«Чертова дюжина грехов»

Чертова дюжина грехов (fb2) - Чертова дюжина грехов (TV журналистка) 737K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Алешина

Светлана Алешина Чертова дюжина грехов

Пролог

Большие настенные часы показывали полдень без пяти минут. Она посмотрела на стрелки, на сидящего напротив мужчину, на небольшую дверь и кивком головы дала знать, что пора. Оба они прошли через небольшую дверцу, расположенную слева, и оказались в пустой маленькой комнатке. В ней, кроме стоящего у большого окна высокого одноногого столика, покрытого черным бархатом, ничего не было.

Мужчина, подойдя к окну, распахнул его, а женщина приблизилась к стене справа от окна и нажала расположенную на ней кнопочку. Тут же бесшумно открылась дверца, обнаружив замаскированный сейф. Мужчина и женщина очень осторожно, едва касаясь пальцами, извлекли из него два металлических листа, по сантиметров двадцать каждый, которые очень походили на золотые. Причем на золото старинное, по виду весьма высокой пробы.

Оба листа толщиной по сантиметру-полтора они аккуратно разложили на столике, плотно прижав друг к другу. Перед ними лежал один сплошной золотой лист, в этом теперь не было никаких сомнений – так ослепительно сиял он в лучах солнечного света. А поверхность его была испещрена какими-то символами, рисунками или иероглифами.

Женщина в задумчивости провела пальцем по одной из колонок искусной чеканки.

– Знаешь, – сказала она, – я так долго гонялась за ней, столько лет жизни потратила на то, чтобы найти ее… А теперь… – она снова коснулась сверкающего металла и, не закончив мысль, пожала плечами.

Мужчина стоял за ее спиной и тоже смотрел на пластину. Она обернулась и заглянула ему в глаза.

– Неужели так всегда?.. Когда наконец получаешь что-то, чего так хотел долгие годы…

Она не договорила, часы в соседней комнате начали отбивать двенадцать. Женщина вздрогнула, мужчина тихо сказал:

– Пора…

В это время, закрыв на мгновение свет солнца, за окном мелькнула какая-то тень, словно от большой доисторической птицы на перепончатых крыльях.

Глава 1

На календаре был последний и самый непредсказуемый месяц зимы – февраль. На улице – слякотно и очень влажно, но порой налетал резкий, порывистый ветер, и становилось холоднее, чем при двадцатиградусном морозе, хотя столбик термометра не падал ниже пяти-шести.

Настроение было под стать погоде, казалось, ничего не клеится, что ничего не получается, все ходили унылые, с посеревшими лицами, так недавно выпавший снег в феврале за пару дней превращается в серо-грязную кашу.

Наша передача «Женское счастье» хоть и удерживала по-прежнему высокий рейтинг, но, признаться, чего-то уже в ней не хватало. То ли мы утомились, то ли зима оказывала на нас такое пагубное влияние, то ли героини как-то измельчали, но вся творческая группа отчего-то вдруг потухла.

Мы ходили хмурые, пытались найти что-то новое, свежее, но, увы… Как отыскать интересную героиню, если у всех наших женщин, как ни крути, стандартные требования, ординарные интересы, все они говорят либо о том, что принесли в жертву семье свою карьеру, либо что принесли в жертву карьере свою семью. Согласитесь, после пятой такой героини у тебя начинает от скуки сводить челюсти.

Словом, мы все и всем были недовольны, казалось, ничто не сможет изменить привычного течения нашей жизни, и теперь мы всю оставшуюся жизнь (пока нас не закроют, естественно, а это, вероятнее всего, случится довольно скоро) будем снимать сестер-близняшек.

По правде говоря, все, наверное, было не так или не совсем так. Однако я, ведущая передачи «Женское счастье», выходящей на тарасовском телевидении раз в неделю в прямом эфире, примерно таким образом рассуждала сама с собой практически каждое утро по дороге в редакцию в течение последних двух недель. Должно быть, у меня просто авитаминоз. И пора заняться своим здоровьем.

Конечно, в действительности все было не так плохо, а это просто очередной приступ сезонной хандры, но все равно каждое утро мне казалось, что передачи у нас нудные, героини – все похожи и неинтересны до оскомины. Словом, я занималась самоедством и втайне мечтала, что наш начальник – Кошелев – посмотрит пару последних записей и скажет: «Ирина Анатольевна (это я, извините, забыла представиться), а не хотите ли вы заняться другой передачей, более динамичной, непредсказуемой, словом, не хотите ли вы сделать что-то похожее на «Независимое расследование»? Кажется, эра передач типа «Женского счастья» уже отошла…» – ну и т. д., и т. п.

А я скажу, так скромненько потупив глазки: «Евгений Иванович, но вы ведь сами говорили мне всегда, что…»

«Да, да, да, Ирочка, – всплеснет он пухленькими ручками, – да когда же это было?! А вы разве против? Ну, не упрямьтесь!..»

И я, немного пококетничав, соглашусь: «Хорошо, Евгений Иванович, если вы настаиваете…»

Словом, закроют «Женское счастье», а вместо него я стану самостоятельно проводить расследования, и передача у меня будет куда лучше, чем репортажи Валерки Гурьева, нашего журналиста-криминалиста. Впрочем, я размечталась. Пора выходить – моя остановка.

Я вышла из троллейбуса и направилась к телестудии. Да, все это только мечты, начальство у меня по-прежнему уверено, что «Женское счастье» это круче, чем «Независимое расследование», что потенциальному зрителю, подавляющее большинство которого составляют женщины, гораздо интереснее знать, как какая-нибудь Марфа Иванова выбилась из доярок в бизнес-леди и получила международное признание, а также первое место на конкурсе «Бренд года». Я фыркнула.

Нет, не подумайте, я не женоненавистница, и вообще я к своим героиням привыкла относиться априори хорошо, но даже самые интересные из них постепенно как бы обесцвечиваются. Вы понимаете, о чем я?

В этот момент я дошла до угла и обратила внимание на аптеку. «Надо зайти», – решила я, чтобы купить витаминов. Хорошо еще, что я всегда выхожу из дома с запасом времени, потому что в аптеке, несмотря на ранний час, была очередь, небольшая, но я все равно могла бы опоздать, не будь у меня лишних пятнадцати минут. Самое забавное, что все люди передо мной покупали витамины и витаминные сборы, похоже, предвесенняя депрессуха не только у меня. Я купила поливитаминный комплекс и вышла из стеклянного помещения аптеки.

Так, теперь есть надежда, что мне резко полегчает.

* * *

Я пришла на работу первой и, раздевшись, сразу же проглотила витаминку. Нет, конечно, я не рассчитывала на мгновенный эффект, поэтому равнодушно посмотрела за окно, отвернулась, испытав острый приступ тоски, и села за свой стол. А дальше…

А дальше появились в редакции мои коллеги – Галина Сергеевна Моршакова, режиссер нашей передачи, и Валерия Казаринова, ее помощник. Хотя, конечно, сначала появилась Лера. Галина Сергеевна имеет дурную привычку опаздывать, но за время продолжительного сотрудничества мы к этому уже привыкли.

Так вот, Лера сегодня тоже была не в ударе. Она вошла в редакцию, поздоровалась и, скинув дубленку, села за свой столик с таким же, как и я, равнодушным видом. Странно для полной энергии двадцатилетней девушки, каковой и являлась Лера. Она могла делать несколько дел сразу и не раз выручала нас, если нужно что-то достать, с кем-то договориться, чего-то разузнать. А сейчас вот сидит с потухшими глазами, бледная, какая-то измученная.

– Лера, – спросила я, – у тебя что-нибудь случилось? Ты как-то выглядишь… – я сделала неопределенный жест.

– Да нет, Ирина Анатольевна, – со вздохом ответила Лера. – Просто настроение какое-то паршивое. Как посмотрю за окно, так прямо выть хочется…

– Ох, и у меня то же самое, – произнесла я, и мы обе, не сговариваясь, глянули за окно. Там по-прежнему была серая слякоть на земле и серое небо над ней. – Витамины пить не пробовала?

– Уже, – Лера достала из сумочки поливитаминный комплекс, но не такой, как я только что купила в аптеке.

– И я, – я показала свой. – Помогает?

– Пока не очень, – Лера вздохнула.

Мы помолчали, погрузившись в серое уныние. И почему только такое случается? Может, кризис среднего возраста? Ладно у меня, но вот у Леры? Что, кризис переходного возраста, что ли? Или, как говорит моя приятельница всякий раз, как увидит кого-то в дурном настрое, цитируя рекламу: «Жениться вам, барин, пора». Я глянула на Леру и хотела было ляпнуть ей эту фразу, но она меня опередила.

– Знаете, Ирина Анатольевна, – доверительно проговорила Лера, – у меня такое ощущение, будто все, что мы делаем в последнее время, не имеет никакого смысла… Словно мы топчемся на одном месте и никому это не интересно, даже нам самим. У вас нет такого ощущения?

– Есть, – честно призналась я, сразу же позабыв обо всех рекламных слоганах, вместе взятых, и поведала Лере о своих невеселых мыслях: – Мне даже героини кажутся плоскими и тусклыми, я все думаю – ну и кому это интересно?

– Вот и мне… – Лера помолчала. – Знаете, я, кажется, нашла выход… Нам нужна такая героиня, которая бы не походила на тех, о ком мы делали передачи последнее время.

– И чем же она должна отличаться? – без особого энтузиазма спросила я.

– Не знаю, этого я еще не придумала. Но она должна быть такая… – Лера подняла свои выразительные серые глаза к потолку. – Она должна как бы встряхнуть нас всех, что ли…

– Да, как, например… – но договорить мне не дали, потому что в дверях появилась Галина Сергеевна собственной персоной, опоздав сегодня на пятнадцать минут.

– Здравствуйте, девочки, – сказала она и, сняв шубу, поправила новую короткую стрижку перед зеркалом.

– Здравствуйте, Галина Сергеевна, – сказала Лера, – а вы подстриглись. Вам очень идет.

– Спасибо, – улыбнулась Моршакова. – Что-то вот почувствовала себя вчера не в настроении, так решила в парикмахерскую заглянуть, мне это всегда помогало, – и она достала из сумочки витамины. – Думала, поможет и на этот раз, но что-то как-то не очень. Авитаминоз, наверное, пришлось зайти в аптеку.

Мы с Лерой многозначительно переглянулись.

– А что такое? – встрепенулась Моршакова, перехватив наши взгляды. – Вы что так смотрите? У меня, что, платье шиворот-навыворот надето?

– Нет-нет, – сказала я, – просто мы тоже с Лерой витамины купили.

И мы показали свои пузыречки с чудо-таблетками.

– Значит, это не только у меня, – отозвалась Моршакова и села за свой стол. – Ну, что будем делать? Надо бы разработкой передачи заняться, но как же неохота!

– Да, вы правы, – поддакнула Лера. – Я вот тут как раз говорю, что нам необходима встряска. Надо отыскать какую-нибудь оригинальную героиню.

– Надо-то надо, – отозвалась Моршакова, – да где ж ее возьмешь?

– Ну, я могу поискать, – заявила Лера.

– И где? – спросила Галина Сергеевна.

– Ну, я что-нибудь придумаю…

Я сидела и без интереса слушала вялый разговор своих коллег. Ох, скорее бы весна, что ли. Хоть бы солнышко выглянуло, может, полегчало бы… Я тяжело вздохнула.

– Ира, а ты что молчишь? – спросила Моршакова.

– А что я могу сказать? – удивилась, но только для видимости, я. На самом деле мне было совершенно все равно, кого снимать и на этот раз, и на следующей неделе, и еще на следующей неделе…

– Ну, скажи хоть что-нибудь!

– Что-нибудь, – отозвалась я. – Давайте займемся разработкой, а то вообще тоска загрызет.

Мои дамы переглянулись и, вздохнув, согласились. Мы уткнулись в наши записи. До обеда мы просидели над планом будущей передачи, потом отправили Леру за сосисками.

А дальше началась история, которую я вам и хотела рассказать. Началась она, как обычно начинались многие другие, – с Лериного победного возгласа в нашей небольшой, не сказать что особо уютной, но уже такой родной редакции.

Торжествующий Лерин возглас сообщал нам, сидящим за послеобеденным чаем, что найдена новая героиня для нашей телепередачи «Женское счастье».

– Нашла! – вот было первое восклицание Леры, заметно похорошевшей, разрумянившейся, когда она влетела в редакцию с горящими глазами, держа в руках два пакета с хот-догами и пончиками и толстенную газету из разряда «желтоперых», пестрящую красочными фотографиями.

– Лерочка, детка, – обратилась к ней Галина Сергеевна, чуть снисходительно и в то же время покровительственно, ни дать ни взять королева-мать на малом приеме – успокойся, разденься, присядь, выпей чаю и расскажи, что ты там нашла.

А я подумала, что стоит только Лере бросить глаз на что-либо не совсем обычное, как у нее тут же подскакивает тонус. Вот бы мне так! Но, увы, я последнее время чувствую себя какой-то перезрелой, одряхлевшей и чуждой всяким порывам.

– Да не что, Галина Сергеевна, – не без укора ответила ей Лера, все же послушно выполняя указания начальницы, кладя пакеты на стол и снимая дубленку, – а кого… Ирина Анатольевна, – обратилась она ко мне, все еще сияя глазами, – я нашла просто потрясающую особу для нашей передачи.

– Но ведь у нас уже, кажется, есть… – попыталась напомнить я. – Мы ведь вместе просидели за…

– Да-да, – отмахнулась Лера, – конечно, эта библиофилка… Но это… – Лера так и светилась от предвкушения, и куда только подевалась ее утренняя апатия? – Это же настоящий эксклюзив! – Мы с Галиной Сергеевной переглянулись. Лера, наконец, не выдержала и положила газету перед нами на стол, открыв ее на нужной странице. – Вот! – торжествующе произнесла она, ткнув наманикюренным пальчиком в название статьи.

Статья называлась не слишком оригинально: «Легко ли быть богатой». Я пожала плечами, разглядывая несколько цветных фотографий какой-то женщины, лицо которой мне показалось очень знакомым, но, хоть убей, я не могла вспомнить, кто она такая.

– Ну и что? – спросила я Леру. – Название статейки мне мало о чем говорит.

– Ирина Анатольевна, – простонала Лера, – ну вы хоть бы почитали!..

Я принялась послушно читать, не желая больше расстраивать девочку. Если тебе самой паршиво, это вовсе не означает, что надо портить настроение другим. И вот что было там написано:

«Легко ли быть богатой? Уверена, так или иначе, но этим вопросом задавался практически каждый из нас. Каково это – быть богатым? А каково, например, быть очень богатым? Что ощущает человек, который входит в тысячу самых богатых людей мира? Увы, ответ на этот вопрос, каким бы он ни был, редко кого удовлетворяет, независимо от того, кто бы на него ни отвечал. Так и кажется, что респондент что-то скрывает, чего-то недоговаривает, о чем-то намеренно умалчивает…

Однако постараемся быть беспристрастными, очень богатые люди, несмотря на кривые ухмылки скептиков и косые взгляды завистников, все-таки тоже люди, и они, поверьте, иногда искренне плачут, хотя сейчас и не об этом разговор. А речь идет об одной из женщин, чье имя значится в списке тысячи самых богатых людей мира, и мы, как мне кажется, все же можем гордиться тем, что эта женщина – наша землячка. Речь пойдет о Марине Хмуровой, или, как ее чаще называют, Марианне Масри.

Жизнь этой необыкновенной женщины, поверьте, заслуживает того, чтобы рассказать о ней. Марина Хмурова родилась в нашем городе, тут же закончила школу, а затем поступила в университет, на историческое отделение. Здесь, будучи студенткой четвертого курса, Марина познакомилась со своим будущим мужем – Хасаном Масри, тридцатым сыном арабского шейха, изучавшим в нашем университете экономику. Молодые люди поженились, а затем, окончив учебу, уехали на родину супруга. Это было двадцать лет назад. Как жилось там Марине, одной, без родственников, без родных лиц, без поддержки? Об этом мы не станем сейчас распространяться, потому что это – отдельная тема. Мы же сейчас лишь кратко рассказываем биографию нашей героини.

Марина прожила на родине мужа, в Сирии, пять лет, а затем ее постигло горе, которого никто не пожелает замужней женщине, – она потеряла горячо любимого супруга, ради которого отказалась от родины, от дома, от всего, что было ей близко, от всего, что… Впрочем, не будем домысливать. Горе Марины, как она сама говорила, было безмерным. Пытаясь как-то приглушить его, Марина отправилась путешествовать, чтобы забыться, изменить обстановку. Может быть, кто-то и не сдержит кривую ухмылку, мол, чего же не покататься по шарику с такими деньжищами-то. Да, в этом есть резон. Хасан, хоть и был тридцатым сыном своего отца, отнюдь не был беден, и Марина действительно стала единственной его наследницей, но разве дело в этом? Разве кто-нибудь скажет, что она чувствовала, когда врачи вынесли смертельный приговор ее мужу? Рак. Хасан прожил после этого всего три месяца, и естественно, что молодая вдова пыталась найти новый смысл своего существования, полностью отдавшись магии дорог. И, представьте себе, она его нашла, смысл жизни.

Она вернулась через три года, но это была уже другая женщина, та, которую мы теперь знаем. Она переехала жить в Америку, этот Вавилон нашего времени, и открыла там сеть туристических агентств – цены и услуги, которые предлагала ее фирма, заметно отличались от того, к чему привыкли туристы, и вскоре Марина начала получать прибыль. Она справилась со своим горем и с головой ушла в работу, не забывая о своем увлечении – путешествиях. Однако не спешите обвинять ее в алчности, Марианна Масри никогда не была в стороне от благотворительности, помогала сиротам, возможно, потому что сама с довольно раннего возраста стала сиротой и росла на попечении бабушки и дяди. Марианна, теперь уже ее звали так, основала благотворительный фонд в защиту детей-сирот, и не одна тысяча бедных детей получали от нее подарки на Рождество.

Однако вернемся к ее карьере, которая стремительно шла по возрастающей. Туристические агентства под общим названием «Хабиби», что в переводе с арабского означает «любимая», вскоре стали открываться по всему миру. Не забыла она и своей родины, родного города Тарасова, потому что именно здесь, после Москвы и Питера, тоже было открыто ее агентство, и я надеюсь, что те из читателей, кто побывал в нем, подтвердят, что услуги, предлагаемые агентством, как и цены, вас приятно удивили.

Но вернемся к нашей героине, теперь она, после пяти лет счастливого замужества, трех лет обретения себя и десяти лет нелегкой, поглощающей все ее силы работы, вошла в список тысячи самых богатых людей мира. Не это ли награда за труд? Неужели же вы, скептик, все еще усмехаетесь своей пренебрежительной улыбочкой, все еще считая ее жизнь пустой? Что ж, тогда оставайтесь при своем мнении, напоследок, правда, я сообщаю вам последнюю новость – Марианна Масри после восемнадцатилетнего отсутствия возвратилась на родину. Она добилась многого, но, по ее собственному признанию, всегда мечтала вернуться домой, в город, где родилась и по которому скучала, несмотря на то что видела столько дивных красот и иных земель. Она вернулась, и, смею вас заверить, она все та же милая, отзывчивая и улыбчивая Марина Хмурова, какой ее здесь помнят, хотя и прошло уже столько времени. Она все та же, и она наша Марина».

Я все-таки нашла в себе силы дочитать до конца эту приторную патетическую чушь насквозь рекламной статейки, мельком глянула на имя этой балбески-журналистки, которое мне ни о чем не сказало, про себя посетовав, что есть такие и в наших рядах, еще раз просмотрела фотографии этой самой Марианны – светловолосой и синеглазой, широколицей и скуластой, но при этом действительно мило улыбающейся заученной голливудской улыбкой в своем офисе, на лоне природы, в обнимку с какими-то детьми и, наконец, в аэропорту – и посмотрела на Леру, не сдержав, однако, вздоха. Мне как-то эта королева турфирм не очень нравилась, хотя имя ее я слышала не единожды и даже как-то пользовалась услугами ее агентства, пару лет назад, когда мы с Володькой выкроили двухнедельный отпуск и отправились на Канары. Что и говорить, а цены у нее в фирме были действительно божеские, а тот пакет услуг, что мы купили, ни разу нас не разочаровал. Может быть, она и впрямь такая замечательная? Я смотрела на Леру, а Галина Сергеевна – на меня.

– Ну и что? – Лера не выдержала первой, глядя прямо в глаза мне и пытаясь угадать мою реакцию.

– Ну, в принципе…

Но договорить мне снова не дали, потому что на пороге редакции появился новый персонаж. Павел Андреевич Старовойтов, наш оператор, жуткий лентяй по убеждениям, но при этом высококлассный специалист и донжуан, умеющий строить глазки всему женскому коллективу нашей небольшой телестудии. Еще он славился своей ухоженной темной бородой и ростом Геркулеса. Насчет силы, правда, ничего сказать не могу, Павел ее либо мастерски скрывает, либо, что было бы обидно при такой фактуре, – просто не имеет.

– День добрый! – сказал Павел и тут же занял свое любимое кресло, единственное удобное во всей студии. Похоже, на него не оказывала никакого влияния погода за окном и он нисколечко не был подвержен депрессии и авитаминозу. По крайней мере выглядел он свеженьким, бодреньким и замечательно здоровым.

– Был добрый! – тут же откликнулась Лера, у которой с Павлушей был затяжной роман на уровне: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть…» – и далее по тексту.

– Польщен! – коротко бросил Пашка. – Я, кажется, прервал беседу? – он вскинул темные брови.

– Да нет же, – быстро среагировала я, обрадовавшись его появлению и все еще обдумывая статью. – Мы тут статью одну обсуждаем, – и протянула ему газету, причем Лера метнула на меня выразительный взгляд, который вполне можно было истолковать как презрительный, хотя и не хотелось так плохо про нее думать.

Павел тут же углубился в чтение, а я встала, чтобы налить себе еще чаю.

– Ну так что? – снова спросила Лера, выжидательно глядя на меня.

– Я думаю, – вмешалась Галина Сергеевна и изящным движением поправила свою модную короткую стрижку, – что она нам подходит.

– Вот и я так подумала! – воскликнула Лера, явно благодарная начальнице за поддержку. – Согласитесь, Марина просто создана для нашей передачи!

– Ну я бы, – проговорила я врастяжку, вернувшись к столу с чаем, – не решилась так скоропалительно судить… и потом, Марианна явно создана еще для каких-то вещей, кроме нашей передачи, например, чтобы сироткам помогать, – не знаю почему, но я упрямо не хотела с ней связываться, хотя и понимала, что идея очень даже неплоха, просто депрессия плюс авитаминоз оказывали свое губительное воздействие.

– Ириночка, – назидательно произнесла Галина Сергеевна, – но ведь ты не можешь отрицать, что такая героиня нам как раз и нужна для поднятия рейтинга и общего боевого духа.

– Не могу, – вздохнула я и уставилась в кружку с чаем.

– Вы чего-то недоговариваете, – обиженно проговорила Лера. – Вам что, Марианна чем-то не нравится? Так вы прямо скажите.

– Не знаю, что со мной, – честно призналась я, прямо взглянув на коллег, – но что-то там, внутри… – я замолчала.

Мне, человеку несуеверному, трудно было четко обозначить свои ощущения, в противном случае я бы назвала это… предчувствием? Пожалуй, так.

– Если только это, – отрезала Галина Сергеевна, истолковав, видимо, по-своему мои сомнения, – то это – ерунда!

– Кстати, – подал голос Павел, прочитав статью, – я тоже кое-что могу рассказать вам об этой мадаме. – Все взгляды обратились к нему, а он, вальяжно закинув ногу на ногу и положив на колено газету, добавил: – Я знаком с ее братом, сыном того самого дяди, что воспитывал ее. Это замечательный парень, мы с ним, можно сказать, даже закадычные друзья. Так вот, он мне как-то рассказывал о своей тетушке. – Тут Павел замолчал, видимо, ожидая, что его станут расспрашивать.

– И что именно? – Лера оправдала его ожидания.

– Ну, он-то, например, говорил, что не такая уж она и милашка, Марианна эта, как ее здесь расписывают.

– Паша, – сказала я, – неужели ты думаешь, что это, – я выразительно посмотрела на газету, – все правда, от слова до слова?

– Да нет, конечно, – обезоруживающе улыбнулся Павел. – Но я просто хотел сказать, что через Митьку выйти на эту тетушку проще всего. Да и с самим Митькой, мне кажется, можно поболтать, он, я уверен, не откажется рассказать некие, – тут его голос завибрировал, – наиболее пугающие, таинственные истории из биографии своей тетки!

– А при чем здесь это? – дернула Лера плечиком. – Какие у нее, – она тоже кинула взгляд на газету, – могут быть страшные тайны?

– Ну, не говори, старушка, – Павел выразительно повел глазами, – неужели ты думаешь, что такие деньги могут завестись у человека просто так? Наверняка тут замешаны разборки с конкурентами и нелегальный бизнес под прикрытием…

– Да ну тебя! – фыркнула Лера. – Боевиков насмотрелся! А мне она очень даже нравится, – объявила она. Затем поднялась и схватила газету с Пашкиных коленей, потом долго всматривалась в фотографии. – Я так, например, всегда уважала таких женщин, которые способны сами себе сделать имя и карьеру, ни на кого не полагаясь.

– Феминизм чистой воды! – вставил Паша, за что получил сложенной газетой по лбу.

– Ну, что скажешь, Ирина? – спросила меня Галина Сергеевна.

– Даже не знаю, – пожала я плечами. – Но в любом случае на эту неделю у нас уже есть героиня. По-моему, она нисколько не хуже Марианны.

– Возможно и так, – согласилась Моршакова, – но на следующую неделю…

– Давайте не будем загадывать, – предложила я. Почему-то не хотелось мне встречаться с этой дамой, хотя прежде я к своим героиням никогда не испытывала подобных чувств.

– Ну, хорошо, – снова согласилась Галина Сергеевна, затем взглянула на часы. – Обед окончен. Пора за работу.

В тот день мы не говорили больше о Марианне, по крайней мере на работе, занимаясь доводкой сценария на ближайший эфир, героиней которого должна была стать директор крупнейшей библиотеки города.

А перед тем как разойтись по домам, Лера спросила, все еще сияя глазками:

– Так вы что, Ирина Анатольевна, не почувствовали сегодня действие витаминов?

– Нет, Лера, – сказала я, сдерживая улыбку. – Но зато относительно тебя этого не скажешь. Или это действие Марианны Масри?

– Не знаю, – весело улыбнулась Лера и добавила уже в дверях: – До свидания!

– До свидания, до свидания, – отозвались мы с Галиной Сергеевной, засобиравшись домой.

– Что сказать, – прежде чем окончательно попрощаться, произнесла Моршакова, – Лера совсем молоденькая девочка, а вот мне эти межсезонные кризисы даются все труднее.

– Да и мне тоже, – ответила я.

– Ну, тебе-то еще рано… Ладно, пойду, – и Галина Сергеевна скрылась за углом.

Я немного постояла в вечернем сумраке, подставляя лицо порывам ветра, посмотрела на темное небо, подумав, что завтра может выдаться солнечный денек и все переменится к лучшему. Но вообще-то Галина Сергеевна ошибается, я уже начинаю чувствовать свой возраст. Хотя двадцать семь – это вроде бы еще и не возраст, но… Я вздохнула и медленно побрела к остановке.

* * *

Вернувшись домой, я застала своего благоверного за очень полезным занятием – он читал. Удобно расположившись на диване в гостиной, вооружившись чаем и бутербродами, Володя так увлекся книгой, что, кажется, даже не слышал, как я вошла. Скинув в прихожей шубку, стянув сапоги и дивясь про себя, почему это супруг меня не встречает, я заглянула в комнату и вот тут-то и обнаружила эту милую картинку.

– Привет! – ласково сказала я, приблизившись уже вплотную и чмокнув мужа в макушку. – Что читаем?

– Честертона, – ответил Володя, бросив на меня быстрый взгляд.

– Вот как? – я как-то даже удивилась. – Ты что же, не читал его раньше?

– Читал, – со вздохом отозвался муж и нехотя оторвался от книги. – Читал, конечно, но давно. А сейчас вот захотелось… Ты знаешь, а ведь увлекательная штука! Просто поражаешься находчивости этого маленького священника!

– Не священника, – не удержалась я, – а автора.

– Не все ли равно, кого из них! – отмахнулся Володька. – Главное, что поражаешься! Вот в этом рассказе о коптской чаше, например, это поразительно, что случилось с ее владельцами… Называется «Небесная стрела».

– И что же случилось с ее владельцами? – снисходительно усмехнулась я. Честертона я тоже читала довольно давно и не помнила, о чем там, собственно, речь.

– Они все умирали при таинственных обстоятельствах! – загадочно сказал муж таинственным голосом. И эта интонация вдруг напомнила мне Пашку, говорившего о каких-то таинственных историях с Марианной Масри. «Чертовщина какая-то», – подумала я и нахмурилась.

– Что с тобой? – тут же среагировал муж. – Что-то случилось?

– Не знаю, – я пожала плечами. Затем потянулась и провела рукой по его непослушным черным волосам. – Наверное, просто устала.

– А я-то хорош! – тут же подскочил с дивана Володька. – Жена уставшая пришла, а я даже покормить ее не тороплюсь.

– Потом, – сказала я. – Это подождет, просто обними… Знаешь, – добавила я, прижавшись к его плечу, – у меня, наверное, депрессия. Или авитаминоз. Или – то и другое сразу. Мне что-то так тоскливо и вообще…

– Надо принимать витамины, – назидательно произнес Володя.

– Уже. Купила сегодня, но что-то как-то… – я пожала плечами.

– Тогда… – интригующе произнес муж, – я знаю одно старинное народное средство против депрессии. Правда, не знаю, как оно действует против авитаминоза, но полагаю, что тоже помогает… – и он наклонился к моим губам.

Ужин в тот день сильно запоздал, а во время еды разговор снова коснулся Марианны. Хотя началось все издалека, и я даже представить себе не могла, что история, рассказанная мужем, опять приведет меня к мыслям об этой женщине.

– Сегодня мне на глаза попалась одна весьма занимательная статья, – сказал Володя, ловко орудуя ножом и вилкой и расправляясь с отбивной.

– И что же в ней?

– В ней рассказывается об одной реликвии, индейской золотой пластине, которая некогда, говорят, принадлежала исчезнувшему североамериканскому индейскому племени, родственному майя, – охотно принялся рассказывать муж. – У этой пластины, обладающей якобы какими-то фантастическими возможностями, довольно темное прошлое. Она якобы была заговорена на богатство ее владельца и могла даровать ему очень большую власть.

– Ну, как всегда, – хмыкнула я. – С этими реликвиями всегда одно и то же.

– В общем, да, – кивнул Володька. – Тут та же самая история, ты права, индейцы пластину заговорили, потом ее похитили, они вернули ее, прокляли и разделили на две половины, а затем со всеми ее последующими владельцами начали происходить странные и страшные вещи. Все они умирали при невыясненных обстоятельствах.

– А ты ничего не путаешь? – лукаво переспросила я. – Может, ты просто рассказываешь мне недочитанный рассказ Честертона? Там ведь тоже…

– Нет, – нетерпеливо перебил муж. – Я, может, и начал классика перечитывать по этой причине, что про пластину эту узнал. Словом, она много раз терялась в частных коллекциях, потом снова всплывала на каких-то аукционах – то одна ее часть, то другая, а то и сразу обе, – а затем опять пропадала бог знает куда. Это длилось веками. Но проклятие индейцев оставалось в силе.

– Ну, конечно! Кто бы сомневался! – сыронизировала я.

– А сейчас, говорят, – продолжал муж, скривив обиженную гримасу, – ею владеет одна наша соотечественница, мол, обе части у нее в коллекции.

И вот тут я снова вспомнила о Марианне и снова нахмурилась.

– Тебя что-то тревожит? – спросил Володя, и я ему честно рассказала обо всем.

Он нежно погладил меня по волосам и сказал сакраментальную фразу о том, что утро – оно всегда мудренее, и мы отправились спать, позволив себе сегодня маленькую поблажку в виде непомытой после ужина посуды.

Глава 2

Утро выдалось солнечным и по-весеннему теплым. Я поняла это сразу, как только открыла глаза. Синее небо! Вот это новость, выходит, некоторые желания могут исполняться с такой молниеносной скоростью. Еще вчера я так мечтала о синем небе и ярком солнце, что, казалось, ничего другого в жизни мне и не нужно. И вот сегодня… «А нынче, – вспомнился мне Пушкин, – посмотри в окно…» Я проворно вскочила, выглянула и обрадовалась. Снег таял буквально на глазах, солнце сияло, словно сумасшедшее, и не скажешь, что по календарю все еще зима, хотя и с зимой в этом году что-то было не очень.

Словом, я проснулась бодрой и готовой к новым трудовым подвигам. Настроение только улучшилось после обычных утренних процедур, приправленных нежным поцелуем мужа и горячим крепким кофе, а также витаминами, и на работу я пришла, чувствуя себя преотлично.

Ни следа апатии и уныния последних дней – сегодня ничто не напоминало о недавней тоске, и даже по дороге на работу я не предавалась своим мечтам о другой передаче. Нет, я просто смотрела по сторонам и еле сдерживала улыбку, чтобы хмурые люди в троллейбусе не приняли меня за ненормальную. А я даже удивлялась, видя насупленные брови и недовольные складки у губ пассажиров – как же можно хмуриться в такой прекрасный день?

Чувствовала я себя, как выздоровевший после тяжелой болезни человек. Интересно, что же так резко изменило мое настроение и самочувствие? Неужели Володькино «народное средство»? Или все-таки витамины? Или я просто исчерпала лимит хандры? Вот такими вопросами я и задавалась по дороге на телестудию.

Галина Сергеевна, как всегда, опаздывала уже на десять минут, в течение которых мы с Лерой успели выпить по чашке кофе и подивиться непредсказуемости зимы в средней полосе России.

– Я вижу, вы сегодня чувствуете себя лучше? – спросила Лера, которая тоже выглядела бодрой и свеженькой.

– Да, Лерочка, должно быть, солнце влияет, – улыбнулась я, вспомнив о… Впрочем, оставим.

– Ну, а что вы скажете, Ирина Анатольевна, по поводу Марианны Масри? – не удержалась Лера. – Ни за что не поверю, что вы о ней вчера не думали!

– Конечно, думала, – вздохнула я. – И, знаешь, мне кажется, что надо о ней собрать побольше информации. Ну, чтобы иметь более точное представление, что она за человек, – я опустила глаза. Конечно, это была всего лишь отговорка, и Лера не могла этого не понять.

– Хорошо, – коротко кивнула она. – Давайте попробуем, тем более что у нас еще есть время.

Я благодарно улыбнулась сообразительной девчушке, и тут на пороге наконец-то появилась Галина Сергеевна.

– Доброе утро, девочки! – поприветствовала она нас, и, глянув на нее, мы поняли, что и на ней сказалась самым наилучшим образом перемена погоды. Вкупе с витаминами, разумеется.

Итак, наш рабочий день начался на мажорной ноте. А осада моей крепости планомерно продолжалась. Только сегодня выпад был сделан с неожиданной стороны.

Во второй половине дня к нам, мирно обсуждавшим новую передачу, эфир которой был запланирован через четыре дня, заглянул Валера Гурьев, репортер криминальной хроники. Его появление, как всегда, было встречено с энтузиазмом: Валера не зря слыл мастером рассказа баек из криминальной жизни Тарасова. Но на этот раз он появился с несколько иной историей.

– Привет всем, – сказал Валера и протянул мне журнал. – Ирочка, это тебе, почитай, мне кажется, – он хитро улыбнулся, – что ты найдешь тут кое-что интересное.

Журнал назывался «Тайны мира» и, естественно, как нетрудно было догадаться, рассказывал о разных таинственных реликвиях, об экспедициях за сокровищами и кладами, о тайнах Атлантиды, Бермудского треугольника и прочее, и прочее. Признаться, никогда бы не подумала, что Валера интересуется подобными вещами.

– А что именно советуешь почитать? – спросила я, листая страницы.

– А вот там статейка об одной индейской золотой пластине. Кажется, страница двадцатая, – ответил Валера.

– Интересно, – произнесла Галина Сергеевна.

– Интересно, – согласилась и я, отыскивая статью. Похоже, именно ее читал мой муж вчера. Я пробежала глазами полосу. Кое-что мой супруг пропустил, пересказывая мне вчера этот материал, а именно то, что реликвия-то, оказывается, по упорно блуждающим слухам, находится не где-нибудь, а в коллекции Марианны Масри. Выходит, предчувствия меня не обманули… – Валера, – подняла я на него глаза, – признайся честно, кто тебе рассказал об этой тетке?

Валера расхохотался, показав ряд белых зубов. Чем, интересно, он их чистит?

– Раскусила, – сказал он. – Пашка.

– Ладно, – кивнула я. – Похоже, вы все просто сговорились. Ничего не поделаешь, остаюсь в меньшинстве и сдаю свои позиции. Лера, свяжись, пожалуйста, с секретарем этой самой Марианны…

Лера тут же среагировала и засела на телефоне; Галина Сергеевна что-то пробормотала; Валера, сделав свое черное дело, ушел, оставив мне журнал, а я вновь принялась думать об этой женщине. Признаться, она уже начала меня всерьез интересовать. Что же это за птица такая, Марианна Масри, свалившаяся на нашу голову? Бизнес-леди, благотворительница, путешественница, обладательница коллекции раритетов?.. Похоже, та еще штучка.

– Я думаю, передача получится классной, – мечтательно произнесла Галина Сергеевна.

– Если она согласится в ней участвовать, – тут же откликнулась я.

– Конечно же, Ира, она согласится, – заверила меня Моршакова. – Разве она может нам отказать?

– Не может, – поддакнула ей Лера, все еще куда-то названивая.

– Не может, конечно, – ехидненьким голоском откликнулась я и принялась за более тщательное изучение статьи. Не знаю, что на меня нашло, обычно я более доброжелательно отношусь к своим будущим героиням.

Однако статья помогла мне узнать некоторые интересные подробности…

Например, что об этой загадочной пластине действительно ходили самые упорные слухи, мол, всем ее владельцам непременно грозила смерть при таинственных обстоятельствах. Все они умирали загадочной смертью, однако это обстоятельство не убивало желания новых потенциальных жертв завладеть реликвией исчезнувшего индейского племени. «Странные люди эти коллекционеры, – подумала я. – Прямо-таки экстремалы какие-то».

В этой пространной статье упоминалось еще о некоем Жреце Смерти, якобы терроризирующем своих жертв подметными письмами с угрозами и требованием вернуть реликвию на родину индейцев. Что это за личность такая, можно было только гадать, но автор статьи намекал, что это – материальное воплощение проклятия индейского шамана. Довольно забавно. На дворе третье тысячелетие, а тут – бабушкины сказки про бабаев. И потом, читая статью, я никак не могла отмахнуться от назойливого ощущения, что все это мне каким-то боком знакомо. Но вот откуда? Хотя, конечно, все в мире повторяется…

Я дочитала и подняла голову.

– Слушайте, а вам не кажется, что это что-то очень сильно напоминает? – с сомнением спросила я, не будучи вообще мистически настроенным человеком. – Как-то неубедительно выглядит некий посланник смерти…

– Да ладно, Ирина! – с жаром, которого я в ней не подозревала, воскликнула Моршакова. – Ну что ты в самом деле! Ты оцени замысел статьи! А о том, стоит ли за этим правда… – она нахмурилась. – Да если и не стоит, то все равно дыма без огня не бывает! И потом, эти мистические мазки только на пользу пойдут нашей передаче! – закончила она вполне уверенно.

– Сдаюсь! – в очередной раз повторила я. А тут как раз Лера добилась разговора с секретарем вдовушки. Как ей удалось узнать телефон этой мадамы, осталось ее профессиональным секретом. Оказалось, что секретарь неплохо владеет русским, потому что Лера, начавшая с ним беседу на английском, очень скоро перешла на родной язык.

Мы тактично молчали, прислушиваясь к стандартным Лериным репликам. Я, признаюсь, очень надеялась, что эта полузаграничная цаца не соизволит снизойти до нас, но я ошиблась. Секретарь, выслушав Леру, попросил перезвонить через пару часов. В назначенное время Лера вновь набрала нужный номер, секретарь еще раз расспросил о передаче, которую Лера представляла, а потом сказал, что госпожа Масри согласна встретиться завтра, в первой половине дня, но приехать почему-то просили только меня.

Больше всего это огорчило Леру, вот кто хотел повидать вдову, так сказать, в естественной обстановке, а точнее – в ее загородном коттедже. Но, как говорится, хозяин – барин. Меня вежливо, но убедительно просили приехать одну, мол, для предварительной беседы. Но я прекрасно понимала, что зовут меня на смотрины. Если понравлюсь – есть шанс заполучить эту суперзвезду в нашу передачу, а не понравлюсь… На нет и суда нет. Я согласилась, хотя все мое естество вопило, что не желает тащиться к этой спесивой тетке и пытаться произвести на нее благоприятное впечатление. Как бы там ни было, но у меня тоже есть имя и авторитет, пусть для таких, как она, и ничего не значащий, но я уже далеко не девочка на побегушках. Словом, взыграло ретивое, мое самолюбие было явно задето. И я, хоть и дала согласие на встречу, но про себя тут же решила, что ни за что не стану к ней подлизываться. Не понравлюсь – не очень-то и хотелось. Словом, мы договорились о встрече.

Остаток дня прошел из рук вон плохо. Я нервничала, и даже милая директриса библиотеки, приехавшая к нам в редакцию, чтобы уточнить детали грядущей передачи с ее участием, меня ничуть не успокоила.

И куда подевалось мое радужное утреннее настроение? Меня снова ничего не радовало, я вновь поддалась обычному своему унынию и начала подумывать об отказе от программы. И Лера заметно помрачнела, видимо, ей действительно очень хотелось повидать Марианну Масри в домашней обстановке, посмотреть, как живут такие «суперженщины», какой у них дом, что подают на обед и вообще, каковы они в жизни. Вполне понятное любопытство, да и никогда прежде дамы такого уровня не встречались на нашем жизненном пути. К тому же я подозревала, что Лера втайне мечтает повторить судьбу Марианны. Но единственная возможность посмотреть на «звезду» в домашней обстановке проплыла мимо Лерочки.

Я даже хотела предложить ей поехать вместо меня, это, конечно, было бы тактической ошибкой, но так хотелось помочь девчонке. Впрочем, если мы сговоримся с Масри, то у Леры появится шанс пообщаться с Марианной, скажем, после передачи. Можно даже попробовать напроситься к ней в гости. Мы довольно часто поддерживаем отношения с героинями и после эфира. Кто знает, может, Марианна Масри не такая уж гордячка, а ради Леры можно и рискнуть…

Тем временем день закончился, и мы разбрелись по домам.

Впрочем, и дома уныние меня не покидало – отбивные пригорели, а соус получился пересоленным. Володя изо всех сил пытался меня как-то развеселить, но я только недовольно бурчала что-то ему в ответ, мол, устала и хочу пораньше лечь спать. Он даже поставил кассету с записью Паваротти, но я и на нее не отреагировала должным образом.

В итоге, я все-таки испортила настроение и своему мужу, потому что Володя, испробовав все доступные ему методы и способы меня развеселить, тоже надулся и демонстративно ушел спать в гостиную на диван. Мне было стыдно, но я не смогла заставить себя помириться с ним. Хотя мы и не ссорились, но ощущение было такое.

Я завалилась спать в половине десятого, но еще долго ворочалась с боку на бок, непонятно о чем думая и прислушиваясь к звукам из соседней комнаты – Володиным шагам и работающему телевизору. Потом они смолкли, но я все еще не могла сомкнуть глаз. Пробовала даже почитать, но смысл прочитанного ускользал от меня, а мысли витали где-то далеко. Я то ли мечтала о чем-то очень расплывчатом, то ли о чем-то вспоминала. Состояние было ужасное, словно пробираешься сквозь плотный туман. Уснула я далеко за полночь.

