«Морда протокольная»

Светлана Степанова Морда протокольная

День клонился к закату, но еще был по-майскому жарким. Проходившие по улице женщины заглянули в проулок, где стоял свежевымытый милицейский уазик, увидели грузного водителя, облачившегося в кургузый старый китель со споротыми погонами, и громко засмеялись.

— Щоб я вас в бане встретил! — осклабился обидчивый Деденчук, смешно дернув пышными чумацкими усами.

Стайка вездесущих воробьев, преспокойно трепыхавшихся до этого в набежавшей от автомобиля луже, испуганная громким возгласом, резво вспорхнула на крышу и раздраженно зачвыкала на милиционера.

Невысокого росточка капитан подошел к машине. Даже обувшись в блестящие «хромачи», переделанные местным умельцем на высокий каблук, он едва доставал Деденчуку до подбородка. Это обстоятельство, должно быть, очень огорчало капитана и, может, поэтому он напускал на себя излишнюю строгость.

— Слушай, что за дело?… — уперев руки в бока, капитан задиристо наступал на водителя.

— Щоб я тебя… — начал было Деденчук привычную фразу, но вовремя осекся. — Не бачишь — только за кончил мыть…

— Одна нога здесь — другая там! — густые черные брови капитана сердито сошлись на переносице. — Сапоги где?

— Резиновые, что ль?

— Ну…

— Под сиденьем. Рядом с веревками.

— А фонарь?

— Кажись, батарейки сели. Сколько просил — все не дают. Может, у Крыловецкого посвежее есть? Вы, товарищ капитан, походатайствовали бы…

— Свежее… — передразнил его дежурный. — Забирай Алексея со всей его мерихлюндией и срочно дуйте на тридцатый километр. Опять звонили из прокуратуры, ругали за нерасторопность.

— А где его искать? В кримлаборатории?

— У себя в кабинете. Какую-то книженцию читает…

— Давай, Михалыч, заводи быстрее… — Нежно-белая ладошка дежурного сделала круговое движение в воз духе, будто пытаясь быстрее вытолкнуть автомобиль со двора. — Давай! Давай!

Из- за окна почти одновременно раздались требовательный гудок уазика, а потом и голос водителя.

— Алексей! Крыловецкий!.. — Деденчук подошел к окну, заглянул в лабораторию. — Поехали?

Мужчина отложил в сторону пахнущую свежей типографской краской книжечку в яркой цветастой обложке и, махнув рукой, мол, сейчас соберусь, прошел в другую комнату, служившую бытовкой.

Вообще- то, она тоже числилась лабораторией, но Алексей, которому частенько приходилось засиживать ся на работе, переделал ее под свои нужды. Первым делом перетащил в другие комнаты приборы. Теперь они стояли, может, и не так свободно, как раньше, зато нашлось место и для потертого диванчика, отвековавшего свой срок в приемной начальства, столика с электроплитой, чайника. В углу громоздился холодильник, в котором рядом с фотопленкой постоянно несла вахту хорошенько промороженная пачка пельменей. И если раньше, после сложного выезда, из щелей под дверью в коридор просачивались лишь сложные запахи химикатов, резковатый дымок сжигаемого в фарфоровой чашечке прибора, бензина или спирта, то теперь нет-нет да и донесется до комнаты дежурной части тонкая композиция ароматов лаврового листа, перца, уксуса.

Щелкнув замками хитроумного экспертного чемодана, наполненного всякой технической всячиной, Алексей бросил взгляд в зеркало. Затуманенное от времени стекло, заключенное в резную ореховую раму, не могло врать: да, немолод; слишком быстро седеют виски; некрасивый, похожий больше на картофелину, чем на часть лица, нос… Еще у человека из зазер-калья было то, что никогда не нравилось Алексею, — мягкий, излишне округлый и какой-то безвольный подбородок со следами утренних порезов бритвой. Что стоило природе украсить его ямочкой или хоть немного вытянуть по вертикали?

