Александр Скрягин Открытие, которого не было детективная быль
Автор подтверждает, что все события, описанные в данной книге, имели место в действительности.
Фамилии и имена участвующих в них лиц изменены незначительно, как правило, на одну, две буквы. Это сделано с целью избежать возможных судебных исков со стороны тех, кто могли бы, прочитав эту историю, счесть себя оскорбленными. А также, чтобы дать возможность официальным органам отвечать, что все упомянутые факты являются ни чем иным, как исключительно художественным вымыслом автора книги.
АвторО, провинция! Именно здесь следует жить человеку, который не желает посвящать свою жизнь погоне за богатством или чинами. Жизнь в провинции не дает ни первого, ни второго. Жизнь в провинции – это просто Жизнь. Поэтому, так сладок ее воздух и весело солнце!
П. Д. Боборыкин (1836–1921), русский беллетрист. «Письма к столичному другу.»Все, хоть сколько-нибудь стоящее, приходит в голову вдали от шумных площадей и самолюбивых собраний.
Бертран Рассел (1872–1970), английский математик и литератор. «Основания математики.»Пролог
Командор Ван ден Роот очень не хотел ехать в Сибирь, хотя понимал, что это необходимо. Над его цивилизацией нависла самая большая опасность за всю ее Историю. Она началась с Великой революции в благословенных Нидерландах и трудов Великого Галлилея. Революция положила начало его Цивилизации, а Галилей создал для нее Науку.
Командор очень любил жизнь. Свой любимый одномоторный спортивный «Хейнкель», терпкий французский коньяк двадцатилетней выдержки и темпераментных румынских девушек. Все это давала ему его цивилизация. Чтобы спасти ее Ван ден Роот и отправился в далекие азиатские степи.
Никто на свете не знает дня своей смерти. Не знал этого и Командор.
1. Смерть на улице Хлебной
Труп гражданина Нидерландов Ван ден Роота был обнаружен по адресу: улица Хлебная, двор дома номер пятнадцать.
Согласно сводке областного УВД, тело было найдено в восемь десять утра военным пенсионером, майором внутренних войск в запасе Папасом Павлом Сергеевичем, русским, несудимым, 47-ми лет, проживающим в этом же доме. Следов насильственных действий на трупе при внешнем осмотре обнаружено не было.
– Берись за дело, Аркадий. Пока точно не установишь причину и все обстоятельства смерти, об отпуске забудь. – с командирской строгостью в голосе произнес полковник Кондрашов.
Полковник занимал должность начальника контрразведывательного отдела областного управления Федеральной службы безопасности.
Человек, к которому он обращался, находился в его прямом подчинении. Звали его Аркадием Михайловичем Стекловым. Званием он был ниже – подполковник.
На нем была рубашка в мелкую синюю полоску. Ее короткие рукава обнажали загорелые мускулистые руки, покрытые рыжеватой, словно бы собачьей, шерстью. И весь он со своим коротким носом и светло коричневыми, почти желтыми глазами походил на собаку, скажем, английского бульдога. К своему непосредственному начальнику он обращался без особого пиетета.
– Олег Петрович, там же милиция занимается, что нам в это дело влазить? Обычный труп… Мы-то тут причем? – недовольно произнес он.
Начальник отдела встал, прошелся по кабинету, остановился у окна. Полковник держал себя в хорошей форме, живота почти не было, но вот щеки начали слегка отвисать. Впрочем, вместе с залысинами под зачесанными назад русыми волосами, это даже добавляло его образу необходимую для руководителя солидность.
– Аркадий, прекращай базар. – стараясь придать голосу непререкаемость, произнес Кондрашов.
На полковнике был по погоде легкий двубортный костюм сливочного цвета и шелковый бежевый галстук.
"Похоже, Олег куда-то сегодня собрался. – отметил про себя Аркадий. – А, да! – вспомнил он. – Вчера же говорил, что сегодня вечером его жена на концерт органной музыки ведет… Светский лев, прямо…»
Супруга Олега Петровича считала, что Аркадий работал за рубежом каким-нибудь офицером безопасности при никому не интересном восточно-европейском посольстве. Эту работу она в основном представляла как совместное распитие спиртных напитков с послом в рабочее время, и прогулки по чистеньким европейским улочкам с молоденькими информаторшами – в нерабочее.
Она была убеждена, что Стеклова прислали из Москвы в отдел Олегу Петровичу, чтобы его подсидеть и отправить на пенсию. А ей так хотелось стать генеральшей, женой начальника областного управления. Чтобы пройтись по его коридорам настоящей хозяйкой – прапорщик при входе отдает честь, молодые лейтенанты вытягиваются в струнку, а секретарша первой приемной Лариса трепещет. Впрочем, Лариску, конечно, придется выгнать.
Когда супруга Олега Петровича смотрела на Аркадия, ее глаза излучали бесконечную доброту, а язык был в густом сахарном сиропе. Она почему-то была уверена, что подполковник, как ребенок, принимает все это за чистую монету.
– Олег, на хрена нам на свою задницу приключений искать? – совсем отбросил принятую субординацию Стеклов. – Ну, какие там на Хлебной государственные секреты этот голландец украсть хотел? Выяснить, где тот пароход, что Америка сто лет назад России подарила?…
– Какой еще пароход? – не понял начальник.
– В том-то и дело, что нету никакого парохода! – пошел в наступление подполковник. – Голландец прибыл к нам на законных основаниях, для переговоров о поставке сельхозпродукции в третьи страны… Официальный представитель торговой палаты Роттердама… По нашей линии ни в чем плохом не замечен… Ну, не повезло парню. Судя по всему, – ограбление. Бумажника на трупе не обнаружено… С каждым может случиться. Мы-то тут причем? Олег, что ты икру мечешь?
Олег Петрович открыл сначала внутреннюю, затем внешнюю створку окна и в кабинет ворвался теплый июньский ветерок.
Залетев в замкнутое пространство, он понял, что попал в ловушку и заметался. Пугая, ворохнул, официальные бумаги на столе, но сбросить их на пол у него не хватило смелости. Тогда он сделал вид, что пытается приподнять тяжелый глянцевый лист настенного календаря, выпущенного каким-то "Банком коммерческих инвестиций". Здесь он вполне осмелел, но у него не хватило сил.
Потерпев неудачу, оказавшийся в западне вольный гуляка затих, и, как котенок, спрятался под столом, успев напоследок лизнуть Аркадия за ногу над краем носка.
Олег Петрович покинул окно, встал напротив стула, где сидел подчиненный, и поднял вверх палец:
– Аркадий, дело на особом контроле там. Москва потребовала от нас установить истинную причину смерти. Ты понял? Или тебе дальше объяснять?
– Ничего я не понял. – упрямо произнес Аркадий. – А что милиция не истинную причину смерти собирается устанавливать? Или вообще не собирается ее устанавливать?
Кондрашов досадливо вздохнул, переступил с ноги на ногу и вернулся за свой стол. Уткнувшись носом в его поверхность, он начал перекладывать из одной стопки в другую лежащие там бумаги.
– Аркадий, как я устал от тебя! В конце концов, это – приказ. Теперь ты понял? – не поднимая глаз, наконец, проговорил он.
– Теперь понял. – покорно произнес подполковник Стеклов. – Так, я чувствую, последний отпуск перед пенсией и не отгуляю…
Он печально устремил свой взгляд на большой настенный календарь.
"Бакин-банк" – ваш надежный лоцман в волнах коммерции!" – было крупно набрано алыми буквами на фотографии широкой речной глади с висящими над ней синедонными облаками. По реке куда-то шло маленькое суденышко под одиночным парусом. То ли – рыбачья лодка позапрошлого века, то ли – современная яхта. Не поймешь. Далеко.
– Аркадий, не ной! Может быть, еще на этом деле орден заслужишь. – обрадованный капитуляцией своего строптивого сотрудника, оживился Олег Петрович. – Да, и вообще, мне кажется, это явно твое дело… – склонив голову к плечу, добавил он.
– Почему это, как труп, так обязательно – мое дело? – поинтересовался Аркадий.
– Ну, уж, не преувеличивай!.. Когда это ты последний раз с трупом имел дело?
– Весной, например… Когда гражданина Казахстана на грузовой станции нефтезавода мертвым нашли.
– Ну и что? Много ты с эти трупом возился? Обычная разборка при хищении нефтепродуктов оказалась… Вся твоя проверка на причастность его к иностранным спецслужбам пятнадцать минут заняла… Послал в центр запрос и уже утомился… А вот этот голландец именно твое дело! – пытался вдохновить подчиненного на работу начальник. – Ты же, до того как к нам придти, вроде бы где-то на родине этого коммерсанта и трудился, а?
– Нет, там я не трудился. Я трудился совсем в другом месте. – сказал Аркадий Михайлович, хотя из пятнадцати лет проведенных на нелегальной работе за рубежом, десять он проработал как раз в королевстве Нидерландов.
– Да? Но это не важно… Главное, чтоб ты понял, – это не обычное дело! Это дело, по которому будут судить о нашей с тобой работе. Усвоил? – приподнял подбородок и с начальственной строгостью взглянул на Аркадия Олег Петрович.
– Так точно, гражданин начальник! – сказал, поднимаясь, подполковник Стеклов.
– Здесь вся имеющаяся на сегодняшний момент информация по делу. – не вставая, протянул Кондрашов Аркадию тоненькую папочку.
Подполковник встал со стула, взялся рукой за картонную обложку, но Олег Петрович не собирался так быстро выпускать ее из своих рук.
– О результатах докладывать мне лично. По итогам каждого дня! – многозначительно смотря в глаза Аркадию, медленно произнес Кондрашов. Папку он продолжал крепко держать в сжатой ладони.
– Слушаюсь, товарищ полковник! – вытянул Аркадий руки по швам. Для этого ему пришлось оторвать пальцы от не желающий переходить в его распоряжение папочки. Он щелкнул каблуками гражданских туфель и, словно забыв про папку, начал поворачиваться, чтобы выйти из кабинета.
– Документы возьми! – напомнил Кондрашов, оставшись сидеть с папочкой в руке.
– А я подумал, что вы эту секретную информацию решили оставить у себя, товарищ полковник! – бравым тоном туповатого службиста произнес Аркадий.
– Товарищ подполковник! Не надо демонстрировать свои актерские способности, у вас их нет! А театральный институт не здесь, а через две улицы… Если хотите поучиться, это туда! – мягко произнес Кондрашов тоном воспитателя интерната для детей с замедленным развитием.
– Как раз туда я и поступал после школы! Но не прошел по конкурсу… С моими способностями мне ничего не оставалось, как идти в органы!… – грустно произнес Аркадий.
– Если вы, Аркадий Михайлович, случайно, без всякого желания попали в органы, постарайтесь хотя бы напоследок, уходя из них, оставить после себя хорошую память! – сладким голосом произнес Олег Петрович.
– Я постараюсь. – заверил Аркадий и протянул руку к торчащей из руки полковника папочке.
На этот раз Кондрашов выпустил картонку из своих пальцев, как только пальцы подчиненного к ней прикоснулись.
Аркадий сунул папку под мышку, и, придерживая ее локтем, оставил начальственный кабинет.
По темному коридору управления подполковник двигался с выражением плохо скрытого недовольства на лице.
Накануне происшедшего Аркадий Михайлович рассчитывал уйти в отпуск, затем выйти на пару месяцев на службу, проболтаться их в комиссии по рассекречиванию архивов и получить долгожданный приказ об увольнении в запас по выслуге лет. Труп несчастного иностранца был очень некстати. Он грозил обрушить так славно спланированные летние месяцы, а никакого оперативного азарта у него, разумеется, не было и в помине.
А вот предчувствие неприятностей, связанных с делом погибшего при неизвестных обстоятельствах голландца, у него было. И оно оправдалось.
Он вошел в свой кабинет и опустился за стол. Немного поразмышлял и позвонил в бюро судебно-медицинской экспертизы.
Услышанное его не обрадовало. Знавший его начальник бюро сообщил, что им удалось установить причину смерти гражданина Нидерландов. Зарубежный коммерсант умер в результате профессионально нанесенного удара в известную только узкому кругу специалистов точку «вита», расположенную в передней части горла. Удар привел к мгновенному параличу дыхания и летальному исходу. Другими словами, к смерти.
Что все произойдет именно так, Аркадий начал подозревать еще утром, во время бритья.
Смотрясь в зеркало на свое лицо, сильно смахивающее на круглую бульдожью морду, он испытал странное ощущение. Будто, в зеркале был не он сам, а какой-то другой, не очень-то и знакомый ему человек.
Водя хорошим станком с двойным лезвием по плотным, словно резиновым щекам, умудрился каким-то образом порезаться, пусть и едва заметно.
В гараже не завелась его вазовская «шестерка». Оказался полностью разряженным еще вчера нормально работающий аккумулятор. Причем, как раз в этот день Кондрашов предупредил о необходимости быть на службе в девять-ноль-ноль. Тут уж сомнений не осталось – как пить дать, жди неприятностей.
Подполковник бегло просмотрел полученную от Кондрашова папочку, благо, что и смотреть там было особенно нечего и, открыл служебный сейф.
Окинув взглядом его сумрачные недра, он отодвинул вглубь полки тяжелую черную тушку табельного «Макарова», и достал лежащие там полуметровые кожаные ножны. Взявшись за торчащую из них костяную ручку, он плавно вытянул из них тускло блестящий клинок. Это был булатный кинжал, сделанный на Востоке много лет назад. Его узкое серпообразное лезвие крепилось к прямой рукояти, украшенной арабской вязью.
Соскучившееся в темноте железного ящика оружие сразу, без примерки, так удобно легло в ладонь, что не хотелось его и выпускать. Солнечный луч упал на клинок, отразился от полированной поверхности, и, ударив в стоящий на тумбочке графин с водой, превратил его в слепящий глаза слиток расплавленного металла.
Аркадий медленно повращал клинком перед глазами, и сбросил на пол солнечный луч. Он полюбовался на геометрически идеальные обводы лезвия и морозные вьющиеся узоры на нем. Достал из верхнего ящика стола замшевую тряпочку, дыхнул на сизоватую плоскость и аккуратно протер поверхность клинка.
Восточный клинок был практически единственной ценной вещью, которая осталась у него после пятнадцати лет пребывания в Европе.
Он был сделан из настоящей булатной стали. Этот материал производил впечатление волшебного: он мог затачиваться до такой невероятной остроты, что разрубал надвое подброшенный вверх шелковый женский платок. Но, к тому же, он не был хрупким. Клинок из булата легко сгибался в дугу и оставался в таком положении сколь угодно долго, не теряя своей формы. Булатная сталь была изобретена где-то на Востоке около полутора тысяч лет назад.
Кинжал подарил Аркадию один непростой человек. Как раз накануне его досрочной эвакуации из Европы.
Подполковник очень берег этот подарок. Настоящий булатный клинок, сделанный шесть веков назад в Дамаске, стоил огромных денег. В случае его продажи, подполковник мог, например, безбедно существовать после увольнения в запас в течение многих лет. Возможно, до конца своей жизни. Но дело было не в деньгах. Он не продал бы его ни за какие деньги.
Аркадию очень нравился этот сверкающий серп. Он даже не любил расставаться с ним надолго. Хотя бы раз в день он должен был почувствовать в своей ладони его теплую костяную рукоять.
Более того, кинжал был для него почти другом. Если вообще обладающие душой люди и не имеющие души вещи могут дружить.
Подполковник вложил стройное тело кинжала в ножны и осторожно положил на скучную стопку бумаг в нижнее отделение сейфа.
С сожалением простившись с булатным клинком, подполковник потянулся было рукой к пистолету, но, не завершив движение, вытянул руку из сейфа, взял со стола папку с информацией по делу Ван ден Роота и бросил ее поверх "Макарова".
Он еще немного посидел, неопределенно хмыкнул, закрыл сейф и вышел из кабинета.
2. Отставной майор
Майор внутренних войск в запасе Павел Сергеевич Папас стоял на балконе своей квартиры.
Его могучий торс обтягивала десантная тельняшка с обрезанными рукавами, а нижняя часть тела была укрыта огромными, как обвисший без ветра парус, спортивными штанами.
С высоты второго этажа он наблюдал, как его соседка Ольга Петровна Дорошенко возилась на цветочной клумбе.
На ней был короткий домашний халатик, в котором удобно работать на кухне, но совсем не на клумбе. Его полы разъезжались в стороны, как крылья театрального занавеса, а перламутровые пуговки на груди сами выскакивали из петель. То, что открывалось между раздвигающимися частями легкого дамского платья, должно быть, и привлекало внимание бывшего майора конвойной службы.
В свежий утренний воздух вплетался дразнящий аромат груш сорта «Дюшес». Но шел он не от окружающих двор старых деревьев, а рождался в глубине майорской квартиры. Из перебродивших плодов этого сорта Павел Сергеевич выгонял качественный самогон.
Отставной майор Папас находился в хорошем настроении. Его широкое лицо, шире которого невозможно было представить, излучало довольство жизнью. Короткая челочка над твердым лбом весело топорщилась воробьиным хохолком. Маленькие серые глазки, запрятанные в складках кожи, радостно блестели а солидные губы так и норовили растянуться в улыбку.
Отставной майор с удовольствием наблюдал за гнездившейся на клумбе соседкой. А на него самого с таким же удовольствием взирал пока еще находящийся на действительной службе подполковник Стеклов.
– Оля, хватит тебе по земле ползать. Поднимайся ко мне. Я тебя кое-чем угощу. – свесился с балкона Павел Сергеевич, улыбаясь всем своим безразмерным лицом.
Женщина подняла голову, поправила тыльной стороной ладони прядь выкрашенных в соломенный цвет волос и произнесла улыбаясь:
– Сейчас, лопух повыдергаю и поднимусь.
– Да ты и так уже все вырвала. Как комбайн. Оставь хоть чуток на завтра. Поднимайся! – настаивал Павел Сергеевич.
Аркадий сделал несколько шагов и оказался прямо под Папасовым балконом.
– Привет Оля! – кивнул он работающей женщине. – Паша, иди открывай дверь. Сейчас я к тебе поднимусь. – обратился он висящему над перилами объемному животу.
– Это ты, Аркадий? – Павел Сергеевич перегнулся через ограждение балкончика так, что от кувырка вниз его удержала только солидная нижняя часть. – О-о-о! Поднимайся скорей! У меня как раз кое-что есть! – радостно закричал он.
Обнаружив, что внимание к ней неожиданно исчезло, Ольга Петровна оставила ботанические занятия, решительно распрямилась, запахнула девичий халатик и вслед за Аркадием вошла в темный сумрак подъезда.
В кухне у Папаса благоухал фруктовый сад.
На газовой плите тихо грелся сделанный из нержавеющей стали сверкающий бачок самогонного аппарата. Из его витой трубки неторопливо капал в стеклянную банку прозрачный семидесятиградусный грушевый спирт.
– Я вчера два литра такого же выгнал. – с гордостью сказал Павел Сергеевич. – До сорока градусов разбавил, по бутылкам разлил и в морозилку засунул. Отпробуем?
– Отпробуем. Но позже. Я к тебе по делу.
– По трупешнику, что ли? Так я ментам уже пять раз все изложил. А он что, шпионом оказался? Что вы-то им заинтересовались?
– Заинтересовались, значит нужно. – заметил Аркадий и опустился на тяжелую табуретку, собственноручно сколоченную отставным конвойником из толстых чурбачков. Фабричные тонконожки веса хозяина квартиры не выдерживали.
– Паша, ты когда труп обнаружил, ничего случайно рядом с ним не находил, а?
– Нет. Ничего не находил. Если б я что-то нашел, разве я бы не сказал? Что я, не понимаю!
Павел Сергеевич, стоя к подполковнику спиной, что-то с усердием настраивал в самогонной установке.
Аркадий посверлил широкую Папасову спину глазами, ничего этим не добился, вздохнул и продолжил:
– И бумажника не было?
– Какого бумажника? – повернулся к Аркадию хозяин.
– С деньгами.
– С деньгами? – с таким удивлением переспросил Папас, как будто обычно в бумажниках хранили не деньги, а, допустим, бутылки с пивом.
– Так, не было бумажника?
– Так, я обыскивал его, что ли? Я сразу понял, что мужик свое отбегал… Пульс на сонной артерии пощупал и все… Что я, не понимаю?…
Аркадий упрекающе посмотрел на синее небо за окном и вздохнул.
– Слушай, Паша, а ты ничего другого рядом с трупом не находил?
– Ничего. – слегка удивившись, сказал Папас.
– Ну, может быть, неподалеку, что-нибудь такое необычное, валялось и ты подобрал, а? Карманный калькулятор, например?
– Да, ничего такого необычного я не подбирал… Да и вообще, ничего не подбирал. И никакого калькулятора не видел… – несколько озадаченно поскреб ногтями широкий лоб Павел Сергеевич.
В дверь позвонили.
Папас поспешно вылез из кухни и вернулся вместе с Ольгой Петровной. Ее мягкое лицо носило следы легкого макияжа: веки стали слегка сиреневыми, губы – бледно-вишневыми. На полной высокой шее появились бусы из крупных шариков полированного янтаря. Аркадию показалось, что и без того не длинный халатик Пашиной соседки стал еще на ладонь короче.
В руках у гостьи была большая сковорода под чугунной крышкой.
– Мальчики, я вам карасиков на закуску принесла… Утречком пожарила.
– Вот молодец! – потер похожие на диванные подушки ладони Павел Сергеевич. – Сейчас грушевки моей попробуем… Карасиками закусим… А, Аркадий? Может быть, Ивана Алексеевича пригласим?
– Пригласим. Только сначала снимем показания у гражданки Дорошенко. – скучным голосом заметил Аркадий.
Ольга Петровна не только не выразила никакого неудовольствия, но, напротив, явно обрадовалось проявившемуся к ней вниманию.
– Ольга Петровна, судя по вашим показаниям, данным работникам милиции, вы появились у тела неизвестного вам гражданина в восемь часов пятнадцать минут, так?
– Совершенно верно. – с достоинством кивнула гостья.
– В это время у тела находился ваш сосед Павел Сергеевич Папас. Так?
– Да. Паша был рядом. Мы вместе с ним по лестнице спускались. Только он сразу вышел, а я еще почтовый ящик проверила. Я от дочери письмо жду!
– А больше никого вблизи места происшествия вы не заметили?
– Нет. Никого.
– А у лестницы, которая ведет вниз к реке, никого случайно не было?
– Кажется, нет. – пожала полными плечами Ольга Петровна.
– Точно нет? Или, кажется, нет?
– Ну, не помню я… По-моему, никого там не было. Рано же…
– Ну, хорошо… А вот скажите, гражданка Дорошенко, вы ничего рядом с телом не находили?
– Нет, не находила.
– Может быть, на самом теле?
– Да, что Вы такое говорите, Аркадий Михайлович? Чтоб я по покойнику руками лазила? Ну, уж нет. – Ольга Петровна обиженно вздернула напудренный нос к потолку.
– Ну, а, может быть где-нибудь рядом… Неподалеку, а?
– Ничего я не находила.
– Карманный калькулятор, например?
– Нет. У меня свой есть. И на работе два.
Аркадий было состроил пронизывающий следовательский взгляд, но быстро вернул ему обычное рассеянное выражение, здраво рассудив, что для человека двадцать лет проработавшего администратором гостиницы все эти игры в гляделки ничего не значат.
– Ну, ладно. Нет, так нет. Поверим Вам, гражданка Дорошенко. – сказал он и посмотрел в сторону хозяина кухни.
Павел Сергеевич, отвернувшись от гостей, резал на кухонном столе хлеб.
– Ну что, закончили детскими играми заниматься? – прогудел он из-за собственной горообразной спины.
Ольга Петровна сняла со сковородки тяжелую, как щит средневекового воина, чугунную крышку и кухню заполнила веселая армия запахов жареной рыбы, лаврового листа и горячего подсолнечного масла.
Аркадий уже предвкушал, как он опрокинет стопочку ледяной грушевой самогонки, отделит вилкой часть зажаристой карасиной спинки и положит в рот парящий теплом нежный кусочек, как вдруг услышал в своем внутреннем кармане неприятное пиликанье мобильного телефона.
– Слушаю. – покосившись на сотрапезников, сказал он в телефонную трубку.
– Аркадий? Это я. – отозвался голос его начальника, полковника Кондрашова. – Ты где сейчас?
– На Каланчевке. Свидетелей опрашиваю.
– Вот и хорошо. Обязательно поинтересуйся у них, не находили ли они на трупе или где-нибудь рядом такую вещицу, похожую на карманный калькулятор… Описание было в папке, что я тебе дал…
– Да, я уже поинтересовался…
– И что?
– Не находил никто никакого калькулятора… И даже не видел. А что это за калькулятор такой важный? Не из золота, случаем?
– Закончишь со свидетелями, приедешь в управление, расскажу. Не по телефону же о таких вещах говорить!
– Но мне еще здесь надо поработать! Много неясностей оказалось. Надо прояснить. Так что, я еще в Каланчевке побуду.
– Хорошо. – недовольно согласился полковник. – Только быстро. Тут такое творится! Генерал предварительные результаты требует…
– Ну, какие результаты, Олег? Я ж только начал работать… Пожарная команда по другому телефону.
– Аркадий, прекращай базар! Оперативно опросишь свидетелей и в управление. Все! Ты меня понял?
– Ну, к генералу же все равно тебе идти. – не сдавался Стеклов. – Мне-то что там делать?
– Мало ли что! Будешь на месте сидеть. Вдруг у генерала к тебе вопросы появятся.
– Так тебе же лучше, что меня на месте не будет. Скажешь генералу, что весь отдел в моем лице в поле землю роет, а не в кабинете штаны протирает. Работа по делу кипит…
– Аркадий, не учи меня! Я и без тебя знаю, что кому сказать! – зазвенела металлом пластмассовая трубка. – Закончишь опрос свидетелей, и чтоб сразу был в управлении!
– Есть. – суровым тоном дисциплинированного сотрудника сказал Аркадий в трубку и с радостью в голосе Папасу:
– Паша, что ж ты окоченел, как морковка во льдах? Доставай свою грушиловку!
Майор открыл дверцу холодильника.
– Слушай, Аркадий, а, может быть, этот калькулятор Иван Алексеевич взял? Он ведь тоже там был… – сказал он.
– Как был? – удивился Аркадий. – А почему милиция о нем не знает?
– Так он к трупу-то не подходил. Мы вместе с ним из подъезда вышли… Он первый тело и увидел… Но к нему не подходил. Я чуть впереди него шел, когда понял, что это не живой лежит, я сразу послал его в милицию звонить…
«Странно, – подумал Аркадий, – а в протоколе сказано, что в милицию позвонил Папас. Ну, работнички…»
– Оля, а ты тоже Ивана Алексеевича видела? – обратился Стеклов к раскладывающей вилки женщине.
– Конечно. Я же с ним столкнулась, когда из подъезда выходила. Он как раз и шел звонить в милицию.
– Он что, сам тебе об этом сказал?
– Ну, да…
– Тогда праздник откладывается. Мне надо встретиться с новым фигурантом по делу. – поднялся с табуретки Аркадий.
– Аркадий Михайлович, вы к Ивану Алексеевичу хотите зайти? – спросила Ольга Петровна.
– Естественно. – кивнул подполковник, рассматривая аппетитные, цвета жженого сахара карасиные спинки.
– А его дома нету…
– Откуда ты знаешь?
– Так я видела, как он с час назад вместе с Соней по лестнице на берег спускался…
– А что он там делает?
– Ну, как что… рыбу ловит… Или это…
– Что – «это»? – не понял подполковник.
– Как что?… Понятно что! Раз Коля-водопроводчик сразу вслед за ним мангал вниз потащил, а у Соньки, я заметила, кастрюлька в руках была… Отдыхают они там…
– Ну, тогда я пошел пока они не наотдыхались! – повернулся к двери подполковник.
– Ой, да кому там наотдыхиваться!.. – махнула рукой соседка. – Иван Алексеевич почти не пьет… Так, рюмочку для аппетита… Сонька тоже… Разве что, Колька? И то, он в последнее время в руках себя держит. Да, и он все равно тебе не нужен!…
– Ну, все равно… Лучше сразу работу сделать, чтобы освободиться и больше о ней не думать! – рассудительно произнес Аркадий.
– Ты быстро поговори и сразу возвращайся! – Мы тебя ждем! Без тебя начинать не будем! – крикнул ему вдогонку майор.
– Да, Аркаша, возвращайся! – присоединился к низкому майорскому мягкий голос Ольги Петровны.
– Непременно. – ответил им уже из прихожей Аркадий.
3. Теория профессора Вольпина
Улица Хлебная упиралась в крутой берег реки.
Его склон порос могучими деревьями с густыми, смыкающимися между собой кронами.
Сквозь этот лес едва просвечивала внизу желтая полоска прибрежного песка и стеклянная поверхность реки.
Аркадий шагнул на деревянную лестницу, ведущую на берег. Наверху, на Хлебной улице ярко светило солнце и выгоревший светло-серый асфальт дышал теплом, как радиатор квартирного отопления. Здесь же, на покрытом деревьями склоне, было свежо и сумрачно.
Держась за деревянные перила, отполированные поколениями жителей Хлебной улицы, он начал спускаться вниз.
На середине лестницы располагалась небольшая площадка. Аркадий остановился и глубоко вдохнул влажный, насыщенный запахами растений воздух. Постоял в приятном холодке и начал спускаться дальше. Через десяток ступеней повеяло мокрым песком и горящими углями.
Выйдя из прохладного сумрака на залитый солнцем песок, Аркадий, как и предупреждала Ольга Петровна, застал приготовления к пикнику.
В железном дырчатом мангале бодро потрескивал огонь. Над ним на длинных витых шампурах шипели куски мяса вперемежку с глянцебокими помидорами.
Вокруг огня располагалась маленькая компания.
Иван Алексеевич Кальварский, похожий своими ярко-синими, слегка выкаченными из орбит глазами, вздернутыми седыми бровями и торчащими вокруг лысины белыми прядками на старого, но не утратившего жизнерадостности лесного жильца – лешего. До выхода на пенсию Иван Алексеевич был главным конструктором закрытого конструкторского бюро «Спецрадиосвязь».
Рядом, обхватив колени, и мечтательно уставившись в небесную синь, сидел Коля Саяпин, дважды сиделец в местах перевоспитания, а в настоящий момент – слесарь-водопроводчик местного домоуправления.
Трудно было в свое время оперативным работникам органов милиции внести в ориентировку описание его внешности. Роста не большого, но и не маленького. Волосы – то ли русые, то ли светлые, но, возможно, и темные… Нос – то ли вздернутый, то ли вытянутый. Глаза – то ли голубые, то ли темные, а, может быть, зеленые… Но, скорее, серые… Возможно…
К своему удивлению, хорошо знавшие Колю сотрудники уголовного розыска, посидев над листом бумаги, неожиданно для себя обнаруживали, что не могут указать в описании его внешности ничего конкретного. Из странного положения хоть как-то помогала выйти не бог весть какая, но все же особая примета, – маленький синий якорек, выколотый между большим и указательным пальцем левой руки.
Над расстеленной на песке скатертью хлопотала племянница Кальварского школьная медсестра Соня.
У Сони были, как и у дяди, ярко-синие фамильные глаза, окаймленные черными, как графит, короткими и прямыми щеточками ресниц, и упрямый вздернутый нос. Темные волосы были стянуты в гладкую прическу и заканчивались на затылке задорным подрагивающим хвостом. Все вместе делало ее похожей на любопытную белку. Племянница Кальварского была ровесницей Аркадию Михайловичу. Более того, его одноклассницей.
Их юность осталась далеко позади.
Жизнь сложилась так, что Аркадий не видел Соню восемнадцать лет, а когда два года назад увидел, она показалась ему даже более красивой, чем в прошлом. Юношеская свежесть и безупречная гладкость кожи, конечно, исчезли, но взамен, вместе с маленькими морщинками у глаз, появилась притягательная женская уютность и соблазнительная рельефность форм.
В роли скатерти, на которой готовился праздник, выступала напечатанная на клеенке карта мира с двумя полушариями. На Азиатском континенте лежал лаваш, на Латинской Америке стояла солонка и маленькая чашечка до краев наполненная красным соусом. А на Тихом океане, образуя пологие впадины, обосновались фаянсовые Сонины колени.
– Пожарная инспекция. Все убрать. Костер потушить. – сказал, подходя, Аркадий Михайлович.
Сидевшая к нему спиной Соня от неожиданности уронила луковицу в соус. Из чашки вырвался длинный красный протурберанец и смачно плюхнулся на медсестринское колено.
– Ну, Аркадий, напугал… Нельзя же так!.. – всплеснула руками Соня. Ярко-синие фамильные глаза выразили возмущение.
С обиженным видом она стала собирать соус пальцами с такими же ярко красными ноготками, как и распластавшаяся на глянцевой коже красная клякса.
– Здравствуйте, Иван Алексеевич! Салют, Николай! Соня, не сердись! – поприветствовал общество Аркадий.
– Всю меня испачкал! – метнула на Аркадия сердитый взгляд медсестра.
– Привет Аркадий. Садись. Как раз шашлык доходит. – довольно произнес Иван Алексеевич.
– Здравствуйте, Аркадий Михайлович! – солидно произнес водопроводчик Коля Саяпин.
– По какому случаю банкет? – спросил, садясь на краешек карты, рядом с Соней подполковник. – Вроде, дня рождения, насколько я помню, ни у кого из присутствующих нет…
– Дня рождения нет, зато день отличный есть… Вот мы и решили выбраться на природу… Благо она у нас всегда рядом. – ответил пребывающий на пенсии конструктор Кальварский. – Сонькины детки на каникулах, ей в своей школе делать особенно нечего… А Николай, как обычно, в самоволке… А, ты Аркадий, что у нас в Каланчевке посередь рабочего дня? Тоже в самоволке?
– Уйдешь тут в самоволку!… Не успеешь из управления выйти пива попить, как уже с собаками по всему городу ищут… – проворчал Аркадий. – По делу мы к вам, однако.
– А что такое? Вражеский шпионаж на хлебозаводе обнаружился? Правильно, пусть поучатся у нас хлеб делать, а то у них не хлеб, а вата какая-то. – вращая шампуры над огнем, произнес Кальварский.
– Вы-то откуда знаете, Иван Алексеевич? Вас ж, с вашими допусками по секретности, разве что в ненецкий национальный округ могли пустить.
Аркадий обмакнул кусочек хлеба в соус и положил его в рот:
– Хороший соус. Острый. – похвалил он.
– А вот и нет. – вскинулся Кальварский. – Уже перед пенсией, я в составе делегации по Договору о сокращении вооружений в Брюссель ездил… Мы вместе с покойным профессором Вольпиным в одной группе экспертов были…Так что мы в европейских делах тоже понимаем!… А соус я сам варил. Томатная паста с красным перцем и грибным бульоном, а?
– Соус отличный. – качнул головой Аркадий. – А вы что, Иван Алексеевич с Вольпиным знакомы были?
– Конечно, знаком! – кивнул Иван Алексеевич. – Вольпин – это был голова-а-а! Рано умер только… Пятьдесят с небольшим… А, если б не умер, то… Он такое бы открыл… Он, понимаешь, к одной вещи подошел… О-о-о!
– Какой такой вещи? – спросил Аркадий.
– Ты и не поймешь какой!… – важно сказал Кальварский.
– А все-таки. – не стал обижаться Аркадий. – Вы скажите! Вдруг пойму!
– Ну, видишь ли… – зажевал губами Иван Алексеевич. – Он новую теорию извлечения энергии из материи создал!…
– Так уж, и новую теорию? – усомнился Аркадий.
– Жаль, он последнюю свою работу опубликовать не успел… – сокрушенно покачал головой Кальварский. – Но мне кое-что из нее давал читать… Работа капитальная, с математическим аппаратом… Знаешь, как он теорией топологических рядов владел? Так вот, в этой работе он писал, что окружающий нас видимый мир – это лишь покрывало, под которым скрывается необъятный океан энергии.
– Это как? – спросил Аркадий.
– А вот так! В любой точке материи содержится практически бесконечное количество энергии… Энергию не нужно вырабатывать с помощью электрогенераторов и потом перебрасывать по проводам!… Нужно лишь дать соответствующий сигнал материи и она откроет источник энергии в любой своей точке… Только вот надо знать эту команду… Ну, как бы код, что ли… Пароль, чтоб тебе понятнее было… Нечто похожее на "Сим-сим, откройся!"…
Кальварский подбросил в костер сухую ветку. От неожиданного подарка огонь сначала испугался, а затем, разобравшись с тем, что ему дали, радостно подпрыгнул и заиграл, как щенок.
– А что же это за пароль такой волшебный? – с некоторой долей иронии, хотя и умеренной, чтобы не обидеть старого инженера, спросил Аркадий.
– А пароль этот… – Иван Алексеевич задумался, помолчал, но продолжил. – Боря собирался изложить этот вопрос в монографии, но не успел… Конечно, одну проблему мы обсуждали… И кое-что я предполагаю… Но это так, некоторые догадки… Ничего конкретного. Да и дело в общем не в этом!
Иван Алексеевич замолчал.
– А в чем дело? – спросил подполковник.
– В том, какая это голова была! Теперь уж таких нет! Теперь только такие, как Вася Зоткин или Мотька Елперов… Лишь бы деньги, да звания хватать! Разве это ученые? Тьфу! – с брезгливостью плюнул на уровень современной науки находящийся на пенсии конструктор.
Вверх по реке, рождая две ровные, расходящиеся в стороны складки, шел черно-белый упрямый буксир. За его низкой кормой, округлой, как бублик, пересекающимися траекториями летели крупные речные чайки. Время от времени они бросались в тянущийся за буксиром пенистый бурун, и, выхватив из воды невидимую добычу, крутыми виражами взмывали в слепящую глаза синеву.
– Я вообще-то по трупу пришел, который вы с Папасом обнаружили. – не отрывая глаз от чаек, произнес Аркадий.
– А что труп? Я к нему и не подходил… Паша меня сразу послал в милицию звонить. Ему с трупами привычней возиться. Он в своей конвойной службе ко всему привык.
– Иван Алексеевич, понимаете, у этого трупа одна вещь должна была быть… Вроде карманного калькулятора… Вы не видели ее случайно?
– Не видел. Не хочешь ли ты сказать… – с оскорбленным видом вскинул голову бывший главный конструктор и сверкнул синими лешачьими глазами.
– Нет, не хочу. – не дав разгореться гневу, быстро перебил собеседника подполковник. – Я просто спрашиваю.
– Не видел. И не брал. Ни случайно. Ни намеренно! – обиженно поджал губы Кальварский.
– Ну, не видели и не видели… – снова потянулся кусочком лаваша к соусу Аркадий. – Что обижаться-то? У меня работа такая: вопросы задавать и всякую ерунду искать. Мне вообще на этот калькулятор плевать. Но лично я, если бы его увидел, то, даже заплати мне, не взял бы.
– Это почему так? – отвлекся от своих мыслей водопроводчик Коля Саяпин.
– Радиоактивность. – понизив голос, сказал Аркадий. – Умереть, может быть и не умрешь, а вот уж импотенцию точно получишь.
– Да ты что! – воскликнул Коля.
Кальварский хотел что-то сказать, но Аркадий его быстро перебил:
– Ну, когда твой шашлык поспеет, а, Иван Алексеевич?
– Так все. – после маленькой паузы произнес он. – Готов уже. Коля, ты что сидишь? Волоки бутыленцию из воды, пока раки не утащили.
Слесать-водопроводчик поднялся, сделал было шаг к реке, но остановился.
– Слушай, Аркадий Михайлович, вроде Толя Эдисон что-то находил такое… – нерешительно произнес он. – Я его вчера утром за Домом специалистов у сараев встретил. У него какая-то штука в руках была. Он еще делал с ней что-то, отвертку у меня взял. Я его спросил, что это за хреновина, он мне сказал, что точно сказать не может, только что на улице нашел… А это как раз в то время и было… Где-то в половине девятого… Я в свою бытовку шел. Надо его предупредить, пока не поздно, а то что ж, он-то и не знает!… Захочет с бабенкой перепихнуться, а уже того… Нет подъема.
– А где он сейчас? – спросил Стеклов.
– Да у себя на каланче, где ж ему еще быть? – пожал плечами Саяпин.
В это время в кармане у подполковника неприятно запиликал мобильный телефон.
– Шейх Усама бен Ладен слухает. – степенно произнес он в трубку.
– Аркадий, ты что ли? – услышал он голос начальника.
– Ну, а кто еще? Я, конечно.
– Ты так не шути. У нас тебя могут не правильно понять.
– Тогда не буду. – покорно согласился Аркадий.
– Ты где сейчас?
– На Каланчевке, свидетелей опрашиваю.
– Так ты еще не закончил? – тоном невероятно удивленного человека произнес Кондрашов.
– Нет, не закончил.
– Потом закончишь! Срочно дуй на базу. Начальство через тридцать минут меня с докладом требует.
– Тебя ж требует. Я-то там зачем? – с заметным раздражением произнес Аркадий.
– Аркадий, не зли меня! И тебя может потребовать!
– Олег, я как раз напал на след твоего калькулятора. Надо срочно отработать.
– Да? Ты не шутишь? – с сомнением спросила трубка.
– Что я не понимаю, над чем можно шутить? – максимально обиженным тоном произнес Аркадий.
– Ну, ладно. – с сомнением в голосе произнес Кондрашов. – Отрабатывай. Это, действительно, важно. Я генералу так и доложу, что ты напал на след разыскиваемого изделия.
Трубка помолчала.
– Аркадий?
– Да.
– Ты точно на след напал? Уверен?
– Ну, как я могу быть уверен? Ты меня что, в магазин послал? Пошел и купил? Но, источник информации серьезный.
– Хорошо, работай! Как конкретика будет, сразу звони. А я тут пока буду за тебя у генерала отдуваться. – тоном человека, делающего великое одолжение закончил Кондрашов и отключился.
Буксир, уже ушедший по реке к самому железнодорожному мосту, призывно загудел.
Ту-у-у…Бу-у-у…Ту-у-у-у!….
Аркадий обвел глазами небо с невесомым, как заячий помпон на женском берете, облачком, реку, сверкающую на солнце кольчужной сталью, покрытую оспинками окон сплошную стену городских зданий на противоположном берегу.
В мире царил покой.
Подполковник Стеклов опустил глаза на аппетитный, украшенный испекшимися помидорами шашлык, и, нехотя, поднялся. Вслед за ним поднялся Коля Саяпин.
– Только вы не долго там! Мы без вас начинать не будем! – строго предупредил Иван Алексеевич.
– Аркадий! Ты возвращайся! А то, знаю я тебя, убежишь, как всегда! Смотри, не приди только! – сверкнув синими фамильными глазами, напутствовала его Соня.
– Ну, что ты! Обязательно вернусь! К такому шашлыку и не вернуться! – заверил остающихся на берегу Аркадий. Не столько Кальварского, конечно, сколько его племянницу.
И Аркадий вместе с Колей Саяпиным отправились к Толе Эдисону. На каланчу.
Казалось, в мире по-прежнему царил покой.
Но подполковник Стеклов знал, что никакого покоя в мире уже нет.
4. Старая каланча
Пожарную каланчу построили давно, больше века назад.
Она была похожа на оставшуюся без крепостных стен оборонительную башню средневекового города. Ее стройное гончарное тело на разной высоте обвивали кирпичные кольца и орнамент из каменных сухариков. Она была видна даже с самых дальних улиц. От нее и пошло название окраинного поселка – Каланчевка.
Каланчевка была местом необычным.
Большая часть города лежала на правом берегу большой сибирской реки, а Каланчевка – на противоположном – левом.
Когда-то она была самостоятельной пригородной железнодорожной станицей. И хотя те времена давно миновали, поселок давно был включен в городскую черту и его соединял с другими районами широкий автомобильный мост, все равно он оставался в городе каким-то инородным телом. И жил своей отдельной, особой, не городской жизнью.
На правом берегу располагались широкие центральные проспекты, официальные учреждения и большие заводы. В Каланчевке же – утопающие в зелени извилистые улочки, состоящие из небольших одноэтажных домиков.
Крупозавод, или «крупка», как его называли в поселке, был здесь единственным представителем индустрии.
Его жители проводили на огородах едва ли не больше времени, чем в любых других местах. Они выращивали под окнами своих домов не только томаты, огурцы и смородину, давно ставшие привычными для этих мест, но и небольшие полосатые, как котята, арбузики, сахарные дыньки и глянцево-черные баклажаны. Некоторые любители-садоводы умудрялись выхаживать даже виноград и непризнанный агрономической наукой сорт груш "Сибирский дюшес", дающий к сентябрю вкусные крепенькие плоды.
Родители Аркадия, врачи местной больницы, не считались фанатиками земледелия, но тоже ясными летними вечерами склонялись над кудрявыми грядками.
Родители же Оли Дорошенко были настоящими мастерами аграрных дел. Они были непременными участниками проходящих в начале осени выставок любителей садоводов "Сибирская флора". И даже однажды заняли призовое место, получив в награду электрический садовый насос.
А какое делали в Каланчевке соленое сало!… Свиней в поселке мало кто держал. Свежее сало покупали на рынке, куда его привозили из окружающих поселок бескрайних степей. Кто любил брать сало с вишневыми мясными прожилками, а кто чистое – парафиново-белое. Одни солили его просто с чесноком. Другие перекладывали бруски сала лавровым листом, черным перцем или пряной восточной приправой хмели-сунели.
Были и такие, кто сначала отваривали сало с луковой шелухой, а затем, вынув из кипятка ставший янтарным кусок, натирали его ядреной смесью жгучего красного перца и чеснока. После этой важной процедуры сало укладывалось в эмалированную посуду и ставилось в прохладное, – но не слишком! – место.
О, что за продукт получался там через трое суток! Конечно, употреблять его еще не следовало. Нужно было завернуть пылающие куски в вощеную бумагу и положить на сутки в погреб на лед или в морозильную камеру холодильника.
И уж потом – только потом! – следовало отрезать ножом с заточенным до бритвенной остроты лезвием тоненький, насквозь просвечивающий пластик, положить его на ломтик черного хлеба и попробовать, что же получилось. Всегда получалось хорошо.
Но даже больше, чем соленым салом, Каланчевка славилась в городе своими домашними колбасами.
Составные части фарша – говядина, свинина, шпик, и их пропорции были секретом каждой хозяйки. Добавлялись туда и гвоздика, и тмин и раздавленные зерна граната.
Готовые колбаски коптили на березовом дыму, жарили на решетке, нанизывали на вертел или раскладывали их плотно набитые круги на широкие чугунные сковородки. Во время приготовления колбаски шипели, скворчали, покрывались золотистой корочкой. А ползущие по улицам запахи с силой строительных лебедок затягивали каланчевцев в гости друг к другу.
Вот такая не городская часть города окружала старую пожарную каланчу.
Уже больше полувека ей не пользовались по прямому назначению. Не поднимались на смотровую площадку бдительные дозорные и не взвивались над ней на тонкой мачте черные шары, говорящие всем: "Внимание! Пожар в поселке!"
Долгое время каланча вообще пустовала, а несколько лет назад на ней обосновался странный человек. То ли ловкий специалист по ремонту бытовой видеотехники, занимающийся частным предпринимательством в безналоговом режиме, то ли, наоборот, оторванный от мира чудаковатый изобретатель. Звали его Анатолий Петрович Беседин, но в Каланчевке он был больше известен по прозвищу Толя Эдисон.
Водопроводчик с усилием отвалил тяжелую кованую дверь и они оказались в просторном пустом помещении. У него были кирпичные не штукатуренные стены и высокий потолок. В помещении царили холод и сумерки. Дневной свет проникал сюда сквозь узкие, похожие на бойницы прорези в полутораметровых стенах.
На противоположном конце помещения пугал непроглядной чернотой сводчатый вход. Они пересекли пустое пространство и шагнули под каменный полукруг. Перед ними уходила ввысь закручивающаяся вокруг невидимой оси каменная лестница.
Аркадий и Коля друг за другом вступили на ее узкие ступени. В середине они имели небольшую ложбинку – след подошв, ступавших здесь за минувшую сотню лет. Они стали медленно подниматься вверх. Запыхавшись, два раза отдыхали на промежуточных площадках. Смотрели сквозь низкие решетчатые оконца на утопающую в зелени Каланчевку.
Внизу блестела на солнце широкая река, отделяющая поселок от остального города. Под кронами деревьев прятались крытые железом и шифером одноэтажные домики. Гордо возвышался над ними своими тремя этажами, так называемый, Дом специалистов. Он был построен после войны для инженерно-технического состава крупозавода имени Гарибальди. За прошедшие с тех пор годы работников крупозавода в нем почти не осталось. Зато жили Паша Папас, Иван Алексеевич и Ольга Дорошенко.
Пряничные корпуса самого крупозавода, именуемого ныне акционерным обществом «Сибкорн», стояли на высоком берегу над рекой.
Прямо под каланчей расстилался толстым кудрявым ковром полузаброшенный старый поселковый сквер, местами густой и непроходимый, словно настоящий дикий лес.
А вправо, за веселыми кронами каланчевских садов лежала уходящая на юг пшеничная степь. Ее дальний край тонул в сиреневой дымке. В ней мерещились сизые вершины гор и беспокойные морские плоскости. Хотя и те и другие отстояли от города на многие тысячи километров.
По этой степи шли когда-то вслед за солнцем бесконечные племена и народы – германцы, славяне, монголы и древние мадьяры. Шли, чтобы где-то там, на краю света, в далекой Европе оставить после себя иногда – жизнеспособное государство, иногда – строчку в книге, а иногда – без следа исчезнуть с лица земли. Чудились в этом простом, полностью открытом взгляду степном ландшафте какая-то невидимая жизнь и тайна.
Слегка приустав, Аркадий с Николаем достигли вершины. Дверь в Толины апартаменты была приоткрыта. Они постучались и вошли.
Перед их глазами предстало нечто среднее между опытной лабораторией серьезного научно-исследовательского института и приемным пунктом ателье по ремонту бытовой видеотехники.
По стенам небольшой комнатки высились металлические стеллажи. На них помещались какие-то электрические приборы с маленькими и большими циферблатами. На одной из полок стоял большой осциллограф, на зеленом экране которого застыла горбатая, как спина верблюда-дромадера, синусоида. На большом письменном столе светился дисплей персонального компьютера. На его экране висел, судя по рубрике, какой-то интернетовский материал.
Сам Анатолий Петрович сидел за большим столом и что-то паял. Дверь на смотровую площадку, окружающую ствол башни, была открыта, и по комнате вертелся веселый ветерок. Он первым обратил внимание на вошедших гостей и бросил им в лицо морской запах плавящейся канифоли.
После него поднял взгляд и Беседин.
У него было крепкое, будто вырезанное из старого дерева, худощавое лицо, маленькие седые усики и карие, весело поблескивающие теплые глаза.
Анатолий Петрович не всегда занимался ремонтным бизнесом. Были времена, когда он трудился старшим преподавателем факультета электротехники местного технического университета. Студенты его любили. Руководство и коллеги – нет. Хотя Толя был человеком мирным, не участвующим ни в каких свойственных профессорско-преподавательскому сословию интригах и склоках. Но, может быть, как раз в этом и было дело. Он не считал нужным включаться во всеобщую борьбу за доплаты и звания. Такое игнорирование корпоративной жизни уже само по себе почти смертельно для вузовского преподавателя.
Но, к сожалению, даже это было еще не все. В его карих глазах читался искренний интерес к устройству того тайного механизма, который вращает мир. Такое качество ума вызывают у большинства профессиональных ученых почти рефлекторную антипатию.
Несмотря на признаваемый всеми исследовательский дар, у него год за годом не ладилось с диссертацией. Он не придавал этому особого значения, потому что не считал получение кандидатской степени сколько-нибудь серьезным делом. Но его коллеги думали совсем по-другому. Все это и привело к тому, что Анатолий Петрович не прошел очередную аттестацию и вынужден был уйти из университета.
Так он оказался на каланче.
Беседин застыл с дымящимся в руке паяльником. Он молчал, словно не узнавая вошедших. Аркадий с Николаем даже испытали замешательство. Ведь и тот и другой знали Беседина с детства.
Вдруг Анатолий Петрович ожил, его карие глаза приняли осознанное выражение, будто до этого момента он мысленно пребывал в каких-то далеких пространствах и, наконец, вернулся оттуда. Хозяин поставил паяльник на рогатую подставку и радостно потер руки:
– О-о-о! Заходите ребята! Не ждал. Но барашка пригото-о-вил!
– Да не-е-е, мы на минуту. – сказал Коля Саяпин. – Нас на берегу Иван Алексеевич с Соней ждут. Понимаешь, Толя, какое дело… Ты не обижайся только. Вот Аркадий говорит, тот калькулятор, что ты на Хлебной нашел, он того… радиоактивный… Можно импотенцию заработать!
– Какой калькулятор? – удивленно поджал тонкие губы Анатолий Петрович.
– Ну, ты мне вчера сам показывал, ты что забыл? – озадаченно произнес Коля.
Анатолий Петрович немного помолчал, потом вдруг с видом внезапно вспомнившего человека хлопнул себя рукой по лбу.
– Так я его выбросил… Да. Копеечная вещь. Да еще сломанная.
– Ну и хорошо… – с облегчением произнес Коля. – А то, действительно, облучишься и все! Прощай женская любовь.
– А куда ты его выбросил? Можешь показать? – спросил Аркадий.
– Ну куда-куда?… Не помню. – подумав, сказал Беседин.
– Постарайся вспомнить, Анатолий Петрович! Очень надо! – давая понять, что просто так не отступится, с нажимом произнес Аркадий.
– Ну, не знаю… – поднялся со своего вертящегося стула изобретатель. – У меня барашек с картошечкой потушился… Покушаем, а?
Не дожидаясь согласия гостей, Беседин направился в угол своей просторной комнаты и с помощью полотенца вытащил из электрической духовки чугунную утятницу.
Держа ее перед собой на вытянутых руках и несмело переставляя ноги, он принес тяжелую посудину и осторожно водрузил на свой рабочий стол. Тщательно расчистил пространство вокруг от книг и радиодеталей и застелил стол белой бумагой. В свежем воздухе высоты, идущим со смотровой площадки, хлынувший из утятницы запах тушеного мяса, картошки, и лаврового листа был подобен взрыву праздничного салюта, который хочется задержать в небе как можно дольше.
Аркадий в очередной раз за сегодняшний день почувствовал прилив аппетита.
– Ну, ладно. – сдался Аркадий. – Накрывай, Анатолий Петрович. Только все-таки вспоминай, куда калькулятор выбросил.
– А я вспомнил! – вдруг уверенным тоном заявил хозяин каланчи.
– Ну? – подался к нему Аркадий.
– Я его в реку выкинул.
– В реку? – разочарованно переспросил Аркадий.
– Ну, да! Точно. Вспомнил. Прямо с берега как швырану! Почти до фарватера добросил.
Аркадий прошелся по комнатке-лаборатории. Хорошо было здесь. Пахло морской свежестью, канифолью и тушеной бараниной. В широких окнах плескалось синее небо и покачивались в отдалении белые ладьи облаков. Одно облако обернулось растянутым по ветру крылом. Своими перьями оно почти касалось каланчи.
Аркадий вздохнул и опустился на металлический табурет. В это момент у него в кармане запиликал мобильный телефон.
– Это ты? – спросила трубка голосом Кондрашова.
– Нет, это агент северо-корейской разведки товарищ Ень Бень. – подобострастно отозвался подполковник Стеклов.
– Хватит шутить! – грозно проговорила трубка. – Не время для шуток, подполковник! След по калькулятору оправдался, а? Я генералу доложил, что прибор уже практически найден. Надеюсь, я не ввел его в заблуждение?
– Найден, но практически недоступен.
– Это как? Он что, на Луне? – спросил Кондрашов.
– Нет. На дне реки.
– Немедленно приезжай на базу. – не терпящим возражения тоном сказала трубка. – Здесь доложишь все подробно. Как положено!
– Ну что, прямо сейчас? Мне нужно здесь еще кое-что уточнить. – деловым голосом произнес Аркадий.
– Я сказал, немедленно на базу! Чтоб через полчаса был на месте. Это приказ. – накалилась трубка.
– Я понял. Буду. – сказал подполковник Стеклов.
Присутствующие, делали вид, что не интересуются разговором, но посматривали на Аркадия с любопытством.
– К сожалению, дела требуют. – веско произнес он. – Я должен вас покинуть.
Стеклов поднялся с табуретки, взглянул на утятницу, втянул носом воздух и сказал:
– Толя, дай хоть попробовать.
Беседин без малейшего промедления протянул ему большую сверкающую ложку из нержавеющей стали.
Аркадий зачерпнул ложкой так, чтобы в ней оказался кусочек баранины, картошка и золотистый бульон и вылил все это в максимально раскрытый рот. Пошевелил языком, пожевал, поцокал и проглотил.
– Ой-е-е-е-ей! – восхищенно произнес он. – Вот так всегда бывает. Одним все. Другим – только смотри и завидуй!
– Не переживай! – ободряюще похлопал его по плечу Анатолий Петрович. – Как с органов уволят, я тебя мальчиком для подсобных работ возьму. Колбы мыть и провода зачищать! За кормежку будешь работать. Помнишь, как в школе у тебя хорошо получалось! – похвалил Анатолий Петрович.
– Готовься, изобретатель! Копи продукты. Скоро уже попрут. – мрачно заметил подполковник.
– Слушай, Аркадий Михайлович, а этот калькулятор был сильно радиоактивный, а? – неожиданно вступил в беседу Коля Саяпин.
– А что? – повернулся к нему Стеклов.
– Так я его тоже в руки брал… А у меня сейчас почему-то руки зачесались… Смотри, и покраснели даже…
– Покажи. – заинтересовался Аркадий.
Коля с обреченным видом поднял к своей груди раскрытые ладони:
– Вот. Какие-то красные…
– Да? – с сомнением произнес Аркадий. – Разве? Ладони, как ладони.
– Это не от радиации. – сказал Анатолий Петрович.
– Откуда ты знаешь? – с надеждой обратился к нему Коля.
– Первое, что я делаю со всеми неизвестными предметами, которые попадают мне в руки, – это проверяю их на радиоактивность. Про счетчик Гейгера слышал, а, Колюша? – ласково осведомился Беседин.
– Слышал. – кивнул головой потенциальный смертник.
– Так вот. Эту штуку я сразу проверил. Не было у нее никакой радиоактивности. В пределах естественного фона.
– Это как? – спросил Костя.
– Это значит, что ее радиоактивность была такая же, как у моей утятницы. – пояснил Анатолий Петрович. – Я в ней двадцать лет баранину готовлю и ничего, не умер!
5. Непонятный интерес
Всей езды от Каланчевки до центра города было минут пятнадцать. Не больше.
Даже, если ехать на неторопливом маршрутном такси.
Аккуратно притершись к тротуарному бордюру, «газель» остановилось у старого барочного здания. В нем размещалось областное управление федеральной службы безопасности.
Согнувшись пополам, Аркадий с трудом выбрался из маршрутки. Он почему-то подумал, что крохотному автобусику во время стоянок должны сниться сказки, в которых он возит не этих тяжелых великанов, а маленьких аккуратных людей, выросшие на далеких японских островах Окинава и Хонсю.
Полковник Кондрашов был сама озабоченность.
Его сливочный пиджак был аккуратно размещен на плечиках. Начальник отдела был в одной рубашке, рукава которой были деловито подвернуты до локтей. Пуговица воротника расстегнута, а узел бежевого галстука опущен до середины груди. Такой вольный внешний вид был для Олега Петровича совсем не типичен и хорошо знающему его человеку говорил о многом.
Кондрашов поднялся из-за начальственного стола и подошел к окну, просторному, как ворота в Кремле.
Областное управление федеральной безопасности помещалось в старинном здании, где когда-то в легендарные времена находилась женская гимназия. Присущие слабому полу жажда публичного поклонения и тайной власти, видимо, навсегда поселились в его украшенных изощренной лепниной стенах. Для органов безопасности эти дамские желания оказались и близкими и понятными.
Как в любом уважающем себя вековом здании, здесь существовала и домашняя легенда, о том, что ночами в мрачных сводчатых коридорах управления появляется большеглазая девушка в белом платье. Она легкой походкой проплывает меж стен и исчезает за одним из бесчисленных поворотов. Офицеры называли ее княжна Катя. По легенде она проводила своего жениха – молодого поручика, на первую мировую войну и через несколько недель получила известие о его гибели.
Молодая княжна не смогла справиться со своим горем, выпила сулему и ушла из жизни. Но что-то заставляет ее вновь и вновь приходить в знакомые стены и вглядываться в лица молодых офицеров, словно разыскивая своего давно сгинувшего возлюбленного.
Аркадию нравилась романтическая легенда. Она делала официальное здание живым и уютным.
В привидения он не верил, но однажды поздно вечером, двигаясь по коридору второго этажа, неожиданно заметил перед собой белое облако, которое будто появилось прямо из стены. Своими изгибами облако напоминало женскую фигуру. Подполковник ринулся за облаком, но оно без следа исчезло за ближайшим углом слабо освещенного коридора.
Но, вообщем, этот случай все-таки ничего не доказывал. Он произошел после кабинетного застолья, на котором отмечали присвоение Кондрашову очередного специального звания – полковника государственной безопасности, и потому за объективность собственных впечатлений ручаться было нельзя.
Кондрашов приоткрыл тяжелую оконную раму и в кабинет проник сладковатый запах цветущей ольхи – совсем не городского ведьминого дерева, обычно растущего на болотах и в сырых чащобах. Но выросшего почему-то и здесь в центре города, у серых каменных стен управления.
– Ты уверен, что твой Эдисон на самом деле эту штуку в реку выбросил? – обернулся начальник к своему подчиненному.
– Да нет. Не уверен. – Аркадий почесал нос карандашом.
– Так, что ж ты его не раскрутил? – недовольно приподнял брови Олег Петрович.
– Ну, когда бы я успел?… Ты же все время звонишь: на базу, да на базу! Как будто тут пожар.
– А тут и есть пожар! – внушительно произнес Кондрашов. – Вчера в город прибыл английский коммерсант Джек Тамсфорд. Ну, это так, прикрытие. Москва сообщила, что он кадровый офицер британской разведки.
– Да? – удивился Аркадий. – И что же ему тут нужно? Что тут у нас за секреты государственной важности?
– Вот то-то и оно! – наставительно поднял указательный палец полковник. – А ты говоришь, пожара нет… Есть пожар! Да еще какой! Англичанин прилетел вчера. А сегодня служба наружного наблюдения сообщила, что засекла мистера Тамсфорда в поселке Каланчевка. Причем, недалеко от того места, где два дня назад нашли труп другого иностранца. А? Разве это не пожар? Что ты обо всем думаешь, Аркадий Михайлович? Ты же у нас специалист по заграничным разведслужбам!
– Это я раньше был специалист по заграничным разведслужбам. А теперь я работаю мальчиком на побегушках у таких пожарников, как ты, Олег Петрович. – мягко произнес подполковник Стеклов.
– Аркадий! Не забывайся! – посерьезнел лицом Олег Петрович.
– Больше не буду. Извини. – не стал нарываться подполковник. – Ты лучше скажи, а что это за калькулятор мы ищем? Может, в нем все дело?
– На самом деле, это не калькулятор. – важно произнес Кондрашов. – Это – спектрограф. Совершенно новая разработка. Способен моментально определять качество зерна, сколько в нем белка, клейковины и так далее. Очень дорогой. Защищен патентом.
– Да? – с сомнением произнес Аркадий.
– Да. – с едва заметной, но все-таки, уловимой нетвердостью в голосе сказал Олег Петрович. – Так сообщили из торгового отдела Нидерландского консульства. Прибор предъявлялся и на таможне при пересечении границы. Дежурный эксперт осматривал. Подтверждает… Ну, во всяком случае, это – точно не дозиметр радиоизлучения…
– Да ведь у нас тут и измерять вроде нечего… – озадаченно произнес Аркадий.
– Вот то-то! Друг мой! – наставительно произнес полковник. – А ты говоришь, нет пожара! Есть пожар!
– Что же тут им всем понадобилось-то, а? – вздохнул неудавшийся отпускник.
Кондрашов прошелся по своей прогулочной дорожке – от величественному окна к письменному столу, и остановился рядом с Аркадием.
– А вот это я вам и поручаю выяснить, подполковник Стеклов. – официальным тоном произнес он.
– Подожди, Олег, мне же с трупом голландца надо разбираться! – возмутился Аркадий. – Ты же сам утром поручил мне выяснять, кто его убил? И еще хвоста мне накручивал, про важность и срочность!…Так?
– Ну, так. – согласился полковник Кондрашов.
– Вот! А выяснение причин интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – это же отдельная большая тема для разработки… Я же не могу всем одновременно и срочно заниматься!
– Можешь! – отрубил Кондрашов. – Знаешь, есть в органах такое слово «надо!» И по трупу голландца работать надо! И прибор искать! И причины интереса иностранных спецслужб к Каланчевке выяснять!
– Ну, Олег, что же мне разорваться, в самом деле? – не сдавался Аркадий.
– Разрываться не надо! А вот заниматься надо и тем и другим! Ясно? Тем более, мне кажется, тут все связано! Ну, сам посуди, то не было никого, хоть шаром покати! Ни одного иностранца в Каланчевке днем с огнем не сыщешь! И вдруг, ни с того ни с сего, – один за другим! А? Это при том, что ни ракетных баз, ни секретных лабораторий в Каланчевке, как ты понимаешь, нет и никогда не было!
Полковник Кондрашов заложил руки за спину и несколько раз с размышляющим видом прошелся мимо сидящего Аркадия.
– Мы – отдел контрразведывательного обеспечения или что? – спросил он, остановившись рядом с подчиненным.
– Обеспечения чего, сначала хотелось бы знать? – проворчал подполковник Стеклов. – Секретных способов сортировки гречневой крупы?
– В спецслужбах, Аркадий, – не идиоты. Что-то же они в Каланчевке ищут? Значит, что-то же там есть! То, что мы обязаны охранять! – резонно заявил Олег Петрович и вернулся за свой стол.
Аркадий тяжело вздохнул.
– Так что, не сиди, голуба моя! – приняв суровый вид, сказал Олег Петрович. – План оперативных мероприятий по установлению причин обнаруженного интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – мне на стол! И вперед. Первые результаты попрошу завтра к вечеру!… – начальственно прихлопнул он ладонью по столу.
Заметив, что подчиненный собирается что-то сказать, опытный руководитель не дал ему этого сделать:
– Пан профессор чем-то недоволен? А зря! Когда вы добровольно, подчеркиваю, добровольно, шли работать в органы, профессор, отпуск в летний период вам никто и не обещал!
Со вкусом произнеся эту тираду, полковник Кондрашов добро, по-отечески, улыбнулся подполковнику Стеклову.
Аркадий недовольно опустил желтые бульдожьи глаза и отправился к себе в кабинет.
Войдя в бывшую спаленку гимназистки, служившую ему кабинетом, он сел за стол и открыл сейф. Потянулся было к папочке с информацией об убийстве голландца, но его рука как-то сама собой нырнула на нижнюю полку, а там в ладонь нетерпеливо впрыгнул дамасский кинжал.
Он достал клинок из сейфа, вытянул из ножен и покачал в руке. Потом, взял левой рукой лежащий на столе лист белой бумаги. Поднял его над головой и отпустил. Когда белый лист, неторопливо планируя, поравнялся с его лицом, Аркадий резко провел по бумаге лезвием кинжала.
Лист мгновенно распался на две ровные половинки. Они сначала изумленно застыли в воздухе, а, затем, будто супруги, давно мечтавшие расстаться друг с другом и наконец-то получившие развод, радостно устремились в разные углы комнаты.
В свое время тайна восточной сверхстали очень интересовала Аркадия Михайловича.
Над разгадкой удивительных свойств булатов в первой половине девятнадцатого века ломали головы десятки выдающихся ученых Европы. В том числе король эксперимента, создатель теории электромагнетизма англичанин Майкл Фарадей, для которого, казалось, вообще не существовало не раскрываемых тайн природы.
Все они потерпели поражение.
«Что острее дамасской стали? – спросил себя Ар-кадий строчкой древней восточной присказки. – Только голова! – ответил он ее же словами. – Что-то все разворачивается слишком быстро… Хотя, если в Каланчевке случилось то, что случилось, то нет ничего удивительного.»
6. Взрывоопасное изобретение Толи Эдисона
Маршрутка снова везла Аркадия в Каланчевку.
Он покачивался на мягком сиденье рядом с водителем и думал о вещах, очень далеких от оперативного плана, который ему предстояло осуществлять.
На его составление он потратил почти час. Полковник Кондрашов план внимательно прочитал. Занимаясь этим, он поджимал губы, недовольно морщился, задавал многочисленные вопросы, но, в конце концов, все-таки утвердил. В итоге, за всеми этими хлопотами пообедать подполковник Стеклов так и не успел. А на город уже незаметно надвигался вечер.
И когда, маршрутное такси неспешно проезжало мимо необычного сооружения, размещенного на пришвартованном к берегу дебаркадере, Аркадий тронул своей широкой лапой водителя за плечо:
– Останови, друг!
На дебаркадере размещался единственный каланчевский ресторан. Он назывался «На пристани».
Подполковник решил поужинать здесь. Но, это была все-таки не главная причина его посещения этого места, пользующегося в поселке не слишком хорошей репутацией. Если уж на то пошло, поужинать он мог и у Паши Папаса. В ресторане «На пристани» он собирался осуществить пункт номер один плана оперативных мероприятий, утвержденного полковником Кондрашовым.
Своим обликом ресторан напоминал Зимний дворец, только уменьшенный в десять тысяч раз.
Когда-то эта узорчатая шкатулка, действительно, была пассажирской пристанью. Над входом в нее до сих пор проступали сквозь многочисленные слои краски черные буквы «Пароходство «Пороховщиков и К.» В ноябре девятнадцатого года владелец частного пароходства отбыл из города вместе с отступающими колчаковскими войсками. И с начала двадцатых годов в миниатюрной модели дворца российских императоров навсегда поселился ресторан.
Он пришелся настолько к месту, что, казалось был тут всегда, а существование в нем какой-то пассажирской пристани было просто красивым мифом, дающим основание для романтического названия. Не одно поколение каланчевцев именно с ним связывали свои представления о красивой жизни, необузданных загулах и сладком, как сибирский гречишный мед, разврате.
Много лет назад только что окончившие школу Аркадий Стеклов и Паша Папас сидели здесь за столиком, смотрели сквозь высокие, разделенные мелким переплетом окна, на гранатовый сибирский закат и мечтали.
Закат манил в свой таинственный огонь. Тогда им казалось высшим счастьем – убежать из Каланчевки в большой кипящий мир. Теперь и Паше и Аркадию счастье представлялось по-другому.
Подполковник прошел по слегка вибрирующему под ногами переходному мостику на дебаркадер и ступил на его дощатый настил.
Старые стеклянные двери, напоминали своей легкостью и гнутым переплетом, блестящие крылья гигантских стрекоз.
Когда-то за стеклянными дверями, сразу у входа посетителя ресторана встречал тяжелый резной буфет. Это была буфетная. За ее высокой стойкой, еще до того, как посетители проходили в большой зал и садились за покрытые белыми скатертями столы, буфетчик наливал гостям рюмку водки или бокал шампанского, что повторялось и при прощании.
Ритуал этот был непреложным, как, допустим, текущая внизу река. И на того, кто осмелился его нарушить, посмотрели бы как на сошедшего с ума. И, если проверять счет у официанта, обслуживающего столик в зале, считалось делом вполне нормальным и даже обязательным для уважающего себя посетителя, то, при расчете с буфетчиком считать деньги было дурным тоном. Тут уж, сколько бросил на широкую стойку, столько бросил. Сдачи никто не ждал. Каждый боялся не того, чтобы дать слишком много, а, наоборот, дать слишком мало. Вдруг подумают – скупердяйничает, жадничает, на дармовщинку выпить хочет. Понятно, должность буфетчика была и престижной и доходной.
Это были традиции и нравы давно ушедшей купеческо-помещичьей России. В беспокойные революционные годы они, казалось, навсегда исчезли, но потом, как это ни удивительно, снова возникли и уже с начала двадцатых, благополучно просуществовали, почти до настоящего времени. Растаяли они уже совсем в последние годы.
Теперь буфетная называлась баром. А у широкой стойки высились обтянутые кожей круглые сиденья на тонких никелированных ножках.
У бара толпилась группка незнакомых мужчин, молодых и средних лет.
Аркадий прошел мимо них в ресторанный зал. Сел за столик у приоткрытого окна. Он должен был встретиться в ресторане с находящимся у него на связи агентом-информатором. Это и было первым пунктом предложенного им руководству плана оперативных мероприятий. И, только попутно он имел цель хорошо поужинать. Правда в этом он решил себя не ограничивать, поскольку стоимость блюд можно было с чистой совестью списать на оперативные расходы.
Он заказал тушеную утку с моченой брусникой. Сколько Стеклов себя помнил, она считалась фирменным блюдом плавающего ресторана. Аркадий немного посомневался. Но все-таки заказал двести граммов клюквенной настойки.
Лежащая на овальной металлической тарелке половина утки, была покрыта поблескивающей коричневой корочкой. С одной стороны от нее высилась горка жареного картофеля, с другой – рубиновая пирамидка влажных брусничных ягод и желтое моченое яблоко. К утке официантка принесла свежие маленькие пухлые булочки. Аркадий прикоснулся к ее руке и попросил пригласить к нему администратора ресторана.
– Хотелось бы заказать банкет на следующую неделю. – пояснил он.
Разумеется, никакого банкета он заказывать не собирался, но администратор ресторана Малик Керимов являлся его агентом на связи, и он должен был думать о его безопасности. Малик подскочил тут же. На его белой рубашке по распространившейся моде был прикреплен заламинированный кусочек картона с надписью «Главный администратор». Насколько знал Стеклов, никаких других администраторов в ресторанчике не было, но Малика мысленно одобрил. Лучше быть старшим, чем младшим или, тем более, никаким.
Пару лет назад Керимов попал на крючок органов по делу о сбыте самогонных спиртных напитков под видом виски «Джони Уокер». С точки зрения самого Аркадия, то, что продавал Малик, по вкусовым и другим органолептическим качествам не только не уступало, но превосходило именитый американский напиток. Он подозревал, что в появлении этого великолепного изделия не обошлось без самогонного аппарата, интуиции и любви к делу гражданина Папаса, но прояснять эти детали в данном направлении, конечно, не стал.
Поскольку одним из пострадавших от действий Малика оказался иностранец, купивший по дешевке ящик виски, управлению ФСБ удалось выторговать Керимова у органов милиции себе. Замяв дело, контрразведчики взяли у него подписку о добровольном сотрудничестве. При вербовке Керимов не сопротивлялся, а, наоборот, был даже рад неожиданно появившимся у него солидным покровителям.
– Слушай, Малик, в последнее время ничего такого у нас не происходило? – спросил Аркадий у присевшего напротив Керимова.
– Какого? – подумав несколько секунд, спросил Керимов.
– Необычного.
– Не…необычного? – осторожно переспросил старший администратор.
– Ну, да. Необычного.
– Аркадий Михайлович, вы про наркоту, что ли?… – приблизив голову к Аркадию, тихо произнес Керимов.
Подполковник неопределенно мыкнул.
– После того, как вы Чокана взяли, ничего такого не было…
– Не было? – изобразил следовательский взгляд Аркадий.
– Нет.
– А, может быть, что все-таки было?
– Да, вы про что, Аркадий Михайлович? – встревожился Малик.
Если б сам подполковник Стеклов знал, про что он спрашивает.
– Может кто-то из чужих появился? – помолчав, произнес он.
– Из чужих? – неуверенно переспросил Малик.
Аркадий что-то уловил в его голосе.
– Да. Из чужих. – нажал он.
Малик придал задумчивое выражение своим миндалевидным глазам и вздохнул.
– Ну, не то, что бы совсем чужие… Они к Шторму приехали… Из Москвы.
– Кто это?
– Ну… Деловые ребята… Из «Бакин-банка»… От самого… – Малик понизил голос. – Гоглидзе…
Аркадий насторожился. О «Бакин-банке» он слышал. И кто такой Гоглидзе знал. Гурген Тимурович был известным московским предпринимателем и криминальным авторитетом. Вернее, сначала вторым, а, затем, первым.
– А зачем они приехали?
Малик отвел глаза в сторону:
– Ну, что они мне докладывают, что ли?
– Ты ж все равно что-то слышал… – уверенно произнес подполковник.
– Толик Эдисон вроде им нужен.
– Толик Эдисон? – удивился Аркадий.
– Вроде так.
– А зачем?
– Ну, какую-то штуку он придумал… – уставил глаза в потолок Малик.
– Какую?
– Да, я точно не знаю… Вова Чумаченко говорит, вроде взрыватель какой-то…
– Взрыватель? – насторожился подполковник.
– Вроде так… Прибор такой. Небольшой. Вроде калькулятора. Что хочешь на расстоянии подорвать может, без всякой взрывчатки… Хоть машину, хоть дом…
– Как же это так, без всякой взрывчатки?
– Мужики говорят. Само взрывается… Если на приборе кнопку нажать… Да, Эдисон он такой… Напридумывает, обыкновенной головой и не поймешь!
– И были эти деловые ребята у Эдисона?
– Да вроде еще нет. С Костей Штормом пока беседы ведут… Понятное дело, Косте ж неохота, наверное, такую штуку москвичам за спасибо отдавать… Толя-то на его территории живет, не в Москве! Так что, сначала они Константину Пантелеевичу должны заплатить…
– Дела… – озадаченно произнес Аркадий. – А говоришь, ничего не знаешь!
– Да, я не говорю… Просто не понял, что вам нужно… А так, что ж, я всегда… Вы же знаете, Аркадий Михайлович! Я могу идти?
– Иди. Спасибо, Малик. – задумчиво похвалил его Стеклов. – Молодец. – не забыл он воспитательный момент. – За квартал, чувствую, будет тебе от нас премия. И считай, что я не догадался, откуда ты клюквенную настойку берешь… Старое не отпускает?
– Как откуда?… – широко раскрыл черные глаза Керимов. – Что вы такое говорите, Аркадий Михайлович… У нас серьезный поставщик… Оптовая фирма, торгует напрямую с Ишимским винзаводом. – для убедительности начал разводить руками старший администратор.
– Да, ладно тебе… А то я Папасову продукцию по вкусу отличить не могу…
– Поверьте… Заводская упаковка… Напрямую… – продолжал убеждать Малик.
– Ладно! – махнул рукой подполковник. – Не пугайся. Я Папасову продукцию выше любой заводской ставлю. Натуральный фруктовый спирт. Тройная очистка… У меня к тебе по этому поводу претензий нет… Пока нет. – профессионально добавил он.
Освобожденный Малик направился к бару.
На низенькую сцену вышел маленький оркестр. Он играл здесь столько, сколько Аркадий себя помнил. Высокий худощавый, совсем седой саксофонист Егор Кащеев, полная тетя Клава с аккордеоном и некогда первая скрипка местного театра музыкальной комедии Семен Гликман.
Музыканты провели ладонями по своим инструментам, словно оживляя их после дневной спячки, и негромко заиграли мелодии далеких пятидесятых, когда казалось, что мир вообщем по-доброму относиться к человеку, но только почему-то считает необходимым это скрывать.
Подполковник налил себе из запотевшего графинчика рюмку клюквенной настойки, созданной на базе Папасова самогона, опрокинул в рот ледяной напиток и молодецки крякнул. Резко выдохнув, он подождал, пока ледяной шарик внутри него не превратиться в небольшой пожар и положил в рот острую утиную шкурку. Неторопливо прожевал ее, и еще раз крякнул, довольный уже совершенно.
Солнце катилось к закату, и небо за рекой наливалось нежным предвечерним золотом. В приоткрытое окно потянуло прохладой, запахом воды и путешествий.
Аркадий неторопливо обследовал взором открывающийся из окна вид. Недалеко от дебаркадера на песчаном берегу он увидел стоящего с удочкой Ивана Алексеевича Кальварского. Через мгновение к нему подошел Коля Саяпин и начал что-то говорить, разводя руками. Иван Алексеевич степенно кивал головой, не сводя взгляда с поплавка. Неожиданно он дернул удилище вверх, и в лучах заходящего солнца золотой монетой удачи сверкнула маленькая рыбка.
«Лещика, наверное, вытянул…» – подумал подполковник.
Посетителей в ресторане было не много. Пару человек за столиками в зале и кучка мужчин за стойкой бара. И лишь из-за вишневой плюшевой шторы, прикрывающей вход в отдельный, как его называли, «капитанский кабинет» доносились оживленные голоса: манящий женский смех и самодовольная мужская басовитая речь. Аркадию даже показалось, что там звучал голос подвыпившего Павла Сергеевича Папаса.
Должно быть, в «капитанском кабинете» отмечали какой-то праздник. Из-за вишневой шторы вынырнула женская фигура и, не глядя по сторонам, неторопливо прошествовала к выходу.
Это была Соня Кальварская.
Светлое платье, подчеркивало все выигрышные места ее достойной фигуры. Медсестра, видимо, решила подышать свежим воздухом.
Аркадия она не заметила. Проплывая мимо бара, Соня что-то сказала находящимся там мужчинам. Через некоторое время один из них, одетый в кожаную безрукавку, тоже отправился к выходу.
Расслабленный подполковник никак не связал два этих события. А зря.
7. Стычка
Подполковник налил себе вторую рюмку клюквенной. Неторопливо, ощущая терпкий вкус, втянул ее в себя и закусил моченым яблоком.
На перила дебаркадера опустилась черно-белая речная чайка и с любопытством уставилась в ресторанное окно. Аркадий взглянул на берег. Рядом с Иваном Алексеевичем и Колей он обнаружил гражданку Дорошенко с подругой.
Шла обычная каланчевская жизнь.
Второй пункт плана оперативных мероприятий, предусматривал работу с населением. Аркадий решил подойти к этой компании и порасспрашивать, что им известно о странных слухах по поводу изобретательской деятельности Толи Эдисона. Особенно он надеялся на Ивана Алексеевича, который приходился Беседину другом и даже консультантом в его радиотехнических опытах. Да и женским сарафанным радио не стоило пренебрегать.
Аркадий заказал официантке кофе по-варшавски. Оно готовится с молоком, которое добавляется после первого закипания. Затем, немного остужается и медленно доводится до второго. После этих манипуляций кофе приобретает мягкий шелковистый вкус.
Он попросил принести его минут через двадцать, чтобы выпить его по возвращении с берега.
Подполковник неторопливо поднялся, прошел полупустой зал и шагнул на дебаркадер.
И тут его взору предстала неприятная картина.
Вышедшей вслед за медсестрой детина в кожаной безрукавке пытался затащить Соню в стоящий на набережной черный джип с распахнутой дверцей. Женщина упиралась руками в его накаченную грудь и сопротивлялась изо всех сил. От натуги ее круглое лицо покраснело. Она пыталась кричать, но, очевидно, голос ее не слушался.
Подполковник перебежал перекидной мостик и, преодолев десяток ступеней, оказался на тротуаре.
– Эй, парень, там тебя бармен ищет! Найдет, уши пообрывает. – крикнул он, подходя к парню. Тот уже почти запихнул медсестру на заднее сиденье. Сидящий впереди водитель включил двигатель.
Услышав обращенные к нему слова Аркадия, могучий ухажер обернулся.
– Какой бармен? Чьи уши? – непонимающе спросил он.
– Твои. Ты смываешься. А кто за тебя платить будет? Я что ли, а?
– Не понял? Что ты сказал? – насильник совсем оставил медсестру и развернулся широким корпусом к Аркадию.
– Ну-ка быстро в бар! И чтоб все до копейки заплатил! – цыкнул на него Аркадий.
– Да, ты кто такой? – даже растерялся от такой наглости парень.
– Я его брат! – рявкнул Аркадий.
– Чей брат? – не понял детина.
– Бармена брат! А вот ты кто такой хитрожопый?
– Что ты сказал? – задохнулся от бешенства боец.
Стеклов собрался.
– Ну, смотри, сука… Сам напросился! – насильник резко выбросил кулак. Но не успел. По массе и мускулам он превосходил подполковника, хотя и Аркадий был далеко не маленьким человеком. Наверное, превосходил и тренированностью. Но не превосходил тем, что помещается внутри головы.
Аркадий ждал этого удара, ушел в сторону, кинулся вперед и всем корпусом обрушился на противника. Тот не удержался на месте и впечатался в корпус джипа. Не давая опомниться, Аркадий ударил его снизу по корпусу.
Однако, противник устоял.
Любой другой после всего принятого, мешком осел бы на землю, а этот из крайне неудобного положения правой рукой попытался нанести Аркадию удар в лицо. И даже почти преуспел в этом. Но, все-таки, и положение у него для удара было невыгодным, и Аркадий имел хорошую реакцию – удар прошел вскользь, хотя и слегка рассек кожу на скуле.
И тогда Аркадий, вкладывая всю силу в движение, своей правой приложил его в челюсть. Неудачливый ухажер, скользя по гладкому боку джипа, стал медленно съезжать на землю.
Подполковник Стеклов любил это дело – хорошую уличную драку. И был в ней специалистом. Он вырос на здешних каланчевских улицах, а на них эта квалификация приобреталась быстро и закреплялась надолго.
Медсестра выскочила из салона автомобиля, как пробка из бутылки в руках умелого официанта.
– Какой гад, а? Какой гад! – возмущению Сони не было предела. – Давайте, говорит, немного пройдемся… А сам хвать и в машину! Вот, негодяй! Хорошо, что ты, Аркадий рядом оказался! Извращенец поганый! – пнула она носком туфли обидчика, находящегося в нокауте.
– Ты чего, мужик! – открыл дверцу шофер, но из машины не вылезал. – В милицию захотел? – в его тоне одновременно звучали нотки угрозы и страха.
– Забирай своего пацаненка, и сваливай отсюда, пока стекла не побил. – уловив дрожь противника наиграл злобу Аркадий.
Водитель на всякий случай прикрыл дверцу и даже как будто уменьшился в размерах. Но через несколько секунд снова ее открыл и, надуваясь, как воздушный шар, зашипел:
– Ну, ты парень попа-ал! Бамбец тебе, сука!
Аркадий осмотрелся и понял, почему так изменилось его настроение.
У входа в ресторан, перед началом переходного мостика стояли три крепкие мужские фигуры – оставленные в баре друзья неудавшегося насильника.
«Многовато, – подумал Аркадий, – тем более, что фактор внезапности утрачен… Но полностью он не может быть утрачен никогда, если сохраняешь инициативу в своих руках.» – утешил он себя, вспомнив наставление одного их своих незабытых учителей.
Оставив медсестру, Аркадий резко двинулся вниз на мостик, навстречу противникам.
Они стояли молча и не двигались с места.
Это было плохо. Он-то как раз рассчитывал, что они все вместе кинутся на него, и он встретит их на узком мостике, где всем троим не развернуться. Даже двое противников будут мешать друг другу. А в бою лишь с одним активно работающим бойцом у него были совсем не плохие шансы.
Но они не двигались.
Они спокойно стояли.
Аркадий ступил на мостик, все еще надеясь, что они последуют его примеру, но этого не произошло. Противник оказался серьезнее, чем он думал. Он шел по мосту и видел, как крайний слева вынул из кармана и передал стоящему рядом узкий нож с поперечной рукояткой, фиксирующей ладонь при ударе.
Стеклов прошел почти весь мостик и остановился шагах в пяти от спокойно стоящих противников.
– Ну, что стоим? Банки раскрыли? Пух залетит! – стремился он вывести их из равновесия и спровоцировать на движение. Но почувствовал, что его слова их не задевают. Перед ним были опытные бойцы. У них явно имелся какой-то свой план действий и они готовились ему следовать.
И тут Аркадий затылком почувствовал опасность позади. Он на секунду оглянулся и увидел, как по мостику к нему быстро направляется водитель с монтировкой в руках.
«Как это неудачно я сработал… – мелькнуло у него в голове. – А как ты после клюквенной хотел, а?» – упрекнул себя подполковник.
Аркадий прижался спиной к перилам мостика, обеспечивая себе тыл, и приготовился встретить взявших его в клещи противников.
И в этот момент краем глаза он увидел, как водителя на мостике кто-то нагоняет. Через секунду, сбитый сзади, водитель покатился по деревянному настилу. Вылетевшая из его руки монтировка заскользила по доскам, как по льду. А за лежащим водителем открылся Коля Саяпин с толстой жердиной в руке.
Стеклов взглянул в другую сторону. Здесь его также ждала новая сцена.
Двое из трех его противников лежали на земле, а на последнего надвигался разъяренная туша Паши Папаса. За его безразмерной спиной маячили еще двое не пропускавших ни одной драки каланчевцев.
Один из лежащих попытался встать, но успел лишь подняться на четвереньки: он тут же упал, сбитый подбежавшим к нему разошедшимся водопроводчиком. Второй противник приподнялся, и с низкого старта решил проскочить мостик, но здесь его встретил злой подполковник и двумя последовательными ударами отправил через перила в воду.
Продолжая атаку, каланчевцы вынудили прыгнуть с дебаркадера в воду и оставшегося на ногах третьего. Последним почти добровольно прыгнул освежиться поднявшийся на ноги водитель.
Противники каланчевцев стояли по пояс в воде, злобно щурились на обидчиков, но молчали. С них стекала зеленая речная вода, а в глазах плескалась черная злоба.
– Это Каланчевка, здесь надо себя вести культурно. Не хватать женщин, не плевать на пол, пользоваться носовыми платками, стирать носки каждый день. – наставительно говорил старый воспитатель заключенных, майор внутренней службы в запасе Павел Сергеевич Папас.
Прислонившись к тонким железным перилам перекидного мостика, он всей своей массой нависал над стоящими под ним приезжими орлами. Павел Сергеевич рисковал оставить на перилах гигантскую полукруглую вмятину, повторяющую геометрию его живота, а то и вообще разорвать хлипкий пруток ограждения.
– Да, брось ты их, Паша. – позвал его Аркадий. – Они все поняли!
Подполковник, как и любой человек на земле, не мог знать своего будущего. Даже самого близкого. Иначе, он не стал бы отвлекать Павла Сергеевича от воспитательного процесса.
8. Делегация из столицы
Конечно, следовало пройти в ресторан.
Просто необходимо было взять бутылочку «клюквенной» и обсудить происшедшее. Но в это время в кармане у Аркадия заверещал мобильный телефон.
– Слушаю, участковый Голобородько. – занятым голосом отозвался в трубку Аркадий.
– Какой участковый? – услышал он недоумевающий голос своего начальника полковника Кондрашова. – Скажите, куда я по… Аркадий, ты что ли?
– Ну, я конечно.
– Прекрати, наконец, свои глупые шутки! – приказал полковник.
– Есть прекратить. – по-уставному рявкнул Стеклов.
– Ты где?
– В Каланчевке, конечно. Где же мне быть? А вот ты, Олег Петрович, почему не на концерте?
– Каком еще концерте?
– Ну вы же с женой хотели в органный зал сходить? Как раз время…
– Не до концертов сейчас. – суровым голосом человека долга сказал полковник. – Ты чем занимаешься?
– Оперативные мероприятия, естественно, провожу. По утвержденному вами, Олег Петрович, плану.
– Слушай, бросай все и гони на базу!
– Что, прямо сейчас? Товарищ полковник, рабочий день давно окончен.
– Это он у рабочих давно окончен. А у нас он только начинается. – назидательно произнес начальник. – Чтоб через полчаса был на базе. Все. Жду. – отрубил он и отключился.
– Что, Аркаша, начальство лютует? – участливо осведомился Павел Сергеевич.
– Работа такая. Это ж тебе не зеков шмонать! Государственная безопасность. Понимать надо! – осторожно ощупывал свою пострадавшую скулу Аркадий.
– А то, может, все-таки по рюмашке? – осторожно осведомился Папас. – Клюквенной? А то, коньячку?
– А коньяк тоже ты делаешь?
– Коньяк? Да ты что? Как можно? – возмутился Папас, но, вглядевшись в выражение Аркадьиного лица, скромно признался. – Да, я. Из облепихи. На дубовой коре настаиваю. Ты не беспокойся. Он еще лучше настоящего.
– А запах? – хмуро сказал Аркадий. – Мне через пол часа начальству докладывать.
– Так все равно, и так уже выхлоп есть… – резонно заметил отставной майор.
– Ну, если по одной. – согласился подполковник.
Они прошли в стрекозиные двери и сели за столик.
Соня достала из сумочки флакончик духов, протерла кровоточащую ссадину на скуле, залепила ее пластырем и ласково провела ладонью по щеке.
– Аркадий, пойдем ко мне домой, кофе попьем! – закрыв синие глаза ресницами, сказала она.
«Выброшу мобильник завтра же! – дал себе слово Аркадий. – Олегу скажу, что потерял во время оперативных мероприятий. Или контакты закорочу, на худой конец. Жить не дает, поганец скрипучий!»
– Да разве тут попьешь чего-нибудь! – вздохнул он. – Опять на службу требуют.
– Ты без машины?
– Без. Опять не завелась.
– Давай, я тебя отвезу, а? – предложила Соня.
– Отвези, если хочешь. – великодушно согласился Стеклов.
Соня мгновенно подхватилась и исчезла, будто ее и не было.
Мужская компания выпила по рюмке притворившегося коньяком самогона. Оставив Колю Саяпина с двумя другими каланчевцами, участвовавшими в драке, Паша с Аркадием вышли на воздух.
Они встали у перил дебаркадера.
– Слушай, Аркадий, – кашлянув и глубокомысленно взглянув вдоль набережной, начал Павел Сергеевич. – Хочу тебя спросить…
– Пьют ли в Европе самодельные напитки? Сразу тебе скажу, да, пьют!
– Аркадий, я серьезно…
– Ну, спрашивай…
– Ты за Толей Бесединым последнее время ничего не замечал?
– Да я его вижу-то редко… А что такое? – навострил уши подполковник.
– Понимаешь, какой-то странный он стал…
– В чем это выражается? – внимательно взглянул на Павла Сергеевича Аркадий.
– Ну… к товарищам переменился…
– Это как?
– Груб стал… – осуждающе произнес отставной майор конвойной службы.
– Что? – не понял Аркадий.
– Ну, злой како-то сделался… К себе на каланчу не приглашает. Мне вот сказал недавно…
Павел Сергеевич удрученно замолчал.
– Что сказал? – начиная чувствовать смутную тревогу от невнятного разговора, спросил Стеклов.
– Ну, что я людей травлю и свой самогон плохо очищаю!.. – Павел Сергеевич сглотнул ком, подкативший к горлу от обиды. – А я на три раза очищаю! И марганцовкой и через фильтры от противогаза прогоняю! И это плохо? Скажи, Аркадий, это плохо, а?
Подполковник облегченно вздохнул.
– Да брось ты, Паша, ну мало ли, почему он так говорит… Может быть, просто период такой у человека… Недовольства окружающим миром… У каждого бывает! Не обижайся на него, все пройдет… Опять к себе на каланчу на тушеную баранину приглашать будет!…
– Думаешь? – недоверчиво качнул головой Паша. – О! Это Иван Алексеевич, что ли на своем крейсере куда-то поехал? – Павел Сергеевич кивнул на подъезжающую к ним по шоссе высокую черную машину.
– Нет! Это Сонька решила меня до конторы добросить! – сказал Аркадий.
Мало кто из современников мог бы определить марку подъехавшего автомобиля. Это был ЗИС-110, машина которая в сталинскую эпоху предназначалась для высшего и среднего класса управленцев и гаражей скорой медицинской помощи.
Иван Алексеевич приобрел его много лет назад, в середине шестидесятых годов, у вышедшего на пенсию директора конструкторского бюро, где он тогда работал. А тот получил ее в начале пятидесятых решением правительства за открытие в области дальней связи для подводных лодок.
В последние годы ЗИС большую часть времени проводил в гараже. Ездить Ивану Алексеевичу было особенно некуда, но все-таки на лето он приводил автомобиль в рабочее состояние. И пару раз по хорошей погоде все-таки садился за руль, чтобы совсем не утерять шоферские навыки. Пяток раз за лето на нем через мост в город ездила его племянница, еще в медучилище окончившая автошколу. Бывали, разумеется, и экстренные случаи, как в этот вечер, когда черный крейсер выходил на дорогу. Но это случалось не часто.
Находящийся в приличном состоянии ЗИС как-то не-заметно превратился из средства передвижения в уникальный автомобильный антиквариат, стоящий столько же, сколько четырехместная морская яхта прогулочного класса. Кальварский уже два года обдумывал, не согласиться ли на имеющиеся выгодные предложения. Но окончательного решения пока не принял.
Ведомая мягкой женской рукой, тяжелая машина ровно плыла над асфальтом. Белая Сонина ладошка уверенно перемещалась с большого штурвала на находящийся здесь же на рулевой колонке рычаг переключения скоростей. Мелькающие по бортам современные автомобильчики казались с высокого дивана ЗИСа недомерками.
Путь от Каланчевки до центра города очень не долог. Стеклову на это раз показалось, что даже слишком быстр.
– Аркадий, может быть, тебя подождать? – предложила Соня, когда они пришвартовались рядом со зданием женской гимназии. – Я тебя потом куда надо отвезу…
– Да, нет! Спасибо тебе, Соня! Возвращайся. – с сожалением сказал подполковник.
Ночь могла сложиться по-разному, и он не хотел обрекать женщину на утомительное ожидание. Аркадий поцеловал спутницу в теплую щеку и захлопнул за собой сделанную из броневой стали дверь.
Пока они с Соней добирались до центра города, совсем стемнело.
Большинство окон в здании бывшей женской гимназии были черны. Светилось всего несколько кабинетов – приемная начальника управления, причем, окна самого генеральского кабинета не горели, два окна дежурного по городу и окно кабинета начальника отдела контрразведывательного обеспечения полковника Кондрашова.
«Ждет мучитель. Не уходит. Неймется ему, хоть не молодой уже. Генералом, стать, собака, хочет.» – проворчал про себя Аркадий и вошел в здание.
В просторном вестибюле бывшей женской гимназии было немногим светлее, чем на улице. Горела только настольная лампа за столиком дежурного на входе и в полнакала люстра над главной лестницей.
– Аркадий Михайлович, вас полковник Кондрашов разыскивает. Уже дважды звонил. Спрашивал, не входили вы в здание. – сказал ему дежурный прапорщик.
Подполковник поднялся по главной лестнице на второй этаж и свернул в длинный коридор, где было совсем темно. Только вдали слабо мерцала лампочка дежурного освещения. Он сделал несколько шагов по устилающей пол ковровой дорожке и замер на месте. Ему показалось, что в дальнем конце коридора он видит колеблющуюся белую фигуру. Она как будто двигалась к нему навстречу. Подполковник даже встряхнул головой, стараясь отогнать наваждение. Но фигура не исчезла, а лишь изменила направление движения и стала быстро удаляться от него. Аркадий убыстрил шаги, но зацепился ботинком за складку ковра. Он едва не упал, а когда снова поднял взгляд, увидел только исчезающий за поворотом волочащийся по полу словно бы подол белого платья.
Он быстрым шагом, почти бегом, добрался до угла, заглянул за поворот и снова увидел лишь исчезающий в перпендикулярном коридоре неясный белый силуэт. Аркадий рванулся за ним, побежал и выскочил на ярко освещенную лестничную площадку. Дальше перед ним прямо и направо серели два слабоосвещенных коридорных проема.
Ни в одном из них белого силуэта не было.
«Да, что же это такое? – изумился Аркадий Михайлович. – это же здание официального учреждения, а не театр, например. Больше Папасовых напитков пить не буду…» – сказал он себе и, решил прекратить преследование неизвестно чего.
– Аркадий, ты из Каланчевки до управления через Пекин добирался? – встретил его недовольный голос сидящего за своим столом Кондрашова.
– Приехал, как только смог. – сделал обиженное лицо Аркадий. – Не мог же я бросить разговор с агентом на полуслове.
– Аркадий, ты кажется пил? – произнес Олег Петрович с таким потрясением в голосе, как будто Аркадий по меньшей мере продал секрет атомного оружия арабским террористам.
– Ну, естественно. – несколько повысил голос и Стеклов. – Я по твоему же распоряжению встречался с Керимовым. Что же мне было в ресторане, йогурт что ли кушать? Я бы сразу расшифровал агента.
– А это что? – тоном обитательницы женской гимназии, впервые увидевшей низ мужского туловища произнес Кондрашов, медленно поднимая указательный палец и тыча им в сторону Аркадьиной скулы.
– Что, «что»? – возмутился Аркадий. – Что еще, господин полковник, вас удивляет? – У меня такое впечатление, будто сегодня вы свалились с Луны.
Скрюченный палец полковника выпрямился и стал напоминать стрелу громовержца, направленную на наклеенный медсестрой пластырь.
– Ах, это… – с чувством облегчения в голосе произнес подполковник Стеклов. – У нас, в Каланчевке, знаете ли, рестораны не похожи на женские гимназии… У нас там разный народ встречается… Некоторые даже пьют-с! И дерутся! Морды бьют-с! К посетителям пристают! Да-с, господин полковник. Сами бы занимались оперативной работой, не спрашивали бы!
– Аркадий, хватить паясничать! – грозным тоном произнес начальник контрразведывательного отдела.
– Олег, что ты сам ко мне по мелочам придираешься? Что, тебя начальство нагрело? – возмущенным тоном произнес Аркадий.
Кондрашов помолчал, остывая. Встал и подошел к лаково-блестящему черному окну.
– Ладно, садись… Тут такие новости, на самого себя бросаться станешь.
– Весь внимание. – сказал Аркадий, поняв, что с воспитательным моментом на сегодня покончено.
– Вчера в город прибыла большая группа из службы безопасности акционерной компании «Сибпромнефть» Возглавляет ее сам начальник управления безопасности компании Лев Иванович Бокалов. Он раньше служил где-то у вас, во внешней разведке… Генерал по званию. Не пересекались, случаем?
– Вроде нет. – ответил Стеклов. – А что здесь удивительного? У нас же в городе их нефтезавод…
– Так ведь причин же для того, чтобы прибыла такая важная делегация нет. Ты сам знаешь, как москвичей трудно за кольцевую дорогу вытянуть!…
– Может, плановая проверка заводской службы безопасности? – предположил Аркадий.
– Они так и говорят!… – отвернулся от темного окна Кондрашов.
– Ну и почему ты думаешь, что они врут?
– А потому, что такая плановая проверка у них уже проходила в начале года… А они ее по своим внутренним инструкциям должны проводить один раз в два года…
– Ну, мало ли… Может, чем-нибудь недовольны… Допустим, начальника заводской безопасности сжирают… – предположил Аркадий.
– Для того, чтобы сожрать такую маленькую сошку, Бокалов свой зад на сантиметр бы от стула не оторвал, а не то чтобы за две тысячи километров полетел… Это у них рядовой проверяющий инспектор в два счета бы сделал… Тем более, что никакой проверкой на заводе они и не думают заниматься… – Кондрашов засунул руки в карманы и, раскачиваясь на носках, неотрывно уставился на смирно сидящего подчиненного.
– А чем же они занимаются? – заинтригованно спросил Аркадий.
– Во-о-от! То-то и оно! В том-то и вопрос! Чем! – полковник вынул правую руку из кармана и поднял вверх указательный палец. – Служба наружного наблюдения, которая вела господина Тамсфорда из МИ-6, засекла джип службы безопасности нефтезавода, в котором находился Лев Иванович Бокалов вместе с подчиненными, в городском районе под историческим названием Каланчевка… А точнее, в окрестностях улицы Хлебной, где как ты, надеюсь, помнишь, вчера утром был обнаружен труп торговца сельхозпродукцией из Нидерландов господина Ван ден Роота…
Кондрашов с упреком посмотрел на Аркадия.
– Джип в течении полутора часов передвигался по ближайшим к крупозаводу улицам со скоростью пешехода. Предположительно, по оценкам наших специалистов из научно-технического отдела, экипаж машины занимался пеленгацией…
– Пеленгацией чего? – озадаченно произнес подполковник Стеклов..
– Аркадий, это ты у меня спрашиваешь, а?
Подполковник благоразумно промолчал.
– Ты целый день занимаешься Каланчевкой и меня спрашиваешь, что там они пеленгуют? Это я должен тебя спросить! Я! – накаляясь, заговорил Олег Петрович.
– Ну я же работаю, товарищ полковник. – обиделся Стеклов. – Делаю, что могу… И уже есть определенные результаты. – благоразумно добавил он.
– Это какие, же, например? – с сарказмом спросил Кондрашов.
– В результате моей встречи с агентом, имеющим агентурную кличку «Шейх», и грамотно построенной беседы, удалось выяснить важные обстоятельства.
Аркадий сделал театральную паузу.
– Ну? – настороженно приподнял бровь Кондрашов. – Что за обстоятельства? Говори! Не тяни!
– Предполагаемый интерес зарубежных спецслужб, а также… – Аркадий перестраивался на ходу, – как теперь стало известно, службы безопасности компании «Сибпромнефть» к Каланчевке вызван изобретением, сделанным частным предпринимателем Анатолием Петровичем Бесединым, бывшим преподавателем политехнического университета…
В глазах Кондрашова появился интерес.
– Что за изобретение? – спросил он, садясь за свой стол.
– Предположительно, изобретение заключается в создании гражданином Бесединым прибора, позволяющего осуществлять подрыв любого необходимого объекта на расстоянии без применения какого-либо взрывчатого вещества.
– Не понял… Как это – без взрывчатого вещества? – нахмурил брови полковник.
– А вот так. Выбираешь объект, который вызывает у тебя отвращение. Настраиваешь соответствующим образом прибор, нажимаешь кнопку и все. Объекта нет. Он взлетает на воздух и тебя больше ничто не раздражает! Такой маленький карманный психотерапевт. – Аркадий помолчал. – Принцип действия не известен. – мстительно добавил он.
– Ни хрена себе! – удивленно произнес полковник. – Неужели, правда?
– Окончательно проверить достоверность информации не представилось возможным, так как был отозван с выполнения оперативных мероприятий. – поджал губы подполковник Стеклов.
– Да, ладно, тебе, Аркадий!… – Олег Петрович откинулся на спинку начальственного кресла. – Что ты такой обидчивый стал, прямо, как гимназистка? В ходе работы всякое бывает…
Кондрашов потер указательным пальцем лоб:
– Да, вот дела-а-а! Тогда понятно, чего все так всполошились… – задумчиво протянул он.
Полковник посидел некоторое в задумчивости, затем, как и положено начальнику, обратился к подчиненному с вопросом:
– Так, что ты предлагаешь?
– Во-первых, осуществить проверку полученной оперативной информации. А, во-вторых, в случае ее подтверждения, предупредить гражданина Беседина о недопустимости передачи подобного прибора в чьи-либо руки. При этом обеспечить его с нашей стороны негласным сопровождением.
Начальник отдела некоторое время молчал, а, затем, принял крайне деловой вид. Он так решительно взял со стола авторучку, словно это была снайперская винтовка. Однако, использовать ее по назначению не стал.
– Достоверность информации проверить. – приказным тоном произнес он. – Результаты доложить мне лично. Рапортом. Завтра к вечеру. В твоем распоряжении – сутки. Все ясно?
– Так точно. – отозвался подполковник Стеклов.
– А потом будем решать, что с этим изобретателем делать… То ли негласно охранять, то ли задерживать… Ты понял?
– Понял. Ну, а, если, кто-то в течении этих суток все-таки попробует этот прибор у Беседина забрать, тогда, как мне действовать? – задал вопрос Аркадий.
Воспрепятствовать! – коротко рубанул ручкой по воздуху Олег Петрович.
– Каким образом? – спросил подполковник.
– Любым! – ответил начальник.
– Любым? – переспросил Аркадий.
– Любым. Но! – Олег Петрович поднял авторучку вверх. – Не выходящим за рамки закона! Ясно?
– Ясно! – ответил Аркадий. – Разрешите в связи с особой важностью задания использовать в течении ночи дежурную оперативную машину?
– Разрешаю. – мрачно сказал полковник Кондрашов. Он как раз собирался отправиться на дежурной машине к себе домой, в противоположный от Каланчевки район города.
Перед тем, как спуститься вниз, Аркадий зашел в свой кабинет и открыл сейф. Рука сама прыгнула в нижнее отделение и вернулась на свет с булатным клинком.
В электрическом свете его цвет стал платиновым.
Аркадий сдул с переливающейся перламутром поверхности невидимую пылинку и ласково погладил.
Создатель теории электромагнетизма и король эксперимента Майкл Фарадей потерпел поражение в попытке разгадать тайну булата.
Русский же металлург Павел Петрович Аносов додумался применить для изучения булата микроскоп и неожиданно для всей европейской науки разгадал тайну восточного сверхметалла. Он обнаружил, что булат имеет необычную структуру. Вместо отдельных зерен, как у всех выплавляемых в то время сталей, булат состоял из длинных переплетенных между собой нитей. Загадочные морозные узоры на его поверхности и были их внешним проявлением.
Эти внутренние нити обеспечивали его невероятную твердость и одновременно пластичность.
После раскрытия тайны булата в мире науки повисла новая загадка. А как же древним металлургам, которые не имели микроскопа и ничего не знали о молекулярной структуре металла, удалось создать такой уникальный материал?
Подполковник полюбовался слегка изогнутыми обводами кинжала, бережно вложил клинок в ножны и засунул обратно в железный ящик.
Посидев в задумчивости несколько мгновений, он протянул руку к верхней полке сейфа, повозился там среди бумаг, нащупал холодное увесистое тельце «Макарова». Подполковник было ухватил его за рубчатую рукоять, потом подумал и вновь засунул под картонную папку с материалами по убийству коммерсанта из Роттердама.
«Если головы нет, пистолет не поможет, а помешать – помешает. А, если голова есть, пистолет вообще ни к чему, – вспомнил он афоризм, преподавателя основ оперативной работы Новосибирской спецшколы полковника Дацюка. – Будем условно считать, что голова у нас все-таки есть.» – умеренно польстил он себе.
Подполковник набрал номер служебного гаража и вызвал машину.
Потом закрыл глаза, вытянул ноги и посидел так с минуту. Потянувшись, резко выдохнул и поднялся. Повернул ключ в сейфе, выключил свет и вышел из кабинета.
Кондрашов дал ему сутки. Но он понимал, что, скорее всего, времени у него меньше. Счет пошел на часы.
Подполковник Стеклов отправился в Каланчевку.
9. Смертельное открытие
Машина быстро взбиралась на мост.
На лобовое стекло наваливалось звездное небо. А когда «Волга», проскочив верхнюю точку моста, начала спускаться вниз, над радиатором замаячили темными холмами невысокие строения и сады Каланчевки. Ее огни мешались в темноте со звездами.
Почти десять лет Аркадий Михайлович Стеклов жил и работал в Европе. Сначала в Лондоне, затем в королевстве Нидерландов, большей частью в Роттердаме. Звали его тогда Джеймс Дин. Легально он возглавлял небольшую инжиниринговую фирму, приспосабливающую средства связи для шахт, тоннелей и закрытых помещений.
Его подлинной сферой деятельности была научно-техническая разведка.
Видимо, она была не только его работой, но и чем-то большим.
Анализируя проходящую через него информацию, он обратил внимание на странную, уходящую в прошлый век закономерность.
Какое-то фатальное невезение ученых, занимающихся проблемами передачи энергии на расстояние без проводов.
Начиная, пожалуй, еще с приват-доцента Петербургского императорского университета Михаила Филиппова.
Судя по имеющимся сведениям, он активно занимался исследованиями по данной теме. И, видимо, вышел на какие-то существенные результаты. Во всяком случае, в своем дневнике он отметил:
«Удача! Никаких принципиальных препятствий для получения любого количества энергии в любом месте. Правда, наблюдается один странный эффект, который требует отдельного изучения, но, все-таки, вряд ли он будет непреодолимым препятствием… Интересно, что в Америке коллега Николай Тесла подошел к тому же самому, только с другой стороны…»
Филиппов записал эти слова в дневнике 11 июля 1903 года. А 18 июля он был убит неизвестными грабителями в своей лаборатории на Литейном проспекте.
Прибывшая на место преступления полиция среди большого количества физических приборов обнаружила листы 3-сантиметровой броневой стали. В броне зияли крупные отверстия с оплавленными краями. На листах были надписи мелом – 1 метр, 2 метра, 5 метров.
Как и чем приват-доцент прожигал судовую броню, никто не мог даже предположить.
Что же касается упомянутого в дневнике Филиппова американца сербского происхождения Николо Теслы, то он, действительно, занимался проблемой передачи энергии на расстояние без проводов.
После переезда в двадцативосьмилетнем возрасте из Старого света в Соединенные Штаты, Тесла обращает свое внимание на изучение явлений электромагнитного поля. Он публикует серию статей, которая приносит ему известность в научном мире. В короткий срок ученый создает целую серию уникальных электрических машин – трансформаторов, генераторов токов высокой частоты, электродвигателей. Растет его авторитет и благосостояние. Он оборудует прекрасную лабораторию.
Все шло, как нельзя лучше. Пока Николо не начинает заниматься проблемой переброски энергии на большие расстояния без использования проводов.
Сначала, как будто его и здесь ожидает удача. По-крайней мере, он пишет своему другу в Германию:
«Дорогой Рихард! Проблема решена. Теперь недостатка энергии в любом нужном месте не существует. Ты даже представить себе не можешь, каким невероятно простым оказалось решение! Теперь не нужно строить в неподходящих местах электростанции или подвешивать над землей мили медных проводов. Достаточно лишь нажать рукоятку созданного мной прибора…»
По отзывам современников, весной 1908 года в лаборатории у Теслы, действительно, находился какой-то непонятный прибор. Это был небольшой, размером с граммофон, ящик из полированного дерева с присоединяемой к нему странной приставкой в виде миниатюрной елочки, сделанной из медной проволоки. При посторонних этот ящик был всегда закрыт.
На вопросы, что это за новое изобретение, которым великий ученый в очередной раз хочет порадовать цивилизованный мир, Николо отвечал неопределенно. «Скоро увидите. – говорил он. – С этим прибором мир ожидает великая судьба! Нужно лишь произвести последние испытания и проверить одну интересную идею…»
Неизвестно удалось ли изобретателю проверить эту идею. С ним что-то случается. 30 июля 1908 года, в день падения в далекой Сибири Тунгусского метеорита, в лаборатории Теслы происходит пожар. Сам Николо заболевает какой-то непонятной нервной болезнью, впадает в депрессию и лишь через год с трудом возвращается к жизни и работе. Но талант словно покинул его. Он продолжает работать. Но не создает ничего, что вызвало бы интерес в научном мире.
К проблеме передачи энергии на расстоянии без проводов, он более не возвращался до конца своей жизни.
А прожил он еще очень долго. Родившись в год окончания Крымской войны и смерти императора Николая Первого в 1856 году, он умер в памятный для России 1943 год, когда на берегах Волги гремела Сталинградская битва.
Загадочный прибор из полированного дерева, похожий на граммофон с медной елочкой, бесследно исчез.
В двадцатых годах прошлого века этой же проблемой занялся молодой французский естествоиспытатель Жан Беар.
Его история похожа на судьбы Филиппова и Теслы. Сначала, сообщение в Парижской «Монд» о сделанном им сенсационном открытии, связанном с переброской электрической энергии на большие расстояния. А менее, чем через месяц, сообщение о смерти. В результате самоубийства.
Забравшись на один из верхних уровней Эйфелевой башни, Беар бросился вниз. Записки, объясняющей свой поступок, он не оставил. Но, может быть, она просто пропала. Как выяснила полиция, после гибели Беара в его лаборатории, расположенной а парижском пригороде, кто-то побывал, унеся с собой часть вещей и оборудования.
В середине тридцатых в Германии той же проблемой беспроводной переброски энергии занялся инженер Германской электротехнической компании Гюнтер Грюнвальд. По внутренним каналам компании прошла информации о якобы совершенном Гюнтером принципиальном открытии, которое позволит германской электротехнике занять ведущие позиции в мире.
Но внезапно Грюнвальда арестовывает гестапо и он навсегда исчезает в мире нацистских концлагерей. Причина ареста неясна. Грюнвальд был человеком, с головой погруженным в любимый им мир электромагнитных явлений, и никакой политикой не интересовался.
Владельцы компании, которые субсидировали Гитлера еще до прихода к власти и были вхожи в высшие круги рейха, почему-то ничего не сделали для спасения столь ценного сотрудника, хотя неоднократно и без особого труда добивались освобождения из концлагерей необходимых инженеров и квалифицированных рабочих.
По подсчетам, сделанным Стекловым, начиная со смерти петербургского физика Михаила Филиппова в 1903 году до начала второй мировой войны, различным способом ушли из жизни более тридцати исследователей, занимавшихся проблемой переброски энергии на большие расстояния без проводов.
Все это наводило на серьезные размышления. Он пытался понять, почему эта проблема вызывала столь странное внимание и однозначный запрет на ее изучение каких-то могущественных сил.
Он искал и не мог найти ответа. Пока случайно не наткнулся в одном узкоспециальном издании на статью современного московского профессора Вольпина, посвященную вообщем-то частной проблеме защиты от молний высоковольтных линий электропередач. В середине статьи, как будто даже вне прямой связи с остальным текстом, шли несколько странных абзацев. Он даже почувствовал легкую дрожь в пальцах, когда прочитал:
«Дело как раз в том, что перебрасывать энергию из одной точки пространства в другую не нужно. Ни проводным путем. Ни без проводов. Энергия в любом количестве уже находится в любой точке пространства. Необходимо лишь определенным образом инициировать ее проявление. Настоящая проблема состоит в том, как это сделать?
Проведенные нами исследования позволяют предложить способ, позволяющий это сделать. Размеры и характер данной статьи не позволяют подробно изложить данный способ, которому мы намерены посвятить отдельную подготовленную нами к печати монографию…»
Аркадий навел справки и почти не удивился, когда узнал, что вскоре после выхода номера журнала с этой статьей профессор Вольпин неожиданно скончался от инфаркта миокарда.
Из полученной им служебной информации следовало, что профессор Московского Электротехнического университета Борис Семенович Вольпин вел исключительно здоровый образ жизни, не употреблял алкоголь, не курил, занимался альпинизмом и на сердце никогда не жаловался. Медицинские обследования, которым он регулярно подвергался, анализы и кардиограммы не выявляли никаких признаков сердечного неблагополучия. Но сердце – орган загадочный. До конца предсказать его поведение невозможно, отвечали на вопросы о причинах столь неожиданной смерти врачи.
…Не въезжая в Каланчевку, Аркадий вышел на окраине поселка и отпустил машину, рассчитывая, в крайнем случае, заночевать у Папаса.
Заречный поселок встретил его неистовым запахом ночной зелени и домашним пиликанием сверчков, выползших из своих укромных местечек подышать свежим ночным воздухом.
Казалось, в мире царил полный покой.
Но, на самом деле, покоя в мире не было.
10. Беседы за поздним ужином
Многие в этот поздний час не спали в Каланчевке.
Не спали и в той квартире, что нужна была подполковнику Стеклову.
Возможно, занимались тем, что пили вечерний чай. На столе блестел солидный заварной чайник с петухом на боку и круглилось большое блюдо бутербродов с копченой домашней колбасой. Может быть, находящиеся в квартире играли в дурака – по скатерти были разбросаны карты. Но нельзя было также исключить, что Иван Алексеевич Кальварский, его племянница Соня и Коля Саяпин проводили военный совет.
– Аркадий, ты! – обрадовано сверкнула синими глазами Соня. – Вот хорошо, что ты вернулся!
– Проходи, Аркаша. Чайку? Вот бутербродцы с домашней колбаской… Совсем свежая, только вчера закоптил. – гостеприимно пригласил его к столу Иван Алексеевич.
– С удовольствием. – ответил подполковник Стеклов.
– Ты по делу или так, в гости зашел? – поинтересовался Иван Алексеевич. Видимо, гости в этом доме за полчаса до полуночи были вещью обычной.
– По делу. И в гости. – ответил Аркадий и сел за стол. Одной рукой он подхватил налитую ему Соней чашку чая, а второй взял бутерброд, распространяющий запах свежего копчения и чеснока.
– А что за дело? – спросил Иван Алексеевич.
– Дело такое. – отхлебнул Аркадий ароматный чай. – Очень простое. Хотел у вас спросить, что за такую штуку изобрел Толя Эдисон?
В комнате под песочным абажуром с кистями повисло молчание.
– Говорят, прибор какой-то серьезный? – продолжил Аркадий.
Кальварский не отвечал.
– И будто он может взрывать все, что хочешь на любом расстоянии и, главное, – без всякой взрывчатки? Так, Иван Алексеевич? Уж вы-то должны знать? Правда, это?
Иван Алексеевич начал было подносить ко рту чашку с чаем, но остановил свою руку и застыл неподвижно, как фотографический снимок. Он целую минуту играл эту роль, потом снова ожил и, так и не отхлебнув, вернул чашку на скатерть.
Аркадий ждал.
Вздернув свои и без того поднятые брови, старый инженер, пожевал губами, вздохнул и, наконец, произнес:
– Нет, не правда.
– А что же он изобрел? – не отставал подполковник.
– Ну, как сказать… – опустил глаза бывший главный конструктор закрытого конструкторского бюро "Спецрадиосвязь".
– Да уж, как есть, так и скажите, Иван Алексеевич.
Кальварский уставился в чашку и продолжал осуществлять манипуляции своими бровями, то, поднимая их вверх к седым волосам, то совсем занавешивая ими слегка выкаченные синие глаза.
– Скажите мне. – сделал ударение на втором слове Стеклов. – Пока не поздно. – добавил он.
Иван Алексеевич все-таки поднес чашку ко рту, отхлебнул чай, потянулся было к блюду с бутербродами, но передумал и произнес:
– Да, он, собственно, ничего не изобрел…
– Иван Алексеевич… – приподнял брови Аркадий.
– Он лишь подтвердил одну философскую идею. – сказал конструктор Кальварский.
– Что он подтвердил? – в свою очередь опустил руку, направившуюся за бутербродом, подполковник.
– Старую философскую идею…
– Какую идею?
– Идею о том, что мир представляет собой единое целое.
Первым душевным поползновением Аркадия было возмутиться, но он подавил это желание. Он хорошо знал Ивана Алексеевича: раз уж тот решил что-то рассказать и начал говорить, то что-нибудь да расскажет. Действительно, Кальварский поиграл седыми бровками, повращал темно-синими лешачьими глазами и продолжил:
– Анатолий подтвердил опытным путем, что информационно-аналоговое оружие возможно.
Подполковник замер.
Слово оружие прозвучало.
Иван Алексеевич вытянул губы трубочкой, втянул в себя горячий напиток и поставил чашку на стол.
Аркадий ждал.
Ждал не напрасно.
Кальварский откинулся на спинку стула, обвел окружающих взглядом и продолжил:
– Еще в конце девятнадцатого века русский физик Михаил Филиппов и американский исследователь сербского происхождения Николо Тесла независимо друг от друга пришли к выводу, что для подрыва динамита либо другого взрывчатого вещества совсем не нужен тепловой или ударный взрыватель.
– А как же тогда подтолкнуть взрывной процесс? – заинтересованно спросил Аркадий.
– Стоит передать на взрывчатку пучок электромагнитных волн, записанный во время реально произошедшего взрыва, и взрывчатое вещество начинает вести себя также. То есть взрываться.
– Без взрывателя?
– Без взрывателя. Другими словами, без обычной причины в виде высокой температуры или механического удара. Вещество словно обманывается. Получая ложную информацию о своем состоянии, оно начинает вести себя в соответствии с этой информацией.
– И урановый заряд взорвется? – задал вопрос подполковник.
– А, почему нет? Конечно… – пожал плечами Кальварский.
– Даже без образования критической массы?
– Безразлично. Даже докритическое количество урана, обманутое электромагнитной командой будет вести себя так, как будто критическая масса уже достигнута. То есть взрываться.
Аркадий молчал. Самые худшие подозрения, с которыми он жил последние часы, начали оправдываться.
– Я назвал подобный способ подрыва – информационно-аналоговым способом управления материей… – прищурившись, произнес Иван Алексеевич. – Но, конечно, можно назвать и информационно-аналоговым оружием.
– Информационно-аналоговым оружием? – переспросил Аркадий.
– Да. – кивнул старый конструктор. – А прибор, который записывает, а потом транслирует на объект нужные пучки электромагнитных волн, я бы назвал – информационно-аналоговым проектором.
– Информационно-аналоговым проектором? – снова переспросил подполковник.
– Ну, да! Раз он проецирует на избранный объект информацию, аналогичную той, что была в месте реального взрыва… Примерно так же, как кинопроектор, проецирует на экран пучок световых волн, несущий в себе информацию о том, что происходило где-то и когда-то. Вот и получается – информационно-аналоговый проектор!
– Но ведь это – страшное оружие! – медленно проговорил Аркадий. – Владеющему подобным оружием не нужно иметь ни атомную бомбу, ни средства ее доставки… Ему достаточно просто передать электромагнитное излучение, записанное в момент начала реального атомного взрыва, на, скажем, находящиеся на хранении атомные боеголовки, и они взорвутся…
– Да. – кивнул Иван Алексеевич. – Более того, в самом плохом положении окажется как раз тот, кто накопил больше всего атомных зарядов, или любого другого взрывчатого вещества…
Седые прядки волос на голове Кальварского встали дыбом, словно поднятые ветром.
Все молчали.
И в это время в ночной тишине неожиданно прямо под ухом у Аркадия грянуло:
Ба-а-а… Бра-а-амс!… Ба-а-а… Бра-а-амс!
Подполковник даже вздрогнул.
Это отмечали время стоящие в углу большие напольные часы.
Даже не часы, а какое-то особое сооружение, напоминающее уменьшенную копию британского Биг Бена. Его могучий деревянный корпус был шоколадного цвета. Почти у самого пола колебался за узким граненым стеклом медный диск маятника.
Аркадий не знал, что он должен предпринять. Сделать или сказать. Он поднялся и подошел к часам.
Погладил старое покрытое лаком дерево.
Его внимание привлекла стоящая на корпусе часов фигурка рыцаря в боевых доспехах. Рыцарь опирался железными руками на двуручный меч.
Аркадий попытался приподнять рыцаря. Он неожиданно оказался для своих размеров очень тяжел. Одной рукой Стеклов смог лишь слегка сдвинуть его с места.
Постояв у часов, подполковник повернулся к Кальварскому и сказал:
– Иван Алексеевич, а вам не кажется, что вы с Толей можете выпустить из бутылки джина? Завладеть информационно-аналоговым оружием захотят очень многие!
– Оружие – это не самое важное! – опустив голову произнес Кальварский. Проблема даже не в нем. Проблема в другом…
– Что же может быть еще важнее? – внутренне холодея спросил подполковник.
– К сожалению, Анатолий Петрович придумал кое-что намного более страшное, чем информационно-аналоговое оружие!.. – тихо произнес Иван Алексеевич.
До этой беседы с Кальварским подполковник надеялся, что самое худшее все-таки не произошло. Но, похоже, он ошибался. Произошло.
Подполковник не хотел слышать того, что вот-вот мог услышать.
Не спешил продолжать и Иван Алексеевич.
И в это время в ночной тиши громко и тревожно забился дверной звонок.
11. Первое заманчивое предложение
Подполковник не хотел слышать того, что вот-вот мог услышать.
И в это время в ночной тиши громко и тревожно забился дверной звонок. Сидящие под песочным абажуром переглянулись, и Коля Саяпин направился в прихожую.
– Аркадий не у вас, случайно? – услышали они из темного коридора голос Паши Папаса.
– У нас. – сказал Коля. – Да, проходи, что ты в дверях застрял?
– Да, нет… У меня тут одно дело… Аркадий нужен… – невразумительно забормотал Паша. – Позови его сюда.
Стеклов вышел в прихожую.
– Вот он я. Что случилось, Паша? – обратился он к заполнившему всю прихожую Павлу Сергеевичу.
– Да, понимаешь… – по-слоновьи затопотал ногами Папас, мгновенно собрав коврик перед дверью в гармошку. – Аркадий, ты можешь прямо сейчас ненадолго ко мне зайти, а?
– Ну, почему же нет… – пожал плечами Аркадий. – А что случилось-то?
– Да ничего не случилось… Один старый друг с тобой поговорить хочет… Ненадолго уйдешь, обещаю!.. Вы, там, наверное, с Иваном Алексеевичем коньяк пьете, а?… Так, сейчас же вернешься!
– Паша, ты куда это его уводишь? – выглянула из комнаты Соня. – Он к нам пришел, а не к тебе!
– Да я его на пятнадцать минут заберу и сразу верну. Не бойся! – успокаивающе махнул в ее сторону рукой Павел Сергеевич.
– Смотри! – погрозила ему кулачком Соня. – Не вернешь, – убью!
На кухне у Папаса находился местный авторитет Константин Пантелеевич Шторм.
Круглая ямочка на его выдвинутом вперед подбородке, сводила с ума женщин еще до того, как их стали сводить с ума Костины деньги. Она по-прежнему воинственно смотрела на окружающих. Сам Костя смотрел значительно миролюбивее.
Пробор в черных Костиных волосах был безупречен, а синий клубный пиджак с бронзовыми пуговицами сидел, как влитой.
– Аркадий! Я тебя по всему городу ищу… Так и знал, что ты где-то в Каланчевке папасовку пьешь! – радостно протянул он навстречу подполковнику руку в белой манжете.
Аркадий с искренней радостью протянул свою широкую лапу.
В свое время Костя окончил Академию физкультуры по отделению единоборств. Пошел он туда из чувства протеста. Все детство он, благодаря матери, провел в танцевальных кружках. Она страстно хотела видеть своего единственного сына артистом балета. Понятно, что такое занятие доставляло юному Косте немало неприятностей в мальчишеских компаниях, обитавших на кривых каланчевских улицах. И его попытка убежать из женственного мира танцевального искусства вполне понятна.
Как и все регулярно занимающиеся танцоры, он оказался прекрасно физически подготовлен, лучше многих заядлых спортсменов. Он легко преодолел большой конкурс и стал студентом-физкультурником.
– Садись, садись, Аркаша. – суетился в кухне, поднимая в воздух тяжелые табуретки, Павел Сергеевич.
– Сажусь, сажусь, успокойся ты, Паша! – сказал Аркадий и устроился за кухонным столом., На нем стояла «папасовка» в виде ирландского виски «Белая лошадь». Отставной майор делал его, настаивая свой собственный исходный самогонный материал на обожженных дубовых палочках и белом перце горошком.
В центре стола дымилась аппетитными запахами громадная скорода с крупными мясными тефтелями, тушеными в пивной подливке.
– Выпьешь, Аркадий? – гостеприимно приподнял бутылку с фальшивой этикеткой хозяин.
– Ну, пол стопки плесни, чтоб добро не переводить… Устал я что-то за сегодняшний день… Хотя признаю, что твой виски, Паша, на порядок лучше настоящего.
Много чем можно было вызвать улыбку на широком лице Павла Сергеевича. Но не было для него ничего более приятного, как похвала его винокуренному мастерству. Тут Паша таял, будто сливочное масло на солнце.
– Нет, ну ты, Аркаша не совсем прав! Вот у шотландцев тоже ничего получается… – как и положено настоящему мастеру, начал скромничать Паша. – Хотя, конечно, что у них за исходный материал? Так, чепуха… химия! Только врут, что ароматизаторы не используют, а на самом-то деле! Сплошной ацетон! А у меня! Все всегда натуральное! Хоть проросшая рожь, хоть яблоки, хоть груши!…
– У тебя лучше! – веско обронил Константин Пантелеевич.
После успешного окончания Академии физкультуры Костя был оставлен в ней младшим тренером-преподавателем. В этом качестве он, вполне довольный собой и жизнью, пребывал несколько лет. А потом был уволен за недопустимые отношения с одной из воспитанниц. Собственно, подобные отношения всю писаную историю человечества считались вполне допустимыми. Это лучше всего подтверждается самим существованием многочисленного человечества. Но Костя наотрез отказывался жениться, и это решило его судьбу.
– Ну, что за встречу, камрады! – поднял рюмку Папас. – Редко видимся последнее время. А жаль! Ведь есть о чем поговорить, что вспомнить!… Как мы на танцплощадке центровым чайники чистили, а?
– Да. – кивнул головой, как поставил печать, Константин Пантелеевич.
– Да. – сентиментально вздохнул Аркадий.
Каланчевцы выпили и потянулись вилками к сковороде.
– Слушай, Паша, почему у тебя тефтели такими вкусными получаются, а? У моей жены почему-то не такие… – с искренним недоумением спросил Костя. – Да и ни у кого не такие… Вон в ресторане "На пристани" тоже хорошие тефтели, но до этих далеко!
– Секрет надо знать! – сказал Паша. – Ну, вам, так и быть, скажу, как старым друзьям… Я в фарш вместе с яйцом черный хлеб кладу… И луку не жалею! Много кладу. Для сочности!…
– А!… – удивленно протянул Аркадий.
– А!… – покачал головой Костя.
Паша сидел со строгим лицом, тщательно скрывая удовольствие, рожденное высокой оценкой его кулинарных талантов.
Косте помогли новые времена. Оказавшись на улице и ничего не умея делать, он организовал из своих друзей, знакомых и студентов-спортсменов охранную фирму. Граница между охраной и рэкетом вообще довольно размыта, а в те времена была размыта особенно. Так Костя два года рекетировал-охранял не слишком тучные каланчевские стада, пока ему на помощь не пришла судьба. Впрочем, известно, что судьба приходит на помощь тому, кому можно помочь.
Костино охранное агентство сопровождало в столицу фуры с мешками гречки и пшена каланчевского крупозавода. Любопытный Костя открыл для себя интересную вещь. Фирма, которой завод отправлял свои крупы, расфасовывала их в яркие, выполненные на хорошем полиграфическом уровне пакеты с заманчивыми надписями и уже в таком виде поставляла в московские магазины. Там гречка продавалась по цене на порядок большей, чем та, по какой приобреталась в Каланчевке.
И Косте пришла в голову мысль делать тоже самое. Он решил сам приобретать на заводе и затем поставлять потребителям высококачественные Сибирские злаки. Вопрос был лишь в деньгах. Завод продавал крупы при условиях полной предоплаты, прекрасно понимая, что продовольствие – товар более ценный, чем нефть.
Костины планы так и могли бы остаться пустыми мечтами, если бы ему на помощь не пришел его бывший преподаватель в спортивной Академии, дважды чемпион страны по классической борьбе кавказец сибирского производства Гурген Гоглидзе. К этому времени Гурген Тимурович стал в криминально-коммерческих кругах столицы большим человеком. Через контролируемый им Московский банк коммерческих инвестиций он дал Косте ссуду и прикрыл от недовольных конкурентов. Это и было той точкой, после которой Костя резко пошел вверх. По местным масштабам, конечно.
– Слушай, Аркадий… Я вот что хочу тебя спросить! – закончив жевать, начал Костя. – Уж ты-то знаешь, какую штуку Толя придумал?…
– Какую? – изобразил легкое удивление подполковник.
– Ну, не прикидывайся!… Что, правда не знаешь?
– Нет. – заверил Аркадий.
Константин Пантелеевич исподлобья посмотрел на него и многозначительно произнес:
– Толя такую штуку придумал, без всякой взрывчатки, что хочешь взорвать может! Он ее вместе с каким-то московским профессором изобретал, тот и раскололся. Только профессор сам сделать ее не может. А Толя сделал. Москвичи сюда и понаехали. Не мне тебе говорить, Аркадий, какие дела с такой штукой можно делать!
– Очень интересно. – осторожно оценил услышанное подполковник. – Ты меня пригласил, чтобы об этом сказать? Или ты что-то от меня-то хочешь, Костя? – спросил Аркадий.
– Я хочу, – Константин Пантелеевич потянулся за тефтелиной, – если эта штука у тебя вдруг окажется… чтобы ты никому ее не отдавал. Ни своей конторе. Ни москвичам разным!
– И что я должен с ней сделать? – поинтересовался подполковник.
– Вот! – Шторм поднял палец. – Вот в этом все и дело! Давай себе ее возьмем! Мы с тобой! Представляешь, что с такой штукой сотворить можно?… О-о-о! Допустим, отличный шантаж! Деньги на бочку, а то взлетит, к примеру, ваш нефтезавод на воздух!… Будьте любезны! А можно за хорошую цену и продать кому-нибудь!.. Тем же зарубежникам, только уж, действительно, за хорошие бабки. Чтобы потом до конца жизни ничем не заниматься и ни в чем себе не отказывать… Как?
– А Толя как же? – взглянул на бизнесмена Аркадий.
– А что Толя? Что Толя? – повысил голос Константин Пантелеевич.
– Это ж его прибор! – откусил тефтелину Аркадий.
– И его в долю возьмем! И вот Пашу! Сам-то Эдисон все равно с толком его использовать не сможет… Отберут у него. Видишь уже какой шухер пошел.
Аркадий смотрел на Костю.
Константин Пантелеевич смотрел на Аркадия.
Павел Сергеевич глубокомысленно переводил свой взгляд с одного на другого.
Подполковник встал и подошел к приоткрытому окну кухни. За окном дышала теплая каланчевская ночь.
Вокруг фонаря на стоящем напротив столбе мерцающим шаром вилась мошкара. В освещенном круге асфальта живой черной кляксой, по-бандитски, то и дело замирая на месте, крался вышедший на прогулку котяра Ольги Дорошенко. Подобно южным цикадам, уютно сверестели в темноте сибирские сверчки.
Аркадий оторвался от созерцания ночной жизни, сложил руки на груди и повернулся к сидящим за столом приятелям.
– Ну? По рукам? – спросил Шторм.
Стеклов посмотрел на безупречный Костин пробор, на дорогой галстук в бело-красную полоску и блестящие пуговицы с якорьками.
– По рукам! Я согласен! – сказал он.
Аркадий сказал неправду.
Но Константин Пантелеевич даже не понимал в какую игру решил ввязаться. А в сложившейся ситуации подполковнику очень были нужны серьезные союзники. Костя Шторм в принципе мог быть таким союзником.
Аркадий собрался сесть за стол, но в это время в темном коридоре мяукнул входной звонок.
– Кто же это может быть? – спросил, обращаясь к кухонному шкафу Павел Сергеевич.
Аркадий заметил, как Костя насторожился.
Хозяин квартиры шагнул в коридор и открыл дверь.
– Паша, куда ты Аркадия дел? Ты же сказал, что через пятнадцать минут его вернешь? – раздался голос племянницы Кальварского. – Пятнадцать минут уже прошло!.. Что вы тут с ним сделали?
– Ничего не сделали… Так, слегка побили, пару раз по ребрам дали, чтоб не зазнавался… А так ничего, забирай своего принца, если он сам идти сможет… – отвечал Паша.
– Паша, вот ты како-о-ой, оказывается!… – протянула Соня.
– Какой? – поинтересовался Павел Сергеевич.
– Грубый! Сразу видно, что всю жизнь зеков охранял!… Даже шутки у тебя какие-то уголовные!
Соня вошла на кухню.
– И Костя здесь! – всплеснула она руками. – Я так и знала! Я так и знала! – ее синие глаза засветились женским жаром разоблачения мужских провинностей. – Он Аркадия вытащил, только для того, чтобы вместе пить! Мы там Аркадия ждем, а они здесь его виски поят!… Ужас! Аркадий! – сверкнула она на подполковника глазами. – А там тебя, между прочим, Иван Алексеевич ждет! А ты тут пьянствуешь!… Это как называется, а?
– Да, знаешь, мы тут тоже не только выпиваем, мы тут кое-что важное обсуждаем… – возразил Паша, а Костя ласково произнес:
– Сонь, что ты расшумелась, как электричка? Все, закончили мы уже… Забирай своего Аркадия, раз он тебе так нужен!
– Он не мой! – вздернула Соня игривые бровки. – И не мне нужен! А Ивану Алексеевичу! Понятно?
– Ну, что ж поделаешь, раз так! – развел руками Костя. – А то может, посидишь с нами, а? Пока они там с Иваном Алексеевичем беседовать будут?
– Не хочу! – отрезала Соня. – Аркадий, пошли! – приказала она.
Аркадий слегка пожал плечами и вслед за племянницей Кальварского направился к двери.
– Так, ты помни про наш уговор, Аркаша! – веско произнес Константин Пантелеевич.
– Не беспокойся! Когда я тебя обманывал! – ответил Аркадий своему однокашнику.
Это было правдой. Раньше никогда не обманывал. Но то было раньше. До того, как на улице Хлебной был найден труп голландца из Роттердама.
А теперь жизнь пошла по совсем другим правилам.
12. Заговор дилетантов
Аркадий направился вслед за медсестрой к двери.
Он махнул рукой Паше, чтобы тот его не провожал, кивнул на прощание Косте и вышел на лестничную площадку с черно-белым шахматным полом.
Соня открыла дверь дядиной квартиры.
А в кармане подполковника запиликал надоедливый спутник.
– Ты иди, я сейчас поговорю и зайду! – сказал он женщине.
– Только смотри! Не исчезни опять куда-нибудь! – погрозила она ему пальцем и прикрыла за собой дверь.
Подполковник нажал разговорную клавишу.
– Аркадий? – произнесла трубка и сделала паузу.
– Стеклов слушает. – понизив голос до шепота, сказал Аркадий.
– Ты где? – вкрадчиво поинтересовался Кондрашов.
– По вашему приказу провожу оперативные мероприятия в поселке Каланчевка.
– Сейчас? – удивилась трубка.
– Вы же, товарищ полковник, сами мне на все дали сутки. – Вот и верчусь. Не сплю! – обиженным тоном сказал Аркадий.
– А почему шепчешь?
– Занят скрытым наблюдением, товарищ полковник. Боюсь голосом выдать местонахождение.
– Правильно делаешь! – отечески заметил полковник Кондрашов. – Но возникли некоторые новые обстоятельства. Надо срочно прибыть на базу.
– Сейчас? – удивился Аркадий.
– Немедленно. – подтвердила трубка.
– А до утра подождать нельзя?
– Нельзя. – важно заявила трубка.
– Ну, что ж, вздохнул Аркадий. – А можно за мной машину прислать? Допустим, к зданию милиции.
– Ты ж сам дежурную разъездную у меня из-под носа забрал! – возмутилась трубка.
– Так, я как доехал, сразу же ее и отпустил.
– А зачем?
– Ну, я думал она мне больше не понадобится… Я ж из Каланчевки возвращаться не хотел. Собирался здесь всю ночь работать…
– А куда же он делся, сукин сын? – недоуменно спросила трубка. – Я только что звонил, он, стервец, в гараж не заезжал…
– Ну, не знаю. Сами со своими водителями разбирайтесь! Я как добрался до Каланчевки, сразу его и отпустил! – недовольно произнес подполковник Стеклов.
– Теперь добирайся сам, как хочешь. Не надо было отпускать! – нашел обычный для руководителя выход Кондрашов и отключился.
А на плечо Аркадию вдруг неожиданно легла чья-то рука.
Подполковник напрягся.
– Аркаша, тебя что, в центр подбросить надо? – услышал он за своей спиной знакомый баритон.
Стеклов обернулся.
На площадке стоял элегантный, как оперный певец, Костя Шторм.
– Надо. – кивнул Аркадий. – Начальство зовет.
– Так, давай мои ребята тебя на джипе подбросят. Мы с Пашей все равно еще часок посидим…
…Костин джип с бритоголовым водителем уверенно катился по ночным улицам.
Подполковник смотрел в ночь и размышлял.
То, что он услышал от Кальварского не было для него неожиданностью. Все это он подозревал.
Еще тогда в Роттердаме он обратил внимание на загадочные события, которые как будто давно потерялись в толще ушедших лет. Эти события, на первый взгляд не имели никакого отношения к настоящему.
Но ему так не казалось.
Для него было несомненным: в первую половину двадцатого века, чья-то рука безжалостно выметала из жизни любопытных людей, ненароком подошедших к какой-то важной тайне, лежащей в области беспроводной передачи энергии. И в эти же годы, параллельно этому жестокому процессу, происходили и другие странноватые события.
Два известных человека развернули активную пропагандистскую кампанию.
Этими людьми были – писатель-фантаст Герберт Уэллс и математик Бертран Рассел.
Они носились по Европе и Северной Америке, встречались с видными политиками и общественными деятелями, засыпали письмами глав государств. В своих обращениях они призывали сосредоточить научные исследования на создании супербомбы.
Энергия взрыва этой бомбы, по их утверждению, должна была появляться вследствие разрушения атомного ядра.
Чтобы эти странные представления о какой-то гигантской энергии, прячущейся внутри микроскопического атома, были понятнее для общества, накануне первой мировой войны в 1913 году Уэллс сочиняет роман «Освобожденный мир». В нем он со всей силой своего художественного мастерства живописал ужасающую мощь новой бомбы и ввел сам термин ставший впоследствии общепринятым – атомистическая или атомная бомба.
В 1922 году Бертран Рассел, специалист в области математической логики, а совсем не физики атомного ядра, писал в одной из своих статей:
«Природа сохраняет себя, связывая частицы, из которых она построена, могучими силами, как хороший раствор связывает кирпичную кладку. При разрушении этих частиц на свободу вырвется колоссальная, ни с чем, не сравнимая энергия. Тот, кто первым научится использовать эту энергию, получит перед другими государствами мира неоспоримые преимущества…»
Сначала на фантастические идеи этой беспокойной пары не обращали внимания. Но, в конце концов, поддаваясь их напору, политики обратились за справками к специалистам.
Какое-то время профессиональные ученые с иронией относились к самой идее получения энергии из атомного ядра. Смеялся над ней даже такой бесспорный лидер в изучении атома, каким являлся в это время Эрнст Резерфорд – автор планетарной модели атома, создатель теории радиоактивности, человек, впервые на Земле осуществивший искусственную цепную реакцию и получивший за это Нобелевскую премию и титул лорда Нельсона.
В ответ на запрос кабинета министров ее Величества королевы Великобритании великий физик в 1929 году написал: «Идея извлечения энергии из атомного ядра является полным бредом, которая могла придти в голову разве только фантазеру, написавшему книгу о нашествии марсиан или его другу, который является всеми признанным специалистом неизвестно в чем.»
Но странная пара не успокаивалась.
Под их неослабевающим напором профессиональные ученые стали задумываться над практической возможностью извлечения энергии из атомного ядра.
И с начала тридцатых годов ведущие физики мира начали осторожно высказываться в том духе, что при разрушении внутриядерных связей путем искусственно вызванной цепной реакции, действительно, может высвобождаться гигантское количество энергии.
Два наивных дилетанта в области атомной физики, как это ни удивительно, оказались, правы.
Лидеры государств, соблазненные возможностью обретения сверхоружия, начали вкладывать гигантские средства в осуществление этой научной идеи, казавшейся еще совсем недавно совершенно безумной.
В итоге, в сорок пятом году Соединенные Штаты действительно создали реальную бомбу небывалой мощности. Сгоревшие японские города Хиросима и Нагасаки с точностью подтвердили страшные картины, за тридцать с лишним лет до этого описанные загадочным английским писателем-фантастом.
Очень скоро на американский вызов ответила русская наука, которая в сорок девятом году испытала атомную, а в пятьдесят третьем, опережая американцев, еще более мощную водородную бомбу.
Оператор научно-технической разведки в королевстве Нидерландов Аркадий Стеклов постепенно пришел к следующим выводам.
Во-первых, все первые десятилетия двадцатого века кто-то насильственно замуровывал определенное направление развития науки в сфере передачи энергии на расстояние без проводов. И делал это без всякой жалости, физически ликвидируя тех, кто какие-то вещи в этой области обнаруживал.
И, во-вторых. Этот кто-то, используя энергию и авторитет двух ярких представителей европейской мысли, настойчиво толкал научное сознание и государственных деятелей на путь получения энергии через насильственное разрушение атомных ядер.
Путь дорогой и очень опасный. Уже в наше время Чернобыльская авария это в очередной раз подтвердила. Природа будто отвечала радиационным гневом на попытки сделать ей больно.
Наука представляла этот путь получения энергии, как единственно по-настоящему перспективный.
Но так ли это было на самом деле?… Тогда, в Роттердаме, Аркадий Михайлович Стеклов начал сомневаться в этом.
А теперь эти сомнения неожиданно начали подтверждаться. Путь расщепления атомного ядра оказался не единственным перспективным путем получения энергии.
Существовал и другой путь.
… Водитель включил радиоприемник. Передавали новости. На планете бушевали пожары. На американском среднем западе и в забайкальской тайге. В Австралии огонь угрожал населенным пунктам. В мире было беспокойно.
А могло стать еще беспокойнее, думал подполковник Стеклов. И причина этого находилась здесь, в Каланчевке.
13. Гость из далека
Костин джип домчался до центра города за семь с половиной минут.
Фонари светофоров отскакивали от его лакированных бортов, как разноцветные мячики и закатывались за углы домов. Звезды с удивлением опускались ниже, пытаясь понять причины такой дикой спешки. Они бы еще больше удивились, если бы узнали, что этой причиной были отнюдь не надобности государственной службы, а просто любовь. Искренняя любовь Костиного водителя к быстрой езде по ночным улицам.
Здание управления было по-прежнему почти все темным. Но к немногим горящим окнам прибавились еще три. Но это были всем окнам окна. За ними находился кабинет Самого. Начальника управления генерала Тимчука.
«Неужели, это по мою душу Сам в такой поздний час прибыли-с?» – с некоторой тревогой спросил себя подполковник Стеклов. От генералов, прибывающих в свой служебный кабинет за полночь, он ничего хорошего не ждал.
Полковник Кондрашов был не у генерала, как предположил, поднимаясь по лестнице Аркадий, а находился в своем кабинете. И не просто находился. Он ожидал какого-то важного гостя.
На журнальном столике в углу комнаты был накрыт легкий ночной ужин по-мужски. Дышал паром пластмассовый электрический чайник. Поблескивали боками две явно приберегаемые для особых случаев чашечки тонкого фарфора на родных, а случайных блюдцах.
Из сейфа была извлечена стеклянная банка дорогого кристаллического кофе, а на блюде лежали бутерброды. С икрой. Причем, не только красной, но несколько штук даже с черной. Подобного хлебосольства, насколько помнил Аркадий, за Олегом Петровичем ранее не водилось.
– Приятно, когда тебе ждут, когда о тебе заботятся… – с легкой улыбкой заметил подполковник Стеклов.
– Что? – не понял начальник.
– Я как раз думал о том, как хорошо было бы выпить чашечку кофе… Да и бутерброд с икрой был бы весьма кстати… И что я вижу? Чудеса случаются! – радостно произнес Аркадий.
– Это не тебе! Даже не подходи! – сказал Кондрашов и на всякий случай переместился так, чтобы оказаться между своим подчиненным и накрытым столиком.
Стеклов погрустнел.
– Ну, да, я почему-то все-таки подозревал, что это не мне… – разочарованно произнес он.
– Правильно подозревал. – одобрил начальник.
– Но позволь спросить: для кого же тогда вся эта роскошь? К нам в отдел решил заглянуть губернатор нашей области? Или бери выше… Даже страшно произнести вслух… Президент?
Олег Петрович выражением своего лица показал, что он не принимает предложенного тона.
– Хочу тебе сообщить, – сугубо официальным голосом сказал он, – к нам из Москвы прибыл представитель МАКПЭ – Международного агентства по контролю за производством энергии. Он сейчас у генерала. Ты же, надеюсь, понимаешь, насколько это серьезная организация?
– И что? Без меня торжественная встреча не может состояться? Ты для этого меня с оперативных мероприятий сорвал? – сварливым голосом осведомился Аркадий.
– Для этого! – с выражением человека, приготовившего сюрприз произнес начальник.
Аркадий почувствовал легкий укол тревоги.
– У Агентства есть информация, что на подведомственной нам территории неподконтрольным правительству изобретателем создано устройство, способное осуществлять подрыв ядерного заряда путем обычного радиосигнала. Ты понял? – с угрожающим выражением лица медленно произнес Кондрашов.
– Понял. – кивнул Аркадий.
– Этот еще не все! – грозно пообещал начальник отдела. – По имеющимся у МАКПЭ и у нас в Центральном аппарате данным, этот изобретатель, возможно, проживает и работает как раз у тебя в Каланчевке!… Вот так! Ну, что теперь скажешь? – с видом следователя, умелым подбором улик, наконец, загнавшего преступника в ловушку, произнес Кондрашов.
«Быстро! – подумал Аркадий. – Не прошло и ночи, как ситуация вышла на самый высокий уровень. Такой, выше которого уже и быть не может… Похоже, на самом деле случилось как раз то, что я предполагал. И дело совсем не в приборе по подрыву ядерных зарядов.»
– Олег, так именно об этом я тебе и докладывал, перед тем, как уехать в Каланчевку. Ты даже план оперативных мероприятий по этому поводу утвердил… Ты что забыл? – вслух произнес подполковник.
– Да, но у тебя это было все как-то неопределенно… Как-то размыто! А тут!… Международное агентство по контролю за производством энергии!… Центральный аппарат ФСБ! Ты понимаешь важность проблемы?
– Понимаю! – подтвердил Аркадий.
– Пойми, теперь мы должны приложить все силы! Все, какие есть!
– Я и так прилагаю все, какие есть! – заверил начальника подполковник.
– Значит не все! Не все! Если до сих пор у нас в руках нет ни изобретателя этого, ни его прибора! – развел руками Олег Петрович.
– Правильно! Как же я могу их найти, если ты меня через каждый час с места операции срываешь и в управление тянешь неизвестно зачем? – недовольным голосом произнес Аркадий.
– Ты тут капризы-то брось! – начальственно вздернул подбородок Кондрашов. – Вызываю, значит, так надо!
В дверь постучали.
– Да. – медовым голосом, отозвался Кондрашов.
Дверь открылась.
В кабинет вошел высокий блондин с необычными, словно бы бесцветными глазами. Гость был одет в хорошо сшитый белый костюм и бледно-голубую рубашку. Его грудь пересекал черный шелковый галстук. Он вносил разнообразие в облачные тона лица и одежды вошедшего и придавал ему изысканный стиль.
– Позвольте? – спросил он.
– Заходите, заходите! – обрадовано произнес Олег Петрович. – Мы вас ждем. Разрешите познакомить – подполковник Стеклов Аркадий Михайлович! – Кондрашов сделал указующий жест рукой. – Он как раз работает по данному вопросу.
– Очень приятно! Алан Левандовски. – с едва заметным акцентом произнес вошедший и протянул Аркадию руку.
На самом деле, им не надо было знакомиться. Они хорошо знали друг друга. В минувшие времена были в почти дружеских отношениях. И даже догадывались о подлинной сфере деятельности каждого.
На узком белом лице Алана не отразилось никакого удивления, когда он протягивал руку провинциальному сотруднику спецслужбы, которого он некогда знал, как работающего в Нидерландах английского бизнесмена Джеймса Дина. Да и Аркадий, вообщем, не удивился, увидев Алана в кабинете своего непосредственного начальника.
В те годы, когда они частенько встречались в Гааге и Роттердаме, Алан определенно подозревал, что за фигурой владельца инжиниринговой компании скрывается кадровый офицер Главного разведывательного управления министерства обороны России.
А Аркадий после своего запроса в Центр, точно знал, что рядовой сотрудник научно-исследовательского отдела аппарата Международного агентства по контролю за производством энергии на самом деле является одним из руководителей секретной оперативной службы МАКПЭ.
О существовании этой Службы даже среди членов Генерального Совета МАКПЭ официально были осведомлены всего несколько человек. Персонально его сотрудников знал только генеральный директор Агентства. Кое-что о деятельности этой специальной службы было известно в двух строго режимных зданиях, находящихся в Москве.
В принципе для решения возникающих проблем Агентство могло использовать всю мощь государственных структур стран-учредителей и сотни прямо или косвенно подконтрольных ему частных неправительственных организаций, разбросанных по всему миру. Почти всегда именно так и происходило. Специальная служба самого Агентства вступала в дело в исключительных случаях.
Когда речь шла о самом существовании современной цивилизации.
14. Алан Левандовски и Джеймс Дин
Ночь продолжалась.
Алан Левандовски остался беседовать с Кондрашовым. Аркадий отправился в свой кабинет.
Ночь продолжалась, а надежда на то, что все может обойтись малой кровью, исчезла.
Подполковник вошел в свой кабинет и открыл сейф. Он вынул дамасский кинжал и прижал к щеке его холодную плоскость. Посидел так, удивленно приподнял брови и приложил клинок ко лбу. Ему показалось, что накопившаяся за прошедшие часы усталость будто вытягивается наружу, а в голове устанавливается холодный кристаллический порядок.
«Война не проиграна до тех пор, пока она не проиграна в твоей душе.» – всплыли у него в голове слова одного восточного мудреца, жившего много столетий назад.
Аркадий протер замшевой тряпочкой клинок, вложил в ножны и аккуратно положил на нижнюю полку. Затем вытянул под столом ноги и закрыл глаза. Посидев так с минуту, он почувствовал себя совершенно бодрым и открыл глаза.
Поднявшись, подполковник закрыл сейф, выключил свет и вышел.
Покидая кабинет, он понимал, что может в него и не вернуться.
Подполковник отправился в Каланчевку.
Он рассчитывал, что после общих протокольных разговоров Олег Петрович отвезет уставшего Алана в ведомственную гостиницу отдыхать, где тот проспит, по крайней мере, до утра. И, значит, время у него есть. Немного, но есть.
Водитель дежурной разъездной машины в гараже так и не появился. Но теперь, видимо, учитывая важность операции, которой заинтересовались столь высокие сферы, Кондрашов осмелился под собственную ответственность вызвать на маршрут особую дежурную машину, предназначенную только для начальника управления и его заместителей.
Аркадий удобно устроился на заднем сиденье пахнущего новой кожей салона. Он смотрел на уютную зеленую подсветку приборной доски и вспоминал день, когда познакомился с Аланом Левандовски.
Они встретились на международном коллоквиуме по нестандартным источникам энергии, который проводила в Париже Французская Академия естественных наук.
Все нестандартные источники свелись к солнечным батареям, приливным электростанциям и геотермальной воде. Аркадий, носивший в это время имя голландского бизнесмена Джеймса Дина, поймал себя на том, что на второй день работы коллоквиума, уже на утреннем заседании не смог сдержать зевок.
Инстинктивно бросив взгляд по сторонам, не заметил ли кто столь неприличного поведения, он увидел, что сидящий через два пустых кресла от него блондин скандинавского или северо-польского типа тоже украдкой зевает. Мужчина поймал своими бесцветными глазами его взгляд, улыбнулся и слегка пожал плечами. Дескать, что же поделаешь, скука!
Они шепотом, чтобы не мешать очередному занудному докладчику, перекинулись несколькими фразами. Не дожидаясь конца доклада, вышли в холл, представились друг другу и закрепили знакомство пожатием рук.
Нового знакомого звали Алан Левандовски.
Он оказался сотрудником научно-исследовательского отдела Международного агентства по контролю за производством энергии – МАКПЭ. Рука у нового знакомого оказалась неожиданно твердой, словно выпиленной из хорошо отполированной доски.
Алан спросил:
: – А что, если нам прямо сейчас, вместо того, чтобы выслушивать эту тягомотину, взять на прокат машину и съездить пообедать в Гавр, к морю? Там можно попробовать знаменитый буйабесс по-нормандски, совсем не такой, как тот слегка пахнущий рыбой супчик, что подают в ресторане "Шератона"?
Джеймс одобрил эту идею. Они заказали у портье спортивный «Ситроен». Через пять минут машина с полными баками ждала их у входа.
Не поднимаясь в свои номера, они рванули по великолепному скоростному шоссе в столицу Нормандии Руан, от которого до Гавра – рукой подать. За руль сел его новый знакомец, который оказался автогонщиком-любителем и, действительно, через час они были в Руане, а еще через тридцать минут – в Гавре.
По узким мощеным улицам их «Ситроен» спустился в старый припортовый, совсем не туристический район. Они выбрали приличное, но не фешенебельное место, чтобы не нарваться на ту же безвкусную имитацию настоящей еды, что и в Париже. Этот ресторанчик посещали местные жители, что было лучшей гарантией для настоящего нормандского морского супа – буйабесса.
С открытой террасы открывался вид на бледно-сиреневый Ла Манш и ожидающие швартовки длинно-корпусные корабли. В приоткрытое окно врывались зовущие крики чаек, и свежий морской ветер мягко шевелил снежно-белые оконные занавески.
Буйабесс готовится из предварительно слегка обжаренной рыбы. В кастрюлю кладутся помидоры, лук и толченый чеснок. Варится он минут пятнадцать. Потом в него вливают, не жалея, хорошего белого вина, крепко перчат, а в Нормандии еще добавляют земляной орех и кусочки сыра. Потом дают доспеть в течении пяти минут на совсем слабом огне.
На родине буйабесса в Марселе бульон обязательно процеживают сквозь мелкое сито, а рыбу подают отдельно на блюде.
Но жители Нормандии так не делают. Они разливают буйабесс деревянными черпачками на длинных ручках в тарелки прямо из пышущий жаром кастрюли, не портя бульон процеживанием, и не отделяя от него крупные куски рыбы.
Тогда он сохраняет в себе все живительные соки и бесследно прогоняет простуды, что приносят с собой холодные туманы Ла-Манша. После горячей тарелки буйабесса жизненная энергия начинает кружить голову, а все без исключения женщины кажутся достойными внимания. Не случайно, в переводе со старопровансальского диалекта Буйабесс означает – "Свари и кончи!"
И пьют в Нормандии перед буйабессом не сухое вино, как в Марселе, а крепкую яблочную водку – кальвадос. Разгораясь в желудке, он зовет к себе буйабесс без слов, но с таким нетерпением, что противостоять этому не возможно.
После первых нетерпеливых ложек горячего бульона спутники откинулись на спинки тяжелых дубовых стульев и вдохнули морской воздух. Ожившие от академической скуки коллоквиума мозги пришли в движение. Захотелось думать, говорить, дискутировать.
– Последнее время меня не покидает чувство, что наука зашла в тупик, но сама этого не замечает… – начал Алан. – В сущности, скачка в познании мира уже давно нет…
– Ну, как же? А генная инженерия? Она уже привела к созданию урожайных и устойчивых к вредителям растений, это как? – для поддержания духа дискуссии спросил Джеймс Дин.
– Еще скажи, рост скорости вычислений в компьютерах за последние десять лет!.. – усмехнулся маленьким ртом Левандовски. – В сущности, все это – ерунда… Потому что нет прогресса в главном – в получении энергии! Энергия – мать всякого развития… А тут-то прогресса нет никакого! Как и сто лет назад, чтобы крутить станки и моторы автомобилей, сжигаем нефть!… Путь освобождения энергии, скрытой в атомном ядре, на который так надеялись, серьезного скачка не дал. Мы – в тупике!
– В тупике? – переспросил Джеймс Дин.
– Да. А, точнее, в тупике наша наука, которая давно уже не может предложить ничего принципиально нового!
Алан прищурил свои светлые глаза и взглянул на совсем близкий горизонт. Прямо по нему медленно двигался высокий пассажирский лайнер. Он казался не настоящим, а вырезанным из картона.
– Ну, это – натяжка! – возразил Аркадий. – Пусть, действительно, в области производства энергии нет новых перспективных путей, но все-таки есть принципиальные достижения в других областях!
– Натяжка? – поднял брови Алан. – Но посуди сам: бессмертия мы не получили. Это раз. Со своими болезнями справиться не можем. Это два. Выйти за пределы Солнечной системы и достичь других галактик не в состоянии, потому что не знаем, как преодолеть скорость света. А без этого путь до ближайшей планетной системы займет по меньшей мере тысячи лет, то есть будет бессмысленным. Это три! Ни одну, по-настоящему серьезную, проблему наша наука решить не может! Ни одну! И даже не может предположить, как это вообще можно сделать!
Аркадий, что с ним случалось не часто, почувствовал интерес к беседе. И к собеседнику. Ни чересчур бледный цвет лица, ни какие-то очень светлые, почти бесцветные глаза, ни слишком маленький рот – все это в первые минуты даже слегка отталкивающее, теперь не казалось ему неприятным.
Нормандский буйабесс сыграл с ними свою обычную шутку: они просидели в ресторанчике до позднего вечера.
В Париж новые приятели вернулись уже около полуночи. Все это время они поговорили на темы, которые большинству людей показались бы глупыми и никому не нужными.
По своим номерам в «Шератоне» они расходились почти друзьями.
…Переехав коммунальный мост, дежурная машина въехала в Каланчевку.
– Аркадий Михайлович, а теперь куда? – спросил водитель. – К администрации или в милицию?
– Никуда. Останови. Я тут выйду. – ответил подполковник.
– А мне как? Вас ждать? – спросил водитель.
– Меня не ждать! Срочно в распоряжение полковника Кондрашова! О своем прибытии в гараж доложись ему лично! – ответил подполковник, сделавший вывод из бесследного исчезновения водителя предыдущего служебного автомобиля, отпущенного без строгого напутствия.
15. Исчезновение
Подполковник покинул машину у неосвещенного проулка. Стояла деревенская тишина, Звонкая, как хорошо обожженный кувшин. В городе такой не бывает.
Не успел он сделать несколько шагов, как его окликнули:
– Мужчина, у вас закурить не найдется?
Перед ним стояла цыганка. Не первой молодости. Но красивая. Порода чувствовалась. Ее голова была по-пиратски, туго охватывая лоб, повязана цветным платком. В ушах качались длинные золотые серьги, похожие на язычки маленьких колокольчиков.
– Не курю. И тебе, красавица, не советую. – буркнул Аркадий.
«Вот только цыганки мне сейчас не хватает!» – подумал он.
– Я тоже не курю! – женщина приблизила к нему свое лицо с темными провалами больших глаз и капризной линией полных губ.
– А зачем просишь?
– Для разговора. – качнула серьгами цыганка.
– О чем же нам с тобой говорить?
– О тебе, сердитый. – улыбнулась капризными губами цыганка.
– А ты меня знаешь? – вгляделся в женщину подполковник.
– Знаю. – склонила голову цыганка.
– Да? – попытался он разглядеть ее глаза.
– Да. Ты – сторож.
– А я тоже тебя знаю! – отгоняя неожиданную внутреннюю дрожь, произнес подполковник.
– Правда? Кто же я? – удивилась женщина.
– Ты – Судьба. – ответил он.
– Ты хитрый, сторож. – усмехнулась цыганка.
– Я такой. – подтвердил он. – И, что же ты хочешь мне сказать, Судьба?
– Хочу сказать: бойся Большого волка, сторож.
– Ты ошибаешься, Судьба… Волков не надо бояться. Их следует остерегаться. Ты только это мне хотела сказать?
– Ты не только хитрый, сторож. Ты еще и дерзкий. Ты поправляешь саму Судьбу. Не боишься?
– Это все, что ты мне хотела сказать? У меня не очень много времени!
– Ты к тому же еще и наглый, сторож! Ну, ладно, я еще скажу тебе… Волки бывают разные… Бывают черные. А бывают и белые… Самая первая собака на земле сначала тоже была волком. Но она им быть не захотела.
Цыганка замолчала и будто сделала шаг назад, в темноту.
– Не много же ты сказала мне, Судьба.
– Судьба всегда так говорит. Если бы она говорила по-другому, Книгу жизни можно было бы и не открывать.
– А зачем ты тогда вообще приходишь?
– Ты – зовешь. Я прихожу…
– Я зову? – удивился Аркадий.
За соседним забором внезапно, без подготовки отчаянно залаял пес. Он рычал, гремел цепью, и, невидимый, прямо бросался на ограду с другой стороны. Подполковник только на долю секунды отвлекся от своей собеседницы, а когда снова посмотрел перед собой, никого не увидел. Он повел глазами из стороны в сторону. Перед ним была только ночная улица.
Пес также внезапно прекратил лай, как и начал. Он замер за забором, будто его там и не было.
Аркадий постоял немного, ругнулся в адрес напитков, производимых Пашей Папасом и направился в проулок, ведущий к старой каланче.
В гости к Толе Эдисону.
В ночи силуэт пожарной каланчи напоминал ракету на стартовой площадке, где внезапно выключили основное и резервное электропитание. Были черны и окна верхнего помещения, где обитал Толя Эдисон. Хотя Анатолий Петрович предпочитал работать как раз по ночам. Сейчас для него вообще было детское время.
«Мало ли что? – подумал Аркадий. – Устал человек и лег спать, или, например, ушел в гости к своему другу Ивану Алексеевичу Кальварскому.»
Но все-таки он решил зайти и убедиться в том, что хозяина нет дома. А, если, окажется, что он спит, то разбудить.
Лампочка над высоким арочным входом в каланчу тоже не горела. Однако, тяжелая, усеянная круглыми заклепками кованная дверь оказалась не запертой.
Внутри была непроглядная темнота.
Аркадий нащупал справа от входа известный ему выключатель и под высоким потолком вспыхнул четырехгранный фонарь. Он прошел по пустому гулкому помещению и нырнул в проем, за которым начиналась ведущая наверх лестница. Собравшись с духом, он стал подниматься по спиралеобразно уходящим в темноту каменным ступеням. На промежуточных площадках Аркадий останавливался и переводил дыхание.
Прошла маленькая вечность, прежде, чем он оказался на верхней площадке. Площадка освещалась только лунным светом, падающим сквозь узкое решетчатое окно. За деревянной дверью жил и работал Толя Эдисон.
Аркадий постучал. На его стук никто не откликнулся, но под ударами пальцев, дверь стала медленно открываться.
Он вошел.
В жилище Беседина было темно.
– Анатолий Петрович! Ты дома? – громко произнес он. Никто не ответил. Аркадий протянул руку и щелкнул находящимся рядом с дверью выключателем. В комнате вспыхнул яркий свет. В комнате никого не было.
Аркадий осмотрелся.
Перед ним был обычный вид Толиного обиталища – то ли научной лаборатории, то ли ремонтной мастерской. На стоящих вдоль стен железных столах и высоких, до самого потолка, стеллажах лежали какие-то приборы, мотки проводов, мониторы. На рабочем столе – компьютер, книги, паяльник, ящичек со многими отделениями для мелких деталей, стопки книг. Все аккуратно разложено.
«А, что же он дверь-то не закрыл?… – подумал под-полковник. – Компьютер, скажем, штука дорогая, желающих подобрать то, что плохо лежит всегда много…»
Дверь на смотровую площадку была приоткрыта. Аркадий вышел в ночь, оперся на металлические перила и посмотрел вниз.
Там лежала Каланчевка.
Уютно светились ее окна. Если смотреть точно перед собой, то за темным бобриком сквера и серебристой пластинкой асфальта центральной площади поселка можно было увидеть лежащий среди деревьев кирпичик, украшенный желтыми и оранжевыми квадратиками окон – Дом специалистов крупозавода. Конечно, Аркадий не мог видеть Пашу Папаса, Ольгу Петровну Дорошенко и Ивана Алексеевича Кальварского, но словно бы ощущал там их присутствие.
Чуть дальше, на следующей улице, когда-то стоял и его дом. Его давно уже не было, а на его месте раскинулась маленькая автостоянка. Еще дальше возвышалось самое большое в округе здание в четыре этажа – школа.
Здесь учились едва ли не все ныне живущие поколения каланчевцев. В нее когда-то ходили и Паша Папас и Костя Шторм и он сам. Они сидели в одном классе. В соседнем – постигал науки победитель всех физико-математических олимпиад Толя Беседин. К нему уже тогда прочно приклеилось прозвище Эдисон. А на школьных вечерах ходила по сцене с микрофоном, изображая эстрадную певицу, Сонька Кальварская. Она была младше на два года, но, полноправным членом входила в их компанию.
Аркадий повернул голову в другую сторону – там был черный провал реки. На его краю светился новогодней игрушкой ресторан «На пристани». Оттуда волнами доносились тягучие звуки саксафона, пряные, как ямайский ром, который Папас делал из своего самогона, добавляя немного малинового сиропа и настоя ромашки.
Подполковник вернулся в комнату, окинул ее взглядом. Как будто все было в порядке… И все-таки что-то его безотчетно настораживало.
Он шагнул к выходу, уже собрался выключить свет и выйти, как вдруг неожиданно для самого себя остановился. Будто зацепился рубашкой за металлический крюк. Он еще раз осмотрел комнату и понял, что его беспокоило.
Паяльник. Он лежал не на своей подставке, а рядом. Причем, рабочим концом на белом листе раскрытой книги. Педантичный Беседин, к тому же испытывающий преклонение перед книгой, так положить паяльник никак не мог.
Аркадий еще раз оглядел комнату.
И теперь она уже не показалась ему такой аккуратной. Ящички металлического стеллажа были выдвинуты на различное расстояние. Один из них не закрылся из-за того, что ему помешал торчащий кусок электрического провода. Такая небрежность для Толи была необычна.
Ширма, всегда полностью закрывающая кровать, на которой Анатолий Петрович спал, сейчас оставляла для обозрения лежащую в головах подушку и часть одеяла…
Похоже, в комнате похозяйничал кто-то чужой.
Он внимательно и методично осмотрел всю комнату. Как положено, по часовой стрелке, начиная от входа, не пропуская ни одного сантиметра, и не бросаясь на любую неожиданно замеченную в другом месте деталь.
Вывод был очевиден.
В комнате кто-то проводил обыск.
«Ну, а что же ты хотел? – сказал себе Аркадий. – Хорошо, если только обыск комнаты, а, если…»
В этот момент у него в кармане требовательно запиликал неугомонный мобильник.
– Аркадий! Ты? – спросила трубка озабоченным голосом Кондрашова.
– Ну, а кто бы тебе еще в час ночи отвечал?
– Новости есть?
– Олег, ты смеешься? Я только от тебя отъехал.
– А чем ты сейчас занимаешься?
– По твоему заданию пытаюсь выяснить у гражданина Беседина, что же он такое изобрел… И на хрена ему подрывать ядерные заряды…
– Молодец! – одобрил начальник. – И что он?
– Молчит!
– Как это молчит? Как это он может молчать? – искренне удивился Олег Петрович.
– Вот так и молчит. Я уж его и так и эдак… И по ребрам… И голову в пластиковый мешок засовывал. Ничего! Как воды в рот набрал…
– Ты что, его пытаешь, что ли? – испуганно прошептала трубка. – Аркадий, ты в своем уме! Сейчас же прекрати! А, если он представителю МАКПЭ пожалуется? Что тогда? Что там про наши органы будут думать, а? Я всегда знал, что ты человек близорукий в политическом смысле, но, чтоб так!
– Ну, а как я тогда от него правду узнаю?
– Что значит, как? Путем умно построенной беседы с фигурантом! Через психологический контакт с собеседником! Как на курсах повышения квалификации учили, забыл?
– Да не с кем беседовать. У него я по месту жительства нахожусь. Нет его на месте.
– Так ты его не бил? – обрадовался Кондрашов.
– Нет, конечно, ты что, шуток не понимаешь? Разве я такое могу себе позволить? Ну, может быть так, пару раз по челюсти…
– Аркадий!.. Знаешь, эти шутки твои у меня уже в печенках сидят! Давай-ка посерьезнее! Не такой сейчас момент, что бы шутки шутить!
– Я понял, товарищ полковник! Больше не буду! – покорно согласился Аркадий.
– Срочно занимайся розыском Беседина! Как только что узнаешь, сразу звони! Понял?
– Чего ж не понять? Только, где ж я его ночью найду?
– Где хочешь, там и ищи! Но, чтоб не позже, чем через час результат был! Ясно тебе? Тут же международная политика замешена! Пойми это, наконец, башка садовая! Вот уж, действительно, простота хуже воровства! Удивляюсь, и как это ты во внешней разведке работал? Поражаюсь прямо!
– Я и сам удивляюсь! – согласился с ним подполковник Стеклов. – Разрешите выполнять?
– Выполняйте! – грозно приказала трубка и отключилась.
Подполковник еще раз окинул взглядом помещение мастерской Толи Эдисона, тихо прикрыл дверь и начал спускаться вниз.
Аркадий был очень устойчив на ногах. Он даже не понимал, как это люди ломают себе в гололед все, что попало. Его собственный организм всегда успевал среагировать на любое нарушение равновесия и, независимо от сознания, удержаться на ногах.
Однажды, классе в седьмом, они начали бороться с Пашкой Папасом на крыше сарая во дворе дома, где он жил. Крыша была плоская с совсем легким наклоном в одну сторону. Они в азарте схватки не заметили, как сначала переместились к ее краю, а, затем, сорвались с него и полетели вниз.
Пашка тогда вывихнул себе ключицу, заработал на бедре огромный багровый синяк, а у него не было ни царапины. Летя с крыши, он как-то совершенно без участия сознания извернулся и безболезненно приземлился на четвереньки, как кошка или собака.
Спускаясь же сейчас по каменной лестнице, он два раза поскользнулся. И это при том, что ступени были совсем не гладкими.
Это было плохой приметой.
И она оправдалась.
16. Захват
Плохая примета оправдалась.
Не успел он выйти из нижнего этажа каланчи, как его окликнули.
– Беседин? Анатолий Петрович?
В темноте шагах в пяти рисовались несколько мужских силуэтов.
– А что такое? – осторожно спросил Аркадий.
– Федеральная служба безопасности. Пройдемте с нами.
– Куда?
– Здесь недалеко. – ответил, приближаясь, один из неожиданных собеседников. – Там мы вам все и объясним.
Лицо у подошедшего, насколько подполковнику удалось рассмотреть в темноте, было серьезное. Можно сказать, боевое лицо, отметил он про себя.
– Что вы собираетесь мне объяснить? – недоумевающим тоном произнес Аркадий. – Объясните здесь.
– Пройдемте, пройдемте. Не задерживайте ни себя, ни нас. – сказал подошедший доброжелательным, но настойчивым голосом человека, находящегося при исполнении не им придуманных обязанностей.
Со стороны ресторана «На пристани» на загривке слабого ветерка донеслись сладкие звуки саксофона Егора Кощеева. Он играл печальный романс: «На муромской дорожке стояли три сосны, со мной прощался ми-и-лый до будущей весны…» Вот к тягучему гудению саксофона присоединился быстрый перебор клавиш аккордеона тети Клавы, а вот и взмыла над ресторанной верандой, над набережной, над всей Каланчевкой грустная скрипка Семы Гликмана.
«В принципе уйти не сложно, – подумал Аркадий, – переговорщика приложить снизу правой, тут же резко взять с места и потом, допустим, влево… А там – сквер, в котором сам черт ногу сломит. Темнота. Не достанут. Но надо бы узнать, что это за органы такие и зачем им нужен Толя Беседин…»
Неторопливо приблизились остальные. Их оказалось еще четверо.
– А ваши документы я могу посмотреть? – как можно мягче спросил Аркадий.
– Будут вам и документы. – прибавив железа в голосе, ответил исполняющий роль переговорщика. – В свое время.
– А сейчас нельзя? – совсем мягко спросил Аркадий.
Из темноты выступил еще один сотрудник неизвестно каких органов.
– Сейчас нельзя! – потерявшим терпение тоном произнес он.
«У этого тоже лицо не профессора, хотя интеллекта вроде побольше. Но злобы – еще больше… – отметил подполковник…»
Подошедший крепко взял Аркадия за предплечье и подтолкнул вперед:
– Иди. Сейчас доедем до управления. Там будут тебе все документы.
Аркадий почувствовал, как и вторую руку грамотно берут в клещи и настойчиво понуждают переставлять ноги. Он поневоле сделал несколько шагов и в это время у него в кармане запиликал сотовый телефон.
Вся группа мгновенно остановилась, будто вросла в землю.
– У кого это? – спросил подошедший вторым. – У тебя, Вова?
– Это у него. – кивнул Вова на Аркадия.
– Возьми.
Один из спутников профессионально провел рукой по карманам подполковника и вытащил пиликающую сотовую трубку.
– Дай. – протянул старший руку и нажал разговорную кнопку.
– Аркадий, ты? – отчетливо, так что Стеклов все хорошо слышал на расстоянии, проговорила трубка голосом полковника Кондрашова.
– Ну. – невнятно отозвался командир группы захвата.
– Слушай. Ты завтра с утра нужен на базе. Меня генерал приглашает. Нужно, чтоб ты был на месте… Это как раз по нашему разговору с энергетиком… Ты слышишь меня, Аркадий? Что молчишь? Аркадий?..
– Э-э-э… – раздумывал старший. – Видимо, вы ошиблись номером.
– Как это ошибся? – возмутилась трубка. – Аркадий, хватит шутить! Не до шуток сейчас… Генерал требует подробную информацию… – внезапно трубка замолчала.
Молчал и старший группы.
– А вы не могли бы пригласить к телефону Аркадия Михайловича? – новым, официальным тоном проговорила трубка.
– Аркадия Михайловича? – переспросил коллега.
– Его. Он должен был э-э-э… отремонтировать холодильник и привезти мне еще вчера. А завтра утром с меня спросит хозяин…
– Хозяин? – спросил переговорщик.
Ну, да… в нашем магазине его зовут генералом… Он с меня шкуру спустит, если не будет холодильника… Так что, вы обязательно передайте Аркадию Михайловичу…
– Я ему обязательно передам. – заверил старший и нажал кнопку прекращения разговора.
Он постоял в раздумьи.
– Ну, что, идем, командир? – задал вопрос один из бойцов.
– Слушай, так твоя фамилия – Беседин? – спросил старший, обращаясь к Аркадию.
– Моя? – переспросил подполковник, не решив, что же отвечать на этот простой вопрос.
Переговорщик приблизил свое лицо к Аркадию.
– Слушай, Вова, ты же говорил, тот весь седой… А этот?
Вова подошел и внимательно посмотрел на голову Аркадия, пытаясь в слабом свете звезд и неблизких фонарей рассмотреть его волосы.
– Ну и этот… Седой… Седоватый! Ну, явно же есть седина… – не слишком уверенно забормотал он.
– Гриша, у тебя фонарик был… Ну-ка, посвети! – приказал старший.
В лицо Аркадию ударил луч карманного фонаря.
– Да он цветом рыжий, какая же это седина! – процедил командир группы.
– Да, это при фонарике так кажется… – возразил Вова.
– При фонарике? Ты же говорил, тот с усиками, а этот?
– Может, он специально сбрил… чтобы замаскироваться… – неуверенно предположил Вова.
– Ты ж его живьем при дневном свете видел, а как следует опознать не можешь? – зло проговорил старший.
– Как я его видел-то? За сто метров!… – начал оправдываться опознаватель Вова.
– Слушай, ты кто? – обратился старший к Аркадию, светя фонариком в глаза. – Ты – Беседин?
– Я? – уточнил подполковник.
– Нет, телеграфный столб! – прорычал его собеседник и неожиданно нанес ему резкий удар в солнечное сплетение. – Отвечай, сука, когда спрашивают!
Удар был настоящим, и у Аркадия перехватило дыхание.
– А, может быть, ты – мент, а? Ментяра? Что это за генерал такой тебя разыскивает? Ну? – старший приблизил к лицу подполковника налитые злобой глаза.
Он стянул рукой ворот его рубашки.
– Кто ты, сука? Что делал у Беседина?
– Я – электрик… – решил поддержать Аркадий версию своего шефа.
– А это кто звонил?
– Начальник мой… Главный инженер он у нас…
– Да? – не мигая, уставился мнимый коллега на Стеклова.
– Точно он… Холодильник под мороженое я должен был отремонтировать… Агрегат сменить… – стараясь быть убедительным, произнес Аркадий.
Собеседник подумал несколько секунд и протянул Аркадию трубку:
– Ну-ка звони своему главному инженеру… Да не вздумай липу набрать, жевальник набью!
Аркадий взял телефонную трубку.
– Так он ушел уже, наверное… Поздно же… – пробормотал он.
– Ну? – отвел кулак для удара суровый собеседник.
– Да, я его знаю. – неожиданно услышал Аркадий.
Эти слова произнес выступивший из темной аллеи рослый детина в кожаной безрукавке.
– Это тот фраер, что вместе с местным бегемотом в ресторане выступал… Никакой он не мент… Малик сказал, он письнесмен! – насмешливо произнес он. – Барыга, на жопе штопаный… Алкаш. Морда бульдожья!
Аркадий узнал ухажера, который так неудачно пытался увезти Соню Кальварскую из ресторана "На пристани".
– Так ты, фраер позорный, еще на наших ребят руку посмел поднять? – начал наливаться злобой старший. – Ну, ладно… Это тогда хорошо, что ты к нам в руки попал. Беседин от нас все равно не уйдет, а ты сейчас, сука, поймешь, как на хороших ребят свои поганые руки подымать.
Вожак начал закручивать ворот Аркадьиной рубахи.
Вова и знакомец по ресторану стали заходить ему за спину.
«Что, дождался, разведчик хренов…» – сказал себе подполковник и сконцентрировался для рывка.
И в этот момент в нескольких шагах от них вспыхнул мощный фонарь.
– Не двигаться! Федеральная служба безопасности! – громко и уверенно прозвучал чей-то голос.
Все застыли.
Аркадий почувствовал, как рука, сжимающая ворот его рубашки, ослабила хватку.
Подполковник, вкладывая всю силу, ударил правой снизу по челюсти оглянувшегося назад вожака. Тот охнул и выпустил ворот его рубашки. Аркадий волчком крутнулся на месте и бросился в темноту.
Сотрудников службы федеральной безопасности в этот вечер для него уже было довольно.
Тем более, что кроме него самого, присутствие других офицеров данного ведомства в Каланчевке в эту ночь было совершенно исключено.
17. Погоня
Аркадий бежал.
Нырнув под низкие ветки, он вломился в беспросветно темный, давно и основательно запущенный сквер.
Он проскочил десяток метров по неосвещенной аллее, свернул на пересекающую ее узкую тропинку и только тогда перевел дыхание. «И от бабушки ушел и от дедушки ушел…» – с удовлетворением сказал он сам себе. Вряд ли охотники будут преследовать его в такой кромешной тьме и в таком диком месте. Да, к тому же, двум группам сотрудников федеральной службы безопасности сначала предстоит выяснить отношения между собой.
Аркадий засунул свой злосчастный мобильник в карман. Он почувствовал себя в безопасности и даже замурлыкал мелодию, которую доносил с берега слабый ветерок: «На муромской дорожке стояли три сосны…»
Подполковник ошибся.
Видимо, конкурирующие группы быстро разобрались между собой.
Не пройдя по тропинке и десяти шагов, он услышал за деревьями шум приближающейся погони. Должно быть, победившая группа, хорошо представляла себе географию старого Каланчевского сквера.
Аркадий прикинул в голове наилучший путь отхода. Он решил, следуя по тропинке, сначала выйти к старой липовой аллее. А по ней – попасть на дорогу, идущую к крупозаводу. План показался ему надежным.
Однако, ему не суждено было осуществиться. Видимо, преследователи рассуждали подобным же образом. Сначала, он услышал шум погони сзади, а через несколько секунд и впереди, где-то совсем рядом. Подполковник понял: противник перекрывал ему путь к дороге.
Аркадий резко бросился в сторону, в черную стену сибирских акаций. Протиснувшись меж двух кустов, он оказался на соседней, совсем заброшенной аллейке, напоминающей зарастающую просеку в тайге. Пройдя быстрым шагом метров пятьдесят, он оказался перед темным силуэтом.
Это была раковина для оркестра. Перед ней в болотном свете луны лежал провалившийся во многих местах настил танцплощадки. А вокруг стояли одинокие, без сидений, чугунные ножки от садовых скамеек. Они походили на гигантские ноги птиц из кошмарного сна.
В пору его юности это была знаменитая каланчевская танцплощадка с романтическим названием «Каравелла». Когда-то на ней царили мастер кулачного боя Паша Папас и поселковая красавица Оля Дорошенко. Потом, тут была летняя дискотека для подростков. После, проводил свои вечера клуб «Для тех, кому за тридцать». А теперь в течение уже многих лет здесь не было ничего.
Некогда неприступная, сделанная из стальных арматурных прутьев ограда была разобрана во многих местах. На крыше каменной будочки, где помещалась касса, росло маленькое деревце. Аркадий обошел вокруг танцплощадки и собрался перевести дух, как вдруг услышал позади себя нарастающий треск раздвигаемых веток.
Он ругнулся и бросился под защиту могучих тополей. Сложившись пополам, он протиснулся под ветвями и оказался на маленькой полянке, лежащей у высокой кирпичной стены заброшенного здания. Давно, в годы его детства здесь располагался кинотеатр «Космос». А в совсем уж былинные времена – магазин по оптовой торговле сливочным маслом и крупами купца Гречанникова.
Аркадий вошел в пустой дверной проем, нащупал ногой ступеньку и стал медленно пониматься вверх, в помещение, где когда-то находилось самое лакомое место для подрастающего поколения каланчевцев – будка киномеханика.
Из ее узкой горизонтальной бойницы можно было не просто смотреть фильм, а словно бы самому участвовать в сотворении на белом экране чуда, и, хоть немного, ощущать себя причастным к сказочному миру актеров, режиссеров-постановщиков и гордому имени «Мосфильм». Туда можно было попасть только по знакомству с Митей Штормом, старшим братом его одноклассника Кости.
Митя не возражал, когда Аркадий приводил с собой всю свою кампанию – Пашку Папаса, Соньку Кальварскую и Олю Дорошенко. Понятно, Костя мог приходить сюда и без его помощи.
Он до сих пор помнил, как прикасался к Сониной руке и эти прикосновения здесь в пульсирующей тьме, под треск киноаппарата и звуки идущего на экране фильма казались совсем другими, чем на улице, в школе или дома. Сонька делала вид, что ничего не замечает, неотрывно смотрела своими глазищами в черных щеточках ресниц на мельтешащий экран, но руку никогда не отнимала.
Подполковник забрался в будку киномеханика. В ней он и решил переждать идущую где-то рядом погоню. Стараясь не хрустеть битым кирпичом, он вышел на висящий с внешней стороны стены маленький металлический балкончик. Постоял, послушал доносящиеся снизу звуки. Звуки ему не понравились. Он постоял, раздумывая, и по начинающейся над ним пожарной лестнице полез вверх, прямо в звездное небо.
Старая лестница скрипела под его весом, вибрировала, дышала, словно живая, но не подвела.
Через минуту он благополучно добрался до крыши.
И вовремя.
В черных кустах внизу послышался скрип шагов по битому кирпичу и приглушенные голоса.
Аркадий прилег на каменной площадке за высоким фронтоном и осторожно посмотрел вниз. С двух сторон на полянку перед зданием выходили черные фигуры. Всего – шесть человек.
Сойдясь перед стеной, они остановились.
– Гера, и ты, Макс, осмотрите на всякий случай эти графские развалины. – раздался чей-то негромкий начальственный голос.
От группы отделились два силуэта и стали перемещаться вдоль стены. У проема, ведущего внутрь, загорелся фонарик и сразу исчез – охотники вошли в здание. Аркадий слышал, как они поднимаются в будку киномеханика. Поднялись. Вышли на пожарный балкончик.
– Ничего. Чисто. – сообщил один из них тем, кто стоял внизу.
– Тут вроде пожарная лестница куда-то ведет… – произнес один из стоящих на балкончике.
– Ну-ка, ну-ка… – отозвался второй.
Раздался железный скрип. Видимо, лестницу пытались проверить на прочность.
– Да она гнилая совсем!…
– Ну, пошли вниз… Что он альпинист, что ли?
– А кто его знает?… Вон как из рук бакинцев вывернулся… Шустрый изобретатель попался!
– Лезь сам, если хочешь… Я не полезу! Тут башку свернешь в два счета…
Снова раздался скрип раскачиваемой чьими-то сильными руками лестницы.
– Ну, ладно… – сказал кто-то. – Правда, болтается, как тряпка…
Преследователи захрустели битым кирпичом внутри будки. Аркадий перевел дух.
– Да… Обмишурились мы, хлопцы… – прозвучал внизу командирский голос. – Ну, пошли Льву Ивановичу докладывать… Врежет он мне за вас, бойцы! А еще в органах работали! Дохлого интеллигента поймать не смогли!
– Ну, кто ж знал, Алексей Геннадьевич, что он таким шустрым окажется? – отозвался кто-то.
– Что ты передо мной-то оправдываешься? Ты перед Львом сейчас попробуй оправдаться! Пошли, герои… – скомандовал Алексей Геннадьевич.
Аркадий уже набрал в легкие воздух, чтобы выдохнуть его с чувством глубокого облегчения, как вдруг в его кармане запиликал мобильный телефон. Его сигнал в ночной тишине прозвучал так громко, что подполковнику показалось, что он слышан даже на берегу реки.
– Что это? Слышите? – насторожился внизу командир группы. – Это мобильный? У кого?
Аркадий с невероятным проворством сунул руку в карман и нажал кнопку отключения.
Снизу не долетало ни звука. Видимо, охотники стояли неподвижно и слушали.
Прошло несколько томительных минут.
– Да, нет, показалось… Сигнализация, наверное, где-то сработала… – наконец, сказал кто-то.
– Стоим. Слушаем. – тихо оборвал командир.
Все снова затихло.
Вверху, укрытый полуразрушенным фронтоном, замер и подполковник Стеклов.
– Да, вроде послышалось… Пошли, что ли? – неуверенно произнесли внизу.
– Нет, не послышалось… – раздался командирский басок. – Не послышалось… На крыше он! Там! Как же это я сразу не сообразил! Вперед!
Аркадий привстал и, согнувшись, побежал вдоль фронтона, скрывающего его от взглядов снизу. Добравшись до его конца, он оказался перед провалом.
От бывшего зрительного зала осталась только одна, примыкающая к будке киномеханика стена, толщиной примерно в метр. Он шагнул на нее и побежал по ее верху. Метр – это вполне достаточное пространство, чтобы, не оступаясь, пройти по нему, на земле. Но это совершенно недостаточное расстояние, чтобы бежать по нему ночью, между двух черных бездн, на высоте шести метров над землей, да еще при этом чувствуя за собой приближающуюся погоню.
– Да вон же он, по стене идет! – раздалось внизу.
– Быстро за ним вдоль стены!
– Там, кусты какие-то, не пройти!
– В обход! Слева есть тропинка!
– Макс перекрой второй торец! Быстро! Быстро!
Аркадий бежал по узкой ленте, балансируя руками, как цирковой канатоходец, а внизу, по битым кирпичам и кустарнику за ним неслись преследователи. Он первым добежал до конца стены.
Но дальше перед ним пути не было.
– Вот он! Сейчас мы его возьмем! Ему деваться-то теперь некуда! – раздалось в темноте.
Аркадий бросил взгляд вниз.
К стене, на которой он стоял, примыкал бывший центральный фасад кинотеатра. Он был метра на полтора ниже. Аркадий, уцепившись пальцами за край стены, сполз на неширокую грань фасада. Словно несомый крыльями, он, не свалившись, добежал до его конца.
Здесь к фасаду вплотную подходила старая монументальная стена сквера. Повернувшись спиной, он слез на плоский верх стены и быстро побежал по ней сквозь темноту.
– Да быстрее же, уйдет! – неслось из темноты снизу.
Но теперь преследователям нужно было ломиться сквозь непроходимые заросли акации, а он шел почти, как по тротуару.
Стена сквера выходила на широкую улицу. А метрах в пятидесяти лежала освещенная фонарями центральная площадь Каланчевки.
Оглядевшись, он спрыгнул на тротуар. Перевел дух. И тут же услышал, как по другую сторону стены трещат кусты. Аркадий бегом рванул к площади. Выскочив на ее освещенный асфальт, он скорым шагом двинулся к поселковому отделению милиции.
Шагая по площади, он несколько раз оглядывался назад.
Преследователи из темноты сквера не появлялись.
Оказавшись у входа в отделение, подполковник присел на стоящую рядом скамейку, сунул руку в карман и вытащил телефонную трубку.
«И чего ее не выброшу? – задал он сам себе вопрос. – Ходить с выключенной трубкой, все равно не получится. Начальство плешь проест. Выброшу, не пожалею! – угрожающе произнес он, обращаясь к трубке. – Завтра же. Скажу, потерял… Пусть из зарплаты вычитают… Правда, вычтут-то они вычтут, а тут же новую всучат…» – горестно возразил он самому себе и почти автоматически нажал кнопку включения.
И телефон сразу же требовательно запищал.
– Это кто?.. – неопределенно раздалось в трубке.
– Подполковник Стеклов слушает. – отчетливо произнес Аркадий.
– Аркадий, у тебя все в порядке? – спросил Кондрашов.
– А что такое? – осведомился подполковник.
– Да я тут тебе звонил… И кто-то посторонний трубку взял…
– Да, кто мог посторонний взять?… Ты что, Олег? Неправильно соединилось, вот и все.
– Да?
– Конечно.
– Может быть, ты ее забыл где-нибудь? – подозрительным тоном поинтересовался начальник.
– Нигде не забыл. Ошибочное соединение.
– Аркадий, я звонил оператору. Они утверждают, что соединение было с твоей трубкой. Это точно. Бросаешь, наверное, трубку где попало?…
– Олег, ты что звонишь-то?
– Я хочу узнать, почему ты ничего не сообщаешь? Что с Бесединым?
– Ищу!
– Аркадий! Не могу сказать тебе всего по телефону, но поверь мне, все очень серьезно. Настолько серьезно, что ты даже не представляешь! Прошу тебя, Аркадий! Слышишь, прошу! Максимум усилий Максимум! Беседин срочно должен быть найден! Срочно! Хоть со своим прибором! Хоть без!
– Да, понял я все! Не сплю, по всей Каланчевке круги нарезаю!
– Как что будет, сразу сообщай! Сразу! Мы с господи-ном Левандовски ждем результатов! – с нажимом произнес начальник.
– Будут результаты. – пообещал Аркадий.
– Мы с господином Левандовски надеемся на тебя! – напутствовал начальник и отключился.
«Вы с господином Левандовски, смотрю, уже прямо одна команда… – отметил про себя Аркадий. – Похоже, отдыхать в гостиницу дорогой гость не поехал… И это, – имея, по крайней мере один авиапрелет за спиной, – из Москвы к нам… И накануне – из Вены в Москву… И это – при его-то сибаритстве! Как их припекло, однако… Впрочем, не удивительно, если то, что я предполагаю – правда…»
Он потер телефонную трубкой лоб, спрятал ее в карман и задумался.
«Что же это за две конкурирующие группы охотников за Толей Эдисоном? – думал подполковник. – Судя по всему, первоначально его, приняв за Беседина, пытались захватить представители «Бакинбанка». Те, что, по утверждению Малика Керимова, прибыли из столицы для переговоров с местным авторитетом Костей Штормом. А гнавшаяся за ним по скверу группа, это – сотрудники службы безопасности «Сибпромнефти»… Не шуточная охота идет за Толей Эдисоном. Совсем не шуточная. И число охотников все увеличивается…»
Сидя на скамейке возле поселкового отделения милиции, подполковник краем глаза наблюдал за тем, что происходило вокруг. И с удивлением отметил непривычное оживление, которое явно охватило отделение.
В столь поздний час обычно замирали даже районные отделы, а уж в каланчевском отделении вообще должен был наступить мертвый час. А тут!… Дверь здания то и дело отворялась, впуская и выпуская сотрудников. К отделению одна за другой подъехало две патрульных машины. Из них чуть ли ни выбежали сержанты, что за данной категорией давно не водилось, и скрылись в за дверью. Но не успела она закрыться, как из нее выскочили два лейтенанта. Они бросились к автомашине, хлопнули дверцами и умчались так, быстро, словно в пункте назначения их ждали правительственные награды.
«Что бы это значило? – подумал подполковник. – Пря-мо такое впечатление, что банк ограбили, или, не дай бог, убили кого? Что это они так носятся? Или комиссия какая с проверкой внезапно из управления приехала или учения какие-нибудь милицейское начальство устроило?»
Из не знающей покоя двери вышли два сотрудника и завертели головами, словно это были радары ПВО, ведущие круговой обзор родного неба. Заметив Аркадия, они спорым шагом направились в его сторону.
– Что тут делаем? Чего сидим? – требовательным тоном заговорил один из них с погонами старшего лейтенанта.
– Отдыхаем. – ответил Аркадий.
– А чего домой не идем, а?
– Воздухом дышим.
– Пили? – спросил, принюхиваясь старший лейтенант.
– Да, ну что вы! – мягко возмутился подполковник.
– Да он и идти не может… Вон выхлоп какой! – вступил в разговор второй сотрудник с капитанскими погонами. Аркадий разглядел нашивки у них на рукавах. Это были офицеры дежурной части штаба областного управления внутренних дел, а не сотрудники местной поселковой милиции.
– Документики с собой? – спросил лейтенант.
– Дома лежат! – ответил подполковник. – Что я их с собой таскать буду!
– Тогда пройдемте в отделение для выяснения! – решительно приказал капитан.
– А что вы хотите выяснить-то? – поинтересовался подполковник.
– Что надо, то и выясним! – зло прищурился капитан.
– А что случилось-то? – не успокаивался подполковник. – проверка из управления, что ли?
– Ты смотри, какой умный!… Ну-ка, вставай и быстренько в отделение, а то можно и резиновую ногу вставить! – зло проговорил капитан.
– Какую еще ногу? – для порядка поинтересовался Аркадий.
– А вот такую! – капитан передвинул из-за спины подвешенную к ремню резиновую дубинку. – хорошая нога. Главное, ходит быстро!
«Да, что у меня нынче за полоса такая!… Всем я для чего-то нужен!» – отметил про себя подполковник и уже собрался доставать свое удостоверение, как вдруг дверь отделения вновь распахнулась и на высоком крыльце появился милицейский майор.
Аркадий его узнал. Это был племянник его однокашника Пини Ковшова – Александр. Сам Пимен Макарович работал начальником караульной смены на крупозаводе, а Александр, окончив Академию МВД, служил заместителем начальника уголовного розыска в здешнем отделении.
– Эй мужики! Ну, что зависли? – крикнул майор стоящим перед Аркадием стражам порядка. – Ну, ехать же надо! Через полчаса уже в управление докладывать, а вы тут языки чешете!… Аркадий Михайлович! Доброго здоровьичка! – крикнул он в сторону Стеклова. – И вы у нас?
Аркадий приветственно поднял руку и кивнул.
Сотрудники милиции с удивлением оглянулись: к кому это обратился майор? К этому подозрительному гуляке, что ли?
Поскольку никого, кроме сидящего на скамейке наглого мужика не наблюдалось, они решили, что, видимо, да, к нему. Бросив Аркадия, они подошли к майору и что-то начали ему объяснять, кивая в сторону садовой скамейки, на которой сидел подполковник. Майор Ковшов постучал указательным пальцем правой руки по своему лбу и быстрым шагом направился к автомашине. Бросая на Аркадия косые взгляды, капитан с лейтенантом устремились за ним.
Майор и сотрудники областного штаба влезли в железное чрево УАЗика, от всей души хлопнули дверцами и укатили в ночь.
Проводив взглядом рубиновые огоньки, подполковник вернулся к своим мыслям.
«А, что же это все-таки милиция так оживилась… Странно даже… – подумал он. – Уж не к нашей ли игре их подключили?… У того же Бокалова, например, возможностей вполне хватит… Половина транспорта в областном управлении на нефтяные деньги куплено… Вполне может… Хотя не должен. Я бы на его месте в таком деле своими силами обходился… Но, кто его знает… Но, и кроме Бокалова, есть кому каланчевскую милицию на ноги поднять… Например, господин Левандовски. Конечно, не сам, а через нас… Правда, в этом случае, Кондрашов должен был бы меня предупредить… Должен-то должен, но мог и не предупредить… У начальства свои игры. Впрочем, и у нас – свои.»
18. Ужин на Рейне
Подполковник сидел на скамейке у здания поселко-вой милиции, размышлял и смотрел на тетю Глашу Чума-ченко.
Она стояла на площади и, несмотря на ночное время, продавала жареные семечки. Тетя Глаша стояла не зря. Как это ни странно, поздние гуляки, поднимающиеся снизу, от ресторана "На пристани", останавливались у ее фанерного раскладного столика и брали маленькие газетные кулечки или высыпали семечки прямо в свои карманы.
Сколько Аркадий себя помнил, тетя Глаша всегда продавала здесь жареные семечки. Днем, идя из школы, или поздним вечером, возвращаясь с танцев на «Каравелле», они с Пашкой Папасом, покупали у нее по стакану крупных, антрацитово блестящих, удивительно вкусных семечек.
Тетя Глаша жила напротив его дома. Уже тогда, в его школьные годы, она была не молодой, но еще совсем не старой женщиной. Прошло столько лет, а она, как будто была все такой же – зрелой женщиной, готовящейся перейти границу старости, но, все-таки, еще не сделавшей этого.
Аркадий наблюдал за торговлей тети Глаши и вспоминал одну из своих встреч с Аланом Левандовски.
Эта встреча состоялась в Роттердаме примерно за год до того, как он вплотную подошел к провалу.
Они сидели на открытой террасе маленького ресторанчика и смотрели на то, что их окружало. Справа по северному рукаву дельты Рейна плыли к морю низко сидящие белые баржи. Слева по многорядному шоссе шли вереницы тяжелых грузовиков с надписями всех транспортных компаний Европы.
А прямо перед ними зеленело Северное море, клубились над горизонтом бело-синие облака, и вздымался гигантскими журавлями кранов аванпорт Роттердама – Хун Ван Холланд.
Трудно сказать, почему они стали, если не друзьями, то, во всяком случае, приятелями. То ли причиной этого был естественный интерес сотрудников спецслужб, видевших друг в друге объекты профессионального изучения. То ли им просто было интересно друг с другом.
Раз в неделю они встречались в этом портовом ресторанчике. Нравился он тем, что был маленьким и тихим. Его стены были обшиты темным деревом. На них висели блестящие медью морские инструменты того времени, когда маленькая Голландия была великой державой, владела большей частью Юго-Восточной Азии, а современная Индонезия официально именовалась Голландской Индией.
С одной стороны, ресторанчик был уютным уголком окрашенного романтикой прошлого. А с другой, открывающийся вид на перегруженный Рейн, шоссе и крупнейший в Европе порт наглядно обнажал перед ними урчащий механизм современной мировой экономики.
В тот наполненный легким соленым ветерком летний день они заказали лабскаус – особое портовое блюдо, которое когда-то готовили голландские женщины для возвращающихся с моря мужей.
Промерзшим и изголодавшимся морякам нужно было что-то служащее острой закуской для праздничной выпивки и одновременно восстанавливающее потраченные в море калории. И умные нидерландки придумали лабскаус.
Он представлял собой густое мясное пюре, в котором прятались кусочки малосольной сельди, маринованной свеклы и соленых огурчиков. На отдельных тарелочках к нему подавалась только что зажареная яичница-глазунья.
В качестве аперитива приятели выпили по бокалу белого вина. К моряцкому блюду они взяли белое Рейнское. Оба любили полусладкие вина, хотя в кругу, где они вращались, это считалось не слишком хорошим вкусом. Здесь предпочитали к рыбным блюдам, а также и к рыбно-мясному лабскаусу, несладкие сухие вина.
Но они походили друг на друга тем, что самым хорошим вкусом считали свой собственный, и не чувствовали никакой зависимости от мнения окружающих.
– В сущности, – наливая второй бокал вина, произнес Аллан, – существуют только две точки зрения на то, как устроен окружающий нас мир…
– Две? – спросил Аркадий.
– Да. – кивнул головой Левандовски. Одна считает окружающий нас мир подобием большой машины… Швейцарскими часами, размером с Вселенную. Или детским конструктором, где лежат элементарные частицы, из которых сложено все, что есть. А вторая…
Алан сделал глоток Рейнского.
Может быть, философские беседы на максимально неконкретные темы и были тем, что влекло их друг к другу, и ради чего они по субботним дням встречались здесь в грузовом порту Амстердама.
– Да, с первой все ясно. – заметил Аркадий, носивший тогда имя Джеймс Дин. – А вот какова вторая?
– А вторая считает мир большим живым существом.
– Живым существом? – спросил Джеймс.
– Да. Таким огромным растением или животным. – устремив взгляд на вьющиеся над портом облака, сказал Левандовски. – Он обладает способностью чувствовать. Имеет сознание. Свое внутреннее интеллектуальное пространство. Свою душу. И, разумеется, укол в любую его часть будет ощущаться всем этим организмом… Так же, как ощущает укол булавкой человек…
С моря налетел упругий ветерок и погладил их лица.
– И какая точка зрения, по твоему, является верной? – поинтересовался Аркадий.
– Я всегда считал, что первая. – ответил Алан, рассматривая облака. – Да и вся современная наука, начиная с Галилея, так считает… – он оторвался от облаков и взглянул на собеседника в упор. – Но в последнее время, у меня возникло подозрение, что верной является как раз вторая…
– Ты считаешь, что Мир… – начал Аркадий и тоже посмотрел на облака.
– Да. Сейчас я уже не исключаю, что Он – живой... – серьезным голосом прервал его Левандовски.
– Необычная точка зрения для эксперта по современной физике… – поднял вверх брови Аркадий.
– Необычная… – согласился Левандовски. – Но дело не в том, что необычная, а в том, что страшная…
– Почему страшная? – удивился Аркадий.
– Почему? А вдруг, мы Ему не понравимся?… Представляешь, что Он с нами может сделать?… – светлые глаза Алана потемнели. – Вряд ли Он в восторге от того, как мы разбиваем его клетки – урановые ядра на атомных электростанциях или, уж тем более, когда взрываем атомные бомбы…
Аркадий, носящий имя Джеймса Дина, внимательно посмотрел на специалиста Международного агентства по контролю за производством энергии.
– Но ведь ядерные реакции идут и помимо нас… Например, в звездах… Может быть, они и не доставляют Ему страданий?…
– Возможно, нет. – сделал хороший глоток Рейнского Алан. – Но, возможно, и да… Звезды – это Его решение, а не наше… А вот атомная энергетика – наше! И не известно, как Он к этому относится!…
– Но пока-то Он как будто был настроен миролюбиво? – сказал Аркадий..
– Пока, да… – согласился Алан. – Только вот как дол-го это «пока» будет продолжаться? Нет ничего хуже, как зависеть от чужих настроений! Разве, нет?
Ветер, налетающий с моря, вдруг стал жестким и холодным, а крики чаек показались не добродушно-базарными, а холодно-угрожающими.
19. Возвращение на каланчу
Аркадий сидел на садовой скамье.
Рядом находилось поселковое отделение милиции. Подполковник размышлял.
Снизу с берега доносился сладкий звук саксафона Егора Кащеева, который мягко выводил: «Мой костер в тумане светит… Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит… Мы простимся на мосту…». Во дворе дома на другой стороне улицы переливался женский смех. Со стороны сквера волнами накатывался оранжерейный запах ночных растений.
Из открытого окна отделения милиции слышалось, как кто-то говорил в телефонную трубку:
– Клименко! Слушай меня! Управление требует срочно его найти! Найти и задержать! Да, у них всегда срочно! Да, конечно, опять чепуха какая-нибудь, но, все равно, ставь засаду! Отрабатывай связи! Знакомых! Родственников! Ну, что мне тебя учить, что ли? Понял меня? Найти и задержать!
Подполковник Стеклов обдумывал ситуацию и никак не мог понять, что же ему следует делать. А именно, где же искать невесть куда пропавшего Толю Эдисона. Хорошо, хоть, судя по тому, как его энергично брали под руки у каланчи и преследовали в сквере, захватить Беседина ни бакинцам, ни нефтяникам пока не удалось… Но, куда же он делся? Может быть, действительно, спрятался у Ивана Алексеевича?… Но нет, вряд ли… Какое это место для пряток? Все знают, что они с Кальварским друзья… Если будут искать, то, как раз у Ивана Алексеевича… К Паше он ни за что не пойдет… Для него Пашин самогон – как кошачий запах для собаки. Или пойдет, если приспичит?…
Он так задумался, что престал обращать внимание на окружающее. И не заметил, как кто-то подобрался к нему сзади.
Этот подкравшийся со спины, негромко кашлянул.
Аркадий медленно повернул голову. За его спиной и стояла Соня Кальварская. В руке она держала большой полиэтиленовый пакет.
– Ты что это ночами бродишь? – спросил Аркадий, вставая.
Медсестра помолчала.
– Нужно… А ты куда это исчез, а? Сбежал и никому ничего не сказал! Я же волновалась… – синие Сонины глаза были устремлены в сторону, словно она даже не желала смотреть на человека, способного так поступать.
– Ну, Соня, у меня работа такая, на месте не сидеть…
– Все равно… Предупредить-то можно было!
– Ну, извини. Я был не прав. – капитулировал подполковник.
– Больше так не будешь делать, а? – учительским голосом спросила Соня.
– Никогда! – пообещал он.
– Ну, ладно! Так и быть! Прощаю! – наконец, посмотрела на него медсестра.
– Так, все-таки, куда это ты направляешься? – спросил прощеный подполковник.
– В одно место. – коротко сказала Соня.
– А для чего? – спросил Аркадий.
– Надо! – исчерпывающе ответила медсестра.
– Кому надо? – не отставал настойчивый контрразведчик.
– Одному человеку… – блеснули в свете звезд Сонины глаза.
– Какому человеку? – продолжал нелегкий допрос подполковник.
– Хорошему. – мотнула головой упрямица.
– Соня, говори толком. – теряя терпение, произнес Аркадий.
– Ты же мне не говоришь, куда уходишь! И даже не предупреждаешь! – сказала мстительная племянница.
– Я другое дело! Соня говори, а то я тебя изнасилую! – грозно заявил подполковник.
– Прямо сейчас? Вот хорошо бы! Хоть чего-то человеческого от тебя дождалась! – одобрила его намерения медсестра.
Аркадий взял ее за плечи.
– Соня говори, куда идешь!
– Ну, ладно, скажу… – смилостивилась женщина. – К Анатолию Петровичу… – понизив голос до шепота и наклонившись к Аркадию, произнесла она.
– А ты знаешь, где он?
Медсестра еще ближе придвинула к нему свое лицо, так, что Аркадий почувствовал карамельный запах губной помады.
– На каланче. – едва шевеля губами, сказала она.
Стеклов покачал головой:
– Нет. Я там был. Его на каланче нет.
– Он там. – Соня поднесла палец к своим губам. – На втором уровне.
– На втором уровне?… – почти воскликнул Аркадий.
«А я и не подумал… Ну, тупица!» – внутренне ругнул он себя.
– Да. В фонаре. – кивнула ночная путешественница.
Аркадий взял Соню за гладкий локоть и сказал:
– Идем, раз так. Я тебя провожу!
– Ты меня будешь охранять от бандитов, да, Аркаша? – прижалась она к нему теплым боком.
– Кто б меня самого поохранял. – пробурчал подполковник Стеклов.
– Ну, тогда я тебя буду охранять! – храбро заявила Соня и подхватила Аркадия под руку.
– Ты – настоящий друг. – сказал Аркадий.
– Так, идем? – повеселевшим голосом произнесла медсестра, неожиданно нашедшая себе мужчину для сопровождения.
Их путь пролегал мимо одноэтажных домиков Каланчевки. В заборах потрескивала тишина. А над крышами висела полная Луна, старающаяся светить изо всех сил и все равно оставляющая небо черным.
Через минуту перед ними выросла непроницаемая стена из веток и листьев. Старый поселковый сквер, в котором Аркадий только что убегал от погони.
Оглянувшись, и никого не заметив, они нырнули в темный лесной мир.
Мягко пружинила под ногами жирная земля и недовольно скрипел устилающий аллейки речной песок. Луна с любопытством сопровождала тайное путешествие. Время от времени она пыталась напугать спутников, неожиданно отбрасывая на голубоватые дорожки вырезанные из черного сукна тени.
– Аркаша, знаешь, что я хочу тебе сказать… – зашептала Соня, когда они на секунду остановились у разбитой гипсовой вазы.
– Да? – насторожился подполковник.
– Я ведь очень жалела, когда ты уехал в учиться в Новосибирск… И ждала…
Подполковник вздохнул.
– Ты же сразу вышла замуж…
– Не сразу! А через два года! Но ты ведь мне ни разу не написал…
– Когда я уезжал, ты уже с Женькой Кармацким дружила…
– Так ты меня даже не замечал!
– Правильно… Я же в институт поступать готовился. На гулянье времени не оставалось…
– Скажи правду, ты боялся! Не времени, а желания у тебя не было! – обиженно отвела в сторону глаза Соня.
– Чего это я боялся?
– Что жениться придется! Все вы мужики такие… Только бы не жениться! – сердито произнесла женщина.
«Вообще-то Сонька права. И жениться не хотел. И оставаться в Каланчевке не хотел…» – сказал он про себя.
Тогда казалось, что перед ним лежит весь мир. Его хотелось увидеть, узнать, попробовать… А тут что? Женитьба на пусть и нравящейся девчонке, но в которой все было знакомо до заштопанной дырки на чулках… И жизнь в изученной до последней лужи Каланчевке. Все это казалось мало, скучно, не интересно…
Теперь он давно уже так не думал. Тогда он ошибался. Но в том-то и дело, для того, чтобы понять, где тебе на самом деле лучше, надо испытать все другое… Теперь-то он знал, где.
– Ой, Соня, что теперь об этом говорить… – вслух произнес он.
– А почему бы и не поговорить? Ты не женат… Я вообще разведена…
– Что значит – вообще разведена?
– Это значит, что разведенная женщина – это женщина вдвойне!
– Это почему?
– Потому, что она умная! – ответила Соня.
– Это как? – спросил подполковник.
– А вот так! Она понимает, что надо не самой из кожи лезть, чтобы мужика победить. А, наоборот, делать так, чтобы он всегда побеждал.
– Да? – заинтересовался Аркадий.
– Да! Кому эти наши бабские победы нужны? От них ничего хорошего! Один только вред. Хоть на работе, хоть дома. Лишь бы на своем настоять, а там, хоть трава не расти! Хоть весь мир в тартарары провались, только бы наверху оказаться!
– Что это ты так заговорила?.. – искренне удивился он. – Прямо не похоже на тебя…
– Похоже! Еще как похоже! Ты меня просто не знаешь!
– Это я-то не знаю! – хмыкнул Аркадий.
– Как раз ты и не знаешь! Ты думаешь, я такая же девчонка, как двадцать лет назад, да?
– Ну, не совсем такая, конечно!
– Совсем не такая! – нахмурила густые бровки медсестра.
– А какая? – с интересом спросил Аркадий.
– Какая? В сто раз лучше, вот какая! – сказала она и отвернулась от Аркадия.
Дальше они шли молча. Находчивый подполковник так и не придумал, что сказать. Наконец деревья расступились: перед ними стояла пожарная каланча.
– Ну вот мы и на месте! – с облегчением произнес он.
Они остановились у пирамидального тополя. Аркадий чувствовал, как сквозь летнее платье от медсестры струится мягкое тепло. Он приложил палец к губам. Соня понимающе кивнула.
Держась за руки, ночные путешественники двинулись вдоль подобравшихся к каланче древесных стволов. Им нужно было подойти к ней со стороны разрушенного пожарного депо. От него оставались только выступающие из земли глыбы фундамента из бутового камня. Среди них в траве прятался чугунный круг с надписью «Пожарный гидрантъ. 1913 годъ.»
Стараясь не шуметь, Аркадий вынул из пазов и с усилием отвалил в сторону тяжелую крышку. Соня достала из полиэтиленового пакета фонарик. Аркадий посветил в черное жерло. Луч света выхватил уходящую вниз металлическую лестницу. Он огляделся. Как будто, все было спокойно. Никого вокруг он не заметил.
– Ну что, вниз? – шепотом спросил он.
– Вниз! – решительно кивнула медсестра.
Аркадий собрался нырнуть в уходящее вниз отверстие, чтобы спуститься первым и принять там спутницу.
– Стой! Ты что? – возмущенно округлила глаза Соня. – Я – первая! Что ж ты хочешь снизу на меня смотреть? Я же в платье!
– Там же все равно темно, ничего не видно. – проворчал Аркадий.
– Бесстыдник! – гневно зашептала медсестра.
– Лезь первая! – плюнул Аркадий.
Соня присела на корточки, взялась руками за края люка и опустила ноги вниз. Утвердившись подошвами на ступенях лестницы, она стала спускаться. Через несколько мгновений гладко причесанная Сонина головка исчезла под поверхностью земли. Аркадий заглянул вниз. В черноте колодца нежно белело Сонино платье.
– Ну, спускайся… Где ты, Аркадий? Я одна боюсь! – раздалось из подземелья.
Нащупывая ногами металлические прутья лестницы, Аркадий начал спускаться. Спрыгнув с последней ступеньки, он встал рядом с медсестрой в просторном каменном бункере. В одной из его стен чернел высокий проем. Это был тоннель, ведущий в подвал пожарной каланчи.
Освещая свой путь лучом карманного фонаря, они двинулись по каменному коридору. Через десяток метров перед ними выросла дверь из кованого железа с колесом морского запорного механизма. Аркадий покрутил маленький штурвал и, потянув на себя, отвалил дверь. Они вошли и оказались внутри узкой шахты. В ней уходила вверх узкая спиральная металлическая лестница.
Мало кто знал, что, кроме основной каменной лестницы на смотровую площадку каланчи, существовала и узкая аварийная лестница, шахта для которой была пробита внутри толстой стены.
На эту лестницу можно было попасть из тоннеля, некогда соединяющего каланчу и пожарное депо. Там в былые времена хранились пожарные повозки для воды, длинные багры и брезентовые рукава с блестящими медными наконечниками. Пожарное депо сгорело еще до войны, а подземный тоннель остался.
Мало кто знал об этом аварийном пути для чрезвычайных ситуаций, например, пожара на самой пожарной каланче, который мог перекрыть основную лестницу. Но кое-кто из коренных каланчевцев, о нем все-таки знал. Соня и Аркадий относились к их числу.
Не совладав со своим женским нетерпением, медсестра первой бросилась на лестницу, и лишь за ней ввинтился в тесную спираль Аркадий. Через несколько витков Соня опомнилась, начала прижимать ладонями к ногам подол своего платья, но было уже поздно. Аркадий наотрез отказался спускаться назад, ради того, чтобы сменить порядок движения.
– Аркадий, не смотри на меня! Смотри вниз, под ноги! И не свети на меня фонариком!… Ой, теперь я ничего не вижу! Свети, но не смотри! – летели на Аркадия сверху строгие, но противоречивые команды.
После бесконечного пути лестница уперлась в железную квадратную крышку с приделанным к ней толстым кольцом. Медсестра постучала о металл и крышка открылась. Из проема хлынул желтый электрический свет.
20. В убежище Толи Эдисона
Соня первой выбралась из квадратного отверстия в полу.
Она оказались в небольшом круглом помещении, у которого словно не было стен. Казалось, оно висело прямо среди звезд. На самом деле, стены, конечно, были. Но состояли они из стекол, вставленных в ячеистые железные рамы.
Это и был второй уровень каланчи или фонарь. Небольшое помещение, размещенное на крыше каланчи, прямо над комнатой смотровой площадки, где помещалась мастерская Толи Эдисона. Фонарь был невидим, если смотреть на каланчу снизу, и о нем знало также мало людей, как и о ведущей в него лестнице, спрятанной внутри каменной стены.
Существовавший когда-то ход в фонарь из смотрового помещения через потолок, был заложен задолго до того, как на каланче поселился Анатолий Петрович. Сам он не стал его восстанавливать.
Теперь попасть в фонарь можно было только тем путем, по которому Аркадий с Соней только что прошли.
– О, а это кого ты с собой привела, Соня?… – спросил стоящий у люка Беседин. – Аркадий, ты, что ли?
– Я. – признался, вытягиваясь из люка Аркадий. – Высоко, однако, ты живешь, Анатолий Петрович!
– Обстоятельства! – развел руками хозяин.
– Опасные приборы не надо изобретать, не придется и прятаться! – назидательно произнес Аркадий.
– Опасные приборы? – удивился Беседин. – Никаких опасных приборов я не изобретал… Поверь мне, Аркадий!
– Аркадий, что ты пристал к человеку, как банный лист к одному месту?… – обиделась слабому вниманию к себе медсестра. – Он с обеда ничего не ел, а ты с какими-то приборами пристаешь… Толя, я тебе бутербродиков с копченой колбаской принесла, пачку масла и заварки… Еще конфет – помадки лимонные… Куда положить?
– А вот, у меня тут холодильничек оборудован и столик с чайником. – с гордостью показал Анатолий Петрович на темную область между звезд. Одна из звезд оказалась фальшивой. Это была прикрытая абажуром настольная лампа.
– Ну что, готовь стол, Сонечка! Чаю попьем! – потер руки изобретатель.
Едва Соня открыла пластиковый пакет, как снизу в крышку люка постучали.
Все затихли.
Постучали еще раз. Стук был непростой.
Анатолий Петрович облегченно махнул рукой, шагнул к крышке и потянул за ввинченное в нее кольцо. Из отверстия в полу показалась лохматая голова Коли Саяпина.
– Поднимайся! Как раз к столу успел! – подал ему руку, помогая выбраться из люка, Анатолий Петрович.
– Ты куда это делся, бродяга непутевый? – набросилась на него Соня. – Ты где должен был меня ждать? У милиции! А ты где был? Хорошо, я Аркадия Михайловича встретила, а то, как бы я с сумкой по этим лестницам и подвалам тащилась, а? Бессовестный! – стыдила его медсестра.
– Соня, не выступай. – с невозмутимостью бывалого человека отмахнулся Коля. – Я вас еще на скамейки засек. Я следом шел. Смотрел по сторонам. Не прилип ли кто?.. Поняла?
– Можно подумать… – возвела глаза к видным сквозь стеклянный потолок звездам медсестра.
– Засада внизу. – сказал, садясь за стол, Коля.
– В мастерской тоже. – вздохнул Беседин. – Я их через вентиляционную скважину слышу.
– А они нас не услышат? – забеспокоилась Соня.
– Нет… У вентиляции выходное отверстие на лестнице, по которой вы поднимались… Да, я его еще кирпичом закладываю. – успокоил его Анатолий Петрович.
– Ну, по маленькой? – сказал Коля, доставая из кармана плоскую металлическую фляжку.
– А что там? – спросил Аркадий.
– Коньяк. – гордо заметил Коля.
– Пашин?
– Его. – довольно кивнул Николай.
– А рюмочки-то есть?
– Маленькие мензурочки есть. – нашелся хозяин.
Коньяк был дружно выпит. Никто не сказал, даже про себя, плохого слова в адрес Павла Сергеевича Папаса. Все сказали только хорошие. И сидящие между звезд потянулись к бутербродам с домашней колбасой, накануне закопченной Иваном Алексеевичем Кальварским в подвале под каланчей.
– Так, по какому же поводу засады вокруг? – спросил, выдохнув воздух, Аркадий. – Если ты, Анатолий Петрович, ничего такого не изобретал? Может быть, ты новый способ копчения домашней колбасы придумал? И по этому поводу всю каланчу какие-то пришлые бандиты оккупировали? А ты сам на втором уровне в фонаре прячешься, а?
– Хорошо, Аркаша, раз ты так настаиваешь, я тебе объясню. – с достоинством произнес Анатолий Петрович.
– Да уж, сделай милость, Анатолий Петрович! – сказал Аркадий.
Беседин блеснул своими живыми глазами и неторопливо начал:
– Тут все не так просто! Все зависит от точки зрения на окружающий мир. Можно рассматривать мир, как мертвое вещество – это одно! А можно рассматривать мир как большое, способное чувствовать и сопереживать человеку живое существо – это совсем другое… Каждая их этих точек зрения рождает свой способ изучения материи… Я бы сказал, свою науку…
– Анатолий Петрович! А тебе не кажется, что уже хватит ходить вокруг, да около? – сердито сказал подполковник Стеклов.
– Да, подожди ты, Аркадий, не горячись! Вот все вы такие! – засверкал глазами Беседин. – Я же хочу, чтоб ты понял! Тут же, действительно, все не так просто!..
Они сидели среди ярких звезд, и с востока к ним в стеклянный фонарь заглядывала удивленная луна.
Аркадий решил дать Анатолию Петровичу минутную передышку и снова начать допрос. Он должен был точно знать, что же изобрел, сидя на каланче, Анатолий Петрович Беседин по прозвищу Толя Эдисон. Конечно, подполковник Стеклов догадывался, что создал беспокойный Анатолий Петрович. Он понимал, что это, действительно, куда страшнее, чем информационно-аналоговое оружие, хотя такое оружие представляло собой в высшей степени опасную вещь. И, все-таки, могло быть кое-что и похуже. Но, все-таки, до конца он в это не верил. Не хотел верить.
Аркадий посмотрел на пьющего чай изобретателя и уже совсем собрался раскрыть рот, как внизу, где-то совсем рядом с каланчей прозвучал выстрел.
Чашка в Сониной руке вздрогнула и рыжий напиток пролился на подол светлого платья.
Подполковник Стеклов поднялся, подошел к стеклянной стене и попытался посмотреть вниз, на территорию у подножия каланчи.
Но это оказалось невозможным. Фонарь был возведен в центре крыши, на значительном расстоянии от ее краев. Разглядеть, что происходило у подножия башни, Аркадию не удалось.
– Отойди-ка, Аркаша… – сказал хозяин каланчи и, потеснив подполковника у стеклянной стены, открыл мощные, напоминающие затворы винтовок, шпингалеты. Сильно надавив ладонью на металлическую раму, он еще помог себе плечом и огромная решетчатая конструкция, чуть позвякивая стеклами, медленно распахнулась наружу.
Они выбрались на крышу. До ее края было метра три. Поверхность крыши имела наклон к краю, не слишком сильный, но вполне достаточный, чтобы скатиться по нему вниз. Правда, по краю крыши шел бордюр из кровельного железа, но он был совсем небольшой, хорошо, если в ладонь высотой.
Аркадий с Анатолием Петровичем осторожно двинулись к краю. У самого бордюра они легли на холодное железо и посмотрели вниз.
В болотном свете луны и недалекого уличного фонаря было отчетливо видно: на светлой песчаной площадке перед входом в каланчу, раскинув руки в стороны, лицом вниз лежит человек. Рядом никого не было. Не ощущалось и какого-либо движения в окрестностях.
– Господи, неужели убили кого-то? – услышал Аркадий Сонин шепот. Он скосил взгляд. Медсестра лежала рядом с ним. Она так далеко высунулась за край крыши, что даже ее плечи висели в воздухе. От падения вниз женщину спасало только то, что нижняя часть тела у нее все-таки намного превосходила вес головы.
– Не шевелится мужик. Трупешник, что ли? – тихо сказал незаметно подобравшийся к Аркадию с другого бока Коля Саяпин.
– Может, еще живой… – выразил надежду Анатолий Петрович.
– Проверить надо. – сказал Аркадий и, встав на корточки, медленно двинулся вверх. По мере приближения к фонарю, он постепенно поднимался на ноги, словно обезьяна, превращающаяся в человека.
Фонарь с его столом, стульями, холодильником и горящей настольной лампой показался ему уютным, как родной дом и, несмотря на стеклянные стены, надежным, как крепость. А там, внизу ждал и требовал к себе беспокойный и ничего никому не гарантирующий мир.
Аркадий взялся за железное кольцо и с усилием приподнял крышку люка над полом фонаря.
– Я тоже пойду. – услышал он голос вернувшейся с крыши Сони.
– И я. – ревниво произнес Коля Саяпин.
– Ну, вот здрасьте! – сказал Аркадий. – Вам-то зачем себя демаскировать? Вы лучше сверху наблюдайте.
– Может быть, человеку срочно помощь нужна. Я медик, в конце концов! – возмутилась Соня.
– Внизу всякое может быть. – веско обронил бывалый водопроводчик.
– Ну, хорошо. – вынужденно согласился Аркадий. – Будете скрытно наблюдать. Если окажетесь нужны, я дам знак.
Один за другим они спустились в люк, ведущий на аварийную лестницу.
21. Второе заманчивое предложение
Тяжелая крышка пожарного люка бесшумно легла на траву.
Выбравшись из подземного туннеля, они осторожно огляделись. Ничто не выдавало присутствия людей.
– Давайте так, – сказал Аркадий, – я пойду вдоль стены к входу, а вы оба – незаметно, за тополя, и тихо идите за мной… Но скрытно, из-под деревьев не показывайтесь. Наблюдайте. Чтобы не происходило не вмешивайтесь, пока не дам знак. Знак такой – проведу рукой по лбу, как будто стираю пот. Без знака – ни-ни! На помощь приходить только по моему знаку или, если уже никакие знаки подавать не смогу… то есть, буду находиться в лежачем или ином беспомощном положении… В остальном, действовать по обстановке! – провел подполковник Стеклов короткий инструктаж. – Ясно?
– Я все поняла! – заверила Соня.
Коля Саяпин лишь кивнул.
И они двинулись по своим маршрутам.
Аркадий прокрался вдоль стены до угла и осторожно выглянул. Ему показалось, что за то время, пока они спускались, лежащий человек как будто переместился значительно дальше от входа и ближе к окаймляющим площадку деревьям. Вокруг по-прежнему все было тихо.
Стеклов осторожно вышел из-за угла и медленно, стараясь не скрипеть песком, направился к лежащему человеку.
И почти сразу понял, что ошибся.
То, что он по инерции сознания посчитал лежащим телом, было лишь невысокой кучей мусора и сочетанием теней в лунном свете. Отчетливо же виденного с каланчи не только им, но и остальными, неподвижного человека нигде не было.
Он постоял, раздумывая.
Да, лежащий человек вполне мог быть чьей-то инсценировкой, нужной чтобы выманить кого-то из предполагаемого укрытия. Но могло быть и по-другому. Виденный ими сверху человек мог быть, действительно, ранен и, возможно, успел за прошедшее время уползти под защиту деревьев.
Аркадий решил посмотреть под обступившими площадку тополями и в темной аллейке. Он уже собрался шагнуть в темноту, как вдруг его окликнули:
– Аркадий Михайлович!
Назвавший его имя находился за спиной.
Подполковник резко обернулся.
Из-за угла каланчи спокойным шагом вышел высокий человек в белой рубашке с закатанными рукавами. Он двигался не спеша и остановился шагах в пяти от Аркадия.
– Аркадий Михайлович, вы не беспокойтесь, ради бога! – сказал он. – Я совершенно мирный человек… – он поднял руки, показывая, что в них ничего нет, например, пистолета. – Я бы очень хотел с вами поговорить, если вы не против.
– А вы кто? – спросил Аркадий.
– Я не местный. Я из Москвы. Моя фамилия – Горкин. Зовут – Вадим Вадимович. Я – начальник юридического отдела «Бакин-банка». – Московского банка коммерческих инвестиций.
Человек вынул из нагрудного кармашка и протянул Аркадию визитную карточку.
Фигура у мужчины была спортивная. Широкие плечи и грудная клетка. Рост – за метр восемьдесят. В движениях чувствовалась сила. Лет тридцать – тридцать пять. «Биатлонист». – условно определил подполковник его спортивную специализацию. Такой запросто может поймать на движении.
Аркадий поколебался, но все-таки протянул руку за карточкой. В конце концов, за биатлонистом был фактор неожиданности, но он не стал его использовать.
– Очень хотел бы побеседовать с вами, Аркадий Михайлович, по интересующему нас обоих делу. Может быть, мы проедем в одно местечко неподалеку и спокойно там побеседуем? Как вы на это смотрите?
– А здесь мы не могли бы спокойно побеседовать, а? – спросил Аркадий. – Тоже, мне кажется, место не шумное…
– Да, можно, конечно, и здесь… – покладисто согласился Вадим Вадимович. – Но мы же взрослые люди… Я – начальник юридической службы солидного банка. Вы – подполковник федеральной службы безопасности… Ну, что мы будем тут, как пацаны торчать? Да, вы не бойтесь, не сумасшедший же я, чтобы офицера госбезопасности похищать или там еще что-нибудь такое… Да и место здесь рядом. Ресторан «На пристани», знаете?
– Что-то слышал.
– Так как? Поужинаем…
– Поздновато для ужина…
– Говорят, лучше поздний ужин, чем ничего в обед. – добродушно улыбнулся ночной знакомец.
– Уговорили. Идем. – сказал Аркадий.
– А что нам идти? Сейчас доедем. У меня машина рядом на аллейке.
«Спускаться отсюда к ресторану пять минут, а, если ехать, то надо по улицам петлять, это – в два раза дольше. – подумал Аркадий. – Но это и хорошо. Николаю с Соней бежать не придется.»
– Ну что ж, в ресторан, так в ресторан! – громко произнес он, надеясь, что они его услышат. – Ведите к машине, адвокат!
Черный джип показался Аркадию знакомым. Похоже, именно в нем должна была в свое время отбыть с незнакомым, но решительным кавалером Соня Кальварская.
Они вдоволь попетляли по ночным каланчевским улицам. Начальник юридического отдела «Бакин-банка» плохо представлял запутанную топографию каланчевских улиц, и они добирались даже дольше, чем Аркадий предполагал.
У переходного мостика на дебаркадер с видом законченного бездельника ошивался Коля Саяпин.
В ресторане они через общий зал направились за вишневую бархатную штору, в «капитанский салон».
Музыканты на сцене неожиданно прервали попурри из старых песен о любви и заиграли вальс «Прощание славянки».
Проходя мимо сцены, Аркадий наткнулся взглядом на блестящий грачиный глаз Семы Гликмана. «Аркаша, у тебя все в порядке? Тебе помощь не нужна?» – безмолвно спрашивал он.
«Все под контролем.» – так же безмолвно ответил ему Аркадий, моргнув сразу обоими глазами, хотя на самом деле не был так уж в этом уверен.
Открыв глаза, он вдруг наткнулся взглядом на Судьбу. Она стояла в глубине сцены за спиной Егора Кощеева и с непонятным выражением смотрела на Аркадия. Ее голова была повязана цветастым платком, туго, по-пиратски охватывающим лоб. Большие глаза цыганки оставались в тени, а капризные губы как будто насмешливо улыбались. Впрочем, в неверном ночном воздухе ресторана ни о чем нельзя было говорить с уверенностью. Тут могло показаться все, что угодно.
«Капитанский салон» предоставлялся посетителям только по особому заказу. Как раз оттуда в начале сегодняшнего вечера неудачно вышла прогуляться одна знакомая медсестра. Но сейчас в обитым лакированным деревом салоне находились совсем другие гости.
Одним из них был накаченный молодец в кожаной безрукавке. Именно его несколькими часами раньше подполковник припечатал к корпусу джипа, и как раз он обрадовался, как ребенок, встретившись с Аркадием у каланчи.
– О-о-о! – обрадовался он, второй раз за последнюю часть суток. – Снова ты… Удачно! Не вышло концы обрубить, старичок? Сейчас ты у меня боксерской грушей поработаешь, подбирала позорный… Вадим, – обратился он к вошедшему вместе с Аркадием юристу-биатлонисту. – Это тот лох, что с местным бегемотом беспредельничал. – Точно он… Разреши, я ему операцию на ухе, горле и носе сделаю?
– Кира, ты что несешь? – даже немного растерялся Вадим Вадимович. – Ты перепил сегодня?
– Вадим, это точно он! Тот козел! Ты же сам сказал его найти и из башки свеклу сделать!
Под кожей у начальника юридического отдела заходили желваки.
– Кирилл, ну-ка, выйдем на минуту, маленькое дело есть. – очень тихо проговорил он.
Детина, злорадно улыбнулся, взглянув на Аркадия, и шагнул к двери. Вадим Вадимович пропустил его мимо себя и шагнул следом. Тяжелая бархатная штора метнулась от него, как испуганная курица.
Как теперь заметил Аркадий, в дальнем конце салона находились еще два молодых человека спортивного телосложения. Они показались ему тоже, как будто уже виденными в одном из вечерних или ночных эпизодов. Молодые люди смотрели на Аркадия с выражением глубокого непонимания происходящего.
Вадим Вадимович не возвращался. Аркадий не стал стоять и опустился в массивное деревянное кресло с вырезанным на спинке якорем в обрамлении лавровых листьев.
Когда он случайно скользнул взглядом по открытому окну-иллюминатору, то увидел в нем лицо Коли Саяпина. Его глаза выражали предельное внимание, какое бывает у кота, заслышавшего в соседней комнате шорох сыплющегося сухого корма.
Подполковник прикрыл веками глаза: все нормально.
Штора колыхнулась и в «капитанском салоне» появились Вадим Вадимович и жизнерадостный знакомец. Начальник юридического отдела был спокоен и улыбчив. Его спутник тяжело смотрел в пол.
– Что же, от шашлычка не откажетесь, Аркадий Михайлович? – тоном радушного хозяина спросил он. – И коньячок? А, может быть, текилу? Здесь есть!
«Нет в мире таких напитков, которые бы не смог изготовить Павел Сергеевич!» – подумал про себя Аркадий.
– Ни от чего не окажусь. – вслух сказал он. – Текилу, так текилу! Но я посоветовал бы заказать охотничьи колбаски, зажаренные на решетке.
– Да? – с неподдельным интересом вытянул губы Вадим Вадимович.
– Не пожалеете. Колбаски из вяленого мяса. – пояснил Аркадий. – Их жарят на открытом огне до образования хрустящей корочки и горячими подают на стол. Едят их, обмакивая в соус из томатов, красного и черного перца. Отличная закуска, скажу, я вам. Особенно, к текиле.
– Интересно! – согласился Вадим Вадимович. – Грибан, распорядись! Кира, все на выход и дежурить в зале! – скомандовал он своим подчиненным.
Стол накрывал никто иной, как сам Малик Керимов. Он поставил на стол большое фарфоровое блюдо с жареными колбасками, овальную посудинку с темно-красным соусом и запотевший графинчик.
Работая руками, Малик так сильно, почти телескопически, выдвигал в сторону Аркадия свои черные глаза, что подполковник даже испугался, как бы они не выскочили из орбит и не покатились по полу, словно стеклянные шарики.
Что его внештатный информатор хотел сказать, Аркадий не понял, но на всякий случай мигнул ему сразу обеими глазами. Дескать, информация получена и принята к сведению.
– Предлагаю выпить за знакомство и будущее сотрудничество! – поднял стопку на два пальца наполненную текилой начальник юридического отдела.
– Разделяю! – произнес подполковник Стеклов и они выпили.
– Вот сразу чувствуется, настоящая текила! – выдохнув воздух, и, качая головой в знак восхищения крепостью напитка, сказал Вадим Вадимович. – А то иногда в провинции такую дрянь вместо текилы подадут, не знаешь, то ли это текила, то ли авиационный керосин.
– Здесь не так! – авторитетно заявил Аркадий Михайлович. – Здесь текила – это текила. Настоящий кактусовый самогон.
Аркадий знал, что вкусовой букет, свойственный латиноамериканской водке, Паша достигал настаиванием первача на горькой редьке с добавлением на завершающей стадии настойки от кашля.
Они дружно потянулись к покрытым темно-бронзовой корочкой охотничьим колбаскам, напоминающим маленьких змеек. Окунули их в пылающий соус и дружно захрустели плотным острым мясом.
– Да, честно скажу, я и в Москве такого не пробовал! – с выражением глубокого одобрения произнес Вадим Вадимович. – А я много чего пробовал!..
– Это вы еще утку с моченой брусникой не пробовали! – интригующе пропел Аркадий.
– А что? Надо попробовать? – заинтересовался Вадим Вадимович.
– Конечно, возьмите завтра на ужин. Вместе с клюквенной настойкой. Не пожалеете! Надеюсь, завтра вы еще не улетите в столицу? – с надеждой в голосе спросил Аркадий.
– А вот это во многом будет зависеть от вас, Аркадий Михайлович! – со значением сказал банковский юрист.
– Так уж от меня? – усомнился Аркадий Михайлович.
– От вас, от вас. Не допускающим сомнения тоном произнес начальник юридического отдела «Бакин-банка»
– Чем же я-то могу помочь? – осведомился подполковник.
– Можете, Аркадий Михайлович! Еще как можете! Давайте откровенно? – делая правдивые глаза, задал вопрос Вадим Вадимович.
– Откровенность – лучшая дипломатия! – смачно ляпнул Стеклов одну из тех глупостей, что в прошлые времена всегда были у него наготове.
– Ну, вот и отлично! – радостно улыбнулся Вадим Вадимович. – Рад, что не ошибся в вас! Мы оба – серьезные люди, так, Аркадий Михайлович?
Аркадий не возражал:
– Думаю, да.
– Так вот, скажу прямо – нам нужен прибор «Зет»! – откинулся на спинку кресла начальник юридического отдела «Бакин-банка» и веско замолчал.
– Кому это нам? Банку? – спросил Аркадий.
– И банку. И не только. Мы – это не только банк. Мы – это целая империя. Весь юго-запад Москвы почти наш. А скоро – полностью наш будет.
– Что же… Неплохо. – согласился Аркадий.
– Мы знаем, вы тоже ищете прибор «Зет». Не отрицайте, не нужно! – Вадим Вадимович выставил перед собой ладонь, словно останавливая предполагаемые возражения, хотя Аркадий и не собирался ничего отрицать. – Так вот, я хочу сделать вам серьезное предложение от имени нашей… э-э-э… корпорации и лично господина Гоглидзе, надеюсь вам понятно, о ком я говорю? – с вложенным в голос уважением перед названным человеком, спросил спортивно сложенный юрист.
Конечно, Аркадий слышал о чемпионе страны по классической борьбе восьмидесятых годов Гургене Гоглидзе, ставшим в годы перестройки известным криминальным авторитетом, а, затем, и легальным крупным бизнесменом.
– Понятно. – кивнул он.
– Так вот, Гурген Тимурович просил передать, что, если «Зет» окажется в наших руках, то вы, Аркадий Михайлович, получите столько, что пенсия не покажется вам тяжелым временем. Вы ведь собираетесь на пенсию, так, Аркадий Михайлович?
– Да. Собираюсь. – подтвердил подполковник Стеклов и взял покрывшуюся крохотными капельками остывающего жира тонкую колбасную змейку.
– Мы предлагаем вам за прибор «Зет» пятьдесят тысяч. – тоном монарха, дарящего отличившемуся в боях рыцарю богатое герцогство, сказал Вадим Вадимович.
После паузы, которая должна была дать собеседнику возможность прочувствовать неожиданно свалившееся на голову счастье, он небрежно добавил:
– Долларов, естественно.
– Долларов? – как бы удивляясь, переспросил Аркадий.
– Конечно. – с покровительственной усмешкой подтвердил помощник Гоглидзе.
– Не смешите меня. – сказал подполковник и, обмакнув колбаску в красное озерко соуса, с хрустом откусил и начал жевать острое мясо.
– Что вы сказали? – подумав, что не расслышал, переспросил Вадим Вадимович.
– За такую вещь пятьдесят тысяч долларов – это мало. – неторопливо жуя, сказал Аркадий. – Это все равно, что ничего.
– Пятьдесят тысяч? Ни-че-го? – искренне изумился юрист.
– Ничего. – подтвердил Стеклов. – Это же почти абсолютное оружие в конкурентной борьбе. Если эта штука будет у Гоглидзе, конкуренты Гургена Тимуровича могут в лучшем случае добровольно уехать в Тверь. Иначе от их магазинов, автомоек и коттеджей останется только немножко сажи. Я уж не говорю, о вероятности для них прямой дороги на кладбище…
Вадим Вадимович застыл в каменном молчании.
– Хорошо. Сто тысяч. – наконец, произнес он и потянулся к графинчику с текилой. На его запотевших боках маленькие капельки влаги собрались в большие, как ягоды, зеркальные капли. Самые крупные из них под действием закона всемирного тяготения скатывались вниз, оставляя за собой извилистые серебряные дорожки.
– Такая вещь стоит гораздо больше. Гораздо. – с бесстрастным выражением лица ученого, рассуждающего о мезозойской эре, произнес Аркадий Михайлович. – Это прибор, по меньшей мере, стоит миллионы… А, может быть, даже и… – он повесил в ресторанном воздухе готовую взорваться, как артиллерийский снаряд, паузу.
Во взгляде начальника юридического отдела возник испуг.
– Но, с другой стороны, вы правы… – неожиданно доброжелательно кивнул Аркадий в сторону своей рюмки, приглашая Вадим Вадимовича ее наполнить. – Много ли пенсионеру надо?… Квартира у меня есть… Я одинок… Человек я тихий. Мотовства не люблю… Так что, ну, допустим… – он сделал паузу. – за двести тысяч и соглашусь…
Вадим Вадимович перевел дыхание и наполнил рюмки.
– Эта сумма, конечно, вполне разумная… Но все же, я должен ее согласовать. – с явным облегчением в голосе произнес спортсмен, занимающий юридическую должность.
– Конечно, понимаю. – благодушно улыбнулся Аркадий. – Только постарайтесь сделать это побыстрее… Поймите… – он нагнулся над столом и понизил голос. – Такая вещь нужна не только вам… Не только.
– Я согласен. – быстро сказал Вадим Вадимович. – Значит, по рукам? Считаем, что соглашение заключено? – с надеждой спросил он.
– Есть одно условие… – держа стопку с текилой в руке, произнес подполковник.
– Да? – превратился в монумент внимательному студенту Вадим Вадимович.
– Вы должны мне обещать с настоящего момента прекратить самостоятельные поиски гражданина Беседина Анатолия Петровича. Как? Принимается?
– Согласен. Я целиком доверяюсь вам, Аркадий Михайлович… – вдохновенно соврал юрист-биатлонист. – Я уверен, что вы найдете его гораздо быстрее, чем мы, чужие здесь. И сможете, как уговорились, изъять у него прибор…
– Тогда, выпьем за наш договор? – поднял подполковник Стеклов рюмку, в которой колыхался привет от Павла Сергеевича.
– Может быть, необходима какая-нибудь сумма на расходы, связанные с поиском? – снова почувствовав себя уверенно, отеческим тоном, спросил юрист.
– Нет, в этом пока нет необходимости. – несколько охладил его энтузиазм Аркадий и приготовился отправить в рот качественный Пашин напиток.
Но сделать это ему не удалось.
22. Третье заманчивое предложение
Текила осталась в бокале.
Подполковнику Стеклову не удалось скрепить хорошим глотком Пашиной самогонки заключенное соглашение.
Тяжелая бархатная штора легко отлетела в сторону, словно была сделана из гагачьего пуха, и в «капитанский салон» ворвалась группа людей.
У двоих из вошедших были в руках автоматы. На автоматчиках была форма сержантов милиции. Их возглавлял милицейский же майор. Его лицо показалось Аркадию смутно знакомым. Напрягшись, Аркадий припомнил, – майор был сотрудником областного управления внутренних дел. Рядом со стражами порядка стоял одетый в серый пиджак солидный человек средних лет в дорогих очках и с небольшим шрамом над левой бровью.
– Всем оставаться на месте! – скомандовал майор. – Проверка документов. По имеющейся информации, у находящихся здесь лиц имеется незарегистрированное огнестрельное оружие. Прошу добровольно предъявить оружие и документы!
– Да вы что! – поднялся со своего кресла Вадим Вадимович. – На оружие у нас имеется официальное разрешение! Тут какая-то ошибка!
– Разберемся. – в доброй милицейской традиции отрубил майор.
– А вы, Аркадий Михайлович, можете быть свободны. – неожиданно обратился штатский человек к Стеклову. – Эти субъекты больше не посмеют вас удерживать и, тем более, вам угрожать!
– Да, собственно, ни кто ни кого и не удерживал… – попытался возразить Аркадий, но Алексей Геннадьевич его напористо перебил:
– А то смотри-ка, хозяевами тут себя почувствовали!… На кого руку подняли, а? Пойдемте, Аркадий Михайлович, обратился он к Стеклову, крепко взял его под руку и стал настойчиво подталкивать к выходу.
Аркадий посмотрел на Вадима Вадимыча. Тот находился в некоторой растерянности, хотя старался этого и не показывать. Подполковник изобразил мимикой: «сам не понимаю, что происходит!»
Когда они вышли в большой зал, оркестр прекратил тягучие импровизации и энергично грянул: «Ехал я из Берлина по дороге степной, на попутных машинах ехал с фронта домой!…»
Аркадий огляделся. Бойцов Вадима Вадимовича нигде видно не было. Но у входа виднелись серые милицейские мундиры. И за их спинами вроде бы торчала широкоплечая фигура неуемного Киры.
– Не могли бы вы, уважаемый Аркадий Михайлович, уделить нам немного времени. С вами хочет встретиться Лев Иванович Бокалов, наверняка вам известный… – не отпускал локоть подполковника спутник со шрамом над бровью.
Аркадий остановился, снял пальцы сопровождающего со своей руки, строго посмотрел на него сверху вниз и вежливо сказал:
– Мог бы.
– Ну и отлично! – обрадовался тот. – Прошу, наверх!
На втором этаже бывшего пароходства помещался отдельный кабинет с выходом на крышу, где располагалась открытая терраса ресторана или, как любили говорить завсегдатаи, верхняя палуба. Этот кабинет носил французское название «Парадиз» и заказывался совсем уж в особых случаях. Стоимость двухчасового пребывания в «Парадизе» равнялась по меньшей мере половине месячного денежного содержания офицера со званием и должностью подполковника Стеклова.
Они прошли по залу, где во всю кипело ночное веселье. Непринужденно изображал участие в нем и замеченный Аркадием у бара Коля Саяпин. Сони нигде видно не было.
На второй этаж вела деревянная лестница с широкими перилами, за сотню лет отполированными ладонями посетителей ресторана до стеклянной гладкости. Перила лежали на вазообразных стойках, полных, как женские тела начала двадцатого века.
Когда Аркадий наступил на первую, скрипнувшую под его ботинком ступеньку, маленький оркестр, повинуясь взмаху смычка Семы Гликмана, сменил тему и залихватски грянул старую морскую песню: «Прощайте любимые горы! На подвиг Отчизна зовет. Мы вышли в открытое море, в далекий, опасный поход!»
Аркадий остановился на лестнице и окинул глазами зал.
Мелодия ударила так энергично, что дама лет около сорока в девичьей миниюбке, пытавшаяся взобраться на стол, видимо, для лучшего обзора, сорвалась ногой со столешницы. Мелькнув в воздухе высокими каблуками, она опустилась пышным, словно пшеничный каравай, задом на колени к задремавшему лысоватому гостю.
Внезапно получив на свои колени такой солидный подарок, посетитель ресторана, вздрогнул, словно его ударило электрическим током, проснулся и, увидев прямо перед собой раскрасневшееся женское лицо, почему-то громко сказал: «Николаева нет! Он будет только в понедельник!» После этого глаза его закатились, он обмяк и уткнулся лицом в грудь, сидящей у него на коленях дамы.
За спиной музыкантов Судьбы не было. Аркадий поискал ее глазами. Цыганка стояла у раскрытого окна и смотрела в ночь.
Аркадий не мог видеть выражение ее лица. Она стояла к залу спиной. Но спина и торчащие в стороны короткие концы, затянутого на голове платка тоже имели выражение. Это было выражение беспокойства. Может быть, даже тревоги. Или даже так – Тревоги, с большой буквы.
Сопровождающий заслонил своей спиной цыганку и сделал жест рукой, приглашая подниматься наверх.
В обитом зеленом шелком «Парадизе» их ожидал начальник службы безопасности крупной отечественной нефтяной компаний «Сибпромнефть» Лев Иванович Бокалов.
При создании лица Льва Ивановича природа использовала в основном прямые, пересекающиеся под различными углами линии. Это делало его сильным и мужественным. Короткий ежик волос стоял торчком и серебрился на его большой круглой голове, словно металлические опилки, притянутые к поверхности гигантского намагниченного подшипника.
Годы, проведенные на руководящей работе, прошлись по угловатому лицу Льва Ивановича бархатной наждачкой и добавили к природной мужественности определенной интеллигентности и даже аристократизма.
Когда-то Бокалов служил в тех же сферах, что и Аркадий. В органы он пришел с руководящей работы в аппарате правительства примерно в те же годы, что и непосредственный начальник Аркадия Олег Петрович Кондрашов. Но давно смог подняться до генеральского звания.
– Рад тебя видеть, полковник! – поднялся навстречу Аркадию с обитого кудрявым плюшем дивана Лев Иванович. – Давно хотел с вами встретиться. – он протянул большую, твердую на вид, но оказавшуюся совсем мягкой при пожатии, ладонь.
– Простите, товарищ генерал, я – подполковник. – поправил его Стеклов.
– Ерунда… Считай, что уже полковник. Это мы поправим на раз. Слышали обо мне? – строго посмотрел он Аркадию в глаза.
– Слышал. – кивнул Аркадий.
– Ну и славно! – одобрил Бокалов. – Чем тебя попотчевать, Аркадий Михайлович? От осетринки на вертеле не откажетесь? С лимончиком?
– Не откажусь. – заверил подполковник.
– А пить, что будем? Вот тут, есть отличная местная лимонная настойка… К рыбе как раз! Или вы предпочитаете белое вино? Имеется настоящее грузинское «Вазисубани»… Как? Я бы остановился на лимонной. Я уже пробовал – просто волшебный напиток, ничего подобного раньше не пил!…
Аркадий нисколько не сомневался в высоком качестве лимонной. Ее происхождение не было для него тайной, а мастерство Павла Сергеевича для него было неоспоримым. Но сутки у него выдались непростые, он чувствовал усталость, и ему захотелось освежиться бокалом в меру охлажденного легкого виноградного вина.
– Я знаю эту лимонную, действительно, хороший напиток… Но что-то я устал за день и предпочел бы бокал сухого! – дипломатично заявил он.
– Ну, отлично, отлично! – потер руки отставной генерал, а ныне начальник службы безопасности нефтяного гиганта. – Желание гостя – закон. А я, с твоего разрешения, все же употреблю лимонную. Ой, хороша, чертовка!
Стол снова сервировал Малик Керимов.
Он, не дав соскучиться, принес сверкающее металлическое блюдо с осетриными шашлыками на длинных витых шампурах. Куски благородной рыбы казалось еще шипели от только что исчезнувшего жара.
Малик осторожно поставил фарфоровый кораблик с желтовато-зеленым польским соусом. Это была будоражащая аппетит смесь из растопленного сливочного масла, яичных желтков, лимонной мякоти и большого количества свежей петрушки. Тарелки, вилки, стопки и бокалы появились на скатерти так быстро, как будто сгустились из ночного воздуха.
В завершении Малик торжественно водрузил на белую скатерть низкий пузатый графинчик лимонной и стройную, как грузинская красавица, бутылку «Вазисубани».
Совершая над столом ловкие пассы руками, он бросал на Аркадия многозначительные взгляды и транслировал в его сторону гигабайты информации. Жалко, у Аркадия не было специального устройства для ее дешифровки.
– Найди мне этот прибор, полковник! Найди! – произнес Бокалов, с наслаждением выдохнув воздух, после рюмки лимонной. – Ты должен понять, «Зевс – 2000» – должен быть у нас! У нас, а не у наших врагов! Врагов нашего государства и нашей компании!.. И, уж тем более, не у этой шпаны из «Бакина»… То же мне, империя, – десять магазинов! Аж две автозаправки!
– А как же банк? – спросил Аркадий.
– А что банк? – пренебрежительно махнул рукой Лев Иванович. – У него всех активов на полтора рубля, включая невозвращенные кредиты, которые они сами же и разворовали!… Ну, сам посуди, кто такой этот Гоглидзе? В сущности, тротуарный бандит! Им был, им и остался!… Кто его пустит в настоящий бизнес, который признают за рубежом? Никто! Ты-то должен это понимать, полковник… Согласен?
После бокала слегка охлажденного «Вазисубани» Аркадий чувствовал внутри себя прохладу и умиротворение.
– Согласен. – покладисто произнес он.
– Правильно! А мы? Компания мирового уровня. Пятое место в стране по объему добычи нефти и третье по имеющимся запасам. Бизнес в восемнадцати странах. В том числе в Европе, Северной Америке и на Ближнем Востоке. Фактически – мы уже сейчас мировая транснациональная корпорация! Ты понял, полковник?
– Да. – кивнул Аркадий.
– Ты понимаешь теперь, кому должен принадлежать «Зевс-2000»?
Аркадий сделал вид, что глубоко задумался.
– Считаю, что вам. – наконец, сделал он очевидный вывод.
– Правильно. А о себе ты не беспокойся! Ты ж на пенсию собрался, я слышал?
– Да. – кивнул Аркадий.
Он снял с шампура пузатый кусочек осетриной спинки, обмакнул его в польский соус и начал жевать, чувствуя, как в рот брызнул пряный рыбный сок.
– Так вот, можешь о своем будущем не беспокоиться! – начал очищать свой шампур отставной генерал. – Хочешь возьмем тебя начальником службы безопасности местного нефтезавода, а? Денег будешь получать в три раза больше, чем сейчас! Служебная машина, секретарша, каждый год отдых за счет фирмы за рубежом! Где захочешь! Хоть в Анталии, хоть в Ходейде… Ну, да, что это я! Ты ж во внешней разведке работал, для тебя эти загончики для овец – не уровень… Я и сам какой-нибудь тихий городок на побережье в Испании или Португалии предпочитаю… Ну, лично будешь выбирать, где отдыхать, это не вопрос!… Хочешь?
– Я, Лев Иванович, по-настоящему отдохнуть хочу. – сказал Аркадий. – Надоело мне служить, честно вам скажу. Не хочется больше служить ни в милиции, ни в охране нефтезавода. Да и дышится мне лучше всего здесь, в Сибири… Мир я уже посмотрел… Почти все видел. Для меня это в прошлом. Не интересно уже. Везде в сущности все одинаково. Мне здесь нравится. Я и отдыхать хочу здесь.
Стеклов покачал в руке бутылку, чувствуя ладонью ее приятную прохладу и налил себе половину фужера..
Бокалов прикрыл веками глаза.
– Понимаю. – после паузы доброжелательно проговорил он. – Понимаю тебя, полковник. Заслужил. Имеешь право… Тогда так. Тебя мы все равно не бросим. – со значением посмотрел он в глаза Аркадию.
Подполковник глаз не отвел.
Лев Иванович поерзал и вытащил откуда-то из-под ног черный дипломат хорошей кожи с цифровыми замками. Он положил дипломат перед собой, покрутил колесики, откинул крышку и бросил на стол перед собой тоненькую пачечку бумаги. Исподлобья взглянул на Аркадия, взял документы толстыми пальцами за угол, слегка потряс ими, подержал на весу, будто раздумывая, стоит ли делать то, что он делает, и, наконец, решительным жестом протянул их подполковнику.
Аркадий взял тонкую стопку листов.
Она раскрылись в его руках. И он заметил в конце нескольких страниц напечатанную крупными буквами свою фамилию. Рядом солидно красовались названия фирм и четкие синие печати.
– Вот полковник. То, что наверху, это – уже подписанный и заверенный депозитарием договор о продаже тебе компанией «Ойлфинанс» простых голосующих акций акционерного общества «Нефтяная Компания «Сибпромнефть» на сумму сто тысяч долларов по номиналу. Вот так! Это в год, как минимум, десять тысяч долларов на дивидентах. А, если сейчас продать по рыночной стоимости на фондовой бирже, то с полмиллиона долларов получишь, не меньше. А дальше, смотри акт о получении компанией «Ойлфинанс» оплаты за переданные и переоформленные на твое имя акции от фир-мы «Голдойл», зарегистрированной на Сейшелах… Все сто тысяч долларов оплачены за тебя. До единого цента. Как? – гордо поинтересовался он. – Понимаешь, теперь, с кем имеешь дело, а?
– Понимаю. – Аркадий положил бумаги на стол, между своей тарелкой и соусником.
– Значит, договорились? Найдешь прибор вместе с изобретателем этим долбаным?
– Условия хорошие… – раздумчиво произнес Стек-лов и потянулся хлебной корочкой к соуснице.
– А ты думал! – внимательно взглянул на него Бокалов.
– Найти можно… – раздумчиво протянул Аркадий. – Отчего не найти?… – он обмакнул хлеб в желто-зеленый соус и положил корочку в рот. – Можно найти. – уже уверенно сказал он.
– Вот и молодца! – протянул Лев Иванович руку к графинчику с лимонной настойкой. – Наша школа. СМЕРШ врагов не боится! Разведка командира не подведет!
– Только есть одно условие… – мягко начал Аркадий.
Бокалов остановил движение своей руки к графину и его солидная начальственная ладонь застыла в воздухе рядом с узким горлышком.
– Что за условие? Говори, полковник. – настороженно произнес он.
– Я прошу для пользы дела с этого момента прекратить поиски гражданина Беседина силами ваших сотрудников. Это только помешает мне выполнить поставленную задачу.
– Но мы же можем помочь тебе опытными розыскниками… – осторожно проговорил Лев Иванович.
– В данном случае количество привлекаемых для операции сотрудников никакого значения не имеет. – строго заметил подполковник. – Здесь не Москва. Это – Каланчевка. Тут свои законы. Особая жизнь. Специфические условия оперативной работы.
– Что ж, это я понимаю. Согласен. Тебе виднее. Ты же местный, в Каланчевке вырос, я знаю! Я все о тебе знаю! – погрозил отставной генерал пальцем. Вроде бы, шутя.
Аркадий слегка пожал плечами, словно говоря, куда же от вас денешься!
– Обещаю. Никто у тебя с этой минуты под ногами путаться не будет. – почти торжественно произнес Лев Иванович. – Все-все! Отзываю своих бойцов с поля! Уговор есть уговор! Даю тебе слово, в поле – ни-ко-го! Ты веришь мне, полковник?
Подполковник Стеклов совершенно не верил бывшему генералу Бокалову.
– Я вам верю, Лев Иванович. – глядя ему в лицо, веско, но негромко, без излишней аффектации, сказал он.
Аркадий с Бокаловым вышли на террасу. Вокруг них, тихо колыхалась сибирская черносмородиновая ночь.
На середине реки застыл перед ними темной мохнатой массой заросший кустами остров. А за ним на другом берегу неровной зубчатой стеной тянулся город. Он возник давно, еще во времена Петра Великого. Беспокойный император отправил на восток специальный отряд за золотом. Драгоценного металла отряд не нашел, но, вынужденный зазимовать на краю кайсак-киргизских степей, основал здесь город.
Вокруг стоял густой, всегда рождающийся вокруг большой реки покой. Снизу доносились звуки вальса «На сопках Маньчжурии» в обработке Семы Гликмана для саксофона, аккордеона и скрипки.
«Ну, что же, все не так плохо. – думал Аркадий. – Конечно, все они врут. И бакинцы во главе с юристом-биатлонистом Вадимом Вадимовичем и компания Льва Ивановича и, возможно, даже ребята Кости Шторма будут продолжать искать Толю Эдисона с той штукой, которую, как они считают, он изобрел… Но, по крайней мере, теперь они не будут в открытую мешать ему самому… Да, может быть, надеясь на него, и рыскать по Каланчевке будут не так активно… А вот мешать друг другу они, скорее всего, будут очень активно. Это хорошо. Потому что, они ни в коем случае не должны найти гражданина Беседина…»
В реке плеснула играющая рыба.
«Ведь, если они его найдут, – продолжал размышлять подполковник, – то, весьма вероятно, Анатолия Петровича ждет самое плохое… Возможно, даже, смерть… Ну, Костя, допустим, этого не сделает, а вот приезжие могут… Что им его жалеть, если прибор в кармане? Если он будет мертв, можно быть уверенным, что новый прибор не появится… Конечно, и те и другие могут утащить его с собой с целью заставить делать новые приборы или совершенствовать, тот, что есть… Но, и в этом случае, учитывая свободолюбивый характер Толи, вряд ли, все это продлится слишком долго… Ликвидируют они нашего Эдисона.»
Внизу под ними на дебаркадер выбежали из ресторана две молоденькие барышни и, давясь смехом, что-то зашептали в ушки друг другу.
«Если же Толя изобрел не оружие, а другую вещь, – мысленно рассуждал Аркадий, – тогда его убьют обязательно. И не эти. Другие. Куда более сильные и безжалостные. Не случайно же он встретил в кабинете у Кондрашова своего старого приятеля. Для которого работа в научно-исследовательском отделе Международного агентства по контролю за производством энергии – МАКПЭ является лишь прикрытием другого, куда более важного поста – ответственного сотрудника секретной оперативной службы Агентства. Могущественной службы, которая вмешивается в ход событий только в исключительных случаях. Тогда, когда это угрожает самому существованию сложившегося в мире порядка вещей».
Аркадий с Бокаловым вдыхали чистый речной воздух и смотрели в черную водную глубину. Под ее непроницаемым покровом шла какая-то своя жизнь. Время от времени раздавался негромкий всплеск, и дебаркадер лизала ласковая, как кошка, волна.
23. Неосторожное обращение с венгерской кухней
– Да, хорошо у вас здесь… – задумчиво произнес Бокалов. – Тихо. Спокойно. Никто никуда не бежит… В чем-то я тебя понимаю, полковник… Есть тут своя правда, есть!
А Аркадий смотрел на воду и вспоминал свой разговор с Аланом Левандовски, который состоялся у них в Венгрии. Примерно за год до его бегства из Нидерландов.
Они встретились в Австрии, в ухоженной барочной Вене. Здесь располагалась штаб-квартира МАКПЭ – Международного агентства по контролю за производством энергии. Для Алана этот город был официальным местом работы. А Аркадий, а точнее, Джеймс Дин, оказался там по делам своей инжиниринговой фирмы.
Они созвонились, искренне обрадовались друг другу и договорились в предстоящий выходной съездить отдохнуть в соседнюю Венгрию, на Балатон. Так делали многие австрийцы, которые могли себе это позволить.
Живущих в стерильном пластмассовом мире немцев манило и это зеленое, пахнущее каким-то древним болотом озеро. И раздольная, какая-то неевропейская степь. И живая мадьярская кухня. Под влиянием массового производства собственная еда, всегда любивших хорошо покушать южных немцев, становилась все более красивой на вид и химически мертвой на вкус.
Венгерские же чарды были полны волнующих генетическую память запахов настоящего мяса, душистой степной травы и радовали глаз пылающими грудами красного перца.
Они выехали из Вены утром. За рулем «Фольксвагена» сидел Аркадий. Алан любил гоняться на своей спортивной «Феррари» по специальной трассе. А на обычной коммунальной дороге мог и заснуть.
По отличному, построенному еще при Кадаре шоссе они за полтора часа домчались до Дьера, стоящего у впадения Рабы в Дунай. Мимо них неслась полная спеющей пшеницы, любимая мадьярами придунайская степь – аль-фельд. И это неудивительно. Ведь по историческим меркам совсем недавно, что-то около полутора тысяч лет назад они были кочевниками и пасли в таких же степях свои стада. Только не здесь, а на много тысяч километров восточнее.
В этом желтом море то тут, то там, вырастали березовые колки. В высоком и просторном небе медленно кружил ястреб.
Когда они остановились размять ноги, Аркадий втянул всей грудью горячий степной воздух, огляделся и с удивлением понял, что этот пшенично-березовый пейзаж, грандиозное синее небо над ним и полынный вкус ветерка неотличимо похожи на степные картины его родины – Запад-ной Сибири.
Оттуда, из среднего прииртышья ушли некогда предки современных европейских венгров на запад. Пройдя пять тысяч километров, пробившись через встретившиеся на пути племена и народы, они каким-то чудом вышли не куда-нибудь, а в странную, совсем не похожую на остальную Европу местность – среднедунайскую равнину, как две капли воды, напоминающую их далекую азиатскую родину.
Покидая родные прииртышские степи, мадьяры-кочевники будто знали, что найдут где-то на другом конце света точно такую же местность. Они безошибочно шли на ее, неслышный зов. Неслышный, но вполне реальный. Как невидимый простым глазом электронный луч аэродромной станции наведения.
За всем этим маячила какая-то нечеловеческая загадка.
Аркадий остановил свой выбор на деревянной чарде, прямо у слиянии Дуная и Рабы. Алану место тоже понравилось. Они расположились на открытой веранде под красно-белым полосатым пологом. Перед ними высился ослепительно белый католический собор, разбегались по некрутым склонам холмов краснокрышие домики Дьера и тянулась в Австрию линия железной дороги.
Алан признавал превосходство Джеймса Дина в гастрономической эрудиции. Аркадий предложил взять знаменитый венгерский рыбный суп с перцем.
Еще до того, как они сделали заказ, им принесли маленькую бутылочку с надписью «Уникум». Это был черный бальзам, настоенный на придунайских травах. Они выпили по наперстку. И сразу усталость вспорхнула в синее небо, как вспугнутая в степи птица, а легкие почувствовали свежесть воздуха. Он мягко вливался в их тела и расширял сосуды. Он заставлял сердце томительно замирать. Он пах свободой.
Им обоим сразу захотелось продолжить разговор, затухший было в машине от дорожной усталости.
– Есть основания думать, что с живым существом, который называется Мир, можно общаться. – сказал Алан.
– Но на каком языке? – спросил Аркадий.
– На языке электромагнитных волн!
– Электромагнитных волн?
– Да. – кивнул Левандовски. – Ты говоришь Ему и он делает такие вещи, которые с точки зрения нашей науки совершенно невозможны. Например, без всякого генератора в проводнике начинает течь электрический ток.
Аркадий замер. Левандовски сказал о том, о чем он размышлял и сам.
– Но для этого надо как минимум знать этот язык… – равнодушным тоном произнес он.
– Конечно. – кивнул головой Алан.
– А как ты думаешь, кто-нибудь этот язык знает, а?
– Может быть, кто-нибудь и знает… – ответил Левандовски.
Они замолчали, следя глазами за ястребом, парящим в азиатском небе Европы.
Алан хотел еще что-то добавить, но тут им принесли торжествующе-красный рыбный суп и холодный кувшин зеленоватого полусухого мушкатая. Степной аромат вина распалял аппетит, а поднимающийся из глубоких тарелок пар принуждал немедленно взять в руки ложки.
Они выпили по половине бокала насыщенного виноградного экстракта и оба, не сговариваясь, ахнули от удовольствия.
Венгерские виноградные вина не столь имениты, как, скажем, французские или итальянские. Но в реальности они на голову превосходят своих украшенных громкими именами собратьев.
Секрет – в жирной придунайской земле и сухом и горячем климате. С утра до ночи испаряя влагу в мадьярской духовке, ягоды накапливали под своей кожицей такой концентрат глюкозы, витаминов и естественных стимуляторов, что после регулярного употребления кадарки или мушкатая усы у мужчин становились густыми и жесткими, волосы на голове начинали заметно темнеть, а женщины теряли всякую возможность бороться со своими тайными желаниями.
Вслед за холодной влагой в рот отправился пышущий жаром рыбный бульон. В первые секунды его острота показалась чрезмерной, но зажевав ее кусочком сома, хотелось почувствовать этот пожар снова.
Они проговорили почти два часа.
Но вопроса об электромагнитном языке, позволяющим человеку общаться с Миром, Алан больше не затрагивал. А Аркадий, не желая выдавать свой интерес, разговора о нем тоже не заводил.
То ли полынный степной воздух, то ли идущая от воды свежесть, то ли волшебство венгерского вина привели к тому, что через два часа они не покинули корчму, как предполагали, а заказали мясо по-мадьярски.
Но, впрочем, ради этого блюда не они первые откладывали любые другие занятия.
Делается оно так.
Кусок мяса сначала зажаривается в сильно разогретом свином жире до образования твердой корочки, заключающей внутренность куска в своеобразную капсулу. Затем, в соусе из муки, красного вина и жгучего перца мясо тушится уже в этой твердой оболочке до полной мягкости. И получается еда, хоть ненадолго, делающая слабого человека сильным. Сильного – силачем. Силача – героем.
На гарнир к пылающему мясу подали крупно порезанные, слегка отваренные белые грибы с ломтиками жареного во фритюре картофеля.
Чтобы усмирять заключенный внутри толстых мясных кусков жар, они взяли еще графинчик вина. Только теперь это была густая, как сок, темно-вишневая королева дунайских красных вин – кадарка.
Все это вместе взятое привело к тому, что к вечеру они оказались не в гостинице на Балатоне, как собирались утром, а в городе Секешфехервар, который в годы второй мировой три раза переходил из рук в руки. У солдат 2-го Украинского фронта, дравшихся здесь с 6-ой немецкой танковой дивизией «СС», даже родилась шутка: «Секеш-фехервар очень трудно взять. Труднее этого только его произнести.»
И не доехали они до Балатона всего пятидесяти километров, конечно, не случайно. Именно в этом городе с труднопроизносимым названием находился хорошо им знакомый массажный салон мадам Эльжбеты. Конечно, за этим физкультурно-медицинским названием скрывалась совсем другая сфера услуг, оказываемых салоном. Так же, как скрывались за официальными занятиями двух приятелей на самом деле совсем другие профессии.
И вот, когда они поднимались по деревянной лестнице в спальные номера, Алан неожиданно произнес, обращаясь к Аркадию:
– У моего руководства есть сильные подозрения, что кое-кто научился разговаривать с Миром на его электромагнитном языке! Этот кто-то прячется далеко от сюда. – он махнул рукой. – В Азии. За Уралом…
У каждого на руке висела своя дама.
Обычно бледная кожа на лице Левандовски горела, будто ее натерли жгучей венгерской паприкой. А бесцветные глаза, благодаря степной мадьярской кухне, превратились из равнодушно-рыбьих в оживленно-собачьи.
Аркадий впечатал в память, каждое из слов этой фразы. Хотя сделал вид, что кроме полногрудой фроляйн Илоны его в эти минуты ничто не интересует.
Огненная венгерская кухня требует с собой предельно осторожного обращения. Иначе человек начинает говорить то, что он не должен говорить ни при каких обстоятельствах…
.. Аркадий с Бокаловым стояли на террасе ресторана «На пристани», вдыхали чистый речной воздух и смотрели в черную водную глубину. Под ее непроницаемым покровом шла какая-то своя жизнь. Время от времени раздавался негромкий всплеск, и дебаркадер лизала ласковая, как кошка, волна.
– Да, хорошо у вас здесь… – задумчиво произнес Лев Иванович. – Тихо. Спокойно. Никто никуда не бежит… В чем-то я тебя понимаю, полковник… Есть тут своя правда, есть!
Сначала они не обратили внимания на какие-то новые звуки, появившиеся в воздухе. Где-то на берегу, перед входом в ресторан прозвучал несильный хлопок. Потом, через небольшой промежуток времени, словно бы зазвенело стекло.
Аркадий краем глаза заметил что-то странное за своей спиной. Он обернулся и увидел в стекле окон-иллюминаторов «Парадиза», яркие световые блики..
Внезапно жерла иллюминаторов окрасились в сплошной красный цвет. Снизу раздался женский визг и мужской трубный выкрик: «Пожар!»
24. Пожар и его последствия
Они непонимающе взглянули друг на друга.
Неуместным в этом покое был раздавшийся крик и то, что он мог означать.
«Пожар!» – истошно закричали уже несколько голосов.
В ту же секунду на террасу вбежал человек, который привел Аркадия к Бокалову. В стеклах его больших очков метались лисьи хвосты пламени.
– Лев Иванович! «Брабус» горит! Эти суки «Брабус» подожгли! – тяжело дыша, выдавил он из сухого горла.
Бокалов, а за ним и Аркадий бросились, разбрасывая стулья, сквозь плюшевую шкатулку «Парадиза» к ведущей на первый этаж лестнице. Скатившись с нее, они через опустевший общий зал выскочили на улицу.
На дороге, прямо перед мостиком, ведущим на дебаркадер ресторана, горел огромный костер. С одной стороны из него высовывался мотор, с другой – тяжелый зад дорогого внедорожника. Костер раскалялся, сыпал вокруг тучами злой огненной мошки. В его сердцевине что-то тяжело ворочалось и жалобно поскуливало.
– Лев Иванович! Сейчас взорвется! Отойдем! Давайте в ресторан! – потянул Бокалова за рукав помощник.
Тот зло вырвал край пиджачного рукава из его пальцев и глухо спросил:
– Кто? Кто это сделал?
– Ну, кто? Бакинцы… Кто ж еще? Они! Мстят, падлы!
– Какие бакинцы? Азербайджанцы, что ли? – сдвинул брови к переносице Бокалов.
– Де нет. Так я этих недоумков из «Бакин-банка» называю… – ответил помощник.
Бокалов вынул из внутреннего кармана пиджака маленькую плитку мобильного телефона и, сдерживая себя, умудрился попасть в крохотные для его пальцев кнопки.
– Петраков? Ты, Николай Петрович? Это – Бокалов! Визитеры, которых ты в ресторане взял, где сейчас? Ну да, из Московского «Бакин-банка»… У тебя еще? Заканчиваешь проверку?… Все они у тебя? Говоришь, все? Точно, никого не отпускал?… Да, верю, верю. Нет, до утра задерживать не надо… Знаю, что документы у них в порядке и разрешение на оружие имеется… Ну, так отпускай! Нет, претензий у меня к тебе не будет! – рыкнул Бокалов и закончил разговор.
– Это не бакинцы! Они все еще в отделении милиции парятся… – тяжело посмотрел он на своего заместителя. – Кто тогда это сделал, а? Что молчишь, помощник по оперативной работе? Кто, я тебя спрашиваю?
Тот молчал, безуспешно пытаясь сглотнуть застрявший в горле лимон.
– Ну, так может быть, они не все в милиции… – наконец, выдавил он.
– Как не все? Ты же меня сам уверял, что их всего шестеро… Майор говорит, все шестеро еще в отделении!
– Может быть, они местных подпрягли! Есть у них тут какой-то бугорок на связи… Морская фамилия такая… То ли Штиль, то ли Шторм… Я толком узнать не успел… – тяжело дышал помощник.
– Коньяк в номере выпить ты успел… Бабу в номер привести тоже успел… А узнать, кто тут дела делает и с кем – это ты не успел!.. – со свинцовой тяжестью в голосе процедил начальник управления безопасности «Сибпромнефти».
Аркадию показалось, что помощник даже уменьшился в размерах. Ранее малозаметный шрам над левой бровью смотрелся теперь на побледневшем лице, как едва зарубцевавшаяся рана.
– А когда, позволь тебя спросить, ты все узнать соизволишь? – с тихой яростью спросил Бокалов. – Когда какая-то местная шпана у нас прямо под жопой костер разведет и из нас шашлык сделает, да? Нас! Службу безопасности «Сибпромнефти!» Которую любая московская мафия по дуге обегает!
Помощник молчал. От его солидности осталось не так уж много. Аркадию даже стало его немного жаль.
– Лев Иванович! Засекли его! – из тьмы вынырнул один из бокаловских сотрудников.
– Кого засекли? – отвлекся от уничтожения своего помощника Лев Иванович.
– Поджигателя!… Мужик такой небольшой около «Брабуса» терся. Он за взрывом вот от того дома наблюдал… А как загорелось, сразу куда-то в сторону сквера подрал… Точно он! Баба еще с ним была…
– Что за баба? Какая баба? – зло бросил Лев Иванович.
– Ну, кто ж ее знает?… Фигуристая такая… По возрасту, вроде, не девчонка уже… Из местных, наверное… Она еще до взрыва куда-то делась…
– Ну, а вы что? Преследование организовали? – глаза Бокалова сверкали то ли от близкого огня, то ли от распирающего внутреннего гнева.
– Федор с Муромцевым за ним ушли.
– А остальные что? Бесплатным представлением любуются? – начал наливаться яростью Бокалов. – Все в погоню! Задержать! Доставить мне! Хоть из-под земли выкопать! Ясно? – проревел он.
– Сейчас, Лев Иванович, сделаем! Достанем, гадов! – воспрянул получивший шанс реабилитироваться помощник.
Немалый отряд крепких мужчин, имеющих отличную специальную подготовку, рванулся в темноту.
В погоню.
– Лев Иванович, к сожалению, я вынужден вас покинуть. – сказал Аркадий. – Неотложные дела!
– Удачи! Помни, на что ты подписался, полковник! – мрачно напутствовал его начальник службы безопасности компании «Сибпромнефть».
Аркадий пересек дорогу и вслед за охотниками двинулся в сторону сквера. Но, в отличии от них, он знал куда нужно идти. Если Николай с Соней решили укрыться в сквере, то Аркадий мог предположить, в каком именно месте.
Пробежав вдоль стены, отделяющей сквер от дороги, он через пролом проник на его темную территорию. Петляя по полузаброшенным и совсем диким тропинкам, он быстро двигался к нужной ему цели. Несколько раз за собой и в стороне он слышал перекликающиеся голоса загонщиков. Но пути их не пресекались.
Вскоре Аркадий оказался у заброшенной будки киномеханика.
– Аркадий Михайлович! – услышал он негромкий голос. – Мы здесь.
Подполковник узнал Сонин голос. Огляделся и увидел в тени кирпичной стены ее белеющее платье. Рядом сидел на корточках Коля Саяпин. При приближении Аркадия он поднялся на ноги.
– Это ты внедорожник поджег? – спросил Аркадий.
Коля вздохнул.
– Ты не вздыхай. Ты отвечай! Я кому говорил, чтоб без самодеятельности! Действовать только по моему приказу, а ты что? Теперь за тобой по скверу целое отделение спецназа бежит! Поймают, мало не покажется…
– Аркадий Михайлович, так он мне не за что по морде дал! Вот видите здесь… Чуть челюсть не свернул, боксер стриженый…
– Кто дал?
– Да крутила этот джиповый!
– С чего это? Просто так, что ли?
– Я только чуть рукой оперся на капот и все… Ну, сказал бы по-человечески, я бы отошел, а он сразу своей грабкой в морду…
– Коля не виноват! – поддержала своего компаньона Соня. – Этот гад его еще ногой по животу пнул!… Так же можно калекой сделать!…
– Ну, обидел он меня сильно! – шмыгнул носом Коля. – Что ж терпеть такое, что ли?… Когда он опять в машину залез, я крышку от бензобака открыл, шнурок от ботинка туда опустил и конец поджог. Шнурки они медленно горят, успеешь далеко отойти. Мы на зоне так над конвойными шутковали…
– Да-а-а, веселый, я смотрю, вы там на зоне народ… – почесал нос подполковник. – Только как бы такие шутки для вашей задницы большим весельем не обернулись!
– Что же, не надо было что ли жечь джиппер? – упавшим голосом спросил Коля.
Аркадий посмотрел на его невеселое лицо с отметиной от удара на правой скуле и сказал:
– Надо. Что у нас морды казенные, что ли? Любому-каждому позволять их чистить, морду устанешь ремонтировать! Засвечиваться только не надо было!..
Коля не подал виду, но судя по глазам, почувствовал облегчение после Аркадьиных слов.
– А что теперь делать-то, Аркаша? – спросила Соня.
– Уходить! – сказал подполковник своим не слишком удачливым бойцам. – Пока нас здесь не застукали… А то при неудачном раскладе они нас жалеть не будут… Больно хорошая машина у них была! И, главное, дорогая. Что вы хотите, Николай Александрович, – подмигнул он Коле Саяпину, – «Брабус» – машина для солидных людей!
Не успел Аркадий закончить, как за деревьями они услышали приближающиеся голоса.
– Вот так, Коля, они даже шустрее, чем я думал. – шепотом произнес Аркадий. – Поступим так. Разделимся… Ты давай в будку киномеханика и потом по пожарной лестнице на крышу. Оттуда покричи, отвлеки на себя внимание!… И убегай, сначала по стене до фасада, а там по старой ограде сквера до площади. Ты оторвешься от них… Сам пробовал!… А я Соню через крупозавод уведу… Встречаемся на каланче… Пошли!
Коля Саяпин нырнул в черный проем кирпичной коробки бывшего кинотеатра. Аркадий оглянулся по сторонам, взял Соню за руку и потянул ее к непробиваемо-монолитной стене деревьев. Ощущая на лицах изучающие прикосновения листьев, они пересекли тополиную аллею, и двинулись к дальнему концу сквера.
– Эй, фраерки! – услышали они за спинами голос Коли Саяпина. – Вы не меня ищите? Так здесь я! Давай всей бригадой сюда на крышу!
Лихой водопроводчик начал работать.
25. Схватка на крупозаводе
Аркадий с Соней бежали по траве.
В самой заброшенной части сквера.
Через сотню метров Аркадий с Соней вышли к невысокому земляному валу. Это была старая железнодорожная насыпь, по пологой дуге уходившая к пристани. Перебравшись через нее, они направились в сторону реки.
Пройдя метров тридцать, они, по-детски держась за руки, сбежали по небольшому склону в узкий проулок, который выгибаясь спиной рассерженного кота, шел вниз, к воде.
Немного пройдя по проулку, они свернули на параллельную берегу мощеную улицу и оказались прямо перед проходной крупозавода. Это было маленькое кирпичное зданьице в одно окно, сложенное в позапрошлом веке в виде крохотной крепостной башни или гигантской шахматной ладьи. В окне проходной было темно, лишь внизу, у самого подоконника горела слабенькая настольная лампа.
Аркадий дернул деревянную дверь. Она оказалась закрытой. Он легонько постучал в полутемное окно. Никто не ответил. Постучал сильнее. Из темноты сгустилась и прильнула к стеклу усатая голова моржа с круглыми удивленными глазами. Это был дежурный вахтер Фрол Никитович Дорошенко, приходившейся Ольге Петровне двоюродным дядей.
Морж поелозил удивленными глазами по стеклу и, видимо, что-то сказал: его нижняя губа под усами несколько раз отвалилась и вернулась на место.
– Это я! Аркадий! – приблизил подполковник свое лицо к моржовым глазам за стеклянной плоскостью.
Вахтер, наконец, узнав его, радостно приподнял брови и исчез в полумраке своей крепости. Лязгнул засов, дверь распахнулась, открыв за собой стоящего Фрола Никитовича.
– Аркадий! А я тебя не признал! Та-а-а, ты не один, хлопче? Девка с тобой! О-о-о! Та где ж ты таку кралю подцепил? Так это ж, Сонька, а я со слепу не вижу… – весело проговорил он.
– Здоров будешь, Фрол Никитович! Не разбудили? – осведомился Аркадий.
– Та, ни… Я только глазы прикрыл. А так, я и не сплю. Бессонница у меня… Наше дело стариковское. А шо ты, Аркадий, ночами блукаешь? И Соньку с собой таскаешь? Дело какое? Или так, по молодости не спится?…
– Какая уж там молодость!… Дело, Фрол Никитович, важное. Государственное!
– Ты ж смотри, что делается… – уважительно покачал головой старик Дорошенко.
– Пусти нас на территорию, Фрол Никитович!
– Та шо ж вы там робить собираетесь? Нема ж никого! Спят же уси давненько. Только я, горемычный, глазоньки не смыкаю… Та ребяты на складе кошаков гоняют!
– Нам к Хлебной улице пройти надо. Как раз через северные ворота и выйдем.
– А шо ж вы, как все людины не ходите? По шляху-то? Гонятся за вами кто, аль чего?
– Гонятся, Фрол Никитович. – честно признался Аркадий.
– Тю! Та кто ж за тобой погонится, Аркаша, когда ты в таких чинах ходишь?… Ты ж сам кого захочешь, загоняешь!
– По-разному бывает, Фрол Никитович… Бывает я гоняю… Бывает и меня. Служба такая. – дипломатично ответил подполковник Стеклов.
– Вона яка штука-а-а! – покачал моржовой головой Ольгин родич. – Ну, раз так, тикайте, робяты напрямки, мимо склада!
Старик Дорошенко посторонился и впустил их в теплый сумрак своей ночной крепости.
Залитый асфальтом заводской двор был темен. Только над входом в старый кирпичный склад горел фонарь.
Да в его длинной стене светилось одно окно, за которым, очевидно, и бодрствовала охрана.
Кивнув на прощание Фролу Никитовичу, Аркадий с Соней двинулись вдоль пирамидальных тополей, стоящих у забора, ограждающего заводскую территорию. Им нужно было попасть к противоположному концу хозяйственного двора, горбом вытянувшегося над текущей внизу рекой.
Примерно на середине пути перед ними выросла небольшая, меньше человеческого роста, стоящая вертикально бетонная плита. Ее ограждали якорные цепи, продетые в конусообразные чугунные столбики.
Это был памятник рабочим крупозавода, ушедшим с этого двора на войну с гитлеровской Германией и не вернувшихся в Каланчевку. На бетоне был выдавлен длинный список из почти сотни фамилий с инициалами. Дорошенко и Саяпины. Папасы и Стекловы. Беседины и Кальварские. Все коренные каланчевские фамилии были тут.
В середине списка, недалеко друг от друга плотно лежали в бетоне две фамилии. Кальварский Я.С. – Ян Семенович – двоюродный дед Сони Кальварской. И Стеклов Г.А. – Григорий Антонович – родной дед Аркадия. Лишь на несколько недолгих секунд остановили они свои шаги у монумента. Но остановили. И хоть мгновение, но постояли к нему лицом.
Сразу за монументом прямо на них бесшумно выбежала из темноты большая собака, похожая на сибирскую лайку. Она встала, как вкопанная, метрах в трех и утробно зарычала, обнажая белые клыки.
Вообще, дворовые собаки по отношению к Аркадию вели себя мирно. Ему даже казалось, что они считали его псом из своей стаи, или даже близким родственником, потерявшимся какое-то время назад во время пробега по окружающим улицам. Вглядевшись в него, они признавали пропащего, качали хвостами, словно удивляясь: «Мы то думали, его уж и на свете нет, а он вот – рыжина, целехонек!…»
У Сони же с собаками отношения с детства не складывались.
– Ой, сейчас укусит! Аркаша, я боюсь! – пискнула она и спряталась за его спину.
Зверь, не переставая рычать, действительно, переместился в сторону, будто пытаясь к ней подобраться.
Аркадий сам недовольно рыкнул и поднял руку.
Пес перестал ворчать, сел на задние лапы, и, склонив голову, посмотрел на Аркадия, будто говоря: «Я же шучу! Нужна мне твоя лохматка, у меня знаешь их сколько!» Аркадий махнул рукой и пес исчез в темноте.
Северные ворота крупозавода, в которые заходила действующая железнодорожная ветка, были закрыты тяжелой стальной балкой. Но рядом, между бетонным столбом ворот и кирпичным зданием электрической подстанции был узкий проход, почти щель, ведущая на проходящую мимо улицу. Щель перегораживала решетка из арматуры.
Знающим людям было известно, что эта решетка поднималась вверх, открывая выход за территорию завода, в густые заросли сибирской акации. Аркадий с Соней относились как раз к таким людям.
Выбравшись из листьев, они огляделись. По уходящему вверх асфальту, будто по реке, струилась лунная дорожка. А прямо по ней, все убыстряя шаг, спускались к ним несколько рослых угольно-черных фигур.
– Это они! Я бабу узнал!… – гулко прозвучал в ночной тишине низкий мужской голос.
– Удача не приходит одна! Рядом с ней обязательно какая-нибудь хренотень! – в сердцах плюнул Аркадий и снова потащил Соню за акациевый занавес. Через секунду он уже задвигал за собой решетку из арматуры. Выскочив из тайной щели, они понеслись по заводскому двору к массивной коробке склада.
Рванув на себя дверь помещения, Аркадий увидел сидящих за столом четверых бойцов заводской службы охраны. На столе стояла оплетенная лозой бутылка, рядом лежало порезанное на мелкие пластики снежное сало.
– Аркан, ты, что здесь? – удивленно поднял брови старший из них. Подполковник узнал Пиню Ковшова, с которым они учились в одном классе и играли за юношескую футбольную команду района, ну, и потом, конечно, после его возвращения на родину, встречались на тесных каланчевских улицах.
– Дядя Аркадий! – радостно произнес один из охранников. – Вы меня узнаете? Я – Слава, племянник Галины Васильевны Саяпиной. Я как из армии пришел, здесь, на крупке, в охране работаю…
– Узнаю, конечно! – сказал Аркадий, посмотрев на смутно знакомое почти мальчишеское лицо. – Мужики, там какие-то хмыри решили ваш склад подломить. Сейчас подстанцию из строя выводят, чтобы сигнализацию отключить.
– Да, ты что? – изумился Пимен Макарович. – Ну-ка посмотрим, что там за фраера объявились… За мной! – скомандовал он своим подчиненным. Подхватив резиновые дубинки, заводская охрана выскочила на воздух.
Аркадий с Соней к воротам не пошли. Они остались стоять в тени склада, наблюдая за тем, что происходило у ворот.
А на воротах верхом сидела мужская фигура и внимательно вглядывалась в неосвещенный двор.
– Во, борзота! Ты смотри, что делают! – удрученно вздохнул Пимен Макарович.
Четверо бойцов во главе со своим начальником бросились к рубежу охраняемой территории.
– Ты, что, мужик, уселся, как петух на насесте? Ну-ка пошел отсюда! – заорал, подлетая к наблюдателю Пимен Макарович.
– Тихо! Хавло-то попридержи. – спокойно, с сознанием своей силы произнес наблюдатель. По железу что-то скреблось. Видимо, штурмовая группа лезла на ворота.
– Что тебе надо? – несколько растерялся от такой наглости Пимен Макарович. – Ты куда лезешь? Это – заводская территория!
Рядом с ногами наблюдателя над верхним краем ворот появилась голова. Потом еще одна.
– Да мы свои, начальник. Милиция. – сказал оседлавший ворота.
– И что надо? – притворно мирным голосом спросил Пимен Макарович, прекрасно знавший всех поселковых милиционеров.
– У вас тут мужик с бабой спрятались. Поджигатели. Они только что у ресторана машину сожгли. У вас они, точно! Мы видели. Нам надо по территории пройти, посмотреть, где они спрятались.
– А документы у тебя есть, соколик? – ласково спросил начальник караула.
– Все есть. Сейчас спущусь и покажу.
– Сиди, где сидишь пока! Спустишься, когда разрешу! – внезапно посуровел Ковшов. – Слава, ну-ка звякни в райотдел! – кивнул он племяннику Гали Саяпиной. – Узнаем, что ты за милиция такая!
– Да, что ты с ним базаришь, Макс?… Пока ты язык чешешь, мужик-то с бабой уйдут! – раздалось за воротами. – Играем! – скомандовал тот же голос.
Два торса начали подниматься над верхним обрезом ворот. Ведущий переговоры наблюдатель перенес вторую ногу на внутреннюю сторону двора и совсем уже собирался прыгнуть вниз. Но не успел.
Пимен Макарович с размаху приложил его резиновой дубинкой в лоб. Нарушитель границы взмахнул длинными руками, будто готовящаяся взлетать птица крыльями, опрокинулся назад, мелькнул над краем ворот растопыренными в стороны ногами и исчез.
Не мешкая, заработал дубинами по рукам, головам и плечам остальных самозванцев рядовой состав караула. Ворота были высокими, в полтора человеческих роста, большинство ударов приходилось по металлу, и в ночи стоял такой грохот, будто бой вела мотострелковая рота.
Шуму прибавил пес, встретившийся Аркадию с Соней во дворе несколькими минутами назад. Заливаясь неистовым лаем он, бросался на железные ворота, пытаясь дотянуться пастью до чужаков, напавших на его территорию. И видимо кое-что ему удалось.
– О-о-о! Е-е-е! – заревел кто-то за воротами. – Они мне руку прокусили!
– Заткнись! – прорычал начальственный голос. – Эй, мужики, да вы что, очумели? На людей с дубинками бросаетесь! – крикнул он, обращаясь к защитникам заводской территории. – Мы же поджигателей ловим! Ну, звякните в свою милицию, они вам подтвердят. Только что у ресторана, джип сожгли. Мужик с девкой! Мы их и ловим!
– Нет тут никакого мужика с девкой! Ясно? – голосом человека, который одержал победу и уверенно себя чувствует, сказал Пимен Макарович. – Идите себе по добру по здорову откуда пришли! А то можно и еще гороху подсыпать!
– Ты, сука, ты мне еще запла-а-тишь за палец! – засипел кто-то за воротами.
– Да, заткнись, ты! – рявкнул начальственный баритон – Ну, не хотите нас пускать, не надо! – обратился он к защитникам двора. – Вы сами территорию осмотрите, и мужика с бабой нам отдайте! Мы вам за беспокойство заплатим, если найдете! Деньжата же вам лишними не будут? Стольник дадим, а?
– Какой стольник? – насторожился Ковшов.
– Американский, конечно! – с надеждой в голосе произнес командир штурмовой группы.
– Американский?
– Само собой! Сто долларов. С президентом! – командиру казалось, что рыба заглотила наживку.
– А двести дадите? – с любопытством осведомился Пимен Макарович.
– Ну, двести, так двести! – в голосе столичного гостя зазвучали интонации карточного мошенника, уже поймавшего простака в свои сети. – Значит, договорились? – радостно уточнил он.
– Нет. – коротко обронил Ковшов.
– Почему нет-то? – командир штурмующих даже растерялся.
– Поздно. – голосом самой безжалостной судьбы произнес Пимен Макарович.
– Да, почему поздно? – раздражаясь рявкнул помощник Бокалова.
– Уже сейчас милиция приедет. Вас, граждане воры, арестовывать будут! – назидательным голосом классной руководительницы произнес Ковшов. – Нехорошо, склада грабить!
– Да, какие склада? На хрена нам ваши склада? Нам мужик с бабой нужен? Ты что, до сих пор не понял?
– Все я понял! – сказал Пимен Макарович. – Пока мы будем по территории какую-то вашу бабу с мужиком искать, вы складок-то наш и подломите. Ищите дураков, граждане хорошие! А тута их нема! Нету их тута!
– Ну, какой козел, а? – не выдержал командир группы. – Надо же быть таким козлом!
– Сейчас поглядим, кто из нас козел. – негромко заметил Ковшов.
– Ты сейчас у меня свою дубинку проглотишь, мурло неумытое! – рявкнул бокаловский помощник.
Заводской караул приготовился к отражению нового штурма.
Но его не последовало.
За железными воротами раздался шум моторов, режущий уши скрип тормозов, безжалостное хлопанье автомобильных дверей и устрашающий крик:
– Всем на землю! Я сказал! Всем на землю! Руки на затылок!
Это была оперативная группа захвата поселковой вневедомственной охраны.
По совету Аркадия, Слава не стал звонить в отделение, а просто нажал находящуюся в караулке «тревожную» кнопку, подающую сигнал на охранный пульт поселковой милиции.
Милиция сработала в соответствии с утвержденными нормативами – через семь с половиной минут после получения сигнала тревоги.
26. Похищение
Подполковник был искренне благодарен поселковым стражам порядка. Но встречаться с ними не захотел.
Не дожидаясь, чем закончится выяснение милицией обстоятельств попытки незаконного проникновения группы лиц на территорию крупозавода, Аркадий с Соней решили покинуть его двор. Фрол Никитович Дорошенко открыл перед ними дверь проходной и махнул на прощание рукой.
Они шли по ночной Каланчевке к ее центру. Каждый думал о своем. Но, если бы они могли проникнуть в мысли друг друга, то с удивлением обнаружили бы, что их мысли пересекались во времени и в пространстве.
И Аркадий и Соня почему-то одновременно вспомнили одну вечеринку. Это было давно. В выпускном классе. Аркадий тогда чуть не подрался с Костей Штормом. Из-за Сони.
Костя очень уж хотел уединиться с ней где-нибудь в темном саду, чтобы вволю пообниматься. Соня похоже хотела сделать это же, но только с Аркадием. А он тогда мечтал о полногрудой парикмахерше Вере, приходившейся двоюродной сестрой Оле Дорошенко. Ему казалось, Вера тоже по-особенному смотрела на него.
Сонька отказалась выйти с Костей в огород, сказав ему, что она уже обещала это Аркадию, что было неправдой. Тогда Костя предложил Аркадию выйти на улицу, – поговорить по-мужски.
Аркадий с Костей стояли за домом на огороде и готовились пустить в ход кулаки. Отступать никто не хотел. Костю вдохновлял образ целующейся Сони. Аркадия этот образ не вдохновлял. Но не давало отступить самолюбие: почему это кто-то ему будет указывать, с кем можно выходить на огород, а с кем нельзя? Сонька подсматривала за ними в окно. Драку предотвратил Паша Папас, который встал между ними непреодолимым укреплением и насильно увел Костю в дом пробовать жареную чесночную колбасу.
Соня ждала, что после этого Аркадий к ней подойдет. Но, вместо этого, он сел рядом с Веркой. Соня обиделась тогда на него страшно.
Искра между ним и Соней Кальварской все-таки проскочила. Но позже. На следующее лето, когда они большой компанией отправились загорать и купаться на речной остров.
Сиденья на лодке были теплыми от солнца, а доски на носу – даже горячими. Они, как сумасшедшие, носились по плотному срипучему песку. Папас подтягивался на толстых ветках старых могучих ив, а Костя Шторм ходил на руках. Набегавшись, жарили над бледным дневным костром нанизанные на прутья колбаски. Их толстенькие баллончики покрывались шипящей корочкой и лопались, роняя в огонь капли аппетитного сока.
Играющая внутри их молодых тел жизненная сила не давала просто загорать, лежа на песке. Они начали нырять с лодочной кормы в желто-зеленую речную воду. Тогда он впервые обратил внимание на оказавшиеся неожиданно широкими Сонины бедра. Ее ягодицы натягивали ткань белых плавок, словно упругие волейбольные мячики, а грудь была, пажалуй, не меньше, чем у Верки-парикмахерши.
Впервые они с Соней поцеловались именно тогда, на острове. Загорелая Сонина кожа пахла свежеиспеченым хлебом, а волосы – тревожной полынной горечью…
… Аркадий с Соней шли по ночной Каланчевке к ее центру. Каждый думал о своем. Но, если бы они могли проникнуть в мысли друг друга, то с удивлением обнаружили бы, что их мысли пересекались во времени и в пространстве…
– Аркаша, помнишь, как мы на остров загорать ездили? – спросила Соня и затеребила платье на груди.
– Помню, конечно… – сказал он.
– А что ты помнишь? – с женской настойчивостью не отставала Соня.
– Все помню.
– Что все?
– Как ты ко мне целоваться лезла.
– Я лезла? Я? – Соня остановилась, как вкопанная и даже задохнулась от возмущения. – Это ты ко мне лез!
– Ну, конечно, я… Я же пошутил!
– Глупые шутки у тебя, Аркадий! – заверила Соня.
– Извини. – пожал плечами подполковник.
Надутая Соня шла, отвернувшись.
– Ну, хоть и лезла, и что такого? – наконец, нарушила она молчание. – Или для тебя любовь – это ничто? Да?
– Для меня любовь – это все. – сделал неожиданный ход Аркадий.
– Не смейся, Аркадий! Я тебя серьезно спрашиваю! – сжала правую руку в кулачок Соня.
– Я серьезно и отвечаю.
– А что ж ты за столько лет не женился? Неужели никакую не полюбил? – искоса бросила она на него внимательный женский взгляд.
– Понимаешь, любовь, она – одна на всю жизнь… – ответил Аркадий, как профессиональный специалист по надуванию облаков… Хотя в данном случае он не был точно уверен, кому, собственно, он морочит голову. У него мелькнула коварная мысль, – уж ни себе ли?…
– Ты вправду так думаешь? – с надеждой спросила Соня, поняв его по-своему.
– Да, я так думаю. – подтвердил Аркадий.
Соня с непонятным выражением качнула головой и опустила глаза. Должно быть, в ее гладко причесанной темной головке ожили и закружились в девичьем хороводе какие-то мысли.
За воспоминаниями о давно минувших временах и разговорами они и не заметили, как оказались на центральной площади Каланчевки.
– Ой, лишеньки мои! Це ж, вы! – вдруг услышали они прямо перед собой. – Вашего хлопчика, чужаки сцопали и увезли! – зашептала стоящая перед ними полная пожилая женщина с сумкой в руках.
– Кого сцопали? – спросил Аркадий, узнав тетю Глашу Чумаченко, которую он уже видел сегодня, когда сидел на скамейке недалеко от здания поселкового отдела милиции. В час ночи она продавала на площади жаренные семечки поздним гулякам.
– Так, Миколайку же, Саяпина! – с досадой взмахнула она рукой на непонятливого собеседника.
– А куда они его увезли, тетя Глаша? – взвилась Соня.
– Та, туточки, недалеча. В пароход! Они ж тамочки и квантируют… – зашептала, озираясь по сторонам как разведчица-партизанка на оккупированной территории, тетя Глаша.
Пароходом в Каланчевке называли гостиницу «Мечта».
«Мечта» располагалась в центре небольшого зеленого массива на берегу реки. Это был маленький ивовый природный парк на окраине поселка. Впрочем, от этой окраины до центральной площади, было минут пятнадцать ходу.
Но, если находиться в глубине этого лесного островка, могло показаться, что вокруг на многие километры простирается безлюдная тайга. Плотная зеленая губка без следа поглощала не только голоса людей, но даже рокот автомобильных моторов на улицах и перестук вагонных колес на недалеком железнодорожном мосту.
Видимо, соблазненное таким удивительным сочетанием – атмосферой глухого леса и близостью к городу, руководство местного авиазавода и решило некогда построить в центре зеленой мини-пущи профилакторий для своих работников.
И внутри дикого зеленого островка выросло белое трехэтажное здание, напоминающее своими закругленными торцами и идущими вдоль этажей сплошными ленточными балконами океанский лайнер. Каланчевцы так его и начали звать – пароход. Из жителей поселка набирался и персонал профилактория – повара, горничные, врачи-диетологи и слесари-сантехники.
Когда у завода наступили тяжелые времена, профилакторий был продан, капитально отремонтирован, переоборудован и превратился в элитную гостиницу.
Судя по оперативным сведениям, полученным об тети Глаши, и был уведен какими-то чужаками Коля Саяпин. Аркадий, конечно, предполагал, какими. Но, как показало время, он ошибался.
К гостинице, разрезая мохнатый лес, вела круто загибающаяся узкая асфальтовая дорога. Ее серебристо-серое змеиное тело освещалось цепочкой фонарей на высоких столбах.
Немного не дойдя до гостиницы, Аркадий и Соня свернули с асфальта и, осторожно пробираясь сквозь черные занавеси листьев, подошли к зданию. Спрятавшись за морщинистыми стволами, они внимательно осмотрели гостиницу и прилегающую территорию.
Все было спокойно. Тишину нарушало лишь мирное стрекотание сверчков. Воздух заполнял сладкий эфирный запах каких-то белых цветов, фосфорецирующим ковром, покрывающих круглую клумбу у входа. Напротив дверей стоял джип, похожий в темноте на огромного, замершего в засаде кота. В машине как будто никого не было.
Почти во всех окнах гостиницы стояла непроглядная темнота. Неярко светилось лишь окно на первом этаже в комнате дежурной и празднично пылали в ночи широкие, во всю стену окна двух номеров на верхнем, третьем этаже.
Оглядываясь по сторонам, они подошли к центральному входу. Стеклянная дверь была закрыта. За ней молчала темнота. Аркадий негромко постучал. Никто не отозвался. Аркадий стукнул сильнее. Ничего.
– Подождешь меня внизу. Я слажу наверх посмотрю, что это за праздник там в два часа ночи… – сказал Аркадий Соне, показывая на горящие окна третьего этажа. – Как бы там не того…
– Чего… того? – округлив глаза, шепотом спросила Соня.
– Праздник в честь нашего Николая… – пояснил Ар-кадий.
Он подошел к балкону первого этажа, подтянулся на руках и перебросил себя через перила.
– Соня, ты от греха подальше вон там за деревьями постой… – сказал он и по решетчатой перегородке, разделяющей балконы соседних номеров, полез вверх.
Посмотрев вниз, Аркадий увидел, что Сони под балконом уже нет.
Он взобрался на третий этаж, немного постоял, успокаивая дыхание. Послушал окружающее. Ничего не услышал. Снова взобрался на перила. На секунду повиснув над белой клумбой, обогнул металлическую перегородку, и бесшумно опустился на бетонный пол балкона, где карнавальным светом сияло в ночи широкое окно. Прижимаясь к холодной стене, он крабом подобрался к стеклу и осторожно заглянул в комнату.
Первое, что он увидел, был сидящий на стуле в дальнем углу, лицом к окну Коля Саяпин.
В комнате находились еще трое. Одним из них был юрист «Бакин-банка» Вадим Вадимович Горкин.
«А бакинцам-то зачем Коля понадобился?… – удивился Аркадий. – Вроде, у них-то он машины не жег?» Подполковник приложил ухо к краю оконного стекла и сразу, будто включив звук у телевизора, услышал голоса.
– Да зря ты упрямишься, Коля! Зря! – понижая свой баритон почти до баса, медленно произносил Вадим Вадимович. – О тебе такие люди хорошо говорили… У вас в Нижнем Тагиле Спиридон зону держал? Так?
Коля кивнул.
– Ну, вот, он говорил: Саяпин – не фраер. Крепкий кореш. Не сука продажная…
Вадим Вадимович выжидающе замолчал. Коля облизнул губы, но ничего не сказал.
– Что ты этого фраера покрываешь? – дружеским тоном продолжил юрист. – Да он плюет на тебя? Кто он тебе, этот Эдисон хренов? Друг, что ли? Да какой он тебе друг? Он тебя за фуфло держит! Давай так, ты сейчас говоришь нам, где он со своим аппаратом прячется, а я тебе вот прямо сейчас сто баксов отстегиваю? Эх, хороший ты парень, Николай, две сотни даю! Чтоб жизнь веселей шла! Ну, что молчишь?
– Так я ж говорю, если б знал, разве я не сказал? – вскинул честные глаза Коля. – За двести-то баксов! Что мне этого баклана скрывать? Кто он мне? Кум или сват? И не друг он мне вовсе! Ну, не знаю я, где он залег. И про аппарат ничего не знаю! Что за аппарат такой, будь он не ладен?… Мамой клянусь!
– Не хочешь, значит, по доброму, по хорошему… – вздохнул Вадим Вадимович и стал наливать в стакан минеральную воду из стоящей на столе бутылки. – Ради фраеров дешевых своих ребят в мазут макаешь… – сокрушенно покачал он головой. – Тогда бить тебя придется… Спиридон так и сказал, если Сяпа скурвился, фраерам продался, бейте его ря-ябята смертным боем!… А? Что делать прикажешь, друг дорогой?
Вадим Вадимович поднялся со своего стула и, потирая левой рукой сжатую в кулак правую, направился к сидящему на стуле Николаю.
– Ну, надумал? – остановился он перед грустно опустившем голову водопроводчиком.
Аркадий порыскал глазами и увидел на другом конце балкона металлический дачный стульчик, похожий своими тонкими ножками на большого паука. Он шагнул к нему, поднял за ножку, взвесил его в ладони. Вес дачного стула его устроил.
– Ну, как знаешь! – тяжело произнес начальник юридического отдела и стянул левой рукой ворот Колиной рубахи.
Аркадий уже приготовился шарахнуть железным стулом по толстому витринному стеклу, как вдруг внутри залитого светом номера забушевал вихрь.
Все пришло в движение и сорвалось со своих мест.
Казалось, в гостиничный номер ворвался тайфун с Тихого океана.
27. Похищение похитителей
Все пришло в движение и сорвалось со своих мест.
Казалось, в гостиничный номер ворвался тайфун с Тихого океана.
Тайфун бушевал всего несколько секунд. Но, когда он утих, в комнате все изменилось.
Вадим Вадимович и его бойцы оказались лежащими на полу. А над ними возвышалась группа плечистых мужчин.
Аркадий шагнул под защиту стены и аккуратно поставил стул на пол. Непосредственная опасность для здоровья Коли Саяпина отодвинулась.
Но вскоре подполковник понял, что ситуация для водопроводчика стала даже хуже, чем была. Он понял это, когда в комнате появился еще один человек. Одетый в официальный двубортный пиджак и белую рубашку с галстуком, посверкивающий дорогими очками, – помощник начальника службы безопасноти «Сибпромнефти» Льва Ивановича Бокалова.
Рослые ребята умело связали всем лежащим на полу руки, подняли их на ноги и увели. Мрачно глядящего из-под бровей Вадима Вадимовича вытолкали из номера последним.
Новые хозяева положения непосредственно пострадали от действий обидчивого водопроводчика. Полтора часа назад благодаря его действиям, они потеряли новенький внедорожник «Брабус». И это значило, что ничего особенно приятного Колю ожидать не могло. Однако, сразу бить по физиономии связанного пленника, к счастью, никто не начал. В комнате опять начались беседы.
Подполковник прижал ухо к стеклу.
Сначала помощник Бокалова дал указание своими бойцам находиться в режиме ожидания. Из разговора подполковник понял, что его зовут Алексеем Геннадьевичем. Сотрудники службы безопасности дружно направились в соседнюю комнату и закрыли за собой дверь.
– Ты знаешь, сколько «Брабус», который ты спалил, стоит, сокол ясный? – ласково спросил Алексей Геннадьевич у водопроводчика.
– Не палил я ничего… И «Брабуса» никакого не видел! – пожал плечами Николай.
– Ты передо мной здесь ваньку не валяй, красавец… Видели тебя! А то, что ты сознаваться не хочешь, так мне на это плевать. Я тебя и без твоей сознанки, если надо, в землю пристрою…
В это время из соседней комнаты появился сотрудник и, приблизившись к Варравину, что-то тихо ему сказал. Сойдясь лбами, как бараны на мосту они о чем-то долго и неслышно говорили. Наконец, помощник Бокалова сделал нетерпеливый жест рукой и подчиненный скрылся за дверью.
Алексей Геннадьевич неторопливо прошелся по комнате, постоял рядом с пленником, словно собираясь с мыслями, и, наконец, сказал:
– У меня к тебе предложение такое… Я тебе «Брабус» прощаю… Буду думать, что не было ничего… Забуду, что это ты со своей бабой его сжег…
– Да ничего я не жег! – пробурчал Саяпин.
– Ты не верещи! Посиди, послушай… Мне ведь даже руки марать не нужно будет… Я тебя просто в милицию сдам и тебе там годков с восемь-десять, как дважды судимому припаяют… Не меньше, это я тебе обещаю! А они там, за решеткой, эти годки, ой, как не быстро идут… Или забыл уже? Или по нарам соскучился?…
Алексей Геннадьевич остановился рядом с водопроводчиком.
– Так вот, я-то этого не хочу! Я забыть обо всем хочу! А за это ты мне, друг дорогой, сущий пустяк сделаешь… Вот прямо сейчас, здесь скажешь мне, где твой дружок по прозванию Толя Эдисон прячется… Вот и все. И иди спокойно на все четыре стороны! Никто тебя пальцем не тронет… Как? Договорились?
– Ну, не знаю я, где этот Эдисон… – приложил руку к левой стороне груди Коля. – И не друзья мы с ним вовсе… Это наклепал кто-то про меня! Так, в соседях жили и все… Если б знал, разве я вам не сказал?
– Да ты не торопись, не сепети, ты подумай сначала. – положил руку на Колино плечо Алексей Геннадьевич. – Подумай сам, ты ж человек не глупый… Или два слова сказать или десяток лет у параши кантоваться? Есть разница? Вот, то-то и оно! – он по-отечески похлопал по плечу опустившего голову водопроводчика. – А ты и сам сейчас сказал, что Беседин тебе никакой не друг, а так… Мало ли людей в поселке живет!…
– Да, если бы… – поднял голову водопроводчик – Да, я бы… Да, сразу бы… Конечно, даже… И нисколько… – он заспотыкался в словесном лесу.
– Ой, нехорошо… Нехорошо… – сокрушенно покачал головой Алексей Геннадьевич. – приблизил свой лицо к Колиным глазам и неожиданно, напрягая голос, рявкнул: – Нехорошо тебе будет, орелик!
Аркадий взял стул за ножку, поднял на уровень груди, и встал в положение удобное для удара по стеклу.
Но в это время в невидимом из окна коридорчике номера что-то произошло. Алексей Геннадьевич шагнул в сторону от Николая и повернулся к двери.
28. И на старуху бывает проруха
Алексей Геннадьевич отодвинулся от Николая и повернулся к двери.
В нее, покачиваясь на высоких каблуках, вошла Ольга Петровна Дорошенко.
На ней была синяя юбка по колено и белая полупрозрачная блузка с волнами на груди. К одной из волн была прикреплена блестящим металлическим зажимом табличка с надписью: «Дежурный администратор. Ольга Петровна». Видимо, минувшим вечером она заступила на суточное дежурство по гостинице.
– Соседи жалуются, у вас шум! – с умеренной строгостью произнесла она.
Алексей Геннадьевич сделал шаг, заслоняя собой Николая, и приветливо улыбнулся:
– Шум? Ой, не ругайте нас… – он вгляделся в висящую, а точнее, почти горизонтально лежащую на груди дежурного администратора табличку, – уважаемая Ольга Петровна… Это мы тут так, по-холостяцки посидели немного… Но, все-все!… – словно защищаясь от дальнейших упреков со стороны должностного лица, выставил он перед собой ладони. – Уже ложимся спать-отдыхать! Больше ни-ни! Ни граммульки! Поверьте старому холостяку!
– Ой, все вы, мужчины, в командировках холостяки! – смягчившимся тоном произнесла Ольга Петровна и потрогала пришедшие в движение шелковые волны на своей груди.
– Все – не знаю. А я – точно холостяк!
– А ваш товарищ тоже холостяк? – с любопытством спросила женщина, кивнув в сторону спрятанного за спиной Алексея Геннадьевича Николая.
Качнув полными бедрами, как шлюпка на боковой волне, Ольга Петровна непринужденно переместилась относительно собеседника, чтобы лучше видеть водопроводчика.
– Вот он – нет! Он как раз у нас женатый. И жену свою любит… как лебедь. На всю жизнь! Чтобы там с какой-нибудь другой женщиной амуры крутить, этого – никогда! Лучше в реку бросится! – вдохновенно рассказывал Алексей Геннадьевич Ольге Петровне про ее собственного соседа, от которого жена ушла еще после первой его отсидки.
– Господи! Есть же такие! Везет же некоторым женщинам! – с завистью в голосе произнесла Ольга Петровна и сделала своими полными, до середины колена укрытыми юбкой ногами, два шажка в сторону смирно сидящего на стуле Николая.
– Вот и мне Павел Сергеевич говорит, – громко произнесла она, глядя в лицо Саяпину, – как у тебя в глазах потемнеет… потемнеет от любви… беги сразу, Оля! Беги, сломя голову, подальше!… От этой любви ничего хорошего не бывает! Одно горе от нее нам женщинам! Вы согласны со мной, молодой человек? – обратилась она к Николаю.
– Чего? – насторожился водопроводчик.
– Бежать от любви, когда в глазах потемнеет?
– А-а-а-а!… Бежать?…. Когда в глазах потемнеет?… Ну, да, согласен! – что-то сообразив, заверил водопроводчик.
Ольга Петровна плавно развернулась и подошла к закрытой двери, ведущей во вторую комнату номера.
– Там у вас никто не курит? – спросила она у Алексея Геннадьевича.
– Там? Не-е-ет! Там мой товарищ уже спит! А что у вас здесь в номерах и курить нельзя? – удивился он. – А пепельницы тогда зачем?
– Курить можно. – рассудительно ответила Ольга Петровна. – Но не рекомендуется! Особенно на ночь. Сон будет плохой… Даже головные боли могут появиться!
– Ну, мы курить и не будем! – заверил бокаловский помощник. – А теперь, если вы не возражаете, уважаемая, Ольга… э-э-э… Петровна, мы будем готовиться ко сну… Поздно уже… А у нас завтра дела! Работа!
– А товарищ ваш тоже, что ли ночевать здесь будет? Он, по-моему, у нас не живет? – изображая недоумение, спросила Ольга Петровна.
– Да куда он сейчас пойдет?… Ночь на дворе. Мало ли что?… Он у нас, если вы не возражаете, на диванчике переспит… А уж завтра рано утречком на работу!
– Вообще-то не положено… – засомневалась Ольга Петровна. – У нас хозяин, знаете, какой строгий в этом отношении… Если узнает… У меня такие неприятности могут быть!…
– Ну, войдите в положение, Ольга Петровна! Ну не гнать же человека на улицу! А вот вам маленькая компенсация за беспокойство… – сказал Алексей Геннадьевич, протягивая Ольге Петровне сторублевую бумажку.
– Ну, ладно! – сжалилась дежурный администратор, пряча бумажку среди волн на груди. – Но, чтобы все было у меня тихо!
– Будет, как в морге! – заверил Алексей Геннадьевич.
– Ну, так уж не надо! – милостиво разрешила Ольга Петровна. – Спокойной ночи! Особенно вашему женатому другу! – кивнула она на прощание и вышла из номера.
Алексей Геннадьевич подошел к двери, прислушался и повернул блестящую медную защелку. Потер лоб, качнул головой и вернулся к Николаю.
– Ничего не надумал, красавец?
– Надумал. – сказал Костя.
– Молодец! Говори. – оживился Алексей Геннадьевич.
– Я надумал, что раз Эдисон людям так сильно нужен, надо его искать. – снизу вверх взглянул на своего собеседника водопроводчик..
– А больше ты ничего не надумал?
– Больше ничего. – вздохнул Николай.
– Ты не идиот, случаем, нет? Пойми, недоделок, перед тобой тюрьма стоит! И ведь тебе не только отсидеть, тебе еще выйти из нее надо будет! А я тебе обещаю, – не выйдешь!… Не выйдешь! Забьют там тебя, орелик, насмерть. Ты уж мне поверь. У нас руки длинные, везде достанем! Даже жалко мне тебя, дурака маленького… – сочувствующе произнес Алексей Геннадьевич.
Он только успел закончить фразу, как сияющая желтым светом комната вдруг погрузилась в кромешную тьму. Кто-то выключил в номере электричество.
В этой угольной черноте раздались глухие звуки, как будто что-то упало.
– Что за черт? – раздался крик Алексея Геннадьевича. – Что со светом? Где свет? Максим, где вы все?…
– Да, здесь мы! – крикнули в ответ. – Кто-то свет вырубил!…
– Быстро в коридор к дежурной! – взревел Алексей Геннадьевич. – Разберись, что там!
– Дверь не могу открыть… Закрыл кто-то…
– Да, это я закрыл на защелку. Поверни вниз и все!…
– Я повернул… Не открывается!
– И что ты такой безрукий?… Все вы там девяточники, такие, а? Отойди, дай я сам… Да, что ты будешь делать! Как будто снаружи кто-то держит!… Где фонарик? Фонарик есть у кого-нибудь?
– Да он у Славы в соседнем номере!
– Посмотри, где этот, что в углу сидел…
– Да, вроде нет его… Стул валяется! Может, он притаился, где? Эй ты, сучий потрох, подай голос, а то хуже будет? Ну?… Молчит сука!… Кажется, нет его здесь!…
– Смотри лучше!
– Как смотреть-то? Не видно ни хрена!
– Бежал, сволочь!… Еропкин буй! Выбивай дверь на хер! – крикнул Алексей Геннадьевич.
Подполковник слушал раздающуюся во тьме перебранку. Не сразу, но все-таки достаточно быстро он понял, что произошло.
Он подошел к перилам, взобрался на них и, держась за решетчатую перегородку между балконами, полез вниз.
Спрыгнув на асфальт, Аркадий посмотрел вверх. В гостинице не светилось ни одно окно. Он огляделся. Сони нигде не было видно. Держась вплотную к балконам первого этажа, он бегом направился к главному входу.
Когда он оказался в двух шагах от двери в гостиницу, она распахнулась, и на ступеньках появился Коля Саяпин. Его сопровождал конвой с озабоченными лицами. Конвой был сугубо женский. Он состоял из дежурного администратора гостиницы «Мечта» Ольги Петровны Дорошенко и медицинского работника Сони Кальварской.
Из-за деревьев навстречу им вышел стройный черноволосый человек в пиджаке с бронзовыми пуговицами. Это был Костя Шторм.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, Константин Пантелеевич, все нормально. – ответила Ольга Петровна.
– Ты, Аркадий, я смотрю, прямо, как профессиональный форточник по балконам прыгаешь! – кивнул Костя подполковнику.
– А ты думал, почему у меня дома всегда достаток? Работаю вечерами… Даже ночи прихватываю! – пояснил подполковник.
– Ну что, по коням? – спросил Костя. – Машина там, за поворотом. – Ольга, ты минут через пять рубильником щелкни, а то холодильники потекут… – обратился он к дежурному администратору Дорошенко.
– Включу, не беспокойтесь. – сказала Ольга Петровна. – Вы же знаете, во время моих дежурств ничего такого не бывает!
– Смотри, а то вот вычту с тебя, если ресторанная кухня пожалуется, что мясо испортилось! – хозяйским тоном произнес владелец гостиницы «Мечта» Константин Пантелеевич Шторм.
– Да идите уже! – махнула рукой Ольга Петровна. – А то не ровен час, эти наружу выберутся!
Встретившаяся у гостиничного крыльца компания двинулись к прячущейся среди деревьев дороге.
– Момент. – вдруг остановился Костя.
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака нож, и щелкнул кнопкой. Нож выбросил широкое и короткое лезвие. Константин Пантелеевич подошел к стоящему у гостиницы внедорожнику и с силой вонзил нож в широкую переднюю шину.
Из пробитой шины с шипеньем начал выходить воздух.
– Теперь, нормально. – сказал Костя, спрятал нож и повел за собой группу.
В это время дверь гостиницы стремительно раскрылась. Из битумно-черных недр вырвалась огромная бегемотообразная фигура. Это был Павел Сергеевич Папас.
– Меня-то подождите! – возмущенно произнес он.
Поравнявшись с дежурным администратором, он хлопнул ее по туго обтянутым форменной юбкой ягодицам и, прогибая асфальт, припустил за исчезающими между деревьев людьми.
– Паша, я тебе курицу в духовке запекла, она у тебя на нижней полке в холодильнике… Если хочешь, ешь… Меня не жди… Я еще к Ленке после дежурства зайду… У нее дочка заболела… – крикнула ему вдогонку Ольга Петровна.
Через минуту Костин джип, набирая скорость, поехал по разрезающий лесок дороге к центру Каланчевки.
29. Подполковник Стеклов обманывает
– Я знаю, кто на меня показал… Я, если эту суку встречу, порву на тряпки! – грозил в черное окно Коля Саяпин. – И Спиридону отпишу, чтоб он знал, кто его честное имя марает! Спиридон с ним быстро разберется! Яйца поотрывает!
– Это правильно. – одобрил сидящий за рулем Костя.
– А как они тебя взяли-то? – спросил Аркадий.
– Да, невезуха, прямо… Я от нефтяников-то в сквере чисто ушел… Иду уже по площади, а тут эти банкиры всем гуртом вываливают! Прямо из милиции… А они, видать, мою физию уже знали, ну они и хвать меня за холку! Я и рыпнуться не успел…
– А я, только ты, Аркадий, вверх полез, вижу, Костя с Пашей подходят… – с трудом дождалась момента, когда можно будет вставить слово, Соня. – Я к ним подошла, а они говорят, Ольга звонила, москвичи из «Бакин-банка» Колю Саяпина схватили…
– Когда Ольга в гостинице дежурит, я уж знаю, спокойно не отдохнешь! – заметил Костя, сворачивая на центральную поселковую площадь.
В двухэтажном здании поселковой администрации не было ни огня. С обратной ее стороны располагался каланчевский рынок. Он был там, сколько они себя помнили.
А среди его длинных прилавков под железными навесами, пестрых палаток и застекленных киосков стоял привезенный когда-то с железной дороги выкрашенный корабельным суриком вагон.
Этот старый вагон был волшебным местом.
В нем находился тир.
На широком барьере лежал десяток пневматических винтовок с отполированными за десятилетия деревянными прикладами. На дальней стене висели на штырьках разноцветные фигурки жестяных зверей.
Вагончик притягивал к себе каланчевских мальчишек, а, вслед за ними, естественно, и девчонок с силой не меньшей, чем та, с которой планета Земля влечет к себе созревшие краснобокие яблоки.
Аркадий запомнил, как однажды, это было в каком-то из старших классов они вчетвером – Паша, Костя, Сонька и он сам шли после уроков мимо базара. Был солнечный теплый майский день. Через неделю начинались каникулы. Оставшаяся послеобеденная часть дня ощущалась ими почти такой же бесконечно длинной и счастливой, какой обязательно должна была стать и вся их жизнь.
Тот день горьковато пахнул маленькими новенькими тополиными листиками. А внутри них самих перекатывалось волнами, словно даже пошатывая при ходьбе, томительное и сладкое предощущение счастья. Оно не давало им успокоиться, как не дает лежать «Ваньке-встаньке» песок, заделанный в нижнюю часть корпуса.
Чтобы оттянуть момент разбегания по домам, они и зашли в тир.
Лучшим стрелком из них считался Костя Шторм. Аркадий, если и стоял пониже в стрелковой иерархии, то не намного. Паша Папас считал себя вообще превосходящим всех снайперским мастерством. Доказать это на деле, ему никак не удавалось. Должно быть, из-за регулярного невезения. В присутствии зрителей он всегда мазал. В результате на районные, да и внутрипоселковые соревнования по стрельбе его не брали. Сонька, как стрелок, в расчет вообще не принималась.
В это день они отстрелялись так себе. Костя с Аркадием опрокинули вниз головой по одной зверушке. Паше, как обычно, не повезло: он опять никуда не попал. Они уже собрались уходить, когда Сонька вдруг купила пять пулек и тоже решила пострелять.
Она неожиданно уверенно взяла ладное тело винтовки, крепко прижала приклад к плечу и с первого раза попала в крохотную мишень под находящейся в центре коронной фигурой тира – стоящим на задних лапах медведем. Медведь даже как будто удивился своей свирепой нарисованной мордой и, злобно скрипнув, рухнул вниз головой.
За попадание в медвежью мишень, которая вся была размером с большую монету, а ее черная десятка с барьера вообще смотрелась точкой, полагался приз. Большая плитка черного шоколада «Гвардейский» или родственник сбитого хищника – маленький плюшевый медвежонок.
Аркадий смотрел на Соню Кальварскую и не узнавал.
Она стояла, уверенно расставив ноги в стрелковой стойке. Коричневая школьная юбка натянулась на ее уже вполне женских бедрах. Проникающий в вагончик веселый свет полдня делал ее щеку такой молочно-нежной, что прижавшийся к ней справа темный приклад оружия выглядел недопустимо грубым.
Соня уверенно переламывала ружейный ствол и раз за разом роняла жестяных хищников вниз головой.
Как настоящий товарищ, она взяла в награду плитку шоколада «Гвардейский», а не плюшевого медвежонка, хотя он ей очень понравился, и она даже поколебалась несколько секунд. Пошуршав сверкающей фольгой, она разломила плитку на квадратики и угостила всю компанию. Аркадий с Костей взяли по ломтику, а Паша вообще отказался, заявив, что не любит шоколад, хотя обычно, когда удавалось, не оставлял от целой плитки ни крошки.
Тут, конечно, был особый случай. Ведь это они, мужественные парни, должны были небрежно повесить все эти жестянки вниз головой, а злобного медведя в первую очередь. А потом, конечно, выбрав шоколад «Гвардейский», с равнодушным видом сунуть плитку в руки восхищенно глядящей на них спутнице:
– На, Сонька, ешь, мы шоколад не любим. Нам вообще, эти ваши женские сласти противны. Нам бы лучше чего-нибудь горького и крепкого… – этак шутливо должны были бы сказать они.
В тот день получилось по-другому.
Но даже этот конфуз не мог надолго испортить им настроения. И через несколько минут они уже, перед тем как разойтись по домам, договаривались встретиться вечером в сквере у кинотеатра «Космос».
Все это было очень давно. Хотя тир в старом вагоне на каланчевском базаре работал до сих пор. И, как и тогда, днем на площади были слышны негромкие звуки пневматических выстрелов: "чок-ток… чок-ток…"
…Джип неспешно миновал площадь и свернул в неосвещенный переулок.
– Со светом вы хорошо придумали. Просто, но надежно! – оценивающе произнес Аркадий.
– Ты нас плохо знаешь, мы еще и не такое можем! – сказал Костя и остановил машину у Дома специалистов. – Приехали, ребята!
– Это Ольга – молодец! Я бы так не смогла… Забоялась бы! – завистливо вздохнула Соня – Я только дверь у них в номере железным ломиком заложила, чтоб они сразу не вышли…
– А я все понять не мог, что за свет у меня в глазах от любви погаснет… пока дотумкал! – покачал головой над собственной непонятливостью Коля Саяпин.
– Не прибедняйся, все ты сразу понял! Я ж за окном на балконе стоял, все слышал и видел! – похлопал Аркадий по плечу освобожденного пленника.
Николай, довольный похвалой, скромно опустил глаза.
– Слушай, Костя, а Бокалов со своей безопасностью тоже у тебя в гостинице квартирует? – спросил Аркадий.
– Нет. Бокалов на даче у генерального директора нефтезавода живет… А его кореш Алексей Геннадьевич Варравин с бойцами – у меня. Как я понимаю, они в комнате у бакинцев жучок установили. Ну и засекли, когда бакинцы вот этого орла к себе приволокли… и о чем говорили, послушали… Сообразили, что он про Толю Эдисона что-то знает, раз они друзья-приятели! – Костя на секунду оторвался от дороги и бросил взгляд на Саяпина. – Так, что ты у них теперь, Николай, на мушке висишь… как главный наводчик на Эдисона!
– Вот же не было печали, так завела баба кур! Теперь пшена не напасешься… – сокрушенно завздыхал Николай.
– А, где же он спрятался, а? Мне-то уж ты можешь сказать? Даже должен. Я ж все-таки тебя спас! – сказал Костя. – Ты ж понимаешь, уж я-то ему ничего плохого не сделаю! Наоборот, защитить смогу! А?
– Да, вот те нате! – вздохнул водопроводчик. Ну, не знаю я! Ну, Константин Пантелеевич, ну, если бы я знал, ну разве ж я тебе бы вам не сказал!
– Неужели не знаешь, где твой друг-приятель спрятаться мог? Не поверю!. – покачал головой хозяин гостиницы.
– Он не знает. – сказал Аркадий. – Поверь мне, Костя.
– Да? – с сомнение в голосе произнес Шторм.
– Да. – твердо заверил подполковник.
– Ну, ладно. Не знает, так не знает. – сказал Костя и отвернулся.
– Ребята! – блестя глазами, предложил Паша. – Я предлагаю зайти ко мне и немного за удачное дело принять, а? Как?
– Я бы рад, но не могу! У меня тут одно срочное дело нарисовалось… – взялся за руль Костя. – А вы тяпните по стопочке…
– Мы, правда, с Костей все тефтели уже уговорили… – признался Папас. – Но Ольга сказала, что она курицу приготовила и в холодильник положила… У нее курица очень прилично выходит! – завлекающе произнес он. – Так, как?
– Идем, конечно. – сказал Аркадий и они вчетвером покинули уютный, пахнущей хорошей мужской парфюмерией салон автомобиля.
– Ты помнишь про наш договор, Аркадий? – крикнул ему в открытое окно Костя.
– Не беспокойся! – заверил его Аркадий. – Все будет, как договорились.
Он обманывал товарища своего детства. Но совесть его не мучила. Удачливый авторитет поселкового масштаба и владелец гостиницы «Мечта» даже не подозревал в какую страшную игру он решил поиграть. И, если бы Аркадий, действительно, выполнил джентльменский договор о присвоении ими якобы изобретенного Толей Эдисоном оружия, единственное, что могло ожидать Костю Шторма, была бы пуля в голову.
Костя напутственно поднял ладонь. Тяжелый внедорожник, взвизгнув шинами, сорвался с места и его рубиновые огоньки исчезли в густой и пряной, как сироп, летней сибирской ночи.
30. Кальварский меняет координаты
В Доме специалистов горели только окна в квартире Кальварского.
Они поднялись на лестничную площадку второго этажа, куда выходили двери квартир Паши Папаса и Ивана Алексеевича. Площадка, выложенная черно-белыми плитками в виде шахматной доски, была ярко освещена двухсотваттной лампой.
Паша пошел к себе готовить стол, а Аркадий, Николай и Соня встали перед обитой черным дермантином дверью, за которой обитал конструктор Кальварский. Аркадий нажал кнопку дверного замка. Никакого движения в квартире они не услышали, и дверь не открылась.
– Заснул, что ли, дед?… – предположил Коля Саяпин. В его голосе звучало удивление. Иван Алексеевич был не из сонливых, да и он, конечно, должен был дождаться своих посланцев, отправленных на второй уровень башни к укрывшемуся там Анатолию Петровичу Беседину.
– Ну, устал, восьмой десяток человеку пошел все-таки… – успокаивая себя и спутников сказала Соня.
Николай надавил кнопку звонка еще раз, с настойчивостью. Они почти приклеили ушные раковины к зернистой обивке двери.
Тишина.
– Ой, у меня же ключ есть… – всплеснула руками племянница Кальварского. – И что я за дура такая…
Соня вытащила из карманчика платья ключ от врезного замка, сунула его в скважину и дважды повернула. Ключ легко, без скрипа и сопротивления сделал два оборота, и дверь сама, без толчка руками отошла внутрь.
В прихожей горел свет.
– Иван Алексеевич!… Дядя Ваня-я-я… – позвала Соня. – Вы где?… Вы есть…?
Им никто не ответил.
Они вошли в комнату с круглым столом. В песочном абажуре горела лампа. Но Кальварского не было и здесь.
В этот момент у Аркадия в кармане проснулся и начал писком привлекать к себе внимание телефон мобильной связи.
Подполковник вытащил трубку из кармана и нажал разговорную кнопку.
– Аркадий? – грозно спросила трубка голосом Олега Петровича Кондрашова.
– Подполковник Стеклов слушает. – сухо сообщил Аркадий.
– Вот и плохо! – заверила трубка.
– Плохо, что я до сих пор на ногах, а не в кровати? – осведомился Аркадий.
– Плохо, что ты не изучаешь приказы по организации оперативной работы! Приказом начальника управления номер триста десять еще в начале года запрещено упоминание специальных званий во время переговоров по проводной или эфирной связи.
– А вам не изменяет ли память, Олег Петрович? Не триста ли одиннадцатый это был приказ? – решил уточнить Аркадий.
– Нет. Именно, триста десятый! Именно! А в марте его требования к оперсоставу были еще раз продублированы приказом триста сорок.
– Спасибо, Олег, теперь я запомню! – поблагодарил Аркадий. – Ты только за этим звонишь?
– Нет не только. Это я из тебя попутно настоящего оперативного работника делаю… А, вообще, я хотел спросить… Ты с этим Левандовски из Агентства по контролю за использованием энергии раньше нигде не пересекался, а? По прежней работе?
– Да, нет. Впервые у тебя в кабинете увидел. – твердо заявил Аркадий.
– А что же он тебя хвалит?
– Как хвалит? – удивился подполковник.
– Говорит, что у тебя умное и интеллигентное лицо… Смешно, правда?
– Очень. Я сейчас как раз думал, над чем бы посмеяться. Хорошо, что ты позвонил.
– Нет, ну ты, Аркадий не обижайся, но, действительно, ты и интеллигентность… Согласись, это вещи несовместимые!… А, может быть, ты ему свой булатный кинжал подарил, а? Вот он и рассыпается?
– Ничего я ему не дарил! А кинжал в сейфе лежит. Можешь проверить. Ключ в верхнем ящике стола.
– Ну ладно, это я так, к слову… У меня к тебе есть два вопроса… Ты нашел этого Эдисона, который ядерные заряды может взрывать?
– Пока нет! Но напал на след… – решил обнадежить руководство Аркадий.
– Ладно, бог с ним, с этим доморощенным Эдисоном… Возможно, он тут на самом деле и не причем… А вот скажи мне, не известен ли тебе случайно некто Кальварский Иван Алексеевич? Проживает как раз в Каланчевке.
– Известен. Есть такой. Пенсионер.
– Это не ли бывший главный конструктор закрытого КБ «Спецрадиосвязь», а?
– Да, вроде так…
– Аркадий, дорогой, так это тебя случайно не наводит на мысль..
– О своей собственной пенсии?
– Причем тут твоя пенсия? Она от тебя не уйдет! О том, что этот Кальварский как раз и может быть настоящим создателем этого прибора для подрыва ядерных зарядов на расстоянии!… А? Не приходило в голову? Ведь его конструкторское бюро чем-то таким и занималось… Передачей командных сигналов беспроводным путем… Тебе это в голову не приходило?
– Нет. Не приходило… Да ему лет-то сколько? Он уж сто годов, как на пенсии…
– Плохо, что не приходило! А вот господину Левандовски почему-то пришло! – с упреком в голосе произнес Кондрашов.
– Мало ли, что кому в голову придет!
– Не кому-то! Не кому-то! А полномочному представителю МАКПЭ! Который прибыл сюда с санкции знаешь кого?
– Нет, не знаю!
– Правильно. Потому что про такой уровень тебе и знать не положено! Но, поверь мне, он прибыл к нам с санкции очень высоких людей. Очень! – голос Олега Петровича зазвучал только что не звоном Кремлевских курантов.
– Верю! – сказал подполковник Стеклов.
– А, где сейчас этот Кальварский, а?
– Ну, как где? Дома спит. Олег, ты на часы-то посмотри! Ночь на дворе, однако!
– Ты уверен, что он дома спит?
– Ну, как я могу быть уверен? Я что, с ним в одной кровати сплю? За кого ты меня принимаешь?
– С кем ты спишь, нам известно! Это тебе только кажется, что никто ничего не замечает! Все я про твои шашни с секретаршей из первой приемной знаю!.. Так вот, надо срочно выяснить, дома ли этот пенсионер? И, если нет, то установить, где он находится…
– Слушай, Олег, но время-то…
– Выяснить и незамедлительно доложить! Ясно?
– Так точно, товарищ главный маршал артиллерии! – торжественным голосом ответил Аркадий.
– Аркадий, ты все-таки думай над своими словами! – наполнился совсем не шуточным гневом голос начальника. – Не забывай, кто я и кто ты!
– Товарищ полковник, простите, ради бога! – затрепетал голосом Аркадий. – Я совсем не хотел вас обидеть. Но есть же приказ, о котором вы сами только что упоминали… Он предписывает оперсоставу употреблять в разговорах по телефонной связи не настоящие звания и должности, а такие, которые бы полностью дезориентировали ведущего прослушивание противника! Я только в этом смысле назвал вас ложным званием!
Кондрашов издал невнятный звук и отключился.
Аркадий окинул комнату взглядом.
Пенсионера Кальварского в ней не было.
И где он находился, неизвестно.
Аркадий постарался быть внимательным.
Как будто ничто не говорило о каких-либо происшедших здесь чрезвычайных событиях. Стол чист. Карты лежат на скатерти аккуратной колодой. Блюдо с бутербродами и чайной посудой убрано.
– И на кухне его нет… – раздался из-за стены голос Сони. – Куда ж он делся… Может быть, прогуляться вышел…
Ба-а-а… Бра-а-амс-с-с! – вдруг громко ударило прямо под ухом у Аркадия. Он даже вздрогнул.
Это били стоящие в углу напольные часы, похожие на деревянную модель британского Биг Бена.
Аркадий и Коля Саяпин вместе подошли к часам.
Все – как обычно. И все-таки что-то – не так. И Аркадий понял, что. На полированной поверхности еще полтора часа назад стояла фигура рыцаря в доспехах, опирающаяся руками на могучий меч. Фигура настолько тяжелая, что вряд ли станешь автоматически, не замечая, что делаешь, переставлять ее с места на место.
Теперь рыцаря на часах не было.
Аркадий окинул взглядом комнату в поисках железного бойца.
И почти сразу его увидел: рыцарь был внутри старого монументального буфета. За дверцей с толстым граненым стеклом. А рядом с нижним концом его меча стояла фарфоровая чашка с изображением вида на Московский кремль со стороны Спасской башни.
«Что бы это значило?… Московский кремль… Спасская башня?… – пытался понять увиденное Аркадий. – Башня?… Оборонительная башня… Что такое кремль?… Средневековая оборонительная крепость… Да, точно! Крепость! Конечно, ну, где же ему еще быть!»
– Я понял, где сейчас Иван Алексеевич. – вслух произнес Аркадий.
– Где? – повернулся к нему Коля Саяпин.
– Где? – каким-то образом услышала его через стенку, находящаяся в кухне медсестра, и тут же оказалась рядом.
– В крепости. – сказал Аркадий.
– Сейчас? – спросила Соня. – Что ему в два часа ночи там делать?
– Полагаю, что он там прячется. – честно ответил под-полковник.
В это время в коридоре ожил дверной звонок.
Находящиеся в комнате застыли в тревоге.
Они одновременно вышли в узкий коридорчик. Аркадий осторожно заглянул в дверной глазок. На площадке стоял Паша Папас, превращенный широкоохватной линзой в квадратного гиппопотама.
– Ну, где вы пропали? Идемте ко мне! Я уже все приготовил, а вы все не идете! – недовольно произнес он, когда Аркадий открыл дверь.
– Ивана Алексеевича нет! – округлила глаза Соня.
Паша открыл рот и переступил с ноги на ногу.
– Как нет? А где же он? – удивленно произнес он.
– Аркадий говорит, что в крепости. – понизив голос, прошептала медсестра.
– В крепости?… А-а-а-а… – озадаченно протянул Папас.
– Я думаю, нам надо его навестить. – предложил Аркадий.
Крепостью в Каланчевке называли старые городские ворота – массивное каменное сооружение с высокой надстройкой над тумбообразными ногами.
Каменной стеной город никогда не обносился. Ее не успели построить. Степные народы к началу девятнадцатого века угомонились, да и военная наука начала считать средством защиты от противника не городские стены, а артиллерийские орудия и быстрое передвижение войск.
Директором и смотрителем этого исторического объекта, а, в действительности, дворником, прилегающей к воротам небольшой территории, и работал после выхода на пенсию бывший главный конструктор закрытого КБ «Спецрадиосвязь» Иван Алексеевич Кальварский.
Каменные ворота гигантским кубом возвышались между рекой и запущенной частью сквера.
Внимательно осмотрев сквозь ветки акациевых кустов окрестности ворот, Аркадий, Папас, Коля Саяпин и Соня не ощутили ничего настораживающего. Выйдя из-под деревьев, они вступили на выложенную плиткой площадку. Перед ними чернело сводчатое отверстие сквозного прохода..
В одной из стен внутри прохода была утоплена низкая железная дверь, перекрещенная коваными полосами.
Папас взялся за большую, гнутую в виде змеи металлическую ручку и потянул дверь на себя. Она испуганно взвизгнула и открылась.
Коля, не входя, протянул руку внутрь темного помещения, нащупал на стене выключатель и зажег свет. Перед ними предстала маленькая каморка.
Вдоль ее стен стояли дворницкие принадлежности – широкая дюралевая лопата для уборки снега, деревянный совок для мусора, две метлы: одна поистершаяся на шершавой брусчатке, а другая совсем новая, свежий веник из зеленых веток и бочка с песком на случай то ли пожара, то ли гололеда. На вмурованном штыре висели брезентовый фартук и моток толстой веревки. На первый взгляд стены каморки были глухими и другого выхода не имели.
Но так только казалось.
Четверть века назад их впервые привел сюда любитель-краевед – дядя Ваня. Тогда он казался им совсем пожилым человеком, а на самом деле инженер Кальварский был тогда сорокапятилетним мужчиной в самом расцвете сил, примерно таким, какими они сами были сейчас.
Он и показал им узкий проход, находящийся в одном из углов каморки. Это была почти щель, в которую надо было протискиваться боком. За ней начиналась пробитая в толще каменного тела ворот лестница. Она вела наверх, где находилось большое просторное помещение с узкими окнами-бойницами.
По замыслу военных инженеров-фортификаторов императорского генерального штаба, здесь, за двухметровыми стенами должен был в случае необходимости помещаться наблюдательный пункт, а, возможно, и огневая точка.
Один за другим они втиснулись в узкую щель и стали подниматься по лестнице, ведущей в надстройку над аркой старых городских ворот.
31. В крепости
Кальварский находился здесь.
В крепости. Внутри каменных городских ворот, территорию вокруг которых в должности дворника он ежедневно убирал каждое утро, независимо от времени года.
Иван Алексеевич сидел в своем высотном бункере и готовил себе кофе. В просторном каменном мешке пахло полуденным пляжем и настоящей «арабикой». На выложенном плитами полу стоял небольшой электромангал с раскаленным песком. В песке была наполовину зарыта большая медная турка.
У длинной стены, что располагалась над проходом в воротах, стоял маленький складной столик. На нем был наклонно прислонен к нештукатуренной кирпичной стене большой кухонный противень. Он закрывал вертикальную прорезь, чтобы снаружи не был виден свет. Остальные окна-бойницы были прикрыты старыми выцветшими шторами, двумя досками и даже синими штанами от рабочей спецовки.
На столике лежала в тарелке аккуратно отрезанная вдоль половинка печеной в духовке курицы.
– Проходите, гости дорогие! – совсем не удивился, но, напротив, обрадовался хозяин, обликом сильно смахивающий не на отставного главного конструктора, а на старого доброго лешего.
– А я думаю, куда половина курицы делась? – воскликнул Павел Сергеевич. – А она – вот где!
– Павел, прекрати! Нашел, что сказать, долго думал! – цыкнула на него Соня.
– Ничего не знаю про твою курицу! Эту мне Ольга дала! – обиделся на обвинение в хищении еды Иван Алексеевич.
– Сама? – удивился Паша. – А мне ничего не сказала!
– Паша, замолчи! – зашипела на него Соня. – Курицу пожалел!
– Ничего я не пожалел! – возмутился Павел Сергеевич. – Просто, я посмотрел в холодильник, там половина курицы… Я и подумал, а где же другая половина? А она – вот! Нашлась!
– Паша, да хватит тебе про эту курицу! – гневно уставилась на него своими синими глазами Соня.
– Вы дверь за собой закрыли? – озабоченно спросил Кальварский.
– Я закрыл и железную щеколду накинул! – сказал Коля.
– Иван Алексеевич, вы почему в крепости прячетесь? Случилось что-нибудь? – спросил Аркадий.
– Я не прячусь… Это вообще моя дворницкая, чтоб ты знал! Рабочее место! О, кофе готов! – воскликнул Кальварский и не по возрасту резво бросился к мангалу, где горло турки уже было забито выползающими через край крупными, как виноград, пузырями.
Иван Алексеевич принес турку и поставил на столик рядом с курицей.
– Кто кофе будет, несмотря на поздний час? – гостеприимно осведомился он.
– Все. – взяла в свои в руки власть женщина.
Кальварский достал из деревянного ящичка под столиком гору разномастных, вставленных одна в другую чашек и расставил их в ровную шеренгу. Коля натащил к столу с разных концов бункера походные стульчики, два пластмассовых ящика из-под бутылок и низкое обитое плюшем кресло с резными деревянными подлокотниками. Кресло он поставил позади Кальварского.
Авторитет старого инженера в этом мире для него являлся неоспоримым. Кальварский, по его мнению, знал абсолютно все на свете, говорил по делу и интереснее, чем даже сам смотрящий Кемеровской колонии общего режима Спиридон.
– Так, что все-таки случилось, Иван Алексеевич? Для чего вы в два часа ночи решили на свое рабочее место заглянуть и рыцаря в буфет поставили, а? – вернулся к своему вопросу Аркадий, когда они сели за стол.
Иван Алексеевич поставил брови вертикальными палочками и вздохнул.
– А вот, кому с коньячком? – предложил Паша, доставая их кармана своих необъятных штанов плоскую железную фляжку двухлитрового, как минимум, объема.
– Да подожди ты со своим коньяком… Все мысли об одном! – заворчала Соня.
– Мне кажется… – с удивлением произнес Иван Алексеевич, – Они пришли.
– Кто? – поставил чашку на стол Аркадий.
– Я до конца не уверен… В конце концов, мне могло показаться… – бросил брови вниз Кальварский.
– Соня, если ты не хочешь коньяку, то не добавляй, никто тебя не заставляет… А почему ты за других решаешь? – обиженно задышал носом Папас.
– Так, что вам показалось, Иван Алексеевич? – всем корпусом повернулся к смотрителю городских ворот Аркадий.
– Я их всегда так и представлял… Один такой, вроде обыкновенного канцеляриста, а второй – прямо… Генерал!
– И чего они к вам пришли, Иван Алексеевич? – начал терять терпение Аркадий.
– Да им не столько я, сколько Толя Эдисон нужен… Я – так… Во вторую очередь… Просто Толю они найти не могут…
– А зачем им Толя? И кто такие эти ваши – они? Говорите! Хватит ходить вокруг да около! Иван Алексеевич! – начиная терять терпение, произнес подполковник.
– Ну, из-за этой штуки дурацкой! Я ж ему говорил, ну додумался и молодец! И молчи! Может, не ты один додумался, только все остальные молчат, а ты звенишь! Дойдет до кого надо, большие неприятности могут быть… Да им и прихлопнуть тебя ничего не стоит… Так, у него же за зубами ничего не держится!…
– Вы про информационно-аналоговое оружие говорите, Иван Алексеевич или про что? Вы тут как-то намекали, что Толя еще кое-что выдумал… Похуже оружия… – не сводил Аркадий глаз с Кальварского.
– Если б он только оружие выдумал! – сокрушенно махнул рукой старый конструктор.
– Так, что ж тогда? Говорите, наконец! – ударил кулаком по своему колену подполковник.
– Понимаешь, Аркадий, идея-то лежала на поверхности… – протянул к нему раскрытую ладонь Кальварский. – Электромагнитную команду ведь можно использовать не только для возбуждения взрывных процессов… Но, строго говоря, любых!
– Иван Алексеевич, вы коньячку не хотите? – сунулся в разговор Папас.
– Господи, да угомонишься ты когда-нибудь! – замахнулась на Павла Сергеевича Соня. – Дай людям поговорить!
– Да, а я что? Ну, пусть говорят! Уже спросить нельзя! – обиделся на медсестру отставной майор.
– Можно передать, скажем, запись излучения работающего электромотора на не подключенный к сети электродвигатель… – продолжал Кальварский. – И по его обмоткам потечет ток! Как будто внутри него крутится ротор. А ротор при этом будет, естественно, находиться в неподвижном состоянии… Да, его может и вообще не быть!
– Но ведь, наверное, мощность этого излучения должна быть очень большой? – почесал кончик носа Аркадий.
– Да, вот в том-то и дело, что нет! – всплеснул короткими лешачьими руками Кальварский. – В том-то и сущность информационно-аналогового способа управления материей, что мощность этого излучения вообще никакого значения не имеет! По мощности, оно может быть чрезвычайно слабым!
– Как так? – спросил Аркадий.
– А вот так! Дело совсем не в мощности, а в характере сигнала! Одного слова жены бывает достаточно, чтобы муж перенес из гаража на кухню целый мешок с картошкой. Энергия, затраченная женой на произнесение этого слова в тысячи раз меньше, чем энергия, израсходованная мужем на несение сорокакилограммового мешка. Так и тут. Слабенькое электромагнитное излучение маленькой радиостанции в сотую часть ватта сможет возбудить ток в обмотках гигантского злектромотора мощностью в миллионы ватт, если передаст на его обмотку нужную информацию. Под ее воздействием материя будет послушно выдавать любое количество энергии!..
Белые прядки на голове старого инженера встали дыбом.
– Если мир узнает о Толином открытии, каждый человек сможет получать любое количество энергии, практически без всяких усилий…. – Иван Алексеевич выкатил свои синие глаза вперед и неотрывно уставился ими на Аркадия.
– Да… Ну и дела… – покачал головой подполковник, получивший подтверждение своим самым худшим опасениям.
– То-то и оно! – поднял указательный палец Иван Алексеевич. – А Толя, вопреки моим предупреждениям, сделал реально действующий прибор, способный записывать электромагнитное излучение, рождающееся во время различных процессов, и затем передавать его в виде различных команд на осуществление взрывов или мирное производство энергии. Более того, он продемонстрировал его действие кое-кому в Москве!…
– В Москве? – переспросил Аркадий.
– Ну, да! Как же Они могли не придти! Ведь Толина глупость неминуемо опрокинет все устройство человеческой цивилизации! Изменится мотивация труда… Исчезнет старая управленческая элита, в конце концов!… Кому будут нужны, например, нефтяные короли? Разве они могут это допустить?… – Иван Алексеевич остановил свою речь и в упор посмотрел на своего бывшего ученика. – Аркадий, скажи мне честно, а ты не от них? Ты не по их поручению Толю ищешь, а?
– Нет. – сказал Аркадий, смотря Ивану Алексеевичу в синие глаза старого лешего. – Я сам по себе. Честное слово.
– Аркадий, а тебе в кофе коньячку не плеснуть? – опять навис своей громадой над маленьким походным столиком Павел Сергеевич.
– Паша, я тебя убью! – пообещала медсестра. – Дай же ты умным людям поговорить!
– Ну, да, а я, значит, полный дурак! – снова обиделся Папас.
– Я так не говорила! – поджала губки Соня.
Павел Сергеевич с видом «знать тебя не знаю» налил в крышечку фляжки свой выдаваемый за коньяк напиток и гневно выплеснул его в рот.
И в этот момент все сидевшие за походным столом замерли.
Снизу кто-то с силой застучал в закрытую дверь.
Аркадий привстал, отодвинул кухонный противень, закрывающий прорезь в стене и выглянул вниз. Перед наружным фасадом ворот как будто никого не было.
Он встал, подошел к противоположной стене и приподнял закрывающую бойницу темную штору.
Перед воротами стояли несколько мужчин.
В одном из них Аркадий узнал Алексея Геннадьевича Варравина, помощника начальника службы безопасности «Сибпромнефти» отставного генерала Бокалова.
– Гражданин, Кальварский, открывайте! – раздалось снизу. – Мы знаем, что вы там!
– Это он! – сказал Иван Алексеевич, посмотрев из-за Аркадьиного плеча вниз.
– Кто он? – повернулся к нему подполковник.
– Ну, один из тех двоих, что приходили ко мне днем! Тот, что с генералом был…
Находящиеся в оборонительном укреплении молчали.
– Открывайте! Не тяните! У вас находится подозреваемый в умышленном поджоге гражданин Саяпин.
– Аркаша, давай откроем и врежем им по сопаткам, так, чтоб им бурундукам, мало не показалось! Чтоб бурундучье навсегда забыло, как людей беспокоить! – предложил Павел Сергеевич.
Подполковник пересчитал стоящих внизу людей. Их было пять. Да еще под сводом ворот кто-то был.
– Или они нам врежут… – пробурчал Аркадий.
– Да мы из этих бурундуков быстро чучел наделаем!.. – не унимался Папас.
– Да, брось ты, Паша, баллоны надувать, это ж профессионалы все-таки… Они сами из кого хочешь чучела сделают… И оружие у них…
– Ты же сам власть, Аркадий! Что ж они в тебя палить станут?
– Пока я удостоверением махать буду, они Ивана Алексеевича с Колей утащат, и насчет Толи Эдисона мордовать будут! – сказал Аркадий.
– Ну, да, так мы им и сказали, где он! – обиженно дернулся Коля Саяпин.
– Еще никогда Кальварский не выдавал друзей! – поддержал его Иван Алексеевич.
– Разные есть методы. – заметил Аркадий.
– Иголки под ногти, что ли? – полюбопытствовал Павел Сергеевич.
– Ужас какой! – округлила глаза медсестра.
– Иголки под ногти – это самое легкое… Это так, почти что ничего! – заверил подполковник Стеклов.
– Кальварский! Открывайте! Или мы дверь рванем! – раздалось снизу.
– Аркадий, так ты подмогу вызови… У тебя сотовый с собой? – предложил Паша.
– Сотовый-то с собой… Он у меня всегда с собой… Только вот кому эта подмога помогать будет, когда приедет… Николая уж точно возьмут за шкварник. Да и Ивана Алексеевича тоже с собой заберут… А потом, скорее всего, вот этим самым бурундукам, что внизу, и отдадут… Мне почему-то кажется, что милицейское начальство, да и мое, к этим ребятам из «Сибпромнефти» куда ближе, чем к нам…
– Что же тогда делать? – растерянно спросил Иван Алексеевич.
– Аркадий, что ты молчишь?… Придумай что-нибудь! – с женской требовательностью обратилась к подполковнику Соня и даже топнула на него ногой.
– Да, ситуация… – потрогал Аркадий занывшую, видимо в предчувствии добрых примочек, челюсть. – Осады нам не выдержать! Дверь они в конце концов снесут…
– Уходить надо. – сказал Иван Алексеевич.
– Каким образом уходить? – повернулся к обитателю городских ворот Аркадий. – На крыльях, что ли?
– Кальварский! Через минуту мы взрываем дверь! – донеслось снизу.
– Через подземный ход можно уйти. – сказал директор городских ворот.
– Он же завален? – уставился на инженера Павел Сергеевич.
– Не совсем. – с заговорщицким видом прошептал Иван Алексеевич.
– Можно пройти? – с надеждой спросил Аркадий.
– Ну, там, в обход завала поплутать надо, но пройти, можно. Прямо в Брусницкий подвал… Правда, есть там одно такое место… Я его всего один раз проходил… И до конца не понял…
– Ну, один-то раз проходил? – спросил Аркадий.
– Один раз – да.
– Ну, тогда под землю! Ничего другого не остается! – скомандовал подполковник Стеклов.
Кальварский с юношеской сноровкой бросился в один из углов помещения, увлекая всех за собой.
Он нагнулся и начал поднимать большую каменную плиту в полу. Зазор между ней и прилегающими плитами был совсем узким, и ему никак не удавалось просунуть свои пальцы в щель.
– Нож бы какой-нибудь… – проскрипел он.
– Такой пойдет? – Коля вынул небольшой остро-отточенный нож.
– Давай! – протянул руку Папас.
Он взял у Коли нож, сунул его лезвие в щель, нажал, пытаясь, используя как рычаг, приподнять плиту и с недоумением поднял к глазам одну рукоятку.
Сломавшееся лезвие осталось в щели.
– Господи, да дайте мне! – взвилась от досады Соня и, протиснувшись между мужчинами, втиснула свои тонкие, но сильные пальцы медицинской массажистки в зазор.
Внизу прогремел взрыв.
Соня напрягла свои руки так, что ее запястья побелели. И вдруг плита пошла вверх и приподнялась своим нижним краем над поверхностью пола. Стремясь реабилитировать себя за неудачу с ножом, Павел Сергеевич засунул под плиту свои солидные, как тома энциклопедии, ладони и легко отодвинул каменный пласт в сторону.
– Иван Алексеевич, фонарик! У вас есть фонарик?
Кальварский бросился к столу, нагнулся к стоящему под ним деревянному ящику, нервно пошумел в нем и выдернул длинный блестящий цилиндрик ручного фонаря.
И в это время они услышали шаркающий шум шагов по каменным ступеням лестницы.
– Иван Алексеевич, вы – первый, будете светить фонарем, Паша – ты последний, задвинешь за собой плиту! – скомандовал Аркадий.
И старые (за исключение Сони) каланчевцы один за другим погрузились в черный, дышащий холодом квадрат.
32. В подземном городе
Вслед за желтым кружком фонаря, они осторожно спускались вниз.
В массивном теле городских ворот военными проектировщиками была заложена тайная лестница, ведущая в подземный город.
Созданный когда-то, в первые десятилетия освоения края для обороны от беспокойных степняков, он был окончательно заброшен больше века назад и для большинства людей не существовал. Но некоторые чудаки, вроде Ивана Алексеевича, год за годом уходили в темноту и подземный город нехотя открывал им свои бессолнечные улицы, загадочные перекрестки и глухие комнаты.
Одной из его улиц и был каменный туннель, ведущий из городских ворот в подвал старого здания, где когда-то был провиантский склад одной из дивизий Сибирского казачьего войска. В годы НЭПа там размещался продуктовый магазин Анны Павловны Брусницыной, по имени которой почему-то и закрепилось в памяти каланчевцев название здания.
Ныне в нем так же располагался магазин. Он назывался «Отборные продукты и вина». Собственником этого гастрономического рая уже год, как являлся Константин Пантелеевич Шторм.
Преследуемая пятерка медленно пробиралась в подземной тьме. Пахло грибами.
Живой кругляшок фонарного луча прыгал по ровной кирпичной кладке стен, большим квадратным каменным плитам, выстилающим пол, и сводчатому потолку. Тоннель был достаточно широк – метров около трех и высок – можно было идти, не пригибаясь.
Несмотря на непроглядную тьму впереди, им все время хотелось прибавить шаг. Сзади им чудился охотничий бег погони. При профессиональном обыске обнаружить неплотно прилегающую плиту несложно. И они ловили напряженным слухом шумы за своей спиной.
Но никаких звуков, кроме собственных негромких шагов и взволнованного дыхания, не доносилось до их ушей.
Внезапно луч света сорвался с полукруглого потолка и ушел куда-то вверх. Взгляды идущих прыгнули вслед за ним.
Неунывающий желтый кругляшок висел метрах в пяти над их головами. С помощью фонарика они осмотрелись. Подземный коридор привел их в широкое и высокое помещение. В его противоположной стене зиял проход, видимо, там продолжалась подземная улица. В боковой стене гигантского зала чернела широкая ниша, высотой в человеческий рост. В ней стояли какие-то длинные ящики.
Аркадий подошел к нише, ощупал верх одного из ящиков. Он был закрыт на натяжные металлические запоры. Аркадий с усилием щелкнул дужками замков и отвалил крышку.
Луч света от фонаря Ивана Алексеевича забрался во внутрь ящика. Там тускло блеснули стволы винтовок.
– Это японские «Арисака». – сказал Кальварский. – Я проверял. Судя по всему, с гражданской войны. Они были на вооружении Колчаковских войск.
– Дайте мне-то посмотреть! – притиснулся к ним теплой бегемотовой тушей Папас. – Ни хрена себе – винтари… Во дела!
– Да тут целый склад! – восхищенно воскликнул из-за их спин не вышедший ростом Коля Саяпин.
– Давайте с собой возьмем! – радостно предложил Папас.
– Паша, я смотрю, ты за время службы в конвое не настрелялся! – сказал Аркадий.
– Ну, правда, Паша, ну идти же надо, ну, что ты, как ребенок прямо! – запричитала где-то рядом невидимая во тьме Соня.
– Да, ребята, тут всякое такое встречается… Это еще что! – с гордостью экскурсовода, который всегда ощущает себя отчасти владельцем демонстрируемых экспонатов, произнес хранитель городских ворот. – Я думаю, если Колчаковское золото, которое все ищут, где-то и спрятано, то, скорее всего, здесь…
– Это из золотого запаса России, который у Колчака был? – спросил начитанный водопроводчик.
– Да. – важно подтвердил Иван Алексеевич. – Из Омска эвакуировалось одно количество золота, а в Красноярске ревком обнаружил совсем другое… Примерно на треть меньше… Не хватило, как считают, примерно сто ящиков по тридцать два килограмма в каждом…
– Это ж три тоны золота усохли!… Вот, ребята дела делали! – восхитился водопроводчик.
– Зачем адмиралу это золото было где-то в тайге прятать? Надежнее место, чем здесь не найдешь!.. – сказал подземный гид. – К тому же, после отступления Колчака все чертежи подземной крепости бесследно исчезли… Даже самые старые, первой половины восемнадцатого века… Они хранились в архиве канцелярии казачьего войска… Думаю, не случайно…
– Вот бы найти… – мечтательно вздохнул Коля Саяпин. – Я бы себе такую удочку купил… Я один спиннинг в охотничьем магазине видел… О-о-о! Траулер, а не спиннинг!..
– Давайте, поиски колчаковского золота до другого раза отложим! – строго сказал Аркадий. – А сейчас, надо идти… А то не ровен час!… Догонят и…
– Аркадий, что ты говоришь такое! Тьфу на тебя! – сердито сказала Соня.
Они двинулись дальше.
– Ой! – вдруг вскрикнула медсестра. – Ой-е-й! Как я ногу ударила! Иван Алексеевич, посветите, тут какие-то железяки валяются… Круглые…
– Это ядра для мортир… Еще те, чугунные, что до снарядов были… Тут их много разбросано… Но они у стенок… Держитесь посередке и все будет нормально. – посоветовал Кальварский.
– Бабкин сон, да с какого ж времени они тут валяются? – изумился Коля Саяпин.
– Ну, давно… После крымской войны 1856 года, рус-ская армия начала перевооружаться на нарезные орудия для которых нужен конический снаряд… Так что, лет сто пятьдесят.
– Что ж они за столько лет их убрать не смогли! – возмутилась Соня.
– Вот бардак! И тогда порядка не было! – вздохнул слесарь-водопроводчик.
– Аркаша, ты где? Можно я за тебя держаться буду?… – жалобно простонала рядом с ухом подполковника Соня. – А то я отстать от вас боюсь!
– Не отстанешь! Я – хвост держу. – сообщил Папас. – Кто будет отставать, на меня наткнется!
– Давай руку, я вот он… – Аркадий нашел в темноте холодную Сонину ладошку и надежно ухватил ее своими пальцами.
– Так, стоп! Впереди завал… Где-то справа должен быть обходной канал… – скомандовал знаток городских подземелий и начал шарить лучом фонаря по стене. – Да, где же он?… Что за наваждение!…
– Дядя Ваня, мы что, заблудились? – жалобно пискнула Соня.
– Да, не говори ты под руку! – буркнул обеспокоенный Кальварский.
Все замерли с молитвой в душе. И те, кто бывал в церкви. И те, кто – нет.
– Ох, старая голова, он же вон где! Мы ж его прошли! – обрадованно воскликнул проводник и сделал несколько шагов назад. – Ребята, сюда!…
Натыкаясь друг на друга, каланчевцы бросились на свет фонаря.
Уходящий в сторону боковой ход был значительно уже тоннеля, по которому они до этого шли. Им показалось, что где-то рядом капала вода.
– Так, так… все правильно… – убеждал не столько спутников, сколько себя Иван Алексеевич. – Еще десять шагов и… и… и… Да, где же он, гад ползучий? – в сердцах вскричал конструктор.
– Какой гад? – испуганно спросила за его спиной Соня.
– Такой большой! Людей любит кушать… – пробурчал Иван Алексеевич.
– Неправда! Нет тут никаких гадов! – не веря своим словам, громко заявила Соня.
В темноте вдруг послышался непонятный, похожий на далекий рокот мотора звук.
– Аркаша, я боюсь! – прошептала медсестра и Стек-лов почувствовал прижимающийся к нему мягкий женский бок.
– Куда же он делся? – бормотал себе под нос Иван Алексеевич.
– А что должно быть-то? – спросил Коля Саяпин.
– Коридор здесь должен быть перпендикулярный нашему проулку… Он идет параллельно основному тоннелю, по которому мы до этого шли…
– Так, я вот на какой-то развилке и стою! – подал голос Папас. – Я руки в стороны развел, а стен достать не могу… Может, это он и есть?
– Фу-у-у… Точно он! – облегченно вздохнул подземный поводырь. – Мы его просто прошли… А я уже испугался, куда он пропал… Ну, все, теперь уже скоро! – заметно повеселевшим голосом произнес он.
Внезапно за спинами идущих появился свет и их огромные тени черными полотнищами вытянулись по кирпичным стенам.
Они встревоженно обернулись.
Папас держал в руках какой-то странный светильник. На его пузатом корпусе, не колеблясь, стоял маленький, похожий на осенний листок березы, язычок пламени.
Аркадий присмотрелся. Светильником являлась Папасова фляга с фальшивым коньяком, над горлышком которой и горело пламя.
– Смотри, как горит! Что значит качество! – горделиво произнес Павел Сергеевич. – Я носовой платок в жгут скатал и из него фитиль сделал… Хорошо, я спички со стола захватил!
Имея теперь два источника света, – фонарик в руке Ивана Алексеевича впереди и Пашину спиртовку сзади, – они почувствовали себя увереннее.
Метров через пятьдесят они увидели, что с одной стороны коридора кирпичная стена сменилась металлической решеткой из толстых арматурных стержней.
Они подошли к решетке и Кальварский вместе с Пашей посветили сквозь ее прутья.
За решетками лежал большой зал. Его дальнего конца видно не было. У его стен стояли металлические ящики с торчащими из них концами проводов. Посередине – длинные столы с разбросанными частями каких-то приборов. По потолку тянулись длинные линии ламп дневного света. Одна лампа вылетела концом из гнезда и висела вертикально.
– Бывший подземный командный пункт ракетной дивизии ПВО, – сказал Кальварский.
– Надежно упрятано… – одобрил отставной майор, поднимая вверх свою горящую флягу. Носы подземных путешественников защекотал резкий алкогольный запах.
Аркадий, как и все остальные, с детства знал военный городок дивизии, расположенный на поверхности над тем местом, где они сейчас находились.
Рядом с закрытой краснозвездным забором территорией воинской части, стоял дивизионный клуб – двухэтажное кирпичное здание с двумя покрытыми белой штукатуркой колоннами у входа. Оно было построено еще до революции. Тогда здесь размещалась канцелярия Сибирского.
казачьего войска.
В клубе был кинозал, буфет и биллиардная. А по вечерам в нем работали многочисленные кружки и студии. Их вели офицерские жены. В них занимались дети офицеров дивизии. Но не только. Туда принимали и детей обычных, не военных каланчевцев.
Аркадий с Пашей ходили в радиотехнический кружок. А еще записались в секцию классической борьбы. Смешно сказать, но Костя Шторм, тогда единственный из каланчевских мальчишек, ходил в кружок бальных танцев. Конечно, не по своей воле. Его мать очень хотела, чтобы он стал артистом.
Над ним, естественно, пробовали смеяться школьные и уличные приятели. Но Костян, несмотря на то, что ни борьбой, ни боксом не занимался, был парнем не робким. Он из-за каждого слова лез в драку и бился так отчаянно, что насмешки быстро прекратились. Наоборот, над его необычным для каланчевского мальчишки занятием даже как будто возник ореол мужественности, – ведь не где-нибудь танцует, а в военном клубе!
А радиотехнический кружок тогда два раза в неделю вел как раз их нынешний провожатый – инженер Кальварский. Именно под его руководством они сконструировали и собрали такие невиданные для того времени вещи, как пульт дистанционного управления телевизором и специальную реле-вставку, принимающую сигнал и переключающую каналы.
– Аркадий, ты правда это сам сделал? – округлив глаза, спросила его юная Соня Кальварская, когда он продемонстрировал ей переключение каналов на расстоянии.
– Да, от нечего делать собрал как-то… – с равнодушным видом обронил он, хотя убил на то, чтобы спаять дистанционный пульт, по меньшей мере месяц. Но после этих Сониных слов его душа пела от счастья.
Соня долго думала, как бы выразить свое восхищение его невероятным способностям, и, наконец, к неудовольствию Паши и Кости Шторма произнесла:
– Можешь меня поцеловать!
Открывающийся им за краснозвездными воротами мир был не похож на тот, в котором они жили. Это был мир прямых, идеально чистых асфальтовых дорожек. Мужественных людей, одетых в опрятную защитную форму. Необычного, кем-то строго определенного поведения, когда при встрече друг с другом надо почему-то вскидывать левую руку к виску.
Пашу Папаса этот мир покорил настолько, что он все старшие классы бредил военным училищем.
Правда, в командное общевойсковое, как хотел, он не прошел по конкурсу, и в приемной комиссии ему порекомендовали с имевшимся на руках экзаменационным листом отправиться в только открывающееся в соседнем городе училище офицеров внутренних войск.
Он поехал, прошел собеседование и был зачислен на первый курс.
Аркадий не знал, жалел ли Павел Сергеевич, что так сложилась его судьба, но, если и жалел, то теперь это уже не имело никакого значения.
– Значит, вояки про подземную крепость знали? – спросил Коля Ивана Алексеевича.
– Что-то, конечно, знали… Потому и свой командный пункт здесь разместили… – ответил тот. – Но, думаю, саму крепость обследовали только вокруг своего бункера, и все… А тут столько всего понарыто!… И во все стороны и вниз. Этого сейчас, мне кажется, никто не знает…
– Я думаю, прапорщики рыжевье и заначили… – расстроено предположил Коля. – Мимо прапорщика рубль не проскочит, а тут… Вот у нас в караульном отряде прапорщик был, он во время шмона, заначку носом чуял… Хоть чай, хоть пилку… как ни прячь, все равно найдет!… А тут золото! Нашли, конечно! – горестно заключил он.
В это время где-то в недрах подземелья раздался слабый шорох.
– Идти надо! – напомнил подполковник. – А то…
– Аркадий, ты думаешь, это они? – испуганно зашептала Соня.
– Да, нет… Сюда они не сунутся… Побоятся! – успокаивающе прогудел Павел Сергеевич.
– Тут же светофоров нет, я и то вон… чуть маху не дал! – сказал Иван Алексеевич. – Так я тут уже ходил…
– Под землю лезть, у кого хочешь, очко сыграет… – голосом знатока поддержал его Коля Саяпин.
Шорох повторился.
Как будто намного ближе.
Прекратив разговоры, они тесной группкой двинулись вдоль решетки.
Скоро она кончилась. Теперь стены стали не кирпичными, а сложенными из больших неровных камней. Между ними в свете фонаря белел толстый слой раствора.
– Ой, а это что? – вскрикнула Соня.
– Где? – дружно спросили остальные.
– Вон, справа… – указала она пальцем. – дядя Ваня, посвети!
– У стены аккуратно стояли сапоги. Один по стойке смирно. Голенище второго склонилось на сторону, как собачье ухо. Казалось, их поставили только что.
Коля подошел и осторожно тронул торчащее стоймя голенище. Ничего не случилось.
Сразу осмелев, Коля приподнял его и осмотрел.
– Сапог, как сапог. – сказал он. – Кожаный. Только старый совсем. Кожа задубела, совсем, как жесть.
– А почему они здесь стоят? – спросила Соня. – Почему, Аркаша?
– Поставил кто-то, вот и стоят… – буркнул Аркадий. – Думаешь, мы одни тут ходим?
– А кто еще? – прижалась к нему трепещущим телом спутница.
– Мало ли… Постоянные жители! – брякнул Стеклов.
– Ка-а-кие? – совсем влипла в него Соня.
– Страшные! – заверил он. – Да, шучу я, не бойся! – поправился он, поняв, что еще чуть-чуть, и Соня упадет в обморок. Тогда ее придется нести на руках. – Ну, поставил их здесь сушиться какой-нибудь казак лет сто назад, да и забыл… На войну уехал. А они себе и стоят… В этой части тоннеля песок. Сухо!… Кожа и сохранилась! Коля, бросай сапоги, идти надо!
Они снова двинулись по подземной улице. Как показалось, шли невероятно долго. Их сопровождала пугающая пляска неясных теней, рожденных светильником идущего позади всех Паши Папаса.
И вдруг оказались в тупике.
Иван Алексеевич повозил фонарным лучом по стенам и в одной из них обнаружился узкий проход, почти щель. Вслед за Кальварским подземные путешественники один за другим протиснулись между стенами и оказались на просторной площадке, прямо перед ступенями, ведущими вверх.
Они остановились.
И тут же всем показалось, что где-то совсем близко за их спинами невнятно забормотали чьи-то злобные голоса. Но, может быть, это просто отдавалось в барабанных перепонках неровное биение их собственных сердец.
Перепрыгивая через ступени, они начали подниматься и вскоре достигли бетонной площадки перед дверью. В центре железной двери было укреплено колесо запорного механизма.
Вид у двери был уже довольно современный. Она вполне могла быть дверью, например, какого-нибудь бомбоубежища.
– Открывайте! – приказал Кальварский.
Папас с радостью бросился на круглый железный бублик, захватил его своими лапами, с натугой покрутил, и дверь медленно поехала внутрь.
Высоко поднимая ноги, они перешагнули через мощную балку порога и оказались в хорошо знакомом мире. Перед ними лежало длинное помещение, уставленное стеллажами с разноцветными консервными банками, пластиковыми пакетами и большими бумажными мешками.
Этот просторный зал и был подвалом торгового заведения нэпманши Брусницыной, а ныне – склад магазина «Отборные продукты и вина», принадлежащего Косте Шторму.
Таясь друг от друга, они вздохнули с облегчением.
Паша тщательно прикрыл за собой дверь. До упора закрутил такой же, как и внутри, штурвальный замок. Пошарил по подвалу глазами, нашел запасную решетчатую ферму от сборных металлических стеллажей и законтрил ей колесо запора. Подумал и, на всякий случай, бросил на дверь несколько мешков с сахарным песком.
Пройдя между стеллажами, они увидели лестницу, ведущую наверх. Держась за ее кованое в позапрошлом веке ограждение, подземные путешественники поднялись и оказались перед запертой дверью склада. Обитая железом дверь была заперта снаружи.
Друзья стояли перед новой преградой, когда им послышалось, что снизу из подземелья, раздаются то ли глухие удары, то ли вздохи какого-то гигантского существа.
Паша отступил на два шага, собираясь всем своим весом обрушиться на последнее препятствие. Но его остановил Коля Саяпин.
Он показал на дверные петли. Вместе с Пашей они, держась напряженными пальцами за края, аккуратно приподняли дверь и сняли с толстых кованых штырей, на которых она висела.
Перед ними открылся длинный служебный коридор, освещенный слабыми дежурными лампочками. Беглецы быстро прошли по нему и беспрепятственно открыли обитую дорогим ореховым шпоном дверь в залитый светом торговый зал.
На их лицах непроизвольно выступили улыбки.
Путешествие по подземному городу закончилось. Благополучно.
Магазин Кости Шторма работал круглосуточно, но в этот ночной час в нем никого не было. Сонная продавщица и охранник в камуфляже о чем-то вяло беседовали у входной двери.
Невольные экскурсанты неспешно проследовали между стеллажами и направилась к двери.
Заметив взявшуюся неизвестно откуда компанию, продавщица замерла на полуслове, а немолодой охранник начал медленно приподниматься с мягкого стула.
– Вы кто? Откуда? – озадаченно спросил он. – Паша, это ты, что ли? – узнал военный отставник своего коллегу.
– Здорово, Миша! – кивнул ему Павел Сергеевич.
– Соня? – растерянно пробормотал охранник, рассмотрев медсестру.
– Я. – ответила женщина. – Ты не пугайся, дядя Миша! Мы из подземного города к вам в подвал вышли. Так уж получилось!
Аркадий открыл стеклянную дверь, и компания, один за другим, минуя остолбеневшего охранника и испуганную продавщицу, вышла из празднично освещенного универсама в ночь.
В ночи их уже ждали.
33. Южные Балканы. Апрель
Весна хороша во всех частях света.
На юге Балкан она особенно хороша в апреле.
Вокруг – ласковое тепло. Еще нет изнуряющей летней жары, но холодная зимняя сырость уже забыта. До прояснившегося горизонта совсем близко, стоит лишь протянуть руку и можно пощупать его тонкую нить.
Не случайно объездившие весь мир и умеющие ценить жизнь чиновники Международного агентства по контролю за производством энергии – МАКПЭ и Специализированной организации ООН по вопросам образования, науки и культуры – ЮНЕСКО именно в это время решили провести в Греции международный семинар, посвященный тенденциям развития современного естествознания.
Аркадий и Алан встретились там незадолго до того, как европейская жизнь Джеймса Дина закончилась, и он вновь превратился в Аркадия Стеклова.
Они приехали на семинар независимо друг от друга, и неожиданно столкнулись в холле Афинского «Шератона». Здесь были заказаны номера для участников и гостей семинара. Они обрадовано поспешили навстречу друг другу и с искренним удовольствием пожали руки.
Семинар, как это обычно бывает, зевал во время официальных заседаний и оживленно жужжал, в барах самого отеля, и в кафейнях прилегающих улицах. Приехавшие сюда из двух десятков Европейских стран, Соединенных Штатов и Канады исследователи пытались понять, что в обозримом будущем может родить всепланетный монстр, именуемый – Современная Наука.
Как всегда, приходили к выводу, что наука принесет много полезного для человечества, некоторое увеличение загрязнения окружающей среды и небольшое повышение уровня стресса у жителей развитых стран. Впрочем, при увеличении финансирования соответствующих исследований, неприятных последствий удастся в значительной степени избежать. Все было, как обычно.
Проскучав два дня на заседаниях, Джеймс Дин добросовестно потратил целый вечер на то, чтобы просмотреть предоставленные в письменном виде и на электронных носителях предполагаемые выступления участников.
Ничего хоть сколько-нибудь интересного для себя он там не обнаружил. Ни намека, на то, что искал.
На очередное бесполезное заседание он решил не ходить. А вместо этого отправиться на море, в окрестности афинского порта Пирей, где у него после предыдущих посещений Греции был облюбован уютный рыбный ресторанчик.
Он сидел в номере на диване, раздумывая, не пригласить ли с собой в поездку и Алана, как вдруг, раздался телефонный звонок. Это был Левандовски. Он заныл своим высоким голосом, что все очень скучно, что он уже не в силах выслушивать эту заранее известную жвачку и предлагает выбраться куда-нибудь на море.
Так они оказались в маленьком ресторанчике «Голубая каракатица.»
Внизу, прямо под ними, радовало глаза звенящим зеленым цветом древнее Эгейское море, а позади синела морской синевой покрытая балканской сосной горбатая гора. Оттуда скатывался на открытую веранду ресторанчика густой хвойный запах, совсем такой же, как где-нибудь в далекой сибирской тайге.
То, ради чего понимающие в жизни толк люди, ездили из Афин в "Голубую каракатицу", конечно, был саламис – свежее рыбное филе, тушеное с овощами, чесноком и белым вином. О-о-о! Что это получалось за блюдо! И лучше всего было лакомится им как раз весной, наблюдая за оживающей зеленой водой и вдыхая острый, как нашатырь апрельский воздух.
После доброй порции саламиса, приправленной черными маринованными маслинами и тонкими колечками сладкого перца, зимняя усталость отступала. Спина распрямлялась, словно побывала под типографским прессом. Голова приобретала горделивую осанку. А глаза, словно телекамеры слежения, начинали ходить из стороны в сторону с целью выяснения, какой длины юбки женщины предпочитают носить в этом сезоне.
К саламису они взяли белое кипрское вино. Возможно, оно показалось бы слишком сладким, если пить его жарким летом, но весной, – вот как раз весной! – его вкус казался таким, как нужно.
Однако, в тот прозрачный апрельский день Алана не радовало ни вино, ни даже саламис. Он был задумчив и даже мрачен.
– Я боюсь за будущее, Джеймс! – сказал Алан, поднимая бокал с кипрским вином.
– Почему? – осведомился Аркадий.
– Понимаешь, есть данные, что кое-кто догадался, как можно взять энергию у материи без всякой возни с атомом… Я не могу тебе многого сказать, но, поверь, если это открытие станет известным, то в мир просто хлынет поток даровой энергии… Она будет доступна каждому без всяких ограничений…
– Но это же отлично! – поднял бокал Джеймс Дин. – Какие новые возможности появятся у человечества. Ведь многие проекты сейчас не осуществляются как раз из-за нехватки энергии или ее дороговизны!
– Э-э-э! Не спеши радоваться! Это только на первый взгляд, все кажется таким приятным, а, если подумать, то еще неизвестно, хорошо ли будет человечеству и нам конкретно в такой ситуации энергетического изобилия… – отставил недопитый бокал Левандовски.
– А что ты видишь плохого в появлении новых источников даровой энергии? – поднял брови Джеймс.
– Что плохого? Очень много плохого! – бледное лицо Алана даже слегка порозовело. – Этот мир худо-бедно устоялся. Все знают, для чего живут. Зарабатывают деньги, чтобы приобрести энергию в виде пищи, одежды, домов, машин. А история показывает, – только нужда заставляет человека работать… А, если энергия станет бесплатной и общедоступной, исчезнет мотивация труда… Нажал кнопку копеечного прибора, размером с карманный калькулятор, и все заработало – отопление, телевизор, холодильник и мотор автомобиля… Зачем тогда работать?
– Конечно, есть над чем подумать… – согласился Аркадий.
– К тому же, скорее всего, сменится и мировая управленческая элита… – продолжал Алан. – Кому тогда будут нужны нефтяные и энергетические компании, которые сейчас контролируют мировую экономику?… Наверх могут подняться совсем другие люди! А ты говоришь, что бесплатная энергия в неограниченных количествах не сулит ничего плохого… Это как посмотреть!… Например, владельцам нефтяных компаний и электростанций такое будущее явно не несет ничего хорошего!
Алан взял вилку, чтобы приступить к саламису и снова отложил. Даже аппетитный парок, поднимающийся от тарелки с тушеной рыбой, не мог отвлечь его от тревожных мыслей.
– Однако, сегодня ты, Алан, очень пессимистичен. – заметил Джеймс.
– Я в последнее время вообще пессимистичен… – отозвался Левандовски.
– Почему так?
– Меня мучают плохие предчувствия…
– Весной всегда какие-нибудь предчувствия. Не обращай внимания! Все дело в апрельском воздухе! – попытался успокоить приятеля Джеймс Дин.
– Хорошо, если б так! – сказал Алан, наливая себе бокал вина. – Если б все дело было только в апрельском воздухе!…
В синем Балканском небе медленно плыл самолет, оставляя за собой белый и пушистый, как мех полярного песца, инверсионный след.
Весна хороша во всех частях света.
На юге Балкан она особенно хороша в апреле.
Вокруг – ласковое тепло. Еще нет изнуряющей лет-ней жары, но холодная зимняя сырость уже забыта. До прояснившегося горизонта совсем близко, стоит лишь протянуть руку и можно пощупать его тонкую нить.
Не нравился Алану тот прозрачный балканский апрель. Не радовал он его. Нисколько не радовал.
34. В дело вступает милиция
Аркадий открыл дверь магазина, и компания, один за другим, минуя остолбеневшего охранника и испуганную продавщицу, вышла из празднично освещенного универсама в ночь.
В ночи их уже ждали.
Не успели они пройти и десяти шагов, как сзади стремительно накатился шум двигателя, и рядом с ними затормозила патрульная милицейская машина. Передняя дверь УАЗа открылась, и из кабины выпрыгнул крепкий лейтенант с аккуратными пшеничными усиками.
– Здравствуйте! – поднес он руку к фуражке. – Дядя Ваня, я до вас… – обратился служитель порядка к Кальварскому.
– О-о-о! Привет, Витя! – обрадовался Иван Алексеевич своему крестнику, одному из тех, кого он готовил для вступительных экзаменов в учебные заведения всех видов и уровней. – Службу несешь?
– Да несу, будь она неладна…
– А что так, разонравилась? – поинтересовался Кальварский.
– Ритка покою не дает… Как на ночное дежурство, так скандал… Все ей кажется, я с полюбовницами на машине катаюся… А у нас последнее время, что ни день, то приказ на усиленный режим службы, ну, его к бисам, и в ночь идти…
– Да уж! Вот помнишь, я тебе, Витя, говорил, иди в политех! У тебя ж, как хорошо с математикой было!… Задачки, как орехи, щелкал, а ты… За романтикой погнался! Вот она твоя романтика и есть!
– Да не говорите, дядя Ваня, я уж вас сто раз вспоминал!.. Так, я чего вас шукаю… На вас полчаса назад из УВД срочная ориентировка пришла… Приказано задержать и передать группе из областного управления… Они вроде уже выехали сюда, в Каланчевку… Прямо загорелось у них, ночью выяснять какие-то там обстоятельства по каким-то старым преступлениям… Чепуха какая-то! Да, у нас сейчас этой бредятины выше головы! Уворачиваться не успеваешь!… Как они там наверху в УВД что-нибудь придумают, не знаешь, то ли сразу рюмку дернуть, то ли погодить, а потом сразу две накатить…
– Недосуг мне сейчас, Витя, по милициям отираться… – сказал старый инженер. – Скажи там начальству, что не нашел меня…
– Да, я понимаю, скажу, конечно… Только вы, дядя Ваня, к себе не ходите… Они туда наряд из области послали… – лейтенант потоптался на месте… – Может, вам ключ от тещиного дома дать… Там у нее сейчас никого… Теща, будь она неладна, к родственникам на село отлетела… А? Там-то они вас искать не будут… Переждете ночь, а то и день пока все не выяснится… У нас же как бывает? Брать, хватать, тащить! А наутро разберутся, – ошибка вышла, не надо было хватать!… По улицам-то вам сейчас ходить не следует… Тебя, Николай, тоже приказано доставить для выяснения! – повернулся лейтенант к Коле Саяпину.
– Витя, ты меня не видел! Это не я! – сказал Коля.
– Да я-то не видел. Только не у одного ж меня глаза есть! – резонно заметил Витя.
– За предложение, Виктор, спасибо большое! – сказал Кальварский. – Но у нас тут есть одно хорошее местечко, чтобы спокойно отдохнуть…
– К Софье Яковлевне нельзя, они туда в первую очередь после вашей квартиры пойдут… Где ж вас искать, как не у племяшки? – заметил офицер милиции. – К Павлу Сергеевичу тоже нельзя…
– Это почему ко мне нельзя? Какие ко мне-то у милиции претензии могут быть? – вскинулся Папас. – Самогон я не варю… По ночам не дебоширю…
– К вам-то, товарищ майор, никаких… Так ждать-то Ивана Алексеевича они будут в подъезде… А вы ж на одной лестничной площадке живете… Значит, прямо к ним в руки и придете…
– Не, Витя, не беспокойся, у нас есть хорошее место, никто мешать не будет… – заверил Кальварский.
– Тогда, что же, тогда до побачения… – поднес руку к козырьку фуражки лейтенант Витя.
И в этот момент в конце зажатой между деревьями улицы, ведущей с железнодорожного виадука, показалась машина с переливающимся красно-синим проблесковым маячком на крыше. Видная издалека, машина быстро приближалась к центральной площади поселка, на которой друзья вели беседу с лейтенантом Витей.
– Это, наверное, группа из области за вами. – заметил лейтенант.
Их заслонял от приближающей машины корпус УАЗа. Но, выйдя из-под его прикрытия в любую сторону, они сразу оказались бы замеченными на пустой, освещенной фонарями площади.
Это понял и офицер милиции Витя.
– Мужики, давайте в обезьянник… – быстро произнес он, открывая заднюю дверцу патрульной машины, за которой находилось отделение для задержанных.
Едва он захлопнул за ними дверь с решеткой на окне, около УАЗа взвизгнули тормоза, и остановилась новенькая, блестящая бело-синей эмалью, милицейская «Вольво».
– Лейтенант! – окликнули из открытого окна Витю. – Ты из поселкового отделения?
– Так точно, с Каланчевского.
– Я – майор Евтюхов! Знаешь, меня?
– Так точно, товарищ майор! Знаю! Лейтенант Кармацких! Ответственный дежурный по отделению. – стал по стойке смирно Витя.
– Ориентировку и приказ на срочное задержание граждан Беседина, Кальварского и Саяпина получили?
– Получили, товарищ майор. Ищем! Домой съездили. Нету их там. Но мы, как вы и приказывали, у квартир засаду выставили.
– Связи их отрабатываете? Места, где они могут появиться? – строго спросил Евтюхов.
– Отрабатываем, товарищ майор! Всех свободных сотрудников направили. Я лично поиском занимаюсь!
– Молодец! За царем служба не попадет! – покровительственно произнес майор Евтюхов.
Он вышел из машины, достал пачку сигарет и щелкнул зажигалкой.
– Разрешите задать вопрос для лучшей, так сказать, ориентации в обстановке… – почтительно обратился к нему Виктор.
– Задавай лейтенант. Правильно мозгуешь… Каждый солдат должен знать свой маневр!… Кто сказал, знаешь, а?
– Наш министр, товарищ майор!
– Точно. Так, что ты хочешь спросить?
– А этот Кальварский и остальные, они очень опасные преступники, товарищ майор? Что они сделали-то? Неужели пришили кого? Да у нас в Каланчевке в последнее время ничего такого вроде и не случалось…
– Пришили, не пришили, а что-то такое сделали, если сам генерал ночью в управление приехал… – веско произнес майор Евтюхов. – Ты понял теперь, какой важности дело?
– Сам генерал? – восхищенно покачал головой Витя. – Видно, действительно, важные фигуранты!…
– А ты тут с кем разбирался-то, лейтенант? Я с виадука видел, ты тут кого-то задержал, что ли?
– А-а-а… Да! Местная тут алкашня… Пьянь подзаборная… Как напьются, так давай друг дружке чайники чистить… Ну, я их в обезьянник и кинул, пусть там посидят, протрезвятся трошки…
– Да? Там вроде и баба была… Как, ничего?…
– Да, какое там, ничего!… Спившаяся алкашка… Смотреть противно… – горестно покачал головой Витя.
– А издали вроде гладенькой показалась… – майор сделал последнюю затяжку и отбросил в сторону окурок. – Ну-ка, покажи, посмотрю на вашу каланчевскую фауну…
– Да, что на них смотреть, товарищ майор?.. Алкаши, они везде одинаковые, что у вас в центре, что у нас в Каланчевке… Противно!
– Ничего, мы привыкшие… Нас голой жопой не напугаешь! – покровительственным тоном повидавшего жизнь ветерана произнес майор Евтюхов. – Показывай! Посмотрим, кто тут у вас по поселку ночами бродит…
Лейтенант Витя взялся за ручку двери и начал ее вертеть.
– Заело, что ли… Вот, зараза, бисова штука, как надо, так никогда не открывается, хоть ты что! – с сердцем сказал он.
– Ну-ка, дай я попробую… – оттер его плечом Евтюхов и сам взялся за ручку. – Что ты такой безрукий, лейтенант?… Правда, не открывается… Как будто, они ее изнутри держат…
– Там и держать-то не за что… Внутренней ручки-то нет… – сказал Витя. – Замок заело… Ничего, я потом исправлю!
– За решетку, наверное, зацепились, гады! – предположил майор.
– Да, где там им цепляться! Они пьяные в стельку… Ни тяти, ни мамы! – уверенным голосом сказал Витя.
– Ну-ка помоги мне! – сказал упрямый майор.
Он ухватился обеими руками за ручку, а ногой уперся в корпус УАЗа.
– Хватай здесь, и на счет «три!», рви ее, суку, на себя!… Раз… Два… Три! – скомандовал он.
Дверь не открылась.
– Давай еще! – майор впал в азарт. – Раз… Два… Три!
Дверь не открылась.
– У тебя монтировка есть? – спросил Евтюхов, выти-рая пот со лба.
– Да в отделении оставил… – сокрушенно произнес ответственный дежурный.
– Ничего, у меня есть! – сказал майор.
– Да зачем же вам так мучиться, товарищ майор? – вздохнул Витя. – пожалели бы себя. Хай с ней, с этой бисовой дверью!
– Откроем! Не ссы, лейтенант! – произнес Евтюхов и в этот момент упрямая дверь, заскрипев петлями, приоткрылась.
В образовавшуюся щель из непроглядно темного кузова высунулась дикая физиономия, шире которой нельзя было представить, и, обдавая окружающее пространство густым запахом алкоголя, заплетающимся языком произнесла:
– Эй, майор, идем к нам! У нас тут зашибись!… Хоть темно, но зато тесно! Только Лялька, курва, на пол наблевала, а так ничего!
Из машины послышался истеричный женский смех и визгливый голос прокричал:
– Где этот майор? Где? Дайте мне его сейчас жа! Я его вза-а-азос поцамкаю… А что наблевано, так это ничего… Майор – настояш-ш-ший пацан… Он – не из брезгливых!
– Ну-ка, тихо, курва подзаборная! – крикнул, обернувшись внутрь машины широколицый алкоголик. – Майор, на краба! – к Евтюхову протянулась огромная, с форменную фуражку размером, рука. – Лезь к нам. Тут хоть тесно, но тепло! А? Ах-га-га! – дико заржала большая физиономия.
– Да-а-а! Вот уж, правда, пьянь подзаборная!… Скоты натуральные! – с отвращением произнес майор, инстинктивно делая шаг назад. – Как земля таких носит!… Ну, что смотришь, лейтенант, захлопывай дверь, пока они, как тараканы, наружу не поползли. Пусть уж лучше такая погань у тебя в обезьяннике сидит, чем по улицам шатается!
Витя дождался, пока гигантская рука втянулась внутрь машины, и с силой хлопнул дверью.
– Ну, ладно, лейтенант, время!… Я поехал к тебе в отделение… Может быть, уже есть какие-нибудь результаты… Генерал приказал, как что появится, сообщать ему лично… Ну, и ты, если что узнаешь по Кальварскому и другим, сразу по рации давай знать!… Добро?
– Так точно, товарищ майор! – сказал Витя, вытирая платком, выступивший на лице пот.
– Ну, будь! – кивнул уже из «Вольво» Евтюхов.
Украшенная российской символикой шведская машина, бесшумно тронулась с места. Бросая вокруг красно-синие карнавальные сполохи проблескового маячка, она быстро пересекла площадь и исчезла за поворотом улицы, ведущей к поселковому отделению милиции.
Первым из автозака вывалился, едва не проломив асфальт, Паша Папас. На руки ему прыгнула Соня и начала изо всех сил стучать кулачками по его стадионоподобной груди.
– Как ты мог? Как ты мог! – стонала она.
– Сонька, ты что, с ума сошла? – удивленно вытаращил глаза Павел Сергеевич.
– Я сошла? Я? – совсем закатилась в истерике женщина.
– Да, что случилось-то, объясни словами! – возмутился Паша. – Что я опять не так сделал?
– Он еще спрашивает, гад такой? Как ты мог сказать, что я наб…, что я набл… что меня стошнило?
– Я-то тут причем? – пожал плечами Папас. – Мне Ар-кадий сказал так сделать…
– Он тебе сказал, Коля наб… Колю стошнила, а не меня! Колю! – потрясла поднятыми кулачками медсестра.
– Да, какая разница! Ну, может и Колю, а мне послышалось, Соню… Он же тихо шелестел…
– А ты сам сообразить не мог, что про женщину так нельзя говорить!…
– Ну, я ж не про тебя сказал… Это ж воображаемая женщина!… Алкашка, а не ты!…
– Все равно! – с женской логикой и упрямством настаивала на своем медсестра.
– Соня, ну прости, дурака… Так, даже лучше получилось! Противнее! Разве нет? Когда мужчина наб… его стошнит – это одно! А когда женщина – совсем другое! Намного противнее! – пытался оправдаться Павел Сергеевич, но неудачно.
После этих слов медсестра расплакалась и, ища защиты, уткнулась в грудь Аркадию.
– Аркаша, хоть ты скажи ему… хоть ты… скажи ему… – сквозь всхлипывания говорила она. – чтоб он не смел надо мной смеяться… и… издеваться!… И вообще!…
Одной рукой подполковник Стеклов, успокаивая, поглаживал Соню по спине, а второй рукой и мышцами лица пытался беззвучно сказать Папасу примерно следующее: «Ну, что ты споришь, у женщины истерика, она перенервничала, не спорь, и все будет нормально!»
Майор безнадежно махнул рукой, достал из кармана свою двухлитровую фляжку и, перевернув над своей головой, вылил в рот остатки коньяка собственного изготовления.
– Ребята, может вас подбросить куда? – спросил лейтенант Витя. – Иван Алексеевич, а? Я могу… Только придется в обезьяннике ехать… А то не ровен час опять Евтюхов какой-нибудь выплывет… Да и не войдете все в кабину… Как, а?
Кальварский посмотрел на Аркадия.
– А что, действительно, чего ноги-то бить… Находились за ночь! Отвези, лейтенант. Чтоб поближе к каланче получилось… – сказал Аркадий.
– Доставим, как скажете! – заверил Витя.
– Слушай, лейтенант, а ты случайно не Раисы Степановны Кармацких сынок будешь, а? – вгляделся в него Аркадий.
– Ну, да! Вы меня Аркадий Михайлович не признали? Помните, вы еще меня у Ивана Алексеевича учили воздушного змея клеить? Я тогда, правда совсем еще пацаненком был… Не помните? А я вас сразу узнал…
Они снова погрузились в арестантское отделение и машина, покачиваясь, неспешно двинулась по ночному поселку.
Подполковник Стеклов смотрел на убегающий в темноту серый зернистый асфальт поселковых улиц и размышлял.
Вмешательство в каланчевские дела областного управления внутренних дел во главе с генералом, конечно, могло объясняться настоятельной просьбой влиятельного посланника «Сибпромнефти» Льва Ивановича Бокалова.
Но подполковник подозревал, что причиной срочного прибытия в Каланчевку майора Евтюхова были силы куда более опасные и непримиримые.
35. Атлантический фронт
Лиссабон был пронизан ветром.
Он трепал полосатые пологи открытых таверн и припортовых магазинчиков.
В воздухе пахло свежестью открытого океана и тревогой. С Атлантики надвигался грозовой фронт.
Последний раз они пересеклись с Аланом в Португалии, где каждый оказался по своим делам. Совсем не собираясь звонить Левандовски, он набрал его сотовый номер по ошибке. Сказал пару слов и хотел распрощаться, но с удивлением, услышал от Алана, что он тоже в Лиссабоне.
– Ты будешь смеяться, но я здесь, в двух кварталах от тебя! – сказал тот в трубку, и они договорились встретиться в портовом кабачке.
Они сидели на открытой веранде и, как между ними уже вошло в традицию, вели беседы на отвлеченные от бытовой суеты темы.
В качестве земной приправы к философским рассуждениям они заказали любимое блюдо докеров и моряков – сарабуло, особое португальское рагу. Сарабуло – это крупные куски свиного мяса и печени, тушеные в красном вине с гвоздикой, перцем и чесноком.
Толстый черноусый официант принес две глубоких керамических тарелки, с поднимающимся над ними дразнящим ароматным парком. На отдельные плоские тарелки горкой выложил белоснежный рис.
К острому блюду они взяли красное вино, сделанное из винограда, выращенного на сухих и жарких холмах Кастилии. Оно, если и уступало тонкостью аромата и жизненной силой венгерским сортам, то – немного. И, во всяком случае, далеко превосходило разрекламированные французские марки.
Здесь на пиренейском полуострове когда-то столкнулись две цивилизации, по-разному ведущие исследования окружающего мира. Западная – европейская и восточная – арабская. В восьмом веке арабы завоевали Испанию.
Арабский халифат с центром в Багдаде растянулся на огромной территории – от Самарканда и Бухары на Востоке до Толедо и Севильи на Западе. Отличительной чертой этой восточной цивилизации была благоговейная любовь к Знаниям.
По всей территории халифата, словно яркие светильники в средневековой ночи, возникали арабские университеты – медресе. В Багдаде был возведен гигантский комплекс из десятков зданий, в которых помещалось несколько медресе, обсерватория и огромная библиотека. На зависть европейским ученым, она насчитывала сотни тысяч свитков из папируса, выделанной кожи и рукописных книг на хлопковой бумаге. Этот огромный квартал, заселенный людьми, стремящимися к познанию мира, получил название «Дом науки».
Но это была какая-то другая наука.
Арабские ученые не меньше европейцев ценили хорошо поставленный эксперимент и точные математические вычисления, но считали, что эти средства познания бессильны без еще одного инструмента – чувства.
Они утверждали, что только личный разговор с Ми-ром, может дать подлинные знания о нем.
Работавший здесь на пиренейском полуострове в далеком двенадцатом веке великий арабский ученый Ибн Рушди, известный в христианских странах, как Аверроэс, писал:
«Только ощущая своей душой колебания и волны, идущие от великого Нуса (всемирного разума) можно приблизиться к пониманию подлинного хода вещей. Их нельзя услышать только разумом. Их нельзя понять только душой. Их можно услышать только разумом и душой вместе.»
На Лиссабон шел из глубин Атлантического океана влажный атмосферный фронт. В голову приходила ясность, а в сердце – непонятная тревога.
Сарабуло было великолепным.
Аркадий давно заметил, что самые невкусные блюда были в дорогих престижных ресторанах. По безликости еды с ними могли соперничать только уж самые непритязательные забегаловки, вроде «Макдональдса». А самая аппетитная еда была там, где обедали и ужинали каждый день обычные трудяги. Как в этом ресторанчике, где после окончания работы садились за столики уважающие себя бригадиры докеров, инженеры-холодильщики со складов– рефрежираторов и портовые лоцманы.
– Этот атлантический фронт действует на меня, как удав на кролика. – сказал Левандовски. – Наверное, сказываются восточные корни… Мои дед с бабкой родом – из Варшавы… Видимо, от них мне досталась проклятая славянская чувствительность…
– Возможно… – кивнул Аркадий. – Мне говорили, что славяне очень чувствительны…
– Вот хорошо вам – англосаксам!… – произнес Алан, устремив на Аркадия свои бесцветные глаза – Никакой атмосферный фронт вас не берет…
Чайки кружились в продуваемом ветром небе, словно клочки разорванной белой бумаги. Их резкие крики из уютно-театральных стали тревожно-предостерегающими.
Аркадий втянул своим коротким носом прохладный соленый воздух. Ему всегда чудилось в морском ветре какие-то зашифрованные сообщения о событиях, что когда-то происходили, происходят, и еще будут происходить в колеблющихся пространствах мирового океана.
В молекулах воздуха содержались рассказы о бунте на каравелле Колумба, за полчаса до того, как показалась долгожданная земля нового континента. Об азарте морского боя между моряками союзного конвоя и немецких подводных лодок во время второй мировой войны. О маленьком португальском рыбаке, скучающем в двух морских милях отсюда по своей молодой горячей жене. И много-много других историй.
– Знаешь, Джеймс… – сказал Алан, вертя в руках ресторанный нож. – Мне почему-то кажется, что мы теперь долго не увидимся…
– Почему? – спросил Аркадий.
Сам-то он прекрасно знал почему. Уже неделю, как он обнаружил за собой слежку. Офис, его персональный кабинет и дом, где он жил, явно негласно осматривали. А вчера он обнаружил в обшивке салона своего автомобиля маленький, размером со спичечную головку, дистанционно передающий микрофон.
– Мне кажется… что ты собрался посмотреть мир… – медленно произнес сотрудник МАКПЭ Алан Левандовски. – Я тебя понимаю… Латинская Америка… Или Азия… Столько интересных мест на планете!…
– Мест много… Но работа не отпускает… Никак не получается оторваться от дел… – осторожно ответил Джеймс Дин.
– Это да… – согласно кивнул Алан. – Но иногда желание посмотреть мир приходит так неожиданно… Сегодня еще и не думаешь о том, чтобы все бросить, а завтра уже сидишь в самолете… Тебе обязательно надо посмотреть мир, Джеймс! Обязательно!
Левандовски в упор посмотрел на своего собеседника.
– Да? – также в упор посмотрел на него Джеймс.
– И хорошо бы отправиться в путешествие без долгих сборов. Не заезжая домой! – опустив глаза, сказал Алан.
Это было почти прямое предупреждение.
– И знаешь, я хочу подарить тебе одну вещь, совершенно необходимую для путешественника… – сказал Алан и подал ему длинный бумажный сверток. – Только, прошу тебя, не разворачивай это сейчас. Посмотришь потом, в гостинице. Пусть это будет сюрпризом… Неожиданности так украшают жизнь… Ты не находишь?
Предупреждение Алана Левандовски спасло Аркадия от ареста. Как потом ему стало известно, агенты голландской контрразведывательной службы ждали его и дома и в офисе. И даже в ресторанчике, где он имел обыкновение завтракать по утрам.
Но он не появился у себя дома. Он не пришел в офис фирмы, которую возглавлял. Конечно, он не спустился к завтраку ресторан. Он вообще не поехал в Роттердам. Как и рекомендовал ему сотрудник научно-исследовательского отдела МАКПЭ Алан Левандовски, он неожиданно отправился путешествовать.
В пакете, который Аркадий развернул в гостинице, находился изготовленный триста лет назад в Дамаске булатный кинжал. Со всеми необходимыми для пересечения границ документами.
Через два дня после той встречи он был в Москве.
Он успел уехать в Венгрию, а, оттуда – в Россию. Здесь, он был встречен недовольством руководства, возможно обоснованным. Как больше не представляющий в связи с дешифровкой интереса для внешней разведки, он был запрятан в одну из провинциальных областей за Уральским хребтом.
К счастью, ему удалось выхлопотать место в управлении, которое располагалось в его родном городе.
36. Подполковник Стеклов нарушает
Серебристый асфальт убегал в ночь.
Подполковник Стеклов прислонился спиной к стальной стене маленькой передвижной тюрьмы, вытянул натруженные за ночь ноги и впервые за несколько часов расслабился.
Молчали и его спутники. Только из угла, рядом с водительской кабиной, где сидел Павел Сергеевич Папас, пару раз донеслось тихое бульканье.
Полковник сидел, думал, вспоминал. Не что-либо конкретное. А так – что само забредет в голову. Непонятно почему, вспомнил про грибную охоту.
В августе, когда в березовых колках начинала летать паутина, и из-под земли вылезали грибы, вся Каланчевка выходила на тихую охоту.
Какой это был прекрасный повод отправиться всей компанией на целый день в степь!
Как будто предчувствуя скорое расставание, осенью последнего школьного года, они ходили за город едва ли не через день.
Лучше всех собирал грибы Костя Шторм. Неплохо получалось и у Аркадия. Очень старалась, но все-таки отставала от них Сонька Кальварская. Почти никогда ничего не находил Паша Папас.
– Да, что они от меня прячутся что ли? – вскипал он, заглядывая в полные корзинки своих друзей, когда у него самого на дне плетенки сиротливо лежали две маленькие сыроежки с обломанными шляпками.
Пробродив пару часов по березовым рощицам, они раскидывали где-нибудь на опушке захваченную Сонькой скатерть, выкладывали из приготовленных мамами пакетов вареные яйца, домашнюю колбасу и огородные – не тепличные! – помидоры. Выставляли купленные в тайне от мам две-три бутылки красного грузинского «саперави» и начинался пир.
Они, смеясь и, перебивая друг друга, рассказывали смешные истории, случившиеся с ними или их друзьями и родственниками. Иногда правдивые. Иногда выдуманные. Паша и Костя ходили на руках. А сухой и жилистый Аркадий выше всех, словно африканская обезьяна взбирался на взметнувшиеся в синеву березы.
Часто играли в футбол. Двое на двое. И как ни удивительно, больше всего голов приходилось ни на долю могучего Паши, ни атлетически сложенного и хорошо натренированного танцклассом Кости, ни на верткого и хваткого Аркадия, а на долю загорелой, быстрой и хитрой в игре, Соньки.
Набегавшись, падали спинами на упругую траву и на них опрокидывалось степное небо. В его живой, дышащей синеве таяли легкие, как детские мечты, облака, и, высматривая невидимую мышь-полевку, описывал геометрически ровные круги черный ястреб.
Ожидавший их большой мир казался добрым, как ручной слон. Впоследствии мир оказался не таким уж и добрым. Но, все-таки, он не сумел их раздавить. А, может быть, не захотел. Пожалел.
Серебристый, в крупную зернь, асфальт убегал в ночь.
Подполковник Стеклов прислонился спиной к стальной стене маленькой передвижной тюрьмы, вытянул натруженные за ночь ноги и впервые за несколько часов расслабился. Подполковник расслабился, но это ощущение ему пришлось испытывать совсем не долго.
Неожиданно в зарешеченном окне задней дверцы появился переливающийся красно-синими всполохами сигнальный маячок, и через несколько секунд до их ушей долетел заполошный вой милицейской «Вольво» майора Евтюхова.
Похоже, он гнался именно за патрульной машиной лейтенанта Виктора Кармацких.
Аркадий протолкнулся между телами своих спутников к стенке кабины и застучал по ней кулаком. Но Виктор и без того все понял и нажал на газ. Но его преимуществом была не скорость. Да и особенно гоняться на коротких и извилистых каланчевских улицах было негде. Преимуществом лейтенанта Кармацких было то, что он вырос на этих улицах.
Не доезжая до виадука, Виктор резко сбросил скорость, и свернул в узкий переулок. Он вел к параллельной улице. На скорости лейтенант прошел переулок, выскочил на дорогу и поехал в обратную строну.
У крупозавода он затормозил и съехал с асфальта в узкую, не заметную с шоссе щель между бетонным забором, ограждающим заводскую территорию, и сплошной стеной сибирской акации. Машина, расталкивая корпусом густые ветви, проехала по этому тесному коридору десяток метров, и остановился в битумно-непроглядной тени.
Виктор выключил двигатель и погасил габаритные огни.
И тут же по едва видимому сквозь листву шоссе промчалась, завывая сиреной, машина майора Евтюхова. Аркадию даже привиделось, что по дороге проехала не современная сверкающая эмалью «Вольво», а пролетел лихой конь с азартным охотником, заливисто свистящим и крутящим над головой нагайку: "Эге-ге-гей! Ату их! Лови, догоняй, сукиных детей!…"
– Ну, не судьба, видно, на машинах ездить… – сказал подполковник. – Приехали. На выход!
Один за другим группа разыскиваемых лиц и их сообщников выпала из арестантского отделения и выстроилась вдоль забора. С трудом протиснувшись между цепляющимися за портупею деревьями, вылез из-за корпуса автомобиля оперативный дежурный по отделению милиции лейтенант Кармацких.
– Спасибо, Виктор! – Аркадий протянул руку и крепко пожал ладонь лейтенанта. – Ну, ты, поезжай, Витя, теперь мы как-нибудь сами… Да, тут уже и недалеко… Добраться всего ничего осталось… Если этот майор приставать будет, скажи, не заметил… А, если спросит, почему быстро ехал, скажешь, вроде разыскиваемые на дороге померещились… Померещились, да сгинули… Не догнал.
– Да, ничего, Аркадий Михайлович, не беспокойтесь. Трошки соображаем, найдем, что сказать! – заверил Витя и нырнул в кусты.
Компания проползла под ветками и оказалась на заросшей тропке, такой же узкой, как и проход у заводского забора. А милицейская машина, осторожно пятясь задним ходом, покатилась к шоссе.
Они постояли, прислушиваясь.
Слегка взревел двигатель УАЗа, взбирающейся на асфальт, полоснули по их убежищу ее включенные фары. Они развернулись, чтобы выйти на соседнюю улицу, как вдруг, стремительно нарастая, будто сорвавшаяся с гор лавина, на них накатился заполошный вой милицейской сирены. У них на лицах и на листьях акаций заплясали красно-синие блики сигнального маячка. Раздался скрип тормозов, и рядом с Витиной машиной остановилась «Вольво» майора Евтюхова.
Аркадий сделал спутникам знак рукой и они, бесшумно, словно ночные тати, двинулись к дороге.
Евтюхов и Виктор уже стояли на асфальте друг против друга.
– Под суд!… Из органов!… Подлец! – наливаясь яростью, кричал майор.
– Та, шо вы кричите, товарищ майор? Шо таке зробилось-то, объясните вы, за ради бога!…
– Ты тут передо мной невинную десятиклассницу не строй! Я все знаю! Мне капитан Кожухов позвонил… Эти преступники у тебя в машине были, когда ты мне голову морочил! Он в поселковой администрации сегодня дежурит, и в окно все видел!.. Все, лейтенант, или ты мне сейчас же говоришь, где твои дружки-преступники или снимешь погоны! Я тебе обещаю! Ты понял?
– Чего ж не понять… – вздохнул Виктор. – Только я вам, товарищ майор, вот что скажу, – ошибся Кожухов… Не было у меня никаких преступников в машине… Алкашня там местная была, а преступников никаких не было!… Вы ж сами туда заглядывали, товарищ майор, нешто запамятовали?
– Куда я заглядывал? Во что я заглядывал? Ты мне какую-то пьяную харю подсунул… Для отвода глаз все заблевали, а теперь из меня пытаешься свидетеля сделать?… Не выйдет, лейтенант! Не на того напал! – покачал майор указательным пальцем перед носом Виктора. – Все, считай, свою службу в органах конченой! Нам предателей не надо! – рявкнул Евтюхов.
– Ну, товарищ майор… Лопни мои глаза, не было там преступников этих бисовых… – удрученно вздохнул Витя.
– Последний раз предлагаю, покажешь, куда преступников дел, может быть, тогда я сам за тебя перед генералом похлопочу, а нет… пеняй на себя!… Пожалеешь, что на свет родился!…
Виктор стоял, опустив голову.
Аркадий понял, что теперь нужно говорить ему.
Он резко высочил из кустов и в два прыжка забрался на полотно дороги.
– Товарищи офицеры! Оставайтесь на месте! – громко произнес он. – Предъявите ваши служебные удостоверения!
– Что? Как? Ты кто? – изумленно уставился на него майор Евтюхов.
– Подполковник Полуянов. – назвал Аркадий фамилию только что переведенного из Новосибирска заместителя начальника службы собственной безопасности УВД. Переведен он был две недели назад, в лицо его Евтюхов мог еще и не знать.
Он достал свое удостоверение и, не раскрывая его, сунул под нос Евтюхову.
– А что случилось, подполковник? – спокойно спросил Евтюхов. Видимо, он подумал, что офицер находится в Каланчевке по тому же делу, что и он сам.
– Вы обвиняетесь в денежных поборах с гражданки Чумаченко, занимающейся безлицензионной продажей семечек у здания поселковой администрации. – резким голосом выдал первую пришедшую в голову чушь Аркадий. – Прошу вас обоих приготовить служебные удостоверения! Обоих! – нажал он на это слово, чтобы в случае возможных будущих разбирательства Виктор предстал не соучастником, а такой же жертвой обмана, как и майор Евтюхов.
– Что? Каких семечек? У какой гражданки? Ты в уме подполковник? – набычился Евтюхов. – А ну-ка покажи-ка свое удостоверение? Что-то не уверен я, что ты, Полуянов…
Рука майора метнулась к кобуре на поясном ремне.
Но открыть клапан он не успел. Аркадий сильным ударом ладонью под правое ухо отправил его в бессознательное состояние.
«Зря ты, майор, в эти игры с таким энтузиазмом ввязался… Не для тебя такие игры… Они даже и не для меня… – подумал подполковник Стеклов. – Просто так получилось, что кроме меня играть больше некому… Извини, майор.»
– Аркадий Михайлович, а вы его не того… вроде, он не дышит?… – наклонился над Евтюховым лейтенант Витя.
Аркадий приложил пальцы к шее осевшего у колеса своего «Вольво» майора.
– Нет… все нормально… минут через пять очнется… – успокоил он лейтенанта и сделал знак, обращенный к кустам акации на обочине дороги.
От стены акаций отделились четыре мохнатых кус-та и, взобравшись на дорогу, обернулись людьми.
– Аркаша, ты его не убил? – испуганно наклонилась над лежащим майором медсестра и начала щупать пульс.
– Обо мне кто бы так беспокоился… – сказал подполковник Стеклов. – Нет, я его не убил! Паша, в твоей фляжке что-нибудь осталось?
– А что? – настороженно осведомился Павел Сергеевич, ожидая подвоха.
– Нужно немного твоего коньяку.
– Ну, может быть, со стакан-два и осталось… Не больше…
– Больше и не нужно! – успокоил Аркадий и протянул руку. – Давай!
– Папас порылся в штанах и с трудом выдрал из них свой двухлитровый сосуд.
– На, Аркаша, глотни с устатку… – сунул он флягу товарищу.
Подполковник взял сосуд, приподнял голову майора Евтюхова и двумя пальцами сжал его ноздри. Через несколько секунд майор открыл рот и судорожно вздохнул. Аркадий тонкой струей стал осторожно лить ему в рот коньяк. Майор сделал несколько рефлекторных глотков и сильнее раздвинул челюсти. Фыркая и слабо поматывая головой, он начал громко глотать коньяк. Вскоре, все, что было во фляжке, перелилось в его объемистое тело. Сделав последний глоток, майор, не открывая глаз, чихнул.
– Ну, все! – удовлетворенно произнес Аркадий, разогнулся и посмотрел на лейтенанта Витю. – Теперь он очнется сильно и приятно пьяным… Тогда, конечно, скажешь ему, что неизвестный преступник тебя тоже вырубил… Просто ты раньше пришел в себя.
Аркадий посмотрел на окружающие его встревоженные лица и сказал:
– Если он сразу, как проснется, станет докладывать наверх о каком-то самозванце, который выдал себя за подполковника Полуянова, оглушил его, да еще и смертельно напоил, то, вряд ли, кто-то ему поверит… Если бы я услышал такой бред, то, предположил бы, что майор сам по какой-то причине, вырвавшись из управления, нарезался вдрызг… Впрочем, думаю, после папасовки он, по крайней мере, до завтрашнего обеда вообще ничего никому не скажет… А за это время мы все уладим! – бодро завершил он свою речь. Хотя сам в этом далеко не был уверен.
Но падения духа у своих товарищей подполковник, конечно, никак не мог допустить. И, особенно, это касалось лейтенанта Вити, который, как ни крути, помогал людям, которых по прямому приказу своего руководства должен был задержать.
Аркадий улыбнулся и хлопнул лейтенанта по плечу.
– Ты, Виктор не журись! Чего буйну голову повесил? Ты сейчас в безопасности… Можешь спокойно нести службу! А завтра управление ФСБ возьмет это дело под свой контроль… Это я, подполковник Стеклов, тебе обещаю! Считай, что ты оказал большую помощь органам безопасности в проведении оперативных мероприятий, имеющих особо важное значение! – официальным тоном произнес он.
– Спасибо, Аркадий Михайлович. – вздохнул лейтенант. – А то трошки все же не славно вышло с майором…
– Ничего! На нашей службе и не такое бывает! – ободряюще подмигнул ему совершивший очередной в своей жизни должностной проступок подполковник Стеклов.
И в это время по их глазам ударил свет фар. С виадука спускалась какая-то машина.
Аркадий не знал, что толкнуло его сделать быстрый шаг в сторону и даже слегка пригнуться. Таинственное шестое чувство, заставившее его спрятаться за корпусом УАЗа от взглядов пассажиров пронесшейся мимо «Волги» не подвело.
Это была новенькая оперативная машина для командного состава управления. Именно на ней он три часа назад приехал в Каланчевку. И ее появление сейчас на поселковых улицах было, пожалуй, самым плохим событием за всю эту беспокойную ночь. Подполковник Стеклов догадывался, кто мог находиться в ее салоне.
И тут же у него в брюках требовательно заверещал мобильник.
– Аркадий? – спросила трубка голосом Кондрашова.
– Це ж я, Олег Петрович. – ответил подполковник Стеклов.
– Вопрос к тебе. Ты там в Каланчевке с ребятами Бокалова после последнего нашего разговора не сталкивался, а?
– Нет, а что такое?
– Да, видишь… они тоже наш прибор активнейшим образом ищут… Чуть не всю милицию себе в помощь запрягли… Бокалову ж они не откажут! Все областное управление на сибпромовских «вольвах» ездит… Ну, так вот, слушай меня! Прибор Бокалову ни при каких условиях попасть не должен. Ни при каких! Ты понял?
– Понял, Олег Петрович!
– Да, тут еще информация имеется, что этот прибор еще каких-то орлов из столичного «Бакин-банка» очень интересует… То же самое! Ни при каких условиях, чтоб к ним не попал! Под твою персональную ответственность! Ясно?
– Ясно!
– Аркадий! Я хочу, чтобы ты до конца прочувствовал! Может быть страшный международный скандал! Такой, что от нас с тобой только перья полетят!… Тебя даже без пенсии могут уволить! Соображаешь? На улицу и до свидания! Я уж о себе не говорю! Строгача запросто могут влепить! Ощутил, что от тебя зависит? Престиж государства!
– Я ощутил, Олег Петрович… Как я понял, если будет острая ситуация, вы разрешаете применять личное оружие на поражение? – серьезно спросил Аркадий, табельный пистолет которого, как обычно, оставался лежать в верхнем отделе сейфа. – Спасибо! Теперь, если что, я знаю, как действовать!
– Стой, стой, стой! Я ничего такого не разрешаю! Ты это осторожнее в разговорах! Ты же знаешь, что разговоры фикси… Ну, не важно! Стрелять я не разрешаю!
– Так, как мне тогда не допустить захвата всеми эти-ми охотниками интересующего нас прибора? Объясните, Олег Петрович! Уговорами, что ли? Так они меня сами в два счета запломбируют. За бутылку водки нынче на тот свет отправляют! А тут, шутка ли! Машинка, которая, как вы сами мне сказали, любую атомную бомбу взорвать может!
– Аркадий! – строгим голосом произнес Кондрашов.
– Да! – со внимание отозвался подполковник.
– Аркадий! – еще более строго проговорил начальник.
– Я вас внимательно слушаю, Олег Петрович! – прибавил и подполковник подобострастия в голосе.
– Офицер федеральной службы безопасности должен поставленные перед ним задачи по возможности решать без стрельбы! – тоном воспитательницы детского сада произнес Кондрашов.
– А, если не будет такой возможности! Если они меня паковать в деревянный ящик станут, тогда как?
– Аркадий! Не надо накручивать! Вот накручивать только не надо! – поучающе произнес Олег Петрович.
– Так вам с Левандовским этот прибор нужен или нет?
– Прибор нужен. А вот стрельба – нет! – отрезал Кондрашов.
– Вы прямо, как хорошая мамина дочка, Олег Петрович! Хотите и замуж выйти! И девушкой остаться!
– А что? Разве плохо? – спросил начальник.
– Вам-то с Левандовски очень хорошо! Мне-то не очень. – заметил Аркадий.
– А как бы ты хотел? – поинтересовался начальник.
– Я хотел, чтобы наоборот.
– Размечтался! Вот будешь на моем месте – будет наоборот! – обнадежил Кондрашов. – Информируй по ходу дела! – приказал он и отключился.
Подполковник спрятал мобильник и обвел взглядом стоящих перед ним спутников. Зря он не отошел в сторону, когда разговаривал с Кондрашовым, подумал Аркадий.
«Ну, да ничего, пусть знают, что дела-то вокруг нас не шуточные закрутились…» – мысленно сказал он себе в оправдание.
Его армия молчала, переминаясь с ноги на ногу.
– Слушай, Коля, а ты, случаем, не знаешь, куда отправился Константин Пантелеевич, когда нас на Хлебной улице высадил? – спросил он водопроводчика.
– Знаю, конечно… – сказал Саяпин.
– Говори! – приказал Аркадий.
– На теплоходе он… Как москвичи понаехали, он там свой штаб устроил… Каждую ночь на нем со своими корешами обретается…
– Точно знаешь? – спросил Аркадий.
Николай в ответ сначала лишь высокомерно хмыкнул, но, посмотрев на Аркадия, все же из уважения добавил:
– Ну, точно… Ну, я бы, да не знал…
– Тогда план действий меняется… – решительно начал Аркадий. – Я сейчас пойду на теплоход… А вы – к Толе на каланчу через подземный ход… И там меня ждите. Никуда не отлучайтесь и по улицам не бродите… Видите, какая ночь беспокойная выдалась!
– Аркаша, я с тобой! Я без тебя боюсь! – решительно произнесла Соня, подошла к подполковнику и уцепилась за его руку.
– Аркадий Михайлович, я тоже с вами! – решительным голосом, не оставляющим надежду на уговоры, сказал Коля Саяпин и сделал шаг к подполковнику.
– Что я в фонарь-то полезу? Я тоже, Аркадий, лучше с тобой прогуляюсь! – недовольно пробурчал Паша.
– А я вам что, не нужен? – обиженно засопел Иван Алексеевич. – Да я больше всех нужен! Кто вас из крепости под землей вывел, а? Если б не я, еще не известно как бы все обернулось!… Так что, как хотите, а я – с вами!
Иван Алексеевич упрямо мотнул головой и встал в образовавшийся рядом с Аркадием маленький нестройный ряд.
Аркадий раскрыл рот, чтобы возразить всем разом, но вместо этого лишь глубоко вздохнул, закрыл рот и покорно кивнул:
– Тогда, пошли.
Мужчины пожали Виктору руку, а Соня чмокнула в щеку.
Отряд специального назначения, ведомый подполковником Стекловым, скатилась с дорожного полотна и бесследно растворилась в густых каланчевских зарослях.
37. На корабле
Когда-то этот корабль был прогулочным судном.
Аркадий хорошо помнил, как еще школьниками они катались на нем сначала с родителями, а класса с пятого, уже с Пашкой и другими каланчевскими мальчишками. Лет десять назад его приобрел у речного пароходства какой-то быстро поднявшийся городской предприниматель. Он собирался организовать на реке свой досуговый бизнес с плавучим рестораном, оркестром и девушками не строгого поведения.
Но осуществить свой замысел не успел.
Переменчивая судьба повернулась к нему безглазой стороной, и он начал отдавать за долги свое движимое и недвижимое имущество. Одним из тех, кому он оказался должен был Константин Пантелеевич Шторм. В уплату долга ему достался этот прогулочный теплоход.
Временно, пока не решил, что с ним делать, Костя пришвартовал его в небольшом затончике за крупозаводом. Незаметно шли годы, но, то ли в Костиной голове ничего стоящего в отношении использования кораблика не появлялось, то ли занятые чем-то другим руки не доходили, но теплоход так и продолжал стоять без дела, укрытый от проходящих наверху улиц густой стеной ивовых деревьев и зарослями камыша. В конце концов, в нем как-то само собой образовалась неофициальная Костина штаб-квартира.
К этому неподвижному, уже вросшему носом в песок судну, и направлялся подполковник Стеклов с сопровождавшими его лицами.
До берега они добрались за несколько минут. В Каланчевке все было близко.
Сойдя с дороги, они пошли сквозь дышащий парниковыми запахами ивовый лес. Под ногами был плотный сыроватый песок. Тропинка привела их к камышовым зарослям и нырнула в их черные волны. Камышовые метелки слегка колебались от легкого ветерка. Не успели они пройти несколько шагов, как вдруг Соня испуганно ойкнула.
– Что такое? – встревожился Аркадий.
– Мне песок в туфлю попал…
Подполковник облегченно вздохнул.
– Ну так вытрясай свой песок! Что ты ойкаешь!
– Так ты руку-то мне дай! Я же упаду! Как я на одной ноге стоять буду? Я что тебе – цапля?
– Зачем я только тебя взял! Одно беспокойство с тобой! – проворчал Аркадий.
– Правильно! Тебе бы только меня бросить! И убежать куда-нибудь пьянствовать! – заявила медсестра.
– Тут попьянствуешь! – грустно заметил уставший подполковник.
И они снова двинулись по набитой тропинке между двух стен камышей высотой в человеческий рост.
– Аркадий Михайлович! – услышал Аркадий за своей спиной тихий шепот Коли Саяпина.
Подполковник остановился.
– Ну?
– Вроде кто-то за нами идет…
Аркадий прислушался.
Он знал, у Коли был слух на зависть, и ему можно было верить.
– Паша, ты ничего не слышишь? – обратился он к замыкающему группу Папасу.
– Да нет. Все тихо. – отозвался Павел Сергеевич.
Коля напряженно прислушивался.
Прямо над камышами висела довольная, круглая луна. Она светила с такой силой, что, казалось, черный космос вокруг нее, даже роится фотонами. Но на песчаной дорожке между камышами все равно было темно.
– Аркаша, у тебя пистолет есть? – строго спросил Иван Алексеевич, отражая выпуклыми лешачьими глазами бессильный лунный свет.
– А как же! – заверил его Аркадий, табельный пистолет которого лежал в служебном сейфе.
– Они суки затаились! – тихо произнес Коля. – Я чувствую.
– Да, ладно тебе, Коля! Вечно ты! Не пугай! – сказала Соня и намертво припечаталась к Аркадию левым боком.
Неожиданно где-то совсем рядом за камышовой стеной раздался громкий вопль. Аркадий почувствовал, как вздрогнуло Сонино тело. Да он и сам едва не вздрогнул.
– Что это? Кто это? – прошептала Соня.
– Да это птица такая… Вроде совы… Забыл, как зовут… – сказал Кальварский.
– Да? Птица? – с надеждой спросила медсестра.
– Ну, да. Выпь, что ли… – неуверенно произнес Иван Алексеевич.
– А тут аллигаторы, случайно, не завелись? – попытался пошутить Аркадий.
– Кто-о-о-о? – тихонько пропищала Соня.
– Ну, крокодилы… – пояснил подполковник.
– Аркаша, ты не шути так! – сердито произнесла медсестра, не думая отлипать от его бока.
– Все! Идем! – приказал подполковник. – Паша, ты прикрываешь нас сзади! Смотри в оба!
– Я этим крокодилам хвосты-то пообрываю! – мрачно пообещал отставной майор.
Впереди и как будто совсем рядом раздался звук, похожий на громкий чмок. Как будто кто-то кого-то ел и глотал.
– Стоп! – поднял руку Аркадий.
– Засада? – спросил Павел Сергеевич.
Все застыли в молчании.
– А, давайте по мосткам пройдем. – нарушил молчание Коля. – Тут рядом.
– Что за мостки? – поинтересовался подполковник.
– Ну, когда-то к кораблю мостки вели, а дорожку эту Костя уже потом велел песком отсыпать. По тем мосткам давно никто не ходит… Но пройти можно… Я недавно ходил. – сказал водопроводчик. – По делам. – для чего-то пояснил он.
– А где эти мостки?
– Да недалеко. Надо чуток вернуться… Вы постойте, я сейчас! – сказал Коля и исчез в камышах за поворотом тропинки.
Остальные остались ждать.
Парниковый запах воды и зелени густел. Он стал таким сильным, что амазонские крокодилы, окажись они здесь, в самом деле, почувствовали бы себя, как дома.
Чи-и-и-мок! – раздалось в камышах.
Подполковник закрыл собой Соню.
Но это был Коля, неосторожно сделавший шаг с тропинки в сторону, где прикидывалась твердью желеподобная болотистая почва.
– Все в порядке! Нашел! – сказал он.
Иван Алексеевич удовлетворенно крякнул.
– Рядом все чисто! – обратился водопроводчик к Аркадию, отвечая на его безмолвный вопрос.
Компания, хрустя подошвами, быстро двинулись по мокрому песку дорожки обратно.
Метров через двадцать, Коля поднял руку:
– Здесь!
На тропинке лежали концы нескольких сбитых вместе досок. Доски уходили во тьму камышовых зарослей. Возглавляемые водопроводчиком, они, отводя руками стебли, двинулись по деревянным мосткам.
– Ой-о-ой! – вскрикнула Соня и Аркадий почувствовал, как она летит вниз. Он рефлекторно успел подхватить ее, дернул вверх и поставил на ноги!
– Там что-то скользкое… – испуганно прошептала Соня.
Подполковник нагнулся. В слабом лунном свете на досках сверкнул круглый бок винной бутылки.
– Соня! Прекращай ойкать по пустякам! – перевел дух подполковник.
– Аркадий, в другой раз прошу тебя быть аккуратнее! – сказала Соня. – Не забывай, я – женщина! – строго произнесла она. – Ты мне застежку порвал!
– Какую застежку?
– Какую надо! – отрезала медсестра.
– Ну, хорошо, хоть угадал… – буркнул подполковник и они двинулись дальше.
Камышовый мир затих и ничем не напоминал о своем существовании. Всем, кроме подполковника, это нравилось. Шагая по доскам, он пытался поймать необычные звуки за своей спиной, по сторонам и впереди. Но все было тихо. Молчали странные ночные птицы. Не выдавало аппетитным чмоканием чьих-либо шагов болото.
Через несколько минут камышовые стены внезапно оборвались и они шагнули с досок на ровный песок берега. Совсем близко темнела кромка воды. В лицо им дышала свежестью большая река. В ночи ее почти не было видно. Присутствие гигантской водной артерии, вытянувшейся через половину континента, выдавал лишь детский, плеск.
А шагах в пятнадцати высился выползший на берег высокий острый нос корабля.
Несмотря на поздний час, на судне не спали. Салон-каюта смотрела в ночь оживленными лимонными глазами бортовых иллюминаторов. С правого борта у самого носа на песок спускался узкий деревянный трап с тонкими леерами ограждения.
Аркадий оглянулся на оставшуюся за спиной непроглядную стену камыша. Никаких преследователей из прибрежных джунглей не появлялось. А перед ними был корабль, на котором они могли чувствовать себя в безопасности.
Не медля, они направились к корабельному борту.
Никакой охраны не было, либо она вела себя незаметно.
Один за другим они поднялись по дрожащему трапу на палубу. Из приоткрытых иллюминаторов слышались невнятные голоса.
– Саяпа, ты кого это привел? – неожиданно услышали они у себя за спинами.
– Баклан, ты, что ли?.. Да, свои! – тихо отозвался Коля.
– Аркадий Михайлович, вы? – спросил выступивший из-за палубной настройки высокий парень. – Я – Леша Земчук помните?…
Коренную каланчевскую семью Земчуков Аркадий, конечно, знал. И хотя конкретно никакого Леши не помнил, но, разумеется, кивнул головой:
– Конечно, помню…
– Вы к Константину Пантелеевичу? – осведомился часовой.
– К нему. – солидно оветил Коля Саяпин.
– Он на корабле? – спросил Аркадий.
– Да, там с ребятами планерку проводит…
– Что-то поздновато… – заметил Аркадий.
– Вы вот тоже не спите… – резонно возразил Леша Земчук. – Дела, значит.
– Это точно! Ну иди, доложи шефу, что к нему гости. – сказал Аркадий.
– Да чего докладывать? Вы же свой… Так идите! На вас же он не рассердится! – сказал охранник и скрылся в тени надстройки.
Они прошли по железной пупырчатой палубе и вступили под навес, где стояли несколько деревянных скамеек. Аркадий открыл застекленную дверь и шагнул в залитую светом большую пассажирскую каюту. Вслед за ним вошли и остальные.
Костя, действительно, проводил совещание.
Он стоял у противоположной переборки. На нем по-прежнему был пиджак с бронзовыми пуговицами. Здесь, на корабле он казался капитанским кителем.
Шторм что-то энергично говорил десятку молодых людей, сидящих по обеим сторонам начинавшегося почти у самой двери длинного полированного стола.
Неожиданно увидев перед глазами Аркадия с компанией, Костя замолчал на полуслове, кашлянул и сказал:
– Прервемся. Всем можно покурить. Будьте на палубе. Леша вас кликнет.
Молодые люди дружно поднялись и мимо гостей один за другим просочились на воздух.
– Присаживайтесь! – радушно указал Костя на места за столом.
Гости расселись на только что опустевших креслах. Не сел только Аркадий.
– Рад всех видеть!… Чаю, кофе? Галка сейчас в пять минут создаст…
– Кофе можно было бы для бодрости! – сказал Иван Алексеевич. – Хоть и поздновато уже…
– А этого, ну, немного освежиться… – подал голос Паша.
– И коньячку принесет! – заверил Костя.
– Хорошо хоть один человек что-то в жизни понимает… – с удовлетворением проговорил Павел Сергеевич. – А то у нас некоторые добряки весь коньяк чужим людям спаивают! – с осуждением добавил он.
Костя постучал кулаком в находящуюся у него за спиной переборку, находящаяся в ней овальная стальная дверь провалилась внутрь и из соседней каюты выглянуло симпатичное девичье личико.
Костя не успел открыть рот, как девушка сказала:
– Я все поняла, Константин Пантелеевич.
Она исчезла в оранжевом свете соседней каюты, но через считанные секунды возникла вновь, уже держа перед собой большой поднос с высоким блестящим кофейником и маленькими керамическими чашками.
– А?.. – открыл рот Павел Сергеевич.
– Да, и… – начал было, обращаясь к девушке, Костя.
– Я поняла, Константин Пантелеевич. – не дав ему договорить, произнесла она, расставляя на столе чашки.
– Еще и… – снова попытался поруководить Костя.
– Сейчас все будет! За один раз я же все не унесу… Не волнуйтесь вы, Константин Пантелеевич! – строго взглянула на Костю девушка.
Соня Кальварская с упреком в глазах посмотрела на Костю.
Шторм поймал ее взгляд и отвел глаза в сторону иллюминатора, видимо, заинтересовавшись тем, что могло происходить в ночи. Но кроме бархатной тьмы в иллюминаторе ничего видно не было.
Соня подняла брови, опустила, потом вздохнула, и на мгновение подняла глаза к потолку каюты. Она не сказала ни слова. Но в воздухе отчетливо прозвучало: «Неужели ты не мог найти никого лучше этой пигилицы? Есть же серьезные взрослые женщины! А эта синица скоро тебе на шею сядет, вот увидишь, но будет поздно, потому что настоящие женщины к этому времени на тебя и смотреть даже не будут!.. Если только не извинишься!…»
– Вы тут пока кофейничайте, а мы пойдем с Аркадием парой фраз перекинемся… – сказал Костя и указал рукой на утопленную в переборке лестницу. Покрытые черной линейчатой резиной ступени вели вверх. Над пассажирским салоном располагалась капитанская рубка.
В рубке Костя оборудовал свой руководящий кабинет.
Здесь господствовал строгий кожаный стиль. Хорошей кожей были обиты просторный угловой диван, кресла и панели в половину человеческого роста. Напротив штурвала с надраенным медным ободом стоял небольшой стол. На нем помещались настольная лампа и антикварный телефонный аппарат с рожками.
На коричневом выпуклом сиденье дивана сиротливо лежал бледно-салатный воздушный предметик нижнего женского белья.
– Бросают, где попало… – недовольно заметил Константин Пантелеевич и взмахом загорелой ладони загнал невесомую вещицу в глухой угол дивана.
Залетевший в приоткрытое окно рубки ветерок на мгновение смастерил из белой занавески танцующую женскую фигуру и растворился в воздухе каюты, будто его и не было. Но каким-то образом он успел вытащить из диванного угла дамский предмет и, аккуратно расправив, распластать его на грубой диванной коже.
Костя вздернул брови, в очередной раз удивляясь упрямому женскому стремлению постоянно быть в центре внимания. Он взял вещицу в руки, сложил ее, словно носовой платок, вчетверо, поискал глазами, куда бы положить, и в конце концов, засунул ее в качестве кружевной салфетки под антикварный телефонный аппарат.
– Садись, Аркаша. – закончив с наведением порядка, указал он на освободившийся диван.
Снизу раздался громкий смех Павла Сергеевича, потом звонкая и невнятная трель Сониного голоса, а, затем, общее лошадиное ржанье.
– Коньячку? – предложил хозяин капитанской рубки.
– Зачем Галю отвлекать… Пусть она с гостями внизу управляется… – сказал Аркадий, присаживаясь на упругое, норовящее сбросить на пол, диванное сиденье.
– А зачем нам Галя? – удивился Костя. – У меня здесь все есть.
Он потянулся к зеркальной дверце в каютной переборке. Открывающаяся дверца пропела первые такты песни «Три танкиста, три веселых друга», и обнаружила за собой большой ящик с зеркальными стенками. Внутри ящика поблескивали стеклянными туловищами разноцветные и разнообъемные бутылки.
Константин Пантелеевич заглянул в ящик так, чтобы отразиться во внутренних зеркалах над горлышками бутылок. В ящике возникли и уставились друг на друга десятка полтора Штормов в капитанских кителях с галстуками в красно-синюю косую полоску. Только у зеркальных капитанов узел галстук был почему-то не приспущен, как у Шторма, стоящего перед баром, а аккуратно располагался между уголками воротничка белой рубашки. Впрочем, возможно, Аркадию так только показалось.
– А? – горделиво произнес Костя. – Как тебе мой бар? Не плохо?
– Ты мне эту лавочку уже сто раз показывал! – недовольно произнес Аркадий.
– Когда показывал? Ты когда был-то у меня последний раз? Полгода назад? Или год? А я этот бар только весной сделал!.. – обиженно сказал Костя.
Диванное сиденье упорно пыталось сбросить стокилограммовое тело Аркадия на пол каюты. Ему это надоело, он добровольно поднялся и подошел к приоткрытому окну.
За окном жила ночная река. Плескала о корму волнами. Дышала в лицо влажной свежестью, острой, как нашатырь. Покачивала вдали на фарватере одинокий огонек бакена.
– Костя, ты мне веришь? – спросил Аркадий, поворачиваясь к хозяину каюты.
– Ну, Аркадий, что за странный вопрос? – вальяжно положил ногу на ногу севший на диван Константин Пантелеевич.
– Вот, что я тебе скажу, Костя… Брось охотиться за Эдисоновым изобретением…
– Аркадий, мы же с тобой договорились! Я Толю и не ищу…
– А чего ты ночью свою шайку собрал? Обсуждаете, как хлеб лучше хранить, чтобы не черствел, да?.. Но дело даже не в этом… Понимаешь, Костя, теперь я могу тебе точно сказать, Эдисон изобрел совсем не то, что ты думаешь! Совсем не то!
– Да, как не то? Как не то? – вздернул густые брови Костя. – Он сам говорил! Да и я кое-что видел… Своими глазами… Меня же не обманешь!
От поднятых и застывших в таком положении бровей кожа на Костином лбу собралась длинными горизонтальными морщинами.
– Много видел, да мало знаешь! То, что он изобрел тебе совсем не нужно! – сказал Аркадий.
– Почему же не нужно?… Очень даже нужно!.. – достал из бара пузатую коньячную бутылку Шторм.
– Костя, поверь мне, тот, у кого в руках будет эта вещь, может получить только одно – пулю в лоб. Без вариантов.
– Аркадий, что ты меня пугаешь? – плеснул себе в бокал коньяку Костя. – Налить тебе? Это – не Пашин. Это– настоящий «Хенесси»!
– Мне-то как раз Пашин коньяк больше нравится… Я тебя не пугаю… Я вообще когда-нибудь тебя напрасно пугал? Скажи, пугал?
– Ну, раньше не пугал… – Костя поднес к лицу бокал и покрутил над ним носом.
– А сейчас вдруг стал пугать?
– Ну… Раньше такого дела не было… Универсальный взрыватель – это, я тебе скажу, вещь! Такая штука дорого стоит… Сам же сказал, что ради него лоб в два счета зеленкой намажут…
– Правильно. Лоб намажут. А денег за это дело ни при каких условиях не дадут! Потому что это вообще не то, что ты думаешь. Это никакой не взрыватель… – Аркадий подошел и опустился на враждебный диван.
– А что же это такое?… Да я сам видел, как он своим прибором в другом конце комнаты коробок спичек взорвал!.. Точно!
Константин Пантелеевич вручил Аркадию широкий бокал и немного налил в него из темной бутылки.
– Ну, взорвал коробок спичек… Подумаешь!.. Ты что первоклассник, спичечные коробки взрывать? А больше он ничего взорвать и не может… А то, что он может… Понимаешь, Костя, эта вещь… она не твоего калибра.
– Почему это, не моего? – обиженно поджал губы Костя. – Да я!… Да, у меня знаешь, какие перспективы?… У меня не только в Каланчевке дела есть, у меня уже и в центре два магазина… Причем, один рядом с областной администрацией!… И еще будут! Я расту!… Сегодня, такой, можно сказать, среднего уровня бизнесмен, а завтра ко мне на верблюде не подъедешь!
– Да ты пойми, голова садовая! До этой вещи никому не дотянуться! Ни-ко-му!
– Что же, и Абрамовичу? – не поверил Костя.
– Хоть и Рокфеллеру!
– Да, что же это за штука такая?… – озадаченно посмотрел на Аркадия хозяин каюты. – Что ж там не во взрывах что ли дело?…
– Да, какие там взрывы! Это переворот всего мира кверху дном!… Это – бесплатный источник любого количества энергии! Вот, что это такое! Неужели ты думаешь, что те, кто сейчас наверху, это допустят!
– Ну, а, если, аккуратно… – начал Костя, но Аркадий его перебил.
– Никаких, если! Вот представь, что ты украл у Америки печатный двор, где шлепают доллары… Долго ты после этого проживешь, с любыми деньгами, а? Так вот, это – тоже самое! Только хуже!
– Да, но, если осторожно… – опять попытался возразить Костя, но Аркадий снова ему не дал.
– От таких вещей надо держаться, как можно дальше!… Как можно дальше! Ну, чем тебе сейчас плохо? Чем?… И в авторитете… И деньги есть… И девки симпатичные что попало на диване бросают… И особенно никто не кантует… Ни конкуренты, ни налоговики, ни милиция… Ну, на хрена тебе на свою задницу разводной ключ искать? Чтоб крепежная гайка скорей отвалилась?…
Константин Пантелеевич встал и прошелся по каюте.
Снизу раздался взрыв женского смеха, состоящий из двух сплетающихся голосов – Сони и официантки Гали.
– Значит, считаешь, надо пошабашить это дело? – остановился напротив Аркадия Костя Шторм.
– Забыть и не вспоминать… – кивнул головой Аркадий.
– А как же москвичи, которые за Толиной штукой приехали, а? – склонил голову и хитро прищурился Костя. – Они что, тоже откажутся? И бакинцы и даже нефтяники?
– А почему у меня об их лбах должна голова болеть? – спросил Аркадий. – Они мне – кто? Я им кто – кум, сват, брат или, может, как тебе, друг детства?… Не завидуй раньше времени, им эта штука тоже не достанется ни при каких условиях… – Аркадий отхлебнул «Хенесси». – Если вообще целыми отсюда улетят, так это для них большая удача будет!… И что в этой французской самогонке хорошего? – кинул он в пространство риторический вопрос. – Папасовка куда лучше!…
На реке раздался низкий пароходный гудок. Аркадий подошел к окну и, отведя занавеску, взглянул в темноту.
По фарватеру тяжело шла нефтеналивная баржа. На ее мачте горели красные топовые огни, а окна рубки были ярко освещены.
Словно приветствуя их, баржа еще раз энергично и длинно загудела. Видимо, приняв гудок на свой счет, за одним из обращенных к реке заборов приветственно залаяла каланчевская дворняга.
– Мальчики, вы тут не заскучали совсем? – услышал Аркадий за своей спиной. Из провала, ведущей вниз лестницы, показались сначала темные волосы, потом Сонино лицо, а затем вся ее одетая в легкое белое платье фигура. Подбросив подол круглыми коленями, она взобралась на пол рубки, окинула взглядом кожаный кабинет и обличающе произнесла:
– Что вы тут делаете без нас? Пьете? Убежали от нас и пьянствуете… Думаете, мы не догадались, да?
– И ты с нами выпей! Присаживайся! – указал на диван хозяин корабля. – Коньячку налить?
Костя достал из встроенного бара бокал, не забыв посмотреться в его многочисленные зеркала, и налил туда на два пальца светло-янтарной жидкости.
– Пашин? – осведомилась медсестра, поправляя юбку на коленях. Задача была не из простых. Нужно было добиться такого положения края подола, чтобы он не скрывал приятных и красивых частей ног, но в тоже время, чтобы ни у кого не могло сложиться впечатления, будто их специально демонстрируют с рекламными целями.
– Это не Пашин, это – настоящий «Хенесси»!… – с гордостью сказал Костя. – Вот, смотри, фирменная этикетка!…
– Жаль… – сказала медсестра. – Я Паше больше доверяю!.. Уж он-то никакой химии добавлять не будет!… А эти иностранцы еще не известно, что туда нальют!
– Да, ты что! Это ж всемирно известная фирма!… Одни миллионеры его пьют! Ты знаешь, сколько он стоит? – обиделся Костя.
– А!.. – махнула рукой Соня. – Сколько бы не стоил! У Паши все равно лучше!
– Вот уж провинция, так провинция! Глухомань! – с чувством горечи в голосе произнес Костя и до дна выпил коньяк в своем бокале.
Медсестра поднялась с дивана и подошла к стоящему у окна Аркадию.
– Что, Аркаша, загрустил? Устал, да?
– Да, что-то ночь у нас беспокойная выдалась…
Соня прислонилась к нему плечом. Сквозь тонкое платье он ощутил ее тепло и словно бы степной аромат июньской травы. Ее синие глаза, окаймленные черными щеточками ресниц, смотрели на него, словно чего-то ожидая.
Аркадий потер щеки и резко выдохнул.
– Однако, еще не утро. – собираясь с силами, произнес он. – Кое-что еще нужно сделать…
– А что нужно делать? – с надеждой спросила Соня.
«Хорошо, когда есть у кого спросить, что нужно делать? – подумал Аркадий. – Мне бы у кого спросить, что теперь делать… Да, правду говорят на востоке, есть вещь более трудная, чем самый трудный путь. Это – понять, куда же нужно идти… Но, в принципе, шанс на благополучный исход всей этой заварухи есть… Как раз потому, что в нее вмешались слишком большие силы…»
– Аркаша не молчи! Говори, что теперь будем делать? Куда пойдем? – теребила его за руку Соня.
– Пойдем на каланчу. – ответил подполковник Стеклов. – Лучше нам сейчас быть рядом с Толей. На всякий пожарный случай.
И в это время в провале лестницы показалась круглая стриженая голова.
– Можно, шеф? – спросила она.
– Ну? Что такое? – оторвался от созерцания себя в зеркалах барного ящика Константин Пантелеевич.
– К вам пришли, шеф! – виновато произнесла стриженая голова.
Аркадий насторожился. Ощутив под ладонью его напрягшуюся руку, замерла Соня. Размноженный в зеркалах встроенного бара на десять копий, застыл Константин Пантелеевич.
38. Неожиданный визит
– Кто пришел? – тихо произнес Костя.
– Из банка. – сказала голова.
– Какого банка?
– Ну, он утром у вас был… Вы еще говорили его на корабль в любое время пускать… Так, ему можно к вам подниматься?
– Не суетись. Он один? – поднялся с дивана Константин Пантелеевич.
– Да, нет, с ним еще два кореша…
– И все? – Костя поправил галстук.
– Больше никого вроде нет…
– Берег осмотрели? – рассматривая в зеркале бара состояние пробора на голове, спросил хозяин корабля.
– Да нет, а что его смотреть? – удивился круглоголовый.
– Надо! Мало ли кто еще с ними пришел? Санька пусть кого-нибудь возьмет и быстро по берегу пробежится… – приказал Шторм.
– Сейчас пошлю, шеф… А с этим-то из банка что делать? К вам провести?
– Веди.
– С корешами?
– Кореша пусть на палубе подождут.
– Понял. – кивнул стриженый.
Его круглая голова уже почти утопилась в лестничном проеме, как ее исчезновение остановил окрик шефа:
– Стой!
Голова опять выдвинулась над краем пола.
– Наших гостей проводи пока к Гале, в буфетную… вежливо только… без этого своего… ну, ты понял! Пусть там побудут… Чтоб этот, из банка, их не видел… Ясно?
– Все сделаю, шеф. – кивнул стриженый и провалился под палубу.
– Аркадий, я тебя попрошу, ты тоже спустись с Соней вниз в буфетную… Зачем этому москвичу тебя видеть?… – обратился Костя к Аркадию.
– Да, зачем буфетную? Вдруг с кем из этих гостей там столкнемся?… Давай, мы лучше в машинное отделение по лестнице спустимся. – предложил подполковник и кивнул на зеленую бархатную штору, за которой была лестница, ведущая в трюм, к судовому дизелю.
– Ну, спуститесь, конечно… – без особого удовольствия согласился Костя.
Аркадий ухватил медсестру за локоть и утащил за зеленую занавеску.
Повернув толстую ручку, он открыл овальную корабельную дверь, пропустил Соню вперед, сам шагнул на ведущие вниз обитые резиной ступени и резко дернул за собой дверь, щелкнув замком. Но спускаться вниз не стал. Снова осторожно, теперь уже почти без щелчка, нажал ручку и приоткрыл дверь так, чтобы образовалась узкая щель. К щели он приблизил свое круглое собачье ухо.
– Проходи, Вадим… садись! Ты что такой взъерошенный? – услышал Аркадий Костин голос.
– Нефтяники, суки!… Бокалов с Варравиным ребят повязали и в ментовку сдали… – услышал Аркадий знакомый голос начальника юридического отдела «Бакин-банка» Вадима Вадимовича Горкина.
– Ты смотри, что делают, а! – посочувствовал Костя. – Коньяку налить? «Хенесси»!
– Ну, плесни, разговор легче пойдет… – недобрым голосом произнес гость. – А то ведь у меня к тебе тоже пара вопросов имеется!..
Послышался стеклянный звяк и бульканье.
– Какие же ко мне-то вопросы?… Я за Бокалова не ответчик… Хоть он и на моей территории безобразничает, но, сам понимаешь, с ним я ничего не сделаю… Не моего полета птица!.
– Не про Бокалова речь! Бокалов еще свое получит… – угрожающе проговорил юрист.
– Если, кто допрыгнет… – обронил Костя.
– Получит. Не сомневайся… Только тебе, Костя, сейчас не о Бокалове надо думать, а о себе. Как бы тебе солененького не получить!…
– Я то причем в ваших перетяжках?
– Ты тут, Костя, передо мной не прикидывайся! Не надо!… Мы к тебе от кого приехали?… Знаешь, а?
– Знаю, конечно.
– И знаешь, чем ты ему обязан? Кто тебе кредиты давал? – вкрадчивым голосом произнес Вадим Вадимович.
– По кредитам мы давно в расчете! – уверенно ответил Шторм.
– Это как считать!… Когда тебе позарез денег надо было, ты в «Бакин-банк» прибежал и мы тебе помогли… А могли и не помогать… Могли не помогать, так? – нажимал юрист.
– Могли…
– А вот, когда Гурген Тимурович к тебе обратился, ты помогать не хочешь! Не хорошо получается. Не по-людски!.. – с угрозой в голосе проговорил Вадим Вадимович.
– Помогаю, как могу… Всех бойцов разогнал, ищут, куда Эдисон делся… – примирительно сказал Константин Пантелеевич.
– Брось ты, ищут!… Ни хрена они не ищут!… Чтобы ты в этой деревне в десять дворов не мог человека найти? Ты же здесь с рождения живешь и будешь мне петь, что не знаешь, где этот интеллигент мог спрятаться!.. Ты за кого меня держишь, Костя? За лоха последнего? – тон голоса Вадима Вадимовича стал резко повышаться.
– Зря ты так… Это тебе после Москвы все деревней кажется… А тут знаешь, сколько щелей, куда залезть можно! – попытался притормозить этот подъем Костя.
– Да все эти щели за час можно облазить, если захотеть! Эту вашу Каланчевку из конца в конец видно… – продолжал наливаться злостью юрист.
– Да может он и не в Каланчевке вовсе, а в центр подался… – не принимая вызова, спокойно ответил Константин Пантелеевич.
– Вот я и чувствую, что ты мне, Костя, не помочь хочешь, а помешать!.. – Вадим Вадимович вдруг снова заговорил тихо, но угрозы в его голосе не стало меньше. – Никуда он не уезжал… Он даже дверь на своей башне не закрыл… Здесь он. Чувствую я – здесь!.. А может, ты к Бокалову переметнулся, а?… Купили они тебя?… Ну, говори, что же ты замолк? – вкрадчиво произнес начальник юридической службы «Бакин-банка».
– Ты базар-то, Вадим, фильтруй… А то и базарник можно запечатать!.. – внешне спокойно, но, тоже начиная закипать, произнес хозяин каюты.
– Мне запечатать?… Как бы у тебя кое-что сейчас запечатанным не оказалось! – с открытой злобой в голосе просипел Вадим Вадимович.
В каюте возникла какая-то непонятная пауза.
– Давай так, друг дорогой, – снова глухо зазвучал голос Вадима Вадимовича, – или ты мне сейчас говоришь, куда этот твой изобретатель залез… Или ты отсюда не выйдешь… Я в твоей башке маленькую дырочку сделаю!… Минуту даю подумать… Не надейся, что я тебя на испуг беру… Меня Гурген все равно вытащит… Жалко, ты об этом не узнаешь… Потому что не будет тебя уже в этой жизни! Вот так вот! И на помощь своих орлов не зови… Они все равно не успеют, да и толку с этой салажни никакого… А у тебя тогда и минуты не будет! Раньше попрощаемся!… Думай, время пошло!
«Ну и дела! – сказал себе Аркадий. – Придется выходить…»
Он распахнул дверь, отвел рукой закрывающую ее штору и шагнул на ковровое покрытие капитанской рубки.
Спиной к нему стоял Костя Шторм. А напротив него у лестничного провала – Вадим Вадимович с пистолетом в руке.
– Аркадий Михайлович! – удивился Вадим Вадимович. – А вы-то как здесь? Или тоже нашего героя пытаете, где инженер-рационализатор прячется? Вот он нам сейчас и скажет… Если успеет до того, как минута кончится.
– Он не знает. – сказал Аркадий и стал медленно продвигаться вперед.
– Все он зна-а-а-ет!… Не может не знать! – медленно проговорил юрист, перемещая взгляд от Кости на Аркадия и обратно.
– Он не знает. Я знаю. – сказал Аркадий.
– Ну? – удивленно поднял брови гость.
– Знаю! – кивнул головой Аркадий и поравнялся с Костей.
– Стоять на месте! – наставил на Аркадия пистолет юрист-биатлонист.
– Ну, Вадим Вадимович, мне-то вы можете верить… Мы же с вами союзники… У нас же с вами договоренность! – искренним тоном произнес Аркадий.
– Правильно!… Только все-таки пока подходить не надо… А то пуля может и ошибиться… Так, где вы говорите, ваш провинциальный Эдисон прячется, а? – перепрыгивая взглядом с Кости на Аркадия, проговорил Вадим Вадимович.
– В подвале Дома специалистов. – твердо сказал подполковник.
– Разве? – переспросил Вадим Вадимович.
– Точно. – заверил Аркадий.
– А вот это мы сейчас проверим… Ну-ка, отойдите оба туда, к столу… – повел пистолетом юрист. – Так! А теперь, Костя, ну-ка, позови сюда господина Кальварского! Только не надо опять херню молоть, что не знаешь, где он… Он же у тебя здесь, на судне! Я же видел, как вы все сюда шли!… Уж он-то нам точно скажет, где его дружок! Вот и проверим, кто из вас говорит правду! А то, может быть, все-таки придется кому-нибудь дырку во лбу сверлить? Ну, Костя, зови!
Константин Пантелеевич мрачно молчал, не сводя глаз с крохотной прицельной мушки на пистолетном стволе.
Внешне Аркадий был безразлично спокоен, но внутри представлял собой компьютер, лихорадочно перебирающий варианты. Нужного варианта не было.
– Считаю до трех! – сказал Вадим Вадимович.
И в этот момент из лестничного провала вынырнуло что-то темное, метнулась по полу, сзади врезалось вооруженному гостю в ноги, и он полетел на ковровое покрытие. Раздался оглушительный хлопок, каким бывает выстрел в небольшом помещении. В стекле окна за штурвалом образовалась окаймленное лучиками трещин круглое отверстие.
В следующее мгновение из лестничного провала вырвалась что-то огромное, сразу заполнившее собой всю рубку, и обрушилось сверху на лежащего юриста.
– Коля, ты где, копуша хреновая! Дай какой-нибудь конец, ручонки ему спутать надо! – зарычал майор Папас, сидящий на уткнувшимся лицом в пол банковском юристе.
Из его огромной лапы торчал самый кончик дула пистолета, несколько секунд назад наставленного на Костю с Аркадием. Коля Саяпин, сбивший Вадима Вадимовича своим броском в ноги, поднялся из угла каюты. Он сразу откатился туда, чтобы не препятствовать выдвижению основных боевых сил в лице Павла Сергеевича. Выдергивая на ходу ремень, он подбежал к Паше и набросил ременное кольцо на заломленные назад руки Вадим Вадимовича.
– Ну, вы, суки… – хрипел задавленный живой горой невежливый гость. – Вы получите хрен в очко… Гурген вас на куски порвет…
– Вряд ли. – сказал Паша. – Мы ж в Москву к нему не поедем… Дорого! А здесь я ему такую рвачку устрою, на туалетную бумагу до конца жизни смотреть не сможет!… Я же твоего начальника хорошо знаю! Он же, голуба, у меня в Барнаульской колонии общего режима сидел.
Упершись ногой в спину юристу, бывший сиделец Нижне-Тагильской колонии Коля Саяпин, пыхтя от натуги, затягивал узел на его запястьях.
– Здесь же Каланчевка, здесь надо быть вежливым! Не грубить… Не употреблять нецензурную брань… Ежедневно стирать носки… – по выработанной за годы службы привычке нудно загудел Павел Сергеевич. Каждое слово он сопровождал легким шлепком по затылку Вадима Вадимовича. От ласкового прикосновения этих кожаных подушек лицо банковского юриста периодически расплющивалось о ковровое покрытие и скоро приобрело веселый малиновый цвет.
– Да оставь ты его! – сказал Аркадий. – Чего ты над лежащим издеваешься!
– Да, Паша, хватит уже! – поддержала его появившаяся из-за шторы Соня. – Он же не сопротивляется!
– Я ничего и не делаю… Пусть лежит… Нужен он мне! – поднимаясь, пробурчал Павел Сергеевич.
Аркадий нагнулся к лежащему и поманил Колю.
– Николай, у тебя где-то ножичек был?
– Вот! – с готовностью протянул остро заточенное лезвие Костя. – Кончать будем фраера? – осведомился он.
– Тебе только бы кончать! – негромко проворчал Аркадий и разрезал крепко затянутый на руках Вадима Вадимовича узел.
– Аркадий Михайлович! Это ж мой ремень! – с неподдельным горем в голосе воскликнул Коля Саяпин.
– Утром я куплю тебе новый! – сказал Аркадий.
– Так то утром! А как мне до утра ходить? У меня штаны спадают! – недовольно оглядел себя Коля.
Константин Пантелеевич молча вытащил из своих светло-серых стильных брюк черный ремень хорошей кожи и протянул водопроводчику.
– Ну, что, теперь доволен? – спросил Аркадий.
– Добрый ремень… – рассматривая полученную вещь, оценил Коля.
– Вставайте, Вадим Вадимович! – сказал Аркадий, обращаясь к лежащему. – Вы свободны. Мы вас больше не задерживаем. Вы можете идти!
Вадим Вадимович поднялся, потирая запястья. Видимо, Коля хорошо постарался, затягивая ремень. Освобожденный юрист, не глядя на присутствующих, молча повернулся и шагнул к лестничному провалу.
– Но я, честно говоря, на вашем месте, попросил бы у Константина Пантелеевича разрешения переждать эту ночь здесь на корабле. – произнес ему в спину подполковник Стеклов.
Вадим Вадимович обернулся и посмотрел на Аркадия. В его глазах появился невысказанный вопрос.
– Вам здесь надо оставаться! На корабле! А там… – Аркадий сделал жест в направлении выхода. – Вас ищут Бокалов с Варравиным. Вы же для них – конкурент! Куда вы пойдете? Они ждут вас и в гостинице и у каланчи и у крепостных ворот… Они подключили и милицию… Вы же понимаете, для «Сибпромнефти» и областная милиция не чужая! Куда вам идти? До первой милицейской машины? Вам здесь надо оставаться! Если хотите, я сам попрошу Константина Пантелеевича, чтобы он укрыл вас у себя!… Надеюсь, конечно, вы не будете больше так странно шутить с пистолетом, как только что это делали…
Ботинок юриста замер над уходящими вниз ступенями. Он вернул ногу на ковровое покрытие рубки и медленно обернулся.
Все молчали.
По лицу Вадима Вадимовича бродили тени.
– Пожалуй, вы правы… – наконец, произнес он. – Знаешь, Костя, я, наверное, действительно у тебя заночую… Мои кореша тоже.
– В трюме есть хорошие каюты с койками… Нормально отдохнете. – дружелюбно заверил хозяин корабля.
Вадим Вадимович снова поднял ногу и снова не смог ее опустить на находящуюся внизу ступеньку. Над краем пола показалась коротко стриженая голова.
– Шеф, можно? – произнесла она.
– Что такое? Видишь, у меня совещание! – строго воззрился на говорящую голову Костя Шторм.
– Константин Пантелеевич, вы же сами говорили, сразу докладывать, если э…
– Стоп! – остановил хозяин корабля. – Подожди! Дай человеку спуститься!
Стриженый пробкой выскочил из лестничного провала и встал рядом с хозяином.
Вадим Вадимович окинул взглядом находящуюся в рубке компанию, хотел что-то сказать, но, встретившись глазами с Аркадием, сжал губы и шагнул вниз.
– Отойдем! – кивнул Костя стриженному.
Они отошли в дальний угол рубки. Подчиненный что-то зашептал в ухо хозяину. Константин Пантелеевич слегка покачал головой и в недоумении вздернул брови. Он задал вопрос и, выслушав ответ, вздернул брови еще выше. Так он постоял несколько секунд, затем привел лицо в порядок и подошел к наблюдавшим эту сцену гостям своего судна.
– Толя Эдисон в ресторане сидит… – сказал он в тревожно ожидающие лица.
В этот момент из лестничного провала показалась большая лысина, окруженная вздыбившимися белыми перьями волос. Она принадлежала Ивану Алексеевичу Кальварскому.
– Чего вы от меня все спрятались, а? – спросил он.
Слегка выкаченные синие глаза, удивленно вздернутые бровки и всклоченные седые волосы делали его похожим на жизнерадостного старого лешака или древнегреческое лесное божество, по имени Пан.
– А чего вы такие невеселые, а? – спросил он, обводя взглядом присутствующих в капитанской рубке.
– Так вот, говорят, Толя Эдисон в ресторане гуляет… – сказал Аркадий.
– А что ж тут такого? Хорошо погулять никогда не вредно! – заметил торчащий из отверстия палубы леший.
«Особенно, если тебя ищут, чтобы отправить на тот свет.» – подумал про себя Аркадий, но, конечно, вслух ничего не сказал.
39. Поздний ужин (ранний завтрак) в ресторане «На пристани»
Анатолий Петрович Беседин по прозвищу Толя Эдисон, действительно, находился в ресторане «На пристани».
Он сидел в одиночестве и ел украинский борщ.
Рядом с глубокой тарелкой перед ним стоял небольшой графинчик, покрытый мелкими капельками отпотевающей на холодном стекле влаги.
Его столик находился в глубине зала рядом с оркестром. За соседним столиком Сема Гликман вместе с аккордеонисткой тетей Клавой, держа в руках по не выпитой стопке, о чем-то тихо спорили. Стоящий на сцене Егор Кащеев выводил на саксофоне мелодию «Черного ворона»: Черный– во-о-орон…что ж ты вьешься… над моею головой…», вышибая слезы у последних, оставшихся в ресторане гостей.
– Разрешите к вашему столу? – спросил Аркадий.
Анатолий Петрович поднял на него свои теплые карие глаза. Блестящая ложка с красным озерком борща замерла на полпути от тарелки ко рту.
– Садись, Аркадий. – сказал он. – Не хочешь поужинать со мной?
– Спасибо. Я уже поужинал. – отказался подполковник.
– Может быть, водочки? Холодная! – предложил Беседин.
– Я бы горячего чаю с лимоном выпил. Только что-то официанта не вижу… – сказал Аркадий, оглядываясь по сторонам.
– Один момент! – Анатолий Петрович и постучал ножом по графинчику. В ресторане оставалось не так уж много людей, но было совсем не тихо. Играл саксофон, стучали о донца тарелок ножи, вилки и ложки, звенели сталкивающиеся бокалы и рюмки, ссорились и объяснялись в любви никак не желающие угомониться каланчевцы. Но нежный звон, рожденный рукой Анатолия Петровича, был сразу выделен из общего шума, и через весь зал к их столику поспешил Малик Керимов.
– Слушаю вас! – обратился он к Беседину.
Анатолий Петрович важно кивнул в сторону Аркадия:
– Прими заказ, дружок!
Малик повернулся в сторону Аркадия, и вопросительно округлил глаза:
– Да?
– Стакан чаю с лимоном! – сказал Аркадий. – Чай максимально горячий, лимона побольше, два кружочка или три!
– Я понял, только наша кухня уже закрыта… в связи с поздним временем… – невнятно забормотал Малик, делая глазами какие-то знаки.
– Что? – строго посмотрел ему в глаза Аркадий.
– Наша кухня уже… Понимаете, поздний час… – продолжал мямлить Керимов. – Я хочу сказать, что лимоны у нас только московские! – наконец, закончил он.
– Ну, что ж, кладите какие есть! – приказал подполковник.
– Значит, московские? – наклонившись, уточнил старший администратор.
– Я понял. – сделал ударение на последнем слове Аркадий. – Пусть московские.
Малик удовлетворенно наклонил голову и бросился к бару.
– Решил покинуть убежище, Анатолий Петрович? – спросил Аркадий. – Хочу спросить, почему?
Беседин улыбнулся своими теплыми карими глазами.
– Необходимость прятаться отпала.
– Сейчас отпала? – спросил подполковник.
– Да, сейчас.
– А почему раньше она была?
– Раньше я не понимал до конца, в чем дело… А теперь понял… Я только что завершил кое-какие исследования и выяснил… Мой прибор – информационно-аналоговый проектор – никакой опасности не представляет! – Беседин потянулся к графинчику и неторопливо наполнил свою рюмку холодной прозрачной папасовкой.
– Информационно-аналоговый проектор никакой опасности не представляет? Я правильно понял, Анатолий Петрович? – вздернул брови подполковник.
– Никакой. Если он кому-то нужен, я его отдам… Пусть берут… – Беседин устремил свои теплые глаза куда-то поверх Аркадьевой головы. – Он все равно работать не будет…
– Почему? Ведь ты демонстрировал его работу – и в Москве и здесь… Он же работал!…
– Работал.
– Ты намеренно вывел его из строя? Вряд ли ты сможешь так легко обмануть специалистов… А за его изучение возьмутся отнюдь не школьники!
– Я никого и не собираюсь обманывать! Дело в том, что теперь я понял – проектор основан на ошибочном принципе….
– Почему же он работал? – наклонился к Беседину Аркадий. – Если принцип был ошибочным?
– Да, ошибочным. Этой ночью в фонаре я это понял… Понял, почему в руках у моего московского компаньона прибор отказывался работать…
– Почему? – спросил Аркадий.
– Потому, что в чужих руках информационно-аналоговый проектор вообще не может работать.
У их столика неслышно вырос Малик Керимов.
– Ваш чай. С лимоном. Шесть ломтиков! – вращая глазами и низко нагибаясь к уху Аркадия, шепотом произнес он.
– Спасибо. Очень хорошо. Я так и думал, что их будет не меньше шести. – сказал Аркадий и удовлетворенно кивнул.
– Я могу идти? – дисциплинированно вытянувшись спросил Малик.
– Идите! – по-уставному ответил ему подполковник.
Малик направился к бару едва ли не строевым шагом.
– Так почему ты считаешь, что в чужих руках твой прибор не будет работать? – еще ниже наклонился над столом подполковник.
– Отвечу. – также наклонился к нему Анатолий Петрович. – Дело в том, что он работает только в присутствии определенного катализатора…
– Катализатора?
– Да.
– И что это за катализатор?
– Мой мозг. – тихо произнес Беседин. – Точнее, его электромагнитное излучение.
– Что это значит? – Аркадий не сводил с собеседника глаз.
– Это значит, что только в моем присутствии направляемый на объект пучок волн может привести к его взрыву или возникновению электрического тока в обмотке неработающего электрогенератора… Без моего мозга – это просто слабо излучающий электромагнитные волны пластмассовый футляр. Не страшнее дистанционного пульта для телевизора.
– Но почему?
– Я думаю, именно мой мозг добавляет в этот пучок электромагнитных волн какой-то компонент, какую-то слабую, но, необходимую волну, которая только и позволяет возбудить необходимые процессы в материальной структуре мира.
Аркадий обдумывал услышанное.
– А другой мозг не может быть таким катализатором?
– Обычный мозг – нет! – ответил Анатолий Петрович. – Видимо, это какая-то аномалия! Подозреваю, что я все-таки не один такой на земле… Полагаю, люди с подобным странным мозгом на свете все-таки встречаются… Но очень редко… Не исключено, что настоящие шаманы, колдуны и экстрасенсы имеют именно такой мозг… Возможно, он просто обладает способностью каким-то образом связываться с сознанием гигантского существа по имени Мир и тот почему-то готов выполнять его просьбы.
Над их столиком будто образовался невидимый колпак, не пропускающий внутрь посторонние звуки.
– А у обычных людей Мир такие просьбы не слышит? – спросил Аркадий.
– У обычных нет. – ответил Анатолий Петрович.
– А зачем тогда нужен еще какой-то прибор? Проектор ваш? Попросил Мир и все! – задал вопрос подполковник.
– А вот конкретное содержание этой просьбы, как раз, и заключено в излучаемом проектором пучке электромагнитных волн, записанных во время взрыва или, наоборот, мирного протекания какого-либо процесса.
Карие глаза Беседина стали темными каплями в усталом ресторанном свете.
– Видимо, как раз такой мозг и имели работавший в Америке серб Николо Тесла и Петербургский физик Михаил Филиппов. – после паузы сказал Анатолий Павлович. – Этим и объясняется, что за столько лет их опыты как будто никто не смог повторить… Хотя и у того и у другого передача энергии на расстояние явно получалась… А у тех, кто пробовал повторить их опыты – нет! Никто не мог понять, почему? А дело-то как раз в этом… Не было подходящего мозга! Да ведь не было и понимания, что он вообще нужен. Не работал он и в руках у моего коллеги профессора Любавина, вместе с которым мы и придумывали информационно-аналоговый проектор…
Глаза Беседина будто обратились внутрь.
– Вообще странно… – посмотрел он в какую-то одному ему видимую вселенную. – Человек с готовностью наделяет себя сознанием, но, почему-то наотрез отказывается признавать наличие сознания у Большого Мира… И уж тем более, отказывает ему в праве чувствовать, ощущать чужие эмоции и желания…
Анатолий Петрович замолчал.
Молчал и Аркадий. Примерно к таким выводам, он и пришел в свое время.
– А что, если вдруг найдется еще одна такая голова? – спросил Аркадий Беседина. – Представляешь, что, допустим, военные смогут сделать при помощи твоего прибора?…
– Если найдется вторая такая голова, то она о таких своих способностях ни военным, ни вообще никому сомнительному никогда не скажет… Использование этих способностей во зло, в любых эгоистических целях, направленных на убийство людей или их порабощение, для такого мозга абсолютно неприемлемы.
– Странно… – сказал подполковник Стеклов.
– Странно. – согласился изобретатель Беседин. – Но, я думаю, именно поэтому такие люди и могут вступать в контакт с Миром. Мир считает их достойными для диалога с собой… Слышит их и выполняет конкретные просьбы, изложенные на языке электромагнитных волн.
Анатолий Петрович вспомнил про полную рюмку холодной папасовки и, устремив глаза в потолок, опрокинул ее в рот.
Аркадий отхлебнул чай. Он был терпок и насыщен витамином С.
В это время кто-то задел его локоть и он едва не пролил чай на скатерть.
Подполковник повернул голову. Прямо перед его глазами, отгораживая его от ресторанного зала колыхалась крупными складками яркая женская юбка. Он поднял взгляд. Это была Судьба. Она смотрела на него темными провалами глазниц и выражение ее лица было непривычно серьезным.
Она молчала.
Он собрался задать ей один вопрос. Хотя и понимал, что Судьба все равно не ответит честно и прямо ни на один вопрос. Вернее не так. Она ответит и честно и прямо, только выяснится это только тогда, когда ничего исправить будет нельзя. Но все-таки он решил спросить. Терять ему было нечего. Да и изменить ход событий он в сущности уже не мог.
Он опустил глаза, набираясь решимости, но когда поднял их, цыганки рядом с ним уже не было. Ее цветной платок с торчащими сзади короткими концами мелькнул в дальнем конце у бара и словно растаял в неверном ресторанном воздухе.
Сема Гликман и тетя Клава вернулись на сцену и вместе с саксофоном Егора Кащеева грянули: «У самовара я и моя Маша!… С тобой пить чай мы будем до утра…»
– Позвольте, к вам присоединиться? – внезапно услышал Аркадий знакомый голос.
Он поднял глаза.
У столика стоял Лев Иванович Бокалов.
В нескольких шагах за ним переминалась с ноги на ногу напряженная мужская группа во главе с Алексеем Геннадьевичем Варравиным.
– Приятной компании всегда рады! – улыбнулся под-полковник Стеклов. – Присаживайтесь, Лев Иванович!
– Спасибо присяду… А то день у меня выдался хлопотливый… – степенно произнес Бокалов и опустился на стул.
– Да и ночь не особенно спокойная… – заметил Аркадий.
– И не говорите! – качнул круглой серебрящейся головой начальник службы безопасности «Сибпромнефти».
– Но я, собственно, к Анатолию Петровичу… – взглянул Лев Иванович на Беседина. – Наш с вами договор, Аркадий Михайлович можно считать расторгнутым… Я нашел Анатолия Петровича без вашей помощи… Даже мне кажется, что вы как-то мне мешали… Нет?
– По моему, это вы мне мешали, Лев Иванович… – не согласился Аркадий. – Ведь по нашему договору вы не должны были заниматься поисками Анатолия Петровича… А вы? Всю ночь не спали…
– Ну, не будем спорить! В нашем деле, маленькие хитрости вполне допустимы… Во всяком случае, я вам ничего не должен… – хлопнул Бокалов генеральской ладонью по столу. – Считайте, что никаких бумаг о продаже вам акций не было. Согласны, Аркадий Михайлович?
– Увы мне, увы! – вздохнул подполковник.
Бокалов перевел взгляд на Беседина.
– Анатолий Петрович, надеюсь, прибор у вас с собой? И вы не будете удивленно восклицать, что за прибор? не знаю никакого прибора!… Тот самый прибор, информационно-аналоговый проектор, «Зевс-2000», который вы демонстрировали в лаборатории у профессора Любавина… Так что, игры в прятки лучше и не начинать…
– Да я и не думаю начинать… – пожал плечами Беседин.
– Ну и отлично! – обрадовано воскликнул Бокалов. – Десять тысяч долларов вас устроит? Соглашайтесь, не плохие деньги… Оборудование для своей лаборатории прикупите… Или, считаете, мало?
– Я и этих не возьму…
– Это почему?… – удивился Бокалов.
– Потому, что я человек честный… А этот прибор так, игрушка… Он только для фокусов и годится! Что ж, я за пустышку такие деньги брать буду?
– Вот только не надо мне голову морочить! Не надо! – сердито проговорил Бокалов. – Работу вашего прибора солидные специалисты видели… Что же, они бы игрушку от реального прибора не отличили? Давайте прибор! И не вздумайте меня обмануть!.. У меня есть его фотография и принципиальная схема, которую передал ваш московский коллега профессор Любавин.
Лев Иванович внимательно посмотрел на Беседина.
Анатолий Петрович вздохнул и потянулся к графинчику. В нем оставалось чуть на донышке. Он выплеснул остатки папасовки в рюмку, понюхал и отставил в сторону.
– Давайте ваш прибор, Анатолий Петрович… Давайте! Мы сами разберемся для каких фокусов его приспособить и в какой цирк определить. – Бокалов протянул руку. – Ну?
Анатолий Петрович посмотрел своими теплыми глазами на Бокалова, затем, на группу во главе с Варравиным, пожал плечами, дескать, ладно, что ж тут поделаешь, воля ваша, но я вас предупреждал, и полез в карман брюк.
Он повозился там и достал небольшой прибор. Его можно было принять за обычный карманный калькулятор или пульт дистанционного управления телевизором. Анатолий Петрович покачал его на ладони и положил на скатерть перед собой.
– Вот. Это и есть, так называемый, информационно-аналоговый проектор. Тот, что демонстрировался в Москве у профессора Любавина. – негромко произнес изобретатель.
Взгляд начальника службы безопасности «Сибпромнефти» прилип к прибору, как щупальце кальмара.
Он медленно поднял руку и протянул ее через стол к плоской пластмассовой коробке с кнопками и минидисплеем.
– Не надо это трогать! – неожиданно раздалось за его спиной.
40. Открытие, которого не было
– Не надо этого трогать! – неожиданно раздалось за спиной начальника службы безопасности «Сибпромнефти».
Рука Льва Ивановича рефлекторно дернулась назад. Он обернулся, даже не зло, скорее удивленно: кто это посмел так разговаривать с ним – Львом Бокаловым? Посмотрел за его спину и Аркадий.
Там стояли два человека – Олег Петрович Кондрашов и Алан Левандовски.
– Оставьте эту вещь, Лев Иванович! Мы ее изымаем! – внушительно, как он умел, произнес полковник Кондрашов.
– Кто это ее изымает, а? – грозно поднял бровь Бокалов. Не привык он к тому, что кто-то осмеливался останавливать его руки.
– Я – полковник федеральной службы безопасности Кондрашов. – представился Олег Петрович и поднес к глазам Льва Ивановича раскрытое удостоверение. – Вместе со мной коллега из… Москвы. – кивнул он, чуть запнувшись, на Левандовски.
– Ну и что, что полковник? А я вот – генерал… Хоть и в запасе… Ну да в нашей конторе, ты знаешь, полного запаса не бывает. Все мы на службе!… Так, что ты хочешь, полковник?
– Мы должны изъять вот этот предмет… – сказал Кондрашов, указывая на информационно-аналоговый проектор.
– У вас в управлении, кто начальствует? Генерал Тимчук? – спросил Бокалов. – Как ему звонить? А?
– Не надо ему звонить. Он в курсе. – сказал Олег Петрович.
– Выходит, не совсем в курсе! Я ведь за этой вещью не для своего удовольствия приехал… Меня ведь сюда такие люди послали, которые для твоего генерала, самое малое, маршалами приходятся! Вот так, полковник! – даже с некоторым сочувствием взглянул на Олега Петровича Бокалов. – Так, как твоему генералу звонить по прямому, а?
– Это вас! – неожиданно сделал шаг вперед Алан и протянул Бокалову свой мобильный телефон.
– Меня? – удивился Лев Иванович. – Кто?
– Ваш маршал. – ответил Левандовски.
– Какой маршал? – не понял Лев Иванович.
– О котором вы только что упомянули. С вами хочет поговорить президент «Сибпромнефти» Игорь Борисович Охримович.
Бокалов недоверчиво посмотрел на Алана, потом на Кондрашова, помедлил, но все же взял трубку.
– Бокалов слушает. – усмехнувшись и иронично приподняв бровь, произнес он.
Через секунду его лицо изменилось. Ироничное выражение слетело с него, как будто его там никогда и не было. Лицо стало внимательным и серьезным. От ноздрей вниз, в обход рта, резко обозначились носогубные складки.
– Да. – сказал он в трубку и поднялся со стула. – Конечно. Я понял.
Чем дальше он слушал, тем медальней становился его профиль.
– Так точно, Игорь Борисович!.. Понял, Игорь Борисович!… Не сомневайтесь, Игорь Борисович!… Как прибуду, сразу же доложу!… До свидания, Игорь Борисович!
Бокалов какое-то время смотрел на отключившуюся трубку, потом поднял глаза на Алана и протянул ему мобильник.
– Лев Иванович, вам тут никто не мешает? – спросил неслышно подошедший Варравин.
– А? Что? – словно очнувшись, посмотрел на него Бокалов. – Кто мешает?
– Вам тут, Лев Иванович, никто не мешает? А то, может быть, попросить кое-кого на воздух прогуляться?
– Ты мне здесь мешаешь, Алексей Геннадьевич! – мрачно взглянул на своего помощника генерал Бокалов. – Ты! А больше никто! И будь любезен, прогуляйся со своими ребятками к выходу. И подождите меня там, на воздухе!
Варравин непонимающе посмотрел на шефа. Открыл было рот, но, наткнувшись на его взгляд, ничего не спросил, повернулся и, махнув рукой своим бойцам, направился к выходу из ресторана.
– Что ж, разрешите и мне откланяться… – произнес Лев Иванович, обводя взглядом всех присутствующих. – Обстоятельства неожиданно изменились. Надеюсь, никто из присутствующих не в претензии? – он посмотрел на Алана.
– Ну, что вы, все мы лишь выполняем приказы своих маршалов. Какие же могут быть претензии? – вежливо отозвался Левандовски.
– Всем желаю удачи! – коротко кивнул Бокалов, повернулся на месте через левое плечо и твердым шагом направился к зеркальным дверям, ведущим на дебаркадер.
Олег Петрович и Алан проводили взглядами его внушительную фигуру, одновременно шагнули вперед, отодвинули стулья и сели за столик.
– Прошу извинить за вмешательство, но ваш прибор не должен был попасть случайным людям. – сказал Алан, обращаясь к Беседину. – Он должен быть в других руках.
– В чьих? – спросил Анатолий Петрович.
– В чьих положено! – строго взглянул на инженера Кондрашов. – Вам, надеюсь, это понятно?
– Понятно. – кивнул Анатолий Петрович. – Только это не настоящий прибор.
– А что же это? – спросил Олег Петрович у Беседина и вопросительно посмотрел на Алана.
– Макет. – ответил Анатолий Петрович. – Игрушка.
– А где, в таком случае, находится не макет, а настоящий информационно-аналоговый проектор? – спросил Кондрашов.
– Нигде не находится. Его просто не существует. И никогда не существовало. – пожав плечами, ответил инженер.
– Как не существовало?… – вздернул брови над своими бесцветными глазами Левандовски. – Но в Москве, в лаборатории профессора Любавина вы же демонстрировали его работу? В присутствии нескольких опытных специалистов. – он пристально посмотрел на инженера. – Взрывали на расстоянии в десять метров пороховой заряд… Заставляли работать не присоединенный к сети электромотор? Разве нет?
– Нет. – качнул головой инженер. – Это был фокус. Представление… В пороховой капсуле был спрятан миниатюрный радиоуправляемый взрыватель. А силовой кабеля, ведущий к электромотору, был просто хорошо замаскирован в подставке, на которой двигатель стоял. Вот и все…
– Так что же, это была мистификация? Но зачем? – бесцветные глаза Алана потемнели.
– Причина стара, как сама наука… Финансирование. Нам необходимо было получить денежный грант от Фонда научных исследований при Международном агентстве по контролю за производством энергии… Мы с Любавиным занимались проблемой беспроводной передачи энергии на расстояние, но положительных результатов так и не достигли… Получив грант от фонда, мы хотели продолжить наши исследования… Вот так на самом деле обстоят дела… А эта игрушка не способна поджечь не то, что коробок спичек на расстоянии, но и одну спичку… Даже, если попытаться воспламенить эту спичку трением о ее корпус… А уж тем более заставить работать электродвигатель.
– Но, как вы могли? – возмущенно произнес Олег Петрович. – Вы! В прошлом преподаватель высшего учебного заведения!
– Мне стыдно во всем этом признаваться… – опустил карие глаза Беседин. – Может быть, меня частично оправдывает лишь то, что этот обман мы с Любавиным затеяли не в целях личной наживы, а ради познания мира… Да нет, я понимаю, – замахал он рукой в сторону Алана, заметив, как тот хочет что-то сказать, – обман – есть обман! Но, что было, то было… Я очень сожалею. Но, что я могу теперь исправить?… Только честно признаться во всем. Меня утешает лишь то, что мы никому не успели причинить финансового ущерба… Ведь пока грант мы не получили… А теперь, как я понимаю, уже и не получим… – вздохнул Анатолий Павлович.
Над столиком повисло молчание.
– Но… все-таки я должен забрать этот муляж… информационно-аналогового проектора… – наконец сказал Алан.
– Да. Заберем! – категорическим тоном заверил полковник Кондрашов.
– Да, я понимаю… – поднял голову Анатолий Петрович. – Конечно, берите!
Он взял пластмассовую коробочку и протянул ее Алану.
– А… могу ли я быть уверен, что это… именно тот прибор, который вы демонстрировали в Москве? – медленно проговорил Левандовски, беря плоскую коробку у Беседина.
– Конечно, можете… – заверил инженер.
– То есть вы гарантируете, что больше ни один такой… муляж не выплывет где-нибудь, когда-нибудь на свет?
– Да ни боже мой!… Никогда…
– А как я могу быть в этом уверен? – спросил Левандовски, рассматривая Беседина.
– Вы можете в этом быть совершенно уверены в силу того простого факта, что информационно-аналоговый проектор принципиально не возможен с точки зрения законов природы. – извиняющим тоном произнес бывший преподаватель радио-техники в политехническом университете.
– Вы так считаете? – бесцветным голосом осведомился Алан.
– Наука так считает! – внушительным тоном заявил Беседин. – Если бы такой прибор существовал, нарушался бы закон сохранения энергии… А это невозможно… Следовательно, с точки зрения науки, информационно-аналоговый проектор невозможен!
– Так это с точки зрения науки, а не с точки зрения самой материи… Есть мнение, что эти точки зрения имеют мало общего друг с другом… – задумчиво произнес Левандовски.
– Как, как, вы сказали? Я не понял? – с искренним интересом заблестел карими глазами Анатолий Петрович.
– Да это, собственно, не я сказал… Это до меня один очень умный человек сказал… «Чудо противоречит не законам природы, а представлению людей о законах природы…» Блаженный Августин его звали. Он давно жил. Полторы тысячи лет назад.
Алан засунул прибор во внутренний карман летнего костюма.
– Вы позволите осмотреть вашу лабораторию? – вежливо осведомился он.
– Конечно! Буду только рад. Хоть сейчас! – с непонятным облегчением произнес изобретатель.
– Господин подполковник… Аркадий Михайлович… – повернулся к Стеклову Алан. – А вы также считаете, что информационно-аналоговый проектор не существует? Как утверждает уважаемый Олег Петрович, – Алан сделал короткий поклон в сторону Кондрашова, – по его поручения вы внимательно изучали эту проблему, так?
– Так. Изучал. – степенно кивнул Аркадий. – И могу ответственно утверждать следующее. По-крайней мере, в Каланчевке ничего похожего на информационно-аналоговый проектор нет, и никогда не было… Я могу полностью подтвердить все, что сказал гражданин Беседин. Информационно-аналоговый проектор – это мистификация. Фантазия, созданная Бесединым вместе с профессором Московского технического университета Любавиным исключительно с целью получения денежных грантов на продолжение своих исследовательских работ… Это реальный факт. Все остальное – вымысел!
– Значит, вы считаете, никакого открытия особого способа управления материей слабым электромагнитным излучением не было? – внимательно рассматривая Аркадия спросил Левандовски.
– Поверьте мне, человеку внимательно разбиравшемуся с этим делом – никакого открытия информационно-аналогового принципа управления материей не было. Это – миф. Вымысел. Блеф! – уверенным тоном произнес подполковник Стеклов.
Левандовски задумчиво посмотрел в пространство над головой Аркадия.
– Господин подполковник, я все понял, но хочу задать вам еще один вопрос… Вы позволите, господин полковник? – обернулся Алан в сторону Кондрашова.
– Пожалуйста! – важно кивнул Олег Петрович, до-вольный тем почтением, с которым к нему относился представитель солидной международной организации, связанный с самым высоким начальством в Москве.
– Я хочу вас спросить, – заинтересованно обратился Алан к Аркадию, – вот это блюдо, от которого мы оторвали нашего уважаемого коллегу – это и есть знаменитый борщ?
– Да. Непревзойденная вещь. – ответил Аркадий.
– Как жаль, что мне не удастся его попробовать…
– Отчего же не удастся? Все в наших силах, господин Левандовски…
– Дело в том, что мне еще очень многое нужно сделать, как вы, наверное, понимаете… Включая посещение лаборатории, куда меня любезно пригласил присутствующий здесь коллега… – Алан кивнул в сторону откинувшегося на спинку стула Беседина. – А завтра, то есть уже сегодня, – он взглянул на «Ролекс» в платиновом корпусе, – я обязательно должен быть в Вене… Обстоятельства… Дела, не терпящие отлагательств…
– Дела есть дела! – вежливо заметил Аркадий.
– Так что, очень жаль, но, видимо, мне не удастся попробовать настоящий борщ… В русских ресторанах в Европе – это просто какая-то сладкая свекольная похлебка… Я поверю вам на слово, Аркадий Михайлович, что это действительно, замечательная вещь. Я чувствую, вы – настоящий знаток хорошей кухни.
– О-о-о! Он у нас еще какой знаток! – весело похлопал Кондрашов подчиненного по плечу.
Острым чутьем аппаратчика он безошибочно ощутил, что ситуация почему-то перестала быть напряженно-опасной и испытывал приятное облегчение.
Маленький оркестрик на эстраде затянул какую-то грустную мелодию…
Аркадий вслушался. Это был старый романс на слова одного непонятного поэта:
«Выхожу один я на дорогу… Сквозь туман кремнистый путь блестит…»
А за спинами музыкантов подполковник увидел красивую женщину, похожую на цыганку. Ее голова была повязана цветным платком, по-пиратски туго обтягивающим лоб. Она смотрела на беседующую компанию. На ее лице играло непонятное выражение. Его можно было принять и за легкую одобрительной улыбку, но можно было – и за насмешку. Аркадий узнал эту женщину. Он уже встречал ее этой ночью.
Она жила на окраине поселка, где издавна селились цыгане. У нее была бессарабская фамилия Гроза. И странное имя – Судьба. Аркадий помнил ее еще мальчишкой. И ему казалось, что за прошедшие годы, она никак не изменилась. Может быть, хоть это и покажется невероятным, даже помолодела. Впрочем, не исключено, что это была не та Судьба Гроза, которую он видел в детстве, а, допустим, ее младшая сестра или даже дочь. Кто их цыган разберет?
Цыганка подошла к Семе и что-то сказала ему на ухо. Скрипач, не отрывая смычка от струн, мгновенно перешел от одной мелодии к другой и рванул от всей души:
«Е-е-ехали цыгане… с я-я-ярмарки домой… Да-да домой!…»
Загудел в саксофон цыганскую мелодию Егор Кащеев и стремительно заперебирала клавиши аккордеона тетя Клава!
Оставшиеся посетители ресторана воспрянули и даже устремились к эстраде – плясать. Никакой пляски, конечно, не получилось. Судьба же в этой суматохе исчезла. Будто растаяла в неверном ресторанном воздухе.
И в это время в раскрытые окна ворвался громкий и близкий петушиный крик. Где-то на дальних улицах ему откликнулся сначала один, затем после паузы – другой. И в Каланчевке дружным хором запели петухи. Они извещали мир, что ночь уже кончилась.
Посетители ресторана взглянули в окна. Воздух за ними стал другим. Исчез цвет спелой черной смородины. Появился цвет сиреневых гроздьев. За рекой над спящими громадами домов готовилось взойти солнце.
Совсем скоро ему предстояло подняться в высокое сибирское небо и осветить своими теплыми лучами большой старый город. Дымящуюся испарениями гладь реки. Приземистый поселок, раскинувшийся вокруг высокой гончарной каланчи, похожей на оставшуюся в одиночестве оборонительную башню средневекового замка. И бескрайнюю, уходящую к горизонту пшеничную степь, которая вместе с солнцем дала жизнь всему.
– Ну, что ж, если не пить, то хоть дело делать! – пошутил полковник Кондрашов. – Отправляемся в гости к гражданину Беседину? – повернулся он к задумчиво сидящему Алану.
Левандовски согласно опустил веки на свои прозрачные глаза.
– Ну, тогда, вперед! – тоном хозяина положения произнес Олег Петрович.
Все встали.
Ресторан «На пристани» провожал последних гостей. У выхода Аркадий увидел свою маленькую команду – Ивана Алексеевича, Пашу Папаса, Колю Саяпина и Соню. Они стояли в опустевшем зале тесной группкой, касаясь друг друга локтями, и тревожно и ожидающе смотрели в его сторону.
Он сделал сметающий жест рукой. Дескать, все неприятности выброшены прочь. Исчезли. Беспокоиться больше не о чем. И, чтобы у них не оставалось сомнений, вдобавок кивнул головой и мигнул сразу обоими глазами.
Эпилог
Так закончилась эта странная история.
Мир остался прежним.
Наука продолжает уверенно существовать в той Вселенной, которую она сама себе нарисовала. Между человеком и Миром осталась стена. Николо Тесла, Михаил Филиппов и Анатолий Беседин ничего не изобрели. Те, в чьих руках находятся рычаги управления человеческой цивилизацией, пока считают – так лучше.
За прошедшее после описанных событий время Ар-кадий Михайлович Стеклов был уволен в запас. Он обменял свою квартиру в центре города на такую же однокомнатную в Каланчевке, в Доме специалистов.
Сначала, когда он только расставлял мебель после сделанного вместе с Папасом ремонта, у него была мысль повесить своего блестящего дамасского друга над кроватью. Но, в конце концов, он решил, что другу не место на стене. И положил на тумбочке у изголовья кровати, рядом с настольной лампой. Теперь, чтобы прикоснуться к нему, ему достаточно лишь протянуть руку.
Костя Шторм зовет отставного подполковника работать в свою фирму начальником службы безопасности, но Стеклов упорно отказывается.
Сам Константин Пантелеевич как будто урегулировал свои отношения с Гургеном Тимуровичем Гоглидзе, но пока все-таки в столицу – ни ногой. Возможно, он просто не хочет встречаться с начальником юридического отдела «Бакин-банка» Вадимом Вадимовичем Горкиным. Хотя расстались они после описанной ночи не так уж и враждебно.
Днями, а, особенно ночами, отставной подполковник Стеклов пропадает на каланче, в лаборатории Анатолия Петровича Беседина, с детства совсем не случайно носящего прозвище Толя Эдисон. Сарафанное же радио поселка Каланчевка утверждает, что по утрам его видят выходящим из подъезда, в котором живет медсестра Соня Кальварская.
Следует сказать и о том, что в последнее время у молодого пенсионера появилась собака. Он не приобретал щенка у друзей или в клубе собаководов. Во время его вечерних прогулок по горбатым улочкам Каланчевки к нему как-то сам собой привязался веселый уличный бродяга. Сначала они гуляли на расстоянии, с каждым разом оно сокращалось, и, наконец, человек и пес стали гулять вместе.
Поселить крупного, размером с хорошего волка пса в своей маленькой однокомнатной квартирке Аркадий не рискнул из-за своей патологической любви к чистоте. Он вообще считает, что собаке дома не место. Но на задах Дома специалистов, у старых деревянных сарайчиков подполковник запаса сколотил большую будку и выстлал ее дно войлоком.
Когда он заходит в магазин «Отборные продукты и вина», то первым делом идет теперь в отдел «Корм для животных». Впрочем, новый друг, которого он назвал Джеймсом, по-настоящему любит есть то, что холостяк Стеклов готовит для себя. Тушеную картошку с мясом или пшенную кашу с сосисками.
Говорят, что собаки похожи на своих хозяев даже внешне. Должно быть, это – правда. В первые дни знакомства с Аркадием Джеймс походил на веселую черно-белую сибирскую лайку. Но со временем он каким-то противоречащим науке путем, порыжел, его нос укоротился, а глаза приобрели рассеянное выражение. И теперь он похож скорее не на сибирскую лайку, а на английского бульдога, которого очень напоминает идущий рядом с ним хозяин.
Когда вечерами они неторопливо шествуют мимо одноэтажных каланчевских домиков, кажется, что они не просто гуляют, а несут сторожевую службу, внимательно вглядываясь в поселковые улицы – все ли на них в порядке? Разумеется, так только кажется, потому, что для этой цели в поселке существует отделение милиции и поселковая администрация. И не пенсионеру-отставнику с беспородным псом таким ответственным делом заниматься.
Красивая, не очень молодая цыганка со странным именем Судьба и бессарабской фамилией Гроза больше не попадалась ему на извилистых улицах поселка. А когда он попытался навести справки, то и милиция и жители цыганской улицы в один голос заявили ему, что женщина с такой фамилией уехала много лет назад, а в ее доме живет другая семья. Он решил посмотреть своими глазами и убедился, да, действительно, другая. Но ему почему-то кажется, что он еще встретит Судьбу на путанных каланчевских улицах.
Не так давно на мобильном телефоне Аркадия Михайловича раздался сигнал вызова. Звонок оказался не рядовым. Говорили из приемной начальника областного управления федеральной службы безопасности генерала Кондрашова.
Он недавно занял этот пост и получил шитые погоны с зигзагом. Цель жизни его супруги была достигнута. Она почувствовала себя в бывшей женской гимназии настоящей хозяйкой. И, действительно, сделала много полезного. Уборщицы стали значительно чище вытирать пыль в кабинетах, в приемных у начальника и его заместителей обновились ковровые покрытия, а в буфете стали лучше и разнообразнее готовить.
Правда, с тех пор в коридорах управления больше ни разу не появлялась княжна Катя. Даже после офицерских междусобойчиков. Но это естественно. Не может же быть в доме две хозяйки. Даже, если одна из них и не совсем принадлежит четырехмерному пространству. Женская суть от этого не меняется.
Молодые офицеры искренне жалели об исчезновении молодой княжны, но, разумеется, ничего поделать не могли.
Олег Петрович держать его в приемной не стал, а принял сразу.
– Поздравляю Аркадий! – сказал он, поднимаясь из-за огромного начальственного стола. – Официальное письмо пришло из Вены… Научно-исследовательский отдел Международной ассоциации по контролю за производством энергии приглашает тебя на работу, предлагает заключить контракт и просит тебя выехать для его заключения в Австрию в течении месяца… Обещают очень приличный оклад! Просто, очень, даже по их меркам!… – в голосе начальника управления прорезалось нечто похожее на зависть.
– Миллион, что ли? – спросил Аркадий.
– Ну, не миллион, конечно… Но все равно… Где еще такие деньги найдешь? И еще какие-то условия, которые буду обговариваться при личной встрече… Это, наверняка, Левандовски постарался… Чем-то ты, видно, ему приглянулся… Просили тебя предварительно ответить, согласен ли?
Аркадий смотрел на Олега Петровича и радовался. Его бывший начальник не только не согнулся под бременем государственных забот, но даже помолодел.
– Мне нельзя. Я же – секретоноситель. – опускаясь в кресло у стола, заметил он.
– Ишь какой умный! А то я об этом не знаю… – усмехнулся Олег Петрович. – У нашей Конторы с МАКПЭ договор о сотрудничестве, еще пять лет назад подписан.
– Я и не знал… – качнул головой Аркадий.
– А тебе и не надо было знать! – с явно ощутимыми нотками превосходства в голосе, произнес свежий генерал. – Каждый должен знать только то, что ему положено! Так вот, по этому договору федеральное руководство может разрешать работу своих сотрудников, находящихся на действительной службе или в запасе, по контракту с агентством. У нас ты будешь считаться временно прикомандированным к международной организации… Вот приказ директора службы…
Кондрашов взял со стола лист бумаги, хотел дать Аркадию, но передумал и прочитал сам:
– В соответствии с договором между… разрешить заключение контракта по приему на работу в информационно-аналитический отдел Международного агентства по контролю за производством энергии и в соответствии с ним считать временно командированным офицера активного резерва Стеклова Аркадия Михайловича… Подпись Самого… Все реквизиты на месте… Вот, пожалуйста!
– Ты смотри-ка! – удивился Аркадий. – неужели Сам подписал?
– А ты думал! – с такой гордостью произнес Кондрашов, как будто он лично носил эту бумагу Директору Службы на подпись.
– Оперативно… – заметил Аркадий.
– Я уж и официальное письмо с твоим согласием дал задание подготовить. – с довольным видом произнес новоиспеченный начальник управления и взял со стола еще один лист. – Тебе осталось только подписать… Бери ручку, везунчик, подписывай!…
– Я должен подумать… – сказал Аркадий.
– Да, чего тут думать? Подписывай и все! Мы сейчас же по электронной почте отправим, а потом и подлинник через диппочту продублируем… Чего ты ломаешься? Неужели ты от такого предложения откажешься?
– Может быть, и откажусь!…
– Ну, Аркадий, ну, нет слов! – развел руками генерал Кондрашов. – Просто, нет слов!.. Знали бы там в МАКПЭ какое золотце хотят приобрести, в жизни бы тебе контракт не предложили!..
Аркадий пожал плечами.
– Так будешь подписывать или будешь щеки надувать? Хочешь, чтобы тебя поуговаривали, что ли?
– Я подумаю… Ты же знаешь, как мне в Каланчевке нравится…
– Смотри, Аркадий! Довыламываешься! Такие вещи два раза не предлагают. Это я тебе все прощал, а они и ведь и обидится могут!
– Значит, не судьба… – качнул головой Аркадий.
– Знаешь, Аркадий! Знаешь, что? – даже слегка зарумянился от возмущения Олег Петрович. – Слава богу, что ты на пенсии! А то я бы тебя!.. Я бы тебе такое неполное служебное соответствие залепил, что ты бы без всякой пенсии гулять по своей Каланчевке пошел! Будешь подписывать?
– Подумаю!
– А что отвечать-то Вене? А в Москву? – растерянно спросил генерал.
– А так и отвечай: они пока думают! – порекомендовал Аркадий.
После визита к генералу Кондрашову Аркадий Михайлович, действительно, находится в раздумьи.
Уже после беседы с бывшим начальником ему из Вены пришла посылка. В посылке находилось приватное письмо от господина Левандовски и изданная в Австрия книга, посвященная взаимовлиянию русской и немецкой кухонь. С большим набором старых кулинарных рецептов в приложении.
В те же дни Анатолий Павлович Беседин получил из посольства Австрии в Москве извещение, что специальным некоммерческим фондом по исследованиям в области энергетики при МАКПЭ ему выделен грант на продолжение работ в области передачи энергии на расстояние без проводов в размере пятидесяти тысяч долларов с выплатой данной суммы в течении трех лет.
Бывший главный конструктор закрытого конструкторского бюро Иван Алексеевич Кальварский продолжает оригинальные исследования по совершенствованию горячего копчения домашней колбасы и собственноручно пойманной рыбы в подвале старой пожарной каланчи.
Но ночами, когда ему по-стариковски не спится, он любит подниматься по спиральной лестнице в лабораторию Анатолия Петровича, где присоединяется к научным занятиям Толи Эдисона и отставного подполковника Стеклова.
Павел Сергевич Папас усиленно разрабатывает рецепт венгерского полусладкого вина «Кадарка» из сибирской черной смородины. Ольга Петровна Дорошенко настаивает на официальном оформлении отношений и обмене квартир на одну общую. Паша пока держится, но известно, насколько упрямы и неутомимы женщины в достижении своих целей.
У Коли Саяпина образовались новые неприятности. Он чуть не отбыл в хорошо ему знакомые места за сопротивление работниками милиции. Патруль пытался доставить его в отделение после того, как он вступил в драку с голландским бизнесменом, прибывшим для переговоров с руководством акционерного общества «Сибкорн» по поводу поставки сибирских круп в страны Юго-восточной Азии. Но хлопотами Аркадия Михайловича и служебными действиями генерала Кондрашова дело удалось замять.
Олег Петрович уверен, что наряду с Маликом Керимовым в Каланчевке у него появился новый информатор. Формально он прав. Но, если вглядеться, – кто на кого работает не понятно. Возможно, Коля Саяпин трудится в интересах управления безопасности. А, может быть, и, напротив, – областное управление – в интересах Каланчевки. За время нелегальной работы в Европе подполковник Стеклов накопил большой опыт по созданию таких комбинаций.
Есть одно событие в описанной истории, о котором бывший разведчик не хочет вспоминать даже наедине с самим собой. Это смерть гражданина Голландии Ван ден Роота на улице Хлебной.
Аркадий Михайлович убежден, что люди не имеют права убивать друг друга. Оправданием, пусть и не полным, может служить только одно. Если сам человек пришел, чтобы убить.
Ван ден Роот пришел по приказу своего шефа, ответственного сотрудника секретной оперативной службы МАКПЭ Алана Левандовски чтобы убить человека, в очередной раз в истории самостоятельно открывшего информационно-аналоговый способ управления материей. Убить так же, как накануне он ликвидировал профессора Вольпина, имитировав у него сердечный приступ.
Но до этого он должен был сделать еще одну вещь. С собой он привез неработающий экземпляр информационно-аналогового проектора, изъятый им у профессора Вольпина. Сначала он должен был выяснить у Беседина, а почему он, собственно, не работает? Затем, Ван ден Роот должен был изъять информационно-аналоговый проектор, имеющийся у Анатолия Петровича Беседина и, уничтожить человека, располагающего Знаниями, представляющими угрозу для всей структуры современного мироустройства.
Подполковник Стеклов не дал ему этого сделать.
Командору безусловно удалось бы выполнить свое задание, если бы не роковое для него стечение обстоятельств. Бывший оператор научно-технической разведки в королевстве Нидерландов Аркадий Михайлович Стеклов встречал Ван ден Роота в Роттердаме и знал его в лицо. В свое время Джеймс Дин получил из центра интересную информацию о Ван ден Рооте и догадывался о том, кем он на самом деле является.
Сам Анатолий Петрович Беседин, благодаря случаю, нашедший хорошо знакомый ему прибор профессора Вольпина, выпавшим из кармана мертвого человека, мог только предполагать, кем был этот человек, зачем приехал в Каланчевку и кто его убил. Ничего о той давно забытой в поселке смерти он не знает и сейчас. И вряд ли Аркадий Михайлович когда-нибудь расскажет ему, как она произошла.
Надо сказать еще об одной на первый взгляд малозначащей вещи. Работник энергонадзора, закрепленный за Каланчевкой, как-то отметил резкое сокращение потребления электрической энергии в Доме специалистов. В последнее время оно вообще упало почти до нуля.
Инспектор поудивлялся, проверил энергосчетчики, подозревая махинации с регистрирующими расход электричества устройствами. Но все оказалось в порядке. Опломбированные механизмы счетчиков никто не трогал. Он решил, что жители дома стали очень экономными, что по нынешним временам вполне понятно.
Счетчики никто не портил, но холодильники, телевизоры и соковыжималки в квартирах обитателей этого дома работали как обычно, а электрические лампочки под уютными абажурами зачастую не гасли до поздней ночи. В последнее время на столбах вокруг дома зажглись и сильные пятисотваттные фонари. Специалист с удивлением обнаружил бы, что от этих столбов не идут провода ни к одному из силовых кабелей районных электрических сетей.
Но у работников энергонадзора нет никакого интереса к окружающим Дом специалистов уличным фонарям. Ведь приборы контроля никакого неучтенного расхода энергии в этом районе города не фиксируют.
август 2002 год,
пос. Каланчевка -
май 2003 год,
г. Омск.
Комментарии к книге «Открытие, которого не было», Александр Михайлович Скрягин
Всего 0 комментариев