* * *

– Я знаю, что тебе нужно, – сказал мой муж утром, разбудив меня божественным ароматом свежесваренного кофе, который был принесен мне в постель. – Тебе нужен длительный отпуск.

– Спасибо, – ответила я, благодарно улыбнувшись, погладив его по щеке и порадовавшись, что муж нисколько не сердится за припадок дурного настроения накануне. – Спасибо, что простил.

– За что? – сделал круглые глаза Володька. – Разве ты в чем-то виновата?

– Да, – я потупилась. – И ты сам это знаешь.

– Разве? – он слегка улыбнулся. – Ну, может, только в том, что порой ты капризничаешь, словно малый ребенок?

Я подумала о ребенке.

– Володенька, – сказала я, – а давай маленького родим?

– Я не против, да только… – он хитро прищурился. – Только боюсь, что с двумя такими капризулями мне не справиться.

– Посмотришь, я изменюсь, – пообещала я.

– Тогда сначала изменись, – назидательно проговорил супруг. – Сколько тебе понадобится времени?

Я вздохнула, подняла глаза к потолку, всем своим видом изображая усиленную мозговую деятельность. Муж терпеливо ждал, но в глазах его и в уголках губ уже играла улыбка.

– Думаю, – наконец выговорила я, – за месяц управлюсь.

– Что ж, – кивнул он и не смог сдержать улыбку, – тогда через месяц… – и посмотрел на меня многозначительным взглядом.

– Через месяц, – невинно ответила я и принялась за кофе с булочкой.

– И это все? – удивился Володя. – Больше ты ничего не хочешь добавить?

– Пожалуй, сегодня ничего, – со вздохом откликнулась я. – Может, вечером… – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Мне предстоит неприятная встреча, – пояснила я свое дурное настроение накануне – и, я очень не хочу туда ехать, но придется. Это та самая тетка, ну, я тебе о ней говорила… – Володя кивнул и, кажется, проникся моим состоянием.

– Желаю тебе выдержки и удачи, – сказал мой муж и поцеловал меня.

Настроение мое немного улучшилось. Ровно настолько, что, собравшись и вооружившись прекрасным макияжем, подчеркнуто-строгим костюмом и обворожительной улыбкой, я появилась в редакции, успев по дороге еще и обдумать предстоящий визит. Я решила, что, на всякий случай, следует привлечь к делу свою разведку и все-таки попытаться узнать об этой самой Марианне как можно больше. Например, такая ли она была милая и обаятельная в школе, как расписывала местная журналистка? И вообще, кто она такая, эта Марина Хмурова?

Объявив о своем решении, я попросила Леру заняться сбором материала о детстве и отрочестве Хмуровой. А разыскав бездельничающего Пашку и усадив его в любимое кресло, я потребовала, чтобы он встретился с племянником Хмуровой, тем самым Митей, о котором он упомянул. Оба – и Лера, и Паша дали слово, что сделают все возможное, но взамен вытребовали взятку в виде коробки конфет. Пришлось согласиться. Так прошло утро.

Я оттягивала визит к Марианне, насколько могла, причем, зачем я это делала, я и сама не знала. Но ведь точное время нашей встречи не было оговорено, а «первая половина дня» – понятие растяжимое. В конце концов Галина Сергеевна велела мне не придуриваться и ехать к Марианне, она даже разыскала по этому поводу Костю Шилова, который никогда не упускал случая подвезти меня. Признаться, мне не очень-то нравилось оставаться с Костей наедине – его сосредоточенное сопение и томные взгляды меня несколько смущали, но тут я не стала пререкаться. Все равно придется ехать, тяни не тяни. В любом случае вряд ли назовешь первой половиной дня обеденное, а тем более послеобеденное время, между тем часы показывали начало двенадцатого. Я оделась и вышла из редакции. Что ж, ехать так ехать. С Костей, так с Костей.

* * *

Дом, в котором жила Марианна Масри, находился в получасе езды от редакции, можно сказать, практически за чертой города, хотя местность эта еще называлась Тарасовом. Сама улица имела довольно романтическое название – Соловьиная. Как она выглядела? Тоже довольно романтично. Глубокий овраг, только-только начинающий застраиваться домами самых новых из возможно «новых русских», с одной стороны имел довольно высокий и крутой обрыв, а с другой – засаженный деревьями пологий склон.

Сейчас здесь шло полным ходом строительство двух коттеджей, а из ранее построенных обращали на себя внимание три дома, один трехэтажный, светлый, без особых прикрас, хотя и явно с претензией на иноземную архитектуру, зато два других выглядели куда импозантнее. Первый в ряду по улице имел притязание казаться средневековым замком – четырехэтажный, облицованный красным кирпичом и снабженный многочисленными башенками с фальшивыми, а может, и настоящими бойницами. Второй, стоящий чуть подальше, выглядел недомерком рядом со своим соседом, он имел два этажа, сложенные из белого кирпича, но зато его красная черепичная крыша и ажурный решетчатый заборчик сразу бросались в глаза. К какому из этих домов нам подъехать?

Я решила попробовать отгадать сама. В том, что дом а-ля средневековый замок не мог принадлежать Марианне, я не сомневалась, это скорее фантазия какого-нибудь местного нувориша, не знающего, чем еще поразить воображение своих приятелей. Дом под красной черепицей, наоборот, выглядел настолько буржуазным, что при виде его возникала мысль о большом семействе, чопорных нравах и домоседстве его обитателей, значит, нам нужен третий – трехэтажный, белый, стоящий особняком, он выглядел так, как обычно выглядят в кино дома в американском пригороде, если бы не высокий железный забор тоже, кстати, белого цвета. Я смело указала Косте на это строение, а затем, только проверив по бумажке адрес, утвердительно кивнула. Я не ошиблась, номер три, так и есть. Это маленькое развлечение меня несколько позабавило, я даже улыбнулась, на что Костя, большую часть дороги сосредоточенно сопевший рядом со мной, ответил лучезарной улыбкой.

Мы доехали до белого забора и остановились у ворот. Часы показывали пять минут первого. Я вышла из машины, и Костя последовал за мной, словно привязанный. Позвонив по домофону, я назвалась, и калитка бесшумно распахнулась. Я просила Костю подождать меня тут, надеясь, что вряд ли задержусь больше, чем на час. Костя безропотно согласился, заглянул в глаза своим «фирменным» взглядом и вернулся к машине.

Я вздохнула, покачав головой, и прошла во двор. Двор был просторный и пустой, здесь не было ничего, если не считать двух машин – спортивной синей «Ауди» и пресловутого черного «Мерседеса», а на пороге дома, к которому вела расчищенная и выложенная плитами дорожка, метрах в пяти от калитки, стоял высокий молодой человек в сером свитере и темных брюках, видимо, он встречал меня, потому что приветливо махнул рукой и улыбнулся.

Я подошла.

– Здравствуйте, – сказал молодой человек по-русски довольно чисто, без акцента. – Я – Эд Проханов, секретарь госпожи Масри. Сейчас она не сможет вас принять, но через полчаса она освободится. Пройдемте? – и он распахнул передо мной дубовую дверь, премило улыбнувшись.

Я вошла в дом. Эд помог мне снять шубу, я тщательно вытерла ноги и засомневалась, нужно ли разуваться.

– Не разувайтесь, – разрешил мои сомнения секретарь.

Я смущенно улыбнулась, он передал мою шубу высоченному парню в спортивном костюме, встретившему нас у входа. У детины был такой пристальный взгляд, что сомнений не оставалось – перед нами охранник.

– Это охранник, – подтвердил Эд мою догадку. – Их тут пятеро, не считая начальника. Пойдемте наверх.

Мы подошли к пологой широкой лестнице с высокими перилами, устланной темно-зеленым ковром, и стали подниматься.

– Кабинет госпожи Масри, – пояснил секретарь, – на третьем этаже. Она просила провести вас в приемную. А вы давно на телевидении работаете? – спросил он.

– Да нет, не так чтобы очень, – отозвалась я, думая о том, что дом, конечно, у Марианны Масри очень даже ничего. Даже очень-очень.

– И как, интересно? – снова подал он голос как раз тогда, когда мы проходили второй этаж. – Вы всегда были ведущей?

– Да, только сначала я была диктором, а потом мы решили попробовать сделать нашу передачу, тогда это поветрие женских передач на нашем телевидении только начиналось. Я стала ведущей. А насчет интереса? Знаете, человек ко всему привыкает слишком быстро.

– Значит, не так, чтобы очень интересно? – догадался он.

– По-разному. Зависит от героини. И потом, мы ведь в прямом эфире передачу ведем, поэтому каждый раз по-разному… – тут я, конечно, приврала, потому что в основном никаких таких особенных отличий не было.

Мы уже успели подняться на третий этаж, пока секретарь задавал мне еще какие-то вежливо-несущественные вопросы. Вообще, как я успела заметить, молодой человек был очень мил. К тому же, как я уже говорила, он обладал довольно привлекательной наружностью. Высок, строен, но не худ, широк в плечах, длинноног, с густыми каштановыми волосами и синими глазами, с прямым носом и тонкими губами, в уголках которых, казалось, таилась добрая насмешка. У него был хороший цвет лица и обаятельная улыбка. Каюсь, у меня тут же возник крамольный вопросик, только ли секретарские обязанности выполняет при госпоже Масри этот славный мальчик?

Наверху, на третьем этаже, в большом холле перед кабинетом, где, как объяснил мне секретарь, и находилась, или, точнее было бы сказать – скрывалась, от меня Марианна Масри, сначала я увидела троих мужчин, которых мне представил Эд. Один оказался племянником Марианны, второй – начальником ее охраны, а третий – этнографом.

Племянник, надо полагать, тот самый Митька, о котором говорил Павел, был чрезвычайно высок, как-то нескладно сложен, темноволосый, голубоглазый, он носил очки в тонкой металлической оправе и кривил пухлые губы при разговоре.

«Надо же, – подумала я, – Пашка-то небось его разыскивает, а он тут».

Однако, едва пожав мне руку, племянник извинился и, сославшись на важную встречу, удалился, попросив передать тете, что заедет вечером.

Начальник охраны, крепкий, с тяжелой нижней челюстью, с пристальным взглядом черных глазок-буравчиков, с плешинкой на макушке, не говорил по-русски, он вежливо поклонился, произнес свое имя – Генри Скорт – и сел в глубокое кресло, закурив сигарету.

Этнограф был немолод, сед, худощав, глубокие морщины залегли вокруг тонких губ, хищный нос делал его похожим на птицу. Он был одет в строгий костюм и часто и как бы натужно улыбался. Выяснилось, что по-русски он понимает совсем неплохо, хотя говорит с сильным акцентом.

Я улыбалась ему и вежливости ради решила поинтересоваться, чем же, собственно, он занимается. У нас состоялся интересный разговор с мистером Маккински, такова была фамилия этнографа, во время которого выяснилось, что он специализируется на исчезнувших индейских племенах и пишет сейчас какую-то работу на эту тему.

Естественно, что я сразу подумала, что этот человек явно неспроста приехал вместе с Марианной, и вспомнила о таинственной золотой пластине.

– Что-нибудь выпьете? – спросил меня Эд, когда церемония знакомства подошла к концу, племянник уже удалился, а начальник охраны засел в уголке со своей сигаретой.

– Если можно, сок, – попросила я.

Эд подошел к низкому стеклянному столику, на котором выстроился ровный ряд бутылок и графинов, надо же, успела я подумать, как в лучших домах Лондона и Парижа. Жаль, действительно, жаль, что Лера сюда не попала. Пока Эд наливал мне апельсинового сока, я обратилась к этнографу:

– Простите, – сказала я, – должно быть, ваша помощь понадобилась госпоже Масри в связи с той реликвией, которая находится в ее коллекции, я говорю о пластине индейцев?

Эд бросил на меня настороженный взгляд, подал сок, услышав от меня: «Спасибо», кивнул в ответ, улыбнулся и остался рядом с нами, а мистер Маккински встрепенулся и согласно закивал:

– Та, госпожа Масри тейсфительно обладает этой… – он пощелкал пальцами, – как этто по-русски? Рэликвия? Та? – Эд кивнул. – А я тейсфительно перефел письмена, выпитые на пластинэ. Этто старый загофор, обратщенный к богу Тута-Ту, котторого индейцы потчитали за могутщественного туха, спосопного таровать теньги и власть. О, это била интэрестная работа! Я никогта не фстретчал таких загофороф, пришлось потрудитца! – и его старое лицо озарила улыбка. – Сейтчас, кстати говорить, госпожа Масри как раз тчитает эттот загофор.

– Так, значит, это правда! – не удержалась я. – То, что пластина у нее, и то, что на ней выбит заговор? Неужели она в это верит?

– О, – сказал этнограф, – естли би ви видэли этту вестщь, вы би тоже пофэрили.

Я помолчала. Вот как, значит, Марианна верит во всю эту чушь? Впрочем, их, богатых, не понять, у них, как говорится, свои причуды.

– Скажите, – не унималась я, – а она часто это делает?

– Тчитает? – уточнил Маккински. – Та, этто нужно тэлать целий месяц, in midday, – он показал на стрелки больших настенных часов, показывающие четверть первого, – понимайт?

– В полдень? – сообразила я.

– О, та, та, – улыбнулся этнограф. – В польдень. Три раз тчитать… Но мнэ пора, – вдруг спохватился он. – Хотчу кое-тчто стэлать. Рат бил погофорить. Тhank you.

И он, пожав мне на прощание руку, вышел из холла.

– Надо же, – сказала я, отпив из высокого стакана, только затем, чтобы что-нибудь сказать, – а мне казалось, что все это выдумки.

– Выдумки? – холодно переспросил Эд. – Вы вообще знаете историю этой пластины и то, сколько горя принесла она своим обладателям?

– Ну, я кое-что читала, – сказала я и почему-то смутилась, читала-то я совсем немного.

– Кое-что, – горько произнес Проханов и досадливо махнул рукой. – Это у вас тут кое-что пишут, а у нас там все с ума посходили. Какую газету ни раскроешь – всюду только об этой пластине и читаешь. Просто сумасшествие какое-то. Знаете, что случилось с двумя прежними владельцами?

– Они умерли? – спросила я наугад, вглядываясь в изменившееся и даже как-то ожесточившееся лицо секретаря.

– Да, они умерли, – все так же холодно ответил он. – Какой-то фанатик сначала писал им письма с угрозами, а затем убил. Одного вообще непонятно, каким способом, потому что тело нашли в доме без всяких следов насильственной смерти. А другого… – по его симпатичному лицу прошла еле заметная судорога, – а другого тоже сначала травили письмами, а потом, разорив, довели до инфаркта.

– Вы так говорите, будто они вам были хорошо знакомы… – пролепетала я, совершенно растерявшись и отчего-то испугавшись и даже пожалев, что со мной рядом нет Кости Шилова.

– Да, госпожа Лебедева, я так говорю, потому что второй владелец пластины был моим отцом, и я поклялся, – его лицо приняло одухотворенное выражение, глаза загорелись, щеки покрылись румянцем, – что найду этого негодяя, устроившего травлю на владельцев пластины, кто бы он ни был! Найду и отомщу за смерть моего отца!

– Но… – я попыталась было что-то сказать.

– Но? – с легкой усмешкой переспросил Проханов. – Нет, поверьте, я принял достаточно мер, – он бросил на начальника охраны быстрый взгляд и поправился: – Мы вместе с мистером Скортом приняли все меры безопасности, чтобы поймать этого подлеца и не дать ему совершить еще одно злодейство.

– А вы уверены, что оно должно произойти? – я что-то не совсем понимала, о чем мы тут толкуем.

– К сожалению, да, – вздохнул секретарь. – Понимаете, травля эта, как мне известно, продолжается довольно долго. Уж не знаю, как там на самом деле было в прежние времена, хотя журналисты и охотно печатают страшные истории о бывших владельцах, чуть ли не со времени колонизации индейцев, но я мало этому верю. Я мало верю в то, что действительно действует какое-то индейское проклятие, которое их шаманы якобы наложили на этот кусок золота, по крайней мере я мало верю в то, что действует какой-то дух. А вот в то, что какой-то ненормальный, какой-то маньяк вдруг решил использовать эту легенду как свое прикрытие, вот в это я верю. И даже очень. Вполне может быть, что у него просто с мозгами что-то случилось, и он начал охоту за владельцами пластины. Это весьма вероятно. И сейчас, если над кем-то и нависла угроза, так это над моей хозяйкой.

– Вот как? – снова спросила я, видимо, секретарь немного запыхался, потому что замолчал, но тут он снова разразился целой тирадой.

– Да, сейчас хозяйка одна владеет обеими частями пластины, а мы, по мере возможности, пытаемся ее уберечь от этого маньяка, кем бы он там ни оказался. Пластина находится там, за дверью, – он кивнул в сторону кабинета, – она хранится в специальном сейфе, но вход в комнату, где находится реликвия, только один. Весь дом снабжен сигнализацией и видеокамерами, поэтому проникнуть сюда незамеченным невозможно. И хотя хозяйка уже получала письма с угрозами, но ему, этому мерзавцу, подписывающемуся Жрецом Смерти, сюда не попасть! – он говорил с таким жаром, что даже невозмутимый мистер Скорт поднялся и приблизился к нам.

Эд что-то сказал ему, видимо, успокаивая, а затем повернулся ко мне.

– Так что, госпожа Лебедева, – он снова вернулся к своей обычной обаятельно-спокойной манере общения, – это своего рода цитадель, крепость, а я ее страж. Моей хозяйке, пока она здесь, ничто не угрожает.

– Странно, – произнесла я.

– Что именно?

– То, что она согласилась встретиться со мной. Если дело обстоит так серьезно, сомневаюсь, что она захочет участвовать в нашей передаче. Зачем я здесь, Эд?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Может, она захотела пообщаться с кем-то из земляков?

– Может, – вздохнула я, ощутив прилив неприязни к этой женщине, занимавшейся за стеной каким-то шаманством.

Мне страстно захотелось покинуть это место, мне казалось, что здесь происходит, или только готовится, а может, уже даже произошло, что-то действительно жуткое. Но уходить сейчас, проведя в ожидании полчаса, было попросту глупо. Поэтому я смирилась, решив для себя свести разговор с Марианной к минимуму и надеясь, что она сразу же откажется приехать к нам в студию. Если дела обстоят так, как только что расписал их Проханов, вряд ли она рискнет. Правда, я тут же подумала, что она может рискнуть уже хотя бы потому, что здесь не Штаты и шанс попасться в лапы к сумасшедшему Жрецу сведен практически к минимуму.

– Скажите, Эд, – обратилась я к секретарю, – а здесь ваша хозяйка уже получала письма от…

– К сожалению, да, – вздохнул молодой человек. – Сегодня утром. На конверте, между прочим, стоял тарасовский штамп.

– Но это значит…

– Да, это значит, что он уже здесь, хотя мы приехали всего неделю назад.

Секретарь снова помрачнел, но затем бросил взгляд на часы, показывающие тридцать пять минут первого.

– Пойдемте, – произнес он. – Хозяйка освободилась. Я только загляну к ней на минутку, сообщу о вашем визите.

Я кивнула.

Эд исчез за дверью кабинета, но уже через минуту выскочил оттуда бледный, растерянный, задыхающийся, и оба мы с начальником охраны поняли, что случилось нечто ужасное. Предчувствия меня не обманули…

– Госпожа… – пролепетал Проханов. – Марианна…

Мы с мистером Скортом, не сговариваясь, рванули к кабинету и оказались в святая святых. Кабинет был небольшой, наполовину перегороженный. В первом отсеке стоял письменный стол с компьютером, у окна, расположенного в стене напротив двери, – диван, пара кресел и стеклянный столик между ними. За перегородкой, у такого же большого окна, распахнутого настежь и выходящего на пологий склон оврага, стоял высокий пюпитр, покрытый тяжелой черной тканью, а на нем лежала пластина. В ярких лучах дневного солнца она сияла нестерпимо, я даже зажмурилась на мгновение. В левой стене виднелся сейф, дверца которого была распахнута. А на полу, на дорогом ковровом покрытии темно-серого цвета…

На полу лежала Марианна Масри. На ней было надето строгое черное платье, русые волосы убраны в гладкую прическу, она лежала навзничь, раскинув руки, поджав ноги, напоминая подбитую большую черную птицу. Глаза смотрели в потолок, вокруг головы темнело кровавое пятно, а прямо посреди молочно-белой шеи, там, где скрещивались ключицы, торчала стрела.

Глава 3

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – Марианна Масри мертва.

Однако мы с мистером Скортом все-таки бросились к несчастной, а вдруг… Но Жрец Смерти явно настиг очередную свою жертву. Только как ему это удалось?

Я посмотрела за окно. Дом Марианны находился метрах в пятидесяти от отлогого склона оврага, заросшего деревьями, по большей части хвойными.

«Неужели оттуда?» – вот о чем подумала я, вглядываясь в просветы между деревьями. Я не была специалистом по стрелковому оружию. Но кое-что я заметила.

– Что это?! – воскликнула я, показав за окно.

Мистер Скорт меня не понял, он склонился над телом хозяйки, сокрушенно причитая, но Проханов был здесь же. Он быстро подошел ко мне и уставился вдаль, на склон, туда, где между деревьями мелькнула тень.

– Это, должно быть, он! – вырвалось у Проханова и, не говоря больше ни слова, он подозвал Скорта и указал ему на то место, где только что мелькнула тень. Видимо, того мерзавца, кто совершил очередное преступление.

– Вы знаете, как вызывать «Скорую» и полицию? – взволнованно спросил Эд, протягивая мне телефон. – Помогите, пожалуйста.

Я набрала номер «Скорой», а затем милиции и сообщила о случившемся. Поскольку я стала невольной свидетельницей происшедшего, то сочла нужным позвонить и своим на работу, чтобы сообщить, что задержусь. Затем, обратившись к Эду, сказала:

– Эд, там внизу мой водитель, я должна его предупредить. Видимо, мне придется задержаться до приезда милиции.

– Да-да, конечно, – согласился он. – Пойдемте. Не хочу тут оставаться.

Мы вышли из кабинета, закрыв дверь, и спустились вниз по широкой лестнице.

– С ней точно было все нормально, когда вы ее оставили в комнате? – спросила я, все еще находясь в шоке от всего произошедшего.

– Да, – спокойно ответил секретарь и прямо посмотрел мне в глаза.

Мне захотелось ему поверить. Да и вряд ли у меня были какие-то подозрения относительно этого милого мальчика. Он с таким жаром доказывал, что предпринял все возможное, чтобы предотвратить это убийство.

– Я виню себя, – сказал мне Эд, когда мы оказались внизу. – Я не учел одного – окно.

– Вы думаете, ее убили из окна? – спросила я, почувствовав приступ тошноты при воспоминании о Марианне, лежащей там, наверху.

– Да, – коротко ответил Эд. – Я открою вам дверь, а сам останусь здесь.

– Хорошо, – я уже взялась за дверную ручку, но остановилась. – Постойте-ка! – воскликнула я. – Вы ведь сами сказали, что весь дом снабжен камерами, значит, надо всего лишь посмотреть запись! – мне показалось, что моя догадка просто гениальна.

Однако секретарь не разделил моего энтузиазма, он глубоко вздохнул:

– Хозяйка не хотела, чтобы камера снимала ее, когда она оставалась с пластиной. Да, камера есть в кабинете, но за перегородкой ее нет.

– Но все равно, – не унималась я, – все равно, ведь кое-что можно разглядеть и при помощи одной только камеры.

– Что? – спросил он. – То, как мы зашли с ней за перегородку, а затем я вышел, а она осталась? Но так происходило каждый день. Я помогал ей достать пластину, а затем оставлял ее одну.

– Но время смерти! – я решила не сдаваться. – Не может быть, чтобы она даже не вскрикнула, когда ее… – Я сглотнула. – Когда с ней…

– Можете не продолжать, – секретарь провел рукой по глазам. – Да, вы, пожалуй, правы, стоит посмотреть. Может, действительно удастся что-нибудь обнаружить.

Я удовлетворенно кивнула и вышла из дома, направляясь к калитке, у которой меня ждал растерянный Костя, рядом с ним высилась фигура одного из охранников, это я поняла сразу. Я забыла предупредить мистера Скорта, что меня ждут, а охранник не понимал по-русски. Что ж, придется мне самой извиняться перед Костей.

– Костя, – обратилась я к шоферу, при этом детина покосился на меня очень подозрительно, – Костя, тут такое случилось! Марианну Масри убили. Ты ничего такого не видел?

– Что ты говоришь, Ира?! Убили эту дамочку? Но как? Когда?

Мне пришлось рассказать, детина все еще стоял, как приклеенный, и всматривался в наши лица.

– Ну? – снова вернулась я к своему вопросу. – Ты не видел ничего подозрительного?

– Да нет, – пожал плечами Костя.

И тут солнце над нами на мгновение закрыла какая-то тень – и мы посмотрели вверх. В не по-зимнему синем небе планировал дельтаплан.

– Что это? – довольно глупо спросила я.

– Похоже, тут у них база неподалеку, – откликнулся Костя. – За то время, что я тебя жду, уже пару раз пролетали.

– Дельтапланы?

– Ну да, – кивнул Костя.

Я нахмурилась. Странно, неужели еще есть люди, летающие на дельтапланах?

– Так как? – напомнила я.

– Ну, сначала выехал со двора какой-то парень в синей «Ауди», а затем вышел старик и пошел вон туда, – Костя махнул рукой в направлении заросшего лесом склона. – А потом выскочили четверо, один из них, – он покосился на подозрительно молчаливого секьюрити, – все время был здесь. Остальные все туда, – снова взмах рукой на склон, – побежали. Чего-то кричали не по-русски.

Я вздохнула.

«Не зря мне не хотелось приезжать сюда, – с грустью подумала я, – стоило все же довериться интуиции».

– Костя, я вызвала «Скорую» и милицию. Похоже, нам придется задержаться и дать показания.

– Понимаю, – со вздохом отозвался Шилов.

– Я сейчас схожу за секретарем, он скажет этому детине, чтобы оставил тебя в покое. Я быстро.

Я направилась обратно к дому, на ходу раздумывая над нашествием дельтапланов – как раз сейчас в небе кружил еще один. Откуда они? Я посмотрела на крутой склон и, кажется, поняла – откуда.

Ну и в историю ты вляпалась, дорогая!

* * *

Милиция прибыла через полчаса, «Скорая» – через тридцать пять минут. Мы с Костей честно рассказали все, что видели и слышали, но органы взяли на заметку всех, в том числе и нас, поскольку речь шла об убийстве не кого-нибудь, а богачки мирового уровня, к тому же гражданки США. Таким образом список подозреваемых составился сам собой. Я, Костя Шилов, Эд Проханов, Генри Скорт с пятью своими охранниками – ведь они тоже были здесь, мистер Маккински, племянник Дмитрий, несмотря на то что уехал почти сразу после полудня. Всех нас просили не покидать город, и все мы дружно дали подписку о том, что явимся по первому требованию следователя.

Однако, как только появилась бригада милиционеров, выяснилась интересная деталь – мистер Генри Скорт, оказывается, был еще и частным сыщиком. Он извлек из кармана свое удостоверение, а среди милиционеров даже нашелся один, молоденький, неплохо разбирающийся в английском. Получалось, что Марианна Масри действительно опасалась Жреца Смерти, если привезла с собой из Штатов персонального сыщика.

После этого труп увезли, а нам разрешили разъехаться по домам. Перед тем как покинуть дом Марианны, я попросила Эда звонить, если что-то понадобится. Бедный мальчик, он был так подавлен, что мое сердце сжалось. Эд обещал звонить, поблагодарив меня, он сказал, что у него здесь нет абсолютно никого из знакомых.

Да, о мистере Маккински. Как вы думаете, чью тень мы видели с Эдом на склоне? Это был этнограф, объяснивший охранникам, нашедшим его у подножия, что просто гулял. Их такое объяснение удовлетворило. Однако ни меня, ни милицию – нет. Зачем это понадобилось старику, и неужели он назвал обычную прогулку тем важным делом, под предлогом которого удалился? Впрочем, никакого оружия: ни лука, ни арбалета при нем не было, не было его и в лесу, который милиционеры, при помощи собак, прочесали. А больше-то, насколько мне известно, выпустить стрелу не из чего.

Мы с Костей, совершенно расстроенные, вернулись в город уже в шестом часу вечера. Ехать на работу не имело смысла, а потому Костя довез меня до дома.

– Ирин, – спросил он, – как ты думаешь, это действительно сделал Жрец Смерти?

– Да, похоже, и очень не хотелось бы подозревать в этом Маккински.

– Ты думаешь, это он? Старикашка-профессор? Но зачем ему? – удивился Шилов.

– Не знаю. Впрочем, я ничего не знаю, – пожала я плечами. – Но Эд и начальник охраны были со мной. Может, завещание что-нибудь объяснит…

– Значит, ты все-таки не считаешь, что убили ее из-за этой пластины? – не унимался Костя.

– Да ничего я не считаю! – взвилась я. Костя вздрогнул, я устыдилась. – Извини, Костя, я пойду. Очень устала.

– Я понимаю, пока.

– Пока.

Дома я почувствовала, что совершенно разбита. Володьки не было, а я так нуждалась в отдыхе, потому, наспех приняв душ и отключив телефон, нацарапала мужу записку с просьбой не будить и рухнула в постель, приняв успокоительное. Здоровый крепкий сон, вот что мне сейчас было необходимо, иначе вся эта история грозила превратить меня в неврастеничку. Перед глазами все еще стояло тело Марианны Масри со стрелой в шее, а в мозгу настойчиво пульсировал вопрос: «Кто?»

Я проворочалась до тех пор, пока снотворное не начало действовать. Кажется, часы показывали около восьми вечера, когда я погрузилась в сон, успев еще подумать: а где же пропадает мой муж?

* * *

Утром меня разбудил Володя.

– Где ты вчера пропадал? – вот первое, что я спросила у супруга.

– Я не пропадал, – улыбнулся Володька. – Я пришел около восьми часов, помнишь, я говорил тебе о студентах, с которыми мне предложил позаниматься Валерка? – Я кивнула.

Валера Белоусов, бывший однокурсник моего мужа, периодически поставлял ему левый заработок в виде нерадивых студентов, ничего не понимающих в химии большую часть учебного года, но стремящихся все-таки сдать экзамены на «отлично» и хотя бы пару раз за год произвести впечатление на преподавателей.

– Так вот, – продолжал муж, удобно расположившись на кровати у меня в ногах, – я вчера два часа долбил этим балбесам, что такое химия.

– И как успехи? – спросила я. – Удалось хоть что-то вдолбить?

– Надеюсь, – хохотнул муж. – Сегодня мне опять предстоит этот сизифов труд. И завтра, и послезавтра, и всю эту неделю, – со вздохом закончил он.

– Что ж, – я улыбнулась, наблюдая за лицом супруга, на котором отражались почти древнегреческие муки, – теперь, похоже, моя очередь пожелать тебе выдержки и удачи. Не так ли?

– Да, – слабо улыбнулся он мне в ответ. – Кстати, а как прошла вчера твоя встреча?

– Лучше не спрашивай, – вздохнула я. Перед глазами снова возникла Марианна со стрелой. Это становится похожим на паранойю. – Отвратительно.

– Что такое? – вскинул черные брови Володя. – Эта цаца, что, не сочла вашу передачу достаточно престижной? Отказалась приехать? Да что она о себе возомнила!

– Я не знаю, Володя, что она о себе возомнила, потому что мне не удалось с ней поговорить, – вздохнув еще громче, ответила я и, сев поудобнее на постели, добавила: – Ее вчера убили…

– Как это?! – муж оторопел, его синие глаза расширились, он явно не понимал, шучу я или говорю правду.

Что ж, реакция вполне понятная. Чувствую, что сегодня мне еще не раз придется созерцать это выражение недоверия на лицах окружающих.

– Да, милый, ее убили, – подтвердила я.

– Не может быть! Как это случилось?!

– Не знаю. Я приехала, меня встретил секретарь, провел в дом, – я снова переживала весь вчерашний кошмар. – Выяснилось, что хозяйка будет занята ближайшие полчаса, и меня просили подождать в приемной. Там я познакомилась со свитой – начальником охраны, штатным этнографом и племянником. Последние двое вскоре удалились. Прошли положенные полчаса, секретарь заглянул в кабинет, а там она… Уже мертвая. И пластина эта дурацкая там же!

– Так все-таки была пластина? – удивился Володя так же, как и я накануне.

– Да, была. Но тут, знаешь, какие странные вещи…

– Какие?

– Ну вот, смотри, – я встрепенулась, чувствуя, что все равно не смогу остаться в стороне от этой истории, тем более что в ней так много таинственных загадок…

Нет, не то чтобы во мне проснулся детективный дух, хотя, не скрою, всегда мечтала почувствовать себя в роли следователя, и иногда мне это, опять-таки не стану скрывать, удавалось. Но сейчас было иное. Сейчас я видела вокруг этой смерти слишком много тайн, словно все это происходит в голливудском фильме о маньяке, а я страсть как не любила подобных продуктов киноиндустрии, полагая, что маньяк – находка для бездарного сценариста, ведь тут не нужно искать никаких мотивов. Нет, в этом деле явно были мотивы, и серьезные. Ну не верила я в этого, как его, Жреца Смерти. Я даже фыркнула про себя. Не верила.

– Итак, смотри, что там происходит. Странная история. Марианна получает пластину полностью, обе ее части, это я вчера с этнографом разговаривала, – пояснила я мужу, приготовившемуся меня внимательно слушать. – Пластина эта – действительно реликвия, и действительно на ней выбит заговор на богатство и власть, и она, пожалуй, этого я еще не уточняла, но вполне возможно, была проклята. По крайней мере, со слов секретаря, в Штатах все с ума посходили из-за этого Жреца Смерти, особенно после историй с последними владельцами пластины. Кстати, интересная деталь. Секретарь – наш с тобой соотечественник, хотя его историю я еще плохо знаю, так вот, этот парень – сын одного из последних владельцев пластины. Его отца разорили, и он не вынес позора – умер от инфаркта. Так вот, мальчик поклялся найти убийцу отца…

– Подожди, – перебил меня муж, у него уже тоже горели глаза. – При чем тут убийца? Ты ведь сказала, что его отца разорили.

– Да, но в том-то все и дело, это тоже убийство, по крайней мере было сделано все для того, чтобы дядечка скончался. Про подметные письма Жреца, выходит, тоже правда. И Марианна такие получала.

– Откуда ты знаешь?

– Эд сказал, – коротко ответила я.

– А Эд это кто? – прищурился мой благоверный.

– Ну, это секретарь. Я же тебе говорила, что он русский по корням и говорит по-русски чисто. И фамилия у него русская – Проханов. Так вот, – я не стала обращать внимания на подозрительно выпяченные губы мужа, – я о прежних владельцах. Вся Америка точно обезумела, все полагают, что смерти этих несчастных – дело рук Жреца, – я немного нафантазировала тут, конечно, я ведь не знала, сходят ли они там с ума и полагают ли именно так, а вскользь брошенная фраза секретаря не давала мне такого права, но меня уже, что называется, понесло. – Дядьки умирают, Марианна становится следующей владелицей пластины. Рисковая дамочка, правда? – Муж кивнул. – Потом и она начинает получать письма с угрозами. А последнее она получила уже здесь, за день до своей смерти. Выходит, Жрец ее выследил? – я немного помолчала. – А секретарь, между тем, вместе с начальником охраны клянется, что предпринял все меры безопасности, мол, дом начинен техникой, в комнату с пластиной только один вход, везде установлены камеры наружного слежения. Везде, кроме той комнатушки, в которой Марианна… Ах, да, – я спохватилась. – Марианна-то, оказывается, камлала потихоньку. – Муж снова выразительно поднял брови. – Она-то верила в силу этого заговора. Вон, даже этнографа себе завела, чтобы он перевел письмена на пластине. И она, как положено, каждый день в полдень оставалась с этим чудом наедине и читала этот заговор. Каково?

– Фантастика да и только!

– Вот то-то и оно, – я нахмурилась. – Теперь получается что?

– Что? – в тон мне вопросил Володя.

– А то, что во всем доме, значит, камеры есть, а в той комнате, где она шаманит, – нет. Но есть окно, и, как я полагаю, через это окно ее и убили.

– Пристрелили? – спросил Володя.

– Да-да, только тоже не так-то просто. Не пулей, а стрелой.

– Стрелой, говоришь? – он прищурился. – Странно, странно.

– Конечно, странно, – подхватила я. – Напротив окна метрах в пятидесяти склон оврага, поросший лесом. Как ты думаешь, с такого расстояния можно пустить стрелу?

– Не знаю, – пожал плечами муж. – Я не специалист. Может, и можно. Хотя, нет, вряд ли. А что была за стрела? – он снова прищурился, а это у моего мужа означало, что он о чем-то думает, о чем-то догадывается.

– Не знаю, обычная, по-моему, стрела. Может, только короткая. Мне всегда казалось, что стрелы – они намного длиннее. Хотя… – я пожала плечами. – Я в них не знаток. Посмотрим, что скажут эксперты.

– А больше никак не могли ее убить?

– Да я не знаю, Володя! – вспылила я. – Этнограф, кстати, – добавила я уже задумчиво, – в то время, когда ее убили, гулял по склону оврага…

– Да уж, поздравляю, ты снова вляпалась по самое не хочу! – язвительно резюмировал муж. – Полагаю, что менты и тебя на заметку взяли?

– И меня, и Шилова.

– Так там с тобой был Шилов?

– Володя, он был внизу у ворот, ждал меня в машине, – я не хотела заводить разговор о Косте, прекрасно зная, что муж ревнует меня к этому немому обожателю, хотя я ни разу не давала Косте повода. Честное слово!

– Ну, а ты сама что думаешь? – муж, видно, тоже почел за лучшее не ввязываться в наш бесконечный спор о роли в моей жизни водителя нашей телестудии.

– Ничего я не думаю! Вернее, – я вздохнула, – думаю-то я постоянно, даже ночью во сне, по-моему, думала. Да вот только понять ничего не могу! Да еще оказалось, что начальник ее охраны по совместительству частный детектив, каково? – Муж снисходительно улыбнулся. – И надо же было мне так неудачно явиться! Ну, потянула бы еще денек и… – Я устыдилась своих слов. – Ладно, пора собираться на работу, – и я встала.

– Но теперь по крайней мере понятно, отчего ты вчера так рано спать завалилась, – сказал Володя, поднимаясь с кровати. – Да еще и записку написала, чтоб я тебя не беспокоил. Менты небось долго пытали?

– Долгонько, – отозвалась я уже по дороге к ванной.

* * *

Я опоздала на работу на целых пять минут! Такое со мной случается крайне редко, потому что вообще-то я девушка пунктуальная.

В редакции меня уже ждала Лера, и даже Галина Сергеевна умудрилась прийти сегодня раньше меня. Видимо, они уже знали, что случилось вчера, так как сразу после приветствия усадили меня за стол и принялись расспрашивать о вчерашнем визите.

– Так что там случилось, Ириночка? – спросила меня Моршакова. – Неужели все так страшно? – и в ее глазах сверкнуло нескрываемое любопытство.

Меня неприятно поразил этот блеск. Как все-таки падки люди на чужое несчастье! Даже самым лучшим из нас очень нелегко устоять перед этим искушением – праздным любопытством, особенно же если речь идет о несчастье богатого человека. Сколько раз я сталкивалась уже с этим проявлением человеческой натуры, да чего уж, сама бываю грешна…

Но, кажется, я отвлеклась. Галина Сергеевна ждет ответа на свой вопрос, а главное – жаждет узнать подробности.

– Как «так»? – попыталась съязвить я.

– Ну так, как рассказывают об этом журналисты, в частности наш Валера, – охотно объяснила режиссер. Видимо, она ожидала и от меня более пространных объяснений.

– Галина Сергеевна, – со вздохом призналась я, – поверьте, мне очень не хочется говорить об этом. Тем более что, как я понимаю, вам уже все известно от Валеры. Правда, мне не совсем понятно, откуда он-то узнал, но не сомневаюсь, что материал у него получился отличный. – Я помолчала, затем снова вздохнула. – Давайте так, вы мне расскажете, что там узнал Валера, а я по ходу вашего рассказа добавлю, если что-то понадобится.

– Обещаешь? – подозрительно прищурилась Моршакова.

– Ну конечно, – обреченно ответила я.

Галина Сергеевна кивнула и принялась рассказывать. Лера, до сей поры скромно молчавшая, загадочно улыбнулась, облегченно вздохнула и приняла позу – само внимание. Вот что мне удалось услышать от моих коллег:

– Насколько я поняла, – начала свой рассказ Галина Сергеевна, – Валере позвонил кто-то вчера и сообщил, что произошло убийство в пригороде Тарасова. Мол, убийство какое-то странное, да к тому же жертва не кто-нибудь, а та самая Марианна Масри. Естественно, что Валера сразу же собрался и поехал. Надо полагать, информация того стоила, – тут Моршакова выразительно посмотрела на меня, и мне ничего не оставалось, как молча кивнуть в ответ, мол, конечно, информация стоящая, а у Гурьева – замечательные информаторы, впрочем, я так и считала. – В общем, он уехал, тебя еще не было, и мы, признаться, думали, что он там встретит вас с Костей, тем более что ты уже нам звонила и сказала, что случилось. Так ты его не встретила?

– Нет, – ответила я. – Хотя мы с Костей дождались того момента, когда Марианну, точнее, – мне снова вспомнилась залитая лучами солнца комната на третьем этаже особняка, – ее тело увезли. Следователи не отпускали нас довольно долго. Все выспрашивали, по-моему, они были крайне недовольны…

– Еще бы! – не удержалась от возгласа Лера. – Убили мировую знаменитость, можно сказать, тут наверняка и ФСБ подключится, а может, и Интерпол!

– Не знаю, – скептически заметила я. – По-моему, у Марианны, кроме здешних родных, никого не было, и все, насколько я понимаю, будет зависеть от их решения…

– Ну, оставим это решение им, – примирительно заметила Моршакова. – Теперь вернемся к Валере. Он приехал обратно уже под конец рабочего дня, уже и Костя заезжал, сказал, что отвез тебя домой, мол, ты совсем расклеилась…

– Да уж, расклеилась, – невесело улыбнулась я, – приходишь на встречу, а вместо беседы с хозяйкой приходится созерцать ее труп и отвечать на вопросы дотошных следователей!

– Это понятно, даже батька не возникал по этому поводу, – откликнулась Лера и бросила быстрый, как бы извиняющийся взгляд на Моршакову. «Батькой» в кулуарах нашей телестудии зовется председатель – Евгений Иванович Кошелев.

– Но все-таки, как ее убили? – не унималась Галина Сергеевна. – Валера сразу же заперся в монтажной, и мы так и не смогли от него ничего добиться вчера. Он только делал значительно-загадочное лицо и говорил, что это «бомба».

– Будет нам всем бомба, как понаедут сюда спецы, так сразу всем нам и будет бомба… – мне было невесело, должно быть, это серьезно отразилось на моем чувстве юмора.

Пошутить не получилось, потому как стоило только представить, что меня начнут таскать на разные допросы, так сразу небо с овчинку покажется. Я надолго замолчала, в сотый раз думая, ну зачем я потащилась к Марианне именно вчера?

Мои коллеги тоже немного помолчали. А потом Галина Сергеевна опять не выдержала:

– Ирина, а что, это правда ритуальное убийство?

– Не знаю, – вздохнула я. – Ее убили стрелой, вот все, что мне известно. Стрела вошла в шею, вот сюда, – я ткнула себя пальцем в перекресток ключиц и тут же вздрогнула, сплюнула через левое плечо и постучала по столу. Похоже, с этой историей я становлюсь суеверной.

– Стрелой? – ахнули мои девицы. – Но почему стрелой?!

– Да откуда же я знаю! Вы даже представить себе не можете, что я испытала, когда вошла в комнату вместе с ее начальником охраны… Точнее, с ее личным сыщиком…

– А это как? – снова удивились собеседницы.