«Ничего не забыл? — Он окинул взглядом лабораторию. — Вроде все…» — Сунув в карман книжку, он решительно вышел из лаборатории. Через минуту-другую он уже сидел рядом с водителем…

Машину крепко подбросило на ухабе, и книга едва не вывалилась из рук Алексея. Он заметил, что немного помялась страница, и огорчился. Ему в ней нравилось все: и шрифт, и рисунки, и как написано… Все!

Шоссе, вернее, прекрасная скоростная магистраль, ведущая к аэропорту, уходила вдаль, а уазик свернул на грунтовку. Энергично встряхивая брезентом кузова, позвякивая сочленениями механизмов, автомобиль подъезжал к небольшой березовой рощице.

— Что, приехали? — Алексей сдул с книжки невидимые глазу пылинки и положил ее на приборную панель, где было довольно чисто.

— Не совсем, — пробасил Деденчук, энергично покручивая баранку, пытаясь не съехать в глубокую глинистую колею, — трохи через поле, потом пересечь лесок, а там и то, надоть… — Водитель сбоку посмотрел на эксперта и произнес: — Тяжко вам сегодня будет, товарищ капитан, робить…

— Почему?

— Так от прокуратуры сегодня Михайлов дежурит, а вы с ним не того-этого…

— Намекаешь, что отношения не ахти?

— Вроде того, — осторожно сказал Деденчук, — чуть, кажись, дело не дошло…

— При тебе, что ли, было?

— А як же… Вместе выезжали. Ну и кричали тогда…

— Да, трудная ситуация. Постараюсь быть поменьше с ним один на один, да и от советов воздержусь.

Как говорится, прокурорские сами с усами…

Через несколько минут уазик, подпрыгивая на выбоинах, подрулил к стоящей на краю поля белой «Волге» с тремя нулями в номере. Под деревьями — кто сидел на пеньке, кто стоял — было трое мужчин. Алексей знал одного, самого низкого, в выпирающем на спине пиджаке, под которым прятался уродливый горб. Следователь прокуратуры Михайлов тоже знал Крыловецкого. Работали она вместе редко, но лет семь с первой встречи на осмотре места происшествия, наверное, уже прошло.

Михайлов переложил из одной длинной, как у обезьяны, руки в другую папку черной кожи и первым протянул руку. Алексей пожал руку и в который раз удивился крепости Михайловских пальцев — к этому трудно было привыкнуть: в казавшемся больном теле следователя, изувеченном недугом, силы хватило бы на четверых.

— Знакомься, — предложил Михайлов, показывая на мужчину, похожего на агронома, — таким его делал длинный, до пят, песочного цвета плащ и широкополая шляпа, — зампрокурора района.

— Сальников Владимир Петрович, — церемонно представился тот.

— Крыловецкий, эксперт, — коротко отрекомендо вался Алексей.

— Дойников, — представил следователь молодого парня, — стажер. Будет работать с нами.

— Очень приятно! — произнес юноша.

— Погода как по заказу. Солнышко в зените. Облака к теплу… — начал издалека Алексей, для того, чтобы начать разговор. — Последний раз мы с тобой, Борис, если память не изменяет, в марте встречались? Шел снег, настроение плохое…

— Плохо сработали, вот и настроение было плохим… — Михайлов хотел еще что-то добавить строгим голосом, но его прервал Алексей.

— А это что за хрен маячит на краю поля? — Он указал на молодого мужчину, блуждавшего на самом крае оврага, до самых корней деревьев заполненного темной паводковой водой. — Водитель ваш?

— Потерпевший, — поспешил внести ясность стажер.

— Ну, положим, не совсем так, — поправил его Сальников, — более точно: назовем его мужем потерпевшей. Встретил нас еще на подъезде в роще, напросился в машину и тут бродит, как потерянный, все причитает: «Стася, моя Стася…»

— Знаешь что, друг Дойников, — отрывисто и четко произнес Алексей, — сходи к нему, возьми его нежно под локоток и отправь, к ядрене фене, отсюда. Нечего ему делать тут: кондратий хватит — нам отвечать. Зрелище не для слабонервных, а тут муж… Будет нужен, позовем… А если не подчинится, ручкой оттуда махни. Я своему водителю команду дам — он его в задний отсек машины посадит.

