«Обладание»

Обладание (fb2) - Обладание (пер. Анатолий Александрович Михайлов) 1530K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тасмина Перри

Дж. Л. Батлер Обладание

JL. Butler

Mine

© JL Butler, 2018

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2018

Джей Пи посвящается

Он хочет, чтобы его жена исчезла. И ты хочешь того же…

Пролог

Я мало что помню о той ночи, когда должна была умереть. Забавно, как мозг блокирует те воспоминания, которые не хочет хранить: вам, наверное, это известно. Но стоит мне закрыть глаза, как я слышу звуки той майской ночи. Завывание необычайно холодного ветра, дребезжание оконного стекла в спальне и шорох набегающих на галечный берег волн вдалеке.

Да, еще тогда шел дождь. Это я помню совершенно отчетливо, поскольку слышала, как капли барабанят по стеклу: гипнотически, едва не погружая в транс. На мгновение этот шум скрыл звук его шагов снаружи. «Тук-тук-тук», – стучали его каблуки по каменным плитам, приближаясь медленно и размеренно.

Я знала, что он идет, и знала, что должна делать.

Лежа на железной кровати под пуховым одеялом, я приказала себе успокоиться. В комнату проникал слабый отблеск света от гирлянды голых лампочек, протянутой вдоль прибрежной тропинки. Обычно подобная призрачная темнота вселяла в меня покой, но сегодня я лишь острее ощущала собственное одиночество, словно бездумно и бесцельно парила в пространстве.

Я сжала руку в кулак, молясь о том, чтобы в окно заглянули первые робкие лучи нарождающегося нового дня. Но даже не глядя на часы, я знала, что до него еще четыре или пять часов, и понимала, что тогда будет слишком поздно. Шаги звучали уже возле самого дома, и легкий металлический скрежет ключа, проворачиваемого в замке, эхом разнесся по лестнице. Скрыть подобные звуки в большом и обветшалом здании нелегко, для этого оно было слишком старым и ветхим…

Как же я позволила себе впутаться во все это? Я отправилась в Лондон за лучшей жизнью, в надежде на дальнейшее самосовершенствование и встречи с интересными людьми. Чтобы влюбиться, в конце концов. И вот чем все завершилось: поучительной историей. Поучительной для других.

Я услышала, как скрипнула входная дверь. Из трещин в оконной раме потянуло сквозняком, и у меня заложило нос. Стало холодно, как в покойницкой; весьма уместное зловещее сравнение. Я даже лежала, как мумия, вытянув руки по швам, засунув дрожащие пальцы под бедра, тяжелые и неподвижные, словно балласт, приковавший меня к кровати.

Когда шаги зазвучали на верхней площадке лестницы, я вытащила руки из тепла и положила их поверх прохладного пододеяльника. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но, по крайней мере, я была готова драться. Полагаю, это во мне заговорил законник.

Перед дверью спальни он приостановился в нерешительности, и это мгновение словно бы сжалось в холодную напряженную тишину. Да, прийти сюда – явно не самая удачная идея. Закрыв глаза, я усилием воли приказала себе не плакать. Ни одна слезинка не должна скатиться у меня по щеке.

Мягкий шорох дерева по ковру – это отворилась дверь. Инстинкт самосохранения во весь голос завопил, что надо вскочить с постели и бежать без оглядки, но я должна была остаться и посмотреть, сможет ли он осуществить то, что задумал. Сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди, а руки и ноги, наоборот, окаменели от страха и стали словно чужими. Я по-прежнему не открывала глаз, но чувствовала, как он навис надо мной, и мое тело съежилось в его зловещей тени. Я даже слышала его дыхание.

И тут его рука накрыла мой рот, так что мои пересохшие, крепко сжатые губы ощутили ее холодное прикосновение. Глаза мои распахнулись, и его лицо оказалась всего в нескольких дюймах от моего. Я отчаянно пыталась прочесть его выражение и понять, о чем он думает. Я заставила себя разжать губы, уже готовая закричать изо всех сил, но все-таки стала ждать, чтобы события шли своим чередом.

Глава первая

Три месяца назад

Я не пробыла в своей конторе и пяти минут, когда поняла, что в дверях моего кабинета кто-то стоит.

– А ну-ка, надевай пальто обратно. Мы идем обедать, – произнес голос, который я узнала, даже не поднимая головы.

Я продолжала писать, стараясь сосредоточиться на том, как по бумаге скрипит авторучка, казавшаяся ужасно старомодной в цифровую эпоху. Втайне я надеялась, что он развернется и уйдет.

– Давай-давай, пошевеливайся, – сказал он, требуя моего внимания.

Я посмотрела на старшего клерка и криво улыбнулась.

– Пол, я только что вернулась из здания суда. У меня полно работы, мне надо распечатать постановления… – сказала я, доставая бумаги из папки с делом. Отметив про себя, что в одном месте кожа переплета порвалась, я сделала себе мысленную пометку заклеить ее.

– Приглашаю тебя на обед в «Перо и парик», – заявил в ответ он, снимая с вешалки мое черное пальто и подавая его так, что мне осталось только просунуть руки в рукава.

Я заколебалась, но потом смирилась с неизбежным. Пол Джонс был стихийным бедствием, и не подчиниться ему представлялось решительно невозможным.

– По какому случаю? – осведомилась я, глядя на него с таким видом, словно приглашение на обед было чем-то экстраординарным. Хотя, честно говоря, таким оно и являлось, учитывая, что в последние полгода я обычно ограничивалась бутербродом за рабочим столом.

– У «Мишона» появился новый партнер. Я решил, что вам пора познакомиться.

– Я его знаю?

– Она только что переехала из Манчестера. Но вы поладите.

– Обхаживаешь клиентов-северян. – Я улыбнулась, шутливо преувеличив местный акцент.

Я подхватила свою сумочку, и, выйдя из моего кабинета, мы спустились по длинной лестнице в самое нутро адвокатской конторы. Сейчас здесь царила мертвая тишина, словно в городе-призраке, хотя в такое время – в самом начале второго – в этом не было ничего необычного. У клерков наступил обеденный перерыв, телефоны притихли, а барристеры[1] все еще пребывали в судах или как раз возвращались оттуда.

Когда мы вышли на улицу, резкий и холодный февральский ветер отхлестал меня по щекам, и у меня сразу же перехватило дыхание. Хотя не исключено, что виной всему был весь комплекс Миддл-Темпл, по-прежнему очаровывавший меня, несмотря на то что я проработала здесь пятнадцать лет. Сегодня он выглядел особенно мрачно и сурово. Зажатый между рекой и Флит-стрит, Миддл-Темпл, один из четырех судебных иннов[2] – корпораций и школ подготовки барристеров, – представлял собой запутанный лабиринт клуатров и памятников архитектуры. Кусочек Лондона, застывший во времени, один из немногих уголков столицы, который по ночам все еще освещался газовыми фонарями, и такой сырой и пасмурный день, как сегодня, подходил ему как нельзя лучше.

Я сунула руки в карманы, и мы зашагали к пабу.

– Хороший выдался денек?

На жаргоне Пола это означало: «Ты выиграла?»

Пол обязательно должен был знать, насколько успешно мы вели свои дела. Собственно, наш старший клерк мне очень нравился, от него всегда можно было ожидать поддержки – сродни отцовской, хотя я ни на миг не позволяла себе поверить в то, что его забота носила исключительно альтруистический характер. Получить работу любой барристер мог только по направлению или личной рекомендации, и Пол, в качестве старшего клерка жонглировавший всей системой, получал свой процент со всех гонораров, которые нам доставались.

– Сегодня после обеда у тебя назначено кое-что интересное, не так ли? – поинтересовался он.

– Предварительная встреча с солиситором и клиентом. Денежный развод.

– Насколько денежный? Или ты еще сама не знаешь?

– Ну, не такой, как у Пола Маккартни, – улыбнулась я. – Но достаточно крупный.

Старший клерк пожал плечами.

– Стыд и позор. Нам бы не помешали несколько дел, о которых кричали бы все газеты. Тем не менее отличная работа, мисс Дей. Разводами такого масштаба обычно занимаются королевские адвокаты, но тут солиситор затребовал именно тебя.

– Это Дейв Гилберт. На Рождество я послала ему бутылку превосходного виски, и потому он добр ко мне весь год.

– Пожалуй, он знает, что ты лучший адвокат в Лондоне в плане «цена-качество». Я бы и сам постучался к тебе в дверь, если бы моя супружница сбежала с миллионером, сколотившим состояние на торговле металлоломом, – подмигнул он.

«Перо и парик», типичный паб Темпла, кормивший и поивший барристеров еще с викторианских времен, располагался всего в нескольких минутах ходьбы от нашей конторы. Я с благодарностью подставила лицо теплому порыву воздуха, окунаясь в уютную атмосферу помещения, обшитого деревянными панелями.

Но уже в следующую минуту я недоуменно нахмурилась, узнав группу своих коллег, сгрудившихся в приподнятой нише в дальнем конце бара. Было непривычно видеть их сразу в таком количестве, да еще в одном месте, если они не собрались в конторе, чтобы выпить за счет клиента.

– Что происходит?

– С днем рождения! – Пол широкой улыбкой приветствовал Чарльза Напьера, главу нашей конторы, который повернулся и помахал нам рукой поверх голов двух невысоких и симпатичных практиканток.

– Значит, мы не встречаемся с солиситором? – поинтересовалась я, испытывая неловкость и даже смятение.

Хотя сама суть моей работы требовала выступлений в суде, я ненавидела оказываться в центре внимания. Кроме того, я рассчитывала утаить тот факт, что сегодня мне исполняется тридцать семь, причем не в последнюю очередь оттого, что на всех парах мчалась к сорокалетию.

– Только не сегодня, – во весь рот улыбнулся он, проводя меня по пабу.

– Черт возьми! Вот это сборище, – прошептала я, зная, как трудно обычно бывает собрать столько моих коллег в одном месте.

– Не бери в голову. Ходят слухи, что старина Чарли попал в окончательный список кандидатов в члены Высокого суда. Как мне представляется, по такому случаю он пребывает в радужном настроении, отчего пообещал угостить шампанским всех, кто придет на торжество.

– И тут явилась я, думая, что он действительно решил поднять бокал за меня.

– Что ты пьешь, именинница? – обратился ко мне с вопросом Пол.

– Содовую с лаймом! – крикнула я ему, когда он направился к бару, предоставив мне возможность присоединиться к Вивьен Мак-Кензи, одной из самых опытных и уважаемых барристеров в Бургесс-корте.

– С днем рождения, Фран, – сказала Вив, дружески обнимая меня.

– Полагаю, что я уже в том возрасте, когда можно притворяться, будто это самый обычный день, – отшутилась я, снимая пальто и перебрасывая его через спинку стула.

– Вздор, – проронила в ответ Вив. – Я старше тебя на два десятка лет, но до сих пор ношусь с идеей начать все сначала – вроде того, как мы даем себе обещания начать новую жизнь на Новый год, только без избитых клише и страха потерпеть неудачу уже к Крещению. Итак… Тебе известно, что за день у нас будет завтра? – продолжала она, явно намекая на свою причастность.

– День после моего дня рождения?

– Будет опубликован список королевских адвокатов. А это значит… – Она сделала многозначительную паузу.

– Исполнение чьей-то главной мечты. – Я улыбнулась.

– Это значит, что начнется подача заявок для желающих попасть в список королевских адвокатов на следующий год, – драматическим шепотом сообщила она.

Я знала, что будет дальше. Надеясь избежать предстоящего разговора, я с деланной небрежностью принялась обозревать паб.

– Ты не думала о том, чтобы подать заявление? – не отставала Вив.

– Нет, – отрезала я с решимостью, в которой не хотела признаваться даже себе.

– А ты ведь уже не слишком молода. Надеюсь, это для тебя не новость?

Я окинула ее циничным взором.

– Именно эти слова любая женщина просто мечтает услышать в свой день рождения.

– Это был комплимент.

Вив внимательно рассматривала меня. Этот ее взгляд был мне знаком: ноздри слегка раздуваются, брови чуть приподняты, а серые глаза смотрят в упор, не мигая. У нее была лучшая внешность для нашего дела, и она использовала ее на полную катушку. Помню, когда она была моим наставником, я наблюдала за ее поведением в суде, а потом практиковалась дома перед зеркалом.

– Ты находишься в самом верху списка тех, кто пока что не удостоился шелковой мантии, – с чувством заговорила она вновь. – Солиситоры тебя обожают. Я не задумываясь могу назвать дюжину судей, которые дадут тебе прекрасные рекомендации. Тебе просто нужно начать верить в себя.

– Я сомневаюсь, что сейчас подходящее время для того, чтобы подать заявление.

– Держи свое вино и содовую, – подмигнул мне Пол, стараясь не уронить два бокала, бутылку «Пино Гриджо» и небольшую баночку «Швепса».

– Как ты узнал, что у меня сегодня день рождения? – улыбнулась я, забирая у него бокалы.

– Я взял себе за правило знать обо всем, что происходит в Бургесс-корте. – Он разлил вино по бокалам и поднял на меня глаза. – Итак, шелковая мантия. Ты созрела для нее, Фран?

– Пол, не начинай. Только не сейчас, – отмахнулась я, пытаясь свести допрос к шутке.

– А почему не сейчас? Подача заявок начинается завтра, – сказал он, покосившись на Вивьен.

Чья-то широкая спина передо мной вздрогнула и повернулась.

– Полагаю, самое время присоединиться к вашей милой беседе, – прозвучал бархатный баритон.

– Привет, Том, – отозвалась я, поднимая глаза на своего коллегу и ровесника. Он был на несколько дюймов выше и оставался в прекрасной физической форме благодаря гребле и лодочным гонкам на Темзе. – А мне казалось, что Итон должен был научить тебя хорошим манерам, – подколола я его.

– Так и есть, но люблю подслушивать, таков уж мой грех. Особенно когда речь идет о столь интересных вещах, – ухмыльнулся он, доливая себе вина.

– Ну и? – сказал Пол. – Что думают по этому поводу самые выдающиеся представители младшего поколения в Бургесс-корте? Подавать или не подавать заявление на получение шелковой мантии…

– Что до меня, то я уже стою на низком старте. Как и ты, впрочем, Фран, верно?

– Это – не бег наперегонки, Том.

– Совсем наоборот, – без обиняков ответил он. – Помнишь наш первый день стажировки? Что ты тогда сказала? Невзирая на мои «так называемое высшее образование и поразительную самоуверенность», на пути к шелковой мантии ты обгонишь не только меня, но и весь наш выпуск.

– Должно быть, я ляпнула это, чтобы позлить тебя, – насмешливо отозвалась я.

– Нет, ты говорила совершенно серьезно.

Должна признаться, глядя на него, я удивлялась тому, что Том Брискоу до сих пор не стал королевским адвокатом.

Его репутация как барристера статусных жен в несчастливых браках росла не по дням, а по часам, и, пожалуй, не сыскать было такой жены, которая не хотела бы, чтобы он представлял ее интересы. Симпатичный и умный холостяк Том Брискоу. Он оказывал женщинам не просто юридическую помощь, он давал им надежду.

– Полагаю, Чарльз готов произнести небольшую речь, – сказал Том, кивая на нашего шефа, который постукивал ложечкой по своему винному бокалу. – Пожалуй, я займу место поближе.

Пол отошел в сторонку, чтобы ответить на звонок по телефону, и я осталась наедине с Вив.

– Знаешь, в чем заключается главная проблема Тома?

– У него в крови переизбыток тестостерона? – улыбнулась я, глядя, как он флиртует с одной из практиканток.

– По крайней мере, подумай об этом. – Вив заговорила уже серьезнее.

– Столько времени, усилий, денег придется потратить, чтобы подать заявление на получение шелковой мантии… И ради чего? Все равно две трети из нас будут отвергнуты.

– Я смотрю, ты хорошо подготовилась. – Вив положила руки на столик перед собой и с задумчивым видом стала потягивать вино. – Знаешь, Франсин, у меня есть теория насчет гендерной разницы в оплате труда.

– Это еще что такое?

– Женщины просто не умеют требовать.

Я лишь фыркнула в ответ.

– Но я вовсе не шучу. И я вижу, как это повторяется снова и снова. Мужчины верят в свою гениальность – реальную или мнимую. – Она немного помолчала, прежде чем продолжить: – Что тебя останавливает?

– Люди, подобные Тому.

– Ой, да не обращай ты на него внимания, – ответила она, выразительно закатывая глаза.

– Дело не в нем, а во всей системе, – негромко отозвалась я, озвучивая свой тайный страх, ту паранойю, которую испытывала с тех самых пор, когда меня впервые вызвали к барьеру, отделяющему адвокатов от подсудимых. – Ты же не станешь отрицать, что она отличается исключительным снобизмом.

– Времена меняются, – заявила Вив, утрируя произношение, поставленное в Челтенхемском женском колледже, отчего я сделала вывод, что она ничего не понимает.

– Сколько вообще королевских адвокатов обучались в государственных средних школах, Вив? Сколько женщин, северян, этнических меньшинств?… Царят в нашей профессии исключительно белые мужчины, принадлежащие к верхушке среднего класса, такие как Том.

– А я думала, что ты отнесешься к этому как к очередному вызову, – заметила она, когда настойчивый стук металла по стеклу стал громче и разнесся по всему бару. – Тебе просто нужно какое-нибудь большое дело, Фран. Прорыв, который привлечет к тебе внимание.

– Дело, которое изменит мою жизнь, – негромко согласилась я.

– Что-нибудь в этом роде, – одобрительно улыбнулась Вив, и мы обе повернулись, чтобы послушать Чарльза.

Глава вторая

В «Пере и парике» я задержалась, только чтобы выпить ровно один бокал, после чего потихоньку отправилась обратно в контору. Вернуться на работу я решила долгим путем, по лабиринту тихих переулков, чтобы без помехи выкурить сигаретку. Хотя не было еще и двух пополудни, день выглядел так, словно уже клонился к вечеру, и скелеты голых деревьев отпечатались на свинцовом небе, подобно наскальным рисункам, а темные тучи нависли над самыми крышами домов, погружая город в зимнее сумрачное уныние.

В Бургесс-корт я вернулась в самом начале пятого, как раз вовремя, чтобы успеть на встречу, назначенную на четыре с четвертью. Главным образом мы занимались семейным правом с небольшой долей насилия. Говоря «мы», я подразумеваю спаянный коллектив барристеров, деливших несколько соседних кабинетов в адвокатской конторе. Они напоминали мне барсуков, образ которых и символизирует это направление в юриспруденции: мудрые и трудолюбивые мужчины в длинных черных мантиях, белых париках из конского волоса и с европейской внешностью. Впрочем, в нашей конторе присутствует и некоторое разнообразие, благодаря которому они приняли в свой круг меня – северянку со шрамом в носу после пирсинга, да еще и выпускницу общеобразовательной средней школы.

Некоторое время я специализировалась в двух областях: брачно-семейные финансы и дела, связанные с детьми. Поначалу я думала, что последние окажутся чем-то вроде успешного крестового похода, но в реальности они обернулись невероятными сложностями и душераздирающими сценами. Так что теперь я предпочитала заниматься разводами состоятельных клиентов – по той исключительно мелкой причине, что подобная работа угнетала меня куда меньше и, вне зависимости от того, сколь долго тянулся процесс, я знала, что клиентам хватит денег на мой гонорар. Возвращаясь домой, я не думала, что сделала мир чище и лучше, но знала, что хорошо выполняю свою работу, которая к тому же позволяла мне платить за жилье.

Дэвид Гилберт, инструктирующий солиситор, уже ждал меня в приемной. Одет он был как раз по нынешней холодной погоде, в теплое шерстяное пальто темно-синего цвета, хотя лысина его сверкала, подобно берфордскому куриному яйцу с темной скорлупой.

– Я только что виделся с Вивьен, – сообщил он, вставая, чтобы поцеловать меня в холодную щеку. – Насколько я понял, вы всей конторой прогулялись до паба, чтобы отметить день рождения одной моей знакомой, а ты мне даже слова не сказала.

– А что, тогда ты пришел бы с подарком? – лукаво осведомилась я.

– По крайней мере, я бы захватил с собой шампанское. Ладно, проехали. С днем рождения. Ты как?

– Стала старше. И мудрее.

– Мистер Джой присоединится к нам с минуты на минуту.

– Мне нужно на секунду заскочить наверх. Не хочешь войти? – предложила я, показывая на комнату для переговоров. – А Хелен приведет мистера Джоя, когда тот появится.

Я вскарабкалась по лестнице к себе в кабинет, крошечную каморку под самой стрехой. Размерами она чуть больше шкафа для метелок, зато мне не приходится делить ее с кем-то еще.

Собрав материалы дела, я схватила с подставки ручку и провела языком по зубам, жалея, что на столе у меня, как прежде, не лежит «Тик-так», с помощью которого можно избавиться от кислого привкуса алкоголя и запаха сигаретного дыма. Сойдя вниз, я обнаружила, что комната для переговоров номер два уже подготовлена, как у нас принято, для встречи с клиентами – посреди стола красовались поднос с бутербродами и блюдечко с печеньем «Марк энд Спенсер». Механический кофейник нажимного действия, с которым я никогда не могла справиться, ненадежно пристроили на краешке комода, стоявшего у двери, а рядом с ним расставили миниатюрные бутылочки минеральной воды «Эвиан».

Дэвид разговаривал по мобильному телефону. Подняв на меня глаза, он жестом показал, что закончит через минуту.

– Воды? – спросила я, кивая на наш банкетный сервис.

– Кофе, – одними губами прошептал он и показал на печенье.

Схватив чашку, я решительным шагом подошла к кофейнику и изо всех сил надавила на твердую крышку. Ничего не произошло, а потому я надавила еще раз, сильнее, и кофе пролился мне на тыльную сторону ладони.

Я поморщилась от боли: горячая жидкость обожгла мне кожу.

– С вами все в порядке?

Кто-то протянул мне салфетку, и я вытерла ею ноющую от боли руку.

– Ненавижу эти штуки, – проворчала я. – Надо было купить кофе-машину «Неспрессо», и дело с концом.

– Или обыкновенный чайник.

Подняв голову, я обнаружила, что меня пристально разглядывает какой-то мужчина в костюме, и на мгновение даже забыла о своей обожженной ладони.

Дэвид сложил свой телефон и повернулся к нам.

– Вы знакомы?

– Нет, – быстро ответила я.

– Мартин Джой – Франсин Дей. У нее сегодня день рождения. Быть может, нам стоит воткнуть по спичке в это изысканное печенье и спеть в ее честь заздравную песенку.

– С днем рождения, – сказал Мартин, по-прежнему не сводя с меня своих зеленых глаз. – Пожалуй, вам стоит сунуть руку под холодную воду.

– Все в порядке, – отозвалась я и отвернулась, чтобы выбросить салфетку в мусорное ведро.

Когда я вновь повернулась лицом к столу, оказалось, что Мартин уже наполнил две чашки кофе. Он устроился по другую сторону стола, прямо напротив меня, рядом с Дэвидом, что дало мне возможность рассмотреть его получше. Он не отличался таким уж высоким ростом, но своим присутствием, казалось, заполнял всю комнату – феномен, который я подмечала у многих очень успешных людей. Костюм у него был модный и отутюженный, а галстук завязан аккуратным виндзорским узлом. Выглядел он лет на сорок, хотя назвать его точный возраст я бы затруднилась. В его темных волосах не было и следа седины, хотя едва заметная щетина на подбородке отливала золотом в резком и сильном освещении комнаты для совещаний. Над болотно-зелеными глазами ровными ниточками протянулись тонкие брови. Две морщинки на лбу придавали ему собранный и напряженный вид, и это предполагало, что вести с ним переговоры будет очень и очень непросто.

Отведя глаза, я постаралась собраться с мыслями. Оказалось, что я нервничаю, но так бывало со мной всегда, когда я в первый раз встречалась с очередным клиентом. При этом я вполне отдавала себе отчет в том, что стремлюсь угодить тем, кто платит мне гонорар, и что в общении с людьми, считавшими себя круче и умнее меня, я испытываю определенную неловкость.

– Полагаю, ты прочла материалы дела, – сказал Дэвид. – Мартин выступает в роли ответчика. Я рекомендовал ему тебя в качестве ведущего адвоката.

– Значит, это вы будете сражаться за меня в суде, – сказал Мартин, глядя прямо на меня.

– Уверена, что Дэвид объяснил вам: никто не хочет обращаться в суд, – ответила я и отпила глоток кофе.

– За исключением адвокатов, – не полез за словом в карман Мартин.

Я знала правила игры и оказывалась в подобном положении достаточно часто, чтобы не обижаться. Клиенты в делах о семейных спорах всегда раздражены и подавлены, даже – хотя правильнее будет сказать «особенно» – при общении со своими юридическими советниками, так что первые встречи нередко проходят в напряженной и неприязненной атмосфере. Я пожалела о том, что он сидит прямо напротив меня, – я ненавидела подобную конфигурацию, предпочитая напоминать людям, что все мы на одной стороне.

– Собственно говоря, я вхожу в организацию под названием «Урегулирование». Мы практикуем бесконфликтный подход к брачным спорам, по возможности избегаем слушаний в суде и продвигаем обоюдовыгодные юридические решения.

– Обоюдовыгодные юридические решения, – медленно повторил он.

Я подумала, не насмехается ли он надо мной, произнося заумные юридические формулировки. Но он, несомненно, оценивал меня. Женщину. Северянку. Не достигшую ранга королевского адвоката.

Подавшись вперед, он в упор взглянул на меня.

– Я не хочу создавать ненужные трудности, мисс Дей. Я – разумный человек; я желаю, чтобы процесс был настолько справедливым, насколько это возможно, но при этом я не могу умыть руки и позволить своей жене забрать все, что она пожелает.

– Боюсь, что определять «справедливость» данного процесса будете не вы и не миссис Джой, – осторожно заметила я. – Для этого у нас есть суды, судьи, прецедентное право… – Я решила сменить тактику. – Мы знаем ее исходную позицию? – Некоторые детали дела были мне уже известны; вчера вечером я провела два часа, разбираясь в них. Но всегда лучше услышать их из первых уст.

– Моя жена хочет получить половину всего: домов, денег, бизнеса… Плюс долю в будущих прибылях.

– Чем вы занимаетесь? – тут же осведомилась я.

– Я возглавляю арбитражный фонд конвертируемых ценных бумаг.

Я кивнула с умным видом, словно понимала, что это такое.

– Мы торгуем аномалиями рынка.

– То есть вы – биржевой спекулянт?

– Это называется «финансовые вложения».

– И это успешный бизнес?

– Да. Очень.

Я вдруг вспомнила Вивьен Мак-Кензи и ее слова. О мужчинах и их непробиваемой самоуверенности, которая заставляет их не сомневаться в том, что они – хозяева жизни.

– У нас всего тридцать сотрудников, но дело это крайне выгодное. Я организовал компанию вместе со своим партнером Алексом Коулом. Мне принадлежат шестьдесят процентов нашего предприятия, он владеет остальным. Акции нашего предприятия составляют мой основной актив. Но она предпочитает акциям ликвидную наличность.

– Когда вы открыли свое дело? – поинтересовалась я, записывая его объяснения.

– Пятнадцать лет назад.

– То есть до своей женитьбы, – пробормотала я. Согласно материалам дела, они были женаты одиннадцать лет.

– Пожалуй, нам лучше перейти к форме Е, – предложил Дэвид Гилберт.

Я кивнула, поскольку уже видела финансовые документы и самого Мартина, и его супруги. Его отчетность, например, ничем не отличалась от дюжин других деклараций состоятельных людей, изучать которые мне довелось на протяжении последних лет. Разбросанная по миру собственность, автомобили, предметы искусства и счета в зарубежных банках.

Я стала просматривать отчетность, представленную его женой, ведя пальцем вниз по странице.

Донна Джой, особа тридцати четырех лет от роду, адрес в Челси, демонстрировала большие расходы и невысокий личный доход, что, впрочем, характерно для женщины в ее положении.

В документе было множество страниц, но я наметанным глазом выхватывала самые важные детали.

– «Ежегодные расходы на ленч: 24 тысячи фунтов», – пробормотала я вслух.

– Она любит суши, – заметил Мартин.

Я подняла голову, и глаза наши встретились. Я подумала о том же.

– Она утверждает, что совершенно неспособна к трудовой деятельности. Умственная слабость, – отметила я.

В ответ Мартин лишь негромко фыркнул.

– Она когда-нибудь работала?

– Когда мы познакомились, она была управляющей магазина одежды, но уволилась сразу же после того, как мы поженились. Она заявила, что хочет заняться самообразованием, и потому мне пришлось оплатить множество курсов. Главным образом по искусству. Я открыл для нее студию. Она там работает, но в свете грядущего развода предпочитает не называть свои занятия работой.

– Она продает свои произведения?

– Изредка. Честно говоря, она занимается этим скорее ради собственного удовольствия, но ей это нравится. Ее картины достаточно хороши.

Лицо его смягчилось, и я обнаружила, что спрашиваю себя: а как же в действительности выглядит его жена? Теперь я могла с легкостью представить ее себе. Красивая, богемного вида… ухоженная, вне всякого сомнения.

У меня появилось такое чувство, будто я хорошо знаю ее, хотя мы никогда не встречались.

– И все остальное, что перечислено здесь… это все?

– Вы хотите спросить, не скрываю ли я что-нибудь?

– Я действительно должна знать обо всем. Пособия, счета в офшорной юрисдикции, участие в акционерном капитале, трасты. Нам не нужны никакие сюрпризы. Кроме того, она требует проведения судебно-бухгалтерской экспертизы вашей деятельности.

– Ну, и что вы об этом думаете? – поинтересовался наконец Мартин. Я отметила про себя, что его сорочка отличается прямо-таки снежной белизной.

– Ваша жена молода, но во время замужества она поддерживала очень высокий уровень жизни. Браки, подобные вашему, мы именуем браками средней продолжительности. Ее претензии выглядели бы основательнее, будь вы женаты, скажем, свыше пятнадцати лет, и напротив, представлялись бы весьма шаткими, если бы ваш союз продлился менее шести лет.

– Итак, мы находимся в серой зоне, которую так обожают законники.

– Денежное содержание менее обеспеченного супруга в этой стране довольно щедрое. Как правило, переговоры начинаются с требования равной доли. Но мы можем заявить, что в действительности она не способствовала повышению вашего общего благосостояния и что ваше предприятие не является имуществом, нажитым в браке. – Я вновь пробежала глазами дело, проверяя еще одно соображение. – Детей у вас нет. Для нас это хорошо.

Я вновь подняла на него глаза, сообразив, что не должна была говорить ничего подобного. Откуда мне знать, а вдруг их брак распался из-за невозможности создать полноценную семью? Это одна из тех вещей, в которых я никогда не могла быть уверена как адвокат по разводам. Я знала, что люди хотят развестись, и давала им советы, как добиться желаемого. Но при этом на вопрос «Почему они этого хотят?» ответа у меня не было никогда, если не считать расплывчатых обвинений в супружеской неверности или неадекватном поведении. В сущности, я не имела ни малейшего представления о том, почему люди, некогда искренне любившие друга, начинали с той же искренностью друг друга ненавидеть.

– Мы настроены на соглашение без ссор и скандалов, – заявил Дэвид.

– Полностью вас поддерживаю, – кивнула я.

– Как вы полагаете, на какой раздел имущества я могу реально рассчитывать?

Мне не хотелось называть конкретные цифры, но Мартин Джой был из тех клиентов, которые ожидают получить четкие ответы на свои вопросы.

– Мы начнем с разделения семьдесят на тридцать и отсюда будем танцевать.

Я отложила в сторону ручку, чувствуя себя уставшей и измотанной и жалея о том, что пригубила вино с содовой в обеденный перерыв.

Мартин покачал головой, глядя в стол перед собой. Я-то думала, он обрадуется тому, что мы сумеем избежать дележа активов пятьдесят на пятьдесят, но он выглядел потрясенным и подавленным.

– Что будет дальше?

– Первое распорядительное слушание состоится через десять дней.

– На нем будут приняты какие-либо решения?

В ходе всего нашего совещания он выглядел собранным, но теперь в его поведении начали проявляться первые признаки тревоги.

Я покачала головой.

– Название говорит само за себя. Боюсь, речь пойдет исключительно о предварительных процедурах.

– Отлично, – неуверенно проговорил он.

Снаружи уже стемнело. Он встал, собираясь уходить, и поддернул манжеты своей сорочки, чтобы те не выглядывали из рукавов пиджака. Сначала один, потом другой. После этого он взглянул на меня.

– Еще увидимся, мисс Дей. Я буду ждать новой встречи с вами.

Я протянула ему руку и, когда его пальцы сомкнулись вокруг моих, вдруг поняла, что тоже буду ждать возможности увидеться с ним снова.

Глава третья

Мне нравилось возвращаться домой на автобусе, но совсем не потому, что я страдала клаустрофобией и ненавидела метро. Автобус номер 19 шел из Блумсбери и довозил меня до Ислингтона. Откровенно говоря, это был не самый быстрый способ добираться до работы и обратно, но я неизменно предпочитала именно этот маршрут. Я любила прогуляться по Флит-стрит и Кингсуэй до автобусной остановки, чтобы проветрить мозги, проходить мимо красных телефонных будок у Олд-Бейли и церкви Святого Климента Датского, особенно когда ее печальные колокола вызванивали старинную колыбельную «Апельсины и лимоны». Сев же в автобус, я принималась наслаждаться видами и звуками города. Впервые приехав в столицу, я могла целыми днями кататься на автобусе 19-го маршрута, прижавшись лицом к стеклу и глядя, как мимо проплывает город: Сэдлерс-Уэллс[3], перемигивающийся огоньками «Ритц», фешенебельные бутики на Слоун-стрит, а потом вниз по Чейнуок и мосту Баттерси-Бридж. Передо мной представала дистиллированная версия того, что мог предложить город, и все по цене единого проездного билета «Трэвелкард». Это был Лондон моей детской мечты.

Опустившись на сиденье и вытирая кончиками пальцев влагу со стекла, я мельком подумала, а не стоило ли мне приложить чуточку больше усилий и отпраздновать свой день рождения по-настоящему. Даже Дэвид Гилберт, трудоголик, какого свет не видывал, полагал, что я возьму выходной, чтобы погулять и повеселиться. Но я не видела причины нарушать свой еженедельный распорядок только из-за того, что стала на год старше. Одним из недостатков моей работы всегда была нехватка времени на личную жизнь. Вокруг Темпла имелось множество пабов, как и людей, с которыми можно пропустить стаканчик, но я всегда придерживалась той точки зрения, что, если хочешь сделать свою работу хорошо, ради нее приходится чем-то жертвовать.

Достав из сумочки мобильный телефон, я позвонила в китайский ресторан по соседству, торгующий едой на вынос. Поскольку сделать выбор между говядиной со свежим базиликом и курицей с соусом из желтых бобов я не смогла, то заказала и то, и другое, присовокупив к ним клецки в тесте и рагу по-китайски. Какого черта? В конце концов, сегодня у меня день рождения.

Сделав заказ, я мысленно вернулась к своему разговору с Вив Мак-Кензи насчет подачи заявления на получение шелковой мантии, после чего спросила себя: что принесет мне, Франсин Дей, звание королевского адвоката?

Вообще-то, каких-либо значительных перемен в моей жизни за прошедшие пять лет не случилось. Я жила в той же самой квартире на непритязательной окраине Ислингтона с тех самых пор, как мне исполнилось тридцать, и жизнь моя текла по размеренному распорядку. Я ходила в тренажерный зал два раза в неделю в одни и те же дни, а каждый август брала отпуск на десять дней, который проводила в Италии. Два скоротечных романа лишь усугубили мое долгое одиночество. С друзьями я виделась куда реже, чем должна была. Даже мелкие события в моей жизни происходили со знакомой регулярностью. По пути на работу я пила один и тот же кофе в «Старбаксе», а газету «Биг иссью» покупала у одного и того же румына, торгующего прессой у входа на станцию метро «Холлборн». Какая-то часть меня была вполне довольна этой привычной рутиной и не видела ровным счетом никакой необходимости менять сложившееся положение вещей.

Вглядываясь в капли воды на холодном стекле, я сообразила, что мы выехали на Сент-Пол-роуд. Отпихнув храпящего соседа, я выскочила из автобуса и остальной путь к своей квартире проделала по дороге, спускающейся в Дальстон.

Подойдя ближе, я увидела фару подъехавшего и остановившегося скутера службы доставки. Застонав от отчаяния, я бросилась бежать, но тротуар был мокрым. Поскользнувшись и едва устояв на ногах, я выругалась себе под нос и остановилась, роясь в сумочке в поисках кошелька. Билеты и обертки от конфет посыпались на землю, словно лепестки цветков, которые сдуло с дерева шальным порывом ветра. Наклонившись, я принялась подбирать разбросанные вещи, но скутер не стал меня дожидаться и вновь растворился в темноте.

Запыхавшись, я добрела наконец до своей входной двери. В дверном проеме виднелась чья-то фигура, державшая в руках белый пакет с ручками, полный картонных упаковок.

– Ты должна мне двадцать три фунта, – сообщил мне сосед Пит Кэрролл, аспирант Имперского колледжа Лондона, проживавший в квартире подо мной последние полтора года.

– Ты дал ему на чай? – поморщилась я.

– Я – аспирант, – с деланным неодобрением возмутился он.

А я размышляла, бежать ли мне вслед за разносчиком еды. Я давно стала их постоянной клиенткой. Они бесплатно привозили мне крекеры с креветками, и мне очень не хотелось лишать их чаевых или давать повод думать, что у меня туго с деньгами.

– Я вызвала их всего каких-то пятнадцать минут назад. Обычно на доставку им требуется целая вечность.

Я протянула Питу двадцатифунтовую банкноту и добавила пятерку, после чего вошла в наше запущенное фойе, забрала свою почту и сунула ее в сумку.

– Заказывать еду вечером во вторник – это неприличная роскошь, – улыбнулся Пит, неловко складывая руки на груди.

– Сегодня у меня день рождения, – без всякой задней мысли отозвалась я.

– То-то я думаю: а что это поделывают разноцветные конверты среди прочей макулатуры? Значит, ты сегодня никуда не идешь?

– Сейчас – середина недели. У меня куча работы.

– Зануда.

– Мне надо готовиться к завтрашнему выступлению в суде.

– Скучная ты личность. Пожалуй, я все-таки выгоню тебя в паб.

– Нет, Пит. Я действительно занята. Работаю с пожирателем свиных клецок, – отшутилась я, показывая ему пакет с китайской едой. – Понимаю, со стороны этот способ отпраздновать собственный день рождения может показаться странным, но такое случается, когда тебе вот-вот стукнет сорок.

– Отказ не принимается, – с жаром заявил он, и я поняла, что так легко отделаться мне не удастся.

– Пожалуй, я купила слишком много китайской еды. С меня – рагу по-китайски, если ты обеспечишь выпивку. Но через час я должна сидеть за письменным столом.

– Я мигом, – во весь рот улыбнулся он.

Пит исчез в своей квартире на первом этаже, а я стала подниматься по лестнице к себе домой.

Оставив дверь приоткрытой, я повесила пальто на вешалку, а пакет опустила на пол. Скинув туфли, я с наслаждением зарылась пальцами ног в ковер и расстегнула верхнюю пуговку на блузке.

Моя квартира была моим убежищем. Прохладным, мирным раем, выкрашенным краской модной расцветки «Фэрроу энд Болл», и я моментально пожалела о том, что пригласила постороннего человека разделить его со мной.

Смирившись с тем, что гость у меня все-таки будет, я достала две тарелки из шкафа на кухне, и в это время в холле появился Пит с четырьмя банками светлого пива в упаковке.

– Дай мне бокал. Полагаю, что ты – не из тех девчонок, кто готов пить прямо из жестянки.

Он налил мне полный бокал пенного лагера, затем открыл еще одну банку для себя, а я принесла в гостиную китайскую еду.

– Значит, тебе уже почти сорок, – заявил он, усаживаясь на софу рядом со мной. – А по тебе и не скажешь.

– Мне – тридцать семь, – ответила я, только сейчас сообразив, как мало мы с Питом знаем друг о друге.

Хотя разговаривали мы чаще других соседей в Лондоне: встречались на автобусной остановке, а еще он охотно чинил ноутбуки и сгоревшие предохранители в электрическом щите. Как-то прошлым летом я шла мимо местного паба, а он пил пиво снаружи. Он пригласил меня составить ему компанию, и я согласилась, потому что тогда было душно и жарко и солнце пекло неимоверно, а после тренажерного зала мне ужасно хотелось пить. Но вот другом я его не считала.

– Кстати, вчера я получил письмо от домовладельца, – сообщил Пит, снимая фольгу с коробки китайского рагу. – Он поднимает арендную плату, потому что крыша якобы нуждается в ремонте. Решил, что оба нанимателя должны внести пятнадцать штук в амортизационный фонд.

– Проклятье, я еще ничего не слышала об этом.

– Но пятнадцать штук – это дневной заработок знаменитой леди-барристера, – улыбнулся он.

– Если бы.

– Перестань, ты купаешься в деньгах.

– Ничего подобного, честное слово, – отозвалась я, качая головой. – Я – барристер на подработке по мелочам и сижу по уши в долгах, если учитывать тысячи фунтов неоплаченных счетов.

– Тебе заплатят. Банки знают, что с тобой можно иметь дело. И тогда ты станешь богатой.

«Ага, как же», – фыркнула я про себя. Моя семья тоже считала меня богачкой, но ведь все относительно, а в Лондоне, общаясь с адвокатами и бизнесменами, подобными Мартину Джою, мне было легче взглянуть на свое финансовое положение под другим углом. Быть может, если я заполучу-таки шелковую мантию, то положение дел действительно изменится. Я буду вести крупные, вкусные дела, моя почасовая ставка удвоится, так что когда-нибудь, не исключено, я смогу позволить себе один из особняков георгианской эпохи в Кэнонбери – тех самых, что изначально и побудили меня поселиться в районе N1. Я по– прежнему любила ходить мимо и мечтать о них.

Но тут я вспомнила о том, что мне предстоит где-то достать пятнадцать тысяч фунтов, и отпила большой глоток пива, чтобы успокоиться, хотя и знала, что делать этого не следует.

– Знаешь, сегодня я общалась с одним человеком, который тратит на ленч двадцать четыре тысячи фунтов в год, – сказала я, обмакивая клецку в соевый соус.

Пит покачал головой.

– И из-за таких вот людей ты даже не можешь по-человечески отметить свой день рождения.

Он рассмеялся, а я сказала себе, что в чем-то он, несомненно, прав.

– В этом конкретном разводе я представляю интересы мужа. Но тебе будет приятно узнать, что завтрашнее дело, то самое, к которому я должна готовиться, представляется мне куда более достойным.

– Очередной богатенький муж, которого хотят поиметь, – улыбнулся он.

– Ничуть не бывало. Мой клиент – мужчина, которого хотят лишить возможности видеться со своими детьми. Самый обычный малый, который застал свою жену в постели с другим мужчиной.

– Эх, люди, – негромко проронил Пит.

Я кивнула.

– Держу пари, что ты безмерно рад тому, что тебе приходится иметь дело исключительно с компьютерами. У них, по крайней мере, нет чувств.

– Как посмотреть.

– То есть?

– Если ты придерживаешься определенной точки зрения на то, как наш мозг порождает сознание, ты никогда не поверишь в возможность существования разумных компьютеров. Тем не менее разработчики искусственного интеллекта не сомневаются, что недалек тот день, когда компьютеры смогут имитировать человека.

– Какой ужас! Ведь тогда мы станем лишними и ненужными, не так ли?

– Некоторые виды занятости не потеряют актуальности никогда.

– Адвокаты по разводам, ты имеешь в виду?

– Машины оперируют логикой. А в любви и взаимоотношениях ей места нет. Я бы сказал, что в обозримом будущем с тобой все будет в порядке.

– Рада слышать, особенно учитывая то, что надо платить за новую крышу.

Воцарилось долгое молчание. Мы съели все китайские блюда и исчерпали темы для разговора.

– Ну, что ж, пора приниматься за работу.

Переложив объедки на одну тарелку, я понесла их на кухню. Обернувшись, я вдруг заметила, что в дверях стоит Пит. Шагнув ко мне, он взял меня рукой за подбородок. Я изумленно ахнула, не успев даже подумать о том, с чего это он решил, будто я умираю от желания, а он уже впился мне в губы поцелуем. От него пахло пивом и желтыми бобами. Его слюни размазались у меня по щеке.

– Пит, ты мой друг. И ты пьян, – сказала я, отталкивая его.

– Иногда бывает просто необходимо напиться, – ответил он.

Я попятилась от него. Впрочем, нельзя сказать, что его поведение стало для меня полной неожиданностью. Завидев, как он поджидает меня с заказом из китайского ресторана, я должна была насторожиться.

– Все дело в разнице в возрасте, не так ли? – Я уловила нотки досады в его голосе. Мужчины и их пресловутая самоуверенность. – Будь я тридцатисемилетним мужчиной, а ты – моей ровесницей, никто бы и ухом не повел.

Я чувствовала себя виноватой и жестокой. Ведь у него не было причин полагать, что я оттолкну его. В конце концов, это я пригласила его к себе, в свою квартиру, на ужин в честь собственного дня рождения.

– Мне очень жаль, – негромко проговорила я. – Я знаю, что веду себя, как жалкая старая дева, но мне это нравится.

– В самом деле? – с вызовом осведомился он.

– Я работаю по одиннадцать часов в день, Пит, потом прихожу домой и снова начинаю работать. Места для чего-либо иного попросту не остается.

– Перестань во всем винить свою работу.

Было время, когда я не обратила бы внимания на то, что Пит не в моем вкусе, и мы оказались бы в одной постели в моей спальне, но сегодня вечером я всего лишь хотела, чтобы он ушел.

– Пожалуй, мне лучше уйти, – ровным тоном произнес он.

Я кивнула, и он вышел, не сказав ни слова. Закрыв за ним дверь, я подалась вперед, уперлась в нее лбом и шумно выдохнула.

– С днем рождения, – прошептала я, отчаянно желая, чтобы этот день закончился.

Глава четвертая

Стало невозможно и дальше игнорировать тот факт, что мне срочно нужна новая сумка. За последнюю неделю прореха в моем надежном и проверенном «Самсонайте» лишь увеличилась в размерах. Работы было столько, что голова шла крýгом, новые дела и инструкции валились на меня со всех сторон после недель спячки, и мне приходилось таскать в суд, домой или в адвокатскую контору многочисленные папки, а это означало, что от катастрофы меня отделяет один яростный рывок «молнии».

Меня воспитывали в правилах экономной бережливости, и в глубине души я полагала, что достаточно просто зашить дыру. Но я понятия не имела, кто в наши дни занимается ремонтом сумок – сапожники? Портные? Похоже, что в нашем обществе потребления у меня оставался только один выход – купить новую.

Бросив взгляд на часы, я отметила, что еще нет и семи. В Бургесс-корте хорошо посещать пабы, а вот с шопингом для снятия стресса дела обстоят далеко не блестяще. Но я прикинула, что, взяв такси, смогу быть на Оксфорд-стрит уже через четверть часа, а в семь тридцать уехать оттуда и вернуться домой как раз к скандинавской криминальной драме, показ которой начинался на этой неделе по кабельному каналу.

– Ты домой?

В дверях моего кабинета с кучей папок под мышкой стоял Пол.

– Через минуту, – отозвалась я, роясь в выдвижном ящике стола.

– Могу подкинуть тебе на завтра кое-что, если есть желание.

Я прекрасно знала, что должна отклонить предложение, но умение отказаться от работы никогда не числилось среди моих достоинств.

– Что там такое?

– Отмена постановления об аресте имущества. Встреча назначена на девять тридцать.

Я заколебалась; единственная причина, по которой я сумела выкроить себе свободный вечер перед телевизором, заключалась в том, что завтрашний день у меня планировался не слишком загруженным.

– Я могу отфутболить его Мари или Тиму, – предложил он.

– Давай его сюда, – вздохнула я. – В этом случае тебе не придется торчать здесь, дожидаясь курьера.

Пол взглянул на меня, и на губах его заиграла улыбка.

– Знаешь, иногда так приятно отдохнуть вечерком.

– Высплюсь на том свете, – парировала я. Не найдя в ящике стола то, что искала, я подняла на него глаза. – Полагаю, лишнего пакета с ручками у тебя не найдется? Моя сумка вот-вот развалится на ходу, и я боюсь, что до дома она не доживет.

– Не сомневаюсь, что для такой утонченной особы, как ты, мы подберем что-нибудь получше бумажного пакета с ручками, – рассмеялся он и исчез внизу, чтобы вернуться через пару минут с большой матерчатой хозяйственной сумкой, на которой красовалась фирменная надпись «Бургесс-корт».

– А это еще что такое?

– Маркетинг. Кстати, я сунул в нее форму для подачи заявления на получение звания королевского адвоката.

– Ты прямо завзятый интриган.

Выйдя из конторы, я быстрым шагом двинулась через Миддл-Темпл, мимо нашего роскошного здания в елизаветинском стиле и фонтана, выстреливающего серебристые водяные струи в ночное небо. После захода солнца атмосфера здесь становилась сверхъестественной и немного пугающей; газовые фонари только-только зажглись; клуатры отбрасывали тени на площадь, а эхо собственных шагов по брусчатке заставляло подозревать, что я тут не одна. Я чуть ли не бегом устремилась вниз по узкой и темной улочке Деверо-корт, одной из многих, выходящих прямо на Стрэнд, и в этот момент пошел дождь. Шальной таксист заметил мою вытянутую руку, и я запрыгнула в машину еще до того, как небеса разверзлись вселенским потопом. Водитель поинтересовался у меня, куда ехать, и я назвала ему первый попавшийся универмаг, который сумела вспомнить, – «Селфриджес».

Я не люблю ходить по магазинам. Этот ген отсутствует в моих хромосомах, и не думаю, что причиной тому стали бесплатные школьные обеды, которыми я в свое время довольствовалась. Я вспомнила одну свою клиентку, русскую модель, которая призналась мне, что раньше она подбирала гнилые фрукты и овощи на базарах и несла их домой, чтобы накормить свою семью, а потом без запинки добавила, что требует содержания в миллион фунтов в год от своего супруга, владельца многочисленных объектов недвижимости, с которым разводилась. Так что, познав бедность в детстве и юности, вы бросаетесь из одной крайности в другую.

Такси высадило меня на Кумберленд-стрит. Дождь лил как из ведра, и тротуары выглядели черными и маслянистыми. Проклиная погоду, я вбежала в магазин.

С первого же взгляда я поняла, что оказалась не в то время и не в том месте. Я очень редко бывала в «Селфриджесе» и успела позабыть, насколько это дорогое заведение. По всему периметру внешней стены протянулись бутики: «Шанель», «Гуччи», «Диор», – и каждый сверкал и переливался, подобно шкатулке с драгоценностями, гламурный и лощеный. Я предпочитала магазины в Сити, где властвовал порядок и было куда меньше мишурного блеска, особенно для таких людей, как я, которые всегда торопятся. Но в Вест-Энде, в Найтсбридже магазины похожи на пещеры Аладдина, полные искушений для туристов и статусных жен. Целые лабиринты розничной торговли, предназначенные для того, чтобы вы потеряли счет времени, заблудились и тратили, тратили и тратили, в то время как мне нужно было всего лишь купить сумку и отправиться домой.

Сделав глубокий вдох, я решила, что за показ денег не берут и что от меня не убудет, если я просто посмотрю на вещи, тем более что моя сумка, мой образ – это моя же визитная карточка. И тут мое внимание привлек чудесный портфель, размещенный на нижнем обрезе витрины. Он был меньше того дипломата, который я таскала с собой на протяжении последних пяти лет, а черная кожа, из которой он был изготовлен, казалась мягкой и маслянистой на ощупь. Взяв его в руки и высматривая ценник, я вдруг поняла, что он как нельзя лучше подойдет для королевского адвоката.

– Так я и знал, что это вы, – раздался у меня за спиной чей-то голос.

Обернувшись, я поначалу не узнала его. Волосы его были влажными от дождя, вдобавок на нем были очки в модной черепаховой оправе.

– Мистер Джой.

– Мартин. – Он улыбнулся.

– Прошу прощения, Мартин, – поправилась я.

– Шопинг для снятия стресса?

Я рассмеялась.

– Вас послушать, так это занятие должно доставлять удовольствие. Собственно говоря, я провожу операцию по оказанию первой помощи и намереваюсь заменить свой дипломат.

– Женщина, которая не любит ходить по магазинам, – сказал он, продолжая в упор рассматривать меня.

– Среди нас есть и такие.

– Милая сумочка. – Он кивнул на мои руки, и я пожала плечами.

– Знаете, я никак не могу найти ценник, а это дурной знак. Если об этом приходится спрашивать, значит, вы не можете себе позволить эту вещь, и все такое, – заметила я и смутилась оттого, что разговариваю с клиентом о деньгах.

– У вас только что был день рождения. Побалуйте себя.

– Да, действительно, был, – откликнулась я, удивленная тем, что он запомнил это. – А кажется, что давным-давно.

Он поймал мой взгляд, и я могла пересчитать дождевые капли у него на лбу.

– А что вы здесь делаете?

– Мой офис здесь недалеко, за углом. И по пути домой я решил заскочить в винный магазин на нижнем этаже.

– Звучит недурно.

– Очень на это надеюсь.

В разговоре возникла короткая пауза. Я не могла решить, не пора ли мне распрощаться и уйти, хотя мне очень этого не хотелось.

– Итак, мы с вами увидимся в пятницу…

Я кивнула.

– Первое распорядительное слушание. Все пройдет довольно безобидно.

– Безобидно? Донна наняла адвоката по прозвищу Пиранья.

– Вам не захочется знать, как за глаза называют меня…

– Вы собираетесь купить его? – Голос его прозвучал мягко и негромко, с легкой хрипотцой, намекавшей на посиделки до поздней ночи и клубы табачного дыма.

Опустив глаза, я сообразила, что до сих пор стискиваю в руках портфель. Мои пальцы оставили два длинных пятна пота на гладкой коже.

– Жаль, но нет. Они, наверное, уже решили, что я собираюсь украсть его, – сказала я, ставя портфель обратно на витрину. – А теперь я должна отпустить вас, чтобы вы купили себе вино.

Он по-прежнему не сводил с меня глаз.

– Еще какие-нибудь неожиданные ценные указания для вечера пятницы? Знаете, пока вы раздумываете, пойдемте со мной. Поможете мне выбрать хорошее красное вино.

И вот, прежде чем мысль о том, что я должна отказаться, успела прийти мне в голову, я обнаружила, что послушно ступаю вслед за ним на эскалатор, ведущий на цокольный этаж. По мере того как движущаяся лестница опускалась все ниже, меня охватывало предвкушение чего-то необычного.

– Это – вон там, – сказал он, когда я вошла вслед за ним в винный отдел.

И была поражена до глубины души. Комната оказалась большой, с прекрасным выбором вин и даже барной стойкой, которая выглядела так, словно только что сошла с экрана какого-нибудь снятого на Манхэттене фильма. С потолка свисали длинные гроздья бокалов. Свет был неярким и рассеянным.

– Хотите выпить? – предложил Мартин. – Или вам надо спешить?

– Думаю, что могу задержаться. Совсем ненадолго, – согласилась я, не успев толком сообразить, что говорю.

Мы подошли к бару, и он жестом предложил мне присаживаться. Бармен протянул меню. Я не собиралась пить, но остановила свой выбор на «Смэше 1909», смеси джина, персика и мяты с восхитительным названием. Во всяком случае, именно такие коктейли пьют в кино.

Я неловко опустилась на банкетку и мысленно поторопила бармена с заказанным мной напитком.

– Итак… пятничное слушание в суде.

Я взглянула на него и сообразила, что он, скорее всего, пытается получить от меня какие-либо сведения бесплатно. Табелей учета рабочего времени здесь, в винном магазине «Селфриджеса», естественно, не было, и внезапно я ощутила разочарование и горечь обмана.

– Ценные указания насчет пятницы? – осведомилась я настолько прохладно, насколько могла. – Просто сохраняйте спокойствие.

– Вот как? Чего же вы ожидаете? – спросил в ответ он, и по губам его скользнула циничная улыбка.

– Дискуссия может оказаться жаркой, хотя, как правило, она ничего не решает.

Бармен наконец вернулся с нашими коктейлями. Я сделала глоток и ощутила на языке его холодную свежесть.

Мартин покрутил палочкой в своем бокале, отчего кубики льда звякнули о стенки.

– Дэвид отзывается о вас в самых восторженных выражениях.

Я попыталась отмахнуться от комплимента, скромно пожав плечами.

– Дэвид хорош. По-настоящему хорош. Я говорю так не потому, что он рекомендовал меня в качестве вашего адвоката. Почему вы вообще выбрали его? – спросила я, поскольку меня всегда интересовал процесс, в котором я принимала участие.

– Я набрал в поисковике «лучший адвокат по разводам», и первым в списке шло его имя.

– Вот, значит, как это работает, да? Как будто вызываете сантехника на дом.

– Что-то в этом роде, – согласился он, глядя на меня поверх своего бокала.

– Позвольте поблагодарить вас за то, что познакомили меня с обстоятельствами дела. Большинство мужчин предпочитают адвокатов мужского пола. Полагаю, они думают, что за их интересы те будут сражаться упорнее. Так что я снимаю перед вами шляпу за то, что вы не мыслите как альфа-самец.

– Откровенно говоря, у меня были некоторые сомнения на ваш счет, – признался он и опустил свой бокал на мраморную стойку.

Его откровенность застала меня врасплох.

– Ой! – сказала я, глядя в свой бокал.

– Я всего лишь пытаюсь быть честным с вами. Я понимаю, что развод – это не тот процесс, который можно выиграть, но я хотел заполучить королевского адвоката. И меня обеспокоил тот факт, что вы им не являетесь.

– Вы неправильно интерпретируете термин «младший» применительно к адвокатам, – ответила я, глядя на него. – Я знаю многих барристеров, которых впервые вызвали к барьеру еще тридцать лет назад, но которые до сих пор не носят шелковую мантию, причем не потому, что не заслужили ее, а потому, что сочли бы подобный шаг неправильным.

– Это утверждение верно и в вашем случае?

– Скорее всего, в этом году я подам заявление.

– Следовательно, если мое дело затянется, я не смогу позволить себе нанять вас.

– Я в этом сомневаюсь.

– За Франсин Дей, королевского адвоката, – провозгласил он, касаясь своим бокалом моего. – Я рад, что меня представляете именно вы. Хотя вам придется объяснить, какой смысл нанимать одновременно и солиситора, и барристера.

Я рассмеялась. Этот вопрос мне задавали часто, вот и сейчас я дала на него стандартный ответ.

– Первоначально речь шла о праве выступать в суде. – Я передернула плечами. – Сейчас все изменилось, конечно, но я бы сказала, что барристерам привычнее иметь дело с адвокатской стороной разбирательства. Кроме того, солиситоры обращаются к нам и со сложными, запутанными вопросами.

– То есть вы хотите сказать, что попросту умнее солиситоров?

– У нас разная квалификация и набор навыков, только и всего.

– Как это говорится? – отозвался он. – Что политики и барристеры – это неудавшиеся актеры.

– Вы действительно так полагаете?

Расслышав игривые нотки в собственном голосе, я вдруг поймала себя на том, что флиртую с ним.

Между нами воцарилось долгое заговорщическое молчание.

Мартин смотрел на меня так, словно увидел впервые. От этого я вдруг ощутила себя интересной и привлекательной.

– Я легко могу представить, как вы подвизаетесь в Оксфорде на актерском поприще.

– Это настолько далеко от правды, что даже не смешно.

– О, да. Бакалавр права в Бирмингеме. Первый класс.

Я с удивлением воззрилась на него.

– Ваша биографическая справка висит на веб-сайте.

– Мой отец – водитель автобуса. Я победила на конкурсе и стала первым членом своей семьи, поступившим в университет.

– В таком случае, у нас с вами много общего.

Я цинично улыбнулась. Каждая черточка в нем буквально кричала об утонченном образовании и воспитании, частной привилегированной школе и Оксфорде. Он поймал мой взгляд и понял, о чем я думаю.

– Давайте-ка съедим что-нибудь, – предложил он и сделал знак бармену. Я никогда не считала себя особенным знатоком мужских жестов, но сразу же поняла, что он рисуется.

Мы ели и разговаривали ни о чем. Легкая болтовня, прерываемая поглощением сушеного соленого мяса, маленькие тарелочки с которым стояли перед нами. Лишь временами на меня накатывала легкая паника оттого, что я не должна здесь находиться, сидеть с клиентом в тускло освещенном баре за три дня до первого распорядительного слушания его дела о разводе.

– Еще бокал?

Я заметила, что бар опустел.

– Спасибо, не стоит.

Он закатал рукава своей сорочки, и я отметила, какие у него красивые руки: сильные и загорелые, поросшие редкими волосками сверху.

– Вы, наверное, считаете меня кретином.

– С чего вдруг?

– Муж с деньгами. Вознамерившийся отыметь собственную жену.

– Я здесь ради того, чтобы помочь, а не судить.

– Тем не менее вы наверняка встречали многих мужчин, похожих на меня.

– Мне нравится защищать мужчин. Думаю, что их чаще всего и имеют, особенно когда в деле замешаны дети.

– Ваша работа… должно быть, она внушила вам отвращение к браку.

– Откуда вы знаете, что я не замужем?

– А я этого не знаю.

– Это действительно так, – призналась я, задержав его взгляд чуть дольше, чем следовало, и чувствуя, как мгновенно изменилась атмосфера между нами.

– Думаю, сейчас нас вышвырнут вон, – сказал Мартин, оглядываясь по сторонам.

Бар был пуст. Официант, похоже, прибирался, готовясь закрыть заведение. При этом вряд ли было больше девяти вечера, но мне казалось, будто мы засиделись за полночь.

Бармен подал нам счет на маленьком серебряном подносе. Мартин взял его и расплатился прежде, чем я успела хотя бы потянуться за кошельком.

– Идемте, – сказал он и положил мне правую руку на талию.

Охранник выпустил нас наружу, и мы оказались на Дьюк-стрит. Дождь только усилился с тех пор, как я вошла в магазин, и капли его отскакивали от залитых водяными потоками тротуаров. Я ступила в лужу, разбрызгивая каблуками холодную и грязную воду, которая попала мне на чулки.

– Как назло, когда нужно такси, его не отыщешь днем с огнем, – заметила я, стараясь перекричать шум Вест-Энда.

Моя хлопчатобумажная хозяйственная сумка с надписью «Бургесс-корт» уже промокла, и я боялась, что бланк заявки на получение шелковой мантии не переживет сегодняшнего ливня.

– Вот оно, – сказал он, после чего мы накрылись своими пальто с головой и со смехом и причитаниями побежали по лужам. – Где вы живете? – спросил он.

– В Ислингтоне.

– Тогда нам по пути, – сказал он, открывая дверь, и не успела я опомниться, как оказалась внутри.

Глава пятая

Почему-то я ожидала, что он будет жить в совершенно ином месте. «Ноттинг-Хилл или Челси, например», – думала я, пытаясь вспомнить состав его имущества из формы Е. Но он приказал водителю такси ехать на восток.

– Спиталфилдз? – повторила я после того, как он назвал наши адреса шоферу.

– Удивлены?

– А я-то считала вас типичным представителем Вест-Энда.

– Подозреваю, что это отнюдь не комплимент, – сказал он, выглядывая в окно.

– Пожалуй, что так.

– Я купил жилье еще до женитьбы, до того как организовал совместное предприятие с Алексом, еще когда работал на Финсбери-сквер в «Дойче банке». Мне это было удобно. Но Донне это место никогда не нравилось. Мы переехали оттуда сразу же, как только она сумела убедить меня. Но я оставил дом за собой и вернулся туда, когда мы разъехались. Если вы собираетесь поселиться в Лондоне, то можете, по крайней мере, жить в нем. Для меня именно в этом и состоит смысл жизни в городе. Ощущать диккенсовский гравий под ногами, встречать призраков Джека Потрошителя и Фейгина[4]. Яркие огни Сити, газовые фонари на боковых улочках и переулках. Это же настоящий плавильный котел, здесь жили буквально все – гугеноты, евреи, бангладешцы… Только здесь можно купить лучшие бублики и карри во всем Лондоне.

– Теперь вы рассуждаете как агент по продаже недвижимости.

– Я просто люблю этот район. И не хочу уезжать отсюда.

– Уезжать?

– Дробление активов… Простите, я совсем забыл, что нам не полагается обсуждать дело.

Когда мы въехали в Клеркенвелл, я попыталась представить себе Донну, живущую поблизости. Разумеется, теперь я знала, как она выглядит, поискав ее снимки в «Гугле» после первой встречи с Мартином. Браузер предложил мне на выбор несколько ее фотографий. Донна на вечеринке в «Серпентайне» [5], на выставке фотографий: длинные светлые волосы, широко посаженные кошачьи глаза, полный холодного презрения изгиб губ. Она ничуть не походила на художницу и выглядела как типичная жена из Челси, и в Спиталфилдзе ей было совсем не место. Впрочем, Мартин тоже казался здесь чужим.

– Вам нравится жить рядом с охотничьими угодьями Джека Потрошителя? – спросила я, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно небрежнее.

– Теперь уже вы заставляете меня чувствовать себя эксцентриком.

– Что ж, я не тянула вас за язык.

– Я имел в виду атмосферу, церкви Хоксмура[6], историю.

– А вы, оказывается, романтик, – поддела я его.

Мы посмотрели друг на друга и обнаружили, что не можем разорвать наши взгляды. Я почувствовала, как кончики наших пальцев соприкоснулись на мягкой обивке заднего сиденья, и от сладкого экстаза, вызванного его жестом, у меня на мгновение перехватило дыхание. Я не отдернула руку, и Мартин подался вперед, к водителю, словно прочтя мои мысли.

– Сначала в Спиталфилдз. Не возражаете?

Он взглянул на меня в поисках одобрения, но мне не нужно было ничего говорить. Он взял за меня за руку, причем жест этот показался мне вполне естественным, тем самым, которого я так ждала с момента нашей первой встречи в Бургесс-корте. Мы дружно отвернулись друг от друга, глядя каждый в свое окно. Такси, казалось, увеличило скорость, и привкус приближающейся опасности стал почти осязаемым.

Спиталфилдз представляет собой Лондон в миниатюре: странное и органичное смешение старины и космической эры, где рвутся в небо остроносые реактивные корабли из стекла и стали, а рядом ютятся закопченные полуразрушенные доходные дома, оставшиеся с той поры, когда по этим улицам в тумане бродил Джек Потрошитель. Но все-таки комплексное изменение городской среды в результате переселения состоятельных горожан в кварталы, заселенные неимущими, ощущалось повсюду. Старинные компании оптовой торговли и банки превратились в претенциозные мексиканские кафе, на двухсотлетних фасадах которых искрились неоновые кактусы; чердаки и верхние этажи, которые прежде занимали ткачи-ремесленники, разделили на кроличьи клетки, где теперь обитали ювелиры, ди-джеи и гуру Интернета. Даже в холодный вечер по улицам рыскали молодые завсегдатаи ночных клубов в поисках крафтового самодельного пива и иллюзий.

Однако прогресс добрался еще не в каждый уголок. Дом Мартина располагался как раз позади сверкающего белого прямоугольника Церкви Христа Хоксмура, откуда было рукой подать до железной громады рынка Спиталфилдз. Каким-то образом этот уголок Лондона ухитрился пережить и налеты люфтваффе, и нашествие девелоперов, превратившись в этакую капсулу времени с узкими, мощенными булыжником улочками, вдоль которых протянулись железные ограждения и фальшивые газовые фонари. Стиснутый с обоих боков георгианскими домами ленточной застройки, он представлял собой особнячок, перестроенный из старого склада, на котором до сих пор красовалось имя его бывшего владельца – «У. Г. Миллер и Ко», вырезанное на ламбрекене из песчаника под крышей. При этом обновленный дом выглядел старинным, словно сошедшим со страниц экранизированных романов Диккенса; и я бы не удивилась, увидев Патрика Стюарта в роли Скруджа[7], выходящего нам навстречу, или банду оборванцев, распевающих под газовым фонарем: «Налетай, покупай!»

Такси остановилось, и Мартин расплатился с водителем. Вопроса о том, продолжит ли он поездку в Ислингтон, даже не возникло. Я просто вышла из автомобиля.

Вокруг не было ни души, но я все равно огляделась по сторонам, дабы убедиться, что меня никто не видит. Только не на этой улице, с тусклым желтым освещением и высокими окнами, закрытыми ставнями. Здесь обитали одни лишь призраки.

Мартин взял у меня насквозь промокшую хозяйственную сумку и сунул ключ в замочную скважину. В атриуме, похожем на пещеру, царила такая же темнота, в которой, впрочем, проглядывали промышленные черты – голые кирпичные стены и стальные балки, – как и на фасаде здания.

– Верхний этаж, – сказал он, увлекая меня к старомодному грузовому лифту.

Стук моих каблуков по бетонному полу эхом разнесся по всему зданию. Железная решетка с лязгом захлопнулась, и лифт, содрогаясь, пришел в движение. В кабине царил полумрак, и в фильме мы непременно бы начали целоваться и трахаться прямо в ней. Он прижал бы меня к холодной стальной стенке, заставил бы меня поднять руки над головой и задрал бы на мне юбку. Вместо этого мы просто стояли в напряженном молчании, пока лифт не остановился на шестом этаже.

– Нам сюда, – сказал он, однако на всем верхнем этаже имелась одна-единственная дверь.

Он пропустил меня вперед, чтобы я первой вошла в квартиру, после чего затворил за нами дверь. Внутри было темно, но с улицы сочился свет сквозь ряд высоких окон от пола до потолка, из которых открывался вид на Сити. Коридор, в котором ничего не было, если не считать дорогого гоночного велосипеда, вел в огромное и просторное помещение, вроде нью-йоркского пентхауса, с большими диванами и обеденным столом, за которым спокойно могли разместиться по меньшей мере двенадцать человек. На светлых стенах висели картины, а вот всяческих безделушек, свидетельствовавших бы о личных вкусах и пристрастиях хозяина, в том числе и фотографий, не было вовсе. Квартира напомнила мне очень дорогой гостиничный номер люкс – и мысль эта показалась мне весьма соблазнительной.

– Вот это да, – прошептала я, зачарованно глядя на заостренный шпиль лондонского Корнишона[8].

Обернувшись, я увидела, что Мартин снимает пальто. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, не отводя глаз друг от друга, а потом он шагнул ко мне. Сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди. Если я на миг и встревожилась о том, что кто-нибудь все-таки может увидеть нас через эти огромные окна, то это ощущение легкого беспокойства тут же растаяло, когда он подошел ко мне так близко, что я расслышала звук его дыхания.

– Вы промокли.

– Знаю, – прошептала я.

Он взял мое лицо в ладони и погладил меня по холодной щеке.

Затем его пальцы скользнули ниже, к шее, и легли мне на плечи.

– Вам надо снять его.

Он развернул меня к себе спиной, осторожно, словно в замедленной съемке, и помог освободиться от пальто.

Я закрыла глаза и перестала думать о чем-либо. Теперь он стоял у меня за спиной. Я чувствовала прикосновение его накрахмаленной сорочки к своей тонкой блузке. Он перебросил мои волосы через левое плечо, и я сначала ощутила его теплое дыхание, а потом и прикосновение губ к нежной коже у себя на шее. Склонив голову набок, я осторожно втянула воздух через нос, а потом и содрогнулась от наслаждения.

Наверное, он принял это за разрешение продолжать. Да я и сама хотела того же. Я хотела, чтобы он расстегнул «молнию» сзади на моей юбке и позволил ей упасть на пол. Я хотела, чтобы его руки блуждали по моему телу, задержались на талии, соскользнули на бедра и двинулись еще ниже, пока не остановились бы на обнаженной коже бедер над чулками. Я хотела его.

Пальцы его двинулись к поясу его брюк, и я услышала, как он расстегивает ремень. На обратном движении тот коротко и резко ударил меня по ягодицам. Я расстегивала пуговицы на своей блузке, пока та не распахнулась и я не ощутила прикосновение холодного воздуха к своей груди. Он стянул блузку с моего плеча и поцеловал в лопатку так, словно пробовал меня на вкус. А когда блузка окончательно и без особого сопротивления соскользнула с моих плеч, я развернулась, и между нами оказалось достаточное расстояние, чтобы он мог без помехи рассмотреть меня. Почти обнаженную, если не считать бюстгальтера, в тонких прозрачных трусиках, поясе для чулок и туфлях на высоких каблуках. Я увидела, как он улыбнулся, как дрогнул правый уголок его рта, и меня охватило нарастающее возбуждение, не только при мысли о том, что должно сейчас произойти, но и от того, какие чувства я заставляла его испытывать. От своей власти над ним.

В глубине души еще с момента нашей первой встречи я знала, чем все это кончится. С той секунды, как я обожгла руку и он предложил мне салфетку.

И вот мы уже лежали на диване, оставив за собой дорожку из сброшенной одежды и нижнего белья. Он сел, взял меня за руку и привлек к себе, чтобы я оседлала его. Глаза его закрылись, а я запустила пальцы в мягкие волосы у него на груди, опуская руку все ниже, пока не нащупала его член и не направила его в себя. У меня уже давненько не было секса, но я знала, что делаю, и увидела, как на лице его отразилось удовольствие.

На мгновение я вспомнила о Вивьен Мак-Кензи и Дэвиде Гилберте, представила, что бы они сказали, если бы увидели нас сейчас. Но щеки мои вспыхнули жарким румянцем не от стыда, а от жгучего желания, от острой потребности ощутить, как он входит в меня все глубже.

Подвигав бедрами, я выгнула спину. Одной рукой он накрыл мою грудь и подался вперед, чтобы поцеловать сосок. Он щекотал его языком, играл с ним, покусывая его, сначала бережно, а потом все сильнее, пока я не вскрикнула во весь голос. Нам не хватало места для нашего желания и обоюдной жажды. Мы скатились на пол, и краешком сознания я даже успела почувствовать, как ворс ковра обжег мне кожу, но тут же забыла об этом, когда он запустил руки мне в волосы, а его жадные губы впились в мои, осыпая поцелуями щеки и мочки ушей. Он вдруг оказался на мне сверху. Вот его рука раздвинула мои ноги шире, и я едва не задохнулась от предвкушения. По мере того как нарастало давление, я начала задыхаться. Откуда-то из глубин моего естества поднимался нестерпимый жар. Я закричала, впившись ногтями ему в плоть, и в животе у меня затрепетали бабочки, когда жгучие искры оргазма рассыпались во все стороны, обжигая тело. Мне хотелось поймать это ощущение, сохранить и закупорить, чтобы оно никогда не кончалось. А потом, глядя в потолок и ожидая, пока успокоится дыхание, я почувствовала, как он скатился с меня и вытянулся рядом, и спросила себя, сколько мне еще придется ждать, пока все это не повторится вновь.

Слушания на следующий день в суде прошли без сучка и задоринки. Процедура экстренного наложения ареста на имущество вообще не представляет особой сложности, но, даже будь все иначе, я справилась бы с ней играючи.

Еще в первую неделю работы в конторе Вив Мак-Кензи сказала мне, что главное в работе у барьера – уверенность в себе, так что в то утро в суде я просто горела от возбуждения; эффектная, красноречивая, находчивая, готовая парировать любое возражение противной стороны. И не имело значения, что я едва успела пробежать глазами материалы дела, пока ехала в суд на метро. Как не имело значения и то, что я буквально валилась с ног от усталости после вчерашней ночи, на протяжении которой мы исступленно трахались – намного дольше, чем спали. Не имело значения, что я влетела в зал суда всего за несколько минут до назначенного времени, во вчерашней одежде и свежей паре трусиков, купленной в «Бутсе» на станции «Ливерпуль-стрит». На сей раз мне не понадобилась моя броня: чулки, красная губная помада и накрахмаленная блузка. Я жила воспоминаниями о нем.

Поболтав несколько минут с солиситором клиента на ступеньках здания суда, я вернулась в контору на другой стороне Флит-стрит, в самом сердце Миддл-Темпла. Меня изрядно удивило, каким свежим и новым выглядело сегодня ставшее давно привычным окружение. Тенистые клуатры и переулки, временами попросту пугавшие меня, теперь казались укромными местечками для тайных свиданий и амурных приключений. Вчера вечером я не успела принять лекарство, поэтому сегодня вполне отдавала себе отчет в том, что уже совсем скоро меня накроет откат, паника, страх полного крушения планов, но пока голова моя была занята им одним и я чувствовала себя прекрасно.

У стойки администратора в Бургесс-корте я остановилась и поинтересовалась у Хелен, дежурного клерка, не было ли для меня каких-либо сообщений.

– Я отправила вам письмо по электронной почте с фамилиями всех тех, кому вы должны перезвонить, – откликнулась она, роясь под столом. – А еще для вас доставили вот эту посылку.

Нахмурившись, я смотрела на большую черную коробку, перевязанную корсажной лентой.

Это не мог быть тот портфель. Такие не носят даже те, кто принадлежит к адвокатской элите.

Я отнесла коробку к себе наверх, положила ее на стол и несколько мгновений в нерешительности глядела на нее, прежде чем все-таки развязала ленту и откинула крышку. Внутри оказался мешок из ткани, в котором действительно лежал портфель. Тот самый, из мягкой и маслянистой кожи, который я разглядывала в «Селфриджесе» минувшим вечером. Во рту у меня пересохло, и я закусила губу, чтобы не улыбнуться.

Я осторожно расстегнула его. Собственно, вчера я ведь так и не выяснила, сколько он стоит, но он казался роскошным и очень дорогим. Я сунула руку внутрь, спрашивая себя, не обнаружу ли я там визитную карточку или записку, хотя прекрасно знала, от кого получила подарок. Когда рука погрузилась в самые глубины, мои пальцы вдруг коснулись чего-то совсем другого. Не острых и твердых краев бумаги, а чего-то мягкого, но рельефного и тисненого.

Озадаченная, я вытащила это нечто из портфеля и громко рассмеялась, обнаружив, что держу в руках изысканный черный пояс с подтяжками.

– Порядок, Фран, – раздался позади меня голос Пола. – У меня есть для тебя пара новых дел.

Поспешно сунув пояс обратно в сумку, я постаралась придать своему лицу то выражение, с которым выступала в суде, но, оборачиваясь к Полу, не знала, кто из нас испытал бо`льшую неловкость, я или он.

Глава шестая

Неизвестно, кто первый назвал Роберта Паскаля Пираньей, но прозвище приклеилось намертво, поскольку оказалось вполне справедливым в том, что касалось его репутации законника. Бывший инвестиционный банкир, ставший адвокатом по бракоразводным делам, он создал для себя уютную нишу на самом верху конъюнктуры, специализируясь на полном истощении остатков банковских счетов, выжимая из судебных прецедентов все, что только возможно. О нем кричали заголовки «Дейли мейл», а бизнесмены-миллионеры покрывались холодным потом при одном упоминании его имени.

Но при этом Роберт Паскаль вовсе не выглядел безжалостным хищником. Внешне он скорее походил на денди старой школы, с зачесанными назад серебристыми волосами и в безупречном костюме, из нагрудного кармашка которого торчал уголок шелкового платка контрастной цветовой гаммы. Вне стен суда он неизменно был само очарование, и я поняла, что оно будет направлено непосредственно на меня, когда встретила его в коридорах Центрального суда Холборна по семейным делам.

Когда я пошла к нему, он тут же убрал свой мобильный телефон в карман.

– Франсин! Как поживаешь? Ты буквально светишься, и я непременно поцеловал бы тебя, если бы не боялся, что клиент увидит нас и решит, что я братаюсь с врагом.

При упоминании его клиента меня пробрал нервный смех. Я пришла пораньше, без Мартина и без Дэвида, и на то имелись две причины. Мысль о том, чтобы остаться наедине с Мартином, вселяла в меня ужас и восторг одновременно. Я не виделась с ним с тех пор, как двумя днями ранее покинула его квартиру в Спиталфилдзе. Мы переписывались по телефону, как школьники, в тот день, когда я получила в подарок портфель и пояс с подтяжками, но вскоре наша корреспонденция стала более серьезной, и я принялась подбадривать его в преддверии первого распорядительного слушания, а тревога, неизбежно последовавшая за этим, заставила меня полагать, что, забыв принять лекарство, я нанесла себе куда больший вред, нежели полагала изначально.

Но я пришла пораньше еще и потому, что хотела увидеть ее. Увидеть Донну. Я не желала, чтобы моя первая встреча с женой Мартина прошла в комнате без окон, где, как я прекрасно знала, взгляды всех присутствующих будут устремлены на меня и я наверняка не смогу скрыть свое любопытство и обуревающие меня чувства.

– У меня все в порядке, Роберт, – отозвалась я, окидывая взглядом коридор. – Ну, и где же твои войска? Я думала, что вы уже заперлись в комнате для совещаний.

– Джереми Манн уже здесь. И теперь мы ждем лишь нашу клиентку, – ответил он, отправляя текстовое сообщение, прежде чем вновь обратить все свое внимание на меня. – Итак, мне шепнули на ушко, что в этом году ты подашь заявление на получение шелковой мантии.

Я лишь добродушно фыркнула в ответ. Я решила, что моей карьере не повредят слухи о том, что я собираюсь стать королевским адвокатом.

– Означает ли это, что теперь ты возьмешься наставлять меня время от времени? – язвительно осведомилась я, поскольку он был одним из немногих ведущих адвокатов в области семейного права, коих ни разу не уличали ни в чем подобном. По моему мнению, вызвано это тем, что Роберт Паскаль был настоящим снобом и, зарабатывая на жизнь представлением интересов женщин, в душе оставался закоренелым женоненавистником.

Он наклонился ко мне с заговорщическим видом и положил мне руку на плечо.

– Если ты собираешься обзавестись шелковой мантией, Франсин, не стремись к эффектным выступлениям и трюкам. Это – дело о разводе, речь идет о жизни двух человек, и демонстрации выдающихся талантов здесь не место. – В голосе его прозвучали предостерегающие нотки.

– Тебе прекрасно известно, что я всегда играю честно, – ответила я, покосившись на большие часы, и поняла, что Дэвид и Мартин будут здесь с минуты на минуту.

Извинившись, я пошла искать свободную комнату для переговоров, отправив Дэвиду сообщение с указанием, где он может меня найти.

Достав из портфеля маленькую бутылочку «Эвиан», я сделала глоток и оглядела переговорную. Центральный суд по семейным делам не мог похвастаться роскошью и величием Королевского суда Лондона на Стрэнде, камни которого буквально дышали историей. Здешний суд напоминал общеобразовательную среднюю школу, и комната, в которой я сидела, выглядела холодной и унылой.

Спустя несколько минут я услышала, как за моей спиной отворилась дверь, и в комнату вошли Дэвид и Мартин. Я изо всех сил старалась взять себя в руки и успокоиться, но, едва я увидела его, мое сердце учащенно забилось, и я могла думать лишь о том текстовом сообщении, которое он прислал двумя днями ранее.

«Мне понравился вкус твоей киски».

Чтобы избежать рукопожатия, я кивнула им обоим и указала на стол. Они сели, и я разразилась заранее подготовленной речью: чего мы можем ожидать сегодня утром, как я собираюсь подать прошение о том, чтобы разрешение финансового спора огласил суд первой инстанции, и как поддержать откровенный и бесконфликтный характер слушания.

– Джереми Манн привел с собой Ричарда Сисмана, – сообщила я Дэвиду.

– Кто это такой? – вмешался в разговор Мартин.

Отпив еще воды, я отметила, что рука у меня дрожит.

– Ричард – младший советник Джереми.

Мартин нахмурился.

– Разве не должны были и мы, в таком случае, пригласить кого-нибудь еще?

В его голосе явственно прозвучали обвиняющие и панические нотки.

– На первом слушании вам больше никто не нужен.

– Тогда почему они привлекли его?

Его враждебность сбивала меня с толку и заставляла нервничать. Хотя чего я ожидала? Что он начнет флиртовать со мной? Каким-то образом прокомментирует новый кожаный портфель, который я взяла с собой?

– Присутствие младшего адвоката на подобных предварительных слушаниях вовсе не обязательно, – заявила я, чувствуя, как мое сердце ускоряет ритм.

– Тогда почему вы здесь? И почему у Донны два барристера?

Я взглянула на Дэвида Гилберта и неловко поерзала на стуле.

– Игры, – сказала я, вложив в свои слова уверенность, которой на самом деле не испытывала. – Двое барристеров на первом слушании – юридический эквивалент демонстрации военной силы. Вроде того, как русские на параде показывают свое оружие. Но подобное шоу лишено смысла, совершенно излишне и к тому же дорого обходится. Я ничуть не возражаю против некоторой рисовки, но все должно быть в разумных пределах. С другой стороны, Роберт Паскаль – выдающийся эксперт в том, как тратить чужие деньги.

– Но, быть может, именно поэтому он добивается успеха. Тратит, чтобы заработать.

– Мартин, вы должны довериться нам.

Наши глаза встретились, и я увидела, как он смягчился, вид у него стал извиняющийся. Я понимала, что не должна принимать происходящее близко к сердцу, но от этого лишь еще сильнее укрепилась в мысли, что обязана сделать для него все, что смогу.

– Уже почти десять, – сказала я, собирая свои бумаги. – Нам пора идти.

Мы в молчании направились в совещательную комнату – помещение суда, использующееся для неформальных заседаний.

Судья уже находился в комнате, сидел во главе длинного стола. Здесь же присутствовали Джереми Манн и его помощник. В углу стоял Роберт, проверяя пришедшие ему сообщения. Донны Джой нигде не было видно.

Сев напротив Манна, я разложила на столе бумаги и попыталась привести в порядок мысли. Ручку я положила на них сверху, острием налево. Механический карандаш и блок самоклеющейся бумаги для заметок разместились слева и справа, подобно ножу с вилкой.

В комнате зазвучали негромкие разговоры, сквозь которые прорывалось тиканье часов на стене.

Было уже десять минут одиннадцатого, а миссис Джой до сих пор не появилась. Покосившись на окружного судью Барнаби, я поймала его взгляд. Он был судьей старой школы и уже готовился к выходу на пенсию. Раздражительный и сердитый, он оставался при этом сугубым профессионалом, и по тому, как он выразительно приподнял бровь, я поняла, что ему не терпится отправиться в забой, где разрушаются очередные человеческие взаимоотношения.

– Мы готовы? – наконец осведомился судья Барнаби.

Роберт Паскаль выглядел удрученным.

– Мы ждем только мою клиентку, – пояснил он.

Барнаби легонько постучал по столу кончиком своей ручки.

– И долго нам еще ее ждать? – многозначительно поинтересовался он.

– Она должна быть с минуты на минуту, – отозвался Паскаль, посмотрев на часы. – Я, пожалуй, подожду ее снаружи. Она могла заблудиться.

Я не осмеливалась смотреть на Мартина, который о чем-то заговорил с Дэвидом, но так негромко, что я не могла разобрать ни слова.

Роберт отсутствовал, казалось, целую вечность. Услыхав, как вновь отворяется дверь, я не устояла перед соблазном и обернулась, ожидая увидеть ее, одетую с иголочки и невозмутимую, несмотря на опоздание, но вместо нее на пороге появился Паскаль, выглядевший необычайно взволнованным.

– Ее нигде нет, – сказал он.

– Вы звонили ей? – напыщенно осведомился Джереми Манн.

– Я пытался, но вызов автоматически переводится на голосовую почту. Однако я разговаривал с ней вчера, и она обещала, что обязательно придет сегодня.

– Быть может, она попала в пробку, – заметил Мартин таким тоном, что стало ясно: сам он в это не верит.

– Еще пять минут, – презрительно заметил судья Барнаби. – Сегодня у меня очень плотный график заседаний.

– Предлагаю начать без миссис Джой, – сказал Дэвид, глядя на меня в поисках одобрения. Я поняла, о чем он собирается просить, еще до того, как он открыл рот.

Роберт возразил, но окружной судья Барнаби приподнял руку.

– Отлично, – провозгласил он, но было видно, что он не в восторге от происходящего.

– Как-то неправильно все вышло, – буквально выплюнул Мартин сорок минут спустя, когда мы покинули совещательную комнату.

– На самом деле в ее присутствии не было необходимости, – заверил его Дэвид.

Мы смотрели, как Роберт со своей свитой удаляется по коридору.

Мартин по-прежнему качал головой.

– Вы собираетесь поговорить с ней? – спросила я.

Он негромко фыркнул.

– Не думаю, что мои слова хоть как-то повлияют на ее поведение.

– Поведение?

– Это совершенно в ее духе.

На лице Дэвида отразилось сочувствие.

– Это – отнюдь не первый случай, когда клиент не приходит в суд. Подобное случается чаще, чем вы думаете. А если предположить, что Роберт намекнул ей, что слушание предстоит рутинное…

Я пыталась поймать взгляд Мартина и понять, о чем он размышляет, но он выглядел удрученным и расстроенным.

– И что теперь? – Все свое внимание он теперь перенес на Дэвида. А у меня во рту появился горький привкус разочарования.

– Как вы сами видели, мы составили график процесса. Теперь нам нужно собрать сведения, связаться с Робертом и ждать назначения даты окончательного урегулирования спора.

– И когда же это случится?

– Если нам повезет, то недель через шесть-восемь. Если только нас не задержит судебная бухгалтерия.

– Дайте мне знать. Завтра я улетаю в Швейцарию; поездка была запланирована заранее, и мне не хотелось бы отменять ее, но я буду отсутствовать всего неделю.

Эта новость не стала для меня неожиданностью. Он мимоходом обмолвился об этом в своей берлоге в Спиталфилдзе, и я еще спросила тогда, уж не собирается ли он таким образом отделаться от меня.

– Не вопрос, – отозвался Дэвид, пожимая ему руку.

Мартин повернулся ко мне, чтобы повторить этот жест.

Взяв мою руку, он задержал ее на мгновение дольше необходимого. Когда его пальцы сомкнулись на моей ладони, я вдруг вспомнила о том, что они вытворяли внутри меня. И где побывали во вторник ночью. Мне хотелось, чтобы они оказались там сейчас.

– Увидимся, – сказала я наконец.

Он кивнул, развернулся и без лишних слов зашагал прочь. Я смотрела ему вслед, словно зачарованная, и даже не спросила себя, уж не заметил ли Дэвид Гилберт мгновенной неловкости, возникшей между мной и клиентом.

– Когда-нибудь людям с деньгами все-таки придется научиться хорошим манерам, – сказал Дэвид, как только Мартин отошел так далеко, что уже не мог нас слышать.

– Ты имеешь в виду Мартина? – в панике спросила я.

– Его жену. Чертовски неуважительно с ее стороны.

– Может быть, она больна. Или перепутала дни.

– Все может быть, – цинично отозвался Дэвид.

– Полагаю, нам нужен детектив, – добавил он после паузы.

– Для чего?

– Недавно я занимался одним разводом. Ничего примечательного с юридической точки зрения, но он оказался настоящей мыльной оперой. Та жена тоже не пришла на первое слушание. Поначалу мы было решили, что всему виной ее беспечность, пока я не обнаружил, что она улетела в Лос-Анджелес, не сказав мужу ни слова. Связалась с каким-то тамошним мультимиллионером, производителем пластинок, причем все это время пыталась оттяпать у моего клиента пятьдесят процентов его бизнеса.

– Значит, ты тоже не доверяешь Донне Джой. – Я расслышала нотки злорадства в собственном голосе.

– Я всего лишь хочу знать, чего от нее можно ожидать, – сказал мой инструктирующий солиситор. – Если мы сможем доказать, что она встречается с кем-либо… каким-нибудь новым богатеем… это нам здорово поможет.

– А я как раз знаю одного человека, который нам пригодится, – присовокупила я.

Дэвиду больше нечего было мне сказать. Мысленно он уже находился на следующем слушании с новым клиентом. Мы попрощались, а я задержалась в холле, раздумывая, как бы убить время до заседания по опеке ребенка, которое было назначено на полдень. В контору возвращаться смысла не было, и потому я отправилась в «Старбакс» выпить кофе и перечитать свои записи.

Сидя у окна, я достала планшет и принялась за поиск в Интернете. Обычно я лишь бегло просматриваю заголовки или погоду, но сегодня я вдруг обнаружила, что ввожу в поисковую строку имя «Донна Джой». Первые три страницы поиска не дали ничего, чего я уже не знала бы, но, начав копать дальше, я выяснила, как называются студия, в которой она работала, галерея, выставлявшая ее творения, и вечеринка, которую она посетила минувшим летом. Но самым полезным в этом смысле оказался ее аккаунт в «Инстаграме» – бесконечная череда снимков всяких экзотических местечек, гламурных подруг и селфи с улыбкой. Окно в позолоченный мир, по сравнению с которым моя собственная жизнь выглядела унылой и бесцветной.

Сунув планшет обратно в портфель, я подкрасила губы красной помадой в дамской комнате и вернулась в суд для процедуры назначения опеки. Пропустив свое пальто и портфель через сканеры, я поздоровалась с однокашницей по юридическому факультету, которая тоже пришла только что. Солиситор, инструктирующая меня по следующему делу, прислала сообщение, что опаздывает, и поэтому я прошлась по холлу, читая список судебных заседаний.

Сначала я заметила ее лишь уголком глаза. Мое внимание привлекло ее пальто – ярко-розовое и очень дорогое, какое я сама ни за что не надела бы из-за кричащего цвета, но которым втайне восхищалась.

Присмотревшись повнимательнее, я поняла, что это Донна. Она оказалась ниже ростом, чем я представляла, точно так же, как те две знаменитости, с которыми я сподобилась познакомиться за всю жизнь: они выглядели вообще чуть ли не карликами. Как выяснилось, волосы у нее были темнее, не светлые, а скорее светло-каштанового оттенка. Сумка большая, экзотического вида, из незнакомой мне выделанной кожи. Ящерица, аллигатор? Интересно, это он купил ей сумку?

– Я могу вам помочь? – обратилась я к ней с вопросом.

Она повернулась ко мне, и я постаралась рассмотреть ее лицо в мельчайших подробностях. Тонкие губы, густые брови, удивительно скромный макияж на бледной кремовой коже, длинная лебединая шея, на которой красовалось изящное золотое колье с кулоном в виде буквы «Д».

С нескрываемым раздражением она пробормотала себе под нос что-то вроде: «Если только вы способны повернуть время вспять».

Мне хотелось сообщить ей, что она опоздала ровно на один час пятьдесят две минуты. Что ее солиситор уже вернулся в свою контору и что процедура ее развода уже запущена. Мне хотелось спросить у нее, почему она так сильно опоздала. «И не был ли это преднамеренный фокус, дабы произвести впечатление на своего мужа?» – мельком подумала я, глядя на гладкие волны, ниспадавшие ей на плечи. Или же она просто не дала себе труд записать детали слушания, которое состоялось сегодня утром, в свой, без сомнения, переполненный ежедневник?