– Да так, сначала представился он мне, вернее, его представил секретарь, который, кстати, прекрасно владеет русским языком… Так вот, представил мне секретарь Генри Скорта начальником охраны Марианны Масри, а когда милиция приехала, так тут и выяснилось, что он еще и лицензию сыщика имеет. Я просто в шоке. И главное – зачем Марианне был нужен личный сыщик… Хотя, – я снова принялась размышлять на заданную тему, – ей ведь приходили письма с угрозами, значит, она и впрямь опасалась… – мои дамы навострили ушки, изо всех сил пытаясь вникнуть в суть моего бормотания. Я глянула на них и поняла, что все равно придется мне им все выкладывать, иначе не отстанут. Я вздохнула и повторила все, что двумя часами раньше рассказала мужу. – Кстати, а кто-нибудь видел нашего Павлушу? – спросила я, когда рассказ был закончен, а мои приятельницы уже пооткрывали рты, чтобы обсудить услышанное.

– Пашку? – удивилась Моршакова. – Нет, не видели сегодня. А что?

– Но ведь он обещал встретиться с Марианниным племянником и кое-что у него узнать… А ты, Лера?

По виноватому выражению глаз помрежа я поняла, что Лера нигде вчера не была и добавить к портрету Марианны Масри ей нечего.

– Ладно, – вздохнула я, – в конце концов, теперь это уже неважно.

– Но как же не важно?! – возмутилась такая обычно невозмутимая Моршакова. – Еще как важно! У меня идея – давайте сделаем передачу о Марианне. Пусть в ней примут участие все, кто ее знал, таким образом наш рейтинг все равно подскочит, ведь этой смертью сейчас весь город интересуется. Не часто у нас убивают богачей мирового уровня.

– Галина Сергеевна, – с укором произнесла я, – как вам не стыдно. Вы говорите ужасные вещи!

– Возможно, – невозмутимо ответила режиссер и поправила свою идеальную прическу, – но я права. Разве не так?

Пришлось признать, что так.

– Но что мы будем показывать в передаче? – спросила Лера. – Ведь Валерий-то небось уже такой репортаж смонтировал, что ни у кого шансов не осталось его переплюнуть.

– Но мы не будем говорить о ее смерти, – ответила Галина Сергеевна, и по прищуру ее глаз, по тому, как она провела рукой по волосам, я поняла, что режиссер уже видит передачу в готовом виде. – Мы расскажем о ее жизни. Соберем информацию о том, как она жила здесь, о ее детстве, о ее родных, а потом, ведь ее приближенные-то наверняка пробудут здесь еще какое-то время, не так ли? – Я кивнула. – Хорошо. А еще поговорим с людьми, которые знали ее близко в последние годы. Тем более, – тоном, не терпящим возражений, добавила она, – что ты, Ириночка, уже успела с ними познакомиться.

– Я не уверена, Галина Сергеевна, – пролепетала я, но, вспомнив о симпатичном импульсивном секретаре, согласилась. – Что ж, мы можем попробовать.

– Вот и славно! – Галина Сергеевна была довольна. – Значит, в следующий эфир должна будет пойти эта передача. Нам желательно бы ее выпустить на девятый день после смерти.

– Ой, давайте о чем-нибудь другом поговорим! – взмолилась я. – Сил уже нет никаких!

Обе дамы прониклись сочувствием ко мне и замолчали. На некоторое время я была избавлена от разговоров о Марианне Масри. Правда, ненадолго.

* * *

Мы с Галиной Сергеевной занимались обсуждением сценария на предстоящую передачу, ее эфир был назначен уже через два дня, а Лера договаривалась о встрече с героиней – Натальей Борисовной Колпачок, директором Научной библиотеки, чтобы уточнить последние детали перед съемкой.

Время близилось к обеду, и тут как раз появились мужчины. Сначала – Павел. Он шумно ворвался в нашу редакцию и, бросив традиционное приветствие, оккупировал свое любимое кресло.

– Здрасьте, здрасьте, – сказала я и выжидательно посмотрела на Павлушу.

Лера, оторвавшись от телефона, сказала:

– Привет.

А Галина Сергеевна ограничилась царственным кивком головы.

– Ну что, Павлуша, – приступила я к допросу с пристрастием, – ты встречался с племянником Марианны Масри?

– Покойной-то? – безмятежно улыбаясь, уточнил Паша. – Конечно, Ирина Анатольевна. Как вы и просили, сударыня, я имел счастье побеседовать с моим приятелем по поводу интересующего вас дела. Кстати, можете не утруждать себя повествованием о вчерашнем неудачном рандеву, я уже обсудил это с Костей.

– Паша, – предложила я, – не паясничай, очень тебя прошу.

– Не буду, – покладисто согласился Павел. – Вам передать наш разговор?

– Пожалуйста.

– Хорошо. Итак, мы встречались вчера в три часа дня. Митька где-то задержался, – принялся рассказывать Паша, а мы все навострили ушки, – но потом провел со мной довольно много времени. Мы пивка выпили, поболтали о том о сем. Он отзывался о тете в самых лучших выражениях, чем, признаться, меня сильно разочаровал. Я все намекал ему на тот, давний, разговор, во время которого он как-то обронил фразу, что теткино состояние не все нажито праведным трудом и вообще в ее биографии хватает темных пятен. Но вчера, – Пашка вздохнул, – его будто подменили. Он все рассыпался ей в комплиментах, говорил, что ему крупно повезло, что у него такая родственница, какая она заботливая и добрая и как совершенно очаровала его семью… В общем, нес всякую чушь. Представляю, какой для него был удар. Для них для всех ее смерть, надо полагать, удар. Впрочем, – с улыбкой закончил он, – есть завещание. Оно-то, думаю, и покажет, так ли на самом деле тетушка добра…

– Вот как? – я прищурилась. – Значит, ты говоришь, что Дмитрий приехал на встречу в три часа?

– Да, даже задержался немного. А что?

– Дело все в том, что я виделась с ним вчера, – задумчиво проговорила я. – Он уехал от Марианны в начале первого, причем сослался на важную встречу, сказал, что ему срочно нужно ехать. А появился у тебя только в три. Странно…

На самом деле я понимала, что из этого еще ничего не следует, но все равно, – где был Дмитрий все это время?

– Ну и что из этого вытекает? – спросил Паша. – Может, у него действительно была важная встреча в этом промежутке времени.

– Да, возможно, – согласилась я. – А ты не мог бы узнать, где он был эти два часа?

– Ну и мог бы, – пожал плечами Паша, – да только если он замешан в этом, то вряд ли так честно мне и сознается. Хотя… Знаете, – он обвел нас взглядом, – Митька вчера был какой-то не такой, как всегда. Ну не то чтобы я могу сказать что-то определенное, но он как будто чего-то ждал. Все на часы поглядывал. Как-то был чересчур весел, словно пытался скрыть что-то.

Мы помолчали, переглянувшись.

– А что, – спросила Лера, – если это он?

И мы снова переглянулись.

– Да ну вас, ей-богу! – возмутился Пашка. – Это уж совсем глупости! Не мог Митька этого сделать! Он и стрелять-то не умеет. Это я вам зуб на холодец дам, – и Паша сделал не очень приличный жест, подтверждающий, что он не врет.

– Постой, Паша, – вступилась я, – да ведь никто его и не обвиняет, мы всего лишь предположили…

– Это вот та девушка, – язвительно произнес Павел, указав глазами на Леру, – предположила.

– Но мы все так подумали, – не сдавалась я, а Лера обидчиво поджала губы. – Ладно, – решила я примирить молодых, – в конце концов это дело следственных органов. Пусть они и разбираются, кто, как и зачем.

– Это верно, – сказала Моршакова. – Но мы тоже не намерены оставаться в стороне. Правда, девочки? – мы с Лерой согласно кивнули, мол, конечно.

– А что вы затеваете? – с интересом спросил Павел. Сейчас, когда его глаза горели задором, а сам он весь как будто подобрался в кресле, он стал похож на молодого и задорного охотничьего пса. Только вот виляющего хвоста не хватало.

– Мы хотим сделать передачу о Марианне Масри, – поведала Моршакова. – Она как-никак наша землячка, и потом у нас, как я понимаю, есть выходы на нужных людей, – Павел выразительно приподнял свои темные брови. – Да, – сказала на это Моршакова. – Вот ты, Паша, например, мог бы устроить нам интервью с племянником Масри, а Ира волею судьбы знакома с ее секретарем, да и с людьми, которые были довольно близкими к Марианне. Мне кажется, да нет, – поправила она себя, – я просто уверена в том, что материал получится замечательный, а передача так и вовсе соберет небывалый рейтинг. Что скажешь?

Павел задумался, нахмурился, поводил бровями вверх-вниз и ответил:

– Согласен, что может получиться недурно, очень, я бы сказал, недурственно… Но разрешат ли?

– Это ты про Кошелева? – уточнила Галина Сергеевна. Павел кивнул. – Ну, эту проблему я беру на себя.

На этом и порешили.

Однако на сегодня это оказался не последний разговор о Марианне Масри и о том, что же случилось в ее коттедже на самом деле.

Глава 4

Еще до конца обеда к нам в редакцию пожаловал и Валерий Гурьев. Вид он имел настолько важный, что к нему буквально было страшно подступиться.

– Валера, – сказала я, не обращая внимания на выражение его лица, – где ты пропадаешь? Мы ждем тебя целую вечность. Ну, давай, хвались, что за бомбу тебе удалось смастерить на этот раз?

Валера расплылся в широчайшей улыбке, оседлал стул и произнес:

– У меня действительно готова бомба. Сегодня вечером эфир. Передача смонтирована, но так и быть, вам я расскажу. Я уже все знаю об этом деле из своих источников. Представьте, – Валера сел поудобнее и приготовился рассказывать сенсацию, а мы, соответственно, слушать, – вчера… Я с самого начала, если позволите? – запоздало спросил он, мы нетерпеливо закивали. – Ну, так вот, вчера сижу я, значит, в монтажной и пытаюсь хоть чем-то интересненьким заполнить предстоящие полчаса эфира. Передача получается – из рук вон плохо. Ничего горячительного, сплошная бытовуха.

Тут раздается звонок и меня просят к телефону. Я подхожу, и мне один мой товарищ, имени которого я вам, естественно, не открою, сообщает, что случилось страшное. Марианна Масри, миллионерка-коллекционерка, найдена в своем особняке мертвой. Мол, нашли тело такие-то и такие-то, – Валера выразительно посмотрел на меня, – а сейчас там спецбригада и «Скорая». Тело еще даже, мол, не увезли. Дает мне адрес, только пока я собирался с Витькой, пока добирался, тело, естественно, увезли и даже вас, Ирина, с Костей домой отправили. Пришлось довольствоваться малым. Меня и в дом не пустили. Но…

Но, – продолжил никогда не унывающий Валера, – нас ведь так просто не возьмешь, мы ведь не мытьем, так катаньем, верно? – он браво подмигнул. – Ирина, вы вчера там заметили в небе что-нибудь необычное?

– Необычное? – переспросила я. – Ну, конечно, мы заметили. Там в небе периодически появлялись дельтапланы.

– Дельтапланы? – удивился Пашка. – «Ху из дельтапланы?»

– Дельтапланы, Паша, – сказал Валера, – это такие летательные аппараты, на которых летают.

– О, – язвительно откликнулся Старовойтов, – большое спасибо за консультацию.

– А что там с дельтапланами, Валера? – спросила Моршакова.

– А то, Галина Сергеевна, что неподалеку от дома Марианны Масри, на том крутом склоне, помнишь, Ирина, – я кивнула, – расположена у дельтапланеристов так называемая база. Они оттуда сигают каждый божий день.

– Ну и что? – возникла Лера.

– А то, Лерочка, что ваш покорный слуга, – Валера картинно поклонился, – сообразил, что у дельтапланеристов можно кое-что поспрошать. И поспрошал. И узнал… – здесь он подержал паузу, и первой не выдержала я.

– Валера, не томи!

– Хорошо, – со вздохом сказал Валера. – Не буду. Так вот, я отправился к ним туда, мы с Витькой пошли, на ходу снимали разные удивительные кадры, например, дом Марианны Масри и две милицейские машины рядом, а также – заметную суету на пологом противоположном, поросшем лесом склоне оврага. Чего-то они там искали. Не знаешь, Ирина, чего?

– По-моему, оружие, – ответила я.

– Ну, мы так и подумали, – удовлетворенно заметил Валера. – Значит, полагают, что стреляли оттуда. Ну, ладно, я отвлекся. Так вот, залезли мы на эту гору с грехом пополам. Там, оказывается, даже едва заметная тропиночка есть. Вскарабкались, употели, запыхались, но поспели вовремя. Дельтапланеристы уже по домам собирались. А тут мы с камерой, с вопросами. Они и растерялись, а мы давай у них разные разности вызнавать. Сначала-то, как положено, прикинулись, что их секцией интересуемся. Познакомились с ними, там их человек десять. Главарь, оказывается, сосед Марианны. Видела, Ирина, там такой домик невысокенький с черепичной крышей? – Я опять кивнула. – Ну вот, он в нем и живет. Да и вся эта братия у него ночует периодически. Когда летать хотят. Вот. Звать его Сергей Бурханкин. Хороший парень. Он, между прочим, довольно обеспеченный, у него какая-то фирма, строительными материалами торгует. А дельтапланы – это хобби у него такое, – Валера улыбнулся. – Вот, мы с ними и подружились. Пообещали передачу о них снять. Все такие нормальные парни, надо бы и правда показать их.

– Валера, – не выдержала я, – а ты не мог бы ближе к делу?

– То есть к телу? – по-черному пошутил Валера. – Ладно. Спустились мы с ними вниз. Я и говорю: что-то, мол, у вашей соседки случилось. Милиция крутится, не знаете? Мне Серега и говорит, мол, странное дело, но сегодня с полудня тут что-то не так. Я спрашиваю, а что? А они давай мне рассказывать, мол, тут с самого утра что-то не так. Сначала, когда они только собрались полетать, а было это около одиннадцати, в доме какая-то заметная суета возникла. Чего-то жильцы все по двору ходили, заглядывали в окна, затем выбрались всей компанией, а компания у них солидная – дама, ее секретарь, затем старик, молодой парень, племянник, что ли, и еще шесть толстолобых секьюрити – так вот, все они пошли зачем-то в лесок, что на склоне растет, и оттуда чего-то долго выглядывали. К полудню вернулись в дом. Потом, мол, приехала еще какая-то дамочка на покоцанной машине с гигантом-водителем, – Валера хитро улыбнулся, – это, как вы понимаете, относится к тебе, Ирочка, и к нашему Костику.

Приехали, – продолжал Валера, – дамочка вошла, водитель остался. Через некоторое время выскочил из дома племянник, завел спортивную теткину машину и укатил. Потом вышел старик и пошел на то место на склоне, откуда все они нынче чего-то разглядывали. Затем выскочили охранники, один остался рядом с покоцанной машиной, а прочие ускакали к склону. Потом вышла дамочка, о чем-то поговорила с водителем, затем снова в дом вернулась. Через минуту на пороге появился секретарь, дошел до ворот, затем вместе с охранником и водилой в дом вернулся. К этому времени вернулись и прочие вместе со стариком. А спустя еще какое-то время прикатили сначала милицейская, а затем и «Скорая» машины. Потом еще одну милицейскую, видать, вызвали. Потом отпустили дамочку с водилой, а сами принялись по склону разгуливать. Мы, мол, и сами ничего понять не можем.

Я, конечно, – продолжал Валера, – выслушал. Потом говорю, а что, вы все это время летали? Они мне, ну, мы с периодичностью пускаемся в полет, по очереди. Поэтому все это видели по отдельности. А я обратил внимание при этом разговоре на одного мужичка.

Крепенький такой с виду, но сразу понятно, что нерусь. Я у Сереги спрашиваю потихоньку, а кто это? Он мне отвечает, что это новичок. Он сегодня только один полет сделал, да и то с инструктором. Русский, спрашиваю? Нет, американец, отвечает Серега. Мол, знакомые попросили ему помочь, он тут по каким-то делам, а остановился у него. Пару дней назад приехал. Ну, Серега и его сюда с собой прихватил. Слушай, говорю, а самому можно попробовать полетать? Он – мне, да конечно, сколько угодно. Я обрадовался, завтра еду к ним.

– Ну и что тут интересного? – спросила Лера.

– А то, Лера, – ответила за Валеру я, – что Валера у нас просто криминальный талант какой-то. Ты что же, полагаешь, что можешь что-то обнаружить, если пролетишь над этим оврагом?

– По крайней мере, Ирочка, – с любезной улыбкой сказал мне Валера, – я смогу на собственном опыте прикинуть, возможно ли, планируя на дельтаплане, планируя, Ирочка, а не пролетая, так вот, возможно ли, планируя над оврагом, выстрелить из, скажем, арбалета и попасть в окно, а главное, в самого человека.

– Значит, ты не веришь, что стреляли со склона? – спросила я.

– Может, и оттуда, но если они до сих пор не могут найти оружия, то это о чем-то говорит. А на склоне, по словам тех же дельтапланеристов, больше никого в тот день не было.

– Значит, ты кого-то из них подозреваешь? – поинтересовался Пашка.

– Значит, – коротко ответил Валера и поднялся со стула. – А в дом-то меня все-таки пустили. Позже, правда. Но кое-что я снял. Смотрите сегодня вечером.

– Валера, ты куда? – это была Моршакова.

– Пойду, Галина Сергеевна, устал, а еще дела есть. Да, Ирина, мне сегодня должен знакомый спец позвонить, это насчет оружия и самой стрелы. Так тебе интересно?

– Нам всем интересно! – ответил за всех Павел.

– Хорошо, хорошо, – хохотнул Валера. – Вам всем и доложу, как только что-нибудь узнаю. Не прощаюсь, – и Валера, махнув рукой, исчез за дверью.

* * *

Дальше все пошло по обычному сценарию – мы провели остаток рабочего дня за рутиной, но при этом, уверена, каждый из нас не переставал думать о загадочном убийстве Марианны Масри. Что же там случилось на самом деле? Неужели это было какое-то ритуальное убийство? И можно ли было, к примеру, застрелить ее с пролетающего мимо ее окна дельтаплана? И почему этой идеей загорелся Валера Гурьев, который вообще-то в таких делах был своего рода докой. Словом, все мы размышляли на заданную тему.

Паша созвонился с Дмитрием Карановым, племянником, и договорился о встрече сегодня вечером. Сначала-то он хотел назначить встречу на завтра, но Митька, как называл его Павлуша, отказался, сославшись на похороны. К тому же сегодня должны были огласить завещание Марианны. Таким образом была надежда узнать от Паши кое-что интересное.

А потом мне позвонили из прокуратуры, некто представился Михеевым, помощником прокурора, и спросил, смогу ли я к ним заехать сегодня, разумеется, вместе с Костей Шиловым. Мы согласились.

После работы мы прямиком отправились в прокуратуру, где нас встретил сосредоточенный следователь, представившийся Валентином Яцковым, он пожелал узнать, вспомнили ли мы еще что-нибудь. Мы не вспомнили, он надулся, сказал, что вызовут нас еще, попросил опять-таки никуда не уезжать, поскольку дело довольно серьезное, на том и распрощались. Странно, не мог он всего этого по телефону сказать?

Я отважилась и спросила у следователя, будет ли подключена к делу какая-нибудь более серьезная структура, все-таки убили гражданку США. Следователь надулся пуще прежнего и сказал, что это закрытая информация. Значит, будет, решили мы с Костей по дороге домой.

Дома меня ждал муж, я сегодня припозднилась и явилась уже после восьми, так что он меня опередил и даже уже занимался приготовлением ужина.

– Привет, – сказал он. – Как у тебя дела? Что нового?

Я вкратце пересказала ему то, что удалось узнать сегодня, а также о нашем решении сделать передачу о Марианне. А тут как раз по телевизору начали показывать Валеркину передачу. Мы уселись и стали смотреть.

Ну что сказать? Валера Гурьев действительно был профессионалом в своем деле. Ему удалось забраться в дом, хотя и после того, как тело увезли и там побывала милиция. Однако, как я поняла, пустил его в дом Эд, и даже мистер Скорт не стал возражать. Валера снял комнату, в которой случилась трагедия, затем крупным планом навел объектив на окно, закрытое к тому моменту, как бы говоря, что, мол, разгадка именно здесь. Потом он рассказал о Жреце Смерти, в принципе, я все это уже знала, но сюжет был сделан профессионально, к тому же Валера поступил крайне хитро – назадавал кучу вопросов, ни на один из них не ответил, но зато клятвенно пообещал провести собственное расследование и посвятить в его результаты своих зрителей в самом ближайшем будущем. Получилось действительно что-то вроде бомбы.

Мы с мужем помолчали, потом он спросил:

– Ну, что думаешь?

– Володя, давай Моцарта послушаем? – попросила я вместо ответа. Я совсем забыла о самом главном моем увлечении, о том, что так помогает мне расслабиться, а если нужно – сконцентрироваться. Конечно, я говорю о классической музыке. – Мою любимую… – попросила я мужа.

– Ладно, – согласился Володя и поставил кассету.

Я заслушалась, вернее, задумалась. Нет, ничего у меня в голове не складывалось. Конечно же, повторюсь еще раз – я не профессиональный сыщик и даже не претендую на это высокое звание, но мне почему-то кажется, что всякий человек, оказавшийся волею случая впутанным в загадочное происшествие, начинает строить собственные гипотезы и силится все разгадать самостоятельно. Разве не так? Так, конечно, так. Вот и со мной происходило то же самое. Я стремилась разгадать, но пока у меня не было ни одной, даже самой завалящей гипотезы, ни одной, даже самой плохонькой версии. У меня была только куча вопросов, и с чего же начать – я не знала. С чего начать собственное расследование?

А тут зазвонил телефон. Это был Валера Гурьев.

– Привет, коллега, – бодрым тоном начал он. – Посмотрела мою «бомбу»?

– Конечно, – ответила я. – Согласна, что сюжет получился – высший класс, да только вот я ничего нового из него не узнала.

– Да и не надо, – хохотнул Валера. – Новое я тебе сейчас расскажу. Приготовилась слушать?

– Да.

– Тогда слушай. Мне звонил эксперт, ну, он мой хороший знакомый. Так вот, выяснилось, что стрела – самая обычная, арбалетная. Стрела-то обычная, только короткая, да вот сам арбалет – не слишком. Он меньше, чем стандартный, примерно сантиметров тридцать длиной. Если натянуть тетиву, то получается сорок, не больше. Этакий мини-арбалет. Вот, это что касается самого оружия, теперь о другом… – Валера немного помолчал, затем продолжил, как бы собравшись с мыслями: – Удар, с которым стрела вошла в тело, говорит о том, что сила, с которой она была выпущена, – нешуточная. Все они там решили, что человек, который это сделал, по всей видимости, неплохо умеет стрелять из арбалета. Хотя особого там умения и не надо, необходим навык. Говорят, что вряд ли стреляли со склона. Стрела вошла почти под прямым углом, а это значит…

– А это значит, – закончила я вместо него, – что ты, похоже, опять прав. Стреляли с дельтаплана?

– Не знаю, – в Валерином голосе таилась улыбка, – это я надеюсь узнать завтра.

– Ладно, спасибо за информацию. До встречи.

– Пока. Завтра, после полетов, постараюсь появиться или хотя бы позвонить, – Валера положил трубку.

Так, подумала я, тоже положив трубку на рычаг, получается, что убили – с дельтаплана. Так, что ли? Я задумалась. Наверное, надо позвонить Эду. Я набрала номер, не поздновато ли? Трубку взял сам Эд:

– Добрый вечер, – мягко проговорил он. – Эд Проханов у телефона. С кем имею честь говорить?

– Эд, привет, – начала я, – это Ирина Лебедева, извини, что так поздно, – часы показывали начало десятого.

– О, – похоже, он был рад меня слышать. – Ирина, привет. Ничего, еще вовсе не поздно. Как дела? Хорошо, что позвонила.

– Спасибо, дела неплохо. Эд, послушай, мы тут хотели бы сделать передачу о Марианне, о том, какая она была… – Я запнулась, затем продолжила: – Каким она была человеком. Хотим встретиться с ее учителями, с ее родными, с вами, в конце концов, ведь вы неплохо знали ее последние годы. Ты как на это смотришь? – Я не заметила, как перешла на «ты».

– Я думаю, вы правы, – обрадовался Проханов. – Это хорошая идея. Марианна заслужила, чтобы о ней сделали такую передачу. Только, пожалуйста, обещай, (похоже, что Эд тоже был не против перейти на «ты»), – что в передаче не будет никакой про нее гадости!

– А что, разве в ее жизни было много этой, как ты выражаешься, гадости? – тут же спросила я.

– Ну, по-моему… – Эд, похоже, сообразил, что выразился как-то не так, – в жизни каждого человека бывают такие моменты, что он невольно выбирает грех. А у таких людей, как Марианна, искушение было довольно велико, просто потому, что возникали большие возможности. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, кажется, понимаю.

– Вот, – продолжил он, – поэтому стоит только захотеть, как сразу же всплывут такие сплетни, столько грязи выльют, что… Словом, я бы не хотел, чтобы передача превратилась в прилюдное копание в чужом грязном белье. Пожалуйста, не ты. Охотников и так найдется немало. Марианна заслуживает лучшей памяти.

Я обратила внимание на то, что Эд говорит о своей хозяйке так, словно у него с ней были куда более близкие отношения, чем просто рабочие. Он говорил о ней так, словно он ей – родственник, друг, а не просто секретарь. Я отметила это про себя и решила, что он согласится на интервью. Ему, похоже, хочется самому рассказать о «своей» Марианне, так же как Мите хотелось рассказать о «своей».

– Хорошо, Эд, я обещаю. Тем более, – сказала я, – что у нас и в мыслях не было специально чернить ее имя. Хотя должна тебе заметить, что мы все же должны придерживаться объективности. Мы расскажем о том, что узнаем, не больше и не меньше. Правда, заверяю тебя, что не станем копаться в ее грязном белье, как ты выразился. Мы хотим, чтобы передача состояла из трех частей – ее детства, то есть здесь будут интервью с ее учителями и одноклассниками, а может, товарищами по группе, затем – интервью с ее родными, если они, конечно, согласятся, а также – беседа с тобой как с личным секретарем Марианны, надеюсь, ты не против поговорить со мной о ней?

– Нет, я не против. Я согласен на такой сценарий.

– Вот и отлично. Обещаю также, что в передаче не будет никаких версий на тему ее убийства. У нас все-таки передача женская, поэтому мы и хотим рассказать о Марианне как о женщине. Это – прежде всего, – не удержалась я и все-таки забросила удочку.

– Замечательно, – тут же поддержал меня Эд. – Когда мы встретимся?

– Не так скоро, – я несколько охладила его энтузиазм. – Завтра будет известен результат переговоров с нашим начальником. А потом мы можем созвониться. Ты как?

– Завтра ее похороны… – печально произнес Эд. – Она хотела, чтобы ее похоронили здесь. Она вообще хотела здесь остаться…

– Жаль. Мне действительно очень жаль, – сказала я. – Значит, завтра мы не сможем, тогда послезавтра? – я прикидывала, что у меня назначено на послезавтра. Эфир. Но это ближе к вечеру. Смогу ли я выкроить пару утренних часов?

– Нет, давай встретимся завтра, – неожиданно заявил Эд. – Похороны утром. Думаю, что часа в два я буду свободен. Ты приедешь или встретимся где-нибудь в другом месте?

– Наверное, я смогу приехать, – согласилась я. – Со съемочной группой? – мне почему-то показалось, что Эд хотел поговорить только со мной, поэтому я и задала этот вопрос.

– Может, для начала просто поболтаем? – предложил он.

– Хорошо, Эд. До завтра. – И мы попрощались.

Что ж, сегодня должны были огласить завещание, к тому же – завтра похороны. Посмотрим, что же из всего этого получится. Да, а ведь завтра еще и Валера будет летать. День обещал быть интересным.

* * *

– Ну, кто звонил? – спросил муж, когда я появилась на кухне. – Валерка, да?

– Да, он, – ответила я. – Будем ужинать?

– Конечно, будем. Что, не выдержал, тщеславие одолело? После передачи небось всех ваших обзванивает?

– Возможно, – улыбнулась я. – Кстати, он сказал, что стрелу выпустили под прямым углом, а это значит, что стреляли откуда угодно, да только не со склона.

– Вот как! – Володя вскинул брови. – И что это значит?

– А это значит, что Валера скорее всего прав, это можно было сделать, например, с пролетающего мимо окна дельтаплана.

– Ты шутишь! – воскликнул муж. – Да ты вообще-то представляешь, что это такое, полет на дельтаплане? Да там держаться нужно двумя руками за рамку, чтобы правильно управлять этим воздушным змеем. Ведь весь полет построен на ловле воздушных потоков. А для выстрела, как я понимаю, нужны обе руки.

– Даже если из арбалета стреляли? – спросила я.

– Даже если, – ответил муж.

– Тогда что же получается? Что и с дельтаплана невозможно было сделать выстрел?

– Да, наверное, так.

– Но постой, – вспомнила я, – а ведь Валерка говорил, что первые полеты делают с инструктором. Что скажешь на это?

– А что скажу? – Володя пожал плечами, а потом задумчиво пожевал губами. – Может, если с инструктором… Да нет. Невозможно это! – он нахмурился. – Новичок-то и вовсе перепугается. Там такое количество адреналина выделяется, что собственное имя-то забудешь, не то чтобы еще и стрелять, да притом так метко.

– А ты-то откуда знаешь? – не выдержала я.

– Ну, у меня приятель был в институте, занимался этим. Рассказывал. Да и сам я, – смущенно ответил муж, – смотрел не раз. Хотя и не рискнул… Словом, новичок в этом деле вряд ли отважится на подобное, единственное, что он сможет сделать, так это – держаться изо всех сил за раму. Хотя, – продолжил он, пережевывая ужин, – теоретически можно представить себе такую ситуацию: оба дельтапланериста действуют заодно, тогда, конечно, один из них держит раму и попутчика, а второй, если очень постарается, то сможет выстрелить, а может, даже и попасть.

– Ясно, – сказала я. – В общем, ты все-таки не отрицаешь, что такая возможность имеется.

– Нет, я не отрицаю, – согласился муж. – Но только в этом случае придется искать не одного злодея, а парочку.

– Понятно, – резюмировала я.

– Вообще же, если тебе интересно мое мнение, то вся эта история выглядит жуть как неправдоподобно. Как в кино. Понимаешь, что я хочу этим сказать? – Я не слишком, правда, уверенно, но все-таки кивнула. – Словно ожил один из рассказов Честертона… – видимо, муж собирался мне что-то рассказать, но тут нас прервали.

Это был очередной телефонный звонок, и я очень удивилась, кто бы это мог быть. Муж взял трубку, и выяснилось, что звонили из Питера наши родственники. У двоюродной Володиной сестры родился внук. Остаток вечера мы провели в обсуждении совершенно иных тем.

Глава 5

Утром я проснулась в относительно неплохом настроении, а по сравнению с предыдущими днями – так и вовсе в великолепном. Я пожелала прослушать запись Паваротти, как делаю по утрам довольно часто, и Володя даже не стал на этот раз вредничать и бубнить себе под нос всякие мелкие гадости относительно моего любимого тенора.

Затем мы собрались на работу, и я появилась в редакции, как всегда, без опозданий. Лера сидела уже за столом и что-то сосредоточенно строчила.

– Здравствуйте, Ирина Анатольевна, – сказала она и улыбнулась. – Вот, вчера вызвонила кое-кого из бывших преподавателей Масри, а еще удалось выйти на кое-кого из ее однокашников. Теперь сижу и составляю список кандидатур.

– Молодчина! – похвалила я. – Я вчера тоже договорилась о встрече с ее секретарем. Сегодня в два часа дня. Правда, он пожелал сначала обговорить вопросы со мной, а потом уже дать телеинтервью, – немного приврала я.

– Отлично, – в свою очередь похвалила меня Лера. – Теперь дело за этим оболтусом, Пашенькой, – последнее слово было сказано со всей, доступной Лере язвительностью.

И надо же, как неудобно получилось – Пашенька собственной персоной появился на пороге редакции как раз в тот момент, когда с таким смаком произносилось его имя. Он замер, посмотрел на Леру, которая тут же, при виде его, залилась краской, а потом обратился ко мне:

– Ира, ты случайно не знаешь, за что она меня так не любит? – спросил он и надулся.

– Она тебя очень любит, Паша, – за его спиной раздался голос Галины Сергеевны. – А если ты меня пропустишь, то и я тебя буду любить.

– Простите, Галина Сергеевна, – Пашка отодвинулся в сторону, пропустил нашего режиссера и только потом вошел в комнату сам. – Я вот все думаю, – начал он, – и что во мне такого, что Лерочка так на меня реагирует? Может, я уродец? А может, даун со слюнявым ртом? Может, я…

– Паша, – примирительно произнесла Моршакова, глянув на притихшую Леру, – успокойся. Не доканывай девочку.

– Если бы вы, Галина Сергеевна, – Паша метнул на Леру быстрый взгляд, – слышали, как, – он выделил последнее слово, – она только что произнесла мое имя, то вы бы тоже начали задаваться такими вопросами.

– А как? – Моршакова сняла шубку и села за свой стол.

– Так, – трагическим голосом начал Паша, – словно она говорит о каком-то монстре, о каком-то мутанте, о чудовище! Вы не представляете, сколько яда было в тоне этой девушки!

– Ну хватит! – воскликнула Лера. – Это ты из меня уже чудовище сделал! Ничего такого я не имела в виду! Если ты обиделся – извини! – сказала она дерзко, видимо, очень не хотелось ей извиняться перед Пашкой.

– Вот видите! – Паша закатил глаза к потолку и сложил на груди руки. – Она даже извиняется так, словно наносит очередное оскорбление. А между тем… – но он вовремя остановился, посмотрев на Леру, которая уже завелась и, видимо, горела желанием ответить на его шутовские реплики. – Ладно, – сказал Паша и перестал кривляться, – принимаю извинения. Надеюсь, что с этого момента ты станешь думать обо мне лучше…

Лера фыркнула и уткнулась в свой список. Мы с Галиной Сергеевной понимающе переглянулись, а Паша снова вздохнул. Очередная сцена была отыграна, можно было приступать к деловой части и обмену новостями.

– Ну что, голуби, – сказала Галина Сергеевна на правах старшего и положила свои ухоженные руки на стол. – У меня для вас есть хорошая новость. Я вчера немного задержалась и столкнулась с нашим батькой. Случай был подходящий, вот я и спросила его, что он думает про передачу о Марианне Масри. Мы с ним поболтали, очень, надо сказать, премило, и он дал свое согласие. Так что можем приступать.

– Замечательно! – подхватила Лера. – Я как раз списком ее знакомых по Тарасову занимаюсь, преподаватели, однокашники…

– А я договорилась об интервью с ее секретарем, – поддержала я Леру.

Мы все уставились на Пашу.

– Ну что, как я понимаю, дело за мной? – спросил он лукаво. – Хорошо. Я встречался вчера с Митькой. Что вам интересно сначала узнать, то, что для протокола, или нет?

– Сначала давай официальное сообщение, – велела Моршакова.

– Хорошо. Интервью и он, и его родители дать согласны.

– И все? – удивилась Лера.

– Да, все, что касается официального сообщения. А теперь, так сказать, то, что не для протокола. Просили, чтобы в передаче не упоминалось об ее смерти. То есть этакое «Чтобы помнили».

– И секретарь просил о том же, – отозвалась я.

– Вот как? – удивился Пашка. – Похоже, они неплохо между собой контачат. Ну, ладно, я продолжу. О завещании, – он закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди, – значит, так. По завещанию большую часть денег Марианна велела передать в свой благотворительный фонд. Впрочем, она оставила своим родным пару миллионов долларов, а это, согласитесь, немалые деньги. – Мы согласились. – Кроме того, кое-что она оставила и своему секретарю, и своему этнографу, и своему сыщику. Кстати, о сыщике. В завещании есть специальный пункт, в котором она заявляет, что расследование своей смерти, если таковая случится насильственным путем, доверяет только ему и просит не проводить никакого официального расследования. Похоронить же завещала себя здесь.

– Интересно, – я покачала головой. – Значит, выходит, что не было кого-то, кто мог бы убить ее из-за денег, если большую их часть она оставила сироткам?

– Похоже на то. Правда, она пару миллионов положила в какой-то банк, я толком не понял в какой, на имя какой-то тетеньки. Впрочем, мало ли у нее могло быть наследников. Большую часть жизни она все-таки провела за границей. А управление всеми фирмами завещала своему заму.

– Так, получается все-таки, что из-за денег ее вряд ли могли убить. Хотя пара миллионов долларов – это очень большие деньги по нашим меркам, – произнесла я в раздумье. – Ты все еще думаешь, что…

– Я вас умоляю! – воскликнул Пашка. – Ира, если ты хочешь знать, имеет ли к этому какое-то отношение Митька, то я официально заявляю, что никакого. Для них это богатство – как снег на голову. И потом, у Мити папа довольно обеспеченный человек, денег им, насколько мне известно, на жизнь хватает. И даже на очень хорошую жизнь.

– Но ведь где-то же он был в тот день. Кстати, – я вспомнила разговор с мужем, – а он не увлекается случайно дельтапланеризмом?

– Ни в коем случае! – решительно заявил Пашка. – У Митьки – боязнь высоты. Он всю жизнь ее боится, как огня.

– Ясно… – сказала я, хотя мне вряд ли хоть что-то было ясно на самом деле.

Вроде бы получалось, что и племянник ни при чем. Но если он не делал этого сам, то вполне мог, в надежде на теткино завещание, нанять кого-нибудь. Разве нет? Я посмотрела на Пашку. Нет, ему говорить об этом, пожалуй, не следует. Он и так стоит горой за своего приятеля, еще, чего доброго, распсихуется не на шутку. Но подождем, какие вести принесет нам Валера. А что, подумалось мне, если в этом действительно замешан кто-нибудь из дельтапланеристов? Вполне возможно. Митя пообещал им денег, а они… Ладно, подождем. А что, вновь спросила я себя, что там говорил Валера? А говорил он, что вся компания из Марианниного особняка выходила в то злосчастное утро и торчала на пологом склоне. И что они там делали? Вот тоже вопросик. Но на него-то я все же надеялась получить ответ от Эда.

– Ясно, – сказала я снова, – новости интересные. Главное же, что мы можем делать передачу о Марианне. Лер, ты договоришься с ее приятелями, скажем, на послезавтра. Но перед этим мне все-таки хотелось бы, чтобы ты немного с ними поговорила.

– Да, я этим и хочу сегодня заняться. Эфир только завтра. У нас все готово, так что сегодня, мне казалось… – она посмотрела на Моршакову, – я могла бы…

– Могла бы, могла, – разрешила Галина Сергеевна.

– Правда? – улыбнулась Лера. – Ну, Галина Сергеевна, я ведь самых перспективных хочу найти. Чтоб интересно было!

– Никто и не сомневается, что тебе это удастся, – заверила ее непосредственный начальник. – Сегодня у нас и правда работы немного. Можешь ехать.

Лера еще раз улыбнулась и принялась названивать, договариваясь о встречах.

– А ты, – Моршакова посмотрела на Пашку, – что скажешь? Когда родные дадут нам интервью?

– Ну, думаю, дня через два, – пожал он плечами.

– Хорошо. Значит, так, – резюмировала Галина Сергеевна. – Лера поедет сегодня на предварительное собеседование. Ира на встречу с секретарем, а мы с тобой, Павлуша, поедем в библиотеку. Натуру снимать.

Паша шумно вздохнул, но покорно кивнул головой и поплелся за камерой.

* * *

До двух часов дня я буквально не знала, чем себя занять. Мои коллеги уехали по своим делам, и я сидела в пустой редакции, ожидая назначенного для встречи времени. Потом решила позвонить Эду. Но мне никто не ответил. Я вздохнула и налила себе чаю, чтобы хоть как-то скоротать время. И почему это, когда не надо, оно так медленно тянется?

А потом зазвонил телефон. Я подняла трубку, надеясь, что это меня, и радуясь хотя бы минутному развлечению.

– Да, – сказала я. – Телевидение, редакция программы «Женское счастье».

– Здравствуйте, с вами говорит Эд Проханов, – услышала я его спокойный, чуть опечаленный голос. – Я могу поговорить с Ириной Лебедевой?

– Привет, Эд, – сказала я. – Это Ирина Лебедева. Что-нибудь случилось, мы не сможем встретиться?

– Да нет, все в порядке, – ответил он. – Я, конечно, знаю, что еще рано, – я посмотрела на часы, которые показывали начало первого, – просто звоню предложить тебе кое-что.

– Что же? – удивилась я.

– Я уже почти освободился. Сейчас нахожусь у родных Марианны, поэтому мы можем встретиться где-нибудь в городе. Ты как на это смотришь?

– Положительно. Можешь добраться до редакции?

– Но ведь у вас там, наверное, полным-полно народу… – с сомнением в голосе протянул он. – А мне бы хотелось поговорить в спокойной обстановке.

– Ну, во-первых, я не настаиваю, чтобы мы встретились именно в стенах телестудии. А во-вторых, мне и самой хочется спокойно поговорить. Просто я подумала, что тебе довольно просто добраться до телестудии, любой подскажет. Я могу ждать тебя на улице. Согласен?

– Согласен, – сказал Эд. – Меня подвезет Марианнин племянник, ты ведь его помнишь?

– Да, – ответила я, подумав, что секретарь, похоже, неплохо контачит с родными. – Когда вас ждать?

– Сейчас, подожди, – Эд прикрыл трубку рукой, видимо, спрашивал у племянника, сколько времени понадобится, чтобы добраться до телестудии. – Примерно минут через сорок.

– Хорошо, я буду ждать вас у входа. Увидимся.

– До встречи, – сказал Эд и отключился.

Сорок минут, согласитесь, это не два часа. Прошли они почти незаметно, и в назначенное время я выпорхнула из дверей телецентра. Надо полагать, что приедут они на синей спортивной «Ауди». Ну, так и есть. Вот и они. Я увидела синюю «Ауди» Мити. Они остановились неподалеку, и я подошла к машине. Мне навстречу уже вышел Эд, а Митя только помахал из тачки и, кивнув Эду, уехал.

– Ну, привет, Ира, – улыбнулся Эд.

Он был в длинном черном кашемировом пальто и черном же костюме, и траур так шел ему, что даже сердце у меня невольно забилось сильнее. Редко можно встретить таких мужчин… Я с некоторым удивлением посмотрела на Эда. Кажется, только сейчас я разглядела в нем мужчину, а не просто милого, до невозможности обаятельного мальчика и опять, как и при первой нашей встрече, подумала, а только ли деловые отношения связывали его с Марианной?

– Что? – мягко спросил Эд, глядя в мое задумчивое лицо. – Что-нибудь не так?

– Да нет, все нормально, – я смущенно улыбнулась. – Ну что, куда пойдем?

– Не знаю, – скорчил он милую гримаску. – Я в вашем городе, как ты понимаешь, очень плохо ориентируюсь. Поэтому давай, выбирай сама.

– В таком случае, может, прогуляемся? Погода, по-моему, замечательная. – На улице действительно было не по-зимнему тепло и солнечно.

– O’key, – снова улыбнулся Эд. – Куда, в какую сторону пойдем? Кстати, ты знаешь, за нами следят.

– Кто? – я тут же начала озираться по сторонам.

– Ну… Пойдем, по дороге расскажу, – он легко взял меня под локоток, затем, стоило нам пройти пару шагов, тут же отпустил. Вот что значит американец. – Вчера появились люди из ваших спецслужб. Даже завещание при них читали, они не захотели выполнить, – он вздохнул, – последнюю волю Марианны.

Я посмотрела удивленно, мол, ничего-то я про завещание не знаю, хотя и сообразила, что речь, по всей видимости, идет о том пункте, в котором Марианна наделяет полномочиями только своего сыщика.

– Да, там был пункт, – начал пояснять мне Эд, – где Марианна говорила, что в случае ее насильственной смерти, если таковая случится, она доверяет своему сыщику, мистеру Скорту, и просит не проводить расследование на международном уровне. А эти люди, из спецслужб, не пожелали прислушаться к ее завещанию. И хотя родные тоже не стали настаивать на продолжении следствия, те все равно решили его вести, – Эд вздохнул.

