«Свет мой, зеркальце, скажи»

СТЕНЛИ ЭЛЛИН

Свет мой, зеркальце, скажи...

Меня предупредили об открывшейся язве.

Там, заявил медик из страховой компании, ткнув своим пальцем "туда", в двенадцатиперстную кишку. Нервное напряжение действует на нее, как наждачная бумага. Отдохните. Успокойтесь.

Потому в тот момент я не слишком удивился резкой боли "там", будто всю мою желчь собрали в шприц и вкололи в это самое уязвимое место.

Но как, черт возьми, можно оставаться спокойным с этой непонятной пороховой вонью в ванной комнате? И этой полнотелой совершенно неподвижной женщиной, видимо, убитой из лежащего рядом с ней револьвера?

Мой револьвер!

Господи Боже!

Из проигрывателя в гостиной к моему ужасу продолжала звучать "Carmina Burana" Карла Орфа, наполняя пространство музыкой. Хор с воздетыми пивными кружками восхвалял полнотелых женщин и оглашенно вторил тенору.

Бедный Карл Орф! Слишком пронацистский для моей жены, в девичестве Джоан Береш, дочери Джулиуса Береша, владельца крупной химчистки на углу Бродвея и 90-ой улицы, обслуживающей за 24 часа.

Ты помнишь эту забавную сценку? Ты её воскрешаешь вновь, заткнув ладонями уши.

- Пит, прошу тебя, прекрати!

- Ты это просишь из-за Дахау? Орф - композитор. Он не убивал евреев.

- Я знаю. Заткни его.

- Ты преувеличиваешь и устраиваешь театральные сцены.

- Это право семитки. Итак, прекрати это или я пну твой чертов проигрыватель ногой.

Я выключил музыку.

- Иногда я спрашиваю себя, почему ты вышла замуж за shegetz.

- Потому что ты тогда прекрасно целовался.

Неисправимая шлюха. Это не истинная причина. Она желала произвести на свет shegetz сама. Высокого крепкого блондина с голубыми глазами, вылитую копию папы Пита. Внутри - Моисей Меймонид, а снаружи - Пит Хаббен.

И она добилась своего, произведя на свет Николаса, нашего бесподобного сына. И она пожрала бы его, истинная "мамаша идиш", если бы его не охранял заботливый отец.

Olim laсus colueran, - пел тенор.

- Хватит! Довольно! Заткнись! - закричал я.

Воцарилась гнетущая тишина.

Непонятная тишина в доме и на улице.

Ах, если бы сейчас по мановению волшебной палочки смогли исчезнуть труп и пистолет...

Я узнал револьвер, но не узнавал женщины.