Дойников вопросительно посмотрел на своих спутников.

— Дело говорит, — поддержал его Михайлов. — Место происшествия не осмотрено. Нечего нам тут обстановочку портить. Проводи его к машине и попаси… Отпускать не надо — может, какие вопросы будут. И на берег не пускай…

— Отвечаешь за Борового головой! — подвел итог зампрокурора.

Стажер, надвинув кепочку на самые глаза, двинулся прямо через кусты к маячившему за кустами мужчине.

— Под ноги смотри! — заорал ему вслед Алексей. — Растопчешь чего, не взыщи…

Дойников лишь прибавил шаг. Алексей поставил на землю чемодан.

— Какие будут команды? Пригнать в помощь пригнали, а объяснений не дали.

— Как всегда: осматривать, фотографировать, извлекать, искать… — прорезался ценными указаниями зампрокурора, аккуратными, точно выверенными экономными движениями отряхивая полу агрономического плаща от прошлогодних репейных колючек.

— Ясно! — Алексей наклонил голову и, стараясь скрыть усмешку, потер ладонью нос — рука скрыла широко расплывшиеся в улыбке губы.

— Тебе что, совсем ничего не сообщили? — Борис Михайлов переложил папку из руки в руку — делал он это так медленно, что несколько секунд его скособоченная фигура напоминала дискобола.

Алексей отрицательно помотал головой из стороны в сторону, сконцентрировав при этом взгляд на лице Бориса — оно было классически красивым, даже чересчур: пронзительно яркие, под стать небу, глаза; пышный, слегка тронутый волной пшеничного цвета чуб; тонко очерченный нос; красивые рельефные губы.

— Вот и звони после этого в вашу контору. Ведь все подробно рассказали дежурному…

— Придется еще раз… — буркнул Сальников, извлекая из кожаного портсигара сигарету «Ява».

Алексей демонстративно поднял с земли еще не догоревшую спичку и, погасив ее, положил на капот «Волги».

— Не стоит увеличивать число вещественных доказательств — их тут и так, наверное, пруд пруди, — съехидничал он.

Михайлов вдруг закашлял, спрятав пол-лица в широкую ладонь. Алексей заметил, что глаза следователя смеялись.

— Дело обстоит следующим образом, — сказал Борис, перестав дохать, — неделю назад этот самый Боровой, выезжавший вместе с сотрудниками института и женой в пионерлагерь на субботник, вместе со всеми в город не вернулся. Утром пришел в отделение милиции и заявил: пропала жена, всю ночь искал и не нашел. Опросили сотрудников — все ее видели то тут, то там, а куда ушла, с кем и когда, никто ничего не видел и не знает… Ждали мы, ждали в милиции, ждали на работе. Думали, отыщется… А сегодня утром пионеры ловили лягушек для живого уголка — и…

— Где она?

— Метров семь от нас по тропинке, полтора метра от берега… Там еще ориентир: в воде круглая большая катушка от кабеля и рядом плавает пук соломы…

Но вот что интересно и, я бы сказал, загадочно: треть его дня в этом месте уже искали, тыкали в воду палка ми и ничего не нашли…

— Либо труп перепрятан, либо плохо искали. Если тут глубоко, тело могло лежать на дне, а через семь дней всплыло.

— Ерунда! Тут и метра не наберется. Видишь ее?

— Нет.

— Вон же, рука от плеча до локтя и короткий черный рукав футболки или майки…

— Угу… Местечко тут, должен вам сказать, неспокойное… — тихо произнес Алексей. — До аэропорта километра два — не больше. Через поле и прямиком по кромке леса. Под мосточком — пересекающая трас су дорога. Любимое место таксеров — в картишки перебрасываются. А судя по обрывкам газет, — он поднял с земли кусок бумаги, посеревшей от дождей и грязи, — тут останавливаются на ночлег водители дальнобойщики из Прибалтики, что продукты везут…

— «Ригас Балсс»! — вслух прочел Михайлов. — Интересная версия, как считаешь?

— Собачку не применяли или не захотели?

— Думаешь, нужна? — вопросом на вопрос ответил следователь. — А что это даст? Ведь прошла неделя.

— Обязательно нужно! — тоном, не терпящим возражений, произнес Сальников. — Отчитываться будем: есть мероприятие!

— Вызывайте по рации. Полчаса ожидания — не время! — Алексей сел на чемоданчик.

— Сфотографировать успеешь? Солнышко вниз пошло…

— Упаси, Боже, от заботливости прокуратуры.

Левая нога затекла и начинала противно ныть. Алексей отложил в сторону драгоценную книжку, встал, сделав несколько шагов по траве, чтобы размяться.

Вечерело. По небу плыли редкие, тронутые краснотой заходящего солнца, облака. За рощей слышался лай собаки. Даже читая, он успел заметить, как приехал кинолог с огромной овчаркой, как они медленно прошли в сторону оврага, а потом стремительно помчались вдоль поля. За источавшей запах псины парой поспешили Деденчук и Сальников. Водитель бежал за кинологом по долгу службы, а заместитель прокурора, наверное, из любопытства. Самым последним плелся Михайлов. Ему бежать было труднее, и он, как-то неуклюже переваливаясь с боку на бок, держа под мышкой папку с бумагами, с которой не мыслил расставания, шел за ними, тяжело дыша и далеко отбрасывая в сторону свободную руку.

Алексей бегать за барбосами перестал давно, как только понял, что пользы от этого никакой нет: волокут собаки по следу, а по чьему — неизвестно. Следы сапог влево — собака вправо! Подобным психозом погони не пронять человека, знающего статистику: может, по всей стране за год собаки находили одного-двоих…

«Пусть пока порезвятся, — решил он, — можно начинать осмотр…»

Щелкнули замки чемодана. Видоискатель фотоаппарата привычно ловил панораму — поле, рощу, забор пионерского лагеря. «Клац», — затвор запечатлел кадрик, «клац», — еще один. Попали на пленку и тропинка, ведущая к оврагу; пожухшие прошлогодние листы и стебли осоки со следами свежих изломов; отпечатки кроссовок на подсохшей глине; размокшая от росы пачка сигарет…

«Да… — многозначительно отметил Алексей. — Картины со смыслом — только думай. Травка примята… Не вытоптана, а вываляна овалом. — «Клац», — щелкнул объектив. — Носовой платочек белый с розовой каемочкой… — «Клац»! — Коробок спичек, кожура от апельсина… Счищена аккуратно ножичком… А, вот и он сам! — «Клац!» — Ничего пока не трогать: только фиксируем, фотографируем. Газетка скомканная с нерусскими буковками… Дата? Апрель! А сейчас май… Недельки три лежит. Малоинтересно. — «Клац», «клац», «клац»… Ну что, пора приступать к самому ответственному… Тропинка, след! Масштабную линеечку располагаем как можно ближе к отпечатку… Сфотографировано! Ветка шиповника — на колючке красная ниточка… Снято! Кромка воды, и возле нее две непонятных полукруглых борозды. Зафиксировано. Колесо от велосипеда в траве. Не интересно… Солома в воде — такая валяется у кромки поля… Катушка от кабеля полузатоплена… Высовывающаяся из воды рука, футболка — снято с трех точек. Норма!

За спиной послышались осторожные шаги. Алексей обернулся — «не затоптали бы следы».

— Дела идут, как я вижу, а контора пишет! — по раскрасневшемуся лицу следователя, ставшему еще более красивым от притока крови, подчеркнувшей нежность кожи, текли мелкие капельки пота. Он то и дело смахивал их.

— Чего не дождался? Понятых надо пригласить…

— Где их сейчас найдешь? Потом кто-никто распишется. Впервой, что ли? Лучше скажи, кто кого обогнал — собака преступника или прокуратура барбоса?

Борис осторожно присел на корточки. Стараясь не испачкать брюки, подтянул их на коленях. Алексей удивился — показавшиеся носки отличнейшим образом соответствовали по цвету и брюкам, и галстуку. Переведя взгляд на свои стоптанные с избитыми носами ботинки, красно-синие носки, подумал, что сравнение явно не в его пользу.