Мы брели по немноголюдной улице, а следом за нами медленно двигалась серая тонированная «девятка».

* * *

– Послушай, Эд, – спросила я, – а что, Марианна так опасалась этого Жреца Смерти, если наняла сыщика?

Эд посмотрел на меня удивленно, его взгляд как бы напоминал, что наш разговор не должен касаться смерти Марианны. Но я выдержала этот взгляд. А Эд, немного помолчав, ответил:

– Да, и она, и мы все его опасались. Посуди сама, Ира, какой-то ненормальный пишет письма с угрозами, отправляет их по почте, а после этого владельцы этой пластины все плохо кончают. Правда, так плохо, как Марианна…

– Ну, а ты сам? – не выдержала я. – Ты сам-то кого-нибудь подозреваешь?

– Я? – Эд прищурился. – Я подозреваю и очень серьезно. Правда, не могу понять, как ему это удалось?

– И кого? – я даже остановилась.

– Кого? – Эд едва заметно пожал плечами. – Конечно, того, кто подписывался Жрецом Смерти.

– Ну, это я понимаю, – нетерпеливо тряхнула я головой. – А кто прячется под этим именем? Ты сам-то как думаешь?

– Ира, – Эд остановился и посмотрел на меня долгим серьезным взглядом. – Помнишь, ты обещала, что не станешь говорить о ее смерти.

– Помню, – со вздохом произнесла я.

– Вот и давай поговорим не о мертвой Марианне, а о живой.

Я пристально посмотрела ему в глаза. Нет, по нему не скажешь, что он убит горем. Или просто очень хорошо держится? А может, она вовсе не была ему так близка, как мне показалось?

– Ты извини, – произнесла наконец я. – Но я там была, и мне, как и любому свидетелю, очень хочется узнать, кто же убийца. – Эд чуть заметно вздрогнул и даже побледнел. Я это заметила. – Согласна, – продолжила я, – это интерес праздный, но что поделать. Я тоже под подозрением, и поэтому мне кажется, что, раз уж мы там оказались вместе, нам не следует ничего друг от друга скрывать…

– Ты думаешь, я что-то скрываю от тебя? – спросил Эд.

– Да, – честно призналась я.

Мы прошли еще немного.

– Конечно, – подал он вновь голос, – я все равно не смогу рассказать тебе всего. Но поверь, что в главном я ничего от тебя не скрываю. Да, мы все под подозрением, но я – больше других. Ведь я последним видел Марианну живой. И потом, не я ли утверждал, что мы со Скортом приняли все меры безопасности. Таким образом я как бы заявлял, что беру ответственность за ее жизнь на себя. И потом, меня даже спросили: уж не затем ли я брал на себя такую ответственность, чтобы заранее снять с себя подозрение?

– Неужели? – спросила я. – А ты почему это делал?

– Знаешь, – он повернулся ко мне, – почему я не хотел, чтобы мы говорили о ее смерти?

– Почему?

– Потому что я боялся именно такого поворота. Того, что и ты начнешь меня допрашивать. А я и так уже столько показаний дал, что… – он резко отвернулся и досадливо махнул рукой. – Мне казалось, что Марианна живая тебе интереснее, чем ее смерть…

Мне стало стыдно и жаль его. Теперь по нему было заметно, что ее смерть действительно его потрясла. И потом, ведь ему и в самом деле сейчас несладко. Его и так подозревают, впрочем, как нас всех, но у него здесь нет ровным счетом никого, кто просто мог бы поддержать его, по-дружески. В конце концов я-то знала, что он не мог ее убить, действительно, не мог, ведь он был со мной в приемной. Уж если кого из окружения и подозревать, так только этнографа… Впрочем, я уже знала, что со склона было бы невозможно попасть в Марианну. Значит, племянника?.. Но как он-то мог попасть? Выходило, что подозревать можно было только тех, кто умел или хотя бы учился летать на дельтаплане. И кто, кроме всего прочего, летал в тот день. Вот и все. А Эд тут совершенно ни при чем.

– Эд, – мягко сказала я. – Ты меня еще раз извини. – Он коротко кивнул. – Знаешь, – продолжила я, – мне вчера сообщили, что стрелу выпустили практически под прямым углом. Как ты думаешь, это что-нибудь значит?

Эд нахмурился и бросил на меня недовольный взгляд.

– Эд, – снова начала я, – я просто хотела сказать, что тебя ничуть не подозреваю. Ты же был со мной все время. Я хочу сказать, что моему приятелю, журналисту, он, кажется, был у вас, его зовут Валера Гурьев? Так вот ему в голову пришла великолепная догадка. Он еще раньше, до того, как эксперты установили это со стрелой, решил, что какое-то участие в произошедшем могли принять дельтапланеристы. По крайней мере, Валера решил сам убедиться, можно ли, пролетая мимо дома Марианны, попасть в окно, точнее, в человека внутри.

– Вы думаете, что ее убили с дельтаплана? – кажется, Эд уже не дулся.

– По крайней мере, – пожала я плечами, – ее не могли убить со склона. А насчет дельтапланов… Валера сегодня все разузнает…

– А ты мне сможешь позвонить? – спросил Эд. Похоже, такая догадка ему не приходила в голову.

– Конечно, смогу, – заверила я его. – А теперь давай поговорим о Марианне живой…

– Давай, – с радостью согласился Эд, но, как мне показалось, радость эта была несколько наигранной.

Мы дошли до небольшого скверика, идущего вдоль улицы Вольской и пересекающего улицу Московскую, и дальше пошли по нему к центру нашего города.

– Расскажи, как ты к ней попал? – спросила я.

– Это случилось примерно два года назад, – начал Эд. – Наверное, можно сказать, что тогда все и началось. Папа уже умер, и мы остались практически без средств. Я доучивался в колледже, когда узнал о его смерти. Жить было не на что, и я бросил учебу – нужно было содержать маму и младшую сестру. А поскольку я не доучился всего год, то у меня был уже солидный багаж знаний. К тому же я владел компьютером. Однажды, в поисках работы, я наткнулся в газете на сообщение о том, что следующим владельцем левой части пластины стала Марианна. Тогда я просто решил с ней встретиться, хотелось, поддавшись порыву, объяснить ей, насколько опасно владеть этой штуковиной. Тем более что газеты наперебой твердили о проклятии индейцев.

Я кивнула. Эд продолжил:

– Пришел, она меня приняла. Я пробыл у нее довольно долго, все пытался ее переубедить, что ей надо отказаться от этой реликвии, что она может стать следующей жертвой. Спросил, не получала ли она писем с угрозами. Сказал, что готов положить жизнь, только бы отыскать этого мерзавца. А она мне вдруг предложила работу. Сказала, что если, по моим словам, следующей жертвой может стать она, то мое место как раз рядом с ней. Только таким образом у меня есть шанс отомстить за отца. Я подумал и согласился. Тем более что платила она хорошо. Вот так я и стал ее секретарем, – обезоруживающе улыбнувшись, закончил он.

– Кстати, о пластине, – сказала я, – ты извини, но я все-таки спрошу. А ее куда теперь? Марианна говорила о ней в завещании?

Эд вздохнул и покачал головой, видимо, он хотел дать мне понять, что я неисправима. Я не менее обезоруживающе улыбнулась и тоже пожала плечами, мол, извини.

– Ну, ладно. Вообще-то, у Марианны была не только эта пластина, – он все-таки стал отвечать на мой вопрос. – У нее есть небольшая коллекция раритетов, и всю ее она завещала тарасовскому музею, какому, правда, не знаю. А вот пластину она почему-то завещала какому-то старику в Америке. Почему так, не знаю. Она никогда мне о нем не рассказывала, и я даже не знаю, кто он такой.

– А вообще, какие у вас с ней были отношения? – решилась спросить я.

– Какие? Ну, какие могут быть отношения у молодого секретаря и его хозяйки, женщины настолько замечательной, насколько и прекрасной… – он слегка покраснел и стал чудо как хорош.

– Ты… Ты был в нее влюблен?

– Да, – просто ответил он. – Я, может, и потащился к ней тогда, что еще прежде, на фото, она мне понравилась. Я подумал, что такая красавица не должна пострадать от рук какого-нибудь маньяка.

– А она?.. – осторожно спросила я.

– А что она? Она вряд ли видела во мне больше, чем секретаря, – с горьким вздохом ответил он. – А мне ее очень не хватает. Я все не могу поверить, что не увижу ее… Ее голубых глаз, смотрящих весело и даже насмешливо, но благожелательно. Ее русых волос… – он снова вздохнул и замолчал.

– Извини, – снова сказала я, в который уж раз за нашу короткую беседу.

– Ничего, – откликнулся Эд.

– А вообще… Вообще, какой у нее был характер? Что любила? Чем увлекалась? – я хотела, чтобы он, вспоминая обо всем этом, отвлекся от мыслей о ее смерти.

– Какой она была? Ну, она была довольно уравновешенным человеком. Любила побыть одна, смотреть за окно или на горящие угли. Но при этом во всем, что касалось ее работы, она обладала жесткой хваткой. Она – прирожденный бизнесмен, – лицо Эда просветлело. – Я даже представить себе не могу, как она сможет… – он осекся. – Как она смогла бы, – поправился он, – жить без бизнеса. Это в ней слишком сильно. Есть женщины, которые находят себя в семье. А есть те, кто – в работе. Марианна относилась к последним.

– Но ведь она была замужем, – сказала я.

– Да, – отозвался Эд. – Но была ли она счастлива? Не знаю. Может, сложись ее жизнь иначе, она смогла бы найти себя и в семье. Может… Если бы теперь, ну, – он бросил на меня смущенный взгляд, – если бы она была жива и повстречала человека, хорошего человека, то смогла бы создать с ним настоящую семью? Не знаю… Впрочем, что гадать? – он пожал плечами.

Мы приближались к центральной улице.

– А увлечения? Она любила читать? Любила слушать музыку?

– Да, она любила музыку. Не знаю, как раньше, она сама говорила, что сильно изменилась, что прежде была другой. Но я знаю, что она любила классическую музыку.

В этот момент мы подошли к перекрестку и остановились.

– Правда? – спросила я. – Я тоже люблю классическую музыку.

– А я как-то не очень. Наверное, я больше воспринимаю жизнь визуально, нежели на слух. А вы вообще с ней чем-то похожи, – неожиданно заявил Эд.

– Вот как? – я сама не могла понять, льстит мне это заявление или раздражает.

– Да, что-то такое, – он сделал неопределенный жест, словно хотел что-то поймать, – неуловимое.

Мы перешли дорогу и направились дальше.

– Значит, ты говоришь, что она была уравновешенным человеком?

– По крайней мере, насколько я знаю. Но, думаю, в молодости, хотя я не считаю, что она была стара, ни в коем случае! Но, думаю, в молодости она была более импульсивна. А за те два без малого года, что я работал у нее и на нее, она редко выходила из себя. Ей вообще терпения было не занимать. С людьми была ровной, хотя всегда умела дать понять, что она, скажем так, на несколько порядков выше.

– Эд, а какая у вас с ней разница в возрасте?

– У нас? – он слегка улыбнулся одной стороной рта. – Тринадцать лет. Теперь понимаешь, почему она смотрела на меня, как на мальчишку? Наверное, она воспринимала меня как сына, а не как мужчину.

Мне захотелось сказать, что этого, конечно же, быть не может. Что не могла она его вовсе игнорировать, что это просто невозможно, что его обаяние… Впрочем, какое сейчас это имело значение. Если даже он и был в нее влюблен, то подобные утешения ему сейчас, когда ее больше нет, слушать еще больнее. Поэтому я промолчала. Невеселая у нас получалась беседа, да и можно ли было надеяться на другое?

Мы еще немного поговорили, но все больше ни о чем, только чтобы хоть немного развеяться, воспоминания о Марианне нагоняли на нас грусть, особенно на Эда, и я видела, как ему горько вспоминать и говорить. Что ж, пора закругляться.

– Давай пойдем обратно, – предложила я.

Эд ничего не сказал, а просто развернулся, и мы пошли в обратном направлении.

– Эд, значит, так, – я придала бодрости своему голосу, – во время интервью я буду спрашивать тебя примерно о том, о чем спрашивала сегодня. Конечно, за исключением самой смерти. Будем говорить о Марианне живой, о том, что она любила и какой была. Было бы здорово, если бы ты вспомнил пару небольших, но точно характеризующих ее эпизодов, этаких бытовых зарисовок, наподобие той, что ты рассказал мне о том, как попал к ней на работу. Согласен?

– Да, – кивнул Эд. – А тебе уже пора?

– В общем, да, – сказала я. – У меня завтра прямой эфир, нужно подготовиться. А интервью мы можем взять через пару дней. Потому что на послезавтра у меня уже назначены встречи с ее преподавателями и одноклассниками. Вернее, я думаю, что они состоятся послезавтра, но если что-то изменится, мы сможем встретиться?

– Конечно. Я все равно буду здесь еще с неделю. Пока, по крайней мере, мне не дадут официального разрешения на отъезд.

– Но ведь это зависит от результатов следствия?

– Да, – он мягко улыбнулся. – А сколько оно продлится?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. А что, у вашего сыщика тоже есть идеи?

– О! Наверняка, и не одна! Вообще – он парень очень сообразительный.

Мы поговорили о Скорте, а затем о городе Тарасове, я спросила, почему Марианна решила вернуться. Эд сказал, что это было связано с письмами. Потом мы некоторое время молчали и так постепенно добрались до телестудии. Все это время за нами двигалась серая тонированная «девятка».

– Похоже, нас не хотят оставлять в покое, – сказал мне на прощание Эд.

– Похоже, – согласилась я. – Вот работа у людей – кататься по городу за двумя праздно шатающимися. Ты, кстати, знаешь, как до дома добираться?

– Знаю, – кивнул Эд и улыбнулся на этот раз широко, озорно. – Хочешь посмотреть, как?

– Конечно.

– Тогда – пока. Позвонишь мне, если что?

– Да, конечно.

Эд пожал мне на прощание руку и направился прямо к «девятке». Он постучал в боковое стекло, наклонился к водителю и что-то ему сказал. Затем, вновь широко улыбнувшись, махнул мне на прощание и сел в машину.

Да, находчивый парень, подумала я, улыбаясь, а затем вернулась в здание телестудии.

Глава 6

Мы провели с Эдом около двух часов, и рабочий день еще не кончился, к тому же меня ждала целая куча новостей. Стоило мне переступить порог редакции, как новости посыпались, словно из рога изобилия.

Первая подача – от Леры. Она уже успела пообщаться со всеми, кто был в ее списке, а это человек пять-шесть. Вот чьей мобильности я всегда поражалась!

– Ирина Анатольевна, – начала она, едва я успела войти и раздеться, – я с ними говорила. И что вы думаете?

– Что? – спросила я. Хотя уже примерно представляла себе, что именно она мне может сказать.

– А то, что все они в один голос заявляют: Марианна Масри, в девичестве Маринка Хмурова, была та еще штучка.

– Я так и думала, – вздохнула я и молча уселась за стол.

– Ириночка Анатольевна, а вам что, даже не интересно узнать, что именно они говорят? – удивилась Лера.

– Ну, если хочешь, – согласилась я, – можешь рассказать поподробнее…

– Хорошо, – ответила Лера, бросив на меня быстрый взгляд. – Первым делом я встретилась с ее классным руководителем – Зинаидой Васильевной Прищепкиной, так вот, она мне сказала, что Марина всегда была заводилой в классе, что ей удавалось подчинить себе практически всех, что во всех школьных шалостях, которые только можно себе представить, заводилой была именно Марина. Правда, ей практически никогда не доставалось, в смысле, ее редко наказывали, потому что одноклассники обычно стояли за нее горой и редко выдавали учителям. Словом, была она отчаянной девчонкой. Но при этом училась на твердые четверки, – Лера замолчала и уставилась на меня.

– Ну, – сказала я, – и хорошо.

– Что хорошо? – опять изумилась помреж. – Да ведь это говорит о том, что она была далеко не подарочек.

– Лера, – осадила ее я, – а почему ты решила, что Марианна Масри, в девичестве Маринка Хмурова, была именно подарочком?

– Так все твердят в один голос. Хотя потом она достигла таких высот… Она, можно сказать, сама себя сделала… – пыталась объяснить Лера.

– Да, – согласилась я, – но ведь это было гораздо позже. И потом, – я устало вздохнула, – сейчас-то, конечно, они все, – я кивнула на Лерин блокнот, – будут говорить, что она была штучкой. Так всегда случается. Если умирает известный человек, то вариантов посмертных передач два – либо о нем говорят слишком хорошо, либо вешают на него всех собак. Здесь, похоже, вариант второй.

– Но почему? – Лера никак не хотела сдаваться.

– Да именно потому, что она выбилась в люди, что сама себя сделала, что многого достигла.

– Зависть? – спросила Лера. – Вы думаете, что они ей завидуют?

– Да не то чтобы завидовали, а так… – я пожала плечами и подумала: если Лера не понимает, что руководит этими людьми, то разве это объяснишь?

Сама я понимала, и довольно четко, но все равно не смогла бы, наверное, внятно втолковать это другому.

– Значит, вам не интересно, что говорили о Марианне ее одноклассники? – спросила Лера после минутного молчания.

– Ну, наверное, – предположила я, – они говорили, что она всегда подавляла их своим характером, что очень много им в школе влетало именно из-за нее, и что они порой даже боялись рассказать всю правду учителям и родителям, потому что Марианна устроила бы им после этого развеселую жизнь… Примерно так? – спросила я.

– Примерно так, – вздохнула Лера. – И что же мы будем делать, Ирина Анатольевна? Что, пусть все и останется так?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Я бы, честно говоря, руководствовалась здесь старой русской поговоркой: «О покойниках – либо хорошо, либо ничего». Но мы журналисты и должны придерживаться объективности. Что ж, пусть все останется так. Отснимем интервью, а потом выберем наиболее удачные характеристики Марианны. – Лера согласно кивнула. – Что-то Галина Сергеевна с Пашкой задерживаются…

– Тук-тук-тук, – услышали мы знакомый голос и посмотрели на дверь, которая тут же распахнулась. – Можно? – улыбнулся нам Валера Гурьев и шагнул за порог.

– Конечно же, Валера! – сказала я. – Проходи и рассказывай.

– Ну, во-первых, здравствуйте, девушки, – произнес Валера и, оказавшись в комнате, уселся на свой любимый стул. – А во-вторых, – он сверкнул в улыбке зубами, – позвольте кое-что вам рассказать. Позволите?

Мы дружно кивнули.

– Отлично, – произнес Валера и, картинно закинув ногу на ногу, начал рассказывать. – Как вы понимаете, моя история касается полетов на дельтаплане… Я это сделал! Ну и ощущения, я вам доложу! Честно говоря, ваш покорный слуга даже чуть было не забыл, зачем вообще в это ввязался, потому что в первые минуты полета ощущал только одно желание – оказаться на твердой почве. Ничего так не хотелось, как вновь ощутить землю под ногами! – А я подумала, что муж был, похоже, прав, когда говорил, что главное, о чем думают дельтапланеристы, по крайней мере, начинающие, так это о том, чтобы покрепче держаться за раму. – Хорошо еще, что меня с собой взял Бурханкин, я ему уже как-то немного доверял к тому времени, но… – Валера развел руками и многозначительно покачал головой. – Нет, сударыни, описать не берусь те ощущения, что испытал. Это просто невообразимо, но как затягивает! Вы себе представить не можете! Сначала только и думаешь, как бы поскорее вернуться на землю, а едва вернешься, так сразу начинаешь думать о том, чтобы снова подняться в воздух. Вот ведь зараза какая, хуже семечек! – Валера улыбнулся.

До сих пор, надо полагать, были лирические отступления, но Валеру лучше не перебивать и не торопить, он сам расскажет, что нужно, причем с такими детальками, что я нередко диву давалась его наблюдательности. Хотя и это не все. Мало того, что он все замечает, так он еще и умудряется при этом делать выводы, далеко, между прочим, не всегда ошибочные. Зная все это за Гурьевым, мы с Лерой терпеливо слушали и ждали, когда же он приступит к основной части своего повествования. Валера все еще распространялся относительно своих ощущений во время полета, когда в редакции появились Галина Сергеевна и Пашка. Вид у обоих был усталый, но вполне довольный. Было видно, что люди хорошо поработали и рады и окончанию трудов, и выстраданным результатам.

– О, все уже в сборе! – бросила Галина Сергеевна еще с порога. – Что, все новости небось уже порассказали? Придется теперь для нас повторять!

– Нет, не все, – тут же откликнулся Гурьев, приподнявшись с места при появлении Моршаковой. – Я, например, Галина Сергеевна, только вас и ждал.

– Ну, спасибо, Валера, – ответила Моршакова, на что Гурьев весьма бонтонно поклонился. – Ах ты подхалим! – умилилась Моршакова.

Пашка же, едва вошел и поставил камеру, скинул куртку и сразу же оккупировал свое кресло. Раздевшись, и Моршакова заняла свое место за столом, все приготовились слушать и обсуждать новости. Валера открыл было рот, чтобы продолжить рассказ, но Галина Сергеевна его остановила:

– Извините, сейчас. Лерочка, а у нас чай есть?

– Конечно, – встрепенулась Лера и поднялась, чтобы заварить чаю.

Еще несколько минут были потрачены на то, чтобы заварить и разлить чай по кружкам, потому как желание испить фирменного Лериного чайку выразили все. Наконец, суета улеглась, Моршакова достала из сумки пачку печенья, кружки с дымящимся ароматным чаем разобрали, и взгляды всех присутствующих обратились к Валере.

– На чем я закончил? – с невинным видом спросил он.

– На том, что невозможно описать твои ощущения, – подсказала Лера.

– Ах, да! – Гурьев хлопнул себя по ляжке. – Так вот, вы не поверите, Галина Сергеевна, что это за ощущения!

– Отчего же? – вскинула брови Моршакова. – Очень даже и поверю, да только давай-ка, братец, подбирайся ближе к деловой части разговора.

– Хорошо, – кивнул Гурьев. – Если женщина просит… Так вот, для начала позвольте мне, сударыни и сударь, – он повернулся к Пашке, наблюдающему за происходящим с легкой усмешкой, – напомнить, зачем мне, собственно, понадобилось пробовать свои силы в этом экстремальном хобби. – Мы промолчали, давая понять, что позволяем. – Так вот, если вы помните, у меня появилась идея относительно дельтапланов, которая заключалась в следующем: а можно ли, планируя мимо окна на третьем этаже дома Марианны Масри, выстрелить из арбалета и попасть точно в яблочко? О том, что использовался лук, я как-то не думал, тут нужна поистине изумительная сноровка, арбалет, на мой взгляд, как-то проще, сподручнее. И я решил самолично убедиться, насколько это реально. Теперь о событиях сегодняшнего дня, – Валера вздохнул и как-то весь подобрался, из чего мы заключили, что сейчас и последует основная часть. – Приезжаю я сегодня утром к Сереге, – продолжал Валера, – мы договорились, что я буду у него в половине двенадцатого, примерно в это время они собираются и отправляются на свой склон. Я, значит, приезжаю, встречаю их уже на выходе. Все здороваются, а я, в предполетном волнении, поначалу-то и не заметил, что давешнего американца, ну, помните, я вам про него рассказывал, крепыша этого, и нет. Это я только потом заметил, когда мы на гору эту взобрались и стали считаться, кто за кем летит. Дельтапланов-то у них на всю компанию только два, а еще два, что раньше были, – в ремонте. Так вот, стали считаться, чей полет первый, чей второй…

Меня Серега с собой взял, и тут только я и обратил внимание, что американца нет. Спрашиваю, а где, мол, ваш приятель из Америки, а Серега мне так хмуро отвечает, мол, дурачок какой-то оказался. Вчера, после того, как выяснилось, что соседку пришили, он вдруг резко засобирался в Штаты, начал какую-то околесицу нести по поводу того, что тут заговор против американских граждан, вопил, что так этого не оставит, что это дело Интерпола и ФБР и он не хочет стать следующей жертвой. Ну мы, как могли, убеждали его, успокаивали, потому что к нам уже менты успели наведаться и мы знали, что именно там случилось и, собственно, из-за чего. Я спрашиваю, а из-за чего ее убили-то? Серега ответил мне, что за дамочкой этой давно, мол, охоту вели, еще в Штатах, а поскольку она наша соотечественница, то решила скрыться от опасности здесь, в родном своем провинциальном городишке, надеялась, что тут ее не тронут, а ее…

Я вздохнула, Лера потупилась, Галина Сергеевна посмотрела за окно, где уже начинало смеркаться, а Пашка нахмурился.

– Вот так, – продолжил Валера. – Значит, америкашка этот в тот же день от Сереги съехал, говорит, не надо мне никаких дел у вас в стране, если тут такое средь бела дня творится. Звонил в Штаты, а потом собрался ехать. Серега хотел его до порта проводить, но тот вдруг уперся – и ни в какую. Сам, говорит, доберусь, а в посольство сейчас пойду. В какое посольство, мы так и не поняли. В общем, укатил янки, скатертью ему дорога. А тут как раз и пришло наше время стартовать. Я, честно скажу, струсил. Серега говорит, не боись, мол, твое дело только за рамку держаться, остальное я сам за тебя сделаю. Я и спрашиваю, а можем ли мы так пролететь, чтобы мимо окон этой самой соседки спланировать?

Серега удивился, странно, говорит, что ты меня об этом просишь, вчера вот и америкашка этот, Джон, тоже говорил, а можно ли, например, заглянуть в окна этого дома, тут Серега мне на Марианнин дом показывает, там, говорит, моя соотечественница живет, хочу глянуть, а потом и самому представиться, мол, это я только что мимо вас пролетал. Я удивился, продолжил Серега, а потом думаю, ну, у них, может, свои понятия о приличиях, да и самому интересно стало. Можно такое сделать или нет. Стали планировать, оказалось, что ветер подходящий, поймали струю воздуха и спланировали аккурат рядышком с окном. Его только что открыли, я даже успел разглядеть дамочку эту и парня какого-то с ней.

Мы замерли и уставились на Валеру. Оказывается, такое действительно было возможно!

– Да, да, сударыни и сударь, – покачал он коротко стриженной головой. – Да, выяснилось, что спланировать мимо окна можно, но вот попасть… Впрочем, я забегаю вперед, – тут же поправился он. – Я, значит, рот раскрыл, потом очухался и спрашиваю, а что они делали, эти люди в окне? А Серега мне и отвечает, мол, да не знаю я, не разглядел. Мы быстро спланировали, но вроде как стояли рядом, может, он позади немного. Вот и все. Ну, я говорю, давай, мол, и сегодня этот фокус повторим, согласен? Серый говорит, а чего, мол, не повторить, если воздушную струю подходящую обнаружим.

Оседлали мы, значит, нашу птичку, я снизу, Серега сверху, надо мной, говорит, мол, ты только держись крепче, не выпускай рамку из рук, понял? Я, конечно, мол, понял, чего не понять. Разбежались и… Полетели… – Валера даже зажмурился, а по его поджарому телу прошла небольшая судорога. – Ох, и ощущения! Вы когда-нибудь во сне летали? – спросил он с блаженной улыбкой. Мы покивали, мол, было когда-то. – Так вот, это еще круче. Класс. Ладно, я опять отвлекся, – он посерьезнел. – Так вот, удалось нам и нужную воздушную струю найти, и пролетели мы очень близко от этих самых окон, ну, настолько, насколько дельтаплан, конечно, позволял. Я даже испугался в какое-то мгновение, думал – все, каюк, сейчас крылом как зацепимся за подоконник – и финиш! Отлетались. Но не зацепились, Серега что-то такое сделал, что мы вновь взмыли в небеса. Ой, ребята, не могу, так на поэзию и тянет…

Но главное, что я смог прикинуть, это то, что можно, конечно, заглянуть в комнату, она, кстати, сегодня была пуста, что и понятно, но вот еще за долю секунды умудриться выстрелить… Это ж какой класс нужен! И потом, не думаю я, чтобы это кто-то из местных сделал. Они все известные люди, в смысле, занимаются этим уже давно, живут себе тихо-мирно, никого не трогают. Сделать это мог бы человек новый, про которого никто толком ничего не знает, например, америкашка этот, но он свалил…

– А ты уверен, – спросила я, – что он вчера не умудрился и не сделал?

– Как? – удивился Валера. – Серега же сказал, что летели они вместе, что мимо пролетали очень быстро, поток воздушный такой был, да и потом, в комнате с Марианной в тот момент еще секретарь находился, ведь я правильно понял, что он ей помогал?

– Правильно-то, правильно, – сказала я, – а если предположить, что твой Серега чего-то недоговаривает? Что они все-таки умудрились это сделать?

– Ну у тебя, мать, и фантазия! – воскликнул Валера. – Ты сама-то подумай, ведь тогда секретарь должен был знать, что она мертва, потому что хлопнуть ее могли только тогда, когда он был с ней рядом.

– А что, – я решила не сдаваться, а наши коллеги, слушая нашу перепалку, поворачивали головы туда-сюда, словно бы следя за невидимым теннисным мячиком. На меня, а потом на Валерку, а потом – опять на меня, – если твой Серега соврал, если они позже пролетали?

– А откуда тогда, – язвительно спросил Валера, – он мог знать, что парень с ней в комнате был?

Я смутилась, но только на мгновение.

– А что, – тут же начала я новую атаку, – если он просто знал об этом раньше?

Теперь пришла Валерина очередь смущаться. А я решила его добить, сказав:

– А вдруг они общались? Мы ведь этого не знаем. Вдруг Сергей твой знал о привычках этой дамочки, как ты ее называешь?

Валера молчал, видимо, обдумывая контрвыпад.

– Браво, Ириночка, – подала голос Галина Сергеевна. – Один – ноль в твою пользу.

Я улыбнулась. Валера засопел.

* * *

– Конечно, – сказал Гурьев после продолжительного молчания, во время которого Валерка сосредоточенно двигал бровями вверх-вниз, – конечно, я не знаю, общались ли они прежде. Но если я хоть сколько-нибудь разбираюсь в людях, а я в них разбираюсь, – я ехидненько улыбнулась, и Валера тут же добавил: – Хоть сколько-нибудь, то просто уверен – Серега здесь ни при чем!

– Примерно так же, – вступила в разговор Лера, – Паша отстаивал своего приятеля, оказавшегося по совместительству племянником Марианны. Ты ведь тоже, Пашенька, давал голову на отсечение, что Дмитрий здесь ни при чем…

– Ну и что? – вскинулся Пашка. – Я и сейчас могу это подтвердить: Митька здесь ни при чем!

– В данном случае, – произнесла Галина Сергеевна, – речь идет не о конкретном Сереге или Митьке, – она поочередно посмотрела на мужчин, – а о том, что все мы готовы дать голову на отсечение, если речь идет о людях, к которым мы сами неплохо относимся. Ведь так?

– Так, так, – ответила я. – Я вот, например, тоже могу сказать, что уж кто-кто, а секретарь здесь ни при чем! И все почему? Да просто потому, что я с ним общалась и он мне показался неплохим парнем.

– Все мы неплохие парни, – заявил Пашка.

– С этим, Пашенька, – сказала Моршакова, – никто и не спорит.

– Кажется, – это была Лера, – мы немного отвлеклись. Мы ведь говорили о том, что не знаем, общались ли между собой соседи…

– Да, – вздохнул Валера, – на этом мы и застряли. А если застряли, то надо просто выяснить, общались ли они между собой, – и он белозубо улыбнулся, как бы подтверждая, что все куда как просто.

– Конечно, – съязвила я, – так они нам и сказали, если замешаны.

– А что, – в Пашке, похоже, снова проснулся инстинкт охотника, и он опять стал походить на молодого сеттера, – если они все в этом замешаны? Вот только представьте себе, – мы смотрели на него, а он горячился, – что получается. Допустим, тут настоящий сговор, и все они, я имею в виду секретаря, американца и Бурханкина, в нем участвуют. Что тогда получается? А получается вот что. Секретарь входит в комнату с Марианной, а Серега в это время приближается с американцем к ее окну. Американец замечательно умеет стрелять, но, чтобы он не промахнулся, секретарь как бы подставляет Марианну, он держит ее так, чтобы стрела точно попала в цель. Ведь для того, чтобы сделать выстрел, не надо много времени, тех секунд, что дельтаплан находится рядом с окном, вполне достаточно. Потом дельтаплан улетает, секретарь кладет Марианну на пол и преспокойненько выходит из комнаты. Дело сделано!

– Абсурд! – воскликнула я, вспомнив растерянное лицо Эда.

– Боевиков насмотрелся? – язвительно спросил Валерка, видимо, тоже припомнив Серегу.

– Ну, не хотите, как хотите, – пожал плечами Пашка. – Но, по-моему, все сходится как нельзя лучше.

Мы помолчали. В принципе, подумала я, может, в этом и есть доля истины. Но тут заговорил Валерка:

– Ты забыл об одной детали – об оружии. Из чего они стреляли, по-твоему? Из арбалета? Но разве другие могли не заметить арбалета? Это тебе не ножик под одеждой спрятать. Ты хоть представляешь, как арбалет выглядит?

– Не хуже вашего, – съязвил на этот раз Пашка.

– Ну, и как они его прятали?

– Ну, может, и правда, под одеждой, а может, у них сумка была… – с сомнением ответил Пашка.

– Может, может, – передразнил его Валера. – Если ты и представляешь, что такое арбалет, то что такое дельтаплан – точно не врубаешься.

– Зато ты врубаешься! – возмутился Павел. – Вот и объясни, как они его прятали!

– Да не думаю я, что они его прятали, – вдруг сказал в задумчивости Гурьев. – Может, и не прятали они его вовсе…

– Это как? – удивилась Моршакова.

– Ну, мало ли, может, они его с собой взяли и все.

– Это что же, по-твоему, получается, – произнесла Лера, – что в заговоре участвовала вся компания? Иначе как ты можешь объяснить, почему никто из дельтапланеристов ничего не сказал про арбалет, когда они узнали о том, что соседку убили стрелой?

– А откуда ты знаешь? – прищурился Валера. – Может, они и сказали?

– Нет, ребята, – заговорила я, – все это вряд ли. Даже если и предположить, что эти трое учинили заговор, то, во-первых, у них должны быть серьезные мотивы, а во-вторых, – я помолчала, припоминая тот день и секретаря, – во-вторых, если представить, что секретарь выполнял ту роль, что отвел ему Павел, то у него на одежде должны были остаться пятна крови. А их у него не было. Я приехала в пять минут первого, а Марианна заходила в комнату в полдень, у него просто не было времени на то, чтобы переодеться…

– Да ну нет, конечно, – откликнулся Валера, – это не оправдание. Он, в конце концов, мог не переодеваться, а просто скинуть с себя какую-нибудь рубашку и остаться… В чем он там был?

– В свитере, – ответила я.

– Вот, и остаться в свитере, – произнес Гурьев. – И потом, если свитер был темным, то ты просто могла не заметить нескольких маленьких пятнышек.

– Свитер, – сказала я упрямо, – был серым. А на зрение я не жалуюсь.

– Ну не дуйся, – примирительно проговорил Валера.

– Что-то мы куда-то в область фантастики подались, друзья мои, – наконец подала голос Галина Сергеевна. – Мы этак можем все что угодно объяснить. А между тем у нас нет никакого реального на то факта, мы ведь даже не знаем, общались ли между собой соседи.

– Это так, Галина Сергеевна, – высказался Пашка, – но ведь и шанса узнать, общались ли они, у нас тоже нет. Посудите сами, разве они, будучи действительно замешаны в этой истории, скажут правду? Нет. А если не замешаны, то, скорее всего, и не знакомы. Так что в любом случае ответ будет одинаковым.

– Конечно, – откликнулась я, – но мы можем попробовать. Я могу поговорить с секретарем, а Валера – со своим приятелем дельтапланеристом. По крайней мере мы точно будем знать, что они могут нам ответить, а пока мы только строим догадки, разве нет?

– Да, – подхватил Валера и тут только посмотрел на часы, – кстати, меня Серега сегодня к себе приглашал, там у них какой-то небольшой сабантуй намечается, к тому же у меня повод железный есть, как-никак первый полет сегодня состоялся. Я сначала не хотел ехать, но теперь решил – надо. А надо, значит, надо.

– Вот и хорошо, – сказала я, – а я поговорю с секретарем. Правда, по телефону.

– Ирина, – вдруг предложил мне Гурьев, – а не хочешь съездить со мной? Сама бы посмотрела на Серегу и потом запросто могла бы к секретарю заглянуть, по-соседски?

– Да ну, – я пожала плечами, – неудобно как-то. Меня никто не звал…

– Я тебя зову, а ведь я сегодня вроде именинника. Давай сгоняем? Мы недолго.

– Да не могу я, Валера, – сказала я, – мне надо домой заехать, переодеться, мужу, наконец, объяснить… И потом, ну что мне там делать?

– Как это что? – спросил Гурьев. – Ты ведь всегда мечтала о своем расследовании, вот тебе и предоставляется уникальный шанс. Если ты его не используешь, я перестану воспринимать тебя всерьез, так и знай. Повешу на тебя ярлык домохозяйки и не буду больше доверять серьезные дела.

– Шантажируешь? – прищурившись, поинтересовалась я.

– Нет, правда, Ирина Анатольевна! – воскликнула Лера. – Вы поезжайте! Это же очень интересно, и потом, на месте, по-моему, лучше можно во всем разобраться.

Я растерянно посмотрела на каждого из своих коллег. Галина Сергеевна сказала:

– Ира, я тоже думаю, что если у тебя есть возможность съездить на место, тем более под таким благовидным предлогом, то ты должна ехать. Все равно мы уже в это дело ввязались. Так что не гоже сейчас отступать.

– Точно, – хохотнул Пашка, – нам ведь всем жутко интересно, что же там на самом-то деле случилось. Мы даже основную работу маленько забросили из-за этого. Ирина, езжай, а?

– Но муж… – попыталась я еще посопротивляться.

– Мужа я беру на себя, – сказал Валера, положив таким образом конец моему сопротивлению и сломив мою волю окончательно, потому что мне и самой, честно говоря, хотелось поехать, но вот муж…

Что ж, в очередной раз пришлось подчиниться большинству, но с мужем действительно пусть Валерка разговаривает сам.

* * *

Мы распрощались и вышли из редакции. В принципе трудовой день подходил к концу и можно было со спокойной совестью покидать свое рабочее место. Тем более что мы всегда могли сослаться на то, что поехали за материалом к следующей передаче.

Так я себя оправдывала, пока мы с Валерой шли полутемным коридором к выходу. А тут, как назло, двигаясь нам навстречу, показалась тощая фигура секретарши нашего уважаемого батьки Анастасии Дмитриевны.

«Ну вот, – подумала я, – теперь все сорвется, либо, как вариант, она нас все-таки отпустит, а взамен потребует докладные писать, куда мы сегодня смылись за полчаса до конца рабочего дня, по какой такой надобности».

Я вздохнула и прошептала Валерке, пока эта грымза была еще вне пределов слышимости:

– Что делать будем?

– Положись на меня, – не разжимая губ, ответил мне Гурьев.

Я снова вздохнула.

– Давай! – грозным шепотом добавил он.

– Чего давай? – я даже замерла на месте.

– Я же сказал, – Валерка наклонился к моему уху, стараясь шептать как можно тише и как можно доходчивей при этом объяснить. – Положись на меня. Вот и ложись!

– Ты че? – я оторопела от такой наглости.

– Чего, чего? Записки хочешь писать? – Я энергично покачала головой. – Вот и давай, навались на меня. На плечо и всем телом. Ну, Ира, это же я, Валерка Гурьев, а не какой-нибудь сексуальный маньяк.

– Ну смотри, – прошипела я в ответ и привалилась на Валеркино плечо. – Так?

Он кивнул в ответ, а тут как раз и грымза подоспела.

– Добрый вечер, – сказала она своим тусклым голосом, меня даже передернуло от его звука.

– Добрый, Анастасия Дмитриевна, – ответил Валера, ткнув меня в бок локтем, да пребольно причем, – он был десять минут назад, а теперь…

– А что теперь? – выгнула она неправдоподобной дугой свою нарисованную бровь. – Лебедева, вы что?

Видимо, она имела в виду, что это я так на Валерку навалилась, и я хотела было ей объяснить, правда, что именно, я не знала, но все равно у меня ничего не получилось, потому что Гурьев опять ткнул меня в бок, и я довольно громко охнула, при этом еще и пытаясь улыбнуться этой мегере. Судите сами, что из этого получилось.

– Да вы пьяны, Лебедева! – взвизгнула она и почему-то прикрылась пластиковой папочкой, которую держала в руках.

– Никак нет! – вступился за меня Валера, не давая мне и рта раскрыть. – У Ирины Анатольевны приступ колик. Ей срочно нужно в больницу. Я вызвался ей помочь.

Анастасия Дмитриевна снова в сомнении посмотрела на меня. Я снова вымученно улыбнулась. Валерка снова пихнул меня в бок, и я опять охнула.

– Вам что, больно? – недоверчиво спросила грымза.

– Очень, – только и смогла я выговорить.

– А это что, смертельно? – спросила она у Гурьева.

– Известны случаи, когда бывал летальный исход, – вздохнул Гурьев.

Не знаю, может, она и не знала, что это такое, впрочем, как и подавляющее большинство секретарш, потому что снова в сомнении воззрилась на меня, видимо, не зная, как реагировать.

– Она может умереть, – подсказал Валерка, и я уже угадала, что он собирается пихнуть меня в бок снова, поэтому охнула прежде, чем ощутила толчок. Получилось очень здорово.

– Да? – удивилась Анастасия Дмитриевна.

– Да, – пискнула я.

– Да, – подтвердил и Гурьев.

– А почему вы «Скорую» не вызвали? – еще больше удивилась грымза.

– Анастасия Дмитриевна, душка, вы ж поймите, – начал объяснения Гурьев, – пока «Скорую» вызовешь, пока она приедет, может, еще и лекарств у них не найдется, так это сколько времени пройдет. А тут, – он метнул на меня беспокойный взгляд, – дорога каждая минута. А у меня машина своя, тут, рядышком, я бы мигом…

– Так что же вы тянете?! – на этот раз удивление грымзы, видимо, переполнило все границы, потому что даже небольшие ее глазки вылезли из орбит. – Ждете, когда она умрет?!

– Дак я ж вам объясняю ситуацию, – виновато произнес Гурьев. – Чтобы вы ничего такого про нас не подумали, будто мы от работы отлыниваем.

– А вы не отлыниваете? – прищурила она один глаз, но тут я снова вовремя охнула, а потом ахнула и даже слегка застонала. – Живо! – скомандовала Анастасия Дмитриевна, прикинув, что если я умру здесь, то неприятностей потом не оберешься. – Живо в больницу! Везите ее отсюда и поскорей!

– Так вы разрешаете? – в сомнении спросил Валерка.

– Немедленно! – взвизгнула Анастасия Дмитриевна. – Не-мед-лен-но!

– Слушаюсь, Анастасия Дмитриевна, душка! – воскликнул Гурьев и поволок меня к выходу.

Вахтер выпустил нас без проблем, он все слышал, поэтому и не стал задерживать больше, а мы выскочили на улицу, добежали до Валеркиной машины, припаркованной рядышком, и, только когда сели в нее, позволили себе расхохотаться.

– Ну ты и даешь, Валера! – отсмеявшись и утерев слезы, сказала я.

– Да нет, это ты даешь! – воскликнул Валерка. – Как ты исполнила импровизацию – и постонала, и поохала, и поахала, да и вообще.

Мы снова расхохотались, вспомнив лицо Анастасии Дмитриевны.

– Слушай, ты никогда, – опять заговорил Гурьев, – не мечтала о карьере актрисы? Мне кажется, у тебя могло бы получиться! Какой талант пропадает!

– Как все девочки, мечтала. Но девочкам, – язвительно добавила я, – простительно, а вот что скажешь ты в свое оправдание?! – я грозно сдвинула брови.

– А что такого я сделал? Я всего лишь устроил побег без всяких дурацких объяснительных. Только и всего.

