«Слишком верная жена»

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Наступил сентябрь, но приход осени оставался еще почти незаметным. Только листья постепенно становились золотыми, малиновыми, бронзовыми, ночи делались длиннее, но днем еще было достаточно тепло, и небо оставалось ослепительно-голубым. Впрочем, те, кто не обделен наблюдательностью, знают, что такой упоительной бирюзой небеса наполняются именно осенью, в самом ее начале.

А после прошедшего жаркого лета осень воспринималась как заслуженная награда, отдохновение, праздник. Казалось, что вокруг разлились умиротворение и благодать.

Чаще всего хотелось просто лежать на траве и смотреть на небо, наслаждаясь самим фактом своего существования.

Именно этим и занималась частный детектив Мирослава Волгина, когда ее позвал помощник Морис Миндаугас:

— Мирослава!

— Что случилось? — спросила она лениво, сгребая в охапку лежащего рядом черного пушистого кота Дона.

— Клиент звонит. Подойдете? Или сказать, чтобы позвонил попозже?

— Кто ему нас рекомендовал?

— Ян.

— Белозерский?!

— А у вас еще есть знакомые с таким именем? — усмехнулся Морис.

— Вроде больше нет, — вздохнула она.

— Так что сказать клиенту?

— Сейчас подойду, — вздохнула Мирослава и, поднявшись с травы, направилась к дому.

Кот последовал за ней.

Рашид Нуралиев пребывал в прекрасном настроении, он умело вел свой джип «Мицубиси» и тихо напевал за рулем.

Рядом с ним сидел Геннадий Наливайко и молча смотрел на дорогу. Он давно уже знал почти весь песенный репертуар Рашида, хотя тот, как правило, пел на татарском языке.

— Ты чего такой хмурый? — не выдержав, спросил друга Нуралиев. — Может, мне сменить пластинку?

— Что? — растерянно переспросил Геннадий, вынырнув из своих размышлений.

— Спрашиваю, чего ты такой хмурый? Может, тебе другую песню спеть?

— Пой что хочешь, — отмахнулся Геннадий.

— Обижаешь.

— Извини.

— Да что случилось-то?

— Все то же, Иришке нездоровится, Таня сердится, что я уехал…

Таня была женой Геннадия, а Иришка — его восьмилетней дочерью.