— Напрасно иронизируешь. Собачка уверенно дотянула до моста, а ты сам знаешь, что это за местечко.

Криминалист в это время занимал весьма сложную позу: обняв рукой стоящую у воды березу и упершись ногой в комель, он завис над оврагом и сделал очередной кадр.

— Все, я закончил съемку. Можно звать ребят и извлекать… Кстати, не знаешь, где муженек?

— На беспривязном содержании у Дойникова. Парень молодой, исполняет указания точно… Я о чем тебя все время хочу попросить. — Михайлов встал с корточек, — наше дело такое, что поссориться по ерунде пара пустяков. Сроки жмут, ошибки возможны…Давай без обиды?

— На мировую?

— Ну да…

— Заметано. Давай собирать народ. Будем вытаскивать!

Деденчук принес из машины моток толстой веревки и пару сапог. Кроме них, он достал из-под сиденья неизвестно зачем нужные, но подобранные, по случаю, возле подстанции, толстые черные перчатки, резко пахнущие резиной. У самого края воды, облапив ствол березы, возвышался Боровой. Волосы его, несмотря на скитания по лесу, были расчесаны волосок к волоску. На висках едва заметно серебрилась седина. С первого взгляда, ни за что не скажешь, что человек не в себе и лишь покрасневшие веки выдавали его с головой. Такой же молодой и почти равный с Боровым ростом стажер не отходил от него ни на шаг, словно приклеился смолой.

— Сорок вторые сапожки. Что надо… — протяжно сказал Алексей, прикидывая, кто полезет в воду.

Задача была не из легких. Судя по фотографии, лежащей в папочке Михайлова, покойница была тучноватой. Да и лежание в воде веса не убавляет. Доставать же требовалось с осторожностью, чтобы не нанести дополнительных повреждений. Мужиков же столпилось у воды шестеро. Боровой не в счет — ему нельзя. Его задача лишь опознать. Из Михайлова какой доставальщик. Зампрокуррра приглашать неудобно — начальство. Оставалось трое — стажер, Деденчук и Алексей… А кто же будет фотографировать?

— Натягивай сапоги, Петро! — Алексей протянул водителю обувку, но тот не спешил переобуваться.

— Трохи повременю… Не мое это дело! Пущай молодой лезет…

Стажер испуганно посмотрел на зампрокурора. Тот согласно кивнул — «можно». Спустившись вниз, парень сел на небольшой березовый пень и начал переобуваться. По выражению его лица было заметно, что радости ему это предложение не доставляет.

Фотоаппарат Алексей перепоручил Михайлову, а сам с кряхтением начал снимать ботинки, засучивать брюки.

Берег был топким и скользким, и не было ничего проще, как наткнуться в этой холодной воде на кусок битого стекла или заржавленной проволоки.

— Лягушечки плавают… — нервно заметил Дойников, ступив в воду.

— Детективчик почитай! — Заорал Алексей в спину удалявшемуся к машине Деденчуку. — Все одно ни хрена не делаешь…

Михайлов положил на траву папку и приготовился снимать. Зампрокурора подстраховал Борового, заменив на посту стажера.

— Может, веревкой обмотать поверх одежды — я с берега помогу тащить?

— Так вынесем, на руках… — мрачновато произнес Алексей и по колено зашел в воду. В колено ткнулось что- то холодное и скользкое. Крыловецкого передер нуло, по телу пробежала неприятная судорога, с которой он не сразу мог справиться.

— Захватывай за подмышки, — с трудом выдавил он из себя стажеру, — и давай, как бревнышко, с перекувырком, к берегу… Тяни же, черт! Ну!

Забыв про подопечного, зампрокурора подобрался к самой кромке воды и, протягивая веревку, приготовился помогать. Его светлый плащ окунулся в воду и, словно губка, начал набирать стылую зеленоватую воду с болотным запахом.

— Стася! Ст-а-а-а-ся… — раздался натужный хрип за его спиной.

Сквозь воду постепенно начали проступать очертания тела. Из воды показались беленькие с веселой красной каемочкой носки.

— Стой же ты, стой! — долетели до Деденчука крики со стороны оврага. Сквозь стекло машины было вид но, как, ломая ветки кустарника, в сторону дороги бе жал кто- то в светлой рубашке. Бросив такую чистенькую и свеженькую книжку на сиденье машины, водитель ринулся вдогонку. Под ногами хрустела прошло годняя стерня… Не догнать!

— Оставь его, — долетел до Деденчука голос следователя. — Не в себе он вовсе…

Из оврага показались Крыловецкий с Михайловым, а следом шли остальные. Алексей шел босиком, неся ботинки в руках. С каждым их шагом голоса становились громче.

— С первого взгляда можно говорить об изнасиловании, — рассуждал вслух следователь прокуратуры.

— На женщине одна футболка, а остальная одежда была притоплена рядом. Даже фирменные джинсы и кроссовки не забрали, бросили…

— Муж не говорил — курила она или нет? — спросил Алексей.

— Преимущественно болгарские сигареты…

— В траве лежит размокшая пачка, спички… Да, история! — многозначительно произнес Алексей, ставя экспертный чемодан у колеса уазика. — Меня смущает поведение супруга. С одной стороны, убивается. Того и гляди совсем сорвется с катушек…

— А с другой? Что тебя смущает?

Алексей сел на землю и принялся вытаскивать из ступни впившуюся занозу: «Деланное у него какое-то волнение. Не настоящее…»

— Перевозку не вызывали? — спросили зампрокурора.

— Медик, я думаю, здесь не обязателен — достаточно будет вскрытия. Сколько сейчас времени? Что- то совсем темно стало… — он тщетно пытался разглядеть циферблат.

— Двадцать три десять… — с готовностью откликнулся стажер.

— А чего перевозку сразу не вызвали? — Алексей притопнул ногой, уже обутой в ботинок.

— Да вот, как-то так, не сообразили… Потом еще проверить надо было достоверность информации…

— Сделаем так, — решительно произнес Сальников, приближаясь к своей «Волге», — сидеть здесь всем нет никакого смысла… Я забираю с собой стажера, и мы в городе решаем этот вопрос, а вы втроем остаетесь здесь. Думаю, за час-другой все будет сделано — это лучше, чем связываться по рации, потом ждать ветра в поле… Когда там дежурный дозвонится, да и дозвонится ли вообще… А сейчас мне нужно знать первые выводы! Хотя бы самые предварительные…

— Предварительные? — переспросил Алексей, зашнуровывая второй ботинок. — Что ж, сформулируем так: не исключена возможность изнасилования. Смерть наступила от удушения…

— Причем душили руками, — вставил словцо Борис.

— На шее, в районе гортании, ссадины.

— Согласен! — просто сказал Алексей. — У меня такая же точка зрения.

— А давность? — продолжал выпытывать зампрокурора.

— За точность не ручаюсь — это не по моей части, но дней пять минимум… А где коробка с вещественными доказательствами? — спохватился Алексей. — Я думал, ее Дойников прихватит…

— А, черт возьми, там под кустом оставил… — спохватился стажер. — Сбегаю сейчас…

— Я схожу, а то засиделся… — Деденчук, молча слушавший весь разговор, не встревавший в беседу, груз ной походкой двинулся к оврагу — кроме всего прочего, ему хотелось взглянуть на обнаруженное.

— Ладно, мы поехали, — весело сказал зампрокурора, садясь за руль, — а вы, как освободитесь, приедете на милицейской… Садись, Юрий Петрович! — скомандовал он стажеру. — Поехали…

— Позвоните моим домой, чтоб не беспокоились… — попросил Михайлов, согнувшись и заглядывая в полуоткрытое боковое стекло машины.

— Сделаем, не беспокойся… — донеслось из «Волги».

Машина, прощально мигнув показавшимися слишком яркими в сгустившейся темноте красными огнями габаритов, исчезла за поворотом.

— Слушай, стажера зовут Юрием Петровичем! Он случайно… — Алексей не успел закончить вопрос, как услышал ответ Михайлова.