– Ну, конечно, – ехидно улыбнулась я, – давай-ка посчитаем, сколько добрых дел ты сделал, – я принялась загибать пальцы на правой руке. – Первое – обманул секретаршу. Второе – выставил меня калекой, теперь все будут говорить о моем приступе колик, а я, между прочим, даже не знаю как следует, что это такое. Третье – понаставил мне синяков, кстати, тебе придется объяснить моему мужу их появление. Четвертое – срулил раньше положенного с работы. Для ровного счета не хватает пятого… – я задумчиво помолчала, Валерка наблюдал. – Ну, хорошо, пусть будет и пятое – втравил и меня в свою авантюру.

– Согласен, виноват, исправлюсь, – выдал Гурьев стандартную фразу. – Но все-таки хорошо мы повеселились? Ну, признайся, Ирина, правда, было забавно смотреть на грымзу? Ну, только честно! – Я не сдавалась и не собиралась улыбаться, глядя прямо перед собой. – А между прочим, – лукаво добавил Валерка, – ты сама меня поддержала и даже с охотой подыграла мне, наверное, в роль вжилась?

– Ничего я не вжилась! – я повернулась к Валерке, и мы снова расхохотались, потому что злиться на него было решительно невозможно, и потом, грымза действительно выглядела так уморительно, что стоило вспомнить ее, как меня снова разбирал смех.

В итоге мы нахохотались до колик и просидели в машине минут двадцать, если не больше.

– Валера, – сказала я, отдышавшись, – если мы сейчас же не поедем, то я боюсь, у меня и правда случатся колики на смеховой почве.

– Согласен, – выдохнул Валерка. – Тем более что мы рискуем снова попасться на глаза грымзе и поучаствовать во второй серии кино, а этого твои колики точно не вынесут.

– Это верно, – я снова прыснула. – Все, заводи, сейчас уже наши выходить начнут, – я постаралась взять себя в руки и глубоко вздохнула.

Главное, подумала я, не смотреть сейчас друг на друга, иначе мы можем еще долго не остановиться. Видимо, Валерка подумал о том же, потому что, отдышавшись, он завел мотор и, не глядя в мою сторону, тронул машину с места.

Где-то через полкилометра мы окончательно успокоились и смогли смотреть друг другу в глаза без риска разразиться очередным приступом смеха. Что ж, случается.

Глава 7

Наконец, мы добрались до моего дома. Мы вошли в квартиру, и, естественно, оказалось, что именно сегодня Володя пришел раньше обычного.

– Привет, любимый, – сказала я, едва мы вошли и Володька вышел нам навстречу из гостиной.

– Привет, – муж чмокнул меня в щеку. – Привет, сколько лет, сколько зим, – проговорил он и протянул Валерке руку для пожатия.

– Здорово, Владим Николаич, – отозвался Валерка и крепко пожал руку мужа.

– Какими судьбами? Опять небось с панталыку мою жену сбиваешь? Да ты проходи.

– Да уж, – хитро глянул на меня Гурьев, – ее собьешь. – Я снова вспомнила секретаршу и хихикнула. – Она скорее кого угодно с правильного пути собьет, чем ее…

– Ну, это ты что-то загнул, – благодушно ответил муж, потом посмотрел на нас пристальней и спросил: – Что это с вами?

– Объясняйся сам, – сказала я Валерке и прошла в спальню, но осталась у дверей.

– Что это значит? – снова спросил озадаченный муж.

– Да вот, Володя, – Гурьев разулся, скинул куртку, а затем прошел за мужем в гостиную, – прав ты оказался, конечно, это я ее с пути истинного сегодня сбил. Но это по делу, – строго добавил он. – Приехал вот просить у тебя разрешения украсть твою дражайшую половину на вечер.

– Что? – выгнул брови муж. – Украсть? По какому такому поводу?

Мужчины сели в кресла, а я отошла от двери. Если переговоры начались, то надо полагать, что Гурьеву теперь удастся уломать Володю.

Я быстренько разделась, а потом задумалась, что же выбрать в качестве вечернего наряда? Платье? Как-то официально, а там, как я поняла, будет публика сугубо спортивная, значит, лучше всего выбрать брюки. Я порылась в шкафу и вытащила серые вельветовые джинсы. Так, подойдет в самый раз, а что наверх? Я просмотрела кофточки и остановила свой выбор на свободном светло-синем джемпере из акрила с высоким горлом. Что ж, крутанулась я у зеркала, по-моему, очень даже ничего. Затем я сняла остатки дневного макияжа при помощи косметического молочка, протерла лицо тоником и задумалась, а стоит ли вообще краситься?

Но тут же вспомнила о предстоящей встрече с незнакомыми мужчинами и, по крайней мере, с одним знакомым, я имела в виду секретаря, и тут же решила, что, конечно же, краситься надо, но только слегка. Быстрыми движениями я припудрила лицо, оттенила тушью ресницы, потом подумала и слегка подрумянилась, затем решила, что надо выделить глаза, поэтому положила на верхнее веко немного серых теней и, наконец, накрасила губы светлой прозрачной помадой. Получилось очень даже ничего с моим теперешним цветом волос, темно-каштановым, это выглядело довольно эффектно. Я расчесала волосы и оставила их свободными. Капелька любимых духов – и то, что надо.

Я вышла из спальни. Мужчины повернули головы в мою сторону, и по их блеснувшим глазам я поняла, что достигла нужного эффекта.

– Ну как? – кокетливо спросила я.

– Потрясающе! – похвалил Валерка.

А муж просто восхищенно покрутил головой. Все-таки очень приятно чувствовать, что ты вполне способна поразить мужское воображение и прочесть в их глазах немое обожание.

– Ну, так что, муж мой, – обратилась я к Володе, – ты меня отпускаешь с этим парнем?

– Если только с ним, – в сомнении протянул муж, а потом посмотрел на Валерку. – Знаешь, – честно признался он, – я бы тебя вообще никуда не отпустил, ни с ним, ни с кем бы то ни было, если бы знал, что ты так потрясающе будешь выглядеть…

Валерка вскинулся, я замерла, похоже, все-таки переусердствовала.

– Но что поделать? – пожал плечами супруг. – Я ему уже обещал. Смотри только у меня, – грозно добавил он, – не отпускай ее ни на шаг. Да и сам не вздумай волочиться!

– Боже упаси! – воскликнул Валерка. – Но нам, – он глянул на часы, – давно уже пора. Обещаю, Владим Николаич, что верну ее не позже полуночи, и то это только в экстренном случае. Мы все-таки не на гулянку едем, а на расследование.

– Вижу я, на какое расследование, – пробурчал муж и поднялся, чтобы нас проводить.

– А ты что сегодня так рано? – спросила я, когда он подавал мне дубленку.

– А, рассчитывала, что не застанешь? – прищурился Володька. – Думала улизнуть втихую?

– Да ничего такого я не думала, – оправдалась я. – Вон и Валерку поэтому с собой прихватила.

– Ясно, ясно, – сказал муж подозрительно. – Ладно уж, идите. А я просто днем успел с оболтусами позаниматься. Ну смотри же, будь у меня умницей. К чужим дядькам не приставай, много не пей.

– Ладно уж, – передразнила я его, уже стоя в дверях, – сделаю, как ты велишь. Приду поздно, пьяная и не одна! – я хохотнула и чмокнула мужа в щеку.

Муж покачал головой, но ничего не сказал, потом они с Валеркой снова обменялись рукопожатиями, и мы наконец-то отправились к дельтапланеристам. Муж закрыл за нами дверь.

* * *

По дороге мы еще заехали в магазин и купили там две бутылки вина и немного фруктов, а уж потом только Валерка дал газу, и мы покатили к улице Соловьиной.

Мы были на месте в начале восьмого, и когда подъезжали к нужным нам домам, то убедились, что гуляние у дельтапланеристов уже идет вовсю. Я даже подумала, а не зря ли мы приехали, они небось там уже все готовенькие. А чего с пьяными разговаривать, но Валерка, уловив мои сомнения, хотя я ему ничего не говорила, ответил:

– Не переживай, старушка, все будет в порядке. Они ребята малопьющие.

– Откуда ты это знаешь? – подозрительно спросила я. – Ведь ты с ними не пил. И потом, скажу честно, Валера, меня не прельщает перспектива оказаться единственной женщиной среди скопища полупьяных мужиков.

– А кто тебе сказал, что ты будешь единственной женщиной? – спросил Гурьев. – У них там и своих хватает. Да не нервничай ты, я эту породу людей знаю.

– О, конечно, – не удержалась от сарказма я, – кто бы сомневался!

– Сама увидишь, – только и промолвил Гурьев.

Между тем мы уже подъехали к дому Бурханкина. Здесь во всех окнах горел свет, даже на улице слышалась музыка, в то время как в соседних домах все было тихо. В «средневековом замке» свет горел только на верхнем этаже, а в доме Марианны – внизу и в одной комнате – на втором. Я даже подумала, а не Эду ли она принадлежит? Впрочем, это выясним позже. Сейчас же на повестке дня – пьяненькая компашка экстремалов.

Гурьев вышел из машины и позвонил по домофону, ворота вскоре распахнулись, и мы въехали во дворик. Здесь уже стояла пара машин. Мы вышли из своей, Валерка закрыл ворота, и мы направились к крыльцу.

– Не переживай, – снова сказал мне Гурьев. – Не нервничай. Спокойствие, главное, спокойствие.

– Да не нервничаю я! – вспылила я, хотя, конечно, это была неправда.

Мы взошли на крыльцо, и Валерка открыл дверь.

– Прошу, – пригласил он.

– Нет уж, только после вас, – ответила я.

– Ладно, как хотите, – он шагнул в темные сени и, взяв меня за руку, втащил следом.

Не прошли мы и трех шагов, как новая дверь была распахнута, и меня тут же обдало гомоном голосов, музыкой, а главное – ярким светом. Валерка шагнул в комнату и, естественно, втащил меня.

* * *

Комната, по всей видимости, представляла собой большой холл, а также служила прихожей и гостиной. Ее размеры поражали воображение, похоже, она занимала весь нижний этаж. Здесь стояло несколько диванов, чуть ли не с десяток кресел разной конфигурации и цвета, торшеры и небольшие низенькие столики, со следами трапезы и полупустыми бутылками пива. А стены были почти сплошь заняты полками, на которых пестрели корешки книг и какие-то безделушки, вроде гигантских ракушек. На полу было темное ковровое покрытие, зато стены блистали белизной, там, конечно, где их было видно. На окнах висели тяжелые светлые портьеры. Почти сразу же у входной двери начиналась неширокая лестница, ведущая на второй этаж. Слева от входной двери у стены стояли вешалки с огромным количеством верхней одежды, и тут же, на полу, стояла обувь всевозможных размеров. Где-то в глубине комнаты, у самой дальней стены, я разглядела за однотонными пластиковыми занавесками кухню. А под потолком висела огромная люстра в виде раскинувшего щупальца спрута. Ничего себе, подумала я.

Присутствующих, по крайней мере тех, кого мы могли видеть сразу, было человек восемь и среди них – три женщины, по виду настоящие спортсменки – в джинсах и спортивных майках, без косметики, так что я почувствовала себя едва ли не одетой в бальное платье, да еще и с самым вызывающим макияжем на лице.

Мужчины тоже почти все были в джинсах и свитерах или майках. Естественно, что, едва мы вошли, взгляды всех присутствующих обратились к нам.

– Вечер добрый! – бодро сказал Валерка, перекрикивая громкую музыку какой-то не совсем формальной группы.

– Валерка! – завопил бородатый светловолосый парень и кинулся к нам из дальнего угла. – Ну, молодец, молодец, что приехал! Проходите! – он посмотрел на меня, и я невольно смутилась под пристальным взглядом его карих глаз. А он был очень даже ничего. – Сергей Бурханкин, – сказал он, не дожидаясь, пока Валерка нас представит. – Хозяин этого приюта. А кто вы?

– Ирина Лебедева, – ответила я ему в тон.

– И все? – удивился парень.

– А разве этого недостаточно? – улыбнулась я.

– Это моя очень хорошая знакомая и коллега по совместительству, тоже на телевидении работает, – произнес Валерка и хотел было помочь мне снять дубленку, но Бурханкин его опередил.

– Позвольте мне?

– Пожалуйста, – я сняла дубленку и, пока стягивала ботинки, чувствовала его оценивающий взгляд.

Похоже, парень-то еще тот коняга. Что ж, попробуем держать его подальше.

– Выключите музыку! – рявкнул Сергей, и музыка стихла. – В нашем полку прибыло, – произнес он. – Валеру, – он хлопнул Гурьева по плечу, – вы все знаете, а это – Ира, прошу, как говорится, любить и жаловать!

Дамы принялись ревностно сверлить меня глазами, а мужчины приятно улыбаться и кивать головами.

– Включите музыку! – снова скомандовал Сергей, и музыка зазвучала вновь. – А их я вам представлять не стану, – произнес он, наклонившись к моему уху, – сами познакомитесь, если захотите.

Я удивленно посмотрела на него, он плотоядно улыбался. Да, подумалось мне, а держать его подальше будет не так уж просто.

Валерка вручил хозяину бутылки и фрукты и, улучив минутку, пока Сергей где-то в глубине комнаты обустраивал для нас места, шепнул мне:

– Ира, я постараюсь не оставлять тебя с ним надолго.

– Спасибо, Валера, – я пожала ему руку. – Похоже, он горячий парень.

– Похоже, – подтвердил Гурьев, и по его тону я поняла, что и для него самого это большой сюрприз.

– Как ты думаешь, они уже сильно пьяные? – я покосилась на компанию, которая снова принялась болтать, только изредка кто-то из них бросал на нас заинтересованные взгляды.

– Не знаю, судя по всему, еще не сильно, – он кивнул в сторону, и я проследила взглядом за его кивком. Валерка показывал на пару ящиков из-под пива, которые были пусты только наполовину.

– Эй! – Сергей перекричал музыку. Мы повернулись к нему, он махнул нам рукой. – Идите сюда!

Мы переглянулись и стали пробираться в дальний угол этой огромной комнаты-зала.

* * *

Оказалось, что Сергей приготовил нам место на угловом диванчике, рядом с которым стоял низкий столик, а напротив – два кресла. Я села в кресло, Валерка тоже, а Сергей расположился на диване.

– Откупоривай, – сказал хозяин, кивнув на бутылку вина, – но я, с вашего позволения, выпью пива, – и он продемонстрировал нам бутылку пива в руке. – Предпочитаю не мешать.

– Штопор есть? – спросил Валера.

– Ой, совсем забыл, – радостно произнес Сергей. – Он там, на кухне. Сходи, принеси сам, а? И вообще, чувствуйте себя здесь как дома!

Валера кинул на меня взгляд, говоривший, мол, держись, подруга, я быстро. Я слабо улыбнулась ему.

– И бокалы там пошукай! – добавил вслед Валерке Сергей. – Ну, милая дама, – обратился он ко мне, стоило только Валерке нас покинуть, – давайте поболтаем, пока ваш верный рыцарь блуждает в поисках штопора и бокалов.

– Давайте, – согласилась я. – О чем?

– О вас, разумеется, – тут же ответил хозяин. – Расскажите, чем вы занимаетесь?

– Я? Ну, я работаю на телевидении, веду передачу «Женское счастье».

– Вот как? – Сергей вскинул густые светлые брови, его карие глаза пристально смотрели на меня. – Не знал, что такая передача есть.

– Откуда вам? – пожала я плечами. – Вы ведь другим интересуетесь.

– Вы полагаете, что меня совсем не интересует женское счастье? – спросил он, и вопрос этот прозвучал как-то двусмысленно.

– Может быть, и интересует, – ответила я, напуская на себя равнодушие. – Постольку-поскольку.

– А вот и нет, не угадали, – он сверкнул белыми зубами. – Очень даже интересует, и я в этом кое-что понимаю… – добавил он многозначительно.

Вот, подумала я, началась атака. Что ж, будем отбиваться.

– В таком случае, – с милой улыбкой ответила я, – у вас, должно быть, очень счастливая супруга. Или вы не женаты?

– Женат, – весело хохотнул Сергей. – И супруга у меня действительно вполне счастливый человек. А главное – разумный. Она вот, не разделяя моего пристрастия к дельтапланеризму, ничуть против него не возражает и никогда не устраивает мне по этому поводу скандалов. Хотя и не знает, – лукаво добавил он, – что и здесь могут повстречаться такие симпатичные девушки.

– О, – улыбнулась я, – это чистая случайность. Меня могло бы здесь и не быть.

– Но вы здесь, – торжественно произнес он. – И это радует. По крайней мере теперь здесь есть кем полюбоваться.

– Спасибо за комплимент. Значит, ваша супруга счастливый человек, а счастлива ли она как женщина?

– Вполне, – все так же сверкая улыбкой, заверил меня хозяин.

– Это тоже радует, – промолвила я.

Мы помолчали. Что-то Валерки долго нет.

– А это ваше увлечение, – я попыталась повернуть разговор в нужное мне русло, – вы давно увлекаетесь полетами?

– Да, – Сергей откинулся на спинку дивана, – давненько. Лет пять, наверное, да, точно, пять. Меня на это приятель подсадил. К сожалению, разбился. Пару лет назад, выбрал неудачную погоду.

– А что, от погоды тут очень много зависит? – спросила я.

– От погоды зависит все, – ответил мне Сергей, и тут как раз, наконец-то, появился Валерка с двумя бокалами и штопором.

Он пристально посмотрел на меня, желая убедиться, что со мной все в порядке.

– Да все с ней в порядке, она умеет за себя постоять, – ответил на этот взгляд хозяин и безмятежно улыбнулся. – Да и я не наглел! Так что не волнуйся, Валерыч, церемония знакомства завершилась, теперь давайте расслабимся и выпьем.

Мы с Валерой переглянулись и улыбнулись немного смущенно. Похоже, что Сергей Бурханкин отличается наблюдательностью. Что ж, проверим. Валера открыл бутылку и налил вина в бокалы.

– Ну, за знакомство? – произнес хозяин и чокнулся с нами своей бутылкой.

Мы опять улыбнулись и выпили.

– Ну, рассказывайте, – повелел хозяин.

– Да нет, – сказал Валерка, – это ты рассказывай. Мы ведь к тебе в гости пришли, вот и давай, – с улыбкой добавил он, – развлекай.

– Хорошо, – кивнул головой Сергей. – Как насчет танцев? – он посмотрел на меня и приподнял бровь.

– Нет, я не танцую, – тут же ответила я.

– Ага, значит, трусите? – хитро спросил он. – Вот если бы Валерий вас пригласил, то, наверное, не отказались бы?

– Может быть, и так, – не стала отпираться я.

– Что ж, Валерыч, приглашай даму на танец. Правда, я все-таки надеюсь, что потом вы, Ирочка, не откажете и мне?

– Сережа, – ответила я, – боюсь, что и потом я могу вам отказать.

– Жаль, жаль, – вздохнул Бурханкин. – Тогда давайте отложим пока танцы и еще выпьем. У нас ведь есть железный повод. Валерыч сегодня совершил свой первый перелет!

– Да уж, – пробормотал Валерка, но вина налил.

– Каковы ощущения? – спросил Сергей. – Как, понравилось? Заразился?

– Заразился, – согласился Валера. – Я сегодня своим полдня рассказывал, что пережил за эти минуты.

– Да уж, – подхватила я, – только и разговоров было, что о дельтапланах и о том, какой это кайф.

– Значит, заинтересовало? – обратился ко мне хозяин.

– Да, это интересно. Правда, мне не очень понятно, зачем так рисковать, – попыталась я еще раз подобраться к цели.

– Это просто вы не пробовали, – авторитетно заявил Бурханкин. – Вот если бы попробовали разок, то сразу бы все поняли. Это своего рода горы. Причем каждый раз горы, на которых еще не бывал. Мы вот, – он обвел взглядом присутствующих, – месяцами можем жить спокойно, обычной жизнью, а потом вдруг то ли ветер меняется, то ли адреналинчику требуется, то ли еще по какой причине, но срываемся, не сговариваясь, приезжаем сюда или в другое какое-то место, и все – мы уже другие люди. Не те, что сидят за конторками или детишек нянчат, а другие, можно сказать, первобытные первооткрыватели, все нам интересно, идем на риск, испытываем себя, переживаем. А потом… пара-тройка дней, и мы возвращаемся к привычной жизни, к конторкам и компьютерам, к семьям и вроде бы становимся, как все. Вот попробуете и сами убедитесь.

– Дело в том, – сказала я, – что мне даже пробовать не хочется. Я, признаюсь вам честно, не экстремалка.

– Вы это бросьте! – воскликнул Сергей. – Сроду не поверю! Просто у вас, наверное, экстрима в жизни хватает, вот вы так и говорите. На телевидении тоже небось адреналинчик выделяется не хило?

Я задумалась. А что, пожалуй, он прав. Особенно это касается прямого эфира… Да и потом, сколько уже раз бывало, что с героинями что-нибудь экстраординарное да случится…

– Да, вы правы, – со вздохом сказала я. – Должно быть, у меня действительно хватает экстрима на работе. Мы ведь ведем передачу в прямом эфире, а это всегда требует мобилизации всех внутренних ресурсов, и я всякий раз волнуюсь, как в первый раз.

– Вот, – покивал Сергей головой с видом знатока. – У артистов или вот у вашего брата-журналиста хватает адреналина в жизни, а что делать нам, простым обывателям? Вот эти тетеньки, – он прищурился и посмотрел нам за спины, туда, где расположилась основная компания и откуда доносился гул голосов, отдельные фразы и взрывы смеха, – все примерные матери и жены. Конечно, воспитывать детей тоже не просто, но что делать, если ощущений все-таки не хватает? Если в какой-то момент начинаешь чувствовать, что превращаешься в какую-то машину по помывке и готовке? Не всем женщинам удается воспитывать детей, обихаживать мужей и быть этим абсолютно счастливыми. Моей жене, например, это удается, она и не ищет других ощущений. Правда, – усмехнулся он, – у нас и дети не подарочек. Такого адреналина родителям в кровь пускают, что порой и мне никаких дельтапланов не надо. У нас ведь их трое.

Помолчал и продолжил:

– А может, поэтому я в небо и рвусь, чтобы обстановку, так сказать, сменить и скинуть накопившуюся негативную энергию. Ведь после полета, это можете у Валерыча спросить, чувствуешь себя так, словно заново родился. – Валерка кивнул. – Как и все мужики, я тоже хочу расслабиться, но не за картами или выпивкой, и не в поисках легкомысленных женщин, – он весело глянул на меня, – а другим способом. Примерно понятно, что я хотел сказать?

– Примерно, да, – сказала я задумчиво. – Только мне всегда казалось, что люди, выбирающие такое хобби, всегда ищут новых ощущений, а у вас получается, что вы всего-то ищете отдохновения.

– Ну, это вы, милочка, телевизора насмотрелись. Хотя есть и такие чумовые ребята. Правда, не среди нас. Мы нормальные люди, просто у нас хобби – тут вы верное слово подобрали – не совсем обычное. Но для нас дельтапланы не смысл жизни, а часть ее. В этом вся разница. Хотя, конечно, – улыбнулся он, – очень существенная часть. Впрочем, наверное, мы смогли бы прожить и без них, нашли бы что-нибудь другое… Не знаю.

Мы помолчали. Пора было поворачивать разговор ближе к делу, и я начала первой.

– Да, получается, что адреналину современному человеку явно не хватает, если мы все, так или иначе, стремимся его получить, хотя бы иногда. Поэтому и выбираем такие профессии, как мы с Валерой, или, как вы, – хобби покруче.

– Получается, так, – согласился Сергей. – Выпьем? За адреналин? – он усмехнулся.

Мы выпили, и я почувствовала, что надо завязывать со спиртным, иначе я просто расслаблюсь и стану болтать о всяких пустяках, а может, даже танцевать захочу.

– Можно рассказать о себе? – скромненько спросила я.

– Конечно! – воскликнул Сергей, глядя на меня горящими глазами, возможно, просто под действием пива.

– Так вот, я, признаться, никогда не задумывалась над тем, хватает ли мне в работе адреналина. Но сейчас, – я немного смущалась, тоже, наверное, под действием алкоголя, – когда вы спросили меня, я подумала, что вы действительно правы. Понимаете, мало того, что передача идет в прямом эфире, так еще и с моими героинями в последнее время что-то случается – либо во время самой передачи, либо сразу после нее, а вот сейчас, например, был случай, что в процессе подготовки. Как вы думаете, отчего так? Я уже даже бояться стала, – похоже, «Остапа понесло», вино оказалось крепче, чем я думала, да еще и на практически голодный желудок, – а вдруг, это я сама притягиваю всякие неприятности?

– Ну, это уже чистой воды суеверие, – ответил мне Сергей, а Валерка удивленно покосился на меня. Что, так опьянела, что ли? – Дело-то не в вас, наверное, а в ваших героинях. Так ведь?

– Так, – жалостливо пискнула я, – но ведь я оказываюсь в этих неприятностях замешанной!

– Это каким же образом? – заинтересовался Бурханкин.

– Ну вот, например, – несколько дней назад мы договорились о встрече с Марианной Масри, вашей соседкой. – Он кивнул. – Хотели сделать с ней передачу. Приехала я к ней на предварительный сговор, так сказать, и что вы думаете?

Сергей прищурился и пристально посмотрел на меня:

– Так это, значит, вы приезжали в тот день? Да?

Я вздохнула и призналась:

– Я.

– Ого-го, – сказал Сергей и покачал головой. – Представляю, что вы там обнаружили. Да уж, адреналинчику вам подпустили.

– А вы откуда знаете? – ухватилась я за ниточку.

– Милая барышня, – невесело улыбнулся Бурханкин, – я-то знаю. Откуда? Да от милиции, они ведь нас допрашивали в тот день, только позже, уже после вас.

Валера кивнул, подтверждая, что так, мол, и было.

– Ну, вот, – сказала я, – представляете? Я приезжаю, меня встречает секретарь, проводит наверх, просит подождать полчаса. Через полчаса он заходит в кабинет и выбегает оттуда белый, как мел. Марианна мертвая лежит на полу в своем кабинете, из шеи у нее торчит какая-то странная короткая стрела, нас всех подозревают, хотя при чем тут мы? По-моему, менты даже не знают, что это за стрела такая.

– Да уж, – задумчиво произнес Бурханкин, глядя куда-то за наши спины. – С этими коллекционерами всегда что-нибудь случается.

– А вы знали, что у нее коллекция есть, да? – спросила я.

– Знал, конечно, – ответил Бурханкин.

* * *

Мы с Валеркой переглянулись.

– А что тут удивительного? – пожал плечами Сергей. – Мы ведь тоже газеты читаем. Знал, и даже ходил к ним, так сказать, с визитом вежливости, когда они въехали.

– Значит, вы были знакомы?

– Ну да. То есть познакомились и больше ничего. Так, десятиминутный визит, ни к чему не обязывающий.

– Простите, – спросила я, – а о чем вы говорили?

– Ах вы, хитрулька! – воскликнул Сергей. – Так вот, значит, зачем ко мне пожаловали? А я-то все голову ломаю. Вижу, что не просто так наведались, а зачем, и не пойму. Значит, интересуетесь соседкой?

Я поняла, что раз уж мы раскрыты, то Сергей, по-моему, заслуживал того, чтобы играть с ним честно. И я призналась:

– Да, вы правы, интересуюсь.

– Что ж, понятно, – поджал он губы. – Так о чем говорили? Да ни о чем особенно. Я пришел, позвонил, меня спросили, кто я, ответил, что сосед. Впустили. Я вошел, меня встретил какой-то детина в спортивном костюме, я понял – охранник. Провел в гостиную, туда спустилась Марианна вместе с парнишкой, представились. Он оказался секретарем. Я сказал, что вот сосед, что рад познакомиться. Меня пригласили сесть, кофе предложили. Посидели. Она сказала, что родилась в Тарасове, – он хмурился, припоминая. – Произвела на меня неизгладимое впечатление. Будто и не женщина, а каменная скала, нет, ледяная. Айсберг. Такое достоинство, словно она особа королевских кровей. Но красивая, притягивает.

Я еще заметил, как секретарь на нее смотрит, подумал, что влюблен мальчишка без ума. А она… Да нет, вряд ли. Такая разве может любить? – Сергей пожал плечами. – Вот, пожалуй, и все. Да, – спохватился он, – сказал, что занимаюсь строительными материалами, а иногда мы тут с приятелями на дельтапланах полеты устраиваем. Предупредил, значит. Она поинтересовалась, каково это. Я вкратце рассказал. Она сказала, что ничуть не против и не станет обращать на это внимания. Вот и все, – закончил Бурханкин.

– Значит, она знала о ваших полетах? – спросила я, чтобы нарушить неловкое молчание, возникшее в нашем маленьком кружке.

– Знала. Да и я сказал потом, что мы с ней вроде бы коллеги, потому что у меня тоже есть небольшая коллекция.

– Вот как? – удивилась я.

– Ты об этом ничего не говорил! – сказал Валерка.

– А ты не спрашивал, – ответил Сергей.

– А что это за коллекция? – поинтересовалась я.

– Да так, всякая всячина, но самое интересное в ней – это стрелковое оружие.

– Луки? – я вскинула брови.

– Да, луки и арбалеты. Я когда-то этим здорово интересовался. Правда, вот уже пару лет как забросил, времени не хватает.

– Значит, вы прекрасно разбираетесь в стрелковом оружии?

– Ну, не то чтобы уж прекрасно… – усмехнулся Сергей, – но в общем-то не так уж плохо. Вы вот сказали, что Марианна была убита стрелой. Какой?

– Ну, я в этом вообще профан, – ответила я. – Правда, стрела мне показалась необычной, больше похожа на дротик, чем на стрелу, очень короткая, сантиметров пятнадцать-двадцать, вряд ли больше.

– Интересно… – пробормотал Бурханкин. – Такие стрелы действительно большая редкость. Знаете что, пойдемте со мной, я вам кое-что покажу.

Он встал и направился к лестнице, мы, в который уж раз, удивленно переглянулись и направились за ним.

* * *

Оказалось, что идем мы на второй этаж. Сергей шел впереди, и когда мы поднялись следом за ним, то нашему взору предстали два коридора по обе стороны от лестничной площадки. В коридорах, довольно узких, горели неяркие светильники, а одна из дверей в левом коридоре была открыта, там только что зажглась яркая лампа, осветив часть пространства.

– Идите сюда! – услышали мы зычный голос хозяина.

Мы подошли к двери и вошли в комнату. Это, по всей видимости, был кабинет. Довольно просторное помещение, стены которого были отделаны под дерево, с массивной мебелью, у окна, занавешенного тяжелыми шторами палевого оттенка, стоял стол. Темного паркета пол, посреди комнаты – пушистый ковер в темно-бордовых цветах. У левой стены стоял кожаный диван, а у стола кресла – большое, кожаное – с одной стороны и два поменьше – с другой. Вдоль стен тянулись высокие застекленные шкафы, даже и не шкафы, а стеллажи, частично заполненные книгами в старинных переплетах, а частично, надо полагать, «всякой всячиной», которую коллекционировал Бурханкин.

Мы увидели несколько сабель в ножнах, кортики, нэцке или что-то в этом роде, затем еще луки разной конфигурации и колчаны со стрелами.

– Вот это да! – сказала я, все еще продолжая стоять на пороге. – Это и есть ваша коллекция?

– В общем, да, – ответил Сергей. – Да вы проходите, не стойте у порога.

Мы вошли.

– Вот вы сказали, что стрела была необычной, – обратился ко мне Сергей. – Идемте сюда, я кое-что вам покажу, и вы мне скажете, похожа ли она была на эти. Здесь у меня, – мы направились к самому дальнему шкафу, которого не видно было от двери, – арбалеты. Немного, конечно, но кое-что интересное можно найти.

Он порылся в ящике стола и достал связку ключей. Выбрав нужный, он направился к шкафу, говоря нам на ходу:

– Есть, понимаете ли, разновидность арбалетов, так сказать, карманного варианта, не больше полуметра, причем с натянутой тетивой. В то время как обычный арбалет с натянутой тетивой может быть до метра в длину. Разницу улавливаете?

Мы согласно покивали. Сергей остановился, не доходя до шкафа, и повернулся к нам.

– Так вот, стрелы, которыми стреляют из такого арбалета, больше похожи на дротики. Правда, сила удара такая, что мало не покажется. Но давайте посмотрим.

Он открыл шкаф-стеллаж и достал небольшой колчан, затем вынул из него стрелу и протянул мне:

– Ну как, похожа? – спросил он.

Я замерла, потому что стрела была не только похожа, она была точно такой же.

– Да, – ответила я, сглотнув комок в горле. – Очень. А у вас есть сам арбалет?

– Арбалет? Есть, конечно, – ответил Сергей. – Идемте.

Мы пересекли комнату и оказались у другого стеллажа, расположенного у двери, свет от лампы, горящей на столе, сюда не попадал, и шкаф высился перед нами темной громадиной до самого потолка. Сергей снова порылся в связке ключей, отыскал подходящий, щурясь, вставил его в замочную скважину и открыл дверцы.

Он на ощупь искал арбалет. Потом засуетился, часто-часто задышал и спросил:

– У вас нет зажигалки?

Валера пошарил в карманах и достал свою «Zippo».

– Посвети сюда, – попросил Сергей.

Валера поднес зажигалку к стеллажу и зажег, я заглянула через его плечо. Здесь было пять или шесть арбалетов разных размеров, а внизу, как я поняла, было пустое место. Я попыталась вычислить, из какого именно арбалета пускали стрелы, одну из которых я держала в руках.

– Он был здесь, – как-то жалостно произнес Сергей и показал на пустующую подвеску.

Получалось, что арбалета в шкафу не было.

Глава 8

– То есть, – первым заговорил Валерка, – ты хочешь сказать, что не знал об его исчезновении?

– Конечно, не знал! – с жаром воскликнул Бурханкин. – Кабы знал, то зачем, скажи, захотел его вам показать?!

– А когда в последний раз вы сюда заглядывали? – спросила я.

– Когда? – Бурханкин нахмурился, вспоминая. Он отошел от шкафа и стоял сейчас у стола. – Когда же это было? Да не так уж давно! Днями, можно сказать. Подождите, – он вытянул вперед руку, – сейчас соображу. Так, – он прикрыл глаза, – мы приехали сюда на неделю, это было шесть дней назад… Я показывал свою коллекцию америкашке, Джону, а потом Марианне с секретарем и…

– Так Марианна была у тебя?! – теперь пришла очередь кричать Гурьеву.

– Почему вы об этом ничего не сказали?! – я тоже не осталась в стороне.

– Ну вы же не спрашивали, – искренне удивился Бурханкин. – И потом, какое это имеет значение? В смысле, что это меняет?

– Может, очень даже многое… – произнесла я.

Возможно, я еще сама толком не могла понять, какое это имеет значение, но наверняка – все это как-то между собой связано. Нужно поговорить с Эдом. Но сначала…

– Расскажите нам, пожалуйста, когда у вас была Марианна и когда вы показывали им коллекцию, – попросила я.

– Что ж, если это важно, – ответил Сергей и пожал плечами. – Садитесь, – он указал нам на два низких кресла, стоящих перед столом, а сам опустился в высокое кресло напротив. – Значит, так, – продолжил он, когда мы сели, – я был у них в первый день нашего сюда приезда, шесть дней назад. А на следующий день пожаловали они, так сказать, вернуть визит. Ну, пришли после того, как мы отлетали, я угостил их кофе, познакомил с нашей братией…

– Подождите-ка, – перебила я, – а разве не вы говорили Валере, что американец ваш, этот Джон, просил вас подлететь поближе к ее окну, в тот день, когда ее убили? С ваших слов получалось, что он с ней не был знаком…

– Так он и не был! – ответил Бурханкин. – Дело в том, что он в тот день уезжал куда-то в город по делам, вызвал с утра такси и укатил, вернулся позже, уже под вечер. Так что он с Марианной и не виделся, они-то днем были. Все вчетвером.

– А кто еще был с ней? – быстро спросила я.

– Ну, еще этот ее профессор был и крепыш какой-то, видать, охрана или что-то в этом роде. Вот, было их четверо, пришли они часа в три, наверное. Недолго пробыли, Марианна сказала, что хотела бы посмотреть мою коллекцию, если это возможно. И пригласила меня зайти на следующей неделе, мол, свою покажет. Я не мог отказать и повел их сюда. Мы тут все рассмотрели, они просили открыть некоторые шкафы, она долго охала и ахала, впрочем, так все делают. Особенно ее заинтересовали, кстати, арбалеты и луки. Она даже просила в руках подержать некоторые…

– Например? – поинтересовался Гурьев.

– Ну вот хоть эти два, – он кивнул в сторону открытого шкафа, – сейчас не видно, те, что на самом верху.

Валерка не поленился, встал, подошел к стеллажу, чиркнул зажигалкой и уставился на оружие.

– А почему именно эти? – спросил он.

– Не знаю, – пожал плечами Бурханкин, – но они ей больше всего понравились.

– А пропавший арбалет тогда был еще на месте? – спросила я.

– Да, конечно, они еще удивлялись, что он такой маленький. Я им еще и стрелы к нему показал, ну, эти, одну из которых вы держите, – он кивнул головой на мою руку, в которой все еще была зажата короткая стрела.

– Так, – я тоже посмотрела на стрелу, – а Джону своему вы когда коллекцию показывали?

– В первый же день, – ответил Сергей. – Вот как только приехали и разобрались со всем, так вечером я ему и показал.

– А его что больше всего заинтересовало? – опять задала я вопрос.

– Тоже оружие, – сказал хозяин.

– А тебя это не удивило? – Валерка отошел от шкафа и сел.

– А почему это меня должно было удивить? – язвительно произнес Бурханкин. – Всех, кому я когда-либо показывал эту коллекцию, больше всего интересовало именно оружие, особенно – арбалеты, а тем более именно этот малыш, – он кивнул в сторону темнеющей громадины шкафа. – Вот и вас тоже.

– Ладно, дальше что? – Валерка посмотрел на меня.

– А кто знал, где вы храните ключи? – я сообразила, что в принципе должно быть дальше.

– Да хоть кто! – заявил хозяин. – Я из этого тайну не делаю. И вообще не помешан на том, что меня могут обокрасть. На мой взгляд, достаточно и того, что дом стоит на сигнализации, даже тогда, когда я здесь. Ну, я имею в виду ночное время суток.

– Значит, с улицы к вам проникнуть невозможно? – продолжила я допрос с пристрастием.

– Практически, – подтвердил Сергей.

– Что ж, это значит, что арбалет стащил некто, живущий в вашем доме. Или, как вариант, – тот, кто может ваш дом посещать и нашел достаточно времени, чтобы зайти в эту комнату и подобрать ключ от шкафа. Как вы думаете, кто бы это мог быть?

– Глупости все это! – воскликнул Бурханкин. – Вы что же, полагаете, будто кто-нибудь из этих людей, – он указал рукой и подбородком вниз, видимо, имея в виду тех, кто сидел у него в гостиной на первом этаже, – способен на такое?

– Вот это как раз я и спросила у вас, – спокойно ответила я.

– Глупости! – снова повторил он. – Я их не один год знаю и могу за каждого, слышите, за каждого поручиться!

– Что ж, тогда остается признать, что арбалет исчез сам по себе, – я пожала плечами и снова глянула на стрелу. – А что насчет стрел? Сколько их у вас было и все ли на месте?

– Дюжина, – сердито отозвался Сергей.

Он встал со своего места и направился к тому шкафу, где висели колчаны со стрелами. Взяв в руки тот, из которого была вытащена стрела, он вернулся к столу и перевернул колчан, высыпав оставшиеся стрелы перед нами.

– Вот, смотрите, – он начал считать. – Одна, две, три, четыре… – и так далее, пока не досчитал до десятка. Больше стрел на столе не оказалось. Еще одна была у меня в руке, и я скромно положила ее на стол.

Получалось, что и стрелу умыкнули.

* * *

– Слушай, а ты точно уверен… – начал было Валера, но Бурханкин его перебил:

– Да ты что, думаешь, я считать не умею или не знаю, сколько их тут было? Правда, – добавил он после тяжелого вздоха, все еще глядя на стрелы и пустой колчан, – я давно уже в него не заглядывал. Но это вообще уже ни на что не похоже! – он вдруг помрачнел лицом и разразился ругательствами, которых лучше не повторять.

– Ну, вы до сих пор думаете, что на это никто не был способен? – не унималась я.

– Я вообще не знаю, что и думать! – резко ответил он и рывком уселся в свое кресло. – Это что же получается? Что кто-то из них, что ли? И что мне теперь делать? А что, стрела, которой была эта ваша Марианна убита, сильно похожа на мои? – он встревоженно посмотрел на меня.

– К сожалению, – я вздохнула, – один к одному. Я бы даже сказала, что убили ее точно такой же…

– Ну, – снова возмутился Бурханкин, – это уж вообще черт знает что такое!

Мы помолчали. Да, ситуация, как говорится, получилась аховая. И что же теперь делать? Конечно, следовало бы сразу же заявить в милицию о том, что произошло, вернее, о том, что обнаружилось. Я посмотрела на растерянного Сергея. Вышло, что мы просто использовали его в своих целях и хоть цели эти были вполне благородными и мы сами не знали, что все обернется именно так, но все равно я чувствовала себя препаршиво. Так, словно мы его обманули, прокрались в его дом и… Подставили, что ли?

Впрочем, а вдруг он нас тут дурит? Я вспомнила о Пашкиной гипотезе, в которой он отводил далеко не последнее место Бурханкину. Если так, то зачем ему понадобилось тащить нас сюда? Зачем подставляться? Я что-то ничего не понимала.

Если он знал, что арбалета и стрелы нет на месте, то к чему эта демонстрация? Не проще ли, не логичнее ли было бы вообще не заикаться о том, что у него есть эта коллекция? Ведь его никто не заставлял тащить нас наверх, в свой кабинет и обнаруживать перед нами пропажу. Ведь он сам подвел себя под монастырь. И потом, зачем ему признаваться, что Марианна посещала его? Хотя это, конечно, мы смогли бы узнать и без него. Ну, не мы, так следователи. Кстати, о следователях.

Я посмотрела на Валерку, он тоже сидел подавленный, возможно, и его терзали те же мысли, что и меня. Однако нам все равно надо заявить об этом следователям. А как неприятно все это!

Я нахмурилась. Когда же этому придет конец? Да тогда, когда вся эта история станет ясной, когда преступление наконец раскроют. Только тогда перестанет падать на меня его тень. Как же хочется, чтобы это случилось как можно скорее! Что ж, а до тех пор надо действовать, как положено. Я снова глянула на Валерку. Пора бы ему сказать о наших намерениях. Или он предпочитает, чтобы это произнесла я?

– Надо звонить в милицию, – к моему удивлению, это сказала не я, не Валерка, а сам Сергей. Он, похоже, тоже взвесил все «за» и «против» и принял решение. – Лучше сделать это сразу, вы как думаете? – Мы переглянулись и кивнули в знак согласия, испытав при этом облегчение. – Только я ничего все равно не понимаю! – воскликнул Бурханкин и снова погрузился в мрачное молчание. Правда, ненадолго. Он решительно встал и, не глядя на нас, сказал: – Надеюсь, вы останетесь до их приезда, ведь вы были вместе со мной, значит, потребуются и ваши свидетельские показания. Вы ведь останетесь? – он посмотрел на нас, и мы снова кивнули, на этот раз даже не переглянувшись. – Хорошо, – добавил он, глубоко вздохнул и, протянув руку к телефонному аппарату, стоящему тут же, на столе, произнес: – Так я звоню…

– Конечно, – сказала я, – а пока вы звоните и пока мы ждем, я пойду прогуляюсь. Где у вас открывается калитка?

– Я открою, – ответил мне Сергей. – Только не задерживайтесь, добро? – Я молча кивнула.

Мужчины посмотрели на меня удивленно, но ничего не сказали и удерживать не стали. Я вышла из кабинета и спустилась по лестнице вниз. Там, в большой гостиной, все еще продолжалось веселье – люди болтали, пили пиво, смеялись, а кое-кто даже танцевал, музыка играла довольно громко. Я опять почувствовала угрызения совести по поводу того, что все случилось именно так, то есть что мы с Валерой, даже и не предполагая, оказали хозяину этого приюта такую медвежью услугу. Конечно же, я понимала, что теперь его замучат вопросами, будут теперь подозревать больше остальных, что на него теперь обрушатся неприятности. Сколько объяснений ему предстоит, хотя бы начиная с этих людей, – я посмотрела на гостей и, пройдя к двери, взяла с вешалки свою дубленку. Похоже, на меня никто не обратил внимания. Накинув дубленку и надев ботинки, я вышла из дома, прошла сквозь темные сени и оказалась на улице.

Здесь было уже совсем темно, я посмотрела на дом Марианны, там все еще светились окна на втором этаже, и я не спеша пошла к калитке. Я должна была поговорить с Эдом. Должно быть, к нему тоже пожалуют сыщики после того, как «обработают» Бурханкина и его компанию. Предупредить Эда? Да, пожалуй, я хотела именно этого – предупредить его. Мне было так неприятно и даже противно от своей роли в этом деле, что я решила не усугублять ее.

Выйдя из калитки, я направилась в сторону дома. И все время меня не покидала уверенность, что мне удастся проникнуть в тайну пластин. И в тайну смерти Марианны. Но как?

Я дошла до дома и позвонила, уловив боковым зрением, что неподалеку стоит какая-то машина.

– Кто там? – донеслось из домофона, и я узнала голос Эда.

– Это Ирина Лебедева, – ответила я.

– Ира?! – воскликнул Эд. – Входи же.

Калитка открылась, и я вошла во двор, прикрыв ее за собой, – замок за моей спиной щелкнул. Почему-то мне это не понравилось, но я отмахнулась от этого ощущения и направилась по тропинке к освещенному крыльцу. Дверь дома распахнулась, и я увидела высокий мужской силуэт – Эд вышел меня встретить.

Я подошла к крыльцу и сказала:

– Привет, мне нужно поговорить…

* * *

– Что случилось? – взволнованно спросил он. – Ты в такое время и без звонка…

– Я была здесь рядом, решила зайти, – ответила я и стала подниматься на крыльцо. – Ты не против?

– Нет, нет, конечно, я не против, – ответил он. – Проходи.

Он распахнул передо мной дверь, и я вошла в освещенный дом. Нас тут же встретил молчаливый охранник. Эд принял мою дубленку и передал ее охраннику, тот пытливо вглядывался в мое лицо, стараясь угадать цель моего визита.

– Пойдем в гостиную. Там поговорим, – сказал Эд.

Он пошел направо, я последовала за ним. Гостиная оказалась довольно просторной и уютной, впрочем, я особенно не приглядывалась к деталям интерьера, а только мельком взглянула на светлые обои и шторы, на мягкую мебель и пушистый ковер на полу.

– Садись, – сказал Эд. – Куда хочешь. Выпьешь чего-нибудь?

– Минералки, – сказала я и села в кресло, стоящее в углу.

– Сейчас, – Эд подошел к бару и налил мне в стакан минеральной воды и чего-то себе. Он вернулся и, подав мне высокий стакан, сел в кресло напротив.

– Что-то случилось? Да? – он вновь взволнованно посмотрел мне в глаза.

– Да, – ответила я. – Ты знаешь вашего соседа? Вы были знакомы?

– Соседа? – похоже, он еще не совсем понимал, о чем я спрашиваю и при чем тут сосед. – Какого? Который занимается этими… – он щелкнул пальцами. – Ну, как это по-русски?

– Да, того, что занимается дельтапланами, – подтвердила я. – Вы знакомы?

– Да, он был у нас, потом мы были у него, но при чем здесь это? – он сдвинул брови.

– Я тоже сегодня с ним познакомилась, – произнесла я, не глядя ему в глаза. – Милый, в общем-то, человек, правда, немного вспыльчивый. Увлекающийся, как мне показалось. Коллекционер, – я бросила на Эда внимательный взгляд.

Он все еще смотрел на меня непонимающе.

– И что? – спросил он опять, потому что я молчала. – Ира, к чему все это? Ты говоришь, что тебе нужно что-то мне сказать, но что? То, что сосед коллекционер? Я это и сам знаю, мы были у него с Марианной и с Маккински и смотрели его коллекцию. Возможно, там действительно есть какие-то интересные вещи, но я в этом мало что понимаю. К чему ты завела о нем речь?

– Ты волнуешься? Нервничаешь? – вместо ответа спросила я. – Почему?

– Почему? – усмехнулся секретарь, но усмешка и впрямь была нервной. – Я же тебе объяснил. Твой поздний визит, без предупреждения. К тому же мы сегодня виделись. Твой вид, – он сделал неуловимое движение. – В чем дело? Говори, не мучай меня.

– Хорошо. Так вот, ты сам сказал о его коллекции. Насколько я знаю, Марианна обратила внимание на мини-арбалет, когда вы там были, так?

– Так, и что?

– А стрела, которой ее потом… убили… Она откуда?

– Да я откуда знаю! – воскликнул он.

– А я сегодня видела точно такую же, – я продолжила, волнуясь и горячась, – в коллекции у соседа. В колчане, как он говорит, их было двенадцать, а сегодня, когда он их показывал нам, оказалось всего одиннадцать стрел. И потом, самое неприятное – исчез тот самый мини-арбалет! И стрела к нему.

– Что-что? – переспросил он и даже наклонился ко мне. – Ты что, хочешь сказать, что ее убили из его арбалета?!

– Я хочу сказать, что стрела, которой убили Марианну, была точь-в-точь такая, как я видела сегодня у него. И что самого арбалета в коллекции не оказалось.

Эд откинулся в кресле. Мы замолчали.

– А что говорит он сам? – первым нарушил молчание Эд.

– Ничего он не говорит, – я глотнула воды и прикрыла глаза. – Мы разговорились о стрелах, о Марианне, я упомянула, что стрела была короткой, он потащил нас наверх, в кабинет, достал стрелу и показал мне, спрашивая, похожа ли она. Я сказала, что похожа, и спросила, а есть ли у него само оружие. Он сказал: «Конечно», – и потащил нас к другому шкафу, а там арбалета нет. Похоже, что для него это была такая же неожиданность, что и для нас.

– Постой, постой! – воскликнул Проханов, и я открыла глаза. – Значит, ты предполагаешь, что это мог быть спектакль? – он пристально смотрел мне в глаза.

Спектакль! Вот и он говорит о том же, о чем я думала еще совсем недавно, по дороге сюда. Я ответила таким же пристальным взглядом.

– Знаешь, все это вообще очень странно, – в задумчивости произнесла я. – Способ, время, угрозы… Кстати, а она что, действительно так сильно опасалась этих писем? Этого Жреца Смерти?

– Как – так? – Эд смотрел на меня как-то странно, какой-то огонек горел в его глазах, потом он моргнул, и огонек погас.

– Да так, что даже наняла личного сыщика, – ответила я.

– Да, так. Но ты продолжай.

– А что продолжать? – я пожала плечами. – Так уж получилось, что я явилась к вам не в самое лучшее время, и теперь мое имя привязано к этой трагедии. Мне все это жутко не нравится, но я не могу от этого отделаться. Понимаешь, о чем я? – Он кивнул и сделал жест рукой, говорящий о том, что я могу не продолжать, ему все это понятно. – И теперь я хотела бы, чтобы все это как можно скорее закончилось, понимаешь?

– Понимаю, – с печальной улыбкой произнес он. – Мне бы тоже этого очень хотелось.

– Вот, – снова заговорила я, – а для того, чтобы это закончилось скорее, мне кажется, нужно приложить кое-какие усилия.

– Например? – он приподнял одну бровь.

– Нужно как-то помочь следствию, – твердо заявила я.

– Ну, и как же? – ему, похоже, стало интересно. А может, он просто забавлялся?

– Не знаю, – я дернула плечом. – Вот Марианна решила, что ее личный сыщик сможет в этом разобраться, а он что-нибудь делает? А?

– Не знаю, – пожал плечами Проханов, и в уголках его рта я заметила еле сдерживаемую улыбку. – По-моему, он только курит и пьет виски.

– Вот как? – ахнула я. – А тебя, похоже, это забавляет?

– Да, – честно признался Эд и улыбнулся во весь рот. – Просто я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, тем, что он лучше всего умеет. Откуда я знаю, может, у него такой метод расследования? А? – теперь уже смеялось все его лицо, и глаза, и каждая складочка, а не только губы.

– Тебе смешно? – удивилась я. – Лично мне, например, не до смеха.

– Ира, – он посерьезнел, – я думаю, что вмешиваться в дела, о которых ты не имеешь никакого представления, это просто глупо, ты меня извини…

– Ты полагаешь, что я поступаю глупо? – меня заел этот его учительский тон и это его веселье.

– Извини, я не хотел тебя обидеть, просто ты очень мало знаешь и о самой Марианне, и о каждом из ее служащих. И тем более о том, что здесь случилось. Так почему ты вмешиваешься в очень сложное дело? Потому только, что не хочешь быть замешанной? Не хочешь газетной шумихи?

Я встала, поставила стакан на столик и собралась уходить. Больше с господином Прохановым нам, похоже, не о чем говорить. Я была обижена, может, именно потому, что он был прав, но я не хотела признавать его правоту.

– Мне пора, – холодно сказала я.

– Ира, – он поднялся следом за мной и даже взял меня за руку, желая удержать, – подожди, ты обиделась. Я не хотел тебя обижать, просто…

– Просто ты дал мне понять, что все это не моего ума дело, и напомнил одну русскую поговорку о том, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Я все поняла. Извини и ты. А теперь мне пора, – я попыталась освободиться от его руки. – Милиция уже, должно быть, приехала, и мне предстоит еще давать показания.

– Ира, извини, – сказал Эд. – Я бы не хотел, чтобы ты обиделась на меня из-за моих слов.

– Но на что мне обижаться? – устало спросила я. – Ты ведь сказал правду. – Я пожала плечами. – Мне действительно пора идти. Я зашла, чтобы предупредить тебя, скорее всего милиция захочет после поговорить и с вами.

– Спасибо, – печально ответил он. – Нам не привыкать, так, кажется, вы говорите? – он грустно улыбнулся. – Ты не обиделась?

– Нет, но ты ведь прав. Просто все это, – я вздохнула, – очень неприятно. Я жалею, что приехала так не вовремя и оказалась втянутой во всю эту историю.

Он пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я опустила глаза и тут только поняла, что он все еще держит меня за руку. Я поспешно освободила свою ладонь и отошла от него.

– Я пойду, – немного смущенно повторила я, хотя смущаться было не от чего.

– Я провожу тебя, – откликнулся Эд, и мы вышли из комнаты.

Он помог мне одеться, а потом вышел вслед за мной на крыльцо. Я поспешила покинуть двор, но Эд пошел вслед за мной до калитки. Уже когда я приблизилась к ней, он сказал:

– Ира, все это не совсем так, как ты себе представляешь, хотя я ничего и не могу тебе сказать. Только одно, – я повернулась к нему и пыталась разглядеть в сумраке его глаза. Он стоял спиной к свету, и мне не видно было его лица, – прости меня.

– За что? Ты опять о своем? Я не обижаюсь, – поспешила заверить его я.

– Нет, я о другом, – со вздохом сказал он, – поверь, мне очень жаль, что именно ты оказалась втянутой в эту историю.

– Что ты хочешь этим сказать? – тут же поинтересовалась я, потому что прозвучали его слова так, будто от него зависело, что я приехала тогда так не вовремя.

– То, что сказал, – произнес он. – Больше ничего. Пока.

– Пока, – ответила я и шагнула за калитку.

* * *

«Так, – думала я по дороге к дому Бурханкина, – что же все это значит? Почему все так странно себя ведут? В чем тут дело? Конечно, Эд был прав, когда говорил, что я лезу не в свое дело, но ведь это касается и меня, не так ли? Так неужели я буду сидеть в стороне сложа руки?»

Здравый смысл подсказывал мне, что расследование должны вести те, кто действительно что-то понимает в таких вещах, и не лезть самой со своими дурацкими гипотезами и инициативами, но могла ли я подчиниться этому рассудительному холодному голосу? Нет, вряд ли. Наверное, проблема заключалась в том, что я слишком буквально принимала такие случаи. Слишком буквально воспринимала их относительно себя и своей передачи. Получалось, что так. Я кидалась во все эти истории с не меньшим пылом, чем мать бросается защищать своего ребенка. Моим ребенком для меня была моя передача, я отождествляла себя с ней, вот и получалось, что любая тень, падающая на мою передачу, заслоняла от меня все прочее, и я хотела только одного – обелиться, отстоять нашу общую репутацию. Что ж, выходит, что я и правда боялась скандала, боялась попасть на зубок газетным репортерам?

«Да, – ответила я самой себе, – это правда. Ты тщеславна. Тщеславна и еще не в меру любопытна», – добавила немного погодя.

Впрочем, мои рефлексирующие потуги были прерваны. Я дошла до Серегиного дома, у которого уже стояла милицейская машина. Вздохнув и покачав головой, я направилась к открытой калитке и пошла к крыльцу.

Милиция вела опрос по полной программе. На заметку, как я поняла, были взяты все, кто мог побывать в кабинете хозяина. Два молоденьких следователя опрашивали присутствующих, которые уже не выглядели так беззаботно, у них даже хмель испарился. Впрочем, Сергей, наверное, успел предупредить своих приятелей о визите следственных органов, потому что столики были освобождены от остатков трапезы и бутылок.

Сам хозяин и Валера были, похоже, наверху, куда поднялась и я после того, как меня спросили, кто я. В кабинете находился эксперт, манипулирующий у шкафа с арбалетами, и еще солидный дядька, устроившийся за столом. Валера и Сергей сидели напротив, уступив ему место хозяина.

– Здравствуйте, – сказала я, войдя в кабинет.

– Здравствуйте, – отозвался мужчина. – Вы, как я понимаю, Лебедева?

– Так точно, – откликнулась я и подошла к столу.

Начался рутинный опрос.

* * *

Домой мы с Валеркой попали уже далеко за полночь. Гурьев было вызвался подняться со мной, чтобы объяснить Володе, почему мы так задержались, но я отказалась.

– Спасибо, Валера, я сама ему все расскажу. Езжай, уже очень поздно.

– Точно справишься? – зевнув, уточнил он.

– Точно.

– Ну, я тебя хоть до подъезда провожу, мало ли что может случиться в такое время, – он усмехнулся, – тьфу-тьфу-тьфу, конечно, – сплюнул он через левое плечо и постучал себя по лбу костяшками пальцев.

– Ладно, как хочешь, – вяло отозвалась я и вышла из машины. Валера пошел за мной. – Слушай, Валера, – обратилась я к нему уже в подъезде, – я так себя паршиво чувствую, не поверишь.

– Поверю, – ответил он. – Я себя чувствую не лучше. Такое ощущение, что лучшего друга подставил.

– И у меня, – согласилась я. – Но ведь мы поступили правильно?

– Мы поступили так, как должны были поступить, хотя, конечно, средства… Вот если бы мы к нему в открытую пришли или сначала ментам сообщили о своих подозрениях…

– Мы загоняемся, – сказала я. – Вспомни, разве у нас были какие-то конкретные подозрения? Мы даже не знали, что у него есть коллекция. Мы просто хотели узнать, был ли он знаком с Марианной.

– Вот и узнали, – вздохнул Валерка. – Кстати, ты была у секретаря?

– Да.

– И что он?

– Он тоже сказал, что они знакомы, и сказал, что были у Сергея. И все. Правда, – я поколебалась, говорить ли? Но о чем? О том, что этот полуамериканский мальчик отчитал меня, как школьницу, и велел не совать свой нос в чужие дела?

– Что? Ты что-то хотела сказать? – Я посмотрела на Валерку в сомнении и ответила:

– Да так, ерунда. Ладно, пока. Завтра увидимся.

– Пока, – ответил Гурьев. – Подожду, пока ты поднимешься.

– Спасибо тебе, – улыбнулась я, – заботливый ты наш, – и стала подниматься по лестнице.

Уже на своем этаже, открыв замок, я свесила голову вниз и потихоньку крикнула:

– Я дошла!

– Пока, – отозвался снизу Валерка.

Я толкнула дверь, надеясь, что муж уже спит, и не желая его будить, но, едва я шагнула в темную прихожую и закрыла за собой дверь, зажегся яркий свет, и передо мной предстала грозная фигура мужа.

«Ох, – подумала я, – еще и объясняться предстоит».

– Ты знаешь, сколько времени? – спросил Володя, сдвинув брови.

– Знаю, – ответила я и стала разуваться.

– Ну, и как? – муж перешел на язвительный тон. – Удалась гулянка?

– О, – я скинула дубленку и отдала ему, он принял и нехотя повесил, – еще как удалась.

Я устало прошла мимо него в комнату.

– Значит, ты должна быть очень довольна, – он пошел за мной в спальню и сел на кровать. – Но по тебе что-то этого не заметно.

– Да, я очень довольна, – равнодушно бросила я и стала переодеваться. – А ты что, ревнуешь?

– Вот еще! – фыркнул он. – А что, есть к кому? С вами что, Шилов ездил?

– Нет, – меня начинала забавлять его ревнивая язвительность. – К сожалению, не ездил.

– К сожалению, значит? – муж скорчил обиженную гримасу.

– Володя, – я подошла к нему и села на колени, – я тебя очень-очень люблю, ты об этом знаешь?

– Только догадываюсь, – смягчаясь, ответил Володька. – Ты так редко говоришь мне об этом.

– Неужели? – улыбнулась я. – Что ж, тогда надо говорить почаще, чтобы тебе в голову не лезли всякие нехорошести. Я тебя люблю!

– И я тебя, – со вздохом ответил муж, обнял и поцеловал.

В итоге о том, что случилось, я рассказала ему только утром.

Конечно, реакция мужа была довольно бурной, он начал сразу же выводить новые гипотезы и строить новые версии. Я слушала их вполуха, но мне было очень не по себе.

С самого утра меня что-то тревожило. Но вот что? Вчерашнее обнаружение пропажи или разговор с секретарем? Мне показалось, что Эд очень многого недоговаривает. Впрочем, он и сам этого не отрицал. В чем же там было дело? Здравый смысл мне подсказывал, что историю с Марианной надо выбросить из головы. Но я уже влезла в нее по уши, и у меня даже ладони чесались, так мне хотелось во всем разобраться. От начала – и до конца.

Я оделась и, чмокнув мужа, отправилась на работу. Там мне снова пришлось рассказывать о вчерашней поездке, но в этом мне помог Валерка. Все охали и ахали, сочувствовали нам, особенно мне, что опять пришлось давать показания, и, наверное, тоже принялись бы строить новые версии или перекраивать старые, не будь у нас столько работы. Как-никак, а сегодня был день эфира и следовало провести передачу по крайней мере не хуже, чем обычно. Но и во время работы во мне жил и будоражил мой мозг червячок тревоги. Нет, жить спокойно я уже не могла.

Глава 9

Говоря по правде, на передаче я чувствовала себя так паршиво, как не чувствовала себя уже давно. Мне все время приходилось заглядывать в блокнот, чтобы помнить – о чем, собственно, идет речь, мои мысли были очень далеко от студии, от нашей героини и от прямого эфира. А передача-то шла своим ходом. Вот Светочка поднялась со своего места – сегодня она изображала этакую сушеную воблу-библиофилку, с гладкой прической, тугим узлом на затылке, в огромных, меняющих ее миловидное личико до неузнаваемости очках а-ля Одри Хепберн, в просторном пуловере и длинной юбке. Итак, она встала и дрожащим голосом спросила:

– Наталья Борисовна, а вы сами любите читать?

Моя героиня улыбнулась, обнажив ряд крупных, как у лошади, зубов, и принялась пространно отвечать на вопрос:

– Да, конечно, я очень люблю читать. Можно сказать, всегда любила. Особенно я люблю… – я поняла, что Колпачок готова рассказывать о своей любви к чтению вечность, а потому тут же расслабилась, и моими мыслями вновь полностью овладели обстоятельства смерти Марианны Масри. – Особенно я люблю, – долетал до меня, как сквозь туман, глубокий голос Натальи Борисовны, – английскую классическую литературу. Но самый любимый писатель, и уже давно – это Честертон. Никогда, знаете ли, не устаю удивляться фантазии писателя. Хотя, казалось бы, за много лет дружбы с Честертоном я уже знаю рассказы едва ли не наизусть. Но все равно находчивость и парадоксальность главного героя, я, конечно же, говорю об отце Брауне, меня всякий раз поражает как впервые.

Я нахмурилась, кажется, совсем недавно я слышала уже это. Откуда? Я напрягла память. Ну конечно, в вечер накануне убийства Марианны Масри мой муж читал Честертона. Какой рассказ? Что-то про коптскую чашу и стрелу…

– Простите, – сказала я, – вы только что сказали, что знаете Честертона. Не напомните ли мне, – это, конечно, было не по сценарию передачи, но я просто не смогла удержаться, да, пожалуй, даже и отчета себе не отдавала в том, что именно спрашиваю, – как называется рассказ о коптской чаше и стреле?

Наталья Борисовна вновь улыбнулась и кивнула, мол, конечно же, я помню:

– Да, – ответила она, – я помню этот рассказ, он называется «Небесная стрела».

– И о чем там речь?

– Вы хотите, чтобы я вам пересказала? – удивилась героиня.

Я посмотрела в зал, затем – на растерянные лица съемочной группы и опомнилась.

– Извините, – сконфузилась я, словно институтка, – просто очень интересно. А не расскажете ли вы о своем хобби? Кроме чтения, конечно…

Колпачок улыбнулась снова, снова показала ряд крупных белых зубов и принялась говорить о том, что очень любит вышивать. А я между тем кивала и думала только о времени. Оставалось еще десять минут эфира, после которых я страстно хотела уехать домой и прочесть Честертона. Почему? Наверное, интуиция. Не зря же вот и она о Честертоне.

Когда, наконец, мы «отстрелялись», и передача с грехом пополам доковыляла до финала, и я, глядя в глазок телекамеры, произнесла свое обычное прощание, улыбнувшись заученно и, наверное, вымученно, а зрители в зале начали потихоньку разбредаться, ко мне, сверкая глазами мифической Медузы Горгоны, подлетела Моршакова.

– Деточка, – прошипела она, – что это на тебя нашло?

– Ох, и не знаю, – виновато потупилась я, по опыту зная, что лучше сразу покаяться в своих грехах. – Галина Сергеевна, я и сама ничего не пойму… Можно я поеду домой?

Моршакова сразу подобрела, даже погладила меня по руке и ответила:

– Поезжай, Ириночка, видно, тебя измотала вся эта история с Масри. Надеюсь только, что больше с тобой такого на эфире не повторится. Ты же профессионал, – с мягким укором добавила она. – Что с тобой… – она покачала головой, а я уже летела по коридору, на ходу прощаясь со всеми, кто попадался и бросал на меня жалостливые взгляды.

Признаться, мне было плевать сейчас на них, мне нужно было оказаться дома и дать наконец выход тому тревожному ощущению, сформулировать ту полудогадку, что терзала меня уже четыре дня. Знаете, как это бывает? Словно ты шаришь рукой в тумане, ищешь что-то, что именно, ты еще не понимаешь, но знаешь, что оно там точно есть. Глупость, скажете? Конечно, глупость. Конечно, мистика, но, не будь этой глупости, этого, если хотите, интуитивного прозрения, много ли преступлений было бы раскрыто – без всяких улик?

А между тем все классические детективы строятся на подобных прозрениях. Разве не так? Не могу сказать, что я высококлассный детективщик, но ощущениям своим я доверяю.

Вот примерно так я рассуждала, пока добиралась до дома, мечтая только о книге рассказов Честертона. Неужто я права и меня ждет разгадка?

Мне повезло, троллейбус подошел к остановке практически одновременно со мной, я впрыгнула в салон и, глядя в окно, стала нетерпеливо отсчитывать остановки. Наконец, мы приехали. Троллейбус распахнул передо мной двери, и я выскочила на улицу.

* * *

Мужа дома не было. Я, кое-как раздевшись, первым делом оказалась в гостиной и схватила томик Честертона, стоявший на полке. Дрожащими руками я раскрыла книгу на оглавлении и нашла мой рассказ. Открыв нужную страницу, я принялась жадно читать.

Ну, вот оно! Вот история коллекционеров, повернувшихся на реликвии. Вот все три трупа в начале! Вот стрела! Вот и сама реликвия! Вот таинственный убийца, подписывающийся не иначе, как Роком. Вот появился отец Браун, а следом и все действующие лица – секретарь, племянник, какой-то майор, тоже родственник. Вот страстная речь секретаря, сына одной из жертв, мечтающего отомстить за смерть отца…

Вот здесь, признаюсь, мне стало плохо. Я вспомнила первую встречу с Эдом. Как он распалялся, как твердил, что сделал все от него зависящее, только бы найти убийцу – Жреца Смерти! Боже мой! Ведь то же самое говорил мне Эд! Практически слово в слово! Неужели такое бывает? Они что, все сговорились, что ли?

Я ощутила приступ тоски. Мне еще не верилось, что можно точь-в-точь отыграть рассказ. Прямо спектакль какой-то! Да ну нет же, не может этого быть! Это ведь так глупо. Так не бывает. Я вздохнула и принялась читать дальше.

Господи, оказывается, что стрелу использовали наоборот… Оказывается, не стреляли, а кололи… Мама родная, и кто? Секретарь?!

Я дочитала рассказ и откинула книгу, тупо уставившись в стену перед собой. Я не верила. Нет, конечно, нет, это слишком похоже, это не может быть правдой. От того, что я прочитала рассказ, показавшийся мне первоисточником подлинной истории, мое смятение только усилилось. Действительно, все выглядело, как спектакль. Инсценировка классика. Мне казалось, что я случайно стала участницей какого-то кошмарного розыгрыша. Нет, так не бывает. Так не может быть!

И все вдруг стало казаться нереальным – и труп, и свидетели, и пластина, и дом, и даже я сама. Но ведь труп я видела своими глазами! Видела, как медики поставили диагноз, как увезли потом тело, как… О, мама родная! Я, наверное, сошла с ума?!

Не знаю точно, сколько прошло времени с тех пор, как я пришла домой. За окном уже начинало темнеть, а я все еще сидела и все так же растерянно и тупо созерцала стену перед собой. У меня ум буквально заходил за разум, я все так же ничего не могла понять. Только, пожалуй, сильнее прочих была одна мысль: меня обманули. Но вот в чем именно заключался обман, я бы не смогла сказать.

Что же делать? Я должна что-то предпринять, если хотела сохранить остатки своего разума – над ним, кажется, нависла серьезная угроза. Может быть, кому-то приходилось так же тяжело в жизни, может, у кого-то были сомнения в собственном душевном здоровье?

Я была раздавлена, мне казалось, что мир обрушился на меня, что наступил конец света – мировой хаос. Но и в этом хаосе я все так же отчетливо видела залитую солнцем комнату и распростертое на полу тело женщины с ужасной, торчащей из шеи стрелой, и лужу крови на полу, окружающую женскую голову словно нимб.

Я слышала взволнованные объяснения Эда, твердящего мне о том, что он принял все меры, чтобы сохранить жизнь своей хозяйки. Я вспоминала ее завещание, в котором она ясно давала понять, что никаких расследований в случае ее смерти проводить не надо, доверяя только своему частному сыщику. Я видела растерянные, но полные решимости лица ее родных, упрямо повторяющих, что не хотят никаких расследований, что полностью доверяют мнению Марианны и мистеру Скорту. Видела самого сыщика, и мне казалось, что уж кто-кто, а он-то ничего не делает. А затем – суровые лица следователей, ничего не понимающих, но все равно не желающих отступать. Они-то решили, что расследование будет проводиться все равно.

Я думала о пропавшем из дома соседа арбалете, который так и не нашли, о дельтапланеристах, о самом соседе, о том странном его заграничном приятеле, что исчез так же неожиданно, как и появился. Я думала о прогуливающемся по склону этнографе – почему он оказался там?

Я, наконец, думала о рассказе Честертона. И главное – что же случилось на самом деле? Был ли в самом деле Жрец Смерти? Кто он, если он был и есть? Чего добивался? Почему Марианна завещала пластину какому-то старику в Америке?

Множество вопросов теснилось в моей бедной голове, и ни на один из них я не находила ответа.

Постепенно в сознании моем наступили просветы, я начала что-то соображать. Если предположить, что события развивались по сценарию, написанному Честертоном, то главным злодеем в этой истории выходил секретарь. А если это так, то логично было бы спросить – а сам-то он об этом догадывается? Или же его просто подставили? Или все-таки он и есть убийца? Следователи все еще держали нас всех на крючке. Так что же Эд? Кто он – жертва или злодей?

Судя по тому впечатлению, что сложилось у меня после общения с секретарем Марианны, он не походил на злодея. Но что значат впечатления в таком деле? Все детективы, как один, учат нас тому, что самые злодейские злодеи как раз скрываются под маской примерных граждан, этаких душек… Над этим следовало поразмыслить.

Хотя, с другой стороны, если он убийца – я даже содрогнулась при этой мысли, – то не мог же он не знать, если уж так точно воспроизвел рассказ, что подозрение падет на него? Правда, до сих пор его подозревали не больше, чем нас всех. Что дальше? Я задумалась. Так, ну а если он, то сам себя все равно подвел под монастырь, что ли? Как Бурханкин? Что они, сговорились?

Однако я ведь почти уверена, что Эд чего-то недоговаривает. Значит, логично предположить, что именно это и утаивает. Это – и есть преступление. Он последний видел Марианну, он мог, как в рассказе, воткнуть ей стрелу в горло, когда вошел с ней в комнату, чтобы помочь достать пластину. Но почему не было шума борьбы? Неужели она безропотно дала себя заколоть? Нет, я понимаю, стрела может настичь цель неожиданно, если выстрелить ею, но можно ли рассчитывать на эффект неожиданности, если использовать стрелу как кинжал? Я попробовала себе это представить.

Вот Марианна и Эд заходят в комнату, он достает пластину из сейфа, кладет ее на подставку, покрытую темной тканью, она становится перед пластиной – дальше? Он выхватывает стрелу из-под пиджака… Нет, на нем в тот день был серый пуловер, я это помню. Значит, он выхватывает стрелу из-под пуловера и окликает ее. Она поворачивается – и принимает стрелу в шею?.. Так, выходит? Сила удара, с которой стрела вошла в тело, как сказали эксперты, была приличная, если наконечник вышел с другой стороны. Он проткнул ее насквозь. Тренировался, что ли?

Мне опять стало дурно. Если так, то вполне можно объяснить и то, что видел в окне Марианны Сергей Бурханкин. Конечно, все могло произойти именно так, но зачем Эду убивать ее? Ах да, папа. Несчастный разоренный папа Эда, который умер от разрыва сердца. Он мог заподозрить, что в его смерти виновна Марианна. Она что, как этот свихнувшийся миллионер из честертоновского рассказа?

Что же делать? Как собрать воедино осколки мозаики? И вообще, верны ли мои предположения? Или я взяла ложный след и все это – совпадение и не более, а убийцу нужно искать в другом месте? Этого не узнаешь, пока…

Я взяла телефонный аппарат в руки. Да, пока не встретишься с Эдом. Это был единственно верный ответ. Мне нужно было встретиться с ним. Посмотреть в его глаза и поговорить. Тогда я смогу сделать собственный вывод. Я набрала номер Эда. Конечно, все еще волновалась, была растеряна, но тревога постепенно улеглась. Кажется, в моей голове что-то начало проясняться.

После третьего гудка мне ответили:

– Да, – сказал Эд. Его голос был совершенно спокоен, и я отчего-то тоже сразу же успокоилась.

– Привет, – сказала я, сглотнув. Мой голос не дрожал, и вообще все вокруг вдруг словно прояснилось. Туман рассеялся. Я снова знала, что надо делать. – Привет, это Ирина.

– О, Ира, привет, – в его голосе послышалась улыбка. – Как дела? Как ты?

– Спасибо, неплохо. Эд, – начала я сразу же, – мне нужно с тобой встретиться. Это важно, мы должны поговорить.

– О чем? – быстро спросил он.

– О том, что случилось с твоей хозяйкой. О том, что по-настоящему с ней случилось, – я подумала, что лучше не играть втемную, а дать ему понять, что я что-то подозреваю, только таким образом и можно подтолкнуть злодея на новое злодейство.

– Вот как? – он, похоже, насторожился. – Ты хочешь снова поговорить о Марианне?

– Да.

– Но что именно на этот раз тебя интересует?

– Давай встретимся, это не телефонный разговор.

Он с минуту молчал, видимо, колебался, затем решился и произнес:

– Хорошо. Приезжай, я буду тебя ждать. Мы будем…

– «Мы»? – я не удержалась от вопроса. Это было похоже на игру в кошки-мышки.

– Да, мы, – подтвердил Эд. – Или я. В зависимости от того, о чем именно ты хочешь поговорить.

Это было уже интересно. Кто-то стоял за его словами, но кто?

– Ты говоришь загадками, – только и смогла ответить я.

– Вот и приезжай, попробуешь их разгадать, – с легкой усмешкой сказал Эд.

– Хорошо, – я решилась тоже. – Но у меня один вопрос.

– Да, я слушаю, – с готовностью откликнулся Проханов.

– Ты читал Честертона? – я раскрыла карты.

Он снова помолчал.

– По-моему, его мало кто не читал. Впрочем, о книгах лучше тоже поговорим при встрече. Так ты приедешь?

Я подтвердила свое решение.

– Тогда давай… Ирина, – сказал он вдруг, – только приезжай одна. – Ага, подумала я, значит, одна… – И не волнуйся, с тобой тут ничего не случится. Честное слово. Все не так, как ты думаешь.

Я растерялась.

– А как я думаю? – выпалила я.

– Поговорим при встрече. Пожалуйста, поверь, никто не причинит тебе зла. И… не надо милиции… Пообещай.

Я еще больше растерялась.

– Да я и не собиралась милицию…

– Вот и хорошо. Все скоро кончится. Помни, тебе не сделают зла.

Неожиданно я подумала, а что, если наши телефоны прослушивают?

– Эд, подожди, не клади трубку. Я тут подумала, – меня даже зазнобило. – А что, если нас слушают?

Видимо, он не думал о такой возможности.

– А что, могут? – встревоженно спросил он.

– Да, наверное… Нас ведь подозревают.

– Но я думал, что они ограничатся только наружным наблюдением…

– А за вашим домом что, следят? – в ужасе спросила я.

– Ну да, конечно, – просто ответил Эд.

– А кто?

– Наверное, спецслужбы. Они ведь все равно решили довести следствие до победного конца.

– А за мной, как ты думаешь? – с тревогой спросила я.

– Может, и за тобой тоже, – сказал Эд, и мне вновь поплохело.

– Что же делать?

– Придется отложить встречу. Пока.

Он бросил трубку, а я еще долго сидела и прижимала ее к уху. Молодцы, нечего сказать. Мне вдруг показалось, что спектакль входит в свою заключительную фазу. И я ее не увижу…

Но почему же – нет? Я встрепенулась. Да потому что, если нас слушали все это время, то для них многое уже не секрет. Но я все-таки не желала посвящать спецслужбы или кого бы то ни было в свои замыслы. И на месте я тоже не могла усидеть. Да я бы с ума сошла, если бы провела ночь дома, сидя и ожидая непонятно чего.

Поэтому я встала, прихватила записную книжку и пошла к своей соседке по площадке, Марии Ивановне, у которой тоже имелся телефон. Я очень надеялась, что его-то они не слушают. Что может быть интересного в телефонных разговорах пенсионерки?

* * *

Я позвонила к соседке, она открыла мне и разулыбалась:

– Добрый вечер, Ириночка, что-нибудь понадобилось? – и гостеприимным жестом предложила мне войти.

– Добрый вечер, Марья Ивановна, – я шагнула в квартиру и закрыла за собой дверь, – можно от вас позвонить?

– А что, у тебя телефон не работает, что ли? – удивилась соседка.

– Да вы знаете, какие-то странные помехи на линии, а мне позарез нужно сделать один звонок.

– Ну что ж, звони, конечно. Надеюсь, – улыбнулась она, – что у меня на линии помех нет. А я побегу, там сериал идет. Как раз и реклама кончилась. А ты потом, – добавила соседка уже из комнаты, – дверь за собой захлопни.

– Хорошо, Марья Ивановна. Спасибо.

– Не за что, Ириночка, не за что, – откликнулась добрая старушка и прикрыла за собой дверь в комнату.

Я схватилась за телефон. Мне нужно было дозвониться до Кости, но что, если и его телефон тоже прослушивают? Это, конечно, было похоже на паранойю, но лучше все-таки перестраховаться. Мне повезло, потому что Косте телефон провели не так давно, а до этого с ним можно было пообщаться через соседей, чей телефонный номер был записан у меня в блокноте, так, на всякий случай. Костя как-то дал, а я, признаться, ни разу и не воспользовалась. Я вообще-то старалась с ним особенно не общаться, тем более вне работы. Не хотелось парня впустую обнадеживать. Но сейчас был особенный случай.

Я отыскала нужную запись и набрала номер. Мне ответил молодой мужской голос.

– Простите, – сказала я, – мне бы с вашим соседом поговорить, с Константином Шиловым.

– Но у него теперь есть свой телефон, – ответили мне. – Вы не знаете номера, сейчас я вам продиктую…

– Нет, нет, – поспешно проговорила я. – Я знаю номер, но дело в том, что Костя, – я принялась врать, – должен был сегодня отнести свой аппарат в ремонт, а дело очень срочное. Вы мне поможете? Это по работе.

– Чинить аппарат? – удивился невидимый собеседник, и я покраснела от стыда. Похоже, парень был неплохо осведомлен о жизни своего соседа. – Странно, он мне ничего не говорил об этом… – не без подозрения произнес он.

– Вы мне поможете? – гнула я свое. – Это важно, поймите. Вы только скажите ему, что звонит Ирина Лебедева. Он все поймет. – Собеседник молчал и сосредоточенно-недовольно сопел в трубку. – Ну пожалуйста! – взмолилась я. – Это действительно важно! Я не стала бы вас беспокоить по пустякам!

– Ну, хорошо, – выдохнул наконец Костин сосед. – Как вы говорите, Лебедева?

– Да, да, Ирина Лебедева. Только обязательно скажите имя.

– Ладно, – буркнул сосед, – ждите. Сейчас схожу.

Я облегченно вздохнула и принялась думать над тем, как теперь выбраться из дома незамеченной и, главное, как объяснить все это Косте? Ведь и ему тоже надо пробраться тихонько, если «наружка» действительно существует.

Я еще слышала, как женский голос спрашивал, кто это и по какому делу, и как там удивлялись моему странному звонку, а потом послышался звук открываемого замка. Видимо, телефон стоял в прихожей.

Костя появился очень скоро. Я даже удивилась, как оперативно среагировал Шилов на мое имя. Молодчина!

– Да. Ира, это ты? – взволнованно спросил Костя. – Что-то случилось? Почему ты звонишь соседям? Что произошло?

Я не знала, на какой из вопросов отвечать раньше, хотя Костин взволнованный тон сказал мне о многом. Господи, неужели этот парень вообразил, что… Ладно, отставим.

– Костя, – строго начала я, – слушай внимательно. Я тебе позвонила, потому что мне нужна твоя помощь. Это важно, но не буду сейчас вдаваться в подробности. Ты мне сможешь помочь?

– Ну конечно! – изумленно-обрадованно отозвался Шилов, за что получил мое молчаливое одобрение. Вот это мужчина, правильно реагирует. Сначала соглашается, а потом уже интересуется, чем именно помочь. – А что надо сделать?

– Надо, чтобы ты выбрался из дома незамеченным, взял машину и приехал ко мне.

– Поясни. Что я должен сделать?

– Костя, это касается убийства Марианны, – я понизила голос почти до шепота, потому что мне показалось, будто звук у телевизора, работающего в соседней комнате, стал как-то тише. – Наши телефоны, возможно, прослушиваются, а за нами, возможно, следят. Нам надо встретиться, но выбраться из дома незамеченными. Потом кое-куда съездим.

– Куда?

– А ты сможешь найти машину?

– Ну, наверное… Подожди… – Я слышала, как Костя, слегка прикрыв рукой трубку, спросил у своего соседа, может ли он взять его машину на вечер. Сосед дал согласие. – Да, Ира, я смогу взять машину приятеля.

– Отлично. А выбраться незамеченным?

– Это как? – снова спросил Шилов.

– Ну, переодеться, наверное, только так, чтобы тебя не узнали?

– Ну, я попробую, – с сомнением произнес он.

– Костя, это очень важно!

– Хорошо, я постараюсь. Ехать прямо к тебе?

– Нет, встретимся на остановке пятого троллейбуса возле моего дома. Ты только скажи, какая у соседа машина.

– Красная «шестерка», – тут же отозвался Костя. – Номер триста шестьдесят пять.

– Хорошо, сколько понадобится тебе времени?

– Да минут двадцать.

– Сверим часы?

– На моих – половина восьмого, – сказал Костя, а я, взглянув на свои, удивилась, что уже так поздно. Нужно успеть улизнуть из дома до прихода мужа, иначе ничего не выйдет.

– На моих – тоже. Значит, без десяти восемь на остановке у моего дома.

– Хорошо.

Я положила трубку. Так, теперь нужно обеспечить алиби. Я набрала номер моей подруги Вероники.

– Алло? – услышала я Вероникин голос.

– Привет. Это Ирина.

– О, привет, привет! – проворковала Вероника. – Как дела?

И почему это первый вопрос у людей всегда одинаковый?

– Да ничего, все в порядке. Слушай, ты не против, если я к тебе сегодня загляну?

– Конечно, о чем разговор? Соскучилась?

– Да, очень! – преувеличенно громко и внятно говорила я. – Только я буду не одна. Я приеду с одним замечательным парнем, давно хотела вас познакомить!

– Ира! – воскликнула Вероника на том конце провода. – Ирка, с тобой что? Какой парень? Я ведь замужем!

– Да я знаю, – сказала я. – Но это очень важно! Ты должна его оценить по достоинству! – кричала я в сторону закрытой двери.

Звук телевизора стал громче, а я, наоборот, перешла на шепот:

– Верка, у меня проблемы. Мне нужна твоя поддержка. Если что – я была сегодня у тебя. Это – для мужа. Поняла? Подробности потом.

– Ну ладно, – растерянно проговорила Вероника. – Как скажешь.

– Спасибо, дорогая! Я надеюсь, что он тебе очень понравится! Пока! Жди нас!

Я положила трубку и обратилась к закрытой двери:

– Спасибо еще раз, Марья Ивановна.

Мне не ответили. Еще бы, она ни за что не признается, что подслушивала, что вообще из комнаты слышно мою болтовню. Я вышла и захлопнула за собой дверь. Итак, нужен маскарад.

* * *

Я вернулась домой и торопливо принялась готовить костюм. Первым делом нужно было раздеться, а затем снова обрядиться во что-нибудь этакое. Лучшая маскировка – заурядность, кажется, так?

Я достала из шкафа широкие старые джинсы, растянутый свитер с высоким горлом, затем – спортивную куртку мужа, она была мне велика на пару размеров, но именно это мне и было нужно. Потом я извлекла откуда-то из ящика вязаную черную лыжную шапочку. Старые ботинки на толстой подошве и спортивный рюкзачок. Я заколола волосы, спрятала их под шапкой и натянула шапку на самые глаза, спрятала подбородок в высокий воротник свитера и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, в этаком прикиде во мне действительно трудно узнать всегда подтянутую, элегантную телеведущую – сейчас на меня смотрел какой-то бесформенный мешок, не имеющий ни возраста, ни пола.

Я написала мужу записку, сообщив, что проведу вечер у подруги, предусмотрительно не уточняя, у какой именно. Затем уже взялась было за ручку двери, но меня остановил телефонный звонок. Я вздрогнула. Кто бы это мог быть? Меня даже холодный пот прошиб. Определенно, это паранойя.

Я тряхнула головой и подошла к телефону.

– Да! – сказала я.

– Ира, слушай внимательно, – взволнованно проговорила трубка, – ты помнишь то место, где мы говорили о музыке?

– О музыке? – тупо повторила я, вспоминая нашу прогулку с Эдом и пытаясь сообразить, в каком же именно месте мы о музыке-то говорили. А разве мы вообще о ней говорили?

– Да, о музыке! – нетерпеливо повторил Проханов. – Ну, вспоминай.

– Я вспомню, обязательно вспомню, – я почувствовала, что у него нет времени.

– Ладно. Там и встретимся, сегодня, через полчаса. Пока.

Он отключился. Я взглянула на часы, Костя будет ждать меня через пять минут, времени у меня как раз только на то, чтобы добраться до остановки. Я вернулась к двери, распахнула ее и выскочила в подъезд. Очень вовремя.

На первом этаже я едва ли не нос к носу столкнулась со своим мужем. Хорошо, что лампочка в подъезде у нас неяркая, а то – прощай встречи, назначенные на этот вечер. Володя непременно пожелал бы знать, куда это я в этаком наряде, а потом, после получасового объяснения, непременно увязался бы за мной. Нет, я мужа очень люблю, подумала я, когда он, едва кинув на меня недовольный взгляд и пробормотав: «Осторожнее, пожалуйста», стал подниматься выше, но все-таки не всегда можно посвящать его в свои маленькие секреты. Особенно если они связаны с убийством. Потом все расскажу.

Я выскочила на улицу, мельком окинув взглядом пустующий темный двор. Так, а ведь, похоже, и правда, следят. Вон та машина – не она ли сегодня ехала за мной с телестудии? А ведь в ней кто-то сидит. Я прищурилась. Впрочем, разглядеть было практически невозможно. Я тяжелым, но быстрым шагом, в совершенно несвойственной мне манере, пересекла двор и направилась к остановке. Если даже и следят за Ириной Лебедевой, то мешок с рюкзачком и на ножках не вызвал у преследователей ассоциаций с вышеупомянутой особой. Вот и славно.

Теперь мне нужно было обнаружить красную «шестерку» с номером триста шестьдесят пять. Я встала неподалеку от стеклянной будочки, у которой толпился народ, и стала ждать. Не прошло, наверное, и минуты, как у остановки, чуть подальше, чем я стояла, остановилась красная машина. Я подошла к ней и открыла переднюю дверь.

– Привет, – сказала я, а потом только, разглядев, как вырядился Костя, несказанно удивилась и даже подумала, а не ошиблась ли? Впрочем, и мой видок, похоже, его тоже ввел в изрядный шок.

Мы друг друга стоили. Никогда бы не подумала, что этот тяжеловес, двойник Дольфа Лундгрема, в своих неизменных джинсах и спортивных куртках, а летом в толстовках и майках, может выглядеть таким франтом. На Косте, насколько я смогла разглядеть, красовалось черное классического покроя пальто, элегантная кашемировая шляпа с широкими полями, а на носу со следами переломов темные очки. Да он просто роскошно выглядел в своем наряде! Прямо загляденье.

– Вам кого? – спросил Костя.

Видимо, он все еще не мог меня разглядеть.

– Вас, – сказала я и села рядом в машину. И только когда я захлопнула дверцу и повернулась к водителю, а потом еще и сказала: – Костя, ты просто потрясающе выглядишь! – только тогда он меня признал окончательно.

– Ирина? Так это, – он выразительно посмотрел на мою мешковатую куртку, – ты? Ну и ну…

– Ну как, за тобой «хвоста» нет?

– По-моему, нет, – ответил Костя. – А почему ты вообще решила, что за нами следят?

– Я не решила, просто на всякий случай предположила и подумала, что лучше перестраховаться. Вот за обитателями дома Марианны следят точно, а почему не могут следить за нами? Мы ведь тоже были там во время убийства.

– Логично, – отозвался Костя. – Действительно, лучше перестраховаться. Ну, а куда мы едем?

– Для начала, – сказала я, – подальше от моего дома. А потом нам назначили встречу.

– Где? – поинтересовался Шилов, включая зажигание и мягко трогая машину с места.

– Это мне предстоит выяснить. А точнее – вспомнить.

Костя удивленно покосился на меня, но никаких вопросов пока больше не стал задавать.

Глава 10

Мы медленно удалялись от моего дома, а я пыталась вспомнить, где именно мы говорили о музыке. Я вспомнила, что прогуливались по аллее, расположенной вдоль Вольской.

– Костя, – сказала я, – нам надо на Вольскую.

– И куда именно?

– Ну, туда, где начинается аллея, неподалеку от нашей телестудии, знаешь? – Он кивнул.

Так, примерно-то я знала, но где именно, хоть убей, не могла вспомнить. Впрочем, я полагала, что вспомню, когда мы поедем по маршруту нашей прогулки. А пока моя голова была забита совсем другим. Я все пыталась решить, виноват ли Проханов в преступлении.

Мы свернули к телестудии и поехали вдоль аллеи.

– Так куда здесь? – подал голос Костя.

– Пока не могу сказать, – откликнулась я, припоминая нашу с Эдом прогулку. – Пока поедем прямо, где-то здесь, неподалеку…

Я вспомнила! Ну конечно, мы говорили о музыке на перекрестке. На пересечении Вольской и Московской улиц.

– Костя, нам нужно к Московской.

Костя послушно прибавил газу. Так, а что дальше? Я посмотрела на часы. Оставалось каких-то пять минут до назначенного Эдом времени, но где именно он будет меня ждать? На самом перекрестке? На каком-то из его углов? Ладно, доберемся, сориентируемся на месте. А тут как раз мы и подъехали к Московской.

– Что дальше? – покорно спросил Костя.

– Подождем немного, – откликнулась я. – Здесь где-нибудь можно припарковаться?

– Можно, – он поставил машину у обочины. – А что все-таки происходит? – Костя повернулся ко мне.

– Самое забавное, – ответила я, – что я не знаю этого.

– То есть как? – удивился он.

– Вот так, – я улыбнулась. – Я пока еще ничего не знаю наверняка, но надеюсь, что узнаю это сейчас.

Я увидела, что на другой стороне перекрестка притормозила машина, уж не Митькина ли «Ауди»? Я присмотрелась. Очень даже похожа. Наверное, надо идти.

– Костя, – сказала я, – я пойду вон к той машине, – и показала на машину напротив. – Если что-то случится…

– Я пойду с тобой, – тут же заявил Костя.

– Да не волнуйся, это я так, на всякий случай тебе говорю, – попыталась я его успокоить, но Костя уже упрямо выдвинул подбородок, а это означало, что переубеждать его бесполезно. – Ладно, пойдем вместе.

Мы вышли из машины и направились через дорогу, дождавшись зеленого сигнала светофора. Остановившись у машины, я убедилась в том, что она действительно принадлежала Мите. Передняя дверца распахнулась, и я увидела высунувшуюся голову Эда.

– Привет, – сказал он, – тебя и не узнать.

– Спасибо, – откликнулась я.

– А это твой телохранитель? – он кивнул на Шилова. – Добрый вечер.

– Здрасьте, – не очень вежливо ответил Костя.

– Ира, – Эд улыбнулся, – садись в машину. Надо действительно поговорить. И серьезно.

– Хорошо, – ответила я и открыла заднюю дверцу. В салоне сидел еще кто-то третий, помимо Мити за рулем и Эда – рядом с ним. И этот «кто-то» был женщиной. Лица ее я не разглядела, она смотрела в окно.

– Мы здесь не останемся, – обратился Эд к Косте, – мне кажется, что вам лучше поехать за нами.

– А куда мы едем? – подозрительно спросил Шилов, очень напоминая сейчас настоящего телохранителя.

– В аэропорт, – коротко ответил Эд.

Я села в салон, удивившись странности маршрута, но ничего не спрашивая, полагая, что мне все расскажут сами. Костя вернулся к своей машине, а Митя завел мотор только тогда, когда Костя сел в нее. Наша машина тронулась с места, и мы поехали к аэропорту, до которого было около часа езды.

* * *

Все молчали, и мне, наконец, это молчание стало невмоготу.

– А зачем нам в аэропорт? – спросила я. – Вы что, улетаете?

– Знаешь, – заговорил Эд, – а ты оказалась права, нас действительно слушали.

– Вот как? И кто же? И откуда ты узнал?

– Да, слушали, только не из спецслужб, а ваши энтузиасты. А откуда, спросишь, узнал? – он усмехнулся. – Из надежного источника.

– Что ж, – откликнулась я, покосившись на незнакомку и мучаясь вопросом, кто же она такая, – поверю на слово. А насчет слежки?

– Да, и следили тоже ваши.

– Но откуда ты все-таки знаешь? – не унималась я, мне снова стало тревожно, и я опять, как в первый день нашей встречи, пожалела о том, что Костя Шилов не рядом со мной.

– Это все по порядку рассказывать надо. Чуть попозже. Ты же сама хотела откровенного разговора, не так ли? – спросил меня Эд.

– Так, – ответила я, но сейчас мне не хотелось вообще никаких разговоров. По мере того, как мы удалялись от центра города, мне становилось все тревожнее и тревожнее. – Кто все-таки улетает? – спросила я. – Или, наоборот, кто-то прилетает? Почему мы едем в аэропорт? Что, нельзя было назначить встречу где-нибудь в другом месте?

– О, сколько вопросов, – с нескрываемой насмешкой высказался племянник.

Я удивилась. Это еще что за тон?

– Постойте, – сказала я решительно, – остановите машину, я хочу знать, что здесь происходит, прежде чем мы покинем город. Остановитесь. Слышите? – я начинала нервничать и от этого сердилась на себя саму и на своих спутников.

Я начинала понимать, что меня втянули в какую-то авантюру, хотя, если разобраться, я сама в нее влезла. Но от этого-то не легче. Ответом мне было молчание.

– Да вы что, не слышите, что ли?! – заорала я. – Остановитесь, я не хочу ехать неизвестно куда и зачем!

– Насколько мне известно, – ответила мне грудным голосом с еле заметным, практически неуловимым акцентом незнакомка, – вы сами хотели узнать, что случилось в доме у Марианны. Вам ведь это не давало покоя. Так вот, вы скоро узнаете, что там произошло. Но уж если вы вмешались в чужую игру, так будьте добры, уважайте ее правила.

Я посмотрела на нее. А это еще кто такая? Говорит со мной таким тоном, будто она особа королевских кровей. И тоже, как Эд, про чужой монастырь толкует.

– Да кто вы такая?! – воскликнула я.

Женщина молчала.

– Ну, что вы молчите? – мне было очень неприятно, если не сказать больше. Все как в дурном сне или третьеразрядном триллере.

– Вы, видимо, не успокоитесь, пока не узнаете хотя бы части правды, не так ли? – вновь заговорила незнакомка. – Что ж, Эд мне так и отрекомендовал вас. Хорошо, вы узнаете все, что возможно знать постороннему. Сейчас же с вас будет довольно и того, что мы едем в аэропорт, потому что я улетаю.

Мне хотелось хорошо тряхануть эту дамочку, так меня заело ее высокомерие, но, с другой стороны, вдруг поняла, что нахожусь рядом с разгадкой. Поэтому я сдержалась, не закричала, не возмутилась – я примолкла.

Еще чуть-чуть, и все фрагменты мозаики встанут на свои места. Я посмотрела на женщину, которая упорно не желала повернуть лицо в мою сторону. У нее были длинные черные волосы. Волосы или парик? Я не могла этого определить в неверном свете уличных фонарей, проникавшем в салон машины. Волосы… но при чем тут волосы?

А что еще? Ее голос, нет, сам тон, с которым она обращалась ко мне. Что я подумала? Что она действительно особа королевских кровей? Не это ли я слышала совсем недавно о… Да, да, о Марианне Масри. И говорил это Сергей Бурханкин, когда описывал свои впечатления от знакомства с соседкой. Но, конечно же, это абсурд. Однако и сам Эд говорил мне, что Марианна всегда умела себя держать с людьми, умела дать им понять, что они… Что? Правильно, что они словно бы люди второго сорта по сравнению с ней. Сейчас я ощутила то же самое. Удивительно, она сказала мне всего несколько фраз, а мое «я» взбунтовалось. Мне показалось, что меня унизили дальше некуда. Но нет, нет, этого же точно быть не может.

И потом, она улетает, продолжала размышлять я, и, судя по всему, эти двое – я покосилась на мужчин, сидящих впереди, – прекрасно ее знают. Не только знают, а провожают ее на самолет. И не просто провожают, а… Они как бы слушаются ее, словно она тут за главную…

Нет, поверить вдруг мелькнувшей догадке я не могла, но и другой версии у меня просто не было. Поэтому я набрала воздуха в легкие и, покосившись на мужчин, повернулась к женщине:

– Вы… – начала я, и в горле появился ком.

Что и говорить, мои слова сейчас прозвучат полным бредом. Я выдохнула. Нет, нужен второй заход. Я снова набрала воздуха в легкие и снова попыталась сказать то, что собиралась, но у меня снова ничего не получилось, потому что я тут же вспомнила залитую солнцем комнату и женское тело на полу. Сколько раз за прошедшие дни я вспоминала эту картину? Пожалуй, что и не счесть. И снова моя догадка показалась мне верхом бреда. Нет, видимо, я точно повернулась, когда сегодня прочитала Честертона. Подобные догадки очень вредят психическому и умственному здоровью.

Однако именно предположение, что у меня ролики все-таки зашли за шарики, странным образом успокоило меня. Если так, рассуждала я сама с собой, то за подобный бред меня вряд ли кто осудит. Если у меня все-таки съехала кукушка, то самое страшное, что мне грозит, так это то, что мой диагноз подтвердят врачи да еще, например, вот эти трое. Ужасно, конечно, что так все получилось, но по крайней мере это дает мне полное право задать свой вопрос и убедиться в том, что я действительно сбрендила.

Меня зазнобило. Ну и ну, я попробовала унять нервную дрожь в коленях, но ничего не вышло. Ладно, решила я, пусть лучше правда, любая правда, чем любая неизвестность. Вот сейчас спрошу ее, кто она, выскажусь, и сразу все станет на свои места.

Я снова повернулась к женщине, смотрящей в окно, и как в прорубь с головой нырнула:

– Вы Марианна Масри? – Мой вопрос прозвучал так естественно, будто я утверждала общеизвестное.

Никто из них не вздрогнул, не посмотрел на меня, как на идиотку, не закричал, что я спятила с ума. Никто не напомнил, что я сама видела, что Марианну убили, а у меня открылась горячка от того, что лезу не в свое дело, и т. д., и т. п.

Нет, никто из них ничего подобного не сказал, никто даже не посмотрел в мою сторону, не удивился, не испугался, но никто и не ответил мне. Мой вопрос повис в воздухе, будто его никто не слышал, хотя я была уверена, что слышали его все трое, слышали прекрасно.

Пожалуй, это намеренное молчание и стало самым четким ответом, и я поняла, что просто вопрос был задан некорректно. Я отвернулась к своему окну, немного помолчала, почувствовав, что колени уже меньше трясутся и озноб слабеет. Выходит, я не сошла с ума, так? Я не сбрендила, у меня не сорвало кукушку, я не свихнулась, не стала дуриком, нет? Выходит, что меня обманули мои собственные глаза?

Да, вопрос был задан некорректно, поэтому я и не получила на него ответа. Марианна Масри умерла – это так. Ведь сама видела ее мертвой. Поэтому я, даже не повернув голову к женщине, сидящей рядом, а наблюдая за мелькающими фонарями, вывесками, домами, машинами и людьми, поправила себя:

– Вы та, кого звали Марианна Масри.

Краем глаза я уловила, что женщина слегка кивнула и улыбнулась уголками губ. Впрочем, фонарный свет так неверен, что я вполне могла ошибиться.

* * *

В молчании мы выехали из города. Мне нечего было добавить, я просто сидела и пыталась осмыслить тот факт, что та, кого я несколько дней назад видела мертвой, теперь сидела рядом со мной и выглядела вполне даже живой. О том, как это произошло, как такое могло случиться, я пока не думала. Достаточно было самого факта, а мои спутники не спешили мне поведать подробности. Впрочем, в том, что я их узнаю, я не сомневалась.

Я старалась успокоиться, но при этом все равно чувствовала себя не очень-то в своей тарелке. Оказаться рядом с живым трупом, кому это в кайф? Впрочем, внешне я выглядела вполне сносно. Меня перестало знобить, и колени больше не тряслись. Мы ехали за городом, и я, обернувшись, увидела, что Костя от нас не отстает. Это тоже несколько подбодрило меня, и я смогла наконец подумать о том, что же произойдет дальше.

Сейчас, без сомнения, мне расскажут, что случилось в тот злополучный день, когда я приехала к ней в дом, чтобы договориться о передаче. А что потом? Что будет, когда я узнаю эту тайну? Нет, не так. Что будет, когда я узнаю все подробности этой тайны? Меня что, так спокойно отпустят? Позволят мне уйти, ничего не потребовав взамен, никаких гарантий моего молчания? Не испугаются того, что я могу раструбить об этой новости на всех углах?

А поверят ли мне? Это был резонный вопрос. Я представила, что рассказываю об этом своим знакомым. Пожалуй, мой муж и поверит, а кто еще? Валера? Лера? Галина Сергеевна? Пашка? Костя? Мои подруги? Милиция? Ведь милиция вряд ли знает, если они, я снова покосилась на моих спутников, остерегаются прослушки и смогли уйти от наружного наблюдения. Или, наоборот, уже все и всё знают?

Тут я почувствовала, что опять начинаю теряться в догадках, а посему сочла за лучшее постараться отбросить прочь вопросы, на которые не знаю хотя бы приблизительных ответов. Что ж, как говаривала моя бабушка, война план покажет. Посмотрим для начала, что они мне откроют.

Уже показалось освещенное здание аэропорта. Митя сбавил скорость и подъехал к стоянке. Машина остановилась. Я увидела, как Костя умудрился припарковаться совсем рядом, как он заглушил мотор и вышел из машины. Следом за ним показался Митя и что-то сказал Шилову. Костя слушал внимательно, немного склонив голову набок, он, похоже, не доверял собеседнику.

Мы наблюдали за этой сценой. Потом Мите удалось переубедить Костю, и тот пошел следом за ним к аэропорту. Так, похоже, сейчас будет разыграна заглавная сцена спектакля. Чей теперь выход, чей монолог? Я усмехнулась и повернула голову к моим спутникам.

– Ну и что теперь? – спросила я. – Мы приехали.

– Да, – сказал Эд. – И теперь нам нужно отправить Евгению.

– Евгению, значит, – меня разбирало недоброе любопытство. – Что ж, будем знакомы, Женя. Меня зовут Ирина Лебедева. Очень жаль, что мы не познакомились с вами раньше. Ну хотя бы несколько дней назад, – добавила я с куражом, несомненно наигранным, поскольку мой голос звучал недоброжелательно.

– Ира, пожалуйста, не надо так, – попытался урезонить меня Эд, но это еще только больше меня разозлило. Надо же, теперь у него, оказывается, голос прорезался. Кто бы мог подумать!

– Эд, она имеет право злиться, – откликнулась «Женя». – Я бы вообще с ума сошла на ее месте.

Мне очень хотелось сказать им, что я действительно едва не сошла с ума, но передумала. Меня снова задел этот холодный снисходительный тон.

– Нам пора, – между тем произнесла она. – Мы пойдем, – повернулась наконец-то она ко мне, но я все равно не могла разглядеть ее лица, – а вы останетесь здесь. Подождете Эда.

Я ничего не понимала. Если это все, то какого черта они меня сюда везли? Я снова терялась в догадках и потому молчала.

– Но прежде чем мы уйдем, – добавила она и пошарила рукой в сумке, – я хочу, чтобы вы взяли вот это, – и она протянула мне небольшую тетрадь, даже не тетрадь, а блокнот. – Здесь первая часть истории, – ответила она на мой немой вопрос. – Когда-то все это, – она кивнула на блокнот, – происходило в жизни Марианны Масри. Это правда, и я сама все это записала, позже, уже после встречи с Эдом. Если хотите, тут моя исповедь. Я доверяю все это вам. О том, что случится после, Эд расскажет, когда вернется.

Я снова засомневалась в том, что передо мной действительно Марианна, поскольку не видела ее лица. И еще потому, что не верила ни единому ее слову. И вообще, фальшивка какая-то. Бред, параноидальный бред. Зачем мне какие-то записки сумасшедшей? Теперь я уже не себя, а ее считала свихнувшейся. Да и что за особа передо мной?

Я молчала и все еще не брала блокнота. Женщина ждала, я чувствовала, что она пытливо вглядывается в мое лицо, но и она вряд ли могла меня разглядеть – в машине было слишком темно.

– Нам пора, – поторопил ее Эд.

– Подожди, – остановила она его.

Между нами почти осязаемо нарастало напряжение. Мы все еще пытались рассмотреть друг друга, чтобы убедиться в реальности происходящего. А напряжение, словно тетива лука, все натягивалось, приближая момент, когда стрела должна полететь в цель. Она молчала, протянув ко мне руку с блокнотом. На нее падал свет от уличного фонаря, и руку я видела отчетливо.

– Я вам не верю, – тихо сказала я, выпуская ту самую стрелу.

– Я знаю, – глухо ответила она. – Я и сама себе не верю. Не верю, что все это случилось со мной. Но это случилось, и мы обе оказались в этом замешаны, – ее голос прозвучал печально. Словно раненый.

– Я не верю, что это вы, – попыталась объяснить я ей.

– Эд, включи свет. Она не поверит, пока не увидит собственными глазами, хотя, – усмехнулась она, – ей ли теперь не знать, что глаза могут обмануть. Но все равно – включи.

Он повернулся к нам, кивнул и включил свет в салоне. Я зажмурилась, хотя лампочка и не была яркой, но глазам, так долго пытающимся рассмотреть что-то в темноте, было больно. А потом я увидела ее лицо.

Да, это была она. К сожалению, у меня не осталось никаких сомнений. Высокие скулы, пухлые губы, серо-голубые глаза, черные волосы, без сомнения – парик. Сколько раз я разглядывала это лицо на фотографиях и даже однажды увидела его в жизни… Или – в смерти…

– Этого не может быть, – тихо проговорила я. – Я сошла с ума, да?

– Нет, – ответила она. – Это действительно я. Просто теперь у меня другое имя и, – она бросила быстрый взгляд на Эда, повернувшегося к нам, – другая жизнь. Это я сошла с ума. Мне уже за сорок, – она погрустнела, – а я мечтаю начать новую жизнь с мальчиком.

Я посмотрела на Эда, а он, не отрываясь, глядел на нее.

– Но ведь ты говорил, что… – попыталась было возразить я.

– Что? – вместо Эда вновь заговорила она. – Он говорил, что я его не воспринимаю всерьез? Так? – она слабо усмехнулась. – Так и было. Сначала.

Мы помолчали.

– Я должна попросить у тебя прощения, – вдруг сказала она. Теперь в ее тоне не было и намека на холодность, на высокомерие, на снобизм, хотя она и обращалась ко мне на «ты». – Это была моя идея затащить тебя в тот день к себе.

– Вот как? – я вскинула брови. – Но зачем?

– Нам нужен был человек, который смог бы подтвердить его алиби. Лучше, если этот человек был бы связан с телевидением или с прессой, словом, человек, которого в городе знали бы, у которого был бы определенный авторитет, которому поверили бы, понимаешь? – Я молчала. Она вздохнула и продолжила: – Прости, что заставила тебя пройти через все это. Но кто же мог знать, что ты окажешься такой любопытной? – с улыбкой закончила она.

– Значит, все это был спектакль? – не унималась я. – Вы все это подстроили? Но как? Ведь твою смерть, – я тоже не заметила, как перешла на «ты», – констатировали, разве нет? Были похороны? Вскрыли завещание?

– О, так и было, – она покивала головой. – Ты права, смерть Марианны Масри констатировали, и похоронили тело, и вскрыли ее завещание. Все это сущая правда. Но дело в том…

– Нам пора, – вмешался Эд.

– Да, идем уже, – ответила она ему, а потом посмотрела мне в глаза. – Так вот, все дело в том, что я – не Марианна Масри. И не Марина Хмурова. Я Евгения Проханова.

Я повернулась к Эду, он не смотрел на нас.

– Ты возьмешь блокнот? – спросила она. – Почитай, пока Эд меня провожает. А потом ты сможешь задать ему любые вопросы. Он ответит.

Я взяла блокнот. Она благодарно улыбнулась мне и слегка пожала руку. Ее прикосновение было теплым и приятным. Я снова заглянула ей в глаза. Что же стояло за всем этим?

– Пока, – произнесла она. – Пожелай мне удачи.

– Удачи, – откликнулась я. Странное дело, но совершенно искренне.

Эд вышел из машины, она следом за ним. Он достал из багажника сумку, потом взял ее под руку, и они вместе направились к ярко освещенному аэропорту.

Я вздохнула и покачала головой. Нет, по-прежнему все происходящее напоминало мне сон, фильм, спектакль. Я никак не могла уместить все это в своей голове и не могла свыкнуться с мыслью о том, что все это правда.

Но что же написано в блокноте? Я посмотрела на него, потом – оценивающе – на лампочку. Что ж, пожалуй, можно и почитать, правда, недолго. Исповедь? Что же за исповедь такая у этой женщины?

Я открыла блокнот на первой странице и углубилась в чтение. Написано было по-русски, довольно крупным, почти каллиграфическим почерком. Я читала, и чем дальше, тем сильнее во мне боролись два чувства – ощущение, что все это выдумка, и второе – ужас от того, что все это правда.

Глава 11

Конечно, не все сразу. Мери (как ее звали здесь) это прекрасно понимала. Но желание, которое теперь стало смыслом ее жизни, уже настолько поработило ее душу, что порой она буквально сходила от него с ума. Это же надо – повернуться на какой-то золотой пластине! Разве думала она когда-нибудь, что станет, подобно скупому рыцарю или Кощею Бессмертному, трястись над златом? Однако это случилось. Не сразу, правда.

Сначала были его дикие, как на египетских барельефах, слегка раскосые глаза, черные и влажные. Тогда она была молода, слишком молода, чтобы сопротивляться ему, его взглядам, его голосу, такому тягучему, коверкающему привычные для слуха слова и бормочущему что-то на непонятном, мягком, ласкающем наречии. Она не могла долго сопротивляться. Она влюбилась, как говорится, со всей силой первой страсти. Он был неправдоподобно красив пугающей, дикой красотой. Он ухаживал, дарил какие-то безделушки, цветы, водил в кино. Все, как обычно, но его глаза… Словом, они поженились.

Пожалуй, это было началом. Потом был белый пыльный город, море на горизонте, смуглые люди вокруг, палящее солнце, светлые одежды и ощущение одиночества, даже рядом с ним. Все те годы, что они жили на побережье, в большом доме, стены которого были ослепительно белыми, как его одежды. Большая семья, человек сорок, собирающаяся вместе по праздникам, которых было немало, все то же бормочущее наречие, тягучее, как золотистый мед, как солнце в этом городе в предзакатный час, наречие, которое и она стала понимать, а затем и говорить бегло, уверенно. Его отец, строгий и седобородый, в неизменных белых одеждах, смуглый, с горящими глазами, отец, с которым они виделись от силы пару раз в год. Его жены, сколько их было? Не меньше пяти. Роскошь, лень, восточные узоры на стенах.

Цвета. Синий – море и небо. Желтый – пески и золото. Белый – дома и одежды. Бронзовый – цвет их кожи. Запахи, резкие, пряные, такие же тягучие, как вся ее жизнь там. И даже его глаза, такие глубокие и черные, больше не доставляли ей удовольствия, только муки. Хотелось уехать, сбежать, вдохнуть запах прелой земли, окунуться в детство, в свежесть летнего дождя, в снег, выпавший в ноябре. Как же она ненавидела их всех!

Дети. У нее не было детей. Но он не решался жениться еще раз. Наверное, он ее и впрямь любил. Возможно. Лень, лень и роскошь. Вот и все, что она помнила теперь. А потом – его болезнь. Как гром среди ясного неба, как первый порыв свежего ветра – сильный, обещающий свободу. Да, она знала, что скоро освободится. Уедет, наконец-то уедет!

Когда он умер, она не плакала, она прятала глаза. Она боялась, что все эти чужие смуглолицые люди вокруг поймут, что она – рада. Нет, она тщательно скрывала от них свои чувства, она ведь так долго ждала!

А когда окончился траур, она просто перевела свое наследство в швейцарский банк и уехала. Даже ни с кем не простилась. Потом, спустя три месяца, написала письмо его матери. На десяти страницах, обильно обрызганных водой, она писала о том, как ей тяжело, как она любила ее сына, как его смерть потрясла ее, как она поняла, что не сможет больше находиться в том доме и в том городе и поэтому, чтобы справиться с утратой, она и уехала. Да простит ее Аллах.

Она не знала, простит ли ее Аллах, но мать ее простила. Она благословила ее и заверила, что все они здесь прекрасно понимают ее состояние, а потому ничуть не сердятся. Еще бы, подумала тогда Мери, должно быть, и она им всем там надоела хуже горькой редьки. Странная, диковатая, молчаливая русская жена.

Так началась ее настоящая жизнь, и Мери хотела взять от нее все, что только возможно. Слишком долго она ждала и слишком дорогую цену заплатила. Но не все сразу.

* * *

Итак, она путешествовала. Много и подолгу гостила в разных странах, благо с документами не было никаких проблем, впрочем, как и с деньгами. Ее муж, несмотря на то что являлся лишь тридцатым сыном своего отца, был богатым человеком, и статус его вдовы раскрывал перед нею многие двери.

Она наслаждалась такой запретной и такой желанной свободой. Она упивалась красотами чужих стран, она гуляла по улицам прекрасных городов, покупала сувениры и вообще делала все то, что обычно делают богатые туристы. Ей нравилось путешествовать. История еще со школы волновала ее воображение. История империй, погибших в считаные дни, таких некогда великих и упавших во прах, история людей, живших в этих странных городах, их мысли и чувства, их заботы, их украшения… Сколько раз она проделывала путешествия в своем воображении, сидя у окна своей спальни, обитой цветными шелками? Десятки? Сотни? Тысячи? Теперь она получила возможность увидеть все то, о чем так долго грезила. Пройтись по развалинам городов, прикоснуться к камням, которые помнили прикосновения веков, увидеть своими глазами руины и вдохнуть воздух разных океанов и материков.

Сначала она путешествовала по Европе, побывала в Греции, в Италии, в Испании, затем в азиатских странах, где величие прошедших эпох живописно смешивалось с бедностью настоящего.

И наконец она оказалась в Новом Свете. Узнавать истории и легенды индейцев, что может быть увлекательнее для человека, буквально бредившего историей рода человеческого? И она узнала.

Не от гида, что может рассказать туристу гид помимо того, что написано в любом справочнике? Нет, эту историю ей поведал седой завсегдатай пивнушки в одном маленьком североамериканском городке, в который она заглянула, следуя по пути своего туристического маршрута. Почему он заговорил именно с ней, этот пропахший спиртным духом и табачным дымом старик с белесыми, выцветшими, как и его джинсовая рубашка, глазами? Об этом она никогда не задумывалась, потому что знала – так и должно было быть.

Возможно, он увидел блеск в ее глазах? А может, был ясновидящим или колдуном, не все ли равно? Она вошла в кафе и села за угловой столик, заказав минеральной воды и сандвич. Он сидел напротив, в противоположном углу и цедил виски, хотя летний день был в самом разгаре.

Она даже не обратила на него внимания, мало ли каких забулдыг можно встретить, если путешествуешь по Америке, но он встал и довольно твердо направился прямо к ней, не успела она прикончить свой сандвич.

– Хелло, Долли, – сказал он и улыбнулся ей. – Можно составить компанию?

– Во-первых, я не Долли, – отчеканила она, – во-вторых, я обойдусь и без компании, а в-третьих, держи монету и вали, выпей за мое здоровье, только не приставай!

– О’кей, крошка, ты умеешь отбривать! – усмехнулся он, но монету все-таки взял. – А за это позволь мне рассказать тебе одну историю.

– На хрена мне твои истории, дед? – спросила она довольно грубо и, допив минералку, встала из-за столика.

– Я же вижу, ты смотришь и ищешь, не так ли? – вдруг посерьезнев, проговорил он, и было что-то такое в его выцветших глазах, что заставило ее слушать его. – Ты ищешь цель, хочешь, я подскажу, как она выглядит? – не отставал дед.

– Отвали! – вдруг рявкнула она, согнав с себя морок, которому невольно поддалась, а затем, довольно невежливо оттолкнув старика, протиснулась к выходу.

– Заезжай на обратном пути! – крикнул он ей вслед. – Я знаю, ты едешь на Гору! Я все еще буду здесь, когда экскурсия закончится!

– Старый придурок! – фыркнула она, заводя мотор. Но дед был прав, она действительно ехала на Гору. Гору Рока, так обозначалась она в туристическом маршруте, именно здесь, как утверждали археологи, индейские жрецы приносили жертвы духам.

Гид, как и все гиды, говорил торопливо, и она, еще не слишком разбирающаяся в английском, не все понимала, как, наверное, и еще человек пять из их экскурсионной группы.

Маршрут начинался у довольно крутой, но не слишком высокой горы, поросшей кустарником вдоль склона и густым сосновым лесом у подножия. Через лес, а затем дальше, по западному склону горы пролегала довольно ухоженная, но неширокая тропа, посыпанная почему-то желтым песком и окаймленная белыми камнями. Все это сильно напоминало ей иллюстрацию к романам Стивена Кинга, которые она читала перед поездкой сюда. Подъем занял минут сорок, в течение которого гид по большей части молчал, а они, шесть человек, среди которых были два парня-студента, она и семья с десятилетним любопытным мальчуганом, поднимались гуськом, разглядывая довольно скудный ландшафт. Зато потом тропа сделала какой-то ловкий поворот, и они оказались на самом верху горы, на абсолютно ровной площадке, в центре которой стоял каменный алтарь, а по краям – вытесанные из камня же фигуры, очень напоминающие идолов с острова Пасхи.

Бред, подумала она. Туристический трюк, уловка. Слишком все это дешево выглядит, чтобы быть правдой. Вряд ли… Но тут заговорил гид. Да, она поняла немного, но усвоила главное – конечно, раньше здесь все выглядело иначе, но никаких сомнений, именно это место было выбрано неким исчезнувшим племенем индейцев для таинственных обрядов и жертвоприношений какому-то их страшному богу. И пока он говорил, солнце заметно опустилось к горизонту и наступила такая пугающая тишина, что она вдруг всему поверила.

…Великий Жрец в причудливом головном уборе, полуголый, со свирепой татуировкой, с длинными черными, как смоль, развевающимися волосами, с безумным блеском в глазах, творил свой обряд. Перед ним, на каменном алтаре, лежала жертва. Кто она? Быть может, невинная девушка, быть может, молодой воин, а может, и чужестранец?.. Кто теперь скажет. Но жрец, сжимая в худых руках жертвенный кинжал, бормотал таинственное заклинание, «считывая» его по причудливым значкам, выбитым на плоской золотой пластине, чье желтое, сияющее в последних лучах заходящего солнца поле через минуту уже обагряла пурпурная кровь…

Что это были за слова? Кого призывал жрец себе в помощники? Какого демона вызывал он из пасти ада? Что хотел он обрести? Покой? Богатство? Власть? Что было выбито на пластине?

Это тоже осталось тайной. Она так была потрясена видением, что позабыла обо всем вокруг и долго еще стояла, пораженная страшной картиной, находя в ней немыслимую магию и очарование. Очарование смерти? Что потрясло ее? Безумная решимость в блестящих узких глазах индейца, гортанное дремучее бормотание или запах крови, так неожиданно и резко ударивший ей в ноздри?..

Она не знала. Не знала ничего, кроме того, что должна разгадать тайну омываемой кровью золотой пластины. И с этой мыслью она спустилась с Горы самой последней и уже в сумерках подъехала к знакомой пивнушке…

* * *

Старик, конечно, ждал ее. Он сидел на крыльце и дымил сигаретой. Бар был закрыт по неписаному закону этих маленьких сонных североамериканских городков, где жизнь замирает с закатом и начинается с рассветом. Старик сидел и молча смотрел на дорогу. Она остановила машину, взятый напрокат джип старой военной модели, и тоже выжидала. Ей не хотелось подходить к нему. Она сидела и смотрела, как тлеет его сигарета, и думала только о своем видении, ни разу не усомнившись в его подлинности, в его историчности.

Старик, докурив, крякнул, поднялся и не спеша приблизился к ее открытой машине. Он облокотился о низкую дверь и, дохнув ей в лицо перегаром, спросил:

– Ты видела?

– Да, – сказала она. – Я хочу знать, о чем говорят эти знаки на пластине?

– Я знал, что ты вернешься, – вместо ответа произнес он и, обогнув машину, сел рядом с ней.

Она не удивилась, завела мотор и поехала обратно. К Горе. По дороге они не разговаривали. Старик снова стал курить свои отвратительные сигареты без фильтра и сплевывал время от времени табак, попадающий в рот. Она просто вела машину.

У подножия было пусто, хижина, такой же муляж, как, должно быть, и сам алтарь, и идолы по краям площадки, темнела среди сосен. И гид, и смотритель уже уехали, в этот час они небось уже цедили на кухне пиво и смотрели трансляцию американского футбола, лениво переругиваясь со своими женами.

Старик вышел первым, едва она заглушила двигатель. Все так же молча, он стал подниматься по тропе, и она, трепеща от сладкого ужаса, последовала за ним, в эту темноту и глушь. Она только смотрела на его прямую старческую спину и старалась ни о чем не думать. Ей было страшно.

Наконец, на краю площадки, он остановился и обернулся к ней.

– Да, это было здесь. Я знаю точно, мой отец был знаком с одним из последних людей этого племени. Это исчезнувшая ветвь гуронов. Вот откуда я знаю, – его старческий голос звучал неестественно гулко, как из преисподней, и она даже вздрогнула, но все-таки взяла себя в руки. – Пластина. Все из-за нее, – продолжал он. – Она была довольно большой, – он показал руками ее приблизительные размеры: получилось что-то около полуметра длиной и сантиметров двадцать – двадцать пять шириной, так, по крайней мере, она определила на взгляд, ничего не понимая во всех этих футах и дюймах, хотя он, должно быть, говорил и о них. – Индейцы сделали ее для своего бога, которого они звали Тута-Ту. Для них он был покровителем и защитником. Заклинание, выбитое на пластине, было обращением к божеству, мольбой о помощи. Возможно, что только жрецы имели право просить такую помощь у Тута-Ту, потому что он, как рассказывал тот индеец, мог даровать большое богатство, большую независимость и большую власть.

Подул ветер, его порыв, резкий и холодный, заставил ее задрожать. Она боязливо оглянулась, ей показалось, что за ними наблюдают.

– Но кровью жертвы пластину обагрили только раз, – продолжал старик. – После того, как произнесли над ней проклятие. – Она поежилась. Проклятие? Гид ничего не говорил об этом. Или она не расслышала, не поняла? – Эту пластину у индейцев украли во время одной из вылазок. Жрец заставил вернуть ее, погибло пятеро его воинов, но вора и пластину вернули. Именно его и принесли в жертву. Это было здесь. – Он помолчал. Мурашки поползли у нее по коже. – Тута-Ту был мирным богом, но у индейцев, конечно, был и другой бог. Его имени я не помню, – сказал старик. – Его имя произносят вслух, – поправил он себя. – Для того, чтобы достичь желаемого, жрец в течение последнего зимнего месяца, когда, казалось, природа умирает и не будет весны никогда, читал заклинание, высеченное на пластине, повернувшись лицом к востоку, ровно в полдень, трижды. Так он делал весь месяц, а потом приходила весна. Что и говорить, – грустно усмехнулся старик, лица которого она не могла видеть, только слышала его гулко звучащий голос, – они верили, что только благодаря их заклинаниям мир еще существует.

Его ирония не показалась ей уместной.

– А потом, – ей подумалось, что это говорит уже не старик, а сам Тута-Ту (таким гневным стал его голос), – пришли белые и разрушили их мир. И тогда был призван тот, чье имя предано забвению. Вора казнили, его кровь принесли в жертву Неназываемому, а пластину разрубили надвое, прокляв всех, к кому в руки попадет хотя бы одна ее часть. Но пластина была золотой и весила много, поэтому в желающих завладеть ею никогда не было недостатка. – Он повернулся. – Идем отсюда.

Она послушно стала спускаться вслед за ним, бросив прощальный взгляд на площадку с возвышавшимся над ней алтарем, и ее снова захлестнула волна первобытного ужаса, и вновь видение промелькнуло у нее перед глазами – золотая пластина, забрызганная кровью жертвы, и строгий лик индейского жреца, держащего окровавленный кинжал, и гортанное его бормотание.

Старик ждал ее внизу.

* * *

Она узнала все, что хотела.

Теперь оставалось главное – найти. Да, нужно было найти эту загадочную пластину, она, словно магнит, притягивала взор сквозь века, она манила, она… Ждала? Да, пожалуй, по крайней мере ощущение было именно такое, словно пластина ждала ее, свою законную хозяйку. Законную ли? А почему нет? Пластина хотела, чтобы она ее нашла. Именно она.

Поэтому Мери и принялась за поиски. Искала она долго. Сколько дней, месяцев, недель, лет? Очень много… За это время Мери попутно успела многое сделать, узнать, но так и не смогла приблизиться к разгадке, обнаружить то, что занимало ее мозг, требовало, звало и ожидало.

Она уже стала самостоятельной и обеспеченной, она смогла бы скупить несколько коллекций раритетов, но коллекции ей были не нужны, нужна только одна вещь. И все-таки, чтобы войти в закрытый мирок коллекционеров, надо покупать разные безделицы. И она покупала, не потому что они ее интересовали, а только чтобы стать своей, «посвященной», получать приглашения на закрытые частные аукционы, слушать разговоры всех этих людей, затерявшихся в иных эпохах. Она добилась своего и стала желанным гостем среди подобных ей одержимых.

И однажды… Да, этот день наступил. Однажды, на каком-то приеме, устроенном неизвестно уже по какому поводу, она шла по дорожкам старинного парка, обрамлявшего, словно рама картину, средневековый замок. Чинно шла под руку с его владельцем, мистером Уортингтоном, когда он вдруг, заглянув ей в глаза, очень тихо сказал, что хочет показать ей одну вещь.

Ее сердце екнуло. О, она долго к нему подбиралась. Она льстила, она заигрывала, она кокетничала, обольщала, делала все, на что способна женщина, которой движет заветная цель.

О том, что правая часть индейской пластины находится в коллекции этого седовласого ловеласа, она узнала за год до приема. И тогда же начала с ним свою игру, медленно, но все уверенней и ближе подходя к нему, стараясь не спугнуть свою… Жертву? Да, как выяснилось, жертву. Она оплела его своим вниманием, лестью и ласками, как паутиной, и приготовилась ждать. И вот теперь он, всегда такой осторожный, закрытый, вдруг решился на этот шаг.

Она кивнула и спрятала глаза, боясь, что он разглядит в них алчный огонек. Ей нужно было знать, где он хранит пластину. И она узнала все, что хотела.

* * *

Потайная дверь открылась перед ними. Мистер Уортингтон провел ее куда-то вниз и направо, спускаясь по каменным лестницам своего средневекового владения. Они оказались в небольшой, обитой гобеленами комнатке. В углу стоял сейф. Он попросил ее отвернуться, но на комбинацию цифр ей было совершенно наплевать. Она просто посчитала, сколько их было – шесть, как она и думала, шесть чуть слышных щелчков, остальное выяснит медвежатник.

И вот… Она зажмурилась, глубоко вздохнула и, открыв глаза, посмотрела на красную бархатную подушечку. Правая половина ее сокровища лежала перед ней на бархате, матово поблескивая в свете лампы.

