СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
28 января 1993 года. Заснеженный подмосковный лес. Под большой елью с низко растущими толстыми ветвями — группа мужчин. Между собой ведут диалог только двое: высокий угрюмый парень лет тридцати и человек пониже ростом и постарше. Один из присутствующих фиксирует их разговор на видеокамеру.
Лес вымер. Все покрыто холодным неподвижным снегом, скрипящим на легком морозце под ногами людей. Те двое говорят о смерти. Не вообще, а о конкретной. О жутком убийстве, совершенном тем высоким черноволосым парнем в казенной телогрейке на этом месте шесть с половиной лет назад.
Это проходит следственный эксперимент. И все, что говорит и обозначает своими движениями человек, которого снимают на видео, ляжет на суде в основу его обвинения в тягчайшем преступлении. Но он продолжает признаваться. Не потому, что не хочет жить. Потому, что выговаривается его слишком черная душа.
Ему тридцать три года. Сегодня он в очередной раз подписывает свой смертный приговор. Но выглядит спокойным, его голос звучит ровно, точно речь идет о чем-то очень заурядном.
Обвиняемый. Повесил его, зафиксировал. Потом перерезал горло бритвой...
Е. А. Бакин (следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации). У мертвого?
О. Возможно, он тогда живой был. Хрипел еще.
С. Вы ростом сто девяносто?
О. Сто девяносто один.
С. Сто девяносто один. Так. Примерно на этом уровне голова к голове оказались?
О. Да.
С. Так. Дальше что?
О. Дальше расчленил его. Отрезал половые органы. Вскрыл брюшную полость.
С. В висячем положении?
О. Да.
С. Половые органы. Что вы имеете в виду?
О. Член и мошонку.
С. По отдельности?
О. Вместе.
С. Куда вы их дели?
О. В пакет.
С. Дальше что?
О. Распорол его тело.
С. Как распорол? На мне покажи рукой. Не бойся.
О. Вот так. Продольно. От грудины до лобковой кости. Дальше снял веревки и петлю. Ударил ножом. Лежа. Потом голову отрезал.
С. Как отрезал?
О. За волосы держал. Сначала разрезал шейные позвонки...
Мальчику, которого он убил и над чьим телом производил эти жуткие операции, было четырнадцать лет.
Следствие в данном случае интересовали только факты. Оно должно было сравнить показания обвиняемого с данными объективного обследования трупа, обнаруженного здесь 12 июля 1986 года. Бакин спрашивал обвиняемого, что тот делал и как, но не спрашивал зачем.
Затем, чтобы получить половое удовлетворение. У нормальных людей этот физиологический акт обычно связан с замечательным, радостным чувством любви. Обвиняемый не знал такого понятия. В его жизни любовью и не пахло. Пахло кровью.
Суд на основании данных судебно-психиатрической экспертизы, проведенной в Институте имени Сербского, признал обвиняемого вменяемым на момент совершения преступлений. Это был не больной, а здоровый психопат. Он понимал, что делал. Просто это было чудовище.
Они были всегда, появляются и теперь время от времени: сексуальные маньяки самых крайных форм половых извращений — сексуального убийства, вампиризма, мучительства. Колумбиец Лопес, казахстанец Джумагалиев, ростовчанин Чикатило... Перечень пополняется, их появление не зависит от социального строя, климатической зоны, экологической обстановки. Они, похоже, неизбежное зло.
Почти всегда это нелюдимый мужчина, очень осторожный, предусмотрительный, аккуратный в сокрытии следов своих преступлений. Почти всегда в их биографии еще с юности — ненормальная сексуальная ориентация, ненормальное воспитание. Они все в разной степени психопаты. Почти всегда они выбирают жертву физически слабее себя. Почти всегда они действуют в одиночку.
И эти одиночки подчас распространяют страх посильнее каких-нибудь беспределыциков-налет-чиков или свихнувшихся террористов. Потому что, когда светлый и желанный инстинкт секса оборачивается вдруг картинкой с отрезанием половых органов ножом, это пугает особенно сильно.
Жертвами нашего антигероя становились исключительно дети — мальчики в возрасте до пятнадцати лет. Чадолюбие — тоже очень сильный человеческий инстинкт. И одинокому зоотехнику удалось держать в страхе всю Московскую область в течение восьми лет. Молва дала неизвестному маньяку имя Фишер.
ФИШЕР
Лето 1986 года оказалось в меру теплым и в меру дождливым. Грибы появились в подходящем для любителей тихой охоты количестве уже в начале июля. Платфома Часцовская Белорусского направления у грибников место известное. Смешанный лес начинается сразу, как сойдешь с электрички, и тянется по обе стороны железнодорожного полотна.
12 июля была суббота, и людей с корзинками утром на Часцовской сошло немало. Однако подмосковный лес обладает замечательной способностью растворять в себе весьма многочисленные армии любителей даров природы. Поэтому пожилой москвич, углубившийся в лес с двумя своими приятелями, вскоре потерял их из виду. Но по грибы ведь и не ходят гуськом.
Накрапывал мелкий теплый дождь. Три человека, изредка перекликаясь, вышли на просеку и пошли вдоль нее в сторону деревни Угрюмово. Опыт подсказывал, что больше всего грибов встречается на опушке леса, а не в глубине. Первый шел и внимательно смотрел под ноги.
И вдруг нашел сапог. Ну сапог и сапог. Резиновый, черный, небольшого размера. Мало ли что в лесу вблизи населенных пунктов валяется? Счастливый для следствия случай повел свидетеля от сапога налево, в глубь леса, и свидетель сделал самую страшную находку в своей жизни. В кустах черники под высокой елью лежало человеческое тело. Голое. Брюки с трусами были спущены до лодыжек, рубашка задрана кверху.
Грибник как-то сразу понял, что живой человек в таком виде не станет лежать под дождем. Он нагнулся поближе, протер очки и в ужасе отшатнулся. Труп лежал на боку. Под его животом расползалось месиво внутренностей. Свидетель позвал своих товарищей. Сам факт обнаружения мертвеца в обыкновенном грибном лесу настолько поразил их, что они даже не сразу обратили внимание на одну страшную деталь — у трупа не было головы.
Тут уж сразу стало не до радостей тихой охоты. Тем более что размеры мертвого тела подсказывали — при жизни оно было подростком. Мальчиком или девочкой — по обезображенным останкам трудно было судить, половые органы оказались вырезанными. Посовещавшись, грибники решили, что ближайшего милиционера они смогут найти, скорее всего, на Часцовской, и повернули туда.
Но не успели они пройти и сотни метров, как им встретились две женщины, казалось, что-то сосредоточенно ищущие в лесу. Но явно не грибы. Корзин они не имели. На одной из-под куртки виднелся белый медицинский халат.
— Простите, вы не знаете, где здесь ближайшее отделение милиции?
— А что? Что случилось? — тут же вскинулись обе женщины. — Вы что-нибудь нашли? У нас мальчик из пионерлагеря пропал...
— Может быть, и мальчик. Там лежит, в черничнике...
В пионерском лагере «Звездный», расположенном примерно в восьмистах метрах от места обнаружения тела, вечером 10 июля пропал мальчик из первого отряда, Андрей С., четырнадцати лет. В этот лагерь отдыхать он ездил не первый год. Был общителен, имел много друзей. Проведя здесь июньскую смену, Андрей приехал и на вторую, июльскую.
От подростков в таком возрасте всегда можно ожидать непредсказуемых поступков. Андрей не появился ни на ужине, ни на вечерней линейке. Вожатая доложила начальнику пионерского лагеря о пропаже. Чтобы выяснить ее причины, в первую очередь расспросили друзей из его отряда. Куда делся? Начальник взволновался не на шутку. Он отвечал за доверенных ему детей.
Пойти в одиночку в лес и заблудиться Андрей С. вряд ли мог. Хорошо знал эти места. Обидеться на кого-нибудь из товарищей или подраться с кем-нибудь и убежать? Тоже вряд ли. Не такой человек. В его тумбочке нашли письмо от знакомой девочки. Первая любовь? Предположить это, а не что-нибудь ужасное начальнику лагеря было легче.
Не заявляя в милицию об исчезновении ребенка, начальник утром 11 июля отправился в Москву по адресу той девочки. Нет, она Андрея не видела, у нее он не появлялся. Позвонили родителям. Мать не поверила, что ее сын может так внезапно, без причины удариться в бега. Ничего не оставалось, как на всякий случай начать прочесывать окрестности лагеря.
В страшной находке пионервожатая и медицинская сестра сразу опознали Андрея С. по одежде.
Никогда на этом пятачке леса не было такого скопления людей. Зная о важности детального обследования места преступления, начальник лагеря приказал вожатым оцепить участок вокруг этой злополучной елки и никого до прибытия милиции не подпускать, особенно детей. Но эти запреты только подогревали детское любопытство. Многие из обслуживающего персонала «Звездного» были местными жителями — слухи поползли мгновенно.
Прибыла милиция. Фотограф стал делать снимки с разных позиций. На трупе мальчика позднее насчитали 23 колото-резаные раны, нанесенные, скорее всего, ножом, в области шеи, спины, живота, ягодиц уже после смерти. Брюшная полость была вскрыта. Половые органы вырезаны. Зияющее заднепроходное отверстие подсказывало, что с ребенком до или после смерти был совершен акт мужеложства. Трупные пятна показывали, что убийство совершено не более двух суток назад, то есть 10 июля, когда еще около шести вечера ребята видели Андрея живым и здоровым.
Пока оперативники работали на месте преступления, вокруг, несмотря на все запреты, скапливалось все больше любопытных.
— Господи, — шелестело среди зевак, — и голову отрезал...
— Зверь какой-то...
— Зверь так не может. Это двуногое...
Через некоторое время служебная собака в двухстах метрах от трупа на опушке по другую сторону просеки нашла голову. Пионервожатая, придя в себя от поднесенной к носу ватки с нашатырем, подтвердила: это голова Андрея С.
На голове тоже имелись повреждения — разрезы на коже от попытки снять скальп и странгуля-ционные борозды под горлом, следы удавки.
Самой вероятной предварительной версией происшедшего для следователей из Одинцовского УВД, прибывших на место преступления, была следующая. Преступник — маньяк-садист с гомосексуальной (педофилической) ориентацией. Встретив Андрея С. за пределами пионерского лагеря, задушил его при помощи петли, перед убийством или после него изнасиловал. После смерти искромсал ножом, вскрыл брюшную полость, отрезал голову и пенис с мошонкой. Половые органы так и не нашли. Голова почему-то оказалась довольно далеко от трупа.
Почему — знал только один человек. То самое чудовище, которое позавчера, тяжело дыша от восторга и бурного наслаждения, умело отчленяло голову и половые органы невинной жертвы, стояло в облике двадцатисемилетнего высокого мужчины возле полусгнившего деревянного сруба бывшей сторожки и ковыряло кору елки тем самым острым самодельным ножом. Стояло всего в тридцати метрах от трупа и молча наблюдало. Это была какая-то подсознательная игра с опасностью. Так и Родион Раскольников зачем-то пришел к квартире убитой старухи позвонить в дверной колокольчик.
Его потом опишут некоторые свидетели. И то, как он стоял с ножом, внимательно наблюдая за действиями оперативников, не участвуя в разговорах окружающих, обсуждавших случившееся; и то, как его видели в тот кровавый четверг 10 июля, идущего к Часцовской; и то, как до этого его неоднократно видели вблизи лагеря «Звездный», следящего за детьми.
Но судьбе было угодно, чтобы следствие тогда пошло по ложному пути. А настоящий преступник, узнав о ходе следствия из газет и слухов, намотает это себе на ус и далее будет действовать иным способом. Он был хитер и осторожен, но не оставлял мыслей об убийствах.
Следствие начала Одинцовская районная прокуратура. Вскоре, предположив, что это убийство очень похоже по почерку на другое убийство мальчика с удушением и попыткой расчленения, совершенное в апреле вблизи станции Катуар Савеловского железнодорожного направления, делом занялась более высокая инстанция — Прокуратура РСФСР.
Тогда еще не был пойман знаменитый ростовский маньяк Чикатило. Психиатр Бухановский еще не составил типичный психологический портрет преступника такого рода. Начиная допрос свидетелей, следователи ухватились за ту версию, которая показалась более реальной. Шок от увиденного, от сухих фактов патологоанатомического заключения был так велик даже у профессиональных детективов, что они поверили: преступник либо психически ненормален, либо это матерый, потерявший человеческий облик уголовник.
Среди давших показания свидетелей оказался четырнадцатилетний друг погибшего Андрея Игорь Ш. из того же пионерского лагеря. Мальчик производил впечатление сообразительного, наблюдательного. Он поведал, что неоднократно выходил с Андреем за территорию лагеря (дырок в заборе было предостаточно) покурить. Своих сигарет у ребят не было, приходилось стрелять у прохожих, грибников.
Однажды им встретился довольно мрачный верзила лет сорока. Угостил сигаретой. На правой руке этого типа имелась татуировка — кинжал, обвитый змеей, и слово «Фишер». Разговорившись с ребятами, он сказал, что недавно вышел из тюрьмы, и велел так себя и называть — Фишер. Вечером в день убийства Игорь, случайно выглянув через дырку в заборе, увидел этого человека в обществе Андрея С.
За первым допросом последовал второй, третий. Игоря Ш. возили в Москву, его допрашивали разные крупные милицейские и прокурорские чины, в темном зале он участвовал в создании фоторобота. Пионерское лето для мальчика превратилось в увлекательный детектив. Возвращаясь в отряд, он сразу оказывался в центре внимания ровесников.
Его богатое воображение разыгрывалось раз от разу, и те же мальчишеские завиральные истории, что рассказывались в спальной палате после отбоя, заполняли страницы уголовного дела. Увы, тогда следователи не заметили, что фантазия Игоря нарисовала им типичного злодея советского детективного романа пятидесятых годов работы Аркадия Адамова. Увы, не обратили они внимания и на то, что Игорь III. обожал шахматы, хорошо в них играл. Короткое заграничное имя преступника легко родилось из ассоциативных связей.
Так фамилия ни в чем не повинного эксцентричного американского гроссмейстера была присвоена отечественному детоубийце, державшему в страхе всю столицу и ее окрестности. Страх оказался так велик, заостренность человеческой реакции на подобные жестокости так сильна, что сведения о Фишере продолжали и продолжали поступать в следственную бригаду уже и после ареста настоящего убийцы. А что уж говорить о слухах, бродивших в народе.
Свидетелей, видевших труп Андрея, было немало, еще больше поступило сведений о разных подозрительных людях, замеченных в тех местах. Но в первую очередь следствие стало исходить из показаний мальчишки Игоря Ш. В тогдашнем СССР до его развала не осталось ни одного непроверенного Фишера, будь то носитель такой фами-
лии, прозвища или уголовной клички, а равно и обладатель татуировки с этим словом. В нашей совсем не германоязычной для большинства населения стране их оказалось немало. Еще больше оказалось носителей популярного в татуировках сюжета — кинжала, обвитого змеей.
Уже к 1988 году было проверено 5799 зарегистрированных психических больных, 1628 имевших судимость и отбывавших наказание осужденных, 443 человека, указанных милицией как склонных к половым преступлениям, то есть задержанных гомосексуалистов, фетишистов, эксгибиционистов, педофилов-развратников.
Проверки продолжались и продолжались. Как это часто бывает, попутно было раскрыто несколько преступлений, выявлено несколько реальных маньяков. Но ни один из них не убивал Андрея С. возле пионерского лагеря «Звездный».
Второго августа того же года в Одинцовском районе было найдено тело убитого мальчика со множеством ножевых ранений, но без попыток расчленения. Этот факт был поставлен в тот же ряд серийных преступлений. Оперативно-розыскное дело маньяка-убийцы было выделено в разряд особо важных с присвоением литерного наименования «Удав».
Однако в молве таинственный непойманный изувер остался Фишером. Слухи о нем распространялись с невероятной быстротой, вышли далеко за пределы Одинцовского и Дмитровского (там находится Катуар) районов Московской области. О нем с ужасом шептали и взрослые и дети. Большая часть слухов сводилась к следующему: маньяк Фишер нападает на детей 12—15 лет обоего пола вблизи пионерских лагерей. Такая уж у него причуда.
И слухи сделали свое дело. В следующее лето, 1987 года, количество детей, отдыхавших в пионерлагерях под Москвой, стало уменьшаться. Родители боялись отпускать своих чад. За тех же, что все-таки ехали, матери тайком ставили в церквах свечки. Вокруг лагерей стали чаще появляться милицейские патрули. Все организации и предприятия, имевшие пионерские лагеря, чуть не ежедневно выделяли для охраны и проверки территории вокруг мест детского отдыха дружины из молодых и крепких парней.
А его все никак не могли поймать.
Слухи ширились. По ним, злодеяния Фишера уже охватывали другие города и области. И кстати говоря, эти слухи живы до сих пор. Нет ни СССР, ни РСФСР, в пионерских лагерях живут таджикские и сомалийские беженцы, прах того преступника, против которого ополчились целые территории, целые города, давно закопан во дворе одной из московских тюрем, но Фишер еще живет в людском воображении и режет детей.
Хотя Андрей С. был всего второй его жертвой, тогда, летом 1986 года, тот, кого нарекли Фишером, взял в тиски страха всех. И затаился. Нет, вовсе не отказался от убийств, доставлявших ему неизъяснимое удовольствие. Просто решил действовать другим способом, лучше готовиться к преступлениям. А для этого нужно было время.
И пока по делу Удава по всей стране проверяли алиби у зарегистрированных психов и татуированных урок в отношении убийства у пионерского лагеря, никому не приходило в голову, что настоящий убийца Андрея С. и другого мальчика — Сергея П., погибшего у станции Кату ар, не носит ни фамилии, ни клички Фишер, у него нет на теле татуировок, он психически здоров, никогда не привлекался к уголовной ответственности, имеет высшее образование, живет в Москве. Но что самое страшное — это было еще начало его кровавого пути.
ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
После ареста преступника в октябре 1992 года его имя стало широко известно. Головкин Сергей Александрович. О нем писали журналисты, его снимали теледокументалисгы. Так что нет смысла дальше скрывать от читателя его настоящее имя.
Но есть смысл поразмышлять на тему... Нет, не как спастись от нападения маньяков. Рецепты есть, и журналы, популярные книжки нередко их дают. Очевидно, что размышления на тему, как обществу избежать появления этих чудовищ, малоплодотворны. Сексуальная ориентация человека — продукт наследственности и семейного воспитания, область чисто субъективная.
Интереснее поразмышлять, как не дать родиться маньяку в самом себе.
Статистика показывает, что подавляющее большинство «асильников, совершающих серийные половые преступления, в том числе и заканчивающиеся убийствами, — мужчины. Женщины тоже бывают жестокими и сверхжестокими, но гораздо реже мужчин. Сравнивая количество садистов и мазохистов, можно легко определить, что мазохистская подчиненность более свойственна женской природе. Хотя садистки и встречаются, в большинстве случаев они предпочитают действовать на какой-то стационарной основе, скажем, внутри семьи, в стенах тюрьмы, женского монастыря. Женская психология противится риску. Инстинкт одинокого охотника заложен в мужчинах.
Из вошедших в историю благодаря своей патологической жестокости с четко выраженным сексуально-садистским характером женщин две самые знаменитые — наша отечественная Салты-чиха и венгерка Элизабет (Эржбет) Батори. Что вьггворяла первая, известно. Менее знакомая россиянам племянница трансильванского магната, сделавшегося польским королем, Штефана Батори (в русской транскрипции Стефан Баторий) прославилась тем, что любила плескаться в ванне, наполненной кровью невинных крепостных девушек. Она была казнена по указу австрийского императора в 1625 году. То есть обе преступницы злодействовали в своих имениях в условиях комфорта и безопасности.
Среди всех революционных специализаций, способствовавших прогрессу человеческого общества — отделение ремесленников от земледельцев, отделение земледельцев от скотоводов, отделение скотоводов от охотников, — самым древним, пожалуй, было распределение обязанностей между мужчинами и женщинами. Первые охотились и обеспечивали племени мясную пищу, вторые собирали корешки и обеспечивали пищу растительную. В результате такого простого разделения труда появилось больше времени для интеллектуального прогресса.
Нельзя быть охотником без природной агрессивности. И она прочно засела в мужчинах в виде непобедимого инстинкта. В результате чего все агрессивные изобретения человечества — от игры в войну на шахматной доске до водородной бомбы — дело рук мужчин. Впрочем, большинство прочих изобретений — тоже дело их рук, только уже в виде сублимации агрессии, направленной против дикой природы. Сублимация в виде швейной иглы и нитки обеспечила изобретение одежды, то есть победу разума над природным человеческим недостатком — отсутствием густого меха и защитного панциря.
Но иногда инстинкт агрессии вырывается за цивилизованные рамки. Иногда он оказывается чрезмерным. И в наказание человечеству появляются убийцы и жестокие завоеватели. Иногда инстинкт принимает извращенные формы и появляется С. А. Головкин.
Всякий читающий эту повесть человек, особенно мужчина, может вспомнить в собственной жизни случаи проявления со своей стороны причинного и беспричинного гнева, раздраженной реакции на неприятности и даже желания решить особенно острые проблемы самым радикальным путем — просто убить самодура начальника, тупого подчиненного, неверную жену, непробиваемого бюрократа. Сколько раз в минуту ярости любой из нас мысленно вешал своего врага или всаживал в него пулю. Но только мысленно.
Переборол человек отрицательные эмоции — и жизнь снова кажется не так уж и плоха. Когда же скрытая ярость начинает превалировать в сознании, а окружающие все чаще начинают видеться сплошными шеренгами идиотов, неучей и мерзавцев, — это уже опасный симптом, признаки возбудимой психопатии.
Психопатии, которые, кроме возбудимых, бывают еще эпилептоидными, истерическими и параноическими, не являются психическими болезнями, а только болезненными состояниями. Поскольку психопат обычно хорошо осведомлен о принятых обществом нормах и понимает, где проходит черта, отделяющая законное от незаконного, то при рассмотрении судом совершенных им преступлений очень редко попадает под действие статьи 21 нового Уголовного кодекса РФ — невменяемость.
Ниже будет видно, как психопатическая личность С. Головкина дозрела до жутких деяний. Он ублажал себя самыми дикими способами, удовлетворял свои мрачные желания, отлично понимая, что делает, на любой стадии — до, во время и после преступления.
Психопатия вообще-то не лечится. Но в периоды компенсации своего состояния любой психопат — угрюмый мизантроп, сухой педант, несдержанный позер, фанатичный упрямец — может приспособиться к жизни, найти свою нишу, иначе окажется аутсайдером. Какая-либо особая социальная помощь к людям такого рода, как правило, неприменима. Ведь это не инвалиды, это довольно нормальные, почти здоровые люди.
И одним из самых лучших способов сублимации психопатии, особенно психопатической агрессии, то есть направления негативной энергии на благие или хотя бы безопасные для окружающих цели, очевидно, является творчество.
Известны случаи, когда и в жизни, и в творчестве некоторых известных людей можно усмотреть явные симптомы психического заболевания. Наиболее яркий тому пример — великий французский художник Винсент Ван Гог. Но встречаются случаи, когда произведения искусства являются несомненной сублимацией скрытых болезненных состояний.
Немецкий художник Отто Дикс прославился своими мрачноватыми картинами, изображающими ужасы первой и второй мировых войн, ужасы довоенной, послевоенной, всякой вообще Германии. В его полотнах, графике просматривается навязчивая тенденция — уж больно много крови, смерти, экспрессии, надрыва. Возможно, будучи менее сдерживаемым совестью и общественной моралью и начисто лишенным таланта, Дикс стал бы маньяком-убийцей.
Почти все рассказы русского писателя-аван-гардиста Юрия Мамлеева заканчиваются смертью героев. Его страницы усеяны трупами. Но в жизни Мамлеев не убил ни одного человека.
Специфические жанры литературы и кинематографа —- детектив, триллер, мистические ужасы — все это в некоторой степени сублимация сильной природной агрессии как со стороны писателей, режиссеров, актеров — производителей, так и со стороны читателей, зрителей — потребителей. Иное дело, когда искусство само провоцирует агрессию. Но чаще все-таки бывает, что агрессия мирно утекает в русло массовой культуры.
Кстати говоря, Сергей Головкин, маньяк, хладнокровно убивавший, насиловавший и расчленявший детей, терпеть не мог ни детективов, ни мистики. В свободное время он читал невиннейший журнал «Коневодство».
кость, закрепленные в психике взрослого человека.
Для того чтобы психопатические тенденции закрепились, иногда нужны подходящие условия, иногда нет. Среда и врожденный душевный склад находятся в постоянном взаимодействии между собой. В детстве Головкина они находились в постоянной борьбе.
С раннего возраста Головкин был скрытен и упрям. Это явилось одним из последствий отцовского воспитания. Отец, по всей видимости, ненавидел сына. Тот платил ему взаимностью. Прямо по Фрейду, только не в подсознании, а в открытую.
Отец был высокомерным прямолинейным человеком и обязанность воспитателя, очевидно, считал чем-то вроде профессии дрессировщика. Его методы по отношению к слабым душам жены и сына встречали с их стороны замкнутость, эгоизм и не привели ни к чему хорошему. Жена с ним развелась в 1988 году. Ну а сын... сын стал знаменитым Фишером.
Может быть, отцу хотелось видеть в Сергее будущего чемпиона мира по водолазному спорту или супермена-полярника? Во всяком случае, он считал, что гармонически развитый человек должен по утрам принимать ледяной душ. Ребенок визжал, а отец удерживал его под холодной водой силой.
Отец наказывал пятилетнего сына за то, что тот пытался влезть с ногами на сиденье троллейбуса, заставляя идти пешком. За сутулость — тычками, за двойки — подзатыльниками. И Головкин-млад-ший все больше ощетинивался колючками, уходил
в себя. У него никогда, ни в детстве, ни потом, не было друзей. Он рос с ненавистью, и в конце концов такое состояние стало ему нравиться.
В своем тесном, темном мирке он рано пришел , к занятиям онанизмом. Иногда комплексовал по этому поводу. Ему казалось, что с ним никто не хочет общаться, потому что от него пахнет спермой. У всех подростков с началом полового созревания мастурбации сопровождаются эротическими фантазиями. У подростка Головкина фантазии сразу приняли извращенный характер. Женская половина человечества была навсегда оттеснена куда более возбуждающим, по мнению Сергея, образом голого мальчика, одноклассника, но не любимого, а ненавидимого, корчащегося на сковородке, подвешенного на крючья за ребра, разрезаемого на куски.
Конечно, детство у него было несладким, но это все равно не главная причина превращения в чудовище. Отец корил Сергея за двойки, даже в присутствии посторонних называл сына дебилом, умственно отсталым, но тем не менее Сергей ни разу не оставался на второй год. Ну, двоечника Альберта Эйнштейна в детстве, наверное, тоже по головке не гладили, однако гений вырос без особых комплексов.
В тринадцать лет у Головкина появился шанс для сублимации своих болезненных опасных страстей — увлечение конным спортом и вообще лошадьми. Он перестал вешать маленьких хищников и полюбил больших непарнокопытных. Чуть ли не ежедневно он садился на 23-й трамвай и ехал на Беговую, на ипподром.
Иногда страсть к лошадям в нем даже вытесняла страсть к онанизму, сопровождающемуся садистскими фантазиями. Но потом они, увы, стали мирно уживаться рядом. И чем более ласково ему хотелось обходиться с лошадью, тем более жестоко — с человеком.
В 1977 году Сергей Головкин закончил школу и, успешно сдав экзамены, поступил в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию на факультет зооинженерии, отделение коневодства.
Студентом он был, по отзывам сокурсников, таким же, как и школьником, — серым, неинтересным. Компаний не сторонился, но никогда не играл в них первых ролей. Хотя учился хорошо. На четвертом курсе даже стал комсоргом группы. И там у него не было близких друзей и тем более подруг. Нелюдимый, редко моющийся, отчего неприятно пахнущий, высокий, сутулый, со следами юношеских прыщей на лице.
Впрочем, при взгляде на его фотографию видно, что Головкин лицом вовсе не урод, может даже показаться симпатичным. Одна сокурсница общалась с ним некоторое время, он ее даже несколько раз провожал до дому, причем не делая даже попыток поцеловать. Девушка ждала, недоумевала.
Они вместе в большой компании встречали Новый год — праздник флирта и веселья. По ее словам, Головкин «как сел за стол, так и ел всю ночь, ел, как животное, не обращая ни на кого внимания». Больше девушка попыток сближения с ним не предпринимала. И Головкин не выражал сожалений по этому поводу. Никто из веселившихся, танцевавших на новогоднем празднике не знал, о чем задумывался Сергей Головкин, застывая с набитым ртом, не донеся вилку с салатом. А в его глазах, ничем не ассоциируясь с окружающей обстановкой, стоял обнаженный пухленький мальчик лет двенадцати, еще пахнущий, как жеребенок, молоком и чистым телом. И Головкину очень хотелось, чтобы мальчик истекал кровью.
ПРОВОКАЦИЯ?
Трудно допустить, чтобы чудовище, так сильно полюбившее свои кровавые мечты, сопровождавшиеся регулярной мастурбацией, выработавшее у себя в этом смысле положительный условный рефлекс, никогда бы не попыталось воплотить свои мечты в жизнь. Для этого не было ничего недостижимого: сильные руки, здравый ум, не вызывающая подозрений внешность и объект стремлений — одинокий подросток, которого легко запугать.
Объект был стандартным для сексуального маньяка, более слабым. Типичная психология мелкого хищника. Невозможно себе представить маньяка, выбирающего своими жертвами боксеров-тяжеловесов.
Многие помнят странный город, который являла собой Москва в 1980 году во время проводившихся в ней Олимпийских игр. Невиданная финская колбаса кусочками в вакуумной упаковке, невиданные соки в коробочках, слегка напуганные иностранные туристы, но главное — пустынные вечерние улицы, где туристы встречались реже, чем сотрудники МВД и КГБ. В Сокольниках курсанты Ташкентской школы милиции на вопрос: «Как пройти на Стромынку?» — вежливо улыбались, качали головой и отвечали: «Ленин, партия, комсомол». Зрители, отправлявшиеся в Лужники, выходили на «Спортивной» и далее шли до самых трибун сквозь строй краснопогонных солдат и конной милиции. Иноземцы полагали, что это и есть странный русский обычай — «шаг вправо, шаг влево считается побегом».
Решением Гришина и Промыслова Москва олимпийским летом была стерилизована от нищих, хулиганов и проституток. Меры были весьма радикальными, имевшими длительную инерцию. Вплоть до горбачевских времен столица стала сравнительно безопасным в криминальном отношении городом.
В показаниях Головкина на допросах и в акте судебной психолого-сексолого-психиатрической экспертизы с его слов записан нижеследующий факт, случившийся в 1980 году...
Осенний вечер был теплым. Уже стемнело. Головкин перешел Беговую и вскоре уже шагал по столь знакомой гаревой дорожке ипподрома. Делать ему сегодня здесь было особенно нечего. Просто хотелось лишний раз пообщаться с лошадьми, поболтать со знакомыми ребятами из конноспортивной секции.
Возле трибун темнота клубилась каким-то людским скоплением. Навстречу Сергею двигалась пьяная шобла. Их было человек десять — двенадцать. Все подростки лет пятнадцати и трое постарше.
По известному сценарию самый маленький, наглый и смелый, чувствуя за спиной поддержку, отделился от толпы и приблизился к долговязому Головкину, нетвердо держась на ногах и глядя снизу вверх туманным взглядом анашиста:
— Ты, фитиль, дай закурить.
Головкин курил с седьмого класса и эту слабость почитал одной из любимейших. Но в тот момент у него не было сигарет. Киоски были уже закрыты. Собственно, одной из целей посещения конюшен было стрельнуть у знакомых покурить.
— У меня нету, — растерянно ответил студент Головкин.
Согласно правилам хулиганства, если бы у него и было, то наглец придрался бы: почему так мало, или почему без фильтра, или почему «Пегас», а не «Ява». В общем, «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». И в зубы.
От своры пьяных или обкуренных подростков можно спасаться только бегством. Головкин понял это поздно. Он почти не сопротивлялся, только прикрывал руками лицо, живот и то, что пониже. Они налетели всей толпой. Били кулаками, ногами в голову, по почкам, куда придется. Им было тесно всем сразу лупить одного, корчившегося от боли и страха на гаревой дорожке, и они отпихивали друг друга, чтобы посмачнее врезать.
За что? Ни за что. Только затем, чтобы разбудить во мстительном Головкине притаившегося Удава, Фишера.
Несколько ударов тяжелым ботинком достали его по лицу. Он потерял сознание...
Очнулся Сергей один все на том же месте. Хулиганы, насытившись кровью, ушли. В сотрясенном мозгу гудело. Его подташнивало. Дышать через нос, в котором хлюпала кровь, было невозможно. Он сплюнул на землю что-то твердое. И не нащупал языком во рту двух передних зубов. Странно — деньги остались целы. Просто избили до полусмерти.
Сергей с трудом поднялся, добрел до умывальника в конюшне, попытался привести себя в порядок. Знакомые по ипподрому сторонились его как чумного. Никто почему-то не подошел, не спросил, что случилось, не предложил помочь.
Несчастный, окровавленный, Сергей в полуобморочном состоянии добрался до дому.
— Сережа, что с тобой? — воскликнула испуганная мать, а отец лишь презрительно смерил его взглядом.
— Ничего страшного. Жеребец диковатый попался. Сбросил прямо себе под копыта.
Мать туг же повела его в районный травмпункт, располагавшийся неподалеку, в здании 28-й поликлиники. Там пострадавшему оказали медицинскую помощь и констатировали: перелом переносицы, утрату двух верхних резцов, сотрясение мозга, многочисленные ссадины и ушибы по всему телу. Сергей не помнил, определил ли это врач как падение с лошади или все-таки понял, что это травмы, полученные при побоях, или, говоря юридическим языком, менее тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой кратковременное лишение трудоспособности; посоветовал ли обратиться в милицию.
Позднее Головкин вставил себе пластмассовые зубные протезы в платной стоматологической поликлинике. Резцы оказались хорошими, острыми, чтобы вкушать всякую пищу, в том числе и слегка обжаренную на паяльной лампе человеческую плоть.
Так вот. Дело серийного убийцы-маньяка С. А. Головкина было признано делом особой важности. Им занималась Генеральная прокуратура СССР, а после его распада — Российской Федерации. Следствие скрупулезно проверяло все показания свидетелей и самого обвиняемого. В том числе и по факту медицинской помощи, оказанной побитому Головкину в начале осени 1980 года в травмпункте. И ни в одном из травмпунктов Москвы соответствующей записи не обнаружило.
Конечно, можно предположить халатность медиков. Наложили антисептик, перебинтовали и фиг бы с ним? Вряд ли. Медицинская статистика — вещь серьезная. Особенно в области травм, где это часто связано с уголовными преступлениями. Тем более что опытный травматолог едва ли поверил бы в историю о норовистой лошади, равномерно обстукавшей копытом бедного Головкина, прицельно выбившей зубы и сломавшей переносицу. Мужчинам вообще свойственно придумывать разные истории о коварных корягах и неожиданных неловких падениях, чтобы скрыть от других неприятный для себя факт избиения.
Но доказать это не удалось. Значит, Головкин, получается, придумал эту историю? Зачем?
Тридцатитрехлетний обвиняемый Головкин отлично понимал — признание в том, что, до того как причинить боль, мучения и смерть своим жертвам, он сам стал жертвой беспричинного насилия, нисколько не облегчит его участь, и тем не менее рассказал это.
Выше уже было упомянуто об интересном феномене гебоидного синдрома, своего рода атавизме подростковой психики в психике взрослого человека. Головкин оправдывался самым примитивным способом. Они, эти кровавые мальчики, дескать, сами первыми начали.
Из показаний обвиняемого С. А. Головкина на допросе 21 декабря 1992 года:
«Уже потом я пытался отыскать этих ребят, с тем чтобы рассчитаться с ними, и поэтому ходил на ипподром, но встретить их мне так и не удалось. У меня появилась жажда мщения, необязательно кому-то конкретно из обидчиков, а любому, первому попавшемуся. Видимо, сказалось здесь и то, что я не смог отыскать своих обидчиков. Следует учесть, что под это у меня уже имелась «теоретическая база», я имею в виду все те мои представления садистского плана. Я мысленно представлял, что издеваюсь над своими обидчиками, а затем убиваю их, и эти мучения доставляют мне удовольствие. Вроде бы получалось, что я отомстил за себя — справедливость восторжествовала. Но время шло, я их не находил, а желание убить не только оставалось, но и укрепляло мою решимость обязательно претворить это в жизнь».
...Есть придурки, которые сначала бьют ножом, а потом уже думают: зачем я это сделал? Есть и придурковатые подростки, которые бьют ножом и не думают вообще ни о чем.
Это было особенно страшно. Столкнуться с жестоким тинэйджером в теле взрослого человека.
На вопрос следователя о том, что он чувствовал после совершения одного из убийств и расчленения тела убитого мальчика, Головкин ответил:
— Я чувствовал, что сделал что-то хорошее.
ВЫХОД НА КРОВАВУЮ ТРОПУ
В Индии существует давнее поверье. Тигр редко нападает на человека. Но, однажды решившись на это и отведав человеческого мяса, уже не может остановиться и будет нападать снова и снова, пока его не убьют.
Вообще-то человек со времен истребления мамонтов сумел внушить ужас животному миру. Напасть на него, даже беззащитного, нужна особая смелость. Это относится и к двуногим хищникам.
В 1982 году Головкин закончил Тимирязевку с дипломом зооинженера. Тем же летом он был призван на военные сборы, проходившие в Пути-ловских лагерях неподалеку от Калинина. Сборы дтились почти три месяца, режим на них был не особенно строгим, и будущих лейтенантов несколько раз отпускали оттуда в Москву. Именно тогда, возвращаясь из города в лагеря и будучи в гражданской одежде, Головкин совершил первую попытку напасть на мальчика, собиравшего в лесу грибы. Потом вторую.
Один из них вырвался из скользких рук нерешительного душителя. Другой сразу убежал, почуяв что-то неладное, едва углубился с незнакомым дядей в лес.
Даже неудачные попытки принесли ему удовлетворение. Что уж тогда говорить об удачных.
19 октября 1982 года Сергей Головкин был по распределению принят на работу на Московский конный завод № 1, находящийся в поселке Горки-10, километрах в двадцати от МКАД в Одинцовском районе Московской области. Первая запись в трудовой книжке: «Помощник наездника».
Здесь с небольшим перерывом он и проработает до своего ареста. Он будет расти по службе. Дорастет до квалификации «зоотехник-селекционер 1-й категории». Будет улучшать свое материальное положение. За успехи, достигнутые в развитии коневодства, 11 декабря 1989 года Головкин будет награжден серебряной медалью ВДНХ СССР. Здесь же, в поселке Горки-10, он убьет девятерых человек.
Коневодство — работа тяжелая. Породистые лошади — существа живые, чуткие, иногда капризные. Кормить, чистить, убирать за ними, выгуливать, объезжать, проводить случки, искусственное осеменение, принимать роды, снимать шкуру с павших... Но ему нравилась эта работа. Нравилась чуть меньше его главного увлечения. Ни книги, ни газеты, ни кино, ни театр. Только кони и... «Если честно сказать, то у меня только один интерес — к поискам и убийствам мальчиков» (из показаний обвиняемого С. А. Головкина на допросе 11 февраля 1993 года). Единственная слабость ударника коммунистического труда.
Спортивные породистые кони иногда продаются на международных аукционах за очень большие деньги. Интересно, знает ли кто-нибудь из владельцев, из спортсменов, участвующих в состязаниях по выездке, конкуру и скачкам на лошадях от МКЗ № 1, что к рождению и воспитанию некоторых из этих животных приложил руку один из самых страшных преступников России?
В общем, занят был Головкин весьма основательно. Но выходные и отпуска у него, разумеется, бывали. Ездить каждый день на работу в Подмосковье было неудобно, и вскоре молодой специалист получает служебную жилплощадь в поселке при конном заводе.
Как же он проводил, трудяга, выходные дни, как проводил отпуска? С первой весенней травкой, с первым теплом горожане стремятся в Подмосковье отдохнуть от смога и суеты. Летом их становится еще больше. На природе старался провести каждый выходной, каждый день отпуска и Головкин.
Из направлений электричек он особенно предпочитал знакомое Белорусское не дальше Часцов-ской, Рижское — до Нового Иерусалима и Савеловское — до Катуара. Но не грибы, не ягоды искал в лесу Головкин. Мальчиков.
Как еще молодой, неопытный волчонок, он бродил вблизи дачных поселков, пионерских лагерей, детских санаториев. И не решался. Только мечтал и мастурбировал. Примеривался, рассчитывал. И боялся. Понимая, что на удушение требуется больше сил и решимости, чем на удар холодным оружием, приобрел на ВДНХ у какого-то парня большой нож с ограничителем для руки, почти настоящий кинжал.
По лесам бродил одинокий мрачный тип, не совершивший еще ничего, не подпадавший пока под действие ни одной статьи Уголовного кодекса. В черной сумке через плечо у него лежали нож, веревки, бинокль, большая летняя кепка с надписью «Речфлот». Он тщательно готовился стать преступником.
21 июня 1984 года было жарко. Пряный аромат цветения расплывался в воздухе, мешался с запахом лошадиного пота, навоза, кружил голову. Весь день парило, собиралась гроза, но так и не собралась.
Работы особенной не было, и Сергей Головкин отпросился съездить в Москву по делам. Он взял свою черную сумку и отправился на автобусе до Жаворонков. Но там он сел на электричку, идущую не в Москву, а в противоположную сторону и на третьей остановке сошел. В Голицыне.
Оттуда пошел пешком. Головкин знал, куда направлялся, неоднократно там бывал. Проклятая трусость делала его положение опасным. Многие могли его видеть и запомнить. Хотя, с другой стороны, вроде бы примелькался, вроде бы местный и не вызовет подозрений. А жертва подпустит поближе.
Лес вплотную подходил к забору пионерского лагеря «Романтик» с двух сторон. Именно там имелись лазы, облюбованные курильщиками. Головкин несколько раз видел их. Обычно это были компании — двое-трое.
Он присел на поваленное дерево, приготовил бинокль. В семь часов вечера в июне солнце еще высоко. Самого Головкина разглядеть в глубине леса было трудно: штормовка цвета хаки, темные брюки, черные резиновые сапоги. Он так ходил в любую жару. Потел, вонял, как взмыленная лошадь, но ему так нравилось.
Из лагеря доносилась громкая музыка. Потенциальные жертвы маньяка беспечно проводили время за безопасным забором.
Но вот в лазе показалась чья-то голова. Мальчик выбрался через дырку в заборе и, озираясь, направился поглубже в лес. Мальчик был один.
Удушливый потный жар ударил в голову маньяку. Сейчас или никогда. Он, стараясь не хрустеть сухими ветками под ногами, направился к мальчику.
Четырнадцатилетний Сергей М. решил перед дискотекой покурить на привычном месте. Вылез за территорию, присел на кучу хвороста и даже не успел достать сигареты, как радом вырос какой-то высокий дядька.
Первая мысль была — вожатый. Ну теперь хана — и сигареты отберут, и выволочку устроят. Потому, испугавшись, и не побежал сразу.
— Слушай, пацан, я тут с дачи... Отдачи ключи забыл... Помоги открыть. Ты в форточку можешь...
Только туг мальчик понял, что это никакой не вожатый, а незнакомец. Мальчик даже стал догадываться, что этот здоровый дядька волнуется не меньше его, собравшегося тайно покурить.
— Какая дача? Вы что?
Мальчик встал.
И тут мрачный незнакомец неожиданно вытащил большой нож с дыркой на лезвии и приставил его к животу пионера.
— Тихо, пацан, а то хуже будет, — зловеще прошептал Головкин.
Голос его окреп. Левой рукой он грубо взял мальчишку за грудки. Из-под рукава мелькнули большие наручные часы со звездочкой на белом циферблате — командирские.
Он развернул мальчика к себе спиной. Острие ножа уперлось под лопатку. Вытащил из сумки кепку и надел жертве на голову. Пластмассовый козырек лег на кончик носа.
— Давай вперед, — шепнул Головкин.
Проведя ничего не видящего мальчика между
деревьев, метров через пятьдесят маньяк велел ему остановиться. Связал за спиной руки, несколько раз покрутил его, чтобы парень потерял ориентацию. Хотя Сергей М. и так уже ничего не соображал от испуга.
Наконец, выбрав подходящее дерево, чудовище повалило мальчика на землю и набросило на шею заранее приготовленную петлю из капроновой веревки. Свободный конец веревки Головкин перекинул через толстую ветку березы примерно на уровне своего роста. Потянул...
Когда ноги мальчика оторвались от земли и он беспомощно задрыгал ими, Головкин почувствовал... счастье. Почувствовал, что ради этого мерзкого счастья ему нужно жить и убивать.
Несчастный подросток захрипел, изо рта пошла пена, вывалился фиолетовый язык. Вскоре конвульсии прекратились. А Головкин только начал возбуждаться. Его организм требовал сексуального удовлетворения.
Он отпустил веревку. Тело рухнуло на землю. Не торопясь, он оттащил пионера немного в сторону, развязал руки, снял петлю и, наслаждаясь каждым мгновением, полностью раздел.
И только собрался раздеться сам, как вдруг мертвый мальчик захрипел, замотал головой, попытался приподняться на руках. Головкин в ужасе отшатнулся. Что делать?
Сработала гебоидная психология. Следы преступления надо скрыть, чтобы никто не догадался или догадался не сразу. Съел без спроса конфету — заверни в фантик камешек, сломал будильник — прикрути на место заднюю крышку.
Головкин лихорадочно стал засовывать в сумку все обрезки веревок. Потом принялся одевать мальчика. Натянул ему трусы, голубую рубашку с короткими рукавами. Новая волна страха подняла его на ноги. Что же он делает? И Головкин кинулся бежать через лес. Перед ним открылась поляна. Он сразу не сообразил — что это за место, где станция...
Только сев в электричку, преступник немного успокоился, стал себя ругать, называть дураком, торопыгой, трусом. Надо было дать ему повисеть. Что же ты за слизняк такой, укорял себя Головкин, ребенка убить не можешь.
А попутчики по электричке, глядя на этого бледного симпатичного молодого человека, думали: вот едет нормальный симпатичный молодой человек.
В судебной медицине известно, что смерть от асфиксии во время повешения наступает только через 3—5 минут. Опытные палачи знают это. Позже Головкин станет тоже опытным палачом.
Сергей М. — его первая жертва, единственная, оставшаяся в живых.
Только под утро к Сергею М. вернулось сознание. Он обнаружил себя в лесу в распахнутой на груди рубашке, в трусах, босиком. Тело было жутко искусано комарами. Плохо соображая, он пошел наугад.
Вожатые, ребята искали его полночи. Утром продолжили поиски и увидели полураздетого мальчика, бредущего навстречу через крапиву, шатающегося, почти ничего не видящего. Через горло от одного уха до другого проходила страшная странгуляционная борозда от веревки. Он не мог говорить.
Только по дороге в больницу, с трудом ворочая языком, мальчик сказал сопровождавшей его пионервожатой:
— Он был высокий... Часы со звездочкой...
Милиция тогда же начала поиски. Уже на другой день наиболее подходящей фигурой для подозрений показался некто Голышев, сорока лет, живший в Голицыне со своей матерью. Высокий, психически неуравновешенный, мрачный тип, состоявший на учете в психиатрическом диспансере. Этот бывший учитель однажды отбыл срок за развратные действия — раз, высок ростом — два. Правда, у него отродясь не было часов со звездочкой на циферблате.
Прямых доказательств еще не было. Голышева допросили и отпустили, взяв с него подписку о невыезде. Тем временем Сергей М., которому был поставлен тяжелый диагноз постгипоксическая энцефалопатия, стал чувствовать себя немного лучше, и врачи разрешили следователю побеседовать с пострадавшим. Он предъявил мальчику фотографию Голышева.
Мальчик еще не отошел от шока. Он видел преступника всего несколько секунд — и то поначалу думал: не вожатый ли это, застукавший его за курением. Вглядевшись в фотографию, Сергей кивнул: он. Хотелось побыстрей избавиться от воспоминаний об этом кошмарном дне.
Был дан приказ арестовать Голышева, и почти сразу же пришло оперативное сообщение, что Го-лышев покончил с собой, бросившись под электричку.
— Ну точно, это был он, — успокоились следователи. — Решил, что второго срока ему не перенести.
И дело закрыли за смертью подозреваемого.
Головкин не был педантом, не вел дневника «Мною убиенные», но тем не менее когда начал признаваться, то рассказывал о своих преступлениях в аккуратном хронологическом порядке. В нападении на Сергея М. возле пионерского лагеря «Романтик» 21 июня 1984 года признался почти сразу и добровольно.
18 марта 1993 года на Петровке, 38, было устроено опознание. Трое молодых черноволосых людей в возрасте от тридцати до тридцати четырех лет сидели у стены. Работала видеокамера.
Уже взрослый парень, Сергей М., когда его ввели в комнату, думал недолго. Хотя со времени преступления прошло почти девять лет, кошмар того июньского вечера снова встал перед глазами.
— Слушай, пацан, я тут с дачи...
И дальше — темнота и боль.
— Вот этот, — указал Сергей М. на сидящего крайним слева от него Головкина.
В ВЕСЕННЕМ ЛЕСУ
Головкину повезло. Он был вне подозрений. Но впечатление эта почти удавшаяся попытка на него произвела очень большое. В черной душе началась длительная борьба между страхом и удовольствием. Даже к половому самоудовлетворению с испугу он стал прибегать реже.
Тем же летом 1984 года во время отпуска он продолжал свои поездки по Подмосковью, расширил ареал своей охоты, прибавив Павелецкое и Казанское направления. Но приближался к пионерским лагерям теперь крайне осторожно и не делал новых попыток нападения. Переступить черту смерти оказалось непросто.
Каждая поездка на работу из Москвы вызывала ассоциации опасности. Название «Голицыно» вызывало дрожь. Отправляясь до Жаворонков, он даже старался не садиться на голицынскую электричку.
Зимой того же года он перевелся во Всесоюзный трест конных заводов и ипподромов. Стал чиновником. И зажил вроде бы другой жизнью.
Прошлое стало покрываться серой дымкой забвения. Какие теперь могут бьггь опасные шалости с детьми? Он же серьезный взрослый человек. Летний отпуск 1985 года он провел на Черном море в Пицунде. Валялся на пляже, даже поглядывал на загорающих женщин. На детей, впрочем, тоже поглядывал, но особенно не волновался. Был паинькой, как иногда в школе. Его никто не ругал, и он чувствовал себя хорошо.
Но потом снова осень, дожди, бумажная рутина. Он начал тосковать по практической работе, по лошадям, теплым и доверчивым.
А главное — одинокие бессонные ночи. Бесконечные ряды мальчиков, подростков с нежными телами, чистыми, еще не расписанными острыми лезвиями. Они мучили его своей недоступностью, и психопат в бешенстве кусал подушку.
10 января 1986 года Головкин возвращается на Московский конный завод № 1 и больше отсюда не уйдет. Знакомые окрестные леса уже не пугали, не вызывали неприятных воспоминаний. Только приятные. И, поглаживая крупы лошадей, он мечтал о детских телах уже в более практическом плане. В частности, купил себе в Жаворонках новый охотничий нож и опасную бритву. Он ею брился и точил лезвие ежедневно.
18 апреля он был переведен на должность старшего зоотехника-селекционера. Это была хоть и тяжелая работа, особенно в зимне-весенний период, когда кобыл осеменяют и когда появляются на свет жеребята, но зато труд сексуального характера. Головкин был счастлив. К тому же он получил новую служебную квартиру при МКЗ № 1.
На следующий день, 19 апреля, была суббота, и Головкин отметил эти события. К приятным изменениям в своей жизни он добавил изменения, квалифицируемые по статье 102 тогдашнего Уголовного кодекса. Умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами.
...Сергею П. было пятнадцать лет. Он часто приезжал из Долгопрудного, где жил с родителями, в Катуар к бабушке и дедушке. В тот день он приехал с матерью. Мальчишка был непоседливый, самостоятельный. Имел в Катуаре друзей.
Весной в лесу самое интересное занятие — собирать березовый сок. В тенистых участках еще лежит снег, лишь кое-где пробивается молодая травка, цветочки. Деревья стоят безлистные, но в березах уже бурлит проснувшаяся жизнь. Надрежешь правильно кору, подставишь банку. Часа через три, глядишь, уже полная.
Пообедав, Сергей выкатил из сарая старый «Орленок», укрепил на багажнике сумку с тремя банками. Заехал к приятелю. Но тому надо было делать уроки. Мог освободиться позже. Поэтому Сергей поехал в лес один.
Ему казалось, что если он установит банки под тремя соседними березами, то они будут наполняться медленно. Поэтому он решил установить их в разных местах. К тому же был резон, что если в одном месте кто-нибудь сопрет сок, то в другом он наверняка сохранится.
Установив банки, юный сборщик вернулся, покатался по поселку. Поехал проверить добычу. В первую банку натекло неплохо. Во вторую похуже. Сергей расширил перочинным ножиком надрез. Осталась третья банка.
К ней надо было подъехать по бетонке. Неподалеку от дороги расположилась компания незнакомых ребят, разложивших костерчик. Постарался мимо них проскочить побыстрее. Да ну, местная шпана какая-нибудь.
Места под Катуаром нельзя назвать глухими.
Всякий люд ходит. И кое-кто обратил внимание на одного взрослого парня, который вел себя как-то странно. Сережа П. тоже заметил в нем странности, но слишком поздно.
На другой день ребята, которые пекли в костре картошку близ дороги, дали показания в милиции. Высокий такой парень в коричневой болоньевой куртке, сапогах, с сумкой через плечо раз прошел мимо них, другой, что-то поискал на придорожной свалке. Потом подошел прикурить. Смотрел так дико, прямо буравил каждого взглядом.
Молодые супруги, гулявшие в лесу с ребенком, рассказали, что тоже видели высокого, черноволосого. Шел навстречу со стороны станции Трудовая, потом неожиданно повернул назад и быстро скрылся в лесу.
По их описанию был составлен фоторобот разыскиваемого. Очень похожий на Головкина. К сожалению, он потом затерялся в бумагах, был вытеснен портретом мифического Фишера.
Из показаний обвиняемого С. А. Головкина на допросе 21 октября 1992 года:
«Когда я прибыл в Катуар и пошел по дороге в лес, то меня на велосипеде обогнал парень-под-росгок. В то время я был одет в черную куртку, темно-синие брюки-джинсы, с собой была черная сумка из кожзаменителя с ремнем... В сумке у меня лежали специально приготовленные для совершения убийства нож... и капроновая веревка.
Когда я прошел по дороге дальше в лес, то увидел, что у дерева стоит велосипед, подростка рядом не было. Велосипед был «Орленок» или «Дорожный»... Я прошел в глубь леса и увидел, что он курит. Под предлогом того, чтобы он дал мне спичек, я подошел к нему. Когда он доставал спички, схватил его за одежду в области груди, достал нож... Отвел его в глубь леса метров на двадцать и тогда впервые совершил развратные действия... Никакого сопротивления он мне не оказывал... так как был напуган.
По моему настоянию он взял в рот мой напряженный половой член. Семяизвержения у меня не было, хотя удовлетворение от этой процедуры я частично получил...
После этого... я под предлогом, что хочу совершить с ним акт мужеложства, потребовал, чтобы он лег на живот, сложив на спине руки... Я связал ему веревкой руки, чтобы он не оказывал сопротивления, а затем с обнаженным половым членом лег на него, но акта мужеложства совершать не стал, а накинул ему на шею спереди веревку и завязал простым узлом сзади, стянув таким образом петлю. Держал я его недолго. После этого я оттащил его еще немного в сторону, а затем спереди перерезал ему горло. Был ли он жив после того, как я его придушил, или нет, мне сказать трудно, похоже, что он был в бессознательном состоянии. Уже после этого я ножом сделал несколько надрезов на его мошонке... При этом я получил удовлетворение в половом и психологическом плане...
Помню, что еще лежал снег и, когда я по нему проходил, оставались следы...
Руки у меня были в крови, и я их, кажется, вытирал о снег...
Перед тем как уйти с места убийства, я осмотрел одежду трупа. В карманах обнаружил плоские ключи от замков, по-моему, они были на кольце...
Еще у него в кармане я нашел фотографии порнографического содержания. Они меня не интересовали, и я их сжег...»
Зачем взял ключи? Для Головкина это стало талисманом. Он всегда будет брать на память что-нибудь из вещей убитых им мальчиков.
В начале шестого часа вечера приятель Сергея П. закончил делать уроки и зашел к нему. Мать сказала, что тот собирает березовый сок и еще не возвращался. Зная, где приблизительно Сергей может находиться, приятель отправился туда на велосипеде. Уже темнело, когда он нашел банку, наполненную соком на треть. Метров через двадцать увидел валяющийся велосипед Сергея. Но хозяина транспорта не было. Мальчик долго кричал: «Серега! Серый!» Безрезультатно.
Мальчик вернулся домой. Но сказал родителям Сергея П., что и где нашел, только утром. Приехавший в Катуар отец сам после долгих поисков наткнулся на труп своего сына. Когда к концу этого дня следователи опросили свидетелей, осмотрели труп мальчика, обнаружив на нем следы спермы с антигенами В и Н, нашли на снегу четкие следы сапог 43-го размера и даже сделали с одного из них гипсовый слепок, преступник давно уже спал в своей квартире в поселке Горки-10. Спал с чувством удовлетворения, исполненного перед самим собой страшного, кровавого долга.
Он перешел через кровь.
Его начали искать. Потому что дело было из ряда вон выходящим. Второе убийство, еще более кровавое с отчленением частей тела, ожесточило милицию и прокуратуру, более того — ожесточило население. Пионерские лагеря взяли под охрану. Но искали Фишера, а Головкин спокойно работал в Горках-10.
Что представлял собой этот поселок? Что делали его жители и их дети? Здесь располагалось большое предприятие — конный завод. Не нужно было особенно ломать голову, куда устраиваться на работу, каким видом спорта заниматься. Вся местная жизнь была связана с лошадьми. И детвора, особенно мальчишки, конечно, всегда вертелись рядом с манежами и конюшнями.
Дядю Сережу Головкина знали все, и он знал всех. В отношениях со взрослыми он чаще всего держался отчужденно, ограничиваясь общением только по работе. Для сердобольных женщин вечно немытый, кое-как одетый Головкин выглядел иногда «несчастненьким и голодненьким». Его старались накормить. Но в общении с мальчишками он преображался. Мог часами рассказывать им о лошадях, о конном спорте. Давал покататься, учил премудростям верховой езды. Женщины спокойно доверяли ему присмотреть за своими детьми.
Но не только лошади. Этот взрослый привлекал к себе малолетних запретными плодами. У него в комнате всегда можно было покурить. А тем, кто постарше, — и выпить спиртику. Никто из зоотехников не пускал детей наблюдать за случками лошадей или их искусственным осеменением, а Головкин пускал. Причем все эти недозволенные удовольствия дядя Сережа пытался окружить обстановкой секретности. Требовал от детей никому ни о чем не рассказывать, приходить к нему какими-нибудь окольными путями, следить, нет ли «хвостов». Тайна — это тоже привлекательно.
Но, окружая себя детьми, Головкин не делал попыток удовлетворить с ними свои сексуальные потребности. Он был слишком умен и осторожен, этот скромный зоотехник, чтобы так рисковать. Только однажды по инерции после первого убийства попробовал.
Миша П. был одним из завсегдатаев у Головкина дома и на конном заводе. Иногда он замечал, особенно когда старший товарищ выпьет, как у того соловеет взгляд. Но не от спирта, а от вида его маленьких друзей. Мальчик еще не знал, что такой взгляд называется раздевающим, а в случае с Головкиным даже каким-то разделывающим.
Как-то в начале мая, накануне выходного дня, выбрав минуту, когда они остались с Мишей на конюшне вдвоем, Головкин попросил мальчика отойти с ним в сторонку, в самый темный угол. Там он присел на корточки, взял Мишу за руки и, глядя снизу вверх тому в лицо, просто поедая глазами, тихо сказал:
— Мишук, могу я с тобой договориться об одном деле? Дело очень серьезное. И никому ни слова.
Последнюю фразу Головкин произнес чуть ли не по слогам.
— Конечно, — так же тихо ответил Миша.
Заговор есть заговор. Серьезнее быть не может.
— А что за дело? — спросил мальчик.
— Тс-с-с. — Приложив грязный палец к губам, Головкин огляделся. Никого. — Под Кубинкой одна бабушка живет. Надо ей картошку посадить. Заработаешь десять рублей.
— Картошку?
— Картошку, — кивнул Головкин и подмигнул.
Мальчик не понял. Если речь идет действительно о картошке, то к чему такая секретность? Но если под «картошкой» имеется в виду... Бог его знает, что может иметься в виду, но все равно — раз секретно, значит, интересно.
— Да зачем мне деньги? Я и так могу. — Миша пожал плечами. — Раз меня друг просит...
— Дома придумай что-нибудь. Что завтра тебе там... В общем, придумаешь...
Мальчик кивнул.
— Тогда так. Добираемся до Жаворонков по одному. В одиннадцать часов шесть минут оттуда идет электричка на Можайск. Билеты не бери, я возьму. Садись во второй вагон от хвоста. Все понял?
-Да.
— Повтори.
— Электричка на Можайск. В одиннадцать часов шесть минут. Второй вагон от хвоста.
— Правильно. И никому ни слова. Ни одной живой душе.
— Ага.
— Поклянись.
— Клянусь.
На станции Портновская они сошли. По узкоколейке углубились в лес. И здесь Головкин открыл Мише страшную тайну. Оказывается, никакой бабушке никакую картошку сажать не нужно. Все гораздо интереснее. Оказывается, дядя Сережа нашел в здешнем лесу заброшенную землянку, а в ней — старинное оружие, уздечки и седла. Все — времен войны 1812 года. Он хотел организовать на конном заводе музей и Мишу позвал как лучшего друга, чтобы тот помог перетащить добро. Кое-что можно будет взять себе.
О чем еще мечтать мальчишке! При этом Миша как-то не задумался, отчего для перетаскивания седел и оружия у дяди Сережи только небольшая капроновая сумка через плечо. Знал бы он, что там лежит на самом деле...
Когда они углубились достаточно, Головкин огляделся — никого больше видно не было. Он попросил у лучшего друга прощения и сказал, что местоположение таинственной землянки не может показать даже ему, и поэтому требуется, по всем правилам тайных явок, завязать глаза. Мальчик пожал плечами: что ж, тайна есть тайна. Головкин достал из сумки черный платок и завязал Мише глаза. Потом секретность потребовала, чтобы руки были связаны за спиной. Это было уже очень подозрительно, но мальчик согласился.
Головкин повел его в чащу, несколько раз резко меняя направление движения. Заставлял перелезать через поваленные деревья, продираться через колючий ельник. Власть над ребенком доставляла ему удовольствие. Позже ему еще больше власти станет нравиться, когда дети испытывают перед ним страх. Эротическое наслаждение от этого для мерзавца будет уступать только эротическому наслаждению от расчленения.
По дороге Головкин опять спросил мальчика: не говорил ли тот кому-нибудь, куда поехал и с кем. Мальчик сказал, что нет. Потом спросил еще раз и еще. Как педагог, Головкин умел быть замечательно нудным. Мише стало уже надоедать блуждание по лесу вслепую. И эти бесконечные расспросы об одном и том же. И он, стыдливо опустив голову, признался, что сказал матери, куда и с кем едет.
Маньяк сразу остановился, усадил мальчика на пенек и, велев ждать его и не беспокоиться, отошел в сторону. Он ругал себя последними словами и скрипел зубами от невозможности выполнить задуманное. Это был слишком большой риск — попытаться убить знакомого. Его вычислят элементарно.
Он вернулся минуты через две и сказал, что их опередили. Кто-то обнаружил землянку, и теперь там пусто. А посему необходимо как можно скорее возвращаться домой. Не снимая повязки и не развязывая мальчику рук, маньяк вывел несостояв-шуюся жертву из лесу к узкоколейке очень быстро и только там освободил его.
На обратном пути Головкин просто заклинал мальчика никому ни о чем не рассказывать. Позже при встречах повторял это. А когда прошло некоторое время и никаких страшных последствий не-начатого преступления не случилось, Головкин попробовал уговорить Мишу П. поехать с ним еще куда-нибудь, но мальчик отказался. Флюиды страха, исходящие от зоотехника-маньяка, были настолько сильными, что их мог почувствовать любой, достаточно к Головкину приглядевшийся.
ВРЕМЯ ДЛЯ РАЗДУМИЙ
А потом у Головкина был отпуск и было страшное 10 июля, когда он убил возле пионерского лагеря «Звездный» Андрея С. и отрезал ему голову и половые органы. Их он принес в целлофановом пакете домой, положил в стеклянную литровую банку и пересыпал обыкновенной поваренной солью — законсервировал. Он любовался ими, впадая в экстаз и мастурбируя в течение нескольких дней. Но потом человеческие органы начали синеть и перестали вызывать у маньяка приятные ассоциации. Он сжег их в печи, а банку аккуратно вымыл и оставил — вдруг пригодится?
Головкину было, конечно, известно о начавшемся розыске убийцы Андрея С. Он внимательно вчитывался в скупые газетные сообщения, но больше вслушивался в то, что люди говорят. Ведь преступление произошло совсем неподалеку от Горок-10. И быстро узнал, что ищут потерявшего человеческий облик уголовника — здоровенного сорокалетнего мужика по фамилии или по кличке Фишер с татуировкой на руке.
Сергей Головкин, специалист по животноводству с высшим образованием, никогда не попадавший в поле зрения милиции, оставался вне подозрений и благодарил судьбу за то, что следствие пошло по ложному пути. Но испуг был велик, Головкин был еще начинающим убийцей. Воображение рисовало ему неприятные, просто кошмарные картины ареста, следствия, разоблачения. Он не читал детективов, не любил этого, но не знать некоторых подробностей квалификации своих преступлений не мог. Он знал, что это вполне расстрельные статьи, в лучшем случае он получил бы очень большой срок. Наверняка слышал и о том, как относятся к половым преступникам в лагере и в тюрьме, какая может их ждать страшная участь.
Головкин понял, что сейчас ему лучше затаиться. Этот хитрый маньяк всегда потом так делал — убивал и надолго затаивался. Потому его так трудно было найти. Несмотря на сильную страсть, заставлявшую его совершать чудовищные преступления, он никогда не терял контроль над собой и над обстановкой. Тяжело жить, находясь в постоянном напряжении, но он так жил.
Позже страсть сожрет его осторожность, и он попадется. Так должно было случиться, и так случается. Жизнь, к счастью, устроена таким образом, что любая преступная деятельность обязательно когда-нибудь заканчивается.
Пока же, затаившись, Головкин принялся обдумывать, как ему быть дальше, и решил всех перехитрить. Поймать его будет гораздо труднее, если он станет мобильнее. Приобретет автомобиль, например. Посадит мальчика в машину в одном месте, убьет в другом, расчлененные останки закопает в третьем. Кроме того, мучить свои жертвы в лесу возле пионерских лагерей и прежде-то было рискованно, а теперь и подавно. Необходимо было приобрести себе для этого специальное помещение. Поэтому он начал копить деньги На машину и гараж.
Зачем люди покупают автомобили? Для удобства, для престижа, ради необходимости. Ездить на работу, путешествовать, на рыбалку, на охоту, на дачу. Головкину автомобиль понадобился в основном для охоты на людей. Он не собирал грибы, не рыбачил. За четыре года владения «Жигулями» он, кажется, ни разу не покидал пределов Московской области. Поездки ограничивались Москвой и Одинцовским районом. Но в этих пределах он накрутил на спвдометр изрядно. На всех дорогах от МКАД до Звенигорода и Кубинки ориентировался как в своей квартире.
Зачем нормальные люди роют в своих гаражах подвалы? Устраивают там смотровые ямы для ремонта машины и хранилища для картошки и заготовленных на зиму огурчиков, помидорчиков, ка-пустки, грибочков. У чудовища Головкина в просторном подвале была устроена пыточная камера. Этот обстоятельный палач имел свой личный застенок.
То есть весь перерыв в преступлениях с июля 1986 по сентябрь 1989 года он использовал на тщательную подготовку к новым убийствам.
И пока сотни Фишеров, тысячи судимых, тысячи психических больных проходили через следствие по делу Удава, настоящий преступник спокойно копил деньги на машину и гараж, учился на курсах вождения. Даже свои излюбленные разведывательные поездки на электричках по выходным и во время отпуска забросил. Он знал, что милиция и дружинники внимательно следили за одинокими мужчинами, бродящими вблизи пионерских лагерей. Летний отпуск 1987 года он провел с матерью и младшей сестрой на турбазе «Лу-нево» в Костромской области. В 1988 году отдыхал в той же компании в санатории «Алексин бор» в Подмосковье.
Той же осенью 1988-го он купил себе в поселке
Горки-10 недалеко от своей служебной квартиры крепкий и почти новый металлический гараж. Специально выбирал его расположение — на отшибе. Соседний гараж метрах в десяти, ближайшее жилье еще дальше. Спустя некоторое время он начал расширять в нем подвал, утеплять, бетонировать и оборудовать для своих целей. Все делал в одиночку, никого не звал на помощь. Потому что подвал должен был стать его самой большой тайной.
А 1 ноября в коммерческом магазине на станции Томилино под Люберцами Сергей Головкин купил себе автомобиль «ВАЗ-2103» бежевого цвета. Зарегистрировал его в ГАИ Ленинградского района Москвы по месту прописки. Государственный номер Д 61-25 МО. Не очень запоминающийся. Да и бежевых «троек» по Подмосковью бегали тысячи. По машине его вычислить было очень трудно. Впрочем, до поры до времени свидетелей, способных это сделать, почти не было. й Некоторой финансовой поддержкой для дорогостоящих приобретений Головкина стал законный приработок. Получилось это так. Осенью 1986 года инспектор Одинцовского роно, обследуя ближайшую к Горкам-10 школу-десятилетку в селе Успенском, поставил на вид дирекции то, что в школе плохо налажена профессиональная ориентация и производственное обучение. Чтобы этот Недостаток исправить, в Успенской школе не стали долго думать. Кому еще так повезло, как не £м, когда у них под боком замечательное предприятие — Московский конный завод № 1? В районе И в министерстве еще похвалят за ориентирование Школьников на редкую профессию коневода. Обратились на МКЗ, встретили понимание. Там тоже не стали долго думать — кого сделать мастером производственного обучения? Сергей Головкин и так все время с детьми возится, мальчишки от него не отходят. Вот пусть и продолжает за деньги.
На целых два учебных года до июня 1988-го козла пустили в огород. Он сдерживался, ни к кому не приставал и тем более не делал попыток убийства, но присматривался к детям, вырабатывал свой подход, набирался опыта, использованного им позднее. Он, так сказать, не терял формы в ожидании, пока следствие по делу Фишера не уйдет далеко в сторону или пока не уляжется шумиха и паника вокруг убийств подростков. Чтобы потом начать снова.
Но, рассказывая детям о коневодстве, показывая работу в конюшне и на манеже, обучая уходу за лошадьми, запряжению, верховой езде, этот «учитель» продолжал давать мальчикам знания и сверх программы. Например, как правильно разводить спирт или с какого конца прикуривать сигарету. Он пускал детей на случки и искусственное осеменение.
Однажды несколько подростков, наслышавшись об искусственных средствах повышения сексуальности животных, решили удовлетворить свои потребности тоже довольно животным способом. Они попросили у дяди Сережи «конского возбудителя», сказав, что хотят подмешать его подругам и посмотреть, как они будут кидаться на мальчиков. Что ж, добрый дядя Сережа охотно им эту возможность предоставил и дал несколько ампул. Эксперимент закончился плачевно. Выпив это зелье, подмешанное в сухое вино, девушки вместо воз
бузкдения получили расстройство желудка. И тогда учитель разъяснил незрелым донжуанам, что это средство лучше действует, если его вводить в организм в виде инъекции, а не с пищей.
Бывают случаи, когда скрытному педофилу достаточно просто контактировать с детьми. Можно ли назвать кровавую страсть Головкина одним из проявлений педофилии? Безусловно.
Среди всех человеческих сексуальных перверсий, то есть грубых отклонений от нормального сексуального поведения, педофилия занимает особое место. В законодательстве почти всех цивилизованных стран, запрещающих ранние, до наступления полового созревания браки, практически под любые проявления педофилии можно подвести уголовную статью. В нашем новом Уголовном кодексе это статьи 134 (половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста) и 135 (развратные действия). Взрослые люди, осужденные по ним, могут получить до четырех лет.
Демократия внесла много исправлений в отечественное законодательство, расширила права человека. Исчезла позорная статья, наказывающая за мужеложство, по которой отбывали срок известный эстрадный певец Вадим Козин и великий ||синорежиссер Сергей Параджанов. Но по отношению к детям это каралось и должно караться всегда. Развратность взрослых и в особенности насилие, подчас непоправимо травмируя детскую психику, наносят ей непоправимый вред.
Педофилия — половое влечение взрослых к
детям — иногда у мужчин приобретает очень стойкий и агрессивный характер, и тогда жди беды. Психиатр И. М. Ушакова определяет в таких случаях педофилию как самостоятельный вид психопатического расстройства личности и выделяет четыре основных типа этой перверсии: 1) навязчивая, 2) компульсивная, 3) импульсивная и 4) псев-дорационалисгическая.
Компульсивная педофилия характеризуется нерешительностью со стороны субъекта-педофи-ла — и хочется и колется, — его длительной борьбой с самим собой. При этом в случае нарастания психопатии, аффективных расстройств сознания когда-нибудь насилие или разврат с детьми случается. И такой человек всегда действует в состоянии аффекта, иногда даже не помнит, что случилось. Думал, что получил удовлетворение со взрослой женщиной, ан оказывается — с маленькой девочкой.
Импульсивная педофилия отличается внезапностью действий субъекта. Неожиданная часто для него самого вспышка безумия, нападение на ребенка, а потом — полный упадок сил.
Редко встречающийся псевдорационалисти-ческий вид этого отклонения обычно связан с разного рода психическими заболеваниями и даже с поражениями головного мозга. В оправдание своих сексуальных действий с детьми «псевдорационалисты» обычно говорят о желании таким образом подготовить детей к взрослой жизни.
Самым опасным видом педофилии является навязчивая. Это всегда длительное влечение, и носители его среди всех педофилов самые психически нормальные, самые приспособленные к жизни.
Удовлетворение, которое они испытывают, обычно носит больше психический, нежели физический характер, но от этого оно не становится менее сильным. И, прекрасно осознавая преступность своей страсти, они лучше других умеют скрывать ее следы. А самый радикальный способ скрыть следы преступлений такого рода ясен — убить ребенка.
Настоящим навязчивым педофилом-садис-том-вампиром был Андрей Чикатило. Им же был и Сергей Головкин. Только, имея подходящие условия для своих злодейств, он довел свою страсть до запредельного уровня.
Отдыхая от своих неправедных трудов, Головкин иногда пытался найти какой-то способ сексуального удовлетворения, не прибегая к насилию. Но отсутствие опыта этому не способствовало; в мечтах опять возникал «любимый образ» разрезанного на куски мальчика. Чувствуя полное отсутствие интереса к женщинам, он пытался стать обычным гомосексуалистом, пытался в пьяном виде склонить к этому делу кое-кого из постоянно окружавших его подростков. Но ничего не получилось. Кровавая психопатия оказалась сильнее.
Он понял, что ему нужно только убивать. И тогда получится настоящее наслаждение. И он вернулся к убийствам.
ЧУДОВИЩЕ
26 июля 1990 года в лесу, в трехстах пятидесяти метрах от автомобильной дороги, именуемой Второе бетонное кольцо, напротив указателя «Звенигородское лесничество» лесником был навден человеческий скелет. Точнее, части скелета. Они находились в неглубокой яме, разрытой одичавшими собаками. Была вызвана милиция.
Позднее этот указатель «Звенигородское лесничество» в милицейских протоколах с заголовком «Обнаружение останков неизвестного человека» станет зловещим, будет встречаться часто.
В яме криминалисты нашли череп, нижнюю челюсть, фрагменты костей таза, позвоночника. Некоторые кости от того же скелета, очевидно растасканные животными, были найдены неподалеку. Медико-криминалистическое исследование показало, что на многих костных останках имеются повреждения, нанесенные острым предметом, а в лобной кости был даже найден обломившийся и застрявший кончик лезвия ножа. Кроме того, следы показывали, что труп человека, погибшего не более двух лет назад, не был разодран на части хищниками, а расчленен, причем довольно умело. Стало почти очевидно, что это убийство. Экспертиза определила, что погибший был мальчиком в возрасте 10—12 лет.
Помочь идентификации останков могло то обстоятельство, что в яме с черепом лежал складной перочинный ножик с ручкой зеленого цвета. Кончик его лезвия был целым.
Одинцовская районная прокуратура занялась расследованием. Подняли все дела о пропавших за последнее время детях. И вскоре нашли. 23 сентября 1989 года от гражданки Т. поступило заявление о том, что пропал ее сын Сергей десяти лет. Они жили в деревне Крюково неподалеку от станции Перхушково Белорусского направления.
Мальчик был добрым, доверчивым. Рано стал проявлять самостоятельность, курить. Любил кататься на попутных машинах.
В этот злосчастный день мать собиралась ехать с сыном в Москву. Но Сергей Т. отправился туда раньше нее купить билеты, жвачку и собирался вернуться в деревню. Уехал, разумеется, на попутке. Но не вернулся. По описанию женщины, у мальчика были наручные часы «Слава» и перочинный нож с зеленой рукояткой. Именно тот самый, что был найден в яме вместе с костями...
Зимой на новеньких «Жигулях» новоиспеченный автомобилист почт не ездил, берег. Но с наступлением весны стал кататься почти каждый день, точнее вечер. На работу ездить не нужно было, он ведь жил практически на работе. В Москву к матери, недавно разведенной с ненавистным отцом, — разве что иногда. Он ездил на охоту, на свою осторожную, зловещую охоту, и на машине это было не в пример удобнее, чем пешком.
Выбирая жертву, подолгу стоял на железнодорожных станциях, как бы «калымил» — ничего подозрительного. Но когда попробовал действительно подкалымить в Жаворонках, оказалось, что у местных частников все схвачено и конкуренты им не нужны. Под угрозой прокола баллонов был вынужден веста поиски в менее людных местах Но это было и на руку.
Малолетка, шкет, четвероклассник, не старше, медленно шел по обочине шоссе и курил. Время от времени огладывался назад и поднимал руку, голосуя. Метров за триста Головкин почувствовал, как знакомая жаркая волна ударила в лицо: вот он, тот, кто нужен.
Зоотехник остановился и приветливо распахнул правую переднюю дверь.
— Куда, командир?
— Тут недалеко, в Крюково. — Мальчик выбросил сигарету.
— С ветерком или как?
— С ветерком, пожалуйста.
Безлюдное шоссе плавно поворачивало налево. Там облетающая березовая роща вплотную подступала к асфальту. Кстати, вспомнился весенний лес под Катуаром и мальчик, любитель березового сока.
— Как тебя зовут-то, командир? — весело спросил добрый водитель.
— Сережа.
— О! Тезки будем. Я тоже Сережа. Ну что, тезка, денег у тебя, конечно, нет?
Мальчик напрягся. Водитель стал притормаживать и у самой рощи съехал на обочину. До деревни отсюда было уже рукой подать.
— Нету денег. Ну извините, я не знал... — Сережа взялся за дверную ручку.
— Да ладно, что ты, тезка. — Головкин положил широкую ладонь на худенькое плечо мальчика. — Ты не торопишься?
— Ну вообще-то меня мама ждет. А что?
— Куришь, да? — вдруг спросил взрослый десятилетнего и протянул ему сигареты. — Угощайся. — Оба закурили. — Мне тут нужно, понимаешь, на тачке этой тормоза подкачать. Давай заедем ко мне в гараж. Ты тормозную педаль понажимаешь, а я посмотрю.
— Ну я не знаю. Мать будет...
— Да мы быстро. Я туг рядом, в Перхушкове живу. Минут за пятнадцать управимся.
— Ну давайте.
Сереже Т. подумать бы — зачем этот странный взрослый повез его от Перхушкова домой и вдруг на полдороге предлагает вернуться, тормоза подкачать. Иногда эти сексуальные маньяки придумывают самые незамысловатые, даже дурацкие предлоги, чтобы заманить свои жертвы. А жертвам, бывает, как тем щедринским пескарям — чем глупее, тем лучше.
Головкин еще не трогался с места.
— Давно куришь, Сереж?
— С третьего класса.
— А сам в каком?
— В четвертом.
— Хочешь, табачный ларек обчистим?
— Нет, вы что!
— Давай. Чего боишься? Сигарет у тебя будет — во! Торговать еще сам сможешь.
— Нет, вы что!
Головкин все ближе склонялся к мальчику со своего сиденья, все плотнее хватал его своими ручищами, показывая, сколько будет сигарет. Глаза маньяка начали загораться дьявольским огнем.
— Давай, Серега. Не трусь. Сейчас спрячешься в багажник. Незаметно подъедем...
— Не хочу в багажник. Зачем?..
— Хочешь!
Маньяк уже крепко держал мальчика за руку. Так, что на коже под одеждой выступили синие пятна. Навстречу по дороге проехал грузовичок.
— Пригнись! — скомандовал Головкин и надавил сверху.
Мальчик ударился лбом о ручку переключения скоростей. Он не мог даже закричать — стало трудно дышать. Но водитель грузовичка не обратил внимания на возню в «Жигулях», он следил за дорогой.
Когда давление сверху чуть ослабло, Сергей Т. попытался выпрямиться. Бежать, бежать — была одна мысль. И вдруг он почувствовал у своего горла острие ножа.
— Сиди так, не выпрямляйся, Сереженька. Понял? Дернешься — убью. Молодец. А теперь обе руки за спину.
Мальчик повиновался. Головкин мигом крепко скрутил петлей ему руки. Сережа Т. не чувствовал этой боли. Его маленький жизненный опыт еще не мог принять такое — опасность, враг, у которого пока непонятно что на уме, здесь, в двух шагах от родной деревни.
Головкин обошел машину. Открыл дверь со стороны пассажира.
— А теперь давай быстро в багажник. Иначе...
Багажник был со всех сторон изнутри обклеен
войлоком. Отверстия для дыхания выходили в днище. Кричи — не докричишься, но до застенка доедешь живым, как нужно. У мерзавца было все предусмотрено.
— Что вы хотите со мной сделать... дядя Сережа? — пролепетал побелевшими губами любитель кататься на попутках.
— Убить тебя хочу. Сначала попользуюсь тобой, а потом убью, — спокойно ответил Головкин, ощерясь плотоядной улыбкой.
И захлопнул багажник.
Старательно объезжая посты ГАИ, другие места, где возможно было появление милиции, он быстро ехал к себе в Горки-10. Впрочем, тогда до политических и криминальных катаклизмов было еще далеко, в багажники частных автомобилей патрульные службы заглядывали редко. А в этих бежевых «Жигулях» лежал и корчился от страха ребенок, ученик четвертого класса. Сквозь шум работающего двигателя, шелест шин по асфальту маньяк слышал глухие крики, визги, рыдания жертвы, то, как ребенок стучался головой и коленками о стены войлочной тюрьмы, и наслаждался.
Только загнав машину в гараж и тщательно заперев дверь, Головкин выпустил Сережу Т. из багажника. Оборудованного подвала у него тогда еще не было. И существовал риск, что кто-нибудь, проходя мимо, может услышать крики мальчика. Заткнуть же рот ребенку он не хотел. Рот ему был нужен для гнусных целей.
Но мальчик уже не мог кричать. Он жмурился от яркого света электрической лампочки, всхлипывал и только тихонько молил:
— Не убивайте меня, пожалуйста. Дядя Сережа, пожалуйста, не убивайте...
А страшный дядя подвел мальчика к стенке, левой от входа, поставил под вваренной в стену металлической скобой. Достал откуда-то тонкий крепкий капроновый шнур, профессионально ловко сделал скользящую петлю, надел ее мальчику на шею. Другой конец перекинул через скобу и привязал к железному кронштейну, державшему полку.
— Дядя Сережа, я прошу вас, пожалуйста, не надо. Я все сделаю, что вы хотите, только не убивайте.
— Минет мне сделаешь — не убью.
— Сделаю. А что это такое?
Головкин объяснил. Мальчик покорно кивал. До него не сразу дошло, что он стоит со спущенными планами с петлей на шее под виселицей.
— Дядя Сережа, я все сделаю. Зачем вы мне веревку на шею надели?
— Просто так.
Десятилетний мальчик был самой юной из жертв этого маньяка. В положении приговоренного к виселице человека, покорно исполняя все извращенные желания этого типа, он верил, что вся эта атрибутика — игра, странная, опасная игра этого черного человека.
И кульминация игры началась, когда сияющий от восторга Головкин, удовлетворив свою физическую похоть, застегнулся и протянул длинную руку к веревке между скобой и кронштейном. Потянул на себя...
Лицо удушаемого мальчика было в нескольких сантиметрах от его лица. Когда ноги жертвы оторвались от земли, маньяк мог буквально вплотную наблюдать чужую смерть. Позже, несмотря на и без того сильные эмоции, с этим связанные, он даже пожалеет, что все так быстро кончилось. Но он еще будет делать все, что угодно его больному воображению, над мертвым телом.
Кто самый свирепый из хищников животного мира, сохранившихся в Подмосковье? Наверное, волк. Может быть, какой-нибудь волк и наблюдал издали той сентябрьской ночью за во сто крат более свирепым двуногим. Как он остановился на своей машине у окраины Звенигородского лесничества, как поволок мешок в глубину леса, как рыл яму саперной лопаткой, как потом с яростью отрезал руки, нош, голову, бил ножом в лицо мертвеца с целью вскрыть череп. Волку этого было не понять. Волк в ужасе убежал подальше.
Когда почти через год были найдены останки Сережи Т., следствие по делу Удава-Фишера почт сразу предположило, что это дело рук того же маньяка, который в 1986 году убил детей под Катуаром и у пионерского лагеря «Звездный». И второй раз местом преступления стал Одинцовский район Московской области.
То, что расчленение трупа было сделано довольно профессионально, позволило выдвинуть версию, что убийца знаком с анатомией. Начались проверки работников мясокомбинатов, работников медицинских и ветеринарных учреждений.
Тогда, летом 1990 года, впервые в поле зрения следствия попал Московский конный завод N° 1. Но среди его работников мужчины, разбирающегося в анатомии, не интересующегося женщинами, но зато умеющего находить контакт с мальчишками, как будто бы не было. Директор мог думать о своем зоотехнике первой категории, награжденном серебряной медалью ВДНХ СССР, С. А. Головкине только как о передовике производства.
Ну еще бы. Остальные селекционеры, занимаясь искусственным оплодотворением, обслуживали за смену две-три кобылы, а Головкин — семь-восемь. Да при этом еще и пел от чувств, подолгу
не вынимая руки в длинной резиновой перчатке из влагалища животного. Люди улыбались, глядя на это, крутили пальцами у виска, в шутку называли коллегу «сексуальным маньяком». Когда надо было снимать шкуру с павшей лошади, никого не допросишься. Неохота пачкаться. А Головкин — всегда пожалуйста. «Садюга», — шутили коллеги.
А когда женщины в поселке говорили о страшных делах — мальчик в Перхушкове пропал, а потом нашли расчлененное тело, — Головкин сокрушенно кивал и говорил: «На куски бы разрезал такого мерзавца». Женщины думали: какой сердобольный человек.
Следствие появилось на конном заводе и прошло мимо настоящего преступника, который к тому же в это время был в очередном заслуженном отпуске и был очень занят — готовился к новому преступлению.
Теперь он надежно застраховался от случайностей и добился воплощения мечты своей жизни — он мог пытать. Весной, когда земля прогрелась и подсохла, Головкин углубил и расширил у себя в гараже подвал. Теперь даже он сам при его высоком росте не мог дотянуться там до потолка. Провел туда свет, со всех сторон забетонировал, укрепил в стенах специальные скобы, крючья. Здесь эта нелюдь проводила лучшие часы своей жизни. Домашний застенок. Сам себе и заплечных дел мастер, и дьяк Тайного приказа. Купил две паяльные лампы. Оцинкованную железную хозяйственную ванну.
Сознание маньяка давно определило самый привлекательный для него физический тип мальчика. Теперь, разъезжая по загородным дорогам на машине в поисках жертв, он вывел для себя и любимый психологический тип. Точнее, тот, который легче обмануть и заманить к себе в застенок. Эго были в первую очередь «трудные» подростки, склонные пошляться, пообщаться с незнакомыми людьми и даже совершить мелкие преступления. Например, обчистить чужой сад или сигаретный ларек. Что ж, в определенном возрасте каждый второй мальчишка склонен к опасным шалостям. Возможно, в некоторой степени Головкин считал себя санитаром, очищающим общество от хулиганов. Тоже кошмарный выверт гебоидного сознания тимуровца-переростка. Во вторую очередь его объектами были добрые романтические натуры. Именно таким оказался Паша П., останавливав-щий попутки на дороге неподалеку от той же станции Перхушково.
Ему было уже пятнадцать лет, но давали обычно меньше. Тихий, мечтательный мальчик, больше всего на свете любивший дарить цветы. Он жил в Калужской области в Балабанове. В семье, в школе был тихим и незаметным, добрым и отзывчивым. Таких называют «ангельская душа». Должно быть, душа его, невинно убиенного, и попала к ангелам. Мальчик искренне верил в Бога и умер тихо, как жил. Даже останков не нашли.
11 августа 1990 года в разгар активных розыскных работ по убийству Сережи Т., скелет которого обнаружили около двух недель назад, Паша П. сел в Балабанове на автобус до Москвы. На промежуточной остановке в Перхушкове мальчик вышел и купил букет цветов. Отсюда было недалеко до по-
селка Власиха, где располагался военный городок Одинцово-10. Там жила крестная Паши. Но до нее он так и не доехал.
Головкин был несколько озадачен, когда мальчик с цветами сел к нему в машину. В подвале у него все было уже готово для первой жертвы. Но как туда заманить такого, по виду блаженного? Когда взрослый заикнулся было о краже сигарет, то мальчик посмотрел на него, совсем не понимая, что это ему предлагают. Тогда «педагог» стал быстро говорить, что, мол, пошутил и конечно же ничего незаконного не хочет, а только проверить в гараже тормоза. Паша П. помогал всем и всегда. Как можно было отказать этому интеллигентному человеку?
Маньяк вез жертву к себе в Горки, всю дорогу что-то говорил об автомобилях и лошадях, со страхом поглядывая на доверчивого подростка. Заставить или убедить его залезть в багажник, чтобы избавить себя от случайных свидетелей, убийца не мог. Но ему повезло. Никто не обратил внимания, как в шесть вечера зоотехник въехал в гараж с пассажиром, а уже в одиннадцать вывез оттуда пассажира по частям.
В опасности чрезмерной доверчивости Паша убедился, когда этот разговорчивый взрослый тщательно запер гараж изнутри, разделся догола и вооружился ножом.
— А теперь добро пожаловать вниз.
— Что... что это?
Паша со страхом переводил взгляд с огромного возбужденного дядьки на распахнутую крышку подвала. Там горел свет, и оттуда тянуло смертельным холодом.
— В Бога веришь? — усмехнулось чудовище. — Так вот это ад.
— Ад, — как эхо повторил обреченный.
В подвале, не видимый, не слышимый никем, кроме жертвы, маньяк вытворял что хотел. Насиловал мальчика всеми известными ему способами, бил, связывал, а потом повесил на бело-голубом канате, перекинув орудие убийства через перекладину железной лестницы. Мальчик принял мученическую смерть, подобно первым христианам.
Но для Головкина адское веселье еще продолжалось.
Убедившись, что смерть наступила, он вынул тело голого мальчика из петли и подвесил за ноги, подставив снизу хозяйственную ванну.
Эксперты-криминалисты — люди ко всему привыкшие. Но даже они ужаснулись, когда поняли, что это за странный бурый порошок находился в хозяйственной ванне, обнаруженной в подвале гаража Головкина после ареста хозяина. Порошок лежал слоем толщиной сантиметров десять. Так выглядела выжженная паяльной лампой человеческая кровь. Слой заключал в себе кровь восьмерых жертв.
Впервые она была выпущена из тихого Павла П. Затем маньяк принялся его расчленять долго и тщательно, испытывая при этом какой-то запредельный, непрерывный оргазм. Чудовищу наконец стало дозволено это. Некоторые куски оно откладывало на чистую тарелочку, а потом, лишь слегка опалив паяльной лампой, пожирало...
Кровь брызгала во все стороны. Оно, именуемое Головкин, орудовало ножом и топором в течение четырех часов, пока не пресытилось.
Лишь через два дня он вывез останки к тому же указателю «Звенигородское лесничество» и закопал далеко от дороги в нескольких местах. Ни до, ни после ареста Головкина найти их так и не смогли. В одну из ям вместе с упакованными в пакеты кусками тела мерзавец бросил букетик цветов, с которым мальчик сел в его машину.
Перед тем как облить бензином и сжечь одежду убитого, Головкин обнаружил в кармане его брюк десять рублей и оставил их себе, так же как и наручные часы «Электроника». С убитого до Паши П. Сергея Т. Головкин тоже снял часы. Он хранил чужие вещи обычно до следующего преступления, почитая их за талисманы.
Может показаться забавной юридической казуистикой, но в приговоре суда присвоение этих талисманов, сувениров было инкриминировано С. А. Головкину как кража личного имущества, и он был осужден по 144-й статье на два года лишения свободы. Но в приговоре были и расстрельные статьи.
От мальчика, не доехавшего до своей крестной, у Головкина остался и другой, более страшный сувенир — голова. Этот кровавый зоотехник немного разбирался и в таксидермии — искусстве изготовления чучел. В его служебной квартире при конном заводе имелись пособия по этому вопросу. В результате всех гнусных манипуляций с такой реликвией Головкин выжег паяльной лампой все мягкие части головы, мозг и оставил один детский череп.
Лишь где-то через год он его расколол на мелкие косточки и выкинул, а до этого череп хранился в подвале гаража. Он показывал реликвию дру-
Iгим мальчикам, оказывавшимся в этом подвале. О том, что они кому-нибудь расскажут об этом, Головкин не беспокоился. Ни один из малолетних посетителей мрачного застенка не выходил оттуда живым.
ЭКСПЕРИМЕНТЫ ЧУДОВИЩА
Трудно проследить развитие сознания психопата. В своем воображении он, наверное, уничтожал мальчиков тысячами и десятками тысяч, но в реальности осторожничал. Однако аппетиты его росли, условия позволяли. Пока следователи по заявлению матери Павла П. искали его, опрашивали водителей и кондукторов автобусов, пассажиров автобусов и электричек, Головкин искал новые жертвы.
Нашлись-таки люди, запомнившие мальчика с цветами, в частности женщина, цветы ему и продавшая, но куда он пропал, можно было только предполагать. Скорее всего уехал на попутке. Но какой?
Последний при власти коммунистов праздник 7 ноября в 1990 году Головкин провел в лесу вблизи все того же указателя «Звенигородское лесничество». Рыл ямы, резал детские трупы, весело что-то напевал, жег костры, пил спирт. На этот раз все получилось очень легко и просто.
Шестого ноября он был свободен и решил, что пора опять попробовать. Сел в машину. Проехал Жаворонки, Перхушково. Потом отправился по Можайскому шоссе в сторону Голицына — тоже места памятные по первой неудавшейся жертве
еще в невинные времена шестилетней давности. Тогда у него не получилось. Сейчас же получалось все.
Проездил до самого вечера, но никого подходящего так и не встретил. Темнело. Головкин направился домой и вдруг у автобусной остановки «Институт» на окраине поселка Большие Вяземы увидел двух голосующих мальчиков. Решение созрело мгновенно. Сразу с двумя он еще не пробовал.
Коле В. было одиннадцать лет, Саше Г. — четырнадцать. Эти ему показались относящимися к категории потенциальных преступников, по его мнению, от которых он, преступник настоящий, избавлял общество. По мнению же общества, это были простые озорники, которым судьба приготовила страшный конец.
Головкин развернулся на пустынном в эту пору шоссе и подъехал к ним. Не выключая мотора, вышел из машины, потирая ладони. В них приятно покалывало от предчувствия.
— Ну чего? Куда?
— До военного городка не подкинете? Тут недалеко, — спросил старший.
Ветер трепал его светлые пряди волос, выбивавшиеся из-под вязаной шапочки-петушка. Оба мальчика стояли давно, замерзли. Они выжидающе смотрели на взрослого в неистребимой детской надежде, что взрослые бывают добры к детям. А взрослый зыркал глазами по сторонам. Его волновало только одно — свидетели. Их не было.
— Подкину, если поможете мне кое в чем.
— А в чем?
— Садитесь в машину, скажу.
В салоне было тепло. Добрый дяденька говорил с ними как с равными. Предложил закурить. Закурили. Владелец «Жигулей» задавал вопросы. Старший, Саша, кивал. Младший, Коля, глядел на старшего и соглашался с ним. Коля мечтал поскорее вырасти и купить свою легковую машину. У него в кармане лежали карточки с правилами дорожного движения — полезная детская игра - и найденные где-то автомобильные ключи. Он мечтал, что когда-нибудь также остановится на пустынном шоссе, поговорит с замерзшими пацанами и подбросит их куда им нужно.
— ...В общем, там, на даче, пять ящиков «Винстона». Один будет ваш. Ты как раз, — он смерил взглядом худенького Колю, — в форточку
: пролезешь.
Малолетний согласился с несовершеннолетним, что копить деньги на машину можно начинать уже сейчас со спекуляции ворованными си-I гаретами.
Головкин тронулся с места, напоследок еще раз оглядевшись. Когда огни поселка скрылись из виду, он сказал:
— Только вот какое дело, ребята. Там на въезде в дачный поселок может быть сторож. Меня он знает, а вас нет. Надо, чтобы вас никто не видел. Давайте в багажнике провезу вас туда и вывезу. И все будет о’кей.
И ребята согласились. В багажник, обитый I теплым войлоком, полезли добровольно. Еще I бы — такое приключение. Никогда в багажнике «Жигулей» не ездили. Дома, правда, могли уже ! волноваться, но кто из озорников о таких вещах думает? Младшего даже разморило в духоте и тем-
ноте, и он заснул. Пробуждение было совсем не таким, какого они ждали.
Железная коробка гаража была похожа на мышеловку. Скорчившимся в багажнике детям бил в лицо свет яркой лампы, над ними нависал уже не добрый, а страшный человек.
— Быстро вылезайте — и марш вниз, в подвал. Мне уже не терпится.
— Там внизу «Винстон»? — спросил Коля.
— Ага, такой «Винстон»...
Старший мальчик уже начал догадываться: они влипли.
В подвале ничего не напоминало человеческое помещение для хозяйственных нужд. Крюки, скобы, веревки, табуретка, оцинкованная ванна с неприятным запахом. Но первое, что увидели дети, — череп на полке, настоящий человеческий череп, все, что осталось от мальчика, любившего дарить цветы.
Головкин спустился вслед за ними, закрыл крышку подвала, навесил изнутри замок, запер его на ключ.
— Что это?! Выпустите нас! Вы не имеете права! — закричал Саша, бросаясь к лестнице.
Головкин легко сбил подростка с ног. Достал большой охотничий нож. Саша и Коля испуганно забились в угол, уже не делая попыток спастись. Движения чудовища, его речь стали казаться им замедленными, как во сне.
— Знаете, кто я такой? — спросил Головкин. — Я Фишер. Слышали небось? Фишер, который убивает детей и режет их на мелкие кусочки. Ну?
Он сам не знал, какого хотел от них ответа. Он любовался их испугом. Этому актеру зрители были ие нужны.
— Не вериге? Вот он тоже не верил. — Головкин указал на череп. — А сейчас я убью вас. Сначала тебя, потом тебя. Ну! Хотя, может быть... Раздевайтесь.
Саша резво принялся раздеваться, понимая, что это шанс. Много ходило разговоров о Фишере. И что убийца, и что насильник-гомик. У его брата в Голицыне сосед по лестничной площадке — гомосексуалист. Но никого не убивает. Тихий, мирный, воспитанный человек. Может быть, удастся как-нибудь выбраться отсюда, пока этот Фишер отвлечется на одного из них, использовать хоть малейший шанс...
Но преступник не оставил им шансов. Привязал обоих к железной лестнице и принялся насиловать по очереди.
Смертельный испуг, жестокие пытки в закрытом помещении, откуда невозможно вырваться на свободу, спастись, часто приводят к тому, что душа сама стремится поскорее покинуть измученное тело. На помощь приходит облегчающий обморок, полуобморок. Смертельно испуганные мальчики превратились в сомнамбул, в покорных марионеток, которых Головкин водил по подвалу, как дрессированных обезьянок на поводке. Он развратничал с ними как хотел, пытался заставить их вступить в половой контакт друг с другом, грозил сжечь живьем паяльной лампой, когда у них это не получалось.
Было душно, нечем дышать, все плыло перед глазами, как в тумане. Привязанный к какой-то скобе Коля почувствовал, как туман становится
кровавым, как он отчетливо запах смертью. Голый Саша стоял на табуретке под лестницей. На шее его была сплетенная из синих и белых нитей веревка. Насильник выбил табуретку у друга из-под ног. Он задергался в петле, потом затих.
Головкин отвязал младшего, подвел к бездыханному, висящему телу.
— Потрогай своего другана. Чувствуешь, уже остывает. Хочешь так же?
Мальчик ничего уже не мог говорить.
— Сейчас повешу, если не пососешь у меня как следует.
Мальчик стоял на коленях, делал все, что ему велело чудовище, и не чувствовал почти ничего — ни боли, ни запаха, даже не слышал собственного отчаянного и никем не услышанного крика. А чудовище развлекалось еще тем, что сжигало волосы у мальчика на голове при помощи паяльной лампы.
Позже он прикончил на виселице и Колю.
В протоколе допроса обвиняемого по этому двойному убийству зафиксированы такие слова С. А. Головкина: «...У меня было такое приятное чувство, как будто я сделал что-то хорошее, как бы выполнил свой долг».
Дальше некуда. Но к сожалению, чудовище пошло дальше.
Странное явление: даже для примитивных первобытных племен каких-нибудь дебрей Новой Гвинеи или Борнео изредка встречающийся там каннибализм, людоедство, для самих каннибалов процесс особенный, даже несколько пугающий; они всегда склонны приписывать ему религиозный характер.
Людоед и палач с академическим дипломом, Головкин был тоже по-своему религиозен. Вряд ли он, как в песенке Высоцкого про аборигенов и Кука, верил, что может приобрести какие-то физические или душевные качества убитых им мальчиков, но какая-то темная адская мистика им руководила. Иначе чем объяснить его постоянное желание оставил» себе на память что-нибудь из вещей жертв? Часы, деньги, нательные крестики превращались для него в фетиши, перед которыми он мог проводить целые часы в одиноком камлании, сопровождаемом чуть ли не ритуальной мастурбацией. Найденные в кармане повешенного малолетнего Коли В. автомобильные ключи со штампом «ВАЗ» Головкин даже пытался приспособить к замку своей машины, старался, пропиливал, хотя имел два комплекта «родных» ключей.
Другая особенность культового оттенка действий Головкина заключалась в странной привязанности его преступлений к историческим датам: 7 ноября 1990 года — расчленение трупов Александра Г. и Николая В. в лесу, 22 августа 1991 года (поражение ГКЧП в антидемократическом путче) — убийство Андрея И., 21 апреля 1992 года (день рождения В. И. Ленина) — убийство Сергея К. Но может быть, это просто совпадения.
Кстати, останки жертв двойного убийства были обнаружены следующим летом 14 июля, день взятия Бастилии...
В середине того дождливого лета небеса расчистились и жительница расположенной неподалеку деревни Кезьмино отправилась по земляки-ку. Медленно двигалась вдоль бетонки по солнцепеку, часто нагибаясь и приседая — ягода уродилась обильно. Возле дорожного указателя «Звенигородское лесничество» — того самого — остановилась отдохнуть. И тут в здоровом, свежем запахе июльского леса она уловила какие-то неприятные оттенки. Ну в подмосковных лесах, особенно вблизи дачных поселков, деревень, городов, помоек предостаточно, но туг воняло как-то особенно мерзко. Стараясь не обращать на это внимание, женщина пошла дальше, чуть глубже в лес. Одна крупная земляничка, другая, третья... и череп. С виска на пустые глазницы свешивалась сохранившаяся белокурая прядка волос из-под детской полосатой шапочки-пирожка. Свидетельнице стало дурно. Она высыпала все найденные ягоды и отправилась в милицию...
Следственной группе Одинцовской прокуратуры всегда первой приходилось заниматься этими не самыми приятными раскопками. Опять то же место, опять останки детей. Следователям по делу Удава уже из Генеральной прокуратуры со всего доживавшего последний год СССР приходили сведения о самых разных преступных и не очень, психически больных и здоровых Фишерах. Но ни один не годился на роль Удава. 20 ноября 1990 года был арестован суперманьяк XX века А. Р. Чикатило. Среди инкриминируемых ему преступлений одно было совершено в Подмосковье вблизи Домодедова. Эго было доказано. Но его проверили и по убийствам в Одинцовском районе. Мимо. Не тот почерк. Чикатило тоже был чудовищем, но просто не умел расчленять трупы так профессионально. Например, судебно-медицинские эксперты при исследовании костных останков Саши Г. и Коли В. так и не смогли установить причину смерти.
Чикатило в слепой ярости бил ножом куда попало, а Головкин, зоотехник первой категории, — точно в хрящевые соединения.
К этому времени все следователи уже сходились во мнении, что Фишер скорее всего фикция, что настоящий преступник живет тут, в Одинцовском районе, и действует удивительно уверенно.
ПЕТЛЯ ВОКРУГ УДАВА
У нынешнего поколения москвичей праздник Преображения Господня — 19 августа, наверное, навсегда будет связан с пасмурным утром начала недели в 1991 году. Растерянные лица людей, вдруг увидевших воочию так называемый военный переворот, растерянные лица солдат, не знающих, что им делать, растерянные милиционеры, плохо соображающие, как им наводить порядок и каким он должен бьггь, и даже члены ГКЧП, не понимающие, в какой они оказались стране. Армейскими частями Министерства обороны и Министерства внутренних дел, милицией была наводнена не только Москва, но и Подмосковье. Ведь именно через Одинцовский район двигались гвардейские танковые части таманцев и кантемиров-цев. Все главные и многие не самые главные дороги были перекрыты блок-посгами. Не только в дни путча, но и некоторое время спустя на дорогах действовал особый режим движения. Любой частный автомобиль могли остановить, заглянуть в багажник...
Но мерзавцу Головкину опять повезло. 22 августа не нашлось гаишника, который бы, открыв багажник бежевых «Жигулей», увидел бы там живого обманутого и плененного ребенка, а 25 августа — мертвого. Тогда бы все и кончилось. Но нет.
Ощущение безнаказанности начинало доставлять Головкину такое же удовольствие, как и издевательство над детьми, как убийство. Он стал выбирать жертвы, не утруждая себя далекими поездками, почти там, где жил и работал.
И еще одно обстоятельство, очевидно, вселяло уверенность в преступника. Район, где он действовал, не только в дни путчей пользуется особым вниманием государственных силовых структур. Барвиха, где находится загородная резиденция Президента России, правительственный санаторий, Жуковка, Петрово-Дальнее с их госдачами, правительственный аэропорт Внуково-2, расположение элитных Таманской и Кантемировской дивизий, важного военного аэродрома в Кубинке — все это от Горок-10, где мучил людей маньяк-одиночка, от Звенигородского лесничества, где он их закапывал, совсем близко, в пределах получаса езды на машине. Все просвечено ФСБ, все проверено МВД. И тем не менее именно здесь Головкин три года возил в багажнике мальчиков, обреченных на смерть.
22 августа 1991 года над Кремлем был поднят российский триколор, опьяненные победой толпы радостно свергали с пьедесталов монументальных Дзержинского и Свердлова, Ельцин приветствовал Горбачева, освобожденного из крымского заточе-
ния. А тринадцатилетнему Андрею И. было плевать на политику. Куда больше его интересовали яблоки, поспевшие в соседнем саду.
Он вообще не был местным жителем. В село Успенское он приехал две недели назад вместе с отцом в гости к бабушке из далекой Пермской области, на севере которой за короткое лето яблоки не успевают вызревать. То, что Андрей был приезжим, сыграло определенную роковую роль. Не успел примелькаться сельчанам, не успел обзавестись друзьями. Его исчезновение не сразу заметили. Да и был парнишкой худеньким, бледненьким, неприметным. Можно сказать, субтильного телосложения.
Именно такой тип вызывал у Головкина особое вдохновение, и поэтому преступник осмелился действовать нагло, средь бела дня.
В селе Успенском находилась школа, где зоотехник когда-то подрабатывал мастером производственного обучения. Его тут знали многие, и он знал многих детей.
У него был свободный день, и он отправился в Успенское, в общем, по делу. Но со времени последнего убийства прошло уже больше десяти месяцев, Головкин чувствовал позывы нового неукротимого желания и внимательно присматривался к мальчикам на дорогах. На этот раз причиной перерыва в его злодеяниях была не только осторожность, постоянная память о том, что идет следствие, но и объективные обстоятельства. Головкину довелось наконец самому испытать боль, конечно не сравнимую с той, которую он причинял детям. В мае он объезжал в манеже конного завода жеребца, свалился с седла и сломал себе ключицу.
Три недели провалялся в больнице. Но от вынужденного бездействия его лютость только усилилась.
Возле деревенского пустыря он остановился прочистить свечи зажигания. Прочистил и уже захлопнул капот, как вдруг услышал со стороны крайнего к пустырю двора:
— Ах ты, мать твою, шпана! Чего, своих яблок мало? К одинокой бабке в сад надо лезть? Вот я щас тебя...
Ругался пожилой сосед. Спугнутый им мальчишка, прижимая к себе холщовую сумку с ворованными плодами, перемахнул через забор и побежал в сторону пустыря. С его стороны машину Головкина не было видно из-за кустов и ничейного полуразрушенного сараюшки.
Маньяк спрятался за углом строения. И когда запыхавшийся мальчик выскочил из-за угла, ловко схватил его за руку.
— Дяденька, дяденька, я больше не бу...
— Тс-с-с, — приложил палец к губам незнакомец. — Я хочу тебе помочь. Давай сюда.
Маленький пермяк и сам, должно быть, не понял, как все случилось. Он даже не сразу сообразил, что коробка, обитая чем-то мягким изнутри, это багажник автомобиля. Сверху намертво захлопнулась крышка. Головкин плотоядно усмехнулся — все произошло слишком легко. Он еще немного постоял рядом, покурил, огляделся по сторонам. Кажется, никто ничего не видел. Преступник мысленно благодарил густые кусты бузины, разросшиеся на пустыре. Преступники вообще любят густые кусты и темноту.
Вдалеке еще доругивался старик, спугнувший садового воришку. Для того чтобы плененный мальчик не запаниковал раньше времени, Головкин громко сказал, обращаясь к пустому пространству:
— В желтой майке такой пацан? Видел. Вон туда побежал.
Дальше все было по прежней схеме. И маньяк ставил новые рекорды в своем изуверстве.
Мальчик плакал, вырывался, кричал, бился в истерике, но это возбуждало маньяка еще сильнее. Андрей все-таки оказался в страшном подвале, пропахшем кровью и страданиями. Сначала Головкин раздел мальчишку и удовлетворил свою похоть.
— Давай 1ромче ори, громче! — в исступлении кричал маньяк.
Он воображал, что до какого-нибудь случайно оказавшегося рядом с гаражами прохожего донесутся эти звуки из преисподней и прохожий отшатнется в ужасе. А Головкин имел эту преисподнюю в своем распоряжении. И творил там что хотел.
В этот раз ему захотелось чего-то особенного.
Он поставил дрожащего обнаженного мальчика на табуретку под виселицей, накинул ему на шею петлю из бело-голубого каната, затянул, задумчиво посмотрел ему в глаза, которые уже не могли плакать. В руках его был длинный, остро наточенный нож.
— Нравишься ты мне очень, — наконец тихо сказал маньяк и коснулся нежной кожи кончиком ножа.
— Дяденька, ну дяденька, отпустите меня, по-
жалуйста. Ну что я вам сделал? За что вы меня так мучаете?
— Нравишься ты мне, — повторил убийца. — Поэтому я тебя не отпущу. Нет. Я буду тебя убивать долго-долго.
Острие ножа разрезало кожу. Пошла кровь. Просить, умолять его было бесполезно. Решимости довести свое злодеяние до конца у него было больше, чем у всего ГКЧП.
Фашисты вырезали у пленных партизан на груди звезды. Маньяк вырезал нецензурное слово из трех букв. Он по-своему играл в партизан и карателей.
Он выбил табуретку у мальчика из-под ног, некоторое время полюбовался корчами агонизирующего тела, но потом подхватил повешенного, приподнял, ослабляя давление удавки. Сердце в окровавленной груди еще билось, мальчик был жив.
Вынув Андрея из петли, Головкин подвесил его за ноги, вниз головой. Немного подтянул веревку. Аккуратно подставил снизу оцинкованную ванну. И, вскрыв жертве сонную артерию, долго наблюдал, как стекает вниз человеческая кровь.
Останки мальчика пролежали в земле не очень долго, не успели скелетироваться, и судмедэксперты сумели по ним определить причину смерти Андрея И. Он умер от медленной потери крови. Судом это было квалифицировано как убийство с причинением особых страданий и как более жестокий способ умерщвления, чем повешение.
А кровавое игрище двуногого ублюдка все продолжалось.
...Из показаний обвиняемого С. А. Головкина на допросе 28 октября 1992 года:
«...продолжая удерживать труп в прежнем положении, сделал надрезы кожи в области плечевых костей рук, голеней ног и стал снимать с него кожу. Местами я кожу изнутри подрезал, а местами просто сдирал. В общем, снял кожу единым лоскутом и изнутри посыпал солью, которую специально для этой цели принес с конюшни манежа. Это я сделал для того, чтобы подольше сохранить кожу, просто решил попробовать, что получится. До этого таким образом я снимал шкуры с падших лошадей...»
Зачем он это делал? Он сам объясняет так:
«...чем больше... жертва вызывала у меня симпатию, тем больше мне хотелось манипулировать с ней, с ее телом, больше резать, вырезать... Он вызвал именно эти чувства».
Такие дела.
Головкин знал, что на Втором бетонном кольце могут быть усиленные посты ГАИ, и поэтому решил захоронить останки в другом месте, куда можно было добраться по второстепенной дороге. 25 августа он вывез на своей машине куски тела в лес возле пансионата «Лесные дали», а кожу, которая, несмотря на соль, начала загнивать, зарыл неподалеку от санатория «Поляны».
Возвращаясь из «Полян», на повороте дороги он встретил знакомого по Горкам-10. Тот ехал на мотоцикле с коляской, из которой торчали удилища. Один собрался на рыбалку, а другой возвращался со страшной добычей. Но воспитанные люди не вмешиваются в дела соседей. Знакомые просто поприветствовали друг друга взмахом руки.
Жители Горок-10 потом отыграются на имуществе Головкина за то, что так долго жили в одном поселке с дьяволом, но не осознавали этого.
Причина того, что преступнику удавалось так долго безнаказанно убивать детей, была не только в его звериной осторожности, не только в том, что он тщательно заметал свои следы, устраивал длительные перерывы, и, наконец, не в одном его везении, но и в некоторой, правда объективной, ведомственной неразберихе в деле его поимки.
Следствие по убийству Андрея С. летом 1986 года возле пионерского лагеря «Звездный», потрясшему всю Москву, поначалу стала вести Одинцовская районная прокуратура. Но вскоре это дело связали с убийством под Катуаром, и оно перешло в ведение более высокой инстанции —■ Прокуратуры РСФСР, а затем, в связи с большим общественным резонансом, Генеральной прокуратуры СССР. Оперативно-следственное дело получило литеры «Удав». Искали Фишера.
Потом в убийствах наступил трехгодичный перерыв, и после приобретения Головкиным автомобиля и гаража с подвалом он стал оставлять тщательно расчлененные трупы уже исключительно в Одинцовском районе Московской области. За расследование сразу взялись, естественно, одинцовские сыщики. Однако новый почерк убийцы удалось связать со старым, последовал новый ведомственный скачок по прокурорской иерархии.
Менялись следователи, эксперты, а Головкин убивал.
В 1991 году Союз Советских Социалистических Республик приказал долго жить, а вместе с ним и Генеральная прокуратура СССР. Только в начале 1992 года дело «Удав» окончательно попало в ведение Генеральной прокуратуры Российской Федерации. А летом оперативно-следственную группу возглавил один из лучших специалистов, следователь по особо важным делам Евгений Анатольевич Бакин.
А тем временем, исследуя останки маленького пермяка Андрея И., медики-криминалисгы сделали одно важное открытие. На засоленной коже ребенка были обнаружены волосы, ему не принадлежавшие. Чьи они? Убийцы? После тщательной проверки эксперты установили, что волоски с головы мальчика Саши Г., одной из жертв двойного убийства, обнаруженных тем летом. Но тело Андрея было найдено возле пансионата «Лесные дали», кожа — у санатория «Поляны». Пропал мальчик, судя по заявлению его бабушки и отца, не раньше 22 августа. Расчлененные же тела Саши Г. и Коли В. нашли у зловещего указателя «Звенигородское лесничество», а смерть их насгу-; пила, по мнению медиков, не позже осени 1990 года.
Вывод напрашивался сам собой — мальчики погибли в разное время, но в одном месте, преступник использовал одно орудие убийства.
У следствия стала вырисовываться более определенная картина преступлений.
На телах всех дертв обнаружены частицы спер-I мы одной определенной группы, из чего можно
предположить, что преступник действует в одиночку. Это же подтверждала и статистика — сексуальные садисты-маньяки чаще всего так и поступают. Это раз.
Доказанность того, что мальчики погибали в одном месте, а также то, что их тела носили следы длительных истязаний, пыток и были тщательно расчленены, свидетельствовала о том, что преступник имеет специальное помещение с хорошей звукоизоляцией, где он может творить зло, не боясь бьггь внезапно разоблаченным. Например, собственный подвал. Это два.
Дети быстро исчезали оттуда, где их замечали в последний раз. Их тела находили совсем в другом месте. Кроме того, имелись данные, что некоторые погибшие любили кататься на попутных машинах. Значит, этот Удав, преступник, скорее всего имеет личный автомобиль. А где автомобиль, там и гараж, где гараж, там и подвал. Вполне логично. Это три.
Все преступления совершаются в Одинцовском районе. В определенной его части. Если исключить малую вероятность того, что преступник приезжает откуда-то, питая непонятную страсть к этим местам и мальчикам, тут обитающим, то самое понятное объяснение — маньяк местный житель, хорошо ориентирующийся на дорогах, в лесу и в населенных пунктах. Это четыре.
Анатомически точные способы расчленения тел, даже попытка снять и законсервировать кожу показывали профессиональные навыки злодея в этой области. Следовало предположить, что он может работать в настоящем или мог работать в прошлом в морге, в анатомическом театре, на ско-
тобойне, в больнице, в ресторане или столовой. Это пять.
Снятую с Андрея И. кожу маньяк пытался законсервировать с помощью кусковой кормовой соли средней степени очистки. Такую обычно добавляют в корм крупным Домашним животным — коровам, лошадям, свиньям. Можно было принять гипотезу, что преступник как-то связан с животноводством. Это шесть.
Исходя из этих допущений, следствие пришло к выводу, что следует искать местного жителя, физически здорового, сильного мужчину, склонного к гомосексуализму и агрессивности, автовладельца, имеющего гараж или отдельный подвал, возможно имеющего либо медицинское, либо поварское образование, возможно трудящегося в животноводстве.
Отметив на крупномасштабной карте Одинцовского района Подмосковья места, где видели пятерых погибших в последнее время мальчиков незадолго до их исчезновения, места, где нашли их останки, следователь обвел эти красные и синие точки карандашом и посмотрел, какая получилась фигура. А получился неправильный треугольник с вершинами на станциях Голицын о, Перхушково и в селе Успенском. Где-то тут и водился опасный хищник — Удав.
Невероятная жестокость совершенных убийств не позволяла совсем списывать в архив и версию о том, что маньяк психически ненормален или вовсе слабоумен. Но это казалось все-таки менее вероятным, чем тот факт, что он передвигается по своему ареалу охоты на своем автомобиле. А сума-
сшедшим и дебилам водительских прав ГАИ обычно не дает.
По предположенным допущениям отделения милиции стали составлять списки лиц, которых следовало гласно или негласно проверить. Вполне логично проверка вторично коснулась одного из самых больших животноводческих предприятий Одинцовского района Московского конного завода № 1. Среди его работников подавляющее большинство составляли жители поселка Горки-10, села Успенского. Среди них были люди, достаточно зарабатывавшие и имевшие личные автомобили. Все имели доступ к кормовой соли. Многие обладали навыками разделки мертвых лошадей. Среди его работников был и тридцатидвухлетний парень, отвечавший всем этим признакам и, кроме того, обладавший вполне привлекательной наружностью, при этом совсем не интересовавшийся женщинами, но зато интересовавшийся мальчиками. Это был страшный маньяк, которого искали в течение шести лет.
Он не обладал только одним признаком — не числился местным жителем, хотя постоянно проживал в Горках-10. Головкин имел московскую прописку, и его автомобиль «ВАЗ-2103», государственный номер Д 61-25 МО был зарегистрирован в Ленинградской районной ГАИ города Москвы.
Кроме того, в момент проверки милицией конного завода Головкина там не было. Он опять попал в больницу с повторным переломом ключицы. Ему снова повезло.
Облегченно вздохнув, он принялся за старое.
ТРУДНЫЙ ПОДРОСТОК
В отличие от большинства других жертв Головкина Сергей К. был отнюдь не любимого маньяком субтильного телосложения и в свои четырнадцать лет выглядел вполне на шестнадцать. Был крепким, плечистым, занимался спортом.
Кроме того, он был самым трудным подростком из всех, которых Головкин убил, и справиться с ним было действительно труднее, чем с остальными. Сергей К. (Головкину почему-то везло на тезок) имел отчетливую склонность не только к озорству, но и к кое-чему похуже. Бог знает что бы из него получилось, стань он взрослым. Не стал. Но от этого печаль о его гибели не меньше, чем об остальных десяти мальчиках.
В тот день маньяк был настроен непременно развлечься. Кажется, в самой природе нагнеталось драматическое напряжение. Тучи сгущались, усилился ветер, начинал накрапывать дождь. Обочины дорог, улицы сел опустели. Одинокий охотник за черепами метался на автомобиле от станции к станции, от одного городка до другого, но никого подходящего не находил.
Приближалась полночь. Обстановка вполне напоминала фильм ужасов: мокрый асфальт, отражающий свет редких фонарей, ограда деревенского кладбища, заросшего высокими деревьями с голыми корявыми сучьями, вдали смутный силуэт церкви в ребрах строительных лесов. Дождь, резкие порывы ветра, темнота.
Сержант в стеклянном колпаке поста ГАИ клюет носом и пытается бороться со сном, читая сборник анекдотов про милиционеров. Напарник отъехал по своим делам. В помещении тепло. Никуда выходить не хочется.
Мимо поста прошел довольно рослый парень. По совсем еще детскому лицу в редких прыщах можно было понять, что он еще несовершеннолетний, но по фигуре — нет. У него в карманах было немного денег, сигареты и классный нож с выкидным лезвием. Нож он недавно подобрал на дискотеке в Жаворонках после драки с местными ребятами. Поэтому Сергей К. не боялся ходить один ночью. Он вообще мало чего боялся. В Успенском он, что называется, «кин го вал», верховодил шпаной, несмотря на то что ему было всего четырнадцать лет.
Сергею не было холодно. Он был одет в добротную зимнюю куртку, теплый джемпер, новые «варенки» и импортные кроссовки. Его трудно было принять за бродягу, но тем не менее в тот момент он был бродягой.
Несмотря на юный возраст, Сергей был уже знаком с прелестями девочек, выпивкой, анашой и с тем, как много существует способов нечестной добычи денег.
Посещение школы в последнее время он считал очень докучливой обязанностью и редко баловал учителей своим присутствием. Жизнь сама научит всему, что нужно. А дома пьяница мать и такой же ее сожитель уже поняли, что у парня вполне самостоятельный характер, он делает то, что ему вздумается, и может запросто исчезнуть на неделю, никому ни слова не говоря.
В милицию мать обратится лишь после полуторамесячного отсутствия сына. Место захоронения его скелетированных останков в километре от указателя «Звенигородское лесничество» укажет только сам Головкин после своего ареста...
Зоотехник уже решил, что сегодня ничего не получится и пора ехать домой. Он медленно проехал участок пониженной скорости возле поста ГАИ и вдруг увидел парня, поднявшего руку. Не его тип — он это сразу определил. Решил просто подбросить одинокого парнишку и остановился. Парень открыл правую дверь.
— Командир, до Николиной Горы не подбросишь за тыщу?
— Ну садись.
Головкин внимательно взглянул на него — сколько же ему лет? Шестнадцать? Может, семнадцать? Точно, не его контингент.
Не успел водитель набрать скорость, всего метров через двадцать, парень неожиданно сказал:
— Мужик, осгановись-ка здесь.
Сказано это было таким властным тоном, что Головкин невольно нажал на тормоз. Машина резко встала на середине дороги.
— Чего ты? — спросил Головкин и вдруг увидел, как у пассажира в кулаке почти бесшумно выщелкнул ось лезвие ножа.
— «Капусту» гони, мужик. И побыстрее.
Парень говорил решительно, и в глазах его
зажегся злой огонек. И ножик у него был хороший. У Головкина, правда, в кармане лежал побольше.
В зеркале владелец «Жигулей» видел еще освещенное здание поста ГАИ. Но холодное оружие было от его груди на гораздо более близком расстоянии. Ситуация оказалась весьма серьезной. Парень выглядит неслабым. Габаритами, конечно,
ему уступает, но все-таки... Сначала деньги. Потом, глядишь, велит выкатываться из машины. Хорошо еще, если ножом не пырнет.
И вдруг Головкину сделалось смешно. Что за нелепость получается? Он сам преступник, каких еще поискать, он наводит ужас на всю Москву и область. Каких только слухов о жутком, загадочном Фишере не ходит. Не какой-нибудь участковый дядя Анискин, а лучшие следователи Генеральной прокуратуры ищут его несколько лет и не могут найти. И он станет жертвой нападения малолетнего хулигана? Действительно смешно.
В маньяке взыграло преступное самолюбие. Пусть даже предстоит борьба, предстоит помериться силами, но он юного грабителя сегодня не отпустит. Изнасилует, помучает, убьет и расчленит.
— Чего лыбишься, мужик? Деньги гони. Не ясно, что ли?
В способах обмана подростков Головкин не отличался разнообразием. Но в данном случае был нужен другой подход. Он попытался вспомнить, что знал из блатного лексикона.
— Ты лучше спрячь перышко, — спокойно сказал взрослый человек, очень спокойно. — Давай лучше побазарим.
Что взять с начинающего хулигана? Криминалитет в основной своей массе — порода шакалья, трусливая. Их основные методы — нападать стаей, сразу подавлять сопротивление своей агрессией. Опыта у Сергея К. в этом деле было маловато. А тут вполне уверенный в себе мужик.
— Чего? — попытался возразить подросток и чуть двинул рукой с ножом вперед.
Головкин сунул руку в правый карман и мгновенно вытащил нож вдвое больший. Нападавший вдруг почувствовал сталь у самого своего горла.
— Спрячь перышко, пацан, я сказал, — повторил Головкин.
Парнишка убрал нож и взялся было за ручку двери.
— Сиди! — приказал Головкин, и подросток повиновался, признал, что нервы противника покрепче его будут. — Давай лучше о деле побазарим.
— Давай, — пожал плечами Сергей К. ...
Милиционер на посту ГАИ сонно поднял голову от книжки, поглядел на дорогу. Вроде бы посреди дороги видны задние огни того «жигуля», который минут пять назад мимо проехал. Посадил какого-то парня. Остановился. Странно. Но выходить под дождь очень не хотелось.
А в прямой видимости с поста ГАИ два человека, которые только что угрожали друг другу ножом, готовились к ограблению коммерческого ларька.
Головкин, зловеще улыбаясь, посмотрел сникшему пареньку прямо в глаза.
— Знаешь, кто я такой?
— Нет, — помотал головой подросток.
— Лучше бы тебе не знать. Потом скажу... В общем, дело такое. Есть один коммерческий ларек тут неподалеку. Круглосуточный. Там ночью обычно баба сидит, редко парень. Подъедем. Я отвлеку продавца, а ты незаметно подойдешь сзади и возьмешь его на понт, чтобы сигнализацию не успел нажать.
— Ага, — кивнул паренек.
— Тебя как звать? — спросил Головкин.
— Сергеем.
— Клево. Меня тоже Сергеем.
Они обменялись рукопожатием. Головкин почувствовал, что только внешне подросток пыжится и старается казаться крутым. А кожа его еще по-детски нежная. Ему захотелось ласкать эту кожу. А ласку он привык проявлять при помощи ножа.
— Только как бы тебе совсем незаметно там очутиться...
— На пол в машине сяду, — предложил новоявленный юный сообщник.
— Здоровый ты больно. Не западло тебе, Сере-га, в багажник лечь? Там у меня пусто. Войлоком простелено. Я захлопывать не буду.
— Нормалек. — Сергей К. даже подмигнул. — Где наша не пропадала?
— Действительно, — согласился Головкин. — Дай мне твое перышко от греха. А то там надо будет немного по колдобинам проехать. Еще выскочит тебе же самому в брюхо. А перед поворотом к ларьку я тебе его отдам.
— Бери.
Глупый подросток отдал маньяку свое единственное средство обороны и с готовностью пошел укладываться в багажник.
— Ты только не захлопывай, — снова подмигнул Сергей К. Головкину уже из темноты багажника, — ага?
— Ага, — кивнул Головкин и тут же с мягким щелчком захлопнул замок крышки.
Открыть его изнутри без помощи ножа, пальцами было невозможно...
Сержант дорожной милиции еще раз поднял голову от книжки. Машина все стояла на прежнем месте. Да что там такое? Сходить, что ли, посмотреть? Но тут красные задние огни на мгновение закрылись человеческими силуэтами. Какое-то шевеление, и автомобиль быстро уехал. Ну и фиг с ним, подумал страж порядка. Через полгода именно этот служивый, уже старший сержант, обратит на эти же «Жигули» уже гораздо более пристальное внимание...
Шины мягко шуршали по асфальту, холодный весенний дождь барабанил по крыше, а маньяк громко пел за рулем от предвкушаемого удовольствия. До самого гаража ему никто не встретился.
Багажник он открыл конечно же, только когда загнал машину в гараж и закрыл его ворота.
— Ты что, Серый! — возмущенно запыхтел Сергей К., вытягивая затекшие конечности и выбираясь из багажника. — На хрена захлопнул?
— Извини, случайно получилось.
— А где это мы? В гараже?
— В нем. Придется малость подождать. У ларька менты были. Но всю ночь они торчать там не будут. Не возражаешь пока спиртяшки хряпнуть немного?
— Ну! — взбодрившись, усмехнулся парень.
— Можно и насчет чувихи сообразить.
— Ну! — Сергей К. усмехнулся еще бодрее.
— Тогда спускайся в подвал.
Парнишка спустился. Огляделся с любопытством, в котором была лишь очень небольшая доля настороженности. Что это? Веревка с петлей висит. Заскорузлая тряпка, испачканная чем-то бурым...
— Хочешь фокус покажу? — предложил Головкин, спустившись следом.
— Давай.
— Повернись ко мне спиной и сложи руки за спину.
Сергей так и сделал, и его запястья мгновенно оказались крепко скрученными проволокой.
— Эй, ты что... — Подросток отскочил в сторону. — Развяжи!
— Это такая игра, не бойся.
— Ничего себе шры... Ты же сказал: сперва ларек. Потом сюда завез. Спиртик, чувихи...
— А чувиха у нас уже есть. Это ты. — Головкин не спеша принялся раздеваться. — Сначала у меня в рот возьмешь. Иначе зарежу. Ну а потом...
— Ты что, мужик, с катушек слетел? — Сергей К. напряг руки, но они были связаны крепко. Огляделся: нет, по вертикальной железной лестнице без рук не подняться. — Ты что, думаешь, «петуха» нашел? Да за меня знаешь какая кодла в Жаворонках... И солнцевские братки...
Обнаженный, крепкий детина Головкин медленно приближался к жертве с большим ножом в руке.
— Никакие братки тебе не помогут, Сереженька. Я забыл тебе представиться. Я — Фишер. Слышал о таком? И сделаю с тобой все что захочу. И ни братки, ни менты не узнают. Просто из этого подвала никто еще живым не выходил.
Сергей побледнел. Он слышал о Фишере. О нем в их местах слышали все. И вот довелось увидеться. Вся обстановка — мрачный подвал с веревочной петлей, связанные руки, мрачный голый мужик с ножом, не спеша достающий из
ящика пачку презервативов, — говорила о том, что это правда. Помочь Сергею К. мог только он сам.
!Но как?
Подросток не шевелился, когда Головкин подошел к нему и стал аккуратно, стараясь не поранить, обрезать ножом рукава куртки, потом джемпер. Сергей позволил раздеть себя целиком. Головкин велел ему встать на колени и согнуться, а сам принялся натягивать презерватив. Смертельно напуганный мальчик, уже не строящий из себя крутого, был покорен, полагая, что покорность спасет ему жизнь. Черт с ним, с унижением, с болью, лишь бы...
— Я никому не скажу. — Нагнувшись, как было велено, мальчик обернулся, увидел, как Фишер пристраивается сзади. — Тебе понравится... Я все сделаю.
— Еще бы, — усмехнулся насильник, — нечем будет рассказывать. Я тебе голову отрежу. Твоим же тупым ножом.
Закончив, маньяк приподнял голову парнишки за волосы. Тот старался смотреть на мучителя преданно, как собака.
— Понравилось? — спросил Головкин.
— Да, очень понравилось. Теперь ты меня не убьешь?..
Головкин молчал.
— Когда ты это захочешь, я к тебе всегда приеду. — Обреченный вымаливал себе пощаду. — Приведу кого угодно. Я таких девок... Или тебе больше мальчики нравятся? Могу и мальчиков... Хочешь, я этот ларек один грабану? Все деньги тебе отдам.
— Все сказал? — оборвал его Головкин. —
Сейчас самое веселое начнется. Дыба называется. Знаешь, что это такое?
-Нет.
— Узнаешь.
Каждую новую казнь и пытку Головкин заранее проигрывал в своем воображении. И тогда их воплощение приносило больше удовольствия.
Он привязал к запястьям Сергея прочную веревку, перекинул ее через забетонированную в потолке скобу, потянул на себя. Руки подростка вывернулись в плечах, его стало отрывать от пола. Он заорал от невыносимой боли. В суставах что-то громко хрустнуло.
— Я не хочу слышать твои вопли! — прикрикнул на него палач. — Хочешь жить — терпи молча.
Жить? Фишер пообещал оставить ему жизнь? И несчастный подросток стал терпеть. Только шипел от страшной боли.
Мучитель закрепил конструкцию дыбы. Привязал к половым органам мальчика веревку и принялся раскачивать его тело, свирепо улыбаясь. Потом он включил паяльную лампу и принялся опалять жертве волосы на лобке, на голове, сжег брови и ресницы. Открытое пламя касалось и кожи. А мальчик героически терпел. Только морщился и шипел от боли...
Читая эти жуткие описания в показаниях Головкина, выслушивая его ответы, следователи удивлялись молчанию Сергея К. во время пыток. Ведь от него маньяк не требовал никакой выдачи военной тайны. Для маньяка ведь пытка имела не прикладное, а самоценное значение. Впрочем, кричи Сергей — все равно его никто бы не услышал. Звукоизоляция была надежной. Но он хранил молчание, продолжая на что-то надеяться. Надежда действительно умирает последней.
Чудовище продолжало свои эксперименты, внимательно разглядывая подростка, удовлетворенно кивая при изменении его реакции. Он испытывал к истязаемому интерес не меньший, чем ученый испытывает к подопытной лабораторной мыши.
Маньяк достал большую прозрачную полиэтиленовую перчатку. Такими ему часто приходилось пользоваться при искусственном осеменении кобыл и для прямой пальпации плода в матке животного. Перчатка имела широкий раструб, и длиннорукий Головкин натягивал ее себе чуть не до плеча. Но сейчас она была ему нужна совсем для других целей.
Он надел ее подвешенному на дыбе мальчику на голову и зажал края. Чудовищу было интересно посмотреть, как человек задыхается в полиэтилене. Когда подросток начал конвульсивно дергаться, Головкин снял перчатку, подождал, пока жертва отдышится, и натянул снова.
Потом чудовище сняло полиэтилен и, подтянув жертву повыше, подставило парнишке под ноги табуретку. Боль прекратилась. Напряжение в руках совсем ослабло. Но это был последний отдых. Подросток молчал и только тяжело дышал.
А Головкин, встав на ящик, укрепил на крюке веревку, завязал петлю на шее обреченного.
— Сейчас я тебя повешу, — сообщил он Сергею К.
— Давай, — еле слышно ответил Сергей.
ПОСЛЕДНЕЕ ПИРШЕСТВО ЧУДОВИЩА
Все преступления рано или поздно заканчиваются, и преступник получает по заслугам. Серийные преступления, особенно происходящие в течение длительного времени, производят очень тягостное впечатление на общество. Иногда начинает казаться, что убийства, насилия, грабежи, совершающиеся похожими способами, — дело рук наглых преступников, которые хитрее и умнее всей карающей машины, их преследующей.
Но они всегда попадаются, иначе быть не может. Их вычисляют или ловят на случайной ошибке. Они оставляют след, они оставляют свидетелей, их выдают сообщники или тайные информаторы, они, не выдержав тяжести греха, являются с повинной. Хуже дело с такими сверхосторожными маньяками-одиночками, как Головкин.
Читатель уже знает, как сыщики шли по следу Удава. Сколько было допущено досадных ошибок, ложных предположений, уводивших следствие в сторону. И как сужалось все-таки вокруг мерзавца кольцо возмездия. Головкин постоянно принимал меры предосторожности. Психопатом с безумными глазами он был, лишь когда резал детей или мечтал об этом, в остальное же время он оставался крайне хитрым экземпляром рода человеческого, хотя при этом и не обладал особенно высоким интеллектом. Но что он чувствовал, осознавая себя врагом общества номер один, ощущая себя под постоянным прицелом?
Это нетрудно себе представить. Даже если просто так, в шутку, долго пристально смотреть на человека, сохраняя при этом серьезное выражение лица, человек начинает нервничать, терять контроль над собой, над обстановкой, стараться избежать взгляда. Что уж говорить о ситуации, когда пристально смотрят через оптический прицел...
А взять существо с более примитивной психикой. Задержите взгляд на глазах незнакомой собаки, даже большой и сильной. Редко какая останется при этом спокойной, разве что слабовидящая. И редко какая пойдет в атаку. В большинстве случаев она или постарается убежать, или зайдется злобным бессильным лаем.
Психопатическая мания дала Головкину ужасную судьбу. Он был один со своей черной душой и никому не мог поведать о том, как грех грызет его изнутри, словно раковая опухоль. Не случайно он некоторым своим жертвам сначала признавался, что это он, старший зоотехник-селекционер первой категории, ударник коммунистического труда, и есть страшный легендарный Фишер. И признавался, сколько уже замученных у него на совести. Он это делал не только для того, чтобы запугать детей, лишить их всякой воли к сопротивлению. Он в какой-то мере облегчал таким жутковатым способом свою душу.
Философия многих религий, в том числе и христианской, построена на дуализме, двойственности мира. Есть Бог и черт, помогающие добрые духи и вредящие злые, правда и ложь, справедливость и несправедливость. Это отражение объективного закона поддержания равновесия, жизнеспособности общества — то, что можно, его сохраняет и есть хорошо, а то, что нельзя, его разрушает. Заповеди христианства в красивых образных формах за тысячелетия, возможно, стали почти безусловными инстинктами в наследственной памяти народов, его исповедующих.
Великая мудрость заключается в сентенции «построить храм в своей душе». Каждый человек тоже маленькое общество, в котором уживаются сознание и подсознание, звериные страсти и правила хорошего тона, эгоистическая агрессивность и человечное милосердие. И то, что нельзя, разрушает человека, и он пытается воспрепятствовать этому.
Мы простужаемся, начинаем кашлять и чихать. И, не советуясь ни с кем, просто изначально знаем: нельзя болеть. Нервы сигнализируют — произошло нарушение. Болит голова, першит в горле. Организм начинает вырабатывать лейкоциты, пожирающие вирусы, а сознание, чтобы помочь организму восстановить равновесие и мир, то есть здоровье, гонит нас в аптеку покупать какой-нибудь быстрорастворимый шипучий «Эф-фералган УПСА».
Ребенок разбивает любимую мамину вазочку, его ругают, наказывают, лишают сладкого. И в маленьком душевном мире ребенка кончается мир, его игрушечный храм начинает разрушаться — хочется плакать, а игрушки становятся не друзьями, а изделиями легкой промышленности. Он догадывается или ему подсказывают, что нужно просто попросить у мамочки прощения. Мама прощает, и возвращается в душу мир, хорошее настроение и даже, что там советуют, — «Милки вэй», того и гляди, сам замычишь от удовольствия.
Великое христианское таинство евхаристии
(причащения), состоящее из исповедания грехов и самого причащения Святых Тайн, отчасти где-то напоминает обычную человеческую акцию: туда — «мамочка, прости меня, пожалуйста, я больше так никогда не буду», оттуда — «ладно, прощаю последний раз, вот тебе «Милки вэй», смотри не замычи, а то теленочком станешь». Но если в действе причащения содержится глубокий религиозный смысл — приобщение к жертве Христовой и Царству Божию, то в действе исповеди для исповедующегося больше смысла психологического. Человек выпускает из себя, хотя бы символически, грехи — агрессивность, лживость, потакание низким страстям, все, что разрушает
I внутренний храм, мешает нормально себя чувствовать в обществе и в собственной душе. И человеку становится легче, иногда просто в физическом смысле легче.
Мы все когда-то исповедуемся, выговариваемся, признаемся, плачемся в жилетку. Не всякий пойдет на исповедь к священнику, к духовнику, но кому-нибудь когда-нибудь обязательно расскажет о том тайном, что гложет и мучает, — другу, любовнице, жене, матери, батяне-комбату, да хоть
(домашнему коту Барсику.
Головкин Сергей Александрович, 1959 года рождения, возбудимый психопат, навязчивый педофил с гомосексуальной ориентацией, серийный убийца, садист, вампир и каннибал, был признан психически нормальным человеком. Нормальным, то есть прекрасно осведомленным, что такое хорошо, что плохо, и осознающим, что все воплощения его дикой страсти — от целенаправленного знакомства и обмана мальчиков до захоронения их
I
останков — были хорошо продуманным и сознательно законченным преступлением.
Он признавался потом, что испытывал огромный душевный подъем и облегчение от причинения детям страданий и расчленения их тел. Он мог совсем не испытывать мук совести, мог считать себя каким-нибудь особенным, супер-Фишером, суперкиллером, самим дьяволом, мог противопоставить себя всему человечеству, но не мог не считать себя частью человечества. Хомо сапиенс обязан быть частью какого-то общества, иначе он сходит с ума по-настоящему.
У Головкина были мать и младшая сестра, были приятели, скорее просто знакомые по школе, Тимирязевской академии, работе, знакомые, окружавшие его в Горках-10 мальчишки. Но он был одинок. Всегда. У него никогда не было друзей, людей душевно близких. У него, как у «голубого», никогда не было любовника. А настоящие гомосексуалисты обычно стремятся к постоянным связям. И некому было высказаться о страшной тайне, переполнявшей его черную душу.
У Головкина хватало воли молчать об этом очень долго, но не хватило бы молчать всю жизнь. Потому что грех был настолько велик, что разрушал даже такой сатанинский храм, как у него в душе. Это было объективно, помимо воли и желаний Головкина. Он должен был потерять осторожность и попасться. Грех выдавил из него эту осторожность, и преступник не заметил свидетеля, указавшего следователям на него.
А потом он почти сразу лишился сил сдерживать молчание. Его исповедующими стали следователи по особо важным делам при Генеральном
прокуроре Российской Федерации, старшие советники юстиции Е. А. Бакин, В. Е. Костарев, капитан юстиции С. Н. Сильченко. И все, в чем признался Головкин, было проверено и доказано как реальное деяние и использовано против него. А судья А. А. Дзыбан вместе с народными заседателями Э. А. Карповым и Ю. А. Кузнецовым сформулировали закономерную кару.
Головкин был воспитан в духе правоверного советского атеизма, никогда не ходил в церковь и верил только в свои ужасные фантазии. Его приговорили, и он провел много времени в камере-одиночке для смертников. Ни свиданий, ни соседей, только свои тяжкие мысли. Вся его камера была увешана дешевыми бумажными иконками, горела лампадка. Преступник выражал запоздалое раскаяние.
Не было там с ним Бога, не могло быть. Но он не оставался совсем одинок. Пушкин в «Борисе Годунове» гениально выразил подобное состояние. С Головкиным всегда, до самой смерти, были «мальчики кровавые в глазах».
Развязка наступила осенью 1992 года. 4 октября грибники наткнулись в лесу на останки двух расчлененных детских трупов. Это было неподалеку от станции Часцовская и, кстати, неподалеку от пионерского лагеря «Звездный», близ которого в 1986 году было совершено убийство, породившее мрачную славу Фишера.
На этот раз степень разложения тел была не слишком сильной, их смерть наступила не больше трех недель назад. А это значило, что если сущесг-
вуют какие-нибудь свидетели, хоть что-то могущие сообщить следствию, то и найти их легче и память их будет надежнее, чем если бы обнаружилось, что убийство совершено давно. Руководителю следственной группы Евгению Бакину профессиональное чутье подсказывало — на этот раз они возьмут наконец Удава, просто обязаны это сделать.
Все признаки характерного почерка этого преступника были налицо: отчлененные руки, ноги, головы, скальпированная кожа, следы удавок, ожогов, отрезанные половые органы. Только одна новая деталь — волосы обоих мальчиков были совершенно седыми.
Для последующего изобличения вины убийцы, фактического доказательства Бакин распорядился на месте захоронения после вывоза останков зарыть маяк. То есть обыкновенную пустую, закупоренную бутылку, в которую была вложена записка на бланке прокуратуры о том, что на этом месте были найдены тела убитых Юры Ш. и Дениса Е. Их имена определили быстро. Родители не стали медлить, как мать Сергея К., апрельской жертвы, с заявлением о пропаже детей.
На всякий случай решили поискать и в лесу вблизи указателя «Звенигородское лесничество» на Втором бетонном кольце. И нашли труп Владика С. Судя по розыскному делу о пропавших мальчиках, все трое — Юра, Денис и Владик — жили по соседству, учились в одной школе и дружили между собой. Последний раз живыми их видели всех вместе 15 сентября.
У Бакина не было сомнений — на этот раз Удав совершил тройное убийство, аппетиты чудовища растут, и, если он в ближайшее время не найдет преступника, можно расписываться в собственной профессиональной несостоятельности.
Лебединая песня Головкина, нет, последнее пиршество чудовища длилось — трудно поверить — десять часов! Около восьми вечера он загнал автомобиль с мальчиками в гараж и около шести утра покинул гараж, выбив табуретку из-под ног последнего.
Наступил будний рабочий день, среда. Зоотехник вышел на работу, поспав совсем немного. Руки дрожали. Даже не мог надеть сбрую на лошадь.
— Серег, да ты, похоже, всю ночь вагоны разгружал, — предположил один конюх, — пульмановские. На тебе лица нет.
— Намахался? — более грубо выразил ту же мысль другой.
Головкин молчал. Он действительно намахался. Топором по детским костям.
Но позже в своих показаниях, описывая последнее преступление, сообщил, что, закончив его, «чувствовал необыкновенный подъем».
Владиславу С., Юре Ш. и Денису Е. было соответственно четырнадцать, двенадцать с половиной и двенадцать лет. Они жили в поселке Юра-сово в двух километрах от Горок-10. Там было все, что нужно для нормальной жизни подростков, кроме одного — игровых автоматов. Как-то попробовав, ребята не могли уже себе отказать в этом удовольствии и, экономя на завтраках, собирая и сдавая пустые бутылки или выпрашивая деньги у родителей, после школы частенько ездили предаваться новомодной в России западной страсти.
Ближайшим к Юрасову Лас-Вегасом был Белорусский вокзал столицы. Там был недавно открыт зал игровых автоматов. Очень удобно для привыкших с юных лет к разъездам жителей Подмосковья. От дома до Жаворонков на автобусе, на электричке до Москвы, а там далеко ходить не надо. И потом в обратном порядке до дому. Только, к сожалению, рейсовые автобусы ходили пореже, чем электрички.
Погожим вечером 14 сентября 1992 года ребята возвращались со своих игрищ не втроем, как обычно, а вчетвером. С ними отправился развлечься еще один приятель, Женя Л. Он учился с мальчиками в одной школе, но жил в Горках-10. Настроение у ребят было хорошим. Все оказались хоть и в небольшом, но выигрыше. Даже домой ехать не хотелось. Но надо. Ругать будут.
— Давай завтра еще раз рванем после уроков? — предложил самый старший, Владик.
— Давай! — поддержали остальные.
— А вот бы вместо уроков... — размечтался Денис.
— Я не могу, — погрустнел Женя. Он был самым домашним из всех ребят. К тому же и выиграл меньше других — только на жвачку и хватило. Было от чего загрустить.
— Да ладно тебе, Жека, — хлопнул его по плечу старший. — Так и быть, одолжу тебе тыщи три.
— Да не в этом дело. У меня завтра музыка.
— Пиликалка, — скривился Юра.
— Не пиликалка, а скрипелка... Да где этот чертов автобус?!
Народу на автобусной остановке в Жаворонках была пропасть. Предыдущий рейс отменили из-за поломки, и теперь было сомнительно, что даже в «Икарусе» все желающие уместятся. И вдруг Женя заметил бежевые «Жигули» возле хозяйственного магазина. Вроде из их поселка.
— Я сейчас, парни. — Он торопливо пошел к машине.
— Ты куда? — окликнули его.
— Сейчас, погодите. Может, на тачке поедем.
Головкин вышел из магазина и просто умилился. Возле его машины стоял мальчик. Такой, какой нужно. Небольшого роста, белокурый, хрупкий. Хрящики такого еще легко режутся ножом, а кости перерубаются с одного удара топором. Вот было бы так всегда. Чтобы они сами подходили, глупые и доверчивые, как голуби, а ему бы только оставалось хватать их и тащить в гараж.
Но, увы, это был Женька из их поселка, знакомый. Мальчишка из постоянного окружения, из тех, что постоянно вертелись под ногами на конюшне. Он и так уж рисковал два последних раза, когда сажал к себе в машину ребят из Успенского, где его хорошо знали многие. Хотя уже так хотелось. Желание, сладострастные видения всю последнюю неделю твердили: пора, пора, пора. Когда-нибудь он не выдержит, просто возьмет этого Женю, приведет к себе домой, разденет, ляжет на него и в таком положении задушит конской уздечкой...
— Здрасьте, дядя Сереж, — оторвал его от грез соседский мальчик.
— Здорово.
— Дядь Сереж, а вы сейчас домой едете?
— Домой.
— А нас не подбросите?
— Кого это — вас?
— Ну мы тут с ребятами. Им до Юрасова. Это ведь по пути, да?
— Ладно, давай своих ребят. Все влезут?
— Влезут! — ответил Женя уже на бегу.
Вот какой у всей компании получился удачный день. И в выигрыше, и домой с комфортом доедут на шармачка. Счастливые ребята были веселы и оживленны. Через пять минут добрый дядя Сережа знал все. И где они живут, и где учатся, и как учиться надоело, теряя время на всякую ерунду, вместо того чтобы на автоматах играть.
— Или делом заняться серьезным, — вполне серьезно подсказал дядя Сережа.
— Каким? — спросил Владик.
— Ну, скажем, ларек коммерческий грабануть, — со свойственной ему безошибочной оригинальностью подсказал Головкин.
И на другой день 15 сентября он уже специально приехал в Жаворонки и стал поджидать именно этих мальчиков, которые сказали, что сегодня опять собираются играть на автоматах Белорусского вокзала. Желание горячей волной подступало к щекам, гулко стучало в ушах. Он даже придумал, как поступит с этими тремя мальчиками. Все утро совершенствовал дыбу в своем подвале.
Страсть была так сильна, что он совсем забыл о Жене Л., которого вчера по-соседски довез до самого дома.
Он ждал троих маленьких игроков. И дождался.
На этот раз все глупые любители легкой наживы не уместились в багажнике этого перевозчика смерти. Одному пришлось лечь на пол между передним и задним сиденьями. Примерно в 19.30 машина промчалась через поселок Юрасово. Может бьггь, ее видел кто-нибудь из родителей этих ребят. А ребята думали, что участвуют в каком-то замечательном озорстве.
В остальном все было как прежде, только масштабнее в три раза. И в три раза больнее.
Он запер дверь подвала, отрезав пленникам путь наверх.
— Сколько будет восемь плюс три? — Маньяк не просто спросил, а как-то прогавкал от нетерпения.
— Что? — растерялся Владик.
— Сколько будет восемь плюс три?
— Ну одиннадцать.
— Вот именно, одиннадцать, — поднял вверх палец Головкин. — С вами тремя у меня уже будет одиннадцать убитых мальцов.
Помимо сменяющих одна другую попыток полового акта, помимо почти беспрерывного разврата, в который он заставлял пленных вступать и друг с другом, маньяк предложил этим маленьким игрокам новую страшную игру по своим правилам: в партизан и карателей. Определив, в каком порядке они умрут, он заставлял одного ребенка вешать другого, выбивать табуретку из-под ног... И дети, смертельно напуганные, делали это под угрозой того, что палач поменяет их местами.
Оправдываясь потом на следствии, хоть никакие оправдания тут невозможны, Головкин говорил, что хотел доказать себе постулат о врожденной греховности человека, о том, что друг всегда запросто может предать друга в минуту смертельной опасности. И даже убить. Чудовище...
Из показаний обвиняемого С. А. Головкина на допросе 22 октября 1992 года:
«...Мне интересен был сам процесс этих действий, их унижение, подчинение моей воле, у меня наступал эмоциональный подъем от виденного, какое-то самоутверждение. Этим же я руководствовался, когда стал по очереди их вешать на глазах друг у друга, они не могли препятствовать мне, в глазах был один испуг».
Десять часов продолжался этот кошмар. Десять часов ждал смерти самый младший из мальчиков — Денис. Чудовище в облике зоотехника проявило людоедский гуманизм, объявив Денису Е., что полюбил его больше остальных и поэтому съест последним.
Заставив Дениса казнить Юру, Головкин вспомнил свой педагогический опыт и устроил наглядный урок анатомии. Расчленяя одного мальчика на глазах другого, чудовище показывало живому человеческие органы, называло их, объясняло их назначение. Связанный и подвешенный на дыбу, Денис пытался отворачиваться, но чудовище совало ему под нос то печень, то еще теплое, дымящееся в сыром холодном подвале сердце. Во-
лосы на голове несчастного ребенка поседели в одночасье.
Время шло, но вдохновленный маньяк не замечал его.
Из показаний обвиняемого С. А. Головкина на допросе 22 октября 1992 года:
«...Закончив с расчленением одного, я заставил другого пососать еще раз мой половой член и, по-моему, пытался совершить с ним акт мужеложства. Перед тем как совершить убийство, я повесил его с помощью веревки за руки на крюке. При этом я использовал и кольцо металлическое, которое затем обнаружили в моем рыбацком ящике. Я его надел на крюк, сделал петлю, накинул мальчику на шею и пропустил веревку через это кольцо. Все это я сделал с тем, чтобы придушить немного его, если вдруг он вздумает кричать. Закончив все эти приготовления, я сообщил, что сейчас буду у него на груди выжигать нецензурное слово... Во время выжигания этого слова он не кричал, только шипел от боли. Затем я повесил его на веревке сине-белого цвета. Было уже утро...»
На этот раз в виде талисманов он взял себе их нательные иконки и крестики. Носил несколько дней в кармане. Они, должно быть, очень тяготили, и он их выбросил в Москве возле платформы Беговая.
КОНЕЦ ЧУДОВИЩА
18 октября, спустя месяц после убийства, Головкин проезжал на своей машине мимо поста ГАИ возле села Успенское. Там была пробка. Авария? Проверка? Нет. Оказалось, что затор образовался, чтобы по дороге прошла большая процессия людей. Это были похороны. Оркестр играл у входа на кладбище. Людей было гораздо больше, чем могло бы присутствовать на семейных похоронах. Над головами проплыли три уже заколоченных гроба, обитых красной материей.
Хотя торопиться было особенно некуда, работы на конном заводе сейчас немного, вообще было воскресенье, Головкин нервничал, стоя в пробке, и мотора не выключал. Какой-то он чувствовал в последнее время дискомфорт. Может бьггь, из-за той серой «Волги», что неотступно следовала за ним от самой кольцевой дороги? А может, из-за этого гаишника с коротким автоматом на пузе, который прохаживается по обочине и поглядывает, кажется, все время на него?
Объехав грузовик, слева встал на свободное место мотоцикл с коляской. Головкин узнал в мотоциклетном седле соседа и открыл окошко.
— Михалыч, привет.
— Здорово, Серега.
— Кого это хоронят, не знаешь?
— Знаю... — При этом всегда, в общем, добродушный Михалыч крепко выругался. — Трех пацанов из Юрасова. Дети еще совсем. Погибли.
— Под машину попали?
— Хуже. Убила их сука какая-то. Маньяк. На куски разрезал... Фишер, наверное...
— Так Фишера ж, я слышал, поймали.
— Куда им, — махнул рукой Михалыч. — Какую же суку земля-то носит, а? Его б самого, гада, так же, как он ребятишек...
Головкин знал, что младшему сыну Михалыча девять лет и мужик очень боится за ребенка.
При последних словах мотоциклист с какой-то особенной злостью посмотрел на Головкина, и тому пришлось отвернуться. Случайно, конечно, так посмотрел...
А вот насчет серой «Волги» владелец бежевых «Жигулей» был прав. С этого дня за ним было установлено наблюдение.
Следствие велось в нескольких направлениях. Когда было установлено, что накануне и в день исчезновения мальчики ездили в Москву, оперативники в штатском стали дежурить в зале игровых автоматов на Белорусском вокзале, обходить электрички, высматривая подозрительных мужчин, заговаривавших с незнакомыми мальчиками. На пристанционных площадях следили за частными автовладельцами, сажавшими в свои машины детей.
Еще одним местом сбора информации была Юрасовская школа. В присутствии директора школы в ее кабинете помощник прокурора Одинцовского района Наталья Смолеева по очереди беседовала с восьмиклассниками, соучениками Владика С., и шестиклассниками, учившимися вместе с Юрой Ш. и Денисом Е. Точнее говоря, это была не беседа, а допрос, и информация могла иметь оперативное значение.
Но пока ничего ценного узнать не удалось. Погибшие ребята были совершенно обычными, в
меру шалопаи, в меру озорники. Да, видели всех троих последний раз в школе 15 сентября. Вместе собрались и куда-то поехали. Кто-то сообщил, что ехал с ними на автобусе до Жаворонков. Кто-то видел, как под вечер они сходили в Жаворонках с электрички, прибывшей из Москвы. Удалось также выяснить, с кем можно побеседовать из других классов, кто с ними дружил.
В кабинет вошел невысокий застенчивый мальчик Женя Л.
— Женя, я знаю, что ты дружил с Владиком, Юрой и Денисом, — сказала Наталья Смолеева.
— Ну да, в общем, — кивнул мальчик.
— Ты слышал, что с ними произошло?
Мальчик кивнул и отчего-то опустил голову.
Женщина почувствовала — он может что-то знать.
— Скажи, пожалуйста, ты никогда не ездил с ними в Москву? Поиграть на автоматах, скажем, а?
— Ну-у... — Женя как-то замялся.
— Если ты это делал без спросу у родителей, то — клянусь тебе — ни я, ни Марина Львовна им об этом не сообщим.
— Ездил. Один раз. Они на другой день опять звали, но я не мог. У меня была музыка. А потом они... пропали.
— То есть ты ездил с ними когда точно? По каким дням у тебя музыка?
— По вторникам и пятницам.
— Вот календарик. Давай посчитаем.
— Так. Ну вот, значит, четырнадцатого сентября я с ними ездил.
— На чем ездили?
— На автобусе до Жаворонков, потом на электричке. И обратно так же.
— А что на Белорусском вокзале было?
— Ну, ничего такого. Играли. Владик больше всех выиграл. Я проиграл. Потом жвачку покупали на вокзале. Потом домой поехали на электричке.
— Прямо домой?
— Нет, ну до Жаворонков. Там автобуса долго ждали. А потом он нас подбросил. Ну, пацаны в Юрасове сошли, а меня до самой калитки довез...
— Кто довез?
— Ну... этот, автобус.
— Точно автобус?
Мальчик понял, что проговорился. А дядя Сережа просил никому не рассказывать о том, что подвозил их на машине. Почему — Женя точно объяснить не мог. Дядя Сережа любил из всего делать какую-то тайну. О том, что к нему домой ходили, что на случку лошадей пускал, что на автомобиле возил — обо всем надо было молчать. Ага! Он же договаривался с теми ребятами на другой день чего-то ограбить. Потом их убили, а дядя Сережа жив — только сегодня утром его видел. Но ведь дядя Сережа друг. Друга нельзя выдавать.
Смолеева напряглась, услышав про калитку. Если они ехали не на автобусе, то на чем? На автомобиле? Она знала, что руководитель следственной группы Бакин считает наиболее предпочтительной ту версию, по которой убийца имеет автомобиль и гараж.
— Женечка, мне кажется, ты что-то недоговариваешь. Ты знаешь, что Владика, Юру и Дениса убили. Но может бьггь, не знаешь, как убили... Вот если ты уколешь палец иголкой, тебе больно, так? А этим мальчикам еще живым резали кожу ножом, понимаешь? И прижигали грудь раскаленной про-
волокой. — У помощницы прокурора на глазах выступили слезы. — И этот убийца еще на свободе разгуливает. И ты сам можешь стать его следующей жертвой. Скажи, пожалуйста, что ты знаешь? На чем вы ехали из Жаворонков?
— На машине, на «Жигулях», — опустив голову, сказал Женя.
— Ты знаешь того, кто вас подвозил?
— Дядя Сережа Головкин из нашего поселка.
— И о чем вы говорили с ним?
— Он с ребятами собирался на другой день ларек ограбить.
— А что ребята?
— Ну, они так... вроде согласились.
— Другой день, это, значит, пятнадцатое сентября?
-Да.
— Пятнадцатого сентября во сколько договаривались?
— Ну, вечером. Они собирались на автоматах играть на Белорусском, а потом вроде, когда вернутся, он будет их ждать там же, в Жаворонках у станции. Но так, неопределенно...
— Скажи, пожалуйста, Женя, а ты давно знаешь этого дядю Сережу Головкина? — Помощник прокурора старалась говорить медленно, спокойно. Информация могла быть очень важной.
— Давно.
— Кто он такой? Сколько ему лет?
— Он у нас на конном заводе работает зоотехником, кажется. А лет ему, ну, тридцать, наверное.
— А ты у него дома бывал?
— Да, мы с ребятами были, — неохотно кивнул Женя.
Пионерский лагерь, каких много в Подмосковье.
Здесь
начинались
страшные
злодеяния
Головкина
Первые неудачные попытки сделать фоторобот преступника
Справа: Головкин катает на лошади ребенка. Жуткая “идиллия”...
Находят труп, уже не первый...Документы следствия(оперативнаясъемка):Пыточный погреб маньяка.
Убийце приходится “демонстрировать”, что и как он творил со своими жертвами
Процедура опознания. Убийца сидит слева
Удав Головкин после оглашения смертного приговора
— Он с кем живет? У него есть жена, дети?
— Не, он один живет.
— А что вы делали у него дома?
— Ну так, про лошадей говорили, курили, пили...
— Что пили?
— Я чай пил! — твердо заявил мальчик. — А ребята там, ну, спирт пили...
— А не говорил дядя Сережа о сексе, а? Может, картинки какие показывал вам, фильмы?
— Ну говорили, так, вообще... Он нас водил на конюшню смотреть, как лошади парятся.
— Что?
— Ну, спариваются.
— Женечка, а ты не скажешь, этот дядя Сережа, ну, может быть, когда выпьет, не приставал к мальчишкам? По коленкам не гладил? Или обниматься не лез?
Свидетель снизил голос до шепота.
— Мишка рассказывал, дядя Сережа как-то на конюшне пьяный был и хотел с него штаны снять, за жо... за попку хватал. А потом он с ним в лес ездил. Говорил, какое-то старинное оружие искать. А сам ему глаза завязал и по лесу так зачем-то водил.
— Спасибо, Женя. Ты нам, кажется, очень помог.
Так следствие вышло на финишную прямую.
В 1986 году один мальчик увел следствие надолго в сторону, выдумав Фишера.
В 1992 году другой мальчик вывел на настоящего убийцу.
5 Удав
К сожалению, за время между этими событиями Сергей Головкин убил девятерых.
Но все необходимо было еще доказать.
Следователь по особо важным делам Евгений Бакин почувствовал настоящее, холодное волнение сыщика. По всем признакам, они вышли на Удава.
Здоровый холостой мужик, интересуется мальчиками, имеет автомобиль и гараж в Горках-10, работает зоотехником, скорее всего Тимирязевку закончил, а там анатомию преподают, работает на конном заводе, а там лошадям кормовую соль дают.
Но это были только признаки, очень косвенные подозрения, а нужны были прямые улики.
Бакин распорядился установить за Головкиным негласное наблюдение. Поскольку подозреваемый постоянно пользовался автомобилем, в известность об этом была поставлена и ГАИ Одинцовского района Московской области.
Однако взять преступника по классическим детективным канонам не получилось, и этому помешало то обстоятельство, что, несмотря на секретность оперативных действий, информация о них растеклась по слухам. Простые милиционеры, участвовавшие в деле, были в основном местными жителями. Кто-то шепнул жене, та шепнула подруге, и растеклось. Слухи о кровавом Фишере, державшем в страхе не только Одинцовский район, но и всю Москву с областью, и слух о том, что Фишер и скромный зоотехник МКЗ №1 Сергей Головкин — одно лицо, соединились буквально за день.
Наш простой народ, как известно, добродушный и жалостливый. Оступился человек, но повинился — простим его. А то и не повинился. Янаева и Павлова с компанией простили. Руцкого и Хасбулатова с компанией простили. И еще дружно за них проголосовали.
Но наш народ в массе своей еще и чадолюбив. И за детей своих глотку пере1рызет.
Вокруг Головкина растягивали сеть не только следователи Генеральной прокуратуры. Давно была приготовлена куда более широкая сеть всенародной ненависти. Чудовище, насиловавшее, пытавшее детей, резавшее их на куски, не могло получить ни прощения, ни пощады.
Молоденький старший сержант милиции, постовой ГАИ, был тоже представителем простого народа, и у него подрастал маленький сын. Хмурым днем 19 октября он дежурил у железнодорожного переезда вблизи станции Пионерская. Это был временный пост, и старший сержант вместе со своим напарником мог уехать оттуда в любой момент. Рельсы медленно пересекла бежевая «тройка». Милиционер мог даже не заглядывать в блокнот. Номер он помнил наизусть — Д 61-25 МО.
19 октября в понедельник Головкин не вышел на работу. И сам не знал, куда и зачем поехал на машине. Просто не сиделось на месте. Он нервничал. Его не покидала почти абсолютная уверенность, что за ним начали следить. Он даже подумал было: не признак ли это шизофрении — мания преследования? Но нет. Вчера за ним неотступно следовала то одна, то другая машина. Еще одна «Волга» весь вечер дежурила у его дома. Неужели все? У них же нет никаких доказательств. Правда, пока они не попали в подвал...
Что там этому мешу надо?
Старшему сержанту было приказано не задерживать эту машину. При случае можно проверить у водителя документы, содержимое салона, багажника и доложить по службе, если будет замечено что-нибудь подозрительное. Он махнул жезлом, давая приказ остановиться. Определенно те самые «Жигули», вот он сидит, наверное, маньяк... Но что-то еще показалось ему в машине знакомым. Он подходил к остановившемуся автомобилю сзади, и вдруг его осенило.
Трудно было сказать, благодаря какому признаку осенило. «ВАЗ» как «ВАЗ», и спереди и сзади. Тысячи таких бегают по дорогам. И цвет очень распространенный. Но милиционер вдруг вспомнил дождливую апрельскую ночь полгода назад. Он сидел в будке на посту возле села Успенского, читал анекдоты про милиционеров, и его клонило в сон. Мимо проехали бежевые «Жигули», подобрали пассажира, остановились посреди дороги и долго стояли. Потом — какое-то движение позади автомобиля. Постовому это тогда показалось подозрительным, но очень не хотелось выходить под дождь.
Он готов был дать голову на отсечение, что тогда была именно эта машина, которая сейчас остановилась по его приказу, и тогда маньяк посадил в нее подростка, которого потом убил. А он, старший сержант, мог предотвратить в ту ночь преступление, но не предотвратил. Его вина, которую надо загладить хотя бы перед своей совестью.
— Старший сержант П. Документы предъявите, пожалуйста.
Владелец машины покорно протянул права и техпаспорт. Милиционер долго и внимательно изучал их, сверил фотографию с лицом.
— Ваш личный паспорт попрошу, пожалуйста.
Это было странно. Головкин пожал плечами и
достал паспорт из внутреннего кармана куртки. Снова последовало долгое изучение. Маньяк нервно барабанил пальцами по рулю.
— Выйдите из машины, пожалуйста.
— Зачем? — просипел Головкин. Его голос неожиданно сел.
— Выйдите, выйдите.
Зоотехник вышел. Старший сержант внимательно осмотрел салон. Открыл заднюю дверцу, взглянул на сиденье, между сиденьями.
— Откройте багажник.
В багажнике лежала запаска, инструменты, ножной насос, буксировочный трос. Больше ничего подозрительного, кроме того, что весь багажник, даже крышка, был обклеен мягким войлоком. Документы гаишник все еще держал в руке.
-Ав чем дело, командир? — спросил зоотехник уже окрепшим голосом.
Милиционер захлопнул крышку, закрыл на ключ, который был на одной связке с ключом от зажигания, и положил связку себе в карман.
— Вы задержаны, гражданин Головкин.
— Почему? За что?
— Вам объяснят в Одинцовском УВД. Пройдите в милицейскую машину. Ваша машина будет доставлена туда же чуть позже.
Напарник был меньше осведомлен о деле.
— Поехали в Одинцово, Вить, — сказал ему старший сержант. — Через восьмой пост. Отдам там ключи, чтобы его тачку тоже туда отогнали.
— А чего он натворил? — спросил напарник.
— Натворил... Это та самая сволочь — Фишер.
Головкин молчал. Это было только задержание. У них нет никаких доказательств, чтобы предъявить ему хоть какое-нибудь обвинение. Он будет все отрицать.
В Одинцовском УВД постоянно находился кто-нибудь из группы по делу Удава. В тот день там был следователь Генпрокуратуры Костарев. Весть о том, что привезли Головкина, облетела все здание мгновенно. Возможно, не случайно, а в ожидании этого события тут оказался и корреспондент газеты «Подмосковье».
— Что, правда задержали того, кого подозревают как Фишера?
— Да, правда.
— Его с поличным взяли?
— Да какой там — с поличным. Гаишники просто так приволокли. Нервы не выдержали.
Костарев был страшно раздосадован. Велел отвести Головкина в кабинет, который выделили тут для московских следователей, а сам от дежурного позвонил Бакину. Костарев знал, что руководитель группы в настоящий момент должен был беседовать с директором конного завода, осторожно, исподволь выспрашивая об этом зоотехнике.
— Евгений Анатольич, Головкин здесь. Сержант ГАИ доставил.
— На каких основаниях?
— Ни на каких.
— Черт побери. Еду.
Не дожидаясь начальника, Костарев начал допрос. Головкин держался спокойно, потребовал сообщить, в чем его подозревают. Следователь не стал раскрывать все известные сыщикам факты по литерному делу «Удав» и сначала объявил о подозрениях, существующих в связи с исчезновением последних трех мальчиков.
— Свидетель Женя Л., живущий в поселке Горки-10, показывает, что хорошо знаком с вами в течение длительного времени и неоднократно бывал у вас дома, точнее, в служебной квартире, которую вы имеете в Горках-10, а также на вашей работе на Московском конном заводе № 1. Это так, не отрицаете?
— Да, так. Только вот бывал ли дома — не помню. Может, и заходил когда-нибудь. Ко мне многие мальчишки заходили.
— Тот же свидетель Л. показывает, что четырнадцатого сентября этого года вместе с исчезнувшими на другой день С., Ш. и Е. он ездил в Москву — играть на игровых автоматах на Белорусском вокзале. Когда они возвращались вечером между восемнадцатью и девятнадцатью часами, на площади у железнодорожной станции Жаворонки встретили вас, и вы подвезли их на своей машине. С., Ш. и Е. вышли в селе Юрасово, а Л. — в Г орках-10. Подтверждаете?
— Четырнадцатого сентября? Что-то не помню. Но возможно. В тот день я, кажется, ездил в Жаворонки. В хозмаге покупал стиральный порошок и замазку для окон. Зима скоро. Может, и подвозил ребят. Я всегда подвожу знакомых, если по пути.
— Свидетель определенно утверждает, что в дороге, везя на машине этих ребят, вы разговаривали с ними и предложили на другой день, то есть пятнадцатого сентября, совершить совместное ограбление коммерческой палатки. Подтверждаете?
— Да вы что? Нет, конечно. Зачем мне грабить, да еще каких-то незнакомых пацанов подбивать? Я хорошо зарабатываю.
— Женя Л. сообщил также, что вы знали о том, что С., Ш. и Е. на следующий день снова собирались в Москву играть на Белорусском вокзале и возвращаться домой думали в то же время. А вы настойчиво предлагали ребятам снова встретиться в Жаворонках. Сказали, что будете ждать их в машине.
— Нет, — уже коротко ответил Головкин.
Весь этот диалог протекал не с той скоростью,
с какой можно его прочесть. Протокол допроса — важный документ. Следователь сначала записывал свой подробный вопрос, потом задавал его вслух, выслушивал ответ подозреваемого и также записывал. Писать старался аккуратно и довольно медленно. У допрашиваемого, конечно, было время продумать ответ, поправить что-нибудь, но эта медлительность, дотошная подробность в выяснении мельчайших фактов действовала любому на нервы.
Искусство допроса сродни шахматной игре профессионала с любителем. В пользу профессионала сама обстановка. Конечно, в том кабинете Одинцовского УВД настольная лампа не была направлена в лицо Головкину, табуретка не была привинчена к полу посреди комнаты и по бокам от него не стояли два ражих милиционера с пудовыми кулаками. Но профессионал постоянно атаковал, а подозреваемый защищался. Ресурсы его защиты не были безграничны, и он не знал, каковы ресурсы нападения, какими фактами оно еще располагает.
В кабинете стояла тишина. Но из коридора то и дело слышались шаги, голоса. Один раз Головкину почудилось, как там кто-то громко сказал: «Все, взяли этого Фишера. Теперь ему хана».
Потом приехал Бакин и силы нападения удвоились.
— Свидетель, старший сержант милиции П., сообщил, что в середине апреля этого года, в двадцатых числах, точнее, — Бакин сверился с записью, — двадцать первого апреля он дежурил на посту ГАИ возле села Успенского. И видел, как около полуночи вы проехали на своей машине мимо и неподалеку от поста посадили в машину пассажира. Приметы пассажира совпадают с приметами Сергея К., без вести пропавшего. Подтверждаете этот факт?
-Нет.
Допрос Головкина продолжался семь часов. Следователи видели, что к концу его допрашиваемый все сильнее сутулился, все чаще опускал глаза или смотрел куда-то в сторону. Казалось, он старался стать меньше ростом, забиться в щель, как таракан, лишь бы спастись от уколов явного подозрения. В особенный трепет Головкина приводили вопросы: есть ли у него в Горках-10 гараж, а в гараже подвал?
Но тем не менее он держался, и через семь часов следствие не располагало ни одним доказанным фактом, по которому можно было бы предъявить обвинение. Головкин подтверждал то, что не вызывало подозрений, и отрицал остальное. Даже предупреждение о том, что он может быть задержан на некоторое время для снятия отпечатков пальцев и взятия на анализ крови и спермы, не ! испугало его.
— Хорошо, Головкин, — устало сказал Бакин, ) закончив допрос. — Пока вы свободны. Но не совсем. Ознакомьтесь с подпиской о невыезде за пределы поселка Горки-10 и подпишитесь. Ну и протокол прочтите и поставьте подпись на каждом листе. Вот в этом углу.
Его было решено отпустить. Но не спускать с него глаз. А в подвал головкинского гаража следователи могли запросто попасть под видом пожарной инспекции. Что там имелись неопровержимые улики, чувствовали все.
— Конвойный! — крикнул в коридор Бакин. Именно таким тюремным термином Бакин назвал , высокого усатого старшину милиции, ждавшего в коридоре. — Машину Головкина перегнали сюда?
— Так точно, — пробасил милиционер.
— Проводите Головкина до машины и верните ему ключики документы.
— Слушаюсь.
Но усатый не послушался московских шишек из Генеральной прокуратуры. Он был тоже представителем простого народа, тоже местным одинцовским жителем и, пока велся допрос, успел поговорить со старшим сержантом ГАИ, задержавшим Фишера. Служба службой, но иногда правота \ очевидна, как в данном случае. Сейчас Одинцовцу хотелось, забыв про все юридические тонкости, просто пришибить задержанного мерзавца кулаком.
Головкин шел по коридору впереди, старшина сзади. Старшина внушал уважение — ростом не меньше Головкина, в плечах вдвое шире.
— Налево, — раздалась команда за спиной.
— Почему налево? — Зоотехник в изумлении остановился и обернулся. — Выход там. Следователь распорядился меня отпустить.
— Налево. И вниз по лестнице. Тут я распоряжаюсь.
— Куда вы меня ведете? — спросил Головкин, увидев зарешеченные двери.
— В КПЗ пока посидишь. С такими же пида-рями, как ты.
И такое самоуправство милиции сыграло важную психологическую роль. Может быть, решающую.
Нет, к Головкину не подсаживали провокато-ров-уголовников, милиционеры не били его мокрыми полотенцами и не пытали электрическим током. Ему даже дали кружку горячего чая и бутерброд с колбасой — усатый старшина поделился своим ужином. Ночь в камере предварительного задержания Одинцовского УВД Головкин провел один. На жестких досках, пахнущих тюремной безысходностью.
И все же не один. Борису Годунову, в целом хорошему, несчастному царю, страдавшему головной болью под шапкой Мономаха, в ночных кошмарах мерещился лишь царевич Димитрий, убиенный наемником. Мерзавец Головкин всегда действовал своими руками, своими окровавленными
конечностями, умевшими аккуратно отделять человеческие головы по межпозвоночным хрящам.
Темноту камеры всю ночь посещали мальчики кровавые. Любитель березового сока Сережа, пионер из «Звездного» Андрей, другой Сергей — первая жертва подвала, кроткий Паша, мечтавшие о своем автомобиле Коля и Саша, пермяк Андрюша, крепыш из Успенского Сергей и три последних — Владик, Юра и Денис. Одиннадцать человек, которые никогда не будут взрослыми и приняли такую мучительную казнь, до которой, поди, не додумывались и самые изощренные палачи испанской инквизиции.
Даже не мальчики являлись убийце в кошмаре, а их части — руки, ноги, головы...
И слышался облегченный вздох всего Подмосковья: все, взяли этого Фишера. Теперь ему хана.
И этот вздох, казалось, облегчал черную душу самого Головкина. Он был уже не в силах носить все в себе. Ему требовалась исповедь.
В семь утра Головкин настойчиво постучал в двери камеры.
— Чего тебе? — сонно спросил дежурный милиционер.
— Требую встречи со следователем, который меня вчера допрашивал. Хочу сделать важное признание.
В. Е. Костарев, проводивший накануне допрос Головкина, засиделся в кабинете с документами этого дела допоздна и не уехал в Москву, а остался ночевать в одинцовской гостинице. В половине восьмого он уже был на рабочем месте. Ввели
Головкина. Глаза его были красными от бессонницы.
— Слушаю вас, — сказал Костарев.
— Записывайте. Я, Головкин Сергей Александрович, признаю, что пятнадцатого сентября тысяча девятьсот девяносто второго года совершил убийство троих мальчиков — Владика, Юры и Дениса. Фамилии их не помню. Я обманным путем привез их к себе в гараж, там убил, а потом расчленил их тела и захоронил. Я покажу где.
КАЗНИТЬ, НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ
Следствие по делу особой важности по обвинению Головкина Сергея Александровича сразу по шести статьям Уголовного кодекса, одна из которых — умышленное убийство, закончилось довольно быстро. Даже при самой скрупулезной проверке всех фактов обвинения, следственных экспериментах, официально начавшись 22 октября 1992 года, после предъявления преступнику ордера на арест, к середине апреля следующего года оно было практически закончено.
Но суда преступнику пришлось ждать больше года. Это уж по причинам в основном бюрократического характера и из-за большой загруженности судов. И то, можно считать, что до суда дошло быстро, ввиду огромного общественного резонанса этого громкого дела. Об этом убийце было несколько десятков газетных публикаций почти во всех московских и областных газетах. Оно было Упомянуто во многих телепередачах, уголовных
хрониках. О нем был снят телекомпанией НТВ фильм «Удав» в сериале «Криминальная Россия».
По закону чистосердечное признание должно облегчать участь преступника. Но здесь уж на весах Фемиды колеблются сила вины и сила покаяния. Если бы в России не существовало смертной казни, а в пожизненном приговоре, как в Соединенных Штатах, указывалось точное число лет, то Головкину вполне могли бы скостить срок с пятисот восьмидесяти девяти лет до трехсот шестидесяти трех.
Головкин полностью признал себя виновным в || убийстве одиннадцати мальчиков. Обвинение в II одном убийстве, жертву которого нашли в августе Г; 1986 года, он отрицал. Но зато признался в поку- It шении на убийство Сергея М. возле пионерского г лагеря «Романтик» в 1984 году. До его признания этот факт проходил по делу, давно законченному, по которому виновным был признан некий Голы-шев, житель Голицына, покончивший с собой. Вызванный на опознание Сергей М., уже взрослый человек, сразу указал на того, кто девять лет назад чуть не отправил его на тот свет.
Спокойным, ровным голосом Головкин подробно рассказывал о таком, от чего волосы становились дыбом, ровным почерком описывал свои злодеяния. Во время следствия в тюрьме он казался равнодушным ко всему окружающему и к своей собственной судьбе.
Эта психологическая заторможенность не могла не обратить на себя внимания следствия, и оно само инициировало отправку Головкина на судебно-психиатрическую экспертизу.
Вообще же причинами этой акции по закону
являются (со стороны обвиняемого): «Странное поведение, необычность или безмотивность правонарушения, непонятность или крайняя демонстративность общественно опасного деяния, странные, причудливые мотивы форм поведения, особая жестокость при совершении преступления».
В этом деле была даже какая-то сверхжестокость. Людоедство, попытка сохранить череп и кожу жертвы на память, другие кошмарные эксперименты Головкина находятся за пределами понимания нормального человека.
Но в Институте общей и судебной психиатрии имени В. П. Сербского работают хорошие специалисты. Они не поддаются лишним эмоциям, потому что от их заключения зависят человеческие судьбы. Иногда преступника казнить нельзя, нужно отправлять на принудительное психиатрическое лечение.
2 июня 1993 года С. А. Головкин поступил на исследование в Институт Сербского. Вот отрывки из акта проведенной там экспертизы.
...ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ
Испытуемый контакту доступен, мимика однообразная, ограничена набором стандартных выражений, левая половина лица более обездвижена. Эмоциональные проявления невыразительные, отмечается несоответствие между тонкой избирательной эмоциональной чувствительностью и аффективной тупостью, холодностью. Движения испытуемого скованны, угловаты, неуклюжи, лишены гармоничности, непринужденности, пластичности.
Во время беседы с трудом подбирает нужную позу, часто бесцельно переставляет ноги, перекладывает руки, стараясь их держать у нижней части живота, ближе к лобку, иногда, особенно в первые минуты, неадекватно улыбается, старается не смотреть в глаза собеседника. Речь последовательная, конкретная, однако эмоционально невыразительная, лишена интонаций.
На вопросы отвечает по существу, с готовностью и при внешней заинтересованности отвечает только на поставленные вопросы, не проявляя какой-либо инициативы. Во время беседы остается часто погружен в себя. Сообщая анамнестические данные, рассказывает о себе, о своей жизни, взаимоотношениях с родственниками зачастую формально.
Поясняет, что при общении с людьми ему мешало «взаимное чувство непонимания», с большей частью людей чувствовал себя «не в своей тарелке», общался только на работе, так как предпочитал деловой уровень общения.
Сообщает, что создал себе мир отгороженного, одинокого человека, «куда никого не пускал». Достаточно спокойно, безучастно рассказывает о своем увлечении лошадьми, кратко поясняя, что «лошади — красивые животные и всегда его понимали»...
От работы испытывал удовольствие, стремился к этим действиям, процесс вагинального исследования кобыл доставлял большую радость, особенно когда нащупывал рога матки или завязавшийся плод. Эта работа проходила «на одном дыхании», состояние, наблюдавшееся в процессе работы с лошадьми, отличалось от обычного...
Эмоциональное состояние несколько меняется при разговоре на сексуальные темы. Мимика, движения рук становятся более активными, сидя на стуле, старается выбрать удобное положение, постоянно бесцельно, автоматически перекладывает руки, стараясь обязательно закурить в этот момент.
Становится оживленнее, допускает нетривиальные суждения, однако, несмотря на видимый интерес, оказывается, что он не понимает практически вопроса о половом влечении, на кого оно направлено, плохо представляет значение слов «эротика», «гомосексуализм», постоянно подчеркивает, что его привлекала только одна сцена — агония...
Рассказывает о постепенной отработке деталей совершения преступления, которые «прокручивались» в голове, дополнялись или, наоборот, исчезали, однако схема убийства оставалась всегда единой. Ощущения при этом сопровождались чувством «возбуждения», «возвышенности», отсутствием жалости к своим жертвам, так как он всегда «с целью оправдания себя» выбирал в качестве жертв мальчиков, склонных к правонарушениям.
Состояние начинало меняться, когда «объект» был в его власти, при этом становилось «легче дышать», появлялось предвкушение «радости» и т. д. Сам акт «пытки» длился до трех часов, был одинаковым, «на одном подъеме»...
Самым интересным был вид агонии при удушении, а именно — подергивание тела, предсмертные конвульсии, хрипы, безликое выражение лица, остановившиеся, смотрящие в одну точку глаза, вывалившийся язык, непроизвольный акт дефекации и мочеиспускания. При расчленении тел возбуждение возникало при виде внутренностей...
Постепенно, с каждым последующим убийством, нарастала потребность в «эксперименте», «жажда новых ощущений». Накануне перед каждым убийством представлял и придумывал разнообразные формы «пыток»...
Привлекало то, что «своей властью разрушает детскую дружбу», когда заставлял детей вешать друг друга, возникающее ощущение власти выражалось в «возвышенных чувствах», «электрическом разряде», «возникало самоутверждение», удовлетворение от того, что подростки полностью ему подчинены. Доставляли удоволь-
ствие перемена отношений между детьми в период их гибели, отсутствие борьбы друг за друга, героизма, предательство...
Когда выезжал на места поиска трупов со следствием, то вновь появлялись «ностальгические ощущения», эти останки служили поводом для воспоминаний. Подчеркивает, что после первых убийств у него не было конфликта с собой, каких-либо переживаний, борьбы мотивов, «все было как само собой разумеющееся»...
Подчеркивает, что ко всему относится «фаталистически», поясняет, что собственная смерть его не пугает, «чему быть — того не миновать», говорит только о сильном чувстве жалости к матери и стыда перед ней за совершенные действия...
Мышление конкретное, формальное, целенаправленное, последовательное, суждения отличаются склонностью к рационализму.
Акт судебно-психиатрической экспертизы является для суда одним из источников доказательств по делу, которые обычно сводятся к дилемме — вменяем подсудимый или невменяем.
Даже самый страшный убийца, признанный невменяемым, по закону не может быть признан виновным, осужден, но подлежит принудительному лечению.
Невменяемость определяется только на момент совершения преступления и может иметь только следующие причины:
1. Хронические душевные болезни (непрерывные или приступообразно протекающие заболевания, имеющие тенденцию к прогрессированию, — шизофрения, старческое слабоумие, пресениль-ные психозы, прогрессивный паралич).
2. Временные расстройства душевной деятель-
ности (расстройства здоровья, подлежащие лечению, — алкогольные психозы, исключительные состояния, реактивные психозы).
3. Слабоумие (стойкое врожденное или приобретенное снижение психической деятельности).
4. Иные болезненные состояния (состояния, не являющиеся психическими заболеваниями, — психопатии, психический инфантилизм, психическая глухонемота ит.д.).
У Головкина совершенно определенно имелось «иное болезненное состояние», он был явным психопатом. Нормальный человек до того, что вытворял этот ублюдок, просто не додумается. Но психопатия — явление довольно распространенное в наш бурный век. Может быть, в какой-то мере психопатом является каждый пятый или четвертый человек.
Все это только причины определения невменяемости. Главным же критерием этого понятия по закону является «невозможность отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими». Головкин полностью отдавал себе отчет.
Так определили психиатры и постановил суд.
Несмотря на активное сотрудничество со следствием, несмотря на полное признание своей вины, Головкин отлично понимал, что вряд ли получит что-нибудь меньше исключительной меры наказания. Однажды в камере он попытался покончить с собой, вскрыть себе вены гвоздем. Но из этого ничего не получилось. Попытка была откровенно демонстративной. Мерзавец был живым человеком и не хотел умирать. Запросто убивавший других, очень боялся собственной смерти.
Единственное, что могло бы его спасти, — какое-нибудь внезапное изменение законодательства, изменение государственного строя или стихийное бедствие. И это чуть не случилось.
Местом заключения в ожидании суда Головкину, как особо опасному преступнику, была выбрана наиболее надежно охраняемая, «престижная» московская тюрьма на улице Матросская Тишина, одиночная камера. Но в октябре 1993 года произошли известные события — путч номер два. Одиночки потребовались для высокопоставленных и не очень высокопоставленных узников из «Белого дома». И Головкина перевели в общую камеру в Бутырке.
Он был и возмущен «понижением своего ранга», и не на шутку напуган. Известно ведь, что осужденные за совершение половых преступлений и ожидающие такого наказания презираются основной массой заключенных и по негласным законам «зоны» должны непременно «опускаться», превращаться в «петухов», существ низшего порядка в тюремной иерархии. Наиболее же жестокие насильники, развратники, убийцы на половой почве чаще всего принимают мучительную смерть от рук сокамерников.
Слух о том, что знаменитый Фишер переводится в бутырскую общую камеру, разумеется, мгновенно разлетелся по тюремному «телеграфу». Может быть, Головкину попались тихие и мирные соседи. Но скорее всего, помогла недобрая слава. Легендарный Фишер шесть лет держал в страхе Москву и Подмосковье. Реальный Головкин, садист и людоед, продолжал внушать ужас даже закоренелым уголовникам. Ничего с ним в тюрьме не случилось.
...Суд состоялся только в октябре 1994 года.
У М. А. Пашкова, назначенного Головкину адвоката, была сложная задача. Его профессиональным долгом было защищать преступника и, несмотря на очевидность вины последнего, все-таки постараться облегчить его участь. Впору было вспомнить о знаменитых показательных политических процессах тридцатых годов, когда официальные защитники старались перекричать государственных обвинителей в требовании лютой смерти преступникам, да и сами преступники не отставали — «казните меня, врага народа!».
Судебный процесс был закрытым, подсудимый Головкин сидел в клетке, его охраняли стражники, но народная ненависть к детоубийце, детомучите-лю явно ощущалась. Несколько раз за время заседаний матери и отцы погибших мальчиков, даже свидетели по делу пытались достать Головкина через стальные прутья, чтобы задушить голыми руками.
Чрезмерные эмоции невольно попадали и в адвоката — как он осмеливается защищать такую мразь, требовать для него снисхождения?! Поскольку вменяемость Головкина была доказана, то единственной возможной тактикой защиты было убедить суд заменить исключительную меру наказания пожизненным заключением. «Оставьте ему годы для молитвы», — попросил однажды Пашков.
Но он сам, очевидно, понимал бесплодность таких попыток. Оставь суд ему жизнь — родители, родственники погибших, все жители Одинцовского и прочих районов, наверное бы, разнесли здание суда по кирпичу. Милосердие — великое понятие, но к тому, что творил Головкин, оно неприменимо. Даже гуманисты Андрей Сахаров и Сергей Ковалев в деле этого маньяка, возможно, заколебались бы в своей принципиальной позиции за отмену смертной казни. «Мне отмщение и аз воздам».
То, что людям не дали линчевать Головкина самого, нашло замещение в линчевании его имущества. После тщательного исследования и обнаружения в багажнике пятен крови автомобиль Головкина был перевезен в Горки-10. Гараж Головкина, его подвал стали местом самого пристального осмотра. Оттуда было вывезено несколько десятков предметов — вещественных доказательств. Веревки, ножи, паяльные лампы, обрезки проволоки, оцинкованная ванна, бурая от детской крови...
Как только следствие закончилось и с гаража была снята охрана и печать УВД, местные мужики выкатили из гаража головкинскую машину, облили бензином и сожгли, гараж разрушили до основания. Никто не взял себе ни листика железа — поганое. Место, на котором стоял гараж, было проклято — никому не было позволено тут строиться. Дыру в жуткий пьггочный подвал оставили открытой и туда стали высыпать мусор.
Это не средневековая война с колдуном, это было в 1993 году вблизи Москвы. Люди хотели вьггравить саму память о злодее, вытравить свой собственный стыд от того, что прожили, проработали с Головкиным в Горках десять лет и не раскусили его. Ареста и суда казалось недостаточно, чтобы застраховать себя на будущее от подобной напасти. Нужна была и магия.
Не очень помогло. Схваченный намного позже Головкина маньяк Сергей Ряховский, хоть и был жителем Балашихи, любил орудовать в несчастном Одинцовском районе Московской области.
19 октября оказалось очень значимой датой в жизни С. А. Головкина. В этот день в 1982 году он начал работать на Московском конном заводе № 1. В этот день в 1992 году он был задержан на железнодорожном переезде и распростился со свободой. Она была ему дана, только чтобы осеменять лошадей и убивать детей. 19 октября 1994 года прозвучал приговор суда.
По совокупности всех вмененных ему статей, по которым была доказана виновность, Головкин получил 28 лет лишения свободы. А по 102-й — смертную казнь. Более строгое наказание поглотило менее строгие.
Никакие апелляции не помогли. Приговор остался в силе.
Казнь заканчивается одной-единственной пулей в затылок, которой предшествует иногда очень долгое ожидание. Головкин встретил уже третий Новый год в тюрьме — 1995-й. Ранним мартовским утром его разбудил конвойный и повел на медицинский осмотр. Врач велел ему раздеться по пояс, измерил температуру, давление, пульс, прослушал сердце и легкие.
— Осужденный Головкин здоров.
А дальше его повели не вверх в камеру, а куда-то вниз. Он догадался.
Серый бетонный пол был покрыт мелкими трещинками времени. В одном углу имелось квадратное отверстие с деревянной крышкой. Крышку подняли. Спускаться в ярко освещенный бетонный подвал надо было по железной лесенке.
Как выглядит ад, Головкину было известно давно. Небольшое квадратное помещение. Скоба в потолке, через нее перекинута веревка, закрепленная в кольце, забетонированном в стену. С крюка спускается другая веревка из синих и белых нитей. На веревке уже приготовлена петля-удавка. Под ней — колченогая табуретка. Все остальное также готово — паяльная лампа для опаления волос, накаленная проволока для написания разных слов на груди, нож и топор для разделки, крупная кормовая соль для консервирования и ванна, глубокая жестяная оцинкованная ванна со слоем бурого порошка на дне толщиной в ладонь.
А из темноты, прячущейся по углам, на преступника смотрели одиннадцать кровавых мальчиков. Они так и остались у него в глазах.
За спиной офицер взвел курок табельного пистолета.
— Давай, — еле слышно шепнул Головкин.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мрачная получилась книжка. Страшно о таком писать, страшно читать, страшно думать. Но приходится. Потому что маньяки — явление, увы, естественное. С леденящей кровь регулярностью они появляются и убивают людей. Их выслеживают, ловят, лечат в больницах, гноят в тюрьмах, расстреливают. В одном городе маньяка, бомжа, насиловавшего и убивавшего детей, выследили... сами дети. Семилетняя девочка, якобы гуляя, заманила негодяя в подвал, а там его поджидали мальчики немного постарше с топорами и молотками. Они его просто забили до смерти.
И тем не менее эти монстры появляются снова. Это темная, малообъяснимая месть самой природы. Врожденная агрессивность, замешанная на сексуальной неудовлетворенности, помноженная на психопатический склад характера, — и готово дело. Новые фишеры выходят на охоту.
Может быть, кто-нибудь, купивший эту книжку, чувствует в себе подобные агрессивные желания и иногда прокручивает в воображении кровавые картинки.
Уважаемые потенциальные маньяки, прочитайте книжку до конца. Содрогнитесь, посмотрите, как отвратительно то, что делал Головкин. Отважившихся на подобное все равно поймают, все равно казнят, их проклянут собственные матери. Чтобы этого не случилось, сублимируйте, вытесняйте мрачную дурь безопасным творческим трудом.
Уважаемые потенциальные маньяки, если чувствуете неодолимое желание пойти на улицу следить за одинокими женщинами, за гуляющими подростками, попробуйте это желание одолеть. Сдержанность — великое достойное качество человеческого разума.
Останьтесь дома и попробуйте всех, кого хотите убить, умертвить на бумаге. Напишите роман.
Скажем, мистический триллер про вурдалаков и глупых девушек или детектив под названием «Хохот дьявола». И пусть там кровища льется рекой, чтобы в жизни ее проливалось поменьше. Сейчас издательства охотно это печатают. Можно заработать неплохие деньги и заслужить славу и почет. Вместо короткого сомнительного удовольствия и неотвратимого наказания.
Не умеете писать — возьмите нож и режьте. Только не человека, а деревянную чурку. Вырезание деревянных фигурок — очень увлекательное занятие. I
Возьмите веревку, на которой хотели бы кого-нибудь повесить, и сплетите из нее кашпо для; цветочных горшков. Десяток, два десятка кашпо. На Измайловском художественном рынке с руками оторвут.
Трудитесь там, где вы трудитесь, подольше, постарательней. Тачайте детали, кладите асфальт, торгуйте на базаре, играйте на бирже до самозабвения, до усталости. Только не компенсируйте свои темные желания на педагогической работе. Дети для потенциальных маньяков — опасный соблазн.
Пойте в хоре, лепите из пластилина, рисуйте цветными карандашами, женитесь и любите свою; жену, в конце концов. Только не ходите убивать людей. Помните — Бог все видит, побойтесь Его.
Комментарии к книге «Удав, или Мальчики кровавые в глазах», Павел Васильевич Кузьменко
Всего 0 комментариев