— Догадливый ты, однако. Сынок вашего генерала…

А ты думал спроста его на белой «Волге» катают рядом с начальством?… Я еще удивился, как ты его в воду загонял — думал, знаешь.

— То-то я смотрю, на кого-то он удивительно похож, а не догадался.

— Ладно, не переживай, — сказал Михайлов, — посмотри лучше, какая ночь звездная. Красота! В такую пору мечтается хорошо…

— Особенно с хорошей дивчиной и чтоб гармошка доносилась с края деревни… — пробурчал Алексей, залезая на переднее сиденье уазика. — Располагайся, — предложил он Михайлову, распахивая заднюю дверцу, — отдыхай… Чует мое сердце — куковать нам тут долго… Пока все идет кувырком: понятых нет, кинолога забыли, медик не приехал…

— Не переживай, — зевая сказал Михайлов, — что мы парочку внештатников или дружинников завтра не найдем? Распишутся как миленькие, а медэксперт все сразу сделает и заключение даст…

Следователь долго возился на заднем сиденье, пытаясь половчее приспособить свое многострадальное, искривленное тяжелым недугом тело. Наконец он пристроился и затих.

Сидеть Алексею было неудобно — что-то мешало. Оказалось, что под ним лежала книжка, недочитанная утром. Щелкнул тумблер, вспыхнула крохотная лампочка, едва освещавшая небольшое пространство салона…

— Смотри, что это там? — голос Бориса неприятно дрожал, Алексею почудилась в нем тревога, но, может, он и ошибся.

— Где?

— Да вон же, в кустах… Белое!

Алексей пялил глаза в темноту и ничего не мог различить. Постепенно завиднелся контур леса, проступила на черном фоне травы тропинка. В кустах, действительно, белело нечто непонятное. Какое-то неопределенных размеров полотнище. Оно шевелилось, трепетало, раздувалось, словно от ветра…

— Что за чертовщина — это же самое место… — Он отложил в сторону книгу и вышел из машины. Видение не исчезло. — Сейчас выясним, откуда взялось привидение!

Под ногами шуршала старая пожухлая трава. Листва кустов была влажной от росы. Ветки больно хлестали по лицу.

Меж четырех стволов берез было аккуратно растянуто полотнище брезента. Распластавшись, оно предохраняло место происшествия от возможных осадков.

«Гляди-ка, — удивился Алексей, — дело рук Деденчука… Догадался накрыть. А где сам?»

Его местонахождение выдавал огонек рдеющей в ночи папиросы. Он сидел на корточках у края воды и едва слышно говорил сам с собой. Заслышав шаги, он медленно повернул голову к Алексею и так же, не торопясь, поднялся.

— Не спится, товарищ капитан? — первым прервал он молчание. — А я сижу, трохи звездочки изучаю…

Красивые! У нас на хуторе выйдешь, бывало, к Днепру и смотришь на них, смотришь всю ночь… Какая мерцает, словно гутарит о чем, а какая просто горит — вроде человека: знай робит свое дело, не ерепенится…

— Светает, — вполголоса заметит Алексей. — А все не едут…

— Может, сами загрузим и — айда?

Алексея передернуло от такого предложения — перспектива безрадостная, прямо надо сказать.

— Брезент есть, — продолжал Деденчук, — завернем и — в арестантский отсек. Уместится…

— Нет, нет… Не положено это… Повредить можем, потом микрочастицы легко утрачиваются — может, сохранились приметы одежды преступника.

— А я думаю, что его и искать не надо… — на лице Деденчука была видна некая хитринка.

— То есть? — не понял Алексей. — Вычислил или лепишь от фонаря?

— Не мне, конечно, об этом гутарить, но подозрение есть…

— Интересно.

— Не случайно он сегодня здесь появился… Его никто не приглашал, не информировал о нашем приезде?

— Нет.

— А ходил повсюду при нас. Скажем мы, что следы обуви его, а он ответит: оставил только сегодня, во время осмотра. Следы пальцев, которые на березе, — я видел, вы снимали — при совпадении вызовут новое оправдание: оставил лишь сегодня, за пять минут до осмотра. Бьюсь об заклад — этот парень неплохо соображает, а мы прошляпили!

— Соображает, говоришь? Верно, пионервожатый это не его специальность, хоть и готовился к работе в лагере. Вообще-то, он математик, кажется…

— Оно и видно, что математик. Рассчитал ходы, а чем доказывать будете? Я считаю, его рук дело — и вся недолга! Может, любовница есть, а от этой не знал, как избавиться… Слышал, как прокурорские говорили: алиби у него хорошее. Доброе, можно сказать, прикрытие… А вы говорите: микрочастицы, волокна одежды… Опять ответ простой — муж с одеждой жены соприкасаться может двадцать четыре часа в сутки.

— Законом это не запрещено…

— А морда у него протокольная, только к делу этого не пришьешь!

Алексей слушал рассуждения водителя, прослужившего в милиции полтора десятка лет, повидавшего всякое, и не мог не согласиться с его словами — в них все было правда. И каждое слово тяжким обвинением падало в душу. Он молча вернулся к машине, сел на свое место, громко, с раздражением хопнул дверцей.

— Что там оказалось? — спросил его Борис.

Алексей объяснил про тент, но о сомнениях, связанных со словами Деденчука, делиться не стал.

Послышался звук приближающейся машины. По проселку, переваливаясь с боку на бок, поднимая тучи белесой пыли, окрашенной утренним солнцем в розовый цвет, ехал невзрачный помятый рафик.

Алексей потянулся, размял затекшие ноги и повернулся к Борису — тот дремал, запрокинув голову на папку с документами.

— Вставай, — проговорил Алексей, слегка дотронувшись до плеча следователя. — Колымагу подали почти что к завтраку…

— Времени сколько? — Борис приподнялся на локте и посмотрел в окно. — Шесть уже?

— Половина.

Они вышли из машины и направились в сторону оврага. Следом за ними к кустам подъехал фургон. Из него вышел угрюмого вида детина в затрепанном ватнике, из которого торчали клоки свалявшейся ваты. Его хмурое заспанное лицо не выражало ничего, кроме неудовольствия.

— Утро доброе, — произнес Алексей, указывая до рогу к воде, но приехавший не проронил ни звука.

— Носилки у вас есть? — поинтересовался следователь. — На чем понесем?

Угрюмый детина сплюнул измусоленную беломорину и начал продираться сквозь кусты. Подойдя к телу, окинул привычным взглядом, словно измерял рост, определял на глазок вес и беззвучно развернулся назад к рафику. Через минуту он появился вновь, неся какой-то сверток мешковины или грубой ткани. Расстелив ее на земле, он сноровисто перевалил на нее тело.

— Ты отойди в сторону, — приказным тоном скомандовал он следователю, — а ты и ты, — он ткнул пальцем в сторону Деденчука и Алексея, — беритесь за углы, что в ногах… Подняли! Заноси… Поехали!

Тряпка была скользкой и противной на ощупь. Ноша была тяжелой. Алексей изо всех сил сжимал пальцы, но материал выскальзывал из рук. До машины они донесли грустную ношу, уже волоча по земле. Угрюмый детина распахнул задние створки кузова и довольно ловко уложил тело в машину. Рядом лежал еще один такой же сверток, и тоже в мешковине. Вытерев руки неопределенного цвета тряпицей, угрюмый — повернулся к Алексею:

— Где сопроводиловка?

— Минуточку, — ответил за него следователь, — сей час заполню бланк… — Он раскрыл папку, достал лис ток копирки, разграфленную осьмушку бумаги, на которой синела заранее поставленная печать, и быстро заполнил от руки.

Листок перекочевал из рук в руки, и вскоре зеленый фургон, переваливаясь с боку на бок, ринулся в обратный путь.

— Долгоньким оказался выезд, — пробасил Деденчук, свертывая и запихивая в уазик брезент, укладывая коробку с вещдоками. — И когда этот беспорядок кончится? Всю ночь торчали у черта на куличках… А преступник нас перехитрил!