– Видите? – спросил мистер Уортингтон. – Это та самая пластина, о которой мы недавно говорили. Тогда я не сказал, – продолжал он чуть смущенно, – что у меня есть ее правая часть, а сегодня… Не знаю даже, что на меня нашло… – он зарделся, не отрывая взгляда от пластины. – Но сегодня я решил показать ее вам. Она досталась мне от отца. А тому – уж не знаю от кого. И я никогда и никому ее не показывал. Почему? Возможно, я суеверен. Ну, все эти мрачные сказки о проклятии индейцев… – он пожал плечами. – Глупо, конечно… – тут он поднял взгляд и увидел бледное лицо и глаза, вспыхнувшие огнем.

– Продайте, – хрипло произнесла она, поняв по выражению его лица, что он все понял. – Продайте мне ее…

– Нет, – покачал он головой испуганно, но решительно. – Нет, она только моя!

Он резко отвернулся и спрятал пластину в сейф. Ей стоило большого труда не сорваться с места, не кинуться на него, не выхватить из его рук эту вещь силой, кусая, колотя, царапая. Она сжала кулаки, усилием воли сдержав свой безумный порыв, только глаза выдавали ее чувства. Он захлопнул сейф и повернулся к ней.

– А теперь, – сказал он негромко, но твердо, – ступай и забудь сюда дорогу, забудь все, что ты здесь видела. Она никогда не будет твоей.

Мери сглотнула комок в горле, чтобы не выплюнуть в рожу этому старому мерзавцу единственное слово: «будет». Нет, сказала она себе, я подожду. Теперь уже недолго. Она через силу улыбнулась и провела рукой по глазам, затем тихо ответила:

– Хорошо. Я не знаю, что нашло на меня. Простите. Я все забуду.

Как трудно ей было это говорить! С каким удовольствием она вцепилась бы ему в рожу! Но она это сказала. А он поверил или сделал вид, что верит. Он кивнул, подошел и почти нежно провел рукой по ее плечу.

Потайная дверь закрылась за ними.

* * *

Весь год до этого памятного дня в американских газетах систематически появлялись статьи о загадочном проклятии индейской пластины. Сколько их было, пожалуй, не смогла бы сказать даже Мери, хотя все эти публикации оплачивала она.

В них говорилось о том, что проклятие Жреца настигало и настигает всех владельцев этой реликвии, независимо от того, владели ли они раритетом полностью или только его частью. Таинственный Жрец Смерти, вершащий правосудие исчезнувшего индейского племени, всегда действовал в этих статьях одинаково. Историю этого Жреца Мери придумала сама, по крайней мере ей казалось, что это было придумано ею – она мало читала, хотя у нее и было смутное ощущение, словно нечто подобное она где-то слышала. Впрочем, в мире все так или иначе повторяется. Ей не было дела до того, первая ли она изобрела этого монстра, вон в Голливуде их штампуют тысячами и на любой вкус, а такими легендами с непременным воплощением проклятия так или иначе окружены почти все реликвии, тем более – ритуальные.

А ее Жрец Смерти был воплотившимся Роком, он уничтожал владельцев раритета, не оставлял никаких следов, но прежде, чем свершить свое правосудие, всегда посылал своим жертвам письма с угрозами, с требованиями вернуть пластину на землю индейцев. В статьях даже воспроизводились эти письма. Их текст, конечно, не менялся, достаточно было одного повторения своего требования, упоминания об угрозе, нависшей над владельцем, о проклятии, которое настигнет всех воров. Последний штрих – иероглифическая подпись.

Все газеты и журналы, которые Мери смогла купить, дружно вещали о том, что случалось с каждым из владельцев золотой реликвии вплоть до наших дней, и все они предупреждали ее нынешних владельцев, мол, остерегайтесь, быть может, Жрец Смерти вновь объявится…

Мистер Уортингтон тоже получал письма. Они точь-в-точь повторяли текст приведенных в прессе посланий таинственного Жреца. Поначалу он думал, что это чья-то шутка, и даже догадывался, чья, но только вот… Но только вот письма стали приходить раньше, чем начался газетный бум.

Мери продолжала его навещать, она по-прежнему была с ним мила и ласкова, и вскоре его сомнения исчезли. Нет, она не могла быть причастной к этому, решил мистер Уортингтон, но тогда, когда он потерял бдительность, его настиг Жрец Смерти.

Никаких следов насильственной смерти. Ничего не исчезло из коллекции, ничего, что могло бы навести полицию на верный след. Ни-че-го. Она нашла отличного исполнителя. Но вот только пластины в сейфе он не нашел. Она исчезла. Куда?

Мери металась, как раненый зверь, выходит, все было напрасно? Выходит, год пропал даром? Выходит, мерзкий старикашка ее перехитрил?

Наследником оказался двоюродный племянник, ничем, кроме бейсбола, не интересующийся оболтус. Он за полцены продал пластину, обнаруженную в сейфе одного из банков. Она ликовала. Нет, нельзя описать, что она чувствовала, проводя пальцем по таинственным знакам и рисункам, выбитым на золоте!

А в американской прессе тем временем начался новый бум – Жрец Смерти вновь искал жертву.

* * *

Примерно через год нашелся владелец и второй части пластины.

Здесь все было несколько интереснее, по крайней мере она сама так считала. Вторым владельцем оказался соотечественник, некто господин Проханов, чьи предки перебрались в Америку несколько поколений назад; он купил свою реликвию на одном из аукционов еще двадцать лет назад. Поговаривали, будто прежний владелец как-то нехорошо кончил, но сам мистер Проханов не был человеком суеверным, а потому не верил во все эти сказки об индейском проклятии. Хотя, конечно, его мнение несколько изменилось после того, как он начал получать таинственные письма, автор которых подписывался Жрецом Смерти.

Мери решила не рисковать напрасно, она избрала метод кнута и пряника, с одной стороны, травя несчастного дядечку письмами с угрозами, а с другой – через подставных лиц предлагая избавиться от опасной реликвии и продать неизвестному коллекционеру, то есть ей. Однако мистер Проханов упрямился. Возможно, ему нравилась эта игра со смертью, ведь к тому времени он прекрасно знал, что не все истории о проклятии индейцев – сплошная выдумка, чего, например, стоила история мистера Уортингтона? Но все же старикашка сдаваться не желал. Пришлось пойти на крайние меры.

Через своих осведомителей Мери удалось узнать, что мистер Проханов долго охотился за одной египетской диадемой, которую как раз должны были выставить на ближайшем аукционе. Даже начальная цена этой безделушки была довольно внушительной, и, признаться, мало кто из круга коллекционеров хотел заполучить раритет, но Мери захотела. Для того, чтобы найти деньги на эту покупку, ей пришлось пойти на одну крупную, хотя и далеко не честную сделку, в которой она выступила посредником – речь шла о больших комиссионных и о наркотиках. Ей удалось разбогатеть на несколько миллионов долларов, а значит, получить деньги для воплощения своего плана.

Она знала, что мистер Проханов давно не так богат, как привык себя считать, и знала, что он втайне надеялся быть единственным покупателем диадемы. Она задумала перебить ему покупку, а затем поменять ее на интересующую ее пластину. Однако получилось не совсем так.

Старик довольно долго торговался с ее подставным лицом, все накидывая и накидывая цену. Мери с удивлением наблюдала за торгом, прикидывая, на какие, собственно, деньги он собирается купить лот? А затем ей в голову пришла новая великолепная идея – разорить упрямца. Она незаметно передала записку мистеру Питту, своему представителю, и велела ему торговаться до последнего, а Проханов, поддавшись азарту, все упорствовал. Наконец, взвинтив цену и прикинув, что дело свое она сделала, Мери подала знак Питту – кончай.

Минуту, только одну минуту лицо старика сияло счастьем обладания диадемой, а затем до него дошел весь смысл его положения. Цена лота, выросшая за время двадцатиминутного торга до запредельных высот в несколько десятков миллионов, повергла несчастного в такой шок, что смотреть на него было просто жаль. Мери отвернулась. Проханов был разорен.

Через две недели, во время которых он еще пытался каким-то образом найти деньги и спасти хотя бы дом для своей семьи, состоящей из жены, матери и двоих детей, он умер от обширного инфаркта. Ему не удалось спасти даже дом. Левую часть пластины она купила на аукционе через месяц после разорения Проханова.

* * *

Теперь, когда обе части были у нее, встала новая проблема: как расшифровать то, что выбито на них? Простое любование этой, такой недавно вожделенной вещью, прискучило ей через несколько месяцев, ведь она знала, что пластину можно использовать иначе. Да, общение с грозным индейским богом, способным даровать власть и все богатства мира, – вот что теперь стало ее целью. Для этого требовалось разобраться в таинственных знаках на пластине.

Еще месяцы ушли на то, чтобы среди этнографов разыскать того, кто мог бы воскресить забытый язык и расшифровать таинственные знаки на пластине. Она нашла, она купила этого парня. И он постиг смысл заклинаний индейского бога.

Свершилось. Теперь оставалось дождаться последнего зимнего месяца и приступить к обряду. Она хотела уединиться, отойти на время от всех дел, забиться в какой-нибудь угол, чтобы никто не мешал. Тогда-то и появилась идея вернуться в Тарасов. А почему нет? Впереди достаточно времени, чтобы подготовить все дела и перепоручить их управляющим, а самой уехать в тихий городок, поселиться на его окраине, в уютном особнячке, чтобы отдаться наконец таинственному обряду и получить вожделенное, то, к чему она стремилась годами.

Мери дала указания, и дом на окраине города Тарасова начал строиться. Она купила землю в глубоком овраге, один склон которого круто поднимался вверх, а другой, заросший посадками, полого спускался вниз. По соседству шла работа еще на трех участках, неподалеку высились еще несколько домов – кто еще хотел уединения, она не стала интересоваться. Ей понравилось название улицы – Соловьиная. Хотя сами соловьи ее не интересовали.

Трехэтажный дом был построен к последнему месяцу зимы, и тогда же она перебралась в него с небольшой свитой – начальник ее охраны с пятью бойцами, этнограф, она предпочитала держать его рядом, и ее секретарь, сын несчастного мистера Проханова, прекрасно владеющий русским, почему, собственно, и был взят с собой.

Мальчик был так мил, так обворожительно умел улыбаться, к тому же поклялся найти убийцу и разорителя своего отца, и Мери посчитала, что лучше держать этого молодого человека под контролем. Мало ли что ему удастся узнать в Штатах. Она показала ему пару подметных писем и убедила, что Жрец Смерти начал охоту и за ней. А поскольку в разорении и смерти Проханова больше-то и винить некого, то мальчику нужно быть рядом с хозяйкой. Эд согласился.

И вот она в Тарасове! Вот дом, на третьем этаже которого расположена комната, окна которой выходят на восток. Мечты должны сбываться! Даже такие мечты, как у нее, а может, именно такие… Полдень, распахнутое окно, золотая пластина перед ней на столе, гортанный говор исчезнувшего племени… О, Всемогущий, приди на помощь!..

Глава 12

Я закончила чтение и сидела, тупо глядя за окно, хотя там ничего из-за горящего в салоне света не было видно, кроме уличных фонарей, светлого здания аэропорта и темных теней, идущих от него или к нему людей, а как потушить свет, я не знала. Впрочем, я не вглядывалась в то, что происходит за окном, и не задумывалась, сколько прошло времени с тех пор, как я здесь сижу одна.

Я знала начало этой невероятной истории. Вроде бы действительно исповедь, все рассказано честно и правдиво. Но мой разум не хотел ее принимать. Такого быть не может!

Но что же было дальше? История, записанная Марианной, всего лишь предисловие к событиям, случившимся здесь. Она не отвечает на все те вопросы, которые мучат меня уже не одни сутки. Ну, скажем, еще то, как эта статуя, эта холодно-расчетливая змея влюбилась в светлого, улыбчивого парня, я представить себе могу, и даже очень, но вот насчет всего остального…

Когда же этот улыбчивый парень придет, чтобы рассказать мне продолжение? Нет, поверить не могу, что все это она могла сделать ради золотой пластины – но, как ни крути, на ее совести все-таки две смерти… И тут же подумала, а не зря ли я так просто отпустила ее с миром? Заслуживает ли она этого? Может, стоило поднять на ноги милицию аэропорта?

Да, наверное, они поэтому меня с собой и не взяли. Тут оставили. Я покачала головой. И почему все же им понадобилось разыгрывать ее смерть? Что случилось? Испугалась, значит?

Я вспомнила тот ледяной тон, которым она обдала меня сначала, а потом ее грустные глаза и усталую улыбку, и мне вновь стало ее жаль, чисто по-женски. Она ведь и не любила никого. Может, только в самом начале своего араба. Но вот долго ли? Не пыталась ли она заполнить лакуну в своей душе этими поисками реликвии? Не поэтому ли гонялась за ней?

Да, отвечала я самой себе, именно поэтому. Потому что ее жизнь была пуста, а потом появился человек, который смог растопить всю эту глыбу льда – и что же она? А она бросила свою реликвию, завещала ее какому-то дядьке в Америке. Надо полагать, тому самому, что и рассказал ей о ней.

Что же получается? А то, что в очередной раз любовь победила и превратила монстра в милую красавицу. Я усмехнулась, но по-доброму. Должно быть, стоило ее все же отпустить, она заслужила свой шанс, этот парень сможет сделать ее счастливой.

А вот пришел и он сам.

Эд сел в машину рядом со мной. Его лицо было бледным и расстроенным, похоже, он был опечален разлукой.

– Ты прочитала? – спросил он.

– Да, – я не хотела его торопить.

– И что?

– Что? Это мне надо спрашивать у тебя. Ты знал обо всем?

– Да, знал. Не сразу, конечно, позже. Сначала даже не догадывался.

– Для тебя это был шок?

– Еще бы, – он хмыкнул. – Я даже думал, что убью ее.

– Как у Честертона? – не без лукавства спросила я.

– Нет, не так. Про Честертона я вспомнил только здесь. А тогда… Я не смог ничего сделать, потому что уже сильно любил и понимал, что вряд ли смогу без нее прожить. Привык слишком.

– Расскажи, – попросила я. – Только свет выключи. А где Костя?

– Они с Митькой в баре сидят. – Эд нагнулся вперед и щелкнул выключателем.

Салон снова погрузился в полумрак. Я села поудобнее и приготовилась слушать.

– С чего начать?

– С самого начала.

– С самого начала ты знаешь, – откликнулся он. – Я тебе рассказывал.

– Тогда начни с того места, когда ты обо всем узнал.

– Ну, хорошо, – вздохнул он. – Когда я все узнал…

* * *

– Когда я все узнал, то уже проработал у нее около года. Да нет, больше. Вышло совершенно случайно. А началось все с писем…

– То есть как? С каких писем? Так письма были? – Я удивилась несказанно, ведь мне казалось, что Марианна сама изобрела этого Жреца Смерти.

– Сколько вопросов, – покачал головой Эд. – Да, письма были, те самые письма, от «Жреца Смерти». Вот в этом-то все и дело, что они появились. Несколько месяцев назад мы получили первое письмо. Нет, до этого, конечно, была пара-тройка писем, их присылала сама Марианна, это была часть ее плана. Как она сама позже призналась, было бы подозрительно, если бы новой владелице пластины не присылали подобных писулек с угрозой. Письма – своего рода алиби для нее. А потом начались другие… – Эд немного помолчал. – Первое пришло несколько месяцев назад, и их отправителем была совсем не Марианна.

– А кто? – не выдержала я.

– Терпение, мадам, – мягко произнес Эд. – В том-то и дело, что мы очень долго не знали, кто. Марианна стала нервничать, это вовсе не входило в ее планы, она испугалась. Да и к этому времени мы уже успели достаточно хорошо узнать друг друга, она стала доверять мне, мы сблизились, и, конечно, ее тревога и страх не остались незамеченными. Марианна просила усилить охрану, она почти перестала выходить из дома, у нее даже случился припадок на нервной почве, и доктор сказал мне, что ее следует увезти, что может развиться паранойя. Она стала подозрительна, практически никому не доверяла, мне в том числе, и пристально следила за нами. То есть за мной, за своими охранниками, за Маккински. Словом, она всего боялась. Я стал уговаривать ее обратиться в полицию и рассказать о письмах, но она не желала ничего и слышать об этом, твердя, что это не поможет, что она сама виновата, что это расплата за ее собственные поступки. Тут я начал кое-что подозревать.

– Какие это могли быть поступки? – подсказала я.

– Именно так. Я стал думать, а почему она, прекрасно зная о письмах, об угрозах и о том, что случилось с прочими ее предшественниками, все-таки купила пластину? Купила и, я знал, очень дорожила ею. Почему она оставалась вполне спокойной и даже посмеивалась, когда пришли первые три письма, и так испугалась, когда пришло последнее? Если она знала, на что идет, то откуда вдруг этот страх, переходящий в навязчивую манию, в такую подозрительность? Она стала невыдержанной, и я всерьез опасался за ее душевное здоровье.

– Так, и о чем ты подумал в первую очередь?

– Ну, о многом я тогда думал. Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы догадаться, думаю, я слишком сильно этому сопротивлялся, гнал от себя предположение, что она как-то причастна к смерти моего отца и другого человека, Уортингтона. Это была страшная догадка, но постепенно она окрепла, и я сам стал мучиться от этого, наблюдать за ней, подозревать ее. Господи, а если это правда, думал я, как я поступлю тогда? Ведь я поклялся, что найду виновника смерти моего отца. И отомщу. А что, если этот виновник сидит передо мной? Что, если это женщина, которую я люблю, без которой теперь не представляю своей жизни? Что, если она признается, подтвердит мои подозрения? Что сделаю я тогда? – его голос был глух. – Вот такие вопросы крутились у меня в голове, и я все больше мрачнел, и еще немного, и мне тоже надо было бы вызвать доктора, который признал бы у меня какую-нибудь стадию шизофрении.

Не знаю, – продолжил он после короткой паузы, – чем бы все могло закончиться, если бы не следующее письмо. Оно пришло ровно через месяц после первого, и весь этот месяц мы прожили в настоящем аду. Она – в своем, я видел, что ей тяжело, что она борется с собой, с чем-то в своей жизни, что никак не может победить напасть. Позабыть свои грехи? – он грустно улыбнулся. – Да, она боролась со своими грехами, с памятью о них, а я боролся со своими подозрениями. Так вот, пришло письмо, и в тот же вечер, сидя с ней в ее кабинете, я не выдержал и спросил, больше просто не мог ждать, чувствовал, что просто схожу с ума от своих догадок и подозрений…

– Это мне понятно, – чуть слышно сказала я, вспомнив о своем состоянии накануне.

– Да, ты извини…

– Ну, ладно, проехали, – откликнулась я. – Итак, ты сказал…

– Да, после второго письма она стала как-то спокойнее. Видимо, смирилась с тем, что ей приготовил этот шантажист.

– Шантажист? – опять удивилась я.

– Подожди, – терпеливо произнес Эд, – все по порядку. – Я покорно кивнула. – Когда она распечатала конверт, то, наверное, уже знала, что в нем. Она мельком взглянула на лист бумаги и отложила его. И весь день была задумчива, но более спокойна, чем до того. А вечером позвала меня в кабинет и сказала, что хочет продиктовать мне кое-какие распоряжения. Как выяснилось, она решила написать завещание. Тут я не выдержал. Я посмотрел на нее и начал говорить о том, что люблю ее, что, наверное, уже не смогу без нее жить, что она должна мне открыться, что бы там на самом деле ни было, все это можно одолеть вместе, ну и так далее. Мне пришлось очень долго ее убеждать, и я понял, что груз, который она носит, настолько тяжел, что она уже не выдерживает. Я стал допытываться, просил открыться мне, как на исповеди, она отнекивалась, говорила, что этого не сможет сказать и на исповеди. Я переубеждал, увещевал, грозил, твердил о том, что иначе ни от какого груза не сможешь вовек избавиться, и тут она сказала, что и не собирается, ее избавят другие, и это будет справедливо. Я понял, что она сама осудила себя уже на такие муки, что вряд ли ее теперь что-то по-настоящему может испугать.

И потом, я понял еще одно: что бы она там ни натворила, она уже искупила это своими мучениями. Тогда я снова начал говорить ей о своей любви, о том, что у каждого есть шанс исправить то, что он натворил, о том, что хочу сделать ее счастливой. Словом, мы проговорили всю ночь, но я еще был далек от победы. Весь следующий день она не показывалась из своей комнаты, а вечером вышла ко мне и сказала, протянув мне этот блокнот, – он кивнул на блокнот, лежащий между нами на сиденье, – что я должен это прочесть. Я просил ее об исповеди, я уверял, что ей станет легче. Она настояла на своем, и я взял блокнот и всю ночь провел с ним. Я читал и не мог поверить, несколько раз собирался пойти к ней, чтобы получить от нее подтверждение написанному…

– Но ведь написано по-русски? – перебила я.

– Да, а что? Она никогда не забывала своего языка, и мы с ней дома всегда говорили по-русски, что тут такого? – Я пожала плечами. Да нет, конечно, ничего. – Так вот, я прочел. Прочел и стал решать, стал выбирать, кто же мне дороже, отец ли, которого уже не вернуть, или она. Как ты понимаешь, я выбрал ее. Наутро я пришел к ней и так все и сказал. Мы долго говорили и пришли к выводу, что надо как-то противостоять этому таинственному шантажисту. Я не сомневался, что тот, кто использует теперь маску Жреца Смерти, хочет только одного – денег. Возможно, кому-то стала известна история Марианны. Мы стали думать, кому?

Марианна наняла Скорта, и вскоре мы уже знали, что проболтался тот парень, что убил Уортингтона. Он женился и однажды рассказал все своей жене, перед смертью, у него, кажется, был рак. Много денег ушло на лечение. Марианна перевела на ее счет довольно крупную сумму, оставшись при этом неизвестной. Уж не знаю, что вообразила себе эта женщина, но только она на эти деньги и наняла киллера. Но об этом позже, а пока она продолжала регулярно, раз в месяц, посылать Марианне письма. В итоге мы не выдержали, Марианна давно уже хотела уехать обратно в Россию. Здесь, у вас, ситуация очень сильно изменилась с тех пор, как она уехала, и ей казалось, что, вернувшись домой, она сможет снова быть счастливой. Долго уговаривала меня. Я согласился.

– А пластина? – спросила я. – Она что, уже ею не интересовалась?

– Нет, – покачал он головой. – Но прежде чем отказаться от нее (как она сделала это сейчас), еще должно было пройти время. Согласись, что не так-то просто отказываться от того, чему была посвящена твоя жизнь, даже если ты уже признал, что все это – суета, мираж, что это тебе совершенно не нужно.

– Но ведь тут написано… – я попыталась показать ему блокнот.

– Я знаю, что там написано, последние листы она заполняла уже здесь. Так сказать, подводила итоги. Словом, мы стали собираться, она захотела вернуться в свой город, тем более что ей все-таки, я думаю, хотелось немного поиграть с этой пластиной. Ведь приближался месяц, когда нужно читать заклинание, а Маккински уже полностью расшифровал его и научил ее разбираться в нем. Думаю, что это было для нее все еще важно, может, уже и не так, поскольку она обещала даже, что оставит все это, а пластину передаст в индейский музей или отправит ее тому старику, но она хотела хотя бы раз прочесть это заклинание, ведь она так долго шла к цели, и я не смог ее разубедить. В общем, она решила вернуться на родину. Построили тут дом, приехали, думая, что весь тот кошмар остался позади, и никаких больше писем, никаких Жрецов, ничего.

И вот тут, – продолжил он, – оказалось, что мы ошиблись. Не знаю, что взбрело в голову той женщине, но только выяснилось, что она вовсе не собирается оставлять Марианну в покое. Мы получили новое письмо, я тебе о нем говорил, и заволновались еще сильнее. Это письмо отличалось от предыдущих, те были просто копией того, что когда-то придумала сама Марианна, а в этом ясно говорилось, что жить ей осталось недолго, что ее настигнет проклятие, что она заслуживает смерти, что Жрец идет за ней по пятам, ну и много еще чего. Мы стали думать, что можно сделать.

Марианна была против полиции, она считала, что если в это дело ввяжутся профессионалы, то они непременно обнаружат и те преступления, которые лежат на ее совести. Она хотела покончить с этим раз и навсегда. Тут как раз мы познакомились с соседом и навестили его. Когда я увидел стрелы, то отчего-то вспомнил рассказ Честертона. Я внимательно рассмотрел их, запомнил все детали, толком не зная, зачем. А сама идея появилась у меня позже, за день до того, как мы все это провернули. Мы заказали точно такую же стрелу, но с секретом, я нарисовал ее по памяти, заказ делали Митькины приятели, деду-мастеру очень хорошо заплатили. Стрела была готова, и у меня вызрел план. Тут как раз позвонили вы и заговорили о передаче. Я посоветовался с Марианной, она сказала, что было бы неплохо, если кто-то сможет подтвердить наше алиби. Я пригласил тебя. Потом мы обдумали, как лучше имитировать ее смерть. Но одной имитации нам было мало, нужна была еще и констатация. Следовало подкупить медиков, которые приедут на вызов.

Тут мы столкнулись с нелегкими проблемами, далеко не так-то просто все сделать в чужой стране, ведь риск огромный. Помог нам Митя, он сказал, что у него есть какие-то знакомые в «Скорой помощи», и сам вызвался с ними договориться. Они, правда, запросили просто огромные деньги, но Марианна была готова на все. К тому же надо было подкупить еще и милицию, ту следственную группу, что приедет на место происшествия. И вновь возникли проблемы. Но на этот раз нам помог Марианнин дядя, Митин отец.

Мы попробовали, как будет выглядеть стрела и кровь, ее нам купили на станции переливания крови, даже Марианнину группу достали. Словом, все уже было готово, только ты не ехала. Впрочем, ждать нам было некогда, мы загримировали Марианну и решили, что будем играть Честертона, с тем только отличием, что я не убийца, и это должно было выясниться, только позже. Конечно, существовала опасность, что кто-то из милиционеров догадается, на что похож наш спектакль, но мы согласны были рискнуть. И потом, никто из нас не думал, что настоящий киллер, охотящийся за Марианной, так быстро скроется. Расчет был на то, что он попытается выяснить, действительно ли она мертва. Но он этого не сделал, а наоборот, уехал на следующий же день. Я даже думаю, а собирался ли он ее действительно убивать? Может, должен был просто на нервы покапать?

– Ты о ком? – спросила я, не понимая, кого именно он имеет в виду.

– Я скажу попозже, – ответил он. – Сейчас вернемся к тому дню. Итак, все было готово, мы все разыграли свои роли, причем играли, насколько я могу судить, очень неплохо, инсценировка была так удачна, что никому даже и в голову не пришло, что это спектакль. И только ты догадалась, но не сразу. Скажи, ты ничего не подозревала?

– У меня, конечно, было какое-то странное ощущение, но ты прав, я пока не догадывалась об основной интриге. Возможно, именно потому, что это было бы слишком прозрачно. Но все-таки… я вам не верила.

– Но все-таки, когда ты догадалась, ты стала подозревать меня? – спросил он.

– Честно? Да, я стала подозревать тебя, но я все думала, что этого не может быть, что ты вряд ли тут замешан, ведь это так явно, такой наглый розыгрыш.

– Что? Не понял…

– Ну, если ты знаешь рассказ Честертона, то не мог же ты так буквально все повторить, ведь тогда все подозрения падут на тебя. А если ты не знал рассказа, то получается, что кто-то специально тебя подставил – ты убийца. Я и не могла понять, кто ты – наглый преступник или жертва?

– А я оказался? – усмехнулся он.

– А ты оказался и тем, и другим. Ты оказался наглецом, который сознательно шел на роль жертвы в этом шоу.

Мы помолчали. Да уж, если во всей этой истории нет смертей, то тут полным-полно других преступлений, например, взяток, причем в особо крупных размерах.

– А что, – спросила я, – если я возьму да и найду тех людей, которым вы платили?

– Не найдешь, – ответил он. – Они получили так хорошо, что сразу же уволились со своих работ и уехали кто куда.

– Но ведь их все равно можно отыскать.

– Ну ищи, если хочешь, только вряд ли они захотят с тобой говорить.

Это было резонно. Что ж, они продали свою совесть… Нет, я тут же поправила себя, что-то меня не туда потянуло, на какую-то филиппику.

– Значит, родственники знали?

– Да, знали, но они тоже ничего не скажут.

– А Митя в тот день где был?

– С медиками договаривался, вернее, денег им давал.

– А где сейчас Скорт?

– Милиционеров отвлекает.

– А где была все это время Марианна?

– У родных, у дальней родни в деревеньке.

– А как же с ее смертью?

– Да вот так, она умерла, ты же сама видела.

– А что, Марианна завещала деньги, помнишь, ты говорил о какой-то женщине, это той, что преследовала ее, что ли?

– Нет, это маленькая тайна Марианны. Та уже получила свою долю.

– И что, она совсем не хочет ей отомстить?

– Нет, не хочет. Ни она, ни я, ни ее родные.

Мы помолчали, конечно, история, рассказанная Эдом, требовала осмысления. Я совсем забыла о времени и о том, где мы находимся. Я все еще была в плену бреда, где смешались картины преступлений, алчности, нравственного ада и желания вырваться из него. Может быть, я слишком высокопарно выражаюсь, но так оно и было. Что ж, похоже, и впрямь любовь победила в очередной раз, разрушив годами копившиеся в Марианне зло и ненависть. А отчего? Да просто от недостатка любви.

Любовь, любовь… Я усмехнулась. А разве она побеждает только в романах и фильмах? Нет, вот передо мной пример из самой что ни на есть настоящей жизни. Странно все это. Я все еще не верила. Неужели все это действительно – правда?

Однако тут же начинались сомнения. А что же дальше? Я посмотрела на Эда, стараясь разглядеть в полумраке его лицо. Похоже, оно было бледным и задумчивым. Он тоже, похоже, думал о том, что теперь?

– Эд, – сказала я, чтобы нарушить тишину, чтобы выйти из этого гипнотического состояния, в которое мы невольно погрузились, мысленно созерцая картину преступлений, настоящих и вымышленных, – а что теперь?

– Что? – он словно бы очнулся от дум. – Что именно тебя интересует?

– Ну, что теперь? Ты не боишься, что я расскажу эту историю?

– Кому? – вкрадчиво спросил он. – Кто тебе поверит?

– Но ведь я все знаю, – мой голос зазвучал решимостью. – У меня есть вот это, – я взяла в руки блокнот. – Я могу это напечатать.

– И что? Разве тут есть что-то, что касается непосредственно убийства Марианны? Нет, – он покачал головой, – здесь только первая часть истории, и она касается Марианны, а ее, как ты знаешь, похоронили. Ее больше нет.

– Но ведь это не так! – возмутилась я.

– Не так? Подумай сама, кто поверит этим запискам? Это так, всего лишь мысли и чувства на тему. Догадки, которые никто не подтвердит. Это вполне может быть фантазией любого человека.

– То есть? Ты что же, хочешь сказать, что все это неправда? – я насторожилась.

– Правда, но только доказать это будет невозможно, – ответил он.

– Но ведь я сама видела ее живой! – не сдавалась я.

– Да, – согласился он, – а незадолго до этого ты сама видела ее мертвой. Разве не так?

Я насупилась, а потом снова ринулась в атаку:

– А труп? Если провести эксгумацию? Что ты тогда скажешь?

– Что? – усмехнулся он как-то снисходительно. – Эксгумация невозможна.

– Почему? – ахнула я.

– А ты разве не знаешь? Марианна просила в завещании, чтобы ее тело кремировали.

– Но ведь никакого тела не было! – воскликнула я, все более и более раздражаясь от того, что чувствовала – у меня и правда нет никаких шансов что-либо и кому-либо доказать.

– Нет, было. Тело было, и от него осталась горстка пепла.

– Но кто?..

– Не знаю, кажется, один из тех, кого вы называете бомжами.

Я опять замолчала. Что же, выходит, моя правда – никакая не правда, а истиной стала ложь.

– Но если бы я все рассказала следователям, ты что, думаешь, мне совсем бы никто не поверил? И потом, зачем вы подставили Бурханкина?

– Его никто не подставлял, – ответил Эд. – Вернее, его подставил американский приятель. Кстати, я уверен, что именно он и собирался покончить с Марианной. Поэтому-то и просил, чтобы Сергей умудрился спланировать как можно ближе к ее окну. И что именно его мы и опередили.

– Ничего не понимаю! – воскликнула я возмущенно. – Откуда ты знаешь обо всем этом?

– Это просто. Просто надо быть очень наблюдательным, как наш мистер Скорт. Это он все понял. Когда Скорт узнал из разговора с Сергеем, что у него гостит какой-то тип из Америки, он прозвонил по своим каналам и узнал, что ни в какой торговой фирме такой человек не значится, а потом, кое о чем порасспросив Сергея, он понял, кого именно нам следует опасаться. Если бы мы задержались всего на день, то запросто могли бы опоздать. Конечно, если он действительно собирался ее убить.

– Так ты думаешь, что он и правда хотел ее убить из арбалета?

– Этого я не знаю, если честно, но то, что он проводил разведку там, на горе, вместе с остальными, я не сомневаюсь.

– А стрела? А сам арбалет? Ведь теперь на подозрении невиновный!

– Успокойся и посмотри завтра газеты, а лучше – репортаж своего приятеля, того, что был у нас. Как его, Гурьев?

– А что такого в этом репортаже?

– Сама увидишь.

– Но подожди, я все-таки не понимаю! А что же милиция? Они ведь не оставят вас в покое!

– Когда-нибудь оставят. Это «убийство» вечно будет нераскрытым, если, конечно, ты не посодействуешь расследованию. Ты все еще хочешь это сделать?

Я уставилась в окно. Если бы меня не тревожила судьба Бурханкина, который оказался главным подозреваемым, я бы… Да я бы не стала никому и ничего рассказывать. Даже мужу. Зачем? Возможно, Эд и Марианна не совсем правы, но они хотят быть счастливыми, хотят шанса на счастье. Заслужили ли они его? И теми ли средствами решили добиться? Да кто я такая, в конце концов, чтоб спрашивать об этом! Возможно, они смогут быть счастливы, и дай-то бог!

– Нет, – ответила я, – я никому ничего не скажу. Я сама влезла в эту историю и добавила вам проблем.

– Нет, мы втянули тебя, – поправил меня Эд. – Но ты оказалась любопытнее, чем мы могли предположить. А вообще, ты – молодец, – улыбнулся он.

– Спасибо, – невесело улыбнулась я. – Так ты думаешь, что с Бурханкиным все образуется?

– Уверен, – откликнулся Эд. Потом посмотрел на часы и присвистнул: – Вот это да! Нам пора домой, время уже час ночи. Я схожу за парнями.

– Скажи, – обратилась я к нему, – а зачем вы вытащили меня сегодня? Зачем вообще рассказали обо всем?

– Ну, я подумал, – весело ответил он, – что ты не угомонишься, если не узнаешь всю правду. Тебе ведь именно это было нужно? Так? – Я вздохнула и кивнула в ответ.

– Но разве для этого нужно было тащить меня с собой? Ты ведь мог бы рассказать мне все сам, после. Когда она была бы уже в безопасности.

– И ты бы мне поверила, да? – ухмыльнулся он. – Ты представляешь, как это звучало бы? Тогда уж точно ты подняла бы на ноги всех, включая медиков и могильщиков, не так ли? – Я улыбнулась и снова кивнула. Пожалуй, он прав. – И потом, ты не поверила бы до конца, пока не увидела бы ее сама. Мол, все враки, от первого до последнего слова. Если ты и сейчас еще сомневаешься, то тогда…

– Ты прав, – откликнулась я. – Не поверила бы ни за что.

– Вот именно, – он пожал мне руку. – Ты хотела, чтобы все это кончилось. Теперь все кончилось.

Он вышел из машины и направился к зданию аэропорта. Я снова задумчиво посмотрела в окно. А куда же улетела сегодня она? Впрочем, какая разница, я и так слишком много узнала, не стоит искушать судьбу. Что ж, все связалось. Все картинки встали на места и составили целое полотно. Он был прав, сказав, что все это кончилось. Если бы еще над Бурханкиным не висело подозрение…

Вскоре вернулись мужчины, и я вышла из машины им навстречу.

– Думаю, будет лучше, если я поеду с Костей, – сказала я.

– Да, так будет лучше, – Эд улыбнулся мне открыто, по-мальчишески, и пожал руку. – Надеюсь, что мы еще увидимся. У нас ведь впереди интервью, или ты уже передумала делать передачу?

– Не знаю, Эд, – честно призналась я. – Поговорим об этом позднее. Пока.

Митя кивнул нам на прощание, и мы расселись по машинам.

– О чем вы там болтали? – спросил недовольным голосом Костя.

– О любви, – ответила я. Костя нахмурился. – Да, о любви вообще и о том, что она творит чудеса. А вы?

– О машинах, – буркнул он и выехал со стоянки.

Эпилог

О том, как встретил меня муж, лучше не вспоминать, впрочем, стоит заметить, что наша размолвка продлилась совсем недолго. Я упорно хранила молчание и ни о чем не проговорилась ему. Не сказала и о том, что ездила с Костей. Однако мир в семье был восстановлен уже утром, если не полностью, то было достигнуто перемирие.

Был выходной, поэтому мы спали довольно долго. А когда проснулись, то я начала волноваться, ожидая вечернего выпуска новостей, что-то там скажут? Эд обещал, и мне хотелось ему верить. Уже в обеденное время я не выдержала и позвонила Гурьеву, но того не оказалось ни дома, ни на работе. Где же он пропадает?

Впрочем, ближе к вечеру он позвонил сам, попросил меня к телефону и заговорщическим голосом начал:

– Привет, Иришка. У меня «бомба»! Смотри сегодня после вечернего выпуска новостей!

– Да, и что у тебя там на этот раз? Кстати, ты не знаешь, что там с Бурханкиным?

– Вот как раз по этому поводу! Ладно, часть секрета раскрою, арбалет нашли! Догадайся, где?

– В комнате американца, – с ходу ответила я.

– Ну ты, мать, даешь! Ты что, ясновидящая? – удивился мой коллега.

– Нет, – со смехом ответила я, – просто интуиция хорошая.

– Повезло тебе с интуицией! Тогда ничего не буду больше говорить, позвоню после передачи, а то надо еще репортаж домонтировать, – он отключился, а я снова впала в задумчивость.

Значит, арбалет найден, а что же стрела? Нашли ее? Я не знала, куда себя девать, и бродила, как потерянная, по дому, а мой муж, усевшись на диване в гостиной, делал вид, что читает книгу, хотя я знала, что он пристально за мной наблюдает.

– Что с тобой?! – не выдержал все-таки он. – Почему ты мне ничего не хочешь рассказать? – в его голосе снова послышались обиженные нотки.

Я села рядом с ним и сказала, глядя в глаза:

– Поверь, Володечка, я бы все тебе сказала, но это не моя тайна.

Он хмыкнул, а я подумала, может, все-таки рассказать? В конце концов, ему я могу доверять, как себе, и потом, мне и самой станет легче. Наверное, последнее соображение победило, то есть победил эгоизм, поэтому я вздохнула и произнесла:

– Ну, хорошо, слушай, только обещай, что это останется между нами.

Муж с готовностью покивал головой, а я встала, принесла блокнот, потом снова устроилась рядом с ним и начала рассказ…

В итоге мы чуть не пропустили репортаж. Я включила телевизор, когда уже шла заставка, мол, специальный репортаж об обстоятельствах смерти Марианны Масри. Получалось так.

Сначала Валерка напоминал сами обстоятельства, потом он заговорил о том, что из дома соседа дельтапланериста и коллекционера пропали арбалет, из которого мог быть сделан выстрел, и стрела. Сообщал, как это обнаружилось, и то, что следственные органы тут же взяли Бурханкина на заметку. Впрочем, они поторопились, потому что после того, как был учинен подробный допрос свидетелей и всех, кто был в доме, начался обыск, во время которого нашелся и арбалет, и стрела. Выяснилось, что несколько дней назад в гости к Бурханкину приехал какой-то парень из Америки, что этого парня просили приютить какие-то дальние Серегины родственники и что он с самого начала проявлял большой интерес к соседке, то бишь Марианне Масри, а также к коллекции самого Бурханкина. Следственные органы предположили, что в смерти Марианны виновен он, и никто другой. Хотя и не могут объяснить, почему пропавшая стрела найдена тут же, хотя сомнений нет, Марианну убили точно такой же. Как и когда он умудрился это сделать? Подозревали Бурханкина, но полагали, что соучастником был кто-то другой. Причем этот другой обнаружился, вернее, о нем уже кое-что известно.

Не далее как вчера вечером к следователям позвонил один мастер, изготавливающий всякие поделки, в том числе умеющий изготовлять стрелы. Так вот, он сообщил, что за день до убийства Марианны Масри к нему приезжали два мужчины, один из которых подпадает под описание бурханкинского американского гостя, а второй русский, но очень хорошо разбирающийся в стрелковом оружии. После того, как им показали фотографию Бурханкина, он заявил, что никогда не видел его прежде, но настаивал, что второй парень прекрасно стреляет из лука и арбалета, это-то он знает наверняка. Мужчины показали ему мини-арбалет и стрелу и просили сделать точно такую же, что он и выполнил, не задавая лишних вопросов, так как заплатили ему очень хорошо.

Поскольку сегодня был произведен следственный эксперимент и было выяснено, что, планируя на дельтаплане, невозможно произвести выстрел, то следователи предполагают, что он был произведен с крыши соседского дома. Тут показали дом а-ля средневековый замок. Хозяев в тот день дома не было. Таким образом, подозрения с Бурханкина полностью сняты и сейчас ведутся поиски того самого американца и его подельника, к делу подключены специальные следственные группы. Правда, мало уверенности в том, что это убийство все же будет раскрыто, поскольку время потеряно, вначале был взят неверный след, преступникам скорее всего удалось скрыться. Видимо, один из них, то есть американец, пользовался фальшивыми документами, поскольку никакого такого человека, работающего в названной им фирме, нет.

В любом случае будет сделано все возможное, по заверению следственных органов, чтобы раскрыть это преступление. Однако следует порадоваться за тех, кто был несправедливо заподозрен в убийстве.

– Что ж, – сказал напоследок Гурьев, скалясь в объектив, – Жрец Смерти, кто бы он ни был, добился своего и на этот раз, хотя кое-кто и поговаривает, что последнее преступление и было совершено именно потому, что слишком часто муссировался слух об этом демоне, настигающем своих жертв. Как бы там ни было, это дело становится в ряду уже совершенных преступлений таинственного Жреца Смерти…

Ну и все в таком же духе. Я вздохнула с облегчением. Слава богу, Бурханкину ничего не грозит, да и американцы наши могут спокойненько ехать восвояси. Все хорошо, что хорошо кончается. Я посмотрела на мужа и улыбнулась, у него было расстроенное и озадаченное лицо. Наверное, он тоже не мог поверить во всю эту галиматью.

* * *

Да, а передачу мы все-таки не сделали. Все мое существо восставало против нее. Не хотелось делать заведомую фальшивку. Я предприняла титанические усилия, чтобы отговорить от этой идеи моих коллег. Впрочем, на следующий же день после Валеркиного репортажа мне позвонил Эд и сказал, что вечером все улетают. Я пожелала ему удачи. Получалось, что ни о каком интервью не может быть и речи. Это был мой главный аргумент в борьбе против передачи о той, кто сейчас, должно быть, уже сидит в своем доме где-нибудь на берегу моря и смотрит в глаза любимому мужчине. Хотя кто сказал, что они живут на берегу моря? Не удивилась бы, если бы конечным пунктом был выбран какой-нибудь российский город, где-нибудь, скажем, на Дальнем Востоке. А почему нет? Недавно я получила открытку с российским штемпелем, мне сообщали, что все благополучно, что Женя лечилась и, возможно, у них будет маленький, а Эд работает переводчиком… Я порадовалась за них, но иногда я все-таки думаю: а что, если убийство на самом деле произошло? Что, если меня обмануло зрение не в первый, а во второй раз, тогда, когда я смотрела в усталые глаза женщины в машине? Кто она? Ведь за большие деньги можно купить любых свидетелей. И таких, как тот дедок, сказавший милиции только половину правды, и таких, кто констатировал смерть Марианны… Так было ли все-таки убийство?..

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg