неприязнью подумала Зарубина. — Сначала нарожают нищету, а потом требуют, чтобы государство их кормило! Ну да ладно… Мне ведь в банке тоже кому-то полы мыть надо», — от этой «светлой» мысли она даже заулыбалась.

— Простите, — шепотом обратилась Елена к молодой маме.

— Да-да? — с улыбкой ответила та.

— Вы не подскажете, скоро ли будет Причастие?

— Уже скоро, минут через пятнадцать.

— А это будет э-э-э-э…

— Вот там, в центральном приделе, — показала женщина рукой.

— Спасибо вам огромное! «А одета-то, одета! Кошмар! Морду, поди, сроду толком не чистила — вся в прыщах, в угрях — одним словом православная!» — Елена «благодарно» улыбнулась.

Как и сказала эта молодая мамаша, через пятнадцать минут вышел пожилой священник с Чашей в руках. Он прочитал молитву, а потом обратился к собравшимся:

— Братья и сестры, напоминаю вам, что дети старше семи лет и взрослые могут причащаться только после Исповеди, получив на это благословение священника. Взрослые причащаются строго натощак.

— Угу, знаем, ученые, — с сарказмом прошептала Елена. Несколько минут она внимательно присматривалась, как подходят люди к Чаше, как держат руки и что говорят. Уяснив для себя эту нехитрую последовательность действий, Зарубина наконец встала вместе с другими причастниками, медленно продвигаясь к священнику. Казалось, что никаких сюрпризов быть не может: один за другим верующие подходили к Чаше, называли свое имя и причащались без лишних вопросов. Наконец подошла очередь Елены.

— Елена, — тихо сказала она и широко открыла рот.

Батюшка уже собрался причастить Елену, но неожиданно остановился и спросил:

— А вы исповедовались?

— Да, конечно, — не моргнув глазом соврала Зарубина.

Священник снова взялся за лжицу, но остановился вновь.

— Позовите о. Илию, — обратился он к одному из двух алтарников, помогавших ему причащать верующих. Из алтаря вышел молодой священник и подошел к пожилому.

— Отец Илия, вы исповедовали сегодня вот эту даму? — кивнул батюшка на Елену.

— Нет, отец Михаил.

— Вы обманули меня, Елена?

— Послушайте, давайте закончим этот цирк! — Зарубина покраснела до корней волос. Она широким жестом извлекла из сумочки стодолларовую банкноту и протянула священнику. — Вот возьмите, дайте мне это, — показала она пальцем на Чашу, — и я уйду. О’кей?

— Отойдите в сторонку и подождите меня минут пятнадцать, хорошо? — Елене показалось, что тон батюшки был заговорщицким. Она безропотно отошла в сторону и встала в углу. У нее не было ровным счетом никаких сомнений, что она получит просимое. «Жаль сотки! Этому попу и тысячи рублей бы хватило за глаза. Ну, уж если обещала…»

Священник освободился только через полчаса. Он подошел к Елене, извинился за опоздание и пригласил следовать за ним. Батюшка с Еленой вышли на улицу и, пройдя через открытую калитку, оказались во дворе храма.

— Погода сегодня замечательная, — батюшка шумно втянул носом воздух, — присядем на скамейку? — Елена молча села и, раскрыв сумку, вытащила купюру.

— Вот возьмите, дайте мне то, что обещали, и закончим на этом. У меня мало времени.

— Вы это серьезно? — опешил священник. — Я то подумал, что вы так оригинально шутите.

— Так вы издеваетесь надо мной?! — Зарубина не привыкла, чтобы над ней надсмехались. Она вскочила со скамейки и направилась к калитке.

— От меня вы можете убежать, но вот как убежать от себя, Елена? — услышав эти простые слова, сказанные совершенно спокойным тоном, Зарубина словно натолкнулась на невидимую преграду. Весь пыл, все внутреннее возмущение ушли в одно мгновение, и Елена вдруг ощутила себя уставшей женщиной, взвалившей на свои хрупкие плечи серьезные мужские проблемы. Она молча вернулась и села на скамейку, подперев подбородок кулаками.

— Меня зовут Михаил, священник Михаил, — как ни в чем не бывало продолжил священник.

— Что вам от меня надо? — тихо спросила Елена.

— Мне? От вас? — отец Михаил искренне округлил глаза. — Мне кажется это вы пришли ко мне. Это вы решили совершить самоубийство таким вот оригинальным способом.

— Самоубийство?! О чем вы?! Ничего подобного я делать не собиралась!

— Ну как же. А причаститься «за компанию» — без подготовки и без должного благоговения, без малейшего понимания, что вы принимаете в себя и для чего? Это, Елена, и есть самое настоящее духовное самоубийство. С такими вещами не шутят. Это вам, небось, какая-нибудь бабка насоветовала?

— Откуда вы узнали? — Елена густо покраснела.

— А вы думаете, вы у меня такая первая? Если бы вы знали, сколько людей вот так с огнем играет.

— Да ладно вам! С огнем… Вам-то что? Ну взяли бы у меня деньги да причастили — что, неужто деньги не нужны?

— Это вы, Леночка, наверное, анекдотов про алчных попов наслушались, да желтых газетенок начитались. Вы думаете, мне жалко вас причастить? Или, может, считаете, что это вот у нас — священников — принцип такой? Да мы о вас — людях неразумных — беспокоимся, чтобы своими руками вас не убить! А деньги… А какими деньгами можно измерить весь мир? Вы понимаете, что в этой самой лжице, которую я вкладываю в рот причащающимся, находится Тот, Кто и создал весь этот мир?! Как оценить Солнце?! Как?! Вы понимаете, что это не шутки?! — голос священника стал грозным, и Елена невольно поежилась.

— Ну и что по-вашему надо делать?

— В смысле?

— Ну как надо причащаться правильно?

— Для начала надо решить для себя вопрос, ЗАЧЕМ причащаться. Все остальные вопросы — следуют потом.

— Ну мне сказали, чтобы было все у меня хорошо, что это полезно, что жизнь сложится лучше.

— Понятно, магия в чистом виде! Повесил камушек на шею — и никто тебя не убьет, приколотил подкову на дверь — и дом не сгорит. Только, кто бы подсчитал, сколько таких подков расплавилось в огне пожарищ! Поймите, Елена, Причастие — великое благо для человека! Да, оно может дать и исцеление от болезней, и исправление жизни, но только — поймите — только в том случае, если человек понимает, что причащается он истинного Тела и Крови Господней. Если человек верит во Христа, почитая Его Богом и создателем мира и человека. И мало того, что к Чаше надо приступать с верой, к этому еще надо должным образом готовиться!

— А что надо делать?

— Во-первых, надо поститься как минимум три дня. Постом не едят скоромной пищи — мясных и молочных продуктов, а также воздерживаются от увеселений и супружеских отношений. Перед Причастием необходимо очистить душу в Таинстве Исповеди, покаявшись во всех совершенных грехах.

— Я никогда не смогу этого сделать! Никогда!

— Что именно является для вас неодолимой преградой?

— Я никогда не буду в чем-то каяться! Это моя жизнь, я делаю то, что считаю нужным, и никто мне не указ.

— Даже Бог?!

— А при чем здесь Бог?

— Как при чем? Но ведь Бог дал людям указания, что в жизни делать нужно, а что является грехом — недопустимым деянием. Надеюсь, вы слышали о заповедях?

— Слышала, слышала… Я не могу этого принять. Я не могу жить так, как предписывают ваши заповеди. По мне, так лучше вообще не жить, чем так.

— Ну что поделаешь, это ваш выбор. Но в этом случае вы должны понимать, что идете против Бога. И приходить в храм с такой жизненной позицией… просто не имеет смысла.

— Да, наверное вы правы, — Зарубина сидела согнувшись, задумчиво глядя перед собой.

— Елена, скажите, какие проблемы привели вас к той самой бабке? — священник говорил очень тихо.

— Проблемы у меня на работе. Бандиты наехали, а крыша моя… — Зарубина глубоко вздохнула, — крыша потекла.

— Но ведь сейчас не начало 90-х. Обращайтесь в милицию, если, конечно, ваш бизнес законный.

— Угу, если…

— Но, Елена, незаконный бизнес чаще всего является греховным! Бросайте его! Отдавайте тем, кто хочет забрать!

— После стольких лет трудов? Нет, отец Михаил.

— Но эти деньги не принесут счастья!

— Знаете, батюшка, спасибо за этот разговор. Я поняла главное — ваш Бог — это не мой Бог. Я никогда не смогу жить так, как Он предписывает. Я не хочу так жить! И не буду! И, вы правы, здесь — в церкви — делать мне абсолютно нечего. Прощайте!

Елена резко встала и направилась к калитке. Пожилой протоиерей с грустью провожал ее взглядом.

— Спаси тебя Господи, наставь и вразуми, — священник, тяжело вздохнув, перекрестил женщину.

— Нет, батюшка, нет! Не буду я жить по-твоему! — Елена ехала в машине и тихо бубнила себе под нос. Водитель и охранник делали вид, что ничего не замечают. — Пусть так живут эти придурки, только и способные, что плодить нищих ублюдков. А я буду жить так, как сама этого хочу! И я причащусь, слышишь, причащусь несмотря ни на что! Я сделаю это в следующее же воскресенье в другом храме. Я сделаю это тебе на зло!

Зарубина не догадывалась, что в следующее воскресенье она действительно будет в церкви, только вот причаститься уже не сможет…

* * *

Следующий день принес новый сюрприз. Вечером Радош сообщил, что успехи Светланы превзошли все мыслимые ожидания. Наставник уходил в приподнятом настроении, предупредив, что теперь ни в коем случае нельзя прерывать занятия ни на один день. Только за ним закрылась дверь, как зазвонил мобильный телефон. Нет, он не просто зазвонил! Это был вой милицейской сирены. На этот звонок нельзя было не ответить — звонил человек, который за немалые деньги прикрывал фирму Светланы вот уже более пятнадцати лет. Это был серьезный человек, который не привык, что его игнорируют.

— Здравствуйте Сергей Владимирович! Очень рада вас слышать.

— Добрый вечер Светлана Леонидовна. У вас все в порядке?

— Да, а к чему такой вопрос?

— До меня дошли тревожные слухи.

— Слухи о чем?

— О положении дел в вашей фирме.

— И кто же это постарался?

— Так ли это важно?

— Для меня важно! — Светлана начинала нервничать. — Насколько я помню, с вами общалась я лично, и никто из замов не был посвящен в круг обсуждаемых нами вопросов!

— Светлана Леонидовна, мы же не дети. Вы должны понимать, что благополучие вашей компании касается и меня. Так что же у вас происходит?

— Ничего особенного, — женщина с трудом взяла себя в руки. — Просто я реализую давно назревшие кадровые перестановки.

— А откуда взялся этот психолог?

— Мне посоветовала его одна моя знакомая — бизнес-вумен. Он ей очень помог в свое время.

— Понятно. А вы в курсе, что ваш новый зам уволил сегодня Синицына?

— Что? Нет. Хотя… Это его дело.

— Светлана Леонидовна, вы разве не понимаете, что подобное решение не в его компетенции?

— Я дала ему такую власть.

— Понятно. Давайте сделаем так. Нам просто необходимо встретиться и поговорить. Много времени у вас я не отниму. Вы не против разделить со мной ланч?

— Сергей Владимирович, я завтра не смогу.

— Хорошо, давайте послезавтра.

— И послезавтра не смогу. Я… э-э-э-э-э… Я прохожу сейчас курс медицинских процедур, который нельзя прерывать. Так что…

— Светлана Леонидовна! — в голосе собеседника зазвучал металл. — Не надо со мной играть! Нам НАДО встретиться. Извольте выбрать время и сообщить мне. До свидания!

Светлана не мигая смотрела перед собой, держа молчащую трубку возле уха. Она думала о том, что у нее, по всей видимости, начинаются серьезные проблемы.

— Эта мысль слишком тяжелая, чтобы обдумывать ее сегодня, — вслух проговорила Светлана. — Утро вечера мудренее…

Проблема решилась неожиданно. Утром пришел Радош и сразу поинтересовался причиной унылого настроения Светланы Леонидовны.

— И это все? — искренне изумился Радош, внимательно выслушав свою ученицу.

— Ох, вы человек Божий и не представляете себе силу той организации, которую представляет этот человек.

— Светлана, Светлана, — с улыбкой укоризненно покачал головой наставник. — Неужели вы думаете, что мы тут играем в игрушки, проводя наши занятия? Мы получаем огромную силу и могущество, позволяющие решать самые разнообразные проблемы. Прошу вас дать мне координаты этого человека, и можете о нем забыть навсегда.

Светлана с недоверием написала на листе бумаги координаты Сергея Владимировича и протянула его Радошу. Тот не глядя спрятал его в карман.

— Да, кстати, у вас очень эффективное предприятие. После выявления ЭПЛ ваша компания будет работать гораздо лучше. Триш обещал мне существенно улучшить экономические показатели. Не исключаю, что не за горами выход на международную арену.

— Что?! — Светлана не могла поверить своим ушам. — Это моя мечта!

— Все в наших руках! — Святославский улыбнулся. — Ну-с… Начнем контроллинг?

— Начнем!

Занятия продолжались каждый день, невзирая на выходные дни, так что Светлана Леонидовна более ни о чем не могла думать. Однажды ее озарила мысль о том, что Сергей Владимирович так больше и не позвонил. Она не могла поверить, что проблема решена окончательно. После долгих раздумий Светлана все же решилась и набрала его номер. Мужчина ответил сразу.

— Здравствуйте, Светлана Леонидовна. Чем обязан?

— Сергей Владимирович, у меня к вам всего один вопрос. Я правильно поняла, что наши деловые отношения закончены, и я вам более ничего не должна?

— Абсолютно верно, Светлана Леонидовна. Желаю вам удачи. Уверен, что только невероятная удача может спасти вас в вашем положении, — собеседник отключился.

— Вот это да! — с восхищением произнесла Светлана, так и держа трубку возле уха. — Вот это сила!

К несчастью, Светлана Леонидовна получила в свое время только гуманитарное образование. Она не отдавала себе отчет в том, что сила, являясь векторной величиной, обладает не только количественной характеристикой, но и направлением действия. Ей еще предстоит в полной мере ощутить на себе действие этой силы…

* * *

Светлана входила в свой кабинет. У нее было странное ощущение, будто она была в гостях, а не в своем собственном офисе. Вокруг было много новых сотрудников. Это были странные молчаливые люди с каким-то отсутствующим оловянным взглядом. Прежние работники как-то поникли, разговаривали тихо, постоянно оглядываясь вокруг. Вчера Радош сообщил, что основной подготовительный курс окончен. Светлану ждет инициация, к которой ее подготовит Триш. Не успела она сесть за свой рабочий стол, как зазвонил телефон.

— Светлана Леонидовна, это Триш. Мы можем начать занятия?

— Да, конечно, вы придете ко мне?

— Уже иду.

* * *

Сегодня Радош проснулся после полудня. В окно его спальни ярко светило сибирское солнце. Он вернулся в свою Красноярскую резиденцию вчера поздно вечером. Дом был построен на высоком берегу Енисея, а из гостиной открывался потрясающий вид на реку. Плотно позавтракав, Радош вышел в просторную гостиную, где его уже ждал соратник, компаньон и одновременно шеф службы безопасности Гиля. Бывший зэк, чье настоящее имя было Николай Ильич Загоруйко, вальяжно развалился в глубоком мягком кресле, потягивая бурбон из широкого стакана с толстым дном. Сказать, что Загоруйко был невысокого роста значило сильно погрешить против истины. До 16 лет Гиля страдал от своего роста, нося презрительную кличку «Коротышка». Все изменилось когда юноша понял, что чуда ждать нечего: его рост принципиально не изменится, а жить в таком униженном положении он решительно не желает. Через год уже никто в школе не называл его обидным прозвищем не только в лицо, но даже за глаза. В свои 45 лет Гиля был абсолютно лыс, его телосложение трудно было назвать атлетическим, однако победить Загоруйко в рукопашной схватке было практически невозможно. Он был чрезвычайно ловок и жилист, а невысокий рост позволял ему мгновенно перемещаться, изматывая противника.

— Здорово, Родя! — с традиционной сальной улыбкой приветствовал Радоша компаньон.

— Привет, Гиля, привет. Клава у себя? — речь шла о глухонемой домработнице. Из всего обслуживающего персонала только Клава имела право входа на закрытую территорию дома, где располагались спальни компаньонов, их кабинеты, кухня, гостиная и еще несколько комнат.

— Не, один хрен! Все одно ничего не услышит, а если услышит, то не скажет! — Гиля зашелся в громком смехе.

— Береженого Бог бережет, — Радош закрыл дверь на замок. — Кстати, я думал, ты приготовишь сюрприз к моему приезду, а тут пусто… Никакого развлечения.

— Слушай, Родя. Ну объясни ты мне, чем тебя не устраивает постоянная девка? Вот есть у нас Оленька с Валенькой — всегда под боком. Почему тебе постоянно нужны новые бабы?

— А смысл? Сознание этих двух уже расширено. Я же призван освящать и очищать. Понимаешь, — взгляд Радоша стал похотливым, — когда сестра ничего не умеет, она совершенно ничего не знает, стесняется, путается, смущается, а ты ее… — Родион подошел к окну и тихо продекламировал:

Большая заслуга — любовь, и другой Не будет награды такой дорогой. Не стал ты силен, не стал ты богат, А все же славнейшим героям ты брат. Вамик и Азра! — по прихоти рока Их знают все, как знают Пророка. Сказать о них-что же? Судьба их темна. Но помнят все их имена. Забыты их дела и дни, Но знают все, что любили они. Все знают от мала до велика О страсти Азры и Вамика.

— Чего, чего? — Гиля откровенно издевался, — какие Мамик и Узра?

— Вамик и Азра! Господи, с кем приходится общаться!? Гиля, ты что Унсури не читал? А о Гете что-нибудь слышал?

— Ну, усрури я делаю каждый день, с этим проблем нет, а про Гете что-то слышал. Художник такой, да?

Радош сморщился, словно наступил ногой в дерьмо.

— Да ладно, ну было я, быдло и есть. А ты кто?! Ты вон постоянно в новых бабах нуждаешься, возвышенный наш! — Гиля начинал выходить из себя.

— Хватит! — рявкнул Радош. — Уж кто бы меня лечил?! Ты сам-то как развлекаешься?

— Ну ладно, ладно! Мир, дружба, жвачка! Забыли! Что до вчера, так я думал ты на следующий день приедешь, ну и отправил очередную партию «верных дочерей» в «Зодиак». Тут, понимаешь, наш губернатор принимал высоких гостей из Москвы, ну и попросил обеспечить свежий контингент, так я решил, что это важнее, — Радош снисходительно улыбнулся и, налив коньяк в пузатый бокал, устроился в кресле напротив.

— Другой разговор, Гиля, другой разговор. За это хвалю. Съемка удалась?

— Еще какая! Там такие люди, ты упадешь! Картинки — одна пикантнее другой!

— Я потом посмотрю.

— Ну, а у тебя как? Что там за баба такая объявилась, что ты лично решил ее обработать?

— Там такая тема, что, знаешь, можно и самому поработать. Пол-лимона баксов годового дохода от налаженного бизнеса, — Загоруйко только присвистнул. — Но это далеко не все. Бизнес-то знаешь какой?

— Не томи!

— Сеть ювелирных магазинов!

— Ё-моё! — только и смог вымолвить Гиля. — Так это мы скупаем рыжье[10] с приисков наших соседей за три копейки, делаем из него цацки, оформляем через друзей в администрации бумаги и реализуем через свою сеть как фирменный товар… Родя, ты гений!

Радош дернулся, его лицо словно окаменело, глаза приобрели оловянную мутность, и он, глядя в никуда, начал вещать.

— Гений… Гений в мире ничто. Я, я пришел, чтобы сделать прямыми пути его… Пути Господа! Я слышу тебя, слышу! Я слышу Господа! — глаза гуру наполнились слезами, он резко поднялся из кресла. — Слышу! Ты здесь! Я твой раб, раб, раб… — Радош медленно опустился в кресло и закрыл глаза. Через минуту напротив Гили сидел прежний партнер по их оригинальному бизнесу. Такое иногда бывало с Родионом: вот так ни с того ни с сего он вдруг словно уходил в иную реальность. Гиля несколько раз пытался спросить, что же с ним происходит в такие моменты, но Радош уходил от ответа. В этот раз Загоруйко сделал очередную попытку.

— Родя, может расскажешь, что с тобой происходит? Очень любопытно.

— Это приходит он… — Радош был задумчив, он говорил тихим голосом — почти шепотом.

— Кто, он?

— Бог, тот бог, который и руководит через меня нашей организацией.

— Слушай, Родя, давай обойдемся без этой фигни! Ты сейчас не перед нашими лохами выступаешь.

— Эх, Гиля, Гиля… Столько лет со мной, а до сих пор остался атеистом до мозга костей. Неужели ты не понимаешь, что духовный мир существует?

— Да не верю я в это! Понимаешь? Не верю!

— Живи, как знаешь, но в этом случае говорить с тобой бесполезно.

— Ну будет тебе, Родя! Рассказывай. Ты слышишь голос?

— Да, я слышу голос бога, который разговаривает со мной. Я избранный, я единственный на всей земле, кому он открывает истину.

— И давно это у тебя?

— Относительно недавно. Это произошло в последнюю мою встречу с учителем, земля ему пухом…

— Интересно, ты никогда о нем не рассказывал.

В гостиной повисла длинная пауза.

— Его звали Варгот, — начал Радош задумчиво. — Мы были почти ровесниками. Это произошло в Ленинграде в конце восьмидесятых. Этот человек обладал огромной силой.

— Спортсмен?

— Ой! — скривился Радош. — Какой спортсмен?! Он был великим магом. Многому научил и меня. Я смог подчинять себе людей, иногда читал их мысли. Но учитель не успел сделать главного — инициировать меня в своей «церкви».

— В какой еще «церкви»?

— В сатанинской.

Гиля отвернулся в сторону и скорчил рожу, выпучив глаза. Его явно забавлял этот разговор, но Радош, казалось, ушел в себя и не замечал ироничной реакции собеседника.

— Я тогда работал в оборонке на почтовом ящике, и меня срочно перевели на другое предприятие — сюда, в Красноярск.

— И с тех пор ты его не видел?

— Да, пока мы не встретились в 98-м. Это произошло в Кадашевске — Богом забытом городишке на севере России. Я был там в командировке. Это судьба, Гиля. Я встретил учителя. Варготу было совсем плохо. Он так и не признался мне, что с ним произошло, но он был в федеральном розыске, совершенно подавленный. Я пришел в его жилище… Такой убогой квартиры я не видел никогда в жизни! Пол был заставлен пустыми бутылками из-под спиртного и завален папиросными окурками. Пахло мочой и какой-то кислятиной. Из всей мебели в комнате была лишь огромная кровать и старый черно-белый телевизор, стоящий на пустом ящике из-под помидор. Одежда была просто свалена в углу. Варгот зарыдал у меня на плече. Мы просто сидели на кровати, и я гладил его по голове. А потом пришел он…

Кулаки Радоша сжались, а губы задрожали.

— Я не знаю его настоящего имени, но все звали его Карлик, он работал на стройке. Амбал невероятных размеров, обладал огромной физической силой, да к тому же был сексуальным садистом. Они с Варготом были любовниками, и мне даже трудно себе представить, что пришлось пережить учителю.

— Так он тебя приревновал?!

— Да, Гиля, да. Я даже ничего не успел объяснить. Он избивал нас целую вечность, а потом связал, заткнул рты своими грязными носками и бросил на пол. Сам же лег на кровать и стал смотреть свой любимый сериал про Бивиса и Бадхеда. Мы с Варготом лежали на грязном вонючем полу, трясясь от страха, а эта свинья ржала во всю глотку, поглощая чипсы с пивом, громко рыгая и портя воздух. А потом мультфильм закончился…

Радош налил себе коньяк — почти полный бокал, и выпил все одним махом. На его глаза навернулись слезы.

— Мне повезло. Меня Карлик оставил на потом, начав с Варгота. Он развел прямо на полу маленький костер и положил туда огромный железный лом. А когда лом нагрелся… — Родион не мог более говорить, его тело сотрясали рыдания. — Милиция приехала поздно. Спасти успели только меня. Мне часто снится эта сцена, и тогда я просыпаюсь с отчетливым ощущением запаха сгоревшей человеческой плоти.

— Родя, но ведь ты говорил, что твой учитель обладал большой силой. Как же так получилось, что он не смог противостоять какому-то быдловатому подонку?

— Для меня это тоже загадка. Варгот просто не успел мне всего рассказать. Он что-то говорил про нового наставника, который живет в его теле и издевается над ним, про какое-то искупление, но я ничего не понял. Вот, — Радош расправил плечи — будто стряхнул с себя тяжкий груз, — а способности мои после смерти учителя увеличились. С тех пор я иногда слышу голос бога, который, кстати, приказал мне создать нашу с тобой организацию.

— Ладно, Родя, хватит о грустном, — собеседнику Радоша было явно не по себе от услышанного. — Давай я тебе расскажу, что нового на нашем гениальном производстве.

— Вот это дело! — тряхнул Радош седыми кудряшками, словно отбрасывая навязчивые образы прошлого.

— План перевыполняем в лучших традициях развитого социализма, а продажи растут в лучших традициях развитого капитализма, — Загоруйко опять громко загоготал.

— Хорошо, очень хорошо.

— Наконец-то ввели в действие новый цех. Уже сейчас количество производимой продукции увеличилось вдвое. Так что очень скоро реально встанет проблема сбыта. Более того, в новом цеху вентиляция получше. Так что, надеюсь, наши «верные дочери и сыновья» не будут дохнуть как мухи, а успеют поработать подольше.

— Понятно. А со сбытом нам поможет наша новая «избранная из избранных» из Москвы — «дурочка Светочка», — Радош в голос засмеялся. — Кстати, я тебе первоклассное развлечение привез! Я же сам занимался с ней контроллингом. Запасись памперсами, когда станешь слушать рассказ этой потасканной сладострастницы о своих сексуальных похождениях с молодыми парнями, — Радоша передернуло от воспоминания об общении со Светланой Леонидовной.

— Эти твои записи я очень люблю, но как эта дама может помочь с увеличением продаж?

— У меня есть большие планы в отношении Новосибирска. Я, кажется, нащупал подход к одному из хозяев города. Он, уверен, будет не прочь регулярно отдыхать в нашем «Зодиаке»: только мы сможем предоставить ему возможность удовлетворять достаточно экзотические сексуальные потребности.

— Опять пидор! — Гилю откровенно передернуло. — Слушай, Родя, что за новая черта времени? Чем крупнее государственный деятель, тем более извращен он в своих сексуальных потребностях?

— Да уж… Только там не просто пидор… Ну да ладно, у нас контингент в «Зодиаке» разнообразный, а привяжем мы его крепко. Вот под этой крышей и будет трудиться наша Светлана свет Леонидовна, но об этом пока рано говорить, — Радош, пригубил коньяк и закусил солеными орешками. — Так, что там у нас с новыми братьями и сестрами?

— Ожидаем, Родя, ожидаем новую группу «спасенных избранных, идущих к свету» буквально на днях. Наш Питерский филиал старается вовсю.

— Славно, славно. Дождемся жаждущих спасения, «очистим» их от «скверны мира» — и в Москву. Ты, Гиля, поедешь со мной, будем «посвящать в истину» нашу Светочку. Но это не главное. Надо будет навестить одну несговорчивую дамочку, которая никак не хочет с нами работать.

— Ребят моих взять?

— Обязательно! Ты же знаешь, в столице группа ОМОНа всегда в моем распоряжении, но есть работа особого рода…

* * *

Гиля привел ее, когда Радош заканчивал просмотр очередного «шедевра» от своего любимого режиссера Тинто Брасса. Девушка была воплощением юности и невинности. Ей скорее всего еще не было восемнадцати. Все изгибы стройного тела легко угадывались под тончайшей шелковой рубашкой, надетой на голое тело. Огненно-рыжие слегка волнистые волосы свободно ниспадали на плечи. Она встала посреди гостиной и замерла, опустив взгляд в пол. Радош выключил телевизор и не спеша поднялся из кресла.

— Подойди ко мне, жаждущая света! — сказал он властно. Девушка повиновалась.

— Ты пришла познать истину и обрести свободу, и ты получишь желаемое! — продолжал Радош торжественно. — Ибо я тот, кто ведет людей к свету. Но свет не может войти в того, кто погряз во грехах. И я спрашиваю тебя, дочь моя, знала ли ты мужчин?

Лицо гостьи резко окрасилось в тон ее волос. Она молча кивнула.

— Тогда я очищу тебя, дочь моя! Я очищу ту скверну, которую ты приняла в плоть свою. Иди же за мной, иди верное чадо…

Девушка покорно отправилась за Радошем в спальню.

Минут через пять Клава принесла поднос с кофе и легкими закусками. Гиля выключил кондиционер и открыл окно — солнце клонилось к закату, и с реки дул освежающий ветерок. Мужчина успел лишь налить себе чашку кофе, как дверь в спальню Радоша распахнулась и оттуда с громким рыданием выскочила гостья. Она бросилась к двери в коридор, но та была заперта на ключ. Девушка в нерешительности повернулась, затравленно озираясь по сторонам. Она старалась прикрыть свою наготу атласной простыней.

— Гиля, приведи эту суку ко мне, будь другом, — раздался из спальни недовольный голос Радоша.

Компаньон нехотя отставил так и нетронутую чашку с кофе и начал медленно подниматься из кресла.

— Нет! — закричала незнакомка. — Не приближайтесь ко мне.

— Цыпа, ты бы не кобенилась, а? Давай лучше по-хорошему, — Гиля медленно приближался к пленнице. И девушка решилась. Ногой она толкнула журнальный столик в сторону преследователя, так что Гиля вынужден был отскочить, а сама бросилась в открытое окно.

— Твою мать! — Загоруйко опустился в кресло, поглаживая виски руками. — Родя, ты опять не смог удержать бабу?!

— Да вроде все нормально шло, — в дверях спальни появился Радош, на котором была лишь цепочка с причудливым медальоном. — Вот ведь гадство! Какая классная задница из рук ускользнула! Чего ты расселся?! Пойди распорядись, чтобы ее поймали, помыли и привели ко мне снова.

— Угу, бегу и тапочки теряю. Там уже труп лежит, Родя!

— Да брось! Второй этаж, а она здоровая девка.

— Родя, она в окно рыбкой сиганула.

— Не может быть, — Радош направился к открытому окну.

— Погоди, Родя, давай поспорим, — Гиля улыбался, в его глазах светились озорные огоньки.

— На что? — Радош остановился посреди гостиной.

— На бутылку!

— Идет! Я тебе виски, а ты мне коньяк!

Мужчины подошли к окну. Девушка лежала внизу без движения. Ее голова неестественно вывернулась, а остекленевший взгляд был устремлен в небо.

Радош долго смотрел на безжизненное тело. Ему вспомнилась его первая любовь. Ее звали Вера. Это было в пятом классе. Родион каждое утро выходил из дома на полчаса раньше и караулил одноклассницу около дома. Затем он как будто случайно встречал ее и предлагал поднести портфель. У Веры были такие же огненно-рыжие волосы…

Не отрывая взгляд от погибшей девушки, Радош начал читать стихи:

Женское тело — это стихи, Они написаны богом, Он в родословную книгу земли Вписал их в веселии многом. То был для него благосклонный час, И бог был во вдохновенье, Он хрупкий, бунтующий материал Оформил в стихотворенье. Воистину тело женщины — песнь, Высокая Песнь Песней; Строфы — стройные члены его, И нет этих строф чудесней.

— О! Опять Урсула?

— Гейне, идиот!

— Ясно дело, что этот Гейне идиот! — Гиля громко заржал. — Ты, Родя, не увиливай! Кто выиграл?

— Ты, — грустно произнес Радош.

— То-то и оно! Кстати, тебе еще мамашу «скоропостижно очищенной» успокаивать надо.

— Какую еще мамашу?!

— Да девка эта с мамашей сюда приехала. Иначе наотрез отказывалась.

— Гиля, сколько раз тебе говорить, нечего их сюда семьями возить!

— Родя, ну у тебя же свербело в одном месте! Я вынужден был уступить, чтобы не устраивать скандала раньше времени. Они же еще не до конца обработанные были. Вернее, мамаша уже в кондиции, а вот дочка…

— Ясно. Ладно, ты иди труп пристраивай, а я пойду возвещу о свершившемся чуде.

— А сто баксов?

— Опять?

— Родя, ну ты же расценки Михалыча знаешь. Сотка за труп.

— Слушай, если бы он столько не пил, то уже на наших жмурах смог бы дом в Ницце купить.

— Да уж… Местное кладбище лучше не раскапывать, — Загоруйко спрятал стодолларовую купюру в карман и вышел в коридор, Радош отправился следом.

— О великий Радош, пророк Всевышнего и учитель наш, спаси меня и помилуй! — кинулась мать погибшей несколько минут назад девушки к вошедшему в полуподвальное помещение наставнику. Несчастная упала на колени и склонилась в подобострастном поклоне.

— Встань! Встань, мать, стяжавшая у Бога прощение! — Радош говорил громким торжественным голосом. — Через дочь твою спасен весь ваш род — все жившие ранее до третьего колена и все, кто будет жить после вас — до седьмого!

— Как же это?! — заплаканные глаза матери светились счастьем. — Галенька, моя Галенька, я всегда в нее верила, всегда верила.

— Дочь твоя, получив очищение, вознеслась на небо ко господу, по святой воле его! Она призвана к великому служению пребывать телесно в чертогах царских!

— Да как же это? — женщина была полностью обескуражена. — Умерла моя Галенька? Умерла девочка?! — мать была близка к истерике.

— Не умерла она, мать, не умерла, но телесно взята на небо. Жди, и явится тебе дочь, явится в одежде царской с дарами несметными! Скоро это будет, уже скоро! Радуйтесь все, ибо сегодня явлено чудо, каких не было уже 525 лет!

С облегчением Радош покинул подвал, распорядившись на ходу, чтобы к нему позвали Оленьку и Валеньку, а через час подали ужин.

* * *

Светлана Леонидовна мучилась от бессонницы уже третью ночь подряд. Она забывалась в каком-то тяжком полуобморочном состоянии на считанные минуты и приходила в себя, дрожа всем телом от сильного озноба. Утром она ехала в офис, где ни на кого не обращала внимание. Ее целью были занятия с Тришем, проходившие в собственном кабинете. Светлана плохо соображала, что от нее просят и что ей приходится делать, но старалась изо всех сил, и Триш ее постоянно хвалил.

На сегодня было назначено «посвящение в истину». Вот уже не менее получаса они ехали куда-то в салоне служебного Nissan Maxima. Триш отпустил водителя и сам сел за руль. Светлане он завязал глаза, объяснив это тем, что до окончательного посвящения избранный не должен видеть здания, где происходят собрания братьев и сестер. Наконец машина остановилась, и женщина, осторожно ступая, вошла в помещение. Триш заботливо поддерживал ее под руку. Светлану усадили в кресло и сняли повязку. Она сидела в комнате без окон. Единственное кресло стояло посередине. На центральной стене располагалось световое панно, на котором был изображен Радош в полный рост. Наставник был одет в странного вида разноцветный балахон. Перед панно стоял подсвечник с семью погашенными свечами. Триш молча вышел, закрыв дверь на ключ.

Светлана не могла точно сказать, сколько времени она находилась в томительном ожидании — может быть пять минут, а может десять часов. Наконец, из скрытых динамиков полилась странная музыка. Под аккомпанемент какого-то струнного музыкального инструмента звучал мужской голос, произносивший невнятное бормотание и слабо различимые наборы звуков. Темп музыки и ее громкость то усиливались, то плавно ослабевали. Светлана начала невольно раскачиваться в такт мелодии.

Вдруг все семь свечей вспыхнули сами собой, панно с изображением наставника плавно отъехало в сторону, и в комнату торжественно вошел Радош. Из динамиков зазвучал торжественный баритон:

— Пророк господень и его благовеститель Радош! На колени!

Светлана бухнулась на пол, склонив голову вниз. Радош грациозно опустился в кресло и приказал.

— Избранная Господом, повернись ко мне.

Светлана повиновалась. Она стояла на коленях, распрямив спину и глядя Радошу, торжественно восседавшему в кресле, прямо в глаза.

— О, избранная из избранных, очистившая душу и посвященная Владыке! Готова ли ты познать истину?! Готова ли ты принести клятву верности своему господину — рабу Господа?!

— Готова.

— Готова, господин! — поправил ее Радош.

— Готова, господин! — в смущении повторила Светлана.

— Готова ли ты пройти испытание нестяжанием и строгим постом, живя в общине вместе с братьями и сестрами по вере?

— Готова, Господин!

— Тогда слушай истину! Слушай внимательно, ибо не многие на земле сподобились этого великого знания! Великий Господь родил Сына, Который регулярно воплощается на земле ради спасения людей. Его цель — райская жизни на земле для всех людей, когда не будет болезней, голода и несчастий. Все могло быть сделано две тысячи лет назад, когда Сын воплотился в Своем очередном воплощении — Иисусе Христе, но миссия оказалась неудачной. Всему виной Его ученики, извратившие божественное учение в своих корыстных целях. Они стремились властвовать на земле, они создали свою церковь, они отвергли учение о реинкарнации, они запретили сексуальную свободу, они отдали себя в услужение власть имущим ради земной славы и богатств. И теперь спасение людей находится в опасности. Всему виной мерзкие христиане, расплодившиеся по всей земле. Эта зловредная секта заманивает в свои сети все новые и новые заблудшие души, лишая людей знания истины, а весь мир — райского блаженства. Сегодня Господь предпринял самую последнюю попытку спасти мир! Сын Божий снова воплотился на земле в Своей последней реинкарнации, но пребывает здесь тайно. Господь избрал пророка и благовестителя Сына — великого Радоша, через которого и сообщается человечеству голос истины! Великий Радош — последняя надежда людей! Великий Радош — единственный путь ко спасению и благоденствию! Каждый, кто поклонится Радошу, как пророку Единого Бога, будет спасен вовеки. Все мы — избранные из избранных, на которых указал перст Божий — члены великой и единственной истинной церкви Бога — «Церкви Сына Царствующей». Вступая в это царство Бога на земле и давая клятву, скрепленную кровью и огнем, мы должны отринуть все земное! Мы должны отказаться от всего имущества в пользу нашей Церкви. Все свое время, все мысли, каждое дыхание мы должны отдавать Господу нашему через послушание великому Радошу! Слово Радоша — непререкаемый закон, несомненная истина, нерушимый столп правды! — в комнате повисла оглушающая тишина. Светлана по-прежнему стояла на коленах, ее тело била крупная дрожь, а по щекам текли слезы: тушь не выдержала, прочертив до самого подбородка отчетливые черные дорожки. Тем временем Радош поднялся и подошел к семисвечнику. В полной тишине раздался его громкий голос, заставив Светлану вздрогнуть:

— Готова ли ты, избранная из избранных, стать частью Церкви Сына Царствующей? Готова ли ты подписать свои обеты кровью и огнем?! Готова ли ты посвятить всю свою жизнь служению Господу нашему и Владыке?!

— Да, мой господин! Я готова, готова! — глаза Светланы горели огнем, голос ее срывался.

— Это твое решение! Подойди ко мне!

Светлана повиновалась. Радош достал из под балахона лист желтоватого пергамента, на котором от руки витиеватым почерком был написан текст.

— Читай, избранная из избранных! — Радош торжественно протянул пергамент Светлане.

Я, избранная из избранных, прошедшая очищение и призванная служить Господу и единственному пророку его Великому Радошу, становлюсь частью единственной истинной церкви Господа Моего и единственного пророка Его Великого Радоша — «Церкви Сына Царствующей». Я делаю это добровольно, ради Господа моего и единственного пророка Его — Великого Радоша. Ради великой цели — установления рая на всей земле для всех людей — которую ставит передо мной Господь мой и единственный пророк Его Великий Радош, я отрекаюсь:

— от моего имени Светлана;

— от моих родителей;

— от всего моего движимого и недвижимого имущества, завещая его на исполнение воли Господа моего и единственного пророка Его Великого Радоша;

— от любой земной веры, религии, философии и иных убеждений, кроме учения Господа моего, явленного через единственного пророка Его Великого Радоша;

— от Христа и Церкви Его;

— от дочери моей — гнусной христианки;

— от своей воли, отдав ее в руки Господа моего и единственного пророка Его Великого Радоша.

Да пребудет со мной Господь!

Калиока.

— Все ли тебе понятно, избранная из избранных?

— Да, мой господин.

— Готова ли ты скрепить этот документ кровью и огнем?

— Готова, мой господин!

— Будь по-твоему!

Радош вынул из семисвечника небольшой нож с коротким обоюдоострым лезвием и сделал на ладони правой руки Светланы глубокий надрез. Женщина слегка поморщилась.

— Теперь наложи свою руку разрезом на нижнюю часть пергамента.

Светлана повиновалась. На листе осталась широкая кровавая полоса.

— Теперь ты должна держать руку над центральной свечой, пока кровь не свернется. — командовал Радош.

Светлана закусила нижнюю губу до крови — так ей было больно, но она терпела, пока ладонь не покрыл грубый ожог.

— Поздравляю тебя, сестра! Да будет имя твое до скончания века — Калиока!

Светлана Леонидовна рухнула на пол в беспамятстве.

Она пришла в себя в соседней комнате. Ее заботливо посадили в широкое глубокое кресло, перед которым стоял небольшой журнальный столик. Напротив расположились четверо мужчин: Радош, Гиля, Триш и незнакомец в круглых очках и потертом вельветовом пиджачке. Весь его вид напоминал классический образ «канцелярской крысы», а непрестанно бегающие глаза создавали впечатление, будто каждую секунду своей жизни он занимается чем-то неприличным или противозаконным.

— Итак, Калиока, — торжественно начал Радош, когда Светлана окончательно пришла в себя. — Теперь ты должна подтвердить искренность своих намерений, избавившись от тяжести груза мирских соблазнов.

Триш подал наставнику папку, из которой тот достал пачку документов — это были пакет учредительных документов компании, свидетельство о собственности на квартиру и документы на два личных автомобиля новообращенной.

— Но как они оказались у вас? — Светлана, сразу узнав документы, была в искреннем изумлении. — Они же лежали в моем личном сейфе?

— Калиока! Неужели ты не поняла, что для Господа не существует преград?

— Да, я понимаю, но…

— Мы можем начать, или клятва твоя была тщетной?! — в голосе Радоша зазвучали стальные нотки.

— О да, мой господин!

— Хорошо. Приступайте Лазарь Соломонович, — кивнул наставник незнакомцу. — Нотариус подготовил все необходимые документы.

Светлана подписывала не глядя, и вскоре дело было кончено.

— А теперь, Калиока, поклянись, что избавилась ты от всего груза бренного мира, терзающего души страждущих! — Радош встал со стула, и его примеру последовали все остальные.

— Клянусь! — торжественно подтвердила Светлана.

— Ты ни о чем не забыла, Калиока?

— Нет, мой господин!

— Да-а-а-а-а… Похоже, твоя решимость полна лукавства!

— К-к-к-как? О ч-ч-чем вы?

— А дача в Барвихе?! Где документы на нее?! Решила оставить на черный день?!

— Но, мой господин, я думала, вы знаете об этом?

— Я знаю все! Говори!

— Да, у меня есть, то есть была дача, но я оформила ее на свою дочь.

— На гнусную христианку! Как ты могла?!

— О мой господин! — Светлана бросилась к ногам Радоша. — Так получилось, я же не знала, что это как-то помешает. Понимаете, я не хотела чем-то быть ей обязанной, она не жила в нашей квартире, ну вот я и оформила, чтобы она уже более ни на что не претендовала. Да, конечно, это была ошибка, но…

— Хватит! Закроем тему. Ты ни в чем не виновата, Калиока. Я проверил твою честность, и ты выдержала последний экзамен. Отправляйся же навстречу Господу, иди дорогой светлой и лучистой. Я помню о тебе, — Радош собрал документы в папку, и они с Гилей покинули помещение.

* * *

— Госпожа Зарубина, добрый день! — Радош, сидя на заднем сиденье служебного автомобиля Светланы Леонидовны, улыбался, держа в руке мобильный телефон.

— Добрый день, господин Святославский. Рада вас слышать, — неожиданно голос Елены оказался уверенным и бодрым.

— Судя по голосу, вам удалось принять окончательное решение. Я прав?

— Да, Родион, вы совершенно правы.

— С радостью выслушаю ваш ответ.

— Не думаю, чтобы он вас обрадовал, хотя… Короче, так! Я, безусловно, отказываюсь от вашего предложения, считая его грабительским и абсолютно для меня неприемлемым. И в свою очередь делаю вам встречное предложение. Не я отдаю вам свой бизнес за 30 %, а вы мне свой, но только за 15 %. И, поверьте, эти самые 15 % при моем участии со временем станут существенно больше, чем те 100 %, которые вы имеете сейчас.

— Ну что же, это ваше окончательное решение?

— Да, это мое окончательное решение.

— Вы отдаете себе отчет в том, что больше разговоров не будет?

— Да, отдаю, и хватит мне угрожать.

— Ну что же, прощайте, Леночка, прощайте, — Радош откинул телефон в сторону, и улыбка словно по мановению волшебной палочки исчезла с его лица. — Мерзавка! Она еще смеет предлагать мне такое!

— Родя, тебе предложили взять кого-то замуж?

— Гиля, хватит! Мне не до шуток. Ты убьешь эту суку!

— Для тебя все что угодно.

— Вот ее координаты, — Радош протянул Загоруйко бумажный пакет. — Мне все равно как ты это сделаешь, но пока она ходит по земле, я не смогу нормально спать, — он посмотрел на часы. — И давай, Гиля, в аэропорт. Не могу я видеть этот гнилой город. Полечу домой, а ты доделаешь все дела.

— Слушаюсь, шеф!

* * *

Калиока уже вторые сутки ехала в плацкартном вагоне поезда Москва-Красноярск. Она путешествовала в компании других сестер, ставших избранными членами «Церкви Сына Царствующей». Светлане досталась боковая верхняя полка, однако ее, привыкшую путешествовать исключительно в салоне безнес-класса, это удивительным образом не волновало. Калиока была счастлива. Буквально каждая секунда ее жизни теперь была занята. Вместе с сестрами они уединялись в тамбуре на молитву, читали книги великого Радоша, и даже ночью, сквозь сон, ее мозг впитывал «истину», которую вещал учитель через крошечные наушники от дешевого плеера, подаренного Тришем после ее посвящения. О! Она никогда в жизни не получала более ценного подарка, чем эта пластмассовая коробочка тайваньского производства вместе с набором кассет, где был запечатлен голос великого пророка.

Калиока… Теперь ее звали именно так. Но изменилось не только имя, не только образ жизни несчастной женщины, но даже ее мысли и чувства. Казалось, она уже никогда не вспомнит свое настоящее имя — Светлана Леонидовна. Светлана Леонидовна Озерова…

* * *

Елена Зарубина выходила из подъезда в приподнятом расположении духа. За прошедшие пару дней проблемы стали реально рассасываться. Елена вздохнула свободно и уже строила наполеоновские планы по расширению своего бизнеса на восток. Ранее она никогда об этом не думала. «Спасибо бабе Дусе! Вот где мудрость! Надо будет отправить ей еще деньжат!» — подумала она, садясь в салон служебного автомобиля.

«Пучеглазый» Мерседес важно выруливал на проезжую часть, миновав арку большого сталинского дома. Никто не обратил внимания на скромную старенькую шестерку, припаркованную рядом. Елена не услышала выстрелов. Сначала она увидела, как странно дернулась голова водителя, и красный фонтанчик брызнул на охранника. А потом тонированное стекло рядом с ней неожиданно покрылось сеткой трещин, расходящихся от небольшой дырки ровной округлой формы. Свет померк, и Елена Зарубина уже не увидела, как в ее любимый Мерседес, потерявший управление, на полном ходу врезался огромный груженый бетонными блоками грузовик.

Шестерка сорвалась с места и понеслась в сторону области. Уже через полчаса ее найдут сотрудники милиции в нескольких кварталах от дома Зарубиной. Естественно, салон ее будет пуст. Только два автомата Калашникова, пахнущие порохом, будут валяться на покрытом гильзами полу.

В ближайшее воскресенье отец Михаил — настоятель храма на Воробьевых горах — выходя из церкви после службы, обратил внимание на тело молодой женщины, которое привезли для отпевания. Пуля попала Елене в голову и прошла навылет, но специалисты из бюро похоронных услуг сделали свое дело на совесть, и священник узнал недавнюю посетительницу. Постояв пару минут у гроба, отец Михаил уступил место священнику Илье, начинавшему чин отпевания, а сам вышел на улицу. Присев на скамейку во дворе, батюшка тяжело вздохнул и украдкой смахнул непрошеную слезу…

Казенный дом

Я знаю, милая, и без гадания: Дороги разные нам суждены. Опять по пятницам пойдут свидания И слезы горькие моей родни. Автор неизвестен

Катя Заречина — в девичестве Озерова — сидела в глубоком мягком кресле в холле пятизвездочного отеля Coral Beach. Именно здесь назначил ей встречу Майкл, который должен был прийти не один. Богатый клиент из России строил солидную виллу и был заинтересован в эксклюзивном дизайне интерьера. Еще в Москве Катя договорилась со своей начальницей, с которой у них сложились дружеские отношения, об отпуске без содержания за свой счет: заказов в агентстве в это время года было совсем мало. В этот период девушке предстояло определиться, где она будет жить и работать.

Катя чувствовала себя не в своей тарелке. Она не привыкла ездить куда бы то ни было без Дениса. Мысли о муже, о его подлой измене сразу вызывали жгучую боль, но и не думать, не вспоминать о нем она не могла. Катя любила Дениса, несмотря ни на что. За прошедшие годы он стал для нее самым близким человеком, который сейчас словно отрывался по живому, оставляя мучительно болящую кровавую рану. Ожил мобильный телефон, и Катя, решив, что это звонит опаздывающий Майкл, не глядя на определитель, ответила.

— Алло!

— Катя, доброе утро, — в трубке раздался голос ее свекра — Григория Александровича. Его траурный тон не предвещал ничего хорошего. — Хотя, добрым его врядли назовешь.

— Здравствуйте, Григорий Александрович, что случилось?

— Это я хотел бы знать, что случилось, — свекр неожиданно резко повысил тон. — Что у вас, мать вашу, вообще происходит, а?!

— Это вопрос не ко мне, — голос Кати вмиг похолодел. — Думаю, Денис лучше меня расскажет вам о своих холостяцких похождениях.

— Ох… Катенька, ты не сердись на меня, я вообще ничего не понимаю, вот и срываюсь. Прости. А у Дениса я ничего спросить пока не могу. В тюрьме он.

— Где?! — Катя почти закричала. Проходящий мимо портье вздрогнул и с удивлением обернулся.

— В тюрьме, Катя, в тюрьме. Он убил человека. Случайно. Я подробностей пока не знаю — звонил Соколов, но он был хмур и сказал, что дело сложное и пока ни за что нельзя ручаться.

— Григорий Александрович, вы сейчас где?

— Я в Питере в аэропорту. Через полчаса мой рейс на Москву. А ты где?

— Я на Кипре, в Пафосе. Постараюсь вылететь… — Катя посмотрела на настенные часы. Они показывали 9.40 утра. В этот день в Москву был только рейс «Аэрофлота», вылетавший из Ларнаки. Регистрация начиналась в двенадцать с небольшим, до аэропорта ехать не более двух часов… — Успею! Постараюсь вылететь сегодня, если будет хотя бы одно местечко. Все, Григорий Александрович, до встречи в Москве, — Катя поспешно забрала лежащие на журнальном столике вещи и бросилась к выходу.

— Доброе утро, Катенька, прошу прощения за опоздание! — в отель входил Майкл в сопровождении мужчины крупного телосложения. Угрожающее впечатление от внешнего вида незнакомца усугублялось абсолютно лысым черепом, сидящем на короткой толстой шее. Катя остановилась, подбирая слова извинений. — Вот познакомьтесь, Владимир Николаевич, наш клиент.

— Да можно просто Владимир — незнакомец смущенно улыбнулся, протягивая огромную ладонь, на тыльной стороне которой красовалась татуировка «Вован». Вообще казалось, что больше половины площади тела «Вована» была синей от «нательной живописи», а сам незнакомец будто стеснялся своего устрашающего вида. — Рад познакомиться!

— Мне тоже очень приятно, только… Понимаете, я прошу прощения, но мне нужно срочно в аэропорт. У меня беда. Надо лететь в Москву.

— Катя, что случилось? — вмиг посерьезнел Майкл.

— Да, Катенька, вы давай уж поделитесь, может, я смогу чем помочь?

— Да нет, вряд ли. Мой муж попал в тюрьму, а вот за что и при каких обстоятельства — пока не знаю.

— Это скверно, — Владимир инстинктивно провел ладонью по бритому черепу. — Надо прокуратуру зарядить, адвоката найти. Я, Катя, смог бы вам помочь…

— Владимир, спасибо, — прервала девушка собеседника, — только нам уже помогают.

— Может, уровень моей помощи будет покруче? — собеседник криво ухмыльнулся.

— Ну не знаю. Мужу помогает заместитель Генпрокурора России.

— Соколов? — лицо Владимира резко вытянулось.

— Да, а вы его знаете?

— Еще бы! Это правильный мент. Тогда я за вас спокоен.

— Ладно, я побежала! Простите еще раз.

— Думаю, с такой крышей она скоро вернется, — сказал обладатель колоритной татуировки «Вован», глядя в спину убегающей Катерине. — Иваныч дело знает туго. Ну а мы с тобой, Мишаня, чего? По пиву?! — огромная ладонь легла Майклу на плечо.

— Ой, Володя, пожалейте мою печень!

— Да будет тебе! Пошли, пошли, а потом обсудим еще план летней веранды — я там поставлю холодильничек с пивком, чтобы из бассейна в дом каждый раз не бегать. Вот братаны оценят!

Самолет, летевший рейсом Ларнака — Москва, плавно заходил на посадку. Кате чудом удалось попасть на борт — видимо, кто-то из пассажиров опоздал на рейс. Еще в воздухе она решила, что в первую очередь сделает, приземлившись в Москве — отправится в Данилов монастырь в своему духовнику о. Кириллу. Катя корила себя самыми последними словами, что не сделала этого еще до отлета на Кипр. Она была настолько убита поведением Дениса, что даже не подумала о том, что в подобной ситуации надо в первую очередь обратиться к Богу и попросить духовного совета у священника.

Беспрепятственно пройдя паспортный контроль, Катя через зеленый коридор вышла в зал прилета Шереметьево-2. Сотрудник аэропорта с фирменным бэджем на груди предлагал услуги такси. Конечно, Катерина понимала, что здесь такси будет стоить баснословных денег, но сил, а, главное, времени добираться до города на общественном транспорте у нее не было.

— Куда едем, красавица? — весело спросил водитель. Парню было не больше 25–28 лет.

— Пожалуйста, в Даниловский монастырь.

— Любой каприз за ваши деньги! — машина тронулась с места. — Только зачем же так сразу — в монастырь! Такая хорошенькая девушка…

— Давайте не будем! — отрезала Катя.

— Ладно, ладно. Только скажите, это монастырь-то женский?

— Нет. Мужской.

— Ну тогда мне все понятно! — зашелся смехом водитель. — Это дело другое! Это дело понятное!

Катя вся кипела от злости, но ответить ничего не могла. Она всегда терялась перед таким вопиющим и наглым хамством. Мало того что негодяй срубит с нее огромные деньги за рядовую поездку, так еще и издевается. Трудно сказать, какие слова были более оскорбительными — сказанные в свой собственный адрес или в адрес таксиста. Водитель же явно оказался на своем любимом коньке и пытался «развлечь» пассажирку всю дорогу вплоть до главных монастырских ворот. С огромным облегчением Катя расплатилась с молодым хамом и почти бегом направилась вглубь монастыря. Вечернее богослужение еще не закончилось, и девушка рассчитывала найти о. Кирилла в церкви. Но ее ждало очередное разочарование: иеромонах был в отъезде. Кате сказали, что из паломнической поездки он вернется не ранее, чем через неделю.

Вот и знакомый до боли подъезд, вот дверь квартиры, в которой случились самые лучшие, самые яркие мгновения жизни — Катя в этом не сомневалась. В сильном волнении она вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Много бы отдала она сейчас за то, чтобы ее встретил Денис! Встретил с веселой улыбкой на лице: «Привет, Котенок! Ужинать будешь?» Это все было в прошлой жизни. Вспыхнул свет в прихожей. Катя разулась и прошла в гостиную. Кровь прилила к вискам. На полу лежала скомканная одежда мужа. Катерина живо представила себе в какой ситуации еще совсем недавно эта одежда, наверное, вот так же валялась на полу. Всепоглощающая ревность накрыла ее с головой. Она подцепила ногой пиджак, отшвырнула его на диван и захлопнула дверь в комнату.

Катя устроилась на кухне. Слезы катились по ее щекам, а дрожащие руки держали стакан с минералкой. Постепенно успокаиваясь, девушка вспоминала эпизоды их с Денисом совместной жизни. Вспоминалось только хорошее. Вот кабинет Соколова. Как же смешно тогда выглядел Денис! Катя невольно улыбнулась. Вот первая поездка на Кипр, чудесный дом в Коралловой бухте. Немного успокоившись, Катя переоделась, налила себе чаю и позвонила Григорию Александровичу. К сожалению, пока не было никаких вестей. Свекор, насколько мог мягко, изложил невестке обстоятельства совершенного Денисом преступления и сообщил, что, возможно, завтра несчастному арестанту уже можно будет позвонить по телефону.

— Григорий Александрович, а вы не могли бы мне дать номер телефона о. Николая, который служит в Одинцово? — эта мысль пришла Кате в голову совершенно неожиданно.

— Конечно, подожди секундочку, — Заречин-старший продиктовал номер, и они распрощались.

Часы показывали начало одиннадцатого вечера. Если звонить священнику сегодня, то делать это надо прямо сейчас. Тяжело вздохнув, Катя набрала номер.

— Алло.

— Батюшка, благословите! — Катя немного заикалась от волнения.

— Бог благословит!

— Батюшка, это Катя, Катя Заречина, супруга Дениса. Вы меня помните?

— Как не помнить, Катенька! Рад вас слышать! Как мое нерадивое чадо? Это я Дениса имею в виду, — батюшка был явно не в курсе тех бед, что обрушились на семью Заречиных.

— Отец Николай, а вы, наверное, еще не в курсе…

— Не в курсе чего? — священник вмиг насторожился. — Что у вас стряслось?

— Простите, я думала, что Григорий Александрович или Александр Иванович вам уже все рассказали… Хотя. Я сама сначала ускакала на Кипр — бестолочь, а уж потом вспомнила о своем духовнике.

— Катя, не томите! Что у вас стряслось?!

Катерина, как могла кратко, рассказала о произошедших событиях. В трубке повисла тягостная пауза.

— Да… — наконец ответил священник. — Ну вы, ребята, даете! Скажу честно, ТАКОГО я не ожидал! Катенька, и что вы решили делать? Я имею в виду вы лично?

— Не знаю… Я убежала на Кипр, начисто забыв обо всем, кроме своих кровных обид. Вот вернулась и совершенно не представляю, что теперь делать. Поэтому и звоню вам. Надеюсь, вы не оставите нас, дадите нужный совет, — Катя с трудом сдерживала рыдания.

— Катенька, конечно, я помогу вам, чем смогу. Только, сами понимаете, по телефону это сделать сложно. Я завтра служу Литургию часов до одиннадцати. Вы сможете подъехать к этому времени?

— А во сколько служба начинается? Я бы к началу подъехала.

— Это будет здорово! Приезжайте в половине девятого.

— До свидания, батюшка.

— С Богом, Катюша!

Отец Николай отложил трубку телефона, взял из книжного шкафа молитвослов и встал на колени перед иконами. Свет в комнате священника так и не погас в эту ночь до самого утра…

Катя не спеша брела по узкой асфальтированной дорожке, ведущей от храма к платформе «Отрадное». Разговор с отцом Николаем был позади. Стало ли ей легче? Безусловно! Но все равно по ее щекам катились слезы. Кате было слишком досадно, что она в свое время не обращала внимания на столь очевидные вещи. Многого она просто не понимала, а от чего-то отмахивалась, следуя банальному эгоизму. Вновь и вновь всплывали в голове отрывки долгого и непростого разговора…

— Да, Катя, наломали вы дров, — священник только что внимательно выслушал Катин рассказ о том, что произошло в самое ближайшее время, а также о том, что этому предшествовало. — Я, конечно, и с себя вины не снимаю, но Денис, к сожалению, слишком редко приезжал ко мне в последнее время, да и не стремился он обсуждать ваши внутрисемейные отношения.

— Да, батюшка, я тоже не советовалась с духовником на эту тему. Думала, что это более наше личное дело.

— Ну, отчасти это так. Муж и жена — самые близкие друг другу люди. Здесь трудно вмешивать кого-то постороннего. Однако же духовного отца трудно назвать посторонним. Более того, священник действительно может дать дельный совет по тем или иным жизненным вопросам. Вот, например, в вашем случае вы, Катя, были совершенно не правы в том, что решили вопрос о дополнительном воздержании в супружеской жизни самостоятельно, без осознанного на то согласия мужа.

— Батюшка! Но он сначала согласился, сказал, что, мол, давай попробуем, а потом… Я думала, что это у него просто блажь такая, что он вредничает. Ну, свою власть хочет показать, что, мол, я мужчина, вот и давай… А мне обидно это очень было.

— Да уж, Катя, действительно подавляющему большинству женщин сегодня очень обидно видеть в своем муже мужчину. Я имею в виду не в постели и не тогда, когда он защищает жену от уличного хулигана, а в обычной повседневной жизни. Вот так просто день за днем уж если и не любить, то хотя бы уважать мужа как главу семьи. Что же касается интимных отношений, то здесь требуется огромная осторожность, внимание и предупредительность. Поймите, Катя, темперамент у разных людей разный. Более того, сексуальность конкретного человека меняется в течение жизни. И здесь требуется максимум снисхождения одного супруга к другому. Вот скажите мне, если вас закрыть в вашей квартире, а на холодильник навесить замок. Из еды оставить только воду и хлеб и подержать вас так с месяц. Можно ли будет сказать, что этот месяц вы постились?

— Ну разве что формально.

— Вот и я о том. Пост — дело добровольное и осознанное. И если один супруг лишает другого законного права на супружеские отношения, то по-простому это называется большое свинство. Подумайте сами, куда супругу идти, если плоть его неспокойна? Ведь брак установлен Господом в том числе и для этого — для усмирения плоти. Помните, что советовал апостол Павел вдовам? Да, лучше оставаться незамужней, но если трудно справиться с плотью, то тогда надо выходить замуж.

Вспомнив эту часть разговора, Катя, стоя на платформе в ожидании электрички, инстинктивно втянула голову в плечи.

— Ну и дура же ты, Екатерина Витальевна! Ох и дура! — тихо шептала она.

Тем временем подошла электричка, и Катя села в полупустой вагон. Состав тронулся, а Катерина вернулась к воспоминаниям беседы.

— Поймите, Катенька, семейная жизнь — это не только совместные дети, кастрюли, отдых у моря и супружеская постель. Супруги прежде всего люди, а человек не может без общения. И горе тем семьям, где муж и жена замыкаются каждый в своем мирке — в своих приятелях, персональных интересах, работе и прочем. Супруги должны интересоваться друг другом, они должны просто разговаривать. А вот когда оказывается, что поговорить им не о чем, то это беда! И, понимаете, здесь мало формального интереса. Надо искренне интересоваться делами второй половины, и, кроме этого, надо уметь слушать! Надо уважать своего собеседника! Знаете как бывает: «Ну, что у тебя на работе?» — спрашивает жена. «Да начальник сегодня вызывал, говорит»… — только было начал муж. «Ой смотри, смотри, какое у нее платье! — кричит жена, тыча пальцем в телевизор. — Классное какое! Да, так что там у тебя на работе?» — «Да вот начальник, говорю, вызывал, ну и думает, что мне пора»… — «Тебе на гарнир картошку или макароны?» — «Все равно». — «Да и чего там у тебя? Да, кстати, а ты слышал, что американцы там опять кого-то разбомбили?! Вот нахалы!» — Катя невольно улыбнулась.

— Да, Катенька, со стороны выглядит смешно, но знаете сколько семей живет именно с таким вот уровнем общения? И, скажите на милость, будет этот бедный мужик хотеть что-то рассказывать своей жене? Нам часто не хватает не только любви и внимания, но элементарного воспитания. Люди забывают простейшие правила общения: не перебивай собеседника; не смотри в сторону, если собеседник смотрит тебе в глаза и тому подобные вещи. Да, я понимаю, что дома нам хочется отдохнуть. Мы и так вынуждены играть слишком много ролей в своей жизни, чтобы еще дома кого-то из себя изображать. Но в том-то и отличие подлинной, я бы сказал, врожденной воспитанности, от показухи, на которую способны многие. Надо стараться, чтобы принятые в приличном обществе нормы поведения вошли в самую сущность человека. Это не происходит сразу. И здесь супруги должны помогать друг другу, подсказывать, указывать на ошибки. И встает очередная проблема: «Чего ты меня учишь?! Лучше на себя посмотри!» — кричит обиженное самолюбие супруга, которому указали на ошибку. И это вместо благодарности! Сложность семейных отношений заключается еще и в том, что супруги в принципе не могут скрывать своего истинного отношения друг к другу — слишком хорошо они знают друг друга, слишком много времени проводят вместе. Понимаете, жена никогда не сможет убедить мужа в том, что искренне о нем заботится, если она забыла, когда в последний раз готовила ему завтрак. И это, увы, не редкость. Понимаете, любой мужчина очень нуждается в самой элементарной женской заботе. И когда он оказывается, например, в командировке, а за завтраком первая попавшаяся соседка за столом предлагает ему сделанный своими руками бутерброд, то у мужика может натурально переклинить голову. Он уже много лет делает эти бутерброды сам, а тут… И он не вспомнит в этот момент, что жена выносила и родила его сына, что она изо дня в день ведет хозяйство, стирает ему белье, моет за ним посуду и так далее. Перед ним будет лежать этот несчастный бутерброд, — как олицетворение женской заботы и ласки.

— Катя, — продолжил священник после паузы. — Может показаться, что я критикую женщин и оправдываю мужчин. Это не так. Доведется мне встретить нашего оболтуса, я найду что сказать и ему, поверьте! И о цветах, и об элементарных знаках внимания, которые нужно оказывать своей жене, и о лежании перед телевизором в семейных трусах, о свежем луке, съеденном с аппетитом за ужином, о футболе и бане с друзьями. Поверьте, Катя, много чего я могу предъявить «заботливым» мужьям…

Катя невольно улыбнулась, глядя на проплывающие за окном электрички деревья.

— Батюшка, но что же нам теперь делать?

— Это сложный вопрос, Катя. Для начала вам надо решить, сможете ли вы простить Дениса, станете ли вы бороться за ваш брак. Ведь с точки зрения церковного права вы можете развестись с Денисом на совершенно законных основаниях. Вашего брака в данный момент не существует. Денис его разрушил, совершив грех прелюбодеяния. И, хотя я не устаю повторять, что в подобных вашему случаях как правило виноваты оба супруга, но все же основная вина лежит на том, кто пал во грех, — повисла тягостная тишина.

— Я не хочу, — тихо начала Катя. — Я не хочу! — неожиданно громко повторила Катерина, и в ее глазах сверкнул огонь. — Я люблю Дениса, я готова бороться за нашу семью!

— Эх, повезло парню, повезло сказочно! — священник светился какой-то внутренней радостью. — Это просто здорово, что вы нашли в себе силы простить нашего оболтуса.

— Ну, простить… Это, наверное, громко сказано. Знаете, батюшка, как вспомню, что я пережила той ночью, — Катя невольно сжала кулаки.

— Понимаю, вас, прекрасно понимаю! Мы его сначала высечем, а уж потом простим! — священник и девушка искренне рассмеялись. — А если серьезно, то ему сейчас нужна наша помощь. Я уверен в том, что эта измена была случайностью. Да, трагической, но все же случайностью. Вот увидите, Денис раскается в этом, и заживете вы вместе счастливее прежнего! Сначала надо постараться вытащить его из тюрьмы, а пока он там — поддержать насколько возможно. Поддержать молитвой, вниманием, заботой да просто ласковым словом. А потом вам надо будет начинать выстраивать свои отношения заново, сделав соответствующие выводы. Главное здесь — разговаривать. Откровенно и честно обсуждать все то, чем каждый из вас недоволен. И, конечно, не уподобляться базарным бабам: «Ты дура! Сам ты дурак!», а стараться искренне понять друг друга.

Катя вошла в квартиру, разулась и первым делом отправилась в до сих пор закрытую гостиную. Она заботливо подобрала с пола одежду Дениса, которая пахла ИМ. Катя только сейчас в полной мере ощутила, как соскучилась по мужу. Да, несомненно, она любила его. Любила и очень тосковала. Произошла страшная трагедия. Да, это именно трагедия, и Денис сейчас наверняка раскаивается. Бедный, как же ему, наверное, сейчас тяжело!

— Вот так всегда, — прошептала Катя, — что имеем, не ценим, а потерявши плачем…

Девушка аккуратно сложила нижние части штанин, расправляя стрелки брюк. Из под нижнего брючного отворота выпал какой-то предмет. Катя замерла. Это было обручальное кольцо Дениса. Еще в тот вечер, когда муж вернулся домой, Катерина заметила, что у него нет обручального кольца. И вот оно! Лежит на полу! Катя бережно подняла его и положила на полку перед иконами. Мысль об обручальном кольце не давала покоя. Если есть в этой жизни знаки свыше, то это, несомненно, добрый знак! С этими мыслями Катя и отправилась на кухню, в очередной раз попытавшись связаться с мамой. Сначала ее телефон не отвечал, а потом стал недоступен.

— Мама в своем репертуаре, — грустно произнесла Катя и набрала рабочий номер Светланы Леонидовны.

— Компания «Даймонд Хиллс», Ольга, добрый вечер.

— Оленька, добрый вечер! А куда опять пропала моя мама?

— А, Катенька, здравствуйте! Светланы Леонидовны сегодня нет и не было.

— Соедините меня тогда с Евгением Дмитриевичем.

— Секундочку.

— Здравствуйте, Катенька! — ответил заместитель Светланы через пару секунд. — Чем обязан?

— Здравствуйте, Женя. Все как обычно, маму потеряла.

— Она вернулась из Милана, но на работу уже второй день не приходит.

— С ней все в порядке?

— Не уверен, Катенька, не уверен. Она тут меня вчера так отчитала по телефону, что у меня появилось чувство, что работаю я здесь последние дни.

— Да ладно вам, Женя! То вы моей мамы не знаете! Она вспыльчива, но отходчива.

— Ну, дай Бог!

— Женя, вы уж меня информируйте, если вдруг что-то?

— Конечно, Катя. У вас-то как дела?

— Ох, Женя, лучше и не спрашивайте! Но я не готова сейчас говорить о грустном.

— Вы уверены?

— Да, Женя, всего хорошего! — и Катя спешно положила трубку.

* * *

Александр Иванович Соколов пребывал в скверном настроении. Хуже всего, что он не видел реальных причин приключившейся с ним хандры. Следствие по делу Дениса продвигалось неплохо. За две недели удалось провести основные допросы. Если так дальше пойдет, то скоро дело отправится в суд, а там, Бог даст, отделается Заречин условным сроком. В худшем случае он отправится на зону, где все равно должно быть полегче. Соколова удивляла странная тишина по поводу этого дела. Все утихло как-то неожиданно. Даже Генеральный ни разу не вызвал подчиненного после того памятного разговора. Елена Зарубина пыталась мутить воду, но у нее, похоже, своих проблем было выше крыши. В конце концов, успокоилась и она.

Супруги Соколовы, попостившись три дня, исповедались и причастились Святых Христовых Таин в ставшей уже родной церкви в подмосковном Одинцове. Отец Николай был в этот раз несколько озабочен. На Исповеди он долго не отпускал жену Александра Ивановича, да и на самого Соколова смотрел так, будто собирался что-то сказать, но никак не мог понять, что же именно.

На следующий день Александр Иванович вел автомобиль по Ленинградскому шоссе на север от Москвы. Было чудесное летнее утро. Солнце уже давно поднялось над горизонтом, но в воздухе еще витала удивительная утренняя свежесть. Рядом дремала любимая жена, верный друг и соратник Вероника Сергеевна. Они не отдыхали вместе уже года два, если не считать кратких выездов из Москвы на несколько дней. В этот раз Соколовых ожидали четыре дня отдыха в одном из самых романтических мест на земле с забавным названием Кукуевка. Давний школьный приятель Александра Ивановича волею судьбы оказался лесником в тихом российском уголке в 300 км от столицы. У Степана был солидный дом в деревне, а на тихой речке он построил маленькую охотничью избушку. Строение стояло на деревянных сваях прямо над водой метрах в 10 от берега. Из дома было два выхода: один — парадный — выходил на деревянные мостки, проложенные от самого берега, другой же — с противоположной стороны — напоминал жилье в Венеции: открыв дверь, хозяин жилища мог созерцать зеркальную гладь воды и деревянные ступеньки, уходящие в реку. Тут же была привязана добротная весельная лодка. Рыбу ловить можно было прямо с мостков, шедших по периметру избушки. Это место, полностью оторванное от цивилизации, пленило Соколовых своей тишиной и каким-то особым ощущением первозданности, здесь даже не работала мобильная связь.

Соколов посмотрел на спидометр. Стрелка колебалась в районе цифры 120. Он сбавил скорость и подумал: «Что со мной сегодня, плетусь как извозчик…»

— Что-то мне сегодня неспокойно, — сказал Соколов вслух и инстинктивно погладил ладонью грудь в районе солнечного сплетения, где «поселился» холодный шарик, особенно беспокоивший его сегодня с утра. Александр Иванович не спал часов с четырех. Промаявшись без сна больше часа, он встал, выпил крепкого кофе и после утренних молитв прочитал акафист святителю Николаю. Это принесло облегчение — холодок под ложечкой испарился, но шарик ожил вновь, стоило Соколову сесть за руль.

— Сашенька, ты просто очень устал, — жена погладила его по макушке. — Сейчас отдохнем, и все пройдет. Вот увидишь!

Александр Иванович взял ладонь жены и поцеловал. Он так любил ее нежные теплые руки, пахнущие домом.

Степан встречал их, сидя на скамейке перед мостками и дымя любимым «Беломором».

— Доехали, слава Богу! — кости Соколова захрустели в крепких объятиях лесного жителя.

— Осторожней! Ну настоящий медведь!

— Здравствуй, Вика! Ты все хорошеешь!

— Спасибо за комплимент, Степа. Ты сам все молодеешь. Не иначе свежий воздух?

— Да уж, не то что у вас в Москве. Ну, давайте в дом. Я вам все покажу, да отбуду восвояси, чтобы не мешать молодым супругам, — Степан весело подмигнул. — Кстати, вы надолго?

— Нет, Степан, на четыре дня всего. Я отгулы взял, плюс выходные, в воскресенье обратно.

— Ясно. А то приехали бы на пару недель, мы бы с тобой на охоту сходили.

— Да не люблю я это дело, ты же знаешь. Вот рыбалочка — другой разговор!

— Тоже неплохо. Вчера окунь хорошо клевал. Так что удачной рыбалки.

Степан проводил гостей и собрался уходить.

— Степа, на минуточку, — Соколов проводил друга до скамейки на берегу. — У меня к тебе небольшое дело.

— Слушаю, Саша, — Степан опустился рядом на скамейку.

— Тут такое дело… Не думаю, что это серьезно, но мой начальник может устроить какую-нибудь пакость. Я на него собрал кое-какой компромат… Оригиналы спрятаны в надежном месте, а здесь, — Соколов достал заламинированную в пластик пачку листов формата А4, - заверенные копии. На первой странице указаны координаты человека, которому это надо передать в случае, если со мной что-то случится.

— Даже так?! И ты без охраны ездишь?

— Степа, ну какая охрана?! От профессионалов не убережешься, а от шпаны я и сам отобьюсь. И вообще. Я, скорее всего, преувеличиваю опасность. Это, как говорится, на всякий случай.

— Саша, а чего ты сразу этому журналисту это не отдашь? Разве так не надежнее будет?

— Он слишком любопытный и нетерпеливый. Боюсь, может нос засунуть раньше времени. Ты, Степа, не переживай, я подстраховался основательно. Эта копия не единственная.

— Понятно. Все сделаю, Иваныч. Но лучше уж эта папочка так у меня бы и осталась.

— Так и будет, не переживай!

Степан уехал, а Соколовы перенесли в дом свои вещи и целлофановые пакеты с продуктами и, раздевшись, устроились на двух раскладушках у воды, поставив рядом с собой табуретку, на которой стояли бутылка сухого вина, пара бокалов и ваза с фруктами.

— Ника, знаешь, какое самое главное событие в моей жизни?

— Очень интересно, и какое же? Я заинтригована! — Вероника Сергеевна легла на бок, повернувшись лицом к мужу.

— Нет, нет, ложись на живот. Мне так нравится гладить тебе спину, — рука Соколова мягко легла ей на плечо. — Самое важное событие в моей жизни — это знакомство с тобой. Все остальное счастье, которое у меня было, лишь производное от главного. Без тебя я не представляю своей жизни.

— Сашенька, милый, я тебя так люблю! Ты самый лучший мужик на свете, а я — самая счастливая баба в мире! — супруги весело рассмеялись. — Нет, правда! Ни разу в жизни я не разочаровалась в том, что вышла за тебя за муж. Мне даже с большинством подруг не интересно общаться, потому что у них любимая тема для разговоров — поиздеваться над своими мужьями, — рука Вероники Сергеевны легла мужу на голову. Она нежно перебирала его волосы.

— Ника, тебе не холодно? Может, пойдем в дом? — Соколов озорно улыбался.

— А и правда, зябко!

Он легко подхватил супругу на руки и понес в избушку. Красный столбик на уличном термометре замер на цифре +27 °C…

Солнце уже давно село. Над идеально ровной водной гладью опустился легкий туман. Тишину нарушал лишь стрекот кузнечиков. В небе светила полная луна, и Соколовы этим вечером не зажигали свет. Они перекусили, лежа в постели, и наслаждались этим чудным летним вечером, тишиной и друг другом. Александр Иванович прикрыл простыней спящую жену, а сам отправился закрыть ставни на окнах и проверить, заперты ли двери.

Только он лег в постель, как жена во сне прижалась к нему. Он нежно гладил ее по волосам, глядя в потолок. Неожиданно в груди опять проснулся «ледяной шарик». Уснуть было невозможно, так и лежал Соколов с открытыми глазами, обнимая мирно посапывающую супругу. Он вспоминал день их знакомства.

Соколов медленно брел по Страстному бульвару в сторону Тверской площади. Ласково светило мягкое весеннее солнце. В центре города совсем не осталось снега, и только влажная земля, еще не успевшая покрыться зеленым ковром свежей травы, напоминала о том, что природа только просыпается от зимней спячки. Это удивительное время года, когда не только солнце светит по-особому, необычны запахи и даже звуки — к ним будто примешан легкий хрустальный перезвон.

На эту девушку невозможно было не обратить внимание. Солнечные лучи, отражаясь в ее пышных светлых волосах, создавали впечатление светящегося нимба. Соколов не смог оторвать от незнакомки глаз, так и пошел следом, словно на поводке.

— Молодой человек, вы долго будете меня преследовать? — Девушка совсем не сердилась, она с трудом сдерживала смех. Ее большие зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, смотрели с интересом. Александр Иванович смутился, сильно покраснев. Словно загипнотизированный он смотрел на удивительные ямочки на щеках незнакомки.

— Ну вот, по слежке теперь будет незачет, — Соколов наконец немного пришел в себя. — Зато, может, сдам экзамен по курсу охраны важных персон?

— Важных персон? Охраны? — Девушка была заинтригована.

— Конечно, такая, как вы, одна на весь белый свет.

Теперь пришла очередь краснеть девушке. Она опустила голову вниз, ветер ласково перебирал ее пушистые светлые волосы.

— Простите, я вас смутил, но я сказал чистую правду, — Александр Иванович окончательно осмелел и ринулся в бой. — Меня зовут Александр, я могу вас проводить?

— Вероника, — девушка, улыбаясь, подняла взгляд на Соколова. — И долго вы намерены меня охранять?

— Всю жизнь…

Вдруг в ночной тишине явственно послышался скрип плохо смазанных уключин и тихие всплески воды. Вскоре раздался стук дерева о дерево и скрип мостков, идущих вдоль дома. Соколов беззвучно встал с кровати и, подойдя к входной двери, превратился в слух.

— Иди, помоги Джокеру блокировать ставни на окнах, а я займусь входной дверью. Только тихо! Он может быть вооружен, — раздался шепот снаружи.

— А если он проснется и шмалять начнет?

— Тогда валим всех, но это на крайняк! Все должно выглядеть, как несчастный случай. Понял?

— Понял.

Соколов вмиг вспотел. На цыпочках он прокрался в спальню и, прикрыв жене рот рукой, потряс ее за плечо.

— Никуся, тихо! У нас беда! Непрошеные гости. Вставай как можно тише и одевайся. Берем самое необходимое — деньги и документы.

Жена все поняла с первого слова. Она бесшумно встала и начала быстро одеваться…

* * *

— Заречин! С вещами на выход! — бесстрастный, как робот, конвойный стоял в проеме нашей VIP-камеры.

— Что? А куда меня?

— Вещи собрал быстро! И без разговоров!

Меня словно ледяной водой окатили. Что бы это могло значить? Словно во сне, я начал собирать вещи. Юра, с которым мы сдружились за прошедшие две недели, ободряюще пожал мне плечо и отправился к конвойному. За спиной был слышен только шепот и шелест купюр. Я уже собрал вещи, когда конвойный тихо прикрыл дверь в камеру, выйдя в коридор, а Юра мигом подскочил ко мне и зашептал:

— Дэнис, тут творятся какие-то паскудные дела. Тебе поменяли следака, и он распорядился, чтобы тебя перевели в другую хату. Причем очень похоже на то, что тебя собрались прессовать. Хата эта, как тебе сказать, не то чтобы совсем нехорошая, но не по понятиям там живут. Я попробую малявы разослать, но, сам понимаешь, быстро такие вещи не делаются. Так что, если можешь, молись и не бойся ничего! И вот тебе — на всякий случай, — Юра протянул мне заточку: — Спрячь вот так. — Я не успел опомниться, как смертоносная железка была хитроумно спрятана и прикреплена к рукаву ветровки изнутри. — Вот так выхватываешь, — показал Юра нехитрый прием, — и бьешь!

— Юра, подожди, но я не смогу! Не смогу, да и не хочу бить ножом человека! — меня начала колотить мелкая дрожь.

— И не надо! Выхватывай — и острием по тыкве, по руке. Куда-нибудь скользящий удар, уже мало не покажется. Пойми, это на крайний случай. А если шмонать начнут, скидывай незаметно на пол — и всего делов. Ну, давай!

— Юра, позвони Соколову и все расскажи, — шепнул я на прощание и по памяти продиктовал номер.

На негнущихся ногах я вышел в коридор и поплелся по гулким коридорам. «Святителю отче Николае, помоги мне! Защити, спаси, сохрани!» — вдруг сама собой зазвучала в голове молитва. — «О, опомнился! А то все „не могу я сейчас молиться, какими очами на Господа взгляну“… — раздался язвительный внутренний голос. — А как стало плохо по-настоящему, так сразу о Боге и вспомнил?» А что я мог сам себе возразить? Все правильно. Оказался в ситуации хуже некуда, а о молитве забыл — слишком гордым оказался! Ну вот, теперь одумался — не по-хорошему, так по-плохому!

Вспоминая всех святых, Господа и Пресвятую Богородицу, я переступил порог новой камеры. В нос ударил затхлый кислый запах несвежего белья, человеческого пота, табачного дыма и застарелых окурков. С верхних нар спрыгнули два молодых парня с наглыми физиономиями и, подойдя поближе, молча уставились мне в глаза, похабно осклабившись.

— Здравствуйте, — слова давались мне с огромным трудом. Я сильно заикался. — Денис Заречин, статья 107-я.

Бросив скатанный в рулон матрас на пол рядом со столом, стоявшим посередине камеры, я пристроил свою сумку на скамью и достал оттуда приготовленный заранее сверток.

— Это к столу для всех, здесь сигареты, чай… — я замолчал под пристальным взглядом около десяти пар человеческих глаз.

— О! Да ты у нас, типа, грамотный сиделец! — это был один из двух встретивших меня парней.

— А у тебя есть чего мне предъявить? — как же в этот момент я благодарил Юру за науку. Он долго и кропотливо вдалбливал мне правила поведения и основы местного тюремного жаргона. Мне даже показалось, что парень слегка смутился.

— А, я смотрю, чушкарь борзый! — это подключился второй. — Чего вылупился, вон твое место — возле параши! — рука в наколках указала на импровизированный туалет типа «очко».

— Ты что-то перепутал! — я неожиданно осмелел, голос вдруг окреп, я выговаривал слова четко и внятно. — Ты меня раком не ставил, так что к параше не отправляй! Я косяков не рубил! Есть что предъявить, валяй, нет — встреть, как положено! Я честный сиделец!

Парень как-то странно дернулся и в моих глазах засверкали искры. В одно мгновение я оказался на полу. Встать мне не дали, начав вдвоем избивать ногами. «Господи, спаси! Матерь Божия, защити!» — непрестанно вертелось в моей голове. Неожиданно раздался лязг двери и грозный окрик конвойного:

— Прекратить! Что здесь происходит?! — я лежал посреди камеры, а все остальные расселись по нарам, как будто ничего и не было. — Заречин?! Ты решил здесь навести свои порядки? В карцер захотел?! Встать!

Я с трудом поднялся. Болело все тело и особенно сильно голова. Во рту был противный металлический привкус крови, разбитый нос не дышал. — Руки за спину, на выход!

Меня снова вели гулкими тюремными коридорами. Кровь из носа стекала по подбородку и капала на грудь, а я даже не мог вытереть лицо: мои руки сковали наручниками за спиной. В таком жалком виде я и предстал перед следователем Голопупенко…

— Какой кайф! — обладатель оригинальной фамилии даже не пытался скрыть своего злорадства. — Как же я ждал этого момента! Ты даже не представляешь!!! Сколько же ты мне крови попортил, гаденыш! Твою мать, ну как же радостно видеть твое раздолбанное хлебало! — словоизлияния стража закона неожиданно прервались, когда я спокойно опустился на прикрученную к полу табуретку. — Встать! — завизжал он и отвесил мне оплеуху, испачкав руку в моей крови. Я слетел с табурета, больно ударившись головой об пол, наручники с нестерпимой болью врезались в руки. Превозмогая боль, я медленно поднялся. Это было удивительно, но откуда-то у меня появилась внутренняя решимость и уверенность.

— Ты ведешь себя как баба — у меня же руки связаны! Да и дерешься ты так же, чмо! — за это я получил две уже основательные зуботычины.

— А так нормально? — несмотря на вконец разбитую физиономию, я ликовал! Мне удалось-таки стереть мерзкую ухмылочку с этой отвратной рожи.

Голопупенко сел за стол и достал бланк допроса.

— Можете сесть, Заречин. Начнем, — продолжил он, как ни в чем не бывало. — Фамилия, имя, отчество.

— В наручниках разговора не будет.

— Ты, ублюдок, еще по тыкве захотел?! — следователь начал угрожающе приподниматься. Я упрямо молчал. — Конвойный! — крикнул следователь, — сними с него наручники.

Я не спеша помассировал сильно опухшие запястья, покрытые кровавыми ссадинами, после чего достал из внутреннего кармана ветровки платок и начал осторожно вытирать лицо.

— Мой вопрос понятен? — зашипел Голопупенко.

— Вы не представились, и я совершенно не понимаю, что здесь происходит.

— Старший следователь прокуратуры Голопупенко Тарас Семенович, — я невольно улыбнулся. — Ну повеселись, повеселись, сейчас тебе будет не до смеха! Итак. Я веду твое дело об убийстве депутата Левина. Мне предстоит допросить тебя в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.

— Мое дело вел следователь Колосов, вот с ним я и буду говорить.

— Твое дело теперь веду я, а Колосов отстранен. И, кстати, на Соколова тебе тоже надеяться не следует — он погиб, — мой окровавленный платок упал на пол, а Голопупенко наслаждался произведенным эффектом. — Так что начнем, Денис Григорьевич, начнем. Итак. В каких отношениях вы были с Еленой Силиной, в девичестве Зарубиной?

Мои мысли путались, я никак не мог сосредоточиться на главном. А что же главное сейчас? Соколов мертв, мое дело ведет самый гнусный следователь, который меня откровенно ненавидит, в камере меня ждут «неудовлетворенные оппоненты», а этот козел, сидящий напротив, пытается меня на что-то развести. В любом случае, сейчас лучше ничего не говорить и не подписывать. Остался еще адвокат, которого они не в состоянии заменить без моего согласия.

— Я ни слова больше не скажу, пока не встречусь со своим адвокатом.

— О! Еще один американских фильмов насмотрелся! Адвокат твой лишен лицензии и не может более заниматься практикой. Могу предоставить бесплатного адвоката, хотите?

— Нет, не хочу! Я вам не верю! Я плохо себя чувствую и хочу в камеру! — последнюю фразу я громко прокричал. В дверь протиснулась вопрошающая физиономия конвойного. Голопупенко только недовольно махнул рукой.

— Я бы на твоем месте не торопился в камеру, — на лице следователя появилась мерзкая улыбка. — И вообще… Ты бы подумал, стоит ли тебе туда возвращаться? Если расскажешь мне все, что надо и как надо, то сможешь вернуться в свою прежнюю хату. Хочешь?

— Что вы хотите от меня?

— Вот это уже разговор. Я хочу, чтобы ты признался в том, что собирался прибрать к рукам банк, принадлежащий Елене Силиной. Сначала ты убил ее покровителя — депутата Левина — выставив все как убийство по неосторожности. Заранее ты подготовил убийство самой Силиной, решив, что, раз ты будешь сидеть в тюрьме, то на тебя подозрение не падет. Умно, ничего не скажешь!

— Какое убийств Силиной? О чем вы?

— Хватит, Заречин! — Голопупенко стукнул кулаком по столу. — Хватит придуриваться! Силина убита два дня назад. Это заказное убийство. И организовал его ты!

— Так вот что вы решили на меня повесить?! Все! Разговора больше не будет!

— Так ты не хочешь вернуться в свою прежнюю камеру?

— Не хочу! Мне в новой камере очень понравилось, — я не мог сам себе объяснить, откуда вдруг взялась внутри эта убежденность в том, что я поступаю правильно, что нельзя верить ни единому слову этого мерзкого субъекта, а также в то, что я смогу выкрутиться из отчаянного положения в новой камере. В голове опять возникли слова молитвы: «Святителю отче Николае, моли Бога о мне! Пресвятая Богородица, спаси нас! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» В этот момент Голопупенко что-то важно мне растолковывал, но я его не слышал. В конце концов он, видимо, понял это по моему взгляду и с раздражением вызвал конвойного. Опять гулкий коридор, уже знакомая дверь камеры. На обратном пути конвойный почему-то не надел на меня наручники. Держа руки за спиной, я вытащил Юрину заточку и, взяв ее в правую руку лезвием вверх, спрятал, опустив рукав ветровки пониже.

Лязгнула за спиной дверь. Все! Я был один на один со своими проблемами. Теперь ни папа, ни Соколов, никто другой мне не поможет, кроме меня самого. Ну что же, чему быть, того не миновать. Двое нахалов привычно спрыгнули с верхних нар. Они все делали молча, с отвратительными ухмылками на лицах. Один, держа серое вафельное полотенце в руке, отправился на «очко», а второй достал из-под матраса цветную иллюстрацию из порнографического журнала с изображением обнаженной женщины и разложил ее на столе. У меня не осталось никаких сомнений в том, что сейчас должно произойти…

Далее все развивалось словно в замедленной съемке. Первого я полоснул заточкой по лицу. «Слава Богу, не задел глаз», — подумал я на автомате, глядя как его щека расходится в стороны, выворачиваясь наружу белой плотью. Парень завыл, закрывая лицо ладонями, по которым обильно заструилась кровь. Второй — с полотенцем в руке — на миг остолбенел. Мне хватило этого мгновения, чтобы с силой взмахнуть заточкой сверху вниз. Футболка с надписью «Kiss me» на груди с треском разорвалась. Белая ткань стала быстро окрашиваться в алый цвет… За дверью камеры раздалось характерное позвякивание связки ключей, и заточка полетела в «очко». Это получилось у меня на автомате. Вбежавшие охранники были вооружены резиновыми дубинками. Меня начали методично избивать. Потом появился начальник оперчасти. Его приказ был кратким:

— Камеру обшмонать, Заречина в карцер к Тихоне.

Меня подняли за руки, поставив на ноги, и уткнули лицом в стену, начав обыскивать. Грубые руки ощупывали все тело. Прикосновения к ушибленным местам причиняли сильную боль. На пол упал извлеченный из внутреннего кармана молитвослов. Я инстинктивно нагнулся, чтобы его поднять, и получил увесистый удар дубинкой по почкам. Не удержавшись, я взвыл от боли, упав на грязный пол.

— Вставай, сука! — охранники были вне себя от злости.

— Молитвослов отдай, — ответил я сквозь зубы.

Сержант подошел и демонстративно растоптал книгу огромным десантным ботинком.

— Забирай.

Я бережно сложил то, что осталось от книги, и убрал ее в карман. С огромным удивлением и радостью я обнаружил в кармане никем не замеченный флакончик с Крещенской водой.

— Заречин, встать! Руки за спину! — я, кряхтя, поднялся и, пошатываясь, поплелся по коридору. Каждый шаг отдавался в голове гулкой болью. Дикий выброс адреналина сменился апатией…

Карцером оказалось небольшое, грязное, нестерпимо пахнущее канализацией помещение. Вместо нар здесь были толстые каменные плиты, покрытые чем-то, что, наверное, лет тридцать назад было ватным матрасом. Свет пробивался сквозь крошечное зарешеченное окно. В помещении было нестерпимо душно. Ворох грязного тряпья, лежащий на дальних каменных нарах, неожиданно зашевелился, и оттуда раздался приступ безудержного кашля. Незнакомец медленно сел, сотрясаясь всем телом в конвульсиях. Из его рта вылетали какие-то ошметки, а губы были покрыты кровью. Мужчина находился в крайней степени истощения: голова его более походила на череп, обтянутый тончайшим пергаментом, а иссохшие руки с длинными костлявыми пальцами напоминали персонажей из фильмов ужасов.

— Ну, давай знакомиться. Тихоня, — начал незнакомец, окончательно придя в себя. Голос его был удивительно тихим, более походившим на шепот.

— Денис. Друзья зовут меня Дэнис.

— Здорово, Дэнис. У тебя, видать, первая ходка?

— Ага.

— А за что тебя прессуют?

— А ты откуда знаешь?

— Так ко мне только таких и сажают.

— А что в тебе страшного?

— А ты еще не понял? Тубик у меня. Ну туберкулез. Открытая форма, последняя стадия. Умираю я, парень[11].

Тихоня опять страшно захрипел. Казалось, он сейчас задохнется. Я огляделся вокруг и увидел рядом с раковиной алюминиевую кружку. Набрав в нее воды, я подошел к умирающему.

— На, попей, Тихоня.

Два огромных глаза с удивлением уставились на меня.

— Парень, ты что, придурок? Ты не понял, что я тебе сказал? Тубик у меня!

— Ну и фиг с ним. Мне, думаю, все одно долго здесь не прожить, а тебе хоть небольшое утешение. Пей давай.

Тихоня пил осторожно, маленькими глоточками, поддерживая кружку длинными костлявыми пальцами.

— Благодарю, Денис. Ты настоящий пацан. Сидеть нам здесь долго, расскажи мне, за что тебя прессуют?

Не знаю почему, но у меня не возникло никаких сомнений в отношении этого человека. Я кратко рассказал ему всю историю своих злоключений.

— По поводу адвоката тебе следак скорее всего врет. А вот все остальное… Не знаю, не знаю. В любом случае, пока ты в карцере, никаких встреч тебе не светит, в том числе и с адвокатом. Так что наберись терпения и жди. Здесь, Дэнис, самое главное искусство — уметь ждать.

Ночь прошла беспокойно. Я долго не мог уснуть на жестком лежаке, а, как только удалось задремать, Тихоня разбудил очередным приступом кашля. Пришлось вставать и отпаивать его водой. Утром сильно болела голова. То, что принесли на завтрак, настроения тоже не улучшило, так что я пребывал в довольно мрачном расположении духа.

У Тихони опять начался приступ. Я напоил его, затем, оторвав кусок ткани от своей рубашки, смочил его водой и протер лицо и шею больного.

— Господи, какой кайф! Дэнис, мне уже лет десять не было так хорошо! Погоди! — Тихоня, насколько мог быстро, сел на нарах. — А ты, небось, верующий?

— Ну… — я задумался. — Неверное, да. По крайней мере, был.

— То есть как?! — изумление сокамерника было неподдельным. — Я всегда думал, что вера — это навсегда!

— Да, наверное, ты прав, — я чувствовал себя очень неловко. Трудно объяснить постороннему то, что ты сам не можешь понять. — А почему ты спросил, Тихоня? — перевел я разговор в другое русло.

— Да я подумал, может, ты мне объяснишь некоторые вещи.

— Смотря что…

— Знаешь, я прекрасно понимаю, что умираю. Жить мне осталось совсем немного. Меня даже лечить уже бесполезно — я постепенно выхаркиваю наружу свои легкие. Недавно, когда я был на больничке, мне в руки попалось Евангелие. И, знаешь, в моей душе что-то перевернулось. Я вдруг ощутил, что Иисус Христос пришел спасти именно меня. Вот, я, конечно, не прав, но почему-то возникло такое ощущение Его близости. Как будто Он рядом и пришел на землю не когда-то давно, а сегодня. Пришел ради меня. Я, конечно, ошибаюсь…

— Почему? Ты говоришь Истину. Господь пришел 2000 лет назад, но пришел он ради всех людей — живших тогда, живущих теперь и тех, кто будет жить до скончания века. Господь на самом деле рядом с нами, Он слышит нас, отвечает на наши молитвы.

— Да, да! Вот еще! А молиться, это как?

— Молитва — это обращение к Богу, общение с Ним. Бог вездесущ, понимаешь? — Тихоня отрицательно замотал головой. — Ну он находится одновременно везде и всюду. Все видит и слышит. Одновременно всех людей на земле.

— Круто!

— Да уж… Кроме этого, Ему открыты и все наши мысли. От Него ничего нельзя скрыть. Вообще ничего, понимаешь? — Тихоня кивнул. — Вот. Поэтому молитва может быть произнесена вслух, а может быть прочитана мысленно. И Бог обязательно это услышит!

— А нужны какие-то особые, специальные молитвы? Только их слышит Господь?

— Не обязательно, ведь Бог — это Отец наш Небесный, Он все понимает и видит и даже чувствует наше настроение. Послушай, Тихоня, а ты крещеный?

— Неа.

— А почему? Ты веруешь, что Иисус Христос — Бог и Господь? Что Он Творец Неба и Земли?

— Верую! — глаза собеседника горели огнем.

— Веруешь ли, что Он основал на земле Церковь, которая в России называется Русская Православная Церковь?

— Ну это наша обычная церковь, да? — уточнил Тихоня.

— Да, да, именно так.

— Да, верую!

— Так что тебе мешает?

— Грехи мои. Я, понимаешь ли, таких дел в своей жизни натворил, что не могу я к Богу обращаться, — костлявая ладонь крепко схватила меня за руку. — Меня просто убить мало, понимаешь?!

— Да разве есть такой грех, в котором человек не может покаяться? Ты помнишь разбойника на кресте по правую сторону от Господа? — Тихоня кивнул. — Ну так он же первым вошел в Царствие Небесное!

— Вот, Дэнис, и я об этом. Я как прочитал про этого разбойника, так и подумал, что это про меня… — взгляд Тихони потух. — Но, оказалось, что я особенный. Не могу я креститься…

— Да с чего ты взял?!

— Тут батюшка один у нас на тюрьме был. Молодой, но такой внимательный. Я ему рассказал, что креститься хочу, он так обрадовался. Говорит, что, мол, давай. Ну, а я ему отвечаю, что не могу вот так креститься с тяжким грузом на душе. А он мне, мол, ничего, Крещение все смоет. Но как это?

— Прав он был, Тихоня. Кстати, а как тебя зовут на самом деле?

— Жора я. Георгий, стало быть. Но как же это, объясни мне, таких дел в жизни наворочал, а потом покрестился — и все?

— Да, Георгий, так и есть. Крещение, если с верой и покаянием принимается, смывает все грехи.

— Ну вот. А я, стало быть, настоял, чтобы он меня послушал…

— И что?

— Что — что! Убежал он.

— Как убежал? И что сказал?

— Ничего не сказал. Руками замахал и убежал.

— Ну понятно. Он, поди, первый раз в тюрьму пришел. Решил на себя примерить вериги тюремного служения, а не понес…

— Какие такие вериги?

— Да ладно, это так… Сейчас что собираешься делать?

— А что сейчас поделаешь? Батюшек больше не приходило, а сюда — в карцер — они и подавно не заходят. А меня отсюда, как пить дать, вынесут вперед ногами.

— Но креститься ты хочешь?

— Хочу! Но как?..

— В крайнем случае тебя могу и я покрестить.

— Врешь?!

— Нет, не вру.

— Но это будет не настоящее Крещение?

— Самое настоящее. Если выживешь, то потом пойдешь к священнику, он прочитает все необходимые молитвы и совершит еще Таинство Миропомазания, но само Крещение можем совершить хоть здесь, — сказал я, ощупывая флакончик с Крещенской водой.

— Да ты что?! — глаза Георгия были широко раскрыты, он глубоко дышал. — Слушай, ну покрести ты меня ради Христа! У меня деньги на воле есть, я маляву отпишу — все твое будет! Только сделай, а?!

— Да ты сдурел?! Не надо мне денег. Если лишние они у тебя, пожертвуй на церковь какую, или монастырь.

— А на какой?

— На любой, разницы нет. Ну так что, Георгий?

— Я готов! Только, Дэнис, ты уж выслушай меня, а?

— Зачем, Георгий?

— Выслушай, прошу! Не смогу я с этим креститься, понимаешь? А ты потом попу какому-нибудь все передашь. Так можно?

— Можно, — не легко было мне согласиться на этот шаг. Понимал я, что услышу сейчас нечто ужасное. Однако я даже отдаленно себе не представлял, насколько это оказалось тяжело!

— Ну, слушай, Дэнис, слушай и запоминай! — Георгий явно торопился.

— Подожди, — я встал, перекрестился и прочитал молитву «Царю Небесный…», которую читают перед началом всякого дела. Что можно сделать еще я не знал, поэтому обратился к Богу своими словами: — Господи, прими Исповедь раба Твоего Георгия, а я, все что здесь услышу, обещаю передать первому встреченному мною священнику. Аминь! Начинай, Георгий.

— Ты думаешь, почему меня Тихоней прозвали? Думаешь, я всегда такой как сейчас был? Нет, Дэнис. Я был неуправляемым. Чуть что, за нож хватался, а если не было ножа, то мог и зубами загрызть, как того охранника, когда последний раз с зоны бежал. Я его руками обхватил, и…

— Георгий, давай сделаем так. Ты каешься в том, что убивал людей. Просто скажи мне, скольких человек ты убил.

— Четырнадцать. Они мне все до сих пор снятся. А сидел я за убийство только двоих, а то бы мне давно лоб зеленкой намазали. Но, Дэнис, выслушай! Никому я про это не рассказывал, да и сам вспоминать не могу, но сейчас… Короче, девочке той лет семь всего было, — таких крупных слез я не видел ни разу в жизни. Они текли из глаз Тихони непрерывным потоком. Он сидел, сгорбившись, до синевы сцепив кисти рук в замок. — Понимаешь, я не хотел, так получилось. Мне дали наводку на ту квартиру. Сказали, что хата какого-то торгаша. Там и вправду было чем поживиться. Я уже почти все ценное собрал, уже думал уходить, как неожиданно вернулись бабушка с внучкой. Старуха, как меня увидела, так сразу и упала замертво. Видать, сердце слабое. Так что, если и эта смерть на мне, то пятнадцать получается. Ну вот. А девочка вся побледнела, глазенки такие голубые, открыты широко, и страх в них. Я говорю: «Тебя как зовут?» она мне: «Галя». Я говорю: «Ну ты, Галя, не бойся меня, я тебе сейчас конфетку дам», — тело Георгия сотрясалось в конвульсиях, его душили слезы. — Не могу, Дэнис, не могу рассказывать! — он упал на пол и стал скрести ногтями по каменному полу. Я сидел, словно громом пораженный, не в состоянии произнести и слова, повторяя мысленно слова молитвы: «Господи, помилуй раба Твоего Георгия, дай ему сил на искреннее покаяние!» Тихоня в очередной раз зашелся в приступе кашля. Я дал ему воды, и он немного успокоился.

— Георгий, может, не надо больше?

— Нет, Дэнис, умоляю, выслушай! Заклинаю тебя!!! Я с ЭТИМ не смогу уйти туда, понимаешь?!

— Понимаю, слушаю тебя, — я опять начал беззвучно молиться.

— Ну вот. На кухне я порылся в шкафах и нашел шоколад. Отломил кусочек и дал девочке, а сам пошел в комнату. Взял собранные тюки с барахлом и пошел в коридор, а сам думаю, что мне делать. Понимаешь, у меня принцип был — свидетелей не оставлять, а тут ребенок. Ну, и решил я, что оставлю девчонку живой. Думаю, пусть будет, как будет. А тут вдруг стала мысль крутиться в голове, что, мол, не мужик ты, что баба самая настоящая. Теперь девчонка тебя — меня то есть — заложит, и опять за решетку сядешь. В общем, решился я. Самому тошно — жуть, но иду, словно на аркане. Захожу в кухню, а она к шоколадке не притронулась, стоит и смотрит на меня круглыми глазищами. Смотрит и говорит: «Дядя, а вы меня сейчас убьете?» Тут у меня внутри прямо все перевернулось! Думаю: да не бывать тому, чтобы я ребенка убил! А потом, знаешь, голос в ушах — натурально, словно кто-то говорит: «Ты водки выпей». Ну я в шкаф полез, там бутылка стоит початая, я ее из горла и допил. И голос дальше: «А теперь действуй»! Я обычно ножом убивал, а тут подумал, девочке больно будет. Так я ей ладонь правую к личику прижал плотно, а левой за затылок придержал. Она подергалась с минуту и затихла. Я ее в комнату отнес, на диван положил, юбчонку поправил, да ножки пледом прикрыл. Она лежит, словно жива-а-а-а-я-я-я-я-я, — голос Георгия перешел в душераздирающий крик. — У-у-у-у-у-у-у!!! Не могу-у-у-у-у-у!!! Как с этим жии-и-и-и-ить!!! Господи! Убей меня! Пошли мне самую страшную смерть! Отрежь мне ноги, руки, пусть меня пытают каленым железом, только погаси! Залей этот огонь внутри! Не могу-у-у-у-у-у!!! Не могу я так больше жить!!! Больно, болит! Болит вот здесь! — Георгий бил себя в грудь кулаком, а потом стал ногтями раздирать кожу в кровь. — Не могу, Господи, не могу, не могу!!! — у него опять случился приступ. Меня самого бил озноб, и слезы катились ручьем. Такого в своей жизни я еще не видел и не слышал. Я опять напоил Георгия водой и уложил на нары. Минут десять он приходил в себя.

— Ну вот. Случилось! — Георгий лежал на нарах, смотря прямо перед собой, его тело периодически подрагивало. — Благодарю тебя, Дэнис. Вот теперь можно и умереть.

— Болит? — спросил я, имея в виду разодранную до кровавых лохмотьев грудь.

— Кажется, стало легче! — даже не поморщившись, Георгий ощупал открытую кровоточащую рану. — Вроде жечь перестало!

Я в меру своих сил помог Георгию закончить Исповедь, вспоминая свой разговор с отцом Михаилом в Лимассольском храме. Минут через двадцать все было кончено, и Тихоня в изнеможении отвалился на нары.

— Вот теперь можно и креститься!

Раздался лязг открываемого замка, и дверь камеры отворилась.

— Заречин! На выход!

— Вот ведь …! — вырвалось у меня. — Неужели не успели?!

— Дэнис, ты вернешься? — на меня смотрели умоляющие глаза умирающего уголовника.

— Георгий, если бы я знал. Но я сделаю для этого все возможное!

— Заречин! Тебе особое приглашение надо?!

— Иду! — крикнул я охраннику и тихо шепнул Георгию перед тем, как направился к выходу: — Ты молись. Просто своими словами молись Богу, чтобы Он все устроил, понял?

Следователь Голопупенко ожидал меня со своей стандартной мерзкой ухмылочкой на физиономии.

— Проходите, Заречин, присаживайтесь. Как самочувствие?

— Нормально.

— Ой ли? Как карцер? Как компания?

— Все в порядке, вы зря беспокоитесь.

Следователь не смог сдержать удивления. Он снял трубку телефона и уточнил, из какой камеры доставлен к нему подследственный Заречин.

— Ты так сильно надеешься на сделанную в детстве БЦЖ?

— Я надеюсь на Бога. Еще вопросы?

На скулах Голопупенко заиграли желваки.

— Итак, Заречин, приступим к допросу.

— Я же сказал вам, что без встречи со своим адвокатом разговаривать не буду. Вы забыли? Да, кстати, лапшу насчет того, что Дмитрий Петрович не может заниматься адвокатской практикой, вешайте на уши кому-нибудь другому.

— Твою мать, не тюрьма, а телефонный узел! — следователь явно купился! — Ну что же, понравилось с Тихоней, отправляйся к нему, идиот! А за тяжкие телесные повреждения, которые ты нанес своим сокамерникам, еще ответишь!

— Не знаю, о чем вы. Что же касается ответа… Мы все отвечаем за то, что творим. Отвечаем рано или поздно. Ваше время тоже придет, не сомневайтесь!

— Ой, и кем же ты меня пугаешь? — выдавил Голопупенко, вволю отсмеявшись. — Что, твой папочка киллера наймет?

— Да при чем здесь киллер, идиот?! Ты Бога совсем не боишься?!

— Кого?! Бога?! — следователь зашелся в истерическом хохоте. — Ну ты, парень, совсем башкой подвинулся. Для меня Генеральный Прокурор — царь и бог. И, заметь, он на моей стороне! Увести! — появился конвойный, позвякивая наручниками.

Войдя в карцер, я застал Георгия стоящим на коленях. Он опирался на свои нары и непрерывно что-то шептал, а увидев меня, беззвучно рассмеялся.

— Все хорошо! Все хорошо! Иисус не оставил меня, ты вернулся! Как я рад, как я рад! Тихоня, уже будучи не в силах подняться на ноги, протянул ко мне руки, и я, встав рядом с ним на колени, обнял бедного сокамерника.

— Ну, давай начинать, чтобы нам никто более не помешал.

Я взял единственную алюминиевую кружку, наполнил ее водой почти до верху и поставил на нары Георгия. Он стоял на коленях, склонив голову, я опустился рядом. Прочитав «Царю Небесный…», я обратился к Богу:

— Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, да не вменится моя дерзость нам в осуждение. Пошли Духа Святаго на раба Твоего Георгия и соверши по Твоей милости Таинство Крещения. Аминь! — я перекрестился и достал из кармана драгоценный пузырек с Крещенской водой. Открутив крышку, я вылил половину содержимого в кружку с водой.

— Крещается раб Божий Георгий! — торжественно начал я. — Во имя Отца. Аминь! — на голову Тихони потекла тонкой струйкой вода из кружки. — И Сына. Аминь! — я повторно вылил немного Крещенской воды на склоненную голову. — И Святаго Духа. Аминь! — и в третий раз вода окатила главу крещаемого. Я не успел сказать и слова, как Георгий понял главное — СВЕРШИЛОСЬ. Он взглянул на меня сияющими глазами и уткнулся мне в плечо, не пытаясь сдержать слез радости. Я же гладил его по мокрой голове словно ребенка. Успокоившись, обессилевший узник забрался на нары и сел, привалившись спиной к стене.

— На, допей, — протянул я ему кружку с остатками Крещенской воды. Он сделал пару глотков и блаженно прикрыл глаза.

— Дэнис, я тут кое что для тебя сделал. Пока ты был у следака, я отправил смотрящему тюрьмы маляву, где все о тебе рассказал. Блатные не жалуют мокрушников — таких как я, но Милорд мне кое-чем обязан. Так что, думаю, твои проблемы в камере решатся. За это не волнуйся. Еще я распорядился относительно своих денег. Здесь я опять прошу твоей помощи. Запомни адрес, телефон и имя человека, — я постарался запомнить названные координаты, повторив их несколько раз вслух, — вот, этот человек передаст тебе деньги, а уж ты употреби их так, как сочтешь нужным. Договорились?

— Договорились, Георгий.

— Обещай мне.

— Обещаю!

— Ну вот и все… Я устал, я очень устал. Мне надо немного поспать…

Пока я читал шепотом акафист святителю Николаю, за спиной слышалось мерное посапывание Георгия. Закончив чтение, я обернулся. Тихоня улыбался во сне. Я тоже прилег отдохнуть.

Через два часа я нашел тело Георгия бездыханным. Это удивительно, но я испытал искреннюю радость. Скоро должны были принести еду, и я не стал беспокоить надзирателя раньше времени. Конвойный отреагировал на мое известие спокойно:

— Ну наконец-то. Отмучился Тихоня. Сейчас позову начальство.

Когда тело Тихони выносили, я незаметно перекрестил его и мысленно произнес: «Господи, упокой душу усопшего раба Твоего Георгия». В этот же день закончился и срок моего заточения в карцере: начальство решило сделать в помещении полную дезинфекцию. Меня вывели в коридор и повели обратно в камеру…

* * *

Катя Заречина расположилась за угловым столиком на открытой летней веранде ресторана «О’Мар». Она не любила таких помпезных мест с тяжелыми накрахмаленными скатертями и дорогой посудой. Однако, надо отдать должное, здесь было очень уютно и, главное, малолюдно. Ресторан располагался на Театральной площади по соседству с «Метрополем» и Большим. Потягивая свежевыжатый апельсиновый сок из запотевшего бокала, Катя в сильном волнении ожидала встречи с мужчиной…

Это какое-то наваждение! Только ей показалось, что жизнь потихоньку налаживается, только-только она смирилась с грузом проблем, упавшим на ее плечи, как все рухнуло вновь! Позавчера позвонил свекор — Григорий Александрович — и сообщил, что погиб Соколов. Буквально в этот же день прервалась связь с Денисом. Адвокат ничего не смог добиться, ему лишь сообщили, что дело ведет новый следователь, а Денис сидит в карцере. При мысли о Дениске и о том, что с ним может случиться в тюрьме, Кате становилось плохо. Опять впереди была абсолютная неизвестность.

Плюс ко всему вчера позвонил бывший мамин заместитель Женя и сообщил что-то совершенно невероятное. По его словам выходило, что мама спуталась с какими-то проходимцами, отдала им буквально все, включая налаженный бизнес, свою недвижимость и даже личный автомобиль, а сама исчезла в неизвестном направлении. Ее мобильный телефон был выключен, а на работе отвечали что-то совершенно невразумительное. Женя рассказал немного о тех странных людях, что крутились вокруг Светланы последние пару недель. Все это наводило на очень нехорошие мысли. Евгений посоветовал Кате обратиться к Сергею Владимировичу, прикрывавшему мамин бизнес. Этого мужчину Катя видела лишь однажды, когда училась на первом курсе Строгановки. Проблема заключалась в том, что телефон маминой «крыши» был никому не известен. К счастью, Катя вспомнила, как около года назад мама просила ее через интернет с сайта МТС получить распечатку входящих и исходящих звонков с ее мобильного телефона. Сама Светлана Леонидовна была с техникой не в ладах. Для осуществления этой операции необходимо было установить пароль, и мама выбрала дату своего рождения. В сильном волнении Катя входила в раздел «Интернет-помощник» на сайте оператора. Пароль был принят, и уже через час на свой адрес электронной почты девушка получила подробный отчет за прошедший месяц по всем входящим и исходящим звонкам, относящимся к маминому номеру. Вычеркнув знакомые номера, а также номера стационарных телефонов, Катя начала методичный обзвон. С восьмой попытки ее усилия увенчались успехом.

— Алло, — ответил спокойный мужской голос.

— Добрый вечер. Могу я поговорить с Сергеем Владимировичем?

— Я слушаю.

— Сергей Владимирович, меня зовут Катя. Катя Заречина… Вернее, Озерова. Я дочь Светланы Леонидовны.

— А… Понятно, — голос собеседника сник. — Да, Катенька, прекрасно помню вас — такая красавица, вся в маму! — казалось, собеседник взял себя в руки.

— Сергей Владимирович, что с моей мамой? Вы не в курсе? Она пропала, отдав все свое имущество в руки каких-то проходимцев.

— Да, Катя. Произошла скверная история, но я врядли смогу помочь, да и вообще… — он тяжело вздохнул. — В любом случае это не телефонный разговор. Что вы делаете завтра?

— Сейчас у меня слишком много свободного времени.

— Хорошо. Тогда я приглашаю вас пообедать. Давайте встретимся в час дня в ресторане О’Мар на Театральной площади, это рядом с Метрополем.

— Договорились!

Сергей Владимирович опоздал на четверть часа.

— Катенька, добрый день! — он галантно склонился, целуя Кате руку. — Должен сказать, что замужество пошло вам на пользу. Вы расцвели и стали просто неотразимы!

— Добрый день, Сергей Владимирович. Спасибо за комплимент.

— Да, прошу прощения за опоздание. Работа, будь она неладна.

Официант принес меню, собеседники сделали заказ, и за столом повисла тягостная пауза.

— Сергей Владимирович, все же что случилось с моей мамой? Почему так вышло, что она пропала, а вы не смогли ее защитить.

— Катенька, я постараюсь быть с вами предельно откровенным. Вы, надеюсь, понимаете, что наши отношения с вашей мамой не были благотворительными. Мама зарабатывала деньги и делилась ими со мной. Вернее, даже не со мной, а с организацией, которую я представляю. Отсюда ясно, что процветание маминой компании не было для меня безразлично. И, поверьте, я попробовал вмешаться сразу, как только получил тревожный сигнал. Но оказалось слишком поздно. Светлана Леонидовна пропала слишком скоропостижно.

— Что значит «пропала скоропостижно»?! — Катя была на грани истерики.

— Нет, Катенька, не расстраивайтесь так сильно. Надеюсь, что ничего непоправимого не произошло.

— Да, но с кем же связалась мама?

— Хотел бы я это знать!

— То есть?! Мама как-то обмолвилась, что вы настоящий профи и возможности ваши практически безграничны. Но получается, что…

— Катенька, поверьте, ваша мама была недалека от истины. Мы работали более пятнадцати лет, и за этот срок очень многие хотели прибрать бизнес Светланы к рукам. Да… Господин Радош… Святославский… Очень странный тип.

— О ком вы?

— О том, кто обработал вашу маму. Знаете, Катя, это очень похоже на секту. Мне кажется, что вашей маме промыли мозги, и она фактически добровольно все отдала.

— Но почему вы оказались в стороне?! Неужели вы не могли оградить маму от этих самозванцев.

— Не мог, Катенька, не мог… Их прикрывают на слишком высоком уровне.

— Вы хотите сказать, что их, м-м-м-м… — замялась на мгновение Катя, — крыша оказалась сильнее?

— Именно так. Меня вызвал мой непосредственный начальник и приказал оставить фирму Светланы в покое. Формально мы не нарушили никаких этических и уж тем более юридических норм: наш клиент сам не хотел иметь с нами дело. Договор расторгнут, стороны претензий друг к другу не имеют.

Официант принес горячее, и на несколько минут над столом повисла тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов.

— Невзирая на указание начальства, я попытался провести свое расследование, — продолжил Сергей Владимирович. — Однако это чуть не стоило мне головы.

— Даже так?! Но кто же все-таки стоит за этими людьми?

— На их стороне ряд влиятельнейших губернаторов. Но, конечно, это не главное. Их прикрывает кто-то из… скажем так, кругов, близких к президентской администрации. Скорее всего, эти люди не облечены формальной государственной властью в виде конкретных должностей и званий. Они имеют власть реальную. Вы понимаете, о чем я?

— Как не понять. Деньги и реальная власть сегодня стали тождественными понятиями.

— Браво, Катя. Вы столь же умны, сколь и красивы.

— Да уж… Умна, — Катя тряхнула головой, отгоняя нахлынувшие мысли об их с Денисом несчастье. — Сергей Владимирович, но что вы можете в этой ситуации мне посоветовать?

— Не лезть в это дело. Эти люди слишком опасны.

— Вы считаете, я смогу устраниться, бросив мать в беде?

— Вам надо постараться это сделать. В противном случае вы ничем не поможете маме, но только навредите, а то и сами погибнете. Поймите, Катя, я очень надеюсь, что ваша мама рано или поздно придет в себя, и тогда проблема решится сама собой. Да, она не вернет свой бизнес, но вполне сможет вернуться к нормальной жизни, она…

— Вы сами-то верите в то, что говорите? — перебила Катя собеседника. — Зачем им отпускать маму? Зачем им лишний свидетель, который к тому же может начать мутить воду, требуя свое имущество назад?

— Катя, мне пора, — Сергей Владимирович старательно отводил взгляд всторону. Он подозвал официанта и, быстро отсчитав нужную сумму, встал из-за стола.

— Сергей Владимирович, сядьте! — мужчина повиновался. По его удивленному лицу было видно, что он никак не ожидал такого поворота беседы. — Вы должны мне хотя бы назвать известные вам имена. Вы просто обязаны!

— Катя, это слишком опасно, это…

— Я это уже слышала. Но вы постоянно забываете, что речь идет о моей маме. Куда ее увезли?!

— Руководителя зовут Родион Георгиевич Святославский, прозвище — Радош. Свою организацию он называет по-разному. Чаще встречается название «Церковь Сына Царствующая». Их резиденция находится под Красноярском. Там и потерялся след вашей матушки. Это все. Прощайте.

Сергей Владимирович удалялся быстрой походкой, но Катя не смотрела ему вслед. Она аккуратно записывала полученную информацию.

Назад из бездны

Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня;

морскою травою обвита была голова моя.

До основания гор я нисшел,

земля своими запорами навек заградила меня;

но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада.

Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе,

и молитва моя дошла до Тебя, до храма святаго Твоего.

Книга пророка Ионы, глава 2, стихи 6-8

За прошедший месяц Калиока окончательно забыла не только свое прежнее имя, но и привычки. Общинный дом для новичков располагался на окраине поселения, называемого Раград — город солнца. Жизнь здесь была строго регламентирована: сон не более 3 часов в сутки, трапеза два раза в день — в девять утра и в девять вечера. Помимо абсолютного запрета на любую пищу животного происхождения, рыбу, морепродукты и алкоголь, не допускались к употреблению сахар, чай и кофе, манка, овсяные хлопья, постное масло и почти все мучное. Рацион питания состоял большей частью из сухофруктов, хлеба и воды. Сектанты постоянно хотели есть, голод не давал нормально мыслить, суживая жизненное пространство до уровня животных инстинктов. Иногда обеденный стол украшала дымящаяся кастрюлька с кашей, сваренной на воде из дозволенных круп. Это был праздник! Основное занятие сестер заключалось в сборе милостыни в Красноярске. Им выдали для этого специальную одежду и каждый день развозили на микроавтобусах по точкам, где женщины проводили иногда по 10 часов. Если община выполняла норму, то вечером всех ждало утешение в виде «благодатного напитка» — кипяток с лимонным соком и мед вприкуску. Меда дозволялось есть не более того количества, которое остается на кончике шила. Правда количество омовений шила в мед не было регламентировано. Перед сестрами ставили кружки с напитком, а в центре стола располагалось пластиковое корытце с медом, в которое сестры и окунали свои шила. При этом любой, вошедший в комнату, мог подумать, что здесь работает несколько швейных машин.

24 часа в сутки сестры слушали «проповеди» Великого Радоша: они транслировались через динамики, установленные повсюду, даже в туалете, а во время собирания милостыни у каждой сестры работал плеер. Спать они ложились в наушниках, чтобы и ночью, сквозь сон, их слух ласкал голос неземного учителя!

Светлану мучил один вопрос, который она мечтала задать учителю. В поезде Калиока познакомилась с сестрой, которая рассказала, что тоже сподобилась высшей похвалы от Великого Радоша. Светлане стало очень интересно, за какой срок сестра постигла зоилогию, но та выдала неожиданный ответ: ей не пришлось постигать эту науку, поскольку она обладала врожденным высшим знанием. Сестра сразу была посвящена в избранные из избранных и регулярно участвовала в «богослужениях „церкви“». Это известие больно резануло Калиоку, она испытала приступ самой настоящей ревности и зависти к новой знакомой. Светлана была настолько поражена, что даже попыталась поговорить на эту тему с наставницей Гайдой. Но та заявила, что в данный момент в Калиоке говорит бес, и лишила ее ужина.

Проблема разрешилась сама собой. Это случилось через неделю после прибытия в Раград. Калиока вдруг ощутила, что не может сосредоточиться на конкретных мыслях. Ее разум словно состоял из летучего полупрозрачного газа. Он расплывался сам собой, и ничто было не в силах собрать его во что-то оформленное, имеющее конкретные очертания. Калиока обратилась со своим наблюдением к Гайде.

— О! Как быстро в тебе действует «дух»! Сестры! Калиока начала исполняться «духом»! Слава Великому Радошу!

— Слава Великому Радошу! — вторили хором полтора десятка женщин.

— Калиока, ты исполняешься «духа» Господа нашего! Все прежнее — греховное, мрачное и ненужное — уходит из тебя, забывается. И это милость Бога. Очистившись, ты сможешь в полную силу служить Господу и пророку Его — Великому Радошу! Сестры! Сегодня у нас праздник. Вас ждет праздничная трапеза и «благодатный напиток»!

— Слава! Слава! Слава! Хвала Господу нашему и пророку Его — Великому Радошу! — вторили сестры, глядя на Калиоку оловянными глазами…

Неделю назад Калиока удостоилась аудиенции у Святославского. Пророк в праздничном одеянии торжественно восседал на троне в зале для «богослужений».

— Подойди ко мне Калиока, — раздался властный голос, как только женщина пересекла порог. Светлана, низко склонив голову, подошла к Радошу и опустилась на колени. — Ты видишь, все сказанное мною исполняется. Ты моя великая ученица. Раньше других ты закончила испытательный курс для избранных из избранных. Теперь ты готова к великим делам ради нашей «церкви».

— Да, господин!

— Ты поедешь в Новосибирск.

— Но как…

— Ничего не бойся! Пока ты будешь жить в местном общинном доме, а вскоре приеду я, и мы обсудим твое новое задание. Ты готова?

— Да, господин!

В Новосибирск Радош прибыл вчера поздно вечером в сопровождении Гили и двух охранников. Они основательно «заправились» виски еще в самолете, а в местной резиденции «церкви» их ждал роскошный ужин. «Великого Радоша» ожидали две молоденькие девушки, «жаждавшие очищения». Жажда их была столь велика, что они не поделили своего наставника, и утром их лица украшали внушительные царапины.

Проводив «сестер» в их «кельи», Святославский вышел в гостиную, где уже отдыхал Гиля с гаванской сигарой в зубах. Часы на стене показывали 12.10.

— А вот и он! Великий Радош! — Гиля пребывал в благодушном расположении духа. — Ну как тебе сестры?

— Хороши, мерзавки! Только в какой-то момент мне показалось, что меня натурально сожрут, стремясь получить как можно больше «очищающей благодати». Ты, кстати, распорядись, пусть их ко мне сегодня тоже пришлют. А сейчас я бы позавтракал, и нам надо ехать на «богослужение».

— Завтрак господину! — распорядился Гиля по телефону, когда, за Радошем закрылась дверь в ванную комнату.

Сегодня для Новосибирской общины «Церкви Сына Царствующей» был великий день: к ним приехал Великий Радош. В девять утра все собрались в молитвенном зале для совершения праздничного «богослужения». Пророка пока не было, братья и сестры ожидали его, читая молитвы и исполняя песнопения.

Около двух часов дня новенькая BMW подъехала к общинному дому, располагавшемуся в старинном двухэтажном особняке, На заднем сиденье автомобиля вальяжно развалились Родион и Гиля. Открылись автоматические ворота, и машина плавно въехала на охраняемую территорию.

Женщина лет сорока пяти пряталась в кустах неподалеку от ворот. Как только железные створки начали закрываться, она бросилась бегом и оказалась внутри, прежде чем ворота захлопнулись. Непрошеная гостья уже подбегала к выходящему из машины Радошу, когда ее крепко схватили за руки два охранника.

— Отпустите сестру, — важно распорядился Радош. — Она пришла с миром, я вижу это, — «пророк» уже был в образе. — Слушаю тебя, сестра.

— Отдай мне мою дочь!

— Твоя дочь — свободный человек. Она сама выбрала меня, ибо я и есть истина и жизнь!

— Ты вор! Ты украл мою дочь! Ты запудрил ей мозги!

— Твоими устами говорит диавол! — Радош начал заметно раздражаться. — Твоя дочь избранная! Не мешай же ей идти ко Господу! Не стой на пути к Богу!

— К какому Господу?! К Богу идут в Церкви, а не у тебя, самозванца!

— О какой же Церкви ты говоришь, несчастная?

— О настоящей! О Православной Церкви!

— Ты лжешь! — «пророк» окончательно вышел из себя. — Твоя Церковь — сборище педофилов и сотрудников КГБ! Они, слышишь?! Они ведут вас всех в ад! И только моя «церковь» православная! Слышишь?! Ты не православная! Я православный! Я, слышишь, я православный! — Радош высоко поднял голову и, потряхивая седеющими кудряшками, начал скандировать: — Мы Россия великая! С нами Бог! Мы Россия великая! С нами Бог!

— Мы Россия великая! С нами Бог! — подхватили речовку окружающие.

С гордо поднятой головой Радош вошел в здание в сопровождении свиты. Оказавшись в холле, Родион резко замолчал, сделав знак всем остальным.

— Хватит! — раздраженно крикнул он. — Гиля! Тьфу! Епископ Павел, где ты?!

— Я здесь, о Великий Радош!

— Вломите этой суке по полной! Ты понял меня? — Радош сказал это шепотом так, что слышал только начальник службы безопасности.

— Будет сделано, господин! — Гиля быстрым шагом вышел на улицу.

Калиока ожидала Радоша вместе со всеми с самого утра. Ей уже давно нестерпимо хотелось в туалет, но она боялась выйти, боялась пропустить момент явления великого «пророка». Светлана все же не выдержала. Стремглав она взлетела на второй этаж и уже через пять минут бежала обратно. Бросив взгляд в окно, Калиока остановилась. Двое охранников волокли незнакомую женщину. Неожиданно из-за угла появился епископ Павел, его лицо было перекошено от злобы. Во дворе было тихо, и Калиока слышала каждое слово, долетавшее с улицы сквозь приоткрытую форточку.

— Так, стойте здесь! Разверните ее ко мне лицом, — командовал «епископ». — Значит, говоришь, ты у нас православная? — кулак Гили с размаха въехал в живот женщины. Та только охнула и повисла на руках у двух церберов. — Православная, да? — шипел «епископ». Он сорвал с головы незнакомки платок и за волосы поднял ее голову лицом вверх. Незнакомка сжала губы и посмотрела прямо в лицо своему мучителю. Гиля запрокинул голову непрошеной гостьи назад, а потом резко опустил ее, нанося снизу удар коленом.

Калиока охнула и инстинктивно закрыла лицо руками.

В это время «епископ» снова запрокинул голову непрошенной гостью. Все ее лицо было в крови.

— Говоришь, за дочерью пришла?! Забудь! Забудь о ней, слышишь?! — Гиля громко загоготал. — Она наша добыча, и будет батрачить на нас до скончания своих дней! Она будет делать это с радостью, как тысячи других никчемных людишек.

— Мерзавцы! — Незнакомка плюнула в широко улыбающееся лицо «епископа». Тот молча утерся и продолжил наносить удар за ударом, пока женщина не потеряла сознание.

Светлана на цыпочках прокралась в молитвенный зал и пробралась в дальний угол. Инстинктивно она чувствовала, что никто не должен был узнать о том, что ей довелось увидеть. Фраза «епископа»: «Она наша добыча, и будет батрачить на нас до скончания своих дней! Она будет делать это с радостью, как тысячи других никчемных людишек» навсегда отпечаталась в ее памяти.

Тем временем в зале все оживились. Из динамиков полилась музыка, и на сцену вышел Радош. Все упали на колени.

— Мир вам, братья и сестры! Дух Господень да пребудет с вами! Это говорю я, пророк Господа нашего Великий Радош! Господь с нами, он слышит нас! — Родион, одетый в праздничное одеяние, состоящее из синего подрясника, ярко зеленой мантии, короткой красной накидки и желтого куколя на голове, театрально воздел руки к потолку. — Я слышу тебя, Господи! Слышу! — голос «пророка» стал прерываться рыданиями. — Слышу! Он здесь! Как велика его любовь! Велика! Она… Она наполняет мне сердце, она не умещается здесь, в груди, — Радош наложил обе ладони на область сердца, — вот здесь, здесь она выходит наружу, к вам! — Родион резко вытянул руки в сторону зала, из его глаз ручьем текли слезы.

Собравшиеся пришли в исступление. Они махали руками, ловя «любовь господа», изливающуюся из Радоша, и пили ее, обливались, умывались. Нередко сосед невзначай бил соседа локтем в челюсть, но никто не замечал таких мелочей, когда обильным потоком «изливалась благодать».

Затем началась «служба». Под предводительством Радоша на сцену вышли с десяток «епископов», «апостолов» и «священников». Все были в синих подрясниках и красных или зеленых накидках. Под быструю ритмическую музыку началось исполнение «песнопений», автором которых был сам Святославский. Все быстрее становился темп музыки. Люди на сцене двигались ей в такт с притопами и прихлопами.

Россия милая моя! Поля, избушки хаты. Дубы, березки, тополя и елочки мохнатые. —

самозабвенно пел Радош.

И гул набатный Соловков, звучащий постоянно. Зовущий всех людей пред ним склониться покаянно. —

вторил ему зал.

Наибольшее же воодушевление вызывал припев:

Россия, встань скорей с колен! И сбрось с себя ублюдков тлен! —

сдвигали брови и сжимали кулаки собравшиеся:

Разрушим РПЦепей плен

Эта строчка была наиболее любима, столь сильна была ненависть к Русской Православной Церкви. Даже на дверях в туалеты в общинном доме были повешены таблички с присущими «истинным православным» юмором и иронией: «МП» и «ЖП».

И всем врагам покажем хрен!

Здесь Святославский делал соответствующий жест, который за ним повторяли все присутствующие…

«Молитвы» сменялись песнопениями, а песнопения — «молитвами». Раз за разом, все ускоряясь, люди исполняли речитативом:

Россия, встань скорей с колен! И сбрось с себя ублюдков тлен! Разрушим РПЦепей плен И всем врагам покажем хрен!

Накал страстей нарастал. Все присутствующие на сцене выстроились в ряд и, наклонившись вперед, широко расставили ноги в стороны и оперлись ладонями о колени. Потом каждый из них начал вращать верхней частью корпуса так, что увесистые кресты на толстых цепях, висящие поверх одежды, стали раскручиваться вокруг шеи подобно пропеллерам. Половина собравшихся в зале повалились на пол в истерике. Другие в изнеможении сидели в креслах и либо тряслись всем телом, либо безостановочно вращали головами.

Великий Радош и «епископ Павел» по прозвищу Гиля, гарцуя покинули сцену и направились в комнату отдыха.

— А классная сегодня дискотека получилась, — Радош, часто дыша, снимал с себя разноцветные одежды.

— Да уж… Все эти новомодные диджеи просто мальчишки по сравнению с тобой, Родя!

— Ох, Гиля! Что такого особенного ты нашел в этих наших плясках?! Ты посмотри, вокруг одни идиоты! Думаешь мне это надо? Гиля, Гиля… Ты пойми, я избранный, я слышу голос бога, а на деле мне доверяют только этих идиотов! — Святославский грохнул кулаком по столу.

— Родя, да ты чего!? Брось! Ты посмотри, любая баба к твоим услугам!

— Где любая?! Где, я тебя спрашиваю!? Мне надоели эти оловянные глаза, эти безжизненные выражения лица! Они же не спят со мной, а, блин, очищаются! За редким исключением ни оргазма, ни крика, ни стона — лежит как бревно и молится!

— Родя, ну у тебя же есть бабки! Иди в город, сними проститутку, и все.

— Ага, а там что будет? Гиля, ты пойми, мне любви хочется! Понимаешь?! ЛЮБВИ! Сострадания, тепла, сопереживания. Пойми, я творческий талантливый человек! Я достоин совершенно иной жизни! Я эти рожи уже видеть не могу! И все эти наши братья и сестры любят только себя! И ради себя любимых они пришли ко мне.

— Да брось, Родя! Вот в это я не поверю! Они же ради тебя на смерть готовы идти!

— Это не ради меня, Гиля, не ради меня, поверь! Ладно, оставим эту тему. Я вот что хотел тебя спросить. Не рановато ли мы решили Светлану перевести из общины в отдельную квартиру?

— Я сам об этом думал. Еще я подумал вот о чем: не слишком ли расточительно мы будем использовать труд опытного менеджера? Все же организация розницы — вещь банальная. При хорошей крыше с этим вполне справятся наши братья и сестры из местной общины, а руководить всем сможет неоднократно проверенный Зоря. Кроме того, для меня очевидно, что, живя в общине, Калиока не сможет нормально заниматься этим делом, а присмотреть за ней здесь толком не кому.

— Да, ты прав. И какие же у тебя на нее виды?

— Давай используем ее на нашем заводе? Мы в последнее время увеличили объем производства еще на 20 %. Дима старается. Бурно растет сеть сбыта, увеличивается количество контрагентов. Я уже запарился управляться со всей этой махиной, а она грамотный руководитель. Кроме того, на нашем предприятии она будет под постоянным присмотром. Что скажешь?

— Это ты хорошо придумал — свою работу свалить на плечи Калиоки. А сам что будешь делать?

— Ну-у-у-у-у… — Гиля сально ухмыльнулся, — я бы вплотную занялся Зодиаком. Это же в высшей степени важный участок работ!

— Вот кобель!

— Родя, ну я же и о тебе не забуду. У тебя всегда всё будет вовремя и самого высшего качества.

— Хорошо. Давай попробуем, — Радош снял трубку телефона. — Пригласите ко мне Калиоку. Да, немедленно!

* * *

— Лицом к стене! — скомандовал конвойный. Зазвенела связка ключей, и дверь в камеру с лязгом отворилась. Нет, страха у меня уже почти не было. После Крещения Тихони внутри что-то изменилось. Было ощущение, что в жизни сделано нечто очень важное. Важное настолько, что все ужасы тюрьмы с лихвой компенсировались одним этим делом. «Господи, помоги! Святителю отче Николае, моли Бога о мне! Пресвятая Богородица, спаси и сохрани», — практически непрерывно мысленно молился я.

По сравнению с моим прошлым визитом в камере что-то незримо изменилось. Нары, с которых спрыгнули те двое, что издевались надо мной, были пусты.

— Здравствуйте, — спокойно сказал я. — Где мои нары?

— Рядом со мной, проходи, — отозвался зэк лет тридцати, показывая рукой на соседние с ним нары, на которых стояла моя сумка, и лежал скатанный в рулон матрас.

Расстелив постель, я исследовал содержимое сумки. Ее основательно перерыли, но почти все было на месте. Отсутствовал мобильный телефон. Достав пакет с туалетными принадлежностями и полотенце, я разделся по пояс и отправился к раковине. Водные процедуры слегка подняли настроение. Одевшись, я услышал голос за спиной.

— Оклемался? Ну давай ко мне, сиделец, — это был пожилой зэк лет шестидесяти. Он сидел на нарах, отдернув наполовину занавеску. Я понял, что передо мной смотрящий хаты. — Садись рядышком, не стесняйся, — я повиновался. — Как кличут тебя?

— Денис. Денис Заречин.

— А погоняло есть?

— Пока нет.

— А друзья как зовут?

— Дэн или Дэнис.

— Нет, это не годится. Ну да ладно, не будем сгоряча тебя «крестить», сначала посмотрим, что ты за фрукт. Меня кличут Барином. Не слыхал?

— Нет, — я отрицательно махнул головой.

— Еще услышишь. Тут с тобой давеча беспредел хотели сотворить, ну так я с отморозками разобрался. Теперь здесь у нас правильная хата, а ты честный сиделец… Пока, — на меня смотрели холодные глаза. — Маляву от Милорда насчет тебя я получил, но ты нос не поднимай, не считай, что судьбу за хвост поймал. Понял?

— Барин, у тебя ко мне есть предъява? — я прямо посмотрел в серые, как сталь, глаза.

— Пока нет. Пока… С нашими правилами знаком?

— Знаком.

— Ну смотри, косяков не руби. Будут вопросы, обращайся. А теперь расскажи, что по жизни делать умеешь? Чем полезен можешь быть для сидельцев?

— Я готовить люблю, — сказал я после секундного раздумья, — но здесь, насколько я понимаю, с этим проблема.

— Да уж… О хорошей кухне в камере администрация как-то не подумала.

— А еще я рисую неплохо.

— А вот это интересно. Чем рисуешь?

— Лучше всего у меня акварелью получается, но могу и пастелью. Ну это типа карандашей таких, — ответил я, увидев недоуменный взгляд собеседника.

— Так ты и меня нарисовать сможешь?

— Вообще у меня лучше всего пейзажи получаются. Последний раз я рисовал море, пальмы… — я невольно ушел в воспоминания своего бегства на Кипр.

— Заметано! Нарисуешь меня на фоне пальм и моря?! — зэк явно воодушевился.

— Легко, только нужна бумага и карандаши.

— Напиши на бумажке, что тебе нужно, я закажу. Если получится, завтра и начнем! Иди.

Я молча встал и, сев за стол, написал небольшой список самого необходимого. Барин молча принял у меня листок и передал его зэку, который подскочил к смотрящему, стоило тому лишь бровью повести.

Я же достал из сумки маленькую иконку святителя Николая и, встав в угол, пристроил ее в небольшой нише в стене. Страницы молитвослова, на которых был напечатан акафист Николаю Чудотворцу, к счастью, не пострадали, и я начал молиться, тихо шепча слова себе под нос. Закончив, я искренне поблагодарил святителя за его помощь и защиту. Для меня было очевидно, что лишь чудом я до сих пор жив и здоров. Спрятав молитвослов и икону в карман, я лег на свои нары. Но отдохнуть мне не дали.

— Слушай, Дэнис, нам бы побазарить, а? — это был мой сосед. Я поднялся, забравшись на лежак по-турецки, и пригласил соседа сесть рядом.

— Меня зовут Евгений, — начал он, пристроившись рядом со мной. — Ты извини, если я чего не то спрошу, но… Я понял, что ты верующий?

— Да, слава Богу!

— Слушай, вот ответь мне на такой вопрос. Насколько я понял, любому священнику можно исповедоваться?

— Да, любому православному.

— В смысле?

— Есть же и другие церкви — католическая, протестантские конфессии, куча всяких сектантов. Ты крещен в какой церкви?

— Так в обычной, в нашей.

— Вот, стало быть, ты православный. И исповедоваться у ксендза-католика тебе нельзя. Толку от такой Исповеди не будет — один вред.

— Ну к нам сюда в тюрьму ходят же наши?

— Насколько я понял, кто только сюда не ходит.

— И как быть?

— Очень просто! Взять да спросить. Вы, мол, священник православный? Русской Православной Церкви?

— Понятно. Благодарю. Ну вот… Я о чем подумал. Ну решу я покаяться, так я ему должен обо всех своих делах рассказать, а вдруг он на администрацию работает?

— В смысле?

— Ну возьмет он потом, и куму все наши исповеди передаст — кто, значит, чего сделал в своей жизни.

— Это вряд ли. Даже если мы забудем о том, что священник в первую очередь человек верующий, для которого разглашение тайны Исповеди — преступление, то во-первых, за такое деяние он лишается сана без разговоров. Это конец всей его карьере. А во-вторых, от тебя на Исповеди никто не будет требовать имен, фамилий, адресов и прочего.

— Да? — в глазах собеседника было откровенное недоверие. — Это как же? Значит, украл я, скажем, что-то, и могу в этом покаяться и не говорить у кого и что?

— В принципе, да. Богу и так все известно, а священнику конкретные обстоятельства и фамилии не нужны и не важны. Может быть важным с точки зрения тяжести греха, например, воровство последних денег у неимущего человека, воровство у многодетной семьи, у детского дома, воровство церковного имущества и т. д. Но, опять же, никто конкретных адресов спрашивать не будет.

— Ты уверен?!

— Абсолютно.

— Слушай, Дэнис, ну ты просто у меня камень с души снял. Я уже два месяца все хожу и мучаюсь.

— Помоги тебе, Господи, Женя!

До вечера я обжился на новом месте, познакомившись с большинством сокамерников. Удивительно, но почти все очень серьезно восприняли тот факт, что я верующий человек. Ночь прошла спокойно. После карцера было ощущение, что я сплю в очень комфортных условиях. Удивительное создание человек! Ко всему привыкает и обо всем судит в сравнении!

На следующий день после обеда меня вызвали к адвокату. Дмитрий Петрович был озабочен и хмур. Меня, беззаботно улыбающегося, он встретил с искренним удивлением.

— Денис, как ты?

— Нормально все, Дмитрий Петрович.

— В камере как? Сильно достается? Ты не падай духом, я хлопочу, чтобы тебя перевели в твою прежнюю камеру, так что…

— Не надо, не хлопочите, — перебил я адвоката. — У меня все в порядке. В новой камере я на своем месте. Мне кажется, что я там нужен.

— Что?! Но твое лицо? И мне намекал следователь, что тебя будут прессовать…

— Да, они пытались, но… Короче, ничего у них не вышло. В камере теперь порядок, да и вступился кое-кто за меня.

— И кто, если не секрет?

— Милорд.

— МИЛОРД?! Сам смотрящий тюрьмы?! Да ты шутишь? Разве такое возможно?

— Возможно, Дмитрий Петрович, Богу все возможно. Вы не расскажете мне, что случилось с Соколовым? Голопупенко не обманул, он на самом деле погиб?

* * *

Вероника Сергеевна бесшумно оделась за пару минут. Соколов уже успел собрать все документы, засунув их в небольшую поясную сумку. Как можно тише он передернул затвор табельного «Макарова», поставил пистолет на предохранитель и засунул его за пояс брюк сзади. Сильно запахло бензином, и через мгновение снаружи с шумом заполыхал огонь. Внутрь повалил едкий дым. Соколов подергал ставни и двери — все было основательно заперто снаружи. Дым разъедал глаза, стало невыносимо першить в горле. Жена сильно закашлялась. Александр Иванович схватил со стола чайник, намочил висящее на стене вафельное полотенце и дал Вике.

— Прижми плотнее к лицу и закрой глаза. Ника, молись и ничего не бойся, мы выберемся!

Соколов бросился в прихожую и откинул лежащий на полу половик. Под ним располагался деревянный люк. Он дернул за кольцо. Безрезультатно. Люк был заперт на ключ. Александр Иванович, сильно кашляя, бросился в гостиную и первым делом вооружился карманным фонариком. Затем он подскочил к комоду и стал судорожно вытаскивать маленькие ящики, опрокидывая их содержимое на стол: «Святителю отче Николае, помоги, спаси! Матерь Божия спаси нас!» — мысленно произносил он. Похожий ключ нашелся в последнем ящике. Соколов бросился обратно в прихожую, открыл замок и откинул люк. Высунув голову вниз — к водной глади — он сделал несколько глубоких вдохов свежего воздуха и, задержав дыхание, побежал в спальню. Жена лежала на полу, она была без сознания. Муж подхватил ее на руки и понес к спасительному люку.

Оказавшись по пояс в воде, Вероника Сергеевна пришла в себя.

— Саша, что с нами? — прошептала она.

— Тихо, тихо, любимая. Все нормально. Мы под домом. Наверное, они караулят нас на мостках, ведущих к берегу. Так, нам надо ко второму выходу, — поддерживая жену, Соколов как можно тише поплыл к привязанной к мосткам лодке. Степан был хорошим хозяином: уключины оказались хорошо смазанными, и лодка бесшумно поплыла к противоположному берегу.

— Ну что, все тип-топ, Джокер? — бандиты стояли на берегу и смотрели на полыхающий дом.

— Ага, похоже на то. Ни писка, ни визга. Люблю такую работу.

— Ну, давайте-ка на всякий случай сделаем вокруг дома круг почета и пора сматываться отсюда, — трое мужчин забрались в небольшой катер и, заведя мотор, медленно стали огибать горящее строение.

— Ника! Пригнись! Это они! У них катер, нам не уйти! Господи, помилуй! — Соколов налег на весла.

— Вон они! Уходят! — крикнул главарь. — Твою мать, тип-топ не получилось! Ну что же будем мочить! — бандит вскинул автомат, и, встав в полный рост, выпустил по лодке очередь. Пули прошли мимо. Соколов выглянул из-за деревянного борта, выхватил пистолет и, взяв его двумя руками, основательно прицелился. Раздались три выстрела, и главарь, намерившийся снова нажать на курок, молча свалился за борт вместе с автоматом.

— Сука! Он Ваху замочил! Джокер, дави их корпусом! — второй бандит был на грани истерики.

Невозмутимый Джокер заложил вираж и направил катер прямо на лодку. Раздался хруст дерева, и Соколовы оказались в воде. Александр Иванович выпустил из рук пистолет. Ощущая полную обреченность, он поддерживал жену на плаву, глядя на вновь надвигающуюся железную махину. Сквозь рев двигателя раздался глухой удар, и винт неожиданно сбросил обороты, словно уткнувшись в дно. Через мгновение мотор опять заработал ровно, а сзади лодки расплывалось кровавое пятно. Изуродованное тело Вероники Сергеевны медленно всплыло на поверхность.

— Есть! Баба готова! — рулевой Джокер был весь во власти азарта охоты.

— А мужик где?

— Сейчас и мужика увидим. Наверняка тоже труп.

Лодка сделала еще один круг. Неожиданно вдалеке раздался звук мотора. К месту трагедии приближался вертолет.

— Джокер, сматываемся!

— Надо найти мужика!

— Да чего его искать?! Ты же на них корпусом наехал. Сматываемся! Если нас здесь повяжут, не отмажемся!

— Ладно, фиг с ним!

Лодка прибавила ходу и уплыла вниз по течению.

Военный вертолет пролетел в полукилометре. Пилота не заинтересовали всполохи огня вдалеке…

* * *

— Тело Соколова так и не нашли? — смог выдавить я после длинной паузы. Рассудок отказывался верить в смерть близкого друга. Слезы предательски вырывались наружу.

— Так и не нашли. Там довольно сильное течение у дна. Тело могло отнести далеко. Водолазы работали пару дней, но все без толку. Похоронили только Веронику Сергеевну.

— Это было убийство?

— Однозначно. Нашли еще тело одного из убийц и автомат Калашникова. Скорее всего, бандита подстрелил Соколов.

— Это же реальная ниточка.

— Да уж, ниточка, — скептически заметил адвокат. — Есть у меня большие сомнения в том, что это дело будет нормально расследовано…

— А что так?

— Э-э-э-э… — Дмитрий Петрович выразительно обвел взглядом помещение. Затем он вытащил из кейса лист бумаги, написал на нем несколько строк и передал мне.

Сдается мне, что начальник Соколова — Генпрокурор — крыса. А.И., насколько я понял, шантажировал своего шефа… Сегодня дело Соколова находится под контролем у Генпрокурора — возможного заказчика убийства. Вот так!

* * *

— Подлый враг оборвал жизнь замечательной женщины, настоящего друга и соратника нашего коллеги Александра Ивановича Соколова! Боль утраты не дает мне говорить спокойно, — Генпрокурор России Семен Аркадьевич Хайкин театрально сглотнул слюну, — с этими замечательными людьми меня связывали не только служебные отношения, но и теплая дружба. Для меня нет никакого сомнения в том, что это заказное убийство. Саша в последнее время вел несколько громких и опасных дел. Что поделаешь, такова наша работа. Но пусть враг не думает, что останется безнаказанным. К расследованию этого подлого нападения подключены лучшие силы Генеральной Прокуратуры.

Несколько присутствовавших следователей переглянулись, метнув гневные взгляды в сторону Голопупенко.

— Это вот этот козел и есть лучшие силы Генпрокуратуры? — шепнул один из них своему соседу.

— Спи спокойно, Вика, пусть земля тебе будет пухом, — пафосно продолжал Хайкин, — а мы будем делать свою работу. Я обещаю тебе, что не пройдет и года, когда я приду сюда и положу на твою могилу самый суровый приговор организатору этого убийства!

Генеральный не стал дожидаться окончания похорон. Быстро перебирая короткими ножками, он добрался до служебного автомобиля и водрузил 120 килограммов живого веса на заднее сиденье.

— В Прокуратуру! — распорядился Хайкин, вытирая вспотевшую лысину. — И побыстрее!

Нельзя сказать, что у него было много дел, просто со времени убийства Соколовых он потерял всякий покой. По ночам его одолевали жуткие сны, а наяву в голову лезли тревожные мысли. Все в этом деле пошло наперекосяк: дело не удалось представить несчастным случаем, а главное, не найден труп Соколова. Если этот урод выжил! Семен Аркадьевич инстинктивно поежился, несмотря на жару в салоне машины.

Тревожные ожидания не заставили себя долго ждать. На следующее утро, взяв в руки одну из центральных газет и взглянув на передовицу, Семен Аркадьевич потерял дар речи.

«ПРОКУРОР ДЛЯ ПРОКУРОРА, Или сколько стоит подпись г-на Хайкина?»

Заголовок был набран крупно, почти в треть страницы, а ниже красовалось фото Семена Аркадьевича, сделанное на одном из фуршетов: Хайкин с благодушной улыбкой подписывал золотым паркером грамоту для одного из сотрудников Прокуратуры. Далее шел тщательно подобранный и задокументированный материал, касавшийся нескольких дел, к которым Хайкин реально приложил руку, получив солидный «гонорар». Также в статье была опубликована озвученная Соколовым информация, касающаяся его недвижимости и банковских счетов. Последнее не так сильно волновало Генерального Прокурора, поскольку он постарался убрать все «хвосты», способные указать на него и его близких, но вот сведения об уголовных делах были просто убийственными. Это была самая настоящая бомба!

— Надо действовать, и действовать немедленно! — сказал Хайкин вслух и вызвал секретаршу. — Люсенька, распорядись пожалуйста, пусть мне подготовят материалы по этим делам, — Семен Аркадьевич протянул список дел, фигурировавших в статье. — Это мне надо срочно!

— Будет сделано! — Стрельнула глазами молоденькая Люда.

— Эх, хороша девка… — пробормотал Хайкин, когда за секретаршей закрылась дверь. — Но при таких раскладах все одно ничего не выйдет.

— Яша? Здравствуй, дорогой, — Семен Аркадьевич решил позвонить своему давнему приятелю лично с мобильного телефона. — Как твои дела?

— Мои-то, Сема, хорошо, а вот что за задница накрыла тебя?

— Ты уже в курсе…

— А ты как думал?

— Нужна твоя помощь как лучшего юриста России.

— Ох и льстец! Весь к твоим услугам. Подъезжай хоть сейчас. Адрес не забыл?

— Не забыл. Но сейчас, сам понимаешь, какая у меня свистопляска начнется. Давай лучше я тебе сначала передам кое-какие бумаги, ты их просмотришь, а потом и я подъеду, чтобы выслушать твой вердикт.

— Хорошо, присылай. Когда ждать гонца?

— Думаю, к вечеру управлюсь. А ты, как только все просмотришь, дай знать. Договорились?

— Ага.

Яков Альбертович Волочь в свое время был одним из лучших адвокатов. За несколько последних лет своей карьеры он не проиграл ни одного дела. Понятно, что это обстоятельство было обусловлено не только его талантом, но и крепкой дружбой с Семеном Аркадьевичем Хайкиным, уже тогда занимавшем пост заместителя Генпрокурора России. Адвокат позвонил на следующий день ближе к вечеру.

— Здравствуй, Сема.

— Здравствуй, Яша. Ну как?

— Готов дать тебе свои рекомендации.

— Оперативно!

— Фирма веников не вяжет. Когда подъедешь?

— Через часок.

— Жду. Ты коньячку захватишь?

— Твоего любимого Remy Martin X.O.?

— Да, знаешь ли, поздно вкусы менять на старости лет.

— Да уж… Хорошо, когда такие вкусы человек может не менять на пенсии.

— Так друзья, Сема, друзья на что? — Яков Альбертович в голос рассмеялся.

— Урод, блин, — бросил Хайкин, в сердцах шмякнув трубкой телефона об стол, — ему смешно, а мне хоть в петлю лезь!

Семен Аркадьевич был несправедлив. Если бы Яков Альбертович услышал этот его пассаж, то без труда припомнил бы порядок цифр тех сумм, которые он в свое время передавал Хайкину. Кроме того, ценилась не только консультация Волоча, но и его обширнейшие связи в высших эшелонах власти.

Через полтора часа Хайкин входил в солидную адвокатскую квартиру на Старом Арбате.

— Заходи, заходи! — Пробасил Волоч. Весь его вид внушал уверенность и уважение. Яков Альбертович, несмотря на свои семьдесят лет, еще пользовался успехом у женщин. Он был строен и подтянут, а голову украшала копна седых слегка волнистых волос. Мужчины расположились в глубоких кожаных креслах гостиной. Рядом на журнальном столике стояли две чашечки кофе, пара больших коньячных бокалов и принесенная Хайкиным бутылка Remy Martin.

— Вот с коньячком угодил! Спасибо тебе, Сема, — Волоч аккуратно разливал коньяк по бокалам. — За встречу!

Они выпили и принялись за кофе. Первым не выдержал Хайкин.

— Яша, не томи!

— Что, нервишки шалят? Ты по утрам-то бегаешь, или по-прежнему самым любимым видом спорта остался литробол? — В голосе Волоча сквозила неприкрытая ирония.

— Яша! Какой, на фиг, спорт?! Я с этой проклятой работой уже импотентом стал! Даже Люська меня не заводит, не говоря уже о жене.

— Сочувствую, Сема, сочувствую. Может, тебе клинику порекомендовать в Швейцарии? Знаешь, там творят настоящие чудеса!

— Потом, Яша, все потом. А то мне любимое государство найдет бесплатные апартаменты с лечением, — Генеральный криво ухмыльнулся.

— Да брось! Не так все и страшно. Это я тебе говорю. Конечно, история паскудная, и выплывать тебе придется долго и нудно. Но все решаемо, ты уж мне поверь.

— Ох, Яша! Да знаю я, что все решаемо, но во что все это мне обойдется?! И дело не только в деньгах, — Семен Аркадьевич вытер обильно вспотевшую лысину и одним махом допил содержимое своего бокала.

— Да уж… Сейчас под тебя будут здорово копать, но не мне тебя учить что делать и к кому обращаться.

— Да, Яша, я понимаю. Но твой совет не помешает. Кроме того, у тебя тоже определенные связи есть, не прибедняйся.

— Хорошо. Тогда начну с информации про твою недвижимость и банковские счета. Мне она очень не понравилась, Сема.

— Здесь уже все в порядке. Я все переоформил, так что ни на мне, ни на моих родственниках ничего нет.

— Переоформил — и что? Думаешь, тебя проверять идиоты будут? А реестры, в которых остались имена предыдущих собственников? Кроме того, этот журналюшка наверняка писал не из головы и не по рассказам «знающих мужиков»! Если у него есть заверенные копии документов, которые он сможет предъявить, то…

— А откуда у него могут быть такие документы?

— Сема! Не смеши меня! От добрых людей, понимаешь? От добрых людей, которые против тебя хорошо копнули и вооружились. Вот этот твой Соколов вполне мог таким образом подстраховаться, а ты его заказал.

— Яша! Да ты чего?! Я…

— Сема! Молчи! Адвокату если что-то и говоришь, то только правду. Так что молчи. А твой интерес в убийстве Соколова очевиден. Так вот. Ты бы поработал с этим журналюшкой. Надо поискать, чем его можно прижать, чтобы он опроверг хотя бы факты, связанные с недвижимостью и счетами. Это бы тебе сильно облегчило жизнь.

— Понимаю. Я попробую.

— Вот и хорошо. Что же касается тех твоих делишек, то здесь, думается мне, все проще. Ты же не вел их сам. Ими занимался твой верный пес Голопупенко, — Волоч брезгливо поморщился, — ну и говенный мужик, скажу я тебе! Я в жизни больше таких не встречал. Мне кажется, от него за версту воняет.

— Ну, а кто бы стал такими делами заниматься, которые я на него возлагал? И что делать с Голопупенко?

— Ты сваливаешь всю вину на него. Тебя можно винить только в недосмотре. Придется «найти» у него какие-нибудь деньги, подключить свидетелей, которые подтвердят факты дачи взяток. И все дела.

— Опять деньги… Но он, думаешь, молчать будет?

— Конечно, не будет. Мне тебя учить, как такие дела делаются?

— Понятно, — Хайкин опять вытер вспотевшую лысину, — где я потом такого исполнителя еще найду…

— Тебе надо сейчас о своей заднице думать, а этих голожопенковых хоть пруд пруди, только свистни. Это порядочного сотрудника найти — большая проблема.

— Все понятно. Думаю, у меня все получится.

— У нас, Сема, у нас. Сейчас я налью нам еще кофейку, и мы вместе подробно обсудим дальнейшие шаги, — хозяин квартиры вышел в кухню, а Хайкин украдкой долил в свой бокал коньяк и жадно выпил.

* * *

По возвращении в камеру меня ждал сюрприз: на моих нарах лежал внушительного размера сверток. Я обернулся и спросил у Барина:

— Это для меня?

— Для тебя, конечно. Разворачивай, — проскрипел старый зэк.

Внутри оказался этюдник, сносного качества акварель, набор кистей и бумага. Даже не могу выразить то чувство, которое обуяло меня, когда в руках оказались предметы из той — свободной — жизни! Сидевший в груди ледяной комок стал медленно таять, уступая место простой человеческой радости.

— Все в порядке? — нетерпеливо спросил Барин.

— Да, спас… благодарю. Это все, что нужно.

— Когда начнем?

— Лучше работать при дневном свете. Может, завтра с утра?

— Договорились! — в глазах авторитета зажглись веселые искорки. — А ведь меня еще никто и никогда не рисовал, все больше фотографировали, падлы, в фас и в профиль! — камера содрогнулась от дружного смеха.

Я с трудом дождался следующего утра, так хотелось заняться любимым делом. Барин, похоже, тоже пребывал в непривычном для него нетерпении, да и вся камера воодушевилась, ожидая нового незнакомого развлечения.

— Ну, Барин, как будем тебя писать?

— Писать? Прокурор пишет! — его возмущение было шутливым. — Ты, художник, нарисуй меня на фоне моря и пальм, ну чтобы все было как положено — там пиво, вобла, девочка голая… — я внутренне напрягся. Мне и в голову не приходило, что может возникнуть такая проблема. Рисовать голых женщин я не собирался.

— Барин, — сказал я серьезно, но как можно более миролюбиво, — я тебя не предупредил сразу. Голых баб и вообще всякую похабщину я рисовать не буду. Можешь сразу резать меня, но это противоречит моей вере, и делать этого я не стану.

— Да ладно тебе! Ну для меня!

— Нет, Барин, это мое последнее слово.

Зэк напрягся, сверля меня тяжелым взглядом водянистых стальных глаз. Я выдержал этот взгляд. Вся камера замерла.

— Ладно, — наконец прервал паузу авторитет, — будь по-твоему. Обойдемся без голых баб, но чтобы все остальное было как надо!

— Будет сделано! — у меня камень упал с души.

Барин полностью отдернул занавеску, разделся до трусов и лег на свои нары. Работа спорилась. В центре композиции я изобразил авторитета на пляжном лежаке. Время до обеда пролетело незаметно. Портретная часть композиции была в общих чертах закончена. В камере стояла непривычная тишина. Сидельцы на цыпочках заходили мне за спину и увлеченно наблюдали за процессом. Барин периодически интересовался, мол, как там, в ответ ему показывали большой палец правой руки и он удовлетворенно затихал. Ближе к вечеру я закончил портретную часть. Барин все рвался посмотреть, но я уговорил его дождаться окончания работы. На следующий день я продолжил, изобразив все компоненты натуры. К моему удивлению картина получилась очень живой и романтичной. Барин полулежал на боку, опершись на локоть. Он задумчиво смотрел в морскую даль, казалось что легкий морской бриз слегка покачивает остатки седых волос на его голове. Я остался очень доволен своей работой и с замиранием сердца развернул этюдник на 180 градусов: еще ни разу мое художество не оценивала столь авторитетная и необычная комиссия. Барин долго вглядывался в полотно, периодически щурясь. Его лицо не выражало никаких эмоций. Камера замерла. Наконец авторитет закурил, выпустил в потолок облачко сизого дыма и изрек:

— Вот это вещь! Мне даже показалось, что здесь морем запахло! Блин, как будто снова в Сочи оказался пять лет назад, когда меня там брали в последний раз. Ну, благодарю тебя, ты настоящий художник! О! — Барин поднял указательный палец вверх, — с этого момента погоняло твое и будет Художник!

В камере все загалдели, поздравляя меня и высказывая свое искреннее восхищение. Я сразу понял, что теперь у меня будет совсем немного свободного времени, и это очень радовало. Нет ничего хуже, чем вынужденное безделье. Жизнь начинала входить в нормальную колею, как ни парадоксально это может прозвучать, учитывая место моего пребывания.

* * *

Смиренно приняв новую волю наставника, Калиока ехала в Красноярск. Ее сопровождала наставница их группы Гайда, которой выпала большая честь стать одной из ближайших помощниц Великого Радоша. Кратко помолившись в тамбуре, сестры устроились на своих боковых полках плацкартного вагона и погрузились в прослушивание сладостных речей Великого Радоша.

«Она наша добыча, и будет батрачить на нас до скончания своих дней! Она будет делать это с радостью, как тысячи других никчемных людишек» — эта мысль усиленно пробивалась через проповедь Великого Радоша. Калиока устала сопротивляться и выключила плеер. Впервые за долгое время она оказалась наедине со своими мыслями. Мерный стук колес располагал к спокойному размышлению. «Что со мной? Куда я еду? Где мой дом? Где моя работа? — спрашивала Калиока сама себя. — Ты избранная. Избранная из избранных, ты едешь к своему господину для выполнения его воли. — Отвечал внутренний голос. — Волю? Почему я должна исполнять его волю? Где моя квартира, работа? Где мой ДОМ?!» Внутри начала нарастать паника, и Светлана отправилась в тамбур. Поток свежего воздуха из разбитого окна немного освежил ее. «Это бесовские мысли, надо гнать их от себя, Великий Радош все знает, ему виднее, как спастись, как послужить миру и человечеству!» Немного успокоившись, Калиока отправилась обратно. По пути назад ее снова накрыла волна новых мыслей: «нас используют, мы и есть эти никчемные людишки»!

Светлана села на свое место и, сделав вид, что включила плеер, обхватила голову руками. Ей стало жалко себя: одинокая женщина, нищая, никому не нужная, всеми оставленная, вечно голодная.

Кто-то задел Калиоку, и она невольно подняла глаза: мужчина в длинном черном одеянии, развернувшись в пол-оборота и прижав руку к груди, склонился в полупоклоне.

— Простите великодушно, я нечаянно вас задел! — видимо, это был православный священник: на его груди на массивной цепочке висел металлический золоченый крест.

— Иди вон, слуга дьявола! — в неистовой злобе прошипела Гайда.

Священник недоуменно вскинул брови, но, ничего не сказав, удалился. Его место располагалось двумя «купе» далее. Калиока заметила, что, заходя в свой отсек, он обернулся и бросил на нее мимолетный взгляд.

— Жирная скотина! Мерзкий эрпэцэшный ублюдок! Гнусная поповская тварь! — не унималась Гайда, шипя сквозь зубы. Калиока немного растерялась.

— Гайда, сестра, ты знаешь этого человека?!

— Хвала Великому Радошу! У меня не было и нет знакомых среди эрпэцешного сброда вообще, и тем более среди их гнусных попов! Опасайся их! Они обманом могут завлечь человека в погибель!

— Да, Гайда, я прекрасно помню все, что говорил Великий Радош про эту ужасную организацию.

Калиока не стала более поддерживать этот разговор, а сделала вид, что углубилась в прослушивание записи на кассете… Этот священник не был жирным, как сказала о нем Гайда. Перед глазами Калиоки так и стояла его радушная извиняющаяся улыбка и рука, прижатая к позолоченному кресту. От этого человека словно повеяло теплом, о котором так скучала Калиока. Она не чувствовала этого тепла в течение долгих десятков лет роскошной жизни в Москве, не обрела она его и в своей общине. Раньше — в прошлой жизни — Светлана никогда не сталкивалась со священниками вот так, лицом к лицу, фактически заочно отрицая всю организацию под названием Православная Церковь. Калиока вспомнила перекошенное от злобы лицо «епископа» Павла, избивающего беззащитную женщину. На этом фоне незнакомый священник был чуть ли не олицетворением добра.

— Что-то мне нехорошо, пойду в туалет! — Гайда неожиданно побледнела и быстрым шагом отправилась в дальний конец вагона, прижав руку к животу.

Калиока молча смотрела на отсек, в котором скрылся священник. Неожиданно оттуда выскочила девочка лет семи. На ней было надето скромное платьице, а льняного цвета волосы собраны в два забавных хвостика. Девчушка медленно шла по проходу, словно осваивая новую территорию. Она внимательно рассматривала пассажиров, пока не поравнялась с Калиокой. Девочка остановилась и молча посмотрела Светлане в глаза. Калиока словно завороженная не могла оторваться от этого чистого, бесхитростного взгляда двух огромных голубых глаз. Светлане почудилось, что неуютная заскорузлая оболочка, ограждающая ее жизнь, закачалась и потрескалась, пропуская свет, исходивший от ребенка.

«Катя, Катюшенька, девочка моя, — перед мысленным взором Калиоки возникло личико дочери. Ей тогда было столько же, сколько этой незнакомой девочке, такие же хвостики, такие же огромные широко открытые глаза. — Маленькая, завтра утром бабушка встретит нас на перроне, ты соскучилась?» В похожем плацкартном вагоне они возвращались в Москву, две недели проведя на черноморском курорте. Вот тогда, да, именно тогда в жизни Светланы и было счастье! Она поняла это со всей отчетливостью! У нее была семья, дочь, мама, работа, у нее был смысл жизни, от которого она сама отказалась. Отказалась постепенно: сначала от дочери, а потом и от всего остального.

— Тетя, вы меня слышите?! — Девочка нежно трясла Светлану за рукав. — Что с вами?

— А, да-да слышу, маленькая. Прости, я просто немного задумалась.

Девочка по-прежнему смотрела широко открытыми голубыми глазами. Казалось, что ребенок понимает очень многое из жизни Светланы. Калиока смутилась, отвела взгляд в сторону и полезла с сумку, достав горсть сухофруктов.

— Хочешь пожевать?

— Спасибо, — девочка взяла двумя пальчиками кусочек кураги.

— Как тебя зовут?

— Ксюшка, Ксения, — поправилась девочка. — А вас?

— Свет…, - Калиока запнулась и прикрыла рот рукой. Она вдруг вспомнила свое прежнее имя! По правилам «церкви», в которой она жила, это было совершенно недопустимо, но ей не хотелось говорить девочке свое новое имя. — Светлана, — с трудом повторила она.

— Ой! А нашу маму тоже зовут Светлана! Как здорово! — захлопала в ладошки девочка. — Светлана, а вы тоже поститесь?

— С чего ты взяла?

— Ну сегодня же пятница. Люди в поезде курицу кушают, яйца, колбасу. А у вас ничего нет — только сушеные фрукты.

— Я, Ксюшенька, вообще мяса не ем. А тебе очень хочется курочки?

— Ой, что вы! — девочка смешно по-взрослому махнула худенькой ручкой. — Я привыкшая!

— Это твой папа священник, он недавно проходил здесь мимо нас?

— Да, мой, — девочка явно гордилась своим отцом.

— Он, наверное строгий?

— Ой, что вы! — опять махнула девочка ручкой, — он очень добрый!

— Что она здесь делает?! Калиока, ты почему не слушаешь голос Великого Радоша?! — Светлана вздрогнула от злобного шипения Гайды, раздавшегося за спиной.

— Ой, простите, мы со Светланой всего две минутки разговариваем, мы…, - девочка попыталась оправдаться, но закончить фразы так и не смогла.

— Что?! Как она тебя назвала, Калиока?! Откуда она знает твое прежнее имя?! Вы знакомы?

— Нет, Гайда, так получилось, не кричи, сядь, я все объясню…

— Чей это ребенок?! — Гайда грубо схватила девочку за руку.

В проходе появился священник и в один миг оказался рядом.

— Отпусти ребенка! — Крикнула Светлана и грубо дернула Гайду за руку. Та опешила, но девочку отпустила.

— Простите, моя дочь вас утомила, простите великодушно, — священник взял девочку за руку и потянул в сторону своего «купе». По обескураженному лицу Ксюши катились крупные слезы.

— О чем она тебя спрашивала?! — Гайда, взяв себя в руки, злобно шипела. — И как ты смеешь так себя вести?!

— Да ни о чем, Гайда! Ну просто ребенок, просто остановился рядом, а я ее угостила сухофруктами. Чего ты на нее накинулась?

— Эти эрпэцэшные выродки ничего просто так не делают! Они собирают информацию! Неужели ты не понимаешь, что этот разговор может иметь самые серьезные последствия для Господа нашего?! Я буду вынуждена доложить об этом случае, Калиока!

— Хорошо, сестра, делай так, как тебе угодно, — Светлана всеми силами старалась взять себя в руки. Она больше не могла слышать гнусных оскорблений в адрес очаровательного ребенка.

«Господи, что же я наделала, Господи! Где я?! Что со мной?! Где моя дочь?!» — тяжелые мысли не покидали Светлану. Она сидела, уставившись в точку на стене и делая вид, что внимательно слушает плеер.

Через пару минут Гайда снова схватилась рукой за живот.

— Ой, опять! Да что же это?! Не иначе эти эрпэцэшные сволочи наколдовали! О! Великий Радош помоги, защити и помилуй! — Гайда бегом побежала в сторону туалета.

Из своего «купе» вышел священник и тоже направился в туалет. На полдороге он остановился, увидев свирепый взгляд на бледном лице Гайды, ожидавшей своей очереди, и пошел обратно. Батюшка остановился рядом со Светланой.

— Светлана, еще раз простите мою дочь, она не хотела вам докучать.

— Нет, это вы простите мою спутницу, она вела себя недостойно, — Светлана сама не могла понять, почему она так расположилась к этому человеку. Если Гайда быстро освободится, то очередного скандала не избежать. — Присаживайтесь, — пригласила она священника.

— Ой нет! Если ваша спутница увидит меня здесь, будет буря! — батюшка заговорщицки подмигнул. — Лучше я рядышком постою. Простите, я не представился. Священник Василий.

— У вас замечательная дочка.

— Да уж… Пострел еще тот — глаз да глаз нужен! — лицо священника оставалось серьезным. — Светлана, простите за этот, быть может, личный вопрос. Вы человек крещеный?

— Да. Я крещена в церкви Великого Радоша.

— А-а-а-а-а… Вы состоите в организации, возглавляемой господином Святославским?

— Вы знаете нашего Господа?

— Да, мы с ним как-то встречались. Скажите, Светлана, а в православной Церкви вас крестили? Ну может быть, в детстве?

— Да, бабушка крестила меня во младенчестве, но… — Светлана замялась. Она уже не была так уверена в истинности того, о чем ей говорили последние месяцы, усиленно промывая мозги. — Здесь говорят, что это ложное крещение, и только Великий Радош может действительно дать жизнь вечную.

— Да-да… Мне известно учение Родиона Святославского. Светлана, я не хочу более утомлять вас, тем более, что может вернуться ваша спутница. Вот, — он протянул глянцевый прямоугольник, — это моя визитная карточка. Я служу в Красноярске в храме при первой градской больнице. Здесь есть мои телефоны. Если вам вдруг понадобиться моя помощь, обращайтесь в любое время. Храни вас Господь! — батюшка удалился, а Светлана в глубокой задумчивости достала из-под сиденья свою дорожную сумку и спрятала карточку за подкладку.

Гайда вернулась через пару минут, подозрительно оглядываясь вокруг.

— Никто не приходил?

Калиока лишь отрицательно мотнула головой, делая вид, что внимательно слушает запись на кассете в своем плеере. Минут через десять наставница Светланы опять схватилась за живот и убежала, шепотом сыпля проклятия в адрес мерзкого попа и вообще всей Русской Православной Церкви. Воспользовавшись отсутствием Гайды, снова подошла Ксюша.

— Тетя Светлана, а можно вам подарок сделать?

— Какой же? — рука Калиоки легла на макушку девочки. Светлана вдруг неожиданно ощутила, казалось, навсегда забытое тепло материнского чувства.

— Вот здесь икона, — девочка протянула маленькую картонку с наклеенной литографией. — Это икона святителя Николая. Я всегда ему молюсь, когда мне плохо, и не было ни одного раза, чтобы он не помог! — последнюю фразу девочка сказала серьезно и очень уверенно. Калиока решительно не понимала, что с ней происходит. Ей бы следовало бежать от этих людей, несущих в мир зло и разрушение, но она так соскучилась по простому человеческому теплу. То, что она приняла за искреннюю заботу и участие «церкви» Святославского, оказалось лишь навязчивой опекой, замешанной на ненависти к многочисленным врагам и тотальной подозрительности. Переворот же в ее душе произошел в тот момент, когда она увидела, как «епископ Павел» зверски избил беззащитную женщину во дворе новосибирской общины.

— Спасибо, солнышко, — ласково сказала Светлана, бережно принимая икону.

— Я смотрю, вы слушаете плеер? Вот, может, возьмете кассету? — достала девочка из кармана пластиковую коробочку. — Здесь на одной стороне акафист святителю Николаю, а на другой — рассказ о его жизни.

Коробка была сильно потерта, видно кассету слушали регулярно.

— Не жалко расставаться?

— Ой, — важно махнула девочка рукой, — мне папа другую даст, а вам она может пригодиться.

Светлана открыла коробку и вынула кассету. На ней не было никаких надписей и наклеек, она была точь-в-точь как те кассеты, что слушали братья и сестры Калиоки.

— Спасибо тебе, Ксюшенька, огромное спасибо! Я возьму только кассету, а коробочку оставь себе.

— Во славу Божию! — важно ответила девочка и побежала на свое место.

Светлана глубоко задумалась. Да, скорее всего она оказалась не там, где нужно, но вдруг это все козни дьявола? Вдруг она ошибается и через свое слабоволие лишится даров Господа? И где есть Истина, если она не у Великого Господина? Разве может она быть в РПЦ?

* * *

Катя Заречина, облокотившись о дверь вагона метро, покачивалась в такт движения поезда, уйдя в свои невеселые мысли.

С началом трагических событий вокруг Кати словно образовался вакуум. Кроме духовника отца Кирилла и отца Николая, к которому Катя иногда приезжала в Подмосковный Одинцово, общаться было не с кем. Денис в тюрьме, мама пропала, на работе было практически не с кем поговорить по душам. Возникало ощущение, что ты оторвался от прежнего мира и живешь в ином измерении. Прежние знакомые сейчас кажутся другими людьми, они просто не в состоянии тебя понять. Неожиданно возникли проблемы во взаимоотношениях со свекром. Григорий Александрович сильно сдал за последнее время. К несчастью, случившемуся с сыном, добавились проблемы на работе. Заречин старший словно опустил руки. Он редко приезжал в Москву, ограничиваясь телефонными беседами с адвокатом. Кате он ежемесячно перечислял на банковский счет небольшую сумму денег, в остальном в общении был официально вежлив и сух. Девушка пыталась поговорить с ним по душам, как-то объясниться, растопить лед, но Григорий Александрович старательно увиливал от разговора. Складывалось впечатление, что он отчасти винил невестку в том, что произошло с Денисом.

Адвокат Дмитрий Петрович также не горел желанием общаться с Катей. Каждый раз, когда она пыталась справиться у него о ходе дела, он отделывался дежурными фразами или ссылался на то, что лучше по телефону подобные вопросы не обсуждать. Времени же на личные встречи у него никогда не оказывалось. Катя пыталась договориться с ним о помощи в передаче посылки для Дениса, но адвокат заверил ее, что в этом нет необходимости. Они с Григорием Александровичем обо всем позаботились, и Денис ни в чем не нуждается.

Катя понимала, что никак не может оставить мужа без своего внимания. Пусть хоть все вокруг будут твердить ей, что он живет как на курорте, она знала, что это не так. Важно не содержание посылок, но сам факт заботы и внимания, простого человеческого участия близкого человека. Вот так Катя и поехала первый раз на Новослободскую, 45[12]… После этой поездки она словно выпала из обычного мира свободных людей. Тот день она не забудет никогда. Катя накупила Денису всевозможных деликатесов — мясной нарезки, итальянских колбас, любимых сыров мужа, положила несколько комплектов постельного белья, добротную пластиковую многоразовую посуду, кипятильник, туалетные принадлежности и еще много всевозможных мелочей. Она аккуратно упаковала все в отдельные пакеты и заботливо сложила в объемную спортивную сумку. Передачи в тюрьме представлялись Кате чем-то похожим на аналогичный процесс, скажем, в московских больницах. Она не подумала о том, что неплохо бы встать пораньше, решив, что целого дня достаточно для передачи посылки мужу. Розовые очки с Катиных глаз не просто сняли, но грубо растоптали о грязный вонючий пол…

— Ну, чего у тебя?! — грубо спросила приемщица у Катерины, еле стоящей на ногах: в тесном помещении было несколько десятков людей — в основном, хмурых озлобленных женщин. Стремительно приближалось время окончания приема передач.

— Вот здесь все, — с трудом подняла Катя сумку.

— Да ты офигела совсем! Ты бы еще рюкзак принесла! Буду я еще твои баулы таскать!

— Разве нельзя в сумке? Я не знала…

— Ищи коробку и перекладывай все!

— Но где я здесь найду…

— Слышь ты, лярва, ты не одна здесь! — зло закричала тетка сзади. От обладательницы пропитого одутловатого лица за версту несло перегаром и дешевыми папиросами. — Чего вылупилась! Время кончается, а она тут сопли жует! Шевелись!

— Э! Хватит там орать, не то быстро утихомирю! — подала голос приемщица. — Держи! — Смилостивилась страж порядка и брезгливо кинула на стол грязную картонную коробку. — Ну! Я что ли буду твое барахло перекладывать?!

— Эй, ты, чмошница интеллигентная, давай шевелись! — раздался еще один возмущенный голос из очереди.

— Вот ублюдочная лярва! Притащилась с баулом! — создавалось ощущение, что ругаться начали стены, Кате показалось, что весь мир вокруг готов ее сожрать с потрохами. На глаза усиленно наворачивались слезы, которые девушка сдерживала из последних сил.

— Не кричите на меня, — еле слышно пробормотала Катя дрожащим голосом и начала выкладывать содержимое сумки.

— Мясные изделия запрещены, все скоропортящееся нельзя, постельное белье к передаче запрещено, сигареты в пачках запрещены, — приемщица деловито отбрасывала свертки в сторону. — Стеклянная тара запрещена, нижнее белье — только одна пара. А это что?! — женщина извлекла из сумки тщательно упакованное приспособление для заварки чая — Денис очень любил пить чай, заваренный именно в нем.

— Это чай заваривать… Ну такой пресс специальный, — Катя была на грани обморока.

— Нет, чувиха, ты совсем офанарела?! Вы только посмотрите! — рука, держащая стеклянную колбу, высунулась в окошко, — у нас что на тюрьме принц поселился? Его бодя[13] уже не устраивает, чтобы чай заварить? Ты куда пришла — вообще знаешь?

Почти все в очереди загоготали. Катя не смогла это вынести. Нервно запихав то, что успела, обратно, она схватила тяжелую сумку и кинулась к выходу. Слезы ручьем катились по щекам. Не помня себя, Катерина бежала по улице, пока кто-то грубо не схватил ее за руку.

— Да остановись ты, сумасшедшая!

Катя резко обернулась. Перед ней стояла женщина лет пятидесяти, среднего роста, слегка полноватая, скромно одетая. Темные с проседью волосы забраны в пучок. Незнакомка протянула несколько свертков.

— На, держи, это все денег стоит, нечего добром разбрасываться. Пойдем в сторонку, поговорим.

Они присели на одиноко стоящую скамейку.

— Меня Люда зовут, — представилась незнакомка.

— А меня — Катя.

— У твоего, видать, первая ходка?

— Первая что?

— Мужика твоего первый раз посадили?

— А, да, первый…

— Понятно. Ты, девочка, давай соберись. Здесь никому спуску давать нельзя. А мужику твоему, кроме тебя, мало кто поможет. Ему твое внимание в первую очередь надо, а ты вон нюни распустила. А ну пойдем, я тебе покажу, как нужно с ними разговаривать.

— Нет! — решительно замотала головой Катя. — Я сейчас не смогу, мне надо в себя прийти, да и принесла я, наверное, совсем не то.

— Что есть, то есть. Значит так, слушай меня внимательно. Здесь без проблем принимают то, что куплено в местном магазине. Еще можно положить деньги на личный счет мужа — сидит-то муж? — Катя кивнула. — Ну вот, а он, значит, на эти деньги может что-то купить сам. Нижнее белье — там трусы, носки, майки, тапочки и прочее лучше всего отправляй бандеролью — до двух килограммов веса. И отправь из отделения вон там, — показала Людмила рукой, — оттуда быстрее доходит. Постельное белье не клади, все одно не примут. Продукты лучше всего без упаковок — печенье россыпью в пакете, конфеты тоже без фантиков в пакете, пастилу передай, мармелад, может колбаса сырокопченая пройдет, можешь рискнуть сало передать, но это вряд ли.

— Да он сала у меня не ест, — Катя, немного успокоившись, медленно растирала по лицу потекшую тушь.

— Не ест… Слушай, твой мужик попал совсем в другой мир, где все другое, в том числе и еда. Так что передавай и сало, и чеснок, и лук — все сгодится. Сухофрукты хорошо идут. Чай обязательно, но его лучше в местном магазине брать. Уяснила?

— Угу. А когда лучше сюда приходить, чтобы передать посылку?

— Здесь принимают передачи не более 30 килограмм. Приходить лучше утром пораньше — к 7–7.30, записывайся сразу в очередь и жди, пройдешь обязательно, и никого не бойся!

— Люда, а вы когда сюда в следующий раз придете?

— Через недельку, а что?

— Мне бы с вами было спокойнее…

— Ох, бедолага! Запиши мой телефон да позвони в конце недели, договоримся.

— Ой спасибо вам! Спасибо огромное!

— Благодарю надо говорить, — задумчиво произнесла Людмила.

— Почему? — опешила Катя.

— По кочану! Так, все, давай пока, а то я тут с тобой свиданку пропущу. Звони!

Вспомнив эту поездку, Катя невольно улыбнулась. Прошло всего полтора месяца, но ее уже не тяготили поездки в СИЗО. Девушка научилась просто не обращать внимания на колкости в свой адрес, а в крайних случаях могла ответить — жестко, хлестко и обидно: Людмила, чей супруг попал в тюрьму уже в четвертый раз, научила ее правилам поведения в этом особом мире неволи и страданий. Эта внешняя грубость, казалось никак не отразилась на внутреннем мире Катерины. Напротив, ей казалось, что она стала гораздо чувствительнее к человеческой боли, научилась лучше понимать страдающего человека.

Катя приехала в СИЗО к половине восьмого, записалась в список пятой. В ставшие уже привычными часы ожидания Катя думала о Денисе, о той жизни, которую они прожили за истекшие годы. Рана постепенно затягивалась. Вспоминалось много хорошего, что было в их семье. Пока супруги избегали свиданий — они все равно не смогли бы сказать друг другу главное, когда вокруг столько людей, крик, сутолока, слезы… Они общались при помощи писем. Первую весточку отправила Катя. На стандартном белом листе формата А4 было написано всего два слова: «Как ты?» В ответ она получила две строчки: «Очень плохо… Потому что БЕЗ ТЕБЯ! А так не волнуйся, здесь жить можно. Котенок, ПРОСТИ МЕНЯ! Я тебя очень сильно люблю!»

Над этим письмом Катя проревела целый день. Лед постепенно начал таять. Письма становились все более объемными и живыми… Денис постоянно корил жену в том, что она изводит себя стояниями в очередях с передачами, но Катя чувствовала, что для мужа ее участие очень важно.

— Следующий! — очередь подвинулась на одного человека. Приемщица ворошила передачу женщины, стоящей впереди. «Уже скоро», — подумала Катерина.

— Дочки, не подскажете, как бы здесь посылочку внуку передать? — раздался сбоку трескучий старческий голос. Катя машинально повернула голову. Старику было лет под восемьдесят. Несчастная сгорбленная фигура, старый, сильно потертый костюм, орденская планка в полгруди. По щеке скатилась непрошенная слеза, которую дедушка стыдливо смахнул.

— Вот, тут немного совсем, — взял старик в руку сверток, который до того держал подмышкой. — Куда тут встать, кто последний?

— Дедушка, да вы становитесь передо мной. Сейчас вот эта женщина уйдет, и вы давайте свою посылочку, — Катя радушно улыбнулась незнакомцу.

— Ой спасибо тебе доч…, - старику договорить не дали. Раздался вопль сразу нескольких женщин из очереди:

— Это чего это?! Умная какая! Сама-то пройдет, а мы как? Тут всем надо, тут все по записи! А ну дед, отваливай и приходи завтра. — Рука с облупившимся маникюром и обкусанными ногтями потянулась схватить деда за руку.

— Грабли убери! — Катя со шлепком ударила тянущуюся руку. — Да утихомирьтесь вы! — Девушка вышла на середину комнаты: — Милые мои, ну нельзя же так! Вы посмотрите сколько этому деду лет, вы посмотрите на его награды! Где же ваша совесть?! Ну как так можно? — Катя говорила твердо, но не унижая окружающих, искренне стараясь объяснить им мотив своего поступка. — Посмотрите на его крохотную посылку, неужели ему завтра специально сюда еще раз ехать?

В помещении повисла тишина, лишь изредка нарушаемая тихим недовольным бурчанием.

— Да ладно, бабы, жалко что ли! Пусть дед отдаст свою посылку, — нарушила паузу молодая девушка, стоящая почти в самом конце очереди. Возражений не последовало.

— Спасибо тебе внучка, огромное спасибо! — по щекам старика катились слезы.

— Так, дедушка, что тут у тебя? — деловито выпотрошила приемщица содержимое пакета. — Ну, блин, вот опять! Ну ни фига народ не знает! Сигареты в пачках! Ну сколько можно повторять?! А это что? Конфеты в упаковках, печенье в пачках! Так, давай, все распаковывай!

— Нет, что же это делается! — опять заорала одна из ожидавших своей очереди. Отвисшие щеки на толстом, лоснящемся потом лице нервно тряслись в такт широко открывающемуся рту. Обрюзгшую физиономию с вызывающе ярким макияжем обрамляли сосульки давно не мытых волос. — Теперь мы все будем ждать, пока этот гандон все из упаковок вытряхнет!

— Пасть заткни! — резко крикнула Катя. Женщина опешила, словно подавившись очередным ругательством, готовым сорваться с языка. — Ты! Месторождение целлюлита! Быстро извинилась перед стариком! Мешок с дерьмом! Ты слышала, что я тебе сказала?! — Катя медленно приближалась к женщине, не мигая глядя ей в глаза. Та явно не ожидала такой реакции и опешила, отведя взгляд в сторону, что-то тихо бормоча сквозь зубы.

— Ну вы мне тут еще подеритесь, блин! — закричала приемщица. — Сейчас вообще уйду, выясняйте тут отношения без меня!

Катя мигом подскочила к окошку и заученным движением сунула под регистрационный журнал несколько сотенных купюр.

— Людмила Захаровна, не волнуйтесь, я вас прошу. У вас и так нервная работа.

— Ух, Заречина! — быстро оттаяла приемщица. — Ну ладно, давай, твою передачу быстренько приму, и деда оформлю, вы только вот здесь в уголке все сделайте как надо и пакетик мне отдайте, я тебе верю.

— Людмила Захаровна, благодетель вы наш! И… Вы этот мешок с жиром, которая деда оскорбила, видели?

— Видела, Катенька, видела. Не волнуйся, такие хабалки у нас не в почете, вразумлю как следует.

— Ну и спасибочки!

Катя помогла старику привести передачу в соответствие с правилами СИЗО и сунула пакет приемщице. Та, мельком заглянув внутрь, заговорщицки улыбнулась и кивнула на прощание. По дороге к метро Катя объяснила дедушке правила посещения заключенных и передачи посылок. Старик важно кивал, периодически вытирая покрасневшие глаза.

— Дедушка, может вас подвезти домой на такси? Сейчас в метро давка такая, — спохватилась Катя.

— Не надо, дочка, мне тут всего несколько остановок на троллейбусе. Как хоть звать-то тебя, спасительница?

— Катерина.

— Катенька, — повторил старик имя, словно пробуя его на вкус. — замечательное русское имя. Храни тебя Господь, Катюша!

* * *

Мой авторитет рос не по дням, а по часам. Я был занят буквально с утра и до вечера, рисуя сокамерников и разнообразные пейзажи. Это было просто великолепно! В эти минуты я словно вырывался из окружающей действительности, переносясь на берег моря, или на осеннюю лесную поляну. Наша камера преобразилась, стены украсились моими акварелями, стало как-то теплее, уютнее. Некоторые сидельцы меняли порнографические открытки и постеры на акварели, написанные мной, и меня это не могло не радовать. Меня стали «приглашать» в другие камеры, где я рисовал главным образом смотрящих, но, если оставалось время, не отказывался изобразить на бумаге и других сидельцев. Тюрьма — удивительное место: информация здесь распространяется быстрее скорости света. Уже всем было известно, что со мной можно поговорить на духовные темы, и люди спрашивали. Пока я рисовал, удавалось выслушать несколько человек, задававших как правило совершенно наивные, но чрезвычайно важные и основополагающие вопросы о вере и спасении. Я, как мог, отвечал, иногда оставляя вопросы без ответа, переадресуя их к священнику.

Однажды днем, когда время близилось к обеду, охранник впустил в камеру двух мужчин. Их лица походили на включенные двухсотваттные лампочки, а весь внешний облик был каким-то прилизанным, нарочито аккуратным. Я сразу заподозрил неладное.

Гости тем временем поздоровались и сели за стол в центре камеры. Началась стандартная беседа о нуждах заключенных, о требующейся помощи и т. п. Постепенно разговор перешел на религиозную тему: у меня не осталось никаких сомнений — в хату пожаловали сектанты. Один из посетителей так увлекся беседой, что оставил свою папку с бумагами без внимания. Я незаметно стянул ее и заглянул внутрь. Среди прочих документов в папке лежало несколько листовок, озаглавленных так: «Конец ложной религии близок!» Я аккуратно положил папку на место и отошел к двери так, чтобы всем меня было видно и слышно.

— Так, может хватит вешать лапшу на уши! — сказал я громко и резко. Все в камере замолчали, уставившись на меня. — Это два сектанта, которые пришли за вами, вашими деньгами и деньгами ваших близких.

— Брат, ты ошибаешься, мы из благотворительной организации, мы…

— Хватит, дядя! И не брат ты мне, понял?! Папочку свою открой! Открой, открой! Что там за листовочка такая лежит? Это последняя акция тоталитарной секты «Свидетели Иеговы». Или вы будете отрицать свою принадлежность к обществу «Сторожевой Башни»?

Парни сильно смутились, их глаза забегали. Барин поднялся со своего места и подошел к столу.

— Так, мальчики, что за байда? Что за разводилово вы тут устроили?

— Мы… Вы… Вы нас неправильно поняли, мы на самом деле из благотворительной организации, но мы и верующие, веруем в Бога Иегову. Мы пришли помочь вам…

— Ага, помочь! Они пришли вас захомутать, чтобы потом втюхивать свои тухлые журнальчики за бешеные бабки! — я старался не потерять инициативы.

— Ну зачем вы так, пожертвования — дело добровольное. В конце концов Бог един, все мы верим, все мы…

— Что?! Бог един, говоришь? А что там у тебя в листовочке написано? «Конец ложной религии близок»? А знаете, какую религию они называют ложной? Религию наших дедов и отцов — христианство! Христа они не признают Богом, а Церковь нашу ненавидят!

— Мы уважаем Христа, мы…

— Вы Богом его не считаете, говорю! И главное! Вот мы здесь сидим, лямку тянем, а наши близкие — матери, сестры, дочери на воле горбатятся, чтобы нам помочь. А вот такие козлы втираются к ним в доверие, начиная вытягивать деньги, а главное, пудрят им мозги и запрещают делать переливание крови. Сколько людей вот из-за них, — я ткнул в гостей пальцем, — погибло, не получив элементарной медицинской помощи!

— Это ложь! — выкрикнул один из них.

— Что ложь?! — сказал я зловещим шепотом. — Что ложь, я тебя спрашиваю?! Или ты хочешь сказать, что переливание крови разрешается членам вашей организации?!

— Нет, ну дело в том, что согласно Библии кровь нельзя употреблять внутрь, это ведет к смерти души, и те, кто переливает кровь…

— Я еще раз повторяю свой вопрос! — рявкнул я. — Членам вашей организации разрешается переливать кровь или нет?!

— Ну вообще-то нет, но это…

— Все понятно, — проскрипел Барин. — Парни, вы не туда завернули, сегодня у вас неудачный день, — зэки начали медленно подниматься со своих мест.

— Помогите, помогите! Кинулись гости к двери в камеру. Все заключенные в этот момент чинно расселись обратно по своим местам. Дверь немедленно открылась, охранник заскочил внутрь.

— Что случилось?!

— На нас напали! — один из «проповедников» сильно испортил воздух, так что сидевшие за столом заключенные переместились поближе к окну.

— Барин, что за дела? — обратился охранник к смотрящему.

— Не знаю, померещилось им. Никто и пальцем их не трогал. Ты бы гнал их с тюрьмы — это гнилые людишки.

Гости покинули камеру, дверь с лязгом захлопнулась. Повисла тишина.

— Ну ты, Художник, дал. Ты их знаешь что ли? — нарушил тишину Барин.

— Я знаю их организацию и немного осведомлен о том, какое зло они приносят людям.

— Понятно. Отпишу сегодня маляву Милорду, чтобы это дерьмо больше не пускали на тюрьму.

— Вот это дело, благодарю, Барин.

Визит горе-проповедников снова напомнил мне о деле, которое уже давно необходимо было сделать: исповедоваться в совершенном тяжком грехе. Интересно, если так просто шастают сюда эти проходимцы, то почему не видно ни одного православного священника? Позже адвокат объяснил мне, что сектанты находят рычаги давления в министерстве, не гнушаясь прямым подкупом. Дмитрий Петрович пообещал связаться с отцом Николаем и похлопотать, чтобы его пустили в тюрьму именно в качестве священника, а не посетителя, пришедшего лично ко мне.

Чудо произошло недели через две. Это случилось в обычный день, очень буднично и просто. Открылась дверь нашей «хаты» и вошел отец Николай. Он представился и радушно поприветствовал всех присутствующих. Я же не выдержал и стремглав кинулся ему на шею. Батюшка ласково обнял меня, глядя по спине широкой ладонью.

— Ну как, сиделец?

— Хорошо, отче, правда хорошо.

— Наслышан о твоих подвигах. Рад за тебя, Денис, ты проявил себя настоящим мужчиной, — священник улыбнулся, — я имею в виду конечно все то, что произошло после печальных событий!

— Ох! Я понимаю. О том и вспоминать тошно!

— Ну что, времени у нас мало. Братья, — обратился батюшка к присутствующим, — тут я свое неразумное духовное чадо встретил. Мы уж с него начнем. Нет возражений? — сидельцы одобрительно загудели. Для священника освободили крайние нары, а также двое соседних с ними — получился уютный уголок, где можно было присесть и пошептаться тет-а-тет.

Исповедь моя в принципе была готова и практически зазубрена наизусть, так часто я мысленно возвращался к случившейся трагедии. Я тщательно сопоставил все события нескольких прошедших лет, вывел причинно-следственные связи, и у меня не осталось сомнений в том, что, как и почему произошло. Все эти выстраданные и многократно пережитые мысли я и выпалил священнику в горячем монологе. Он лишь кивал, не останавливая и не перебивая меня.

— Да, Денис, ты совершенно прав. Я вижу, что покаяние твое совершенно искренне — ты, похоже, уже не один раз все это продумал и пережил. Мне даже и добавить нечего к тому, что ты мне сказал. Я очень рад, что Господь послал тебе ТАКУЮ жену. Это в большей мере ее заслуга, что ваша семья не развалилась до сих пор. Она нашла в себе силы понять и простить. Береги ее, Денис, береги, как зеницу ока! Такие женщины встречаются одна на тысячу, поверь мне!

— Да, отче, здесь вы правы! И я хотел спросить вот о чем. Для меня сейчас очевидно, что я люблю свою жену, просто жить без нее не могу, но в тот момент. Ну, когда я встретил ту девушку, будто пелена какая-то накрыла. И еще… Знаете, это было такое невероятное сексуальное возбуждение… Откуда это?

— Денис, ты же сам знаешь ответ, — карие глаза смотрели на меня внимательно и серьезно. Я опустил голову.

— Это бес.

— Да, Денис. Бес может воздействовать на тело человека, возбуждая те или иные чувства. Представь себе, сколько людей принимают такие вот ложные, искусственно созданные ощущения как свидетельство чуть ли не неземной любви, нежданно свалившейся с неба. Можешь представить себе, сколь горьким потом оказывается разочарование.

— Еще как могу! И поделом мне! За все в жизни надо платить!

— Да, по этому поводу одно маленькое замечание. Ты, конечно, прав, расценивая все происходящее с тобой как наказание, но не нужно зацикливаться на этом моменте. Понимаешь, это неверное представление о Боге, как о некой машине судопроизводства. Бог наш — Господь Иисус Христос — есть Любовь. Да, любовь без строгости невозможна, равно как и строгость без любви, но… — священник задумался, — да, конечно, за каждое преступление заповедей, за каждый грех мы испытываем какие-то скорби, но эти скорби не только следствие этого греха. Не стоит думать, что вот только за грех нам попущено то-то и то-то. Понимаешь, с точки зрения тяжести греха, например, совершенного тобой, тебя надо было просто убить. В тот самый миг должна была сверкнуть молния и поразить тебя в темя. Насмерть! Но Господь любит нас, и Он послал тебе искушение, которое должно не просто исполнить функцию тупого наказания, но укрепить тебя в вере, возвести тебя на новую ступень духовного, эмоционального, да даже физического развития! И, кстати, не только тебя, но и всю вашу семью. Так что принимай это испытание не как автоматически посланное наказание, но как школу, школу жизни, школу духовного самосовершенствования и служения людям.

— Батюшка! Это как раз то, о чем я с вами хотел поговорить в конце! Это очень важно!

— Да, Денис, слушаю тебя.

Я рассказал отцу Николаю историю Георгия — Тихони. Вся его исповедь до мелочей отпечаталась в моей памяти. Рассказывая, я не смог сдержаться от слез. Священник сидел, словно громом пораженный. Он закрыл лицо руками на несколько секунд, потом посмотрел на меня.

— Денис, если бы это не ты мне рассказал, не поверил бы. Не поверил бы, что в наши дни случается ТАКОЕ! Велик Господь и дела Его! — батюшка перекрестился. — Да… О таком я только в книгах и читал. Это просто чудо, Денис, просто чудо. Как у тебя хватило решимости?

— Батюшка, я все правильно сделал?

— Да, Денис, да, все правильно. С твоей помощью Господь просто спас этого человека. Наверное, было за что. Видимо настолько глубоко было его внутреннее раскаяние.

Батюшка накрыл меня епитрахилью и прочитал разрешительную молитву, после чего занялся другими сидельцами.

Когда священник уходил, не все, но многие, подходили под благословение. Посмотрев на меня, батюшка улыбнулся и сказал:

— Кажется, Дионисий, с твоей легкой руки я обрел для себя новое служение — окормление заключенных.

На следующий день после обеда за открывшейся в камеру дверью появилась фигура надзирателя.

— Художник, на выход.

— Куда меня?

— Краски захвати, работа есть.

Я собрал все принадлежности и отправился за охранником. Дверь незнакомой камеры. Довольно опрятная «хата». Здороваюсь как положено, меня проводят к смотрящему.

— Ну, садись, Художник. Слухами о тебе тюрьма полнится. Нарисуешь меня?

— Отчего же не нарисовать уважаемого человека?

— Это дело. Меня Гариком кличут, слыхал? — вору было на вид около 60, абсолютно лысый череп и крутые надбровные дуги придавали его лицу устрашающий вид. Я был наслышан о Гарике — Крутом: обычно, произнося его имя, люди переходили на шепот.

— Наслышан, — в горле у меня неожиданно перехватило.

— Да ты не дрейфь! — засмеялся удовлетворенный произведенной реакцией авторитет. — Ну, значит, давай побазарим, как меня правильно нарисовать. Значит, смотри сюда. Рисуешь все на фоне моря-шморя, пальм-шмальм и прочей такой байды, ну это ты сам знаешь. А вот самое главное — как меня нарисовать… Значит, сижу я на этой, как ее, ну на пляжной шконке, посередине, как король на троне, а слева и справа, значит, две голые бабы раком. Ну задницами к тебе, понимаешь? А я на их спины, как на трон облокачиваюсь. В одной руке у меня кружка с пивом, а в другой, значит, сигара!

— Гы-гы-гы-гы! — заржали в голос сокамерники делового. — Круто ты, Гарик, придумал! Ништяк картина будет!

— Всю ночь сегодня мозговал, придумал наконец! Ну, Художник, давай, приступай, приступай!

Я отдавал себе отчет в том, что принимаю решение, которое, возможно, изменит всю мою жизнь. «Господи помоги, святителю отче Николае, спаси и сохрани, Матерь Божия спаси!» — начал я мысленно молиться. Словно прыгая в ледяную воду, медленно произнося слова, я наконец сказал:

— Гарик, ты вор авторитетный, я тебя уважаю, но прошу уважать и мои принципы. Я голых баб и всякую похабщину не рисую. Дело не в моей придури, а в том, что я православный христианин, и для меня это грех. Я готов нарисовать все, как ты сказал, но без голых баб.

— Значит так, юноша, будем считать, что я этих слов не слышал, бери краски и рисуй, — в глазах авторитета полыхнула нешуточная злоба.

— Это было мое последнее слово, Гарик. — я встал со скамьи и вышел на середину камеры. Гарик сделал знак одному из сокамерников. Накачанный зэк с гнусной ухмылочкой вразвалку подошел ко мне и молча заехал кулаком в живот. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, и я в один миг оказался на полу. Больше меня не били. Отдышавшись, я поднялся на ноги и посмотрел на авторитета.

— Ну что, образумился, падла? Рисуй, а то сейчас сами распишем тебя так, что родные не узнают.

— Хоть убей, но рисовать похабщину не буду, — прерывающимся голосом ответил я.

К прежнему экзекутору присоединились еще два. Меня свалили на пол и начали избивать. Сколько это продолжалось, я не помню. Было очень больно. Каждый новый удар отзывался во всем теле, боль нарастала. Наконец, все стихло. Меня окатили водой. Я с трудом поднялся и протер глаза. Правый глаз, по-видимому, заплыл, левый немного видел. Я опять посмотрел на Гарика.

— Ну что, рисовать будем? — Зэк явно не шутил, он был очень зол.

— Нет, — еле слышно прошептал я разбитыми губами.

— Вот, падла! Какую картину испортил! Ну что же, ты сам все решил, — трое зэков опять стали надвигаться на меня.

— Гарик, остановись! — в разговор вмешался сиделец, который до сих пор лежал на нарах за задернутой занавеской. — Ты смотрящий, я в твои дела не лезу, но сейчас ты творишь беспредел. За Художника Милорд вписался, забыл? Как бы не пришлось тебе ответ держать!

— Вот ведь гадское погоняло у тебя, Гвоздь! Ты вечно как гвоздь в заднице!

— Гарик, ты забываешься, — заключенный лет сорока пяти поднялся со своих нар. Трое зэков, избивавших меня, быстро его окружили. — Мальчики, а кишка не тонка? Вы на кого пасть раскрыли, суки! — в руке Гвоздя сверкнула заточка.

— Ша! — крикнул Гарик. — Еще нам в хате этих разборок не хватало! Гвоздь, угомонись! Уберите отсюда это дерьмо! — авторитет кивнул в мою сторону.

Через минуту открылась дверь камеры, и охранник, увидев меня, грязно выругался. Он позвал второго надзирателя, и они вдвоем оттащили меня в мою «хату».

В камере собратья по несчастью не стали ни о чем расспрашивать. Двое соседей по нарам помогли мне умыться и бережно уложили в постель, дав мокрое полотенце. Через некоторое время подошел Барин.

— Художник, говорить можешь? — я кивнул. — Чего стряслось?

Я рассказал о том, что произошло в камере Гарика.

— Беспредельничает Гарик, факт. А Гвоздь — молоток, он вор правильный! Ты не менжуйся, я Милорду маляву отпишу, пусть он рассудит.

— Благодарю, Барин. С меня простава.

— А вот это дело! Смотри не забудь!

* * *

«Мне очень жаль, что, расследуя это дело, я досконально не проверил источники информации. В результате я невольно бросил тень на уважаемого сотрудника государственных правоохранительных органов — Генерального Прокурора России Семена Аркадьевича Хайкина. От себя лично и от имени редакции, в которой имею честь трудиться, приношу свои глубочайшие извинения. Спешу заверить, что…»

— Бла-бла-бла, бла-бла-бла…, - Хайкин удовлетворенно отшвырнул в сторону свежий номер газеты. — Прижали мы тебя, щелкопер поганый! Эх, Голопупыч, это было твое последнее задание, где я такого теперь найду?

Следователь Голопупенко в очередной раз не подвел своего шефа. Он «достал» не в меру прыткого журналиста через его дочь. Девочка училась на втором курсе Журфака МГУ и очень любила ночную клубную жизнь. Так случилось, что она оказалась не в том месте и не в то время. Внеплановый рейд борцов с незаконным оборотом наркотиков застал ее в клубе с несколькими граммами героина в сумочке. Пока приехал папа, девочке уже вкололи изрядную дозу порошка, а в приватной беседе отцу объяснили, что, если он и докажет что-то, что уже само по себе представляется фантастикой, то дочку получит обратно законченной наркоманкой. Журналист все понял. Опровержение вышло через день…

* * *

Голопупенко сидел на прикрученной к полу табуретке и медленно раскачивался из стороны в сторону.

— Я прошу связаться с Семеном Аркадьевичем Хайкиным, он даст все необходимые разъяснения, — уже в который раз твердили разбитые вкровь губы.

— Эх, Голопупыч, ты так ничего и не понял? Как же тебя, такого тупого, держали на такой работе?! — следователь был искренне изумлен. — Неужели ты правда не соображаешь, что с тобой произошло?

— А ч-что с-со мной п-п-произ-з-зошло? — глупо хлопали глаза с затравленным, прямо-таки коровьим выражением.

— Ладно, давай по-хорошему. Вот здесь, — следователь показал несколько страниц, исписанных от руки, — текст твоего допроса. Ты все подписываешь и отправляешься в камеру.

— М-можно м-мне п-почитать?

— Пожалуйста!

Голопупенко углубился в чтение. Через пять минут он отбросил листки.

— П-получается, ч-что это я во в-с-сем виноват? Но это Хайкин давал мне расп-п-оряжения в-вести эти д-дела! Х-хотите все на м-меня с-свалить?

— Ну наконец-то! Дошло!

— Нет, я не буду это подписывать, — казалось, что Голопупенко неожиданно пришел в себя.

— Это твое окончательное решение?

— Да!

— Не буду тебя уговаривать. Встретимся через, — следователь посмотрел на наручные часы, — через два часа, этого будет достаточно, — он вышел из-за стола и открыл входную дверь, тихо шепнув конвойному несколько слов. Тот утвердительно кивнул и скомандовал:

— Руки за спину, лицом к стене!

Бывшего следователя долго вели по гулким коридорам следственного изолятора.

— Лицом к стене! — Голопупенко остановился перед незнакомой камерой.

— Куда меня?! Это не моя хата!

— Теперь это твоя хата! — конвойный криво ухмыльнулся. — Здесь тебя заждались, ты даже не представляешь как!

— Нет! Не хочу! Не имеете права! — Голопупенко завизжал и уперся руками в дверной проем. Охранник отошел на пару шагов и с разбега отвесил бывшему следователю смачный пинок по пятой точке. Голопупенко влетел внутрь, дверь камеры за ним с лязгом захлопнулась.

Это была камера, где сидели уголовники. Смотрящий хаты еще утром получил маляву о том, какой новый сиделец будет к ним доставлен, но он не стал обнародовать эту новость, по секрету сообщив ее только трем зэкам. Ему хотелось посмотреть на реакцию, которую произведет появление в этой камере следователя Генпрокуратуры Голопупенко. Слишком известен был этот человек в воровских кругах, слишком много невинных людей прогнал он через «пресс-хаты», слишком многих сломал самым зверским бесчеловечным образом.

Трое молодых парней, которые были осведомлены о том, кто сегодня пожалует к ним в камеру, тут же спрыгнули с нар и выстроились в шеренгу. Они театрально выровнялись, как на параде, и громко запели:

— Оле-оле-оле! Прокуратура вперед! Величайшему из следователей всех времен и народов Голопупенко наше гип-гип-ура! Гип-гип-ура! Гип-гип-ура!

Бывший следователь так и стоял посреди камеры на коленях: ноги отказывались повиноваться. Все обитатели камеры зашевелились. Здесь не было ни одного сидельца, который бы не слышал о Голопупенко.

— Крест, это чё правда?

— Правда, братаны, чистая правда! Вот такая великая честь выпала нашей хате, — смотрящий поднялся со своих нар и подошел к Голопупенко. — В натуре, я даже не представляю с чего начать, мне даже трогать его страшно — боюсь задушу сразу, не дав насладиться всем вам.

— Э, Крест, ты давай потише! Братва, осторожно! — Пожилой зэк подошел к бывшему следователю с другой стороны. — Ну, что скажешь, ментяра поганый?

Голопупенко наконец очнулся. Он стал хватать руками зэков за штанины и жалобно лепетать:

— Умоляю, только не убивайте, я же не сам все это делал, меня Хайкин, сволочь, просил, он мне приказывал, а я хороший, я, я… У меня деньги есть, я камеру озолочу, все в шоколаде жить будете, у меня связи есть, я могу по поводу УДО похлопотать, я все сделаю, все, только не убивайте, не убивайте…

Все присутствовавшие явно наслаждались происходившим. Словоизлияния бывшего следователя прервал смотрящий.

— Так, закрыл пасть! Голожопенко, а почему ты одет не по форме?

— В с-с-мысле?

— Ну, несоответственно фамилии, — камера чуть не рухнула от дружного хохота.

Конвойный, ожидавший в коридоре, услышал дикий душераздирающий вопль, эхом пронесшийся по длинному коридору. Он ухмыльнулся и в очередной раз посмотрел на часы, засекая время.

Следователь, занимающийся делом Голопупенко, успел пообедать и теперь наслаждался крепко заваренным кофе с первой за сегодняшний день сигаретой — в очередной раз он пытался бросить курить. В дверь постучали.

— Войдите!

— Голопупенко привел, заводить?

— Подожди в коридоре, — скривился следователь, — сейчас кофе допью.

— Я-то подожду, а вот клиент доходит.

— Так плохо?

— А вы как думали? — осклабился конвойный.

— И правда, я не учел, кто наш сегодняшний герой. Ладно, заводи, — обреченно вздохнул следователь.

Голопупенко, покачиваясь, пересек порог. Как только закрылась дверь, он рухнул на пол, свернувшись калачиком. Следователь взял бумаги, ручку и подошел к подследственному. Он инстинктивно закрыл лицо рукой от ударившего в нос запаха.

— Голопупенко, слышите меня? Вы слышите меня? — тихое подвывание прекратилось. Следователь с трудом расслышал:

— Да, слышу.

— Ты в свою, «красную» камеру хочешь?

— Хочу.

— Подписывай.

Голопупенко встал на колени и, покачиваясь из стороны в сторону, подписал «свои» показания. Следователь вызвал конвойного.

— Увести!

— Куда его?

— Туда, откуда сейчас привел, — шепнул следователь.

На следующее утро тюремный врач снял обрывок петли с шеи повесившегося в камере Голопупенко, а в деле подследственного появилась запись: «Покончил с собой через повешение, не выдержав тяжести совершенных преступлений».

* * *

Солидный мужчина и молодая очаровательная девушка ужинали в модном ресторане «Ваниль», что на Остоженке. Их столик стоял у окна, идущего почти от земли так, что гостям открывалась замечательная панорама на кусочек старой Москвы. Вид портила лишь станция метро «Кропоткинская».

— Дашенька, вы очаровательны! Не часто встретишь столь умную и одновременно юную и исключительно очаровательную особу! — Родион Святославский, в некоторых кругах известный как Великий Радош, был совершенно искренен. Даша Зарубина очаровала его с первого взгляда. «Сектовод» со стажем сразу понял, что обработать эту девушку никогда не удастся — она слишком прагматична, умна и самоуверенна. Что же, это обстоятельство его ничуть не смущало, он привык подчинять себе разных людей, и чем сложнее задача, тем было интереснее.

— Родион, я никак не могу определить ваш возраст. Иногда вы мне кажетесь очень солидным и властным господином, эдаким царем, привыкшим повелевать и приказывать. А иногда передо мной озорной юнец, который, того и гляди, залезет шаловливой ручонкой под юбку.

— А вам, Дашенька, какой я из описанных двух больше нравлюсь?

— А мне и нравится один, совмещающий в себе двоих! — Даша лукаво улыбнулась.

— Что же, — резко посерьезнел Святославский, — уверяю вас, что стоит мне дать только один шанс, и вы не разочаруетесь!

— А вы и вправду озорник! Мерзкий старикашка! — Даша шутливо надула губки и махнула по лбу Святославскому накрахмаленной до хруста салфеткой. Родион искренне расхохотался. Его утомляли эти многочисленные «сестры», с которыми можно было лишь банально удовлетворять сексуальные потребности, но вот поговорить по душам, нормально, без этих дебильных «очищающих благодатей», «господинов» и прочей чепухи, было невозможно. Он так соскучился по нормальным людям, смотрящим на тебя не оловянными, а живыми, с лукавыми искорками глазами. Тем более, что в данном случае личный интерес в полной мере пересекался с бизнесом.

— Дашенька, при всем нежелании переводить разговор на другую тему, мне все же придется это сделать, поскольку время моего пребывания в Москве ограничено.

— Да, внимательно слушаю вас, Родион.

— Дело в том, что мы вели активные переговоры с вашей матушкой как раз незадолго до ее трагической гибели. Кстати, примите мои искренние соболезнования, — Даша молча кивнула. — Да, так вот, мы уже достигли определенных договоренностей, но, увы… Дело осложняется тем, что круг обсуждаемых вопросов был весьма… э-э-э-э… специфичным, так сказать. И поскольку это касается вашей мамы, то я и не знаю как к этому вопросу подступиться…

— Кажется, я понимаю, о чем идет речь, — насторожилась Даша, — впрочем, поймите меня правильно, разговор переходит в небезопасное русло, а я не знаю, могу ли я вам доверять.

— Понимаю, вас, Дашенька, прекрасно понимаю! Я лишь хотел выяснить, были ли вы в курсе всех маминых дел, и…

— Была, Родион, была. Вы никак не сможете очернить ее память в моих глазах. Так что жду от вас информации, а уж я сама решу, буду вам доверять или нет.

Святославский изложил свою версию взаимоотношений с Еленой Зарубиной, достаточно близкую к действительности, но исключив разногласия, которые возникли у него с неуступчивой бизнес-леди.

— Более того, Дашенька, я к вам не с улицы пришел. Разве человек, который рекомендовал меня, не пользуется вашим доверием? — закончил Радош свой монолог.

— Эх, Родион, если бы не эта рекомендация, я бы не то что разговаривать с вами — на порог бы вас не пустила. Уж простите за прямоту.

За столом повисла пауза. Даша сделала вид, что заинтересовалась недавно принесенным основным блюдом, сама же обдумывала ситуацию. Родион терпеливо ждал.

— Ну что же, — наконец отвлеклась от тарелки девушка, — допустим, что я вам поверила. Почему вы обратились именно ко мне? Вы же прекрасно понимаете, что мое положение в банке после смерти мамы весьма шаткое. Никто из серьезных дядей не хочет разговаривать со вчерашней школьницей всерьез, правда, и на открытый конфликт не идет, прощупывая все мои возможности.

— Зрите в корень, Даша! Вот я и предлагаю стать для вас этой самой «скрытой возможностью». Поверьте, сил у меня хватит.

— Ну понятно, вам гораздо дешевле договориться с неуверенной в себе молоденькой дурочкой, сунув ей — то есть мне — три копейки, чем делиться по-настоящему с матерыми зубрами. Я же вам нужна для ширмы. Всегда должен быть человек, который в случае чего за все ответит. Так?

Святославский смутился. Такого с ним не было уже давно. Он никак не ожидал от сопливой девчонки такого ума и проницательности. Однако быстро взял себя в руки.

— Дашенька, искренне склоняю голову перед вашей проницательностью, но вы все же сгущаете краски. Да, действительно, с вами мне гораздо удобнее и, что скрывать, выгоднее иметь дело. Но я обратился к вам не только по этой причине. Все же формально вы хозяйка организации, с которой я собираюсь иметь дело, и не в моих правилах нарушать субординацию, а тем более устраивать революции. Более того, с вами — такой очаровательно молодой леди — мне просто приятно иметь дело. Приятно как мужчине! — Родион приподнялся из своего кресла и галантно поцеловал руку Даши. — Что до вашего личного участия, то, действительно, мне нужен партнер — действующий партнер, поскольку я бываю в Москве нечасто, но вот подставлять вас… Поверьте, мы найдем, кого подставить, человеческий ресурс не проблема для меня.

— Ну что же, — Даша была предельно серьезна, — можем считать, что первый раунд переговоров прошел успешно. Конечно, здесь не место и сейчас уже не время обсуждать подробности наших взаимоотношений — сделаем это позже. Пока же я хотела обозначить одну проблему. Проблему реальную, которую нам с вами придется решать в первую очередь.

— Слушаю внимательно, Дашенька.

— Речь идет о человеке. Это главный мамин компаньон Юрий Колобов.

— А что с ним?

— Да мужик сбрендил в последнее время. Вернее, это началось значительно раньше. Много лет назад произошла какая-то темная история, в подробности которой я не посвящена. Тогда убили мамашиного муженька, который и владел банком. Она сама оказалась в СИЗО по обвинению в его убийстве. Выйти оттуда ей помогли показания Юры Колобова, бывшего в то время компаньоном убитого. Эти показания, насколько я поняла, он дал не бесплатно, а за солидный дополнительный процент акций банка. Без его одобрения мама не могла провести ни одного важного решения, и это ее просто бесило. Однажды она даже пыталась организовать на него покушение, но он чудом спасся. Маман тогда сильно тряслась, как бы он не вывел ее на чистую воду. Он, думаю, понял, откуда ветер дул, но ничего доказать не смог. Так вот, этот самый Колобов вроде как в религию ударился и стал всячески сопротивляться той самой маминой деятельности, которую мы тут с вами обсуждаем. Правда, здесь уже вмешались люди, заинтересованные в развитии этого направления. Юра стих, но по мелочам гадить продолжал. Теперь же, после смерти мамы, он всерьез решил прикрыть это направление. Насколько я поняла, он уже вел переговоры с заинтересованными людьми, чтобы просто отдать им все. Бесплатно! Представляете, какой козел! — Дашины глаза сверкнули злобным огнем. Святославский непроизвольно поежился. — Я с ним разговаривала по этому поводу и слегка пригрозила. Он пообещал подождать месяц. Видимо, хочет проверить, насколько реальны мои угрозы. Вот такие дела.

— Ну что же, Дашенька. Думаю, эту проблему мы решим.

— Договорились. Тогда это и будет вашим входным билетом в наш тихий семейный бизнес.

— А вы девушка не промах! — Родион слегка опешил. — Подметки на ходу рвете!

— Совершенно верно. И в том, что я действительно не промах, предлагаю вам убедиться лично. Приглашаю вас к себе домой на чашечку кофе, — на Святославского смотрели игривые глаза молодой, но явно опытной женщины.

Радош был вынужден провести в Москве лишних три дня, пропустив даже один из главных праздников своей «церкви» «День благожеланий». Раз в году в этот день перед началом традиционного «богослужения» со сцены зачитывались длинные списки «добрых» пожеланий братьев и сестер в адрес главного врага — Русской Православной Церкви. Там было все — от стандартных и традиционных «молний, которые разрушат все „сатанинские“ храмы», до весьма экзотичных — типа «кактуса в промежность каждого архиерея-изменника».

* * *

Катя Заречина опаздывала в церковь. Она договорилась с отцом Кириллом встретиться до начала вечернего богослужения, чтобы поговорить о наболевшем. Катерина закрутилась за домашними делами и теперь, одевшись впопыхах, выбегала из дома. Если ехать на метро, то определенно не успеть к назначенному часу. Возможно, в субботу к концу дня не будет пробок, и можно попробовать успеть на такси. Только Катя вышла на Комсомольский проспект с поднятой рукой, как к тротуару прижалась давно не мытая «шестерка».

— Куда едем, красавица? — весело спросил молодой водитель.

— В Данилов монастырь, — парень задумался. — Это рядом со станцией метро Тульская, — пояснила Катя.

— А! Даниловский рынок там рядом, — сообразил водитель, — садись.

Катя устроилась на переднем сиденье и погрузилась в свои мысли относительно предстоящей беседы со священником.

— А чего сразу в монастырь-то? — последовал «стандартный» вопрос.

— Простите, но мне сейчас не до разговоров, — с улыбкой, как можно радушнее произнесла Катя, стараясь уйти от неприятной беседы.

— Да ладно, чего ты! Мне же любопытно, отчего такая симпатичная молодая девушка решила уйти в монастырь.

Катя сжала губы, сделав каменное лицо.

— Ну чего ты?! Давай поболтаем! Слушай! — осенила водителя догадка. — А может, монастырь-то мужской?! Угадал! — Раздался громкий раскатистый гогот. — Ну тогда все понятно! Тогда вопросов больше не имею.

— А ты откуда такой грамотный взялся, что не знаешь даже, где находится Данилов монастырь и какой он — мужской или женский? Гость столицы? — в Катином голосе сквозила неприкрытая ирония. — Собственно, могла бы и не спрашивать! — парня окатил холодный насмешливо-презрительный взгляд.

— Ну конечно! Где уж нам, приезжим! Вы тут все такие супер-пупер крутые, а мы так — быдло необразованное, чмошники немытые.

— Угу… И не только вы сами, но и ваши чухонские машины! Останови, я выйду!

— Бабки гони, сука! Пятьсот рублей гони! Потом остановлю.

— А морда не треснет?! — Катя буквально кипела от ярости. — Ты таким тоном с путанами с Тверской разговаривать будешь. Останови быстро!

— А для меня все вы — расфуфыренные москвички — и есть путаны! Не заплатишь — завезу в тихий уголок и возьму оплату натурой!

— Смотри штык не сломай, — Катя уже злобно шипела. — Последний раз прошу по-хорошему — останови, не то плохо будет.

— Ой-ой-ой! Испугала, сучка интеллигентная! Готовься пока, расслабляйся, сейчас я тебе покажу, что такое настоящий секс. Ваши-то мужики слабые все, экология плохая, нервная работа, а у нас воздух свежий…

Парень заткнулся на полуслове от резкого удара. В этот момент «шестерка» сбавила ход, проезжая между тронувшимся с остановки трамваем и припаркованными справа автомобилями — новеньким «Тойота Лэнд Крузером» и «Мерседесом» представительского класса. Как только машина миновала джип, Катя резко открыла свою дверь, впечатав ее край в бок Мерседеса. «Шестерка» остановилась, проехав несколько метров. На черном лакированном боку элегантного «баварца» остались глубокие царапины. Пострадали переднее и заднее крылья и обе двери.

— А-а-а-а-а! — Водитель инстинктивно обхватил голову руками. — Ты что сделала, сука?! — постепенно он приходил в себя. — У меня же ОСАГО не оплачена, это же «Мерин» новый! Блин, оттуда уже идут! Сука! Да я тебя порву как грелку!

— Упираться замучаешься, — Катя была на удивление спокойна. — Теперь твоя очередь расслабляться, мальчик. Выходи, к тебе идут.

К машине подошли двое молодых мужчин крепкого телосложения в одинаковых костюмах черного цвета. Один заглянул в окно передней пассажирской двери, другой, не церемонясь, вытащил наружу водителя.

— Я не виноват! Ребята, не бейте, я ни при чем, — визжал горе-таксист, — это все она — сучка! — тыкал он пальцем в сторону пассажирского сиденья. — Я попутчицу посадил, а она ненормальная, взяла, да подрихтовала ваш «Мерин», а я ни при чем, не виноват, поверьте…

— Девушка, можно попросить вас выйти, — это приглашение было вежливым только по форме. Тон и взгляд второго верзилы не предвещали ничего хорошего.

Катя спокойно вышла из машины и посмотрела прямо в глаза незнакомцу. Этот взгляд слегка его охладил.

— Что у вас произошло? — спросил он более мягким тоном.

— Я поймала извозчика, а он решил меня изнасиловать. Защищалась как могла, уж простите.

— Да она врет, сучка, ну брешет же! Да как же это, я ее только прип…

— Так, что здесь происходит?! — все обернулись. К машине приближался пассажир Мерседеса. Мужчине было около 35 лет: подтянутый, с короткой стрижкой, одет в солидный светло-серый летний костюм.

— Юрий Олегович, по всему похоже, что бомбила решил понравившуюся пассажирку изнасиловать, а девушка оборонялась, вот и…

— Да врет она, врет, эта су…

— Заткнись! — рявкнул незнакомец. Водитель подчинился. — Понимаю, понимаю, такая красивая молодая девушка… — мужчина улыбнулся, а Катя невольно покраснела. — Как вас зовут, прекрасная незнакомка?

— Катя, — ответила девушка тихо, опустив взгляд в землю.

— Очаровательно, просто очаровательно, Катюша. Юрий. Очень приятно познакомиться. Катенька, это правда, что этот тип пытался вас изнасиловать?

— Он не успел приступить к решительным действиям, но угроза такая прозвучала. Извините, я уж не стала ждать, чем все на самом деле кончится.

— Да за что извиняться-то?! Я просто восхищен вашей смелостью и находчивостью. Ну что, Василий, звоним Петровичу? Пусть оформляет попытку изнасилования. Надо таких козлов учить!

— Нет, только не это! Она же мне отомстить хотела! Нет, у меня жена, ребенок! Не надо!

— Юрий, можно вас попросить не афишировать это дело, — вмешалась Катя, — думаю, он и так попал по полной.

— Ну, воля ваша.

— Юрий Олегович, мы отвезем его к нам, ладно? Побеседуем, договоримся об оплате…

— Вася, ну что за замашки? У тебя машина по КАСКО застрахована?

— Ну.

— Не ну, а застрахована. Так чего ты лезешь?

— У меня двоюродную сестренку год назад такой вот бомбила изнасиловал… Да я бы их, сволочей!

— О! Борец с мировым злом? А в СИЗО оказаться — как?

— Да ладно, шеф! С нашей-то крышей?!

— Ой, Вася, не зарекайся! — Юрий нахмурился. — Крыша здесь совершенно ни при чем. ТАМ может оказаться каждый, а за все свои поступки приходится давать ответ — это я тебе серьезно говорю. Так что оставь его. Нам деньги страховая заплатит, а вот они уже пусть сами с этим бедолагой занимаются. ОСАГО у него, думаю, не хватит, но каждый сам отвечает за свои поступки.

— Нет у меня ОСАГО, — водитель «шестерки», насупившись, смотрел на носки своих ботинок.

— Очень сочувствую. В этом случае будет суд, выпишут тебе, парень, исполнительный лист и будешь выплачивать ежемесячно, каждый раз вспоминая ту глупость, которую хотел совершить. Ребята, все поняли?

— Так чего, теперь гаишников ждать будем? — скривился один из верзил.

— Ты, Вася, оставайся, а мы с Олегом поедем в вашем «Крузере». И Катюшу довезем до места. Хорошо? — теплый ласковый взгляд словно обжег Катю, она снова покраснела.

— Очень любезно с вашей стороны…

Громкий взрыв сотряс окрестности. Поцарапанный недавно Мерседес, словно игрушечный, оторвался от земли, объятый ярким пламенем, и рухнул вниз грудой горящего металлолома.

Юрий Колобов во второй раз избежал смерти.

* * *

Калиока ехала в небольшом микроавтобусе в компании руководящих сотрудников производственного предприятия, принадлежащего «Церкви Сына Царствующей». Ей было по-настоящему плохо. Надев наушники, она сделала вид, что сосредоточилась на прослушивании проповедей Великого Радоша. На самом же деле она впервые включила ту сторону кассеты, подаренной девочкой в поезде, на которой было записано нечто, называющееся странным словом «акафист».

Она попробовала это слушать еще тогда, в поезде. В целом это была в высшей степени успокаивающая вещь. Женские голоса без музыкального сопровождения исполняли некое песнопение. Светлана различала лишь отдельные слова, не понимая общий смысл. Но она явно ощущала тепло, которое проникало внутрь, в ее душу, растапливая ледяной шар, образовавшийся в сердце. Тогда — в поезде — за этим занятием ее чуть не поймала Гайда. Наставница, подозрительно посмотрев на Калиоку, потребовала дать послушать, что звучит из наушников на ее голове. Но в этот момент Гайду скрутил очередной сильнейший приступ диареи, и о Светланином плеере благополучно забыла. В дальнейшем Светлана тайно слушала вторую сторону кассеты, где было записано житие человека по имени святитель Николай Мирликийский. С каждым разом Калиоке казалось, что этот человек, живший более 17 веков назад, становится все ближе и ближе. Ее поражало все в этом святом. Обладая неимоверной властью и могуществом, он был смиренен и кроток. Каждое дыхание его жизни было посвящено Богу, Которому он искренне служил. И все — буквально все — он делал ради Него. Там, в мире чудесного старца, все было по-настоящему, все делалось во имя любви, а не в силу ненависти к кому-либо. Калиоке так не хватало этой любви. Вспоминая прошедшую жизнь, она вдруг поняла, что искреннее любила ее только дочь Катя. Да… И вот теперь этот дивный святой. Светлана не могла вполне объяснить себе это чувство, но ей на самом деле казалось, что иногда он стоит рядом и смотрит на нее все понимающими глазами мудрого старца. Светлана даже начала мысленно с ним разговаривать, спрашивая как лучше поступить в той или иной ситуации. Ответ в виде как бы собственной достаточно ясной и отчетливой мысли поступал ей тут же или спустя некоторое время. Она уже научилась распознавать мысли такого рода, приходящие очень тихо. По началу Калиока несколько раз пыталась спорить сама с собой, и мысли тут же улетучивались. Но, поступив иначе, она потом раскаивалась, понимая, что сделала ошибку.

Две недели после приезда в Красноярск Калиока жила в Раграде. Первые дни она чувствовала себя отвратительно. В ее голове словно поселились два человека. Иногда рассудок затуманивался, и власть брала в свои руки Калиока, преданная делу «церкви» и великому господину. Это была непримиримая фанатичка, способная сделать буквально все ради своего господина. Но неожиданно пелена могла спасть, и женщина вспоминала свое настоящее имя Светлана. Это уже был спокойный уравновешенный человек, способный критично оценивать окружающую действительность. Светлане стало легче, когда она окончательно прекратила слушать кассеты с проповедями Радоша. Помрачения рассудка происходили все реже, все чаще женщина украдкой доставала иконку, подаренную дочерью священника, и, глядя в глаза мудрому старцу в богатом одеянии, мысленно изливала свою душу.

То, что произошло сегодня, выходило за рамки представления Светланы о возможной жестокости окружающего мира. Вчера после обеда Великий Радош, напутствовав ее торжественной речью, «благословил» занять должность коммерческого директора завода. Калиоку привезли в небольшой добротный дом на окраине деревни, где жили руководители предприятия, а утром микроавтобус доставил обитателей жилища на завод, внешне представлявший собой заброшенные склады. Собственно, так и обстояло дело по бумагам. Полуразрушенный склад принадлежал крохотной фирме «Атос», оформленной на подставное лицо. Снаружи даже опытный специалист не смог бы разглядеть тщательнейшим образом организованный периметр охраны, через который могла проскочить разве только мышь.

Микроавтобус въехал в ангар, и тяжелая стальная дверь бесшумно закрылась. Только после этого пассажиры покинули машину и направились к неприметному проему в обшарпанной стене. Открылась массивная бронированная дверь, совершенно неприметная снаружи, и Светлана вместе со спутниками вошла в отремонтированное помещение со спертым кондиционированным воздухом. Создавалось впечатление, что это изолированный бункер. Так оно и было на самом деле. Виной всему были ядовитые химические испарения, которые наполняли не только внутренние производственные помещения, но и присутствовали в немалой концентрации в воздухе на территории завода. После краткого ознакомления со своим отдельным рабочим кабинетом, Калиоку повели на территорию завода, выдав персональный респиратор.

То, что Светлана увидела в производственных цехах, заставило ее сердце сжаться от боли. Практически во всех помещениях стоял едва заметный туман, но его специфический запах пробирался даже сквозь респиратор. Рабочие, среди которых были и мужчины, и женщины, были похожи на узников концлагеря: в крайней степени истощения, практически лысые, с болезненно желтой сморщенной кожей. Их движения были замедленны. Из динамиков на пределе громкости раздавались «проповеди» Великого Радоша. Один из рабочих шел вдоль центрального прохода, толкая перед собой тележку, груженую мешками с каким-то сыпучим веществом. Вдруг он споткнулся и упал. Его тело затряслось в конвульсиях, глаза закатились, а изо рта выступила пена. Светлана бросилась к нему, но в последний момент шедший рядом руководитель завода брат Каспи схватил ее за руку.

— Не прикасайтесь к нему, Калиока, это небезопасно. Здесь есть люди, которые позаботятся о несчастном. Он не выдержал испытания, поскольку не покаялся искренне в своих грехах.

Светлана не стала спорить. Вернувшись в прохладу заводоуправления, она попросила аудиенции у директора.

— Конечно, сестра, заходи, — брат Каспи был сама любезность.

— Брат, я хотела спросить, почему здесь, на территории заводоуправления, мы не слышим речей Великого Радоша? Это, на мой взгляд, несомненно должно облегчать нашу работу и направлять ее в верное русло! — Светлана уже поняла, что ей придется играть определенную роль, если она не хочет закончить свои дни насильственной смертью.

— О, сестра! Это одно из тяжелых послушаний, которые возложил на нас Великий Радош. Такова его воля! Работники в цехах наслаждаются медом его речей, но испытывают на себе воздействие ядовитых испарений, и только искренне раскаявшийся верный слуга господина нашего может выжить в этих условиях. Это проверка, великая проверка. Но еще большее испытание возложено на нас! Мы дышим чистым воздухом, но абсолютно изолированы от чистого источника, целебного родника проповедей любимого господина. Вот увидишь, Калиока, насколько это тяжело, и мы обязаны выжить, обязаны сохранить верность и исполнить то, что возложено на нас!

Светлана сдерживалась всеми силами. Смех — гомерический хохот — рвался наружу с непреодолимой силой. Она сделала вид, что закашлялась.

— О, Каспи, да разве можно это вынести?!

— Можно сестра! И не только можно, но и должно! Великий Радош молится за нас и ждет от нас успешной работы.

— Я поняла. Брат Каспи, скажи, а что производят здесь? Господин сказал мне, что эту тайну я узнаю только в стенах завода.

— Да, Калиока, такова воля Великого Радоша. Мы производим здесь «порошок счастья» для заблудших. Дело в том, что приблизились последние времена. Настает время истины! В живых останутся только те, кто признает своим господином Великого Радоша, остальные же должны уйти в вечное небытие. Но господин наш не знает пределов милосердия и любви! Он заботится даже о неверных! О тех, кто отверг его! И для них мы готовим этот «порошок счастья». Приняв его раз, они уже не в силах прекратить этот процесс. Они сразу забывают о боли, страданиях и несчастьях. И… Умирают, будучи абсолютно счастливыми, максимум через год. Ты видишь, сестра, насколько гуманный наш господин! Это просто чудо! — на глазах «брата» выступили слезы. — Эти эрпецешные ублюдки говорят всем, что Бог будет судить людей, будет их наказывать и бросит в огонь! Глупцы и невежи! Бог добр, он любит всех и не хочет никому причинять страдания, легко и гуманно избавляя от бремени бестолковой земной жизни, лишенной служения истинному господину.

— О, да! — театрально прослезилась Светлана. — Велик господь наш Радош! Велики дела его!

— Да, Калиока, да! Мы счастливые, мы избранные. Иди, начинай работать во славу человечества!

Светлана все прекрасно поняла. Здесь было организовано производство какого-то синтетического наркотика, а она — Светлана Озерова, ныне Калиока — теперь принимает активное участие в его распространении. Смириться с таким положением дел было категорически невозможно. Она, наконец, приняла окончательное решение бежать! Но она не была столь наивной, чтобы не понимать — ее не отпустят. Слишком много она знает. Так что попытка у нее может быть только одна. В случае неудачи в лучшем случае Светлана попадет в штат работников предприятия, где будет наслаждаться проповедями Великого Радоша, вдыхая ядовитые испарения. И она начала внимательно приглядываться к своему ближайшему окружению…

* * *

Следствие по моему делу шло весьма успешно. После ареста и смерти Голопупенко мне назначили вполне вменяемого следователя, который в свое время очень уважительно относился к покойному Соколову. Адвокат знал свое дело, да и коллеги убиенного депутата уже успокоились, перестав проявлять особую активность в стремлении повесить на меня «всех собак». Несмотря на это, вероятность, что я отделаюсь условным сроком, была очень мала. Дмитрий Петрович откровенно пообещал, что дадут мне не более полутора, максимум — двух лет. Не могу сказать, что это известие сильно выбило меня из колеи. Да, конечно, Бутырка уже стала для меня родным домом, где все было привычно и знакомо. В случае же получения срока, меня ждал этап, новая зона — полная неизвестность. С другой стороны, у меня будут в высшей степени положительные рекомендации, да и дело, которым я занимаюсь здесь, уверен, будет востребовано и на новом месте.

Больше всего меня страшил суд… Нет, я боялся не строгого взгляда судьи и томительного ожидания окончательного приговора. Я понимал, что Катя скорее всего не сможет не приходить на судебные заседания, где, совершенно очевидно, должна присутствовать в качестве свидетеля Даша… О! Мне становилось плохо от одной мысли, что эта встреча произойдет! В письмах я попытался намекнуть жене, что быть может ей не стоит приходить в здание суда, но она отвергла эту мысль напрочь, упрямо заявив, что должна быть в суде, поскольку там будет решаться моя судьба.

На деле же все получилось не так страшно, как я это себе представлял. Судья, женщина лет около 60, казалось, понимала всю пикантность ситуации и насколько возможно не заостряла внимание на скользких вопросах. Даша появилась на одном из заседаний, дала свидетельские показания и по окончании покинула здание суда. Катя же приходила регулярно, садилась подальше в уголке и тихо сидела большей частью уткнувшись в какую-то книгу. Я сразу понял, что она молилась: ее губы едва заметно шевелились. Удивительно, но Катино присутствие очень поддерживало меня. Я по-прежнему боялся прямо смотреть ей в глаза, бросая взгляды украдкой. Каждый раз я искренне удивлялся. Нет, ну правда! Надо же быть ТАКИМ идиотом?! И чего мне не хватало?! От жены на самом деле было трудно оторвать взгляд, даже несмотря на строгий деловой костюм, полное отсутствие косметики и немного усталый скорбный вид.

Наконец настал решающий момент вынесения приговора.

— Именем Российской Федерации, — торжественно начала судья. Я с трудом оторвал взгляд от мысков своих ботинок и посмотрел на Катю. Она, будто что-то почувствовав, перевела взгляд с судьи на меня. Наши глаза встретились… Я невольно вспомнил ту нашу чудесную встречу в кабинете Соколова, когда я утонул во взгляде этих волшебных голубых глаз. Вот и сейчас. Я ничего не желал так сильно, как заключить жену в объятия и никогда более с ней не разлучаться, — назначить наказание в виде лишения свободы сроком полтора года с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима. Приговор может быть обжалован…, - это было уже не важно, главное я услышал. Надежда на освобождение в зале суда рухнула. Из глаз Кати потекли слезы.

В камере сидельцы все поняли по моему кислому выражению лица.

— Ну что, Художник, на этап?

— Угу.

— Сколько дали?

— Полтора общего.

— Ерунда! Это меньше, чем в армии служат! — Барон зашелся сухим старческим смехом. — Отвальная будет?

— А как же!

Составление списка продуктов для праздничной трапезы несколько подняло настроение. Я решил организовать трапезу в кавказском стиле. Из мясных закусок — бастурма и суджук, традиционные сыры — сулугуни и чечил, разнообразная зелень, включая тархун, базилик и мяту, лаваш, соленья и непременный кизиловый «Арцах» — замечательный крепкий армянский напиток. На горячее же я решил выбрать люля-кебаб из баранины. Эти замечательные мясные колбаски, обжаренные на гриле с дымком, необходимо сложить вместе и завернуть сначала в фольгу, потом в несколько слоев бумажных полотенец, а потом опять в фольгу. Так они остаются горячими долгое время. Такую передачу, естественно, не примут официально, но Дмитрий Петрович знал пути, по которым за отдельную плату без труда передавались подобные посылки.

Список я передал адвокату на следующий день. Дмитрий Петрович пришел ко мне за подписью под кассацией. Я отказался. Адвокат долго меня уговаривал, потом по-настоящему рассердился и даже повысил голос. Я был непреклонен, это было окончательное решение: пусть все будет так, как Господь решил. Я не хочу больше хитрить и изворачиваться. Также я взял с Дмитрия Петровича слово, что он не станет хлопотать насчет устройства меня в какую-нибудь специальную «блатную» колонию. Если уж суждено мне испить горькую чашу до дна, то пусть это будет по-настоящему.

Этап не заставил себя долго ждать. Через десять дней я уже пытался заснуть на жесткой шконке спецвагона, увозящего меня на восток под романтический стук колес.

Часть II. Вольная воля

Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям:

если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики,

и познаете истину, и истина сделает вас свободными.

Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете.

Ин. 8, 31–32, 36

Прощение

За расставаньем будет встреча, Не забывай меня любимый, За расставаньем будет встреча, Вернёмся оба, я и ты. А. Кочетков Плачу, бедствую, гибну почти, говорю: о, даруй мне пощаду, — погуби меня, только прости! И откуда-то слышу: — Прощаю… Б. Ахмадулина

— Отряд! На пра-во! Шагом марш! — я исполнял команды словно автомат. Мысли о завтрашнем свидании с женой не давали покоя….

— Чего нахмурился, Дэнис? — спросил Митрич, сосед по койке, надежный друг Иван Дмитриевич Дорохов — лет 50, среднего роста, крепкий, жилистый мужик. Он здорово помог мне в тяжелый период, когда я пытался заработать авторитет в новом месте заключения. Дежурный уже скомандовал отбой, так что мы разговаривали тихо — в полголоса.

— Жена завтра приезжает, Митрич. Боюсь!

— Чудак человек! Раз из Москвы едет в такую даль, то чего же ее бояться?

— Да мы, понимаешь, расстались трудно… Ну… Изменил я ей, короче. Потом вся эта свистопляска и закрутилась.

— И чего, так и не помирились?

— Ну, понимаешь, больно это очень. Тяжело мне ей в глаза глядеть, стыдно. Так, в письмах очень хорошо общались, а вот при личной встрече как будет…

— Эх, Дэнис! Счастливый ты мужик! И как будет при вашей личной встрече, я примерно догадываюсь! — глаза собеседника озорно блеснули. — Не знаю, насколько тебя хватит, но, что встреча будет жаркой, просто уверен!

— Да ладно тебе! — я немного смутился. — У меня все перед глазами та баба встает, ну с которой я значит…

— И что, у тебя при этом встает?

— Митрич, тьфу на тебя!

— Ну ладно, Художник, чего ты? Я же серьезно спрашиваю. Остались ли какие теплые чувства к той женщине?

— Да какие, к лешему, теплые чувства?! Ничего у меня не встает… Ну, то есть, когда о ней думаю, конечно! — мы одновременно расхохотались в голос.

— Э! Потише там! Совсем оборзели! — собратьям по несчастью явно не пришлось по душе наше бурное веселье.

— Да, так вот, Дэнис, счастливый ты мужик. У тебя жена есть… А моя ненаглядная сделала ручкой сразу, как я в СИЗО попал. Мне, говорит, в доме мужик нужен, извини. Вот так. Просто и ясно. И ни тебе посылок, ни свиданок, ни фига! — собеседник выругался в полголоса. — Пойду подымлю, а ты спи.

Иван Дмитриевич был странной личностью. В зоне его уважали все авторитеты, а администрация, кажется, даже побаивалась. Каждое утро за Митричем приезжала машина и увозила с территории зоны. Возвращался он зачастую уже после вечерней поверки. У него водились немалые деньги, а с собой он часто привозил настоящие деликатесы. Сам ел мало, в основном угощал товарищей. В этом немолодом мужчине чувствовался прочный внутренний стержень: такой мужик не предаст, не кинет в беде. Я очень дорожил дружбой с этим странным человеком. Несколько раз за время нашего знакомства разговор как бы сам собой выходил на тему прошлой жизни — до заключения, но Дорохов категорически отказывался что-либо рассказывать. Он отделывался дежурными фразами. Когда же речь заходила о его странных ежедневных отлучках с зоны, он становился очень серьезным и говорил, что лучше этого никому не знать, так все будут здоровее. Мне лишь было известно, что Иван Дмитриевич в прошлом профессор, доктор химических наук, преподавал на Химфаке МГУ. В тюрьму попал по статье 228.1, часть 3[14]. Ему дали 12 лет, восемь из которых он уже отсидел. Я как-то спросил Митрича, почему он не хлопочет об УДО[15], но он только рукой махнул: «Эх, Дэнис, меня отсюда скорее всего совсем не отпустят…»

— Ну что, молодой муж, не спится? Все о жене думаешь? Ты бы на спину перевернулся, на животе точно не уснешь! — я сначала даже не понял шутки, а потом огрел собеседника подушкой по голове. — Бей, бей, башка эта уже никому не понадобится.

— Митрич, а Митрич? — жалобно начал я.

— Ну чего тебе, столбняком замученный?

— Митрич, может расскажешь, что с тобой приключилось, а? Любопытно, мочи нет!

— Эх, Варвара… А чего рассказывать? Все банально и просто. И главная причина в том, что я был самый настоящий идиот! — повисла долгая пауза. — Слушай, а пойдем покурим?

— Митрич, ты же знаешь, я не курю… Но ради такого случая компанию тебе составлю.

— Отлично, — оживился Дорохов, — тебе скучать тоже не придется.

Мы вышли на лестницу, Дорохов закурил и, спохватившись, жестом фокусника выхватил из кармана телогрейки маленькую фляжку из нержавейки.

— На, наслаждайся!

Я открутил крошечную пробочку, в нос ударил благородный запах отличного коньяка.

— Митрич! Вот это сюрприз! Такая роскошь! Благодарю!

— Да ладно… Ну, спрашивал, слушай. Я тогда был в самом расцвете — молодой, красивый, талантливый… Студентки юные, работа солидная и, что самое важное, интересная. С женой отношения были ровные, ну такие… — повисла пауза. — Да в общем, никакие! — рука с сигаретой дрогнула, и на пол полетел отвалившийся столбик серого пепла. — Детей у нас не было — жена не могла. Вернее это она мне так говорила все время нашей совместной жизни, а на самом деле, как потом выяснилось, просто не хотела: она то спираль себе вставит, то таблетки жрет. Короче, жили мы каждый сам по себе. Я особенно не расстраивался, женского внимания хватало, да и работа занимала практически все свободное время. Вот… Все было хорошо, пока я не занялся новой темой. Короче, к наркотикам она никакого отношения не имела, просто у меня случайно получился «белый китаец». Словосочетание ничего не говорит? — я отрицательно помотал головой. — Ну понятно. Кажется еще в 70-х в Штатах изобрели новый синтетический наркотик, назвали его China white, поскольку наладили производство в Гонконге. Но в Штатах эта дурь не пошла, поскольку от нее слишком много смертей было.

— А почему?

— Сейчас расскажу, слушай. Так вот, этот самый «китаец» был веществом под названием альфаметилфентанил (AMF). Мне в принципе эта формула была известна. Вот… А я получил похожее соединение — триметилфентанил (TMF). Мне стало интересно, будет ли это соединение тоже действовать как наркотик.

— И что?

— Что-что! Это было круче «белого китайца»! Привыкание максимум с двух инъекций, кайф гораздо сильнее, чем от героина, но и ломка… Не пожелаю никому! Это наркотик-мечта для наркодилеров. Одна доза представляет собой пылинку весом в сотые доли миллиграмма!

— Правда что ли?!

— Правда, Дэнис, сущая правда. Порошком объемом с пачку сигарет можно «ширнуть» всю Москву, включая младенцев и стариков. Но в этом и его ужасающая опасность — очень велик шанс передозировки, тогда наступает угнетение дыхания и смерть. Но главным для преступного мира было то, что я попутно создал копеечную технологию производства этой дури. Если производство «белого китайца» требует серьезной химической лаборатории и существенных финансовых вложений, то «крокодил», как прозвали TMF российские наркоманы, можно производить на домашней кухне практически за копейки. Вот такие дела…

— И что же получилось дальше?

— Это были лихие годы — начало 90-х, бандиты чувствовали себя хозяевами страны. Пока я понял, какого монстра создал, информация уже просочилась на сторону. Ко мне пришли «казанские», а они тогда особенно не церемонились с несговорчивыми. Я поддался, началось производство. Деньги потекли рекой. Каюсь, что первое время я даже находил в своем положении положительные стороны: квартиры, машины, рестораны, Ницца, Монте-Карло, арендованные яхты и прочие блага современной цивилизации. Но потом до меня начали доходить печальные подробности плодов моей деятельности. Это татаро-монгольское зверье, получая колоссальные сверхприбыли, все же решило еще больше сэкономить. Дело в том, что сначала я производил чистый порошок и передавал им, а они его везли в небольшой цех, где по моим инструкциям разводили в дистиллированной воде и фасовали по ампулам. Ой! — Дорохов рассмеялся. — Один раз был такой прикол! Менты берут двух людей на продаже партии наркотиков. С одной стороны чемодан с деньгами, а с другой… Вода для инъекций в ампулах! Понимаешь, они берут анализ, а там чистая вода! Тогда еще не было нормальных технологий экспресс анализа этой дури. Так вот, при таком подходе к делу наркоман покупал готовую дозу с гарантированной концентрацией. Но бандюганы цех прикрыли и начали мешать чистый порошок с каким-то порошкообразным наполнителем, и фасовать в стандартные «чеки». Делали они это топорно, «на коленке», так что народ стал конкретно травиться, умирая от передоза. Я начал выступать, требовать, ставить ультиматумы… Ну мне и объяснили популярно мое место в этом бренном мире. Вот тогда я и решил сдать всех, пусть даже ценой собственной жизни, — мой собеседник замолчал.

— И как же тебе удалось выжить? — не выдержал я затянувшейся паузы.

— Я просто не учел, что «казанские» — это еще не боги. Нашлись структуры и покруче них, а желающих подобрать деньги, валяющиеся на дороге, сам понимаешь, всегда предостаточно. «Казанских» усмирили, меня отправили под суд, ну и известными тебе способами «уговорили» работать дальше.

— Так ты хочешь сказать, что здесь ты…

— Т-с-с-с-с-с! — Митрич прижал палец к губам. — Молчи! — Это было сказано зловещим шепотом. — Дэнис, меня понесло, и я сказал лишнее. Постарайся это забыть, иначе не только моя, но и твоя жизнь окажется в серьезной опасности.

— Нет, Митрич, но как же это возможно?! Разве это законно?! — я тоже перешел на шепот.

— Дэнис-Дэнис, а что в нашей стране делается по закону? — Дорохов выбросил окурок, взял из моей руки открытую фляжку и допил ее залпом. — Все, пошли спать! — сказал он громко.

Я долго не мог уснуть, переваривая в голове услышанное. Эх, Александр Иванович, Александр Иванович, как же тебя не хватает!

— Господи, упокой душу усопшего раба Твоего Александра! Помоги жене моей Катеньке добраться сюда без сложностей и приключений. Матерь Божия! Помоги нам примириться, дай мне сил, смирения и нужные слова… — шептали мои губы, пока сознание не погрузилось в глубокий сон.

* * *

— Господи, помоги мне добраться до места и увидеть наконец мужа, раба Твоего Дионисия, пошли мир в нашу семью, прости нам все прегрешения… Матерь Божия! Покрой Своим омофором наш брак, сделай его мирным и счастливым… Святителю отче Николае, избавь меня от любых преград на пути к любимому супругу… — шептала Катя, медленно засыпая в неудобном кресле салона экономкласса ветерана отечественного самолетостроения ТУ-154, следующего по маршруту Москва — Красноярск.

Самолет приземлился в половине шестого утра по местному времени. В Москве еще была глубокая ночь, но Катя не чувствовала усталости — впереди у нее было много дел. Она быстро сторговалась с таксистом и уже через час входила в подъезд типовой панельной пятиэтажки. Адрес и телефон Денис сообщил ей в телеграмме. Молодая хозяйка Оля сдавала квартиру для свиданий заключенных с родственниками.

— Катенька? Здравствуйте! Проходите! Вы быстро добрались. Небось, на такси?

— Да, Оля, доброе утро. Сами понимаете, много дел! Моего оболтуса сразу после обеда отпустят, надо много чего приготовить.

— Понимаю, понимаю. Сейчас я вам все покажу и на работу.

Добродушная хозяйка провела короткую экскурсию по маленькой, но очень уютной и чистенькой однокомнатной квартирке. К радости Кати, на кухне стояла хорошая газовая плита, да и посуды было достаточно. Проводив Олю, Катерина переоделась и принялась за приготовление праздничного ужина. Все необходимое она привезла с собой. Первым делом Катя замесила тесто для пирожков и поставила его подходить поближе к батарее. Затем настал очередь «гвоздя» сегодняшнего меню — ирландского супа из баранины. Этот изумительный рецепт Кате подсказала ее давняя подруга — удивительное создание с забавной фамилией Перепелкина.

Для начала Катя поставила варить баранину с порезанными луковицей и чесноком. Мясо она покупала на рынке, долго и придирчиво выбирая нужный кусок. В конце концов она остановила выбор на лопатке — здесь было много мякоти, немного жира и достаточно мелких косточек, которые дадут бульону неповторимый навар. Далее был приготовлен классический соус бешамель из сливочного масла, муки и молока. Через час уварившееся до мягкости мясо было отделено от костей и мелко порезано. В бешамель Катя добавила бульон, потертый на крупной терке колбасный сыр — именно он даст супу пикантный копченый привкус! Далее кастрюля покорно приняла сваренную баранину и свежие мелко порезанные овощи: морковь, картофель и лук-порей. Только сейчас надо было как следует посолить блюдо. На кухне витали изумительные ароматы! Через полчаса суп был готов, и Катя укутала кастрюлю в теплое одеяло. Но на этом приготовления закончены не были — хозяйка хлопотала без устали. Свежие овощи и зелень, покрытые сверкающими капельками воды, расположились на большом блюде; тщательно вымытые и вытертые до блеска тарелки, бокалы и приборы заняли свое место на столе в гостиной, а дымящиеся, с пылу-с жару пироги с различными начинками были укутаны чистым полотенцем, ожидая своего звездного часа. Катя застелила постель, вымыла ванну и, наконец, приняла душ. Стрелки часов показывали час дня. Катя прилегла на минуточку отдохнуть и не заметила, как уснула.

Денис пришел в шикарном белом костюме, с букетом алых роз. Катя сидела в кресле. Муж подошел, присел на корточки, положив букет ей на колени, и начал ее целовать: его мягкие теплые губы нежно касались ее рук — каждого пальчика в отдельности. Катя блаженно застонала и открыла глаза…

Муж стоял на коленях около кровати и целовал жене руки. На нем были черные джинсы и синий свитер грубой вязки. Денис! Дениска! Это было ОН! Чисто выбритый, сильно похудевший с непривычно короткой стрижкой. Катя погладила колючую голову и засмеялась.

— Ежик, ни головы ни ножек! Дениска, это ты! Как ты вошел?

— Дверь была не заперта.

— Да ты что? Вот я растяпа!

— Самая лучшая растяпа в мире! Котенок, как же я по тебе соскучился! — Денис бережно погладил Катю по голове, затем подушечки пальцев скользнули по щеке и подбородку. Жена перехватила его руку и прижала к своим губам.

— Какая шершавая!

— Тебе неприятно?

— Что ты?! Так здорово!

Вторая рука Дениса скользнула под халатик…

— Дениска, а тебе не кажется, что даже в первый раз у нас не было… ну… так? — супруги лежали на кровати лицом друг к другу. Денис двумя руками обхватил Катину ладонь, положив себе под голову. Девушка ласково гладила мужа по стриженой голове.

— Точно! — Денис посерьезнел, в комнате повисла пауза. — Котенок, я тут целую речь заготовил. Ну, по поводу того, что произошло, а пришел и… Так все получилось, что…

— Ты чем-то не доволен? — Катя с улыбкой несколько раз взмахнула длинными ресницами.

— Нет что ты! Это было просто здорово! — Денис смутился и покраснел. — Просто… Прости меня! Прости за всю ту боль, что я тебе причинил! Я люблю тебя, люблю больше всего на свете и жизни без тебя не представляю! То, что произошло тогда… — Катя прильнула к губам мужа нежным поцелуем, не дав ему договорить.

— Не надо, Дениска, больше не надо ничего говорить. Все остальное совершенно не важно, главное ты сказал! Прости и ты меня. Поверь, мне есть в чем просить у тебя прощения. За прошедшие месяцы я кардинально пересмотрела свое отношение к жизни. Я тебя очень сильно люблю, я буду тебя ждать столько, сколько понадобится, а потом мы постараемся построить наши отношения заново. Согласен?

— Конечно, маленькая! Конечно согласен!

— И… Дениска, давай мы просто забудем, все, что было! Договорились? Я тебе обещаю, что никогда не упрекну тебя в том, что произошло.

— Ты самая лучшая жена на свете! Ты…

— А ты самый лучший муж! Правда! Кстати, Дениска, все смотрю в твои глаза и не могу понять, что в них изменилось. Вроде смотришь на меня ласково, с любовью, ну как прежде, а все равно не так.

— Интересно, интересно, и что же в них не так?

— Ну знаешь… такое впечатление, как будто раньше на меня смотрел толстый пушистый кот, а теперь любящий и нежный… матерый волк!

— Да уж… — Денис не нашелся что ответить.

— Сильно досталось, милый? — Катя участливо заглянула мужу в глаза.

— Терпимо, Катюш, терпимо, — Денис невольно погрустнел. — Но теперь все нормально, поверь!

— Ты знаешь, я ведь чувствовала, когда тебя били…

— Что?! — Денис резко сел в кровати.

— Да, чувствовала. Однажды днем… Скорее, утром… Во всяком случае, это было еще до обеда, я сидела дома и делала проект для очередного нашего заказчика. Вдруг мое тело начало ломить. Знаешь, боль появлялась неожиданно в разных местах, не было ни синяков, ни опухолей, но болело сильно. И тогда я подумала, что это с тобой что-то происходит.

— И что ты сделала?

— Я встала перед иконами и начала молиться святителю Николаю, помазывая болящие места маслом, освященным на его мощах. Ну ты помнишь, нам подарили такой маленький флакончик? — Денис кивнул. — Ну вот, боль отступила через какое-то время. Потом еще пару раз было нечто подобное, но не так сильно.

— А тот, первый, раз, не помнишь, когда было?

— Прекрасно помню, 18 августа, накануне Преображения Господня.

Денис нахмурился, потирая пальцами лоб.

— Да, точно, именно тогда это и случилось. Чудеса…

— Да, чудеса…

— Катенька, милая, получается, что ты вместе со мной сидишь все это время? Не зря у нас зэки говорят, что здесь, в тюрьме, иногда легче, чем на воле. Нам легче, чем нашим близким и родным.

— Да, Дениска, все так. У меня было такое чувство, что сама в тюрьму попала…

— Солнышко, милая, сколько же тебе пришлось пережить! — Денис ласково гладил Катю по голове. — Вот ты сказала, что у меня взгляд изменился, я про тебя могу сказать то же самое. Мы оба стали другими. Представляешь, я теперь каждый день читаю не только утренние и вечерние молитвы, но и как минимум один акафист.

— А-а-а-а-а! Клюнул петух раздолбая!

— Мадам, что за выражения?!

— Я еще и не так могу. Очереди в СИЗО — отличная школа русского языка! А вообще, это здорово, что ты не забываешь молитвы. Вот только плохо, что в церковь нет возможности ходить…

— Почему?! У нас на территории лагеря зэки построили церковь, батюшка минимум раз в месяц приезжает, можно исповедаться и причаститься.

— И ты здесь причащался?!

— Да, пока один раз, но сподобился.

— Дениска, как же это здорово! Ну теперь я уверена, что все у нас будет хорошо!

— Да, будет конечно, если я с голода не помру, — Денис улыбнулся.

— Ну вот! Наконец-то! Все, я побежала! — Катя соскочила с кровати, и в этот момент зазвонил ее мобильный. — Ну что такое, кому там неймется?! Алло? — ответила девушка недовольно. — Да, это я. Кто это? Что? Это шутка? А… — Катя внимательно слушала собеседника, ее глаза округлились. — Но, как же, это просто невероятно… Да, все поняла. Денис? Рядом. Да я к нему в колонию приехала. Нет, от Москвы недалеко — каких-то четыре с половиной часа лету, — Катерина засмеялась. — Под Красноярском. Да нормально все. Да, даю трубку. Все скажу!

— Дениска, тут для нас маленький сюрприз, — Катя прикрыла телефон рукой и загадочно проговорила. — Звонит один человек, которого ты сразу узнаешь, но не называй его по имени. Понял?

— Кто это, Катюша?

— Держи трубку!

Там смерти нет, где царствует Любовь…

Там смерти нет, где царствует Любовь, И месть постыдно прячет свое жало. Святой молитвы пролитая кровь — Пути к спасению чудесное начало!

Изможденного вида мужчина лежал на кровати в крошечной лесной избушке. Он был абсолютно седой. Длинная, заботливо остриженная борода касалась груди, мерно вздымающейся в такт дыханию. Мужчина спал, лежа на спине. Он был очень худой, руки, лежащие поверх простыни, походили на кости, обтянутые пергаментом. Дом принадлежал Глафире Степановне — вдове ныне покойного лесничего. Глаша была еще молода — ей недавно исполнилось сорок. Пять лет назад похоронила она любимого Витеньку, угодившего под браконьерскую пулю, да так и не смогла устроить свою личную жизнь: жила отшельницей в их скромной избушке, где прошли лучшие годы жизни. Единственный сын недавно уехал в город учиться, он навешал мать на каникулах, но делал это все реже, а визиты его становились все короче.

Незнакомец появился в доме Глафиры Степановны неожиданно. Как-то под утро раздался стук в дверь.

— Глаша, Глаша, открой, это Степан! — лесник был очень взволнован.

— Что случилось, Степа?!

— Впусти в дом!

— Ну, говори, — Глаша включила электрический самовар и нарезала толстыми ломтями хлеб и колбасу.

— Тут такое дело… На моих гостей напали. Они там, на воде, остановились. Это друг мой, понимаешь, большой человек из Москвы. Неприятности у него были. Серьезные неприятности. Ну вот… Пришли, стало быть, по его душу. Жену убили, а сам он еле выжил, но пока без сознания. Ты бы приютила его?

— Так его к врачу надо!

— Не надо, Глаша, не надо. Там, похоже, дела серьезные. Нельзя ни в больницу, ни в милицию. Пусть у тебя лежит, в себя приходит, а как на ноги встанет, сам решит, что делать. Я бы и сам его выходил, да у меня в первую очередь искать будут. Ну как, поможешь?

— Какой разговор, Степа, конечно помогу! Я же по образованию медсестра: помыть, переодеть, от пролежней избавить — дело привычное. Где он у тебя?

— Сейчас принесу…

Степану не спалось в ту ночь. Промаявшись до полуночи, он вышел покурить. Вдруг в отдалении раздался странный звук, как будто громко сломалась ветка. Это на самом деле выстрел — или показалось? Лесник прислушался. Следом раздалась автоматная очередь. Сомнений уже быть не могло! Это там, на реке! Саша попал в беду. Степан побежал к реке, где у причала стояла старенькая моторка. Верный друг «Казанка-5» с «Вихрем» в 30 лошадиных сил мерно покачивалась на воде. Лесник отомкнул замок и запрыгнул в лодку, отталкивая ее от берега. Громко взвыл в ночи заведенный «Вихрь» и лодка рванула с места. Степан не успел… Добравшись до своего жилища, он застал догорающий дом и обломки деревянной лодки, плавающие на поверхности. Рядом в воде мерно покачивался человек. Степан аккуратно подплыл вплотную и перевернул тело.

— Вика! Господи! — он сразу понял, что супруга Соколова мертва. Установив на лодку дюралевые весла, Степан начал методично кругами исследовать место происшествия. Соколова он заметил лежащим на берегу. Тот был без сознания, но главное — живой. Степан втащил его в лодку и поплыл обратно к дому.

Лесник с трудом втащил тело Соколова в избушку. Из раны на голове Александра Ивановича обильно сочилась кровь.

— У него голова разбита, — озабоченно сказала Глаша.

— Ерунда, кости целые. Давай, давай, помоги!

Они уложили Соколова на кровать в спальне, и Глаша захлопотала вокруг незваного гостя.

Так и остался Александр Иванович в незнакомом доме.

Степан сделал все, как просил Соколов. С большим волнением следил он за развитием скандала вокруг Ген. Прокурора России в прессе. Но потом понял, что все пошло коту под хвост. Наказали пешек, а преступник остался на свободе. Лесник понял, что справедливость сможет восторжествовать, только если Соколов придет в себя. По прошествии месяца, как улеглись страсти, Степан тайком привез в лесную избушку невропатолога. Тот осмотрел Александра Ивановича, выписал уколы и сказал, что больной в принципе должен поправиться, но гарантий никаких. Минуло уже три месяца с той роковой ночи, а друг не подавал никаких признаков возвращения сознания.

Глаша пообедала, убрала капельницу и присела рядом с Соколовым.

— Сашенька, Сашенька, в какие же дела ты влез в этой Москве? Молодой, красивый. Ох, Господи! — женщина тихонько гладила гостя по руке.

— Всю жизнь! — Соколов сказал это совершенно серьезно, девушка опять смутилась, развернулась и медленно пошла по бульвару. Александр Иванович в один миг догнал Вику и взял ее за руку. Маленькая прохладная ладошка утонула в его руке. Так и шли они молча от Страстного бульвара до самой Сретенки.

Соколов с Вероникой выныривают из воды, а катер уже несется на них. Ощущая полную обреченность, Александр Иванович поддерживает жену на плаву, глядя на вновь надвигающуюся смерть.

В последний момент он отталкивает Вику в сторону, но Джокер, покачнувшись совсем чуть-чуть повернул руль влево…

Железный борт ударил Соколова по голове, перед глазами поплыли разноцветные круги…

— Ты правда уходишь? Так рано? — Александр Иванович и Вика стоят у подъезда. — Может посидим еще хоть полчасика?

— Сашенька, мне правда пора. Завтра трудный экзамен. Завтра! Завтра я твоя до позднего вечера!

— Так долго… Так долго жить без тебя, милая! — Соколов взял руку Вероники, словно согревая ее между своими ладонями. Она положила вторую ладошку сверху…

Вдруг Глаша почувствовала, как кисть вздрогнула. Или показалось? Нет! Так и есть! Веки слегка подрагивают, чего раньше не было. — Саша, Сашенька, очнись! — Глаша схватила стакан и, набрав воды в рот, брызнула мужчине на лицо. Тот инстинктивно дернулся и приоткрыл глаза.

— Ника, Никуся, где ты? — сказал он еле слышным шепотом.

— Сашенька, все в порядке, не волнуйся.

— Ника, где моя… — Соколов опять впал в забытье. Глафира заботливо укрыла его одеялом и так и осталась сидеть рядом с кроватью.

Соколов окончательно пришел в себя через неделю. Он стойко пережил известие о том, что любимая жена погибла и похоронена в Москве.

— Мне надо встать на ноги! — сказал он решительно. — И чем скорее, тем лучше!

Александр Иванович жил мыслями о мести. Когда он закрывал глаза, то перед мысленным взором возникал либо образ погибшей супруги, либо перекошенное лицо Джокера, направившего катер на двух беззащитных людей. Иногда всплывал образ Генерального прокурора. У Соколова не было сомнений в том, что произошедшее на реке было ни чем иным, как заказным убийством, организованным его непосредственным начальником — господином Хайкиным. Иногда Александру Ивановичу на глаза наворачивались слезы, но он старался тут же взять себя в руки. Нельзя раскисать, нельзя расслабляться, эта мразь не должна ходить по земле! Где-то на границах сознания иногда возникала мысль, что месть — это не христианское чувство, Христос заповедал любить своих врагов, а воздаяние оставить Богу, но поступить так сейчас было выше сил Александра Ивановича. Он пытался молиться, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя, но практически ничего не менялось, закрыв глаза, он видел улыбающуюся жирную физиономию Хайкина…

Через пару недель Соколов смог передвигаться без посторонней помощи, лишь опираясь на искусно сделанную Степаном палку. Вид Александра Ивановича сильно изменился. Он не просто поседел, но и постарел лет на десять. Однако для Глафиры Степановны он был самым красивым и желанным мужчиной на свете. Она долго откладывала этот разговор, но в конце концов решилась.

— Сашенька? — позвала она гостя, заканчивавшего завтракать.

— Да Глаша.

— Сашенька, я давно хотела тебе сказать… ну… Предложить. Может, ну ее — эту Москву, эти проблемы? Ведь убьют опять, не дай Бог! А ты оставайся у меня. Я хозяйка справная, да и дом у меня вполне… Глянулся ты мне, Сашенька… — Глаша невольно покраснела и опустила глаза в пол.

— Глашенька, — ответил Соколов после длинной паузы, — спасибо тебе за все. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен. Тебе и Степану за то, что не бросили, за то, что выходили. Я тебя никогда не забуду. Вы теперь самые близкие люди у меня — ты и Степан. Но, Глаша… как можно разделить сердце пополам? Оно — сердце мое — с Вероникой, понимаешь? А жить «просто так» я не могу. Не могу и все!

Из глаз женщины катились слезы. Она молча кивнула и, накинув ватник, выбежала из дома. Соколов тяжело вздохнул и пошел собираться. Сегодня он решил приступить к активным действиям.

После обеда приехал Степан и привез все, что просил Соколов: одежду, наличные деньги, мобильный телефон и несколько SIM-карт, купленных анонимно. Леснику пришлось опустошить свой неприкосновенный финансовый запас. Александр Иванович обещал в самое ближайшее время вернуть все деньги, но Степан только отмахивался.

— Ты, Иваныч, лучше бросай все это, да живи нормально. Вон Глафира с тебя глаз не сводит. Чем не жена?

— Не могу я, Степа, жить пока эта сволочь на свободе! Пойми меня, не могу!

— Так, Иваныч, нас еще в школе учили: чувство мести — плохой союзник.

— Ты прав, Степа, прав. Только я спокоен, поверь! Я сейчас действую более как профессионал, который по роду службы обязан очищать землю от такой вот мрази! — Соколов лукавил. Он прекрасно понимал, что именно так и должно быть, но на самом деле все было иначе. Внутри него горел огонь мести, и это пламя жгло изнутри, выжигая душу…

— Ну смотри, Саша, смотри. Оно верно, я на твоем месте сделал бы, наверное, точно так же. Ну, с Богом! — лесник передал Соколову ключи от своего мотоцикла, друзья попрощались, и бывший заместитель Генерального прокурора России, неловко взгромоздившись на старенький «Иж-Юпитер» с коляской, поехал в сторону трассы.

— Володя? Здравствуй. Ты меня по имени по телефону не называй, ладно? — Остановившись метрах в ста от выезда на шоссе, Соколов звонил своему давнему другу, ныне полковнику ФСБ.

— Это чья-то дурацкая шутка? Кто вы?

— Узнал ты меня, Володя, узнал. Могу рассказать, сколько мы с тобой выпили водки, виски и коньяка.

— Очень интересно полюбопытствовать.

— Виски ни капли, ты его терпеть не можешь, водки выпили столько, что любой нормальный человек уже давно бы загнулся, а вот коньяку — всего одну бутылку. Могу рассказать где и когда.

— Не надо. Верю. А осторожность не помешает. И где же ты, сукин сын, болтался?

— Не будем оскорблять мою маму. Главное, что я жив и на своих ногах.

— Уже неплохо. Что думаешь делать?

— Закончить дело.

— Понятно. Давай сделаем так. Я доложу своему начальству, потом мы тебя спрячем, а потом…

— Володя, мы сделаем по-другому. Ты раскрутишь это дело сам. Мы с тобой все по-тихому оформим, все задокументируем и запротоколируем как положено, а уж потом…

— А к чему такая конспирация?

— Ну как тебе сказать… Много всякой твари развелось — крысы, кроты, сам понимаешь. Да и тебе уже пора генералом становиться, а?

— Вот за что тебя люблю, так это за неисправимый оптимизм! Договорились. Где встретимся?

— Я за городом. Тебе езды около двух часов максимум. Если сможешь сейчас, бери машину и дуй ко мне. Я к тебе пересяду, потом мы с тобой немного по городу поколесим и все сделаем. Думаю, до ночи управимся.

— Ладно. Куда ехать?

— Помнишь, где мы с тобой как-то дивных окушков наловили?

— Как не помнить.

— А съезд с трассы помнишь?

— Найду.

— Вот там меня и подберешь.

— Договорились. Жди! — Володя отключился.

Следующий звонок Александр Иванович сделал на мобильный телефон Дениса Заречина. Механический голос сухо ответил: «Телефон вызываемого абонента временно заблокирован». Вот тогда, в сильном волнении Соколов и набрал номер Кати…

* * *

— Здравствуй Денис! Как ты?

— Кто это?! Но… не может быть! Вы же…

— Да, Денис, так бывает. Расскажи в двух словах, как ты?

— Я в колонии общего режима под Красноярском. Дали мне полтора года. Вот сижу…

— Понятно. Как в СИЗО? Досталось?

— Терпимо. Ничего непоправимого не произошло, здоровье тоже в порядке.

— Ну и слава Богу! Денис, ты держись там. Я очень сильно надеюсь, что в ближайшее время смогу тебе помочь.

— Да вы за меня не волнуйтесь, я в порядке, себя берегите!

— Спасибо, Денис. Пока!

— Вот так сюрприз! — я ошалело смотрел на зажатую в руке трубку. — Это как вообще?

— Да уж, бывают же в жизни ситуации, — Катя тоже медленно приходила в себя.

— Слушай, Котенок, сюрпризы сюрпризами, но жрать хочется ужасно!

— Ой, Дениска, я побежала! — жена вскочила с кровати и побежала на кухню, на ходу одевая халатик.

Денис, задумчиво провожая любимую взглядом, философски изрек:

— Как в анекдоте: не дай Бог так проголодаться! Эх…

Катя быстро накрыла стол, украсив его мясными деликатесами, любимыми сырами Дениса и румяными пирогами, а под конец поставила перед мужем тарелку с дымящимся супом.

— Предлагаю начать с гвоздя сегодняшней программы! Ешь, пока не остыл!

— Ух ты, Катюшка! Какой запах! Это что за чудо?!

— А ты попробуй!

Денис зачерпнул полную ложку супа.

— М-м-м-м-м-м… — раздалось нечленораздельное мычание. Ложку уже нельзя было отчетливо разглядеть, поскольку она носилась как сумасшедшая от тарелки ко рту счастливого чревоугодника. — Уф… — отвалился Денис на спинку стула. — Так нельзя! Меня же понос пробьет от обжорства!

— Еще тарелочку, а? — Катя была на седьмом небе от счастья.

— Спрашиваешь! Это же нектар! Амброзия!

— Ну! А кто учил?! Достойная жена своего мужа!

Катя вскочила и бросилась на кухню.

Насытившись, супруги устроились на кровати, взяв с собой тарелки с сырами, копченостями и фруктами. Они сидели обнявшись, потягивая напитки.

— Котенок, расскажи, что за супчик-то!

— Фигушки! Это будет мое секретное фирменное блюдо!

— Ну хоть как называется?

— Суп Красноярско-арестантский от Перепелкиной! — супруги рассмеялись.

— Слушай, Дениска! — Спохватилась Катя. — У меня же для тебя есть сюрприз! — Она вынула из кармана халатика крошечный бумажный сверток. — Вот, держи!

— Это что? — Денис с любопытством начал разворачивать бумажный пакет. Там было обручальное кольцо.

— Солнышко! Вот это да! Я ведь думал попросить тебя купить обручальное кольцо, да забыл совсем, мое же… ну… потерялось тогда, — Денис густо покраснел.

— А с чего ты взял, что я его купила? Это и есть ТВОЕ кольцо!

— Что за бред! Я же его… — Денис замолчал на полуслове. Да, несомненно, вот она памятная царапина, по поводу которой Денис сокрушался буквально через месяц после свадьбы.

«Эти кольца, освященные только что на Престоле — там, где незримо Своей Плотью и Кровью присутствует Сам Господь Иисус Христос — да будут символом вашего единства — телесного и духовного до скончания ваших дней… Я свободен, словно птица в небесах, я свободен, я забыл что значит страх, я свободен, с диким ветром наравне, я свободен, наяву, а не во сне!»

Отвратительные воспоминания вихрем ворвались в память. Денис зажмурился и, застонав, обхватил голову руками.

— Дениска, что с тобой! — Катя в волнении трясла мужа за плечи.

— Нет, ничего, — он медленно приходил в себя. — Но, Катенька, откуда оно у тебя?

— Я нашла его за отворотом твоих брюк.

— Невероятно! Господи! Ты спас меня! Ты простил меня! Ты сохранил наш брак! Слава Богу, Катенька, слава Богу!

Денис спешно надел кольцо на безымянный палец и сжал кисть в кулак так, что побелели костяшки. Будто кто-то пытался отнять у него чудесным образом обретенное кольцо.

— Катенька, милая, я больше его НИКОГДА не сниму! Хотя… Господи! Здесь же нельзя носить золотые украшения, даже обручальные кольца. Ну что за жизнь!

— Дениска, успокойся! — Катя погладила мужа по голове. — Не переживай ты так. Нельзя и нельзя, что поделаешь. Я положу его к иконам рядом с лампадкой. Оно будет там лежать и тебя дожидаться.

— Да, Котенок, хорошо. И вот, когда вернусь, тогда одену и уже никогда не сниму. Слышишь?! Клянусь, милая! Клянусь, клянусь, клянусь…

* * *

На следующий день Светлана немного пришла в себя. В конце концов, фактически она попала сюда против своей воли, она имеет горячее желание помочь несчастным людям, но, будучи разумной женщиной, не собирается бросаться грудью на амбразуру — в данном случае таким образом делу не поможешь.

Присмотревшись к руководству завода, Светлана впала в уныние. Это были или законченные фанатики, или прожженные циники. Она бы не решилась предложить кому-либо из них разоблачить деятельность Святославского. Правда… Была одна странная личность — зав. производством Митрич — Иван Дмитриевич Дорохов. Он жил где-то отдельно от всех и производил впечатление вменяемого человека. Но как его проверить, как довериться совершенно незнакомому человеку?

Вчера жилище руководителей предприятия посетила Гайда. Она тепло встретила Калиоку. Женщины разговорились, уединившись на кухне. Гайда поведала, что у Каспи — директора предприятия — большие проблемы: Радош им недоволен. Под большим секретом бывшая наставница рассказала о тайной страсти Каспи к молоденьким мальчикам. Само по себе это несовместимо с заповедями Великого Радоша, но проблема глубже. Любовники регулярно посещают директора прямо в его рабочем кабинете — на закрытом тщательно охраняемом предприятии! Пока Каспи находился в резиденции господина, Гайду отправили с тайной инспекцией в дом руководства заводом. Более того, наставница сообщила, что примерно через неделю Радош собирается неожиданно наведаться на завод, чтобы увидеть все своими глазами, но об этом никто не должен знать!

— О, Гайда! Милая, любимая сестра! Ты же наверняка догадываешься, как я тоскую по нашему великому господину! — Светлана попыталась изобразить из себя влюбленную дурочку: — Лицезреть его ясный лик для меня — невероятное событие, счастливое и торжественное! Позволишь ли ты мне связаться с тобой по телефону накануне назначенного дня и уточнить, свершиться ли это великое событие?

— О да, Калиока, конечно! Звони, только не спрашивай прямо.

— Договорились, сестра! Я в долгу перед тобой!

План проверки Дорохова созрел тут же. Его реализацию Светлана решила не откладывать в долгий ящик.

На следующий день вечером вернулся Каспи. Он был зол и хмур. Утром он устроил обход производственных помещений, совершаемый руководством регулярно не реже раза в неделю. Выбрав подходящий момент, Калиока обратилась к Дорохову.

— Господин Митрич! — сказала она с ноткой пренебрежения. — У меня вопрос лично к вам! Почему у нас на предприятии такая высокая смертность персонала?!

— Уважаемая Калиока, — Дорохов будто не заметил вызывающего тона Светланы, — этот вопрос как раз не ко мне, а к нашему уважаемому директору.

— Как это?! Не надо валить все на директора! Ему и так хватает своих проблем! — Светлана не дала Каспи и слова вымолвить. — Это, Митрич, ваша проблема! Почему так плохо отлажен технологический процесс?! Почему мы можем выходить на территорию только в респираторах?!

— Потому что жить хотите! — перебил Иван Дмитриевич.

— Дайте мне закончить! — Калиока почти кричала, — я спрашиваю вас, доколе будет продолжаться это безобразие?! Гибнут наши братья и сестры! Что вы молчите? Нечего сказать?

— Нет, я жду пока вы закончите. А теперь я отвечу. Все дело не в технологическом процессе, а в практически полном отсутствии нормальной вытяжки и очистительных приспособлений. Мне не выделяют средств на закупку необходимого оборудования, я…

— Так я и знала! Старая песня про нехватку денег. Есть хорошая русская поговорка, что с деньгами и дурак сделает! Вы же у нас сильно умный! Почему же не сделаете? Или не хотите? Или специально саботируете?!

— Так, дамы и господа, хватит! Давайте эту дискуссию не будем продолжать на виду у рабочих. Прошу всех в административный корпус, — Каспи при всем желании не мог скрыть удовлетворения.

Калиока демонстративно развернулась и зашагала первой в сторону выхода. Приготовив в своем кабинете необходимые отчетные документы, она отправилась к директору. Закончив обсуждение производственных проблем, Калиока насколько возможно безразличным тоном спросила:

— Брат Каспи, прости, что, возможно, лезу не в свое дело, но меня волнует один из руководящих сотрудников.

— Ты говоришь о Митриче?

— О нем! Мне кажется, он не наш!

— Да, Калиока, так и есть. Он не крещен в нашей «церкви».

— Но как это возможно, Каспи?! — с жаром произнесла Калиока. — Как, спрашиваю я тебя?! А Великий Радош в курсе?! Ведь этот человек посвящен в основные наши тайны, и при этом не защищен благодатной поддержкой нашего господина!

— Успокойся, сестра. Мне приятна твоя забота об общем деле. Понимаешь… — директор задумался, — не все достойны великой чести быть нашими братьями и сестрами. Однако некоторые готовы нам служить за те крохи, что падают с нашего стола. Ведь господин наш молится и о Митриче. Да, тот не получает ту всеобъемлющую и питающую благодать, что имеем мы, но что-то получает и он. И такие люди, как Митрич, настолько примитивны, что довольствуются малым. Большее им не дано. Понимаешь меня?

— Да, Каспи, понимаю. Но он не слушает сладкозвучных речей нашего господина! Он же может предать!

— О, Калиока, ты ли это?! — директор театрально нахмурился. — Разве можно что-либо скрыть от Великого Радоша?!

— Да, Каспи, ты прав, но… Все ли наш господин открывает нам сразу? Не ждет ли он инициативы от нас? Знаешь, я никому еще об этом не говорила. Это произошло недавно, я даже не смогла рассказать о случившемся нашему господину, — Светлана говорила очень тихо. — Ты, конечно, знаешь, что некоторые братья и сестры в нашей «церкви» сподобляются дара ясновидения. Это когда во сне является образ одного из Соловецких старцев и сообщает важную информацию.

— Да, сестра, мне это известно.

— Так вот, со мной, кажется, недавно именно это и произошло. Мне явился старец в богатой одежде и сообщил кое-что.

— И что же это было?

— Ну там в основном было для меня, по поводу моей личной духовной жизни, — смутилась Светлана, — но еще он сказал по поводу Митрича. Его надо опасаться! Он может предать!

Каспи задумался.

— Понимаешь, Калиока, такие видения бывают от лукавого.

— Да я знаю, но…

— Не перебивай меня, Калиока! Так вот, пока наш господин не подтвердит твоей прозорливости, я не могу лишь на основании твоих слов делать серьезные выводы.

— Как скажешь, Каспи, — покорно согласилась Калиока, — я могу идти?

— Иди.

На следующий день, выбрав время, когда директор обедал у себя в кабинете, Светлана без стука вошла в кабинет Дорохова.

— Здравствуйте, Иван Дмитриевич, — от былой неприязни не осталось и следа.

— Здравствуйте, — буркнул Митрич сухо. — Чем обязан такой чести? Иван, да еще и Дмитриевич!

— Иван Дмитриевич, я пришла попросить у вас прощения за недавний разговор. Я на самом деле погорячилась. Вчера я целый день изучала документы по производственному процессу и пришла к выводу, что вы действительно не виноваты.

— Я рад, что вы это поняли. Я не сержусь на вас.

— Иван Дмитриевич! Но ведь надо что-то делать!

— Я рад, что среди руководства появился еще один человек, который это понимает.

— А что надо делать? Ну, с вашей точки зрения?

Дорохов достал из ящика стола прозрачную папку и отдал Калиоке.

— Вот здесь перечень необходимых мероприятий, чтобы хотя бы минимально сократить количество вредных примесей в воздухе. Цена вопроса — 200 тысяч долларов. После реализации этого плана я смогу ручаться, что смертность прекратится, правда от весьма тяжелых болезней среди рабочих мы не избавимся.

— Вы позволите мне это взять, чтобы повнимательнее ознакомиться?

— Да, конечно, буду рад обрести единомышленника.

— Я тоже, и еще раз извините. Иван Дмитриевич, могу я вас попросить об одной услуге?

— Что такое?

— Мне хотелось иметь на руках, так сказать, альтернативные данные о количестве производимого нами товара. Понимаете, это просто принцип нормального производства — регулярные проверки. Брат Каспи сильно занят, у него своих проблем невпроворот, а мне интересно посмотреть.

Дорохов еле заметно усмехнулся при упоминании директора.

— Хорошо, мне не трудно это сделать.

— Спасибо! Да, кстати, Иван Дмитриевич, — Светлана уже стояла у самой двери. — Наш господин Великий Радош сделал для меня исключение, благословив пить кофе. Этот напиток помогает мне работать. Так что милости прошу, как будет свободная минутка.

— Спасибо, Калиока, непременно приду! — Митрич впервые радушно улыбнулся.

Светлана вернулась к себе в кабинет и, сев за стол, обхватила голову руками. Она понимала, что начатая игра слишком опасна, но другого выхода не было. Невозможно оставаться причастным к гибели людей и ничего не делать! Взгляд упал на телефонный аппарат.

— Доченька, моя Катенька, как ты там? — тихо, почти бесшумно зашептали губы. Рука потянулась к трубке. — Нет, это слишком опасно, слишком… Разговоры наверняка прослушиваются. Господи, как же мне тяжело! Господи! Святой Николай, помогите моей дочери Екатерине. Милая моя, я вернусь к тебе, как только смогу!

Шли дни. Приближался день предполагаемого визита Святославского. Накануне Светлана сняла трубку телефона и набрала номер Красноярской резиденции.

— Сестра Гайда! Хвала Великому Радошу! Ты в добром здравии?

— Да, Калиока, милостив наш господин!

— Ты не забыла о своем обещании передать мне пару новых кассет с проповедями господина?

— О нет! Вышлю с оказией, как обещала!

— Спаси тебя Бог!

Это был условный знак, что визит Радоша остается в силе. Светлана поднялась из рабочего кресла, достала из потайного кармашка сумки икону святителя Николая и мысленно обратилась к нему, прося помощи и защиты. Затем она отправилась в кабинет директора.

— Брат, Каспи, я пришла с одним известием. Сегодня ночью у меня опять было видение. Это… Очень странно… Но… — Светлана изобразила крайнюю степень смущения, — позволь я буду откровенна?

— Да, сестра, конечно, что случилось?

— Дело в том, что мне была открыта суть ваших разногласий с господином. — Каспи сильно покраснел, — О! Каспи, тебе не в чем стыдиться меня! Судья ли я тебе?! Я люблю тебя как брата и принимаю таким, каков ты есть. Но главное не это! Мне было открыто, что Великий Радош завтра без предупреждения приедет к нам на завод. Он сделает это в то время, когда у тебя… М-м-м-м-м… Обычно бывают гости.

Директор сидел, словно громом пораженный.

— Но как же это? — наконец вымолвил он. — Я плохо понимаю… Ведь видение связано с Великим Радошем, это как-то…

— Но, Каспи! Надо ли ломать над этим голову? Давай дождемся завтрашнего дня и все поймем. Если господин не приедет, то, значит, мои видения от лукавого, и я обещаю обо всем забыть. Но если будет иначе… Тогда ты, брат, решишь сам, что и как рассказать нашему господину. Я полностью полагаюсь на твою волю, я с тобой, я на твоей стороне!

— Спасибо, сестра! Да благословит тебя Великий Радош!

На следующий день Каспи основательно подготовился к визиту Святославского, который и «нагрянул» в обещанное Светланой время. Радош остался доволен проверкой и уехал в тот же день. Калиока была удостоена персональной похвалы от Святославского. Вечером Каспи пригласил Светлану с вою комнату. Он проводил ее в кресло, закрыл дверь на ключ и достал из потайной секции в шкафу два бокала и бутылку коньяка.

— Сестра, у меня есть благословение в крайних случаях употреблять алкоголь. Сегодня я пригласил на трапезу тебя.

— О, дорогой Каспи, это великая честь для меня! — зная сексуальные пристрастия своего босса, Светлана чувствовала себя свободно с ним наедине даже за закрытой на ключ дверью.

— Хвала Великому Радошу!

— Слава нашему господину!

Пару минут в комнате была тишина: собеседники наслаждались запрещенным напитком.

— Калиока, — Каспи первым нарушил тишину, — я ничего не сказал господину о твоих видениях. Мне кажется, что это нужно пока сохранить в тайне.

— Повинуюсь тебе, Каспи! И, брат… Все же мне хотелось бы вернуться к разговору о Митриче. Не нравится он мне! Он предатель, понимаешь?! — глаза Светланы полыхнули огнем.

— Но, Калиока, что ты предлагаешь?

— Его надо проверить!

— Как?

— Кто-то, кому он доверяет, должен предложить ему, скажем, бежать, прихватив с собой деньги. Думаю, что это должен быть ты, брат. Во-первых, пожаловаться на тебя он сможет только Великому Радошу, а во-вторых, со мной он в напряженных отношениях. Если он сообщит господину о разговоре с тобой, значит его совесть чиста, если же нет, и вы начнете готовить побег… Это общая идея, подробности можем обсудить отдельно.

— Интересно, интересно, — Каспи задумался. — Но ведь надо еще будет рассказать о нашем плане господину!

— Конечно! Послезавтра я еду в Красноярскую резиденцию с отчетом, смогу передать от тебя, брат, всю информацию конфиденциально из уст в уста. Это и твой авторитет поднимет еще больше — шутка ли, через тебя суждено разоблачить предателя!

— Хитро, хитро… Хорошо, Калиока, я согласен, давай попробуем.

На следующий день Светлана узнала от Каспи, что разговор с Дороховым состоялся. Митрич выслушал предложение молча и удалился, ничего не ответив. Вернувшись к себе, Калиока позвонила секретарю Святославского и, уточнив остается ли в силе их договоренность о завтрашней встрече, попросила разрешения приехать вместе с Митричем по важному делу, касающемуся безопасности предприятия. Секретарь перезвонил через пять минут, передав благословение от Великого Радоша. Светлана радостно потерла руки и отправилась к Дорохову. Тот воспринял известие с энтузиазмом.

Иван Дмитриевич и Светлана молчали всю дорогу до Красноярска, уткнувшись каждый в свои документы. Святославский принял сначала Светлану, а Митрич остался в приемной. Сверив отчетность, Радош остался очень доволен.

— Я и не думал, что бывают такие толковые коммерческие директора!

— О, господин! Благодарю за эту похвалу, она для меня слаще меда!

— Хорошо, Калиока, зови Митрича, у меня мало времени.

— Да, господин, только позвольте еще буквально два слова. Это очень меня волнует.

— Да, Калиока, только кратко!

— Дело в том, что Каспи… Я волнуюсь за безопасность нашего завода, господин! — Светлана запнулась на полуслове, а Радош мгновенно сделался серьезным.

— Да, и что Каспи?

— Мой господин приезжал к нам с проверкой, но Каспи знал о ней.

— Откуда тебе это известно?!

— Я поняла это по тому, как мы готовились к вашему приезду. Мне точно известно, что на этот день у Каспи должны были быть… гости, но он неожиданно все отменил.

— Так и знал! — Радош грохнул кулаком об стол, — кто же его предупредил?!

— Мне это неизвестно, о господин! Но, если мне будет дано слово, то у меня есть мысль на этот счет…

— Да, Калиока, говори!

— Можно устроить проверку еще раз. Мне обычно становится известно, когда к Каспи приходят эти… Я могла бы сообщить. И еще, господин… У меня есть подозрения, что гости приходят к Каспи не только с одной целью…

— О чем ты, Калиока?

— Мне кажется, что с завода некоторое количество товара уходит налево.

— Что?! — Святославский закричал в голос.

— Я пока не уверена, но мы с Митричем предприняли некоторые шаги… В общем, на днях уже будет хорошая статистика, чтобы сравнить наши данные по производству товара с официальными.

— Очень интересно!

— Да, господин, если вы благословите, я могла бы предупредить вас, когда у Каспи будут гости, вы могли бы приехать и заодно сверить всю документацию.

— Хорошо, Калиока! Ты верная сестра! Зови Митрича.

Дорохов вошел в кабинет, вежливо поздоровался и сел за стол, разложив бумаги. Светлана тем временем убрала документы в небольшой портфель и незаметно включила кнопку записи маленького цифрового диктофона. Светлане купили его для записи переговоров с клиентами, которые нередко пытались жульничать.

Через пару минут Светлана неожиданно спохватилась, перебив разговор.

— О, господин! Прости меня! Могу ли я выйти? Дело в том, что моя бывшая наставница Гайда через 10 минут уезжает, а я очень хотела ее повидать, она обещала мне передать две кассеты с вашими последними проповедями и еще кое-что!

— Хорошо, Калиока, иди, ты нам особенно не нужна.

— О, благодарю тебя, господин!

Светлана вышла, оставив портфель с работающим диктофоном в кабинете, и вернулась через 10 минут. Секретарь в приемной сообщила, что Митрич еще не выходил, и Калиока устроилась на стуле. Митрич появился минут через пять.

— Калиока, мы так и не дождались вас!

— Да, Иван Дмитриевич, я только пришла. Мы едем?

— Да, нам пора.

— Ой, забыла! — Светлана встала как вкопанная в дверях приемной, хлопнув себя ладонью по лбу — забыла портфель у господина. Можно мне вернуться? — обратилась она к секретарю.

— Иди, — сухо ответила та.

— Господин, простите, я забыла у вас свой портфель! — Радош еще сидел в своем необъятном кресле, более походившем на трон. Светлана схватила портфель и, поклонившись, кинулась обратно к двери. Сердце ее стучало нещадно!

— Стой, Калиока! — грозно окликнул ее Радош. — Ты от меня что-то скрываешь?

— Я?! Но мой господин! Что я м-м-могу… — ее голос предательски задрожал.

— Подойди ко мне!

На негнущихся ногах Светлана приблизилась к Святославскому и опустилась на колени: «Святой Николай, помоги! Защити! Спаси!» — искренне стала молиться она.

— Дай портфель!

«Нет, только не это, только не это!» — трясущаяся рука протянула портфель. Святославский грубо выхватил его и, открыв, заглянул внутрь. Крупные капли пота текли по лицу Светланы. Радош тщательно обследовал содержимое портфеля, заглянув и в наружное отделение, где лежал диктофон.

— Держи, Калиока, ты свободна, и я жду твоего звонка! — Радош как-то отрешенно смотрел в сторону. Светлана покорно кивнула, взяла протянутый портфель и молча вышла. Она ничего не понимала. Идя к выходу из здания вслед за Дороховым, она тайком заглянула в кармашек портфеля — диктофон лежал на месте и по-прежнему был включен на запись. Как Святославский мог его не заметить? «Это чудо!» — мелькнуло в голове у Светланы. «Спасибо тебе, святой Николай!»

По дороге обратно Светлана сделала вид, что слушает новые кассеты, полученные от Гайды. На самом же деле она дважды внимательно прослушала разговор Радоша с Дороховым. Митрич ни словом не обмолвился о том, что предлагал ему Каспи. «Ну что же, идем дальше», — подумала Светлана.

Машина остановилась около дома. Дорохов вышел первым, затем — Светлана.

— Калиока, — Митрич ласково улыбнулся, — машина за мной должна прийти несколько позже. Вы, помнится, предлагали кофе…

— Да, Митрич, обязательно. Только прежде я хотела сказать вам всего два слова, вот здесь, на скамейке.

— Помилуйте, не май месяц, — он поежился в своем арестантском ватнике.

— Всего минутка, — Светлана направилась к летней беседке. — Понимаете, Иван Дмитриевич, вы лучше пока у меня не спрашивайте подробностей, но так сложилось, что я в курсе того предложения, которое сделал вам Каспи. — лицо Дорохова медленно вытянулось. — Да-да, так вот получилось. Может так статься, что в ближайшее время эта тема опять всплывет, будут разборки. Так я хотела вам настоятельно посоветовать говорить, что ничего вам Каспи не предлагал. Вообще разговора не было! Когда все начнется, думаю, вы сообразите что к чему.

— Но, Калиока, вы понимаете, что ваши слова как минимум странны. Как я могу…

— Но я знаю об этом разговоре, вас это не смущает?

— Смущает!

— И я первая к вам подошла. Вы же понимаете, что я определенным образом сейчас рискую!

— Понимаю, вот это мне и странно.

— Я бы рассказала вам все, если бы не этот риск. Ну как, договорились?

— Пожалуй… по крайней мере я подумаю и исполню вашу просьбу, если меня ничего не насторожит.

— Вот и славно! Идемте пить кофе!

* * *

Я вернулся на зону после обеда. Без малого сутки, проведенные в сказке — наедине с вновь обретенной любимой женщиной! Хотелось петь от радости! Мне показалось, что тюрьма стала как-то чище и ярче. Уже не угнетали невнятного цвета стены, непременные решетки повсюду и темные робы коллег по несчастью. Митрича, как водится, не было, а больше откровенничать ни с кем не хотелось. Дорохов появился почти перед самым отбоем, когда я уже лежал в кровати.

— О! Привет героям-любовникам. Нагулялся, кот мартовский? — Митрич был непривычно хмур и озабочен.

— Да уж… Нагуляешься тут. Всего сутки, Митрич, разве это срок?

— Ну оно понятно… Нормально все, помирились?

— Да, помирились. Все отлично. А ты чего смурной, случилось чего?

— Да так… Устал сегодня, ну и… Пойду-ка я умываться — и баиньки.

Дорохов вернулся через пять минут, молча лег в постель и повернулся ко мне спиной.

— Э, Митрич! Так не пойдет! Ты чего это?

— Ну что тебе? — недовольно буркнул он.

— Что стряслось, Митрич? — спросил я озабоченно.

— Эх! Пойдем курить, только коньяка у меня нет!

Мы вышли на лестницу. Вокруг было пусто: отбой. Дорохов закурил и молча выпускал в потолок облака дыма. Я молчал, давая собеседнику возможность собраться с мыслями.

— Эта баба… — начал Митрич неожиданно, — появилась у нас неожиданно. Кто такая, откуда… Странная, не такая как все!

— А где это «у нас»?

— На заводе на нашем…

— Митрич, ты же мне толком ничего не рассказал.

— Ну взяли меня тогда в оборот, отправили на эту зону, сразу прессанули как следует. Надавили отовсюду — и со стороны блатных и от администрации. Оформили какую-то бумажку, по которой я теперь и выезжаю каждый будний день на работу. А работа прежняя — за что и срок получил. Вот так.

— И менты это все прикрывают?!

— Там, Дэнис, вся администрация края и, кажется, не только она все это дело прикрывает. Руководит всем какой-то сектант — противный до жути. Там такое творится, что даже и рассказывать не буду.

— Ну главное ясно, а что за женщина, про которую ты говорил?

— Ну она у нас вроде коммерческого директора. Назначена сравнительно недавно. Приехала сначала как обычная сектантка, только глаза немного другие — ну нормальные, человеческие. А потом началось. Директор ко мне подъехал с предложением бабки за очередную партию товара хапнуть и дать деру. Ну я не повелся — чую подстава. Зачем я ему сдался? Бежал бы сам! Вот… А потом и дама эта — Калиока.

— Как?!

— Ну у них имена у всех не как у людей — вроде кликух! Вот… Говорит, чтобы я не признавался, что говорил со мной директор, когда заваруха начнется.

— Какая заваруха?

— Не сказала.

— И что думаешь?

— Не знаю, Дэнис. Эта самая Калиока вроде нормальная. Но кто их знает, придурков этих, у них же мозги набекрень.

— Митрич, я знаю твое отношение к вере и Православию, но…

— О, опять сейчас начнется проповедь! Дэнис, не верю я твоим попам! Не верю!

— Ну что за человек! — я в сердцах стукнул кулаком по перилам. — Дай сказать, а?

— Ну говори, говори…

— Ты пойми, я же долгое время точно также, как ты думал! Ну, что ерунда все это и так далее. Но потом меня приперло и… — я задумался. — Иван Дмитриевич, я похож на идиота?

— Чего нет, того нет, — Митрич был серьезен.

— Я тебе клянусь, была помощь! Понимаешь, БЫЛА! Реальная, ощутимая. Это мне не показалось, это было на самом деле!

— Да? — Дорохов смотрел недоверчиво. — Ну и что, по-твоему, делать надо? Бежать каяться?

— Зачем? Ну ты обратись для начала к Богу. Просто своими словами, мысленно.

— Ага! На колени плюхнуться, лоб расшибить!

— Ты, Митрич, на колени плюхнешься потом! Сам плюхнешься, искренне! Плюхнешься тогда, когда жизнь твоя будет спасена явным чудесным образом, когда не будешь знать, как отблагодарить, когда радость вновь обретенного Отца Небесного будет распирать тебя изнутри! Когда захочется ботинки целовать Спасителю, да не носит Бог ботинок! — я расстроился не на шутку. В тот момент я и представить себе не мог, насколько мои слова окажутся пророческими. — Ты думаешь, Богу нужны наши мольбы на коленях, наши посты и тому подобные вещи?! Да это нам надо! Понимаешь?!

— Ладно, Дэнис, прости, — на мое плечо легла широкая ладонь.

— Проехали. Митрич, я же серьезно. Пока не надо вставать на колени. Просто подумай о Боге как об Отце. Да, Его не видно, но Он все видит и слышит. И мысленно к нему обратись со всеми своими бедами и проблемами.

— Но, чтобы что-то получить, надо что-то отдать?

— Даже, когда речь идет об отношениях отца и сына?

— Хм…, - Дорохов глубоко задумался.

— И еще. Есть замечательный святой — Николай Угодник. Он…

— Да, слышал, бабка моя ему усиленно молилась.

— Вот, он помогает всем страждущим, всем, кто попал в беду. Помогает в самых сложных жизненных вопросах.

— А к нему как обратиться?

— Точно так же.

— Интересно… Святой Николай, говоришь?

— Да.

— А фамилия?

— Что?

— Ну фамилия его? Он же должен понять, что я именно его спрашиваю? — я согнулся пополам от хохота. Дорохов сначала обескуражено смотрел на меня, а потом и сам рассмеялся. — Ну прости, ерунду сморозил! То есть он поймет? Я правильно понял?

— Пра… Прав… Правильно! — я никак не мог успокоиться, живот сводило судорогой. — Ой, Митрич, уморить меня решил! Короче, ты только начни! Я тебе что хочешь прозакладывать готов — помощь почувствуешь сразу! Слушай! У меня же для тебя новость хорошая есть!

— Ну? Еще вспомнил, кому помолиться можно?

— Язва! Тут человек один живым оказался. Думали, что погиб, а он жив.

— Поздравляю. Рад за твоего знакомого.

— А знаешь, кем человек был, пока вроде как не погиб?

— Дэнис, не тяни кота за хвост!

— Он был заместителем Генерального прокурора России! — я назвал должность Соколова медленно растягивая слова.

— Чего?! — окурок выпал из руки моего собеседника, отбрасывая яркие искры в полете между лестничными пролетами.

— Да-да…

— И почему ты еще здесь сидишь? В смысле вообще сидишь?

— Он пока не засветился. Ну не раскрылся — надо свалить генерального, там своя история, долго рассказывать. Но если у него все получится, то у нас с тобой классный заступник будет!

— Это дело, Дэнис, это дело. Хотя… Здесь, знаешь, свое начальство! Где Москва, а где Красноярск… Ладно, пойдем баиньки.

Мы легли. Я достал из под подушки пачку фотографий, оставленных Катюшкой. Митрич заинтересовался.

— Это твоя зазноба что ли?! А ну покажи!

— Вот это мы на Кипре — видишь, вон там море… Это уже в Москве. Вот а это…

— Не может быть! Подожди! — Дорохов выхватил фотографию, где Катя сфотографировалась вместе с мамой, и выбежал в коридор к свету. Вернулся он через минуту.

— Ну, Дэнис, такие повороты не для моего мустанга! Это что за дама?! Ну вот, рядом с твоей Катей?

— Ну теща моя, а что?

— А то! Это и есть КА-ЛИ-О-КА!

* * *

Радош, обернувшись простыней, сидел на кровати и пил коньяк. Он смотрел на персидский ковер, покрытый свежими пятнами крови, и думал о том, сколько же денег придется выложить за новый. Это случилось с ним впервые. Гиля привел двух новеньких сестер, но Радош потерпел полное фиаско. Девушки старались на совесть, но — увы… Да, наверное, Святославскому показалось, что одна из девиц усмехнулась. Он натурально озверел. Увесистый канделябр на письменном столе — серьезное оружие. Радошу сказали, что девушка жива… Но ковер придется менять.

— Дался, блин, этот ковер! — в сердцах хлопнул Святославский себя по колену.

Да, в последнее время многое было не так. Радош, словно волк, чувствовал беду. Пока было непонятно, откуда она придет, но… Везде происходили обломы. Этот Колобов чудом выжил. Более того, их проверенный киллер, выполнявший заказ, облажался, милиция получила ниточку, которая могла привести к Гиле и Святославскому. Пришлось обрубать концы. Смерти… Слишком много смертей! Эта сучка Даша оказалась достойной дочерью своей матери — ни в какую не хочет разговаривать с Родионом, пока тот не исполнит свое обещание. Колобов же стал сверх осторожным — усилил охрану так, что муха близко не подлетит, да и киллера нового найти — целая проблема. Гиля, похоже, реально напрягается по поводу пробуксовки планов по завоеванию московского рынка. Да и вообще… Он стал странным в последнее время. Плюс проблемы на заводе. Каспи откровенно зарвался! Калиока — темная лошадка. Тогда, при их последней встрече, Родион получил точное мысленное указание от Наставника проверить ее портфель, но потом словно глаза заволокло туманом, голова закружилась… В портфеле ничего не было, но осталось чувство, что тебя обманули. Наставник… Это, пожалуй, главная проблема. Все реже Радош чувствовал его присутствие, все слабее. И у него не было никаких мыслей относительно возможных причин. Почему-то начали часто вспоминаться все те, кто был убит по приказанию Радоша. Часто во сне приходила та рыжая девка, которая выбросилась из окна. Она являлась в белоснежной одежде и тихо смотрела Радошу в глаза. Этот взгляд прожигал грудь насквозь, причиняя невероятную боль. Блеск белых одежд слепил глаза, было жарко, становилось нечем дышать. Святославский просыпался в холодном поту, а к груди невозможно было прикоснуться, настолько она была горячей. Когда же все это началось?

— Да! Этот мужик! — Радош вскочил с кровати, простыня упала, и он нервно зашагал по комнате.

Это случилось во сне. Радош сидел в ванной, наполненной теплой кровью, в которой плавали куски человеческой плоти. Открылась дверь и вошел он — старец в богатом, шитом золотом одеянии. От его грозного взгляда Святославский буквально оцепенел. Он сидел в ванной, трясясь всем телом, не в состоянии вымолвить и слова.

— Пришло время остановиться! — гость говорил тихо, но каждое слово будто впечатывалось в мозг кровоточащим оттиском.

— Кто вы? — сумел-таки вымолвить Радош.

— Владыка Николай.

— Но кто вы?! — гуру был близок к истерике.

— Ты тонешь в крови! У тебя есть один шанс, и ты знаешь какой. Пришло время выбирать, — гость вышел, дверь в ванную комнату медленно закрылась. Святославский проснулся в ужасе, его бил озноб, а все тело покрывал липкий холодный пот.

Вскоре и начался этот кошмар. Сегодня вот произошло страшное. Святославский боялся этого с молодости. Жизни без сексуальных утех он себе не представлял. Равно как не представлял он ее и без постоянного ощущения власти над людьми. Ради этого он терпел эти идиотские пляски на сцене. По этой причине он создал свою организацию, из-за этого не переезжал жить за границу, где ему бы вряд ли кто-то позволил так измываться над людьми.

Великий гуру оделся и по телефону приказал подать завтрак. Только он положил трубку, аппарат зазвонил. Секретарь соединил его с заводом.

— Да, Калиока, слушаю тебя.

— Великий господин! Это произойдет послезавтра, в пятницу.

— Спасибо, сестра. В какое время?

— Обычно гости приходят ближе к вечеру. Если я услышу об изменении планов, обязательно предупрежу господина!

— Мое благословение. — Радош положил трубку. — Нет, ну что же не так на заводе?! Что?! — Святославский упал в кресло, обхватив голову руками.

* * *

Полковник ФСБ Владимир Стрельников не мог до конца поверить, что Соколов жив, пока не увидел его своими глазами — сильно похудевшего, седого, как лунь, с густой окладистой бородой, но, несомненно, живого и невредимого. Мужчины молча обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Сашка, жив! Слава Богу!

— Слава Богу, Володя, слава Богу. А ты не изменился совсем.

— Да и ты… Такой красавец! — Стрельников немного смутился.

— Ага, вот врать ты так и не научился. Ладно, поехали!

Они устроились на заднем сиденье черной служебной «Волги», которая, быстро набирая скорость, поехала в сторону города. Соколов смотрел на заснеженные ели, важно выстроившиеся вдоль дороги, на молодые березки, зябко кутающиеся в кружевные снежные шали. У него было ощущение, что прошла целая жизнь. Целая вечность отделает его от того светлого летнего дня, когда супруга еще была жива.

— Ника, милая Ника, не сберег я тебя, не сберег! — беззвучно шептали губы, а из глаз катились слезы. Верный друг тактично не лез с разговорами. Машина пересекла МКАД, и Соколов, словно по команде, взял себя в руки.

— Володя, давай сначала в банк. Там у меня все основные документы. Это в центре, рядом со зданием ТАСС. Леонтьевский переулок, банк «Софрино», — водитель молча кивнул.

— Ну как, Саша, отпустило?

— Да вроде. Тяжко, Володя, очень тяжко.

— Понимаю, держись! — друг крепко сжал Соколову руку.

— Да, я сейчас бумаги заберу, благо и ключ при мне остался, и паспорт, хоть и намок, но сохранился в нормальном виде. Потом нужно где-то спокойно присесть, чтобы я оформил свои показания. Нужна видеокамера и тому подобное.

— Саша, не учи ученого! Все сделаем в лучшем виде.

— Ну да. Если что еще надо, я в твоем распоряжении, только по возможности не свети пока меня, а то неровен час — закончат они, что не получилось тогда.

— Не волнуйся, жить будешь!

— Эх, Володя, я не за свою жизнь переживаю, хочется этого упыря упаковать! Суку! — Соколов сжал кулак так, что ногти до крови вонзились в ладонь. — Да, Володя, их главарь одного из бандитов называл Джокером. Правда, одного я, кажется, пристрелил, не знаю кого.

— Джокер, говоришь? — Стрельников хищно прищурился. — Интересно, интересно…

— Что, о чем-то кликуха говорит?

— Пока не уверен, но это зацепка интересная, — «Волга» тем временем въехала на территорию банка. — Ну вот, приехали, давай, жду в машине!

Друзья колесили по городу весь день. Около 11 вечера, уставшие, они выходили из ресторана «Бавариус» на Комсомольском проспекте, где слегка перекусили.

— Ну, Саша, куда тебя?

— Меня бы обратно доставить.

— Уверен? Может, ко мне? Лидка просто счастлива будет тебя видеть!

— Ага, а потом разболтает всем своим подругам, как чудом восстал из мертвых бывший Зам Генерального.

— Как ты можешь так говорить о верном соратнике старого чекиста?! — Володя усмехнулся. — Да, ты прав. Пока не время. Материал у тебя убойный, ничего не скажешь.

— Теперь он у тебя, Володя. И меня это тоже сильно волнует.

— Не переживай, прорвемся.

— Ну, дай Бог. Так что лучше вези меня обратно.

— Будь по-твоему.

Соколов добрался до лесной избушки только за полночь. Глафира уже спала. Александр Иванович, насколько мог бесшумно, пробрался в свою комнату и закрыл дверь. Тихо мерцая, загорелся огонек керосиновой лампы.

— Возбранный Чудотворче и изрядный угодниче Христов, миру всему источаяй многоценное милости миро… — Соколов, стоя перед иконой, начал читать акафист святителю Николаю. По дороге обратно он почувствовал необходимость разобраться в своих чувствах. Да, его вместе с женой заказал Хайкин. Если и не сам, то через своих подручных. Он сделал это, опасаясь компромата, который собрал Соколов. Теперь необходимо этот компромат опубликовать. И здесь совесть Александра Ивановича была совершенно спокойна — информация была абсолютно правдива. Но что делать с горячим желанием взять автомат Калашникова и выпустить обойму в толстое пузо Генерального? Соколову стало ясно, что это явный перебор, с этим что-то надо делать. Тогда и пришла мысль молиться святителю Николаю о вразумлении и успокоении.

До самого утра так и не погас огонек в окне одинокой избушки, стоящей на заснеженной лесной поляне.

Дней через десять Соколов собрал свои немногочисленные пожитки и, наспех попрощавшись с Глашей, пошел пешком к дороге, где его должен был ожидать Стрельников. Скрывать дальше место своего нахождения не имело смысла. Этот дом он не забудет никогда, но будет приезжать сюда очень редко, понимая, что каждый его визит ворошит в сердце женщины серьезные безответные чувства.

Володя нервно расхаживал рядом со служебной «Волгой». Друзья пожали друг другу руки и спрятались от мороза в салоне автомобиля. Они нервничали. Сегодня утром был арестован Генеральный прокурор России. Его поместили в Лефортово. Участником первого допроса оборотня в погонах и должен был стать Александр Иванович. Машина остановилась около проходной. Некоторые узнавали Соколова: немые сцены возникали одна за другой, пока мужчины не добрались до кабинета одного из следователей. Александр Ивановича должны были пригласить в строго определенный момент допроса, который настал часа через полтора…

— Входите, — громко крикнул следователь, и Соколов вошел внутрь. Хайкин, вальяжно развалясь на стуле, нагло смотрел на входную дверь. Прокурор встретился взглядом с бывшим замом, выражение его лица начало медленно меняться. Сначала отвисла челюсть, словно невидимая рука резко потянула подбородок Семена Аркадьевича вниз. Затем сильно покраснели щеки и все лицо, глаза медленно вылезли из орбит и закатились, язык вывалился изо рта, и Хайкин упал на пол, гулко стукнувшись головой.

— Врача, срочно! — закричал следователь. — Не, ну надо же, а?! Александр Иванович, да вы присаживайтесь! Рад вашему чудесному возвращению, теперь в прокуратуре хоть один нормальный человек будет!

Прибежал доктор и констатировал глубокий обморок. Бывший генеральный пришел в себя минут через пять. Его вид никого не порадовал: изо рта обильно текла слюна, взгляд бессмысленно блуждал, а вместо связной речи раздавалось лишь нечленораздельное мычание. Врач озабоченно осмотрел пациента.

— Господа, похоже, только что появился новый пациент Кащенко.

— Вот гадство! — стукнул следователь рукой по столу. — Он у меня уже в руках был, осталось совсем чуть-чуть дожать!

— Если Бог наказывает человека, Он лишает его разума… — Александр Иванович в глубокой задумчивости смотрел на человека, которого еще пять минут назад люто ненавидел. Сейчас же он не испытывал к нему ничего, кроме жалости, смешанной с отвращением. — Володя, ты не отвезешь меня на Дмитровку? Пора предстать пред ясные очи коллег и начальства.

Соколова восстановили в должности спустя месяц, а через неделю он занял кресло Семена Аркадьевича Хайкина.

Бывший Генеральный прокурор поселился в тихом месте по адресу Загородное шоссе, дом 2[16]. Лечащий врач сказал, что пациент неизлечим и будет влачить растительное существование до самой смерти.

Арестовали человека по кличке Джокер. На нем был не один десяток убийств. Он неминуемо должен был получить пожизненный срок.

Соколов пришел в комнату, где следователь допрашивал убийцу. Увидев Александра Ивановича, Джокер сжался в комок, опустив взгляд в пол. Немая сцена длилась пару минут. Соколов молча развернулся и вышел в коридор. Былая решимость не вмешиваться в процесс правосудия вмиг улетучилась.

Александр Иванович, промучившись ночь без сна, принял решение. Он нашел человека, который обещал «все устроить» за определенную сумму. Утром Соколов отсчитал необходимое количество купюр и, положив их в конверт, собрался ехать на встречу. Как обычно, он повернулся к иконам, чтобы перекреститься перед дорогой, но рука, коснувшись лба, замерла, не желая двигаться вниз, на него был обращен грозный взгляд Николая Чудотворца. Никогда в жизни Соколов не испытывал на себе подобного взгляда. По телу побежали мурашки.

— Господи! Что же я делаю?! Прости! — Соколов выронил конверт из рук и со слезами упал на колени, сильно стукнувшись лбом об пол. — Господи, дай мне сил простить эту сволочь! — перед его глазами цветной фотографией в сполохах горящей избушки возникло сосредоточенное лицо убийцы, направляющего катер на двух беззащитных людей. — Господи! Дай сил, Господи! — Он взвыл в голос, комкая в руках пухлый конверт. В ушах громко звучал настойчивый голос: «Эта падаль не должна жить, ты сделаешь это! Ты отомстишь за свою жену!»

— НЕТ! — что есть сил закричал Александр Иванович. — Убирайся отсюда тварь бесовская! Господи, огради меня! Не хочу, не хочу убивать! Господи СПАСИ-И-И-И!!!

В звенящей тишине, подобно грому, мелодичной трелью ожил звонок в дверь.

— Александр Иванович, у вас все в порядке, — раздался озабоченный голос за дверью. Соколов поднялся и повернул ручку замка. На пороге стояла пожилая соседка Серафима Сергеевна. — Александр Иван… — старушка замолчала на полуслове, оглядывая Соколова и разбросанные по полу мятые стодолларовые купюры.

— Да, Серафима Сергеевна. Уже все в порядке. Спасибо за беспокойство.

— Может, вам нужна моя помощь?

— Да-да нужна. Помолитесь о рабе Божьем Александре, худо мне…

— Хорошо, Сашенька, хорошо. Помоги тебе, Господи.

Посредник позвонил через час. Соколов извинился, сказав, что передумал.

Через несколько дней Соколов рассказал об этом случае отцу Николаю на Исповеди. Священник перекрестился и крепко обнял его за плечи.

— Господи, слава Тебе! Сашенька, какой же ты молодец! Господи! Это чудо! Ты был на грани совершения тяжелейшего греха, и как бы сложилась потом твоя жизнь — одному Богу известно.

— Батюшка, я мечтал сам его придушить, но это было невозможно, а так киллер бы все сделал, я-то при чем?

— И это говорит мне профессиональный юрист?!

— А юридическая область здесь при чем?

— При том! — Соколову на миг показалось, что отец Николай рассердился, — в период расцвета христианства система права практически во всем мире претерпела серьезные изменения. В ее основу легли христианские принципы. Так что убийство по заказу страшно вдвойне! Да-да, Саша, я разве тебе этого не говорил? — ответил священник на недоуменный взгляд Соколова. — Человек, нанимающий другого для совершения убийства, согрешает вдвойне. На него в полной мере ложится грех самого убийства, как будто он совершил его собственными руками, плюс он согрешает тем, что совращает другого человека на совершение смертного греха. Это элементарная бесовская придумка — внушить людям, что в этом случае ничего страшного не происходит. Так что уберег тебя Господь от страшного поступка! — на голову Александра Ивановича легла епитрахиль.

Джокер получил пожизненный срок. Его отправили отбывать наказание в исправительную колонию № 5, больше известную как «Белозерский Пятак» на острове Огненный. Этого места боятся даже самые отъявленные уголовники…

* * *

Шло время… На заводе было все тихо. «Братья» безропотно выполняли план. Каспи несколько раз спрашивал Светлану об их плане проверки Митрича, но Калиока успокаивала его, ссылаясь на то, что должно пройти достаточно времени, чтобы Дорохов сумел все изложить Радошу, в противном случае он может сослаться на то, что просто не имел возможности передать столь важную информацию. Директора эти аргументы устроили. Со временем он стал реже собирать оперативные совещания и вообще покидать свой кабинет. Создавалось неприятное ощущение затишья перед бурей. Дорохов стал все чаще приходить в кабинет Калиоки на чашечку кофе. Их общение было странным. Светлана рассказывала о своей прошлой жизни так, будто речь шла о постороннем человеке — некой незнакомой женщине — богатой успешной и… глубоко несчастной. Перед Дороховым представали чудесные картины горной Италии, шикарные отели, дорогие автомобили. Оказывается, у них было много общих любимых мест за границей — Лаго де Гарда, Венеция, Тегернзее… У Ивана Дмитриевича оставалось много вопросов относительно прошлого собеседницы, но ответы на них почему-то были ему совсем не нужны. Он просто потягивал кофе, вспоминая живописные ландшафты, и смотрел в глаза сидящей напротив женщины. Иногда они просто сидели молча. Удивительно, но эта тишина не была тягостной. С женой у Митрича никогда не было ничего подобного. Однажды во время традиционного обхода предприятия Дорохов, пропуская Калиоку вперед, задержал взгляд на осиной талии и перевел его немного ниже, на замечательные округлости под деловой юбкой строгого стиля. Теплый комочек возник в районе солнечного сплетения, а по телу прошла волна легкой истомы. Иван Дмитриевич, ни слова не говоря, отправился в туалет, где долго стоял у раковины, умываясь холодной водой.

— Только этого не хватало! — шептали губы. — Только этого не хватало! Старый козел! Ты чего творишь?! Мало тебе бывшей жены?! Или ты решил, что может быть и по-другому? Дурак!

Несколько дней Дорохов не заходил к Калиоке и старался держаться с ней подчеркнуто вежливо, но холодно. Та же будто ничего и не замечала, а Митричу начали сниться сны. О! Что это были за сны! Песчаный берег, лазурное море, яхта «Sea Silence», которую он несколько раз арендовал и… мужчина и женщина, больше никого!

Денис видел, что с другом творится что-то странное, но тактично не лез с расспросами. В ту ночь, когда выяснилось, что Калиока и есть теща Дениса, друзья решили до поры до времени не сообщать Кате, чтобы она не наделала глупостей. Светлане Митрич тоже не стал ничего рассказывать, поскольку еще до конца ей не доверял.

Наконец настал решающей день. Каспи вызвал Светлану к себе в кабинет и, проверив, закрыта ли дверь, присел рядом с Калиокой.

— Сестра, мне нужна твоя помощь! — сказал он в полголоса.

— Да, брат, слушаю внимательно.

— Мне нужны твои молитвы и твой дар. Послезавтра я э-э-э-э… Жду гостей.

— Я все поняла, Каспи. Я буду молиться и сообщу тебе, что ответят мне святые старцы.

— С Богом, Калиока.

Светлана быстрым шагом вернулась к себе в кабинет и закрыла дверь на ключ. Первым делом она достала иконку святителя Николая, подаренную девочкой в поезде.

— Святой Николай, помоги мне, защити, спаси! Пусть все у меня получится! Ты видишь, что я стараюсь не ради себя, но ради людей, ради справедливости!

Поцеловав икону, Калиока убрала ее в потайной карман сумки и сняла трубку телефона, набрав номер красноярской резиденции, сообщив информацию о Каспи.

На лице Светланы выступили капельки пота. Дело сделано! Обратного пути нет! Несколько дней назад Митрич принес данные по количеству произведенного товара. Светлана, выполнив несложные арифметические операции, подсчитала, что брат Каспи ворует около 5 % производимой продукции. Это даже со скидкой на возможные потери в процессе упаковки товара.

— Митрич, — прошептала Калиока, и ее губы тронула теплая ласковая улыбка.

Она никогда не встречала таких мужчин — твердых, надежных и немногословных. Дорохов иногда представлялся ей скалой, которая устоит в любую непогоду, а иногда — огромным сильным медведем — устрашающим и грозным для всех, кроме своей медведицы… Мужчины, мужчины — как дети! Светлана вспомнила о метаморфозах, произошедших с Дороховым пару дней назад.

Калиока сняла трубку и набрала номер Ивана Дмитриевича, никто не ответил. Позвонив секретарю, она узнала, что Митрич отправился в цех. Светлана схватила респиратор и побежала к выходу.

— Митрич, не уделите мне минуточку своего драгоценного времени? — Калиока громко окликнула Дорохова с явной издевкой в голосе.

Он остановился и растерянно посмотрел на Светлану.

— Да, что вам угодно?

— Иван Дмитриевич, давайте пройдемся, чтобы наш разговор не стал достоянием чужих ушей? — Светлана говорила тихо и абсолютно миролюбиво. — Вы помните, о чем я говорила вам тогда, на улице? — Она будто невзначай заглянула в глаза Дорохову и несколько раз быстро взмахнула ресницами. Митрич покраснел и отвел взгляд.

— Да, помню, и что?

— Скоро произойдут некоторые события, и я хочу, чтобы вы об этом помнили. И, кстати, Митрич, а что это вы не заходите на кофе?

— Да некогда, работа все, понимаете ли… — Митрич покраснел как рак: он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ах, как жаль! — Светлана посмотрела на Дорохова широко раскрытыми глазами влюбленной гимназистки. — Очень жаль! Ну… Извините, мне пора. — Калиока развернулась и зашагала в сторону административного корпуса одной из самых своих обольстительных походок. Митрич смотрел ей вслед, слегка приоткрыв рот.

Дорохов вернулся на зону раньше обычного. Он был задумчив и молчалив. Денис, глядя на друга, наконец не выдержал.

— Митрич, не помешаю? — Денис присел рядом.

— А? — встрепенулся Дорохов. — Н-нет, садись, — казалось он так ушел в себя, что никак не мог вернуться обратно.

— Митрич, чего стряслось? Ты не влюбился случаем?

— А? Ну… Не знаю! — Дорохов в сердцах махнул рукой. — Понимаешь, Дэнис, все так перепуталось и переплелось… Я ведь думал, что уже никакая баба на свете не тронет моего сердца. Ну, это после того, как жена меня бросила, забрав все себе и не прислав ни одного письма, не говоря уж о посылке. А тут…

— Погоди, так ты там у себя что ли? Постой! — Денис хлопнул себя по лбу ладонью. — Так ты не за тещей ли моей ухлестываешь?!

— Ну… Не ухлестываю, а так, — Митрич смутился, — да я ей, понимаешь, вроде как безразличен, а сам… Ну присматриваюсь, значит, — Дорохов сильно покраснел. — Тут еще проблема! Я же тебе рассказывал о нашем странном разговоре. Ну она мне тут намекнула, что, значит, не надо забывать о том, что она мне сказала, мол, скоро что-то произойдет. А я до сих пор ей поверить до конца не могу.

— Митрич, я же тебе говорил, что делать. Забыл?

— Что? А-а-а-а… Дэнис, да ерунда все это, ну не верю я.

— Попробуй, Ваня! Ну убудет с тебя? Ты со своими умершими родственниками когда-нибудь разговаривал?

— Бывало. Я бабушку свою очень любил, а после ее смерти частенько к ней обращался, будто слышит она меня.

— Вот! И здесь так же. Я же тебе не к Бабе Яге предлагаю обращаться и не к Змею Горынычу. Святой Николай вполне реальный человек, живший во второй половине III века. Он был архиепископом в городе Миры, что в земле Ликийской — это на территории современной Турции. После смерти он был похоронен как и все люди. А теперь его останки, называемые в Церкви мощами, находятся в Барии в Италии. Что тебе мешает к нему обратиться точно так же, как когда то ты разговаривал со своей умершей бабушкой?

Дорохов задумался.

— Ладно, Дэнис, ладно, я подумаю, — Митрич забрался под одеяло, уставившись немигающим взором в потолок.

Проснувшись утром, как обычно минут за 10 до подъема, Денис обнаружил, что соседняя кровать пуста. Зевая, он влез в тапочки и, покачиваясь со сна, побрел в сторону туалета. Там он и обнаружил задумчивого Митрича, присевшего на подоконник и уставившегося в одну точку. Зажатая между указательным и средним пальцами правой руки дымящаяся сигарета была давно забыта — длинный столбик пепла вот-вот готов был отвалиться.

Денис присел рядом и положил руку на плечо другу. Дорохов вздрогнул от неожиданности.

— Ну что, горемыка влюбленный, все страдаешь? — Денис улыбнулся.

— Дэнис, ты знаешь, я в это все не верил, но… Знаешь, похоже ты прав, в этом что-то есть.

— Что стряслось?

— Ну я вчера вечером, как ты меня научил, мысленно обратился к этому самому Николаю, ну, святому… И все ему рассказал, попросил помощи. Вот…

— Ну, не томи! И что?

— Что-что… Приснилась мне ночью бабушка. И говорит: что, мол, внучек, проблемы у тебя? Вот… — Дорохов наконец выбросил потухший окурок и закурил новую сигарету. — Ты, говорит, доверься той женщине, она все правильно делает, помоги ей, одна она не справится. И надо тебе, внучек, из этого болота выбираться. Вот так…

— Дела, — Денис тоже был поражен.

— Но это еще не все, Дэнис. А я ее — бабулю свою — спрашиваю, а она-то откуда знает это все? А она отвечает: «Мне про тебя святитель Николай рассказал». Во как! Ты, говорит, к нему за помощью обратился, ну а он никого в беде не оставляет, — Дорохов опять глубоко задумался. — Дэнис, а чего теперь делать-то?

— В смысле? Радоваться! Ты же помощи хотел, вот и получил.

— Ну это понятно! Я не о том. Ведь, если все сейчас хорошо пройдет, то выходит, что правда это все.

— Что правда?

— Ну о Боге, о святых и прочем! Ты чего тупой такой сегодня?

— Сам ты тупой, я просто не проснулся еще. Ну что делать — Бога благодарить.

— А как?

— Так же как о помощи просил, так и благодари.

— Это ладно, это не сложно, но я подумал, мне теперь обязательно в Церковь надо идти.

— Почему?

— Ну Бог мне помог ведь не просто так? Наверняка хочет, чтобы я теперь стал верующим? И, если я не приду, то Он наказать меня может?

— Думаю, Богу одно то радостно, что ты о Нем вспомнил и к Нему обратился через одного из Его святых. Не загружайся, Митрич. В принципе мысль о Церкви у тебя правильная, только вот из-под палки здесь ничего не делается. Бог не кровожадный Судья с топорищем в руке и красной маске на голове, а искренне любящий Отец.

В этот момент прозвучала команда «подъем», зэки ринулись в туалет, и друзья вынуждены были прервать беседу.

* * *

Юрий Колобов сидел в своем рабочем кабинете и терпеливо ждал. Он ждал очень важного звонка, от которого, быть может, зависела вся его дальнейшая жизнь. Помощь пришла совершенно неожиданно. Надо же… Заречин! Опять пути пересеклись.

После последнего покушения, когда случайное нелепое ДТП спасло его от неминуемой смерти, Колобов решил навести справки о загадочной спасительнице. Им двигало не только естественное желание отблагодарить человека: девушка ему откровенно понравилась, и он не прочь был познакомиться с ней поближе. Кроме того, Катя ехала тогда в Данилов монастырь, Колобов высадил ее у центрального входа в обитель. У Юрия накопилось слишком много вопросов, на которые лучше всего ответит грамотный священник. Но как его найти? Вот так просто подойти и начать разговор? Нет, для Колобова это было неприемлемо. Для решения важных и особенно деликатных вопросов он привык обращаться к людям по рекомендации. Так может, Заречина поможет с этим? Подготовленный службой безопасности отчет заставил его в первое мгновение лишиться дара речи. Денис в тюрьме, Катя — его жена… Давно забытые воспоминания о давних трагических событиях нахлынули с новой силой. Только на следующий день Юрий решился набрать номер мобильного телефона своей спасительницы. Мысли об ухаживании он отмел сразу — это было бы подло. Колобов не стал ходить вокруг да около. Он сразу рассказал Кате, что ему о ней известно, представился сам и кратко изложил суть своей просьбы. Катя согласилась помочь. Она созвонилась с отцом Кириллом и договорилась о времени встречи.

Колобов очень волновался. Когда Юрий входил в келью иеромонаха, у него буквально тряслись руки. Все было необычно — интерьер древнего монастыря, запахи, звуки. Казалось, здесь витал какой-то особый дух. В этих стенах хотелось идти на цыпочках. Строгий на вид священник неожиданно оказался очень приветлив. Мужчины разговаривали около двух часов. Это был нормальный мужской разговор. Несколько зажатый в начале беседы Юрий вскоре полностью доверился этому мудрому человеку, с огромным облегчением раскрыв перед ним всю свою душу и получив массу ценнейших советов. Колобов сначала не хотел затрагивать свои проблемы на работе, но потом все же не удержался — речь шла о его жизни. Отец Кирилл молча выслушал собеседника и глубоко задумался.

— Юрий, мне нужен от вас абсолютно искренний ответ. Вы не занимаетесь сейчас наркотиками?

— Что вы, батюшка! Я закрыл эту тему сразу же, как только получил власть в свои руки. К сожалению, дочь бывшей владелицы банка продолжает эту тему. Но делает она это на свой страх и риск исключительно от своего имени. Увы, некоторые сотрудники банка с ней в доле, но я ничего не могу сделать, поскольку у нее есть весьма влиятельные покровители.

— Но вы намерены все же решить эту проблему, если представится такая возможность?

— Безусловно. Я давно мечтаю об этом.

— Хорошо, я постараюсь помочь вам.

— В смысле? Вы имеете в виду молитву?

— Это конечно! Но не только, — священник улыбнулся. — У меня достаточно много духовных чад. Давайте сделаем так, Юрий. Напишите мне координаты своего банка, чтобы можно было получить о нем официальную информацию, а также оставьте номер вашего телефона. Я перезвоню вам и сообщу, что удалось сделать.

— Батюшка, но это невероятно! Вы меня мало знаете, как это… Почему?

— Да будет вам, Юрий. Не беспокойтесь. Мне всегда радостно, когда знакомятся хорошие люди. Знакомятся и помогают друг другу. Да и благодарить меня пока не за что, еще неизвестно возьмется ли человек вам помочь — это уже ему решать.

— Но все же! Вы потратили на меня столько времени, может, вы скажете, сколько…. Как я могу вас отблагодарить?

— Неужели вы о деньгах? — священник рассмеялся. — Да-а-а-а… «Московский Комсомолец» трудится не зря! Юрий, я монах. Много ли мне надо? Ну сами подумайте?

— Ну… Я слышал о том, что в Церковь надо отдавать десятину, что все здесь стоит денег, — Колобов смутился и покраснел.

— Конечно, Церковь как организация нуждается в деньгах, государство не выделяет на нас и копейки. Церковь живет деньгами верующих. Однако это не значит, что храм является предприятием по оказанию духовных услуг со своим прейскурантом и прайс-листом. Вы, главное, в церковь приходите, начинайте участвовать в церковной жизни. Вот это и будет для меня лучшей наградой. И, Юрий, вот еще, — продолжил священник серьезным тоном, — ваши проблемы нешуточные, рассчитывать только на помощь людей в высшей степени опрометчиво. Вы понимаете, о чем я?

— Кажется, понимаю. Вы о молитве?

— Именно о ней. Как вы к этому относитесь?

— Мне пока это трудно дается. Катя рассказала о Николае Угоднике, которого они с Денисом очень почитают. Я попытался уже читать этот… — Юрий потер лоб, — забыл.

— Акафист?

— Да-да, вот его.

— Ничего, это поначалу. А святой на самом деле удивительный. После Господа Иисуса Христа и Матери Божией архиепископ Мир Ликийских Николай почитается на Руси больше всех. Молитесь ему, Юрий, просите своими словами и приходите в храм. Человек не знает, когда может окончится его земной путь. Если я ничего не путаю, ваш бывший начальник — тот самый банкир, с убийством которого была связана давняя история, — тоже хотел прийти к Богу, покаяться, но не успел, — Юрий глубоко задумался. — Но, чур не унывать! — священник опять улыбнулся. — Если Бог за нас, то кто против нас?!

— Да уж, — улыбка у Колобова получилась вымученной, — если Он за нас, то да.

— Это от нас и зависит. А Бог всегда за нас, главное, чтобы мы сами Его не отталкивали.

— Спасибо, батюшка! — Колобов встал и по привычке протянул руку. Священник тоже поднялся из кресла и ответил на рукопожатие. — Ой, — смутился Колобов, — это, наверное, не принято?

— Все в порядке, Юрий, не смущайтесь! — отец Кирилл перекрестил Колобова и положил свою ладонь ему на голову. — Божие благословение да пребудет с вами.

— Батюшка, вы, конечно, можете отказываться сколько угодно, но вот это от чистого сердца! — Юрий в смущении протянул бумажный конверт.

— Во славу Божию! — священник взял конверт и, не заглядывая внутрь, заклеил его. — Вы не против, если я передам ваше пожертвование одному женскому монастырю — матушки очень нуждаются.

— Конечно, батюшка, это полностью на ваше усмотрение.

— Тогда напишите прямо на конверте свое имя и имена близких крещеных родственников, а матушки помолятся от всего сердца.

Юрий покидал монастырь другим человеком. Какая-то светлая искорка надежды поселилась в сердце. Священник произвел на него столь сильное впечатление, что иногда Колобов разговаривал с ним мысленно, часто возвращаясь к определенным аспектам длинной беседы.

Прошла неделя. Сегодня утром Колобову позвонил отец Кирилл и сообщил, что человек, о котором шла речь, попытается помочь, он позвонит в течение дня.

Долгожданный звонок раздался ближе к вечеру. Собеседник представился, и Колобов на секунду лишился дара речи. Да, теперь у него была реальная надежда, что проблемы будут решены, а голова останется на плечах. И… Надо что-то решать с Дашей.

К отцу Кириллу Юрий добрался только через месяц. Это были первые в его жизни исповедь и Причастие. Выходя из церкви, он посмотрел на лик святителя Николая. И кто сказал, что святой смотрит с иконы грозно? Вернувшийся в Отчий дом блудный сын встретился с ласковым взглядом великого святителя.

* * *

На Александра Ивановича свалилась куча дел. Он еще не до конца восстановил утраченное здоровье, однако с неистовым рвением принялся за работу. Так было легче: воспоминания о супруге и прежней семейной жизни отступали на второй план.

«Дорохов Иван Дмитриевич

Заречин Денис Григорьевич»

Записка с этими именами лежала под стеклом на столе Генерального в самом центре. Соколов активно занялся оформлением их условно-досрочного освобождения. Здесь проблем быть не должно, и к лету, Бог даст, оба выйдут на свободу. Гораздо хуже дела обстояли с персонажем, имя которого было написано на листке бумаги, лежащим по соседству: «Святославский Родион Георгиевич». Только начав прощупывать ситуацию, связанную с господином Радошем, Соколов понял, что его организацию прикрывают на самом высоком уровне. Это не считая того, что все местное красноярское начальство и милиция куплены Святославским на корню. Один из высокопоставленных чиновников управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков — давний приятель Соколова — поведал много интересного. Преступники действовали нагло и вероломно, не считаясь с человеческими жизнями. Много ценной информации передавал сам Дорохов, у которого был не засвеченный в секте мобильный телефон.

— Да, Денис, задал ты мне задачку! — прошептал Соколов вслух. — Ну ничего, эта гадина не первая и не последняя, раздавим как миленькую. Надо же! — Александр Иванович улыбнулся. — И теща здесь оказалась! Ну не чудеса?!

* * *

Светлана не спала всю ночь. Сегодня был решающий день. Вполне возможно для нее он закончится переводом на одну из самых тяжелых работ в цех, а то и еще похуже — прямиком на кладбище. Утром, запершись в туалете, Светлана достала из кармана халата икону святителя Николая и, как обычно, попросила его о помощи. Удивительно, возникло ощущение, будто кто-то очень сильный и добрый стоит рядом, за спиной. Светлана даже обернулась. На душе стало тепло и спокойно.

— С Богом! — прошептала Светлана и вышла в коридор. Обратного пути не было, мосты сожжены.

Все в этот день сначала происходило так, как и представляла себе Светлана. Она специально оставила открытой дверь в свой кабинет, чтобы не пропустить приход гостей Каспи. Вскоре после пяти часов дня она услышала шаги в коридоре, и мимо ее кабинета в сопровождении охранника прошли трое: мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения с неприятным колючим взглядом, бритый череп в сочетании с бородой огненно-рыжего цвета производил неприятное впечатление. За ним семенили двое молодых людей. Светлана инстинктивно поморщилась и попыталась выгнать из головы грязные мысли. Прикрыв дверь в кабинет, она набрала телефон Радоша и условным кодом сообщила, что гости прибыли.

Минут через десять в кабинет Калиоки вошли Радош и епископ Павел. Светлана, театрально прижав руки к груди, бухнулась на колени, припав губами к пыльным ботинкам «господина», разглядев элегантную бирочку «Lloyd». «Бережет ноги наш господин!» — ерническая мысль возникла сама собой.

— О, великий господин! Само солнце посетило нас! У меня не хватает слов, чтобы выразить ту радость, то счастье, которое переполняет мое сердце от одного лицезрения светлых очей моего господина, от одного…

— Хватит, Калиока, хватит! — Святославский был не в духе. — Гиля, ты расставил охрану?

— Да, господин, все пути перекрыты, телефон Каспи под контролем, его никто не предупредит.

— Хорошо, подождем. Калиока, сделай нам кофе!

— Слушаюсь, господин!

Гости покинули кабинет Каспи только через час. Их скрутили в коридоре прямо на выходе из приемной директора. Обладатель рыжей бороды пытался сопротивляться, в результате его физиономию украсила пара внушительных гематом, а из разбитой брови обильно текла кровь.

Калиоку и Митрича пригласили минут через пятнадцать, приказав взять с собой все документы, обличающие Каспи в воровстве «продукции». Первой пришла Калиока. На директора было жалко смотреть. Ему тоже досталось: костюм был порван в нескольких местах, левый глаз заплыл, губа распухла. Каспи нервно озирался вокруг, как злобный зверек. На Калиоку он посмотрел с надеждой. Светлана опустила взгляд в пол: ей было искренне жаль его. Минут через пять, прошедших в тягостной тишине, пришел Митрич.

— Итак, браться и сестры, сейчас Митрич и Калиока продемонстрируют нам документы, подтверждающие утечку товара с фабрики. Собственно, все необходимые доказательства у нас уже есть, — Радош кивнул на стол, где лежал небольшой пакет с белым порошком и пухлый конверт с сотенными долларовыми купюрами. — Однако брат Каспи утверждает, что это случилось в первый раз. Итак?

Митрич взял тяжелую роль изобличения нечистого на руку директора на себя. Доказательства оказались неопровержимыми. Каспи еще более сник. Время от времени он бросал на Калиоку гневные взгляды.

— Что скажешь теперь, брат Каспи? Что молчишь? Кинул, падла, своего господина? — в голосе Радоша сквозила неприкрытая ирония.

— Радош, а что мне было делать? Я тебе каждую неделю привозил огромные бабки, а мне и копейки за душой нельзя иметь? Все же понимают, что дело наше не вечно! Рано или поздно менты прикроют нашу организацию. Только ты смоешься с миллионами и будешь жить припеваючи, а нам что делать?! Сухари грызть на тюремных нарах?!

— Не сметь!!! — истошный вопль Калиоки был полной неожиданностью для всех присутствующих. — Не сметь, предатель!!! Ты неверующая скотина, исчадие ада, эрпэцэшный ублюдок, содомит и вор! Как смеешь ты говорить ТАКОЕ нашему господину?! Ты со всей своей гнилой душонкой не стоишь одного взгляда на светлый лик Великого Радоша! Я очищу землю от этой падали, я сама избавлю господина от необходимости лицезреть темный лик иуды!

Светлана схватила лежащий на столе нож для разрезания бумаги и кинулась к сидевшему в оцепенении Каспи. Она целила в руку, но ударить ей так и не дали. Гиля перехватил нож и, влепив Калиоке пощечину, толкнул обратно на стул. Светлана сидела, закрыв лицо руками, плечи ее вздрагивали.

— Не надо, сестра, не надо брать на себя грех убийства. Бог покарает преступника, и кара эта будет гораздо суровее, — Радош был удовлетворен произошедшей сценой.

— Радош, но послушай! Кому ты веришь?! Она сама предатель! Она меня подставила! Она… Она все это подстроила! Как ты не понимаешь?!

— Что?! Она заставила тебя спать с мальчиками в своем кабинете?! Она заставила тебя воровать товар и продавать его налево? Это она все сделала?! Ты в своем уме? — Святославский подошел к Каспи, угрожающе нависнув над ним.

— Но, Радош, она… У нее видения, она предупреждала меня о твоих визитах, она раньше не доверяла Митричу и предложила мне его проверить… Кстати! — Каспи словно ухватился за спасительную соломинку. — Кстати! Она рассказала тебе о наших планах по проверке Митрича? Он должен был тебе меня заложить, я предложил ему предать тебя, забрав твои деньги! Она сказала тебе?

Святославский перевел взгляд на Светлану.

— Мой господин, брат Каспи лжет. Мы ничего такого не планировали, — она была совершенно спокойна.

— Ах ты сука! Да я тебя… — звонкая оплеуха привела директора в чувство, он замолчал.

Радош перевел взгляд на Митрича.

— Нет, Родион Георгиевич, никакого подобного разговора у меня с Каспи не было.

— Вот! Вот, они прокололись! — Каспи вскочил с кресла. Гиля опять замахнулся, но Святославский жестом остановил его. Директор подбежал к столу и достал из портфеля цифровой диктофон. — Эта сука не знала, что я записываю все важные разговоры, записываю даже у себя дома! — Каспи энергично тряс зажатым в кулаке приборчиком, глаза его безумно горели.

«Это конец! Господи, что же делать?! Надо как-то выкручиваться, надо юлить. Сказать, что имела в виду совсем другое? Но что? Господи! Что же делать?! И Ивана подставила! Святителю отче Николае, вразуми, помоги, защити!» — пока эти мысли вихрем пронеслись в голове Светланы, Радош выдержал эффектную паузу, глядя на нее проницательным взглядом.

— Вот сейчас, сейчас я включу, сейчас! — Каспи пытался нажимать на крошечные кнопки диктофона трясущимися пальцами.

— Пока не надо, брат Каспи. Сядь на место! — директор повиновался. — Калиока, что ты на это скажешь?

«Что же делать, что же делать?! Господи!!!! — Светлана была на грани истерики. Надо стоять на своем», — вдруг пришла в голову вполне отчетливая мысль. От удивления она открыла рот.

— Чего рот раззявила?! — Радош начинал терять терпение, — Говори, когда спрашивают!

— О, мой господин, простите! Это я от удивления. От удивления такой вопиющей наглости от человека, которого еще совсем недавно уважала как своего начальника и наставника. Бог отнял у него разум. Он не понимает, что сейчас вы, мой господин, потребуете от него предъявить запись, а этого он сделать не сможет, поскольку разговора этого не было! — Светлана села на стул и состроила на лице выражение оскорбленной невинности, поджав губы. Внутри у нее все тряслось, но внешне она казалась совершенно спокойной, даже руки ничуть не подрагивали. Радош, посмотрев на Каспи, молча кивнул.

— Сейчас-сейчас, мой господин! Сейчас эта сука получит свое! Вот! Слушайте! — Каспи поднял диктофон высоко над головой. Из приборчика доносилось лишь шуршание и потрескивание. Директор был похож на воздушный шарик, из которого медленно выпускают воздух.

— Но к-к-к-к-как? К-к-к-к-как эт-т-т-то м-м-м-могло?

— Гиля, проверь! — «епископ Павел» грубо вырвал диктофон из рук Каспи и быстро пролистал записи. — Нет, ничего похожего, мой господин.

— Ну, Калиока, ты выдержала еще одну проверку. На этот раз заключительную, — Святославский входил в образ всеведающего гуру, — теперь все слушайте мое решение! Сестра Калиока назначается директором завода. Судьбу Каспи решит Бог! Уберите его, епископ!

— Нет, не надо, не надо судьбу, не надо уберите! Господин, я был верен вам, господин, простите!!! Я не предавал, это все она, эта сука, все она подстроила! Простите, не надо судьбу, не надо, не надо уберите… — Гиля отвесил Каспи пару зуботычин и выволок в коридор.

— Ну, сестра Калиока, занимай свое кресло! — Радош властным жестом указал на рабочее место Каспи. Светлана, словно в забытьи, подошла к Святославскому и начала жадно целовать его руку. Когда же гуру вырвал свою длань из цепких объятий, она упала на колени и начала целовать его ботинки.

— Я верила! Я всегда верила моему господину и я старалась, я служила верой и правдой! Милостив Бог! Он наградил! Он оценил! Он… — Светлана выпрямилась и, стоя на коленях, начала скандировать:

Слава Великому Радошу! С нами Бог!

Слава Великому Радошу! С нами Бог!

Мы Россия Великая! С нами Бог!

Мы Россия Великая! С нами Бог!

Нового директора никто не поддержал. Радош с довольной ухмылкой покинул кабинет, а Митрич долго не мог прийти в себя, засомневавшись в адекватности Светланы, к которой он начал питать романтические чувства.

* * *

Радош с Гилей сидели на заднем сиденье автомобиля в полном молчании. Оба были погружены в свои думы, очевидно невеселые. Первым тишину нарушил Загоруйко.

— Родя, и ты на самом деле веришь этой бабе?

— Ты о Калиоке?

— Угу.

— Вполне. У тебя есть сомнения?

— Она в конце не переиграла? Ну с этой нашей речевкой. Я понимаю, когда «фанатеют» сестры с совершенно промытыми мозгами, но Светочка-дурочка у нас не прошла полного курса, так сказать, «очищения», да и занимается она весьма интеллектуальной работой.

— Нет, Гиля, поверь мне, она была вполне искренна. Здесь уже моя территория. В любом случае, чем мы рискуем? В случае чего… Вот это уже будет твоя работа.

— Сделаю, Родя, я все сделаю.

— Все он сделает, — в голосе Святославского прозвучала неприкрытая ирония. — Кто мне Колобова обещал сделать? Сколько это все тянется?

— Мне не нравится твой тон, Родя, очень не нравится, — Загоруйко неприкрыто угрожал. Это случилось впервые за всю историю знакомства двух мерзавцев. Святославский резко развернулся и с удивлением посмотрел на компаньона. — Да, Родя, и нечего на меня зенки пялить! Мне не нравится то, что происходит в нашей организации. Да, я изначально взял на себя решение возникающих проблем в том числе и с использованием крайних мер. Но, заметь, меры называются крайними, а у нас они входят в норму. Я постоянно должен кого-нибудь убивать. Не хочу сказать, что мне это в тягость, однако количество произведенных мною трупов никак не переходит в качество моей жизни. Денег я имею столько же, сколько и ранее. Вот сейчас в багажнике лежит старина Каспи с целлофановым мешком на башке, — Гиля посмотрел на часы, — так и есть, прошло не менее двадцати минут — уже труп. Калиока у тебя под подозрением, а работу в случае чего буду делать опять я. А ты знаешь как развлекается твой последний протеже из Новосибирска? Он, видите ли, любит с целью усиления оргазма душить своих любовниц. А приезжать к нам он стал чуть ли не каждую неделю, и каждую неделю новый труп. Как тебе?

— Печально… Сочувствую, Гиля, искренне сочувствую, тебе приходится утилизировать столько отходов. Однако, все люди смертны… Ты не находишь? — философски изрек Радош, уже пришедший в себя. — Ты бы, Гиля, не угрожал мне. Или забыл, кто тебя из дерьма вытащил? И не помогут тебе все твои головорезы, поверь! В случае чего, я тебя в то же самое дерьмо и упрячу. А Новосибирск нам дал прирост реализации товара на целых 20 %. Тебе этого мало?

— Это прекрасно, Родя! — Загоруйко сделал вид, что пропустил угрозу Радоша мимо ушей. — Только бабки где? Кто богатеет? Что лично я с этого имею?! Я, между прочим, реально своей башкой рискую! Вот, кстати, по поводу этого твоего Колобова! Чуть не подвел ты меня под монастырь!

— Что случилось?

— Что-что… Крыша у него, понимаешь, совсем не рубероидная и даже не шифером покрытая.

— И что, ты хочешь сказать, что даже наш серый кардинал не смог помочь? Кто же его прикрыл, если не секрет.

— Такие имена, Родя, вслух не произносят. Я еле ноги успел унести.

— Дела-а-а-а… Что до денег… Гиля, разве мы с тобой не договаривались, что основной капитал не делим сразу, чтобы не было соблазна шиковать без меры, пока дело делается? Вот устроим нашим братьям и сестрам конец света — и концы в воду, прости за тавтологию. Тогда разбежимся спокойненько, будто и не знали друг друга.

— Да, Родя, договаривались. Только меня уже такой расклад не устраивает. Я чувствую, что дело наше к развязке идет, и я требую гарантий!

— Ты хочешь поделить деньги прямо сейчас?

— Ну не прямо сейчас, но я боюсь ждать и хочу иметь прочные тылы.

— Хорошо, Гиля, нет проблем. Я обдумаю, как лучше все сделать. Ты, главное, не волнуйся. И вообще, может тебе немного отдохнуть? Слетай в Таиланд, тебе же нравятся тамошние девочки.

— А что? Это идея! Хорошо, Родя, договорились. Я жду твоего решения.

— Вот и славно. «Вот и славно, — подумал Святославский, — пора тебя, брат Гиля, менять, пора!»

* * *

— Господин Митрич! — Из селектора раздался женский голос, Дорохов обомлел. Он привык слышать отсюда тихий, вкрадчивый голос Каспи.

— Д-да! Да, госпожа Калиока! Слушаю вас!

— Господин Митрич, — голос из динамика немного потеплел, — прошу вас не уезжать с завода сразу… э-э-э-э-э домой, а заглянуть в наше жилище. Мне нужно обсудить с вами кое-какие документы, которые находятся у меня дома.

— А до завтра это не терпит? — Иван Дмитриевич и сам не знал, зачем это спросил.

— А вы очень торопитесь… домой? — Спросила Светлана с неприкрытым сарказмом.

— Нет, что вы, я все понял, буду. — Дорохов отключился. — Вот чертова баба! — стукнул он кулаком по столу.

Митрич приехал в дом для руководящих сотрудников завода вместе со всеми. Калиока велела ему подождать в кухне. Сама же она позвала охранника и велела перенести все ее вещи в комнату Каспи. Светлана обратила внимание на то, что комнату обыскали. Более того, все личные вещи бывшего директора отсутствовали. Она проверила потайное отделение шкафа, из которого Каспи доставал коньяк. К ее великой радости, оно оказалось нетронутым. Калиока нашла там не только солидный запас выпивки, но и тоненькую целлофановую папку с какими-то бумагами, которые забрала с собой.

— Это потом, — прошептала женщина.

Светлана была опытной хозяйкой. Ей понадобилось всего пол часа, чтобы принять душ и привести помещение в порядок, да так, чтобы и духа прежнего хозяина в нем не осталось.

— Пригласите ко мне Митрича! — Распорядилась по селектору новый директор.

Входя в комнату Светланы, Дорохов чувствовал себя не в своей тарелке. Он никак не мог забыть странную выходку Светланы в кабинете Каспи. Ее поведение выглядело столь натуральным, что Митрич испугался. С другой стороны, там на заводе произошло что-то фантастическое — он это ощутил сердцем. Сейчас все могло оказаться совсем по-другому.

— Проходите, Иван Дмитриевич, не бойтесь! — Калиока уже накрыла журнальный столик. Его украсили вазочки с орехами, сухофруктами и разломанным на кусочки неправильной формы шоколадом. Отдельно стояли два низких пузатых бокала и бутылка французского коньяка. — Присаживайтесь! — Новая хозяйка помещения указала на мягкое кресло, обворожительно улыбнувшись.

Митрич молча плюхнулся в кресло.

— Вы поухаживаете за мной?

— О да, простите, госпожа Калиока! — Дорохов слегка подрагивающими пальцами откупорил коньяк и налил по чуть-чуть в бокалы.

— У нас сегодня особенный день! — Светлана взяла из его рук бутылку и наполнила «пузанчики» до половины. — Вы ничего не хотите сказать?

— Э-э-э-э… С вашим назначением!

— Да, надеюсь, мы сработаемся. У нас были раньше трения, но вы уж постарайтесь теперь исполнять все мои требования, — Светлана еле заметно подмигнула и подняла бокал. Митрич повторил ее жест и опрокинул содержимое рюмки в рот.

— Да, так вот, господин Митрич, я позвала вас сюда для того, чтобы сообщить, что теперь самым непримиримым образом стану бороться за экологию на возглавляемом мною предприятии. Завтра вы должны будете представить мне соответстствующую программу развития завода, — тем временем Светлана наполнила бокалы вновь.

— Что за бред! — не выдержал Дорохов. — Я уже все что можно вам…

— Молчать! — Крикнула Калиока. — Я вам не Каспи! Я не позволю всяких вольностей и необязательности! Идите сюда! Вот! Вот смотрите! — Она сняла с книжной полки папку и открыла ее. — Пожалуйста, полюбопытствуйте!

Иван Дмитриевич повиновался. Светлана развернулась, оказавшись с ним плечом к плечу, свет падал на содержимое папки.

— Ну, и что вы скажете? — ее голова склонилась к его плечу. Дорохов, глядя на чистые листы бумаги, лежащие в папке, ощутил еле уловимый запах женского тела. Его голова закружилась. Сквозь туман он услышал: — не говорите лишнего, я опасаюсь прослушки, все самое важное я скажу там, на улице.

— Да, госпожа Калиока, это очень интересно, — Дорохов сглотнул комок в горле, руки его дрожали, как на первом свидании, — да вы просто гениальны, равно как и прекрасны, — последние слова были сказаны шепотом. Митрич развернул Калиоку к себе лицом, папка упала на пол, и он приник к губам Светланы жарким поцелуем. Та живо откликнулась, прильнув к нему всем телом. Митрич начал терять голову, но ладонь легла ему на грудь, мягко отстраняя. Дорохов ослабил объятия, но не отпускал Светлану. Он стоял, опустив голову вниз, не зная что теперь делать и что говорить.

— Ванечка, не надо… Не надо… сейчас, — прошептала Калиока.

— Кали… Тьфу! Как тебя зовут на самом деле?! Тошнит меня от этих ваших кликух!

— Светлана.

— Света… Какое замечательное имя! Светлана, мне очень хорошо с тобой. Я думал, что уже никогда не смогу вот так… Ну, что ни одна женщина не сможет найти места в моем сердце.

— Да, Ванечка, я тоже. Ты… Ты замечательный. Но нам надо быть осторожнее. Мое имя пока забудь! Я для тебя Калиока! И, знаешь, будет лучше, если на людях наши отношения будут скорее натянутые, чем нейтральные или дружеские. Итак, Митрич, — сказала Калиока в голос, так что Дорохов вздрогнул от неожиданности, — теперь вы видите, каково реальное положение дел?!

— Да, госпожа Калиока, да, простите меня. Я сделаю все, как вы сказали.

— Так-то лучше, господин Митрич. Запомните, я буду строгим руководителем. Строгим, но справедливым. Мне в принципе нравится ваша работа. К технологической части у меня нет никаких претензий за исключением безопасности труда. И здесь, как говорится, я с вас с живого не слезу.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, однако, — Дорохов посмотрел на часы, — мне пора идти, думаю машина уже ждет.

— Хорошо, в знак нашего примирения, я провожу вас, заодно вздохну свежим воздухом, — Светлана накинула на плечи дубленку и вышла в коридор.

Автомобиль, который должен был отвезти Дорохова на зону, еще не подъехал. Митрич и Калиока вышли за ворота.

— Иван Дмитриевич, — первой начала Светлана, — я буду с вами… Или мы на ты? — ее глаза блеснули, Митрич смутился и молча кивнул в ответ. — Да, так вот. Я буду с тобой откровенна, несмотря на то, что это может стоить мне жизни. Я сдуру попала в эту секту, в чем теперь сильно раскаиваюсь. В настоящее время я пришла в себя и вполне адекватно мыслю. То, что происходит на заводе — самое настоящее преступление, в котором я не хочу принимать участие. Мне хочется отсюда убежать, и я сделаю это. Ты мне поможешь?

— Да, Света.

— Но как быть с тобой? Ты же не сможешь убежать вместе со мной, а, находясь здесь на зоне, ты совершенно беззащитен.

— Света, здесь, как говорится, есть варианты. Я тебе должен кое-что рассказать. Дело в том, что я сижу вместе с твоим зятем.

— С кем?!

— С Денисом Заречиным. Это муж твоей дочери Катерины. У него есть очень высокий покровитель, который занимается нашим досрочным освобождением. Кроме того, он в Москве осторожно инициирует процесс по расследованию деятельности организации нашего дорогого Радоша.

— Подожди! — Светлана никак не могла прийти в себя. — Так мой зять сидит с тобой?! Так… Это… Как там моя дочь?! — ее голос предательски задрожал.

— Нормально. Она приезжала к Денису в начале декабря.

— Господи! — Светлана закрыла лицо руками. — Господи! Катюша, моя Катенька! Как она?

— Да в порядке она! Денис пришел довольный, как мартовский кот.

— Да, постой, а он-то за что сидит?

— Там темная история. Убийство по неосторожности. В общем, несчастный случай. Ты не напрягайся.

— Господи! Сколько бы я отдала за то, чтобы услышать ее голос… — Светлана, тихо всхлипывая, размазывала слезы по щекам.

— И в чем проблемы? — Дорохов изобразил на лице искреннее удивление.

— Ну как в чем?! Откуда я буду звонить? Из кабинета?

— Держи мобильник! Это мой личный аппарат, не засвеченный в нашей организации. Номер найти?

— А откуда у тебя номер-то? — Светлана в растерянности хлопала глазами.

— Твой зять иногда звонит своей жене с моего аппарата, когда у него на своем деньги заканчиваются.

— Набирай скорей!

* * *

Катя Заречина сидела в гинекологическом кресле и плакала. Доктор тактично вышел из смотровой, сказав, что ждет ее в кабинете. Он не торопился, за окном давно стемнело, прием на сегодня был окончен. Пять минут назад на экране монитора ультразвукового аппарата Катя увидела маленькое темное пятнышко, которое и было новым человечком, поселившимся в материнской утробе. Конечно, еще нельзя было определить пол ребенка, еще не просматривалось сердцебиение, но это была новая жизнь! Катя беременна! Это их с Дениской ребенок!

— Чудо! Свершилось чудо! — шептали губы девушки. — Господи, спасибо Тебе!

Катя оделась, привела себя в порядок и вышла в кабинет.

— Ну как? Пришли в себя, Катюша? — доктор Владимир Петрович широко улыбался. — Сколько вы ждали маленького?

— Ох… Семь лет.

— Ну это еще не предел, хотя, конечно, срок.

— Владимир Петрович, и что это было? Почему у нас не было детей, а тут — раз!

— Значит, плохо старались раньше! — доктор заразительно расхохотался. Катя прыснула вслед за ним.

— Ой, да ну вас! — она слегка смутилась.

— Это только на первый взгляд шутка. Знаете, сколько я подобных историй слышал? Вообще людям постоянно что-то не нравится. Одни брюзжат, что слишком рано забеременели — не успели мир посмотреть, пожить «для себя» и т. д., другие, вон как вы, не довольны тем, что слишком долго нет детей. Так что не морочьте себе голову. Вам, Катенька, надо сейчас больше о малыше думать, больше спать, гулять, пить соки, кушать полезную еду и не нервничать! Слышали?! Теперь вы живете не только ради себя, но и ради маленькой очаровашки, которая очень скоро появится на свет.

— Ой, спасибо вам, Владимир Петрович, огромное спасибо! — Катя вскочила с кресла и поцеловала доктора в щеку.

— Катюша, мне конечно очень приятно, но право, я все же не имею никакого отношения к зачатию вашего ребеночка! — доктор театрально посерьезнел, и Катя вновь расхохоталась.

Она шла в сторону гардероба, когда зазвонил телефон. Нет, она не шла, а летела, парила на крыльях всепоглощающего счастья. Посмотрев на экран мобильника, она взвизгнула от радости.

— Дениска, охламон любимый, привет! — Крикнула она на весь коридор так, что несколько человек обернулись.

— Катенька, это ты? — раздался в трубке женский голос.

— Кто это? — Катя инстинктивно напряглась и, увидев рядом свободный стул, присела на краешек.

— Это мама. Доченька, как ты? Я так соскучилась по тебе, милая моя!

— Мама? Господи, но как? — Катя почти потеряла дар речи. — Мамочка, милая моя, куда же ты пропала?

— Катенька, это длинная история. Надеюсь, мы с тобой увидимся, и я все подробно расскажу.

— Но когда? Когда мы встретимся? Может, мне к тебе приехать? Где ты? И, постой! Почему ты звонишь с телефона Митрича, друга Дениски?! Ты что, в тюрьме?!

— Ага, сижу в мужской тюрьме, — Светлана рассмеялась. — Митрич стоит рядом со мной. Мы с ним трудимся вместе.

— Трудитесь? В тюрьме? Мам, я ничего не понимаю!

— Катенька, все потом, я тебе все расскажу. Если в двух словах, то я по собственной дурости оказалась в секте. Теперь выбраться отсюда не так просто, но я стараюсь это сделать. Действовать надо осторожно, поэтому прошу тебя никаких действий не предпринимать. Денис и ваш друг Соколов нам помогают. Ты сама как?

— Слава Богу! Мамочка, а у тебя внук будет или внучка. Вот сижу в поликлинике, сама только узнала!

— Да ты что?! Радость-то какая! А Денис не знает?

— Нет! Я думала, что он и звонит.

— Митрич ему передаст. Вот чудо! Маленький пупсик… Как я рада, доченька! Береги себя и ни о чем не волнуйся. Все у нас теперь будет хорошо! И… Доченька, помолись за меня!

* * *

По дороге на зону Дорохов купил бутылку коньяка и перелил ее содержимое в свою любимую фляжку. Встретив Дениса, он лишь хитро ему подмигнул, передал фляжку и велел позвонить жене. Заречин пошел в свою каморку, закрыл дверь на задвижку и набрал домашний номер. Супруги проговорили около часа, по щекам обоих текли слезы. Денис и Катя потеряли ощущение реальности, словно их и не разделяли 4000 километров.

С трудом попрощавшись с любимой, Денис вернулся в спальное помещение. Митрич уже лежал в кровати, но еще не спал.

— Поздравляю, Дэнис!

— Спасибо, Митрич! Спасибо тебе огромное! — язык Дениса слегка заплетался. Он сунул фляжку другу под подушку. Дорохов извлек ее, открутил крышку и пригубил коньяк. Осталось ровно на два маленьких глотка.

— Ну ты и горазд пить, дружище!

Денис не услышал его слов. Он уже крепко спал, счастливо улыбаясь во сне.

* * *

— Ну, брат, Гиля, удачно тебе слетать, отдохнуть и развеяться. Приедешь, и начнем работать пуще прежнего — планов у меня громадье! — Радош протянул Загоруйко стакан виски.

— Вот за что люблю тебя, Родя, так это за твою голову. Ты такие ходы придумываешь, когда рассуждаешь здраво.

— Ну так, а на что друзья-компаньоны! В нужное время они способны поправить, поддержать, уберечь. За тебя, Гиля, и за твой отпуск!

Загоруйко с недоверием посмотрел на Радоша. Уж слишком тот был покладист. Взгляд начальника службы безопасности опустился, мужчина посмотрел на стакан, втянул носом аромат выдержанного напитка. «А, все это ерунда! Родя без меня никуда! Да и мужик он в принципе нормальный. Я просто устал, пора отдыхать, пора!» — с этими мыслями Гиля и выпил до дна солидную порцию виски.

Невероятное блаженство накрыло его с головой. Мир окрасился яркими красками. В комнату влетели какие-то чудесные птицы, которых Загоруйко сроду не видел. Ему стало тепло и хорошо. Тело его, став невесомым, медленно покачивалось на волнах.

— Родя, что со мной? — его язык заплетался.

— Это, Гиля, наша с тобой дурь. Нравится? Вот, покайфуй напоследок. А это будет для верности.

Край на край встаёт войной, И людская кровь рекой По клинку течёт булата… Люди гибнут за металл! Сатана там правит бал!

Весело напевая, Святославский подошел к шкафу и достал приготовленный заранее шприц объемом 5 миллилитров, наполовину заполненный прозрачной жидкостью.

Money, money, money Must be funny In the rich man's world Money, money, money Always sunny In the rich man's world

Радош сменил репертуар. Он подошел к Загоруйко, разогнул ему правую, нащупал вену и аккуратно ввел туда иглу.

— Ну, Гиля, спасибо тебе за все. Спасибо и в добрый путь, — поршень медленно вытолкнул раствор, который, смешиваясь с кровью, через несколько секунд достиг мозга. Тело Гили затряслось, на губах выступила пена, а из носа хлынула кровь. Через минуту все было кончено, он затих навсегда.

Зло наступает

Чую — будет гроза, Грудь заныла сильней, И скатилась слеза На остаток углей. С. Есенин

Александр Иванович присел за столик открывшейся недавно летней кафешки и заказал кофе. Он открыл кожаную папку и еще раз просмотрел полученные сегодня документы. По факсу были переданы копии решения комиссии по условно-досрочному освобождения в отношении Заречина Дениса Григорьевича и Дорохова Ивана Дмитриевича. К документу были приложены характеристики. Соколов невольно улыбнулся. Следуя этим бумагам, Заречина и Дорохова уже давно надо было канонизировать. Начальник колонии искренне отозвался на личную просьбу Генерального прокурора, но и Соколов в долгу не остался. Оригиналы документов, копии которых Александр Иванович держал в руках, завтра же отправятся на рассмотрение красноярского судьи. Это была женщина средних лет, с которой Соколов был заочно знаком. К сожалению, впереди были майские праздники, и дело двух сидельцев будет рассмотрено только в конце мая.

Эта тема не вызывала у Генерального сильного беспокойства. Гораздо хуже обстояли дела с сектой Святославского. Этот монстр, словно злой паук, опутал сетью почти все Зауралье да еще умудрился заполучить покровителей в верхних эшелонах власти на федеральном уровне. Две недели назад Соколову удалось пробить решение о создании рабочей группы по проверке деятельности правоохранительных органов в Красноярске и возбуждении уголовного дела на «Церковь Сына Царствующую». Двое сотрудников Генеральной прокуратуры десять дней назад вылетели в Красноярск. Вчера с ними пропала связь. Что могло случиться? Александр Иванович ломал над этим голову с самого утра. Местная милиция отмалчивалась, делая какие-то туманные намеки на аморальный образ жизни, который вели командированные. Соколов в это не верил. Он лично знал ребят — это были лучшие сотрудники, один из которых был другом Александра Ивановича.

Ожил в кармане мобильный телефон.

— Здравствуй, Коля, — звонил один из замов Соколова, давний приятель.

— Иваныч, скверные новости из Красноярска, — по тону собеседника стало ясно, что случилось что-то ужасное.

— Что стряслось?

— Наших ребят нашли мертвыми.

— ЧТО?! — Александр Иванович резко поднялся из кресла. — Как?! Не может быть!

— Угу… Их нашли в каком-то притоне. Оба умерли от передоза. Якобы обкололись местной синтетической дрянью.

— Чушь! Ребята не баловались наркотиками! — на Соколова стали оборачиваться немногочисленные посетители кафе, и он, сбавив тон, сел обратно в кресло. — Это просто ерунда какая-то.

— Да, ерунда и есть, однако ребята мертвы.

— Да они что там — охренели совсем?!

— Иваныч, я сам не могу в себя придти. Какой-то театр абсурда. Прикинь, там еще свидетели нашлись, которые дали показания, что наши ребята к ним каждый день приходили, шантажировали их, брали наркотики бесплатно, да еще требовали проституток им предоставить. Заметь, тоже бесплатно.

— Вот! Вот это прокол! Я этих свидетелей лично сам в Москву доставлю и вытрясу наружу вместе с их тухлым ливером всю их подленькую душонку. Заказывай мне билет!

— Не торопись, Иваныч, — голос собеседника был полон скепсиса, — они придурки только на первый взгляд. Те, кто дал показания, тоже умерли от передоза, минувшей ночью…

— Понятно. Ребята пошли ва-банк! Ну что же: хотят войны, они ее получат! — Соколов размахнулся и швырнул в ствол дерева пустую кофейную чашку, которую так и держал в руке во время всего разговора. Толстый фарфор разлетелся вдребезги.

Александр Иванович быстрым шагом двигался в сторону Малой Дмитровки. У него некоторое время назад уже сформировался план дальнейших действий. Генеральный понял, что придется обращаться в самые верха государственной власти. Соколову удалось аккуратно выявить некоторых должностных лиц, которые прикрывали секту Святославского. Оставался главный вопрос — всех ли он просчитал? От этого зависело слишком многое, из-за этого он так долго не решался начать активные действия. Ох, как же он корил себя за это! Погибли ребята. И их послал Соколов. Послал на верную смерть. Александр Иванович сжал зубы до скрипа, желваки заиграли на скулах, а быстрый шаг перешел в легкий бег. Все! Терпеть более нельзя! Соколов вихрем вбежал в свой кабинет и рывком снял трубку телефона…

* * *

Начальник УВД Красноярского края генерал-майор Косован ни разу в жизни не чувствовал себя так плохо. Василий Петрович выглядел на свои пятьдесят: густая копна седых волос, хорошая физическая форма, среднего роста, возраст выдавали глубокие морщины на лице. Своей карьерой генерал очень дорожил, отчасти поэтому и был сейчас в состоянии, близком к панике. В бесплодных попытках дозвониться Гиле и Святославскому он уже ополовинил бутылку коньяка. Василий Петрович не мог ни сидеть, ни лежать, ни стоять: он без устали расхаживал по кабинету, периодически закуривая новую сигарету и подливая коньяк.

— Ну козел, ну урод! Ведь чувствовал, что нельзя с ним связываться! Да что чувствовал — знал! Знал, что рано или поздно кончится именно этим! Он же ненормальный, у него крыша съехала уже давно! Козел, баран, идиот!

Да, знакомство со Святославским состоялось весьма неожиданно. Начальник Красноярского УВД имел голубую мечту — купить квартиру в Москве. Жена ему буквально проела плешь на эту тему. Она давно представляла себя посетительницей уютных косметических салонов и богатых бутиков, а сын мечтал наконец-то приобщиться к яркой клубной жизни столицы. Нет, Косовану они, конечно, говорили иное. Сыну через несколько лет придется поступать в институт, и это возможно сделать только в Москве, раз уж папа не заработал на Оксфорд или Кембридж. Жена же постоянно находила у себя все новые болячки, которые, по ее словам, можно полностью исцелить только в столице. Над главой семейства же словно висел злой рок. Сначала его — тертого мента — банально кинули, продав квартиру, оформленную на подставное лицо. Впредь Косован решил быть осторожнее и работать только через проверенные риэлтерские фирмы. Он опять начал собирать деньги, не гнушаясь преступлениями, но цены на столичную недвижимость начали резко ползти вверх, а генерал не хотел довольствоваться спальными районами, в которых жили, по его мнению, только лохи. Получалось так, что риэлтер выплачивал покупателю залог за понравившуюся квартиру, Василий Петрович срочно оформлял себе командировку в Москву, но, когда он прилетал, чтобы оформить сделку, продавец заламывал цену. Косовану предлагали другие варианты, но жена категорически отказывалась. Так бы он и мучился, пока в очередной его неудачный визит в столицу к нему не обратился необычного вида мужчина. Это был Святославский, о котором генерал уже был наслышан. Чутье подсказало старому взяточнику, что здесь пахнет большими деньгами, но он тогда даже не догадывался об истинных размерах сумм. А вступительным взносом стал «скромный» пентхауз в одной из новостроек в центре города. Обозрев чудесные виды старой Москвы, открывавшиеся из окон зимнего сада, Василий Петрович молча пожал Святославскому руку и принял увесистую связку ключей. По приезде в Красноярск генерал познакомился с Гилей, посетив известное заведение «Зодиак». Там его судьба пересеклась с молодой девушкой Кармой. Опытная проститутка с видимым удовольствием проделывала с мужчиной то, от одного лишь упоминания чего жена Косована кривила рот и изображала рвотные позывы. Генерал влюбился, словно мальчик, и его визиты в бордель стали регулярными.

Косован в очередной раз попытался соединиться с Радошем. После третьего гудка трубку сняли.

— Алло? — голос собеседника был совершенно спокоен.

— Ты, козел, чего творишь?! Ты соображаешь, что делаешь, урод! — генерал орал в трубку во все горло.

— А, это вы, Василий Петрович. А что стряслось? Где же ваши манеры, вы даже не поздоровались и сыплете на меня такими эпитетами, что…

— Чего?! Эпитеты тебя не устраивают, пидер! Ты зачем мочканул московских?! Ты представляешь, ЧТО теперь будет? Где Гиля?!

— Косован, успокойся! — Радош слегка повысил голос. — Гиля списан за ненадобностью, его обязанности исполняет Шпаллер. А следаки эти из Москвы сами виноваты. Там все чисто — комар носа не подточит. Хозяйничать на нашей с тобой территории никому право не дано.

— На нашей?! Да ты чего, Родя?! Ты забыл, кто ты и кто я?! Ты кем себя возомнил?

— Да все нормально, Вася. Я ничего не забыл, а вот ты запамятовал, кому обязан своим благосостоянием. Помимо этого твое управление занимает лидирующие позиции во всей России. И кому ты обязан этим? Кто тебе помогает выполнять план раскрытия преступлений?! Ты забыл, благодаря кому регулярно и без всякого риска удовлетворяешь свои сексуальные потребности!

— Ты меня за горло не бери, Родя, я, знаешь, пуганый.

— Ты?! Ты пуганый? Вася, я тебя еще не пугал по-настоящему. Вот если я тебе для начала на работу пришлю некоторые видеозаписи… — повисла пауза.

— Сука! — опомнился наконец Косован.

— От суки слышу. Так что успокойся, прикрой хлебало и делай свое дело. До связи! — Святославский отключился.

— Ну я тебе этого так не оставлю! — со злобой прошипел генерал, глядя на замолчавшую трубку. Он стремительно подскочил к рабочему столу и связался с секретарем. — Галя! Немедленно Краева ко мне. Да, срочно!

Святославский тем временем серьезно задумался, опустившись в глубокое кресло. Ему было определенно ясно, что бизнес подходит к логическому завершению. Он с самого начала своей деятельности прекрасно понимал, что рано или поздно это произойдет. Момент настал.

Радош перешел в кабинет и включил оборудование для звукозаписи: именно здесь он создавал свои «шедевры проповеди», которые потом круглые сутки слушали несчастные сектанты. Минут пять гуру входил в образ. Из его глаз потекли слезы, на лице отобразилось приторное слащавое блаженство.

— Братья и сестры, — начал Святославский дрожащим голосом, — сегодня меня в очередной раз посетил господь! Он сказал мне, что это было его последнее посещение. Мы призваны соединиться с ним в вечном блаженстве. Наши мучения кончились! — тон все более нарастал, срываясь на истерические нотки. — Мы скоро будем свободны! Мы призваны к свободе, а весь этот мир погрязнет в хаосе! Наш господь милостив, он не хочет, чтобы мы испытали и малую толику тех страданий, которые предуготованы безумным людям, поэтому мы уходим сейчас! Нам надо быть готовыми к благословенному дню. Он настанет! Настанет уже очень скоро! Я с вами, дорогие мои братья и сестры! Мы все вместе в белых сверкающих одеждах предстанем пред господом нашим! Радуйтесь, радуйтесь и веселитесь, близок день! Близка радость! Мы уже почти на небесах! Загробный пир начинается, и я благословляю всех пить вино! С этого дня я благословляю супружеские отношения! Радуйтесь, веселитесь и совокупляйтесь без сомнения и стыда, ибо такова воля господа нашего! Мы Россия великая, с нами Бог! Мы Россия великая, с нами Бог!

Радош отключил запись и вытер мокрое от слез лицо. Затем он вызвал специалиста по звукозаписи, велел срочно размножить новую проповедь и раздать кассеты всем членам секты. Также Святославский приказал закупить дешевое молдавское вино и в неограниченном количестве снабжать им все трапезные.

— Загробный пир начинается, — зловеще ухмыльнулся Родя, потирая руки. — Спасибо вам, милые, за все. Пляски кончились! Насладитесь радостью жизни перед смертью и помните мою доброту! — стены приемной сотряслись от дикого хохота.

* * *

Полковник Краев уже давно ждал этого разговора. Словно старый хитрый лис, он давно чувствовал приближение беды, а уж убийство двух столичных следователей было и в самом деле перебором.

— Да-да, заходи! — крикнул Косован в ответ на стук в дверь, которая тут же открылась и в образовавшийся проем просунулась лисья мордочка преданного зама.

— Разрешите, Василий Петрович?

— Хватит этой дипломатии, не до того! Заходи и на вот выпей! — генерал налил Краеву коньяка, тот разместил изрядно растолстевший зад в одном из кресел, а начальник расположился напротив. — Догадываешься, зачем позвал?

— А то!

— И что думаешь делать?

— Заметать следы, что же еще?

— Правильно соображаешь. С чего начнем?

— Для нас самые опасные люди — это Святославский и Загоруйко, но последнего давно не видать.

— Святославский вроде как его списал. А с нашим гуру, думаю, надо кончать в самый последний момент, к нему так просто не подберешься, да и неизвестно, что там решат наверху. Вдруг эта гнусная свинья опять выпутается, тогда нам несдобровать.

— Начнем с мелочевки? — догадался услужливый зам.

— Вот именно. Начинай зачистку всех возможных свидетелей, не досаждая слишком сильно Радошу, но параллельно готовь операцию по нейтрализации его боевиков. Как только обезоружим его организацию, возьмем завод, а уж потом и самого святошу.

— Понял шеф, разрешите идти?

— Иди, полковник.

Косовану стало заметно легче, стоило лишь оказаться в своем любимом образе могущественного генерала милиции, способного вершить человеческие судьбы. Он и не догадывался, что его собственную судьбу пару дней назад решил верный зам — обладатель располневшего зада и лисьей физиономии.

Еще пол года назад полковник Краев «почувствовал нечто». Он не мог это объяснить толком даже самому себе: неожиданно появилось ощущение, что воздух вокруг сильно наэлектризовался, даже ощущались легкие покалывания на теле. Заместитель сделал правильный вывод и начал готовиться. В первую очередь он собрал исчерпывающий материал, который неопровержимо доказывал причастность одного высшего чиновника УВД края к преступной деятельности Косована. Это и понятно: случись расследование, никто не поверит, что генерал лично общался со всеми подполковниками, майорами, капитанами и так далее — с теми, кто непосредственно убивал, укрывал, угрожал и получал взятки. Надо было найти человека из ближайшего окружения шефа, которого можно было бы подставить вместо себя. Что до своих реальных контактов в подчиненными, то Краев был осторожен с самого начала, выбрав двух доверенных людей, которым и отдавал конкретные приказы. Далее он выслушивал отчеты об их исполнении и получал пухлые конверты. Понятно, что этих подчиненных придется убрать. Еще оставались сами сектанты. Со Святославским общался Косован, Гиля, очевидно, мертв, а вот его преемник… Здесь главное не торопиться, а вдруг и вправду Радош выкрутится? Надо все подготовить и ждать. И то, и другое Краев делать умел. И, конечно, следует убрать самого Косована. Это как раз просто. Лучше всего свалить его убийство на сектантов. Полковник с улыбкой потер руки — он всегда любил интересную творческую работу.

* * *

После вступления в должность руководителя предприятия по производству наркотиков Светлане понадобилось не больше недели, чтобы войти в курс всех дел. Жизнь на заводе снова потекла тихо и размеренно. Калиока не питала никаких иллюзий насчет участи Каспи, и ее иногда терзали угрызения совести. Она успокаивала себя тем, что фактически оказалась на войне, где действуют совсем иные законы. Митрич был удостоен особого доверия Святославского: ему поручили еженедельную доставку денег в красноярскую резиденцию. Радош рассудил правильно — Митрич сидит на зоне, и бежать ему особенно некуда.

За прошедшие зимние месяцы Светлане с помощью Дорохова удалось немного улучшить условия труда заключенных, существенно модернизировав систему вентиляции, а также выбив у Радоша деньги на более качественные респираторы.

Митрича и Светлану тянуло друг к другу, но они старались быть осторожными. Они встречались в процессе обхода производственных помещений. Очень редко Митрич приходил в гости к Светлане в ее жилище в общинном доме. Каждый раз он уезжал через силу, буквально заставляя себя покинуть уютную комнату, где жила самая желанная женщина на свете. Да, теперь Дорохов мог признаться самому себе, что это действительно так.

Иван Дмитриевич регулярно звонил Соколову и сообщал информацию, касающуюся деятельности сектантов. С огромным нетерпением они вместе с Денисом ожидали решения вопроса об условно-досрочном освобождении.

Автобус с руководящими сотрудниками завода прибыл сегодня несколько позже обычного. Светлана вышла первой и отошла в сторону. Был чудесный майский день, солнце начало ощутимо пригревать, но ветер оставался прохладным. Женщина стояла, развернувшись к солнцу лицом, и жадно ловила его ласковые лучи, делая глубокие вздохи. В последнее время терпение стало покидать Светлану. Очень сильно хотелось домой, к любимой дочке. «Домой, — подумала Калиока. — А где он, твой дом?» — Стало немного грустно от очередного осознания всей нелепости совершенной ошибки. «Ну, ничего, господин Святославский, вы мне ответите за все и сполна!». Светлана тряхнула головой и решительно зашагала ко входу в здание.

В приемной ее ждал Митрич. Он был озабочен. Светлана молча кивнула ему в знак приветствия и жестом пригласила зайти в кабинет.

— У нас творятся странные вещи. Нам немедленно надо отправиться в цех, — Дорохов начал говорить сразу, как только прикрыл дверь в кабинет.

— Что стряслось, господин Митрич? Может сначала выпьем кофе?

— Это срочно, госпожа Калиока, поверьте, очень срочно, — Митрич еле заметно подмигнул.

— Ну что же, идемте.

Зрелище, открывшееся глазам Калиоки в цехе расфасовки готовой продукции, повергло в шок. Несколько человек лежали на полу в неудобных позах, было похоже на то, что они спали. Двое рабочих согнулись пополам в приступе рвоты. Остальные же, ничуть не стесняясь окружающих, занимались сексом прямо на своих рабочих местах.

— Что это, Господи?! — только и смогла вымолвить Светлана. — Ваня, что происходит?

— И, заметь, Света, такая картина наблюдается во всех цехах.

— А что с теми, кто лежит на полу?

— Они мертвецки пьяны, впрочем, как и все остальные.

— Пьяны?! Но братьям запрещено употреблять алкоголь.

— Было запрещено до вчерашнего дня. На, послушай вот это, — Дорохов протянул Светлане наушники от плеера, а сам нажал кнопку воспроизведения.

Глаза Калиоки расширялись все более. Она потеряла дар речи. Запись «проповеди» закончилась, а Светлана стояла как вкопанная, глядя прямо перед собой.

— Митрич, но это же конец!

— Ага, ты тоже сразу догадалась. Твой гуру идет ва-банк. Еще посмотри на это, — Митрич показал в дальний угол цеха, который отгородили занавеской. За большим куском материи возводилась какая-то конструкция.

— И что это?

— Я заглянул сегодня туда. Охранники ставят перегородки, а в центре, похоже, будет дверь. Уже готов плакат «Врата в рай».

— Господи! — Светлана в ужасе прикрыла рот рукой. — Несчастные, что же им приготовил Радош?

— Все, что угодно, но в живых их оставлять ему нет никакого резона, равно как и нас.

— Что?!

— А у тебя иные мысли на этот счет?

Светлана молча развернулась и в крайней задумчивости отправилась обратно в здание заводоуправления.

— О, мой господин, пришла госпожа Калиока! — услышала Светлана, переступив порог приемной. — Госпожа, вас спрашивает Великий Радош.

— Да, соединяй, — Калиока вошла в кабинет и плотно закрыла дверь.

— О, Великий Радош! Слышать голос моего господина великая радость и честь!

— Калиока! — голос Радоша был груб. — Мне нужно, чтобы вы с Митричем подготовили особые ампулы с нашим товаром. Доза порошка на стандартный объем жидкости должна быть увеличена в десять раз.

— Да, мой господин, мы все сделаем. Сколько ампул понадобиться?

— Тысяча штук. То есть мне надо десять стандартных упаковок по сто ампул в каждой.

— Да, мой господин. Будет исполнено. О, Великий Радош, у нас готова очередная посылка. Нам везти ее завтра, как обычно?

— Нет, подождите пока. Я распоряжусь, когда привезти деньги.

— Господин, сегодня на заводе происходят странные вещи. Рабочие пьяны, они не в состоянии работать.

— Нечего работать, когда господь близок. Радуйтесь все, такова воля Бога.

— Но, господин, как же с производством?

— Придет время, и мы продолжим, Калиока. У вас же есть достаточный запас для продаж?

— Да, недели на три хватит.

— Вот и продавайте, а люди должны получить свою долю счастья, время пришло!

— О, господин! Ваша щедрость не знает границ, вы словно… — в трубке раздались прерывистые гудки. Светлана вытерла пот, обильно выступивший на лице.

— Так вот что вы придумали, гады, — прошептала она. — Подонки!

Светлана вызвала начальника охраны и распорядилась отправить всех рабочих в жилые бараки и не выпускать их оттуда вплоть до особого распоряжения. Затем она позвонила Митричу и приказала остановить и законсервировать производство, а также произвести полную ревизию готового продукта.

После работы Митрич заехал к Калиоке. В домике для руководства царило буйное веселье. Один из мастеров сильного пьяный и с трудом стоявший на ногах, буквально повис на Светлане, пытаясь ее поцеловать. Дорохов сгреб наглеца в охапку и вытащил на улицу. Стоя на крыльце, он развернул мастера к себе лицом и нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Сладострастник пролетел пару метров и, рухнув на землю, замер без движения. Вернувшись, Иван Дмитриевич застал Светлану, отчаянно отбивающуюся от «брата» Гранта, недавно назначенного новым коммерческим директором. Грант был неплохо сложен физически и, увидев стремительно приближающегося Митрича, встал в боевую стойку.

— Давай, давай! Я вас обоих сделаю! — красные глаза противника излучали злобу. — Сначала тебя, а уж потом ее.

Митрич дрался молча. Бурная молодость научила его этому. Гораздо страшнее, когда тебя бьют в полной тишине, не выкрикивая угроз и проклятий.

Первый удар Гранта достиг цели: кулак задел скулу по касательной. Увернувшись от следующего удара, Дорохов нанес хук справа, разбив противнику бровь: хлынула кровь, залив правый глаз. Грант взвыл, схватившись за лицо, а Дорохов переместил Светлану себе за спину, крикнув, чтобы она бежала в комнату охраны.

Противник быстро очухался. Сыпля проклятиями, он двинулся в бой. Следующий его удар разбил Дорохову губу, но зубы остались на месте. Митрич решил, что правила хорошего тона становятся уже не уместными и ударил ногой в пах. Грант взвыл, упав на пол и свернувшись калачиком. Дорохов схватил его за брючный ремень и за волосы, подтащил к стене и приложил головой к батарее центрального отопления. Противник затих. Митрич же поспешил к Светлане. Она стояла перед входом в комнату охраны и барабанила в дверь.

— Что случилось, Света?!

— Откройте, слышите, откройте? — кричала Светлана. — Представляешь, они закрылись и не хотят открывать!

— Эй, там! Охрана, мать вашу! Что стряслось?

— Это не наши разборки. Мы охраняем лишь периметр здания, а то, что творится внутри, нас не касается. Это распоряжение Родиона Георгиевича. Охранники никогда не назначались из числа сектантов. Святославский набирал их из полууголовных элементов, которые легко выполняли грязную работу и держали язык за зубами.

— Что делать, Света? Я не могу не вернуться на зону, а тебе категорически нельзя оставаться здесь!

— Ваня! У тебя кровь! Где же моя сумочка?! Ах, она там осталась! Тебе надо к врачу! Ванечка, да что же это?!

— К врачу не надо, а сумочку сейчас принесу.

Поверженный Грант все еще не очухался, сумка Светланы валялась рядом.

— Может, мне ночевать на заводе? — Светлана немного успокоилась и теперь аккуратно промокала кровь на лице Митрича носовым платком.

— Одной?

— Там все рабочие в бараке, да и охрана на предприятии более вменяемая, чем здесь.

— Ох, не нравится мне все это!

— Делать нечего, Митрич. За тобой машина скоро придет?

— Уже должна приехать. Пойдем!

На улице Светлана отвела Дорохова в сторонку.

— Ваня, что ты намерен делать? Надо спасать людей, да и о себе позаботиться не мешало бы.

— А что я могу сделать? Я вообще зэк, куда мне бежать? А вот тебе надо сматываться отсюда!

— Нет, Ваня, тебя одного я не оставлю.

— Но Света!

— Это даже не обсуждается! Тему закрыли!

— Хорошо. УДО мы с Денисом ждем со дня на день. Что касается возникших проблем, то, думаю, время у нас еще есть. Я свяжусь с Соколовым и все ему расскажу. Прорвемся!

— Да, это правильно. Ну, поехали.

Водитель безропотно доставил Светлану на завод. Митрич проводил ее в кабинет и прикрыл за собой дверь. Светлана оказалась в его объятиях, Митрич нежно прикасался губами к ее лицу, пока не добрался до губ. Дорохов застонал — сильно болела разбитая губа.

— Ой, Ванечка, прости ради Бога! Я и забыла! Если бы не ты сегодня… Спасибо тебе, милый!

Митрич медленно расстегнул блузку Светланы, но в последний момент та запахнула одежду.

— Ванечка! Прости, но я не могу так. После всего, что произошло… Вокруг такое скотство, что… Мне кажется, что мы уподобимся им. Не сердись! Я люблю тебя!

Светлана нежно прижалась к Митричу.

— Не сердишься?

— Нет, не сержусь, — тяжко вздохнул Дорохов.

— Врешь ведь! Вижу, что сердишься!

— Светка, если бы ты знала, какую пытку мне устраиваешь. Впрочем, мне везет на баб-динамисток! Сначала раззадорить мужика, а потом в кусты.

— Это что за разговорчики с директором! — Светлана состроила грозное выражение лица.

— Госпожа, Калиока, не велите казнить! Но ваша прелестная округлая попка совершенно вскружила голову старому больному зэку! А еще вы, госпожа директор, так прелестно краснеете, что так и хочется целовать вас без устали от макушки до самых пяточек!

— Митрич! Не забывай, что я женщина. И не просто женщина, а влюбленная баба!

— Ну так и в чем проблемы, Света?

— Ванечка, ну я же объяснила. Постарайся меня понять.

— Ладно. Проехали. Но, учти, я свои попытки не прекращу!

— Не прекращай, Ванечка! Ни за что не прекращай! — Светлана опять поцеловала Дорохова.

— Экзекутор! Ладно, укладывайся, а я пойду поговорю с охраной. Спокойной ночи, и запри как следует дверь!

* * *

— Дарья, буду с Вами откровенен. Этот разговор для меня крайне неприятен, поэтому я буду предельно краток, — Колобов сидел за своим рабочим столом, а Даша — в кресле для гостей. На ее губах играла презрительная ухмылка. Накануне визита в банк она заручилась поддержкой своего покровителя, поэтому чувствовала себя уверенно.

Итак, — продолжил Колобов, — сообщаю вам, что те сотрудники банка, которые поддерживали вас и помогали вам в торговле наркотиками, уволены. Больше у вас здесь нет никакой поддержки, — ухмылка начала медленно сползать с Дашиного лица. — Далее. Я настоятельно рекомендую вам продать мне свой пакет акций нашего банка. Я готов вам заплатить рыночную стоимость плюс 10 %. Согласитесь, это более чем выгодное предложение. Если же вы откажетесь, то я проведу реорганизацию бизнеса, в результате чего вы останетесь с носом. Говорю это откровенно, и поверьте, так и будет.

— И чем вызвана столь бурная реакция? Откуда такая ненависть ко мне? — Даша искренне опешила, она старалась выиграть время, чтобы собраться с мыслями.

— Дарья, у меня к вам нет никакой ненависти. Просто я реалист. Я отдаю себе отчет в том, что вы никогда не перестанете заниматься темными делишками. И мне очень не хочется, чтобы в дальнейшем вы имели возможность бросить тень на наш банк.

— Вы забываетесь, Колобов! Это не ваш банк! Вы нагло захватили то, что принадлежало моей матери! — Даша покраснела от злости.

— Вы ошибаетесь. Это ваша мать преступным путем, убив своего мужа, завладела банком. Я же владею своими акциями по закону. Однако у меня нет никакого желания вести с вами душеспасительные беседы. Все, что я хотел вам сообщить, я уже сказал. Всего хорошего.

Даша резко поднялась и направилась к двери.

— Ты еще об этом пожалеешь, козел! И очень скоро, попомни мои слова!

— Да, Дарья, подождите секундочку, — Колобов остановил девушку на пороге кабинета. — Я ручаюсь вам, что ваше прикрытие в данном случае вам не поможет. Будьте осторожны, поскольку все может обернуться против вас. Это последнее, что я хотел вам сказать.

Даша презрительно усмехнулась и покинула кабинет, оставив дверь открытой.

* * *

Александр Иванович в эту ночь практически не спал. В восемь утра он уже был на службе. Информация от Дорохова была более чем серьезна. Могли погибнуть люди, этого нельзя допустить. Соколову до сих не удалось пробить рассмотрение дела по секте Святославского на высшем уровне, все его попытки разбивались о невидимый барьер. Прокурору намекали, что это дело пока не имеет перспектив. Сегодня Соколов планировал безотлагательно встретиться с одним знакомым эфэсбэшным генералом, надеясь уговорить его начать оперативные мероприятия по делу Святославского. Разговаривать пришлось предельно откровенно, изложив все проблемы, возникшие по ходу расследования. В любом случае необходимо во что бы то ни стало обезопасить людей.

Генерал отнесся к вновь открывшейся информации очень серьезно. Он тут же связался со своими коллегами из Красноярска и договорился о подключении группы спецназа. Теперь Дорохов получил номер телефона, по которому мог в любое время суток связаться с руководителем группы захвата, которая и нейтрализует сектантов при попытке массового убийства людей.

Но успокаиваться было рано. Из Красноярска приходили тревожные вести. При весьма странных обстоятельствах погибли два высокопоставленных сотрудника местного УВД. Как раз по их поводу проходила информация о связи с сектой Святославского. Было очень похоже, что противник начал обрубать концы. Ситуация явно обострялась, неминуемо двигаясь к кровавой развязке…

* * *

Всю следующую неделю Светлана находилась на осадном положении. Она приказала охране не пускать на территорию заводоуправления, никого кроме покупателей наркотиков. Запрет касался и всего руководящего состава за исключением Митрича. Калиока связывалась по этому поводу с самим Святославским, и тот утвердил ее решение. Светлана не покидала заводоуправления, ночуя в своем кабинете на раскладушке.

Святославский пытался решить свои проблемы, используя административный ресурс. Поездка в Москву не принесла никаких результатов. Ему намекнули, что дело попало на самый верх, и гарантировать его успешное разрешение нет никакой возможности. Радош вернулся в Красноярск хмурый и злой.

Позвонили с зоны, где сидел Митрич, и сообщили, что на Дорохова вот-вот будет готово положительное решение по условно-досрочному освобождению.

— Вот гадство! — Святославский треснул кулаком по подлокотнику кресла. — Как назло — все одно к одному! Теперь еще эту проблему решать. Ну ничего, пусть освобождается, голубь, а мы ему одну тюрьму на другую заменим.

За последний месяц милиция закрыла несколько наркопритонов, принадлежащих секте. Неспокойным было положение дел не только в Раграде, но и в общинных домах в других городах. Такое впечатление, что кто-то неслышно дал команду «фас!». К сектантам приходили не только милиционеры, но и представители всевозможных организаций, начиная от СЭС и кончая правозащитниками. Появились публикации в прессе.

— Ну что же, лохов на наш век хватит, — Святославский в последнее время часто разговаривал сам с собой, — сменим документы, переедем в другое место, придумаем новую идею. Ничего, прорвемся, — Радош понимал, что дни «Церкви Сына Царствующей» сочтены, счет уже шел не на месяцы и даже не на недели…

* * *

— Не волнуйся, рыба моя, я все решу. Твой Колобов уже порядком меня достал. Зажился мужик на белом свете, бывает… — мужчина лет 45 лежал на спине в роскошной кровати и смотрел на себя в зеркальный потолок, украшавший Дашину спальню. Девушка лежала рядом на боку, выписывая на животе любовника восьмерки ноготком указательного пальца.

— Он что-то вякнул по поводу того, что ты не сможешь мне помочь, — Даша удовлетворенно улыбалась.

— Голуба моя, что может твой Колобов?! Я тебя умоляю! Все будет решено быстро и качественно, не волнуйся. Пока здесь все утрясется, съезди куда-нибудь развеяться. Лучше за границу.

— Вот за это я и люблю тебя, Антон, — Даша склонилась над мужчиной, прикрывшим глаза в предвкушении очередной порции наслаждения…

Ветер свободы

В наших глазах крики «Вперед!» В наших глазах окрики «Стой!» В наших глазах рождение дня И смерть огня. В. Цой

— Ну, Дэнис, как тебе нравится ощущать себя свободным человеком?! — мы с Дороховым стояли на улице рядом с проходной нашей зоны. В кармане у нас лежали справки об условно-досрочном освобождении.

— Митрич, это потрясающе! Кстати, как там поживает твоя фляжка?

— А-а-а-а-а, как был халявщиком, так и остался! Полна фляжка, полна, любимая! — мы по очереди сделали по несколько глотков.

Какое же это было невероятное чувство! Даже погода под стать: светило яркое солнце — уже совсем летнее, дул легкий ветерок, а птицы заливались, как сумасшедшие.

— Ну, Митрич, куда теперь?

— На все четыре стороны! Сейчас доедем до Красноярска, а там снимем квартирку. Надо нам в Москву поскорей. Заберем твою тещу — и вперед! Или? — Дорохов неожиданно посерьезнел. — Может, оставим ее здесь? У тебя как с тещей-то?

— Тьфу на тебя, клоун!

Митрич в ответ заразительно расхохотался.

— Ладно, пошли потихоньку.

Мы не успели сделать и двух шагов, как из стоявшего поблизости черного джипа с тонированными стеклами выскочили трое мужчин в черном камуфляже и вмиг оказались рядом. Дорохову скрутили руки и потащили к машине.

— Э, парни, вы чего творите?! — Я кинулся следом, но один из похитителей отработанным движением ударил меня в живот и опрокинул на спину. Пока я поднимался, джип скрылся за поворотом.

— О как, — только и смог вымолвить я. — Приключения продолжаются, блин!

Первым делом я вытащил из кармана мобильник и набрал номер тещи. Она взволнованно ответила.

— Да, Дениска, что-то случилось?

— Да, Светлана Леонидовна, Дорохова похитили.

— Как? Откуда?

— Нас выпустили из тюрьмы по УДО. Его увезли прямо от проходной зоны. Черный джип. Номера с тремя девятками, буквы я не запомнил, регион Красноярский.

— А как выглядели люди?

— Черный камуфляж, бритые затылки — обычные братки.

— Похоже, что это наши. Ладно, Денис, подождем немножко, а потом я начну звонить. Как что-то узнаю, позвоню. Ты, кстати, куда теперь?

— Поеду в Красноярск, там что-нибудь сниму.

— Без паспорта?

— Ну у меня справка есть.

— И, думаешь, тебе по этой справке кто-то сдаст жилье? Может, если только в ближайшем отделении милиции.

— Ой, Светлана Леонидовна, не пугайте, мне и так тошно.

— Денис, подожди, у меня есть один вариант. Ты пока добирайся до города, а я тебе перезвоню.

— Ладно, договорились.

Я ехал в пыльном автобусе, пропахшем дешевым 72-м бензином, и смотрел в окно, на зеленеющую травку и буйную хвойную растительность пригорода Красноярска, когда зазвонил мобильный.

— Да, Светлана Леонидовна, что с Митричем?

— Все в порядке. Относительно в порядке, конечно. Он у нас на предприятии. Его заперли в своем кабинете, никого к нему не пускают, равно как и его — выпускают только в туалет. Постоянно дежурит охранник возле двери. Мобильный у него отобрали, служебный телефон отключили. Видимо, это распоряжение нашего упыря. Я попытаюсь договориться с охраной, может что-то и получится. Так, теперь по поводу тебя. Записывай телефон, — теща продиктовала номер, а я набрал его на клавиатуре мобильного. — Это священник, зовут его Василий, он служит в Красноярске. Позвони, и он расскажет как его найти.

— Спасибо вам огромное, Светлана Леонидовна, только удобно ли беспокоить совершенно постороннего человека?

— Это не посторонний человек, Дениска. Он меня к жизни вернул. Я ему обязана тем, что опять обрела облик человека, перестав быть безмозглой безголосой скотиной. Он очень добрый, поверь. Так что звони смело. Все, пока! Как доберешься до места, позвони, я очень за тебя волнуюсь.

Не откладывая, я набрал номер батюшки, и он объяснил мне, как найти его дом. По дороге я зашел в торговый центр и купил себе одежду, а также снял немного наличных с карточки, которую мне передала Катя от отца. Купив в супермаркете гостинцев к столу, я отправился по указанному священником адресу.

Батюшка встретил меня очень радушно.

— Проходите, проходите, молодой человек! Вот, значит, как вас судьба свела! Удивительно!

— Вы о Светлане Леонидовне?

— Да, о ней. Это просто чудо какое-то. Ну, проходите, раздевайтесь.

Священник скорее всего был моим ровесником. Худощавого телосложения, высокий, с черными как смоль волосами, собранными в хвост. Жидкая длинная борода делала его старше своих лет. Темные карие глаза глядели открыто и ласково.

— Батюшка, а где же ваши домашние?

— На даче. Учебный год закончился, вот я деток с матушкой и отправил подальше от городского шума и суеты. Сам к ним езжу иногда.

— Как жаль, я тут гостинцы деткам привез.

— Это не пропадет! Я им передам обязательно. Вот радости будет! Спасибо, Денис. Вы пока мойтесь, переодевайтесь, а я пойду на кухню, что-нибудь приготовлю.

— Батюшка, окажите любезность! — я прижал обе руки к груди.

— Что такое? — священник немного опешил.

— Позвольте мне сегодня похозяйничать на вашей кухне?

— А… То есть… А зачем? — батюшка искренне удивился.

— Ну соскучился я! Уж почти год ничего не стряпал, а люблю это занятие ужас как!

— Ах вот оно что! — отец Василий рассмеялся. — Непривычное хобби для молодого мужчины.

— Ну, а кому сейчас легко, как говорится!

— С радостью уступаю вам этот почетный пост.

Приняв душ, я переоделся во все новое, и именно теперь в полной мере ощутил себя свободным человеком. Войдя на кухню и бросив взгляд на обеденный стол, я невольно сглотнул слюну. В центре стоял запотевший графинчик с водкой, а рядом расположилась тарелка с солеными огурцами и помидорами, а также пиала с маринованными грибами.

— Вот, Денис, это для вас. Все же не каждый день выходишь на свободу. Кроме того, неделя у нас эта сплошная, пост еще впереди.

— Батюшка, а почему одна рюмка? Вы не будете?

— Я воздерживаюсь, но вы пейте смело!

— Тогда и я не буду.

— Воля ваша. Тогда чайку? Таежного, с травками и ягодками?

— Вот это здорово! Да покрепче!

Солнце клонилось к закату. Отец Василий колдовал над заварочным чайником, а я принялся за приготовление трапезы.

К моей радости, в супермаркете оказался отличный ассортимент продуктов, я нашел даже пасту «Мисо» в пакетиках. Сначала я занялся приготовлением казадильи. Мелко нашинкованные стеблевой сельдерей, болгарский перец и свежий острый чили я смешал с тертым твердым сыром «Грюйер». Туда же добавил порезанную петрушку и листья сельдерея, затем нарезал лаваш ровными прямоугольниками. Далее настал черед супа, который готовится на удивление просто и быстро. Надо порезать тонкими полосками свиную вырезку и мелко нашинковать морковь, белую часть лука порея и свежий дайкон. Свинину кинуть в кипящую воду, снять пенку, сразу бросить овощи, варить пару минут, затем добавить пасту «Мисо», довести до кипения и выключить. Суп готов. Затем готовим казадилью. На кусок лаваша (в идеале берется специальная испанская лепешка, но с лавашем на мой вкус куда лучше) положить приготовленную сырно-овощную смесь, распределить равномерно, оставляя по сантиметру свободного поля по краям, накрыть вторым листом лаваша и прижать руками. Получившуюся лепешку надо поджарить на сухой сковороде.

Отец Василий с интересом наблюдал за моими действиями, потягивая ароматный чай.

— Готово! — я поставил на стол две пиалы с супом, посыпав его свежим укропом.

— Да, Денис, вынужден признать, что вы прямо-таки виртуоз. Меньше чем за полчаса приготовить приличный обед… Снимаю шляпу!

— Спасибо, отче, — я невольно покраснел.

Священник прочел молитву, благословил трапезу, и мы уселись за стол. Очень быстро разговор перешел на тему событий, которые привели меня в тюрьму. Я не испытывал какой-то неловкости: батюшка был удивительно чутким собеседником. Я закончил свой рассказ, когда мы уничтожили все результаты моих кулинарных подвигов и переместились с чаем и сластями в гостиную за журнальный столик.

— Да, Денис, если бы вы знали, сколько подобных рассказов я слышал за свою пока еще не слишком долгую священническую службу. И каждый раз удивляешься, насколько милостив Господь! Где нужно, Он накажет, а где нужно, поддержит и приголубит, как любящий Отец. А вы вообще, к Богу пришли уже в сознательном возрасте?

Я невольно рассмеялся.

— Отец Василий, история моего обращения к Богу еще более захватывающа, чем только что рассказанная. Думаю, здесь мне понадобится куда больше времени.

— А мы разве торопимся? — батюшка улыбнулся. — Я, знаете ли, собираюсь книгу писать. Так что мне такие истории ох как нужны. Да и просто прихожанам рассказать, поддержать кого-то в сложный момент. Расскажете? А я еще чайку заварю.

— Конечно, батюшка, заваривайте чай!

* * *

Светлана испытывала двойственное чувство. С одной стороны, Дениска и Митрич оказались на свободе. Правда, Дорохов тут же угодил по домашний арест, а это могло означать только одно — времени на спасение практически не осталось. Калиока старалась внешне выглядеть как можно спокойнее, она чувствовала, что охранники присматривают за ней. Наверняка они ежедневно отчитываются о том, что происходит на заводе.

Через день должна смениться охрана. В другой смене был молодой охранник Паша, который проникся к Светлане доверием. Пару месяцев назад парень до одури влюбился в соседку по подъезду Машу, которая не обращала на него никакого внимания. Паша начал худеть, ходил мрачный и злой. Вот тогда и поинтересовалась Калиока о его проблемах, а выслушав рассказ, дала дельный совет, как обратить на себя внимание прекрасной соседки. Совет оказался столь удачным, что уже через неделю Паша расцвел, а шею его украсили внушительные следы от страстных поцелуев. С тех пор и стали они лучшими друзьями — молодой охранник Паша и директор завода по производству наркотиков Калиока.

Пашу Светлана подкараулила на территории производственного цеха.

— Здравствуй, Пашенька! Как твои дела? Как Машенька?

— Калиока, вам грозит большая опасность, — охранник был хмур и сильно озабочен. — Я сам нахожусь в очень сложном положении, я не знаю как…

— Пашенька, не терзайся, я все прекрасно понимаю. Мне будет нужна твоя помощь, но исключительна посильная. Я не собираюсь тебя подставлять, ты мне стал как сын.

— Правда? — Паша растерянно улыбнулся.

— Конечно, правда, чудо мое! Ну что там? Какие новости?

— Велено держать под замком не только Митрича, но и вас. Вы, правда, можете свободно передвигаться по территории завода, но вот за пределы его территории вас не выпустят. Еще велено следить за вами и даже обыскать.

— Обыскать?! И что предполагается найти?

— Мобильный.

— Понятно, — Калиока сразу после ареста Дорохова стала держать свой мобильный телефон в потайном отделении шкафа, заботливо приготовленном ее предшественником. — Пашенька, мне бы с Митричем переговорить. Надо минут десять не больше.

— Сделаю. Сегодня ночью подниму. Лады?

— Лады, котенок, — Калиока потрепала парня по щеке. — Будь осторожен и ничего не бойся!

— Я восхищен вами, Калиока! — это было сказано совершенно искренне, и Светлана, гордая собой, зашагала к выходу из цеха.

Ночью Калиока не спала. Лишь только услышав шаги в коридоре, она тихонько приоткрыла дверь в кабинет.

— Идите за мной, — прошептал Паша.

Митрич тоже не спал. Он, словно медведь в клетке, ходил в своем кабинете из угла в угол. Каково же было его удивление, когда порог переступила Светлана. Дорохов сгреб ее в охапку и стал жадно целовать.

— Родная моя, ты жива, с тобой все в порядке! Слава Богу! Мне же ничего не говорят!

— Ванечка, родной, я тоже за тебя очень переживала, но у нас очень мало времени — Светлана поправила одежду и села в кресло, Дорохов присел рядом на стул. — Митрич, дело идет к развязке. Ты говорил, что у тебя есть контакт со спецназом. Думаю, самое время передать его мне.

— Конечно. Одну минуту! — Дорохов сел за стол и написал на бумажке номер телефона и имя. — Вот, майор Синицын, а это его мобильник. Можно звонить, а можно просто отправить SMS-ку. Кодовые слова — «информация от Митрича Дорохова» и «банкет». Поняла? Банкет начался, банкет начинается, банкет начнется тогда-то во столько-то и тому подобное, а в начале ссылка на меня. Именно так — информация от Митрича Дорохова.

— Ох, ну не могут мальчишки без шпионских штучек! — женщина рассмеялась.

— Ну, у девчонок тоже тараканов хватает, — пробурчал Дорохов.

«Господи, ну что бы я делала без него?! Как здорово! Такое чувство, будто знакома с человеком уже много лет. Пять минут разговора, а настроение совсем другое — хочется жить, появляется надежда», — Светлана ласково смотрела на Ивана. Тот словно прочитал ее мысли: подошел и присел на подлокотник кресла, обнял Светлану за шею и поцеловал в макушку.

Она подняла голову, положила свою ладонь Дорохову на затылок и, нежно притянув его к себе, поцеловала в губы.

— Ванечка, береги себя. Береги себя, родной! Я жизни своей без тебя не представляю!

— И ты! И я… — Митрич смутился. — Ну в смысле и ты береги себя, и я тоже жизни без тебя не представляю. Я люблю тебя, Светланка!

— Милый Ванечка, и я тебя тоже полюбила! Служебный роман!

Влюбленные рассмеялись. В этот момент раздался условный стук в дверь.

— Мне пора! — Светлана вскочила с кресла. — Все, я побежала, не скучай!

Медленно закрылась дверь, и ключ дважды провернулся в замочной скважине.

— Граф Монтекристо, блин! — Дорохов сел в кресло и налил из фляги рюмку коньяку.

Роковой день наступил через четыре дня. Был четверг. Рано утром позвонил Святославский.

— Калиока!

— Да, мой господин!

— Сколько у вас скопилось денег?

— 53’700 евро, мой господин!

— Они мне нужны сегодня.

— Мне как обычно отправить Митрича?

— Нет, вы нужны мне оба. Я уже выслал машину. Через час она должна быть у вас.

— Слушаюсь, мой господин.

— Ты приготовила ампулы, которые я просил?

— Да, мой господни. 1000 штук, все как вы сказали.

— Оставь 200 штук на заводе, на столе в своем кабинете, остальные возьми с собой. Отдашь их лично мне в руки.

— Слушаюсь, мой господин!

Трясущаяся рука положила трубку на рычаг. Светлана вмиг похолодела. Ее лицо покрыли крупные капли пота.

— Началось! — прошептали губы сами собой.

Светлана подскочила к двери и заперла ее на ключ. Затем она достала из тайника мобильный телефон и, включив его, набрала SMS: «Информация от Митрича Дорохова. Банкет скорее всего состоится сегодня. Время уточняется». Затем Калиока извлекла из шкафа приготовленные ампулы с наркотиком. Они с Митричем были единодушны в том, что готовить отраву своими руками не станут. По этой причине они взяли упаковки с обычной дозой наркотика, пометив их красным маркером. Светлана отложила две упаковки по десять пачек в каждой, а остальные сложила в большую пластиковую сумку. Деньги она положила в свою сумочку. Затем Калиока связалась с охраной и уточнила, получили ли там распоряжение Святославского относительно поездки.

Паша сегодня дежурил — это была большая удача. Светлана вышла из кабинета и отправилась на его поиски. Охранник как в воду канул, а спрашивать о нем Калиока не решалась — не хватало еще подставить парня.

Вернувшись несолоно хлебавши, Светлана зашла в кабинет и снова закрыла дверь на ключ. Из потайного кармашка сумки она бережно достала иконку святителя Николая и поцеловала ее.

— Святой Николай, помоги, наставь, защити и спаси! На тебя уповаю, тебя прошу! Выручи и спаси! — кто-то попытался войти в дверь. Раздался требовательный стук.

— Одну минуту, — Светлана убрала икону, бросила взгляд в зеркало и открыла дверь.

— Калиока, за вами пришла машина. Вы с Митричем выезжаете через 10 минут, — это был начальник смены охраны. — Вы кое-что должны оставить здесь.

— Да, вот это, — Светлана указала на упаковки, лежащие на столе. Охранник бесцеремонно вошел в кабинет и забрал наркотик. — Через 10 минут, — бросил он, выходя из кабинета.

Светлана выскочила в коридор и нос к носу столкнулась с Пашей.

— Ну слава Богу! Пашенька, ты нашелся! — взяв его под руку, она отвела его в дальний конец коридора. — Слушай и не перебивай. Сегодня на заводе должно произойти что-то страшное. Мы с Митричем едем в Красноярскую резиденцию. Как начнется ЭТО, ты должен сбросить SMS-ку по номеру, который сейчас запомнишь.

— Калиока, но что должно начаться и к чему такая конспирация?

— Пашенька, доверься мне и не перебивай. Когда ЭТО начнется, ты все поймешь. Запоминай, — Светлана несколько раз продиктовала номер своего мобильника. — Достаточно отправить одно слово — «началось». Ты все понял?

— Да, Калиока. Я все сделаю.

— С Богом!

Светлана не знала, что помочь ей Паша, к сожалению, не сможет…

* * *

В Москве в это время было раннее утро. Катя Заречина крепко спала. Ладонь ее правой руки лежала на округлившимся животе, словно оберегая его. Будущая молодая мама улыбалась во сне.

Она проснулась словно от толчка.

— Что, что такое? — Катя резко села на кровати. Маленький в животе начал сильно пинаться. — Маленький, успокойся, — Катя гладила живот плавными круговыми движениями. Чадо утихомирилось, но все еще продолжало шевелиться, словно укладываясь поудобнее. — Что же стряслось?

Катя набрала мобильный номер мужа. Денис ответил сразу.

— Привет, Котенок? Что стряслось?

— У меня все нормально, солнышко. Вот проснулась с плохим предчувствием. Может, с мамой что? Ты давно с ней разговаривал?

— Два дня назад. Я тогда тебе перезванивал. Она мне позвонила и сказала, что будет держать свой мобильник выключенным. Там у нее ситуация накаляется на заводе.

— Да-да, я помню. Дениска, ты знаешь, мне неспокойно на душе, прямо не знаю, что делать.

— Давай молиться.

— Ты серьезно?

— Конечно! Отец Василий уехал на службу, я ему сейчас SMS-ку сброшу, ну и мы давай тоже потрудимся. А что тебя удивило?

— Да непохож ты на Устина Морозова!

— На кого?

— Забыл? Фильм «Вечный Зов», если я Пистимея, то ты тогда Устин Морозов — ее муж, — Катя рассмеялась, а Денис покраснел.

— Слушай, кто старое помянет, тому…

— Муж, объевшийся груш! — Супруги расхохотались.

— Ладно, Котенок, а что читать будем?

— Знамо что, акафист святителю Николаю, это тебе Пистимея со стажем говорит!

— Вот только доберусь до тебя, тогда ух!

— Ух… У меня пузо на лоб лезет, балда!

— А при чем здесь пузо? Мадам о чем там думает?

— Ну, негодяй! Ну я сама до тебя доберусь!

— Ладно, ладно, начинаем через пять минут?

— Договорились!

* * *

Светлана и Дорохов разместились на заднем сиденье BMW. Джип оказался вместительным: кроме водителя, в салон сели еще два охранника. Дверь со стороны Светланы была заблокирована, посередине сидел Митрич, а с противоположной стороны шкафообразный Степан. Пути к бегству были отрезаны.

Выезжая с территории завода, машина остановилась перед медленно открывающимися воротами, за которыми ожидал своей очереди на въезд автобус марки ПАЗ. Водитель BMW, глядя на продукт отечественного автомобилестроения, брезгливо поморщился и нетерпеливо засигналил, требуя уступить дорогу.

Дверь автобуса отворилась, и наружу выскочил мужчина в черном камуфляже. Увидев его, Митрич напрягся. Как можно тише он шепнул на ухо Светлане:

— Это Шпаллер, начальник группы боевиков Святославского. Совершенно отмороженный тип. У меня очень нехорошее предчувствие.

— Паша должен сообщить, если что, — так же шепотом ответила Светлана.

Водитель BMW, лишь только увидев пассажира автобуса, громко выругался и резко сдал назад, чуть не зацепив стоявшую в стороне бочку с водой. Шпаллер вошел в ворота и направился ко входу в административное здание, автобус, выпустив клубы сизого дыма, медленно въехал внутрь.

— А вдруг он не сможет? Ты же сама видишь, что происходит.

— И что ты предлагаешь?

— Так, разговоры там прекратили, голубки! — охранник, сидевший на заднем сиденье, больно пихнул Дорохова локтем в бок. — Сидим тихо, смотрим прямо перед собой.

Светлана была в полной растерянности. Она нащупала в наружном кармане ветровки мобильный телефон и сжала его в кулак, чтобы не пропустить сигнал о получении SMS, но телефон молчал. Шло время. Минуло 5 минут, 10, 15 — тишина. Светлана решилась.

— Мальчики, остановите на пять минут, мне в кустики надо.

— Обойдешься, терпи. Вот приедем на место, там сколько угодно.

— Да вы обалдели совсем?! — Калиока изобразила крайнее нетерпение. — Вы что творите?! Говорю вам, терпеть не могу!

— Мужики, вы бы совесть поимели, а? — включился в игру Дорохов. — Куда она на фиг убежит? В тайгу? Сдурели что ли совсем?

— Если не хотите, пожалуйста, вам же самим потом машину чистить.

— Ты, это, Колян, давай тормози, а то я потом, в натуре, тачку проветривать замучаюсь, — водитель включил правый поворотник.

— Ладно, тормози.

Сидевший рядом с водителем Колян вышел из машины и распахнул дверь со стороны Светланы.

— Выходи.

Светлана перепрыгнула через кювет и отправилась в кусты, охранник — за ней. Калиока остановилась и обернулась, удивленно глядя на охранника.

— Вы решили мне помочь?

— Нет, я рядом постою.

Светлана молча развернулась и направилась к машине.

— Э, ты чё в натуре?! — Колян искренне удивился.

— Я сейчас обделаю всю вашу гнилую тачку! — Светлана забралась на сиденье и захлопнула дверь. Степан кряхтя вылез наружу и подошел к Коляну. Через пару секунд он распахнул дверь и помог Светлане выбраться наружу.

— Калиока, простите нашего товарища, он не со зла. Идите, вам никто не будет мешать.

— Спасибо, Степа.

Светлана не спеша зашла в кусты и углубилась в лес метров на десять. Затем она присела у ближайшего дерева, достала мобильный телефон и набрала номер Паши. Вызов шел, но трубку никто не брал. Шпаллер, прибыв на завод, собрал охранников и отобрал у всех мобильные телефоны, затем он отключил городскую связь. Это был настоящий профессионал, который очень не любил в своей работе сюрпризы.

Светлана сбросила вызов и, перекрестившись, вызвала из памяти телефона подготовленное SMS следующего содержания: «Информация от Митрича Дорохова. Банкет начинается в настоящий момент». Отправив сообщение, Калиока спрятала телефон в карман и не торопясь вернулась к дороге.

— Спасибо мальчики, не дали умереть от стыда старой женщине, — сказала Светлана сквозь смех, как только машина тронулась с места. Митрич незаметно сжал ей руку, и Калиока ответила ему тем же.

— Ну и слава Богу, — прошептал Дорохов, — слава Богу…

Джип въехал на территорию центральной резиденции Святославского и припарковался недалеко от входа. Вокруг была непривычная суета. Люди сновали по территории с коробками, сумками, охапками каких-то документов. В углу участка горели два костерка, в которые подбрасывали бумаги из пухлых канцелярских папок. Быстро оценив ситуацию, Митрич насторожился. Пропуская Светлану вперед, он замешкался у входной двери и шепнул ей на ухо:

— Нам надо бежать, живыми нас отсюда не выпустят. Будь начеку.

Светлана кивнула в ответ.

Дорохова и Калиоку провели в приемную Святославского, велев ждать. Они сидели на двух стульях в углу комнаты. В приемную регулярно заходили «братья и сестры», унося пачки с документами, сваленные посередине на ковре.

Мелодичной трелью ожил телефон на столе у секретаря.

— Приемная. Да, да слушаю вас, господин Шпаллер. Нет, он сейчас занят. Я не могу его с вами соединить. Что? — секретарша изменилась в лице и густо покраснела. — Кто дал вам право в таком тоне… Я не знаю, что с его мобильным телефоном! — она почти кричала в трубку. — Нет, я не могу его беспокоить! Разговор окончен! — трубка с треском упала на рычаг. — Тупой хам!

— Светик, мне кажется, времени у нас не осталось совсем. Думаю, что нас разоблачили.

— В смысле? — они разговаривали шепотом.

— Ампулы. От той дозы, которую нас просили приготовить, человек умирает мгновенно. И что-то не так со спецназом. Они должны уже быть там.

— Может, он по этому поводу и звонил?

— Не знаю. Но надо срочно выбираться.

— Как?

— Кажется, я придумал.

* * *

Шпаллер приказал собрать всех рабочих в цехе расфасовки готовой продукции. Пересчитав рабочих и удостоверившись, что все на месте, он связался с кем-то по рации. Из динамиков раздался голос Святославского.

«Дорогие, возлюбленные чада мои. Вот и настал решающий час. Близок конец миру, ждут людей страшные скорби и испытания. Но, как я и обещал вам, верных господу нашему минует чаша сия. Бог ждет всех нас, он приготовил нам царские обители, где уже накрыты столы с обильной трапезой. Вино охлаждено, блюда дымятся, и тысячи прекрасных юношей и девушек обнажили тела свои, чтобы разделить с вами брачное ложе. Радуйтесь, веселитесь и наслаждайтесь обещанным раем! С Богом, возлюбленные мои, в добрый путь!»

Шпаллер скинул матерчатую занавеску, закрывавшую смонтированную недавно перегородку. В ней были небольшие ворота, состоящие из двух дверей, а сверху красовался плакат «Врата в Рай». Внутри стоял небольшой стол, на котором горкой были сложены уже приготовленные к инъекции шприцы. Сектанты по одному подходили к перегородке, снимали с себя всю одежду и входили внутрь. Двое охранников брали несчастного под руки, а третий, облаченный в белый балахон, вводил препарат в вену. Тело тут же уносили в подсобное помещение, располагавшееся за небольшой дверью. Охранник, делавший уколы, заподозрил неладное на восьмом «пациенте». Экзекутор вошел в подсобку и проверил пульс у первого, «переступившего врата рая». Рабочий был жив, признаки передозировки отсутствовали. Охранник выскочил наружу и подбежал к Шпаллеру. Тот, выслушав внимательно, выругался и попытался связаться со Святославским, но мобильник гуру не отвечал. Тогда-то шеф охраны и позвонил по служебному телефону в приемную, нарвавшись на ненавистную Галочку.

— Ты сам сможешь приготовить отраву? — Шпаллер был в гневе. Свой вопрос он адресовал охраннику в белом балахоне.

— В принципе да, но я не знаю, где у них порошок, и остался ли он вообще.

— Сейчас выясним, жди меня там, в подсобке.

Через пять минут Шпаллер вошел в подсобное помещение с картонной коробкой в руке.

— Вот, — вытащил он увесистый целлофановый пакет, — это он?

Охранник взял щепотку порошка и растер его между пальцами.

— Да, это он. Мне нужно минут десять.

— Действуй.

Охранник поднял валявшуюся в углу пустую литровую банку, набрал в нее воды из-под крана и сыпанул туда на глаз порцию порошка. Размешав все деревянной палкой, он взял шприц и набрал в него порцию полученного раствора.

— Ну что же, попробуем.

С этими словами он подошел к одному из лежавших на полу сектантов и ввел содержимое шприца в вену. Тело несчастного выгнулось дугой, а изо рта пошла пена. Через несколько секунд охранник проверил пульс — человек был мертв.

— Ну вот. Совсем другое дело!

Мужчина снарядил шприцы смертоносным зельем и открыл «райские врата».

— Шпаллер, все гот… — удар прикладом в лицо прервал его на полуслове, надолго отключив сознание.

На операцию по захвату завода группе спецназа ФСБ понадобилось не более пяти минут. Потерь среди личного состава не было. Двое охранников были убиты, несколько человек находились без сознания, остальные, скованные наручниками, лежали на полу в цехе расфасовки готовой продукции. Сектантов отвели в их бараки дожидаться бригад скорой помощи. Исчезновения Шпаллера никто из спецназовцев не заметил, а охранники молчали. Матерый волк почуял что-то неладное за пару минут до начала операции. Шпаллеру чудом удалось бежать, перебравшись через забор, к которому с обратной стороны примыкал густой кустарник. Он добежал до трассы и остановил попутку, ехавшую в сторону резиденции Святославского. Из салона автомобиля мужчина позвонил Крохе — своей «правой руке» — и велел подъехать с несколькими «братками» к дому Радоша.

Майор Синицын, руководивший операцией, доложил начальству о ее удачном завершении. Вторая группа, отправленная непосредственно к Святославскому до места не добралась. Причина была банальна — сломался автобус. Синицыну было приказано срочно отправляться в центральную резиденцию «Церкви Сына Царствующей».

* * *

— Берем по пачке документов и тихонечко, как ни в чем не бывало, спускаемся вниз к кострам. А там пробираемся к калитке. Бог даст, она будет открыта, — Митрич решил действовать, как только секретарша Галочка отлучилась из приемной. Светлана молча повиновалась.

В общей суматохе беглецы спустились вниз и направились к кострам. Кинув документы в общую кучу, они направились к воротам, которые оказались открытыми, и ни одного охранника не было видно рядом.

— Держите, держите Калиоку и Митрича! — Галочка кричала во все горло, высунувшись из окна приемной. Охранник выскочил из кустов, застегивая на ходу ширинку.

— Стоять! — заорал он, и бросился наперерез, отсекая беглецов от открытых ворот.

Дорохов схватил Светлану за руку и потянул в сторону дома. Он потом так и не смог понять, зачем сделал именно такой маневр, а не попытался, например, обезвредить охранника, или покинуть территорию через калитку. Рядом с крыльцом дома стояла BMW Святославского. Митрич дернул дверцу, та оказалась открытой, а в замке зажигания торчал ключ.

— Быстро на заднее сиденье, и пригнись! — Крикнул Митрич Светлане и запрыгнул на водительское кресло. Та буквально влетела в заднюю дверь, упав плашмя на прохладную кожу и захлопнув за собой дверь. Взревел двигатель, и автомобиль, стремительно набирая скорость, помчался к воротам.

Охранник кинулся наперерез. Последовал глухой удар, и тело верного цербера, перелетев через капот, упало на землю сломанной куклой. Светлана вскрикнула и закрыла лицо руками. Выстрела в машине слышно не было, только в заднем стекле образовалась небольшая дырочка, от которой в стороны расходились трещины. Дорохов дернулся, и на правом плече начало расплываться красное пятно.

— М-м-м-м-м, суки! — простонал Митрич.

— Ванечка, ты ранен?!

— Ничего, Света, ничего. Надеюсь, это мелочи.

Тем временем автомобиль выехал на трассу и помчался в сторону Красноярска.

— Ваня, ты бы остановил машину, в багажнике наверняка есть аптечка, тебя надо перевязать.

— Нельзя терять время, Светик. За нами наверняка гонятся. Эту машину я намерен бросить на въезде в город, — сжимая зубы от боли, с трудом проговорил Дорохов. — Набери номер Синицына!

— Ваня, абонент не доступен.

— Гадство! У тебя есть идеи, куда нам сейчас направиться?

— Есть, Ванечка. Я сейчас позвоню, не волнуйся. Светлана достала мобильный и набрала номер отца Василия. Священник уже вернулся из храма, отслужив Литургию. Денис тоже был у него. Отец Василий напомнил адрес — он жил не очень далеко от въезда в город по трассе М53, по которой и ехали сейчас беглецы.

Дорохов остановил машину в километре от поста ГАИ, расположенного при въезде в город. Светлана достала из багажника аптечку, обработала и перевязала рану.

— Ваня, накинь-ка мою ветровку, чтобы раны видно не было.

— А ты не замерзнешь?

— Ничего. Простудиться в нашем положении отнюдь не самое страшное! — Впервые с того времени, как они покинули завод, Светлана улыбнулась.

— Милая моя, как я тебя люблю! — Дорохов нежно обнял ее и поцеловал.

— Самое время для романтических отношений, но мне приятно! — влюбленные рассмеялись. — Да, Ваня, там в багажнике сумка какая-то. Тяжеленная, словно кирпичами набита, я ее еле отодвинула, чтобы аптечку достать. Может глянуть?

— Пойдем посмотрим, что там за кирпичи Святославский возит.

Светлана расстегнула молнию. Митрич только присвистнул. В сумке и вправду были кирпичи — аккуратные банковские «кирпичики» банкнот евро номиналом «500».

— Господи, да сколько же здесь? — Дорохов потихоньку приходил в себя.

— В одном «кирпиче» десять пачек по сто листов в каждой — это полмиллиона евро.

— Боже мой! Да здесь целое состояние.

— Сдается мне, Митрич, что мы невольно прихватили кассу господина Святославского. Может, бросим их от греха подальше?

— Свет, ты сдурела? Такие деньги?! И ты хочешь оставить их этому упырю, чтобы он опять на них создал секту и пудрил головы несчастным людям?

— Так пудрить мозги он может и без денег, а вот за эту сумку мы сами останемся без голов на плечах.

— С деньгами у него сила и власть, а без оных он прыщ на ровном месте.

— Ладно, Ваня, делай как знаешь.

* * *

Святославский приходил в себя несколько минут. Пропали деньги. ВСЕ деньги! Для Радоша они значили все! Он собирал их кропотливо сотню за сотней, тысячу за тысячей. Он часто открывал сейф и перебирал аккуратные банковские упаковки, наслаждаясь прикосновением к туго натянутому прозрачному пластику, от чего приятно покалывало кончики пальцев. Святославский жадно втягивал носом дивный запах свежей краски, исходящий от этих волшебных бумажек, окрашенных в бордово-синие цвета. И вот теперь все рухнуло! Парочка дебилов завладела всем его состоянием. В сумке был ровно 31 миллион евро — 62 упаковки банкнот по 500 евро.

Впервые в жизни у Святославского защемило в груди. Видимо сердце.

Немного успокоившись и начав адекватно соображать, Радош схватил мобильный телефон. Аппарат был выключен, полностью села батарея. Грязно выругавшись, Радош подключил телефон к зарядному устройству, включил и набрал номер Шпаллера.

— Родя, твою мать! Ты где пропал? Твоя мобила отключена, эта сука Галечка меня с тобой не соединила.

— Шпаллер, что случилось?

— Что-что?! Спецназ на заводе!

— Кто?

— ФСБ.

— Понятно. Ты как?

— Я чудом ушел, сейчас иду к тебе.

— Идешь?

— Иду, блин! Доехал на попутке, вот сейчас от трассы иду пешком. Минут через 10 буду. Да! Я тебе пытался дозвониться по поводу этих Митрича и Калиоки.

— Что такое?!

— Они не приготовили отраву. В ампулах была обычная доза дури. Я тебе хотел это сообщить, но Галочка меня послала.

Святославский быстро все просчитал. Если бы он тогда поговорил со Шпаллером, то тут же взял бы этих придурков под стражу, а значит… ЕГО ДЕНЬГИ БЫЛИ БЫ ЦЕЛЫ! Руки Радоша вспотели, опять защемило в груди.

— Шпаллер, жду тебя, дорогой. Есть серьезное дело. Серьезное и очень выгодное.

Радош положил телефон на стол и вышел в приемную. Секретарша сидела на своем рабочем месте и набирала какой-то текст на компьютере. Святославский молча посмотрел на ее стол и остановил взгляд на настольной лампе с массивным основанием. Он медленно взял лампу за трубку, соединяющую основание и плафон, рывком оборвал провод и взвесил в руке получившееся орудие. Галочка смотрела словно завороженная: видимо что-то подсказало ей, что настала последняя минута жизни.

— Нет-нет господин, не надо, умоляю, за что? — Галочка шептала, глядя на Радоша широко открытыми от ужаса глазами.

— За то, сука, что не соединила меня со Шпаллером! — прошипел Святославский сквозь зубы. — За то, что пропали мои бабки, пропало все, — Радош сглотнул слюну. — Понимаешь, сука, ВСЕ!!! — Гуру закричал так, что стены содрогнулись, и начал наносить по голове девушки удар за ударом. Тяжелое основание лампы легко проломило Галочке темя. Секретарша упала замертво, но Радош продолжал бить, уродуя жертве лицо и тело. Лишь выбившись из сил, он отбросил лампу в сторону и вернулся в кабинет.

Полностью обессиленный Святославский погрузился в кресло.

— Так, еще один звонок, — гуру говорил сам с собой. Он вызвал номер из памяти телефона. Ответили быстро.

— Это Святославский. У меня проблемы. ФСБ. Спецназ накрыл основное производство. Я очень на вас надеюсь. Да, как мы и договаривались, я сворачиваю деятельность здесь, но мне надо время. Премия последует незамедлительно.

Радош в изнеможении прикрыл глаза. Неожиданно перед его взором предстал старец в богатом одеянии. Взгляд его был строг, так что у Родиона мурашки побежали по спине. Старец, не сказав ни слова, развернулся и начал медленно удаляться, а на его месте возникли гнусные существа: черные, страшные, с горящими глазами. Незнакомцы источали тошнотворную удушливую вонь, но самое страшное было то, что они смеялись. Нет, это не был обычный смех, более всего это походило на дикое гоготание. Существа кривлялись, строя ужасающие гримасы.

— Нет! — в голос прокричал Святославский и открыл глаза. В полном изнеможении он поднялся, подошел к бару и налил полный стакан коньяка. Руки гуру дрожали, а все тело было покрыто липким потом.

Шпалер вошел в приемную и замер. Он еще не успел сообразить, что за запах навязчиво ударил ему в нос, а организм уже выбросил в кровь изрядную порцию адреналина. Только через мгновение убийца понял, что пахнет свежей человеческой кровью. Этот запах трудно спутать с каким-либо другим. Бесшумно Шпаллер подошел к трупу, моментально оценив, что секретарша мертва. Он распахнул дверь и шагнул в кабинет.

— Ну, Родя, поздравляю! Ты сам завалил эту суку?! Дай пожму руку.

Святославский протянул руку. Лицо его было хмурым.

— Шпаллер, у меня проблемы.

— Да? Я-то думал, что Галочка и есть твоя главная проблема.

Святославский поморщился.

— Мне не до шуток. У меня украли бабки. Нагло украли два фраера.

— Много?

— Много. Тебе надо найти фраеров, убить их, а деньги вернуть.

— А как это произошло?

— Они угнали мою машину. Увели из под носа прямо со двора двадцать минут назад. В багажнике машины лежала сумка с деньгами.

— Интересно, — Шпаллер вмиг посерьезнел и присел в кресло напротив. — И сколько мне причитается за эту работу?

— Три миллиона.

— Долларов? — У подельника пересохло во рту.

— Евро.

— Очень интересно! — Шпаллер подошел к бару и налил виски. — И все же, о какой сумме идет речь?

— Это так важно?

— Да. В сложившихся обстоятельствах это очень важно.

— А что произошло?

— Дело в том, что тебя ищут менты. Я еще удивляюсь, как они сюда не наведались. Так что…

— Сколько ты хочешь?

— 30 % от возвращенной тебе суммы.

— Хорошо, ты их получишь.

— И сколько это будет?

— А вот как привезешь, так и посчитаем! — Радош жутко оскалился, наверное, он хотел изобразить ухмылку. Шпаллер поежился.

— Ладно, договорились. Я поеду, и тебе советую не задерживаться — кто знает, по чьей инициативе все эта бодяга…

— Не бойся, эта территория неприкосновенна.

— Ага, и именно поэтому ты навострил лыжи? Или ты всегда возишь сумку с миллионами в багажнике?

Святославский промолчал.

— Ладно, поступай как знаешь. Я тебя предупредил. Теперь осталось получить информацию о похитителях.

— Все здесь, — Святославский бросил на колени собеседника конверт. — И, Шпаллер, давай-ка подключай ментов. И не только наших. Пусть соседи, с которыми у нас дружеские отношения, тоже потрудятся.

— Зачем менты? Потом делись с ними.

— Шпаллер, ты один не справишься по-любому, у тебя людей не хватит.

— Да, ты прав. Ладно, я пошел.

Шпаллер стремительно вышел из кабинета и бегом покинул резиденцию. Машина с боевиками ждала неподалеку.

— В город!

С визгом шин автомобиль стартовал в сторону трассы. Шпаллер, не откладывая дело в долгий ящик, начал звонить милицейским начальникам, чтобы передать подробную информацию о беглецах.

* * *

— Как ты можешь непрестанно ссориться с женой и в то же время уважать тещу? — Денис сделал короткую паузу. — Когда-то именно она была решительно против нашего брака!

Все за столом рассмеялись. Светлана не помнила, когда еще в жизни она была так счастлива. Митрич сидел рядом, взяв под столом ее руку в свою. Отец Василий пригласил домой знакомого врача, который осмотрел Дорохова, обработал рану и назначил курс антибиотиков. Ранение Митрича было не слишком тяжелым, но из-за сильной потери крови ему надо было отлежаться несколько дней. Денис был в ударе и без перерыва рассказывал анекдоты про тещу. Батюшка с улыбкой смотрел на всех, периодически доливая в чашки запашистый чай.

— Доктор, а какой санаторий вы можете посоветовать для скорейшего восстановления нервной системы?

— В принципе любой, только путевку надо покупать для тещи…

— Дорогие мои, — взял слово священник, когда за столом воцарилась тишина. — Прошу прощения, что начинаю этот разговор, но нам необходимо обсудить дальнейшие планы.

Все разом притихли.

— Батюшка, я все же надеюсь дозвониться до… Тому, кто без проблем решит наши проблемы. Кстати, пора попробовать еще раз, — Дорохов снова набрал номер. Глаза его загорелись надеждой, когда в трубке раздались длинные гудки вызова.

— Алло! Это Дорохов! Мы попали в сложную сит… Что? Это майор Синицын? По-ч-чему? Но… — Митрич обескуражено смотрел на зажатую в руке трубку. — Ничего не понимаю. Кажется, нас послали.

— Я ожидал чего-то подобного, — священник был на удивление спокоен. — У Святославского очень длинные руки.

— Господи! Но как же люди? Неужели они не прислали спецназ на завод?! — казалось, что Светлана сейчас расплачется.

— Батюшка, думаю, в любом случае нам нельзя у вас оставаться. Мы слишком опасные гости, — Митрич быстро взял себя в руки.

— А куда вам идти? У вас есть здесь знакомые, родственники? Насколько я понял, вас теперь ищут не только бандиты-сектанты, но и милиция. Я прекрасно знаю, что собой представляет организация Святославского — это спрут, опутавший смертоносными щупальцами не только Красноярский край, но и некоторые соседние области. У нашего доморощенного гуру хорошие связи в Москве.

— Ну мы тоже не лыком шиты. Это я про московские связи, — вставил слово Денис.

— Да, я понимаю, только вот Москва далеко, а Родион близко. Не привык он проигрывать, понимаете?

— Да уж, у него предостаточно веских причин желать нашей смерти, — сказала Светлана и беглецы заговорщицки переглянулись. По пути от такси к дому священника они решили ничего не говорить батюшке о найденных деньгах.

— Так вот, — продолжил отец Василий, — я все же предлагаю остаться у меня. Искать вас здесь врядли кто-то станет. Отсидитесь, пока все уляжется, а потом спокойно поедете в Москву. Да и Ивану надо набраться сил.

Батюшка поднялся из-за стола и отправился на кухню, чтобы заварить еще чаю.

— Нет, мы не можем его так подставлять, — Митрич был настроен решительно. — Он еще про деньги ничего не знает. Они, блин, весь город сейчас перевернут.

— Но куда нам бежать? — Светлана явно колебалась, ей было очень уютно в этой квартире. — Митрич, давай отдадим им деньги, и они оставят нас в покое.

— Нет, Светлана Леонидовна, свидетели им не нужны. Не забывайте, что вы с Митричем были в курсе их преступлений.

— Да, — теща тяжело вздохнула. — Ты прав, Денис.

— Итак, надо бежать, — продолжил Митрич.

— Совет в Филях? — вернулся отец Василий с подносом в руках.

— Да, батюшка, мы все же решили не злоупотреблять вашим гостеприимством. Нам надо бежать отсюда. Вы нам не поможете советом по поводу маршрута?

— Ох… Воля ваша, конечно, но уж очень не нравится мне эта идея. Ладно, неволить вас не могу. Советом помогу, благо родился и вырос я в этих местах. Папа мой, Алексей, Царствие ему небесное, был заядлый рыбак, так что знаком я с тайгой хорошо. В общем, здесь проблем не будет, а вот… — священник задумался. — Будет у меня к вам одна просьба. Положение ваше крайне серьезное. Думаю, вы отдаете себе отчет в том, что может случиться все, что угодно, — беглецы потупились в пол. — Я сейчас, главным образом, обращаюсь к вам, Светлана, и к вам, Иван. Денис у нас человек верующий, воцерковленный, а вот как с вами быть?

— А почему это важно? — спросил Митрич после длинной паузы. — Какое значение имеет в данном случае наша вера?

— Самое непосредственное. Положение ваше столь серьезное, что помочь может только Бог. На Руси воины перед походом обычно каялись в грехах и причащались Тела и Крови Христовых, готовя себя к возможному переходу в мир иной.

— Ну вы и страху нагнали! — Митрич говорил с легким раздражением. — Все у нас будет хорошо!

— Дай Бог, Иван. Я этого искренне желаю и буду молиться за вас, но не забывайте кто я. Знаете сколько мне приходилось отпеть в своей жизни людей, которые, будучи совершенно здоровыми и полными разнообразных жизненных планов, выходили утром на работу или шли за хлебом, а потом оказывались у патологоанатома. Человек настолько слаб, что… А за вами целая армия головорезов гоняется! — священник слегка повысил тон. — Не вижу никаких оснований для беспечности! И еще меня волнует Светлана, — женщина удивленно подняла брови. — Да-да. Вы же были в детстве крещены в Церкви, но потом, попав к этому проходимцу, от Бога отреклись.

Светлана сидела словно громом пораженная.

— Я?! Да бросьте, батюшка! Вы же сами сказали, что он проходимец. О каком отречении может быть речь?

— Насколько я знаю, адепты секты Святославского в ходе чина так называемого «крещения» отрекаются от православной Церкви и от своих родителей. Более того, свою бумагу они подписывают кровью.

— Да, было такое, но какое это имеет значение? — Светлана была искренне удивлена.

— Увы, Светлана, имеет. Фактически вы отреклись от Бога, предав Его.

— И что теперь?

— Если вы понимаете, что совершили ошибку, связавшись с сектой, то надо в этом раскаяться.

— Да я уже давно раскаиваюсь!

— Прекрасно, тогда надо принести покаяние Богу в Таинстве исповеди.

— Зачем? Если Бог слышит меня и видит мое сердце, то Он видит мое искреннее сожаление и раскаяние.

— Видите ли, Светлана, у человека есть не только из душа, но и тело. Причем тело является неотъемлемой частью человеческого существа. Я могу даже больше сказать — тело часть человеческой личности. Вот поэтому Бог установил в Церкви специальные Таинства, в которых невидимая благодать Божия сообщается зримым — видимым — образом. Можно рассмотреть любое Таинство, и вы увидите реализацию этого принципа. По поводу Исповеди я могу сказать еще и то, что грех есть не обычное нарушение закона. Если рассматривать эту проблему только в юридических терминах, то, действительно, не совсем понятно, зачем совершать Таинство — достаточно человеку признать свою ошибку и дело сделано. Но в том-то и беда, что грех есть болезнь. Грех ранит нашу душу, изменяет, извращает наше человеческое естество. Именно по этой причине происходит постепенная деградация человека, одержимого той или иной страстью. И Таинство покаяния необходимо не для получения формального прощения, но именно для исцеления души. Да, разговор с самим собой, предшествующий Таинству, необходим. Человек сначала должен осознать свой грех, должен признаться самому себе в том, что он совершил преступление перед Богом, но этого недостаточно. Потом надо обязательно прийти в Церковь, где в Таинстве и снизойдет на человека благодать, исцеляющая его душу. Только в этом случае совершенный ранее грех становится не бывшим.

— Хорошо, батюшка, я согласна. Думаю, здесь проблем для меня не будет.

Отец Василий посмотрел на Светлану серьезно и сочувственно, сказав с сомнением:

— Хорошо, если так. А как вы, Иван?

— Нет, батюшка, я пока не готов.

— Понимаю и настаивать не буду. Сделаем так. Завтра у нас ранний подъем, едем на службу в наш храм. Служить будет отец Григорий, а я займусь вами, страдальцами.

Вечером, когда священник удалился к себе в спальню, я усадил коллег по несчастью за стол.

— Что будем делать с деньгами?

— Давай выкинем на фиг — и все! Чего еще с ними делать?

— Митрич, я говорю серьезно!

— Не, а почему сразу все смотрят на меня? Что, нашли самого жадного? Если на то пошло, и я серьезно! — Дорохов сидел красный, как рак.

— Дорогие мои, это грязные деньги, я из них не возьму и копейки.

— Ой, какой благородный! А Светлана? У нее этот упырь забрал все! Слышишь?! ВСЕ! В том числе серьезный налаженный бизнес. Она, по-твоему, не имеет права на компенсацию?

Я глубоко задумался. Здесь Митрич был определенно прав.

— Ваня, не кипятись. Я ни на чем не настаиваю, давай говорить спокойно. О Светлане Леонидовне я и правда не подумал. Мне кажется, что в такой ситуации она вполне имеет право на некоторую компенсацию.

— Мне ничего не надо, — тихо проговорила Светлана.

— Света, не надо делать необдуманных поступков. Он обманом завладел твоим имуществом, почему тебе не взять свое?! — Дорохов был весьма убедителен.

— Ну не знаю, — она уже не была столь уверена. — Мне просто не нравятся эти деньги, они в крови!

— Это все ерунда! Ты берешь свое, понимаешь?

— Ладно, Митрич, эту тему можем пока закрыть. В конце концов, Светлана потом сама решит. Но в любом случае это лишь некоторая часть денег. Что ты собрался делать с остальными?

Дорохов задумался.

— Знаешь, Дэнис, речь идет об очень крупной сумме, и принимать здесь скоропалительные решения негоже. Давай рассмотрим принципиально возможные варианты, что мы можем сделать с ними.

— Интересная мысль. Давай.

— Итак. Мы можем отдать их Святославскому.

— Это сразу отпадает. Очевидно, он их использует во зло.

— Отлично. Можем еще отдать их государству…

Светлана тихо рассмеялась, мы с Митричем тоже не удержались от улыбок.

— Вариант общего одобрения не вызвал, — продолжил Дорохов. — Можем разделить между собой.

— Я категорически против.

— Я тоже, — подняла правую руку Светлана.

— Так. Деньги можно банально уничтожить.

— А смысл? Нет, это неразумно, — я начал наконец понимать, что проблема на самом деле не так проста, как казалась на первый взгляд.

— Что еще остается?

— Можно отдать Церкви, — пришла мне в голову мысль.

— Церкви в лице кого? — язвительный тон Митрича не предвещал ничего хорошего. — Чиновника с Чистого переулка? А не лучше ли в таком разе отдать государству?

— Митрич, давай не будем, а? — вспылил я.

— А что?! Подумаешь, треснет харя у парочки попов, зато денежки пристроим.

— Ваня, прекрати! — Светлана Леонидовна вступилась за меня.

Мы с Дороховым надулись и замолчали. Надо сказать, я понимал, что определенная доля истины в словах Митрича все же есть.

— Ну тогда отдать священнику, которому можно доверять, — не сдавался я.

— Угу, свою головную боль свалить не плечи несчастного попа.

Да, здесь Митрич тоже был прав.

— И что же ты предлагаешь? — сдался я.

— Пока ничего конкретного. Такие вопросы сразу не решаются. Вопрос надо изучить и проработать. Я знаю одно! В России сегодня очень много несчастных нуждающихся людей, до которых никому нет дела. И, если это грязные деньги, заработанные на человеческом горе, то будет справедливо использовать их на помощь тем, кто попал в беду. Здесь достаточно средств, чтобы построить здание, оборудовать его и еще останутся деньги, которые можно вложить под проценты. На эти доходы и содержать в дальнейшем созданное учреждение. А что это будет, не столь важно, я пока не придумал.

Мы с тещей задумались надолго. Я чувствовал, что в главном Дорохов прав. Теща, видимо, была аналогичного мнения.

— Хорошо, Ванечка, мы подумаем. — Светлана Леонидовна разрядила обстановку.

Мы поболтали еще немного на отвлеченные темы и отправились спать.

* * *

После ухода Шпаллера Святославский впал в легкую прострацию, уставившись на муху, неподвижно сидящую на стене напротив. Поток мыслей в его голове остановился. Он не мог думать ни о чем, кроме утраченных денег, но эти мысли причиняли ему невыносимые страдания. Мозг будто щелкнул предохранителем, отгородившись от всего.

Зазвонил мобильный телефон. Радош машинально взял трубку.

— К вам гости, будут минут через десять, — звонил один из прикормленных сотрудников местного управления ФСБ.

— Я понял, благодарю.

Радош попытался снова связаться со своим покровителем из Москвы, но после двух гудков абонент отключил телефон. Такого раньше не было. Святославский отбросил телефон в сторону и продолжил созерцание насекомого.

«Бежать», — мелькнула в голове одинокая мысль.

«А зачем? Без денег все теряет смысл. Все кончено. ВСЕ!»

Медленно открылась дверь, и в комнату вошла рыжая девушка, которая пол года назад выбросилась из окна этой самой комнаты. Гостья была без одежды, а из уголков губ, искривленных в насмешливой улыбке, сочились струйки крови.

— Ты пришла за мной? — спокойно спросил Святославский. Гостья молча кивнула. — Ну что же, это тоже выход.

Радош поднялся из кресла, девушка взяла его за руку, подвела к окну и помогла взобраться на подоконник. Затем она, обхватив его ноги за щиколотки, нежно подтолкнула великого гуру вперед. Радош опрокинулся, полетев вниз головой. Его смерть была мгновенной. Свет в глазах Святославского померк. В кромешной темноте где-то впереди начало разливаться чудесное сияние. В нем четко просматривались две фигуры: красивый юноша с большими белыми крыльями и уже знакомый Радошу старец в богатом облачении. Их лица были печальны. Святославский потянулся туда к свету — там было хорошо и спокойно, его душа рвалась в этот дивный мир, но путь ему преградили маленькие злобные существа, одетые в черные лохмотья. С их появлением вокруг распространилось отвратительное зловоние, раздался резкий свист и громкий безумный смех. Двое существ подхватили Радоша под руки и потащили назад, удаляясь от прекрасного манящего света. Остальные чудища пустились в пляс, высоко подбрасывая уродливые конечности. Надтреснутыми голосами они исполняли одно из самых любимых «песнопений» в «Церкви Сына Царствующей»:

Россия, встань скорей с колен! И сбрось с себя ублюдков тлен! Разрушим РПЦепей плен И всем врагам покажем хрен!

Группа спецназа так и не начала штурм резиденции Святославского. Майор Синицын был уже готов отдать приказ «Вперед!», как поступила команда из Москвы прекратить операцию и более не вмешиваться в это дело. Майор был исполнительным офицером, он не стал задавать лишних вопросов. Чиновник, курировавший красноярского гуру, честно решил проблему Святославского, но вот ответить на второй его звонок не смог, поскольку получал в тот момент разнос от высокого начальства.

* * *

Светлана Леонидовна, Митрич и я вошли в церковь вслед за отцом Василием. Прихожан в пятницу было немного. Мы встали в сторонке слева, а священник вошел в алтарь.

— Денис, помоги! — раздался тихий взволнованный голос Дорохова. Обернувшись, я увидел, что Митрич поддерживает Светлану, потерявшую сознание. Я мигом подскочил к ним и помог усадить тещу на скамейку. Через мгновение Светлана пришла в себя. Она удивленно озиралась по сторонам.

— Что со мной?

— Ты отключилась на мгновение, — Дорохов был слегка взволнован. — Наверное, здесь душно.

— Да, наверное, — неуверенно ответила женщина.

— Тебе лучше?

— Да, все в порядке. Я посижу пока.

Через пару минут вышел отец Василий, неся в руках Крест и Евангелие. Встав возле аналоя, он первым подозвал меня. Исповедь не заняла много времени, священник, накрыв меня епитрахилью, прочитал разрешительную молитву.

Настала очередь тещи. Она поднялась со скамейки и направилась к аналою. На пол пути ее ноги подкосились, и она медленно осела на пол. Мы с Митричем подскочили в один миг.

— Ничего, ничего, это бывает, — отец Василий был на удивление спокоен. — Вот, дорогие мои, не так все просто. К сожалению.

Священник вошел в алтарь и принес оттуда небольшую бутылку и маленький флакончик с кисточкой. Батюшка окропил тещу Крещенской водой и помазал освященным маслом. Светлана открыла глаза.

— Опять? — она с удивлением озиралась по сторонам.

— Все в порядке, Светлана. Как вы себя чувствуете?

— Голова побаливает.

— Попробуем встать?

Светлана Леонидовна поднялась на ноги и неуверенной походкой подошла к аналою. Священник встал рядом, поддерживая ее под локоть. Мы с Дороховым отошли на свое место.

Через несколько секунд произошло то, что заставило кровь похолодеть в моих жилах. Теща резко вскинула голову, спина ее напряглась. Она оттолкнула от себя руку отца Василия, и схватила его за грудки. Я услышал прямо-таки звериный рык. Две бабушки, стоявшие поблизости, обернулись и начали часто креститься, не решаясь подойти ближе. Я кинулся на помощь первым. Лицо тещи было перекошено злобой, ее руки вцепились в священника мертвой хваткой. Безумные глаза источали злобу. Я попытался оторвать ее руки от батюшки, но все мои попытки оказались тщетны. На помощь подоспел пришедший в себя Митрич, но даже вдвоем мы не смогли оторвать Светлану Леонидовну от священника. Отец Василий попросил подать ему лежащий на аналое Крест, и, взяв его в правую руку, приложил ко лбу тещи. Глаза ее закрылись, тело обмякло, и она упала в объятия Дорохова. Батюшка поправил облачение.

— Отче, это беснование? — высказал я страшную догадку.

— Увы, это оно.

— Что?! Вы о чем?! — Дорохов был не в себе.

— Т-с-с-с-с-с, — отец Василий приложил палец к губам. — Спокойно, я все объясню, только несколько позже. Сейчас все стоим на службе и молимся, а разговаривать будем дома.

— Да чтобы я…! — Дорохов выбежал из церкви и до конца службы ждал нас на улице.

Я причастился, служба кончилась, и мы отправились к отцу Василию домой.

— Но что это было?! Что?! — Митрич сидел за столом в гостиной напротив отца Василия, вид у него был растерянный. Светлана Леонидовна сидела рядом, глядя в пол.

— Измена Богу редко проходит без последствий. Святославский, как и любой сектант, служит сатане, и все так называемые обряды посвящения, практикуемые в любой секте, являются не чем иным, как отречением от Бога и клятвой на верность дьяволу. Да, его имя не произносится открыто, но это вполне закономерно — сатана есть лжец и отец лжи.

— Батюшка, но это сатанисты ему служат, а Радош говорил о едином Боге!

— Да, это он так говорил, но об истинном положении дел свидетельствуют его дела.

— Так что же со Светланой?

— Она попала в руки беса. Падший ангел получил над ней сугубую власть. Понятно, что ее покаяние не входит в его планы.

— Какие планы?! — Дорохов почти кричал.

— Иван, да вы успокойтесь. Здесь криком не поможешь. План по поводу любого человека у дьявола один — погубить душу: все подстроить таким образом, чтобы человек без покаяния с тяжкими смертными грехами ушел в жизнь вечную.

— Батюшка, надежды больше нет? — Светлана Леонидовна говорила тихо, из глаз ее текли слезы.

— Надежда, Светлана, есть всегда. Мне кажется, что все произошедшее попущено Богом для того, чтобы показать вам, насколько серьезно то, что вы совершили. Вспомните, сколь беспечны вы были вчера.

Теща потупилась, а Митрич опять ринулся в бой.

— То есть вы хотите сказать, что Бог ей теперь мстит?!

— Нет, конечно, я не хочу так сказать. Бог никому не мстит, а вот смирять — смиряет. Так что всем надо успокоиться для начала.

— Ну, а потом? — Дорохов никак не мог совладать со своим раздражением.

— Потом все, кто хочет, будут молиться, в первую очередь Светлана. Если Богу будет угодно, то Он исцелит ее несчастную душу.

— Если будет угодно. Да что это такое?! Разве так можно?!

— А вы хотите с Ним поспорить?

— Митрич, расслабься. Тебя явно заносит не туда! — я больше не мог слушать подобную дерзость. Дорохов насупившись замолчал.

— Светлана, я правда не знаю, когда и как Господь решит избавить вас от этой беды. Здесь главное терпение и смирение. Молитесь, кайтесь и уповайте на Господа.

— Да, но как я могу покаяться, если бес меня не допускает к Исповеди?

— Поймите, Светлана, демон без попущения Божия ничего сделать не может. Так что молитесь и, если Господу будет угодно, то свершится над вами Исповедь и, возможно, утратит бес над вами такую власть.

— Возможно?

— Да. К сожалению, бывает, когда человек остается одержимым до самой смерти.

— И что, в таком случае душа его идет в ад?

— Почему?! Если человек старается искренне бороться с бесом, то это самый настоящий подвиг. Подвиг ради Бога.

Атмосфера за столом немного разрядилась. Мы с Митричем отправились на кухню приготовить обед, а отец Василий остался со Светланой Леонидовной наедине, чтобы объяснить, что делать дальше.

— Дэнис, тут что с ума все посходили?! — Дорохов говорил шепотом.

— В смысле? — я спокойно помешивал в кастрюльке соус для спагетти болоньезе.

— Ну бесы, дьявол, одержимость! Это какое-то плохое кино!

— Ваня, ты своим глазам и ушам доверяешь?

— Ну. А что ты хочешь сказать?

— Ты звуки, которые моя теща издавала, слышал? Ты силу в ее руках ощутил? Мы, два неслабых мужика, вдвоем не смогли справиться с хрупкой женщиной.

— Ну не знаю… Наверняка наука знает ответ! — я в голос расхохотался. — Да тише ты!

— Не, Митрич, ну уморил! Я вспомнил свой первый школьный урок химии, когда наша химоза — ярая атеистка и руководитель партийной организации школы — устроила нам «урок атеизма». Она что-то долго смешивала в пробирке, жидкость меняла свой цвет, дымилась и бурлила, а потом выпал бурый осадок. Учительница победно подняла стекляшку над головой со словами: «Вот! Все видели?! Это и есть доказательство того, что Бога нет!»

— Дэнис, тебе все смеяться, а мне вот грустно. Я люблю Светку, а тут такие дела…

— А ты ее бесноватую любить не хочешь?

— Блин, во слова-то! Я ее любить буду хоть калекой, но мне знать надо, что с ней и как теперь поступать.

— Так ты батюшку слушай. Отец Василий дело говорит, поверь мне.

— Ох… Обложили со всех сторон. Пойми, не верю я во все это!

— Митрич, ты оглянись вокруг! Вчера утром меня разбудила жена. Она, находясь в Москве, почувствовала, что с мамой что-то не в порядке, и мы с ней молились за вас. И именно в этот день вы и бежали. Совпадение? А сегодня в церкви что было? Тоже случайность? А про сон свой забыл?

— Какой сон?

— Какой… Ты, Митрич, напоминаешь мне того мужика из анекдота. Вернулся муж — мастер спорта по боксу — раньше времени с соревнований, а у жены любовник. Бедняге делать нечего — сиганул он с десятого этажа, решив, что так смерть будет менее мучительной. Летит и думает: «Господи! Если оставишь меня в живых, я жене изменять перестану, с детьми буду каждые выходные гулять, курить и пить брошу! Господи, только спаси!» Тут подул сильный ветер, горе-любовника отнесло в сторону, упал он на густое дерево, потом соскользнул на мягкие кусты и плюхнулся в глубокую канаву. Встает, ощупывает себя — ни одной царапины. «Ну ведь надо! И десяти секунд не летел, а сколько всякой ерунды в голову пришло!»

Дорохов даже не улыбнулся. В глубокой задумчивости он машинально нарезал сырокопченую колбасу.

* * *

— Да, говори! — Шпаллер ответил на звонок после первого же гудка.

— Мы нашли водилу, который подобрал беглецов на въезде в город. Мужик говорит, что при них была большая спортивная сумка — судя по всему, тяжелая.

— Ты уверен, что это они?

— Да, водила узнал их на фотографии. Кроме того, мужик все за правое плечо держался. Все сходится.

— Где он их высадил?

— Ребята осторожные, вышли на автобусной остановке. Теперь вопрос, не добираются ли они до места на перекладных? Или просто вышли недалеко от хаты, где сейчас и залегли.

— Сделаем так. Район, где они вышли, прочесать. Подключите участковых, ментов, братву. Параллельно продолжайте поиск бомбил, которые могли их подобрать в указанном районе.

— Понял, отбой.

* * *

После раннего обеда прибранный стол украсили чайник и чашки. Мы принялись обсуждать план своих дальнейших передвижений. Отец Василий, разложив на столе автомобильную карту, описал несколько возможных маршрутов, но обсудить их толком не удалось. Митрич неожиданно почувствовал себя плохо. Померили температуру — градусник показал 39,6.

Священник тут же вызвал доктора. Приехав через час, врач осмотрел Дорохова и немного успокоил присутствующих. Рана воспалилась, но оперативного вмешательства не требовалось, больному необходим полный покой. Выписав более сильный антибиотик, доктор уехал.

Все произошло, когда отец Василий ушел за лекарством…

В дверь требовательно позвонили. Мы все вздрогнули и разом притихли.

— Откройте, милиция, — раздалось из-за двери.

Я на цыпочках прокрался в коридор и осторожно посмотрел в глазок. За дверью стояли двое мужчин, один из них — в милицейской форме. Второй очень сильно походил на «братка» образца начала 90-х. Я превратился в слух.

Открылась дверь соседней квартиры.

— Марья Семеновна, здравствуйте, а где отец Василий?

— Вышел, кажись, — раздался скрипучий старушечий голос.

— Он один сейчас?

— Вроде один. Семью на дачу увез.

— А гостей у него не видели?

— Не, не видела, я сама только вчерась из больницы вернулась, два дня продержали, думали перелом, а оказался сложный вывих. Они же сейчас совсем ничего не понимают. И чему только их в институтах учат, вот раньше, помню, врачи были, это да. Помню, придешь в поликлинику, а тебе…

— Все понятно, бабуля, — сказал «браток», — а у вас-то гостей нет?

— Да кому я нужна, старая?

— Попить не дадите, в горле все пересохло.

— Заходи, милок, заходи.

Парень вышел через минуту.

— Все чисто, никого. А здесь что, поп живет?

— Ага, думаю, у него врядли кто-то может скрываться.

— Все равно надо проверить.

— Что, ждать будем?

— Давай пока наверх, там посмотрим.

Я бесшумно вернулся обратно в гостиную и набрал номер мобильного телефона священника. Из спальни раздалась мелодичная трель.

— Что такое не везет, и как с ним бороться, — прошептал я. — Батя мобилу дома забыл.

— Как же его предупредить? — теща, сидя на стуле за столом, боялась пошевельнуться.

— Ума не приложу.

Через пару минут за дверью послышалось позвякивание связки ключей, а потом голоса.

— Здравствуйте, отец Василий. Как хорошо, что я вас встретил.

— А-а-а-а, добрый день, Алексей. Как служба?

— Нормально. Батюшка, у вас дома гостей нет?

— Нет, Алексей, я один. Своих на дачу отвез. А что случилось?

— Да служба, будь она неладна. Если кого подозрительного увидите, дайте знать. Мы ищем мужчину и женщину. На вид лет 40–50. При них большая спортивная сумка бордового цвета.

— Обязательно, — священник вошел в квартиру, закрыл дверь и привалился к ней спиной. Он был бледен.

— Ну что, квартиру попа проверил? — раздалось с улицы. Разговор был хорошо слышен из приоткрытой форточки.

— Да, встретил отца Василия, у него никого.

— Ты в квартиру заходил?

— Нет, на слово поверил. Это же поп, ты чего?!

— Слушай, лейтенант, нам сказано проверить тщательно. Я не знаю, как твое начальство, но мое в случае чего башку открутит. Пошли!

Через несколько секунд в дверь опять позвонили.

Я в ужасе посмотрел на священника.

— В окно! — одними губами прошептал он.

Схватив ветровки и обувь, мы с тещей быстро прошли в спальню, окна которой выходили на противоположную от подъезда сторону. Светлана Леонидовна помогла подняться Митричу, пока я открывал окно.

— Ой, кто там?! — громко крикнул отец Василий.

— Отец Василий, это я, лейтенант Смирнов. Я забыл у вас кое что спросить.

— Алексей, подождите пару минут, пожалуйста.

— Ну, с Богом! — священник перекрестил нас. — Мне лучше не звоните, не известно, удастся ли мне запудрить им мозги. Если смогу, позвоню вам сам. Да, лекарства! — батюшка сунул мне пакет с таблетками. Мы благополучно покинули квартиру и, стараясь не привлекать к себе внимания, пошли к дороге.

* * *

Отец Василий открыл входную дверь.

— Батюшка, вы позволите нам осмотреть вашу квартиру, — тон участкового был миролюбивый.

— Нет, не позволю, — столь же спокойно ответил священник, — у меня не прибрано, да и водить по своей квартире экскурсии сегодня в мои планы не входило.

«Браток» бесцеремонно оттолкнул милиционера и попытался пройти в квартиру, но сдвинуть священника у него не получилось. Парень злобно оскалился.

— Слышь ты, святой отец, давай в сторону, а то обижу!

— Меня трудно обидеть, сынок. А чего это ты так нагло со мной разговариваешь? Ты, поди, и с прокурором так же говоришь? — «братка» более изумили не сами слова, но абсолютно спокойный тон священника.

— Так прокурор дело другое.

— Понятно, что другое. Он тебя всего-навсего закрывает на определенный срок, а вот я, когда тебя ко мне принесут, буду отпевать в жизнь вечную. Смерти совсем не боишься? Бога и служителей Его тебя старшие товарищи уважать не учили?

Парень растерялся вконец. Он стоял и тупо хлопал ресницами.

— Так это, батюшка, служба у меня такая… Надо квартиры проверить, беглецов ищем. У меня же тоже начальство, ну войдите в мое положение.

— Вот это другой разговор. Я, знаешь ли, хамства не переношу, но вот просьбу уважить могу. Проходи, только разуйся, матушка моя грязи не переносит.

Незваный гость послушно разулся и вошел в квартиру, священник остался в коридоре вместе с участковым. Лейтенанту явно было не по себе, он стоял молча, опустив глаза в пол. Священник тоже молчал. «Браток» вернулся через несколько секунд.

— Все в порядке, батюшка, простите, если что не так, — парень второпях обувал кроссовки.

— Я не обиделся, а Бог простит. Тебя как звать, брат?

— Толяном кличут.

— Анатолий стало быть. Ты, раб Божий Анатолий, 1-ю Градскую больницу знаешь?

— А то!

— При ней храм есть. Я там служу. Зовут меня Василий. Приходи, поговорим.

— О чем? — парень серьезно смотрел священнику в глаза.

— А разве не о чем? — Батюшка был столь же серьезен. Повисла пауза. Анатолий сглотнул комок в горле.

— Приду, — ответил он и выбежал из подъезда. Пораженный увиденным участковый медленно развернулся и тоже зашагал к выходу.

* * *

— Слушаю! — Внешне Шпаллер был совершенно спокоен.

— Весь район прочесали, их нет.

— Понял. Продолжайте работу по утвержденному плану. И подключайте к поискам местное телевидение. Отбой!

* * *

Мы шли к дороге, обсуждая сложившуюся ситуацию.

— Митрич, куда поедем?

— Откуда я знаю? — Дорохов был бледен, как полотно, его лицо было густо покрыто каплями пота. — На улице болтаться опасно, особенно в этом районе. Надо ловить вменяемого водилу и мотать отсюда, а потом уже думать, что делать.

— Но куда мотать? Нам надо внятно объяснить водиле куда ехать, чтобы не привлекать внимания, а то нас враз вычислят.

— Думаю, в любом случае надо из города выбираться, и ехать придется на юг, трасса М54. Батюшка говорил, что отсидеться можно на озере Белё в Хакасии — это километров 300 от Красноярска. Но на выездах из города посты ГАИ, надо все обмозговать как следует, перед тем, как выезжать.

— Я все понял.

Тем временем, мы вышли к дороге, и я поднял руку, пытаясь остановить такси. У бордюра тормознула ухоженная девятка.

— Вам куда? — на вид водителю было лет 27, одет просто, непослушные густые волосы редкого пепельного цвета пострижены коротко. Кожа на руках загрубела, но видно, что человек следит за собой: одежда чистая, сам гладко выбрит.

— Нам нужна южная трасса, — начал я как можно более беспечным тоном, — М54, вы не знаете какой-нибудь приличной кафешки недалеко от выезда из города?

— Понятно. Это Свердловская улица. Знаю я там одно приличное место. Садитесь.

Ехали мы долго: пришлось пробираться через центр города, мост через Енисей оказался забит, многочисленные дачники в пятницу ехали за город. Наконец машина остановилась у уютной кафешки. Вывеска «Хуторок» весело подмигивала ярким неоном. Я рассчитался с водителем, и мы отправились в заведение.

* * *

Группа менеджеров Красноярского Электрохимического завода на большом комфортабельном автобусе ехала на отдых в Хакасию. Путь был не близким — от Зеленогорска 100 километров до Красноярска, где к отдыхающим присоединились четверо сотрудников красноярской администрации, и затем около 300 км на юг до озера Шира.

В плотном трафике автобус медленно пробирался по улицам Красноярска.

— Ребята, и чего мы в такую даль поперлись? Полдня будем ехать! — молодая женщина лет тридцати жеманно надула губки.

— Галочка, ты не представляешь, какая там красотища!

— Да ладно, Коля, красивее нашего Зеленогорска на свете нет!

— Это точно! — собеседнику Галочки было лет сорок. Он уже прилично «заправился», распространяя вокруг себя густые алкогольные пары. — Так! Это тост! Всем налить! За наш Зеленогорск! — лихо сдвигаемые металлические стаканчики из походного набора издали глухой звук.

— Эх, и на брудершафт выпить не с кем! — опять привлекла к себе внимание Галочка.

— Да ты что?! Столько мужиков вокруг!

— Ага, вы все женатые, да и город у нас — хуже деревни. Эх…

— Галочка, ты лучше закуси! — Николай вынул из сумки два пластиковых корытца: в одном были заботливо разложены разномастные соленья, а в другом мясная закуска домашнего приготовления: курица с аппетитной румяной корочкой, свиной окорок, порезанный крупными ломтями и копченые колбаски. — Зря что ли моя Люська старалась? Говорит, что мы без закуски до места не доедем!

— Мальчики, — Галочка демонстративно нахмурилась, — а никто не додумался захватить с собой биотуалет?

— Галка, мы же на природу едем, какой туалет?

— Ага, на природу, а сейчас вон город вокруг, и конца и края ему нет. И чего делать?

— Надо тормознуть где-нибудь. Слышь, Петро, можешь нам туалет организовать?

— Мы так до завтра не доберемся! — водитель зло чертыхнулся.

— А чего?! — Сосед Николая, дремавший у окна, протер сонные глаза. — У нас времени вагон! Зря что-ли шеф дал столько отгулов! Я вот выпить хочу, например!

— Так это не проблема, Славик! — Николай достал стакан и бутылку водки.

— Нет, я так не хочу! Давайте тормознем у какой-нибудь кафешки, сядем как люди, халдей нам принесет запотевшие рюмочки, огурчики, грибочки, выпьем, закусим, Галка вон пос… Ой! — Мужчина, изобразив ужас на лице, прикрыл рот рукой. — Пописает, да и поедем себе дальше.

— Мужики, заканчивайте! Мы так никогда до места не доедем! — водитель начинал злиться.

— Петро, брось кочевряжиться! Дай людям нормально отдохнуть. Ну, Коля, ты как?

— Да я что, как Борисыч, наш самый серьезный член… команды! — Все расхохотались и посмотрели на пассажира, сидевшего впереди на откидном сиденье. Холодный взгляд серо-стальных глаз выдавал в нем действующего или бывшего сотрудника серьезных силовых структур.

— Я не против, — спокойно сказал Борисыч. — Петя, притормози у какой-нибудь кафешки. — Водитель спорить не стал.

Минут через 15 автобус припарковался. Мигающая вывеска «Хуторок» приглашала войти внутрь.

* * *

Мы сидели за столиком кафе и обсуждали свои дальнейшие планы. Пока никакого толкового решения в голову не приходило. Впереди был пост ГАИ, на котором скорее всего тщательно проверяют автотранспорт. Если бы Митрич был здоров, то можно было бы обойти пост пешком, что, вообще говоря, тоже весьма опасно: в милиции, а тем паче у Святославского тоже не дураки. Дорохов хорохорился и убеждал нас, что он без проблем прошагает хоть 10 километров, но нам со Светланой Леонидовной было совершенно ясно: такое решение трудно назвать разумным.

Неожиданно в кафе стало тесно. Внутрь ввалилась веселая компания.

— Человек! Человек! — громко звал официанта мужчина лет 40. — Иди сюда! Меня Коля зовут. Слушай здесь! Нам надо по-быстрому организовать поляну, всем замороженной водочки и легких закусочек — ну там селедочка, грибочки, огурчики, капустка. Понимаешь?

Официант кивнул, радушно улыбаясь.

— Все сделаю!

На помощь подошел еще один официант, и они вдвоем мигом сдвинули несколько столов, расположенных с нами по соседству. Гости расселись. Выпивка и закуски не заставили себя долго ждать.

— Ну, за классный отдых и его успешное начало, — Николай поднял рюмку. Все выпили.

Мы сидели молча, обдумывая ситуацию. Соседи же шумели все громче.

— Какой симпатичный мальчик! — раздалось сбоку. Я невольно поднял глаза и встретился взглядом с нетрезвой молодой женщиной.

— Галка, веди себя прилично!

— Нет, ну чего, я же искренне! Ну ребята… Да погодите вы! Ну я выпить с ним хочу! — дама схватила две рюмки — свою и соседа — и выскочила из-за стола, направляясь ко мне. — Молодой человек, вы не откажетесь со мной выпить?

Я поднялся со стула и сделал шаг навстречу.

— Легко!

— Я Галочка, а вас как зовут?

— Денис.

— Ну, Дениска, за знакомство?

— За знакомство!

Мы выпили, и Галочка полезла целоваться. Я мягко отстранился.

— А чего? Мы разве не на брудершафт пили?

— Галочка, там за столом сидит моя теща, — я говорил шепотом, выразительно округлив глаза.

— Ё-мое! — моя собеседница была искренне расстроена.

— Галочка, ты чего там с парнем делаешь, айда вдвоем к нам!

Меня взяли под руки и усадили за стол. Слева от меня сидел Коля, который явно был в этой компании заводилой, а Галочка, видимо, отправилась в туалет. Мне усиленно подливали в рюмку, и я никак не мог покинуть гостеприимный стол. Дорохов уже бросал на меня изумленные взгляды.

— Дэнис, ты чего такой хмурый?

— Да вот поехал с родственниками отдохнуть за город, а все сорвалось. Машина сломалась, водитель увез ее в сервис. Вот сейчас посидим, да вернемся домой. А я размечтался о неделе отдыха, — мне приходилось сочинять на ходу. Казалось, что мысли, приходящие в голову, опережают сознание.

— Кстати, а вы куда ехали?

— Ой, и не помню, идея была не моя. Кажется, на Белё.

— Классно! А мы на Ширу — это рядышком с Белё! Может, айда с нами?

— Вот это поворот! Сейчас пойду спрошу у своих!

«Большая компания… С одной стороны, это не здорово — хоть один, а запомнит. С другой — они выпившие все, веселые. Да и затеряться в большой компании проще», — мысли промчались в голове в один миг. Подойдя к столу, я шепотом изложил своим спутникам неожиданно возникший план. Дорохов молча кивнул.

— Дядька с сестрой согласны и очень вам благодарны. — Позже я пытался вспомнить, почему решил представить Светлану Леонидовну своей сестрой, а Дорохова — родным дядей. Мне никак не удавалось придумать, кем же мне должен быть Дорохов, если Светлана Леонидовна моя теща, и где в таком случае моя жена — ее дочь. Решение возникло в голове само собой.

— Ну так это здорово! Борисыч, — Коля обратился к неулыбчивому мужчине лет 50, — мы можем взять с собой трех попутчиков?

Колючий взгляд царапнул меня, обдав холодом.

— Без проблем. Свободные места есть. Кстати, Коля, нам бы ехать уже.

— Да, пора! По машинам! — зычно крикнул Николай. — Галочка, ты пописала, рыба моя?

— А как же! — женщина в очередной раз окинула меня сочувствующе-печальным взглядом.

— Светка, дядя Ваня! Нас берут с собой! — крикнул я своим.

— О! Как это здорово! — подыграла Светлана Леонидовна. — Дядь Вань, я тебе говорила, мир не без добрых людей!

— У тебя какие-то странные отношения с тещей? — На улице Галочка преградила мне путь к автобусу, подозрительно глядя в глаза.

— А ты поверила?! Да это сеструха моя, Светка!

— Поганец! Ну держись! — Галочка, смутившись в последний момент, положила мне руки на грудь и нежно поцеловала в губы. Опешив от неожиданности, я остолбенел. «Блин, как неудобно, еще теща скандал закатит», — крутилась в голове мысль. Оглядевшись, я увидел Светлану, поднимавшуюся в автобус. Щеки мои пылали.

Митрич со Светланой Леонидовной пробрались на свободные места в самом конце салона, а я сел рядом с Борисычем и Николаем. Автобус тронулся. Мне в руки сунули стаканчик с водкой.

— А что, ваши спутники к нам не присоединятся? — спросил Борисыч как бы между прочим.

— Дядька немного захворал, да и не пьет он у нас совсем.

— Тогда, может быть, очаровательная сестра сможет скрасить дальнюю дорогу? — при упоминании Светланы Леонидовны взгляд собеседника заметно потеплел. Повинуясь внутреннему чутью, я кинулся в хвост салона. Митрич дремал, забившись в угол на заднем сиденье, Светлана Леонидовна сидела рядом. Я шепотом объяснил ситуацию. Теща все поняла сходу, безропотно отправившись за мной. Идя назад, я с удовлетворением отметил, что Галочка уснула, положив голову на плечо соседу.

— Как приятно, что вы согласились к нам присоединиться, — Борисыч был сама галантность.

— Ну, давайте знакомиться! Николай. А это — Борисыч, наш главный цербер, глава службы безопасности, страшный человек.

— Светлана, — теща слегка покраснела.

— Меня зовут Сергей. И не слушайте этого балабола, — Борисыч полез в свою сумку и вынул бутылку шампанского. — Выпьете с нами?

Светлана Леонидовна вскользь бросила взгляд на бутылку и сказала с искренним удивлением:

— «Дом Периньон»? Какая роскошь?!

— А вы разбираетесь в шампанском?! — в свою очередь удивился Сергей. — Я сам не знаю, зачем взял эту бутылку, наверное, судьба — вы не находите?

Светлана Леонидовна промолчала, скромно потупив взгляд.

Автобус ехал все медленнее, пока совсем не остановился. Борисыч, казалось, этого не замечал. Он откупорил бутылку, налив Светлане Леонидовне стаканчик благородного напитка. На шутки и подколки Николая он отвечал невпопад и практически не сводил с тещи глаз.

Автобус медленно двигался, периодически останавливаясь. Минут через 15 я увидел впереди пост ГАИ. Милиция останавливала практически каждую машину.

— О! Чего это они сегодня? — язык Николая заплетался. — Совсем офигели!

— Какая-то спецоперация. Ищут кого-то, — Борисыч посмотрел мне прямо в глаза, а я не успел отвести взгляд.

— Света, как там ваш спутник? С ним все в порядке?

— Да, пойду проверю, — теща быстро ушла в конец салона. Я было хотел пойти следом, но Сергей меня удержал. — Дэнис, давай выпьем что ли? — он налил мне водки. На меня опять смотрели колючие серые глаза.

Тем временем автобус по приказу инспектора съехал на обочину и остановился.

Гаишник поднялся по ступенькам в салон, я повернулся ко входу спиной, сделав вид, что ищу что-то в кармане сумки, заметьте, чужой сумки!

— Командир, что за дела?! — Борисыч был недоволен, даже груб.

— Рот закрыли и из автобуса все, — страж порядка также не отличался любезностью.

— Так, парень, обороты сбавь, здесь не дети. Вот ксива, — о происходящем за спиной я мог лишь догадываться по словам.

— Ой, извините, тут такой дурдом. Понимаете, у меня приказ, не могли бы вы…

— Нет, мы не могли бы.

— Но у меня приказ, я не могу…

— Мне позвонить? — в голосе Сергея зазвучал металл.

— Кому? — инспектор опешил.

— Маме твоей, сынок! Ты должен преступников искать? Вот иди и ищи! А честных людей не беспокой! Здесь едут менеджеры Электрохимического завода. Красноярск-45, соображаешь? Еще вопросы есть?

— Счастливого пути!

Захлопнулись двери автобуса. Я повернулся, вытирая испарину на лице. В руке был зажат стаканчик с водкой. Я машинально опрокинул его содержимое в рот. Борисыч как-то задумчиво посмотрел на меня, но, ничего не сказав, отвернулся.

Вернулась Светлана Леонидовна. За разговором три часа пути прошли незаметно. Автобус съехал с трассы, свернув направо.

— До Белё еще минут сорок, — словно прочитал мои мысли Борисыч.

Сослуживцы уже достаточно отметили отъезд на отдых: некоторые дремали в креслах, некоторые кучковались по интересам. На улице стемнело, в салоне автобуса стало особенно уютно, редкие огни, быстро проносясь за окном, выхватывали лица спящих или веселящихся людей. Светлана Леонидовна, извинившись, отправилась на свое место к Дорохову.

— Пойдем, поговорим, — Борисыч указал на пару свободных сидений справа по ходу движения автобуса. Я повиновался. — Давно с зоны откинулся? — странно, но вопрос меня не удивил.

— Несколько дней.

— Большой срок?

— Нет, полтора года, убийство по неосторожности, освободился по УДО.

— Серьезно? И справка есть?

Я молча протянул бумагу.

— Интересно. Я думал, что у нас это практически невозможно.

— За меня Соколов хлопотал.

— Прокурор?! — казалось, собеседник сейчас потеряет дар речи.

— Да. Мы давно знакомы.

— Ну, Дэнис, мне верится в это с трудом. Во-первых, при таких знакомствах сесть практически невозможно, а во-вторых, ты бы тут не скрывался от местных ментов.

— Все возможно в этом безумном мире, Борисыч, — заметил я. — Это очень длинная история, рассказать все равно не успею, просто поверь на слово. И, знаешь, когда Бог что-то решит, уже никто и ничто не в силах изменить.

Мы надолго замолчали.

— А ты прав, Дэнис. Абсолютно прав. Я же сам из ментов. И такого насмотрелся… Так и есть! И Бог есть! Сам не знаю, что на меня сегодня нашло. Ты не поверишь! Сомнения у меня появились еще в кафе, но когда увидел пост ГАИ и твою побледневшую физиономию, сразу все понял и решение принял. Ты же из всех троих самый здоровый. Вот тебя я и хотел скрутить, а баба с хворым мужиком не в счет. А потом мысль в голове: «Ты же мент! Разве не видишь, кто перед тобой? Какие они к лешему преступники?!» Ну и сестра твоя, Светлана… Удивительная женщина. От нее словно свет какой-то исходит. Вот так и получилось, Дэнис.

— Чудеса, — ответил я, выдержав паузу. — Но, знаешь, Борисыч, у меня такое чувство, что в последнее время в моей жизни одни сплошные чудеса. Да и раньше так было, надо только смотреть на жизнь повнимательнее.

— Да… Так вы от кого бежите?

— От Святославского.

— Сука! — Борисыч со всей силы ударил кулаком по своей левой ладони. — Тварь! Скольких людей он на тот свет отправил, погань! Теперь я понимаю, чего это так много энтузиазма у местных ментов. Слава Богу, не сдал я вас, не взял греха на душу. Кстати, а с приятелем твоим что?

— Ранен. Серьезного ничего нет, просто надо отлежаться, антибиотиков попить.

— Но у вас и документов нет?

— Только справки об освобождении. А теща моя…

Борисыч вскинул глаза:

— Светлана?!

— Поверь, на самом деле теща! — мой собеседник рассмеялся. — Да… Так вот, теща вообще в секте была, у нее никаких документов нет.

— А она замужем? — Сергей попытался задать этот вопрос непринужденным тоном.

— Нет.

— Вам надо у Белё в частном секторе остановиться. Я вам помогу. И, кстати, ты расслабься немного. По моим данным, у Святославского в Хакасии связей никаких, а мы недавно пересекли границу Красноярского края.

— Интересно, а в каких близлежащих областях он может еще нам навредить?

— Ну, его головорезы тебя могут искать где угодно, а вот милиция… — он задумался. — Слышал, что есть у него хорошие завязки в Кемеровской области, в Новосибирске. Так что выбираться вам непросто.

— Благодарю, Борисыч, пойдем выпьем!

Въехав в поселок, автобус поколесил немного по узким улочкам, пока не остановился у добротного домика, принадлежавшего чете пенсионеров. Борисыч договорился с хозяевами, и мы вышли из автобуса.

Дорохов отправился в дом, а мы задержались на улице. Я пожал Борисычу руку и вошел в калитку. Обернувшись у входа в дом, я увидел как Сергей обнял Светлану на прощанье.

В доме все было просто, но очень добротно. В нашем распоряжении оказались две комнатки. Из окна одной из них открывался чудесный вид на озеро, ее мы с Митричем и уступили единственной даме в нашей компании. Хозяйка Клавдия Никитична кормила нас на убой, а хозяин Григорий Кузьмич получил в моем лице постоянного собеседника и собутыльника. Я созвонился с Соколовым. Информация Борисыча подтвердилась. Нам надо, миновав Кемеровскую и Новосибирскую области, добраться до Омска, откуда можно будет спокойно вылететь в Москву. Александр Иванович долго охал, что ничем пока не может помочь. Обещал держать в курсе новостей по нашему делу.

Митрич быстро поправился. На третий день у него спала температура. Но начались проблемы со Светланой Леонидовной. Вчера повторилось то, что случилось в церкви. Во время чтения акафиста святителю Николаю теще стало плохо. Она издала несколько ужасных звуков и потеряла сознание. Мне очень не нравились эти симптомы, но я не стал пугать Дорохова.

— Нам пора двигаться дальше, — начал Митрич послеобеденное совещание.

— Да, отдохнули и хватит, — поддержал я. — Куда пойдем? Борисыч говорил, что Кемерово и Новосибирск у Святославского схвачены.

— Но другого пути нет. Придется идти на север, избегая любых видов общественного транспорта, да и вообще передвижения по центральным трассам.

— Проводник нужен.

— Понимаю.

— Вы позволите к вам присоединиться чайку попить? — в дверь просунулась голова Мити.

Сыну хозяев дома Дмитрию было на вид лет сорок пять: слегка лысоватый, с открытым добродушным взглядом. Накануне вечером он прикатил на старенькой шестерке.

— Мить, заходи, самовар еще горячий. Ты чего какой-то хмурый? — начал разговор Дорохов.

— Да проблемы у меня.

— А что стряслось? — участливо поинтересовалась Светлана.

— У дочки с глазами проблема. Нужна операция. В принципе это не срочно, но там очередь, а тут есть возможность все сделать через месяц, но нужны деньги.

Мы втроем переглянулись. Митрич еле заметно кивнул головой.

— Митя, а сколько надо?

— На саму операцию у меня уже есть, но надо в Москву лететь, а у меня там никого нет. Сами понимаете, дорога, жилье, питание. Ума не приложу, что делать. Приехал вон к старикам, да у них тоже негусто.

— Через месяц… — Задумался Митрич. — Мить, тут такое дело. Нам на север надо ехать. Как бы это…

— Так в чем проблемы? Вон автобус ходит, — Дмитрий забавно захлопал длинными, словно подкрашенными, ресницами.

— Мить, нам помощь нужна, а деньги есть. Сколько надо, столько и будет, — я решил говорить откровенно. — Дело это опасное.

— А чего случилось? Вам вообще куда надо?

— Нам вообще в Москву надо, только документов нормальных у нас нет, кроме того, ищет нас милиция и бандиты.

— Оба-на… — Дмитрий враз посерьезнел. — А чего натворили?

— А одному гаду дорогу перешли. Поверь, Мить, мы не преступники, просто так сложилось, — я ставил себя на место Димы. Господи, ведь не поверил бы ни одному слову!

— Ну рискнуть оно, конечно, можно. Только куда ехать-то?

— Да кто его знает. По всему видать, что ищут нас помимо Красноярского края в Кемеровской и Новосибирской областях. Так что нам надо до Омска как-то добраться. Общественный транспорт и центральные трассы сразу отпадают.

Митя задумался. Чем больше он размышлял, тем более кислой становилась его физиономия.

— Ну я не знаю, это же такое расстояние…

— Мить, да мы не просим тебя до Омска нас доставить. Ты хотя бы помоги часть пути преодолеть.

— Да? Ну это… Вот я хорошо Кемерово знаю, дружбан у меня там живет. Могу вот примерно до Кемерово, ну может не до самого, но туда, в ту степь. Как?

— Годится! Рассказывай!

Следующим утром мы покинули гостеприимный дом. Загрузившись в Митину шестерку, мы поехали на северо-запад в сторону Шарыпово, чтобы оттуда, минуя основные трассы, добраться до поселка Тисуль — районного центра Кемеровской области. Хоть Митя и старался выбирать второстепенные дороги, но все же трассы миновать было сложно. В некоторых местах он объезжал стационарные посты ГАИ по проселочным дорогам. Кое-где мы просто выходили из машины и обходили пост пешком, однако исключить возможность того, что нас просто неожиданно тормознут на трассе, было невозможно. Молиться начал даже скептически настроенный к религии Митрич. Он изредка заглядывал в молитвослов к Светлане Леонидовне и, украдкой крестясь, что-то шептал себе под нос. Теще же становилось все хуже. Иногда взгляд ее затуманивался. Было впечатление, что она приняла наркотик.

Митрич почувствовал себя хуже, и нам пришлось сделать незапланированную остановку в селе Парная на озере Большом. К счастью, два двухместных номера оказались свободными, Митя оформил их на свой паспорт. Гостиница, в которой мы остановились, находилась непосредственно на берегу озера. Наши номера располагались в отдельном корпусе, что также было нам на руку. Дмитрий договорился с официанткой в местном кафе, и она накрыла стол на четверых в нашем с Митей номере. Забавно было смотреть на лицо Митрича, когда они со Светланой отправились спать в свой номер. Я театрально погрозил им пальцем, состроив серьезную мину. Теща прыснула со смеха, а Митрич покраснел, как школьник, погрозив за спиной кулаком.

Ночью у Дорохова опять поднялась высокая температура. Опухоль вокруг раны увеличилась, кожа покраснела. Чтобы не привлекать лишнего внимания обслуживающего персонала, мы не стали завтракать, а тихонько собрались и погрузились в машину. Митя сдал комнаты, и мы тронулись в путь. До Шарыпово было рукой подать, там мы надеялись купить антибиотик.

Проезжая мимо красивой недавно отремонтированной церквушки за зеленой оградкой, я обратил внимание на стоящего на обочине священника. Батюшка пытался остановить попутку.

— Мить, тормозни! — водитель остановился. — Батюшка, вам куда? — спросил я через открытое окно.

— В Шарыпово, не подбросите?

— И мы туда же. Садитесь!

Я вылез из машины, усадил священника на переднее сиденье, а сам сел сзади, потеснив Светлану Леонидовну с Митричем. Дорохов задел больное плечо и в голос застонал.

— Что, так болит? — голос мой был озабочен.

— У вас проблемы? — поинтересовался батюшка.

— Да, у нашего приятеля рука воспалилась. Вроде антибиотики пропил, все нормально было, а тут.

— В больницу надо. Не запускайте это дело. Вот в Шарыпово и идите к хирургу.

— Да уж, к хирургу… — видно, в моем голосе прозвучала какая-то обреченность. Батюшка обернулся и посмотрел мне в глаза.

— Или… Можем к целителю Пантелеимону обратиться.

— В смысле?

— Здесь у нас на озере Большом есть чудотворный источник целителя Пантелеимона. Это древнейшая святыня. Источник известен аж с XII века. Можете себе представить, сюда за водой приходили аж с Киевской Руси!

— Мить, притормози пока, — шепнул я водителю.

— Большевики источник уничтожили, — продолжал священник, — на том месте организовали свалку. Но в 2004 году место расчистили, отслужили молебен, и вода забила вновь! Представляете, чудо! Сколько людей здесь исцелилось на моих глазах…

— Да, я тоже много слышал об этом источнике, — подтвердил Митя.

— Батюшка, а у вас есть свободное время?

— Я Литургию отслужил, матушке позвоню, предупрежу, что задержусь немного. Я всегда рад оказаться в этом дивном месте.

— Едем! Отче, показывайте дорогу. — Я принял решение за всех.

Машина остановилась около внушительных размеров креста. Купальня была огорожена с четырех сторон деревянными стенами. Людей у источника не было. Сначала мы зашли вчетвером — священник, Митя, Митрич и я. Мы быстро разделись и по очереди трижды — во имя Отца, Сына и Святого Духа — с головой окунулись в ледяную воду. Сначала организм испытал шок — голову словно сдавило железным обручем, а ноги свело так, что я с трудом поднялся по ступенькам обратно. Но буквально через пару секунд наступило самое настоящее блаженство. Тело наполнилось приятным теплом, согревающим каждую клеточку организма, тихая радость успокоила душу. Я посмотрел на Митрича — его глаза сияли, а на губах застыла умиротворенная улыбка.

— Ух! Хорошо-то как! — словно прочитал наши мысли священник. — Кстати, я так и не представился. Священник Павел. — Мы в ответ назвали свои имена.

Обсохнув пару минут, мы оделись и вышли.

— Отец Павел, моя теща Светлана Леонидовна, — я невольно улыбнулся.

— Да вы что?! — Батюшка искренне изумился. — Денис, у вас такая молодая теща! — Светлана Леонидовна была явно довольна комплиментом. — Ну что, раба Божия Фотиния[17], вы как?

— Ой, я бы рада, да только, — теща смутилась, не зная как объяснить проблему. Я пришел на помощь.

— Батюшка, тут такое дело. Светлане Леонидовне бывает плохо в храме. Ну вы понимаете?

— А, да, кажется понимаю. Лукашка не пускает. Ну, это бывает. Это ведь тоже болезнь, от которой есть лекарство. Одним из сильнейших средств является святыня. Так что надо окунуться непременно.

— Да, но как я… Ну… если мне там плохо станет, а кто со мной пойдет?

— Ах. Да, — отец Павел задумался. — Вот голова дырявая, — неожиданно священник хлопнул себя ладонью по лбу, полез в свой саквояж и достал оттуда длинную льняную рубашку. — Вот, я обычно вожу ее с собой на тот случай, если придет креститься женщина, а рубашку с собой не захватит. Берите, она совершенно новая. Заходите, переодевайтесь, а потом меня позовите и ничего не бойтесь!

Через пару минут Светлана Леонидовна приоткрыла дверь и выглянула наружу:

— Я готова.

— Замечательно. Денис, пойдемте и вы со мной.

Мы вошли внутрь. Теща стояла перед купелью на верхней ступеньке. На ее лице застыл ужас.

— Нет, не могу, страшно, жжет, жжет, — голос ее становился все громче, — ЖЖЕТ!!! — Она закричала каким-то нечеловеческим грубым голосом. — НЕТ!!!

— Ну, ну, ну, тихо, тихо, — отец Павел извлек из саквояжа небольшой крест и подошел к Светлане. Он говорил так, словно перед ним был маленький несмышленый ребенок. — Все хорошо, ничего он с нами не сделает, только спокойно. — Священник перекрестил тещу рукой с зажатым в ней крестом. Светлана Леонидовна покачнулась и схватилась за поручни. Она начала медленно спускаться — ступенька за ступенькой, медленно погружаясь в ледяную воду. Казалось, она не ощущала холода, словно парализованная диким ужасом. Тихий рык периодически раздавался откуда-то изнутри ее тела. Отец Павел подошел сбоку и взял ее за руку.

— Вот так, молодчина! Слава Богу! Целитель Пантелеимон, помоги нам, исцели, защити и сохрани!

Светлана Леонидовна погрузилась в воду по шею.

— Эта вонючая вода! НЕНАВИЖУ! — Это был последний рык, который вырвался из ее рта. — Отец Павел решительно наклонил голову Светланы вниз, — Во имя Отца! — начал он торжественно. Что это? Мне показалось, или действительно я увидел черную змею, словно вышедшую из тела женщины и юркнувшую куда-то вглубь источника? — И Сына! — Второй раз голова тещи ушла под воду, — и Святого Духа! — Светлана в третий раз вынырнула и с удивлением стала озираться вокруг. Она счастливо улыбалась.

— Как хорошо! Господи! Какое блаженство! — теща медленно вышла из купели. — Спасибо вам, родные мои! — она поцеловала меня, а потом священника. Батюшка даже бровью не повел.

— Ну вот и славно. Светлана, вы тут переодевайтесь, не торопитесь, а мы вас ждем снаружи. Пойдемте, Денис.

Митрич уже сидел на заднем сиденье машины и крепко спал. Светлана вышла минут через пять. Мы загрузились в Митину «шестерку» и тронулись в путь. По дороге Светлана вкратце рассказала священнику свою историю, опустив эпизод работы на фабрике по производству наркотиков.

— Значит, исповедоваться у вас так и не получилось? — уточнил отец Павел.

— Да, батюшка, увы. А теперь вот эти приступы. Мне так плохо, вы себе не представляете.

— Я думаю, что их больше не будет.

— Почему?! — Изумлению Светланы Леонидовны не было предела.

— Ну мне так кажется, — батюшка хитро улыбнулся. — А вот Исповедь вам необходима. Если вы готовы, можем попробовать прямо сегодня.

— А не будет со мной так, как в прошлый раз?

— Ручаться не могу, но, думаю, что все будет в порядке.

— Я согласна, если спутники не против сделать остановку.

Я утвердительно кивнул.

Поплутав немного по узким улочкам Шарыпова, Митина шестерка остановилась около величественного каменного собора. Батюшка вышел из машины и направился ко входу в церковь, мы последовали за ним. Священник направился в алтарь. Вскоре он вышел, неся в руках Крест и Евангелие. Батюшка с тещей отошли в сторонку к аналою. Я сел на скамейку, Митрич примостился рядом.

— Дэнис, разговор есть, — прошептал он.

— Чего такое?

— Рука не болит и намокла вся.

— В смысле?

— Ну болеть перестала и температуры нет, голова не болит, — Дорохов был искренне изумлен, говорил он таким тоном, будто рассказывал мне нечто невероятное. — Представляешь?

— А что значит намокла?

— Вся повязка мокрая, и на ветровке пятно проступило.

— Пошли в машину, — мы взяли сумку Светланы Леонидовны, в которой были бинты и другие необходимые для перевязки принадлежности и вышли на улицу. Митя сидел за рулем, дымя папиросой. Разместившись на заднем сиденье, я разбинтовал Митричу руку. Действительно, вся повязка намокла. Обнажив рану, я с удивлением отметил, что опухоль полностью спала, а кожа вокруг раны была слегка розовой — вся болезненная краснота исчезла.

— Прикинь, Дэнис, у меня вся рука была горячей до… — Дорохов, казалось, никак не мог поверить в произошедшее, — до окунания в источник. А потом рану стало слегка дергать, я задремал, а когда проснулся, боли не было совсем.

— Митрич, ты уж выводы сам делай, хорошо? — я обработал рану и наложил новую повязку. Мы вернулись обратно.

Исповедь закончилась минут через 30. Священник накрыл голову Светланы Леонидовны епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Моя теща преобразилась: на щеках горел румянец, а глаза сверкали каким-то неземным счастьем. Казалось, она помолодела лет на десять. Митрич смотрел на женщину влюбленными глазами.

— Отец Павел, как вы думаете, со мной больше не будет того, что случалось раньше?

— Нет, Светлана, не беспокойтесь. Дух лукавый покинул вас, только теперь постарайтесь, чтобы место его в вашей душе не оставалось пустым. Знаете, что в Писании на этот счет сказано? — Светлана отрицательно мотнула головой, — «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит [его] незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого»[18], - процитировал священник по памяти. — А занять это место должна благодать Божия. Так что ходите в церковь, исповедайтесь и причащайтесь. Я, насколько понял, Денис у нас грамотный в этом плане? — Священник посмотрел на меня и улыбнулся.

— Да, батюшка, только я, увы, больше теоретик.

— Отец Павел, — робко подал голос Дорохов, — а тут это… Ну в общем чудо случилось.

— Что такое?

— У меня рука прошла. Рана сильно болела, опухоль, нагноение, температура, а тут вся гадость вышла и боли нет. — Митрич до сих пор выглядел обескураженным.

— Ну и слава Богу! — Отец Павел перекрестился.

— Батюшка, — Светлана Леонидовна потихоньку пришла в себя, обретя дар речи, — я подумала о том, что, наверное мне надо бы как-то Бога отблагодарить за совершенное чудо.

— Прекрасная мысль, Светлана! Лучшей благодарностью для Него будет, если вы никогда не забудете то, что произошло с вами, будете стараться жить по заповедям Христовым и не оставлять Церкви. А прямо сейчас мы можем отслужить благодарственным молебен, согласны?

Мы все закивали головами. Священник сделал необходимые приготовления, но его опять отвлек Митрич.

— Батюшка, простите, но может вы не поняли, ведь на самом деле чудо произошло, а вы…

— Да я верю, Иван! Произошло чудо, но в Церкви чудеса происходят часто.

— Правда? — Дорохов был похож на ребенка. — И даже такие?

— Ой, Иван! Я бы даже сказал, что еще и не такие! Так что давайте радоваться и Бога благодарить. — Митрич еще глубже ушел в какие-то свои думы. Я отчасти понимал его состояние. Чувствуешь себя крайне неуютно, когда рушится прежнее мировоззрение. Кажется, что весь мир переворачивается.

Отец Павел тем временем начал чтение молитв. Минут двадцать, которые длился молебен, пролетели на одном дыхании. Священник поминал святителя Николая и целителя Пантелеимона. Перед моим взором возник лик архиепископа Мир Ликийских Николая, каким я его увидел на небольшой выцветшей бумажной иконке в загородном доме в Перхушково. На душе стало удивительно тепло.

Молебен кончился. Батюшка сказал заключительное «Аминь» и, взяв Крест, всех нас благословил. Неожиданно сверху — где-то под куполом храма — раздался еле слышный хлопок. Мы подняли головы и увидели падающий бумажный листок. Он медленно опускался, кружась и переворачиваясь, пока не упал прямо к ногам священника. Батюшка наклонился и поднял бумагу. Светлана ахнула, закрыв лицо руками.

Мы с Митричем встали у батюшки за спиной, разглядывая находку. На слегка пожелтевшей бумаге черными чернилами от руки был написан текст:

Я, избранная из избранных, прошедшая очищение и призванная служить Господу и единственному пророку его Великому Радошу, становлюсь частью единственной истинной церкви Господа Моего и единственного пророка Его Великого Радоша — «Церкви Сына Царствующей». Я делаю это добровольно, ради Господа моего и единственного пророка Его — Великого Радоша. Ради великой цели — установления рая на всей земле для всех людей — которую ставит передо мной Господь мой и единственный пророк Его Великий Радош, я отрекаюсь:

— от моего имени Светлана;

— от моих родителей;

— от всего моего движимого и недвижимого имущества, завещая его на исполнение воли Господа моего и единственного пророка Его Великого Радоша;

— от любой земной веры, религии, философии и иных убеждений, кроме учения Господа моего, явленного через единственного пророка Его Великого Радоша;

— от Христа и Церкви Его;

— от дочери моей — гнусной христианки.

— от своей воли, отдав ее в руки Господа моего и единственного пророка Его Великого Радоша.

Да пребудет со мной Господь!

Калиока.

Ниже была широкая полоса темно-бурого цвета.

— Это ваше, Светлана? — Священник говорил тихо, почти торжественно.

— Да, батюшка, та самая бумага и… И моя кровь!

— Вот, Иван, а вы говорите, чудо… — Бедный Дорохов! На него было жалко смотреть. Видимо его лимит на удивления уже давно закончился. — Держите, Светлана, это ваше. — Батюшка передал листок Светлане Леонидовне.

Теща долго держала его в трясущейся руке, а по щекам ее катились слезы. Наконец, тыльной стороной кисти левой руки она вытерла лицо и решительно разорвала листок на две части, сложив которые вместе разорвала повторно. Отец Павел взял у нее из рук обрывки бумаги и поджег от лампадки, висящей перед иконой святителя Николая. Бумага вспыхнула ярким пламенем и в считанные секунды сгорела дотла.

— Митрич? Митрич? — Мы уже собрались уходить, а Дорохов куда-то пропал. Обернувшись, я обнаружил друга, стоящим на коленях перед иконой святителя Николая. Ваня истово крестился и кланялся, касаясь лбом пола…

* * *

Начальник Красноярского УВД генерал-майор Косован сорвался в очередной раз. Еще полгода назад врач запретил ему любые сильные нервные эмоции.

— Можно подумать, это так просто! Легче пить бросить! — Зло бросил доктору генерал, покидая кабинет.

Сегодня Косован надеялся немного отдохнуть, посетив любовницу Наташу, но получилось совсем наоборот. Генерал оказался несостоятелен как мужчина, несмотря на все старания девушки. Он наорал на Наташу, обвинив во всем ее, быстро оделся и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Внутри у горе-любовника все тряслось, успокоиться было невозможно. И лифт, как назло, полз на последний девятый этаж, как черепаха. Расстроенный генерал не услышал, как медленно отворилась решетка, ведущая на чердак, равно как не заметил он незнакомца, одетого во все черное, медленно спустившегося на площадку. Холодная сталь, направляемая уверенной рукой опытного киллера, вошла Косовану под левую лопатку снизу вверх, и острие ножа проткнуло сердце. Последней мыслью милицейского начальника было сожаление о том, что он никогда не вызывал охрану к квартире своей любовницы. Служебная машина генерала и автомобиль сопровождения так и прождали своего шефа до самого утра.

— Убит ударом ножа в сердце. Чувствуется работа профессионала. На рукоятке ножа обнаружены отпечатки пальцев. Пробили по нашей картотеке. Голяк. Да, на рукоятке обнаружены следы синтетического наркотика. Ну, понимаешь, какого. — Капитан Козлов докладывал Краеву о ходе расследования их шефа — Косована.

— Понятно, Федор, все мне понятно. Это их наркоманские разборки. Все ясно?

— Как не понять. — Капитан ехидно улыбнулся. — Разрешите действовать по утвержденному плану?

— Разрешаю!

Краев потер руки. Все идет как надо. Минут через пять зазвонил телефон. Номер не определился.

— Здравствуйте, это из автосервиса беспокоят. Ваш автомобиль готов. Вы, кажется, просили еще сделать сход развал, или мы что-то перепутали?

— Да, да, это необходимо сделать.

— Хорошо. Надеюсь, завтра вы уже сможете машинку забрать. Стоимость работ мы с вами обсудили?

— Да, да, все в порядке.

Абонент прервал связь. «Вот и отлично. Полковник, которого я решил подставить вместо себя, завтра трагически погибнет. Месть сектантов страшна!», — хитрый лис подленько усмехнулся.

Все шло по плану, кроме смерти Святославского. Краев бы не поверил в то, что гуру сам наложил на себя руки, если бы не увидел место трагедии собственными глазами. Правда, у него остались сомнения, а не Шпаллер ли это сделал? В любом случае, произошедшее ничего не меняло в дальнейших действиях полковника.

Краева настораживала информация о якобы нескольких десятках миллионов евро, похищенных тремя беглецами у Святославского. Шпаллер вышел на сотрудников милиции по своим каналам. Ребятки теперь гоняются за сокровищами. Придется наводить порядок. И Шпаллер… С ним тоже надо что-то решать.

Полковник так увлекся жонглированием чужими жизнями, что даже не предполагал, что его собственная судьба уже решена. Хваленый киллер совершит ошибку, а приговоренный Краевым полковник останется жить. И Шпаллер… С ним будет все не так, как решил обладатель лисьей физиономии.

* * *

Даша сидела в небольшой кафешке на Пьяцца Сан Марко[19] в Венеции. Она не торопясь потягивала капучино, жмурясь от ласкового летнего солнца. Даше уже наскучило пребывание в Италии: сначала она вдоволь насытилась шоппингом в Милане, затем отдохнула у моря в дивном маленьком городке Риччоне и, наконец, приехала на несколько дней насладиться древней Венецией.

Мелодичной трелью ожил крошечный мобильник, лежащий на столике.

— Ну наконец-то! — Вырвался у Дарьи вздох облегчения. На экране телефона определился номер человека, который прикрывал ее в ее наркобизнесе.

— Алло, добрый день! Я было подумала, что вы про меня забыл… — Девушка осеклась на полуслове.

— Заткнись и слушай внимательно! — Собеседник не думал шутить, он был зол и агрессивен. — Я по твоей милости попал в скверную ситуацию. Меня поставили на бабки. Мои потери компенсируешь ты.

— Но… как?! Кто?! Я не понимаю, что…

— Молчи и слушай! Твоего Колобова прикрыли очень серьезные люди. Я ничего не смог сделать. Более того, меня самого чуть не накрыли. Ты мне должна… — Далее собеседник назвал сумму, от которой у Даши потемнело в глазах.

— Да ты с ума сошел, баран! За что?! За что я должна тебе платить?!

— За свою тощую задницу, шалава! Я сказал заткнись! — Мужчина уже кричал. — Ты, сука, вернешь мне мои деньги!

— Но… У меня нет таких денег?

— Отдашь все, что есть! Я знаю, что ты по любому припрятала бабки на черный день, и фиг с тобой. Ты мне отдашь все деньги, о которых я знаю. И еще. Приезжать в Москву тебе искренне не рекомендую… Я вынужден был все свалить на тебя. Конечно, искать за границей какую-то прошмандовку никто не станет, но вздумаешь появиться в России — тебе конец.

— Да… КАК?! Ты с ума сошел?! Куда я без Москвы?! Что я здесь делать буду?!

— Тоже, что и здесь — трахаться. Это единственное, что у тебя хорошо получается. Ладно, это все лирика. Часа через два к тебе в отель придут двое моих друзей. Ты подпишешь все документы, которые они привезут с собой. Слышишь, девочка? — В трубке повисла пауза.

— Что это за документы?

— Ты что совсем дура?

— Но я… Вы… Как вы смеете?

— Понятно, и ты не стала исключением. Я имею цвет твоих волос — типичная тупая блондинка! Ладно, ты подписываешь документы и гуляешь на все четыре стороны. Удачной жизни в эмиграции. Целую, — в конце разговора собеседник заметно успокоился. — Как говорится, ничего личного, а задница у тебя ничего, правда. Так что, девочка, не пропадешь. Пока.

Даша по-прежнему держала трубку телефона около уха, по щекам девушки катились слезы. Она машинально посмотрела на часы. Опаздывать к этим людям было нельзя. Даша уже почти смирилась со своей участью. Она понимала, что в серьезных играх такие как она очень легко могут стать разменной картой. Слава Богу, что голова цела. Придется привыкать жить по новому. На двух номерных счетах в одном иностранном банке было достаточно средств, чтобы прожить остаток жизни если и не по-королевски, то уж по крайней мере безбедно. Рассчитавшись за кофе и вытерев платком лицо, Даша пошла в отель, чтобы не пропустить важную встречу, после которой все ее российское имущество перейдет в чужие руки.

Мимо кафе прошла красивая пара — молодые мужчина и женщина. Кто они друг другу? Любовники, муж и жена или пока еще просто друзья? Мужчина пробудил у Даши какие-то смутные воспоминания. Ну да! Он был похож на… Как же его звали? Да! Денис! Как он был забавен в своей ревности… Даша ощутила сильное одиночество. На нее накатила тоска. Сколько же мужиков прошло через ее постель, а случилась беда, и некому даже позвонить и просто поплакаться в жилетку. Дарья медленно брела в сторону отеля. По маленькому горбатому мостику она проходила над очередным каналом. Остановившись у ограждения, девушка посмотрела вниз на зеркальную гладь воды. Впервые в жизни в ее голову пришла отчетливая мысль о самоубийстве.

* * *

Мы вышли из храма на улицу. Отец Павел вышел нас проводить.

— Приезжайте к нам отдыхать. Места здесь замечательные, сами убедились. Я всегда буду рад вас видеть, — священник как будто не хотел нас отпускать. — В источник окунетесь. Года через два вы то место не узнаете. Там планируется часовню построить. Мы начали деньги собирать.

— А какой бюджет? — поинтересовался я.

— В смысле? — не понял батюшка.

— Ну денег сколько надо на строительство?

— Там общая сумма кажется 10 миллионов рублей, но чтобы начать надо гораздо меньше, так что… — Священник осекся, увидев, как мы с Митричем переглянулись. Дорохов согласно кивнул, а я, подхватив сумку, отправился к машине.

Багажник был не заперт. Я открыл его и загрузил внутрь сумку с деньгами. Среди Митиного барахла я отыскал чистый полиэтиленовый пакет, куда и завернул извлеченную из сумки пачку евро. Захлопнув багажник, я пошел обратно.

— Батюшка, вот это на строительство часовни, — я протянул священнику увесистый сверток.

— Что это? — Священник искренне изумился.

— Это деньги. Здесь хватит и на часовню и на что-то еще — распорядитесь на свое усмотрение.

— Но это лишнее, я же…

— Батюшка! — я состроил шутливо-грозное выражение лица. — Это не вам! Это Богу! Отказываться права не имеете!

— Слушаюсь! — рассмеялся священник. — Спаси вас Господи! Я буду молиться о вас.

— Спасибо батюшка, спасибо за все, — Светлана Леонидовна склонившись приложилась к руке священника.

— Езжайте с Богом! — отец Павел перекрестил нас, когда мы садились в машину. — Не пропадайте! Буду рад получить от вас весточку!

Митя плавно тронул машину с места. Еще находясь под впечатлением того, что случилось в церкви, все молчали. Наиболее задумчив был Митрич. Меня так и подмывало в очередной раз поиздеваться над ним, но я решил не лезть к человеку в столь ответственный момент.

— Кстати, — очнулся наконец Иван, — ты сколько ему дал?

— Один «кирпичик».

— Молодец! Чувствуется, это правильный батя.

— Еще бы! Тебя вылечил, зазнобу твою исцелил!

— И тещу твою между прочим!

Зазвонил мой мобильник.

— Да? — Ответил я настороженно, поскольку номер не определился.

— Денис, вы где сейчас? — в трубке раздался взволнованный голос Соколова.

— А, привет! Может лучше перебдеть и вслух название населенного пункта не произносить?

— Да, ты прав. Но у вас все в порядке?

— Даже более чем!

— Что ты имеешь в виду?

— Потом расскажу, ладно?

— Ладно. Слушай сюда. Я договорился с новосибирскими военными, вас могут перевезти на военном самолете.

— Надеюсь, не в бомболюке?

— Шутки дело хорошее, только вот мне сейчас не до них.

— Ладно, Иваныч, а то я и забыл, кто у нас в бегах и за кем бандюганы и доблестная ментура охотится.

— Противный! — по голосу Соколова было слышно, что он немного успокоился, ощутив мое бодрое настроение.

— От такого слышу. Кстати, ты не забыл, что мы едем в сторону Кемерово, а при чем здесь Новосиб?

— В Новосибирске штаб, а самолет сядет в Кемерово. Я тебе что, идиот?!

— Ладно, ладно! Не нервничай. Задачу понял, Иваныч, движемся в Кемерово. Отбой.

— Ну что, Митя, куда едем дальше?

— Дальше едем на Тисуль, как и планировали, Кемерово как раз в том направлении.

— Нам бы обходить трассы.

— Так и получится, здесь дороги… — водитель махнул рукой. Сами увидите!

Митя не обманул. Местами дорога была ужасна. Старенькая «шестерка» кряхтела и стенала на ухабах. Солнце клонилось к закату. Мы все устали, а особенно водитель. Густые сумерки и опустившийся туман скрыли дорогу. Впереди показались огни города. Это был населенный пункт Тисуль.

— Надо где-нибудь заночевать, — сказал Митя, зевая.

— Я не против, только нам Светлану Леонидовну и Митрича светить опасно, да и вообще в город на ночлег лучше не соваться.

— И что ты предлагаешь?

— Да, что? — поинтересовался в свою очередь Дорохов.

— Митя, мы с тобой их в машине оставим в лесу, а сами попросимся в какой-нибудь дом на окраине на ночлег.

— Вот деловой! — Иван был искренне возмущен, — Он будет спать на перине, а мы со Светланой в этой консервной банке?

— Митрич! Как ты можешь?! — я покосился на Митю, который только крепче вцепился в баранку.

— Ну я это, не хотел… В смысле не то хотел сказать, — Иван пытался реабилитироваться.

— А идея здравая, Дэнис, — Митя видимо решил отомстить. — Так и сделаем.

— Не, ну на что это годится?! Свет?! Ну ты не молчи! В Парной как люди ночевали, а тут…

— В Парной была Хакасия, нас там вроде как не искали, а тут уже Кемеровская область. И вообще, Митрич! Тебе предлагают романтическую ночевку с прекрасной дамой в автомобиле среди сибирской тайги! И ты отказываешься?! Обалдел совсем?!

Митрич крякнул, но ничего не ответил, его щеки залил яркий румянец.

Как только впереди показались частные домики, Митя свернул в лес, нашел тихую поляну и поставил машину между кустов так, чтобы ее не было видно с дороги.

— Вот, здесь вас никто не найдет. В багажнике есть одеяло и ватник. Берите, располагайтесь.

— Спокойной ночи, романтики, — не мог не поддеть я Митрича на прощание. — Сумку с едой от отца Павла оставляем вам. Так и быть!

Нас с Митей приютила одинокая старушка. Наскоро перекусив мы завалились спать.

Подъем был ранним. В шесть утра мы разбудили Светлану Леонидовну с Митричем. Они умылись водой из пластиковой бутылки, заботливо захваченной Митей из дома, а теплые пирожки, приготовленные хозяйкой, уплетали уже по дороге.

Неожиданно возник спор относительно нашего дальнейшего маршрута.

— Ребята, ну вы же видите, сколько проехали, и ни одного мента. Может вас и не ищут здесь. Поехали по нормальной дороге и уже часа через четыре будем в Кемерово. — Митя, видимо, устал от долгого путешествия.

— Слушай, Митя, я тебя прекрасно понимаю, но подумай сам, ты предлагаешь ехать по трассе М53 — и именно там нас ждут!

— Да ладно вам! Они может уже и свернули поиски. Время прошло, вы могли уже десять раз улизнуть.

— Митя, это серьезные люди!

— Слушай, Дэнис, а может он прав? — Митрич стал на сторону водителя. — И правда, хватит колесить по бездорожью. Мы уже далеко от Красноярска.

— Митрич, пойми! В сторону Москвы здесь идет одна трасса — М53, и именно по ней нам предлагается ехать!

— Дэнис, я все понимаю, но сильно достала уже эта партизанщина! Хватит! Не хочу более бегать, как кролик! Свет, ты как?

Светлана Леонидовна, широко открыв глаза, переводила взгляд с меня на Митрича и обратно.

— Не знаю что и сказать. Может все же поберечься?

— Да нафиг это надо?! — Митя почувствовал реальную поддержку. — Говорю, никому мы не нужны!

— Точно, Митя! Поехали с тобой, а они пусть как хотят.

Я потерял дар речи.

— Ваня, ты чего?

— А чего ты командуешь?! Вообще я здесь старший!

Я понял, что мужиков заклинило. Спорить в такой ситуации сложно. Пришлось, скрепя сердце, подчиниться.

— Хорошо, будь по вашему. Однако я вас предупредил. — Я демонстративно надулся и отвернулся к окну.

Митя азартно потер руки и лихо покатил по центральной улице.

Беда не заставила себя долго ждать. Это произошло километров через 15 после выезда из города. На дороге образовалась небольшая пробка. Митя пытался разглядеть, в чем дело, но поток машин скрывался за изгибом дороги, преодолев который мы и увидели передвижной пост ГАИ, на котором тормозили практически каждую машину.

Сердце мое начало колотиться нещадно. Конечно мне и в голову не пришло злорадствовать, надо было уносить ноги.

— Так, надо молиться! — твердо сказал я. Митя перекрестился первым. Светлана Леонидовна достала из сумочки молитвослов.

— Митя, что можем сделать?

— Не знаю, Дэнис.

— Разворачивайся! — Принял я решение.

— Но, Дэнис, они же увидят.

— Может быть увидят, а так нас по любому отловят. Давай!

Водитель как можно спокойнее развернулся и покатил обратно в сторону Тисуля.

— Так, — спокойно продолжал я, — сейчас проезжаем изгиб дороги и сразу ищи куда свернуть. Надо спрятать машину, понял?

— Все ясно! — Митя усиленно вглядывался в стену леса, ограждающую дорогу справа. — ЕСТЬ! — крикнул он и резко вывернул руль вправо. Шестерка перепрыгнула через кювет и нырнула на узкую лесную дорогу, царапнув о дерево правый бок. Метров через десять дорожка ушла вправо. Митя повернул и, чудом затормозив, уткнулся в могучую сосну. Мы выскочили из машины, осматривая крошечную поляну.

Со стороны дороги раздался вой милицейской сирены, который, поравнявшись с нами, начал удаляться.

— Слава Богу! — вырвался у меня вздох облегчения.

— Рано радуешься, — Митрич был полон пессимизма. — Если эти менты не законченные придурки, они сообразят, что мы при всем желании не смогли бы от них так далеко оторваться, а значит свернули куда-то в лес. Преследователи быстренько развернутся и начнут искать место, куда мы могли нырнуть, а мы здесь как в западне.

— Может бросить машину и через лес? — Светлана Леонидовна была близка к панике.

— Это мысль. — Поддержал я тещу. — Митя выпьет водки — я в багажнике видел бутылку — и останется здесь. В случае чего скажет, что был пьян и решил смотаться от милиции.

— Хорошо, если поверят, — это опять был пессимистично настроенный Митрич, — я думаю, что они в любом случае начнут прочесывать местность, тогда у нас шансов ноль.

— Ты бы, блин, думал лучше, когда нас сюда агитировал ехать! По этой долбанной трассе! — Не сдержался я наконец.

— Мальчики, а ну-ка успокоились все! — Светлана Леонидовна впервые за все время нашего с ней знакомства повысила голос. Это произвело положительный эффект — все замолчали, и в этой тишине мы явственно услышали приближающийся вой сирены. Через минуту милицейская машина поравнялась с нами и остановилась. Сирена затихла. Мы замерли, ощущая полную неизбежность трагического финала.

* * *

— И куда они по-твоему могли деться? — старший сержант вел машину, вглядываясь в левую сторону дороги. Сидящий рядом лейтенант смотрел направо.

— Ну надо же, как в воду канули. Ты не заметил что за машина?

— Кажется шестерка. Вроде светлая.

— Эх, беда. Начальство голову открутит.

— Гляди, Семеныч! — сержант резко затормозил напротив узкой дороги, ведущей в лес.

— Да, интересно… Да выключи ты этот вой! — Водитель щелкнул кнопкой, и над дорогой повисла тишина, нарушаемая звуком изредка проезжающих мимо машин.

Сержант развернулся, практически уткнувшись в кювет. Лейтенант разочарованно покачал головой:

— Тут машина не проедет, смотри! — и он указал на массивный пень, растущий прямо посередине широкой лесной тропы. Если бы офицер был чуть-чуть наблюдательнее, его бы сильно удивили свежие следы от протекторов шин по бокам пня.

— Да, и точно, голяк! — Сержант сплюнул в открытое окно. — Чего делать будем? Доложим?

— Чтобы с нас шкуру сняли? Да и сомневаюсь я, чтобы это были разыскиваемые преступники. Скорее всего кто-то бухой ехал, вот и дал деру. Короче! — подытожил лейтенант, — мы ничего подозрительного не видели, ни за какими машинами не гнались. Поехали в подразделение, там водка уже замерзла, нас ожидая!

— Это дело! — глаза сержанта довольно заблестели. — Вот люблю умных командиров!

* * *

Из своего укрытия мы услышали, как машина, взвизгнув шинами, уехала в сторону города. Наверное не меньше пяти минут мы еще не могли двинуться с места.

— Кто-нибудь понимает, что произошло? — первым очнулся Дорохов.

— Я нет, — честно признался я.

Светлана Леонидовна молчала, все еще усиленно шевеля губами слова молитв.

— Уносим ноги, — Митя направился в сторону машины.

Шестерка благополучно выехала на дорогу и покатила в сторону города. Никакого пня на лесной тропинке не было…

— Не, ну правда, что случилось-то? — Митрич никак не мог успокоиться. — Они были в десяти метрах от нас! Приходи и бери!

— Ваня, успокойся! — У меня сильно разболелась голова. Наверное, подскочило давление.

— Нет, я так не могу! Я хочу понять! — Дорохов явно не хотел униматься.

— Митрич! — я повысил голос, — а тебя не удивляет, что рука твоя зажила за пару часов? А тебя не поражает, что та бумага, которую Светлана подписала, находясь в Москве, неожиданно выпорхнула из-под купола храма в Шарыпово?

— Удивляет, но ты думаешь, что… — вот теперь Дорохов задумался надолго, так что никто более не тревожил мой болящий мозг.

Проехав через Тисуль, Митя вырулил на дорогу, одно техническое состояние которой успокаивало нас — милиция здесь врядли появится. На некоторых участках дороги мы ехали со скоростью не более 20–30 километров в час. По этой причине расстояние не более 60 километров мы преодолели только к вечеру, добравшись до населенного пункта Казанка-20, где у Мити жил какой-то дальний родственник.

Михалыч принял нас радушно.

— Ну, ядрен батон! Митька! Сколько лет сколько зим! Проходите, проходите, гости дорогие! — Росту в хозяине добротного деревенского дома было не менее двух метров. Косая сажень в плечах, густая, черная как смоль, борода и кажущаяся неповоротливость лишь усиливали его сходство с медведем.

Тихая и улыбчивая хозяйка дома Тамара мигом накрыла на стол. О! Здесь было все — от грибов и солений, до домашнего приготовления солонины. Водку Михалыч тоже делал сам, настаивая ее на, наверное, одному ему известных травах и корешках. Уже через пять минут я ощутил в теле приятную истому. Нервное напряжение уступало место трудно преодолимой сонливости. Меня хватило еще минут на тридцать.

— Дорогие мои, я дико извиняюсь, но более не могу, — мой язык слегка заплетался. — Если бы вы знали, насколько обидно покидать такой стол, но ничего не могу с собой поделать!

— Да, Михалыч, день у нас сегодня выдался… — Митя тоже сидел соловый и с трудом ворочал языком.

Тамара проводила нас в спальню. Наверное, я уснул еще до того, как моя голова коснулась подушки.

Утром я проснулся около восьми. Мои друзья по несчастью уже пили чай в гостиной. Обозрев стол, я не сразу нашелся что и сказать.

— Я ничего не перепутал? Мы завтракаем, или я случайно забрел на свадебный пир! — Одних пирогов на столе было видов десять не меньше.

— Ой, да что вы! — Махнула рукой Тамара, — так скромненько собрала, что Бог послал.

— Я смотрю, Господь к вам явно благоволит!

Михалыч с Тамарой добродушно расхохотались!

— Так со Степушкой как у Христа за пазухой! — Тамара посмотрела на хозяина дома влюбленными глазами.

— Что такое? — Я наигранно посерьезнел, — вы недавно поженились? Еще медовый месяц не закончился?

Хозяевам мой юмор явно пришелся по душе, они опять рассмеялись.

— Уже 22 года как вместе. — Немного смутилась Тамара.

— И все как вчера! — Михалыч обнял жену своей огромной ручищей так, что, казалось, хрустнули кости.

— Ну! Отпусти, медведь! — Тамара убежала на кухню, а хозяин присел за стол.

— Ну что, гости дорогие, Митя мне рассказал в двух словах ваши проблемы, — мы с Митричем невольно переглянулись, — да вы не бойтесь, я не сдам. Вы люди, по всему видать, нормальные. Наши люди, короче. Так что помочь вам надо, я так понимаю.

— Степан, мы были бы вам очень благодарны! Нам бы до Кемерово добраться.

— До Кемерова, — задумчиво вторил нам Михалыч. — Это можно. Только вот Митю мы, пожалуй, отпустим. Его шаха здесь не поможет. У меня есть транспорт получше, да и дороги здешние я знаю, как свои пять пальцев.

— А вы, Степан, сможете нас отвезти? — Митрич допил свой чай и пребывал в благодушном настроении.

— Да, у меня как раз неделя отпуска, так что могу отлучиться без проблем.

— Мы хорошо заплатим! — Лучше бы я этого не говорил. Мне показалось, что голова Михалыча дернулась, будто я его ударил.

Хозяин только крякнул, и, молча встав, направился к уголку с иконами зажечь лампаду.

Я встал и подошел сзади, положив руку на плечо.

— Брат, прости! Фигню сморозил! — сказал я тихо. — Меня в Москве жена беременная ждет, я ее полгода не видел. Крышу сносит. Прости!

Хозяин дома повернулся и молча меня обнял. Теперь я представляю, как чувствует себя человек в объятьях медведя.

— Проехали, — буркнул Михалыч и направился к столу. Я тоже сел на свое место. — Итак, час на сборы и выезжаем. Продукты я возьму. Да, Дэнис, подойди к Томке, она тебе рюкзак даст. С сумкой вам будет путешествовать неудобно.

Пока я перекладывал деньги, за окном раздался рев двигателя. Выглянув на улицу, я остолбенел. Во дворе стоял танк! Митрич уже выходил на улицу, на его лице тоже застыло крайнее удивление.

— Это что такое?!

— Танк, не видишь что ли? — Михалыч улыбался, поглаживая зеленый борт «транспортного средства».

— Это откуда? — Митрич все никак не мог прийти в себя.

— А что такое? Легкий танк или БТР для этих мест нормальное явление. Технику списывают, а кто-то ее покупает, восстанавливает. Не пропадать же добру. Зато поедем там, где захотим. Вы собирайтесь, а то нам лучше до темна добраться, чтобы потом по лесу не плутать.

Из вскрытой банковской упаковки евро я достал нераспечатанную пачку и, положив ее в карман ветровки, вышел в коридор. Навстречу шел Митрич, я знаком пригласил его зайти в спальню.

— Как думаешь, этого Мите хватит? — Я показал краешек пачки евро.

— А не много? Куда ему 50 штук?

— У него дочка болеет, а у нас этих денег… Разве человек не заслужил?

— Я не против, — согласился Дорохов. — Наверное, ты прав.

Я завернул деньги в газету и передал их Мите перед самым нашим отъездом. Танк уже вырулил со двора, когда на дорогу выбежал Дмитрий. Глаза его были круглыми, он что-то кричал. Я, сидя на броне, ничего не слышал за ревом двигателя поэтому просто помахал ему рукой.

До Мурюка мы добрались часа за три. Танк нигде не застрял, несмотря на то, что дорога как таковая в урочище Урюк-Суразово отсутствовала напрочь. Далее по таежной дороге мы направились в сторону деревни Осиновка.

Этот отрезок пути мы преодолели чуть быстрее. Часа через два, спустившись вниз, мы миновали небольшой мостик и остановились у дома на окраине деревни.

— Все, приехали! — скомандовал Михалыч.

Пока мы с Дороховым помогли Светлане Леонидовне выбраться из утробы железного чудища, Степан убежал в дом. Минут через пять, он открыл ворота и выехал на стареньком уазике.

— Смена транспорта! Прошу садиться.

Мы разместились в салоне, и машина тронулась в путь. Проехав через деревню, уазик пересек оживленную трассу и углубился в сосновый лес. Через полкилометра впереди показались частные дома. Мы свернули направо и вскоре въехали в ворота дачного товарищества «Нагорный-Верхний».

Михалыч заглушил двигатель и выбрался наружу. Из дома, рядом с которым мы остановились, вышел мужчина, который вполне мог быть младшим братом нашего Михалыча — несколько меньших размеров, но такой же крепкий мужик с открытой добродушной улыбкой.

— Андрюха, привет! — Закричал Михалыч, вылезая из УАЗика.

— Михалыч, как я рад тебя видеть! — Незнакомец выбежал за калитку и кинулся в объятия Степана. Я инстинктивно поежился, но ничего, хруста костей не услышал, лишь громкие шлепки: друзья «легко» похлопывали друг друга по спине. «Медведи, натуральные медведи!», — с улыбкой подумал я, спрыгивая с брони на землю. Митрич вытащил из железного нутра Светлану Леонидовну и помог ей спуститься. Бедную тещу видимо укачало. Она еле стояла на ногах, ее лицо было бледным, как полотно.

— Вот, Андрюха, знакомься, мои друзья! — Михалыч наконец вспомнил о нашем существовании. — Дэнис, Митрич, он же Ваня и красавица Светлана! А это мой давний дружбан Андрюха Берсенев. — Я с опаской подал новому знакомому руку, которая как будто попала в тиски.

— Да ладно тебе, Степа, ты сейчас порасскажешь обо мне! Ну, пойдемте, пойдемте в дом.

На участке соток в 20, огороженном высоким зеленым забором, стоял небольшой деревянный дом и деревянное же строение меньшего размера.

— А это банька — моя гордость! — Хозяин дома перехватил мой взгляд. — Ух и попаримся сегодня!

— Андрюха, а где же Анька-красавица? — Пробасил Степан.

— В городе, работает. Я тут один обитаю.

Мы вошли в дом. Опять словно по волшебству стол заполнился разномастной посудой со всевозможной снедью.

— О-о-о-о! Я больше не могу! — Застонал я.

— Что такое? — Серьезно озаботился хозяин дома.

— Я скоро в двери перестану пролезать — что ни трапеза, то обжираловка.

— Да ты чего?! — Андрей искренне удивился, — Это так — легкая закуска перед банькой. Пар сытого желудка не терпит. А вот после баньки и покушаем по-человечески!

— О-о-о-о-о-о!!! Это только «закуска перед банькой»?! Смерти моей хотите, изверги?! — Все рассмеялись.

Вообще сибиряки покорили меня своим радушием и гостеприимностью.

Ближе к вечеру я позвонил Соколову.

— Александр Иванович, мы почти добрались до Кемерово. Завтра сможем быть на месте. У вас все готово?

— Вам есть, где пожить день-два?

— Есть, но вы уж поторопитесь, а то могут быть проблемы.

— А что такое? — Соколов воспринял мои слова всерьез.

— Да нас тут кормят так, что… Можем в самолет не влезть, да плюс понадобится помощь нарколога!

— Шутник! — Собеседник вздохнул с облегчением. — Катя тебе привет передает. У нее все в порядке.

— Да, и вы передайте ей, что я очень сильно соскучился и безумно ее люблю!

— Передам! Пока, всем поклон.

Я не звонил Кате, опасаясь, что разговор могут перехватить и засечь нас. Соколов же, как и в прошлый раз, пользовался незасвеченной мобилой специально для связи с нами.

Наша переброска в Москву была назначена на послезавтра. Соколов позвонил на следующий день в обед и сообщил место и время встречи. Вечером перед ужином мы обсудили с хозяином дома подробный план нашей переброски в кемеровский аэропорт.

Перед сном я, взяв молитвослов, встал перед иконами читать акафист святителю Николаю. Митрич уже завалился в кровать. Через минуту он, кряхтя, поднялся, натянул штаны и майку и встал рядом со мной. Закончив молиться, я повернулся к Митричу, который украдкой смахивал слезу. Я так и не стал ничего говорить. Все важное было сделано. Нам оставалось руководствоваться древним правилом: делай, что должен, и будь, что будет…

* * *

— Алло, Шпаллер? Приветствую.

— Да, слушаю.

— У меня для тебя информация.

— Говори.

— Не бесплатная.

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, я просто хотел сразу уточнить этот момент. Так вот, похоже, что те, кто тебя интересуют, попытаются завтра улететь на военном транспорте в Москву.

— Откуда?

— Кемеровский аэродром.

— Военный?

— Там нет военного аэродрома. Борт сядет в кемеровском аэропорту.

— Во сколько?

— Точно не знаю. Вроде днем.

— Где встречать беглецов?

— Думаю, что у служебного въезда. Ну ты лучше уже сам пошерсти.

— Да, я думал, тебе известно. Если все получится, ты станешь богатым человеком.

— Буду надеяться.

— Отбой.

— Вот так, ребятки… Думали всех обманули? От меня, дорогие, не уйдешь. — Шпаллер нашел номер абонента в памяти телефона. — Корень, давай всех, кто не далеко от Кемерово, к Кемеровскому аэропорту. Клиенты должны быть завтра. Я подъеду часам к шести утра. Отбой.

* * *

— Александр Иванович, у нас все готово. Вы просили предупредить вас о начале операции.

— Да, да, спасибо огромное, Дмитрий Семенович. — Соколов давно ждал этого звонка. — Операция касается только Красноярска?

— Нет, что вы. Мы прошерстим милицейские кадры несколько областей частым бреднем. Такой операции еще не было в современной истории России.

— Дай Бог! Удачи вам, генерал! Моя помощь нужна?

— Она понадобится несколько позже. Работы у вас будет невпроворот, можете мне поверить.

— Когда начало операции?

— Сегодня ночью.

— Удачи!

* * *

Майор Чиграков чувствовал себя ужасно. Вчера он посетил с друзьями баню, как говорится, со всеми вытекающими последствиями, которые заключались в глубоком похмелье и поцарапанной женой морде. Беда не приходит одна. Как назло именно сегодня заместитель начальника высшего военного училища связи по хозяйственной части полковник Шмель велел Чигракову зайти к начальнику училища — «целому» генерал-майору! Это же надо?! Вот так взять и зайти!

Девочки из секретного отдела долго колдовали над физиономией майора, добившись вполне сносного результата. Самое же скверное заключалось в том, что Чиграков даже не представлял себе возможной причины вызова в столь высокий кабинет. Мужчина стоял перед дверью приемной, делая глубокие вздохи. Словно бросившись в ледяную воду, шагнул он через порог.

— Присаживайтесь, майор. — Генерал был весьма приветлив и миролюбив. — Вы завтра должны сопровождать груз, который получаете с военного транспорта в аэропорту, я не ошибся?

— Никак нет, товарищ генерал-майор!

— У меня к вам будет одна э-э-э-э… — Замялся на секунду начальник, — можно сказать личная просьба. Вернее, это личная просьба моего московского начальства. Понимаете? — Сверкнули глаза генерала.

— Так точно, товарищ генерал! Все будет исполнено!

— Это хорошо. Так вот. Завтра вы едете в аэропорт старшим машины. Это будет армейский кунг.

— Так точно!

— Так вот, майор, на подъезде к аэропорту нужно будет подобрать трех людей в штатском — двух мужчин и одну женщину.

— Так точ… — Майор осекся на полуслове. — Но, товарищ генерал, инструкция, я… Как…

— Майор! Вы хорошо расслышали то, что я вам сказал раньше?

— Так точно!

— И у вас еще остались вопросы?

— Никак нет! Вернее, есть вопрос. Как я узнаю, что это именно ваши люди?

— Они назовут мою фамилию. Этого достаточно?

— Так точно, товарищ генерал! И что мне делать дальше?

— Ты посадишь их в кунг и провезешь на территорию аэропорта. Машина обычно подъезжает непосредственно к самолету?

Майор молча кивнул.

— Вот. Подвезешь их к самолету и передашь на руки командиру экипажа. Он будет в курсе. Задание понятно?

— Так точно!

— Оно не сложное, правда?

— Так точно, не сложное!

— Вот и выполните его, майор, как надо. В противном случае у меня будут огромные неприятности, ну и вы… — Генерал поднялся из-за стола, следом вскочил на ноги Чиграков.

— Товарищ генерал, я все сделаю! Разрешите идти?!

— Идите!

Майор ринулся к выходу, но генерал остановил его в дверях.

— И, майор, сходите умойтесь, на вас смотреть страшно.

Чиграков кинулся в туалет. Взглянув в зеркало, он застонал. Толстый слой грима безжалостно потек вместе с потом, обильно струящимся по лицу майора.

* * *

Я проснулся часов в пять утра. Митрич мерно посапывал на соседней койке. Спать не хотелось. Нервы были напряжены до предела. В голову лезли страшные мысли. Промаявшись до шести, я встал, оделся и взял в руки молитвослов. Слова молитв привели мысли в порядок. Успокоившись, я пошел умываться.

Андрей с Михалычем сидели на веранде и пили чай.

— О, первый нарисовался! Как спалось? — Пробасил Степан.

— Ну как… — состроил я кислую физиономию. — Потряхивает неслабо.

— Не дрейфь, прорвемся! — Андрей отодвинул для меня стул.

Один внешний вид моих новых знакомых внушал надежду. Рядом с этими людьми я ощущал себя защищенным.

— Степан, а вы поедете с нами?

— Да нафига вам я? Нет, вот сейчас чайку попью и домой. Хватит, погостил, там Тамарка ждет. Ты, Дэнис, не дрейфь, Андрюха у нас мужик что надо, все сделает путем.

В дверном проеме появилась помятая физиономия Митрича. Через пару минут пришла Светлана Леонидовна. Завтрак получился невеселым: разговор затих сам собой. Закончив трапезу, мы отправились собираться. Через 20 минут все стояли во дворе. Попрощавшись со Степаном, мы отправились к реке. Спустившись по крутой дороге вниз, мы увидели покачивающийся на воде катер с водителем.

— Это, Серега, мой брат. Поможет нам перебраться на тот берег.

Приняв нас на борт, лодка помчалась наперерез широкой реке.

Путь по воде занял не более пяти минут. Нос лодки уткнулся в глинистый берег. Мы сошли на берег и, преодолев небольшой обрыв, оказались на окраине коттеджного поселка. Вдали виднелись многоэтажки подступившего к реке города.

— Вот и наш транспорт, — указал Андрей он на желтую «Волгу» с полосками по бокам и надписью «Такси „Зебра“».

— А это откуда? — поинтересовался Митрич.

— Я такси вызвал. Это чтобы нам с вещами здесь не плутать среди барских домов.

— Андрюха, ты просто гений!

— Да ладно тебе, Дэнис! Я не такой простой, каким кажусь. Вот приеду к вам в Москву, замучаетесь меня по кабакам водить!

— Андрюха, тебе столько не выпить!

— О, Дэнис, ты меня плохо знаешь! Ладно, братья, поехали!

Мы загрузились в машину и тронулись в путь.

Вчера на вечернем совещании Андрей порадовал нас информацией, что аэропорт Кемерово расположен так, что нам не придется проезжать мимо стационарного поста ГАИ на выезде из города. Примерно через один километр гравийка перешла в асфальт, и вскоре мы выехали на оживленную городскую улицу. Минут через 15 город кончился, а впереди показался пост ГАИ, не доезжая которого машина свернула направо. Через пару минут, следуя указателю «Аэропорт», мы повернули налево и метрах в 300-х впереди увидели здание аэропорта.

— Притормозите здесь, пожалуйста.

Таксист недоуменно пожал плечами, но подчинился.

— Ну что, мужики, пойдем воздухом подышим?

— Э, орлы, мы долго здесь стоять будем? — Таксист был явно недоволен.

— Сколько надо, столько и будем, — решительно отрезал Андрей. — Тебе не один хрен? Счетчик тикает?

Водитель, надувшись, замолчал, а мы покинули салон.

Военный кунг появился через час с небольшим. Водитель притормозил, и из салона выскочил майор с внушительными царапинами на лице.

— Привет, майор! — Андрей протянул руку. — Я не понял, у нас разве сейчас боевые действия идут?

— Ты о чем? — Опешил Чиграков.

— Я о твоей физиономии! На каком фронте отоварили? Не семейном?

Я, не выдержав, захохотал, Митрич с тещей тоже прыснули. К счастью, майор не обиделся.

— Да уж… попарился с мужиками. Ведь главное какая штука! Как с девками паримся, так все с рук сходит, но как только все чики-чики, что и каяться не в чем, так обязательно скандал!

— А это, майор, ты в кредит живешь — расчет после!

Мы все рассмеялись.

— Ладно, мужики, весело с вами, но ехать пора. Кто со мной? Да, кстати, пароль говорите!

— Генерал-майор Хоботов заказал славянский гардероб. Отзыв! — Я состроил грозную физиономию.

— Ой, идите в… — Чиграков махнул рукой и пошел открывать дверь кунга.

Тепло простившись с Андреем и обменявшись напоследок телефонами, мы залезли в темное нутро грузовика. Машина поехала, подпрыгивая на неровной дороге.

Через пару минут мы остановились. Я поднялся на ноги и осторожно выглянул в небольшое мутное от пыли окошко. Увиденная картина повергла меня в шок. На обочине стояли несколько легковых автомобилей, вокруг которых стояли десятка полтора человек: руки на капот, ноги на ширине плеч. Сотрудники спецназа в масках и соответствующей амуниции не спеша делали свою работу. Одни обыскивали задержанных, другие подбирали изъятое огнестрельное и холодное оружие.

— Дэнис, что там стряслось? — Дорохов почувствовал неладное.

— Посмотри!

Митрич припал к окну. Через несколько секунд он отпрянул от стекла. На его лице застыло крайнее удивление.

— Один из арестованных Шпаллер.

— Тот самый? — Светлана тоже была удивлена.

— Ага.

— Это кто? Расскажите!

Митрич вкратце поведал историю о заместителе Гили.

— Его появление здесь совершенно не случайно, — задумчиво проговорил Дорохов.

— Меня больше волнует, сколько мы будем здесь торчать, и что с нами сделают менты, если…

Договорить я не успел. Машина медленно тронулась с места. Я опять припал к окну. Кунг въехал на территорию аэропорта и покатил по краю взлетного поля. Минуты через три машина остановилась около транспортного самолета. Открылась дверь нашего кунга, в лицо ударил яркий солнечный свет.

— Вот, командир, трое штатских, о которых шла речь.

— Да, все верно. Здравствуйте, — обратился к нам мужчина в летном военном комбинезоне. — Мы вылетаем минут через 30. Идите за мной, я провожу вас на борт.

Мы поздоровались и молча пошли за летчиком. Салон военного транспортника оказался непривычно аскетичным. Мы расположились на жестких сиденьях, чтобы не мешать солдатам, разгружающим самолет.

— Митрич, как думаешь, теперь можно позвонить?

— Жене? — На меня смотрели мудрые все понимающие глаза. Я молча кивнул.

— Звони!

* * *

Катя уже проснулась. Она лежала в кровати, жмурясь от яркого солнца, заливавшего спальню. Все ее мысли были о маленькой девочке, лениво ворочающейся в животе. Вчера Кате сделали очередное УЗИ, врач подтвердил, что у них с Денисом будет девочка. «Какая она будет? Надо же, все-таки девчонка. Говорят, мужчины любят мальчишек больше, но ведь девочка, это так прекрасно!»

Девушка осторожно выбралась из под одеяла и, умывшись, отправилась в кухню. Заварив себе ромашковый чай и сделав пару бутербродов, Катя устроилась за столом. В этот момент и зазвонил мобильный телефон.

— Алло? Алло, слушаю вас! — В трубке тишина. — Алло, вас совсем не слышно.

— Котенок, здравствуй, — раздалось наконец в тишине.

— Дениска, это ты… — Катя наклонила чашку, так и не донеся ее до рта, чай потек на стол. — Где ты, милый?

— У меня все хорошо. Сижу в самолете, который скоро вылетит в Москву. Кажется, все закончилось. Котенок, я люблю тебя! Слышишь?! Мне так плохо без тебя.

— Как я рада, солнышко! Я тебя тоже очень люблю. Ты знаешь, у нас с тобой будет дочка. — В трубке повисла тишина. — Ты слышал?

— Повтори! — Голос Дениса прерывался.

— ДОЧКА! У нас будет девочка!

— Да ты что?! — Денис перешел на шепот. — Маленькая пухленькая девчонка?! И я ей буду заплетать косички?! И она будет кокетничать как мама?! Не может быть!

— Дениска, ты правда рад?

— Рад?! Да ты что?! Я и выразить не могу свои чувства?! Так! Все! Прилетаю в Москву и больше вас никуда от себя не отпущу! Солнышко, милая, любимая!!! Светлана Леонидовна! У вас будет внучка! — Денис кричал на весь самолет, двое солдат, несших ящик, невольно обернулись.

— Дениска, а мама рядом с тобой?

— Да, рядышком, передаю трубку!

Катя никак не могла наговориться со своими близкими любимыми людьми. Разговор пришлось прервать, когда стали набирать обороты двигатели, а пилот велел пристегнуть ремни и отключить мобильные телефоны. Самолет вырулил на взлетную полосу и через минуту был в воздухе. Под крылом расстилался бескрайний зеленый ковер с голубыми блюдцами озер и сверкающими в лучах сибирского солнца змейками извилистых речушек.

Эпилог

— Милая моя, тужься, тужься! — Акушерка Виолетта — болгарка по национальности, говорила с легким акцентом. Она всеми силами пыталась помочь Катюше, наваливаясь на ее живот.

— Катенька, — подключился доктор Олег Николаевич, — давай все сначала. Сейчас схваточка пойдет мы с тобой набираем воздух вот так, — доктор натурально раздувает щеки, — да, да, так, так и тужимся, понимаешь?

Катя усердно мотает головой. Бедная, как же она измучилась.

Прилетев в Москву, мы решили проблему с документами и улетели на Кипр. Там нам посоветовали опытного доктора — акушера-гинеколога, которому мы и доверили сопровождать Катюшу последние месяцы беременности. Он же в клинике святых апостолов Петра и Павла принимал роды.

Схватки начались еще вечером, усилившись после полуночи. В операционную жену отвезли час назад. Я стоял радом с Катей и держал ее за руку. «Господи, как тебе помочь, дорогая», — вертелось у меня в уме. Казалось, я сам ощущаю Катину боль, которая, покалывая кончики пальцев, вливается в мое тело через руку, сжимавшую ладонь жены.

— Ну, Катенька, милая, давай, давай, — в который раз начал врач.

— Так, так, так, пошла, пошла! — Чуть не закричала Виолетта, — так! Не останавливайся! Милая, Катенька, давай, давай! Пошла, пошла! — Катины ногти впились в мою руку, она напряглась до последнего предела, изо рта сквозь сжатые зубы прорывался стон.

— Вот! Головка показалась!

На моих глазах совершалось чудо, внизу Катиного живота появилась мокрая головка с черными слипшимися волосами. «Господи, какая она крошечная!», — подумал я, не отдавая себе отчета в том, что бедной жене в этот момент так отнюдь не казалось!

— Катенька, последний рывок, тужься, тужься милая, — акушер и врач кричали вместе.

Последнее неимоверное напряжение и крик! Катюша впервые крикнула в голос и… Маленький серебристо-голубой «фантомасик», выскользнул на зеленую простыню, покрывающую операционный стол. Взгляд автоматически зафиксировал время: 5:35 утра. В дело вступил врач-педиатр Симос. Он взял новорожденное чудо как кутенка за крошечные ножки, опрокинув головкой вниз. Маленькая хрюкнула пару раз и вот он! Первый крик! Я перекрестился и обнял жену. Взгляд Катюшин слегка блуждал: бедная, сколько ей пришлось пережить?!

Каждый из врачей делал свое дело, а мы с Катюшей смотрели друг на друга. Наверное, забавно было видеть наши физиономии в тот момент. Вот, наконец, маленького лягушонка, облаченного в новенькие ползунки, положили маме на живот. Солнышко! Ей тоже пришлось пережить немало: опухшее личико было тому немым свидетелем.

Дочку увезли в специальное помещение для новорожденных, а минут через 20 из операционной на каталке вывезли Катюшу. За дверью ждала теща. Она не решилась присутствовать при родах, да и Катюша из близких людей хотела видеть рядом только меня.

Светлана Леонидовна кинулась к дочери.

— Маленькая моя, доченька! Поздравляю! Ты моя умнечка! А внучка чудо! Дениска, поздравляю!

Мы все загрузились в просторный лифт и поднялись на второй этаж.

— Ну как?! — Взволнованный Митрич ожидал в холле. — Катюша, милая, поздравляю! А девчонка чудо!

Медсестра Анечка очень кстати принесла всем по чашечке крепкого греческого кофе. Дорохов отозвал меня к окну и заговорщицки протянул памятную фляжку, из которой он поил меня коньяком еще на зоне.

— Митрич, извини, не буду. Мне еще вас в Пафос везти, к тому же я и так пьяный без вина!

Часов в семь мы с четой Дороховых, расцеловав Катюшу напоследок, отправились домой. Выйдя на улицу, я невольно остановился, глубоко втягивая вкусный свежий воздух. Было чудесное утро, солнышко, поднимаясь, заливало округу слегка розоватым светом. «Господи, слава Тебе!» — вертелось в моей утомленной голове. Мужчина, спешивший на работу, наверное, оценил мою счастливую физиономию:

— Кали мера[20]! — сказал он, широко улыбаясь.

— Кали мера!

Сев за руль, я задержал взгляд на розовеющем над домами небе. Новый рассвет, новый день…

Включив автомобильный CD-проигрыватель, я медленно тронул машину с места. Через опущенные боковые стекла автомобиля наружу вырвался хрипловатый голос Юрия Шевчука:

Новая жизнь разбежалась весенним ручьем, Новая жизнь разлилась по ларькам, по вокзалам. Новая жизнь посидим, помолчим ни о чем, Новая жизнь никогда не дается даром…

Примечания

1

Первое соборное послание апостола Петра, глава 5, стих 8.

(обратно)

2

Киккская икона Божией Матери, хранящаяся в одноименном мужском монастыре — одна из величайших православных святынь Кипра. По преданию, икона написана самим евангелистом Лукой. Лик Богородицы на иконе закрыт платом. Никому из людей не разрешается смотреть на него…

(обратно)

3

Первое послание апостола Павла к Коринфянам, 7-я глава, 5-й стих.

(обратно)

4

В оригинале — хулиганстве.

(обратно)

5

Изолятор временного содержания.

(обратно)

6

Эту фразу любит повторять Сергей Тороп, более известным своим последователям-сектантам как Виссарион.

(обратно)

7

Речь идет о напрестольном Евангелии, которое торжественно полагается на Божественный Престол, находящийся в алтаре. По правилам Церкви напрестольное Евангелие могут брать в руки только священнослужители.

(обратно)

8

Под «шарфом» «добрая старушка» имеет в виду епитрахиль — один из обязательных атрибутов богослужебного одеяния священнослужителя. Епитрахиль надевается на шею, спускаясь вниз вдоль тела подобно широкой ленте, перегнутой пополам и сшитой вдоль.

(обратно)

9

Евангелие от Луки, глава 10, стихи 7–9. Эта глава Евангелия повествует о том, как Господь Иисус Христос отправляет на проповедь 70 апостолов и дает им соответствующие указания. На русском языке этот отрывок звучит так: В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть, ибо трудящийся достоин награды за труды свои; не переходите из дома в дом. И если придете в какой город и примут вас, ешьте, что вам предложат, и исцеляйте находящихся в нем больных, и говорите им: приблизилось к вам Царствие Божие.

(обратно)

10

Золото (воровской жаргон)

(обратно)

11

Идея с туберкулезным больным в карцере частично заимствована мной из телевизионного сериала «Зона».

(обратно)

12

Адрес следственного изолятора № 2, именуемого в народе «Бутыркой».

(обратно)

13

(воровской жаргон) Кружка.

(обратно)

14

Статья 228.1. Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов.

(обратно)

15

Условно-досрочное освобождение.

(обратно)

16

Адрес Психиатрической Клинической больницы им. Н.А. Алексеева, до 1994 года носившей имя П.П. Кащенко.

(обратно)

17

В святцах Православной Церкви отсутствует имя Светлана. Обычно Светлан крестят с именем Фотиния, которое переводится с греческого, как Светлана.

(обратно)

18

Евангелие от Матфея, глава 12, стихи 43–45.

(обратно)

19

Площадь Святого Марка.

(обратно)

20

(греч.) Доброе утро!

(обратно)

Оглавление

Часть I. Под откос

  Измена

  Горе от ума

  Казенный дом

  Назад из бездны

Часть II. Вольная воля

  Прощение

  Там смерти нет, где царствует Любовь…

  Зло наступает

  Ветер свободы

Эпилог

Реклама на сайте