Несколько мгновений я простояла в неподвижности, слушая, как громко колотится сердце у меня в груди, и раздумывая над тем, должна ли я представиться ей. Я прекрасно понимала, что она наверняка сочтет весьма странным совпадение, что барристер, которую она встретила у стенда с графиком судебных слушаний, является еще и адвокатом ее мужа.

– Боюсь, что здесь вам никто не сможет помочь, – ответила я, крепче прижимая к себе портфель.

Лицо ее смягчилось, когда она улыбнулась мне, и в этот момент я совершенно точно поняла, что нашел в ней Мартин Джой. Мне вдруг стало трудно дышать, воротник блузки врезался в шею, и я направилась прямиком к выходу – мне срочно понадобилось глотнуть свежего воздуха.

Глава седьмая

Встретиться в Ислингтоне предложила не я. Мартин прислал мне текстовое сообщение из Швейцарии, приглашая на ужин, и, когда я ответила согласием, буквально через несколько минут заказал столик в «Оттоленьи».

Я сочла это добрым знаком. Ресторан «Оттоленьи» находился не в Сохо или Челси. Он располагался на Аппер-стрит, в двух шагах от моей квартиры, так что отправиться туда мы сможем в любом состоянии, и я поняла, что должна – точнее, очень хочу – подготовиться к этому событию. Долгие годы сознательного одиночества не способствуют тщательному уходу за собой, и облегающее соблазнительное нижнее белье постепенно сменилось привычным комфортом застиранных вещей. Теперь мне предстояло сделать выбор. Обыкновенно утром в субботу я ездила в Центр оказания бесплатных юридических услуг в Тойнби-холле, что в Степни, где волонтерствовала вот уже долгие годы, но на этой неделе я решила увильнуть и провести утро в небольшом корейском спа-салоне красоты на Холлоуэй-роуд, чтобы выглядеть хотя бы вощеной и гладкой. После этого я отправилась в свой любимый магазин деликатесов, «Ля Фромажери», где купила мягкий бри и бутылку игристого итальянского вина «Фраголино», которые поставила в холодильник. Затем я застелила кровать свежим бельем и даже побрызгала его лавандовой водой в попытке придать ему накрахмаленный вид, какой имеют простыни в первоклассных отелях. Я решила превратить свою квартиру в восхитительный райский уголок, который ему не захочется покидать. Чего, как я начала понимать, я желала больше всего на свете.

Свой выбор я остановила на черном платье и ярко-розовых туфлях на высоком каблуке, намеренно выйдя из дома на пять минут позже, чем требовалось. Играть в такого рода игры я решительно не умела, но пошла на эту единственную уступку, изображая неприступность.

Я поднялась вверх по Аппер-стрит, которая, несмотря на ранний вечер, уже была запружена людьми, сбившимися в стайки по четыре-пять человек. Они громко переговаривались и смеялись, а я дышала полной грудью, стремясь ощутить хотя бы частичку этой энергии, капельку этой отрешенности, ощущения, что сегодня вечером может произойти все что угодно. По губам у меня скользнула улыбка. Все что угодно.

Я перешла на другую сторону улицы, и каблуки мои звонко стучали по асфальту, а полы пальто развевались. Будет ли он уже сидеть на месте, поджидая меня? Или же я обнаружу пустой бар и послание на телефоне, уведомляющее меня о срочной работе или задержанном рейсе? Я так и не сумела убедить себя в том, что Мартин Джой обязательно свяжется со мной после первого распорядительного слушания, но, как только мы договорились о свидании, я наивно предположила, что он придет непременно. Однако теперь я уже не была так в этом уверена. Быть может, позвонить ему и спросить, едет ли он ко мне? «Думай позитивно, – сказала я себе. – Чудеса все-таки случаются. Даже с тобой».

Он действительно оказался на месте, и сердце мое сбилось с ритма, когда я увидела его через стекло. Повернувшись спиной к улице и облокотившись о стойку бара, он жестикулировал, разговаривая с кем-то. Улыбка на моем лице увяла; нет, он не один. В обществе какой-то парочки. Я приостановилась возле ступенек, взявшись за дверную ручку и борясь с разочарованием. Неужели я ошиблась в своих предположениях? Неужели это не свидание? Но стоять здесь и раздумывать было некогда: Мартин обернулся и увидел меня через стеклянную дверь.

– Фран, – тепло приветствовал он меня, когда, с трудом переставляя ноги, я вошла внутрь. Он протянул мне руку, привлекая к себе, и между нами проскочила искра, как только наши пальцы соприкоснулись. Но он не поморщился и не отпрянул, а лишь улыбнулся и шепнул мне на ухо, негромко, чтобы его услышала я одна: – Сексуально выглядишь.

– Франсин, – сказал он, поворачиваясь к своим спутникам, – это Алекс, мой деловой партнер, и Софи, его жена.

– Просто его жена, – отозвалась женщина, заговорщически подмигнув мне и делая шаг вперед, чтобы пожать мне руку. – Ничего особенного.

Но впечатление она производила, надо отдать ей должное: высокая голенастая блондинка, типичный капитан команды в лакроссе. Когда она слезла с банкетки, то оказалось, что она выше меня на целую голову. Даже на каблуках мой рост едва дотягивал до пяти футов и пяти дюймов, но еще никогда я не ощущала себя такой коротышкой, как сейчас, рядом с ней.

Хотя Алекс рассмеялся, я почувствовала, что он напряжен и сдержан. Худощавый, стройный, в сером костюме с иголочки. Скорее всего, я была не первой женщиной, которую Мартин представлял своим друзьям после развода, или же Алекс попросту сохранял лояльность Донне – с друзьями такое бывает, не так ли? Они всегда встают на чью-либо сторону.

Возникла короткая неловкая пауза, и Мартин поспешил заполнить ее:

– Значит, ты получила мое сообщение?

– Какое сообщение?

– О том, что Алекс и Софи присоединятся к нам за ужином.

Я покачала головой.

– Мы ненадолго, и я обещаю, что Алекс будет вести себя прилично, – сказала Софи, метнув на меня примирительный взгляд.

Мартин взялся за свой телефон, когда его друзья уже двинулись к столику.

– Оно не отправилось. Какая незадача.

Извиняющимся жестом он коснулся моих пальцев, и меня обдало жаром.

– Все нормально. Я хочу познакомиться с твоими друзьями, – сказала я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали убедительно.

Нас проводили к столику, и Мартин заказал две бутылки апельсинового вина и холодные закуски. Выбор его оказался настолько безупречен, что я поняла: он уже неоднократно бывал здесь раньше.

– Значит, ты катался на лыжах? – осведомилась я, понимая, что должна поддерживать светскую беседу с самого начала.

Я понятия не имела, что известно Софи и Алексу о наших взаимоотношениях как таковых, но до тех пор, пока я не получу какого-либо знака о том, что это все-таки свидание и что Софи с Алексом об этом осведомлены, я решила проявить разумную осторожность, беседуя о всяких пустяках, дабы не выдать себя.

– Да, на лыжах с вертолетом, – кивнул Мартин.

– Это так здорово. Вы никогда не пробовали заняться этим? – осведомилась Софи с уверенностью человека, который всю жизнь провел на лыжах.

– Я куда лучше чувствую себя с горячим шоколадом и венской выпечкой у подножия гор, – отшутилась я, не желая признаваться, что в последний раз каталась по снегу на санках в парке, когда была еще совсем маленькой.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не допытываться, с кем он был в Швейцарии, – ведь на лыжах с вертолета не катаются в одиночку, верно? Но при этом я понимала, как это будет выглядеть со стороны.

– Значит, вы работаете вместе с Мартином? – поинтересовалась я, когда мы уселись за столик в дальнем углу ресторана.

Алекс кивнул, а вот Софи выразительно поджала губы и сухо покачала головой.

– Только не я. С меня довольно. Уверена, что вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что совместная работа не всегда способствует счастливой семейной жизни. В самом начале мы сделали такую попытку, но потом обнаружили, что готовы задушить друг друга, и тогда я отошла в сторону, ограничившись, – она помедлила, подбирая нужное слово, – ролью советника.

– Это означает, что теперь она указывает нам обоим, что мы должны делать, – улыбнулся Мартин.

– Ему нравится притворяться, будто я постоянно придираюсь к ним, – сказала Софи. – Но я уверена, что без женского внимания к мелочам можно было бы тушить свет уже много лет назад.

Алекс поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Вот твоя награда, дорогая.

Она ласково потрепала его по щеке, и я вдруг ощутила укол зависти. Они были женаты, наверное, сколько?… да лет десять, не меньше, а она по-прежнему обожала своего мужа.

Понемногу я расслабилась и стала получать удовольствие от ужина, пока они втроем шутили и беззлобно поддразнивали друг друга, как это бывает у старых друзей. Мартин рассказал о своей поездке, добавив, что после спуска с горы выглядел «как снеговик», а Софи поведала о катастрофически неудачном отпуске, который они с Алексом провели, собравшись покататься на лыжах в Куршавеле. Полное отсутствие снега превратило курорт в «седьмой круг ада», где русским туристам было решительно нечем заняться, кроме как выпендриваться друг перед другом.

– Единственное место, где я видела больше мехов, – это в зоопарке Сан-Диего! – рассмеялась она.

– И как же вы все познакомились? – поинтересовалась я, завидуя их крепкой дружбе.

– В университете, – ответил Алекс.

– В обществе экономистов.

– Это случилось во время поездки в Нью-Йорк, не так ли? На Уолл-стрит. Мы оказались соседями по комнате в том дрянном отеле в Ист-Виллидже.

– Мне нравится считать себя свахой, – заявила Софи. – Я сразу поняла, что они найдут общий язык, и приложила усилия к тому, чтобы знакомство перешло в дружбу.

– Поначалу я думал, что она стала президентом общества экономистов для того, чтобы расти дальше, но потом понял, что ей просто нравится изображать Силлу Блэк[9].

– Признаю себя виновной по всем пунктам, – сказала она, поднимая руку.

Беседа плавно текла дальше, щедро сдобренная вином, великолепным белым вином с ароматом апельсинов, которое уже ударило мне в голову, и я начала радоваться тому, что Мартин пригласил своих друзей на наше свидание. Современный шикарный ресторан, легкое остроумие Алекса, смешные анекдоты и лирические отступления Софи: получилось головокружительное смешение шика и столичной атмосферы, и мне вдруг отчаянно захотелось стать ее частью. Я ловила восхищенные взгляды, которые бросали на нас парочки за другими столиками; мы были красивыми, утонченными и веселыми, и в кои-то веки я ощутила себя такой, прямо здесь, в самом сердце Лондона.

– Но вы так ничего и не рассказали нам о себе, – заявила Софи после того, как закончила обсуждать с официанткой десерт. – В другой жизни я, наверное, захотела бы стать адвокатом по разводам. Перед самым окончанием учебы меня обхаживали несколько коммерческих компаний, но все это показалось мне ужасно скучным. С другой стороны, семейное право наверняка чрезвычайно увлекательно.

– Иногда, – честно ответила я. – Но чаще это тяжело и изматывает эмоционально. Раз за разом выясняется, что, когда дело доходит до развода, чувства берут верх над разумом. Люди тратят огромное количество нашего рабочего времени, которое мы потом выставляем им к оплате, на споры по поводу совершеннейших пустяков – просто потому, что им не хочется, чтобы противная сторона одержала верх. Как-то одна супружеская пара шесть месяцев не могла прийти к согласию относительно того, кому достанется заварочный чайник.

– Заварочный чайник? – переспросил Алекс.

Я кивнула.

– Довольно милый, но стоящий около сотни фунтов максимум. Они купили его во время своего медового месяца и готовы были отдать все содержимое своего дома в Кенсингтоне только ради того, чтобы он не достался второй половинке.

Все дружно рассмеялись, но потом за столом возникла неловкая пауза, словно бы очарование легкой беседы куда-то улетучилось, напомнив всем, кто я такая на самом деле и как мы с Мартином познакомились.

– Собственно говоря, Фран, я хотела спросить у вас кое-что. Профессиональный интерес…

– Есть что-то такое, о чем я должен знать, дорогая? – встрял Алекс, с преувеличенным удивлением глядя на нее, но она пропустила его реплику мимо ушей.

– В общем, Мартин разводится, и мы все задаемся вопросом…

– Несем всякую ерунду, так будет правильнее, – перебил ее Алекс.

– …как это повлияет на бизнес, – сказала Софи. – Не начнет ли Донна преследовать нас? Я имею в виду, мы всегда были друзьями, но, как вы сами говорите, люди совершают странные вещи, попадая в зал суда.

Я огляделась по сторонам, чувствуя себя ужасно беззащитной и обманутой. Я-то думала, что это будет свидание, но, судя по всему, меня пригласили сюда исключительно ради того, чтобы я прояснила им сложившееся положение.

– Мы беспокоимся, что Донна может потребовать свою долю в будущих доходах Мартина.

Я взглянула на него.

– Разумеется, мы будем возражать, – ответила я, крепко вцепившись в ножку своего бокала.

– И? – не унималась Софи.

– Да, действительно, иногда развод может иметь и корпоративные последствия. Но компания «Гасслер» не выставляется на бирже, так что, полагаю, любое влияние будет ограниченным. Если хотите подстраховаться, я могу порекомендовать вам специалиста по связям с общественностью, который занимается отвлечением негативного внимания, но, откровенно говоря, не думаю, что в этом есть необходимость.

Я вновь посмотрела на Мартина, который в ответ ободряюще улыбнулся мне. По лицам Алекса и Софи я видела, что, в общем, именно такого ответа они от меня и ожидали.

– Кстати, раз уж мы заговорили о разводах, слышали о Манго Дэвисе? – сказал Алекс. – Он застукал свою жену в постели с их шофером – и знаете, что она заявила?

Я так и не узнала, что сказала жена Манго Дэвиса, потому что, извинившись, встала из-за стола и направилась в туалет.

Оказавшись в уединении дамской комнаты, я уперлась обеими руками в раковину и сделала глубокий вдох. Глядя на свое отражение в зеркале, я спросила себя, что же мне надо сделать, чтобы стать счастливой.

Мне нравился Мартин Джой. Я думала, что и я ему нравлюсь, но, очевидно, я все неправильно поняла.

Достав из сумочки блеск для губ, я аккуратно нанесла его перед зеркалом. В верхнем свете я выглядела бледнее обыкновенного. Я машинально поднесла руку к щеке.

«Ты справишься», – сказала я себе, готовясь вернуться обратно в ресторан. Чтобы сохранить хотя бы свое достоинство.

Когда я подошла к столику, Мартин уже расплачивался по счету, а Софи надевала пальто.

– Незваные гости уходят, – улыбнулась она.

– Мы вас проводим, – сказал Мартин.

Я с неловким видом стояла на тротуаре, пока мы прощались. Когда Софи и Алекс сели в такси, я плотнее запахнула пальто, готовясь пешком отправиться домой.

– Это было здорово, – сухо проговорила я. – Они славные люди.

– Я по-прежнему прошу прощения, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу.

Я почувствовала, как плечи отпускает охватившее меня напряжение.

– Алекс позвонил мне в Швейцарию. Он беспокоился насчет моего развода и собирался нанять собственного юридического представителя. А когда я упомянул, что встречаюсь с тобой, он спросил, нельзя ли им присоединиться к нам. Я никак не рассчитывал, что они задержатся на все три перемены блюд.

Пожав плечами, я улыбнулась. Мне не хотелось выглядеть уязвимой, и потому я поинтересовалась, что мы будем делать дальше.

– Вся ночь еще впереди, – сказал он, глядя на меня из-под темных ресниц.

Сердце у меня екнуло, хоть я и постаралась сохранить видимость спокойствия.

– И что ты предлагаешь? – Я пожала плечами.

– Ты ведь живешь где-то поблизости? – сказал он и шагнул ко мне.

– Недалеко отсюда, если ты собрался проводить меня, – ответила я.

Когда он взял меня под руку, я ощутила расслабленность уже во всем теле.

– Это правда? – спустя некоторое время поинтересовалась я. – О том, что Софи свела тебя и Алекса вместе.

– Она организовала поездку, распределяла комнаты, поэтому я полагаю, что так оно и было. Я многим обязан Софи. Она даже выбила для меня социальную стипендию, чтобы я поехал в Нью-Йорк. Иначе я не смог бы себе это позволить.

Я с удивлением взглянула на него. Да, он намекал, что мы с ним одного поля ягоды, но я решила, что все это пустые разговоры.

– Мои родители умерли, когда мне исполнилось пять. Меня воспитали дедушка с бабушкой. Они придавали большое значение образованию и потому поддерживали меня, как могли, во время учебы в школе и университете. Но лишних денег у них не было.

Он смотрел куда-то прямо перед собой, словно разговор на эту тему был ему неприятен.

– Ладно, расскажи мне о Швейцарии, – сказала я, опираясь на его руку и чувствуя жар его тела сквозь рукав своего пальто.

– Мы были в Вербье.

Я смутно помнила, как Том Брискоу однажды упоминал Вербье в конторе; у меня сложилось впечатление, что этот курорт – настоящий заповедник для золотой молодежи, рай для опасных спусков и отдыха после катания на лыжах. Я помимо воли представила себе Мартина в компании блондинок, нежащихся в джакузи во дворе какого-нибудь деревянного коттеджа в швейцарском стиле. В конце концов, мне очень не понравилось местоимение «мы».

– Сначала у меня были запланированы встречи в Женеве, но потом я все-таки выкроил пару дней, чтобы провести их на склонах. Было здорово удрать от всего этого.

– Вот спасибо, – рассмеялась я.

Мартин остановился и развернул меня к себе лицом.

– Я не хотел, чтобы все сложилось именно так, – сказал он таким тоном, что по коже у меня пробежали мурашки. – А теперь расскажи мне, чем ты тут занималась?

– Работала. Писала. – Я пожала плечами.

– Джон Гришем[10] в юбке, а?

– Не совсем, – улыбнулась я. – Статья «Медикаментозное лечение при перемещении детей в разводах под внешнюю юрисдикцию в страны, не подписавшие Гаагскую конвенцию».

– Самое подходящее чтиво для пляжного шезлонга, – рассмеялся он.

– Знаю, знаю. – Я подняла вверх обе руки. – Это нужно для моего заявления на получение шелковой мантии. Всегда лучше иметь публикацию.

– Полагаю, что ты способна добиться чего угодно, если только серьезно возьмешься за дело. Собственно, я уверен в этом. Быть может, попозже мне представится случай прочесть твой труд.

В его словах прозвучал явственный намек. Мне понравилась его уверенность в том, что он не просто проводит меня до дома. Тем не менее упоминание о шелковой мантии заронило мне в душу тень тревоги и сомнения, и далекий внутренний голос напомнил мне, что он по-прежнему остается моим клиентом. И потому я замедлила шаг и попыталась перевести разговор на нейтральные темы.

– В детстве я хотела стать писателем, – сказала я. – Когда я была совсем еще ребенком и наш дом казался мне слишком маленьким, я шла в местную библиотеку и забывала там о времени. Мне всегда нравились слова, то, как они заставляют тебя смеяться или плакать, причиняют боль или помогают, – и то, как могут перенести куда-нибудь в совершенно иное место. Мне всегда казалось, будто в словах сокрыта некая магия.

Подняв на него глаза, я увидела, что он смотрит на меня так, словно я была для него самым интересным собеседником на свете.

– Ну, и что же заставило тебя заняться юриспруденцией?

Я пожала плечами.

– Я выросла в доме ленточной застройки в Аккрингтоне, потом поступила на работу в компанию, терпящую убытки. Никто из моих знакомых особенно не преуспел в жизни, не говоря уже о том, чтобы зарабатывать себе на хлеб писательством. Зато вокруг себя я видела преступления, рухнувшие браки и передачу банкам домов, служивших залогами по невозвращенным ссудам. Вскоре я поняла, что единственные, кто извлекает тут выгоду, – это адвокаты. Победа или поражение, но адвокаты выигрывают всегда.

– Значит, теперь ты используешь слова для того, чтобы выиграть и заработать денег?

– Полагаю, что так, да. Это звучит эгоистично?

Мартин расхохотался.

– Ты задаешь этот вопрос не тому парню. У меня на груди каленым железом выжжено слово «капиталист». – Выражение его лица изменилось, и теперь он смотрел на меня уже серьезно. – Но ведь делать деньги легко. Я преклоняюсь перед такими людьми, как ты, способными отыскать щелочку в броне другого парня и выиграть битву. Я совсем не уверен, что мне хватило бы на это сообразительности.

– Очень сомневаюсь, – возразила я.

Я не стала говорить ему о том, что прочла все, что смогла найти о Мартине Джое. В сухом остатке коммерческие газеты сошлись на том, что он был гением, одним из самых выдающихся финансовых умов своего поколения. И сейчас мне крайне импонировала его скромность.

На ходу мы обменивались секретами о своей жизни, обсуждали театральные постановки, которые хотели посмотреть, но были слишком заняты для этого, признавались в том, какие уголки города любим больше всего: Парк Почтальона[11] в Сити, бронзовые памятники Рузвельту и Черчиллю на Бонд-стрит, ресторан «Кровоточащее сердце» в Клеркенуэлле, славящийся своим чудесным красным вином. Мне нравилось, что разговаривать с ним было легко. Мне также нравилось, что у нас с ним много общего. Он даже одно время жил в Ислингтоне, в нескольких улицах от меня, на Хайбери-Филдз, и, хотя в Спиталфилдз он переехал еще до того, как я вообще появилась здесь, я втайне возликовала оттого, что некогда наши жизни подчинялись одной и той же рутине.

– Идем, – сказала я, взяв его за руку и увлекая вниз по боковой улочке, – нам сюда.

Он крепко стиснул мои пальцы, и я потеряла всякое ощущение пространства и времени, словно бы оказавшись в целлофановой упаковке.

На мгновение я как будто увидела себя со стороны, вспомнив прежние годы, когда с нетерпением ожидала встречи с кем-то незнакомым и интересным. Тогда я ничем не отличалась от прочих молодых людей, ищущих секса и любви, выходящих из пабов и клубов в компании юноши или девушки, предлагающих заглянуть в дешевый кабак или на вечеринку, мечтающих, чтобы ночь никогда не кончалась, а очарование продлилось бы как можно дольше.

Но сегодня вечером я чувствовала себя взрослой. Сегодня мы шли прямо ко мне домой, причем оба прекрасно знали, чем закончится эта ночь.

– Донна хочет встретиться со мной, – внезапно сказал Мартин. – Во вторник.

У меня вновь упало сердце, и только сейчас я поняла, как сильно мне нравится этот мужчина. Мне не хотелось ощущать эмоциональную зависимость от него, но это происходило – и мне был нужен именно Мартин.

– Она хочет извиниться за то, что пропустила первое распорядительное слушание? – поинтересовалась я, искоса глянув на него.

– Думаю, она хочет просто поговорить.

– Ты спрашиваешь моего мнения или уже решил, что пойдешь?

– А что ты мне посоветуешь?

Сердце учащенно билось у меня в груди. Я буквально чувствовала, как в ночном небе надо мной навис дамоклов меч, подобно темным тучам, что иногда собирались на горизонте.

– Думаю, ты должен пойти, – отозвалась я, сознавая, что другого ответа быть не может.

– Я тоже так подумал, – сказал он, до боли стискивая мою руку. – Ты же сама говорила, что лучше не доводить дело до суда, верно? Лучше попытаться уладить наши разногласия миром.

– Поговори с ней, но ни на что не соглашайся.

– Это – всего лишь беседа, Фран. Я хочу услышать, что она мне скажет. Без адвокатов вокруг. Я просто хочу знать, что у нее на уме…

Он произнес эти слова с улыбкой, но прозвучали они как упрек. Без адвокатов вокруг. То есть без меня.

– Как все закончилось, Мартин? – спросила я и тут же пожалела, что не удержала язык за зубами, но было уже поздно. – Я имею в виду, что у вас произошло на самом деле?

Он взглянул на меня, явно прикидывая, стоит ли рассказывать мне обо всем.

– Я улетел в Гонконг, – сказал он наконец. – По делам. Домой вернулся на два дня раньше и обнаружил, что Донны нет. Она просто исчезла. Вот почему я не удивился в тот раз. Таков ее стиль поведения. В конце концов я разыскал ее в Нью-Йорке, благодаря выписке об операциях по кредитной карте на сумму в 47 тысяч долларов. Ей даже не пришло в голову сообщить мне. Она никогда не думала обо мне. Я не был для нее мужчиной или партнером. Я оставался для нее всего лишь исполнителем желаний и кормильцем, – жестким тоном проговорил он.

– И тогда ты решил поставить точку?

Он покачал головой.

– Не тогда. К тому времени я уже даже не скучал о ней. Помню, как сидел дома в темноте, слушая тишину и думая о том, как хорошо быть одному и что мне хочется именно этого.

– Значит, у меня свидание с отшельником, – нервно рассмеялась я.

Он остановился, глядя на меня.

– Я – всего лишь тот, кто хочет расторгнуть брак, срок годности которого давно закончился. Когда она вернулась из Нью-Йорка, я заявил ей, что хочу развестись.

– Но она первой подала документы, – заметила я. Материалы дела я знала уже наизусть и помнила, что заявление в суд о расторжении брака она подала первой.

– Ей пришлось очень постараться, – ответил он таким тоном, словно давал понять, будто сожалеет о том, что оказался столь тяжел на подъем.

– И теперь мы имеем то, что имеем, – сказала я.

– Да, теперь мы имеем то, что имеем, – повторил он.

Автобус номер 19, мой автобус, остановился в нескольких шагах впереди, сверкая красными огнями, словно предупредительный знак. Из него вышли несколько человек, кутаясь от холода в пальто, и я вздрогнула, узнав одного из них. Пит.

Вот дерьмо.

Инстинктивно я выпустила руку Мартина.

– Привет. – Пит оглядел сначала Мартина, а потом перевел взгляд на меня.

– Привет, Пит, – вежливо откликнулась я, стараясь не думать о том, каким видела его в последний раз, когда он скользил губами по моей шее.

– Выходила в город?

– Всего лишь заглянула в «Оттоленьи».

– Заглянула в «Оттоленьи», значит? – повторил он, вопросительно глядя на Мартина.

– Ой, Мартин, это Пит Кэрролл, мой сосед.

– Мартин Джой, – сказал он, протягивая Питу руку. Но тот и не подумал ответить, держа свою руку в теплом кармане.

– Пит учится в Имперском колледже. В аспирантуре, – продолжала я, стремясь сгладить неловкость.

– Надо же, – заметил Мартин. – По какой специализации?

– Искусственный интеллект.

– А я работаю с финансовыми технологиями. Пожалуй, нам стоит поговорить, когда ты закончишь учебу.

Мартин на мгновение застыл в нерешительности, и я испугалась, что сейчас он достанет свою визитную карточку, но с облегчением вздохнула, когда он не стал этого делать. «Быть может, Пит забудет, как его зовут», – с надеждой подумала я, сознавая в глубине души, что обманываю себя.

– Ладно, мне еще надо купить молока, – сказал Пит, поворачивая к местному магазинчику.

– Увидимся на неделе, – как можно небрежнее бросила я ему вслед.

– Думаю, что ты ему нравишься, – прошептал Мартин, когда Пит скрылся внутри.

– Ревнуешь?

– Немного. Потому что мне ты тоже нравишься.

К этому моменту мы уже стояли перед входной дверью. Я знала, что сейчас мне представился последний шанс рассказать ему о том, какие чувства вызывает у меня Донна. Что я тоже ревную и расстроена их предстоящей встречей. Но мы уже находились на пороге моей квартиры, близко, совсем близко, и я не хотела сделать то, что могло погубить этот вечер, и потому предпочла промолчать.

– Вечер был просто замечательный, – сказала я наконец.

– Он еще не закончился, – улыбнулся Мартин и толкнул дверь, когда я повернула ключ в замке.

Глава восьмая

С Клэр Эверетт мы знакомы давным-давно. Еще с тех времен, когда я переехала из Аккрингтона в Бирмингем со всеми своими пожитками, которые уместились в пятидесятилитровом рюкзаке, купленном в «Миллетсе», что в Манчестере.

В общежитии она поселилась в соседней комнате. Она не походила ни на одну из моих прежних подруг; красавица из графств, прилегающих к Лондону, Клэр имела собственную лошадь и автомобиль, а еще училась в закрытом пансионе для девочек. Дружба наша наверняка стала бы мимолетной и поверхностной, порожденной географией и взаимной выгодой, и сама собой испарилась бы, как только мы нашли бы на курсе и в общежитии людей, с которыми у нас было больше общего. В то время в своем высокомерии она ничем, кроме лошадей, не интересовалась, но мне нравится думать, что я помогла ей обтесаться и стать классной девчонкой. Уже к Рождеству она сменила свои нарядные платья на джинсы и армейские ботинки «Док Мартенс». Клэр, в свою очередь, помогла мне стать своей среди представителей среднего класса. Несмотря на всю нашу несхожесть и разное прошлое, мы с ней сблизились и остались лучшими подругами даже после того, как десять лет назад она вышла замуж за своего университетского ухажера Доминика.

Клэр удобно устроилась на банкетке у барной стойки отеля «Хэм Ярд» и лениво грызла орешки васаби. Обычно я не захаживаю в подобные места, и, несмотря на то что на мне было новое платье, облегающее фигуру и подчеркивающее нужные выпуклости, я чувствовала себя не в своей тарелке. Клэр же, напротив, не растеряла своего прежнего лоска и вписывалась в здешнюю утонченную атмосферу с высокомерной непринужденностью. Собственно говоря, глядя на нее, я даже подумала, что сегодня вечером она выглядит, как хичкоковская блондинка[12]. Пожалуй, даже слишком похожа на нее, особенно если учесть, что она вдруг занервничала из-за того, куда мы собрались и с кем должны встретиться.

– Умираю с голоду. Надо было зайти куда-нибудь и поесть. Как ты думаешь, у нас еще осталось время? – поинтересовалась она, перебрасывая через плечо волосы средней длины.

– Вечеринка начинается в семь тридцать, а сейчас уже двадцать минут восьмого, – отозвалась я. Честно говоря, мне не терпелось поскорее оказаться на месте.

– Вот что, расскажи-ка мне о той вечеринке, на которую мы идем.

– Открытие какой-то выставки.

Вынув из сумочки билеты, которые дал мне Мартин, я протянула их ей.

– Живопись, – протянула она, насмешливо глядя на меня. – Ты увлеклась коллекционированием?

– Да ладно тебе. Мне просто подарили эти билеты, только и всего.

– Галерея Делоне, – прочла она, поднеся билет к самому носу, словно у нее развилась близорукость. – Хелен Норт. Никогда о ней не слышала. Хотя она должна быть хорошей художницей, если сумела устроить выставку у Делоне. – Она лукаво взглянула на меня. – Что ж, по крайней мере, там будут интересные мужчины. Коллекционирование картин теперь заменяет гольф, как сообщил мне кто-то на днях.

– А я-то думала, что гольф теперь заменяют велосипедные прогулки.

Клэр рассмеялась.

– Не важно. Я просто рада тому, что ты начала выходить в свет. Кстати, надеюсь, ты еще не передумала прийти на открытие ресторана Доминика. Ради тебя я по такому случаю собираю всех холостяков, которых мы знаем.

Допив свой бокал, я взглянула на нее. Клэр принадлежала к числу тех людей, которым я могла рассказать все. Она знала обо всех моих похождениях и страшных тайнах. Не только потому, что была моей лучшей подругой, а еще и потому, что в этом заключалась ее работа психолога.

– Честно говоря, именно поэтому я и хотела, чтобы ты сходила со мной туда сегодня вечером, – нерешительно начала я.

– То есть ты не идешь?

– Нет, разумеется, я приду на открытие к Доминику. Я имею в виду сегодняшний вечер. Хочу представить тебя кое-кому.

Клэр погладила свой «конский хвост».

– Я замужняя женщина и счастлива в браке, дорогуша.

– Речь идет обо мне, – осторожно подбирая слова, продолжала я. – Просто я встретила одного человека. И он должен подойти туда попозже.

Моя подруга моментально оживилась. Я знала, как это бывает у тех, кто давно замужем. В том, что касается жизни на воле, они во всем полагаются на своих незамужних подруг, хотя бы только для того, чтобы напомнить себе, как им повезло, что им больше нет нужды охотиться на «того самого, единственного». И в этом смысле я оставалась для нее сплошным разочарованием, поскольку предпочитала не распространяться о своей личной жизни, но теперь готова была приоткрыть завесу.

– Проклятье, – через несколько мгновений вырвалось у нее.

– Все не так плохо, – улыбнулась я, допивая свой безалкогольный коктейль.

Она вперила в меня проницательный взгляд профессионального психолога.

– Ну, и кто же он?

– Его зовут Мартин, – неопределенно отозвалась я.

– Хорошее, основательное имя. Как вы познакомились? Давно ты с ним встречаешься? Чем он занимается?

– Перестань. – Поморщившись, я отмахнулась. – Это просто вежливая формулировка вопроса: «А какие у него перспективы?»

– Ты права. Я проверяю его на благонадежность. Он должен быть достоин моей лучшей подруги. Полагаю, именно поэтому ты и хочешь познакомить меня с ним.

– Я встречаюсь с ним примерно шесть недель. Он работает в финансовом секторе, – сказала я, оставив без внимания вопрос, как мы познакомились.

– Ох, Фран. Только не банкир, – вздохнула Клэр, и плечи ее поникли. – А ведь все так хорошо начиналось.

Я не могла понять, шутит она или нет, но решила продолжать, не вдаваясь в подробности.

– Нападки на инвестиционных банкиров нынче в моде.

– Это не имеет никакого отношения к деньгам, которые он зарабатывает. У банкиров слишком много общего с психопатами, – изрекла Клэр, закидывая ногу на ногу. – Полное отсутствие эмпатии, чудовищное эго, но при этом нередко бездна очарования. Кстати, больше всего психопатов встречается именно среди банкиров, генеральных директоров и психиатров.

– То есть ты хочешь сказать, что мой новый парень – псих, – заметила я, пытаясь перевести все в шутку.

– Я всего лишь говорю, что ты должна быть осторожна с этим богатым альфа-самцом.

– Как бы там ни было, он скорее бизнесмен, чем банкир. Он руководит каким-то фондом, который предсказывает поведение рынка.

Клэр захохотала.

– Итак, он – генеральный директор финансовой компании. Двойной облом.

Но я не собиралась спускать ей такие заявления.

– По-твоему, моя проблема состоит в том, что я избегаю отношений из-за своей работы, но ведь ты ничем не лучше меня. Ты подвергаешь людей психологическому анализу и выносишь приговор еще до того, как им представится случай доказать, что ты ошибаешься.

– Или оказываюсь права. – Она улыбнулась. – Впрочем, ты сама во всем виновата.

– Я? – Нахмурившись, я взяла в руки сумочку.

– Это именно из-за тебя я стала мозгоправом, – заявила Клэр. Мы встали и вышли из бара.

Глава девятая

Галерея оказалась устрашающего вида зданием на Мейфэйре. Широкие зеркальные окна бросали серебристые отблески на ряд дорогих машин, стоящих снаружи. Люди, выстроившиеся в очередь, чтобы попасть внутрь, казались чванливыми и самодовольными. Но я была рада тому, что пришла сюда.

По дороге Клэр буквально забросала меня вопросами о Мартине. У меня не было желания раскрывать ей обстоятельства его личной жизни, включая и то, как мы познакомились. Кроме того, мне хотелось сохранить в тайне и все хорошее, что у нас было, – выходные, которые мы проводили в постели, телевизионные сериалы, которые смотрели, поглощая еду на вынос, или нашу воскресную поездку в Лулворт-Коув[13], где мы сидели на скалах и наблюдали, как прилив меняет цвет с изумрудного на небесно-голубой. А еще мне не хотелось рассказывать Клэр о том, как сильно я расстроилась, когда Мартин собрался «поговорить» с Донной о разводе. Тем вечером после работы я отправилась в тренажерный зал и загнала себя до полного изнеможения, отжимая штангу и шагая по беговой дорожке до тех пор, пока из всех пор моего тела не хлынул пот: таким образом я надеялась заставить себя забыть о том, что они сейчас вместе. Но это не помешало мне позвонить ему – трижды, хотя всякий раз звонок переводился на голосовую почту; затем я вернулась домой и выпила две бутылки вина, а проснувшись утром, обнаружила в туалетной раковине следы рвоты. Об этом я ей рассказывать не стала, потому что, пусть я отдавала себе отчет в том, что все больше влюбляюсь в Мартина, меня пугало, какие чувства он иногда вызывал во мне. Я ощущала себя совершенно беспомощной, плывущей по течению, растерянной и неспособной справиться с собственными эмоциями: такой, какой была в другой жизни.

– Ну что, он уже здесь? – прошептала Клэр, когда мы взяли по высокому бокалу шампанского с подноса у официанта.

Нетерпеливым взмахом руки нас препроводили за бархатный канат, и мы оказались в параллельном мире, среди элегантной публики, дам в туфлях на высоких каблуках, мужчин в кожаных туфлях типа мокасин. Они просаживали годовой заработок на какую-нибудь мазню, которую они называли «забавной». Творческой личностью вечера была Хелен Норт, художница, которая распечатывала огромные черно-белые фотографии обнаженных пожилых людей, после чего покрывала их широкими густыми мазками черной и белой краски. Мне ее произведения показались гнетущими и депрессивными, но, в конце концов, я пришла сюда не за тем, чтобы любоваться ими.

Скользя взглядом по модельным платьям и ярким спортивным пиджакам с Сэвил Роу[14], я поняла, что не узнаю никого, не говоря уже о Мартине. Но я высматривала не его, а Донну, содрогаясь от ужаса при мысли о том, что вот сейчас она войдет в галерею, блистательная и гламурная. В конце концов, мир искусства – это ее охотничьи угодья. Даже если она не знала о том, что Мартин тоже получил приглашение, – что само по себе невероятно, – то нельзя было исключить того, что столь шикарное событие, как открытие персональной выставки, заставит ее выползти из той норы, в которую она забилась. Я обругала себя последними словами. Я ведь обещала себе, что не унижусь до ненависти к Донне, сколь бы соблазнительным это ни представлялось. Семейный адвокат должен видеть только одну сторону отношений. Впрочем, как и подружка. Мне хотелось увидеть Донну невнимательной, эгоистичной и озлобленной, но ведь это было бы слишком просто, не так ли? Какой бы счастливой ни сделал меня Мартин, вряд ли он совсем уж ни в чем не виноват, как и любой из нас, правильно?

Очевидно, угадав, о чем я думаю, Клэр прикоснулась к моему локтю.

– С тобой все в порядке?

– Да, вполне. Наверное, я просто слегка нервничаю оттого, что уже совсем скоро ты познакомишься с Мартином.

– А ведь он тебе по-настоящему нравится, верно?

– Он очень мил, – отозвалась я с деланной живостью.

– Тогда для чего я тебе здесь понадобилась, да еще и в роли дуэньи?

Я взглянула ей прямо в глаза.

– Потому что ты – моя лучшая подруга, и для меня важно, чтобы он понравился и тебе.

Клэр кивнула.

– Хорошо, но дай мне знать, когда придет время сматываться. Полагаю, домой ты отправишься вместе с ним.

– Ты ведь не обидишься, правда?

– Нисколько – при условии, что в сумочке у тебя найдутся пара чистых трусиков и зубная щетка.

– У меня есть своя зубная щетка в его квартире.

Она выразительно выгнула бровь.

– Это, конечно, еще не кольцо на пальце, но уже кое-что.

– Что ж, я соглашусь с тобой, хотя, строго говоря, он еще женат. – Я заставила себя понаблюдать за реакцией Клэр. На ее лице не отразилось ни шока, ни неодобрения. Только некоторая растерянность.

– Он женат?

– Они разъехались. Шесть месяцев назад.

– По крайней мере, он – не клиент, – многозначительно добавила она, приподняв брови и глядя на меня. Я нервно улыбнулась в ответ.

– Собственно говоря… – начала было я, но тут на меня налетел светловолосый вихрь.

– Фран! Как поживаешь? – Софи Коул привлекла меня к себе, заключив в невесомые объятия, и расцеловала воздух у моих щек, словно обретя заблудшую сестру. – А я и не знала, что ты будешь здесь! – воскликнула она. – И боялась, что вечер окажется ужасно скучным.

Ища поддержки, она взглянула на Алекса, который возник рядом. Тот ограничился тем, что коротко кивнул, но хотя бы улыбнулся.

– О, знакомьтесь, это Клэр, моя подруга, – сказала я, переключаясь в официальный режим. – Клэр, это Софи и Алекс Коул. Они – деловые партнеры Мартина.

– Скорее уж, его личные психологи, – поправила меня Софи, пожимая руку Клэр. – Ну, и что вы думаете об этой выставке, Клэр?

В ожидании ее ответа я затаила дыхание. В подобных вещах Клэр разбиралась гораздо лучше меня.

– Интересная, – проговорила моя подруга. – Мне нравится, как тут чередуются свет и тени.

Софи немного помолчала, а потом рассмеялась.

– Да, я тоже их терпеть не могу! – Подавшись к нам, она перешла на шепот: – Но Хелен – добрая подруга Мартина, посему не повторяйте своих слов в его присутствии.

Я в тревоге воззрилась на нее. Мне не понравился тон, каким было сказано про «добрую подругу».

– А вы – тоже адвокат? – поинтересовалась Софи, глядя на Клэр.

– Психотерапевт, – отозвалась та.

– Софи мечтала бы иметь такую подругу, учитывая, что больше всего на свете она любит рассказывать о себе, – шутливо упрекнул жену Алекс.

Она игриво шлепнула его по руке.

– Не обращайте внимания на моего супруга, он – идиот.

– А еще она – совладелица ресторана, верно, Клэр?

Я не устояла перед искушением и закинула им наживку насчет нового ресторана Доминика. Софи и Алекс принадлежали к тому типу людей, которые каждый вечер обедают вне дома, и, кроме того, мне польстила мысль о том, что мы начнем дружить семьями.

– Едва ли меня можно назвать совладелицей. Ресторан принадлежит моему супругу. Открывается в следующем месяце.

– Дорогая, вы дружите с адвокатом по разводам. Поговорите с ней, а потом скажите мне, что не желаете видеть свое имя над дверью заведения.

– Можете мне поверить, я вовсе не горю желанием встревать в это дело, – рассмеялась Клэр. – Стоит мне заикнуться мужу о том, что я хочу активнее участвовать в работе ресторана, как не успею и глазом моргнуть, а уже буду печь лебедей из заварного теста. Я ведь не люблю готовить. Мне не по силам испечь даже маленький кекс.

– Напомните мне, чтобы я познакомила вас со своим другом из «Таймс». Он – ресторанный критик. Быть может, мы все вместе заглянем к вам на ужин, и он что-нибудь напишет.

– Это было бы просто великолепно. Благодарю вас, – сказала Клэр. – Как вы отнесетесь к тому, чтобы прийти на открытие?

– Мы должны поздороваться с Хелен, – дипломатично заметил Алекс.

– При условии, что мне не придется расхваливать ее работы, – шепнула мне Софи, выразительно поднимая глаза к потолку. – Извини нас, Франни. Была рада познакомиться, Клэр.

После того как они удалились, Клэр приподняла брови, глядя на меня.

– Франни?

– Ласковое обращение, – улыбнулась я, заметив ее неодобрение.

– Не приведи господь, это прозвище к тебе приклеится.

– Она поступила очень мило, пообещав познакомить тебя с ресторанным критиком из «Таймс», – сказала я. Мне вдруг показалось очень важным добиться от Клэр одобрения моих новых друзей.

– Если только она сдержит слово, – обронила Клэр и взяла с подноса новый бокал шампанского.

– Он здесь. – Голос у меня сорвался, когда я окинула взглядом толпу.

В комнату вошел Мартин, и сердце у меня учащенно забилось в предвкушении, волнении и тревоге. Он нас не видел, слишком занятый общением со знакомыми, которым пожимал руки и которых похлопывал по спинам: в темном костюме, симпатичный и харизматичный, двигающийся с грацией камышового кота, непринужденный и внимательный. Я покосилась на Клэр, которая наблюдала за ним, и заметила, что она уже подпала под его очарование, а я преисполнилась самодовольства от осознания того факта, что из нас двоих домой с ним отправлюсь именно я.

– Он сексуален, – сказала Клэр, не сводя с него глаз.

Я не могла не ощутить разочарования – хотя чего еще я от нее ожидала? Что она скажет: «Он очарователен, умен и почти безупречен»?

Клэр не была знакома с Мартином, ни разу не встречалась с ним, так как же она могла смотреть на него моими глазами? И правду ли говорят, что друзья хорошо относятся к вашим любовникам? Например, я была не в восторге от Доминика, ее мужа. Пожалуй, Клэр, со своим образованием и опытом мозгоправа, могла бы объяснить мне, в чем тут дело, но по какой-то причине мне ужасно хотелось, чтобы два самых близких мне человека нашли общий язык, каким бы невозможным это ни представлялось.

Наконец Мартин заметил меня, и в воздухе проскочил электрический разряд, когда наши взгляды встретились. Пробормотав что-то женщине, с которой только что разговаривал, он направился прямо к нам.

– Франсин, ты пришла, – приветствовал он меня, целуя в щеку. – А вы, должно быть, Клэр. Я много о вас слышал.

Я была уверена, что сейчас он обратит на нее всю мощь своей харизмы, но Мартин лишь застенчиво улыбнулся.

– Извините, что меня не было здесь, когда вы приехали. Надеюсь, вы не слишком скучали.

Я заметила, что Мартин не спускает с Клэр глаз, уделяя ей все свое внимание. Книгу о применении обаяния он прочел от корки до корки, но я не сомневалась, что и Клэр прекрасно понимала, что он делает: трепет век, обмолвки, прочие маленькие и большие ухищрения, к которым прибегают люди, когда хотят кого-то обмануть, – этим психиатры и зарабатывают себе на хлеб с маслом. Казалось, я со стороны наблюдала за тем, как два гроссмейстера пытаются перехитрить друг друга.

– Мартин – один из спонсоров сегодняшнего открытия, – нервно заметила я.

– И друг художницы, – добавила Клэр.

– Скорее клиент. – Он пожал плечами. – Не буду лгать, это деловое предприятие, – добавил он с извиняющейся улыбкой. – Контакты высокого уровня очень нужны фирме «Гасслер Партнершип», и не думаю, что где-то еще можно собрать больше состоятельных лиц, чем на открытии художественной выставки. Особенно если художник пользуется такой популярностью, как Хелен Норт.

– Если хотите знать, ее работы мне понравились, – заметила Клэр.

– В самом деле?

– В самом деле. Я не шутила, когда говорила насчет света и тени. Я голосую за них обеими руками.

Мартин рассмеялся.

– Я тоже, – сказал он и взял ее за руку. – Пойдемте, я представлю вас.

Когда он уводил ее прочь, Клэр обернулась и улыбнулась, тайком показав мне поднятый вверх большой палец. Она и в лучшие времена оставалась крепким орешком, с неизменным подозрением относилась к моим кавалерам, так что заручиться ее одобрением было весьма нелегко. Я шумно выдохнула и отпила шампанского: от него уже слегка кружилась голова.

– Полагаю, вы вполне ему подходите.

Я обернулась. Алекс смотрел, как Мартин беседует с гостями.

– Что ж, барристер я действительно очень даже неплохой, – отозвалась я.

У него дернулся уголок рта.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, Фран. Я – его друг, а не коллегия адвокатов, – добавил он, и выражение его лица смягчилось в улыбке.

Я спросила себя, многое ли уяснил Алекс во время нашего ужина в «Оттоленьи». И догадался ли о том, что я стала не только адвокатом Мартина, но и его любовницей.

– Кроме того, вы оба давно вступили в брачный возраст, а он вдобавок мой деловой партнер. Вместе мы сделали кое-что хорошее. И я не хочу, чтобы теперь все пошло прахом из-за той женщины.

– Не думаю, что до этого дойдет.

Он кивнул, но мне показалось, что он меня не слушает.

– После Донны, до встречи с вами, он пил «Джек Дэниелс» на завтрак. Что бы вы ни делали, продолжайте делать это и дальше, потому что сейчас он пребывает в куда лучшем состоянии, чем три месяца назад, и я думаю, что в этом – ваша заслуга.

Я была ошеломлена и растеряна, не знала, что сказать. С одной стороны, именно это я и жаждала услышать – подтверждение чувств Мартина ко мне. Но, с другой, слова Алекса выбили меня из колеи.

Я достаточно долго проработала адвокатом по бракоразводным делам, чтобы понимать: токсичные отношения поднимают на поверхность всевозможные эмоции, и не все из них – положительные. «Джек Дэниелс» на завтрак представлял собой совершенно иную версию событий, не ту, которую преподнес мне Мартин, когда говорил о причинах краха своего брака.

Отыскав его взглядом в толпе, я вдруг ощутила укол ревности, отметив, как славно он смотрится рядом с Клэр. Я уже собралась было отвернуться, но тут наши взгляды встретились, и он улыбнулся, и улыбка его показалась мне такой интимной и ободряющей, что мне тут же стало легче на душе.

Увлекшись, я едва не пропустила появление Тома Брискоу. Поначалу он настолько удачно слился с элегантной обстановкой, что я даже не узнала его, но потом он попался мне на глаза, когда помогал какой-то ослепительной блондинке снять пальто. Я замерла, не в силах пошевелиться, пока внутренний голос не начал настойчиво нашептывать мне, что надо срочно убираться отсюда. Это совсем не похоже на случайную встречу с моим соседом Питом на автобусной остановке. Это ведь Том, мой коллега. Он не должен увидеть меня с Мартином; аналитическому уму Тома хватит и полсекунды, чтобы сложить два и два.

– Я отлучусь в дамскую комнату, – сказала я Алексу и стала поспешно протискиваться сквозь толпу.

Клэр о чем-то увлеченно беседовала с Софи Коул. Прошептав Софи одними губами «Извини», я увлекла Клэр в сторону.

– Мне надо идти, – быстро сказала я, глядя на часы.

– Но мы ведь совсем недавно пришли сюда, – с явным разочарованием заметила она. – Софи только-только начала рассказывать мне о том, с кем еще она знакома в ресторанном мире. Она полагает, что сможет уговорить Жиля Корена прийти на открытие ресторана Доминика.

– Я в этом не сомневаюсь, но мне действительно пора уходить.

Достав телефон, я отправила Мартину текстовое сообщение: «Здесь коллега из конторы. Должна уйти».

– Ты уверена, что не хочешь остаться на десерт? – не унималась Клэр. – Я заметила, что официанты разносят мини-эклеры и тарталетки с клубникой.

Она нахмурилась, а потом проследила за моим взглядом, устремленным на Мартина.

– Ага, понятно, – сказала она, понизив голос. – Я не удивлена, что тебе приспичило смыться отсюда поскорее.

– Для образованной женщины ты иногда бываешь поразительно груба, – заметила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос мой прозвучал небрежно. Мобильный телефон коротко пискнул у меня в руке. Мартин.

«Я иду с тобой. Только дай мне попрощаться».

Я обвела комнату взглядом, но Тома нигде не было видно. Следовательно, у меня появился шанс незаметно забрать свои вещи из раздевалки. Я протянула номерок и с нетерпением ожидала, когда гардеробщица, сплетничающая со своей напарницей, принесет мне пальто. «Ну, давай же, шевелись». Голова шла кру´гом. А потом у меня перехватило дыхание, отчаянно захотелось глотнуть свежего воздуха.

– Фран?

Ощутив прикосновение к своему плечу, я закрыла глаза, признавая поражение. Разумеется, он заметил меня. Иначе и быть не могло.

– Том! – сказала я, оборачиваясь и изображая удивление. – А ты что здесь делаешь?

– Не притворяйся удивленной – я давно питаю слабость к изобразительному искусству, – улыбнулся он.

На нем был строгий темно-синий костюм с одним из тех старомодных полосатых галстуков, которые вроде бы имеют символическое значение, расшифровать которое мне, впрочем, оказалось не под силу. Том жестом показал на девушку рядом с собой, ту самую блондинку, которую я уже видела с ним раньше.

– Фран, это Ханна. Франсин – моя коллега по адвокатской конторе.

– Рада познакомиться, – сказала я, протягивая ей руку. – К сожалению, я уже ухожу.

Я заметила, как Ханна метнула выразительный взгляд на Тома, словно хотела сказать: «Говорила же я тебе, что мы опоздали». В любое другое время столь пикантная подробность, очень много говорившая об отношениях Тома с ней, меня непременно заинтересовала бы, но сейчас моя голова была занята совсем другим, и я стремилась побыстрее удрать отсюда.

– Прошу меня извинить, но я не смогу составить вам компанию. Мне надо идти, – заявила я, глядя поверх плеча Ханны. Мне показалось, будто к нам направляется Мартин. – Вам надо обязательно подойти к художнице и поговорить с ней, она очаровательна.

– Задержись хотя бы еще на один бокал, – сказал Том. – В конце концов, сегодня – вечер пятницы.

– Черт найдет занятие для ленивых рук в любой день, – отшутилась я со слабой улыбкой, получив наконец свое пальто. После этого я чуть ли не бегом бросилась к двери.

Клэр уже стояла на тротуаре, наблюдая за мной.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Разумеется. В полном, – ответила я, вдыхая полной грудью прохладный весенний воздух.

Но Клэр, похоже, не купилась на мою уловку.

– Тогда к чему такая спешка?

А мне нечего было ей сказать, я просто не могла объяснить ей причину своего поспешного бегства. Теперь же, когда я вырвалась из душной переполненной галереи, мне стало казаться, что выдуманная мной проблема не стоит выеденного яйца. Откуда Тому знать, что Мартин – мой клиент? Наверняка он этого не знает. Я, например, понятия не имею, кого он представляет. Стал бы он расспрашивать меня о том, как я получила приглашение на выставку? Едва ли. Том слишком хорошо воспитан, чтобы задавать столь провокационные вопросы. Впрочем, совсем исключить подобную возможность было нельзя. А так рисковать я не могла.

– Ты хочешь, чтобы я подождала, пока не выйдет Мартин? – поинтересовалась Клэр, глядя мне в глаза.

– Не говори глупостей. Садись, – сказала я, кивая на такси, которое только что подъехало к тротуару. – Он должен выйти с минуты на минуту.

– Я счастлива за тебя, Фран, – заявила Клэр, целуя меня в щеку. – И теперь ты должна позволить себе быть счастливой, хорошо? Ты это заслужила.

На миг мы обе перенеслись в прошлое. Сознавая, сколько она сделала для меня, я благодарно кивнула ей.

– Спасибо, – искренне отозвалась я. – Я попробую.

Но когда такси, увозящее ее, отъехало от тротуара, я оглянулась на галерею, ожидая Мартина, и спросила себя, хватит ли для этого одного моего желания.

Глава десятая

Я слонялась по площади Ганновер-сквер, пока Мартин не подвел меня к ожидающему автомобилю. По дороге в Спиталфилдз мы почти не разговаривали.

– Я не слишком рано утащила тебя, а? – спросила я, когда мы поднимались на лифте в его квартиру.

– Мне просто надо было показаться там, хотя бы ненадолго. Все равно пришлось бы вскоре уходить оттуда.

– Мне нужно выпить, – сообщила я, чувствуя себя усталой и выбитой из колеи.

– В холодильнике охлаждается замечательное шардоне, которое как нельзя лучше подходит для вечера пятницы и только и ждет, чтобы его открыли. Мы можем взять его с собой на крышу, – сказал он, скрываясь в спальне и выходя оттуда с двумя свитерами. Один из них он бросил мне. – Держи. Можешь надеть его, чтобы не замерзнуть.

Я натянула свитер через голову, медленно и осторожно, вдыхая его запах и чувствуя, как у меня начинает кружиться голова. Рукава оказались слишком длинными, и у меня вдруг возникло ощущение, будто на мне смирительная рубашка.

Подняв голову, я увидела, что он держит в руках бутылку вина, два бокала и одеяло. Мы вышли наружу, на небольшую площадку, и по спиральной лестнице поднялись на самый верх здания. Я расстелила одеяло на пыльном битуме и опустилась на него. Здесь царила тишина. Черное бархатное небо накрыло нас с головой, словно безразмерный плащ с капюшоном. Вокруг торчали печные трубы, а вдалеке сверкали огни офисных зданий. При мысли о том, что здесь живут люди, которым приходится работать куда больше меня, я улыбнулась про себя. Мне хотелось сказать им, что нужно обязательно оставлять время и для личной жизни.

Мартин уселся рядом со мной, поджав под себя ноги, разлил вино по бокалам и протянул один мне.

– Я задержалась бы подольше, но встретила коллегу из конторы, – сказала я наконец.

– Не понимаю, почему мы должны прятаться по углам. Алекс знает все. Он вычислил это еще до того, как мы встретились в «Оттоленьи». Сказал, что я шепчусь по телефону и хихикаю в офисе, как мальчишка, отчего я почувствовал себя неловко. Кроме того, я вовсе не хочу скрывать наши с тобой отношения, – заявил он с таким жаром, что по спине у меня пробежали мурашки. Запрокинув голову, он сделал долгий глоток шардоне. – Жду не дождусь, чтобы все это поскорее закончилось.

– Что закончилось?

– Развод.

Вид с крыши открывался поистине потрясающий. Я чувствовала себя так, словно оказалась на вершине мира, возвышенная, облагороженная и могущественная. Замечание Алекса о том, что после краха своего брака Мартин едва не сломался сам, вдруг потеряло всякий смысл и значение, вместо него пришло ясное и романтическое ощущение, что все идет именно так, как и должно.

– Почему ты до сих пор не замужем?

Я рассмеялась, но он смотрел на меня, ожидая ответа.

– Я никогда не умела строить прочные отношения.

– Я бы сказал, что пока у нас с тобой неплохо получается.

Я чувствовала себя так, словно мы оба разделись догола и я могу признаться ему в чем угодно. Перед тем как заговорить вновь, я сделала глубокий вдох.

– В возрасте девятнадцати лет мне поставили диагноз – биполярное аффективное расстройство. Маниакально-депрессивный психоз, – добавила я для большей ясности.

– Шрамы у тебя на руках… я боялся спросить, откуда они взялись.

– Членовредительство, а не попытка самоубийства. Они уже старые, – сказала я, машинально потирая руку. – Второй курс университета. Это было нелегкое время. Меня едва не отчислили, но я все-таки закончила его благодаря Клэр, моим учителям и лечению. Теперь я держу все под контролем, но мне трудно вступать в отношения.

– Почему?

– Мне легче оставаться одной.

– В самом деле?

Я пожала плечами, вперив взгляд в далекую неоновую вывеску.

– Я всегда хотела вести простую и незамысловатую жизнь, насколько это возможно, и управлять ею по мере сил. Когда у тебя случались взлеты и падения, причем в самом буквальном смысле, ты хочешь, чтобы окружающий мир был предсказуемым.

– Всем нужен кто-то еще, Фран. И все мы этого «кого-то» заслуживаем.

– Но если ты позволишь кому-либо войти в твою жизнь, появятся проблемы. Нам трудно справиться с собственными чувствами, не говоря уже о чужих. Ты нравишься мне, я нравлюсь тебе, но что будет, если Донна вновь пожелает «поговорить» или скажет, что хочет дать вашему браку еще один шанс? – сказала я, вспоминая тот вечер, когда он отправился на встречу с ней, а я звонила ему, умирая от желания услышать его голос и успокаивающие слова, но в ответ получила лишь холодный и стерильный голос автоответчика.

– Этого больше не случится, – сказал он наконец.

– Все может повториться.

– Иди ко мне, – прошептал он, придвигаясь ближе. Сев ко мне лицом, он привлек меня к себе. Погладил меня по голове и взял мое лицо в ладони. – Нам нужно продержаться совсем немного, и тогда скоро, очень скоро все будет хорошо. Останемся только мы вдвоем. Никакой Донны, никаких тайн, только ты и я.

– Обещаешь? – Мне хотелось навсегда остаться здесь, наверху, где до облаков можно дотянуться рукой.

– Обещаю, – прошептал он, и я вздрогнула, когда он поцеловал меня.

Я сознавала, что влюбилась в него без памяти, и понимала, сколько вреда и боли это может мне причинить.

Глава одиннадцатая

– Ну как, хорошо отдохнула в пятницу вечером?

Я наполняла чайник водой в маленькой кухоньке конторы и, обернувшись, увидела, что в дверях стоит Том.

– Да, спасибо. Все было замечательно, – отозвалась я, возясь с крышками и вставляя вилку в розетку, чтобы не смотреть ему в лицо.

«Пожалуйста, уходи», – мысленно взмолилась я, повторяя эти слова, как заклинание, но, очевидно, моя магия оказалась слишком слабой, потому что Том привалился плечом к косяку. Он явно был настроен поболтать.

– Ханна просила узнать, где ты купила свое платье.

Я замерла, спрашивая себя, уж не намекает ли он, что я была слишком разодета для посещения галереи. Мужчины, как правило, на такие вещи не обращают внимания, но Том Брискоу был из тех, кто подмечает все, особенно если этим можно воспользоваться к своей выгоде.

– Ханна показалась мне очень милой, – сказала я, опуская чайный пакетик в свою чашку. – Я и не знала, что у тебя есть подружка.

– У меня ее нет. – Он пожал плечами.

– А Ханна знает об этом? – поинтересовалась я, пододвигая к нему коробку чая «Твайнингз Инглиш Брекфаст».

Он ничего не ответил, и мы в молчании слушали, как закипел и со слабым щелчком отключился электрический чайник.

– Ну, так почему ты вдруг оказалась там в пятницу? – спросил он. – Или у тебя все-таки было свидание?

Значит, это не обычная легкая болтовня. В пятницу в галерее Том унюхал запах жареного.

Я покачала головой.

– Похоже, ты никак не можешь поверить, что и у меня есть нечто такое, что напоминает гламурную личную жизнь, верно?

– Я уверен, что ты ведешь ее, только тайком, – отозвался он. – Я всего лишь хотел сказать, что выставка стала хитом сезона. После того как ты ушла, там появился Хью Грант.

– Мне, пожалуй, следовало задержаться, ты это имеешь в виду? Стыд и позор, что я настолько увлечена своей работой.

– Именно поэтому ты и ушла? – с явным недоверием поинтересовался он. – Чтобы пойти домой и засесть за работу?

– Если бы ты обладал хоть половиной моего рвения, Том, – ответила я, наполняя свою кружку горячей водой, – то добился бы потрясающих успехов в карьере. Но вместо этого ты якшаешься с кинозвездами и даже не имеешь подружки.

– Ханна? В общем, Ханна… она – просто друг, – защищаясь, заявил Том. Я погрозила ему чайной ложечкой.

– Это именно то, что мечтает услышать каждая женщина.

– У нас с ней не все так просто.

Я кивнула.

– Как и у всех нас, верно?

– Значит, это все-таки было свидание, – насмешливо улыбнувшись, сказал он.

– Ничуть. Но с твоей стороны очень мило столько времени уделять размышлениям о моей личной жизни. Ханна, несомненно, будет этому чрезвычайно рада.

Прихватив свою кружку, я вышла из кухни, помахав ему на прощание. Он одарил меня саркастической улыбкой, но выражение его лица мне совсем не понравилось. В нем читалось любопытство, намек на то, что он что-то знает – или, во всяком случае, подозревает. Он все-таки сумел напугать меня, причем даже больше, чем требовалось.

Мысли о том, что знает и чего не знает Том, вогнали меня в тоску. Небо снаружи выглядело вполне под стать моему настроению: над городом нависли свинцовые тучи, грозящие прорваться дождем в любую минуту. Тем не менее на свою очередную встречу я решила отправиться кружным путем. Избранный мной маршрут пролегал вдоль берега Темзы, а ее серебристые воды неизменно действовали на меня успокаивающе.

Кафе было ничем не примечательным. Доска, установленная снаружи, рекламировала чай и сэндвичи с беконом, на витрине красовались неаппетитные фабричные торты и кексы, а запах прогорклого кулинарного жира был настолько силен, что им, казалось, пропитались даже стены. Сюда заглядывали немногие барристеры – и именно поэтому Фил Робертсон любил его.

Когда я вошла, он уже поджидал меня в задней части зала.

– Опаздываешь.

– Ну, так подай на меня в суд, – улыбнулась я, поскольку была очень рада видеть его.

Я знала Фила уже много лет. Он был остроумен и забавен, этот бывший сотрудник мужского журнала, уволенный по сокращению штатов, но сумевший применить все свои навыки для того, чтобы начать карьеру сначала. Теперь он именовал себя консультантом по расследованиям, хотя на самом деле был ищейкой, частным детективом, выполнявшим за нас грязную работу. В нашей среде эта тема была под негласным запретом, особенно после того, как за то же самое некоторые журналисты попали в самые разные неприятности, хотя они заходили слишком далеко и нарушали правила. Но правда заключалась в том, что закону требовались такие люди, как Фил Робертсон. Барристеры – это кузнецы слова и педанты, но для победы нам нужна информация, то есть боеприпасы. Нам нужны ракеты, чтобы запускать их в противную сторону. И все это делается исключительно в интересах клиента.

Я заказала себе черный кофе, глядя, как Фил впился зубами в кекс.

– Ну, и что у тебя есть для меня?

– А она ведет премилую жизнь, эта штучка, если хочешь знать, – сказал он, смахивая коричневые крошки с подбородка. – Роскошные обеды, званые ужины, походы по магазинам… Напомни мне, чтобы я правильно женился в следующей жизни, – пошутил он, когда я подалась вперед, снедаемая желанием узнать побольше о Донне Джой.

Официантка поставила передо мной чашку, и я отпила глоток густой черной жидкости.

– Нас интересуют ночи, проведенные вне дома в развлечениях.

– Ты имеешь в виду, встречается ли она с кем-нибудь?

Я обхватила кружку обеими руками и выжидающе уставилась на него.

– Думаю, что да, – изрек наконец Фил.

Я вдруг испытала прилив энергии, вполне сознавая, что кофе здесь совершенно ни при чем.

– Донна с кем-то встречается? – спросила я, чувствуя, как меня охватывает эйфория.

Фил кивнул.

– С кем?

– Не знаю в точности.

– Фил, перестань. За что я плачу тебе деньги?

Он взглянул на меня сверху вниз.

– В этом-то вся проблема. Полагаю, что это может быть муж.

Хотя я сидела на стуле, земля вдруг ушла у меня из-под ног, и мне показалось, что я проваливаюсь в глубокий темный колодец, потайная крышка которого откинулась и теперь меня засасывало в черную пропасть без дна.

– Послушай, я понимаю, что ты хотела услышать совсем не это…

Горькая правда, заключенная в его словах, едва не заставила меня расхохотаться.

Я попыталась взять себя в руки, но чувствовала себя при этом слабой и выбитой из колеи.

– Ты уверен? Мартин Джой оставил свою супругу. Это он хочет развода. Насколько я разбираюсь в ситуации, он весьма невысокого мнения о ней…

Слова слетали у меня с губ очень быстро, едва приходили мне на ум.

Фил доел свой кекс и скомкал бумажную обертку.

– Послушай, я навел кое-какие справки и проследил за ней, что, можешь мне поверить, было нелегко.

– Почему? – поинтересовалась я, стараясь сохранять хладнокровие.

– На многие вечеринки я просто не смог попасть. Поездки за границу – одна из Хитроу двенадцатого марта, а другая – на «Евростаре» в прошлые выходные. В обоих случаях я не сумел прорваться через ворота, чтобы узнать, куда она направляется. Хотя я и послал Дэвиду Гилберту текстовое сообщение с просьбой оплатить мне загранкомандировку, он ответил, чтобы я забыл об этом.

– И ты полагаешь, что это были короткие поездки с мужем?

– Я не знаю, с кем она путешествовала. Я могу быть уверен лишь в том, что в аэропорт и на вокзал Кинг-Кросс она приезжала в одиночку. Кроме того, она еще три или четыре раза не возвращалась домой. Это и навело меня на мысль, что она с кем-то встречается. А потом я увидел, как она ужинает с каким-то мужчиной, после чего они вместе вернулись в дом в Челси. – Он раскрыл лежавший на столе бумажник и вынул оттуда фотоснимок. – Вот они, Донна и Мартин Джои.

Я заставила себя всмотреться. Фотография была черно-белой, напомнившей мне работы Робера Дуано[15]. Донна смеялась, убирая прядь светлых волос, которую швырнул ей в лицо ветер; твердый профиль Мартина выглядел очень привлекательно. Никто не взялся бы отрицать, что они – красивая пара.

– Когда это было? – спросила я, сжав губы так, что они превратились в тонкую линию. В горле у меня пересохло, и жаркая ненависть к Донне на мгновение лишила меня дара речи.

Фил показал на фотографию.

– Дата – на обороте.

Я перевернула снимок и увидела, что он был сделан в тот самый вечер, когда Мартин, по его словам, отправился «поговорить» с ней.

– Это еще ничего не значит, – сказала я, пытаясь вернуть себе расположение духа.

– Я понимаю, что тебе от меня нужно, – продолжал Фил, складывая руки на столе. – Доказательства того, что она встречается с другим мужчиной, что у нее возникли новые серьезные отношения, способные повлиять на любые выплаты на ее содержание, которые придется совершать твоему клиенту. Но это совсем другое. – Он вздохнул. – Мне очень жаль, но, если хочешь знать мое мнение, эти двое выглядят так, словно по-прежнему влюблены друг в друга. Готов биться об заклад, что никакой развод им и даром не нужен.

Улыбнувшись, он вложил фотографию обратно в бумажник. А меня едва не стошнило при взгляде на свой остывший черный кофе.

Глава двенадцатая

В тот вечер я ушла из конторы одной из первых, чем несказанно удивила Пола, который перехватил меня у двери. Доехав на метро до Слоун-сквер, я растворилась в толпе жителей пригорода, выходящих со станции. Вечер был сумрачным и серым, лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь черные дождевые тучи, и в любой другой день я бы поспешила домой, чтобы выпить бокал вина и на полную мощность включить паровое отопление. Но сегодня я просто не могла пойти к себе. Пока не могла. Во всяком случае, только не после разговора с Мартином.

Он позвонил через несколько часов после того, как я встретилась с Филом Робертсоном. Обычно мне нравилось слушать его голос, но в тот день я едва заставила себя заговорить с ним, учитывая все, что сообщил мне Фил. Меня словно выбросило в другую реальность, признавать существование которой я отказывалась наотрез. Выходило, что я позволила Мартину обмануть себя, когда он небрежно утверждал, что встречается с Донной исключительно из вежливости, ради поддержания диалога. Более того, я пропустила мимо ушей слова Алекса Коула о том, что после краха своего брака Мартин пустился во все тяжкие, хотя это прямо противоречило версии событий в его изложении. Но, прежде чем наш разговор закончился, я, повинуясь какому-то мазохистскому и инквизиторскому порыву, предложила ему поужинать вместе. Я хотела посмотреть ему в глаза, как подсудимому на скамье для дачи показаний, и понять, солгал ли он мне. Хотя, возможно, я лишь хотела, чтобы он убедил меня в том, что мне не о чем беспокоиться.

– Давай поужинаем сегодня после работы, – предложила я.

Было невозможно не уловить его нерешительность, тяжелое, неловкое молчание перед тем, как он ответил, что не может, что он занят.

– На сегодня у меня намечено кое-что важное. Как насчет завтра?

Я знала, где работает Донна Джой. К этому времени я уже многое знала о ней. Ее студия располагалась в бывших конюшнях, переделанных под жилые помещения, в лабиринте улочек и переулков позади большого универмага «Питер Джонс». В вымощенный булыжником дворик вела арка, и я осторожно заглянула внутрь. Жилой комплекс был тихим и темным, похожим на старую заброшенную школу.

В окне одной из квартир я увидела рыжеволосую женщину средних лет, которая погасила единственную лампу, горевшую во всем доме, и заперла дверь на замок.

Я поспешно отвернулась, но она вышла во двор и спросила, не может ли чем-нибудь мне помочь.

– Донна здесь? – спросила я, обгрызая заусенцы на ногтях.

Женщина улыбнулась, завязывая на шее цветастый шарфик.

– Вы только что разминулись с ней. Она ушла буквально минуту назад.

Поблагодарив ее, я поспешила вернуться на улицу и принялась напряженно вглядываться в сумерки, кляня себя за то, что не пришла сюда раньше. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы составить новый план. Мысли метались у меня в голове, словно электромобили из аттракциона: стоп, старт, столкновение, отскок. Но тут мой взгляд, которым я обшаривала улицу, зацепился за розовое пятнышко вдалеке, этакий мазок цвета в сумерках, и чутье подсказало мне, что я все-таки не слишком припозднилась. Я бросилась в погоню, а потом и вовсе перешла на бег, чтобы не упустить ее из виду. Донна свернула налево, и я ускорила шаг, пока рев дорожного движения на Кингс-роуд не стал громче и я вновь не оказалась в толпе покупателей и жителей пригородов.

Однако розовое пальто служило мне маяком. Она перешла на другую сторону улицы, но я старалась сохранять дистанцию. Пошел мелкий дождь, и она остановилась, чтобы поймать такси. Разумеется, поблизости не оказалось ни одного. Только не в это время и не в такую погоду. Ей ничего не оставалось, как идти дальше, а я петляла за нею в толпе, стараясь не потерять из виду. Наконец, она остановилась перед каким-то рестораном и вошла внутрь. Достав из кармана берет, я напялила его на голову. Дождь хлынул, как из ведра. Донна, разумеется, избежала этого вселенского потопа, а вот меня он застиг врасплох. Хотя, откровенно говоря, меня это не особенно и расстроило.

Страх холодными кольцами свернулся у меня в животе, когда я переходила улицу, направляясь к ресторану. Делая вид, будто изучаю выставленное в витрине меню, я постаралась взять себя в руки, после чего отворила дверь и шагнула внутрь. Метрдотель помогал какой-то парочке избавиться от пальто, что дало мне несколько секунд, чтобы оглядеться по сторонам. Я тут же заметила их, сидящих за столиком у дальней стены. Она сказала ему что-то, и Мартин засмеялся, заказывая бутылку вина. С бешено бьющимся сердцем я выскользнула из ресторана обратно на темную улицу, заливаемую потоками дождя.

На противоположной ее стороне виднелась автобусная остановка. Я метнулась к ней, опасно лавируя в потоке машин, дыша прерывисто и с хрипом, не обращая внимания на рев клаксонов. Смешавшись с молчаливой и строгой очередью промокших людей на остановке, я пропустила сначала один автобус, потом второй и третий, не сводя глаз с двери ресторана и не обращая внимания на то, что промокла уже до нитки.

Проснулась я одетой, лежа на софе, укрытая одеялом. Голова у меня была тяжелой, руки и ноги отказывались повиноваться, мысли путались. Вдобавок меня тошнило. С трудом сев, я опустила ноги на пол и обхватила голову руками. Медленно разлепив веки, я постаралась вспомнить, как и почему здесь оказалась. Опустив глаза, я увидела на одном из чулок длинную «стрелку». Нейлон пропитался засохшей кровью, но я не помнила, как и где порезалась.

С трудом сфокусировав зрение, я огляделась по сторонам. Здесь было темно, но я все равно сообразила: комната, пусть и знакомая, все же мне не принадлежит. Растирая виски, я сделала глубокий вдох, радуясь хотя бы тому, что лежу на софе в одиночестве. Сумочка моя валялась рядом на ковре, и меня так и подмывало схватить ее и улизнуть потихоньку, но я понимала: нужно выяснить, что со мной приключилось.

Встав на ноги и покачнувшись, я попыталась вспомнить события минувшей ночи.

Квартира Пита, очень похожая на мою, была меньше, хотя и располагалась этажом ниже, а не под самой крышей. Я направилась прямиком на кухню и налила себе стакан воды. Мой организм был обезвожен, и рука со стаканом дрожала. Дыхание участилось, и меня охватила паника, когда я сообразила, что уровень солей лития у меня в крови опасно повысился.

Найдя его спальню, я осторожно заглянула внутрь. Здесь едва уловимо пахло потными кроссовками, а потом я разглядела его фигуру, свернувшуюся калачиком под пуховым одеялом. Мне ужасно не хотелось будить его, но он пошевелился, словно ощутив мое присутствие, и приподнялся на локте.

– Я ухожу, – несколько мгновений спустя прошептала я. – Мне очень жаль, что так получилось. Должно быть, я выпила слишком много. Я не помню, что со мной произошло, но… в общем, извини.

Красные цифры его часов алели в темноте. Еще даже не было шести. Пит протер глаза и включил лампу на столике возле кровати.

– Как ты себя чувствуешь? – хриплым голосом спросил он.

– Дерьмово. Абсолютно дерьмово, – отозвалась я, чувствуя себя ужасно неловко, словно стояла перед ним голая.

Я прошла в комнату, заметив, что он следит за каждым моим шагом. Порез на ноге причинял мне сильную боль при ходьбе.

– Пит, как я здесь оказалась? – спросила я наконец.

– Ты совсем ничего не помнишь? – поинтересовался он и сел на кровати.

Я медленно покачала головой. Действительно, я не помнила решительно ничего. Во всяком случае, часов с девяти или десяти. Я проследила за Мартином и Донной до тихой улочки позади Чейн-уок, улочки, которая буквально кричала о больших деньгах и успехе, и они исчезли в одном из белых оштукатуренных домов ленточной застройки. Почти напротив располагался паб, и я нашла себе местечко возле окна, откуда могла наблюдать за домом. Помню, как подумала, что он выглядит уютным и сонным, вот только я знала, что мистер и миссис Джой не спят. Помню, как заказала себе двойную водку с тоником, чтобы приглушить боль предательства. После этого я не помнила уже ничего.

– Я много выпила, – сказала я, глядя на него и приглашая заполнить пробелы настолько, насколько это было в его силах, неловко присев на краешек кровати.

– Примерно в два часа ночи кто-то принялся барабанить во входную дверь. Это оказался водитель такси – ты вырубилась у него на заднем сиденье. Выглядела ты неважно. Очевидно, тебя сморило еще в Челси, – добавил он извиняющимся тоном.

– Я этого не помню, – прошептала я, чувствуя, как мои щеки пылают от стыда.

Пит едва заметно повел плечами.

– Водитель сказал, что кто-то нашел тебя и посадил в такси. Не знаю, откуда они узнали твой адрес. Скорее всего, ты сама назвала его или же они нашли его в твоей сумочке. А я не был уверен, что сумею затащить тебя наверх по лестнице, – смутившись, добавил он. – Кроме того, я беспокоился о тебе. Ну, знаешь, сколько ходит историй о том, как людей тошнит во сне и они захлебываются собственной рвотой и умирают. В общем, я решил, что здесь ты будешь в большей безопасности. Я подложил тебе под голову подушку. На всякий случай.

– Спасибо тебе, – сказала я. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько униженной.

– Все зло – от выпивки.

На несколько мгновений в спальне воцарилось подавленное молчание. Я услышала, как снаружи прогрохотал ночной автобус, а вслед за ним раздались и звуки наступающего в городе утра.

– Пирушка была знатной?

– Я напилась. Как сапожник. Алкоголь плохо действует на меня.

– С тобой все в порядке?

– Со мной все будет в полном порядке, если ты станешь напоминать мне, чтобы я больше никогда не прикасалась к спиртному.

– Где ты была прошлой ночью?

Я закрыла глаза. Мне смертельно хотелось спать.

Прошло несколько мгновений, прежде чем я сообразила, что плачу.

– Вот дерьмо. С тобой точно все в порядке? – неловко спросил он.

Выпростав ноги из-под одеяла, он придвинулся ко мне. На нем были лишь футболка и семейные трусы, но я находилась не в том состоянии, чтобы обращать внимание на столь интимные подробности.

– Все нормально, – отозвалась я, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

– Проблемы с мужчиной?

Я неодобрительно фыркнула.

– С тем парнем, с которым я тебя видел на прошлой неделе? Мартин. Мартин Джой.

Сейчас, оглядываясь назад, я нахожу странным, что он запомнил, как зовут случайного знакомого, но тогда я пропустила это мимо ушей. Мне отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь о Мартине и Донне, пусть даже со своим едва одетым соседом.

– Я бы ничуть не удивился, если бы он оказался ненадежным малым. Трусливый тип, который боится ответственности?

Я пожала плечами.

– У него есть жена. Они живут раздельно, но, похоже, никак не могут расстаться. Я видела их вместе, – сообщила я, надувая щеки и пытаясь успокоиться.

– И ты напилась до потери сознания, – сочувственно заметил Пит.

– Я не помню, сколько выпила.

– Бывает.

Я коротко и нервно рассмеялась. Руки у меня все еще дрожали, и это здорово пугало.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Соли лития, – прошептала я, понурив голову. – На самом деле мне категорически нельзя пить. Обезвоживание влияет на уровень лекарства у меня в крови.

– У тебя биполярное расстройство?

Я кивнула.

– Может, вызвать врача? – На его юном лице отразились растерянность и озабоченность.

– Не знаю. Нет, не надо. Послушай, я лучше пойду. Спасибо тебе за все. Сколько я должна тебе за такси?

– Все в порядке, – отозвался Пит, пристально глядя на меня.

Мне срочно требовалось опорожнить желудок. И пора было убираться отсюда.

– Он того не стоит, Фран, – сказал Пит, когда я поднялась, чтобы уйти. Его голос прозвучал холодно и отрешенно, обретая в темноте спокойную и убедительную властность.

Глава тринадцатая

К своему врачу я отправилась через несколько часов после того, как проснулась в квартире Пита. Идти мне не хотелось, но все признаки отравления были налицо: тошнота, диарея, тремор. Доктор Кац наблюдал меня вот уже много лет, хотя сегодня ему предстоял отнюдь не рутинный осмотр. Он взял у меня кровь на анализ, проверил уровень солей лития и предостерег, что неумеренное употребление горячительных напитков вместе с лекарством до добра не доведет. Мы обсудили мое состояние. Я объяснила ему, что приступов маниакального или депрессивного психоза со мной не случалось уже давненько. Я полагала, что контролирую свое расстройство, хотя давешнее отключение тонко намекало, что психоз все еще прячется в тени. Доктор Кац подтвердил, что так будет всегда.

В контору я вернулась только в четверг, когда вновь ощутила себя человеком. Свободным временем я воспользовалась для того, чтобы заполнить форму заявления на получение мантии королевского адвоката, – до окончания приема оставалось всего несколько часов, – радуясь тому, что могу отвлечься хоть ненадолго. Я даже позвонила матери и с удовольствием выслушала ее незатейливые жалобы на какую-то женщину в почтовом отделении и цену на картофель в супермаркете. Эти жалобы некогда казались мне скучными и чуждыми, но теперь они звучали как утешительная сказка о мире, в который мне хотелось бы вернуться. Все остальное время я спала. Спала и читала книгу о самопомощи, которая раньше помогала мне. Все проходит, пройдет и это.

Библиотека в Бургесс-корте располагалась на первом этаже. Помню, как при виде нее я едва не расплакалась от радости, когда пришла сюда в первый день своей практики. Из эркерного окна со свинцовым переплетом открывался вид на сады Темпла. Вдоль стен выстроились официальные отчеты о заседаниях английского парламента и тома в кожаных переплетах. Для серьезных исследований я пользовалась библиотекой Иннер-Темпла, но здесь можно было думать, строить планы и мечтать. Обычно речь шла о правоприменительной практике, однако сегодня я засела за свой ноутбук, просматривая всевозможные медицинские веб-сайты и форумы по биполярному расстройству. Кое-что мне было известно давно, другие вещи оказались недоступны моему пониманию – отрывки из докладов, написанных психиатрами и учеными. Самыми полезными были ветки обсуждений. Реальные люди со своими реальными историями. Наркоманы, ветераны боевых действий, пребывающие в депрессии и получившие физические увечья.

Я услышала, как отворилась дверь. Пол на миг застыл на пороге, а потом закрыл ее за собой. Поколебавшись, он повернул в замке ключ.

– Что все это значит? Сидячая демонстрация протеста? – поинтересовалась я, возвращая браузер на начальную страницу поиска.

– Здесь просто негде нормально поговорить. В твоем офисе двоим не поместиться, а в моем не будет ни минуты покоя.

Улыбнувшись, я отложила ручку в сторону.

– Готовишься к завтрашним слушаниям? Джой против Джой, государственное оглашение урегулирования спора.

Я не знала, видел ли он бумаги на моем столе. Оценка стоимости бизнеса Мартина, сводные бухгалтерские отчеты, формы Е. Я отметила красным те пункты, по которым стороны все еще не пришли к согласию. При этом я понимала, что завтра в суде меня ждет настоящая битва, а потому никакая подготовка не будет лишней. Но сегодня я никак не могла сосредоточиться.

– Через час я встречаюсь с Дэвидом Гилбертом.

– Клиент будет присутствовать?

– В этом нет нужды. Гилберт виделся с ним вчера, – коротко ответила я, радуясь тому, что сумела убедить своего солиситора, будто в дополнительном совещании в узком кругу перед слушаниями нет решительно никакой необходимости.

– Как по-твоему, вы сможете завтра договориться?

– Ты имеешь в виду, не думаю ли я, что дело все-таки дойдет до суда?

– Не забывай о чудесном гонораре, – пропел он, радостно потирая руки.

– Я бы предпочла, чтобы этого не случилось.

Пол опустился на соседний стул. Побарабанив пальцами по крышке из грецкого ореха, он быстро утихомирился и выложил ладони на стол.

– С тобой все в порядке? – спросил он наконец.

– В полном. А почему ты спрашиваешь?

– Сам не знаю. Но ты стала немного… другой.

– Просто я очень занята, – заявила я, закрывая ноутбук.

– Ты подала заявление на шелковую мантию?

– Подам сегодня, пусть и в последний момент. – Я улыбнулась.

– В последний момент? На тебя это не похоже.

– Как я уже говорила, я очень занята.

Пол кивнул, но было видно, что я его не убедила.

– Я договорился с Лиз Скуайрес о том, что она встретится с тобой. Она возглавляет группу консультантов, которые многим помогли получить шелковую мантию, ведя их до конца процесса.

– И сколько это будет стоить?

Мы оба умолкли. Слушая тишину, я думала о том, как редко она воцаряется в лондонском офисе в наше время.

– Ты ведь знаешь, что, если у тебя возникнут проблемы, ты всегда можешь обратиться ко мне?

– Знаю. И ты можешь обо мне не беспокоиться.

– Точно?

– Пол, скажи мне, что все-таки происходит?

– Сегодня я разговаривал с судьей Херрингом. Ты должна была встретиться с ним во вторник за ленчем.

Предполагалось, что Малькольм Херринг станет одним из референтов моей заявки на звание королевского адвоката. Уважаемый человек, обладающий нужными связями, судья Высокого суда – положительная рекомендация от него означала бы, что половина пути к шелковой мантии уже пройдена. Но, мучаясь с похмелья и договариваясь о встрече с доктором Кацем, я совсем забыла о нем и подвела его.

Я неловко заерзала на стуле.

– Мне нездоровилось, и я проспала почти целый день. А позвонить, чтобы отменить встречу, я не могла.

– Попросила бы об этом меня.

– Ты и так занимался перепланировкой моего графика.

– Кстати, Том получил предписание на общение с детьми по делу Браун против Брауна. Он добился того, чего хотела ты.

– Естественно.

Пол потер подбородок и с неодобрением покосился на меня.

– В общем, как я уже говорил, если я тебе понадоблюсь, тебе достаточно просто попросить.

– Я знаю, – негромко ответила я.

Лицо его посуровело, а в мягких глазах промелькнуло предостережение.

– В конторе мы все – одна семья. Я буду защищать тебя, чего бы это мне ни стоило. Но тебе нужно рассказывать мне все, потому что я смогу помочь тебе, если только буду знать правду.

Я улыбнулась и с благодарностью накрыла его руку своей, думая о том, как легко научилась лгать.

Глава четырнадцатая

Даже я удивилась, когда на следующее утро Донна Джой не явилась на слушания по окончательному урегулированию спора. Судья пребывал в ярости, ее юридические советники молчали, словно набрав в рот воды, а Мартин с каменным лицом вышел из комнаты, когда слушания были отложены. Сегодняшнее заседание ничуть не походило на предварительные слушания по делу, во время которых явка сторон была необязательной. Отсутствие одного из участников означало остановку урегулирования спора. Утро пропало зря, и, хотя Роберт Паскаль заявил Дэвиду Гилберту, что беспокоится о миссис Джой, все участники испытывали вполне понятное раздражение, а величественная атмосфера Высокого суда лишь добавляла драматизма в происходящее.

Впрочем, нельзя сказать, будто необязательность и эгоизм Донны поразили меня. Нет, они лишь заставили меня возненавидеть ее еще сильнее. В глубине души я задавалась вопросом, как можно быть такой надменной и бесцеремонной эгоисткой, а в ушах по-прежнему звучали слова Фила Робертсона: «Готов биться об заклад, что никакой развод им и даром не нужен». Чутье подсказывало мне, что она затеяла какую-то игру, а я оказалась на нейтральной полосе между двух огней.

Взглянув на часы, я увидела, что еще нет и одиннадцати. Слушания должны были продолжаться до самого вечера, так что мне предстояло каким-то образом убить несколько часов. Мартина нигде не было видно, чему я, откровенно говоря, только радовалась. Мне удавалось избегать его всю неделю. Он прислал сообщение во вторник, приглашая меня на ужин, но я ответила, что до четверга буду занята в суде Бирмингема, и играла с ним в прятки вплоть до самой последней минуты, когда мы накоротке совещались перед слушаниями по окончательному урегулированию спора. Тут мне уже не пришлось притворяться, изображая сугубый профессионализм, что было вполне естественно.

– Поговорим? – коротко спросил Дэвид.

– Разве есть что обсуждать? – ответила я, поджав губы. – Кроме того, Мартин куда-то исчез.

– Что ж, полагаю, нам ничего не остается, как назначить новую дату.

Я кивнула.

– Почему бы тебе не позвонить мне попозже? Ну, хотя бы Паскаль заткнулся, – добавила я. Единственное, что меня радовало, это воспоминание о том, как он лебезил и пресмыкался перед своим солиситором.

Выйдя из здания суда, я пешком направилась обратно в контору. Мой излюбленный путь в Темпл пролегал через дыру в стене на Флит-стрит. Иногда я воображала ее эдаким магическим порталом, машиной времени, которая переносит меня из шума и суеты Лондона двадцать первого столетия в волшебное место, где время остановилось. Я быстро шагала по тропинке мимо розничных торговцев, бывших конюшен сурового вида, перестроенных в жилое здание, и Дома доктора Джонсона[16]. Гнев и отчаяние распирали меня. С таким настроением я подошла к церкви, один вид которой всегда действовал на меня умиротворяюще. Ее спокойное величие и девятисотлетняя история были неразрывно связаны с орденом тамплиеров. Я никогда не считала себя истинно верующей, но часто заходила внутрь. Вот и теперь я приостановилась, раздумывая, не войти ли сейчас под ее прохладные своды, чтобы попытаться успокоиться.

Не успела я остановиться, как чья-то рука легла мне на плечо. Ахнув, я резко обернулась.

– Мартин, – с трудом выговорила я, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

Он коснулся моей руки, и я невольно отпрянула.

– Почему ты избегаешь меня? – негромко спросил он.

– Избегаю тебя? – Я недоуменно нахмурилась.

– Всю неделю. И даже в суде. Только что.

– Ничего подобного. А чего ты от меня ожидал? Что оседлаю тебя на глазах у судьи?

– Очень смешно, – со слабой улыбкой произнес он.

Начал накрапывать дождь. Я подняла глаза к небу, пользуясь моментом, чтобы собраться с мыслями.

– Я искала тебя после закрытия слушаний, – солгала я.

– Я был очень зол. И отправился подышать воздухом.

– Кажется, сейчас начнется ливень, – заметила я, рассчитывая поскорее улизнуть.

– Тогда идем сюда, – сказал он, увлекая меня в сторону крытой галереи, вдоль стены которой были грудой свалены столы.

Под ее сводами было прохладно и темно, словно вдруг наступило солнечное затмение. Шум движения на Флит-стрит сначала отдалился, а потом и вовсе стих, да и температура, казалось, понизилась сразу на несколько градусов. Воздух был настолько неподвижен, что буквально сиял.

– Я до сих пор не могу поверить в то, что она не пришла, – заговорила я наконец.

– А я могу. Скорее всего, она отправилась в Таиланд, чтобы пройти процедуру детоксикации. Гарантирую, что к среде она вернется в Челси, загорелая, похудевшая на десять фунтов, и будет без умолку болтать о чудодейственном лечении водорослями – за которое, кстати, заплачу я.

– Она что, действительно способна на такую выходку в самый разгар процесса о разводе? – спросила я, наблюдая, как мимо нас прошествовал барристер в черной мантии, метнув в нашу сторону осторожный, но полный любопытства взгляд.

– Думаю, к этому времени ты и сама поняла, что она совершенно непредсказуема.

Я плотнее прижала к себе сумочку, словно отгораживаясь ею.

– Когда ты в последний раз разговаривал с ней? – спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос прозвучал ровно и непринужденно.

– Она звонила мне на прошлой неделе. В воскресенье, может, в понедельник. Предупредила, чтобы я не вел себя на слушаниях как тупой альфа-самец.

И оттого, что он лгал столь гладко и непринужденно, мне стало по-настоящему страшно.

– Значит, она действительно собиралась присутствовать при окончательном урегулировании спора?

– Да, хотя все закончилось тем, что мы поссорились.

– И больше ты с ней не разговаривал? – спросила я, отчаянно надеясь, что выражение лица не выдаст мой страх.

– Нет, – ответил он после паузы.

«Лжец», – прозвучал у меня в голове внутренний голос.

Он сунул руку мне под пальто и обнял меня за талию.

– Иди сюда, – прошептал он.

– Нет, – ответила я и попятилась, пока не прижалась спиной к холодной кирпичной стене.

– Нас никто не увидит.

– Пожалуйста, прекрати.

– Фран, что случилось?

– Случилось то, что нам не стоило встречаться. Я – твой барристер. Существуют этические нормы, в конце концов.

– Тогда, в «Селфриджесе», они тебя не остановили.

Я отвернулась, но он взял меня пальцами за подбородок.

– Прости, – сказал он, гладя меня по щеке. – Мы встретились и познакомились не лучшим образом. То положение, в котором мы очутились, никак нельзя назвать идеальным… но мне казалось, что мы оба испытываем одни и те же чувства. Ты делаешь меня счастливым.

Но спишь ты с ней.

Именно это я хотела сказать, но не могла. Я не могла признаться, что следила за ними под дождем. Хотя я и ждала признания от Мартина в том, где он был в понедельник вечером, но в глубине души понимала, что этого не случится.

Его пальцы скользнули по моей шее, добрались до тонкой ткани блузки, коснулись груди. Он накрыл ладонями мои моментально напрягшиеся соски. Я ненавидела его за то, что он возбуждает меня, но мне это нравилось. Я закрыла глаза, чувствуя, как между ног стало горячо и влажно. Я хотела, чтобы он продолжал, хотела его так сильно, что от слабости и отчаяния у меня подгибались колени.

– Нас никто не видит, – прошептал он и коснулся теплыми губами мочки уха, но я невероятным усилием стряхнула наваждение.

– Прекрати, – сказала я, хватая его за запястье. – Думаю, некоторое время нам не стоит встречаться.

– Фран, пожалуйста… Сегодня выдался ужасно трудный день. Никто не понимает этого лучше меня. И никто сильнее меня не желает, чтобы все это поскорее закончилось. Я просто хочу, чтобы она ушла из моей жизни.

– Правда? – спросила я, и порыв холодного влажного ветра коснулся моей щеки.

Я не стала дожидаться ответа. Оттолкнув его от себя, я зашагала прочь. Он окликнул меня, но я продолжала идти, не оглядываясь, и каблуки мои стучали по булыжной мостовой, словно издавая сигнал бедствия. Наверное, так оно и было.

Остаток дня я провела в библиотеке Иннер-Темпла, не выходя оттуда даже ради того, чтобы съесть сэндвич или выпить кофе. О том времени у меня остались самые смутные воспоминания, хотя я точно помнила, что вернулась в контору без нескольких минут пять. Сидя за столом, я просматривала свой ежедневник, спрашивая себя, чем бы еще заполнить эту неделю и как отвлечься от мыслей о Мартине Джое, как вдруг зазвонил телефон у меня на столе.

– Это Дейв. Дейв Гилберт, – заговорил голос в трубке. – Я подумал, что ты должна знать об этом, – добавил он, и я расслышала тревожные нотки в его голосе. – Мне только что звонил Роберт Паскаль. Он весь день пытался разыскать Донну Джой и только что разговаривал с ее сестрой, которая тоже очень обеспокоена. Вот уже несколько дней никто не видел Донну и не получал от нее никаких известий. Вчера она не пришла на званый ужин. С понедельника ее не было в студии. Никто не может дозвониться до нее или связаться с ней по электронной почте. Роберт даже послал стажера к ней домой, но ему никто не открыл. Сестра Донны очень встревожена, она намерена обратиться в полицию и заявить об ее исчезновении.

Глава пятнадцатая

Большинство из тех, кто пропадает без вести, объявляются вновь на протяжении сорока восьми часов. Во всяком случае, так было со мной.

Мне исполнилось восемнадцать, когда я сбежала из дома через несколько дней после того, как сдала выпускные экзамены в школе. В спортзале колледжа устроили вечеринку по случаю окончания шестого класса – лебединая песня, после которой мы разошлись в разные стороны, чтобы идти каждый своей дорогой: на практику, в университет или в офисы, на должность младшего клерка.

Вечеринку оптимистически нарекли «выпускным вечером» – пожалуй, кто-то посмотрел слишком много фильмов Джона Хьюза[17]. Ради такого случая я даже надела платье, что было для меня внове в те дни, когда я хотела выглядеть свежо и смело. Я вовсе не была красавицей. Ни в коем случае, с моими-то черными крашеными волосами и кольцом в носу. Не пользовалась я и особой популярностью, но в тот вечер у меня не было отбоя от кавалеров: улыбки, предложения и тяжеловесный флирт с мальчиками, которые раньше не обращали на меня никакого внимания. Я решила, что всему виной мое платье из зеленого атласа по моде пятидесятых годов или алкоголь, который тайком передавали по комнате из рук в руки, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что причиной стала моя репутация.

Стюарт Мастерс был одним из немногих, кто поступил в наш колледж из той же средней школы, что и я. Он всегда мне нравился, но его постоянная подружка Джоанна следила за ним, как коршун. И в ту ночь мы вдруг оказались вместе в темном углу. Мы заговорили о прежних временах, а во время фуршета выскользнули наружу через пожарный выход. Мы смеялись, целовались, и не успела я опомниться, как мы оказались позади научных лабораторий, где я так увлеклась облизыванием его члена, что позволила застать себя за этим занятием.

У меня до сих пор звучит в ушах крик «Шлюха!», прозвучавший в мой адрес на импровизированном танцполе, и тогда мне впервые стало стыдно за свое поведение. Получается, я способна на «любовь на одну ночь», способна перепихнуться в туалете какого-нибудь клуба Болтона или Манчестера? На меня смотрели двадцать четыре мужчины и две женщины, имен которых я уже не помню.

Тогда мне еще не поставили диагноз «маниакально-депрессивный психоз» и не предупредили о том, что между биполярным расстройством и гиперсексуальностью существует прямая связь. Впрочем, не думаю, что в те времена мое поведение было чем-то экстраординарным. Я просто развлекалась и познавала себя. Я поступила так, потому что хотела этого.

Я знала, что той ночью не смогу вернуться домой, в комнату, которую делила со своей двенадцатилетней сестрой Денизой. Учитывая, что мать Джоанны, скорее всего, уже позвонила моей маме.

В воскресенье утром мама оставила детей под присмотром соседки, а сама отправилась в полицейский участок, чтобы заявить о том, что я не вернулась домой. Там ей задали несколько вопросов, попросили предоставить мою последнюю фотографию и сказали, что подобное происходит куда чаще, чем она думает. Неуравновешенных подростков обычно никто не похищает. Они убегают из дому сами.

Но моя подруга Дженни Моррис, узнав об этом, всерьез встревожилась. Упрямая малышка, увлекавшаяся журналистикой, она позвонила в отдел новостей газеты «Сан» и уговорила их заняться расследованием моего исчезновения с последующей его публикацией. Статья в итоге так и не появилась, и я по сей день не имею понятия, что послужило тому причиной: тот факт, что рано утром в понедельник я объявилась дома, или же моя персона не оказалась столь важной, как я предполагала.

В те дни я считала себя отвязной и оригинальной, но совсем недавно мне на глаза попался отчет психолога-криминалиста, в котором говорилось, что пропавших девушек чаще всего находят у кого-нибудь дома, а пропавших юношей – на улице. То есть, вопреки собственным представлениям о своей оригинальности, я оказалась вполне обычным типажом.

Это Дженни нашла меня в той комнате в Фоллоувилде. Для этого ей понадобилось сделать всего несколько телефонных звонков – ничего удивительного, что в конце концов она оказалась в штате «Дейли мейл». Квартира принадлежала музыканту, с которым я спала за несколько недель до этого. Сбежав с выпускного вечера, я села на автобус, идущий в Южный Манчестер, и отправилась к нему. Он как раз собирался уходить, уже изрядно обдолбанный, и разрешил мне дожидаться его возвращения в своей унылой облезлой квартире. Объявился он только в воскресенье, но парнем оказался приличным и не вышвырнул меня вон, когда я сказала ему, что дома у меня проблемы. Затем он дал мне денег на проезд и послал обратно расхлебывать кашу, но к этому времени Дженни уже нашла меня.

После этого мама и ее новый кавалер выделили мне отдельную спальню. Малыш Денни переехал к ним вместе с колыбелькой, которую поставили в углу, а мне досталась детская. Обои с плюшевыми мишками я обклеила постерами из французских кинофильмов, но уже десять недель спустя собрала вещи и отправилась в Бирмингем. Жизнь продолжалась. Меня постигла неудача, ну и что с того? Я хотела получить лишь капельку внимания и быть любимой, а теперь была уверена, что и Донна Джой хотела того же.

Глава шестнадцатая

Благодаря таблетке золпидема на следующее утро я проснулась только ближе к одиннадцати. Открыв глаза, я увидела, как на прикроватной тумбочке пульсирует синим мой телефон. Потянувшись за ним, я обнаружила три пропущенных звонка и семь сообщений от Мартина, в которых он просил связаться с ним.

Проигнорировать его просьбу было нелегко, но мне это удалось. Вместо этого я села, подобрала под себя ноги и нажала на иконку «Гугла», после чего набрала в строке браузера «Исчезновение Донны Джой». Откровенно говоря, я и сама не знала, чего ожидала. Кричащие заголовки в «Дейли мейл»? Репортаж Би-би-си? Набирающий популярность хэштег в «Твиттере»? Тем не менее я почувствовала себя разочарованной, когда поиск предложил мне те же старые ссылки и фотографии, которые я уже видела.

На мгновение я закрыла глаза, надеясь, что чувство страха уйдет, готовая прямо сейчас держать пари, что Джонна Джой непременно объявится. Я ломала голову над ее исчезновением с того самого момента, как мне позвонил Дэвид Гилберт, и пришла к логическому заключению, что все это – ловкий трюк, фокус, задуманный ею, чтобы вернуть Мартина. Мысль о том, что их встреча в понедельник и последующие плотские утехи, возможно, не принесли ей особого удовольствия, доставила мне искреннее и злорадное наслаждение.

Отложив телефон в сторону, я встала с постели и отправилась в ванную. Почистив зубы, я взялась за зубную нить, а потом еще и обработала межзубные промежутки специальным ершиком. Тут я заметила, что слюна, капающая в раковину, порозовела от крови. Я стала тщательно полоскать рот, и вдруг внизу настойчиво зазвонил домофон.

– Это я. Можно войти? – донесся из динамика его голос.

Я паническим взглядом окинула квартиру, чувствуя себя загнанной в угол. Мне не хотелось принимать его в таком виде: полуголой, в одной футболке, едва доходящей до середины бедер. В двух шагах от меня располагалась кухня. Метнувшись туда, я выхватила из сушильного барабана трусики и джинсы, поспешно надела их и босиком прошлепала вниз по лестнице.

Перед дверью я остановилась в нерешительности. Сквозь стекло я видела его лицо, печальное, отрешенное и полное надежды.

Я медленно повернула головку замка и остановилась в дверях, не давая ему пройти.

– Ты получила мои сообщения? – спросил он наконец.

– Я только что проснулась.

Он уставился на носки своих туфель, а потом вновь поднял на меня глаза.

– Ты уже слышала о Донне?

Кивнув, я скрестила руки на груди.

– Слышала кое-что. Ее сестра обеспокоена тем, что никто не видел ее уже целую неделю, и обратилась в полицию.

– Она так до сих пор и не объявилась.

– Мне очень жаль, – сказала я, чувствуя, как у меня начинает учащенно биться сердце.

– Ко мне сегодня утром приходили из полиции, – сказал он. – Задали несколько вопросов.

– О чем?

– О ее настроении и душевном состоянии.

– Они подозревают, что она сошла с ума? – поинтересовалась я, не веря своим ушам.

– Не знаю. Хотя… не думаю.

– Ну и что дальше? Я имею в виду, ее поиски.

– Полиция собирается провести обыск у нее дома. У ее сестры Джеммы есть ключ.

– А что потом?

– Послушай, я думал, сегодня мы займемся чем-нибудь.

Нахмурившись, я взглянула на него в упор.

– Мартин, ты слышал, что я сказала тебе вчера?

– Прошу тебя. Давай прокатимся куда-нибудь. Мне надо проветрить мозги.

– Твоя жена пропала без вести, – сказала я, спрашивая себя, правильно ли поняла его.

– Она не пропала без вести. Она наверняка где-то развлекается, – возразил он, и меня поразила холодность в его голосе и выражении лица.

Неужели он не понимает, что любая поездка или иное развлечение попросту неприличны в такой момент? Впрочем, Мартин ведь знал Донну лучше кого бы то ни было, во всяком случае, уж точно лучше, чем полиция или даже ее сестра. И если он ничуть не обеспокоен, значит, на то должна быть веская причина. Я сказала себе, что не стоит принимать легкомыслие за бессердечие.

– Перестань, Франсин. Нам нужно поговорить.

– Поговорить?

– Пожалуйста, – взмолился он.

Я попыталась отогнать от себя отвратительное и болезненное воспоминание о том, как он в обнимку с Донной скрывается за дверями ее дома в Челси, о той лжи, которую он пытался скормить мне у церкви в Темпле.

– Подожди здесь, – сказала я и поднялась наверх за своим пальто, будучи не в силах сделать что-либо еще.

Его «Астон Мартин» был припаркован на улице. Я забралась на пассажирское сиденье и прильнула к оконному стеклу, глядя, как мы вливаемся в поток субботнего движения. Он включил какую-то музыку, что избавило нас от необходимости поддерживать разговор.

– Куда мы едем? – спросила я, как только Хэкни остался позади.

– На побережье, – отозвался он, с улыбкой оборачиваясь ко мне.

Всего неделю назад я пришла бы в восторг от подобной перспективы. Я воображала бы, как мы устраиваемся возле пастельно-розового пляжного домика с пакетами чипсов или поедаем мидий в каком-нибудь прибрежном кафе.

Но сегодня эта поездка показалась мне ужасно долгой, учитывая, сколько времени мне придется терпеть, чтобы не забросать его вопросами, ответы на которые я мучительно желала получить всю неделю.

Мы выехали из Лондона и через полтора часа свернули с шумной автострады на тихое шоссе В.

Небо поблекло, солнце скрылось за облаками, и все вокруг выглядело тускло-серым: облака, мокрые солончаки и море, которые буквально сливались друг с другом, напоминая мятую и застиранную простыню. Перед нами раскинулся лишенный красок жизни одноцветный пейзаж.

По пути сюда я приметила несколько дорожных знаков, но само место было мне незнакомо.

– Где это мы? – спросила я, углядев мертвого барсука, раздавленный и окровавленный трупик которого лежал на обочине дороги.

– В Эссексе. Эта мощеная дорога ведет к дому, – ответил он и резко повернул направо. Дорога стала еще у´же, по бокам потянулись сначала железные ограждения, а потом показалась вода.

– Черт возьми! Это что, остров?

– Иногда. Во время высокого прилива.

Мы миновали тихую деревушку с дощатыми домиками, церковь, несколько пабов и свернули на прибрежный бульвар. Еще один поворот, и в конце широкой, вымощенной гравием подъездной аллеи показался дом. Он был выстроен в старинном стиле народного зодчества, с крышей из поблекшей красной черепицы, с высоким коньком и как минимум дюжиной терракотовых печных труб, упирающихся в свинцовое небо. Колючие деревья, на ветвях которых уже начали набухать почки, росли вдоль покрытой мхом стены, окружавшей усадьбу, а крепкие плети и листья сорняков оплели ржавые ворота. Дом был явно заброшен – и оттого выглядел величественно и потрясающе.

– Он ведь твой, не так ли? Это же усадьба Дорси-Хаус, – сказала я, припоминая подробности о его недвижимости.

Мартин кивнул, когда автомобиль с рычанием вкатился на гравийную аллею и остановился.

– Я купил его прошлым летом и рассчитывал превратить в загородное поместье, ведь оно расположено меньше чем в двух часах езды от Лондона. Я даже нанял архитектора и строительную компанию, и они готовы были начать, но я отложил реализацию проекта.

– Отложил?

– Из-за развода. Я не хочу увеличивать его стоимость. Еще не время.

Я вылезла из машины и с грохотом захлопнула дверцу. Над нашими головами с пронзительными криками носились чайки, а ветер шелестел живой изгородью. Я полной грудью вдохнула соленый морской воздух и постаралась не поддаться очарованию этого места.

– А он большой.

– Раньше здесь размещался дом престарелых. Ему требуется основательный ремонт, но мне нравятся его ветхость и заброшенность. Идем. Я покажу тебе усадьбу.

Он задержался на миг, словно для того, чтобы взять меня за руку, но я быстро двинулась вперед во избежание неловкости.

Доски пола заскрипели у нас под ногами, когда мы перешагнули через порог. Высоко над головой, под самым сводчатым потолком, взлетело облачко пыли и раздался звук, который едва не заставил меня подпрыгнуть от страха, – там захлопал крыльями голубь, вспугнутый нашим появлением.

Воздух пах плесенью, это был запах запустения. Застегнув жакет, я с трудом удержалась, чтобы не чихнуть, и медленно, чуть ли не на цыпочках направилась в заднюю часть дома. Я мельком отметила, что комнаты обставлены разнокалиберной старой мебелью, оставшейся от прежних обитателей. Но если сам особняк казался холодным и заброшенным, то вид на унылое пустынное устье, открывающийся из его задней части, поражал суровой красотой, от которой захватывало дух.

Усадьба и планы, которые вынашивал в отношении нее Мартин, дали нам тему для разговора. О том, как он рассчитывает превратить старый амбар в устричный бар, где будут подавать сорта устриц «Колчестер Нэйтивз» и «Мерси-Айленд Рокс», которыми славилась округа. Пляжные домики переоборудуют в бунгало класса «люкс» для топ-менеджеров, желающих снять стресс и отдохнуть в тишине и покое. А подле заднего крылечка в плантаторском стиле будет вырыт наружный бассейн.

Дверь возле солярия вела на террасу.

– Давай выйдем наружу, – сказал Мартин, роясь в карманах в поисках ключа. Когда же его поиски не увенчались успехом, я с силой толкнула дверь, прогнившая рама содрогнулась и отворилась.

– Умная девочка, – сказал он, не сводя с меня глаз.

– Тебе бы не помешало починить ее, прежде чем здесь поселятся скваттеры, – сказала я, наслаждаясь кратким мигом своего триумфа.

Мы зашагали по тропинке, бегущей вдоль самой воды. Волны с шипением и шорохом накатывались на галечный берег.

Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза, позволяя запаху йода и водорослей вселить в меня спокойствие и умиротворение, подобно ментолу.

– Ты хотел поговорить, – сказала я наконец, открывая глаза и глядя прямо перед собой.

– Я солгал тебе вчера, – ответил он непривычно неуверенным голосом.

Я молчала, приказывая себе успокоиться.

– Ты спрашивала меня, когда я в последний раз видел Донну, и я ответил, что это было в воскресенье или понедельник. Это был понедельник, – все-таки произнес он. – Я виделся с ней в понедельник.

Я не смотрела на него, вперив взор в блеклую водянистую линию горизонта.

– И почему же ты солгал?

– Она прислала мне текстовое сообщение, что хочет встретиться еще раз. Написала, что хочет поговорить наедине перед слушаниями по окончательному урегулированию. Мы вместе поужинали и вернулись домой.

– И что же было дальше? – подтолкнула я его.

– Мы поговорили, выпили…

– А потом занялись сексом, – закончила я.

– Да, именно так.

Я молчала по меньшей мере целую минуту.

– И для чего ты мне это рассказываешь? Полагаю, у тебя есть на то причина.

Голос мой обрел покровительственные интонации, которые я использовала в суде.

– Фран, не надо. Перестань. – Он остановился. – Это была ошибка, и я сожалею о ней.

– Мне она таковой не показалась.

«Не показалась». А ведь я должна была сказать «не кажется». Оставалось надеяться, что он не заметит моей оговорки.

Мартин замедлил шаг.

– Я выпил, она пустила в ход все свое обаяние… А вчера я не сказал тебе об этом, потому что понимал, как неубедительно выглядели бы мои оправдания.

– Ну и как, ты получил удовольствие? – Вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела прикусить язык.

– Фран, не усложняй мое и без того неловкое положение.

В синеватых сумерках лицо Мартина казалось бледным, словно из жил у него высосали всю кровь.

– Она получила оргазм? – поинтересовалась я. Мне вдруг захотелось узнать все, даже мельчайшие интимные подробности. Он не ответил. – Я не думаю, что у тебя с ней все кончено, – еле слышно произнесла я, и ветер тут же подхватил и унес прочь мои слова, но Мартин все равно уловил их.

Остановившись, он коснулся моих пальцев, но я отдернула руку.

– Я хочу быть с тобой.

Я без сил опустилась на скамью и стала смотреть на море. В животе у меня образовался ледяной комок, и я с трудом заставляла себя мыслить связно.

– В прошлый раз она тоже хотела поговорить. Ты и тогда ее трахал?

– Нет.

– Скажи мне правду, Мартин.

– Я говорю тебе чистую правду.

– Тогда почему ты не отвечал на мои звонки в тот вечер?

Голова у меня шла кру´гом. Мне нужно было знать, но при этом я совсем не была уверена, что вынесу это знание.

– В моем телефоне села батарея, клянусь. Послушай, теперь мне нет никакого смысла лгать. Я хочу быть с тобой абсолютно честным, потому что не желаю терять тебя.

– Об этом тебе следовало бы подумать еще в понедельник.

– Я был идиотом.

– Да.

Я подняла выброшенный на берег кусок плавника, размахнулась и швырнула его в море, а потом стала наблюдать, как волны, подхватив его, перебрасывают друг другу. Встав, я зашагала обратно, в сторону дома.

– Фран, прошу тебя, дай мне еще один шанс. Когда я был с ней, то понял, что хорошо мне только с тобой.

Я развернулась к нему лицом.

– Я больше не могу доверять тебе, – надтреснутым голосом произнесла я.

Слезы хлынули у меня из глаз. Я ненавидела себя за это, ненавидела за то, что превратилась в какую-то беспомощную тень самой себя.

Он подошел ко мне вплотную и взял мое лицо в ладони.

– Я люблю тебя, – сказал он, и я закрыла глаза, уловив ласку и заботу в его словах и черпая в них силу.

Я крепко зажмурилась, чтобы сдержать слезы и перестать плакать. Он сделал еще один шаг и зарылся лицом мне в волосы. В кольце его рук я чувствовала себя совсем слабой.

– Я люблю тебя, – прошептал он, не разжимая объятий, и я прижалась щекой к мягкой шерсти его пальто. Гнев и досада в моей душе сменились чувством глубочайшего удовлетворения.

Казалось, мы целую вечность простояли, обнявшись. Он уронил руки вдоль тела, а потом стиснул мои ладони, и этот жест показался мне правильным и совершенно естественным.

– Давай возвращаться, – сказал он, глядя на заросший тростником болотистый берег.

Над нашими головами собирались темные зловещие тучи. Резкими порывами задул ветер, поднимая белые барашки и заставляя волны накатываться на прибрежную гальку с резким шорохом, похожим на стук трещотки на хвосте у гремучей змеи.

– Надвигается буря, – заметил он, и мы ускорили шаг.

Миновав ворота, мы вернулись в усадьбу Дорси-Хаус. У самой воды стоял дощатый сарай с черными стенами, украшенный выцветшими оранжевыми спасательными буйками и синими канатами.

– Что это? – спросила я, когда он поднял кирпич и извлек из-под него ключ.

– Старый устричный сарай. Я люблю ночевать здесь, когда приезжаю в Дорси.

– В большом доме тебе одиноко? – улыбнулась я. – Вот что бывает, когда богачи покупают дома, которые оказываются слишком огромными даже для них.

– Мне нравится слушать шум прибоя и разводить костер на берегу.

– Что ж, причина достаточно веская. – Я улыбнулась, когда Мартин отпер дверь и жестом пригласил меня внутрь.

Обстановка внутри была скудной: стол и стул, дровяная печка и железная кровать, застеленная наподобие дивана.

Мартин взял растопку, достал из железного ведра несколько номеров «Файненшл таймс», скомкал их и развел огонь. Мне нравилось наблюдать за ним. За тем, как он присел у огня подобно первобытному человеку, такой сосредоточенный, за его мускулистыми руками, гладкими и загорелыми. Порез на костяшках придавал ему слегка свирепый вид.

– Отличное место, – прошептала я, глядя, как занимается в печке огонь. С каждым треском поленьев в хижине становилось все теплее и светлее.

– Давай останемся здесь на ночь, – предложил он, посмотрев на меня.

– У меня же с собой ничего нет, – рассмеялась я, вспомнив, что даже не надела лифчик.

По жестяной крыше забарабанили капли дождя.

– У нас может не оказаться иного выхода, – улыбнулся он.

– Остров будет отрезан от суши? – спросила я, ужасаясь и восторгаясь одновременно.

– Скорее всего.

Мы оба сняли пальто, и на мгновение в сарае повисло неловкое молчание.

– Прости меня, пожалуйста.

– Не лги мне больше, – прошептала я, пытаясь не думать о собственном обмане. Я ведь знала, что он встречался с Донной в Челси вечером в понедельник, потому что следила за ними.

В сарае по-прежнему царил ледяной холод, и я чувствовала, как напряглись мои соски под тонкой футболкой. Мартин взял с кровати матрас и бросил его на пол перед огнем. Он шагнул ко мне, и мы начали целоваться. Когда он через голову стянул с меня футболку, я застонала от желания.

Закрыв глаза, я прислушалась к вою ветра и резким крикам бакланов над головой. Он скользнул пальцами по изгибам моего позвоночника. Я расстегнула «молнию» на джинсах и стряхнула их с себя, опустившись на матрас, чтобы увидеть, как он раздевается.

Он шагнул ко мне, и я приняла его в рот. Он держал меня за голову, его жесткие волосы царапали мне лицо, а я глубоко вдыхала его запах, запах пота, мускуса и секса, пробуя его на вкус, влажный, кислый и теплый.

– Ложись на спину, – сказал Мартин, выходя из меня.

Я улыбнулась и опустилась на матрас, а он сел на меня сверху.

– Ты хочешь, чтобы остров оказался отрезан от всего мира?

Голос его звучал негромко и хрипло, он предвкушал, что сейчас произойдет.

Я кивнула в знак согласия и раздвинула ноги.

У печки лежала смотанная в клубок веревка. Он взял ее, завел мне руки за голову и крепко стянул их веревкой, после чего привязал к спинке кровати, а потом приблизил свое лицо к моему, так что я ощутила тепло его дыхания на своих губах. Я чувствовала себя пленницей, как если бы принадлежала ему, а он владел мною. В тот момент мне больше ничего и не хотелось.

– Сегодня ночью светит луна, а значит, удача может улыбнуться тебе. Пожалуй, тебе не удастся сбежать, – прошептал он мне на ухо, и по моему телу пробежала дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Я не знала, от чего именно, и мне не было до этого никакого дела.

Я оказалась в открытом море, вынырнув из глубин своего естества, и могла думать и беспокоиться только о нем.

Негромко застонав от удовольствия, я отдалась ощущениям, когда он заскользил губами по моей груди и животу, все ниже, пока его язык не оказался внутри меня, лаская скользкий бутон. И вскоре я кончила, выгибая спину, пытаясь оторвать от пола связанные руки. Я не чувствовала ни острого жжения веревки, впившейся мне в кожу, ни того, как он целовал меня, вознося на вершину сбывшегося желания.

Я закричала, и крик мой смешался с воем ветра и шумом дождя. Выйдя из меня, он улыбнулся и принялся развязывать мне руки.

Дыша часто и неглубоко, я старалась успокоиться, а он лежал где-то в пространстве, но рядом со мной.

– Я скорее продам свою квартиру на верхнем этаже, чем эту усадьбу, – сказал он так тихо, что я едва расслышала его.

– До этого не дойдет, – прошептала я, чувствуя, как холодный сквозняк пробирается в сарай сквозь щели между досками.

Перед моим внутренним взором вдруг всплыло лицо его жены, и, подняв голову и глядя, как отблески пламени пляшут на потрескавшейся краске потолка, я постаралась забыть о том, что последним человеком, видевшим пропавшую Донну Джой живой, был мужчина, лежащий рядом со мной.

Глава семнадцатая

Должно быть, я задремала, убаюканная приглушенным воем ветра и шумом дождя, но резкий звонок его мобильного телефона вырвал меня из полудремы.

Взглянув на Мартина, сидящего на застеленном одеялом матрасе, я моментально поняла, что звонок касается Донны. Я смотрела, как на лбу у него собираются морщинки, а на скулах проступают желваки; она в который раз умудрилась испортить мне все удовольствие.

Мартин закончил разговор коротко, сухо и профессионально, так что мне оставалось гадать, о чем конкретно шла речь. Затем он надолго замолчал, и лицо его приобрело задумчивое выражение.

– Все в порядке? – спросила я наконец. Мне не хотелось вмешиваться, но я должна была узнать, что происходит.

– Я должен уехать, – ответил он, избегая моего взгляда.

– Что еще случилось?

– Полиция обеспокоена исчезновением Донны, – сказал он, поднимаясь.

– Обеспокоена еще больше, чем сегодня утром? – спросила я и потянулась за своей футболкой. Насколько я понимала, это был не тот разговор, который можно вести в обнаженном виде.

– Очевидно. Они хотят поговорить со мной, поэтому нам надо возвращаться в Лондон.

– Но ведь они сегодня уже допрашивали тебя, – возразила я, чувствуя, как меня охватывает паника.

– А теперь хотят побеседовать еще раз. Сегодня вечером. Кто-то из них приедет в Спиталфилдз в десять вечера. – Он поднял с пола рубашку и продел руки в рукава.

Глядя на его голую грудь и вялый пенис, я спросила себя, а что сказали бы полицейские, если бы увидели его сейчас. Словно прочтя мои мысли, он схватил в охапку остальные вещи и быстро оделся. Протерев ладонью стекло, он выглянул наружу.

– Самая подходящая ночь для поездки обратно в город, – пробормотал он.

Стоило ему приоткрыть дверь, как свирепый порыв ветра ворвался внутрь и потряс сарай до основания. Сердце подсказывало мне, что это – конец; что стоит нам выйти из хижины, как все изменится безвозвратно, причем в худшую сторону.

Снаружи было темно. Проливной дождь швырнул мне в лицо пригоршню брызг, когда мы побежали по пляжу обратно в дом. Несколько раз я едва не упала, каблуки моих туфель скользили на мокрой гальке, но каждый раз мне удавалось сохранить равновесие и выпрямиться.

Дом стонал и вздрагивал, когда мы ворвались внутрь. Мои волосы прилипли к щекам, а мокрые джинсы неприятно холодили кожу, но времени на то, чтобы обсушиться, у нас не было. Мартин запер Дорси-Хаус, и мы забрались в «Астон Мартин»; мое промокшее насквозь пальто хлюпнуло на сиденье из светлой кожи. Он включил фары, отбросившие призрачные круги света на фронтон здания. Уголки моих губ приподнялись – дом словно прощался с нами, недоумевая и сожалея. Что-то подсказывало мне, что я больше не вернусь сюда, и потому мне хотелось навсегда запомнить его обветшалое величие.

Запустив двигатель, Мартин включил «дворники». Несмотря на мощь и инженерный гений, вложенный в создание автомобиля, они с трудом очистили два светлых полукруга на лобовом стекле.

– Может, нам стоит немного обождать? – предложила я, когда под колесами заскрежетал гравий.

– Дождь льет как из ведра вот уже целый час. С таким же успехом он может идти всю ночь, – ответил он.

Когда мы выехали из ворот, темнота накрыла нас с головой. Узкие и тонкие, как иглы, лучи света пронизывали угольно-черный мрак ночи и ненастья. Вокруг не было видно ни зги.

Напрягая зрение, я пыталась разглядеть рыбацкие лодки, которые видела раньше, надеясь, что все они благополучно пришвартованы и стоят на якоре. Условия для езды по суше казались просто ужасными, но в море наверняка было стократ хуже.

Мартин обеими руками вцепился в рулевое колесо, но машина шла ровно, не увеличивая скорость, и я спросила себя, чем это вызвано, плохой видимостью или нежеланием возвращаться обратно в город.

Впереди показались смутные очертания материка. Хотя до него оставалось чуть меньше мили, в последние несколько часов он представлялся мне невероятно далеким, словно бы частью другой вселенной. Мы уже подъезжали к боковому шоссе, в сущности, мощеному перешейку, и я увидела, как через него перехлестывают пока еще невысокие потоки грязной соленой воды.

– Глазам своим не верю, – выругался Мартин и притормозил, так что машина почти остановилась. Звук морских волн, плещущих в шины, не узнать было невозможно.

Я предпочла промолчать. Мартин утопил педаль газа в пол, но двигатель отозвался натужным ревом, напоминая нам о том, что это – спортивный автомобиль, а не полноприводный внедорожник.

– Мы не проедем, – пробормотал он, и я мельком подумала, а отважилась бы сама рискнуть автомобилем ценой в сто тысяч фунтов.

– И сколько это продлится? – спросила я, когда он начал сдавать «Астон Мартин» назад.

– Трудно сказать. Весной прилив продолжается час или два, но в сезон высокой воды точного ответа тебе не даст никто.

– Мы возвращаемся обратно в Дорси?

Он покачал головой.

– Нет. Здесь, чуть дальше по дороге, есть паб. Придется переждать непогоду там. К тому же местные лучше знают, когда дорога очистится.

Паб «Якорь», деревянно-кирпичную постройку, я приметила еще по пути сюда. Припарковавшись перед самым входом, мы вбежали внутрь и обнаружили, что в нем, как ни странно, почти пусто.

Мы заказали два кофе бармену, который предложил приготовить его по-ирландски. Несмотря на его дружелюбие, я затруднилась бы сказать, знаком он с Мартином или же просто рад случайным клиентам.

Мартин первым направился к небольшому столику в дальнем углу с узкими сиденьями из красного флока. Я мельком покосилась на двух посетителей: стариков, потягивающих «Гиннесс». Сев за стол, я ощутила дрожь в коленях, ожидая, когда Мартин скажет что-нибудь.

– И во сколько же ты ушел в понедельник вечером? – поинтересовалась я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.

– Ушел? – переспросил он, принимая свой кофе у официантки.

– Сколько времени ты там провел? У Донны.

– Перестань, сейчас совсем не обязательно говорить об этом, – сказал он, отпивая глоток и отказываясь взглянуть мне в глаза.

– Речь идет не обо мне, Мартин, – многозначительно прошептала я.

У меня не было ни малейшего желания допрашивать его, но я чувствовала, как во мне просыпается законник. Я хотела, чтобы он был готов к разговору с полицией, и, кроме того, я тоже хотела знать, что там произошло.

– Я ушел от нее после полуночи, – наконец выдавил из себя он.

– Она еще не спала?

– Она была в постели. И проснулась, когда я уходил.

– И она даже не намекнула тебе, чем собирается заняться на следующий день, – продолжала я, перевоплощаясь в барристера, выступающего в суде.

– Она не упоминала ни о чем необычном, – с ноткой раздражения отозвался он.

Я с подозрением покосилась на других посетителей, боясь, что они услышат нас.

– Полагаю, ты сообщил полиции, что был у нее в понедельник вечером.

Он явно чувствовал себя неуютно, но меня все сильнее охватывала паника. Мысли путались, но я старалась предусмотреть все повороты, сюжеты и решения. Я прекрасно понимала, к чему все идет, и это откровенно пугало меня. Единственный известный мне способ справиться с бедой заключался в том, чтобы разобраться с ней профессионально, постепенно решая головоломку, хотя, в отличие от других моих дел, тут я не могла оставить все свои заботы и тревоги в офисе.

– Я говорил, что мы встретились за ужином. Чтобы обсудить развод.

– А ты сказал им, что спал с ней?

Моя назойливая прямота заставила его нахмуриться.

– Нет, – ответил он наконец.

– А почему?

– Потому что это выглядит плохо.

– Верно. И будет выглядеть еще хуже, когда станет известно, что ты утаил от них важные сведения. А что было после того, как ты ушел? Куда ты направился?

– Прямо домой.

– Как?

– Пешком.

– Пешком? Оттуда до твоей квартиры никак не меньше пяти миль.

– Мне нужно было о многом подумать.

Негодование, страх, паника – все эти чувства были написаны у него на лице.

– По-твоему, мне следует обратиться к адвокату?

Я заметила, как судорожно задвигался кадык у него на шее, и ощутила нечто вроде жалости.

– Это не входит в сферу моих профессиональных интересов, – негромко ответила я, внезапно вспомнив, как на протяжении всех этих лет ко мне обращались друзья, которым требовалась помощь при покупке дома, из-за штрафов за превышение скорости и жалоб потребителей. В их представлении я была адвокатом на все руки, который разбирается во всем.

– Я имею в виду адвоката по уголовным делам. Ты должна знать кого-нибудь.

– Но ведь ты же не совершил ничего противозаконного, – осторожно произнесла я, оценивая его реакцию.

Он кивнул. Очевидно, альфа-самец в нем напомнил Мартину, что можно справиться с любой проблемой, если приложить достаточно сил для ее решения.

– Она должна где-то быть, – с жаром выпалил он. – У подруги в деревне, за границей…

– Почему бы тебе не позвонить ее сестре?

– Правильно. Хотя она наверняка уже рассказывает полиции, что я – злой и деспотичный муж, который хочет облапошить Донну при разводе. Что я буду чувствовать себя на седьмом небе от счастья, если Донна просто возьмет и исчезнет.

– Она всего лишь хочет отыскать Донну. Как и все мы.

Он посмотрел на часы. Ему не было нужды сообщать мне, который час. Стрелки настенных часов за его спиной показывали девять.

– Классная получится история, – с сарказмом заметил он. – Подозреваемый не явился на допрос в полицию.

– Пожалуй, тебе не следовало говорить им, что ты оказался заперт в сарае вместе со своим адвокатом по бракоразводным делам, – сказала я, пытаясь разрядить атмосферу.

– А мне показалось, что ты хотела, чтобы я сказал им правду, только правду и ничего, кроме правды.

Мне вдруг стало не по себе. На меня снизошло холодное осознание того, что я замешана в этом деле. Меня выбрали на роль в драме, участвовать в которой я даже не планировала, и моя роль мне решительно не нравилась.

Оглядевшись по сторонам, я занервничала – мне показалось, что глаза всех присутствующих устремлены на меня.

– И что я им скажу?

– Правду, – решительно заявила я. – Ты был в своем доме в Эссексе, и высокая вода перерезала единственный путь, ведущий на материк.

– Мне надо позвонить Джемме.

– А мне лучше посидеть в машине.

– Нас уже видели вместе, – сказал он, словно прочитав мои мысли.

Он отсутствовал минут пять, не больше, но для меня эти минуты растянулись на целую вечность. Я молилась о том, чтобы он вернулся с улыбкой на губах, но Мартин выглядел еще более обеспокоенным, чем тогда, когда выходил из паба, чтобы позвонить.

– Они сегодня обыскали ее дом и обнаружили ее сумочку и телефон, – сообщил он, усаживаясь за столик.

– Я уверена, что у Донны не одна сумочка. И телефон тоже не один.

Я сказала это, чтобы приободрить его, хотя и понимала, что все мои слова воспринимаются как критика в адрес Донны.

– Они обнаружили и ее паспорт. А вот кошелек не нашли. Сообщения стационарной телефонной связи никто не проверял с минувшего понедельника. Ее не помещали ни в одну из местных больниц, и никто из ее подруг не знает, где она находится…

Он умолк, помешивая ложечкой свой остывший кофе, и на кромке чашки остались темные потеки.

– Вести это дело уже поручили какому-то инспектору уголовной полиции, и к поискам привлекли бюро по розыску лиц, пропавших без вести. Они собираются дать объявление о ее пропаже завтра вечером на телевидении.

Я достаточно часто участвовала в конференциях по семейному праву и посетила много семинаров, посвященных похищению детей, чтобы знать, как это работает. Я понимала, что, пока мы трахались в устричном сарае, Донна Джой проходила через киберпространство – описание ее внешнего вида, фотографии, обстоятельства исчезновения. Я знала, что кто-то, наделенный полномочиями, счел сам факт ее исчезновения заслуживающим серьезного внимания. Я знала, что обращение к телезрителям означает вовлечение средств массовой информации, а потому неизбежны утечка сведений и их обработка. Я знала, что для Мартина Джоя все это дурно пахнет, как и для меня, кстати.

– У них уже есть предположения, что могло с ней случиться? – после недолгой паузы поинтересовалась я.

– На роль подозреваемого всегда первым примеряют супруга, не правда ли? – негромко отозвался он. – Пропадает жена, а пальцем тычут в мужа.

– Я не это имела в виду. – Я накрыла его ладонь своей. – Ты же не совершил ничего противозаконного.

– Мне надо поговорить с адвокатом. Получить совет, как вести себя дальше в связи со всем этим.

Я заметила нервный тик на его лице, под левым глазом, и едва не подпрыгнула, когда на плечо мне легла чья-то рука. Быстро обернувшись, я увидела хозяина кафе, который наградил нас кривой улыбкой, продемонстрировав коричневые зубы.

– Вода уходит с перешейка, – сообщил он, забирая у нас чашки из-под кофе. – Похоже, сегодня вечером вам таки повезло.

Я посмотрела на Мартина и по отсутствующему и обеспокоенному выражению его лица поняла, что никто из нас ему не поверил.

Глава восемнадцатая

Меня изрядно удивило то, что в субботу вечером он был дома, да еще и в одиночестве.

– Кофе или что-нибудь покрепче? – осведомился Том Брискоу, открывая передо мной дверь своего дома в Хайгейте. Он жил в особнячке ленточной застройки, небольшом, но сохранившем величие георгианских времен.

– Кофе. Без кофеина, – ответила я и занервничала, едва переступив порог и не пройдя и нескольких шагов.

Дверь открывалась прямо в гостиную с открытой планировкой. Оглядевшись, я прислушалась, надеясь уловить еще чье-то присутствие, но здесь было почти так же темно и тихо, как и на пустынной площади Хайгейт снаружи.

– Прошу прощения за вторжение, – сказала я, стискивая ремень своей сумки. – Я понимаю, что уже поздно, но это не займет много времени.

– Все в порядке. Проходи, – сказал он, сохраняя дистанцию, но показывая при этом на софу.

Он исчез на кухне, а я стала осматриваться в тускло освещенной жилой комнате. Обеденный стол был завален папками и учебными пособиями по юриспруденции, и со своего места я разглядела мягко светящийся экран ноутбука и недоеденный сэндвич на тарелке. Я всегда считала Тома в некотором роде авантюристом, выпускником привилегированной частной школы, занимавшим свое нынешнее место исключительно благодаря знакомствам, но представшая передо мной картина несколько меняла дело. Трудоголик, не дающий себе отдыха даже в субботу вечером, готовый тратить и деньги, и собственное свободное время.

– Разве Ханна сегодня не пришла? – поинтересовалась я, снимая пальто.

Перебросив его через спинку мягкого кресла, я вдруг вспомнила, что на мне нет лифчика. Скрестив руки на груди, я спросила себя, а не пахнет ли от меня по-прежнему сексом и морем. Но сейчас мне хотелось лишь одного – чтобы эта встреча побыстрее закончилась.

– Я уже говорил тебе, что у нас с ней не те отношения, – улыбнулся он, появляясь из кухни и протягивая мне кружку с кофе. Обычно мне нравилось дразнить его, но сейчас было не до шуток.

Обхватив обеими ладонями бело-голубую полосатую кружку, я ощутила, как пар от нее лижет мне лицо, и откинулась на софе, а он опустился в кресло напротив.

– Ну, так ты скажешь мне, что привело тебя сюда? – осведомился он, наконец сообразив, что я не настроена на беззаботную болтовню.

Я наспех извинилась за то, что изъяснялась слишком неопределенно, когда позвонила ему по пути из Эссекса. С каждой милей, приближавшей нас к Лондону, ненастье отступало, а вот Мартин, наоборот, приходил во все большее возбуждение. Эта сторона его натуры до сих пор была мне незнакома, и выглядела она не особенно привлекательно.

«Ты должна знать нужного адвоката», – не унимался он, пока я в конце концов не взялась за телефон и не позвонила тому единственному человеку, который, как я думала, мог мне помочь, хотя мне было крайне неловко просить его об этом.

У меня не было привычки заглядывать к Тому Брискоу в гости по вечерам. В сущности, наши пути редко пересекались за пределами конторы. Но мы с Томом были знакомы очень давно. Нет, близки мы не были, но нас связывали история и география. Мы оба прибыли в Бургесс-корт на стажировку в один и тот же день, и потому наша трудовая жизнь протекала друг у друга на глазах. Уж если это не давало мне права заявиться к нему домой в такой час, тогда я не знаю, что еще нужно. Но даже при этом мне не нравилось находиться здесь. Особенно после того, как я весь день трахалась с клиентом, которого пришла обсуждать. Мартин был в отчаянии, и я собиралась сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему.

Отпив глоток кофе, я наконец заговорила.

– Я занимаюсь разводом, – осторожно начала я. – И жена моего клиента пропала.

Том, кажется, навострил уши и подобрался, сидя в своем кресле, в то время как я отчаянно пыталась привести в порядок мысли. Я не могла открыть ему предысторию того, о чем собиралась рассказать, понимая, насколько это опасно.

– Пропала? – переспросил Том.

– Никто не видел ее с минувшего понедельника, и полиция склонна отнестись к ее исчезновению со всей серьезностью. Завтра вечером об этом покажут сюжет по телевизору, если только она сама не объявится к тому времени.

Взглянув на него, я впервые отметила, что он выглядит усталым, а под глазами у него залегли темные круги.

– И каким же боком это касается тебя? – поинтересовался он, опустив свою чашку прямо на деревянный пол.

– Пока мы с тобой разговариваем, полиция допрашивает моего клиента. Я – единственный юридический представитель, которым он в данный момент располагает, и он обеспокоен.

– Ты хочешь сказать, что он нервничает?

– Она почти наверняка объявится, Том, – сказала я, вознегодовав на него за намек на то, что Мартин может быть виновен.

Он ничего не ответил, и я поняла, что совсем скоро он потеряет терпение.

– Мне просто нужен совет. Мартин – мой клиент – рассчитывает на меня, и я сказала, что ты сможешь ему помочь.

Глаза наши встретились, и мы оба вспомнили инцидент, произошедший пять лет назад, который никто из нас никогда не забудет. В те времена Том Брискоу был защитником по уголовным делам, любимчиком и протеже бывшего главы нашей адвокатской конторы, который уже вышел на пенсию, и занимался оказанием юридической помощи, зачастую бесплатной. При этом время от времени он выступал адвокатом по семейному праву на стороне, но его привлекала именно драма криминального правосудия – пока его клиентом не оказался головорез и убийца Натан Адамс, обвинявшийся в нанесении тяжких телесных повреждений. Адамса судили за нападение на его бывшую подружку Сюзи Уиллис, в результате которого он сломал ей позвоночник. Дело было весьма сложным и престижным для такого адвоката, как Том, который совсем недавно получил право выступать в суде, но он добился оглушительного успеха. Подвергнув Сюзи перекрестному допросу, Том Брискоу выставил ее законченной алкоголичкой, уничтожил ее репутацию и сумел убедить присяжных в том, что его клиент невиновен.

Шесть месяцев спустя Сюзи погибла – ее убил Адамс. Он выследил ее, приставил нож к горлу и располосовал его от уха до уха: так он покарал ее за то, что она осмелилась дать против него показания.

Тогда у меня не хватило духу поговорить с Томом о случившемся начистоту. О том, что ему было известно об отношениях Натана и Сюзи, о длинном списке ее подозрительных травм, о котором так и не узнала полиция, о вспышках насилия со стороны Адамса и его связях с криминальным синдикатом Западного Лондона.

Впрочем, того, что он знал, оказалось достаточно, чтобы Том Брискоу переключился с уголовного на семейное право. И выражение его глаз подсказало мне, что он не желает, чтобы ему напоминали о профессиональном прошлом.

– Начнем вот с чего: не считаешь ли ты, что на допросе в полиции рядом с ним должен присутствовать адвокат? – настойчиво осведомилась я.

– Ты вроде бы сказала, что допрос уже идет.

– Так и есть. Полагаю, офицер полиции пришел к нему домой, хотя мой клиент уже разговаривал с полицейскими сегодня утром.

Том встал и подошел к обеденному столу. Взяв в руки ноутбук, он перенес его на софу.

– Наверное, ее дом уже обыскали.

– Да, нашли ее паспорт и телефон, а вот кошелек отыскать не удалось. Очевидно, это хороший знак.

– Совсем не обязательно, – скептически проронил Том. – Помню судебный процесс, за которым я следил, еще будучи студентом. Из дома пропала женщина; муж заявил, что понятия не имеет, где она может находиться. В конце концов его арестовали и признали виновным в ее убийстве. Он инсценировал ее бегство, спрятав ее личные вещи после того, как избавился от тела.

Я взглянула на него с явным неодобрением.

– Как ее зовут? Жену, я имею в виду, – спросил он.

– Донна Джой.

Он застучал по клавишам ноутбука.

– Обращение уже появилось онлайн. Контактный номер: Кенсингтон, отдел уголовного розыска.

Сердце гулко колотилось у меня в груди, когда я поверх его плеча взглянула на экран. Там были фото Донны и ее описание: рост – пять футов и шесть дюймов, вес – около девяти стоунов[18], в последний раз ее видели в розовом пальто и черных брюках. Она пропала без вести после того, как ее сопроводили домой после ужина в ресторане «Грин Филдз» на Кингс-роуд в минувший понедельник.

Я поймала себя на том, что, читая отчет, мысленно добавляю в него недостающие детали. Я могла подтвердить, что она действительно провела в ресторане «Грин Филдз» девяносто семь минут, что она пила спиртное и что волосы ее были по меньшей мере на три тона темнее, чем на фотографии, благодаря визиту в салон красоты «Джош Вуд» за двенадцать дней до этого, чем она нескромно похвасталась в «Инстаграме».

Обращение заканчивалось словами, что полиция беспокоится о ее жизни и здоровье, но сомневаюсь, чтобы они были хотя бы вполовину так озабочены, как я.

– Большинство из тех, кто пропадает без вести, в конце концов, находятся сами. – Том пожал плечами. – И лишь немногие действительно исчезают, но и среди них подавляющее большинство страдает психическими расстройствами или депрессией, что и подталкивает их к самоубийству.

– Выходит, с ней вряд ли могло случиться что-то плохое, – сказала я, умоляя его приободрить меня.

– Она страдала депрессией?

– Насколько мне известно, нет.

– Взрослые совершеннолетние люди имеют право на исчезновение, Фран, и тебе это известно не хуже, чем мне. Кроме того, мы же не знаем, какие у них были отношения. Может быть, она затеяла какую-то игру, – сказал он, и я кивнула. – Но с таким же успехом с ней могла приключиться беда. Обращение по ТВ означает, что полиция классифицировала ее исчезновение как риск высокой степени.

– Риск высокой степени? – Я нахмурилась.

– Это значит, что ей грозит опасность. Опасность причинить вред себе или другим. Ты случайно не знаешь, с кем она ужинала в понедельник вечером?

– Со своим мужем, – безжизненным голосом ответила я.

– То есть с твоим клиентом.

– Они встретились, чтобы поужинать вместе. Очевидно, после этого они занимались любовью, но он утверждает, что на ночь у нее не остался. И с тех пор ее никто не видел. Она не явилась на слушания по окончательному урегулированию спора, назначенные на пятницу, и не пришла на вечеринку по случаю дня рождения своей сестры минувшим вечером.

– В таком случае, не стоит удивляться тому, что в полиции пожелали допросить его.

Да, не это я хотела от него услышать.

– Ну, и что собой представляет твой клиент?

– Умный. И очень успешный.

– Значит, пресса откроет на него охоту.

Мне уже приходилось слышать о синдроме пропавших без вести белых женщин, и я понимала, что и этот случай не обойдется без дополнительной драмы. Донна Джой была не просто блондинкой, белой и красавицей. Она разъехалась со своим мужем, миллионером и венчурным банкиром, а это означало, что историю ее исчезновения постараются приукрасить дополнительными ужасами.

– Он не причинял зла своей жене, – сказала я, расслышав в собственном голосе нотки покровительственного презрения.

– Откуда тебе знать?

Я вспомнила, как мы с ним сидели на крыше дома в Спиталфилдзе. «Нам нужно продержаться совсем немного, и тогда скоро, очень скоро все будет хорошо. Останемся только мы вдвоем. Никакой Донны, никаких тайн, только ты и я».

– Так что мне ему передать? – спросила я.

– Ему не помешает связаться с адвокатом по уголовным делам. Очень хорош Мэттью Кларксон. Кроме того, не исключено, что он захочет поговорить с Робертом Келли. Тот – адвокат по делам средств массовой информации, занимается защитой репутации. Если пресса начнет травлю, быть может, вам стоит позвонить ему.

Том встал, вынул из кармана телефон и принялся перелистывать свою адресную книгу.

– Полагаю, твоему клиенту следует начинать беспокоиться, если его заставят принять участие в обращении, – пробормотал он, записывая два телефонных номера на страничке, вырванной из официального желтого блокнота.

– А почему это должно его беспокоить? Он хочет сделать все, что в его силах, чтобы помочь полиции.

– Не думаю, что супругу, отлученному от брачного ложа, позволят выступить на какой-либо пресс-конференции, разве что захотят проверить его реакцию. Кроме того, ему может нанести визит офицер по связям с семьей. Предполагается, что они должны оказывать помощь, но на самом деле это лишняя пара ушей.

– Мой клиент не имеет никакого отношения к ее исчезновению, – заявила я, слыша, как в голосе звякнул металл. Том взглянул на меня, и на мгновение мы оба умолкли. – Как ты сам сказал, держу пари, что к утру она непременно объявится.

Атмосфера вдруг изменилась. Мне стало жарко и душно просто оттого, что я находилась здесь.

– Мне пора идти.

Он улыбнулся и взглянул на часы.

– Уже поздно. Как ты добралась сюда? Приехала на своей машине?

– Нет, – слишком быстро ответила я, вспомнив, как Мартин высадил меня на краю площади Понд-сквер. – Я вызову такси.

– Не говори глупостей. Я отвезу тебя.

– Честно, я спокойно могу вызвать такси.

– Вечером в субботу, как раз в то время, когда начинают закрываться пабы и рестораны? А заказ службы «Убер» обойдется тебе в астрономическую сумму. Так что подожди минутку, я только возьму ключи.

Он вывел меня ко внедорожнику, припаркованному прямо перед домом.

– Надеюсь, за это ты выставишь своему клиенту оплату по двойному тарифу, – улыбнулся Том, отключая сигнализацию, которая приветствовала его двумя резкими всхлипами, разорвавшими ночную тишь. – Скажи ему, что вышла далеко за пределы своих служебных обязанностей. Ему повезло, что у него есть ты.

Он окинул меня долгим взглядом, понимающе улыбнулся, и охватившее меня чувство страха вновь заставило меня задуматься о том, а сколько ему уже известно и о чем еще он догадался сегодня.

Глава девятнадцатая

Домой я добралась уже за полночь.

С самого утра во рту у меня не было крошки – мне так и не удалось поесть рыбы с чипсами или мидий с Мартином на пляже, – и я ощущала слабость во всем теле и головокружение. В холодильнике тоже было пусто, не считая засохшего лимона и вскрытой упаковки с ветчиной, которая потемнела и свернулась в трубочку, так что я ограничилась тем, что поджарила гренки и заварила лапшу быстрого приготовления «Пот Нудл», пачка которой завалялась в буфете. Давя сухую лапшу вилкой, я вновь проверила телефон на предмет сообщений от Мартина, но от него по-прежнему не было никаких известий.

Присев на краешек софы, я принялась жадно глотать все еще твердую лапшу – не хватило терпения выждать положенные четыре минуты, чтобы она размякла. Поначалу я решила принять ванну, но потом отказалась от этой идеи – уж очень шумели у нас водопроводные трубы. В конце концов, было уже поздно, и я не желала будить Пита в его квартире внизу. Он был одним из тех, кому мне не хотелось напоминать о своем существовании.

Глядя на часы, я мысленно прикинула, ушли ли полицейские от Мартина или еще нет. Я сомневалась, что такие допросы длятся очень долго. Тем не менее на душе у меня было неспокойно. В голове крутились всевозможные образы: сцены из фильмов и ток-шоу с участием полицейских. Вот подозреваемых заковывают в наручники и волокут в полицейский участок, а потом допрашивают в маленьких темных комнатах. Я сказала себе, что чрезмерно драматизирую ситуацию, но все же не могла понять, почему Мартин до сих пор не позвонил мне. Особенно учитывая то, что он послал меня к Тому Брискоу обсудить его следующий шаг, а еще тот факт, что по дороге я отправила ему сообщение из машины Тома, прося связаться со мной.

Сев за стол, я включила компьютер.

Сначала я проверила электронную почту – все адреса, к которым имел доступ Мартин, – а потом выключила и снова включила телефон, желая убедиться, что он работает нормально.

Следующей моей остановкой в Интернете стал сайт «Дейли мейл». Я быстро пробежала глазами домашнюю страницу, высматривая заметку, имеющую отношение к Донне Джой. Не найдя ничего заслуживающего внимания, я проделала ту же операцию со всеми сайтами основных национальных средств массовой информации, после чего зашла на страничку столичной полиции, дабы проверить, не обновили ли они свое обращение, – нет, не обновили.

Внутренний голос убеждал меня в том, что, раз об исчезновении Донны не пишет пресса, нам пока не о чем беспокоиться. Но почему-то с каждой минутой мне все больше становилось не по себе. Я нервно отбивала такт ногой по полу и никак не могла остановиться. Я прекрасно понимала, что мой разговор с Томом Брискоу ничуть не прояснил и не облегчил положение дел. Более того, Том только разозлил меня своими намеками на жертв и адвокатов по защите репутации, равно как и многозначительными инсинуациями по поводу того, что Мартин каким-то образом причастен к исчезновению своей жены.

Кофе мог бы стимулировать мыслительный процесс, но я отдавала себе отчет в том, что сейчас это последнее, что мне нужно.

Вместо этого я поднялась наверх в свою крохотную ванную и открыла медицинский шкафчик, где рядом с зубным ершиком и контрацептивами примостился белый пузырек с пилюлями.

Пару недель назад, когда я была на приеме у доктора Каца, он назначил мне дополнительное лекарство. В тот момент мне ужасно не хотелось брать его, но я понимала, что мне требуется успокоительное. Маниакальные эпизоды пугали меня куда сильнее депрессивных. Мне нравилось держать все под контролем, и потому я постаралась упорядочить свою жизнь таким образом, чтобы не выпускать вожжи из рук. Но за последние пару дней у меня появилось такое чувство, будто гремлины вновь ожили у меня в голове.

Запрокинув голову, я проглотила пилюли, а потом уставилась на свое отражение в зеркале. Лицо мое выглядело бледным и унылым. Губы пересохли, глаза покраснели, а кожа покрылась пятнами, особенно заметными в резком свете настенного светильника.

Весь мой внешний вид кричал о нервном переутомлении. Мне отчаянно хотелось спать, но я понимала, что не смогу сомкнуть глаз, пока не получу обнадеживающих известий от Мартина.

Выйдя из ванной комнаты, я прошла в спальню и присела на краешек кровати, отчего беспокойство лишь усилилось. Мне хотелось быть там, с ним, решать проблемы, а не есть лапшу быстрого приготовления и сидеть в темноте.

Я вдруг пожалела о том, что у меня нет машины. И никогда не было. К тому времени, когда я уже могла ее себе позволить, она превратилась в ненужную роскошь. Но теперь мне казалось, что, имей я крошечный «Фиат» или какую-нибудь аналогичную женскую машинку для поездок по городу, у меня выросли бы крылья. Мобильный телефон, лежавший в кармане джинсов и давивший на бедро, напомнил мне, что для решения проблемы достаточно одного звонка.

Вызвав такси, я без дальнейших колебаний набрала номер Мартина. Мой звонок сразу же перевелся на голосовую почту, и я оставила ему сообщение, приказав себе сохранять спокойствие. Быстрым шагом пройдя по комнате из угла в угол, я сняла футболку, нашла лифчик и достала из платяного шкафа белую блузку. Прикосновение к свежей накрахмаленной материи всегда вселяло в меня бодрость и придавало сил, и сегодняшняя ночь не стала исключением.

Прибытия такси я дожидалась в холле.

Лондон все еще бурлил ночной жизнью, когда мы помчались по его улицам. Глядя в окно на то, как Эйнджел постепенно переходит в фешенебельный Ист-Энд, я вдруг ощутила укол зависти. Молодые люди в возрасте двадцати с чем-то лет беззаботно веселились, и их блаженная радость, разогретая алкоголем или наркотиками, напомнила мне о том, что всего несколько часов назад и я испытывала схожие чувства. Но кто-то щелкнул выключателем, наша вселенная изменилась, и греческий хор у меня в голове предостерег, что я совершаю ошибку. Сидя в такси, несущемся в Спиталфилдз в час ночи, когда Мартин даже не удосужился ответить ни на один мой звонок.

Потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до бывшего склада У. Г. Миллера. Я испытала облегчение, не заметив рядом с домом Мартина ни полицейского авто, ни какой-либо иной «машины без опознавательных знаков». Рассчитавшись с водителем, я вышла из такси, ощущая нервную дрожь во всем теле. Трое мужчин с тщательно ухоженными бородками, выходя из бара по соседству, громко рассмеялись, чем здорово напугали меня.

Таксомотор укатил прочь, модное трио растворилось в темноте, и я осталась одна, шагая по брусчатке к бывшему складу. Рядом с ним росло дерево, которого я не замечала раньше, – худосочное, черное и ветвистое. Опершись ладонью о его ствол, я подняла голову, глядя на верхний этаж. Из одного из окон сочился слабый свет, признак жизни, придавший мне сил и мужества вновь позвонить Мартину.

На этот раз он ответил.

– Это я, – сказала я, стараясь ничем не выдать своего волнения. – Полиция… Они уже ушли?

– Ушли. Ты поговорила со своим приятелем-адвокатом?

– Да. Он оказался очень полезен. – Голос у меня дрожал, да и вообще, меня всю трясло от холода.

– Тогда поднимайся.

В ожидании лифта я разглядывала потолок атриума, отметив про себя, что он поднимается до самой крыши, словно выдолбленный в кирпичной кладке и металлоконструкциях. Двери лифта разошлись с лязгом, долетевшим до балок перекрытия; поначалу громкий, он постепенно превратился в едва слышное эхо.

Открывая мне дверь, Мартин держал в руке бокал с виски. Он залпом проглотил его, едва удостоив меня взглядом.

– Я должна была прийти. Мне очень жаль, – промямлила я, стараясь прочесть выражение его лица.

И тут же спохватилась: мне не за что извиняться.

– Я должен был позвонить сам, – сказал он, опуская стакан на стол. – Просто все это оказалось крайне утомительным. Полиция задержалась куда дольше, чем я рассчитывал.

В комнате было темно, и единственный скудный свет исходил от торшера в углу.

Мартин без устали расхаживал взад и вперед, словно большая кошка, и его ноги в одних носках бесшумно скользили по паркету.

– Она до сих пор не объявилась, – сказал он, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Чего от тебя хотела полиция?

– Подробностей о нашем вечере в понедельник. В котором часу я ушел домой. Когда пришел сюда. И может ли кто-либо подтвердить мое алиби на это время.

– Ты же знаешь, что каждый год пропадают без вести сто пятьдесят тысяч человек. Это – полпроцента от всего населения, – сказала я, пытаясь приободрить его.

– Пользовалась «Гуглом»? – отозвался он, и в голосе его прозвучало раздражение, которое мне совсем не понравилось.

– Я всего лишь хочу помочь, – произнесла я, напомнив себе, в каком напряжении он пребывает.

Мартин без сил опустился на софу и обхватил голову руками.

– Прости меня, – сказал он, поднимая голову и протягивая мне руку.

Я села рядом с ним на софу. Наши бедра соприкоснулись, но мне хотелось быть еще ближе к нему.

– Наш брак может распасться, иногда мне вообще кажется, что я разлюбил Донну, но это…

– Что ты им сказал? – негромко поинтересовалась я.

– Что ушел в час ночи. Через переднюю дверь. Не думаю, что она заперла ее за мной, потому что оставалась наверху.

Я вдруг обнаружила, что мне трудно сосредоточиться. Сейчас было не самое подходящее время, чтобы спрашивать его о том, почему он продолжал трахаться с Донной, если разлюбил ее. Кроме того, в его рассказе обнаружились явные нестыковки. Раньше он мне сказал, что ушел от Донны в полночь, а не в час ночи.

– Они даже спрашивали, откуда у меня взялся этот чертов порез на пальце.

Тот самый, который я заметила в устричном сарае.

– И что ты им сказал?

– Что упал с велосипеда.

– А это действительно так? – не унималась я.

– Да, – с раздражением отозвался он.

– Ну, так почему они обеспокоены ее исчезновением, если у нее есть привычка улетать за границу, гостить у подруг…

– Потому что никто не знает, где она. У нее есть аккаунт в «Инстаграме», которым она активно пользуется, размещая фотографии с вечеринок, снимки своих картин, но она не обновляла его с прошлого понедельника.

– Это еще ни о чем не говорит, – сочувственно заметила я.

– Завтра они собираются вновь обыскать ее дом. Теперь уже с привлечением специалистов. И собак, натасканных на поиск трупов.

– Это все сообщила тебе полиция?

Мы посмотрели друг на друга, прекрасно понимая, что они обнаружат. Его волосы в раковине, его семя на простынях. Я первой отвела глаза, пытаясь не думать о прочих, куда более мелких и интимных подробностях.

– Что там с обращением?

– Мы снимем его завтра днем, чтобы выпустить в эфир вечером. Полиция полагает, что я должен выступить. Во всяком случае, я совершенно определенно буду присутствовать там. Вместе с ее семьей.

– Прежде чем предпринимать какие-либо шаги, ты должен поговорить с адвокатом. Тебе надо вести себя с крайней осторожностью.

– Что сказал твой коллега? – спустя некоторое время спросил он.

– Том?

Мартин взглянул на меня.

– Ты пробыла у него достаточно долго.

Я расслышала нотки ревности в его голосе, и мне это понравилось.

– Он порекомендовал двух адвокатов. Перед тем как вновь общаться с полицией, ты должен поговорить с Мэттью Кларксоном. А Роберт Келли не допустит того, чтобы ненужные подробности попали в прессу, – пояснила я, протягивая ему листок, на котором Том записал их номера телефонов.

– Какие подробности?

– Домыслы. В наше время пресса осторожно обращается с фактами, но иногда сквозь сети прорываются разного рода инсинуации.

Я услышала, как у него перехватило дыхание.

– Это безумие, – сказал он, качая головой. – Я всего лишь пришел к ней домой. В наш дом.

Я кивнула, испытывая стыд и разочарование.

А потом вспомнила вечер понедельника, когда последовала за Донной сначала в ресторан, а потом, вместе с Мартином, к ней домой. Я с легкостью вообразила, как сижу в пабе через дорогу. Но воспоминания о том, что случилось после первой пары стаканчиков, по-прежнему отсутствовали, как и тогда, когда я очнулась на софе Пита. В тот момент я пребывала в смятении от того, что нечто столь постыдное могло случиться со мной, что я вырубилась и очнулась с ободранными бедрами и окровавленными ногами, но сейчас я злилась на себя за то, что не помню ничего полезного для Мартина.

Не будь я настолько пьяна, я могла бы знать точно, в котором часу он ушел от Донны. Я могла бы заметить, что входная дверь осталась опасно распахнутой настежь; я могла бы даже перейти улицу и закрыть ее.

– Что, по их мнению, могло случиться с ней?

– Не знаю, – едва слышным шепотом ответил Мартин.

– Что ж, давай прикинем, – стараясь сохранять хладнокровие, сказала я. – Скорее всего, с ней все в порядке, – добавила я после недолгого размышления. – Не исключено, что она торчит в каком-нибудь спа-салоне или у подруги, укатила на север Шотландии или на мыс Лендс-Энд[19], не подумав о том, что надо кому-то позвонить, или же все-таки подумала, но не дала себе труда сделать это, потому что хотела напугать тебя до полусмерти.

– А еще, быть может, с ней что-то случилось, – сказал Мартин, посмотрев мне в глаза.

– Такая возможность существует, – кивнула я. – Например, если после твоего ухода она встала с постели и пошла за тобой, – сказала я, мысленно перебирая мириады вариантов. – В это время улицы темны и пусты. На дорогах полно пьяных водителей. Ее могла сбить машина, и кто-то запаниковал.

– Ни к чему предполагать самое плохое.

– Но придется, – возразила я, и глаза мои округлились от изумления. – Донна считается пропавшей без вести вот уже пять дней, а полиция допрашивает тебя. Она могла пострадать. Стать жертвой нападения.

Мартин застонал. Должно быть, так стонет раненое животное, и, когда он поднял голову, в глазах его было столько боли, что я растерялась.

– Я понимаю, это нелегко, но ты должен собраться и взять себя в руки. Прямо сейчас.

Он встал и принялся медленно расхаживать по серому ковру, словно мысли причиняли ему мучительную боль. Когда же он вновь посмотрел на меня, мне показалось, будто он принял решение.

– Послушай, я устал. Мне нужно поспать хоть немного. Сейчас мы больше ничего не можем сделать.

Язык его тела показывал, что он перешел к оборонительным маневрам, и я поняла, что он имеет в виду.

– Я сейчас уйду, – негромко сказала я.

– Ты не возражаешь?

Не проронив ни слова, я просто встала и взяла свою сумочку. Меня выставляли вон, и я не могла не чувствовать горечь и обиду.

– Учитывая, что сюда приходила полиция, а Донна пропала без вести, думаю… Я думаю, что нам не следует видеться хотя бы несколько дней.

Умом я понимала, что в его словах есть смысл, но, когда я взглянула на него и глаза наши встретились, на какой-то краткий миг я буквально возненавидела его.

Глава двадцатая

Спала я с мобильным телефоном под подушкой, хотя «спала» – это слишком сильно сказано. Скорее я лежала в постели, напряженная, не находя себе места, вновь и вновь перебирая случившееся и выискивая малейшие нестыковки, пока наконец не сдалась и не достала из выдвижного ящика прикроватного столика снотворное. Но, даже проглотив без воды таблетку, я не могла расслабиться. В голове у меня кружился водоворот, подобный тому, что образуется вокруг сливного отверстия в ванной, когда серебристая стена воды начинает вращаться все быстрее, засасывая в себя окружающий мир…

Должно быть, в какой-то момент я все-таки заснула, потому что негромкое жужжание айфона заставило меня распахнуть глаза. Выхватив его из-под подушки, я вдавила клавишу, убирая волосы с лица.

– Да?

– Надеюсь, я не разбудила тебя, а?

Голос. Женский, ясный и слегка насмешливый. Я нахмурилась, пытаясь перезапустить свои мозги.

– Клэр?

Серебристый звонкий смешок. Привет из прежних счастливых времен.

– Я смотрю, у кого-то была бурная ночь.

– Можно и так сказать, – проворчала я, садясь и отодвигая стоящий на столике пузырек с пилюлями.

На этикетке красовалась надпись «Сомновит» – похоже на название тонизирующего напитка из викторианских времен, хотя после этих маленьких таблеток я чувствовала себя так, словно голова моя набита соломой, а в мои нервные окончания кто-то вонзает острые бамбуковые палочки. Много лет назад их прописал мой первый врач, который и сообщил мне о том, что люди с биполярным расстройством часто страдают бессонницей. Иногда у меня попросту нет выбора, вот как сейчас, когда голова гудит, словно растревоженный улей.

Сообразив, почему она звонит, я откинулась на подушку, приготовившись выслушать все, что она скажет. Учитывая, что сегодня вечером по телевизору должны были показать обращение полиции к гражданам, я не сомневалась, что новость об исчезновении Донны попадет в воскресные газеты.

– Просто хочу знать, в котором часу ты собираешься прийти сюда, – сказала Клэр, и голос ее прозвучал чересчур весело для того, что я приготовилась выслушать.

– Прийти куда? – медленно протянула я.

Я полагала, что она звонит насчет Мартина. Что она прочла сообщение о Донне Джой и сложила вместе два и два. Вычислила, что он был не только моим любовником, но и клиентом. Поняла, что я была не до конца откровенна с ней.

– Хотя если так и дальше пойдет, то мне придется попросить тебя захватить с собой малярную кисть и комбинезон, – беззаботно продолжала она. – Вчера мы проторчали здесь до полуночи, но так и не закончили, черт бы его подрал. Пришлось возвращаться в восемь утра, чтобы прикрутить крючки для верхней одежды в гардеробной. Зато теперь я могу работать официальным экспертом по электроинструментам «Блэк энд Декер».

В голове у меня что-то щелкнуло, причем довольно громко.

– Ужин, – с облегчением вырвалось у меня.

Муж Клэр взял в аренду ресторан, и сегодня вечером должно было состояться его грандиозное открытие.

Воспоминания лавиной обрушились на меня: все эти письма по электронной почте и обрывки разговоров, лихорадочный поиск шеф-повара, официантов и дизайнера интерьера, который смог бы сделать так, чтобы ресторан Доминика выглядел, словно недорогая версия фешенебельного заведения «Плющ», популярного у знаменитостей. Клэр занималась подготовкой несколько месяцев кряду, и у нее явно не нашлось времени, чтобы прочитать воскресные газеты. Но сегодня вечером – проклятье, уже сегодня вечером! – они устраивали званый прием для членов семьи и друзей, а еще, что было особенно важно, для ресторанных критиков и журналистов, которых подкупили и уговорили присутствовать.

– Или, может, сначала заглянешь к нам домой на бокал вина? – предложила Клэр, и в голосе ее прозвучала настойчивость. – Я уверена, что смогу ненадолго оставить ресторан на Доминика, а мы с тобой подготовились бы к приему вместе.

– Насчет сегодняшнего вечера… – медленно протянула я.

– Прости, совсем забыла, – насмешливо отозвалась она. – Мартин. Хочешь привести его с собой?

– Нет, – пожалуй, чересчур поспешно отозвалась я. – Я не уверена, что смогу прийти.

– Не уверена?

Разумеется, в ее голосе прозвучало разочарование. Но все обстояло гораздо хуже. Она словно ожидала чего-то подобного. Словно на некоторых людей нельзя полагаться.

– Случилось кое-что, – сказала я, отлично понимая, как жалко звучат мои оправдания.

– Но ведь ты заранее знала о том, что будет сегодня вечером, да и Доминик специально заказал ветчину из Кадиса…

Я понемногу начала терять терпение, и мое внимание переключилось на то, о чем я думала перед тем, как провалиться в сон. Планшет, забытый на пуховом одеяле, требовал, чтобы я взяла его в руки, и я понимала, что отделаться от подруги можно только одним способом.

– Хорошо, я приду, – сказала я, в глубине души сознавая, что это плохая идея. – Мне тут надо разобраться кое с чем, но я приеду прямо в ресторан. Хорошо?

Облегчение, прозвучавшее в голосе Клэр, было настолько явственным, что я поняла, как это важно для нее, и устыдилась того, что пыталась увильнуть от встречи.

– Спасибо, Фран! – радостно воскликнула она. – Значит, увидимся в семь?

– Хорошо, – ответила я, уже заранее придумывая причину, по которой мне придется уйти в восемь.

– Это здесь, дорогуша?

Я даже с некоторым испугом вскинула голову, глядя на водителя такси, и увидела перед собой ресторан, окна которого были ярко освещены. Сюда долетали звуки музыки и гул голосов; на тротуаре перед входом стояли люди, держа в руках бокалы с вином и запрещенные внутри сигареты.

– Да, благодарю вас, – сказала я, выходя из такси и поправляя платье.

Только сейчас я заметила вывеску, висящую прямо над распахнутой настежь дверью, – «У Доминика», – начертанную золотыми буквами. Признаюсь, что на миг меня охватило раздражение; это было совершенно в его духе – назвать ресторан в свою честь, несмотря на то, что он открылся благодаря тяжкому труду Клэр и ее деньгам.

Переступив порог, я сделала глубокий вдох, обводя взглядом помещение, море лиц, улыбок и смеха. Ресторан был полон людей, которых не интересовало ничего, кроме того, сколько еще их будут угощать бесплатной выпивкой.

Но раздражение быстро сменилось облегчением, а потом и гордостью, когда я заметила в дальнем конце комнаты Клэр, радостно улыбающуюся мне.

– У меня просто нет слов, – сказала я, подходя и крепко обнимая ее. – Глазам своим не верю – сколько людей здесь собралось!

– Знаю, – рассмеялась Клэр. – Мы убедили себя, что будем только мы и официанты. Ты не поверишь, но Софи Коул таки привела с собой того типа из «Таймс»! Я-то думала, что она просто хвастается, но нет, он здесь. Доминик буквально не отходит от него ни на шаг и накачивает шампанским.

– Софи Коул тоже тут?

Не знаю почему, но, услышав об этом, я занервничала. Софи всегда была со мной добра и приветлива, но она отличалась умом и проницательностью, и при мысли об этом мне стало не по себе.

Доминик на мгновение оторвался от критика, поднял голову и рассеянно помахал мне рукой. Устыдившись того, что прониклась к нему неприязнью из-за названия, – а как еще, собственно, он мог назвать свой ресторан? – я помахала ему в ответ.

– Ну, что, разобралась со своими проблемами? – поинтересовалась Клэр.

Я оглянулась на подругу, всматриваясь в ее лицо в поисках любых намеков, спрашивая себя, о чем она разговаривала с Софи, если вообще разговаривала, конечно. Это невинная попытка поддержать разговор или же она пустила пробный шар? В таких вещах иногда бывает очень трудно разобраться. Увы, но такова плата за дружбу с психотерапевтом; вы никогда не можете расслабиться полностью. Особенно когда вам есть что скрывать.

– Так, кое-что по работе, – туманно ответила я, радуясь появлению официанта с подносом, на котором выстроились бокалы с вином.

– Большое дело?

Я вдруг с досадой и изумлением поняла, что она еще ничего не знает. Она по-прежнему ничего не слышала об исчезновении Донны. Не знала ровным счетом ничего ни о мучениях Мартина, ни о моих.

Я лишь кивнула, сделав первый глоток алкоголя.

У меня на кончике языка уже вертелось признание, что мой любовник Мартин не просто женат, а еще и является моим клиентом. И у меня не было ни малейшего желания проявлять сдержанность. Мне хотелось рассказать Клэр обо всем: о том, что я следила за Мартином и Донной в ночь ее исчезновения. О том, что я, быть может, видела нечто важное, знала нечто о ее исчезновении, но просто не могла этого вспомнить. Клэр ведь была не только моей лучшей подругой, я знала, что она может помочь мне разобраться как раз в таких вещах, – в конце концов, она всю жизнь провела, распутывая хитросплетения чужого разума. Но как я могла объяснить ей то, чего не понимала сама?

Однако Клэр заговорила раньше, прежде чем я успела открыть рот:

– Знаешь, совсем не обязательно работать семь дней в неделю. Даже я отказалась от столь дурной привычки, и теперь воскресенье у меня – заслуженный день отдыха. – Она улыбнулась, потягивая шампанское мелкими глотками.

Она не знала и кое-чего еще: я опоздала на ее вечеринку совсем не потому, что работала. Всю вторую половину дня я провела в тренажерном зале, упражняясь до седьмого пота. Одновременно я то пыталась забыть, что Мартин сейчас вместе с полицией участвует в съемках телеобращения об исчезновении Донны, то вновь перебирала в уме каждую мельчайшую подробность этого действа. Где он может быть, что может сказать? Все это время я не выпускала из рук телефон в ожидании, что вот сейчас он завибрирует новостями от Мартина.

– Насчет Мартина… – начала было я.

– Я рада, что сегодня мы только вдвоем, – с улыбкой перебила меня она. – Знаешь, когда ты сказала, что не сможешь прийти сегодня вечером, я уже решила, что ты променяла меня на секс.

Голос ее прозвучал негромко и игриво, но я уловила в нем мягкий упрек. В конце концов, последний раз я виделась с Клэр в картинной галерее, куда сама же ее и пригласила, но, как выяснилось, только для того, чтобы удрать оттуда уже через час.

Осознание того, что это беззаботное времечко закончилось всего два дня назад, наполнило меня такой грустью и тоской, что мне стало трудно дышать.

– Я бы никогда на такое…

– Знаешь, вчера я прочла одну научную статью, в которой делается вывод о том, что два человека, влюбляясь друг в друга, теряют дружбу и близкие отношения с другими людьми. Совершенно очевидно, что в сутках недостаточно часов для всего, и чем-то приходится жертвовать. Посему я согласна на те жалкие остатки, что ты готова мне дать.

В голосе ее прозвучали нотки обиды, и я поняла, что должна срочно разрядить атмосферу.

– Мы были заняты. У меня на работе полный завал, да и ты с утра до вечера занималась рестораном Доминика…

Моя решимость рассказать ей о Мартине пошатнулась. Мне стало ясно, что именно его она винит в том, что мы с ней так редко виделись на протяжении последних недель, поэтому лучше всего было вообще не упоминать о нем.

Клэр покачала головой и сделала долгий глоток шампанского.

– Да, мы не могли себе позволить и минуты передышки – краска даже не высохла, – сказала она, показывая бокалом на потолок. – Сегодня днем мы еще наводили здесь порядок. Все как в старом анекдоте о королеве, которой повсюду чудится запах свежей краски. Наверное, то же самое происходит и с ресторанными критиками.

– У тебя даже на голове остались капли краски, – заметила я, дотрагиваясь до светлого пятнышка в ее волосах.

Клэр вскинула руку, и ее ладонь накрыла мою.

– Спасибо тебе, – сказала она. Глаза ее сияли. – Ты ведь знаешь, что без тебя все было бы совсем по-другому, правда?

Взгляд ее оказался столь выразителен, что я невольно отвела глаза и тут же увидела Софи, которая двигалась к нам сквозь толпу.

Она поправляла шаль, наброшенную на плечи, с таким видом, словно уже собиралась уходить. Я застыла на месте, желая непременно поговорить с ней и в то же время мечтая спрятаться от нее где-нибудь.

– Привет, Фран, – поздоровалась она, целуя меня в щеку.

Я огляделась в поисках Клэр, но та уже куда-то исчезла.

– Доминик в полном восторге оттого, что ты привела своего друга, – сказала я, натянуто улыбаясь. – С твоей стороны это было очень мило.

– Я пообещала Клэр, что попробую, а я привыкла держать слово. Кроме того, я надеялась повидать тебя.

– Меня?

Она помолчала несколько мгновений, чего оказалось вполне достаточно, чтобы я пришла в смятение.

– Полагаю, ты уже слышала о Донне, – сказала она, понизив голос. – Что происходит?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – совершенно искренне отозвалась я. – Этого никто не знает.

Она не сводила с меня глаз, и под ее пристальным взглядом я ощутила себя беспомощным кроликом, застывшим перед удавом.

– Что тебе известно о ней?

– О Донне? Очень немного, – ответила я.

– В самом деле? Ты же адвокат Мартина.

– И что это значит? – с вызовом осведомилась я. Мне не хотелось выглядеть в ее глазах виноватой.

– Ты – очень хороший адвокат, Фран. Я готова держать пари, что ты узнала о ней все, когда готовила его дело.

– Я понятия не имею, почему она исчезла, Софи, если ты спрашиваешь об этом.

– Совсем?

Я могла с легкостью вообразить, как она расспрашивает соискателей работы в компании «Гасслер Партнершип», повергая их в такое же смятение. Никто не осмелился бы солгать ей или приукрасить свое резюме, потому что Софи Коул принадлежала к тому типу людей, которые всегда выведут вас на чистую воду.

В ответ я лишь покачала головой, а она плотнее закуталась в свою шаль.

– Ты никогда не встречалась с ней? – осведомилась она, не сводя с меня немигающего взгляда.

Не знаю, готова ли она была обвинить меня во лжи, но я решила избежать прямого ответа. В конце концов, моя мимолетная встреча с Донной Джой в тот день в суде ровным счетом ничего не значила.

– Она умна. Если никто не видел ее целую неделю, то на это есть веская причина.

– Ты полагаешь, что она пытается манипулировать Мартином?

– Она или задумала доставить ему неприятности, или сама в них угодила. Сколько бы хлопот ни причинило мне это дело с тех пор, как она подала на развод, я от всей души надеюсь, что ей ничего не грозит.

У меня вдруг заалели щеки. Я подняла глаза к свету и заметила несколько участков на потолке, которые Доминик и Клэр еще не успели выкрасить, а когда опустила взгляд на Софи, оказалось, что та по-прежнему смотрит на меня в упор.

– Ты неважно выглядишь, – сказала она. – Может, принести тебе воды?

Я покачала головой.

– Ну ладно, – ответила она. – Я как раз собиралась уходить.

Я осталась стоять, словно прикованная к месту. Я не осмеливалась обернуться и посмотреть, как она выходит из ресторана, хотя спиной чувствовала ее взгляд, нацеленный на меня.

Покосившись на часы, чтобы узнать, который час, я спросила себя, уж не потому ли Софи ушла так рано, что тоже хотела посмотреть обращение по поводу исчезновения Донны.

Стрелки показывали семь сорок пять. Клэр нигде не было видно, чему я только радовалась. Что ж, на мероприятии я показалась и теперь могла уходить, хотя добраться домой вовремя я уже не успевала. Вместо этого я стала потихоньку продвигаться из главной комнаты к выходу на лестницу. Никто не заметил, как я пробралась сквозь толпу и поднялась наверх. У меня имелось самое смутное представление о втором этаже. Клэр как-то обмолвилась, что если дела в ресторане пойдут на лад, то они устроят там нечто вроде приватного банкетного зала или даже жилых апартаментов, которые будут сдавать за бешеные деньги, чтобы финансировать предприятие Доминика.

Но, окинув взглядом пустые и грязные помещения, я сразу поняла, что этим планам не суждено сбыться. Здесь были всего три комнаты, и все они выглядели запущенными и небрежно обставленными. Очевидно, кто-то – скорее всего, Доминик – использовал одну из них в качестве рабочего кабинета и гостиной. Здесь стоял письменный стол с телефоном, рядом высилась груда небрежно наваленных бумаг, а напротив старого дивана на коробке примостился телевизор с плоским экраном, рядом с которым лежала игровая консоль. Моя первая догадка оказалась верной. Это было маленькое прибежище Дома, его мужская берлога, куда он забивался, чтобы провести пару часов за игрой «Чувство долга», в то время как ему полагалось бы заниматься рестораном.

Я ощутила легкий прилив самодовольства, потому что оказалась права насчет Доминика, причем с самого начала. Муж Клэр мне никогда не нравился; поначалу он показался мне обаятельным бездельником, но с годами его игра в смазливого дилетанта все больше раздражала меня, и ресторан я сочла одним из таких грандиозных замыслов, до осуществления которых у него никак не доходили руки.

Первым стал роман, так и не увидевший свет. Собственно, дальше долгих ленчей с третьесортными агентами дело не пошло. Затем он загорелся созданием временного выставочного пространства, благодаря чему получил возможность проводить долгие вечера, «заводя полезные связи и знакомства» на шикарных вечеринках в Мейфэйре, а все расходы свалил на Клэр, которая работала день и ночь, чтобы оплачивать его безумные затеи.

Но сейчас я радовалась его убогому сибаритству. Здесь у него был телевизор, а именно его я искала.

Найдя пульт дистанционного управления, я присела на подлокотник дивана и, включив его, нашла новостные каналы. Поначалу шли какие-то сумбурные новости. Скандал, в котором оказался замешан какой-то политик, и китайские инвестиции в сталелитейный завод.

– Ну, давай же, – бормотала я, следя за бегущей красной строкой внизу экрана.

А потом я нашла то, что искала. Сердце замерло у меня в груди, когда диктор произнесла заветные слова: «Донна Джой». Экран от края до края заполнило изображение жены Мартина – она улыбалась, глядя прямо в объектив на каком-то очередном курорте, и мои мысли вновь устремились к тому, где она может находиться сейчас и с кем. Быть может, Мартин сам сделал это снимок в прежние, счастливые времена? Например, в их доме на Ибице или во время очередного гламурного отдыха на каком-нибудь средиземноморском курорте. Мне не хотелось слишком долго размышлять об этом.

Голос дикторши обрел торжественную строгость, когда она заговорила об исчезновении Донны, а на экране замелькали ее фотографии и другие изображения: скриншот страницы в «Фейсбуке» с хэштегом #НайтиДоннуДжой, фасад ее дома в Челси и студийная выставка ее работ, которые оказались хороши, что меня раздражало.

На экране появилось новое лицо, очень похожее на Донну, только попроще. Женщина с такими же длинными волосами, но серо-коричневого мышиного цвета. Ее коже недоставало того сияния, которое жене банкира придавал дорогой загар.

Подпись внизу удостоверила ее личность: «Джемма Бэнкс – сестра».

– Донна – прекрасная, заботливая и добрая сестра, – заговорила она с грубым акцентом жительницы устья Темзы, разительно отличавшимся от утонченного произношения Донны.

Голос ее сообщил мне о Донне Джой больше, чем любой поиск в Интернете. Он рассказал мне о ее прошлом, ее происхождении и подтвердил мои подозрения относительно того, что Донна была авантюристкой, которая пробивалась наверх, расталкивая соперниц локтями. Своего рода Бекки Шарп[20], как две капли воды похожая на тех статусных жен, которых я не раз встречала в прошлом.

В отличие от нее, сестра Донны была типичной женщиной из непримечательного пригорода, расположенного бесконечно далеко от фешенебельного района, в котором обитала ее родственница. Но слова Джеммы были настоящими и шли от чистого сердца, и ее мольба не могла не тронуть зрителей.

– Я люблю ее, и мы хотим, чтобы она вернулась домой.

Пусть я всей душой ненавидела Донну за то, что она соблазнила Мартина, а потом этак небрежно и эгоистично обрушила на нас все свои неприятности, слушая обращение, я почувствовала, как глаза у меня наполняются слезами. Софи Коул оказалась права. Если Донна отправилась на какой-нибудь спа– или йога-курорт, то она – законченная стерва. А вот о том, что с ней могло случиться нечто скверное, думать не хотелось совершенно.

Но если раньше мне лишь не хватало воздуха, то теперь я совсем перестала дышать: на экране появился Мартин Джой, на лице которого отражались бесконечная усталость и опустошение.

– …поэтому, если вы видели Донну, пожалуйста, немедленно обратитесь в полицию. Донна, мы скучаем о тебе. Если ты слышишь это обращение, дай нам знать о себе как можно скорее.

– Что ты делаешь? – воскликнула я вслух.

Я предлагала ему посоветоваться с адвокатом, поскольку предполагала, что тот может порекомендовать Мартину вообще ничего не говорить во время съемки объявления. Это же совершенно очевидно, что он ничего не должен говорить. Он – муж пропавшей без вести женщины, а супруги всегда оказываются первыми в очереди, если возникает хотя бы подозрение в нечестной игре, особенно когда на глазах у всех разворачивается скандальный развод и речь идет о больших деньгах.

Но вот, пожалуйста, он красовался на экране, измученный и небритый – это была вовсе не та сексуальная щетина, которую я гладила, когда он вернулся из Швейцарских Альп, а легкая поросль, пробивающаяся к вечеру: она придавала ему загнанный, подозрительный вид. «Виновен» – вот что было написано у него на лице. А что касается его слов «…мы скучаем о тебе», то это прозвучало откровенно… слабо. Нет, я не хотела, чтобы он обливался слезами и хватался за грудь, но он, по крайней мере, должен был выглядеть искренним в своем желании, чтобы Донна вернулась живой и здоровой.

Я почувствовала, что меня тошнит, и вовсе не потому, что я пила на пустой желудок. Разумеется, мне было известно, насколько безжалостен суд общественного мнения. Я уже сталкивалась с этим раньше: Мак-Канны, Кристофер Джефриз[21]. Если общественность решила, что вы виновны – или хотя бы «подозрительны», – всё, вы пропали. Если бы я смотрела эту трансляцию, не зная Мартина лично, что я подумала бы?

– Сообщи нам, где ты находишься, – говорил он в камеру. – Дай нам знать, что с тобой все в порядке.

– Замолчи, – взмолилась я, стискивая кулаки, уже представляя, как досужие писаки смотрят это представление.

Зная, что Мартин и Донна жили отдельно друг от друга, они уже наверняка точили свои перья, чтобы пуститься в намеки на грязную игру; не исключено, что дойдет и до прямых обвинений. Мне хотелось забраться в телевизор и защитить его. Удержать его. Остановить их.

– Замолчи, – прошептала я вслух.

Ощутив чью-то руку на своем плече, я резко обернулась.

– Господи Иисусе, Фран, что ты здесь делаешь?

Рядом стоял Доминик, глядя на меня круглыми от изумления глазами. На лбу у него пролегла глубокая морщинка.

– Мне нужно было посмотреть новости, – запинаясь, пробормотала я.

– Новости? – повторил он, глядя на пульт дистанционного управления так, словно я украла у него драгоценность из королевской сокровищницы.

– Один из наших клиентов замешан в этой истории.

– Что он натворил? – осведомился Доминик, пытаясь взглянуть на экран поверх моего плеча. – Убил кого-нибудь?

Я отвернулась и выключила телевизор.

– Ничего интересного, – ответила я, аккуратно кладя пульт дистанционного управления на прежнее место. – Я не собиралась вторгаться сюда, просто искала Клэр. Ужин фантастический, кстати. Канапе просто изумительны, а коктейли с шампанским…

– Знаешь, ты почаще повторяй это Клэр, – с улыбкой заметил он. – Наши сбережения истощены, так что пусть они будут истрачены не напрасно.

– Разумеется, у вас все получится, – сказала я, все еще не оправившись от смущения оттого, что меня застали врасплох.

Доминик смотрел на меня. Глаза его слезились, щеки раскраснелись, и я вдруг поняла, что он пьян.

– Хотел бы я, чтобы ты сказала это Клэр еще полгода назад.

– Сказала что? – переспросила я, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорит.

– Ты думала, что ресторан – очередная из моих неосуществимых затей.

Он фыркнул, давая понять, что шутит, но в глазах его не было веселья. «Большое тебе спасибо, Клэр», – подумала я, донельзя удивленная тем, что она передала мои опасения мужу.

– Я никогда не говорила ничего подобного, – возразила я, стараясь, чтобы голос прозвучал беззаботно и весело.

Он вопросительно приподнял бровь, и я поняла, что надо срочно наносить упреждающий удар.

– Если я и сказала нечто вроде того, то только потому, что беспокоилась из-за больших рисков. Когда Клэр сообщила мне, что ты готовишься подписать договор аренды этого здания, я вспомнила статистические данные, которые гласят, что два из каждых трех новых ресторанов закрываются в течение первого года.

Это была правда. Мне казалось, что впервые за много недель я честно и без утайки поговорила с Клэр или Домиником. Я ведь действительно предупреждала ее, что они могут потерять десятки, сотни или тысячи фунтов стерлингов на реализации проекта изысканной кухни. Клэр была успешным врачом, но таких денег у нее не водилось. И когда я говорила ей о том, что надо быть осторожной, то действовала из лучших побуждений.

– Просто постарайся не досаждать нам в будущем, – сказал он и приложился к своему бокалу, враждебно и высокомерно глядя на меня.

– Я вовсе не собиралась досаждать вам. Вы оба мне дороги.

Я расслышала дрожь в собственном голосе. Телеобращение уже выбило меня из колеи, и последнее, что мне сейчас было нужно, – это конфронтация с мужем Клэр.

– В самом деле?

– Рестораны – предприятия с высоким риском. Я оказалась бы плохой подругой, если бы не обратила на это ваше внимание.

– Ты не хотела, чтобы я открывал ресторанный бизнес, Фран. Ты сделала все, что в твоих силах, чтобы отговорить Клэр от этой затеи.

– Это она тебе так сказала?

Я растерялась окончательно. Я ведь и понятия не имела, что она все-таки прислушается к моим предостережениям.

– Она слушается тебя, Фран. Даже чересчур. Она слушается тебя больше, чем меня. Но, прошу тебя, не суй свой нос в наш брак, потому что иногда мне кажется, что нас в нем трое. А брачный союз на троих всегда плохо заканчивается.

