«Синдром выгорания любви»

Что не хочешь помнить, то всегда помнишь.

Наши дни.

Прасковье Щукиной не спалось: может, за день скопилось напряжение, да еще не давали покоя больные суставы — артроз. Сколько она всяких мазей на коленки перемазала — не счесть, ничего не помогает, да и не поможет, наверное, помирать с артрозом придется. Прасковья повернулась и вытащила из тумбочки красную упаковку с мазью.

— Сейчас я вас натру как следует, — сказала она вслух своим коленкам.

По коридору кто-то шаркал тапочками, кашлял и чихал.

— Ну нет сегодня покоя, — это проснулась соседка по палате Глаша, Глафира Сергеевна.

— Нет покоя, — согласилась Прасковья. — Я вот тоже не сплю, коленки замучили, уж потерпи, Глаша, мазь пахучая.

— Да знаю я твою мазь, провоняла вся комната.

Прасковья мазала колени сильно, до боли, растирая руками опухшие суставы.

— Зря ты мучаешься, только мазь переводишь. Пора уже нам на тридцать третий собираться.

Тридцать третьим в народе называли кладбище, — почему две тройки так провинились перед людьми, уже никто не помнил.

— Я еще хочу пожить, Глаша.

— А я не хочу, по-твоему? Но вот еле вчера до столовой дошла, совсем ноги отказывают.

Такие разговоры в городском доме престарелых были делом обыденным, привычным, как и разговоры о болезнях — о чем же еще говорить старикам, если организм в таком возрасте дает сильные сбои, но, как говорит медсестра Нина, если что-то с утра болит, радуйтесь: значит, вы живы.

Тапочки в коридоре зашаркали теперь в другую сторону.

— Алексеич, что ли, по коридору ходит? — поинтересовалась Глаша.

— Не, Алексеич пятками сильно стучит, а этот шаркает. Нинка поди новые тапочки купила.

За годы пребывания в доме престарелых они научились по шагам в коридоре определять людей.

— Не, какие-то странные шаги. Словно кто-то крадется. А кто может быть? Новеньких не было. Нинка сегодня дежурит, а значит, у всех наших судно у кроватей, чтобы по коридору не шастали, — уверенно говорила Глаша.

— Да дались тебе эти шаги! Давай лучше спать.