«Светильник фараона»

С профессором Алоном Розенталем я была знакома давно. Одно время посещала семинар по социологии, который он блистательно вел, и тщательно записывала его высказывания о противостоянии в израильском обществе между религиозными и светскими, старожилами и новоприбывшими, сионистами и космополитами, евреями и арабами. Да и внутри самих евреев существовали противоречия между европейцами — ашкеназами и сефардами — выходцами из стран Магриба.

Представляя себе, в каком бурлящем плавильном котле под названием «Государство Израиль» мы все находимся, я удивлялась, как еще этот котел не взорвался от переизбытка давления.

Однажды профессор нарисовал на доске шкалу, на которой обозначил рост религиозности: от группы хананеев-атеистов, запрещавших называть себя иудеями, через светских израильтян, через тех, кто соблюдает кошерность и молится по праздникам в синагоге, к ортодоксам с пейсами и в черных лапсердаках, не признающих государство Израиль как светское и богопротивное.

— Определите свое положение на этой шкале, — предложил нам Розенталь.

Большинство участников семинара остановилось на середине шкалы с небольшим разбросом влево и вправо. Все они уважали религиозные традиции, но без особого как пиетета, так и фанатизма. Я же уверенно ткнула пальцем в левый край. Профессор не удивился.

— Объясните свое решение, — попросил он.

— Я атеистка, — ответила я.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул он и тут же задал вопрос: «У вас есть дети?»

— Да, дочь Даша.

— Она изучает в школе ТАНАХ?[1]

— Конечно.

— И вы не препятствуете изучению?

— Нет, зачем же, — удивилась я. — Разве плохо знать историю?

— Ваша дочь была когда-нибудь в синагоге?

Я утвердительно кивнула и проглотила смешок, вспомнив Мордюкову в «Бриллиантовой руке»: «И я не удивлюсь, если ваш муж тайно посещает синагогу». Последнее слово вездесущие цензоры заменили на «любовницу», умалив при этом достоинство фразы.

— Она знает какие-нибудь молитвы? — продолжал допытываться профессор?

— Да.

— У вас в доме справляют еврейский новый год?

— Да, — я вдруг ощутила себя женой раввина в парике и юбке до пят, попавшей под влияние коммивояжера, начитавшегося Карнеги.

— Вы не экстремистка, — подытожил Розенталь.

— А кто?