Я подумала о себе, Мартине и Донне Джой, после чего медленно кивнула в знак согласия.

Глава двадцать первая

Наступило утро понедельника. В моем кабинете еще царили чистота и порядок, а чашка крепкого кофе была уже наполовину пуста, когда в дверь постучал старший клерк Пол, держа под мышкой папку с делом. Обычно он без затей швырял ее мне на стол, словно рыцарь, доставивший своему сюзерену голову врага, но сегодня застыл в ожидании, прижав ее к груди.

– Ты разговаривала с Мартином Джоем в эти выходные? – начал он.

– Коротко, – ответила я, чувствуя вину и порожденную ею щекотку на шее, словно там пробежался паук.

– И? – требовательно вопросил Пол, явно не удовлетворенный моим ответом.

– Он рассказал мне об обращении, которое готовила полиция. Полагаю, сейчас ему не до развода.

Пол выразительно приподнял брови, что являлось у него выражением неодобрения. Не одобрял он Мартина и, возможно, меня за то, что я была его адвокатом. Я очень сомневалась в том, что Пола волнуют местонахождение и безопасность Донны Джой; он думал только о фирме. Подозрения в адрес Мартина бросали тень и на нас, а грязные истории в таблоидах плохо сказываются на бизнесе, особенно если ваш бизнес подразумевает, что разводы будут проходить быстро и неприметно. С точки зрения Пола, дело Джой было айсбергом, способным погубить его «Титаник».

– И каковы же последние новости? – осведомился он, снова приподняв брови.

– Миссис Джой по-прежнему считается пропавшей без вести, – ответила я, сознавая при этом, что не горю желанием встречаться с ним взглядом.

– Это мне известно, я слушаю «Радио 4».

Я улыбнулась, но сейчас явно было не самое подходящее время для веселости.

– Ну, и что ты об этом думаешь? – поинтересовалась я. – Ты видел обращение по ТВ?

– Ты имеешь в виду, считаю ли я, что он причастен к ее исчезновению?

– Да, – осмелев, кивнула я.

Я внимательно наблюдала за ним. Пол явно заколебался, переступил с ноги на ногу и нахмурился. При обычных обстоятельствах его лояльность к клиентам едва ли не превосходила его преданность барристерам, но Мартин Джой навлек на фирму неприятности и принес ей дурную славу, и потому в душе Пола воцарился раздор. «Ну же, расскажи мне обо всем», – думала я, наблюдая за его внутренней борьбой.

– Я удивлен, что за все то время, пока мы работаем с семейным правом, ничего подобного с нами еще не случалось, – заявил он наконец.

– Не случалось чего?

– Так удачно пропавшей без вести жены.

– Удачно пропавшей?

– А разве она не удачно пропала? Что стоит на кону в этом разводе? Сто миллионов, с поправкой в ту или иную сторону? Я никогда не был силен в математике, но полагаю, что половина от сотни миллионов – весьма приличные деньги.

Я постаралась ничем не выдать своих чувств.

– Причина, по которой мы до сих пор не сталкивались ни с чем подобным, Пол, заключается в том, что, как бы тяжело ни было мужьям расставаться с половиной своих активов, идея провести двадцать лет в тюрьме Белмарш представляется им куда менее привлекательной. В противном случае нас бы по колено завалили трупами.

Пол кивнул.

– Тем не менее полиция очень серьезно отнеслась к этому делу. Они не стали бы записывать телеобращение ради какого-нибудь Тома, Дика или Гарри. – Взглянув на часы, он спохватился и перешел на деловой тон. – Давеча вечером я разговаривал с Вивьен и Чарльзом, – сообщил он, имея в виду двух самых старших работников конторы. – Вивьен предложила обратиться к Джону Куку из «Бересфорд Груп» – их компания занимается пиаром. Кроме того, они имеют дело с репутационным менеджментом. Я только что звонил ему, и он готов провести телефонную конференцию через двадцать минут. Я предлагаю тебе поучаствовать в этом совещании в качестве наблюдателя.

Он встал, по-прежнему прижимая папку к груди, и я, собирая свои вещи, чтобы отправиться в конференц-зал, увидела, как он удаляется в направлении офиса Тома Брискоу, чтобы поручить ему работу, которую еще несколько недель назад он наверняка отдал бы мне.

– Вам на выбор предлагаются два варианта, – произнес голос Джона Кука из микрофона с громкоговорителем, установленного посреди стола. До сих пор я не принимала участия в совещании и сидела тихо, как мышка, радуясь тому, что в качестве эксперта по управлению репутационными рисками Вивьен выбрала его, а не Роберта Келли, чей номер телефона я передала Мартину. – Вы можете дистанцироваться от полицейского расследования, а на все вопросы прессы ответить одним коротким и вежливым пресс-релизом, в котором заявите, что всего лишь представляете интересы мистера Джоя в деле, имеющем отношение к семейному праву. Или же вы можете воспользоваться неожиданной известностью мистера Джоя для рекламы собственной адвокатской конторы. Исчезновение Донны Джой придает этому делу широкий общественный резонанс, и, если она не найдется в ближайшее время, интерес к нему не утихнет еще долго.

– Вы хотите сказать, что любая слава – это все равно добрая слава? – поинтересовался Пол, потягивая кофе.

Чарльз Напьер, глава нашей конторы, уставился на Пола поверх очков с явным неодобрением.

– Разумеется, мы хотим оказать своему клиенту всю возможную поддержку, – заявил наш шеф, вновь перенося внимание на телефон, стоящий посреди стола. – В то же время мы должны свести к минимуму любую возможность скандала. Это наша важнейшая задача.

– Есть что-нибудь еще, о чем я должен знать, помимо обычных репутационных вопросов? – осведомился Кук.

Вивьен метнула быстрый взгляд на Чарльза, который даже снял очки, словно подчеркивая этим особую деликатность вопроса.

– В этом году два наших барристера подали заявления на получение шелковой мантии, мистер Кук. Одна из них, Франсин, присутствует здесь и представляет Мартина Джоя в его разводе. Хотя предполагается, что порядок назначения на должность в адвокатской практике является абсолютно беспристрастным, мы не можем допустить, чтобы уголовное преследование Мартина Джоя повлияло на шансы наших барристеров стать королевскими адвокатами.

– В таком случае, мы дистанцируемся от Донны и Мартина Джой, насколько это возможно, – заявил Кук. – Закроем все ссылки в социальных сетях на Бургесс-корт и подготовим черновик пресс-релиза. Я дам своей команде задание заняться вашим делом и перезвоню вам после обеда.

Когда Пол и Чарльз вышли из переговорной комнаты, я немного задержалась, рассчитывая переброситься парой слов с Вивьен Мак-Кензи наедине.

– Что здесь на самом деле происходит? – обратилась я к ней, когда она закрыла за собой дверь.

– На самом деле? – Положив свой блокнот на стол, она вопросительно взглянула на меня.

– «Бересфорд Груп» берет пятьсот фунтов в час. Контора действительно готова рискнуть такими деньгами, чтобы помочь мне и Тому заполучить шелковые мантии?

Вивьен одарила меня материнской улыбкой.

– От тебя ничто не укроется, верно?

– Можешь называть меня циником, – сказала я, сообразив, что угадала правильно.

Вивьен немного помолчала.

– Тебе следует знать, что к нам обратилась адвокатская контора Сассекс-корт с предложением о слиянии.

– Слиянии? Но ведь это предложение наверняка следует обсудить с арендаторами.

– Пока обсуждать просто нечего. Тем не менее, – многозначительно добавила она, – если подобное слияние все-таки состоится, то оно может стать чрезвычайно выгодным для нас. Сассекс-корт – большая, влиятельная и, говоря откровенно, куда более престижная контора, чем мы. Все мы согласны с тем, что расширение нам только на пользу. Для Бургесс-корта это очень важный шаг, поскольку, как все мы понимаем, по мере дальнейшего развития мелким компаниям выживать станет гораздо труднее.

Известие о том, что у Бургесс-корта есть финансовые проблемы, настолько потрясло меня, что я растерянно умолкла.

– И какое отношение это имеет к Мартину Джою? – с опаской поинтересовалась я.

– Если с Донной Джой что-либо случилось и если ее супруг имеет к этому какое-либо касательство, это может привлечь к нам нежелательное внимание. Сассекс-корт – консерваторы. Глава их палаты – сущий реакционер. И любой намек на скандал может попросту отпугнуть их.

– Вы говорите так, словно полиция уже арестовала и обвинила Мартина, – сказала я, сознавая, что тороплюсь и глотаю слова. – Между тем у нас нет причин полагать, что он хотя бы подозреваемый и что с Донной случилось нечто ужасное.

– А вот Чарльз задается вопросом, не должна ли ты отказаться от Мартина как клиента.

– Отказаться от него?

Она небрежно взмахнула рукой.

– Он погорячился. Но… очевидно, что процедура развода не может продолжаться. Если даже миссис Джой возьмет да и объявится к утру, мы должны внушить Мартину Джою мысль о необходимости воздержаться от любого судебного разбирательства. Пока, во всяком случае.

– Я не смогу сказать ему этого.

Вивьен едва заметно улыбнулась.

– Нет, сможешь, – ответила она, пристально вглядываясь в тонкие серые полоски жалюзи, прикрывавшие панорамное окно конференц-зала. – Потому что, если я не ошибаюсь, Мартин Джой только что вошел в приемную.

Глава двадцать вторая

Мы вернулись туда, откуда начинали. Та же самая комната, та же самая нервная судорога у меня в животе. Впрочем, нет – тревога теперь была другой. Сердце гулко стучало у меня в груди от гнева, отчаяния и желания. Мне было очень больно оттого, что Мартин заставил меня ждать так долго и выставил полной обманщицей.

От меня не укрылся удивленный взгляд, которым окинул меня Пол, когда увидел, как я иду в приемную на встречу со своим скандальным клиентом. Взгляд его говорил: «Надо же! А ведь ты едва знакома с Мартином Джоем. Ты говорила, что лишь перекинулась с ним парой слов. Мне показалось, что последнее, о чем он сейчас думает, – это развод».

Его приход выбил меня из колеи, и я приостановилась перед жалюзи, спрашивая себя, открыть ли их полностью или, наоборот, закрыть.

– Оставь их в покое, – распорядился Мартин, словно прочитав мои мысли. – Не делай ничего, чего бы ты не сделала с другим клиентом.

– Ты сам сказал, что мы не должны видеться. – Я наконец нашла в себе силы заговорить.

Голос мой прозвучал как шепот. В комнате имелась надежная звукоизоляция, и я знала, что нас никто не услышит, но при этом едва могла дышать, не то что общаться с ним.

– Я еду в полицейский участок, – заявил Мартин, присаживаясь на край стола. – Нам нужно поговорить откровенно перед тем, как я уйду.

Краем глаза я заметила, что Пол по-прежнему наблюдает за нами через окно. Я села напротив Мартина, открыла блокнот и достала из кармана ручку, радуясь тому, что мне не обязательно оставаться на ногах.

– Ну, и как прошло обращение? Я видела его по телевизору, – стараясь сохранять спокойствие, произнесла я. – Тебе кто-то посоветовал выступить с ним?

– Я рассказал все Мэттью Кларксону, как ты и рекомендовала. Мы встретились перед съемками, и он предложил мне отправиться туда одному, без юридического представителя.

– Семья Донны тоже находилась там?

Я видела, что во время обращения выступали только Джемма и Мартин, и знала, что слова остальных участников могли попросту вырезать.

– Ее мать отправилась в круиз и не успела вернуться вовремя. Съемки проходили в доме ее сестры. Джемма и ее муж полностью игнорировали меня. Как ты легко можешь себе представить, этим они поставили меня в крайне неловкое положение.

Я с легкостью могла вообразить, как нелегко ему пришлось, и по достоинству оценила столь ловкий ход полиции. Я представила себя преступником, чье обращение записывают в безликой комнате отеля, на фоне черного холста, и поняла, что мне было бы гораздо легче солгать на камеру на пустой сцене. А вот проделать то же самое в доме родственницы, в ее личном пространстве, – это уже совсем другая история, разве что у вас не нервы, а стальные канаты.

– Полицейские не объяснили, почему они хотели, чтобы ты тоже высказался? – спросила я, испытывая чувство вины уже оттого, что пусть на миг, но представила Мартина преступником.

– Я сам предложил им это. Мне нечего скрывать. Если не считать наших отношений, – добавил он спустя мгновение, и его зеленые глаза потемнели.

Я неловко заерзала на стуле, а когда подняла глаза, то увидела, что Мартин по-прежнему смотрит на меня.

– Никто не может знать о том, что мы с тобой встречаемся, Фран, – сказал он.

Голос его прозвучал невыразительно, а вот слова причинили мне сильную боль, словно порез острым краем бумаги. Только сейчас я поняла, для чего он пришел сюда. Когда Вивьен Мак-Кензи сообщила мне, что он находится в приемной, я на краткий миг вообразила, что Мартин отчаянно хочет увидеть меня, хочет ощутить мое присутствие, услышать от меня слова поддержки. Но теперь я знала, что он пришел, чтобы очистить палубу и подготовиться к бою, привести свою историю в порядок, причем делал он это открыто, у всех на виду.

– Мне тоже грозят неприятности, Мартин, – ответила я и выпрямилась на стуле.

Он кивнул.

– Знаю. Вот почему ты должна стереть все мои сообщения на своем телефоне. И все электронные письма, которые могут показаться неуместными.

– Мы с тобой находимся под защитой закона, Мартин. У нас – правовой иммунитет. Любая переписка между адвокатом и клиентом не подлежит разглашению и не принимается к рассмотрению судом…

– Я не хочу рисковать, – оборвал он меня.

Я посмотрела ему за спину и увидела, что Пол по-прежнему наблюдает за нами. Под его взглядом у меня вспыхнули щеки, а рука задрожала.

– Донна пропала, а в таких случаях всегда подозревают супруга. И если сейчас полиция и пресса еще не готовы распять меня, то, когда они узнают, что я встречаюсь со своим адвокатом по делу о разводе, у них появится для этого прекрасный повод.

– Мартин, я не знаю, что ты уже успел сообщить полиции, но им нельзя лгать, – сказала я, чувствуя под своим правым глазом нервный тик. – Обязательно обнаружится тысяча самых разных вещей, о которых ты не подумал, и если они начнут выяснять, где ты был всю прошлую неделю, то не исключено, что мое имя рано или поздно всплывет.

– Значит, ты не возражаешь против того, чтобы о наших отношениях узнали все, кому не лень? – с вызовом осведомился он.

Я вспомнила о своей заявке на шелковую мантию, о слиянии с Сассекс-кортом, о своих друзьях в конторе, которых подвела.

– Только в случае крайней необходимости, – прошептала я.

– Ты – мой адвокат, – властно заявил он, желая приободрить меня. – Мой процесс о разводе, в котором речь идет о крупных суммах, находится в самом разгаре, так что нет ничего необычного в том, что мы проводили время вместе. Мы даже ездили с тобой на побережье, но только ради того, чтобы я смог продемонстрировать тебе свои активы.

– Можешь повторить это снова, – сказала я, вспоминая время, проведенное в устричном сарае, вкус его члена у себя во рту и прикосновение его жестких волос к своей коже.

Но он даже не улыбнулся при намеке на нашу интимную близость.

– Ты оценивала дом, – продолжал Мартин, словно не слыша меня. – В Эссекс мы поехали в субботу, потому что всю неделю ты работала. Мы остановились в пабе, чтобы немного выпить, потому что прилив отрезал нас от материка.

– Вот, значит, какие у тебя остались воспоминания?

Я почувствовала, как он коснулся моей ноги под столом, по-прежнему не сводя с меня глаз. Жест был ничего не значащим, но он вел себя как соучастник, давая мне знать, что мы с ним связаны и выступаем в этом деле заодно. Облегчение, которое я испытала, было несомненным и ощущалось физически.

– Я готов отдать все, что у меня есть, до последнего пенни, только бы с Донной все было в порядке. Но если это не так, если с ней что-то случилось, я хочу, чтобы ты знала: я не имею к этому ни малейшего отношения.

– Я знаю, – отозвалась я, потому что поверила ему безоговорочно.

Глава двадцать третья

Мартин пробыл у нас совсем недолго. Я вернулась в свою келью под самой крышей Бургесс-корта, но обнаружила, что мне трудно сосредоточиться, и потому отправилась на ленч пораньше. День выдался серым, пасмурным и прохладным, погода решительно отказывалась напоминать о начале весны, но мне все равно хотелось перекусить на свежем воздухе. Я надела пальто, купила сэндвич в «Прет-а-Манже» на Флит-стрит и присела на одну из скамей у фонтана возле холла Миддл-Темпла.

Мой телефон коротко мяукнул, я взглянула на пришедшее текстовое сообщение и недовольно поморщилась, увидев, что оно от Клэр.

«Ты можешь говорить? Я как раз читаю о Донне Джой».

«Нет, я вовсе не желаю говорить об этом», – подумала я, сообразив, что она наконец связала все факты в единое целое. И уж определенно я не нуждалась в нотациях, поскольку подозревала, что наш разговор будет развиваться именно в этом ключе, если я сейчас перезвоню ей.

Сунув телефон поглубже в карман, я закрыла глаза, слушая плеск воды и наслаждаясь холодным прикосновением брызг к своему лицу. Издалека до меня донеслись звуки пианино, и на мгновение под сенью древних шелковиц, шумевших над головой, я ощутила спокойствие и умиротворение, каких не испытывала уже давно.

По холодным каменным плитам двора застучали каблуки. Чьи-то шаги прозвучали тяжелее остальных, и, услышав, как они замерли передо мной, я распахнула глаза.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Том Брискоу, когда я подняла на него взгляд.

На нем было толстое черное пальто, и одной рукой он катил за собой свой кейс-пилот, а в другой сжимал пакет коричневой бумаги из местной бутербродной.

– Просто устала, – ответила я, смутившись оттого, что он застал меня в такой позе.

– Выглядишь ты откровенно дерьмово, – заявил Том, опускаясь рядом со мной на скамью.

– И тебе доброго дня, – отозвалась я и рассмеялась. Ну, то есть почти рассмеялась, впервые за целую неделю.

Он достал банку кока-колы и протянул ее мне.

– Хочешь? Пожалуй, тебе она нужнее, чем мне.

Я кивнула, сообразив, что забыла купить какое-нибудь питье в «Прете» и что доза кофеина придется кстати, учитывая, что за все выходные я сумела урвать в общей сложности всего пять часов сна. Поблагодарив Тома, я приняла у него банку, которая оказалась приятно холодной на ощупь, выдернула колечко и влила в себя шипучую жидкость.

– Я – твой должник, – с долгим удовлетворенным вздохом сообщила я ему.

– Всегда пожалуйста, – отозвался он, порылся в своем пакете и извлек оттуда багет.

Я была рада обществу Тома и, глядя на то, как он ест свой сэндвич, спросила себя, отчего мы не проделывали это чаще.

– Не Мартина ли Джоя я видел выходящим из конторы? – поинтересовался он, небрежно взмахнув рукой в сторону Бургесс-корта.

Я коротко кивнула, чувствуя, как обида кольнула меня в сердце. Пора уже мне поумнеть, а не думать, будто Тому тоже приятно мое общество само по себе. Он пришел, чтобы услышать последние сплетни. Я устроилась на скамье поудобнее и насторожилась. В чем Тому нельзя было отказать, так это в амбициях. Он сам мне об этом говорил: мы с ним устроили соревнование – кто первым заполучит шелковую мантию. И я не знала, как далеко он готов зайти, чтобы победить.

– Он отправился в полицейский участок, – сказала я.

– Я слышал, он обратился за помощью к Мэттью Кларксону. Тот непременно вытащит его, – с небрежной уверенностью заявил Том.

Несмотря на мотивы Тома, которыми он руководствовался, устраивая наш якобы импровизированный перерыв на обед, несмотря на явное любопытство, проявленное им к Мартину Джою, его слова приободрили меня. Ему ведь вовсе не обязательно было обещать мне, что все будет в порядке.

– Ты сегодня выступаешь в суде?

Я покачала головой.

– Тогда тебе лучше отправиться домой.

– Я не могу пойти домой, – возразила я, вспомнив груду дел у себя на столе.

Том пожал плечами.

– В индивидуальной трудовой деятельности немного плюсов. Так что ты преспокойно можешь воспользоваться одним из них.

Скептик во мне подумал о дополнительной работе, свалившейся на Тома: папка, которую Пол держал в руках сегодня утром, и, вне всякого сомнения, прочие бесчисленные заявления, предписания и обеспечительные постановления, с которыми, по мнению нашего старшего клерка, я не справилась бы. Так что не стоило удивляться тому, что он предлагал мне выступить в роли прогульщицы.

– Ступай домой, – повторил Том, и я, вспомнив о том, что мой ежедневник пуст – впервые за много недель у меня не было назначено ни одного выступления в суде, – решила отбросить всякую осторожность и провести остаток дня в постели.

Я честно собиралась пойти домой и потому зашагала вниз по Кингсуэй до своей автобусной остановки, чтобы подождать автобус номер 19, идущий на север, но, увидев автобус, идущий на юг, обнаружила, что перехожу дорогу, чтобы сесть в него.

Нервы у меня зазвенели, как натянутые струны, когда на меня снизошло осознание того, что я затеваю очередную авантюру. Сидя на обтянутом грубой материей сиденье, я захотела стать невидимкой, но в полупустом автобусе чувствовала себя уязвимой, словно весь мир наблюдал за мной.

Автобус катил на юг, до конечного пункта своего назначения, мимо мягкого сверкания огней «Ритца», патрицианской роскоши Найтсбриджа, вниз по Слоун-стрит в сторону Челси. Я предположила, какая остановка окажется ближайшей к дому Донны, и неуверенно нажала кнопку звонка, когда мы приблизились к низовьям Кингс-роуд.

День снова выдался пасмурным и неприветливым, а серые тучи и мелкий дождь напомнили мне о той ночи, когда я была здесь в последний раз. Я потуже затянула пояс на талии, так что у меня возникло ощущение, будто я надела корсет, и свернула за угол, на улицу Донны. Мне сразу же бросилась в глаза суета в ее доме. Я осторожно двинулась вперед, и ноги сами привели меня к тому самому пабу, откуда я наблюдала за ее жилищем неделей раньше.

Я чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы наблюдать за происходящим с улицы, и потому вошла внутрь. Теплый воздух, пропитанный запахом хмеля, накрыл меня с головой, словно одеялом, согревая после сырого и холодного дня снаружи. Паб был почти пуст, хотя ничего удивительного в этом не было. В конце концов, сейчас полдень понедельника. Как мне представляется, в Челси немного алкоголиков, и, хотя здесь подавали ленч, толпа уже рассосалась, оставив после себя пустые бокалы да недоеденный гамбургер на тарелке, единственные свидетельства недавнего столпотворения.

А вот мне нужно было выпить. Симпатичная брюнетка, протиравшая забрызганную пивом стойку бара, подняла голову и поинтересовалась, что мне нужно, когда я подошла к ней.

Вопрос этот был вполне дружелюбным, и она наверняка задала его уже дюжину раз сегодня, но мне он показался обвинением. Что вам нужно? Что вы здесь делаете? Особенно учитывая то, что я не могла ответить на него даже самой себе.

Я попросила водку с тоником и дрожащей рукой протянула через стойку десятифунтовую банкноту. У окна стояло несколько столиков, и я подошла к тому из них, с которого открывался наилучший вид на дом Донны. Столик был тем же самым, что служил мне наблюдательным постом и на прошлой неделе, и, садясь за него, я отчетливо вспомнила, как проделывала это в минувший понедельник.

Я вспомнила розовое пальто Донны, входившей в дом, и темное пятно руки Мартина, лежавшей у нее на ягодицах, когда он легонько подтолкнул ее внутрь.

Я легко могла представить себе тень у окна, стройный силуэт Донны, опускающей жалюзи, и плоские полоски теплого золотистого света, просачивающиеся в щели между планками.

В ту ночь дом показался мне импозантным и мирным, но сегодня, наблюдая за ним, я вдруг поняла, что он выглядит оскверненным. Я видела экспертов-криминалистов в их ослепительно-белых комбинезонах, детективов в дешевых костюмах и свору фотографов и репортеров. Со своего места мне были видны фургоны телекомпаний, машины с полицейскими собаками и зеваки, которых пытался удержать на положенном расстоянии офицер, едва выпустившийся из Хендона. Бело-синей ленты, которой полицейские обычно огораживают место преступления, нигде не было видно, и мне пришло в голову, что я смотрю детективный сериал с выключенным звуком. Я посмотрела их достаточно, чтобы представить, что происходит внутри: там ползают на коленях эксперты следственно-оперативной группы, осматривая ковры и пол в поисках крови, слюны и волокон ткани. Есть там щипчики и прозрачные пакеты для сбора улик, равно как и участки, обработанные на предмет отпечатков пальцев и кожных клеток, ведь полицейские уже начали составлять картину того, что могло произойти с Донной Джой. И сцена, которая разворачивалась у меня на глазах, со всей очевидностью свидетельствовала, что полицейские не думают, будто она пропала. Они считают, что ее убили.

Достав из сумочки телефон, я взглянула на экран. Нажав на иконку «Сообщения», я принялась просматривать те, что получила от Мартина. Приглашения на ужин, назначенные встречи. Тексты, пришедшие на следующее утро, интимного содержания. В которых было написано то, что мы не могли сказать друг другу в глаза.

«Я хочу попробовать твою киску на вкус».

Мартин просил, чтобы я удалила их все до единого. Но я не могла этого сделать. Я не хотела удалять нашу историю. Я не желала делать вид, будто нас не существовало.

Закрыв глаза, я попыталась успокоиться, мыслить последовательно и логично, как поступала тогда, когда работала над материалами дела. Если я добралась до своей квартиры лишь к двум часам ночи, значит, в баре я просидела, скорее всего, вплоть до самого закрытия. Затем я попыталась представить себе хронологию событий, происходивших в доме в ту ночь. Случился ли у Мартина и Донны мгновенный секс? Начали ли они трахаться сразу же после того, как закрыли за собой дверь, счастливые, слегка хмельные и не замечающие ничего вокруг, особенно того, что за ними наблюдала я? Постепенно ко мне стали возвращаться обрывки воспоминаний о той ночи. После того как они вошли в дом, Донна не сразу опустила жалюзи. Это означало, что у них обошлось без страстных сцен в коридоре. «В отличие от того первого вечера, когда я впервые переступила порог квартиры Мартина на верхнем этаже», – подумала я, но торжество мое было недолгим.

Нет, здесь имело место не такое скоропалительное и куда более утонченное соблазнение. Я представила, как Донна открывает бутылку вина, опускается на софу и сбрасывает с ног туфли, они разговаривают и смеются, вспоминая прежние времена и общих знакомых.

Пожалуй, она встала, чтобы долить себе вина, и он последовал за ней. Я вообразила, как они входят на кухню, это выставочное пространство, в котором есть полка для кларета и шкафчик для столового хрусталя. Я буквально видела, как она выбирает вино, поглаживая бутылку своими длинными пальцами художника, предлагая ему, и в этот миг Мартин должен был поддаться порыву, который сдерживал весь вечер. Скорее всего, он поцеловал ее в шею и задрал ей платье сзади.

К этому времени оба забыли о вине. «Идем в постель», – прошептала она, и он подхватил ее на руки, легкую как перышко, и понес в главную спальню, их комнату, место, в котором они сотни раз занимались любовью прежде. Тогда и сейчас.

Мартин говорил, что ушел от нее в час ночи, но этого я уже не помнила. Скорее всего, в это время я уже возвращалась обратно, к себе в Ислингтон. Я не помнила ничего, кроме того, как опустились ставни и мягкий свет стал насмехаться надо мной.

Я оглянулась на барменшу, размышляя о том, не спросить ли у нее, не она ли работала за стойкой в ту ночь. Должны ли сотрудники выводить наружу страдающих от неразделенной любви пьяниц и запихивать их в такси? Вела ли я себя шумно и вызывающе или же тихонько сидела и размазывала сопли у окна?

Мне хотелось знать, не запомнил ли меня кто-либо в пабе, но мне вдруг стало страшно спрашивать об этом.

Дыхание вновь участилось, и я поняла, что ничего не могу с этим поделать.

Меня начала душить тревога, эмоции грозили захлестнуть меня с головой, словно во время сплава по горной реке, но я не могла спрыгнуть с плота на берег.

– Желаете повторить?

Рядом стояла барменша, убирая со столика опустевший бокал.

На мгновение я лишилась дара речи, и она успокаивающим жестом положила мне руку на плечо.

– С вами все в порядке, милочка? – спросила она, и ее голос вернул меня к реальности.

– Да. Просто немного кружится голова, – кивнула я.

– Сейчас я принесу вам воды, – сказала она. – Кухня уже не работает, но, если желаете, у нас еще остались картофельные чипсы за стойкой. Скорее всего, у вас проблемы с уровнем сахара.

Она наполнила кружку водой из крана позади барной стойки и принесла ее мне на столик.

– Наблюдаете за тем цирком? – поинтересовалась девушка, протягивая мне бокал.

– А что там происходит? – с самым невинным видом осведомилась я.

– Пропала та самая леди, которая там живет. Репортеры весь день снуют туда-сюда.

– Жена банкира? Я читала об этом. Она что же, живет на этой улице?

Барменша кивнула.

– Я часто видела ее здесь. Красивая женщина, похожа на модель. Надеюсь, что с ней все в порядке.

За воду я была ей благодарна, в отличие от ее замечания о том, как выглядит Донна, от которого я вдруг показалась себе маленькой серой мышкой.

Одним глотком осушив бокал, я поняла, что видела достаточно, что больше ничего не вспомню о событиях ночи минувшего понедельника и что мне пора отправляться домой.

Но, заметив, как из дома Донны вышла поисковая собака, я осознала, что не могу сидеть сложа руки и ничего не делать. Я никогда не страдала особой застенчивостью, не оставалась на вечеринках без кавалера, и роль жертвы была мне ненавистна. Только сила воли и твердость духа заставили меня перебраться из нашего дома ленточной застройки в Аккрингтоне в общество Чарльза Напьера и Вивьен Мак-Кензи, к верхушке среднего класса, в мир белых воротничков. Я просто не могла отойти в сторону и позволить полиции, экспертам-криминалистам и средствам массовой информации спустить всех собак на Мартина. Я должна быть рядом с ним и помочь ему. Ведь одного взгляда на дом Донны мне хватило, чтобы понять: все эти люди, которые пытаются найти ее, указывают пальцем на Мартина и обвиняют его. Я должна помочь ему и действовать без промедления.

Я снова взяла в руки телефон, надеясь увидеть сообщение от Мартина. Мне нужно было убедиться в том, что ему задали для проформы несколько пустяковых вопросов, прежде чем отпустить домой.

Но не было ничего, ни пропущенных звонков, ни непрочитанных текстовых сообщений. И тогда, вместо того чтобы убрать телефон обратно в сумку, я отправила сообщение Филу Робертсону, прося его приехать как можно быстрее.

Фил жил неподалеку отсюда, в Бэттерси, так что уже через двадцать минут я увидела, как он притормозил на своем мотоцикле у тротуара прямо напротив паба.

– А ты быстро, – сказала я, помахав ему рукой.

– Мою глухомань не зря называют Маленьким Челси, – улыбнулся он, придвигая себе стул.

Мы оба знали, что квартира Фила расположена бесконечно далеко от этого района юго-западного Лондона, с его особняками и авеню. Я никогда не бывала у него дома, но могла легко представить эту арендуемую жилплощадь на две спальни. Он неоднократно жаловался, что является даже не арендатором, а квартирантом. Это произошло из-за сложного и запутанного развода, в результате чего его неверная супруга осталась в фамильном доме с их шестилетней дочерью, в то время как ему приходилось платить семьсот фунтов в месяц одному типу по имени Шон за поднаем двух комнат в районе автобусной станции Куинстаун.

– Я думал, что ты пригласила меня на кофе, но теперь вижу, что у тебя тут целый наблюдательный пост, – сказал он, приподняв бровь.

– А я решила взглянуть на то, что здесь происходит, – ответила я, испытывая внезапное облегчение оттого, что у меня появился сообщник по преступлению.

Фил заказал себе пиво, я попросила бокал лимонада, а потом рассказала ему, что сегодня с утра видела Мартина и что сейчас тот находится на допросе в полицейском участке.

Фил молча сидел и слушал, потягивая свою «Стеллу».

– Мы должны помочь ему, Фил, – сказала я.

Его присутствие приободрило меня, и я рассчитывала, что Фил, разведенный муж, а не частный детектив, обеими руками ухватится за мое предложение. Но он продолжал сидеть как ни в чем не бывало, и мои мольбы нисколько его не тронули.

– Фран, я знаю, что ты блестящий адвокат, но при этом еще и адвокат Мартина Джоя в бракоразводном процессе, а тем, чем ты предлагаешь, должны заниматься специалисты по уголовному праву.

Я восприняла его слова как личное оскорбление, поскольку и мысли не допускала, что он окажется таким занудой.

– Но ведь мы опережаем их на целую голову, – сказала я, и в моем голосе прозвучали панические нотки, которые я прекрасно расслышала. – Я не знакома с его адвокатом Мэттью Кларксоном, но ведь не исключено, что они и не собираются проводить собственное расследование. А даже если и собираются, то мы начали этим заниматься уже неделю назад.

Достав из портфеля – подаренного Мартином – блокнот, я выложила его на стол и с убедительным щелчком сняла колпачок с авторучки.

Мне нравилось вести записи. Это помогало мне разобраться в трудных вопросах, а заодно и привести в порядок свои мысли.

– Когда мы общались с тобой, ты сказал, что подозреваешь, будто Донна Джой с кем-то встречается. Что она уезжала ненадолго и несколько ночей провела вне дома. Ты сказал, что, по-твоему, она встречается со своим мужем, но вдруг это был кто-то другой?

– Кто-то еще, помимо Мартина Джоя?

– Это вполне возможно, – заявила я, заставляя себя сохранять профессиональную отстраненность. – Она живет отдельно. И наверняка выглядит в собственных глазах молодой, свободной и одинокой. Она была привлекательной женщиной… – Я поймала себя на том, что едва не сказала «красивой». – У нее наверняка водились поклонники. Причем много.

– В этом есть смысл, – кивнул Фил.

– И ты должен выяснить это.

Фил посмотрел на меня поверх очков и нахмурился.

– А клиент дал на это добро? Дэйв Гилберт не хотел, чтобы я занимался выяснением обстоятельств ее отлучек…

– Тогда речь шла только о разводе Мартина. Это был простой сбор сведений для переговоров о финансовом урегулировании. А сейчас совсем другое дело, – сказала я, и мои слова тягучей патокой повисли между нами.

– Значит, Мартин хочет, чтобы мы занялись этим, – медленно произнес Фил.

– Я поговорю с ним позже, но он хочет, чтобы мы помогли ему, чем только сможем.

Похоже, Фил уже собирался покачать головой, но в конце концов лишь пожал плечами.

– В таком случае, не забудь рассказать его адвокату по уголовным делам о том, что мы затеяли. Я не хочу наступить кому-нибудь на больную мозоль, ладно?

– Разумеется, – отозвалась я, вставая, чтобы выйти в уборную.

В прохладной и темной дамской комнате мне стало лучше. «Хорошо, что я пришла сюда», – решила я. И еще лучше, что я пригласила Фила. Хотя я больше ничего не могла припомнить о той ночи, когда Донна и Мартин встретились за ужином, мне казалось, будто я сделала первый шаг от края пропасти. Я ощутила прилив сил и уверенности в себе, и потому смогла разглядеть дальнейший путь в темноте.

Я уперлась руками в края холодной эмалированной раковины, а потом включила воду и умылась. Глядя на себя в зеркало, я заметила, что макияж поплыл, а с ресниц в уголках глаз стекают капельки туши, темные и сентиментальные, как слезы Пьеро. Я вытерла их салфеткой, поправила помаду на губах и ощутила себя готовой выйти в большой мир. Я снова управляла своей жизнью, меня охватили волнение и восторг, а в голову одна за другой приходили мысли о том, что мы можем сделать.

В животе у меня заурчало, и я вдруг поняла, что голодна. Мне не хотелось задерживаться в пабе, и я спросила себя, а не согласится ли Фил поужинать со мной где-нибудь на Кингс-роуд.

Дамская комната располагалась в подвальном помещении, и, поднявшись наверх и подходя к нашему столику, я увидела, что Фил читает газету, сегодняшний номер «Ивнинг стэндард».

– Ты уже видела это? – поинтересовался он, поднимая голову. Выражение его лица было мрачным, и я мгновенно насторожилась.

Я села за столик, и он развернул газету так, чтобы я могла прочитать текст.

– Полиция опубликовала фоторобот человека, с которым им хотелось бы побеседовать, – сказал он, показывая на страницу.

Мне понадобилось всего мгновение, чтобы осознать всю важность этого рисунка, а потом меня охватила паника, настолько сильная, что я едва не свалилась на пол.

– Полагаю, для Мартина это хорошо, – заметил Фил, допивая пиво. – По крайней мере, это свидетельствует об их непредвзятости. Они не считают мужа виновным – ну, ты понимаешь, если с Донной Джой что-то случилось.

Я слушала его вполуха, пробегая глазами статью, на которую указывал Фил. В ней говорилось о том, что полиция разыскивает женщину тридцати с чем-то лет, которая интересовалась местонахождением Донны Джой в ночь ее исчезновения. Брюнетка в черном пальто и зеленом шарфе, которая заходила в студию к Донне около семи часов. Взгляд мой метнулся к фотороботу – узкие, недоверчивые глаза, смешной нос картошкой, – и я почувствовала себя едва ли не оскорбленной оттого, что сходство оказалось неточным и отнюдь не лестным.

Глава двадцать четвертая

– Что ты имеешь виду, когда говоришь «это я»? – осведомился Фил, после того как я, сделав глубокий вдох, с самым беззаботным видом сообщила ему, кто изображен на фотороботе.

Разумеется, я была обязана сказать ему об этом. Я понимала, что если хочу помощи Фила, то он должен быть на моей стороне и знать обо всем.

– Дело было спорным и постепенно становилось все более скверным, – сказала я, жалея, что не заказала себе еще одну водку с тоником. – Донна жаловалась, что Мартин так и не раскрыл все свои активы, и намекала, что потребует проведения тщательной судебно-бухгалтерской проверки состояния его дел. Я беспокоилась, что на последнем слушании мы не сумеем урегулировать все спорные вопросы, и потому хотела поговорить с ней без протокола, неофициально. Попробовать образумить ее.

Я буквально импровизировала на ходу, прекрасно понимая при этом, что, исходя из собственного опыта, приобретенного в ходе развода, Фил наверняка сочтет мою попытку вправить мозги Донне в высшей степени непрофессиональной.

Он сидел, уткнувшись в газету, но, когда он поднял на меня глаза, я увидела, что он серьезно обеспокоен.

– Господи Иисусе, Фран, ты должна сообщить об этом полиции, – сказал он, складывая «Стэндард».

Я помолчала, хотя меня так и подмывало рассказать Филу все. О своем романе с Мартином, о той ночи, когда я сидела здесь и следила за домом, о том, как несколько часов спустя оказалась у себя, пьяная, вся в крови, уязвленная до глубины души тем, что мой любовник проводит время со своей женой.

Но при этом я прекрасно понимала, что нужна Мартину на свободе, чтобы помогать ему отстаивать свои интересы. Мне нельзя оказаться связанной по рукам и ногам полицейским расследованием, которое могло запросто закончиться выдвинутым против меня обвинением.

– Я знаю и согласна с тобой, – простодушно отозвалась я, слыша, как гулко стучит сердце у меня в груди.

Паника возвращалась. Я-то надеялась, что Фил хотя бы попытается свести дело к шутке, разрядить атмосферу. Например, скажет, что на фотороботе изображен гермафродит или что мне следует подать на полицейского художника в суд. Но он выглядел чрезвычайно серьезным, и это нервировало меня.

– Хочешь, я пойду с тобой? – предложил он, когда я схватила портфель, собираясь уходить.

– Не говори глупостей, – улыбнулась я, понимая, что сейчас мне ничего не остается, кроме как изображать веселость и легкомыслие. – Я заскочу в участок по пути домой. Не хочу, чтобы полиция считала, будто у них появилась настоящая зацепка, тогда как на самом деле трудоголик-барристер всего лишь решил оказать своему клиенту дополнительную услугу.

Мне пришлось позвонить Тому Брискоу, чтобы взять у него номер мобильного телефона Мэттью Кларксона. Правда, мой звонок тут же перевелся на голосовую почту, но, когда я перезвонила его секретарю через коммутатор фирмы, мне понадобилось меньше минуты, чтобы выяснить: офицеры, расследующие исчезновение Донны Джой, работают в полицейском участке Пимлико.

Тот факт, что дело передали из одного участка в другой, не ускользнул от моего внимания. Еще несколько минут я потратила на то, чтобы найти в Интернете имя и номер телефона офицера, с которым мне предложили связаться, и именно тогда я сообразила, что делом Донны занимаются не полисмены из Кенсингтона или Челси, а детективы из отдела по расследованию убийств, случившихся на всей территории Лондона. Я знала об этих ребятах достаточно, чтобы понимать: они специализируются на убийствах, покушениях на убийство и исчезновениях людей, когда существует высокая вероятность, что их обнаружат мертвыми. Я понятия не имела, почему они отнеслись к исчезновению Донны со всей серьезностью, но намеревалась выяснить это.

Инспектор сыскной полиции Дойл, к которому мне порекомендовали обратиться, служил в полицейском участке Белгравии на Букингем-Пэлэс-роуд, и мне поневоле пришла в голову мысль о том, что Донне это очень понравилось бы. Это вам не отделение полиции где-нибудь на окраине Лондона, в Илинге или Баркинге. Даже ее исчезновение расследовали в самом королевском районе города с почтовым индексом SW1.

Здание, впрочем, оказалось ничем не примечательным, выстроенным из коричневого кирпича в брутальном стиле семидесятых годов прошлого века.

Я медленно выдохнула, вытерла вспотевшие ладони о пальто и назвала свое имя у стойки дежурного. Все стулья были заняты, и я попыталась отвлечься, угадывая, что привело сюда этих людей. Разъяренный мужчина в костюме, скорее всего, пришел заявить о том, что у него угнали «Порше»; взволнованный пенсионер наверняка собирался сообщить о нарушении общественного порядка, но вот что здесь делает женщина с татуировкой на лице, качающая коляску и одновременно орущая в мобильный телефон, я представить себе не могла. Впрочем, я пробыла в приемной недостаточно долго, чтобы всерьез озаботиться ее предысторией.

Скорее всего, из офиса Кларксона позвонили сюда и предупредили о моем появлении, потому что уже через пару минут женщина-полицейский в форме пригласила меня следовать за собой и повела по лабиринту коридоров. Она хранила молчание, ни словом не намекнув, что меня ожидает, а я сама была слишком занята тем, что репетировала свои показания, чтобы пытаться завязать с ней разговор.

Открыв дверь в допросную, она поинтересовалась, не желаю ли я чаю, и удалилась, вернувшись через минуту с пластиковой чашкой, в которой колыхалась подозрительного вида жидкость. После того как она ушла вновь, я благодарностью сделала глоток и принялась ждать, взвинченная и напряженная. Потянувшись было за телефоном, чтобы проверить его, я вдруг спохватилась и удержала руку – у меня возникло такое чувство, будто за моим поведением в этом стерильном и замкнутом пространстве наблюдают, а потому я постаралась сохранить хотя бы видимость спокойствия.

Прошло еще несколько минут, прежде чем дверь отворилась вновь и в комнату ворвался порыв свежего воздуха, чему я была только рада.

Темноволосый мужчина в костюме, оказавшийся моложе, чем я ожидала, – лет тридцати с небольшим, – с несомненным брюшком, нависающим над ремнем, протянул мне руку.

– Роб Коллинз, – представился он, ставя на стол кружку с явно более приемлемым напитком. – Я – один из сержантов сыскной полиции, которые работают с инспектором Дойлом. Благодарю вас за то, что пришли к нам.

Трудно сказать, была ли я разочарована или же испытала облегчение оттого, что меня принял не старший офицер, но внутренний голос подсказал мне, что пора облегчить душу и убираться отсюда подобру-поздорову.

– Вы – коллега Мэттью Кларксона, – сказал он, и его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Нет, – ответила я, качая головой. – Я – адвокат Мартина Джоя. Один из них, по крайней мере.

– А сколько их ему нужно? – спросил Коллинз, одарив меня слабой улыбкой, которую я восприняла как проявление солидарности, придавшее мне уверенности, хотя я распознала в нем и оскорбление богатого банкира, которого они допрашивали.

– Итак, что привело вас сюда? – поинтересовался он наконец, и я поняла, что настало мое время выходить под свет софитов.

Я уже неоднократно испытывала это состояние – страх сцены, натянутые нервы и боязнь потерпеть неудачу – перед началом выступления в суде. Я испытывала его каждый раз, если быть совсем уж откровенной. Я вовсе не была прирожденным лицедеем; даже обретя достаточное знание законодательства и уверенность в своей правоте, я все равно чувствовала страх, сомнения и дрожь неприкрытого ужаса.

Рука моя лежала на колене, и, несмотря на то что я была в брюках, даже сквозь ткань я кожей ощущала, что ладони у меня вспотели.

– Фоторобот, опубликованный сегодня в «Ивнинг стэндард», – заявила я настолько хладнокровно, насколько смогла. – Полиция хотела побеседовать с женщиной, которую видели на прошлой неделе у студии Донны Джой.

– Правильно, – оживился Роб Коллинз.

– Это была я, – сообщила я ему, пытаясь выбрать правильный тон: с одной стороны, небрежно-беззаботный, а с другой – свидетельствующий о понимании всей серьезности ситуации.

– Вы?

Сделав глоток кофе, он раскрыл блокнот формата А4, который принес с собой.

Он слегка расслабился по сравнению с тем моментом, когда только вошел в допросную. За эту беседу его наверняка покровительственно похлопают по плечу; не исключено, что завтра ему поручат куда более интересную работу, чем допрос случайных людей, приходящих в полицию со своей «информацией».

– То есть я думаю, что это я. Я ушла с работы около шести и отправилась в студию миссис Джой. Пожалуй, я добралась туда примерно в шесть сорок пять, и на мне были черное пальто и зеленый шарф, о чем говорится в вашем обращении. Правда, мне лично фоторобот не кажется похожим на меня, но я действительно разговаривала с той дамой – седовласой, за пятьдесят, – которая и сообщила мне, что Донна уже ушла.

– Должно быть, это Джоанна Моррисон, – заметил Коллинз, записывая все сказанное мной.

– Кто это?

– Мы взяли у нее свидетельские показания. Она работает в студии. Она и дала ваше описание нашему художнику. Естественно, нам показалось заслуживающим внимания, что некто интересовался Донной в ночь ее исчезновения.

– Как я уже сказала, это была я. – Я допила остатки своего остывшего чая из пластиковой чашки.

– Для чего вы туда приходили? – спросил он.

– Здесь мне следует проявить осторожность, – медленно продолжала я. – Конфиденциальность сведений, полученных от клиента. У меня есть обязательство перед ним сохранять некоторые вещи в тайне.

– Расскажите то, чем, по вашему мнению, вы можете поделиться со мной, – сказал Коллинз, и в голосе его звякнула сталь.

Сделав вдох, я повторила ту же историю, что преподнесла Филу Робертсону. Солгать на этот раз оказалось куда легче, словно она действительно стала правдой.

– Я работаю адвокатом достаточно долго, чтобы понимать: дело Джоя против Джой не удастся урегулировать на последнем слушании. Обычно от них никогда не бывает проку, напротив, они только добавляют напряжения и накаляют атмосферу. Кроме того, обходятся они весьма недешево, и мне не хотелось, чтобы мой клиент, мистер Джой, проходил через все это. Адвокаты, представляющие интересы миссис Джой, отказались сотрудничать. И я решила попытаться побеседовать с ней наедине. Как женщина с женщиной.

Здесь я выдержала драматическую паузу. На мгновение я даже забыла о том, что нахожусь в душной комнате для допросов полицейского участка, а не в зале суда. Я поняла, что устроила представление, которое произвело на меня саму сильное впечатление. Я обрадовалась тому, что успела провести генеральную репетицию с Филом Робертсоном и упредила сомнения, которые могли возникнуть у Коллинза.

– Значит, именно ради этого вы и приходили в студию? – осведомился он, пытаясь взглянуть мне прямо в глаза.

– Разумеется, так поступать не принято, но, по моему мнению, это был самый практичный выход из положения, – ответила я, сохраняя на лице маску благоразумия и рассудительности, которую часто надевала перед зеркалом перед тем, как выступать в суде.

– Но вы не застали миссис Джой на месте?

– Как я уже говорила, та женщина сказала мне, что она уже ушла.

– И что же вы сделали потом?

Сдержанно вздохнув, я ответила:

– Отправилась домой.

– Вы отправились домой.

– Да, – отозвалась я как можно более ясным и убедительным голосом.

– И после этого вы больше никогда не видели Донну Джой и не разговаривали с ней?

– Нет, – подтвердила я, сознавая, что ступила на скользкую дорожку, сойти с которой мне уже не удастся.

Глава двадцать пятая

Прислонившись головой к холодному окну такси, я вновь и вновь мысленно возвращалась к только что состоявшемуся допросу, спрашивая себя, а не должна ли была вести себя по-другому. Я только что солгала сотруднику правоохранительных органов. Сержанту сыскной полиции, занимающемуся делом о поиске пропавшей без вести женщины, которую они наверняка считали мертвой или находящейся в опасности. Будучи юристом, я лучше кого бы то ни было отдавала себе отчет в том, что своим поведением препятствую отправлению правосудия, то есть нарушаю нормы общего права, другими словами, совершаю преступление, наказуемое – в теории – высшей мерой, пожизненным заключением.

На мгновение я представила себя в тюремной робе, но потом усилием воли отогнала этот образ, пытаясь убедить себя в том, что не поведала сержанту Коллинзу откровенную ложь. Лишь небольшую ложь во благо. Или во спасение.

Не подлежащий разглашению разговор в студии Донны действительно мог оказаться конструктивным, и я на самом деле отправилась домой в тот вечер. Пусть и много позже.

Нет. Я скормила Робу Коллинзу упрощенную версию правды, которая как нельзя лучше устраивала все заинтересованные стороны. И помогала следствию. Ведь сообщенные мною сведения были весьма полезными. Коллинз сам так сказал – он поблагодарил меня за то, что я пришла в участок и прояснила вопрос с таинственным визитером Донны в тот вечер.

Я пыталась отвлечься, рассеянно глядя на здания и вечерние огни Лондона – мазки белого и красного за усеянным дождевыми каплями стеклом, – быстро пролетающие мимо. Их цветовая палитра завораживала; но спустя некоторое время они, казалось, стали усиливать мое беспокойство, и меня начало подташнивать. Я обрадовалась, когда такси наконец остановилось напротив моего дома, и с удовольствием ступила на тротуар, словно сходя на твердую землю после особенно утомительного и бурного катания на карусели.

Мой дом выглядел темным и одиноким. Квартира на верхнем этаже пустовала вот уже много месяцев, и, хотя по слухам туда должен был вот-вот въехать какой-то жилец, с самого Рождества там не было заметно никаких признаков жизни. В окнах жилища Пита Кэрролла на первом этаже тоже отсутствовал свет. Когда я на прошлой неделе уходила от него, он обмолвился, что собирается уехать на несколько дней в командировку, не уточнив, правда, на сколько именно. Но сегодня я была рада тому, что его нет рядом.

Повернув ключ в замке, я вошла в холл и щелкнула выключателем, но лампочка лишь негромко хлопнула, и после мгновенной яркой вспышки света я вновь оказалась в темноте. На коврике у двери валялась корреспонденция. Собрав, я сгрузила ее на столик, стоявший в холле, рядом с двумя стопками писем, своими и Пита, которые рассортировала еще в пятницу.

Я вымоталась настолько, что ноги отказывались нести меня вверх по лестнице к моей квартире. Войдя внутрь, я прямиком направилась в гостиную, рухнула на софу и согнутой в локте рукой прикрыла глаза.

Мне отчаянно хотелось спать, но перевозбужденный ум отказывался успокаиваться. Я думала о Мартине, о том, чем он занимается в этот самый момент, и о тех деталях расследования, которые не смог – или не пожелал – сообщить мне Роб Коллинз, когда я спросила его об этом. Я думала об экспертах-криминалистах, которых видела в Челси, и даже присвоила им имена: Джулия, Тони и Хелен. Насколько я себе представляла, они уже давно отправились по домам. Сняли комбинезоны, приняли душ и вернулись к своей утешительно непримечательной жизни, в которой не было места жертвам и преступникам. А еще я думала о Донне. Где она находится, чем я могу помочь ей? Полиция имеет полное право считать ее мертвой, но мне не хотелось даже думать об этом. Мы обязательно найдем ее, и тогда все вернется на круги своя. Моя работа, моя жизнь, мои отношения с Мартином.

Я позволила себе помечтать, как сижу, положив одну руку на аккуратный вздувшийся животик, а другой сжимая пальцы своего возлюбленного. Я представляла себе, как мы гуляем по пляжу или по лугу, придумывая имя для нашего будущего ребенка. Мы смеялись, плавали, пили, ели и занимались любовью. Я воображала нас вместе. Одним целым.

Но потом я приказала себе успокоиться. Эмоции, грозившие вырваться наружу, начали превращаться в манию. В молодости, перед тем как поступить в университет, перед тем как перемены в моем настроении получили собственное имя, перед тем как все пошло наперекосяк, мне нравилось испытывать подобные чувства. Это было похоже на природный наркотик, который заставлял меня ощущать себя всемогущей. Я помнила, как бодрствовала целыми сутками, повторяя пройденное, и даже сейчас не была уверена, что смогла бы сдать все экзамены на «отлично» и стать студенткой юридического факультета, если бы не моя мания.

Мне ужасно хотелось выпить, но я понимала, что придется ограничиться травяным чаем.

Включив свет, я отправилась на кухню. Открыв буфет в поисках пакетиков с чаем, я вдруг обнаружила, что бутылка водки стоит на том же месте, там, где я припрятала ее вчера, за банками с консервированным супом. Я взяла ее, поставила на стол и задумчиво надула щеки. Пожалуй, сейчас – не лучшее время для трезвости.

Я щедро плеснула в бокал «Смирновской», и тоник из маленькой бутылочки удовлетворенно зашипел, когда я смешала оба ингредиента.

Сделав большой глоток, я вернулась в гостиную и в попытке оправдаться перед собой принялась искать свой портфель.

Вытащив оттуда несколько папок, я разложила их на кофейном столике и отправилась переодеться в пижаму. Вернувшись, я свернулась клубком на софе и взяла первое попавшееся под руку дело, которое я вела для Центра бесплатных юридических услуг в Степни и гонорара за которое мне не полагалось.

Хотя в центре хватало волонтеров, от стажеров до вышедших на пенсию королевских адвокатов, меня до сих пор мучила совесть оттого, что я не появлялась там вот уже несколько недель, и я сделала себе мысленную пометку вернуться туда в самые ближайшие дни. «Придется многое наверстывать», – подумала я, листая отчет об увеличении числа насильственных браков в Ист-Энде и пресс-релиз о новом центре для жертв домашнего насилия, которым требовалась юридическая помощь для развода со своими супругами.

Я уже опустошила стакан с водкой, когда в дверь постучали. Поначалу я испугалась, но потом сердце восторженно забилось у меня в груди. У Мартина не было ключа от моей квартиры. Пока не было. Но, наверное, я просто неплотно закрыла входную дверь, и он воспользовался моей оплошностью и вошел внутрь.

Отложив в сторону папку, я направилась к двери. Времени поправить макияж уже не оставалось, но я успела облизнуть губы и пригладить волосы.

Меня ждал неприятный сюрприз – за дверью стоял Пит Кэрролл. Он выглядел очень хорошо, и загар оттенял россыпь веснушек у него на носу.

– Привет, – сказал он, засовывая руки в карманы джинсов. – Меня не было несколько дней, и теперь мне захотелось узнать, как ты поживаешь.

– Где ты был? – спросила я, приоткрыв дверь больше, чем наполовину. – Ты загорел.

– В Риме. Научный обмен с тамошним университетом.

Мы стояли и молчали, а он не делал попытки уйти. Я чувствовала себя неловко, но после того, как он столь великодушно повел себя неделей ранее – заплатил за такси и позволил мне прикорнуть у себя на диване, – было бы невежливо оставить его стоять здесь.

– Хочешь зайти на минутку? – предложила я. – Я как раз собиралась поставить чайник.

Он последовал за мной на кухню, крохотное помещение, которое вдруг показалось мне слишком тесным для нас двоих, и застыл в дверях, пока я доставала две кружки из настенного шкафчика. Я решила, что, если варить кофе, это займет слишком много времени – часы на стены показывали начало одиннадцатого, – и потому ограничилась тем, что достала из жестяной банки два пакетика кофе «Старбакс».

– Ну, и чем ты занимался в Риме? – осведомилась я, раскладывая пакетики по кружкам и включая чайник.

– Перед самым Рождеством к нам приезжали трое аспирантов – и потому нас пригласили к ним. Хотя, в сущности, мы всего лишь наблюдали за их работой и обменивались идеями.

– А ты когда заканчиваешь аспирантуру, Пит? – улыбнулась я, пытаясь изобразить дружелюбие.

– Через год. – Он пожал плечами. – Может, позже.

Он немного помолчал и посмотрел на меня.

– Ну, а ты как? Ходила к врачу на прошлой неделе?

– Да. Со мной все в порядке, – небрежно отмахнулась я.

– Я читал в Интернете про биполярное расстройство. Тебе нужно быть поосторожнее с алкоголем.

Он покосился на бутылку водки, и я смутилась.

– Знаю, – ответила я, отводя глаза.

– В общем, я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. В самолете я пролистал газеты. Жена банкира, которая исчезла… – Он выдержал паузу, а потом все-таки спросил: – Это, часом, не супруга твоего друга, а?

Он выделил голосом слово «друг», и тотчас же атмосфера в тесной кухоньке накалилась.

Пит не дал мне шанса отрицать очевидное.

– Я узнал его по фотографии в газете. Помнишь, однажды вечером я видел вас возле автобусной остановки, – проговорил он, тщательно подбирая слова. – Ты сказала, что он разъехался с женой, но у них все непросто.

На мгновение я растерялась, не зная, что сказать, и потому обрадовалась, когда чайник с урчанием закипел.

Отвернувшись от него, я наливала воду в кружки, но спиной чувствовала на себе его взгляд.

– А еще я видел в газетах твою фотографию.

Он понизил голос, и не заметить, что в нем прозвучали угрожающие нотки, было невозможно. Я помешивала кофе чайной ложечкой, глядя, как образуется коричневый водоворот, и почувствовала, что он шагнул ко мне.

– Ты имеешь в виду фоторобот? – спросила я, стараясь, чтобы голос мой прозвучал ровно, но все равно слыша в нем предательскую дрожь. – Да, это была я. Я ходила к ней в студию, чтобы поговорить. К Донне Джой. Полиция уже знает об этом.

– Значит, ты рассказала им о вас с Мартином…

Сердце учащенно забилось у меня в груди. Стены кухни вдруг вытянулись вверх, словно отвесные склоны каньона, и угрожающе нависли надо мной. А потом они начали сближаться и сошлись так близко, что я едва могла дышать.

– Рассказала им о чем?

– О том, что трахаешься с ним.

Я с трудом проглотила комок в горле.

– Он – мой клиент, – негромко произнесла я.

– Звуки, которые доносились из твоей квартиры, не показались мне профессиональными, – с гаденькой улыбочкой заявил он, словно предлагая все отрицать.

Я на мгновение закрыла глаза, вспоминая тот вечер, когда мы с Мартином были в «Оттоленьи», а на обратном пути встретили Пита Кэрролла. Я была пьяна от апельсинового вина, а голова у меня кружилась от желания. Мы яростно занимались любовью во всей квартире, пока наконец не добрались до спальни: на кофейном столике, на лестнице, на полу в гостиной, где я достигла такого экстаза, что пришлось впиться зубами в подушку. Было слишком поздно, и Пит Кэрролл в своей квартире внизу слышал мои крики.

Открыв глаза, я взглянула на него в упор.

– К чему ты клонишь, Пит? – спросила я, чувствуя, как напряглась в моем теле каждая жилка.

Он сделал еще один шаг ко мне и оказался так близко, что я заметила, как жадно расширились зрачки его глаз.

– Ни к чему, – просто ответил он. – Мне только любопытно, что в ту самую ночь, когда жена твоего любовника пропала без вести, ты видела их вместе и следила за ними. В ту самую ночь, когда ты вырубилась и вернулась сюда, ничего не помня, но все еще расстроенная, и несла ты всякую чушь. Как твоя нога, кстати? Тот порез выглядел отвратительно.

– С моей ногой все в порядке, – отозвалась я.

Пит снова помолчал какое-то время.

– Не думаю, что тебе так уж сильно нравилась миссис Джой. Твои отношения с мистером Джоем, очевидно, развивались как по маслу. Ужины в «Оттоленьи», прогулки под луной. А потом на сцене вдруг опять появляется его жена…

Намек был столь прозрачен, что у меня перехватило дыхание, а по спине пробежали мурашки.

– Что случилось в ту ночь? – без обиняков спросил он.

– Ничего, – бросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

– Не думаю, что полиция в это поверит, – сказал он, столь пристально глядя на меня, что я не могла отвести взгляд. – Собственно, я думаю, будет лучше, если они вообще не узнают об этом, ты согласна? – сказал он, придвигаясь ко мне вплотную. – В противном случае положение дел изрядно осложнится. Станет неудобным для всех. Особенно для тебя.

Мне хотелось возразить ему, но вместо этого я лишь кивнула.

– Не беспокойся, я твой друг. Это будет нашей маленькой тайной, – прошептал он, и рука его скользнула мне на талию.

Он привлек меня к себе, и я ощутила его дыхание на своем лице, а еще – его вставший член, даже сквозь грубую ткань джинсов. Его рука легла мне на ягодицы, а потом он поддел резинку моих пижамных штанов.

Закрыв глаза, я приказала себе дышать, отчаянно размышляя над тем, как выпутаться из этой ситуации, и сознавая при этом, что иногда бывает лучше сдаться и уступить. По крайней мере сейчас, пока я не придумаю, что делать дальше. Стратегическое отступление, своего рода жертва пешки.

– Тебе понравится, – простонал он, но я сомневалась в этом, а от его слов у меня по телу пробежали мурашки.

Я знала, что могу оттолкнуть его, закричать, просто сказать «нет». Но я не стала этого делать. Не стала, и все тут. И когда он наклонился, чтобы поцеловать меня в шею, я наказала себя мыслью о том, что в случившемся мне некого винить, кроме себя самой.

Глава двадцать шестая

Просыпалась я медленно. Полоска тусклого света протянулась в спальню сквозь щель в неплотно задернутых занавесках, прозрачно намекая на то, что ночь подошла к концу. Обычно в это время, на рассвете, я медленно и лениво приветствовала наступление очередного дня; говорила себе, что могу поваляться в постели еще пять минуточек, неспешно вспоминая, что у меня запланировано на сегодня, прежде чем вскочить с матраса и заняться приготовлением кофе. На один сладкий и невинный миг все казалось прекрасным, как вдруг мой желудок, словно проваливаясь сквозь прогнивший пол, рванулся к горлу, и я вспомнила события вчерашнего дня.

Руки Пита, скользящие по моему телу.

Свою ложь в полиции.

Прикосновение его губ к моей коже.

Препятствование осуществлению правосудия.

Прикосновения его липких пальцев.

Что же я наделала? При мысли о том, что он до сих пор может лежать рядом со мной в постели, тело мое напряглось, а во рту пересохло. Я замерла, улавливая негромкое чужое дыхание. Не услышав ничего, я медленно повернула голову и с трудом разлепила веки. Другая половина кровати была пуста. Пит ушел. Я не имела ни малейшего представления, когда именно это случилось. Наверняка уже после того, как меня сморил сон, хотя после секса я испытывала настолько сильное отвращение к себе, к нему и ко всей этой ситуации, что долго не могла заснуть даже после того, как Пит скатился с меня, удовлетворенный и опустошенный, и уже через несколько минут негромко захрапел.

Я села и взглянула на вмятину на подушке, чужой рыжий волос на простыне – и меня вдруг охватило ужасное предчувствие, что сейчас меня стошнит. Зажав рот ладонью, я метнулась в ванную, примыкающую к спальне, и упала на колени перед унитазом. Раз за разом меня выворачивало наизнанку, словно холодный двигатель древнего автомобиля, но желудок мой исторг лишь длинную струйку слюны; казалось, даже тело отказывало мне в облегчении рвотой.

Я опустилась на холодные плитки пола и закрыла глаза. Было совершенно бесполезно терзаться вопросом, правильно ли я поступила, занявшись сексом с Питом Кэрроллом. У меня даже не было времени, чтобы обдумать свое решение. Все произошло слишком быстро; только что я слушала его едва завуалированные угрозы, а в следующий миг он прижался губами к моим губам, и мне было легче отдаться ему, чем оказывать сопротивление и столкнуться с немедленными последствиями. С разъяренным и горящим жаждой мести Питом Кэрроллом, который, как я теперь знала совершенно точно, был способен разрушить мою жизнь. Но у меня в тот миг еще оставалось маленькое утешение. Я чувствовала себя заторможенной и оторванной от окружающего мира; нервной и хрупкой, готовой сломаться от малейшего прикосновения.

Я ненавидела Пита Кэрролла, ненавидела всей душой. Но сильнее всего я ненавидела себя и все те ужасные решения, которые привели на сужающуюся дорожку, где меня тискали и сжимали со всех сторон в абсолютной и беспросветной темноте.

«Дыши, – сказала я себе. – Выход есть всегда. Думай на ходу: у тебя это всегда неплохо получалось. Сделай это сейчас». Я кивнула себе. Выбор у меня был невелик: или остаться здесь, скорчиться на полу, или встать, взглянуть окружающей действительности в лицо и попытаться выпутаться из неприятностей.

Ноги отказывались держать меня, но я все-таки встала и накинула халат, чтобы прикрыть наготу, дрожащими руками затянула потуже пояс на талии. Затем мелкими неуверенными шагами я вошла в гостиную, страшась обнаружить Пита в квартире. К счастью, мое прибежище встретило меня пустотой и тишиной, если не считать слабого шума дорожного движения, только начинавшего набирать громкость на улице.

После минувшей ночи водка по-прежнему оставалась на кухонном столе, и меня охватило искушение допить ее. Вместо этого я заставила себя выпить стакан воды, а потом принять душ, чередуя горячую воду с холодной, насколько мне хватило сил. Кожа горела, как в огне, после столь экстремальных температур, зато я вновь ощутила себя чистой после того, как смыла его запах в сливное отверстие.

Отыскав в комоде самое старое и скромное белье, а не те полоски дорогущих кружев, что я покупала для Мартина, я надела его. Застегнув белую блузку до самого горла, я влезла в самые плотные черные трусики, какие только у меня были, а сверху натянула строгую юбку от костюма.

Одеваясь, я старалась не смотреть на кровать, но, когда затхлый запах ударил мне в ноздри, я схватила одеяло и вышвырнула его в коридор, потом содрала простыню с матраса и пинком ноги отправила ее вниз по лестнице. Спустившись вслед за ней, я взяла на кухне мешок для мусора и затолкала в него влажную ткань, туго затянув его большим черным узлом.

Затем я вымыла руки и распахнула настежь кухонное окно, полной грудью вдыхая воздух Лондона, который еще никогда не казался мне таким свежим и сладким. Вцепившись руками в потрескавшийся белый подоконник, я взглянула в крошечный дворик внизу и увидела мотороллер Пита, прислоненный к стене. На мгновение я задумалась, а не броситься ли мне вниз, но потом опомнилась и закрыла окно.

Мое маленькое убежище вдруг показалось мне враждебным, оно словно бы перестало быть моим. Но при этом я чувствовала себя попавшей в западню.

Мужчина, который изнасиловал меня, сидел внизу с самодовольной улыбкой на лице, удовлетворенный ночным шантажом и насильственным сексом, прислушиваясь к моим шагам и планируя свой следующий ход. А почему бы и нет? Ведь именно так и работает шантаж, верно? Стоит вашей жертве уступить один раз, и вы будете возвращаться к ней снова и снова – этакий бездонный колодец, который никогда не пересохнет.

Схватив портфель и пальто, я бросилась к двери. Если я дам волю своим мыслям, то превращусь в парализованного страхом кролика, загнанного в норку, чувствующего запах приближающейся лисы. На каждом шагу я невольно вздрагивала, не сводя глаз с двери внизу, мысленным взором видя, как Пит появляется оттуда со злобной ухмылкой на губах, подобно мистеру Панчу[22], и когтистыми лапами затаскивает меня к себе в квартиру. «Тебе понравится, – издевательски гогочет он. – Обязательно понравится».

Но дверь осталась закрытой, и я выскочила на улицу, стуча каблуками по плитам тротуара, чувствуя, как бегут по телу мурашки, и в любой миг ожидая почувствовать его мерзкое прикосновение, ощутить его дыхание и услышать его захлебывающийся шепот. Но вместо этого я увидела впереди мигающий красный свет, тормозные огни автобуса девятнадцатого маршрута, и сорвалась с места, переходя на бег. В салон я успела заскочить в самый последний момент, когда двери уже с шипением закрывались.

Я нашла свободное место на нижнем ярусе, села и постаралась сосредоточиться. Сегодня в суде меня ждало большое дело, и мне нужно было собраться с мыслями.

С радостью ухватившись за возможность отвлечься от воспоминаний о Пите Кэрролле, я вынула папку из портфеля, зажатого между ног, положила ее на колени и стала перелистывать страницы, чтобы ознакомиться с материалами дела.

Моя клиентка Холли Хан пыталась помешать своему бывшему супругу Юсефу увезти их десятилетнего сына Данияля в Пакистан на свадьбу родственников, опасаясь того, что он не вернется оттуда. Неудивительно, что Юсеф Хан категорически возражал против бунта Холли, которая настолько боялась потерять своего ребенка, что пожелала получить судебный запрет, дабы официально остановить своего супруга в его поползновениях. В любой другой день я с радостью взялась бы помочь этой беззащитной молодой женщине, но сегодня утром эта задача представлялась мне сродни прогулке по канату над пропастью в грозу. Можно было не сомневаться – я начала терять профессиональную хватку, и недостаток подготовки к своим адвокатским делам стал для меня еще одним поводом испытать угрызения совести.

Я едва успела пробежать материалы дела глазами, когда мы прибыли в Холборн. Поспешно собрав свои вещи, я выскочила из автобуса, чувствуя, как неприятно липнет к спине блузка, а между лопатками стекает струйка пота.

Купив на бегу кофе, я поспешила вниз по Кингсуэй.

– Франсин!

Проходя мимо поста судебной охраны, я увидела своего солиситора Таню, которая должна была инструктировать меня в суде. Она энергично махала мне. Ускорив шаг, я последовала за ней в одну из совещательных комнат.

Только сейчас я должна была встретиться со своей клиенткой, что в семейном праве не редкость.

– Франсин Дей, это Холли Хан.

Моя новая подзащитная оказалась невысокой и симпатичной, но на лице ее читалась тревога, она была измучена заботами и, кажется, готова расплакаться в любую минуту.

– Уверена, что Таня проинструктировала вас должным образом, Холли, – сказала я, моментально переключаясь в рабочий режим. – Вам решительно не о чем беспокоиться.

Женщина посмотрела сначала на Таню, а потом на меня. Я видела, как ей хочется поверить моим словам.

Как ни странно, но явное расстройство клиентки заставило меня успокоиться. Полагаю, свою роль сыграли знакомая рабочая обстановка и привычный ритуал подготовки к слушаниям. Закон – дело сложное и противоречивое, но, по крайней мере, здесь есть свои правила, так что вы хотя бы примерно представляете, чего следует ожидать.

– Ладно, Холли, вот что сейчас произойдет…

Я вкратце прошлась по основным моментам дела и объяснила Холли, что у слушаний двоякая цель. Мы попытаемся убедить судью выдать постановление об ограничении односторонних действий, которое помешает ее бывшему супругу вывезти Данияля из страны, в то время как его адвокаты будут настаивать на «временном разрешении на перемещение».

– По сути, мы будем просить судью передать вам юридический контроль за всеми перемещениями Данияля, и Юсеф будет настаивать на том же. – Я взглянула на документы, лежащие передо мной. – А почему процедура запрета на односторонние действия не была применена во время развода? – спросила я, поднимая голову.

Молодая женщина испуганно вздрогнула, словно ученица, которую вызвал к себе директор.

– Простите, – сменив тон, сказала я, – я вовсе не имею в виду, будто вы что-то сделали неправильно, но эти же вопросы судья задаст вам в ходе слушаний.

Однако Холли словно язык проглотила.

– Мы не хотели осложнять процедуру развода, – вмешалась в разговор Таня. – Нам удалось добиться для Холли хорошего финансового соглашения, и в то время мы желали только одного – побыстрее развестись. Мистер Хан – сложный человек.

– С тех пор все изменилось, – жалобно заговорила Холли. – Тогда у него еще была причина оставаться в Лондоне, но теперь он лишился всех своих денег. Даже тех, которые утаил от меня при разводе.

– Да, – согласилась я, читая примечания, подчеркнутые мной красным. – Кроме того, насколько я понимаю, мистера Хана преследуют другие люди? Но у нас нет доказательств этого, верно?

Таня скорчила извиняющуюся гримасу. Однажды она уже выдала мне характеристику для юридического справочника: «Франсин Дей раз за разом добивается невозможного». Было очевидно, что и сейчас она хотела, чтобы я на их глазах достала кролика из шляпы.

– Пожалуйста, – взмолилась Холли, глядя на нас блестящими от слез глазами, – вы сможете мне помочь?

– Я сделаю все, что в моих силах, – отозвалась я, стараясь внушить своей клиентке уверенность, которой не чувствовала сама.

Откровенно говоря, меня подташнивало, я не находила себе места от беспокойства и чувствовала себя плохо подготовленной к предстоящему слушанию – не самая удачная комбинация для выступления в суде. Некоторые барристеры, например Том, похоже, обладали врожденной способностью излучать уверенность, встречая неприятности по мере их поступления, а вот я была, что называется, зубрилой и чувствовала себя уверенно только тогда, когда располагала всеми фактами и была готова к любому повороту событий. Но сегодня мне казалось, будто я иду по канату без страховочного троса. Я смотрела на обеих, сознавая, что должна многое сказать им, но не могла найти слов. В разговоре возникла неловкая пауза, а потом Таня откашлялась и произнесла: «Пожалуй, нам пора идти», – после чего повела нас в зал суда.

Я была знакома с судьей Шелдоном и барристером Хана, Нейлом Брэдли, который был настоящим профессионалом, знающим и компетентным; ходили слухи, что в этом году и он подал заявление на получение шелковой мантии. Мы обменялись приветствиями, заняли свои места, и слушания начались; мы по очереди представили судье факты со своей точки зрения.

Я ожидала, что с первого взгляда проникнусь неприязнью к Юсефу Хану, но он был само очарование с того момента, как мы вошли в кабинет судьи. Смазливый, словно актер из Болливуда, он казался умным, убедительным и вежливым, по контрасту с Холли, которая запиналась, робела и бросала на бывшего супруга гневные взгляды во время всего слушания. Я знала, что это моя вина. Я должна была отрепетировать с ней ее поведение, предостеречь ее, что события могут развиваться именно так и что Нейл Брэдли – тот самый умник – наверняка посоветует своему клиенту избрать подобную тактику. Застигнутая врасплох, я начала объяснять, почему Холли не хочет разрешить Юсефу вывезти Данияля из страны. Я не сомневалась в правдивости рассказанной ею истории о том, что Юсеф столкнулся с финансовыми трудностями. Таня сообщила мне, что несколько принадлежавших ему ресторанов субсидировались по остаточному принципу за счет денег, поступающих из других сфер его интересов, включая бордели и торговлю наркотиками, от которых он отказался после того, как вдрызг разругался с гангстерами. Но доказать вещи подобного рода тяжело, практически невозможно. Едва ли мы могли рассчитывать на свидетельские показания гангстеров или тех, кто покупал у него наркотики, а Хан представил последние бухгалтерские отчеты, согласно которым дела у его ресторанов шли превосходно. К тому времени, как мы сделали перерыв на обед, я уже понимала, что противная сторона выигрывает, но, несмотря на печальное выражение лица Холли, знала, что это еще не конец света. Сильная заключительная речь вполне могла заставить судью перестраховаться. В конце концов, отсутствие на свадьбе было лишь мелкой неприятностью, а вот похищение ребенка у матери – реальной и серьезной опасностью.

– Я не могу потерять его, – скорбно заявила Холли. – Юсеф очень умен. Он говорит так убедительно. Мне кажется, судья верит каждому его слову.

Я подошла к ней и накрыла ее руку своей.

– Скажу честно, нам будет трудно доказать, что Юсеф не собирается возвращаться в Соединенное Королевство. Но зато мы уже представили последствия того, что случится, если Данияль не вернется обратно и отец оставит его с собой в Пакистане. Жизнь его перевернется с ног на голову, а благополучие ребенка – высший приоритет для любого судьи.

Она сдержанно кивнула, и я поняла, что она доверяет мне, сложив все яйца в одну корзину – мою. А вот я была не в состоянии оправдать ее доверие.

Таня вернулась в комнату с чаем, после чего отвела меня в сторонку, чтобы Холли нас не слышала.

– Значит, ты уверена в себе? – спросила она, искоса поглядывая на меня и дуя на горячую жидкость. Было очевидно, что сама она подобной уверенности не испытывает. Едва ли я могла винить ее за это.

– Нам по-прежнему нужен запасной вариант, позиция для отступления, – коротко ответила я. – Поездка в Карачи намечена на следующую неделю. Времени на подачу апелляции может попросту не хватить. Поэтому нам необходимо подстраховаться на тот случай, если судья разрешит им слетать на свадьбу.

– Например?

– Если Юсеф не привезет Данияля домой, то это однозначно будет похищением. Однако Пакистан не подписал Гаагскую конвенцию, и поэтому переговоры о возврате ребенка будут сложными хотя бы в силу того, что мы не сможем ссылаться на международные договоры и соглашения. Но зато мы можем потребовать от Юсефа внести гарантийный залог или оставить паспорт Данияля в Верховном комиссариате Великобритании в Исламабаде.

Таня фыркнула.

– Гарантийный залог! С таким же успехом ты можешь взять с него честное скаутское. Если он улетит в Пакистан, то больше не вернется сюда, и ты сама знаешь об этом.

– До этого не дойдет, Таня, – сказала я. – Доверься мне.

Таня выразительно подняла брови.

– В общем-то, у Холли нет особого выбора, верно?

Зазвенел колокольчик, возвещая, что нам пора возвращаться в суд. Вынув из кармана телефон, я быстро проверила его. Ничего. Сообщений не было ни от Мартина, ни от Фила. Преисполнившись решимости, я надула щеки, шумно выдохнула и вернулась в кабинет судьи.

Чаша весов немедленно стала клониться не в нашу сторону. Следует отдать ему должное, Нейл Брэдли превзошел самого себя, обрисовывая причины, по которым Юсеф Хан имел полное право свозить своего сына в Пакистан. Он указал на то, что Холли ничуть не возражала против этой поездки, когда они были еще женаты, и в пух и прах разбил наши жалкие потуги доказать, что у его клиента назрели финансовые трудности. Он нарисовал картину благополучной жизни Юсефа в Великобритании и раскрасил ее в яркие цвета, включая подробности его новой связи с женщиной, которая жила в Бедфорде, – важнейшая улика, знать о которой мы были просто обязаны. Брэдли представил их роман в розовом свете и риторически вопросил: для чего Юсефу отказываться от всего этого?

– Ваша честь, я считаю своим долгом вновь напомнить о том, что последствия невозвращения изменят жизнь Данияля самым радикальным образом. Он хорошо учится в школе, он только что заслужил право поступить в учебное заведение для одаренных детей, о чем давно мечтал, у него здесь много друзей…

Судья Шелдон согласно кивал, просматривая записи.

Настала очередь вновь выступить Нейлу. Я пыталась сосредоточиться, но тут в кармане у меня завибрировал телефон. Не случится ничего страшного, если я взгляну на него одним глазком, решила я и положила его на колени. Нажав кнопку, я увидела, что пришло какое-то сообщение от Дейва Гилберта.

Слова разлетелись с экрана, подобно осколкам от взрыва ручной гранаты.

«Мартин Джой арестован».

Я еще раз прочла текст, и голова у меня пошла кру´гом. Комната расплывалась перед глазами, и лишь откуда-то издалека до меня доносился чей-то голос – Нейла или, быть может, судьи Шелдона, мягкий и приглушенный, как если бы мы находились под водой.

– У вас имеются какие-либо предложения по гарантийным мерам безопасности? – Слова судьи прорвались ко мне сквозь пелену.

Я бестолково зашуршала бумагами и попыталась заговорить, но с губ слетело лишь невнятное бормотание. Мысль о том, что Мартин арестован, была единственной, за которую уцепился мой разум, а все остальное потеряло смысл и значение. Я представила, как его ведут в наручниках в холодную и темную камеру; вообразила, как он пытается связаться со мной, но у него ничего не получается.

Дыхание мое участилось, и иглы яростного, пугающего пламени пронзили меня до кончиков пальцев.

Таня настойчиво дергала меня за рукав, но мне казалось, будто я покинула собственное тело и бессильно дрейфую куда-то, погружаясь все глубже. Я тону.

Кто-то прошипел мне на ухо: «Заключительное слово», – но у меня возникло такое чувство, будто мой мозг отказывается воспринимать происходящее.

– Мне надо уйти, – пробормотала я, поднимаясь и собирая свои вещи.

Таня попыталась остановить меня, схватив за пиджак, но я вырвалась.

– Мисс Дей? – В голосе судьи звучала растерянность, а не гнев. Пожалуй, ему еще не приходилось видеть барристера, который вскакивает и убегает со слушаний до их завершения.

– Неотложное дело, – пробормотала я, протиснулась мимо столов к двойным дверям и выскочила в коридор, звонко стуча каблуками по мраморным плитам пола.

Белый воротничок блузки буквально душил меня, а стены смыкались, нависая над головой и грозя раздавить. Я вырвалась сквозь вращающиеся двери на яркий свет улицы, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом. Мне нужен был кислород. Но останавливаться мне было некогда; я должна спешить к Мартину. Земля ушла у меня из-под ног, когда я заметила такси и побежала к нему.

– Куда едем, дорогуша? – обернулся ко мне водитель, улыбаясь во весь рот.

Я тупо уставилась на него, только сейчас сообразив, что не знаю, куда надо ехать. Мне отчаянно хотелось увидеть Мартина, оказаться рядом с ним. Но если он заключен под стражу, мне там делать нечего: ему нужен адвокат по уголовным делам, а если там объявлюсь я, то это будет выглядеть чертовски странно.

– Мейфэйр, – сказала я, назвав первое попавшееся место, которое пришло мне в голову.

Глава двадцать седьмая

Хотя офисы «Гасслер Партнершип» располагались на расстоянии вытянутой руки от «Клариджа», казалось, что их разделяют века. Фронтон высокого здания из стекла и бетона – так непохожий на городской особняк из красного кирпича, навевавший мысли о денди времен короля Георга, – был зеркальным от пола до потолка, а в лобби на невероятной высоте висела модернистская люстра. Подозреваю, что когда речь заходит о высокотехнологичных финансах, то в ход идут в первую очередь гламурные блеск и глянец. После того как такси остановилось у входа, я попыталась еще раз дозвониться Софи Коул; она была не настолько близка с Мартином, как ее супруг Алекс, но, по крайней мере, у меня имелся номер ее телефона. Когда мой звонок немедленно переадресовался на голосовую почту, я сунула деньги водителю и буквально вывалилась на тротуар.

– Ой! Ваш парик! – заржал шофер.

Обернувшись, я схватила серебристую копну из конского волоса. На ходу запихивая ее в портфель, я пробежала сквозь тугие вращающиеся двери и едва не упала. Самодовольный консьерж, оккупировавший стойку регистрации, смерил меня вопросительным взглядом.

Я посмотрела ему за спину, отметив, что «Гасслер Партнершип» была не единственной компанией в здании. Совершенно очевидно, мне придется как-то прорваться мимо него, прежде чем я смогу поговорить с секретаршей Мартина.

– Мне надо повидать Алекса Коула из «Гасслера», – сказала я, сообразив, к полному своему замешательству, что на мне до сих пор красуется наряд барристера.

Хотя в корпорации адвокатов я выглядела столпом тамошнего общества, консьерж уставился на меня с нескрываемым подозрением, словно я была забулдыгой или бродяжкой.

– Вам назначено?

– Если вы позвоните к нему в офис и узнаете, не примет ли он меня, я буду вам весьма признательна. Скажите, что его спрашивает Франсин Дей. Я – его официальный представитель, – сказала я, пытаясь вернуть себе достоинство и самообладание.

– Полагаю, он еще не вернулся с ленча, – без особого энтузиазма отозвался портье.

Я забарабанила пальцами по черной мраморной стойке, пока он набирал номер и разговаривал с кем-то. Похоже, он получал удовольствие, максимально затягивая разговор, прежде чем покачать головой и сообщить мне, что в офисе Алекса нет.

– Могу я поговорить с его личным секретарем? – спросила я, подаваясь вперед.

– А разве у вас нет ее прямого номера? – с некоторым вызовом осведомился он.

– Нет, у меня нет номера ее телефона, – ответила я срывающимся голосом. – Послушайте, дело очень срочное, и мне нужно немедленно поговорить с Алексом Коулом.

– Я могу оставить сообщение в приемной…

Нет, ждать так долго я не могла, учитывая, что Мартин находился в тюрьме.

– Соедините меня с кем-нибудь.

Я слышала свой голос со стороны: громкий, агрессивный и неубедительный. Консьерж встал, и, хотя он не произнес еще ни слова, я поняла, что сейчас он попросит меня удалиться.

Я оглянулась на лифт, услышала, как он звякнул, когда двери начали разъезжаться, и быстрым шагом направилась к нему.

Топот ног у меня за спиной чудесным образом придал мне сил.

Тут я поскользнулась на гладком полу и едва не упала, но чьи-то руки вовремя подхватили меня.

– Франсин?

Голос показался мне удивленным и даже слегка раздраженным.

Я не сразу узнала его обладательницу – Софи Коул.

– Что ты здесь делаешь?

Лицо ее смягчилось.

– Тот же самый вопрос я могу задать и тебе, – сказала она.

– Мартин… Я только что узнала новости о Мартине, – задыхаясь, ответила я. – Я должна знать, что происходит.

Консьерж стоял у меня за спиной, и я ощущала исходящую от него волну негодования, даже не глядя на него.

– У вас все в порядке, миссис Коул?

– Благодарю вас, Грехэм. Все отлично. Франсин со мной.

Она утопила кнопку лифта, не давая стальной двери закрыться.

– Давай поднимемся ко мне в офис, – коротко бросила она.

Тесное пространство кабины лифта сомкнулось вокруг нас, и я поняла, что должна сказать что-нибудь.

– Значит, ты уже слышала о Мартине?

– Разумеется, – отозвалась она, не глядя на меня.

– Прости меня, но я должна была приехать.

Софи покосилась на меня, а потом уставилась прямо перед собой.

– Для начала можешь снять свою мантию.

В другое время и в другой кабине лифта я срывала с себя блузку, когда Мартин прижал меня спиной к холодной металлической двери. Сейчас мне казалось, что это было очень давно, в какой-то другой жизни.

Я не стала спорить с Софи или возражать ей; так приятно сознавать, что кто-то другой взял на себя контроль за происходящим. Я даже была благодарна ей за решительность. Я молча повиновалась ей, словно она была старостой класса.

Скомкав свою черную мантию, я сунула ее под мышку и вышла вслед за ней из лифта. Она зашагала по коридору, куда выходили двери небольших комнат, в каждой из которых сидели люди, сгорбившись над экранами компьютеров.

Мне еще не доводилось бывать у Мартина на работе, я даже не задумывалась о том, как должен выглядеть офис хедж-фонда. Мои представления о нем ограничивались смутными образами краснолицых альфа-самцов, уставившихся на экраны с котировками «Блумберга» и вопящих в свои телефоны: «Покупаю!» или «Продаю!» А здесь царила обескураживающая тишина; меня лишь окидывали мимолетным взором, когда я проходила мимо. Мне вдруг стало интересно, а что вообще им известно о происходящем.

Я последовала за Софи в угловой кабинет, ощетинившийся атрибутами успеха. Большой компьютер «Макинтош» на пустом столе и дизайнерский диван, с которого открывался вид на улицы Мейфэйра внизу.

– Прости меня, – повторила я, когда она закрыла за нами дверь. – Я просто должна была узнать, что происходит, и я подумала, что Алекс был единственным человеком, с кем он мог поговорить…

– Фран, ты не должна вести себя таким образом, – перебила меня Софи. – За последние десять минут пресса звонила мне дважды, и оба раза мне пришлось сделать вид, будто я ничего не слышу из-за плохого качества связи. Я как раз спустилась в фойе, чтобы проверить, не притаились ли на улице фотографы, когда увидела тебя. Ты не можешь врываться сюда, словно Рампол из Олд-Бейли[23]. Это деловое предприятие, Фран. Здесь могли оказаться клиенты – мы принимаем их тут. И как бы мы выглядели с твоей фотографией на первых страницах газет? Подумай об этом.

Я знала, что она права, и воспользовалась случаем, чтобы сказать ей об этом.

– Я все понимаю. Но я получила сообщение о том, что Мартин арестован, и мне надо срочно поговорить с кем-нибудь.

Софи пристально взглянула на меня, и выражение ее лица смягчилось.

– Окажись на его месте Алекс, я вела бы себя точно так же. – Она взяла бутылку воды с этажерки в углу и наполнила два стакана. – Ну, и что тебе известно? – осведомилась она, протягивая мне высокий стакан.

– Ничего, – отозвалась я, чувствуя, как меня вновь охватывает паника. – Только то, что его арестовали.

– Полиция нагрянула к нему на квартиру перед самым обедом, – сказала Софи. – Слава богу, что он взял отпуск за свой счет, иначе они явились бы прямо сюда.

– Но у них же нет никаких улик…

– Полиция хочет изобразить, будто она делает хоть что-нибудь. Я не удивлюсь, если вскоре он подаст на них в суд.

– За необоснованный арест, – твердо сказала я, искренне желая верить в то, что когда-нибудь он действительно поступит таким образом.

– Но сейчас мы не хотим и далее усложнять и без того непростое положение дел.

Я молча смотрела на нее в ожидании дальнейших объяснений. Мне нравилась Софи Коул. Нравилась ее деловая хватка, хотя она напоминала мне о том, какой я сама была еще совсем недавно. И она уж точно не являлась типичной женой, с которыми я регулярно встречалась на рынке VIP-браков и разводов. Как правило, те дамы весьма привлекательны, но у каждой из них есть стальной стержень внутри, особая целеустремленность и упорство. Полагаю, они нуждались в этом. Тем не менее существовала еще одна небольшая группа, для которой физическая красота не была определяющей; умные и благовоспитанные жены, успешные женщины, альфа-самки в такой же степени, как и их мужья, и Софи Коул, несомненно, принадлежала именно к этой категории.

– Людям нужен плохой парень, Фран. Прессе – потому что это увеличивает тираж и продажи, полиции – потому что им надо делать свою работу и они хотят, чтобы она была сделана. Я не верю, будто Мартин причастен к исчезновению Донны, но, если людям нужен негодяй, не стоит вручать им оружие. Равно как и сообщать о том, что у него роман с его адвокатом. Если ты врываешься сюда в панике и отчаянии, то не стоит ожидать, что тебе не будут задавать вопросов, потому что это случится непременно.

Мне вдруг стало стыдно. Она была права, разумеется, – а ведь мне полагалось разбираться в подобных нюансах, думая и планируя на четыре шага вперед, предвидя, что скажет или сделает противная сторона. Но сегодня я была какой-то заторможенной, словно заклинивший механизм.

Я опустилась на лоснящийся кожаный диван, и Софи присоединилась ко мне.

– Они не смогут обвинить его, – произнесла она негромко и ободряюще. – У них на него ничего нет.

Закрыв глаза, я кивнула. Я была не просто любовницей, а еще и адвокатом. Это я должна была успокаивать Софи, утверждать, что Мартина отпустят без предъявления обвинений. И что его арест – лишь досадная помеха, пока мы не разыщем Донну. Но я хотела услышать, как кто-нибудь говорит мне, что все будет в порядке.

Я почувствовала, как Софи ободряюще положила мне руку на локоть, и вернулась в реальность.

– Алекс сейчас внизу со своим адвокатом. Он только что прислал мне текстовое сообщение. С Мартином все в порядке. Он сделан из крепкого материала. Если полиция рассчитывает запугать его, чтобы он сделал признание, то они не на того напали.

– Признание? – Я метнула на нее настороженный взгляд.

– Самооговор, – поправилась она, тщательно подбирая слова. – Алекс привезет его к нам домой, и мы поселим его у себя. На протяжении нескольких последних дней Мартина фотографировали, когда он входил и выходил из своего дома в Спиталфилдзе, и я боюсь, что он сломается, если оставить его одного. А мы будем ухаживать за ним, разумеется.

В том, чтобы укрыть Мартина от внимания длиннофокусных объективов и инсинуаций, несомненно, был смысл, но я внутренне ощетинилась оттого, что приходилось идти на такой шаг, когда он невиновен. Более того, я отдавала себе отчет в том, что между нами будет воздвигнут барьер. Чтобы защитить его – защитить нас, – мне придется держаться подальше от него.

– Это же не навсегда, – сказала Софи, – а лишь на некоторое время. И ты сама понимаешь, что так Мартину будет лучше.

«Лучше для бизнеса», – подумала я.

– И лучше для тебя, – добавила она, словно прочтя мои неблагодарные мысли.

– Я больше не стану приходить сюда, – пообещала я, не глядя на нее.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я быстро кивнула.

– Я просто испугалась. Спасибо тебе за то, что оказалась голосом разума.

Перед тем как открыть дверь, Софи приостановилась.

– Я знаю, что ты любишь его, но не позволяй мужчинам разрушить твою жизнь, – сказала она, и в голосе ее негромко звякнула сталь. – Ты встретила Мартина, потому что в твоем лице ему нужен был адвокат. А если Мартин остановил свой выбор на тебе, значит, ты – лучшая. И никакой мужчина не стоит того, чтобы ради него рисковать своей репутацией.

Я поняла, что она права, еще до того, как слова эти слетели с ее губ.

Глава двадцать восьмая

Я хотела остаться на упорядоченной и надежной орбите Софи, но, увы, подобная опция была мне недоступна. Как только в очередной раз позвонили журналисты, меня без лишних слов выставили за дверь, к тому же я видела, что мое присутствие лишь раздражает ее и заставляет нервничать.

Когда я вернулась в фойе, консьерж бросил на меня подозрительный взгляд, но мне было наплевать на него, и потому я молча протиснулась через вращающиеся двери на улицу.

Когда они вытолкнули меня на тротуар, я почувствовала себя голой и беззащитной. Прижимая локтем скомканную мантию, я беспомощно озиралась по сторонам, глубоко дыша и спрашивая себя, что же делать дальше, и надеясь, что свежий воздух проветрит мне мозги. Я знала, что должна вернуться в суд. Мой портфель наверняка лежал в кабинете судьи, если его не отнесли в помещение службы безопасности. На часах было почти четыре, к этому времени все адвокаты обычно уже расходились, и я решила, что если успею на Стрэнд до закрытия суда, то сумею забрать свои вещи, не попавшись на глаза никому из знакомых.

Но тут зазвонил мой мобильный телефон, руша мои планы.

– Что, черт возьми, с тобой происходит, Фран? – заорал мне в ухо Пол.

Я открыла рот, чтобы ответить, но было очевидно, что он еще не закончил свою тираду.

– За те тридцать лет, что я работаю клерком, мне еще никогда не приходилось так унижаться, как сегодня, и все по твоей чертовой милости, – дрожащим от сдерживаемых чувств голосом заявил он, словно я была недотепой, только что протаранившей его новенький автомобиль. – Таня Брайан поговаривает о том, чтобы подать на тебя в суд за профессиональную некомпетентность, не говоря уже о клиентке, которая донимала нас с Вивьен по телефону около часа, требуя, чтобы тебя распяли на Парламентском холме. Я хочу спросить: какого черта там произошло?

Он был зол, растерян, огорчен и озадачен, и я не могла винить его за это. Вплоть до сего момента я была его идеальной ученицей, не совершавшей ошибок, отличницей, уверенно идущей к шелковой мантии и профессиональной славе. Но теперь он в корне изменил свои взгляды, и я оказалась последней дрянью. Меня не только застали курящей позади велосипедной стоянки, но я еще и пустилась в свободное падение, с каждой секундой приближаясь к полной несостоятельности. Добрых пять секунд я хранила молчание.

– Кажется, у меня был нервный срыв, – сказала я наконец.

Слова эти сорвались с губ сами собой, я не придумала извинения заранее, и, хотя с медицинской точки зрения определение было не совсем верным, мне действительно казалось, будто я разваливаюсь на части.

Пол ненадолго умолк.

– Ладно, – проворчал он. – Ладно, – повторил он уже тверже, словно наконец-то услышал от меня нечто разумное. Последовала новая пауза, а потом он спросил: – Ты была у врача?

Мимо с ревом пронесся мотоцикл, и потому я нырнула в первый попавшийся дверной проем, чтобы нам никто не мешал.

– Еще нет, но собираюсь.

– Обязательно сходи. Причем сегодня же.

Я чувствовала себя девочкой-подростком, признавшейся родителям в беременности, и Пол играл роль потрясенного и разочарованного отца. Я услышала, как он глубоко вздохнул.

Мне было очень неловко задавать следующий вопрос. Я заранее знала, что он ответит, но мне нужно было услышать его слова, несмотря на надежду, что мое экстравагантное поведение вынудило судью отложить дело.

– Что случилось, Пол? С этим делом, я имею в виду. Чем закончились слушания Хан против Хана?

– Судья выдал временное разрешение на поездку.

– Гарантийные обязательства?

– Никаких. Очевидно, ты не сподобилась их потребовать, так что матери пришлось отдать паспорт ребенка.

– Мы можем подать апелляцию… – сказала я, прекрасно понимая, что теперь никто не подпустит меня к этому делу и на пушечный выстрел.

– Фран, забудь. Все кончено.

Глаза защипало от слез, и все чувства этого дня сплелись в тугой клубок паники и боли.

– Нет. Мы должны, ради ребенка. Если ты пришлешь кого-нибудь, чтобы забрать материалы, я постараюсь все уладить… Я позвоню Тане.

– Пожалуйста, не надо.

Не было необходимости говорить мне о том, что теперь я стала последним адвокатом на земле, которого она подпустит к любым своим делам, не говоря уже об этом конкретном провале.

Я слушала его вполуха, хотя наиболее яркие фразы его пророчеств отложились у меня в голове: «Нам придется очень постараться, чтобы избежать обвинения в профессиональной халатности. Вряд ли ее фирма впредь согласится инструктировать в суде сотрудника нашей конторы…»

Но, пожалуй, именно его голос, назойливо звучащий у меня в ушах, и подсказал мне, как можно все устроить наилучшим образом.

– Фран, ты меня слушаешь? – спросил он. – Ты где?

– На Бонд-стрит.

– Что ты там делаешь? Тебе надо вернуться домой.

– Знаю, – негромко ответила я.

– Хочешь, я заеду к тебе после работы?

В столь ужасный день его предложение показалось неожиданно трогательным. Я ощутила острый укол благодарности нашему старшему клерку, мощный прилив привязанности, подсказавший мне, что я не заслуживаю его поддержки и дружбы.

– Все в порядке, – ответила я. – Мне надо взять пару дней, чтобы отдохнуть и прийти в себя.

– Никто тебя не гонит в шею. Ты оставила кое-что в суде, но я договорился о том, что твои вещи привезут сюда. Твои дела, назначенные к рассмотрению, я перераспределю среди остальных. Вивьен займется процессом Джоя. Очевидно, в данный момент от нас не ждут каких-либо юридических действий, но, учитывая шум в прессе, борьба с огнем предстоит нешуточная.

Меня затошнило, едва я вспомнила о материалах дела Джоя. Вивьен придется ознакомиться со всеми деталями, и сейчас я пыталась вспомнить, что написала в примечаниях и заметках, нет ли там чего-нибудь подозрительного, пусть даже рисунка-каракуля, который выдал бы наши отношения.

– Пока не предпринимай ничего, – осторожно подбирая слова, сказала я. – Дай мне сначала увидеться с доктором. Полагаю, что у меня просто срыв. Быть может, лекарство поможет мне прийти в себя. У всех ведь и без того своих дел невпроворот, не так ли?

– Ты знаешь, что он арестован? – спросил Пол после паузы.

– Кто? – пожалуй, слишком быстро произнесла я.

– Мартин Джой.

– Откуда ты узнал об этом?

– Дэйв Гилберт написал мне по электронной почте. Разве он не связывался с тобой?

– У меня был выключен телефон, – солгала я.

– Если его обвинят, для связей с общественностью это станет катастрофой, – проворчал Пол.

– Знаю, – сказала я, стискивая телефон, и отключилась.

Полу совсем не обязательно было знать, что я не могла в тот момент поехать домой. Ведь мои шикарные простыни были перепачканы спермой Пита Кэрролла, и если бы я вернулась в квартиру и издала хоть один звук, то мой сосед мог вернуться, чтобы повторить вчерашнее.

Мимо меня спешили люди, энергия Лондона сейчас казалась мне дурманящей, как запах лосьона после бритья, но еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько одинокой.

После недолгих размышлений я отправила Клэр сообщение, спрашивая, не может ли она встретиться со мной прямо сейчас. До Мартина она всегда была первым моим прибежищем, моей надежной гаванью и лучшим слушателем, но теперь я чувствовала, что бесконечно далека от нее, и даже не ответила на ее послание два дня назад.

Я испытала невероятное облегчение, когда она отозвалась почти сразу же, и мы договорились встретиться у нее дома на Куинс-Парк.

По пути к Оксфорд-Серкус я купила пачку сигарет, а мантию и парик запихнула в пятицентовую бумажную сумку, которую приобрела там же, где и свою дозу никотина.

У входа в подземку громоздилась груда номеров «Ивнинг стэндард». Я уже протянула руку, чтобы взять и себе один экземпляр, но вовремя спохватилась, сообразив, что чтение еще одной истории о Донне Джой станет для меня пыткой.

Присоединившись к толпе жителей пригорода, стремящихся на станцию, я направилась к переходу на линию Бейкерлоо. Стоя на краю платформы, я услышала знакомый гул, когда электричество побежало по рельсам, после чего ощутила порыв теплого воздуха, возвещающий о скором прибытии поезда. Я смотрела, как приближаются его головные огни, лениво размышляя о том, с какой скоростью поезд въезжает на станцию подземки и успею ли я почувствовать удар электрического тока, прежде чем в меня врежется локомотив. Погибну ли я мгновенно? Или же поезд потащит меня вперед, отрезая руки и ноги и оставляя за собой кровавые полосы, которые потом придется отмывать рабочему подземки или пожарному? К тому времени, как все эти мысли промелькнули у меня в голове, поезд уже прибыл на станцию, встав передо мной сплошной стеной. Двери раздвинулись, и я пропустила мимо поток рабочих-зомби и дезориентированных туристов, а потом шагнула внутрь и, оцепенелая, опустилась на жесткое откидное сиденье.

Обычно я не езжу на метро, предпочитая анонимность автобуса, где все сидят друг к другу спиной и где можно без помехи наблюдать за тем, как за окнами проплывает Лондон. В автобусе на вас никто не обращает внимания. А в метро людям, похоже, даже нравится разглядывать друг друга в упор, это уже превратилось в своего рода спорт. К счастью, вагон был почти пуст, если не считать обнимающейся парочки да пожилого африканца, который с закрытыми глазами покачивался в такт движению. Увидев свое отражение в пыльном стекле – запавшие глаза, ввалившиеся щеки, – я отвела взгляд.

К тому времени, как я добралась до Северного Лондона, начало темнеть. Закурив сигарету, я медленно зашагала к дому Клэр, сомневаясь, стоит ли мне заходить в него.

Свернув на ее улицу, я каблуком вдавила окурок в тротуар. Похолодало, и я подняла воротник своего тонкого черного жакета, чтобы не мерзла шея. На мгновение я прониклась жалостью к себе, но потом вдруг подумала о Мартине, который находился в полицейском участке, взволнованный и испуганный, лежал на тощем матрасе и дышал спертым воздухом, насыщенным запахом пота. Как же мне хотелось оказаться рядом с ним, войти туда, размахивая своим новым портфелем, и потребовать от дежурного сержанта освободить моего клиента или же, в случае неудачи, запереть меня вместе с ним!

Клэр жила в уютном, симпатичном домике, стоящем в череде таких же особнячков на тихой улочке неподалеку от Солсбери-роуд. Постучав к ней в дверь, я окинула взглядом ее крохотный передний дворик. На подоконнике стоял ящик с цветами, который я почему-то не замечала раньше, и там из земли уже начали пробиваться анютины глазки и крокусы. На ступеньке выстроились в ряд пустые молочные бутылки, ожидая, когда их заберет молочник, и такая домашняя сценка на мгновение заставила меня забыть о хаосе моей собственной жизни.

Дверь отворилась, и порыв теплого воздуха из коридора буквально втянул меня внутрь.

Я не могла найти нужных слов, но Клэр вышла, шагнула ко мне и крепко обняла.

– Все пошло наперекосяк, – сказала я, уткнувшись носом ей в плечо.

– Ну давай, заходи внутрь, и мы начнем с большой кружки чая.

Я последовала за ней на кухню, место воскресных обедов. Свет был приглушен, а зажженные свечи наполняли воздух ароматами инжира и цветов. Не знаю, было ли это задумано специально для меня, но паника начала понемногу отступать.

– С чего мне начать? – спросила я, когда Клэр включила чайник.

– В общем, я читаю газеты. И додумываю то, о чем ты мне не рассказала.

Она имела полное право сердиться на меня; предполагалось, что Клэр – моя лучшая подруга, а я намеренно утаила от нее подробности своего романа. Да, это можно назвать недомолвкой, а можно и предвзятой ложью. Но в ее голосе не прозвучало ни разочарования, ни неодобрения.

– Итак, полагаю, Мартин – твой клиент, – сказала она, не дожидаясь ответа. – А Донна Джой, о которой кричат газеты, – его жена, правильно?

– Клэр, именно поэтому я ничего тебе не сказала ни в картинной галерее, ни на вечеринке. Мне было неудобно. Кроме того, я не должна встречаться со своими клиентами.

Клэр помолчала, на лице ее отразилась растерянность.

– «Ивнинг стэндард» сообщает, что кого-то арестовали.

– Ты хочешь спросить, не о Мартине ли идет речь?

– Я не желаю выглядеть назойливой… – сказала она.

Я кивнула и закрыла глаза.

– Все так запуталось, Клэр, – прошептала я. – Тот факт, что его арестовали, означает, что полиция по меньшей мере подозревает его в сокрытии каких-либо фактов. Я чувствую себя совершенно беспомощной, а голова у меня идет кру´гом…

Обессиленная, я опустилась на табуретку, стоявшую возле кухонного стола, и обхватила голову руками. Закипел чайник, и Клэр заварила чай. Она поставила чашку передо мной и села напротив, а я с благодарностью обхватила пальцами горячую посуду.

– Не спеши и расскажи мне все.

Ну, я и рассказала ей все. О том, как встретила Мартина, о том, как развивались наши отношения после того, как я случайно столкнулась с ним в «Селфриджесе», – словно подожгла запал у шутихи. Я рассказала ей о том, что он сделал меня счастливой, о том, какой униженной и раздавленной я почувствовала себя, когда Фил сказал мне, что, по его мнению, Донна по-прежнему спит со своим супругом. Сделав глубокий вдох, я поведала ей о том, как следила за Донной и увидела, что она встретилась с Мартином в ресторане. Мне необходимо было рассказать кому-нибудь об этом.

– Ты следила за Мартином и Донной, – медленно протянула Клэр. – Это было в ту ночь, когда ее в последний раз видели живой?

Я понимала, как это выглядит, видела заботу и тревогу у нее на лице, но хотела, чтобы она знала, какие чувства я испытываю.

– Клэр, я должна была знать, – сказала я, едва не плача. – Я должна была знать, могу ли доверять ему.

Она выразительно подняла брови, словно говоря: «Ну вот, ты узнала, и дальше что?»

– Что было потом? – спросила она. – После ресторана? Я читала в газетах, будто Донна Джой исчезла. Мартин рассказывал тебе о том, что случилось в ту ночь?

Я кивнула, страшась ее следующего вопроса.

– Они вместе отправились к ней домой, – ответила я.

– И он признался в этом?

– Я пошла за ними. На моем месте ты бы поступила точно так же, – заявила я, с вызовом глядя на Клэр и предлагая ей опровергнуть мои слова, но она на них попросту не отреагировала.

– А потом?

– Не знаю, – прошептала я, обнимая себя руками. – Когда я снова пришла в себя, то оказалась дома. Думаю, я вырубилась. Я не помню, как добралась к себе. Пит сказал, что я приехала на такси.

– Пит? Кто такой Пит?

– Мой сосед снизу, – быстро ответила я, не желая не только обсуждать его, но даже думать о нем. Вместо этого я протянула руку через стол и стиснула ее ладонь. – Клэр, прошу тебя, я должна выяснить, что случилось в ту ночь, когда я видела Мартина и Донну. Если я смогу вспомнить что-нибудь, что угодно, это может помочь Мартину. Есть вероятность, что здесь у меня заперты сведения, которые помогут найти Донну, – сказала я, постукивая себя пальцем по виску. – А вдруг я видела, как она уходила? Я имею в виду, что она – непредсказуемая эгоистка. Кто знает, быть может, я видела, как кто-то еще вошел внутрь или заехал за ней. Номерной знак или… не знаю. – Слова горохом сыпались с моих губ, и Клэр окинула меня скептическим взглядом.

– Ты пила? – Вот теперь в ее голосе явственно прозвучало неодобрение.

– Я была расстроена.

– Франсин, тебе нельзя пить, когда ты принимаешь лекарства, не говоря уже об общем состоянии.

Я выставила перед собой ладони, чтобы унять ее.

– Знаю, знаю. – Мы столько раз говорили об этом за прошедшие годы, что выслушивать ее доводы вновь у меня не было ни малейшего желания.

– Сколько? – спросила она. – Сколько ты выпила?

– Много. Послушай, Клэр, ты должна помочь мне заполнить пробелы в памяти, – взмолилась я. – Мы нужны Мартину.

– Я не могу, – отказалась она.

– Потому что не веришь в то, что он невиновен? – спросила я в изумлении.

– Я не могу, – еще тверже повторила она.

– Что значит «не могу»? – нахмурилась я. – Должен же быть какой-то способ.

Клэр с грустью покачала головой.

– Воспоминания, утонувшие в алкогольном забытье, нельзя вытащить наружу.

– Что? Почему? – воскликнула я, и мне очень не понравились панические нотки в собственном голосе.

Это было совсем не то, на что я рассчитывала. Я нуждалась в ней, чтобы исследовать свою память. Она должна была помочь выудить информацию, полезную для Мартина.

– Потому что такие воспоминания никогда не запечатлеваются надолго. В теории алкоголь, насыщая кровь, отключает гиппокамп, тот участок мозга, который и отвечает за долговременную память. Так что эти воспоминания не потеряны, Фран, они просто не успели сформироваться.

Я почувствовала, как вокруг меня начинает вращаться водоворот тьмы, словно листья, подхваченные порывом ветра.

– Нет, я должна помочь ему.

Клэр накрыла мою руку ладонью. На мгновение мне даже показалось, будто она намерена остановить меня.

– Послушай, я понимаю, что тебе хочется верить, будто Донна объявится с минуты на минуту, а Мартин не имеет никакого отношения к ее исчезновению. Быть может, так оно и есть. Но при этом ты должна быть готова и к другому исходу. Если уж полиция арестовала его, значит, у них имеются насчет него серьезные подозрения. Статистика показывает, что в случае убийства второй супруг является наиболее вероятным подозреваемым.

– Убийства? – коротко бросила я, перебивая ее. – Она не умерла, Клэр. Она пропала – уехала в отпуск. В Гонконг, на спа-курорт, не знаю, куда еще. Она где-то обретается, живая и здоровая.

Клэр отпрянула, и я поняла, что моя реакция оказалась слишком резкой. Я постаралась придать своему голосу больше мягкости, когда заговорила вновь.

– Послушай, я доверяю Мартину, – сказала я. – Мне известна статистика, и я догадываюсь, о чем думают все остальные. Мне самой приходили в голову эти же мысли. Но ты не знаешь его так, как знаю я. Ты должна поверить мне. Пожалуйста.

– Ш-ш… – прошептала она. – Мы что-нибудь придумаем.

Я взглянула на нее и кивнула. Именно эти слова произнесла Клэр, когда мне было девятнадцать и она обнаружила меня в ванне, а вокруг моих запястий вились темные ленты. Она обнимала меня до приезда «скорой» и оставалась со мной в больнице, а потом добилась необходимой психиатрической помощи и поддержки в университете. Клэр видела меня в самые тяжелые минуты, видела мою душевную наготу и, тем не менее, умудрялась все исправлять.

– Ты не хочешь остаться у меня сегодня ночью?

Я уже открыла рот, чтобы рассказать ей о Пите Кэрролле, но поняла, что не смогу этого сделать. Я даже не была уверена, что все это случилось со мной в действительности.

– Если это не доставит тебе слишком больших хлопот.

– Я буду очень рада, если ты останешься. В последнее время я редко вижу Доминика. Теперь весь его мир вращается вокруг ресторана. Еще немного, и я начну звонить в службу времени, чтобы не свихнуться от одиночества.

– Ты могла бы позвонить мне.

– Как и ты, если на то пошло. Я всегда готова тебя выслушать и прийти на помощь. Была и буду. Тебе достаточно лишь прислать мне сигнал «летучая мышь».

Мы обе улыбнулись своим воспоминаниям. «Летучая мышь» – это был наш тайный кодовый сигнал, следствие пакта, который мы заключили в самом начале моей эпопеи с биполярным расстройством. Я словно бы обязалась звонить Клэр и сообщать ей, что пошла вразнос и что мне срочно требуется помощь.

– Мне очень жаль, что за последние несколько недель мы так редко виделись, – сказала я, уже готовая заявить, что никогда не хотела быть женщиной, которая исчезает из виду, как только обзаведется любовником, но, учитывая обстоятельства, подобное признание выглядело бы неуместно.

– Перестань. Сейчас я позвоню Доминику и попрошу его прислать нам что-нибудь поесть из ресторана.

Я лишь кивнула в ответ, потому что не могла выразить свою благодарность словами. Мне хотелось лишь одного – свернуться клубком, закрыть глаза и забыть обо всем.

Обо всем на свете.

Глава двадцать девятая

Открыв глаза, я ощутила спокойствие. Уютно устроившись под теплыми, пахнущими свежестью простынями, я, по крайней мере в этот момент, чувствовала себя в полной безопасности. Но потом знакомый ужас прорвался на поверхность, грозя перерасти в панику.

«Все в порядке, Клэр уже знает обо всем, – сказала я себе, стараясь разогнать бабочек в животе, – и она поможет мне».

Это подействовало, тревога уменьшилась, но не слишком. Насколько я знала, Мартин по-прежнему оставался под стражей и потому вполне мог в любой момент раскрыть все интимные подробности наших отношений, что автоматически делало меня соучастницей и означало окончательный крах моей карьеры. Хотя меня и так не ждало блестящее будущее, напомнила я себе, особенно после моих чудачеств в суде. Мне повезет, если мне поручат хотя бы составлять завещания.

Я заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть. Как бы мне ни хотелось и дальше валяться под теплым одеялом, я выпростала из-под него ноги и спустилась вниз. И Клэр, и Доминик уже ушли, и тут не было ничего удивительного, если учесть, что часы на кухне показывали почти полдень. Для меня это стало неприятным сюрпризом, и я даже спросила себя, уж не подмешала ли Клэр вечером мне чего-нибудь в питье, какое-нибудь сонное зелье из своего черного докторского чемоданчика, но тут же сообразила, что я не опаздываю на работу, поскольку работы у меня больше нет. По крайней мере, до тех пор, пока я не приведу себя в порядок.

На кухонном столе Клэр оставила запасной комплект ключей и записку, в которой сообщила, что они сочли за благо не будить меня. Не знаю, почему они так решили. Правда, я сама обмолвилась, что взяла пару дней за свой счет, но ведь это не означало, что мне совсем нечем заняться.

Моим первым и главным приоритетом была помощь Мартину, но еще я должна была связаться с Таней Брайан и Холли Хан. Меня жег стыд оттого, что я сбежала из суда и бросила свою клиентку на произвол судьбы, и я прекрасно понимала, что за это мне придется расплатиться сполна. И от этих проблем под одеялом не спрячешься.

Моя сумка по-прежнему лежала на диване, там, где я оставила ее вчера вечером.

Мигающий голубой огонек подсказал, что я получила новое сообщение. У меня екнуло сердце, ведь я надеялась, что оно пришло от Мартина. Увы, его прислала Софи Коул, которая спрашивала, не хочу ли я встретиться с ней за ленчем.

Немного поразмыслив, я ответила согласием. Не было смысла бесцельно бродить по дому Клэр. Кроме того, я рассчитывала выудить у Софи дополнительные сведения о Мартине.

Не выпуская из рук мобильный телефон, я стиснула зубы и позвонила Тане в офис. Боги смилостивились надо мной, потому что секретарь сказала, что сейчас она в суде, и спросила, не хочу ли я оставить для нее сообщение. Я неприятно удивилась тому облегчению, которое испытала, избежав этой конфронтации; давая отбой, я чувствовала, как дрожат у меня руки. В сумочке оставался один-единственный блистер лития, и, принимая утреннюю дозу, я постаралась отогнать мысли о том, что этих таблеток хватит лишь на пару дней. Собственно, я не столько страшилась гнева Тани, сколько признания собственной несостоятельности и вполне реальных последствий того, что я подвела людей, доверившихся мне. И потому я вовсе не горела желанием услышать обвинения в том, что окончательно разрушила жизнь Холли, не говоря уже о собственной, пусть даже внутренний голос настойчиво нашептывал мне об этом.

Если не считать этого внутреннего гомона, то в доме царила странная и непривычная тишина. В эркерное окно струился солнечный свет, и мне вдруг захотелось ощутить прикосновение теплых лучей к своему лицу. Отворив заднюю дверь, я вышла в садик Клэр – крошечный квадрат травы и мелкого гравия; передо мной оказался настоящий солярий, пусть и маленький.

Я опустилась на один из стульев из бистро, зажмурилась и запрокинула голову к небу, на какой-то благословенный миг ощутив себя свободной; меня словно бы ждал очередной день отпуска во время августовской поездки в Италию, которую я очень любила. Я представила себе, что шум ветра в кронах деревьев – это шепот прибоя, накатывающегося на берег, а далекий гул уличного движения – рокот мопедов, развозящих пиццу отдыхающим.

Но самообман не продлился долго. В следующий миг я вновь очутилась в Лондоне, сидела скорчившись на ржавом стуле и всячески избегала длинного списка предстоящих мне дел.

Вернувшись наверх, я приняла душ. Нет, я, конечно, слышала о том, что путешествовать можно налегке, но не удержалась от презрительного фырканья, когда разложила на кровати свои скудные пожитки: бумажный пакет с ручками, в котором лежали парик и мантия, а также вчерашний наряд – черная юбка, жакет и белая блузка с воротником-стойкой, которые я надевала в суд. Я влезла в юбку, застегнула лифчик и взяла из стопки чистого белья серую футболку, надеясь, что Клэр не станет возражать.

Присев на край кровати, я принялась вытирать влажные волосы полотенцем, одновременно просматривая Интернет по тэгу «Арест Мартина Джоя». Но тут сердито запищал телефон, давая знать, что почти разрядился. Обычно подобный звук вызывал у меня лишь раздраженный вздох, но сегодня я ощутила нечто очень похожее на страх: мысль о том, что я лишусь известий о Мартине, заставила меня вскочить и броситься в кабинет Клэр. Если у кого-нибудь и найдется зарядное устройство, так только у Клэр, учитывая ее педантичную организованность.

Я принялась рыться в коробке с надписью «Зарядки», перебирая негодные кабели и полностью игнорируя тот факт, что мне вообще-то не полагается находиться здесь без приглашения и рыться в вещах своей подруги, словно на распродаже подержанных тряпок на базаре. Меня прошиб пот, руки дрожали, но я должна была отыскать нужный шнур. Просто обязана. Казалось, от этого зависело все мое дальнейшее существование. Наконец, издав торжествующий вопль, я нашла то, что мне было нужно, и воткнула устройство в телефон, с облегчением опускаясь в офисное кресло Клэр.

Устоять перед искушением и не продолжить поиски во всемирной паутине с компьютера Клэр оказалось невозможно. Я прикоснулась к клавиатуре, и машина, негромко загудев, ожила. Экранная заставка с изображением Клэр и Доминика, держащихся за руки и улыбающихся на фоне какого-то пляжа, – живое воплощение семейного счастья – не улучшила мне настроения, но я тут же забыла о ней, когда зашла на домашнюю страницу одного из ведущих таблоидов.

Накануне вечером одна из самых известных мировых знаменитостей, звезда американского реалити-шоу, вышла замуж за снискавшего скандальную славу рэпера, замешанного в грязной истории с избиением своей фанатки. Социальные медиа, равно как и постыдное количество мировых – якобы серьезных – новостных агентств, буквально исходили слюной и ненавистью.

В любое другое время я выразительно закатила бы глаза при виде новостей о столь необъяснимой популярности, но сейчас я была только рада ненасытному интересу публики к избалованным вниманием гламурным особам, поскольку они вытеснили с передних полос газет историю Донны Джой.

Пролистав страницу вниз, я увидела заголовок: «Мужчина задержан в связи с исчезновением Донны Джой».

Я щелкнула по нему и быстро пробежала статью глазами, с растущим облегчением отметив, что автор всячески избегал называть имя Мартина или указывать на какие-либо признаки, которые могли бы идентифицировать «мужчину». В последнее время репортажи в прессе стали куда сдержаннее, особенно в тех случаях, когда люди были уже арестованы, но еще не осуждены, но я подозревала, что это стало следствием вмешательства в процесс Роберта Келли, адвоката по средствам массовой информации, которого я рекомендовала. Боб Келли был большим мастером в том, что касалось замалчивания историй до полной невнятности. Я взяла свой стоящий на зарядке телефон, собираясь позвонить к нему в контору, чтобы узнать последние новости, но потом решила обратиться на самый верх и потревожить адвоката Мартина по уголовным делам. Однако скажет ли он мне что-нибудь? Любой адвокат, который недаром ест свой хлеб, сейчас наверняка сидел бы в камере для допросов полицейского участка рядом с Мартином, и я не желала мешать ему, невзирая даже на то, что мне отчаянно хотелось знать, что происходит.

Пока я раздумывала над тем, что же делать, телефон вдруг завибрировал у меня в руке. Я переключилась на «Сообщения» и увидела, что послание пришло от Мартина. Сердце гулко застучало у меня в груди, когда я кликнула по нему.

«Меня отпустили. Встретимся позже. Гостиница?»

Не знаю, какая часть этого краткого сообщения повергла меня в больший восторг: то, что его освободили из-под стражи, или то, что он хотел встретиться со мной в отеле. Я прижала ладонь к щеке: лицо горело, а на шее пульсировала жилка. Я чувствовала себя как в бреду, не находя места от тревоги и смятения. Мне не сиделось, и потому я вскочила и принялась расхаживать по тесной комнатке, сжимая и разжимая кулаки, стараясь избавиться от покалывания в мышцах. Он оказался на свободе – и хотел увидеться со мной.

Вернувшись в спальню, я схватила свою сумочку, после чего со всех ног бросилась обратно к письменному столу Клэр. Закрыв новостной сайт, я переключилась на движок бронирования гостиничных номеров, быстро набрав в строке поиска «отель в центре Лондона». Рука моя метнулась к мышке, когда мне предложили указать количество гостей. Прокрутив выпавший список, я остановилась на цифре «один». Я знала, что должна планировать свои действия на несколько шагов вперед и заметать следы. Софи была права. Мои отношения с Мартином никого не касаются, но если о них узнает кто-либо посторонний, то Мартину это ничем не поможет.

Должна признаться, что мне всегда нравилась противоправная и тайная природа отношений с Мартином, и сейчас меня охватило возбуждение, когда поисковая машина выбросила список из сотен лондонских гостиниц. На мгновение я представила нас в одном из самых дорогих и эксклюзивных отелей: накрахмаленные белые простыни, горничная, приносящая нам клубнику и шампанское… Я наберу ванну для Мартина, а потом мы заберемся в нее вместе. Он будет сидеть у меня между бедер, а я буду намыливать ему грудь, смывая с него грязь и вонь полицейского участка, и разглаживать морщинки у него на лбу своими поцелуями.

Но это была лишь несбыточная мечта, а пока от меня требовалось проявить изобретательность. «Савой» и «Ритц» были чересчур роскошными и броскими, слишком лояльными к властям и репортерам, пусть даже желтая пресса утратила интерес к Мартину. И потому я выбрала недорогой сетевой отель в Западном Лондоне, достаточно второсортный, чтобы сохранить анонимность, но при этом достаточно большой, чтобы в фойе никто не обратил внимания на гостей, приходящих в номера и уходящих оттуда. Я отправила адрес и все прочие детали Мартину в текстовом сообщении, уже испытывая легкое головокружение от предстоящей встречи с ним.

Отель находился совсем недалеко от Куинс-Парк, если ехать на метро, но вот у стойки регистрации собралась целая толпа. Я встала в конец самой длинной очереди, чтобы затеряться в водовороте лиц. Посыльный предложил помочь донести багаж, но я в ответ лишь улыбнулась и покачала головой. Не хотелось, чтобы кто-нибудь запомнил меня. Кроме того, багажа у меня с собой попросту не было.

Комната в самом конце коридора на восьмом этаже оказалась маленькой и темной. Она предназначалась для бизнесменов и туристов, но никак не для влюбленных. «Разве что они похожи на нас», – подумала я, рассеянно оглядывая низкую кровать и стены и спрашивая себя, насколько они тонкие. Закрыв дверь, я заглянула в глазок, словно рассчитывала увидеть его в коридоре. Чувствуя себя ужасно глупо, я включила телевизор и попыталась отвлечься просмотром мыльной оперы, но сосредоточиться никак не удавалось.

Тогда я переключилась на канал классической музыки, сбросила туфли и встала у окна, любуясь видами Лондона, телеграфными столбами и узкими домами ленточной застройки из шероховатого красного кирпича, то и дело поглядывая на часы, пытаясь предугадать передвижения Мартина и понять, когда он появится здесь.

А потом раздался стук в дверь. Подходя к ней, я перестала дышать; меня охватила паника, а с ней тревога и чувство вины. Слишком долго я была не только законопослушной гражданкой, но и служащей закона. Меня не в чем было упрекнуть, я представляла собой образец добродетели, заслуживающий полного доверия. И вот сейчас я готова встретиться с подозреваемым в деле о пропаже человека, клиентом, с которым мне прямо запрещено вступать в личные отношения. Это было… неправильно. Но речь шла о Мартине. И потому обычные правила здесь были неприменимы.

Открыв дверь, я ахнула, когда увидела его. Он выглядел измученным, глаза у него ввалились, на подбородке пробивалась темная щетина, а плечи безвольно поникли.

– Привет, – сказал он, и я обвила его руками за шею и прильнула к нему всем телом, ощущая его реальность и вдыхая его запах.

А потом я втащила его в комнату и закрыла дверь, дважды повернув ключ в замке. Теперь он принадлежал только мне, и я не желала, чтобы кто-нибудь помешал нам.

– Ты как? – прошептала я, понимая, что задаю дурацкий вопрос.

Мартин криво улыбнулся.

– Намного лучше.

Только теперь я разглядела темные круги у него под глазами, отчего зрачки его стали еще зеленее – единственные брызги цвета на бледном лице.

– Долго они держали тебя взаперти?

Так, вот это – уже более уместный вопрос. Достойный такого представителя закона, как я.

– Двадцать четыре часа, – ответил он и отстранился.

– Что ж, хорошо, – сказала я и тут же подметила удивление у него на лице. – Я имею в виду: хорошо, что они не стали задерживать тебя дольше. По подозрению в совершении тяжкого преступления тебя имеют право задержать ровно на сутки. А это предполагает, что отныне ты представляешь для них лишь второстепенный интерес.

Он высвободился из моих объятий и сел на кровать.

– Адвокат сказал, что у них пока нет достаточных доказательств и что меня, скорее всего, арестуют снова… – Мартин умолк, словно боялся закончить предложение. – Когда обнаружат тело, – все-таки выговорил он.

Он поднял глаза к потолку, и я увидела, как на шее у него вверх-вниз заходил кадык. Я присела рядом с ним.

– Это всего лишь домыслы. Поскольку мы с тобой оба знаем, что никакого трупа не найдут, тебе не о чем беспокоиться, не так ли? – Я ободряюще улыбнулась ему. – Разве что нас с тобой застукают в обшарпанном номере какой-нибудь сомнительной гостиницы.

– Да, эта проблема выглядит куда серьезнее, – отозвался Мартин и взял меня за руку.

Я подняла на него глаза.

– Если память мне не изменяет, ты говорил, что мы не должны встречаться.

Я постаралась вложить в свой голос тревогу и озабоченность сугубо практического свойства. Быть может, мы поступаем не слишком разумно и потому нам лучше взяться за ум и отправиться по домам? Но дело было совсем не в этом. Я хотела, чтобы он признался в том, что, лежа в тесной камере, думал только обо мне и что только эта мысль помогла ему выдержать столь нелегкое испытание. Я просто хотела знать, насколько сильно он меня любит.

– Сейчас ты единственный человек, с кем я могу говорить без утайки.

Я с трудом скрыла разочарование. Что ж, по крайней мере, он хотел видеть именно меня; сойдет для начала.

– Что сказал твой адвокат?

Еще один вопрос практического свойства. Я чувствовала некоторую ответственность за него. Мэттью Кларксон должен быть очень хорошим адвокатом, лучшим в своей области. И хотя я вполне доверяла мнению Тома Брискоу в этом вопросе, ответственность никуда не делась.

– Не могу сказать, что разбираюсь в подобных вещах. Но спину он мне прикрыл. Тяжелый тип, кстати говоря. Но по-хорошему. Думаю, что это был правильный выбор.

– Что ж, я рада, – ответила я.

Сунув руку в карман, он достал дешевенький телефон.

– В участок приезжал Алекс и передал мне его: одноразовая штука. В будущем станем общаться только по этому номеру. Тебе тоже нужно купить такой же.

– Я начинаю чувствовать себя шпионкой.

Он негромко фыркнул.

– Могу тебе сказать, что давеча ночью я вовсе не чувствовал себя Джеймсом Бондом.

Он снял пиджак и принялся потирать шею.

– Давай я, – сказала я, залезая на кровать позади него и кладя руки ему на плечи. – Софи говорила, что ты остановишься у них.

Он кивнул.

– Она на полную включила режим ограничения ущерба. Решила, что мне лучше пожить у них. Правда, я не уверен, что это надолго собьет газетчиков со следа. Прятаться в доме своего делового партнера – не слишком-то глубокая конспирация, но всяко лучше, чем возвращаться в собственную квартиру.

Он подался вперед, обхватив голову руками.

– До сих пор не могу поверить, что это происходит со мной.

– Самое главное сейчас – найти Донну. Как только она объявится, тебе больше не о чем будет беспокоиться.

– А если найдут ее труп?

– Если, – с нажимом проговорила я. – А если это действительно случится, тогда у них появятся улики. ДНК, отпечатки пальцев, волокна, прочие вещи, которые помогут полиции установить личность того, кто расправился с ней, – и которые докажут, что ты не имеешь к случившемуся никакого отношения. Прямо сейчас они гоняются за призраками, а призраки не оставляют следов, и потому они взялись за тебя. – Я встала и подошла к чайнику. – Хочешь чаю?

Мартин наконец-то улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он, подходя ко мне. – Так я и знал, что смогу положиться на тебя. Ты всегда остаешься собранной и целеустремленной.

«Если бы ты только знал», – подумала я, опуская в чашки чайные пакетики.

– Учитывая полное отсутствие улик и тела, полиция не объяснила, почему взяла тебя под арест?

Плечи у него поникли, и он отвел взгляд.

– Они все время твердят, что по-прежнему расследуют дело о пропаже. Но я уверен, что они считают ее мертвой.

– Почему?

– Ее больше нет, Фран, – сказал он, и долго сдерживаемое раздражение прорвалось наружу. – Она исчезла, и с тех пор прошла уже неделя. Я – последний, кто видел ее живой. По справедливости, я должен ненавидеть ее. Мы разводимся, она требует половину моих денег, а для многих это по-настоящему большие деньги. На месте полиции я бы тоже арестовал себя. Потому что им больше не в кого ткнуть пальцем.

– Все, что ты сказал, свидетельствует об одном: у них ничего нет.

– У них есть больше, чем достаточно, Фран! – ответил он, давая волю своему гневу. – Я признался в том, что заходил к ней в квартиру, и никто не может подтвердить, в котором часу я ушел оттуда. Ни водитель такси, ни камера наблюдения – и даже если бы она там была, что это доказывает? Сколько времени нужно, чтобы убить кого-нибудь?

Он не мигая уставился на меня так, словно ждал ответа.

Я поняла, что должна рассказать ему все. Я хранила свой рассказ, словно чертика в коробочке, но сейчас настало время взять себя в руки и помочь Мартину, а это означало, что я более не могу носить его в себе, как бы неловко мне ни было признаваться в содеянном.

– Полагаю, что у Донны был роман, – сказала я наконец.

Глаза его удивленно расширились.

– Что? – резко бросил он.

Закипел чайник, я выключила его, а потом занялась приготовлением чая, воспользовавшись предлогом, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Я наняла частного сыщика, парня по имени Фил Робертсон, – сказала я и добавила: – В таком деле все средства хороши, помнишь? – Протянув ему чашку, я с вызовом посмотрела на него. – Фил проследил за Донной и убедился в том, что у нее роман. В конце концов он решил, что роман у нее с тобой.

– Почему со мной? – спросил Мартин.

– У него для этого имелись кое-какие основания. Он сфотографировал тебя и Донну вместе и выяснил, что два или три раза она не ночевала дома. Самый вероятный вывод, который отсюда следует, – она оставалась у тебя.

– Донна никогда не оставалась у меня на ночь.

Я пристально всматривалась в его лицо.

– Ну, если ее не было у тебя, значит, она находилась где-то еще, – медленно проговорила я. – С кем-то другим. – Я присела рядом с ним. – Как мне представляется, есть три возможных варианта развития событий. Или Донна уехала с этим таинственным мужчиной и заперлась в какой-нибудь хижине, пребывая в блаженном неведении относительно той шумихи, которую породила. Или, чего тоже нельзя исключать, она прекрасно знает о том, что происходит, читая новости онлайн, но попросту не спешит возвращаться домой.

– Зачем ей это, скажи на милость?

– В пику тебе, например, или из врожденного эгоизма. Она пытается заполучить половину твоих денег, ты не забыл? И для этого ей совершенно не нужно, чтобы кто-либо узнал, что она вступила в новые отношения.

Мартин обдумал мои слова, и я увидела, как в глазах его вспыхнул лучик пока еще слабой надежды.

– И каков же последний вариант?

Над этой теорией я сама ломала голову, рассматривая ее и так, и эдак.

– Быть может, этот таинственный любовник обнаружил, что ты встречаешься с Донной и что ваша физическая связь еще не оборвана окончательно, – осторожно подбирая слова, сказала я. – Быть может, он воспылал ревностью.

– И он убил ее?

Я медленно кивнула, ожидая, пока он сообразит, что для него это очень плохие новости. Ему не потребовалось много времени, чтобы уразуметь очевидное.

– Но я все равно останусь основным подозреваемым, – сказал он, закрывая глаза. – Они найдут тело, а мотив для убийства есть только у меня.

– И возможность.

Он ненадолго задумался, а потом перестал потягивать чай мелкими глотками.

– Есть идеи, кто это может быть?

– Я думала, ты подозреваешь кого-нибудь.

– Нет, конечно, – сказал он и нахмурился.

– Фил пытается это выяснить. Ты ездил в Париж с Донной?

– В Париж?

– Или в Бельгию. Или куда угодно, куда можно доехать на «Евростаре».

– Нет. В Европу я всегда летаю самолетом, – с некоторым раздражением ответил он. – Кроме того, с прошлого лета я вообще никуда не ездил с Донной. И когда это предположительно произошло?

– Точные данные указаны в папке, которая осталась у меня на работе. Но Фил видел, как она проходила через международный терминал на вокзале Сент-Панкрас. Он не заказал билет заранее и потому не смог попасть на поезд.

– Она была одна?

– Да, но она могла встретиться там с кем-то.

– Где? В Париже? В поезде? Почему не встретиться на вокзале, в таком случае?

– Потому что она не хотела, чтобы ее видели.

– Значит, Фил, твой частный сыщик… он занимается этим?

Я кивнула.

– Он работает один?

– Он всегда работает один. Так лучше, особенно когда приходится иметь дело с проблемами конфиденциальности.

– Ну, о конфиденциальности теперь можно забыть, – сказал Мартин. Встав с кровати, он принялся расхаживать по комнате, словно большая кошка. – Свяжись с ним и скажи, пусть соберет целую команду – не имеет значения, сколько это будет стоить. Если полиция убеждена в том, что я виновен, они не станут больше никого искать. Нам придется сделать это самим.

– Я должна сказать тебе кое-что еще.

Тон, каким это было произнесено, заставил его остановиться.

– Я видела, как ты вошел в дом к Донне в ту ночь. – Я умолкла. Мне было очень страшно признаваться ему в этом. – Когда Фил рассказал мне о том, что ты продолжаешь встречаться с Донной, я почувствовала себя уязвленной. Мне захотелось выяснить, правда ли это, и потому я проследила за ней до ресторана, в котором вы встретились. А потом я видела, как вы вместе вернулись к ней домой.

Если он и счел подобное поведение странным, то ничем не выказал этого.

– И ты видела, как я уходил? – спросил он.

– Я не помню. Я была пьяна.

– Ты не помнишь? – неожиданно вспылил он. – Как тебя прикажешь понимать, черт возьми?

– Я была пьяна. Я ждала в пабе через дорогу. Потом каким-то образом вернулась домой. Проснувшись на следующее утро, я ничего не помнила.

Он опустился передо мной на колени и взял меня за плечи.

– Фран, ты должна постараться вспомнить хоть что-нибудь, – взмолился он. – Ты должна.

– Я бы вспомнила, если бы могла, – ответила я срывающимся от отчаяния голосом.

– Значит, тебе надо стараться сильнее, – заявил он, и в голосе его прозвучала настойчивость.

– Я бы вспомнила, если бы могла, – повторила я еле слышным шепотом.

Взглянув ему в глаза, я вдруг поняла, что в голову ему пришла какая-то идея и он напряженно обдумывает ее. Но я знала, что мы оба думаем об одном и том же.

О том, что я смогла бы солгать ради него. Что я могла бы поведать полиции ту же историю, которую только что рассказала ему, но добавить, что видела, как он уходил.

– Прости, что следила за тобой, – сказала я, прежде чем он успел открыть рот.

Он слабо улыбнулся.

– Я рад этому, – сказал он, садясь на край кровати.

– Почему?

– Потому что это означает, что ты любишь меня.

От его слов по моему телу пробежала дрожь. Он взглянул на меня, и я поняла, что умираю от желания ощутить его внутри себя.

– Иди сюда, – негромко и мягко произнес он, протягивая ко мне руку. – Сегодня я мечтал лишь о том, чтобы увидеть тебя.

– Я тоже хотела встретиться с тобой.

– Пусть даже я выгляжу настолько непритязательно? Мне срочно нужно переодеться.

– Только не сейчас, – внезапно осмелев, заявила я, принимаясь расстегивать его сорочку.

Он зарылся лицом в мою юбку, и, накрыв его голову руками, я слышала, как он вдыхает мой запах. Мне отчаянно захотелось ощутить прикосновение его губ к своей коже.

Заведя руки за спину, я расстегнула «молнию» на юбке, и та с шорохом упала на пол.

Сегодня утром у меня не было с собой чистого белья, и потому я вообще не стала надевать его.

Выпрямившись во весь рост, Мартин расстегнул пояс брюк и снял их, оставшись совершенно обнаженным. Тело его было таким же великолепным, каким я его помнила. Забравшись на кровать, он развернулся и, сунув под голову подушку, смотрел, как я заканчиваю раздеваться.

Я медленно забралась на постель и оседлала его. Впервые за много дней я чувствовала себя полной сил и энергии. Сидя у него на бедрах, я подалась вперед, прижимаясь грудью к жестким волосам у него на груди, и мы поцеловались.

Он негромко застонал, когда мы оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха, а потом схватил меня и опрокинул на спину. Потянув мой сосок губами, он лег на меня сверху, медленно входя в меня.

В каждом толчке я ощущала его разочарование и отчаяние, крепко прижимая его к себе и впившись пальцами ему в спину, чувствуя, как играют под кожей его напряженные мышцы. До сих пор я как-то не замечала, насколько он силен, но сейчас мощь его тела буквально раздавила меня. Мне не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться ему. Я была полна им, а когда он раздвинул мне бедра, испытала боль.

Я застонала. Мне хотелось, чтобы он был со мной нежен, но какая-то часть меня наслаждалась полным подчинением. Казалось, он хотел завладеть мной, и я желала того же, желала, чтобы он вошел в меня глубоко, чтобы мы превратились в одно целое и навсегда слились воедино.

Его стоны стали громче и грубее. Он продолжал двигаться во мне, и я с каждым толчком все отчетливее ощущала его гнев и отчаяние.

Его рука грубо раздвинула мне ноги еще шире, и я почувствовала, как резко напряглась мышца у меня между бедер. Я попыталась закричать, но мне было нечем дышать, не говоря уже о том, чтобы попросить его остановиться.

Прилив желания начал спадать, когда я вдруг поняла, что больше не получаю удовольствия от происходящего.

Он схватил меня за волосы, и мне показалось, будто он сдирает мне кожу с головы. Он прижался губами к моему уху, и его слюна потекла мне на щеку, пока он стонал и хрипел с каждым толчком.

А мне хотелось, чтобы все поскорее кончилось, и потому я выгнула спину, дыша громко и часто, имитируя оргазм.

Вены у него на шее вздулись, и он крепко зажмурился.

– Донна, – простонал он, и я почувствовала, как он взорвался во мне.

Поначалу мне показалось, будто я ослышалась. Но эхо чужого имени все еще звучало у меня в ушах, и мне пришлось поверить в то, что он действительно выкрикнул его.

Я лежала совершенно неподвижно, глядя в потолок, когда он скатился с меня. Вытянувшись рядом, он положил руку мне на бедро. Дыхание его понемногу успокаивалось, но мне расхотелось находиться рядом с ним. Встав с постели, я подошла к окну.

Небо было полностью затянуто тучами, и в комнате царил полумрак. Скрестив руки на груди, я стала смотреть на антенну на далекой крыше.

Я стояла неподвижно до тех пор, пока не услышала его шаги у себя за спиной. Оборачиваться я не стала, но вскоре почувствовала у себя на шее его жаркое дыхание.

Он обнял меня, и я вздрогнула.

– Что случилось? – негромко спросил он.

– Ты был слишком груб, – прошептала я.

– Прости. Я потерял контроль над собой.

– Не говори ничего, – ответила я, когда он медленно развернул меня к себе. Я отвела взгляд. – Ты назвал меня Донной.

Я застыла, напряженная и оцепеневшая, чувствуя, как бегут по коже мурашки от прохладного воздуха из кондиционера.

– Не надо ничего отрицать, – прошептала я, буквально слыша, как он придумывает оправдание.

– Мне очень жаль. Я не хотел.

Вновь молчание.

– Почему? Почему ты назвал меня Донной? – Я отступила на шаг, чувствуя во рту горечь отвращения и желчи.

– Потому что это все, о чем я сейчас думаю. На протяжении последних двадцати четырех часов я только и делаю, что слышу ее имя. И когда оно вырвалось у меня, я имел в виду совсем не то, что ты вообразила.

– И что же ты имел в виду?

На мгновение перед моим внутренним взором предстала картина – Мартин и Донна в постели. Грубый секс, необузданные желания. Я буквально видела, как он крепко держит ее за запястья, так что на них остаются синяки. Я видела, как в его глазах вспыхивает огонь желания, боли и ярости. Теперь я понимала, как легко ему было накрыть ее лицо подушкой, чтобы заглушить крики, и ярко представила, как он скатился с ее бездыханного тела. Внезапно я вообразила всю эту сцену с пугающей ясностью.

– Фран, – пробормотал он, прижав ладонь к моей щеке. На мгновение у меня перехватило дыхание. – Фран, прошу тебя. Я хотел увидеть тебя сегодня, потому что люблю тебя. Потому ты нужна мне.

– Думаю, тебе лучше уйти, – сказала я.

Он кивнул, словно понимая, и поднял с пола свою рубашку.

Одевались мы в полном молчании.

– Куда ты пойдешь? – спросила я.

– Домой к Алексу.

Мне отчаянно хотелось выпить или закурить, и я едва сдерживалась, чтобы не броситься к мини-бару.

– Ты позвонишь Филу? – наконец поинтересовался он, задержавшись у двери.

Я кивнула, по-прежнему обнимая себя руками и глядя, как он закрывает за собой дверь, впервые радуясь тому, что он уходит.

Глава тридцатая

На ночь я решила остаться в гостинице. Не потому, что заплатила за номер, хотя бережливость была моей отличительной чертой, той самой, что заставляла меня следить за своими расходами и не позволяла выбрасывать деньги на ветер. Но после всего, что произошло у меня с Питом Кэрроллом и Мартином, я не горела желанием смотреть в глаза Клэр за завтраком или переругиваться с Домиником; мне просто хотелось побыть одной.

Набросав кое-какие заметки по поводу возможной апелляции по делу Хан против Хана, я пораньше легла спать, а проснувшись на следующее утро, позвонила дежурному администратору и продлила свое пребывание, после чего вышла на улицу, сообразив, что, раз я не имею при себе даже зубной щетки, сейчас самое время отправиться по магазинам.

Гостиница находилась совсем недалеко от торгового центра «Уэстфилд». В половине одиннадцатого утра в нем уже было многолюдно. Здесь царил настоящий хаос: разговоры, приглушенная фоновая музыка и топот тысяч ног сливались в сумасшедший рев, и мне казалось, что, куда бы я ни свернула, кругом оказываются толпы, сквозь которые мне приходилось пробираться. Однако в моем безумии прослеживалась своя система: мне предстояло совершить нечто вроде разбойного налета, и гигантский торговый центр подходил для этой цели как нельзя лучше. Туалетные принадлежности я купила в «Бутсе», еще кое-какие предметы первой необходимости – в «Гэпе»; затем приобрела белье, пару свежих футболок и небольшой рюкзак, в который сложила свои покупки. После чего выскочила на улицу с таким ощущением, что мне пора сматываться отсюда, пока не нагрянула полиция.

Я как раз шагала вниз по Холланд-Парк-авеню, когда зазвонил мой телефон. Я с удивлением отметила, что это звонит Фил Робертсон; после своего разговора с Мартином я отправила ему несколько сообщений, но ответа так и не получила.

– Я уже начала думать, что ты уехал из страны.

– Еще нет, – ответил он. – Хотя такая вероятность есть всегда. Но сначала я должен сообщить тебе кое-какие новости.

У меня хватило ума не расспрашивать его по телефону. Подобно большинству частных сыщиков, зарабатывающих на жизнь добычей информации из всевозможных источников и использующих пробелы в системе безопасности, он оставался параноиком во всем.

– Как насчет того, чтобы встретиться в японском парке, в саду?

На открытом воздухе, но не на виду у всех – одно из тех мест, которые предпочитал Фил.

– Договорились, – отозвался он.

Заглянув в кафе, чтобы убить время, я с удивлением обнаружила, что он уже ждет меня на лавочке возле фонтана.

– Я и не знал, что здесь есть нечто подобное, – сообщил Фил, потягивая кофе из бумажного стаканчика, купленного на вынос. – Никогда не собирался побывать в Японии, но здесь очень мило.

– Ты не хочешь съездить в Японию? Как такое возможно?

– А ты была там?

– Нет.

– Вот видишь, – улыбнулся он. – Тебе тоже не хочется тащиться в такую даль.

– Еще как хочется. Мне всегда хотелось посмотреть, как цветет сакура весной или облетают листья в октябре. Но, учитывая, что в эту пору у меня почему-то больше всего работы, я торчу в конторе.

– Не знал, что разводы носят сезонный характер, – цинично улыбнувшись, заметил он.

Я рассмеялась. Строго говоря, в последнее время у меня не было особых поводов для веселья, но мне всегда импонировало прозаическое отношение Фила к жизни.

– Как ни странно, но да. Многие люди разводятся после Рождества или начала школьного года.

– Начинают новую жизнь, – глубокомысленно кивнул Фил.

Я тихонько вздохнула и попыталась проникнуться атмосферой спокойствия и умиротворения, царившей в саду. Тусклое солнце старательно пробивалось из-за туч, но людей еще не было, и потому я отчетливо слышала журчание водопада неподалеку.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала я наконец. – Мартина Джоя арестовали, и он совсем не уверен, что полиция ищет кого-то еще. Мы должны узнать, с кем у Донны был роман, чтобы отвести от него подозрение.

– Вот почему я избегал тебя, пока у меня не появились кое-какие новости.

Я подалась к нему, чтобы лучше слышать, и мои нервные окончания завибрировали.

– Поскольку я не имел доступа к дому Донны и ее телефону, единственное, что мне оставалось, – поспрашивать вокруг. С помощью ее аккаунтов в социальных сетях и заметок из модных журналов я вычислил ее круг общения. Дополнив его списком вечеринок и мероприятий, на которых, как мне удалось выяснить, она присутствовала, я начал расспрашивать людей. Некоторые отказывались разговаривать. Но наконец я нашел того, кто видел ее с тем, с кем ей быть не полагалось.

– И что же?

– Они целовались.

Глаза у меня полезли на лоб от неожиданности.

– Когда это случилось? Ты знаешь, кто это был?

– Это случилось на вечеринке прошлым летом. И это был Алекс Коул.

Это меня ошеломило. Хотя, немного подумав, я поняла, что тут нет ничего слишком уж невероятного. Сколько интрижек затевается у всех на виду? Сотрудники, друзья, соседи – вы имеете все основания доверять им, что делает их самыми доступными объектами увлечения.

– Это дает Алексу мотив, – размышляя вслух, заметила я.

– Ты так думаешь? – отозвался Фил. – А вот я бы сказал, совсем напротив. Полиция сочтет это дополнительным мотивом для Мартина убить Донну.

– Никто не говорит о том, что Донну убили, – резко парировала я.

Выражение его лица говорило об обратном.

– Как бы там ни было, ты должна сообщить об этом полиции.

Я кивнула, хотя и понимала, что иду на риск.

– Они захотят допросить Алекса.

Фил подался вперед, и на его лице отразилась тревога.

– Фран, ты понимаешь, что это вовсе не хорошие новости для Мартина Джоя?

– Они означают, что у нас появился еще один подозреваемый.

– Да, конечно, но ты ведь представляешь, какие выводы сделает полиция? Они уже подозревают Мартина, а новые факты лишь укрепят их в этом убеждении.

– Каким образом?

– Вот как они оценивают положение, – терпеливо принялся растолковывать он. – Мартин возвращается домой к Донне, чтобы немного потрахаться по старой памяти. Донна рассказывает ему об Алексе. Они начинают спорить, ссориться, и Мартин теряет контроль над собой. Не успевает он оглянуться, как она уже мертва. Забудь о том, что он избавился от Донны, чтобы сохранить свое состояние; преступление на почве ревности – одно из самых древних на свете. С точки зрения полиции, Мартин превращается для них в еще более правдоподобного подозреваемого.

– Но если Алекс спал с Донной…

Он умолк на мгновение, словно прислушиваясь к шуму ветра в кронах деревьев, а потом взглянул на меня.

– У тебя с ним были отношения, Фран? С Мартином?

Я колебалась недолго. Смысла скрывать правду от Фила не было.

– Это настолько очевидно?

– Можешь считать, что я прибег к дедукции, в наличии которой ты мне отказываешь, – горько улыбнулся он. – Иди в полицию, Фран. – Фил положил мне руку на колено. – Иди, пока они сами не пришли к тебе.

Глава тридцать первая

Инспектор Майкл Дойл, ведущий дело об исчезновении Донны Джой, назначил мне встречу на восемь вечера в кафе «Пицца-Экспресс», расположенном в Пимлико, что несколько выбивалось из правил, но я была рада тому, что он выбрал нейтральную территорию и что мне не придется возвращаться в комнату для допросов полицейского участка в Белгравии. Я уже один раз солгала офицеру полиции на этой неделе и теперь надеялась, что будет легче повторить этот трюк в неформальной обстановке «Пиццы-Экспресс». Кроме того, целый день у меня маковой росинки во рту не было, и я умирала от голода.

Дойлу уже перевалило за сорок, у него были темные волосы и проницательные глаза, что, в общем, не удивляло во внешности старшего офицера полиции. Удивительным было то, что он ел салат и пил фруктовый чай.

– Я – Франсин Дей, – представилась я, протягивая ему руку.

– Майкл Дойл. Спасибо, что пришли. – Он кивнул, приглашая меня присаживаться.

– В полицейском сериале мы с вами встретились бы в дешевой забегаловке и ели бы картошку фри с жареной рыбой, – сказала я, пытаясь с самого начала придать предстоящему разговору беззаботный характер, но Майкл Дойл посмотрел на меня так, словно я нанесла ему смертельную обиду.

– Мой босс только что вышел на пенсию. Раньше срока. Сорок девять лет, порок сердца и диабет. Так что сейчас у всего департамента обнаружилась повышенная тяга к здоровому образу жизни, – пояснил он, выразительно приподняв бровь.

Я заказала официантке кофе, спрашивая себя, не придется ли мне уйти отсюда, так и не дождавшись его.

– И о чем же вы хотели со мной поговорить?

Лампа висела у меня прямо над головой, и я пожалела о том, что мы не сидим где-нибудь в уголке потемнее. Набирая номер, который дал мне сержант Коллинз, я решила, что правильно составила порядок действий. Вообще-то, для начала мне полагалось бы позвонить Мартину и рассказать ему об Алексе, но, поскольку он остановился у Коулов, я не была уверена, что это хорошая идея, особенно если вспомнить его поведение в гостинице. Он был непредсказуем и находился на грани срыва. Я могла бы позвонить Мэттью Кларксону, адвокату защиты Мартина, но поскольку я была с ним незнакома, то и не знала, смогу ли выудить у него что-либо в обмен на те сведения, которыми собиралась поделиться.

Откинувшись на спинку стула, я взглянула на Дойла и поняла, что он ждет моего ответа. «Интересно, а в Хендоне учат психологически оценивать виновность собеседника?» – мельком подумала я, вспоминая одно ТВ-шоу, в котором выступал врач, специализирующийся на языке тела. Я спросила себя, что думает сейчас обо мне инспектор.

– Не знаю, что вам известно о моей работе… – начала я.

– Адвоката по бракоразводным делам? – уточнил он и отпил еще один глоток чая. – Могу себе представить. Исходя из собственного опыта.

Я улыбнулась в ответ, отдавая себе отчет в том, что ступила на тонкий лед. Половина встреченных мною копов пребывали в разводе. Если его жена заполучила дом и детей, то, скорее всего, Майкл Дойл не любит таких людей, как я. Полицейские вообще не жалуют адвокатов, и это вынуждало меня перейти к обороне.

– Мне приходится иметь дело с состоятельными людьми и расстройством их браков, – осторожно произнесла я. – Это прибавляет к моей работе дополнительное измерение – мы занимаемся судебной бухгалтерией и прочими следственными мероприятиями, которые едва ли требуются при обычных бракоразводных процессах.

– И… – сказал он, выразительно покрутив вилкой в воздухе.

– Несколько недель назад я попросила коллегу заняться личными делами миссис Джой. Это, в общем-то, стандартная практика при разводах, в которых речь идет о больших деньгах, когда мы пытаемся добиться для своих клиентов наиболее приемлемых результатов.

– Так как там поживает вторая половинка, а?

– Мой сыщик получил доказательства того, что миссис Джой поддерживает отношения с другим мужчиной. Он выяснил, что им является деловой партнер Мартина Джоя – Алекс Коул.

– Знаю, – сказал Дойл, подцепив вилкой дольку помидора.

От неожиданности у меня отвисла челюсть.

– Вы знаете об этом?

– К нам обратились многие друзья Донны и поделились сведениями, которые им казались полезными.

– И что они вам рассказали?

Дойл поморщился, но ответил:

– Кое-кто стал свидетелем романтических отношений между миссис Джой и мистером Коулом.

– Что же это означает?

Дойл вперил в меня немигающий взгляд. Информацией по этому поводу он делиться не намеревался.

– Но вы ведь собираетесь допросить Алекса Коула, не так ли? – спросила я, чувствуя, как учащенно забилось мое сердце.

– Мы уже сделали это. – Дойл промокнул уголки губ салфеткой.

Я уставилась на него с открытым ртом, понимая, что ему вновь удалось застать меня врасплох.

– Что он сказал?

– Мисс Дей, вы – адвокат мистера Джоя по бракоразводному процессу, а здесь речь идет о полицейском расследовании, – заявил он, недвусмысленно намекая, чтобы я не лезла не в свое дело.

– Но я пришла сюда для того, чтобы помочь вашему расследованию, – запротестовала я, пытаясь сохранить хотя бы остатки самообладания и достоинства.

Дойл негромко вздохнул.

– В понедельник вечером Алекс Коул находился в обществе своей супруги. Они выходили поужинать, после чего вернулись домой.

– Следовательно, у него есть алиби.

Терпение инспектора явно было на пределе. Он тщательно осмотрел остатки своего салата, словно предпочитая его дальнейшему разговору со мной.

– Отлично, а теперь расскажите мне, на каком основании вы арестовали моего клиента, если у вас нет никаких доказательств того, что преступление вообще было совершено?

Дойл снова кротко вздохнул.

– Мисс Дей, я ведь вовсе не обязан был встречаться с вами. Уверен, что если вы обратитесь к другим официальным представителям мистера Джоя, то узнаете все, что вам необходимо.

– Но если вы уверены, что я обращусь к адвокату мистера Джоя по уголовным делам и узнаю все, что мне нужно, то почему бы вам не позволить мне сэкономить на телефонных счетах и просто не рассказать то, о чем я вас спрашиваю?

Дойл шумно выдохнул, когда официантка принесла мне кофе.

– Что вы хотите знать? – наконец осведомился он.

– Мне нужно знать, что происходит. Мне нужно знать, почему был арестован мой клиент, когда вас должны интересовать совсем другие люди.

На лице его не дрогнул ни один мускул.

– Я по-прежнему не понимаю, какое это имеет к вам отношение, – заявил инспектор. – Ведь, насколько мне известно, процедура развода приостановлена, учитывая тот факт, что миссис Джой едва ли появится в суде?

Он был прав, но на это я заготовила ответ:

– Полагаю, вам нет решительно никакого дела до своры адвокатов, но речь идет о моем бизнесе, и мы должны знать, с чем – и с кем – имеем дело. Я понимаю, что вас не волнует урон, который может быть нанесен репутации нашей конторы, но…

Он кивнул.

– Вы не хотите и дальше защищать Мартина Джоя, если окажется, что он виновен, как сам дьявол, верно?

Это было не совсем то, что я имела в виду, но в обмен на сведения, в которых нуждалась, я была готова сыграть с ним и в эту игру.

– Ну, так он действительно виновен? – спросила я. – Точнее, можете ли вы доказать это?

Дойл отложил в сторону салфетку и в упор взглянул на меня.

– Вот что я вам скажу: Донна Джой числится пропавшей без вести уже десять дней, – сказал он. – Она не заходит в свои аккаунты в социальных сетях, что ранее делала регулярно. Она не пользовалась ни своим телефоном, ни банковской картой. Таким образом, мы не можем считать, что она пребывает в безопасности, если только не получим самые недвусмысленные тому доказательства. И если с Донной Джой что-то случилось, мы хотим узнать об этом как можно скорее, равно как и то, кто приложил к этому руку.

– Полагаю, мы все хотим выяснить, что с ней случилось.

– Тогда как насчет того, чтобы помочь мне в этом, мисс Дей?

Я равнодушно пожала плечами.

– Если смогу.

– Подавая на развод, Донна в качестве причины назвала неадекватное поведение, – продолжал Дойл. – Ее сестра Джемма Бэнкс помогает нам наводить справки. Она утверждает, что Мартин обладает взрывным характером. Известно ли вам о каких-либо эпизодах домашнего насилия в их браке?

– Неужели вы никогда не слышали о правовом иммунитете? – поинтересовалась я, глядя на него поверх чашки с кофе.

Дойл ответил мне слабой улыбкой.

– Я знаю, что вы не обязаны рассказывать мне что-либо. Но ведь и я вовсе не обязан встречаться с вами, как я уже говорил.

Я заставила его подождать, заодно выигрывая время на размышления.

– Ничего подобного не было, – ответила я наконец. – Никаких угроз, никакого насилия. Это обычный исчерпавший себя брак со взаимным недовольством и разочарованием, но он никогда и пальцем ее не трогал.

– Насколько вам известно.

– Я узнала бы, будь это не так, – равнодушно ответила я.

– Что ж, а у нас на этот счет имеются другие сведения, – заявил полицейский.

У меня перехватило дыхание. Эмоции завладели всем моим существом, и необходимость получить нужные сведения заставила меня забыть о здравом смысле.

– От кого? От его адвоката? Или от ее сестры?

Наступила очередь Дойла пожимать плечами. Он явно не собирался проливать свет на эту маленькую подробность.

– Quid pro quo[24], инспектор: почему вы вчера арестовали его?

– Quid что?

– Продолжайте. Я рассказала вам кое-что, теперь – ваша очередь.

Он продолжал хранить молчание.

– Послушайте, инспектор, вы же понимаете, что юридические защитники мистера Джоя расскажут мне все, так что это не тайна.

Отодвинув тарелку в сторону, он в упор взглянул на меня.

– У Мартина Джоя на руке был подозрительный порез, когда мы допрашивали его. Он заявил, что получил его, когда упал с велосипеда, но офицеры доложили, что велосипед выглядит как новенький. Им не пользовались.

– Не думаю, что это должно указывать на…

– Вчера квартиру Донны обыскали с помощью ищеек, натасканных на трупы, – после очередной паузы заявил он. – Мы обнаружили следы крови.

В горле у меня образовался комок, и я сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки.

– Где? – спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.

– На кровати. И в ванной комнате.

– Менструальная?

Дойл улыбнулся.

– Именно это и заявил нам Мартин Джой.

Я почувствовала слабость во всем теле, меня пробрал озноб, словно кровь утекала теперь уже из меня.

– Скоро мы будем знать это наверняка, – сказал Дойл. – В менструальной крови содержатся частицы внутриматочной ткани, о чем нас уведомят эксперты-криминалисты. Если же кровь не менструальная, тогда нам придется рассмотреть вероятность того, что в доме в ту ночь что-то произошло.

– А вы можете сказать, как давно появились эти следы? Я имею в виду, если это кровь Донны, ее можно привязать к какой-либо определенной ночи?

Дойл опять улыбнулся. Несомненно, он видел мое смятение, но, скорее всего, вновь истолковал его как свидетельство того, что адвокат Мартина Джоя по разводу теряет веру в своего клиента.

– Умные ребята, эти эксперты-криминалисты, – сказал он. – Надо немного подождать и посмотреть, что они принесут нам из лаборатории.

– Хорошо, – сказала я. – Но вы так и не ответили на главный вопрос: Мартин Джой виновен? Это он убил свою жену?

– Вы правы, сейчас у нас нет прямых улик, но хотите знать, что подсказывает мне интуиция, мисс Дей?

Я кивнула, ощущая, как от дурного предчувствия по груди растекается леденящий холод.

– Я бы сказал, что он виновен, как смертный грех.

Глава тридцать вторая

Выйдя из ресторана, я зашагала по улице, снова и снова прокручивая в голове свой разговор с Дойлом. Когда я вернулась в гостиницу, часы показывали два ночи, я замерзла, и у меня болели ноги из-за слишком тесных туфель. Но заснуть я не могла. Бесполезно было даже пытаться; я злилась на себя и пребывала в отчаянии от того, что каждый мой шаг приводил в тупик или со всей очевидностью указывал на то, что Донна Джой мертва.

Я решила воспользоваться трюком, к которому прибегала в особенно сложных делах, когда никак не могла уцепиться за жизненно важное правовое обоснование: бросала работать и перезагружалась. Я садилась за книгу или отправлялась в бассейн, не прекращая думать о том, каким будет мой следующий ход, но при этом давая голове передышку. Я расхаживала по номеру, ожидая, когда наступит утро, чтобы отправить Мартину текстовое сообщение по нашему секретному номеру. Мое сообщение было простым и кратким. Я написала, что хочу встретиться с ним наедине. Мартин ответил почти сразу же, и я поняла, что он тоже не мог заснуть.

Алекс и Софи Коул жили в большом белом оштукатуренном доме ленточной застройки на обсаженной деревьями улице Южного Кенсингтона, в одном из тех домов, которые, по общему представлению, принадлежат нефтяным шейхам, аристократам старинных родов или нуворишам, желающим обрести респектабельность. Все это делало Алекса Коула куда более предсказуемым, нежели Мартин, с его диккенсовским убежищем и вымощенным булыжником двором, но я все равно изрядно нервничала, шагая вдоль аккуратного ряда черных полированных входных дверей. Я была готова встретить ошивающихся поблизости папарацци или репортеров, но не увидела ничего более зловещего, чем стайка хихикающих нянь-филиппинок, да еще опрятная блондинка в спортивном костюме целеустремленно шагала к своему внедорожнику. Передо мной раскинулся оазис утонченного урбанистического умиротворения; ничего удивительного, что Мартин пожелал остановиться именно здесь.

Медленно поднявшись по каменным ступенькам, я нажала на кнопку звонка, спрашивая себя, кто же мне откроет. Мартин не захотел выходить на люди, но во время нашего общения на рассвете предложил встретиться в доме утром, когда Алекс будет на работе, а Софи уедет играть в теннис. Тем не менее, придя сюда и зная то, что знала я – о романтических отношениях Алекса и Донны, – я чувствовала себя так, словно ворошу палкой осиное гнездо, а не звоню в дверь.

– Привет.

Приотворив дверь, Мартин окинул меня нервным взглядом, после чего приоткрыл ее чуточку шире, чтобы я смогла протиснуться внутрь.

Когда я перешагнула порог, мы неловко обнялись – воспоминание о нашем недавнем и не самом приятном расставании в гостинице все еще стояло между нами.

– Ты выглядишь намного лучше, – сказала я.

Во всяком случае, лучше, чем тот помятый, загнанный мужчина, который, шаркая ногами, переступил порог номера в дешевом отеле. Он принял душ и побрился, сейчас на нем были темно-синий кашемировый свитер и темные джинсы. Хотя он стал больше походить на прежнего Мартина, фиолетовые круги под глазами, словно у боксера после тяжелой схватки, никуда не делись.

– Входи, – пригласил он меня и повел через холл с высоким потолком.

– Вот это да, – присвистнула я. – Славное местечко.

Мне иногда приходится посещать дома состоятельных клиентов, и они всегда производили на меня впечатление, но жилище Коулов казалось особенным. Здесь царил мягкий, почти сверхъестественный покой, словно я вошла в комнату отдыха эксклюзивного бальнеологического салона. На стенах висели картины, написанные маслом, – абстрактные полотна в белых и кремовых тонах с брызгами цвета, придававшими им динамичную остроту, – оригиналы, как решила я, хотя и не узнала художника.

– Да, у Софи хороший вкус.

Я кивнула, хотя это было еще мягко сказано.

Всю свою сознательную жизнь я провела в борьбе за такое вот или похожее богатство, сражаясь за каждый предмет искусства или мебели, равно как и за сами здания. Мне доводилось видеть, как взимались суммы в тысячи фунтов за юридическое сопровождение изделий, не представляющих особой ценности, – коллекций журналов, кофейных столиков, кухонных принадлежностей и прочих сентиментальных безделушек, – только чтобы повысить их стоимость и одержать победу. Но этот дом представлял собой нечто совершенно другое; теперь я понимала, почему никто не захотел бы расставаться с таким жилищем без боя.

– Мне нравятся эти картины, – сказала я, указывая на три больших полотна на стене.

– Их написала Донна, – словно извиняясь, сообщил он.

– Она талантлива, – заметила я. Это была правда.

Я попыталась не обращать внимания на внутренний дискомфорт, охвативший меня при мысли о том, насколько они хороши. Даже после того как я столкнулась с бывшей супругой Мартина лицом к лицу и увидела, какая она красавица, мне всегда удавалось представить ее избалованной и эгоистичной статусной женой, занимающейся якобы художественной мазней исключительно ради того, чтобы убить время в промежутках между посещениями дорогих клубов «Харбор Клаб» и «Хоул Фудз». И даже в тот туманный и дождливый вечер, увидев, как Донна и Мартин весело смеются в ресторане, я утешалась мыслью о том, что уж я всяко лучше Донны: умнее, сообразительнее, образованнее. Пожалуй, и в этом я тоже ошибалась.

Я последовала за Мартином в гостиную, которая протянулась на всю ширину дома, от входной двери до эркерных окон в задней его части. Я слышала, как поют снаружи птицы, но их простая радость оставалась мне недоступна.

– Кофе? – предложил Мартин.

– Нет, спасибо.

Мне пришлось подождать, пока я полностью не завладела его вниманием.

– Мне нужно сообщить тебе кое-что.

– Так я и думал, что это не просто визит вежливости.

– Я была в полиции, – заявила я наконец, и он непонимающе нахмурился.

– В полиции? Зачем?

– Чтобы поговорить.

– О чем?

Я понимала, что сначала должна сообщить ему плохие новости. Те самые, которые я безуспешно пыталась отодвинуть на задворки сознания с тех самых пор, как их озвучил мне Майкл Дойл.

– Инспектор Дойл упомянул о домашнем насилии.

– Что? – изумился он. – Ты имеешь в виду, у нас с Донной?

Я кивнула.

– Полное дерьмо. Клянусь тебе, Фран, я никогда не поднимал на нее руку. Я бы никогда не сделал этого.

– Именно так я и заявила инспектору Дойлу, – сказала я, приободрившись при виде его растерянности.

Мартин прижал руку ко рту. Я шагнула к нему и ободряюще коснулась его плеча.

– Послушай, я встречалась с Дойлом, потому что наконец-то связалась с Филом – своим частным детективом.

В глазах его зажегся огонек интереса, и он шагнул ко мне, но я выставила перед собой ладонь.

– Это вовсе не хорошие новости, – предостерегла его я. – Донна встречалась с кем-то. С кем-то другим, помимо тебя.

Я всматривалась в его лицо, надеясь уловить реакцию, но на нем читались только смятение и недоумение.

– Тот самый тип, с которым она ездила в Париж? – спросил он.

– Этого мы еще не знаем.

– Тогда что же мы знаем?

Я сделала паузу, пытаясь вдохнуть спокойствие окружающей меня обстановки.

– Донна встречалась с Алексом.

Слова, казалось, повисли в воздухе между нами, став осязаемыми, и я отвернулась, будучи не в силах видеть столкновение и крах эмоций у него на лице.

– С Алексом? – переспросил он. – С моим Алексом?

Я кивнула.

– Этот твой Фил, он уверен в этом?

– У него нет результата анализа физиологических выделений или видеосъемки, но он…

– Тогда откуда он знает, что это правда? – перебил меня Мартин гневным и громким голосом. Я буквально видела, как он заводит себя, словно пружина, готовая распрямиться и нанести удар. – Я не верю этому, – сказал он, качая головой. – Донна с Алексом никогда особенно не ладили.

На его лице было написано откровенное недоверие, и я испытала облегчение. Предостерегающие слова Фила, сказанные им во время нашей встречи в японском саду, не шли у меня из головы. Роман с Алексом давал Мартину дополнительный мотив избавиться от Донны. Она могла признаться ему в этом, а он – выйти из себя. Преступление на почве ревности. Но, если только он не обучался в Королевской академии драматического искусства, Мартин, очевидно, даже не подозревал о связи Алекса и Донны, сколь бы скоротечной она ни была. Что делало этот мотив несущественным.

Мне стало стыдно оттого, что я невольно поверила в теорию Фила, но я заставила себя пересказать все, что сообщил мне сыщик, после чего позволила Мартину осознать и переварить услышанное.

– И ты рассказала об этом полиции, – произнес Мартин, рассеянно потирая лоб.

– Я хотела, чтобы они узнали об этом как можно скорее.

Он бросил на меня гневный взгляд.

– Раньше меня?

– Это не соревнование, Мартин. И поскольку твой адвокат уже предупредил, что тебя могут вновь арестовать, я хотела быть уверенной, что полиция как можно раньше узнает о других подозреваемых с вероятными мотивами.

Обдумав мои слова, он кивнул.

– Значит, они намерены вызвать Алекса на допрос?

– Они уже разговаривали с ним, – сказала я, вполне отдавая себе отчет в том, что и эту новость он воспримет нелегко.

– И ты полагаешь, что именно поэтому они и отпустили меня? И поэтому не выдвинули обвинений?

Я уныло покачала головой.

– Они разговаривали с Алексом в понедельник.

Выражение долгожданного облегчения моментально исчезло с его лица. Он сжал губы, и я поняла, что он складывает факты воедино и осознает то, о чем я догадалась еще несколько часов назад. Алекса допрашивали еще до ареста Мартина, а это означало, что его исключили из числа подозреваемых.

– Послушай, – мягко сказала я, – это ничего не меняет. Полиция не выдвинула против тебя обвинение, поскольку у них нет достаточных улик, а в отсутствие тела и не будет. Если они допрашивают других людей, значит, они по-прежнему рассматривают и прочие гипотезы, не считая тебя преступником. А в этом они просто обязаны быть уверенными, прежде чем выдвинуть обвинение. Во всяком случае, они должны быть уверены в том, что прокуратура поддержит обвинение с реальными шансами на вынесение приговора.

– Но как полиция может быть уверена в том, что Алекс не замешан в исчезновении Донны? – пробормотал он, обращаясь к самому себе и пытаясь уложить все факты в голове.

Я заметила, как под его левым глазом пульсирует жилка, словно крошечное сердце. Несмотря на то, что произошло в комнате гостиницы, мне отчаянно захотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо. Но я до сих пор не до конца верила в это сама, особенно после разговора с инспектором Майклом Дойлом. Я знала, что полиция не станет чрезмерно утруждаться, вытаскивая Мартина из ямы, так что это придется сделать кому-то другому. Я всегда любила головоломки, полицейские сериалы, и мне нравилось складывать фрагменты мозаики один к одному. Да и разве не этим я занималась каждый день: рассматривала дело под разными углами и выискивала лазейки, рассчитывая перехитрить оппонента? А сейчас Мартин нуждался не во мне, Франсин Дей, адвокате или даже любовнице. Мне предстояло стать детективом.

– Полиция утверждает, что у Алекса есть алиби на ночь понедельника, тот последний вечер, когда Донну видели живой, – сказала я, испытывая извращенное наслаждение от ужаса сложившегося положения. – Но для того чтобы исключить Алекса из списка подозреваемых, они должны исходить из предположения, что с Донной что-то случилось именно в тот понедельник. А почему не во вторник или среду? Или в любой другой день после этого? Алекс уезжал куда-нибудь после того понедельника?

Мартин поднял голову.

– Я уверен в том, что во вторник и среду он был на конференции по технологии финансов. Я могу поспрашивать и разузнать подробнее.

Я кивнула.

– Есть и еще кое-что, – сказал он. – Я провел здесь уже две ночи после того, как Алекса допрашивала полиция, а он ни словом об этом не обмолвился. Тебе не кажется, что он что-то скрывает?

Я была в этом совсем не уверена.

– Не думаю, что он хотел бы обсудить за ужином свою интрижку с твоей женой.

Он взглянул на меня, а потом пожал плечами, соглашаясь.

– Я выгляжу полным идиотом. Получается, об этом знали все, кроме меня.

– Не думаю, что полиция считает, будто между Донной и Алексом было что-то серьезное, – сказала я.

– Слабое утешение.

Несколько мгновений мы оба хранили молчание.

– Как полиция вообще узнала об этом?

– Им рассказала подруга Донны. Но инспектор Дойл не пожелал вдаваться в подробности. Не исключено, что она – тот же самый человек, которого расспрашивал мой детектив. Едва ли она могла разоткровенничаться с Филом и умолчать об этом в полиции, учитывая, что Донна пропала без вести, а полиция просит всех, кто располагает хоть какими-нибудь сведениями, сообщать им об этом.

– А обвинения в домашнем насилии? – нервно осведомился он.

– Полагаю, об этом они узнали от сестры Донны.

– От Джеммы? – Он повысил голос. – Но ведь она практически не общалась с Донной. Они не были близки.

– Если верить инспектору Дойлу, она помогает полиции в расследовании.

Мартин поднялся и подошел к окну.

– Когда это началось? Она сказала им? Когда именно мой деловой партнер начал трахать мою жену?

– Да, я и сама хотела бы получить ответ на этот вопрос.

Я резко развернулась, чувствуя, как оборвалось сердце при звуках голоса у меня за спиной.

– Софи, – выдохнула я. – Я не слышала, как ты вошла.

– Да уж, – язвительно отозвалась она. – Тебе явно было не до этого.

На ней был спортивный костюм, а через плечо переброшена сумка на длинном ремне. Уверена, что в любой другой день ее можно было бы поместить на обложку книги или плакат, прославляющие здоровый образ жизни, но сейчас лицо ее было пепельным. В комнате воцарилась неловкая тишина. Мартин застыл у подлокотника дивана, словно подросток, которого застукали в тот момент, когда он вытаскивал пятифунтовую банкноту из кошелька матери.

– Я думал, ты играешь в теннис.

– Игру отменили. Я подумала, что должна вернуться к тебе, но, очевидно, ошиблась.

Голос у нее дрогнул, и мне было трудно не ощутить к ней симпатию.

– И что ты услышала? – медленно спросила я.

– Достаточно.

– Мне очень жаль, если ты ничего не знала.

– Я знала, – возразила она и распрямила плечи, словно пытаясь вернуть себе достоинство. – Во всяком случае, знала, в чем обвиняли Алекса. Как ты легко можешь представить, об этом полиция заговорила со мной в первую очередь. Досужие выдумки, разумеется.

Инспектор Дойл в своем quid pro quo даже не заикнулся о том, что беседовал с Софи, но потом я поняла, что в этом был смысл, учитывая, что именно Софи обеспечила Алексу алиби.

– Это не выдумки, Софи, – мягко сказала я.

Дверь была открыта, и я намеревалась воспользоваться представившейся возможностью и выудить у нее как можно больше сведений. Правоприменительная практика превращает вас в хищника. Найди слабое место и бей.

– Одна из моих следственных групп получила сведения об Алексе и Донне, когда мы готовили урегулирование финансового спора между супругами. Я решила, что Мартин заслуживает того, чтобы знать об этом.

– Теперь это называется семейным правом? – требовательно спросила она. Глаза ее сверкали, а прежнее дружелюбие улетучилось без следа. Но едва ли я могла винить ее за это.

Софи развернулась и взглянула на Мартина.

– Алекс все отрицает, – с абсолютной убежденностью заявила она. – А ты решай сам, кому верить, а кому нет.

На какой-то миг я восхитилась ею. Она защищала своего мужчину так же, как я взялась опекать Мартина.

– Но я прошу прощения за умолчание о том, что нас обоих допрашивала полиция, – размеренным тоном обратилась Софи к Мартину. – Мы не пытались обмануть тебя или поступить нечестно. Просто мы решили, что не станем усложнять и без того нелегкую ситуацию.

Мартин не выдержал и набросился на нее:

– Нелегкую? Это не мелкая оплошность на званом ужине, Софи. Полиция – полиция – утверждает, что у Алекса был роман с Донной. И если с ней что-нибудь случилось, это дает ему мотив.

– Дерьмо собачье! – бросила в ответ она. – Алекс сказал, что они были всего лишь друзьями. Да ты и сам не образец добродетели, не так ли?

Не знаю, что она имела в виду. В этот момент я, пожалуй, и не хотела ничего знать.

– Оскорблениями делу не поможешь. Быть может, нам просто нужно поделиться друг с другом тем, что нам известно о Донне, о том, чем она занималась на протяжении недели до исчезновения. Например, сколько длился ваш ужин с Алексом вечером в понедельник?

– А тебя, я смотрю, пушкой не прошибешь, – заметила Софи, качая головой. – Ты приходишь в мой дом, обвиняешь моего мужа в романе с одной из моих лучших подруг, а потом еще и намекаешь, что у него могло образоваться окно в ежедневнике, позволившее ему ускользнуть и убить ее.

Мне показалось, будто в уголке ее глаза блеснула слеза, но я не стала бы ручаться за это.

– Я понимаю, что тебе нелегко, но ведь мы все хотим выяснить, что же случилось с Донной.

– Тебе нет никакого дела до Донны, – заявила она, окинув выразительным взглядом меня и Мартина.

Она была права, разумеется, но останавливаться я не собиралась.

– Прошу тебя, Софи. Просто ответь на вопрос. Донна была твоей подругой.

Она опустила свою сумку на пол и присела на подлокотник дивана, набрала воздуха в легкие и выдохнула. Плечи ее поникли.

– Ну ладно, – сказала Софи и выдержала паузу. – Я встретила Алекса после работы, – начала она. – По понедельникам мы обычно выходим в город. Мы поужинали в «Локателли», вернулись домой около одиннадцати и еще немного посмотрели телевизор.

– В котором часу вы легли спать?

– Около полуночи. И прежде чем начнешь спрашивать, не мог ли Алекс тайком выскользнуть из дома после того, как я заснула, я отвечу тебе, что не спала. Я вышла из комнаты, чтобы позвонить своей матери. Она живет в Чикаго вместе с моим отчимом. У нее как раз был день рождения. Я еще не звонила ей и хотела поздравить ее с праздником. Было около половины второго, когда я наконец вернулась в постель. Алекс уже крепко спал, когда я вошла. – Она немного помолчала, поджав губы. – Теперь что касается всего остального: я не заметила ничего странного в том, как вели себя Алекс и Донна. Она – красивая женщина, это очевидно, и я бы солгала, если бы сказала, что не ревновала, когда она оказывалась поблизости. Те несколько недель, что мы провели летом на Ибице, в Умбрии, загорая у бассейна… Немногие жены чувствовали бы себя в полной безопасности рядом с Донной, когда она расхаживает в своем крохотном бикини, с ее-то роскошной фигурой. Но обычно вы предпочитаете доверять своим подругам и верить собственному мужу. Альтернативы нет, не правда ли? – спросила она холодным ровным голосом. И посмотрела на Мартина. – Между прочим, тебе надо поговорить с Алексом, причем чем быстрее, тем лучше, и выяснить все недоразумения. Мы же не хотим осложнений ни здесь, ни на работе, не так ли?

Мартин покачал головой, глядя себе под ноги.

– Пожалуй, мне лучше вернуться к себе на квартиру, – сказал он.

Реакция Софи последовала мгновенно.

– Не будь ребенком, – заявила она, на глазах превращаясь в хваткую и целеустремленную женщину. – Ты же сам говорил, что там не протолкнуться от репортеров. Да, тебе предстоит неприятный разговор с Алексом, но то, что ты сейчас остаешься здесь, устраивает всех нас как нельзя лучше.

Я смотрела на Софи, не зная, то ли жалеть, то ли восхищаться ею. Она или отказывалась признавать очевидное – в чем я сомневалась, учитывая ее едва ли не патологический прагматизм, – или же сохраняла потрясающую верность им обоим: Алексу, своему мужу, который почти наверняка изменял ей, и Мартину, мужчине, который мог запросто оказаться виновным в смерти ее подруги. Она встала, поправила юбку и с вызовом вздернула подбородок.

– А теперь, полагаю, нам всем не повредит чашечка чудесного чая, верно?

Глава тридцать третья

Я покинула дом Коулов прежде, чем меня попросили уйти. Кроме того, я не могла там дольше задерживаться. Вивьен Мак-Кензи прислала мне письмо по электронной почте и назначила срочную встречу в конторе. И хоть я и страшилась разговора с ней, но понимала, что у меня нет другого выхода, кроме как вернуться на работу.

Я рассчитывала проскользнуть в Бургесс-корт незамеченной во время ленча. Сегодня была пятница, потому большинство сотрудников конторы разбредутся по местным пабам. Я собиралась разобрать бумаги у себя в офисе, повидаться с Полом, поговорить с Вивьен и уйти, прежде чем мои коллеги вернутся на рабочие места к трем пополудни. Меньше всего мне хотелось отвечать на соболезнующие вопросы о своем срыве в суде, когда у меня накопилась масса куда более важных дел.

Я уже сидела в автобусе, несущемся в сторону Пикадилли, как вдруг зазвонил мой телефон.

– Франсин?

Поначалу я не узнала голос, и Алексу Коулу пришлось представиться официально.

– Нам нужно поговорить.

Собственно, я не слишком удивилась его звонку, хотя сердце у меня учащенно забилось. Он был спокоен, но настаивал на том, что нам необходимо встретиться. Я разозлилась на то, что мой план тайком пробраться в контору и удрать из нее пошел прахом, но, когда он сказал, что сможет увидеться со мной через час, решила, что я все-таки успею на встречу в два сорок пять с Вивьен и сбегу из Миддл-Темпла еще до того, как туда вернется толпа из паба.

Мы договорились встретиться в «Риохасе», винном баре, расположенном в одном из переулков Театрального квартала. Он представлял собой гибрид клуба для джентльменов и забегаловки Ист-Энда: обшитые темными панелями стены, шаткие деревянные кресла и заляпанные пятнами столы, которые, похоже, не меняли с тех самых пор, как братья Крей охотились на улицах Сохо[25].

Алекс уже ждал меня там за угловым столиком. Перед ним стояли бутылка красного вина и наполовину пустой стакан. Я приближалась к нему, чувствуя, как душа уходит в пятки, как бывало всегда, когда в школе меня отправляли к директору за очередным нагоняем.

– Привет, Алекс, – поздоровалась я, усаживаясь за столик.

Он взял в руки бутылку, чтобы налить мне вина, но я отрицательно покачала головой.

– Ты что же, теперь совсем не пьешь?

Он столь многозначительно взглянул на меня, что мне показалось, будто он обвиняет и критикует меня одновременно.

– Вовсе нет, просто мне еще надо зайти в контору.

Губы его были перепачканы красным, но он не выглядел расслабленным, скорее уж наоборот.

– Софи сказала, что сегодня ты заходила к нам, – наконец заговорил он.

А я вспомнила серьезные речи миссис Коул о том, что мы-де должны двигаться в одном направлении, а не перетягивать одеяло на себя, и поняла, что оказалась права: она сохраняла верность одному лишь Алексу, в чем я не могла ее винить, хотя и сомневалась, что поступила бы аналогичным образом на ее месте.

– Да, правильно, – кивнула я. – Я располагала некоторыми сведениями, которыми посчитала нужным поделиться с Мартином. Полагаю, ты знаешь, в чем они заключаются.

– Те же самые сведения, которыми ты поделилась с полицией, – язвительно заметил он, одним глотком допил свой бокал и взялся за бутылку, чтобы вновь наполнить его, хотя еще не успел проглотить вино. – Мне ведь тоже есть о чем порассказать в полиции, Фран. О ваших отношениях с Мартином. Но мы не стали этого делать.

– Мы? – переспросила я, выразительно выгнув бровь.

– Софи отговорила меня от этого.

– Не думаю, что вы поступили так из чистого альтруизма.

– Да, ты права, – откровенно признался он. – Мы сделали это ради нашего бизнеса.

К столику подошла официантка, чтобы принять у меня заказ. На лице у нее при этом было написано смущение, словно она чувствовала себя виновной в том, что помешала воркованию двух влюбленных голубков. Я попросила стакан воды, и она поспешила к бару, оглядываясь на нас, пока не посчитала, что может вернуться без опаски.

– У компании «Гасслер Партнершип» в управлении находится свыше одного миллиарда фунтов. Ты знала об этом? – поинтересовался Алекс, язык у которого уже слегка заплетался. – Имена наших инвесторов у всех на слуху, и ты тоже наверняка слышала о них. Мы используем стратегию алгоритмической торговли, которой завидуют все участники рынка. Но самое главное, у нас есть репутация, – сказал он, и рука его, лежавшая на столе, сжалась в кулак. – Наша репутация как инвестиционной управляющей компании неразрывно связана с доходами, которые, по расчетам инвесторов, мы сможем им принести. Без этого мы ничто. Пустое место. Как по-твоему, что произойдет, когда станет известно об аресте одного из партнеров в связи с исчезновением его жены, а другого под конвоем доставят в полицейский участок, потому что кто-то заявил, будто он трахает жену своего компаньона? С нами будет покончено. Мы разоримся, не успев и глазом моргнуть.

От злости капельки слюны собрались у него на губе, и он вытер их, стараясь овладеть собой. На мгновение передо мной предстала темная сторона альфа-самца.

– Вы полагаете, что до этого дойдет? – спокойно спросила я. Мне часто приходилось иметь дело с банкирами, но я не слишком разбиралась в финансовом секторе и деталях его функционирования.

– Интерес к нам проявляют по меньшей мере две акционерные компании, желающие приобрести миноритарный пакет акций, – сказал Алекс, понизив голос, но выразительно подняв при этом палец. – Они пока еще ходят вокруг нас кругами. Но один из инвесторов уже намекнул, что они изымут свои деньги из оборота, если случится очередной «конфуз», – он соединил указательный и большой пальцы в кольцо, чтобы подчеркнуть свои слова, – и потребуется совсем немного, чтобы весь карточный домик рухнул. И потому мы не должны выносить сор из избы, Фран. Ни в коем случае. – Он подался вперед, в упор глядя на меня. – Ничего не предпринимай, не поговорив предварительно со мной или Мартином, чтобы мы могли обсудить это с нашими специалистами по урегулированию кризисов. Я не шучу.

Пожав плечами, я кивнула, размышляя над его выбором слов. Карточный домик.

– В таком случае, я могу задать вопрос?

Теперь уже он передернул плечами, и его маленькие глазки превратились в узкие черные щелочки.

– У тебя был роман с Донной?

– Нет, – после долгого молчания ответил он.

– Сейчас ты разговариваешь не со своей женой. И не с полицией.

Он надул щеки, опустил взгляд на покрытую пятнами скатерть, после чего перевел его на меня.

– Послушай, кое-что действительно было. Однажды. Пьяный поцелуй, около года назад. Это случилось на летней вечеринке у одного из друзей в деревне. Я нюхнул чуточку кокса, она тоже. Ночь была теплой, и повсюду висели фонарики, создавая этакую крайне романтическую атмосферу.

Последние слова он произнес с нескрываемым презрением и уставился куда-то вдаль, словно воспоминания о той ночи не вызывали у него ничего, кроме отвращения.

– Мы не спали вместе, – сказал он, переводя взгляд на меня. – Откровенно говоря, на это попросту не было времени. А когда мы вернулись в Лондон, никакого продолжения не последовало. Я ведь не дурак. Донна – жена моего делового партнера. Кроме того, я и сам женат. Развод и развал компании едва ли можно назвать адекватной ценой за мимолетный флирт. Помимо этого, я просто люблю свою жену и люблю Мартина как брата.

Последнее его замечание я оставила без внимания.

– Ну, и куда же тогда подевалась Донна? – спросила я. – Что, по-твоему, произошло в ту ночь?

Этот вопрос я много раз задавала самой себе. Я говорила об этом с Клэр и Филом, но никто из нас не знал Мартина настолько хорошо, как Алекс Коул.

Он утратил изрядную долю своей самоуверенности, как если бы вино отняло ее у него, вместо того чтобы прибавить.

– Мартин – замечательный человек, – заявил он, глядя на ножку своего бокала. – Я понял это в самый первый день, когда мы познакомились в университете. Он выделялся в нашей группе и стоял особняком. У него было больше уверенности в своих силах, чем у членов клуба «Старые итонцы», он был умнее любого аспиранта. Нас пригласил к себе на практику один и тот же банк. Поначалу я проклял свою несчастливую звезду, сообразив, что останусь в его тени и никогда не смогу блистать, пока он находится среди нас, но потом решил примазаться к его успеху.

Он покрутил в бокале остатки вина.

– Мартину это было нужно больше, чем всем нам, – негромко продолжал Алекс. – Это давало ему преимущество. Он всегда был готов работать больше остальных и зайти чуточку дальше.

– О чем ты говоришь, Алекс?

– Мне и думать не хочется о том, что произошло в ту ночь.

– Ты веришь, что он мог причинить вред Донне?

Он негромко фыркнул в ответ.

– Пообщайся с кем-нибудь из наших деловых партнеров. Если ты скажешь им, что Донна намеревалась получить половину его денег, то они ничуть не удивятся тому, что она исчезла.

– С какими именно деловыми партнерами?

Алекс в одиночку почти прикончил целую бутылку красного вина и теперь с тревогой поглядывал на бар, словно наркоман в ожидании очередной дозы.

Я не сводила с него глаз, вынуждая его дать ответ.

– Хедж-фонды делают ставки на рынке, – снизошел он наконец. – Наш фонд осуществляет вклады различными способами: бонды, акции, валюта, золото… Мы покупаем, продаем, играем на понижение. Алгоритмы помогают нам… улавливать аномалии на рынке. Но на самом деле, если мы не имеем нужных сведений, мы – ничто. – Он заколебался, явно прикидывая, стоит ли продолжать. – Два года назад нам дали наводку. У Мартина был приятель. Ричард Чернин. В обмен на заем он пообещал Мартину точную информацию о поглощении одной компании другой на сумму в миллиард долларов. Мартин дал ему деньги, но нужных сведений не получил. Чернин наверняка наложил в штаны, когда речь зашла о том, чтобы нарушить правила Федеральной службы финансово-бюджетного надзора. Однако деньги Мартину он не вернул.

Алекс немного помолчал, чтобы усилить драматический эффект, после чего допил вино. Закусив губу, я ждала продолжения.

– Чернин утверждал, что его запугивали и угрожали донести на него в полицию. Через несколько дней он попал в ДТП – его сбила машина. У него оказались сломаны обе ноги.

– Ты хочешь сказать, что к этому причастен Мартин?

Алекс продолжал, словно не слыша меня:

– Чернин тайком договорился о встрече со мной. Он был уверен, что это Мартин организовал наезд на него, заявлял, что тот угрожал убить его, если он не вернет деньги. С процентами.

Глядя на него, я вдруг поняла, что он говорит очень убедительно, и это всерьез меня встревожило.

– Если ты веришь, что Мартин действительно способен на такое, то почему позволяешь ему оставаться в твоем доме?

– А что я должен был сказать? Нет? Кроме того, мы же не знаем, что именно случилось с Донной. Не исключено, что с ней все в полном порядке, – заявил он таким тоном, что становилось ясно: сам он в это не верит. – Я рассказываю это только потому, что ты – его адвокат, а я хочу, чтобы ты знала все факты. Предупрежден – значит, вооружен, и все такое. Если ты будешь знать заранее, какие сведения могут навредить Мартину, то сможешь придумать, как им противостоять. Буду искренне тебе признателен, если и в отношении меня ты поступишь аналогичным образом. Если узнаешь, что против Мартина будет выдвинуто обвинение. Я должен знать.

Он достал бумажник, извлек из него две двадцатифунтовые банкноты и выложил их на стол, чтобы рассчитаться за вино.

– Любовь ранит, – сказал он, вставая и кладя руку мне на плечо. – Рад был повидаться с тобой, Фран. – И с этими словами он вышел из бара.

Глава тридцать четвертая

На Флит-стрит было не протолкнуться, когда я двинулась в сторону Миддл-Темпла. Люди уже расходились по домам после работы, и я легко различала в толпе адвокатов в их консервативных костюмах, с кейсами, набитыми папками и файлами для работы на выходных; их рабочий день еще не кончился, и они просто перемещались из офисов домой. Такой была и моя жизнь совсем еще недавно. Мысль эта пришла мне в голову невольно, но причинила такую боль, что я замерла как вкопанная посреди улицы, и краснолицый бизнесмен, шедший позади, едва не сбил меня с ног.

Пробормотав извинения, я зашагала дальше, нервничая все сильнее по мере приближения к Бургесс-корту. Вивьен Мак-Кензи попросила меня прийти, дабы «обсудить сложившееся положение дел». Что ж, по крайней мере, она еще собиралась что-то «обсуждать» со мной, а не стирать упоминание обо мне изо всех архивов. Тем не менее, нельзя сказать, будто я с нетерпением ждала этой встречи.

Мне вдруг пришло в голову, что, как бы вежливо Вивьен ни сформулировала свое послание по электронной почте, существовала реальная опасность того, что меня попросят покинуть адвокатскую контору. И это только вопрос времени, когда всем станет известно, что меня вышвырнули пинком под зад, а как только это случится, то найти себе другую работу будет почти невозможно. Все, ради чего я вкалывала долгие годы, каждая ступенька лестницы, на которую я с таким трудом втаскивала себя, все тома официальных отчетов о заседаниях английского парламента, которые я вбивала себе в голову, – все это окажется напрасным. Я рискнула и пожертвовала всем – всем буквально – ради интрижки с мужчиной, которого даже толком не знала.

Я с трудом переставляла ноги, пытаясь не обращать внимания на серое небо и моросящий дождь, отказываясь видеть в них зловещее предзнаменование, пока не добрела до Бургесс-корта. Первой, кого я увидела, войдя в здание, была Хелен, наш дежурный администратор. Что ж, по крайней мере, настроена она была вполне дружелюбно.

– Что ты здесь делаешь? – полюбопытствовала она, натягивая пальто. – Пол сказал, что ты взяла отпуск. Я уже решила, что отдыхаешь в каком-нибудь милом местечке.

– Нет, я осталась дома. Давай помогу, – сказала я, одергивая на ней пальто.

– Отдых на дому из-за нехватки средств, – улыбнулась Хелен. – А что, мне даже нравится. Можно валяться в постели, смотреть романтические комедии и поглощать пиццу – просто прелесть, – закончила она, выразительно приподняв бровь.

– Что-то в этом роде, – рассеянно пробормотала я в ответ. В комнате клерков Пола не оказалось, но у него была неприятная привычка появляться словно бы из ниоткуда.

– Все сообщения для тебя лежат на твоем столе, за исключением парочки новых. Держи, – сказала она, отцепила два ярко-розовых стикера и сунула их мне в руки. – Ладно, мне надо бежать. Сегодня вроде бы короткий день, но время летит. Мой новый парень везет меня в Брайтон на выходные. Я встречаюсь с ним в «Виктории»… вот гадство, уже через десять минут. Приятного тебе отпуска!

Я улыбнулась ей вслед, глядя, как она выбегает из конторы. Сунув стикеры в карман, я быстрым шагом стала подниматься по лестнице в свой кабинет под самой крышей.

Переступив порог, я окинула взглядом тесную комнатку, карандаши, аккуратно разложенные на столе, чашу из кованого железа, которую присмотрела в Амальфи и в которой хранила скрепки и аптечные резинки; ровную стопку книг, сложенных вертикально, чтобы использовать каждый дюйм свободного места. Все это напомнило мне о строгом порядке, некогда царившем в моей жизни. Обессиленная, я опустилась в кресло, понурила голову и спросила себя, вернусь ли когда-нибудь к этому спокойному и предсказуемому образу жизни.

Мне пришло текстовое сообщение от Вивьен, которое гласило, что она задерживается.

Предоставленная отсрочка пришлась как нельзя кстати. Выдвинув ящик стола, я достала оттуда папку с материалами, собранными Филом на Донну Джой, и сунула ее себе в сумку, присовокупив к ней пару блокнотов и, после недолгого размышления, черно-белую корсажную ленту, опоясывавшую коробку, в которой доставили подарок Мартина – дизайнерский портфель.

Папки-скоросшиватели, в которых я хранила материалы дела «Джой против Джой», по-прежнему лежали на полках вместе с остальными моими судебными делами. Быть может, где-то там оставались мелкие детали, ускользнувшие от моего внимания. Я понимала, что не смогу забрать их все; во-первых, папки были слишком тяжелыми, не говоря уже о вопросах, которые возникнут, когда их отсутствие обнаружится. Перелистав самую толстую из них, я вытащила оттуда наиболее важные показания и сделала с них фотокопии, после чего вернула оригиналы на место. Я в последний раз окинула взглядом кабинет, размышляя над тем, что еще взять с собой, и напоминая себе, что это мои личные вещи, по крайней мере, большая их часть.

Вновь сев за стол, я отвинтила крышку с полупустой бутылки минеральной воды «Эвиан». В воде было полно пузырьков. Но ведь я, должно быть, открыла ее неделю назад. Я потеряла всякий счет времени.

Сунув руку в карман, я вытащила оттуда один из стикеров, которые Хелен вручила мне у стойки.

Сверху оказался листочек с просьбой перезвонить солиситору, которому я обещала совместный ленч. Не думаю, что кто-то вновь согласится инструктировать меня, каким бы хорошим ни оказался ресторан, как только станет известно о моем срыве в суде. Скомкав его, я перевела взгляд на следующий – и застыла.

«2.55. Пит Кэрролл. Сказал, что ждет тебя дома».

Внизу Хелен намалевала улыбающуюся рожицу, игривое послание от одной женщины другой. Наконец-то до меня дошел смысл ее намеков на весь день в постели и поедание пиццы; могу представить себе, что она подумала, принимая сообщение. Франсин Дей в кои-то веки обзавелась приятелем – ничего удивительного, что она взяла неделю отпуска.

Я вдруг ощутила себя нечистой, у меня зачесалось все тело, словно кто-то разбрызгал отраву в моем кабинете, отчего стены в нем почернели, а по полу зашуршали тысячи паучьих лапок, подбирающихся ко мне.

Захлопнув за собой дверь, я бросилась бежать, глядя себе под ноги и боясь поднять взгляд на стены, где, как мне было прекрасно известно, висели написанные маслом картины: барристеры, основавшие контору, облаченные в черные мантии, с суровым выражением на лицах, пристально рассматривали и осуждали меня. Мы знаем, что вы слабая, мисс Дей, мы дали вам шанс, но посмотрите, что из этого вышло. Вы подвели нас – в который уже раз.

– Фран, это ты?

У подножия лестницы стояла Вивьен, словно она с самого начала знала, где я была, и затаилась в засаде, преграждая мне путь к отступлению. Я давно уже подумывала о том, а не установил ли Пол шпионскую аппаратуру по всему зданию. Я представляла, как он сам, Вивьен и Чарльз Напьер ежедневно наблюдают за нами, чтобы держать нас в узде.

Подойдя к ней, я почувствовала, как горят у меня щеки.

– Давай пройдем в библиотеку, – сказала она, и манеры ее показались мне чуточку более резкими и официальными, чем обычно.

На самом деле Вивьен не была моей непосредственной начальницей. Будучи барристерами, мы считались кем-то вроде частных предпринимателей, но, как один из руководителей палаты, она по-прежнему обладала властью, в том числе и надо мной. Чувствуя, что мне не понравится то, что она скажет, я крепче прижала к себе сумку и уселась за большой стол из орехового дерева.

– Юсеф Хан вывез Данияля из страны, – без предисловий начала она. – Холли Хан угрожает подать на тебя в суд за профессиональную халатность.

Я замерла, боясь пошевелиться, когда Вивьен уставилась на меня в ожидании ответа.

– Я поступила дурно, покинув зал суда, – сказала я наконец. – Я ушла оттуда до своей заключительной речи, но я не уверена, что решение судьи было бы другим, останься я там и…

Я оборвала себя на полуслове, стыдясь своих попыток оправдаться. Я бросила свою клиентку, и в результате она лишилась сына. Она имела полное право утверждать, что я подвела ее, причем самым худшим образом, в самое неподходящее время. Вивьен никак не отреагировала на мои слова.

– Пол проверил твой страховой полис, – заговорила она о другом. – Все в полном порядке. Так что, если их иск будет удовлетворен, с этой стороны ты прикрыта. Кроме того, в понедельник я встречаюсь с Таней Брайан; она не упомянула, чем ее фирма собирается отплатить тебе, но ты должна быть готова и к этому. Пожалуй, настало время обратиться за медицинским заключением к врачу, но я уверена, что ты понимаешь: любые проблемы с психическим здоровьем отрицательно повлияют на твою карьеру.

Я уже чувствовала, к чему идет дело. Сейчас она вручит мне официальное уведомление. Меня выгоняют из конторы.

Вместо этого выражение ее лица смягчилось, и сердце замерло у меня в груди.

– Что ж, самое время перестать играть роль строгой начальницы, а?

Она одарила меня слабой улыбкой, и я ощутила прилив благодарности. У нее имелся финансовый интерес в конторе, а мое грехопадение могло дурно отразиться на Бургесс-корте. Адвокаты обожали сплетни ничуть не меньше прочих смертных, и я представляла, с каким вниманием наше сообщество будет следить за судебным преследованием советника Мартина Джоя.

Я понятия не имела, как продвигается слияние с конторой Сассекс-корт, но даже если скандальная история с исчезновением Донны Джой и не погубила его, то это наверняка сделает мое безрассудное профессиональное поведение.

– Возьми отпуск, – уже другим, куда более мягким тоном предложила мне Вивьен. – Настоящий. Уезжай из города. Съезди к своей семье. У меня есть небольшой домик в Девоне, который я с радостью предоставлю в твое распоряжение. Из него открывается вид на море, а прогулки там бесподобные. Шелковая мантия – это ерунда. Твое здоровье – вот главное.

Шелковая мантия. Сейчас я думала о ней в последнюю очередь. Она так долго – целых пятнадцать лет – оставалась моей целью, моим собственным Граалем, а теперь исчезла без следа, ускользнула, словно песок сквозь пальцы. Но сейчас, сидя напротив Вивьен, женщины, адвоката, которым я восхищалась, я вдруг захотела получить ее больше прежнего.

– Собеседования для ее получения начнутся не раньше сентября. Если я возьму отпуск, опубликую несколько статей, а потом приложу все усилия, чтобы исправить вред, который причинила собственной репутации…

– Вокруг нас разразился корпоративный скандал, и он очень дурно пахнет, – негромко, но твердо произнесла она.

Я со стыдом отвела глаза, вспоминая историю о судебных иннах, которую слышала еще во время учебы. Некий напыщенный адвокат в соседней конторе похвалялся, что к сорока годам непременно станет судьей Высокого суда, но по достижении этого возраста тихо и незаметно вышел в отставку – после того, как в сочельник его обнаружили бегающим голышом по Миддл-Темплу и во все горло распевающим рождественскую песенку «Добрый король Вацлав». Я не желала становиться главной героиней очередной поучительной истории, еще одной интеллектуалкой, свихнувшейся от работы по двенадцать часов в сутки на протяжении пятнадцати лет подряд. Не для этого я забралась так высоко, преодолев столько предрассудков, чтобы сейчас потерпеть поражение.

– Знаешь, для чего в прошлом году я взяла шестинедельный академический отпуск?

Я даже не знала, что она вообще брала его. Только теперь я смутно припомнила, что до меня доходили какие-то слухи о том, будто отпуск и впрямь оказался знатным – поездка в «Восточном экспрессе» с последующим круизом вверх по Меконгу, но я наивно полагала, что таким образом Вивьен и ее супруг праздновали какую-то знаменательную дату.

– Я находилась на грани нервного срыва, – призналась она. – И мне надо было срочно сменить обстановку.

Самое непроницаемое лицо в мире адвокатов покрыл жаркий румянец.

– Наша профессия очень трудна, Фран. Но если мы не смиримся с тем, что никто из нас не совершенен, что мы не роботы, что мы – просто люди, которым нужна и другая жизнь помимо той, которую мы ведем на работе, если мы не станем давать себе отдых и делать перерывы, то не выдержим и сломаемся.

– Значит, вы не предлагаете мне уйти?

– Уйти?

– Вы не вышвыриваете меня пинком под зад из конторы?

– Разумеется, нет. А ты думала, что я затеяла все это только ради того, чтобы уволить тебя?

Я кивнула, уже не скрывая облегчения.

– Фран, из всех молодых барристеров, которые пришли к нам в контору, из всех, кого я пыталась поддерживать или наставлять, тобой я горжусь больше всего.

– Но слияние…

– Возьми отпуск, Фран. Оставь все тревоги тому, кто перезапустился на Меконге.

Я вышла из конторы, полной грудью вдыхая свежий воздух подступающего вечера.

Площадь Фаунтин-сквер уже тонула в сумерках, и я знала, что до теплых и долгих вечеров рукой подать. Совсем скоро здесь откроется импровизированный бар с шампанским, чтобы поддержать традиции Миддл-Темпла, который некогда славился своими разгульными развлечениями. Ходили слухи, что впервые «Двенадцатую ночь» поставили в зале в стиле Тюдоров, расположенном на углу площади. Пьесу я читала, готовясь к выпускным экзаменам в школе, и теперь смогла припомнить лишь, что там одного персонажа приняли за другого. Странно, но тогда именно это и понравилось мне больше всего – что люди не были теми, за кого их принимали. «Судьба подшутила надо мной, – подумала я, – ведь все последние недели я только и делала, что ошибалась в людях».

Закинув рюкзак на плечо, я вдруг увидела, как через площадь ко мне идет Том Брискоу.

Он помахал мне рукой, и мы встретились на полпути у фонтана.

– Поздний ленч? – улыбнулась я.

Настроение у меня изрядно улучшилось после разговора с Вивьен, и теперь я была искренне рада видеть его.

– Что-то в этом роде, – отозвался он, откидывая волосы со лба. – Значит, ты вернулась, – сказал он после недолгого молчания. – Хорошо. А то я уже начал волноваться, куда это ты подевалась.

Я понятия не имела, знает ли он о саге «Хан против Хана», и потому первой перешла в наступление:

– Звучит так, будто ты скучал по мне, Том.

– Как я могу не скучать по ежедневной порции насмешек и оскорблений, готовя себе утренний кофе?

Я поддернула сползший ремень сумки и улыбнулась.

– Как у тебя дела? – с искренней заботой поинтересовался он.

– Не очень, – честно призналась я. – Но праздные выходные наверняка пойдут мне на пользу.

– Знаешь, в театре Хэмпстеда дают забавную пьесу, если тебе интересно, – сказал он, избегая встречаться со мной взглядом. – Ее поставил мой брат. Я обещал ему, что загляну. Тебе тоже стоит пойти.

– Мне? – Я не смогла скрыть удивления. – Я не хочу навязываться. Да и ты пойдешь туда с семьей… С Ханной?

– Собственно говоря, нет.

Я была уверена, что Том лишь проявляет любезность, но при этом не желала еще больше осложнять положение дел, встречаясь с коллегами вне работы.

– Сейчас я живу у подруги. Быть может, в другой раз? – сказала я, чувствуя, как на лоб упала капля дождя, и радуясь тому, что у меня появился лишний предлог побыстрее уйти. – Кажется, сейчас пойдет дождь. Мне надо бежать.

– Ты права. Пожалуй, мне лучше поговорить с Полом, пока он не отправил поисковый отряд в «Деверо Армз».

Я быстро зашагала прочь, уже жалея о том, что отвергла возможность в кои-то веки провести вечер по-человечески.

– Франсин!

Я резко обернулась, надеясь, что меня окликнул Том, и застыла как вкопанная, когда увидела его.

Мне следовало бы узнать голос Пита Кэрролла. Я должна была догадаться, что он явится сюда.

Он шагнул ко мне, а потом переступил с ноги на ногу, попрочнее устраиваясь на каменных плитах.

– Кто это был? – осведомился он, сунув руки в карманы своей стеганой куртки.

– Привет, Пит, – сказала я, не обращая внимания на дождь, капли которого упали мне на плечи. Я не собиралась доставлять ему удовольствие, показывая, насколько мне сейчас не по себе.

– Ты получила мое сообщение? – с безжизненной улыбкой поинтересовался он.

Стикер. Я решила, что он звонил, но, получается, он лично приходил в Бургесс-корт, чтобы повидаться со мной.

– Несколько минут назад, когда заскочила в контору. На этой неделе я не работаю.

– И чем же ты занималась?

– Я остановилась у знакомых, – ответила я и тут же отругала себя. Я не должна была даже заикаться об этом в его присутствии.

– У кого? У Мартина Джоя?

– Нет, не у Мартина, – вздохнула я.

– Тогда у кого? У этого мужчины, с которым я тебя только что видел?

– Он мой коллега, – сказала я и вовремя спохватилась, чтобы не назвать Тома по имени.

– Что-то он не похож на коллегу. Я бы сказал, что он больше смахивает на ухажера, потому что все они у тебя одинаковы.

– Пит, прекрати, – сказала я. Раздражение взяло верх над замешательством. – А ты что здесь делаешь?

– Ты не ночевала дома два дня подряд. Я беспокоился о тебе.

– Что ж, как видишь, со мной все в порядке.

– Я собирался приготовить нам ужин во вторник, но ты так и не появилась. Я решил, что ты, наверное, расстроилась из-за того, что я тогда ушел, не попрощавшись. Ты выглядела такой умиротворенной, что мне не хотелось будить тебя.

– Пит, я веду очень напряженный образ жизни, – сказала я, пытаясь сохранить хладнокровие. – Работа требует от меня поездок за город, друзья хотят видеть меня у себя…

– Отлично, – перебил он меня. – Потому что сейчас мне отчего-то кажется, будто ты меня избегаешь. Я чувствую себя уязвленным, потому что, когда мы виделись в последний раз, я был внутри тебя.

Его слова заставили меня содрогнуться, но я скрыла свое омерзение, плотнее запахнувшись в пальто.

– Как, кстати, поживает Мартин? – продолжал Пит, который, похоже, ничего не заметил. – Я был уверен, что он сидит под арестом. Но не исключено, что полиция оказалась умнее, чем мы думали. Быть может, они подозревают, что Мартин был не единственным гостем у Донны в ту ночь.

Я предпочла промолчать. Пит Кэрролл был непредсказуем, и я не хотела провоцировать его без особой необходимости.

– Ты придешь домой сегодня вечером?

– Не думаю, – ответила я, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. – Как я тебе и говорила, я остановилась у знакомых…

Он подался ко мне, и я ощутила неприятный запах у него изо рта.

– Я обязательно пойду в полицию, Франсин. Если ты не вернешься в квартиру на выходные, я обращусь к инспектору Дойлу.

Я вовремя прикусила язык, поскольку не собиралась тратить время попусту, спрашивая, откуда он знает, как зовут детектива, ведущего дело об исчезновении Донны. Пит Кэрролл был умен, и информационная вселенная была к его услугам, стоило ему лишь пару раз щелкнуть по клавиатуре компьютера.

– Ну и что? – сказала я, стараясь вложить в свой голос вызов. – Я была пьяна, так что меня нельзя назвать надежным свидетелем. Ты действительно думаешь, что им есть до этого дело?

Пит рассмеялся.

– Еще какое! Подумай сама: ты призналась, что была там в ту ночь, когда Донна Джой исчезла без следа. Я уверен, что они сложат два и два и получат пять. Как это сделал я.

Я намеревалась во что бы то ни стало скрыть от него, что он попал в десятку.

Он озвучил те самые темные мысли, которые я упорно гнала от себя на протяжении последних десяти дней, но которые застряли у меня в подсознании с тех пор, как я узнала об исчезновении Донны Джой. Я по-прежнему ничего не помнила о той ночи, включая и то, кто именно входил в ее дом и когда вышел оттуда. Зато я знала, что побывала там сама. Собственно говоря, это единственное, в чем я была уверена. Сначала я наблюдала за ними из паба, а потом пряталась в тени. На сцене я оставалась единственной постоянной величиной. Но, хотя я не могла сказать, когда Мартин и Донна расстались, собственных передвижений в ту ночь я ведь тоже не помнила, верно?

– Начинается дождь, – пробормотала я, поднимая воротник. – Нам пора идти.

– Хорошо. Так я и думал, что ты услышишь голос разума. Мы возьмем такси. Быстро вернемся домой. Никогда не поздно начать славный вечер пораньше.

Я понимала, что капитулировать можно очень легко. Уступить ему, чтобы он держал язык за зубами. Но я не могла. Только не сейчас. Не теперь, когда Вивьен Мак-Кензи прикрыла мне спину, а я добилась некоторых успехов, помогая Мартину. Я сейчас не могла сдаться и должна была продолжить заниматься своим делом.

– Пит, – сказала я, – сегодня вечером я не вернусь домой.

– Хорошо, я тебя понял. – Он кивнул. – Ты – деловая женщина. Но ведь завтра мы обязательно увидимся, да?

Его способность внезапно менять тему разговора пугала меня куда больше его слов: он переворачивал реальный мир, дабы тот соответствовал его внутренним представлениям. Я вздрогнула, когда он взял меня за руку. Холодное и липкое, его прикосновение обожгло мою кожу, как огнем.

– Я понимаю, разница в возрасте не может тебя не беспокоить, Фран. Но ведь у нас с тобой столько общего, – сказал он, понизив голос. – Я заглянул в твой медицинский шкафчик, когда был у тебя дома. И увидел, что ты там хранишь. В молодости у меня тоже были проблемы, но после визита в клинику «Модсли» все пришло в норму. Давай поговорим об этом завтра. Я приготовлю ужин и расскажу тебе обо всем.

– Хорошо, – сказала я, вырывая у него свою руку. Лгать ему мне не хотелось, главное – избавиться от него любой ценой.

– Значит, до встречи, крошка, – ухмыльнулся он, и я резко отвернулась и зашагала к улице, чувствуя, как он смотрит мне вслед, и ожидая, что он вот-вот догонит меня.

Но когда я все-таки собралась с духом и оглянулась, скамья и площадь были пусты. Едва я повернула за угол и вышла на боковую улочку, как меня стошнило в сточную канаву.

Глава тридцать пятая

К Клэр я вернулась на такси. Я слишком разнервничалась, чтобы ехать на метро или автобусе, а еще меня преследовал страх, что Пит может следить за мной. Водитель был молчуном, что оказалось весьма кстати, потому что я едва могла дышать, не то что поддерживать разговор.

Хотя ключи от дома Клэр оставались у меня, я предпочла позвонить в дверь, а не открывать ее самой.

– Фран, я не ждала тебя, – сказала Клэр, появляясь на пороге. – Я полагала, что ты вернулась к себе.

На ней были домашние тапочки и байковые пижамные штаны с рисунком из мультяшных персонажей. Мне редко доводилось видеть ее такой домашней, ничуть не похожей на гламурную жительницу метрополии. Еще один взгляд в нормальный мир стал той соломинкой, которая переломила хребет верблюду; я не выдержала и расплакалась.

– Эй, эй, – принялась утешать меня она и потащила внутрь. – Что стряслось?

– Всё, – всхлипнула я, содрогаясь всем телом от рыданий.

Она быстро провела меня в гостиную и включила газовый камин, отчего уютная комната наполнилась отблесками теплого оранжевого пламени. Я опустилась на краешек софы, где частенько сиживала, свернувшись клубком в уголке, с бокалом вина в руке, укрыв ноги теплым пледом. Казалось, это было давным-давно, да и воспоминания эти принадлежали совсем другому человеку.

– В контору приходил Пит Кэрролл, чтобы повидать меня, – сказала я сквозь слезы.

– Тот парень, что живет под тобой?

Я кивнула.

– Он меня шантажирует.

– Что? Чем?

Я со стыдом уставилась на свои руки, сознавая, что пришло время рассказать ей все. Сделав глубокий вдох, я заговорила.

– Значит, он угрожает обратиться в полицию? – прервала меня Клэр.

Я кивнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Он намекает, что я могу иметь какое-то отношение к исчезновению Донны. – Я отчетливо слышала нотки страха в собственном голосе. – И, говоря по правде, полиция может согласиться с ним.

– Вот же мелкое дерьмо, – с чувством выразилась Клэр. – И чего же он хочет? Денег?

Я вперила в нее тусклый взгляд.

– Секса.

Глаза ее медленно расширились.

– И ты… согласилась? – спросила она.

Я кивнула, а потом, заметив отвращение на ее лице, попыталась оправдаться.

– Да, я была вынуждена. Он опасен, серьезно, Клэр, – сказала я. – По-моему, он уже давно влюблен в меня. Вообще-то, он пытался поцеловать меня еще в мой день рождения, но тогда я сказала «нет». А теперь он, похоже, намерен отомстить. Он сказал, что лечился в «Модсли». Не знаю, от чего именно. Может, от помешательства. Но теперь мне кажется, что он следил за мной…

Сделав глубокий вдох, чтобы хоть немного успокоиться и не закатить истерику, я схватилась за голову. Мне хотелось плакать, выть и стонать, но тело словно бы отказывалось мне повиноваться. Клэр подошла и села рядом со мной, обняв меня одной рукой за плечи, но я не могла заставить себя взглянуть ей в лицо.

– Фран, ты должна пойти в полицию, – мягко сказала она.

– Боюсь, что он опередит меня, – с горечью вырвалось у меня.

– Нет, не успеет, – возразила Клэр. – А даже если и опередит – что из того? У него есть какая-то полубезумная теория насчет тебя? Подумаешь, большое дело. А вот он действительно совершил преступление. Он изнасиловал тебя.

Какой-то частью сознания я понимала, что она права, но все равно стремилась отогнать от себя это слово. Изнасилование – это то, что совершают в темных переулках безумные маньяки. Это не может случиться в вашей собственной спальне, с симпатичным соседом. Умом я понимала, конечно, что секс по принуждению – это секс против воли. Я не специализировалась в этой области права, зато видела его побочные продукты в консультационных центрах, зажатыми между процедурами банкротства и делами с небольшими суммами иска. Я видела бледных девочек-подростков, напуганных и дрожащих. Девочек, которым угрожали, что выложат в сеть их обнаженные фото или порно-ролики, если они не согласятся на продолжение связи. Замужних женщин, которых обманом или силой принуждали зятья или коллеги. Мне не доводилось вести такие дела; за них брались волонтеры с опытом и знаниями в уголовной сфере, и всякий раз они давали такой же совет, как сейчас Клэр. «Обращайтесь в полицию». Но, говоря по правде, закон предпочитал полную ясность, а здесь властвовали полутона. В голове у меня все окончательно перепуталось.

– Больше всего я боюсь того, что он может оказаться прав, – едва слышным шепотом произнесла я.

– Это безумие! – заявила Клэр. – Ты не можешь быть причастна к исчезновению Донны.

– А что, если это так? – сказала я, пристально глядя на нее и пытаясь дать ей понять, какое тяжкое чувство вины ношу в себе.

Я ненавидела Донну Джой – причем в ту ночь сильнее, чем когда-либо прежде, – а за время работы барристером мне не раз приходилось видеть, какой разрушительной бывает ненависть.

– Я помню, как очнулась у Пита, помню, как следила за домом Донны. Но четыре часа в промежутке – полный провал. Я не помню, что делала, Клэр, – сказала я, и в моем голосе прозвучали нотки отчаяния.

– Фран, ты не можешь всерьез полагать, что причинила вред Донне Джой.

– Пит думает, что я могла это сделать.

– Пит специально внушает тебе извращенные мысли, чтобы добиться того, чего хочет.

– Как ты думаешь, я способна на насилие?

– Фран, не говори глупостей.

– Нет, серьезно, Клэр, я знаю, что между психозом и насилием существует прямая связь. Ведь это действительно так, верно?

Клэр отстранилась, качая головой.

– Я полжизни потратила на борьбу с предрассудками, от которых страдают люди с психическими расстройствами, – в сердцах заявила она. – Да и ты сама слышала, как шептали тебе в спину: шизанутая, психопатка, чокнутая. Трудно назвать эти эпитеты приятными, верно? Особенно учитывая то, что они в корне неверны и оскорбительны.

– Все это мне известно, – отмахнулась я. – Но сейчас мы с тобой одни, Клэр. Пожалуйста, скажи мне – это возможно?

Она шумно и неодобрительно выдохнула.

– Если у человека случился серьезный маниакальный приступ, то да, это возможно. Не исключено, что в таком состоянии человек прибегнет к насилию.

– И что же он может натворить? Если потеряет контроль над собой, я имею в виду.

– Я слышала о проявлениях нечеловеческой силы, – неохотно ответила подруга. – Чаще, хотя и не всегда, встречается просто агрессивное поведение. Иногда тех, у кого случается приступ, приходится помещать в психиатрическую больницу, а злоупотребление алкоголем или наркотиками может повысить риск насилия и физического нападения, но все равно это крайне маловероятно. – Она накрыла мою руку своей. – И я говорю в сослагательном наклонении, потому что ты давишь на меня. Все это крайности, Фран. Кроме того, мы с тобой говорим о другом. Ты ведь не впала в буйное помешательство, и тебя не нужно изолировать – ты просто вырубилась на пару часов, а это далеко не то же самое.

Она посмотрела на меня, и озабоченность в ее глазах сменилась раздражением. Подруга взяла верх над психиатром.

– Да перестань же, Фран, ну что, по-твоему, могло произойти? Ты взломала запертую дверь Донны, нанесла ей смертельный удар приемом карате, потом избавилась от трупа, и все это – до двух часов ночи, когда тебя привезли в Ислингтон? Ах да, а перед уходом ты прибралась и протерла все поверхности «Мистером Мускулом»: полагаю, эксперты обшарили всю ее квартиру и не нашли ничего, за исключением следов Донны – и Мартина.

Мне не понравилось, что она упомянула о ДНК Мартина, образцы которой взяли эксперты-криминалисты, осматривавшие место преступления, но я вынуждена была признать, что в ее словах присутствует здравый смысл.

– Тем не менее остаются еще три часа после закрытия паба. Что я делала все это время? Ах, если бы я могла повернуть время вспять… Если бы вспомнить…

Клэр встала и подошла к окну, глядя сквозь стекло на темные тени на улице.

– У меня есть друг, который может помочь, – спустя некоторое время сказала она. – Его зовут Джил. Он – клинический психиатр, работает в центре и специализируется на травмах.

Я уставилась на нее, чувствуя, как в душе у меня разгорается огонек надежды.

– Но ты же говорила, что после таких провалов воспоминания не возвращаются?

– Это ведь не точные науки, и я вовсе не уверена, что это возможно в твоем случае. Но если такой способ существует, то Джил его знает. Думаю, нам с тобой нужно проверить, как ты думаешь?

Я вскочила и обвила ее шею обеими руками.

– Спасибо, Клэр. Ты замечательная подруга.

– Ладно, ладно, успокойся, – пробормотала она и привлекла меня к себе, гладя по голове.

На мгновение на меня нахлынули воспоминания. Ночь в университете. Летний бал. День выдался очень теплым, в воздухе было разлито благоухание, и гламурные красотки из оргкомитета проделали замечательную работу, превратив наше студенческое общежитие в страну чудес, развесив повсюду фонари «летучая мышь». Казалось, везде, куда ни глянь, искрилась звездная пыль и мерцали светлячки, совсем как в ту ночь, которую описывал Алекс, когда он впервые поцеловал Донну. Мы с Клэр тоже веселились от души, изрядно поднабрались и были счастливы, а после катания на карусели в дальнем конце лужайки вообще потеряли голову. В длинном винтажном платье, случайно обнаруженном мной на благотворительном базаре, я казалась себе красавицей. А ведь всего годом ранее я была девчонкой, которая тусуется за гаражами, школьной потаскухой, курившей и спавшей со всеми подряд, чтобы на нее обратили внимание. Но в ту ночь я чувствовала себя принцессой из сказки, да и Клэр поддалась тем же чарам. Я спросила себя, а помнит ли она ту ночь. Эти беззаботные деньки юности – господи, как же я скучала по ним!

Глава тридцать шестая

В сырое и дождливое утро субботы консультационный центр в Западном Лондоне выглядел ничем не примечательным. Небольшая автостоянка перед ним была пуста, если не считать забрызганного каплями дождя минивэна в углу, отмеченном надписью «Только для врачей».

– Похоже, здесь никого нет, – с раздражением заметила я. – Хотя, казалось бы, если уж какое-либо учреждение и должно быть открыто в выходные дни, то такая вот клиника. Все те люди, которые целую неделю подвергаются стрессу на работе, почему бы им…

Клэр оборвала меня на полуслове.

– Ты нервничаешь, – заметила она, набирая код доступа на клавиатуре возле двери. – Я все поняла. Но имей в виду: не исключено, что Джил не сможет помочь. Не возлагай на него чересчур большие надежды. Едва ли сегодня случится чудо. Терапия – это процесс, а не моментальное излечение. На это может понадобиться месяцев шесть регулярных сеансов. Ты ведь отдаешь себе в этом отчет, верно?

– Через шесть месяцев Мартин будет сидеть в тюрьме, если я не смогу ему помочь, – ответила я, входя внутрь и стряхивая капли дождя с воротника пальто. – Ты ведь отдаешь себе в этом отчет, верно?

Клэр, похоже, уже собралась открыть рот, чтобы ответить, но промолчала и кивнула, одарив меня слабой улыбкой, и первой зашагала по белым коридорам. Я понимала, что она решила стоически сносить мою лояльность по отношению к Мартину, но ей это не нравилось. Она помогала мне, а не Мартину.

– Сюда, – сказала она и открыла дверь бесконтактной картой. – Кабинет Джила – на верхнем этаже.

Лестничный пролет представлял собой стеклянный ящик, по которому сверху вниз струились серебристые ленты дождя, отчего внешний мир казался размытым и искаженным. Я слышала, как эхо наших шагов разнеслось до самого верха.

Похоже, Клэр тоже нервничала; но я, глядя на нее, приободрилась. В конце длинного прохода виднелась единственная открытая дверь, через которую в коридор падал косой треугольник серого света.

– Джил? – позвала Клэр, вежливо постучав по дверной коробке.

– О, привет, привет. – Из-за стола вскочил мужчина. – Входите, входите же, прошу вас.

На вид ему было около пятидесяти. У него было тонкое лицо с высокой линией редеющих волос, но одевался он на удивление стильно, словно следящий за модой учитель шестого класса. Однако самой поразительной чертой его внешности казались глаза: угольно-черные и лукавые. Джил Мур понравился мне с первого взгляда.

– Вы, должно быть, Фран, – произнес он, пожимая мне руку. Я мельком подумала о том, что именно рассказала ему Клэр, но тут же спросила себя, а что я должна буду поведать ему.

– Прошу прощения за это, – извинился Джил, отправляя в мусорное ведро недоеденный бутерброд. – Самое дрянное помещение во всем здании; правда, я бываю здесь всего два дня в неделю.

– Не беспокойтесь, – заверила я его. – Мой кабинет выглядит ничуть не лучше. А где вы обычно практикуете?

– В больнице «Баверсток», – сказал он, машинально приводя в порядок свой стол, словно домохозяйка, к которой неожиданно нагрянули гости. – Обычно мне приходится иметь дело с травмами. Пациенты с посттравматическим стрессовым расстройством – бывшие военные в большинстве своем, как вы легко можете догадаться.

На стене висели несколько сертификатов в рамочках, а рядом располагалась полка со стопкой компакт-дисков. Склонив голову, я прочла названия: «The Smiths», «Jesus Jones», «Royal Blood». Не знаю, чего я ожидала – наверное, приятной классической музыки на заднем фоне.

– Ну что ж, пожалуй, я вас оставлю, – сказала Клэр, которая так и не переступила порог. – Мне тоже не помешает прибраться у себя на столе.

– И это говорит самая большая чистюля во всем здании, – улыбнулся Джил.

Клэр потупилась и покраснела.

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – пробормотала она.

Приподняв брови и окинув меня выразительным взглядом, она исчезла. «Как интересно», – подумала я с сожалением. Оно было вызвано осознанием того, что я столкнулась с той частью жизни своей лучшей подруги, о которой ничего не знала, а еще разочарованием из-за того, что Клэр не вышла замуж за такого же умного и сострадательного мужчину. Вместо этого она выбрала Доминика или позволила ему выбрать себя.

Джил взял мое промокшее пальто и повесил его у двери, после чего взмахом руки предложил присесть на диван, обитый серой тканью, а сам устроился на офисном стуле напротив. «В кои-то веки мне досталась эксклюзивная мебель из серии „Хабитат“», – подумала я.

– Значит, вы – лучшая подруга Клэр?

– Полагаю, что так, – ответила я, неловко опустившись на самый краешек дивана. – Я удивлена, что мы с вами не встречались ранее.

– Я работаю здесь всего полгода, потому у меня и самая маленькая комната в здании, – пояснил Джил. – А до этого я долго жил в Америке.

Он сменил позу, опершись на подлокотник.

– Клэр сказала мне, что у вас был провал в памяти?

Сеанс начался без долгих предисловий. Просто и эффективно: наш человек. Клэр сделала правильный выбор.

– Мне нужно вспомнить, что со мной произошло, – ответила я, наблюдая за тем, как он отреагирует на мои слова – неодобрением, быть может, или заколеблется, – но он ограничился тем, что просто кивнул. Подруга Клэр или нет, но, похоже, для него я была всего лишь очередным пациентом, еще одной проблемой, которую следовало решить.

– Хорошо. Расскажите мне о том, что помните.

Запинаясь, я вкратце описала Джилу то, как очнулась в два часа ночи в квартире своего соседа, угнетенная и взбудораженная, не помня почти ничего из того, что произошло раньше. Сочтя, что мое биполярное расстройство может иметь к этому отношение, я упомянула и о нем.

– Вы ранее страдали подобными провалами в памяти? – осведомился он.

– В общем-то, нет. Во всяком случае, с тех пор как закончила университет. На первом курсе я пила запоем – полагаю, в этом нет ничего необычного, но я отправлялась на заседания «Винного общества», а на следующее утро просыпалась полностью одетой, ничего не помня о вчерашнем. Одно время я полагала, что всему виной спиртное, но мне повезло: в колледже я столкнулась с семейным врачом, обратившим на меня внимание, особенно после одного случая, когда я причинила себе вред. В конце концов мне поставили диагноз – биполярное расстройство.

Джил кивнул, делая пометки в блокноте, лежавшем у него на коленях.

– Насколько я понимаю, вы вышли из «Винного общества»? – улыбнулся он.

– Переключилась на бадминтон, – ответила я. Мне нравилось, что с ним легко разговаривать, но кое-что все-таки не давало мне покоя. – Клэр сказала, что раз я была пьяна, то не смогу ничего вспомнить. Это правда?

Джил шумно выдохнул и откинулся на спинку стула, сплетя руки на затылке.

– Вот что я вам отвечу: все может быть. Вся беда терапии заключается в том, что человеческий мозг невероятно сложен. Если вы кардиохирург, то в основном имеете дело всего с несколькими сосудами. Пришейте их куда надо, и можно вполне резонно надеяться, что все будет работать, как полагается, после того как вы заштопаете пациента. А вот с мозгом, боюсь, все не так просто.

Должно быть, он почувствовал мое отчаяние, потому что ободряюще улыбнулся.

– Это вовсе не значит, что мы ничего не добились за прошедшие годы, – продолжал он. – Да, Клэр права в том, что воспоминания, потерянные во время провалов в памяти, иногда восстановить невозможно, но только в том случае, если у вас это стало следствием злоупотребления алкоголем.

– То есть существуют и другие возможности?

– Множество. Например, мне приходится выслушивать массу анекдотических свидетельств о незначительных провалах в памяти у пациентов, страдающих биполярным расстройством. Психоз, реакция «бегства», расстройство психической деятельности – что и является моей сферой деятельности, к счастью. – Он одарил меня иронической улыбкой. – Или к несчастью. Все зависит от точки зрения. Кардиохирургам нечасто доводится лечить плачущих пациентов.

– Это потому, что у них пациенты обычно спят, – сказала я.

– В самую точку, – улыбнулся он. – А теперь настало время уделить больше внимания барристеру, верно? Итак, расскажите мне о той ночи, которую не можете вспомнить.

Я кивнула, глядя на свои сцепленные руки и удивляясь, отчего это я так нервничаю. Я ведь так хотела вспомнить события того вечера и ночи, но теперь, когда этот момент настал, испугалась. Испугалась и того, что не вспомню, и того, что вспомню. Больше всего на свете мне хотелось помочь Мартину доказать свою невиновность, но неужели я и вправду желала заново пережить унижение, которое испытала, когда мой кавалер уходил в обнимку со своей женой? Неужели я желала еще раз убедиться в том, что он ни во что меня не ставил? Ну и, разумеется, не следовало забывать и об обвинении, которое бросил мне в лицо Пит Кэрролл: что я имею какое-то отношение к исчезновению Донны Джой. И заново переживать эти события, если они действительно имели место, я уж никак не желала.

– Расслабьтесь, – глубоким и ровным голосом заговорил Джил. – Опишите вкратце то, что тогда произошло. Должен же я получить хотя бы общее представление.

У меня не осталось выбора. Я рассказала ему, как проследила за своим любовником до дома его жены, а потом наблюдала за ними из паба напротив. Как очнулась в квартире соседа, куда не могла попасть без посторонней помощи, но все эти события стерлись из моей памяти, похожей теперь на книгу с вырванными страницами.

– Сколько вы выпили в ту ночь?

– В этом-то все и дело: я не помню. Во всяком случае, после первого бокала.

– Полагаю, вы были расстроены тем, что ваш друг отправился домой к своей бывшей жене, чтобы заняться с ней сексом?

Я встретилась с ним взглядом, но в глазах его не было осуждения, одни лишь любопытство и проницательность. Я вновь лишилась присутствия духа, снова и снова спрашивая себя, сколько именно я готова рассказать этому совершенно чужому мне человеку.

– Вам знаком термин «диссоциация»? – спросил он.

Я покачала головой.

– Это значит «отрыв от реальности», – сказал Джил, откладывая в сторону ручку. – Она может быть слабовыраженной, как, например, грезы наяву, или же запредельной, как альтернативная личность. Мне часто приходится наблюдать ее у жертв боевых действий и насилия – они попросту блокируют эти травмирующие воспоминания. Таким образом мозг оберегает себя от неприятных впечатлений – он просто делает вид, будто ничего этого не было.

– И вы полагаете, этим и вызвана моя амнезия? Диссоциацией?

Джил кивнул.

– Тем, что мы называем «диссоциированной реакцией бегства» – разовым событием. Обычно его причиной становится травма, но наркотики и алкоголь тоже способны инициировать его. У пациента остались воспоминания, но мозг заблокировал их. То есть ушел в отрицание.

– Получается, в таких случаях эти воспоминания можно восстановить. Как? – спросила я, поймав себя на том, что мне не терпится начать.

– Вышибив двери, – ответил он и встал, направляясь в угол своего кабинета, где с кряхтением поднял какой-то прибор и принялся настраивать его. Прибор был похож на переносной проектор, только куда более продвинутый. – Проблема с подсознанием заключается в самом его названии, – сказал Джил, раскладывая аппарат. – Под-сознание, то есть то, что находится под нашим сознанием. Там происходит много интересного, но мы не можем до него добраться. Поэтому приходится искать способ обманом заставить мозг раскрыться. Ну вот, пожалуй, и готово.

Он отступил на шаг, любуясь делом рук своих: на треноге был укреплен длинный узкий параллелепипед, из задней части которого торчали провода.

– И сегодня мы прибегнем к одному из таких способов, – пояснил Джил, подходя к окну и опуская жалюзи. – Он называется ДПДГ: десенсибилизация и переработка через движения глаз. Забавное и непонятное название, верно?

Он щелкнул ручным переключателем, и прибор стал испускать прерывистые голубые вспышки, перемещающиеся слева направо. Каждая из них сопровождалась резким коротким звуком. Еще один щелчок, и все прекратилось.

– Это оно и есть?

– Выглядит нелепо, но очень эффективно, уверяю вас. Мы имитируем движения глаза во время «быстрого» сна – когда вам снится сон, мозг перебирает события и пытается понять, что вы видели и делали на протяжении дня. Как только мы получаем доступ к этому состоянию, воспоминания начинают сыпаться наружу, как зерно из дырявого мешка.

Я посмотрела на коробку, перевела взгляд на Джила и почувствовала, как в животе у меня похолодело.

– Вы встревожены, – заметил Джил, опуская на прежнее место. – Напрасно. Вся прелесть ДПДГ заключается в том, что мы просим мозг взглянуть на эти воспоминания отстраненно. Как если бы вы видели их на киноэкране, без сопутствующей травмы. Этот способ мы используем для ветеранов боевых действий и жертв изнасилования: не очень продуктивно заставлять их вновь переживать те события наяву, этак им можно нанести новую травму, лишь усиливая ужас. Но действие ДПДГ все-таки может оказаться драматическим; мне приходилось видеть, как жертвы насилия превращаются в детей, и даже манера речи у них меняется на детскую. – Он поднял вверх указательный палец. – Обратите внимание, я сказал «драматическим», а не «травматическим». Если все получится, вы освободитесь от груза и испытаете облегчение.

Я кивнула, уговаривая себя, что выдержу.

– Хорошо, откиньтесь на спинку дивана, – сказал он. – Устраивайтесь поудобнее и расскажите мне о Мартине.

Голос его стал мягким и глубоким, прозвучал успокаивающе. Тем не менее я нервничала, ладони у меня вспотели, и мне очень хотелось вытереть их о юбку. Закрыв глаза, я постаралась привыкнуть к темноте. Я была сбита с толку – словно потеряла счет времени и оказалась в кромешной тьме.

– Мартин – мой любовник, – медленно начала я. – Нечто вроде того. Он мой клиент. Вообще-то, мы не должны были встречаться.

– Скорее всего, именно это и стало источником тревоги и беспокойства. Запретные отношения.

– Да. Кроме того, я подала заявление на получение шелковой мантии – для меня это серьезное повышение. От кандидата требуются знания и ответственность. Так что романы с клиентами, особенно если те еще женаты, никак не вписываются в рамки этой работы. – Я попыталась улыбнуться, но не преуспела в этом.

– Вы влюблены? – просто спросил Джил.

Я нервно рассмеялась, но вдруг мне захотелось признаться кому-либо в силе собственных чувств.

– Да. Я люблю его так сильно, что это пугает меня. Я никогда не испытывала ничего подобного, я как будто проснулась и переживаю все эти чувства и эмоции в первый раз.

– И ваши чувства иногда выходят из-под контроля?

– Да. – Голос мой прозвучал едва слышно, но в тишине и уединении комнаты он показался мне оглушительным криком. Срывающимся голосом я продолжала: – По большей части я ощущаю себя автомобилем без тормозов. Когда я с ним, то чувствую себя свободной, ничем не связанной, словно мчусь с ветерком, и совершенно счастлива. Но при этом я никогда не бываю спокойной.

– И поэтому в ту ночь вы испытывали стресс?

– Я была подавлена, поскольку думала, что он спит со своей женой. Поэтому я последовала за ними.

– Хорошо, опишите, что было дальше. Все, что помните. Во что вы были одеты?

Открыв глаза, я уставилась на него.

– Во что я была одета? – Я нахмурилась, с удивлением сознавая, что не могу этого вспомнить. Розовое пальто Донны я помнила совершенно отчетливо, а вот свое? – Не знаю.

– Ладно, – сказал Джил и щелкнул пультом дистанционного управления. По экрану побежали голубые вспышки. Щелк… щелк… щелк.

Я рассмеялась. Зрелище показалось нелепым, словно в шпионском фильме шестидесятых годов, в котором злодей, страдающий манией величия, пытается промыть мозги главному герою.

– Продолжайте, – попросил Джил.

Кивнув, я набрала полные легкие воздуха. Я должна сделать это. Хотя бы ради Мартина, в конце концов. Голубые всполохи по-прежнему метались по экрану. Они успокаивали, потому что были похожи на огни новогодней гирлянды. Щелк… щелк… щелк.

– Итак, – сказал Джил, выключая огни, – а теперь расскажите мне, во что вы были одеты.

– В черное пальто.

Безусловно, на мне было черное пальто. Я же всегда ношу его.

– Не волнуйтесь, – сказал Джил, вновь включая вспышки. – Не спешите, просто расслабьтесь и следите за огоньками.

Я откинулась на спинку дивана, когда они заскользили мимо: щелк… щелк… щелк. Они были не яркими, а цвета мягкой голубой лазури, словно море на плакатах, рекламирующих отдых в Греции или Италии. «Санторини», – внезапно вспомнила я. Я была там, когда мне исполнилось двадцать с небольшим, и пляжи оказались великолепными…

– Черное пальто, зеленый шарф… – продолжала я, не уверенная в том, что ко мне возвращается память. Я могла почерпнуть эти подробности из «Ивнинг стэндард», где опубликовали мой фоторобот. Сосредоточившись, я вдруг поняла, что вижу, как шла по улице. – На мне было то, в чем я обычно хожу на работу. Белая блузка, темная юбка.

Джил выключил огоньки.

– А теперь опишите погоду.

Я нахмурилась, сосредотачиваясь. Вот оно… я почти вспомнила, но образы вновь ускользнули.

– Нет, я… Ничего не получается.

– Отлично, – сказал Джил, включая свой прибор. – Продолжайте и смотрите на огоньки.

Щелк… щелк. Я почувствовала, что успокаиваюсь, глядя на них, словно смотрела, как морские волны накатываются на скалы.

– Она была ужасной – погода, я имею в виду, – выпалила я, не раздумывая. – Шел дождь, было холодно, так что мне даже пришлось надеть шапочку. Я еще подумала, что дождь смоет мой макияж.

Джил выключил огни.

– У вас весьма недурно получается. Итак, что же вы увидели первым?

Я прищурилась, вглядываясь в полумрак.

– Я увидела Донну. Я шла за ней от самой ее студии и увидела, как она встретилась с ним в ресторане. Они смеялись и пили вино. Потом вернулись к ней домой. Я пошла в паб. Взяла бокал и села у окна.

– Что было потом?

– Я не помню, – в отчаянии заявила я.

– Это всего лишь образы, Фран. Картинки. Здесь никто не причинит вам вреда, – сказал Джил, и голос его сочным баритоном раскатился в темноте.

Огоньки вспыхнули снова. Щелк… щелк. Голубые и неяркие, голубые, голубые, зеленые… В них появились новые оттенки.

– Я помню, как он положил ей руку на ягодицы, – запинаясь, проговорила я. – Я увидела эту привычную фамильярность, которая была у них и которой не было у меня.

О господи, как небрежно и расслабленно он ведет себя с ней. Щелк… щелк. И вновь зазвучал голос Джила, ободряющий и сильный:

– Что вы при этом почувствовали?

– Я поняла: все, что рассказывал мне Мартин, было ложью.

– Что еще? Что еще, Фран?

– Я не винила его. Почему бы не заняться сексом с двумя женщинами сразу, если вам это сходит с рук?

Открыв глаза, я в упор взглянула на того, кому исповедовалась, взглянула с вызовом, ожидая его реакции, но лицо его ничего не выражало.

– Что вы помните о пабе?

Казалось, Джил теперь включал и выключал огоньки в произвольном ритме или, возможно, я больше не улавливала системы в его действиях. Каким-то образом я находилась в двух местах одновременно; в клинике, в покое и безопасности, и в пабе, глядя на противоположную сторону улицы.

– Там было шумно. Людей было куда больше, чем в обычный вечер понедельника. По-моему, в зале наверху шла вечеринка или разыгрывались конкурсы и викторины. Когда я подошла к бару, кто-то спросил у меня, не знаю ли я ответа на вопрос. Мне нравятся викторины. И ответ я знала, но мне надо было пройти на свой наблюдательный пост, чтобы следить за домом.

Воспоминания возвращались, но я чувствовала, что они все сильнее гнетут меня. Или, точнее, ко мне возвращалось отчаяние той ночи, и желчь подступала к горлу, когда я видела, как Мартин трогает ее. Я чувствовала, как учащается у меня пульс – щелк, щелк, щелк, – но при этом там была не я, а кто-то другой.

– Почему, как вы думаете, Мартин солгал вам? – спросил Джил.

– Он трахал свою жену, – с горечью произнесла я. Язык у меня уже начал заплетаться. Боже, как же мне хотелось выпить.

– Откуда вы знаете? Быть может, они не занимались сексом.

– Занимались, – безжизненным голосом заявила я. – Я помню, как она смотрела на него снизу вверх, когда они подошли к ее дому. Я помню, как он прикоснулся к ее плечу, подталкивая ее внутрь. Там горел свет.

Голубой свет, то гаснущий, то загорающийся вновь. Гаснущий и загорающийся.

– Что еще, Фран? Вспоминайте.

– Зажегся свет, – сказала я. – В окне наверху. В ее спальне.

– Почему же, по-вашему, это означало, что они занимались сексом?

Я понимала, какую тактику он использует, и она приносила свои плоды, но я по-прежнему не могла принять ее полностью. Джил сам говорил, что люди способны заново переживать травматические обстоятельства, испытывать прежние чувства, и это оказалось правдой. Я ощущала ожог от водки в горле и боль в груди, когда поняла, что там происходит. Я вновь ощущала все это, словно опять сидела в пабе, глядя на другую сторону улицы, но одновременно все это казалось мне нереальным. Нет, расстройство и огорчение, как и гнев, и осознание того, что меня предали, были настоящими, но я как будто наблюдала за ними со стороны, отмечая свои переживания.

– Я знала, чем они занимаются, – негромким, но звучным голосом произнесла я.

Голова у меня кружилась, а футболка сдавливала горло, но мне все равно было хорошо – картинка словно бы проявлялась у меня перед внутренним взором, обретая резкость. Я видела их в доме, как видела в ту ночь, видела каждый акт наслаждения, который сама не раз разыгрывала с Мартином, вот только вместо моего лица и моего обнаженного тела на слайд-шоу было тело Донны, извивающейся под ним. Но Джил оказался прав. Я не видела этого, не видела ничего. Все, что я видела, – это свет. Один только свет.

– Вот что я видела, – сказала я, вскакивая на ноги.

– Фран, подождите, прошу вас…

– Нет, не могу, – отказалась я, обретая силу. Тяжкая ноша словно свалилась с моих плеч. – Джил, я знаю, что там произошло.

Джил встал и поднял жалюзи, наполняя комнату дневным светом, который окутал его сзади – как Мартина. И тогда я вспомнила все. Не просто фрагменты и обрывки, а действительно все, всю последовательность событий, которые теперь следовало осмыслить.

– Я вспомнила.

Я вспомнила, что было темно и холодно. Я вспомнила, как Донна и Мартин вошли в дом. Я вспомнила паб, водку с тоником, свое место у окна. Я вспомнила вопрос викторины: «Назовите имя бас-гитариста группы „Куин“». Я вспомнила свет, загоревшийся наверху, и все свои предположения относительно того, что там происходит. А потом я вспомнила, как входная дверь дома Донны отворилась и лампочка над крыльцом осветила Мартина со спины, когда он сбежал по ступенькам и растворился в темноте.

– Он ушел, Мартин ушел, – сказала я.

А еще я вспомнила, как вновь перевела взгляд на высокое белое здание и заметила, как кто-то раздвинул тонкие планки жалюзи. Облако волос и нежные черты Донны, глядящей вслед Мартину. Донна Джой стояла у окна. Она была еще жива, когда Мартин уходил от нее. Что почти со стопроцентной вероятностью означало, что он не убивал ее.

Он был невиновен.

Глава тридцать седьмая

Попрощавшись с Джилом, я стояла в фойе консультационного центра Западного Лондона, баюкая в руках пластиковую чашку с водой. Вот послышался лязг захлопываемой дверцы и шум мотора – Джил уехал.

Потягивая прохладный напиток, я вдруг поняла, что тревога, снедавшая меня ранее, сменилась кое-чем более определенным. Желанием наконец-то исправить ситуацию, потому что теперь я знала, что у меня есть ключ.

На лестнице появилась Клэр. Наверное, из окна своего кабинета она видела, как уехал Джил.

– Как все прошло? – спросила она, когда мы оказались рядом.

– Экстремально.

– С тобой все в порядке?

– Я чувствую себя пьяной.

– Пьяной? – с тревогой переспросила она.

– Слушай, у тебя случайно не завалялись мятные леденцы в сумочке?

– Пожалуй, нам стоит прогуляться немного. Подышать свежим воздухом, – изумленно пробормотала она.

Кивнув, я направилась к выходу.

– Что случилось? – спустя несколько мгновений спросила Клэр.

– Он вынес двери к чертовой матери, – ответила я и бросила чашку в мусорную корзину.

Клэр покачала головой. Она явно не понимала, зачем я принялась цитировать «Ограбление по-итальянски».

– Послушай, мне нужно поговорить с Мартином, – сказала я, обводя фойе взглядом и останавливая его на столе дежурного администратора. – Ничего, если я воспользуюсь телефоном?

– Разумеется. Фран, что происходит? Джил помог тебе? Ты что, пила?

Но я уже сидела в пустующем кресле дежурного администратора и через коммутатор набирала номер одноразового телефона Мартина, который записала на обрывке бумаги.

Взяв из канцелярского стаканчика красную шариковую ручку, я принялась машинально рисовать каракули в ожидании ответа, слыша, как учащенно бьется у меня сердце.

– Алло?

– Это я.

– Все в порядке?

– О да, – ответила я и засмеялась. – Дела определенно начинают идти на лад.

– Нам нужно встретиться.

– Давай прямо сейчас, – предложила я, понижая голос до заговорщического шепота. – Ничего никому не говори, но давай встретимся как можно скорее. Там, где можно поговорить без помехи. Только ты и я, и больше никого.

В глубине души я уже ощутила себя шпионкой. Шестое чувство, подсказавшее мне воспользоваться телефоном центра вместо собственного мобильника, мое предложение встретиться в Хэмпстед-Хите – я действовала совершенно в духе Джорджа Смайли[26]. На миг я даже задумалась о том, а не подать ли мне заявление на вступление в ряды секретной службы, если моя юридическая карьера все-таки пойдет прахом. Впрочем, скорее всего, МИ5 окажется столь же разборчивой, как и коллегия адвокатов.

Клэр высадила меня на автостоянке неподалеку от Кенвуд-парка. У меня слегка кружилась голова, когда я шагала по лужайкам, с нетерпением ожидая встречи с Мартином и предвкушая, как расскажу ему о своем сеансе с Джилом.

Я плохо знала Хэмпстед-Хит. По-моему, сюда можно годами наведываться каждый день и все равно не узнать всех его тайн и закоулков.

Пару лет назад у меня случился очередной заскок, и я решила оставить беговую дорожку в тренажерном зале и переместиться на свежий воздух. Если бы все пошло хорошо, я приняла бы участие в забеге на десять километров. В карьере у меня образовался застой, и мне требовался новый стимул. И вот каждое воскресенье я садилась на автобус, ехала через Холлоуэй, Арчуэй и далее вверх на холм, затем сходила в Хите и бегала, бегала, бегала и бегала.

Как раз в это время я и наткнулась на Вуд-Понд, лесное озеро. Полоску воды и впрямь окружали с юга пустоши и лес. Оно не пользовалось такой популярностью, как прославленные пруды для купания, и, хотя летом здесь было много отдыхающих, я сомневалась, что встречу там кого-либо в унылый и пасмурный субботний день.

– Ты точно не хочешь, чтобы я пошла с тобой? – спросила Клэр, когда я выбралась из машины.

– Не говори глупостей, – ответила я, застегивая пуговицы на пальто, которое она одолжила мне.

– Я могу подождать тебя здесь, – не унималась она.

Я мельком подумала о том, почему она так нянчится со мной, а потом поняла: Клэр просто не хотела оставлять меня наедине с Мартином в этом богом забытом и пустынном месте. Несмотря на воспоминания, которые выбил из меня Джил и которыми я не преминула поделиться с Клэр во время поездки в Хэмпстед, подруга по-прежнему не доверяла ему.

Сунув руки в карманы, я зашагала вниз по склону, прочь от Кенвуд-Хауса, по прогалинам в сторону деревьев. У пруда я отыскала скамью и уселась в ожидании, пока не заметила, что ко мне кто-то направляется. Темный и смутный силуэт наконец-то обрел знакомое лицо.

На нем были джинсы, бейсболка и темно-синее мужское пальто, которое было мне незнакомо. Он выглядел как ничем не примечательный субъект, местный житель, выгуливающий собаку. Я решила, что так и было задумано.

Улыбаясь во весь рот, я едва сдержалась, чтобы не броситься ему навстречу, раскинув руки в стороны.

– Ты меня опередила, – заметил он, присаживаясь рядом со мной на заросшую мхом скамью. – Как ты добралась сюда?

– Меня подвезла Клэр.

– Надо будет купить тебе машину, – небрежно заметил он. Наверное, в мире Мартина так поступали все мужчины. Они дарили своим женщинам автомобили.

– Единственной вещью, которую когда-либо достал для меня из гаража мужчина, был букет полузасохших цветов.

Мартин выразительно покосился на меня, приподняв бровь.

– А что, твои знакомые мужчины действительно так поступают?

– Некоторые покупают гвоздики. – Я пожала плечами. – И конфеты «Ферреро Роше».

– Это не в моем стиле, – заметил он, рассеянно глядя на пруд.

Две женщины с палками для спортивной ходьбы в руках остановились неподалеку, чтобы полюбоваться окрестностями. Навалившись на них всем телом, они отдувались с таким видом, словно только что поднялись на Эверест.

– Давай пройдемся, – предложила я, взяла его под руку и повела прочь от пруда, закрыв глаза и наслаждаясь его прикосновением. – Я кое-что вспомнила, – сказала я, когда мы вошли под сень деревьев. Здесь было прохладнее, а между стволов таился полумрак, создавая интимную атмосферу. – Я вспомнила, как ты выходил из дома Донны. И я видела Донну наверху. Она стояла у окна, глядя тебе вслед.

Мартин остановился как вкопанный, развернулся ко мне и схватил за руки, глядя на меня округлившимися зелеными глазами.

– Ты шутишь. По-моему, ты говорила, что не помнишь совершенно ничего.

– Сегодня утром я была на приеме у психотерапевта. – Я почувствовала, как мои губы расплываются в улыбке. – Он применил одну методику, которая и помогла мне вспомнить.

Он смотрел на меня так, словно для него в целом мире больше никого не существовало, а потом прижал меня к себе и крепко обнял. Отступив на шаг, он вновь взглянул на меня, и на лице его был написан несомненный восторг.

– Ты – мое алиби, – сказал он, крепко сжимая мои пальцы.

Мне хотелось присоединиться к его радости, но я понимала, что должна сделать ему инъекцию реальности.

– Меня трудно назвать надежным свидетелем, помнишь? Я была пьяна.

– Это уже экспертам решать.

Мы двинулись дальше, все глубже заходя в лес. Я едва не наступила на использованный презерватив, и это напомнило о том, что пустошь служит местом тайных встреч совсем иного рода. Налетевший ветер зашуршал листвой, а где-то наверху, у нас над головами, раздалось карканье вороны.

– Спасибо тебе за то, что не усомнилась во мне, – сказал он.

– Я-то как раз сомневалась, – честно призналась я. – Во всяком случае, не отбрасывала такую возможность. Потому что ты солгал мне.

– Я ни в чем тебе не лгал, – нахмурившись, сказал он.

– Ты сказал, что упал с велосипеда и поранил руку. Дойл тебе не поверил, потому что шины оказались чистыми.

– Я не падал с велосипеда, – сказал он, глядя куда-то вдаль меж деревьев.

– Тогда почему ты солгал мне?

Он взглянул на меня.

– Потому что я не помню, как порезался. Но это звучало бы настолько неубедительно, что мне пришлось изобретать другое, более правдоподобное объяснение. Вот я и решил, что так будет лучше, чем просто признаваться, что я не помню.

– Лгать мне было совсем не обязательно.

– Я знаю и прошу прощения. Скорее всего, я просто убедил себя в том, что это правда. Но порез не имеет никакого отношения к Донне. Уж в этом-то я уверен.

Он стиснул мою руку. День выдался прохладным, но его ладонь была горячей. Он переплел свои пальцы с моими и увлек меня глубже в лес.

– После того как я вчера заходила к тебе, мне позвонил Алекс, – сказала я. Деревья сомкнулись вокруг нас, и в воздухе повеяло прохладой. – Очевидно, Софи рассказала ему о том, что я была в полиции, и поэтому мне пришлось встретиться с ним.

– И что же он тебе сообщил?

Я пожала плечами.

– Всякую ерунду, – ответила я. – Ничего особенного. Я ему не верю.

Мартин покачал головой.

– Я тоже ему не доверяю.

Я развернулась и взглянула ему в лицо.

– Ты не осматривался в доме Коулов?

– А что я должен был искать? Нож для колки льда? – Он попытался пошутить, но в его голосе не было веселья.

– Ты не проверял, действительно ли он ездил на ту конференцию во вторник и среду?

– Да, он был там два дня, а за ужином встречался с клиентами. Правда, кое-кто на конференции по технологиям говорил, что во вторник он вел себя странно. У него даже поинтересовались, все ли в порядке, но Алекс лишь отмахнулся. Сказал, что просто мучается похмельем.

Я не знала, имеют ли эти сведения какое-либо значение, но было видно, что Мартин тоже мысленно перебирает все возможные варианты.

– Так или иначе, но, раз речь зашла о доверии, тебе следует знать, что курьер доставил мне от нашего адвоката соглашение о партнерстве, – с мрачным видом сообщил Мартин. – Разумеется, я знал, что в нем есть пункт об этических принципах, но я не помнил, насколько он жесткий.

– Ты имеешь в виду соглашение между тобой и Алексом?

Мартин кивнул.

– Если один из компаньонов нанесет ущерб репутации фирмы, это может послужить основанием для разрыва соглашения, и тогда тот из партнеров, кто допустил нарушение, должен передать свои акции второму соучредителю.

– Ущерб репутации? Очень расплывчатое понятие.

– Спасибо за урок юридической грамотности.

– И что, по-твоему, это может означать на практике?

– Это означает, что, если меня продолжат обвинять в исчезновении Донны, меня могут изгнать из «Гасслер Партнершип».

– То есть даже если против тебя не выдвинут обвинение, Алекс получит право распоряжаться твоими акциями?

– Он может выкупить их, но всегда ведь найдется законный способ снизить их стоимость, особенно если Алекс посоветует инвесторам забрать свои наличные.

– Он может быть опасен. Ему известны твои секреты.

Мартин нахмурился.

– У нас всех имеются свои темные уголки, и, пожалуй, твои известны Алексу лучше, чем кому-либо другому, – продолжала я, не давая ему открыть рта. – Если у него появится стимул дискредитировать тебя, он преспокойно воспользуется этими сведениями.

– Какие еще темные уголки?

– Например, тип по имени Ричард Чернин, – немного помедлив, сказала я. – Алекс уверен, что ты мстил ему за обман.

Я взглянула на него, надеясь, что он станет все отрицать, но Мартин лишь сунул руки в карманы и уставился куда-то перед собой.

– У нас грязный бизнес, Фран, – сказал он. – Иногда приходится жестко настаивать на своем. Совершал ли я поступки, о которых сожалею? Боюсь, что да. – Голос у него сорвался, и он умолк.

– Например? О чем ты сожалеешь?

Я должна была знать, на что он способен.

Но Мартин покачал головой и отвернулся.

– Я хочу знать, – упорствовала я.

– Что ты хочешь знать, Фран? – резко бросил мне он, и лицо его залил жаркий румянец. – Что я трахал проституток, потому что не хотел обижать клиента? Что я платил за информацию, чтобы закрыть короткие продажи без покрытия, вступал в сговор с другими банкирами, совершал сделки с африканскими диктаторами на их частных реактивных самолетах? Зная, что мне платят кровавыми деньгами. Да, я совершал их. Нет, я не горжусь этим. Но такое случается. Именно корыстолюбие заставляет мир вращаться вокруг собственной оси.

– Значит, теперь о них знаю и я, – заметила я. – О твоих темных уголках.

Я ожидала, что моральный компас запретит мне любить этого грешника, но меня по-прежнему снедало все то же яростное желание, которое я всегда ощущала, когда он был рядом.

– Ну, и что, по-твоему, нам теперь делать? – осведомился он после недолгого молчания. – Если ты сообщишь полиции, что видела меня выходящим из дома Донны в час ночи, они спросят, что ты там делала сама. Я не хочу втягивать тебя во все это, Фран. Не хочу, чтобы с тобой обошлись так же, как и со мной. Как с преступницей.

– Я уверена, что у них уже появились сомнения на мой счет, – заявила я и рассказала ему о фотороботе, о своей встрече с сержантом Коллинзом и той лжи, которую скормила ему. Мартин негромко выругался и взъерошил волосы ладонью.

– Господи, я готов держать пари, что ты уже жалеешь о том, что встретила меня, – пробормотал он.

– Ничего подобного, – ответила я и взяла его за руку. Он умолк и задумался.

– Поскольку мы не можем рассказать полиции о том, что ты видела, придется действовать другим путем, – решительно заявил он. – Мы должны найти Донну, а заодно и убедиться в том, что полиция рассматривает других людей в качестве подозреваемых. Потому что я не имею к этому никакого отношения.

– Я тоже, – прошептала я.

– А я никогда и не думал, что имеешь, – сказал он, оборачиваясь ко мне.

Позади меня стоял белый клен. Я прижалась спиной к его грубой морщинистой коре и ощутила прикосновение мягких губ Мартина к своим губам. Большим и указательным пальцами он принялся нежно ласкать мочку моего уха.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

– Я хочу тебя, – негромко ответила я, ощущая прилив желания.

Он распахнул свое пальто и накрыл им нас обоих. Оказавшись под шерстяными складками, я расстегнула «молнию» у него на джинсах. Когда его член вырвался на свободу, я накрыла его ладонью и стала двигать ею вверх и вниз, и Мартин застонал от желания. Я принялась возиться с собственной одеждой, задрала свою юбку и направила его в себя, а потом запрокинула голову, глядя на переплетение ветвей на фоне серого неба. Мне было плевать на все: на Алекса, Донну и полицию. Для меня имели значение только Мартин и то, что сейчас мы вместе.

Кончили мы одновременно и вместе же рухнули на мох и траву. Он обнял меня за плечи, и мы, казалось, целую вечность просидели в неподвижности.

Затем мы обошли пустошь по кругу, держась за руки, словно юные влюбленные, миновали пруды для купания и эстраду для оркестра на самой южной ее оконечности, после чего повернули на запад, направляясь к очаровательной открытой беседке, и поднялись наверх, к гостинице «Спэнъярдз Инн», где сели прямо у дороги с двумя пинтами крафтового пива, читая рассказы, отпечатанные на обратной стороне меню. Паб упоминался в «Записках Пиквикского клуба» Диккенса и имел некоторое отношение к Дику Турпину, грабителю с большой дороги. Даже если мы и отдавали себе отчет в том, что совершаем глупость, показываясь на людях вместе, никто из нас не заикнулся об этом. Впрочем, на нас никто не обращал ни малейшего внимания, не говоря уже о том, чтобы тыкать пальцем в мужчину в бейсболке, о котором все газеты кричали, что он причастен к исчезновению собственной супруги.

Было уже почти семь часов, когда мы вернулись к Кенвуд-Хаусу. Я последовала за Мартином к сверкающей глянцем черной «Ауди» на парковке.

– Это твоя? – поинтересовалась я, когда он брелоком отключил сигнализацию и та отозвалась коротким «бип-бип».

– Нет, это машина Софи. Мою забрала полиция. Полагаю, они надеются обнаружить, что багажник доверху залит кровью.

– Это не смешно.

Он пожал плечами, и мы сели в салон.

– Где тебя высадить? – спросил он.

А я вдруг поняла, что мне некуда идти. У меня больше не было ни работы, ни дома, да и мысль о неодобрительных взглядах Клэр тоже не грела мне душу.

– Как ты думаешь, Софи не станет возражать, если мы немного покатаемся? – спросила я.

– И куда бы ты хотела поехать?

– Челси? – предложила я.

Район казался вполне подходящим для такого автомобиля, с сиденьями из кремовой кожи и гладкой панелью, отделанной ореховым деревом. В углу лобового стекла виднелся стикер разрешения на парковку возле одного из самых эксклюзивных тренажерных залов. Хотела бы я иметь такую машину, да и абонемент в такой тренажерный зал тоже. На протяжении многих лет я высмеивала жен банкиров и тот выбор, который они сделали: отказались от своей личности, от возможности жить своим умом, превратились в чье-то движимое имущество, и не более того. Увы, несмотря на свой тяжкий труд и профессиональные успехи, я до сих пор ездила на автобусе и посещала местный захудалый тренажерный зал. И вот сейчас мне захотелось пожить так, как Софи. Или Донна. Мне захотелось иметь роскошный дом Коулов с его приглушенным, спокойным оформлением, гардероб Донны, ее сумочки и ее непринужденную, воздушную красоту. Словом, я захотела стать женой Мартина.

– А куда именно в Челси? – спросил Мартин, бесцеремонно вторгаясь в мои грезы и заводя мотор.

– К дому Донны, – ответила я, искоса глядя на него.

– Фран, перестань, это нам не поможет.

– Доверься мне, – сказала я.

Он несколько мгновений молча смотрел на меня, потом кивнул и направил авто на юг. Город страдал от субботних пробок, а моросящий дождь превратил дорожное покрытие в каток. Нам потребовалось больше часа, чтобы добраться до Кингс-роуд. Мартин остановил машину у тротуара в нескольких шагах от того паба, в котором я укрывалась в ночь исчезновения Донны. Нам был виден ее дом, и я заметила, что фургонов экспертно-криминалистической службы возле него уже нет.

Он заглушил двигатель, и мы остались в тишине.

– Мы купили этот дом из-за газового освещения, – сказал он, показывая на характерные фонари над головой.

– В Спиталфилдзе тоже есть такие. Похоже, ты раб привычек.

Краем глаза я заметила, что он улыбается.

Ладно, пора заняться тем, ради чего я сюда приехала.

– Значит, ты ушел от Донны около полуночи? – спросила я. – Пит говорит, что в Ислингтон меня привезли около двух.

– Кто такой Пит? – отрывисто поинтересовался он.

А я никак не могла поверить, что так легко попалась. Оказывается, я уже начала путаться в том, что и кому рассказывала.

– Мой сосед. На нашем первом свидании мы встретили его на автобусной остановке, – ответила я и попыталась побыстрее миновать опасный поворот. – Я выпила слишком много в ту ночь, когда увидела, как ты входишь к Донне, и даже не могла найти ключ от входной двери. Водителю такси пришлось стучать в дверь, и он разбудил Пита.

– У Пита есть ключи от твоей квартиры? – спросил он, и неодобрение, отчетливо уловимое в его тоне, ядовитым облаком повисло между нами.

– Нет. Он уложил меня спать у себя на диване.

Сейчас я была рада тому, что в машине темно. Я не хотела, чтобы румянец на щеках или пересохшие губы дали ему понять, что я не говорю всей правды. У нас был замечательный день, и мы стольким поделились друг с другом. Мы ведь не просто поговорили о темных сторонах его бизнеса, о тех вещах, которые ему пришлось совершить, чтобы добиться успеха, и в которых он признался со смущенным облегчением прихожанина, исповедующегося своему духовнику. Мы говорили о своем прошлом, о своих счастливых воспоминаниях, о школьных деньках, когда мы оба были эксцентричными сорванцами, отчаянно нуждавшимися в том, чтобы на нас обратили внимание.

– В ту ночь ты спала у Пита? – повторил он.

– У меня не было особого выбора. Я была слишком пьяна, чтобы найти собственные ключи, и он не мог просто бросить меня на улице.

– Он мог помочь тебе найти ключи и впустить тебя в твою квартиру.

– В общем, он не сделал этого, – решительно заявила я, не желая больше разговаривать на эту тему. – Может, это и ненормально, но я была не в состоянии возражать.

Похоже, он удовлетворился этим объяснением и на какое-то время успокоился. Я не хотела ему больше ничего рассказывать. Я еще не забыла, что поведал мне Алекс о Ричарде Чернине, и мне даже страшно было подумать, что сделает Мартин, если узнает, что Пит Кэрролл шантажирует меня. А если ему станет известно о том, что мы занимались сексом в моей постели, то, думаю, он без колебаний убьет Пита.

– Я отлучусь на минутку и посмотрю, не припомню ли еще чего-нибудь о том, куда пошла и что делала после закрытия бара.

Я вышла из машины и полной грудью вдохнула холодный воздух. Даже не оглядываясь, я знала, что Мартин смотрит мне вслед.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Паб находился на углу, а дом Донны – справа.

Перед некоторыми домами на другой стороне улицы были разбиты крошечные садики. Одни были обнесены невысокими стенами, другие – живыми изгородями, третьи – оградой из тонких черных металлических реек. Я попыталась вернуть то озарение, что снизошло на меня в кабинете Джила, вспоминая, где я стояла, чтобы повторить свой путь к дому Донны. Я вновь увидела его, пустой и темный, с тонированными блестящими окнами. Его окружала невысокая живая изгородь, а к квартире на цокольном этаже вели несколько ступеней.

Я присела на холодные камни прямо у входа и подняла глаза на дом Донны. Если она стояла у окна, значит, сейчас передо мной открывался точно такой же вид, как перед ней. Должно быть, я забрела сюда после ухода из паба. Я посидела еще немного, надеясь вспомнить еще хоть что-нибудь.

Но память не возвращалась. Я посмотрела налево, где в конце улицы виднелся бесконечный поток машин, а потом направо, где поперек дороги стоял металлический шлагбаум, не позволявший автомобилям сворачивать на соседнюю улицу.

Еще через несколько минут я встала. Мои ожидания не оправдались, если не считать отмороженных ягодиц.

Вернувшись к машине, я села в салон.

– Больше ничего не вспомнила? – с надеждой поинтересовался Мартин.

– Нет. Но, по-моему, я нашла место, где пряталась, чтобы наблюдать за домом.

В салоне воцарилась тишина, которую нарушали лишь наше дыхание да приглушенный шум дорожного движения.

– Скажи мне, для чего ты вернулся к Донне? – спустя некоторое время попросила я.

– Фран, прошу тебя…

– Когда вы начали трахаться? Прямо сразу или же она тебя соблазнила?

Мартин ничего не ответил.

– Это завело вас обоих? То, что твоя жена разыгрывала из себя недотрогу?

– Прекрати. Не мучай себя, – сказал он, кладя руку на рычаг коробки передач.

– Именно этим я и занимаюсь, – прошептала я, не глядя на него. – И сегодня утром у Джила я занималась тем же. Это помогает вытащить наружу забытые воспоминания.

Мартин пристально взглянул на меня и кивнул.

– Мы договорились встретиться, чтобы обсудить окончательное урегулирование спора, – в конце концов заговорил он. – Решили поужинать вместе. В ресторане, который нравился нам обоим. Мы выпили бутылку хорошего вина. Она смеялась и флиртовала. После череды бесконечных ссор и скандалов это стало приятным разнообразием. Поэтому я и вернулся к ней домой.

– Должно быть, ты получил массу удовольствия.

– Донна всегда умела сделать так, что ты ощущал себя кем-то особенным.

– Наверное, это и привлекло тебя к ней, когда вы встретились впервые?

– Когда мы только познакомились, я просто подумал, что она очень красивая. И сексуальная. Уязвимая, но сознающая собственную уязвимость, словно она притворялась такой. Она заинтриговала меня. Уже через шесть недель мы обручились. А еще через три месяца поженились.

– Где вы познакомились?

– В баре, возле магазина, в котором она работала. Она попросила меня угостить ее выпивкой. А потом сказала, чтобы я отвез ее домой.

Я хотела спросить у него, отчего мужчины столь падки на такие уловки, но, пожалуй, это было очевидно. А мужчинам нравится очевидность.

– Она была хороша в постели?

Он покосился на меня, явно спрашивая себя, действительно ли я хочу получить правдивый ответ.

– Так что, была? – повторила я.

– Она любила трахаться, как никто другой, – негромко ответил он. – Любила крайности. Ей нравилось делать то, чего не делают другие. Она любила риск. Игры. А говорить непристойности она умела лучше всех на свете. Она заставляла меня чувствовать себя королем.

Я вспомнила сообщения, которые он присылал мне. Те самые, после которых мне хотелось потрогать себя. Я вспомнила свое смущение и только сейчас поняла, к чему он меня подталкивал. Он хотел, чтобы и я ответила ему столь же грязно. Мартин хотел, чтобы я стала Донной. А я не оправдала его ожиданий.

Сердце у меня учащенно забилось, а дыхание стало неровным и судорожным.

– Именно поэтому ты и вернулся к Донне в ту ночь? Потому что я тебя не удовлетворяю? – спросила я, уверенная, что наша сексуальная жизнь кажется ему слишком пресной.

– Нет, – с горячностью возразил он. – Это было всего один раз, когда я потерял контроль над собой.

– Расскажи мне об этом, – холодно предложила я. – Расскажи мне о той ночи. Ты уже за ужином решил, что трахнешь ее?

– Не знаю. Когда я согласился на встречу, у меня не было таких намерений.

– Что случилось, когда вы отправились к ней домой?

Мартин негромко выдохнул, словно пытаясь припомнить последовательность событий шаг за шагом.

– Мы выпили. Она поднялась наверх. Когда она не вернулась, я отправился взглянуть, куда она подевалась. Она лежала на кровати в каком-то сексуальном наряде.

– Что ты имеешь в виду?

– Нижнее белье, каблуки, – сказал он.

– И что случилось потом?

– Я присоединился к ней на кровати. Мы начали целоваться. Все началось с этого.

– И что ты делал?

– Фран, пожалуйста, прекрати.

– Нет. Я хочу знать, – сказала я, чувствуя, что меня охватывает возбуждение.

Я буквально горела, как в огне, от зависти, ярости и желания. Я стояла на самом краю, словно десятицентовая монета в одном из тех игровых автоматов, которые я так любила в детстве. Те самые, которым приходилось скармливать монетки до тех пор, пока они не переполнялись и не взрывались, выбрасывая их с благодатным звоном.

– Мы занимались этим по-всякому, Фран. А потом повторяли и получали больше удовольствия, чем в первый раз.

– Так почему же ты ушел? Если тебе все так нравилось, почему ты не остался и не провел в постели всю ночь?

– Это была бы не лучшая идея.

– Она сама предложила тебе уйти или ты додумался до этого первым?

– Это не имеет значения…

– Скажи мне. Кто первый предложил?

– Она, – пробормотал он наконец, словно дал мне очередную пощечину.

Примерно минуту или даже больше мы хранили молчание. Я закрыла глаза и попыталась представить их в той комнате наверху. Я стиснула ручку дверцы, и тут перед моим взором промелькнуло воспоминание, мучительно близкое, как слово, которое вертится на кончике языка, но никак не срывается с него. Разум отказался предъявить его мне. Когда я открыла глаза, Мартин смотрел куда-то прямо перед собой.

– Однажды я наткнулся на цитату, – медленно проговорил он. – Один знаменитый исполнительный директор так описывал свой идеал женщины: «Она способна вызволить меня из темницы третьего мира».

Я не ответила. Его предыдущие слова все еще звенели у меня в ушах, причиняя боль.

– Думаю, он имел в виду, что его идеальная женщина обладала бы открытым сердцем, мужеством и умом. Вот о чем я подумал, когда впервые увидел тебя. И вот за что полюбил. А не просто за твою красоту. – Он развернулся ко мне. – Когда все это закончится, ты не хочешь переехать ко мне?

Слова его прозвучали настолько неуверенно, что я ощутила, как слабеет мое сопротивление.

– Тебе не обязательно жалеть меня только потому, что у меня сосед с приветом, – сказала я, вновь воздвигая в сердце защитные бастионы.

– Влюбленный в тебя сумасшедший живет этажом ниже, так что да, я бы предпочел, чтобы ты не задержалась там ни на минуту дольше необходимого. Но я не поэтому хочу, чтобы ты переехала ко мне. – Он немного помолчал, прежде чем заговорить вновь. – Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и мы попытались бы пожить вдвоем, не будучи женатыми. Ведь нельзя же пожениться ненадолго, чтобы посмотреть, что у нас получится.

Сердце учащенно забилось у меня в груди. Я не знала, что и думать: то ли он фактически делал мне предложение потому, что ему не нравился Пит Кэрролл и ему было одиноко и страшно, отчего он хотел иметь кого-нибудь рядом с собой. То ли он действительно предлагал мне руку и сердце.

Миссис Мартин Джой. А что, звучит недурно.

Глава тридцать восьмая

Было уже начало одиннадцатого, когда мы въехали в Куинс-парк. Я по-прежнему чувствовала себя напряженной и неудовлетворенной; день выдался на редкость странным, он потребовал от меня слишком много душевных сил, и мне нужна была сигарета, чтобы успокоиться. Курить я уже почти бросила, и мне не хотелось, чтобы Мартин видел меня такой, но в свободной спальне Клэр был французский балкон, и я уже представляла, как открываю дверь, закуриваю и смотрю на тлеющий в темноте оранжевый огонек.

– Мне нужно кое-что купить, – сказала я, когда «Ауди» свернула на Солсбери-роуд. – Можешь высадить меня здесь.

– Я не собираюсь высаживать тебя неизвестно где, да еще в темноте. Где ты хочешь найти работающий магазин в такое время?

– По-моему, возле вокзала есть небольшой супермаркет. Припаркуйся на боковой улочке, и я заскочу туда.

В супермаркете оказалось на удивление много покупателей. Посетители пабов и пассажиры метро заходили сюда с одной целью: купить сигареты и алкоголь для импровизированных вечеринок или тихих, скорбных полуночных посиделок.

Я с удовольствием расхаживала между рядами под флуоресцентными лампами, вновь чувствуя себя нормальным человеком, который живет нормальной жизнью. Я купила пачку «Мальборо лайтс», которую сунула в сумочку, баночку кока-колы и упаковку жевательного мармелада, чтобы замести следы. Надо же, веду себя, как опытная преступница-рецидивистка.

Выйдя из супермаркета, я заметила на другой стороне улицы ресторан Доминика и остановилась, чтобы рассмотреть его. Он сиял огнями, а свободных столиков не было. Пожалуй, вложения Клэр в последний гламурный проект Доминика все-таки должны принести свои плоды. Я увидела, как оттуда рука об руку вышли две парочки, смеясь и переговариваясь. Но за их спинами показался еще один человек, который натягивал пальто и поднимал воротник на ходу. Сердце у меня упало, когда я узнала Доминика: я-то надеялась проскользнуть к Клэр домой незамеченной, а потом насладиться нелегальной дозой никотина. Но теперь Доминик вернется туда раньше меня и усядется в гостиной или на кухне: мне не удастся избежать ни его самого, ни его недоброго взгляда.

Однако Доминик почему-то не повернул налево, к своему дому. Он зашагал в противоположную сторону и скрылся на тихой жилой улочке, где припарковался Мартин. Странно.

Подождав, пока он не растворится в темноте, я перебежала через дорогу, петляя между машинами, и вернулась к «Ауди».

– Купила все, что нужно? – поинтересовался Мартин, запуская мотор.

– Развернись и поезжай в ту сторону, – сказала я, поворачиваясь на сиденье.

– Что?

– Я увидела кое-что… кое-кого. Мне нужно знать, куда он собрался.

Пожав плечами, Мартин повиновался. Когда наши фары осветили улицу, я стала высматривать Доминика, но его нигде не было видно. Он или вошел в один из домов, или же сел в какой-нибудь припаркованный автомобиль.

– Поезжай помедленнее, – прошептала я, и «Ауди» поползла по улице, как улитка.

Впереди справа виднелся серебристый хэтчбэк, свет в салоне которого был включен, а на передних сиденьях угадывались силуэты двух человек.

– Что происходит? – спросил Мартин, но я его не слушала.

Улица была темной, что дало мне возможность заглянуть в автомобиль, когда мы проезжали мимо. Парочка целовалась, но тут мы миновали их, и больше я ничего не могла разглядеть.

– Разворачивайся, – сказала я, когда Мартин доехал до конца улицы. – Поезжай обратно, быстрее.

С негромким вздохом Мартин развернулся в три приема и двинулся обратно той же дорогой. Серебристый хэтчбэк приближался к нам.

– Притормози. Пусть они проедут, – распорядилась я, и «Ауди» послушно замерла на месте.

Хэтчбэк с ревом пронесся мимо, и мне даже не понадобился свет уличного фонаря над головой, чтобы разглядеть на переднем пассажирском сиденье Доминика. За рулем была женщина: молодая и светловолосая. Красивая.

– Может, скажешь наконец, что здесь происходит?

Несколько мгновений я не могла вымолвить ни слова. Меня душил гнев, я думала о Клэр, преданной и такой доверчивой, покорно спонсирующей бесконечные прожекты Доминика, нужные ему исключительно для поднятия собственной самооценки; о Клэр, терпеливо ожидающей его дома.

– Это был Доминик, – негромко проговорила я. – Муж Клэр. Он целовался с блондинкой в той машине.

– Насколько я понимаю, та блондинка – не Клэр?

– Я не очень хорошо ее рассмотрела. Но я точно уверена, что она – не Клэр.

– Однако, – сказал Мартин, выразительно взглянув на меня. – И ты по-прежнему хочешь, чтобы я высадил тебя возле ее дома?

Немного поразмыслив, я кивнула. Клэр всегда приходила ко мне на помощь, а теперь сама нуждалась в моей поддержке, пусть даже пока и не догадывалась об этом.

Мартин поцеловал меня на прощание, а я вставила ключ в замок, терзаясь страхом и дурными предчувствиями. В доме Клэр царили тишина и полумрак, свет горел лишь в гостиной. На кофейном столике лежал триллер в бумажной обложке и стояла кружка, в остальном же никаких признаков жизни внизу не наблюдалось. Я тихонько поднялась на второй этаж. Дверь в хозяйскую спальню была приотворена, и я разглядела под пуховым одеялом крепко спящую Клэр. Часы показывали половину одиннадцатого; для субботнего вечера она легла слишком рано, и я устыдилась того, что не вернулась пораньше, дабы составить ей компанию.

Я направилась в гостевую спальню в задней части дома. Желание выкурить сигаретку у меня пропало начисто. Но, хотя я и легла в постель и закрыла глаза, мозг мой был слишком перевозбужден, и уснуть не получалось. А потом, едва я успела задремать, как меня разбудили звуки голосов. Не проснувшись окончательно, я все-таки разобрала, что они принадлежали Доминику и Клэр. Мне показалось, что она плачет. Я замерла, боясь пошевелиться, пока звуки не стихли. Глаза мои были закрыты, но я ощутила у двери чье-то присутствие. Будь они открыты, я увидела бы Доминика, в щелочку подглядывающего за мной.

Глава тридцать девятая

Проснулась я с ясной головой и полным пониманием того, что мне не стоит здесь дольше задерживаться. Вчера вечером Клэр и Доминик явно поссорились, и смотреть на них обоих за завтраком у меня не было ни малейшего желания.

Я спрыгнула с постели на пол, разгладила пуховое одеяло и вывалила на него содержимое своего рюкзака. Мне не верилось, что я дошла до такой черты – жизни с одним рюкзаком за плечами и парой чистых трусиков в запасе. Более того, таблеток лития у меня с собой оставалось всего на пару дней. Я понимала, что если мне придется уйти от Клэр, то я должна буду вернуться к себе на квартиру, чтобы раздобыть припасы, даже рискуя при этом столкнуться с Питом.

Я выглянула из спальни, чтобы понять, проснулся уже кто-нибудь или еще нет. Мне было бы неловко смотреть на своих хозяев, но и оставаться в спальне до бесконечности я тоже не могла.

Я прокралась на цыпочках по коридору и юркнула в ванную, чтобы почистить зубы. Мне отчаянно хотелось принять душ, но я не желала никого будить шумом воды. Зубной эликсир с привкусом мяты и быстрое умывание придали мне сил, и я почувствовала, что готова встретить новый день.

«Что бы он мне ни принес», – сказала я, глядя на себя в зеркало.

Быстро одевшись, я сошла вниз, не рассчитывая встретить кого-либо, но за барной стойкой уже сидела Клэр: с небрежно собранными в хвост волосами, не накрашенная, в пижаме. Затрудняюсь сказать, выглядела ли она усталой и расстроенной или же я просто не привыкла видеть подругу без ее обычного безукоризненного макияжа.

– Господи, ты меня напугала, – сказала я, хватаясь за грудь. – Я думала, что все еще спят.

– Разносчик газет встал раньше всех, – отозвалась она, подтолкнув ко мне по стойке воскресный таблоид. – Прочти сама. Если не ошибаюсь, именно это называется публичным оскорблением.

Я развернула газету к себе и пробежала глазами страницу, на которой она была раскрыта. Мое внимание сразу же привлекла фотография: смеющаяся Донна на большом цветном снимке. Изображение казалось мозаичным, словно фотография была старой или чересчур увеличенной. Я заподозрила, что она была сделана несколько лет назад, потому что Донна на ней выглядела совсем молоденькой и счастливой. Волосы у нее были собраны в конский хвост, а улыбка получилась широкой и глуповатой. Она ничуть не походила на жену банкира; в ней не было ни капли той высокомерной холодности, которая отличает таких особ: «Руками не трогать!» Пожалуй, лучшего снимка для создания положительного образа и придумать нельзя, и для полного идеала здесь не хватало только какого-нибудь щенка. Заголовок был незамысловат: «Куда подевалась Донна?» А вот текст оказался куда изощреннее.

На первый взгляд, в статье лишь пересказывались события, предшествующие исчезновению Донны, и те, что произошли после этого. Но подбор иллюстрирующих статью снимков – Мартин на званом ужине в высшем обществе, пригласительный билет на который стоил десять тысяч фунтов, и тот же Мартин, выходящий из своей квартиры в Спиталфилдзе, но уже встрепанный и неряшливый, одним своим видом внушающий подозрение, – представлял семью Джой как союз «красавицы и чудовища».

Ниже речь шла и о процедуре развода, но, к счастью, не были упомянуты ни я, ни контора, которую я представляла. Но, с точки зрения Мартина, Клэр была права: это и впрямь являлось не чем иным, как публичным оскорблением. Причем тщательно просмотренным и одобренным адвокатом, но при этом все равно остающимся публичным оскорблением. Автор статьи остановился в шаге от прямого обвинения Мартина в совершении преступления, а вместо этого нарисовал образ прелестной богемной супруги и ее безжалостного мужа-финансиста, по крайней мере трижды напомнив читателям о том, что жирные коты-банкиры несут ответственность за глобальный экономический спад и чуть ли не все социальные проблемы, проистекающие из него. Лейтмотивом статьи стало противопоставление Мартина Джоя, банкира, и его чудесной заботливой супруги Донны. Добрых полстраницы было посвящено ее работе с детьми и животными, о которой я даже не подозревала, не говоря уже о сборе средств на благотворительность и общей праведности.

– В «Таймс» тоже есть кое-что, – извиняющимся тоном продолжала Клэр. – Собственно, Мартина там напрямую не вспоминают, зато Донна предстает в том же выгодном свете и ее исчезновение называют крайне подозрительным.

Я подошла к раковине и налила себе стакан воды, чувствуя пристальный взгляд Клэр.

– Ты уже сообщила полиции о том, что вспомнила? – поинтересовалась она.

Я покачала головой, хотя и понимала, что для Мартина часики уже тикают и времени остается все меньше. Подобное внимание средств массовой информации окажет несомненное давление на полицию, чтобы та произвела очередной арест или каким-то иным образом продемонстрировала прогресс в расследовании этого дела.

Господи, как все запуталось! Честно говоря, я ожидала, что день сложится совсем по-другому, а ведь еще не было и восьми утра. Я оглянулась на лестницу.

– А где Доминик? – спросила я.

– Вышел. Бегает, по-моему.

– Поголовное увлечение бегом настигло и его, – со слабой улыбкой заметила я.

– Я сомневаюсь, что Доминик действительно бегает, – срывающимся голосом сказала она.

Клэр подняла голову, и я заметила у нее на лице странное выражение, но затем она отвернулась, чтобы выключить чайник.

– У тебя все в порядке? Я имею в виду, у тебя с Домиником.

– Мы вчера немного повздорили. Извини, если разбудили тебя.

– Из-за чего?

– А, из-за какой-то ерунды. – Она небрежно отмахнулась. – Нервы ни к черту, наверное. Никто не говорил, что держать ресторан будет легко.

Я шагнула к ней.

– Клэр, перестань. Ты же знаешь, что со мной можешь быть откровенной.

– У тебя своих проблем хватает, – сказала она, снова отмахиваясь от меня.

– Клэр, я твоя подруга.

Она покачала головой, не желая выказывать свою слабость.

– Я расстроилась из-за того, что он вернулся домой так поздно. Я все понимаю, вечер субботы, у него много работы, но в десять тридцать я позвонила в ресторан, и официантка сказала, что он ушел полчаса назад. И мне просто захотелось узнать, где его черти носили.

– И что он сказал? – спросила я. Мне было любопытно, насколько он обманывает ее.

– Он ответил, что был в квартире наверху, работал с документами. Обвинил меня в том, что я переутомилась и вечно ворчу на него.

Я немного помолчала, прежде чем заговорить, потому что устала от лжи и мне было больно видеть свою подругу в таком состоянии. А еще я видела, что она понимает: история, которую рассказал ей Доминик, – сплошное вранье.

– Клэр, вчера вечером я заметила Доминика в машине. С женщиной. Какой-то блондинкой, которую я не узнала.

Она прищурилась, глядя на меня.

– Когда это случилось?

– Вскоре после десяти вечера. Мартин подвез меня домой. Я остановилась у «Сейнсбериз» на Солсбери-роуд и видела, как Доминик выходил из ресторана. Он сел в машину на одной из боковых улочек.

– Откуда ты знаешь?

– Я проследила за ним.

– Я смотрю, это входит у тебя в привычку, а? – язвительно осведомилась она.

– Клэр, я просто рассказываю тебе о том, что видела.

– Ага, и твои показания в последнее время отличаются особенной надежностью, не так ли?

Ее слова расстроили меня, но я заставила себя сохранять спокойствие. На ее месте я тоже не захотела бы выслушивать ничего подобного.

– Ну, и что потом? – спросила она, скрестив руки на груди. – Они уехали?

– Немного погодя.

– Немного погодя?

Я сделала глубокий вдох. Мне не хотелось причинять Клэр боль, но я не могла и допустить, чтобы Доминику сошло с рук столь подлое обращение с моей подругой, которое она позволяла ему на протяжении многих и многих лет.

– Я видела, как они целовались в машине, – сказала я наконец.

– Он целовал эту блондинку?

Она прижала ладонь к горлу и стала совершать пальцами круговые движения, словно пытаясь протолкнуть воздух в легкие.

– Ты уверена?

– Было темно, но да, я видела, что происходило в салоне.

– Даже несмотря на то, что было темно?

Я понимала, что она бросает мне вызов, и потому умолкла и ненадолго задумалась. Я хотела быть уверенной в том, что расскажу ей только то, что видела своими глазами.

– Ты ведь не уверена, а? – со смехом поинтересовалась Клэр. – Ты ведь не уверена, что это был Доминик. Это все может оказаться полной ерундой.

– Да, вероятность того, что я ошиблась, существует, но я так не думаю, – ответила я. – Женщину я толком не рассмотрела, но мужчина определенно был Домиником.

Ладонь ее сжалась в кулак, и она с грохотом опустила его на барную стойку.

– Не говори того, в чем не уверена, – хрипло произнесла она. – Только потому, что ты несчастлива и сделала неверный выбор, не тычь пальцем в отношения других людей.

– Я говорю тебе все это только потому, что беспокоюсь о тебе, – мягко произнесла я. – Ты очень много работаешь, Клэр. Ты поддерживаешь Доминика во всех его начинаниях и думаешь, что помогаешь ему, но правда заключается в том, что он презирает тебя. Иногда ты не хочешь видеть того, что творится у тебя под самым носом, и поэтому тебе нужен кто-нибудь, чтобы сказать правду.

– Правду? – воскликнула она. – Тебе бы лучше взглянуть на свою чертову жизнь, Фран! – Она схватила одну из газет и стала потрясать ею. – Прочти, что кричат заголовки о твоем сказочном новом ухажере.

– Пожалуйста, Клэр, я всего лишь пытаюсь помочь. Если тебе не нужна моя помощь…

– И что тогда? Ты уйдешь и не вернешься? У тебя это здорово получается, знаешь ли! Но столь же неизменно ты приползаешь назад, когда начинаешь разваливаться на куски.

Приоткрыв от удивления рот, я уставилась на нее, не веря своим ушам.

– Почему бы тебе не свалить к чертовой матери к своим богатеньким новым друзьям? – злорадно оскалилась она. – Похоже, для тебя у них всегда находится время – во всяком случае, когда им это нужно.

– Клэр, пожалуйста… – Злоба, прозвучавшая в ее словах, напугала меня.

– Проваливай, – прошипела она, вытирая глаза.

Я кивнула. Я знала Клэр достаточно давно, чтобы понимать: она носит в себе скрытое жало и последствия могут оказаться непредсказуемыми. Хотя она непременно успокоится, сейчас мне лучше уйти.

– Отлично, – сказала я. – Но, по крайней мере, подумай о том, что я тебе сказала. Расспроси сотрудников ресторана, поговори с Домиником. Поинтересуйся у себя, получила ли ты тот брак, на который рассчитывала.

Она скрестила руки на груди, и в глазах, с гневом смотревших на меня, блестели непролитые слезы.

– У некоторых из нас попросту нет выбора, – сказала она.

– Выбор есть всегда, – возразила я.

– Только не у меня, – сказала Клэр, качая головой. – Я беременна.

– Ох, Клэр… – Я шагнула к ней, чтобы обнять, но она оттолкнула меня.

– Нет! – выкрикнула она и попятилась, выставив перед собой ладони. – Просто оставь меня в покое, хорошо? Вали к своему Мартину и Софи, а нам дай жить своей жизнью. Мы прекрасно обойдемся без твоего осуждения.

– Клэр, я вовсе не хотела…

– Пожалуйста, – сказала она, указывая на дверь. – Просто уходи.

Ну, я и сделала то, чего она от меня ожидала. Вышла вон, не оглядываясь.

Глава сороковая

Я направилась на юг, не отдавая себе отчета в том, куда, собственно, иду. Мне хотелось чувствовать себя разгневанной и преданной, но, говоря по правде, я могла понять реакцию Клэр. Почему она должна верить мне? Почему она должна обратиться ко мне, когда ее жизнь начала рушиться? Она была права, потому что я вела себя с ней не как с подругой, а как с дальней родственницей: возникала на пороге ее дома, только если у меня не оставалось иного выбора. Клэр всегда приходила мне на помощь, беспокоилась обо мне, а я платила ей тем, что забывала о ее существовании, как только у меня все налаживалось.

Да, я чувствовала себя уязвленной, но, в общем, не удивилась тому, что Клэр ничего не сказала мне о своей беременности. После появления в моей жизни Мартина у нас завелись тайны друг от друга – я, во всяком случае, утаила от нее некоторые вещи. Много лет назад мы делились друг с другом всеми своими радостями и горестями. Я помню утро после того, как она познакомилась с Домиником.

Это случилось в каком-то баре в Ислингтоне, во время просмотра матча чемпионата мира по футболу на большом экране. Она рассказала мне, как они поцеловались после того, как Англия забила гол, и весь остаток вечера просидели, касаясь друг друга бедрами, а потом отправились в какой-то полуофициальный джаз-бар в Кэмдене и бродили по Северному Лондону, пока не оказались на рассвете в его доме в Кентиш Таун, который он снимал вместе с несколькими другими жильцами.

Боже, какой же счастливой она тогда выглядела! Я до сих пор вижу блеск в ее глазах, когда мы стали планировать ее следующий шаг: должна ли она позвонить ему, или лучше подождать, пока он не позвонит сам, или же подстроить «случайную» встречу? Так получилось, что Доминик позвонил сам, и с тех пор они не расставались. Пожалуй, они не слишком счастливы, но ведь было время, когда они любили друг друга больше жизни. Теперь мы уже не смеемся так, как прежде, и уж точно не препарируем и не обсуждаем свои отношения: впрочем, разве только мы одни?

Тем не менее мне было очень больно сознавать, что мы настолько отдалились друг от друга, особенно в тот момент, когда я наконец-то могла бы помочь Клэр. Хотя нельзя сказать, что я была признанным экспертом в этой области.

Много лет назад я решила для себя, что у меня не будет детей, – или, точнее, мое биполярное расстройство приняло такое решение за меня. Врачи не рекомендовали пытаться зачать детей тем, кто принимает литиевые таблетки, а я не желала рисковать и надеяться, что все закончится для меня благополучно. Клэр, разумеется, поддержала меня в этом убеждении – или, во всяком случае, она села рядом и обняла меня, когда я в слезах и соплях заявила ей об этом. Пожалуй, уже один этот факт изрядно осложнил бы обсуждение ее собственной беременности, даже если бы я от нее не отдалилась. Но дружба – это дорога с двусторонним движением, и я проклинала себя последними словами за то, что даже ни разу не спросила Клэр о планах в этой области.

Но вдруг я резко остановилась посреди улицы, когда в голову мне пришла одна мысль. Теперь, когда я собиралась переехать к Мартину, нам, возможно, рано или поздно придется заговорить о детях.

Паника накрыла меня с головой. Не потому, что я боялась, будто мое нежелание зачать оттолкнет его, а совсем напротив. Совершенно неожиданно меня вдруг охватило непреодолимое желание иметь общих детей с этим мужчиной. Меня охватил неземной восторг, голова закружилась от множества мыслей, которые пришли в нее разом. Найти замену литию… найти другую квартиру, потому что апартаменты под крышей решительно не годятся для ребенка… выбрать имя для него или для нее… На кого из нас будет похож ребенок?

Наше будущее обещало быть восхитительным. И все, что нам для этого требовалось, – решить проблему с Донной Джой.

Оглядевшись по сторонам, я вдруг заметила, что дошла до Ноттинг-Хилл и стою на Портобелло-роуд, совсем рядом с кафе, в котором, по словам Клэр, подавали розовый кофе латте. Взяв у продавца газету, тот самый воскресный таблоид, который показывала мне Клэр, я вошла в кафе и за пастельно-розовым кофе еще раз прочла всю статью от начала и до конца, чувствуя, как меня вновь охватывает гнев. Это была бульварная пресса в самом худшем своем проявлении. Как мог журналист написать такое и не терзаться угрызениями совести, оставалось вне пределов моего понимания. Зато я точно знала, к кому можно обратиться за подробностями: к Дженни Моррис, старой школьной подруге, которая помогла найти меня, когда я сбежала из дома летом, перед самым поступлением в университет.

Дженни поднялась вверх – или скатилась вниз – по той же самой тропинке, что и я, причем мы обе вышли из одной и той же, самой обычной средней школы на севере Англии. Но потом наши пути разошлись, когда мы ощутили неизбежное притяжение столицы, с той только разницей, что Дженни подалась в журналистику, а я – в юриспруденцию.

Я не виделась с ней вот уже несколько лет, но, когда я получила от нее последнюю весточку, она работала в издательстве того самого таблоида, который я сейчас держала в руках.

Я набрала ее имя в строке «Гугла», и поисковая машина выбросила ее профиль на «Линкедин». Она по-прежнему работала в газете, хотя ее нынешняя должность называлась «заместитель редактора отдела» – несомненный шаг вверх с последней ступеньки, о которой она мне рассказывала. Впрочем, то, что Дженни занимала относительно высокий пост в таблоиде, было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо потому, что она держала руку на пульсе и была в курсе происходящего, а плохо – потому что она не поделится со мной нужными сведениями за просто так, какие бы дружеские воспоминания нас ни объединяли.

Я улыбнулась, вспомнив разоблачительную статью о шпаргалках, которую она написала для студенческого информационного бюллетеня. Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы, поскольку опиралась на результаты тщательного расследования, в ходе которого Дженни купила украденную экзаменационную работу на тускло освещенной автомобильной парковке. К несчастью, попавший в неловкое положение директор школы отомстил ей, заявив, что незаконная сделка, совершенная Дженни, означает, что она сама нарушила правила сдачи экзаменов, и без колебаний отчислил ее. А Дженни в ответ просто позвонила в «Манчестер ивнинг ньюс» и получила заказ на статью о неспособности коррумпированной системы британского образования поддерживать свободу слова.

Отыскав ее номер в списке контактов своего телефона, я спросила себя, сумею ли до нее дозвониться. Я не пользовалась им вот уже несколько лет. Поначалу, когда она только переехала в Лондон и стала работать в одной из национальных газет, мы неоднократно встречались. Разумеется, она вываливала на меня ворох всевозможных сплетен обо всех и вся, обычно какую-нибудь сенсационную историю вдобавок к той, которую осмеливалась опубликовать газета. Но постепенно нам становилось все труднее выкраивать время для встреч и, по правде говоря, все сложнее игнорировать тот факт, что наши профессии оказались решительно несовместимы. Разве могла я рассказать Дженни какой-нибудь забавный случай из жизни очередной разводящейся пары, если он мог появиться – точнее, наверняка бы и появился – в завтрашней утренней газете? И в этом отношении ровным счетом ничего не изменилось – напротив, если на то пошло, то последние события лишь усугубили наш конфликт интересов. Но я отчаянно нуждалась в том, чтобы выслушать подоплеку этой истории, увидеть ее под другим углом. Я не видела фамилии Дженни ни под одной из статей о «пропавшей Донне», но она наверняка знала все подробности, озвученные на ежедневных планерках, а еще, что было для меня куда важнее, могла предполагать, к какой версии склоняется полиция. Хотелось лишь избежать очередных сюрпризов, и Дженни могла мне в этом помочь. Но о том, чего она попросит взамен, я могла только гадать. Я нажала кнопку вызова.

Дженни прибыла в кафе меньше чем через час. Ее голос по телефону звучал столь знакомо, что, устраиваясь поудобнее в ожидании подруги, я вдруг поняла: я ведь не имею ни малейшего понятия, чем ей пришлось пожертвовать, чтобы в воскресенье утром примчаться в Ноттинг-Хилл. Может быть, она отказалась от плотного позднего завтрака с другом или пропустила футбольный матч своего сына. Я ведь даже не знала, где она живет. Но чутье не подвело меня; будучи журналисткой, она не могла пренебречь встречей с женщиной, замешанной в самом громком за последние несколько лет скандале с пропавшим без вести человеком. И вот она вошла в кафе, уверенно лавируя между столиками и раскинув руки для объятий.

– Привет, незнакомка, – улыбнулась она и крепко обняла меня, когда я встала, чтобы поздороваться с ней.

Дженни заметно поправилась с тех пор, как я видела ее в последний раз, лицо ее округлилось, но улыбка от этого стала еще очаровательнее и ослепительнее. Харизма, которой она обладала, никуда не делась. Люди мгновенно проникались к ней симпатией и готовы были поделиться самым сокровенным – а потом прощали ее, когда она повторяла услышанное в прессе. И я понимала, что не должна ни на минуту забывать об этом.

– У меня все в порядке. И я рада тому, что появился повод, чтобы вновь встретиться с тобой, – сказала я, ничуть не покривив душой, сама удивляясь тому, как сильно, оказывается, я скучала по ней.

Быть может, я поняла, что жизнь продолжается, встретив подругу юности, из той эпохи, когда все было гораздо проще, и это заставило меня приободриться. Возможно, свою роль сыграл и тот факт, что она знала меня еще в те времена, когда нам обеим приходилось многое доказывать и нечего было терять.

– Извини, что вытащила тебя сюда, – сказала я, когда она уселась за мой столик и зна`ком попросила официантку принести ей кофе.

– Я живу тут недалеко, в Килбурне, – ответила Дженни. – Кроме того, редактор просто помешался на Донне Джой. Собственно, как и все мы, как ты могла бы заметить, – засмеялась она, постучав пальцем по газете, лежащей передо мной. – Ничто так не увеличивает продажи газет, как без вести пропавшие, особенно когда исчезнувшая женщина красива и замужем за эдаким злодеем из пантомимы.

Я улыбнулась, пряча за улыбкой тот факт, что она описывала мужчину, который должен был, по моей задумке, стать отцом моих детей.

– Значит, ты – его адвокат, – заключила она, когда ей принесли кофе.

– Адвокат по разводу, да.

– Наверное, я заработалась, – сказала Дженни. – Знай я об этом, то непременно позвонила бы тебе, когда полиция сообщила нам, что они берут Мартина Джоя под арест.

– Правда?

Она улыбнулась мне. Мы обе знали, что ответ на мой вопрос был бы утвердительным, но только если бы это принесло пользу газете и статье. С ее стороны такой звонок вовсе не был бы любезностью; в лучшем случае, она позвонила бы, чтобы потом сослаться на мою реакцию, причем перед самой отправкой номера в печать, чтобы у «жертвы» не осталось времени на получение судебного запрета.

– Итак, я должна спросить у тебя, думаешь ли ты, что Мартин Джой согласится на интервью?

Я позволила себе еще одну улыбку и покосилась на часы.

– Две минуты. Я поспорила сама с собой на то, сколько времени тебе понадобится, чтобы задать этот вопрос.

Дженни расхохоталась, и я, пусть и помимо воли, присоединилась к ней. Она, конечно, была начисто лишена моральных предрассудков, но вы по крайней мере знали, что от нее ожидать, чего никак нельзя было сказать о большинстве тех, с кем я общалась в последнее время.

– Ладно, но что ты об этом думаешь? – не отставала она. – Я уже сто лет как заместитель редактора отдела. У меня нет знакомых среди снобов Оксбриджа, подвизающихся редакторами, посему мне нужно раскопать какой-нибудь горяченький материал, чтобы получить повышение.

Я смотрела на нее, вполне отдавая себе отчет, что действовать придется по принципу «ты – мне, я – тебе» и что информация покупается и продается, словно товары на средневековом базаре.

– Я не уверена, что он захочет говорить, – сказала я с таким видом, словно эта мысль только что пришла мне в голову. – Но я обязательно спрошу у него. Он не имеет никакого отношения к исчезновению Донны, и не исключено, что он постарается прояснить ситуацию после того публичного оскорбления, которое нанесла ему твоя газета.

– Воскресный ее выпуск, – уточнила Дженни. – То же название и тот же владелец, но сотрудники совершенно разные. Могу сказать, что мой редактор совсем не рад тому, что воскресный выпуск первым опубликовал статью о Мартине Джое.

– Ну, быть может, он приободрится, если мне удастся убедить Мартина поговорить с тобой.

В отличие от инспектора Дойла, Дженни точно знала, что означает quid pro quo, – и поняла, что пришла ее очередь предложить что-нибудь взамен.

– Ну, так для чего ты хотела встретиться? – начала она, окинув меня острым взглядом.

– На самом деле вопрос очень прост: где она? – спросила я. – Что случилось с Донной Джой? Ничто не поможет моему клиенту – и моей практике – лучше, чем появление Донны Джой и оправдание ее супруга раз и навсегда.

– Понимаю, – отозвалась Дженни, – но я комментатор, а не репортер. Почему ты спрашиваешь меня?

– Потому что ты – лучшая, – искренне сказала я. – Ты нашла меня в той комнатенке в Фоллоуфилде, пока остальные даже не знали, с чего начать поиски. И, как ты сама говоришь, похоже, твоему редактору стоит напомнить, насколько ты хороша.

– Лестью можно добиться чего угодно, – улыбнулась Дженни.

– Нет, серьезно, Дженс, я уверена: тебе известно, что говорит полиция. Ты всегда держала ушки на макушке и была в курсе происходящего. Даже в колледже ты знала, кто из преподавателей и с кем крутит роман.

– Как я уже говорила, редактор бегает по потолку оттого, что воскресный выпуск первым опубликовал статью. Мы готовим кое-что получше, но наша юридическая команда еще должна прошерстить материал мелкой гребенкой. В воскресном издании представили смягченный вариант. Как ты, вероятно, уже поняла, это все инсинуации, но не факты. Тем не менее их статья выбила у нас почву из-под ног, если речь зайдет о том, чтобы опубликовать на неделе еще что-нибудь на эту тему.

– Ну, и в чем же заключается новая история? – упорствовала я.

Дженни медленно покачала головой.

– Фран, я ведь не совсем дура. Ты – его адвокат. Если я скажу что-нибудь, уже к завтрашнему утру твоя команда добьется судебного запрета на публикацию.

– Джен, это очень важно для меня. Скажи мне по дружбе, прошу тебя.

– А ты сможешь устроить мне интервью с Мартином Джоем? – Это была Джен-журналистка, умело ведущая торг с позиции силы, а не моя старая школьная подруга, но я не могла винить ее за это.

– Он сделает то, что я скажу.

– Вот как, – заметила она, выразительно выгнув бровь. – При иных обстоятельствах я бы могла тебе позавидовать. Мартин Джой – лакомый кусочек.

Я нетерпеливо кивнула.

– Так что там у тебя за история?

Дженни бросила кубик сахара в свою чашку с кофе и принялась медленно помешивать его.

– Полиция не утверждает официально, что Мартин Джой убил свою жену, но верят они именно в это. У них есть куча улик на этого малого. И у нас тоже.

У меня перехватило дыхание.

– Например?

– Наши источники в отделе городских новостей утверждают, что он – безжалостный руководитель, начисто лишенный сочувствия. В офисе он ведет себя как настоящий тиран. Одна секретарша, которая работала у него, говорит, что однажды он схватил ее за горло. Вся ее вина заключалась в том, что, пытаясь перевести звонок, она разорвала соединение. Другую сотрудницу постоянными придирками и оскорблениями он довел до того, что у нее случился выкидыш. Во всяком случае, по ее словам.

Меня едва не стошнило, но я не могла открыто выказать свою слабость и потому небрежно отмахнулась, изо всех сил стараясь, чтобы она не заметила, как меня начала бить дрожь.

– Это всего лишь слухи и домыслы, Дженни. Они немногим лучше тех бездоказательных обвинений, которые выдвинуло против него ваше воскресное издание. Во всяком случае, это вовсе не означает, что Мартин Джой имеет какое-либо отношение к исчезновению своей жены.

– Может быть, – задумчиво протянула она. – Но полиция уже обнаружила дневники Донны. В те несколько недель, что предшествовали разводу, она была напугана до смерти, Фран. Мартин угрожал ей, требуя, чтобы она не посягала на долю в его бизнесе. Он пообещал осложнить ей жизнь, если она все-таки сделает это.

И вновь я изо всех сил постаралась изобразить мимикой крайний скептицизм.

– Похоже на стандартные словесные баталии, которые ведут при расставании многие семейные пары. Мне сотни раз доводилось слышать нечто подобное.

Я понимала, что защищаю его. Дженни была очень умна и обладала острой интуицией. Я не хотела, чтобы она заподозрила, будто нас с Мартином связывают не только профессиональные отношения.

– Но если Донна умерла до того, как была заключено финансовое урегулирование, Мартин Джой полностью сохранит свою долю в бизнесе, верно? Все свои деньги, активы и прочее. Ты адвокат и прекрасно знаешь об этом. Он – безжалостный человек, и его компания означает для него все. К тому же кроме мотива у него была еще и возможность. Джой утверждает, что вышел из дома своей жены в полночь. Однако камеры видеонаблюдения засекли его только в два часа ночи. Но что он делал, начиная с того момента, как пришел к ней домой? Даже если он не убивал ее и не избавился от тела, то он – состоятельный человек, имеющий связи в криминальном мире. До нас дошли слухи о том, что один из его деловых знакомых угодил в больницу после того, как сорвалась некая сделка с инсайдерской торговлей.

Я постаралась сохранить на лице равнодушное выражение.

– Но если Донна была настолько напугана, почему она согласилась поужинать с ним в ночь своего исчезновения?

Дженни пожала плечами.

– Джой обаятелен, верно? Как и большинство психопатов.

Пожалуй, мне следовало бы растеряться под натиском этой лавины пропаганды, направленной против Мартина, но вместо этого я обнаружила, что переключаюсь в профессиональный режим, впитываю все полученные сведения и рассматриваю их под разными углами, создавая целостную картину. Я и сама склонялась к тому, чтобы по-прежнему считать Мартина невиновным, и вся эта история меня ни в чем не убедила. Уж слишком скользкими были предъявленные улики, да и сама мысль о том, что он психопат, представлялась мне смехотворной. Я ведь не забыла, как смотрела на него Донна в тот вечер в ресторане. Это на ее губах играла соблазнительная улыбка, а не на его. Помнила я и о том, что Дженни пристально смотрит на меня, ожидая, как я отреагирую.

– Все это чушь собачья, – заявила я, и Дженни рассмеялась.

– Почему мы не виделись так долго, Фран? Я скучала по тебе.

– Не знаю, – ответила я. – Скорее всего, мы позволили работе взять над нами верх.

– Две девчонки с Севера вскарабкались по скользкому шесту Лондона, и все закончилось тем, что спустя много лет они встретились, чтобы поболтать о том, как им живется среди преступников.

Я окинула подругу циничным взглядом.

– Ты хочешь сказать, что нам лучше было бы остаться в Аккрингтоне и получить работу в банке?

– Я хочу сказать, что уже готова стать корреспондентом «Сельской жизни», – улыбнулась Дженни, глядя на меня поверх чашки кофе.

– Для здоровья уж точно полезнее, – рассеянно кивнула я.

И тут зазвонил мой телефон. Номер был мне не известен, и я, извинившись, встала из-за стола, чтобы ответить.

Я не узнала голос, и инспектору Дойлу пришлось представиться.

– Прошу прощения, что беспокою вас в воскресенье, мисс Дей, но не могли бы мы сегодня подъехать и поговорить с вами?

– А нельзя ли обсудить интересующий вас вопрос по телефону?

– Думаю, будет лучше, если мы встретимся лицом к лицу, – заявил он куда тверже, чем во время нашей предыдущей встречи.

– Сейчас я не дома, – сказала я, чувствуя, как у меня пересохли губы. – Я могу поинтересоваться, о чем идет речь?

– В таком случае, приезжайте в участок, – отозвался он, и я сразу же поняла, что события сдвинулись с мертвой точки.

Глава сорок первая

Инспектор Дойл выглядел так, словно и ему не очень-то хотелось торчать в участке в воскресенье днем.

– Итак, сегодня к нам пожаловал Пит Кэрролл, ваш сосед снизу, – без предисловий начал он, потягивая из пластикового стаканчика кофе, который выглядел серым и остывшим. – Он заявил, что в ту ночь, когда Донну Джой видели живой в последний раз, вы явились домой на рассвете, растерянная и окровавленная, и сообщили ему, что Мартин Джой, ваш любовник, встречался со своей женой и что вас это расстроило.

Пит Кэрролл. Меня передернуло от ненависти при одном только упоминании этого имени. Я знала, что он подлец и интриган, но никак не предполагала, что он так скоро осуществит свою угрозу. У меня перехватило дыхание, когда я стала вспоминать свою встречу с ним. Я совершенно ясно дала ему понять, что романтически он меня не интересует, но при этом постаралась чрезмерно не возбуждать его. Тогда мне казалось, что так будет лучше всего, но, очевидно, я ошиблась.

Дойл смотрел на меня так, словно ожидал ответа, но я предпочла хранить молчание. Просидев ровно две минуты перед инспектором, я уже вполне отчетливо представляла, какого рода беседа меня ожидает. В уголовном праве я разбиралась достаточно, чтобы понимать: все, что я скажу, может быть использовано против меня.

– Кроме того, вам известно, что у мистера Джоя есть собственность на острове Дорси в Эссексе. Полагаю, вы там побывали.

И вновь я ничего не ответила.

– Мы допросили управляющего паба «Якорь» на острове, и он подтвердил, что вы были там вместе, через пять дней после того, как Донну видели в последний раз.

Он швырнул пустой пластиковый стакан в корзину для мусора и в упор взглянул на меня.

– Мы хотели бы взять у вас отпечатки пальцев и некоторые другие образцы, если вы не возражаете.

– Отпечатки пальцев. Для чего? – спросила я, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног. – Я не хочу давать вам свои отпечатки пальцев.

– Тогда нам придется арестовать вас, – буднично заявил он.

Том Брискоу был единственным человеком, с кем мне хотелось сейчас поговорить. И то, что он по-прежнему оставался моим конкурентом, меня больше не волновало. Кроме него я больше не доверяла никому.

Он приехал уже через сорок минут – причем я понятия не имела, как он сумел так быстро добраться сюда из Хайгейта, и даже позволила себе озорную мыслишку, что ему пришлось выпрыгивать прямо из постели какой-нибудь очередной подружки, проживающей в Белгравии. Быть может, той самой, которую он водил на пьесу своего брата.

– Я подумал, что это может тебе понадобиться, – сказал он, протягивая мне стакан из «Старбакса», когда мы с ним стояли напротив участка.

Я еще никогда не видела его без костюма. Но сегодня на нем были джинсы, рубашка поло и харрингтонский пиджак цвета беж. Он напомнил мне профессора в колледже – во всяком случае, именно такими их показывают в Голливуде.

– Что это? – поинтересовалась я, с опаской пробуя невкусную жидкость.

– Девичий напиток.

Он ухмыльнулся, и на миг я воспрянула духом, проникшись к нему искренней благодарностью.

– Инспектор, ведущий расследование, позволил мне сделать телефонный звонок, но он обращается со мной как с преступницей.

У меня тут же закололо в груди, и я подняла руку, чтобы помассировать больное место.

– Тебя пригласили, чтобы ты ответила на несколько вопросов, только и всего, – заявил он, дружески потрепав меня по плечу. – Ты вольна уходить и приходить, когда тебе вздумается.

– Но если на его вопросы я отвечу правду, мне придется несладко.

Я понимала, что должна буду рассказать Тому все. Всю неприглядную правду – или, по крайней мере, то, что я из этой правды помнила, – о своем романе с Мартином, о той ночи, когда исчезла Донна, о нашей совместной поездке на остров Дорси и о своей последующей лжи в полиции.

– Может, войдем внутрь и поищем свободную переговорную? – настраиваясь на деловой лад, предложил он.

Я покачала головой, панически боясь того, что полицейский участок может быть нашпигован «жучками».

– Давай лучше останемся здесь, – попросила я, присаживаясь на стену и стискивая пальцами бумажный стаканчик.

Я огляделась по сторонам в поисках камер наружного наблюдения или любителей подслушивать, но на улице царила сонная воскресная дрема. Едва открыв рот, чтобы заговорить, я поняла, что ногой нервно постукиваю по тротуару.

– Ты виделась с Мартином после его ареста?

– Да.

– Твой роман с ним продолжается?

Я кивнула, старательно избегая его взгляда и спрашивая себя, что должен думать обо мне коллега.

– Том, я следила за ними от дома Донны. Я помню, что видела, как Мартин ушел и как Донна смотрела ему вслед из окна, но все остальное начисто стерлось. Показания Пита о том, что я очутилась в своей квартире с провалом в памяти и в расстроенных чувствах, позволяют заподозрить меня в чем угодно. Это уничтожит меня и мою карьеру.

– Не забегай вперед, Фран, – ободряюще заметил Том. – Тело по-прежнему не найдено. Без него продавить обвинительное заключение практически невозможно. А прямо сейчас полиции метрополии нужен успешный процесс с осуждением преступника.

– Разумеется, нужен. Они хотят хорошо выполнить свою работу.

– Помнишь дело Рейчел Майлз в прошлом году? После того как ее тело обнаружили в лесу Лис-Вуд, полиция арестовала нескольких человек. В конце концов выяснилось, что преступление совершил ее босс, которого они практически не принимали во внимание. Они его в итоге взяли, но история принесла им дурную славу и два гражданских иска за необоснованный арест… Полиция не захочет повторять одну и ту же ошибку дважды.

– То есть ты не думаешь, что меня арестуют? – Это был первый робкий лучик надежды за весь этот гнетущий день.

– На основании свидетельских показаний какого-то психа о том, что ты порвала колготки в такси? Маловероятно.

Я кивнула. Мне очень хотелось поверить ему, но сделать это было нелегко.

– Мы разберемся с этим, Фран, поверь мне. Я не допущу, чтобы что-то случилось с моим другом или клиентом.

– Итак, давайте уточним, правильно ли я вас понимаю? – сказал Дойл, возобновляя нашу встречу в замкнутом пространстве комнаты для допросов. Офисный ковер под ногами казался мне липким. – Вы – барристер, которому было поручено работать над разводом мистера Джоя. У вас начался роман с мистером Джоем, и в ту ночь, когда Донну Джой видели в последний раз, вы следили за ней от ее арт-студии до ресторана, где она встретилась со своим мужем. Затем вы шли за ними до ее дома, после чего вернулись к себе около двух часов ночи. В дом вас впустил Пит Кэрролл, и, по его словам, вы были вся в синяках и крови.

– Я вовсе не была вся в синяках и крови, – возразила я, твердо намереваясь стоять на своем. – Должно быть, я упала и порвала колготки. На ноге у меня был порез, но и только.

Мои слова Дойла не убедили.

– Вас огорчало то, что мистер и миссис Джой возобновили отношения?

– Я бы не стала утверждать, что они возобновили отношения. Да, мне показалось странным, что Мартин отправился к ней домой, но едва ли это свидетельствовало о том, что они передумали разводиться.

– Барменша в «Уолтон Армз» утверждает, что помнит, как кто-то просидел у окна весь вечер. В одиночестве. Мы полагаем, что этим человеком были вы.

– Я провела там некоторое время, да. Я хотела узнать, в котором часу Мартин уйдет оттуда.

– Но вы не помните, как он уходил.

Все его вопросы были похожи на прямые обвинения.

– Нет, помню. Было уже поздно. Не могу сказать точное время, но это случилось уже после закрытия паба. Я помню, что смотрела на дом и видела, как уходил Мартин, а потом заметила Донну возле окна.

– Но никто из них вас не видел.

– Нет.

– Мартин Джой утверждает, что ушел из дома в Челси около полуночи. Пит Кэрролл заявил, что вы вернулись домой около двух часов ночи. Это полных два часа – чем вы занимались все это время?

– Я была немного пьяна, поэтому затрудняюсь с ответом. К тому же путь из Челси в Ислингтон долгий.

– Вы заходили к Донне Джой?

– Нет.

Дойл негромко и неодобрительно вздохнул.

– Мисс Дей, мне трудно понять, чему можно верить. У нас имеются ваши показания, которые вы дали моему коллеге Робу Коллинзу шесть дней назад. Вы утверждали, что заходили в студию к миссис Джой, но, не застав ее там, отправились к себе домой.

– Я растерялась.

– Из-за чего? – спросил он.

– Боялась, что буду выглядеть виновной в чем-либо.

– То есть вы не хотели выглядеть виновной?

Я не могла поверить в то, что он с такой легкостью поймал меня на слове.

Том Брискоу закатал рукава и взглянул на Дойла.

– Франсин пришла сюда, чтобы ответить на любые ваши вопросы, и она честно отвечает на них и сотрудничает с вами. Мы можем уйти в любую минуту, но мы хотим помочь вам, чем сможем.

– В таком случае, мы желали бы осмотреть вашу квартиру, – заявил Дойл, вперив в меня пристальный взгляд.

– Зачем? – спросила я, будучи не в силах скрыть охватившую меня панику.

– Боюсь, на этом мы вынуждены закончить нашу беседу, – заявил Том, вставая. – Вы ступили на очень ненадежную почву, инспектор Дойл. Ничто не указывает на то, что мисс Дей совершила какое-либо правонарушение. Вы также не представили никаких доказательств того, что исчезновение Донны Джой – нечто большее, чем желание несчастной женщины вырваться из золотой клетки и избежать неприятностей при разводе.

Он выдержал паузу, словно находился в Олд-Бейли и собирался выступить с заключительным словом.

– Не мне учить вас, как выполнять свою работу, инспектор, но нам всем известно, что вы уже однажды заключили под стражу человека, которого вам впоследствии пришлось освободить без предъявления обвинений. И если вы вновь проделаете то же самое, то будете выглядеть безответственным авантюристом. Кроме того, правда в том, что Пит Кэрролл попросту злоупотребляет тем фактом, что он открыл дверь мисс Дей в ту ночь. После этого он стал шантажировать ее, требуя сексуального удовлетворения и угрожая воспользоваться этими сведениями, если она откажется повиноваться. Я намерен обсудить со своей клиенткой возможность подачи заявления о сексуальном насилии. Полагаю, что при данных обстоятельствах она заслуживает того, чтобы с ней обращались со всем уважением и тактом, а не подвергали компрометирующим инсинуациям.

Руки мои сжались в кулаки. Мне хотелось во весь голос крикнуть: «Давайте, обыскивайте мою квартиру! Мне нечего скрывать». Но Дойл перевел взгляд с Тома на меня и просто кивнул головой.

– Мы свяжемся с вами завтра, – сказал он, закрывая блокнот и выключая магнитофон. – Не уезжайте из города, мисс Дей, – сказал он. – Никуда не уезжайте.

Было уже начало седьмого, когда мы вновь вышли на Букингем-Пэлас-роуд. Едва оказавшись снаружи, я принялась хватать воздух широко открытым ртом. Я принадлежала к числу тех людей, кто должен управлять собственной жизнью, но чувствовала себя при этом совершенно беспомощной. И сейчас Том Брискоу представлялся мне единственным спасательным кругом, и потому я схватила его за руку и сжала ее изо всех сил.

– Все в порядке, – сказал он, не поморщившись и не вздрогнув от моего прикосновения.

Я быстро отдернула руку и повернулась к нему лицом.

– Я должна была позволить обыскать мою квартиру, – сказала я, в отчаянии и раздражении качая головой.

– Это не улучшило бы твоего положения, – осторожно подбирая слова, ответил он.

– Тогда что может его улучшить?

– Мы работаем над этим, – сказал он, касаясь моего плеча своим, когда мы зашагали прочь от участка.

Другими словами, никто из нас не знал ответа на этот вопрос.

– Не хочешь перекусить? – поинтересовался он.

– У меня пропал аппетит.

– Это все из-за полиции.

– Ты не скучаешь по этому? – спросила я. – По работе с преступниками.

– Ты не преступница, – ответил он.

– А ты отлично справился сегодня.

Он слабо улыбнулся, и я уже подумала, что сейчас он сведет все к шутке, но Том не стал этого делать.

– Скучаю. Я всегда хотел заниматься только этим. В школе я каждую субботу заходил в книжный магазин в Виндзоре и покупал очередной детективный роман. Я читал все, от Шерлока Холмса до Иэна Рэнкина[27]. Это была моя еженедельная порция головоломок для развития воображения. Мои родители были против того, чтобы я пошел на работу в полицию. Поэтому я стал адвокатом.

– А почему именно защита? – поинтересовалась я, представляя себе юного Тома Брискоу в итонском фраке, сидящего где-нибудь в тени под деревом на берегу Темзы и уткнувшегося носом в потрепанный роман в бумажной обложке.

– Потому что в книгах самыми интересными людьми всегда оказывались преступники. – Он улыбнулся и добавил: – И потому что иногда обвиняемый – не преступник.

– Зря ты отказался от любимого дела из-за той истории с Натаном Адамсом.

– Нет, не зря, – негромко ответил он.

– Я серьезно, Том.

Он уставился куда-то прямо перед собой, в вечерние сумерки.

– Мне ведь и вправду нравилась моя работа. Пусть даже меня все время спрашивали, как я могу заниматься этим. «Как ты можешь выступать адвокатом защиты?» Я неизменно отвечал одинаково – членам семьи, любопытствующим друзьям или тем, кого встречал на вечеринках. Я поступал так, потому что верил в справедливость нашей системы правосудия. Потому что не мне решать, кто виновен, а кто нет. – Немного помолчав, он продолжил: – Но я никогда не забуду, как Сюзи Уильямс подошла ко мне возле здания суда, после того как Адамс был признан невиновным. После того как я снял его с крючка. Глаза у нее покраснели от слез. Она дрожала всем телом. Не от гнева, разочарования или несправедливости. Ее всю трясло от страха. Она была со своим адвокатом, которая повернулась ко мне и сказала: «Нам остается лишь дождаться следующего раза». И она оказалась права. В конце концов, Адамс был признан виновным, но когда он в следующий раз применил насилие к своей подружке, то убил ее. И я знал, что виноват в этом.

Голос его дрогнул и сорвался от сдерживаемых эмоций, и теперь пришла моя очередь ободряюще взять его за руку, но он сунул ее в карман, чтобы ненавязчиво стряхнуть мою ладонь.

– Тебя подвезти? – коротко и по-деловому спросил он, и я сообразила, что мы подошли к его машине.

Я ответила не сразу, уже не зная, где находится мой дом и где мне будут рады, где я стану чувствовать себя в безопасности.

– У меня есть свободная комната, если ты не хочешь возвращаться в свою квартиру. Тебе, правда, придется делить ее с комплектом для игры в сквош, но я только что купил новую кофемашину «Хестон Блюменталь», так что ты сможешь первой оценить мой кофе с молоком.

Я вынуждена была признать, что его предложение не вызывает у меня отторжения.

Долгое время я верила в то, что течение жизни определяет ваш выбор, а вовсе не судьба, и в этот момент я спросила себя, а не сделала ли я ошибку. Быть может, если бы я выбрала Тома Брискоу, то не стояла бы под полицейским участком в воскресенье днем и мне не грозил бы арест в связи с исчезновением жены моего любовника.

Нет. Жизнь с Томом Брискоу или с кем-то подобным была бы спокойной и размеренной; в ней отсутствовали бы острое возбуждение и наслаждение, зато нашлось бы место для обоюдного уважения и спокойной радости.

Правда, Том Брискоу ни разу не давал мне понять, что я интересую его как женщина, напомнил мне внутренний голос.

– Очень соблазнительно, учитывая шикарный кофе, но со мной все будет в порядке, – отказалась я, стряхивая задумчивость. – Я и так злоупотребила твоим временем.

– Пустяки.

– Мне надо домой. Я была в полиции. Пит Кэрролл больше не сможет меня шантажировать.

Том покачал головой.

– Ты должна была рассказать мне о Кэрролле. Я бы что-нибудь придумал.

Я вопросительно изогнула бровь.

– Например? Избил бы его на автобусной остановке? Мы оба понимаем, что ничего не можем сделать. Я не сумею добиться обеспечительных мер или получить защитное предписание. Я – не его подружка, а он не был осужден или хотя бы арестован за что-то.

– Есть вещи, которые нам вполне по силам, Фран. И ты знаешь об этом.

Я покачала головой, не давая себе возможности передумать.

– Мне надо вернуться домой. Пит Кэрролл – не самая большая из моих нынешних проблем, с которыми мне еще предстоит разобраться.

Я села на место пассажира, и Том повез меня через весь Лондон, развлекая сплетнями из конторы. Потенциальное слияние с Сассекс-кортом обсуждалось уже в открытую. Том полагал, что это разумный деловой ход. Если он и считал, что моя подмоченная репутация угрожала сделке, то ни словом об этом не обмолвился.

Когда урчание моего желудка заглушило негромкую музыку, доносящуюся из стереопроигрывателя, он остановился у шашлычной неподалеку от моего дома и вошел внутрь, а вернулся с парой бургеров с куриным мясом и баночками кока-колы.

Он припарковался в переулке. Я открыла пенопластовую коробку, лежавшую у меня на коленях, и облизала пальцы, чтобы капли жира и крошки не попали на обивку сиденья.

– Высший класс, – заметила я и улыбнулась, когда кетчуп потек у меня по подбородку.

– Согласен, – сказал Том, с шипением открывая свою банку колы.

– Как хорошо, – вздохнула я, только сейчас осознав, насколько голодна. – Когда станешь королевским адвокатом, пообещай, что не побрезгуешь зайти в местную шашлычную.

– Когда мы оба обзаведемся шелковыми мантиями, я отвезу тебя в шашлычную «Кебаб-Кид» на Парсонз-Грин, чтобы отпраздновать наш успех. Лучшая шаурма из куриного мяса во всем Лондоне.

Я не ответила. Молчание повисло между нами, и нам не хотелось озвучивать то, о чем думали мы оба: мне повезет, если я сумею избежать тюремного заключения, а о шелковой мантии королевского адвоката мне стоит забыть.

– Спасибо тебе за то, что оказался таким хорошим другом.

– Подумать только, а ведь до сих пор ты меня недолюбливала, – поддел он меня.

– Ничего подобного.

– Перестань, я же знаю, что ты считала меня напыщенным придурком.

– Неправда.

– Еще как правда. – Он улыбнулся. – Вот почему я старательно избегал тебя почти весь первый год в конторе.

– Ты избегал меня, потому что считал чокнутой.

– Не чокнутой. Крутой. Пожалуй, даже слишком. Я помню, как в первый раз пришел в Бургесс-корт. На мне были новый костюм, новая прическа, новая мантия. Я думал, что выгляжу как настоящий денди. А потом я встретил тебя. И только тогда я понял, что остаюсь примерным школьным ботаником, не имеющим ни малейшего понятия о законах улицы. Если я когда-либо и избегал тебя, то только потому, что ты была такой стильной и современной, и я даже немного побаивался тебя.

– Люди полны сюрпризов, – ответила я со слабой улыбкой.

– Именно поэтому я перестал судить окружающих много лет назад.

Он подвез меня до квартиры, и я попросила его остановиться на соседней улочке. Мне не хотелось, чтобы меня видели выходящей из машины.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил Том.

А меня вдруг снова охватила паника, когда я подумала о том, что Пит Кэрролл может увидеть меня.

– Ты не мог бы проводить меня до квартиры, а?

Том кивнул, все понимая.

Странно было вновь вернуться к себе. Воздух уже стал спертым, а сама квартира приобрела нежилой вид. Включив свет, я увидела мешок для мусора, в котором лежало мое одеяло. Повернувшись к двери, я дважды повернула ключ в замке.

– Послушай, давай ты все-таки соберешь кое-какие вещи и поживешь у меня? – предложил Том, заметив, что меня всю трясет от нервного напряжения.

Я понимала, как легко было бы прихватить с собой упаковку литиевых таблеток, саквояж с одеждой и уехать к Тому, но я устала. Очень устала. А еще мне надоело убегать.

– Мысль о том, что Пит Кэрролл притаился внизу, мне ненавистна. Я его ненавижу, – прошептала я. – Но я кочую по городу со вторника, Том. И дальше так продолжаться не может. Кроме того, у Пита на меня больше ничего нет.

– Я думаю, что ты должна подать заявление в полицию, – сказал он.

Я не ответила.

– Еще не поздно, Фран. Хотя у тебя много и других дел. Не стирай простыни. Сохрани все улики, которые у тебя могли остаться.

Я вновь покосилась на мешок для мусора, и меня едва не стошнило. Я хотела, чтобы Пит Кэрролл понес наказание, но не была уверена, что мне хватит сил пройти через ужас дела о сексуальном насилии.

– Можно мне не думать об этом хотя бы сейчас? – сказала я, стискивая руки и заламывая пальцы.

– Я приготовлю тебе кофе, – сказал он.

Когда Том зашел на мою крошечную кухню-столовую и достал из буфета две чашки в цветах Корнуолла, я вдруг горько пожалела о том, что мы так и не сходили на спектакль в Хэмпстеде. Все-таки в нашем мире еще остались приличные люди. Люди, которым можно доверять.

Глава сорок вторая

Мне приснилось, будто я тону. Вода уже подобралась ко рту, а потом хлынула в горло, поначалу медленно. Но хотя я изо всех сил запрокидывала голову, мне не хватало воздуха. Как только жидкость заполнила легкие, зрение начало затуманиваться. Я видела одни лишь пузырьки, до которых не могла дотянуться, они стремились кверху, к тусклому пятну света над головой. Я вытягивала руки и пыталась плыть, но ослабела настолько, что едва могла пошевелиться. А потом я начала погружаться все глубже, глаза мои закрылись, и в голову пришла последняя мысль о том, что все кончено.

Меня разбудил короткий сигнал входящего сообщения.

Я растерянно заморгала, не понимая, где я и что со мной, но потом сообразила, что мне приснился кошмар, что сигнал издают вовсе не электронные врата рая, и протянула руку, чтобы взять телефон.

Перед тем как нажать на иконку с конвертом, я немного помедлила, спрашивая себя, от кого оно могло прийти, но это была всего лишь Дженни Моррис, у которой только что закончилась утренняя планерка. На ней она обмолвилась о том, что есть вероятность договориться с Мартином Джоем об интервью, и редактор выразил «крайнюю заинтересованность».

Стук в дверь моей спальни заставил меня испуганно вздрогнуть еще раз. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить: Том Брискоу спал у меня на диване. Еще через мгновение я сообразила, что мне было стыдно показывать ему свою спальню, тем более что сама я устроилась в старом спальном мешке на расстеленном полотенце.

– Подожди минутку, уже иду, – крикнула я, выбираясь из складок нейлона камуфляжной расцветки.

Когда я спустилась вниз, Том уже обулся и надел пиджак.

– Мне пора, – сказал он. – Не могу же я появиться в конторе в таком виде.

– Ну, не знаю, – со слабой улыбкой отозвалась я. – Разговоры о том, что давно пора отказаться от официального дресс-кода, идут уже много лет.

– Не уверен, что хочу быть первым, кто рискнет понизить планку, – заявил Том.

– Спасибо, что составил мне компанию… – Я понимала, что это не те слова, но подобрать нужные почему-то не могла.

– Ты взяла отпуск?

Я пожала плечами.

– Вивьен предложила мне уехать на несколько недель. В пятницу это звучало весьма соблазнительно. Но, полагаю, с того времени многое изменилось. Я не уверена, что инспектор Дойл спутает Таиланд с окрестностями Лондона.

– Не выключай телефон, – предупредил меня Том, в котором вновь проснулся адвокат. – Дойл может снова вызвать тебя на допрос на этой неделе. Правда, я полагаю, что сначала он обратится ко мне. Так что будь готова.

– Из тебя получится отличный королевский адвокат, – заметила я, отпирая дверь.

Причем говорила я совершенно искренне. Повинуясь мгновенному порыву, я поцеловала его в щеку, и целую минуту на его холодном и уверенном лице сохранялось растерянное и смущенное выражение.

Я боялась возвращаться домой, но знакомое окружение успокоило меня и вселило уверенность. Я стала рыться в своих припасах в буфете, размышляя, из чего бы соорудить завтрак, но вынуждена была удовлетвориться рождественскими остатками – коробкой шоколадных батончиков «Нестле» и упаковкой конфет «Кэдбери», которую мне подарила уборщица. Едва ли они могли заменить авокадо с гренками, но шоколад оказался именно тем, в чем я сейчас нуждалась.

Вернувшись наверх, я разделась, ожидая, пока вода не станет горячей. Впрочем, я была слишком перевозбуждена, чтобы простоять под секущими струями дольше пары минут, и потому выскочила из-под душа, вытерлась полотенцем и пошла одеваться: джинсы, футболка, джемпер и туго зашнурованные ботинки. Я зажгла свечи, открыла окна, постель застелила свежей простыней, а на подушках поменяла наволочки.

Прибравшись в квартире, я решила сделать перерыв, приготовила себе чаю и присела за обеденный стол. Мне нужен был еще один сеанс с Джилом, но еще тогда, в консультационном центре, он сказал, что скоро уезжает в отпуск. По моим расчетам, сейчас он должен был находиться в аэропорту и стремиться поскорее забыть о таких пациентах, как я. Тем временем для инспектора Дойла и ему подобных наступило очередное утро делового понедельника. Я не сомневалась в том, что мое имя обязательно прозвучит на их еженедельном совещании. На нем горящие нетерпением офицеры с ясными глазами, подстегиваемые кофеином и разговорами о «новых ниточках», представят добытые улики против меня и Мартина.

Взгляд мой устремился к аккуратным полкам, заставленным скоросшивателями и книгами. Между ними угнездились памятные сувениры, например, небольшой серебряный кубок, который я выиграла в университете за инсценировку судебного процесса, и чудесная шкатулка работы Дэвида Линли[28], подаренная мне благодарным клиентом. Напоминание о том, что когда-то и я была хорошим юристом.

Отодвинув в сторону кружку, я потянулась к стопке стандартных желтых блокнотов и положила один из них перед собой.

– Сражайся, – пробормотала я себе под нос.

Именно эти слова сказала мне дед в тот день, когда я закончила школу. После позора выпускного вечера и бегства из дома он взял меня с собой на прогулку, и мы долго бродили по холмам. Вдалеке смутно виднелся Пендл-Хилл, а он рассказывал мне о войне, о том, как летал на «Спитфайрах», о секретных миссиях в Нормандию, где однажды его сбили во вражеском тылу, но он не сдался и в конце концов добрался до своих, где забыл о том, что совершил, и просто начал все сначала.

«Отвечай ударом на удар», – сказал он мне тогда, и хотя я не знала, можно ли верить его байкам – я никогда не видела его медалей и в семье никогда не вспоминали о его героических подвигах, – но именно его рассказ заставил меня взять себя в руки и начать действовать адекватно.

После нашего разговора я перестала жалеть себя и изображать жертву.

Я вынула кольцо из носа и устроилась на неполный рабочий день. Отказавшись от своего увлечения историей, поступила на отделение юриспруденции, и вскоре отличные оценки на экзаменах показали мне, что я могу добиться всего, чего пожелаю.

Не сдавайся и отвечай ударом на удар.

Черный маркер лежал на столе рядом с очками для чтения, которые я приобрела еще несколько месяцев назад, но так и не смирилась с мыслью о том, что они мне действительно нужны. Окинув взглядом чистую страницу, я начала писать. Я составила перечень мотивов Мартина и Алекса, а также предположила, что могло случиться с Донной, если ее не убили и не похитили. Я записала все, что запомнила из своих бесед с инспектором Дойлом, Филом Робертсоном и Дженни Моррис: кровь на постели Донны, репутация Мартина как безжалостного дельца, поездка Донны в Париж и ее роман с Алексом Коулом. А еще я записала то, что видела собственными глазами: как Мартин вышел из дома в Челси примерно в то же время, когда и говорил, и как Донна стояла у окна, глядя ему вслед.

Я уставилась на страницу, но передо мной был лишь бессмысленный набор имен и слов, серия набросков, черных на желтом, похожих на схематический график. Маркер вновь заскользил по странице, рисуя стрелочки и черточки, – я пыталась связать факты в единое целое, но у меня было слишком мало информации для размышления.

На миг меня охватило искушение еще раз встретиться с Софи Коул. Если не считать Мартина, она, похоже, знала Донну лучше всех остальных. Вполне возможно, что ей известно нечто важное, пусть даже сама она так не считает. Но после нашего столкновения из-за интрижки Алекса и Донны звонить Софи, очевидно, не следовало.

В поисках вдохновения я взяла свой рюкзак, висящий на спинке стула, достала оттуда воскресный таблоид, купленный днем ранее, и перечитала статью о Донне:

«…косметолог Джемма Бэнкс, 42 года, заявила полиции, что исчезновение Донны представляется ей странным, раньше она так себя не вела. „Донна собиралась отпраздновать мой день рождения в нашем родном городе. И не в ее духе было пропускать подобные события“».

Перечитав абзац, я недоуменно нахмурилась. Мартин утверждал, что Донна и ее сестра не были близки, но сейчас она явно выглядела центральной фигурой, помогающей полиции в ее поисках. А если Донна собиралась вместе с Джеммой отпраздновать день рождения последней, это предполагало, что сестры были куда ближе друг к другу, нежели полагал Мартин.

Собрать все интересующие меня сведения о Джемме Бэнкс оказалось на удивление легко. Список избирателей, реестр управляющей компании, «Фейсбук» – в таких и подобных местах можно найти массу подробностей, располагая несколькими минутами свободного времени и парой фунтов в придачу.

Сунув в рот мини-шоколадку «Баунти», я схватила пальто и рюкзак, вытащила грязную одежду, которую носила в нем еще с четверга, и швырнула трусики и футболки в корзину для стирки. И тут запищал мой телефон.

Все утро я собиралась позвонить Клэр. После нашей вчерашней ссоры у меня кошки на душе скребли, и, хотя она ясно дала понять, что мне больше нечего делать у нее дома, я до сих пор не связалась с ней, чтобы сказать простые слова.

«Прости меня».

Я вновь прочитала текстовое сообщение, но имя отправителя отсутствовало, да и номер телефона был мне незнаком.

«Кто это?» – напечатала я в ответ, спеша поскорее выбраться из квартиры.

«Пит».

Я заставила себя сделать глубокий вдох. Я понятия не имела, как он сумел раздобыть мой номер, и у меня вдруг возникло ощущение, будто он подсматривает за мной.

Несколько мгновений я смотрела на телефон, а потом тряхнула головой. Нельзя сдаваться, нужно драться дальше, вернуть контроль над собственной жизнью. Не желая более прикасаться к аппарату, я спустилась вниз и громко постучала в его дверь.

Я была вне себя от ярости. Прошлой ночью я вздрагивала от любого шума, доносящегося снизу, но сейчас больше всего на свете мне хотелось врезать кулаком по его хитрой и самодовольной физиономии.

Открыв дверь, он сразу заметил, в каком я пребываю состоянии.

– Откуда у тебя мой номер телефона, Пит? – требовательно спросила я, не давая ему открыть рот.

– Девушка за стойкой администратора у тебя на работе, она дала мне его.

– Она не имела на это никакого права, – прошипела я, тыча пальцем прямо ему в лицо.

– Успокойся, Фран. Я хотел всего лишь извиниться.

– Ага, значит, ты не собирался идти в полицию и обвинять меня в убийстве?

– Я помогаю им в расследовании. Все хотят, чтобы Донна Джой нашлась. Разве ты не хочешь того же?

Он умолк и пристально уставился на меня. И я выдержала его взгляд. Сбоку на носу у него виднелось красное пятно, а над бровью красовался гнойный белый прыщ.

– Раз уж ты пришла, ответь мне на один вопрос: кто этот мужчина, который ушел от тебя сегодня утром в восемь часов?

– Это не твое дело, Пит.

Он пожал плечами.

– Надо остерегаться незнакомцев, шатающихся по дому. Это вполне разумная мера предосторожности. Например, вчера один мой друг застукал какого-то бродягу за тем, что тот справлял малую нужду в общем холле.

Он привалился плечом к дверному проему. Похоже, Пит пришел в себя и теперь выглядел расслабленным и самоуверенным, чего не было и в помине, когда он только открыл мне дверь.

– По-моему, это тот же самый мужик, которого я видел в пятницу, – сказал он. – Твой коллега. Мы что, перешли теперь на служебные романы?

– Да, он адвокат. И да, я принимаю его юридическую помощь. Мы обсуждали мою ситуацию. Он остался на ночь, поскольку, говоря откровенно, мой сосед снизу ведет себя непредсказуемо.

– Ты ведь не меня имеешь в виду, а, Франни?

– Пошел ты в задницу, Пит.

Да, выступление получилось не очень, но меня уже тошнило от него.

– Не говори так, Фран. Я беспокоюсь о тебе.

Я отвернулась, готовая к тому, что сейчас он окликнет меня, но с облегчением услышала лишь стук закрывающейся двери. Прыгая через две ступеньки, я выбежала на улицу и не останавливалась до тех пор, пока не добралась до агентства по прокату машин, расположенного рядом с моим любимым магазинчиком деликатесов в Хайбери-Филдз.

Мартин был прав в том, что мне нужна машина. Джемма Бэнкс жила в Колчестере, до которого добраться из Ислингтона было, в общем-то, несложно – сначала на метро до остановки «Ливерпуль-стрит», а оттуда – наземным поездом до Эссекса, но я и так чувствовала себя ужасно уязвимой и потому не хотела зависеть ни от кого и ни от чего.

Агентство «ЗипКарз» предоставляло автомобили напрокат с почасовой оплатой, но я выложила свою кредитную карточку и попросила дать мне авто на неделю. Я ощутила прилив сил и желания действовать, когда молодой клерк дал мне ключи от «Фиата Панды» и я сжала их в кулаке.

За руль я садилась только во время своего ежегодного отпуска в Италии, поэтому на сиденье водителя с правой стороны я почувствовала себя неуютно. Мне понадобилось несколько минут, чтобы освоиться в салоне, покачать из стороны в сторону рычаг переключения передач и медленно придавить подошвой педаль сцепления. Двигатель с ревом пробудился к жизни. Я вбила слово «Колчестер» в карты «Гугла» у себя в телефоне, и когда синтезированный голос велел мне повернуть налево, я повиновалась и принялась обдумывать свой следующий шаг.

Роясь в сети, я выяснила, что Джемме Бэнкс принадлежит салон красоты под названием «Загар и длинные ногти» на самой окраине города. Он располагался в череде магазинчиков, среди которых были зоомагазин, бар и китайский ресторан, отпускающий еду на вынос.

Когда карты «Гугла» подсказали мне, что я прибыла на место, я притормозила, но, заметив, что в салоне красоты полно посетительниц, вернулась в центр городка и отправилась пообедать в кафе «Преццо» на главной улице.

За едой я проверила пришедшие сообщения и электронные письма. Их было немного – рабочая корреспонденция да текстовое сообщение от Тома Брискоу, в котором он спрашивал, все ли у меня в порядке. Поскольку от Клэр ничего не пришло, в ожидании счета я позвонила ей, но вздохнула с облегчением, когда звонок перевелся на голосовую почту.

Часы показывали почти четыре пополудни, когда я вернулась к салону Джеммы. Как я и надеялась, в «Загаре и длинных ногтях» теперь было пусто. Сквозь зеркальную витрину я разглядела внутри одинокую женщину, которая подметала пол и раскладывала журналы на стеллаже. Порыв ветра подхватил пустую жестянку из-под кока-колы и с грохотом помчал ее по тротуару, когда я отворила дверь заведения.

– Извините, милочка, я уже закрываюсь, – сказала женщина. Прислонив щетку на длинной ручке к стене, она подошла к стойке администратора. – Если хотите, я могу записать вас на другой день, – предложила она, ведя акриловым ногтем по странице журнала, лежащего на стойке. – Да хотя бы на завтра, например.

– Я пришла не за этим, – сказала я, рассматривая ее.

Когда она выступала по телевидению с обращением, я заметила сходство между сестрами. Тогда лицо Джеммы было бледным, совсем без макияжа, что подчеркивало разницу между ними, но наяву она была не так заметна. Глаза Джеммы отливали бутылочной зеленью, а ее цветастая блузка была из тех, что покупают в супермаркетах, а не в эксклюзивных бутиках. Джемме недоставало лоска и той скрытой энергии, которую дает только дорогой и тщательный уход за собой; но в остальном сестры были похожи, как близнецы.

– Еще одна журналистка? – сказала Джемма, закрывая журнал. В голосе ее не было гнева, одна лишь усталость.

– Нет. Адвокат Мартина Джоя, – сказала я, пытаясь вложить сочувствие в свой ответ.

Джемма с подозрением уставилась на меня.

– Я уже разговаривала с кем-то из вашей организации.

– Я его адвокат по разводу. Мы с вами еще не встречались.

– Чем я могу вам помочь? – без особого энтузиазма осведомилась она.

– Уделите мне пару минут своего времени.

Джемма посмотрела на свои часы, и на лице ее отразилось сомнение.

– Мне пора домой. Вот почему сегодня я закрываюсь пораньше. На прошлой неделе моя дочь уезжала с классом на экскурсию и должна вот-вот вернуться. И я хотела бы встретить ее дома.

– Я могу поехать с вами. Мы поговорим по дороге.

Джемма выразительно приподняла бровь.

– Мне следовало бы догадаться, что Мартин найдет себе настоящего терьера. Который если вцепится, то уже не отстанет.

Я сомневалась, что это комплимент, но оспаривать ее утверждение не стала. Мне нужно было, чтобы она приняла участие в игре, а не оказалась в оффсайде.

Я не сдвинулась с места, пока она ходила в заднюю комнату. Оттуда она вернулась со своими пальто и сумочкой.

Выключив свет, Джемма вышла на улицу, пропустив меня вперед, после чего заперла за нами стеклянную дверь.

– Наверное, в такой момент работать не стоит, – сказала она, опуская ключи в сумочку. – Но работа помогает забыться. Вы так не думаете? – Не дожидаясь ответа на свой первый вопрос, она продолжила: – Значит, вы приехали из самого Лондона?

– Да. Моя машина стоит вон там. Если хотите, могу вас подвезти.

Но Джемма лишь покачала головой, застегивая свою парку на «молнию».

– Это недалеко, за углом. Туда проще дойти пешком.

Я ускорила шаг, чтобы не отстать от нее, и мы подошли к домику в стиле тридцатых годов, притаившемуся за бульваром.

Дженни кивком головы указала на дом из красного кирпича, очень похожий на тот, в котором выросла я.

– Раньше мы жили здесь с мамой и папой. Теперь Донна обитает в совсем другом мире, а я переехала всего на сто ярдов дальше по улице. Это так свойственно людям, не находите? Одни пытаются уехать как можно дальше от того места, где выросли, а другие, наоборот, стараются держаться к нему поближе. В общем, раскол по самой середине – бежать или остаться. А вы из каких? У вас акцент не южный.

– Я выросла в Ланкашире, а в Лондон переехала из-за работы.

– В Манчестере не нужны адвокаты? – поддела она меня.

Да, она осадила меня в точности как Донна, выставив этаким отличником, который решил, что перерос родной город.

– На эти выходные газеты посвятили вашей семье множество материалов. И вас часто цитировали, среди прочего.

– Перевирали, точнее говоря, – сказала Джемма, сунув руки в карманы.

Я с удивлением покосилась на нее.

– Вы хотите сказать, из ваших слов они выдергивали лишь отдельные фразы?

– Полагаю, что правильнее будет сказать «приукрашивали», – отозвалась она. – Мне было что рассказать тому журналисту, но я решила, что он выбрал не самое подходящее время и место для этого. В общем-то, я никогда не думала, что шум в средствах массовой информации способен принести пользу, и опасалась, что он лишь навредит нашему делу. Ведь такое вполне может случиться, верно?

На этот раз она взглянула на меня, явно ожидая ответа, и я поняла, что ей действительно нужен мой совет. Поскольку мне тоже кое-что требовалось от нее, я решила подыграть ей.

– Вы правы, публичные оскорбления или охота на ведьм в прессе производят дурное впечатление. Кроме того, Мартина всего лишь арестовали, не выдвинув против него никаких обвинений. И освободили уже через двадцать четыре часа. Инсинуации в прессе могут иметь обратный эффект. Кампания нападок порой оборачивается тем, что против самих газет возбуждают дело о неуважении к суду.

– Вот он, – сказала Джемма, показывая на небольшой двухквартирный домик.

На подъездной дорожке перед ним стояли старенькая «Корса» и ржавая решетка для барбекю, очевидно, оставленная здесь в надежде, что ее подберет старьевщик.

Она отворила дверь, и я вошла внутрь, оглядываясь по сторонам.

– Сколько у вас детей? – спросила я, ожидая, что меня пригласят пройти дальше.

– Двое. Элле пятнадцать, а Джош в минувшем сентябре поступил на первый курс университета в Борнмуте.

В комнате царил полумрак. Джемма включила настольную лампу, а я вошла в гостиную и присела на диван.

– Чай?

Я кивнула, и она исчезла на кухне. Воспользовавшись случаем, я снова огляделась. Кажется, здесь жили в мире и согласии. Старое пианино было заставлено фотографиями детей: на батуте, на занятиях физкультурой в школе. Фотографии детей в рамочках на стене – сплошь веснушки и беззубые улыбки.

Я не бывала в городском особняке Донны стоимостью в несколько миллионов фунтов, но не сомневалась, что он нисколько не похож на этот уютный домик.

– Почему вы хотите поговорить со мной? – поинтересовалась Джемма после того, как разлила чай и уселась в кресло подле окна.

Я держала историю наготове. Ту же самую, кстати, что преподнесла Дженни.

– Мартин – мой клиент. В общем смысле – клиент той конторы, в которой я работаю. И мы обеспокоены тем, что эта история может причинить вред нашей репутации.

На глаза Джеммы навернулись слезы.

– Я всегда знала, что рано или поздно честолюбие Донны доведет ее до беды. У нее всегда были грандиозные планы. А эта жизнь казалась ей недостаточно роскошной, – сказала Джемма, озираясь. – Ей нужно было больше, и, чтобы получить это, она стала встречаться с людьми, которые имели больше. После того как ей исполнилось семнадцать, она переехала в Челмсфорд, уже тогда прокладывая себе путь в Лондон. Начала якшаться с богатеями Эссекса. Ее первый настоящий ухажер, Чарли, был сыном гангстера. Я пыталась объяснить ей, почему богачи становятся богатыми. Что для этого нужно быть жестоким, амбициозным и безжалостным. Но она не слушала. Она даже не удивилась, когда Чарли угодил в тюрьму за мошенничество.

Джемма на мгновение умолкла, чтобы сделать глоток чаю.

– Донна всегда шутила, что стала очередным проектом Мартина.

– Вы не любите Мартина? – поинтересовалась я.

Джемма пожала плечами.

– Поначалу он мне нравился. Он казался другим. Вы же знаете, что он не из состоятельной семьи? Потерял родителей еще в детстве, а воспитали его дед с бабкой. Пробился в первые ряды в колледже, заработал миллионы в городе… Вроде бы он был щедр с друзьями, много жертвовал на благотворительность. Его было трудно не уважать.

– Что случилось потом?

– Мы редко виделись с Донной, – продолжала Джемма, качая головой. – Очень редко. Я ведь не дура и понимала: она не хотела, чтобы ей напоминали о прошлом и о том, откуда она пришла, пусть даже это означало расставание со старшей сестрой. Но вот в том году мы стали видеться иногда. Думаю, ей просто надо было поговорить с кем-нибудь, с человеком не из ее мира. Сначала лишь пару раз встретились за ленчем, но в последнее время все чаще. Потом, несколько недель назад, мы собирались вместе пить чай, но она отменила встречу. Я позвонила ей, решив, что разговор по телефону лучше, чем ничего, и она пригласила меня приехать к ней в Челси. Все равно мы должны были встретиться в Лондоне, так что я не возражала. Кроме того, я начала беспокоиться о ней. Решила, что эмоциональный стресс из-за развода плохо сказывается на ней. Когда я приехала к ней, у нее под глазом красовался синяк.

Джемма шумно выдохнула и продолжила:

– Я догадалась, что это он ударил ее, еще до того, как она призналась в этом. Судя по всему, они встретились, чтобы обсудить развод. Они поссорились, и он швырнул в нее свой телефон. Она сказала, что подобное уже случалось раньше. После того как она слетала за покупками в Нью-Йорк. Мне она сказала, что должна уехать, потому что Мартин ведет себя мерзко и подло; он начал нюхать кокаин и много пить, дела у него пошли тяжело, и он срывал злость на ней. Когда она вернулась, он был в ярости и ударил ее. Она сказала, что испугалась до полусмерти и потому подала на развод.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. Я знала, что Мартин любит выпить, но никогда не видела, чтобы он принимал наркотики. При этом мне было известно, что кокаин давно стал топливом для Сити. Но наркотики, насилие?… Я попыталась прикинуть, когда мог произойти этот эпизод с брошенным в нее телефоном. Мартин сам признался, что они встретились, чтобы «поговорить», через несколько дней после нашего ужина в «Оттоленьи». О том, что между ними было сказано, мы почти не говорили, но он ни словом не обмолвился о том, что встреча прошла плохо.

Что касается истории о поездке за покупками в Нью-Йорк, то она разительно отличалась от той, которую он скормил мне.

– Обо всем этом во время процедуры развода и речи не шло, Джемма. И никто даже не заикнулся о домашнем насилии. Донна не подавала прошения о запретительном постановлении, и ничто не указывало на то, что она боялась Мартина.

Но Джемма вновь покачала головой.

– Донне нравилось создавать видимость семейной идиллии. И синяк привел ее в смятение. Она бы ни за что не продемонстрировала мне его, если бы не хотела поговорить о том, как он повел себя, и получить совет, что ей делать дальше.

– И что вы ей сказали?

Она ненадолго умолкла, глядя на меня.

– Я сказала ей, что она должна заявить об этом в полицию, но не удивилась тому, что Донна отказалась. Она хотела устраниться от самого факта домашнего насилия. Сделать вид, что ничего подобного не было, выдать его за нечто иное, ведь такие вещи плохо воспринимаются в ее кругу. Имидж и репутация значили для моей сестры все.

Ее слова наконец-то дошли до моего сознания. Я ведь всегда ломала голову над тем, что общего было у Мартина и Донны. И теперь я знала. Самым главным для обоих был внешний фасад, который они являли миру.

– Почему вы решили, что Донна пропала, и обратились в полицию? – негромко спросила я. – Что навело вас на мысль о том, что случилось нечто плохое?

Джемма уныло пожала плечами.

– Через несколько дней после того, как я побывала у нее дома в Челси, она вдруг нагрянула в Колчестер в обед. Я закрыла салон, и мы отправились домой. Раскопали старые фотографии, вспоминали прежние времена. Совсем как раньше. Ей здесь понравилось, и она сказала, что хочет вновь увидеться со всеми. И тогда я решила устроить вечеринку по случаю своего дня рождения и пригласить всех старых друзей. Донна с таким нетерпением ждала ее. Но когда она не появилась и даже не позвонила, чтобы поздравить меня с днем рождения, а я не смогла связаться с ней, то поняла: случилось что-то ужасное.

– Даже несмотря на то, что она часто уезжает, не сказав никому ни слова?

– Если вы спрашиваете меня о том, можно ли было положиться на мою сестру, то, полагаю, мы обе знаем ответ на этот вопрос. Но на мой день рождения она хотела прийти. Она обещала.

Мне понадобилось несколько минут на раздумья, прежде чем заговорить вновь, и я отпила чаю, хотя он уже остыл.

– Она не говорила вам о том, что у нее был роман с деловым партнером Мартина?

– Роман? – переспросила Джемма и нахмурилась.

– Она никогда не упоминала его имени?

– Нет. Никогда. Я не верю, что у нее был роман. – Она взглянула на меня своими кошачьими глазами, так похожими на глаза сестры.

– Почему вы так думаете?

– У меня сложилось впечатление, что она устала от мужчин.

– Вы ведь не были близки с сестрой, Джемма, а это – очень личный и интимный вопрос, чтобы обсуждать его с кем-либо.

– Мы были с ней достаточно близки, – с вызовом заявила она. – Да, у каждой из нас своя жизнь, и мы очень разные, но тем не менее остаемся сестрами. В детстве мы шесть лет делили одну спальню на двоих, смеялись, плакали и переживали из-за мальчиков. Ночами мы могли часами лежать в своих кроватях, стоящих рядом, не в силах заснуть, и разговаривали чуть ли не до утра. Так что, думаю, я бы знала, если бы у нее был роман с кем-нибудь еще, в особенности если бы она была счастлива с другим мужчиной.

– Но ведь что-то же у нее действительно было с деловым партнером Мартина. Тот сам признал это.

Она вновь взглянула на меня, и на этот раз выражение ее лица посуровело.

– Неизвестно, что случилось с Донной, поэтому не смейте обвинять мою сестру, – холодно заявила она.

– Я ни в чем ее не обвиняю…

– Вы имеете дело с обаятельным, очень умным и хитрым мужчиной, мисс Дей. С человеком, который не остановится ни перед чем, чтобы сохранить свои деньги.

Ее прервал стук в дверь. Джемма отодвинула занавеску у себя за спиной и выглянула наружу.

– Приехала моя дочь. Думаю, что рассказала вам достаточно, – заявила она, вставая.

Она подождала, пока я тоже поднимусь, давая тем самым понять, что наш разговор окончен.

Вновь оказавшись на незнакомой улочке провинциального городка, я мельком подумала о том, что мысль приехать сюда едва ли можно назвать удачной.

Глава сорок третья

– Фран? Это Дженни.

– Я в дороге, – ответила я, чуточку преувеличивая.

Я уже вставила ключ зажигания в замок, но все еще сидела напротив салона Джеммы, проверяя «Инстаграм» и всматриваясь в снимки Донны в надежде обнаружить синяк у нее под глазом.

– Ты не могла бы притормозить на минутку? Нам надо поговорить.

Я откинулась на спинку сиденья, понимая, что не смогу избегать ее до бесконечности.

– Извини, что я до сих пор не перезвонила тебе насчет интервью. Я еще не разговаривала с Мартином. Как ты легко можешь себе представить, сейчас для него наступили не самые легкие времена. В конце концов, я всего лишь его адвокат по разводу, так что в списке его приоритетов стою далеко не на первом месте.

– А как насчет «он сделает все, что я скажу»? – осведомилась Дженни, и я вынуждена была признать ее правоту.

– Обещаю, что попробую уговорить его, Джен. Честное слово. Но должна предупредить тебя, что это не Америка. Ну, ты понимаешь, когда затворники дают интервью Барбаре Уолтерс[29].

– Фран, ребята из службы новостей хотят разместить статью о тебе, – сказала она.

На мгновение я почувствовала себя польщенной.

– С какой стати?

– Они думают, что у тебя роман с Мартином Джоем.

– Какая нелепость.

Мне оставалось надеяться, что Дженни все-таки знает меня не настолько хорошо, чтобы расслышать дрожь в моем голосе.

– Вас видели вместе. Владелец паба в Эссексе, сосед Мартина…

– Я – его адвокат, – с деланым негодованием заявила я в ответ. – Нам необходимо видеться. По многим причинам.

– Я всего лишь хотела предостеречь тебя, Фран.

– Это все вздор. Абсолютная чепуха, – возразила я, чувствуя, как жаркий румянец заливает мне лицо.

– У тебя ведь действительно роман с ним, верно? – негромко поинтересовалась Дженни. – Вот почему это дело так сильно тебя беспокоит.

Я поняла, что она вовсе не обязана помогать мне, пусть даже и таким образом.

– Там все непросто, – сказала я наконец.

– Как и всегда.

Небо потемнело. С Северного моря наплывали тяжелые темные тучи.

– Ты можешь придержать их? – Пришел мой черед просить об услуге.

Дженни заколебалась.

– Я – всего лишь заместитель редактора отдела, Фран. Я организую интервью с актерами сериала «Единственный путь – это Эссекс» и не имею влияния на службу новостей. И сейчас я только пересказываю тебе то, что слышала. Но если ты дашь мне что-нибудь на Мартина, нечто эксклюзивное, то тогда редактор, возможно, будет готов заключить с тобой сделку.

– Я перезвоню тебе вечером, – сказала я и прервала разговор, после чего до пола вдавила педаль газа, срывая свою злость и разочарование на дроссельной заслонке.

Уже через несколько минут пошел дождь, причем такой сильный, что ветровое стекло начали заливать потоки воды.

Я подалась вперед, напряженно вглядываясь сквозь стекло, словно пожилая дама, читающая книгу, ничего не видя перед собой и с трудом представляя, где нахожусь. Мне оставалось только жалеть о том, что вместе с машиной я не взяла в агентстве по прокату заодно и спутниковый навигатор. Учитывая, что заряда в батарее телефона оставалось всего 25 %, не хотелось бы окончательно посадить его только ради того, чтобы выбраться из Эссекса.

Откровенно говоря, поездка в Колчестер не дала мне ничего нового. Я уже слышала байки о домашнем насилии от Дойла, и, хотя из уст Джеммы они звучали куда правдоподобнее, я попыталась не принимать их за истину. Я просто не могла поверить в них, и все тут. Но теперь, когда, помимо всего прочего, за меня взялась газета, у меня возникло такое чувство, словно время, как песок, течет сквозь пальцы и я не могу остановить его.

Я заставила себя думать. Пока не обнаружено тело, у полиции нет ничего конкретного ни на Мартина, ни на меня. На той графической диаграмме связей, которую я нарисовала сегодня утром, имелась одна зияющая дыра, недостающая часть головоломки: куда подевалась Донна? У меня были подозреваемые и мотивы, но я не имела ни малейшего понятия, что произошло после того, как Мартин Джой ушел из дома Донны.

Быть может, он запутывал следы и повернул обратно после того, как я увидела, что он уходит? Или к ней заглянул кто-то еще? «Или это была я сама», – прозвучал у меня в голове надоедливый голосок. Но где в Челси можно спрятать тело так, чтобы этого никто не заметил?

Я вытерла влагу со стекла и взглянула на дорожный знак впереди.

Совершенно очевидно, я ехала не в Лондон, а удалялась от него, и уже готовилась повернуть в обратную сторону, когда разглядела указатель «Дорси».

Я даже не знала, что Колчестер и Дорси находятся совсем рядом, но, пристально вглядевшись в линию горизонта, я заметила впереди угольно-черную полоску моря.

И тут я поняла, где можно спрятать тело. В одиноко стоящем доме у моря, за милю от ближайшей деревушки, в доме, где постоянно звучит саундтрек стихии, а волны с грохотом и скрежетом накатываются на берег, заглушая крики.

Перешеек был чист, когда примерно через десять минут я подъехала к острову. Правда, о том, когда начнется прилив и не окажусь ли я отрезанной от остального мира, я не имела ни малейшего понятия. Миновав череду магазинчиков, пожарную часть и паб, где мы с Мартином укрывались от непогоды, я ощутила укол раздражения, когда вспомнила управляющего, который сдал нас полиции, но поехала дальше.

Уже через несколько минут впереди, на обрывистом утесе, замаячил зловещий силуэт Дорси-Хауса. На фоне темнеющего фиолетового неба он выглядел величественно и потрясающе. Поперек ворот на аллее, ведущей к дому, была протянута желтая полицейская лента. Значит, полиция уже побывала здесь. Ну разумеется. Если вы разыскиваете пропавшую без вести особу и у нее есть муж, ставший главным подозреваемым, то, вне всякого сомнения, вы обыщете его отдаленный пустующий дом у моря, где можно так легко спрятать кого-нибудь или даже убить. Почему я не подумала об этом раньше?

Сейчас здесь никого не было, и в голову мне просто не могла не прийти мысль о том, что я участвую в каком-то низкопробном шоу. Если бы я возглавляла расследование, то тщательно обыскала бы это место сверху донизу. Но вместо этого полиция отправила бригаду экспертов-криминалистов с собаками в дом Донны в Челси.

Я тихонько обошла особняк, пока не добралась до теплицы, вспомнив о двери, которая открывалась с большим трудом, но была не заперта. Когда я налегла на рассохшееся полотно, дверь со скрежетом распахнулась.

В доме явно проводился обыск. Под вазами и горшками с растениями в пыли виднелись круги, свидетельствовавшие о том, что их передвигали, а книги вынимали с полок.

Я обошла дом, обшаривая взглядом каждый уголок, не зная, что, собственно, ищу, но пытаясь встать на место Мартина, если он действительно привез Донну сюда.

Была она еще жива или уже мертва?

Искала ли я следы того, как ее тело волокли по паркету, или брызги крови на стенах? Если Мартин привез ее сюда, то как и когда это случилось? Ни на один из этих вопросов ответа у меня не было.

Я поднялась наверх, и ступеньки застонали под моими шагами. В щель окна задувал легкий ветерок. Внутренний голос, мое благоразумное второе «я», настойчиво советовал мне вернуться в Лондон. Было уже начало седьмого, сумерки сгущались, и стало уже почти совсем темно. Чего я добивалась, оставаясь здесь, кроме дальнейших неприятностей с полицией, которая, несомненно, уже побывала тут, обыскала дом и не обнаружила ничего, заслуживающего внимания?

Лестница закончилась широкой открытой площадкой, на которую выходили двери нескольких комнат. Я заглянула сначала в одну, а потом в другую. В большинстве своем они были пусты, если не считать протертого до дыр ковра, но две или три были частично обставлены мебелью еще с тех времен, когда здесь размещался дом престарелых, – старыми сломанными вещами, которые предыдущие владельцы не сумели продать и не захотели взять с собой. Дрожа всем телом от едва сдерживаемого нервного напряжения, я обошла большой шкаф, выдвинула ящики комода и вдруг замерла, едва не рассмеявшись над нелепостью собственного поведения, – похоже, я рассчитывала обнаружить труп Донны Джой, спрятанный за подушками.

Распахнув дверь теплицы, я направилась к линии прибоя, полной грудью вдыхая соленый морской воздух, чтобы успокоиться. В глубине души мне хотелось не останавливаться и зайти в воду, а потом шагать до тех пор, пока вода не сомкнется у меня над головой.

Остановившись возле устричного сарая, я вспомнила прежние счастливые времена. Когда я еще верила, что Донна отдыхает где-нибудь на спа-курорте или улетела за покупками и что ее исчезновение – лишь отчаянная попытка привлечь к себе внимание. В начале того дня я была очень зла на Мартина. Я разозлилась на него за то, что на неделе он встречался со своей бывшей женой за ужином и солгал мне об этом. Интересно, как еще он мне врал?

Наклонившись, я подняла с земли кирпич, под которым, как мне уже было известно, лежал ключ. Отперев замок, я вошла в сарай.

Когда я оказалась в тесном замкнутом пространстве, силы покинули меня. Именно здесь все и началось – поворот в наших отношениях от обычного недовольства и подозрений к чему-то куда более зловещему. Здесь нас разбудил телефонный звонок, призывавший Мартина вернуться в Лондон. Даже тогда полиция уже подозревала его. И наши отношения перестали быть нормальными.

Я заглянула в очаг и увидела, что на решетке остались угли, очевидно, с той ночи, которую мы провели здесь, а рядом лежало одеяло, сложенное мной еще в субботу. Протянув руку, я коснулась железной кровати, на которой мы занимались любовью.

Я понимала: все указывает на то, что Мартин имеет какое-то отношение к исчезновению Донны, но отказывалась в это верить. Полиция знала Мартина далеко не так хорошо, как я. Тем не менее… Мне было трудно не вспоминать выразительное и прелестное лицо Донны, не думать о том, что сказала Джемма Бэнкс. Я знала, что он ударил ее… Изнеможение и усталость часто находят выход в гневе. Мои руки, все еще касавшиеся матраса, сжались в кулаки, комкая простыню, а потом, думая о Мартине, Донне и Пите Кэрролле, я вдруг отчаянно закричала, одним резким рывком сорвала ее с кровати и швырнула на пол. Рыдания душили меня.

На миг я перестала слышать даже собственное дыхание. Казалось, мир вокруг меня замер в тишине и молчании. Но потом я открыла глаза, ко мне начали возвращаться слух и зрение, и прямо перед собой, на полу, я заметила блеск золота. Должно быть, это откуда-то вывалилось, когда я сорвала простыню. Протянув руку, я подняла то, что оказалось ожерельем – металлической побрякушкой на тоненькой цепочке. Я положила его на ладонь и стала рассматривать, подобно тому, как археолог изучает заинтересовавший его камень.

Оно было изящным и дорогим на вид. Перевернув его кончиками пальцев, я увидела, что кулон имеет форму буквы «Д». И тогда я осознала, что вижу эту вещичку уже не в первый раз. Я видела это ожерелье раньше. В тот день в суде. В день, когда оно красовалось на изящной шейке Донны Джой.

Глава сорок четвертая

А ведь он говорил мне, что она никогда не бывала здесь. Он сам сказал мне об этом. Мартин Джой оказался лжецом. Тогда, в Высоком суде, мы разговаривали с ней всего несколько минут, и я не могла припомнить в точности, как именно выглядело ожерелье Донны, но была уверена, что уже видела эту букву, которая блестела во впадине у нее на шее, словно жемчужина на песке. Едва ли у нее были два одинаковых украшения. Это наверняка то самое ожерелье.

А теперь Донна пропала, исчезла без следа. Не было никакой путеводной нити, никаких хлебных крошек, ничего, что могло бы помочь в ее поисках, – вплоть до этого момента.

Потому что ее ожерелье, оказавшееся здесь, в устричном сарае, означало, что она приходила сюда в промежутке между тем днем, когда я столкнулась с ней в суде, и моментом своего исчезновения.

Перед моим внутренним взором вдруг вспыхнуло яркое видение. Мартин и Донна, обнаженные, лежат на железной кровати с пружинной сеткой, их руки жадно скользят по телам друг друга, они просовывают пальцы в рты, перебирают волосы, обезумевшие и жадные, стремясь достичь пика наслаждения, совсем как я тогда. Тоненькое и изящное ожерелье запросто могло расстегнуться и соскользнуть с ее увлажнившегося от пота тела и затеряться в складках белья.

Как ни странно, мне хотелось, чтобы это оказалось правдой, потому что альтернативы я не видела.

Я присела на краешек кровати, обхватив голову руками, словно для того, чтобы не дать ей лопнуть. Разумеется, я уже бывала здесь раньше, я узнала темноту и черные мысли, подбирающиеся из углов, – и понимала, что будет дальше. Я вновь почувствовала, как лезвие вспарывает мне кожу, видела капельки крови, выступающие на поверхности, и испытывала облегчение, подобное тому, которое наступает, когда пар вырывается из запорного клапана. Мне хотелось сделать это, чтобы вернуть себе контроль.

Открыв глаза, я постаралась успокоиться. Я отчаянно хотела дать Мартину еще один шанс. Последний. Я должна была знать, солжет ли он мне снова.

Неужели я для него – всего лишь жалкое ничтожество, пустое место, если он может обращаться со мной подобным образом?

Хотя с Донной он обошелся куда хуже.

Я должна была знать. Вытащив телефон, я набрала его номер. Сердце гулко стучало у меня в груди, пока я вслушивалась в гудки, ожидая его ответа.

– Слава богу, что ты позвонила. Я только что разговаривал с Мэттью Кларксоном. Он сказал мне, что вчера вечером тебя допрашивал инспектор Дойл.

– Донна когда-либо приезжала в Дорси-Хаус? – спросила я, прилагая все усилия к тому, чтобы голос мой оставался спокойным.

– К чему эти расспросы, Фран? В полицейском участке все прошло нормально?

– Ответь на мой вопрос, Мартин. Донна когда-либо приезжала в Дорси?

– Нет, – после секундной заминки ответил он. – Никогда. Ее сестра живет неподалеку, но сама Донна никогда не выказывала желания съездить туда. Во всяком случае, до тех пор, пока дом остается развалиной.

Я заставила себя думать. Я заставила себя быть храброй.

– Значит, ты уверен, что ее там не было?

– Почему ты спрашиваешь? Ты где? Что все это значит?

– Я в Эссексе. В Дорси.

– Какого черта ты там делаешь?

Я расслышала тревогу в его голосе. Ветер ломился в дверь сарая, и Мартина было плохо слышно, но его панику я различала безошибочно.

– Фран, с тобой все в порядке? За каким чертом тебя понесло в Дорси? Полиция еще там?

– Нет, здесь никого нет. Я вернулась в устричный сарай. И нашла ожерелье Донны.

– Ожерелье Донны?

– Золотую букву «Д» на цепочке.

– Откуда ты знаешь, что оно принадлежит Донне?

Теперь пауза стала длиннее. Я буквально видела, как он хмурится и напряженно размышляет, хотя он находился в нескольких десятках миль от меня.

– Я однажды видела ее. В суде. В тот день, когда мы решили, что она пропустила предварительное слушание. Она пришла позже, и я столкнулась с ней. Мимоходом. Она не знала, кто я. Но я-то знала ее. И запомнила ее розовое пальто и цепочку с буквой «Д» – точно такую же, как и та, что я нашла в устричном сарае. Спрашиваю еще раз – ты возил ее в Дорси-Хаус, Мартин?

– Нет, клянусь тебе. Она ни разу там не была. Фран, нам нужно поговорить об этом. Возвращайся в Лондон, давай встретимся. Только не у Алекса и Софи. Где-нибудь в другом месте, где нам никто не помешает.

– Я не желаю видеть тебя, Мартин.

– Фран, прошу тебя. Будь благоразумной. Возвращайся. Как ты попала в Эссекс? Я могу прислать за тобой машину, если поезда уже не ходят.

– Как ее ожерелье оказалось в устричном сарае?

– Не знаю. Наверное, кто-то подбросил его туда, – сказал он и умолк. – Фран, это очень важно. Ты должна привезти мне это ожерелье.

– Чтобы ты избавился от него?

– Ты должна мне поверить: Донна никогда не бывала в Дорси-Хаусе. Да, это может быть ее ожерелье, но я не понимаю, как оно попало туда, разве что кто-то специально подбросил его. Например, Алекс?

Я попыталась понять ход его мыслей.

– Алекс мог видеть, как Донна носит это ожерелье, – сказал он, уже откровенно паникуя. – Не исключено, что он сам и купил его. Но если он имеет какое-либо отношение к ее исчезновению, если он хочет подставить меня, потому что ему нужна моя доля в компании, он легко мог купить точно такое же и подбросить его в Дорси. Ты должна верить мне, – сказал он, и теперь в голосе его прозвучали боль и усталость.

А я не знала, чему мне верить. Он был или отчаявшимся человеком, в страхе пытающимся доказать свою невиновность, или же скользким и убедительным лжецом. Или это я такая дура?

– Пожалуйста, не ходи в полицию, Фран. – Голос его прозвучал негромко и умоляюще.

– Назови мне хоть одну причину, по которой я не должна этого делать, – отозвалась я.

– У меня ее нет.

Похоже, это был первый честный ответ, который я получила от него за время нашего разговора.

– Алекс подставляет меня, Фран. Я знаю. Ему нужна компания. Вся, целиком. Если ты способна поверить хоть чему-то из того, что я тебе сказал, поверь мне в этом. Помоги мне доказать, что я невиновен.

– Я не знаю, Мартин. Не знаю.

Я оборвала разговор простым нажатием на клавишу. Сунув телефон в карман, я уставилась на ожерелье, уютно свернувшееся у меня на ладони.

Несколько мгновений я смотрела на него, после чего, повозившись с застежкой, надела на шею. Я вдруг ощутила прилив смелости, словно это было не простое ожерелье, а доспехи.

Я вернулась к машине и покатила обратно в город. В это время суток поездка займет не меньше полутора часов, и мне нужно было поесть и принять душ, прежде чем я начну всерьез думать об этом.

Подъехав к кафе на главной улице, я заметила, что оно закрыто. Правда, по обеим сторонам дороги располагались два паба. Одним из них был тот, в котором останавливались мы с Мартином, чтобы переждать непогоду, но у меня не было ни малейшего желания туда возвращаться. Второй паб выглядел чуточку современнее, на тротуаре перед ним стояла меловая доска, на которой было написано, что в заведении имеются ресторан и свободные комнаты, и это показалось весьма соблазнительным.

Я заехала на стоянку перед ним и вошла внутрь.

Остановившись у бара, я огляделась. Посетители сидели за столиками и ужинали, а груды исходящих паром сосисок и картофельного пюре, только что доставленные из кухни, выглядели и пахли весьма недурно.

Я взяла меню, лежавшее на стойке бара.

– Это – для легких закусок у стойки, – сообщила мне девушка, разливавшая пиво; судя по ее виду, она едва достигла возраста, позволяющего употреблять спиртные напитки. – Если хотите поесть, идите за столик, и я подскочу к вам через минутку.

– Сколько стоят комнаты?

– Семьдесят пять фунтов за ночь.

Еще один представитель обслуживающего персонала, юноша немногим старше барменши, подошел к ней и отпустил какую-то шуточку. Девушка рассмеялась и стала флиртовать с ним, прежде чем передать ему пенную кружку.

– Я сниму у вас номер, – сказала я, пытаясь поймать ее взгляд.

Она вытерла руки о джинсы, и на лице ее отразилось беспокойство.

– Как скажете. Сейчас принесу вам ключ.

– И еще одно. Не могли бы вы подать мне ужин наверх?

Моя комната располагалась под самой крышей. В ней даже имелись выкрашенные в черный цвет потолочные балки, которые показались мне фальшивыми. Их предназначение явно состояло в том, чтобы придать помещению вид, стилизованный под старину. Мини-бар отсутствовал, но в небольшой сахарнице рядом с чайником обнаружилось сухое печенье «Лотос».

Я взяла сразу три пакетика, уселась на кровать, подобрала под себя ноги и уничтожила их один за другим, ничуть не тревожась о том, что они могут перебить мне аппетит перед бургером, который я заказала в номер.

Откинувшись на подушку, я уставилась на эти фальшивые балки, резко выделявшиеся на фоне побелки. На мгновение я перенеслась в офис Джила, позволяя бегущим по ним лентам света помочь мне вспомнить ту ночь, когда исчезла Донна. Но новых воспоминаний не появилось; я даже не была уверена, что хочу этого.

Действительно ли я видела, как Мартин выходил из дома, или собственная память решила подшутить надо мной? Мне казалось, что я видела Мартина и Донну; Мартина – на улице, Донну – в ее спальне наверху, но ведь они могли выйти и вместе. Быть может, Мартин каким-то образом заманил ее в Эссекс? Я понятия не имела, как ему удалось добиться этого в такой час, после полуночи, но решила не отказываться от этой идеи и посмотреть, куда она меня приведет.

Вы имеете дело с обаятельным, очень умным и коварным мужчиной, который не остановится ни перед чем, чтобы сохранить свои деньги.

Вытряхнуть из головы слова Джеммы оказалось невозможно. В горле у меня застрял комок, стоило мне подумать о том, что она может оказаться права, а я ошиблась, поверив Мартину Джою и впустив его в свою жизнь.

Разумеется, сигналы тревоги звучали и раньше, мне приоткрывались темные глубины его натуры, но я предпочитала не замечать их, ошибочно принимая за страсть и силу.

Оказалось, что телефон по-прежнему зажат у меня в кулаке, и я поднесла его ближе к лицу, вбив слова «обаятельный» и «коварный» в поисковую строку браузера. Что это, включился мой мозг адвоката?

Первые несколько страниц были целиком посвящены психопатам и социопатам, и я вспомнила, как Клэр пошутила на этот счет в художественной галерее. Она тогда сказала, что среди представителей всех профессий именно банкиры и генеральные директоры более всего склонны проявлять психопатические наклонности.

Затем я наткнулась на описание того, как ведут себя психопаты на рабочем месте, а потом – на утверждение, будто социопаты, как правило, очень хороши в постели.

Как выяснилось, психопатия – это психологическое состояние, выявляемое в результате диагностических оценок. Психопаты выглядят умными и искренними, властными и сильными, будучи обаятельными и коварными до такой степени, что даже их близкие не всегда в состоянии разгадать и разглядеть их подлинную натуру. Их общие особенности включают склонность к насильственному поведению и проблемы с формированием эмоциональной привязанности. Они демонстрируют готовность идти на риск, отсутствие сочувствия и угрызений совести, а также низкий уровень терпимости по отношению к окружающим. Некоторые психологи утверждали, что недавний финансовый кризис является прямым следствием корпоративной психопатии и преобладания психопатов на Уолл-стрит. Кроме того, процент психопатов среди журналистов, офицеров полиции и психиатров намного выше по сравнению с остальными группами населения. Как и среди юристов, кстати, но я постаралась отогнать от себя эту мысль.

Чем больше я читала о психопатах-трудоголиках, тем больше укреплялась в мысли о том, что Мартин вполне вписывается в стереотип. Обаятельный на работе. Обаятельный в жизни. Обаятельный в любви. Он соблазнял меня с момента первой нашей встречи. Улыбка, в которой неизменно крылось обещание чего-то большего, отчего мне снова и снова хотелось сделать ему приятное. А его широкие жесты – портфель в подарок после первой же встречи, небрежное «надо купить тебе машину»… Я не могла отрицать того, что подобная экстравагантность льстила мне и привлекала.

Я была уверена, что и с Донной произошло нечто похожее. Она была настолько социально амбициозной, что соблазнила его и не замечала проблем в их браке до тех пор, пока он не избил ее, подтолкнув к краю пропасти.

Стук в дверь вырвал меня из задумчивости. Открыв ее, я взяла поднос с едой у барменши. Она с любопытством заглянула мне через плечо, без сомнения, спрашивая себя, что привело меня на остров Дорси в гордом одиночестве, да еще и вечером в понедельник. Я вдруг подумала о том, что стану объектом местных сплетен. Дорси казался краем земли, но его жители были осведомлены о последних новостях ничуть не хуже обитателей Кэнери-Уорфа[30]. Мартину Джою принадлежал самый большой дом на острове, что наверняка заставляло говорить о нем еще до исчезновения его жены. Управляющий местным пабом заявил в полицию, что видел Мартина со мной, и я не сомневалась, что и друзьям, и соседям он поведал ту же историю, всякий раз преувеличивая и приукрашивая ее.

Я присела за маленький столик у окна, поставив перед собой поднос с едой. Под серебряной крышкой на тарелке обнаружился слегка непропеченный бургер. Взяв в руку сырую булочку, я почувствовала, как вместе с салатом латуком на тарелку осыпается и мой аппетит. Она оказалась слишком большой, чтобы ее можно было засунуть в рот, и потому я разрезала ее блестящим ножом, лежавшим на подносе.

Когда зазвонил мой телефон, я решила, что не стану брать его, но в глубине души я надеялась, что это Мартин и что он перезванивает с объяснениями насчет ожерелья, дабы рассеять все мои сомнения.

– Это Том. Я искал тебя. Ты где?

Не тот, кого я ожидала, тем не менее я была рада услышать и его.

– Ты не читала «Пост» онлайн?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: он имеет в виду цифровое издание газеты Дженни.

– Нет, а что? – отозвалась я, не желая признавать, что только что сидела в Интернете, листая материалы исследований о социопатах.

– В «Пост» опубликовали статью о тебе, Фран.

– О боже, – прошептала я, чувствуя, как меня охватывает паника.

– Они не то чтобы приписывают тебе тайный роман с Мартином Джоем, но близки к этому.

Вот же мерзость.

– Ты уже разговаривал с Вивьен или Полом? – спросила я у него.

– Я только что прочитал статью. Похоже, она была опубликована всего несколько минут назад, так что тебе лучше самой поговорить с ними, прежде чем они начнут названивать тебе.

Будь у меня бумажный мешок, я немедленно начала бы в него дышать.

– И вот еще что…

«Ничего не говори!» – захотелось во весь голос крикнуть мне. Я вовсе не была уверена, что вынесу еще один удар.

– Инспектор Дойл хочет встретиться с тобой завтра.

– Что ему нужно?

– Точно не знаю. Но он упомянул, что Пит Кэрролл снова приходил к нему. Очевидно, сегодня утром ты угрожала ему на пороге его квартиры.

– Угрожала ему? Я обругала его, но и только.

– Фран, мы должны заявить о том, что он сделал с тобой на прошлой неделе. Официально. Мы можем съездить в участок сегодня же вечером. В Ислингтоне работают отличные ребята.

– Я не могу, – прохрипела я.

– Мне уже приходилось иметь дело с ними – на них можно положиться.

– Я имею в виду, что не смогу приехать сегодня вечером.

– Почему нет?

– Потому что я в Эссексе.

– Какого черта ты там делаешь?

– Я ездила в дом Мартина.

– Ты, наверное, шутишь.

– Не волнуйся. Его там нет.

– Но ты не должна была выезжать из города. Фран, тебе сейчас нельзя допустить ни малейшей ошибки…

– В котором часу увидимся завтра? – перебила я его.

– Фран, ты должна вернуться в Лондон.

– В котором часу мы встретимся?

Он вздохнул, признавая поражение.

– Мы встречаемся с ним в одиннадцать.

– Тогда увидимся в десять тридцать, – сказала я и дала отбой.

Я впилась зубами в свой бургер, но аппетит уже окончательно покинул меня. Оттолкнув тарелку, я подтянула колено к груди, упершись пяткой в край стула.

Том был прав. Что я здесь делаю? Вся полиция метрополии не смогла раскрыть одно из самых громких дел нашего времени, и неужели же я надеялась взять верх над инспектором Дойлом и его людьми?

Телефон показывал уровень зарядки в 10 %, но я должна была прочитать статью в «Пост».

«АДВОКАТ СБЛИЖАЕТСЯ С МАРТИНОМ ДЖОЕМ».

«Автор – Дженни Моррис».

Я сразу же поняла, что произошло. Меня подставили по полной программе.

Статья получилась неубедительной, если не сказать больше. Если Дженни рассчитывала устроить собственный Уотергейтский скандал, то ей это явно не удалось.

«…мисс Дей отказывается комментировать истинную природу своих отношений с мужем пропавшей красотки Донны Джой, хотя и признает, что „там все непросто“».

Продолжая читать, я вдруг поразилась тому, что ничуть не расстроена предательством Дженни. В глубине души я ожидала чего-то подобного.

Она понимала, что едва ли получит доступ к Мартину Джою, и попросту захотела спасти свою шкуру. В наше время это самое главное, не правда ли? Вскарабкаться еще на одну ступеньку лестницы, удержаться, перевести дух и лезть дальше. Любой ценой.

Я принялась крошить печенье, раздумывая над тем, а не позвонить ли Вивьен. Я была перед ней в долгу. Романа с клиентом, самого по себе, было недостаточно, чтобы с позором выгнать меня из конторы, но, учитывая все остальное – признание, что я находилась у дома Донны в ту ночь, и угрозы в адрес Пита Кэрролла, – я понимала, что со мной все кончено.

Разве что Донна вдруг объявится. Или обнаружится ее тело, но подозрение падет на кого-либо другого, а не на меня или Мартина.

Понимала я и то, что выбор у меня невелик. Я должна буду передать ожерелье инспектору Дойлу и положиться на него в том, что он восстановит мое доброе имя. Или же я поверю Мартину и попытаюсь доказать причастность Алекса Коула к исчезновению Донны.

Мартин умолял меня поверить ему. Неужели наступил тот самый момент, когда мне придется поставить на карту все?

Я заставила себя думать, но это было нелегко. Тревога и страх блокировали шестеренки и колесики в моей голове.

Мысли мои вращались вокруг Мартина и Донны, то и дело возвращаясь к Тому.

Мой друг сказал нечто такое о своем последнем деле, что заставило мои мысли остановиться.

Защищая Натана Адамса, Том утверждал, что, хотя его клиент – негодяй и бандит, это вовсе не означает, что он причинил вред своей жене. Но Том Брискоу стыдился того, что подобная линия защиты оказалась успешной и вскоре Сюзи была убита.

Слова Тома отчетливо зазвучали у меня в ушах.

Она была со своим адвокатом, которая повернулась ко мне и сказала: «Нам остается лишь дождаться следующего раза».

Слова адвоката Сюзи вдруг показались мне очень важными. Ведь все знали, что Натан Адамс – психопат и насильник, но блестящая аргументация Тома в суде и отсутствие прямых улик привели к тому, что он избежал наказания.

Однако сейчас Натан Адамс сидел в тюрьме, отбывая пожизненный срок за убийство. Полиция и королевская прокуратура по уголовным делам все-таки достали его, потому что Адамс совершил насилие во второй раз.

От этой мысли у меня закружилась голова, и я начала обдумывать ее. Взяв острый нож с зазубренным лезвием со своей тарелки, я протерла его салфеткой, а потом медленно переменила хват, держа его не как столовый прибор, а как оружие.

После чего, уже не думая об опасности, которую сулил мне наспех разработанный план, я надела пальто, сунула в карман нож, взяла телефон и зашагала обратно к Дорси-Хаусу.

Глава сорок пятая

Выйдя из паба, я поняла, что должна позвонить, ведь позже у меня может и не быть такой возможности.

Поколебавшись, я пролистала список контактов и сделала глубокий вдох.

Он ответил почти немедленно.

– Не ожидал, что ты когда-либо захочешь вновь заговорить со мной, – голосом, в котором сквозило явное удивление, произнес он. – А где это ты? Такое впечатление, что ты попала в аэродинамическую трубу.

– Я просто гуляю, – отозвалась я, прижимая телефон ко рту, чтобы он мог слышать меня. – Я должна рассказать тебе кое-что, – продолжала я. – Нет, я должна рассказать тебе все.

Последовала долгая пауза – достаточно долгая для того, чтобы я могла передумать и отказаться от своих намерений.

– Продолжай, – сказал Алекс Коул.

А я пожалела о том, что не могу закурить. Я отчаянно нуждалась в алкоголе или никотине, но у меня не было ни того, ни другого, чтобы успокоить нервы. Вместо этого я сунула в рот указательный палец и принялась грызть ноготь.

– Я знаю, что все мы еще надеемся на то, что Донна жива и здорова. Буду откровенна – отчасти это объясняется тем, что я не верю, будто Мартин имеет какое-либо отношение к ее исчезновению.

– Думаю, что в этом мы все согласны, – одобрительно заявил Алекс.

– Как тебе известно, я наняла частного сыщика, чтобы он присмотрелся к Донне. Именно так я узнала о ваших отношениях.

– Господи, Фран. Сколько я должен повторять одно и то же? Между нами не было никаких отношений…

Я перебила его, не дав ему закончить:

– Мой агент также сообщил мне, что Донна и Мартин по-прежнему занимаются сексом. Я знала о том, что они встречаются, и следила за ними в ночь ее исчезновения. Они вошли в дом Донны, но я видела, как спустя некоторое время Мартин ушел оттуда.

– Ты заявила об этом в полицию? – Судя по его тону, он не верил своим ушам.

– Да, но, кажется, они восприняли это скептически. А вчера они чуть было не арестовали меня.

– Арестовали? Вот дерьмо.

– Как ты можешь себе представить, я предстаю перед ними в очень невыгодном свете. У меня роман с Мартином, я лезу туда, куда меня не просят, слежу за ним и Донной. На месте полиции ты счел бы меня одержимой любовницей. Даже опасной.

– Для чего ты все это мне рассказываешь?

Я с трудом проглотила комок в горле. Нет, я должна сделать то, что задумала.

– Потому что у меня есть улики против Мартина. И еще потому, что я не знаю, что с ними делать.

– Какие улики?

Я рассказала ему об ожерелье и настойчивых уверениях Мартина в том, что Донна никогда не бывала в Дорси.

– Если бы мне приспичило избавиться от кого-либо, я бы отвез его именно туда, – пробормотал Алекс. – Одинокий старый домик у самого синего моря.

– Полиция явно обыскала его, но ожерелья не нашла.

– Как и тела.

– Сомневаюсь, что они вообще нашли что-либо существенное, в противном случае эксперты-криминалисты все еще работали бы здесь, – подхватила я.

Перед тем как рассказать ему остальную часть своего плана, я немного помолчала. Хотя было холодно, меня прошиб пот. Ладонь, которой я сжимала телефон, стала влажной, а неровное дыхание с хрипом вырывалось у меня из груди.

– Сегодня я собираюсь переночевать в Дорси-Хаусе. А завтра утром отвезу ожерелье инспектору Дойлу.

– Мартин знает об этом?

– Нет, – быстро ответила я. – И ты ничего не говори ему. Тебе я рассказываю об этом лишь потому, что хочу, чтобы ты был готов. Если Мартина арестуют и предъявят ему обвинение, тебе, скорее всего, понадобится некоторое время, чтобы разобраться с непредвиденными последствиями этой истории.

– Спасибо тебе. Я очень ценю все, что ты сделала для нас.

Когда связь оборвалась, руки у меня дрожали. Теперь мне оставалось только ждать.

Я сделала еще несколько шагов, прежде чем вновь взяться за телефон.

– Это Фран.

– Слава богу, – с облегчением отозвался Мартин. – Когда ты в первый раз сегодня бросила трубку, я запаниковал.

Я приказала себе оставаться спокойной.

– Мы сможем встретиться завтра утром?

– Разумеется, – с надеждой согласился Мартин.

– Инспектор Дойл вызывает меня к себе к одиннадцати. Давай встретимся в девять тридцать в Пимлико. Если я опоздаю, дождись меня. На ночь я останусь в Дорси, а движение в утренние часы пик может быть плотным.

– А почему ты не можешь вернуться сегодня вечером? Снимем номер в гостинице, как в прошлый раз.

– Я уже здесь. Кроме того, погода настолько плохая, что мне лучше оставаться на месте. Ты ведь не возражаешь, если я переночую в доме, а? В сарае может быть слишком холодно, но я заметила, что на втором этаже сохранилось несколько кроватей.

– Ожерелье еще у тебя?

– Я ношу его, – ответила я, прикоснувшись к шее.

– Ты уже решила, что станешь делать с ним?

– Не знаю, Мартин. Давай поговорим об этом завтра, – сказала я, крепко сжимая ожерелье, словно боясь, что оно задушит меня. – Нам обязательно нужно найти Донну, это единственное, что сейчас может помочь нам обоим.

– Том, это я.

– Скажи мне, что ты возвращаешься обратно в Лондон.

– Не сегодня, – отозвалась я, не позволяя ему поколебать мою решимость.

– Я только что разговаривал с Дойлом. Он не пожелал распространяться насчет завтрашней встречи, но я полагаю, что мы должны быть готовы ко всему. Они нашли водителя такси, который привез тебя домой. Судя по всему, он подобрал тебя в час тридцать на Кингс-роуд и отвез в Ислингтон. Обслуживающий персонал в «Уолтон Армз» подтвердил, что все посетители разошлись из паба к половине двенадцатого. И Дойл хочет знать, чем ты занималась эти два часа в Челси.

– Ты же сам понимаешь, что я не обязана отвечать на этот вопрос, Том.

– Кроме того, я разговаривал с Мэттью Кларксоном.

Судя по той паузе, которую он выдержал, прежде чем продолжить, мне не должно было понравиться то, что я услышу.

– Кровь, обнаруженная на постели Донны. Она не была менструальной.

Я постаралась не давать воли своему воображению. Темно-бордовые пятна на белоснежной простыне, словно щелочь на лакмусовой бумаге.

– Эксперты полагают, что в ту ночь Донна истекала кровью. Они пытаются провести анализ брызг, чтобы предположить, что там могло произойти.

Где и каким образом Мартин поранил костяшки пальцев? Где и как я заработала порез на ноге? Отчего у Донны пошла кровь? Какую рану она получила? Моя бедная голова буквально разрывалась от вопросов, которые теснились в ней.

– Фран, прошу тебя, возвращайся в Лондон. Если полиция узнает, что ты нарушила их предписание, если они узнают, что ты побывала в доме Мартина, то наверняка арестуют тебя.

– Я намерена рискнуть.

– Полагаю, нам самое время начать собирать команду адвокатов.

– Не надо. Еще рано. Зато мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня. Мне нужно, чтобы ты приехал ко мне. Я прошу слишком многого, но это может оказаться единственным выходом, который и положит конец всей этой истории.

Глава сорок шестая

Дед часто брал меня с собой на рыбалку. А мама, после того как родители развелись, любила вытаскивать меня из дому. В четырнадцать лет в городке особо нечем заняться. Обслуживающий персонал в пабе вечно требовал предъявить удостоверение личности, а местный викарий гонял нас, когда мы отправлялись в парк, запасшись сидром и сигаретами.

Рыбную ловлю едва ли можно назвать идеальным развлечением для девушки-подростка, да и я не отличалась особым терпением, будучи не в силах высидеть на одном месте больше часа в ожидании клева. Но мне нравилась коробка с перьевыми блеснами, этими крошечными султанчиками алого, бирюзового и зеленого цветов. Дед цеплял их на крючок своими грубыми, желтыми от никотина пальцами. То были единственные брызги цвета в моем тусклом и однотонном мире.

Я очень долго не вспоминала наши посиделки у реки, но теперь не могла думать ни о чем ином. Безопасные воспоминания, единственные, которым я могла доверять…

Схватив пальто, я закрыла за собой дверь комнаты. Перед выходом из паба я взяла с собой таблицу приливов, бросив фунтовую монетку в специальную жестянку на выходе. Оказавшись на главной улице, я застегнула пальто и двинулась на солоноватый запах моря, надеясь, что он приведет меня на набережную. Справа от меня потянулась череда рыбацких хижин, а слева открылась береговая полоска сланцевой глины, на которой виднелись вытащенные из воды лодки. Я быстро шагала прочь от паба, и звуки ночной стихии успокаивали меня: шорох морских волн, набегающих на гальку, шелест ветра в жесткой траве, растущей по обеим сторонам гудроновой дорожки. Взгляд мой устремился на море, и я увидела цепочку огоньков, медленно двигающихся по воде: это контейнеровозы направлялись в Европу, Африку и другие части света.

Сунув руки в карманы, я решила, что отправлюсь в круиз, когда все закончится. Я представляла, как переодеваюсь к ужину и пью мартини в баре с панелями из орехового дерева в стиле ар-деко. Я буду вести неспешные беседы с супружескими парами пенсионеров и играть в шаффлбол на палубе, подобно героиням романов Агаты Кристи.

Я еще никогда не бывала в круизах, и мне вдруг отчаянно захотелось отправиться в путь, как и сделать тысячу самых разных дел, о которых я всегда мечтала, но не могла себе позволить из-за работы. Кулинарные курсы в Тоскане, поездки верхом в горах Андалузии, долгое путешествие на поезде из Санкт-Петербурга в Сибирь или на машине из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Курсы лепки и драматургии, обучение итальянскому или игре на саксофоне. Все это числилось в списке моих желаний, и я дала себе слово, что возьмусь за них, если переживу нынешнюю неделю.

Впереди показался Дорси-Хаус, черный силуэт которого зловеще выделялся на фоне темно-синего и розовато-лилового неба. Облака, принесшие недавний дождь, рассеялись, и на небосклоне теперь мерцали звезды, словно крупинки сахара, рассыпанные по синему бархату, а полная луна напоминала головку одуванчика, подвешенную в небесной вышине.

Я шагала вдоль полоски огней, ведущей к самому дому, и вошла в него через незапертую дверь теплицы.

Внутри было тихо и темно, если не считать негромкого воркования голубей, которые свили гнезда где-то на потолочных балках. Подсвечивая себе телефоном, я стала искать выключатель, хотя и не знала, есть ли в доме электричество. Обнаружив его возле двери в теплицу, я с облегчением вздохнула, когда над головой у меня вспыхнула тусклая лампочка.

Я переходила из комнаты в комнату, включая потолочные светильники и настольные лампы, пока дом не стал выглядеть куда уютнее, чем прежде. Затем сняла пыльные чехлы с мебели и стала кашлять и чихать, когда с них поднялись в воздух серые клубы.

Я чувствовала себя одержимой. Шестеренки завертелись, и, хотя я понимала, что могу остановить их, вернувшись в Лондон, меня не покидала уверенность, что перестраховка ничем мне не поможет.

За последний месяц я приняла слишком много неправильных решений и совершила массу ошибок. Меня могли арестовать и выгнать из конторы. Я потеряла все шансы получить шелковую мантию, зато обрела сразу двух мужчин, уверяющих, что любят меня. На первый взгляд, это было здорово, учитывая, как долго я оставалась одна, но, принимая во внимание, что один мог оказаться убийцей, а другой уж точно являлся насильником, радоваться тут было нечему.

Отказавшись возвращаться в Лондон и рассказав Алексу Коулу и Мартину Джою о своем местопребывании – в одиночестве, в старом доме у моря, – я совершила очередной дурацкий поступок. Оставшись тут, я стала уязвимой. Лишней. Но именно в этом и заключался мой план. Очутившись на самом краю, я вновь обрела власть над собой и способность отвечать ударом на удар.

Я напомнила себе о последнем своем деле о разводе, надеясь, что оно даст логическое объяснение тому, что я делала сейчас. Закон всегда был для меня любимой игрушкой, моей страховкой, и теперь я хотела, чтобы он пришел мне на помощь. Моим клиентом был известный футболист, и, хотя я не особенно разбиралась в футболе, все-таки моих знаний хватило, чтобы понять: его считают одним из величайших игроков в истории, как выяснилось, и на поле, и вне его. Его жена Кендейси подала на развод, когда о романе ее супруга с его психотерапевтом кричали заголовки на первых страницах «Сан». Процесс получился скандальным, обе стороны обвиняли друг друга в неверности, да и мой клиент не горел желанием расставаться с половиной состояния ради той, кого теперь именовал не иначе как авантюристкой.

Впрочем, не мое дело было решать, кто чего заслуживает. Клиент желал, чтобы я сохранила его состояние настолько, насколько это было возможно, и, когда дошло до суда, девяносто процентов своего времени я посвятила тому, чтобы доказать его гениальность. Его талант был настолько уникален, что заслуживал особого внимания и заботы в браке, и потому ему должна была отойти бо`льшая часть общей собственности супругов.

Даже солиситор моего клиента возражал против подобной стратегии, а когда возросли расходы, к нему присоединился и мой клиент. Риск был слишком велик, слишком немногим удавалось убедить судью в своей исключительной способности изменить стандартное решение о справедливом распределении финансов.

Но рискованная игра окупилась сторицей. Как я объяснила своему ликующему клиенту на ступенях здания суда, если хочешь получить крупный выигрыш, приходится всерьез рисковать.

Несмотря на то что я находилась в помещении, холод пробирал меня до костей. Хотя не исключено, что виной всему был страх. Если Алекс или Мартин приедут сюда сегодня ночью, то лишь с одной-единственной целью – заставить меня замолчать. И сейчас мне оставалось только гадать, насколько далеко они готовы зайти.

Я сидела в кресле под мягким светом лампы для чтения и пыталась расшифровать таблицу приливов. Согласно ей, верхняя точка прилива в 01:25 ночи должна составить 4,94 метра. Судя по тому, что рассказывал мне Мартин во время нашего последнего визита сюда, этого будет достаточно, чтобы затопить перешеек. Я напомнила себе, что рассуждаю о том, чего может и не случиться. Не исключено, что сегодня ночью в Дорси никто не приедет. Я выставила себя в роли наживки, но вдруг рыба в реке не водится? Вдруг Алекс и Мартин не имеют ничего общего с исчезновением Донны?

Сидя в одиночестве в темноте, я вдруг поймала себя на том, что мысленно вернулась к той ночи. Что еще я видела? Что делала в те два часа, после того как Мартин вышел из дома и до того как села в такси? Ответа на этот вопрос у меня не было.

Я проверила телефон. Уровень заряда аккумулятора понизился до 8 %. Чтобы сэкономить энергию, я уменьшила яркость экрана, но, перед тем как убрать телефон, отправила текстовое сообщение Клэр.

«Прости меня за вчерашнее. Скучаю по тебе. Сегодня ночью я осталась в Эссексе, но завтра давай поговорим».

Нажимая клавишу отправки, я чувствовала себя так, будто попрощалась с подругой.

Меня начало клонить в сон. Нет, это никуда не годилось.

На кухне не было ни кофе, ни даже чайника, и поэтому мне пришлось лишь плеснуть себе в лицо холодной водой, с клокотанием текущей из крана.

В доме имелась небольшая библиотека, и я решила, что помещение использовалось как актовый зал в те времена, когда здесь размещался дом престарелых. На книжных полках все еще лежали настольные игры: нарды, шашки и «Эрудит» в коробках, выцветших от солнца и старости. Здесь высились и стопки иллюстрированных журналов: «Поле», «Гребля» и «Сельская жизнь», собранных за прошлое десятилетие.

Я взяла пару номеров и отправилась наверх, выбрав спальню в задней части дома. Здесь был диванчик, который стоял возле огромного эркерного окна, откуда открывался вид на темноту моря.

Это была одна из немногих комнат, в которой еще оставалась кровать с одеялами и подушкой. Я стряхнула с белья пыль и повесила пальто на колышек за дверью.

Десять часов. Десять тридцать. Жду и наблюдаю.

Заряд аккумулятора телефона упал до 6 %.

Я с трудом, но вышла в Интернет. На острове имелась пожарная часть, а полицейский участок располагался в Колчестере, в нескольких милях дальше по дороге. Даже в случае экстренного вызова полиции понадобится не меньше четверти часа, чтобы добраться до Дорси, а вот пожарные машины могут оказаться здесь уже через несколько минут.

– Ну же, Том, где ты? – пробормотала я вслух.

Почему-то я решила, что он приедет первым. Он жил в Северном Лондоне, так что находился ближе всех. Но что могло его задержать? Прошло уже полтора часа с тех пор, как я позвонила ему. Наверняка он должен появиться здесь с минуты на минуту.

Воздух был сырым и спертым. Я открыла окно, чтобы проветрить комнату, и расслышала рев противотуманной сирены одного из тех кораблей, которые немногим раньше на моих глазах растворились в темноте.

Присев на постель, я напряженно вслушивалась в тишину, надеясь уловить шум мотора автомобиля, с ворчанием ползущего по подъездной дорожке.

Чтобы не заснуть, я широко раскрыла глаза. Успех моего плана зависел от того, останусь ли я бодрствовать. А вот если меня сморит сон, то это может обернуться катастрофой. Я пролистала сначала один журнал, а потом и второй, узнав, как называются румбы компаса и когда начинается сезон ловли форели. Я старалась запомнить каждое слово и каждый рисунок, надеясь, что это отвлечет меня от бешеного стука собственного сердца.

Когда зазвонил телефон, я принялась судорожно шарить по карманам.

Повозившись с экраном, я поняла, что меня вызывает Том.

– Фран, ты должна уйти из дома.

– Почему?

– Я пробил колесо, черт бы его подрал.

Кончики пальцев у меня похолодели.

– Я тут недалеко застрял, в Челмсфорде. Надеюсь побыстрее починиться и добраться до Дорси, но испытывать судьбу не хочу. Уходи из дома немедленно. Тебе нельзя там оставаться одной. Найди себе другое место. На острове есть два паба. В обоих сдаются комнаты. Иди туда, а я скоро приеду за тобой.

– Хорошо, – только и смогла я выдавить в ответ.

Снимая с крючка пальто, я пребывала в нерешительности. Остаться или уйти? Бежать или сражаться?

Пожалуй, я зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад, но Том был прав, в пабе будет безопаснее.

Я потрогала ожерелье Донны у себя на шее, мысленно прося ее о помощи, как женщина женщину.

Снаружи разбушевалась непогода, и я слышала, как бурлят потоки воды в разбитых водосточных желобах. Но потом сквозь ритмичный стук дождя я расслышала другой звук.

Я вышла на темную лестничную площадку. Здесь звук был слышен отчетливее: надсадный вой автомобильного мотора. А потом я увидела и узкие лучи света, приближающиеся к дому. Я лишний раз порадовалась тому, что подъездная дорожка была длинной и в такую погоду машина пробиралась по ней очень медленно.

Времени убегать уже не было, но я понимала, что должна думать быстро. Том не успел бы так быстро добраться сюда из Челмсфорда, значит, к дому подъезжал кто-то другой.

Телефон подрагивал у меня в руке. Я нажала клавишу контактов, но меня била такая сильная дрожь, что я с трудом попала пальцем в нужное мне имя.

Номера инспектора Дойла у меня не было, зато имелся телефон сержанта Коллинза.

Я позвонила ему и стала ждать соединения и длинных гудков. Но сержант Коллинз не взял трубку. Вместо этого звонок был сразу же переадресован на голосовую почту.

Слова давались мне с неимоверным трудом. Я никогда не думала, что буду чувствовать себя настолько беспомощной и парализованной страхом.

– Мистер Коллинз! Сержант… Говорит Франсин Дей. Срочный вызов по поводу исчезновения Донны Джой. Я нахожусь в поместье Дорси-Хаус на острове Дорси в Эссексе. Повторяю, поместье Дорси-Хаус на острове Дорси. Оно принадлежит моему клиенту Мартину Джою. Я сообщила ему, что у меня есть улики против него, и он приехал за мной. Пожалуйста, перезвоните мне. Мне страшно. У меня есть причины полагать, что он может причинить мне вред.

Я понимала, что говорю, как полоумная, и эта мысль засела у меня в голове, когда я продолжила говорить. Слова параноика. Я не представляла, почему сержант Коллинз должен мне поверить. Разговор с автоответчиком отнюдь не придал мне уверенности в том, что кто-либо придет мне на помощь.

Я попробовала дозвониться в полицейский участок Белгравии, но очередной автоответчик сообщил мне, что круглосуточное оперативное дежурство обеспечивают другие участки.

Сердце так громко стучало у меня в груди, что я испугалась, не выпрыгнет ли оно наружу.

Кому еще звонить – в службу 999? В пожарную часть, полицию или «скорую помощь»?

Мне нужно было срочно увидеть кого-либо. Кого угодно. Того, кто сможет приехать сюда быстрее всего.

Я набрала номер экстренных служб, и спокойный голос поинтересовался, какая именно служба мне нужна. Перед моим внутренним взором встали главная улица Дорси и ее маленькая пожарная часть.

– Пожарники, – ответила я, понимая, что это мой единственный шанс. – Я нахожусь в поместье Дорси-Хаус на острове Дорси и чувствую запах дыма. Я прошу прислать сюда кого-нибудь как можно скорее.

Спокойный голос попросил меня рассказать, что случилось.

– Я сижу в спальне наверху и чувствую запах дыма. Что-то горит.

– Вы видите огонь?

– Да, – солгала я. – Из окна своей спальни я вижу огонь внизу. Мне грозит опасность. Пожалуйста, приезжайте поскорее.

Вглядываясь в сумрак за окном, я с трудом различила силуэт спортивного автомобиля. Черная «Ауди».

Меня охватила невыразимая печаль. Приехал Мартин. Значит, я ошибалась во всем.

Мне так хотелось верить в то, что он никогда не причинит мне зла. Именно поэтому я и приехала на остров. Это был тест. Тест на то, любит ли он меня, и он провалил его. Я потерпела неудачу.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я отправила текстовые сообщения Клэр и Филу Робертсону.

«Мартин Джой убил Донну. Я нахожусь в поместье Дорси-Хаус на острове Дорси. У меня есть улики против него, и он приехал, чтобы найти меня».

Я смотрела, как вращается круговая шкала: это означало, что сообщения не были отправлены.

– Ну, давай же, – в отчаянии простонала я.

Я услышала, как лязгнула, закрываясь, дверца автомобиля, бросилась в спальню и заперла за собой дверь, привалившись к ней спиной и пытаясь восстановить дыхание.

Я понимала, что могу или спрятаться, или выйти к нему и заявить, что бесполезно пытаться заставить меня замолчать. Что об ожерелье я уже рассказала всем: Дойлу, Коллинзу, Тому Брискоу, Филу Робертсону. Донна Джой была здесь. Я знала это, а теперь узнали и все остальные.

Или я могу драться. Нож из паба все еще лежал у меня в кармане. Я выхватила его и крепко стиснула черную деревянную рукоятку.

Забравшись в постель, я натянула одеяло до подбородка, по-прежнему сжимая в руке нож, готовая нанести удар.

Я услышала, как скрипнули ступеньки, а потом чьи-то шаги замерли перед дверью.

Луна скрылась за тучами, и в комнате стало еще темнее. Я напрягала зрение, пытаясь разглядеть что-либо еще, кроме пляшущих теней.

Скрипнула, отворяясь, дверь. Я ожидала, что он хотя бы окликнет меня, но тишина длилась и длилась, и мне показалось, что мир вокруг замер.

Я закрыла глаза, притворившись, будто сплю. Рукоятка ножа стала влажной в моей дрожащей ладони. Я не верила, что он причинит мне вред. Я просто не могла поверить в это.

Теперь я ощущала в комнате его присутствие. Открыв глаза, я в упор взглянула на фигуру, замершую в изножье кровати.

– Мартин, не надо, – негромко сказала я.

Фигура шагнула ко мне. Я поняла, что он одет в черное и лицо его закрывает черная же лыжная маска.

– Мартин, пожалуйста, – прошептала я, чувствуя, как одинокая слезинка скользнула по моей холодной щеке. – Я знала, что ты приедешь. Я звонила в полицию. И в аварийные службы. Кто-нибудь из них будет здесь с минуты на минуту…

Его рука метнулась к моему лицу, и я стала сопротивляться. Он оказался очень силен.

Я старалась протолкнуть в легкие глоток воздуха, но рука, зажавшая мне нос и рот, не позволяла сделать это. Перед моим внутренним взором замелькали воспоминания. Комната в гостинице. Мартин целует меня, сжав мои запястья, потом опрокидывает на постель. Паб в Челси, шум участников викторины наверху, громкий, как во время футбольного матча. Вот посетители уходят, люди смеются. Я одна на улице. Наблюдаю, жду. Незапертая калитка, ведущая к квартире на цокольном этаже. Черные острия ограды. Холодные ступеньки. Я сажусь на них и снова жду и наблюдаю.

Рука продолжала давить мне на лицо. Я по-прежнему не могла сделать ни единого вдоха, и мое тело исходило криком, требуя кислорода. Открытая дверь. Мартин на улице. Донна у окна. Туман. Меня клонит в сон. Я выпила слишком много. Голова у меня кружится. Донна на улице. Темный лимузин. Светлая копна волос. Выхлопные газы. Такси. Жгучая боль. Кровь на моих колготках. Воспоминания лавиной возвращались ко мне.

Я приказала себе оставаться сильной, но сознание быстро угасало.

– Франсин!

Кто-то окликнул меня по имени. Чужие руки перестали давить мне на лицо и грудь, и я разглядела, как незваного гостя буквально отшвырнуло от меня. Я с трудом села на постели, держа наготове зажатый в кулаке нож. Прямо передо мной сцепились в драке два человека, нанося друг другу размашистые удары.

Мне понадобилось какое-то мгновение, чтобы узнать Мартина, еще одно, чтобы связать разрозненные факты в единое целое и сообразить, что он дерется с незнакомцем, а это означало, что человек в лыжной маске был кем-то другим.

Сердце гулко колотилось у меня в груди, когда я потной ладонью стиснула нож.

– Алекс, стой! – пронзительно крикнула я. Все фрагменты головоломки встали на место.

Я понимала, что должна помочь Мартину, но что будет, если я промахнусь и раню его? Взгляд мой метнулся вправо, к старой вазе, стоявшей на прикроватном столике. Выронив нож, я спрыгнула с кровати и дрожащими руками подняла вазу. Перед глазами у меня все плыло. Шум, движения, тени. Я замахнулась, и в этот миг Мартин сорвал с лица незнакомца лыжную маску. Раздался звон разбитого стекла, чей-то пронзительный вскрик, а потом на фоне разбитого окна я разглядела Мартина. Он обернулся и прижал меня к себе. Я чувствовала исходящий от него запах пота и страха, но замерла на несколько секунд, просто радуясь тому, что осталась жива, после чего повернулась к окну. Глядя вниз, во внутренний дворик сквозь торчащие осколки, я не увидела ничего, кроме белого лица Софи Коул, запрокинутого к небу.

Первыми прибыли пожарники, за ними – сотрудники «скорой помощи», которым пришлось добираться сюда из Колчестера.

Я едва могла говорить и потому предоставила Мартину разбираться с ними, не желая ничего видеть и слышать. Потом я нашла в доме укромный уголок и забилась в него, подтянув колени к груди и обхватив их обеими руками. Звуки сирен и синие вспышки проблесковых маячков растаяли вдали, когда Софи увезли в больницу, а пожарники удостоверились, что здесь им нечего делать.

До меня донесся чей-то голос, крикнувший, что перешеек залит водой и что движение возобновится не раньше, чем через час, хотя инспектора Дойла из полицейского участка Белгравии уведомили о случившемся и он уже едет сюда.

– Как вы себя чувствуете, милочка? – В комнату вошла женщина-полицейский и набросила мне на плечи одеяло. – Здесь где-нибудь есть чайник?

– Нет. Здесь вы его не найдете, – ответила я.

Она посмотрела на меня так, словно спрашивала себя, как же я могу жить здесь, в Дорси-Хаусе. Без сомнения, в ее глазах я выглядела этакой чокнутой мисс Хэвишем, и умственная слабость, которую я сейчас испытывала, действительно роднила меня с одной из самых знаменитых героинь Диккенса.

– Кстати, вас желает видеть один ваш друг. – Подняв голову, я увидела застывшего в дверном проеме Тома.

Я с трудом поднялась на ноги, и он крепко обнял меня.

– Ты все-таки приехал, – спрятав лицо у него на груди, сказала я.

– Только что перебрался через перешеек. Лучше поздно, чем никогда.

– Ты пропустил все самое интересное.

Он даже не улыбнулся.

– Мне очень жаль, Фран.

– Я справилась без тебя, – ответила я.

– Как всегда.

Слова его прозвучали как комплимент, и я позволила себе ответную благодарную улыбку.

– Я слышал разговоры, – сказал он. – Очевидно, Софи Коул осталась жива. Они удивлялись тому, что она выжила после падения с такой высоты.

Я кивнула, не зная, смогу ли когда-либо забыть то, как Софи лежала на бетоне, словно марионетка с перерезанными ниточками.

– Софи – стойкий и закаленный боец. Уверена, она будет жить.

– Мне пора идти. Кажется, Мартин хочет поговорить с тобой.

– Задержись еще ненадолго, – попросила я, не зная, как буду чувствовать себя наедине с Мартином.

– Я ошибался насчет него, – сказал Том. – Я был уверен, что это он убил Донну. Приношу свои извинения. Мне следовало положиться на твое мнение.

– Нет, я ведь тоже ошиблась в нем, – сказала я, скорее себе, нежели своему другу. – Передай ему, что я буду ждать его снаружи, – спустя несколько мгновений попросила я.

На меня никто не обращал внимания, когда я, с трудом переставляя ноги, вышла на подъездную дорожку. Край одеяла, наброшенного мне на плечи, волочился по гравию. Я понимала, что рано или поздно кто-то должен будет допросить меня, но сейчас я была просто статистом, одним из участников массовки. На передней лужайке под буковым деревом стояла скамейка, и я присела на нее, глядя, как вслед за мной из дома вышел Мартин.

– Спасибо, – поблагодарила я его, когда он сел рядом со мной. – Спасибо, что приехал.

Он ничего не ответил, лишь положил мне руку на плечо и крепко сжал его.

– Как ты догадался, что надо проследить за Софи? – спросила я. Я пыталась сложить недостающие фрагменты, но голова у меня была словно набита ватой и решительно отказывалась соображать.

– Я знал, что ты очень умна. Когда ты позвонила и сказала, что находишься в Дорси и что ожерелье у тебя, я понял, что ты испытываешь меня и хочешь, чтобы я приехал сюда. При этом я очень надеялся, что ты позвонила и Алексу. И я оказался прав. Единственным сюрпризом для меня стало то, что сюда отправилась Софи, а не Алекс.

– Значит, они оба были замешаны в этом деле? – медленно проговорила я.

Мартин накрыл мою руку холодной ладонью.

– Не знаю. Но уверен, что все прояснится совсем скоро. – Он помолчал, прежде чем заговорить снова. – Не могу поверить, что это сделала Софи. Думаешь, что знаешь людей, а они после этого… – Он осекся.

Я подняла на него глаза и увидела, что он плачет.

– Не надо, все уже кончилось, – мягко произнесла я.

– Я просто хочу знать, что они с ней сделали. Что они сделали с Донной, – смаргивая слезы, ответил он.

Я неловко взяла его под руку.

Мне казалось, что я сижу рядом с незнакомцем, и мне не хотелось видеть его таким.

– Мы должны найти ее тело, – сказал Мартин, пытаясь взять себя в руки. – Она хотела бы, чтобы ей устроили пышные похороны. Донна любила людей. Мы пригласим на церемонию всех. Ей это понравилось бы.

Я почувствовала, как у меня самой на глаза наворачиваются слезы и окружающий мир вновь расплывается. Смахнув их тыльной стороной ладони, я услышала, как мелкий гравий хрустит под чьими-то шагами. Подняв голову, я увидела офицера полиции в форме, который явно был каким-то начальником.

– Мистер Джой? – осведомился он, и на лице его отразилась неуверенность.

Мартин кивнул.

– Инспектор Баннистер, полиция Колчестера. Инспектор Дойл из полиции метрополии едет сюда, но я решил, что вы должны узнать об этом до его приезда… Один из моих коллег находится сейчас в больнице, вместе с Софи Коул. Они смогли коротко переговорить с ней… Мы пока не можем утверждать этого со всей определенностью, но она сообщила нам, что ваша супруга, Донна Джой, еще жива.

Глава сорок седьмая

Я проснулась в устричном сарае, одна, под крики чаек, носящихся кругами над головой. Звезды уже исчезли, и ночное небо посветлело. Над лиманом вставало солнце, его розовые лучи отбрасывали на воду металлические отблески, и унылый пейзаж постепенно сменялся чем-то по-настоящему красивым.

Прошло несколько мгновений, прежде чем я сообразила, что меня разбудил стук в дверь.

На пороге сарая стоял инспектор Дойл.

– Кто-то сказал мне, что вы ушли сюда, чтобы вздремнуть.

– У меня едва не началась горячка. И мне надо было хоть немного отдохнуть.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался он, входя внутрь и присаживаясь на ветхий и шаткий стул.

– Бывало и лучше, – отозвалась я, отметив про себя, что в горле у меня пересохло.

– Где Мартин?

– По-прежнему в доме.

Я выжидающе уставилась на него.

– Вы уже допрашивали Софи Коул?

– Это сделали мои коллеги. Насколько я понимаю, у нее перелом позвоночника, ног и ребер. Мы еще не получили результаты полного осмотра, но, скорее всего, ей предстоит задержаться в больнице еще на несколько дней, прежде чем ее можно будет перевезти куда-либо еще.

– Ей уже предъявили обвинение?

Он кивнул.

– Покушение на нанесение тяжких телесных повреждений. И препятствование отправлению правосудия.

Я испытала разочарование. Я ведь знала, что Софи намеревалась убить меня, а обвинение явно не соответствовало тяжести преступления.

– А как насчет Донны? – осведомилась я, садясь на кровати. – Вы уже нашли ее?

Прежде чем ответить, Дойл немного помолчал.

– Судя по всему, она находится во Франции. Софи Коул дала нам ее адрес. Мои офицеры уже отправились туда, чтобы все проверить на месте.

– Во Франции? Что она там делает?

На меня опять обрушились обрывки воспоминаний. Фил наблюдал за Донной и видел, как она прошла через международный выход на посадку в железнодорожном терминале «Евростар», а Мартин купил для своих дедушки и бабушки фермерский дом в долине Луары.

– Прячется, – буднично ответил Дойл.

Я покачала головой, показывая, что ему придется объясниться.

– Донна разыграла собственное исчезновение. Донна и Софи – это была их совместная затея.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное. И представить, что происходило за кулисами. Не пытается ли Софи заключить досудебное соглашение, возлагая всю вину на свою отсутствующую подругу?

– То есть ее никто не похищал?

Дойл покачал головой.

– Мы пока не знаем, почему они так поступили. Но рискну предположить, что они хотели подставить Мартина, дабы предъявить мошеннические притязания на его бизнес.

Я кивнула.

– Именно так Мартин и думал. В его партнерском соглашении есть пункт, согласно которому в том случае, если он нанесет ущерб репутации компании, Алекс Коул имеет первоочередное право на выкуп его доли.

Я пересела повыше, опираясь на изголовье железной кровати, но у меня тут же закружилась голова, и я поднесла руку ко лбу.

– С вами все в порядке? – с искренним участием осведомился Дойл.

– Наверное.

– Вам следует заехать в больницу и показаться врачу. Мне, естественно, надо допросить вас и записать ваши показания, но это не займет много времени. После этого я могу подвезти вас в Колчестер. Мне ведь тоже надо вернуться в клинику. Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через все это, Фран. Вы должны были предоставить это дело нам. То, что вы совершили, было чертовски опасно.

– Знаю. – Я до сих пор не могла прийти в себя. – Но, оказавшись в отчаянном положении, человек готов на все, чтобы исправить его.

– Полагаю, именно поэтому вы солгали нам.

Я пристально взглянула на него, пытаясь угадать по его тону, поддержка это или критика.

– Я понимала, как выглядит то, что я следила за Мартином и Донной в ту ночь. Вот почему я сказала сержанту Коллинзу, что, наведавшись в студию Донны, я прямиком отправилась домой. Да, я поступила дурно, но мне было страшно.

Сердце учащенно забилось у меня в груди. Я сознавала, что это грозит мне обвинением в попытке воспрепятствовать отправлению правосудия и лишением права заниматься адвокатской практикой.

– Постарайтесь впредь не впутываться в неприятности, – посоветовал инспектор, сопроводив свои слова намеком на улыбку, и я почувствовала, как с плеч моих свалилась неимоверная тяжесть.

Глава сорок восьмая

Мартин поехал со мной в больницу, но я не захотела, чтобы он там оставался. Донна была жива, а вот мои отношения с ее супругом умерли.

Он ждал меня в отделении травматологии и неотложной помощи. Мой случай требовал срочного медицинского обследования, которое еще и ускорило вмешательство полиции, тем не менее прошло два часа, прежде чем меня осмотрели и назначили лечение. Мне сделали рентген грудной клетки и дали парацетамол от головной боли.

– Давай вернемся в Лондон, – предложил Мартин, обнимая меня за плечи. – Моя квартира на верхнем этаже уже заждалась нас.

– Думаю, мне лучше поехать домой, – осторожно сказала я.

– Сегодня ночью в этой истории наступила развязка, Фран. Но это не отменяет того факта, что Пит Кэрролл опасен. Одно время я даже думал, что он имеет отношение к исчезновению Донны. Мне показалось, будто он настолько влюблен в тебя, что решил убить Донну и подставить меня, дабы избавиться от соперника.

– Если тебе когда-либо наскучат финансы, ты сможешь заработать себе на жизнь беллетристикой, – улыбнулась я, мечтая поскорее отделаться от него.

Он взглянул мне в лицо и положил руки мне на плечи.

– Переселяйся ко мне. Быть может, не сейчас, не на этой неделе и даже не в этом месяце. Пожалуй, нам стоит подождать, пока все не закончится, и тогда мы заживем своей жизнью и начнем все сначала. Но я очень хочу быть с тобой.

Я не могла отрицать того, что он был красив. Что его зеленые глаза имеют очень необычный оттенок и что у него мускулистые и загорелые руки, так сказать, характерный признак мужественности. Поселиться с Мартином Джоем на складе, переделанном в дорогущий особняк, по первому желанию заниматься великолепным сексом и вести киношный образ жизни – голубая мечта тысяч и тысяч женщин. Но только не моя. Больше не моя.

Он прищурился, словно уловив мое отторжение.

– Ты ведь не веришь этим сплетням, а? О том, что я ударил Донну.

Я ничего не ответила.

– Фран, это все дерьмо собачье. Донна подставила меня. Вся эта история – сплошная ложь.

– Я верю тебе, – негромко отозвалась я, хотя до сих пор не могла прогнать мысли о его жестоком поведении на работе. Да и он сам никогда не отрицал этого.

Отстранившись, я положила руку ему на грудь.

– Мне нужно в туалет. А потом я хочу кофе. А ты?

– Конечно, – рассеянно согласился он. – Я подожду здесь.

Я зашагала по коридору, пока не наткнулась на цветную карту с указателями на стене, показывающими дорогу к отделениям кардиологии и офтальмологии, а также к амбулатории; на ней были указаны все кабинеты и палаты, так что разобраться было несложно.

Я слышала, как инспектор Дойл разговаривал по телефону, слышала, как он уточнял, куда именно положили Софи Коул, и карта подсказала мне, куда нужно идти.

В одном месте мне даже пришлось изобразить хромоту – я всегда говорила, что из меня получился бы отличный шпион, – и никто не остановил меня, когда я направилась к отдельной палате, в которой приходила в себя Софи.

Даже если не принимать в расчет двух полицейских в штатском, разговаривающих у двери, то догадаться, в какой палате лежит Софи, было нетрудно. Я осторожно попятилась, глядя, как один из копов покосился на часы и зашагал прочь по коридору, чтобы поболтать с сиделкой. А когда второму полицейскому позвонили и он отошел к окну, где прием был лучше, я поняла, что мне представился шанс.

Лежа на жесткой больничной койке, она выглядела как привидение.

Позвоночник и обе ноги у нее были сломаны. В сгиб локтя ей воткнули иглу капельницы. Одна рука у нее была в гипсе, из обеих ног торчали штифты и вытяжки, но Мартин уже сказал мне, что врачи сомневаются, сможет ли она когда-нибудь ходить.

Койка ее была слегка приподнята, чтобы она могла видеть, что делается в комнате. Она медленно повела шеей, и я спросила себя, не больно ли ей.

– Что ты здесь делаешь? – слабым голосом спросила она.

– Я хотела взглянуть на тебя.

Кажется, она уже собралась сказать, что мне здесь не место, но потом, словно это потребовало бы от нее чрезмерных усилий, просто отвела глаза.

– Почему ты это сделала, Софи?

Я ждала ответа, но она хранила молчание.

– Ты должна мне ответить. Ты передо мной в долгу. У тебя с Алексом есть все. Неужели тебе этого было мало?

– Алекс здесь совершенно ни при чем. – Слова эти были сказаны с едва уловимой ноткой сожаления.

– Тогда почему? – прошептала я, еще на шаг подходя к койке.

Тишина стала такой глубокой, что комната потерялась в ней.

– Главная ценность компании «Гасслер Партнершип» заключается в ее алгоритмической модели, – сказала она наконец, и из уголка ее рта на подбородок потекла струйка слюны. – Вся их технология построена на основе созданной мной системы. Это была моя идея.

– Но ты же не специалист по компьютерам.

– Нет. Но я дергала за все ниточки. Я нашла для них лучших экспертов по биржевому анализу и спецов по обработке данных, я все это придумала и организовала. Но моего имени не было ни на табличке возле дверей, ни на шапке бланка. У меня не было именных акций, не получила я и признания в этой области. Ни слова благодарности от Мартина или Алекса. Они просто вытолкали меня взашей.

Я заметила, как она устремила невидящий взгляд куда-то вдаль, за окно из тонированного стекла, мечтая, без сомнения, о том, как она все сделала бы по-другому, если бы ей представился второй шанс.

– Ты хоть представляешь себе, что это такое – быть замужем за человеком вроде Алекса или Мартина? – спросила она, переведя взгляд на меня. – За мужчинами, одержимыми мыслями о деньгах и положении в обществе, поглощенными своим эго и чувством собственной значимости? Сейчас ты видишь в этом только положительные стороны, – сказала она, пытаясь улыбнуться с видом умудренной жизнью, доброй тетушки-феи. Но вместо этого на лице ее отразились лишь боль и усталость. – На тебя производят впечатление их уверенность, непринужденное обаяние, побрякушки, которые они тебе дарят, одежда и сумочки. Они используют их, чтобы заманить тебя в свои сети. А потом ты оказываешься в ловушке, и они уже повелевают тобой.

Я видела, что она задыхается, но мне обязательно нужно было выслушать все.

– Долгое время ты придумываешь для них оправдания, а потом наступает момент, когда терпение кончается, но они приводят хитроумных адвокатов – таких, как ты, – чтобы обмануть тебя.

– Значит, все упирается в деньги, – медленно произнесла я. – Донна получила бы сумму с восемью нулями в качестве отступных. Неужели ей этого было мало? Такую сумму она не смогла бы истратить и за целую жизнь.

– Убедить Донну в том, что этого мало, было очень легко, – с ноткой торжества отозвалась Софи.

Голос ее начал слабеть. Я вплотную придвинулась к кровати и оказалась так близко от нее, что разглядела лопнувшие капилляры у нее в глазах и расслышала ее частое и неглубокое дыхание.

– Алекс завел роман на стороне. Не с Донной. С какой-то смазливой дурочкой на работе. Да и он сам не отличается особым умом и потому даже не понял, что мне все известно, – сказала она, старательно избегая смотреть мне в глаза. – Я уже вполне представляла, как получу желаемый результат. Алгоритм постоянно совершенствовался специалистами группы, которых я собрала для работы над ним. Он становился все лучше и лучше. При этом я понимала, что чем ценнее и прибыльнее будет становиться бизнес, тем настойчивее меня будут выдавливать из моего брака, чтобы заменить шлюхой, которая не умеет ничего, кроме как подлизываться и заниматься сексом. Поэтому я решила предпринять кое-какие меры.

Она взглянула в окно, словно припоминая, как все это было.

– Донна уже много лет хотела расстаться с Мартином. На самом деле она никогда не любила его, зато ей нравился его образ жизни, вот почему она оставалась рядом с ним так долго. Я не думала, что Мартину когда-либо хватит духу подать на развод, но, когда после поездки Донны в Нью-Йорк он заявил, что их браку пришел конец, я поняла, что пора приводить свой план в действие. Я посоветовала Донне первой подать на развод. Найти себе отличного и известного адвоката. Пиранью. Но я понимала, что Мартин и себе подыщет ловкого и умелого адвоката. Я понимала: он ни за что не отдаст без борьбы половину своего состояния, нажитого тяжким трудом. И когда стало понятно, что Донна может и не получить своих пятидесяти процентов, я напомнила ей, что это будет крайне несправедливо. Я сказала ей, что есть и другой способ.

Силы быстро покидали Софи, и она уже слишком ослабела, чтобы говорить. Я помогла ей заполнить пробелы, рассуждая вслух о том, каким мог оказаться ее план.

– И тогда ты подстроила ее исчезновение. Ты понимала, что Мартин станет единственным подозреваемым, ты знала, как к своей выгоде воспользоваться условием о репутационном ущербе в партнерском соглашении.

– Донна сыграла свою роль, состряпав несколько дневниковых записей об отвратительном поведении Мартина, и принялась обхаживать сестру. Рассказала ей пару баек о домашнем насилии – поверить в них было нетрудно. Она даже побывала у сестры дома – взяла ее паспорт. Бедная корова никогда и никуда не ездила, так что, скорее всего, она даже не заметила его исчезновения. – Софи сделала паузу, переводя дыхание. – На той неделе, когда должно было состояться окончательное досудебное урегулирование, она пригласила Мартина к себе домой. Он по-прежнему не мог устоять перед ней. Они занялись сексом. Потом она попросила его уйти.

– И ты забрала ее.

– Я устроила так, что мы с Алексом тоже ужинали в тот вечер в ресторане. Я должна была обеспечить и его алиби, на всякий случай. Мы вернулись домой. Я подмешала зопиклон ему в питье, а потом специально затеяла ссору, чтобы лечь спать в гостевой комнате. Когда Алекс вырубился, я заехала за Донной и вывезла ее из Лондона. Я договорилась с одним человеком, чтобы ее тайно, не привлекая внимания, переправили на пароме во Францию. Использовать для этого паспорт Джеммы было бы слишком рискованно. Но уже на следующее утро она оказалась во Франции. Она должна была оставаться неподалеку от Парижа, пока я не сумею переправить ее куда-нибудь подальше. Она мечтала уехать на Бали. Ей там нравилось. Было нетрудно внушить ей мысль провести пару лет под солнцем.

– А что потом? – спросила я, не веря в бесстрашие и отвагу двух женщин.

– Как только Алекс заполучил бы полный контроль над компанией, я помогла бы ему расширить ее. «Гасслер» стала бы приносить отличный доход, и вскоре люди забыли бы о Мартине Джое и его участии в ней. Кроме того, инвесторы уже выстроились в очередь. Дружить с богатыми женами – весьма успешная стратегия, – сказала она. – А потом я собиралась развестись с ним. В отличие от Донны, мои права на получение пятидесяти процентов выглядели куда убедительнее.

– А что с этого получала Донна?

– Пораскинь мозгами. Тридцать процентов активов Мартина или долю куда более жирного пирога со мной. Донна отличалась жадностью. Убедить ее было легко.

– Неужели все того стоило? – спросила я так тихо, что она могла и не расслышать.

– Дело было не только в деньгах. Речь шла о принципах, – прошипела она, словно черпая силы в каком-то неведомом глубоком колодце ненависти.

– И ради принципа ты готова была убить меня?

– Все должно было сложиться совсем не так.

Она встретилась со мной взглядом, и в этот миг я поверила ей.

– Я всего лишь хотела вытеснить Мартина из компании, – медленно, тщательно выговаривая каждое слово, произнесла она. – Я хотела опорочить его имя и выгнать вон. Нам просто нужно было выдвинуть против него достаточно подозрений, чтобы он вынужден был уйти. Вот и все. Вот почему Донна покинула дом именно так. Она не стала переворачивать его вверх дном, демонстрируя ожесточенное сопротивление. Мы действовали исподволь, намеками.

– А кровь на постели?

– Очень просто. Порезанный палец. Ты удивишься, если узнаешь, сколько крови можно получить из одного маленького пальчика. Как я уже говорила, нам вовсе не требовалась «Техасская резня бензопилой». Просто тонкий намек на неприятности. – Софи раздраженно фыркнула. – Но потом Алекс рассказал мне о том, что в ту ночь ты следила за Мартином. И отправилась вслед за ним к дому Донны, как влюбленная дурочка. Ты обеспечила Мартину алиби и все испортила, оказавшись столь же жалкой, как и остальные женщины, охотившиеся на мужиков вроде Мартина Джоя.

Мне оставалось лишь покачать головой. Она лежала в кровати, бледная и сломленная. Ей понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла продолжить.

– Но ведь я придумала и начала осуществлять свой план, Франсин. И потому должна была довести его до конца. Я предложила Мартину пожить у нас после ареста. Я не хотела выпускать его из виду. Как-то вечером у нас с ним состоялся откровенный разговор, и я спросила у него, какие у вас сложились отношения. Он ответил, что любит тебя, но опасается за твое психическое здоровье. Впрочем, об этом он мог и не говорить. Я уже и сама заметила шрамы от бритвы.

– И ты решила, что избавиться от меня будет легко. Помешанная любовница, которая однажды уже пыталась покончить с собой.

– Алекс говорил, что ты звонила ему вчера ночью. Сказал, что ты вела себя, как параноик. Несла всякий бред. Но при этом он упомянул, что ты нашла ожерелье Донны, которое я подбросила в Дорси. Оно предназначалось полиции. Я не могла поверить, что они не нашли его. Ленивые идиоты.

– Получается, я доставляла слишком много хлопот, чтобы оставить меня в покое.

– Донна была такой же, – пробормотала она.

Я заметила, что она вновь употребила глагол «быть» в прошедшем времени. Была.

– Почему ты говоришь о Донне в прошедшем времени, Софи?

– В прошедшем времени?

– Я обратила на это внимание, когда мы встретились в офисе «Гасслера».

– Это имеет какое-то значение?

По спине у меня пробежали мурашки. Я начала кое-что понимать.

– Она ведь мертва, не так ли? Полиции ты заявила, что она во Франции. Но ведь это не так, верно?

Софи не ответила.

– Донна мертва, Софи, не правда ли? – сказала я, еще на шаг приближаясь к кровати. – Она ведь могла вернуться домой в любой момент, когда ты обеспокоилась тем, что у Мартина появилось алиби. Но не вернулась. Потому что не могла.

– Она была такой же дурой, как и ты, – прошептала Софи. – Бестолковой трусихой. Я не верила в то, что она станет придерживаться плана. Я знала, что она обязательно проколется, купит телефон, оставит следы в социальных сетях. Или же дрогнет и решит, что такая игра не для нее.

– А ты ведь не хотела делиться с нею, верно?

Я услышала, как за моей спиной отворилась дверь. Повернувшись, я увидела инспектора Дойла с чашкой кофе в руке, который глядел на меня с разочарованием, но без особого удивления.

– Вы должны немедленно покинуть помещение, – твердо заявил он. У меня хватило ума не спорить с ним.

– Я не желала причинять тебе вред, но ты стала мешать мне, – сказала Софи, и я, не оглядываясь, вышла из комнаты.

Глава сорок девятая

Два месяца спустя

Ресторан «Летний домик» в Маленькой Венеции показался мне самым подходящим местом, чтобы встретиться с Клэр. Он располагался совсем недалеко от консультационного центра, прямо на берегу канала, и лучшего заведения для посиделок в полдень в начале лета нельзя было отыскать.

– Не могу поверить, что ты продала ее за сумму на пятьдесят тысяч выше стартовой цены, – сказала Клэр, нанизывая на шпажку оливку, когда я рассказала ей о торгах, с которых продала свою квартиру.

– Знаешь, в какой-то момент я чуть было не решила оставить ее себе, – призналась я, потягивая яблочный сок. – Я-то думала, что лондонский рынок недвижимости успокоился, но, очевидно, это не так.

– Нет, ты все сделала правильно, – глубокомысленно заявила Клэр, кладя руку на живот.

Я кивнула, понимая, что она права. Пит Кэрролл съехал через неделю после того случая в Дорси, и я так и не узнала, что стало тому причиной: то ли он устыдился, то ли испугался того, что я заявлю на него в полицию. Куда он переехал, я не знала. Даже почта как-то быстро перестала приходить на его адрес. Иногда я спрашивала себя, а существовал ли он вообще.

Кстати, я по-прежнему не могла решить, правильно ли поступила, не выдвинув против Пита обвинений после ареста Софи. Он ведь воспользовался моей уязвимостью, совершил надо мной насилие и заслуживал того, чтобы его осудили и покарали. Но после всего случившегося я, пожалуй, не вынесла бы дополнительного стресса от формальной подачи заявления о том, что он сделал, несмотря на настойчивые советы Майкла Дойла и Тома Брискоу. Собственное душевное равновесие, а отнюдь не месть или справедливое воздаяние, было для меня важнее всего. Поступила ли я правильно? Или проявила эгоизм? Не знаю, как повели бы себя другие люди при подобных обстоятельствах, но для меня это был правильный выбор, по крайней мере в тот момент. Мне нужно было перегруппироваться и стать сильнее. И продажа квартиры стала частью процесса, который должен был помочь мне забыть о случившемся и жить дальше. При этом мне нравилось думать, что когда-нибудь я все-таки разыщу Пита Кэрролла и заявлю на него, ибо я сомневалась, что в противном случае мои душевные раны полностью заживут. Я должна буду сделать это ради себя и всех остальных, кто побывал на моем месте.

– Как прошла твоя встреча с Дейвом Гилбертом? – поинтересовалась я, когда официантка принесла салат из помидоров цвета только что отчеканенных пенни.

– Он мне понравился.

– Лучший из всех солиситоров по разводу, которых я знаю. А как ведет себя Доминик?

– Переселил официантку в свою квартиру на втором этаже. Уверена, она воображала, что, подцепив босса, будет вести гламурный образ жизни. А теперь обнаружила, что там все забито его мужским барахлом.

Моя подруга горько улыбнулась. Она храбрилась, но я знала, что развод дается ей нелегко. Как оказалось, все, кто работал с Домом, были в курсе его романа с официанткой-полькой. Интрижка началась с того самого дня, как он нанял ее, и они частенько ускользали, чтобы перепихнуться по-быстрому, или наверху, или у нее дома, еще до открытия ресторана.

Что ж, по крайней мере, нас с Клэр впереди ждал круиз. Мы собирались обойти на лайнере побережья Эгейского и Адриатического морей, и мне не терпелось пройтись по фруктовым базарам Венеции, узким переулочкам Миконоса, образованным задними стенами побеленных домиков, и полюбоваться на терракотовые крыши Дубровника. Для нашего путешествия я уже приобрела дюжину сарафанов, резко отличавшихся от моего остального гардероба, кокетливых вещиц с узкими бретельками и калейдоскопом цветов и узоров. Клэр тем временем пользовалась последней возможностью устроить себе отпуск перед рождением ребенка и уже попросила меня присутствовать при родах.

– А теперь признавайся: как вчера прошло твое свидание с Джилом? – спросила я, когда мы доели заказанные нами блюда.

– Это было не свидание, – с негодованием возразила она.

– А я думала, что вы ходили в ресторан, – упрекнула я ее.

– Мы съели по бургеру в пабе, где играла группа, подражающая «The Smiths». Так что говорили мы исключительно о музыке.

– Отлично, – улыбнулась я.

– А ты в котором часу встречаешься с ним?

– В два тридцать, – ответила я, взглянув на часы. – Это всего десять минут ходьбы отсюда, правильно?

Клэр кивнула.

– Я вернусь с тобой. – Она пристально взглянула на меня. – Ты готова?

Я согласно наклонила голову. Мне понадобилось много времени, чтобы прийти к мысли о том, что неплохо было бы прибегнуть к помощи психотерапевта, дабы осмыслить все случившееся. Мне с головой хватило терапии и лекарств для лечения своего маниакально-депрессивного психоза, но кошмары и неожиданные вспышки воспоминаний сами по себе проходить не желали. Мне до сих было тяжело и неприятно находиться в закрытых пустых помещениях, и даже раздевалки в тренажерных залах временами пугали меня до икоты, если в них не было никого, кроме меня.

Но Джилу Муру я доверяла и потому согласилась пройти курс терапии, чтобы разобраться с некоторыми проблемами, которые, похоже, присутствовали изначально, но особенно ярко проявились после всего, что мне пришлось пережить с Мартином, Донной Джой и Софи.

Прошло несколько недель, прежде чем я согласилась обсудить их с кем-либо посторонним, хотя я регулярно читала все заметки и статьи по этому делу, за которым, судя по всему, уже прочно закрепилось придуманное прессой название – «Месть первых жен». Софи обрела печальную и зловещую славу, но при этом ухитрилась стать кем-то вроде иконы для ультрафеминисток, символом сопротивления, вдохновляющим на борьбу против мужей-капиталистов, подавляющих своих жен. Я спрашивала себя, а знали ли люди, возносящие ей хвалу, о том, как страшно мне было на острове Дорси. Или о том, что для реализации своего плана она хладнокровно убила Донну Джой.

Полиция так и не нашла Донну во Франции, как и в любом другом месте, если на то пошло. Она по-прежнему числится пропавшей без вести – собственным лордом Луканом[31] Челси, хотя ее якобы видели в таких отдаленных краях, как Парагвай и Папуа-Новая Гвинея.

Софи Коул отрицала, что в беседе со мной призналась в убийстве Донны. Это правда – она действительно не сказала этого открытым текстом, но я-то видела выражение ее глаз и потому знала правду. Я знала, что она с ней сделала. Но как это будет выглядеть в суде, я не имела ни малейшего понятия. Ничего, время покажет. Инспектор Дойл ведет дело Софи, пытаясь обвинить ее не только в проникновении со взломом в Дорси-Хаус и нападении на меня. Он уже изъял записи с камер наблюдения, чтобы выяснить, действительно ли она уезжала из Лондона вместе с Донной и куда они при этом направлялись. Я буду помогать ему, чем смогу, хотя в глубине души сознаю, что, если интерес к этому делу иссякнет, тело Донны так и не будет найдено. И если не появятся дополнительные улики, свидетельствующие о том, что Донна замешана в чем-то еще, помимо инсценировки исчезновения, то ее убийство сойдет Софи с рук.

Лучше, чем кому-либо еще, мне известно, что скамья для дачи свидетельских показаний – не место для домыслов и спекуляций, но стоит мне остаться одной, как мыслями я возвращаюсь к тому, что могло случиться с Донной Джой после ее исчезновения.

Я думаю о том, что сказала бы, какую гипотезу выдвинула бы и какое развитие событий предложила бы в качестве прокурора со стороны обвинения, а не гражданского лица, дающего показания.

Я думаю о том, как Донна Джой села в машину Софи в ту ночь после ухода Мартина и как Софи, встревоженная, но готовая на все, ждала ее за рулем автомобиля, приобретенного за наличный расчет. Я думаю о том, как они уезжали из Лондона, ликующие Тельма и Луиза[32], взбудораженные своими замыслами, свободой и адреналином, и о том, как они приехали куда-нибудь в глушь, где сняли квартиру или дом.

Я думаю, что Донна не сразу уехала во Францию. Собственно говоря, я уверена, что она вообще не попала туда, хотя и прихватила с собой паспорт сестры и притворилась, будто собирается уехать на «Евростаре», – в этот загадочный и краткосрочный отпуск, о котором мне поведал много недель назад Фил Робертсон. Полагаю, что Донна Джой осталась в своем убежище в одиночестве, с нетерпением ожидая следующего распоряжения Софи. Но при этом я уверена, что она испугалась и захотела выйти из игры еще до того, как ее объявят пропавшей без вести. И когда Софи приехала к Донне, чтобы убедить ее продолжить воплощать в жизнь их совместную затею, то кончилось все тем, что она убила ее, а потом спрятала тело в неглубокой могиле или выгребной яме. Хотя не исключено, что Донну ждал иной конец, предвидеть который она не могла.

Я прекрасно знала, как легко защитник Софи сможет разрушить мою историю. Я даже завела себе отдельный блокнот, спрятав его среди спортивной одежды, куда записывала аргументы, которые привела бы в суде, если бы представляла интересы Софи.

Я знаю, как боролась бы за то, чтобы любая нечеткая видеозапись с камер наблюдения, якобы запечатлевшая Софи и Донну, была бы признана неприемлемым доказательством для рассмотрения в суде. Как добила бы вопросами одержимую подружку Мартина. Ту самую женщину, которая следила за домом Донны в ночь ее исчезновения. Неверную любовницу, у которой были причины желать Донне смерти.

Но все эти мысли остаются у меня в блокноте, потому что я не хочу ломать над ними голову дольше необходимого.

Мы в молчании двинулись в сторону консультационного центра в Западном Лондоне. Я люблю смотреть, как лучи заходящего солнца отражаются в водах канала, по которому скользят лебеди. Клэр посоветовала мне стараться во всем видеть хорошее, напомнив о том, что нас со всех сторон окружают простые и незамысловатые удовольствия. И она была права, ведь в моей жизни было великое множество вещей, способных вызвать улыбку. Квартиру мне удалось продать быстро и с большой выгодой. Я осталась работать в адвокатской конторе Бургесс-корт – наше слияние с Сассекс-кортом должно было произойти со дня на день, – а Том Брискоу стал моим близким другом. Он пытался убедить меня не отзывать заявку на получение мантии королевского адвоката, но, как я уже раз десять объяснила ему, у меня не хватило бы сил пережить очередной отказ. Кроме того, у меня еще будет возможность вновь подать ее.

Данияль Хан вернулся в Соединенное Королевство после двух недель, проведенных на каникулах в Пакистане, как и обещал его отец. Не исключено, что отношения Юсефа Хана с его новой возлюбленной в Бедфорде оказались серьезнее, нежели мы предполагали. Быть может, он вовсе не был таким злодеем, как мы думали, во всяком случае, в том, что касалось его сына. Любовь побеждает все.

Что касается моей собственной личной жизни, я решила, что мне лучше побыть одной. По крайней мере сейчас. Мартин Джой по-прежнему иногда звонит мне. Мы с ним все еще связаны Донной Джой – теперь в качестве свидетелей обвинения против Софи Коул. Настанет тот день, когда мы непременно столкнемся лицом к лицу в суде.

Но мои чувства к нему угасли столь же быстро, как и вспыхнули.

Я просто хочу поскорее забыть этот отрезок своей жизни, и мои чувства как будто согласны со мной в этом.

С Клэр мы расстались у стойки дежурного администратора, где она забрала адресованные ей сообщения. Мне же было велено подниматься на второй этаж, не туда, куда я приходила в первый раз.

– А здесь очень мило, – сообщила я Джилу, оглядывая его новый, светлый и просторный кабинет.

– Один сотрудник уволился. Я был готов платить больше, но теперь мне нравится думать, что я пошел на повышение, – улыбнулся он.

– Поэтому синих огоньков сегодня не будет.

Собственно, я сомневалась, что они помогут. Стоило мне закрыть глаза ночью, как перед моим внутренним взором появлялись синие всполохи мигалок, с ревом сирен приближающиеся к Дорси-Хаусу. Я понимала, что Джил хочет поговорить со мной о событиях той ночи, но желала оставаться свободной от внутреннего напряжения настолько, насколько это было вообще возможно.

– Никаких огоньков. Мы просто пообщаемся, – пообещал он.

Я опустилась в старое мягкое кресло с невысокой спинкой, переходящей в подлокотники, и нервно вытерла ладони о колени.

Джил опустился на стул напротив. Мне вдруг стало интересно, а не проскочила ли между ним и Клэр искра, когда они ужинали в пабе в Путни. Что это было, дружеские посиделки в свободный вечер, как у меня с Томом Брискоу, когда он пригласил меня в «Камеди-клаб»? Или все же это было нечто большее? Поскольку они работали в одном здании, я поначалу усомнилась, стоит ли им встречаться. Но, с другой стороны, где еще люди могут найти себе спутника жизни? Я старалась не забывать об этом, когда снова и снова принималась проклинать себя за то, что связалась с клиентом. Здесь нет ничего порочного. Это вполне нормально. Идеальных людей не существует в природе. Мы следуем своим инстинктам и наклонностям, пользуясь любым удобным случаем, и устанавливаем отношения с людьми, с которыми у нас находятся общие интересы. Пожалуй, именно поэтому я купила новое платье для выхода в свет с Томом. Наверное, поэтому у меня в животе начинают порхать бабочки, когда мы вместе завариваем себе чай на нашей крохотной кухоньке.

Мы с Джилом немного поболтали о том о сем. Он задал мне несколько вопросов, записав мои ответы к себе в блокнот.

– Итак, сегодня мы поговорим о той ночи на острове Дорси. Вы готовы?

– Будьте осторожны, – ответила я с коротким нервным смешком.

Джил закинул ногу на ногу и сложил руки на коленях.

– Я понимаю, что вам тяжело вспоминать ту ночь, Фран, но без вас Софи Коул могли бы никогда не поймать. Если вы подумаете о том хорошем, что принес вам этот вечер, вы сможете избавиться от негативных эмоций, которые у вас с ним ассоциируются.

– С чего мне начать? – запинаясь, спросила я.

– Почему бы вам не рассказать мне все, как некую историю? На мой взгляд, это поможет нам. Создаст некоторую отстраненность, прежде чем мы перейдем к вашим глубинным чувствам.

Я кивнула, соглашаясь с его предложением. Я вновь превратилась в маленькую девочку, которая любила книжки. В подростка, который хотел написать роман. В зрелом же возрасте истории и рассказы позволяли разобраться в том, что произошло.

Сделав глубокий вдох, я приказала себе успокоиться. Я полна сил и готова двигаться дальше. Закрыв глаза, я позволила тишине перенести меня обратно на остров Дорси и заговорила.

– Забавно, как мозг блокирует те воспоминания, которые не хочет хранить: вам, наверное, это известно. Но стоит мне закрыть глаза, как я слышу звуки той майской ночи. Завывание необычайно холодного ветра, дребезжание оконного стекла в спальне и шорох набегающих на галечный берег волн вдалеке…

От автора

Хочу от всего сердца поблагодарить своего агента Эжени Фурнисс, а также Лиану-Луизу Смит, Рейчел Миллз и Люси Стидз из компании «Фурнисс Лоутон». Равно как и Дрю Рида, Марси Дрогин и Тоби Джаффу из «Ориджинал Филмз».

Кимберли Янг, Элоиза Клегг, Фелисита Денхам, Клэр Уорд и все сотрудники издательского дома «Харпер Коллинз» не просто помогли книге родиться, но и превратили процесс ее издания в сплошное удовольствие, так что я, заскочив на очередное совещание по поводу маркетинговой стратегии, нередко засиживалась у них допоздна. Хочу сказать спасибо Кэтрин Нитцель и фантастической команде издательства «Уильям Морроу».

Множество людей щедро делились со мной своим временем и опытом, помогая разрабатывать сюжет. Блестящие специалисты по семейному праву, адвокаты Майкл Б. и Фиона С., посвятили меня в тонкости последних разработок в области семейного права, процедуры оформления развода и финансовых средств судебной защиты. Тем не менее все допущенные в романе ошибки и неточности – моя и только моя вина. Сюзанна П. стала моей преданной читательницей и верной слушательницей, орлиным глазом, подмечая все нестыковки и оплошности. Мы вместе начинали юридическую карьеру и до сих пор остаемся лучшими подругами, хотя я прекратила адвокатскую практику много лет назад. Стоит нам встретиться, и за коктейлем из ревеня мы часами готовы обсуждать книги и законодательство. Доктор Джим познакомил меня с захватывающей и весьма запутанной темой провалов в памяти и извлечения воспоминаний. Я также выражаю искреннюю признательность Гоату, Скарлетт Таор и Бенни Харви.

Роман «Обладание» долгое время оставался текстовым документом, озаглавленным «Триллер», хранящимся на моем ноутбуке. Я чрезвычайно признательна всем членам своей семьи за их поддержку, особенно моему сыну Фину, который с удовольствием бродил вместе со мной по улицам Челси, планируя следующие шаги Франсин, и моему мужу Джону, ставшему для меня источником неиссякаемого вдохновения и готовому в любой момент включиться в обсуждение хитросплетений сюжета, пусть даже больше всего на свете ему хотелось посмотреть очередной эпизод «Игры престолов». Эта книга – признание тебе в любви.

Примечания

1

В Великобритании и странах Содружества существуют две категории адвокатов – барристеры и солиситоры. Солиситоры, адвокаты низшего ранга, ведут подготовку дел для барристеров, выступающих в судах высшей инстанции. Героиня этой книги является барристером и для ведения дел своих клиентов прибегает к помощи солиситоров. (Здесь и далее примеч. ред.)

(обратно)

2

Все барристеры Великобритании входят в одну из четырех юридических корпораций, или судебных иннов: Линкольнс-Инн, Грейс-Инн, Миддл-Темпл либо Иннер-Темпл.

(обратно)

3

Сэдлерс-Уэллс – театр оперы и балета в Лондоне.

(обратно)

4

Фейгин – персонаж-антагонист в романе Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста».

(обратно)

5

«Серпентайн» – художественная галерея, расположенная на территории Кенсингтонских садов, Гайд-парк, центральный Лондон.

(обратно)

6

Николас Хоксмур (1661–1736) – английский архитектор, автор шедевров стиля барокко, в том числе Церкви Христа в Спиталфилдзе.

(обратно)

7

Повесть Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе» была экранизирована несколько раз. В фильме 1999 года режиссера Дэвида Хью Джонса, который назывался «Духи Рождества», известный английский актер Патрик Стюарт сыграл роль Эбенезера Скруджа, торговца-скупердяя.

(обратно)

8

Башня Мэри-Экс – 40-этажный небоскреб в Лондоне, конструкция которого выполнена в виде сетчатой оболочки с центральным опорным основанием. За зеленоватый оттенок стекла и характерную форму его называют «огурец», «корнишон».

(обратно)

9

Силла Блэк (1943–2015) – британская певица, актриса и телеведущая, одна из самых высокооплачиваемых в истории британского телевидения.

(обратно)

10

Джон Гришем – американский писатель, также политик, в прошлом адвокат. Известен как автор многих литературных бестселлеров (так называемых «юридических триллеров»), экранизированных в Голливуде.

(обратно)

11

Парк Почтальона – парк в центре Лондона, расположенный рядом с собором Святого Павла; один из крупнейших парков лондонского Сити.

(обратно)

12

Имеются в виду стильные героини режиссера фильмов ужасов Альфреда Хичкока (1899–1980).

(обратно)

13

Лулворт-Коув – бухта и пляж, популярное место отдыха в графстве Дорсет, Великобритания.

(обратно)

14

Сэвил Роу – улица в Лондоне, на которой расположены фешенебельные ателье по пошиву одежды.

(обратно)

15

Робер Дуано (1912–1994) – французский фотограф, мастер гуманистической фотографии. Наиболее известно его фото «Поцелуй у Отель-де-Виль», на котором изображена пара, целующаяся на фоне парижской ратуши.

(обратно)

16

Дом доктора Джонсона – здание, построенное в 1700 году, в котором когда-то жил английский писатель Сэмюэл Джонсон.

(обратно)

17

Джон Хьюз – американский режиссер, продюсер и сценарист. Прославился своими комедиями, такими как «Один дома», «Бетховен», «101 далматинец».

(обратно)

18

Стоун – британская единица измерения массы, равная 14 фунтам, или 6,35029318 килограмма. В Великобритании и Ирландии используется как единица массы тела человека.

(обратно)

19

Лендс-Энд (буквально «край земли») – скалистый мыс на юго-западе Великобритании.

(обратно)

20

Ребекка (Бекки) Шарп – героиня романа Уильяма Теккерея «Ярмарка тщеславия», стремившаяся любой ценой пробиться из низов в высшее общество.

(обратно)

21

После загадочного исчезновения трехлетней Мэдлин Бет Мак-Канн пресса безосновательно обвиняла ее родителей в убийстве собственной дочери, за что позже им были принесены публичные извинения. Кристофер Джеффрис подвергся остракизму прессы после того, как была найдена убитой его квартиросъемщица. От приговора суда его спасло только признание истинного убийцы. Извинений он так и не дождался.

(обратно)

22

Панч – персонаж английского народного театра кукол.

(обратно)

23

«Рампол из Олд-Бейли» – британский телевизионный сериал, главным героем которого является беспринципный и жадный барристер Хорас Рампол.

(обратно)

24

Услуга за услугу (лат.).

(обратно)

25

Близнецы Крей (Рональд, 1933–1995, и Реджинальд, 1933–2000) – преступники, братья-близнецы, контролировавшие большую часть организованной преступной деятельности в лондонском Ист-Энде на рубеже 1950-х и 1960-х годов.

(обратно)

26

Джордж Смайли – главный герой романа Джона Ле Карре «Шпион, выйди вон!».

(обратно)

27

Иэн Рэнкин – современный британский писатель, автор романов и рассказов преимущественно детективного жанра.

(обратно)

28

Дэвид Линли – британский дизайнер, племянник королевы Елизаветы II.

(обратно)

29

Барбара Уолтерс – американская телеведущая, журналистка и писательница, лауреат премии «Эмми».

(обратно)

30

Кэнери-Уорф – деловой квартал в восточной части Лондона.

(обратно)

31

Ричард Джон Бингэм, 7-й граф Лукан (род. 1934), пропал без вести в 1974 году. В июне 1975 года в его отсутствие суд присяжных постановил, что он виновен в убийстве Сандры Риветта, няни своих детей.

(обратно)

32

«Тельма и Луиза» (1991) – художественный фильм в стиле роуд-муви режиссера Ридли Скотта.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сороковая

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Глава сорок третья

Глава сорок четвертая

Глава сорок пятая

Глава сорок шестая

Глава сорок седьмая

Глава сорок восьмая

Глава сорок девятая

От автора Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg